Легко отказать мужчине! А вот подруге… Попросила Настя приготовить мой фирменный десерт и прийти на презентацию очередного шедевра, вышедшего из-под кисти ее маменьки, и Евлампия Романова как штык явилась к назначенному часу с желе в обнимку. Во время праздника Настя объявила о помолвке, и я от души порадовалась: год назад она потеряла мужа Гришу, но нашла в себе силы жить дальше и даже встретила нового суженого… Однако что это за странная девица ломится в квартиру Гудковых, желая поговорить… с Гришей? Якобы у нее от него ребенок! Я не пустила самозванку на порог, а наутро узнала: жениха подруги сбила машина, за рулем которой сидела вчерашняя незваная гостья! Теперь я из кожи вон вылезу, но узнаю, почему на Настиных мужчин напал мор. А еще выясню, как в запертую квартиру попадает вобла и отчего на капоте моей любимой машинки удобно устроился… верблюд!

Дарья Донцова

Костюм Адама для Евы

Глава 1

Когда к вам обращаются со словами: «Пожалуйста, только скажи честно…», вы сразу понимаете, что сейчас придется врать с особой изощренностью.

И если вы услышите подобную фразу от знакомой в понедельник, то моментально говорите ей:

– Спрашивай, что хочешь, ничего не утаю. Могу рассказать, где видела чудесное платье, кстати, совсем недорогое. Но, увы, мне в данный момент не по карману даже бюджетные новинки. Собираюсь делать ремонт, каждая копейка на счету. Времени абсолютно нет – на работе меня завалили делами, раньше десяти вечера из офиса не уйти. А на выходные свекровь зовет на свою чертову дачу, она решила устроить семейный уикэнд, во время которого, как водится, произойдет общий скандал.

Одним словом, не дайте человеку продолжить фразу «Пожалуйста, только скажи честно…», вывалите на него сразу сообщение об отсутствии у вас денег и свободного времени, тогда сможете избежать неприятностей. Потому что пресловутый призыв к откровенности, как правило, имеет два варианта продолжения. Первый, самый частый, звучит так: «Можешь дать мне денег в долг?» Второй тоже предсказуем: «Ой, здорово, что у тебя нет никаких планов на субботу! Посиди с моими пятью детьми, пока я съезжу на день рождения». Впрочем, вы можете услышать просьбу встретить чужих родственников в аэропорту Домодедово в четыре утра или доставить к ветеринару чье-то домашнее животное, например ядовитую змею. Не так уж и важно, что вас попросят сделать, главное – знакомая покушается на ваше свободное время, которое вы хотели потратить по своему усмотрению. Набраться окаянства и отказать? У меня, например, после этого немедленно просыпается совесть, и я еще долго-долго извиняюсь, ощущая себя последней сволочью. Поэтому на всякий случай лучше сразу, не узнав, чего от вас намерены потребовать, дать понять: свободных денег нет, времени тоже…

– Лампа, ты умеешь писать письма? – поинтересовался, прервав мои мысли, пожилой мужчина в очках, осторожно взяв меня под локоть.

Я быстро водрузила на лицо улыбку.

– Конечно, Илья Николаевич.

Обожаю давать советы! Вот только поинтересуйтесь у меня, как поступить в той или иной ситуации, и я сразу выдам ценные рекомендации. За умение подсказать правильную линию поведения госпожу Евлампию Романову любят подруги, а у меня их огромное количество. Остается лишь удивляться, почему, ловко разводя руками чужие неприятности, я не способна справиться с тем, что выпадает на мою собственную голову.

Во вторник вечером я в самом распрекрасном настроении лежала на диване в гостиной, устремив взор на экран телевизора. Макс улетел в командировку, а моя свекровь Капитолина переживает буйный роман, поэтому не нагружает меня своими проблемами. Капа весела и щебечет, как птичка. Впрочем, нужно быть справедливой: мать Макса никогда не приезжает к нам по вечерам, чтобы проверить, какой ужин я приготовила ее дорогому мальчику. А если уж быть совсем честной, то сын вообще не особенно волнует Капу. Она фактически бросила его еще в детском возрасте и усвистела в Америку, где расцвела на ниве бизнеса – Капитолине принадлежит сеть магазинов «Комареро», торгующих женской одеждой средней ценовой категории.

Не всем доступны изделия дорогих фирм, но подавляющему числу представительниц прекрасного пола хочется модных нарядов. Что делать, если у вас нет возможности отдать в кассу бутика тысячи с трудом заработанных рублей за платье, которое демонстрировала топ-модель в Париже или Милане? Не расстраивайтесь, отправляйтесь в «Комареро», там непременно отыщутся подиумные новинки. Швеи Капитолины быстры на руку и, едва увидев новое творение Прада-Шанель-Кензо-Хлоя, моментально копируют его для широкого покупателя. Спросите, почему моя предприимчивая свекровь до сих пор держится на плаву? По какой причине ее не завалили исками о нарушении авторских прав? Да потому, что она никогда не тиражирует стопроцентную копию. Блузку от-кутюр украшают золотые пуговицы? А в многоэтажных магазинах «Комареро» появятся практически такие же, но исключительно с серебряными застежками. Мода дело хитрое, очень часто нескольким кутюрье приходят в голову схожие идеи. Стоит лишь изменить фактуру ткани или использовать другую фурнитуру – и перед вами абсолютно оригинальная шмотка. А то, что она напоминает творение другого человека, никакой роли не играет. В конце концов, все платья одинаковы: лиф, юбка и рукава.

Ну да я отвлеклась от основной темы.

Итак, во вторник в состоянии полнейшей расслабленности я наслаждалась детективным сериалом, уминала очень вредное, но не менее вкусное сдобное печенье и изредка пыталась урезонить мопсов Фиру и Мусю, которые носились как ошалелые, отнимая друг у друга плюшевую белку. Игрушка заунывно пищала, собаки в восторге нарезали круги по комнате, а я, запивая печенье чаем, лениво приговаривала:

– Эй, девушки, нельзя ли потише!

В самый напряженный момент, когда на экране возникла тень с пистолетом в руке, затрезвонил телефон. Я машинально схватила трубку и, наблюдая, как таинственный убийца крадется по замку в спальню главной героини, выдохнула:

– Кто там? То есть алло…

– Привет, Лампуша, это Настя Гудкова, – радостно зачирикала подруга. – Скажи, только честно, какие у тебя планы на пятницу?

В эту самую секунду Фира, в очередной раз проносясь мимо дивана, подпрыгнула и смахнула своим длинным языком печенье с тарелки, стоящей на моем животе.

Вы не поверите, какое количество еды способна слопать эта собачка размером не больше дорожной сумки скромного объема. Если хотите знать, как выглядит моя мопсиха, то возьмите ридикюль из плотной ткани, представьте, что вам предстоит взять его с собой в кабину авиалайнера, и укладывайте вещи, которые могут понадобиться во время перелета. Айпад, чтобы поиграть в «Angry birds», носочки, косметичка, журналы, упаковка носовых платочков, теплая кофточка, сумочка с документами, кошелек, ежедневник, лекарства, пакетик с леденцами (конфеты теперь стюардессы не раздают, а у меня всегда при взлете и посадке закладывает уши)… Удивительно, сколько всего можно утрамбовать в сумку с параметрами двадцать на сорок сантиметров. В результате у вас получится маленький, но основательно раздутый в боках саквояж. Мысленно прикрепите к одному концу сумки скрученную в три раза волосатую сардельку, к другому приделайте голову с глазами навыкате и длинным розовым языком, водрузите все это на четыре короткие, крепкие, кривые лапы – и вот вам Фира. Ах да, «сумка» должна к тому же постоянно бегать, прыгать, сопеть, кряхтеть, пукать, воровать еду, смотреть на хозяйку пронырливым взглядом и чувствовать себя лучшим созданием на свете.

Увидев, как разбойница слямзила печенье, я от негодования села. Потом заметила, что главная героиня детектива уже убита, и еще сильней разозлилась на наглую Фиру, из-за которой пропустила кульминационный момент сериала. Думая лишь о том, как по достоинству наказать запредельно обнаглевшую собаку, я машинально ответила на вопрос подруги:

– В пятницу я совершенно свободна.

– Ой, здорово! – обрадовалась Настя. – Значит, в субботу ты придешь к нам в гости. Да?

Муся, зарыдав от обиды, кинулась отнимать у Фиры печенюшку. Пустая затея! Фируся знает: любую добычу надо глотать сразу и целиком. Вот и сейчас она живо отправила курабье в свой бездонный желудок и ринулась на кухню к миске с водой. Муся, продолжая причитать от горя, последовала за ней. А я изумилась: ну и где у Гудковой логика? Если я свободна в пятницу, то при чем тут приглашение заглянуть к ней на огонек в субботу?

– Сделаешь свой чудесный пирог-желе, – продолжала собеседница, – его все без исключения обожают.

Я снова легла на диван. Нет, Настена мыслит правильно: десерт необходимо приготовить за сутки до того, как гости к ней придут. И раз вечеринка намечается в субботу, в пятницу давай, Лампа, повязывай фартук.

Между прочим, мне совершенно не хочется скакать по кухне, а потом еще тащиться к Гудковой. Макс вчера улетел в Занзибар – очередное расследование мужа уходит корнями в Африку. В выходные я намеревалась… Да ничего я не намеревалась делать, хотела тупо валяться у телика.

– Спасибо, Лампушечка! – не дожидаясь от меня ответа, трещала Настя. – Твой фруктовый пирог-желе – нечто волшебное! Народу будет много, мы презентуем мамину картину.

– Понятно… – протянула я.

Нас с Гудковой познакомила Аня Спиридонова, некогда учившаяся вокалу у моей мамы Ольги Петровны, оперной певицы. Помнится, я заехала к Ане, а та потащила меня в гости к Насте. В квартире была устроена презентация очередного произведения Лады, ее матери. Картина, находившаяся в гостиной на мольберте, называлась «Весна», но я не очень-то поняла, какое отношение к этому времени года имеют черно-серые шары, изображенные на большом полотне. Однако с умным видом покивала, рассматривая мазню, и проговорила:

– Очень точно передано настроение.

За прошедшие после той первой встречи годы творчество Лады не претерпело ни малейших изменений, ее произведения по-прежнему представляют собой скопище окружностей мрачных тонов. Художница не продала ни одной своей работы, она гордо говорит:

– Живопись не товар. Люди, получающие за свои творения деньги, – ремесленники. Я предпочитаю дарить мои шедевры.

Пару раз у меня на языке вертелся вопрос: следует ли считать Рафаэля или Леонардо да Винчи обычными малярами? Ведь они, как известно, часто работали по заказам своих богатых современников и брали с тех золотые монеты. Но какой смысл щипать Ладу, чьи вдохновенные картины никому не нужны?

Кстати, одно из произведений мамы Настены есть и у нас с Максом. Получив от Лады в подарок натюрморт, как она объяснила, с овощами, мы с мужем оказались в пикантном положении. Водружать на стену кошмар в раме не хотелось категорически, но и засунуть мазню Лады в чулан было невозможно. Наши с Гудковой дома находятся неподалеку, Настя частенько забегает к нам по-приятельски, без предварительной договоренности, иногда за дочерью увязывается и Лада. Что сказать, когда художница поинтересуется, где ее полотно.

Получив в дар холст, я неделю бродила с ним по дому, пытаясь пристроить творение Лады так, чтобы оно висело как бы на почетном месте, но и не было никому видно. И в конце концов нашла место «Натюрморту с овощами» на стене в небольшом коридорчике, который ведет в гостевую комнату. Мы с Максом туда практически не заглядываем, а Настюше я с самым невинным видом заявила:

– В квартире сплошные окна, а яркий солнечный свет плохо действует на краски. Боюсь, как бы подарок Лады не поблек.

До того как целиком и полностью посвятить себя живописи, Лада работала преподавателем рисования в детском центре. Каким она была педагогом, я не знаю, познакомилась с ней, когда Лада уже ушла с этой должности и отдалась творчеству. Новинки от Лады появляются раз в три-четыре месяца. Чтобы доставить матери удовольствие, Настя, услышав от нее слова: «Наконец-то мой труд завершен», – устраивает вечеринку. Очень часто под занавес мероприятия художница, прослезившись от нахлынувших эмоций, дарит очередную мазню кому-то из присутствующих. Но иногда полотно остается дома – Лада относится к своим «шедеврам», как к детям малым, далеко их от себя не отпускает.

– Отличненько! – радовалась сейчас ничего не знающая о моих мыслях Настена. – Суперски! Пирог-желе – лучший десерт!

Я молча слушала Гудкову.

Настя очень хороший человек, а ее любовь к матери можно считать образцовой. Лада – очаровательная дама, которой подкатывает к шестидесяти. По современным меркам, это не возраст, и художница совсем не похожа на пенсионерку. Она прекрасно выглядит, хорошо одевается, пользуется компьютером и мобильным телефоном и никогда не устраивает дочери скандалов с припевом «всю жизнь тебе, неблагодарной, отдала». Но… как бы это помягче сказать… когда речь заходит о творчестве, Лада делается невыносимой. Она жаждет получать гиперкомплименты и на вечеринках постоянно подходит к гостям с вопросом:

– Ну, как вам мое полотно?

Услышав восторженные отзывы, дама толкает часовую речь, описывая историю создания шедевра. Во время презентации разговаривать присутствующим позволительно лишь о гениальности хозяйки. Лучше, конечно, громко и уверенно восхищаться свежим творением, но можно и нахваливать «портреты» шаров, которые уже развешаны по всей квартире. Если кто-то из приглашенных забывается и вдруг начинает беседовать с приятелем на отвлеченную тему, допустим, хвастается удачно проведенным отпуском и нагло демонстрирует фотографии в телефоне, Лада тут же подойдет к безобразнику и с самой очаровательной улыбкой промурлычет:

– Как вам моя новая картина?

Обычно тактичная, умная, хлебосольная Лада на вечеринке в честь дня рождения очередной порции шариков забывает о воспитании и правилах поведения. Друзья любят Настю, но подчас стараются избежать приглашения на торжество ее мамы.

Осенью мне весьма удачно удалось отвертеться от чести нахваливать Ладу. Едва Настя позвонила, как я быстро сообщила:

– Макс купил путевку, мы летим в Америку. Жду не дождусь, когда увижу съемочные павильоны киностудии «Юниверсал» и парк «Диснейленд».

И это было чистейшей правдой, я лишь слегка приврала с датой: билеты Макс купил на двенадцатое число, и мы с мужем могли попасть на вечеринку к Гудковой, ведь действо затевалось десятого. Но я сказала, что мы вылетаем девятого, а потом не подходила к телефону.

Вот и во вторник я могла бы сообразить, что слова Насти: «Скажи, только честно…» – не предвещают ничего хорошего. Но гадкая Фира и тень убийцы с пистолетом, скользившая по экрану, отвлекли меня и не дали возможности вовремя сориентироваться.

Глава 2

– Дорогая Лампа, – церемонно произнес Илья Николаевич, взяв меня под локоть, – ты отправишь мое письмо? Я имею, конечно, в виду не конверт с марками, а странное электрическое послание, которое непостижимым для меня образом через секунду оказывается на другом конце земного шара. Хотя есть ли у нашей планеты конец? Мне следует выражаться точнее.

Я постаралась отогнать грустные мысли и принялась улыбаться, как Фира, которой удалось спереть со стола целую фаршированную индейку.

Мда-а, у меня сейчас не лучший период в жизни. Макс отбыл в Африку, а мне не нравится, когда муж улетает в командировки. Фруктовый пирог-желе по дороге к Гудковой чуть не выпал из сумки. Как я уже говорила, мы обитаем в паре кварталов друг от друга, на машине до Настиного дома мне ехать меньше минуты, но десерт мог развалиться от тряски, форму со сладким надо держать в руках, поэтому я потопала пешком, споткнулась и едва не уронила сумку. Потом мне пришлось полчаса петь дифирамбы Ладе, а когда, наконец, я ускользнула от художницы, прямиком угодила в лапки ее супруга.

Отец Насти, Илья Николаевич Петров, работает в каком-то НИИ. Он кандидат наук, изучает историческую философию. Или философию истории? Простите, точно не помню, чем он занят. Ученый упорно пишет докторскую диссертацию, тему которой я воспроизвести просто не способна. Илье Николаевичу, как и его жене, еще нет шестидесяти, но в отличие от супруги Петров кажется старше своих лет. Он довольно полный, совершенно седой и выглядит этаким дедушкой. Написание диссертации – дело непростое, а Илья Николаевич еще и очень педантичен, хочет, чтобы его работа оказалась наилучшей в своей области, поэтому тщательно изучает все источники и труды, созданные коллегами. Кабинет Ильи Николаевича напоминает лавку букиниста, в комнате повсюду громоздятся кипы книг самых разных годов издания, из томов торчат разноцветные закладки. Как ученый разбирается в таком хаосе, мне непонятно, но он довольно ловко ориентируется в океане литературы.

Илья Николаевич человек энциклопедически образованный, но эта образованность весьма однобока. Ученый легко может рассказать об истории и философии, отлично разбирается в литературе, но скажи при нем «Джеймс Бонд», и отец Насти тут же спросит, кто он такой. Петрова не интересует так называемое массовое искусство, он не смотрит телевизор, не читает газет, не летает на самолетах, не пользуется современной техникой. В том числе не владеет компьютером и к сотовому телефону относится с опаской, говорит, глядя на мобильник:

– Губительное изобретение. Читал, что оно своим излучением вызывает распад головного мозга.

Меня всегда удивляло, почему умный, начитанный, интеллигентный человек верит глупостям, которые строчат журналисты. Но факт остается фактом, Илья Николаевич боится «излучения». Поэтому в его доме нет ни СВЧ-печки, ни радиотелефона, ни компьютера, и даже телевизионный пульт от хозяина прячут. Еду Настя разогревает по старинке – на плите – и наличие в своей спальне ноутбука не афиширует. А вот с телефоном беда. Современный беспроводной аппарат ученый не приемлет, поэтому в огромной квартире есть три допотопных устройства. Внимание – они не кнопочные, а с дисками. Настоящий раритет! Если кто не знает, поясню: телефонная трубка времен неолита прикреплена к самому аппарату витым шнуром. Пойти с ней в ванную, в туалет или в спальню невозможно. Есть еще одно неудобство: когда кто-то говорит, стоя у одного аппарата, со второго можно снять трубку и стать незримым участником чужой беседы, то есть, грубо говоря, подслушать ее, поскольку в старых модификациях с наборными дисками не было системы блокировки параллельных телефонов. В связи с этим моя подруга предпочитает даже дома пользоваться исключительно мобильником.

Несколько лет назад Гриша Гудков, муж Настюши, ныне покойный, решил приобщить тестя к прогрессу и купил ему айпад. Илья Николаевич поцокал языком, с уважением повосхищался планшетником, долго хвалил любимого зятя и на вопрос Гриши, задаваемый примерно раз в неделю: «Ну как, ты пользуешься айпадом?» – мычал нечто невразумительное.

Однажды Грише понадобилась чистая бумага, он зашел в кабинет к Илье Николаевичу, увидел, что тестя нет, и открыл его айпад, торжественно лежавший на самом видном месте. Под крышкой обнаружилась черная тряпочка, предусмотрительно прикрывающая экран от повреждений, а в памяти планшетника нашлась лишь пара программ, предоставленных производителем. Сообразив, что Петров восторгался его подарком исключительно из вежливости, а сам ни разу не прикоснулся к чуду электроники, Гриша спросил:

– Папа, почему бы тебе не полазить по Интернету? Там информация найдется быстрее, чем в справочниках!

Ученый ответил:

– Мне это неинтересно.

Здесь надо непременно отметить, что кандидат наук вовсе не считает себя гением, наоборот, часто повторяет классическую фразу:

– Я знаю, что ничего не знаю.

Петров милейший, интеллигентнейший, скромнейший человек, никому не доставляет никаких неудобств в быту. Большую часть суток он предпочитает проводить за письменным столом. Отец Насти может питаться любыми продуктами, не требует модной одежды, не брюзжит, не жалуется и начисто лишен чувства зависти. К окружающим ученый не предъявляет никаких претензий, а вот к себе исключительно придирчив – его докторская диссертация пока написана лишь до тридцать второй страницы. Почему за многие годы работы результат столь невелик? Ну, во-первых, Илья Николаевич тщательно отшлифовывает каждое предложение. Как-то мне попался на глаза его черновик, и я была поражена работой над текстом. «Каждый философ обязан прочитать», «всякий философ обязан прочитать», «всякий ученый обязан прочитать», «каждый ученый обязан прочитать», «любой из ученых должен прочитать», «если каждый ученый не прочитал»… И так вариантов сто! Найдя правильный, Илья Николаевич переносит его в оригинал. Потом смотрит на лист бумаги и переписывает весь текст раз семь-восемь, добиваясь красоты почерка.

С женой и дочерью Петров не спорит, с покойным зятем не конфликтовал ни разу. Многие женщины хотели бы иметь такого мужа. У отца Насти всего-то пара недостатков: он не зарабатывает денег и не участвует в семейной жизни. Вот только не подумайте, что ему наплевать на Настю и Ладу или что он демонстративно запирается в кабинете, когда в дом приходят гости. Нет, Илья Николаевич сидит со всеми за столом, наливает присутствующим вино, может рассказать какую-нибудь байку, но иногда его лицо принимает такое выражение, что сразу становится ясно: мыслями хозяин далеко от праздника, он думает о своем. Вроде находится в гостиной, но на самом деле здесь лишь его тело, душа же летает в эмпиреях.

Во всех семьях подчас возникают сложные моменты, и если в форс-мажорной ситуации Настя или Лада спрашивает у Ильи совета, он отвечает:

– Я с вами во всем согласен.

Настя не откровенничает о своем детстве, мы с ней подружились, будучи уже взрослыми, поэтому мне неизвестно, всегда ли Илья Николаевич обладал таким покладистым характером, или его поработила излишне активная, знающая ответы на все вопросы жена.

Как-то раз я случайно столкнулась с семьей Гудковых-Петровых в крупном торговом центре и пошла вместе с ними пить кофе. По дороге к ресторану Лада увидела в витрине пиджак, ринулась в лавку и велела продавщице:

– Принесите пиджак с манекена, муж хочет его померить.

Девушка не поняла, с кем имеет дело, и повернулась к Илье Николаевичу:

– На мой взгляд, вам больше подойдет кашемировый свитер.

– Я не спрашивала у вас совета! – возмутилась Лада. – Отлично знаю желания своего супруга!

Следующие полчаса жена вертела Илью перед зеркалом и купила-таки ему одежду, ни разу не спросив у мужа его мнение по поводу пиджака. А когда мы наконец устроились за столиком, художница выбрала для него обед, опять же, естественно, по своему усмотрению:

– Супругу принесите рыбу, запеченную в фольге.

Илья Николаевич охотно кивал и в лавке с одеждой, и в кафе. Он всегда соглашается с супругой, в бытовых вопросах ему явно легче подчиниться, чем настаивать на своем. Но вот если Илья Николаевич произносит фразу: «Мне это неинтересно», – тут ничего поделать нельзя. То, что его не занимает, он ни под каким видом не станет делать. Парадокс состоит в том, что, сказав: «Мне неинтересно учиться водить машину» или «Мне неинтересно осваивать Интернет», – Петров все-таки пользуется автомобилем и компьютером.

С машиной дело обстоит просто – у Ильи Николаевича есть шофер, рукастый Павлик, который возит ученого на работу, в библиотеку, по книжным магазинам. Илья Николаевич садится на заднее сиденье и замирает, как черепашка, высматривающая сочный листочек. Если Насте надо узнать, где находится отец в данный момент, она звонит Павлу, и тот, работая громкоговорителем, обращается к пассажиру:

– Анастасия спрашивает: «Папа, что ты делаешь?»

Тот растерянно сообщает:

– Доченька, я еду.

Как понимаете, подобный ответ никоим образом не удовлетворяет Гудкову, и она требует уточнения:

– И где едешь?

– По дороге, Настюша, – заявляет отец.

Не следует думать, что он издевается. Ему просто неинтересно, по каким улицам движется автомобиль, главное ведь – прибыть к месту назначения. К тому же, родившись и прожив в Москве всю сознательную жизнь, Илья Николаевич почти не знает столицу и окрестности: путает Волоколамское шоссе с Волгоградским, считает Замоскворечье деревенькой в районе Звенигорода, а уж станции метро для него и вовсе темный лес. Если Настя требует от отца конкретного ответа и велит назвать магистраль, по которой тот едет, Илья Николаевич бормочет:

– Павлик, сделай одолжение, сам ей скажи, как называется место, где мы с тобой находимся.

Лично я на месте Гудковой ограничивалась бы беседой с водителем, а не делала бы из Павла посредника при общении с отцом.

С Интернетом у Петрова примерно та же ситуация, что и с автомобилем. Ученому неинтересна Всемирная паутина. Людей, подолгу просиживающих у компьютеров, Илья Николаевич не уважает, считает идиотами и бездельниками. Но вот беда: очень часто книги, необходимые ему, доступны лишь в киберпространстве. И тогда Илья Николаевич выходит на охоту. Главное, не попасться ему на глаза в тот момент, когда он ищет человека, которому предстоит стать его помощником. Потому что если вы один раз нашли для Ильи Николаевича в Сети некую брошюрку, то все, после этого он замучает вас своими заданиями, вы будете часами плавать во Всемирной паутине, выискивая для него статью, упомянутую каким-нибудь деятелем, рассказывающим о воспоминаниях некоего профессора, который когда-то читал сей материал или слушал его пересказ… Ну и так далее, в глубь веков. Как правило, отрыть то, что жаждет получить Петров, очень трудно. Многие статьи написаны на английском языке, которым ученый не владеет. Следовательно, вам после нудного бега по сайтам и поисковым системам необходимо перевести нудятину на русский, а затем распечатать. Дальше начинается самое интересное. Вы приносите ученому заказанное, а тот быстренько проглядывает текст, отбрасывает его и говорит:

– Полнейшая ерунда! Так я и предполагал, в данном исследовании нет ни малейшей пользы, не нужно это мне. Вот что, дружочек, отыщи-ка ты для меня другую книженцию…

Илье Николаевичу совершенно не хочется овладевать компьютером. Зачем тратить свое время и силы, если можно найти того, кто поможет ему, сделает за него черновую работу? После всего вышесказанного вас не должно удивлять, что домашние и приятели Насти убегают прочь, когда понимают: Илье Николаевичу нужно порыбачить в Сети. Пару лет назад, когда Настя с Ладой бурно обсуждали, какой презент лучше преподнести ему на день рождения, Гриша вдруг сказал:

– Подарите ему раба.

Теща и жена разинули рты. Никто не ожидал от покладистого Гришеньки такого ехидства. А ведь он сказал чистую правду: наличие покорного раба очень упростило бы жизнь членам семьи, потому как безответный помощник стал бы выполнять все то, что хозяину категорически не хочется делать, но крайне нужно. Крепостной мужик занялся бы набором и распечатыванием его рукописи, чинил бы ученому карандаши, заправлял ручки чернилами, водил его за руку по библиотекам, носился по Интернету, списывался с коллегами, ну и тому подобное. Почему Настя не наймет отцу помощника? Ответ очевиден: Илье Николаевичу не хочется иметь секретаря. И вот что удивительно – ученый совершенно убежден: он все делает сам, ему никто никогда не помогает. Он сам входит в библиотеку, а уж кто его туда привез, кто нашел и отксерил нужные страницы в книге, это не имеет значения.

По правде говоря, Илья Николаевич без зазрения совести использует других людей, отнимает у них время для выполнения совершенно ненужной им работы и абсолютно уверен, что им в радость помочь ему. А теперь он наметил на роль раба меня, и я попалась, как наивный крольчонок, в хорошо замаскированный капкан. Суббота решительно не удалась.

Глава 3

– Письмо надо отправить срочно, – давал мне указания Илья Николаевич. – Объясняю суть. В тысяча девятьсот втором году философ и историк Катценвеленбоген написал книгу под названием «Боген Катцен».

У меня загудело в голове, а ученый вещал дальше:

– Труд был издан небольшим тиражом, сейчас в продаже в Москве его нет, я проверил. Мне эта книга крайне необходима, без нее я буксую на месте. Фридрих Шлосс в своем письме к Себастьяну Райху указывал, что в брошюре Катценвеленбогена есть фраза, объясняющая, почему Генрих Швальб с презрением относился к Анри Мургенцу, по какой причине он называл его «философ домашних пончиков». Это невероятно важная для моей диссертации информация! Я доходчиво объяснил?

– А на каком языке писал автор? – пискнула я.

– На немецком, душенька, – пояснил отец Насти.

– Я хоть и изучала его в школе, но совершенно им не владею! – радостно заявила я. – Лучше вам…

– Ты найди книгу, – остановил меня Илья Николаевич, – а Егорушка готов ее перевести.

Я опустила глаза в пол.

Гриша, муж Насти, скончался не так давно от обширного инфаркта. У Гудковых была хорошая семья, правда, детей им бог не послал. Первое время после смерти мужа Настя казалась растерянной, но потом она опять стала улыбаться – рядом с ней появился симпатичный Егор. Кавалер чуть моложе Насти, но разница в возрасте у них незаметна. Илья Николаевич любил зятя и горевал о нем. Но дочь ему роднее, поэтому он не протестовал против новой любви Настюши и относится к Егорушке как к члену семьи. А тот старается понравиться родителям избранницы и готов переводить для будущего тестя тексты.

– Желательно отыскать издание побыстрей, – продолжал ученый.

– Конечно, – кивнула я. – А где на него охотиться?

Глаза Ильи Николаевича расширились.

– Деточка, мне неинтересно, где ты будешь рыться, важна книга. Повторю еще раз! В тысяча девятьсот втором году…

Я совсем приуныла. Все, теперь Илья Николаевич точно не отстанет, придется приковаться к ноутбуку.

– Внимание, внимание! – закричала Настя. – Перестаньте все болтать и послушайте меня!

Присутствующие притихли и повернули головы к Гудковой.

– Катценвеленбоген, – громко сказал Илья, – не забудь.

Я опять кивнула и услышала голос Лады:

– Вообще-то сегодня презентация моей картины «Рождение любви», давайте поговорим о полотне. Оно революционно! Впервые я использовала в своем творчестве фиолетовый оттенок…

– Конечно, мама, – сказала Настя, – цвет наиважнейшая штука, но для меня знаковым является название произведения, поэтому именно сейчас, собрав вас всех вместе, мы с Егором хотим сообщить о нашей предстоящей свадьбе. Торжество состоится первого апреля. И нет, это не шутка! Вам пришлют приглашения. Ну почему вы молчите? Егорушка, иди сюда!

Будущий муж Гудковой, смущенно улыбаясь, приблизился к невесте.

– Если кто не знает жениха, то вот он! – во всеуслышание объявила Настя. – Умница, красавец и вообще замечательный человек. Ребята, вы так и будете стоять идиотами или все же догадаетесь нас поздравить? Мы никому, даже маме с папой, ничего не сообщали. Сюрприз!

Гости опомнились и бросились к Гудковой.

– Егорка, открой шампанское! – закричала счастливая невеста.

Жених пошел к столу.

– Шампанское? – всплеснула руками Лада. – К нему нужны фрукты! Лампочка, принеси, если не трудно, поднос с виноградом, он на кухне.

Я поспешила выполнить ее просьбу и увидела у холодильника Олега Раскова. Он держал в руке вазу для цветов и сосредоточенно наливал туда кофе.

– Эй, ты что делаешь? – воскликнула я.

Олег, громко икнув, ответил:

– Коктейль.

Потом пьяный дурак схватил со стола бутылку с оливковым маслом, банку колы и стал добавлять в вазу содержимое из этих емкостей. Затем настал черед кетчупа, сиропа из облепихи и еще каких-то соусов.

Я взяла поднос с «дамскими пальчиками» и понесла его в гостиную.

Расков алкоголик, ему достаточно понюхать рюмку, чтобы превратиться во вредное озлобленное существо. Настя больше не приглашает Олега, думаю, он сам заявился сегодня на презентацию, потому что знает: Гудкова не экономит на хорошем спиртном. Полагаю, Настена совсем не обрадовалась, увидев на пороге пьянчугу. Но не устраивать же скандал! А Расков, как обычно, наклюкался и теперь колдует над созданием адской смеси. Надеюсь, он не собирается выпить ее здесь. Надо бы отнять у красавца вазу, но я не отважусь на столь геройский поступок – в результате возлияний Расков делается крайне агрессивным, может распустить руки. С другой стороны, что с ним будет от состава кофе-масло-кола-кетчуп-сироп и прочее? Разве только понос…

Я отнесла в гостиную фрукты, но все-таки решила проверить, чем занят Олег.

Апартаменты Гудковой расположены в кирпичном доме постройки шестидесятых годов прошлого века. Это две квартиры, объединенные в единое целое. Из второй кухни Лада сделала себе спальню, а часть лестничной клетки, куда выходят входные двери, превратила в симпатичную, довольно просторную прихожую. И сейчас оттуда долетали голоса, которые я моментально узнала.

– В-выпей, в-вкусно, – заикался Расков.

– Отстань, идиот, – бубнила Вика Мамаева, наша общая с Настей знакомая.

– С-супер! – не отставал Олег.

– Дурак! – рявкнула Мамаева и выскочила в коридор. Увидев меня, сердито сказала: – Кто Раскова привел? Намешал в вазе хрен знает чего и пытался заставить меня выпить адскую смесь. Еле отбилась от кретина!

Покраснев от негодования, Вика умчалась в гостиную, а я заглянула в прихожую и увидела, как Олег выливает свой «коктейль» на темную парку с капюшоном, принадлежащую Егору. Рядом на крючке висела красная куртка Насти. Хорошо, что светло-бежевое пальто Гудковой и ярко-голубой пуховичок Лады находились на противоположном конце вешалки, на них не попало ни капли.

– Что ты делаешь? – возмутилась я. – Немедленно прекрати!

– Молчать! – взвизгнул Олег и убежал из квартиры.

Спустя короткое время с лестницы донесся громкий мат. Похоже, Расков забыл про лифт, помчался вниз по ступенькам и упал. Если даже и так, ни за что не пойду проверять, как он себя чувствует!

Я пощупала парку Егора – та оказалась насквозь мокрой. Наверное, надо повесить ее на батарею. Хотя не знаю, как отреагирует прорезиненная ткань на резкое нагревание. Я застыла в раздумьях около впитавшей в себя «коктейль» куртки, и тут раздался звонок.

Судя по оживленным голосам, долетавшим из комнат, гости восторгались шампанским и поздравляли Настю с Егором. Илье Николаевичу не придет в голову открыть входную дверь, ему это по барабану, а Лада собирает урожай похвал и тоже не поспешит в прихожую. Я решила не отвлекать хозяев и самостоятельно впустить в дом припозднившегося гостя. Но на пороге увидела не общего приятеля с букетом и подарочным пакетом, а незнакомую худенькую, прозрачную блондинку в ярко-красной куртке. На ее голове была кепочка, из-под нее спускались длинные пряди очень светлых волос. За руку незнакомка держала веснушчатого ребенка младшего школьного возраста, одетого в малиновый комбинезон и голубую шапочку, из-под которой выбивалась рыжая челочка.

– Можно Григория Гудкова? – испуганно спросила женщина. – Алина, поздоровайся!

На мой взгляд, бесполезно требовать от малышки соблюдения этикета, если сама не говоришь человеку при встрече: «Добрый день», – но многие взрослые очень придирчивы к детям и толерантны по отношению к себе, любимым. Девочка не послушалась мать, а та заявила:

– Мне очень нужен Григорий Гудков. Можно с ним поговорить?

– Боюсь, не получится, – пробормотала я.

– Почему? – заморгала незнакомка.

Я откашлялась.

– Видите ли, у Насти, хозяйки дома, помолвка, ей сейчас не до бесед. А Григорий, э…

– Они развелись? – ахнула женщина. – Невероятно! Вот это удача!

Вам не кажется странным ликование по поводу расторжения чужого брака? Хотя встречаются люди, которых искренне радуют чужие беды.

Я решительно вышла на лестницу, прикрыла за спиной дверь и спросила:

– Как вас зовут?

– Она Алина, – представила незнакомка девочку.

– Я уже поняла, – кивнула я. – А как к вам обращаться?

– Катя Дроздова, – чуть помедлив, представилась незваная гостья. – А что? Вы сами кто?

– Подруга Насти, Лампа, – ответила я.

Алина неожиданно ткнула пальцем в стену, по которой медленно ползла муха, и спросила:

– Птичка летит?

Ее личико озарила открытая улыбка, зеленые глаза чуть сузились, на подбородке явственно обозначилась ямочка. Алина посмотрела на маму, стащила с головы шапочку, я увидела не только рыжую челку, но и мелкие кудряшки, старательно заплетенные в косички. И вдруг поняла: ребенок поразительно похож на покойного Гришу. Гудков был отчаянно рыжим, зеленоглазым, с ямочкой на подбородке, и веснушки у него не исчезали даже зимой.

– Это муха, – вздохнула Катя.

– Крылья. Птичка, – не согласилась Алина. – Да? Чирик-чирик?

Разницу между насекомым и воробьем дети, как правило, усваивают в раннем возрасте, но Алина, похоже, отставала в развитии.

– Волосы поправь, – приказала мать.

Дочь насупилась и дернула ее за сумку. Дешевый ридикюль из искусственной кожи раскрылся, из него выпали ключи от машины, расческа и разная косметика.

– Бибика, – заметила Алина, показывая пальчиком на колечко с ключами и брелоком с надписью «Рено». – Зеленая. На бибике зеленой мы приехали. У-у-у! Зеленая бибика! Кататься люблю на зеленой бибике!

Катя присела на корточки и подобрала мелочи. Последней она взяла в руки круглую пудреницу, зачем-то открыла ее и горестно воскликнула:

– Зеркальце разбилось! Плохая примета. К смерти.

Алина засмеялась, запрокинув голову. Я увидела под подбородком на шее ребенка родинку и не сдержалась:

– Она дочь Гриши!

Катя поджала губы.

– Не знаю я никакого Гриши.

Заявление поразило меня своей глупостью, и я сказала:

– Оригинально. Минуту назад вы хотели побеседовать с Григорием Гудковым.

Щеки Дроздовой вытянулись.

– Где он?

– Вы с ним давно в последний раз общались? – осторожно спросила я.

Катерина покосилась на Алину.

– Не важно! Позовите Гришу, у меня к нему дело. Хотя, если они с Настей развелись, небось Гудков тут больше не живет. Он квартиру снимает? Где? Можете подсказать его адрес? Мне очень надо!

– Понимаете, Катя, он… вообще не живет, – промямлила я.

Личико ее сморщилось.

– Уехал из России? За границу?

Было невозможно ходить вокруг да около, рано или поздно придется сообщить гостье неприятное известие. Я набрала полную грудь воздуха и выпалила:

– Гудков умер.

Дверь квартиры приотворилась, наружу высунулась Лада:

– Лампа? А я думаю, почему по полу дует? Кто это с тобой?

– Моя дальняя родственница, – быстро соврала я, – приехала погостить из провинции. Сейчас дам ей ключи от квартиры, и она уйдет.

Лада кивнула и исчезла.

Я перевела дух и мысленно укорила себя. Лампа, в другой раз ври более правдоподобно, хорошо, что художницу волнуют лишь серо-черно-фиолетовые кляксы-шары на ее полотнах, в противном случае она могла спросить, например: «Почему ты не оставила ключи соседям? Нехорошо заставлять женщину с ребенком бегать вечером по Москве».

– Как умер? – пролепетала Катя.

– От инфаркта, – пояснила я. – Гудковы не разводились, Настя вдова, но скоро станет женой Егора Кострова. Я очень хорошо вас понимаю. Алина невероятно похожа на Гришу – цвет волос, глаз, манера смеяться, ямочка на подбородке, родинка на шее. Девочка просто клон папы, анализ ДНК в ее случае будет лишним, но…

– Хорошо меня понимаешь? – истерично засмеялась Екатерина. – Дура! Ты даже не представляешь… ни на секунду… Он умер! Господи! Это конец! Больше мне не к кому идти!

– Егорка, захлопни дверь, дует! – закричала из квартиры Настя. – Эй, Егор, ты где?

Я испугалась, что сейчас подруга сама выглянет на лестницу, увидит Катю, Алину и начнет сыпать вопросами.

– Пожалуйста, уходите, – взмолилась я, – не портите Насте праздник. Если вас бросил любовник, не захотел содержать внебрачного ребенка, никакой вины на его жене нет. Настя понятия не имела, что у мужа была на стороне связь. Честное слово, я знаю! Она не тот человек, чтобы смириться с изменой.

Катя, поджав губы, молча слушала мою страстную речь, а я, изо всех сил не желая, чтобы сейчас в присутствии большого количества людей вспыхнул некрасивый скандал, продолжала говорить:

– Ваш приход сюда бесполезен. Гриши нет. На наследство вы претендовать не можете, потому что все сроки подачи заявлений давно истекли. Но даже если бы вы успели вовремя оформить права Алины, получать девочке нечего. Григорий работал администратором в роскошном отеле, там за номер просят бешеные деньги, но вот служащим платят отнюдь не астрономические оклады. Настя обычный менеджер в сетевом магазине бытовой техники. У нее, конечно, есть родители, но мать получает скромную пенсию, а отец в придачу к крохотной ренте еще и оклад научного работника средней руки, на такие деньги не пошикуешь. У Гудковых нет накоплений, у них даже дачи нет…

На секунду я задохнулась, потом продолжила:

– Ни золота-бриллиантов, ни вкладов в банке у Гриши никогда не было. Пожалуйста, уходите.

Дверь за моей спиной начала приоткрываться, я всем телом навалилась на нее и крикнула:

– Сейчас вернусь! Ребята, не ломитесь!

Но тот, кто пытался распахнуть створку, оказался намного сильнее – меня легко отодвинули, на лестницу вышел Егор. Жених Насти, отнюдь не высокого роста и худой, но он обладал впечатляющими мускулами.

– Чего тут мерзнешь без куртки? – спросил он. – Заболеешь. Всем здрасте!

Катя не издавала ни звука. Я умоляюще посмотрела на Дроздову.

Егор присел перед Алиной и протянул ей руку.

– Я дядя Егор. А ты кто?

Девочка показала пальчиком на муху.

– Птичка.

Егор засмеялся и встал.

– Точно. Орел или курица. Пойду народ веселить, а вы не маячьте на холоде, заходите в квартиру.

– Милый, ты где? – закричала Настя.

– Тут, – ответил жених, распахнул дверь и шагнул внутрь.

Я кинулась за ним, щебеча на ходу:

– Настюша, не выходи наружу. Там сыро, холодно, снег идет.

– На лестнице? – захохотала Настя. – Лампа, ты сколько шампанского выпила? Егорка, я же тебе говорила: Лампуше коктейли не давай, она от любой смеси на раз чумеет.

– Всего-то десяток «Кровавой Мэри» ей дал, – подмигнул мне Егор, – ну еще текилы до кучи и кофейного ликера.

– Никто тебе не поверит, – улыбнулась Гудкова. – Всем известно, что Романова понюхает стакан из-под кефира и закачается. А от перечисленного тобой спиртного затошнит даже медведя. Лампуша, отойди, хочу пакет с мусором к лифту вынести, потом во двор оттащу, когда народ уйдет. Хорошо, что соседей на площадке нет, никто возмущаться не станет.

Но я стоически загораживала собой дверь. Настя громко засмеялась:

– Романова, ты никак облизнула пробку от шипучки? Видишь пакет? Здесь мусор. Ау, Лампудель, очнись!

Я вцепилась пальцами в косяк.

– Давай сюда, сама вынесу. У тебя сегодня праздник, не стоит возиться с грязью в день помолвки.

– О чем вы спорите? – поинтересовалась Лада, выплывая в прихожую.

Ну вот, только ее здесь не хватало.

– Деточка, ты уже уходишь? – выглянул из коридора Илья Николаевич. – Катценвеленбоген! Не забудь о моей маленькой просьбе. Сейчас напомню тебе детали.

Я поняла, что чувствует рыбак, когда его уносит на льдине в открытый океан. Надеюсь все же, что мера отчаяния его не столь огромна, как у меня, окруженной со всех сторон людьми, которые могут услышать за дверью голоса и увидеть Катю с Алиной.

– В тысяча девятьсот втором году… – торжественно завел ученый.

– Фиг с ним, с мусором, – быстро сказала Настя, – пусть пока у вешалки постоит. Мама, мы должны немедленно выпить за твою новую картину!

– Непременно, – засуетилась Лада.

– Немецкий философ Шпригель, – токовал глухарем Илья Николаевич, – тогда совершенно никому не известный, он и Катценвеленбоген…

– Я с вами, – заспешил Егор.

Художница и жених с невестой поспешили в гостиную.

– Вместе с историком Линдом, – бубнил Илья Николаевич, – придумали ось координат философских воззрений, у меня есть отличная иллюстрация. Хочешь посмотреть?

– Мечтаю увидеть ось координат, – заверила я.

– Пошли, она в кабинете, – потер руки Илья Николаевич.

– Вы ее пока отыщите, а я выставлю мусор, помою руки и прибегу, – пообещала я, не отходя от двери.

Илья Николаевич потрусил в коридор, я выдохнула, подхватила полиэтиленовый пакет, вышла к лифту и увидела, что площадка пуста. Катерина с малышкой Алиной испарились. Я поставила пакет у стены и перевела дух. Слава богу, сегодня скандала не случилось. Но мне предстоит рассказать Настене о приходе Дроздовой. Очень надеюсь, что это не станет для нее шоком.

В не самом веселом настроении я вернулась в квартиру, еще раз окинула взглядом вешалку и вздрогнула. На самом последнем крючке висели ключи от машины. Почему вид их заставил меня поежиться? Дело в том, что они принадлежали Грише. Автомобиль покойного стоит в гараже, в двух шагах от дома, а ключи оставались на своем обычном месте, создавая впечатление, что Гудков вот-вот возьмет их и уедет по делам. Почему Настя не продала седан покойного мужа? Наверное, она, несмотря на новый роман, никак не может смириться с потерей супруга, с которым прожила не один год в любви и согласии.

Глава 4

Домой я вернулась поздно. Спать не хотелось, думать о том, как лучше сообщить Настене о наличии у ее покойного мужа внебрачного ребенка, тоже. Поэтому я вошла в Интернет и, вбив в поисковик «Катценвеленбоген», приготовилась собирать урожай. Сначала экран моргнул, потом появилось сообщение: «По запросу «Катценвеленбоген» ничего не нашлось. Есть Каценеленбоген Николай Давидович – советский архитектор, 1879–1943 гг., есть Каценеленбоген Гирш – один из пионеров просвещения Литвы, 1796–1868 гг.».

Я почесала нос карандашом. Второй вариант отпадал сразу – если человек скончался в последней трети девятнадцатого века, он никак не мог написать книгу в начале двадцатого. Первый, Николай Давидович, подходит по возрасту, но он архитектор. И мне все-таки нужен некто Катценвеленбоген. Вряд ли Илья Николаевич ошибся в написании фамилии. Отец Насти во всем, что касается науки, дотошен до крайности. И как мне поступить?

Я покосилась на часы, посмотрела на храпящих в унисон собак. Неприлично беспокоить даже друга за полночь, но пальцы сами собой уже тыкали в кнопки телефона.

– Привет, Лампуша! – бодро, несмотря на позднее время, отозвался Веня Греков. – Надеюсь, у тебя ничего не стряслось? Макс в порядке, он мне прислал сообщение, что его не съели ни тигры, ни львы, ни наш клиент. В Занзибаре сейчас тепло. Эх, и почему я живу не в Африке!

– Венечка, помоги, пожалуйста, – взмолилась я, – ты ас компьютерных технологий, гений мышки, повелитель клавиатуры!

– Грубая лесть не заменяет гонорар, – хмыкнул приятель, – мзда принимается в жидком виде, желаемая градусность в районе сорока. Что надо?

– Катценвеленбоген, – выдохнула я.

– Вас ист дас? – удивился Веня. – Город?

– Человек, – грустно ответила я и рассказала о задании Ильи Николаевича.

Вениамин, не прерывая, выслушал мою речь, произнес:

– Ладно, – и повесил трубку.

Я стащила с кровати мопсих, легла под одеяло и тут же задремала.

Говорят, что по снам легко можно понять, как у вас обстоит дело со здоровьем. Ну, допустим, вам привиделся медведь, который душит вас и не дает дышать, – вероятно, этот кошмар предупреждает о начинающейся астме. А вот о чем свидетельствует сновидение, во время которого я, неся на груди камень, а на голове бетонный блок, путешествую по помойке рыбозавода?

Я попыталась сесть, но потерпела неудачу. Вопреки всякой логике булыжник и здоровенная плита из сна никуда не делись, а «аромат» кильки парадоксальным образом стал совсем уж невыносимым.

Я с трудом разлепила веки. Так! На моей груди нагло развалилась Фира, сверху на подушке вольготно расположилась Муся, морды мопсих почти вплотную придвинуты к моему лицу, пасти открыты…

Спихнув охамевших собак к стене, я с негодованием воскликнула:

– Что вы ели? А? Отчего воняете, словно…

Достойного сравнения не нашлось. Я встала и нашарила тапки. Запах приобрел объем, казалось, смрад можно пощупать руками. Зажав нос ладонью, я пошла на кухню и обомлела.

Пол неровным ковром покрывали темно-коричневые обрывки, бумага была перемешана с останками сушеной рыбы. Собственно говоря, от еды, которую некоторые люди считают чудесным лакомством, остались ошметки кожи с чешуей, кости и обглоданные головы – и все это в невероятном количестве. Понятно, почему от мопсих исходит запах отбросов плавучей фабрики по переработке селедки, – они нашли пакет с воблой и слопали ее. Одно недоразумение разрешилось, зато ему на смену явилось другое: откуда в нашем доме закуска к пиву? Ни я, ни Макс не любим такую снедь, Капитолина к ней тоже не притронется. И я готова спорить на что угодно, хоть на миллион долларов, которого у меня нет и не предвидится, воблы на кухне не было. Никогда!

Следующие два часа я убирала кухню, потом старательно мыла собак, задавая им вопрос:

– Свиньи, где взяли вкусняшку?

Ответа я не дождалась. Муся и Фира чихали, фыркали, отчаянно плевались зубной пастой, которую я выдавливала им в пасть, и не собирались признаваться. В конце концов, устав, как учительница младших классов после похода с детьми в зоопарк, я заперла псов в гостевой комнате и решила вознаградить себя чашечкой кофе с булочками.

Естественно, не успела я сесть к столу и протянуть руку к выпечке, как раздался телефонный звонок. На том конце провода оказалась Ника Баранова, соседка, живущая в квартире двумя этажами выше.

– Лампочка, солнышко, сделай одолжение, выгляни на балкон, – попросила она.

Я удивилась, но выполнила просьбу – пошла в гостиную, вышла на просторную незастекленную лоджию и доложила:

– Стою там, где ты велела. И что?

– Посмотри внимательно, – затараторила Ника, – не валяется ли где пакет из желто-коричневой бумаги с рыбой внутри?

У меня екнуло в груди.

– Повтори еще раз!

– Моему Николаю подарили лещей, – зачастила Ника. – Толстых таких, жирных. Приятель в Ростов скатался, ну, и привез. Коля рыбу на лоджии сложил. Сегодня я хотела коллег на работе угостить, а лещи исчезли. Вот, думаю, может, их к тебе ветром занесло? Дует с вечера не по-детски!

– М-м-м, – пробормотала я.

– Понимаю, о чем ты думаешь, – вещала Ника, – подо мной балкон Анны Григорьевны Соломатиной, но у нее там ничего, кроме дерьма, нет.

– М-м-м… – протянула я.

Ника захихикала.

– Про дерьмо я говорю в прямом смысле. До тебя я звякнула Соломатиной. Она очень приветливая, милая женщина, кинулась сразу смотреть. А на балконе вдруг начала ругаться. Я прям обалдела, не ожидала от Анны Григорьевны такого знания русского фольклора. Короче, рыбы у нее не оказалось, зато нашлись какашки.

– Какашки? – почти в полуобмороке повторила я. – Невероятно!

Ника развеселилась еще больше:

– Бедная тетя Аня! Она раз сто меня спросила: «Кто мог напакостничать на моей территории?»

– Может, это голуби? – промямлила я.

– Скорей уж летающие Полканы, – захохотала Баранова. – Гуано сильно смахивает на собачье. Так что с пакетом?

– М-м-м… – снова протянула я растерянно, – что-то здесь не видно кульков.

– Значит, вороны уволокли. Вот мерзотные птицы, натуральные гадюки! – возмутилась Ника. – Извини, Лампуша, за беспокойство.

Я относительно спокойно пробубнила:

– Ерунда, звони, если что.

Не успела я положить трубку на стол, как телефон снова затрезвонил. На этот раз я услышала тихий, интеллигентный голос Соломатиной:

– Евлампия, доброе утро.

– Здравствуйте, Анна Григорьевна, – ответила я. – Если вы опять беспокоитесь по поводу топота, то мне он совершенно не мешает, пусть ваш внук бегает сколько хочет.

– Евлампия, дорогая, ты чудесный человек, – вздохнула Соломатина, – я очень благодарна тебе за понимание. Подростку на месте не усидеть, легче удержать намасленную бутылку, чем Ванечку, он ни секунды в спокойном состоянии не находится. Но сейчас речь не о нем. Ты же разбираешься в животных? Пожалуйста, зайди ко мне, очень нужен совет знающего человека.

Я быстро поднялась на этаж выше и увидела в проеме двери монументальную фигуру Соломатиной.

– Загадочное происшествие! – воскликнула она. – Звякнула мне Ника, попросила выйти на лоджию…

Я еще раз выслушала историю про пакет с рыбой и осторожно поинтересовалась:

– Чем я могу помочь?

