Хочешь сделать как лучше, а получается... Ужасная история! Я, частный детектив Евлампия Романова, согласилась помочь клиентке сыграть роль племянницы профессора Антонова и вляпалась в кошмарную ситуацию. Меня обвинили в убийстве! Дамочка-заказчица, конечно, хитра, однако и Лампа не лыком шита. Я и бесплатно выясню, откуда в этом деле ноги растут... Но тут, совершенно некстати, в моем доме вырубились все приборы! Теперь ни еду приготовить нельзя, ни телевизор посмотреть, ни чай вскипятить... Но в этом тоже, оказывается, виновата я. Теперь нужно сделать все возможное и невозможное, чтобы заслужить прощение разгневанных членов семьи...

Дарья Донцова

Фигура легкого эпатажа

Глава 1

Если вы хотите узнать, какое кресло в доме самое удобное, внимательно посмотрите на своего пса — он лег подремать именно в нем. А еще я подозреваю, что неизвестная личность, некогда воскликнувшая: «Не будите спящую собаку!», на самом деле никогда не проводила ночь около безмятежно сопящего мопса или пуделя, потому что тогда бы автор крылатой фразы произнес в негодовании совсем иные слова, а именно:

— Немедленно выкиньте из моей постели это существо! Ни повернуться, ни пошевелиться, ни вытянуть ноги!

Вот ведь загадка: почему даже крохотный йоркширтерьер, отбыв в страну собачьего Морфея, превращается в бетонную плиту? Столкнуть животное практически невозможно! Все, кто спит вместе со своими питомцами, сейчас меня поймут. Кстати, уж простите, если ненароком раскрываю чужие тайны, но большинство хозяев действительно делят постель со своим псом. Потому что подавляющее число четвероногих, невзирая на слабое возмущение хозяев, упорно укладываются отдыхать именно на их кровати. Не верьте людям, которые сурово говорят: «Моя чихуахуа четко знает свое место, она проводит ночь на коврике у двери».

Ой, неправда! Наверняка эта самая «чхуня» мирно дремлет в двуспальной постельке, закутавшись в пуховое одеяло, или, окончательно обнаглев, устраивается на подушке «грозного» хозяина. Просто некоторые люди отчего-то стесняются признаться, что в их доме собака или кошка — главное существо. И уж совсем невмоготу отдельным личностям сказать: хозяином в квартире является попугай или — вот ужас-то! — хомяк.

Но я лишена комплексов, поэтому честно сообщаю: вынуждена делить ложе со стадом мопсов — Муля, Феня, Капа и Ада вольготно раскидываются на кровати, заставляя меня, несчастную, принимать самые невероятные позы. Один раз Кирюшка показал мне сделанный им ночью снимок и хихикнул:

— А прикольно, Лампа, да? Может, в газету «Смеемся все» послать? Там такое любят печатать.

Сегодня, ровно в семь, услышав нудный звук будильника, я попыталась сразу сесть и откинуть одеяло. Куда там! Пуховая перинка оказалась придавлена Капой и Феней, а Муля с Адой, нагло спящие на моем животе, лишили меня возможности совершать даже самые элементарные движения. Я, поняв, что скинуть две более чем десятикилограммовые тушки не удастся, решила попросту выползти из-под мопсих, чем вызвала бурю негодования со стороны последних. Муля подняла круглую голову и сердито сказала:

— Гав!!!

Ада лишь укоризненно вздохнула, но с такой миной, что я невесть почему принялась оправдываться:

— Девочки, мне на работу…

— Гав, — раздраженно отозвалась Мульяна.

— Уффф, — вырвалось из Ады.

Феня и Капа, не открывая глаз, издали протяжный стон:

— О-о-о…

Рамик и Рейчел, кемарившие на ковре, в центре комнаты, никак не отреагировали на бубнеж мопсих. Только не следует думать, что двортерьер и стаффордшириха — это милые, интеллигентные собачки, понимающие, что их хозяйке, госпоже Евлампии Романовой, для нормального функционирования днем необходимо хорошо выспаться ночью. Просто Рамик и Рейчел не умещаются в кровати, а укладываются они в моей спальне на ночь лишь по одной причине: здесь имеется мягкий палас, остальные члены нашей семьи предпочитают голый паркет. Так что двортерьер и стаффиха на самом деле пылают горячими чувствами не к Лампе, а к куску полового покрытия из натуральных, чистошерстяных ниток.

— Хватит злиться! — зевнула я. — Увы, должна отправляться на службу. Да, да, в воскресенье, в январе, когда за окном темень, снег, пурга, метель, наводнение и затмение. — Я прекратила перечисление природных бедствий, сообразив, что с наводнением и затмением я, пожалуй, переборщила, однако для того, чтобы ощутить себя совершенно несчастной, мне хватает снегопада и отсутствия солнца. — В общем, подъем, девушки!

Пытаясь взбодриться, я поползла в ванную. Отчего мне следует топать в офис, когда все нормальные люди отдыхают от трудов праведных? Ну, тут уж надо сказать «спасибо» Вовке Костину — именно он пристроил подругу сотрудником в частное детективное агентство, которым руководит его давний знакомый Юрий Лисица. Правда, сначала я впала от этого в неописуемый восторг. Мне почудилось, что сбылась моя основная мечта — наконец-то я стала настоящим сыщиком и сумею заниматься тем делом, для которого рождена на свет.

В ночь перед первым выходом на работу я не спала, воображение рисовало огромное здание, напичканное лабораториями, и множество сотрудников, снующих по этажам. Не скрою, одновременно с радостью испытывала и страх. Придется ведь строить отношения с незнакомыми людьми, и еще не факт, что я придусь ко двору. Очень хорошо помню, какая грызня шла в симфоническом оркестре, где я, абсолютно никому не мешая, нащипывала в тоске свою арфу. Казалось бы, музыканты — талантливые люди сплошь с консерваторским образованием — просто обязаны быть интеллигентными. Ан нет! Такого мата, как за кулисами, я более нигде не слышала. А уж какие среди оркестрантов ходили сплетни, сколько желчи выливали коллеги при виде новой шубки одной из скрипачек, что за предположения высказывали «симфонические» дамы на предмет того, каким местом девица заработала себе на незатейливую нутрию! Когда-нибудь я наберусь смелости и расскажу вам о драматических событиях, предшествовавших поездкам на гастроли во Францию или Англию. Да что там капиталистические страны! Отправка в затрапезную Болгарию, которую все давно считали шестнадцатой республикой СССР, вызывала бурю эмоций в нашем коллективе. Поэтому я, наученная горьким опытом, мечтая о работе сыщика, паниковала при мысли о неизбежности встречи с новыми коллегами. По идее, они должны были сразу меня невзлюбить, потому что на последний мой день рождения Сережка и Юлечка подарили мне симпатичную шубку, а Катя и Вовка преподнесли царский подарок: абсолютно новую машину — крохотную, юркую малолитражку, которую я полюбила с первого взгляда за пучеглазость и нежно-зеленый цвет кузова.

Представьте теперь мое удивление, когда, явившись на службу, я увидела: шикарного здания у агентства нет, а есть только крохотная комнатка в многоэтажном строении, которую Лисица снимает за очень небольшие деньги. Обнаружилось, что и к коллегам по работе ключи подбирать не надо, потому что я у Юрки являюсь единственной сотрудницей. Через два дня до меня дошла еще одна истина: мой начальник — неисправимый бабник. Вернее, не так — Юрасик перманентно находится в стадии подготовки к свадьбе и даже относит с невестой заявление в ЗАГС, но потом влюбляется в другую девушку. Впрочем, о личностных особенностях Юрика я уже рассказывала [1 - Подробнее об этом читайте в книге Дарьи Донцовой «Безумная кепка Мономаха», издательство «Эксмо».].

Вот так мы теперь и работаем: я просиживаю дни напролет в конторе, ожидая заказчиков, а Юрасик пытается создать семью. Сначала было уныло, но потом мне удалось ловко распутать несколько детективных узлов, и сейчас положение изменилось. У нас даже иногда появляется пара клиентов сразу, и тогда Юрику приходится-таки, наступив на горло собственной песне, впрягаться в лямку, потому что я при всем желании не способна раздвоиться.

Один из положительных моментов в моей новой работе — я получила удостоверение. Шикарное, с гербом! Очень помогает в сыщицкой деятельности. Пару дней назад, правда, я потеряла «ксиву» и очень расстроилась. Но вскоре нашла свои «корочки». И не где-нибудь, а у себя же в сумке, в кармашке, застегнутом на «молнию».

Сейчас мой начальник улетел с очередной кандидаткой на звание «мадам Лисица» в Эмираты, греет косточки на теплом песке. Мне он тоже предложил отдохнуть, но у меня есть мечта: очень хочу перебраться жить за город. Нашей большой семье и стае собак не помешает свежий воздух. А для осуществления мечты нужны деньги, и чем их больше, тем лучше будет коттедж и просторнее участок.

Вот по какой причине я сейчас, проклиная гололед и снег, порулю в контору. В девять утра должна прийти выгодная заказчица. Вчера, уточняя время встречи, девушка нервно воскликнула:

— Заплачу вам любую сумму! Главное, помогите!

С тех пор как я стала работать у Юрасика, наш офис преобразился. Мне пришло в голову, что поговорка «По одежке встречают…» и так далее относится и к служебным помещениям. Поэтому я купила недорогие книжные стеллажи и набила их томами «Судебная медицина», «Криминалистика», «Пистолеты мира» и прочей специальной литературой. И еще: теперь у нас офис делится на зоны — в правом углу находятся два кресла, торшер и маленький столик, а в левом стоит письменный стол с компьютером и два стула. Я, честно говоря, весьма неумелый пользователь, но системный блок и монитор внушают посетителям почтение. На столешнице разложены всякие бумаги и стоят четыре телефонных аппарата. Три из них — чистая бутафория, но обилие офисной техники прибавляет фирме солидности. Кроме того, я договорилась с соседками, продавщицами из секс-шопа, находящегося рядом с нашей конторой, и если требуется произвести на потенциального клиента сногсшибательное впечатление, беру трубку, набираю их номер и нежно говорю:

— Леночка, подайте кофе.

Спустя пять минут появляется какая-нибудь из продавщиц и начинает изображать из себя мою секретаршу. Естественно, чай, кофе, печенье и конфеты я покупаю сама, а с девчонками из секс-шопа у нас договор о бартере. Скажем, если они вознамерились продать нечто дорогое, а покупатель колеблется, меня незаметно зовут в лавку, и я начинаю изображать либо девицу, страшно довольную приобретенным в этом магазинчике эротическим бельем, либо тетку, которая теперь носит на руках мужа за найденный им здесь некий прибамбас для интимных утех. В общем, все довольны — и я, и продавщицы. Взаимовыручка — великая вещь!

Войдя сегодня в свой офис, я повесила куртку в шкаф и тут же услышала звонок телефона. Не мобильного, а единственного действующего из четырех аппаратов, стоящих на письменном столе. Поднесла трубку к уху и услышала:

— Алло, это Лаура. Я договаривалась сегодня о встрече с вами…

Меня охватило горькое разочарование. Ну вот! Встала ни свет ни заря, приперлась на работу, несмотря на гололед, а клиентка сейчас сообщит: «Извините, свидание откладывается».

Впрочем, эта Лаура еще воспитанный человек, нашла время, чтобы предупредить детектива об отмене встречи. А то ведь встречались на моем сыщицком пути иные личности, которые просто не являлись к назначенному часу. Вот так придешь в контору, сидишь, ждешь клиента, а потом понимаешь, что он не придет, и становится очень неприятно. Ну неужели трудно было человеку позвонить и сказать: «Простите, планы изменились»?

Но следующие слова Лауры подняли мне настроение.

— Опоздаю примерно на час, — виноватым голосом продолжила она. — Право, мне неловко, я всегда пунктуальна, но сегодня случился форс-мажор — колесо проколола. Вас не затруднит подождать? Очень прошу, не уходите.

— Не волнуйтесь, — скрывая радость, ответила я, — никогда не назначаю встречу двум клиентам встык. Спокойно ставьте запаску, посижу, приведу в порядок бумаги. Давно намеревалась это сделать, только времени не имелось.

— Очень мило с вашей стороны! — воскликнула Лаура. — Надеюсь, мастер вот-вот прибудет!

Я повесила трубку, зевнула, а потом пошла в секс-шоп. Никаких бумаг, требующих систематизации, у меня, конечно, нет. И других заказчиков, кроме Лауры, тоже. Но служба в агентстве научила нескольким простым вещам, примитивным уловкам. Одна из них состоит в том, чтобы дать понять потенциальному клиенту: у сотрудников конторы работы невпроворот, масса людей просто мечтает воспользоваться их услугами.

Услышав мои шаги, сидевшая за прилавком Рита отложила книгу и удивленно воскликнула:

— Чего пришла? Мы тебя не звали.

— Очень мило… — улыбнулась я. — Ладно, ухожу. Вообще-то надеялась, что ты меня чайком угостишь, замерзла до дрожи…

— Ой, прости! — вскочила Рита. — Я имела в виду, что у меня клиентов нет и ты в качестве рекламы не нужна! Наш хозяин идиот! За каким чертом я тут торчу? Ну кому могут понадобиться утром в воскресенье секс-игрушки… Тебе с лимоном?

— Ага, — кивнула я. — А конфетки нет? Сладкого хочется.

— Это от недосыпа, — вздохнула Рита, — меня саму всегда по утрам ломает. Эх, выйти бы замуж за олигарха, уж я бы знала, чем заняться! Спала б целый день! А то ведь с четырнадцати лет пашу…

Продолжая тарахтеть, Рита вытащила из шкафчика две кружки, пакетики с чаем, банку, набитую рафинадом, разлила по чашкам кипяток и вдруг хихикнула:

— Слышь, Лампа, а тебе трусики не нужны? Вчера вечером привезли — красные, кружевные. Во, гляди!

Я уставилась на небольшую тряпочку, которую Рита вытащила из упаковки, и пожала плечами:

— Нет, спасибо, такие не ношу.

— Ты их пощупай, — предложила продавщица.

Мои пальцы помяли кусочек материи с завязочками.

— Странные какие, — удивилась я, — вроде резиновые.

— Это съедобные стринги, — весело объяснила Рита, — с клубничным вкусом.

— Не поняла…

Рита закатила глаза.

— Лампа, ты темень! Надеваешь трусики и устраиваешь кавалеру стриптиз, а потом белье съесть можно. Прикольно? Думаю, такой прибамбас на ура пойдет.

Я закашлялась.

— Ну… да… может, и так…

— Хочешь, подарю упаковку?

— Нет, нет, спасибо, — быстро ответила я, потом не удержалась и спросила: — А что, вкусно? Из чего они?

Рита пожала плечами:

— Хрен их знает. Думаю, мармелад жевательный. Его очень тонко раскатали, а потом сшили.

— Так растает ведь на теле! Как-никак тридцать шесть и шесть.

— Но их же не носят постоянно, всего на пару минут надевают.

— Зачем? — удивленно спросила я.

Рита заморгала:

— Боюсь, тебе не понять.

Я развела руками:

— Отстала от прогресса.

— Слушай, а давай попробуем стринги, — оживилась Рита, — вместо конфетки к чаю?

— Не хочу.

— Ну, плиз!

— Ешь сама.

— Да ты чего? Сейчас нарежу на кусочки, и будут у нас мармеладки. Они ж новые, прямо из коробочки.

— Спасибо, что не предложила откушать уже ношенное бельишко, — отбивалась я.

— Совсем ты старая стала, — вздохнула Рита.

— Кто? — возмутилась я.

— Ты!

— Я?

— Ясное дело, ты! — распахнула огромные темно-карие глаза Рита. — Мне вот все любопытно, охота новое узнать. А ты стухла, в старушку превратилась. Трухлявым перечницам новшества по фигу, сидят у телика в войлочных тапках и дудят: «В наше время разврата не было, мы работали на благо государства…» Интересно знать, своих детей они тоже на службе сделали, в обеденный перерыв? Или все же отрывались от трудовых обязанностей? Вот моя мать все уши нам с сетрой прожужжала: «Девочки, учитесь, не думайте о кавалерах, получите сначала диплом, я в ваши годы…» Ду-ду-ду, зу-зу-зу… Прям смешно! В особенности если вспомнить, что меня она, не думая ни о чем, кроме уроков, родила в шестнадцать лет!

— Это кто тухлая старушка, трухлявая перечница? — разозлилась я.

— Ты.

— Я?

— Ты, ты! Молодой все интересно. Ну, например, какие они, эти стринги, на вкус.

— Режь трусы! — приказала я. — Сейчас увидишь, что не имею никакого отношения к бабушкам.

Рита попыталась расчленить бельишко, но потерпела неудачу.

— Так кусай, — велела она.

— А ты не будешь?

— После тебя, — кивнула Рита.

Я попробовала отгрызть кусок стрингов и тоже потерпела неудачу. Материал оказался упругий и совершенно не «кусабельный».

— Запихивай в рот целиком, — приказала Рита.

Невесть по какой причине я послушалась и в ту же секунду подумала: «Так ведь и подавиться легко…» Но трусики неожиданно быстро начали таять во рту и спустя мгновение растворились без следа.

— Ну как, — с любопытством поинтересовалась Рита, — классно?

— На жвачку похоже.

— Значит, не особо?

— Ничего суперудивительного, — констатировала я, — сто раз подобное ела, леденцы, бабл-гам, мармелад…

— За что только деньги дерут! — возмутилась Рита.

— За прикол, — улыбнулась я… и вдруг начала кашлять.

— Чайку хлебни, — заботливо предложила Ритуля, — у меня после сладкого тоже всегда в горле першит.

Я схватила кружку и попыталась справиться с приступом.

— Давай-ка я форточку открою, — предложила Рита, — а то ты вся красная-красная, в пятнах…

— Да? — еле-еле выдавила из себя я.

Рита вытащила из сумки пудреницу и сунула мне под нос:

— Вот, посмотри.

Я глянула в круглое зеркальце и просипела:

— Это аллергия! Ритуська, беги скорей к нам в офис, вытащи из моей сумки таблетки — такая голубенькая коробочка. Принеси их сюда.

— Лечу! — взвизгнула продавщица. — Ой, Лампа, какая ты жуткая! Если сейчас покупатель зайдет, живо убегай, не пугай народ.

Глава 2

Через пятнадцать минут я вновь обрела способность говорить, правда, лишь хриплым басом. Кашель прошел, зато лицо и руки выглядели просто отвратительно — кожа покрылась ярко-красными пятнами. Хорошо хоть отметины не чесались…

— И что теперь делать? — в полном отчаянии воскликнула я.

— Скоро пройдет, — легкомысленно отмахнулась Рита.

— Тебе легко говорить, а ко мне минут через тридцать клиентка явится, — вздохнула я.

— Ерунда.

— Ты бы захотела иметь дело с детективом, похожим на больного чесоткой?

— Нет, — мигом ответила Рита, потом, спохватившись, добавила: — Объясни ей нормально, мол, у тебя аллергия. Кстати, на что?

— На трусы твои идиотские! Небось в них одни химикаты.

— Ой, что ты! — залебезила Ритуля. — Совершенно невозможно! Вот, глянь, на коробочке есть: «Не-аллергенно».

— Ты веришь всем надписям на упаковках и заборах? — стала сердиться я. — Лучше думай, как выйти из положения!

— Вау! — подпрыгнула Рита. — Знаю. Сиди тихо!

С быстротой молнии девушка шмыгнула под прилавок, потом вытащила флакончик и радостно сообщила:

— Сейчас все о`кей будет.

— Это что? — с подозрением поинтересовалась я.

— Тональный крем, — охотно пояснила Ритуля, — цвет «спелый абрикос». Да не дергайся, хуже не будет. Мажем?

— Давай, — тоскливо согласилась я.

— Станешь просто красоткой, — пообещала Рита. — Так, так… сюда побольше, теперь на лоб… Ну? Как?

Я снова уставилась в зеркало. В принципе, неплохо. Правда, слишком темный для моей кожи тон превратил меня в смуглянку, зато абсолютно скрыл все ярко-красные пятна. Одна беда — на фоне «цыганского» лица волосы блондинки, да еще коротко стриженные, смотрелись крайне нелепо, я походила на раскрашенную куклу.

— Наверное, лучше мне не встречаться с заказчицей, — в отчаянии вырвалось у меня. — Сейчас эта Лаура приедет, а ты выйди к ней и скажи: «Простите, пожалуйста, госпожа Романова срочно уехала по неотложному делу».

— Прекрати! — топнула Ритуля. — Отчаиваться еще рано. Айн момент!

Радостно улыбаясь, Рита повернулась к витрине, где были выставлены парики, вынула один, блестяще-черный, и сказала:

— Только не смотри в зеркало, пока не разрешу, дуракам полработы не показывают.

Я закрыла глаза. А что мне еще оставалось делать? В конце концов, Ритка права, хуже уже вряд ли станет.

— Готово! — возвестила девушка. — Ну прикол! А что, тебе идет…

С некоторым страхом я разомкнула веки и увидела перед собой незнакомую брюнетку. Хотела машинально сказать «здравствуйте», но тут же сообразила, что смотрюсь в большое зеркало, которое продавщица поставила на прилавок.

— Ой! — вырвалось из груди.

— Ну? Круто? — обрадовалась Рита.

— Ага, — пробормотала я, внимательно рассматривая себя.

Следовало признать, что результат превзошел все ожидания. Перед зеркалом сидела симпатичная брюнеточка. Волосы цвета антрацита красиво блестели в свете электрической лампы, довольно длинные пряди падали на плечи. Губы мне Рита намазала кроваво-красной помадой. Вообще-то моими цветами всегда были мягкие, пастельные, но смуглянке, в которую я превратилась из-за тонального крема, больше подходил яркий макияж. На носу темнели очки с дымчатыми стеклами, руки тоже были покрыты темным тональным кремом.

— Я все продумала! — радостно зачирикала Рита. — Пятен не видно, волосы под стать цвету кожи, глаза у тебя слезятся, поэтому и очки. Шею и руки я тоже затонировала. Вышло — супер!

— Ага, — протянула я, — но…

— Что опять не слава богу? Тебе угодить невозможно! — рявкнула Ритуля.

— Перед глазами туман какой-то.

— Да просто очки с небольшими диоптриями. Ерунда, уйдет клиентка — снимешь. А тебе зачем ее в деталях рассматривать?

— Так ведь мне не один раз с ней встречаться. Что ж, мне всякий раз для Лауры гримироваться?

— Зачем?

— Глупо получится: в воскресенье я брюнетка, а в середине недели блондинка.

Рита повертела указательным пальцем около виска.

— Ну и что? Ты ж сыщик! Ясное дело, для конспирации имидж меняешь. Хорош бухтеть, ступай в свою контору. Выглядишь суперски!

Я вздохнула и поплелась к себе. На мой вкус на «брюнетке» слишком много макияжа, но, в конце концов, избыток косметики не является преступлением.

Лаура появилась около одиннадцати.

— Простите, пожалуйста… — с порога завела она.

— Ерунда, — улыбнулась я, поражаясь своему неожиданному сходству с клиенткой.

Лаура была черноволоса, смугла, с яркой помадой на губах. Вот только очки у нее не дымчатые, а с прозрачными стеклами, зато оправа, очевидно, очень дорогая, огненно-красная и немного вызывающая, но красивая. Хороша была и куртка, подчеркивавшая стройность фигуры: красная, с капюшоном, отороченным розовым мехом.

Клиентка села в кресло по другую сторону письменного стола и решительно заявила:

— У меня деликатная проблема.

— С другими сюда не приходят, — попыталась я изобразить из себя Эркюля Пуаро.

— Совершенно экстраординарная ситуация!

— Рассказывайте, разберемся, — хриплым меццо велела я. Надеюсь, Лауру не испугал бас женщины-детектива. Это у меня после Риткиного «лакомства» сел голос. Впрочем, низкие ноты более характерны для брюнеток, а блондинки чаще звенят колокольчиком. Наверное, существует какая-то связь между цветом волос и тембром.

Женщина поставила на пол сумочку, сложила руки на коленях и завела рассказ.

Лаура оказалась настоящей цыганкой. Не надо думать, что все ромалы кочуют табором по городам и весям, воруя лошадей и гадая на базарах. Маша, мать Лауры, родилась в Москве, окончила обычную школу, поступила в музыкальное училище и стала певицей. Вот ее мама, Шурочка, детство и юность провела в таборе, умела отлично гадать, петь, плясать. В семнадцать лет Шура приехала с другими женщинами в Москву, чтобы заработать. На столичных улицах девушка познакомилась с красивым парнем по имени Иван и убежала с ним.

Ваня женился на Шуре, на свет появилась девочка Маша, совершенно непохожая на блондина-отца. Наверное, цыганские гены оказались доминантными, потому что и дочь Маши, Лаура, тоже внешне пошла в таборную родню и получила все цыганские таланты.

То, что она цыганка, Лаура не знала вплоть до поступления в училище, тоже музыкальное. Девочка вообще не интересовалась своим происхождением. Не волновала ее и личность отца. Мама ее очень спокойно объяснила дочери еще в раннем детстве:

— Замуж у меня выйти не получилось, вот и решила тебя на радость себе родить. Нам ведь хорошо вдвоем?

Лаура кивнула. Они с мамой, несмотря на полное отсутствие родственников, жили и правда хорошо. И в финансовом смысле тоже — Маша, мотаясь с концерта на концерт, имела достойный заработок.

Так вот, на вступительных экзаменах в училище один из педагогов сказал Лауре:

— Вас, безусловно, возьмут, но, на мой взгляд, голос вы имеете слабый. И у вас мало эмоций. А цыганки обычно вкладывают в пение душу.

— Цыганки? — удивилась Лаура. — Вы о ком?

Преподаватель вздохнул:

— Понимаю, кое-кто стесняется своих корней. Вы, любезная, легко сумеете обмануть окружающих, назвавшись, к примеру, испанкой, но советую тогда не петь в присутствии посторонних. В особенности при таких специалистах, как я. Господь вас не слишком, повторяю, одарил голосом, но в нем тем не менее звучит цыганский надрыв, который подделать невозможно. Впрочем, при определенном старании вы сумеете развить свои данные и станете хорошей певицей.

Лаура пришла домой и сказала маме:

— Может, мне пойти учиться на медсестру? В музыкальном училище психи работают! Один препод мне сказал, что я… цыганка. В моем голосе ему какой-то надрыв послышался!

Вот тут-то мама и сообщила дочери о бабушке Шуре.

— Но почему ты раньше ничего о своих родителях не рассказывала? — только и сумела выдавить из себя пораженная Лаура.

Маша мягко попыталась объяснить разгневанной Лауре суть.

— Я не стыжусь ни отца, ни матери, но люди злы и примитивны. Подавляющее большинство окружающих считают, что все цыгане — воры и обманщики. Только скажешь кому: «Я цыганка», мигом через левое плечо плюют и кошелек к себе изо всех сил прижимают. Мой тебе совет, лучше сообщай всем, что бабушка у тебя грузинка, армянка, скажем, молдаванка, кто угодно, но про цыган молчи.

— Глупости, — отрезала Лаура, — я не собираюсь никого обманывать!

Мама только укоризненно покачала головой:

— Осторожней, доченька!

— Может, во времена твоего детства и следовало трястись по поводу национальности, но сейчас все иначе, — упрямо заявила Лаура.

Очень скоро выяснилось, что Маша была права. Лаура, придя в первый день на занятия, гордо объявила однокурсникам:

— Я цыганка.

Ребята начали шушукаться, а на большой перемене одна из девушек подошла к Лауре и попросила:

— Погадай мне.

— Не умею, — ответила та.

— Ой, не ври! Вы, цыгане, рождаетесь с картами в руках! — безапелляционно воскликнула однокурсница.

Слова «вы, цыгане» Лаура с тех пор слышала очень часто. Например, от педагогов, упрекавших ее в лени.

— Вы, цыгане, с пеленок поете, а ты не желаешь разрабатывать голос…

— Вы, цыгане, танцуете еще в животе у матери, а ты не хочешь работать у балетного станка…

— Вы, цыгане, способны одновременно на трех гитарах играть, а ты два аккорда никак не освоишь…

К третьему курсу Лаура наконец-то распелась, и тогда характер замечаний изменился.

— Вы, цыгане, вечно опаздываете…

— Вы, цыгане, слишком шумные…

— Вы, цыгане, чересчур активные…

Куда ни кинь, всюду клин. Пока Лаура делала ошибки на занятиях по танцам и давала «петуха» в хоре, ее упрекали в несоответствии цыганским талантам, а едва она стала походить на бабушку и маму — начали обвинять в «цыганщине».

Потом случилась неприятность: у одной из преподавательниц исчез кошелек, в училище приехали люди в форме и начали с пристрастием допрашивать… Лауру. Девушка очень удивилась.

— Отчего ко мне столь пристальное внимание? — спросила она у дознавателя. — В день, когда украли деньги, я на занятия не приходила, болела, вот справка.

— Вы, цыгане, известные хитрецы, — ляпнул мент, — алиби заранее заготовила.

Лаура встала и вышла. В училище она вернулась лишь после того, как выяснилось: кошелек найден — преподавательница просто забыла его дома, оставила в другой сумке. Лауре очень не хотелось видеть однокурсников, на занятия девушка пришла лишь по одной причине: до получения диплома оставался месяц.

Обретя нужную бумагу, Лаура устроилась в… риелторское агентство и стала продавать квартиры.

— Отстань, мама, — отмахивалась она от Маши, — сцена не для меня. Есть бумажка об образовании, и ладно.

Теперь Лаура не рассказывала никому о своих корнях. А как бы вы поступили, узнав, что женщина, которой следует для совершения сделки вручить деньги и документы, цыганка? Только не говорите, что с радостью доверитесь подобной особе. Поэтому Лаура сделала гладкую прическу, прекратила носить любимые ею яркие вещи, облачалась в строгие офисные костюмы. И если в ее присутствии заходила речь о родителях, не моргнув глазом она сообщала:

— Когда-то давно, в тридцатые годы двадцатого века, в СССР из Испании привезли много детей коммунистов, чтобы спасти их от режима Франко. Я потомок одного из них, в моих жилах течет кровь идальго.

Лишь один раз Лаура нарушила данный себе запрет и рассказала правду о маме-цыганке. Сделала она это во время обеда, на который была приглашена своим женихом Яковом. Поскольку дело явно катило к свадьбе, то Лаура решила сообщить будущей свекрови правду о своем происхождении.

Уже за чаем Сара Абрамовна неожиданно спросила:

— У вас редкое имя. Отчего родители так назвали дочь?

— Мама захотела, — улыбнулась девушка. — Она в момент беременности читала книгу, и там была главная героиня Лаура, которой очень везло. Мама надеялась, что имя принесет мне удачу.

— Ну, в одном она права, — кивнула Сара Абрамовна, — вы встретили Яшеньку, следовательно, можете считаться редкостной счастливицей. Скажите, дорогая, хм, вы ведь не еврейка… Внешность на первый взгляд семитская, но только на первый взгляд… Не сочтите мой вопрос за бестактность, мы скоро станем родственниками.

— Я цыганка, — коротко ответила Лаура.

Сара Абрамовна уронила вилку, а Яков от неожиданности ляпнул:

— Ты мне этого раньше не говорила.

— Ты меня раньше об этом не спрашивал, — пожала плечами невеста.

— Попробуйте пирожки, — слишком приветливо заулыбалась Сара Абрамовна. — Изумительно получились!

Званый ужин был в субботу. В воскресенье и в понедельник Яков не звонил, а во вторник объявился и сказал:

— Мама приболела, на этой неделе нам не встретиться.

Через четырнадцать дней Лаура решила сама побеспокоить Яшу. К телефону подошла Сара Абрамовна и сухо сказала:

— Яков уехал в длительную командировку. Вы, деточка, должны понять, мой сын еще слишком молод для стабильных отношений, ему следует думать о карьере.

Это было последним ударом. С тех пор Лаура крепко зарубила себе на носу: никаких откровений о цыганских корнях. Маша оказалась права, от правды — одни неприятности.

В прошлом году Маша умерла, и Лаура с тех пор живет одна. Замуж не торопится: она очень хорошо зарабатывает, и материальной необходимости в браке нет, великая же любовь в ее жизни пока не случилась. Но от отсутствия кавалеров риелторша не страдает. В общем, Лаура вела замечательную, вполне ее устраивающую благополучную жизнь.

Но неделю назад плавное течение дней было нарушено визитом некоего господина Панкина. Лаура слегка удивилась, увидев на пороге собственной квартиры незнакомого, хорошо одетого мужчину, и воскликнула:

— Вы к кому?

— Иванова Лаура Михайловна тут проживает? — ласково осведомился дядька.

— Это я, — кивнула девушка.

— Очень рад, — еще шире заулыбался незваный гость и протянул Лауре визитку.

— «Панкин Николай Олегович, адвокат», — прочитала вслух девушка. — Простите, пока ничего не понимаю.

— Разрешите войти и объяснить суть? — спросил Панкин.

Лаура посторонилась, пропуская его.

— Пожалуйста, только в квартире не прибрано, я не ждала гостей.

— Право, ерунда, — быстро ответил юрист, вешая на крючок вызывающе дорогое пальто, подбитое натуральным мехом. — Буду краток: ваш отец, Антонов Михаил Петрович, в курсе, что Мария умерла.

— Кто? — попятилась Лаура.

— Ваш папенька.

— Как его зовут?

— Антонов Михаил Петрович, — слегка удивленно отозвался законник. — Вы не знали имени отца?

— Н-нет, — ответила девушка.

— Как же так? — изумился Панкин. — А отчество? Оно ведь у вас по отцу — Михайловна!

— Думала, мама его просто так записала, — пробормотала Лаура, — случайное.

— Нет, конечно, — потер руки Николай Олегович. — Неужели Мария не открыла вам правду?

Лаура помотала головой.

Панкин крякнул.

— Тогда придется мне. Честно говоря, я-то полагал, что вы в курсе и выполняете отцовскую просьбу. Кстати, Михаил Петрович долгие годы мучается чувством вины перед вами и решил… Ладно, давайте по порядку.

На голову оторопевшей Лауры свалилась совершенно невероятная информация. Оказывается, у Маши был роман с неким Антоновым, и в результате родилась девочка, названная Лаурой. Имя мама взяла вовсе не из книжки — Лаурой звали сестру Михаила, горячо им любимую, умершую молодой.

Антонов нежно любил Машу, но соединить с ней судьбу не мог, так как был женат и имел двоих детей: мальчика Костю и девочку Лану. К супруге Анне мужчина давно не испытывал нежных чувств, но разводиться не собирался, и на то имелись веские причины.

В свое время Миша, провинциальный мальчик, поступил учиться в московский вуз, где был немедленно взят под опеку ректором, Валерием Сергеевичем. Вечно голодного студента профессор часто зазывал к себе, кормил, поил, а когда его единственная дочь влюбилась в Антонова, со слезами на глазах благословил детей.

И что оставалось делать Мише? При виде Анны головы он не терял, но и отвращения она не вызывала. К тому же девушка являлась завидной невестой с солидным приданым: квартира, машина, дача и папа-ректор, способный пристроить зятя на хорошее место. Не следует осуждать Михаила, многим молодым и амбициозным юношам и девушкам приходится решать подобным образом проблему своего будущего. К тому же у Антонова не имелось никакой другой возлюбленной, он никого не предавал, не разбивал выгодным браком влюбленного сердца.

Сыграли свадьбу, и молодые зажили, на зависть окружающим, счастливо. Анна оказалась идеальной женой — умной, понимающей, неистеричной и нескандальной, отличной хозяйкой. Она родила Михаилу двоих детей, крепкой рукой управляла домом и никогда не ругалась с мужем. Валерий Сергеевич помог зятю защитить кандидатскую. В общем, идеальная семья. Вот только иногда по вечерам, куря на балконе дачи, Михаил думал:

«Это и есть счастье? Я не способен на сильное чувство? Или оно — выдумка поэтов и экзальтированных личностей?»

Глава 3

С красавицей Машей Михаил столкнулся в магазине. Банальная, бытовая ситуация — она уронила перчатку, он наклонился, поднял ее и подал девушке — переросла в страстный роман. Вот когда Антонов нахлебался эмоций! В отличие от ровно-спокойной, даже холодной Анны в Маше кипел вулкан страстей. За одни сутки она успевала, сначала горя от любви, обнимать любовника, потом, поругавшись с кавалером, закатить вселенский скандал и выгнать Мишу, но через мгновение спохватиться, высунуться из окна и заорать: «Немедленно вернись, иначе сейчас выпрыгну!» — и снова обнимать, целовать любимого. И опять поцапаться с ним…

Михаил жил словно на вулкане, и что удивительно: ему страшно нравился Машин характер. Может, Антонов просто устал от интеллигентности Анны, способной стать незаметной даже на собственной свадьбе? А Маша всегда оказывалась в центре внимания. Она носила модную яркую одежду и была хороша собой не по-советски: в те годы, когда женщины старательно застегивали блузки до горла и облачались в мешковатые кофты из мохера, Маша, часто катавшаяся на гастроли за границу, щеголяла в коротких юбках и обтягивающих маечках. Еще у нее всегда имелась хорошая косметика, и за девушкой постоянно тянулся шлейф аромата французских духов. В стае серых голубей, на которых походили москвички, Машенька казалась яркой колибри: веселое, беззаботное существо, занимающееся абсолютно несерьезным делом — пением и танцами.

Маша не отличалась особой рассудительностью. Поэтому, не почувствовав обычного ежемесячного женского недомогания, она, вместо того чтобы тут же нестись к гинекологу, легкомысленно подумала: «Это от нервов», — и укатила в четырехмесячные гастроли по Латинской Америке.

В советские годы большинство эстрадных артистов (впрочем, как и сейчас) зарабатывали «чёсом» — мотались с концертами по необъятным просторам СССР. Но самым сладким считался выезд за границу, потому что тогда певицам и танцорам платили долларами, суточные следовало тратить в чужой стране, что Маша и проделывала с огромной радостью, покупая себе одежду, косметику и многое другое, недоступное обычным советским женщинам. Отказываться от шикарных гастролей по Латинской Америке подобной ерунды Машенька не собиралась. Поэтому, помахав Мише рукой, она с легким сердцем улетела в Боливию.

Вернувшись в Москву, слегка обеспокоенная тошнотой и невесть откуда взявшейся слезливостью, Маша все же сходила к доктору и ахнула, услыхав диагноз:

— Вы беременны, аборт делать поздно.

Михаил, узнав о положении, в котором оказалась его любовница, растерялся и воскликнул:

— Как же так? Отчего раньше не заметила?

Маша уперла руку в бок:

— Ты не рад?

— Э… э… — забормотал слегка испуганно Антонов, только сейчас сообразивший, чем ему грозит создавшееся положение.

Слишком эмоциональная, горячая Маша способна на резкие поступки, она может заявиться к Анне, устроить жуткий скандал. В общем, Михаил испугался. А Маша, заметив в глазах возлюбленного страх, поступила странно.

— Ладно, — тихо сказала она, — постараюсь все-таки сделать аборт.

— Что ты! — замахал руками Миша. — Это опасно.

— Значит, рожать? — уточнила любовница.

— Ну… у… у… — замямлил Антонов.

— Пошел вон! — рявкнула возлюбленная и выставила кавалера на улицу.

Михаил не очень расстроился — Машенька проделывала подобное не раз. Мужчина вышел из подъезда и медленно двинулся вдоль детской площадки. Он великолепно знал, как будут развиваться события дальше. Вот сейчас девушка вылетит на балкон и закричит: «Дорогой, прости, прости!..»

Миша остановился и задрал голову вверх. Лоджия была пуста. Более того, Маша не стала вечером добиваться Антонова по телефону. Через неделю, решив задуть огонь ссоры, Миша сам позвонил любимой.

— Как дела? — бодро спросил он.

— Приезжай, — неожиданно спокойно ответила Маша.

Обрадованный Антонов тут же прибыл по знакомому адресу.

— Тебе следует принять решение, — едва он переступил порог, заявила Маша, — выбирай: либо я с ребенком, либо Анна. Пока я жила сама по себе, мне на все было плевать, но теперь положение изменилось: не хочу, чтобы моя дочь ощущала себя ненужной.

— Отчего ты решила, что появится девочка? — удивился Миша.

— Не о том думаешь! — топнула ногой Маша. — Я или Анна?

И снова Антонов растерялся. Он не был готов к подобному разговору, не предполагал, что любовница столь жестко поведет себя. В голове Миши мигом забурлили мысли. Анна спокойная, рассудительная, с ней надежно и уютно. Кроме того, в семье устоявшийся быт, имеется хорошая квартира, дача, везде сделан ремонт, куплена новая мебель, есть машина, в общем, основные денежные вливания совершены, теперь можно жить спокойно. Дети подрастают, особых хлопот с ними нет. А что ждет Мишу в случае ухода к Маше? Конечно, приятно, попарившись в баньке, броситься в ледяную воду, но это удовольствие хорошо раз в неделю. Ежедневно жить в обнимку с… землетрясением, мягко говоря, обременительно. К тому же остро встанет финансовый вопрос: Анне придется платить алименты на сына и дочь. У Маши небольшая квартирка, втроем в ней будет тесно, летом придется снимать дачу. Ясное дело, Анна не пригласит к себе на фазенду бывшего мужа и его новую жену. И машину, купленную на подаренную тестем сумму, придется оставить первой семье. Антонов вновь превратится в нищего парня безо всякой поддержки и особых перспектив…

Только Миша додумал до этого момента, как Маша крепко толкнула его в грудь. От неожиданности, чтобы устоять на ногах, Антонов сделал шаг назад, за порог, дверь в квартиру с треском захлопнулась прямо перед его носом. Михаил начал звонить, потом стучать кулаком в дверь, но Маша не отвечала.

В конце концов мужчина рассердился.

— Не хочешь — не надо! — крикнул он и ушел.

Лишь дома ему в голову пришла мысль, заставившая похолодеть. Что, если Маша заявится к Анне и устроит «разбор полетов»?

Несколько месяцев Михаил вздрагивал от любого шума, доносившегося с лестничной клетки, но Маша не давала о себе знать, и мало-помалу Антонов успокоился. Он малодушно решил, что певица, проявив благоразумие, сделала аборт и вычеркнула его из своей жизни.

Спустя три года после описанных событий Миша, почти забывший Машу, получил приказ от начальства сводить на концерт прибывшего из Сибири гостя фирмы.

— Развлеки его по полной программе, — велел директор, — он нам нужен. Сначала пусть песни послушает, потом в ресторан его отведи.

Антонов кивнул, взял билеты и отвез провинциала в Концертный зал. Второе отделение открывала Маша. Она слегка пополнела, но выглядела потрясающе.

— Экий персик, — причмокнул губами провинциал, — красотка первый сорт. Эй, ты куда?

— В туалет, — шепнул Миша, — живот прихватило.

Использовав все свое обаяние и приложив к нему некую сумму, Антонов проник в гримерку к бывшей любовнице. Та встретила Михаила равнодушно.

— Зачем пришел?

— Просто так, — слегка растерялся Миша, — посмотреть на тебя.

— Посмотрел? — прищурилась Маша. — Теперь вали отсюда в…

Сообщить адрес, по которому следовало отправиться бывшему возлюбленному, певица не успела. Дверь распахнулась, появилась пожилая женщина с девочкой на руках.

— Очень уж Лаура плачет, — тихо сказала нянька, — к вам просится!

Маша слегка покраснела, но потом сказала:

— Ладно, Нина Ивановна, оставьте девочку и идите.

Антонов во все глаза уставился на малышку, Маша обняла дочь и поправила огромный бант, украшавший волосы ребенка.

— Это моя дочь! — воскликнул Миша.

— Да пошел ты… — буркнула Маша. — Лаура только моя. Три года с тобой не виделась, и еще бы сто лет не встречаться.

В общем, разговора не получилось. Миша ушел, но с тех пор его стала терзать совесть. Сын Костя и дочка Лана оказались очень похожи на Анну — светловолосые, белокожие, с прозрачно-голубыми глазами. Дети, рожденные в законном браке, обрели и материнский ровно-холодный характер. А Лаура показалась Мише похожей на него. Антонов был смуглый брюнет, и малышка даже в столь раннем возрасте имела роскошные смоляные кудри, глубокого тона карие глаза. Можно было посчитать Лауру копией цыганки Маши, но Михаил мигом решил: девочка — его копия.

Промаявшись пару недель, Антонов приехал к Маше и заявил:

— Ты не имеешь права лишать меня общения с дочерью.

Маша скривилась:

— Она Иванова, а не Антонова.

— Но ведь Михайловна! И названа в честь моей сестры!

— Просто так записала отчество, — пожала плечами певица, — а имя нравилось давно.

— Не будь жестокой! — взмолился Миша.

— Ладно, — кивнула Маша, — переезжай к нам.

— Но у меня есть семья! — воскликнул Миша.

— Приходящий папа нам не нужен! — рявкнула певица. И повторила давние слова: — Выбирай: либо я, либо она.

— Послушай, — попытался урезонить гордячку Антонов, — девочке нужен отец…

— Либо я, либо Анна!

— Буду помогать материально.

— Отлично, можешь платить алименты Анне, — усмехнулась Маша.

— Я не могу развестись с женой. Пойми, у нас дети!

— Не знала, что Лаура котенок, — оборвала Михаила бывшая возлюбленная.

Разговор зашел в тупик и закончился гневным заявлением певицы:

— Тебя сюда никто не звал, пошел вон!

Антонов удалился и попытался забыть Машу с Лаурой.

Шли годы, Михаил Петрович разбогател, стал успешным бизнесменом, а вот Маша совершенно исчезла с подмостков. Пару раз Антонов хотел пойти на концерт с ее участием, велел своей секретарше купить билеты, но девушка не сумела выполнить задание босса. В конце концов Михаил Петрович выяснил: Маша катается по провинции, дает концерты в крохотных клубах, для Москвы она больше не представляет интереса, столица любит молодых.

Антонов честно пытался выкинуть из головы мысли о певице и дочке, но нет-нет да в голове возникал неприятный вопрос. Может, он сделал неправильный вывод? Вдруг, решись тогда Антонов порвать с Анной, он был бы теперь более счастлив?

Если честно, Костя и Лана не очень радовали отца. Нет, они были хорошими детьми, но какими-то апатичными, никогда не бросались на шею папы с поцелуями. Да и Анна с каждым прожитым днем становилась все более и более равнодушной к мужу. Михаил сам себе напоминал жеребца, который после тяжелой работы понуро бредет в привычное теплое стойло, получает качественный корм и встает копытами на свежую подстилку. На условия жизни вроде бы грех жаловаться, но, вот парадокс, порой появляется зависть к тому, кого то целуют, то бьют. Хотя, наверное, к Мише просто подобрался кризис среднего возраста, поэтому и лезут в голову мысли о страдающих четвероногих, которые на самом деле, вероятно, абсолютно счастливы при виде полной кормушки.

Успокаивая себя, Миша жил в привычном ритме, но плавное течение событий было вдруг прервано. Бизнесмену позвонила женщина и сказала:

— Вас беспокоит Митина Олеся Петровна, лечащий врач Ивановой Марии. Она скончалась и просила передать вам письмо.

— Кто умер? — подскочил Антонов.

— Иванова Мария, — повторила доктор.

— Не может быть!

— Увы, — тихо подтвердила Олеся Петровна. — Так заберете послание? Маша сказала: «Если он не захочет приехать, сожги бумагу».

— Я уже в пути! — крикнул Михаил и кинулся к двери.

Первое и последнее письмо от своей единственной любовницы Михаил читал, скрючившись на скамейке в больничном парке.

«Михаил! Если ты держишь в руках этот листок, значит, я умерла. Перед смертью принято прощать, поэтому я больше не обижаюсь на тебя. Я простила тебе твое малодушие, трусость и жадность. Мне даже жаль тебя, прожившего всю жизнь словно в спячке. Ты не заметил большой любви, которую послал тебе Господь, отмахнулся от нее, променял чувства на разумное спокойствие, покрылся мхом. Ты живой, но мертвый, а я умерла, но живая. Впрочем, думаю, для тебя это слишком сложные размышления. Теперь о деле. Михаил, я не доставляла тебе никаких неприятностей. Думаешь, не знала твой домашний телефон и адрес? Боже, какая наивность! Отчего я, человек горячий и страстный, не переколотила окна в твоей квартире, не выцарапала Аньке глаза и не выдрала у нее космы? Боюсь, тебе снова будет трудно понять меня, но попытаюсь объяснить.

Михаил, я любила тебя всю жизнь и очень хорошо понимала: от выбитых стекол мне бы лучше не стало. Вполне вероятно, что, узнав о моем существовании, Аня выгнала бы тебя вон и ты пришел бы ко мне. Но ничего хорошего из подобной ситуации получиться не могло. Поэтому я решила спрятаться в тени. Не скрою, очень надеялась, что ты оценишь мой поступок, поймешь его мотивы, полюбишь глупую Машу, переедешь к ней, плюнешь на деньги, квартиру, дачу, машину и выберешь любовь. Но, увы, ты оказался не орлом, а трусливым пингвином. Не мне осуждать тебя, любовь к Мише Антонову ушла, остались лишь грусть и сожаление о твоей эмоциональной тупости. На свет часто рождаются люди без музыкального слуха, но еще чаще без умения любить. Ты один из них, поэтому сейчас я обращаюсь не к твоему сердцу, а к разуму.

Михаил, в создании новой жизни участвуют два человека, и оба они потом несут равную ответственность за ребенка. У нас вышел перекос, вся тяжесть воспитания Лауры легла на мои плечи. Да, ты пару раз предлагал помощь, но я не принимала ее из гордости. И сейчас бы не обеспокоила тебя, но ведь я умерла. Лаура осталась одна в целом мире. У моей дочки, теперь уже взрослой, из родственников имеется лишь отец. Поэтому уже из гроба я требую от тебя: а) помогать дочери материально, ты ведь не платил ни копейки алиментов и теперь должен много денег; б) помочь девочке выйти замуж за достойного человека; в) сообщить своей жене и детям о существовании Лауры; г) с лихвой возместить ей недополученное от тебя в детстве внимание. О любви я тут не пишу, ты ведь не знаешь, что это за зверь такой, любовь.

Я не о милостыне прошу. Я требую то, что мне положено по закону. Если в течение полугода после моей смерти Лаура не окажется на правах законной дочери в твоем шикарном доме, я начну мстить. Каким образом может навредить умершая, от которой осталась лишь горстка пепла? О, милый, ты и не догадываешься, в какую ненависть способна трансформироваться всепоглощающая любовь, на что способна обиженная женщина. Я оставила кое-кому необходимые распоряжения. Побоишься признать Лауру, струсишь, как обычно, не пожелаешь поднять тело пингвина с теплого дивана, лишишься всего: Анны, двух ее деток и покоя. Лучше тебе меня послушать, иначе беды не оберешься. Все эти годы я имела замечательное хобби: собирала данные о тебе и твоей распрекрасной женушке. Где они? О, это секрет, который взорвется бомбой, если предашь Лауру.

Это все, что я хотела сказать. Прощай, Михаил, и помни: твое счастье зависит лишь от тебя. Маша».

Лаура замолчала и глянула на меня.

— Как вам история?

Я пожала плечами.

— Разное случается, у каждой семьи имеется свой скелет в шкафу. Извините, но пока не понимаю, зачем я вам понадобилась. Вы подозреваете, что ваша мать умерла не своей смертью?

— У нее был рак, — грустно ответила Лаура. — К сожалению, диагноз поставили поздно, опухоль стала неоперабельной. В маминой кончине нет ничего загадочного.

— Тогда в чем дело?

Лаура глубоко вздохнула:

— Похоже, отец и впрямь трусоват. Сам прийти побоялся, прислал адвоката. С предложением. Папочка не отказывается признать меня, более того, он готов помогать незаконной дочери материально и объявить жене, что у него имеется еще один ребенок. Но… не сразу.

— А как? — фыркнула я. — По частям? В понедельник сказать: «Анна!», во вторник добавить: «Я имею», в среду продолжить: «незаконнорожденную дочь»?

Лаура усмехнулась.

— Примерно так. Папенька приглашает меня приехать к нему в дом и прикинуться племянницей.

— Кем? — удивилась я.

Лаура хмыкнула.

— Помните, я говорила, что у отца была когда-то сестра и что мама дала мне имя в ее честь. Так вот Михаил Петрович предлагает мне назваться ее дочерью. Целый сценарий написал. Дескать, после смерти Лауры ее муж увез дочку, то есть меня маленькую, во Владивосток. Там он женился снова и не сообщил дочке, кто ее настоящая мать. Я всю жизнь не знала правды, но на днях родитель умер, успев перед смертью сообщить истину. И вот теперь я приехала погостить у дяди.

— Ну… немного глупо, но может сойти за правду, если слегка откорректировать детали, — протянула я. — А зачем нужен такой странный ход?

— Анна больна, — пояснила Лаура, — у нее шалит сердце, любой стресс ей опасен. Поэтому Михаил Петрович рассудил так: он не хочет доставлять жене страдания, но и бросить незаконнорожденную дочь считает подлым. Денег у Антонова много, хватит на всех и еще останется. Я под видом племянницы должна войти в дом, постараться понравиться Анне, подружиться с Костей и Ланой. Некоторое время, но Антонов полагает, что недолгое, придется ломать комедию, а потом он купит мне все: просторную квартиру, бизнес, выдаст замуж за хорошего человека. В общем, и волки будут сыты, и овцы целы: сам он соблюдет тайну, Анна не узнает об адюльтере, а Маша сможет спать спокойно — ее девочка будет устроена.

Лаура замолчала, потом горько добавила:

— Мама была права: он трус. Только я не такая гордая, как она. Конечно, я вполне самостоятельна, прилично зарабатываю. Но квартиру хорошую мне самой не купить, новую иномарку тоже, о загородном доме и брильянтах можно лишь мечтать, а вокруг одни «обмылки» тусуются, на нормальных мужиков мало похожи. Антонов введет меня в круг иных людей, богатых и знаменитых. И потом, он будет благодарен дочери за участие в спектакле, станет испытывать определенное неудобство и по этой причине шире откроет кошелек. Так что мне надо соглашаться на роль племянницы, нечего из себя, как мама, гордячку корчить. Мне нужны деньги, и чем больше, тем лучше. Ну как?

Я аккуратно выстроила телефонные аппараты в ровную линию и обтекаемо ответила:

— Что ж, каждый кузнец своего счастья.

— Вот! — обрадованно воскликнула Лаура. — Значит, вы согласны. Осталось обсудить детали.

Глава 4

Я вздрогнула.

— На что согласна?

— Вы же готовы мне помочь!

— В чем?

Лаура вскинула брови, потом вдруг громко засмеялась.

— Ну не дура ли я, самое главное не сказала! Поедете вместо меня к Антонову.

— Я?!

— Вы, вы, — закивала Лаура.

— Что-то никак не пойму… — покачала я головой. — Не доходит до меня, чем заниматься-то надо? Где тут преступление, которое вы хотите расследовать? Кого убили?

Лаура быстро перекрестилась:

— Господь с вами! Все живы.

— Четко изложите дело! — рявкнула я. — Без экивоков!

Лаура потерла пальцами виски.

— Значит, так! Я хочу денег, хорошую квартиру, машину, богатого мужа. Это ясно?

— Более чем.

— Самой мне столько не заработать и супруга соответствующего не найти.

— Дальше.

— Но Антонов может устроить счастье дочери…

— Уже слышала.

— …если соглашусь притвориться племянницей и понравлюсь его домашним. Михаил боится нервировать Анну, но та разрешит помочь ближайшей родственнице…

— Угу, — кивнула я, — вы это рассказывали, незачем повторяться.

— Племянница должна прийтись по вкусу жене Антонова, иначе Анна может запротестовать и запретит мужу тратить средства на невесть откуда взявшуюся девицу.

— Кто у них в доме хозяин? Кто деньги приносит?

— Капитал заработал Антонов, — терпеливо растолковывала ситуацию Лаура, — но довольно долгое время он жил за счет тестя. И вообще, не хочет семейного скандала. Ситуация с племянницей — компромисс. Понятно?

— В принципе, да.

— Есть одно «но»! — с жаром воскликнула посетительница.

— Какое?

— Я!

— Вы? — удивилась я.

Клиентка дернула плечом.

— Характер у меня не отцовский, похоже, в этом смысле я пошла в цыганскую родню. Вообще-то я спокойная и стараюсь держать себя в руках, но иногда, в самый неподходящий момент, из меня вылезает прапрадедушка Яков. Мама рассказывала, что он трех жен убил — темнело у мужика от ярости в глазах, неуправляемым делался, стопроцентно бешеным. И со мной подобное происходит. В школе меня учителя побаивались, я пару раз на них с кулаками кидалась. Представляете, поставили по математике за контрольную «два» несправедливо — училке показалось, что списываю, она выхватила тетрадь с парты и накорябала там «неуд». Ну меня и понесло… Страх вспомнить! Класс под парты попрятался. Мама потом еле-еле дело замяла. И еще пара подобных ситуаций в моей жизни произошла, когда прямо-таки голову у меня срывало. Но это не самое плохое!

— Да?

Лаура немного помолчала, а потом продолжила:

— Понимаю вашу иронию. Но уж дослушайте. Еще во мне порой просыпается и бабушка Шура, непроходимая, дремучая идиотка. Вот где беда! Начинаю пороть чушь, глупо хихикаю, корчу рожи. И ведь умом понимаю: надо остановиться, а не могу! Еще я подчас демонстрирую мамину бескрайнюю гордыню, способна завестись от неосторожно брошенного кем-то вполне обычного, но мне показавшегося обидным слова. Язык впереди ума бежит. А ведь у меня еще и руки имеются — я дерусь, как кошка! И как полагаете, сумею я понравиться новой родне? Скажет Анна что-то неприятное или, допустим, Лана, никогда не виденная сестричка, физиономию в мою сторону скроит, мигом развернусь и влеплю ей по морде. Думаете, славно получится?

— Нет, — вздохнула я.

— Верно, — кивнула Лаура. — Выгонят племяшку вон, к чему им такая радость, и я безо всего останусь. Вот и придумала отличный выход из положения.

— И какой же? — осторожно поинтересовалась я.

Лаура заулыбалась:

— Вы вместо меня к Антонову в дом поедете. Поживете на всем готовом, понравитесь Анне с детками. Вам-то они люди чужие, раздражать не будут.

— Вы с ума сошли! — подскочила я.

— Вовсе нет.

— Вам следует обратиться к какой-нибудь актрисе.

— Да уж пробовала, — отмахнулась Лаура. — С тремя беседовала и не договорилась.

Мне стало интересно.

— Почему?

Клиентка вынула из сумочки сигареты.

— Никак не брошу, — пожаловалась она, — держусь, держусь, а потом бац — и снова закурю.

— А ты не носи с собой пачку, — отчего-то фамильярно сказала я.

— Толку-то… — пожала плечами Лаура. — Если мне чего захотелось, так все! Умру, но достану необходимое. А с актрисами что получилось… Они в один голос твердили: «Хорошо, согласны, только нам сценарий нужен. Давайте роль, выучим и в добрый путь». А как я им слова напишу, если там сплошная импровизация потребуется? Нет, здесь нужна умная, ловкая, талантливая, не теряющаяся ни при каких обстоятельствах женщина. Такая, как ты.

Не скрою, мне было приятно слышать объективную оценку своих способностей.

— Теперь о гонораре, — подытожила Лаура.

— Я еще не дала согласия на участие в комедии!

   — А я еще не изложила, что ты получишь в случае успеха, — слегка покраснев, воскликнула Лаура. — Вот смотри.

Мои глаза уперлись в фотографию. Несмотря на стекла с диоптриями, мне стало ясно: снимок запечатлел изумительное место — большая, квадратная поляна, по краю которой стеной стоял смешанный лес.

— Мама довольно давно купила участок, — пояснила Лаура, — расположен он в старом дачном местечке под названьем Птичье. Там всякие знаменитости живут, начну перечислять, закачаешься от имен…

Я, затаив дыхание, слушала клиентку.

— Птичье — большое, и не вся его территория считается элитной. Мама приобрела сотки в самом отдаленном углу, на границе с лесом. От станции сюда и за час не дойти, надо ехать на машине. Дорога узкая, неосвещенная, разбитая, но, преодолев трудности, в конце концов оказываешься вознагражден, выруливаешь к небольшим домикам (их всего-то семь штук), стоящим в изумительно спокойном месте. Там вообще-то все готово под застройку, — добавила Лаура, — есть и коммуникации. Просто у мамы денег не было, чтобы строительство затевать. Сейчас цена на землю быстро растет, получишь лакомый кусочек.

Я вздрогнула.

— Предлагаешь в качестве гонорара участок?

— Ага, — кивнула Лаура. — Постараешься, сумеешь очаровать Анну и ее деток-конфеток — получишь землю, переоформлю ее на тебя.

Я молча смотрела на фото. Тот, кто решил возводить дом, очень хорошо знает: найти подходящее место под застройку крайне сложно. Подмосковье большое, а выбор для будущего земле — и коттеджевладельца ограничен. А для нашего семейства в особенности.

Начнем с того, что мы хотим перебраться за город на постоянное место жительства, следовательно, всякие «Лебеди», «Сказки», «Земляничные поляны», расположенные дальше чем за сорок километров от Московской кольцевой автодороги, отпадают. Во-вторых, нас много, и у каждого свой прибабах. Юлечка мечтает жить в сосновом лесу, Сережка в березовом, Вовке хочется иметь поблизости речку, Кирюша не отказался бы летом бегать на футбольное поле, а зимой на каток, Катюша не мыслит фазенды без цветов, а я намереваюсь просто сидеть на террасе, дышать свежим воздухом и смотреть на весело играющих во дворе собак. Исполнить все желания очень трудно. Один раз, правда, нам попалось отличное место, с уже готовым домом, но закончилась та история совсем не радостно [2 - См. книгу Дарьи Донцовой «Принцесса на Кириешках», издательство «Эксмо».].

— Маме крупно повезло, — продолжала тем временем Лаура, — место восхитительное. Сосна вперемежку с березами, а если пройти чуть влево, выйдешь к реке, там, говорят, рыбы полно. Справа, правда, любители устроили футбольное поле, но до участка крики спортсменов не долетают. Зимой мяч никто не гоняет, там заливают каток, но народу немного, поэтому шуму никакого. Очень удобный участок: с одной стороны солнечный, там можно цветник разбить, с другой тень, а упирается надел в лесное хозяйство, деревья никто рубить не разрешит, поэтому свежий воздух и тишина обеспечены.

Я, как завороженная, продолжала смотреть на фото. Надо же, какое замечательное место. Воображение тут же развернуло картинку…

Теплый июньский день, на веранде уютного кирпичного дома в кресле-качалке с книгой в руке мирно сидит госпожа Романова. Рядом столик, на котором стоит чашечка с замечательно заваренным цейлонским чаем и коробка шоколадных конфет. Чуть поодаль, на раскладушке, мирно похрапывают мопсы. Из сада слышен громкий лай — Рейчел и Рамик устроили игру в догонялки.

— Эй, потише! — летит над садом голос, это пытается остановить расшалившихся собак Катюша. — Цветы помнете, не бегайте по клумбам!

Я поднимаю глаза от книги и вижу Костина, который с удочкой на плече идет в сторону кухни, в руках у Вовки ведро, полное рыбы. По дорожке, стуча футбольным мячом, бежит Кирюша, со второго этажа доносятся веселые голоса: к Лизе приехали в гости подружки. А в воздухе витает запах жареного мяса — это Сережка на заднем дворе затеял шашлык. Я счастливо вздыхаю, и в ту же секунду меня обнимает Юлечка.

— Ах, Лампа, — говорит она, — это все ты! Заработала такой замечательный участок…

— Вот еще пятьсот баксов, — долетел до меня голос Лауры.

Я вздрогнула, видение исчезло.

— Эй, — окликнула меня клиентка, — ты чего? Сидишь, словно замороженная, в одну точку уставилась. Про пять сотен слышала?

— Хватит участка, — сказала я. — Да и его слишком много, мои услуги столько не стоят.

Лаура тяжело вздохнула.

— У меня наличных денег не особо много, строить дачу не буду никогда, земля просто пропадает. Если сумеешь понравиться Антоновым, я такие дивиденды получу, что по сравнению с ними сотки в Птичьем — сущая ерунда. Естественно, составим договор дарения — поедем в нотариальную контору и все честь по чести оформим. А пока суд да дело, возьми пятьсот баксов на расходы.

— Боюсь, мне будет трудно тебя изобразить, — попыталась трезво оценить ситуацию я.

— Почему? Мы очень похожи внешне, — радостно воскликнула Лаура, — цвет волос, кожи. У тебя, наверное, в роду молдаване были?

Я хотела сказать, что у меня в роду имелась аллергия, но по непонятной причине промолчала.

— Тебе даже гримироваться не придется, — радостно тараторила Лаура.

— Внешняя схожесть — полдела, — попыталась я спустить клиентку с небес на землю. — У каждого человека есть некие индивидуальные особенности: манера разговаривать, походка. Михаил моментально заметит подмену.

Лаура покачала головой.

— Каким местом ты меня слушала? Антонов видел меня один раз в жизни, мельком, когда я была крошкой. Откуда ему знать о моих особенностях? Не идиотничай, лучше соглашайся. За ерунду участок получишь! Дело пустяковое: недельку-другую в доме потолкаешься, всем по сердцу придешься, и до свидания. Главное, улыбайся им и сюсюкай. Ну? Согласна? Если нет, пойду по другому адресу.

— Ладно! — воскликнула я. — А когда начинать?

— Завтра! — ажиотированно сообщила Лаура. — Ровно в восемь утра в аэропорту Домодедово у справочного бюро племяшку будет ждать шофер Антонова.

— Какое странное место для встречи, — удивилась я. — Зачем в подобную рань, да еще в аэропорту? До него два часа ехать.

Лаура прищурилась.

— Похоже, у тебя не слишком хорошая память! Забыла, что являешься племянницей Антонова, живущей во Владивостоке? Так, еще раз повторим. Михаил вовсе не собирается потом со мной поддерживать отношения, он хочет лишь избежать скандала, поэтому решил отстегнуть дочке бабки и пристроить замуж. Насколько я поняла, Анна имеет доступ ко всем счетам, поэтому незаметно взять большую сумму папочка не сможет, следовательно, надо понравиться его супруге и отпрыскам, чтобы они не протестовали, когда папочка отщипнет от миллионов крохи родственнице. Теперь давай решим формальности и обговорим детали. Держи.

— Это что?

— Неужели не понятно? — раздраженно воскликнула Лаура. — Коробка конфет!

Я покосилась на клиентку. Похоже, у нее и впрямь излишне вспыльчивый характер, если, услыхав простой вопрос, она начинает вскипать. Ну, сморозила собеседница глупость, зачем же злиться… А Лаура вон уже начинает краснеть, хорошо хоть, она умеет трезво посмотреть на себя со стороны. Да уж, столь вспыльчивой девушке и впрямь лучше отправить к незнакомым родственникам подставное лицо.

— Имела в виду другое: зачем мне конфеты? — улыбнулась я.

Лаура медленно побледнела.

— Это сувенир из Владивостока, конфеты из дробленых орехов и меда, называются «Метеорит». Мне их недавно приятель привез, и очень кстати. Смотри, на коробке написано «Владивосток». Скажешь, что привезла из дома презент, для достоверности. Здорово я придумала?

Спустя некоторое время я, страшно довольная собой, притормозила свою крошку-машину около большого торгового центра, сбегала в обменник, превратила полученные от Лауры пятьсот долларов в рубли и направилась в магазины. Через две недели Новый год, следует купить всем подарки.

Не знаю, как вы, а я не слишком люблю длительные праздники. Нет, обожаю елку, запах хвои и мандаринов, разноцветные гирлянды — все это напоминает детство. Я совсем не прочь тридцать первого декабря выпить пару бокалов шампанского и упасть в кресло перед телевизором. Сейчас модно ругать праздничные программы, но я их благодарный зритель, мне нравится все: Киркоров в костюме зайчика, Фриске в роли ведьмы, Пугачева в качестве ведущей концерта, Глюкоза на санках с доберманом, Моисеев с подтанцовками, Галкин с шутками… Я готова в сто семьдесят пятый раз смотреть фильмы «Чародеи» и «Ирония судьбы», прихожу в экстаз от новой развлекательной программы в канун праздника. Но после конца декабря наступает начало января, и приходится мыть посуду, пылесосить полы и приводить в порядок комнаты. Впрочем, первое января еще тоже ничего день, есть в нем определенная прелесть. Просыпаешься к обеду, садишься вся взлохмаченная в кресло, ставишь на колени миску с салатом «оливье» и начинаешь быстро доедать остатки, тупо уставившись все в тот же телевизор. Но вот второе января уже значительно хуже.

А теперь мы имеем длительные рождественские каникулы. Очень хорошо помню, как некий высокопоставленный чиновник, комментируя решение депутатов о введении десятидневного отдыха, с восторгом восклицал: «Наконец-то у народа будет возможность провести побольше времени с семьей. Можно поехать куда угодно — в Эмираты, Египет, Испанию, на Канары… Ну а те, кто решил остаться дома, встанут на коньки и лыжи, сядут на санки, снегокаты, одним словом, займутся спортом, что очень хорошо для здоровья…»

Помнится, меня очень посмешило сие радостное заявление. Чиновник забыл сказать, где людям взять денег на зарубежные путешествия. Что же касается лыж, коньков, санок и всяких там экзотических снегокатов, то никто из наших знакомых ни к чему подобному не приближается. В основном народ сидит дома, пьет и ест, постоянно хлопая дверцей холодильника, и результат данного, простите за выражение, отдыха не слишком утешителен для поправки здоровья. Десятого января на улицах столицы появляется множество опухших личностей, в чьих глазах застыло изумление, а с губ готовы сорваться вопросы: «Где я? Какой сегодня день, месяц, год? Как меня зовут? Что делал последнюю неделю?»

Нет, зимние каникулы нам явно вредны, лучше уж отдыхать на майские праздники, с лопатой и граблями в руках, на грядках собственных участков.

В последние годы появилась еще одна проблема: подарки. Тот, кто сейчас, после моих последних слов, удивленно воскликнет: «Экая задача! Да в магазинах чего только нет, нынче не советские времена!» — на самом деле не понимает суть данной проблемы.

Раньше-то как раз было намного проще. При тотальной пустоте на прилавках за подарок сходило все: баллончик болгарского дезодоранта, коробка с немецким мылом, китайское махровое полотенце, заварочный чайник, красные пластмассовые крючки для кухни, пачки любого импортного стирального порошка, комплект постельного белья, эмалированные кастрюли, чугунные сковородки, губки для мытья посуды… Последние, кстати, рачительные хозяйки тщательно берегли, в обычные дни они терли тарелки и чашки куском старого чулка или связанным из «сеточек», в которых продавалась картошка, лоскутком, а замечательно яркую губочку выкладывали лишь перед приходом гостей, так сказать, для дизайна. Все советские хозяйки знали: если пришла к подруге на день рождения и, вознамерившись помочь, надумала помыть посуду, то не смей трогать губку! Она испачкается, а где людям вторую взять? Правило соблюдалось свято. Впрочем, встречались отдельные особи, для которых не существовали никакие законы. Очень хорошо помню, как ко мне заявилась одноклассница Вика Самохина. Попив чаю, она ничтоже сумняшеся схватила заветный кухонный прибамбас и мигом пустила его в дело. Мне потом крупно влетело от мамы за испорченную, потерявшую девственную желтизну губку. И вот интересно: с Викой я общаюсь до сих пор, вернее, мы перезваниваемся, поздравляем друг друга со всякими праздниками. Самохина не сделала мне ничего плохого, наоборот, пару раз давала денег в долг и постоянно повторяет: «Я всегда к твоим услугам». Но стоит мне услышать в трубке ее торопливое: «Привет, надеюсь, все в порядке», — как мигом оживают воспоминания о той губке и тут же помимо воли портится настроение.

Глава 5

Разглядывая витрины, я медленно шла мимо магазинчиков. В голове крутился вопрос: что дарить на Новый год?

Нет, раньше в самом деле было лучше. Вручила бы Юлечке банку с индийским чаем или растворимым кофе и услышала бы бурные изъявления восторга. А попробуй я сейчас сунуть под елку продукты… Да меня просто высмеют! Коробка конфет из остродефицитного предмета роскоши трансформировалась в более чем обычную вещь, преподнести шоколад теперь считается не комильфо. Нет, ассорти возьмут и даже попытаются изобразить радость, но на самом деле подумают: «Лампа просто не захотела терять время. Вместо того чтобы поискать оригинальный сувенир, влетела в супермаркет и схватила дежурную коробку».

Даже два года тому назад я не испытывала подобных мучений. Мы тогда не сговариваясь одарили друг друга бытовой техникой. Вовка притащил огромный телевизор в гостиную, я купила по маленькому телику Кирюшке и Лизавете, Юлечке эпилятор, Сережке электробритву… И в прошлом году проблема подарков не стояла еще остро, во всяком случае, с Кирюшей и Лизой — они получили по ноутбуку.

Но что, что, что, ЧТО дарить сейчас? У нас в каждой комнате торчит по телевизору с видеопроигрывателем, холодильник есть, причем не один, СВЧ-печь тоже в наличии, как и электродуховка с грилем, мясорубка, тостер, блинница, вафельница, яйцеварка, ломтерезка… Все это мы либо в порыве временного безумия купили сами, либо получили в качестве презента от приятелей. Даже кофеварка на полке маячит!

Кстати, лично я составила список вещей, которые ни в коем случае нельзя никому дарить. Первым номером в нем, пусть это не покажется вам странным, идут духи и одеколоны, потому что очень трудно выбрать тот аромат, который придется по вкусу другому человеку. Затем табу на всякие мыло, шампуни и пены для ванны. Я же не хочу никому намекнуть: «Тебе пора помыться». Еще хуже преподнести женщине, так сказать, бальзаковского возраста супер-пупер крем от морщин. Хоть он и является дорогой штукой, но тоже выглядит обидно, дескать, пора, пора уже на пластическую операцию, старая калоша… Отвратительна, на мой взгляд, и мягкая игрушка. Еще ничего, если она маленькая — у нас на шкафу сидят в ряд пять свиней, восемь совершенно одинаковых зайцев и три тигра. Как вы, наверное, догадываетесь, «зоопарк» пополняли приятели в год соответствующего животного. Но это еще, повторяю, ничего, в конце концов, плюшевые зверушки есть не просят, только собирают пыль, и бог бы с ними. Но полная «засада» получить здоровущего велюрового монстра, занимающего полкомнаты. Согласитесь, пудовый фиолетовый слон не обрадует обитателя крохотной малометражки.