– Дверь на балкон я всегда держу закрытой, – рассказывала Соломатина, – собак-кошек не имею, у меня на них аллергия. Апчхи! Прости, дорогая, со вчерашнего дня я чихаю безостановочно, но ни насморка, ни температуры нет. Не волнуйся, это не заразно, организм реагирует на какой-то аллерген. Вот наградил господь болячкой! О чем я говорила?

– О балконе, – терпеливо напомнила я.

– Ах да! – опомнилась соседка. – Кто мог на моей лоджии набезобразничать? Некому там разбойничать! Откуда тогда «визитная карточка», а? Посмотри, пожалуйста, авось сообразишь, кто автор.

Мне стало смешно:

– Нет проблем, Анна Григорьевна. Но сомневаюсь, что по виду, так сказать, отходов жизнедеятельности я сумею определить вид птиц, залетающих на ваш балкон.

– Я уже тщательно вымыла пол, – замахала руками Соломатина, – с дезинфекцией. Ты просто подумай, ну как туда могла попасть зверюга большого размера. Уж извини за подробности, но куча была внушительной, ни голубю, ни воробью, ни вороне такую и за год не соорудить.

Я двинулась за безостановочно бубнившей Соломатиной, вышла на балкон и не сдержала удивления:

– У вас же здесь все застеклено!

– То-то и оно! – воскликнула соседка. – А кучка лежала ровнехонько посредине, я сразу на нее наткнулась, когда по просьбе Ники сюда вошла. Конечно, я сглупила, надо было сразу ей сказать: «Вероничка, рыбу никак не могло к нам сдуть, наша лоджия как аквариум».

– М-да, пакету сюда никак не попасть, – протянула я. Села на корточки и вдруг увидела прилипшие к глиняному кашпо с фикусом черные волоски.

– Вы завели собаку? – спросила я, взяв пальцами шерстинки.

– Абсолютно исключено! – запротестовала старушка. – Я погибну от аллергии. Апчхи! В доме только я и Ванятка. Кто мог нахулиганить, а?

Я уставилась на черные волосинки, еще раз оглядела наглухо застекленную лоджию с крохотной, слегка приоткрытой форточкой и пробормотала:

– Вероятно, мимо пролетал… э… большой экзотический попугай…

– Полагаешь? – усомнилась Анна Григорьевна.

Но я уже успела прийти в себя и начала вдохновенно плести историю:

– Стопроцентно. Сейчас многие увлекаются экзотами. Знаете Юрия Петровича с пятого этажа?

– Иногда в лифте сталкиваемся, – кивнула соседка.

– Вот у него есть большая птица, вроде орла, – выболтала я чужую тайну. – Юрий попросил у меня телефон ветеринара, врач Паша побывал у него, а потом рассказал мне про здоровенное пернатое с размахом крыльев больше метра. У Юрия одна комната в вольер переделана!

Анна Григорьевна перекрестилась:

– Не дай бог никому такого зятя.

Я воодушевилась еще сильней:

– Представьте, что такая птаха улетела от доброго хозяина, захотев свободы. Наверняка монстр пропорхал по району, заглянул на балкон к Барановой, упер пакет с рыбой, затем пролез к вам через форточку, нахамил и смылся.

– Ужасная история! – испугалась Соломатина. – Я слышала, что некоторые хищные птицы уносят в гнезда детей. Спасибо, Лампа. Непременно законопачу на лоджии даже щелки. И поставлю капкан. Не знаешь, где они продаются?

– Понятия не имею, спросите в зоомагазине, – посоветовала я и ушла.

Дома я первым делом выпустила из гостевой рыдающих от негодования мопсов, выщипнула у Фиры со спины клок подшерстка и сравнила его с волосками, обнаруженными на балконе Соломатиной. Чтобы получше исследовать образцы, я схватила со стола Макса лупу и пришла к выводу: шерстинки идентичные. Конечно, для полной уверенности надо сделать анализ ДНК, но я и на основании простого визуального осмотра потеряла все сомнения: шерстинки определенно принадлежат Фире.

Я схватила мопсиху за толстые бока.

– Немедленно объясни, как ты ухитрилась попасть сначала на балкон к Барановой, спереть там упаковку с лещами, потом заглянуть к Соломатиной, накакать у нее на балконе, вернуться домой и сожрать рыбу?

Фира обиженно засопела, Муся, сообразив, что я вовсе не хвалю ее подругу, поджала хвост, опустила уши и приняла вид самой несчастной на свете собаки.

– Можешь не стараться, – процедила я сквозь зубы, – ни на миг не поверю в твое раскаяние. Уйдите с глаз долой!

Глава 5

Мопсихи исчезли со скоростью пули, я вышла на балкон и задрала голову, приказав себе: спокойно, Лампа, попытайся рассуждать здраво.

Вчера, ложась в кровать, я оставила квартиру в идеальном порядке. Никакими лещами не пахло, простите за глупый каламбур. Зато к утру рыбой воняло по полной программе. Следовательно…

Я вернулась в гостиную и села в кресло. Не знаю, как вам, а мне трудно представить Фиру, которая, цепляясь когтями за внешнюю стену дома, как пес-паук, карабкается вверх, на балкон к Барановой, а потом, сжимая в зубах мешок с лещами, спускается и проникает на лоджию к Соломатиной, чтобы использовать ее в качестве сортира. Скорее Фируся слопала бы добычу на месте. Да и как мопсиха пролезла в форточку? А откуда узнала про вкуснятину в доме Ники? Почуяла по запаху? Звучит фантастично. Как, впрочем, и вся история с балконами.

Но я часто занимаюсь расследованиями и великолепно знаю: надо верить не своим ощущениям, не показаниям свидетелей, а только уликам. Я могу ошибиться и принять белое за черное, могу поверить словам людей, но они часто врут, а вот вещественные доказательства всегда правдивы. Сейчас у меня есть шерсть Фиры, обнаруженная на кашпо соседки сверху, и была гора объедков, благополучно выброшенная в мусор. Делаю вывод: Фира преступница. Делаю второй вывод: первый вывод – полнейшее идиотство.

Телефон тихо крякнул, я взяла трубку, увидела эсэмэску от Вени, быстро прочитала ее, открыла ноутбук и, как и обещало сообщение, нашла там письмо:

«Многоуважаемый Вениамин! Позвольте засвидетельствовать вам свое глубочайшее почтение и радость от того, что имею восхитительную возможность пообщаться с исследователем из России, страны, которая является родиной моих предков. В силу обстоятельств мой прадед покинул Санкт-Петербург и поселился в городе Хорхштурмвальде, где до самой своей смерти, последовавшей в одна тысяча тридцать втором году, преподавал в Хорхштурмвальдском колледже историю философии. Наше учебное заведение имеет уникальную библиотеку, где есть один экземпляр интересующей вас книги Катценвеленбогена «Болен Катцен».

Отлично понимая необходимость изучения первоисточника, я тем не менее не могу выслать вам исследование, поскольку оно существует в единичном экземпляре и внесено в каталог библиотеки Хорхштурмвальдского колледжа. Желая помочь коллеге из России, чей труд, несомненно, окажет большое влияние на развитие как истории философии, так и философии истории, я рискну предложить вам два варианта решения возникшей проблемы. Вы приезжаете в Хорхштурмвальд, размещаетесь в местной гостинице и изучаете содержание книги в хранилище. В этом случае ваши расходы составят примерно тринадцать евро в день, учитывая скидку, которую получают наши преподаватели в столовой. Приплюсуйте сюда пять евро, которые придется отдать шоферу Карлу, который встретит вас на вокзале, и учтите, что проживание в отеле составит двадцать евро в сутки. Впрочем, если вы пойдете от вокзала пешком и захотите поселиться в нашем студенческом общежитии, то обойдетесь суммой в три евро – столько стоит место в комнате, дорога пешком через лес не оплачивается. Каждому исследователю, посетившему Хорхштурмвальд, вручается в подарок шарф. Если вы приезжаете десятого мая, то становитесь участником празднования дня рождения колледжа, еда в этот день для всех в столовой выдается даром.

Коли ваш напряженный график не предусматривает командировок, могу предложить выслать ксерокопию книги Катценвеленбогена. В таком случае вам придется перевести на счет нашего учебного заведения, старейшего в Европе, сумму в десять евро. Она пойдет на почтовые услуги, оплату труда лаборанта, бумагу и поддержание рабочего состояния копировального автомата. Мы непременно вышлем вам квитанцию о расходах и подробный финансовый отчет. Если вы сочтете возможным пожертвовать в фонд помощи студентам пять евро, мы будем крайне вам благодарны и пришлем квитанцию о получении благотворительного взноса и детальный финансовый отчет. Данное отчисление не является обязательным. Если ваше материальное положение не позволяет перевести нам десять евро единовременно, то вполне возможна оплата в рассрочку. Кредит предоставляется на двенадцать месяцев и является беспроцентным. Это мудрое решение Ученого совета Хорхштурмвальдского колледжа и лично нашего ректора господина фон Трабе позволит воспользоваться, образно говоря, бриллиантами нашей библиотеки всем желающим и, безусловно, является замечательным милосердным шагом.

Если вы отец пяти и более малолетних детей, то освобождаетесь от платы на поддержание рабочего состояния копировального автомата и должны прислать всего восемь евро. В таком случае вам нужно отправить нам нотариально заверенные копии свидетельств о рождении всех чад. Если вы тяжело больной человек, то вам достаточно передать три евро, все расходы, кроме оплаты работы лаборанта, колледж возьмет на себя. В этом случае вам следует взять нотариально заверенную справку от вашего личного доктора с указанием точного диагноза. Данный документ считается в Хорхштурмвальдском колледже секретным, хранится с особым тщанием в специальном сейфе, ключ от которого есть лишь у членов Ученого совета и господина ректора.

Пожалуйста, внимательно изучите наши предложения, выберите наиболее подходящий для вас вариант и известите нас о вашем решении.

Примите мои заверения в глубочайшем уважении и пожелание успехов на ниве исследований. Прошу великодушно простить вероятные лексические и грамматические ошибки. Не судите меня строго – увы, язык предков постепенно начинает забываться в моей семье, что приносит лично мне страдания. С большим почтением, куратор-хранитель библиотеки, член Ученого совета, член Попечительского совета, член Комитета помощи малоимущим студентам, член Общества защиты животных и протеста против использования млекопитающих и грызунов в лабораторных исследованиях, преподаватель истории литературы, профессор кафедры философии, помощник господина ректора по связям с учеными в разных странах мира, почетный ключарь, доктор Honoris causa и председатель гильдии церковных звонарей прихода Хорхштурмвальдского колледжа Герберт Краузе-Михайлов».

Я перечитала послание три раза и позвонила Вене.

– Здоровское письмо, – захихикал приятель, – интересные люди живут на свете.

– Ты гений! – воскликнула я.

– А были сомнения? – изумился Вениамин.

– Как ты нашел Катценвеленбогена? – не успокаивалась я.

– Тернист путь к истине… – протянул Веня. – Какая тебе разница?

– Спасибо, дорогой, с меня причитается! – радостно закричала я и быстро набрала номер телефона Насти.

На десятом гудке трубку снял сам Илья Николаевич. На секунду я удивилась – ученый никогда не отвечает на звонки, ему это неинтересно. Как правило, к аппарату подбегает Лада. Она же решает, стоит ли подозвать мужа.

– Внимательно слушаю, – торжественно произнес Илья Николаевич.

Я сообщила Петрову о письме и услышала в ответ:

– Детонька, тебя не затруднит занести мне это послание? Я плохо воспринимаю информацию на слух.

Надеюсь, вы уже сообразили, что ответить «Давайте перешлю документ» было невозможно? Не забыли, что Илье Николаевичу неинтересно овладевать компьютерной грамотностью?

Я заверила Петрова, что прибегу незамедлительно. Затем тщательно заперла дверь на балкон, закрыла все окна, форточки и, сказав мопсам:

– Теперь-то вы точно не сможете ползать по внешней стене дома, – покинула квартиру.

Илья Николаевич оказался дома один. Он сразу схватил листок и пошел в кабинет, забыв о моем существовании. Я потопталась пару секунд в прихожей и уже собралась покинуть квартиру, как вдруг раздался звонок в дверь. Петров никак не отреагировал на звук, да оно и понятно почему. Я посмотрела на экран домофона, увидела страшно серьезного полицейского лет двадцати, удивилась, открыла дверь и спросила:

– Вы к кому?

Юноша откашлялся, а я подавила тяжелый вздох. Интересно, сдают ли кандидаты на должность сотрудника правоохранительных органов какие-нибудь нормативы по физкультуре? Похоже, даже у меня объем бицепсов больше, чем у гостя, который сильно смахивает на комара. И кто ему подобрал фуражку? Головной убор явно размеров на пять больше нужного. Хорошо, что у бравого полицейского отчаянно оттопыренные уши, иначе бы козырек мог оказаться на уровне подбородка.

– Лейтенант Миронов, – отрапортовал «комар», – по поводу сегодняшнего ДТП со смертельным наездом.

– Вы ошиблись, – ответила я, – проверьте номер квартиры, в которую идете.

– Тридцать седьмая, – заявил Миронов, – вон, на двери цифры приделаны.

– Значит, дом не тот, – уперлась я.

– Вызов поступил от Лады Мироновны Петровой, – продолжил лейтенант, – протокол оформлял Неверов Анатолий Михайлович. Да вот же она!

Полицейский показал пальцем на полку, приделанную к вешалке. Я проследила взглядом за его рукой и вздрогнула. На доске лежал странного вида фонарик.

– Лазерная рулетка, – радостно пояснил Миронов. – Неверов сюда поднялся, показания записывал, прибор и забыл. Вещь дорогая, очень удобная, ее не всякому дэпээснику выдают! Направил лучик на объект, и в окошке покажется цифра, указывающая точное расстояние до него. Беготня с сантиметром по дороге не нужна. Мне приказали забрать измеритель. Вы разрешите?

Не дожидаясь ответа, лейтенант шагнул к вешалке и поднял руку.

– Стойте! – крикнула я. – Какое ДТП? Что за показания?

Миронов удивленно заморгал.

– Так утреннее. В пять десять вызов поступил. На улице Воротникова был сбит мужчина. Смертельный исход. Водитель с места происшествия скрылся. Я вообще-то не в курсе, меня за рулеткой направили.

Напрочь забыв про лопоухого парня, я схватила мобильник и соединилась с Настей. Ответил тихий голос:

– Слушаю.

– Настена, что случилось? – закричала я.

– Это Лада. Вы кто? – сказали в ответ.

– Лампа. У вас все в порядке?

– Нет, Лампочка, – устало произнесла художница, – Егор погиб.

– Как? – оторопела я. – Почему? Где?

Ответ женщины заглушил шум подъехавшего лифта. Из кабины вышла Гудкова, за ней медленно плелась мать.

– Привет, – ошарашенно произнесла я.

Настя посмотрела на полицейского и сказала:

– Не могу сейчас давать показания. Потом. Мне без разницы, найдете вы того водителя или нет. Егор умер! Его уже не вернуть! Уходите.

Миронов схватил чудо-рулетку и выскочил на лестницу.

– Настенька, кофейку сварить? – предложила Лада.

– Думаешь, выпьем капучино и Егор вернется? – мрачно поинтересовалась дочь и вошла в ванную.

Я схватила художницу за плечо.

– Что случилось?

Лада опустилась на табуретку, привалилась спиной к стене и прикрыла глаза ладонью.

– Поверить не могу – несколько часов назад Егор ходил по квартире живой, здоровый… Знаешь… Илья Николаевич человек старых правил. Современной молодежи его принципы покажутся смешными, но муж был против того, чтобы Егор ночевал у Насти в комнате. Он говорил мне: «Неприлично, когда в квартире остается человек, который нам, по сути, никто. Очень конфузливо встретиться с ним утром в халатах». Я была совершенно уверена, что Настя одна приводит апартаменты в порядок. Ты же знаешь, какая она! Пока все не отдраит, спать не ляжет. Но, оказывается, Егор не поехал домой, когда ушли гости, он решил помочь невесте, посчитав, что объявление о свадьбе сделало его полноправным членом семьи. Или…

Голос Лады задрожал.

– Прекрати! – одернула мать Настя, выходя из ванной. – Давай без истерик. Из-за твоих слез Егор не вернется. А нам надо решить массу вопросов. Лампа, ты мне поможешь?

– Конечно, – прошептала я.

– Пошли на кухню, – велела Настя.

Я сделала пару шагов по коридору.

– Мне плохо… – проныла Лада.

Я бросилась к ней, но Настена схватила меня за рукав свитера.

– Не надо. Мама самозаводящаяся система – начнем ее жалеть, вызовем врача, ей только хуже станет. Пусть посидит в одиночестве. Когда зрителей нет, у нее истерика быстро проходит.

– Настенька! – подскочила Лада. – Что ты говоришь?

– Правду, мама, – отчеканила Гудкова. – Надоело мне притворяться. А сейчас, со смертью Егора, и необходимость отпала. Все, я устала. Пошли, Лампа, погутарим откровенно.

Лада вскочила и впереди нас побежала по коридору, голося на ходу:

– Лампочка, не принимай в расчет слова Настеньки! У нее шок! Стресс! Ужас! Кошмар! Я сейчас сделаю напиток для успокоения нервов, а не кофе…

– Сама перестань истерить! – крикнула Настя. – Держи себя в руках!

Глава 6

Лада заварила отвратительный чай, гадко пахнущий анисом с ромашкой, и принялась угощать нас. Правда, Настя так взглянула на мать, что та более не рискнула приставать к дочери, зато мне пришлось безостановочно хлебать напиток, похожий по вкусу на микстуру от кашля, которой маленькую Фросю Романову[1] усиленно потчевали все школьные годы. Настя, застыв на стуле, внешне очень спокойная, словно посторонний свидетель, рассказала о случившемся.

Последний гость ушел около часа ночи. Гудкова не могла оставить до утра беспорядок, поэтому начала уносить на кухню грязные бокалы. Во время презентаций картин Лады не подают горячих блюд, только закуски, салаты, фрукты, конфеты и птифуры, маленькие пирожные, которые легко целиком положить в рот. Гудковы вовсе не богаты, им не по карману затевать масштабные праздники с лакеями во фраках. И после того, как последний гость покинет дом, приводить квартиру в порядок приходится Насте. Илья Николаевич никогда не возьмет в руки ни тряпку, ни веник, а Лада и рада бы помочь дочери, да уже не в состоянии – художница очень эмоциональна, во время приема сильно нервничает, поэтому к полуночи буквально валится с ног. Толку от нее нет, и Настя отправляет мать спать. Как-то раз после очередной презентации, глядя на горы посуды, я предложила Гудковой:

– Может, тебе на следующий праздник купить картонные тарелки и стаканчики? Потом просто выбросишь их, забот будет меньше.

– Для мамы очень важен антураж – фарфор, хрусталь, особые салфетки… – вздохнула Гудкова. – Она не согласится на одноразовый вариант, это ее обидит.

– Хорошая позиция! – выпалила я. – А кто отмывает потом до утра сервизы? Слушай, почему вы в таком случае не купите посудомоечную машину? И давай я тебе помогу, вместе быстрей дело пойдет.

– Папа против, – после паузы призналась Настя. – Он говорит, что это для здоровья вредно, туда слишком много химии насыпать надо. И не стоит мне помогать. Подруга – не домработница.

Теперь вам понятно, почему, проводив гостей, Гудкова ночь напролет торчит у мойки и подметает-моет полы? Но вчера Егор, несмотря на просьбу невесты уезжать, остался, чтобы помочь ей.

– Теперь я твой законный жених, – смеялся Костров, – у Ильи Николаевича нет больше повода смотреть на меня с упреком. Не волнуйся, я буду аккуратно действовать, он не услышит. Хотя очень смешно, что твой отец возражает против моей ночевки у тебя, словно на дворе восемнадцатый век!

До рассвета пара, стараясь не шуметь, наводила порядок. Настя отдраила посуду, а Егор тихонечко подметал комнаты (включить пылесос он не мог, от шума мигом проснулись бы родители Насти). В конце концов они устали. Моя подружка рухнула в кровать, а жених решил вынести мусор. Дом, где живет Гудкова, не имеет двора, из подъезда жильцы выходят прямо на небольшую улицу. Помойка находится дальше, надо пересечь не очень шумную магистраль и пройти до баков метров двести.

Настя умолкла, потом прошептала:

– Я сразу заснула, как в яму провалилась. Когда мама меня разбудила, я не могла сообразить, чего она хочет. Пусть дальше она рассказывает, поскольку в отличие от меня все видела.

Художница кивнула.

– Ужасно! Я себя плохо чувствую уже давно. Здоровье стало не ахти – бессонница замучила. Ночью по сто раз встаю и маюсь, то в кресло у окна сяду, то книжку возьму. Вчера ушла к себе, провертелась под одеялом, потом к окну подошла, стала на улицу глазеть. Смотрю, из подъезда человек с пакетом вышел и к помойке направился…

Лада узнала Егора, поняла, что он, вопреки желанию Ильи Николаевича, остался у них дома, укоризненно цокнула языком – и в этот момент из-за поворота выскочила машина и сбила Кострова. Все произошедшее заняло доли секунды. Автомобиль ударил Егора и исчез. Самое удивительное, что Лада не закричала, не впала в истерику, не лишилась чувств, а кинулась к телефону, вызвала «Скорую» и полицию.

Первыми на место происшествия прибыли стражи порядка. Они были вежливыми и даже попытались оказать Егору первую помощь. Затем примчались медики и увезли пострадавшего. Полицейские составили протокол, для чего поднялись к Гудковой в квартиру. Лишь тогда Лада догадалась разбудить Настю. Вдвоем мать и дочь собрались в клинику, куда доставили Кострова.

– Мы вас подбросим, – неожиданно предложили патрульные.

Когда Настя и Лада приехала в больницу, им сообщили, что Егор скончался во время операции.

– Разрыв печени, – мрачно уточнил доктор, – плюс черепно-мозговая травма. Шансов у бедняги не было.

– Не понимаю, почему я такая спокойная? – вдруг произнесла Настя. – Ни одной эмоции нет. Словно сижу в кинотеатре, смотрю глупый фильм. Не могу поверить, что все случилось в реальности.

– Это посттравматический шок, – прошептала я, – вроде душевной заморозки. Лада, вы не запомнили номер машины?

– Нет, – ответила та, – но сам автомобиль могу описать – «Рено» зеленого цвета.

– Уверены? – напряглась я.

– Абсолютно, – кивнула Лада. – Егор собирался покупать как раз «Рено». Они с Настей пару дней назад ходили в салон, чтобы выбрать модель, и меня с собой прихватили. Я была не в восторге – на мой взгляд, машины походили на чемоданы, но я промолчала, потому что ребятам они понравились. И когда ночью увидела тот автомобиль, сразу подумала: «Вот такой Егорка себе наметил». Я же художник, сразу запоминаю форму и цвет, могу нарисовать модель. Я и водителя описать могу – это была женщина. Думаю, молодая.

– За рулем сидела тетка? – переспросила я.

Лада поморщилась.

– Волосы светлые из-под кепки на плечи падали. Куртка ярко-красная. А вот лицо я не разглядела.

Я замерла, вспомнив, как блондинка Катерина Дроздова, одетая в алый стеганый пуховичок, подбирала с пола ключ с брелоком, на котором было надписано «Рено». Длинные светлые пряди волос падают на плечи из-под кепки, а Алина говорит: «Бибика, зеленая!..»

– Кто занимается расследованием происшествия? – спросила я.

Настя взяла со стола визитную карточку и протянула мне:

– Вот. А тебе зачем?

Я на секунду растерялась. Рассказать Настене про Катерину, которая явилась в гости к покойному Грише с девочкой, до невероятности похожей на скончавшегося от инфаркта Гудкова? Доставить подруге еще больше страданий, сообщив ей об измене супруга?

У Анастасии и Григория детей не было. Мы никогда не обсуждали с ней тему наследников, но мне всегда казалось, что отсутствие малышей не является в ее семье драмой. Настя никогда не бросала умильных взглядов на чужих ребятишек, не восхищалась ими, ни разу не произнесла: «Жаль, что у меня нет детей». Вероятно, Настя из той категории женщин, которые не испытывают желания стать матерью. А вот то, что супруги любили друг друга, было видно сразу.

Нет, сейчас лучше промолчать о визите Дроздовой. Тем более никаких доказательств того, что Гриша действительно отец Алины, у меня нет. Да, девочка похожа на Гудкова, она рыженькая, с родинкой под подбородком, но это может быть простым совпадением. Сколько на свете людей с огненной шевелюрой! И родинка не редкость.

Настя продолжала с недоумением смотреть на меня.

– У Макса много знакомых в системе МВД, – нашла я нужный ответ, – хочу убедиться, что дорожным происшествием будет заниматься ответственный сотрудник, который не засунет дело подальше и благополучно забудет о нем.

– А-а-а, – протянула Настя, – плевать.

Я растерянно заморгала.

– Плевать, – повторила Гудкова. – Егора уже не вернуть. Даже если эту бабу найдут, в чем я сильно сомневаюсь, Гоша не оживет. И ничего ей не будет.

– Она убила человека! – возмутилась я. – Вероятно, была пьяной.

Настя усмехнулась:

– Пока мадам обнаружат, из нее весь хмель улетучится, анализ промилле не покажет. А хороший адвокат отмажет мерзавку, скажет на суде: «Пострадавший господин Костров шел в неположенном месте, не по «зебре», там нет ни светофора, ни знака «пешеходный переход», покойному следовало пересекать дорогу по правилам». Потом законник покажет всякие справки об иждивенцах, которые есть у водительницы. В общем, гиблое дело. Помнишь, как произошло с Сеней Ромашиным?

Я кивнула.

Наш общий приятель Семен сбил подростка, который бежал поздним вечером в дождь через мост. У паренька на голове были наушники, в них громко играла музыка, вот он и не услышал шума приближающейся машины. А Сеня не ожидал, что из серой пелены ливня прямо перед капотом возникнет человек. Мальчик скончался на месте, но Ромашин избежал наказания – он ехал, соблюдая правила, а вот пострадавший их нарушил.

– Все равно я хочу убедиться, что полиция предпримет все возможное для поисков машины, – не сдалась я.

Настя пожала плечами, ничего не ответив.

– Очень хорошо, деточка, что ты еще не ушла, – заявил Илья Николаевич, входя на кухню. – Я изучил письмо насчет Катценвеленбогена. Вот тебе деньги, сделай одолжение, сходи на почту и отправь их в Хорхштурмвальдский колледж. Но только срочно! Телеграфным переводом. Интересно, как долго платеж будет идти? Раньше он добирался за сутки. Мне срочно нужна книга «Болен Катцен». Без нее работа не движется.

Меня покоробил жизнерадостный тон Петрова. Не очень-то уместно демонстрировать радость в день, когда трагически погиб молодой человек, за которого твоя дочь собиралась выйти замуж. Но что поделать, Илью Николаевича не волнует никто, кроме него самого. Его уже поздно перевоспитывать, он таков, каков есть.

Я взяла купюры.

– Не беспокойтесь, Герберт Краузе-Михайлов получит перевод максимум через час.

– Восхитительно! – обрадовался Петров. – Зря говорят, что в стране полнейшая разруха. Телеграф исправно служит гражданам.

Я кивнула. Ну не объяснять же Илье Николаевичу про безналичную интернет-оплату?

– Молодец, Лампа, очень хорошо сработала, – продолжал нахваливать меня ученый. – Никто до сих пор не проявлял столь замечательной оперативности. Теперь буду обращаться исключительно к тебе.

Я закашлялась. Может, не стоило столь быстро сообщать Илье Николаевичу о послании из колледжа? Лучше бы мне притащить ответ хранителя библиотеки через неделю, а не демонстрировать усердие. Оно, как известно, наказуемо.

– Хочу лечь! – резко сказала Настя и, не попрощавшись, ушла.

Я еще минут десять слушала пылкую речь Петрова о том, как продвигается работа над докторской диссертацией, затем откланялась. Вышла на улицу, набрала указанный на визитке телефон:

– Неверов слушает, – раздалось из трубки.

– Здравствуйте, Анатолий Михайлович, у меня есть информация о ДТП на улице Воротникова.

– Говорите.

– Не по телефону, – решительно заявила я.

Неверов помолчал, потом без всякого энтузиазма ответил:

– Ну, подъезжайте. Желательно до часа дня, потом я буду занят.

Переименование милиции в полицию никоим образом не отразилось на интерьере служебных помещений. Я прошла по длинному узкому коридору со стенами, выкрашенными серо-синей краской, миновала несколько стендов, один из которых почему-то был посвящен спасению утопающих, и очутилась в довольно просторной комнате, там противно пахло чем-то кислым. В углу, у окна, за серым канцелярским столом сидел тощий мужчина в свитере.

– Вы ко мне? – устало спросил он.

– Евлампия Романова, – представилась я, – ищу Неверова.

– Уже нашли, – вздохнул полицейский, – говорите.

Я без приглашения села на холодный пластиковый стул и рассказала хмурому дядьке про визит Дроздовой.

Анатолий Михайлович ни разу не перебил меня, вопросы он начал задавать, когда я замолчала.

– Значит, вы считаете, что за рулем сидела гражданка Дроздова?

– Вероятно, да, – кивнула я.

– На основании чего вы делаете такое заявление? – продолжал Неверов.

Я стала загибать пальцы:

– Красная одежда, брелок с ключами от «Рено», светлые волосы, кепка на голове.

Неверов почесал висок.

– Вот тут у меня заявление от гражданки Колосовой М.Е. Ее «Жигули», стоявшие на улице Михалкова, злостно поцарапала ключом блондинка в возрасте от двадцати пяти до сорока лет, худощавого телосложения, стрижка короткая, одета в джинсы и черную куртку. Зачем вы, гражданка Романова, над чужой тачкой поиздевались, а?

На секунду я оторопела, потом не смогла скрыть возмущения:

– Вы что? Я даже не знаю, где находится эта улица! И не имею замашек вандала! Зачем мне уродовать чужой автомобиль?

Анатолий Михайлович обнажил в улыбке гнилые зубы.

– По описанию вы прекрасно подходите. Ну, поняли теперь, что одежда – не примета?

– Сейчас повсюду много камер, – не успокаивалась я, – а наезд произошел на улице, где есть пара магазинов. Просмотрите записи их наружного наблюдения.

– Ну и?.. – спросил Неверов.

– Вероятно, в объектив попал номер машины, – зачастила я. – Еще можно с помощью аппаратуры выделить шофера, прогнать изображение по базе.

– Какой? – не понял полицейский.

Я снисходительно взглянула на него.

– Программа распознавания лиц. Она поможет…

Анатолий Михайлович расхохотался:

– Сразу понятно, какими телесериалами вы увлекаетесь! Нет у нас новомодных примочек. Анализ крови на алкоголь в лаборатории сделать не допросишься. Спасибо вам за сигнал, непременно проверю Дроздову. Жаль, что вы не знаете отчества и года рождения гражданки.

– У нее есть дочь, Алина, – добавила я.

– И ее тоже изучу, – с самым серьезным видом пообещал Неверов. – Идите спокойно домой или на работу. Еще раз примите благодарность за проявленную бдительность и гражданскую ответственность, вы очень помогли в расследовании. До свидания.

Глава 7

Я выскочила из кабинета, не отказав себе в удовольствии стукнуть изо всей силы дверью о косяк. Наивно ожидать, что, изменив название структуры, можно таким простым способом превратить ленивых, безынициативных, не желающих работать сотрудников во вдумчивых, неравнодушных к чужой беде профессионалов. Если человек мент, то он им и останется, даже получив на лоб печать «суперполицейский».

Кипя от негодования, я позвонила Вене и спросила:

– Можешь найти Катю Дроздову?

– Хороший вопрос, – ответил парень. – Отчество? Возраст?

– За тридцать, – пробормотала я, – худенькая, блондинка. Имеет дочь Алину, той лет семь-восемь. Вообще-то я плохо определяю на взгляд возраст как детей, так и взрослых, но сразу поняла: девочка отстает в развитии, ей по уму и трех еще нет. Дроздова владеет машиной «Рено» зеленого цвета. Это все.

– Не густо, – протянул Вениамин, – но можно попробовать. Что у тебя случилось?

Я рассказала про Егора и свою беседу с противным Неверовым. Греков развеселился:

– Лампа, ты даешь! Рядовому менту брякнула про программу распознавания лиц…

– У вас в лаборатории она есть, – надулась я.

– Как-нибудь поинтересуйся у мужа, сколько денег ему стоило установить и отладить систему, – продолжал веселиться Веня. Потом вдруг стал серьезным. – Интересно, полицейские догадались взять одежду погибшего на анализ? На ней вполне могли остаться частички краски автомобиля. Ты не в курсе, на месте ДТП работали эксперты?

– Полагаю, нет, – снова разозлилась я. – Милейший Анатолий Михайлович явно не намерен совершать никаких телодвижений, основная его задача, сразу видно, – побыстрее сплавить дело в архив. По мнению Неверова, тут все ясно: мужчина переходил дорогу в неположенном месте, поэтому сам виноват. Точка. Но мне кажется странным совпадением появление Кати, а потом происшествие с Егором. Может, Дроздова нарочно наехала на него?

– Ну, Лампудель, не усложняй, – забубнил Веня. – С какой стати ей убивать Кострова? Они не знакомы.

– Откуда такая уверенность? – зашипела я. – Не нравится мне это на первый взгляд банальное ДТП. Зачем Катерина искала Гришу, а?

– Нелогично приезжать к Григорию, а потом давить Егора, – перебил меня Веня. – Сама сказала: Дроздова понятия не имела, что муж Насти умер. Вдруг Гудков у нее деньги брал?

Я испытала огромное желание рассказать Грекову про почти фотографическое сходство умственно отсталой девочки с Гришей, но удержалась. Если Гудков изменял жене, то не надо об этом сообщать всем знакомым. Вениамин в хороших отношениях с Настей – они познакомились пару лет назад на дне рождения Макса и с той поры приятельствуют. Гудкова тяжело переживала кончину супруга, улыбаться начала, только когда встретила Егора. И вот новое несчастье…

– Гриша получал небольшие деньги, – продолжал Веня. – Настя тоже не зарабатывала золотые горы, но жили-то они хорошо. У Ильи Николаевича есть шофер, квартира у семьи громадная, на коммунальные услуги небось круглая сумма улетает. Вдруг Гудков одолжил у той Кати еврики, обещал вернуть через год, а когда в назначенный срок не появился…

– Если тебе трудно поискать Дроздову, то не надо, – перебила я Веню, – сама найду!

– По кулинарной книге? – еще больше развеселился Греков. – Не дуйся, я уже работаю, шарю по базе ГИБДД. Можешь радоваться: тут есть Екатерина Михайловна Дроздова, которая владеет изделием французского автопрома цвета «бирюзовая лагуна».

– Быстро диктуй адрес! – потребовала я. – Прямо сейчас к ней помчусь. Хотя, может, лучше дождаться вечера? Вероятно, Екатерина на службе.

– Отправляйся без задержки, потому что не скоро до ее дома доберешься, – с деланой серьезностью посоветовал Веня. – Кстати! Как ты поедешь?

Я стала описывать будущий путь:

– Сначала переулками выберусь на улицу Друкова, затем на МКАД…

– Только не на Друкова, – остановил Веня, – там офигенная пробка.

– Нет, я смотрю на карту, она окрашена зеленым, – возразила я, – никаких заторов не вижу. Давно подключилась к автомонитору, это очень удобно!

– Послушай умного опытного водителя, – снисходительно перебил меня Греков. – Вчера я как раз попал на Друкова и застрял на два часа. Там, ближе к кольцевой дороге, открывали очередной торговый центр. Одного не пойму: зачем нам их столько? Устроили, е-мое, праздник – оркестр, парад, люди на ходулях, воздушные шарики. Все супер, а про парковки, как водится, забыли. Народ тачки на проезжей части в три ряда поставил.

– Это было вчера! – напомнила я.

– И сегодня туда соваться не стоит! – сказал Греков. – Ну, пока, я погнал в лабораторию.

Я поставила мобильник в специальный стакан на торпеде, выбралась на перекресток и, не задумываясь, повернула налево, где начиналась улица Друкова. Может, Вениамин и простоял здесь вчера минут пятнадцать, не верю я в двухчасовую пробку, но сегодня магистраль на экране моего сотового окрашена в радующий глаз цвет сочной весенней травы. Сейчас полечу птицей!

Нажав на газ, я стала нахваливать себя. Молодец, Лампа, загрузила в телефон программу, сообщающую о заторах, и теперь не знаю горя. Вокруг никого, только впереди справа тащится «Газель» темно-коричневого цвета. Какая-то она необычная, нелепо раскачивается и ползет со скоростью черепахи. Хорошо хоть, машина не устроилась слева, а то встречаются горе-водители – сидят в ушанках, навалившись на руль всем телом, вытянут шею, пытаясь увидеть край капота, а то, что происходит по бокам, их категорически не волнует, «несутся» со скоростью десять километров в день в крайнем левом ряду и очень недовольны, когда ты им сигналишь. А эта «Газель» расположилась там, где и положено тихоходам. Нет, она определенно очень странная – крыша остроконечная, украшена красно-синим орнаментом, из двери кузова зачем-то свисает длинная веревка, и номера нет. А колеса! Ни разу не видела таких. Они приделаны к длинным палкам и не вертятся.

Я прибавила газу и стала догонять оригинальный мини-грузовичок, а тот вдруг подал левее. Я испугалась, начала тормозить. Но дорога шла под уклон, а справа, словно по приказу злого волшебника, появилось маршрутное такси. В полном ужасе я вжала педаль тормоза в пол, моя «букашка» замерла. А вот «Газель», сзади которой энергично болталось нечто, смахивающее на трос, неожиданно попятилась. Я загудела, но поздно. Большой темный предмет надвинулся почти на лобовое стекло, послышался противный звук, похожий одновременно на скрежет и скрип. Моя малолитражка перекосилась, я плюхнулась грудью на руль и закрыла глаза.

– Тетенька! Эй, тетенька, вам плохо? – закричали сбоку.

Я выпрямилась, увидела за стеклом девочку-подростка лет пятнадцати, осторожно открыла дверцу и высунулась наружу.

– Тетенька, вы живы! – обрадовалась школьница. – Чес слово, это случайно вышло! Маффин дурак, идиот, скотина! Его можно палкой лупить, по морде фигачить, за щеки щипать, все равно по-своему поступит. Я как увидела, что он влево сдает, прям изоралась вся, испинала Маффина, а он назло мне еще и назад попер. Что у Маффи в голове творится, никто не знает. У него вместо мозга тухлый творог. Я папе сказала: «Не хочу с придурком дела иметь». А отец разозлился, речугу толкнул, типа дети обязаны старшим помогать, иначе они дряни жуткие. Я совсем не виновата в том, что с вашей машинкой случилось!

Я постаралась прийти в себя. Так, Лампа, не впадай в истерику, ничего страшного не произошло. Ты жива, девочка тоже чувствует себя прекрасно. За рулем темно-коричневой «Газели» сидит гастарбайтер, он, наверное, из Средней Азии, имечко Маффин не русское. Я сделала глубокий вдох, медленно выдохнула и спросила:

– Тебя как зовут?

– Ира Маркова, – представилась школьница.

– А я Лампа. Маффин не пострадал? – я решила осторожно выяснить обстановку.

– Что ему сделается, уроду среднеазиатскому! – вспыхнула девочка.

Я выкарабкалась из «букашки».

– Ира, на мой взгляд, не очень хорошо так говорить о своем спутнике. Пусть он не очень умен, может, плохо изъясняется на русском языке…

– Кто? – засмеялась Ира. – Маффин? Он ваще ни слова не произносит. Вас правда Лампой родители назвали? И в паспорте так?

– В паспорте Евлампия, – уточнила я, – но давай лучше займемся неприятным происшествием. Попроси Маффина выйти на дорогу, надо вызвать ГАИ.

– Вы чего, не поняли? – заморгала Ирина. – Поглядите направо.

Я повернулась в сторону странной «Газели», краем глаза приметила, что на тротуаре начинает скапливаться народ, и внезапно увидела, что на капоте моей несчастной малолитражки сидит… верблюд.

– Ой, мама! – непроизвольно вскрикнула я. – Это кто?

– Так Маффин же, урод фигов, – пояснила Ирина.

Тут только до меня дошло, что остроконечная крыша машины с красно-синим орнаментом на самом деле горб, украшенный ковриком, веревка, привязанная к кузову, – хвост, а никакого кузова нет и в помине. Почему я не поняла, что странная, медленно передвигающаяся «Газель» на самом деле верблюд? А вы ожидаете увидеть в Москве холодным ветреным днем в самом начале весны «корабль пустыни», который шагает по проезжей части? У нас и лошади-то редкость. Раньше, в моем детстве, в столице России была конная милиция, но я уже давно не встречаю полицейских на лошадях.

– Как он сюда попал? – в полном недоумении спросила я.

Ирина сморщила нос и начала быстро-быстро говорить.

Пока девочка сыпала словами, толпа на тротуаре все росла, люди вытаскивали мобильники и делали снимки. Чисто по-человечески я их понимала, не каждый день встретишь на улице животное, которое с комфортом уселось на автомобильчик. Но как хозяйку маленькой, невинно пострадавшей машинки, меня злило всеобщее внимание. Вдобавок на дороге образовалась пробка, шоферы притормаживали, высовывали из окон руки с телефонами, потом бодро кричали:

– Сейчас прикольную эмэмэску сброшу!

Мне захотелось убежать куда подальше, а вот Иру то, что она оказалась в центре внимания, не смутило, она продолжала тараторить, и меньше чем за пять минут я узнала суть дела.

Отец девочки владеет несколькими пони, которые катают детей. Милая забава, но родители не готовы выкладывать за нее много денег. Последний год Павел Марков не имел никакого дохода, вся прибыль уходила на содержание мини-лошадок. В декабре один из приятелей позвонил Маркову с вопросом:

– Хочешь молодого верблюда из хорошей семьи? Его купил один олигарх для развлечения своей дочки, но сейчас ее отправили учиться за границу. Маффин умный, воспитанный, интеллигентный, просто лорд. Папаша отдаст его даром вместе с запасом корма на год. Бери, пока предлагают. Пони всем надоели, они в Москве почти как собаки стали. А на верблюде ты денег заработаешь.

Нет бы Павлу подумать, что действительно милое животное не станут выставлять из дома. Нет, Марков страшно обрадовался выпавшей удаче. Его даже не смутило то, что богатый человек до кучи дарит грузовик корма для горбатого красавца. Правда стала выясняться постепенно, зато сейчас она известна в полном объеме.

Маффин вредный, обидчивый, противный самец, не собирающийся даже прикидываться приятным. Вернее, на людях он ангел во плоти, безропотно катает малышей, позирует перед фотоаппаратами и с самым разнесчастным видом выпрашивает подачки.

– Бедный верблюдик, ему хочется кушать, – сюсюкают люди, запихивая в бездонную пасть Маффина разные вкусности.

А тот и рад, слопает печенье и скашивает глаза на добрую тетю, словно хочет сказать: «Еще есть?» Но едва Ира берет Маффина под уздцы, чтобы вести домой, как тот превращается в настоящее дьявольское отродье. Девочку верблюд ненавидит всей душой, и она платит ему той же монетой.

Сегодня Павел приказал Ире притащить зловредного Маффина к новому торговому центру, открывшемуся вчера.

– Народ попрет по лавкам, увидят красавца, захотят покататься, – радовался отец.

Дочь попыталась отвертеться от мероприятия, сказала:

– Почему только я с Маффином таскаюсь? Пусть Юрка один раз из-за компьютера вылезет.

– Твоему брату еще не исполнилось четырнадцати лет, он не имеет пока права с ездовым животным один управляться. Не перечь отцу, лентяйка! – разозлился Павел.

Ирина подчинилась, но настроение у девочки упало ниже плинтуса. А у Маффина явно есть задатки экстрасенса – если Ира устала, раздражена или плохо себя чувствует, верблюд выделывает особо гадкие коленца. Вот и сегодня он сначала артачился, затем вроде пошел нормально, только очень медленно, потом резко переместился влево, остановился и попятился назад, пока не сел на капот машины госпожи Романовой.

Глава 8

Главное, ни при каких обстоятельствах не нервничать. Глупое это и пустое занятие. Если неприятность еще не случилась, не следует ее предвкушать, а коли уже состоялась, поздно плакать. Что произошло, то произошло, воплями и истерикой положение не исправишь.

– Все в порядке, – бодро сказала я расстроенной Ирине, – сейчас вызовем ГАИ и быстренько оформим документы. Хочешь шоколадку? У меня в двери карман, там лежат конфеты.

Девочка чуть повеселела и начала рыться в моих продовольственных запасах, а я – вот уж невероятно! – с первого раза дозвонилась до полиции.

– Двенадцатая, слушаю. Что у вас произошло? – спросил женский голос.

– Девушка, пожалуйста, пришлите на улицу Друкова наряд ДПС, – вежливо попросила я.

– В чем причина вызова? – поинтересовалась диспетчер.

– На мою машину сел верблюд, – честно ответила я.

В ухо тут же полетели короткие гудки.

– Скоро приедут? – разворачивая шоколадный батончик, спросила Ира.

Я кивнула и предприняла еще одну попытку позвонить, только на этот раз сказала диспетчеру:

– Столкнулись две машины.

Зная, как плохо в Москве с дорогами, я настроилась на многочасовое ожидание и предусмотрительно сфотографировала безмятежно сидящего на капоте верблюда со всех сторон. Мало ли что взбредет Маффину в голову, возьмет и вскочит, убежит прочь. А так у меня есть свидетельство безумного происшествия. Животному, похоже, нравилось внимание, Маффин застыл изваянием, задрал морду и только медленно моргал, когда мой телефон издавал довольно громкий щелчок.

Едва я завершила фотосессию, как позвонил Веня:

– Лампа, где ты? Хотя можешь не отвечать, я просто уверен, что ты, несмотря на мое здравое предупреждение, поперлась по Друкова.

– Да, – процедила я.

– Ну, теперь удавишься в пробке, – заржал Веня. – Слушай, там такой прикол! К какому-то идиоту на капот сел слон. Народ в Интернет фотки посбрасывал, ухохотаться!

– Может, герой дня верблюд? – мрачно уточнила я.

– Однофигственно, – веселился Греков. – Вот кем надо быть, чтобы не заметить на дороге здоровущую тушу? Некоторым горе-водителям не следует ездить по дорогам даже на пассажирском месте. Лови и любуйся!

Вениамин отсоединился, и мне на телефон незамедлительно прилетела эмэмэска. Я неизвестно зачем открыла ее, обозрела гордую морду Маффина и поняла, что могла бы не суетиться, запечатлевая верблюда. Сейчас уже весь Рунет забит изображениями негодника, уютно устроившегося на капоте моей «букашки».

– ГАИ приехала! – завопила Ира.

Я оторвалась от дисплея и увидела двух пузатых мужиков, которые шагали к месту аварии от бело-синего «Форда». Оба красавца держали в руках мобильники – полицейские не избежали искушения заснять не совсем обычное происшествие.

– Что у нас тут? – спросил один.

– Столкновение с верблюдом, – ответила я, – а то не видно?

– ОСАГО есть? – поинтересовался второй полицейский.

– Все документы в наличии, – заверила я, – сейчас достану.

– А у второго участника ДТП? – продолжал допрос гаишник.

– Вы хотите сказать, что у верблюда тоже должен быть полис обязательного страхования? – уточнила я. – А может, еще и КАСКО? Перестаньте нести чушь и займитесь делом.

– Гражданочка, не мешайте исполнению служебных обязанностей, – сердито остановил меня гаишник. – Твое мнение, Леня?

– Кто под зад дал, тот и виноват, – бойко сказал Леонид. – Ну, если только «стопы» у впереди едущего не работали… Надо проверить, как считаешь, Жень?

– Согласен, – снисходительно кивнул Евгений. – Где шофер транспортного средства? Кто управлял тем, кому ты в задницу въехала?

– Я, – пискнула Ирина, делаясь меньше ростом. – Здрасте, дяденьки.

– И сколько тебе лет? – прищурился Леонид.

– Восемнадцать, – без запинки соврала она. Но потом добавила: – Очень скоро исполнится.

– Бумаги давайте, – велел Евгений.

– Мои вы уже в руках держите, – буркнула я.

– Ваши, пожалуйста, – потребовал Евгений у девочки.

Та растерялась:

– Ничего у меня нету!

– Вождение без прав, – важно кивнул Леонид. – Придется вас задержать до выяснения личности, если не покажете удостоверение, подтверждающее вашу личность.

– Чего? – жалобно пропищала школьница.

– Дай им паспорт, – посоветовала я.

– Он дома, – всхлипнула Ирина.

– Есть какая-нибудь бумажка, где стоят твои имя и фамилия? – спросила я.

Ирина открыла висящую на плече сумку-планшетку, вытащила оттуда блокнот и протянула толстому гаишнику.

– Тетрадь для занятий по математике ученицы одиннадцатого класса Марковой Ирины, – прочитал тот. И прокомментировал: – Без фото и печати недействительна.

Я заморгала. Полицейские изощренно издеваются над нами с девочкой или они на самом деле уникальные дураки?

– Как оформлять-то? – вдруг поинтересовался Леонид.

– Обычно, – пожал плечами Евгений, – два транспортных средства.

– Он живой, – заявил его напарник, показывая пальцем на размеренно сопящего Маффина, – не механический.

– Твоя правда, – задумчиво протянул Евгений. – Значит, одна из сторон не транспортное средство. Наезд на пешехода. Плохо ваше дело, гражданочка.

Я испугалась, но потом взяла себя в руки и решила беседовать с полицейскими, как с первоклашками:

– Уважаемые господа! Маффин – верблюд. Я согласна с вами, что он не является машиной, но ведь и пешеходом его нельзя назвать. Маффин на четырех ногах, а те, кто перебегает дорогу в неположенном месте, имеют обычно две.

Гаишники уставились на верблюда, а тот замер. Кажется, красавчик даже перестал моргать.

– Чего он не шевелится? – удивился Леня.

– Может, помер? – предположил Женя.

– Мертвецы не сидят, – заспорил Леонид, – а лежат.

– Кроме тех, которые висят, – добавил Евгений. – Оформляем наезд на сельскохозяйственное животное. Помнишь, года два назад мотоциклист въехал в корову?

– Буренка дает мясо и молоко, от свиньи бывает свинина, курица яйца несет, на лошади пашут. А верблюд зачем? – спросил Леонид. – Какова его роль в деревне?

– Не пойму, куда ты клонишь, – протянул Евгений.

– Если неправильно бумаги оформим, опять по шапке получим, – вздохнул его напарник. – Нельзя верблюда называть сельскохозяйственным животным, он в сельском хозяйстве не участвует.

– Значит, домашний зверь, – быстро нашел выход Женя.

– Собака, кошка, черепаха, хомячок, золотые рыбки в квартире живут, поэтому они домашние. А верблюд? – снова заартачился Леня. – Девушка, где ваш Паффин обитает?

– Маффин, – поправила Ирина. – В вольере.

– Во дворе, – важно дополнил Леонид, – значит, ему положено называться уличной зверюгой.

Женя молчал, зато возмутилась Ира:

– Маффин не бродячий, у него есть личный загон и еда хорошая! Папа за идиотом ухаживает!

– Следовательно, животина все-таки домашняя, – кашлянул Евгений.

– Но квартирует-то на воздухе, – уперся Леонид.

– Хорошо, Маффин уличный, – вновь согласился Женя.

– Он хозяйский! – закричала Ира. – Как коза! Она спит в сарае, ест на лугу, но имеет владельца. С Маффи та же история.

Евгений сложил руки на груди.

– Маффин как коза. Коза сельскохозяйственное животное, значит, Маффин тоже.

Я постаралась не расхохотаться. Ай да Женя! Великий мыслитель!

– Но верблюд бестолковый, – занервничал Леонид, – от него пользы как от козла молока.

– Совсем запутались, – вздохнул Евгений. – Маффин не пешеход, не зверь из колхоза, не бродячая собака. Так кто же он?

– Говоришь, эта жуть детей катает? – прищурился Леня.

Ира быстро закивала.

– Значит, Маффин трудящийся верблюд, – провозгласил Леонид, – тягловая сила, наподобие лошади. И, как конь, вполне имеет право считаться рысаком или тяжеловозом. Жеребцы дикими не бывают. Значит…

– А лошадь Пржевальского? – некстати блеснула знаниями Ирина. – Она по пампасам носилась. И зебра тоже вроде коняшки.

– Но Маффин определенно не зебра, – отрезал Женя.

– Точно, – согласился Леня, – полосы отсутствуют, и есть горб.

Мне захотелось захлопать в ладоши. Наконец-то парни достигли консенсуса. Верблюд не зебра, с этим утверждением не поспоришь.

– Но тогда кто он? – задал вопрос Леонид.

– Послушайте, – не выдержала я, – какая разница, домашний Маффин или бродячий? Оформляйте аварию!

– Гражданка Романова, вы не понимаете сложности вопроса, – процедил Евгений. – Речь идет о непростых вещах. ДТП, повлекшее за собой смерть или нанесение стойкого ущерба здоровью сельскохозяйственной живой единице, предполагает выплату штрафа тем человеком, кто нанес ущерб здоровью скотины.

– Это Маффин мне денег должен! – разозлилась я. – Сам мне на капот сел!

– Маффи нищий, – быстро сказала Ира, – ничего в кармане у него не найдете.

Я покосилась на девочку. Осталось только определить, в каком месте тушки «корабля пустыни» природа создала карман, и можно расходиться.

– Бродячая собака, она… – вещал Женя. – Держите его!

Я снова посмотрела на Евгения и увидела, что Маффин встал, подошел к «Форду» гаишников и начал мерно качать головой.