Так что преподнести домашним?

Уже почти заработав мигрень от напряженной мыслительной деятельности, я вступила в какой-то магазин и тупо уставилась на застекленную витрину.

— Могу я вам чем-нибудь помочь? — вежливо спросила молоденькая продавщица с бейджиком «Алиса» на фирменном костюмчике.

— Навряд ли, — помотала я головой.

— И все же… — не отстала Алиса, — скажите, чего вы хотите?

— Понятия не имею.

— Это как?

— Да вот… подарки на Новый год.

— Понимаю, — сочувственно закивала девушка, — сама в подобном положении. Ой, люди такие странные встречаются! Представляете, моей сестре ее парень преподнес на день рождения… ножеточку!

— Зачем она ей? — хихикнула я.

Алиса склонила голову набок.

— Папа тоже отличился. В прошлом году на Новый год, только куранты пробили, он маме сверток протянул… Вам в жизни не угадать, что там лежало!

— Утюг? — предположила я. — Просто отвратительная манера у некоторых мужчин дарить женщине вещи для ведения домашнего хозяйства.

Алиса засмеялась.

— Не утюг — кастрюля! А в ней семь трусов, да к тому же таких жутких… ситцевых, в горошек!

— Прикольно, — кивнула я.

— Хуже всего бабушки, — пригорюнилась Алиса. — Их у меня две штуки. Одна всегда притаскивает пластмассовые тазики, хорошо хоть небольшие.

— Почему? — заинтересовалась я.

Алиса пожала плечами.

— Кто ж ответит? Принесет очередной экземпляр и улыбается: «Держи, внучка, собирай приданое, выйдешь замуж, мне спасибо скажешь!» Каждый раз беру идиотский подарок и представляю картину: перебираюсь к мужу в квартиру, а за мной грузовик, набитый этими тазиками! Вторая бабка еще круче: она ночнушки презентует, ко всем праздникам. Восьмое марта, Пасха, Новый год, Рождество, ей все равно! Только сорочку дарит. С рюшами, из ситца, на три размера больше, чем надо.

— Отличная идея, — засмеялась я.

— Супер, — кивнула Алиса. — Но вы еще про теток моих не знаете. Одна вручает маленькое махровое полотенце, обязательно почему-то голубое, или наборчик из трех вафельных салфеток, у меня ими все антресоли завалены. А вторая специализируется на постельном белье отечественного производства, небось на рынке с машины берет. Одно не могу понять: отчего она всегда лишь пододеяльники приносит? Хоть бы разок простыню или наволочку приволокла.

— Да уж, — вздохнула я.

— А хуже всего, когда твои же подарки назад возвращаются, — усмехнулась Алиса. — Преподнесла я двоюродной сестре косметичку, а она мне ее через год презентовала. Дядьке копилку купила, а на Восьмое марта гляжу, он ее назад волочет. Да еще с такой помпой вручил: «Держи, племянница, вещь непростая, очень дорогая, я ее специально для тебя из Италии привез, все деньги отложенные истратил!» Может, и поверила бы, что глиняная свинья дорого стоит, если бы самолично ее за сто рубликов в подземном переходе не купила!

— Не могу сказать, что в нашей семье ситуация складывается столь же трагичным образом, — протянула я, — но случается разное. Всю голову сейчас сломала — что дарить? Хочется нечто либо очень полезное, либо оригинальное.

— Ну, насчет полезного могу помочь, — оживилась Алиса. — Дети в семье есть?

— Двое.

— Маленькие?

— Школьники-подростки.

— Во, — ткнула продавщица пальцем в витрину, — шикарная вещь. Только-только выложила. Блокатор электроники.

— Что? — удивленно спросила я. — А зачем?

Алиса уперла руки в бока.

— Ну как же… Дети теперь жутко непослушные пошли. Не то что мы, родителями забитые! По своей младшей сестре сужу. Велит мать: «Садись уроки делать, выключи компьютер», — а она — ноль эмоций. Мамахен дочурку с воплем от монитора оторвет, за учебники посадит и на работу утопает, а наша двоечница снова к клавиатуре бросается, никто ей не указ, мать не боится. Я, например, если к телику подходить не разрешали, живенько свои столбики решала. У вас небось та же проблема?

— Лиза с Кирюшей хорошие ребята, — пояснила я, — но, конечно, не всегда слушаются. Спать их просто невозможно уложить, по сто раз в комнату заглядываю и ною: «Завтра рано вставать, пора на боковую». Но нет! Сидят у мониторов до двух, до трех, а утром их растолкать невозможно.

— Вот! — подпрыгнула Алиса. — Тогда блокатор как раз для вас! Сделайте себе, любимой, презент. Я маме один подарила, до сих пор не нарадуется. Смотрите, все очень просто.

Алиса вытащила из витрины серый прямоугольник, похожий на пульт от телевизора или видеомагнитофона.

— Работает на батарейках, — пустилась она в объяснения. — Если хотите, чтобы непослушные детки легли спать, подходите к их комнате и тихонечко нажимаете на красную кнопочку — крекс-фекс-пекс, комп умер.

— Навсегда? — насторожилась я.

— Ой, нет, конечно! — засмеялась Алиса. — Заработает, лишь только включите зеленую кнопку. Так вот, активизируйте блокатор, ребятишки по клавишам постучат, позлятся и спать пойдут. Главное, им про пульт не рассказывайте. Станут они удивляться, почему каждый день в десять ноль-ноль, скажем, компьютер умирает, наврите что-нибудь. Моя мама Ленке сказку наплела, дескать, около нашего дома торговый центр строят, там по ночам работа идет, большинство электричества забирается, на лампочки хватает, на компьютер — нет. Пока верит.

— Давайте, — кивнула я, — полезная штука, сегодня же опробую.

— Батарейки в комплекте, — захлопотала Алиса. — Главное, не расколитесь, никому ни гу-гу про блокатор.

— Ясное дело.

— А насчет сувенира, — болтала девушка, выписывая чек, — вон там поглядите.

— Где?

— За колоннами отдел есть, приколами торгуют. Может, подберете по вкусу, — сообщила Алиса.

Поблагодарив заботливую продавщицу, я оплатила блокатор, засунула его поглубже в сумочку и пошла к полкам, уставленным сувенирами. Небольшой домик, перевязанный красной лентой, внизу сделанная белым цветом надпись: «Дарю пока такую дачу, куплю настоящую, если схвачу удачу»; собака из керамики с табличкой на шее «Welcome»; фарфоровая кукла, облаченная в кружевное платьице… Ничего подходящего. Хотя… Взгляд снова переместился на «дачу».

— Девушка! — позвала я продавщицу.

Та немедленно подошла.

— А без надписи особняка нет?

— Нет. Правда, они разные.

— Какие? Покажите, — с нетерпением потребовала я.

Через десять минут, страшно довольная собой, я покидала торговый центр. В сумочке, кроме блокатора, покоился крошечный «особняк» темно-коричневого цвета с ярко-зеленой крышей. Его украшала надпись: «Хочешь жить со мной в этом доме, скорей пакуй чемоданы». Я подарю домашним общий презент, но какой! Положу под елку фотографию участка вкупе с правом на землю и поставлю сверху домик. Вот сюрприз-то будет! Всех переплюну своим «сувенирчиком». Осталась лишь самая малость — суметь понравиться госпоже Антоновой, ее детям Косте и Лане, ну и самому «дядюшке» Михаилу Петровичу. Думаю, легко справлюсь с задачей. Я достаточно образованна, и хоть иностранными языками не владею, но читала много литературы, могу поддержать разговор на любую тему.

Еще спасибо маме, которая научила дочь пользоваться многочисленными столовыми приборами. Я знаю, как выглядит нож для рыбы, и никогда не спутаю его с ножиком для мяса; мне хорошо известно, что вода с плавающим кусочком лимона, которую подают в конце званого обеда, предназначена для ополаскивания кончиков пальцев, а не для питья, мне не придет в голову лезть в сахарницу своей чайной ложкой. Я вполне способна рассказать пару приличных анекдотов. Ну, допустим, такой. Идут по дороге две блохи, он и она, очень усталые, с неба хлещет дождь… Блошка внезапно говорит: «Милый, я так устала, просто до смерти». Блох обнимает жену и восклицает: «Не расстраивайся, любимая. Разбогатеем, собаку купим». По-моему, смешно и мило. А еще, если в особняке Антоновых найдется пианино, сумею сыграть немудреную пьеску. Конечно, меня учили на арфистку, но кое-как стучать по клавишам тоже могу. Главное, что я умею обращаться с инструментом, а это, согласитесь, плюс. Так что почему бы Антоновым не полюбить столь милую племянницу?

Осторожно открыв дверь квартиры, я шмыгнула в ванную, сняла очки, парик и смыла толстый слой тонального крема. Слава богу, обсыпавшие лицо и руки после дегустации мармеладных трусиков пятна исчезли.

— Эй, Лампудель, — принялся стучать в дверь Кирюшка, — открой!

— Сейчас, — откликнулась я, пряча парик в карман халата, — минуточку.

Удивительное дело, стоит мне заскочить в ванную, и пожалуйста, тут же всем надо умыться, принять душ, почистить зубы…

— Лампуша, — ныл Кирик, — поторопись.

Я распахнула дверь и со вздохом напомнила:

— Надеюсь, помнишь, что у нас не совмещенный санузел? Туалет абсолютно свободен.

— Он мне не нужен, — бойко возразил Кирик, — тебя жду. Лично.

— Случилась какая-нибудь беда? — напряглась я.

— Во, подпиши, а то забуду!

— Что это? — удивилась я, беря в руки клочок белой бумаги.

— В школе дали, — весело ответил школьник, — велели ознакомить родителей, получить их визу и сдать классной, иначе на занятия не пустят. Мама на дежурстве, тебе принес, читай.

Я стала изучать текст, напечатанный на обрывке.

«Довожу до вашего сведения решение педсовета. Если ваш ребенок станет продавать в школьном здании и на прилегающей к нему территории в радиусе ста метров оружие, наркотики, алкоголь или табачные изделия, он будет отстранен от 5 (пяти) тренировок по плаванию. Директор А.Г. Молов».

Внизу чернела поставленная карандашом галочка и была приписана шариковой ручкой очень мелкими буквами фраза: «Родителям ставить подпись здесь, в противном случае директор ее не засчитает».

Сначала я попыталась справиться со здоровым недоумением. На мой взгляд, ребенок вообще не должен заниматься никакой противозаконной деятельностью, но А.Г. Молов считает, что, отойдя на расстояние в сто один метр от школы, подросток уже может открывать торговлю героином, водкой и автоматами Калашникова. Отчего он не запретил детям никогда не приближаться к бутылкам, сигаретам, шприцам и пистолетам? По какой причине ограничился лишь школьным зданием и стометровой санитарной зоной? И потом, хорошее наказание за наркоторговлю — отстранение на пять занятий от плавания!

На мой взгляд, настоящий педагог, даже выйдя с работы, остается учителем. Этот Молов просто…

— Идиот, — пожал плечами Кирюша.

Он, что ли, мысли мои подслушал? Или я последнюю фразу вслух произнесла?

— Александр Григорьевич кретин, — продолжил свои комментарии мальчик.

— Кирюша! — попыталась я заняться воспитанием мальчика. — Так говорить некрасиво.

— Ладно, — охотно пошел на попятный школьник, — он дурак.

— Неприлично ругать взрослых!

Кирик хмыкнул и ткнул пальцем в Мулю:

— Это мопсиха?

— Ну да, — кивнула я, недоумевая, куда он клонит.

— Я обидел Мульяну?

— Нет, конечно. Почему спрашиваешь?

— Обозвал ее мопсом.

— Ты ее не обзывал, а назвал. Мопс — он и есть мопс.

— Ага, — закивал Кирюша, — а дурак есть дурак. Я не ругал Александра Григорьевича, просто констатировал давно всем известные факты: Муля — мопсиха, а Молов — идиот. Причем такой, что на конкурсе кретинов непременно займет второе место!

— Почему второе? — растерянно спросила я, ставя подпись на листке.

Кирик издал странный, похожий на хрюканье звук.

— Потому что его придурковатость такова, что первое он не получит.

Выпалив последнюю фразу, Кирюшка, подпрыгивая, убежал, а я, пребывая в некоей растерянности, повесила полотенце на крючок.

Ясное дело, директор Молов — больной на всю голову. Он пришел в школу полгода тому назад и моментально начал выпускать нелепые приказы. Например, запрещающий девочкам носить черные колготки. По мнению Александра Григорьевича, это не политкорректно, темные ноги способны оскорбить чувства африканцев. Сколько их в нашей школе? Да ни одного! Но данный факт не смутил Молова. И что, мне следует теперь сказать Кирюше: твой педагог дурак? Это невозможно. Но Александр Григорьевич в самом деле идиот. Следует ли лицемерить и поднимать авторитет дебила? Вот в чем вопрос!

Так и не найдя на него достойного ответа, я отправилась в свою комнату и была остановлена возгласом Лизы:

— Лампуша, можешь зайти?

— С удовольствием, — сказала я, входя к девочке. — Как дела?

— Меня назначили ответственной за рождественский вечер, — гордо похвасталась Лиза. — Директор так и сказал: «Романова — правильная кандидатура».

— Поздравляю. А что входит в твои обязанности?

— Написать объявление, составить меню… — начала загибать пальцы Лиза. — Вечер лишь для десятиклассников, малышню типа девятиклашек не пустят. Выпивку нельзя. Ну так: лимонад, сыр, колбаса, конфеты… Надо посчитать, сколько все стоит, потом понять, какую сумму каждый должен внести. Офигеть! А еще концерт, дискотека, Дед Мороз, Снегурочка…

— Да, работы невпроворот, — согласилась я.

— Ты мне поможешь? — заморгала Лиза.

— Чем же?

— Составь объявление.

— Легко. Давай продиктую, а ты сразу напечатаешь.

— Супер, — кивнула девочка, — говори.

— Значит, так. Сначала поставь дату, на которую назначен ваш праздник. Теперь поехали: «…состоится рождественский вечер! Все на елку! В программе концерт, дискотека, вкусный чай и хоровод с Дедом Морозом и Снегурочкой».

— Спасибо, — кивнула Лизавета.

— Не за что. Теперь выключай ноутбук и ложись.

— Еще полуночи нет, — возмутилась девочка.

— Завтра в школу!

— Я не засну так рано.

— Не спорь.

— Нет, — уперлась Лиза.

Я нащупала в кармане блокатор и сказала:

— Ладно, сиди, а мне пора в кроватку.

— Эй, ты чего придумала? — с подозрением спросила Лиза. — Уходишь, не настаиваешь на своем…

— Зачем? — с фальшивой грустью воскликнула я. — Взрослый человек, такой, как ты, должен сам следить за своим режимом.

Глава 6

Оказавшись у себя в комнате, я разобрала кровать, завела будильник на пять утра и вытащила из коробочки блокатор. Надо же, и правда выглядит словно пульт от телевизора, только с тремя кнопками — красной, желтой и зеленой. Я перевернула пустую упаковку и потрясла ее, но никакой инструкции внутри не оказалось, на мои колени лишь выпал маленький кусочек из непонятного материала, коричневый квадратик, размером с ноготь большого пальца, весь испещренный линиями. Мопсиха Ада моментально кинулась к нему с явным желанием слопать.

— Фу, — прошипела я на нее.

Затем я взяла ненужный, невесть зачем оказавшийся в коробочке обломок, бросила его назад в пустую тару, осторожно вышла из своей комнаты, очень тихо добралась до кухни, смяла картонный футляр, сунула его в помойное ведро, потом на цыпочках прокралась в коридор и встала в холле. Наша квартира соединена из двух, поэтому она имеет не совсем обычный вид. Там, где ранее имелась стена, разделявшая апартаменты, теперь образовалось пустое пространство, которое мы используем в качестве библиотеки. Если встать посередине не предусмотренной архитекторами жилой площади, то можно увидеть двери почти всех комнат и кухни.

Замерев в нужной точке, я прислушалась. Так и есть, из комнат Кирюши и Лизаветы доносятся характерные звуки, похожие на «ку-ку». Это работает программа ай-си-кью, в просторечье «аська».

Вот какие противные, не хорошие, вредные дети! Ну что ж, сами виноваты. Не хотели слушаться старших и вести себя нормально? Получи, фашист, гранату!

Палец мой нажал на красную кнопку. «Ку-ку» мгновенно стихли. Стараясь не производить шума, я в два прыжка добралась до своей спальни и забилась под одеяло.

Из холла послышались громкие голоса.

— Лизк, у меня комп умер.

— Мой тоже гавкнулся.

— Чё случилось?

— Электричество есть.

— А чего ж они сломались?

— Не знаю.

— Замолчите! — крикнул Сережка. — Ночь на дворе, спать давно пора!

Школьники перешли на шепот, потом дверь в мою комнату приоткрылась.

— Лампа, — прошипела Лиза.

— М-м-м, — попыталась я изобразить сонную тетерю.

— Спишь?

— М-м-м.

— Не знаешь, отчего у нас компы ёкнулись?

— Рядом новую ветку подземки ведут, — бормотнула я, — работают по ночам, потому что от аппаратуры метростроевцев в округе электронику глючит, во всех офисах компьютеры отключаются.

— Во, блин, — топнул Кирик. — И долго они тут ковыряться будут?

— Понятия не имею, — зевнула я. — Извините, совсем сплю.

Ровно в восемь утра я подошла к справочному бюро аэропорта и огляделась. Как ни странно, но вокруг было много народа. Ну, и кто из присутствующих встречает любимую племянницу Михаила Петровича? Женщина с двумя детьми явно ни при чем, дедушка, обвешанный сумками, и три школьницы, весело обсуждающие какую-то животрепещущую для них тему, тоже. Остались лишь два кандидата: парень в мятых джинсах, нервно крутящий головой в разные стороны, и мужчина при полном параде, в идеально вычищенной черной куртке, наглаженных брюках и блестящих ботинках. Он навалился на закрытый газетный киоск и мирно дремал. Дядька явно никого не ждал, это был, скорее всего, несчастный, улетавший ни свет ни заря в командировку.

Решив, что взволнованный юноша более подходит на роль посланца раскаявшегося папаши, я подошла к нему и вежливо сказала:

— Здравствуйте.

— Чего надо? — вскинулся парнишка.

— Вы не меня высматриваете? Я к Антонову.

Молодой человек кашлянул, потом ехидно заявил:

— Я жду бабку, будущую тещу. Ты Мотькина Любовь Семеновна шестидесяти двух лет от роду?

— Конечно, нет, — улыбнулась я.

— Тогда до свиданья, — повернулся ко мне спиной юноша.

Я в недоумении начала топтаться на месте. Стрелки часов сначала показали четверть девятого, потом половину… Недоумение переросло в полную растерянность. Может, я спутала аэропорты?

— Михаил Петрович, — послышался сбоку баритон, — никто пока не подходил, я уже целый час с места не двигаюсь.

Я быстро повернула голову: мужчина в черной куртке разговаривал по мобильному телефону.

— Понял, до десяти стою!

— Вы не меня ждете? — осведомилась я, когда дядька сунул трубку в карман. — Разрешите представиться: Лаура Михайловна Иванова.

— Во цирк! — выпучил глаза мужчина. — Чего до сих пор молчала? Могла раньше подойти.

— Мне не описали встречающего, — попыталась оправдаться я.

— Как это? — завозмущался мужчина. — При мне хозяин по телефону объяснял, мол, у справки Сережа будет, наш шофер, высокий, красивый…

Слегка рассердившись на Лауру, которая забыла донести до исполнительницы роли племянницы столь ценную информацию, я навесила на лицо самую сладкую улыбку и пропела:

— Ой, вот как глупо получилось… Извините, пожалуйста…

С водителем тоже необходимо наладить хорошие отношения. Прислуга, в особенности та, что служит в доме много лет, очень часто имеет влияние на хозяина. А еще многие люди назидательно повторяют: «Любишь меня, люби и мою собачку». Конечно, Сережа не болонка, но он не должен на меня злиться.

— Где багаж? — хмуро поинтересовался водитель.

— Здесь, — быстро продемонстрировала я средних размеров спортивную сумку.

— Это все?

— Да.

— Ну-ну… — покачал головой шофер, в его голосе явно читалось неодобрение.

— Понимаете, люблю путешествовать налегке, — стала оправдываться я.

— Пошли к машине, — перебил меня Сергей, — а то за стоянку дорого платить. Ладно бы свои отдавал, а то хозяйские…

Высказавшись таким странным образом, он широким шагом двинулся вперед. Я поспешила за мужчиной, волоча сумку.

Очутившись в автомобиле, я сделала попытку наладить контакт с водителем и воскликнула:

— Какая шикарная иномарка!

— Обычная, — буркнул Сергей.

— Никогда в такой не ездила!

— Угу.

— Не скажете название?

— Чего?

— Машинки.

— «БМВ».

— Ой, суперская! А блестящая какая…

— Если на мойку регулярно ездить, то любая дрянь красивой станет, — мрачно констатировал Сергей и увеличил громкость радиоприемника.

Поняв всю бесплодность попыток втянуть угрюмого дядьку в разговор, я замолчала и стала разглядывать через тонированное стекло улицу.

Сыто урча, джип мчался по Москве, изредка откуда-то из его нутра раздавалось недовольное кряканье — Сергей на пару секунд включал сирену. От мерного покачивания меня потянуло в сон, я начала зевать, а потом внезапно задремала.

— Лаурочка… — кто-то потряс меня за плечо. — Ой, как крепко спит, устала бедняжка.

— С чего ей притомиться? — ответил ворчливый голос. — Сидела королевой.

— Замолчи, Сергей.

— А я что? Просто сказал, — вновь заскрипел противный баритон. — Сил лишаются от работы, а не от безделья.

Мои глаза распахнулись, взгляд уперся в круглощекого мужчину.

— Лаурочка, — протянул он руку, — я дядя Миша. Ступай, Сергей, в дом, вели завтрак подавать, девочка проголодалась.

Водитель повернулся и пошагал к крыльцу, его спина выражала явное неудовольствие. Антонов наклонился и зашептал:

— Ты вылитая мама! Волосы, глаза, цвет кожи, улыбка… Похожа до дрожи! Машенька тоже любила красную помаду. Спасибо, что согласилась прикинуться племянницей.

— Это дочь должна быть благодарна отцу за участие в своей судьбе, — потупилась я.

Антонов закашлялся, потом осторожно произнес:

— Анна и дети ничего не знают про Машу. Сейчас пока не время для откровений, но в моей жизни скоро произойдут перемены…

— Не волнуйтесь, — улыбнулась я, — племянница не будет назойлива.

— Извини, но иначе не сумею тебе помочь, мне пока не хочется шума.

— Понимаю.

— Аня в курсе всех денежных дел и…

Я положила руку на плечо Антонова.

— Дядя, вы мне ничего не должны. Я согласилась приехать не из-за денег, мне вполне хватает того, что я зарабатываю. Просто хотелось посмотреть на вас, обнять.

— Деточка! — воскликнул Михаил Петрович, помогая выбраться из машины. — Ты получишь все, чего была лишена. Мне просто претят скандалы. Пошли скорей затракать.

Дом оказался огромным. Я попыталась сосредоточиться, чтобы запомнить путь в столовую, но затем бросила дурацкое занятие. Прихожая, коридор, холл, нечто типа библиотеки, коридор, оранжерея, холл, коридор, круглый зал, коридор… Да уж. Надеюсь, мне выдадут план местности, иначе придется утащить на кухне литровую банку, набитую фасолью, и вести себя, словно Мальчик с пальчик.

— Входи, входи, — громко возвестил хозяин, вталкивая меня в комнату, обставленную помпезной белой мебелью с позолотой, — садись, станем знакомиться.

Через пять минут церемония представления завершилась, присутствующие начали пить кофе. Я украдкой разглядывала членов семьи Антонова. Их оказалось больше, чем говорила Лаура.

Во главе стола сидела Анна, безукоризненно одетая и тщательно причесанная женщина неопределенных лет. По фигуре ей можно было дать тридцать, по лицу — пятьдесят. Слева от матери расположился Костя, рядом с ним скромно опустив глаза вниз, сидела его жена, чудовищно толстая особа по имени Кира. По правую руку от Анны вертелась на стуле девочка, по виду первоклассница, все называли ее Китти. Следующие места занимала Лана, как две капли воды похожая на маму, и Галина, хрупкая блондинка (я так и не поняла, кем она является). Михаил Петрович устроился в полукресле напротив супруги. Анна подняла от тарелки круглые голубые глаза и начала допрос:

— Значит, вы живете во Владивостоке?

— Да, да, — старательно заулыбалась я. — Кстати, вот небольшой сувенир, коробочка наших конфет. Это фирменные, владивостокские, называются «Метеорит», сделаны из орехов с медом. Попробуйте, очень вкусно.

Анна хмыкнула, Костя кашлянул, Лана и Галина переглянулись, а маленькая Китти тоненьким голоском спросила:

— Ма, мне их можно?

— Нет, деточка, — спокойно ответила Кира, — аллергия начнется.

Мне стало не по себе.

— Девочке нельзя орехи? Ой, простите!

— Откуда бы вам знать, — фыркнула Лана. — Хотя следует отметить, что своим сувенирчиком вы попали точно в цель: у мамы полное неприятие именно орехов и меда, мне и Косте аллергия на эти полезные продукты перешла по наследству, Китти тоже.

— А я не употребляю мед, — подхватила Галина. — Кстати, и прислуга к коробке не притронется: у Аси от орехов кашель, Мару обсыпает прыщами от шоколада, а шофер Сергей питается по какой-то своей схеме.

— Дети, дети! — укоризненно воскликнула Анна. — Лаура не в курсе, она хотела нас угостить.

— А вышел облом, — засмеялась Лана, — никому не полакомиться.

— Почему? — подал голос Михаил Петрович. — Лично я ничего не имею против «Метеорита». Дайте-ка шоколадку… О-о-о, вкусно!

Я с благодарностью глянула на Антонова, который с видимым удовольствием уплетал сладкое. Ладно, потом скажу Лауре все, что про нее думаю. Начать свой визит в дом с вручения лакомства, на основные ингредиенты которого почти у всех членов семьи аллергия, — это очень здорово, меня сразу тут начнут обожать и носить на руках.

— Красивый город Владивосток? — решила перевести беседу на иную тему Анна.

— Очень! — воскликнула я.

— Никогда там не бывала, — протянула жена Антонова.

«И слава богу», — чуть было не сказала я, но вовремя прикусила язык.

— Наверное, устали в дороге, — продолжала Анна.

— Нет, даже выспалась, — я старательно изображала из себя совершенно не избалованную женщину.

— А сколько часов лететь? — неожиданно бесцеремонно влезла в разговор взрослых Китти.

— Двадцать, — не подумавши брякнула я.

Галина отложила вилку.

— Это на каком виде транспорта? На воронах?

— Ха-ха-ха… — решив подольститься к девице, засмеялась я. — Нет, конечно, на самолете.

— «Боинг» до Владика всего за девять часов долетает, — безо всякой улыбки продолжила Галя.

Я опустила чашку с удивительно вкусным кофе.

— Конечно, вы абсолютно правы. Хотя по маршруту Владивосток — Москва и назад курсируют лайнеры не только американского производства, но и российские машины, а они летают медленнее. Просто я сейчас посчитала все время, потраченное на дорогу. На самом деле я обитаю в некотором удалении от Владивостока, в местечке Пионерское.

Спокойно произнеся фразу, я снова взялась за бодрящий напиток. Ну-ка, пусть Галина попробует уличить гостью во лжи. Да, я допустила промах со временем, сморозила глупость про двадцать часов, но ловко выкрутилась. Во-первых, Галя наверняка никогда не бывала на Дальнем Востоке, во-вторых, населенных пунктов с бодрым названием Пионерское на территории бывшего СССР просто тучи, в-третьих, пусть противная девица попытается поспорить с заявлением про неторопливость «тушек» и «Илов».

Ощущая себя победительницей, я продолжала наслаждаться «арабикой».

— Пионерское? — радостно воскликнула Галя. — Милый городок! У вас там завод по переработке крабов. Я летаю туда от своей фирмы по три раза в месяц. А вы на какой улице живете?

Я поперхнулась сладким кофе. Но нельзя же кашлять безостановочно, пришлось в конце концов выдавить из себя:

— На проспекте Ленина.

— Где? — изумилась Галина. — Там подобной магистрали нет.

— Есть, — ответила я, приходя в себя, — вы просто не в курсе.

— Ошибаетесь, — противно улыбнулась Галочка, — Пионерское знаю как свои пять пальцев, там всего ничего улиц, и проспект Ленина среди них отсутствует.

— Как все командированные, вы наверняка гуляете лишь по центральной части населенного пункта, — не сдавалась я. — А если сесть у здания городской администрации на автобус и доехать до конечной, то там и обнаружится проспект Ленина. Он новый, только-только строится.

Галина вытаращила глаза.

— С ума сойти! Какой автобус? Пионерское — большая деревня. Там тридцать домов.

— Ошибаетесь, — улыбнулась я, — это в центре, а за горой еще другие здания есть, но туда лишь местных пускают, рядом граница, отсюда и пропуска всякие.

Повисла тишина. Чтобы мои слова показались еще более убедительными, я решила использовать только что полученную от противной Галины информацию и добавила:

— Завод по переработке крабов стоит на одном краю, а я проживаю в противоположном конце.

— И вы, конечно, не раз видели предприятие? — прищурилась Галя.

— Конечно, — ласково улыбнулась я.

— Нравится оно вам?

— Как может нравиться или не нравиться фабрика? — отбила я мяч. — Просто чисто фунциональное место.

— Ну… местные недовольны, цеха старые, разваливаются.

— Да, — быстро согласилась я, — ремонт нужен.

— В особенности в клубе! — кивнула Галя. — И в магазине. Вы ж небось тоже туда за рыбой бегаете.

Я перевела дух. Слава богу, вьедливая бабенка выпустила меня из своих когтей, сейчас просто поддержу беседу.

— Ясное дело, там весь город отоваривается.

Галина радостно улыбнулась.

— Очень здорово! Завод в Пионерском не имеет цехов, это корабль, который качается в порту, никакого клуба и магазина при нем нет. Так откуда вы? Из какого города?

У меня перехватило дыхание. Михаил Петрович решил прийти на помощь племяннице:

— Галя, в чем дело? Ты ведешь себя более чем странно.

— Она не из Пионерского! — взвизгнула девица. — Уж я-то поселок знаю!

И тут меня осенило.

— Пионерское? Вы неправильно расслышали, мой дом в Пионерске. Пионерское и Пионерск — два совершенно разных населенных пункта. Ясно?

Галя заморгала, а Антонов отрезал большой кусок паштета и, намазывая его на ломоть хлеба, пробормотал:

— Галина, ты на работу не собираешься?

— Да, — спохватилась зловредная блондинка, — пора одеваться.

Потом она повернулась ко мне:

— Вы надолго приехали? Сколько гостить думаете?

— Галя! — воскликнул Михаил Петрович. — Это уже совсем неприлично! Лаура только вошла в дом…

— Что вы, — заулыбалась я, — вполне резонный вопрос! Я рассчитывала пробыть здесь дней десять, пятнадцать, но если надоем, уеду раньше. Не хочу вас обременять.

— Вечерком еще поболтаем, — прищурив глаза, сообщила Галя. — Я отлично окрестности Владика знаю.

С этими словами она выскочила из-за стола и была такова.

Михаил Петрович съел еще пару конфет из коробки, схватил со стола бокал, сделал пару больших глотков, поморщился и сказал:

— Лаура, не обращай внимания, Галя порой ведет себя отвратительно.

— Ася говорит, что все приживалки такие, — тоненьким голоском сообщила Китти. — Они очень других претендентов на роль любимчиков боятся, ведь если новенькие понравятся, тогда старых объедал вон выставят.

— Китти! — возмутилась Анна. — Не стоит повторять чужие глупости. И потом, ты, наверное, неправильно поняла Асю.

— Она вчера укладывала меня спать, — пропищала девочка, — подоткнула одеяло и велела: «Спи, дорогая, не зови меня. Хочу как следует отдохнуть, потому что завтра тут покой закончится. Еще одна претендентка на пирог Михаила Петровича явится, а Галина не захочет делиться, она, как все приживалы, конкурентов опасается, вдруг эта Лаурка барину по сердцу придется, и нашу красу гадкую вон вытурят». Дедушка, а когда ты пирог печь станешь? Мне кусочек дашь? И почему раньше ничего не готовил? У тебя вкусные кулебяки получаются!

Лана резко засмеялась. Красный от гнева Михаил Петрович накинулся на толстуху, преспокойно евшую творог со сметаной.

— Кира! Почему нянька ведет с ребенком непозволительные беседы?

— Я разберусь, — спокойно ответила невестка.

— Выгони ее немедленно! — кипел хозяин дома. — И объясни Китти, что в присутствии взрослых следует проглотить язык.

— Не могу, — пожала плечами Кира.

— Что? — взвился Антонов.

— Выгнать не могу, — меланхолично пояснила невестка. — Деньги прислуге Анна Валерьевна платит, ей и рассчитывать Асю.

— Костя! — заорал Михаил Петрович.

— Да, папа? — откликнулся сын.

— Прими меры!

— Не стоит обременять мальчика, — каменным тоном произнесла Анна. — И Асю лучше оставить.

— Сказано: нахалку вон! — стукнул кулаком по столу Антонов.

— Дорогой, — ровным тоном возразила ему жена, — наем новой прислуги — очень тяжелая задача.

— Обратитесь в агентство! — заорал Антонов. Схватил бокал, на этот раз с лимонадом, и снова завопил: — Фу, ну и сладкая гадость! Кто у нас такую покупает, а?

— Папа, — абсолютно безо всяких эмоций сообщил Костя, — ты взял бокал Китти, это она пьет ситро. Твоя минералка слева.

— Вон, вон, вон! — начал наливаться бордовым цветом Антонов.

— Если сейчас выгоним Асю, — спокойным голосом сообщила Анна, — то Китти останется без присмотра. Неизвестно, когда мы новую гувернантку отыщем.

— Вон, вон, вон! — продолжал орать Антонов.

— Папа, — столь же размеренно, как свекровь, заявила Кира, — мама права. Я уеду на работу, Костя тоже. Кто займется девочкой?

— Не хочу капусту, — капризно заявила Китти.

— Надо съесть, она очень полезная, — спокойно сказала Анна.

— Фи, на тряпку похожа, — ныла девочка, — гадость! Фу-у-у!

— Немедленно прекрати! — гаркнул Антонов.

Капризница на секунду примолкла, затем разревелась в полный голос.

— Не буду-у-у!

— Ребенок совершенно не умеет себя вести! — вышел из себя Антонов. — Закрой рот!

— А-а-а!

— Сейчас ремень возьму, — пригрозил дед.

— У-у-у!

— Китти, — ласково сказала Анна, — если ты сейчас замолчишь, я куплю тебе косметику.

Воцарилась тишина.

— «Принцессу»? — поинтересовалась спустя мгновение Китти.

— Да, — кивнула Анна. — Ты же давно о ней мечтала!

— А что именно?

— Все, что захочешь.

— Ага, — разом забыла о капризах Китти, — запоминай. Мне нужен блеск для губ, помада разная, тени, душистая вода, шампунь, гель для душа, крем…

— Если быстро и молча съешь капусту, — мягко улыбнулась Анна, — получишь еще и лак для ногтей от «Принцессы».

— Вау! — заорала Китти и схватила вилку.

— Отвратительно! — прохрипел Антонов. — Ничему не учат ребенка. Его не наказывают, а покупают хорошее поведение. Это омерзительно. И еще раз доказывает правильность моего решения! Гувернантку нужно выгнать вон! Прямо сейчас!

— Папа, — голосом учительницы подхватила Лана, — не следует принимать решение сгоряча. Мы, кстати, до сих пор не можем найти человека, чтобы гулять с Белочкой. Уже месяц объявление висит, никто не приходит.

Антонов вскочил, швырнул об пол бокал и взвизгнул:

— Молчать! Кто в доме хозяин?!

— Ты, дорогой, — спокойно ответила Анна.

— Не сметь спорить!!!

— Конечно, папа, — прозвучал хор голосов, — не волнуйся!

— Мерзавцы! — затопал ногами по осколкам Михаил Петрович. — Сволочи!

Члены семьи с самым равнодушным видом уткнулись в тарелки и чашки.

Неожиданно мне стало жаль мужчину. Не знаю, как вы, а лично я начинаю лишь сильнее заводиться, когда в ответ на свои восклицания слышу спокойное: «Лампа, не дергайся». Намного лучше, если противоположная сторона с радостью поддерживает истерику. Можно поорать друг на друга, и тогда быстро успокаиваешься. Равнодушное выражение на лицах домашних в момент ссоры является для меня крайним раздражителем.

— Выгнать сию секунду! — кричал совершенно красный Антонов.

— Успокойся, папа, — мрачно протянул Костя, — у тебя давление подскочит.

Я быстро встала.

— Михаил Петрович, пойдемте, я покажу семейный альбом, специально привезла его с собой.

Неожиданно краснота с лица хозяина дома исчезла.

— С удовольствием погляжу фото, — мирно ответил он. — Возьми с собой воды!

Я схватила со стола бутылку минералки и побежала за «дядей».

Глава 7

Кабинет Антонова выглядел шикарно: просторная комната, обставленная очень дорогой мебелью из цельного массива. Страшно представить, сколько может стоить даже одно из шести кресел, расставленных по пятидесятиметровому пространству. Похоже, они сделаны из красного дерева и обиты антикварной гобеленовой тканью.

Михаил Петрович рухнул на софу.

— Сейчас, подожди, сделаю один звонок, — с этими словами он достал из кармана мобильный телефон и набрал какой-то номер. Но так и не дождавшись ответа, убрал сотовый снова в каман.

— Они меня до смерти доведут.

— У вас просто несовпадение темпераментов, — попробовала я успокоить Антонова.

— Нет, хамят нарочно! — еще в запале воскликнул Михаил Петрович. — Вот всегда так: начинаю справедливые замечания делать, а они спорят. Безобразие! Не уважают! Ни в грош не ставят!

— И дети, и жена вас очень любят, поэтому и не желают ввязываться в конфликт, берегут ваши нервы, — попыталась я успокоить «папеньку».

Но тот вдруг снова побагровел и, сильно толкнув стоящий возле диванчика столик, заорал:

— Не сметь со мной спорить! Я всегда прав.

Я вздохнула. Ну вот, опять. Кстати, хотите дружеский совет? Если встретились с неуправляемо гневливым человеком, не бойтесь. Как правило, такие люди подобны петардам: загорелись, взорвались и погасли. Намного хуже те, которые тихо тлеют яростью, прикрывшись улыбочкой. Вот от женщин типа Анны или Киры жди ножа в спину. А еще «фейерверк» легко утихомирить, если быстро перевести разговор на какую-нибудь малозначительную тему.

— Кто такая Белочка? — живо поинтересовалась я.

Михаил Петрович шумно выдохнул воздух.

— Собака. Ее завела Аня. На мой взгляд, совершенно ненужная забава, но жене захотелось, и я спорить не стал. Правда, считаю, что животные не должны жить в доме, их место на улице.

— Ой, — воскликнула я, — а где же песик?

Антонов сел к столу.

— Наверное, спит. Белочка в супругу характером — тихая, никогда не лает. Надо быть справедливым: от нее никакого шума. Но есть и неприятность.

— Какая? — решила я продолжить беседу, радуясь, что Антонов перестал нервничать из-за глупых слов няньки.

— Белочка гадит на участке, — пояснил Михаил Петрович. — Я отдал большие деньги за ландшафтный дизайн и теперь не желаю любоваться на кучи дерьма на газоне. Пса следует выводить в лес, тут недалеко калитка есть.

— Очень правильно, — закивала я. — Но ведь прогулка приятное дело: надел на животное ошейник, прицепил поводок, и вперед, заодно сам свежим воздухом подышишь.

— Легко сказать, да трудно сделать, — покачал головой Антонов. — Я целыми днями на работе, уезжаю ровно в семь, сегодня из-за тебя задержался. Костя, Кира, Лана и Галина тоже заняты. У Ани научные исследования, их прерывать нельзя. Сейчас с Белочкой Сережа гуляет, мой шофер, ты его видела. Очень неудобно получается: утром Сергею приходится из-за этого на час раньше приезжать. И вечером ситуация не лучше: я могу и в полночь вернуться. Белочка столько терпеть не способна, в результате ее просто выставляют за дверь. Вот, решили нанять человека для выгула собаки.

— Тут вроде деревня недалеко, — улыбнулась я, — местные жители небось нуждаются в деньгах.

Михаил Петрович встал, походил по комнате, потом снова сел к столу и начал перебирать лежащие на нем бумаги.

— Они хотят деньги получать, а не зарабатывать, — отрывисто сказал он. — Знаешь, какой месячный оклад я предлагаю за ежедневную двухразовую пробежку с Белочкой?

— Даже не предполагаю.

— Триста баксов.

— Так много? Но почему? Совершенно ерундовое дело — пробежаться утром и вечером с животным!

Антонов вынул из коробочки вычурную толстую ручку, снял колпачок и вдруг усмехнулся.

— Цену я постепенно набавлял. Сначала, как ты, рассуждал: в деревне работы нет, местные жители в Москву катаются, а тут такая лафа. И потянулись сюда претенденты. Много их было, но все прочь убежали. Как услышат, что каждый день приходить надо, сразу охают: «Это чё получается, без выходных работа?»

— Вот странные люди! — засмеялась я. — Ясное дело, собака не сумеет с вечера пятницы до утра понедельника терпеть.

— Еще интересовались: «А можно утром с ней два часа побродить, зато чтоб вечер свободный?»

— Они идиоты?

— Лентяи, — вздохнул Михаил Петрович. — Стонут, жалуются: «Мы нищие, бедные, кушать нечего…» — а работать не желают. Эх, не зря в русских народных сказках про Емелю написано. Очень это по-нашему: ни черта не делать и лишь по щучьему велению достаток обрести. Спасибо тебе!

— За что? — удивилась я.

— Я же не дурак, — улыбнулся Михаил Петрович, — хорошо понимаю, отчего разговор про Белочку завела. Знаешь, ты правда на мать похожа. Вот с кем мы родственные души были.

За дверью послышался тихий скрип. Антонов умолк, потом вскочил, в два шага очутился у створки, распахнул ее, обозрел пустой коридор, вернулся к письменному столу и сказал:

— В этом доме людей волнуют лишь деньги.

— Я не нуждаюсь, спасибо. Правда, вполне хорошо зарабатываю.

— Кстати, — оживился Антонов, — ну-ка, расскажи о себе поподробней…

Снова раздался скрип. Но на сей раз Михаил Петрович не замолчал и не побежал к двери, а, наоборот, повысив голос, заявил:

— Так вот, Лаура, останешься у нас, а там посмотрим. Живи сколько хочешь! А сейчас поедем в магазин и приобретем тебе брильянтовое кольцо, как раз деньги есть.

— Не надо, — испугалась я, — совершенно не за этим приехала, мне столь дорогие подарки ни к чему.

— Иди сюда, девочка, — нежно произнес Михаил Петрович, — дай обниму тебя. Вот он наш, антоновский характер, хоть и взрывной, но гордый, с чувством собственного достоинства. Костя и Лана в Анну пошли, свои, да чужие, а ты в меня!

Я испуганно поднесла указательный палец к губам. Но Михаил Петрович вдруг встал из-за стола и все так же громко сказал:

— Глупая комедия! Зря я ее затеял. Все, хватит труса праздновать, настала пора объяснить, кто в доме хозяин. Всю жизнь я трясся, не пойми чего и кого боялся, из-за этого Машу потерял, с тобой не общался. Дурак! Дурак! Дурак! Превратился в подкаблучника. Все! Закончено! Пошли! Объявлю правду! Пусть убираются вон, если я им не по душе. И вообще, не умру одиноким, есть около меня надежный человек, потом тебе все расскажу. Думаю, ты меня не оставишь.

— Нет, конечно! — воскликнула я. — Только сейчас лучше не затевать подобный разговор. Вы такой бледный…

— Сердце щемит, и тошнит меня что-то, — пожаловался Михаил Петрович. — Кстати, тебе, наверное, деньги на расходы нужны? Вот, держи.

Пальцы хозяина рванули один из ящиков стола, тот, не удержавшись в гнезде, рухнул на пол. Я бросилась поднимать содержимое: несколько записных книжек, пара блокнотов и… подарочный набор декоративной косметики «Принцесса». Сверху, на яркой упаковке напечатан слоган «Как у мамы, только лучше», а под ним шариковой ручкой было приписано четким округлым почерком: «Тебе от меня!»

— Давай сюда, — с легким раздражением приказал Антонов и поставил ящик на место.

Я вздохнула. Нет, все-таки дедушка любит Китти, приготовил внучке подарок и даже сделал на нем трогательную надпись. Просто профессор имеет свои взгляды на воспитание, он считает, что капризы нельзя гасить подношениями. Кстати говоря, абсолютно верная позиция. Антонов порадует Китти, но только не сейчас, а когда та станет себя хорошо вести.

Дверь кабинета скрипнула, в комнату вошел шофер.

— Звали, Михаил Петрович?

— Где ты ходишь? — снова начал злиться профессор. — Звоню, звоню, не отвечаешь…

— Простите, на заправке был, — начал оправдываться водитель.

— Ладно, — отмахнулся хозяин и вытащил из ящика стола набор «Принцесса», — отвези живо. Что-то у меня голова заболела…

— Уже умчался, — воскликнул шофер и исчез.

Я слегка удивилась, значит, подарок предназначался не Китти.

Антонов выдвинул другой ящик стола, и я увидела, что он набит деньгами. Хозяин вытащил одну из пачек тысячерублевых купюр, перехваченную тонкой розовой резинкой.

— Тут сто тысяч, пробегись по магазинам, — улыбнулся «папа».

— Вы с ума сошли! То есть, извините, спасибо, не надо! — воскликнула я. — Сидите спокойно, сейчас принесу вам лекарство. Наверное, вы съели слишком много шоколадных конфет, выпили сладкой воды, вот вас и затошнило…

— Валокордин, — жалобно попросил Михаил Петрович, — сорок капель, меня эта доза успокаивает. Выпью и поеду в город.

Я внимательно посмотрела на «отца». Похоже, хозяину шикарного особняка на самом деле было дурно. Щеки и лоб Михаила Петровича покрывала зеленоватая бледность, глаза провалились, губы посинели.

— Сорок капель валокордина? Сейчас принесу! — воскликнула я, направляясь к двери.

— Спасибо, детка, — прошелестело за спиной.

В столовой обнаружилась одна Кира, спокойно наливавшаяся кофе.

— Где у вас валокордин? — нервно воскликнула я.

— Что? — промямлила жена Константина.

— Валокордин.

— Что?

— Сердечные капли. Лекарство, — ответила я, испытывая яростное желание схватить апатичную стокилограммовую тушу за жирные плечи и трясти до тех пор, пока Кира не прекратит мерно, словно корова траву, жевать ватрушку.

— Вам зачем?

Вот замечательный вопрос! Ясное дело, хочу при помощи валокордина помыть окна! Но, увы, я не имела права ответить Кире таким образом, я же должна ей понравиться.

— Михаилу Петровичу плохо, он просил накапать сорок капель, — пояснила я.

— А-а-а… — протянула равнодушно «заботливая» невестка и снова вонзила безупречно белые зубы в булочку.

На секунду я оторопела. Потом в голове вихрем взметнулась мысль: хорошо, однако, что подлинная Лаура не приехала к папе. Сейчас бы она тут наломала дров — вцепилась бы Кире в волосы и начала тюкать мадам башкой о стол.

— Так где валокордин? — нарочито спокойно поинтересовалась я.

— Не знаю.

Мое ангельское терпение затрещало по швам.

— Вы не поняли, что свекру плохо?

— Я не пью лекарства и понятия не имею, где они лежат, — меланхолично произнесла Кира.

— Мы едем? — в столовую вошел Костя.

Я кинулась к парню.

— Михаилу Петровичу плохо.

— Ерунда! — бодро воскликнул сын Антонова. — Не берите в голову, он истерик. Всякий раз, как нахамит нам, за сердце хватается.

— Сейчас вашему папе и впрямь нехорошо! — настаивала я. — Где валокордин?

— Не знаю, — пожал плечами Костя, — спросите у Мары.

— Это кто?

— Домработница Марина, она в курсе всех дел, — тихо сообщил Костя. — Впрочем, могу позвать маму.

— Сделайте одолжение, поторопитесь, — зачастила я. — Михаил Петрович был очень бледный, с синими губами. Очень похоже на сердечный приступ.

— Сейчас, — протянул Костя.

— Посиди, сама схожу, — засопела Кира, медленно поднялась и так же медленно пошла, нет — поплыла к двери.

— Ладно, — согласился муж и устроился за столом. — А я пока еще кофейку хлебну. О, он даже не остыл…

Я с огромным изумлением смотрела на парочку. Если бы, не дай бог, конечно, кому-нибудь у нас дома стало плохо, то через пару секунд в квартире уже творилось бы столпотворение, домашние бросились бы вызывать «Скорую помощь», МЧС, знакомых врачей… А тут — полнейшее спокойствие, больше смахивающее на абсолютное равнодушие. Мой рот раскрылся, я сделала глубокий вздох и приготовилась сказать «родственникам» все, что я о них думаю, но в столовой появились Кира и Анна.

— Вашему мужу дурно, — бросилась я к супруге Антонова.

— Да? Что случилось? — поинтересовалась дама.

— Он срочно просит валокордин.

— Сорок капель, — хихикнул Костя.

— Ну, это не страшно, — бесстрастно ответила Анна, — вот когда он шестьдесят требует…

— Где лекарство? — перебила я ее.

Анна тяжело вздохнула:

— Не следует впадать в истерику, уважаемая Лаура, сейчас я загляну к мужу.

Сохраняя непроницаемое выражение лица, с абсолютно прямой спиной, словно проглотив палку, Анна вышла в коридор.

Кира улыбнулась.

— Вы считаете нас чудовищами?

— Да, — ляпнула я и тут же спохватилась: — В смысле? Нет.

Невестка Антонова засмеялась, а Костя, осушив чашечку с кофе, пояснил:

— Папа, похоже, нереализованный актер. В последнее время он устраивает натуральные спектакли — может начать истерически рыдать, а два-три раза изображал умирающего, требовал лучших врачей.

— Мы уже поняли, — подхватила Кира, — если он просит сорок капель валокордина, то, так сказать, это представление из одного действия…

— А если шестьдесят, — перебил ее Костя, — то, значит, театральная ерунда до вечера затянется. «Скорая» приедет, с кардиографом. Мрак.

Я села на стул и от растерянности глупо спросила:

— Вы сейчас говорите правду?

Костя снова занялся кофе, а Кира, взяв очередную булочку, кивнула. Потом она внимательно глянула на меня и поинтересовалась:

— А вы?

— Не понимаю, — пробормотала я. — То есть, конечно, правду: Михаил Петрович побледнел, ему явно нехорошо.

— Не о нем речь, — нежно проворковала Кира. — Вы и впрямь его племянница?

Вся кровь бросилась мне в голову.

— Простите? — пролепетал язык. — Меня зовут Лаура, я дочь сестры Михаила Петровича…

— Которую тоже звали Лаурой? — вдруг спросил Костя.

— Именно так.

— Ваша мама жива? — продолжил парень.

— Нет, она скончалась.

— Давно?

— Достаточно.

— Дату назовите, — потребовала Кира.

— Ну… э… о…

— Вы забыли год смерти матери? — нежно осведомился парень.

— Понимаете, я была ребенком… — начала выкручиваться я.

— Совсем крошкой?

   — Верно!

— А число? — пропела Кира. — Месяц?

— А… а… а… — протянула я.

— Вы не ходите на кладбище? — с фальшивым удивлением воскликнул Костя.

— Не посещаете дорогую могилу? — откровенно издевательски добавила Кира.

— Почему? — улыбнулась я. — Приношу цветы к надгробью.

— Дату кончины любимой мамы назовите, — резко велел Костя, — и…

Договорить он не успел — дверь столовой распахнулась, появилась белая, как полотно, Анна и молча села за стол.

— Мама, пей кофе, — ласково сказала Кира, — он еще теплый.

— Как там наш Марлон Брандо? — издевательски спросил Костя. — Жив?

— Он умер, — обморочным голосом сообщила мать.

— Знаю, — отмахнулся сын. — Я об отце говорю!

— И я об отце, — кивнула Анна. — Он скончался. Лежит головой на листе бумаги. Похоже, хотел новое завещание составить.

Глава 8

Кира попыталась вскочить, но ее большой живот, упиравшийся в стол, не позволил быстро совершить действие, Костя ловко опередил жену — змеей скользнул к двери и исчез в коридоре. Я, плохо понимая происходящее, уставилась на Анну.

— Ты уверена? — нервно прошептала Кира.

Свекровь кивнула.

— Где Мара? Надо «Скорую» вызвать! — вскрикнула Кира.

— Он мертв! — воскликнул, вбегая в столовую, Костя. — И правда скончался. Где Мара? Пусть в милицию звонит.

Я сидела словно в толстой зимней шапке — разговор достигал моих ушей, но звуки были приглушенными. А еще в комнате что-то гудело, не сильно, но мерно.

— Ася! — вдруг звонко крикнула Кира.

В проеме двери появилась невысокая, тумбообразная фигура.

— Звали? — поинтересовалась она.

— Где Китти?

— К занятиям готовится, учительница приехала, — словоохотливо стала пояснять нянька. — А еще, Кира Андреевна…

— Девочка не должна выходить из детской, — перебила няньку Анна.

— А чего случилось? — проявила любопытство Ася.

— Михаилу Петровичу плохо.

— Понятненько, — гадко ухмыльнулась няня.

— Он умер, — добавила Кира.

— Повесился? — деловито спросила Ася. — Во! Теперь и у вас, того-самого, брык в голове…

Я вцепилась пальцами в стол. Не перепутала ли я адреса и не попала ли в клинику для душевнобольных?

— Теперь и у вас глючит, — бубнила Ася.

— Он мертв, — вступила в беседу Анна.

— Ну, не знаю… — протянула Ася. — Думаете… да?

— Я не верю! — воскликнула Кира. — Он не мог вот так сразу…

— Угу, — кивнул до сих пор молчавший Костя.

— Надо Галю позвать, она одевается, — предложила вбежавшая в комнату Лана.

— Вы сумасшедшие! — вырвалось из меня. — Если Михаил Петрович скончался, то необходимо срочно вызвать врачей.

Костя и Кира уставились на гостью. Нянька протяжно вздохнула:

— Эх, милая…

— Пойдемте… э… Лаура, — холодно сказала хозяйка дома, — нам следует побеседовать спокойно.

Словно кролик, загипнотизированный коброй, я поплелась за Анной и в конце концов оказалась в просторной, очень уютной комнате, заставленной диванами и креслами.

— Садитесь, — неожиданно ласково предложила Анна, — и скажите: вы кто?

— Лаура, — нежно улыбнулась я, — племянница Михаила Петровича, из города Владивостока, вернее, из Пионерска.

— Не надо лжи, — резко перебила Анна. — Понимаю, вам заплатили, но господин Антонов мертв. Естественно, никто не попросит деньги назад, они ваши, но лучше сейчас рассказать мне правду.

Я, продолжая удерживать на лице гримасу приветливости, спокойно повторила:

— Являюсь Лаурой Антоновой, племянницей Михаила Петровича.

— Дочерью его рано умершей сестры? — уточнила собеседница.

— Да.

— Вы появились на свет в законном браке?

— Какая разница!

— Ответьте, пожалуйста, — ласково попросила Анна.

— Мой папа тоже умер.

— И как его звали?

— Иванов Иван Иванович, — живо отреагировала я.

— Тогда почему вы Антонова? — мягко поинтересовалась Анна.

Я замерла, потом, обозлившись на себя, начала врать:

— Понимаете, случаются такие семейные ситуации, о которых не очень хочется сообщать окружающим. Мы с отцом не ладили, он ревновал маму, бил ее, меня тоже. Поэтому после кончины этого родного по крови, но чужого по сути человека я решила вычеркнуть из своей жизни даже память о нем и взяла мамину фамилию.

Анна кивнула:

— Хорошо, пойдемте.

— Куда? — насторожилась я.

— Хочу показать вашу комнату.

Ага, значит, я прошла испытание, жена Антонова наконец-то поверила мне. Интересно, настоящая Лаура знала о том, какие порядки заведены в доме у ее папочки, или у нее, как у всех цыганок, обостренная интуиция? Во всяком случае, встречу близкой родственнице тут устроили грандиозную. Сначала затеяли скандал, а потом попытались убедить гостью, что хозяин умер. Может, наивная девушка из Владивостока и поверила бы радушным родственничкам, только я — профессиональный детектив и знаю, как реагируют обыватели на смерть одного из членов семьи. Окажись сейчас в доме на самом деле труп, тут бы уже стоял плач и метались врачи вкупе с милицией. Анна же совершенно спокойна. Нет, идет некая игра, смысл которой мне пока неясен. Понятно лишь одно: меня наняли для исполнения роли племянницы, и попросить перестать ломать комедию может лишь сама Лаура. Наверное, надо позвонить ей по телефону, но при Анне я не могу этого сделать.

— Сюда, пожалуйста, — закивала хозяйка, вводя «племянницу» в небольшую полукруглую спальню. — Не смущает первый этаж? Нравится?

— Очень, — совершенно искренно ответила я.

— Прислуга доставила ваши вещи.

— Огромное спасибо.

— У вас одна сумка?

— Да, да, — закивала я.

— Это она? — методично вела допрос Анна.

— Абсолютно точно.

— Марина, домработница, ничего не перепутала?

Меня стала настораживать настойчивая вежливость хозяйки. Ох, похоже, она неспроста превратилась в сахар медович.

— Все просто замечательно, — еще шире заулыбалась я.

— Тогда позвольте ваш паспорт… — склонила набок голову Анна.

Я вздрогнула.

— Кого?

— Что, — поправила Анна. — Можно ли мне посмотреть ваш паспорт? Такую бордовую книжечку, с фотографией. Только не говорите, будто забыли его дома, не верю! В самолет без сего документа не сесть.

— Паспорт? — пробормотала я.

— Да, паспорт, именно.

— С пропиской?

— Верно.

— С фотографией и годом рождения?

— Точно.

— Паспорт?!

— Давайте же его! — жестко приказала Анна. — Не тяните кота за хвост!

— Зачем вам мой документ? — решила изобразить я обиду.

— Разве вы не в курсе? — одной стороной рта улыбнулась хозяйка. — Москва особый город, все приезжие обязаны зарегистрироваться в милиции.

— Но я прибыла к родственникам.

— Все равно, правила едины. Ну, так где ваш паспорт?

— Э… э…

— Сумка здесь, — напомнила Анна, — и вы только что заверили меня, что другого багажа нет. Надеюсь, теперь не хлопнете себя по лбу и не заявите: «О черт! Оставила в зале прилета рюкзак, в нем все бумаги»?

Ощущая себя мышью, которую злая, жирная кошка загнала под комод, я решила все же не сдаваться. И, навесив на лицо очередную идиотскую улыбку, нарочито спокойным голосом ответила:

— Нет, конечно, в голову не придет врать. Если позволите, разберу сумку, умоюсь, переоденусь и принесу паспорт. Или вы принимаете меня за террористку и желаете, чтобы я грязными руками начала копаться в вещах? Разве документ нужен прямо сейчас? Вы сию секунду намерены бежать в отделение? Или можно погодить полчасика?

— Хорошо, я подожду, — кивнула Анна.

Потом она подошла к двери, открыла ее, но обернулась и тихо сказала:

— Я никогда не ошибаюсь. И я абсолютно уверена: вы никакого отношения не имеете к Лауре, сестре моего мужа. Кстати говоря, сомневаюсь, что ее дочь приехала бы сюда. Хотела избавить вас от тягостных объяснений с представителями закона, но ничего не вышло. Теперь сидите тут, пока не явится милиция. Вот парням в форме и покажете паспорт, расскажете свою сказку. Прощайте.

Прежде чем я успела моргнуть, хозяйка выскользнула в коридор, потом до моего слуха долетел звук поворачивающегося в замке ключа.

Я побежала к выходу из комнаты и забарабанила по дубовой створке.

— Эй, откройте!

Но никаких звуков из коридора не донеслось. Я подергала ручку, потом села в кресло и призадумалась.

Следовало признать — проиграла я с разгромным счетом. Сто — ноль в пользу Анны. Ну почему я решила, что в семье Антоновых царят те же порядки, что у нас? Если бы к Романовым заявился некто, назвавшийся никогда не виденным родственником, то ни Катя, ни я, ни Юля, ни Сережка точно не потребовали бы у человека паспорт. Нет, мы верим гостям на слово.

Ладно, не стоит сейчас корить себя. «Операцию» готовила Лаура, это она должна была детально разработать план. Впрочем, и я хороша — согласилась на явную авантюру! Но у меня есть слабое оправдание: очень хотелось получить участок под застройку — как увидела фото, так сразу и лишилась разума.

И как теперь мне поступить? Ясное дело: следует немедленно позвонить заказчице. Хорошо хоть, я, пусть и очарованная снимком Птичьего, догадалась все же внести в память своего мобильника ее номер.

Чувствуя себя совершенно разбитой, я встала, подошла к сумке, открыла ее и страшно обозлилась. Так… Кто-то явно рылся в моих вещах! Точно помню: голубая, совершенно новая пижамка лежала на дне, а теперь она сверху.

Рука принялась шарить в тесном пространстве. Ну и куда завалился сотовый? Давно заметила: время, затраченное на поиск аппарата в сумке, пропорционально размеру телефона — чем он миниатюрнее, тем дольше длится процесс. Когда у меня имелась трубка размером с половник, было намного удобнее. Ага, вот, кажется, и… Ой, что это?

Глаза мои уставились на странный серо-голубой пульт от телевизора. Несколько мгновений я пребывала в растерянности, потом вдруг сообразила: держу в руках блокатор электроники, замечательную вещь, купленную вчера в торговом центре, с помощью которой я так ловко вырубила вечером ноутбуки Кирюшки и Лизы. Но зачем я прихватила устройство с собой? Нет ответа на сей немаловажный вопрос, скорее всего, машинально сунула в сумку. А где же все-таки телефон?

Имелся лишь один, испытанный способ поиска мобильного. Я схватила баул, перевернула его вверх ногами, высыпала на пол немудреное содержимое и ахнула.

Вообще говоря, я не планировала задерживаться у Антоновых надолго. Более того, хотела в процессе беседы с родственниками сказать, что имею в Москве близкую подругу, которая пригласила к себе ночевать. Я намеревалась преспокойно уехать домой и вернуться сюда, в антоновский особняк, завтра к полудню. В конце концов, передо мной стояла задача понравиться Анне и ее детям, а, согласитесь, родственница из провинции, которая имеет где остановиться в столице и намерена не жить у вас, а приходить лишь в гости, вызывает больше приятных эмоций, чем племянница, которая обустроится в вашем доме и начнет шмыгать по нему днями и ночами. И еще. У меня с Юлечкой один размер, и при желании я могла вытащить из шкафа Сережкиной жены пару дорогих платьев, помпезных свитеров, брюки со стразами, одним словом, одежку — последний визг моды. Но ничто так не злит женщину, как слишком хорошо одетая другая представительница слабого пола. Я не хотела, чтобы Анна и Лана подсчитывали в уме стоимость норкового полушубка или кусали губы, разглядывая пуловер известной фирмы, на который Юля грохнула половину своей немаленькой зарплаты. Поэтому я прихватила вещи из своего гардероба — красивые, хорошего качества, но не супер-пупер дорогие и модные. Это были джинсы, блузка, тоненькая водолазка, шерстяная кофточка на больших деревянных пуговицах и еще кое-какие мелочи. Короче, теперь вы знаете, что пряталось в сумке и что я должна была увидеть, вытряхнув из него содержимое. Ну и ответьте мне: откуда среди скромных шмоток взялись деньги? Не просто деньги, а… раз, два, три, четыре… десять пачек, перехваченных резинками?

Я в растерянности смотрела на банкноты, уже понимая, что, по самым скромным подсчетам, вижу… миллион. Ну и ну! Внезапно перед глазами предстала картина: вот Михаил Петрович достает из ящика письменного стола деньги, протягивает их мне и говорит:

— Тут сто тысяч, пробегись по магазинам…

Тряхнув головой, чтобы отогнать воспоминание, я сделала шаг назад от вещичек и мне не принадлежащей кучи денег и увидела еще один не мой предмет — лежащий чуть в стороне небольшой пузырек из темно-коричневого стекла. Пальцы машинально схватили флакончик. Белая пробочка легко открутилась, но внутри не оказалось ни капли. Впрочем, запах тоже отсутствовал.

Все еще плохо понимая происходящее, я заметила свой мобильный, нагнулась, подобрала его, сунула в карман и снова застыла над кучей рублей. И как поступить? Позвать Анну и сообщить, что в моей сумке невесть каким образом очутилось богатство?

В спальне исчез кислород, воздух сгустился и стал походить на кисель. Чтобы слегка прийти в себя, я на ватных ногах подошла к окну, распахнула раму и с наслаждением сделала глубокий вздох. Я начала медленно приходить в себя. Значит, так… Сейчас…

Но мои мысли перебил посторонний неожиданный звук — в замочной скважине заворочался ключ. Ощущая ледяной ужас, я кинулась к большому шкафу, распахнула дверцы и нырнула в пахнущее средством от моли нутро. Гардероб не был пуст — в отделении для платьев на дне лежала высокая стопка одеял. У меня хватило ума мгновенно забиться за спасительный ворох верблюжьей шерсти и притаиться там.

Сначала до моего слуха долетало лишь неразборчивое бормотание. Потом послышался бодрый голос Анны:

— Смотрите-ка, ее нигде нет.

— Верно, — раздался приятный баритон.

— Она, наверное, выскочила в окно, — продолжала Анна. — Знаете, что случилось?

— Пока нет, — ответил невидимый мужчина, — с удовольствием выслушаю вашу версию событий.

— Эта бабенка — воровка. Деньги, которые сейчас тут валяются вперемешку с ее шмотками, украдены из стола Михаила Петровича. Сначала она воспользовалась… вернее, нанялась для… ну, да вы понимаете. А затем, когда увидела купюры, дрогнула и решила утащить их.

— Возникает масса вопросов, — протянул баритон.

— Брр, как холодно, — воскликнула Анна.

— Не закрывайте окно! — воскликнул мужчина.

— Почему?

— Лучше ничего не менять на месте происшествия, сейчас позову сюда одного хорошего парня, пусть сначала он тут все осмотрит. Знаю его давно, он человек надежный.

— Андрей Львович, вы наш спаситель! — неожиданно истерично воскликнула Анна. — Господи, но я просто заледенела уже! Какой ужас! За что мне это горе?

— Давайте запрем комнату, — предложил неизвестный мне Андрей Львович, — и до приезда специалистов посидим в гостиной. Кстати, абсолютно уверен: Михаила Петровича отравили. У него очень характерное выражение лица.

— Боже! Кто? Кто? — всхлипывала Анна.

— Ясное дело, эта Лаура!

— О-о-о… — простонала Анна.

— Все сходится. — Голос Андрея Львовича начал удаляться. — Зацапала дамочка миллиончик и подлила Антонову отраву в стакан. Вы же говорили, она бутылку со стола прихватила, вот в нее-то наверняка и добавила яд…

Хлопнула дверь, воцарилась тишина. Я выползла из-за одеял, вылезла из шкафа и кинулась к окну. Надо бежать как можно быстрее! Одна беда — на улице холодно, а мои куртка и сапоги остались в прихожей. Ладно, натяну на себя шерстяную кофту и вылезу в окно…

Быстрее мухи я бросилась к расшвырянным вещам и принялась утепляться: водолазка, сверху майка и кардиган. Вот с ногами беда. Хорошо, на мне уютные тапочки-башмачки из натуральной овчины, а не пластиковые шлепанцы! Хоть в чем-то сегодня повезло!

Сумку брать нельзя, деньги, естественно, тоже следует оставить. Торопясь к окну, я, поскользнувшись, чуть не упала — под ноги попал пустой пузырек. От раздражения я его пнула, и он абсолютно беззвучно закатился в купюры. Я перевалилась через подоконник, угодила ногами в сугроб и, не замечая пронизывающего холода, понеслась к забору. У меня великолепная память, и я очень хорошо запомнила слова Михаила Петровича:

— Пса следует выводить в лес, тут недалеко калитка есть…

Глава 9

В Москву меня подвез румяный, похожий на свежеиспеченный пирожок водитель «Газели».

— Ты чего так легко оделась? — полез он с разговором.

— Жарко, — коротко ответила я.

— Скажешь тоже! У тебя же зуб на зуб не попадает, — вздохнул шофер.

— А я вспотела.

— Может, заболела?

— Нет! — рявкнула я. — Не бойся, незаразная, абсолютно здоровая!

— А почему в тапках?

— Потому! — гаркнула я снова. — Отстань. Ты заработать хочешь?

— Ага, — радостно признался шофер.

— Ну и отлично! Вот и зарабатывай — вези меня, — кивнула я, страшно довольная тем, что догадалась выхватить из кучи вещей свой мобильный и кошелек. — Плачу за работу и еду спокойно.

— Мешаю, что ли, тебе? — удивился водитель.

— Слишком много болтаешь.

— Во какая… — протянул мужик, — конкретная…

— Угу, — кивнула я и стала смотреть в окно.

В голову полезли разные мысли. Кто такой обладатель баритона Андрей Львович? Судя по быстроте, с которой он появился, дядька либо находился в доме, либо маячил поблизости. И незнакомец совершенно правильно не разрешил Анне закрыть окно. Что они еще говорили? Что-то вроде: «Михаила Петровича отравили…»

Ой, мама! Значит, Антонов действительно умер? Это случилось на самом деле?

— Кто скончался? — вдруг спросил водитель.

Я вздрогнула.

— Где?

— Ты только что сказала: «Умер. Это правда».

— Не обращай внимания, — постаралась улыбнуться я, — снимаюсь в сериале, сейчас роль повторяю. Сделай одолжение, не лезь с расспросами.

Шофер заерзал на сиденье, но замолчал. Я снова попыталась собрать расползавшиеся, словно новорожденные котята, мысли в одну кучу. Пока что все складывается более чем плохо. Я удрала, бросив в доме свою сумку с вещами. Но ведь не могла же я остаться! Каким образом объяснила бы милиционерам наличие в бауле громадной суммы? Правда настолько невероятна, что она любому показалась бы стопроцентной ложью.

Так, спокойно, Лампа! Возьми себя в руки и попытайся сохранить способность соображать. Что произошло ужасного?

А ничего! В доме Антоновых валяются безликие вещи — ни на джинсах, ни на пуловерах нет меток с моим именем, фамилией и адресом. Никаких документов в сумке нет, вычислить ее владелицу — безнадежное дело. Можно перевести дух и расслабиться.

— Вроде бы ты про этот дом говорила, — спросил, вдруг прервав мои размышления, шофер. — Я тут как раз сворачивать должен.

— Спасибо, — кивнула я, — мне тут рядом, пробегусь дворами, держи деньги.

Водитель выдернул из моих пальцев честно заработанные купюры, и «Газель» растворилась в московских сумерках.

Трясясь от холода, я донеслась до нашей квартиры и ощутила огромное облегчение, когда поняла, что дома никого, кроме собак, нет.

— Потом, девочки, потом… — забормотала я, отпихивая мопсов, пытающихся облизать хозяйку. — Гулять с вами не пойду, замерзла, устала и страшно хочу есть. Но сначала позвоню Лауре, объясню ситуацию и откажусь от дела. Конечно, участок мне не достанется, и пятьсот баксов придется вернуть, но это не страшно.

Продолжая трястись в ознобе, я порылась в памяти своего мобильного телефона и нажала нужные кнопки.

— Алло, — мгновенно отозвался женский голос.

— Лаура?

— Вы ошиблись.

— Извините, пожалуйста.

— Ничего, бывает, — мило ответила незнакомка.

Я вздохнула и повторила попытку.

— Слушаю.

— Лампа Романова беспокоит…

— Девушка, вы снова ко мне попали, — слегка нервно перебило знакомое уже мне сопрано.

— Простите, совершенно не понимаю, как такое получилось.

— Не беда, будьте внимательней.

— Ладно, не сердитесь.

— И не думала злиться.

В третий раз я крайне внимательно набирала цифры, но вновь услышала все то же мелодичное:

— Алло.

— Опять вы! — вырвалось у меня.

— Ясное дело! — воскликнула собеседница.

— Но почему я постоянно к вам попадаю?

— Замечательный вопрос! — ехидно отозвалась женщина.

— Простите, — опомнилась я.

— Да ладно, — по непонятной причине развеселилась собеседница и вдруг представилась: — Меня Варей зовут. Вы чей номер набираете?

— Лауры Ивановой.

— Вроде имя знакомое… — протянула Варя. — А цифры назовите?

Услышав номер, Варя хмыкнула:

— Правильно, но только здесь я живу, и это мой телефон.

— Вы уверены?

— В чем? — хихикнула Варя. — В том, что обитаю в собственной квартире?

Мне оставалось лишь тяжело вздыхать.

— Наверное, неправильно записала номер.

— Лаура Иванова… — протянула Варя. — Нет, я с такой не знакома. Хотя… Стойте! Сейчас!

В трубке повисла тишина, изредка прерываемая треском.

— Нет, не она, — произнесла, запыхавшись, Варя. — Квартиру я купила два года назад и сейчас ходила посмотреть, как бывшую хозяйку звали. Она Луиза Каменская.

— Луиза — Лаура… слегка похоже.

— Но не то, — констатировала Варя. — Ну, покедова, недоразумение выяснилось.

— Больше не побеспокою, — тихо сказала я.

— Звоните на здоровье, — радушно предложила Варя и отсоединилась.

В полном изнеможении я опустилась на пуфик и начала гладить мопсов. Что же делать? И ведь наверняка я сама виновата, что попала в такую ситуацию. Опять в цифрах запуталась. Знаю, знаю за собой такой грешок… Вот в телефонной книжке стоит «134», но вполне вероятно, что Лаура назвала 184 или 237… Я действительно способна капитально перепутать все цифры.