– А на нашу машину он не плюхнется? – испугался Леня.

– Не имеет права, – прошептал Женя. – Мы при исполнении, такое верблюдское поведение можно посчитать нападением.

Движение на дороге окончательно парализовало, на тротуаре скопилась громадная толпа. Маффин оторвал взор от «Форда», оглядел народ, потом разинул пасть и издал странный звук, похожий то ли на кашель, то ли на рычанье.

– Ой, что сейчас будет! – всполошилась Ирина и дернула меня за руку. – Скорей садись на корточки!

Я на всякий случай подчинилась. Маффин дернул шеей и… плюнул на патрульный автомобиль. Огромная шапка бело-серой пены начала стекать по ветровому стеклу. Толпа зааплодировала. Мне захотелось расцеловать Маффина.

– …! – заорал Леня. – Мы тебя задерживаем за хулиганство. Обплев служебного автомобиля запрещен!

Я захохотала в голос. Маффин наймет адвоката, законник же скажет: «Покажите в Правилах дорожного движения пункт, где написано: «Обплев верблюдами машин ГАИ не разрешен». Нет такого!»

Маффина освободят, он будет раздавать интервью, станет медийным лицом, пойдет в политику, получит кресло в Думе. И какое емкое слово «обплев»! Оцените лексический запас Леонида!

Боковое стекло роскошного джипа, стоящего напротив обомлевших полицейских, медленно опустилось, из окна высунулся абсолютно лысый толстомордый мужик лет сорока и закричал:

– Браток, не стой дубиной! Беги, пока волки позорные тебя не скрутили!

Маффин вздрогнул и ринулся вперед. Я прикрыла глаза рукой. Сейчас верблюд помнет еще пару-тройку машин зевак… Но нет, он очень ловко и аккуратно продвигался вперед.

– Стой, гаденыш! – завопила Ира, кидаясь следом.

– И что теперь? – безнадежно спросил Леня. – У нас побег с места ДТП.

– Гражданочка, проверьте, ваша машина в рабочем состоянии? – попросил Евгений.

К моему огромному удивлению, мотор «букашки» загудел, и она была готова ехать дальше.

– Может, спокойненько того самого… разойдемся? – вкрадчиво предложил Евгений. – Никто не пострадал.

– А капот? – занервничала я. – Хочу получить страховку!

Полицейские переглянулись.

– Мы тебе справочку составим, – пообещал Леонид. – Но без рассказа про чертова верблюда. О’кей?

– Пишите, что хотите, лишь бы ремонт производился не за мой счет, – решительно потребовала я.

Глава 9

Дверь на мой звонок открыл молодой человек лет двадцати, опиравшийся на костыли – левая его нога была закована в аппарат Илизарова.

– Вы из поликлиники? – быстро спросил он. – Жуть, как бабушка капризничает! Сделайте ей укол, пожалуйста.

– Очень сочувствую, но я пришла к Катерине Дроздовой, – сказала я.

– Она в Питере, – ответил хозяин.

– Когда же она успела уехать? – удивилась я.

– Неделю назад отправилась. А что? – спросил парень.

– Не может быть, – возразила я, – вчера я видела Катю с дочкой, разговаривала с ними.

– Олежка, кто там? – проскрипел из недр квартиры старческий голос. – Опять твои приятели? Ногу сломал, теперь шею покалечить решил? Нет моего разрешения на твой уход! Я умираю! Не вздумай бросить тяжелобольного человека!

– Успокойся, ба. Тут Катю ищут, но что-то перепутали, – ответил Олег. И снова обратился ко мне: – Катюха в командировке, и детей у нее нету.

– Девочка, – уточнила я, – по виду лет семи-восьми. А еще Катя владелица «Рено».

– Машина есть, – кивнул Олег, – а ребенка нет.

– Но я вчера видела и Катю, и Алину, – повторила я.

– Алина? – переспросил парень. – Значит, Катька опять подружке тачку отдала. Вот зараза! А мне набрехала, что машина в ремонте. Почему бабы такие вруньи?

– Потому что они нахватались плохих привычек от мужчин, – ответила я. – С кем поведешься, от того и наберешься! Кому Дроздова одолжила машину?

– А почему я должен отвечать? – скривился Олег.

Я достала из сумочки бордовое удостоверение, помахала им перед носом парня и холодно произнесла:

– Автомобиль, оформленный в собственность Екатерины Дроздовой, сегодня рано утром насмерть задавил пешехода. Еще вопросы будут?

– Нет, нет! – быстро сказал Олег. – Но Катька правда в Питере, это легко можно проверить, она в гостинице живет. У нее есть подруга, Верка, а у той дочь Алина, маленько придурковатая. Сестра Веру жалеет, то денег ей сунет, то колеса одолжит. Вы стопудово с Верой говорили.

– Дай ее телефон и адрес, – потребовала я.

– Олег, немедленно закрой дверь! – заскрипела бабка. – Убить меня решил? Дует! Вот мать придет, все ей расскажу!

– Добрая у тебя бабушка, – не удержалась я от комментария.

– Сегодня она еще мирная, – улыбнулся Олег, – ничем не швыряется. Адрес и телефон Веры я не помню, но могу рассказать, как ее найти. Идите по нашей улице до конца. Увидите последнее здание, там на первом этаже кафе, называется «Лейла», войдете в подъезд, Верка живет на чердаке.

– Где? – удивилась я.

Олег округлил глаза.

– Я в чужие дела никогда не лезу, но иногда кое-что случайно слышу. Катька с Веркой часто по телефону болтают. Скворцова с мужем развелась – она ему изменила, а тот узнал и выгнал бабу. Правильно сделал! Вроде Веркин супруг художник, он ей и дочке свою мастерскую отдал.

– Фамилия Веры Скворцова? – уточнила я.

– Ага, – кивнул Олег. – Прикольно получилось: моя сестра замуж вышла и стала Дроздовой, подружка у нее Скворцова, а наша с Катей мать до кучи по мужу Валентина Петровна Воробьева. Угореть, сплошные птички!

– Или ты дверь захлопнешь, или я тебя в окно выкину! – громогласно пообещала бабушка.

– Зоопарк у нас, – засмеялся Олег, – притон умалишенных. Нормальных в семье нет, все с прибабахом. Кроме меня.

Я ничего не ответила парню и отправилась искать кафе «Лейла».

Вера Скворцова открыла дверь и схватилась за косяк.

– Что вам надо?

– Здравствуйте, – сказала я. – Сегодня на улице хорошая погода, солнце светит.

– Как вы узнали, где я живу? – нервно спросила хозяйка.

– Открыла третий глаз и увидела, – без тени улыбки ответила я. – Я талантливый экстрасенс, могу, например, сообщить, как Вера Скворцова провела сегодня раннее утро. Она, сидя за рулем автомобиля своей подруги Кати Дроздовой, задавила насмерть Егора Кострова.

– Вы чего? – попятилась Вера. – Я не знаю такого!

– Совсем не обязательно дружить с тем, кого сбиваешь машиной, – парировала я. – Есть свидетель, он видел вас, одетую в красную куртку и кепку, за рулем зеленого «Рено».

Скворцова начала отступать в глубь темного узкого коридора. Я пошла за ней, не забыв захлопнуть входную дверь. В конце концов мы очутились в очень странной комнате.

Небольшое помещение являло собой симбиоз кухни-ванной-туалета-спальни-детской. У стены располагались двухконфорочная плита, скромного размера холодильник и умывальник, около которого висели мыльница и стаканчик с зубными щетками. Левее я увидела душевую кабинку, за ней шли полки с книгами, игрушками и всякими мелочами, дальше находились кронштейн с одеждой, кровать, застеленная пледом, кресло, комод и манеж, куда мамы кладут малышей. Но сейчас вместо младенца в нем сидела Алина. Увидав мать, девочка заколотила кулачками о пол и заорала:

– Нет, нет, нет!

Вера протиснулась к столу, занимавшему центр помещения, взяла из тарелки очищенную сырую морковку и сунула дочери. Алина начала сосредоточенно грызть овощ.

– Ну, нравится тебе у меня в гостях? – с вызовом поинтересовалась Скворцова.

– Тесно у вас, – вздохнула я, – и окна в потолке не слишком удобная вещь.

– Зимой снегу навалит, в комнате совсем темно делается, – произнесла Вера, – электричества на большие деньги нагорает. Бывший муж постарался, отомстил нам с дочкой по полной. Я никуда утром не ездила. Алину одну оставить невозможно, даже в булочную не сбегать. Родственников у нас нет, денег на няню тоже. Да и никто не хочет с Алиной сидеть, как ее увидят, уходят. Одна, правда, согласилась… за пять тысяч долларов. Хватило совести у бабки сюда войти и нереальную сумму запросить. Машину я у Кати брала. Но только чтобы к Григорию Гудкову съездить. И идея к нему отправиться Катина. Я не хотела, но она настояла.

– Как же вы на работу уходите? – изумилась я. – Алину в садик отдаете?

Вера усмехнулась.

– Таких, как моя дочь, к обычным детям не возьмут. Для нас два варианта – коммерческое или особое муниципальное заведение. В первом хорошо, там питание нормальное, педагоги внимательные, одна беда – цена. У меня даже близко столько нет, сколько там хотят. А в городской центр очередь на годы, Алина состариться успеет, пока ее в группу запишут. Я пыталась дома работать, на компьютере, сайты делать, но заказов нет. Живу вся в долгах, впору из окошка сигануть, да оно в крыше, мне не долезть. В общем – повсюду облом. Чаем угостить не могу – нету. И хлеба у нас полбатона до пятницы осталось. Получу Алинкино пособие, затарюсь пшеном.

Я проглотила колючий комок, подступивший к горлу.

– Неужели вам подруга не может помочь?

Вера подошла к полкам, взяла толстый блокнот и подала мне.

– Вот, читайте. Там до копеечки записано, сколько я должна Катюше. Куда ж еще брать?

– Одевайте Алину, – решительно приказала я, – пойдем в магазин и купим продуктов.

– Нет! – уперлась Скворцова. – Пусть я нищая, но милостыню не прошу. Катерина мне не посторонняя, а вас я не знаю. Спасибо за предложение, но нет. Я найду работу. Просто мне пока не везет. Катя сказала…

Вера замолчала.

– Что предложила Катерина? – спросила я.

Скворцова опустила голову.

– Ну… это неинтересно. Григорий умер, рассчитывать мне вообще не на кого. Я, когда к Гудкову ехала, думала, хорошая идея подружке в голову пришла. А позвонила в дверь и испугалась: что я ему скажу? Да он и не поверит, что Алинка его дочь, выпрет меня со скандалом. И вдруг женщина дверь распахнула. Извините, я нахамила вам от растерянности – как-то не подумала, что Григорий не один живет. И зачем я туда поперлась? Назад ехала и так плакала, что даже Алинка балбесничать перестала, сидела тихо. А она молчит, только когда ест. Ох, я дура! Вам бы вот понравилось иметь дочку с больной головой? Только честно!

– Не знаю, – смутилась я. – Девочка очень на Гришу похожа – цвет волос, родинка под подбородком. У Гудковых детей не было, может, Григорий бы и обрадовался Алине. Он вам не помогал?

– Он не знал о рождении дочери, – вздохнула Вера. – Я одна во всем виновата. Устроила дамский роман, из-за любви к Алеше старалась. А вышло – хуже некуда. Зачем я эту кашу заварила? Ну, жили бы вдвоем, так нет, повелась на подначки свекрови.

– Алексей – это ваш бывший муж? – попыталась я внести ясность.

– Единственный, самый любимый человек! – воскликнула Вера. – Для меня существует один мужчина на свете – Леша.

– Зачем тогда вы завели интрижку на стороне? – бесцеремонно спросила я хозяйку.

– Я никогда не приближалась ни к одному парню, кроме Алексея, – торжественно заявила Вера.

Я кивнула в сторону сосредоточенно грызущей морковку Алины.

– Извините, я не верю в непорочное зачатие. До сих пор оно удалось лишь одной женщине, и то в ее случае непонятную роль играл архангел Гавриил.

Вера села за стол, и полился сбивчивый рассказ, но я поняла суть истории.

…Вера, девочка из так называемой неблагополучной семьи, рано поняла, что в жизни ей никто не поможет, поэтому надо рассчитывать исключительно на собственные силы. Больше всего Верочке не хотелось повторить судьбу матери, продавщицы затрапезного гастронома, которая знала лишь один вид развлечения – литробол. Пьяная женщина на полу – вот образ, который возникал перед глазами Веры, едва она слышала слово «мама».

Благодаря своему трудолюбию и упорству девушка попала в институт, начала изучать компьютерные технологии и познакомилась с Алексеем Скворцовым, за которого в конце концов и вышла замуж.

В отличие от Веры Алеша рос любимым, избалованным и совершенно несамостоятельным человеком. За парня все решала его мать, Ангелина Федоровна, которая сразу невзлюбила избранницу сына.

Если посмотреть на ситуацию отстраненно, то ее можно понять. Ну-ка скажите, вам захочется в невестки нищую девушку без крыши над головой? Мать Веры на момент поступления дочери в институт ухитрилась продать московскую квартиру, поселилась в сарае в Подмосковье и лихо пропивала полученный за жилплощадь капитал. Вера на паях с двумя однокурсницами снимала в Лобне комнату, и чтобы успеть на занятия, ей приходилось вставать в четыре утра. Из одежды у нее имелись куртка, джинсы, футболка, пуловер и платье. Из обуви – туфли из клеенки и зимние сапоги. В кошельке почти всегда зияла пустота, после занятий Вера подрабатывала в сетевой харчевне, где платили мало, но зато в еде не ограничивали. Правда, через месяц юную кассиршу стало тошнить при виде гамбургеров и картошки фри.

Когда Алеша привел Веру к себе домой, та чуть не расплакалась, увидев красиво накрытый стол. Ангелина Федоровна, женщина умная, не стала устраивать гостье допрос, а потихоньку навела о подруге сына справки. Ужаснувшись тому, что узнала, сказала отпрыску:

– Лешенька, она тебе не пара! Посмотри, вокруг столько достойных девочек из хороших семей. Вера даже ножом пользоваться не умеет, зажимает его в кулаке…

Но обычно мягкий и послушный Леша неожиданно уперся и впервые в жизни пошел наперекор воле матери, заявил:

– Я люблю Веру, мне нужна только она.

Ангелина Федоровна сделала все, чтобы разлучить пару. Она прикидывалась больной, заставляла Лешу все выходные и праздники сидеть около своей постели, устроила ему, молодому художнику, заказ на роспись кинотеатра в Екатеринбурге и отправила парня на четыре месяца на Урал. Но ничто не помогло, сын по-прежнему смотрел исключительно на Веру.

В конце концов Ангелина Федоровна потеряла самообладание и произнесла сакраментальную фразу:

– Выбирай, Алексей, или я, или она!

От всей души советую вам никогда не говорить подобные слова. Загнанный в угол мужчина может принять совсем не то решение, на которое вы рассчитывали.

Леша взял сумку и ушел к Вере. Через три дня опухшая от слез Ангелина Федоровна приехала в институт к «гадкой девчонке из плохой семьи» и взмолилась:

– Деточка, дорогая, пожалуйста, не бросайте меня. Я без вас, мои любимые, умру. Сыграем красивую свадьбу, соберем гостей.

– Мы вчера поженились, – радостно сообщила Вера.

Свекровь схватилась за сердце, но сумела изобразить бурную радость. Скворцовы перебрались в родные пенаты Алеши и зажили счастливо. Вернее, незамутненно счастливым чувствовал себя только художник, в бочку меда Веры постоянно вливались ведра дегтя. Ангелина Федоровна открыто не конфликтовала с невесткой, но так умело поворачивала все ситуации, что та постоянно ощущала себя полной дурой, косорукой неумехой, неспособной даже яичницу пожарить.

Вскоре после свадьбы Ангелина стала вздыхать о внуках.

– Вот умру скоро, так и не полюбуюсь на наследника, – вкрадчиво говорила она. – Понимаю, вам еще погулять хочется… Тогда родите и отдайте мальчика мне. Я его воспитаю наилучшим образом.

– А вдруг будет девочка? – один раз спросил Алеша.

– Еще лучше! – воскликнула Ангелина. – Вы только озаботьтесь ребеночком. Разве трудно? Ни хлопот, ни забот не увидите, у вас есть я. Подумайте о здоровье Верочки, ей уже не двадцать, пора рожать, иначе может быть поздно.

Скворцовы решили, что мать права, перестали предохраняться, но желаемая беременность никак не наступала.

– Опять ничего? – трагическим шепотом осведомлялась свекровь каждый месяц.

– Пока нет, – смущенно отвечала невестка.

– Умру, не дождавшись малыша, – стонала потенциальная бабушка.

Потом тон бесед изменился, Ангелина Федоровна принялась зачитывать вслух статьи из псевдонаучных журналов. Ну, например, «Как быстро зачать ребенка» или «Диета для наступления беременности».

Вере активность свекрови очень не нравилась, и она сказала Алексею:

– Попроси свою мать прекратить разговоры о детях, а то у меня ощущение, что она с нами третьей в кровати лежит.

Алеша оскорбился и устроил жене скандал. Ангелина Федоровна услышала шум, кинулась в комнату к детям, и свара разгорелась еще сильней.

Помирились Скворцовы лишь через несколько дней, но у Веры осталось ощущение, что между ней и мужем возникает стена. Раньше молодая женщина обожала супруга, а теперь к этому чувству подмешивалась обида. Ну почему Алеша позволяет матери постоянно давить на нее? Апогея недовольство Веры достигло после того, как Ангелина Федоровна за ужином достала газету и, сотрясая ею в воздухе, заявила:

– Вот тут компетентный человек, кандидат наук, пишет, что женское бесплодие бывает в двух случаях. Либо женщина делала в юности аборты, либо она испытывает неприязнь к мужу. Вера, ты к какой категории относишься?

Глава 10

Невестка обомлела. Свекровь начала зачитывать материал вслух, Алексей спокойно ел макароны.

Ночью Вера разрыдалась и спросила супруга:

– Почему ты меня не защищаешь?

– От кого? – уточнил Леша.

– От своей матери, – выпалила жена. – Сегодня она меня впрямую назвала проституткой.

– Ну, не надо преувеличивать, – протянул художник, – мама и слов-то таких не знает. Но она права в одном: нам нужен ребенок. Почему у нас не получается? Ты вообще как ко мне относишься? Может, не собираешься малыша иметь? Я тебя из нищеты выдернул, одел-обул, поселил в прекрасной квартире. И теперь тебе неохота заботы иметь?

Вера трепетно относилась к Алексею, поэтому не отвесила ему пощечину, не собрала вещи, не ушла от него, а кинулась утром к лучшей подруге Кате с вопросом: «Что делать?»

В процессе совместного мозгового штурма родилось неординарное решение. Вере надо пройти полное обследование, и, если выяснится, что у нее патологии нет, надо согласиться на оплодотворение от анонимного донора. Почему она не отправилась к доктору вместе с Алексеем? Вера категорически не хотела, чтобы муж узнал о ее инициативе. Если анализы выявят бесплодие жены, Ангелина Федоровна сживет невестку со свету, сделает все, чтобы сын развелся и женился на другой. А если откроется, что ребенок не получается из-за проблем со здоровьем Алексея, то свекровь никогда не поверит в ущербность сыночка, начнутся разговоры, что невестка заразила мужа непонятной инфекцией, Вера снова окажется виноватой, Леша разорвет брачные узы и начнет подыскивать другую супругу.

Катерина устроила все наилучшим образом. Вере крупно повезло: ее закадычная подружка закончила медвуз, получила специальность гинеколога и работала ассистентом у своей мамы, Валентины Петровны, которая служила в частной клинике Сереброва. Воспользоваться услугами донора спермы недешевое удовольствие, но Катерина обстряпала дело бесплатно.

Через короткое время Вера объявила о беременности и увидела на лице Ангелины Федоровны горькое разочарование, которое свекровь быстро замаскировала счастливой улыбкой.

«Обломалось нас развести, – подумала невестка. – Теперь мы с Лешей будем жить счастливо. Удавись от злости, жаба!»

И счастье, на которое рассчитывала Вера, не заставило себя ждать. Когда она была на четвертом месяце, свекровь неожиданно познакомилась с приятным мужчиной Иозефом, русским, давно проживающим в Германии, скоропалительно выскочила за него замуж и укатила в город Киль.

Вере от радости хотелось петь. Иозеф, как большинство европейцев, оказался скуповат. Деньги на поездки жены в Россию он тратить не собирался, в Германию Алексея и Веру не звал. Более того, прямо дал понять супруге – та должна заниматься исключительно своим мужем, домом и садом, российская родня не желанна в его особняке. Счета за телефон Иозеф проверял скрупулезно, Интернета в доме не было. Ангелина Федоровна могла только писать сыну письма, в которых жаловалась на жадность спутника жизни и сетовала на несбывшиеся надежды. Уезжая в Германию, она рассчитывала совсем на другое житье-бытье. Вера лишь злорадствовала про себя, когда Леша читал вслух мамочкины жалобы. Свекровь, похоже, получила по полной программе за травлю невестки, она теперь мучается в городе Киль, а Верочка абсолютно счастлива в Москве.

Алина родилась точно в срок, имела правильный вес, стандартный рост и рыжий пушок на голове. Все, кто приходил к Скворцовым в гости, в один голос восклицали:

– Надо же так походить на отца!

Первые месяцы своей жизни Алина провела, купаясь в любви и ласке, но потом стало понятно: с девочкой что-то не так. Она поздно начала держать голову, не гулила, отставала в физическом развитии. Диагноз «умственная отсталость» Алине поставили в три года. К сожалению, у девочки случались припадки ярости, она была непослушной и агрессивной.

Надо отдать должное Алексею – он не ушел из семьи, никогда не упрекал жену в рождении неполноценной дочери. Вот только Ангелине Федоровне сын правду сообщать не стал. По счастью, та не горела желанием узнать подробности о внучке, вспоминала о ней в одном письме из десяти, задавала дежурный вопрос: «Как поживает Алина?» – и продолжала строчить жалобы на свою жизнь. Вере давно стало ясно: свекровь требовала внуков лишь по одной причине – желала развести сына с женой, потому и цеплялась за отсутствие у них детей.

Несмотря на проблемы с Алиной, Дроздова была счастлива до тех пор, пока полтора года назад Ангелина Федоровна не свалилась, как камень на макушку, в семью Алексея. Иозеф оформил развод и выгнал жену в Россию. Понятное дело, бабушка сразу увидела умственную ущербность внучки. Ее переполняли злость и разочарование из-за своего неудачного брака, негатив требовалось куда-то слить, и свекровь рьяно принялась сживать со света невестку.

– Глаза у Алины как у Веры, и форма носа-рта девочке от матери досталась, – постоянно твердила Ангелина. – Где гены Леши?

Однажды Вера, оставив дочку с бабушкой, побежала по магазинам, а вернувшись, лишилась дара речи. Ангелина Федоровна вымыла внучке голову оттеночным шампунем, волосы малышки приобрели каштановый цвет.

– Смотри, Алешенька, – заявила свекровь, когда сын вошел в дом, – у девочки от тебя лишь цвет волос, остальное Верино. Думаю, алкоголизм матери твоей жены испортил генетическую картину. В нашем роду кретинов не было.

Тут даже аморфный сын возмутился и крикнул:

– Мать, немедленно замолчи! Алина мой ребенок, я люблю ее, несмотря на диагноз!

Но даже зная, как свекровь ее ненавидит, Верочка не могла себе представить, что та затеет спустя некоторое время.

Вера решила устроить дочку в коммерческий центр, где занимались обучением детей с проблемами в развитии, Алексей полностью поддержал идею супруги, дал ей денег, и она поехала подавать документы. Вернулась домой очень воодушевленной: специалисты сказали, что случай Алины не самый тяжелый, если с девочкой упорно и правильно заниматься, она сможет получить образование, овладеть простой профессией.

– У меня прекрасные новости! – с порога закричала Вера. – Вы где?

Ответом послужило гробовое молчание. Удивленная Скворцова отправилась искать свекровь и мужа. Родственники обнаружились на кухне – они сидели у стола и смотрели на Веру.

– Прекрасные новости! – ликующе повторила Вера. – Алиночка…

– А у нас плохие новости, – ледяным голосом перебил жену Алексей. – Мы больше никогда и ничего не желаем слышать об этом чудовищном ребенке.

– Что случилось? – опешила Вера.

Ангелина Федоровна постучала пальцем по листку бумаги на скатерти.

– В семье Скворцовых никогда не было умственных заболеваний. Я сделала анализ ДНК. Алина не является дочерью Алексея.

Вера чуть не упала замертво и лишь пролепетала:

– Разрешите объяснить…

– К чему слова? – не стала ее слушать Ангелина Федоровна. – Ты изменила мужу. О чем нам беседовать?

– Нет, – закричала Вера, – никогда!

– ДНК, – коротко произнесла свекровь, – наука не врет.

– Зачатие было от анонимного донора, – заплакала молодая женщина.

Ангелина Федоровна закатила глаза:

– Единожды солгавшей, кто тебе поверит?

Алексей сухо сказал:

– Твои вещи сложены, уходи.

– Куда? – охнула Вера.

– К анонимному донору, – язвительно предложила свекровь.

Алексей протянул жене ключи.

– На. Это от моей мастерской.

– Ты слишком добрый! – возмутилась мать. – Неверную жену в старину гнали голой по улице и забивали камнями!

Алексей встал.

– Я не варвар. С Верой нас связывает совместное прошлое, мы не один год провели вместе. Переоформлю на нее помещение студии, возьму на себя хлопоты и расходы. Но это все. Если подашь на алименты, мой адвокат продемонстрирует в суде анализ ДНК, и вопрос отпадет сам собой. У тебя есть час, чтобы покинуть наш с мамой дом.

– Но обучающий центр… – с трудом выговорила бедная Скворцова. – Он дорогой, а я без работы… Как нам жить? На что кормить и учить Алину?

– Назови хоть одну причину, по которой мы должны заботиться о гулящей девке и ее отпрыске! – воскликнула Ангелина Федоровна.

– Нет рук, значит, нет и конфеток, – зло заявил Алексей и удалился из кухни.

Вера кинулась за мужем, но тот заперся в ванной. Ангелина Федоровна демонстративно отворачивалась от невестки. Маленькая Алина истошно кричала – ей не дали вовремя поесть. Скворцова схватила в охапку ребенка, сумку с пожитками и убежала к Кате…

– Вы потом не пытались объясниться с мужем? – спросила я.

– Алексей не шел на контакт, – пояснила Вера. – На суд вместо него приехал адвокат, дома к телефону всегда подходит Ангелина, мобильник Леша сменил. Но он не обманул, переоформил на меня студию. Правда, шикарное место? Едим, спим, моемся и ходим в туалет в одной комнате.

– Зачем же ты поехала к Грише? – не поняла я. – Он-то с какого боку в этой истории?

Вера отвела глаза в сторону.

– Григорий Гудков тот самый анонимный донор.

– Умереть не встать… – прошептала я. – Ты не путаешь? Как узнала имя? Сведения о тех, кто сдает сперму, не разглашаются.

Она исподлобья посмотрела на меня.

– Я бы с голода сдохла, но, спасибо, Катя денег давала. Только сколько ж можно у нее камнем на шее висеть? В Одинцове есть интернат для таких, как Алина, он платный, но не запредельно, как другие заведения. Там хорошие условия, детей учат. Катя давно, еще когда меня Леша выгнал, дала мне координаты Григория, сказала: «Сходи к Гудкову, покажи девочку, попроси помочь. Может, он даст денег на интернат хоть на первое время. Устроишь Алину, пойдешь на работу, потом сама начнешь по счетам платить. Девочка ему дочь, вдруг он сжалится?» Но я не ожидала ничего хорошего от незнакомого мужчины и не поехала к нему. О какой его ответственности могла идти речь? Он донор, и, кстати, ему обещали полную анонимность. Я полагала, что найду службу на дому. Но нет! Теперь в доме шаром покати, нам с дочкой есть нечего, и снова к Кате обращаться у меня совести не хватит. Вот я и решила вчера поехать к Григорию. Хотела на колени встать, просить в долг на интернат. А он, оказывается, умер. Катя этого еще не знает, она в Питер уехала. Зря я год назад к Гудкову не приползла! Зря подругу вовремя не послушалась!

– Очень плохая идея пришла в голову твоей Кате, – промямлила я. – Ты понимаешь, что могла разрушить чужую семью? Вдруг бы жена Гриши отреагировала, как твой муженек и его мамахен, – заподозрила супруга в измене?

Вера прижала кулаки к груди.

– Поверь, о том, что у донора может быть семья, я подумала, лишь когда увидела тебя. До того и мысли о супруге не возникало.

– Интересно, почему меня это не удивляет? – сердито буркнула я.

– Ей-богу, край настал, – всхлипнула Вера, – в доме одна морковка, больше ничего. Поверь, я не собиралась грабить Гудкова, но больше мне обратиться не к кому. Одолжила у Кати автомобиль, потому что с Алиной в метро невозможно ехать, она орать будет. Когда-то у меня своя машина была, я водить умею.

– Где «Рено»? – спросила я.

– В «ракушке», на пустыре, – пояснила Скворцова.

– Мне нужно осмотреть иномарку и желательно увидеть документы на нее, – сказала я.

Вера встала, взяла с полки небольшую сумочку и протянула мне.

– Там мои права, техталон, страховка и доверенность от Кати.

– Отлично, – кивнула я, записывая в телефон цифры с буквами номерного знака и название цвета «бирюзовая лагуна». – Теперь двигаем к гаражам.

– Ладно, – подчинилась Вера, – только Алину одену.

Через час, буквально ощупав руками капот, передние крылья и бампер «Рено», похожие по цвету на колье из бирюзы, которое когда-то носила моя мамочка, я выпрямилась и сказала:

– Тут где-нибудь поблизости есть кафе? Хочется чаю выпить.

– В торговом центре, через дорогу, – подсказала Вера, – там полно ресторанчиков. Ну что, убедилась? Железки не погнуты, ни вмятин, ни царапин нет.

– Нет, – эхом отозвалась я. – Надо признать, случилось мистическое совпадение. Ты была в кепке, красной куртке и на «Рено», а Егора сбил именно автомобиль французского производства, за рулем которого сидела блондинка, одетая почти так же. Пошли, попьем чайку, угощу тебя и девочку.

– Я не нищая! – гордо воскликнула Скворцова.

– Ты временно сидишь без денег и демонстрируешь редкостную глупость, – вздохнула я. – Если человек предлагает сходить в кафе, значит, он просто приглашает тебя вместе отдохнуть. В моем случае это способ извиниться. Я заподозрила тебя в убийстве Егора и теперь хочу попросить прощения за доставленное неудобство. Не делай из похода в забегаловку проблему.

– Мы с Алиной, – пробормотала Вера, – а она крик поднимет, если, не дай бог, игрушки увидит. И тоже есть попросит.

– Ну и отлично! – ответила я. – Мне нравятся дети с хорошим аппетитом.

Глава 11

Алина вела себя на удивление прилично. Девочка получила в подарок пирамидку и сейчас, съев почти целую большую пиццу, самозабвенно нанизывала разноцветные кругляши на штырек.

Мы с Верой поболтали ни о чем, потом Алина запросилась в туалет. Мать повела ее в санузел, а я быстро сунула в сумочку Скворцовой несколько купюр и с самым невинным видом начала рассматривать посетителей. Через пару секунд в кармане ожил мобильник, я вытащила телефон, глянула на экран и сказала:

– Да, Настюша.

– Ты где? – устало спросила Гудкова.

– В торговом центре, – честно ответила я, не уточняя, с кем и зачем отправилась в магазин.

– Мне очень нужно с тобой поговорить, – продолжила Настя. – Дело срочное, медлить нельзя. Но по телефону неудобно.

– Если на дороге не будет пробок, приеду через час, – пообещала я.

Доставив Веру и Алину назад на чердак, я довольно быстро добралась до дома Гудковой. Моя несчастная «букашка» внешне смотрелась удручающе, но и двигатель, и ходовая часть работали на изумление исправно.

Открыв дверь, Настя воскликнула:

– Ну наконец-то! Пошли в мою спальню.

Едва мы очутились в ее комнате, как Настя огорошила меня сообщением:

– Я беременна.

– В смысле? – растерялась я.

– Какой тебе еще смысл нужен? – рассердилась подруга. – Поняла, о чем я говорю? Я жду ребенка, поэтому мы с Егором и объявили о свадьбе. И что теперь делать?

Я постаралась оценить услышанное, но Настя не дала мне времени на раздумье:

– Ну, твое мнение?

– Прости, дай в себя прийти, – пробормотала я.

Гудкова обхватила себя за плечи.

– Не уверена, что смогу одна справиться с тремя детьми.

– У тебя должна появиться тройня? – подпрыгнула я. – С ума сойти!

Настюша села на диван и натянула на плечи плед.

– Лампа, очнись! Я имею в виду родителей. Представляешь, что у нас начнется после появления младенца? Малыши имеют обыкновение плакать, капризничать, вообще шуметь. Отец будет каждый день говорить: «Не могу спокойно работать над докторской диссертацией». А мама… Ты же знаешь, какая она ревнивая, ей всегда хочется быть первой. Ох, я неправильно выразилась: она предпочитает быть единственным членом семьи, о котором положено печься. Помнишь Басю?

– Кошку? – протянула я. – Весьма смутно, она у вас недолго прожила, ее пришлось отдать Елизаровым из-за болезни Лады.

Настя растянула губы в подобии улыбки.

– Ага! Мать начала чихать, кашлять, врачи только руками разводили – вроде пробы ни на шерсть, ни на корм не показали такой яркой реакции. Но все равно ей поставили диагноз «аллергия». Но вот парадокс! У наших соседей сверху живет здоровенный британец Сильвестр. Он подчас из своей квартиры удирает, охотится на лестнице на мух, мама частенько Сильвестра гладит, даже на руки берет и никогда не кашляет. Почему? Ответ прост: нет у нее никакой аллергии на животных, все дело в обычной ревности. Сильвестр чужой, он маме, так сказать, не конкурент, мою любовь и внимание на себя не перетягивает. А вот Бася… То я ей ушки чистила, то играла с ней, кошка к нам с Гришей в кровать спать залезала.

– Думаешь, Лада симулировала насморк с кашлем? – с сомнением уточнила я.

– Ну, не знаю… – протянула Настюша. – Вероятно, у нее на самом деле респираторные неполадки случались, но они имели под собой не физиологическую, а психическую основу. Лампа, давай говорить начистоту! Хоть один раз откровенно!

– Я стараюсь тебе не врать, разве что по мелочи, – улыбнулась я, – не всегда откровенно отвечаю на твои вопросы: «Скажи честно, чем будешь заниматься в выходные?» и «Как на мне сидит новое платье?»

Моя попытка пошутить провалилась. Настины и без того большие глаза стали огромными.

– Не о ерунде речь! Я никого до сих пор не впускала в свою личную жизнь, ты и представить не можешь, как тяжело тащить на плечах весь этот моральный груз. Я… мы… Гриша… Ладно, начну! Если вернуться к теме нашего с тобой вранья друг другу, извини, я тебе всегда лгала и о нас с Гришей, и о Петровых. На самом деле мои старики – страшные люди, самозабвенные эгоисты, пиявки, которые прилипли к нам с Гудковым и не желали отваливаться. Вот это чистейшая правда, которую я старательно маскирую перед посторонними. Жизнь с родителями невыносима, но уйти от них мы с мужем не имели права. Я и сейчас не могу покинуть дом.

Я растерялась, не зная, как реагировать на откровения Насти. Очень хорошо знаю, что у человека в момент стресса часто отказывают тормоза и он внезапно начинает действовать неадекватно. Одни люди принимаются плакать, другие кричать, третьи впадают в ступор, четвертые, ранее никогда не прикладывавшиеся к спиртному, хватаются за бутылку и напиваются до поросячьего визга. А есть такие, кто в минуту нервного напряжения выбалтывают свои тайны, которые тщательно хранили запертыми на много замков. Но через день, неделю, месяц человек приходит в себя, понимает, что зря развязал язык, и старается отдалиться от того, с кем разоткровенничался в недобрый час. Очень часто секреты бывают грязными. И как потом сидеть за одним столом с тем, кто видел твое несвежее белье? Это по меньшей мере неприятно! И бац, многолетняя дружба с треском лопается. Понимаете теперь, почему я не особенно хотела выслушивать признания Насти?

– Маму волнуют лишь ее картины, а отца псевдонаучная работа, – вываливала на меня наболевшее Гудкова. – Родители мало похожи друг на друга, у них во всем расходятся вкусы. Даже суп в доме приходится варить разный, потому что мама вегетарианка, а папа жить не может без куска мяса. Но в одном они солидарны – оба считают себя гениями. Великими! Потрясающими! Уникальными! А моя роль – прислуживать Леонардо да Винчи в юбке и несостоявшемуся Геродоту, обеспечивать им комфортное существование и никогда не обременять своими проблемами. Мать пару раз, еще на заре нашей с Гришей семейной жизни, говорила: «Хорошо, что у вас не может быть детей! Кому они нужны? С младенцами нет никакого покоя, сплошные нервы и лишние расходы!»

Выпалив последнюю фразу, Настя резко замолчала и прикрыла ладонью глаза.

Я растерялась еще больше и от этого совершила бестактность, задала неуместный вопрос:

– А почему вы с Гудковым не завели ребенка?

Настя провела рукой по лицу и тихо ответила:

– В детстве Гриша переболел свинкой, она дала осложнение, в результате муж стал бесплодным. В плане интимной жизни у нас с ним все было отлично, но вот стать родителями нам было не суждено.

– Гудков оказался не способен к зачатию? – подскочила я, вспомнив до невозможности похожую на него Алину.

Настя кивнула:

– Верно. Но мы с ним не переживали по поводу бездетности, мы любили друг друга и решили: на все воля божья. Нет наследников, значит, так тому и быть. Ой, что-то я замерзла. Пойду заварю чаю…

Подруга вышла из комнаты, а я попыталась справиться со шквалом эмоций. Кто из них врет, Настя или Вера? Если Гудков из-за болезни стал стерилен, тогда Алина не его дочь. Но девочка просто копия Гриши! Скворцова уверяла меня, что ребенок у нее от анонимного донора, коим являлся Гриша. Если предположить, что Вера говорит правду, тогда возникают новые вопросы. Зачем Григорий ходил в клинику сдавать сперму? Неужели в медицинском учреждении не делают анализ биологического материала? Нет, это невозможно, в лаборатории исследовали образец и признали его годным. И тогда получается, что мне наврала Настя, Гриша вполне мог стать отцом. Но в браке Гудковых детей не было. Вероятно, проблема в Настюше? Она болела, а муж был здоров. Насте просто не хочется признаваться в своих физиологических проблемах, вот она и лжет, пользуясь тем, что умерший супруг не сможет опровергнуть ее слова. Но ведь сейчас-то Настя в положении! Значит, неполадки со здоровьем были у Григория. И от кого тогда Алина?

– Гости подчистую съели сахар, – сообщила Гудкова, вернувшись. – Вот саранча голодная! Ненавижу презентации! Отвратительная затея – созвать тьму ненужного народа, чтобы показать картину, которая никому не понадобится.

– Тише, – испугалась я, – вдруг Лада услышит?

– Родителей дома нет, – фыркнула Настя. – Мать отправилась покупать себе сапоги.

– Сапоги? – не веря своим ушам, повторила я. – В день смерти Егора?

– А что ей Костров? – пожала плечами Настя. – Отец уехал в какую-то библиотеку, так что мы с тобой, слава тебе, господи, одни в квартире. Редкая возможность побыть самой собой. Лампа, если бы ты только знала, в каком аду я живу! Это даже кошмаром не назвать, намного хуже. Гриша вот заработал инфаркт, слабее меня оказался. А я… Расскажу, не поверишь! Хорошо, что я созрела. Я очень устала и просто мечтаю отвести душу. Сейчас открою тебе всю правду про свою семью. Всю-всю! Лампа, помоги!

– Непременно, – пообещала я.

– Ничего особенного делать не придется, – сказала Гудкова, – выслушай меня, а потом обними и скажи: «Настенька, я тебя люблю!» Эти слова ты должна произнести обязательно, даже если, узнав правду, захочешь оказаться на другом конце света, подальше от меня. Хорошо?

Мне пришлось кивнуть.

Настя вскочила.

– Слушай, а давай попьем чаю с вареньем? Ты иди на кухню, а я принесу из кладовки банку. Потом начну каяться…

Я послушно поплелась, куда велела подруга, размышляя по дороге.

Сама я до сих пор не обзавелась потомством, но большинство моих приятельниц давно стали счастливыми мамами, и я отлично знаю, что в момент беременности в их организмах бушевало гормональное торнадо, которое вызывало плаксивость, истеричность, неадекватность поведения, заставляло ранее уравновешенную, воспитанную женщину творить глупости, швыряться предметами, раздражаться по любому пустяку, рыдать без причины. Я знакома с Настеной не первый год и отлично понимаю – ничего плохого она сделать не могла. У бедняжки просто сдали нервы. Мало того, что она в интересном положении, так еще внезапно погиб Егор, с которым Настюша собиралась сыграть свадьбу, вот у нее и началась истерика. Сейчас она сообщит мне о «страшных» тайнах, а я обниму ее и попытаюсь успокоить.

Прошло несколько минут, я все сидела на кухне одна – Настя не возвращалась. В конце концов я забеспокоилась. Не упала ли она в обморок, отправившись в противоположный конец квартиры, где располагался чуланчик, набитый припасами?

Глава 12

Я уже говорила, что апартаменты, которые занимает семья Петровых-Гудковых, состоят из двух квартир. Я никогда не интересовалась, каким образом Ладе и Илье Николаевичу удалось отхватить роскошную, по советским временам, жилплощадь. Думаю, в семидесятых годах подруги художницы, заглядывая к ней на огонек, испытывали приступы совсем не белой зависти. У Петровых хоромы, даже в наши дни считающиеся большими. В результате продуманной перепланировки почти все длинные, извилистые коридоры были присоединены к жилым помещениям.

Я вошла в кладовку и увидела Настю, лежавшую без чувств на полу головой к порогу. Рядом валялись старинный чугунный утюг, ласты и пакет с тряпьем.

«Скорая» добралась к дому через полчаса. Все это время я сидела рядом с Настеной, держала ее за руку и безостановочно повторяла:

– Я здесь, рядом, все будет хорошо…

Прервалась я лишь для того, чтобы сделать звонок Федору Барбосову, нашему общему приятелю, который работает врачом в больнице, и, слава богу, он оказался на месте.

Настя не отвечала, даже не шевелилась, и я не знала, слышит ли она мои слова. Отсутствие крови внушало надежду, что у нее всего-то сотрясение мозга. Кстати, откуда тут допотопный утюг и как он угодил в голову Гудковой?

Потолки в квартире высокие, поэтому здесь есть несколько объемных антресолей, в том числе и в кладовке. Я задрала голову, увидела открытые фанерные дверцы и мигом сообразила, что произошло: Настена вошла в чулан и хлопнула дверью о косяк, от сотрясения хлипкие створки антресоли распахнулись, и из ее недр выпали невесть зачем хранимые там вещи – ласты, пакет с тряпками и утюг. Последний и угодил подружке по голове.

В тот момент, когда Настю погрузили на носилки, домой вернулась Лада.

Узнав, что с дочерью случилось несчастье, она схватилась за сердце, села на стул в прихожей и застонала:

– Пол с потолком местами меняются… Мне плохо! Помогите! Инфаркт начинается!

Двое спешно вызванных мною дворников-таджиков понесли носилки с Гудковой к машине, и врач получила возможность измерить давление Ладе.

– Не беспокойтесь, – сказала она, – сто двадцать на восемьдесят, пульс тоже в норме. Выпейте валокордина, а еще лучше просто некрепкого чая.

– По-вашему, я здорова? – впала в истерику художница. – Дочь на краю гибели, а мне хорошо?

– Со стороны давления проблем нет, – увильнула от прямого ответа докторица.

Я разозлилась на Ладу, но удержалась от комментариев и схватила куртку.

– Поеду с Настей.

– Нет, – засуетилась художница, – я сама! Надеюсь, в приемном покое найдется нормальный врач, способный понять, в каком ужасном состоянии находится женщина, у которой погибает дочь. Лампочка, сделай одолжение, накорми Илью Николаевича ужином.

– Его нет дома, – отчеканила я, – он отправился вроде в библиотеку.

– Да? – переспросила Лада. – Но он же вернется, не обнаружит никого дома, разнервничается.

– Мы можем взять только одного сопровождающего, – заявила врач, направляясь к двери, – определяйтесь быстрее.

– Рядом с дочерью должна быть мать! – истерично воскликнула Лада.

– От меня в больнице будет больше толка. По крайней мере, я не заставлю медиков бегать вокруг меня кругами по причине отсутствия инфаркта, – ляпнула я.

Лада никак не отреагировала на мои слова и быстро накинула пальто. Я поняла, что дальнейший спор невозможен. Ладе нужно всегда находиться в центре внимания, даже во время чьей-то свадьбы или похорон она сделает так, что народ кинется к ней, – непременно упадет в обморок или схватится за сердце. Врач, похоже, раскусила Петрову. Во всяком случае, она сжала губы и сказала:

– Пусть лучше подруга с пострадавшей едет, а вы вызовите терапевта из поликлиники.

– Нет! – почти взвизгнула Лада. – Мне очень плохо!

Художница выбежала на лестницу, а я посмотрела на врача.

– У меня к вам просьба. Можете доставить Гудкову в больницу на бульваре Крылова?

– Ну… в принципе, да, – заколебалась врач. – А почему туда?

– В этой клинике работает наш общий с Настей приятель, Федор Барбосов, – пояснила я, демонстративно вынимая кошелек. – Думаю, будет лучше, если она попадет к своему человеку, а не к постороннему.

Доктор быстро спрятала полученные от меня купюры.

– Хорошо. Только позвоните своему другу, пусть он нас в приемном покое ждет.

– Я уже договорилась с Барбосовым, – заверила я. – Он готов принять Гудкову, проблем не будет.

Оставшись одна, я постояла минуту около вешалки, а затем пошла в чулан, чтобы навести там порядок.

Настя не успела взять варенье, утюг свалился на нее, едва она перешагнула порог. Я отлично знала, что стремянка хранится в той же кладовке, висит на крючках, приделанных к одному из стеллажей, но сейчас ее на привычном месте не оказалось – она была просто прислонена к полкам, на которых рядами стояли стеклянные банки. Понятно: тот, кто последним пользовался лестницей, поленился вернуть ее на место. Кстати, это не так легко. Как правило, консервы с самого верха достает Настена. Ладе трудно лазить по стремянке, а Илья Николаевич, скорее всего, даже и не знает, что в квартире есть «погребок» с припасами. Подруга не раз ругала мастера, который оборудовал чулан. Снять стремянку очень легко, а вот повесить назад сложно, потому что снизу плохо видны небольшие крючки.

– Надо переделать чертовы крепления, – злилась всякий раз Настя, принося на кухню очередную банку с припасами.

Но все оставалось по-прежнему.

Я аккуратно установила лесенку, схватила пакет с тряпками, залезла под потолок и заглянула внутрь антресоли. Там горела двадцатипятиваттная лампочка, но ее света вполне хватило, чтобы рассмотреть кучу разнокалиберных и совершенно, на мой взгляд, ненужных вещей. Ну вот зачем хранить цинковое ведро и ребристую доску, при помощи которой в былые времена женщины стирали белье, если в доме есть автоматическая машинка? А несколько старых абажуров, сложенных пирамидой, тут к чему? В квартире повсюду горят хрустальные люстры! А вон там, в глубине, лежит свернутый в рулон сине-белый ватный матрас, я не видела таких уже много лет. А в пакете, который я держу в руках, собраны обгорелые прихватки-рукавички да застиранные льняные фартуки. О чем думают люди, накапливая подобную ерунду? По-хорошему, весь этот хлам давно пора оттащить на помойку. Жаль, что я не имею права вышвырнуть эту «красоту».

Я положила пакет на антресоль, начала спускаться, чтобы взять ласты, произведенные, наверное, еще во времена Ивана Грозного, и остановилась на полпути.

Минуточку! Давайте еще раз восстановим то, что случилось в чулане.

Гудкова, излишне разнервничавшись, помчалась в кладовку. Я очень хорошо знаю, что ее успокаивает сладкий чай. Но вчерашние гости истребили все запасы сахара, и Настена решила пустить в ход варенье. Войдя в чулан, она не придержала рукой дверь, а та со всего размаха ударилась о косяк. Легкие створки антресолей распахнулись, выпала часть вещей (узлы большинство хозяек любит запихивать до упора)… Ну и что тут странного? Свет! Лампочка не вспыхивает автоматически, кто-то должен был нажать на выключатель, расположенный возле входа в чулан. Значит, дверцы антресоли открылись не сами, здесь до прихода Настюши находился человек, который рылся в вещах.

Мне стало не по себе. Кто он? Как попал в квартиру? Настя была уверена, что сейчас дома, кроме нас, никого нет. Лада ушла по магазинам, а Илья Николаевич отправился в библиотеку.

Я снова поднялась на верхнюю ступеньку и начала осматривать пространство под потолком.

Как часто вы протираете пыль в самых укромных уголках своего жилья? Готова спорить, что никогда не залезаете с тряпкой туда, где складировано старье. Сейчас по относительно чистым местам можно было понять, где лежали рухнувшие вниз пакет и ласты. В глубине, ближе к матрасу, виднелся небольшой треугольник, тоже не покрытый пыльным налетом.

Я со скоростью обезьяны слезла вниз, подняла с пола чугунный утюг, снова вскарабкалась наверх и примерила его к этому треугольнику. Мои расчеты оправдались – допотопный гладильный прибор до того, как очутиться на полу около тела Насти, стоял неподалеку от матраса.

Я сложила стремянку и попыталась повесить ее на положенное место. Ни первая, ни вторая, ни третья попытка не удалась, Гудкова справедливо сетовала на неудобные крепления. В самый разгар борьбы с крючками мне вдруг показалось, что в коридоре кто-то сопит. Я отставила лестницу, схватила стоявшую в углу швабру и, крепко сжимая черенок, пошла с ней наперевес по квартире, выкрикивая:

– Кто тут есть? А ну выходи!

Глава 13

Сказать, что мне было жутко, значит не сказать ничего. Колени подгибались, «оружие» тряслось в руках. Но что мне оставалось делать? Мой телефон лежал на кухне, а позвать на помощь без мобильника я никак не могла.

Дойдя до спальни Лады, я распахнула дверь и внимательно осмотрела комнату. Даже засунула нос в шкаф, поглядела под кроватью, за занавесками и неожиданно успокоилась. Лампа, ты просто паникерша!

В общем, я прошлась по всей квартире и убедилась, что в ней действительно пусто, посторонних людей нет. Да откуда бы им взяться? Ведь входная дверь заперта. Я перевела дух и вернулась на кухню, потому что очень захотела чаю. И там, глотая горькую заварку, попыталась найти разумное объяснение случившемуся. Свет на антресоли могли забыть выключить давно, лампа горит уже несколько дней. Утюг? Его достали утром, ну, не знаю, для какой цели, и когда Настюша вошла, он уже лежал на полу, а не рухнул на нее.

Неожиданно мне стало жарко, в пальцы рук и ног словно вонзилось множество острых иголочек. Собственно, почему я сразу решила, что подруге на макушку угодил именно утюг? Такой тяжелый предмет проломил бы череп, а на первый взгляд у Гудковой не было обширной травмы. Я побоялась поднимать голову Насти, потому что отлично знаю: если у человека травмирован позвоночник, лучше не трогать пострадавшего, помощь, оказанная непрофессионалом, может убить его. Но на полу не было ни капли крови. Скорей всего, Настю стукнули ласты из литой резины, они достаточно тяжелые, да еще падали с высоты более двух метров. Один раз мне, сидевшей на корточках около буфета, плюхнулась с верхней полки на темечко фарфоровая статуэтка балерины. Стало неожиданно больно, потом голова начала кружиться, возникла тошнота, и спешно вызванный врач поставил диагноз: сотрясение мозга. Если небольшая безделушка причинила столько неприятностей, то представляю реакцию на ласты. А утюг, наверное, и вовсе убил бы.

Я допила невкусный чай, еще раз вспомнила, как Настя лежала на спине, и поежилась. Что-то казалось мне нелогичным, некая деталь не укладывалась в картину несчастного случая, но я никак не могла сообразить, что меня настораживает.

Зачем сняли с антресоли утюг? Надо непременно спросить у Лады, вероятно, она в курсе. Что, если позвонить ей на мобильник?

– Алло… – простонала художница. – Кто меня беспокоит? Алена, ты? Я умираю в больнице. Мне очень плохо! Скоро случится инфаркт!

– Это Лампа, – представилась я. – Как там Настя?

– Ей делают операцию, – протянула Лада.

– Зачем? – испугалась я.

– Я не поняла объяснений доктора, – заныла Петрова, – он слишком умничал. Вроде Настя, когда упала, ударилась затылком о пол, и в ее голове получилась… слово какое-то странное… атом, что ли…

– Гематома? – предположила я.

– Верно! – воскликнула Лада. – И ее необходимо удалить.

– Что еще сказал врач? – забеспокоилась я.

– «Делаем все необходимое в полном объеме», – процитировала Лада. – Пожалуйста, Лампа, приезжай за мной. Бесплатная медицина ужасная вещь! Я объяснила местному терапевту, что у меня начинается инфаркт, попросила устроить консультацию кардиолога, желательно профессора. Знаешь, как отреагировал дуболом?