Посидев пару минут без движения, я стряхнула с себя оцепенение и набрала номер Семена Крутикова.

— Слушаю, — прогудел в трубку незнакомый бас.

Я покосилась на экран сотового. Нет, сейчас не ошиблась, правильно набрала.

— Можно Сеню? — спросила я.

— Слушаю, — повторил голос.

— Что с тобой?

— Простыл, — прокашлял телефон. — Это кто?

— Лампа Романова, — вздохнула я.

— Здорово, — повеселел Семен. — Чего надо?

— Уже ничего.

— Как так?

— Хотела попросить тебя об одной любезности, но если сидишь дома…

— Кто дома, я? — изумился Крутиков. — На работе парюсь.

— В соплях и с кашлем?

— Что мне снег, что мне зной, что мне дождик проливной, когда мой начальник такой злой, — просипел корявыми стихами Сеня и принялся издавать лающие звуки.

— Помоги, пожалуйста, — попросила я, когда он сумел справиться с кашлем.

— Поллитра! — оживился Крутиков.

— Конечно.

— Коньяка!

— Ладно, без проблем, — пообещала я.

— Шучу, — захрипел Сеня. — Ну, излагай.

— Если есть паспортные данные человека, можешь узнать его адрес?

— Легко!

— А вдруг его нет в базе твоего ГАИ? Если это женщина, никогда не имевшая машины?

— Понимаешь, Лампец, — вкрадчиво завел Семен, — я, конечно, не такой крутой мент, как Костин. Вот Володька у нас, тот да! А мы, скромные обладатели полосатых жезлов, маленькие рабочие лошадки, ненавидимые всеми гаишники, бедняги с крохотной зарплатой и большими проблемами в голове, разве ж мы способны на розыскные мероприятия…

— Ее имя Иванова Лаура Михайловна, — перебила я ёрничанье Сени. — Адрес нужен срочно!

— Хорошо служить частным детективом… — завел новую «песню» Крутиков. — Небось гонорар заработаешь? Про меня тогда не забудь.

— Ты лучше ищи!

— Год рождения знаешь?

— Понятия не имею. Думаю… Нет, ничего не думаю.

— Старше пятидесяти?

— Нет.

— Ясненько, — подытожил Сеня, — восемнадцать есть?

— Да.

— Значит, поищем сначала в ваганьковских.

— Где? — изумилась я.

— Понимаешь, Лампец, — прохрипел Сеня, временами переходя на кашель, — бабы делятся на несколько категорий. С четырнадцати до восемнадцати — бутоны, потом до тридцати — мочалки, до сороковника — ваганьковские, вроде как уже на кладбище пора, потом до полтинника — бабуськи, а уж за ними египетские… то бишь мумии. Вот оно как!

— Нашел? — обрадовалась я.

— Не-а.

— Иванова Лаура Михайловна!

— Нет такой. В Москве не прописана.

— Не может быть.

— Почему?

— Она точно живет в столице!

— Ну и запросто. Не зарегистрировалась, и все, — спокойно пояснил Сеня.

— Лаура родилась в Москве. И мама ее тоже москвичка.

— И мать тоже? — забубнил Сеня. — Нет, нету!

— Слушай, а глянь на Антонову, а? Имя и отчество те же.

— Определись сначала, кто тебе нужен.

— Две бутылки коньяка, — повысила я гонорар.

— Литровые?

— А не сопьешься?

— В самый раз! Новый год впереди. Антоновой тоже нет. Однофамильцев как грязи, а Лаура отсутствует.

— Невероятно.

— Погодь-ка, — велел Сеня. — Ща, так… где у нас код… Ну, спасибо тебе, добрый дядя, придумавший компьютер… Вот, я в нужном месте. Иванова… Редкая фамилия, однако! Елена, Елизавета, Мария, Мария, Мария… Опс!

— Обнаружил?

— Нет. Не имеется таковой ни в живых, ни в умерших. Отсутствует. Когда коньяк принесешь?

— Ну… на днях.

— Так и знал, что обманешь, — закашлялся Семен и отсоединился.

Пытаясь по достоинству оценить ситуацию, я пошла в ванную, сняла парик и стала тщательно смывать макияж.

Если Сеня не ошибся и у Лауры Михайловны Ивановой, коренной, потомственной москвички, нет столичной прописки, то кто же тогда отправил меня к Антонову, пообещав участок и дав полтыщи долларов на расходы? Зачем была эта комедия с племянницей? Только сейчас до меня, ослепленной желанием получить участок в элитном подмосковном местечке, дошла вся бредовость ситуации. Так, так… Значит, Лаура боялась не сдержаться и устроить скандал в доме никогда не виденного отца, вот и наняла женщину, которая должна была изобразить из себя паиньку? Лампа, чем ты думала в тот момент, когда согласилась на этакую авантюру?

Я села на стиральную машину и уставилась в зеркало. Чем думала? Хороший вопрос. Я — дура! Хотя стоп, не стоит так уж ругать себя. Лаура точно попала в цель: я давно мечтаю о загородном доме, никак не могу найти подходящий участок, а она описала идеально подходящее место и предложила его практически бесплатно. Меня просто поймали! Кто? Да человек, знавший о мечтах госпожи Романовой!

Вода с тихим журчанием лилась в раковину, а я тем временем составляла в уме список тех, кто был в курсе наших дел.

Итак, первыми в нем стоят почти все соседи по дому. Я поддерживаю хорошие отношения с большинством обитателей нашей блочной многоэтажки и, задумавшись о строительстве, первым делом повесила у лифта объявление: «Куплю участок». Уже через час начались звонки с вопросами, и я охотно растолковывала наши пожелания. Катя, в свою очередь, опросила коллег по работе и даже своих пациентов, Юлечка и Сережка обзвонили всех знакомых — просто взяли телефонную книжку и прошлись от А до Я. Кирюша и Лиза тоже принимали активное участие в поисках — дети расклеили по кварталу объявления, одно поместили в школе, и со мной соединилась завуч, Нина Антоновна, у которой имелись шесть ненужных соток. Одним словом, о том, что мы ищем участок и каким он должен быть, знала вся Москва.

— Лампа, ты дома? — прокричал из коридора Сережка.

Я выключила воду и вышла из ванной.

— Да.

— Очень есть хочется, — сказал Сережа.

— Могу пельмени отварить.

— Фу, лучше подогрей пиццу.

— Пожалуйста, — согласилась я, — еще легче.

— Сейчас умоюсь и приду, — воскликнул старший сын Катюши.

Я пошла на кухню, вытащила из холодильника коробку и удивилась: почему-то пицца оказалась почти размороженной. Я сунула лепешку в СВЧ-печку, ткнула пальцем в кнопку и… не услышала привычного гула. Решив, что неплотно прикрыла дверку, я посильней нажала на нее, но до сих пор исправно работавший агрегат даже не вздрогнул.

— Готово? — закричал Сережка.

— СВЧ сломалась, — растерянно ответила я.

— Она же новая, — удивился парень.

— Видно, плохого качества.

— Надо в мастерскую отвезти, — мрачно подытожил Сережка, щелкая клавишей, включающей кофе-машину.

И снова тишина — она не начала, как всегда, мерно жужжать, перемалывая зерна.

— Чего это с ней? — вздернул бровь Сергей.

— Похоже, тоже накрылась, — растерялась я. — Ну надо же, как не повезло — и СВЧ, и кофеварка разом.

Из коридора послышался стук, потом зазвучали голоса Лизы и Кирюшки.

— На третий уровень не пройти.

— Ты просто не понял.

— Чё? Совсем дурак?

— Верно подмечено.

— Сама такая.

— Зато вход нашла.

— Где?

— Ага, так тебе и сказала!

— Лизуня, — заныл Кирюша, — сделаю, чего хочешь, только покажи.

— Ладно, — сдалась девочка, — пошли.

Забыв вымыть руки и заглянуть на кухню, чтобы поздороваться с нами, Кирюшка с Лизаветой понеслись в комнату к последней — дети спешили включить компьютер.

— Есть охота… — отмер Сергей. — И от кофе тоже бы не отказался.

— Давай сварю в турке, — предложила я.

— Гадость получится, — скривился он.

И тут на кухню вошел Костин.

— Лампудель! — обрадованно воскликнул наш майор. — Пельмешки есть?

Я повернулась к холодильнику, выдвинула один ящик морозильника, вытащила пакет, открыла его и обнаружила полуразмороженные, слипшиеся комки.

— Значит, пельменей нет, — протянул Вовка, наблюдавший за процессом. — А кстати, почему они в таком виде?

— Пицца тоже отмякла, — сказала я. — Ой, а морозильник-то не работает!

— Ну, такое могло случиться лишь с нами, — захохотал Сережка, — СВЧ, кофемашинка, теперь и морозильник!

— Лампуша, — обиженно заявила Лиза, заглядывая на кухню, — у меня ноутбук не пашет!

— Ага, — подтвердил, отпихивая девочку, Кирюшка, — и мой накрылся медным тазом.

Сережка крякнул и ушел, Вовка пожал плечами.

— Однако, странная ситуация.

— Ну вот… — заныл Кирюша. — Делать-то чего?

— Принимайся за уроки, — менторски заявила я.

— Как? — взвыл мальчик.

— Очень просто, — отчеканила я, — сел за стол, открыл учебник и тетрадь — и вперед.

— Доклад задали, — растерянно сообщил Кирюша, — по химии.

— Замечательно, — буркнула я, пытаясь включить электрочайник, — вот и составляй его.

— Как?

— Господи, Кирик, — обозлилась я, — прекрати! Теперь еще и чайник не включается!

— Мне без компа ничего не сделать, — ныл школьник.

— Если пару дней на нем не поиграешь, хуже не станет, — процедила я, тряся чайник. — Ну с какой стати он решил умереть?

Лиза и Кирюша переглянулись.

— Лампудель, — укоризненно сказала девочка, — ты не поняла: теперь никто доклады не пишет!

— Раз задано — делай, — велела я и начала крутить ручки плиты.

— Теперь все скачивают из Инета, — пояснил Кирюша. — А где мне доклад взять?

— Ой, не знаю! — пришла я в полный ужас. — Теперь даже чаю не попить — плита тоже не хочет работать! Послушай, Кирюша, мы в свое время не имели Интернета и великолепно составляли доклады. Действуй по старинке — поройся в справочниках, книгах…

— Издеваешься, да? — вскинулся Кирюшка. — Это ж я сколько времени потрачу?

— Ничего, — чуть не зарыдала я, теперь осматривая умерший тостер, — надо мозг тренировать!

Лиза фыркнула и убежала, а Кирюша занудил:

— Мне задали сочинение по литре, доклады по химии, физике и истории, сорок восемь задач по математике, перевод тридцати страниц по инглишу и таблицу по биологии. Поняла?

— Многовато, — согласилась я.

— Обычно.

— Да? Вас всегда так заваливают уроками?

— Ага. Каждый учитель уверен, что его предмет — главный, — мрачно сообщил Кирик.

— Как же ты до сих пор справлялся, бедненький? И еще даже время имел на игры!

— Так из Инета скачивал, уже готовое, — радостно сообщил Кирюша. — Всех дел на четверть часа.

Я оставила в покое тостер и попыталась включить ростер.

— Но ведь доклад еще выучить надо!

— Зачем? — искренно удивился Кирюша. — Просто сдать его, и все.

— И что, учитель станет читать целую кучу одинаковых сообщений? Если все задания из Интернета скачивают… — окончательно перестала я ориентироваться в ситуации.

— Не, — захихикал Кирик, — он посмотрит, сколько страниц, и поставит оценку.

Я пришла в негодование. Ну и порядки! Дети, ни о чем не задумываясь, скачивают готовые доклады, а педагоги лишь бросают взгляд на листы! Хорошенькое у нас теперь образование…

— Телик не пашет! — возвестила Лиза. — Ни один!

— И мой комп умер, — подхватил Сережка.

— Похоже, у нас разом сломалось все, — резюмировал Вовка.

— Или кто-то поломал в доме технику, — протянул Сережка.

Глава 10

Я прижалась к кухонному шкафчику. Затем быстро открыла дверку и вытащила небольшую коробочку.

— Смотрите, что у меня есть! «Твикселз»! Замечательное печенье, в шоколаде, с апельсиновой начинкой. Угощайтесь, очень вкусно!

Домашние переглянулись и потянулись за палочками, и я, страшно радуясь тому, что сумела при помощи «Твикселз» купировать назревавший скандал, тоже схватила печенье. Ну, Лампа, ты настоящий психолог, правильно рассчитала!

Коробочка живо опустела, мое радостное настроение стало улетучиваться с той же скоростью, с которой только что исчезли палочки в шоколаде. Да, домашние любят «Твикселз», но печенье съедено. Настал мой час…

— Да почему вы на меня так смотрите? — дрожащим голосом решилась я задать вопрос.

— Просто так, — дипломатично ответил Костин.

— Кто позавчера чайник без воды поставил? — напомнил Сережка. — Хорошо, я вовремя увидел.

— Хочешь сказать, я виновата в произошедшем сейчас безобразии?

— А кто? — усмехнулся Сережка. — Лучше сразу скажи: что ты натворила?

— Только-только пришла, за пару минут до тебя, — начала отбиваться я.

— Не надо налетать на Лампу, — встала на мою защиту Лиза, — ничего она не ломала, просто приборы отключились.

— Сами собой? — скривился Вовка. — Все разом?

И тут мне стало жарко. Блокатор электроники! Вчера вечером, почти ночью, я лихо вывела из строя ноутбуки детей. Встала в холле, откуда видны двери почти всех комнат, и нажала на большую красную кнопку. Эффект превзошел ожидания — компьютеры моментально погасли, а я, страшно довольная собой, отправилась спать. Утром убежала рано, не заглядывая на кухню…

— А вы завтракали? — дрожащим голосом осведомилась я.

— Мы с Юлькой проспали, — признался Сережка. — Даже умыться не успели, так торопились. А Юлька ругалась — у нее фен сломался.

— Я утром не ем, — в один голос ответили Лиза и Кирюшка.

— Не до кофе было, — отмахнулся Вовка.

Понятно, утром никто не заглядывал на кухню, телевизор проспавшие домашние не включали, компьютеры тоже. Напрашивается лишь один вывод: я, желая заблокировать ноутбуки, ухитрилась вывести из строя все бытовые приборы. Следовательно, печалиться не о чем. На злополучном устройстве имеются всего три кнопки — красная, желтая и зеленая. Я нажала первую, значит, сейчас незаметно воспользуюсь второй, а если не поможет, третьей, и в квартире воцарится порядок. Главное, проделать все втайне от домашних.

— Пойду цитрамон выпью, — промямлила я.

— Незачем никуда ходить, — остановил меня Вовка, — вот он. На столе лежит.

— Лучше анальгин, — быстро поправилась я.

— Можешь у меня взять, — протянул мне Сережка упаковку, — пять минут назад сам глотал.

Я только головой покачала и уставилась на детей — вдруг и у них имеются таблетки? Но Лиза с Кирюшкой были заняты приготовлением бутербродов. Провожаемая подозрительными взглядами Вовки и Сережки, я, держась за виски, вышла в коридор и опрометью бросилась к себе.

Ну, и куда делся блокатор? На тумбочке нет, подоконник пуст, стол завален книгами, но никаких устройств на нем не видно. Где же он, где серо-голубой прямоугольник, похожий на пульт от телевизора? В последний раз я видела его… видела его… видела его… В своей сумке, оставленной в особняке Михаила Петровича Антонова!

Я рухнула на кровать и застонала.

— Так болит? — с легким недоверием поинтересовался Вовка, входя в спальню.

— О-о-о, — вырвалось у меня.

— Лежи, лежи, — моментально начал проявлять заботу Костин, — не стану мешать.

Когда Вовка испарился, я приняла сидячее положение. Так, отчаиваться нельзя, случались в моей жизни и более сложные ситуации. Подумаешь, забыла блокатор, эка ерунда. Сейчас побегу куплю новый. Торговый центр-то круглосуточный.

Обежав просторный торговый зал, я отыскала отчаянно зевающую продавщицу и налетела на нее коршуном.

— Мне нужен блокатор, штука, которая отключает всякие приборы.

— Нету, — коротко ответила девушка.

— Вчера купила один, и в витрине оставалось еще минимум две штуки.

— Кончились.

— Совсем? — глупо поинтересовалась я.

— Нет, — издевательски ответила продавщица, — наполовину.

— Посмотрите на складе, пожалуйста, — заныла я.

— Весь товар в зале.

— Очень надо!

— Приходите через три недели.

— О боже! — вырвалось у меня.

— Хотите, оставьте телефон. Позвоню, когда подвезут, — решила проявить человеколюбие продавщица.

— Понимаете, — сбивчиво принялась я объяснять ситуацию, — вчера хотела…

Девушка с интересом выслушала меня и спросила:

— На какую кнопку жали?

— На красную.

— Ой, ой, она же все полностью блокирует! Для избранного отключения предусмотрена желтая.

— Но ваша коллега…

— Алиса? — захихикала продавщица. — Она дура, вечно все путает. Вы в другой раз инструкцию читайте.

— Другого раза может и не случиться, — сокрушенно пожаловалась я. — Не дай бог, домашние узнают — убьют. Да и не было ее.

— Если не расскажете, то и не догадаются. А что вам мешает включить приборы?

— Блокатора нет, забыла его… Ну, в общем, не важно, можно сказать — потеряла.

— Плохо, — покачала головой продавщица.

— Милая, — чуть не заплакала я, — родная, дайте координаты поставщика, сама к нему скатаюсь, объясню проблему.

— Не поможет.

— Почему?

— Блокатор — хитрое устройство, — пустилась в объяснения девица, — Алиса вас, конечно, не предупредила? Ну, корова, ей лишь бы продать, только о своем проценте думает… Если вы одним аппаратом технику из строя вывели, то только им назад «оживить» можете.

— Какая глупость, — пролепетала я.

Продавщица развела руками.

— Не мною придумано, хотя определенный резон в этом есть. Устройство покупают, чтобы лишить ребенка возможности в телик или монитор компьютера пялиться. И если с любого пульта приказ отменить можно, то ведь подросток вполне способен другой блокатор приобрести. А так «убили» технику, сунули пульт в сумку — и на работу со спокойной душой. Сейчас же повсюду электроника. И посудомойка, и стиралка, и холодильник буквально ею начинены. Даже тостер с чайником. Видите вон те модели?

— Красненькие? — пролепетала я. — Очень симпатичные, мы недавно подобные приобрели.

— Суперские, — кивнула девушка. — Это новое поколение бытовой техники, так называемые «умные» вещи, их можно запрограммировать так, что утром они сами, без вашей команды, и воду вскипятят, и хлебушек пожарят. Вот поэтому их и вырубило. Электроника.

— Ага, — закивала я, — ничего теперь не работает, а блокатора нет…

— Чип запасной не потеряли?

— Что?

— В коробке должен лежать запасной чип. Если вдруг посеяли или сломали аппарат, чип можно впихнуть в новый, и заработает, как старый.

— Такой маленький кусочек пластика, коричневый, с выемками?

— Да.

— Так я же его выкинула! Думала… просто… Значит, мне во что бы то ни стало надо найти свой блокатор? — уточнила я.

— Ага, — кивнула девушка.

— Иначе никак?

— Ну, теоретически в ремонтной мастерской с проблемой могут справиться, — с некоторым сомнением произнесла продавщица, — но блокировка новая забава, наши в сервисных центрах пока ее не изучили. Если вы потеряли «ключ», придется всю технику менять. Кстати, посудомойка со стиралкой и пылесосом пашут?

— Не знаю, — простонала я.

— Думаю, тоже каюкнулись, — радостно сообщила продавщица. — Знаете, вы за новой техникой ко мне приходите, меня Лена Рыгалина зовут, я в среду работать теперь буду. Подберу весь комплект и скидочку организую!

Вернувшись домой, я тихонько прокралась в свою комнату. Мастера вызывать опасно, вдруг он слышал про новомодную забаву и моментально, в присутствии домашних, заявит:

— Зачем заблокировали приборы?

Тогда до конца жизни мне станут поминать произошедшее, а Кирюшка с Лизаветой навсегда вычеркнут Лампу из числа своих друзей.

Тайком поменять технику я не сумею, хотя бы потому, что у меня нет такого количества денег.

Остается один выход: отправиться в дом Антоновых и попытаться отыскать прибор. Надеюсь, его никто не тронул, ведь с виду блокатор очень похож на пульт от телика или видеомагнитофона. Нелегкая задача, но я не привыкла сдаваться и уже знаю, что надо делать.

В десять утра я нажала на кнопку домофона у ворот особняка Михаила Петровича.

— Кто там? — глухо прозвучало из динамика.

— По объявлению, — пропищала я, — по поводу прогулки собачки.

Замок щелкнул. По дорожке, выложенной темно-красной плиткой, я дошла до парадной двери и была допущена в холл.

— Ну, — уперла руки в бока нянька Ася, — ты, что ли, прогульщица?

— Да, — кивнула я. — Разрешите представиться — Евдокия. Имя, конечно, странное для нынешних времен, но так уж получилось. Близкие люди зовут меня Дусей.

— И кем работаешь? — приступила к допросу Ася, ощупывая меня глазами.

Я совершенно спокойно стояла под ее изучающим взором. Вчера я явилась к Антоновым в черном парике и в затемненных очках. На лицо, шею и руки, я нанесла тональный крем цвета «очень сочный персик». А сейчас находилась в своем истинном облике голубоглазой и белокожей блондинки. Асе ни за что не понять, что вчерашняя племянница Лаура и сегодняшняя Дуся — одно и то же лицо.

— Я преподаю в школе музыку.

— Ну? — удивилась Ася.

— Платят мало, а тут целых триста баксов. Для меня это состояние.

— Больно худая, — покачала головой нянька.

— Вы же меня не на котлеты берете, — не утерпела я.

Ася засмеялась:

— Верно, только, боюсь, тебе с Белочкой не справиться. Собачка с характером.

— Кусается? Можно намордник надеть.

— Нет, — замахала руками Ася, — Белочка ласковая, но очень непослушная. Упрется и идти не желает, похоже, у нее в дедушках осел был.

— Ерунда, — улыбнулась я, — справлюсь.

— Своя собака есть?

Я расстегнула сумочку и вынула приготовленный снимок.

— Вот.

— Господи, — воскликнула Ася, — стая! Сколько же их?

— Четыре мопсихи, Рамик и Рейчел.

— И со всеми разом гуляешь?

— Если начну поодиночке водить, то придется жить на улице, — усмехнулась я. — Когда последнего после утренней пробежки в квартиру подниму, первому выходившему уже на вечерний променад пора будет.

— Я бы с таким количеством псов не справилась, — покачала головой Ася.

— Дело привычки. Думаю, налажу с вашей Белочкой контакт, у меня большой опыт общения с животными.

— Хорошо, — согласилась нянька, — попытка не пытка. Получится — отлично, не справишься — без обиды расстанемся. Жди тут.

Ася повернулась и ушла, я осталась в просторном холле. Отлично, первая часть задачи выполнена с блеском. Вчера я придумала изумительный план. Сначала выгуливаю собачку. Дело нехитрое, наверное, у Антоновых болонка, пуделек или шпиц. Ну кого еще могут звать Белочкой? Пошляюсь со зверушкой по лесу, потом приведу ее назад и заботливо спрошу:

— Где Белочке лапы помыть?

Мне покажут ванную, ну а дальше… дальше найду способ проникнуть в спальню, где оставила блокатор.

Если честно, заключительная часть моего плана выглядела неубедительно, но ведь первая была замечательной, и она удалась полностью — Ася пошла за милой собачкой.

— Привет, — раздался тоненький голосок, и я увидела Китти. На этот раз девочка выглядела цветущей, на ее щеках играл ровный румянец. — Ты кто? — спросила она.

— Буду гулять с Белочкой, — осторожно ответила я.

— А-а, — протянул ребенок, — смотри, чего мне подарили. Целый мешок. Это самая лучшая косметика, «Принцесса». Вот! Тени, блеск, помада. Я ее по щекам растушевала, так все делают. Здорово? А? Скажи: я красавица?

— Обворожительно, — совершенно искренне ответила я. У Китти врожденный вкус, блеск для губ смотрится очень естественно. А как ловко девочка наложила тени, просто как профессиональный визажист.

— Супер, — констатировала Китти, отходя от большого зеркала. — Я так давно мечтала о «Принцессе». Моей лучшей подруге Ниночке подарили такую на день рождения. А теперь и у меня тоже есть!

Я попыталась скрыть улыбку и спросила:

— Кто же тебе эту косметику подарил?

— Бабушка купила, — ответила Китти. Пойду накрашу ногти! Представляешь, если лак надоест, его можно смыть водой с мылом! Ну все, пока!

Подпрыгивая и напевая, юная кокетка убежала.

Потом из коридора послышался цокот, топот, тяжелое сопение, хрип, и наконец дверь в холл распахнулась.

— Мам-ма, — вылетело у меня изо рта, руки машинально вцепились в вешалку. — Ой, мамочки!

В холле сразу стало тесно — огромное серо-желтое чудище размером с хорошего теленка село, и, вывалив из чемоданоподобной пасти язык, напоминающий совковую лопату, чихнуло.

— Будьте здоровы, живите богато, — машинально прошептала я.

— Гав, гав, — гулко, словно из бочки, прозвучало в ответ.

— Ну, идешь? — спросила Ася. — Или чего?

— Г-г-где поводок? — заикаясь, поинтересовалась я.

Нянька открыла шкаф, вытащила железную цепь, прицепила ее к широкому ошейнику, обхватывающему шею монстра, и протянула мне «поводок». Я обреченно сжала в кулаке холодные кольца. Белочка неожиданно послушно встала.

— Гулять! — возвестила Ася, распахивая дверь. — Белка, рули к калитке, не смей срать на участке!

Похоже, собака понимала человеческую речь, потому что, еще раз оглушительно чихнув, стремглав кинулась вперед. Цепь натянулась, и псина поволокла меня следом за собой.

«Хорошо, однако, что я не ношу узкие юбки и обувь на высоком каблуке», — вихрем промелькнуло в голове. Но эта мысль была последней, потому что уже через секунду все мои физические и умственные усилия были направлены лишь на то, чтобы устоять на ногах, не споткнуться, не упасть…

Забор приближался с неимоверной быстротой. Оказавшись вплотную около изгороди, Белочка притормозила, осела на задние лапы и снова расчихалась. Я, сообразив, что собачища сейчас одним прыжком преодолеет преграду, отделяющую ее от вожделенного лесочка, где ей наконец-то можно будет совершить свои делишки, испугалась до одури. Белочка весит намного больше меня, если она перемахнет через кованые прутья, то с «прогульщицей» случится настоящая беда — либо я впечатаюсь всем телом в заграждение, либо псина перетащит меня на цепи через забор. Может, я и перелечу, словно бумажка, привязанная к веревочке, а может, повисну на одном из металлических кольев. Славная перспективка!

— Белка, — заорала я, — стоять!

Монстр чихнул и повернул голову.

— Умница, — дрожащим голоском сказала я и продолжила: — Приличные, воспитанные собачки из интеллигентных семей пользуются калиткой.

Псина по непонятной причине проявила послушание. Не веря своей удаче, я нашарила негнущимися пальцами задвижку и распахнула дверцу. Очень медленно, с кошачьей грацией Белочка «вытекла» в лес и аккуратно побрела по тропинке, проложенной в снегу.

— Молодец! — нахваливала я собаку, испытывая всеобъемлющую радость.

Безостановочно чихая, Белочка взошла на некое подобие холма, быстро пописала и глянула на меня.

— Еще немного походим и вернемся, — пообещала я. — Ты, конечно, не замерзла, а вот у меня зуб на зуб не попадает.

И тут случилось непредвиденное.

Внизу, у подножия горы, невесть откуда появились… кажется, две собаки, издали я плохо разглядела. Но были они довольно странного вида — покрытые длинной серо-белой шерстью. Не успела я ахнуть, как Белочка напряглась, вытянулась в струнку, поджала переднюю правую лапу, а потом, издав угрожающее рычание, рванула вперед.

Действия моей подопечной заняли доли секунды. Я, не успев понять, что происходит, упала и, словно на санках, понеслась, лежа на животе, за, похоже, обезумевшей Белочкой. В мгновение ока мне стало страшно холодно — куртка задралась, под пуловер начал набиваться снег… А потом цепь выскользнула из моих пальцев. Проехав еще пару метров по инерции, я остановилась, кряхтя встала на ноги и с ужасом увидела, как Белочка треплет одну из длинношерстных собак.

— Фу! — заорала я ей, бросаясь вперед. — Брось, плюнь, немедленно отстань от нее!

— Почему вы не разрешаете им поиграть? — пропищал снизу чей-то тоненький голосок.

Я замерла с раскрытым ртом, потом повернула голову и увидела крохотную девочку, чуть выше валенка.

— Белочка всегда с Машей возится, — пояснил ребенок, — а Дуська смотрит.

— Это не грызня, а веселье? — растерянно спросила я, глядя, как в разные стороны летят клочья грязной шерсти.

— Ага, — закивала малышка, — мои козочки дружат с Белочкой.

— Козочки?

— Ну да! Машка и Дуська, — мирно продолжал ребенок. — Я с ними с горки каталась.

— На козах?

— А чего странного? Вон санки привязаны.

Я перевела дух. Так, значит, длинношерстные существа — не собаки? Ой, действительно, их головы украшают рожки, а лапы заканчиваются копытами…

— Эй, Манька, — позвала девочка, — пошли!

Валявшееся в снегу животное вскочило и побежало вперед. Вторая коза ринулась следом, за ней волочились привязанные на длинной веревке санки.

Белочка замерла, я схватила цепь и заорала:

— Домой!

Но не тут-то было. Собачий переросток снова чихнул и пулей рванул в обратную от особняка сторону. На этот раз я устояла на ногах, но «поводок» удержать не сумела.

Вздымая кучи снега, Белочка неслась по полю — она явно торопилась к деревьям, росшим в отдалении. Я ринулась за псиной. Однако… Если подобную прогулку требуется совершать утром и вечером все триста шестьдесят пять дней в году без отпуска, то триста долларов в месяц действительно кажутся копейками. Впрочем, я и за триста тысяч рублей не согласилась бы на подобную авантюру во второй раз. Понятно теперь, отчего деревенские жители не хотят служить у Антоновых.

Глава 11

Начерпав полные сапоги снега, я сумела догнать беглянку, и удалось мне это лишь по одной причине: гадкая Белочка остановилась возле кучи отбросов и принялась самозабвенно рыться в ней.

— Фу! — взвыла я. — Немедленно прекрати!

Но Белочка продолжала с огромным интересом копаться в мусоре, не обращая никакого внимания на мои вопли. Она отрыла черный пластиковый, тщательно завязанный мешок и начала трепать его зубами.

— Брось! — топнула я ногой.

— Апчхи, — со вкусом ответила Белочка, не прерывая увлекательного занятия.

Если некто считает себя крайне авторитетной личностью, пусть попробует покомандовать чужой собакой, мигом обретет комплекс неполноценности.

Решив проявить настойчивость, я, преодолевая брезгливость, ухватила мешок за дно и дернула со словами:

— Очень не люблю непослушных собак.

Белочка, не желая отпускать добычу, тряхнула кудлатой башкой. Темный полиэтилен не выдержал и разорвался, на снег вывалилась куча тряпья.

— Отлично! — гаркнула я. — Теперь шагом марш…

Остаток фразы застыл у меня в горле, потому что мне стало понятно: в разодранном пакете лежал не обычный мусор. На белом снегу чернел парик и алела куртка с капюшоном, отороченным ярко-розовым мехом.

Мигом забыв про обиженно сопящую Белочку, я присела на корточки. Фальшивые волосы были красиво завиты крупными локонами, даже пребывание в пакете не испортило парик. Его можно было хоть сейчас нацепить на голову, похоже, он был качественным и очень дорогим. Не меньший интерес вызывала и куртка, тоже не слишком пострадавшая от того, что длительное время находилась в скомканном состоянии. Мои пальцы нащупали большую фирменную нашивку на рукаве.

В голове ожило воспоминание: вот в кабинет частного детектива Романовой входит Лаура Иванова. Красиво завитые черные локоны падают на ярко-красную куртку с капюшоном, оттороченным розовым мехом. Посетительница поднимает руку, я вижу эту нашивку и слышу вопрос, произнесенный мелодичным голосом:

— Где можно раздеться? Очень торопилась к вам, чуть не бегом бежала от парковки, жарко стало…

В полной тишине, прерываемой лишь самозабвенным чиханием Белочки, я изучала находку. Семен Крутиков, помнится, шарил в своем милицейском компьютере и так и не обнаружил прописанной в столице Лауры Михайловны Ивановой. Что ж, ситуация, кажется, прояснилась. Заказчица, по всей видимости, не захотела открыть мне свое настоящее имя. Более того, она загримировалась, нацепив парик и нанеся на лицо темный тон. Вполне вероятно, что и глаза у лже-Ивановой не карие, человечество давно придумало цветные линзы. Весьма удачно сыграв роль Лауры, она решила избавиться от улик и выбросила «карнавальный» костюм.

И какие же выводы можно сделать из всего вышесказанного? Да самые простые. В доме Антонова творится чертовщина, меня по неизвестной пока причине втянули в гущу событий, заставили плясать под чужую дудку. Зачем? На этот вопрос пока ответа нет, но я его обязательно найду, потому что не собираюсь оставлять безнаказанным человека, затеявшего спектакль.

Теперь надо вернуться к Антоновым и во что бы то ни стало попытаться понять, кто из членов семьи заварил кашу. Отчего я полагаю, что следы ведут в особняк Антонова? Ну, это просто.

Похоже, свалка, где я сейчас стояла, возникла стихийно — никаких контейнеров на пустыре не видно. Деревенские жители люди простые, вот и прибегают в укромное место и опустошают здесь ведра (кстати говоря, еще приличное поведение, я видела, как некоторые селяне ничтоже сумняшеся просто вышвыривали мусор на проезжую дорогу).

В общем, здесь помойка как помойка — пустые банки, битые бутылки, яичная скорлупа, тряпки и прочий мусор. Изредка в пластах грязи попадаются газетные свертки и полиэтиленовые кульки — очевидно, самые аккуратные жители все же пытаются жить красиво и стелют в ведро старую прессу или собирают отходы в ненужный пакет с оторванными ручками.

В магазинах сейчас продаются специальные мешки для мусора, но деревенский народ их покупку наверняка считает напрасной тратой денег, буквально выброшенными на помойку рублями. Но черный пакет, причем дорогой, из плотного полиэтилена, с прикрепленными изнутри ярко-синими завязками тут один. Значит, скорее всего, принес его сюда отнюдь не житель деревни. И более того: в нем обнаружилась совершенно новая фирменная куртка, а мне хорошо известно, какую сумму должен выложить из кармана человек, решивший одеться в магазине пафосной фирмы.

Не так давно Лиза стала канючить:

— Лампа, давай ты не будешь мне делать никаких подарков до пятнадцатого мая…

— Почему? — удивилась я.

–        Очень хочу одну курточку… — призналась Лиза, назвав именно эту фирму. — Если ты не станешь растренькивать деньги на ерунду, хоть на время прекратишь тянуть в дом идиотские чашки, фигурки и футболки с изображением собак, то после пятнадцатого мая можно будет заглянуть в магазин, где я ее видела.

— Очень глупо покупать теплую куртку к лету, — покачала я головой.

— Наоборот! — оживилась девочка. — Тогда как раз скидки начинаются. Впрочем, отложенных тобой денег все равно не хватит, надо будет попросить, чтобы все домашние мне на день рождения тоже не подарки, а конвертики вручили.

— Сколько же стоит куртенка? — усмехнулась я. — Ведь не пятьдесят же тысяч!

— Не-а, — отозвалась Лизавета, проигнорировав мою иронию. — Меньше чем за семьдесят не найти. Причем это короткий вариант, о длинном а я и не думаю.

— За что такие деньги? — пришла я в негодование. — Иди спокойно в любой спортивный магазин и покупай пуховик.

— Эх, Лампудель… — протянула Лиза. — Как ты не понимаешь? Курточка от такой известной фирмы — это же не просто одежда, а как бы особый знак. Он сообщает всем, что ты удачлива, богата… в общем, что жизнь у тебя удалась.

И вот сейчас я гляжу на вожделенную для Лизы фирменную шмотку, лежащую на помойке.

Нет, точно никто из жителей явно убогой деревеньки к парику и пуховику отношения не имеет. Ой, а в пакете еще и свитер имеется, нежно-голубой, с желтой вышивкой.

Стопроцентно — новую одежду принесли из дома Антоновых. Сюда с холма как раз ведет тропинка, которая тянется от калитки в заборе, ограждающем участок Михаила Петровича.

Так, надо возвращаться.

Я завязала прорвавшееся дно пакета узлом, сунула в сильно уменьшившийся мешок куртку, свитер и парик, затянула синие ленточки, отнесла пакет чуть в сторонку и засыпала его снегом.

Белочка громко икнула и легла на тропинку. Глаза собаки начали закрываться: то ли псина устала, то ли, пока я, забыв обо всем на свете, изучала находку, наелась от души объедками.

— Пошли домой, — велела я и грозно загремела цепью.

Белочка покорно встала и медленно-медленно потащилась к дому. Вернулись мы безо всяких приключений.

— Ну как? — склонив голову набок, поинтересовалась Ася.

— Нормально, — бодро ответила я.

— Понравилось?

— Не знаю. Но, судя по тому, что она все сделала, думаю, Белочка осталась довольна.

— Не о ней спрашиваю, о тебе!

— Замечательно прошвырнулась, воздухом подышала, — бойко соврала я, дрожа от холода насквозь промокшего свитера. — Где ей лапы помыть?

— Не парься, — махнула рукой Ася.

— Нехорошо грязное животное в дом пускать, — ласково напомнила я, изо всех сил мечтая проникнуть в комнату, где, по всей вероятности, так и лежал, меня поджидая, мой блокатор.

— Вечером приходи, — отрезала Ася, — в восемь.

С этими словами она присела на табуретку и тут же подскочила с легким вскриком.

— Что случилось? — машинально спросила я.

Ася, охнув, нагнулась и стала расстегивать на Белочке ошейник.

— У меня, похоже, артрит разыгрался, — пробубнила она, — когда сажусь, словно током шандарахает. Надо к врачу идти, да где хорошего найти?

Я хотела было воскликнуть: «Могу дать телефон великолепного хирурга», — но тут увидела, что в юбке няньки, как раз пониже спины, покачивается открытая английская булавка. Стараясь не рассмеяться, я незаметно для собеседницы вытащила ее и сказала:

— Вам очень повезло.

— В чем это? — осведомилась Ася, вешая поводок на крючок.

— Если дадите чашечку горячего чаю, мигом избавлю вас от неприятных ощущений.

Нянька засмеялась.

— Да я тебе и денег отсыплю, и какао с булкой, и мяса с картошкой, и авокадо с креветками, и много чего другого дам, только лучше не ври. Артрит в секунду не пройдет.

— Вы просто не имели дела с людьми, владеющими методами ПРП, — ляпнула я в порыве вдохновения, — нас на весь мир единицы.

— Чего у тебя есть? — ошарашенно поинтересовалась Ася.

И тут меня понесло:

— Психологическое решение проблем, ПРП. Методика была опробована в строго засекреченном отделе КГБ. После падения советской власти сведения о ней просочились в массы, и кое-кто сумел получить знания. В общем, садись на стул, больно сейчас уже не будет.

Ася с явным недоверием, очень осторожно опустилась на обитую гобеленовой тканью подушку.

— Ну как? — с фальшивым интересом спросила я. — Колет?

— Нет вроде, — несколько недоверчиво произнесла нянька.

— Неприятные ощущения отсутствуют?

— Ага, — кивнула Ася, держась уже увереннее, и принялась ерзать на сиденье. — Как ты это проделала?

Я скорчила гримасу.

— Разве можно в двух словах объяснить то, чем занимаешься всю жизнь. Так дадите в благодарность за изгнание артрита чайку?

— Конечно, конечно! — засуетилась нянька. — Пошли на кухню. Мара, Мара!

— Чего кричишь? — послышался слегка надтреснутый голос. — Мы горим?

— Нет, — слегка сбавила тон нянька.

— Тогда почему шумим? — настойчиво вопросил голос, а через мгновение появилась и его обладательница — толстая тетка непонятного возраста, одетая в некое подобие домашнего халата, бесформенную хламиду с большими пуговицами и накладными карманами. Посчитать размахайку пеньюаром мешал и материал, из которого была сшита вещь: тонкая шерсть темно-синего цвета.

— Знакомься, Мара, — ажиотированно воскликнула Ася, — это Дуся.

— Ну, здрассти, — без особого энтузиазма ответила домработница. — Вы кто?

— Нанялась Белочку прогуливать, — скромно опустила я глаза вниз. — Сходила с собакой в лес, теперь Ася предложила чаю попить.

— Понятненько, — процедила Мара и, бесцеремонно ухватив няньку за плечо, оттащила ту в сторону.

Я смирно ждала, делая вид, что не слышу слов, которые Мара шептала Асе:

— Сумасшедшая… всякую шваль… сопрет… нечего ей в доме делать… даже на порог… совсем ты ум потеряла… — доносилось до меня.

Ася сначала молчала, но потом решила отбиться и, в свою очередь, принялась шептать:

— Артрит… жутко больно… ПРП… КГБ… ваще ничего… классно… чай… о тебе подумала… вес… давление…

Мара притихла, осмотрела меня с головы до ног и вдруг спросила:

— Аська врет?

— Всегда говорю правду! — обиделась нянька.

— Не у тебя спрашиваю, — шикнула домработница на товарку, — иди лучше к Китти, девочка невесть чем занимается.

Ася, бубня себе под нос, начала подниматься по широкой дубовой лестнице.

— Ты экстрасенс? — продолжила допрос Мара.

— Нет, — коротко ответила я, — просто владею некими приемами. Избавление Аси от артрита — семечки.

Я очень хорошо понимала, что, ведя себя подобным образом, сильно рискую, но мне же нужно было получить назад блокатор! А еще очень хотелось выяснить, кто заварил всю эту кашу, явившись в частное агентство и наняв Лампу Романову изображать племянницу хозяина дома.

— Чего еще можешь? — резко поинтересовалась Мара.

— А что надо? — вопросом на вопрос ответила я.

Мара прищурилась.

— Если такая ловкая, отчего решила к нам наняться?

— Деньги нужны, — мирно пояснила я, — триста долларов на дороге не валяются.

— Неужели клиентов нет?

— Полно.

— И хочешь с собакой таскаться?

— Деньги нужны, — повторила я, — триста долларов — отличная плата за пустяшное дело.

— Значит, врешь насчет клиентуры, — сделала вывод Мара, — коли пациентов море, то и бабок полно.

— Я не беру ни рубли, ни доллары, помогаю народу бескорыстно.

— Идиотка, что ль?

— Можно и так считать, — кивнула я. — Только люди, которые меня обучали, строго предупредили: если начать торговать умением, оно исчезнет. Ни денег, ни ценностей принимать нельзя, захотят поблагодарить, пусть доброе слово скажут или чайком напоят. Цейлонским, с вареньем.

Мара склонила голову набок и вдруг спросила:

— А ну скажи, чего у меня болит?

Я, припомнив шепот Аси, делано равнодушно ответила:

— Для детального изучения вопроса потребуется пойти в комнату. У вас вроде тут есть спальня, сейчас опишу… занавески яркие, как летнее небо, диван с пледом… э… желто-голубым, столик такой, с салфеточкой, на нем вазочка из синего стекла. Очень подходящее место. В коридоре могу лишь одно сказать: у вас высокое давление и поэтому головные боли.

— Откуда про синюю гостевую спальню знаешь? — слегка испуганно перебила меня Мара. — Ты ее точно описала.

— Увидела.

— Ты тут никогда не была, — с уверенностью заявила домработница.

— Для того чтобы что-то увидеть, вовсе нет необходимости там присутствовать физически, — слегка понизив голос, таинственно сообщила я. — Вчера там… в спальне… лежала сумка… красная…

Мара выпучила глаза.

— Она не принадлежит обитателям дома, — корчила я из себя прорицательницу, — впрочем, вижу: да, вижу и гостью… О, она цыганка… приехала к родственнику… здесь ее родственник… рвется картинка, плохо видно, он вроде умер, тоже вчера… и деньги… много… Миллион! Зло! Много зла…

Тут у меня запершило в горле, и пришлось временно остановиться. Я намеревалась перевести дух и закончить «выступление» фразой: «Если хотите очистить в здании ауру, отдайте мне пульт, серого цвета, который находится в этой спальне». Но я ее не успела произнести — Мара бросилась мне на шею с воплями:

— О господи! Ты услышал мои молитвы! Спасибо!

Я с трудом выпуталась из цепких объятий Марины.

— Ты единственная, кто сумеет помочь! — шептала та. — Сюда, налево…

Сильной рукой домработница втянула меня вслед за собой в небольшую комнату, быстро заперла дверь на задвижку и ласково попросила:

— Садись в кресло и послушай. У нас тут черт-те что творится, история с географией. Думала тайком к гадалке сбегать или бабку позвать, шептуху, а тут ты сама пришла. На ловца и зверь, как говорится… Если поможешь, я тебя всю жизнь стану цейлонским чаем поить, вареньем кормить и в ноги тебе кланяться. Только выслушай!

— Ну, говори, — милостиво разрешила я.

Глава 12

Марина пришла на работу к Антоновым еще при жизни старого хозяина — Валерия Сергеевича. Незадолго до этого у ректора случился инсульт, и он лежал пластом. Дочь за отцом не ухаживала. Впрочем, Анна очень переживала несчастье, случившееся с батюшкой, но хрупкая женщина никак не могла ворочать тяжелое тело академика. Тот, кто имел дело с подобными больными, хорошо знает, какой это тяжелый (и в самом прямом смысле слова) труд. К тому же у Анны имелось двое детей, по тем временам еще не совсем взрослых, и муж. Поэтому для Валерия Сергеевича была нанята сиделка — Ася. Имелась у Антоновых и домработница, только она, услышав про то, что хозяина расшиб паралич, живо уволилась. Вот на ее место и пришла Марина, которую в доме начали звать Марой.

Первое время девушка не очень понимала, что к чему: вроде хозяин тяжело болен, а денег в семье полно, строится загородный особняк, у всех имеются машины, холодильник набит едой. Да и прислуги много, только постоянных три человека: она сама, шофер Сергей и сиделка Ася. Но, кроме них, имеются поломойка, раз в неделю отдраивающая громадную квартиру, прачка, приезжающая за постельным бельем (брезгливая Анна не хотела сдавать простыни и пододеяльники в общую стирку), а еще к ней и мужу катался массажист. В общем, семья жила на широкую ногу.

Через пару месяцев до Мары дошла истина: огромные средства лихо зарабатывает тихий, незаметный Михаил Петрович. Марина очень хорошо запомнила день, когда поняла, кто в семье истинный хозяин. Случилось это утром, двенадцатого ноября, в день рождения Ланы.

Девушка созвала гостей, Анна за неделю до предстоящего приема составила меню и вручила его вместе с деньгами домработнице.

Мара купила требуемые продукты, но в день торжества сообразила: хозяева забыли про хлеб, и подошла к Анне.

— Простите, пожалуйста, сколько батонов брать?

Дочь академика, как всегда спокойно, ответила:

— Подсчитайте сами.

— Уже сделала, — закивала Марина. — Выходит, меньше шести «нарезных» покупать нельзя.

— Так ступайте в булочную, — ровным голосом велела Анна.

— Извините, денег нет, — пролепетала Мара. Она служила у Антоновых недавно и испытывала отчаянное смущение перед женой Михаила Петровича.

Анна слегка порозовела и уставилась на прислугу. Испугавшись невесть чего, Мара залепетала:

— Вот списочек, тут все расходы… и чеки приколоты… про булки речи не шло…

Легким движением руки хозяйка поправила выбившуюся из идеальной прически прядь и размеренно сказала:

— Марина, мне не нужен детальный отчет, я верю людям, но если понимаю, что обманывают, — выгоняю с позором. Чеки легко можно подделать.

— Я… не… не… — начала заикаться Марина.

— Деньги на хлеб сейчас принесу, — прервала ее Анна.

В полуобморочном состоянии Мара доплелась до кухни и вышла на балкон покурить.

— Дай мне, пожалуйста, наличных, — послышался откуда-то сбоку голос хозяйки.

Марина чуть не проглотила сигарету. Но тут же поняла: Анны нет рядом, она сейчас находится в кабинете мужа. Несмотря на холодный день, Михаил Петрович открыл балконную дверь, поэтому домработница и стала невольной свидетельницей беседы супружеской пары.

— Столько хватит? — мирно поинтересовался Антонов.

— Ну… в принципе…

— А так?

— Да, спасибо.

— Не за что, — довольно сухо ответил мужчина.

— Ты сердишься? — тихо продолжила разговор жена.

— Нет.

— Понимаю, я превысила лимит, но это случилось из-за дня рождения Ланы.

— Я тебя не упрекаю.

— Да, конечно, но…

— Аня, мне надо собираться на работу, — спокойно перебил супругу Михаил Петрович.

— Девочка пригласила слишком много народу, — оправдывалась Анна. — Мы составили список заранее, получилось двадцать человек, и деньги я брала на это количество гостей.

— Отчего же не хватило? — вдруг спросил супруг.

— Потом выяснилось, что Ланочка забыла про Веру, сестру Олеси, а нельзя же пригласить одну и не позвать другую.

— Гм… — бормотнул Михаил.

— А Рита Фаустова с женихом явится.

— Кто? — удивился Антонов. — Рита? С женихом? Что за чушь! Девочке всего шестнадцать лет.

— Ну… так уж вышло, — промямлила Анна, — ее родители не против. Одним словом, прибавилось еще двое гостей, отсюда и перерасход. Кстати, не хватило лишь на хлеб. Если честно, я про него забыла, хорошо, что Марина напомнила.

— Дорогая, — очень ласково произнес муж, — меня не пугает небольшое превышение суммы, в конце концов, деньги зарабатываются для того, чтобы на них жить. Настораживает иное.

   — Что? — с явным испугом поинтересовалась жена.

— Ты присматриваешь за Ланой? В курсе, с кем она общается?

— Конечно.

— И знаешь про поведение Фаустовой?

— Рита хорошая девочка, из приличной семьи, идет на медаль, — стала перечислять достоинства подруги дочери Аня.

— Приятно слышать, — процедил Михаил Петрович, — но мне кажется, особа, решившая в шестнадцать лет обзавестись кавалером, неподходящая компания для Ланы. Фаустовой в нашем доме не место.

— Как скажешь, — тихо согласилась Анна.

— Сегодня ее у нас быть не должно.

— Но…

— Извини, опаздываю, — отрезал муж.

— Прости, пожалуйста, но… можно Рита все же придет? — взмолилась Аня. — Как мне объяснить Лане отсутствие Фаустовой и что сообщить Рите?

— Милая, — ласково прожурчал Михаил Петрович, — ты мать и хозяйка, мне нет необходимости вмешиваться в домашние дела.

Потом послышался резкий стук, и голоса смолкли. Очевидно, замерзнув, Антонов захлопнул балконную дверь и тем самым лишил Мару возможности услышать окончание беседы.

Очень удивленная полученной информацией, Марина стала внимательно присматриваться к семье Антоновых и очень скоро подметила некие несоответствия.

Валерий Сергеевич, пролежав год живым трупом, умер, а денег парадоксальным образом у членов семьи стало больше. Анна всем, кому надо и не надо, говорила:

— Папа оставил после себя огромное наследство. Он был великий человек, чей труд достойно оценивался, но еще папочка обладал на редкость экономным характером, каждую копеечку откладывал, ничего себе не покупал.

Когда достроился просторный дом, организовали новоселье, собрали приятелей, и Анна, встав с бокалом в руке, громко возвестила:

— Давайте выпьем за Валерия Сергеевича. Если бы не он, не иметь нам особняка.

— Очень умный человек был, — вздохнула одна гостья, — правильно деньги вложил — в произведения искусства. Теперь цена картин во много раз возросла!

Анна окинула взглядом стены гостиной и с легким раздражением произнесла:

— Да, верно. Папа обладал редкостным умением отыскивать шедевры, причем такие, которые искусствоведы давно считали погибшими. Вон над камином висит Айвазовский — Валерий Сергеевич обнаружил полотно у полубезумной бабки, которая использовала его в качестве крышки для бочки с капустой. Жаль только, что скоро нам с этим произведением придется расстаться.

— Почему, мама? — вдруг спросила Лана.

Анна глянула на дочь.

— Мебель нужна, дом полупустой. Увы, нам приходится продавать раритеты.

Последнюю фразу хозяйка произнесла с такой горечью, что Мара даже пожалела ее. Михаил Петрович, очевидно, хорошо зарабатывает, но построить дом — это полдела, обжить новое здание очень непросто, особняк постоянно требует немалых вложений. Купили диван и поняли: не хватает кресел, повесили люстру — потребовались бра… Обидно, наверное, Анне спускать нажитое отцом, неприятно ощущать себя неудачницей, вынужденной разбазаривать коллекцию…

Кстати, тут уместно упомянуть об одной странности: все художественные произведения в доме висели очень высоко, почти под самым потолком. Для того чтобы созерцать пейзажи, портреты и натюрморты, приходилось задирать голову. Столь необычное размещение полотен хозяйка объясняла так:

— Еще не дай бог испортит кто бесценную вещь. Скажем, споткнется, станет падать, схватится за полотно и порвет.

Марина, естественно, переместить холсты не предлагала. Да и какое она имела право обсуждать с хозяйкой подобные вопросы? Но потом произошел случай, поразивший прислугу до остолбенения.

В один из дней августа того года, когда семья перебралась в Подмосковье, Марина проснулась посередине ночи от тихих шажков в коридоре…

Тут следует пояснить. Мара спит, словно кошка, прикрыв лишь один глаз, ее способно разбудить легкое дуновение ветерка. Чтобы полноценно отдохнуть, ей требуется абсолютная тишина. Но о своих особенностях домработница хозяйке, само собой разумеется, не рассказывала. Одним словом, Марина почти всегда не высыпалась: то ночью кто-нибудь пойдет в своей ванне в туалет, нажмет на слив, и вода с ревом потечет в трубу, то Михаилу Петровичу взбредет в голову позавтракать, не дожидаясь рассвета, и хозяин начнет греметь посудой на кухне, то Лана невесть по какой причине бегает по комнате до шести утра. Марина мучилась, засовывала голову под подушку, покупала беруши, но сон к ней не возвращался. Оставалось лишь тупо лежать в постели, нельзя же выйти из спальни и начать делать замечания людям, которые платят тебе деньги. Поэтому чаще всего Мара чувствовала себя по утрам разбитой.

Но вот в августе Марина надеялась взять реванш. Михаил Петрович уехал в командировку, Лана и Костя укатили на море, дома осталась одна Анна, а она укладывалась в постель около полуночи и никогда не вставала раньше десяти утра. По особняку хозяйка на заре не бегала, охоту на холодильник после полуночи не открывала, туалетом пользовалась лишь днем, поэтому Мара предвкушала крепкий, долгий сон.

И тут новость! Что за шаги среди ночи? Ну с какой радости Анне взбрело шататься по особняку?

Пока раздосадованная Мара пыталась зарыться в подушку, шаги стали отчетливее, и к ним неожиданно прибавился легкий стук. Тут домработнице стало не по себе. Марина живо соскочила с постели и на цыпочках подкралась к двери. Анна никогда до сих пор не разгуливала ночью по дому, может, сейчас домработница слышит не шаги хозяйки? Вдруг, узнав, что в здании находятся всего две слабые женщины, в особняк проник вор?

Не на шутку перепугавшись, Марина, словно вышедшая на охоту кошка, абсолютно беззвучно выбралась в коридор и увидела свет в гостиной.

Полная дурных предчувствий, она стала красться вперед, прикидывая в уме свои дальнейшие действия. Если сейчас окажется, что в здании орудует грабитель, Марина примет кое-какие меры. Самостоятельно ей с вором не справиться, поэтому она ловко и тихо закроет тяжелую, дубовую дверь парадной комнаты, запрет ее на замок и помчится звонить охране. Вор не сможет сломать створку, сделанную из цельного массива дерева, и через окно, забранное решеткой, ему тоже не вырваться. Попадется, голубчик, как миленький. Посадят его в тюрьму!

Мара достигла дверного проема, глянула в огромную комнату и едва удержалась от удивленного возгласа. Спиной ко входу, на высокой лестнице стояла одетая в спортивный костюм Анна. Женщина с видимым трудом снимала со стены натюрморт — большое полотно в дорогой, резной раме. Имелась еще одна странность: несмотря на душную августовскую жару, в комнате весело горел камин.

Заинтригованная происходящим, Мара, притаившись за косяком, наблюдала за Анной. А та с трудом спустилась со стремянки, держа картину в руках, и принялась совершать совсем уж безумные действия. Для начала хозяйка взяла нож и вырезала холст.

Марина удивилась, но не слишком. Наверное, у Антоновых напряженка с деньгами, и Анна надумала продать натюрморт. Пару дней тому назад, проводив всех домашних, она вздохнула и сказала домработнице:

— Давай обойдемся без излишеств. Мне никаких разносолов не надо, желудок побаливает, да и сэкономим немного.

К тому же Мара слышала, что многие собиратели картин любят сами подбирать к ним рамы. Наверное, сейчас хозяйка аккуратно упакует холст, а оказавшийся ненужным багет спрячет в кладовку…

Но Анна повела себя дико: приблизилась к камину и швырнула в огонь деревянную раму с причудливой резьбой. Не успела Мара осознать случившееся, как в пламя полетело и полотно. Домработница чуть не выскочила из укрытия с воплем: «Вы с ума сошли!»

Слава богу, Мара сумела остановить свой порыв и осталась стоять за косяком. А хозяйка подождала, пока дрова прогорят и превратятся в угли, разбила головешки кочергой и открыла окно, проветривая комнату.

Наутро Анна вела себя обычно, только пустой крюк в стене свидетельствовал о том, что Марине не приснился дурной сон.

Промучившись до вечера, Мара все же решилась завести с Анной беседу на интересующую тему. Часов около восьми она вошла в гостиную и, постаравшись использовать все свои актерские способности, воскликнула:

— Ой, картина!

— Что стряслось? — мирно поинтересовалась Анна, шевеля спицами.

— Пропала, — принялась тыкать пальцем в стену Мара.

— О чем ведешь речь? — равнодушно отозвалась Антонова.

— Да вон там… висела… блюдо с фруктами… — залопотала Мара.

— Ах это, — небрежно махнула рукой Анна. — Да, хороший натюрморт был, фламандская школа. Пришлось продать, деньги нужны. Папа перед смертью мне сказал: «Доченька, собирал живопись для тебя, ни к чему голодными глазами на шедевры смотреть, живи в свое удовольствие». Кстати, твоя зарплата на кухне на холодильнике лежит.

Через неделю вернулась Лана. Девушка сразу заметила отсутствие картины и воскликнула:

— Ой! Натюрморт продала?

   — Да, — с достоинством кивнула Анна, — ушел.

— За сколько?

Анна кашлянула, потом уронила на пол вилку и попросила:

— Мара, сделайте одолжение, принесите чистый прибор.

Марина кивнула и поторопилась на кухню. Но она уже хорошо изучила повадки хозяйки, поэтому, выскочив за дверь, приложила ухо к неплотно прикрытой створке.

— Дорогая, — донеслось из гостиной, — в присутствии челяди не стоит обсуждать все проблемы. Меньше всего домработница должна знать о наших финансовых делах.

— Извини, мама, — быстро ответила Лана.

— Ничего, ничего, — успокоила Анна дочь, — просто в следующий раз проявляй сдержанность. Я всегда отвечу на твои вопросы, но с глазу на глаз. Натюрморт ушел за пятьдесят тысяч долларов.

— Ой, — обрадовалась Лана, — значит, я могу купить новое пальто и сапоги?

— Конечно, — со смешком в голосе ответила Анна. — Только папе о своих тратах не рассказывай.

— Почему? — резко спросила Лана.

— Он человек экономный и очень боится остаться в старости нищим, — пояснила мама. — Если начнешь распространяться об обновках, папа может вспылить, воскликнуть: «Зачем тебе очередная тряпка? Гардероб и так переполнен!»

— Но в шкафах старье, вышедшее из моды! — возмутилась Лана.

— Папа этого не понимает, — спокойно разъяснила Анна. — Ты же знаешь, он способен один костюм десять лет носить.

— Зачем ты вообще вышла за него замуж? — вспылила Лана.

Анна засмеялась:

— Из-за любви.

— Совершенно не понимаю, как можно влюбиться в такого, — бестактно ляпнула Лана. — Некрасивый, вечно всем недовольный, сердитый…

— Ну, в молодости папа иной был. И потом, он очень понравился Валерию Сергеевичу, твоему дедушке, — мирно ответила Анна. — Другого кандидата в мужья у меня не имелось…

— Я сама себе выберу спутника жизни, — перебила маму Лана, — никто мне указывать не посмеет.

— О темпора, о морес!

— Что? — не поняла Лана.

— О времена, о нравы, — перевела латинское изречение на русский язык Анна.

— Ой, мамуся! — завозмущалась Лана. — Все нормально, просто я сумею постоять за себя и не выйду замуж за такого никчемушного идиота, как папа.

— Светлана! Немедленно прекрати!

— Хорошо хоть ты теперь не посылаешь меня мыть рот с мылом, как в детстве после произнесения слова «дурак», — хихикнула Лана. — Может, тебе и неприятно слышать такой вопрос, но ответь: за что мне уважать отца? Только и способен нудеть!

— Михаил Петрович — доктор наук, профессор… — торжественно принялась перечислять титулы мужа жена.

— Цирк! Подумаешь, пару диссертаций написал! Только мы и раньше жили на деньги дедушки, и после смерти Валерия Сергеевича снова существуем за его счет, потому что ты, мамуля, распродаешь собранную им коллекцию. Какое отношение отец имеет к этим деньгам? Завтра же накуплю всего, и пусть попробует гавкнуть на меня или на тебя! Думаешь, не знаю, как он порой на тебя орет, упрекает в неумении считать деньги? Вот пусть лишь вякнет, получит отпор! Я уже выросла и не позволю…

— Если ты выросла, — жестко оборвала разбушевавшуюся девицу Анна и твердо продиктовала, как той следует себя вести: — …то тихо купишь все, что тебе нужно, а на папин вопрос: «Откуда обновки?» — мигом соврешь: «Да это старые вещи, просто я их очень давно не носила».

Глава 13

— Ну и что скажете? — прервала свой монолог Мара. — Правда, дико? Надо же придумать такое: сжечь полотно, а всем наврать про его продажу!

Я пожала плечами.

— Всякое случается.

— Нет, это идиотизм, — стояла на своем Мара.

— Знаешь, — перешла я с ней на «ты», — у меня был странный случай. Одна женщина подарила мне кольцо на день рождения. Дорогое, с хорошим камнем. Я, помнится, удивилась. Конечно, Фаина Семеновна дружила с моей мамой, более того, она жила с нами в одном подъезде, но, согласись, брильянты — слишком дорогой презент. Причем Фаина Семеновна сама надела мне на палец украшение и заявила: «Красота шикарная! Носи, деточка». Если честно, я не испытала особого восторга, ощутив на руке тяжелый кусок металла с прозрачным кристаллом, но, дабы не обижать простодушную Фаину Семеновну, бывавшую у мамы почти ежедневно, щеголяла в «сувенирчике». И тут началось: на меня дождем посыпались несчастья. Сначала я упала на ровном месте и сильно разбила коленку, затем разболелся зуб, потом не сумела получить зачет по истории музыки, а я этот предмет знала досканально, вызубрила весь материал, кроме одного-единственного билета, но именно его и вытащила. Сначала я подумала, что просто жизнь подставляет мне подножки, но вскоре, когда вдруг разбила свою любимую чашку, ту, из которой пила чай с ранних, детских лет, сообразила: ох, неспроста все эти беды! Поразмышляв, я сделала вывод: полоса неудач началась на следующий день после получения колечка. Осознав сей факт, я моментально стащила украшение с руки и вышвырнула в окно.

— Ой, ой, ой, — покачала головой Мара, — вот уж глупость! Золота, да еще с брюликом, лишилась!

— Зато ко мне снова вернулась удача, — улыбнулась я. — Самое интересное, что спустя примерно полгода после дня рождения Фаина Семеновна при встрече поинтересовалась: «Деточка, а где колечко?» Чтобы не обижать милую даму, я спокойно соврала: «Такая беда приключилась! Оно оказалось мне чуть великовато, я сдернула перчатку с руки и потеряла ваш подарок. Поверьте, очень жаль». — «Значит, так тому и быть, — весело откликнулась подруга мамы. — Знаешь, мне оно счастья не принесло, но выбросить такую дорогую вещь я не сумела, решила тебе подарить. Может, и к лучшему, что ты его потеряла»… В общем, я вот к чему историю припомнила, — завершила рассказ я, — вполне вероятно, натюрморт раздражал Анну, или она считала его несчастливым, вот и уничтожила втихаря картину, сожгла тогда в августе, воспользовавшись отсутствием родных.

— А деньги откуда появились? — спросила Мара. — Их не было, а потом, бац, опять есть.

— Любые, самые невероятные события имеют простые объяснения, — назидательно заявила я. — Натюрморт твоей хозяйке не нравился, а средства она, скажем, заработала. Если это все произошедшие странности, то о них даже и беспокоиться не стоит.

Мара усмехнулась:

— Хозяйка служит в НИИ, иногда статейки пописывает. Я абсолютно уверена: огромные суммы приносит в дом Михаил Петрович. Вот уж ни в какие ворота не лезет!

— Снова не понимаю твоего изумления, — пожала я плечами, — в девяноста семьях из ста жену и детей содержит муж.

Мара заморгала:

— Оно верно. Только у Антоновых все странно. Деньги были явно Михаила Петровича, но домашние его считали никуда не годным кабинетным червем. И Костя, и Лана, и Кира уверены: семья хорошо живет за счет продажи картин, которые бережно собрал Валерий Сергеевич. Михаила Петровича они совершенно не уважают. Вернее, в глаза изображают почтение, а едва он выходит из комнаты, принимаются хихикать. И даже Галя вместе с ними.

— А это кто? — решила уточнить я.

— Приживалка, подруга Ланы. Пустили ее в дом из милости, теперь она охамела, хозяйку из себя корчит, смеет мне замечания делать, — зло сказала Мара. — Ну да бог с ней, ты лучше дальше слушай. Некоторое время тому назад Михаил Петрович сошел с ума.

— Как? — подскочила я.

Мара тяжело вздохнула:

— Выглядело так, словно он безумием, как гриппом, заразился. Уехал на работу вполне вменяемый, а вернулся…

Мара чуть не упала в обморок, когда, открыв дверь, увидела хозяина всего в крови. Лицо, руки и пальто профессора были покрыты красными пятнами.

— Господи! — ахнула Мара. — Михаил Петрович!

— На меня напали, — странно спокойным голосом сообщил Антонов. — Шел себе мирно, не успел во двор свернуть, как налетели двое…

— Надо срочно звать врача, — засуетилась Мара.

— Ерунда, — тихо протянул Антонов, — сделай одолжение, не поднимай шума. Незачем волновать Аню и детей.

Высказавшись, Михаил Петрович прямо в пальто и уличных ботинках прошел в ванную и заперся там.

Здесь уместно отметить, что Мара, как и все члены семьи Антоновых, считала профессора кем-то вроде кошки, поэтому домработница, не обратив никакого внимания на просьбу Михаила Петровича сохранить тайну, развила бурную деятельность.

Сначала она позвонила в НИИ Анне и рассказала о беде.

— Немедленно вызывай «Скорую»! — воскликнула хозяйка. — Говоришь, он весь в крови?

— Ага, — прошептала Мара, — страх глядеть.

— Еду! — выкрикнула Анна.

Жена успела примчаться домой раньше, чем прибыли врачи. Анна вбежала в квартиру и нервно воскликнула:

— Где он?

— Все еще в ванной, — побелевшими губами ответила домработница.

— Почему ты его там одного оставила? — возмутилась Аня и забарабанила кулаками в дверь. — Открой, милый!

— Кто здесь? — прозвучало сквозь звук льющейся воды.

— Это я! — заорала супруга.

— Анечка?

— Да.

— Что случилось? Я принимаю душ.

— Скорей открой дверь, — потребовала Анна.

— Но я весь в мыле стою!

— Ну так смой его! — приказала супруга, нервно переминаясь с ноги на ногу.

Щелкнула задвижка, в коридор выползло облачко пара, за ним вышел Михаил Петрович с мокрыми волосами, полное тело профессора облегал халат.

— Ты в порядке? — лихорадочно поинтересовалась жена.

— Ну да, — слегка недовольно ответил муж.

Мара быстро оглядела хозяина — на его лице не имелось ни единой царапины.

— Но как же кровь?.. — вырвалось у домработницы.

— Кровь? — изумленно переспросил Антонов. — Чья кровь?

— Ваша, — бестолково забубнила Мара. — Пальто… брюки…

Михаил Петрович озабоченно глянул на жену. Та неожиданно сказала:

— Распахни халат.

— Я голый, — жалобно сообщил профессор.

— Мара, уйди в свою комнату, — каменным тоном велела Анна, — и не выходи, пока не позову.

Через два часа обозленная до крайности хозяйка вошла к домработнице и приказала:

— Немедленно объяснись! Что за дурь взбрела тебе в голову? Сорвала меня с работы, вызвала «Скорую»… Я выглядела очень глупо, когда врала врачам: «Это чья-то гадкая проделка, идиотская шутка, у нас никто не ранен».

— Но Михаил Петрович был весь в крови — лицо, руки, пальто… — лепетала ничего не понимавшая Мара. — Он рассказал о хулиганах.

Анна дернула плечом.

— А мне муж заявил: «Приехал с работы, решил принять ванну, только-только расслабился в теплой воде, как Мара начала в дверь колотить. Я ее попросил меня не беспокоить, она отстала, и тут, бац, ты кричишь…»

Домработнице оставалось лишь хлопать глазами.

— Ладно, — неожиданно мирно произнесла Анна, — будем считать, что у тебя случился приступ безумия. Ступай помой посуду на кухне. Да почисти мои сапоги — бежала по твоей милости домой, не разбирая дороги!

Деморализованная Марина побрела в прихожую. Оказавшись в холле, она распахнула гардероб и обнаружила там… совершенно чистое пальто Михаила Петровича. На шерстяной ткани не имелось ни пятнышка!

Домработница растерянно пощупала кашемир. Было от чего сойти с ума… Хорошо, думала Марина, Антонов прямо в верхней одежде пошел в ванную, а потом незаметно вышел и повесил пальто на место. Но ведь кровь так легко не отстирать! Кроме того, пальто, если его подвергали обработке, должно было быть влажным!

Потом более чем странная вещь приключилась с Асей. Бывшая сиделка Валерия Сергеевича осталась у Антоновых после смерти пациента, теперь в качестве няни для маленькой Китти.

— Конечно, Ася не профессиональная воспитательница, — сказала Аня, — но мы ее хорошо знаем: медсестра честный, добрый человек, а то, что иностранными языками не владеет и диплома МГУ не имеет, ерунда. Ребенку главное — любовь и педантичная забота.

В тот день Ася, человек рассудительный, абсолютно неистеричный и спокойный, ворвалась к Маре с воплем:

— Помогите!

Мара выронила блюдце, оно, жалобно дзынькнув, развалилось на части.

— Ты чего орешь? — подскочила домработница. — Теперь мне от Анны Валерьевны влетит — сервиз, считай, испорчен!

— Марочка, — в полном изнеможении прошептала Ася, — Михаил Петрович повесился.

Домработница сделала пару шагов назад, уперлась спиной в подоконник и растерянно спросила:

— Как… повесился?

— На люстре, — синея на глазах, уточнила Ася. — В кабинете.

— Зачем ты туда пошла? — плохо понимая пока суть дела, продолжала Мара задавать вопросы. — Великолепно знаешь: если хозяин дома, то к нему соваться нельзя. А уж к письменному столу без его разрешения и вовсе запрещено подходить…

— Он мне позвонил, — пояснила Ася.

— Кто?

— Михаил Петрович.

— Хозяин, по твоим словам, повесился, — напомнила Мара.

Нянька растерянно закивала:

— Да. Только минут десять тому назад он мне на мобильный звякнул и сказал: «Зайди, а то Мара не слышит».

Ася не удивилась — в просторном загородном доме докричаться друг до друга крайне сложно. Антоновы попытались справиться с проблемой, установив в особняке селекторную связь. Но чтобы ткнуть пальцем в клавишу, следует пересечь всю комнату, что не всегда удобно, поэтому члены семьи чаще всего звонили прислуге на мобильный.

Ася поспешила на зов. Она дошла до двери кабинета, вежливо постучалась раз, другой, третий… Потом, решив, что может войти без дополнительного разрешения хозяина, раз он позвал ее по телефону, вступила в просторное помещение и похолодела.

С помпезной бронзовой люстры свисало тело Михаила Петровича, облаченное в домашний костюм: темно-синие брюки и стеганую коричневую куртку из атласа. Хозяин казался невероятно длинным, его ноги, обутые в зашнурованные ботинки, тихо покачивались, чуть поодаль валялась на боку табуретка, а на ковре почти у самой двери белел исписанный лист.

Ася, находясь в состоянии шока, невесть почему подняла бумагу.

«Дорогие Анна, Лана и Костя. Решение уйти из жизни я принял самостоятельно…»

Дальше читать строки, написанные ровным аккуратным почерком Михаила Петровича, нянька не смогла. Она сунула предсмертную записку в карман платья и опрометью бросилась к Маре.

— Скорей, — тряслась Ася, растолковывая домработнице ситуацию, — беги туда!

— Н-нет, — испуганно ответила Мара, — боюсь.

— Надо что-то делать! — обморочным голосом произнесла Ася.

— Что? — еле выдавила из себя Марина.

— Милицию вызвать!

— Лучше позвонить Константину, — осенило Мару. — Пусть парень разбирается, он сын, а мы всего лишь прислуга.

— Верно, — пролепетала Ася.

Спустя полчаса взъерошенный Костя вместе с женой Кирой ворвались в дом.