Я промолчала, а Лада продолжила:

– Он сказал: «Вашему здоровью позавидует бегемот. Не мешайте нам работать». Нет, каково? Сравнить меня с диким животным! Сейчас я сижу, скрючившись, на стуле и…

– Могу, конечно, приехать, – прервала я лавину стенаний, – но Илья Николаевич еще не вернулся, а вы просили дождаться его, боялись, что муж разнервничается.

– Он в прекрасном физическом состоянии, – живо заявила Лада, – а я умираю. Кому нужнее забота и внимание? Крепкому мужчине или хрупкой женщине с больным сердцем, которое вот-вот разорвется?

Пообещав ей прибыть как можно быстрее, я пошла к машине, сделала несколько неудачных попыток завести мотор и поняла: бедная «букашка» наконец-то прочувствовала повреждения, нанесенные верблюдом Маффином, и отказывается работать. Делать нечего, придется ловить такси.

По проспекту двигался нескончаемый поток машин, едущий со скоростью… нет, не черепахи, эти пресмыкающиеся на самом деле довольно резво бегают, автомобили ползли, как усталые гусеницы. К тому же мне совсем не хотелось садиться в какие-нибудь гремящие всеми частями ржавые «Жигули» и под аккомпанемент радио, заунывно распевающего «Хабиби…», плестись два часа до клиники. Лучше воспользоваться метро. Да, там душно, отвратительно пахнет, полно попрошаек, но я не готова вверить свою жизнь водителю «шайтан телеги» – подозреваю, что у большинства нелегальных таксистов, приехавших в Москву из Средней Азии, нет опыта вождения в мегаполисе.

Глава 14

От метро до клиники было недалеко, и я добежала быстро.

Первой, на кого наткнулся мой взор в вестибюле, оказалась Лада. Она сидела в маленьком кафе и наслаждалась капучино.

– О! Я так устала! – заявила она, увидев меня. – Поехали скорей домой!

– Придется подождать, пока я поймаю такси, – слегка остудила я ее пыл. – И очень хочу поговорить с доктором, который занимается Настей, с Федором Барбосовым.

– Ты его знаешь? – всплеснула руками Лада. – Откуда?

– Давайте куплю вам еще кофе, – предложила я. – Латте?

– Лучше двойной эспрессо, – сделала заказ «умирающая». – И кусок торта «Вишневый сад», он выглядит аппетитно.

Я сносилась к стойке бара, притащила Ладе тарелочку со сладким и чашечку с напитком, потом отошла к лифтам, вынула телефон, нашла в контактах фамилию Барбосов и услышала громкое «Говорите».

– Федя, привет, это Лампа, я приехала.

– Здорово, – не особо обрадовался приятель. – Как дела?

– Замечательно, – подхватила я нить светской беседы. – Можно подняться к тебе?

– Пятый этаж, – ответил Барбосов, – я в кабинете с табличкой «Заведующий отделением».

– Тебя можно поздравить с повышением? – поинтересовалась я, протискиваясь в крохотную комнатенку.

– Не-а, – протянул Федя. – Шеф в отпуске, я его временно заменяю. Как Макс?

– Спасибо, прекрасно. Он в Занзибаре, – улыбнулась я, – в командировке.

– Живут же люди, – покачал головой Барбосов, – ездят по службе в Занзибар. От зависти прямо желчь разливается. Ну, чего ты хочешь?

– Как там моя подруга Анастасия Гудкова? – спросила я.

Барбосов потер ладонью затылок и промолчал.

– Дело совсем плохо? – испугалась я.

Федя встал, запер кабинет и повернулся ко мне.

– Она получила серьезную травму головы.

– Это ласты, – вздохнула я.

– Что? – поразился он.

Мне пришлось рассказать ему о вещах, упавших с антресоли. Федор сел за стол и спросил:

– Помнишь, как я обратился к Максу с просьбой о помощи?

– Разве такое забудешь? – усмехнулась я. – Ты тогда работал в частной клинике и пришел к моему мужу с заявлением, будто в одной из палат помогают тихо и мирно уйти из жизни смертельно больным людям. Ворвался к нам поздно вечером без предупреждения и прямо с порога заявил: «Надо остановить преступников!»

Федор сложил руки на животе.

– Эвтаназия в нашей стране запрещена. Сколько кому жить, определяет только бог, человек не должен брать на себя его функцию. Надеюсь, ты помнишь, чем закончилась та история?

– Конечно, – кивнула я. – Врачей-убийц вычислили и посадили.

– А я был вынужден сменить место работы, – почти шепотом продолжил Федор. – Коллектив клиники объявил мне бойкот, потому что обожал шефа и врачей, которые делали смертельные инъекции, и считал их чуть ли не святыми. Пришлось мне перебраться в больницу на проспекте Виноградова. Жуткое место, туда свозят всех бомжей, наркоманов, проституток. С огромным трудом я потом перешел в Центр невропатологии имени Криниченко, это частное заведение. Но, понимаешь, там народ дурили по-черному. Приходит человек, жалуется на головную боль, а его отправляют на полномасштабное обследование, велят сдать дорогостоящие, совершенно ненужные анализы…

– Можешь не продолжать, – сказала я. – Вот почему ты ушел из этого сладкого местечка.

– Ага, – с унылым видом кивнул Федя. – Машка тогда меня бросила. Жуткий год получился! Работы нет, жена к матери сбежала, со мной даже разговаривать не желала. Хорошо, теща, умная тетка, помирила нас. И она же подыскала мне место здесь.

Барбосов начал перебирать мелочи на столе.

– Куда сигареты подевались?

Я схватила Федора за руку.

– Я знаю, какой у тебя характер, – ты никогда не станешь мириться ни с беззаконием, ни с нарушением порядка. Случай с Гудковой чем-то тебя обеспокоил? Немедленно объясни, по какой причине ты занервничал!

Федя молчал, а в моей сумке ожил телефон. Я достала трубку, увидела сообщение от Вени: «Пересылаю письмо про Катценвеленбогена», запихнула сотовый назад и снова налетела на Барбосова:

– Говори!

– Не могу, – простонал приятель. – Пожалуйста, пойми меня правильно. Теща конкретно предупредила: «Федя, у тебя дурная слава, а у нее, как известно, быстрые ноги. Я уважаю твою жизненную позицию, но не хочу, чтобы Маша с детьми у метро милостыню клянчила. Сейчас я совершила геройский поступок, уломала своего бывшего однокурсника зачислить тебя в штат. Но имей в виду: если опять начнешь донкихотствовать, все закончится плохо. Сиди тихо, лечи народ, получай зарплату. Авось спустя несколько лет сплетни поутихнут, ты вновь перейдешь в коммерческую клинику, и моя дочь перестанет считать медные копейки. Но если тебя снова потянет размахивать саблей, Маша точно уйдет, причем навсегда, а в моем лице ты потеряешь друга. Выбирай: на одной чаше весов семья, стабильное положение в обществе, нормальная карьера, а на другой – твой зуд изобличать врагов, которые в реальности отнюдь не всегда мерзавцы».

Барбосов умолк, а я выпалила:

– Что с Настей? Раз начал, договаривай!

Федя сделал вид, что крайне озабочен поисками курева.

– Куда я заныкал пачку? Лежала тут!

– Почему тебя встревожила ситуация с Гудковой? – напирала я.

Барбосов скосил глаза к окну.

– Лампа, прости. Я принял твердое решение: теперь я только работаю. Никаких подозрений и выяснений, никаких поисков ведьм.

Я разозлилась.

– Ладно, Федор, спасибо за откровенность. Но раз ты по-хорошему не хочешь говорить, я сейчас вызову сюда ребят из конторы Макса. Они направятся к главврачу и скажут, что ты вызвал в клинику специалистов-детективов, так как тебя обеспокоил случай с Гудковой. Тебе придется расколоться, но уже в кабинете начальника.

– С ума сошла? – зашипел Федор. – Я теперь не такой! Требуют няньки с родственников больших денег за услуги, которые они обязаны оказывать бесплатно? Прохожу мимо молча. Пропадают лекарства из местной аптеки? Закрываю глаза. Заявился анестезиолог на работу пьяным? Не обращаю внимания. Вытолкнули из трехместной палаты всех мужиков в коридор и устроили там в комфорте одного кадра, лучшего приятеля нашего шефа? У меня рот на замке.

– Короче, ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу, – перебила я Федю. – Здорово тебя теща обработала! Но на меня она влияния не имеет. Выбирай, Феденька: я тихо узнаю правду про Гудкову или все равно ее узнаю, но со скандалом.

– Шантажистка! – возмутился Барбосов.

– Точно, – согласилась я. – И ты, похоже, хочешь мне все сообщить, иначе бы не стал делать намеки. Что, Федя, сначала решил честно все рассказать, а потом вспомнил про тещу и задрожал?

Федор подпер подбородок кулаком.

– В документах Гудковой указано, что ее травма бытовая.

Я кивнула:

– Да. Я разговаривала с врачом «Скорой» и рассказала ей про открытую антресоль и случайно выпавшие наружу вещи. Еще хорошо, что на Настю свалились ласты, а не утюг.

Барбосов наклонился вперед.

– Ты же опытный человек, супруга Макса, вы работаете вместе.

– Нет, – я поспешила правильно расставить акценты, – я никогда не служила у мужа в конторе, просто иногда помогаю ему.

Федор махнул рукой.

– Не придирайся к словам. Я говорю не о штатном расписании, а детективных талантах мадам Романовой. Скажи, если человека ударить сзади, какие у него будут травмы?

– Шишка, ссадина на затылке, перелом костей черепа, – пожала я плечами. – В зависимости от приложенной силы и условий нападения повреждения будут разными.

– А в случае падения? – не успокаивался Федя.

– Смотря куда человек грохнулся, – медленно ответила я. – Может, и никаких последствий не будет, но чаще всего люди разбивают лоб, нос, колени. Еще ломают руки.

– Верно, – кивнул Федя. – Тебя пнули в спину, ты выставила вперед лапы, и пожалуйста – имеем разнообразные неприятности с руками. С коленями тоже ясно: редко кто падает, не сгибая их, чаще всего человек сначала оказывается в позе молящегося, а уж затем, по инерции, тюкается башкой куда ни попадя. И ты совершенно права, утверждая, что в случае нападения сзади люди валятся вперед. А куда ты плюхнешься, двинь тебя преступник по лицу?

– Вероятнее всего, на спину, – пожала я плечами. – Может, на бок. Хотя бывают всякие варианты.

– А как в отношении Гудковой? – поинтересовался Барбосов.

Я прикусила губу. Настя лежала на спине, головой почти в проеме открытой двери, а вещи валялись в глубине чулана, около полок с банками. Вот что не давало мне покоя – странность мизансцены. Если ласты упали на макушку Насти, то они никак не могли отлететь так далеко от ее тела. Это же не мячи, которые прыгают после удара о землю.

Глава 15

Федор подергал себя за ухо.

– Гудкова получила травму мозга вследствие падения с высоты собственного роста. Понимаешь, что сие означает? Грубо говоря, она рухнула на пол, не пытаясь подстраховаться. Она не согнула ног, не размахивала руками. Такой эффект наблюдается, когда человек резко теряет сознание. Обычно пострадавший, понимая, что падает, инстинктивно пытается смягчить удар о землю и поступает глупо – вытягивает руки. А надо медленно подгибать ноги, валиться набок, тогда вероятность того, что попадешь в травматологию, уменьшается. Но травма Анастасии говорит о том, что она хлопнулась на пол, никак не подстраховавшись.

– С чего бы Насте лишаться чувств? – не поняла я.

– Вероятно все, – протянул Барбосов. – Знавал я одного мужика, который заработал инсульт, увидев бабочку, которая села ему на нос. Дядька спал себе мирно, потом открыл глаза и увидел жуть непонятную в нескольких миллиметрах от глаз. Упс – резкий скачок давления.

– Меня интересует Гудкова, – остановила я приятеля.

Федя оглянулся на дверь.

– Лампа, тут всем по барабану, что произошло с больным до его приезда в клинику и какая хрень с ним приключится после выписки. Вчера я слышал, как старшая медсестра орала на нянечку: «Налила воды на пол! Вдруг кто упадет, башку расшибет? Нам тогда отвечать! Вот спустятся во двор, там хоть крокодилу в пасть пусть попадают, а внутри клиники мы за народ в ответе!»

Я разозлилась окончательно:

– Федор, хватит ходить вокруг да около! Говори конкретно!

Приятель встал, выглянул в коридор, потом тщательно закрыл дверь и, понизив голос до минимума, спросил:

– Слышала когда-нибудь про школу Лукьянова?

– Нет. А чему там учат?

Барбосов нахмурился.

– Помнишь Митьку, первого мужа Ани Спиридоновой?

– Дима, твой однокурсник и лучший друг, исчез не помню сколько лет назад, – пробормотала я. – Спустя год его останки нашли в Подмосковье, Аня их не опознала, делали анализ ДНК, чтобы установить личность. Но при чем тут несчастный Дима? Давай не будем вспоминать то, что случилось до нашей эры, а обратимся к сегодняшним событиям. Если ты решил увести мое внимание от Гудковой, то зря стараешься.

Федя выдвинул ящик, выудил из него электронную сигарету и ссутулился.

– Лампа, сейчас я тебе кое-что расскажу, но если ты растреплешь кому, живо заявлю, что ты врешь, ничего такого я не говорил! Понимаешь, я стал мудрым.

– Ты решил жить спокойно, не затевая скандалов, – кивнула я.

– Да, – подтвердил Барбосов, – именно так. Но мне страшно. Когда я увидел Гудкову, сразу сообразил – над ней поработал кто-то из лукьяновцев. Про Спиридонова вспомнил и чуть не умер. У меня жена, дети, теща!

– Немедленно говори, что знаешь! – потребовала я.

Барбосов швырнул эрзац-курево в ящик со словами:

– Отвратительное изобретение. Ничего общего с благородным табаком не имеет.

Я встала.

– Ну все, еду в офис Макса. Извини, Федя, я не хотела поднимать шума, но по-хорошему у нас с тобой не получается. Ты странно себя ведешь, делаешь какие-то намеки, но конкретно не высказываешься.

Приятель медленно втянул в себя воздух, потом протяжно выдохнул и решился-таки на откровенность.

Федор хороший, думающий, постоянно повышающий свою квалификацию врач, но больших денег никогда не зарабатывал. Он не берет у больных конверты, ему неудобно принять даже простую бутылку. Всякий раз, когда пациент спрашивает: «Федор Михайлович, сколько я вам должен за прием?» – Барбосов смущенно бормочет: «Глупости, ничего не надо». И человек уходит счастливым – ему повезло, и помощь получил, и на гонорар врачу не потратился.

Федя привык жить на скромный оклад, но когда жена родила двойню, в семье стало совсем туго с финансами. Да еще очень не вовремя теща попала под сокращение. Единственным добытчиком в семье оказался Федя. Частной практикой он, как вы уже поняли, никогда не занимался, но когда в холодильнике шаром покати и любимая жена в плохую погоду не выходит из квартиры, потому что в семье нет денег на теплые сапоги, тут уж не до принципов. И Федя, скрипя зубами, стал искать приработок.

Частных лечебниц в Москве открылось много, хорошего доктора почти везде готовы принять с распростертыми объятиями. Барбосов устраивался консультантом в разные места, но нигде не задерживался. Да, его близким не хватало денег на элементарные вещи, но Федя не мог заниматься наглой раскруткой тех, кто ничего не смыслит в медицине. Если стоматолог, найдя кариес, отправляет пациентку к гинекологу со словами: «Давайте сначала проведем полное обследование организма, вдруг у вас есть нераспознанные заболевания, я сделаю вам обезболивание, и случится беда», – то это натуральный развод. Как, впрочем, и ряд дорогостоящих исследований вроде полной компьютерной томографии, которую во многих коммерческих заведениях охотно предлагают сделать всем. Барбосов же давал больным направление на общий анализ крови, а потом действовал по его результатам. Ясное дело, более пары месяцев он нигде не задерживался.

Как-то раз, когда Феденьку благополучно вытурили из очередного медцентра, ему позвонил Спиридонов и предложил:

– Хочешь заработать?

– Только если мешки с цементом таскать, – сердито ответил Барбосов, – больше я с жадными врачами не связываюсь.

– А спортсмены-любители подойдут? – засмеялся Митя. – Клуб, типа фитнес, куда набирают народ и учат самообороне? Ничего опасного, но случаются мелкие травмы. Платят достойно, работа по вечерам, график скользящий. Я у них уже давно пашу, и ничего страшного не произошло, мелкие ссадины обрабатываю. Сейчас в клубе, который именуют «Школа лук-до», открылась вакансия. Соглашайся, не пожалеешь!

Федя счел предложение приемлемым и начал работать с Димой в паре. Приятели легко договаривались, подменяли друг друга, и на тренировках действительно не случалось серьезных травм – инструкторы очень заботились о подопечных. Барбосов сразу понял, что к настоящим боевым искусствам борьба лук-до, которую преподавали в клубе, не имеет никакого отношения. Владелец заведения, Сергей Петрович Лукьянов, заманивал к себе клиентов хорошо продуманной и, прямо скажем, не очень оригинальной историей: якобы он, врач по образованию, много лет пробыл в Китае, жил там в монастыре, узнал много тайн и создал свою систему «Здоровье и безопасность лук-до».

Федя про себя посмеивался над россказнями Лукьянова. Похоже, хитрый мужик сочинил сказочку про обучение в Поднебесной, а народ охотно ведется на такие байки. Но диплом медицинского института у шефа имелся – висел в рамочке в его кабинете. Там же стояла и шеренга кубков, давно полученных на разных соревнованиях, в юношеские годы Сергей увлекался борьбой. В его школе людей учили правильно дышать, разумно питаться и предлагали посильную физическую нагрузку. В принципе тот же фитнес, но под иным названием. Абонемент к Лукьянову стоил недорого, поэтому по вечерам в залах было не протолкнуться. Федя усмехался, глядя порой с балкона на ряды клиентов, которые старательно выделывали руками кренделя и пытались высоко задирать ноги. Лукьянову не откажешь в фантазии – он придумал и форму, и знаки отличия. Новички ходили в белых полотняных куртках, перешедшие на вторую ступень – в серых, а сам Сергей щеголял в черном костюме главного гуру.

Почему Барбосов, страстный борец за правду и справедливость, не ринулся разоблачать Лукьянова? А тот ничего плохого не делал!

Каждому желающему заниматься в центре вначале предлагали ознакомиться с брошюрой, где описывались принципы лук-до. Да, текст оказался основательно пересыпан китайскими названиями, вместо слова «диета» там были «рекомендации монахов по питанию», а дальше следовали советы: ешьте меньше, двигайтесь больше, ложитесь спать не позже десяти вечера, вставайте в семь утра, не злитесь, не подличайте, не прелюбодействуйте, любите окружающих, будьте снисходительны к чужим ошибкам, не гоняйтесь за большими деньгами, самосовершенствуйтесь, встречайте каждый новый день с улыбкой, однако, если на вас напали, сумейте дать отпор. Что дурного в подобных установках? И никаких речей о религии, благотворительных взносах, о безоговорочном подчинении тренеру или лично Лукьянову. Заплатил деньги в кассу – и овладевай приемами самообороны как пожелаешь: либо в группе, либо индивидуально. Приобрел контракт, но ленишься тренироваться? Никто не станет настаивать, звонить домой с призывом идти в спортзал. Все занятия проводят только на добровольной основе, прервать их можно в любой момент. С сотрудниками Сергей Петрович был внимателен, вежлив и никогда не задерживал зарплату.

Примерно полгода Федя радовался своей удаче, а потом совершенно неожиданно узнал о том, что школу Лукьянова посещают не только обычные обыватели.

Центр лук-до открывался в пять вчера и работал за полночь. Утром и днем занятий не проводилось. Барбосов удивлялся, почему хозяин не хочет принимать домохозяек с пенсионерами, и один раз даже задал вопрос на эту тему. И услышал в ответ:

– У меня школа здоровья, а не обычный фитнес. Великий Лао Дао, у которого я обучался, всегда начинал физические тренировки после того, как уснет птица грака. Именно тогда поток вселенской энергии активизирует человеческое тело и оно хорошо усваивает приемы борьбы.

Барбосов пропустил мимо ушей пургу про Лао Дао и птичку с диким названием грака. Решил для себя: просто владелец клуба сова, ему трудно работать утром. Действительно, Лукьянов до середины дня ходил сонным, зато после обеда, ближе к вечернему чаю, становился бодрым. И босс был явно доволен своими доходами, расширяться не собирался.

В отличие от него Федору приходилось вскакивать на заре, чтобы к восьми утра успеть на пятиминутку на основной работе в муниципальной больнице. А поскольку под одеяло Барбосов, если еще и дежурил в клубе, заползал в районе двух ночи, то спать ему хотелось всегда.

Однажды утром Федя, кое-как умывшись, побрел в прихожую и не нашел там своего портфеля, в котором лежала куча необходимых вещей. Сначала он расстроился, но потом сообразил, что забыл его в клубе – оставил в своем крохотном кабинетике. Барбосов решил опоздать на больничную летучку, но забежать в спортцентр, не сомневаясь, что в здании непременно есть сторож, который впустит его.

Но охраны в центре не оказалось, а двери были тщательно заперты. Барбосов приуныл. И тут вспомнил, что в их общей со Спиридоновым служебной комнатенке сломан шпингалет на створке окна, рама просто прикрыта. Федя с Димой давно собирались сказать об этом завхозу, однако постоянно забывали.

Федор обрадовался, поспешил к окошку, легко открыл его, влез внутрь, нашел свой портфель и хотел уже покинуть офис тем же путем, как вдруг услышал командный, жесткий голос Лукьянова:

– Неправильно! Повторим.

В кабинете было две двери, одна вела в коридор, другая в малый зал, где проводили индивидуальные тренировки. И сейчас, похоже, Сергей сам занимался с кем-то. Феде стало интересно, ради кого шеф нарушил правило не открывать школу до обеда, и он осторожно выглянул за створку.

Человек, с которым работал Лукьянов, мало походил на простого клиента. В центре зала стоял не неуклюжий неофит в мешковатом белом костюме, а сухощавый мужчина невысокого роста, почему-то одетый в обычный пиджак и брюки.

– Начали! – приказал Сергей, который тоже был одет так, словно собирался на совещание в какое-нибудь министерство. – Давай!

Мужчина сделал пару движений, но быстро очутился на полу.

– Ты покойник, – спокойно констатировал Лукьянов.

– Черт! – выпалил противник.

– Бранные слова портят ауру, – нахмурился создатель лук-до. – Ладно. Теперь займемся уборкой без пыли. Отработал метод?

Мужчина кивнул. Сергей открыл шкаф, вытащил оттуда манекен, установил его в центре зала и хлопнул в ладоши. Ученик приблизился к кукле, сделал быстрое движение руками и, показав на упавшее чучело, воскликнул:

– Йес!

– Очень плохо, Виктор, – поморщился Сергей, возвращая манекен в прежнюю позицию. – Где точка бун-фу?

– Здесь, – ткнул пальцем Витя.

– Как ты определил ее местоположение? – спросил Сергей.

– Визуально, – ответил Виктор. – Она на фалангу ниже, чем точка фу-дзон.

– Значит, тут? – задал следующий вопрос Лукьянов и, как показалось Феде, легонько прикоснулся к ученику.

Тот стал заваливаться назад. Сергей ловко подхватил Виктора, уложил его на маты и посмотрел на часы. Спустя минуту клиент застонал и сел.

– С возвращением, – улыбнулся Лукьянов. – Но ты опять покойник. Я нажал с силой всего в одно перо, а тебя не было в этом мире в течение пятидесяти семи секунд.

– Когда противник в одежде, трудно сразу определить точку, – пробормотал Виктор.

– Согласен, – не стал спорить учитель, – но вероятность твоей встречи с обнаженным объектом очень мала. Поэтому усердно тренируй глаз. Пиджак, пальто, куртка, телогрейка, китель, футболка, рыцарские доспехи – ничто не должно тебе мешать. Если применить силу не в одно перо, как я сейчас, а в три-четыре, объект лишится сознания, рухнет, не страхуясь, и смерть наступит от удара затылком о пол, кончина будет выглядеть естественно. Никакой патологоанатом не обнаружит признаков насилия. Чистая уборка ненужного индивидуума. Виктор, то, что ты сейчас пытаешься освоить, является, образно говоря, простым арифметическим действием. А ведь в математике еще существует алгебра, не говоря уж о функциональном анализе, интегральных уравнениях, теории вероятностей и прочей премудрости. Как нам идти дальше, если ты тормозишь на первой ступени? Способов убрать человека без оружия, сделать так, что его уход из жизни покажется инфарктом, инсультом, обострением хронического заболевания, очень много. Бун-фу – начало, а не вершина этого искусства. Ты даже не подошел к подножию горы, топчешься на равнине. Можешь больше не появляться.

– Почему? – спросил Виктор.

– Нет таланта, – спокойно произнес Сергей. – Нет упорства, желания достичь цели. Ты никогда не станешь куном.

– Я постараюсь! – засуетился мужчина. – Со мной всегда так – долго запрягаю, зато быстро еду. Я мастер спорта, непременно освою вашу алгебру.

– Хорошо, – кивнул Сергей, – я подумаю. Ступай.

Виктор сделал шаг к двери, которая вела в коридор, и остановился.

– Сергей Петрович! Вы же знаете, что случится, если я не овладею знаниями?

Лукьянов сложил руки на груди.

– Я не заглядываю вперед, живу здесь и сейчас. Будущее никому не известно, оно меняется, как картинка в калейдоскопе, и зависит от многих причин, на которые нельзя воздействовать. Бесполезное занятие гадать, какой сложится орнамент, не следует планировать жизнь даже на завтра. Не разрешай гордыне захватить себя, ты ничтожное существо, пылинка в мироздании. Просто живи. Ты обычный человек, только кун имеет власть над будущим.

Виктор выскользнул из зала. Сергей сел в центре комнаты, странно вывернув руки и ноги, потом лег на спину и замер без движения.

Федор, еле живой от страха, очень осторожно отошел от двери, кое-как вылез через окно во двор и бросился бежать к метро. Только в подземке у кассы Барбосов сообразил, что снова забыл свой портфель в кабинете.

Глава 16

Вечером в центре была смена Спиридонова. Но Федя побоялся разговаривать с приятелем в клубе, поймал того на улице и спросил:

– Ты знаешь, что Сергей делает по утрам?

Дима вцепился в руку Барбосова и, шепнув: «Молчи!» – повел приятеля в парк, расположенный неподалеку.

Было начало апреля, на дорожках еще лежала грязь, весна в том году здорово задержалась с приходом. Часы показывали за полночь, никого на аллейке не было видно.

– Он тренировал убийцу, – дрожащим голосом сказал Федор, – учил его распознавать точку пун-фу.

– Бун-фу, – поправил Митя, – пересечение энергетических потоков организма. Интересная штука! С ее помощью можно реанимировать труп, но и легко отправить врага к праотцам.

– Так ты в курсе? – ахнул Федя.

– Чего? – прикинулся дурачком Спиридонов.

– Всего, – промямлил Барбосов. – Митька, во что ты меня втравил?

– Позвал в хорошее место, где платят за фигню отличное бабло, – меланхолично ответил Дмитрий. – Какого черта ты полез куда не следует? Кто рассказал тебе про бун-фу?

Трясясь от страха и весеннего холода, Федор поведал о забытом портфеле. Митя неожиданно успокоился:

– Тебя никто не видел, иначе б уже…

Спиридонов замолчал.

– Что «уже»? – обомлел Барбосов. – Меня бы убили? Митька, чем занимается Лукьянов? Мы с тобой друзья с института, немедленно рассказывай! Помнишь, сколько раз я тебя, дурака, выручал? Ты у нас спортсмен, вечно по соревнованиям катался, честь вуза отстаивал, сессии по особому графику сдавал, чудо, что вообще диплом получил. Кабы не я, ходить бы тебе на лекции лет десять. Кто тебе рефераты писал? Чьи конспекты ты, наш чемпион, за свои выдавал? Митя! Ты заодно с Сергеем? Я только сейчас вспомнил про твои победы на татами… Дима, не трогай меня, подумай про Машку и детей! Мы же друзья!

– Ох и дурак ты, Федька, – пробормотал Спиридонов. – Какого хрена нос свой любопытный всегда везде суешь? Есть дела, где дружба в расчет не принимается. Лукьянов гений! Где он всему научился, я не знаю, но мне до него – как тебе до солнца. Я смог освоить лишь малую долю из лук-до, а Сергей великий мастер. То, чем он владеет, описать нельзя. Вот, смотри…

Дмитрий расстегнул куртку, вытащил из брюк рубашку и обнажил живот.

– Видишь след? Сергей только посмотрел сюда, и получилась отметина.

– Врешь! – не выдержал Федор. – Это невозможно.

– Вот поэтому непосвященному и бесполезно объяснять, чем занимается Лукьянов, – вздохнул Спиридонов и быстро дернул рукой.

Барбосова скрутило пополам от боли, воздух из легких исчез, из глаз потекли слезы, колени сами собой подломились, и Федя сел прямо в грязь. На секунду ему показалось, что мир померк, потом снова появился тусклый свет луны, а в ушах возник голос приятеля:

– Не волнуйся, это всего лишь точка боли. У тебя там теперь останется характерная отметина, нечто вроде небольшой ямки с опаленными краями. Она исчезнет через две недели.

– Зачем ты меня ударил? – с большим трудом произнес Федор. – Мерзавец!

– Люди дерутся за квартиры, делают роскошный ремонт, набивают комнаты хрусталем, мебелью, вешают картины и хотят жить красиво, но совершенно не желают заботиться о собственном теле, а оно – дом души, – спокойно продолжал Дмитрий. – В тридцать лет большинство людей превращаются в ожирелые туши, неспособные нормально двигаться. Даже ты, профессиональный доктор, не владеешь полной информацией о своем организме! Я сейчас включил точку фан-ко, которой активно пользовались древние воины перед битвой.

– Когда хотели проиграть? – попытался съязвить Федор.

– Наоборот, – серьезно возразил Спиридонов. – Воздействие на фан-ко вызывает короткий приступ боли, а затем наступает эффект анальгезии. Боец не ощущает дискомфорта в бою, даже сильно раненный. Китайские доктора в прошлые века пробуждали фан-ко перед операциями. Думаю, майя и инки тоже знали об этой точке, иначе как объяснить, что эти народы задолго до изобретения наркоза проводили больным сложные операции? Отвернись.

– Зачем? – испугался Федор. – Не хочу! Не желаю участвовать в твоих экспериментах!

– Не бойся, – усмехнулся Митя, – просто посмотри вон туда.

– Никогда! – решительно ответил Барбосов. – Фиг тебе!

– Ладно, – пожал плечами Дима и внезапно прыгнул другу на ногу.

– Эй, с ума сошел? – заорал Федор.

– Больно? – осведомился Спиридонов.

– Нет, – ответил Федор и хотел встать.

Приятель удержал его.

– Сиди, я повредил тебе кость.

– Что ты сделал? – обомлел Барбосов.

– Сломал лодыжку, – объяснил Митя и без предупреждения врезал напарнику по носу.

Федор опять ничего не почувствовал, но машинально схватился за лицо, отдернул руку и увидел, что ладонь в крови.

На Барбосова напал ужас, он подумал, что сейчас озверевший по непонятной причине Дима просто забьет его насмерть. Но тот неожиданно опустился рядом на корточки и мирно произнес:

– Прости. Так надо. Я не хотел, чтобы ты долго мучился от боли, поэтому включил точку. Она будет работать часа три-четыре. Когда сюда прикатит «Скорая», не забудь стонать, а то врачам странно покажется. Кость я тебе повредил аккуратно, зарастет быстро. Нос расквасил от души, но это ерунда. Слушай и запоминай. Ты шел вечером домой через парк, хотел срезать путь. На аллее дорогу тебе преградил какой-то мужик. Лица его ты не помнишь, детали одежды описать тоже не можешь. Незнакомец потребовал кошелек – ты послал его на три буквы. Тогда грабитель двинул тебя по морде, от чего ты упал и сломал ногу, бандит отнял у тебя портмоне, часы, сдернул…

Митя быстро схватил золотую цепочку с крестиком, висевшую на шее у Барбосова, с силой рванул и пробормотал:

– Ага, правильный след остался. Теперь и ежу будет понятно: тебе встретился гопник… Сиди и жди медиков. Где-нибудь больно?

– Нет, – признался Федя, – только покачивает немного, будто на корабле плыву.

– Так и должно быть, – кивнул Дима. – Пусть завтра Машка позвонит в клуб и расскажет о происшествии. Сергей не станет дожидаться, пока ты поправишься, наймет другого врача, ты покинешь клуб и забудешь о том, что видел. Навсегда. Главное, чтобы Лукьянов не усомнился в правдивости твоего рассказа. А он непременно позвонит в клинику, поэтому ори громче, когда гипс накладывать будут. Машке не вздумай сообщить правду, теще тем более. Хочешь живым остаться?

Федор ошалело кивнул.

– Тогда слушайся меня, – приказал Митя. – Давай сюда кошелек с часами! Вызову от метро «Скорую», а ты докторам скажи так: какой-то парень шел мимо и пообещал помощь кликнуть. Не дрейфь, прорвемся!

Спиридонов испарился. Федор остался сидеть в грязи. Его трясло от холода и страха – вдруг сейчас на темной аллее и в самом деле появится бандит? А когда наконец-то прибыли врачи, Барбосов от радости, что все благополучно заканчивается, упал в обморок. Его нервная система оказалась не приспособленной для таких испытаний.

На третий день пребывания в больнице Федора посетил Лукьянов. Хозяин клуба привез яблок и принялся расспрашивать:

– Ну как, жив? Надо было тебе, Федя, лук-до заниматься. Нога болит?

– Сейчас уже не очень, – промямлил больной. – А вот до носа дотронуться невозможно, и головой лучше лишний раз не двигать.

– Ничего, заживет, – пообещал Лукьянов. – В другой раз будь осторожнее, не ходи один через парк по ночам, там постоянно кого-то раздевают. На вот…

– Спасибо, не надо, – стал отнекиваться Федя.

– Бери! – приказал Сергей, сунув ему в руку конверт. – И уж извини, я на твое место другого врача взял. Не могу ждать несколько месяцев, пока ты полностью реабилитируешься. О’кей? Без обид?

Барбосов изо всех сил постарался скрыть радость и изобразить растерянность:

– Ну… конечно… я сам виноват…

Больше с Лукьяновым Федор не встречался, спустя месяцев десять после того, как с ноги сняли гипс, клуб сгорел. С Димой Спиридоновым Федя тоже не пересекался, только позвонил ему на день рождения, но в гости не пошел, прикинулся больным. А потом Митя пропал, и Барбосов вздохнул свободно…

Я выслушала его рассказ и спросила:

– Почему, увидев сегодня Гудкову, ты вспомнил о Лукьянове?

Доктор сцепил кисти в замок.

– После того как Митька ткнул пальцем в эту чертову точку боли, у меня образовалась отметина, круглая ямка с темными, словно опаленными краями. Через несколько дней вмятина начала выравниваться, светлеть, и в конце концов от нее ничего не осталось. Никогда и ни у кого я не видел подобного следа. А на теле Насти обнаружил точь-в-точь такой же, но повыше, в районе желудка. Понимаешь? На Гудкову напал кто-то из владеющих приемами лук-до. У Анастасии случился сердечный приступ, она упала с высоты своего роста и сильно травмировала голову. Очень сомневаюсь, что Гудкова выживет, странно, что она до сих пор не умерла. Нападавший стоял перед Настей, я в этом абсолютно уверен. Слушай, вот что мне теперь делать?

– Ты промолчал, когда исчез Митя, хотя мог рассказать про то, что в клубе творилось нечто странное, – сердито сказала я.

– Не надо на меня баллон катить! – возмутился Барбосов. – Школа Лукьянова на тот момент уже сгорела, Митька сидел без работы. Да, я с ним после той сцены в парке постарался не общаться. Абсолютно уверен: Сергей мутил странные дела, в которые был замешан и Спиридонов. Мне совершенно не хотелось вляпаться в дерьмо, я думал о жене и детях, поэтому и ограничил контакты с бывшим другом. Он понял, что я от него дистанцировался, Дима пару раз звякал мне домой, но Машка отвечала: «Извини, Митя, Феди нет». Он и отстал.

Барбосов заморгал и уставился на меня. Я попыталась сохранить на лице выражение понимания и сочувствия, а про себя усиленно размышляла. Может, Митя и влез в сомнительную аферу, но он в свое время не бросил в беде Федора, нашел ему приработок и не стал втягивать его в делишки Лукьянова, наверное, понимал, что Барбосов не тот человек, чтобы играть в кошки-мышки с законом. Но потом, когда товарищ сунул нос куда не следует, Спиридонов вывел его из-под удара, сделал так, что владелец клуба уволил врача, не заподозрив того в любопытстве. Останься Федор в школе лук-до, он мог навалять глупостей, и вряд ли я бы разговаривала сейчас с ним – трупы, как известно, не болтливы. И как же Барбосов отплатил верному другу?

Я сделала попытку улыбнуться, но потерпела неудачу, из меня полились совсем не ласковые слова:

– Я знаю, что ты ни разу даже не навестил вдову Димы. Мы собирались у Ани после того, как было найдено тело ее мужа, пришли все друзья, кроме тебя. Анька тогда сказала: «Федька, похоже, на что-то обижен, со мной совсем не общается. Может, они поругались перед тем, как Митя исчез, а я не знала?» А ты, оказывается, просто трус.

– Хорошо тебе, Романова, из себя Джеймса Бонда корчить, – поежился Барбосов, – ногу-то мне сломали!

– Митька тебе жизнь спас, – тихо сказала я, – а ты его предал. Одного не пойму: как ты сейчас решился правду открыть?

– Мне страшно, – заныл Барбосов. – Увидел ту ямку на теле Гудковой и чуть в обморок не упал. Подумал: вдруг это предупреждение?

– От кого и кому? – не поняла я.

Федор затравленно оглянулся на дверь.

– Вдруг Митька жив?

– Тело Спиридонова нашли в лесу, – напомнила я. – И Дима ничего не рассказал Лукьянову о том, как была сломана твоя нога, иначе б, Феденька, не сидеть тебе сейчас в этом уютном кабинете.

– Ошибаешься насчет тела! – горячо возразил Барбосов. – Не труп обнаружили, а кости, Анька мужа опознать не сумела!

– Делали анализ ДНК, – напомнила я, – а он никогда не лжет.

Глава 17

Федор визгливо рассмеялся:

– Романова! Я понятия не имею, чем занимался Митька, но подозреваю, что не цветочки разводил. Спиридонову ничего не стоило разыграть спектакль. И Анька небось была в курсе. Муж и жена одна сатана! Она дала для сравнения ДНК якобы Димкину зубную щетку, только никто ж не проверял, что она действительно Спиридонова. Они все подготовили: Митька свалил из Москвы, а чтобы замести следы, кого-то убил и в лесу схоронил, а его баба…

– Остановись, Барбосов! – приказала я. – Дима умер, Аня вышла во второй раз замуж за Андрея. Не неси чушь!

– Спиридонов мне отомстить решил, – зашептал Федор, – выждал время и начал пугать! Отметина на коже Гудковой прямо как моя. Кто еще мог ее оставить?

– Роман писателя Барбосова «Монте-Кристо номер два», – скривилась я. – Успокойся!

Но Федор никак не мог справиться с собой:

– Романова, почему ты мне позвонила? Зачем направила в нашу больницу Настю?

Я попыталась разумно объяснить свои действия:

– Катя[2] вместе с Лизой и Кирюшей улетели на неделю в Дубаи. Кроме Катюши, у меня из знакомых медиков только ты. Мне показалось неверным пустить ситуацию с Настей на самотек. Я опасалась, что ее привезут в какую-нибудь больницу и бросят надолго в приемном покое. Пока дежурный врач соизволит подойти к ней, пока Настю осмотрят, пока назначат лечение, неизвестно сколько времени уйдет. Сам знаешь, в случае повреждения мозга счет идет на минуты. Если пострадавшему человеку быстро оказать помощь, он имеет шанс на успешную реабилитацию даже после инсульта. К сожалению, в нашей стране нельзя рассчитывать на ум, порядочность и профессионализм доктора, которого видишь впервые, поэтому я и вспомнила про тебя. Я не хочу сказать, что российские медики сплошь идиоты, но, увы, среди них немало равнодушных и жадных людей, которые к простому клиенту, доставленному по «Скорой», не поторопятся. Тебя я всегда считала отличным врачом и надеялась, что по дружбе ты отнесешься к Настене крайне внимательно. К тому же ты не рвач, не потребуешь от родственников большую сумму, не отправишь их на фирму, с которой у тебя подписан контракт, за ненужными лекарствами. Какие еще аргументы привести? Ах да, палата! Своего человека поместят в мало-мальски приличные условия, не запихнут в зал, где стоит сто коек.

Федор вжался в кресло и затравленно смотрел на меня.

– Ты с ними заодно! Спиридонов жив! Он хочет мне отомстить! Поэтому и напал на Настю! Решил с ума меня свести! Романова, я очень боялся с тобой разговаривать. Сначала решился, потом испугался, затем все же рассказал про нас с Митей. Иди к Спиридонову, скажи ему, что я все-все отдам прямо завтра. Там совсем чуть-чуть не хватает. Я возмещу, честное слово! Понимаешь, я думал, что Митька того… ну… умер. Хотел вернуть, но боялся! Вдруг меня поймают? Заподозрят?

– Что за чушь ты несешь? – изумилась я.

Барбосов завизжал:

– Я, по твоему мнению, идиот? А Митя хороший, да? Спиридонов замечательный, душка-ватрушка, всем нравился, потому что умел правильное впечатление произвести, понимал, кому чего сказать надо. Перед Машкой моей любителем собак прикидывался. Жена животных обожает, если при ней шавку пожалеть, сразу лучшим другом станешь. Знаешь, как Димка поступал? Уходит от нас домой и просит: «Машуня, собери остатки еды с тарелок. У метро семья бобиков живет, я их угощу». Маня, дура, и рада стараться, набьет объедков в пакет, Митьке вручает. А потом мне на мозг капает: «Ах, ах, ах, Спиридонов такой прекрасный человек! Я его за доброту обожаю!» И остальные туда же. Ваню Болотова Митька на работу устроил, Олегу Королеву помог ремонт сделать, Нину Бондарь на операцию к лучшему кардиохирургу устроил. Вечно он добряка изображал!

– Может, Дима на самом деле был таким? – тихо спросила я.

– Нет, – буркнул Федор, – он прикидывался. Я просто уверен, он хотел всем нравиться и преуспел. Дима вор, бандит и негодяй.

Я встала.

– Хватит, Барбосов. Жаль, я не знала раньше, как ты завидовал Спиридонову.

Федор вскочил.

– Завидовал?

– Похоже на то, – кивнула я. – Митьку люди любили, а тебя сторонятся, потому что ты постоянно ноешь, жалуешься, всех критикуешь, отчитываешь. Тяжело с тобой, Федя, общаться, вот настоящих друзей у тебя и нет. Да, ты очень честный, прямолинейный, борец за правду и справедливость, но ведь иногда можно и соврать. А ты… Кто сообщил Болотову, что ему жена изменяет?

– А следовало промолчать, увидев, как его баба с другим обнимается? – взвился Барбосов.

– Иногда лучше жевать, чем говорить, – вздохнула я.

– Митька бы именно так и поступил! – взвизгнул Федя. – Хочешь знать правду? Врач из Спиридонова, как из клизмы телевизор. В институте он спустя рукава учился, все по соревнованиям катался, автографы девчонкам раздавал. И Спиридонов вор!

Я опустилась на стул. Жуть какая-то… Дружишь с человеком не один год, полагаешь, что хорошо его знаешь, принимаешь со всеми недостатками, а потом вдруг он неожиданно открывается с другой стороны, и становится понятно: чужая душа действительно потемки, подчас в ней живут демоны, которые варят похлебку из ненависти, злости и зависти.

– Да, да, вор! – в запале повторил Барбосов. – Оставил мне кое-что, просил сохранить. Только я в сверток заглянул, а там все с бирками. Вот что ваш распрекрасный Митька натворил – ювелирный магазин ограбил!

– С ума сошел? – устало спросила я. – Придумай что-нибудь более правдоподобное.

– Не веришь, Романова? – прищурился Федор. – Очаровалась Димой? Ну так слушай!

Я вцепилась в сиденье стула. За годы общения с Барбосовым я хорошо усвоила: Федьку лучше не злить. Если он впадает в раж, то забывает обо всем на свете и может наговорить уникальных гадостей. Скольких друзей Барбосов потерял из-за этой своей черты характера, сосчитать трудно. А я сейчас раздразнила Барбосова, и он начал озвучивать никогда мною ранее не слышанную историю. Он потерял над собой контроль, и его понесло по кочкам.

…После того как Федор благополучно ушел из клуба Лукьянова, он избегал встреч с Митей, перестал ездить к нему в гости и вести с ним телефонные беседы. Спиридонов понял, что Барбосов его боится, и не стал выяснять отношения, тесная дружба плавно сошла на нет. Федя радовался этому и был очень удивлен, когда Спиридонов вдруг позвонил ему однажды в очень поздний час и сказал:

– Сделай то, о чем попрошу. Могу рассчитывать только на тебя. Вспомни, ты мне должен!

– Ладно, – после короткого колебания согласился Барбосов.

– Немедленно поезжай на улицу Богатикова, дом восемь. Он выселен, подготовлен к сносу. Откроешь почтовый ящик третьей квартиры, возмешь пакет и надежно спрячешь его, – в телеграфном стиле продолжал Спиридонов. – Я сейчас должен уехать, но непременно вернусь и заберу сверток. Однако, если через неделю не объявлюсь, отдай припрятанное Ане. Скажи, Митя велел о Никитке позаботиться.

Барбосов, успевший пожалеть об опрометчиво данном обещании, все-таки сдержал слово, отправился по указанному адресу. Здание и правда оказалось нежилым, но подъезд, на удивление, выглядел чистым, а почтовый ящик открылся легко. Федя только стукнул по дверке кулаком, и та отворилась.

Пакет был маленьким, но увесистым. Барбосов решил посмотреть на содержимое. Свое любопытство врач оправдал просто: не может же он прятать то, чего не видел. Вдруг внутри нечто противозаконное?

На тот момент жизнь Федора складывалась весьма удачно. Теща отдала ему старую «Волгу», некогда принадлежавшую отцу Маши. Автомобиль, несмотря на возраст, бойко ездил по дорогам, опровергая все злые слова в адрес российского автопрома. А еще мать жены переписала на дочь дачу, крохотный дощатый домик на шести сотках. Фазенда была убогой, зато находилась в наиближайшем Подмосковье, в замечательном и, пожалуй, одном из самых красивых околостоличных мест – на озере Круглом. Федя решил отвезти таинственный пакет именно туда. Но перед тем как двинуться по Ленинградскому шоссе, он вскрыл упаковку из плотной желто-коричневой бумаги и замер. На потертом сиденье заблестела кучка драгоценностей.

Федор не разбирается в ювелирке, но даже он сообразил: кольца, браслеты и серьги отнюдь не дешевая бижутерия и тянут на очень большую сумму. Перед ним было целое состояние.

Ошеломленный Барбосов добрался до дачки, нашел там старую наволочку, сшил из нее небольшой мешочек, сложил в него богатство, поместил все в полиэтиленовый пакет, запихнул его в банку с черносмородиновым вареньем, спустил в погреб и уехал. Но, удаляясь от избенки-развалюхи, разнервничался еще сильнее, чем по дороге туда. Ему стало ясно: Митя обворовал магазин. Где еще можно взять такое количество золота? Ночь Федор провертелся без сна, а утром, проклиная бывшего однокурсника, который сделал из него пособника своего преступления, опять порулил на фазенду. Вытащив из подвала тару с вареньем, привез «клад» в Москву и спрятал в квартире.

Дня два он жил, как на бомбе, вздрагивая от каждого шороха, потом внезапно понял: ни одной душе не известно о том, где лежит «клад», радио, телевизор и газеты молчали об ограблении. Может, его и не было? На четвертый день Федя подумал, что надо разведать обстановку, и позвонил жене Спиридонова. Услышал ее спокойный голос и повесил трубку. Анька вроде не нервничала.

Барбосов перевел дух и решил подождать. Почему он сразу не схватил кулек с золотом и бриллиантами и не понесся в милицию? Испугался, что его сочтут соучастником и за неимением других преступников накажут со всей строгостью…

– Вот он какой, твой замечательный Митя, – шипел сейчас Барбосов, – член преступной группы, грабитель, вор и, вероятно, убийца.

– Ты отдал пакет Ане? – уточнила я.

– Ну… нет, – признался Федор.

– Оставил себе, несмотря на то что Дима велел отнести сверток жене?

– Я думал, он все же вернется, – неудачно вывернулся Федор, – обещал через неделю, а объявится спустя месяц.

– Даже после того, как в лесу нашли труп Спиридонова, ты надеялся на встречу с Митей? – вкрадчиво поинтересовалась я.

Глаза Барбосова чуть не выкатились из орбит.

– Ну… не хотел я впутывать Аньку… Вдруг она возьмет золотишко, а к ней милиция привяжется?

– Федя, а на какие шиши ты купил трехкомнатную квартиру? – протянула я. – Боюсь ошибиться, но вроде новоселье мы у тебя отмечали через пару месяцев после обнаружения останков Мити.

– Квартиренка небольшая, дом в спальном, непрестижном районе, – зачастил Федор, – мы старую двушку удачно продали, доложить осталось чуть, влезли с Машкой в долги.

– Нет, Феденька, – покачала я головой, – у тебя хватило денег и на мебель, и на занавески, и на люстры. А еще через год ты обзавелся симпатичной иномаркой.

– Ерунда, – промямлил Барбосов, – тачка барахло, только смотрится солидно, а по сути, дерьмо для нищих.

– Те, кто совсем без денег, ходят пешком, – сухо обронила я. – Нет, после похорон ты понял: Митя умер – и начал продавать «золотой запас». А сейчас ты решил: Спиридонов жив, он напал на Гудкову, а я отправила сюда Настю, чтобы тебя напугать, то есть мы с Димой в сговоре. Дикая идея, но она оформилась в твоем мозгу, и я понимаю почему. Когда трус совершает отвратительный поступок, он потом живет в страхе, боится, что тайна раскроется. Ты продал чужие драгоценности. Как в тебе уживаются борец за правду-справедливость и вульгарный вор?

Барбосов прижал ладони к груди.

– Романова, умоляю! Пожалей моих детей! Скажи Мите: я верну все! Там еще много осталось! И я не крал, взял в долг! Митька бы мне дал! Непременно! Я знаю!

Резкий звонок стоявшего на столе телефона заставил меня вздрогнуть.

Федор схватил трубку:

– Да! Когда? Хорошо, сейчас приду.

Он посмотрел на меня.

– Гудкова умерла, не приходя в сознание.

Я встала и, забыв попрощаться, вышла из кабинета. Ну и как сообщить эту новость Ладе?

Глава 18

Мать Насти напоили успокаивающими средствами. Пока медсестры занимались Ладой, я позвонила друзьям, и вскоре к больнице подъехал Антон Борисов, который повез нас с художницей в квартиру Петровых. Когда мы вошли в дом, там уже находилась Мамаева.

– Иди выпей кофе, – приказала мне Вика, – на тебе лица нет.

– Надо, наверное, вызвать похоронного агента, – устало сказала я.

– Формальностями займемся мы с Антоном, с тебя на сегодня хватит, – отрезала Мамаева.

Я выползла в прихожую, постояла у вешалки, потом отправилась в чулан и начала его осматривать.

Федор утверждал, что на Настю напали спереди, а тело ее лежало головой к порогу. Следовательно, убийца уже находился в комнатке, когда в нее за вареньем пришла хозяйка. Но в квартире же никого не было, я совершенно в этом уверена. Лада шлялась по магазинам, Илья Николаевич уехал в библиотеку. Барбосов ошибся, на бедняжку Гудкову упали ласты. Я задрала голову, вспомнила про лежащий на полу утюг, мысленно увидела треугольный след от него на антресоли, пошла в ванную и стала умываться холодной водой. Ладно, ласты и пакет с тряпками могли свалиться вниз, поскольку лежали с краю, но утюг-то нет! Он стоял в глубине антресолей! Кто-то попытался изобразить несчастный случай и слегка перестарался.

Я вытерла лицо полотенцем и опять поспешила в чулан, приказав: Лампа, возьми себя в руки и рассуждай логически. В квартире Петровых дубовый паркет, но в подсобных помещениях в целях экономии положен ламинат. Внешне он смотрится прекрасно, но не очень прочен. Когда-то у Макса на кухне тоже было подобное покрытие, но я уронила на пол сковородку и напрочь испортила имитацию паркета, теперь около плиты и мойки положена специальная плитка. Что должно произойти с самым дешевым материалом, если на него с высоты более двух метров хлопнется чугунный утюг? Стопроцентно он пойдет трещинами. Но я не вижу даже вмятинки!

Получается, убийца стоял в чуланчике, поджидая Настю. Когда она вошла, преступник, по мнению Федора, применил один из боевых приемов Лукьянова. Гудкова упала, стукнулась затылком, а киллер быстро положил на пол барахло с антресоли, постаравшись представить ситуацию как несчастный случай, и удрал. Кстати! Он ведь снял лестницу, но не повесил ее назад – во-первых, очень торопился, а во-вторых, я же рассказывала, как неудобны крючки, сразу их не воткнуть в отверстия на ручке стремянки.

Я села и погладила рукой идеально гладкий ламинат. Откуда убийца мог знать, что Настя отправится за вареньем? И зачем нападать на нее в тот момент, когда в квартире находится посторонний человек? Я ведь сидела на кухне и ждала возвращения Гудковой.