— Вы больше в кабинет не ходили? — истерически взвизгнул парень.

— Нет, — быстро ответила Ася и перекрестилась.

— Я туда вообще не заглядывала, — быстро сообщила Мара.

Константин невесть зачем поправил галстук и велел:

— Кира, оставайся тут.

— Я с тобой! — воскликнула жена.

— Сказано, сиди с Марой!

— Хорошо, — послушно закивала Кира.

Константин решительным шагом двинулся по коридору, а женщины, забыв о социальных различиях, сбились плотной группкой и схватились за руки. Никогда еще Маре не было так страшно, ей казалось, что кровь остановилась в жилах.

Внезапно из спальни хозяина послышался шум, стук и резкий голос Кости:

— Ася, сюда, немедленно, живо! Ах ты дрянь!

— Не пойду, — замотала головой нянька, — хоть режьте!

— Мы, — решительно заявила Кира, — отправимся вместе.

Марине совершенно не хотелось глядеть на покойника, но жена Константина, ухватив Асю одной рукой за плечо, стала толкать няньку вперед, второй невестка Антоновых крепко вцепилась в Мару. Делать нечего, пришлось прислуге идти вместе с ней. На всякий случай на пороге спальни Антонова Мара зажмурилась, решив ни за что не открывать глаз. Потом вдруг подумала: «Но ведь Аська кричала, что он в кабинете удавился…» — и в ту же секунду услышала невероятно пронзительный визг Аси:

— Он жив!

Мара машинально распахнула веки и увидела… Михаила Петровича, сидящего на кровати в домашней стеганой куртке.

— Папа, — ринулась к нему Кира, — ты не умер!

Антонов с огромным изумлением глянул на сына, затем на невестку.

— Как видишь, живехонек, здоровехонек, ничем не болею.

Ася рухнула в кресло, ее рот беззвучно открывался и закрывался. Кира топнула ногой.

— Немедленно объяснись! — велела она няньке.

— Он повесился! — запричитала визгливым голосом Ася.

— Я? — изумленно спросил Михаил Петрович.

— Ага, — заплакала нянька. — Я очень хорошо видела: веревка была к люстре привязана, табуретка на боку валялась!

Антонов вскочил и пошел к двери, остальные поплелись за ним. Войдя в кабинет, Михаил Петрович задрал голову.

— На люстре ничего нет, — констатировал он, — а табурет стоит у книжного шкафа.

— Вы повесились, — настаивала Ася.

Михаил Петрович хмыкнул:

— В связи с полнейшим идиотизмом ситуации не способен ее прокомментировать. Ася считает меня мертвецом, но, надеюсь, остальные понимают, что я жив.

— Ах ты сука! — бледнея на глазах, произнес Костя и сделал шаг к няньке. — Сейчас я тебя…

— Тише, дорогой! — схватила супруга за свитер Кира. — Ася, наверное, заболела. Иначе почему она столь по-дурацки пошутила?

Костя замер, потом, снова выругавшись, ушел. Михаил Петрович водрузил очки на нос, затем, повернувшись к невестке, неожиданно спросил:

— Если Костик думал увидеть труп отца, то почему не обрадовался, обнаружив меня живым? Отчего не бросился к родителю на шею, а убежал, изрыгая площадную брань?

Кира заморгала, потом с трудом нашла нужные слова:

— Папа, мы в шоке. Прислуга очень убедительно…

— Я молчала! — забыв о вежливости, воскликнула Марина. — Это Ася! Прибежала, заорала: «Висит на веревке, ноги в ботинках…»

Профессор высунул из-под стола ногу.

— Я хожу дома лишь в тапочках. Ася напутала.

— «…а письмо на ковре валяется», — машинально договорила Мара.

Нянька вскочила на ноги.

— Точно! Сейчас увидите! Я не лгу! И вообще, такое наврать может лишь псих! Записку подняла и в карман сунула! Вот, читайте!

Дрожащими пальцами Ася извлекла листок и протянула его Кире.

Жена Кости аккуратно расправила бумагу и с глубочайшим удивлением воскликнула:

— Но тут нет ни слова!

— Как? — завопила Ася. — Целое письмо было, я увидела лишь первые строчки. Что-то типа: «сам решил повеситься, простите, дорогие дети и жена…»

Кира уставилась на Асю, Михаил Петрович покачал головой:

— Вот несчастье. Надо бедняжку хорошему специалисту показать.

— Не волнуйся, Асенька, — вдруг засюсюкала Кира, — иди ляг в кровать, ты просто переутомилась.

Нянька зарыдала:

— Было письмо, чтоб мне провалиться! Не вру!

— Верно, верно, — участливо закивала Кира, — конечно, полный порядок. Давай, милая, мы тебе капелек нальем. Мара, принеси валокордин!

Домработница, бросив последний взгляд на девственно чистый лист, который Кира швырнула на пол, побежала на кухню. Голова у Мары шла кругом. С одной стороны, вполне вероятно, что Ася просто устала, заснула на ходу и приняла привидевшийся кошмар за действительность. С другой… Мара же тоже стала участницей более чем странных событий. Вдруг история с висельником сродни ситуации с нападением на Михаила Петровича бандитов?

Глава 14

— Странный случай, — согласилась я, когда Марина, у которой запершило в горле, схватила с тумбочки бутылку с водой. — Знаете, что меня больше всего удивляет? Почему хозяйка не уволила ни вас, ни Асю после подобных «шуток»?

— Мы не лгали, — хмуро ответила Мара. — Ася обнаружила хозяина повесившимся, а я видела кровь. Михаил Петрович невесть зачем спектакли устраивать стал, жизнь в доме превратилась в ад. Ой, я еще не все рассказала!

— Тогда встает следующий вопрос. По какой причине вы решили остаться на службе?

Марина включила чайник.

— Незадолго до всех кошмаров Анна Валерьевна сделала нам с Асей предложение: один знакомый Михаила Петровича, владелец строительной фирмы, продаст нам однокомнатные квартиры, притом не по рыночной цене, а намного дешевле. Мы с Асей своей жилплощади не имеем, собственно говоря, поэтому у Антоновых и оказались — им требовалась прислуга с постоянным проживанием. Зарплата у нас достойная, но все равно квартиру не купить, а хочется иметь личный угол.

— Конечно, — кивнула я.

— Анна Валерьевна сказала, что мы имеем уникальный шанс получить жилье недорого. Только все равно у нас с Асей таких средств не имелось, — растолковывала Мара ситуацию, — и тогда хозяева дали нам в долг беспроцентную ссуду. Анна вроде продала очередную картину… В общем, мне вручили сорок тысяч долларов и Асе тоже. Теперь мы владелицы однушек в хорошем месте, дом сейчас достраивается, а долг у нас из зарплаты вычитают. И пока всю сумму не вернем, нам свидетельства о собственности не отдадут. Ясно?

— Более чем, — кивнула я. — Получается, вы теперь с хозяевами надолго одной веревочкой связаны. Антоновы не намерены терять деньги, а вы мечтаете об уютных квартирах.

— В самый корень, — с уважением отметила Мара. — Мы с Асей до сих пор от радости в себя прийти не можем, уходить от таких хозяев нормальному человеку в голову не придет. Ведь так все хорошо было, а как только на квартиры официально подписались, фигня пошла!

…После этого случая Михаил Петрович начал третировать домашних. Во-первых, он теперь перестал задерживаться на работе, возвращался не позже семи, да и утром уезжал поздно — Сергей увозил хозяина в офис к полудню. Так вот, во время ужина Михаил Петрович принимался придираться к членам семьи, замечания и упреки просто сыпались из профессора, которого раздражало все. Оставалось лишь удивляться, с какой скоростью тихий, незаметный, даже робкий Антонов трансформировался в желчного скандалиста.

Раньше Михаил Петрович выказывал терпимость, свое истинное лицо строгого хозяина не демонстрировал, Мара лишь однажды услышала, как Антонов отчитывает жену. Наверное, оставшись наедине с Анной, Михаил менял тон, но в присутствии посторонних муж казался типичным подкаблучником. «Да, дорогая», «Как хочешь, милая», «Ты поступила абсолютно верно» — вот фразы, которые раньше чаще всего произносил Антонов. Не привязывался он и к детям. Ни Костя, ни Лана никогда не слышали от папы замечаний, невестку Киру и малышку Китти профессор не дергал, к приживалке Гале, подруге Ланы, пригретой из милости, тоже не цеплялся.

Но год тому назад, после истории с висельником, ситуация резко изменилась. Теперь в шикарном особняке шла затяжная война с применением всех дозволенных приличиями, а также и запрещенных правилами хорошего тона приемов. Не успевала Лана сесть к столу, как отец обрушивался на дочь с обвинениями:

— Почему не здороваешься? Какое странное платье! Где взяла? Сколько стоит? Боже, ты меня разоришь! Не хватай сыр без хлеба! Не чавкай! Молчи! Не смей корчить рожи!

Первое время Лана не выдерживала больше двух минут, начинала отбиваться, говорила нечто типа:

— Отстань папа, не твое дело, я уже не маленькая.

И тут наступал следующий акт спектакля. Михаил Петрович хватался за грудь, задушенно хрипел:

— Воды! Сердце! Инфаркт! Врача!

Испуганные члены семьи принимались суетиться, Лана, рыдая, выпрашивала у папы, заболевшего из-за ее, понятное дело, хамства, прощение…

И все начиналось сначала. Проглотив демонстративно валокордин, Михаил Петрович накидывался на Костю или Киру, доставалось и Анне. Да что там взрослые — свою порцию «воспитания» получала и Китти. Живая, веселая девочка часто шумела в коридоре, и стоило ребенку с топотом пронестись мимо кабинета Антонова, как из двери с перекошенным лицом выскакивал профессор и орал:

— Мара! Мне плохо! Сердце! Скорей лекарство! От шума спазм случился!

Короче говоря, от выходок хозяина страдали все: жена, дети, невестка, внучка и прислуга.

Спустя некоторое время домашние поняли: спорить и ругаться бесполезно, подобным образом ничего не добиться, надо перестать реагировать на тычки и пинки. Если попытаться сохранить хоть внешнее спокойствие, сделать вид, что ядовитые стрелы, выпускаемые профессором, не прокалывают броню, то есть шанс избежать большого скандала.

Теперь Кира, Костя и Лана совершенно равнодушно подносили отцу семейства очередную порцию медикаментов, более того, они научились измерять мощь предполагаемой неприятности количеством требуемого валокордина. Если Антонов стонал: «Дайте сорок капель», то и дергаться не стоило, профессор намерен всего лишь слегка позудеть, а вот когда цифра возрастала до шестидесяти, нужно было готовиться к худшему.

— Похоже, ваш хозяин сумасшедший, — вздохнула я.

Мара кивнула.

— И мне так начало казаться. Его следовало лечить, хотя, с другой стороны, от чего? От дурного характера? Ничего откровенно кретинского Михаил Петрович не делал.

— А случаи с нападением и висельником? — удивилась я.

Мара скривилась.

— Ну, про первый никто, кроме меня и Анны Валерьевны, не знал. А о втором… Все подумали, что у Аси от переутомления глюк случился, даже объяснение нашли: если из коридора в кабинет под определенным углом глянуть, то полузакрытая штора на окне может человеком показаться — она подхвачена необычно. А люстра вроде как над ней…

— Слабое объяснение.

— Угу, — кивнула Мара. — Все странно и глупо, а главное, с каждым днем становилось еще хуже. Позавчера Михаил Петрович вдруг объявил, что на следующий день в гости приедет племянница, дочь его давно умершей сестры Лауры…

Все удивились, начали расспрашивать хозяина, а тот лишь отделывался намеками, говорил: «Сам не в курсе, она издалека, хочет познакомиться, долго не проживет, назад уедет».

Лана, больше всех желавшая узнать подробности о незнакомой родственнице, возьми и ляпни:

— Как бы не так! Новая шуточка небось!

И началось! Лучше не рассказывать, какой скандал разгорелся у Антоновых. Завершился вечер отвратительно: профессор свалился в постель, Анна засуетилась вокруг мужа, а Лана вдруг заорала на весь дом:

— Хватит! Сколько можно нас изводить? Мама, брось его!

Костя попытался успокоить сестру, но у Ланы открылась форменная истерика — девушка не желала успокаиваться. Тогда Кира позвала приживалку Галю Мамонтову, лучшую подругу Ланы (Маре Мамонтова не нравится, слишком уж она выпендривается для приживалки, которую приютили из милости, но Галина имеет огромное влияние на Лану, а Анна считает Мамонтову замечательным человеком).

Галя сумела уложить Лану в кровать. Потом вышла в гостиную, где в самом плохом настроении сидели Костя, Кира и Анна, лихо опустошила бокал коньяка и сказала:

— На мой взгляд, существует два варианта. Говорить дальше или заткнуться?

— Слушаем внимательно, продолжай, — поторопил Костя.

— Значит, так. Либо Лаура и впрямь родственница, либо это новый спектакль, третьего не дано, — прошипела Галя.

— У мужа была сестра, — слабым голосом сообщила Анна, — она давно умерла. Михаил Петрович очень переживал, когда Лаура скончалась.

— Отчего я про нее не знаю? — удивился Костя.

— Ты был тогда маленький, — туманно ответила мать.

— Но вы никогда не упоминали о тетке, — продолжал недоумевать сын.

— Потом выясните, что к чему, — вмешалась в беседу Галина. — Думаю, следует поступить так: когда эта фря дальневосточная явится, надо попытаться ее расколоть. Я прикинусь, что часто бываю во Владивостоке, и посмотрим на реакцию гостьи. Если завозмущается: «Да вы совсем не знаете города», значит, она оттуда, а начнет изворачиваться…

— Ясно, — оживилась Кира, — дадим бой мерзавке.

— Небось актрису нанял, — предположил Костя.

…Мара примолкла, приостановив рассказ.

— А, ты под дверью подслушивала! — утвердительно воскликнула я.

— Ага, — без тени смущения призналась домработница.

— И что дальше?

— Явилась эта Лаура, — зачастила Марина. — Такая кошка крашеная, жутко страшная, морда лошадиная…

— По-моему, вполне ничего, — вылетело из меня помимо воли. — Стройная, смуглая…

Мара с чувством чихнула. Восхитилась:

— Вот же дал господь талант, видеть прошлое и будущее!

— Не всегда картинка бывает четкой, — спохватилась я. — Сейчас вот не понимаю, чем у вас дело закончилось.

Мара оглянулась на дверь и зашептала:

— Большой бедой. Михаил Петрович умер. Прямо за письменным столом. Завещание хотел на эту Лауру переписать. Достал бумагу, нацарапал фразу: «Все мои…» — и кирдык! Сначала подумали, что у него с сердцем плохо стало, а потом менты Анне сказали: отравление. Ничего себе поворот, да? А Лаура, если явившуюся в дом девицу действительно так звали, удрала через окно! Сумку свою она в комнате оставила, только там барахло одно, ничего ценного. Зато она у нас хорошо разжилась.

— Чем?

— Деньги стырила. Миллион!

— Неправда! — подскочила я. — Когда вылезала в окно, пачки остались на полу!

Язык прилип к гортани. Ну все, выдала себя! Но домработница не заметила оплошности «экстрасенса».

Мара почесала в затылке.

— Тебя сюда точно господь послал. Ну-ка скажи, кто мне в белье пузырек подсунул?

— Какой? — растерялась я.

Домработница прищурилась.

— Сама знаешь, ведь ясновидящая!

— Говорила же, не полностью способна картинку восстановить, пробелы случаются.

Мара нахмурилась:

— А ментов тут у нас было… тьма! Знаешь, что они подозревают?

— Ну?

— Кто-то хозяина отравил.

— Да?

— Вроде как надоел он всем со своими скандалами, и кто-то из домашних его… того… — деловито заявила Мара. — Я очень внимательно беседу Анны Валерьевны с Владимиром слушала.

— С кем? — насторожилась я.

— С ментом главным, его Владимиром зовут. Так вот, он предположил, что Михаила Петровича обманули: наняли Лауру и велели ей стырить бабки, а потом поднести Антонову яд.

Я потрясла головой, но ничего не сказала. А Марина, не замечая моего волнения, неслась со своим рассказом дальше.

— Под подозрением все: Костя, Лана, Кира, Ася, Галя. А мне, похоже, совсем каюк.

— Почему?

Мара встала, распахнула просторный гардероб и стала рыться в белье, приговаривая:

— Куда же он подевался?

— Кто? — спросила я.

— Да, понимаешь, утром стала я одеваться, — нервно зачастила домработница, — а из мешка с трусами пузырек выпал. Из темного стекла, пробкой закрыт, пустой совсем. И как он ко мне попал? Кто сунул? Ясное дело, там яд был, которым Михаила Петровича отравили, а я его в руках вертела. Понимаешь? Подставить меня хотят. Помоги!

— Попробую, — кивнула я. — Знаешь, тебе и правда повезло. Вот мои документы, читай.

Мара схватила книжечку.

— Частный детектив? — воскликнула она. — Так, выходит, ты не ясновидящая?

— Нет, занимаюсь поиском убийц и сюда пришла не случайно.

Мара схватилась за виски.

— Мигрень начинается. Ничего не понимаю! В мозгах кавардак. А больше всего боюсь, что меня сделают виноватой. Пузырек-то был и исчез. Ну просто испарился! А там мои отпечатки пальцев. Боже!

— Глянь на другой полке, — посоветовала я.

— Здесь лежал, в пакете.

— Все же посмотри, там тоже мешок есть.

— Где?

— Нагнись.

— Ну и ну, — удивилась Мара, — ничего такого тут раньше не имелось. У меня всего один пакет с нижним бельем.

Продолжая говорить, домработница вытащила полиэтиленовый кулек, раскрыла его и взвизгнула:

— Мама!

— Что там? — бросилась я к ней.

Марина молча протянула мне непрозрачный мешок, я опустила глаза и ахнула. Внутри лежали пачки сторублевых банкнот, аккуратно перехваченные белыми полосками бумаги.

— Сколько тут? — прошептала Мара.

Я взяла пакет, вывалила его содержимое на кровать и ответила:

— Похоже, миллион.

— Боже, тот самый, что пропал у Михаила Петровича! — затряслась Мара. — Меня расстреляют!

— Не неси чушь, — твердо сказала я и начала запихивать пачки назад.

— Хозяина отравили, на пузырьке с ядом теперь мои отпечатки, деньги в моем шкафу… Если вспомнить про долг за квартиру… — пролепетала Мара. — Ой… ой… ой!

Я засунула пакет обратно в шкаф.

— Успокойся. Сказала же — помогу.

— Да, да, да… — лихорадочно бормотала Мара. — Отблагодарю, заплачу… только выручи, узнай все…

Видя, что у женщины сейчас начнется истерика, я схватила ее за плечи, встряхнула и решительно сказала:

— Немедленно возьми себя в руки! От слез и причитаний проблема меньше не станет. В вашем доме творятся чудные дела. Но их ведь кто-то затеял! Этот человек убил Михаила Петровича и решил свалить вину на тебя.

— Господи… — зашмыгала носом Мара. — Мне конец, поставят к стенке…

— В России мораторий на смертную казнь, — возразила я. — Да и раньше, насколько знаю, исключительная мера наказания к слабому полу применялась крайне редко.

Но мои разумные доводы не утешили Мару, из глаз домработницы потекли слезы.

— Послушай, — зашипела я, — хочешь выпутаться из неприятностей?

— Да, — всхлипнула Мара.

— Тогда перестань лить слезы! Никогда нельзя предаваться унынию и опускать руки, все поправимо.

— Угу, — шепнула Мара.

— Я и не такие задачки решала!

— Правда? — с робкой надеждой осведомилась Марина.

— Стопроцентно! А сейчас лучше ступай в спальню, в ту, куда намеревались поселить племянницу, и принеси мне оттуда пульт, такой серый, с тремя кнопками: красной, желтой и зеленой.

На лицо домработницы наползло выражение изумления.

— Пульт? Какой? Зачем? Откуда знаешь, где он лежит?

— Слишком много вопросов, — скривилась я. — Хочешь выпутаться из беды? Неси пульт.

Глава 15

Домой я порулила часов около трех дня. В голове крутились разные мысли.

Мало того, что я оказалась впутанной в невероятную историю, так еще Мара не сумела отыскать пульт. Сначала она в одиночестве исследовала спальню, потом, воспользовавшись тем, что в особняке в тот час никого, кроме прислуги, не было, она мне предложила:

— Сама поищи.

Я излазила всю комнату, но блокатор испарился. И что теперь прикажете делать? Тайком купить новую технику? Но у меня же нет подобных денег! Признаться в совершенном? Ни за какие коврижки! Я не люблю слов «безвыходное положение», но сейчас почти готова была их произнести.

Припарковав машину во дворе, я внимательно осмотрела другие автомобили. Похоже, ни Сережки с Юлей, ни Вовки, ни Кати дома нет. Сбегаю-ка я в супермаркет, куплю курочку и запеку ее в духовке. А пока она готовится, можно будет картошечку пожарить. Поев, домашние станут добрыми, ласковыми. Авось что-нибудь придумается насчет оживления бытовой техники.

Торговый центр находится в двух шагах от нашего подъезда, легче добежать туда пешком. А для меня дорога становится еще короче, потому что могу пролезть через проем в заборе.

Дойдя до изгороди, я испытала глубокое разочарование — пролома уже не было. Еще вчера тут зияла дыра, а как раз сейчас рабочий в ярко-синем комбинезоне и белой каске старательно приваривал новый прут.

Заметив меня, сварщик опустил руку с длинным штырем, откуда сыпались ярко-белые искры, поднял очки и сказал:

— Нельзя на огонь смотреть, глаза заболят.

Лицо рабочего было красное и слегка опухшее, что без слов говорило о привычках хозяина: небось мужик любит выпить.

— Проходьте, гражданочка, — хриплым голосом поторопил сварщик, — чего встали… Не цирк, билеты не продаю.

И тут меня осенило! Точно, безвыходных положений не бывает. Следует лишь не впадать в истерику, а шевелить мозгами, и все получится в наилучшем виде.

— Вас как зовут? — налетела я на работягу.

— Виктор Николаевич, — с достоинством представился рабочий.

— Заработать хотите?

— Сколько и чё делать? — заинтересовался Виктор Николаевич.

— Оплата достойная, работа ерундовая, — заверила я. — Вы в самодеятельности когда-нибудь участвовали?

— Караоке увлекаюсь, — признался Виктор Николаевич.

— Ну, это не совсем подходит, — вздохнула я. — В общем, придется вам одну роль сыграть. Слушайте и запоминайте.

Ровно в восемь вечера я хотела убрать грязные тарелки в посудомойку, но тут же вспомнила, что автоматическая помощница теперь просто бесполезный шкаф, и со вздохом стала ставить посуду в мойку.

— Ужасно! — простонала Юлечка. — Отчего же все-таки у нас вырубилась вся техника?

— Надо разобраться, — протянул Сережка. — Лампа, вызови, что ли, мастера…

— Хорошо, — быстро согласилась я, поглядывая на часы.

Надеюсь, Виктор Николаевич не подведет, я предусмотрительно не выдала ему аванс, просто озвучила размер гонорара.

И тут прозвенел звонок.

— Кто там? — удивилась Катя.

— Я открою, — побежала в переднюю Лиза.

С самым невинным выражением лица я открутила кран и взяла губку.

— Здрассти вам, — раздался за спиной голос. — Извиняйте, если вечерять помешал.

Я обернулась и увидела Виктора Николаевича все в том же голубом костюме и каске, только на сей раз у него в руке был потрепанный чемоданчик.

— Вот, — добродушно заулыбался рабочий, — предупредить пришел… э… в общем, тута… э… ремонт идет… линию повредили… Небось у вас СВЧ сломалась?

— И компьютеры! — заорали в один голос Лиза с Кирюшей.

— Ну надо же… — покачала головой Катюша. — Вот ведь какая странность: свет есть, а телевизоры умерли.

Сварщик снова откашлялся.

— Тута… в общем… проблема… Электричество — оно ведь по разным проводам текёт, оно бывает бытовое и техническое… ну, разного напряжения. Всякие там телики вместе с компьютерами на двести двадцать рассчитаны, но еще можно триста восемьдесят подать…

Я осторожно окинула взглядом членов семьи. Спору нет, Катюша отличный хирург, Сережка замечательно придумывает и проводит всяческие пиар-кампании, Юлечка успешно делает карьеру на ниве журналистики, Кирюшка и Лизавета, несмотря на постоянно получаемые двойки, ребята очень сообразительные, плохие отметки у них не от тупости, а от лени. Но при всех своих положительных качествах никто из присутствующих здесь людей ни черта не понимает в электричестве. Единственное, что мы знаем: на свете бывают станции с турбинами, и всякие там железные штуки в них вертятся, а в домах в итоге их работы горят лампочки.

С другой стороны, не может же человек обладать детальными знаниями по любому вопросу! Ну-ка, признайтесь, вы понимаете, каким образом работает мобильный телефон? Как устроен лифт? Почему телевизор демонстрирует кино? Откуда в наши квартиры поступает вода и куда она потом утекает? В трубы? А трубы-то где заканчиваются?

Будучи сама абсолютно неграмотной в сфере коммунального хозяйства, я была уверена, что Виктор Николаевич сейчас ловко обдурит членов семьи. Очень хорошо, что в доме отсутствует Костин, голова Вовки похожа на чердак, забитый всякими нужными и ненужными сведениями, он еще мог бы сообразить, что электрик не слишком компетентен.

— Тута мы… ремонт… того самого… — отрабатывал тем временем обещанный гонорар сварщик. — Ну и маленько не того… бац, и хана технике наступила!

— То есть хотите сказать, что совершили ошибку, в результате которой у нас испортилась техника, — пришла я на помощь вспотевшему от непривычной работы лектора Виктору Николаевичу. — Ой, поняла! Как все, оказывается, просто! Не туда подсоединили что-то, и, кувырк, поломалось.

— Ага, — обрадованно закивал сварщик, а потом в порыве вдохновения воскликнул: — Хотите покажу, чаво куда не туда?

Я насторожилась. «Актер» решил заняться импровизацией. Мы так не договаривались. Я очень четко объяснила «электрику» задачу: он должен появиться в двадцать ноль-ноль, в самое нужное время, когда все, кроме Вовки, уже дома, кратко сообщить об аварии, а затем быстро уйти. С какой стати Виктор Николаевич надумал выдавать отсебятину?

— Где у вас щиток? — деловито продолжил сварщик.

— Незачем туда нос совать, — попыталась я остановить не в меру активного «артиста», — небось он опечатан.

Но меня никто слушать не стал.

— На лестнице, у лифта, две дверки есть, — пояснила словоохотливая Юлечка. — Только я не знаю, за какой щиток находится.

— Дык разберемся, — закивал Виктор Николаевич. — Давайте, господа-товарищи, двинем к месту произошедшей неприятности, наглядненько покажу, чё, куда и почем.

Страшно злая на неуместно активного сварщика, я вместе со всеми потрусила из квартиры. Зря Виктор Николаевич рассчитывает, что вследствие «лекции» получит двойной гонорар, он жестоко ошибается, дам ему заранее оговоренную сумму, ни рубля больше!

— Во! — радостно возвестил «электрик», распахивая незапертый щиток.

— Сколько проводов! — воскликнула Катя.

— Никогда сюда не лазил, — покачал головой Сережа. — Ну и бардак тут! Оголенные жилы в разные стороны торчат… Вам не кажется, что это опасно?

— Незачем жильцам в технические тонкостя вникать, — задумчиво протянул Виктор Николаевич. — Нормально здесь все, бардаков вы не встречали, да! Значитца, растолковываю: энто плюс, энто минус, посередь земля торчит.

— Не вижу, — засуетился Кирюшка.

— Тебе и не надо, — решительно ответил «электрик», — для взрослых говорится. Молчи и слушай!

Кирюша обиженно засопел, Лизавета поджала губы, но Виктор Николаевич не понял, что обидел подростков, и вещал дальше.

— По желтому проводу ток течет [3 - На всякий случай для тех читателей, которые, как члены семейства Романовых, абсолютно технически безграмотны, поясню: Виктор Николаевич говорит ужасные глупости. (Прим. автора.)] в квартиру, по красному вытекает назад.

— А зеленый зачем? — снова вмешался Кирик.

— Тута такого нет, — уверенно сообщил Виктор Николаевич.

— Вот он, — не успокаивался мальчик.

— Где?

— Слева.

— Не вижу, — почти влез в щиток «мастер».

— Вон, из стены выходит, — затрещал Кирилка.

— Энтот? — поинтересовался Виктор Николаевич.

— Неужели не заметно?

— Нет, — помотал башкой сварщик. — Желтый, красный, синий… зеленого не примечаю.

— Похоже, вы слепой, — бестактно заявила Лиза. — Ну-ка, поднимите руку!

Виктор Николевич послушно задрал правую длань.

— Чуть левее, — велела девочка.

«Электрик» невесть почему послушался Лизавету.

— Теперь хватай! — заорал Кирюшка. — Вон он висит, сам голубой, а внизу железный!

Виктор Николевич машинально уцепился пальцами за толстую жилу цвета морской волны. В ту же секунду раздался оглушительный звук, из щитка вылетело облако дыма.

Я разинула рот. Дальнейшие события происходили словно с замедленной скоростью. Сначала погас свет. Везде — и на лестнице, и в нашей квартире, дверь в которую стояла нараспашку. Затем, громко лязгнув, замер лифт, следом раздался странный звук: плюх — и вопль Кирюши:

— Мама! Его убило!

— Упал! — взвизгнула Лиза.

— Сюда, сюда… — закряхтел Сережка.

— Без паники, — попыталась успокоить присутствующих Катя, — он дышит и…

Договорить подруга не успела.

— Эй, — понеслось из шахты лифта, — выньте меня!

— Вовка… — ахнула я. — Костин, ты где?

— В кабине, — глухо прозвучало снизу, — застрял.

В ту же секунду распахнулась дверь соседней квартиры, и появилась Соня Палкина со свечкой в руке.

— Что случилось? — закричала она. — У вас тоже электричество отключилось?

Дрожащий желто-оранжевый огонек свечного пламени вполне отчетливо осветил лестничную клетку, я различила перепуганных домашних и тело Виктора Николаевича, распростертое на выщербленной кафельной плитке. От увиденного зрелища у меня подкосились ноги. Боже, сварщик умер! Схватился голыми руками за оголенный провод, и все! Какой кошмар!

Пока я пыталась осознать размер несчастья, до слуха стали долетать разного рода стуки и недоуменные голоса — из своих квартир начали выходить соседи. Люди ничего не понимали, основная масса из них злилась.

— Ваще, телик не посмотреть!

— А у меня стиральная машина встала.

— Звоните в аварийную.

— Надо найти домоуправа и в грызло ему дать.

— Он жив? — прошептал Кирюшка, указывая на Виктора Николаевича.

В ту же секунду с меня слетело оцепенение. Я открыла рот, собираясь начать звать на помощь, но сварщик вдруг очень медленно сел и затряс головой.

— Милый, любимый! — бросилась я к «электрику». — Ты не умер! Какое счастье!

Виктор Николаевич с огромным трудом распахнул глаза и спросил:

— Фуэшты брошк?

— Что он говорит? — спросил Кирюша.

— Не понимаю, — ответил Сережка.

— Чего не понимаешь? — удивился Кирик.

— Что говорит, не понимаю! — рявкнул Серега. — Речь незнакомая.

— Похоже на молдавский язык, — уверенно заявила Юля.

— А ты его знаешь? — скривился муж.

— Нет.

— Тогда молчи, — весьма невежливо заявила Лизавета.

— Я ездила в Кишинев, — рассердилась Юля.

— Пушт молдавэцки, — жалобно протянул Виктор Николаевич.

— Точно, молдавский, — безапелляционно продолжила наша журналистка.

— Раз такая умная, то переведи, — велел Сережка, который явно был за что-то зол на свою вторую половину.

— Я слов не знаю, — призналась Юля.

— Тогда чего хвасталась? — фыркнула Лиза.

— Просто сказала: он говорит по-молдавски.

— Прекратите спорить! — воскликнула Катя. — Несчастного надо внести в квартиру и уложить, я попытаюсь установить, что с ним случилось. Вы можете подняться?

— Фрэшты, Виктор Николаевич, — закивал сварщик.

— По-моему, он решил с нами познакомиться, — протянул Сережа. — Привет, как дела?

— Мамалыга, — сообщил сварщик.

— Хватит ерундой заниматься! — рассердилась Катя. — Давайте поможем ему.

— Люди-и! — завыл из лифта Костин. — Выньте скорей меня отсюда-а-а!

— Сейчас в аварийку позвоню, — крикнула я, — не волнуйся!

— Темно-то как… — завозмущалась Лиза. — Ой, на что это я налетела?

— Не знаю, — ответил невидимый Кирюша, — мы сейчас по коридору тащимся. Где дверь? Вау!

Раздался стук и вопль, я выпустила руку Виктора Николаевича. Очевидно, Катя проделала то же самое, потому что послышался глухой удар и вскрик:

— Ой-ой!

— Лампа, у нас есть свечи? — завизжала Юлечка.

— У меня все имеется, — гордо заявила я.

— Неси сюда, да поживей! — велела Лиза.

Я, вытянув вперед руку, стала пятиться назад. Свечи не самый необходимый атрибут в московской квартире, в столице практически никогда не вырубают электричество. Но я женщина очень хозяйственная, предусмотрительная и аккуратная, поэтому на всякий случай купила, так сказать, осветительный прибор прежних лет. Только куда засунула коробку? Ага, вспомнила, она лежит в шкафу в прихожей.

Очень осторожно я просочилась к входной двери, нащупала на стене круглую ручку и дернула за нее. Знаете, мои дорогие, если в квартире имеется отличная хозяйка, такая, как я, то никакие форсмажорные неприятности не страшны, потому что у порядочной женщины любая мелочь знает свое место. Вот сейчас распахну дверку и выну необходимую упаковку…

Но отчего-то шкаф не хотел открываться. Слегка удивленная, я удвоила усилия, затем утроила. А потом случилось неожиданное: ручка гардероба пошла не вбок, а вперед, на меня шлепнулось нечто лохматое, жуткое, страшное… Крыса! Нет, рысь! Тигр!

— Спасите! — заорала я, падая на пол под тяжестью дикого, невесть откуда взявшегося в квартире зверя. — Меня сейчас сожрут! А-а-а!

Чья-то рука убрала хищника.

— Лампудель, — устало сказал Сережка, — зачем ты оторвала вешалку? Да еще, когда на тебя свалилась Юлькина шуба, принялась блажить? Ей-богу, не время для идиотских шуток. Найди немедленно свечи, а то Кирюшка уже споткнулся о мопсов и упал.

Я, держась за стену, встала. Значит, уцепила не ручку шкафа, а деревянную бомбошку, на которую мы вешаем собачьи поводки, она торчит из вешалки как раз на уровне вытянутой руки, гардероб расположен на противоположной стене. Ну, перепутала, с кем не бывает.

Пальцы начали вновь шарить по обоям, потом наткнулись на деревянную панель… ага, вот и ручка, теперь все верно…

С легким скрипом дверка раскрылась. Ба-бах!

— А-а-а! — коротко всхлипнул Сережка и замолк.

Окончательно перепугавшись, я принялась шарить руками по полкам, суматошно спрашивая:

— Сережк! Чего случилось? Ответь!

Но старший сын Катюши по непонятной причине хранил полнейшее молчание.

С каждой секундой мне становилось все страшнее и страшнее, а коробка со свечами, как назло, не попадалась. Под руки лезла всякая дрянь — куски мягкой ткани, комки шерсти, щетки, молоток. Господи, он-то каким образом попал в шкаф, инструменты у нас хранятся совсем в другом месте…

Вдали замерцал огонек, я перевела дух и увидела Лизу.

— Вспомнила про свечу-фигурку, — радостно воскликнула девочка. — Мне ее Лаура Антонова на день рождения подарила. Прикольная штучка в виде кошечки. Жалко зажигать было, но пришлось, а все из-за того, что ты, Лампа, не сумела обычные свечи найти.

— Вот они! — воскликнула я, хватая с полки серую коробку.

— А чего Серега на полу сидит? — удивилась Лиза.

— Действительно… — изумилась я. — Сережа, в чем дело?

— Мне на голову тяжесть упала, — глухо ответил парень, — испугался. И, между прочим, больно.

— На полках одни старые вещи, тряпки всякие, — бойко ответила я, пытаясь открыть коробку со свечами.

Пришло же кому-то в голову так запечатать тару! Неужели не понятно: человеку захочется воспользоваться покупкой, никто не станет любоваться на упаковку приобретения!

— Хороши тряпки! — возмутился Сережка, тыча пальцем в некий довольно большой круглый предмет. — Какой идиот положил в шкаф эмалированный таз?

— Да еще гнутый, — подхватила Лиза. — Вон какая вмятина!

— Тазик был хороший, — подскочила я, — он раньше в ванной стоял, а потом, когда мы автоматическую стиральную машину купили, стал не нужен, вот я и прибрала его.

Сережка медленно поднялся.

— Господи, сколько дряни в этом шкафу! Зачем мы ее храним?

— Ну… из экономии… — не слишком уверенно ответила я. — Чтобы деньги на нужные вещи не тратить. Понадобится, допустим… э… утюг, а вот он…

— Ага, чугунный! — фыркнул Сережка. — Такими давно никто не пользуется, человечество электрические придумало.

— В особенности сейчас он пригодится, — язвительно ответила я, — когда во всем доме тока нет. Представь, тебе нужно на деловую встречу…

— Гнутый таз вышвырнуть пора, — перебил меня Сережка.

— Он был совсем новый! — повторила я.

— Может, и был, да только покорежился от встречи с твоей головой, — захихикала Лиза.

— Ну сколько можно копаться? — закричал Кирик. — Идите в гостевую, несите свечи, мы электрика на ощупь лечим.

Лизавета развернулась и со всей возможной скоростью поспешила на зов. За ней, держась за голову и охая, пошел Сережка, а я, безуспешно пытаясь на ходу открыть коробку со свечами, замыкала шествие.

Конечно, эмалированный таз не следует держать на самой верхней полке, тут Сергей целиком и полностью прав. И, естественно, нужно навести в шкафу порядок. Ну почему я не положила свечки под рукой, на кухне? И по какой причине эта мерзкая коробка не желает открываться? Я уже сломала два ногтя, но картонная крышка даже не пошевелилась!

Глава 16

Свечка в виде кошечки, подаренная Лизе одноклассницей, давала мало света, но все равно, войдя в комнату, я различила кровать и полулежащего на ней Виктора Николаевича.

— Что с ним? — спросил Сережка у Кати.

Подруга развела руками.

— Похоже, электрик гастарбайтер, его ударило током, и то ли от страха, то ли от боли мужчина потерял способность общаться на русском языке.

— Такое бывает? — недоверчиво протянула Юлечка.

Катя кивнула:

— В специальной литературе описаны случаи, когда после удара молнии выживший человек вдруг получал сверхспособности, в частности, принимался бодро лопотать на каком-нибудь суахили, о котором до катастрофы и не слыхивал.

— В нашем случае, — напомнил Серега, указывая на сварщика, — он забыл, что знал.

— И подобное вероятно, — кивнула Катя.

— Что же нам теперь с ним делать? — уперла руки в бока Юлечка.

— В больницу везти, — подсказал Кирюша.

— Думаю, нет нужды, — задумчиво протянула Катюша. — Вроде он в порядке — давление, пульс… Но, если честно, поражение током не моя специфика.

— Уважаемый, кушать хотите? — фальшиво бодро спросил Сережка.

Виктор Николаевич закивал.

— А выпить не откажетесь?

Кивки стали еще энергичней.

— Умирающий человек аппетитом не обладает. Так, ма? — повернулся к Катюше Сергей.

— В принципе, верно, — ответила осторожная, как все врачи, Катя.

— Следовательно, мастер может идти домой! — резюмировал парень.

— Машты перцы! — растерянно заявил Виктор Николаевич.

— Похоже, он забыл адрес, — пропищала Лиза.

Виктор Николаевич быстро-быстро закивал.

— Надо в паспорте поглядеть, — деловито предложил Кирюша. — У вас есть документы?

Сварщик замотал головой.

— А где его чемоданчик? — заинтересовался Серега.

— Я знаю где! — крикнула Лиза. — Сейчас посмотрю.

— Очень неприлично лазить по чужим вещам, — попыталась я остановить девочку, но ловкие пальцы Лизаветы уже подняли ободранную крышку.

— Тут ничего интересного, — возвестила девочка, — гайки всякие и мочалка.

— Это утеплитель, — с видом знатока заявил Кирюша.

— Мочалка.

— Утеплитель!

— Мочалка!! — добавила децибелов в голос Лизавета.

— Утеплитель!!! — легко переорал ее Кирюша.

— Хватит! — рявкнул на детей Сергей. — Значит, подвожу итог: все сломалось, света нет. Зато вместо электричества мы имеем на руках полувменяемого дядьку, предположительно молдаванина, кажется, по имени Виктор Николаевич, без документов, с чемоданчиком, в котором лежит мочалка.

— Утеплитель, — не упустил возможности настоять на своем Кирюша.

— Какая разница! — возмутилась Юлечка. — Да хоть бы у него и то, и другое имелось. Этот Виктор Николаевич не сумеет заменить собой ни тостер, ни кофемолку.

Несчастный сварщик зашмыгал носом, я испытала глубокое чувство раскаяния. Если разобраться до самого конца, то кто виноват в произошедшем? А? Кому пришла в голову идея заплатить сварщику, дабы тот, одетый в спецовку, пришел и наврал про некие работы, из-за которых в нашей квартире у всех электроприборов случился полный коллапс? Как бы ни было неприятно это осознавать, но данной предприимчивой личностью являюсь я. Однако если начать докапываться, так сказать, до дна, то подлинной виновницей происшествия следует считать продавщицу, которая всучила мне блокатор, не объяснив толком, как им пользоваться. Я всего лишь хотела…

— Вот что, — сказал Сережка, — ведите Виктора Николаевича на кухню. Лампа!

— Аюшки? — бойко отозвалась я.

— Плита работает?

— Да, она у нас газовая.

— Отлично, — обрадовался Серега. — Прежде всего, быстро свари много пельменей, чтоб на всех хватило. Лиза, иди впереди со свечкой, мы за тобой.

Крайне медленно процессия вошла на кухню, я метнулась к плите и воскликнула:

— Пельменей не будет!

— Почему? — раздался хор голосов.

— Я же сегодня купил и положил на балкон, — напомнил Сережка.

— Плиту не зажечь, — объяснила я.

— Газ в нашей стране есть всегда, — возразила Юля. — Говорят, его даже во время войны не выключали. Имею в виду сорок первый год.

— И чё, тогда в Москве газ был? — изумился Кирюша.

— Ну ты дурак… — захихикала Лизавета. — На чем, по-твоему, люди обед варили?

— На нефти, — совершенно серьезно заявил Кирюшка.

— Еще скажи — во дворах на костре, — окончательно развеселилась Лиза.

— Может, и так, — пожал плечами Кирюша. — Меня тогда еще не родили, я лично не видел. Кстати, тебя тоже еще на свете не было, откуда такая уверенность про газ?

— Лампуша, — повернулась ко мне Лизавета, — скажи быстрей: когда немцы на Москву наступали, газ в квартирах имелся?

— Понятия не имею, — сквозь зубы процедила я, — родилась спустя много лет после великой Победы.

— Да ну? — удивилась Лиза. — А я думала, ты…

— Современница Петра Первого, — довольно засмеялся Сережка.

— Так что с плитой, Лампочка? — кинулась мне на помощь Катюша.

— У нее пьезозажигание, — горестно пояснила я, — а оно от электричества питается.

— Эка беда, — фыркнула Юлечка, — спички возьми.

— У нас их нет.

— Почему? — удивилась Юля.

— До сих пор были не нужны, — растерянно ответила я.

— Ага, зато старый эмалированный таз — крайне необходимая вещь, — не упустил случая ущипнуть меня Сережка, — и его ты бережно хранишь в шкафу, да еще на самой верхней полке.

— Давайте не будем ссориться, — ласково прервала разговор Катюша. — Лампочка сейчас нальет в кастрюлю воду, а я сбегаю к соседям за спичками. Ну что о нас подумает Виктор Николаевич? Хороши хозяева, ничего-то у них нет!

Катя вышла. Юлечка вздернула подбородок, но промолчала, Сережка сел у стола, Кирюшка примостился на диванчике, около смирно сидевшего там Виктора Николаевича, я наклонилась к шкафчику, Лизавета грустно сказала:

— Кошечка скоро догорит.

— Кирюша, — попросила я, — вон там лежит целая коробка со свечами, попробуй ее открыть.

— Легко, — воскликнул мальчик и схватил упаковку.

— Лампуша, — спросила вернувшаяся от соседей Катя, держа в руке коробку спичек, — там Вовка в лифте застрял, просил у тебя узнать, когда аварийка приедет. Говорит, уже устал помощь ждать.

Я едва не выронила кастрюлю с водой, которую как раз ставила на плиту. Совсем забыла про Костина! Надо немедленно звонить в диспетчерскую, но не знаю телефон. Внезапно в мозгу вспыхнули цифры «911». Нет, это не то, я просто насмотрелась импортных кинолент, москвичи должны набирать «01», «02», «03, «04»… Только к застрявшим лифтам пожарные, милиция, врачи и Мосгаз отношения не имеют! Завтра же наведу порядок в шкафах и положу на самое видное место необходимые номера телефонов. А если прорвет трубу? Или начнется наводнение? Надо же знать, куда обращаться…

— Открыл! — заорал Кирюша. — Классные свечи, не встречал таких — толстые, черные, суперские…

— Вода закипает, — возвестила Юлечка, — давай пельмени.

— Поджигаю, — завопил Кирюшка, поднося фитиль на самом деле очень странной по виду свечи к нервно подпрыгивающему огоньку догоравшей кошечки.

Я открыла балкон и стала искать пельмени, принесенные Сережей. За спиной раздалось угрожающее шипение, потом послышался тонкий, воющий звук. Я обернулась, глаза увидели Кирюшку, державшего в вытянутой руке черную толстую палку, из верхнего конца которой змеился с неприятным потрескиванием дым.

— Ложись! — завопил вдруг Сережка.

Я прижалась к стене, Юлечка, словно подкошенная, шлепнулась на пол, а ее муж выхватил из кулака растерявшегося младшего брата дымящееся нечто и живо вышвырнул его через открытую дверь балкона на улицу.

Все мы вместе с собаками кинулись на лоджию. Увиденная картина впечатлила: вместо того чтобы под действием земного притяжения шлепнуться вниз, «свеча» взлетела вверх, взорвалась ярко-красным огнем и повисла в воздухе, освещая двор не хуже прожектора. Несколько мгновений она сияла люстрой, потом свет из пурпурного стал белым, синим, зеленым, а затем таинственный предмет, оставив за собой хвост искр, унесся вправо. Собаки, воя и лая, бросились в глубь квартиры.

— Эт-та что было? — прошептала Лиза.

— У Лампы спросить надо, — пробурчал Сергей.

Я икнула, попыталась пошевелить каменно-тяжелым языком, но потерпела неудачу.

— Совсем кошечка закончилась, — возвестила Лизавета, — жаль, Лаурка Антонова всего одну подарила.

Я вздрогнула. Лаура Антонова… Лиза уже второй раз упоминает это имя и фамилию. Почему они кажутся мне знакомыми?

— Ну-ка дай прочитаю, пока совсем в темноте не остались, — сказал Сережа и схватил лежащую на столе коробку со свечами. — Да уж… Лампа, немедленно отвечай: где приобрела столь замечательную вещь?

— У метро бабушка стояла… — промямлила я. — Холодно было, она совсем замерзла, вот я и пожалела старушку, купила коробку. Не от хорошей жизни пенсионерка зимой на улице торговать решила, наверное, пенсия копеечная.

— А где сей божий одуванчик эти свечки взял? — продолжил допрос Сережка.

Я напрягла память.

— Вроде она что-то говорила про внука, который на заводе работает, ему, мол, часть зарплаты готовой продукцией выдали.

— Ну, это маловероятно, — ухмыльнулся Сережка. — Во-первых, не девяносто первый год на дворе, а во-вторых… Лампудель, ты читала надпись на коробке?

— Нет, — честно призналась я.

— Купила сама не зная что? — нахмурилась Юля.

— Бабушка сказала: «Возьми, деточка, там свечи, очень хорошо горят, пригодятся в хозяйстве, я недорого прошу». Уже ведь объяснила: мороз трещал, холод стоял лютый, старушка маленькая, тряслась вся… Я из жалости взяла коробку и забыла про нее, а сейчас вспомнила.

— Не обманула бабуська, — заржал Кирюшка, — засветилось лучше некуда! Фейерверк!

— Ясный перец, — неожиданно засмеялся Сережка. — Ракета осветительная, для военных целей, вот какая это свечка! Только срок годности у нее вышел. Небось внучок в армии служил и перед дембелем со склада что под руку попалось упер. Отличная свечка, хорошо, что она дома у нас под потолком не зависла.

Я снова икнула.

— Сейчас потухнет, — грустно заявила Лизавета, глядя на мерцающий огонек, который плавал в лужице парафина, оставшейся от кошечки.

Катя улыбнулась:

— Вот, держи настоящую свечку.

— Где взяла? — обрадовалась Юля.

— Соседка Лена дала, — пояснила подруга.

— Все-то у нее есть, — с укором воскликнул Сережа. — Чего ни попроси, тут же даст! Просто пример для многих.

Отчего-то, услыхав последнее заявление, присутствующие уставились на меня. Наверное, следовало возмутиться, но, как назло, внезапно налетевшая на меня икота стала еще сильней.

Хлопнула дверь, послышался шум, топот и громкий голос Вовки:

— Лампа, ты могла бы объяснить аварийщикам, что не лето на дворе, в лифте холодно, задубел совсем. В кабине пингвинов разводить можно! У нас вроде пельмешки есть? А чего вы такие странные, словно вас током ударило? Отвечайте!

Домашние, перебивая друг друга, начали вводить Вовку в курс дела, а я занялась приготовлением пельменей. Наша соседка Лена действительно очень аккуратна, имеет под рукой необходимые запасы и нужные телефоны. Голову на отсечение даю, она и вызвала аварийную «Мослифт». Я два раза ухитрилась забыть про изнывающего в застрявшей кабине Вовку, а у Лены все четко, не женщина — биоробот.

— Надо было сразу к соседке сбегать, — заныла Лиза, — кошечку жалко.

— Куплю тебе другую, — быстро пообещала Катя, — завтра принесу.

— Ага, — обиженно протянула Лизавета, — где же ты ее возьмешь… Лаурка сказала, что фигурную свечку ей аж из Парижа привезли.

— Врет, — убежденно заявила Юля. — Я сама в подобном грешна: приволокла начальнице вазочку и насочиняла, будто это ей сувенир из Америки.

— Разве ты ездила в Штаты? — удивился Вовка.

— Нет, — хихикнула Юля, — но наша мымра абсолютно уверена: если человек не видел живьем статую Свободы, то он неудачник.

— Думаю, живая статуя Свободы — конкретное зрелище, — развеселился Сережка, услышав ее слова. — Ты, Юлька, не испугаешься, если каменная баба на тебя попрет?

— Дурак! — обозлилась Юлечка и сразу стала похожа на Лизу. — Вовсе не это имела в виду!

— А что? — продолжил подтрунивать над женой муж. — Как еще понять твой замечательный пассаж «если человек не видел живьем статую Свободы»? Вот по этой причине у нас в стране бардак — потому что даже журналисты не умеют родной речью пользоваться!

Щеки Юлечки начали медленно розоветь.

— Виктор Николаевич! — вклинилась в беседу Катя, пожелавшая погасить искру начинающегося скандала. — Пойдемте, покажу вам, где одеяло с подушкой брать.

— Он у нас останется? — тут же забыл о Юле Сережка.

— Разве можно выгнать на мороз несчастного, который не имеет документов, не помнит своего адреса и не умеет разговаривать на русском языке? — возмутилась Катя.

— Нет, конечно, — обреченно ответил Сережка. — А как свечку делить станем? Кому она достанется?

— Мне, — хором ответили дети.

Сережка прищурился.

— Ах вы мои хорошие! Знаете, кем вырастает в большой семье эгоист? Калекой! Ему здорово от родни достается за гадкий характер, вот он и становится хромым.

— Сережа, — укоризненно покачала головой Катя, — надо уступать младшим.

— Вовсе нет! — воскликнул наш рекламщик. — Уважения требует старость. Пусть свечку берет Лампа.

Меня охватило глубочайшее негодование. Это что за намеки? Я совсем не в пенсионном возрасте!

— Свечу должен иметь тот, кто больше всех работает, — заявил Вовка, — потому что именно ему, несчастному трудящемуся человеку, необходимо почитать в кровати перед сном.

— Тогда давай ее сюда! — в едином порыве воскликнули Сережка, Юля, Кирюша и Лиза.

— Вообще говоря, я имел в виду себя, — заморгал Вовка.

— Свет надо предоставить гостю, — вспомнила о хорошем воспитании Катя. — Пусть Виктор Николаевич почитает в кровати, он пережил шок.

— У нас есть книги на молдавском? — прищурилась Лиза.

— Нет, откуда бы… — слегка растерянно ответила Катюша.

— А русский он забыл, — радостно напомнила девочка. — А знаете что… Давайте разрежем свечку на кусочки, тогда каждому хватит!

Предложение понравилось. Поделив свечу, домашние наконец-то пошли спать. Я тоже залезла под одеяло, но не успела закрыть глаза, как услышала голос Лизы:

— Лампуша, дай мне сто рублей.

— Зачем? — зевнула я.

— Завтра после уроков зайду в торговый центр у метро и там посмотрю кошечку, — затараторила Лизавета. — Вдруг Юлька права и Лаурка мне про Париж наврала. Хотя Антонова из богатых, она раньше в загородном доме жила, но…

Невидимая рука со всей силы толкнула меня в спину. Антонова… Лаура… загородный дом…

— Лиза!!!

— Чего кричишь? — удивилась девочка. — Прекрасно тебя слышу.

— Почему я раньше никогда не слышала от тебя имя девочки Лауры Антоновой?

— Она новенькая, — охотно пояснила Лизавета, — полгода тому назад в наш класс пришла. Она вообще-то Лариса, но свое имя терпеть не может, просит, чтобы ее Лаурой звали, как бабушку. Мне она сразу не очень понравилась — сильно нос задирала, рассказывала, что она с мамой раньше в шикарном особняке жила, а еще трепалась, будто у нее золотые медали по гимнастике есть, якобы она мастер спорта и победитель каких-то там крупных соревнований. Ясное дело, ей никто не верит.

— Почему? — тихо спросила я.

Лиза засмеялась:

— Она сто кило весит, на физре еле-еле ходит. Какие золотые медали? Цирк! Я с ней из жалости ходить стала, дома у нее бываю. Живут они и правда хорошо. И особняк у них был, Лаурка фотки показывала, и награды имеются, за стеклом стоят.

Сказав последнюю фразу, Лизавета вдруг покраснела и притихла.

Я спустила ноги с кровати, нашарила тапки и спросила у девочки:

— Ты, наверное, чтобы не ударить в грязь лицом, сообщила ей о нашем желании переехать в собственный дом?

— И что? — подбоченилась Лиза. — Ведь не соврала же. Деньги у нас есть, просто участок никак не найдем.

— Понятно, — кивнула я. — А скажи, не говорила ли ты Антоновой, где работают члены твоей семьи?

— А разве это секрет? — понеслась в атаку Лиза. — У нас маньяков или пьяниц нет, стесняться некого: хирург, журналистка, сотрудник рекламного агентства…

— А про меня тоже наболтала? Выложила о частном детективном агентстве?

— Я что, похожа на дуру? — обиделась Лизавета. — Очень хорошо соображаю, что, когда и кому говорить можно!

— Значит, обо мне промолчала?

— Ну… не совсем, — залебезила Лиза, — обтекаемо тебя представила.

— Как?

— Немного соврала, — призналась Лиза, — сказала Лаурке так: «Лампа официально нигде не служит, но на самом деле получает хорошие деньги».

— И одноклассница не поинтересовалась, из какой финансовой речки неработающая Лампа ведрами черпает благополучие?

— Э… э…

— Значит, спросила. А ты что ответила?

— Я тебя не выдала, — жалобно пропищала Лизавета. — Говорю же, что обтекаемо сформулировала: «Лампуша улаживает всякие деликатные проблемы, исполняет чужие поручения, справляется с делами, которые никому не по плечу».

Глава 17

Около часа дня я вошла в здание школы, где учится Лизавета, и наткнулась на тощую тетку в темно-синем костюме.

— Куда прете? — «ласково» осведомилась она.

   — Хочу посмотреть расписание, — спокойно ответила я.

— В дневнике у своего ребенка изучайте, — еще сильней посуровела мадам.

— Очень хорошо знаю, что у девочки физкультура, — мирно продолжила я, — только моя дочь из-за проблем со здоровьем освобождена от прыжков и бега, а…

— Нельзя по школе в обуви ходить, — перебила меня педагог. — Глистов нам принесете на ногах.

Я временно лишилась дара речи. А как бы вы возразили на выдвинутый аргумент? Сообщили бы, что кишечные паразиты в мороз гибнут?

— Если нужно вызвать ученика, объявляйте по радио, — довершила выступление училка.

— Это как? — удивилась я.

— Ступайте в рубку и просите радиста. Услуга стоит пятьдесят рублей.

— И куда идти? — обрадовалась я.

— По лестнице на третий этаж.

— В сапогах?

— Хотите босиком?

— Нет, конечно, но вы только что говорили про глистов, — не к месту напомнила я.

— Вы же по делу, — скривилась тетка, — и за деньги, следовательно, имеете право. Вот просто так — к примеру, в библиотеку — нельзя.

Пораженная до глубины школьными порядками, я поднялась на третий этаж, увидела дверь с надписью «Радиоузел» и наткнулась взором на паренька чуть старше Кирюши.

— Объяву сделать? — обрадовался он. — Ща нарисуем. Только сначала баклана в кудрях давайте.

   — Кого? — удивилась я.

Ей-богу, в учебном заведении творится нечто невообразимое. Паренек усмехнулся, потом вынул из сумки кошелек, вытащил из него стодолларовую купюру и, ткнув грязным пальцем в портрет, смотревший с ассигнации, пояснил:

— Во, баклан в кудрях. Или не видали такого?

— Насколько знаю, услуга стоит пятьдесят рублей, — твердо заявила я.

Парень с самым недовольным видом вернул ассигнацию на место, придвинул к себе микрофон и спросил:

— Ну, чего говорить?

— Лауру Антонову просят срочно подойти к радиорубке.

«Диджей» откашлялся, щелкнул тумблером и скороговоркой бормотнул нечто типа:

— Луруантовапросяподокрубру!

Потом он вернул рычажок в исходное положение и лениво протянул:

— Усе. Ступайте. Нельзя в рубке посторонним находиться. Приказ Александра Григорьевича, директора.

— Вам придется повторить объявление, — возмутилась я. — Причем сделать его следует четко, ясно, членораздельно, а не бубнить, словно на вокзале.

— Нет проблем, — без капризов согласился юноша и сделал выразительный жест указательным и большим пальцами.

— Уже заплатила, — напомнила я.

— За один раз.

— Вы с ума сошли! Пролаяли нечто непонятное!

— Кому надо — поймет.

— Скажите снова.

— Полтинник, — уперся радист. — И вообще, я сразу предложил: гоните баклана в кудрях, тогда хоть до утра талдычить стану, с выражением.

— Вымогатель! — рассердилась я.

— Ну и ступайте отсюда, пока охрану не позвал, — скорчил рожу радист.

Кипя от возмущения, я вылетела из рубки, горя желанием немедленно отправиться к директору и потребовать от Александра Григорьевича объяснений. При прежнем руководстве в учебном заведении царили совсем иные порядки. Впрочем, может, новый педагогический начальник не в курсе прайс-листа на услуги радиорубки?

— Здравствуйте, — послышался тоненький голос.

Я вздрогнула, повернула голову и увидела болезненно полную девочку, одетую в бесформенный балахон темно-серого цвета. Несчастный ребенок явно болен! Кожа на лице имела землистый оттенок, под глазами чернели синяки, а губы были фиолетового оттенка. Хотя, похоже, наивная девочка решила приукрасить себя и воспользовалась совершенно не подходящей для нее косметикой. Интересно, куда смотрит мать толстушки? Сначала позволила дочери разъесться до чудовищных размеров, а теперь не желает помочь ребенку привести себя в порядок.

— Я Лариса Антонова, — представилось несчастное существо, — по радио попросили сюда прийти. Это вы меня звали?

— Да, деточка, — ласково ответила я. — Меня зовут Евлампия Романова, можно просто Лампа. Думаю, ты обо мне от Лизы слышала.

— Много раз, — улыбнулась школьница. — Вы в ФСБ служите. Там интересно, да?

Тяжелый вздох вырвался из моей груди. Вот так, на пустом месте, и рождаются сплетни.

— Нет, я вовсе не являюсь разведчиком.

— Да? — с недоверием протянула Лаура. — А Лизка другое рассказывала.

— Думаю, ты тоже иногда фантазируешь, — улыбнулась я. — Про мастера спорта по гимнастике, скажем, и про золотые медали.

Щеки Ларисы вспыхнули огнем, очень быстро яркая краснота захватила лоб, уши и перешла на шею.

— Это правда, — тихо сказала девочка, — у меня имеются звание и награды. Могу их показать.

— Не подумай, что намекаю на некие физические особенности, — осторожно сказала я, — но, согласись, трудно представить тебя на ковре, выполняющей сальто или иное упражнение. Для гимнастики огромное значение имеет правильный вес. Впрочем, я понимаю, отчего ты придумала…

— Всегда говорю только правду, — перебила меня Лариса.

— Хорошо, — кивнула я и сменила тему: — Тогда ответь: свечка в виде кошки на самом деле приехала из Парижа?

На лицо школьницы наползло выражение невероятного изумления. Сообразив, что девочка забыла о сделанном презенте, я решила напомнить ей ситуацию:

— Ты подарила Лизе симпатичную киску из воска. Вчера в нашем доме отключили свет, Лизавета пожертвовала ради нас своим сувениром, но она очень расстроилась из-за потери симпатичной вещицы, вот я и хочу купить ей такую новую. Только ты сказала, что свечу привезли из Парижа.

Лариса снова покраснела, правда, не так сильно, как прежде.

— Кошку подарили маме, — пояснила она, — я попросила разрешения отнести ее Лизе. Ясно?

— Вполне, а можно поговорить с твоей мамой? Кстати, как ее зовут?

— По-настоящему? — склонила голову набок Лаура.

— Естественно. А почему ты задаешь такой странный вопрос?

Лаура скрестила руки на груди.

— Мамочку назвали Машей, но это имя лишь в паспорте стоит, оно ей не нравится, она предпочитает, чтобы к ней обращались Мэри. Кстати, мне тоже Лариса не по вкусу, идиотское имечко, мне хочется быть как бабушка — Лаурой. А Лиза говорит, что это глупо, словно из телесериала имечко. Может, и правда, идиотство?

— Думаю, нет, — тихо ответила я, — Лаура — очень красиво звучит, и многих детей называют в честь любимых родственников. Правда, считается, что делать подобное следует лишь в случае крайне удачной судьбы бабушки или деда. Есть поверье, будто внуки повторят жизненный путь тех, в честь кого их нарекли.

— Не слышала о таком, — фыркнула Лариса. — А имя все равно поменяю. Моя бабуля была замечательной, лучше всех! Это она из меня чемпионку сделала. А потом умерла, и все рухнуло.

— Скажи, твоя мама на службе? — перевела я разговор в иное русло.

— Она переводчица, — пояснила Лаура, — дома над рукописями работает.

— Дай, пожалуйста, ваш адрес.

— Зачем? — проявила бдительность девочка.

— Лиза очень переживает по поводу кошки, может, Мэри подскажет, где купить свечку.

— Пишите, — кивнула толстушка.

Я вбила нужные сведения в записную книжку мобильного и задала новый вопрос:

— Скажи, ты Мэри обо мне что-нибудь рассказывала?

Лариса кивнула.

— И что же сообщила маме?

Большие карие глаза девочки заморгали.

— Правду, — решительно ответила она. — Кстати, я бы на вашем месте Лизавете язык прищемила, она его за зубами держать не умеет.

— Ты рассказала маме о моей службе?

— Только ей, клянусь! — воскликнула Лариса. — Мамуся всегда нервничает, с кем я, где, в особенности теперь, когда мы в Москву переехали. Вот потому я ей про вас и сообщила, чтобы она не переживала. Я сказала: Лиза хорошая девочка из приличной семьи, мама у нее хирург, старший брат в рекламе работает, невестка в журнале, а есть еще тетка, так она вообще в ФСБ служит. Мама и успокоилась, на такую работу абы кого не возьмут, небось проверили со всех сторон. Поэтому она разрешила Лизе у нас бывать.

— А ты не москвичка?

— Нет, мы раньше в Новоклимовске жили, — пояснила Лаура. — Я занималась гимнастикой, получала медали, меня заметили, хотели даже в столицу пригласить к очень знаменитому тренеру. Но что-то случилось, и я начала страшно толстеть. Представляете, не ем ничего, жую, словно кролик, одну траву, а все равно пухну. За год пятьдесят килограммов набрала.

— Ничего себе! — покачала я головой. — Следовало обратиться к врачу.

— Мама меня по всем клиникам Новоклимовска прокатила, — пояснила грустно девочка, — только без толку. Два года меня там лечили, а затем мамуля наш дом продала, и мы в Москву переехали. Тут врачи вроде лучше, но особого успеха все равно нет. Вес, правда, стабилизировался, но куда уж больше, и так почти сто кило вешу. Лучше б мы дома остались. Там меня в школе хорошо знали и жалели, а в Москве не верят. Я приносила свои медали, показала всем, так меня только на смех подняли. Верка Качанова спросила: «Ты их в соревнованиях сумоисток заработала?» Вот стерва! А фото они и смотреть не стали. Я там очень худенькая, словно веточка, на себя теперешнюю совсем не похожа. Нет, мне в Новоклимовске намного лучше было. Там друзья и дом наш, особняк большой, на берегу реки, мы там часто шашлыки устраивали. А здесь… В квартире живем, о речке только мечтать остается, а из подруг у меня одна Лиза. Да и то она мне не верит — попросила один раз: «Если и впрямь гимнастка, пройдись колесом». Но куда ж мне с таким весом? И училка по физре «помогла», как услышала про мастера спорта, во всю пасть заржала: «Антонова, не ври! Ну-ка, продемонстрируй нам подъем с переворотом на брусьях или опорный прыжок».

Я молча слушала девочку.

В тот день, глотая слезы, Лара выбежала вон из зала, на следующее утро в школу пришла Мэри и налетела сначала на физкультурницу, а потом на классную руководительницу.

— Как вам не стыдно! — возмущалась мать. — Девочка больна, она на самом деле была отличной спортсменкой! Вот, глядите, все документы налицо. А потом случилось несчастье, болезнь. Немедленно извинитесь перед ребенком!

— Мы не знали, — поджала губы классная.

— Никто вашу цацу не оскорблял, — живо заявила педагог по физкультуре. — Мало ли кто когда какие медали имел: я тоже на бревне блистала, а теперь вот ерундой занимаюсь, с детьми в школе вожусь…

— Почему мама не перевела тебя в другую школу? — удивилась я.

Лариса нахмурилась.

— В Москве все одинаковые, злые, и на того, кто на них не похож, сразу ярлык наклеивают — провинциал. Какой смысл класс менять, в новом то же самое будет. У нас в Новоклимовске люди другие. Вот вылечусь и уеду назад.

Прозвенел звонок, и в коридор начали выбегать дети.

Из школы я поехала по адресу, который мне дала Лаура.

Мэри открыла дверь сразу. Стройная фигурка женщины была обтянута синими джинсами и коротеньким ярко-красным свитерком. Мать намного больше напоминала старшеклассницу, чем грузная дочь.

— Вы от Беллы? — безо всякой улыбки спросила хриплым басом Мэри. — Рано приехали, договаривались после восьми вечера. Извините, простыла сильно, но это не грипп, не заразно.

— Меня зовут Евлампия Романова, — быстро представилась я.

— А… К нам часто заглядывает Лиза, — закивала мать Лары. — Вы очень похожи! Просто одно лицо!

— Видите ли, — спокойно пустилась я в объяснения, — Лиза Романова не является кровной родственницей своей нынешней мамы Кати, а я, хоть и считаюсь тетей девочки, не сестра Катюши. Просто судьба пошутила и столкнула вместе двух однофамилиц, которые стали друг другу настолько близкими людьми, будто родные. А уж как у нас появилась Лизавета, это вообще детективная история, боюсь, вы не поверите, узнав подробности [4 - Историю знакомства Лампы и Кати, а также рассказ о появлении в семье Лизы вы можете прочитать в книге Дарьи Донцовой «Гадюка в сиропе», издательство «Эксмо».].

— Всякое случается, — согласилась Мэри и быстро спросила: — Что привело вас ко мне? Надеюсь, девочки не поссорились? Мне бы этого очень не хотелось, Лизочка душевная, тонкая, она единственная из всего класса пожалела Ларочку. Вы, конечно, в курсе проблем моей дочери?

Я кивнула:

— Подростки жестоки.

— Ларисонька впервые столкнулась с неприязнью, — вздохнула Мэри и спохватилась: — Извините, держу вас в дверях, проходите… Чай, кофе?

— С удовольствием выпью чашечку цейлонского, — кивнула я.

— Чудесно, — обрадовалась Мэри, — наши вкусы совпадают.

На маленькой, но уютной кухне мне подали кружечку из тонкого фарфора, и напиток оказался замечательным. Кекс, лежавший в вазочке, был очень свежим, а печенье, горкой громоздившееся на серебряной тарелочке, хозяйка, похоже, испекла сама.

— И когда вы только все успеваете! — искренно восхитилась я. — Работаете, дом содержите, да еще делаете бисквиты…

Мэри рассмеялась:

— Провинциальная привычка. У нас в Новоклимовске женщины рукастые и быстрые. Темп жизни, правда, иной, не бегом, как в Москве, а шагом ходим. Я, когда сюда переехала, никак привыкнуть не могла. Город такой огромный, а Новоклимовск за час из конца в конец пешком пройти можно. Я сначала везде опаздывала: назначат мне встречу, и я по привычке за полчаса до свидания начинаю собираться. Спущусь в метро, и ужас охватывает: господи, ну и дура, ведь не успеть!

Глава 18

Я молча пила чай и ела невероятно вкусное печенье, а Мэри рассказывала свою биографию.

Родилась и жила она в Новоклимовске. Там же закончила школу и поступила в институт, на заочное отделение. Очень уж Мэри не хотелось отрываться от родных корней. Дочь этнического немца, Мэри с пеленок болтала на языке Гейне и Гёте, а ее папа Вальтер за всю свою жизнь так и не избавился от акцента, в минуты же особого волнения и вовсе забывал русский. Мама тоже в совершенстве «шпрехала» [5 - Шпрехала — искаженный немецкий, от глагола sprechen — говорить (Прим. автора.)], и в доме Антоновых чаще звучало «meine liebe», чем русский аналог «дорогая».

Кстати, папа Вальтер, естественно, не был Антоновым, но он очень хорошо понимал, какие сложности грозят жене, если та станет писать в анкете «Лаура Петровна Вайнштейн», поэтому взял фамилию супруги. Многие знакомые звали его Владимиром и не предполагали о его немецких корнях, а из-за акцента считали прибалтом.

Детство Мэри прошло счастливо. Папа хорошо зарабатывал, мама тоже приносила отличную зарплату — Лаура Петровна была тренером по гимнастике, и команда города Новоклимовска регулярно побеждала на соревнованиях. Одно время мама хотела сделать из Мэри чемпионку, но у дочери оказалась неподходящая фигура, слишком высокий рост, плохая растяжка. В общем, к спортивной карьере Мэри была абсолютно негодна, но девушка совершенно не страдала от того, что не оказалась на пьедестале почета. Тренировки вызывали у Мэри зевоту, она быстро уставала и не желала, как другие мамины ученицы, терпеть неизбежную боль. В конце концов Лаура Петровна со вздохом сказала ей: «Ладно, учи немецкий», — и девочка с радостью прекратила походы в спортзал.

В семнадцать лет Мэри поступила в московский институт, но в столицу она ездила всего два раза в год. Город пугал шумом и холодной деловитостью, жить в родных пенатах с любимыми родителями намного лучше, чем голодать в общежитии. Мэри не была амбициозна, ей не виделась во сне столица в качестве места постоянного проживания.

Когда Мэри перешла на третий курс, папа Вальтер скончался от инфаркта. Лаура Петровна поплакала и с утроенным рвением принялась за работу. Надо сказать, что женщина к тому времени преуспела — ее воспитаницы гремели на всю страну, прославляя город Новоклимовск. Лаура Петровна несколько раз получала более чем лестные предложения — ее приглашали перебраться в Москву, в северную столицу, в Киев, Минск… Все хотели иметь у себя легендарного тренера, но Лаура Петровна лишь улыбалась и говорила: «Где родился, там и пригодился, останусь на месте».

Мэр Новоклимовска очень ценил Лауру Петровну, городская администрация осыпала Антонову подарками: роскошный загородный дом, машина, льготы по оплате коммунальных услуг…

В общем, несмотря на кончину Вальтера, его вдова и дочь жили, ни в чем себе не отказывая. Кстати, Мэри не висела камнем на шее у матери — еще будучи студенткой, она стала сотрудничать с крупным издательством и получала за свои переводы вполне приличные гонорары. Антоновы казались — да и были на самом деле — беспроблемной семьей. Даже то, что Мэри родила вне брака дочь, не погасило радости, наоборот, Лаура Петровна воскликнула:

— Дети — это прекрасно. Кто у нас отец?

— Давай считать, что его не было, — попросила Мэри. — Непорочное зачатье.

— Хорошо, — кивнула мать и более не задала Мэри ни одного вопроса.

Новорожденную назвали Ларочкой.

Едва внучке исполнилось четыре годика, бабушка привела ее в спортзал, и тут всем стало понятно: крошка — восходящая звезда. Ларочка оказалась не по годам трудоспособной, упорной и невероятно честолюбивой, она хотела побеждать и только побеждать, ради медали девочка была готова тренироваться день и ночь.