Ну, вероятно, злоумышленник не знал о моем присутствии. Он полагал, что Настена дома одна, осторожно открыл дверь, проник в прихожую, двинулся по коридору, услышал наши голоса и шмыгнул в чулан. И туда же вошла Настя, решив взять варенье. Мужчина убил Гудкову, второпях плохо инсценировал несчастный случай и убежал. Я же находилась на кухне, которая расположена в противоположном конце квартиры, поэтому ничего не слышала и не видела. Забеспокоилась лишь через четверть часа, так что у киллера было достаточно времени, чтобы скрыться.

Я вышла в коридор и прижалась спиной к стене. Так… Представим, что я – убийца. Я вхожу в чужую квартиру с нехорошей целью, уверенная, что хозяйка там одна. Но вот облом, у Насти гость, из кухни слышатся голоса! Что бы я сделала? Побежала в чулан, затаилась и ждала, когда Гудкова явится за припасами, а затем убила ее и постаралась тихо смыться? Глупее не придумать! Я бы моментально ушла, поняв, что попытка убрать Настю не удалась. Зачем мне рисковать? Можно прийти в другой раз. Если только не было крайней необходимости лишить Гудкову жизни именно в этот день и час… Что сказала Настена перед тем, как направиться в чулан? Она сначала сбивчиво повествовала о своих проблемах с отцом и матерью, сообщила о беременности, а затем ушла за вареньем, воскликнув: «Я сейчас открою тебе правду про свою семью. Всю-всю!»

Мне стало холодно. Что, если события в квартире развивались не так, как я до сих пор полагала?

Допустим, убийца вошел в апартаменты незадолго до моего появления. Почему Настя не заметила присутствия постороннего человека? Этот вопрос может задать лишь тот, кто никогда не жил в большом доме или в просторной квартире сталинской постройки. Если Настена отдыхала в своей спальне, закрыв тяжелую дубовую дверь, грабители легко могли бы вынести кучу вещей – хозяйка не услышала бы ни звука.

Я поежилась. Преступник находился тут, а мой приход спутал его планы. Он услышал слова Гудковой и понял, что сейчас та направится в чулан за вареньем, ринулся туда, убил ее, положил на пол ласты, утюг, пакет и ушел. Почему киллер оставил в живых меня? Он профессионал, ему ни к чему убирать лишнего человека. А я не представляла опасности, тихо сидела на кухне. Преступник действовал в спешке, иначе бы не совершил глупой ошибки с утюгом, который якобы упал с антресоли, не оставив следа на ламинате. Вообще-то профессионалы таких оплошностей не допускают. Но убил-то он без колебаний, значит, профи. Так он кто, киллер или дилетант?

Что-то я запуталась. Попробуем зайти с другой стороны. Зачем злоумышленник явился к Гудковой? Может, он не имел намерения лишать Настю жизни? Он хотел что-то найти? Некую вещь? А тут заявилась я, Настя разоткровенничалась, незваный гость сообразил: сейчас Гудкова выдаст тайну…

Я потерла ладонями виски. Но тогда получается, что незримый участник нашей беседы знал, о чем поведет речь Настена, это был и его секрет.

У меня закружилась голова, а к горлу подкатила тошнота. Сейчас лучше пойти на кухню, налить себе крепкого чаю, отдохнуть и поехать домой. Слишком много плохого случилось в один день, я потеряла способность думать.

– Деточка, – раздался за спиной голос Ильи Николаевича, – ты говорила, что пришел ответ из Хорхштурмвальдского колледжа по поводу книги Катценвеленбогена. Они вроде уже получили денежный перевод.

Я повернулась, увидела отца Насти и с трудом удержалась, чтобы не сказать: «Господин Петров, у вас пару часов назад скончалась единственная дочь. Неужели вы способны в такой день заниматься своей рукописью?»

– Так как, ангел мой? – заморгал ученый.

Я встряхнулась. Люди по-разному реагируют на стресс – одни рыдают, другие кажутся равнодушными и спокойными. Вероятно, Илья Николаевич пытается продолжать привычную деятельность, это его способ справиться с горем. Никогда не надо никого осуждать. И если произошло несчастье, нужно помочь людям, не задаваясь вопросом, по какой причине они не рыдают от отчаяния.

Я достала из кармана телефон, вошла в Интернет и сказала:

– Сейчас прочитаю.

– Лучше пойдем в кабинет, – предложил Илья Николаевич. – У нас сегодня слишком шумно. Зачем столько народа? И вчера люди приходили! У Лады день рождения?

– Нет, Илья Николаевич, – произнесла я, – сутки назад Лада Мироновна представляла свою новую картину.

– Ох, точно! – воскликнул ученый. – Она собралась повесить ее в проходе, напротив моего кабинета. Надеюсь, передумает. Неохота всякий раз, выходя из комнаты, натыкаться глазами на образец абстрактного искусства. Не сочти, дружочек, меня за капризника, но я категорически не понимаю современную живопись и подозреваю, что некоторым художникам элементарно не хватает образования и таланта. Не способны они отобразить обнаженную натуру или пейзаж на холсте запечатлеть, вот и малюют кривобокие геометрические фигуры, говоря: «Я оригинален, как никто другой!» Во все века невежество, глупость и лень пытаются спрятать под маской оригинальности. По какой причине N ходит в грязной рубашке? Да из элементарного нежелания постирать одежду! Но признаться в этом не хочет, вот и отыскиваются у неряхи забавные аргументы: он бережет окружающую среду, не собирается губить природу моющими средствами, верит в то, что грязь живая и ее нельзя убивать. А когда человек подводит под свою тупость философскую базу, это говорит лишь об одном – он идиот с претензиями. М-да, унесло меня мыслями далеко… Хорошо, вчера Лада демонстрировала картину. А сегодня-то что? Входи, деточка!

Илья Николаевич распахнул дверь в кабинет, я вошла, села у стола и сделала вид, что всматриваюсь в экран мобильника. Петрову никто не сказал о смерти Насти. Вам это кажется странным? А мне вот нет. Илья Николаевич живет своей, параллельной жизнью, редко когда спрашивает, что случилось дома. Более того, он имеет обыкновение делать вид, что не слышит о неприятностях или радостях близких людей. Петров не желает нервничать.

Как правило, обо всем происходящем вокруг отцу докладывала Настя. У нее получалось достучаться до Ильи Николаевича, она могла добиться от него почти адекватной и даже порой эмоциональной реакции. Вначале ученый на все сообщения Насти отвечал:

– Очень интересно! Пожалуй, пойду поработаю.

Но дочка не отставала, повторяла:

– Папа, послушай! Вы с мамой в среду идете на юбилей к Лазаревой.

– Очень интересно, – бубнил Илья Николаевич, старательно пропуская информацию мимо ушей, – я рад!

Постороннему человеку могло показаться, что Петров запомнил о походе в гости. Но Настюша понимала: папа на самом деле не воспринял ее слов. И она продолжала «трясти» Илью Николаевича до того момента, пока тот не говорил:

– О боже! Туда действительно нужно идти? Какая катастрофа!

Но сегодня некому было вложить в голову Петрова сообщение о семейной трагедии – кончине дочери. Лада лежит в спальне, знакомые, приехавшие в дом, не поговорили с ученым, думают, что он уже все знает.

– Деточка, когда я получу книгу Катценвеленбогена «Болен Катцен»? – поинтересовался Илья Николаевич. – Ты обещала прочитать письмо!

Я вздрогнула. Нет, не могу сказать отцу Насти о несчастье, пусть это сделает его жена.

– Ну, начинай же, – с нетерпением настаивал хозяин.

Я откашлялась:

– «Уважаемый Вениамин! Спешу сообщить вам, что ваш перевод, состоящий из двадцати евро, нами получен полностью. Оглашаю финансовый отчет. По квитанции номер сто пятьдесят восемь а дробь девятьсот семьдесят один бухгалтерия Хорхштурмвальдского колледжа составила смету.

Первое. Для ксерокопирования книги Катценвеленбогена уже закуплена белая бумага первого сорта по цене два евро за пачку. Относительно малая стоимость расходного материала обусловлена тем, что эконом колледжа приобретает его оптом и посему имеет скидку, о чем мы вам с удовлетворением и сообщаем. В супермаркете Хорхштурмвальда упаковка листов формата А-четыре обойдется потребителю в два евро и пять центов, нам же удается сэкономить, и это отрадно. Итого, имеем: двадцать евро за минусом двух равно восемнадцати. Обратите внимание, что без разумной экономии получилось бы семнадцать девяносто пять, а это не восемнадцать!

Второе – красящий порошок для принтера. Увы, к нашему глубочайшему сожалению, он расфасовывается в трехсотграммовые пачки, а на копирование труда Катценвеленбогена требуется на треть меньше. Наши попытки попросить сотрудника лавки отсыпать для колледжа две сотни единиц веса не имели успеха, поэтому пришлось купить целую упаковку. Удрученные столь неприятным обстоятельством, мы созвали экстренное совещание Ученого совета и сейчас желаем предложить вашему вниманию несколько вариантов решения будирующего казуса. А. Мы высылаем вам остаток порошка в количестве ста граммов. Почтовые расходы, учитывая обстоятельства, колледж возьмет на себя. Б. Мы храним краску на складе в надлежащих условиях до того момента, когда вам потребуются еще копии трудов из нашей библиотеки. В этом случае сто граммов будут учтены при покупке расходного материала, что уменьшит сумму на его приобретение. В. У вас всегда есть возможность совершить милосердный жест и разрешить нам использовать эти сто граммов порошка для тех ученых и преподавателей, которые испытывают большие материальные затруднения. Оставляя окончательное решение на ваше усмотрение, мы вычитаем стоимость упаковки (четыре евро) и получаем в остатке четырнадцать денежных единиц.

Третье – работа лаборанта Гюнтера Шлосса. Господин Шлосс пенсионер, поэтому трудится не полную смену, и мы обязаны обеспечить его питанием плюс двухразовым чаем. Учитывая большой объем работы (двести пятьдесят три страницы), время, затраченное на ее исполнение, займет пять дней и три часа. Обед Гюнтера стоит тридцать центов плюс десять за чай, пять за печенье, восемь за сахар, два за хлеб, три за сыр, масло, йогурт, четыре за джем. Итого, суммируя, получаем шестьдесят два цента, кои умножаем на пять и имеем окончательный результат в три евро десять центов. На мой сугубо личный взгляд, господин Шлосс, учитывая его здоровье и возраст, слишком много ест. Гюнтеру следует отказаться от джема и животных жиров, что непременно пойдет на пользу его сердечно-сосудистой системе и вашему кошельку. Но профсоюз неквалифицированных служащих колледжа тщательно следит за соблюдением прав своих членов. Поэтому с прискорбием вычитаю три десять из четырнадцати и вижу цифру десять девяносто.

Четвертое. Ксерокс работает от электричества. Цены на энергоносители устанавливает не наш колледж. Увы и ах, мы являемся жертвами крупных корпораций-монополистов и приходим в крайнее негодование, получая счета. Смею вас заверить, что в целях экономии господин Шлосс будет делать копию книги Катценвеленбогена в темноте и не включая телевизор. Но все равно за электроэнергию вам придется отдать четыре евро! Поистине мы живем в страшное время, когда государство не желает заботиться о науке и поощряет неуемную алчность тех, кто наживается на ученых. Из десяти девяносто убираем четыре, имеем шесть девяносто.

Пятое. Один евро уйдет на охрану. Двадцать центов – вывоз мусора, десять – услуги уборщицы, сорок – химчистка ковра в помещении, где находится ксерокс, пять – средство для протирки техники, еще столько же на тряпки и веник, десять – пошлина колледжа. Итого – евро девяносто. В результате остается пять единиц, кои являются вашим милосердным благотворительным взносом.

Итак, учитывая все вышесказанное, я нижайше прошу вас утвердить смету, и тогда мы сможем продолжить нашу столь успешно начатую работу по ксерокопированию труда Катценвеленбогена «Болен Катцен», необходимого вам для написания реферата по защите степени.

Примите мои заверения в глубочайшем уважении и пожелание успехов на ниве научного поля».

Я оторвалась от увлекательного чтения и посмотрела на Илью Николаевича.

– Нет, наверное, смысла оглашать подпись?

– Не утруждай себя, деточка, – милостиво согласился Петров. – Сообщи господину Герберту Краузе-Михайлову о моем согласии на расходы. Однако в Хорхштурмвальдском колледже отличный порядок! Там очень аккуратно обращаются с финансами!

Илья Николаевич запустил руку в карман, вытащил небольшую тубу, вытряхнул из нее на ладонь темно-коричневую горошину, положил ее в рот, не предлагая мне угоститься, и убрал коробочку.

Я поспешила откланяться, покинула кабинет, заглянула на кухню, увидела, что там полно народа, и решила поехать домой.

Глава 19

Фира и Муся встретили меня радостным визгом. Я сводила собачек на улицу, потом помыла им лапы, выпила чаю и стала звонить по разным номерам.

Сначала соединилась с мастером, который чинит наши с Максом машины. Потом попыталась дозвониться до мужа, но его сотовый мрачно бубнил: «Абонент недоступен», а в скайпе напротив фото Макса висела надпись: «Вне сети». Я забеспокоилась и обратилась к Вене.

– Занзибар, Лампа, – это тебе не Нью-Йорк, – ядовито сказал приятель, – там Интернет далеко не везде, и в мобильной связи здоровущие дыры. Не дергайся, Макс в порядке. Он сегодня соединился с Костиком, объяснил, что может быть временно недоступен, просил тебе сказать.

– Здорово, – протянула я. – Чего же мне никто не звякнул?

– Костик велел Нине попросить Катю, чтобы та с тобой связалась, – оттарабанил Вениамин.

– Понятно… – протянула я. – Ну, ладно. Надеюсь, ты знаешь, что перед отлетом Макс велел тебе перейти в мое распоряжение?

– Да? – удивился Веня. – Впервые слышу. Шеф ничего такого не говорил.

– А он велел мне предупредить тебя, – ехидно ответила я. – Извини, я поступила, как Нина или Катя, в общем, как те девицы, что забыли про жену босса. Боюсь, Макс им здорово вломит, когда узнает, что я вся издергалась в ожидании вестей с Занзибара. Вроде ты за кем-то из них ухаживаешь? До меня долетели достоверные сплетни? Кто твоя избранница? Катя или Нина?

– Некогда мне время на глупости тратить, – слишком быстро ответил Веня. – Ну народ! Болтает всякую ерунду! Мы с Катей случайно столкнулись в магазине, я ей помог покупки до машины донести. Тащу пакеты и вижу Костю. И ведь он мужик, не баба, а помчался в офис и стал трепаться про наши с Катюней отношения! Слушай, Лампуша, не сердись на Катьку, у нее обязанностей выше прически. Она не хотела тебя нервировать. Просто забыла звякнуть, с кем не случается! Зачем Максу башку всякой ерундой забивать? Главное, он жив, здоров, бегает с клиентом по Занзибару. А я в твоем полнейшем распоряжении, говори, чего надо делать.

Мне категорически не нравятся шантажисты, но стоит признать: их грязные методы подчас весьма успешны. Веня не собирался слушаться жену босса, готов был помочь мне одноразово, по дружбе, но не работать по моим указаниям. Вот мне и пришлось намекнуть приятелю на его роман с весьма удачно забывшей выполнить просьбу шефа Катериной. Макс замечательный начальник, он не вредный, никогда не наказывает подчиненных рублем, разрешает им проявлять инициативу, но есть несколько правил, нарушать которые Макс не позволит. И главное из них звучит так: никаких интрижек в офисе. Сотрудники его агентства часто попадают в непростые ситуации, иногда им приходится принимать решения, от которых зависит жизнь людей. Макс справедливо считает, что близкие, любовные отношения могут помешать выполнению служебных обязанностей, и безжалостно увольняет тех, кто вступает в интимную связь с коллегой. За порогом агентства окажутся оба провинившихся. Если до шефа дойдут разговоры о том, что Катя строит глазки Вене, Макс отреагирует жестко. Второй нерушимый постулат моего мужа такой: никогда не делай исключений из первого правила для сотрудников, которые считаются твоими друзьями.

– Ау, не спи! – велел Веня. – Жду твоих распоряжений.

Я начала перечислять по пунктам:

– Нужна информация по Сергею Лукьянову, спортсмену, основателю школы борьбы лук-до. Затем надо узнать результаты вскрытия Анастасии Гудковой. И нарой материалы по Дмитрию Спиридонову. Он исчез давно, потом его тело было найдено в лесу, опознавались останки по анализу ДНК. Спиридонов пропал несколько лет назад, дата должна быть указана в заявлении, которое подавала его жена Анна. Еще меня очень интересует, не случилось ли незадолго до исчезновения Мити ограбления ювелирного магазина.

– Это все? – уточнил Веня.

– Пока да, – сказала я и пошла на кухню пить чай.

Мопсы, отчаянно чихая, двинулись за мной. После очередной серии собачьих «апчхи» я насторожилась и громко сказала:

– Эй, псы! Вы простудились? Придется вызвать Пашу.

Услышав имя ветеринара, Муся незамедлительно испарилась, а Фира кинулась в кабинет Макса. Я пошла в гостиную, приговаривая на ходу:

– Нехорошо трусить! Понимаю, вам не нравится мерить температуру, делать уколы и принимать лекарства, но… Фу! Чем это у нас пахнет?

В ответ из-за занавески раздался кашель Муси.

– Что тут стухло? – спросила я. – Еще утром воздух в квартире был нормальный, а сейчас отвратительно воняет. Но чем?

Целый час я осматривала комнаты и пришла к выводу: основной смрад концентрируется в гостиной, оттуда он проникает в коридор и заставляет мопсих чихать и кашлять. Следовательно, где-то в этом помещении валяется нечто, испускающее на редкость омерзительный «аромат». Но где оно лежит? И что это такое?

Следующий час я ползала на коленях по паркету и заглядывала во все щели. Пошарила руками под мебелью, залезла за батареи, засунула нос за картины, энергично подергала за портьеры и констатировала: ничего нет. Но вонь-то есть!

В полной растерянности я встала в центре гостиной и принялась оглядываться. Затем задрала голову вверх. Может, в люстру забралась мышь и там умерла? Не успела столь идиотская мысль прийти в голову, как раздался звонок в дверь.

Отчаянно лая, Муся и Фира бросились в прихожую. Я двинулась за ними, распахнула дверь и увидела свою соседку сверху. Анна Григорьевна выглядела ужасно – нос у нее распух, глаза были красными, и вместо слов «добрый вечер» она издала сдавленное всхлипывание.

– Что случилось? – испугалась я.

Соломатина оглушительно чихнула.

– У меня в доме творится нечто ужасное. В квартире явно поселился барабашка. Он какает на лоджии, оставляет повсюду черную шерсть и съел мои туфли!

– Туфли? – эхом повторила я, косясь на Фиру, которая изо всех сил вертела скрученным бубликом хвостом.

– Не новые, но вполне целые, – простонала Анна Григорьевна.

– Может, вам показалось? – осторожно спросила я. – Иногда людям видится то, чего нет. Например, многие путешественники наблюдают в пустыне миражи. Им чудится оазис с озерами воды, с верблюдами.

Произнеся последние слова, я вспомнила гадкого Маффина, из-за которого теперь придется чинить «букашку», и осеклась.

– Но я же не в Сахаре, – всхлипнула Соломатина, – а в Москве, в собственной квартире.

– Пожалуйста, не плачьте, – попросила я. – Давайте угощу вас замечательным чаем!

– И не думала рыдать, – шмыгнула носом Соломатина, – это аллергия. Все очень странно.

Я подхватила Анну Григорьевну под руку и привела на кухню, а соседка не переставала удивляться:

– До сих пор я чихала, кашляла и чесалась исключительно из-за собак. Причем от короткого общения ничего дурного не происходило. Я вообще-то очень люблю животных. Вот, смотри, глажу Фиру с удовольствием!

Анна Григорьевна наклонилась и принялась почесывать мопсиху.

– Могу ее даже поцеловать. Аллергические явления начнутся лишь после пары часов нахождения с псинкой на одном пространстве, такой уж у меня организм. Поэтому хоть Ванечка, внучок любимый, и вымаливает купить мопсика, такого, как у вас, я собачку завести не могу. Бедный ребенок понимает мою проблему, но надежда заполучить щеночка его не оставляет. Недавно книжку принес какого-то врача, дал мне и сказал: «Почитай, бабуля. Доктор уверен, что аллергию можно победить, приучая себя к ее причине постепенно. Тебе необходимо каждый день общаться с каким-нибудь псом, тренировать иммунитет, и в результате ты перестанешь болеть».

– Вот уж глупый совет! – воскликнула я. – Не надо ему следовать, анафилактический шок никто еще не отменял.

Соломатина кивнула.

– Я не собиралась идти у Ванечки на поводу! Но посмотри на меня сейчас… Откуда аллергия? В квартире животных нет, так почему я вся в слезах и соплях? И какашки на лоджии! И шерсть на полу! Вот такая, как у Фиры.

Анна Григорьевна посмотрела на свою руку, которой только что гладила мопсиху.

– Ну, очень похожие волоски – черные, острые, короткие. Кто приходит на мой балкон?

Я уставилась на Фиру. Вернувшись домой, я отправилась с мопсихами гулять. Муся живо выполнила всю программу, а Фира лишь присела под кустиком. У Соломатиной на лоджии со вчерашнего дня обнаруживаются «визитные карточки» и черная шерсть. Кроме того, некто сгрыз ее туфли, а Фирку хлебом не корми, дай помусолить обувь. И что получается? Фира ходит в квартиру к Соломатиной и там безобразничает? Но как собачка отпирает нашу дверь? И каким образом она открывает замок в апартаменты Соломатиной? Нет, это немыслимо!

– Можно сказать, точь-в-точь такая же шерсть! – бубнила тем временем Анна Григорьевна. – Идентичная!

– Нет, нет, – запротестовала я, – вам это кажется.

– Да? – с сомнением протянула Соломатина и уперлась взглядом в Фиру. – Не вызвать ли мне специалиста по паранормальным явлениям? То, что происходит на моей жилплощади, загадочно, как смерть Кеннеди[3]. Кстати, чем у тебя пахнет?

– Вонь добралась до кухни? – расстроилась я. – Уже принюхалась и не ощущаю ее.

Анна Григорьевна задергала носом.

– Такое ощущение, что несет тухлым яйцом. У меня на редкость тонкое обоняние. Ты не пролила где-нибудь лечебную воду для желудка? Помнится, так же пованивало в Карловых Варах от одного источника.

– Не употребляю никаких лекарственных напитков, – заверила я.

Соломатина встала и пошла в коридор.

– Амбре идет из жилых помещений, надо их осмотреть.

– Я два часа шарила по комнатам и ничего не обнаружила, – призналась я.

– Может, собачки напукали? – предположила соседка.

Я захихикала:

– Они же не слоны!

Анна Григорьевна обошла по периметру гостиную, потом решительно приблизилась к дивану, ткнула в него пальцем и сказала:

– Здесь! У меня чутье пойнтера. Впрочем, нет, мой нюх лучше, чем у охотничьей собаки.

Глава 20

– Диван стоит тут давно! – воскликнула я. – И ранее ни в чем плохом не был замечен.

– Запах исходит от него, – уверенно продолжала Соломатина. – Вот!

Не успела я глазом моргнуть, как она схватила одну из подушек с сиденья и сунула мне под нос.

– Нюхай!

Я сделала вдох и на пару секунд лишилась дара речи. Потом закричала:

– Почему протух диван? Что случилось?

– Барабашка, – отчаянно чихая, заявила Анна Григорьевна. – Он, дрянь такая, весь покрыт черной шерстью и страдает желудком. Сначала зарулил ко мне на лоджию, потом перетек к тебе и нагадил на софу. Тебе придется выкинуть и спинку, и сиденье. О, подлокотники тоже смердят. В нашем доме гуляет нечисть! Думаю, это она украла у Ники пакет с рыбой. Обрати внимание на тенденцию: прежде случилась кража у Барановой, затем хулиганство у меня, теперь испорчен твой диван. Пакость сползает по стояку! Можно воспользоваться твоим телефоном?

– Конечно, – кивнула я, неотрывно глядя на весело улыбающуюся Фиру.

– Алло, Ника? – заорала Соломатина в трубку. – У тебя все в порядке? Больше ничего не исчезало? А! А! Ого! Очень рада! Представляешь, рыба нашлась!

Последнее восклицание Анна Григорьевна адресовала мне, и я поразилась:

– Вы имеете в виду копченых лещей?

Соломатина закивала.

– Ох уж эта Ника… Паникерша! Чуть что потеряет, сразу кричит: «Караул! Обокрали!» Осенью мы с ней в супермаркете столкнулись на кассе. Баранова хотела расплатиться, а кошелька нет. Она давай возмущаться: «Тут вор ходит». Потребовала начальника охраны, целую бучу устроила. А потом я увидела, что у нее карман куртки сильно оттопыривается, и велела: «Никуша, проверь-ка свою одежду». И точно! Нашелся кошелек! Вот и с рыбой так же получилось. Ника думала, что пакет на лоджии, а оказывается, в ее отсутствие отец приходил и рыбку унес. Одно недоразумение выяснилось. А вот что у нас с тобой творится?

Я снова начала разглядывать мирно сопящих мопсов. Значит, у Барановой не пропадала рыба? Где же тогда Фира с Мусей взяли пакет, набитый закуской к пиву? Уж и не знаю, что более странно, маленькие собачки, которые лезут вверх по внешней стороне дома в чужую квартиру за вкуснятиной, или упаковка лещей, материализовавшаяся из воздуха у нас на кухне?

Анна Григорьевна торжествующе вскинула голову:

– Лампа, я тебя предупредила о наличии в здании полтергейста. Прими меры по его изгнанию. Зажги свечку и обойди все помещения, загляни в каждый угол. Там, где пламя начнет чернеть и трещать, стой до тех пор, пока огонь не примет нормальный вид. Хочешь, я дворников кликну? У меня есть номер их мобильного телефона. Приличные люди, муж с женой, они за небольшую плату по бытовым вопросам жильцам помогают.

Мой нос неожиданно ощутил вонь с утроенной силой.

– Да, пожалуйста! – взмолилась я. – Пусть они придут прямо сейчас, несмотря на позднее время. Иначе я задохнусь!

Дворников оказалось четверо – мать с отцом и двое сыновей-подростков. Мужчины быстро уволокли диван, а женщина дала мне небольшую палочку и на ломаном русском сказала:

– Зажги. Нет плохо вонять.

Я последовала ее совету, и спустя некоторое время из квартиры исчез отвратительный запах, вместо него появился аромат каких-то цитрусовых, мяты и корицы. Я уже окончательно собралась идти спать, как позвонил Веня с докладом.

Сергей Петрович Лукьянов был медбратом по образованию и спортсменом средней руки. Никаких особо значимых соревнований он никогда не выигрывал, преподавал физкультуру в затрапезном техникуме, потом исчез. Где жил, чем занимался, неясно, но вдруг вновь появился в Москве и открыл центр здоровья. Главным врачом там некоторое время служила его сводная сестра Валентина Петровна Воробьева, гинеколог по образованию.

В рекламном буклете учреждения Сергей Петрович сильно приукрасил свои достижения, назвался «мастером боевых искусств, учеником великого китайского доктора Лао Дао, автором уникальной методики омоложения организма». И забыл указать, что не имеет высшего медицинского образования. С другой стороны, опровергнуть слова Сергея Петровича про обучение у целителя из Поднебесной было невозможно. И хитрый Лукьянов никогда не сообщал о том, что получал знания в институте, говорил лишь об обучении у народного целителя. А для многих людей, разочаровавшихся в российской медицине, этого оказалось достаточно, чтобы поверить в чудодейственные таланты мужика. Некоторое время центр пользовался большой популярностью. Потом Валентина Петровна ушла из бизнеса брата, нанялась на работу в коммерческую клинику Сереброва и до сих пор служит там. Сергей еще какое-то время занимался центром, затем открыл фитнес-клуб в одном из спальных районов Москвы, где тоже проповедовал правильный образ жизни и погиб при пожаре спортивного сооружения. Жены и детей он не имел, ни в чем криминальном не был замечен, в поле зрения милиции не попадал.

Дмитрий Спиридонов, выпускник московского мединститута, работал в разных больницах. По специальности он терапевт, но переквалифицировался в доктора, который помогает людям восстановиться после различных травм. Не судим, в связях с преступным миром не замечен, был женат на Анне (забавный штрих: Аня в девичестве тоже была Спиридонова, ей не понадобилось менять фамилию, вступив в брак). У супругов родился сын Никита. Как уже говорилось, фитнес-центр Лукьянова сгорел, причем пожар случился незадолго до исчезновения Мити. Эксперты не нашли никакого криминального следа, дело было в плохой электропроводке: хозяин оборудовал в клубе еще одну баню, и провода не выдержали повышенной нагрузки. К счастью, здание вспыхнуло после того, как основная масса посетителей разошлась, поэтому обошлось без жертв, присутствовавшие успели благополучно выскочить. Все, кроме самого Лукьянова – тот задохнулся от дыма.

– Это точно? – с недоверием спросила я. – Как идентифицировали останки?

– Труп совсем не обгорел, – пояснил Веня. – Огонь не добрался до Сергея, он стал жертвой продуктов горения – вокруг было много искусственных материалов. Пламя и дым распространялись так быстро, что даже физически ловкий, тренированный человек не успел сориентироваться.

Дмитрий после смерти Лукьянова остался без работы, а потом исчез. Через год в Подмосковье было обнаружено тело, и после анализа ДНК стало понятно: наконец-то Спиридонов найден. Спустя месяц после похорон отца умер маленький Никита – у ребенка было врожденное заболевание. Никаких ювелирных магазинов ни до, ни после исчезновения Дмитрия не грабили, крупных налетов, связанных с драгоценностями, в тот год в столице не случалось.

В день, когда Спиридонов не вернулся домой, была совершена кража в квартире некоего Геннадия Иосифовича Маслова, начальника охраны одного из ювелирных заводов. Сам Маслов скончался от инфаркта, когда к нему в квартиру вломились бандиты. Его тело обнаружила пришедшая с работы жена. Она же вызвала милицию и сообщила, что ничего особо ценного не пропало. Грабители унесли лишь одну картину. Очевидно, кто-то неправильно информировал налетчиков, мол, у Маслова на стенах висят подлинные произведения искусства. На самом же деле в шикарных рамах были копии. Геннадий Иосифович пал жертвой собственного вранья – ему очень хотелось выглядеть настоящим коллекционером, и он лгал своим приятелям, что обладает шедеврами, якобы доставшимися ему от деда.

Вдова покойного сказала следователю:

– Муж был большой хвастун. Я умоляла его попридержать язык, но он любил распустить хвост. Гена всегда старался казаться богатым, вечно намекал на какие-то ценности, придумывал истории про родственников-аристократов. Я знала, что такие привычки до добра его не доведут. В конце концов глупые россказни дошли до ушей преступников, и случилась беда.

Следствие по делу Маслова зашло в тупик, и его тихо похоронили в архиве.

Отчета о вскрытии Гудковой пока нет, он будет лишь завтра.

– Понятно, – пробормотала я, выслушав доклад помощника.

– А вот бумаги об исследовании останков Спиридонова присутствуют, – продолжал Веня. – Эксперт посчитал, что Дмитрия, вероятно, ударили по голове, чем-то похожим на бейсбольную биту. И еще интересный момент. Патологоанатом предположил, что Спиридонову попытались оказать медицинскую помощь, но он все равно скончался.

– Нелогично получается, – протянула я. – Лечили, а затем отвезли в лес и бросили? Почему не сообщили Ане о кончине мужа? Преступники не оказывают помощь жертвам. Может, о Мите позаботился кто-то из обычных людей?

– Лампа, ты, наверное, сегодня очень устала, вот и не ловишь мышей, – пробурчал Вениамин. – Да, грабитель уйдет, не станет вызывать «Скорую» к тому, кого оглушил дрыном по башке. Но представь, что Спиридонов в момент нападения был не один, а с товарищем. Друг хотел помочь, а когда ничего не вышло, испугался, отвез труп в лес и оставил там.

– Если моему приятелю нанесут травму, то я постараюсь как можно быстрее доставить его в больницу, – стояла я на своем, – в особенности если речь идет о травме головы.

– Я могу объяснить произошедшее со Спиридоновым просто, – перебил меня Веня. – Дмитрий вляпался в какие-то неприятности. Если в бумагах нет сведений о его связях с криминальным миром, то это не значит, будто он никогда не преступал закон. Что, если произошла некая разборка с дракой? Поэтому и не вызывали «Скорую». Кроме того, подчас черепно-мозговая травма кажется человеку несерьезной, он способен двигаться, разговаривать и считает себя здоровым. Ну, побаливает немного башка, так это же естественно, если тебе по макушке битой врезали. А потом – бац, и через сутки бедолага умирает. Мой тебе совет: если стукнулась головой при падении, встала и не ощущаешь никакого дискомфорта, обязательно сходи к доктору, а еще лучше сделай компьютерную томографию. Небось Спиридонов наглотался анальгина, потом ему стало хуже, кто-то отволок его к подпольному врачу, и ку-ку! Тело бросили вблизи деревни Лукьяново и забыли о нем.

– Деревня Лукьяново, а Спиридонов работал у Сергея Лукьянова. Интересное совпадение, не находишь? – спросила я.

– Не обратил на него внимания, – признался Веня. – Погоди, сейчас пороюсь в одном месте… Сел с наименованием «Лукьяново» в России куча. Есть, например, в Солнечногорском районе, около Вологды, по Симферопольскому шоссе… Имеется и несколько городов Лукьяново.

– Нас интересует исключительно Подмосковье, район, где обнаружили останки Спиридонова, – напомнила я. – Проверь, пожалуйста, вдруг в том селе живет кто-то из родственников Сергея Петровича Лукьянова?

– Оригинальная идея, – пробурчал Веня, – странно, что она мне в голову не пришла. М-да… Однако ты права. В нужном нам Лукьянове ранее жило много народа с фамилией Лукьянов. В их числе отец владельца фитнес-центра, Петр Сергеевич. Он родился и вырос в деревне, там же когда-то проживали его дед и прадед. Но Сергей Петрович к ней никакого отношения не имеет, разве что бывал там в детстве летом, да только сведений о том, где он проводил каникулы, в документах нет. Петр Сергеевич после смерти своей первой жены обзавелся новой супругой, она родила ему дочь Валентину. Дом в Лукьянове достался в наследство Валентине Петровне, он и сейчас принадлежит ей. Единокровная сестра Сергея давно замужем, по паспорту она Воробьева.

Я чихнула. В голове что-то щелкнуло, и неожиданно в мозгу сложилась целая картина.

– Веня, быстро посмотри ближайших родственников Валентины!

– Муж Андрей Семенович Воробьев, сын Олег Андреевич и дочь Катя, – ответил Греков.

– Больше никого? – не успокаивалась я.

– Нет. Прикольно, – захихикал Вениамин, – Екатерина Воробьева в замужестве стала Дроздовой. Сплошные птички!

Я с трудом удержалась от того, чтобы не забегать по комнате. Сергей Петрович Лукьянов, в центре которого до пожара работал Дима Спиридонов, имел сестру, врача-гинеколога Валентину Воробьеву. Она – владелица дома в селе Лукьянове, неподалеку от коего нашли останки Мити. И вот вам еще одна загадочная деталь: та же Валентина Петровна – мама Кати, ближайшей подруги Веры Скворцовой, которая, отчаявшись родить ребенка от мужа, попросила Катюшу о помощи. Та подобрала для Верочки анонимного донора, и на свет появилась девочка Алина, страдающая умственной отсталостью. Окажись малышка здоровой, обман Веры мог бы и не раскрыться, но ее свекровь, люто не любившая невестку, тайком сделала анализ ДНК крошки и выгнала из дома обманщицу. Вера стала нищей и решила обратиться за деньгами к тому самому донору, который перестал быть для нее анонимным…

– Веня! – закричала я. – Ну-ка, скажи, где работает сейчас Валентина Петровна Воробьева?

– Частная клиника Сереброва, – ответил Греков. – Специализация заведения – акушерство и гинекология, открыт родильный дом.

– Боже! – подпрыгнула я. – Осталось выяснить, как там оказался Гриша.

– Кто? – не понял собеседник.

– Можешь влезть в их регистратуру? Поищи медкарту Григория Валерьевича Гудкова, – потребовала я. – Надеюсь, она там есть. Скорей всего, Гриша обращался в центр лет восемь-девять назад.

– У них архив упорядочен не по годам, а по фамилиям, – уточнил спустя короткое время Веня.

– Ой, какой ты молодец, – обрадовалась я. – Взломал защиту!

– Уж сколько раз твердили миру, ставьте пароль из цифр и букв, – вздохнул Вениамин, – лучше всего от балды, допустим «АК209б7904». Что это значит? Никто не понимает, сам не в курсе, просто по кнопкам постучал. Такой шифр подобрать трудно, нужно подключать специальную программу. Но пользователи не заморачиваются. Кличка любимой собаки, номер своего телефона, дата и год рождения, имя ребенка – вот что почти у всех выставлено в качестве преграды для входа. А уж на фирмах… Частная клиника Сереброва имеет логин «клиника», а пароль «серебро». Да их первоклассник влегкую хакнет! Неудивительно, что на Горбушке можно любую базу купить! Вот так пойдешь к врачу, а потом каждый, кому не лень, о твоих болячках узнает. На что хочешь спорю, у тебя в качестве пароля стоит «Фира».

– Нет, – ответила я, – ты ошибся.

– Странно, небось врешь, – засмеялся Веня.

– Ты не угадал. Не «Фира», а «Муся».

– Круто! – расхохотался Греков. – Иди и поменяй, а то я в твой комп залезу и набезобразничаю.

– Непременно придумаю нечто оригинальное, но сначала рассказывай про Гудкова, – потребовала я.

– Григорий, – зачастил Веня, – проходил обследование вместе с женой Анастасией. Уж извини, я во всяких медтерминах не силен, в особенности таких. Тут много чего понаписано. Сейчас… Ага! Анастасия Гудкова имела проблемы с зачатием, но благополучно родила мальчика. Сейчас он уже школьник.

– Офигеть! – заорала я. – Быть того не может!

Глава 21

– Интересное кино… – пропел Вениамин. – В принципе ничего особенного, они лечились и родили. Обычное дело. Младенец появился в местном роддоме, Гудков оплатил услуги. Разорился он на хорошую сумму, дорого ему наследник обошелся. Младенец появился на свет здоровым. Анастасию выписали спустя неделю. Больше пара в клинику не обращалась. Вопросик: где же мальчик? В семье его нет. Лампа, ты помнишь Настю беременной?

У меня закружилась голова.

– Веня, проверь, по какому адресу прописан ребенок с отчеством Григорьевич и с фамилией Гудков.

– Нет такого, – отрапортовал Греков. – Погоди, пойдем по дате рождения. Итак, ноябрь…

– Небось их там тысячи, – приуныла я.

– Нет, меньше, – ответил Веня. – В Москве с рождаемостью не очень хорошо, и, на твою удачу, двадцать седьмое ноября того года не особо урожайное. Всего двести десять деток. Отбросим девочек, получим девяносто шесть мальчиков.

– Все равно толпа.

– Подожди, – остановил меня Веня. – Судя по записям в медкарте, ребенок Гудковых появился без патологий, здоровым, доношенным, с нормальным весом. А еще его родили в частной клинике.

– Чем ты там занимаешься? – не поняла я.

– Шарю по базам детских поликлиник, – пояснил Веня. – Вот что, ложись спать, дело не очень простое. Авось к утру будет результат.

Я послушно отправилась в кровать и начала вертеться под одеялом. Настя родила мальчика? Это невозможно! Более того, Гудкова незадолго до смерти поделилась со мной новостью, что беременна. Я отлично помню, как Настена за пару минут до того, как пойти в чулан за вареньем, говорила, что у Гриши не могло быть детей и она смирилась с тем, что никогда не станет матерью. Настя очень любила мужа и решила: они с ним проживут без чад.

Помнится, меня поразили слова подруги. Настя стала вдовой не так давно, всем казалось, что они с Гришей идеальная пара. Я, узнав о кончине Гудкова от инфаркта, даже испугалась за Настену, думала, та помешается от горя. Но она, отплакав на похоронах, довольно быстро познакомилась с Егором и начала новую жизнь, ей удалось забеременеть. И сейчас возникает вопрос: почему в браке Гудковых не было наследников? С кем Гриша ходил в клинику? Может, в Москве есть полная тезка моей подруги? Ага, и она заодно близкая подруга Григория!

Так и не поняв, что же происходит, я заснула и была разбужена около десяти утра негодующими стонами Фиры и Муси. Мопсихи хотели гулять и есть.

После того как довольные собаки улеглись в кресло и мирно захрапели, я пошла в ванную. Но меня остановил телефонный звонок.

– Знаешь ли ты, что младенцы, получившиеся «in vitro»[4], часто менее здоровы, чем те, кого зачали естественным путем? – забыв поздороваться, спросил Веня. – И в их медицинских картах всегда укажут, что ребенок образовался в пробирке.

– Никогда не задумывалась на эту тему, – ответила я.

– Двадцать седьмого ноября нужного нам года среди общего числа рожденных детей только у одного в документах стоит «in vitro», – торжествующе продолжал Греков. – Не спрашивай, как я это выяснил, важен не путь, а результат. Мой ум потрясающ! Додумался ведь, что про процедуру искусственного оплодотворения должны где-то написать для сведения педиатра.

– Назови имя малыша, – потребовала я.

– Григорий Майский, проживает вместе со своей матерью, Елизаветой Алексеевной Майской, незамужней, несудимой, учительницей биологии в колледже «Профессор», – словно глашатай, провозгласил Греков. – Сейчас пришлю эсэмэской все адреса, домашний, рабочий. Ну и телефоны в придачу.

– Молодец! – похвалила я Вениамина.

– И только? – обиделся помощник. – Я гений!

Дома у Елизаветы Алексеевны никто не снимал трубку, зато на работе ответил приятный баритон, он сообщил:

– Госпожа Майская на занятиях. Сделайте одолжение, перезвоните после пятнадцати часов. Что передать Елизавете Алексеевне?

– Хотелось поговорить с ней об одном из учеников, мальчик не очень успевает по ее предмету, – прикинулась я озабоченной мамашей. – До которого часа преподаватель планирует находиться на работе?

– До восемнадцати, – обнадежил меня незнакомец.

Спустя пару часов я, проклиная верблюда Маффина и всех его родственников, с большим трудом припарковала джип Макса в одном из кривых старомосковских переулков. Муж любит массивные, похожие на троллейбус автомобили, а я предпочитаю юркие малолитражки, с ними меньше хлопот. Вот сейчас пришлось кружить по району в поисках места для стоянки. Свою «букашку» я бы уже пять раз приткнула к тротуару, а внедорожнику все не находилось нужного пространства. Но делать-то нечего, хорошо хоть Макс пока отсутствует и я могу раскатывать на его джипе, а то пришлось бы маяться в общественном транспорте.

Елизавета Алексеевна оказалась худенькой, невысокого роста женщиной, совсем не красавицей. Представить подобную особу хищницей, разбивающей чужую семью, невозможно, скорей уж от Майской уйдет муж.

– Пойдемте в переговорную, – предложила она. – Мы беседуем с родителями с глазу на глаз, ведь иногда вынуждены сообщать о ребенке не только приятную информацию, не хочется прилюдно конфузить людей.

– Когда я училась в школе, там никто не думал о чувствах детей и взрослых, моей маме часто доставалось от училок математики или химии, – улыбнулась я. – А физкультурник, помнится, обзывал меня «кособоким мешком с мукой, который не может ни бегать, ни прыгать и непременно утонет, если упадет в лужу».

Майская распахнула дверь в небольшую комнату и спросила:

– Чай? Кофе? Или минеральной воды?

– Спасибо, не беспокойтесь, не хочу занимать у вас много времени, – прощебетала я. – Речь пойдет о Грише.

Брови Елизаветы Алексеевны чуть сдвинулись к переносице.

– Пожалуйста, назовите фамилию, среди моих ребят два Григория.

– Майский, – без колебаний ответила я. – Хорошо, что мы покинули учительскую, потому что мне придется задать вам несколько очень личных вопросов.

– Вы кто? – прошептала женщина. – Откуда знаете про моего мальчика?

– Разве наличие сына секрет? – удивилась я.

Елизавета Алексеевна начала вертеть обручальное кольцо на пальце. Я посмотрела на простой золотой ободок, вспомнила ночной разговор с Веней и тихо произнесла:

– Вы ведь не замужем. Зачем же носите кольцо семейной дамы?

– Какая разница? – вспыхнула преподавательница. – Немедленно представьтесь, иначе я уйду. Мои личные дела никого не касаются.

– Ну да, до той поры, пока не погибли Гриша и Настя Гудковы, – парировала я.

– Гриша скончался от инфаркта… – начала было Елизавета и замерла.

– Очень внимательно вас слушаю, продолжайте, – поторопила я учительницу.

– Настя погибла? Что с ней случилось? Вы кто? – пролепетала Майская.

– Анастасия только что умерла в больнице, и ее смерть выглядит подозрительно, – отчеканила я. – Меня зовут Евлампия Романова и…

– Так вы Лампа? – выдохнула собеседница. – Я вас другой представляла.

Настал мой черед удивляться:

– Кто вам обо мне рассказывал?

– В основном Настюша, – всхлипнула Елизавета. – Вы для нее самый близкий человек. После меня и Гриши, конечно. Я часто от нее слышала: «Мне бы научиться у Лампуши оптимизму и умению стойко относиться ко всяким неприятным коллизиям. Я в истерику не от того направления ветра впадаю, а позвоню ей, и она мирно скажет: «Бывали в твоей жизни и худшие ситуации. Все проходит, минует и это».

– Просто царь Соломон, а не госпожа Романова, – смутилась я.

Елизавета Алексеевна вытянула вперед руки.

– Вы же меня не обманываете? Насти нет?

– Она скончалась в больнице, – повторила я.

– Инфаркт? – с выражением ужаса на лице поинтересовалась Майская.

Я решила быть откровенной.

– Пока не знаю результатов вскрытия, медики считают, что Настя потеряла сознание, упала и получила травму затылка. Но по какой причине она лишилась чувств, точно не выяснено.

– Мы так и не успели помириться… – печально сказала Елизавета. – Моя бабушка не раз говорила: «Лизонька, никогда не конфликтуй с человеком, который тебе близок. Вдруг тот случайно попадет под машину? Потом будешь мучиться совестью». Бабуля была очень ранимой. Я над ней посмеивалась…

– Мальчика Гришу родила не Настя, а вы, – озвучила я внезапно пришедшую мне в голову мысль. – Но почему в документах указано, что процедуру ЭКО делали Анастасии Гудковой? Зачем вам пользоваться чужим паспортом? Вы поругались из-за того, что ее муж стал отцом вашего ребенка?

Майская выпрямилась.

– Да, Гришенька мой сын, но не его появление на свет стало причиной конфликта… Настюша очень любила Гришанечку. Раньше она нас часто навещала, но мальчик подрос, пришлось прекратить визиты. Ведь Гриша мог спросить…

Она замолчала.

Я не поверила своим ушам.

– Хотите сказать, что вы дружили?

Елизавета встала.

– Нам не стоит беседовать в колледже. Давайте встретимся в пятнадцать минут седьмого в кафе «Будильник». Оно тут совсем рядом, у метро. В школе слишком много любопытных глаз и ушей, и я не тот учитель, с предметом которого у учеников возникают сложности, всего лишь биология, не особо кому-то и нужна. Просидим тут с вами долго – пойдут сплетни. Кто приходил к Майской? Зачем? Отчего она общалась с родительницей прорву времени? И мне надо прийти в себя, собраться с духом, я не могу вот так сразу все рассказать.

– Хорошо, в шесть с четвертью я приду в кафе, – пообещала я.

– Там немного шумно, но это даже к лучшему, – завершила беседу Елизавета, – в гвалте легче говорить о тайных вещах, никто не подслушает.

– Вероятно, вы правы, – согласилась я. – Но если хотите соблюсти секретность, могу приехать к вам домой. Или давайте поговорим в моей машине.

– Неплохая идея, – пробормотала Майская. – Не подумала об автомобиле, у меня-то своего транспорта нет. Но все-таки оставим прежнюю договоренность.

Я встала.

– Хорошо.

Учительница тоже поднялась и предупредила:

– Сейчас на вас налетит Галина Михайловна. Она стопроцентно не утерпит, пристанет с ножом к горлу, скажет: «Разрешите представиться, завуч Андреева. Чем могу помочь? Хорошо ли прошла беседа с преподавателем биологии? Вы чья мама?» Пожалуйста, не оставляйте ее вопросы без ответа. В случае вашего отказа Галина мне потом прохода не даст. Она злопамятна, как эпилептоид, и дурно воспитана. Скажите ей, что вы мать Юры Леонова и пришли из-за доклада мальчика. Родители Юрия у нас не показываются, присылают домработницу разбираться с педагогами.

– Конечно, конечно. Но надеюсь, ваша начальница не будет запредельно любопытна, – улыбнулась я, – как бы мне не попасть впросак.

Елизавета Алексеевна опустила углы рта, сделала строгое лицо и открыла дверь. Не успели мы сделать пары шагов по коридору, как рядом, словно из воздуха, материализовалась толстая тетка, сильно смахивающая на хрюшку, стоящую на задних лапах. По недоразумению у свинки на голове была старомодная укладка, сделанная при помощи бигуди и начеса.

– Добрый день, – азартно воскликнула она, – разрешите представиться, я завуч Галина Михайловна Андреева. Могу ли помочь в решении ваших проблем? Руководство колледжа «Профессор» хочет, чтобы родители наших деток не испытывали ни малейшего дискомфорта от общения с преподавательско-воспитательским коллективом. Вы чья мамочка будете?

Я посмотрела на Елизавету Алексеевну, стоявшую с самым равнодушным видом, и приветливо ответила:

– Юрия Леонова. У нас проблема с докладом по биологии.

– Ну что вы! – всплеснула руками «свинка». – Неужели учитель Майская употребила при беседе с вами жесткое слово «проблема»? Это невероятно! Укажу Елизавете Алексеевне на ее ошибку. Юрочка очаровательный мальчик, милый, непосредственный. А его доклад! Он был посвящен… э… Какой теме?

Завуч повернулась к подчиненной.

– Размножение лягушки, – сухо ответила та.

Галина Михайловна дробно засмеялась:

– Юрочка талантлив. Преподаватель Майская не хотела засчитать его работу, но я тем не менее предлагала поставить Леонову хорошую оценку.

– Невозможно, – не согласилась Елизавета Алексеевна.

Андреева вдруг подмигнула мне.

– Ох уж эти учительницы старой формации… Ни малейшей толерантности!

Щеки Майской зарделись.

– Елизавета Алексеевна молода, слова «старая формация» к ней не относятся, – встала я на защиту учителя. – И мне нравится ее строгость. Если Юрий заслужил «неуд», то так лентяю и надо.

Завуч сложила щедро намазанные сиреневой помадой губы в трубочку и сладко просюсюкала:

– Двойки травмируют психику ребенка. Давайте пририсуем к ней колечко и получим тройку. Юрочка заслуживает нашей поддержки.

Преподаватель биологии боднула лбом воздух.

– Сейчас процитирую вам доклад Леонова.

– Право слово, не надо, – замахала пальцами-сардельками «свинка».

– Отчего же? – медленно спросила Елизавета Алексеевна. – Он совсем короткий, пара фраз. Название «Как размножается лягушка», ну и собственно текст: «Сначала лягушка находит жениха. Потом идет с ним в нору. Затем жених уходит, и родятся дети. Свадьбу лягушка не устраивает. Она ведет себя неправильно, у нее по жизни много женихов, а не один муж. Лягушка, как моя тетя Лена, не хочет вести домашнее хозяйство и развратничает, словно в кино, которое у мамы в тумбочке лежит». Думается, сей научный доклад как раз тянет на двойку!

Меня душил смех. Галина Михайловна выпучила крохотные, утонувшие в веках глазки. Майская пошла вперед, я двинулась за ней, а местная начальница осталась на месте – запас сладких речей у Андреевой иссяк.

Глава 22

Время до половины пятого вечера я провела, бродя по большому торговому центру возле метро и разглядывая всякие мелочи. Затем позвонила на квартиру Петровых. Трубку снял Илья Николаевич.

– Пришел ответ из Хорхштурмвальдского колледжа? – спросил он, едва я успела поздороваться.

– Пока нет, – вздохнула я.

– Немедленно сообщи, когда получишь письмо, – занервничал Илья Николаевич. – Что оно так долго идет? И зачем ты звонишь, если не получила послание из библиотеки? Мне необходим труд Катценвеленбогена! Из-за его отсутствия работа над докторской затормозилась.

– Скажите, дома, кроме вас, кто-то еще есть? – осведомилась я.

– Лучше спроси, кого тут нет! – неожиданно разозлился всегда спокойный, как камень, ученый. – Люди ходят роями. О! Вот до чего меня довели! Начал коверкать язык. Рой ведь не ходит, а летает. Устроили из квартиры ставку главнокомандующего!

– Можно кого-нибудь позвать к трубке? – поинтересовалась я.

Но Настин отец продолжал жаловаться:

– И бегают, и носятся, и шумят… Голова кругом идет. Эта… как ее… толстая, крашеная…

– Вика Мамаева? – промямлила я.

– Да, Виктория, – с непередаваемым выражением согласился Илья Николаевич, – сто раз ко мне в кабинет всунулась. То валокордин предлагала, то «Скорую» вызвать хотела. Я ей велел оставить меня в покое и не лезть, не мешать работать. Ты хочешь поговорить с этой назойливой особой?

– Если вас не затруднит, позовите Вику, – с большим трудом сохраняя приветливую интонацию, попросила я.