Очень быстро она превратилась в лучшую гимнастку. Однако в девять лет Лара вдруг стала быстро расти. Увидав, что дочь за лето вытянулась на семь сантиметров, Мэри испугалась: если рост пойдет подобными темпами, то Ларочкина карьера гимнастки может прерваться в самом расцвете.

Лаура Петровна тоже казалась озабоченной. Но в середине августа бабушка съездила по делам в Москву, вернулась из столицы очень воодушевленная и заявила внучке:

— Есть комплекс упражнений, не скрою, очень трудных, но он остановит рост и одновременно придаст силу.

Ларочка с энтузиазмом принялась за работу и к зиме стала непобедима. У соперниц при виде фигурки Антоновой начиналась форменная истерика, все вокруг знали: если Ларочка вышла на помост, остальные должны проститься с медалями, школьница из Новоклимовска заберет все высшие награды. Перед Ларой открывалась блестящая карьера, к ней стали приглядываться мэтры гимнастики, кое-кто заикнулся об Олимпиаде.

И вдруг судьба разом перестала улыбаться Антоновым. Совершенно неожиданно, в полном расцвете сил, скончалась Лаура Петровна. Легла спать здоровой, распланировав дела на завтра, но утром ежедневник не понадобился — его хозяйка не проснулась. На похоронах Мэри выплакала все глаза.

— Это самый страшный день в моей жизни, — твердила она, глядя, как комья рыжей глины летят на крышку гроба, — хуже никогда не будет.

Не следует думать, что Мэри с головой утонула в горе, Антонова ответственный человек, поэтому она не позволила себе стонать безостановочно. Предстояло воспитывать дочь, а значит, нужно было зарабатывать деньги.

Ларочку стала тренировать ученица Лауры Петровны Надюша. Но, видно, не имелось у нее таланта Антоновой, ее харизмы, фантазии… и Ларочка начала сдавать позиции. Справедливости ради нужно отметить, что и остальные гимнастки, бывшие воспитанницы Лауры Петровны, с первых мест скатились на восьмое, девятое. Но Ларочке пришлось хуже всех: тоненькая, словно тростиночка, девочка вдруг чудовищно растолстела.

Когда процесс только заявил о себе, Мэри сердилась на дочь и сурово выговаривала ей:

— Ларонька! Ты филонишь!

— Нет, мамочка, — чуть не рыдала юная гимнастка, — отчего-то очень тяжело.

— Верно, легко в спорте не бывает, — кивала Мэри, — и прекрати постоянно есть.

— Не могу, — плакала Ларочка, — живот судорогой крутит, если не суну в него какую-нибудь еду.

— Ты просто распустилась, — кивала мать. — И как не стыдно! Ну что бы сказала бабушка? Каждый день вес прибавляется!

К лету Ларочка превратилась в бочку. И только тут до Мэри дошло: дочь разнесло не от обжорства или нежелания в полную силу тренироваться. Вернее, неудержимый аппетит и патологическая, совершенно несвойственная ранее Ларочке лень являются следствием некоей болезни.

Схватившись за голову, Мэри бросилась таскать дочку по врачам, и очень скоро, буквально сразу, нашлась причина: у Ларочки обнаружили нарушения в работе щитовидной железы.

— Подростку придется забыть о спортивной карьере, — сразу предупредили доктора.

— И черт бы с ней! — закричала Мэри. — Сделайте что-нибудь, пусть вес упадет!

Ларе прописали таблетки, сначала одни, потом другие, следом третьи. Но лучше не стало, девочка сидела на жесткой диете, даже не смотрела на жирное, сладкое, копченое, соленое, питалась горсткой пареных овощей и… полнела.

На Мэри потихоньку наваливалась безнадежность. Все вокруг от души жалели Ларочку, дети в классе и учителя старались изо всех сил, чтобы недавняя чемпионка не пала духом, но Ларочке делалось все хуже и хуже, причем не только морально, но и физически.

Решение переехать в Москву и обратиться к столичным профессорам Мэри приняла после цепи крайне неприятных происшествий. В ноябре переводчица, сдав в издательство очередную книгу, купила Ларочке с полученного гонорара небольшой подарок и поспешила домой.

Когда она открыла дверь, в квартире не горел свет.

— Ларонька, ты дома? — крикнула Мэри.

Но девочка не ответила. Встревоженная женщина машинально глянула на часы и, отметив, что стрелки показывают десять вечера, быстрым шагом добралась до гостиной и зажгла люстру. Ларочка, сжавшись в комок, сидела на диване.

   — Что случилось? — кинулась к ней мама.

— Он ушел? — прошептала в ответ Лара.

— Кто? — удивилась Мэри.

Дочь разрыдалась, сквозь всхлипывания мать едва услышала рассказ…

Ларочка сделала уроки и села в гостиной смотреть телевизор. Она увлеклась передачей, но в какой-то момент ей захотелось есть. Побороть, как велел врач, чувство голода бывшая гимнастка не сумела, вбежала на кухню и… закричала от неожиданности — между мойкой и плитой стоял крепкий мужчина в темном спортивном костюме.

— Жить хочешь? — абсолютно спокойно поинтересовался дядька и поднял руку с пистолетом. — Тогда молчи.

Ларочка замерла и онемела, а грабитель усмехнулся и, по-прежнему держа ребенка на прицеле, прошел мимо остолбеневшей девочки. До Лары долетел запах хорошего одеколона, и она чихнула.

— Будь здорова, — ласково сказал уголовник и исчез.

Ларочка в истерическом состоянии забилась на диван в гостиной.

Мэри, выслушав дочь, моментально вызвала милицию, а потом налетела на начальника охраны коттеджного поселка, где располагался ее дом.

— Ну-ка, отвечайте, почему в оборудованное специальными датчиками здание проник вор?

— Мимо моих парней и муха не пролетит, — заверил главный секьюрити.

— Да спят ваши молодцы! — затопала ногами Мэри. — Даром деньги получают!

Потом прибыла бригада из отделения, и через некоторое время выяснилось много непонятных деталей. Дверь в особняк взломана не была, замок открывали «родным» ключом. Как хорошо ни делай отмычку, она непременно оставит на механизме мелкие, не различимые глазу царапины, и эксперт сразу поймет, что к чему. И еще: от грабителя не обнаружилось следов.

— Создается ощущение, что человек, проникший в дом, не касался даже пола, — с легким удивлением заметил дознаватель, вызвав Мэри для беседы. — Никаких отпечатков, нигде! Ваша девочка утверждает, что, прежде чем вытащить оружие, бандит оперся рукой о рабочую поверхность кухонного столика, но на пластике чисто.

— Небось в перчатках был, — попыталась разобраться в случившемся Мэри.

Милиционер спокойно возразил:

— Опять же со слов вашей дочери, известно: перчаток на руках преступника не было. Впрочем, и от перчаток должны остаться следы.

Кроме того, из дома ничего не исчезло, все вещи стояли на своих местах, похоже, их не трогали, не передвигали. Складывается впечатление, что таинственный незнакомец просочился через замочную скважину, потом по воздуху пролетел в кухню и столь же экзотичным образом покинул особняк.

— Надеюсь, понимаете, что грабители не снимают уличной обуви, — растолковывал Мэри следователь Николай Иванович, — не натягивают тапки. Мы непременно должны были обнаружить хоть какие-нибудь следы. Но… ничего! Ясно?

— Нет, — ответила Мэри. — Может, мужик протиснулся сквозь каминную трубу?

Николай Иванович посмотрел на Антонову долгим взглядом, в котором ясно читалось: «ну и дура ты», потом ровным голосом сказал:

— Вдумайтесь в ситуацию. Следов никаких, в том числе и на замке, ущерб не нанесен, начальник охраны уверяет, что на территорию поселка не входили посторонние. Девочка теперь часто сидит одна, внимание к ней вследствие прекращения спортивной карьеры упало, она больше не звезда, не героиня, не чемпионка, а самый обычный ребенок. Разобрались в ситуации?

— Нет, — слегка настороженно ответила Мэри. — Говорите, к чему клоните!

   — Я тут проконсультировался у психолога, — отведя глаза в сторону, заявил Николай Иванович, — и у него есть интересная версия: Ларочка страдает от тех изменений, которые случились в ее судьбе из-за болезни, и хочет любым путем привлечь к себе внимание.

— Вы намекаете… — промямлила Мэри.

— Поймите, мне очень жаль девочку, — перебил ее Николай Иванович, — только получается, что никакого грабителя не было. Ну не может человек появиться и испариться бесследно!

— Моя дочь не врунья! — возмутилась Мэри.

Николай Иванович потер затылок.

— Вы пришли домой буквально спустя пару минут после того, как вор покинул особняк?

— Да, — подтвердила Мэри. — Ларочка именно так и сказала, она успела лишь дойти от кухни до дивана в гостиной. Даже учитывая то, что она находилась в шоке, это не должно было занять более пяти минут.

— Помните, Лара заявила о резком запахе одеколона, который исходил от грабителя, так?

— Верно, — закивала Мэри. — Аккуратный, мерзавец, небось побрился перед выходом на «работу».

— А как у вас с обонянием? — неожиданно поинтересовался следователь. — Гайморитом или хроническим ринитом не страдаете?

— Нет, — чуть удивленно ответила Мэри.

— Заболеваний, вследствие которых лишились способности распознавать запахи, не имеете?

   — Скорей наоборот, — мягко улыбнулась Мэри, — всю жизнь мучаюсь от обостренного восприятия.

— Тогда почему, войдя в дом, не почувствовали резкий запах мужского одеколона? — в лоб спросил следователь.

— Не знаю, — растерялась Мэри.

— Правда, странно? — прищурился следователь. — «Шлейф» от парфюмерии висит в комнатах долго, по себе знаю: если утром после бритья обольюсь одеколоном, теща кашлять начинает и ругаться: «Сколько раз говорено, не прыскайся дома, теперь до ужина не выветрится».

Мэри заморгала.

— Естественно, мы не станем применять к Ларисе никаких санкций, — тихо закончил беседу Николай Иванович, — спустим дело на тормозах, не станем мучить подростка. Вы просто подпишите кое-какие бумаги…

— Хорошо, — кивнула Мэри, с трудом приходя в себя от осознания ситуации, — спасибо.

— Примите мой дружеский совет, — сказал следователь после того, как Антонова безропотно завизировала документы. — Не ругайте девочку, этим вы только усугубите ситуацию. Обратитесь к специалисту, а еще проводите побольше времени с ребенком, дайте дочке понять: она любима вами, даже несмотря на то, что мысли о сборной теперь пришлось выбросить из головы.

Одним словом, понятно, в каком настроении Мэри вернулась домой.

В Новоклимовске особых специалистов по детской психологии не имелось, и Мэри решила поехать в Новосибирск. Но сразу бросить дела не получилось.

Через неделю произошла новая беда. Ночью Мэри разбудил дикий крик Лары, мать босиком ринулась в спальню к девочке и нашла ту сидящей на кровати с побелевшим лицом. Комната была пуста, окно крепко заперто, и Мэри, переведя дух, ласково спросила:

— Тебе приснился кошмар?

— Мама, он опять приходил, — прошептала Лара.

— Кто? — вздрогнула Мэри.

— Грабитель.

— Куда? Кто? — изумилась Антонова. — То есть ты хочешь сказать, что тот же вор снова проник в дом?

— Да, да, да! — затрясла головой школьница. — Я проснулась от запаха одеколона, такого же вонючего, как у нашего физика. Очень противный парфюм, тяжелый, резкий. Когда Альберт к доске вызывает, я потом весь день чихаю.

Мэри потянула носом воздух. В спальне пахло чистым бельем, шоколадом и арахисом — на тумбочке у кровати Лары лежал недоеденный батончик. Никакого аромата туалетной воды не имелось в помине.

— Открываю глаза, — лепетала между тем Лара, — и мне сдуру показалось, что я на физике, на уроке заснула, а Альберт вплотную подошел и злится. Только сразу стало понятно: я дома, а в комнате грабитель. Тот самый! И это от него так воняет!

Мэри медленно опустилась в кресло.

— Продолжай, — растерянно велела она дочери.

— Он сказал… он сказал… он сказал… — словно заевшая пластинка, забубнила Ларочка, — что обязательно убьет меня. Достал нож, такой длинный… С него кровь капала! О-о-о! Мама! Смотри, он в окно заглядывает!

В голосе Лары звучал такой ужас, что Мэри, похолодев, уставилась на бархатные шторы. В ту же минуту она поняла абсурдность своего поступка. Во-первых, комната Лары находится на втором этаже. Это какого же роста нужно быть, чтобы суметь заглянуть в окно? Впрочем, бандит мог воспользоваться лестницей… Но ведь сейчас окно закрыто занавесками!

— Ларочка… — воскликнула Мэри и осеклась.

Нет, дочь ничего не придумывает, она на самом деле, похоже, видит грабителя. Ни одной актрисе в мире столь точно не изобразить ужас — с лица Ларочки стекли все краски, глаза провалились под брови, нос заострился, над верхней губой появилась цепочка мелких капелек.

«Надо немедленно везти девочку в Москву, — приняла решение Мэри. — Да, не в Новосибирск или еще куда, а только в столицу, где много научных центров».

Первый раз за все время болезни Ларочки матери в голову пришла ужасная мысль: что, если у девочки начинается шизофрения?

Глава 19

Мэри оказалась человеком решительных действий — она мгновенно устроила переезд в Москву. Для начала мать привезла Лару в столичный медицинский центр, где было сделано полное исследование состояния здоровья ребенка. Одновременно с бывшей спортсменкой работали и психологи.

Выяснилось много пугающего. Кроме больной щитовидной железы, у девочки обнаружились странные изменения в крови, поражение почек, печени. Слава богу, до онкологии дело не дошло.

— Значит, Лариса профессионально занималась спортом? — спросил профессор Герасим Семенович Кугайлов, который взялся лечить ребенка. — Скажите честно, она принимала запрещенные препараты?

— Что вы! — замахала руками Мэри.

— Тренер мог не рассказывать родителям о добавках, — вздохнул Кугайлов.

— Ларочку тренировала ее бабушка, — пояснила Мэри. — Впрочем, спросите сами у дочки, хотя я знаю совершенно точно: моя мама никогда не применяла химию, она добивалась от спортсменок результата честным путем.

Ларочка тоже отрицала прием каких-либо лекарств.

— Постойте, бабушка давала ей витамины, — вдруг вспомнила Мэри. — Самые обычные, из аптеки. Девочка их курсом пила.

— Витамины? — нахмурился Кугайлов. — И как они выглядели? Много разноцветных таблеток?

Лара засмеялась.

— Нет, всего по одной пилюле надо было принимать. Длинная, желтая штучка, ее еще глотать тяжело. А делают их в Москве. В Новоклимовске их даже не продавали, бабуля в столицу каталась, на фирму, брала сразу ящик и привозила.

— Ящик? — вздернул брови Герасим Семенович. — Зачем столько?

Ларочка снисходительно улыбнулась.

— Нас же много, целая школа. Бабушка не могла только меня одну витаминами подкармливать, она раздавала упаковки девочкам и велела пить утром, после завтрака.

— На банке имелась этикетка и был обозначен состав? — не успокаивался ученый.

— Ага, — кивнула Лара.

— У вас не осталось этих витаминов?

— Дома в аптечке есть, — кивнула девочка.

Кугайлов потер затылок.

— Сделайте одолжение, садитесь в мою машину, скажите шоферу адрес и привезите сюда таблетки.

— Хорошо, — кивнула Лара.

Когда Мэри и врач остались одни, Кугайлов сказал:

— Увы, большинство тренеров сейчас используют допинг. Последствия приема препаратов непредсказуемы.

— Моя мама не такая! — возмутилась Мэри. — Она очень любила детей.

— Но Лауре Петровне платили деньги за результаты, — напомнил Кугайлов. — Кроме того, смею предположить, имелись рекламные контракты от фирм, производящих спортивную одежду, обувь и инвентарь. Производителей интересуют лишь чемпионы, никому не нужно видеть свой логотип на майке аутсайдера.

— Воспитаницы мамы ни разу не попались на допинге, — продолжала возражать Мэри. — Весь спортивный мир знал: ученицы Антоновой никогда даже не прикоснутся ни к каким стимулирующим средствам.

Кугайлов тяжело вздохнул:

— Дорогая моя… Наука движется вперед семимильными шагами, и речь сейчас уже идет, увы, о генном допинге. Есть множество различных уловок, вплоть до использования беременности.

— Чего? — подскочила Мэри.

Герасим Семенович вытащил из кисета трубку.

— Не возражаете? Кстати, курение по большому счету тоже можно отнести к средствам допинга. А насчет беременности… Тут важно уловить момент: в женском организме после зачатия, на раннем сроке, имеется короткий период резкого всплеска энергии. Если соревнования произойдут в этот момент, то шансы спортсменки на победу сильно возрастают. Потом просто делают аборт.

— Какой ужас! — прошептала Мэри. — Мама таким точно не занималась, дети просто пили витамины.

Кугайлов выпустил изо рта клуб ароматного дыма и тихо сказал:

— Когда речь идет о гигантских деньгах, люди забывают о принципах. Новоклимовская гимнастическая школа известна во всем мире — какой почет, какая слава для провинциального городка… и какие деньги! Только контракт с «Леопардом» [6 - «Леопард» — название фирмы придумано автором, совпадения случайны. (Прим. автора.)], о котором шумела вся спортивная элита, принес, предполагаю, миллионы.

— Дети принимали лишь витамины, — упорно повторила Мэри. — Мама умела тренировать гимнасток, весь секрет в ее методе, поэтому после того, как Лаура Петровна скоропостижно скончалась, девочки по показателям скатились вниз. Если согласиться с вашими рассуждениями, то гимнастки должны были по-прежнему демонстрировать высокие результаты. Коли дело в допинге, что мешало им пить пилюли и дальше?

Герасим Семенович отложил трубку.

— Ох уж эти витамины… Был у меня разговор с одной мамочкой, Люсей Гликоновой, между нами говоря, совершенно тупой особой. У Люси есть сын Гарик, восходящая звезда тяжелой атлетики. Мальчик еще юн, но уже успешен, к тому же целеустремлен и амбициозен. За год до нашей встречи тренер подростка начал давать ему витамины — маленькие такие ампулки, утром следовало выпить одну, в обед вторую…

Гарик послушно употреблял добавки и быстро начал набирать силу, радуя своими успехами тренера и маму. Кроме любимого сына, у Люси имелся обожаемый попугай Кеша. Как-то раз птичка удрала в форточку и оказалась в лапах дворовой кошки. Люся отбила Кешу, отвезла к ветеринару, вылечила, но попугай все равно оставался слабым, сил у Кеши не имелось даже на прогулки по клетке, весь божий день он, болезненно нахохлившись, сидел на жердочке. И тут мать юного спортсмена осенило: надо угостить любимца витаминами, которые принимает Гарик, они придают организму энергию.

Повторю еще раз, Люся была дурой, ей и в голову не пришла мысль о крайней вредности человеческих лекарственных средств для животных и птиц. Более того, она не сообразила, что содержимое ампулы следует уменьшить соотносительно с весом «больного». А дамочка, особо не рассуждая, влила в Кешу розовую жидкость.

Попугай вздрогнул и упал на дно клетки, задрав кверху лапы. Люся сначала опешила, но потом испугалась — птица лежала неподвижно, похоже, она умерла. Утешал лишь факт, что в свой попугайский рай несчастный, невинно убиенный хозяйкой Кеша отправился мгновенно, без мучений.

   С Люсей случилась истерика. Она рыдала у клетки, поливая крошечное тельце слезами. И тут началось невероятное, Кеша встрепенулся и взлетел на жердочку.

— Живой! — закричала Люся.

Попугай зло глянул на хозяйку, потом повернул голову, приблизил ее к прутьям и очень легко, словно паутину, перекусил железную преграду, отделявшую его от свободы. Люся оцепенела. Кеша вылетел в комнату и сделал по ней круг почета, причем летел он с невероятной скоростью, издавая при этом странный рокочущий, совершенно несвойственный попугаям звук. Люся вжалась в стену — маленькая птичка смотрелась угрожающе.

Не успела глупая баба окончательно испугаться, как Кеша поравнялся с балконом и ударил клювом в стекло двери, на пол дождем посыпались осколки. Попугай исчез на улице. Люся, постояв некоторое время в оцепенении, ринулась на лоджию и онемела: внизу на тротуаре разыгрывалась битва — на маленькую, беззащитную птичку вновь напал жирный кот.

С воплем: «Оставь его в покое!», обращенным, естественно, к коту, Люся кинулась вниз, выскочила из подъезда и ахнула. Абсолютно целый и невредимый Кеша улетал прочь, а окровавленный кот с оторванным ухом несся к подвальному окну. Крохотное пернатое легко побороло здоровенное млекопитающее!

Потом по району поползли слухи о птице-убийце, которая ловко расправлялась с кошками. Когда же одна газета напечатала рассказ мужчины, который стал свидетелем того, как попугай победил в драке с бродячей собакой, да еще сопроводила повествование снимками, сделанными в момент невероятной битвы, Люсенька схватила ампулы и принесла к Герасиму Семеновичу с требованием сказать: что за витамины такие в них содержатся, если пташка размером чуть больше спичечного коробка после их приема превратилась в Геракла…

Но, несмотря на мрачные прогнозы Кугайлова, в пилюлях, которые привезла Ларочка, обнаружился лишь классический набор витаминов: А, Е, С, В1, В2, В6, В12.

Пришлось Герасиму Семеновичу согласиться с Мэри: Лаура Петровна не травила своих подопечных. Но, видно, ученому очень не хотелось признавать свое поражение, поэтому он продолжил расспросы, велел девочке в мельчайших подробностях вспомнить, что она ела и пила.

Ларочка покорно начала загибать пальцы.

— Завтрак: овсянка с сухофруктами, какао, сок и витаминка. В полдень травяной чай.

— Стоп! — воскликнул доктор. — Это что еще за зверь?

— Бабушка сама составляла, — пояснила девочка. — И тоже всем давала, для профилактики заболеваний, мы его до и после тренировок пили.

— Так, — потер руки Кугайлов, — вези банку. Сохранилась заварка?

— Немного осталось, — кивнула Лара, — я его теперь редко употребляю.

— Почему? — насторожился Герасим Семенович.

— Бабуля умерла, — грустно напомнила Ларочка, — а кто еще такой составит… Она одна рецепт знала!

— Срочно за травкой! — приказал врач. — Думаю, мы нашли источник зла.

— Зря вы так уверены в нечестности мамы, — вскипела Мэри, — чай абсолютно безвреден. Лаура Петровна была энтузиасткой, она постоянно читала разные научные журналы, хотела своих девочек сделать лучшими. Рецепт травяного сбора она нашла в какой-то заметке. Чистая ерунда — чай для поднятия иммунитета. Я сама точный состав не знаю, честно говоря, считала чай полной дурью, но мама в него истово верила и внимательно следила за тем, чтобы гимнастки пили настой.

— Где же Лаура Петровна брала заварку? — нахмурился Кугайлов.

— Сама составляла, — пояснила Мэри. — Приобретала в аптеке необходимые травы и смешивала их в нужной пропорции. Кстати, Ларочка жаловалась, что чай очень горький, а мама не разрешала гимнасткам его подслащивать, уверяла девочек: «Травы следует пить в естественном виде, иначе они теряют ценность. Не капризничайте, речь идет о вашем здоровье. Ну-ка, раз, два, и проглотили. Или хотите накануне соревнований заболеть?» Кстати, она вообще запретила детям даже смотреть на сахар, называла его «белым негодяем». После кончины бабушки Лара некоторое время поддерживала привычный режим, она ведь тренировалась, хотела выигрывать, поэтому и употребляла чай. Только дочка решила сделать себе послабление и клала в чашку пару ложек варенья. Сладкий настой был намного вкуснее и пился легче. Но потом вес Ларочки стал катастрофически расти, и о тренировках пришлось забыть. И упаковка с травяной смесью пылилась на кухне.

— Вы сами использовали заварку? — поинтересовался Герасим Семенович у Мэри, получив из рук Ларочки банку.

— Нет, — мотнула головой мать.

— Почему? — насторожился Кугайлов.

— В сбор входят листья малины, — пояснила женщина, — а у меня аллергия на эту ягоду. Кстати, Лаура Петровна тоже от нее покрывалась пятнами.

— Следовательно, и она не прикасалась к сбору, — потер руки Герасим Семенович.

— Естественно, — кивнула Мэри.

— Понятно! — ажиотированно воскликнул Кугайлов.

Но снова домыслы профессора оказались неверны. Герасим Семенович явно надеялся найти в банке нечто этакое, но, увы, в емкости оказалась, как и предупреждала Мэри, ерунда: сушеные листья малины, крапивы, черной смородины, вяленые ягоды черники, полынь, последняя и придавала настою горечь. Но никакого вреда сбор принести не мог. Правда, и пользы от него не могло быть много, но это уже иная сторона вопроса.

Страшно разочарованный, Кугайлов еще раз допросил Лару:

— Чай был один?

— Да!

— Брала из банки?

— Именно из этой? Нет, — ответила девочка.

— Почему? — навострил уши Герасим Семенович.

— Допивала остатки из другой упаковки, — пояснила Лара.

— Немедленно вези и ее!

— Она закончилась, как раз вчера последние листочки вытряхнула, — спокойно сообщила девочка.

— Где пустая банка? — не успокаивался профессор.

— Выбросила.

— Куда?

— Ясное дело, в ведро.

— Принеси!

— Помойку, что ли? — вытаращила глаза Лара.

Мэри, никогда не позволявшая дочери хамить взрослым, на этот раз не сделала ребенку замечание за недопустимый тон. Более того, внутренне согласная с девочкой, она решительно заявила:

— Герасим Семенович, не там ищете. Понимаю, что вам, всю жизнь имеющему дело со спортсменами, трудно понять: Лаура Петровна была великим тренером, она добивалась результатов честно, не калеча детей. Мама очень любила своих гимнасток, а уж Ларочку, внучку, никогда бы не стала сажать на допинг. Думаю, мама великолепно знала правду о стимуляторах и понимала, какую опасность они представляют для человека. Вас рекомендовали как светило медицины, помогите моей дочери.

— Я и пытаюсь это сделать, — сердито ответил Кугайлов. — Но прежде чем начинать лечение, следует поставить диагноз. Надо понять, так сказать, откуда у болезни ноги растут.

Мэри замолчала, потом посмотрела мне прямо в глаза.

— Очень хорошо понимаю, отчего вы пришли. Это Белинская…

— Кто? — не поняла я.

— Лена Белинская, — пояснила Мэри. — В классе учится ее дочь Катя. Когда Ларочка оказалась в этой школе, то сначала девочку нормально приняли, но потом Катя начала издеваться над новенькой, а ее мать, Лена Белинская, пришла к директору и категорично заявила: «Уберите от нас Ларису, у нее СПИД».

— Ну и ну! — ахнула я. — Она так и сказала?

Мэри кивнула.

— Да. А директор школы, Александр Григорьевич, моментально вызвал меня и велел: «Вам следует забрать от нас девочку». Я показала документы, в том числе и анализы, удостоверяющие, что Ларочка не инфицирована страшным заболеванием, и пообещала идиоту: «Если станете глупости болтать, подам на вас в суд!» Александр Григорьевич притих, но Лена Белинская не успокоилась — гадкая баба распространяла о Ларисе сплетни. По школе ползли невероятные слухи, распускаемые Белинской: Лариса беременна, у нее был сифилис, девочку привезли в Москву, чтобы лечить от последствий заболевания, она подрабатывала на трассе проституткой…

При этом, увидав Мэри в школе, Лена ласково улыбалась и говорила так, чтобы та ее слышала:

— Ой, как мне Ларочку жаль! Такое несчастье… Надеюсь, в Москве найдется врач, который сумеет подобрать девочке диету. Главное — не отчаиваться…

Бедная Мэри не могла понять, по какой причине Лена Белинская, милая при личном контакте, брызжет злобой, разговаривая с другими. Ну чем досадила ей Лара? Ответ на свой вопрос она получила внезапно, причем от самой сплетницы.

Столкнувшись в очередной раз с пакостной теткой и выслушав ее фальшивые соболезнования, Мэри резко сказала:

— Я знаю, кто разносит гадости о Ларисе, в частности — ложь про СПИД. Это вы!

— Я? — вытаращила круглые, цветом похожие на гнилые сливы глаза Белинская. — Как вам такое в голову пришло?

— Александр Григорьевич, директор, рассказал, — лихо соврала Мэри. — Одного не пойму: отчего вы избрали мою дочь объектом своих нападок?

И тут Белинскую прорвало.

— А не надо в школу брильянтовые сережки носить! — завизжала она. — Да еще объяснять, что дома другие есть. Ишь, богатая выискалась! У меня вот, у взрослой женщины, таких украшений нет. И моя красавица Катенька не может, как ваша туша, драгоценностями обвешаться…

У Мэри потемнело в глазах. Тоненькая белокурая Антонова больше походит на соломинку, а смуглая, жирная, толстозадая Лена Белинская издали запросто сойдет за кучу угля, но в тот момент в Мэри проснулась звериная ярость. Она схватила мерзкую бабу за плечи, с отвращением почувствовала, как пальцы проваливаются в рыхлое кашеобразное тело уже немолодой женщины, и, с силой прижав Белинскую к стене, сказала:

— Слышишь, квашня, еще одно слово о Ларе, и я за твою жизнь не ручаюсь! Знаешь, скольким людям кирпичи на голову падают? Или в подъездах их хулиганы встречают… Ноги переломают, потом на инвалидной коляске рулить станешь. Дошло?

Белинская, как все подлецы, оказалась труслива, в воздухе неожиданно поплыл неприятный запах.

— Обосралась, — констатировала Мэри. — Правильно, бойся меня, я на многое способна. И молчи! Иначе всем расскажу, как дерьмо не удержала!

Толстая тетка жалобно закивала.

— Да я… да никогда…

— Молодец, — похвалила Мэри и, брезгливо сморщившись, ушла.

После этого радикального разговора ни мамочка, ни дочка Белинские более не вымолвили ни слова о Ларочке, но сплетни, запущенные ими, уже пошли гулять по школе, и остановить их Мэри не могла.

Глава 20

— До вас, наверное, доползли слухи? — грустно спросила Мэри. — Про СПИД, сифилис, проституцию и все такое. Очень хорошо понимаю, сама бы пришла поговорить с матерью такой девочки. Явилась в класс новенькая, не пойми из какого города, больная неизвестно чем… Я поэтому вам так подробно нашу историю и рассказала, сейчас покажу анализы. Ларочка незаразна, у нее некий гормональный срыв. Ваша девочка — единственная подруга моей дочери, и если Лизочка отвернется от нее, Ларисе придется очень плохо. Романову в классе уважают, когда дети увидели, что она сблизилась с моей дочкой, многие перестали издеваться над Ларой. Умоляю, не запрещайте Лизе общаться с ней! Вот смотрите, у нас чисто, уютно, я хорошо зарабатываю, имею машину. Она, правда, сейчас в сервисе, колесо недавно проколола. Представляете, спешила на очень важную встречу в воскресенье, и бац! Впрочем, это вам неинтересно. Главное другое: ни алкоголиков, ни наркоманов в нашем доме нет. Пока сбегаю за документами, посмотрите Ларочкину комнату. Конечно, в Новоклимовске у нас были лучшие условия, но и в Москве мы нормально устроились!

Мэри вскочила. Я ее остановила и тихо попросила:

— Сядьте, пожалуйста. Я совсем не против дружбы Лизы и Лары и вообще первый раз слышу о сплетнях про ужасные болезни.

Мэри растерянно опустилась на место.

— Но тогда что привело вас ко мне? Думала…

— У вашей матери был брат?

Хозяйка заморгала:

— Кто?

— Михаил Петрович Антонов, — спокойно пояснила я, — доктор наук, профессор, химик.

— Право, странно… — пожала плечами Мэри. — Тот же вопрос задал мне и Герасим Семенович.

Настал мой черед удивляться:

— Не знаете, что навело врача на эту мысль?

Мэри встала, открыла один из ящиков, вынула оттуда белую пластиковую баночку с темно-зеленой наклейкой и протянула ее мне:

— Смотрите, перед вами таблетки, которые мама покупала в Москве.

— Странное название — «Анин», — отметила я, начав изучать упаковку. — А зачем вы мне ее дали? Не являюсь большим знатоком витаминов, но эти кажутся вполне тривиальными: А, В, С, D, Е, а еще железо, фосфор, кальций, селен, хром, цинк…

— Ниже читайте, — велела Мэри.

Я послушно опустила взор и приметила надпись, сделанную мелкими, но очень четкими черными буквами: «Разработано в лаборатории профессора Михаила Петровича Антонова. Специально для российского потребителя, учтены все нормы».

— Когда Герасим Семенович увидел эту приписку, — продолжила Мэри, — он тут же поинтересовался, не является ли Михаил Петрович Антонов братом Лауры Петровны Антоновой.

— И что вы ответили?

— Нет, у мамы не имелось родственников, — довольно равнодушно сообщила Мэри. — Знаю лишь, что ее воспитывал отец, человек, фанатично преданный спорту. Сам дед Петр особых успехов не достиг, поэтому мечтал об олимпийской медали для дочери, но Лаура не оправдала его надежд, зато из нее получился великий тренер.

— Вы деда не помните?

— Нет, — покачала головой Мэри, — он умер, когда я была совсем крошкой.

Я набрала полную грудь воздуха и решительно произнесла:

— Хватит врать!

На лице Мэри возникло самое искреннее удивление:

— Простите…

— Вы, похоже, отличная актриса, но обвести меня вокруг пальца очень трудно, — хлопнула я ладонью по столу, — немедленно говорите правду.

— О чем? — растерялась Мэри. — О СПИДе? Сейчас историю болезни принесу.

— О цыганке Маше, — оборвала я женщину, — и о ее незаконнорожденной дочери от Михаила Петровича Антонова. Кстати, черный парик вам к лицу!

Глаза Мэри начали медленно расширяться, брови женщины поползли вверх.

— Только не надо ломать комедию, — предостерегла я. — Знаю правду, одно не могу понять — по какой причине наняли меня. Не скрою, купилась на участок.

— К-какой? — едва справилась с согласными Мэри.

— В Птичьем.

— Это где?

— Ваши сотки, не мои, — усмехнулась я. — Неужели месторасположение забыли?

— Ничего не понимаю! — почти отчаянно воскликнула Мэри.

— Ладно, — кивнула я, — придется помочь вам, слушайте…

Чем больше я выдовала информации, тем изумленнее делался вид Мэри.

— Не имею к этой странной истории ни малейшего отношения, — заявила она, когда мой рассказ иссяк.

— Не лгите!

— Право слово, к вам приходила другая женщина.

   — Вы же умеете логично мыслить? — стала злиться я. — Смотрите, как славно складывается: Лиза для пущей важности наговорила Ларе глупостей, представила меня агентом ФСБ, этаким Джеймсом Бондом в юбке. На самом деле я скромный частный детектив. Да, мне удается распутывать дела, но стрелять из пистолета, прыгать с парашютом и бороться с аллигатором не умею. Никогда не занимаюсь и государственно важными делами, пропажу ядерной кнопки мне расследовать не поручат. Еще Лиза из чистого хвастовства сообщила о наших планах покупки дома, рассказала о трудностях с поисками участка. Вы сложили полученные сведения и поняли: Евлампия Романова — нужный человек. Одно не пойму: к чему весь сыр-бор, а? Идиотская история про цыганку… Вот уж дурь!

Мэри встала и молча вышла из комнаты.

— Эй, вы куда? — закричала я. — Немедленно вернитесь!

— Уже пришла, — улыбнулась женщина, появляясь на пороге. Потом она положила передо мной газету. — Надеюсь, вы тоже умеете шевелить мозгами и поймете: обвиняемая имеет алиби. Читайте, пожалуйста.

Я уткнулась в полосу.

«Прибытие Амалии Краузе — гигантское событие для нашего города. Краузе инвестирует огромные средства в создание сети фабрик, производящих косметику, для Новоклимовска это означает создание огромного количества рабочих мест. Тех, кто сейчас кричит о нарушении экологии, спешим успокоить: предприятия Краузе работают лишь на натуральном сырье и не наносят никакого ущерба окружающей среде. Госпожа Краузе уверила нас, что в любой момент на фабрику сумеет войти любая комиссия. При цехах будет открыт Дом культуры с кинозалом, которым смогут бесплатно пользоваться все жители Новоклимовска. Сегодня госпожа Амалия Краузе в торжественной обстановке заложила первый кирпич в фундамент фабрики. Полностью предприятие вступит в строй через год. Виктор Теплыкин, специально для газеты «Новости Новоклимовска».

— И что? — удивилась я.

— На фото гляньте, — велела Мэри и ткнула пальцем в расположенный рядом снимок. — Это мэр Новоклимовска, слева Амалия Краузе, справа я. Поддерживаю связь с Новоклимовском и, когда меня попросили помочь на переговорах в очень значимом для моего города вопросе, не сумела отказать — вылетела на родину. Обратите внимание на дату: как раз в тот день к вам явилась «Лаура», я же находилась в Новоклимовске, о чем свидетельствует фото. Кстати, меня видело огромное количество народа, у Краузе была насыщенная программа, я постоянно находилась при бизнесвумен, ни на минуту не отходила. Ясно?

— Более чем, — растерянно кивнула я.

— И еще. Вы нашли парик и куртку около дома Антоновых?

— Ну не совсем так — на помойке, вблизи деревни, — уточнила я.

— И зачем мне было бы тащить улику за город? Намного проще увезти узел подальше от дома, да хоть в другой район Москвы, и вышвырнуть там, — сказала Мэри.

Я молчала.

— Кстати, Лиза могла похвастаться намерением вашей семьи приобрести особняк и перед другими своими друзьями, — настойчиво оправдывалась Мэри.

Я приуныла окончательно. Кроме болтушки Елизаветы, в семье имеются Кирюша, Юлечка, Сережка. Да и мы с Катей упорно продолжаем опрашивать знакомых, Вовка Костин тоже теребит приятелей вопросом: «Ребята, ни у кого участка на примете нет?» Я про это уже упоминала.

Мы не скрываем своего желания возвести особняк, нам бояться нечего, деньги получены абсолютно легальным путем: часть из них заработана тяжелым трудом, а часть получена от продажи картин, доставшихся мне от родителей [7 - Читайте книгу Дарьи Донцовой «Маникюр для покойника», издательство «Эксмо».]. Мы не украли нефть и газ у народа, и нам нечего бояться демонстрировать желание иметь дом. Деньги на строительство особняка хранятся в банке, теперь мы откладываем на отделку и мебель. Если какой-нибудь нехороший человек, услыхав о том, что Романовы имеют капитал для приобретения коттеджа, решит ограбить нашу квартиру, он ничего особенного не найдет — купюры лежат в сейфе. Но кто задумал идиотскую историю?

Пообещав Мэри, что не стану препятствовать дружбе Лизы и Ларисы, я отправилась домой. Шла медленно и размышляла. В одном Антонова права: режиссера спектакля следует искать в окружении Михаила Петровича. Странное, однако, совпадение! Профессора зовут Михаил Петрович Антонов, он в свое время прибыл в столицу невесть откуда, понравился ректору института, был принят в его доме, встретил Анну и получил благодаря выгодной женитьбе столичную прописку и расположение высокопоставленного ученого.

Теперь посмотрим на Лауру Петровну. Она тоже Антонова, как и Михаил. Хотя общность фамилии и даже отчества еще ни о чем не говорит, ни первое, ни второе не являются редкими в России. Вот были бы они какими-нибудь Курочкорябскими… Думаете, подобных фамилий не встречается? А вот и нет. Приключилась как-то со мной история… Но сейчас не время вспоминать прошлое [8 - События, о которых упоминает Лампа, описаны в книге Дарьи Донцовой «Принцесса на Кириешках», издательство «Эксмо».]. Так сколько в нашей стране Антоновых и какое количество из них имеет «раритетное» отчество «Петрович»? Можно было бы навсегда похоронить мысль о родстве химика и тренера, но вот имя Лаура… Насколько я поняла, профессор рассказывал своим домашним о рано умершей сестре по имени Лаура. А еще, увидав меня в черном парике, Михаил Петрович прижал к себе «племянницу» и тихо сказал:

— Ты вылитая мама!

Следовательно, Лаура все-таки на белом свете имеется. А значит, была и Маша, та самая любовница Антонова, цыганка. Можно было бы предположить, что организатор спектакля имел зуб против меня, вот и впутал несчастную Лампу невесть во что, но если вспомнить быстрый шепот профессора, то с какой неподдельной нежностью он обнял «внебрачного ребенка», а также его слова об искуплении какой-то вины, и главное, коли сообразить, что имя Лаура встречается в России довольно редко, то, согласитесь, пасьянс выглядит совсем по-иному!

— Лампуша, — прозвучал слева знакомый голос, — что ты тут делаешь?

Я невольно вздрогнула и вынырнула из пучины мыслей. Оказывается, я застыла у ворот школы, а из них с сумкой в руках как раз выходила Лиза.

— Ты меня ждешь? — слегка удивленно спросила девочка.

— Домой иду, — совершенно честно ответила я.

— Без машины?

— Тут везде переулки с односторонним движением, — пояснила я, — пришлось бы правила нарушать или полчаса по окрестностям крутиться. Ни того, ни другого делать не хотелось, вот и понеслась так, пешком быстрее доберешься.

— Ясно, — протянула Лизавета и шмыгнула носом.

Я насторожилась и внимательно посмотрела на школьницу: нос красный, веки опухшие, вид унылый, на лице никаких примет обычной улыбки.

— Ты плакала?

— Не-а, — неуверенно ответила Лиза. — Вот идиот!

— Кто?

— Да Александр Григорьевич, наш директор, — хныкающим голосом ответила Лизавета. — Просто урод!

— Что случилось? Объясни нормально!

Глаза девочки начали медленно наполняться слезами.

— Помнишь, я тебе рассказывала, что он поручил мне организацию рождественского праздника?

— Да, конечно. Мы написали красивое объявление, а еще ты говорила о концерте, дискотеке, ужине. Что-нибудь не так?

— Всё! — зарыдала Лиза. — Меня с позором отстранили! Сейчас был совет школы, и я докладывала о приготовлениях. Столько работала, до копеечки еду просчитала, стоимость подарков и… и… Оказывается, я разжигаю национальную рознь, призываю к уничтожению детей других вероисповеданий… мне… я… он…

Донельзя расстроенная Лизавета начала всхлипывать, а потом и вовсе расплакалась. Мне стало жарко.

— Кто сказал несусветную глупость про разжигание национальной вражды? — спросила я.

— Александр Григорьевич, — прорыдала девочка. — Ткнул в меня пальцем и как заорет: «В нашем учебном заведении не место скинхедам, антисунитам и фашистам».

— Антисемитам, — машинально поправила я, — людям, которые по непонятным мне причинам ненавидят евреев. Нормальному человеку подобное в голову не придет. Антисемитизм — удел убогих и завистливых, тех, кто, не сумев добиться успеха в жизни, решил хоть как-то выделиться из толпы за счет своего неприятия людей других национальностей.

— Александр Григорьевич сказал, что таких, как я, надо пороть розгами, — обморочно пробормотала Лизавета.

Вся кровь бросилась мне в голову. Сжав кулаки и не обращая уже внимания на отчаянные вопли Лизы: «Лампа, стой!», я ринулась в школу. В одну секунду взлетела по лестнице, рванула на себя дверь кабинета директора и, ворвавшись в просторную комнату, заорала:

— Немедленно объясните, что у вас тут происходит!

Директор поднял на нежданную гостью холодный взор:

— Вы кто?

— Евлампия Андреевна Романова, тетя Елизаветы Романовой, ученицы, которую вы собрались публично пороть розгами, — громко и четко, словно диктор Игорь Кириллов, ведущий трансляцию парада с Красной площади, ответила я.

Александр Григорьевич встал и, вытянув вперед маленькие руки, воскликнул:

— Хорошо, что пришли! Боюсь, Лиза неправильно поняла…

Пока школьный начальник пытался донести до меня мысль о том, что у Лизаветы в ушах бананы, я молча разглядывала мужчину, если, конечно, этим словом можно назвать существо ростом чуть выше кошки. Больше всего Александр Григорьевич напоминал индюшонка. Крохотный птенец с невероятной важностью выступает на толстых ножках, на жилистой шейке постоянно крутится маленькая голова, потому что индюшонку важно знать, какое впечатление он производит на окружающих. Чаще всего парни, принадлежащие к породе индюшат, рассказывают направо и налево о своих амурных победах и своей огромной роли в истории нашего государства. Иногда они вещают с экрана телевизора и выглядят при этом очень смешно, нелепо пафосно, откровенно по-дурацки. А их речи о неисчислимом количестве дам, упавших к крохотным лапкам индюшонка, вызывают у меня припадки гомерического хохота.

По-моему, если мужчина безостановочно повествует о постельных подвигах, он явно имеет огромные сексуальные проблемы, скорей всего, подобный рассказчик глубокий импотент. Настоящий мужчина никогда не распространяется о любовницах, во-первых, из естественного для рыцаря благородства, а во-вторых, он просто не придает особого значения очередному приключению. Сколько их у него было и сколько еще будет… Мачо уверен в себе! А вот индюшонок весь состоит из комплексов, суетится и подпрыгивает на кривых лапках.

Вот и Александр Григорьевич постоянно надувался, рассказывал о своих невероятных связях в верхах, о том, что директором школы он стал лишь потому, что его об этой услуге попросил лично президент и все вокруг, включая детей, в курсе его амурных приключений. Наш Александр Григорьевич, оказывается, просто Казанова: у него есть жена, стокилограммовая тетя неопределенного возраста, и любовница, похожая на законную супругу как две капли воды. Была бы я мужчиной, постеснялась бы хвастаться наличием у себя двух престарелых нимф-бегемотиц, но Александр Григорьевич не видит нелепости ситуации и громким шепотом способен вещать в коридорах школы такой текст:

— Боже, как я устал! Бабы меня просто измучили, на части рвут. Не могу бросить Леночку, она умрет от любви ко мне, но и не способен разорвать отношения с Катенькой, иначе та выбросится из окна, поняв, что лишилась меня. Полный тупик!

Эх, девоньки, примите мой совет: если вам на жизненном пути попался индюшонок, плюньте ему на круглую лысину, тщательно прикрытую сальными волосами. Ей-богу, лучше жить одной, чем с таким Александром Григорьевичем. Но увы, многие наши бывшие советские, а ныне эмансипированные российские бабы очень боятся остаться в одиночестве, поэтому живут по принципу: «Пусть идиот, да свой». Вот и плодятся у нас индюшата — сами их лелеем, вместо того чтобы взять за шкирку, тряхнуть как следует, поднести к зеркалу и сказать:

«Малыш, глянь на себя и успокойся! Ты, недомерок с непомерными амбициями, или тихо живешь со мной, или вали прочь. Я, красивая девушка, таких, как ты, в базарный день на пятачок пучок куплю».

Глава 21

— Ваша Лиза, — фыркал тем временем Александр Григорьевич, — написала ужасное объявление. Вот, читайте.

— И что страшного? — удивилась я, глянув в листок. — Просто сообщение о рождественском вечере.

— Вот! Именно о рождественском!

— И что?

— Не понимаете?

— Нет, — честно призналась я.

— Боже, — закатил глаза директор, — теперь ясно, откуда ветер дует — из семьи! Значит, озвучиваю текст, состряпанный Елизаветой: «Дорогие друзья, в нашей школе состоится рождественский вечер. Приходите, будет очень весело. Мы нарядим елку, включим гирлянды и устроим небольшой концерт, который завершится совместным распеванием песни про Рождество. Затем будет ужин и дискотека. Желающие закусить и получить подарок должны сдать по двести рублей Елизавете Романовой. Тот, кто не хочет есть и иметь сувенир, может прийти на вечеринку так. Только в столовую, на фуршет, станут пускать лишь по специальному талону и подарок дадут по нему. Проносить с собой еду и напитки нельзя. Форма одежды любая приличная. Приветствуются карнавальные костюмы. Меню: бутерброды с колбасой и сыром, торт, конфеты, вода «кола». Счастливого Рождества!»

— И что? — удивилась я. — Вполне пристойно!

Александр Григорьевич нахмурился:

— Это оскорбление.

— Для кого? — изумилась я.

— Рождение Христа отмечают не все, — напомнил директор. — Не успеет бумага повисеть час на доске объявлений, как ко мне могут явиться, допустим, родители Гриши Гольдринга и поинтересоваться: «Если будет вечеринка по поводу Рождества, то когда состоится празднование Хануки?»

Я чихнула, а школьное начальство тем временем продолжало:

— Еще придет мама, скажем, Раисы Мухаметшиной и напомнит про Рамадан, период, когда мусульманам нельзя пить, есть и веселиться в течение светлого времени суток. В этом году он приходится на декабрь.

— Ну, — протянула я, — с ситуацией легко справиться: уберите из объявления слово «рождественский», оставьте просто «вечер», «праздник», тогда чувства верующих иных конфессий не будут оскорблены. Обычная тусовка — это политкорректно.

— А мусульмане? — напомнил директор. — Им есть нельзя!

Я слегка растерялась, но потом живо нашла выход из положения:

— Может, начать фуршет после захода солнца? Или разложить еду для правоверных мусульман в специальные коробочки и вручить детям перед уходом?

— Колбасу! — воздел руки к небу Александр Григорьевич.

— А что в ней плохого? — снова не поняла я негодования директора. — Главное, чтобы оказалась свежей.

— В данном продукте содержится свинина, а ее запрещено употреблять и иудеям, и мусульманам, — взвыл директор. — Обязательно придут делегации от родителей.

— Можно купить бастурму, ее производят из конины! — ловко отбила я мяч.

   — Типун вам на язык, — зашипел Александр Григорьевич. — Знаете, кто у нас в школе основной спонсор? За чей счет купили компьютеры и отремонтировали столовую? Огромную сумму дал Сергей Иванович Николаев, отец Никиты из девятого «В». И он нам, пока здесь его сын учится, еще помощь окажет, хоть в каждом классе ребенка на второй год оставляй, чтобы спонсора не лишиться.

— Думаю, Сергей Иванович Николаев наверняка православный, — осторожно предположила я. — Ему-то по какой причине от колбасы или бастурмы шарахаться?

Директор нервно глянул на дверь и, понизив голос, сообщил:

— Против колбасы выступят другие. А про бастурму лучше не упоминать — ее, как вы правильно заметили, из конины производят, — потому что наш дорогой спонсор Сергей Иванович держит конюшню. Он страстный любитель лошадей, и его инфаркт хватит, если про бастурму услышит.

— Ладно, — сдалась я, — оставьте лишь сыр, торт, фрукты…

— Тут возмутятся Евдокимовы, их Лена учится в десятом «А».

— Им-то что не так? Какой веры люди? Они эскимосы и поэтому не употребляют сыр?

— Разве коренные народы Севера отвергают молочные продукты? — насупился Александр Григорьевич. — Не знал, не знал…

— Просто глупо пошутила, — нехотя призналась я.

— Евдокимовы полные вегетарианцы, — вздохнул Александр Григорьевич, — в торте содержатся яйца, а сыр из молока. Если на праздничном столе будут подобные яства, это оскорбит чувства Лены. Папа Евдокимов явно пообещает сообщить в департамент об ущемлении прав дочери. И вообще, они с женой «зеленые».

— Он босиком ходит? — поинтересовалась я. — Голым?

— Нет, конечно, — оторопело отозвался вконец замороченный директор, — в ботинках и дубленке его видел вчера после обеда.

— Человек, носящий кожаную обувь и верхнюю одежду из шкуры овцы, не имеет права заикаться о «зелености» и полном вегетарианстве, — попыталась я слегка привести директора в чувство. — А то странно получается: сыр не ем, яйца отвергаю, на мясо даже не гляжу, живу с животными в мире, а в плане прикида прокол выходит.

— Может, он сшил дубленку из умершего от естественных причин животного, — предположил Александр Григорьевич. — Любил его, лелеял, а когда оно, отжив свой век, откинуло копыта, решил: чего зря шкуре пропадать…

Я искоса глянула на вспотевшего Александра Григорьевича. Еще немного — и у директора окончательно съедет крыша.

— Понимаю, положение непростое, но из любого угла можно найти выход. Накройте много столов. Поставьте на них таблички «Иудеи», «Мусульмане», «Вегетарианцы»… Кто там еще есть? Кришнаиты? Шаманы? Ой, про католиков забыли! Впрочем, имеются еще протестанты, лютеране, баптисты, адвентисты седьмого дня, свидетели Иеговы… Вам не хватит мебели для фуршета. Кстати, есть люди, уверенные в том, что растения живые, они утверждают, что огурцы визжат от страха, когда их режут на салат, а помидорчики получают инфаркт при виде человека с вилкой!

Александр Григорьевич вытащил из кармана огромный, не слишком чистый носовой платок и начал судорожно промокать вспотевший лоб. Мой глаз приметил в одном углу измятой тряпки вышитую золотыми нитками корону. Скажите, пожалуйста, наш индюшонок считает себя герцогом, никак он обзавелся фамильным гербом. Внезапно мне стало жаль директора, похоже, он не только идиот, но и жуткий трус.

— Отмените банкет, — вылетело у меня.

— Совсем? — встрепенулся директор.

— Да. Или оставьте одну газировку — дети явно захотят пить, а поедят они потом, дома. Слава богу, не прежние времена, родители могут пойти в магазин и приобрести для своих чадушек все, что их душа пожелает! И вообще, родители Гольдринга, Мухаметшиной, Евдокимовой и Николаева еще ведь не приходили. Может, зря боитесь? Они нормальные люди, спокойно отпустят детей на елку и не станут скандалить.

Александр Григорьевич потряс пожелтевшим листочком в клеточку.

— Да, пока не являлись. Но могут прийти, и надо избежать скандала. А вот заявление от дедушки Сергея Федотова уже есть. Слушайте: «Я, Федотов Андрей Сергеевич, ветеран войны, член КПСС с тысяча девятьсот сорок девятого года, почетный донор, награжденный орденами и медалями, возмущен политикой школы и лично поведением педсовета, решившего предложить детям в новогодний праздник чуждую нам по духу «колу». Коллектив учебного заведения низкопоклонствует перед Западом, призывая октябрят, пионеров и комсомольцев употреблять идеологически опасный напиток. Я также довожу до вашего сведения, что учителя разрешают есть жвачку, а литератор Громова Е.К. зачитывала на уроке отрывки из произведений отщепенца Солженицына, из произведений нашей страны за клевету на СССР. Спеша исполнить свой гражданский долг, я сигнализирую о нарушениях и требую принять адекватные меры к исправлению ситуации, а именно: расстрелять весь педагогический коллектив во главе с его директором. Федотов». И как вам письмишко?

— Видна опытная рука, натренированная в написании доносов, — кивнула я. — Что-то мне это напоминает… А, вот такую историю. Двухтысячный год, на окраину села из леса выходит дедушка и стучит пальцем в окно. Выглядывает симпатичная девушка. «Слышь, внучка, — лихорадочно шепчет старик, — кто в деревне? Наши, Красная армия, или фашисты-гитлеровцы?» — «Что вы, дедуля, — искренно изумляется молодайка, — война-то пятьдесят пять лет уже как закончилась!» — «Да ну? — поражается партизан. — А чьи же я тогда поезда до сих пор под откос пускаю?»

— Какой дед? При чем тут поезда? — занервничал Александр Григорьевич, желтея на глазах. — Вы о чем?

— Ни о чем, — вздохнула я. — Просто анекдот рассказала, показался к месту.

— Вашей Лизе тоже показалось к месту написать про Рождество, — пошел в атаку индюшонок. — Из-за безответственного поступка глупой девочки теперь куча неприятностей!

Всю жалость к Александру Григорьевичу вымело из моей души разом. Я вскочила, оперлась руками о стол индюшонка и четко произнесла:

— Вы сами поручили девочке организовать именно рождественский вечер.

— Нет, — пискнул директор, — никогда бы не позволил себе подобное неполиткорректное поведение! Между прочим, я работал там, — указательный палец Александра Григорьевича уперся в потолок, — и сюда, — палец ткнул в письменный стол, — был направлен для создания образцовой школы. Я всегда учитываю любые нюансы! Ваша Лиза…

— Требует порки?

— Да! — алчно воскликнул Александр Григорьевич. — Очень хорошо, что мы с вами нашли общий язык, надеюсь, вы примените в воспитательных целях ремень. Сам бы с удовольствием выпорол Романову.

— Ну-ка, дайте бумагу! — велела я. — И ручку.

Директор с готовностью протянул просимое, и только тогда, когда я схватила листок, он слегка настороженно заговорил:

— А зачем вам…

— Подождите секундочку! — перебила я его. — Понимаете, я не слишком складно умею излагать мысли в письменном виде, хорошо хоть заявление Федотова в качестве образца перед глазами. Фу, можете ознакомиться!

Александр Григорьевич взял исчирканный мной лист, пару секунд изучал текст, потом побагровел.

— Эт-то чт-т-то? — выдавил он из себя.

— Не поняли? — прищурилась я. — Давайте вслух прочитаю, увы, имею неразборчивый почерк. Говорят, он свидетельствует о безалаберности характера, но вам ведь плевать на мои личностные особенности. Итак, озвучиваю: «Заявление. От Романовой Евлампии Андреевны, добропорядочной гражданки России, не судима, не привлекалась. Прошу принять меры по отношению к директору школы А.Г. Молову, предложившему школьнице Романовой Елизавете участвовать в садомазохистской оргии (порке ремнем) при своем непосредственном участии. Предложение не соответствует званию российского педагога, было сделано прилюдно, что порочит честь девочки». Ну и так далее.

— Офигели? — выскочил из-за стола Александр Григорьевич. — Речь шла о наказании ребенка!

— Видите ли, — проникновенно заговорила я, — наша семья принадлежит к ордену священной собаки, и у нас подобные предложения расцениваются как гадкие, сексуальные поползновения в адрес несовершеннолетней.

— Но… а… у… не знал, — залопотал Александр Григорьевич. — Орден священной собаки? О боже!

— Понимаете, — совсем ласково докончила я, — когда выяснилось, что вы не разрешаете Лизавете посещать уроки со своим талисманом — собачьей стаей в количестве… минуточку, сейчас посчитаю, вечно путаю, сколько их у нас: э… Муля, Капа, Феня, Ада, Рейчел, Рамик… значит, в количестве шести голов, — то промолчала, хотя душа еле пережила подобное притеснение.

— С животными в школу нельзя, — выдохнул директор.

— Это неполиткорректно, — наседала я на идиота. — Мы никогда не расстаемся с собаками.

— Но другие захотят притащить хомяков!

— Верно.

— Крыс, мышей, змей!

— Думаю, еще варанов и крокодилов, но не это самое страшное.

— Да? — в полном изнеможении вновь рухнул в кресло Александр Григорьевич. — А что еще?

— На свете существуют огнепоклонники, — усмехнулась я, — им охота везде костры разжигать. А каннибалы? Что вы скажете людоедам, если они захотят слопать какого-нибудь толстенького первоклассника или учительницу по физкультуре Татьяну Гавриловну? Мадам, несмотря на то что проводит спортивные занятия, отличается редкой тучностью. Хотя нет, Татьяну Гавриловну не тронут, она уже немолода, мясо жесткое…

— Прекратите, — устало сказал Александр Григорьевич, — вы надо мной издеваетесь.

— Сам первый начал! — рявкнула я. — Церковь у нас отделена от государства, на празднование Рождества никто из нормальных людей не обижается. Если кто из родителей недоволен сим фактом, то он может оставить своего ребенка дома. Заставь дурака богу молиться, он лоб расшибет! Значит, так, я ухожу, заявление о сексуальных домогательствах остается у вас.

— Не могу же я сам разбирать его, — вяло начал отбиваться директор.

— Поищете и найдете способ отреагировать, — засмеялась я. — Вы же на самом верху работали, имеете опыт. Ответ дайте по форме: исходящий номер, печать…

Александр Григорьевич заморгал, потом наклонил голову набок и сказал:

— Вы хоть понимаете, что наделали? Теперь же все судачить начнут! Заявление следует разбирать на профкоме, а знаете, кто у нас председатель?

— Нет, — очаровательно улыбнулась я.

— Сметанина Калерия Львовна.

— Мне это имя ни о чем не говорит, — справедливо заметила я.

— Калерия Львовна в школе работает пятьдесят лет, — зашептал Александр Григорьевич. — Серый кардинал. Все про всех знает, никакую информацию ни о ком не забывает. Такой уж тип, понимаете?

— Ага, — кивнула я. — Когда служила в оркестре, у нас имелся подобный Григорий Сергеевич. Поругаться с ним люди боялись больше всего на свете, он откуда-то про каждого всю подноготную знал…

Конец фразы застыл у меня в горле. Боже, я дура! Мне следует как можно быстрее катить в институт, где работал Михаил Петрович Антонов, найти там некую личность — Калерию Львовну и Григория Сергеевича в одном флаконе, порасспрашивать «местное ФСБ», и тогда я обязательно узнаю правду про Лауру Петровну и любовницу профессора Машу.

— Эй, вы куда? — насторожился Александр. — Заявление заберите.

— Ни за что! — крикнула я уже от двери. — Вот найдете способ извиниться перед Лизой, тогда и унесу кляузу. Времени у вас три дня, если девочка не получит сатисфакции, пеняйте на себя.

— Это шантаж! — начал возмущаться Александр Григорьевич.

Но я, не слушая противного директора, уже вылетела в коридор. В спину толкало нетерпение, мне просто необходимо было срочно узнать адрес учреждения, где тянул лямку Антонов. Слава богу, человечество придумало телефоны. Мара дала мне номер особняка Антонова, так что я узнаю необходимые сведения почти мгновенно. Продолжая бежать, я извлекла из сумочки мобильник.

— Алле, — прозвучало из трубки.

— Мара, это вы?

— Нет, Ася на проводе.

— Позовите Марину, пожалуйста, — вежливо попросила я.

— Кто ее спрашивает? — приступила к допросу нянька.

— Знакомая.

— Имя и фамилию скажите, — настаивала Ася.

— Зачем?

— Хозяйка не разрешает разговаривать с неизвестными личностями, — бойко парировала Ася.

— Иванова Таня, — быстро сообщила я.

— Чего звоните?

— Хочу побеседовать с Марой.

— И о чем же? — не успокаивалась нянька.

— Об этом скажу самой Марине, — слегка сердито ответила я. — А теперь сделайте одолжение, позовите женщину, дело срочное.

— Случилась неприятность?

— Мне нужна Мара.

— Она уехала.

— Куда?

— Во хитрая! Сама не говорит, с чем звонит, а я перед ней отчитывайся!

— Когда Мара вернется?

— Мне не докладывали, — сухо сообщила Ася. — Завтра перезвоните!

— Неужели Мара до ночи не возвратится?

— Фиг ее знает, — фыркнула Ася и швырнула трубку.

Я глубоко вздохнула и предприняла вторую попытку.

— Алле, — вновь прозвучало в ухе стаккато Аси. — Говорите, нечего сопеть!

— Добрый день, — стараясь придать голосу как можно более официальный тон, заявила я, — вас беспокоит главный редактор журнала «Химия и производство» Мозжухина Зинаида. Имею честь разговаривать с Анной Валерьевной Антоновой?

— Нет, — пропела Ася, — у хозяйки давление поднялось, она в постели. Беда у нее, муж умер.

— Мы знаем о несчастье с Михаилом Петровичем, примите наши глубочайшие соболезнования. Сейчас готовим некролог и столкнулись с небольшой проблемой. Как называется институт, в котором работал профессор Антонов?

— Ща… — буркнула Ася, и в трубке повисла тишина, изредка прерываемая потрескиванием.

— Слушаю, — раздался наконец иной голос. — Что вы хотите?

Я повторила сказку про некролог, очень надеясь, что подобного журнала не существует в действительности и что его главный редактор сейчас не сидит в гостиной особняка Антоновых с соболезнованиями.

— Свекор всю жизнь трудился в одном месте, — ровно начала собеседница, и стало понятно: говорю с Кирой. — Это НИИхимбиовит, что на Пятницкой улице. Там же завтра состоится панихида.

— Спасибо, — воскликнула я, — извините, если помешала.

— Не стоит благодарности, — ответила Кира, — очень рада помочь.

Я вздрогнула. Учитывая печальные обстоятельства в ее семье, последняя фраза невестки Антонова прозвучала двусмысленно.

Глава 22

Наутро неожиданно ударила оттепель, и я пожалела о том, что помыла машину.

Раньше, в девятнадцатом, скажем, веке, для того, чтобы вызвать дождь, снег или буран, требовалось обратиться к колдуну и попросить того совершить ряд манипуляций. Но все равно стопроцентный успех задуманного дела никто гарантировать не мог.

В наши дни, дабы добиться интенсивного снегопада или проливного дождя, достаточно помыть и отполировать автомобиль. В моем случае это срабатывает всегда. Вот вчера, пользуясь тем, что образовалось свободное время, начистила свою малышку-иномарку, навела блеск, пропылесосила салон. И результат? С неба посыпался снег, моментально превращающийся на дороге в черную, липкую грязь, и моя «букашка» в мгновение ока стала похожа на одну из собак, что живут при ближайшей бензоколонке. Честно говоря, долгое время была уверена, что псы эти — сплошь брюнеты, но летом, после одного особенно проливного дождя, с изумлением обнаружила: они рыжие. Хотя капитальный ливень был в августе всего один. Может, случись такой же второй, собачки превратились бы в блондинок?

Больше всего оттепели удивлялись метеорологи, пообещавшие вчера вечером усиление морозов. Сейчас один из ученых как раз вещал из радиостудии:

— Случаются сюрпризы, нынешняя зима на них богата…

Может, мне попроситься на работу в Гидрометеоцентр? Стану мыть по их приказу машину, и все окажутся довольны. Или просто расскажу «погодникам», что в декабре, январе, феврале, а порой и в марте у нас бывают морозы, снегопады и гололед. А то они об этом, кажется, слыхом не слыхивали.

У двери, за которой должен располагаться НИИхимбиовит, сидел пожилой мужчина в темно-синей форме. Увидав меня, он отложил газету, снял очки и сурово спросил:

— К кому идем, гражданочка?

Я быстро окинула взглядом обшарпанный холл. Наверное, у них тут не слишком хорошо идут дела — никаких кожаных диванов, стеклянных столиков и новомодных светильников и в помине нет. С потрескавшегося потолка свисает пыльная люстра — точь-в-точь такая имелась в зале, где проходили репетиции оркестра, в котором, погибая от тоски, я когда-то нащипывала арфу.

— Так куда торопимся? — изменил форму вопроса охранник и грозно сдвинул брови.

Я горестно вздохнула. Наверное, дедушка считает себя молодым и резвым, людям свойственно неправильно оценивать собственный ум, красоту и физические силы. Но не следует обижать пенсионера.

— Здравствуйте, — улыбнулась я.

— Ну и что? — нетрадиционно отреагировал на приветствие старичок.

— Я из журнала «Химия в жизни», пришла писать о похоронах Антонова Михаила Петровича.

Дедулька аккуратно поправил очки.

— Ну и что?

— Ничего, просто хочу войти.

— Идите, — пожал плечами охранник, — только сначала на вопросик ответьте.

— Пожалуйста, — кивнула я.

Наверное, сейчас пенсионер спросит мои имя и фамилию, занесет информацию в толстую книжку и выдаст бейджик с надписью «Гость». Но старичок неожиданно поинтересовался:

— Взрывчатку или террористические наклонности имеете?

— Нет, — слегка обескураженная его вопросом, ответила я. — Могу сумку показать, в ней ничего, кроме обычной ерунды, нет.

Дедуся снял очки, закрыл глаза и погрузился в нирвану.

— Эй, — окликнула я его, — давайте пропуск!

— Так ступайте, — не поднимая век, разрешил охранник. — Главное, чтоб не шахидка. Правда, я сразу понял: приличный человек пришел, но бдительность проявить следовало, уж не обижайтесь.

Я посмотрела на расстилавшийся впереди длиннющий коридор, выкрашенный гадко-зеленой краской. Интересно, сколько таких божьих одуванчиков стоит на карауле у входа в разные предприятия? Какое количество охранников делает вывод о добропорядочности посетителя, лишь окинув незнакомца взором? Странная, однако, у людей логика. Если в помещение вваливается здоровенный детина в камуфляжной форме, с зеленой повязкой на голове и парочкой автоматов в руках, то это, ясное дело, террорист, а коли в учреждение, мило улыбаясь, входит хрупкая блондинка, она добропорядочная гражданка. Может, объяснить сейчас мирно задремавшему дедусе жестокую правду: люди, задумавшие теракт, могут нанять любого человека, желающего, как говорил жадный паренек в радиорубке школы Лизаветы, получить баклана в кудрях, а теория Ломброзо [9 - Чезаре Ломброзо (1835 — 1909) — итальянский криминалист; считал, что преступника можно вычислить по внешности: размеру лба, носа и т д. (Прим. автора.)] давным-давно признана несостоятельной?

Секьюрити начал похрапывать, я пошла вперед, спотыкаясь о выщербленную плитку. Какой смысл воспитывать дедушку? Только зря потеряю время. Ни одному террористу не придет в голову обратить внимание на эту цитадель науки. Да тут и сотрудников нет!

НИИ казался вымершим, все огромные двери были заперты, на стук никто не отзывался. Похоже, ученые вообще не ходят на работу. А может, у них сегодня какой-нибудь библиотечный или творческий день?

Коридор сделал резкий поворот, и снова перед глазами зазмеилось узкое пространство со стенами цвета гнилой травы и с разбитой плиткой на полу. Потеряв надежду встретить хоть одного живого человека, я мрачно брела вперед. Внезапно до носа долетел запах дыма. Я встрепенулась, ускорила шаг и, о радость, уперлась в приоткрытую дверь, за которой виднелась лестница. Я ощутила неподдельную радость. Наверное, тот единственный человек, который все же решил заглянуть сегодня на работу, курит сейчас, сидя на подоконнике.

И точно, на широкой доске, покрытой облупленной, видимо, некогда белой краской, возле железной банки из-под растворимого кофе, набитой окурками, виднелась худенькая фигурка в джинсах. Я, навесив на лицо самую милую улыбочку, подошла к девушке, мигом поняла, что она чуть старше Лизы, и весело воскликнула:

— Добрый день! Меня зовут Лампа.

— Добрее денечка в моей жизни еще не встречалось! — зло воскликнула девчонка. — Рада знакомству, я торшер.

— Кто? — удивилась я.

— Если у тебя хватило ума назваться лампой — шутка, однако, фиговая! — то не тушуйся, зови меня торшером, — гавкнула собеседница, потом она вытащила из кармана скомканный бумажный носовой платок и с чувством произнесла: — Сука!

Я опешила. Может, в этом НИИ работают люди с ограниченными умственными способностями? Ладно дедушка-охранник, он уже совсем старый. Впрочем, пенсионер и не думал обижать посетительницу, он был со мной вежлив, даже мил, просто попросил ответить честно на вопрос: не хочу ли я взорвать здание? А эта девочка накинулась на незнакомку, словно голодная крыса.

— Чего уставилась? — сердито продолжила курильщица. — Билет на шоу купила? Керосинка, блин!

Я вынула паспорт, раскрыла его на первой странице и сунула грубиянке под нос.

— Видишь, что написано? Евлампия. Но, согласись, имечко тяжеловато для произношения, вот приятели и сократили его до более простого — Лампа. Я настолько к нему привыкла, что представляюсь подобным образом, не думая о реакции человека, который услышит такое имя. Поэтому хорошо понимаю твой пассаж по поводу торшера. Но с чего ты решила, что имеешь право обозвать меня сукой?

Девушка молча промокнула глаза смятой бумажкой.

— Извини, — устало сказала она, — «сука» относилось не к тебе, а к Нине Леонидовне. Довела до ручки. Хватит, ухожу! Кстати, меня Светой зовут.

— Лампа, — повторила я.

— Ты сюда кем нанялась? — нервно поинтересовалась Светлана. — Лаборанткой?

Я кивнула, девушка опять потерла глаза платком.

— Давно? — спросила она с явным сочувствием.

— Сегодня первый день.

— И как тебе?

— Вот, брожу по коридорам, ищу живых людей. Что тут случилось?

— Здесь всегда так, — мрачно пояснила Света. — Ходят, когда хотят, задолбали. Нормальный рабочий день как устроен: в десять впрягайся, потом обед, в восемнадцать ноль-ноль домой. Тебе небось, когда устраивалась, в отделе кадров напели: служба легкая, есть библиотечный день… Так?

— Верно, — согласилась я.

— Брехня! — отчеканила Света. — Это у научных сотрудников так, а нам никаких привилегий. К десяти как штык приди, пол помой, а затем банки, блин, склянки… тьфу! К часу дня ученые подтянутся, и ну болтать: бла-бла-бла… К пяти вечера натреплются и начнут штативами греметь. В шесть подойдешь к завлабу и скажешь: «До свидания», а он в ответ: «Ты куда? Мы все здесь». Здорово выходит! Они-то к обеду приперли, затем языком мололи, а я ведь в десять пришла! Да еще жаба эта, сука Нина Леонидовна… Ну, откуда она узнала!

— Что?

Света шмыгнула носом.

— Парень у меня есть. Скажи, кого это волнует?

— Никого.

— Во, и я так считаю. Но у Нинки иное мнение, ей все про народ знать надо. У-у-у, жабина, морда мерзопакостная…

— Чем тебя так Нина Леонидовна обидела? — заинтересовалась я.

Светлана вытащила пачку ментоловых сигарет.

— Аборт я ходила делать, в воскресенье, в свой законный выходной. Утром легла, вечером утопала, в понедельник, как всегда, на работе. Службу не пропускала, отгул не просила, все шито-крыто. Мама не узнала, подруги тоже, неохота мне всем о таком рассказывать.

— Ясное дело, — кивнула я, — интимное обстоятельство.

— А сегодня, — зло блестя глазами, выпалила Света, — подваливает ко мне Нина Леонидовна…

В общем, эта самая Нина Леонидовна вдруг с издевкой поинтересовалась у девушки:

— Как самочувствие?

— Спасибо, нормально, — ответила удивленная Светлана.

— Ты, деточка, зря в мини-юбке сейчас пришла, — склонила голову набок дама. — После операции надо беречься, легко заболеть, потом всю жизнь лечиться станешь.