В трубке послышались шорохи, шипение, чей-то далекий кашель, затем раздался мужской голос:

– Эй, тут есть кто-то? Или опять трубку на рычаг не положили?

– Я жду Вику Мамаеву, – сказала я.

– А это кто? – поинтересовался мужчина.

– Такая полная женщина с очень светлыми, почти белыми волосами, скорей всего одетая в платье пронзительно синего цвета, – пояснила я.

– Отлично знаю Викуську, она вообще-то моя жена, – хмыкнул бас. – Вы – кто?

– Миша! – воскликнула я. – Это Лампа. Что происходит у Петровых?

– Дурдом. Убить его хочется, – ляпнул Михаил. – Я говорю об отце Насти.

– Он так переживает, – вмешался в наш разговор дискант Вики.

Имея вес почти в центнер, Мамаева обладает тоненьким голоском пятиклассницы. Дальше мы уже беседовали втроем.

– Илья Николаевич от стресса потерял голову, – защищала ученого Вика.

– Он махровый эгоист, – не согласился супруг. – Приперся в столовую и устроил скандал: «Где мой суп? Почему не сварили? Я всегда обедаю куриной лапшой. Что за безобразие!» Я не удержался и сказал: «Извините, Илья Николаевич, но Настюша перед смертью не успела курицу сварить. Уж простите ей невнимательность. В другой раз, как помирать соберется, непременно в первую очередь о супе для отца позаботится».

– Ну и кто ты после этого? – принялась отчитывать мужа Вика. – Илья Николаевич от горя сам не свой.

– Три ха-ха! – запальчиво возразил Миша. – Видел я, как он котлеты жрал. Нет, аппетита папенька не лишился. Он Настюху никогда не любил!

– Не неси чушь! – взвилась Мамаева. – Нашелся тут психолог кислых щей!

Я слушала перебранку супругов и ждала, пока можно будет задать Вике вопросы.

– Ладно, я психолог кислых щей, – неожиданно согласился Миша. И вдруг заорал: – А ты дура, которая не видит ничего дальше своего носа!

Послышался грохот. Я поморщилась – похоже, Михаил плюхнул со всего размаха трубку на столик.

– Мишка разнервничался, – протянула, взяв ее, Вика. – Мы тут все на нервах!

– Понимаю, – тихо сказала я. – Моя помощь нужна?

– Вроде пока нет, – вздохнула Мамаева. – Сегодня я с родителями Насти останусь.

– Встреча с Майской! – заорали у меня в ухе. – В восемнадцать пятнадцать! Встреча с Майской!

– Что это? – оторопела Вика. – Кто вопит дурниной?

– Извини, это функция напоминания о делах на сегодня, – быстро сказала я. – Макс недавно подарил мне новый сотовый, я и не знала, что он так визжит, да еще во время разговора. Старый мобильник просто тихо звякал. У меня назначена очень важная встреча, до нее образовалось свободное время, я пошла гулять по торговому центру и, чтобы не опоздать, включила в новом мобильнике напоминалку. Ну, знаешь, входишь в раздел «дела», выбираешь позицию «мемори» и говоришь: «В семнадцать пятнадцать сказать про встречу с Майской». Часа мне должно хватить, чтобы спокойно выйти из магазина, найти кафе и заблаговременно расположиться там. Терпеть не могу, когда люди опаздывают, поэтому сама всегда заявляюсь заранее. Но у меня новая трубка, я понятия не имела, что она так истерит, старая издавала скромное «блям-блям», и все. Думаю, Макс нарочно телефон так настроил – хотел в очередной раз надо мной пошутить. Месяц назад я нашла на кухне новый пульт от телика, удивилась, а муж сказал: «Старый я случайно уронил, пришлось другой покупать». Мне бы насторожиться, но я спокойно нажала на большую красную кнопку. Телевизор не включился, а из середины пульта выскочила на пружинке птичка и начала куковать. Макс чуть не умер от смеха – он меня опять разыграл, а я попалась.

– Встреча с Майской! – снова загремело из телефона. – Кафе «Будильник», восемнадцать пятнадцать!

– Да заткни ты его, – рассердилась Вика.

– Пытаюсь, – прошипела я, – не получается.

– Через час в кафе «Будильник» встреча с Майской! – голосил сотовый противным женским голосом. – Восемнадцать пятнадцать! Не забыть! Не забыть!

– Твой Макс хохмач, – мрачно произнесла Мамаева, – но некоторые шуточки у него кретинские. Стопудово он специально мобилу с приколом тебе преподнес. Давно подарочек получила?

– Перед отлетом в командировку дал, – жалобно проговорила я, – сказал, мой старый телефон просто жуть.

– Кафе «Будильник», – снова завопил сотовый. – Восемнадцать пятнадцать! Майская! Майская!

– Ну все, больше нет сил болтать, – возмутилась Виктория, – вешаю трубку. Если хочешь еще чего у меня разузнать, сначала разберись со своим гаджетом.

Послышался щелчок, до меня донеслись тихое шуршание и звук, похожий на вздох, затем раздались гудки. Я поняла, что кто-то подслушивал мою беседу с Мамаевой и не успел вовремя отсоединиться. В доме Лады и Ильи Николаевича сейчас много людей, один из гостей, желая позвонить, мог схватить трубку, услышал нашу беседу и не сдержал любопытства. Но мы с Викой не обсуждали ничего секретного, пусть некрасивый поступок останется на совести невоспитанного человека.

– Встреча с Майской! – вновь заорал телефон.

Я вздрогнула и начала нажимать на кнопки, пытаясь отключить напоминалку. Но не добилась успеха и, запихнув постоянно вопящую трубку как можно глубже в сумку, помчалась искать салон, где торгуют мобильниками.

– Суперский аппарат, – с легкой завистью произнес продавец, рассматривая подарок Макса, – эксклюзивный, дорогой. Сейчас попробую вам помочь.

– Может, я забыла заблокировать кнопки и, пока телефон лежал в сумке, случайно включилось повторение напоминания? – предположила я.

Консультант щелкнул языком.

– Только не в этой модели. Если вы не сами активировали функцию, значит, кто-то организовал это за вас. Не очень-то просто сделать напоминание громким и безостановочно повторяющимся. Давно у вас эта модель?

– Нет. Но я знаю, кто шутник! – сквозь зубы процедила я.

Макса хлебом не корми, дай ему поприкалываться.

Познакомилась я с ним на отдыхе, где мой будущий супруг веселился, как сбежавший с уроков второклассник[5]. А уж как он делал мне предложение руки и сердца, лучше вообще не вспоминать! С Максом надо постоянно быть настороже. Взрывающаяся котлета, подложенная вам в ресторане на тарелку, пока вы ходили мыть руки; безобидный носовой платочек, из которого неожиданно выбирается мышь; чайная ложка, насмерть прилипающая к пальцам; шикарные розы, пачкающие ваш нос черной краской; привидение, летающее по комнате… Если я продолжу перечислять все шуточки не взрослеющего с годами Макса, рискую не остановиться неделю. Раньше я легко попадалась на удочку, пугалась при виде белой фигуры, покачивающейся под потолком, или взвизгивала, когда из разрезанной во время ужина сосиски выбирался червяк в шляпе и, напевая «скуби-ду, скуби-ду», быстро удирал прочь. Да, я в курсе, что червяки не носят шляп, не умеют петь и бегать, но все эти знания оживают в моей голове уже после того, как беспозвоночное унесется прочь, а Макс начнет безудержно хохотать.

– Вот, получилось! – радостно заявил продавец. – Давайте объясню, как отключать функцию громкого повторения напоминания.

Минут десять я пыталась запомнить последовательность действий, но потом мобильник затрезвонил, я глянула на дисплей и быстро вышла из салона, говоря на ходу:

– Привет, Веня, что нового?

– Анастасия Гудкова скончалась от травмы головы, – сказал Греков. – По мнению эксперта, у нее случился сердечный приступ, она потеряла сознание и упала затылком на пол.

– Значит, сначала был инфаркт, – протянула я.

– Да, – подтвердил собеседник. – Хотя вроде бы ничто не предвещало неприятности. Кстати, Анастасия была беременна, срок девять недель.

– Знаю, – мрачно обронила я. – Что еще обнаружилось?

– С женщинами в положении подчас происходят такие несчастья, – вздохнул Веня, – даже совершенно здоровая неожиданно может скончаться. В медицине данный факт именуется «внезапная смерть беременных» и никак не объясняется. Утром женщина встала веселая, поела-попила, распланировала день, пошла в прихожую за пальто – и все, умерла. Впервые этот синдром был описан английским врачом на примере Элен Далтон, которая погибла, нося ребенка. В смерти женщины хотели обвинить ее супруга Эндрю, но…

– Эту историю расскажешь мне как-нибудь потом, – перебила я Веню. – Можешь переслать мне заключение патологоанатома?

– Нет проблем, – прозвучало в ответ, – уже поехало.

Я села на скамеечку у мерно шумевшего фонтана и начала внимательно читать документ. На пятом абзаце у меня похолодели пальцы – я дошла до фразы, что при внешнем осмотре покойной было обнаружено странное повреждение. «Небольшое углубление размером 3ґ5 мм, с ровным дном и неповрежденной кожей, – описывал его эксперт. – Края вмятины имеют светло-коричневый цвет. Изменение пигментации объяснить невозможно, возникновение отметины тоже, она имеет прижизненное происхождение и, вероятно, является следствием малозначительной травмы, неспособной нанести вред здоровью». Выходит, Федор Барбосов не врал. Если верить ему, Настю убил кто-то, владеющий техникой лук-до. А эксперт ошибся – крохотная ямочка была следом воздействия, которое и вызвало инфаркт.

Я продолжала смотреть на экран телефона. Еще не пожилой и не больной Гриша примерно год назад тоже скончался от сердечного приступа. Что, если…

Я быстро набрала телефон Вениамина.

– Найди бумаги о вскрытии Гудкова Григория Валерьевича. Как можно быстрее!

– Это у вас семейное, – заныл Греков, – Макс тоже обожает приказывать: «Ну-ка, со скоростью ветра!» А я типа Сивка-бурка, вещая каурка. А не делали вскрытия!

– Почему? – поразилась я. – Внезапно умер не старый мужчина, в таких случаях тело всегда изучает прозектор.

– Вовсе не всегда, – заспорил Веня, – а в том случае, когда возникают сомнения в естественности кончины. И очень часто родственники просят не трогать тело, а им идут навстречу.

– Ладно, – сдалась я, – еще позвоню.

– Не сомневаюсь, – фыркнул Веня. – Да, сейчас перешлю тебе новое письмо про этого Катцен… бен… виен… Вот фамилия! И не произнести сразу!

Глава 23

Посмотрев на часы, я пошла в кафе и весьма удачно села за столик у окна. В небольшом заведении оказалось много народа, и на меня никто не обратил внимания. Посетители – в основном женщины, – поставив на пол многочисленные пакеты с покупками, лакомились пирожными и кофе со взбитыми сливками, набирались сил перед новым марш-броском по лавкам.

Я тоже заказала десерт, посмотрела на улицу сквозь большое витринное стекло, услышала тихий щелчок телефона и поняла, что мне пришло новое письмо из Хорхштурмвальдского колледжа. Интересно, что на сей раз написал Герберт Краузе-Михайлов? Надеюсь, короткую фразу: «Ксерокопия книги «Болен Катцен» уже отправлена в Москву». Но нет, неутомимый член Ученого совета и хранитель библиотеки вновь написал целый роман:

«Многоуважаемый Вениамин! Позвольте выразить восхищение оперативностью, с которой вы изучили наш подробный финансовый отчет, и поблагодарить вас за его одобрение. Теперь, когда нам известно, что претензии в отношении траты денежных средств не последует, мы должны решить вопрос с благотворительным взносом, который благодаря вашей удивительной щедрости составляет пять евро. В Хорхштурмвальдском колледже учится десять студентов, чье материальное положение оставляет желать лучшего. Вам как меценату необходимо определиться, желаете ли вы оказать поддержку каждому из нуждающихся или одному избранному. Рассмотрим оба предложения детально.

Первое. Пять евро, поделенные на десять человек, дадут нам сумму в пятьдесят центов на каждого. Преподаватели Хорхштурмвальдского колледжа и лично господин ректор совместно с членами Совета против выдачи денежных сумм на руки учащимся. Увы, молодость склонна совершать ошибки, студиозусы любят погулять, повеселиться и могут истратить деньги благотворителя на поход в бар. К сожалению, питейное заведение находится вне юрисдикции Ученого совета, мы не можем влиять на его хозяина, который желает заработать, бездумно отпуская пиво молодежи. Чтобы не соблазнять студентов и не провоцировать их на поступки, о коих они, несомненно, пожалеют, достигнув зрелого возраста, мы, как я уже упоминал, но не грех и повторить, не даем неразумным недорослям деньги. Итак, если вы посчитаете правильным облагодетельствовать каждого, то на сумму в пятьдесят центов они получат горячий завтрак. Высылаю вам меню. Вариант А: яичница, сосиска, яблочный сок, кофе, булочка, масло, джем, сыр. Вариант Б: яичница, сосиска, апельсиновый сок, кофе, булочка, масло, джем, сыр. Вариант В: яичница, сосиска, виноградный сок, кофе, булочка, масло, джем, сыр. Сахар, соль с перцем, растительное масло и томатный соус стоят в открытом доступе в буфетной и в стоимость завтрака не входят. Пожалуйста, выберите подходящий, на ваш взгляд, вариант и пришлите нам письмо такого содержания: «Я, имярек, год рождения, номер удостоверения личности, адрес фактического проживания, е-майл, телефон, серия налогового учета (если данная опция предусмотрена в вашем государстве), прошу администрацию Хорхштурмвальдского колледжа, лично господина главного интенданта кухни, отвечающего за организацию питания учащихся колледжа, господина Иозефа Брауна предоставить учащимся Хорхштурмвальдского колледжа в количестве десяти человек одноразово завтрак А, Б или В (нужное подчеркнуть) безвозмездно, за счет моего милосердного благотворительного взноса, сделанного тогда-то (указать число и номер платежного документа)». Далее подпись. Ваш автограф должен быть заверен нотариусом и снабжен печатью. Убедительная просьба составить письмо по вышеуказанной форме. В нашем колледже недолюбливают бюрократов, мы стараемся общаться с учеными из разных стран неформально, но налоговая служба может нагрянуть с проверкой, а сборщики податей ревностно относятся к оформлению бумаг. Исключительно из-за налоговиков и необходимо не отступать от утвержденной ими формы заявления-распоряжения.

Второе предложение. Если вы сочтете, что лучше осчастливить одного студента суммой в пять евро, то вам необходимо выбрать кандидатуру самому, так как члены Ученого совета Хорхштурмвальдского колледжа и лично господин ректор не имеют права оказывать на благотворителя давление. Список нуждающихся вы найдете в приложении, он содержит имя, фамилию, биографическую справку, рассказ о семье, ведомость оценок, характеристики педагогов, воспитателей и наблюдения охраны нашего учебного заведения. Определившись с личностью студента, вам будет нужно заполнить анкету в количестве семи экземпляров (прилагаются отдельным файлом) и нотариально заверить каждый.

Поскольку наше с вами общение носит неформальный характер, то разрешите дать совет. Обратите внимание на Марию Краузе-Михайлову. Дело не в том, что она является моей любимой племянницей. Девушка – самая достойная кандидатура на получение вашего щедрого взноса. Мария отлично учится, не замечена в плохом поведении, происходит из прекрасной семьи, и ваши деньги пойдут на оплату абонемента в бассейн, посещение которого пока, вследствие дороговизны, для девушки недоступно. Если вы изберете в качестве получательницы материальной поддержки Марию Краузе-Михайлову, я постараюсь переплести ксерокопию книги Катценвеленбогена «Болен Катцен» в эксклюзивный, имитирующий старинную кожу материал. Поверьте, никто из посетителей вашей домашней библиотеки не подумает, что видит ксерокопию, она будет выглядеть как древний фолиант. Естественно, работу по переплету я выполню БЕСПЛАТНО. Вы не потратите ни ЦЕНТА. Это знак моего дружеского расположения к вам, нашему дорогому меценату.

И последнее упоминание, но первое по значимости. Теперь табличка с вашими данными «Господин Вениамин Греков – благотворитель, друг, ученый из России» будет навечно привинчена в библиотеке на стене славы. Традиция табличкокрепления введена в Хорхштурмвальдском колледже в тысяча пятьсот сорок седьмом году его основателем и первым ректором господином Вильямом Баркштейном и с тех пор никогда не нарушается. Раз в год, в день основания Хорхштурмвальдского колледжа, к стене славы возлагается букет живых маргариток, перевитых золотым шнуром. Это тоже традиция, идущая из глубины веков. Как только вы отдадите распоряжение по поводу взноса, мы найдем место для вашей именной таблички. Примите глубочайшие…»

Я оторвалась от письма и стала бездумно смотреть за семенившими по тротуару прохожими. Ай да Герберт Краузе-Михайлов! Интересно, скольким «милосердным благотворителям» он посоветовал отдать материальную помощь своей племяннице? Получает ли кто-нибудь из студентов, кроме Марии, деньги? Пять евро незначительная сумма, но, вероятно, бывают и более крупные поступления. И когда, наконец, хранитель библиотеки пришлет ксерокопию книги Катценвеленбогена? Ведь Илья Николаевич не отстанет от меня, пока не получит текст.

Кстати, мне надо передать ему послание из колледжа. Вот только ни малейшего желания общаться с отцом Анастасии у меня сейчас нет.

Светофор, горевший красным светом, мигнул и стал зеленым. Машины, летевшие по проспекту, замерли. С противоположных тротуаров навстречу друг другу потекли толпы людей, и я увидела Елизавету. Майская оказалась одета в яркое красное пальто. Она спокойно шла впереди пешеходов, потом смешалась с теми, кто спешил навстречу.

Я на секунду отвернулась от дороги, достала зеркальце, попыталась пригладить как всегда торчащие в разные стороны волосы, снова глянула на улицу и вскочила.

Зеленый свет опять сменился красным, но толпа не рассосалась, люди скопились на проезжей части, автомобили так и не тронулись с места, часть шоферов вышла из машин. Лиза исчезла, зато на асфальте виднелось нечто пронзительно алое. Под вопли официантки: «Девушка, вы куда?» – я, забыв на столе мобильник и сумочку, выбежала на улицу и кинулась туда, где толпились люди, протиснулась сквозь них и замерла. Елизавета лежала на спине, раскинув руки.

Я опустилась на колени около учительницы.

Губы Майской шевельнулись:

– Гри… ша… Гри… ша… один… один…

– Не волнуйся, сейчас поеду к тебе домой и присмотрю за мальчиком, – пообещала я. Но Елизавета меня уже не слышала. Она явно была при смерти.

Вдали раздался надрывный звук сирены.

– «Скорая» уже подъезжает, – сказал чей-то голос.

– Странно, что так быстро, – подхватил мужчина в серой куртке. – Может, отнести ее на тротуар? Движение застопорилось, будет огромная пробка.

– Не трогайте! – приказала я. – Вдруг у женщины перелом позвоночника… Никто не видел, что случилось? Лизонька, ответь! Тебе плохо?

– Она споткнулась и упала, – сказала дама в зеленом пальто. – Зашаталась и не удержалась на ногах.

– Народ совершенно озверел, – зачастила бабушка с сумкой на колесиках, – несется через дорогу, словно конец света настанет, если они через минуту на той стороне не окажутся. Все время боюсь, что меня сшибут.

– Ее какая-то тетка снесла, – подала голос девушка в ярко-оранжевом комбинезоне с надписью «Пицца ням-ням». – Сначала она мимо меня пролетела, чуть не убила, затем левее взяла и вашу приятельницу толкнула. Небось бедняга шейку бедра повредила. У меня бабушка так умерла, не оправилась от перелома.

– Граждане, расступитесь! – закричал тонкий женский голос. – Дайте врачу пройти! Ступайте по своим делам, ничего интересного здесь нет. Ну, упал человек… Никогда не видели, как люди падают?

Толпа слегка поредела, около Майской появились две женщины в синих куртках.

Минут через десять, когда карета «Скорой» с одуряющим воем отъехала от места происшествия, я вернулась в кафе за сумкой с мобильником и обнаружила там знакомую девицу в оранжевом комбинезоне, которая шепталась с официанткой. Я подошла к ним и спросила:

– Можете подробно рассказать, что случилось с моей подругой? Очень хочется найти того, кто ее так сильно толкнул.

– Она грохнулась, словно ее шокером вырубили, – поежилась курьерша. – Один раз на моих глазах парня электродубинкой ткнули, он так же обвалился, даже руками не взмахнул.

– Ой, как страшно! – испугалась официантка. – В Москве до фига психов. Лен, помнишь дурака, который неделю назад на глазах у всех разделся? – Девушка повернулась ко мне. – Представляете, сидел человек спокойно, с виду приличный, только пальто не снял. Мне и невдомек было, почему он в верхней одежде. Может, замерз. Я ничего ему не сказала. Клиент всегда прав! Будешь посетителям замечания делать, без чаевых останешься. И вдруг он поднимается, пальто с плеч скидывает и остается голым. Вообще без ничего!

– Ерунда это, – перебила официантку курьер Лена, – намного хуже встретить идиота с шокером.

– Вы уверены, что у женщины на шоссе было подобное оружие? – спросила я.

– Если просто человека пихнуть, тот зашатается, начнет ругаться, а ваша знакомая молча рухнула, – ответила Лена. – Конечно, ее током шибанули.

– Можете описать хулиганку? – не успокаивалась я.

– Нет. И вообще, чего вы ко мне привязались? – вдруг сменила тон девушка. – Делать нечего?

Я достала из сумочки бордовую книжечку с золотым гербом и помахала ею перед лицом курьера.

– Вы свидетель.

– Понятно… – протянула Лена. – Но правда, я ничего сказать не могу, не обратила внимания.

– Давайте начнем с роста, – предложила я.

– Как у всех, – пожала плечами девушка.

– Худая, толстая? – наседала я.

– В куртке была, – пробормотала курьерша, – в такой пухлой, в них все бабы квадратные. Длинный пуховик, три четверти. Для старперов одежда, молодые носят укороченные.

– Цвет волос? – задала я следующий вопрос.

– Капюшон на ней был, – раздалось в ответ, – здоровенный, глубокий. Вроде еще очки и шарф. Лица я не рассмотрела.

– Может, необычный запах? – цеплялась я за последнюю надежду.

Елена развела руками.

– Не-а.

– Что-нибудь странное, – взмолилась я, – отличающее ее от всех!

Курьер оперлась руками о высокую барную табуретку и задумалась, вспоминая происшествие на переходе.

– Я первой через дорогу на зеленый заторопилась, шла справа. Ваша подруга тоже спешила, но с другой стороны улицы, и она шла слева, мы находились как бы по диагонали. Вдруг меня слегка толкнули. Я обернулась, испугалась, что сумку с заказом выроню, придется потом испорченную еду оплачивать. Смотрю – баба. Видела ее секунду, даже не успела ничего сказать. Она резко влево взяла, наскочила на женщину в красном, и та грохнулась. Все.

– Куртка, капюшон, очки, шарф, брюки. Почему вы решили, что это женщина? – мрачно поинтересовалась я. – После вашего рассказа возникает образ унисекс.

Лена оперлась локтями о стойку.

– А сумочка? На плече у вашей унисекс висела симпатичная, яркая торбочка. Кожаная. Похоже, дорогая. Сейчас такие в моде, но ни один мужик к ним не прикоснется. Понятно? Тетка женщину в красном пальто пихнула и унеслась. Я не заметила, куда она направилась, потому что испугалась. Хоть до утра расспрашивайте, больше ничего нового не скажу.

Глава 24

К дому Елизаветы я подкатила через полтора часа и позвонила в квартиру. Но никто не собирался открывать дверь. Я прислонилась к стене и призадумалась. Перед тем как окончательно потерять сознание, Майская произнесла имя своего сына. Естественно, она беспокоилась о мальчике, тот не может оставаться один в квартире. Надо найти Гришу, рассказать ему, что с мамой произошел несчастный случай, и спросить имена ее подруг. Кто-то из близких должен приютить ребенка. По дороге я постоянно набирала домашний номер Майской, но трубку не снимали. Вероятно, Гриша посещает музыкальную школу, спортивные занятия или ходит куда-то еще после основных уроков. Мне надо просто подождать паренька. Или, может, позвонить Вене? Пусть пошарит в базах мобильных операторов, сейчас даже младенцы имеют сотовые. Кстати! Вениамин может узнать номер школы, в которую записан Григорий Майский!

Мои размышления были прерваны шумом подъехавшего лифта. Кабина плавно раздвинула двери, из нее вышел мальчик в брюках и куртке, за спиной у него мотался ранец.

– Гриша! – обрадовалась я. – Здравствуй!

– Я Наташа, – сказал ребенок, снял с головы капюшон и превратился в кудрявую девочку. – Разве у мальчиков бывают ранцы с «Хэлло, Китти»?

– Ты права, – вздохнула я. – Извини, обозналась. Конечно, пареньку больше подойдет портфель со Спайдерменом. Кстати, Гриша Майский не в одной школе с тобой учится?

– Тетя, а вы не педофилка? – вдруг спросила малышка. – Нам учительница рассказывала про мужчин, которые детям конфеты или игрушки предлагают, а потом крадут их, на куски режут и в супе варят.

– Прямо так ваша учительница и говорила? – с недоверием поинтересовалась я.

– Ага, – кивнул ребенок. – Одна школьница пошла с таким, а он ее съел. Как в кино «Зомби в городе». Смотрели?

– Нет, – выдавила я из себя. – Не бойся, пожалуйста. Во-первых, я женщина, и вот удостоверение, видишь? Ищу мальчика Гришу, он живет в этой квартире.

– Там нет детей, – возразила девочка, – никаких. Ни больших, ни маленьких. Здесь тетя живет. Бабушка ее не любит, потому что она противная. Вот Фаина Борисовна была другая, но она умерла.

Дверь квартиры, расположенной на противоположной стороне лестничной клетки, распахнулась, вышла стройная дама в джинсах и воскликнула:

– Юля, ты с кем болтаешь?

– Ба, она не педофилка, – радостно сообщила внучка, – потому что из полиции. С документом.

– Немедленно иди мыть руки, – приказала бабушка. И сурово посмотрела на меня: – Что вы тут делаете?

Я вновь достала удостоверение и мирно объяснила:

– Ваша соседка, Елизавета Алексеевна, стала жертвой хулигана, ее отвезли в больницу. Не знаете, где можно найти Григория, сына Майской?

Молодая бабушка заахала:

– Уже днем нападают! Куда же вы смотрите, а? Почему бандитов не ловите?

– Стараемся изо всех сил, – пробормотала я. – Подскажите, куда мог направиться Гриша?

Соседка подбоченилась.

– Я плохо знакома с Елизаветой, она сюда въехала после смерти Фаины Борисовны. Вот та была замечательной женщиной, а госпожа Майская с нами не общается. Спасибо, если при встрече кивнет, а то просто мимо прошествует с царственным видом. И вы ошиблись, детей у нее нет.

– Мальчик Гриша, – с недоумением продолжала я, – он, похоже, одногодок вашей внучки.

– Нет, – возразила женщина, – ни разу не видела в сто пятой квартире ребенка. Погодите-ка… Юля, ты где?

– На кухне, баба Вера! – закричала девочка.

– Ешь котлетки, – приказала бабушка и вышла на лестницу, прикрыв за собой дверь. – Ваша Майская развратная особа, детская Юли соседствует с ее спальней. Раньше, когда за стеной обитала Фаина Борисовна, мы горя не ведали. А потом поселилась эта, и началось! – Вера оглянулась на прикрытую створку. – У нас, знаете ли, слышимость феерическая. К Майской часто приходит мужчина, и они после десяти вечера устраивают в комнате оргию. Поверьте, даже стыдно, вопли, визги, стоны, звуки неприличные. Юлечка маленькая, но она задает вопросы: «Бабушка, что у тети случилось? Ей плохо? Почему они с дядей так кричат?»

– Пикантная ситуация, – согласилась я, – но Майская не виновата, что стены возвели из картона.

Соседка Лизы нахмурилась.

– Однажды я набралась смелости, пошла к ней и попросила: «Обустройте спаленку в другом месте, в большой комнате. Имейте совесть, не развратничайте под ухом у малолетнего ребенка!» Думаете, это подействовало? Шлюха ответила: «Я нахожусь в своем доме, что хочу, то и верчу!» Но я не из тех, кто сдается без боя, и отправилась в полицию. А там хамы сидят. Они спросили: «Шум происходит после двадцати трех? Если раньше, мы не имеем права вмешиваться. До одиннадцати Майская может петь, плясать, гулять, веселиться. Вот на перфораторе работать разрешается до двадцати, если ремонт продолжается позднее, тогда другое дело, мы придем». – Вера задохнулась от возмущения, перевела дух и сказала: – Мне жаль, что на Майскую хулиган напал, но, с другой стороны, хоть спокойно поживем, пока гетера в больнице лежит. Поверьте, даже кошка так не визжит, когда амурничает. Вот уж не повезло с соседушкой… А насчет мальчика вот что отвечу. У Майской двушка, когда я к ней заглядывала, никаких следов детей не видела – ни игрушек, ни одежды, ни кровати для школьника. Елизавета живет одна.

– Не считая мужа, – протянула я.

Вера закатила глаза.

– Он приходящий! Разве законный супруг станет в спальне чехарду устраивать? Семейный человек свое дело тихо сделает, интеллигентно, без воя на весь дом.

Она повернулась и взялась за ручку двери.

– Как зовут любовника Майской? – задала я ей в спину вопрос.

– Случая познакомиться не было, – язвительно ответила Вера.

– Он Саша, – пропищала из квартиры девочка.

– Юля! – возмутилась бабушка. – Не выдумывай! Откуда эти сведения?

– Тетя ему всегда кричит: «Сашка, давай, давай!» – процитировала внучка, выходя наружу. – А он ей отвечает: «Сейчас я тебя отдеру». Ба, он ее бьет ремнем? А за что?

Вера стала пунцовой и замерла с открытым ртом.

– Значит, Саша? – воодушевилась я. – Может, ты и фамилию слышала?

– Нет, – ответила Юлечка, – тетя ее не произносила.

Бабушка взяла себя в руки. Она схватила внучку за плечо, втолкнула ее в прихожую и, сказав с гневом:

– Нашли тему для беседы с крошкой! – исчезла в квартире.

Я села в лифт, спустилась на первый этаж и позвонила Вене.

– Мальчик прописан вместе с матерью, – сказал Греков.

– Можешь уточнить, какую школу он посещает? – попросила я.

– Это долго, – уперся помощник.

– Ну, попробуй! – заныла я. – И соседка, и ее внучка никогда не видели Гришу, значит, он живет в другом месте. Вероятно, у бабушки.

– Родителей у Елизаветы нет, давно умерли, – заявил Веня, – а про подруг в документах не сказано.

– Где Майская жила раньше? – поинтересовалась я.

– В самом центре, район Бронных улиц, с рождения в одном доме, – без задержки сообщил компьютерщик. – Школу там же окончила. О, интересненько… Погоди-ка! Вот же странность…

– Что? – занервничала я.

– У школы открыт сайт, – протянул Веня.

– Чем тебя потрясла эта новость? Если у современного колледжа нет страницы в Интернете, туда не стоит отдавать ребенка, – сказала я.

– Тут есть «Зал лучших выпускников», – словно не слыша меня, вещал Веня, – приведены имена, фамилии тех, кто получил золотые медали.

– Ну и что? – не поняла я. – Школа хочет повысить свой рейтинг.

– Лампа, среди тех, кем гордится учебное заведение, названы Елизавета Алексеевна Майская, – объявил Греков, – а еще Анастасия Валерьевна Гудкова и ее брат Григорий Валерьевич Гудков. Лиза с Настей учились в одном классе, а Гриша на год их старше.

– Погоди, – пробормотала я, – не понимаю. У Григория есть сестра, которую, как и его жену, зовут Настей? Никогда не слышала, что у Гриши имеется сестра!

– Это она! – воскликнул Веня.

– Кто? – обомлела я.

– Анастасия Валерьевна, сестра, и Анастасия Ильинична, жена, – это один человек, – зачастил Веня. – Одна женщина с разными отчествами. Приезжай в офис, – предложил Веня, – ты должна все увидеть собственными глазами.

– А мальчик Гриша? – растерялась я. – Что с ним будет?

– Потом сообразим, как поступить, а сейчас рули сюда, – велел Веня, – полюбуешься на фото. Парень, похоже, не живет вместе с матерью, значит, кто-то о нем заботится.

– Елизавета перед тем, как ее отвезли на «Скорой», все говорила: «один… один…» Наверное, малыш остался без присмотра, – заспорила я.

– Пока ты доберешься в офис, я успею придумать, как нам искать ребенка, – пообещал Веня.

В конторе Макса, кроме Грекова, не было никого. Я удивилась, но потом посмотрела на часы и сообразила: сотрудники уже разъехались по домам. Макс частенько повторяет им: «Давайте обойдемся без геройства. Прозвенел звонок – топайте к семейному очагу. Тот, кто просиживает на службе сутками, не умеет правильно организовывать работу. Мне не нужны бледные, невыспавшиеся немощи, у которых от ночных бдений высох мозг. Если не болтать с коллегами, не пить безостановочно чай, не торчать в Интернете, общаясь с бывшими одногруппниками по детскому саду, то легко успеешь сделать все, и даже останется время на посещение спортзала». Кстати, абонемент на фитнес сотрудники Макса получают в первый день службы, и если человек не спешит к тренажерам, коллеги быстренько объяснят ему, что упражнения с гантелями-штангами являются обязательными. Макс проверяет, как часто его люди ходят на тренировки. Исключение сделано лишь для Вени – Греков смахивает на засушенный стручок кенийской фасоли и, похоже, живет в офисе.

– Любуйся! – воскликнул компьютерщик, едва я переступила порог его кабинета. – Справа фотки из школьного архива, слева из паспортных столов.

Я быстро подошла к широкому столу, на котором тесно стояли несколько ноутбуков и мониторов.

– Не нависай надо мной, – недовольно произнес Вениамин, – сядь.

– Некоторые люди с возрастом не меняются, – только и сумела сказать я, опускаясь на стул.

Греков пошевелил мышкой, и на детском снимке Насти появились белые точки. Затем они соединились пунктирами, и получилось нечто вроде маски, закрывающей лицо полностью. Пару секунд ничего не менялось, потом сетка из линий переместилась на фотографию взрослой Гудковой, стала желтой, и в правом верхнем углу экрана появилось окно с фразой «Совпадение найдено».

– По остальным снимкам тот же результат, – потер руки Веня. – Твоя Анастасия не «Ильинична» по отчеству, а «Валерьевна». Сколько лет вы дружите?

Я попыталась вспомнить точную дату нашего знакомства.

– Настя вроде жила в одном дачном поселке с Аней. Спиридонова моложе Гудковой, но летом, на каникулах, возраст не имеет большого значения. Вообще-то ни Настя, ни Аня не рассказывали подробностей о своем детстве…

Не закончив фразы, я умолкла.

– Ну, говори, – воскликнул Веня, – что ты вспомнила?!

Я облокотилась о стол.

– Знаешь, моя мама иногда брала учеников. Но репетиторствовала она не из материальных соображений – отец прекрасно зарабатывал, наша семья ни в чем не нуждалась даже после его смерти. Просто мамочке порой бывало скучно, в особенности когда я поступила в консерваторию и она не могла более контролировать меня. Вот тогда и стали появляться девочки, которые занимались с ней вокалом. Аня была одной из них. Где мама нашла Спиридонову, я понятия не имею, но некоторое время Анечка, милая, воспитанная, талантливая, буквально жила у нас. Мама возлагала на нее большие надежды. А потом ученица куда-то исчезла. Я не особо интересовалась ее судьбой, мамины подопечные постоянно ротировались. Моя мать была крайне эмоциональным человеком, она влюблялась в своих учениц, начинала строить прожекты, мысленно видела их на сцене «Метрополитен-опера» или «Ла Скала», а потом случался разрыв. Я понимала, что мама слишком многого требует от школьников. Профессия музыканта, певца нелегка, и, если хочешь достичь успеха, надо забыть обо всем, заниматься исключительно самосовершенствованием. Но далеко не все подростки готовы ради будущей карьеры на жертвы. Аня перестала посещать наш дом. Мама, помнится, очень переживала, вроде даже пыталась поговорить с родителями девочки, но та окончательно забросила пение. Я тогда уже сидела в оркестре за арфой, и у меня были свои проблемы.

Глава 25

На меня совершенно неожиданно нахлынули воспоминания.

Вот я прихожу усталая с работы и вижу маму в возбуждении. На кухне царит беспорядок, моя сверхаккуратная родительница не убрала посуду и встречает меня словами:

– Нет, какое безобразие! Аня решила прекратить занятия!

– Мамуля, не волнуйся, она просто закапризничала, – пытаюсь я ее успокоить. – Отдохнет, одумается и снова будет распевать вокализы.

Но мамуля ажитируется после моих слов еще сильнее:

– Прямо сейчас поеду к ее родителям. Удивительные люди! У дочери талант, уникальные способности, а они…

– Оставь их в покое, – советую я, – может, Аня не хочет петь в опере.

Мама на секунду столбенеет, а потом возмущается с утроенной силой:

– Что значит «хочет – не хочет»? Дети глупы, на то им и даны родители, чтобы направить чадо, указать ему нужную дорогу. Нам, взрослым, понятно, как и куда необходимо идти. Нельзя разрешать ребенку своевольничать, ничего хорошего из этого не получится. Ну-ка, вспомни, как ты не желала играть на арфе. Сколько я потратила времени на уговоры, порой применяла наказания… И вот результат – ты самая юная в оркестре, перед тобой широкая дорога, карьера сольной исполнительницы. А ведь не сломай я тебя, получилось бы, как, например, у Селезневых. Наташа с тобой в одном классе в музыкальной школе занималась, подавала надежды, но в шестнадцать лет взбрыкнула, а родители ее не дожали, решили, пусть доченька проявит самостоятельность. И что вышло? Наталья родила вне брака, высшего образования у нее нет, сидит в библиотеке, книги выдает. А ты играешь на концертах! Поеду-ка я к Спиридоновым, попытаюсь их урезонить…

Мамуля, гордо вскинув подбородок, идет к выходу из кухни. Но на пороге она оглядывается.

– Не трогай посуду! Помни: руки – твое достояние. Вернусь и сама помою.

Я молча киваю и смотрю ей вслед. Совершенно невозможно сказать маме малоприятную правду: что я ненавижу арфу и всегда терпеть не могла, что службу в оркестре воспринимаю как каторгу, а при мысли о сольной карьере у меня начинается почесуха. Но я не обладаю сильным характером Селезневой и не способна, категорично заявив: «Отстаньте, моя жизнь – это моя жизнь», – бросить опостылевшую учебу. Кстати, Наташа абсолютно счастлива, ей не нужно высшее образование. Да и мне тоже! Но как объяснить это мамуле? Я очень люблю ее и не могу разбить ей сердце.

От Спиридоновых мама вернулась крайне мрачная и сообщила:

– У Ани проблемы со здоровьем, ей предстоит долго лечиться, не до пения девочке. Ах, у меня голова разболелась, пойду к себе…

Совсем поздно, около полуночи, я услышала, как мама беседует с кем-то по телефону, и удивилась – обычно она укладывалась спать около одиннадцати. Полная любопытства, я заглянула в столовую, где у нас стоял аппарат, и услышала фразу:

– Представь, Липочка, сколько пришлось пережить девочке, какой ужас ее дура-родительница сотворила.

Я живо сообразила: мама общается с одной из своих ближайших подружек, Олимпиадой Евсеевной Сахно. Тут она обернулась и сказала:

– Дочка, ступай к себе, здесь открыта форточка, ты простудишься.

Я послушно удаляюсь, и уже в коридоре до меня доносятся слова мамы:

– Конечно, Фрося не в курсе. Ты же понимаешь, есть страшные вещи, о которых девушки из приличных семей даже слышать не должны!

И тут до меня доходит, что с Аней Спиридоновой случилась какая-то большая неприятность. Но мама не расскажет мне о ней, потому что считает дщерь-студентку малолетним ребенком, которого надо оберегать от негатива. Более имя Ани Спиридоновой она не произносила, и я вскоре забыла о ее талантливой ученице.

Прошло много времени, мама умерла, в моей жизни произошли удивительные перемены, Фрося превратилась в Евлампию. И вот как-то раз я пошла в Большой зал консерватории на концерт известного пианиста. Моя ненависть к арфе не превратилась в неприятие музыки вообще, я с удовольствием слушаю хороших исполнителей.

В соседнем кресле рядом со мной оказалась смутно знакомая женщина. Все первое отделение я украдкой посматривала на соседку, а в антракте спросила:

– Простите, вы случайно не учились вокалу у Ольги Петровны Романовой?

– Да. Откуда вы знаете? – с изумлением ответила та. И вдруг воскликнула: – Фрося! То-то мне показалось, что я видела вас раньше.

– Аналогично, – улыбнулась я. – Вы Аня Спиридонова.

После концерта мы пошли в кафе и от души поболтали. Все подруги моей мамы, включая Олимпиаду Евсеевну Сахно, скончались, мне не с кем было поговорить о родном человеке, а Анечка вспоминала о своем педагоге с восторгом, и я сразу прониклась к ней любовью. Да, в прежние годы мы не дружили. О каких тесных отношениях могла идти речь, если я уже работала, а Аня была школьницей? Но с годами разница в возрасте словно исчезает, я совершенно не ощущала ее в момент беседы за пирожными. И на следующий день сама позвонила Спиридоновой.

Мало-помалу мы стали тесно общаться, но справедливости ради следует отметить, что именно я проявляла бо€льшую активность и старалась почаще бывать у Ани. Можете посмеяться, но, когда я разговаривала с Анечкой о ее преподавательнице, Ольге Петровне, мне казалось, что мама жива, просто временно уехала куда-то.

На дне рождения новой подруги я и познакомилась с Гудковыми. Не спрашивайте, сколько лет назад это случилось, – честное слово, я не помню. А вот события, которые сблизили нас с Настюшей, врезались в память.

У Ани заболел сын, маленький Никита. Диагноз звучал как приговор: мышечная дистрофия Дюшенна. Сначала Никитка захромал, затем у него начались проблемы со зрением. Отец его, Дмитрий, был врачом и сначала ничего мне не говорил, а потом признался:

– Надо отправлять парня в Германию. Дистрофия Дюшенна не излечивается, но при правильном лечении и образе жизни больной может прожить до тридцати лет.

Я ужаснулась такой перспективе и спросила:

– Ане известен прогноз?

– Конечно, – мрачно сказал Митя. – Я сейчас пытаюсь найти выход на немецких специалистов.

Я не стала интересоваться, сколько будет стоить заграничное лечение и где Спиридоновы собирались взять деньги. Жили они совсем небогато.

Пришла беда, отворяй ворота. Вскоре после нашей беседы Митя исчез. Мы с Настей почти переехали к Ане в квартиру, жили у нее по очереди, не оставляли ни на минуту одну, помогали с Никитой, пытались совать подруге деньги, но та их не брала. Затем жизнь Анечки слегка устроилась, ей удалось поместить мальчика в специализированное лечебное заведение, а сама она работала там сестрой-хозяйкой.

Через год в лесу нашли останки Мити. И почти сразу после его похорон умер Никита. Как ни странно это звучит, но мне смерть несчастного, очень больного ребенка показалась благом. Никита не жил, а мучился, и слава богу, что он избавился от страданий.

Через какое-то время Анечка опять вышла замуж. Ее супруг, шумный, говорливый, веселый Андрюша знает о том, что пришлось пережить жене, и изо всех сил старается сделать ее счастливой. Но, с другой стороны, Андрей не хочет, чтобы Аня вспоминала о прошлом, поэтому постарался отлучить от дома ее старых подружек. Сначала мы не смогли отметить вместе Анин день рождения – Андрюша подарил ей поездку в Рим. Затем рухнула традиция собираться у Аннушки первого января – Андрей привык этот день проводить со своими родителями, и невестка отправлялась поздравлять свекра со свекровью. Потихонечку, шаг за шагом, второй муж Спиридоновой свел наше общение к кратким телефонным беседам. И даже просто позвонив Ане, чтобы спросить, как дела, я всегда слышала фоном в трубке его голос: «Дорогая, не задерживайся, у нас мало времени». В конце концов всем старым приятелям Ани стало ясно: мы – персоны нон грата. Хотя, может, Андрей прав? С ним Аня начала новую жизнь, старую нужно похоронить и завалить могилу камнями.

Наши отношения с Анечкой практически заморозились, а вот с Настей стали очень тесными, близкими. Но ничего о ее детстве я не знала, речь о нем зашла один раз, и тогда была озвучена история про соседние дачи…

– Ну ты даешь, Романова, – укоризненно покачал головой Веня, выслушав мой рассказ. – Общаешься с человеком и ничего о нем не выяснила! С чего ты взяла, что отчество Насти Ильинична?

Я нахмурилась.

– Отца Гудковой зовут Илья Николаевич. Этого вполне хватило, чтобы я сделала вывод по поводу полного имени подруги.

– Хочешь сказать, что за годы дружбы ты ни разу не видела ее паспорт? – изумился Греков.

Я развела руками.

– Нет.

– Лохушка! – отрезал Веня. – Неужели ты веришь тому, что люди про себя говорят, и до сих пор не поняла: многие врут, приукрашивают действительность, придумывают неполученное образование, несуществующих богатых и чиновных родственников. А уж насчет возраста я вообще промолчу. Ни одна из моих знакомых ни разу не назвала точной цифры, им всем «немного за двадцать пять», даже тем, кому давно к пятидесяти. Как можно считать женщину близкой подругой и не поинтересоваться ее документами?

Я разозлилась:

– Прости, если тебя разочаровала, но я не служу пограничником. Когда я впервые пришла к Гудковой, та сказала: «Знакомься, Лампочка, это мои мама Лада Мироновна и папа Илья Николаевич Петровы». Что мне следовало сделать? По твоей логике, я должна была сказать: «Рада знакомству, а теперь предъявите ваши удостоверения личности, дипломы об образовании, школьные аттестаты, водительские права и свидетельство о браке»?

Веня надулся.

– Ну… не так грубо.

– А как? И, кстати, я сама никому паспорт под нос не сую. Совершенно уверена, большинство людей никогда не изучают бумаги своих друзей!

– Вот и получается, как с Гудковой, – буркнул Веня.

Но я уже успела прийти в себя и сама наскочила на Грекова:

– Хорошо, пусть я ужасная дура. Но ты! У кого был перед глазами… да хоть отчет о вскрытии тела несчастной Настюши? Там же четко указаны все данные. Почему ты не увидел, что она Валерьевна, а? Или медкарточка из клиники Сереброва, где Настя якобы родила Гришу. В ней небось тоже было указано правильное отчество.

– Валерьевна, Ильинична… в общем, похоже, – забубнил Веня.

– Да неужели? – засмеялась я. – Почему-то до сих пор я считала, что Валерий и Илья разные имена. Не надо глупо оправдываться. Ты просто не читал в бумагах официальные данные. Увидел фамилию Гудкова и дальше уже не смотрел. Был, как и я, совершенно уверен, что отец Настюхи Илья Николаевич.

По его напряженному сопению я поняла, что не ошиблась, и примирительно произнесла:

– Ладно, забудем про глупый косяк, с каждым случиться может. Когда долго общаешься с человеком и уверен, что знаешь его родителей, никаких сомнений насчет отчества приятеля не возникает.

Но потом я примолкла и ахнула:

– Послушай! Если Настя и Гриша брат и сестра, то ведь они никак не могут быть мужем и женой!

– Дошло, как до утки, на пятые сутки! Восхищен твоей сообразительностью! – съязвил Греков. – Конечно, брак они не оформляли. А если где и показывали свидетельство, то оно фальшивое. Да и нет необходимости его демонстрировать. В книгу записей актов гражданского состояния никто не полезет, кадровики и паспортистки удовлетворятся штампом в паспорте, а его за деньги можно получить.

Но мне было не до подначек компьютерщика.

– Однако они назывались супругами! – не успокаивалась я.

– Сейчас скажу, что я герцог Кентерберийский, и ты мне поверишь, – хмыкнул Веня.

– Маловероятно, – вздохнула я. И вернула шпильку: – Есть архиепископ Кентерберийский и герцоги Кембриджский и Кентский. Ты слегка запутался в титулах. Но если приведешь женщину и объявишь: «Лампа, познакомься с моей женой Олей Ивановой», я не буду сомневаться в твоих словах. Кто родители Гудковых?

Веня пробежал пальцами по клавиатуре.

– Валерий Леонидович и Виринея Марковна. Он школьный учитель, она преподаватель кулинарного техникума. Оба покойные. Отец скончался шесть лет назад, мать в прошлом году. Проживали в центре, в районе Патриарших прудов, в доме, который объявлен историческим памятником – его построил известный архитектор в тысяча девятьсот седьмом году для дворянина Павла Гудкова. Ну-ка!

Веня с азартом застучал по клавишам.

– А дворянин тот, между прочим, прадедушка Гудковых, – вскоре затараторил он. – После большевистского переворота семнадцатого года особняк у него отобрали, превратили в многоквартирный дом, бывшего хозяина отправили жить в каморку. Так… ага… Дедуля примкнул к большевикам…

– Ты уверен, что нам необходимо знать историю родственников Гудковых до десятого колена? – не вытерпела я. – Намного интереснее выяснить, по какой причине Настя и Гриша решили прикинуться супругами и кем им приходятся Лада с Ильей Николаевичем. Понятно теперь, почему Петровы так спокойно восприняли весть о смерти Настюши – она им, оказывается, совсем не дочка.

– Подчас кровные узы ничего не значат, – тоном профессора заметил Греков, – а вот тесная дружба делает нас почти родными.

– Очень мудрое замечание, – не смогла я сдержать сарказма, – впервые слышу подобное. Но сейчас лучше поворошить биографию Петровых.

– Илья Николаевич, кандидат наук… – вновь завел Веня.

С каждым новым словом Грекова у меня с души падали камни. Все, что я знала о Петрове, оказалось правдой. Да и Лада никогда не обманывала окружающих. Супруги солгали лишь в отношении Насти, у Петровых не было своих детей. И еще маленькая деталь. В просторные апартаменты, состоявшие из двух квартир в доме сталинской постройки, которые я считала родовым гнездом Петровых, они въехали десять лет назад. В учетных документах паспортного стола указывалось, что Петровы, их дочь Анастасия и зять Григорий перебрались сюда из дома на улице Редькина – выехали из скромной двушки, улучшив жилищные условия. Но когда Греков копнул глубже, стало ясно: никаких документов о жильцах того дома не сохранилось, да и крохотная улочка исчезла, на ее месте сейчас громоздится мегамолл с магазинами, кинотеатрами и ресторанами. Ни подтвердить, ни опровергнуть факт проживания Насти, Гриши, Лады Мироновны и Ильи Николаевича на улице Редькина невозможно.

Глава 26

Домой я вернулась с гудящей головой. Быстренько выгуляла и накормила мопсов, села на кухне и попыталась систематизировать нарытые сведения. Итак…

Настя погибла не случайно. Ее лишил жизни кто-то владеющий приемами лук-до. Вопрос: кому могла помешать обычная женщина, не богатая, не знаменитая, не подлая, не разрушавшая чужих семей и не шагавшая по головам на вершину карьеры, а простой менеджер магазина бытовой техники? Еще неделю назад я бы ответила со спокойной душой, что у Настены врагов не было, ее все любят, но сейчас у меня уже ни в чем уверенности нет.

Настя и Гриша являлись братом и сестрой. По какой причине они прикинулись супругами? Почему убежали от родных отца и матери? Нет ответов на эти вопросы. Может, дети Гудковы были отвязными хулиганами, распивали в подъездах водку, страдали так называемым «синдромом дороги» – удирали из квартиры на Патриарших, садились в поезд и катили куда глаза глядят?

Кстати. Волонтеры, призывающие помогать беспризорным, стыдливо умалчивают один факт. Среди тех, кто бродяжничает, довольно высок процент подростков из благополучных семей, где детей любят, правильно воспитывают. Но наследники все равно покидают родные пенаты, потому что не желают жить на одном месте. В компании бомжей таким деткам намного веселее и комфортнее, чем рядом с теми, кто честно работает. Может, Настя и Гриша из этой стаи?

Нет, Гудковы закончили школу с золотыми медалями и… словно пропали. Сведения об их дальнейшей учебе или работе отсутствуют. Странно, что ни отец, ни мать детей не искали, не подняли шум, не бросились бить во все колокола. Ни одного заявления от старших Гудковых в милиции не нашлось. Осиротевшие родители жили на прежнем месте. Почему Настя и Гриша не общались с ними? Чем вообще занимались? Опять нет ответов.

Вене так и не удалось найти никаких следов Гудковых-детей. Получалось, что те убежали с выпускного бала со школьными аттестатами и золотыми медалями в карманах, растворились в неизвестности и вынырнули из тьмы счастливыми супругами, дочкой и зятем Петровых. Теперь понятно, по какой причине у Гудковых не было детей. И слова Елизаветы Майской о том, что Настя любила Гришеньку, сына Лизы и Гудкова, приходила к нему в гости с подарками, а прекратила визиты, когда мальчик стал подрастать, уже не вызывали у меня желания воскликнуть: «Высокие отношения – женщина приняла ребенка мужа от его сожительницы! Вот это любовь!»

Нет, все, похоже, было по-другому. Лиза с Настей учились в одном классе, смею предположить, что девочки дружили. Вероятно, Майская была влюблена в Гришу. И что-то мне подсказывает: Елизавета знала, куда после школы подевались Гудковы. Она не могла выйти замуж за Гришу, потому что официально тот уже имел супругу, но родила от него ребенка. Настя не испытывала ни малейшей ревности к Майской, а навещать родного племянника она перестала, поскольку малыш взрослел и мог задать ненужные вопросы. Вероятно, и Григорий ездил к сыну. Гудков имел очень характерную внешность – рыжеволосый, веснушчатый, зеленоглазый, он выделялся в толпе. Девочка Алина, рожденная Верой Скворцовой, просто его копия, вероятно, и сыночек удался в отца, но мальчику мать не собиралась сообщать никаких сведений о ближайших родственниках.

У Гудковых все покрыто мраком тайны. И совершенно непонятно, зачем Григорию пришла в голову идея стать донором спермы. Он представления не имел о рождении Алины. Я бы тоже не узнала никогда о наличии у него дочери, не попади Вера Скворцова в безвыходно нищее положение. И снова все тот же вопрос: если Настя с Гришей кровные родственники, зачем им прикидываться супругами?

Ладно, отвлечемся от сестры и брата, посмотрим на Ладу Марковну и Илью Николаевича.

Петровы тихо живут в стандартной московской двушке. Финансовое положение их скромное, работают, так сказать, на унитаз, ни машины, ни дачи не нажили, далеко по карьерной лестнице не продвинулись. Да, Илья Николаевич защитил кандидатскую, но это нельзя считать чем-то выдающимся, а вот докторская ученому никак не дается.

И посмотрите, что происходит потом. Из малогабаритной конуры Петровы вместе с «дочкой и зятем» перекочевывают в роскошные апартаменты. У них начинается иная жизнь. Лада получает возможность уйти из детского центра, где она за копейки преподавала детям рисование, а Илья Николаевич теперь читает лекции только по четвергам и спокойно работает над своей рукописью.

Я уставилась на листок, исписанный вопросами. Вот вам еще один, никогда ранее не приходивший мне в голову: откуда у Гудковых-Петровых деньги? Да, я частенько слышала от Насти сетования на то, что они живут слишком скромно, и верила ей. Но сейчас мне словно кто-то, как гоголевскому Вию, поднял веки, и окружающий мир предстал во всей красе. Настя ездила на симпатичной «букашке» японского производства, а ведь, несмотря на малые размеры и скромный вид, изделия автопрома Страны восходящего солнца не из самых дешевых. А Гриша раскатывал на седане, произведенном в Германии. Несколько раз «супруги» в моем присутствии упоминали, на каких грабительских условиях банк выдал им кредит.

– Тачки золотые получились! – возмущался Гудков. – Финансисты совесть потеряли, хотят на один рубль тысячу целковых прибыли получить!

– Совсем охамели! – вторила ему Настя. – От зарплаты крохи остаются!

Но, похоже, от окладов оставались не сухие крошки, а куски белой булки с маслом и сыром, если не с икрой. Станут ли церковные мыши брать в долг две машины отнюдь не низшей ценовой категории? Конечно, нет, если только они не безумны. А Настя с Григорием отличались сообразительностью и адекватно оценивали ситуацию. Две машины подразумевают большие расходы на бензин, техобслуживание, зимнюю резину и прочее. Да, без колес сейчас трудно, но сильно нуждающиеся люди, скрипя зубами, купят «Жигули», одни на семью, и станут пользоваться ими по очереди. А теперь вспомним, что Илью Николаевича возит водитель на собственном автомобиле ученого. Пусть шофер прикатывает не каждый день, но, едва ученый выскажет желание поехать в библиотеку или в институт, личный транспорт в его распоряжении. Короче, не монтируется это все с нищетой.

Пойдем далее. У Лады новая шубка, пусть и из скромной коричневой нутрии, но приобретена недавно. Илья Николаевич тоже не ходит в обносках. Настя и Гриша нормально одевались, приглашали гостей, порой заглядывали в кафе, театры, кино. А коммунальные расходы? Газ, электричество, вода… Квартира-то огромная, за нее надо выложить не одну тысячу в месяц. «Родителям» заботливые «дети» всегда приобретали необходимые лекарства. Стоило Ладе намекнуть на неполадки со здоровьем, как Настя, схватив «мать» в охапку, неслась с ней по врачам, а нынешние эскулапы бесплатные консультации давать ох как не любят.

У меня стало ломить виски. Выходит, Гудковы были вполне обеспеченными людьми. Почему же они скрывали это и регулярно намекали на отсутствие средств? Из опасения сглазить достаток? Не хотели вызвать зависть? Стеснялись больших доходов? И, похоже, Настя с Гришей любили Петровых, я видела, как переживала подруга, если у Лады подскакивало давление. Да еще презентации «шедевров» художницы. Они ведь устраивались исключительно ради того, чтобы дать возможность «маме» насладиться комплиментами. Если вспомнить пословицу про любовь[6], то Настя была целующей, а «родители» благосклонно принимающей лобзания стороной.

Я могу себе представить ситуацию, когда девочка-сирота прибивается к супружеской паре, становится им приемной дочерью и в благодарность за хорошее к себе отношение не чает в названых родителях души. Но у Насти была родная мама Виринея, о которой она никогда не упоминала. И опять же – зачем брату с сестрой прикидываться супругами?

Сообразив, что мои мысли совершили круг, я очнулась и обнаружила: сижу почти в темноте, крохотная настольная лампа под коричневым абажуром практически не дает света. Надо зажечь люстру, поставить чай и временно забыть о Гудковых.

Я встала и пошла к двери, но мысли вертелись, словно белки, затеявшие игру в догонялки. Настю убили в чулане, я сидела на кухне в другом конце квартиры. Там никого, кроме нас с подругой, не было. Как посторонний мужчина попал в хоромы? И откуда он узнал, что Настюша пойдет за вареньем? И ведь не первый раз я задаюсь этими вопросами, но ответов как не было, так и нет. За что Настю лишили жизни?

Я протянула руку к выключателю и замерла. А Егор? Его смерть случайна? Что мне известно о женихе подруги? Ничего, кроме того, что он приятный, воспитанный, способный поддержать беседу мужчина. Егор был совершенно не похож на человека, связанного с криминальным миром. Ага! А Гудковы смахивали на обманщиков? Как погиб жених Насти? Взял мешок с мусором, натянул куртку и пошел на улицу, где его ожидала смерть…

Внезапно что-то показалось мне очень важным, невероятно значимым, но в ту же секунду мои уши уловили звучное чавканье. Я нажала на клавишу выключателя и в свете ярко вспыхнувшей люстры увидела Фиру с Мусей, которые упоенно жевали по огромному шматку любительской колбасы.

В первую секунду я растерялась. Где мопсихи разжились строго запрещенным для них продуктом? Я никогда не угощаю собак таким лакомством, не предложу им колбасу с жиром, в крайнем случае могу дать Мусе с Фирой по тонюсенькому кружочку докторской. И в холодильнике у меня сейчас из-за отъезда Макса один йогурт и два яблока.

– Немедленно выплюньте! – воскликнула я.

Муся, прижав уши и разогнув хвост, кинулась под стол. Фира, не жуя, проглотила кусище, икнула, поморгала, снова икнула и села, понуро свесив голову.

– Где вы взяли колбасу? – продолжала возмущаться я. – Фу! Собаки не люди, им нельзя жрать всякую дрянь! Не слышу ответа!

Фира опять начала икать, а в промежутках вздыхала и умоляюще смотрела на меня. Муся продолжала чавкать под столом. Я встала на четвереньки и увидела наглую мопсину морду, из пасти у нее свисал длинный кусок шкурки.

– Вы опять лазили к соседям! – ахнула я. – Разбойничали у Соломатиной! Как открыли дверь? Каким макаром справились с замками в квартирах? Вы понимаете, что являетесь преступниками?

На последней фразе я задохнулась. Лампа, приди в себя, собаки не могут нарушить Уголовный кодекс, потому что для них законов не писано. Надо немедленно сходить в прихожую.

Я ринулась к входной двери, убедилась, что та тщательно заперта, а мои ключи мирно висят на крючке, куда мопсихам ни за что не дотянуться, и поспешила назад в гостиную. Не надо впадать в маразм. Конечно, Фира с Мусей пронырливы до крайности, однако они не могут всунуть ключик в замочную скважину, отпереть дверь, сноситься к соседке за колбасой, вернуться и повесить связку на место. Но вдруг собачки воспользовались лоджией, выползли на внешнюю стену, вскарабкались по ней?

Боже, какой идиотизм подчас приходит мне в голову! Но предложите свое, лучшее объяснение. Колбасы в доме нет, так откуда у безобразниц ломти любительской, а?

Я убедилась, что дверь на балкон тоже тщательно закрыта, оглядела гостиную и вздрогнула – из-под длинной золотистой скатерти, прикрывающей круглый столик, выглядывала часть чьей-то ступни в бахиле. Мое внимание привлек ярко-голубой цвет мешочка, будь он серым или коричневым, мог бы остаться незамеченным.

Я быстро схватила с книжной полки латунный подсвечник, откинула край скатерти, увидела девицу, одетую во все черное, и закричала:

– Ты кто?

– Лариса Королева, – ответила незваная гостья и отчаянно зарыдала.

Глава 27

Сообразив, что незнакомка не собирается причинять мне вред, я села на пол около столика и продолжила беседу:

– Ну и как ты сюда попала?

– Через дверь, – размазывая слезы по круглощекому личику, ответила девушка. – Простите, Елена!

– Учитывая, что моя квартира находится далеко не на первом этаже, пролезть в окно тебе было бы затруднительно, – сказала я, – почему-то я и не сомневаюсь, что ты вошла через входную дверь. Вопрос в том, чем ты ее открыла.

– Ключами, – простонала Лариса. И повторила: – Простите, Елена. Ничего против вас я не имею, просто выполняла заказ. Я студентка, на постоянную работу в приличное место меня не берут, вот я и пристроилась в бюро.

– Надеюсь, не в Федеральное бюро расследований? – протянула я. – Хотя навряд ли мне суждено попасть в зону интересов американских спецслужб.

– Простите, Елена! – Лариса заплакала с новой силой. – Не звоните в полицию, пожалуйста! Меня арестуют, посадят…

– А чего ты ожидала, забираясь тайком в чужой дом? – сердито спросила я. – Только не ври, что спускалась по лестнице, увидела приоткрытую дверь и решила проверить, не надо ли помочь хозяевам квартиры. У тебя были ключи и запас колбасы для собак, видна подготовка к ограблению.

– Нет, нет, нет, – замотала головой девушка. – Это просто… ну… шутка… на мой взгляд, гадкая… Простите, Елена! Я только задание выполняю… бюро велело… заказ они такой взяли…

– Немедленно рассказывай, что за бюро! – потребовала я.

Лариса прижала руки к груди.

– Вы меня не сдадите в полицию? Честное слово, ничего плохого я не хотела. Ваши собачки такие милые! В прошлые разы они… Ой!

Я онемела от негодования, но довольно быстро опомнилась.

– Так ты сюда являешься не впервые?

Девушка опять зарыдала, я схватила ее за плечи, встряхнула и поинтересовалась:

– Хочешь попасть в «обезьянник»?

– Нет! – в ужасе закричала нахалка.

– Тогда перестань хныкать и спокойно, четко, последовательно все объясни, – велела я.

Лариса всхлипнула, краем свитера вытерла лицо и начала рассказ.

…Девушка учит иностранные языки, живет на съемной квартире и отчаянно нуждается в деньгах. Лариса родом из малообеспеченной провинциальной семьи, помочь ей материально некому, вот второкурсница и выкручивается как может. Она уже работала на кухне в сетевой закусочной, раздавала у метро листовки, предлагала посетителям супермаркета попробовать пиццу, ходила «сэндвичем» у метро, зазывая народ в клуб, а потом одна из подружек привела Лару в «Бюро всех услуг».

Как понятно из названия, фирма выполняет самые разные заказы. Хозяева гордятся тем, что никогда не отказывают клиенту и подчас берутся за сомнительные задания. Ларисе не очень приятно делать гадости, ну, допустим, насыпать семечки на капот и крышу нового автомобиля, но ей приходится совершать и такие поступки.

– Зачем? – удивилась я.

Девушка сгорбилась.

– Сама изумилась, когда первый раз услышала, а потом узнала, что так часто обиженные бабы поступают, охота отомстить мужику, который им изменил, пообещал жениться и босил. Что случится, если осыпать тачку парня орешками-зернышками? Прилетят птицы, а в Москве это в основном вороны да голуби. Клювы у пернатых крепкие, начнут еду хватать, тук-тук-тук по капоту, багажнику, крыше. Утром хозяин выйдет, а тачка словно отверткой побита. Мужики дико от этого бесятся, им машину до обморока жалко. Только обвинить-то некого, на пернатых в суд не подашь.

– Оригинально, – пробормотала я. – А ко мне домой ты зачем приперлась?

Лариса скосила глаза в сторону:

– Я вас не осуждаю. Но если спишь с женатиком, то жди дерьма от его законной супруги. На вас, Елена, заказ сделала Карина Асатрян. Понимаете?

– Нет! – воскликнул я.

Лариса выползла из-под стола.

– Карина – жена вашего… э… приятеля Арама, у них четверо детей. Она знает, что ее муж ходит налево, но ничего с ним поделать не может. Очень обидно! Асатрян родила супругу малышей, заботится о нем, готовит, убирает. А Арам наденет наглаженные законной женой шмотки – и к вам. Вот Карина и захотела сопернице немного нагадить. Ясно?

Я только растерянно моргала. Арам? Карина? Никогда не слышала о семье Асатрян.

Лариса на четвереньках отползла к креслу и привалилась к нему спиной.

– Карина сделала дубликат ключей от вашей квартиры – залезла к мужу в портфель, пока тот душ принимал, и нарыла там связку. Мне дали задание – положить в укромное место пакет с рыбой. Она завоняет, Елене придется долго искать, откуда идет запашок. Пустячок, а приятно.

– Лещи! – подпрыгнула я. – Это ты их устроила на кухне!

Лариса опустила голову.

– Простите. Ничего личного, просто работа. Карина ваш распорядок дня знает, она предупредила – Елена, если она одна, всегда ложится спать в десять, принимает снотворное. И о собачке сказала, мол, есть у соперницы пудель, не злой, но брехливый. Я в районе полуночи дверку тихонько приоткрыла и песику колбаски сунула. Гляжу, второй зверь бежит! Сначала удивилась, но потом подумала, что диспетчер неправильно информацию записала. Светлана… ну, та тетка, что задания исполнителям раздает… может накосячить.

– Вобла! – повторила я. – Вот откуда она взялась! Ты ушла, а Муся с Фирой нашли пакет и сожрали содержимое. Полагаю, и внезапно засмердевший диван – твоих ручонок дело.

Лариса съежилась.

– Я только исполнитель, простите. Карина наорала на хозяина: «Деньги получили, а ни фига не сделали! Ходит Арам к Ленке, ничем у нее в квартире не пахнет!» И меня опять отправили к вам, со шприцем. В нем было сырое яйцо, я в подушки сиденья и в подлокотники его впрыснула.

– Сама придумала эту фишку или посоветовал кто? – прошипела я.

– Я только выполняю приказы, – испугалась девушка. – Но опять не получилось. Сегодня принесла коробочку со смесью, не знаю из чего. Велели ее содержимое в столешницу с внутренней стороны втереть. Елена! Я…

– Прекрати называть меня Еленой! – вскипела я. – Мое имя Евлампия. Понимаю, оно труднопроизносимое, но уж постарайся.

– В заказе указано Елена Романова, – уперлась Лариса.

– Тебе паспорт показать? – разозлилась я. – Я Евлампия! Кстати, ни о какой Карине я даже не слышала, у меня есть собственный муж Макс Вульф. Зачем мне какой-то Арам Асатрян?

Незваная гостья прижала ладони к щекам.

– Вау! Макс Вульф?

– Ты его знаешь? – напряглась я.

– Извините, я могу от вас позвонить? – дрожащим голосом спросила Лариса. – Кажется, случилась ужасная вещь!

Через полчаса побледневшая и теперь уже трясущаяся крупной дрожью Лариса пила у меня на кухне чай и в промежутках между глотками повторяла:

– Только не сердись! Пожалуйста! Только не ругайся!

Я тоже прихлебывала из кружки и старалась не хохотать. Представляю, как отреагирует вернувшийся из Занзибара Макс, когда узнает, во что вылилась его затея удивить жену.

Я уже рассказывала о любви супруга к розыгрышам. Но Макс еще и романтичен, он не из тех мужчин, которые забывают о годовщине свадьбы или каких-нибудь внутрисемейных датах, вроде дня первого поцелуя. Скорей уж я не вспомню, когда получила от мужа предложение руки и сердца. А еще он обожает сюрпризы, подарки и цветы притаскивает без повода. Вернее, повод-то как раз Макс всегда придумает. В январе он приволок огромного плюшевого медведя, который, если нажать ему на лапу, бодро пел: «Любовь нас не покинет, амур всегда с тобой, а если кто обнимет, я дам ему ногой прямо в нос, нос, нос. Дуби-дос, дос, дос!»

Я ошалела и от вида игрушки, и от текста, а Макс радостно сказал:

– Я не умею так, как мишка, открыто и прямо выражать свои чувства. Поэтому, если захочешь услышать, как я к тебе отношусь, нажми ему на лапу. Его признания полностью совпадают с моими.

Макс отлично знает, как я скучаю во время его длительных командировок. Поэтому перед отлетом в Занзибар супруг обратился в «Бюро всех услуг» и сделал заказ. Евлампии Романовой следовало тайком доставлять презенты. По его задумке, я должна была, проснувшись утром, обнаружить непонятно откуда взявшуюся пятиэтажную коробку швейцарского шоколада. Через день мне предстояло найти букет из воздушных шариков в виде мопсов, а в конце недели меня ожидала подборка детективных романов. Ясное дело, Макс вручил администратору Светлане ключи, рассказал, когда лучше войти в квартиру, и сообщил о наличии собак, которые могут лаять, но при этом никого не кусают.

В момент, когда Макс оговаривал свои пожелания, его услышала Лариса, она хорошо запомнила редкую фамилию клиента – Вульф, а то, что меня зовут Евлампия Романова, осталось для девушки за кадром. И после ухода Макса Лариса попросила Светлану:

– Отправь меня по этому заказу, а? Так надоело гадости делать, охота с чем-то приятным поработать!

Администратор прикрепила к полученной от Макса связке бирку «Е.Романова», спрятала ее в сейф и со сладенькой улыбкой сказала:

– Я бы с радостью, но кто что делает, решает хозяин.

Лариса расстроилась. Света, толстая, некрасивая, немолодая, незамужняя тетка, завидует симпатичным девушкам. Не стоило обращаться к ней с просьбой. Администратор родственница владельца «Бюро всех услуг» и теперь постарается, чтобы Ларе досталось самое мерзкое поручение просто потому, что она юная и хорошенькая.

Так и вышло, Ларисе приказали заниматься заказом Карины Асатрян. Фамилию женщины, которой предстояло получать цветы, конфеты и прочее, девушка не запомнила, а вот сочетание «Макс Вульф» осталось у нее в голове. И, услышав, кто является моим супругом, она сообразила: диспетчер перепутала заказы. Любовница Арама – Елена Романова, а я Евлампия с той же фамилией.

– Надеюсь, теперь Светку выпрут вон, – радовалась Лариса, – она не первый раз косячит. Представляю, как обалдела Елена – то шоколад на столе, то букет…

– А у меня вонь и выкинутый диван, – подвела я итог. – Одного не пойму. Ты говорила, что у той Романовой пудель. Как ты могла перепутать собак? Мопсы категорически не похожи на Артемона!

– Да на мой взгляд, все собаки на одну морду, – махнула рукой девушка, – я вообще в псах не разбираюсь, у нас дома животных нет. Хотя твои бочонки на ножках миленькие. Говоришь, это не пудели?

– Нет, – вздохнула я, – мопсы смахивают на пуделей, как ты на верблюда Маффина, не к ночи он будет помянут. Вечно со мной происходят недоразумения. Надо же, «Бюро всех услуг» перепутало заказы! Думаю, у них нечасто такое случается…

Неожиданно пришедшая в голову мысль заставила меня замолчать.

– Так я пойду? – вкрадчиво спросила Лариса. – Я вообще ни при чем! Что приказали, то и делаю!

Я посмотрела на студентку.

– А если тебе предложат огреть по голове кочергой спящего человека?

– Ой, ужас! – передернулась Лариса. – Такого еще не было.

– Опасно выполнять все, что велят, – протянула я, – распоряжения бывают разными.

– «Бюро всех услуг» не занимается ничем плохим, – бросилась защищать контору юная сотрудница, – у нас шутки, приколы, милые пустячки.

– В особенности весело нюхать гниющий диван, – вздохнула я.

– Елена сама виновата, – зачастила Лариса. – Нефиг с женатым мужиком романы крутить! Таких наказывать надо! И ничего страшного мы ей не приготовили. Подумаешь, противный запах!

– Уходи из своего бюро, – посоветовала я, – и подумай, стоит ли жить по принципу «что приказали, то и делаю». Этак можно попасть в большую неприятность.

Девушка встала.

– Не-а. Хозяин не дурак, за криминал не возьмется. Со мной на первом курсе училась Иветта Перова, она тоже из провинции, ее в Москве приютила дальняя родственница. Ветка нам постоянно хвасталась: «Свезло мне по полной! Ни копейки за комнату не отдаю, еще и накормят бесплатно!» А потом ее арестовали – за убийство. Добрая семиюродная тетя сказала Перовой: «Я тебя у себя поселила, ужином-завтраком угощала, настал черед отплатить мне за гостеприимство. Надо моего бывшего любовника проучить, он к другой ушел! Толкни его на улице, пусть шлепнется, может, руку-ногу сломает». Иветта решила в знак благодарности выполнить ее просьбу. Но, на свою беду, слишком сильно пихнула его, он упал, виском о ступеньку при входе в сберкассу приложился и скончался на месте. А студентку схватил бдительный охранник.

Лариса посмотрела на меня.

– Встречаются такие милые люди! Они тебя ласково примут, окружат заботой, обогреют, опутают любовью, как паук паутиной. А потом, когда почувствуешь к ним огромную благодарность, попросят сделать что-нибудь нехорошее. Ну как отказать? Получается, ты сволочь неблагодарная, за добро человеку в душу плюнула. С добренькими да хорошими, чересчур ласковыми и понимающими лучше не связываться. Не к добру они такие суперские. Только мама тебе добро за просто так сделает, у остальных всегда расчет имеется, и за сладенькое расплачиваться придется. Хотя у некоторых и матери гадюки, начнут ныть: «Родила тебя, воспитала, теперь содержи меня». Никогда нельзя ничего бесплатно брать! Ни крошечки, ни ниточки!

– А в бюро дурацком работать можно? – не выдержала я.

– Конечно, – кивнула Лариса. – Там служба, за нее платят. Никаких благодеяний. Ну, я побежала. Извини за глупое происшествие.

Я проводила девицу до двери, отняла у нее ключи, тщательно заперла замок и пошла в спальню. Полагаю, уже не смогу безмятежно заснуть. Расскажи мне кто про «Бюро всех услуг», я бы усомнилась в существовании подобного бизнеса. И уж совсем дико, что есть на свете люди, способные отдать дубликаты ключей от своих квартир в чужие руки. Еще могу понять Карину, та хоть сделала их от апартаментов любовницы своего мужа. Но Макс! Вот о чем он думал, договариваясь о тайной доставке разных сюрпризов по ночам? Муж не побоялся, что курьер ограбит квартиру или обидит его мирно спящую, ни о чем не подозревающую жену? Я могла услышать шум, проснуться, встать с кровати, наткнуться на незнакомку, испугаться. Ведь почти так и вышло! Лариса полагала, что госпожа Романова спит, а я, погруженная в раздумья, тише мышки сидела при тусклом свете маленькой лампочки. Правда, я не впала в панику, но могло быть иначе. Теперь придется менять замок в двери. Прямо утром займусь этим, а сейчас все-таки надо попытаться заснуть. Нет, Макс иногда ведет себя хуже ребенка!

Я зевнула, натянула на голову одеяло, почувствовала, как на спину плюхнулись мопсихи, хотела согнать обнаглевших Фиру с Мусей, но не успела даже пошевелиться, потому что сон сомкнул мне веки.

Глава 28

Я очень люблю собак. Единственное, что мне в них не нравится, – это необходимость сразу, как только проснешься, не попив кофе и не умывшись, бежать с ними во двор. Хотя некоторые мои приятели спокойно собираются на работу и только перед тем, как уйти, прогуливают свою терпеливую собачку. С Мусей и Фирой такой номер не пройдет – едва я сползаю с кровати, мопсихи начинают ныть, приплясывая у двери.

Вот и сегодня я, быстро натянув куртку, вышла с ними на лестничную площадку и вызвала лифт. Кабина проехала вниз один этаж и остановилась на моем. Внутри оказался Ванечка, внук Анны Григорьевны Соломатиной. Он почему-то странно держал руки – сложив их чуть пониже живота. А еще подросток, увидев меня, испуганно вздрогнул.

– Доброе утро, Ваня, – приветливо сказала я.

– Угу, – буркнул тот. – Ой, чего они лезут?

Мопсихи, обычно спокойно стоявшие в лифте, бросились к мальчику, поставили лапы на его ноги и начали отчаянно скрести ими. Фира громко залаяла, Муся зарычала, а из живота Ванечки послышалось тихое подвывание. Потом его куртка задралась. Парень попытался удержать ее, но из-под полы показались сначала черные ножки, а потом и весь щенок.

– Собачка… – протянула я. – Мопс! Черный, как Фира! Теперь понятно, откуда на лоджии у Анны Григорьевны шерсть и «визитные карточки». Ваня, ты в курсе, что у бабушки аллергия? Притащил в дом тайком песика, никому о нем не сказал…

Мальчик умоляюще посмотрел на меня:

– Тетя Лампа, вы только меня не выдавайте! Бабушка привыкнет к Фердинанду, я в Интернете прочитал, все аллергики привыкают. Почихают и успокоятся. Фердинанд такой хороший!

– Да, очень милый, – согласилась я. – Но все же введи старушку в курс дела, а то она считает, что у вас в квартире полтергейст.

– Прикольно… – хихикнул Ваня. – Бабуля ваще оригинал. Вы не побежите к нам?

– Если пообещаешь рассказать Анне Григорьевне правду, то нет, – вздохнула я.

Кабина раздвинула двери, подросток резво унесся. Я с Фирой и Мусей двинулась за ним, усмехаясь про себя – самые непонятные происшествия, как правило, имеют наипростейшие объяснения.

Выйдя во двор, Фира неожиданно взглянула на меня и тихо сказала:

– Гав.

– Прости, дорогая, – вздохнула я, – все подозрения с тебя сняты. После прогулки угощу сыром.

Вернувшись домой и сдержав обещание, данное мопсихе, я убрала остатки «эдама» в холодильник, потом позвонила в квартиру Петровых.

Трубку сняла Мамаева.

– Сделай одолжение, посмотри, какие вещи висят в прихожей, – попросила я Вику.

– Зачем? – поинтересовалась та.

– Пожалуйста, глянь, – я не стала ничего объяснять.

– Похоже, тебе нечего делать! – возмутилась Мамаева. – Перезвони на мобилу, а то ведь здесь идиотский телефон со шнуром, мне с ним по коридору не пройти.

Я покорно подождала пару минут и сделала вызов на сотовый Вики.

– Чего надо? – грубо спросила приятельница.

– Посмотри на верхнюю одежду. Чья она?

– Мое пальто. Серое, твидовое, с большим поясом, купила его на распродаже в Милане. В Москве такое запредельно стоит, а мне за двести евро досталось, – не упустила момента похвастаться Мамаева.

– Дальше…

– Черная драповая хламида с воротником из серого каракуля. Старперская вещь. Думаю, она Ильи Николаевича – застежка на мужскую сторону и по размеру только ему подойдет. Ого, к жути еще и кепка прилагается из того же меха.

– Меня интересуют куртки, – остановила я поток ехидства. – Они там есть?

– Две штуки, – отрапортовала информаторша. – Ярко-голубая, с золотыми пуговицами, карманы накладные, оригинальной формы. О! На ярлычке написано: «Вивьен Вествуд». Небось фейк, настоящая Вествуд – дорогое удовольствие. Молодцы китайцы, так скопируют шмотки, что сам дизайнер не поймет, где подлинник.

Я, прижав трубку плечом к уху, налила себе еще одну чашку кофе. Симпатичный голубой пуховичок принадлежит Ладе. Она любит яркие вещи и не стесняется, невзирая на почтенный возраст, повязать розовый платочек или украсить себя броскими аксессуарами.

– Черная куртища с капюшоном, – продолжала Вика, – на «молнии». Сразу и не понять, мужская или женская, короче – унисекс разбушевался. На мой взгляд, в такой исключительно на помойку с мусорным ведром надо ходить. И последнее на вешалке бежевое пальто. Вполне пристойного вида, с модным кожаным ремешком. Оно Настино.

– Черная куртка одна? – уточнила я.

– Да. А что? – встрепенулась Мамаева, которая была любопытнее всех кошек Европы, вместе взятых.

– Посмотри, она чистая? – попросила я.

– Фу! – воскликнула спустя секунду Вика. – Спина чем-то запачкана. Вроде соус пролили. Все уже подсохло, и непонятно, чем ее изгваздали. А как ты догадалась, что куртка испорчена?

Забыв попрощаться, я быстро разъединилась. Как я узнала, что парку Егора ждет химчистка? Очень просто! На моих глазах в день презентации очередной картины Лады Олег Расков, уже основательно нагрузившийся, решил угостить Мамаеву лично смешанным коктейлем. Расков, напомню, алкоголик, ему достаточно пригубить рюмку, чтобы впасть в инфернальное состояние. Настя не приглашала Олега, зная, что он может устроить разборку, но, поскольку на вечеринку позвали чуть ли не всех знакомых, до пьянчуги тоже дошел слух о тусовке, и он приперся без спроса. Ну не выгонять же его, испортив Ладе праздник скандалом?

Сначала Олег вел себя прилично, и Настя расслабилась. А потом незваный гость схватил вазу, налил в нее сироп, кофе, виски, колу, добавил от души соуса, который идет в некоторые коктейли, плеснул в адскую смесь кетчупа, бальзамического уксуса и оливкового масла из бутылок, стоявших на кухонном столе, и пристал к Вике:

– Угощайся, дорогая!

Мамаевой удалось отделаться от него, она убежала, а я, наблюдавшая за этой сценой, испугалась, что Олег полезет в драку. Но Расков не стал размахивать кулаками, а взял и вылил на вешалку содержимое вазы. Не знаю, метил ли идиот в верхнюю одежду Егора, был ли он в курсе, что носит жених Насти, или просто хотел выместить злость, но весь «коктейль» достался именно куртке Кострова.

И сейчас я с опозданием поняла, что произошло потом. Едва Лариса произнесла ночью фразу: «Заказы перепутали», в моей голове оформилось предположение: что, если на Егора наехали случайно? Вдруг убить хотели Гудкову, а преступление намеревались замаскировать под элементарное ДТП? Об аккуратности Насти ходят легенды, все друзья в курсе – она будет падать от усталости, но все уберет в квартире после ухода гостей и непременно потащит мусор к бачку. Преступнику оставалось только притаиться и выждать нужный момент. И он настал: из подъезда вышла невысокая фигура в красной куртке с капюшоном, отороченным мехом, и медленно побрела к бакам.

Вот только киллер не знал, что Егор захочет помочь Насте и избавит ее от похода к помойке. Костров был мелким мужчиной, они с Настюшей легко менялись джинсами. Наверное, Егор схватился за свою куртку, увидел, что та насквозь промокла, и надел красную Настину. Другого варианта у него просто не было. Натягивать прикид Ильи Николаевича, Лады или светло-бежевое пальто Насти он бы точно не стал.

Тело Егора увезли, а его черная парка осталась висеть в квартире Петровых. И красной курточки Настюши там нет. После известия о наезде никто не вспоминал об одежде.

Я схватила телефон и почти закричала, набрав номер Вени:

– Быстро скажи, во что был одет Егор, когда его привезли в морг?

– Ботинки черные, на толстой подошве, – не удивившись моему вопросу, принялся перечислять Греков, – брюки коричневые…

– Куртка! – перебила я. – Ее цвет!

– Красная, с накладными карманами, рукава на вязаных манжетах, пуговицы большие, костяные, капюшон с отделкой из искусственной лисы, – зачастил Веня.

– Спасибо, – остановила я его. – Ну почему я раньше не догадалась? Егор случайная жертва, целью наезда была Настя.

Веня выслушал мои рассуждения и внезапно спросил:

– А кто сказал, что автомобиль, который сбил Егора, был именно «Рено»?

– Лада, – ответила я. – Она из окна своей спальни видела происшествие. И описала водителя – блондинку в красной куртке. След привел сначала к Екатерине Дроздовой, а потом к Вере Скворцовой. Знаешь, мне ужасно хочется поехать к Ладе и задать ей прямой вопрос: почему она назвалась матерью Гудковой?

– Не советую лезть напролом, – быстро произнес Греков. – Подумай, много лет Петровы весьма удачно прикидывались самыми близкими родственниками Насти и Гриши. Полагаешь, вот так просто Лада расскажет, с какой радости они всем врали? Лучше поговорить со Спиридоновой, она познакомила тебя с Гудковыми и солгала, что знает Настю с детства.

– Может, она говорила правду? – вздохнула я.

– Но тогда Аня в курсе, что Лада и Илья Николаевич вовсе не родители Насти, а Григорий ее брат. И тем не менее Спиридонова поддерживала басню подруги. И обращалась с Григорием как с ее супругом, – резонно заметил Веня. – Она же представила тебе Гудковых как мужа и жену.

– Верно, – согласилась я.

– То есть в любом случае Аня врала, – подытожил Веня. – Если ее рассказ о днях, проведенных с Настей на даче, правда, тогда весьма странно выглядит ситуация с Ладой и Ильей Николаевичем. А если Спиридонова нафантазировала про дружбу в песочнице, то зачем она это сделала? И на Анну, в отличие от Петровых, можно надавить. Похоже, красавица не желает, чтобы нынешний муженек общался с прежними ее друзьями. С чего бы это, а? Так, посмотрю, что есть на Анну Спиридонову в базе МВД… О, весьма интересно!

– Что там? – забеспокоилась я.

– Ты знала, что мать Анны покончила с собой, когда дочь заканчивала десятый класс? – спросил Греков.

– Нет, – ответила я. – Мы со Спиридоновой, любимой ученицей моей мамули, в то время лишь здоровались друг с другом. Может, по этой причине Аня перестала заниматься вокалом? Вот что, наверное, имела в виду моя мама, беседуя со своей подругой Олимпиадой по телефону, когда сказала: «Девочки из хорошей семьи не должны даже слышать о таких страшых вещах». Она узнала о суициде, но мне ничего не сообщила. Это было в ее духе – оградить дочь от всех ужасов внешнего мира.

– А знаешь, Спиридонова закончила школу и тоже исчезла, – протянул Веня. – В институт не поступала, никаких сведений о ее работе нет. Правда, Анна осталась прописанной в квартире с отцом и бабушкой. Старуха вскоре скончалась, Михаил Спиридонов тоже умер. Чем занималась Аня? Жила ли она дома? Данных нет. Но потом девушка выходит замуж за Дмитрия Спиридонова и переезжает к мужу. Сейчас Анна жена Андрея Маслова, преподает музыку в детском муниципальном центре. В анкете при приеме на работу она указала, что имеет диплом училища имени Глинки и преподавала в школе «Скрипичный ключ». Очень хитро.

– И в чем лукавство? – тут же спросила я.

– Училище имени Глинки, о котором упоминала Анна, находилось в городе Дворске, что за Уральскими горами, и архив учреждения, закрытого десять лет назад, не оцифрован. То есть ни подтвердить, ни опровергнуть факт посещения занятий студенткой Спиридоновой невозможно. Школа «Скрипичный ключ» сеяла разумное, доброе, вечное под Псковом, а потом тоже тихо накрылась медным тазом. И у них все документы по старинке лежали в скоросшивателях. Интересно, где гниют сейчас папочки? Так что даже я могу смело утверждать, что овладел знаниями в Дворске и профессорствовал в храме музыкальных знаний «Скрипичный ключ», проверить мою ложь будет крайне трудно. И в обычном заведении вроде детского некоммерческого центра проверками заморачиваться не станут, удовлетворятся справками и представленными дипломами. Небось к ним никто за крошечный оклад работать не спешит. Знаешь, Лампа, я при помощи принтера такие аттестаты сварганю, пальчики оближешь. Не кажется ли тебе, что биография Ани Спиридоновой при всей ее непохожести здорово напоминает жизненный путь Гудковых? Об этой троице ничего точно не известно, на поверхность все они вынырнули менее десяти лет назад. Странная тенденция. Чует мой нос нехороший аромат… Хочешь совет? Пообщайся со Спиридоновой. Кстати! Они с мужем вот-вот укатят в Америку, им дали рабочие визы.

Глава 29

Ане я позвонила, предварительно узнав в детском центре ее расписание.

– Привет, Лампуша, – без особой радости откликнулась Спиридонова. – Как дела?

– Наверное, тебе сказали про смерть Насти? – спросила я.

– Да, – коротко ответила Аня. – Вот жуть! Настя всю жизнь боялась воды, она плавать не умела и опасалась утонуть, повторяла: «Никогда дверь в ванную не запираю, у меня предчувствие, что я умру под душем». Я над ней посмеивалась, а Гудкова дулась. И теперь думаю: может, не врут насчет человеческой способности прогнозировать будущее? Настюха-то действительно в родном доме скончалась.

– Но не в ванной. Мне очень надо с тобой поговорить, – не совсем вежливо перебила я Аню. – Срочно!

– Сегодня никак, – с самой правдивой интонацией солгала Анечка. – Мы готовимся к отчетному концерту, я репетирую с хором без перерыва до десяти вечера. Завтра тот же расклад, и так две недели. Извини, Лампушик, очень по тебе соскучилась, но не получится встретиться.

Я вышла из-за большого джипа, встала за спиной Ани и сказала:

– Обернись.

– Зачем? – не поняла она. Но оглянулась, увидела меня и ляпнула: – Блин…

Я сунула сотовый в карман.

– Жизнь вруна с появлением сотового стала легче. Если в вашу трубку не вмонтирован электронный шпион, сообщающий наблюдателю, в какой точке на карте находится владелец номера, то на вопрос «Ты где?» легко можно ответить: «На совещании», а потом продолжить свой бег по магазинам. Извини, если напугала, но нам действительно необходимо обсудить одну проблему.

– Прямо здесь? – прищурилась Аня. – На улице?

– Можем пойти в кафе или сесть в мою машину, – предложила я. – Есть, конечно, вариант отправиться к тебе домой, но, думаю, ты не захочешь, чтобы нашу беседу слышал Андрюша. Давай лучше залезем в мой джип на заднее сиденье. Стекла затонированы, снаружи нас никто не увидит.

Спиридонова демонстративно посмотрела на часы.

– Извини, я очень тороплюсь. Надеюсь, у тебя не случилось ничего ужасного?

– Даже не знаю, что ответить… – протянула я. – Вообще-то у меня полно плохих новостей.

Аня сделала шаг назад.

– Ой, Лампа! Они связаны с твоим здоровьем? Врачи поставили тебе страшный диагноз?

– Нет, нет, – поспешила я успокоить Спиридонову, – меня можно запускать в космос.

Аня улыбнулась.

– Отлично. Тридцатого Андрюша улетает в командировку, его не будет пару недель. Выбирай любой день и прикатывай, без суеты обсудим все новости.

– До отъезда твоего мужа целых двенадцать дней… – протянула я.

– Поэтому я и спросила про твое самочувствие, – уточнила Аня. – Если с ним напряга нет, то прекрасно. Все остальное подождет.

– Говоришь, тридцатого? – повторила я.

Спиридонова широко улыбнулась:

– Да.

Мне стало грустно. Анечка лжет, а я могла бы ей спокойно поверить, но, на беду, знаю правду.

– Думаю, в конце месяца тоже не получится встретиться… потому что ты вот-вот отвалишь в США вместе с супругом, – сказала я, глядя Ане в лицо. – Похоже, надолго.

Спиридонова сделала быстрое глотательное движение, я видела, как у нее дернулась шея. Но растерянность подружки длилась мгновение, она мигом пришла в себя:

– Да, Андрюшка летит в Нью-Йорк на выставку. Мы бы хотели устроиться на службу в штаб-квартиру фирмы, где он работает, но это запредельно трудно. Желающих море, и…

Мне надоел глупый разговор, я вытащила из кармана телефон, нашла нужное сообщение и начала читать его вслух:

– «Виза в США, так называемая рабочая, сроком на пять лет выдана Маслову Андрею Евгеньевичу и его жене. Два билета эконом-класса на самолет куплены четыре месяца назад в один конец…» Немного неразумно с вашей стороны было приобретать проездные документы до получения виз, их могли и не выдать, но риск оправдался. Вы покидаете Москву через трое суток. Спасибо за предложение приехать к тебе, но ты, приглашая меня, употребила неверный глагол – мне бы пришлось не ехать, а лететь.

Аня схватила меня за руку.

– Замолчи! Закрой рот! Про США вранье! Андрей отправляется один! Не смей нести чушь, идиотка!

Я поморщилась.

– Неадекватная реакция. Тебе следовало вести себя иначе, а не демонстрировать откровенный испуг. Аня, мы живем в век электронных билетов и отправки документов через Интернет. Почти все консульства теперь имеют онлайн-сервис, человек, желающий посетить ту или иную страну, заполняет анкету на сайтах визовых служб, экономит время. И хороший компьютерщик легко найдет любой документ. Интернет – это быстро и удобно, но вопреки расхожему мнению совсем не секретно. Мне продолжать или ты перестанешь лгать? Что стыдного в отбытии за океан? Почему ты скрываешь вашу с мужем поездку за рубеж? Коммунистические времена миновали, нынче служба в Нью-Йорке обыденное дело, в США полно россиян. Ты кого-то боишься? Убегаешь?

Аня опять сделала глотательное движение.

– Просто не хочу сглазить удачу. Начнешь трезвонить на всех углах о предстоящей поездке, и она сорвется. Лампуша, пожалуйста, никому не говори, умоляю! Никто, кроме тебя, не додумался бы рыться в документах авиакомпании и визовых служб. Как тебе удалось проделать это? Я думала…

Аня задохнулась. А я сердито сказала:

– Предлагаю сделку: я ни словом не обмолвлюсь о ваших с Андреем планах, а ты ответишь на мои вопросы. Сейчас.

Спиридонова чуть ссутулилась.

– Ладно. Где твой джип?

Мы устроились на заднем сиденье, и я решила не тянуть время зря:

– Как давно ты знаешь Настю?

– Гудкову? – уточнила Аня.

Я разозлилась.

– В нашей компании одна Анастасия.

– А у меня несколько знакомых с таким именем, – заявила Спиридонова. – На работе есть Настюха Найденова, потом…

Я хотела было сказать, что понятия не имею о том, с кем работает Аня, но вдруг сообразила: Спиридонова просто избегает откровенного разговора – и перебила ее:

– Ладно. Мы попробовали побеседовать по душам, но ничего не вышло. До свиданья.

– Эй, что ты собралась делать? – испугалась Аня.

– Найти убийцу Насти, – ответила я.

– Это же несчастный случай, – слишком быстро сказала Спиридонова.

– Нет, Аня, Настюшу лишил жизни человек, владеющий приемами борьбы лук-до, – четко произнесла я. – Может, слышала о таком боевом искусстве?

Спиридонова вжалась в спинку сиденья.

– Нет. Откуда бы? Я ничего не смыслю в драках. Ты ошибаешься! Мамаева мне звонила и сказала, что Гудкова, упав, расшиблась насмерть.

– Верно, – согласилась я. – Но почему она упала? Знаешь, кто мне подсказал, где искать правду? Федор Барбосов, лучший друг покойного Мити.

– Федя? – на этот раз совершенно искренне поразилась Аня. – Он-то тут при чем? Барбосов давно со мной не общается.

Я решила оставить вопрос Спиридоновой без ответа.

– Аня, попытка вторая и последняя. Либо мы беседуем откровенно, и тогда я молчу про Нью-Йорк, либо ты мне в очередной раз соврешь и уйдешь домой. Но тогда уж прости, отлет в США перестанет быть секретом, а сотрудники Макса сделают так, что вас с Андреем не пропустят через границу.

– Шантажистка, – прошептала Аня. – Что бы сказала твоя мама, услышь она заявление Фроси?

– Я давно откликаюсь на Лампу, – отбила я мяч на половину противника, – девушки Фроси более нет, и я не горюю об этом. А моя мама всегда ненавидела врунов. Итак, вопрос: где ты познакомилась с Настей?

– На да… – начала было Спиридонова. Но я быстро приложила палец к губам:

– Тссс! Не произноси «на даче», не надо. Вторая попытка последняя, третьей не будет. Ладно, учитывая наше старое знакомство, помогу тебе. Лада и Илья Николаевич – не родные мать и отец Насти и Гриши. Брата с сестрой произвели на свет Виринея Марковна и Валерий Леонидович Гудковы. Да, да, я в курсе, что Настюша и Григорий единокровные и единоутробные дети упомянутой только что пары.

– Если ты все знаешь, зачем меня мучаешь? – прошептала Аня. – Давай разойдемся. Насти нет, Гриши тоже, никого их кончина не насторожила. Естественная смерть. Я хочу улететь в Америку, пока жива.

Спиридонова замолчала.

– Немедленно рассказывай! – приказала я. – Иначе прямо сейчас позвоню в офис Макса, и вы с мужем никогда не пройдетесь по Манхэттену. Ты тут патетически восклицала: «Что бы сказала Ольга Петровна?» Интересно, а как бы моя мама отнеслась к любимой ученице Ане Спиридоновой, узнай она, что та замешана в убийствах?

– Холодно… – лязгнула зубами бывшая ученица моей матери.

Я быстро включила подогрев сидений, перегнулась через спинку, достала из багажника плед, бросила его на плечи Ане и спросила:

– Теперь лучше?

– Сверху тепло, меня внутри трясет, – прошептала та, кого я долгое время считала подругой. – Ты же не отстанешь?

– Нет, – кивнула я.

– Ничего плохого я не делала, – всхлипнула собеседница.

Я обняла ее за плечи.

– Тем более надо рассказать правду. Нельзя всю жизнь трястись от страха.

Спиридонова вытащила из-под пледа руку, вытерла нос и вдруг улыбнулась.

– Это мое хобби – дрожать от ужаса. Бояться, что кто-нибудь узнает правду. Я с двенадцати лет не хожу, а ползаю. И ведь никто этого не видел, не замечал, не понимал. Даже твоя мать, хотя она реально лучше всех взрослых была.

Аня сбросила шерстяное одеяло.

– Фу, жарко стало… Помнишь, как я у вас в доме появилась?

– Нет, я не очень-то интересовалась мамиными учениками, – призналась я. – Их было много, они часто менялись, потому что мама не желала заниматься с, как она говорила, «пустыми бочками». Мне не запомнился момент, когда ты впервые в наш дом пришла. Но потом мама стала постоянно говорить об очень талантливой Ане, и я обратила на тебя внимание. Ты пела прекрасно, и мамуля, помню, предрекала тебе блестящую карьеру.

Аня опять застучала зубами и закуталась в одеяло.

– Я не хотела обучаться вокалу. Но папа приказал, и ослушаться его я не могла. К тому же в семье была бабушка, Арина Михайловна, мать отца. Она меня на уроки сопровождала до последнего дня.

– Да ну? – удивилась я. – Ни разу не видела эту даму.

– Она в садике сидела, у подъезда, – прошептала Аня.

– Даже в холодное время года? – поразилась я. – Маминых учеников часто приводили бабушки, но они оставляли ребенка, уходили по делам и возвращались к определенному времени. На улице никто не маячил.

Аня сцепила пальцы в замок.

– Трудно начать рассказ… Не понимаю, как… Я не хотела! Я ненавидела пение!

– Ничего особенного, – улыбнулась я, – меня саму крючило от гамм и экзерсисов. Но мама была уверена, что Моцарт стал великим из-за отца, который с пеленок принуждал мальчика сесть за инструмент. Вот она и решила воспользоваться чужим опытом. Но в моем случае эффект не был достигнут. Из меня вышла арфистка средней руки, у меня начисто отсутствует талант исполнителя. А у тебя был явный дар, ты пела, как соловей, прости затасканность сравнения. Может, твой отец был прав, принуждая тебя к походам к репетитору, и сейчас бы ты выступала в «Ла Скала»?

Аню передернуло.

– О нет! Знаешь, почему бабка топталась у входа в ваш дом? Она боялась, что я сбегу навсегда и тогда любимый сынок Мишенька, папенька мой, ей шею свернет. Папаша вовсе не планировал мою блестящую карьеру, он хотел, чтобы я ему одному пела. Понимаешь? Сольный концерт.

Я растерялась.

– Нет. Что значит одному?

Аня истерически рассмеялась:

– Лампа, тебе сколько лет? Очнись! Он желал слушать дочурку по вечерам в своей спальне. За плотно-плотно закрытой дверью. Дошло? Его возбуждал звук моего голоса, поэтому он меня и учиться отправил. Чем лучше я пела, тем больше у него вожделение росло. Эй, доперло?

– Хочешь сказать, что твой отец… – начала было я и осеклась.

Аня стукнула ладонью по сиденью.

– Точно! Он со мной спал. Впервые отволок в свою койку, когда мне одиннадцать стукнуло. Я в ванной под душем от хорошего настроения запела, и тут папашка вошел с полотенчиком. Круто, да?

Я не нашлась, что ответить, а Аню словно прорвало.

Глава 30

Михаил Спиридонов был властным и жестоким человеком. Жена Валя и мать Арина Михайловна подчинялись ему во всем. Когда отец стал по ночам приводить в спальню маленькую Аню, обе женщины сделали вид, что ничего не видят. Перепуганная насмерть Анечка пожаловалась матери на поведение отца, а на следующий день, вернувшись из школы, она увидела ее избитой до кровоподтеков. Михаил спокойно сказал дочери:

– Эта дура получила из-за тебя. Я хороший отец, доченьку никогда ремнем не трону. Малышек нельзя наказывать, а глупые бабы заслуживают колотушек. Смотри, Анечка, если кому пожалуешься или расскажешь, как хорошо мы живем, что едим, как отдыхаем, я Валентине сначала глаза выколю, затем язык отрежу. Дочь сболтнет – мать расплатится. Надеюсь, понятно?

Так и повелось. Если Аня была, по мнению отца, не особенно угодлива в постели, по полной программе доставалось Вале. И запуганная насмерть девочка превратилась в рабыню отца. Валентина не пыталась ей помочь, старалась не разговаривать с дочкой, а бабка во всем потакала сыну-садисту.

Почему Аня не пожаловалась учителям? Спиридоновой казалось, что она сама виновата в происходящем. Она плохая, гадкая, мерзкая, ей никто никогда не поможет. Она упорно скрывала ситуацию в семье, боялась, что одноклассники и преподаватели, узнав правду, будут ее высмеивать. Аня не верила никому, весь мир был против нее. Если уж и мама, и бабушка не могли или не хотели защитить ее, то чего же ждать от посторонних, априори равнодушных людей? По какой причине Анечка не пошла в милицию? Вы спросили всерьез? Ей это даже в голову не приходило.

У каждого человека есть свои сексуальные предпочтения. Михаила Спиридонова возбуждало пение Ани. Каждый вечер он приказывал девочке исполнять песни. Потом, поняв, что репертуар дочери ограничен произведениями, которые звучат по радио, нашел ей педагога по вокалу.

Ольга Петровна Романова быстро сообразила, какой бриллиант попал ей в руки, и начала старательно обучать Аню. Преподавательница была такой внимательной и искренней, что Анечка один раз едва не рассказала ей о том, как она живет, но вовремя прикусила язык. А вот учительница часто говорила:

– Аня, я чувствую, у тебя есть зажим, где-то на уровне грудины мышечный спазм. Расслабься, и дело пойдет лучше. Не забывай о гимнастике. Может, тебя что-то тревожит?

Юной певице оставалось только удивляться проницательности Ольги Петровны – у нее действительно постоянно было ощущение тупого железного копья, вбитого между лопатками. Чтобы избавиться от дискомфорта, Ане требовалось глубоко вдохнуть и очень медленно выдохнуть, вот тогда на пару секунд ей делалось легче.

Однажды осенью Аня по дороге на урок попала в глубокую лужу, промочила ноги, замерзла и тряслась в ознобе во время занятий. Сначала Ольга Петровна недовольно морщилась, потом хлопнула в ладоши и воскликнула:

– Я устала, делаем перерыв! Пьем чай!

Никогда ранее педагог не предлагала ученице отдохнуть. Аня выпила кружку очень горячего чая, и «копье» неожиданно исчезло. Дальше урок прошел прекрасно.

– Чай! Вот волшебное средство! – обрадовалась Ольга Петровна. – Вообще-то считается, что пить и есть следует за два часа до работы с голосом, но с тобой получается иначе. В следующий раз попробуем какао.

Но следующего раза не было. Когда Аня с бабкой вернулись домой, по квартире ходили мрачные чужие люди. Валентина покончила с собой, оставив записку с неоригинальным текстом: «В моей смерти никого не вините».

Через две недели после ее похорон к Спиридоновым неожиданно приехала Ольга Петровна. Дома были Арина Михайловна и Аня, Михаил находился на работе. Он служил последним винтиком в каком-то затрапезном месте, карьеры не сделал и в своем далеко уже не юном возрасте считался мальчиком на побегушках. Может, неуважение коллег, низкая зарплата, отсутствие каких-либо перспектив и сделали из него домашнего садиста? Но его дочь не составляла психологический портрет своего мучителя, она просто радовалась, что того не выпускают из конторы с десяти до семи и можно хоть днем не видеть его.