— Вы о чем? — испуганно спросила Света.

— О твоем аборте, — вздернула брови жаба и с фальшивым сочувствием продолжила: — Ты с мамой-то посоветовалась? Опасная операция, можно навсегда бесплодной остаться. Хотя сейчас молодежь ужасная пошла, никто для вас не авторитет.

Светлана так и застыла с открытым ртом…

— Вот скажи, — недоумевала она сейчас, — откуда сука узнала?

— Ты бюллетень брала? — предположила я.

— Нет, конечно, — затрясла головой Света. — Говорю же, за выходной управилась. И вообще, личная жизнь никого волновать не должна. Но я-то умная, хорошо знаю: хочешь сохранить тайну, никому о ней не рассказывай. Поэтому об аборте молчала. Даже мой парень не в курсах, а Нинка знает!

— Значит, кто-то тебя выдал, — предположила я. — Если в больнице была, то документы свои показывала, а там имеются врач, медсестра, нянечки… Небось у Нины Леонидовны среди персонала знакомые есть.

— Похоже, Нинка повсюду информаторами обзавелась, — мрачно заявила Светлана. — Я вначале никак не врубалась, отчего с ней наш народ так внимателен, аж приседает и кланяется. Нинка всего лишь кандидат наук, а тут и докторов полно. Отчего ей такой почет? Еще она себя старейшим сотрудником называет, только Ольга Ильинична, которая лабораторией заведует, в НИИ пришла страх назвать в каком году, так долго не живут. Однако Ольгу Ильиничну не замечают, а Нинку постоянно и на все праздники в президиум сажают. Ой, тут недавно цирк случился! Представь, у НИИ нашего гребаного юбилей подвалил. Директор праздник устроил — фуршет убогий, денег-то нет, поэтому вот вам, дорогие, пирожки с пустом. А перед коллективной пьянкой начали слонов раздавать: одному грамоту, другому благодарность… Нет бы премию выписать, за фигом людям хрень в рамочке… А под конец вытаскивает наш Владлен Игоревич папку и вещает:

— Настал момент награждения самой старейшей сотрудницы, которая тут всю жизнь проработала…

Гу-гу-гу, ду-ду-ду… Нинка встала, пошла к сцене, все хлопают, в глаза-то ей народ улыбается. Не успела она к Владлену Игоревичу подняться, как на сцену выбегает Ольга Ильинична, чуть не плачет и кричит:

— Я сюда гораздо раньше пришла! Значит, грамота моя!

Владлен Игоревич вздрогнул, зал загудел. Нина Леонидовна, похоже, на секунду растерялась, а Ольга Ильинична тем временем выхватила у заклятой подружки красную папку и торжествующе воскликнула:

— Я молчала, пока вас превозносили на собраниях, но звания старейшей сотрудницы не отдам!

…Светлана тогда чуть не умерла от хохота. Нет, старухам совсем крышу поотрывало, того и гляди они из-за клочка бумаги передерутся. Это ж как весело!

Драка и в самом деле случилась, только была она вербальной. Нина Леонидовна прищурилась и звонко воскликнула:

— Ошибаетесь, Ольга Ильинична, старейшая я! Пришла на работу в год основания НИИ, мне едва исполнилось семнадцать. Покойный Сергей Лазаревич лично приказ о приеме в лабораторию подписал. Так-то.

— Ага! — азартно воскликнула вторая претендентка на старейшинство. — Анна Сергеевна, ну-ка, скажите громко всем, когда я тут появилась?

— Если верить записи в трудовой книжке, то вы приступили к службе раньше, — пискнула главная кадровичка.

— Вот! — топнула ногой Ольга Ильинична. — Правду не зарыть, не спрятать. Сергей Лазаревич сам позже меня пришел, охотно верю, что он приказ о вашем приеме в лабораторию подписывал. А меня зачислял сам Натан Львович, отец-основатель нашего НИИ, академик из великих!

В зале стало так тихо, что было слышно, как у директора трясутся руки. Именно трясутся — Владлен Игоревич положил кисти на стол, и пальцы помимо воли хозяина дергались, стучали о полированную доску.

И тут Нина Леонидовна улыбнулась.

— Орест Михайлович! — нежно пропела она. — Не вижу вас! Скажите, коллеги, наш юрисконсульт тут?

— Здесь я, душенька, — проблеял законник, — весь в вашем распоряжении.

— Разберитесь с казусом, — по-прежнему улыбаясь, потребовала Нина Леонидовна. — Можно и даже нужно это сделать прямо в данную секунду. Смотрите, получается, я поступила на работу в наш НИИ позже Ольги Ильиничны…

— Да, — торжествующе перебила ее соперница, — о чем безоговорочно свидетельствуют документы.

— Никто и не спорит, — кивнула Нина Леонидовна, — вопрос в ином. Я трудилась непрерывно, а Ольга Ильинична увольнялась — уходила на три года, а потом вернулась. Следовательно, мой стаж в институте непрерывен, а Ольга Ильинична хоть и пришла раньше, тридцать шесть месяцев отсутствовала. Кто старейший?

— Вы, душенька, — закивал Орест Михайлович, — какие уж тут сомнения.

Зал снова зашумел, Ольга Ильинична затопала ногами, обутыми в чемоданообразные ботинки.

— Вранье! Я не увольнялась! Никогда!

Нина Леонидовна засмеялась:

— Ольга Ильинична, вы, похоже, вследствие возраста забыли кое-какие детали своей биографии. В тысяча девятьсот семьдесят втором году вашего мужа, Виктора Андреевича, арестовали за убийство.

Все присутствующие ахнули, а Нина Леонидовна методично продолжала:

— Виктор, мир его памяти, задушил свою любовницу, к тому же беременную. Вы очень испугались. Конечно, не слишком хороший факт в биографии члена КПСС, коим вы в отличие от меня являлись. Сообразив, что вам грозят неприятности, вы, Ольга Ильинична, быстренько уволились и затаились. Собирались пересидеть беду в амплуа домашней хозяйки. Но тут Виктор решил избавить семью от позора и повесился. Ясное дело, покойников не судят, вы так и не стали женой осужденного, анкета осталась чистой. Правда, сразу вернуться в НИИ побоялись, слишком много людей знало о ситуации, пришли через три года. За это время болтовня утихла, и Сергей Лазаревич, добрейшая душа, вас назад взял. Вот так. Не хотела напоминать никому о малоприятных фактах вашей биографии, но вы первая начали.

— Не было такого, — придушенно прошептала Ольга Ильинична.

Нина Леонидовна улыбнулась:

— Было, было. Правда, почти все, кто знал данную историю, давно покойники: и Виктор, и Катя, и Сергей Лазаревич. Но есть документы, приказы о приеме на работу и увольнении. Желаете посмотреть? Это легко устроить, они в кадрах хранятся!

Ольга Ильинична, зарыдав, бросилась со сцены, Нина Леонидовна царственно кивнула Владлену Игоревичу:

— Можете продолжать церемонию моего награждения…

Глава 23

— Поучительная история, — вздохнула я. — Впрочем, есть русская поговорка: «Все тайное когда-нибудь становится явным».

— И теперь эта жаба… — с чувством продолжила Светлана и вдруг осеклась.

Не договорив фразу, девушка соскочила с подоконника и испуганным взглядом уставилась на кого-то, кто только что вышел на лестницу. Я оглянулась. В проеме двери стояла излишне тучная пожилая женщина, и в самом деле крайне похожая на жабу. Словно для полноты сходства, она была облачена в платье бутылочного цвета и мешковатый кардиган того же оттенка.

— Светлана, — с укоризной воскликнула старуха, — когда тебя на склад послали?

— Так он на перерыв закрыт, — проблеяла испуганно девушка.

— Обед с двенадцати, — постучала указательным пальцем по наручным часам жаба. — Ну-ка, хватит курить!

— И не дымила вовсе, — засопротивлялась девушка. — Тут вот… женщина… она того… ищет… человека, а я объясняю где… Нина Леонидовна, не сердитесь!

— Иди за пробирками, — очаровательно улыбнулась старейшая сотрудница НИИ, — разберусь без тебя спокойно, кто и кого найти желает.

Свету словно ветром сдуло.

— Вы к кому? — повернула ко мне одутловатое лицо Нина Леонидовна.

Я безо всяких колебаний ответила:

— Хотела обмануть вас, представиться главным редактором журнала «Химия в жизни», но теперь понимаю, что делать этого не стоит.

— Вот и правильно, — безо всякой улыбки кивнула Нина Леонидовна. — Для начала скажу: очень не люблю лгунов. И потом, я великолепно в курсе, что изданием руководит мужчина, кстати, мой бывший аспирант, Леня Перлин.

— Ну надо же! — вырвалось у меня. — Подобный журнал существует на самом деле?

Нина Леонидовна усмехнулась.

— Вы кто?

— Журналистка из «желтухи», мне поручено сделать интересный материал о жизни Антонова.

— Жареные факты?

— Да, — с самым честным видом призналась я. — Вы знали Михаила Петровича Антонова?

Нина Леонидовна улыбнулась:

— Естественно.

— Он ведь умер.

— Верно, сегодня похороны, — спокойно сообщила Нина Леонидовна. — Сейчас идет церемония прощания, все туда двинули.

— А вы почему остались? — не утерпела я.

Ученая заправила за ухо прядь волос, выбившуюся из старомодно-затейливой прически.

— Не люблю погосты, — вдруг откровенно призналась она. — Знаете, голубушка, когда понимаешь, что скоро самой там постоянную прописку получать, на кладбище не тянет. Еще я простудлива, а Михаилу Петровичу уже все равно. Впрочем, думаю, учитывая некоторые нюансы, Антонов не был бы особо рад, сумей он узнать, что я рыдала у его могилы.

— Вы конфликтовали?

— Мы интеллигентные люди, — всплеснула окорокообразными руками старуха, — способны подняться над личным ради науки! Впрочем, о мертвых говорят либо хорошо, либо ничего. Антонов умер, проект теперь закроют, реально им некому заниматься — сплошные покойники, а те, что живы…

Не договорив фразу, Нина Леонидовна захлопнула рот.

— Пожалуйста, продолжайте, — взмолилась я.

— К чему вам наши институтские проблемы? — криво усмехнулась старуха. — Валерий Сергеевич кашу заварил, всех перебаламутил… Ох уж эти бессмертные!

— Вы знали тестя Антонова? — удивилась я.

Нина Леонидовна поморщилась.

— Мир науки узок, плюнь — и попадешь в знакомого. Знала ли я Валерия Сергеевича? Очень хорошо, можно даже сказать — близко. Была его женой.

У меня закололо в висках.

— Ничего не понимаю… Следовательно, вы мама Анны? Жены Михаила Петровича?

— Верно.

— Но…

— Что?

— Вы не живете вместе с дочерью?

— Нет.

— Почему?

Нина Леонидовна вновь поправила прическу.

— Имею свою квартиру, вполне уютную. Несмотря на возраст, пока не растеряла ума, да и физически вполне активна. Вот допекут болезни, тогда и найму себе прислугу.

— Вы с Анной в ссоре? — пыталась я разобраться в чужих семейных хитросплетениях.

— С какой стати мне отчитываться? — надменно проговорила старуха. — Я не на исповеди, да и вы не священник. Михаил Петрович, чтобы поставить меня на место, частенько говаривал: «У каждого свое мнение, в науке трудно доказать истину, нас господь рассудит». Дорогой зять предполагал, что теща, учитывая ее возраст, раньше предстанет у престола создателя, но фатально ошибся.

— Нина Леонидовна, — взмолилась я, — умоляю, выслушайте и помогите! Меня могут сделать в газете заведующей отделом, но я должна принести хороший материал, доказать свое умение отыскивать факты…

Старуха подняла морщинистую руку.

— Стойте, беседовать лучше без свидетелей.

— Здесь никого нет.

— И у стен имеются уши… — лукаво заявила ученая. — Пойдемте ко мне в кабинет.

Сев в кресло, Нина Леонидовна откинулась на спинку.

— Ладно, — вдруг сказала она, — расскажу кой-чего, но вот сумеете ли понять… Институт основали давно. Только-только закончилась война, страна лежала в разрухе, народное хозяйство в руинах, большинство мужчин погибло, сельское хозяйство пришло в упадок. Однако народ был полон энтузиазма: социализм победил фашизм, вот теперь заживем.

…Даже Иосиф Сталин понимал, что между тридцать шестым и сорок шестым годом лежит не просто десятилетие, а прошедшая война, русский народ стал иным. Солдаты, которые протопали пешком от Москвы до Берлина, были, конечно, лояльны к правительству страны, но они имели глаза и не могли не видеть, что польские и немецкие граждане, об угнетении которых постоянно писала газета «Правда», живут не в пример лучше свободных советских людей. Редкий из победителей не вез с собой подарков: отрезов шелка, ковров, серебра. Можно было сунуть за решетку врагов народа, но ведь всю страну не посадишь. Да еще во время войны многие из тех, кто побывал за колючей проволокой, получили в руки оружие и отправились бить немцев. Кое-кто стал героем, грудь украсилась орденами, вернуть под замок такого человека, кровью доказавшего верность советскому режиму, было не с руки. На чьем примере воспитывать молодежь? Кроме того, требовалось развивать науку, строить города, выращивать хлеб и рожать новых граждан — в сорок шестом году демографическая ситуация в СССР оставляла желать лучшего. Учитывая все эти причины, вождь народов слегка ослабил вожжи. Жить Сталину оставалось семь лет, эпоха великих большевиков медленно клонилась к закату. Но, повторюсь, энтузиазм граждан, вернувшихся наконец к мирной жизни, был сравним с душевным подъемом тех, кто жил в середине двадцатых. «Мы наш, мы новый мир построим…»

В сорок шестом году группа ученых основала НИИ, задачей которого было придумать такое средство, чтобы люди жили если не вечно, то хотя бы пятьсот лет. Утопическая цель. По тем временам не умели бороться со многими болезнями, которые сейчас легко вылечивают антибиотиками. Не слышали врачи о томографах, лазерах и эндоскопических операциях, не имели понятия о генетических недугах. Но энтузиазм бил через край, и сотрудники нового научного учреждения сразу взялись за решение глобальной проблемы.

Через пару лет НИИ начал разрастаться, за короткий срок на посту директора сменилось несколько человек. Отец-основатель НИИ Натан Львович скоропостижно скончался, потом умер и его сменщик Илья Николаевич, у руля встал осторожный, рассудительный Сергей Лазаревич.

Сев на царство, Сергей Лазаревич сумел задвинуть в угол десяток ненормальных ученых, которые, забыв про сон и еду, пытались изобрести таблетки бессмертия. Институт начал заниматься вполне реальными проблемами, а слегка тронувшиеся умом энтузиасты объединились в одной лаборатории. Сергей Лазаревич был больше администратором, чем ученым, в отличие от Натана Львовича и Ильи Николаевича, которые, забросив хозяйственные дела, чахли над пробирками, третий директор являлся земным человеком.

Для начала он не собирался уходить на тот свет в ореоле мученика от науки. Ведь ни для кого в институте не являлось секретом, что Натан Львович умер вследствие испытания на себе лекарства от старости. Ненормальный ученый настолько поверил собственным изысканиям, что начал глотать придуманные им самим таблетки, и результат оказался печален. Илью Николаевича тоже можно было посчитать жертвой исследований: его свалил инфаркт, когда ученый понял, что очередной эксперимент закончился неудачно. А Сергей Лазаревич ни в какие пилюли от дряхления не верил, но хотел жить как можно дольше, причем в хороших условиях. Пост директора НИИ в советские времена был номенклатурным, что означало: человек, его занимающий, имеет достойную квартиру, дачу, продуктовый паек, машину с шофером и многие другие привилегии вроде выезда на всякие конференции за рубеж.

Лишаться радостей жизни Сергей Лазаревич не желал. Он повел себя хитро: закрыть лабораторию, с которой начался институт, было невозможно, но терпеть около себя полусумасшедших энтузиастов тоже стало затруднительно. Поэтому Сергей Лазаревич постепенно, незаметно выжил сотрудников, занимавшихся бессмертием, со всех ключевых постов, как в администрации института, так и в ученом совете. Действовал директор умно. Сначала он отселил ученых из центрального здания в пристройку под предлогом того, что точное оборудование их лаборатории должно работать при строгом температурном режиме, который можно поддерживать лишь в маленьком домике. Потом Сергей Лазаревич придал лаборатории статус секретности, ввел пропускную систему и фактически лишил сотрудников возможности запросто общаться с коллегами из большого здания. Для «бессмертников» открыли хороший буфет, и по этой причине люди, служившие в основном корпусе, оказались обижены. В таинственном буфете никто из основной массы сотрудников не бывал, но слухи ходили невероятные.

— Им там бесплатно бутерброды с икрой дают, — перешептывался народ, — и вино наливают, за вредность. А у нас одни сосиски.

Ясное дело, подобная дискриминация не добавила любви к «бессмертникам». А еще хитрый Сергей Лазаревич охотно выполнял все заявки отцов-основателей, приобретал для них новейшее оборудование по первой просьбе, остальные же работники, приходившие в кабинет клянчить необходимое, очень часто слышали от директора фразу:

— Ну, мил-человек, у нас же бюджет, я уже потратил средства на заявки первой лаборатории, подожди теперь.

Через пару лет подобной политики хитрый Сергей Лазаревич, демонстрировавший полнейшее уважение к отцам-основателям, добился замечательного эффекта: весь НИИ теперь ненавидел «бессмертников» — одни за великолепные условия для работы, другие за буфет, третьи за высокую зарплату. Если кто-нибудь из коллектива, не сумев справиться со своей злобой, прилетал к директору и начинал возмущаться, крича нечто типа: «Они бездельники, ерундой занимаются, а вы им потакаете!» — Сергей Лазаревич наливал нарушителю спокойствия коньячку, усаживал человека в кресло и мягко говорил:

— Мы должны быть благодарны этим людям, основавшим НИИ.

Вроде директор делал все, дабы облегчить жизнь тех, кто пытался изобрести таблетки от смерти, но лаборатория хирела, и в конце концов в ней осталось всего несколько сотрудников, возглавляемых безумным Марком Генриховичем, который во время всех собраний коллектива вскакивал и начинал орать:

— Мы добились ошеломляющих успехов! Мыши теперь живут на неделю дольше! Невероятно! Все дело в комбинации витаминов…

Нина Леонидовна, слыша эти вопли, всегда закрывала глаза и с тоской думала: «Ну вот, понесло по кочкам! Теперь до утра просидим».

Женщина к тому времени уже вышла замуж за Валерия Сергеевича, родила Аню и с огромным удовольствием удрала бы домой, к ребенку. Нина вообще не хотела служить, ее не привлекала наука, но в СССР на домашних хозяек смотрели косо, их считали лентяйками, вот и приходилось теткам тосковать в НИИ, считая минуты до звонка. Кстати, зарплату в ученом мире платили хорошую.

Шли годы, Валерий Сергеевич стал ректором института, где обучали будущих химиков. Нина Леонидовна защитила кандидатскую диссертацию, Анна, окончив школу, поступила к папе в вуз, Сергей Лазаревич руководил НИИ, а в лаборатории «бессмертников» осталось лишь два человека: окончательно превратившийся в безумного Марк Генрихович и не менее сумасшедший лаборант Коля.

У Нины Леонидовны, женщины амбициозной, в отношении дочери имелись далеко идущие планы. Анна не была особой красавицей, однако и дурнушкой девушку назвать ни у кого язык не поворачивался. Если уж говорить совсем честно, то дочь Нины Леонидовны особо из толпы не выделялась, но у Анечки имелось то, чем не обладали многие красавицы: сановный папа и весьма расчетливая, активная мама.

Когда Анна заневестилась, Нина Леонидовна поняла: дело с замужеством дочери нельзя пускать на самотек, следует самой проявить активность, иначе есть риск заполучить в зятья невесть кого. Тем более что наивный Валерий Сергеевич говорил девушке:

— С милым рай и в шалаше. Ты, Анюточка, думай не о деньгах, а о любви, тебе с мужчиной жить, не с кошельком.

Услыхав замечательное изречение супруга в очередной раз, Нина вздрогнула и пригласила в гости Сергея Лазаревича с женой и сыном Витей. Как и предполагала хитрая мамочка, спокойная, рассудительная Аня понравилась сыну директора, и Виктор начал ухаживать за ректорской дочкой.

Глядя на их вялотекущий роман, Нина Леонидовна потирала руки. Ее не смущало, что Анечка соглашалась встречаться с кавалером от силы раз в неделю. Как известно, торопливость нужна лишь при ловле блох, пусть молодые люди получше узнают друг друга, свадьба от них никуда не денется. Подумав, что дочь уже практически пристроена за хорошего человека, Нина Леонидовна сделала типичную ошибку родителей: она расслабилась, прекратила подслушивать телефонные разговоры Анны, не допрашивала больше с пристрастием дочку, когда та прибегала домой поздно вечером с горящими щеками. Нина Леонидовна считала, что Анечка по-прежнему женихается с Витей. Потом Нина Леонидовна уехала на месяц в Карловы Вары, а вернувшись, услышала от мужа новость, сказанную самым веселым тоном:

— Нинок, у нас скоро свадьба, дети заявление в ЗАГС отнесли.

Нина Леонидовна слегка обиделась на то, что дочь и будущий зять не предупредили ее заранее, не спросили, на какой день лучше назначить бракосочетание, но решила не демонстрировать дурного настроения, а заулыбалась и сказала:

— Это замечательно!

— Ты рада? — проявила несвойственную ей живость Аня.

— Конечно, — кивнула Нина Леонидовна.

Потом, умывшись, взяла трубку и соединилась с директором НИИ.

— Слушаю, — сухо ответил начальник.

— Сережа, — обрадованно воскликнула жена ректора, — надо бы встретиться!

— Зачем? — не слишком радостно спросил директор.

— Свадьба у нас.

— А мы тут с какого бока?

Нина Леонидовна напряглась. Неужели Сергей Лазаревич не желает участвовать в немалых расходах? Мать Анны собиралась устроить шикарный пир, собрать многих нужных людей.

— Давай список составим, — решила сначала не пугать Сергея Лазаревича тратами Нина.

— Какой?

— Тех, что придут на свадьбу.

— Нина, — вздохнул директор, — хотя мы приятельствуем много лет и привыкли помогать друг другу, но в данном случае на нас не рассчитывай. Извини, лучше тебе пока не звонить, Арина очень обиделась.

— Арина? — изумилась Нина Леонидовна.

— Надеюсь, ты не забыла имя своей подруги и моей жены? — язвительно осведомился Сергей Лазаревич.

— Да за что же Арина обиделась? — взвыла Нина Леонидовна.

Сергей Лазаревич засмеялся:

— Просто анекдот! Между прочим, мы надеялись увидеть Анну в своих невестках.

— Так у нас же свадьба! — не сдержала эмоции Нина. — Я именно по ее поводу и звоню. Сережа, проснись!

— Лучше сама очнись! — закричал в ответ директор. — Да поинтересуйся у своей шалавы, чьей она женой стать собирается!

Глава 24

Ничего не понимающая Нина помчалась к дочери и узнала невероятное: Анечка решила связать свою судьбу не с благополучным Виктором, а с нищим студентом Михаилом Антоновым, провинциальным юношей без роду и племени и без медной полушки в кармане.

Скандал получился знатный. Сначала Нина Леонидовна заявила решительное «нет» и велела дочери:

— Выбирай: либо он, либо родители.

Мать не сомневалась, что услышит от всегда покорной дочери фразу: «Хорошо, будь по-твоему, я забуду Михаила».

Но всегда апатичная Аня внезапно заявила совсем иное:

— Ладно, я уйду к Мише.

— Куда? — заорала Нина.

— В общежитие, — уточнила неожиданно непокорная дочь.

Видя ее решимость, Нина Леонидовна налетела на мужа.

— Это ты виноват! — топала ногами жена. — Привечал нищету! За каким чертом парень в нашем доме часами просиживал?

— Нинушенька, — попытался остановить супругу ректор, — Миша замечательный юноша! Поверь, он далеко пойдет.

— С твоей подачи, конечно, — не успокаивалась Нина. — Голь перекатная! Ты хоть знаешь, кто родители?

— Нет, — растерянно ответил муж.

— А откуда твой Иван-царевич прибыл?

— Э… из уральского местечка… название забыл.

— Где служит?

— Ниночка, вот сейчас Миша окончит аспирантуру, и я его устрою.

— Вот, вот, — закивала жена, — расчудесно выходит. На то и расчет был. Приперся в столицу невесть откуда, ни денег, ни связей, а тут Валерий Сергеевич, идиот. Дай-ка я его обдурю, женюсь на девке, все получу…

— Нинуша!

— Где они жить станут? А?

— У нас, — пояснил Валерий Сергеевич. — Квартира большая, шесть комнат.

— Вот! Небось нового родственничка прописывать надо!

— Ясное дело, — закивал ректор, — иначе Мишу на службу не возьмут. Сама понимаешь, без прописки никак.

— Отлично устроился! — взвизгнула Нина. — Все на золотом подносе получит: квартиру, статус москвича, тестя-ректора, работу. Славно вышло! Кабы не Анька, катить бы провинциалу в свой Засранск.

— Нина! — пораженно воскликнул муж. — Ты с ума сошла!

— Это ты разума лишился, — парировала жена, — пригрел на груди змею, а она и укусила.

— Все! — стукнул кулаком по дивану ректор. — Я в доме хозяин! Дочь выйдет замуж по любви, а не из расчета. Кстати, мне Виктор не нравился, а Миша по сердцу.

В общем, поскандалили славно, и Валерий Сергеевич отправился спать в кабинет.

Нина провертелась всю ночь с боку на бок, тонкие простыни показались ей бельем из крапивы. Впервые спокойный муж и апатично-покорная дочь объединились и сумели победить жену и мать. Сообразив, что грубой силой со взбунтовавшимися родственниками не справиться, Нина Леонидовна приняла решение действовать хитростью. Утром она вышла на кухню и, пролепетав: «Простите меня, родные. Конечно, Анечка должна выйти замуж за любимого человека», залилась слезами.

Валерий Сергеевич и Анна бросились утешать ее, и в семье вроде установился мир. Но на самом деле Нина Леонидовна составила коварный план: до свадьбы оставалось еще три месяца, и дама собиралась использовать время для подрыва отношений жениха и невесты.

Нина Леонидовна проявила смекалку и недюжинные актерские способности. Для начала она сказала будущему зятю:

— Мишенька, переезжай к нам, до свадьбы пока поспишь в гостевой. Все равно нам родниться, нечего тебе в неуютном общежитии куковать.

Вообще говоря, подобное радушие должно было насторожить Антонова, но наивный юноша, обрадовавшись, принял предложение.

Будущая теща, выждав момент, перешерстила вещи предполагаемого зятя и узнала, что Миша прибыл в столицу из местечка Пронькино. Нина Леонидовна действовала словно детектив. За то время, что Миша жил у нее в доме, дама успела допросить жениха. Задала ему вполне конкретные вопросы: кто его родители? Приедут ли они на свадьбу? И получила исчерпывающие ответы: отец бывший спортсмен, нынче тренер, давно в разводе с мамой, где сейчас проживает, Миша не знает, да и узнавать не хочет. А мама юноши скончалась от рака, следовательно, ни свекра, ни свекрови у Ани не будет.

Нина Леонидовна сначала поверила Мише, но потом, обшаривая его чемодан в поисках паспорта, обнаружила листок, покрытый неровными, неразборчивыми буквами. Текст после расшифровки выглядел так: «Сыночек любимый! Давно тебя не видела, истосковалась. Может, найдешь время приехать? Ничего у тебя не прошу, ни из еды, ни из одежды, знаю, тебе бы самому прокормиться, не думай о матери, каша есть, и ладно. Вот только тоска поедом ест, боюсь, умру и не свижусь ни с тобой, сыночек, ни с дочкой Лаурочкой. Сделай одолжение, загляни хоть на часок! Правда, ехать сюда далеко. Нет, не обращай внимания на мои стоны, не траться на билет, просто черкни пару строк, мне хватит. Я тут целыми днями за тебя молюсь, всего только и сделать могу, что господа просить: пусть пошлет тебе там, в Москве, хорошую жену, дочь богатых родителей, чтоб зажил мой сынок в достатке, не считая копеек. А я, так и быть, носа не высуну, никто о моем существовании и не узнает. Целую много раз, твоя мама Алёна Ивановна».

Найдя цидульку, Нина Леонидовна пришла в полнейшее негодование. Значит, она была права. Коварный Михаил вместе с хитрой мамашей составили план, удавшийся на все сто. Алчные провинциалы возжаждали найти богатую, глупую москвичку, и им попалась наивная Анна. Это сейчас, пока свадьба еще не состоялась, гадкая старушонка лицемерно пишет сыночку, мол, никто о ее существовании и не узнает. А стоит только Михаилу получить официальные права на квартиру, как из этого богом забытого Пронькина явится баба в калошах, свалит в передней мешки и занудит:

— Вот, гостинец привезла, тут картошечка да огурчики соленые. Поживу у вас зиму, а то изба холодная, крыша прохудилась. Уж не гоните, по хозяйству помогу…

И что останется делать? А потом еще на шею сядут и другие родственники — в письме намек про дочку Лаурочку есть!

В первый момент у Нины Леонидовны возникло желание прихватить послание с собой и вечером, когда все сядут ужинать, швырнуть листок на стол да потребовать у Миши ответа:

— Почему ты, дорогой, назвался сиротой при живой-то матушке?

Но, слегка поостыв, Нина сообразила: так поступать нельзя. Во-первых, она будет выглядеть некрасиво — шарила в чужих вещах, читала не ей адресованные письма. А во-вторых, у наглого парня могут найтись оправдания. Например, сдвинет брови и буркнет:

«Она мне не родная мать, а крестная».

И докажи обратное! Следовало сначала отыскать обличающие Михаила факты, а уж потом бросаться в бой.

Нина Леонидовна принялась действовать. Пожаловавшись на плохое самочувствие, женщина приобрела путевку в Ессентуки и на глазах у мужа с дочерью отбыла на Кавказ, пить минеральную воду. Только далеко Нина не уехала — на первой же остановке сошла, вернулась в столицу, пересела в другой поезд и покатила в Пронькино.

Населенный пункт со смешным названием оказался очень маленьким городком, поэтому не успела Нина Леонидовна подойти к бараку, в котором был до отъезда в Москву прописан Миша, как моментально получила исчерпывающую информацию о семье Антоновых.

…Петр с Аленой и двое их детей, Миша с Лаурой, занимали одну комнату, с жильем в Пронькине было плохо. Петр, бывший спортсмен, слегка угрюмый человек, преподавал в местной школе физкультуру, а на досуге пытался сколотить из учеников гимнастическую команду. Петра в Пронькине не понимали: странный мужик, не курит, не пьет, жену не бьет, все свободное время отдает чужим ребятам, разучивает с ними разнообразные прыжки и прочие элементы. Одновременно с удивлением пронькинцы испытывали к Петру уважение, смешанное с благодарностью: кабы не учитель физкультуры, болтаться б их детям день-деньской на улице, а так они бегают по залу, да еще преподаватель требует хороших отметок, приказывает слушаться родителей и не разрешает ни пить, ни курить.

Алена тоже трудилась в местной школе. Она вела русский язык и литературу, обожала поэзию, выписывала много толстых журналов и могла рыдать над стихами. Алену в Пронькине недолюбливали: она была очень худенькой и со спины сходила за девочку, умела хорошо шить, поэтому выделялась на фоне местных кумушек красивыми нарядами. А еще Алена, к общему осуждению, каждый день мылась под душем и накручивала на ночь бигуди.

— Помяните мое слово, — сказала один раз Лика Попова, совесть барака, — добром Алена не закончит. С какой радости замужней бабе постоянно водой поливаться и косы чесать? Двое детей растут, пора и остепениться. Я не удивлюсь, если узнаю, что у Алены любовник есть.

— Кто же? — хихикнули соседки. — В Пронькине не спрячешься.

— Не знаю, — задумчиво протянула Лика. — А еще у нее лифчики с кружевами, это вообще ни в какие ворота не прет. Если нет любовника, то заведет. Для мужа такое исподнее не покупают!

Лика словно в воду глядела. Когда Миша перешел в десятый класс, случилась беда. Однажды Алена уехала в райцентр за новыми книгами и… пропала. Насторожившийся Петр отправился искать супругу. В Пронькино мужчина вернулся чернее тучи и заперся в комнате. Любопытные соседки зашептались, а потом неизвестно от кого понеслась новость: Алена бросила мужа, перебралась на житье в городок Вольск, к своему любовнику.

— Я вам говорила! — торжествовала Лика. — Все к тому шло!

— А кто ж ейный хахаль? — заинтересовалась бабушка Муравьева. — Похоже, он не из наших.

Скоро нашелся ответ и на вопрос старухи. Сведения оказались настолько шокирующими, что местные сплетницы два дня молчали, переваривая новость. Такого просто не могло быть!

Алена работала классной руководительницей в классе, где учился Миша. Один из школьников, тихий, послушный Федор, дружил с Антоновым, часто приходил к нему в гости в барак. Сам Федя обитал в хорошем частном доме, его папа являлся главой администрации Пронькина, а мама заведовала местной больницей.

В общем, чтобы долго не тянуть рассказ, скажем сразу: любовником Алены оказался… Федор. Лишь узнав ошеломляющую информацию, местные кумушки припомнили, что юноша частенько приходил в барак в тот момент, когда Алена сидела одна, но ни у кого не возникло никаких скабрезных мыслей. Антонова — взрослая баба с детьми, учительница, Федор ей в сыновья годится. Какая ж тут может быть любовь?

И тем не менее оказалось, что под носом у кумушек полыхал костер чужой страсти. В конце концов о «неуставных отношениях» узнали родители Федора. Придя в ужас, они моментально отправили мальчика к тетке в райцентр. Шума поднимать не стали, мама с папой малолетнего любовника очень хорошо понимали: в случае скандала им придется навсегда уезжать из городка, бросать насиженное место, хороший дом и работу. Единственное, чего они потребовали от сына, так это прекратить любые отношения с учительницей. Алену же припугнули. Отец Федора сказал ей:

— Ты совратила мальчишку, но теперь держись от него подальше! Да не болтай, иначе я все расскажу Петру. Он тебя убьет и будет прав.

Алена молча кивнула и попыталась начать вести прежнюю жизнь, но вскоре у нее начал расти живот.

— Толстеешь, — упрекали соседки, — стройность теряешь.

— Меня не от котлет, а от лет в разные стороны тащит, — тихо отвечала Алена.

Потом она уехала в райцентр.

И вот по бараку вихрем заклубились рассказы. Толщина Алены на самом деле беременность, отец ребенка Федор, и парочка, окончательно потеряв стыд, вознамерилась жить вместе.

— Бабы, ее посадят! — в ажиотаже бегала между плитой и мойкой Лика. — Мальчишке-то еще восемнадцати нет!

— Вот стерва! — шумели тетки.

— Руки таким отрывать!

— Выкрутится она!

— Петька прикроет, возьмет ребенка на себя.

— Не, он ее убьет.

— Прикроет!

— Убьет!

Так и не придя к консенсусу, бабье отправилось спать. Следующее утро в бараке началось с визита милиции. Ночью в райцентре случилась трагедия: Алена и Федор покончили с собой, записки они не оставили. Парень скончался, а женщина непостижимым образом выжила и даже сохранила ребенка.

Все Пронькино, затаив дыхание, следило за разыгрывавшейся трагедией, до сих пор в богом забытом месте не случались столь масштабные события. Максимум, что творили коренные жители, это пьяные драки, во время которых они порой и убивали друг друга. Но подобное никого особо не удивляло. А сейчас — такое!

Алена родила мальчика и назвала его Федором. Пронькино заколотило от возмущения.

— Что ж твоя баба-то натворила! — налетела на Петра Лика. — Убила мальчишку! Говорят, и не самоубийство это было!

— Он сам себя зарезал, — хмуро ответил мужчина, — не лезь куда не просят. Не твоего ума дело.

Лика уперла кулаки в то место, где у некоторых женщин случается талия, и возмутилась:

— Нет, дело общее! Куда Алена из больницы вернется, а? Сюда, в барак?

— Не пустим! — взвизгнула Мара Стефаненко, злобная старая дева, так и не сумевшая выйти замуж.

— К порогу не подойдет, — пообещала ее подруга Катька, несчастное, тщедушное, горбатое существо, появившееся на свет уродкой из-за алкоголизма родителей.

— У нас дети! — зашумели остальные тетки. — Мало ли чего еще твоей развратной жене в башку придет!

Петр окинул толпу взглядом.

— Заткнитесь, — процедил он. — Мы развелись.

— И чё? — не успокоилась Лика. — По месту прописки притащится. Кабы у нас каждой разведенке отдельную хату предоставляли, никто б замужем не остался.

— Суки вы! — плюнул на пол Петр.

— А ты развратник! — заголосили бабы. — И жена под стать!

Миша и Лаура, напуганные скандалом, сидели в комнате, прижавшись друг к другу. Они ничего не обсуждали, все и так было ясно. Внезапно в комнату вошел отец, раскрыл шкаф и начал выбрасывать из него вещи.

— Складывайте шмотки в тюки, — велел он в конце концов детям.

До дрожи послушная Лаура кинулась исполнять приказ, а Михаил спросил:

— Зачем?

— Сказано — делай, — прошипел Петр. — Уезжаем.

— Куда? — испугался мальчик.

— В Новоклимовск, меня туда давно звали тренером, — нервно пояснил папа, — из-за Алены тут сидел, она место жительства менять не хотела. Ну, чего замер?

— А как же школа? — нашел достойный аргумент Миша. — Мне до получения аттестата совсем чуть-чуть осталось.

— В Новоклимовске дадут.

— Папа, мне золотая медаль положена, я хотел потом ехать в Москву, в институт поступать.

— Из Новоклимовска отправишься.

Миша замялся и наконец задал самый главный вопрос:

— А мама?

— Ты о ком? — спокойно осведомился Петр.

— О моей маме.

— У тебя ее нет.

— Есть, — покачал головой Миша. — Она скоро вернется сюда. Как жить станет?

— Мне до этой б… дела нет, — отчеканил отец.

— У нее ребенок, — упорно гнул свою линию Миша. — Помочь некому, с голоду помрут, или их бабы на кухне затопчут.

Петр выругался, потом, обхватив голову руками, рухнул на кровать.

— Папочка, — бросилась к нему Лаура, — милый… А ты, Мишка, идиот! Алена нас опозорила!

— Мама, — поправил сестру Миша.

— Мне она пустое место! — заорала Лаура. — Имя поменяю, которое Алена придумала. Не хочу о ней вспоминать, одно горе она нам принесла. Теперь бежать придется, позор на всю жизнь!

— Все равно она остается твоей мамой, — тихо сказал Миша.

— Нет, — взвизгнула Лаура, — у меня есть только папочка!

— А у меня мама, — жестко отрезал Миша. — Я ее не брошу.

— Ну и живи с ней, — закричала Лаура, — дурак, идиот!

Брат с сестрой кинулись друг на друга с кулаками, очнувшийся отец с огромным трудом разнял детей. Некогда дружная семья прекратила свое существование.

Петр и Лаура уехали прочь из Пронькина. Алена домой не вернулась. Бывшая учительница предприняла еще одну попытку самоубийства: сначала влила в рот младенца дозу снотворного, а потом выпила лекарство сама. И снова выжила. А малыш умер.

Из больницы Алену перевезли в СИЗО, осудили и дали ей большой срок. Женщине вменили два убийства: своего малолетнего любовника и прижитого от него младенца. Подробностей дела Нине Леонидовне никто растолковать не смог, но будущей теще Миши хватило и полученной информации.

Страшно довольная собой, Нина Леонидовна вернулась домой и, сев ужинать, решила уничтожить Михаила.

— Скажи, дружок, — танком поехала она на парня, — у тебя есть сестра Лаура?

Миша отложил вилку:

— Была.

— Ой, почему ты мне ничего не рассказывал? — воскликнула Аня.

— Вот сейчас и узнаешь, — пообещала мама. — И где сейчас Лаура?

— Она умерла, — коротко ответил Михаил. — В юношеском возрасте, от менингита.

— А твой папа?

— Нина, что за допрос? — удивился Валерий Сергеевич.

— Так куда подевался твой отец? — не обращая внимания на мужа, поинтересовалась женщина.

— Он в разводе с мамой, — вновь прозвучало в ответ, — у меня с ним связи нет.

— Разбежались в раннем возрасте? — не упустила возможности поиздеваться Нина.

— Нет, я был в десятом классе.

— Ладно, теперь о матери. С ней что случилось?

— Она умерла.

— Ой, ой, сплошная трагедия… — скорчила гримасу Нина Леонидовна.

— Мама, — подскочила Анна, — ты смеешься?

— Плакать сейчас придется Михаилу, — пообещала жена ректора. — Он врун!

— Нина!

— Мама! — прозвучали в унисон голоса членов семьи.

— Молчать! — рявкнула дама. — И слушать! Я ездила в Пронькино. Уж и не знаю, где сейчас находятся Петр и Лаура. Но, думаю, они живы, просто не желают иметь дело с Михаилом.

— Почему? — растерянно осведомился ректор.

— Да потому что мать Михаила, Алена, была осуждена… — бойко начала вываливать детали Нина Леонидовна.

В процессе ее рассказа глаза Анны медленно расширялись, Валерий Сергеевич сидел не шевелясь, а Михаил вдруг встал и вышел.

— Стой! — закричала Аня, кидаясь за любимым.

— Немедленно объясни, что все это значит, — каменным голосом потребовал вдруг муж.

Жена рассмеялась:

— Ничего, кроме одного: свадьба, слава богу, не состоится!

Знай Нина Леонидовна, к каким последствиям приведет ее расследование, она бы поостереглась его затевать.

Глава 25

Сначала на Нину Леонидовну накричал муж.

— Кто дал тебе право в грязных сапогах вламываться в чужую душу? — ярился Валерий Сергеевич.

Нина, крайне удивленная реакцией супруга, сразу не остановила его, и ректору впервые в жизни удалось высказать своей второй половине все. Когда раскипятившийся Валерий умолк, Нина Леонидовна, решив простить неразумному мужу глупую вспыльчивость, ответила:

— Я просто захотела узнать, что за человек входит в нашу семью, и выяснила много неприятного. Что бы там ни говорили педагоги, но от осинки не родятся апельсинки. Какова мать, таков и ребеночек. Михаил — сын убийцы и развратницы, Анна с ним наплачется. И еще. Если он так обожает свою мать, то это грозит нам большими неприятностями.

— Какими? — тихо поинтересовался Валерий Сергеевич.

Нина Леонидовна прищурилась.

— Вместо того чтобы на меня орать, лучше скажи «спасибо», я своей поездкой в Пронькино уберегла нас от огромной беды. Эта Алена отсидит срок, выйдет на свободу и приедет к сыну, ей просто некуда будет податься.

— И что? — еще тише осведомился муж.

Нина Леонидовна всплеснула руками:

— Ты совсем ничего не понимаешь? Где теперь будет обитать ее сынок? С кем? Очень нам нужна в квартире бывшая зэчка, морально неустойчивая особа, да еще и убийца!

— Она несчастная женщина, — перешел на шепот Валерий Сергеевич. — Никому не пожелаю такой судьбы.

— Убийце нет прощения! — сурово парировала жена.

— Значит, если вдруг Аня в отчаянии убьет человека, ты ее вычеркнешь из своей жизни? — спросил Валерий Сергеевич.

— Не пори чушь! — вышла из себя Нина Леонидовна. — Наша девочка не способна на экстравагантные поступки, слава богу, я научила ее владеть собой.

— И все же попробуй на секунду представить подобную ситуацию, — настаивал Валерий Сергеевич, — примерь ситуацию на нас. Анечка влюбляется в подростка, весь мир против ее любви, и от полнейшей безнадежности пара решается на самоубийство, но злой рок оставляет девушку в живых и…

— Идиотский разговор, — вскипела Нина, — Анна нас никогда не опозорит.

— Никогда не опозорит… — эхом повторил муж. — Мне все ясно!

— Что тебе ясно? — вконец обозлилась жена. — Дело закончено, свадьбы не будет.

— Анна ушла с Мишей, — напомнил ректор.

— Вернется, — усмехнулась Нина Леонидовна. — Куда ей деваться? И вообще, я крайне устала, пойду отдохну!

На следующий день дочь не вернулась домой. Но теперь еще исчез и Валерий Сергеевич. Его не оказалось ни дома, в кабинете, ни на работе. Мобильных телефонов тогда не имелось, и Нина Леонидовна сначала встревожилась, а потом, сказав себе: «Долго злиться они не станут», — занялась своими делами.

Состояние необъявленной войны продолжалось почти неделю. Потом Валерий Сергеевич неожиданно приехал домой, вошел в спальню к жене и равнодушно сообщил:

— Все устроилось.

Нина Леонидовна, решив ни за что не интересоваться у супруга, где он пропадал и куда подевалась Анна, спокойно оторвала глаза от книги и кивнула.

— Хорошо. Думаю, теперь следует возобновить отношения с Витей. Позвони Сергею Лазаревичу и позови его с женой и сыном к нам на воскресенье.

— Боюсь, ты меня неправильно поняла, — так же, весьма равнодушно перебил супругу муж. — Анна выходит замуж за Михаила.

Нина вскочила.

— С ума сойти! После всего!

— Да, — кивнул Валерий Сергеевич.

— Нет на это моего согласия! — завизжала кандидат наук. — Будут жить на улице, сюда не пущу, тут не притон для детей убийц!

— Я предвидел такой ответ, — неожиданно улыбнулся муж, — и принял решение. Мы разводимся.

Нина застыла с раскрытым ртом.

— Кто с кем? — еле-еле выдавила она из себя.

— Я с тобой.

— Невероятно! Из-за чего? — закричала Нина Леонидовна. — А квартира, дача… Столько вещей! Любовницу завел?

— Нет, — коротко отреагировал ректор.

— Тебе это даром не пройдет, голым к своей бабе отправишься, ничего не отдам! — пошла вразнос супруга. — Немедленно объясни: что происходит?

— Боюсь, не сумеешь понять, — резко ответил муж.

Нина Леонидовна повалилась в кресло, а Валерий Сергеевич молча покинул комнату.

«Ничего, — мстительно подумала женщина, провожая взглядом неожиданно взбрыкнувшего мужа, — еще попляшешь у меня. Прибежишь вечером назад, на коленях прощения просить станешь».

Но события развивались по иному сценарию.

Валерий Сергеевич мгновенно оформил развод. Ошарашенная Нина Леонидовна даже не стала сопротивляться, опомнилась, только когда начался раздел имущества. За квадратные метры и деньги кандидат наук сражалась яростно и получила все, что хотела, окончательно потеряв семью.

Валерий Сергеевич, Анна и Михаил зажили своей жизнью. Через некоторое время после тягостного разрыва с мужем судьба подбросила Нине еще одну неприятность — Михаила взяли на работу в НИИ, причем в лабораторию «бессмертных». Узнав ошеломляющую новость, Нина Леонидовна бросилась к директору. Влетела к нему в кабинет и, забыв о всякой субординации, заголосила:

— Это правда?

Сергей Лазаревич вытащил из кисета трубку.

— Ты о чем?

— Михаил Антонов! Он работает теперь у нас?

— Угу, — кивнуло начальство. — Перспективный мальчик, Марк Генрихович от него в восторге.

— Издеваешься надо мной, — прошипела Нина Леонидовна.

— Ты-то здесь при чем?

— Михаил… из-за него… развод… — посыпались изо рта дамы несвязные фразы.

— Нина, — остановил женщину директор, — мы с Валерой дружим не один год, и мой тебе совет: замолчи. Разорванного не склеить.

— Этот Михаил отбил невесту у твоего сына! — не успокаивалась ученая дама.

Сергей Лазаревич методично раскурил трубку.

— Анна не слишком Вите нравилась, и он ей не по душе был. Слава богу, мы с Ариной поняли сына.

— Михаил имеет мать-уголовницу, — заехала с другой стороны Нина Леонидовна.

— Дети за родителей не отвечают, — спокойно парировал директор.

— Он скрыл факт наличия осужденной в семье, — продолжала гнуть свое Нина Леонидовна.

— Может, Михаил и не хотел особо распространяться о трагических событиях в судьбе своих родителей, но в анкете при поступлении на службу четко указал, где и по какой статье отбывает срок мать, — сообщил Сергей Лазаревич. — Нина, иди работай спокойно.

И кандидат наук решилась на последнее.

— Хорошо, — злобно прошипела она, — тогда я сейчас же увольняюсь. Выбирай: или я, или Михаил!

(Дорогие мои, если когда-нибудь захотите сказать кому-либо подобную фразу, крепко подумайте! Вдруг собеседник выберет не вас?)

— Ладно, — легко согласился Сергей Лазаревич, — только поторопись, мне в два часа уезжать, могу не успеть подписать твое заявление сегодня.

Нина Леонидовна всхлипнула и ушла к себе. Естественно, никакого заявления она директору не понесла. Несмотря на вздорность характера, женщина обладала ясным умом, и ей пришлось признать: битва проиграна по всем направлениям. Сергей Лазаревич на самом деле является стародавним другом Валерия Сергеевича, Нина Леонидовна для него была всего лишь женой приятеля. Супруга директора, Арина, всегда завидовала Нине, и сейчас она была по одну сторону баррикады с бывшими родственниками разведенки. Положение Нины Леонидовны в науке шатко, никаких особых открытий ею не сделано. В НИИ женщину ценят как старейшего работника и побаиваются, зная, что дама спокойно, безо всякой предварительной записи входит к директору. Если сейчас сменить работу, то можно потерять все привилегии, стать одной из многих, ничем не выделяющихся из общей массы.

Взвесив все «за» и «против», Нина осталась в НИИ. Сергей Лазаревич сделал вид, что последнего разговора между ними не было. Михаил при редких встречах со своей врагиней вежливо произносил:

— Здравствуйте…

— Понимаете теперь, отчего я не пошла на его похороны? — резко спросила Нина Леонидовна.

Я кивнула:

— Да, вам пришлось много пережить.

Последняя часть фразы была сказана из чистой вежливости. Встречаются на свете люди, собственными руками убивающие свое счастье. Похоже, моя собеседница из их числа.

— Ничего, — злобно процедила Нина Леонидовна, — я тоже не лыком шита. Хотя, следует признать, кое в чем ошибалась. Михаил живенько сделал карьеру. Конечно, тут вовсе не его гениальность сыграла роль — простое стечение обстоятельств.

Марк Генрихович умер через год после прихода Михаила в НИИ. Ну и кому было передавать лабораторию? Сначала Антонова назначили исполняющим обязанности. И тут он представил комплекс витаминов, названных «Анин», в честь жены. «Небось нашел записи Марка Генриховича и выдал исследования за свои», — пребывала в уверенности Нина Леонидовна.

Поскольку лаборатория «бессмертных» давным-давно ничего практического не выпускала, Сергей Лазаревич превознес «Анин» до небес. Директора можно было понять: кое-кто из членов ученого совета начал уже строчить подметные письма в вышестоящие организации, в бумагах задавался вопрос: «А куда идут средства, выделяемые Марку Генриховичу?»

У Сергея Лазаревича рыльце явно было в пушку — рубли утекают в лабораторию, отдачи от которой пшик, зато у директорской жены постоянно появляются шубы и драгоценности. Некрасиво получается. Марк Генрихович совершенно безумен, он не понимает ничего в финансовых вопросах и не оценивает, сколько стоит закупленное для него оборудование: бешеные деньги, как уверяет директор, или копейки. Может, Сергей Лазаревич попросту загребает рублики к себе в карман? Где же результат деятельности лаборатории? Эти вопросы начали волновать многих.

Тут как раз умер Марк Генрихович, а Михаил представил «Анин». Ясное дело, директор моментально ухватился за комплекс витаминов. «Анин» был позиционирован как огромное открытие, прорыв в науке. Робкие голоса тех, кто пытался объяснить, что ничего особенного в данном наборе витаминов нет, были заглушены восторженными криками. Сергей Лазаревич, беззастенчиво тративший невесть куда институтские деньги, теперь получил возможность обелить себя и старался как мог — ушлый директор пустил в ход все свои связи, и корреспонденты московских газет и журналов просто не вылезали из НИИ. Статьи выходили под бодрыми заголовками: «Анин» — смерть победима», «Витамины для вечной жизни» и тому подобными, с фразами типа «Ученый посвятил успех жене, назвав уникальное средство ее именем». В каждом интервью Михаил обязательно подчеркивал:

— Специалисты знают, что синтетические витамины не столь действенны, как те, что содержатся в пище. Но вдумайтесь только в цифру: дабы полностью покрыть суточную потребность человечекого организма в одном витамине К1, надо съесть два кило капусты брокколи, а ведь для нормальной жизнедеятельности нужны еще и А, Е, С, В1, В2, В12, D… Так вот наш комплекс содержит витамины в нужном количестве, а кроме того, это первый в истории человечества препарат, который усваивается полностью. Весь секрет в… некотором секрете, который я вам не открою.

Нине Леонидовне оставалось лишь скрипеть зубами. А на Михаила пролился дождь наград, муж Анны стал профессором и получил статус почти гения. Теперь Антонов мог почивать на лаврах. Чем он и занялся. Охладев к практической работе, начал писать книги, которые злые языки называли не специальной литературой, а «научпопом» [10 - Научно-популярное издание, рассчитанное на широкий круг читателей. (Прим. автора.)]. Но Антонов не обращал внимания на завистников, его брошюры из серии «Как жить долго» раскупались, словно мороженое жарким летом.

Шло время, НИИ постепенно хирел и почти умер, большинство научных работников отправили в бессрочные отпуска, Сергей Лазаревич скончался. Нина Леонидовна не успела обрадоваться смерти заклятого друга, потому что Михаил неожиданно вспомнил про «Анин» и развил бурную деятельность. Сначала он сообщил о создании «Анин-плюс» для беременных, потом появился «Анин-супер», предназначенный детям, следом «Анин-форте» для людей, ведущих активный образ жизни. На общем фоне отсутствия хороших отечественных недорогих препаратов «Анин» начал великолепно продаваться. Настолько хорошо, что Михаилу Петровичу, который каким-то таинственным образом ухитрился наладить выпуск «Анина», предложили стать директором НИИ. Ученые, получившие возможность самостоятельно выбирать себе начальство, захотели, чтобы на капитанском мостике встал человек с явными ухватками бизнесмена.

— Ишь, как свою ерунду распиарил, — шептались по углам сотрудники, — кучу денег нагреб. В какую аптеку ни зайдешь, там сто видов его «Анина», телик включишь и опять баночки увидишь. Интересно, сколько актерам за рекламу платят? Конечно, Антонов великим «бессмертникам» в подметки не годится, но пусть рулит НИИ, авось нас из ямы вытянет.

Узнав, что Антонова будут просить «сесть на царство», Нина Леонидовна приуныла. С бывшим мужем и дочерью дама не общалась, отношения порвались навсегда, но, наверное, Анна не упустит шанса отомстить матери, настал ее час. Михаил Петрович под натиском жены уволит Нину Леонидовну. И куда ей податься?

Но Антонов поступил странно — поблагодарил коллег за лестное предложение и… отказался.

— Я ученый, — мирно объяснил профессор свою позицию, — а пост директора НИИ мигом лишит меня возможности заниматься наукой и писать книги. Если хотите совет, то лучшей кандидатуры, чем Владлен Игоревич, не найти, а я ему помогу.

И институт возглавил протеже Антонова, который ничего кардинально в учреждении менять не стал. Нина Леонидовна осталась на месте. И вот теперь случилась радость: Антонов умер, Нина Леонидовна пережила человека, из-за которого лишилась семьи…

Вывалив на меня ворох информации, Нина Леонидовна потянулась к телефону. Потыкав в кнопки, она разочарованно сказала:

— Занято. Ладно, подождем.

— Кого? — не поняла я.

— Семена Савельевича.

— Это кто такой? — вновь не разобралась я в ситуации.

Нина Леонидовна, терзая аппарат, ухмыльнулась.

— Вы хотите статью об Антонове написать?

— Да, — осторожно ответила я.

— Душенька, — уперла в меня тяжелый взор старуха, — ну кому сейчас нужны славословия? Все эти обычные всхлипывания: великий ученый, профессор, создатель «Анина» и прочее, прочее, прочее… Да писали подобное о Михаиле Петровиче сто раз! Я же предлагаю вам бомбу, эксклюзивный материал: Антонов каков он есть. То есть был. Сын женщины-убийцы, расчетливый юноша, сумевший обмануть столичную девушку, выгнать из семьи ее мать, которая раскусила провинциального Растиньяка [11 - Растиньяк — фамилия героя ряда произведений О. Бальзака из его знаменитой «Человеческой комедии», стала нарицательной. Растиньяками называют людей, которые ради богатства и успеха готовы на любую подлость и предательство. (Прим. автора.)]. Можно с другой стороны посмотреть и на создание «Анина»: идею Михаил украл у Марка Генриховича, сам комплекс — раздутая пустышка. Люди, покупающие его, — жертвы рекламы. Антонов достиг вроде всего, получил славу, деньги, но был ли он достоин успеха?

Нина Леонидовна закашлялась.

Я молча ждала, пока приступ злобы перестанет душить старуху. Хм, почему принято считать, что пожилые люди милы и интеллигентны? Какой старик получится из мужчины, который регулярно бил своих родных? А во что превратится женщина, травившая во дворе кошек? Только не говорите, что, перевалив через пенсионный рубеж и почуяв дуновение смерти, и тот, и другая спохватились и запоздало начали любить человечество вкупе с животными. Вовсе даже нет! Негодяй превратится в злобного, норовящего всех стукнуть палкой старикашку, а гадкая тетка трансформируется в редкостную по вредности старушонку, говорящую о соседях гадости. Хорошими, добрыми бабушками и дедушками делаются лишь хорошие и добрые люди. Вот Нина Леонидовна, вроде образованный человек, кандидат наук, а какая мстительная особа! Она ничего не простила Антонову и ничего не забыла.

Глава 26

— Я вам рассказала, что знаю, — наконец-то справилась с кашлем Нина Леонидовна, — но лучше еще побеседовать с Семеном Савельевичем.

— Он знает некие подробности из биографии Михаила Петровича? — обрадовалась я.

Нина Леонидовна скривилась:

— Не больше меня.

— Тогда зачем мне идти к нему?

Собеседница снова схватилась за телефонную трубку.

— Лучше в статье упомянуть не мое имя, а назвать в качестве источника информации Груздева Семена Савельевича, но для этого вам нужно с ним полялякать.

— Никак не пойму… — прикинулась я идиоткой. — Вы так обстоятельно обрисовали картину, зачем еще какой-то Груздев?

Нина Леонидовна усмехнулась:

— Душенька, вы мне понравились, вот я и решила помочь. Материал получится сильный, пол-Москвы с восторгом прочитает, гарантию даю. Антонова многие терпеть не могли. Но если вы источником сведений назовете меня, то может выйти нехорошая история. Кое-кто помнит, что я мать жены Михаила Петровича. Зачем нам доставлять Анне неприятные минуты? А Семен Савельевич ей никто.

— Согласится ли мужчина на интервью? — продолжала я изображать дурочку.

— Деточка, — закатила глаза Нина Леонидовна, — он ненавидел Антонова! Алло, Сеня… Простите, а можно Груздева? Ой-ой-ой, пусть выздоравливает!

Трубка шлепнулась на рычаг.

— Никакого толку от Семена! Когда мне нужно — он захворал! Жена говорит — гипертонический криз. Экая, право, ерунда, мог и сообразить, что я с чепухой не звякну, — завозмущалась Нина Леонидовна.

— Давайте я пока напишу статью, — предложила я, — а когда Семен Савельевич выздоровеет, свяжусь с ним.

— Разумное решение, — кивнула Нина Леонидовна.

Я улыбнулась и задала последний вопрос:

— Скажите, а что за человек Антонов был… в моральном плане?

— Очень жаден, — мгновенно отреагировала Нина Леонидовна. — А еще вор — украл идеи Марка Генриховича, ну да об этом я уже повествовала. Отвратительная личность! Правда, умел делать вид. На рабочем месте вел себя безупречно, казался душкой, всем улыбался, но я-то знала ему цену.

— А женщины? Они любили Михаила Петровича?

Нина Леонидовна захихикала.

— У нас одни клуши, средний пол! Ни рожи, ни кожи, ни ума. Поэтому на службе мерзавец был вне подозрений. И потом, бок о бок с ним постоянно находилась Анна, держала цепкой ручонкой свое счастье.

На секунду мне показалось, что облако злости, выпущенное Ниной Леонидовной, сгустилось до состояния липкого желе и сейчас задушит «корреспондентку». Но потом пришло изумление.

— Анна тоже работает в институте?

— Ясное дело, — процедила сквозь зубы Нина Леонидовна. — Пришла сюда после того, как муженек коммерцией занялся. Года не припомню, где-то в середине девяностых. Она старший научный сотрудник лаборатории Антонова. Цирк! Не научное заведение, а семейная торговля бесполезными витаминами. Слава богу, мы с Анной никогда не пересекались, их корпус стоит отдельно. Михаил-то иногда в основное здание заглядывал, а его жене тут делать нечего.

— Жаль! — со вздохом сказала я. — Хотелось украсить статью жареными деталями. Допустим, интервью с любовницей Антонова…

— И что мешает?

— Отсутствие оной. Вы же говорите, Михаил Петрович работал вместе с женой, — напомнила я.

Нина Леонидовна побарабанила пальцами по столу.

— Ну-ну… Свечку я, конечно, не держала, но один раз, довольно давно, Анна еще тут не работала… Год… Нет, точно не припомню, но до перестройки… дело было. Служила у нас одна девица, Марией звали. Так, ничего особенного, на мой взгляд, дурнушка — смуглая, волосы черные, на цыганку похожа… Представляете типаж?

Ощутив сердцебиение, я кивнула.

— Что-то там между ней и Михаилом намечалось, — задумчиво протянула Нина Леонидовна, — хотя шифровались они, словно шпионы. Даже я ничего не заподозрила. Но один раз, совершенно случайно, стала свидетельницей почти интимной сцены…

В тот день Нина Леонидовна, как всегда, ушла с работы ровно в восемнадцать часов. Стояло лето, во дворе НИИ вовсю благоухали кусты жасмина, и Нина Леонидовна, которую дома никто не ждал, села на скамейку, расположенную чуть поодаль от основного здания. Не успела она вдохнуть аромат цветов, как сзади послышался тихий, отлично знакомый голос Михаила Петровича:

— Мы что-нибудь придумаем!

Нина Леонидовна вздрогнула, обернулась и не увидела ничего, кроме яркой зелени и белых лепестков.

— Выхода нет, — прозвучало в ответ нервное сопрано.

— Спокойно, — перебил его Антонов, — выход есть всегда, не плачь.

Тут до Нины Леонидовны дошло, в чем дело. Скамейка, на которой она устроилась подышать свежим воздухом, стояла по одну сторону жасминовых зарослей, а по другую имелась еще одна лавочка. Разросшиеся растения, подобно стене, отгородили их друг от друга. Михаил Петрович с незнакомой спутницей и предположить не могли, что сейчас их разговор подслушивают чужие уши.

Нина Леонидовна замерла, боясь шорохом выдать свое присутствие, а сопрано тем временем простонало:

— Я боюсь.

— Чего?

— Всего.

— Ерунда! Сотни, нет, тысячи женщин прошли через такое.

— Это больно.

— Абсолютно нет, полный наркоз избавляет от ощущений.

— Хорошо тебе говорить!

— Я очень волнуюсь.

— Пока не заметно.

— Просто не демонстрирую нервозность.

— Ты кремень.

— Вовсе нет. Но разве станет лучше, если мы вместе начнем причитать?

— Мне страшно.

— Ерунда, не накручивай себя.

— Ты айсберг.

— Прекрати обвинять меня в черствости.

— В холодности.

— Это одно и то же.

— Моя ответственность больше.

— Я сделал все возможное, нашел врача, заплатил деньги.

— Ты мог предложить иной выход!

— Какой?

Воцарилась тишина. Потом Михаил Петрович по-прежнему спокойно сказал:

— Маша, ты не имеешь никакого права меня упрекать. Я ведь предупреждал тебя: от Анны не уйду никогда. Ты приняла условие, и вдруг нате, получите, истерика. Мы так не договаривались.

Послышался тихий плач, потом женщина выкрикнула:

— Ты чудовище! Без…

— Хочешь поссориться?

— Без души, без умения любить…

— Уж какой есть.

— Боже! Где были мои глаза…

— Хватит, — оборвал собеседницу Антонов, — ты не школьница, замужняя особа!

— Я в разводе.

— Все равно не девочка.

— Мерзавец!

— Тише!

— А если пойду к директору? В партком? А?

— Скатертью дорога, но ничего не добьешься. Лучше не начинай, просто опозоришься.

Раздался шлепок.

— Дура! — взвизгнул Михаил Петрович, потом послышался звук шагов.

Сгорая от любопытства, Нина Леонидовна юркнула в заросли жасмина, присела на корточки, очень осторожно чуть-чуть развела ветви и увидела справа дорожку, по которой быстрым шагом удалялся Антонов, а слева маячила скамейка, на которой, скорчившись, рыдала смуглянка Маша.

Нина Леонидовна мигом поняла, о чем шла речь: Маша переспала с Антоновым и забеременела, Михаил Петрович отправляет пассию на аборт, а девица боится. Очень мило!

На следующий день Нина Леонидовна кинулась в библиотеку, где работала Маша. Дама решила зажать смуглянку в угол и вытрясти из нее признание в незаконной связи, но намерение осуществить не удалось — научную литературу выдавала другая девушка.

— Где Машенька? — заулыбалась Нина.

— Заболела, — ответила библиотекарша.

— Ой, беда, — запричитала ученая дама. — Чем?

— Вроде гриппом, — сообщила коллега Маши.

— Дайте ее телефончик, позвоню, спрошу, может, надо чего, — засюсюкала Нина Леонидовна.

— У меня его нет, — пожала плечами девушка, — спросите в кадрах.

Нина Леонидовна закивала. Через пару деньков она раздобыла все координаты Маши: адрес и телефон. Она напечатала на пишущей машинке записку: «Анна! Я ваш друг, поэтому предупреждаю: приглядывайте за мужем, он завел роман с Машей Ивановой, библиотекаршей из НИИ. Сообщаю вам место ее жительства, сходите и потребуйте объяснений». Листок Нина Леонидовна сунула в конверт, а потом не поленилась съездить на другой конец города и засунуть анонимку в почтовый ящик Антоновых. Вот только возымела ли кляуза действие, «доброжелательница» не узнала. Маша в НИИ не вернулась, уволилась, а Михаил Петрович выглядел обычно. Если Анна и разобралась с мужем, то никаких видимых следов выяснение отношений не оставило. Больше, как Нина Леонидовна ни старалась, ей не удалось поймать мужчину, Михаил Петрович вел себя безупречно. Во всяком случае, на службе он никому явных знаков внимания не оказывал.

— Но я уверена, что он изменял Анне направо и налево, — щебетала сейчас Нина Леонидовна. — Повадится мужчина на сторону ходить, его не остановить. Так ей и надо! Сама себе судьбу выбрала! Если напишете, что Антонов потаскун, не ошибетесь.

— Адрес Маши Ивановой не помните? — на всякий случай спросила я.

— Конечно, нет. Вы бы еще про телефон спросили! — фыркнула Нина Леонидовна.

— Интересно, в отделе кадров он сохранился?

Нина Леонидовна пожала плечами:

— Вполне вероятно.

— А где у вас сидят менеджеры по персоналу? — не успокаивалась я.

Кандидат наук ткнула пальцем в окно:

— Видите два домика? Голубой — лаборатория Антонова, розовый — административный корпус.

— Спасибо, — кивнула я и пошла к двери.

— Душенька, — пропела Нина Леонидовна, — вот вам моя визитка. Напишете статейку, сразу звякните и приезжайте. Надеюсь, Семен Савельевич перестанет пролеживать бока на диване и придет на работу. Только не забудьте, у вас в руках эксклюзив, сделаете матерьяльчик и прославитесь. Да очень не тяните, дорога ложка к обеду. Это ваш шанс подняться, скажете мне потом «спасибо». Впрочем, не надо благодарности, я помогаю многим людям.

Я вышла из душного здания и с удовольствием глотнула свежего морозного воздуха. Право слово, некоторые особы хуже гиен, даже самая гадкая тварь любит своих детенышей и старается помочь им. Одни звери роют уютные берлоги, другие оборудуют норки, гнезда, чтобы младенцам было комфортно. Даже осуждаемая всеми кукушка и та подбрасывает яйца в хорошие гнезда, не швыряет их на помойке, как некоторые женщины младенцев. Откуда в Нине Леонидовне столько злобы?

И еще. Сколько матерей ломают жизнь своим детям, твердо заявив им: «Мне твоя будущая половина не по вкусу, выбирай: или родители, или жизнь с неподходящим человеком». Впрочем, в конфликте участвуют две стороны. Похоже, Анна под стать маменьке, если сумела одним ударом обрубить все связывающие ее с родительницей нити.

Есть у нас с Катюшей одна знакомая, Настя Викторова. Она так ни разу и не вышла замуж, потому что ее мамаша при виде любого кандидата на руку и сердце дочурки кричала:

— Гони его прочь! Мерзавец раскатал губы на нашу квартиру и дачу.

Настя покорно соглашалась с маменькой и в результате осталась одиночкой. Мы с Катюшей несколько раз говорили Викторовой:

— Конечно, родители плохого не посоветуют, но жить следует своим умом, не обращай внимания на мамины вопли.

— Нет, нет, — испуганно повторяла Настя, — у нее больное сердце.

Результат известен. Вот и думайте теперь, как лучше поступать. С одной стороны, мама хочет добра дочери, с другой — лишает ее счастья…

Углубившись в отвлеченные размышления, я бежала по узенькой обледеневшей дорожке к домику, где находилась администрация института. Не знаю, как у остальных людей, а у меня мыслительный процесс отнимает много сил, думать и одновременно смотреть под ноги не получается. Сколько раз приказывала себе: «Лампа, если вышла на улицу, выбрось из головы абсолютно все, сосредоточься на дороге!» И обычно мне удается нормально добраться до конечной цели, но сегодня мозг полнился информацией, выведанной у Нины Леонидовны. Я неслась по ледяной тропинке, не разбирая дороги. Угадайте с трех раз, что случилось через несколько секунд?

Носок сапога зацепился за валявшийся кусок кирпича. Чтобы не упасть, я машинально шагнула влево, на припорошенную снегом землю, но под белым покровом неожиданно оказался лед, гладкий, словно зеркало катка. Уже понимая, что падаю, я замахала руками, пытаясь удержаться на ногах, но лишь усугубила ситуацию, и в мгновение ока лоб тюкнулся об мерзлую землю.

— Ой, вам больно? — запричитал тоненький детский голосок.

Я попыталась сесть и, кое-как осуществив простое действие, простонала:

— Что случилось?

Маленькая, очень худенькая женщина, замотанная в большой серый платок, быстро затараторила:

— Я пробирки мыла и во двор смотрела, у нас мойка прямо у окна стоит. Гляжу, вы идете, торопитесь, потом, бац, упали и лежите. Я испугалась и выбежала помочь. Тут позавчера Рита из бухгалтерии ногу сломала, ну прямо на том самом месте, где вы шлепнулись. Пошевелите конечностями, двигаются?

— Вроде да, — прошептала я и схватилась за голову, — только тошнит.

— Похоже, у вас сотрясение мозга, — испугалась худышка. — Встать сумеете? Давайте помогу.

Тоненькие руки тщедушной женщины оказались на редкость сильными. Поддерживая меня под локти, незнакомка сказала:

— Давайте к нам в лабораторию зайдем, там диван стоит, полежите, а потом сообразим, как поступить.

Мне было так плохо, что я не сумела даже кивнуть в ответ.

— Сюда, сюда, — суетилась женщина. — Осторожнее, ступенечка, теперь дверка, налево, еще чуть-чуть… Ну вот и все, пришли. Давайте сапожки с вас стащу…

Мне стало неудобно.

— Не надо, я сама справлюсь!

— Ой, вам лучше не наклоняться! — решительно заявила добрая самаритянка. — Укладывайтесь, сейчас одеяло принесу.

После того как я вытянулась на продавленных подушках, тошнота стала отступать. Незнакомка тем временем безостановочно болтала, и я очень скоро узнала кучу сведений.

Звали мою спасительницу Надей, она служит лаборанткой у Михаила Петровича Антонова. К сожалению, начальник умер, а хороший был человек, царствие ему небесное. Надюша очень хотела пойти проститься с Антоновым, но заместитель профессора Виктор Олегович сурово заявил:

— Потом на кладбище сходишь, без тебя полно народа соберется. Кто в лаборатории за камерой проследит?

Вот и пришлось Наде остаться на рабочем месте.

— Какая камера? — попыталась я понять то, о чем тараторила Надя.

— У нас эксперимент идет, — словоохотливо объяснила лаборантка, — в ультразвуковой печи смесь номер один стоит, ее следует регулярно поворачивать, менять температуру…

— Вас оставили следить за процессом, который невозможно прервать, — дошло до меня.

— Именно так, — заморгала Надя, вытирая глаза платком. — Михаил Петрович гений! Он затеял великий эксперимент! Сути я вам не объясню, но следует тщательно приглядывать за смесью. Хотя… профессор умер. Я поверить не могу! Теперь никто не сумеет завершить начатое им… Антонов великий человек! Он… он… потрясающий, необыкновенный…

По щеке Нади потекла слеза. Я повнимательней глянула на тщедушную фигурку. Лаборантка красотой не отличалась, наверное, она не замужем и влюблена в Антонова. Случается такое в среде ученых: он — убеленный сединами академик, она — его аспирантка, обожающая гения.

— Вам легче? — подняла на меня глаза, еще полные слез, Надя.

— Спасибо, вроде да.

— Хорошо, ничего себе не сломали, — обрадовалась Надя. Похоже, она была милой, добросердечной женщиной, воспринимающей чужую беду, как свою. — Полежите еще чуть-чуть и домой пойдете, — продолжала лаборантка, — а еще лучше к врачу. Если после ушиба головы тошнит, это признак сотрясения мозга.

— Чтобы встряхнуть мозг, надо его иметь, — улыбнулась я. — Ну как может болеть голова? Там же кость!

Надя распахнула глаза, потом всплеснула руками.

— Ой! Под черепной коробкой имеются два полушария, от которых целиком зависит управление нашим организмом, кости лишь прикрывают содержимое. У каждого человека обязательно есть мозг, у вас тоже, не сомневайтесь.

Я опустила глаза. Наденька приятная женщина, но, похоже, с чувством юмора у нее беда.

— Врач лекарства пропишет, — продолжала квохтать Надя, — сейчас придумали замечательные средства. Ой, у меня же есть обезболивающее. Вот на окне.

Надя распахнула занавеску, и я увидела на подоконнике подарочный набор «Принцесса». Яркую коробку украшал слоган: «Как у мамы, только лучше», а ниже кто-то написал от руки: «Тебе от меня!»

Я замерла. Где-то недавно я видела точно такую же коробку…

— Племяннице купила, — затараторила Надя, поймав мой удивленный взгляд, — девочки любят такое. Да, если честно, я сама порой ею пользуюсь. У меня аллергия на обычную косметику, а на эту, представляете, нет! Блеск для губ просто замечательный! Да и шампунь хорош, и гель для душа… Всегда сама себе покупаю! А вот этот набор для племянницы, я его подписала! Да, отличная вещь, рекомендую…

Безостановочную болтовню лаборантки прервал резкий звук звонка.

— Интересно, кто пришел? — подскочила Надя. — Наши все на кладбище. Полежите пока, я сбегаю посмотрю.

Я покорно вытянулась на подушках. Теперь к голове стала подбираться боль. Надо же было так навернуться… Еще хорошо, что добрая Наденька увидела упавшую прохожую и притащила мисс Неуклюжесть в теплое помещение. Самой мне было не доползти до машины. Представляю, какую лекцию прочитает Катюша, если я расскажу ей о происшествии. «Сколько раз тебе говорили: не носись сломя голову! Смотри под ноги! Почему не наклеила на подошвы сапог резиновые квадратики? Нельзя быть такой неаккуратной и безалаберной!» А потом Катюша вытащит с десяток ампул, шприц…

Дверь приоткрылась, в щель юркнула Надя.

— Послушай, — зашептала она по-свойски, — тут беда…

— Что случилось? — насторожилась я.

— Чудо расчудесное, — еле слышно произнесла Надя. — Анна Валерьевна пришла, жена, вернее, вдова нашего Антонова. Я-то думала, она на поминках, ан нет, сюда приволоклась. Мне велит в основное здание бежать, книги ей какие-то понадобились в библиотеке. Кому сказать — не поверят: Михаила Петровича зарыть не успели, а Анна Валерьевна работать собралась. Очень тебя прошу, лежи тихо, не шевелись. Анна строгая, я не имела права пускать в лабораторию неизвестного человека без пропуска. Но ведь не оставлять же тебя было на морозе лежать с сотрясением мозга. Поэтому сиди, словно мышка, закрой дверь изнутри на щеколду, я тебя на всякий случай запирать не стану. Мало ли чего, вдруг пожар начнется, не выскочишь. Если Анна за ручку дернет, створка не откроется, не волнуйся. Впрочем, она сюда не ходит, здесь комната отдыха для лаборантов, у начальства свои помещения. В общем, не шуми, иначе Анна тебя обнаружит и такой скандал устроит, что я могу работы лишиться.

Я кивнула.

— Не бойся, — лихорадочно велела Надя, — сгоняю за полчаса. А там, если Анна, получив книги, не уйдет, что-нибудь придумаем.

Глава 27

Не желая подводить добрую Надюшу, я затаилась на диване, предварительно закрыв дверь на задвижку.

— Когда вернусь, постучу тихонечко, — пообещала лаборантка, выскальзывая в коридор, — вот так: тук-тук-тук. Услышишь и откроешь.

В комнате отдыха, где мне предстояло изображать мышь, пахло дезинфекцией. И вообще тут было не особенно уютно — из мебели в помещении имелись стол, несколько стульев, допотопный трехстворчатый гардероб с зеркалом и протертый диван, на окне не висело занавесок. Обращали ли вы внимание на то, как изменяют интерьер драпировки? Правильно подобранные шторы могут превратить самое затрапезное помещение во дворец, а мятые пыльные тряпки, свисающие с карнизов, «убьют» шикарные хоромы. В особенности же удручающе, на мой взгляд, смотрятся голые стекла, хуже их только жалюзи и «рулонки». Впрочем, последние вполне приемлемы в офисе, а вот дома от них никакого уюта.

— Валентина Сергеевна, — раздался четкий голос Анны, — вы на месте?

Я в ужасе вскочила с дивана и стала озираться, но уже через секунду с огромным облегчением плюхнулась назад. Лампа, приди в себя! Разве сумеет Анна войти через запертую на щеколду дверь? Очевидно, Антонова находится в соседней комнате, а перегородки тут небось из гипсокартона, о чем превосходно знает Надя, поэтому она и просила меня сидеть тихо-тихо.

— Валентина Сергеевна, — ровным голосом вещала тем временем Анна, как я поняла, по телефону, — я отправила к вам Надежду со списком литературы. Так вот книга Попова мне целиком не нужна, снимите ксерокс с пятьдесят пятой по шестьдесят восьмую страницу. Ну что ж, подожду, совершенно не тороплюсь. Нет, нет, спокойно обедайте, абсолютно не хотела посягать на ваш законный отдых.

Я приуныла. Значит, через полчаса Надя не придет, в книгохранилище обед — это святое, нигде так не любят спокойно пить чай, как среди стеллажей, забитых томами. Несчастные библиотекарши, задерганные посетителями, хотят часок побыть в спокойствии. Да еще Анна велела отксерить страницы. Пока вынут том, пока доползут до копировального аппарата, пока поболтают с человеком, который пришел к нему раньше… Ох, сидеть мне тут, кажется, до ночи! Хотя… да, окно не забрано решеткой, элементарно можно вылезть наружу, но я тогда подведу добрую Надюшу — если Анна услышит шум и поймет, что в домике посторонний, лаборантке несдобровать.

Очередной резкий звонок в дверь заставил вздрогнуть. Неужели библиотекарши решили прервать перерыв и опрометью кинулись выполнять просьбу Анны? Вдруг это уже вернулась нагруженная книгами Надя?

— Проходите, молодой человек, — прозвучал голос Анны. — Представьтесь, пожалуйста.

— Никита я, — раздался мальчишеский басок, — сын Андрея Максимовича. Паспорт показать?

— Сделайте одолжение.

— Во, держите.

— Никита Андреевич Караулов, улица Вяткина… — прочитала вслух Анна. — Хорошо. Вот коробка. Где деньги?

— Пожалуйста. Но я не знаю, сколько там.

— И не надо, мы с вашим папой уже решили вопрос. Пересчитайте банки, их тут десять штук.

Некоторое время из комнаты не доносилось ни звука, потом Никита подытожил:

— Точно.

— Замечательно. Передайте вашему папе, что я желаю ему выздоровления, радикулит малоприятная вещь.

— Уж и скрутило его… сесть не получается! — воскликнул Никита. — Может, есть такое лекарство — принял таблеточку и здоров?

Анна коротко рассмеялась:

— Увы, нет, пока человечество подобных средств не изобрело.

— Анна Валерьевна, а можно еще одну упаковочку купить? — вдруг попросил Никита.

— Но Андрей Максимович просил, как всегда, десять штук и денег прислал точно по счету.

— Я заплачу! — звонко пообещал Никита. — Пожалуйста, продайте…

Анна кашлянула.

— Боюсь, у меня больше нет, мы договаривались с вашим отцом заранее. Право, странно, с чего бы ему вдруг увеличивать заказ? Я, между прочим, человек слова, раз договорились, то ничего не отменила, приехала сюда с… Впрочем, неважно. Андрей Максимович способен подойти к телефону? Сейчас звякну ему…

— Это не папе, а мне надо, — тихо произнес Никита. — Очень! До смерти! Какая вам разница, кому продавать?

— Никита, — спокойно ответила вдова, — «Анин» имеется в любой аптеке, нет необходимости приобретать его здесь. Скидка идет лишь на оптовую партию, вам я ее сделать не смогу.

— Значит, не дадите?

— Увы, больше нет! Но не расстраивайтесь, в аптеке…

— Я в курсе про сахар! — резко перебил Анну Никита. — И вообще все знаю!

— Откуда? — вылетел у вдовы изумленно-встревоженный вопрос, но она моментально опомнилась, сменила тон на прежний, спокойный: — Сахар? Не пойму, о чем ведете речь.

Никита рассмеялся:

— Поймал я вас. «Анин» и правда по всему городу продается. Только он разный, хотя по виду одинаковый. Во, не отличить.

Послышалось шуршание, невидимый мне юноша разворачивал, похоже, обертку из фольги или целлофана.

— Положи, просыплешь, — велела вдова.

— Я в курсе… — четко заявил Никита.

— Ничего не понимаю! — перебила его Анна.

— Ой, не врите.

— Молодой человек! Ступайте прочь!

— Значит, не продадите?

— Нет.

— Ага, следовательно, я прав! Он существует, просто не для меня! — заорал Никита.

— Деточка, — процедила Анна, — «нет» я говорю не в смысле отказа в продаже, просто у меня «Анина» больше нет, идите в аптеку. Там, правда, немного дороже, но вам же не надо, как отцу, на всю команду брать? Я ему по дружбе с завода привожу, приобретаю по себестоимости.

— Ладно… — протянул Никита. — Только я все равно добьюсь своего. Знаю, знаю, сколько вы получаете!

Хлопнула дверь. Я, забыв об осторожности, кинулась к выходу, пальцы отодвинули щеколду, ноги побежали по коридору… А в спину еще летел раздраженный голос Анны, успевшей дозвониться до отца Никиты:

— Андрей Максимович, понимаю, что вы больны, и боюсь, сейчас вам станет хуже. Никита подслушивает ваши разговоры, он в курсе дела, требовал «Анин» для себя, даже денег принес и…

Окончание разговора осталось для меня за кадром — я выбежала из здания лаборатории и полетела по дорожке вперед. Иного пути к воротам, насколько я успела сориентироваться, нет, от корпуса туда ведет всего лишь одна тропиночка.

Долговязую фигуру в спортивной куртке я настигла возле парковки, это явно был Никита. Других пешеходов тут просто не имелось, а юноша к тому же держал в руках картонную коробку.

— Молодой человек! — заорала я.

Никита обернулся:

— Вы меня зовете?

— Да, да. Подскажите, где Вятская улица?

— Она в другом конце города, — изумился парень.

— Ой, ой! — принялась я причитать. — Вот народ, ну и люди… Ведь спросила дорогу, так сюда прислали! Наверное, посмеялись над несчастной потеряшкой. Все собираюсь атлас купить, но никак до книжного магазина не дойду. Так вы знаете, как на Вятскую ехать?

— В двух словах не объяснить.

— Небось не знаете, — насупилась я. — Ну и люди! Лишь бы сказать!

— Да я живу на Вятской! — воскликнул Никита.

— Правда?

— Паспорт показать?

— Давайте, — кивнула я.

— Во народ… — покачал головой Никита.

— Вы поставьте коробочку вот сюда, на капот, — засуетилась я, — удобней будет документ доставать.

— Хороший совет, — язвительно отметил юноша. — Иномарка, похоже, новенькая, сигнализация сработает, хозяин вылетит и накостыляет мне по шее…

— Это моя машина, — улыбнулась я, открывая дверцу. — Так где документ? А знаете, что мне в голову пришло? У вас ведь коробка тяжелая?

— Ерунда.

— Но все равно, неудобно вам будет с ней в метро ехать, люди толкать станут… Если в вашем паспорте и впрямь стоит штамп прописки по Вятской улице, куда мне срочно надо, довезу вас до дома совершенно бесплатно за то, что дорогу покажете. Идет?

— Прикольно! — воскликнул Никита и вытащил бордовую книжечку.

Я полистала странички, запомнила адрес парня и кивнула:

— Отлично, устраивайся на переднем сиденье, коробку поставь назад.

Никита влез на пассажирское место и спросил:

— Ремнем пристегиваться?

— Обязательно, — кивнула я, — в случае аварии он сохранит тебе жизнь.

— Глупости, — фыркнул Никита, — я умирать не собираюсь.

— Думаю, что основная масса людей, погибших в автокатастрофах, тоже этого не планировала, — вздохнула я.

— Когда разбогатею, джип куплю, — мечтательно заявил Никита, — вот у моего приятеля, Леньки, такой здоровущий, ваще чума…

Под описание крутой иномарки я выехала на проспект и медленно порулила в правом ряду. Глупый Никита продолжал рассказывать о внедорожниках, теперь он проводил сравнительный анализ европейских джипов и «японцев». Беспечность парня поражала: влез в машину к абсолютно незнакомой женщине и начал мотать языком. Ему даже в голову не пришло хотя бы таким вопросом задаться: «Минуточку, женщина уверяла, будто не знает, где находится Вятская улица, но куда же она едет? Я ведь не показал ей дорогу!»

— У немцев устойчивость, — гудел Никита, — зато…

— Сколько тебе лет? — перебила я попутчика.

— Шестнадцать, — машинально ответил школьник.

— Вся жизнь впереди, еще купишь джип, — ласково сказала я. — У меня эта иномарка совсем недавно появилась, до этого «донашивала» старые, отечественные машины.

— За фигом мне тачка в сорок лет? — возмутился Никита. — Сейчас хочу! Я вообще решил: исполнится тридцать, застрелюсь!. Не хочу жить стариком. Вон у отца то спина болит, то нога, одно мученье.

— Сколько лет твоему папе? — скрывая улыбку, спросила я.

— Страх сказать — тридцать восемь! — заявил юноша.

Я покрепче сжала руль. Да уж, немощный старикашка.

— У тебя ведь и прав пока нет, — нашла я возражение.

— Водить умею, через два года получу «корочки». Только машину где взять?

— Можно на рынке купить, отечественную, подержанную, они недорого стоят.

Никита повернул голову.

— Ну, блин, ваще! Зачем такое позорище? Еще предложите на санках кататься. Да со мной ни одна девчонка не поедет. Вон у Леньки джипешник, и все телки его!

— Сколько лет твоему Лене? — поинтересовалась я, ожидая услышать в ответ «тридцать» как минимум.

— Девятнадцать, — ответил Никита.

— Откуда же у него элитная машина? Богатые родители подарили?

— Не, у него мать пьет, а отца нет, — скривился Никита.

— Он уголовник?

— Кто? Ленька? Вы че! — завозмущался Никита. — Он спортсмен. В теннис играет. Чемпион! Знаете, какие бабки на турнирах имеет?

— Нет, — замотала я головой.

Никита раскрыл рот и начал вываливать на меня новые сведения, на этот раз о заработках теннисистов. Если верить парню, то получалось, что победа даже на не особо престижном международном турнире приносит мастеру ракетки отличный доход.

— Ты не ошибаешься? — недоверчиво спросила я. — Неужели возможны призовые в десятки тысяч долларов?

— Ой, не могу! — захихикал Никита. — Десятки? Сотни! Надо лишь влезть в мировую элиту!

— Да?

— У меня отец тренер, — погрустнел Никита. — Он Леньку до нужной кондиции довел, и теперь у того вовсю сенокос идет. Еще и рекламные контракты посыпались.

— А ты почему не занимаешься? Бери ракетку, становись чемпионом и покупай на честно добытые призовые машину.

— Думаете, так просто?

— Что трудного? Тренировался лучше всех — стал сильнейшим, — пожала я плечами. — Конечно, если ничего не делать, лежать на диване и пить пиво, то ничего и не получится.

— Я все время в зале! — огрызнулся Никита. — Не знаете, а говорите…

— Значит, плохо стараешься.

— Выкладываюсь по полной.

— А результата нет? — подначила я Никиту.

Юноша покраснел:

— Дело не в количестве тренировок.

— А в чем?

— Неважно.

— Но твой Леня чемпион!

— Да просто… — начал было попутчик говорить и осекся.

— Продолжай, — поторопила его я.

— Ерунда.

— Просто что?

— Ну… вы не поймете.

— Просто дело в приеме «Анина»?

Никита резко повернулся ко мне:

— Чего?

— У тебя в коробке витамины?

— Э… э… Откуда знаете? Да!

— Зачем тебе столько?

— Отец велел купить, на всех сразу, оптом дешевле, — нервно ответил Никита. — Вам-то какое дело? Остановите машину!

— До Вятской еще далеко, — напомнила я.

— На метро поеду, тормозите! — совсем разнервничался юноша.

— Видела твой паспорт, хорошо запомнила адрес, если сейчас удерешь, приеду к тебе домой, столкнусь с Андреем Максимовичем… Только лучше нам с тобой поговорить с глазу на глаз, не находишь?

— Вы кто? — одними губами спросил Никита. — Ждали меня? Нарочно в машину посадили?

— Ты сел ко мне добровольно!

— Да… но… э…

Я припарковалась возле большого универмага, потом вытащила из сумки бордовое удостоверение, украшенное золотым гербом. Надо отдать должное Лисице — документ он мне сделал просто сногсшибательный, обычные граждане цепенеют, бросив мимолетный взгляд на книжицу.

Никита не оказался исключением из общего правила.

— Вы из милиции? — посерел он.

— Нет, — честно ответила я.

— ФСБ… — обморочным голосом предположил парень. — Так и думал, что добром не кончится…

Я хотела разуверить юношу, но он внезапно заговорил со скоростью пулемета:

— Все расскажу! Правда! Столько знаю… Отец думает, что никто, кроме него и их, не в курсе! Я сам хотел прийти, честное слово! Верите? Просто решил побольше узнать! Он меня зажимал! Точно говорю!

Мне стало противно. Синдром Павлика Морозова, оказывается, весьма распространенное явление, у меня в машине один из таких Павликов сидит, на собственного отца с удовольствием «стучит».

— Вы меня не арестуете? — окончательно потерял лицо Никита. — Не сам за «Анином» пошел, отец заставил.

— Уголовная ответственность наступает с четырнадцати лет, — подлила я масла в огонь, — если человек, получив паспорт, нарушает закон, то его ничто не оправдывает. Взрослая личность сама отвечает за совершенные поступки.

— И что теперь будет? — в испуге поинтересовался Никита. — Меня одного посадят? Это нечестно! Я всего лишь исполнитель чужого приказа!

— Насколько слышала, ты и для себя просил одну упаковочку, — мягко сказала я.

Никита стал серым.

— Нет! Нет! Вас обманули! Меня оболгали! Постойте, что значит «слышала»? Как это?

— Очень просто — ушами. Слава богу, пока не жалуюсь на слух.

— Так… так… О, — взвыл Никита, — понял! Вы знаете про Анну Валерьевну давно! Следили за ней? В лаборатории установлена подслушивающая аппаратура? Я не идиот, не дурак, читал о такой! Да, знаю: около дома ставят автобус, неприметный, типа «Мосводопровод», а внутри сидят люди и прослушивают нужное помещение. Правильно?

— Чистосердечное признание облегчает вину, — ловко ввернула я, уходя от ответа на вопрос мальчишки. Но, наверное, не следует сейчас Никите знать, что Вовка Костин, вспоминая иногда эту каноническую фразу, как правило, договаривает ее до конца: «и утяжеляет срок».

— Сейчас все расскажу, — перешел на шепот Никита, — без утайки.

Глава 28

Никита родился в семье профессиональных тренеров, поэтому и оказался в спортивном зале, еще не умея ходить. И мама, Лидочка, и папа, Андрей, домой приходили только спать — бабушек у Никиты не имелось, вот пара и таскала младенца с собой. Первой игрушкой для Никиты стал теннисный мячик, а ракетку он взял в руки года в полтора. Лида тренировала девочек-гимнасток, Андрей мальчиков-теннисистов, поэтому Никита чаще оказывался на корте с папой, и когда именно отец начал заниматься с ним, подросток не помнит. Но одно знает твердо: он был самым маленьким среди юных спортсменов.

Сначала бегать с мячиком казалось весело, потом стало трудно, затем почти невыносимо. Только тот, кто профессионально занимался спортом, поймет сейчас Никиту. Увы, век атлета недолог, как правило, к тридцати годам он уже пенсионер, и это еще благоприятный прогноз. В спортивной гимнастике, по большому счету, нечего делать после двадцати, в теннисе можно продержаться дольше, но, как правило, шагнув в четвертый десяток, «ракетка» начинает медленно скатываться к «подножию» рейтинга. Человеческий организм имеет предел как физической, так и моральной выносливости.

Поскольку лучших результатов спортсмен добивается, когда он, по сути, еще является ребенком, то, сами понимаете, тренер для него заменяет и отца, и мать, и педагога. О какой напряженной учебе может идти речь, если утром до школы, встав в шесть, ты уже отзанимался в зале? И каким образом можно великолепно приготовить домашние задания, ежели после уроков у тебя снова приседания со штангой? И потом, у будущих героев Олимпиад случаются разнообразные соревнования, присутствовать на которых необходимо, значит, переезды, гостиницы… Нечего удивляться тому, что очень многие ребята, став мастерами спорта, с трудом умеют читать и писать.

Не всякий ребенок способен выдержать подобный прессинг. Иногда девочка, подходящая для спортивной гимнастики по всем параметрам, оказывается элементарно ленивой и не желает добиваться цели. Многие не хотят терпеть физическую боль, которая неизбежно сопровождает тренировки, не слушают тренера и в результате сходят с дистанции. Случается и обратная ситуация — подросток, оставленный в спортзале из милости, мальчик, о котором спортивное начальство с легким неудовольством говорило: «Чистый балласт, зачем он нам?» — вдруг начинает занимать первые места и становится яркой звездой. История спорта помнит имена олимпийских чемпионов, которых взяли на игры в качестве запасных участников, не рассчитывая на их победу. Выпущенные из-за болезни основного члена сборной на ковер, беговую дорожку или лыжню, эти «темные лошадки» неожиданно для всех оказывались на высшей ступени пьедестала. Настоящий спортсмен должен быть целеустремлен и работоспособен, словно молодой верблюд. И еще, многие тренеры скажут вам: тренировать собственного ребенка очень трудно.

Никита не обладал силой воли, и как папа ни старался, сын особо не утруждал себя на тренировках, работал, что называется, вполноги, а проигрывая соревнования, совершенно не мучился: подумаешь, какая беда, эти «слил», на других сумею победить. Андрей переживал проигрыш острее сына, Никите, если честно, спорт был по фигу. Нет, ему нравилось, помахивая ракеткой, выйти летом на корт и сыграть с кем-нибудь из любителей, парней своего возраста, купивших абонемент на обучение теннису. Вот таких «спортсменов» Никита, провожаемый восхищенными взглядами девушек-болельщиц, разделывал под орех, но против настоящих профи он выстоять не мог. И все из-за своей патологческой лени.

Андрей только вздыхал, наблюдая за тем, как сын откровенно филонит на тренировке.

— Что же с ним делать? — однажды спросил он у Лиды. — Ума не приложу!

Жена кивнула:

— Сама не понимаю. Может, наплевать на теннис?

Андрей помотал головой:

— Спорт хоть как-то держит парня в узде. Если перестанет тренироваться — живо свяжется с плохой компанией. И потом, посуди сама: в школе у лентяя одни двойки, ну что его ждет? Учиться он хочет еще меньше, чем тренироваться. Нет, пусть ходит в зал, дотяну до мастера, потом пристрою в фитнес-клуб инструктором, нормальное место работы. Впрочем, попытаюсь поговорить с лоботрясом в последний раз.

Никита хорошо запомнил ту беседу. Собственно говоря, отец не стал произносить привычных, давно надоевших парню слов, Андрей просто показал сыну на Леню, подростка чуть старше, чем Никита, и спросил:

— Знаешь, по какой причине Леня в зале мяч гоняет?

— Не-а, — зевнул Никита.

— Он ведь может уже домой идти, — продолжил Андрей, — а не торопится.

— А чё ему дома делать? — ухмыльнулся сын. — Сам знаешь, там у него ничего хорошего: мама бухает, бабка тоже. Леньке лучше тут.

— С одной стороны, ты прав, — вздохнул Андрей Максимович, — с другой… Леня отлично понимает: ему никто в жизни не поможет, лестницу не подставит, самому выкарабкиваться надо, в сотню [12 - Сотня — сто лучших теннисистов мира, элита этого вида спорта, получающая очень хорошие призовые. (Прим. автора.)] пробиваться.

— Ты меня упрекаешь? — плаксиво протянул Никита. — Намекаешь на что?

— Леня сегодня проиграл из-за слабой подачи, — не обращая внимания на надутый вид сына, продолжил Андрей, — вот и отрабатывает удар. Знаешь, у Леньки особых данных нет, но упорство слоновье и огромное желание победить. Кабы тебе его характер, выграл бы Уимблдон [13 - Уимблдонский турнир — один из самых известных теннисных турниров. (Прим. автора.)].

— Так и знал, — завздыхал Никита, — любой разговор у нас к скандалу заруливает. Ну и тренируй своего замечательного Леню, похоже, ты его больше сына любишь!

Андрей Максимович стиснул кулаки и ничего не сказал.

С тех пор он больше не делал Никите никаких замечаний, махнул на отпрыска рукой. А тот был страшно рад сложившейся ситуации — наконец-то отец перестал орать на весь зал:

— Никита, не сачкуй, выкладывайся по полной!

   Примерно через год после той беседы Леня начал подниматься вверх со скоростью ракеты. Оказавшись на одном международном турнире под номером «98», он неожиданно обыграл всех и поскакал вверх по позициям рейтинга. Вместе с победами пришли и деньги. Плохо одетого раньше Леньку стало не узнать. Парень устроил на лечение мать и бабку, сделал в квартире ремонт, приобрел дорогую иномарку. Затем на него посыпались рекламные контракты.

Как-то раз после тренировки Никита подошел к отцу и попросил:

— Па, дай на кино.

— Сколько тебе? — привычно спросил Андрей Максимович, вытаскивая кошелек.

— Ну… на билеты и буфет.

Андрей протянул купюру.

— Это мало, — скривился Никита.

— Больше нет, — ответил папа.

Слегка обозленный, Никита пошагал в раздевалку, где столкнулся с Ленькой, разговаривающим с кем-то по мобильному.

— Ща в банк заеду и сниму, — объяснял тот. — Тебе сколько? Десять тысяч? Чего? Рублей, долларов или евро?

Последняя фраза заставила Никиту окаменеть. В голове моментально возник вопрос: какое количество «бабок» на счету у Леньки, если он так легко сейчас говорит про доллары и евро? Небось не последнее снимет. А ведь сын алкоголички! Еще два года назад у Лени не имелось копеек на булочку, и Андрей Максимович кормил парня.

Пока Никита пытался справиться с собой, Леня сунул мобильник в сумку и начал, насвистывая, завязывать кроссовки.

— Перестань! — злясь по непонятной причине на парня, рявкнул Никита. — Денег не будет!

— Ничё, — засмеялся неконфликтный Леонид, — еще заработаю, только ж начал.

И тут Никиту словно обухом по голове ударили: деньги Ленька получил благодаря ракетке! Может, это вам покажется странным, но Никита, отлично знавший о доходах элиты теннисистов, впервые взглянул на занятия спортом именно с финансовой точки зрения. Естественно, парню хотелось иметь звонкую монету, но, с другой стороны, не слишком-то она и была нужна: одежду Никите покупали родители, они же кормили-поили подростка, и до сегодняшнего дня Никита был всем доволен. А сейчас он глянул на ухмыляющегося Леньку, бросил взгляд на его кошелек, набитый кредитными карточками, посмотрел на ключи от дорогущей иномарки и сообразил: то же самое могло быть и у него, у Никиты. Ленька, сын алкоголиков, которому никто ничего не подарил, сам все заработал, теперь раскатывает на роскошном джипе, а Никита ездит в метро, и ему ничего круче «десятки» не светит, да и то неизвестно, захочет ли отец приобретать сыну даже «Жигули». Ленька же сам себе хозяин! Почему до Никиты только сейчас дошла простая мысль о том, что он тоже способен заработать на крутую иномарку и золотую кредитку, непонятно.

Андрей Максимович неоднократно говорил сыну:

— Не балбесничай, я в твои годы землю копытом рыл, хотел из барака вылезти. Эх, кабы у меня твои условия были, заткнул бы всех за пояс! А то ведь приходилось вертеться, из штанов выпрыгивать, суетиться, ждать, авось заметят и начнут продвигать…

Только Никита пропускал отцовские слова и вздохи над головой, а теперь, услыхав ненароком разговор Лени, понял: господи, как просто, нужно лишь выиграть парочку-тройку турниров, и катайся на джипе. Ну ничего, Никите не так много лет, успеет поднапрячься и откусить шматок от счастья, Андрей Максимович еще пожалеет, что забросил сына, очень скоро папенька начнет смиренно просить у Никиты рублишки на обед, вот тогда и отольются кошке мышкины слезки. По какой причине отец сейчас усиленно поднимает Юру Левитина? Значит, сделал из Леньки звезду, теперь Юрку «зажигает»? А родной сын брошен, как бесперспективный… Ладно, Никита последнее время не особо старался, филонил, но кто виноват, что парень не понял необходимости упорных тренировок? Ясное дело, Андрей Максимович! Он тренер, вот и должен тянуть за уши подопечных, а не отшвыривать сына ради Левитина. Впервые в жизни в Никите взыграло честолюбие, да еще к нему примешалась жажда денег, крепко посыпанная солью обиды на отца.

Решив во что бы то ни стало утереть окружающим нос, Никита поселился в спортзале и с остервенением начал тренироваться. Если Андрей Максимович и удивился, то виду он не показал, и довольно скоро его сын начал занимать… четвертые места. Для Никиты, всегда топтавшегося в самом конце рейтинга, парня, который неизменно оказывался на соревнованиях последним, это был огромный рывок. Никита еще сильней вцепился в ракетку и… понял — на пьедестал ему не встать. На самых верхних ступенях маячат Ленька и Юра Левитин, которые попеременно «делают» всех, их «подпирают» два брата — Сергей и Егор Кругловы, а остальные обречены ходить в четвертых, пятых, шестых. Никита знал, что его физические данные идеальны для корта, Юра проигрывает ему по всем параметрам, но, выйдя к сетке, Левитин превращался в помесь тигра с танком, он невесть откуда получал физическую мощь и начинал носиться по корту, словно голодный хищник. Та же метаморфоза случалась и с Кругловыми. Никите оставалось лишь швырять оземь ракетку и упорно повторять про себя:

«Ладно, еще не вечер!»

Потом Левитин неожиданно начал чудить. Один раз он налетел на фанатов с воплем:

— Пошли прочь, собаки!

Андрей Максимович замял скандал, но не успели обиженные болельщики замолчать, как случился новый казус. Юра поехал на соревнования в Челябинск и там в гостинице устроил настоящий тарарам. Поздно вечером он вылетел в коридор с воплем:

— Пожар!

Постояльцы отеля, среди которых имелось много детей, перепугались и бросились к выходу, возникла давка. Левитин, заваривший кашу, рванул к окну и сел на подоконник, продолжая орать:

— Спасите, горим!

Представьте себе удивление пожарных, которые, прибыв на вызов, не обнаружили в отеле никаких неполадок: ни дыма, ни огня.

Взбудораженных людей отвели по номерам, а Юре устроили допрос с пристрастием.

— Ковер пылал, — не моргнув глазом, заявил Левитин, — потом занавески занялись, мебель!

— Ты это всерьез? — возмутилась директор отеля. — Посмотри вокруг! Все цело, нигде ни пятнышка!

Юра вздрогнул и начал озираться.

— Действительно… — прошептал он удивленно и тут же добавил: — Но полыхало-то как! Страх смотреть!

— Он пьян, — категорично заявило гостиничное начальство.

— Не пахнет ничем, — задумчиво протянул врач.

— Кровь на анализ возьмите, — велела директор. — И ущерб возместить надо: двери разбили стеклянные, несколько окон. Пусть спасибо скажет, что люди у нас не конфликтные, в суд подавать не приучены, иначе б завалили этого, с позволения сказать, спортсмена исками. Ночью бежали, с детьми, полуголые…

Андрей Максимович снова сумел замять скандал. Больше Левитин не идиотничал, зато он начал толстеть, а потом попал в больницу.

Если честно, Никита обрадовался чужому несчастью: дорога к пьедесталу расчищалась. Всем было понятно, что Юрик уже не сумеет подняться на прежние позиции, настал час других победителей.

И тут совершенно неожиданно, как из темного леса, выполз никому не известный зверь — Витя Махонькин и принялся легко, словно детсадовцев, обыгрывать всех, кто попадался на пути. Никита вновь не попал в тройку лучших.

Понятно, какие эмоции испытал юноша, и не последней из них была злость на отца. Ну какого черта Андрей Максимович пригрел этого Махонькина? Отчего не дал сыну возможность стать призером? Настолько не верит в работоспособность Никиты? Неужели отец не видит, что он стал другим?

Некоторое время Никита мучился, пытаясь найти ответы, а потом решил откровенно покалякать с родителем.

— Откуда ты взял Махонькина? — прямо спросил он у отца.

Андрей Максимович удивился.

— Разве не знаешь? Витек раньше у Лебедева занимался, но особых успехов не демонстрировал, вот тренер и махнул на него рукой. Витек ушел от наставника, вернее, Лебедев его бросил.

— А ты, значит, подобрал, грязь с него стер и вывел в люди?

Андрей Максимович погасил улыбку.

— Верно, подобрал ключик к Вите, и сейчас он ракетой взлетел. Лебедев небось всю мебель дома сгрыз: бесперспективный, по его словам, Махонькин скоро в первую десятку влезет.

— Витя от одного тренера ушел, — зло ответил Никита, — гляди, как бы и от тебя не смылся.

— Нет, — весело возразил отец, — никуда не денется. Витя не дурак, хорошо понимает, что его подняли мои методики, ими никто не владеет.

— Мог бы и ко мне их применить, — фыркнул Никита.

— Зачем? — вдруг тихо спросил папа. — У тебя иной путь!

— Какой? — прищурился сын. — Я тоже хочу славы и денег.

Андрей Максимович потрепал сына по плечу.

— Эх, молодо-зелено… Дай ему все сразу, положи в одну тарелку щи и мороженое… Стошнит ведь! Ну, постоишь с медалью на шее, пару лет продержишься на коне, а дальше что, через десять годков как жить станешь?

— Я так далеко не заглядываю, — буркнул Никита.

— Балбес, — ласково ответил папа. — Еще поиграешь немного и в тренеры пойдешь, станешь со мной работать, всему научу. Спортсмен уходит, а тренер остается. Слушайся меня. Видишь, как мы хорошо жить стали в последнее время? И еще лучше будет, я скоро новую машину куплю.

— Я тоже хочу, — наступился Никита.

— И ты получишь, — пообещал папа. — Через пару лет…

Лицо Никиты вытянулось. Но совсем кислым оно стало после того, как папа докончил фразу: «приобретем тебе «Жигули», «восьмерку».

— Вот гадость! — воскликнул парень.

— Чего же хочешь?

— Внедорожник, — честно признался юноша.

— Губа не дура, — покачал головой отец. — Ну что ж, хоти дальше. Желания развивают личность. Когда-нибудь купишь!

— Мне сейчас надо, — чуть не зарыдал Никита.

— Не получится, — ухмыльнулся Андрей Максимович.

— Но у Леньки-то есть, — прошептал сын.

— Тебе до него далеко, — заявил папа.

— Ага, — завопил Никита, — а все потому, что ты мною не занимаешься! Чужих к деньгам и медалям тащишь! Уйду к другому тренеру!

— Идиот! — разозлился Андрей Максимович. — Я лучший, остальные рядом не стояли.

Вспыхнув огнем, Никита, не забыв крепко стукнуть дверью о косяк, вылетел на улицу и, не разбирая дороги, понесся к ближайшему магазину. В голову парню пришла замечательная идея напиться до поросячьего визга. Если отец не желает помогать сыну-спортсмену, то пусть возится с алкоголиком!

Внесясь в супермаркет, Никита случайно толкнул трясущегося от старости дедушку. Несмотря на относительно теплую осень, на пенсионере красовались валенки, ушанка и теплое пальто с меховым воротником. От столкновения с молодым парнем старичок пошатнулся, уронил пакет с продуктами, а затем начал медленно заваливаться сам.

Хорошо воспитанный, сердобольный спортсмен поддержал немощного старца, чье лицо было прикрыто низко надвинутой шапкой, и бормотнул:

— Извините, я нечаянно…

— Я не обижаюсь, — вдруг очень хорошо знакомым голосом ответил дедушка. — Рад, что встретились. Не узнал меня?

— Нет, — удивленно ответил Никита. — Разве мы знакомы?

«Божий одуванчик» то ли засмеялся, то ли закашлял и стащил шапку. Сын Андрея Максимовича разинул рот — перед ним, похожий на привидение, стоял Юра Левитин, в недавнем прошлом успешный спортсмен, пропавший с кортов примерно полтора года назад.

Глава 29

— Привет, Никит, — хрипло сказал Юра.

— Что ж с тобой такое случилось? — от неожиданности ляпнул Никита.

— Страшный стал?

— Ага… то есть нет… в смысле… — начал выпутываться теннисист и в растерянности примолк.

— Не старайся, — махнул рукой Левитин. — Глаза есть, сам себя в зеркале вижу. Ты чем занимаешься?

— В теннис играю, — ответил Никита.

— У отца тренируешься?

— Ну да, — пожал плечами юноша, — ясное дело, у него.

— И как успехи? — неожиданно выказал живой интерес Юрий.

— Да не очень! — махнул рукой Никита. — Про Махонькина слышал?

— Нет, — помотал головой Юра. — Я по больницам мотаюсь, из тенниса выпал.

— Появился тут один, из Тьмутаракани какой-то в Москву явился и прет дальше экскаватором, — зло сказал Никита.

— А тебе, значит, самому охота золото взять?

— Да, — гаркнул Никита, — верно! И я его добуду! Чего бы мне это ни стоило! Пупок развяжу, а схвачу! Если понадобится, к другому тренеру уйду! Пусть, пусть скандал случится! Плевать! На всех! Вот! Уж ты-то меня понять должен!

Юра опять закашлялся и схватился за Никиту.

— Ты не против чайку попить? — спросил он, справившись с приступом. — Тут кафе есть, пошли?

— Давай, — кивнул Никита, который хотел остыть после ссоры с отцом.

Спустя десять минут бывшие друзья-соперники уселись за столиком, и Никита, не удержавшись, спросил:

— Так что с тобой стряслось?

— Плохо выгляжу?

— Не особо хорошо, и пополнел сильно.

— Еще бы сильней разнесло, да неожиданно перестал вес набирать, — мрачно пояснил Юра.

— Наши говорят, ты заболел.

— Верно, — кивнул Юра.

— Болтают, вроде ты… ну… того… самого…

— Спился?

— Нет.

— СПИД подцепил?

— Не, шизиком стал, — уточнил Никита, — психом, таблетки пьешь психотропные.

— Да? — вскинул брови Юра. — Кто ж такое треплет?

— Мне Колька говорил Ряжин, — сообщил Никита. — Вроде он тебя видел.

— Ряжин меня издали увидел и через проспект драпанул, чуть под машину не попал, — засмеялся Юра. — Испугался заразы, наверное.

Левитин снова закашлял. Никите вроде бы и стало неловко, но, с другой стороны, он тут же начал мысленно ругать себя за неосторожность: Юра походил на туберкулезника, незачем было соглашаться с ним в кафе идти.

— Не трусь, — сверкнул глазами Левитин, — это не то, о чем ты сейчас подумал. Только не отнекивайся, у тебя на роже все написано: пора смываться, у Юрки туберкулез или СПИД. Не, у меня другое!

— Что? — поинтересовался Никита.

Юра мрачно глянул на юношу и вдруг сказал:

— Ладно, расскажу сказочку. Только имей в виду: ее в себе похоронить надо будет. Если растреплешь кому, мигом заявлю: «Никита врет, не было у нас никакого разговора». Ясно?

— Ну! А в чем дело-то? — окончательно заинтересовался Никита.

Юра отхлебнул кофе.

— Отец у меня инвалид, сначала в коляске ездил, потом в кровать слег. Мама в детском саду нянечкой работала, так что прикинь, какая у нее шикарная зарплата была. Принесет ее домой и ревет, не знает, какую дырку затыкать: то ли крупы купить, то ли ботинки отдать починить, то ли за квартиру плату внести. Еще сестра у меня имеется и бабка, мамкина свекровь. Как мы жили — психушка отдыхает. Знаешь, один раз в каком-то отеле — я уже в загранку на соревнования ездил — лежу я себе в номере, книжку читаю и вдруг слышу стук. Открываю, стоит дядечка и говорит: «У меня сегодня день рождения… Я тут в соседнем номере… Уж извините, коли помешаем, хотим караоке попеть».

Смотрю я на него и думаю: «Знал бы ты, что дома у меня за «караоке» каждый день! Отец телик на полную мощь слушает, бабка радио включает, сеструха на гитаре лабает, ей охота певицей стать, мать орет на всех! Шум, лай, гвалт… А тут какое-то караоке, разве ж это помеха? Оно мне милей колыбельной будет, хоть на сотню голосов пой, не замечу…»

В семье Юры никогда не было свободных денег. Жили впроголодь, одевались в чужие обноски, теснились впятером в одной комнате в коммуналке. Как назло, по площади она была большая — сорок три метра, так что на очередь по улучшению жилищных условий Левитиных не ставили: у них как раз выходило чуть больше восьми «квадратов» на нос. Без толку было объяснять чиновникам, что обездвиженный отец ходит под себя, полубезумная бабка постоянно ползает почти голая, а девчонка-школьница приводит табуны галдящих подруг. У Юры не имелось даже личного угла, а спал он на раскладном кресле.

Как-то раз в школу, где с тройки на двойку тихо перебивался Юра, пришел на урок физкультуры хорошо одетый мужчина, назвавшийся Андреем Максимовичем.

Из всех детей тренер выделил Юру. Сначала поболтал с ним, потом не поленился съездить к Левитину домой, полюбовался на громко матерящуюся бабку, послушал вопли телика вперемешку с концертом, лившимся из радиоприемника, и сказал Юре:

— Пошли, поговорим.

Разговор состоялся в ресторане. Красный от смущения мальчик, впервые оказавшийся в подобном месте, с огромным трудом пытался справиться с ножом и вилкой, а Андрей Максимович спокойно изложил свое предложение.

— Я могу сделать из тебя человека, — пояснил он. — Станешь отлично зарабатывать, потом, если не загордишься, пристрою в институт, жизнь наладится. Ну как, согласен?

— Да, — закивал обрадованный Юра, — конечно.

— Есть некоторые условия.

— Согласен на все! — с жаром закричал Левитин.

Андрей Максимович улыбнулся:

— Многообещающее начало. Значит, так! Все финансовые дела веду я, ты получаешь деньги и никуда не лезешь. Второе: слушаться меня надо беспрекословно. Велю в декабре голым в прорубь прыгать и под лед уходить, перекрестишься и выполнишь. Тоже без лишней болтовни. Ага?

— Ага! — закивал Юра.

С тех пор началась у парня прекрасная жизнь. Андрей Максимович одел, обул, откормил своего подопечного, домой теперь Юра ходил лишь ночевать. Валился на раскладное кресло, не разговаривая ни с сестрой, ни с мамой, сил на болтовню у парня просто не оставалось.

Потом, как говорят спортсмены, попер результат, появились первые деньги. Юра, как и договаривались с тренером, никогда никакими финансовыми вопросами не заморачивался, Андрей Максимович вручал ему конверт и говорил:

— Не трать на ерунду.

Первый раз, увидав купюры, Юра ошалел и, несмотря на предупреждение тренера, накупил всякого барахла: приобрел подарки сестре, маме, даже противной бабке досталась новая ночнушка. Потом, получая призовые, Левитин стал аккуратнее, начал откладывать на квартиру. Счастлив он был безмерно, просто летал над землей.

Как-то однажды, спустя два года, Андрей Максимович сказал ему:

— Воронков-то сходит…

— Похоже, — кивнул Юра, — наверное, стареет.

Тренер улыбнулся:

— Хорошая смена ему растет.

— Кто? — заинтересовался Юра.

— Ты, — спокойно ответил Андрей Максимович.

— Я? Вместо Воронкова? И на всякие турниры ездить стану? — наивно обрадовался Юра.

— Да, — кивнул тренер, — но…

— Что? Что? — испугался Юра.

— Ты мне веришь?

— Конечно! — закричал Левитин.

— Тогда вот принимай, — велел Андрей Максимович и протянул Юре белую коробочку.

— Витамины? — спросил Левитин.

Андрей Максимович крякнул:

— Ну… в принципе да, но не только они.

— Ясно, — протянул Юра, который, естественно, слышал о допинге. — А мне ничего не будет?

— Только что подтвердил, что веришь мне, — напомнил тренер.

— Я в смысле контроля, — уточнил Левитин. — Еще дисквалифицируют!

Андрей Максимович помотал головой:

— Нет. Это уникальная формула, люди, которые ее придумали, хотели сделать лекарство от смерти.

— Ух ты! — ахнул Юра. — И че, получилось?

— Пока нет, — мягко улыбнулся Андрей Максимович, — зато родился препарат, позволяющий многократно увеличить физическую силу и выносливость. Ни один допингконтроль не способен учуять это волшебное средство. Кстати, оно очень дорогое, всем я его дать не могу, лишь самым любимым и перспективным.

Юре стало жарко. Приятно осознавать, что ты и есть тот самый любимый и перспективный.

— Будешь пить по схеме, — велел Андрей Максимович. — Через пару месяцев ты легко обойдешь соперников, вырвешься вперед. Есть только несколько «но»…

— Мне без разницы, — перебил тренера Юра, — хочу хорошую квартиру и много денег.

— Все же выслушай, — настойчиво произнес Андрей Максимович. — Любое средство не бывает стопроцентно безопасным. Аспирин может вызвать кровотечение, анальгин изменить состав крови… Понятно, что «Анин» тоже имеет противопоказания. Я ясно излагаю?

— Да, да, — закивал Юра, — только мне начхать на побочные действия.

— Они могут оказаться не слишком приятны.

— И фиг с ними.

— Вес пойдет вверх.

— Похудею, — наивно ответил Юра.

— Может дать сбой печень, щитовидка. У каждого человека по-своему.

— Ладно, согласен. А заболит сразу? — поинтересовался парень.

Андрей Максимович помолчал, потом ответил:

— Я никогда не вру ученикам. Может, у тебя ничего и не прихватит. Вон Леня — пашет и пашет, а он «Анин» давно пьет. Вполне вероятно, что и тебе повезет. Но в любом случае несколько лет ты продержишься и сумеешь заработать.

— А мне больше ничего и не надо, — подпрыгнул Юра.

— Ты можешь отказаться, — напомнил Андрей Максимович, — тогда здоровью гарантированно ничего не помешает.

— И куда «Анин» денете? Вы ж его уже купили?

Андрей Максимович усмехнулся:

— Не пропадет, другому дам.

— И он чемпионом станет?

— Ясное дело.

— Деньги призовые он нагребет?

— Конечно!

— Сам выпью, — занервничал Юра.

— Хорошо подумал?

— Да.

— Последствия оценил?

— Ага.

— И все равно готов?

— Угу.

— Хорошо, — кивнул тренер. — Теперь последнее. Непонятно почему, но в сочетании с сахаром «Анин» способен провоцировать галлюцинации. Причем привидеться может что угодно, всякая чертовщина, которую ты примешь за реальность. Чтобы исключить такую ситуацию, надо изгнать из рациона сладкое.

— Вот уж ерунда! — засмеялся Юра. — Для меня лучшее пирожное — сосиска.

— Ну что ж, — хлопнул ладонью по столу тренер, — тогда можешь начинать. Вот «Анин», а тут схема.

В мгновение ока будущий чемпион схватил белую упаковку и сунул в карман.

— Чего занервничал? — удивился Андрей Максимович.

— Вдруг кто увидит!

— Что?

— Коробку!

Тренер спокойно пояснил:

— «Анин» открыто продается во всех аптеках, в нашей группе его многие пьют.

— Так почему не выигрывают? — растерялся Юра.

В глазах Андрея Максимовича мелькнул огонек.

— У ребят обычный «Анин», а у тебя особый, сделанный по, так сказать, спецзаказу, но цвет у капсул тот же, и упаковка, идентичная аптечной. Ты можешь спокойно, не таясь, принимать добавку, ни у кого не возникнет никаких подозрений.

Юра начал старательно употреблять «Анин» и очень скоро занял лидирующие позиции. О парне заговорили, его стали считать надеждой отечественного спорта, пошли чередой заграничные турниры, сначала юниорские, потом взрослые.

Юра купил себе наконец отдельную квартиру, оделся, обулся и, следуя советам Андрея Максимовича, начал откладывать рубли на черный день, хотя будущее казалось розовым и таким же успешным, как настоящее. И тут грянул гром.

Тогда в гостинице Левитин очень ясно видел огонь, ощущал запах гари. Он даже решил, что приехавшие пожарные шутят над ним, без конца повторяя:

— С ума сошел? Тут все в порядке.

Потом полез вверх вес, начал болеть желудок… Одно время Юра мужественно пытался бороться с обстоятельствами, он даже самовольно увеличил дозу «Анина», надеясь, что стимулятор подстегнет его. Но добавка не помогла, наоборот — стало лишь хуже.

Андрей Максимович, узнав о проблемах, с озабоченным видом приказал:

— Отменяем препарат.

Приученный беспрекословно подчиняться своему гуру, Левитин покорно сдал Андрею Максимовичу остатки «Анина» и… загремел с сердечным приступом в кардиоцентр. Ни о каком продолжении спортивной карьеры речи больше не шло. Остаться бы живым!

Андрей Максимович не забывал своего подопечного. Иногда он навещал его, привозил деньги и слишком бодро говорил:

— Ничего, Юрик, скоро вылечишься и назад, в зал…

Но в голосе тренера не слышалось никакой уверенности. После его ухода Юра подходил к зеркалу и мрачно изучал свое отражение. Из зазеркалья на него смотрел старик с одутловато-отечным лицом. А еще у Юры нарушилась терморегуляция, и он теперь постоянно мерз.

— И зачем ты мне это рассказал? — прошептал Никита, когда Юра примолк.

Левитин склонил голову набок.

— Вот гадаю, сколько нас таких. Похоже, Андрей Максимович — уж прости, Никита, — хороший жучара. Гляди, что получается… Ленька здорово играет, да?

— Верно, — подтвердил Никита, — сейчас он в Австралию укатил.

— Андрей Максимович его продал, — пояснил Юра, — хорошие деньги за Леньку получил. Видать, не берет его «Анин».

— Думаешь, он его пьет?

— Стопудово!

Никита притих, а потом воскликнул:

— Мне-то отец ничего подобного не предлагал!

— Скажи спасибо, — горько откликнулся Юрий, — иначе на моем месте мог оказаться. Умру, наверное, скоро. Леньке повезло, а мне нет. Ты отцу от меня привет передай.

Никита мрачно кивнул.

— Интересное дело выходит… — протянул Юра. — Я вот из малообеспеченной семьи, на все ради денег согласился. В момент, когда Андрей Максимович «Анин» пить предложил, я бы не только таблетки, что угодно глотать начал, душу черту бы продал, так хотел из дерьма вылезти. И Ленька тоже не шибко благополучный, у него в семье одни бухальщики. Сечешь?

— Не особо, — признался Никита.

   — Экий ты непонятливый, — покачал головой Юрик. — Кто у вас сейчас первый?

— Витька Махонькин, — напомнил Никита.

— А он из какой семьи?

— Не знаю, его отец из… из… не помню, откуда привез.

— Вот! Теперь Кругловы. У них вообще родителей нет, с бабкой живут, ей сто лет, наверное. Пока ими Андрей Максимович не занялся, они и о постельном белье даже не слышали, — протянул Юра. — С другой стороны, Веня Волкин.

— А что Волкин? — перебил бывшего чемпиона Никита. — Он звезд с неба не хватает, так, в самом конце плетется.

— На мой взгляд, Волкин и Кругловы одного поля ягоды были, — пробормотал Юрик, — только Веньке Андрей Максимович «витамины» давать не стал, а Сереге и Егору отсыпал, вот у них результат и попер. Еще, если уж совсем честно, я и Костик Лапин ноздря в ноздрю шли, у Костьки даже физическая подготовка посильней была. И где сейчас Лапин?

— Его родичи в институт устроили, — пояснил Никита, — на журналиста учится.

— Вот тебе и ответ, — откинулся на спинку стула Юра.

— На какой вопрос? — недоуменно заморгал Никита.

— Почему между Лапиным и мной Андрей Максимович выбрал меня и отчего предпочел Кругловых Волкину. Я, Ленька, Серега, Егор… Злые мы, жадные, очень уж денег хотели. Это с одной стороны, с другой — почти сироты, если заболеем, никто шума поднимать не начнет. Не рыпайся, Никита, тебе никогда Махонькина не обыграть. Сиди спокойно, отбегаешь с ракеткой свое, Андрей Максимович тебя к делу приставит, тренером сделает, вот тогда все секреты и передаст.

— Я хочу стать первым, — медленно произнес Никита.

— Без шансов, — печально перебил его Юра.

— Значит, начну пить добавку! — решительно заявил Никита.

— Дурак, — тихо сказал Юра. — На меня посмотри! Ладно, я денег хотел, квартиру… А ты? Все у вас есть, сиди тихо. Или помереть, не дожив до тридцати, решил?

— Иномарку хочу, — вдруг признался Никита, — отец мне ее никогда не купит, в лучшем случае «Жигули» подарит. Поэтому и хочу начать пить этот «Анин».

— Ты и впрямь идиот, — горько резюмировал Юра, — по-другому не скажешь.

Думается, основная масса людей, узнав от Юры правду и увидав, во что превратился молодой, сильный, хорошо тренированный парень, никогда бы в жизни не притронулась ни к каким пищевым добавкам. Вид обрюзгшего, трясущегося в теплый день от холода старика, которому еще не исполнилось и тридцати лет, мог напугать кого угодно. Но Никита закусил удила. Он хотел машину, славы, денег… Причем сейчас, а не потом!

Сначала, поговорив с Юрой, Никита полетел домой, горя желанием побеседовать с папой по душам, заявить ему:

«Встречался с Левитиным, знаю все про твои методики. Немедленно дай мне заряженный «Анин», иначе не оберешься неприятностей, пойду и растреплю всем о добавке».

Но, домчавшись до дома, Никита притормозил. Первый гнев прошел, парень обрел способность рассуждать. Значит, так! Ничего криками и угрозой не добьешься. Отец покачает головой и заявит:

«Юра болен, у него шизофрения, вот и несет дурь. Наши ребята ни разу не попались на контроле, ступай на корт да тренируйся как следует. Нечего сумасшедшему верить».

Нет, прямым нападением не добиться желаемого, надо схитрить.

Придя на следующий день в спортзал, Никита оглядел своих коллег и начал размышлять. Кто же пьет стимулятор? Махонькин и Кругловы, это понятно. Еще таблетки глотает Ленька, но его продали, он теперь в Австралии. Может, еще кто получил от Андрея Максимовича волшебное лекарство?

Вот Гоша Райков в последнее время сильно прибавил в результатах, и еще Антон Галкин… Хотя нет, у Антона обеспеченные родители, отец дипломат. А вот Райков подходящий кандидат на получение добавки, его тащит старшая сестра, которая работает уборщицей в метро, вроде у них комната в коммуналке и сплошные долги…

Раньше Никита особо не задумывался над тем, из какой социальной среды происходят ученики отца, но сейчас вдруг сообразил: среди спортсменов две группы. В одной дети успешных родителей, в другой почти нищие ребята, часто полусироты. И впечатляющих побед на корте добиваются именно последние. Тренер не ленится ездить по школам, отбирает наиболее перспективных ребят, берет их под свое крыло и заботится о них, словно о любимых сыновьях: кормит, поит, одевает.

Чем дольше думал Никита, тем яснее понимал: Юра сказал правду, отец широко использует запрещенные добавки. Стоит вспомнить список тех, кто был звездами. Олег Пантихин. Он где? Два года ярко горел, потом канул в безвестность. Валя Котов. Тот резко пошел вверх и внезапно заболел, говорили, у парня рак. Паша Хромов. А этот уехал в Испанию, до сих пор играет, правда, особых успехов в чужой стране не добился, но вполне благополучен. Валера Ремизов. Бедняга умер, темная какая-то история была. Ремизов начал пить, бомжевал и погиб в драке. Только сейчас до Никиты дошло, что подавляющее большинство ярких спортсменов, которых вырастил отец, происходило из так называемых неблагополучных семей, и почти все парни плохо закончили карьеру: заболели, умерли, спились. Пальцев одной руки хватит, чтобы пересчитать тех, кто либо продолжает бегать по корту, либо пошел учиться в институт.

Думаете, поняв расклад, Никита испугался и выбросил из головы любые мысли о добавках? Вот и нет. Он придумал замечательную штуку: решил купить в аптеке «Анин», демонстративно начать принимать его на глазах у всех, а потом изловчиться и поменять нормальные витамины на заряженные, порыться в сумке у Махонькина, вынуть баночку с отцовской добавкой и сунуть туда другую, с обычными таблетками. Юрка говорил, что допинг по внешнему виду ничем не отличается от витаминок, значит, никто не заметит подмену. Если отец не желает помогать сыну, не хочет сделать из него чемпиона, Никита сам о себе позаботится.

Юноша купил «Анин» и начал ждать удобного случая. Тот не заставил себя ждать, но только возможность завладеть допингом появилась совсем в ином месте, не в том, где ожидал Никита. Андрея Максимовича «разбил» радикулит, да такой злой, что тренер слег в кровать. Сегодня он попросил сына:

— Съезди вот по этому адресу, найдешь Анну Валерьевну, возьмешь у нее коробку «Анина». Беру его там оптом, намного дешевле, чем в аптеке, получается. Деньги ей передашь, держи конверт, он заклеен, чтобы купюры не выпали.

Никита кивнул и помчался выполнять приказ папы. Он сразу понял: вот она, удача! Не надо рыться в чужих сумках, можно просто купить у этой Анны Валерьевны баночку, небось тетка охотно продаст, она же живет, торгуя допингом. Ради такого дела Никита распотрошил свою копилку, на всякий случай еще выпросил у мамы триста долларов и был полон радужных надежд. Но случился облом.

Глава 30

— Вот, — причитал сейчас Никита, — все как на духу рассказал! Я ни в чем не виноват, меня просто послали, как курьера. Это все отец… И Анна Валерьевна… Да, с них и спрос! А че им теперь будет? Вы за ними следили? Незаконное производство допинга нашли? Да?

Руки у жаждущего денег дурачка заходили ходуном, губы затряслись.

— И ты, зная правду о том, какой непоправимый вред здоровью наносит «Анин», решил его принимать? — уточнила я.

— Ага, — честно ответил Никита. Потом спохватился и быстро добавил: — Но ведь я его еще не пил, за желание не наказывают! Сейчас откровенно признался, помог следствию, меня надо наградить. Отпустите, тетенька! Ей-богу, никому ничего не скажу! Следите за ними дальше!

Я молча смотрела на Никиту, а тот, превратившись прямо-таки в пятилетнего мальчика, тупо ныл:

— А че? Я ниче… Папа велел… Я поехал… Это он… Ему и отвечать…

Мне стало противно.

— А ну, прекрати!

Никита осекся, потом прошептал:

— Вы меня арестуете? Как допинг-курьера?

Преодолевая брезгливость, я, навесив на лицо выражение крайней суровости, заявила:

— Нет.

— Ой, спасибо! — чуть не зарыдал от радости юноша. — И че мне теперь делать?

— Слушай внимательно: мы с тобой не встречались.

— Ага.

— Езжай домой.

— Ага.

— Отдай отцу коробку. Если он поинтересуется, почему ты задержался, скажи, что сначала автобуса ждал, потом поезд метро в туннеле встал. Дело обычное, Андрей Максимович поверит.

— Ага.

— Спокойно тренируйся.

— Ага.

— И не смей пить «Анин»!

— Понял, — судорожно зашептал Никита. — А, я сообразил: вы хотите накрыть всех разом, поймать внезапно. Еще последите, а потом — цап! Как в фильме «Робби и Кристина». Так?

— Твоя догадливость поражает.

— Что же получается? — продолжал, не обращая внимания на мои слова, Никита. — Если всех схватят: Махонькина, Кругловых… Они-то пьют стимулятор, стопудово! То… то… то… я первый стану. Конкурентов нет! Вы когда их арестуете? Скоро?

— Никита, — сурово сказала я, — ты жди и никому ни гугу о нашей встрече.

— Понял. Только зацапайте их поскорей! О, дошло! Соревнования в Питере скоро. Там возьмете их всех с поличным? Да? Верно?

— Иди, Никита, — в полном изнеможении велела я, — и пока крепко держи язык за зубами, это в твоих же интересах.

— Да! Точняк! Суперски! — забубнил юноша, вылезая из машины. — Чё я, псих? Не, теперь первый буду! Круто. Вот всех повяжут…

Дверца автомобиля резко захлопнулась. Испытывая редкостную гадливость, я поехала домой, в голове отчего-то не находилось ни одной мысли, к горлу подбиралась тошнота, и очень хотелось принять душ. Вот ведь странность, голос человека, даже неприятного, не способен вас испачкать, слова не комки грязи, но тем не менее у меня сложилось стойкое ощущение, будто сейчас сижу я вся в навозе, выгляжу и пахну соответственно.

Доехав до подъезда, я припарковала машину и услышала радостный крик:

— Лампа!

Увидев Лизу с Рейчел и Настю Найденову с Рамиком на поводке, я улыбнулась.

— Мопсов я уже прогуляла, — сообщила Лизавета, — теперь с этими вышла, а Настена мне помогает.

— Здрассти, тетя Лампа, — перебила подругу Настя.

Рейчел и Рамик натянули поводки, они явно желали со всех лап броситься ко мне.

— Держите псов крепко, — предупредила я, — а то кинутся и всю одежду перепачкают.

— Мы их ни за что не выпустим, — в один голос пообещали девицы.

И тут из дверей небольшого магазинчика, расположенного прямо у нашего подъезда, вышел мужчина с двумя батонами хлеба в руке. Рейчел, страстно желавшая «обнять» меня, обиженно сообщила:

— Га-а-ав!

Голос у нашей стафихи оглушительно грозный, и если не знать, что она и мухи не обидит, можно капитально перепугаться.

Дядечка вздрогнул и уронил один батон. В ту же секунду в Рамике проснулись воспоминания о голодном младенчестве, проведенном на улице. Верно говорят психологи: детские впечатления самые цепкие, их не выбить никакой силой — наш двортерьер два раза в день съедает полную миску, но он не способен пройти мимо упавшего куска. Если на глазах у Рамика нечто валится вниз, он не думая кидается вперед и хватает предмет. Это уже потом пес удивится: ну зачем мне сырая луковица, и выплюнет горький овощ, но в момент прыжка двортерьер охвачен лишь одной страстью — желанием подобрать харчи. Мол, сначала пожуем, а позже решим, стоило ли запихивать в пасть пачку чая, старую газету или рубашку Сережки. Только не надо считать Рамика идиотом — у него было трудное детство, отсюда и соответствующие манеры.

Узрев шлепнувшийся «нарезной» батон, Рамик скакнул вперед. Он явно обрадовался удаче: мягкий хлебушек, что может быть вкусней? Радостно повизгивая, двортерьер подлетел к выпечке, не обращая внимания на вопли Насти, пытавшейся остановить пса. Рейчел и Рамик гордые обладатели десятиметровых поводков-рулеток, поэтому сейчас никаких сложностей наш мальчик не испытал. На Настю он попросту наплевал — в конце концов, Найденова ему не хозяйка.

Разинув пасть и наклонив голову, Рамик мчался к добыче. И тут из-за павильона молнией метнулась маленькая востроносая черная собачонка. Она ловко шмыгнула к батону, схватила его и понеслась прочь. Рамик взвыл от обиды, дернул шеей, выдрал из рук Насти рулетку и полетел по дороге, желая поймать обидчицу. Рейчел бросилась за ним, Лиза, спотыкаясь, понеслась за стаффихой. Я видела: девочка пыталась притормозить, но куда там! Наша Рейчел весит почти шестьдесят килограммов, и в ее теле нет ни грамма жира, сплошные стальные мышцы, которыми управляет не слишком умная голова. Конечно, не хочется обижать Рейчуху, но надо признать: больше одной мысли в ее черепной коробке не удерживается, и если она решила лететь за Рамиком, то выполнит задуманное, чего бы ей это ни стоило!

С криком: «Остановитесь немедленно, оставьте бедную собачку, пусть съест батон, сейчас куплю вам другой!» — я ринулась за удалявшейся компанией. За мной поковыляла охающая Настя и побежал мужик с одиноким батоном в руке.

   Черная собачка оказалась проворной. Она, петляя, словно заяц, допрыгала до метро и юркнула под столик, на котором уличная торговка умостила ящики с апельсинами.

— Вот ведь дрянь! — взвизгнула продавщица и тут же заорала: — Мама!

Я бы на ее месте тоже всполошилась. А как бы вы отреагировали, увидав, что к товару несутся две здоровенные, толстые собачищи с разинутыми пастями?

Рамик поднырнул под хлипкий столик, Рейчел последовала за ним.

— Стойте! Стойте! Стойте! Фу! Фу! — мерно выкрикивала я.

   Куда там! Под прилавком началась настоящая битва. Торговка, воя сиреной, забралась на гору пустой тары. Лиза с Настей носились вокруг палатки, пытаясь ухватить собак за хвосты. Мужик с батоном, вместо того чтобы помочь девочкам, замер на месте, разинув рот, руку со вторым батоном он опустил вниз. И поплатился за это — черная собачка улучила момент, высунула морду и выдрала из пальцев ошарашенного дядьки белую булку. Действие было проделано мгновенно. Я на секунду оцепенела, и тут полная украинка, торговавшая рядом всякой мелочовкой, завизжала:

— Гэть отсюдова! Гейдар, штоб те повылазило! Дрыхнешь? Хде крыша?

Словно из-под земли рядом выросли три смуглых парня, одетые, несмотря на мороз, в короткие дубленочки и совершенно неподходящие для московской зимы остроносые полуботинки на тонкой кожаной подметке.

— Нэ крычи, — сказал один из них. — Зачэм…

Продолжить фразу он не сумел. Торговка, залезшая на пустые ящики, с оглушительным грохотом съехала вниз и очутилась под столиком в гуще деливших хлеб собак. Ящики с апельсинами закачались и попадали на асфальт, оранжевые плоды весело покатились в разные стороны. Несколько прохожих остановились и начали быстро собирать фрукты.

— А ну, положьте на место! — возмутилась украинка. — Наталка, хорош визгать, товар прут!

Послышался треск, полосатая палатка, словно зонтик, сложилась и накрыла участников действия. Лиза и Настя с визгом кинулись поднимать прорезиненную ткань.

— Что тут у вас происходит? — спросил полный мужчина в милицейской форме. — Гейдар, не глядишь за порядком! Я папе скажу.

— Собак боимся, — честно признался смотрящий.

— Беда с вами, — буркнул мент, потом нагнулся и с кряхтением произнес: — Че трусить? Ладно, один вытащу. Во, во, во… Блин! Кусается…

— Это не наши! — живо вмешалась в действо я. — Рейчел и Рамик людей не трогают!

— А вот мы поглядим, — просипел мент, — кто тут зубы в ход пустил. Ишь, сопротивляется, зараза! Гейдар! Хорош дураком стоять, помогай!

Дальнейшие действия напоминали сказку «Репка». Гейдар ухватил мента за талию, черноволосые парни вцепились в свое начальство.

— А ну, раз-два, — скомандовал мент, — тянем кобеля!

В ту же секунду «цепочка» вздрогнула и, резко отлетев назад, угодила в ларек, где готовили шаурму. Мужчины не сумели удержаться на ногах и шлепнулись оземь, уронив штук десять готовых порций.

— Эх, эй, эй, нэхарашо! — завозмущался хозяин харчевни. — Почем хулыганыш? Милиций позову!

— Так она уже туточки! — заржала украинка, торгующая барахлом. — Вона сидит, чапки в руках держит. Эй, начальник, ты где обувку взял?

Сержант отшвырнул сильно поношенные валенки.

— Собаку я вытащить хотел, — растерянно пояснил он.

— Ну и ну… — заржала торговка. — А кобелина в валеных баретках щеголяет, што ль?

— Это хто кобелина? — раздался пронзительный вопль, и из-под поваленной палатки начали выползать участники драки.

Первой на свет явилась босоногая продавщица. Схватив валенки, она мгновенно нацепила их на ступни и пошла в атаку на сержанта.

— Сдурел? Че сделал? На фиг катанки сдернул?

— Так это ты меня укусила? — захлопал глазами мент.

— Случайно вышло!

— Протокол оформлю, за нападение при исполнении.

— Тю, дурак! — заржала опять украинка.

— Шаурму ешь, — перевесился через прилавок продавец, — подбирай и кушай, пожалста!

— Отвянь, — велел ему парень в форме.

— Нэт, дарагой, тавар прапал! Платыт надо.

— Гейдар! — взвыл милиционер. — Че тут творится? Разберись!

— Мама, какие песики! — затараторил тоненький детский голосок. — Их продают, да? Давай купим вон ту, рыжую!

Я повернула голову и увидела Рейчел, Рамика и черную собачку, мирно сидевших около прилавка с шаурмой. Очевидно, в процессе битвы за батон псы успели подружиться, и сейчас они, одинаково алчно посверкивая очами, косились на валявшиеся довольно далеко от них трубочки шаурмы. Стихийно образовавшаяся стая ждала подходящего момента для нападения на харчи.

— Нет, котик, — ровно ответил женский голос, — это несчастные бездомные собачки, их купить нельзя.

Неожиданно над площадью повисло молчание — всего на секунду! — и тут на сцену выступило новое действующее лицо. Качающейся походкой к ларьку с лепешками подошел парень, по виду студент, и он, громко икнув, сказал:

— Мне с мясом, свежим! Вон из той собачки сделайте, рыжей, она самая спелая.

— Рейчел, — в ужасе завопила я, — беги к маме!

Стаффордшириха прижала к голове уши и поползла на животе… в сторону рассыпанной шаурмы.

— На что намекаешь? — разом потеряв акцент, возмутился продавец. — Моя еда из баранины!

— Да? — совершенно искренно удивился парень. — А зачем тогда тут псовая выставка? Да…

Договорить он не сумел. Черная собачка, испугавшись, что Рейчел сейчас слопает всю вкуснотищу, опрометью бросилась вперед и толкнула подвыпившего молодого человека. Студент, боясь упасть, ухватился за палатку, в которой от души веселилась торговка ерундой. Раздался хлопок, и еще один бело-синий шатер рухнул.

И тут временно охватившее всех оцепенение словно сдуло ветром.

— Положьте на место апельсины! — завизжала продавщица в валенках и бросилась к людям, которые споро запихивали оранжевые «мячики» в свои сумки.

— Гейдар! — орало из-под обрушившейся палатки.

— Иди наведи порядок! — велел ему мент.

— Сам работай! — огрызнулся парень.

— Значит, моя шаурма из собачатины? — бросился к студенту торговец.

— Ща своих позову… — пообещал мент.

Гейдар крикнул что-то на непонятном языке, из-за палаток, словно тараканы из укрытия, начали выскакивать черноволосые парни. Сержант отчаянно засвистел, от метро в нашу сторону понеслась тройка ментов. Торговка апельсинами пихнула бабу, пытавшуюся убежать с набитой сумкой, женщина, не разобравшись, что к чему, стукнула своей нелегкой торбой торговца шаурмой, и в мгновение ока вспыхнула драка. В воздухе летали фрукты, домашние тапки, игрушки, банки, стоял густой мат и раздавались гортанные вопли. Еле живая от переживаний, я схватила Рейчел за шею и, присев позади собаки, стала пропихивать ее сквозь толпу, бесконечно повторяя:

— Простите, мы ни при чем! Мы журналисты! Мы из газеты! Извините, мы ни на чьей стороне! Пресса! Служебная собака главного редактора!

Выбравшись из гущи событий, я допинала Рейчел до подъезда и увидела там Лизу и Настю, которые держали Рамика.

— Вот это драка! — восхищенно заявила Лиза. — Кирюха обзавидуется, что его не было!

— Никогда такой не видела! — вторила Настя.

— Вы целы? — нервно поинтересовалась я.

— Ага, — закивали девочки.

— Простите, гражданочка, — раздался за спиной суровый голос. Такой мог принадлежать лишь представителю закона.

Я подскочила, словно укушенный змеей заяц, — ну вот, пришел час расплаты! Сейчас меня заставят платить за апельсины, шаурму, поваленные палатки…

— Мы ни при чем! — бойко затараторила я. — Наши собаки к метро не бегали, тут давно стоим, никакой свары не видели, столы не опрокидывали, шаурму не жрали и…

Аргументы исчерпались, я обернулась и увидела мужчину — того самого, с кражи батона у которого и началась вся кутерьма. Только сейчас он держал под мышкой черненькую собачку, ухитрившуюся опередить Рейчел.

— Вот, — протянул он мне животное, — берите.

— Зачем? — попятилась я.

Дядька потрогал свободной рукой заплывающий глаз.

— М-да… досталось мне… И чего я за вами побежал? Эка беда, батон сперли. А вы хороши! Двух псов утащили, чтоб их люди не обидели, а самую маленькую собачку кинули.

— Она не наша! — влезла в разговор Лиза.

— Чья же? — удивился собеседник.

— Не знаю, — пожала я плечами. — Лиза, Настя, домой!

Девочки послушно вошли в подъезд, собаки порысили за ними.

Глава 31

Дома я впряглась в хозяйственные хлопоты. При отсутствии СВЧ-печки разогревание ужина превратилось в проблему, а еще страшно раздражал Виктор Николаевич, включивший в гостевой комнате телевизор на полную мощь. Я уже хотела возмутиться, но тут же удивилась:

— У нас работает телик?

— Купила новый, — пояснила Катюша, — час тому назад привезла.

— И отдала его незваному гостю?

— Виктор Николаевич болен, — вздохнула Катя, — пусть смотрит.

— А долго он еще у нас болеть будет? — обозлилась я.

— Надеюсь, лет десять, — сообщила Катя.

У меня выпала из рук поварешка.

— Сколько? Это немыслимо!

— Ты о Викторе Николаевиче спрашивала? — заморгала Катя. — Или о телевизоре?

Я подняла разливную ложку.

— В понедельник из командировки вернется Лев Сергеевич, — продолжила подруга, — он считается лучшим специалистом по амнезиям. Проконсультируемся у него, тогда и поймем, как вести себя дальше.

— Лампудель, — донесся из прихожей голос Костина, — иди сюда!

Крайне недовольная тем, что сварщик на правах недужного стал обладателем единственного работающего в доме телика, я выбежала в холл и увидела Вовку.

— Сделай одолжение, — попросил майор, — раздень меня.

— Догола? — ошарашенно уточнила я. — Право, неудобно.

— Лапудель, не идиотствуй. Видишь, какие у меня руки грязные? Куртку стащи, — велел Костин.

— Где ты так извозился?

— Колесо лопнуло, замучился менять, — словоохотливо завел рассказ Вовка. — Представляешь, еду себе…

Но я уже перестала слышать майора — в мозгу что-то щелкнуло, и разом сложилась картинка. Лаура Петровна привозила «Анин» из Москвы, после скоропостижной смерти бабушки Ларочка сильно растолстела и заболела, а остальные гимнастки скатились по показателям вниз… Лара дружит с Лизой, та наврала, что я служу в ФСБ… Колесо! Лопнувшее колесо! Женщина, назвавшаяся Лаурой Ивановой, опоздала ко мне на встречу, а потом, извиняясь, воскликнула:

— Проколола шину, долго мастера ждала.

С другой стороны, Мэри, когда я пришла к ней в гости, тоже обронила что-то вроде «в воскресенье у меня покрышка тю-тю». И та же Мэри подсунула гостье под нос газету, сообщая: «У меня алиби, была в Новоклимовске на переговорах!»

Вот интересно! Каким образом, находясь за Уральскими горами, дама сумела продырявить колесо в Москве? Мэри врала, она никуда не ездила, я невнимательно глядела на газету, вполне вероятно, что та вышла в прошлом году или листок вообще фальшивый (нынче, имея принтер, можно состряпать что угодно). Я дура! Мэри хотела отомстить Антонову за Лару! Она знает про допинг!

Кто спрятал на помойке куртку? Мэри! Зачем она каталась туда, на край света? И откуда миллион в моей сумке? Кто сунул его потом в шкаф к Марине? А пузырек с отравой? Это тоже дело рук Мэри? Как она попала в дом к Антоновым?

Я зажмурилась.

— Ты что? — насторожился Вовка.

— Голова заболела!

— Прямо побледнела вся! — участливо отметил Костин. — Тебе плохо?

Я вцепилась пальцами в грязную куртку майора. Столько вопросов, и ни одного ответа! Пока ясно немного: первое — меня нанимала Мэри, и второе — в лаборатории Антонова производили допинг, по каковой причине у профессора и не имелось материальных проблем. За сильнодействующее средство, которое невозможно определить в лаборатории, нечестные тренеры заплатят сколько угодно. Кто убил Антонова? Несчастный, искалеченный им спортсмен? Где и как искать его? Я, безусловно, справлюсь с задачей, но сколько времени уйдет на ее решение! И хоть бы кто помог… Мой бравый начальник мирно греет бока на курорте, хотя и вообще от Лисицы мало толку. Что делать? Андрей Максимович станет и дальше травить своих подопечных? А ведь он не один такой. Необходимо срочно перекрыть канал распространения допинга! Но у меня нет полномочий. И доказательств, кроме беседы с Никитой, никаких. Одни догадки…

— Тебе помочь? — послышался вопрос, заданный самым участливым голосом.

— Да, — машинально ответила я. — Совсем запуталась! Куча недоумений. Одной быстро не справиться, а зараза тем временем ползет по стране. Лаура Петровна приезжала из Новоклимовска, предполагаю, у Антонова имелись и другие иногородние клиенты. Это ужасно! Левитин стал инвалидом, но я его не видела, а вот на Ларису любовалась собственными глазами. Девочка выглядит страшно, похожа на гиппопотама!

Тут я остановилась, потрясла головой и поняла, что нахожусь в нашей прихожей. Более того — сейчас жалуюсь на тяжелую долю частного детектива не кому-нибудь, а Вовке.

— Ты сейчас об Антонове говорила, — протянул майор. — О Михаиле Петровиче, о профессоре, академике?

— Да, — кивнула я.

— И зачем влезла в дело? — зашипел Вовка. — Как вообще подобное случилось? Отправил тебя к Лисице специально, знал ведь, что Юрка…

Костин замолчал.

— Продолжай! — мрачно велела я. — Не хочешь? Договорю за тебя. Знал ведь, что Юрка бабник, неуправляемый юбочник, который ничем серьезным не занимается и только иногда, когда уж очень нужны деньги, спохватывается и берет заказ, следит за чьим-нибудь неверным мужем. Так? Ты пристроил меня к Лисице в полной уверенности, что в его тухлой конторе ничего не произойдет. Но я, наивная, приняла детективное агентство всерьез и решила служить в нем верой и правдой. Ты, наверное, в курсе, как я успешно справлялась до сих пор с поставленными задачами. В отношении же Антонова…

— Пошли, — воскликнул Вовка, — заруливай в мою квартиру.

Буквально впихнув меня к себе на кухню, Костин велел:

— Садись и выкладывай.

— Что? — прикинулась я идиоткой.

— Всю информацию, отрытую за период работы.

— Какой хитрый! Предлагаю бартер.

— И в чем его суть?

— Обмениваемся сведениями, а потом совместно думаем, как поступить. В конце концов, мы стали коллегами, ты работаешь в государственной структуре, я служу в частной, оформлена по всем правилам, являюсь детективом, и мы занимаемся сейчас, похоже, одним делом!

Вовка рассмеялся, потом кивнул:

— Ладно, коллега, карты на стол.

— Мне начинать?

— Думаю, да, — прищурился Костин, — я хочу быть вторым.

Я начала рассказывать Вовке о событиях недавних дней. Майор честный человек, если пообещал, то не обманет, я обязательно узнаю всю информацию, которой он владеет.

Так и случилось. Выслушав меня, приятель помолчал и сказал:

— Уговор дороже денег. Теперь, коллега, мой черед. Но предупреждаю сразу, повествование будет слегка сумбурным, потому что придется смотреть на ситуацию с нескольких сторон. Начну с положения внутри семьи Антонова…

Нина Леонидовна, бывшая жена Валерия Сергеевича, не соврала. Мать Михаила Петровича действительно осуждена за убийство. После того как Алена оказалась за решеткой, семья Антоновых развалилась. Петр с дочерью Лаурой уехали в Новоклимовск, а Михаил подался в Москву и поступил в институт. Он не бросил маму, отправлял ей посылки, посылал письма и даже пару раз ездил на свидание. Но! Распространяться о том, где находится родительница, парень не собирался, он справедливо полагал, что, услыхав слова: «Моя мама осуждена за двойное убийство», большая часть людей моментально постарается прекратить с Мишей близкие отношения. Поэтому, поступая в институт, парень соврал, написал в анкете: мать умерла, а отец давно ушел из семьи, связи с ним сын не имеет.

Поступай Антонов на работу в серьезное место или пойди он учиться туда, где готовят будущих военных, милиционеров или дипломатов, его бы мигом поймали на лжи, но в институте, где ректорствовал Валерий Сергеевич, абитуриентов проверяли поверхностно, приемную комиссию волновали наличие аттестата об окончании школы и вопрос об общежитии.

Миша стал студентом. Дальнейшее известно: юношу взял под свою опеку ректор, и в результате Антонов стал зятем Валерия Сергеевича.

После того как дотошная, мечтающая породниться со своим начальством Нина Леонидовна докопалась до истины, Михаил честно рассказал будущему тестю правду о родительнице. Валерий Сергеевич, использовав свои связи, навел справки и выяснил: в деле Алены много нестыковок, похоже, мать Миши несчастная женщина, пытавшаяся дважды покончить с собой, но оба раза выживавшая наперекор обстоятельствам. Петр и Лаура осудили женщину и порвали с ней всякую связь, а Миша поддерживает и жалеет беднягу. Позиция молодого человека вызвала уважение у Валерия Сергеевича и полнейшее негодование Нины Леонидовны. Получалось, что Алена принесла несчастье не только своей семье, но и разбила пару Валерий — Нина. У ректора словно открылись глаза: оказывается, его вторая половина жадна, эгоистична и беспокоится лишь о своем материальном благополучии. Анна же не простила авторитарной матери попытку вмешательства в свою судьбу и желание разбить счастье дочери.

Валерий Сергеевич пристроил молодых на работу в НИИхимбиовит, ректору было наплевать на то, что в стенах учреждения давно трудится Нина Леонидовна. Михаил, правда, напрягся, узнав, где именно ему придется двигать вперед науку, но потом успокоился. Лаборатория находилась в отдельном здании, с бывшей женой тестя контакт сводился к нулю. Анна вообще никогда не сталкивалась с матерью — общие собрания она игнорировала, а в основной корпус не ходила. Собственно, ей там и нечего было делать, а если требовались книги из библиотеки, Антонова посылала за ними лаборантку.

Очень скоро и Анне, и Мише стало понятно: их начальник, Марк Генрихович, сумасшедший. Старичок, всю свою жизнь искавший лекарство от смерти, дневал и ночевал на работе.

— Не успею доделать начатое, — сокрушался он, гремя пробирками.

От своих сотрудников Марк Генрихович требовал такого же фанатизма, и рассудительная, исполнительная, аккуратная Анна нравилась ему больше Миши, который мог проявить безалаберность, опоздать на службу или начать спорить с Марком Генриховичем.

Не стану сейчас утомлять ненужными подробностями, скажу лишь, что после кончины последнего «бессмертного» начальником лаборатории стал Михаил, а буквально через полгода после смены руководства в ней появился «Анин».

Злые языки в НИИ утверждали, что Антонов использовал наработки Марка Генриховича. Старик просто отшвырнул придуманный им комплекс — ну как же, престарелый академик жаждал представить таблетки бессмертия, он просто не замечал никаких других положительных результатов! «Все или ничего» — под таким девизом Марк Генрихович прожил свою научную жизнь. А Михаил оказался более приземленным, сообразил: лучше синица в руках, чем журавль в небе, и стал доктором наук, доведя до ума одно из открытий Марка Генриховича. Совсем уж ядовитые сотрудники поговаривали, будто в записях легендарного «бессмертника» навела порядок Анна, что именно жена нового завлаба обратила внимание на эксперименты бывшего начальника, сделала нужные выводы и подарила мужу научное открытие. Дескать, в благодарность за проделанную работу Антонов и назвал комплекс «Анин».

Есть ли у сплетен реальная основа, узнать не удалось. Да и не надо! В конце концов, какая разница, кто составил «Анин»? Для нашей истории имеет значение другое: Анна заботилась о муже, как о ребенке, прикрывала его от всех бытовых проблем, служила Мише лаборанткой, нянькой, мамой, жилеткой для рыданий, носовым платком…

Другой бы муж не нарадовался на такую вторую половину: умная, интересная, образованная, помощница в работе и отличная домашняя хозяйка… Но, как известно, нет пророка в своем отечестве!

Михаила раздражало спокойствие жены, ее вечно ровный тон и полное отсутствие эмоциональности. Анна никогда не выходила из себя, была безупречной, и муж частенько именно от этого испытывал дискомфорт. Право слово, если бы супруга вдруг сорвалась, переколотила посуду, устроила истерический припадок, Антонов вздохнул бы спокойно. Но Анна стопроцентно контролировала себя, ничто не могло выбить ее из седла. В любой, даже самой неприятной ситуации женщина с неизменной улыбкой говорила:

— Хорошо, мы справимся, я подумаю, как поступить.

И ведь придумывала! Любые сложности превращались в мелочи, коли за них бралась Анна. С одной стороны, Михаил был благодарен жене: если происходил некий казус, следовало лишь донести его до Анны, и та, словно гигантским ластиком, стирала черную тень. С другой — Михаил ощущал себя в полной зависимости от супруги. А еще ему хотелось любви — не тлеющих углей, а пламени. Антонов никогда не испытывал сильных чувств, на Анне он женился по расчету, великолепно понимая, что бедному провинциалу лучшей партии не сыскать, и даже по-своему любил супругу, испытывал к ней чувство благодарности. Но… все это было не то, не то…

А потом в жизни Михаила Петровича появилась Маша Иванова, наполовину цыганка, абсолютно бесшабашное существо. По какой причине Машу занесло в НИИ, непонятно. Работала девушка там недолго, но успела завязать роман с Антоновым.

Вот когда Михаил Петрович нахлебался скандалов и истерик по самые уши! Маша оказалась полнейшей противоположностью Анне. Вихрь, буря, огонь, цунами, океан эмоций, в которых Антонов в конце концов утонул. Спустя месяц после разгоревшегося романа профессор начал в ужасе думать, как побыстрей завершить отношения. Но Маша не собиралась упускать добычу, она стала требовать:

— Разводись и женись на мне! Мы же любим друг друга!

Испуганный напористостью любовницы, Михаил Петрович ощутил себя птичкой в когтях у кошки. Антонов чуть было по привычке не помчался жаловаться жене на малоприятную коллизию! Но потом с тоской понял: с любовницей придется разбираться самому, супруга тут, увы, не помощница.

Дальше — больше. Маша забеременела, о чем уведомила любовника, Антонов схватился за голову. Он всего лишь хотел взбодриться, испытать некие эмоции, развод никак не входил в планы профессора. Оказалось, что Михаил, осуждавший практичность Анны, и сам очень похож на свою жену. Антонов понимал: Маша совершенно неподходящий вариант спутницы жизни. И вообще кошмар: привычный уклад может рухнуть, если вдруг Иванова пойдет к Анне. А она способна на подобный поступок.

Испугавшись до жути, Михаил предложил любовнице денег на аборт, но та неожиданно обиделась и, воскликнув: «Если не хочешь жениться на мне, то иди прочь!» — уволилась из института.

Антонов затаился. Больше всего он боялся, что экзальтированная Машенька устроит жуткий скандал. Но наступила тишина, Маша исчезла из жизни ученого. Навсегда ли? Михаил Петрович несколько лет вздрагивал от неожиданных звонков в дверь, но мало-помалу успокоился. Решил, что Иванова сделала аборт, и постарался забыть экзальтированную любовницу.

Глава 32

— Подожди! — перебила я Костина. — Кто рассказал тебе так подробно историю отношений Маши и Михаила? Антонов-то умер!

Вовка кашлянул.

— Неужели не понимаешь, что найти Машу было легко? Мы оттолкнулись от сведений, хранящихся в отделе кадров НИИ, и довольно быстро выяснили судьбу женщины. Она родила дочь…

— Лауру! — закричала я. — Лауру Михайловну Иванову! Хотя… Нет, как же так… Я искала ее по имени, но подобной гражданки в Москве не оказалось.

— Верно, — кивнул Вовка, — но зато в столице живет Лаура Геннадиевна Попова. Маша, будучи беременной, встретила гитариста Гену Попова и вышла за него замуж. Муж удочерил ребенка, вернее, он просто записал девочку на себя. Маша стала петь, они с супругом довольно долго выступали на сцене.

Потом Геннадий умер, скончалась и Маша, но перед смертью она рассказала Лауре правду о ее рождении и о своих отношениях с Антоновым. Кстати, там было много чего интересного. Оказывается, в день, когда Лауре исполнился год, Маша написала письмо Анне. Зачем она это сделала, осталось непонятным. Может, все еще испытывала злость к Антонову, отказавшемуся жениться на ней, может, хотела причинить боль Анне… Текст послания был примерно таким: «Дорогая Анна, сообщаю вам, что девочка Лаура Михайловна Иванова, рожденная мною от Михаила Петровича Антонова, является лишь моим ребенком. Антонов от нас отказался и никаких прав в дальнейшем на дочь иметь не будет. Мне от вас ничего не надо, живите спокойно. Маша Иванова. Кстати, ребенка я назвала в честь сестры Михаила».

— Странное послание, — пожала я плечами.

Костин развел руками:

— Маша вообще была оригинальной.

— Получается, Антонов рассказывал ей о сестре?

— Да, — подтвердил Вовка, — открывая дочери тайну ее рождения, мать сообщала: «Михаил в детстве потерял сестру. Ему очень нравилось ее имя, Лаура, мне оно тоже пришлось по вкусу, поэтому я и назвала тебя так. Таня, Наташа, Лена, Света, Даша, Катя — это все пошло. А Лаура шикарно».

— Нестыковка выходит! — воскликнула я.

— Где? — насторожился майор.

   — Ты мне сказал, что муж Маши удочерил девочку и она Лаура Геннадиевна Попова?

— Верно.

— Но в письме любовница Антонова написала — Лаура Михайловна Иванова. Зачем?

Костин хмыкнул.

— А ты спроси! Мало ли какие мысли бродили в голове бесшабашной Машеньки! Зачем она вообще настрочила свое послание? Вышла замуж — и живи спокойно. Но нет, ей требовалась африканская страсть, эмоции, переживания! Есть такие люди, ну не способны они радоваться тихой жизни, охота им существовать на вулкане. Думается, Маша из этой породы. Впрочем, наиболее правильным мне представляется подобное объяснение: Мария хотела «укусить» Анну, надеялась, что та, потрясая письмом, кинется к мужу. А чтобы Антонов, приди ему в голову желание отыскать девочку и предъявить на нее права, потерпел неудачу, Маша решила запутать следы и сообщила неверные сведения о ребенке. Имя Лаура она написала истинное, эта информация должна была убедить Анну: в письме сказана правда, девочка названа в честь сестры Миши.

— Очень глупо! — фыркнула я. — Антонов легко мог отыскать бывшую любовницу.

— Мы же сейчас не обсуждаем умственные способности девицы, — улыбнулся майор, — а просто ищем объяснение, зачем она вдруг написала письмо. Естественно, на взгляд нормального человека, поступок глупый, но такова была Маша, ей собственное поведение нравилось.

— А еще Нина Леонидовна отправила дочери анонимку, — напомнила я.

— Да, — кивнул Костин, — и Анна получила оба послания.

— Она их прочитала?

— Угу.

— И не разругалась с Михаилом?

— Нет, — ответил Вовка. — Анна очень разумный человек, обладающий редким качеством: сначала она всесторонне обмозгует ситуацию, только потом действует. Развод с супругом не входил в планы Анны, и она решила не затевать скандала. Тем более что Маша не требовала денег или женитьбы на себе, не подсовывала дочку Антонову, а просто, так сказать, информировала жену любовника. Это что касается ситуации семейной, теперь побеседуем о науке.

В отличие от Михаила, человека довольно пассивного, Анна энергична и деятельна. Антонов, выпустив «Анин», сначала спокойно почивает на лаврах, на него дождем льются награды и почести. Анна же продолжает экспериментировать, и через некоторое время появляются всякие разновидности «Анина»: для беременных, для детей, для физически активных людей. Но не это главное.

Изучая в очередной раз неразборчивые записи Марка Генриховича, Анна натыкается на интересное, не замеченное ранее исследование. Оказывается, «бессмертник» ухитрился создать некий комплекс, принимая который человек становится во много раз физически сильней, причем одновременно возрастает его выносливость и умение концентрироваться. Марк Генрихович не придал открытию внимания, он-то искал другое средство.

Анна показала бумаги мужу, но Михаил Петрович отмахнулся.

— Ерунда, — заявил он, — ни к чему влезать в дебри, на наш век «Анина» хватит. И вообще, я устал, хочу жить спокойно, ходить в театр, на концерты, читать книги, а не чахнуть сутки напролет в лаборатории. Я уже отметился в науке, создал «Анин», великое средство, лучший комплекс витаминов.

Анна, с тоской отметив, что супруг делается все апатичней, сама решает поэкспериментировать с новым препаратом и в конце концов обращается к мужу своей подруги Ивану Маслову. Мужчина тренирует пловцов, молодые парни, амбициозные, честолюбивые юноши, естественно, мечтают о медалях.

Анна предлагает Ивану протестировать никому не известную добавку. Чтобы быть честным, надо здесь упомянуть: женщина пока не думает ни о каких деньгах, ею движет лишь научный интерес. И еще одно: прежде чем то или иное средство разрешают дать группе добровольцев, проходит не один год лабораторных экспериментов. Анна могла официально заняться разработками, но сколько придется ждать результатов клинических испытаний комплекса? Десять лет, не меньше, пока оно дойдет до людей. Не надо считать Анну злодейкой, всучившей Маслову неопробованное средство. Нет, Марк Генрихович самым тщательным образом провел исследование, старик был методичен и чудовищно работоспособен. Изучил добавку и отложил в сторону, убедившись, что она не способствует бессмертию. Марк Генрихович был воинствующий максималист: либо таблетки для вечной жизни, либо ничего. Обнародовав исследования старика, Анна легко могла найти группу добровольцев, но женщина не хотела оповещать мир о том, что куст, на котором вырос цветок открытия, посажен Марком Генриховичем, она желала в одиночестве собрать урожай славы. В конце концов, почему бы ей тоже не стать доктором наук, профессором? Ровная, спокойная внешне Анна на самом деле вовсе не ровный и спокойный человек, просто она всегда умела отлично «держать лицо».

Иван Маслов согласился на рискованное предприятие и очень скоро был поражен результатом: его пловцы стали легко побеждать соперников, а допинг-контроль оказался не способен «выловить» препарат.

— Делай таблетки, — велит Анне Маслов, — открывай подпольное производство, помогу в организации. За это станешь мне давать добавку по минимальной цене. И еще — продавай чудо кому хочешь, но не другим пловцам!

Анна не спит всю ночь, размышляя. Михаил Петрович на износ работать не станет, он сибарит, гедонист, больше всего ценящий свой покой семья не достроила дом — их финансовое положение после смерти ее отца, Валерия Сергеевича пошатнулось… Где взять денег? А Маслов обещает средства. И Анна решается — соглашается на предложение Ивана. В короткий срок энергичная женщина организует подпольное предприятие по производству допинга. Действует Анна очень хитро, она осторожна, словно лисица. Незаконная добавка маскируется под «Анин», и если не знать, в чем дело, ни за что не отличить допинг от витамина.

— Неужели одна женщина была способна на такое? — усомнилась я.

Костин потер затылок.

— Пару лет назад Москву наводнил наркотик, очень опасный, действенный и… дешевый. Специалисты сбились с ног. Поговаривали о западных спецслужбах, которые, используя лабораторные мощности, объявили войну России, травят молодое поколение. Дурь в основном распространялась по дискотекам, клубам, там, где толкутся подростки. В общем, поймали тех, кто производил дрянь. Знаешь, кем они оказались? Не поверишь — парой студентов! Они сами его разработали, затем просто на коленке, почти в кустарных условиях наладили почти промышленный выпуск дурмана, продавали и охватили огромный контингент [14 - Это реальная история. (Прим. автора.)]. Так-то вот! Анне же энергии не занимать, вот она и развернула активную деятельность, но очень осторожно, чтобы дети и Михаил Петрович ни о чем не догадались. Анна настойчиво всех уверяла, что Валерий Сергеевич коллекционировал раритеты и находил потерянные полотна великих мастеров, а теперь она, его дочь, продает уникумы.

— И зачем ей это? — скривилась я.

— Лампудель! — укоризненно воскликнул Вовка. — А деньги?.. Ей ведь нужно было как-то объяснить хотя бы своим, откуда взялись средства на отделку нового дома, на хорошую жизнь. Да, в семье все работали, но простые вычисления показывают: Антоновы тратили больше, чем получали.

Анна заказала разным художникам написать с десяток картин в манере великих живописцев. Валерий Сергеевич на самом деле собирал произведения искусства, но ничего особо стоящего не имел, Анна же, развесив под самым потолком пейзажи и натюрморты якобы известных мастеров, сообщила:

— Папа хранил особо ценное в банке, теперь картины будут находиться дома.

— Поняла! — закричала я. — Она разместила полотна как можно выше, чтобы люди не сумели детально изучить их! Вдруг кто поймет правду? Потом хитрюга просто уничтожала «живопись» и, показывая на пустой крюк, говорила: «Удачно продала». Домработница Марина видела, как хозяйка ночью, в отсутствие домашних, жгла то ли пейзаж, то ли натюрморт. Значит, Михаил Петрович не знал о допинге?

— Нет, — помотал головой Костин, — это бизнес Анны. Представь же ее удивление, когда однажды к ней приехала… Лаура Петровна Антонова из города Новоклимовска. Женщина сказала, что является сестрой Михаила, что родственные связи давно потеряны, брат стал ей чужим, но Лаура тренер по гимнастике и желает приобретать тот самый «Анин». Сначала Анна испугалась, но Лаура сослалась на Маслова, сказала, что Иван ее хороший знакомый, тут же позвонила ему и протянула Анне трубку.

Поговорив с подельником, Анна успокоилась и даже попыталась ласково поговорить с незнакомой родственницей. Сообщила той, что мать Михаила и Лауры давно умерла, больше предмета ссоры нет. Но тренер моментально оборвала разговор.

— Мы совершенно чужие друг другу, — заявила она, — я не желаю никакого общения с Михаилом, мне нужна добавка. О том, что являюсь сестрой Антонова, сообщила вам лишь по одной причине: понимаю, допинг всем не продаете. Так вот, мне можно, умею держать язык за зубами и, что бы ни случилось, не выдам вас или Михаила. Кстати, скидок не требую.

— Допингом занимаюсь лишь я, — пояснила Анна.

— Ну и отлично, — кивнула Лаура, — значит, Михаилу о моих визитах и знать не надо. Нам с ним не о чем говорить.

Костин схватил чашку с водой, одним глотком осушил ее и спросил:

— Пока все ясно?

— Более чем, — кивнула я.

Вовка потер руки.

— У добавки есть отрицательные стороны, о них Анна честно предупреждала тренеров. Во-первых, она плохо совместима со сладким. Могут возникнуть галлюцинации, причем очень яркие, четкие, у человека будет полное ощущение, что с ним происходят реальные события. Во-вторых, при длительном употреблении псевдо-«Анина» вероятно увеличение веса. В-третьих, «соскакивать» с допинга следует постепенно, по схеме, иначе возможны серьезные осложнения. Кроме того, он способен провоцировать некоторые заболевания. И, наконец, последнее: все вышеперечисленное необязательно, лишь вполне возможно, многие спортсмены, принимая допинг, не ощущают никакого дискомфорта.

— О-о-о! — закричала я. — Ясно! Лаура Петровна, в отличие от Андрея Максимовича, отца Никиты, не пожалела свою внучку, кормила ее допингом. Потом Лаура Михайловна скоропостижно скончалась, а Лариса стала полнеть, у нее начались галлюцинации — девочке пригрезился грабитель, она ощущала запах его одеколона.

— Верно, — согласился Вовка. — Бедная Лариса прекратила прием препарата внезапно, отсюда и беда. Хотя, думаю, рано или поздно девочка бы испытала на себе последствия приема стимулятора.

— Я знаю, кто убил Михаила Петровича!

— Ну?

— Мэри! Она специально приехала в Москву — решила отомстить за дочь. Помнишь, рассказывала тебе про колесо?

— Нет, — помотал головой Вовка, — не так. Мэри не знала, что мать кормит Ларису допингом. А вот девочка…

— Что? — занервничала я.

— Лариса очень хотела стать чемпионкой, — грустно сказал Костин, — и, как это ни печально звучит, бабушка решила помочь внучке. Лара знала, что и для чего пьет.

— Кошмар! Не может быть! Ни одна женщина не станет травить… — начала было я.

— А Лаура Петровна сделала ставку на внучку, — оборвал меня Костин. — Из всех учениц Антоновой Ларочка была самая талантливая, работоспособная, честолюбивая, активная — сплошные плюсы. Вот бабушка с девочкой и решили: авось пронесет. Если Лара станет олимпийской чемпионкой, Лаура Петровна получит всемирное признание, а вместе с ним придут и очень большие деньги, Ларочка заработает на рекламных контрактах. Но не вышло. Одним словом, девочка очень хорошо знала, что с ней происходит, и это она подбила маму переехать в Москву. У Лары имелся свой план.

— Но почему она не призналась доктору?

Вовка скривился:

— Не верила, что он ей поможет, знала, где искать помощь, и, что главное, не хотела марать память бабушки. Ларочка обожала Лауру Петровну, вот почему внучка крепко держала язык за зубами, вот по какой причине дала врачу самый обычный «Анин» и спокойно вручила ему для исследований травяной сбор. Лара не надеялась вылечиться при помощи Герасима Семеновича Кугайлова, который, кстати, сразу заподозрил нехорошее. Нет, у нее имелись иные планы, и осуществлять их ей помогала Лизавета.

— Наша? — тупо спросила я.

— А чья ж еще? — ухмыльнулся Вовка. — Лиза у нас девица решительная, с обостренным чувством справедливости и сильно развитой жалостью.

Когда неуклюже толстую Лару, опрометчиво похваставшуюся своими былыми спортивными успехами, начали травить в школе, Лиза встала на защиту новенькой. В знак благодарности Лариса позвала Лизавету в гости, показала ей свои медали и открыла страшную тайну: она пила специальные таблетки, дававшие ей преимущество перед соперницами.

— Обычное дело, — растолковывала Лариса обалдевшей Лизе правду, — весь большой спорт на стимуляторах сидит, это плата за победу. Просто бабушка нашла уникальный комплекс, его пока в организме обнаружить не могут, нет такого теста. Я поэтому и в Москву приехала!

— Зачем? — насторожилась Лиза.

— Отправлюсь к этой Анне Валерьевне… Мне бабушка рассказывала, где «Анин» покупала… — пояснила Лара. — Заявлюсь к ней и скажу: видите, какая я страшная? Ясное дело, спорт уже мимо меня, теперь верните вес на место.

— Думаешь, она умеет? — засомневалась Лиза.

— Конечно, — уверенно сказала Лара. — Во всяком случае, Анна Валерьевна единственный человек, который четко знает, что со мной. Завтра к ней в НИИ отправлюсь!

И Лариса осуществила задуманное. Лиза очень заволновалась, когда ее подруга вдруг не пришла в класс. Еле-еле дождавшись конца занятий, девочка понеслась к Ларе домой и застала ту в слезах.

— Она со мной и разговаривать не стала! — рыдала Лара. — На порог не пустила! Типа, пошла прочь, тут лаборатория, нечего сюда шляться…

— Ах, гадина! — возмутилась Лиза. — Ну ничего, мы ей хвост прижмем…

— Дальше знаю, — перебила я Вовку. — Мэри подслушала разговор и…

— Перестань, — устало сказал Костин, — мать Лары тут ни при чем.

— Но колесо… — не хотела я отказаться от столь привлекательной версии.

— В тот день, когда «Лаура» пришла нанимать тебя, Мэри была в Новоклимовске, ее там видела прорва народа.

— Колесо!

— Да что колесо-то?

— Как она ухитрилась его проколоть в Москве в воскресенье и одновременно быть в Новоклимовске? А?

— Эх, Лампудель, — тяжело вздохнул Вовка. — Очень уж непрофессионально это — упираться в одну версию и не видеть других. Самые таинственные ситуации имеют простые объяснения. На гвоздь Мэри наехала в три часа ночи по дороге в аэропорт. Чуть на самолет не опоздала, очень нервничала, а в полдень уже была на переговорах в Новоклимовске. Никаких чудес, сплошной научно-технический прогресс, в семь взлетела, в одиннадцать приземлилась, и вперед, переводить переговоры.

— Но кто тогда приходил ко мне? Зачем?

— Слушай дальше, сейчас поймешь, — пообещал Вовка.

Глава 33

Обозленной Лизавете в голову пришел идиотский план. Она берет у Лампы рабочее удостоверение, бордовую книжечку с золотым гербом, надевает Катино пальто с норковым воротником, закалывает волосы в пучок, сильно красит лицо и является вместе с Ларой к Анне Валерьевне. «Назовусь детективом Евлампией Романовой, — вдохновенно вещала дурочка, — мы напугаем тетку до жути, потребуем у нее противоядие, а если она станет сопротивляться, пригрожу ее арестовать…»

— Вот глупенькая! — подскочила я.

— Абсолютно с тобой согласен, — кивнул Вовка. — Но Ларисе затея показалась замечательной. Не забудь, сколько лет девицам!

— Так вот почему я не сумела однажды найти документ, а потом он словно материализовался из воздуха.

— В общем, — кашлянул Вовка, — девчонки поехали к Анне Валерьевне. Лиза прямо с порога сунула тетке под нос книжечку, Антонова сначала не поняла, что к чему, на улице уже стемнело, а лампа у входа тусклая. Но когда Лизавета вошла в лабораторию, Анна мигом сообразила, что «секретной агентке» лет шестнадцать или того меньше, быстро заперла дверь и потребовала: «Немедленно отвечайте, где взяли документ? Считаю до трех, иначе вызову милицию, вас посадят за подделку удостоверения». Лиза испугалась и честно призналась: книжечка настоящая, принадлежит ее тете, Евлампии Романовой, та служит детективом, а она всего лишь хотела помочь Ларе, и чем дольше Анна слушала девочек, тем ясней понимала, как ей повезло… А теперь давай рассмотрим семейную ситуацию Антоновых, — продолжил Костик.

Увы, не все было ладно в ученом королевстве. Михаил Петрович, живущий за спиной энергичной, работоспособной и всегда приветливо-корректной жены, начал испытывать откровенную скуку. Ему не было никакой необходимости каждый день являться на работу, никто Антонова не контролировал, и к научным исследованиям профессор медленно терял интерес. Деньги в семье появлялись с замечательной регулярностью, особо ломаться, чтобы их заработать, не приходилось. И Антонов занялся самоедством, в его голову, не занятую повседневными заботами, полезли философские проблемы. Зачем он живет? Каков смысл его земного существования? Что Михаил Петрович сделал хорошего?

Многие люди рано или поздно начинают задаваться подобными вопросами, и большая часть человечества все же успешно справляется с кризисом. Но Антонов потихоньку въехал в настоящую депрессию.

К чести профессора скажем: он понял, что с ним творится неладное. Как все мужчины, Михаил Петрович крайне не любил обращаться к врачам, один вид человека в белом халате вызывал у него озноб, да еще профессор считал себя вполне квалифицированным биологом, поэтому он решил самостоятельно разобраться с проблемой.

Сначала пил валерьянку и пустырник, но они не помогли. С каждым днем делалось все хуже и хуже, пропал аппетит, Михаила Петровича мучила невесть откуда возникающая температура, появились бессонница, раздражительность. Все окружающие вызывали в нем неконтролируемую злобу, но в особенности Анна. Иногда мужу хотелось схватить жену за волосы и начать бить головой о подоконник до тех пор, пока умение владеть собой не покинет супругу и та не заорет благим матом.

Желание возникало спонтанно, безо всякой вины Анны. Профессор спускался в гостиную, натыкался взглядом на жену, мирно смотревшую телевизор, вдыхал аромат домашнего яблочного пирога и понимал: сейчас сорвется, завизжит, затопает ногами, завоет, надает пощечин супруге. Огромным усилием воли Михаил Петрович гасил вулкан и с трясущимися руками убегал к себе в кабинет.

— Ты куда? — удивлялась Анна. — Садись, новости вместе поглядим.

— Мне надо работать, — истерически взвизгивал Михаил Петрович и запирался на втором этаже.

Но, понятное дело, ни о каком творчестве речи и не шло — Антонов валился на диван и хватался за книгу. Он «подсел» на Галину Куликову, ее детективы успокаивали и расслабляли, а от научной литературы депрессия становилась лишь круче. И еще: он от тоски начал вести дневник — словно истерическая девица, записывал свои обиды в толстую тетрадку, ее нашли после смерти Антонова.

Михаилу Петровичу следовало обратиться к врачу, а он упорно пытался вылезти из беды самостоятельно. Затоптав в очередной раз истерический припадок, Михаил Петрович уехал в город, добрался до аптеки и мрачно спросил у пожилой провизорши:

— Есть что-нибудь от тоски?

Фармацевт деловито спросила:

— Что беспокоит?

В аптеке в тот момент покупатели отсутствовали, провизорша смотрела с участием, и Михаил Петрович неожиданно начал жаловаться на жизнь.

Старушка выслушала профессора и сказала:

— Мой совет — ступайте в поликлинику, нужные вам препараты строго по рецепту.

— Дайте хоть что-нибудь! — взмолился Антонов.

Бабушка выложила на прилавок… «Анин» и сообщила:

— Попробуйте, он придает силы. Многие охотно берут, по крайней мере, апатия спадет, но с остальными проблемами витамины не справятся.

Михаил Петрович чуть не расхохотался во весь голос, впервые за год к нему вернулось хорошее настроение. Он приобрел баночку, приехал домой, поставил упаковку у зеркала, начал снимать куртку, и тут к нему подлетела Китти. Дедушка отвлекся на внучку, пошел с ней внутрь дома, потом, спустя полчаса, вспомнил про «Анин» и вернулся в прихожую. Профессор не хотел, чтобы жена или дети, обнаружив его у зеркала, стали спрашивать: «А кто у нас витамины пить собрался?»

Баночки на месте не оказалось. Михаил Петрович рассердился, увидел сумку Анны на пуфике, испытал очередной прилив злобы и пнул ни в чем не повинную кожаную вещь. Сумка упала на пол, из нее вывалился… «Анин». Антонов живо схватил упаковку. Подумал: очевидно, аккуратистка жена, войдя в дом, увидела витамины, решила убрать их в аптечку, положила в сумочку, но ее окликнула Марина, и она пошла хлопотать по хозяйству.

Слава богу, никто не видел, как Антонов принес «Анин», и никто не заметил, как он его вытащил из сумки жены. Михаил Петрович, не имевший понятия о бизнесе супруги, не знал, что ему в руки попала «заряженная» порция, допинг, приготовленный для человека, с которым предстояло встретиться его супруге.

Анна же, вернувшись в прихожую, нашла сумку на полу, стала искать «Анин» и обнаружила его под галошницей. Ничего странного в ситуации супруга профессора не усмотрела: наверное, сумку с пуфика столкнула Белочка, и круглая баночка выкатилась. Только теперь у Анны оказались самые обычные витамины, те, что профессор купил в аптеке. В принципе, жена Антонова рассудила правильно, только когда собака толкнула столик у зеркала, на пол упала покупка профессора.

Придя в кабинет, Михаил Петрович открыл дневник и сделал запись: «Смешно. Купил «Анин». Попробую. Судьба. Потерял банку в прихожей, нашел в сумке Анны. Надо принимать». Баночку Антонов спрятал у себя под матрацем. Глупо? Очень. Но Михаилу Петровичу отчего-то было стыдно перед домашними — еще начнут смеяться над главой семьи, пьющими им же самим разработанное средство. Это вроде как читать вслух собственные стихи.

В среду, меняя хозяину белье, Марина обнаружила лекарство. Она показала находку Асе и удивилась.

— Зачем Михаил Петрович витамины спрятал?

Нянька повертела упаковку.

— Надо же, самую большую притырил, триста таблеток. Понятненько.

— Что? — недоумевала Марина.

Ася прищурилась:

— Небось сам себе по спецзаказу сделал, использовал самые лучшие, свежие средства, и получились супервитаминки! Не станет же профессор дерьмо пить. Ну-ка, я себе отсыплю.

— Ой, не надо, — испугалась Мара, — еще заметит!

— Думаешь, он их считать будет? — захихикала Ася. — Возьму штук двадцать, попробую, может, перестану постоянно засыпать на ходу. И ты натряси себе, вместе полечимся. Михаил Петрович не заметит, лекарства тут прорва. Думаю, оно шикарное, иначе с чего хозяин стал бы его прятать? Вон, смотри, все открыто валяется, а эта баночка под матрацем была. Почему?

Мара пожала плечами.

— А потому, что оно суперское. Людям абы что продают, а себе самое сладенькое. Не хочет делиться, — заключила Ася и стала вытряхивать на ладонь таблетки. — Давай тоже попробуй.

И Мара дрогнула. Несколько дней домработница и нянька старательно пили допинг, заедая его конфетами и запивая чаем с вареньем — и Мара, и Ася отчаянные сластены. А добавка, напомним, не совместима с сахаром. Результатом употребления «витаминов» стали яркие галлюцинации, которые испытали женщины: одной привиделся окровавленный хозяин, другая узрела висельника.

Самое интересное, что Анне и в голову не пришло заподозрить в странных происшествиях допинг. Она предположила, что Михаил Петрович по непонятной причине решил жестоко подшутить с прислугой, но, чтобы не устраивать скандала, как всегда, спустила дело на тормозах. Даже умным людям свойственно проявлять недогадливость.

С Михаилом Петровичем тоже стало твориться неладное. Он же тоже пил тот самый «Анин»! Причем не ограничивался, как Мара с Асей, маленькой дозой, а исправно глотал одну порцию утром, другую вечером и постепенно трансформировался в отвратительного невростеника. Он начал цепляться к домашним по любому поводу, поучал уже совершенно взрослых детей и периодически испытывал странное сердцебиение. Припадки происходили по одной схеме: сначала Антонов ощущал немотивированную агрессию, потом начиналась тахикардия. Михаил Петрович требовал валокордин и очень обижался на домашних, которые скоро начали считать его истериком-симулянтом. Но и это не самое интересное. В промежутках между припадками Михаил Петрович чувствовал себя атлетом, энергия била в нем через край, откуда ни возьмись, без утомительных занятий в спортивном зале, наливались силой мышцы. Антонов словно раздвоился: одну часть дня он ощущал себя восемнадцатилетним юношей, другую — немощным столетним старцем.

Поспольку прилив энергии случался, как правило, до обеда, а истерика с тахикардией нападала на Антонова вечером, Михаил Петрович сделал вывод: «Анин» замечательное средство, он дарит молодость, а вот домашние профессора, и в первую очередь жена, настоящие энергетические вампиры, общаясь с ними, он заболевает. Почему Михаил Петрович решил, что именно Анна виновница его состояния? Ну, во-первых, у мужчины всегда не права вторая половина. Мало кто из представителей сильного пола способен воскликнуть: «Я дурак!» Нет, чаще всего они произносят иные фразы: «Если б не твои дурацкие советы, я бы давно был олигархом», «Это из-за тебя мы плохо живем! Конечно, откуда деньгам взяться, если ты всю зарплату на жратву тратишь».

В общем, окончательно обозлившись на Анну, Михаил Петрович сделал то, что совершает огромная часть мужчин, перевалив через середину жизни, — он завел молоденькую любовницу, лаборантку Наденьку…

Когда Вовка дошел до этой части повествования, я задумчиво подперла кулаком щеку. А ведь точно! Наденька с таким придыханием говорила об Антонове, что еще тогда, в лаборатории, в моей голове промелькнула мысль: не зря девушка так боится Анну, и неспроста она краснеет, расписывая ум Антонова. Мысль мелькнула, я ее прогнала, да, видно, зря.

И потом, я же видела на подоконнике в лаборатории, где работает Надя, подарочный набор косметики «Принцесса» с надписью «Тебе от меня!» и… пропустила важный факт. Только сейчас до меня дошло: именно этот набор лежал в выпавшем из стола ящике Антонова, это профессор написал на упаковке «Тебе от меня!» — он хотел сделать любимой подарок, зная, что та пользуется «Принцессой». Нет, я определенно дура! Я же сразу подумала, что уже видела этот набор где-то! Лампа, ты полная идиотка!

А Вовка, не подозревавший о моих терзаниях, спокойно продолжал рассказ.

Антонов встречался с Наденькой украдкой. Лаборантка, счастливая до одури, не строила никаких планов, Михаил Петрович нравился молодой женщине, но она понимала, что никаких шансов на брак с профессором у нее нет. Может, ситуация закончилась бы сама собой, но господь, очевидно, решил наказать Антонова.

В понедельник Михаил Петрович приехал в лабораторию к пяти вечера. Маленький на вид корпус внутри имеет много помещений. Анна сидела за столом в одном кабинете, профессор с Надей возились с пробирками в другом. Около семи жена заглянула к мужу и сказала:

— Устала, поеду домой.

— Хорошо, — сухо ответил Михаил Петрович, — я пока задержусь.

— Надя, — попросила Анна, — донеси мне книги до машины.

Лаборантка с готовностью кинулась помогать супруге своего любовника. Антонова села в автомобиль, Надя унеслась назад в корпус. И тут у Анны зазвонил телефон. Поговорив с приятельницей, женщина стала искать перчатки — в салоне еще было холодно — и вдруг сообразила: она оставила их на рабочем столе. Делать нечего, пришлось возвращаться.

Далее события разворачивались так. Открыв дверь корпуса, Анна тихо идет по коридору и вдруг слышит странные звуки из комнаты, где работает Михаил Петрович. Жена слегка приоткрывает дверь и видит мужа — весь взъерошенный, он обнимает Надю. Анна Валерьевна замирает, потом прикрывает створку и слышит диалог. Антонов, ни минуты не сомневающийся в том, что вторая половина уехала, говорит громко, не стесняясь:

— Надя, мы поженимся!

— Что вы, Михаил Петрович, — робко возражает женщина, — не надо.

— Ты меня не любишь?

— Я за вас жизнь отдам!

— Тогда в чем загвоздка?

— Анна Валерьевна…

— Дура! — кричит Михаил. — Ненавижу ее…

Изо рта профессора начинают потоком выливаться обвинения. Анна не может сделать даже шаг, каждое слово мужа падает ей на голову, словно пудовая гиря. Только сейчас до Анны доходит: милого, талантливого Миши Антонова, того юноши, за которого она, навсегда разругавшись с матерью, вышла замуж, больше нет. Есть озлобленный мужик, забывший все хорошее, что сделала ему жена, гадкий человек, сообщающий сейчас любовнице: «Анна — кусок камня, булыжник, статуя! В ней нет ни эмоций, ни тепла, с такой жить — лучше удавиться. Не волнуйся, Надюша, я богат. Дом мой, городская квартира тоже, и машина на мое имя. Заживем счастливо. Анна может убираться на все четыре стороны, а дети взрослые, хватит им на родительской шее сидеть».

Очень осторожно обманутая жена отходит от двери, заглядывает в свою лабораторию, хватает перчатки и кидается назад к машине. С одной стороны, ей обидно до жути, с другой — страшно. Все имущество и впрямь записано на Михаила Петровича, Анна никогда не предполагала, что муж способен ее бросить, она считала Антонова чем-то вроде плюшевого мишки. Анна никогда не унижала мужа, позволяла наивному Михаилу Петровичу считать, что семья живет на его деньги и продаваемые картины. Она хотела, чтобы муж ощущал себя хозяином, и делала вид, чтобы все выглядело так: именно он дает деньги на хозяйство — например, отчитывалась о тратах, уменьшая их во много раз.

А ведь в их жизни уже была его измена — Маша Иванова пыталась разбить семью Антоновых. Но Анна тогда проявила женский ум и тактичность, сумела победить соперницу. С тех пор супруга профессора и стала считать Михаила Петровича легко управляемой марионеткой, она могла влиять на мужа, не произнося ни слова. Но случай с Машей произошел давно, Михаил тогда не был таким сумасбродом, как сейчас, не изводил ни Анну, ни детей, он и мысли не допускал о разводе и вообще был совершенно иной личностью. А теперь… Зря Анна успокоилась и совершенно напрасно решила, будто игрушка не способна сломаться.

И вот, на тебе, перефразируя известное выражение, фигура легкого эпатажа. Что же делать?

Итак, неприятное открытие Анна сделала в понедельник, а во вторник к ней явились Лара с Лизаветой. Когда Антонова велела Лизе рассказывать правду, девочка испугалась и сообщила о своей тете Евлампии Романовой. А потом вдруг сказала:

— Ладно, я поступила некрасиво, взяла без спроса чужие документы. Но вы-то чего натворили! Гляньте на Лару! На кого она теперь похожа? Либо давайте ей противоядие, либо я пойду в милицию и все про вас расскажу.

Анна вздрагивает. Мало ей неприятности с мужем, так пожалуйста, еще одна беда. Многие женщины на месте Антоновой занервничали бы, но Анна умеет держать себя в руках.

— Экая ты безапелляционная… — укоряет она красную от гнева Лизавету. — Лариса ведь знала, что принимает, так?

Удивленная осведомленностью ученой, Лара кивает.

— Давайте сядем, — предлагает Анна, — спокойно поговорим, познакомимся поближе, и тогда я соображу, чем сумею помочь.

Хитрая Анна хочет подружиться с девчонками и убедить их не поднимать шума. Антонова идет за угощением на кухоньку, девочки вызываются ей помочь, они уносят в лабораторию тарелочки с печеньем и конфетами. Анна прихватывает чашки, но в тот момент, когда Лара и Лиза уже идут по коридору, «добрая тетенька» быстро подливает в заварку пару столовых ложек коньяка.

— Какой странный вкус! — удивляется Лиза, опустошая свою чашку.

— Лист с ароматом можжевельника, — быстро врет Анна. — Не нравится?

— Прикольно, — отвечает Лара, допивая свою порцию.

Небольшая доза крепкого спиртного, налитая в горячую воду, быстро бьет не приученным к алкоголю школьницам в голову. Глаза у девчонок блестят, щеки покрываются румянцем, Анна начинает расспрашивать дурочек. Антонова хочет узнать побольше о семьях старшеклассниц — кто они, откуда, надо ли их бояться. Сначала, взбудораженная коньяком, о себе рассказывает Лара. Она повествует о бабушке, гимнастике, загородном доме, ее перебивает Лиза, которой охота похвастаться.

— У нас тоже скоро особняк будет, — тарахтит она. — Лампа мечтает, чтобы там были лес, река…

И вдруг на Анну снисходит озарение. Не особо обеспеченная неизвестная женщина, частный детектив, берется за разнообразные деликатные поручения, ей снится собственная фазенда… Такая легко сделает все, чтобы приблизить исполнение мечты. В голове у Антоновой тут же складывается план. Ох, верно говорят, что обиженная женщина в сто раз опаснее гюрзы! Анна Валерьевна поняла, как можно убить мужа и выйти сухой из воды.

— Это она приходила ко мне, — подскочила я, — в парике и розовой курточке, а потом вышвырнула «маскарадный» костюм на деревенскую помойку!

— Верно, — кивнул Вовка. — Анна успокоила девочек, сказала им: «Мне нужен месяц, чтобы сделать лекарство от ожирения. Идите домой, позвоню вам». Потом она попросила у Лизы адрес твоего офиса, якобы одной ее знакомой нужен частный детектив, и принялась плести историю. Странно, что ты не заметила подвоха. И на фото был участок твоей мечты!

— Где она взяла снимок? — сквозь зубы спросила я.

— Да в Интернете отрыла, — усмехнулся Вовка, — на сайте одной риелторской конторы. Тебе не показалась чрезмерной плата? Отличный участок за, в принципе, пустяковое дело?

Я пожала плечами.

— Так высоко оцениваешь свои услуги? — не успокаивался Костин.

— Нет.

— Тогда почему не удивилась?

Я прикусила нижнюю губу, потом честно призналась:

— Очень, просто до смерти, мечтаю о загородном доме. Как увидела такое замечательное место, у меня буквально крышу снесло, потеряла всякую способность соображать, лишь об одном думала: сотки будут наши, эка важность — другого человека поизображать. Но… прости, пожалуйста, а каким образом мое появление в доме Антоновых связано с убийством?

— Роль киллера отводилась тебе, — ласково сказал Вовка. — Анна придумала замечательный план: из далекого города прибывает родственница, которая в силу некоторых причин ненавидит Михаила Петровича… Вообще говоря, в план некие коррективы внес сам Антонов.

— Это как? — удивилась я.

Вовка потер затылок.

— Анна собиралась сделать вот что. Итак, в дом приезжает внебрачная дочь Антонова, которая после смерти матери загорелась желанием познакомиться с папой. Супруга профессора накануне приезда «ребенка» якобы продаст картину, а деньги, нехилую сумму в размере миллиона рублей, положит в письменный стол мужа. Наутро Михаил Петрович будет мертв, а «Лаура» исчезнет — Анна сумеет сделать так, чтобы баба убежала прочь, забыв свою сумку. В ней-то и обнаружится миллион.

— Она почти достигла своей цели, — прошептала я. — Завела меня в спальню, запугала, заперла дверь… Только я сначала от страха в комнате затаилась и лишь потом через окно удрала.

— Ага, — кивнул Вовка. — Но Анна была уверена, что «Лаура», узнав о своем разоблачении, сразу сиганет прочь. Поэтому она, устроив тебе допрос, заперла снаружи дверь и пошла за соседом, большим милицейским начальником. Он-то меня и вызвал. Деньги, лежавшие в сумке, должны были убедить ментов: родственница хотела их ограбить, отравила Антонова, украла миллион из стола, а потом испугалась и умчалась, забыв о купюрах.

— Погоди, погоди… — забормотала я. — А что, Лана, Костя, Кира и приживалка были в курсе всего?

— Нет, конечно.

— Но они встретили меня более чем неприветливо!

— Ясное дело, их же Анна заранее накрутила. В отсутствие мужа сказала: «Приедет невесть кто. Откуда нам известно, кто она такая, может, самозванка? Или отец решил над нами поиздеваться! Какая такая племянница?» Анне требовался скандал, и она правильно рассчитала ситуацию: сначала все за столом продемонстрируют недовольство, чем легко спровоцируют Михаила Петровича на истерику. Она была стопроцентно уверена, что муж в таком случае велит «Лауре» пройти к нему в кабинет. А если б Антонов этого не сделал, Анна бы сумела сама отправить «родственницу» к нему. Следующий этап — дожатие гостьи, полное ее разоблачение, уличение во лжи и… побег той через окно.

Анна талантливый режиссер, а еще в ней пропала актриса. Побывав у тебя в воскресенье и получив согласие детектива, она выходит на улицу, очень довольная собой. В океане лжи, который жена профессора вылила на госпожу Романову, была крохотная ложечка правды. План с приездом «Лауры» пришел ей в голову сразу, еще в тот момент, когда Анна, став свидетельницей разговора Михаила Петровича и Наденьки, ехала домой. Но вот исполнительницы главной роли не имелось. Анна попыталась нанять безработную актрису, но две из тех, на кого она вышла, отказались сразу, учуяв в затее криминал, а третья потребовала: «Давайте роль, выучу слова».

Но это было неосуществимо. Требовалась женщина, способная на вдохновенную импровизацию. И госпожа Романова оказалась замечательной кандидатурой. Поверила «Лауре», а при виде фотографии участка впала почти в гипнотическое состояние. В визите Антоновой к тебе был один опасный для нее момент. Голос у нее молодой, звонкий, фигура девичья, лицо она обильно покрыла тоном, занавесила волосами. И все равно Анна побаивалась, что госпожа Романова сообразит: клиентке далеко не тридцать лет. Но у глупой Евлампии не возникло никаких подозрений насчет возраста заказчицы. Кстати, почему ты не засомневалась? Анна столь ловко замазала морщины?

— У меня после поедания стрингов в секс-шопе началась аллергия, и пришлось нацепить темные очки: мне их дала продавщица Ритка, которая меня гримировала, — объяснила я. — А стекла оказались с диоптриями. Если честно, я почти ничего не видела. Только что клиентка смуглая, стройная, волосы черные, губы яркие, курточка, как у Барби.

— Понятно, идем дальше. Анна выскочила от тебя на улицу и купила новую сим-карту, — продолжал Вовка. — Села в машину, прикрыла микрофон трубки расческой, обернутой бумагой (простой фокус, а здорово меняет голос, да еще Анна старалась говорить несвойственным ей быстрым, нервным тоном), и позвонила мужу. Произнесла она примерно следующее:

«Здравствуй, папа! Я твоя дочь Лаура. Мама умерла…»

Собственно, частному детективу она сообщила то же самое. Идея представиться гостье племянницей, конечно, тоже принадлежит Анне.

Михаил Петрович был настолько потрясен известием о невесть откуда возникшей дочери, что даже не сопротивлялся визиту «Лауры». На него налетают воспоминания о красавице Маше, он почти рыдает от умиления, предвкушая встречу с молодой женщиной. Допинг сильно повлиял на мозг профессора, Антонов уже не способен мыслить логично, он болен и поэтому сразу верит в историю с Лаурой. Анна не знает о том, что муж пьет заряженный «Анин», ей кажется, что план замечателен. Деньги…

— Погоди! А как они оказались в шкафу Мары? — закричала я.

Костин сдвинул брови.

— Не перебивай, слушай дальше. Тут задумке Анны помешала Галина.

— Ну да, эта вредная девица — приживалка, обретается в доме из милости.

— Домработница Марина ненавидит бабу. Галина ей не хозяйка, о чем Мара не забывает напоминать женщине. Если Галя просит чай, то его нет, коли велит постирать свою блузку, на ней таинственным образом после контакта с водой и стиральным порошком появляются новые пятна. Марина считает Галю зарвавшейся нахалкой, которая использует близкую дружбу с Ланой, чтобы жить припеваючи. В свою очередь, Галина, мягко говоря, недолюбливает Мару, которая постоянно указывает приживалке на ее место: сиди, мол, и не рыпайся, ты в семье Антоновых никто, и звать тебя никак. Марина хочет, чтобы хозяева протерли глаза и вытурили беспардонную особу, а Галя надеется, что Марину уволят, и подставляет горничную как возможно.

Теперь вернемся к деньгам. Анна запирает комнату с «Лаурой» и уходит за соседом. Ключ женщина оставляет в замке, она абсолютно уверена, что «племянница» убежит через окно. Да и кто бы на месте разоблаченной остался? Афера раскрыта, самозванка уличена, хозяин дома мертв. Ясное дело, «Лаура» унесется прочь!

План супруги профессора сработал, но с некоторой задержкой. «Лаура» убегает не сразу, она, спрятавшись в шкафу, становится свидетельницей возвращения хозяйки с соседом, слышит их разговор об отравлении Антонова и неудавшемся ограблении. В конце концов наш бравый детектив вылезает в окно, оставив его нараспашку.

Пару секунд спустя Галина бежит по коридору и ощущает сквозняк. Решив проверить, не случилось ли чего, приживалка отпирает спальню, видит открытое окно и пачки денег на полу, а рядом лежит пустой пузырек из темного стекла.

Галина сразу понимает: вот шанс избавиться от противной домработницы Мары! Она не задумывается над вопросами: зачем распахнуто окно, кто бросил деньги, что за пузырек? Она просто сгребает купюры, хватает пустой флакон и несется в комнату прислуги. Марина на кухне — Галя слышит громкий голос женщины, доносящийся оттуда. Минуты хватает на то, чтобы залететь в ее спальню и запихнуть богатство в гардероб домработницы. Пузырек оказываетя там «до кучи», так, на всякий случай, авось от его находки Маре будет только хуже.

Затем Галя, довольная собой, удаляется прочь. Остается лишь подождать, пока в доме начнут искать немалую сумму, и тогда намеком подставить Мару.

Когда приезжает милиция, денег на месте, то есть в комнате гостьи, «Лауры», нет. Анна злится до крайности. Она недооценила Романову, та, по всей видимости, вернулась и сперла-таки миллион! Но даме пока не до потерянной суммы, следует играть роль безутешной вдовы.

А Галина тоже в расстроенных чувствах. Она не понимает, почему не начинают обыск, не шерстят шкафы в доме. Закричать самой: «Пошарьте у Мары на полках!» она боится…

Вот теперь все! — заулыбался Костин.

— Э, нет! Почему ты говоришь, что роль убийцы исполняла «Лаура»? Я никого и пальцем не трогала! Кстати, что за яд был в пузырьке?

— Каком? — изумился Вовка.

— Издеваешься, да? В том, что лежал около денег.

— В пузырьке некогда находились капли для носа, — мирно пояснил Вовка. — Он просто лежал на полу в комнате — кто-то уронил и не поднял.

— Ничего не понимаю! Как же отравили Михаила Петровича? Кто? Вернее, знаю, Анна, но почему должны были заподозрить меня?

— Скажи, что дала тебе заказчица? Какой предмет следовало принести с собой в качестве сувенира из Владивостока? И почему тебе предложили прикинуться жительницей этого города? — поинтересовался Вовка.

— Я привезла с собой коробку конфет. И на ней была надпись: «Сделано во Владивостоке».

— Вот-вот, — кивнул Костин. — Анна целый день искала по Москве такие сладости, которые бы не ел никто, кроме Антонова. В конце концов ей попался «Метеорит» — орехи с медом. Поскольку у членов семьи аллергия на тот или иной ингредиент, она могла быть уверена: «Метеоритом» полакомится лишь профессор. Яд Анна впрыснула в конфетки, ей, опытному экспериментатору, такое простое действие не составило труда.

— Но ведь специалист сразу поймет, как яд попал в организм! — заорала я, вскакивая на ноги.

— Верно. Но Анна совершенно не собиралась ничего скрывать. Смотри, как все славно: приехала тетка из Владика… Кстати, если б на коробке стояло «Сделано в Екатеринбурге», тебе пришлось бы изображать гостью с Урала, Анна плясала от коробки. Ну очень здорово получалось: родственница привозит конфетки с ядом, наверное, задумала отравить всю семью, но полакомился лишь хозяин. Убила и унеслась, ищите ее повсюду, извините, адреса не знаем, врала тут невесть что! И как бедным ментам найти племяшку?

— А если бы я не удрала?

— Ну… думаю, ласковая хозяйка сумела бы угостить тебя конфеткой, а потом запричитала: «Ай, ай, ай, убийца решила свести счеты с жизнью».

— Когда Анна дала мне «Метеорит», она вдруг покраснела, — вспомнила я.

— Это от предвкушения удовольствия, — заявил Вовка. — Анна совершенно не раскаивается в содеянном, жалеет лишь об одном — что связалась с тобой и ошиблась в расчетах. Думала, Евлампия испугается смерти Антонова и затаится, и то, что госпожа Романова может начать собственное расследование, Анне и в голову не приходило.

Мне стало жарко, потом по спине побежали мурашки от страха.

— Что же получается? Я отравила Антонова? Принесла в дом конфеты с ядом?

Костин хлопнул ладонью по столу.

— К тебе претензий нет. Ясно?

— Ясно, — прошептала я. — А что теперь будет с Анной?

ЭПИЛОГ

Оглядываясь назад на прошедшие события, я могу лишь удивляться собственной глупости. Да, вид красивого участка и гипотетическая близость исполнения мечты лишили меня умения логически мыслить, поэтому я и поддалась на предложение «Лауры» поучаствовать в спектакле. Но почему потом ум не включился? И отчего я не обратила внимания на странную вещь — на то, что мое рабочее удостоверение самым таинственным образом улетучилось из сумки? Вернее, пропажа документа как раз не удивила (увы, принадлежу к отряду растеряш и неоднократно лишаюсь необходимых вещей: забываю повсюду мобильник, теряю кошельки и зонты, легко лишаюсь паспорта), но ведь бордовые «корочки» вскоре вновь оказались в кармашке ридикюля! Отчего я не насторожилась и не сообразила: кто-то брал «ксиву», а потом вернул на место?

Отчего меня не удивила явная агрессивность членов семьи Антонова? Даже не слишком приятных людей в интеллигентном доме так не встречают. Кто-то явно хорошо «завел» Лану, Киру, Костю и Галину, раз они так налетели на «Лауру», да и шофер Сергей откровенно хамил прилетевшей из Владивостока женщине. Верная прислуга, как правило, стоит на стороне хозяйки, водитель знал, что Анне не по вкусу визит «племяшки», поэтому и позволил себе корчить гримасы. Мне бы сразу сообразить: дело нечисто.

А сама Анна… Мало того, что она крайне спокойно отреагировала на смерть Михаила Петровича, так еще и повела меня в комнату, чтобы побеседовать. Разговор был начат у нее в спальне, потом хозяйка потащила гостью вниз. Теперь-то понимаю, почему Анна все-таки нервничала и совершила ошибку: ее будуар на втором этаже, оттуда не удрать через окно, пришлось ей спешно исправлять оплошность. И ведь она сумела довести задуманное до конца — я унеслась прочь.

И почему ни одно подозрение не царапнуло мою душу, когда я узнала, что в день похорон Михаила Петровича Анна заявилась на работу? Лаборантка Наденька чуть в обморок не грохнулась от удивления, а я не словила мышей, была уверена, что Антонову решила отомстить Мэри, мать бедной Ларочки.

Да, меня обвели вокруг пальца все, включая Лизу. Хотя, если разобраться, Елизавета всего-навсего хотела лишь помочь новой подруге. А что получилось!

Впрочем, уже когда история полностью завершилась, я попробовала отругать Лизу и услышала от девочки:

— Ладно, согласна, поступила некрасиво, больше не буду брать твое удостоверение. А теперь скажи: хорошо пользоваться блокатором?

Я спешно убежала в свою комнату. Да, история с испорченной техникой вылезла наружу. Все открылось без моего участия и независимо от моего желания, причем виновницей разоблачения тайны стала Катюша.

Дело в том, что Виктор Николаевич, потерявший вследствие удара током умение разговаривать на русском языке и забывший свой адрес, окончательно прижился в нашем доме. От мужика даже был толк — он ловко управлялся с собаками, безропотно ходил гулять с псами, а потом мыл им лапы. Еще Виктор Николаевич лихо жарил картошку и не особо мешался под ногами, так как в основном лежал на диване в гостевой комнате и пялился на экран нового телевизора. Мне лично сварщик не мешал. И потом, я ощущала некую вину перед ним, ведь как ни крути, а именно я наняла мужчину для исполнения роли прораба, сообщающего жильцам дома о возможных неполадках с электробытовыми приборами.

В общем, жизнь потихоньку налаживалась, и тут Катюша привезла доктора, Льва Сергеевича Ромова, специалиста по амнезиям.

Высокий, седовласый, очень импозантный профессор пошел общаться с больным, а я, испытывая смутное беспокойство, стала готовить чай. Тихий внутренний голос подсказывал: добром визит Ромова для меня не закончится. Так и вышло.

Спустя час Лев Сергеевич торжественно вымыл руки, сел за стол, где собрались все члены семьи, и пробормотал:

— Видите ли, господа… э… странная история… Да-с, весьма! Во-первых, ваш гость не молдаванин.

— А кто? — заорала Лиза.

— Тише, — шикнул на нее Сережка и тут же повторил вопрос девочки: — А кто?

— Виктор Николаевич Петров москвич, разведен, — сухо, словно милиционер, начал сообщать данные больного доктор, — живет в одной квартире с бывшей женой. Площадь маленькая, комнатки крохотные, кухня четыре метра, санузел совмещенный, да еще супруга Виктора дама бурного темперамента, устраивает скандал за скандалом, совсем бедного Петрова затюкала. Никакой жизни у сварщика нет, работа тяжелая, вползет домой, а там мегера с очередным выяснением отношений. И тут ему повезло: Евлампия Андреевна предложила исполнить роль электрика…

Я уронила ложку, присела на корточки и принялась очень медленно искать ее под столом. Ну, думаю, сейчас начнется.

В столовой повисла напряженная тишина, а Лев Сергеевич, не ощущая приближения грозы, мирно вещал дальше:

— Тряхнуло его не слишком сильно, мужчина просто испугался. Но потом он увидел, что хозяева искренно встревожены, несут его в дом, суетятся, стелют кровать, подают ужин, и понял: вот он, его шанс на хороший отдых, надо только притвориться молдаванином, потерявшим от стресса память, ну не выгонят же эти сердобольные Романовы несчастного вон. Виктор Николаевич не боялся разоблачения, у него в бригаде есть гастарбайтер Корнэл, вот Петров и решил, что сумеет воспроизвести его речь. Он вообще-то хотел всего на пару деньков задержаться, но потом ему очень понравилось. Он полюбил вас. Всех, вместе с собаками! Я, кстати, сразу сообразил, что Петров не из Кишинева, у меня аспирантка молдаванка, и я слегка понимаю ее родную речь.

— Мы идиоты! — завопил Сережка. — Кретины! Он же целыми днями зырил телик и нас хорошо понимал! Какая амнезия?

— Видите ли, молодой человек, — бойко въехал в отлично знакомую колею Ромов, — потеря…

Но договорить он не успел, дверь в комнату приотворилась, и в щель всунулся Виктор Николаевич.

— Того, самого… — забормотал он, — вы уж меня простите, не гоните… Ей-богу, пригожуся в хозяйстве! Дом строить собираетесь? Так с участком помогу и по кирпичному делу. И ваще, вон еще собачки не гуляны… Эй, Муля, Феня, Капа, Ада, Рейчел, Рамик!!!

   Стая с визгом кинулась в прихожую.

— Офигеть! — закатила глаза Юля. — Нам с ним теперь жить?

— Никогда! — рявкнул Сережка.

— Он хороший, — занудил Кирюша, — картошку вкусно жарит…

— Не надо ничего решать сгоряча, — нежно заворковала Катюша.

   Я, страшно обрадованная тем, что разговор заруливает в сторону от блокатора, сидела на корточках, делая вид, будто все еще разыскиваю ложку. И тут Лизавета громко спросила:

— Лампа, а зачем ты его наняла?

— Да, — подхватил Сережка, — объясни живенько!

— Правда, Лампушенька, нам интересно, — присоединилась к ним Катюша.

Все головы повернулись в мою сторону. Под взглядами домашних я, как загипнотизированная, поднялась, шлепнулась на свой стул и понуро начала:

— Есть такая штука, называется блокатор…

Можно, я оставлю дальнейшие события за кадром? Скажу лишь, что в конце концов меня простили, теперь только иногда припоминают содеянное. И в основном гадкие намеки делают Кирюша и Лизавета.

Кстати, Виктор Николаевич принес нам удачу. Но об этой истории я расскажу в следующий раз, как и о том, куда мы пристроили Петрова и каким образом ухитрились сделать из него абсолютно счастливого человека.

В начале июня я зашла в школу за Лизаветой — девочка сдавала экзамен и попросила меня непременно посидеть в коридоре, для моральной поддержки.

Александр Григорьевич Молов уволился из учебного заведения, и говорят, он теперь стал бизнесменом, вроде торгует консервами. Все родители — Гольдринги, Мухаметшины, Евдокимовы, мы и остальные — были счастливы избавиться от чересчур политкорректного идиота и впредь собираемся спокойно отмечать Новый год, Рождество, Масленицу, первый день весны, 8 Марта, Первое мая и прочие праздники. Слава богу, больше никто не пытается требовать от нас политкорректности. Как правильно сказала бабушка Гольдринг маме Раи Мухаметшиной: «Если взрослые не впихивают глупости в головы детей, то сами ребята до них не додумаются».

— Лампа, — заорала Лиза, выскакивая в коридор, — сдала на «отлично»!

— И у меня «пять», — похвасталась выбежавшая вместе с ней Лара и добавила: — Между прочим, смотри, как я похудела — на целых семь кило!

Я подавила вздох.

Анна сидит в СИЗО, очевидно, ее ждет суровое наказание, хотя Костя, Лана и Кира наняли отличного адвоката, а бедная Надюша честно призналась следователю, что Михаил Петрович изменял жене.

Но судьба Антоновой меня волнует мало, как и судьбы тренеров, которые покупали у нее допинг. Я просто надеюсь, что Андрею Максимовичу и иже с ним больше не разрешат работать с молодыми людьми, глупыми и честолюбивыми, готовыми ради денег и медалей угробить свое здоровье. А еще очень жаль Лару.

Я знаю, следователь спросил у Анны:

— Возможно ли вылечить внучку Лауры Петровны?

И убийца Антонова ответила:

— Не знаю, я не занималась этой проблемой.

Но вот парадокс: после того как Лиза рассказала одноклассникам правду о Ларе, ребята перестали травить девочку, и теперь Антонова купается в общей любви, а заодно… худеет. Оказывается, в человеческом организме очень многое зависит от настроения.

Счастливые до невозможности девчонки побежали на улицу, я вышла следом. Погода стоит отличная, может, зарулить в парк?

Я перешла через дорогу и двинулась по аллее. Ну до чего хорошо среди деревьев!

— Девушка, — тронул меня за плечо незнакомый мужчина.

— Да? — удивилась я. — Слушаю вас.

— А где ваши собачки? Большие такие, стаф и дворняга.

— Откуда знаете про наших псов? — еще больше изумилась я.

— Мы с вами зимой у метро побоище устроили, — заржал дядька. — Батон собаки у меня сперли, помните? Ну и драка была… палатки, апельсины, мандарины, прочее в разные стороны, а все из-за Рикки. Вот она, пройда!

Я повернула голову и ахнула — на скамейке, на постеленном одеяльце мирно дремала та самая черная дворовая собачка. Только теперь она сильно раздалась в боках, на шее имелся ярко-красный кожаный ошейник, а на морде псины было написано полнейшее удовольствие.

— Вот, — слегка недоуменно произнес мужчина, — никогда животных не имел, а эту, сам не знаю почему, пожалел, взял домой. Так не поверите — фарт попер! Дело свое открыл. Раньше никак не шло, а теперь отлично получается. Похоже, Рикки мне счастье принесла!

— Вы ей тоже, — улыбнулась я. — Теперь она за батоном не побежит.

Мужчина засмеялся.

— Да уж! Телятинку ей покупаю, парную, на рынке. Такой характер у собаки, супер! Умная, тонкая, интеллигентная… Кстати, мне тут сказали, что сырой фарш четвероногим противопоказан. Не знаете, правда?

— Свежее мясо еще никому не повредило, — вздохнула я. — Вот тухлое — другое дело!

— Кто ж ей тухлое даст? — развеселился дядька. — Эх, спасибо вам!

— За что?

— Кабы не вы, не взял бы Рикки.

— Вы сами приняли решение, — дипломатично ответила я. — Что же касается вашего счастья, то нет ничего удивительного, это просто первый закон собаки.

— Закон собаки? — заинтересовался собеседник. — Вы о чем?

— Знаете, отчего некоторые люди несчастны, злы и никогда не добиваются успеха?

— Нет.

— Их никто не ждет, — улыбнулась я. — Вообще никто, даже если в доме полно народу. Коли имеете большую семью, это еще не говорит о том, что вы не одиноки. Иногда близкие родственники начинают ненавидеть друг друга, скрывают под спокойной миной злость, и в таком доме прямо кожей ощущаешь беду. А собака… Ей все равно, кто вы — профессор, олигарх, бомж, от нее к хозяину течет река любви, а по ней плывут корабли удачи. Любовь и везение шагают рука об руку. Неважно, кто вас любит, главное, чтобы вообще любили. Извините, наверное, коряво высказалась. Да, кстати, первый закон собаки звучит так: «Если вы отлучились ненадолго, пес готов ждать вас всю свою жизнь».

2006