О чем Ольга Петровна беседовала с бабкой, Аня не знала, однако догадалась, что старуха сообщила ей о самоубийстве невестки. После того визита на занятия по вокалу Аню водить перестали. Школу девочка закончила через месяц после смерти матери. Что делать дальше, она понятия не имела, об институте отец не заговаривал. Десятого июля Михаил сломал ногу и попал в больницу. Счастье его дочери невозможно описать словами – впереди было свободное лето без ежевечерних песен в спальне папаши.

Но спустя пару дней бабка сказала внучке:

– Завтра Миша возвращается.

– Как? – в ужасе спросила Анечка. – Он же в клинике!

– Ему нацепили на лодыжку какие-то железные кольца со спицами, и сынок уже может ходить, – пояснила старуха. – Ты бы привела себя в порядок… Голову помой!

Аня пошла было в ванную, но потом изменила направление, помчалась к холодильнику. Накапала в кефир, который всегда вечером пила мать отца, снотворные капли, дождалась, пока Арина Михайловна захрапит, и убежала вон из дома. Куда? У нее не было плана. Не было у нее и подруг, у которых можно спрятаться, она просто ушла в никуда. В кармане у Ани лежали небольшая сумма денег, прихваченная из дома, аттестат зрелости и паспорт. Аня не догадалась даже взять зонтик, ей просто хотелось как можно быстрее очутиться на другом конце земли.

Желание уехать пригнало беглянку на Курский вокзал. Она посидела там на скамейке, увидела милицейский патруль, который проверял у людей документы, и испугалась. Вдруг бабка проснулась и подняла тревогу? Правда, перед уходом девочка оставила на кухонном столе записку с убедительным, как ей показалось, текстом: «Ухожу навсегда. Не найдете. Станете искать, всем расскажу про отца». Но Арина Михайловна могла не посчитать угрозу внучки серьезной.

Спиридонова кинулась к кассе и купила билет до станции Лукьяново. Почему именно туда? Нет ответа на этот вопрос. Может, название пункта подсказало местное радио, которое в то время, когда Анечка летела за проездным документом, объявило:

– Электричка до станции Лукьяново проследует экспрессом. Внимание, до станции Лукьяново остановок не будет, отправление через три минуты.

Спустя непродолжительное время Анечка вышла из поезда вместе с другими пассажирами. Народ бойко побежал на остановку автобуса, и Спиридонова поддалась стадному чувству. Но, оказавшись под навесом, она вдруг поняла, что ей спешить некуда, и села на лавочку.

Часы показывали без четверти полночь, вокруг стояла темнота, Аню колотило от страха – что, если сейчас из-за кустов выйдет волк? Вот только не надо смеяться над Спиридоновой! Дикие животные и правда пугали ее намного больше, чем возможный насильник. Что нового мог сделать сексуальный преступник с девушкой, которая каждый вечер служила игрушкой для садиста?

– Автобус уехал? – спросил чей-то голос.

Аня подняла голову и увидела полную тетку в цветастом платье.

– Укатил, да? – повторила та. – Вот незадача, опоздала! Придется пешком идти. Чего сидишь? Больше до утра транспорта не предвидится. Тебе куда? В Лукьяново или Барыкино?

Анечка пожала плечами.

– Если в Лукьяново, – не отставала женщина, – то пошли вместе. Вдвоем веселей и не страшно. Ну? Не молчи. Где ты живешь?

– Нигде, – призналась Аня. – Просто села в поезд, а он привез меня сюда.

Тетка поправила свисавшую с плеча сумку.

– Ага. Раз так, то идем ко мне. Дома полно народа, люди молодые, подружишься с ними. Меня зовут Валентина Петровна Воробьева, я врач, в Лукьянове отпуск провожу. А тебя как зовут? Ну, не спи, замерзнешь! Давай, помоги лучше мне поклажу дотащить…

Аня встала, взяла у женщины пакеты и двинулась рядом с ней по дороге…

Спиридонова вдруг прервала рассказ и исподлобья посмотрела на меня.

– Наверное, ты считаешь меня идиоткой? Последовать ночью за незнакомой теткой в какую-то избу, полную народа. Я потом часто вспоминала ту встречу и пыталась понять, почему не отвергла неожиданное предложение.

Я пожала плечами.

– Темно, страшно, одиноко, ночь вокруг… Знаешь, в моей жизни когда-то была подобная ситуация. Я тоже удрала из дома от мужа, которого терпеть не могла. Выскочила на проспект и чуть не угодила под машину, за рулем которой сидела женщина. Она пригласила меня к себе, и я, не думая ни о чем плохом, поехала. Теперь Катя Романова моя лучшая подруга, ее дети – мои дети. Иногда на шоссе можно встретить ангела.

Аня криво ухмыльнулась.

– Ту женщину звали, как мою маму, – Валентина. Наверное, это было главным. Ты веришь в ангелочков? Ну тогда придется признать и наличие дьявола. Мне не так повезло, как тебе. На дороге можно столкнуться с херувимом, но мне попался сатана. Ладно, слушай дальше. Может, я длинно говорю, но иначе ты не поймешь.

Я молча кивнула, Аня прикрыла глаза и продолжала.

…Валентина привела девочку в избу, накормила ее, уложила спать, а утром познакомила со своими, как она сказала, племянниками – Настей и Гришей Гудковыми и Димой Спиридоновым. Троица оказалась старше Ани. Настя и Гриша, серьезные, чуть хмурые, были мужем и женой, а Дима выглядел балбесом – безостановочно рассказывал анекдоты и был не женат.

Валентина не обманула, она действительно работала гинекологом. Гудковы и Дима часто ездили в Москву. Настя с Гришей были продавцами на каком-то рынке, а Дмитрий, оказавшийся однофамильцем Ани, недавно закончил мединститут и начал карьеру терапевта. Никаких подробностей о себе новые приятели не сообщали, Анечка полагала, что племянники просто проводят у тети лето. Иногда из города в дом наведывался худой жилистый мужчина, брат хозяйки, Сергей Петрович Лукьянов. Он тоже был доктор, занимался нетрадиционной медициной, практиковал иглоукалывание, какие-то особые массажи, увлекался спортом.

В конце августа Валентина Петровна сказала Ане:

– Извини, конечно, за вопрос, но ты живешь с нами уже два месяца и ни разу не попросила у меня гигиенические средства для женщин. Какие-то проблемы?

– Месячные неожиданно пропали, – пожала плечами Аня, – в начале августа их не было.

– Ты имела связь с мужчиной? – живо спросила Валентина.

– Нет, – соврала девушка, которая ни за какие коврижки не собиралась рассказывать правду.

– Давай я тебя осмотрю, – предложила гинеколог.

– Нет! – испугалась Аня. – Все нормально, я, наверное, простудилась.

Вечером приехал Сергей Петрович, о чем-то пошептался с сестрой, а после ужина сказал Ане:

– Не надоело балбесничать? Пошли поговорим, решим, как нам дальше жить – учиться тебе идти или на работу устраиваться. Ну, согласна?

Он протянул ей руку, Аня пожала крепкую, просто деревянную, ладонь… и дальше ничего не помнила.

Утром к ней в спальню вошла хозяйка дома, села на кровать и сказала:

– У тебя была беременность, срок не особо большой. Отдыхай.

Аня не поверила своим ушам.

– Не может быть!

Валентина обняла девочку.

– Все беды позади. Михаил больше никогда тебя не тронет.

Аня сползла под одеяло.

– Успокойся, – приказала Воробьева, – теперь ты член нашей семьи, находишься под защитой. Сергей поговорил с твоим отцом, объяснил ему кое-что. Мерзавец в твоей жизни более не появится. Забудь и его, и бабку, как страшный сон. Ей-богу, они заслужили кару за то, что сотворили с дочерью и внучкой.

Спиридоновой стало очень страшно, а Валя добавила:

– Не спрашивай, как мы узнали правду, но знай: от нас ничего скрыть нельзя. Хочешь быть счастливой?

Аня кивнула.

– Тогда слушай Сергея Петровича, – велела Валентина, – дружи с Настей, Гришей и Димой, и все у нас пойдет замечательно. Мы скоро переедем из деревни в Москву на городскую квартиру, лето заканчивается. Ты будешь жить с нашей тетей Адой.

– Сколько у вас родственников? – прошептала девушка.

– Много, – улыбнулась Воробьева. – Ты постепенно с ними познакомишься.

Тетя Ада оказалась тихой, улыбчивой старушкой, явно побаивающейся родственников. Если у Ани возникала какая-то проблема, милая бабушка быстро произносила:

– Кошечка, спроси у Сережи, как поступить, он точно даст хороший совет.

Аню определили на рынок торговать техникой в ту же лавку, где служила Настя. Спиридонова стала бывать дома у Гудковых, познакомилась с Ладой и Ильей Николаевичем. А через некоторое время у Анечки завязался роман с Димой Спиридоновым. Молодой врач красиво ухаживал за ней, и в конце концов они сыграли свадьбу. Внешне все выглядело замечательно, однако на самом деле…

Аня не сразу, но поняла, что те, кого Валентина именует «семьей», в действительности вовсе не родственники друг другу, а совершенно посторонние люди, повязанные одной веревочкой. Вскоре после того, как Спиридонова поселилась у тети Ады, Сергей стал поручать ей разные задания. Сначала они были пустяковыми – взять пакет и доставить его по нужному адресу. Затем Ане велели следить за каким-то мужчиной. Потом приказали познакомиться с женщиной, втереться к ней в доверие и выяснить, как часто ее супруг ездит в Калугу.

Аня никогда не знала, зачем нужно то, что она делает, никто не рассказывал ей всю информацию. Спиридонова лишь участвовала в каком-нибудь эпизоде. И все же поняла: «семья» занимается чем-то криминальным. Ее любимый муж Дима явно был осведомлен лучше жены, но тоже не откровенничал. Все попытки Ани вытряхнуть из него хоть какие-то сведения разбивались о нежелание Мити говорить о тайнах «семьи». Потом Анечка забеременела, и Валентина заботливо сказала:

– Чудесная новость! Уходишь с работы и спокойно растишь ребенка.

Спиридонову оставили в покое, она превратилась в самую обычную домашнюю хозяйку, озабоченную уборкой и готовкой обеда.

Первое время после рождения Никиты Анечка была счастлива так, как никогда в жизни. Но потом стало ясно, что ребенок серьезно болен.

Глава 31

Когда Никите поставили диагноз «мышечная дистрофия Дюшенна», Митя впервые напился до потери сознания.

Утром Ане позвонила Валентина Петровна, поинтересовалась, как идут дела, и молодая женщина не удержалась, пожаловалась на мужа.

Через час к Спиридоновым приехал Сергей Петрович и заявил растерянным родителям:

– Никите необходимо еще раз пройти обследование. Главное – не впадать в истерику, сейчас надо сохранять трезвость мышления. Перестаньте рыдать и наливаться алкоголем, нельзя сразу опускать руки, надо бороться за жизнь мальчика.

Когда он ушел, Аня сказала:

– Лукьянов прав. Мы сможем выдержать испытание. Хорошо, что у нас есть Сергей Петрович. Знаешь, скажу честно: я подозреваю, что он как-то связан с криминальным миром, и мне не очень нравилось исполнять разные его поручения, но, с другой стороны, по отношению к семье Лукьянов безупречен. Очень важно в тяжелый момент жизни ощущать поддержку, моральную и материальную.

– Дура! – заорал вдруг Дима. – Ой, ну какая же ты идиотка! Семья… Не произноси при мне этого слова! Никогда! Никакая мы не семья, мы рабы Сергея и Адала! Нам никогда не выпутаться!

Аня разинула рот. Она и предположить не могла, что тихий, воспитанный Митя способен на такую истерику. А муж стал рассказывать такое, что Спиридонова в какой-то момент подумала: «Может, позвонить Валентине? Дима от известия про болезнь Никиты, кажется, лишился ума». Но когда супруг наконец выговорился, Анечка застыла от страха, окружавший ее мир взорвался и рассыпался мелкими осколками.

Для начала Митя рассказал правду о Гудковых.

Гриша и Настя, оказывается, были братом и сестрой. Воспитывались они авторитарными родителями, которые не позволяли отпрыскам ни малейшей самостоятельности. В доме Гудковых существовали твердые, нерушимые правила: нельзя получать в школе другие отметки, кроме пятерок; запрещается общаться с кем-то из одноклассников после уроков; с занятий надо идти сразу домой и садиться за учебники. Настя убирает, готовит, стирает, а Григорий ходит за продуктами, осуществляет мелкий ремонт; о кино, театре, цирке нельзя даже думать… Телевизора в их доме не было. Радио тоже. Книги давались исключительно по выбору отца.

– Мир полон разврата, – часто повторял Валерий Леонидович, отец Гудковых, – я хочу вырастить детей, чистых телом и духом. Жаль, что вас нельзя перевести на домашнее обучение. Школа – рассадник гадостей.

Виринея Марковна была солидарна с мужем. Настя и Гриша получили золотые медали, аттестаты со сплошными пятерками, положили их дома на стол и задали родителям вопрос:

– Что дальше?

Валерий Леонидович прочитал им лекцию о разврате, который поджидает молодых людей в студенческие годы, и сказал:

– Завтра отправитесь к моему другу Кириллу Ванину и в его общине заживете счастливо. Как бы я хотел очутиться на вашем месте! Но мы с матерью должны нести свой крест в вертепе разврата, в Москве.

Утром родители посадили Настю с Гришей в самолет, он приземлился на Алтае. Там, в горах, почти без благ цивилизации юноша и девушка провели несколько лет. Община Кирилла Ванина вела натуральное хозяйство и существовала обособленно. Вступить в нее постороннему человеку было невозможно. Где Валерий Леонидович и Виринея Марковна свели знакомство с Ваниным, их дети не знали. Со своими родителями после отлета из столицы они не виделись, но со временем поняли: похоже, мать и отец были не совсем здоровы психически. Разве нормальные люди отправят своих детей в каменный век, в пещерные бытовые условия, обрекут их на полуголодное существование и тяжелую работу?

Что же касается «разврата», от которого Валерий и Виринея пытались уберечь отпрысков, ограждая их от общения со сверстниками и средствами массовой информации, то старший Гудков совершил роковую ошибку. Валерий Леонидович наивно полагал, что в изолированном от внешнего мира сообществе царят патриархальные нравы и там нет места разгулу низменных страстей. Но в общине спокойно смотрели на инцест, и Гриша с Настей стали любовниками. Неизвестно, что бы случилось с ними дальше, но Кирилл Ванин неожиданно умер, а его преемник не смог удержать людей в глухом селе, община распалась. Гудковы вернулись в Москву и стали бедствовать. У них не было ни денег, ни жилья, ни знакомств, но одно брат с сестрой знали точно: в родной дом к отцу с матерью они никогда, ни при каких обстоятельствах не вернутся.

Жизнь под пятой Ванина закалила молодых людей – тяжелого труда они не боялись. А вот умением общаться со сверстниками и заводить дружбу с ними не обзавелись. Гриша устроился санитаром в морг при больнице, Настя пошла работать в ту же клинику посудомойкой. Гудковы сняли комнату в бараке и стали осваиваться в огромном злом городе. Единственным, что поддерживало их, была любовь. И Настя, и Гриша понимали – им нельзя иметь детей, слишком велик риск появления на свет больного младенца, поэтому они тщательно предохранялись. Но случилась осечка.

Когда Настю затошнило на кухне при виде недоеденной кем-то котлеты, главная повариха усмехнулась:

– Понятненько. Рожать будешь или как?

– У нас с мужем нет средств на воспитание малыша, – призналась Гудкова.

– Тогда иди к нашему гинекологу, Валентине Петровне Воробьевой, – подсказала повариха. – Сделает все наилучшим образом, и со своих она денег не берет. Принесешь ей коробку конфет, и то откажется. Ступай скорей, упустишь срок – пожалеешь!

Настя поспешила к Валентине Петровне, а та и впрямь оказалась удивительной женщиной. Она не только избавила Гудкову от нежелательной беременности, отказавшись даже от символической платы за свои услуги, но и стала патронировать пару. Валентина нашла молодым супругам хорошую квартиру, помогла устроиться на работу в магазин, давала советы, поддерживала, подбадривала… А потом настал момент, когда она попросила Настю о незначительной услуге. Так, полная ерунда – приехать в Питер (за счет Воробьевой, конечно) и там опустить в почтовый ящик одной из квартир письмо. Разве Настюша могла отказать благодетельнице? В общем, Гудковы не успели и глазом моргнуть, как стали членами «семьи»…

Митя замолк, схватил испуганную Аню за плечи, встряхнул ее и сказал:

– Понимаешь, как они действуют? Видят человека в трудном положении и приходят ему на помощь. Вот как с тобой случилось? Валентина тебя на остановке нашла и домой привела. Накормила, напоила, пожалела, пристроила на работу. Ясное дело, ты стала под ее дудку плясать. И вначале задания ерундовые, до серьезного дело доходит, когда у птички обе лапки в дерьме увязли. У Лукьянова все посчитано и записано, захочешь удрать, Сергей Петрович своим тихим, ровным голосом скажет: «В семье тебя никто не держит. Сам к нам пришел, сам от нас и уйдешь. Но, друг, за тобой долг». И тетрадочку на стол. А там полная калькуляция – сколько съел-выпил, пока без работы куковал и у Вали из кастрюли питался, какую сумму заплатили за ботинки, куртку, которые тебе купили, какие взятки давали, устраивая тебя на службу. Ты, наивный, думал, они помогают бескорыстно, ан нет, бухгалтер на бумажке расходы записывал. Если служишь Лукьянову верой-правдой, он тебе и отец, и мать, и бабка родная. Захотел самостоятельно существовать – извини, заплати по счетам. А там уже немалая сумма набежала. Если даже человек извернется, деньги сам, без участия Сергея и Валентины, раздобудет, то ему другую папочку покажут. И в ней нехороший рассказ о всех его делишках. Вот Анечка с тетенькой подружилась, расспросила ее про поездки мужа в Калугу. На первый взгляд ерунда, забыла Аня о поручении, да и ничего плохого она не совершила. Но в папке иная картина: мужичка того в один отнюдь не прекрасный день ограбили. Причем подстерегли очень правильно – никто вроде не знал, что дядечка в Калугу порулит, поэтому милиция списала нападение на наркомана, развелось их повсюду много. Но на самом деле того человека давно планировали обокрасть, тщательно готовились к акции, и разговор Анечки с его женой – звено в искусно сплетенной сети. Вот что произойдет, дорогая, если ты захочешь удрать из «семьи». Тебя не отпустят. Только смерть может освободить от Лукьянова. Хотя я не уверен, что он нас и на том свете не отыщет. Сами мы к нему на крючок сели, попались на наживку в виде помощи и заботы.

– Лада и Илья Николаевич не родители Насти? – пролепетала Аня.

– Мне еще раз историю повторить? – со злостью спросил Митя.

– Не надо, – жалобно протянула Анна. – А как ты обо всем узнал?

Митя поежился.

– Да вот выяснил… Давай не будем углубляться в детали!

– Меня Валентина подобрала на автобусной остановке, Гудкова обратилась к ней с просьбой сделать аборт. А ты как в «семье» оказался? – засуетилась Анечка. – Что с тобой произошло? Мы муж и жена, мне надо все про тебя знать.

– Очень опасное это желание – знать все про партнера, – мрачно произнес Митя. – Я человека убил.

Анна вздрогнула.

– Случайно, – уточнил Митя, – в драке. В баре потасовка завязалась, я парня толкнул, а тот упал и шею сломал. Я не хотел никого жизни лишать, но уж так вышло, назад не вернешь. Одна добрая женщина посоветовала мне к Лукьянову обратиться, сказала: «Сергей Петрович всегда за справедливость, он может помочь. Если поймет, что ты не виноват, непременно защитит». Я глупый был, обрадовался, помчался по адресу. И ведь действительно спасли меня от тюрьмы. Под крыло взяли, на работу устроили, я в доме Лукьянова дневал-ночевал. А потом пришел черед платить по счетам. Сергей Петрович мягко стелет, да потом на его перинке не заснуть. И ему человека убить – как мне чихнуть. Голыми руками орудует, в секунду любого уберет, в Китае научился. Или не в Китае, не знаю я, где правда. Они с Адалом бандитами руководят, Сергей учит их своим жутким приемчикам, а Адал всем остальным рулит. Думаю, таких, как мы и Настя с Гришей, у них много, просто нас вместе не сводят.

– Кто такой Адал? – спросила Аня.

Митя пожал плечами.

– Партнер Лукьянова. Никогда его не видел, лишь имя слышал. Похоже, они вместе банду сколачивали и весьма преуспели. Грабят очень богатых по-тихому, берут крупный куш и сухими из воды выходят. Жертву подбирают из крупных чиновников. Разве госчеловек обратится в полицию с заявлением о пропаже коллекции бриллиантов? Его же сразу спросят: «Дорогой ты наш, где взял камни?» В зоне внимания Сергея и Адала высокие чины, депутаты, но иногда они и пониже спускаются. Как тебе нравится директор муниципальной школы, у которой наличкой из подвала два миллиона долларов забрали? Вот каким таким образом педагог деньжищи заработала, а? Еще они шантажом не брезгуют. Самым тупым, простым. Изменила жена мужу-олигарху? Платить ей Лукьянову с Адалом до тех пор, пока жива. Ничего оригинального, но отлично срабатывает. Сергей Петрович с Адалом не дураки, каждое дело тщательно готовят, никто всех подробностей, кроме них самих, не знает. Их пособники вроде нас с тобой могут рассказать лишь об эпизоде, но не про общую картину. Очень часто даже тем, кто непосредственно идет на дачу или в квартиру, не ясно, к кому они заявились, но зато они точно знают, что брать, где что лежит. Лукьянов гениальный организатор!

– И давно он этим занимается? – чуть дыша, спросила Аня.

– С пеленок, – буркнул Дима. – Не знаю. Не хочу знать.

– А что будет, если нас менты поймают?

– Не знаю, – традиционно ответил муж. Но потом добавил: – Небось Сергей Петрович обезопасил себя. Связи у Лукьянова огромные, если враги подбираться начнут, его заранее предупредят, и наш гуру сольется.

– А мы? – не успокаивалась Аня.

– А мы останемся! – гаркнул Дмитрий. – Нам бежать некуда. Нас всех найдут и расстреляют.

Анечка судорожно разрыдалась. Муж опомнился и бросился ее утешать. Похоже, Митя сообразил, что наболтал лишнего, и попытался исправить оплошность – обнял супругу и стал говорить, мол, все будет хорошо, Сергей Петрович заботится о членах «семьи», как родной отец, никогда не бросает своих, содержит тех, кто по разным причинам отошел от дел. Вот, например, тетя Ада, та старушка, у которой Анечка жила, пока не вышла замуж за Диму. Она была связана с Лукьяновым, но потом из-за возраста и состояния здоровья уже не могла принимать участия в организации ограблений. И что? Ее бросили и забыли? Вовсе нет! Тетя Ада явно не на нищенскую пенсию существует, она ни в чем не нуждается.

Слушая Митю, Аня вспомнила, как Сергей Петрович, подселяя ее к бабушке, строго сказал:

– Ухаживай за Адой. На тебе все хозяйство: уборка, готовка, закупка продуктов. Будешь сопровождать ее в поликлинику, развлекать по вечерам. Ада одинокая, детей не имеет, она тебе за заботу квартиру свою подарит. Я помогу документы оформить. Но жилплощадь ты получишь лишь в том случае, если я увижу проявление твоей искренней заботы и любви к бабушке. Обидишь Аду – тебе будет плохо. Впрочем, ты хорошая, добрая девушка, я в тебе не сомневаюсь.

А Дима говорил, словно заведенный:

– Сергей Петрович, подселив тебя к ней, одним выстрелом убил двух зайцев. И старушке уход обеспечил, и хорошую жилплощадь для новой рабыни организовал. А Лада с Ильей Николаевичем… Они, правда, не такие уж и дряхлые, но совершенно не приспособленные в быту, витают в эмпиреях. И что? За ними присматривают Настя с Гришей. Опять две проблемы одним махом решены. Окружающие искренне считают Гудковых мужем и женой, никому и в голову не приходит, что они брат с сестрой, а Лада и Илья Николаевич живут, словно за каменной стеной, им «дочка» и «зять» прислуживают. И у нас все будет хорошо. Тебе больше ничего не поручают, потому что Никита совсем маленький, я за нас двоих на Лукьянова работаю. Сергей и Адал бандиты, но они своих не бросают. Все у нас устаканится.

– И Никита поправится? – с надеждой спросила Аня.

– Непременно! – слишком быстро и уверенно ответил Митя. – Если в России правильно лечение не организуем, Сергей Петрович нашего сына в Европу отправит. Он обещал денег дать, а Лукьянов человек слова…

Анна снова оборвала рассказ и уперлась ладонями в сиденье джипа.

– Как подумаю сейчас про свою наивность, прямо плакать хочется. Мышечная дистрофия Дюшенна не лечится, можно лишь попытаться поддерживать больного. Но я так надеялась! Конечно, рассказ Димы меня напугал, сначала я в истерику впала, а потом успокоилась и подумала: Сергей Петрович вроде Робин Гуда. Он ведь кого грабит? Воров! Вот откуда у начальника районного отделения полиции внедорожник за несколько миллионов рублей? На чьи деньги дети депутата от какого-нибудь бедного района России обучаются в Англии в самом престижном колледже, где семестр тридцать тысяч долларов стоит? Ответы сама знаешь. Народный избранник свой же народ и обокрал. Разве это преступление – у вора награбленное отобрать, а?

– М-м-м… – промычала я.

– Сергей Петрович был благородный человек! – запальчиво заявила Спиридонова. – Он о «семье» заботился, и я абсолютно уверена, что большую часть отобранных у сволочей денег отдавал простым людям. Говорю же, он современный Робин Гуд. Понимаешь?

Глава 32

Я снова издала нечленораздельное мычание. Ну почему на долю некоторых людей выпадают суровые испытания? Бедной Анечке достался отец-садист, а когда девочке удалось удрать от негодяя, она прямиком угодила в руки «доброй» Валентины Воробьевой и стала членом банды. Кто-то на небесах решил, что у Спиридоновой было мало несчастий, и отсыпал ей еще меру.

Нет, Сергей Петрович отнюдь не благородный разбойник, который пытается восстановить социальную справедливость, он преступник. Хитрый, умный, злой, изворотливый мерзавец, сумевший подмять под себя людей, нуждавшихся в помощи. Полагаю, Митя Спиридонов хорошо знал, на какие подвиги способен главарь, и в минуту стресса, поняв, что его ребенку долго не жить, наговорил много лишнего. Разболтался, а потом опомнился и попытался исправить ситуацию, стал дудеть о благородных помыслах Лукьянова. Дима испугался за безопасность Ани – мало ли что она могла натворить, наконец-то узнав нелицеприятную правду, вот он и занавесил эту самую правду розовой тряпкой.

Почему Анечка, совсем не глупый человек, поверила мужу? А по какой причине умирающий принимает всерьез слова лечащего врача: «Батенька, вы непременно поправитесь, у вас просто временное ухудшение состояния». Стоящий на краю могилы пациент очень хочет верить доктору, вот и верит. Просто Анечке было страшно осознать, что она – часть криминальной группировки. Пусть Спиридонова никого лично не убила, не ограбила, но она помогала тем, кто ворует и лишает жизни людей. А вот если Сергей Петрович не обычный преступник, а новорусский Робин Гуд, то выходит, и Аня участвует в благородном деле. Согласитесь, это совсем другое.

Спиридонова вытащила из кармана в спинке переднего кресла бутылку с минералкой, открутила пробку и начала жадно пить. Я молча смотрела на нее, продолжая размышлять.

Дима Спиридонов был неплохим человеком. Когда он понял, что приведенный им в центр лук-до Федор Барбосов случайно увидел приватное занятие Сергея Петровича с кем-то из киллеров банды, то живо сообразил, что надо сделать, чтобы врач-напарник покинул спортивный комплекс, не вызвав подозрений у Лукьянова. Вот и сломал Барбосову ногу, спас его от больших неприятностей. Устраивая Феде подработку, Митя не предполагал, что его бывший сокурсник проявит чрезмерное любопытство. Думаю, по правилам «семьи», Митя должен был бежать к Сергею Петровичу и доложить о поведении Барбосова. Но, повторяю, Дима был неплохим человеком, поэтому рискнул спасти Федю. Ох, не рассказал супруг Анечке о себе всей правды! Спиридонов тоже хорошо владел приемами лук-до (после той сцены в парке у метро прошел не один год, а Барбосов до сих пор вздрагивает, когда вспоминает, как Митя нажал ему на точку боли). Вероятно, Дмитрий выполнял разные поручения, и лучше мне не знать какие.

Аня положила пустую бутылку на пол и заговорила снова:

– Можешь мне не верить, но я после беседы с Митей успокоилась. Появилась ясность, уверенность в том, что Никиту спасут, мы не одни, мы члены почти всемогущей семьи. Понимаешь?

Я кивнула.

Ничего нового Лукьянов не придумал, использовал схему итальянской мафии. «Крестный отец» вроде бескорыстно помогает попавшим в беду людям, денег с них не берет, дает человеку ощущение защищенности. Но потом наступает час, когда «крестному» требуется ответная услуга. Все очень просто: либо ты член клана, либо нет. В первом случае придется беспрекословно подчиняться шефу и выполнять все его поручения, взамен получая поддержку, во втором… Труп в бочке, залитой цементом, еще не самый плохой вариант для человека, отказавшегося служить «семье», – некоторых оставляют в живых, предлагая им наблюдать, как умирают все близкие им люди.

Анна потерла лоб ладонью.

– Вскоре после нашего с Митей разговора центр Лукьянова сгорел, там замкнуло проводку, и Сергей Петрович задохнулся в дыму. Можешь не задавать вопросов, он точно погиб.

Спиридонова закрыла глаза и продолжала.

…Сначала Аня подумала, что Лукьянов устроил инсценировку. Он не мог скончаться так глупо! Сергей Петрович был спортсмен, идеально владеющий собственным телом, он легко мог выпрыгнуть со второго этажа, пробежать по отвесной стене. Нет, нет, Лукьянов жив, просто он что-то задумал!

Но на похоронах, где собралось большое количество народа, все сомнения Ани разом исчезли. В гробу лежал именно Сергей Петрович. Около роскошной полированной домовины на стуле сидели безутешно рыдающая Валентина и ее дети, с которыми Аня никогда ранее не встречалась. Когда настала минута прощания, Спиридонова, как положено, поцеловала покойного в лоб, ощутила губами ледяной холод и вместе с горем почувствовала изумление и колоссальное облегчение: Сергей Петрович реально умер. Это было невероятно, но это случилось.

После смерти Лукьянова «семья» распалась. Аня не знала, как чувствовали себя остальные «родственники» Сергея Петровича, поскольку была знакома лишь с узким кругом, куда входили Гудковы, Петровы и Валентина, но сама растерялась. Как теперь быть? Валя не звонила ей, ни о чем не просила. Настя и Гриша спокойно работали на прежних местах, продолжали жить с Ладой и Ильей Николаевичем. Гудковы не знали, что Спиридоновым известна их тайна, Настя прикидывалась дочерью Петровых, и на посторонний взгляд у нее в душе царили мир и покой.

А вот у Ани все пошло вкривь и вкось. Дима никак не мог устроиться на новую работу, деньги таяли со скоростью куска льда, брошенного в камин. Состояние Никиты ухудшилось, и стало ясно: мальчика надо срочно отправлять за границу. Аня постоянно плакала, Митя злился и орал на нее. Сколько раз Спиридонова, глядя в окно, молила: «Сергей Петрович, помоги нам!» Но до мертвых не докричишься.

В день своего исчезновения Дима сказал жене:

– Сегодня вернусь очень поздно, не жди меня, ложись спать.

– Куда ты собрался? – моментально спросила Аня.

– Не важно, – отмахнулся Дмитрий.

Но Спиридонова, словно разъяренный питбуль, накинулась на супруга с упреками, от постоянного стресса нервы ее не выдержали. Она обвинила Диму в неверности, пообещала уйти от него. Митя распсиховался в ответ и ляпнул правду – он собрался влезть в дом к начальнику охраны одного из ювелирных заводов.

– С ума сошел, – зарыдала Аня, – тебя же поймают…

– Никогда! – решительно заявил Митя. – Не в первый раз, у меня есть опыт. Кандидатуру для ощипывания еще Сергей Петрович подбирал, так что Геннадий Марков идеальный вариант – он тырит золотишко с предприятия, которое обязан охранять. Таких надо наказывать. Не вой, ничего со мной не случится, все отработано до автоматизма. Я добуду денег на поездку Никиты в Германию…

Анна снова начала тереть лицо ладонью.

Я сидела, не издавая ни звука. Что-то у Мити пошло не так? Ему удалось заполучить ювелирные изделия, но кто-то ударил Спиридонова битой? Почему Дима поехал в Лукьяново? Был Митя один или в набеге участвовал еще кто-то, кто попытался оказать подельнику помощь? Что произошло? Ответов на эти вопросы мы, наверное, не получим никогда. Но мне известно, что Спиридонов бросил сверток с драгоценностями в почтовый ящик подготовленного к сносу дома, а затем позвонил Барбосову, попросил того спрятать кулек и в случае своего невозвращения через неделю передать его Ане. Почему Митя так поступил?

Смею предположить, что его преследовали, а он не хотел приводить домой тех, кто за ним шел. Он смог оторваться, припрятать ценности и связаться с Федей. Или Митя решил не пугать Аню раной на голове, поспешил в Лукьяново, чтобы там отсидеться в избе Валентины Петровны, но иметь при себе сверток он поостерегся. Или Дима, врач по образованию, сообразил, что может в любой момент потерять сознание, упасть на улице, и его ограбят «добрые» прохожие, или драгоценности исчезнут в руках медиков «Скорой помощи» либо вызванных стражей порядка. К сожалению, и среди обывателей, и среди докторов, и среди служителей закона встречаются грязные личности. Вариантов много, но точного ответа снова не будет. Ну да он мне особо и не нужен, главное – Спиридонов пошел на преступление и погиб.

Аня перестала тереть щеки.

– Когда муж не явился ночевать, я сразу поняла: он убит. Не спрашивай, как я сообразила, что Мити нет на свете, просто почувствовала – он больше не с нами. Вы с Настей со мной сидели, на два голоса пели: «Анечка, Митя объявится, он не мог тебя и Никиту бросить», – а я кивала, делала вид, что надеюсь на благополучный исход, но ощущала ледяной холод. Не могла же я вам сказать, куда Дима направился. Ты вообще вне «семьи», а от Насти с Гришей поход Мити за золотом мы скрывали. Не знаю, как я тот год пережила… Потом нашлись останки Димы, и умер сынишка. Я тогда подумала: отец-садист не самое страшное, что случилось в моей жизни.

Спиридонова резко выдохнула и откинулась на спинку сиденья.

– А через какое-то время я встретила Андрюшу, вышла за него замуж и все ему рассказала.

– Так уж и все? – с недоверием спросила я.

– Абсолютно, – кивнула Анна. – Между нами тайн нет. Андрей решил дистанцироваться от вас. Валентина Петровна меня не беспокоила, ни разу после похорон Сергея Петровича не позвонила, словно тоже умерла. А Настя с Гришей регулярно появлялись, напрашивались в гости, к себе зазывали. Вроде ничего особенного, мы много лет вместе, но ни мне, ни Андрюше связывающая меня с Гудковыми-Петровыми нить не нравилась. Вот мы и отдалились. Заодно пришлось свести до минимума и общение с тобой, потому что ты стала чуть ли не лучшей подругой Насти.

Спиридонова сгорбилась и свесила голову на грудь, ее голос зазвучал глухо:

– Но как ни пытайся закопать змею, она снова может выползти. Андрюша решил, что нам в целях безопасности лучше эмигрировать, уехать на другой конец света, обрубить нити, тянущиеся из России, начать новую жизнь. Да, Лукьянов умер, банда вроде распалась. Но куда подевался Адал? Я никогда не видела этого человека, лишь слышала его имя и знала, что он очень близок Сергею Петровичу, прямо брат родной. И где же он сейчас? Пока как будто закопался в тину и не высовывается, но вдруг появится на свет божий и нас опять под ружье поставит? Я моложе Гудковой и тем более тебя, еще могу родить здорового ребенка, стать в Америке счастливой. Мы с Андрюшей очень долго добивались исполнения своей мечты. И вот она, рядом – отъезд через пару дней, о нем никому не известно. Надеюсь, ты не разрушишь наши планы. Лампа, я не сделала ничего плохого. Знаешь, неделю назад мы все обговорили с Настей…

Спиридонова замерла, не докончив фразы, а я тут же сбросила охватившее меня оцепенение.

– Вы встречались с Гудковой? Ты забыла про решение держать дистанцию?

Анна вновь натянула на себя плед.

– Настюха неожиданно приехала ко мне на работу. Я просто обалдела, когда она в офис вошла. И что было делать? При коллегах же не скажешь: «Что ты хочешь? Разве не понятно, что нам больше не по пути!» Пришлось изображать восторг от встречи и идти с ней кофе пить.

– Зачем приходила Гудкова? – перебила я Спиридонову.

Аня попыталась втянуть ноги на сиденье, скорчила гримасу – ей явно расхотелось рассказывать дальше. Но, видимо, она решила, что, начав откровенничать, нужно идти до конца, и снова разговорилась.

Оказывается, Гудкова приехала рассказать Ане о своем предстоящем замужестве. Спиридонова совершенно искренне обрадовалась за подругу и сказала ей:

– Знаю, как вы с Гришей любили друг друга, что на самом деле являлись братом и сестрой. Но пусть прошлое хоронит своих мертвых, а те, кто остался в живых, должны жить дальше. Так что…

Настя не дала Ане договорить:

– Ничегошеньки тебе не известно! У нас с Гришаней когда-то было страстное чувство, но со временем оно померкло. Мы превратились в тех, кем нам предназначено быть по рождению, – в близких родственников.

– Неужели? – пробормотала Анна. – И давно это произошло?

Настя скривилась.

– Незадолго до гибели Сергея Петровича у нас с Гришей состоялся серьезный разговор. Если честно, наш с ним гражданский брак – как ты догадываешься, официально мы отношений не регистрировали – трещал по швам. Мы разъехались по разным спальням. Лада делала вид, что ничего не замечает. Она умная женщина и никогда в наше личное пространство не лезла. Впрочем, и мы ничего не выплескивали, соблюдали приличия…

В общем, у Гудковых произошла откровенная беседа, Гриша пришел к Насте ночью и сказал:

– Давай честно признаем: мы больше не муж и жена.

Анастасия спокойно ответила:

– Мне тоже так кажется.

Григорий обнял ее.

– Но наши отношения непростые, нам, как обычным супругам, развод не оформить, не разбежаться. Пусть мы больше не спим под одним одеялом, но мы одна кровь, и никуда нам друг от друга не деться.

– Верно, – согласилась Настя. – Вот только готов ли ты до самой смерти притворяться? Ведь нас все вокруг считают супругами.

Гриша пожал плечами.

– А есть альтернатива? Мы не можем открыть правду.

– Некоторые пары, разведясь, остаются жить в одной квартире, – протянула Гудкова. – Мы можем изобразить так называемые высокие отношения, и все останется по-прежнему. Объявим приятелям о разрыве и заживем, как хотим.

Гриша сел в кресло.

– Зачем нам с тобой свобода?

Настя удивленно посмотрела на брата.

– Не исключаю, что встречу человека, которого полюблю. Я еще не старуха, могу родить ребенка. У нас с тобой детей не могло быть, но это не значит, что я хочу остаться без сына или дочери. Боюсь, тебе не понять моего желания стать матерью. Мужчины спокойно относятся к отсутствию детей, а вот мы…

– Ошибаешься, – покачал головой Гриша. – Одной из причин моего сегодняшнего разговора с тобой, желания расставить все точки над «i» является факт беременности одной женщины.

– А почему ее положение сподвигло тебя на выяснение отношений? – поразилась Настя.

– Потому что она носит моего будущего сына, – отчеканил Григорий.

Глава 33

Настя уставилась на брата.

– Сына? О боже! Зачем он тебе?

– Хороший вопрос, – усмехнулся Гриша.

Гудкова неожиданно ощутила укол ревности.

– И кто же она, твоя подруга?

– Елизавета Майская, она училась с тобой в одном классе. Помнишь ее?

– Лизка! – подскочила Настя. – Такая страшненькая, с зубами, как у больного кролика.

– Сейчас Лиза симпатичная женщина, – обиделся Гриша.

– Ты ей еще в школе нравился… – протянула Настя. – Лизка пыталась со мной дружить, на переменках всегда рядом крутилась, но я быстренько сообразила, что девчонку мой брат привлекает, и даже не смотрела в ее сторону.

– Мы с ней случайно в книжном магазине столкнулись, – улыбнулся Григорий. – Схватились одновременно за один том на полке и узнали друг друга.

– Понятненько, – ухмыльнулась Настя, – в школьные годы ты ее даже не замечал. В детстве…

– Не было у нас с тобой ни детства, ни отрочества, ни юности, – перебив ее, горько констатировал Гриша. – В одной кровати мы оказались от безнадежности, тоски, страха и одиночества. И долгое время принимали сей букет чувств за страстную любовь. Ошибочка вышла. Мы с тобой брат с сестрой, которые при других условиях не вступили бы в интимную связь. И ты это понимаешь так же четко, как и я.

– Значит, у вас с Лизой будет сын, – пробормотала Настя. – Наверное, нам с ней лучше стать подругами. Вот только не понимаю, как ей объяснить…

– Лиза знает правду, – отчеканил Григорий.

– Лиза – что? – ахнула Гудкова.

– Она в курсе нашей истории, – кивнул брат. – Так плакала, когда я ей все рассказал.

– Офигеть! – прошептала Настя. – Думаешь, тебе удастся скрыть произошедшее от Сергея Петровича? Гриша, ты натворил ошеломительные глупости. Пока Лукьянов не выяснил правду, беги к нему и сам кайся.

Гудков потер затылок.

– Да он знает. Валентина Петровна Лизке ЭКО[7] делала.

У Насти закружилась голова.

– Прости, ты о чем?

Гриша сел на кровать.

– Я же не дурак, как только сообразил, что у нас с Лизаветой серьезно, сразу пошел к Сергею Петровичу и все ему выложил. Лукьянов велел пока никаких шагов не предпринимать, тебе ничего не говорить, сказал: «Вы сейчас не живете как муж и жена, и правильно. Но я пока не готов дать тебе дельный совет. Надо поразмыслить о ваших отношениях с Настей и как нам разрулить ситуацию без ущерба для всех. Но тебе скажу: не тяни с ребенком, возраст у Елизаветы не самый юный».

– Отлично, – прошептала Настя, – и ты постарался.

– С этим не так просто как раз оказалось, – поморщился Григорий. – У Лизы обнаружилась проблема, и Валентина Петровна ее в свою клинику устроила.

– Здорово, – горько произнесла Настя. – А почему я только сейчас обо всем узнаю? Теперь я стала для тебя последним человеком на земле?

– Не пори чушь! – оборвал Григорий сестру. – Сказал же, Лукьянов велел молчать. А Валентина говорила, что ЭКО не всегда с первой попытки удается. Чего зря шуметь? Глупо получится, если я про ребеночка раззвоню, а его и нет. Да?

– Угу, – кивнула Гудкова. – Может, Лукьянов и прав, но все равно обидно, вы поступили со мной, как с чужой. Или побоялись, что я сглажу?

– Бабская реакция! – взвился Гриша.

– Так я и есть баба, – разозлилась Настя. – Надеюсь, ты не забыл сей факт?

Ночь после разговора Настя прорыдала в подушку, а утром ее позвал к себе Сергей Петрович и провел с ней беседу. После общения с Лукьяновым к Насте вернулось душевное равновесие. Глава «семьи» умел найти нужные слова:

– Вы с Гришей теперь просто брат и сестра. Рад, что пришли к мудрому решению. Я вас никогда не осуждал, принимал такими, каковы вы есть, любил и люблю обоих. Но лучше, пока не поздно, наладить нормальную жизнь, родить детей. Наша семья будет шириться, станет могущественной, – вещал Сергей Петрович, – своих ребят воспитаем правильно, будут у нас верные помощники, лучшие друзья.

Едва Лукьянов произнес последнюю фразу, как у Насти сжалось сердце. В отличие от очень молодой и, несмотря на все перенесенные невзгоды, наивной Ани Анастасия прекрасно знала, что за дела проворачивает банда. Сергей Петрович никогда не отпустит никого на волю. Гудковы крепостные рабы Лукьянова, а он даже их будущих детей собрался прибрать к рукам. Едва Настя сообразила, каковы его планы, как ей сразу расхотелось становиться матерью. А «крестный отец» спокойно продолжал:

– Сейчас не могу тебе сказать, как лучше поступить. Думаю, ты останешься с Ладой и Ильей Николаевичем, им требуются внимание и забота. И все только обрадуются, когда у тебя появится новый муж. Лиза вольется в семью. Где они с Гришей будут жить, пока не определено, но вы должны стать добрыми друзьями. Поверь, Настя, все, что случается в нашей жизни, происходит только к лучшему. И еще. Предлагаю не торопиться. Надо подождать, пока малыш Лизы и Гриши появится на свет, убедиться, что он здоров, и только тогда начинать кардинальные перемены. Поспешишь – людей насмешишь, говорят в народе. Вот и будем опираться на вековую мудрость. Думаю, для чужих озвучим такую версию: Гудковы развелись. Отношения у них давно из любовных стали дружескими, однако Настя с Григорием ничего не рассказывали приятелям. Но сейчас, когда у Лизы от Гриши родился ребенок, они решили навести порядок в своем браке. Гриша женится на Лизе, Настя тоже скоро во второй раз выйдет замуж. Долгие годы совместной жизни нельзя забыть, вы останетесь друзьями, Лада с Ильей Николаевичем по-прежнему любят бывшего зятя. Ты дружишь с Лизой. Да, извини, в клинике у Елизаветы попросили паспорт, и она показала твой.

– Почему? – не поняла Настя. – И как он к Майской попал?

Сергей Петрович прищурился.

– Его взял Гриша. Это не его идея, я велел так поступить.

– Почему? – повторила вопрос Гудкова.

– Мне показалось правильным, чтобы ЭКО сделали жене Гриши, – мягко ответил Сергей Петрович.

– Мы официально не расписаны, – не успокаивалась Настя.

– И не надо, – махнул рукой Лукьянов, – свидетельство о браке и штамп не проверяют. Но согласись, странно видеть в медкарте запись: «Процедура проведена Елизавете Майской. Отец ребенка Гудков Григорий». Когда указана одна фамилия в документах лечебницы, это лучше. Не хочу, чтобы Валентине главврач мог задать неудобный вопрос: «А какое отношение Гудков имеет к Майской?» Впрочем, не знаю, как оформляют бумаги на ЭКО, но я решил подстраховаться. Ты в курсе, я человек предусмотрительный, придерживаюсь мнения, что лучше соломкой дорогу устелить, даже ту, по которой ехать не собираешься. И я не должен объяснять свои решения. Я так велел. Точка.

Знаковый разговор случился в понедельник, а в среду Сергей Петрович погиб на пожаре…

Настя запнулась, посмотрела на Аню и тихо продолжила:

– Из-за кончины Лукьянова все полетело в тартарары. Слушай! Сейчас самое главное!

Спиридонова неожиданно испугалась:

– Зачем ты мне все это рассказываешь? Не хочу ни о чем знать! Если для вас с Григорием смерть Лукьянова стала бедой, то я, наоборот, освободилась, живу спокойно вот уже который год, благополучно вышла замуж и почти забыла о нашем Робин Гуде. Мы с тобой не ссорились, не ругались, просто тихо разошлись. Не желаю больше твои откровения выслушивать. Зачем они мне? Живи как хочешь, но не лезь в нашу с Андрюшей семью. Извини, Настюша, лично против тебя я ничего не имею, ты, как и я, помимо воли была втянута в нехорошие дела Лукьяновым.

– Я считала тебя кем-то вроде младшей сестры, – перебила Настя, – и очень расстроилась, что наши отношения сошли на нет. Хотя и понимаю, почему ты отгородилась от нас.

– Вот и не лезь к нам! – фыркнула Аня.

Гудкова горько вздохнула:

– Неужели ты не видела, как Гриша, я и Дима ограждали тебя от участия в совсем уж стремных предприятиях? Сколько раз Митя говорил Лукьянову: «Аня хорошая, преданная, но глупенькая и маленькая. Пусть лучше Настя на дело идет». И я шла, жалела тебя.

Аня затрясла головой.

– Все! Ничего не хочу слышать! Зачем ты приперлась? Решила возобновить дружбу? Тебе поговорить не с кем, вот и вспомнила про «младшую сестру»? Да только мы не родственники, и я не хочу возобновления контактов. Уходи.

Настя кивнула.

– Хорошо. Зря я решила перед тобой душу открыть. Ну-ка, спроси себя, почему ты живешь счастливо? Сергей Петрович умер давно. Отчего же мы с Гришей продолжали изображать семейную пару? По какой причине он не женился на Лизе? Почему никто не знает, что у него есть сын Гришенька? И какого черта я ухаживаю до сих пор за Петровыми? Думаешь, я обожаю Илью Николаевича и Ладу? Мне их навязали, заставили служить им так же, как тебе когда-то велели состоять в бесплатных домработницах при тете Аде. Ответ прост: Сергей Петрович умер, но да здравствует Адал. Слышала это имя?

– Да, – прошептала Аня, которой снова стало страшно. – Но я никогда его не видела.

– Верно, – усмехнулась Настя. – Он серый кардинал, все о нем слышали, хотя никто не видел и все до опупения боялись. Мне понадобилось много времени, чтобы выяснить, кто прячется за этой кличкой.

– Адал не настоящее имя? – встрепенулась Анна.

– Неужели ты полагала, что человека могли так назвать – Адал Иванович? – хохотнула Настя. – Забавно звучит.

– По-разному бывает, – принялась оправдываться Спиридонова. – Возможно, он не русский, а туркмен, таджик, армянин, казах, американец…

– Штатник? – засмеялась Гудкова. – Ну, ты даешь! Нет, Адал москвич. И наша «семья» жива, работает по-прежнему, просто тебя из нее временно исключили.

– Временно? – дрожащим голосом осведомилась Аня. – Ты хочешь сказать…

Анастасия сцепила пальцы в замок.

– Когда умер Лукьянов, я едва от счастья не запрыгала. Ну, думаю, все, теперь другая жизнь начнется! Ежу понятно, Валентине Петровне не по плечу во главе дел встать, она пристяжной при брате была, потому что не обладает ни его умом, ни харизмой. Валька хитрая, умеет человека опутать, в «семью» привести, но на большее не способна. В существование руководителя по имени Адал я не верила, считала, что Лукьянов его выдумал, чтобы свалить на кого-то ответственность за излишнюю жестокость. Порой Сергей Петрович приказывал: «N в живых не оставлять. Это решение Адала».

Аня попыталась справиться с подкатившей тошнотой.

– Настя, ты сейчас специально лжешь, чтобы посильнее напугать меня. Лукьянов не мог приказать подобное! Он благородный человек, отнимал награбленное у богатых, отдавал бедным. Робин Гуд, а не убийца!

Гудкова похлопала Спиридонову по плечу.

– Ау, детка, пора проснуться и въехать в действительность! Если вспомнить литературный первоисточник, то Робин Гуд был жесток и злобен, на его руках кровь многих людей. Сергей же Петрович имел замашки тирана и замыслил создать собственную империю. В его планах было воспитание послушных рабов с пеленок, вот почему Лукьянов приветствовал рождение Никиты. Он нам с Гришей сказал: «Дитя должно до трех лет жить при матери, а уж потом им будут заниматься другие люди. Анна временно выключена из нашей работы, она растит нам первого мальчика, который с пеленок будет членом семьи». Останься Лукьянов в живых, Никиту бы вскоре стали обучать всяким приемчикам. Сам-то наш милый, добрый Сергей Петрович мог убить человека за секунду, и он хотел воспитывать хладнокровных киллеров, еще пока они сидят в коляске. Но Никита оказался больным, и надежды Лукьянова лопнули. Так вот, едва гроб с останками «крестного отца» засыпали землей, с нами связался Адал. Монстр не фикция! Теперь мы с Гришей служим ему. Адал сократил «семью», уж не знаю, сколько человек сейчас на него работает, тебя он законсервировал. У сотрудников внешней разведки есть такое понятие – «спящий агент». Это человек, который когда-то служил в структуре, а потом был оставлен без заданий и живет себе спокойно лет пять, десять, двадцать, полагая, что про него давным-давно забыли, исключили из системы, списали со счетов. Ну, поменялось у шпионов начальство, новый босс не трогает прежние кадры. Короче говоря, разводит человек на даче цветы, не нервничает, а потом – бац, звонок в дверь. Кто там? Здравствуй, дружок, о тебе не забыли, просто ты был не нужен, но теперь пора садиться на коня!

Настя опять похлопала Аню по плечу.

– Зайка, это твой вариант. Когда-нибудь Адал тебя за поводок дернет.

– Нет! – решительно ответила Спиридонова, вспомнив, что до отъезда в Америку осталось совсем немного времени. – Не хочу!

– А тебя не спросят, – мрачно парировала Гудкова, – как не спросили нас. Грише запретили «разводиться» со мной и жить с Лизой. Почему новый «крестный отец» принял такое решение, понятия не имею. Думаю, немалую роль тут сыграло здоровье младшего Гришеньки – умственно отсталый, из него послушного раба-убийцу не вырастить…

На этом месте рассказа я не выдержала и воскликнула:

– Сын Григория от Елизаветы умственно отсталый?

Глава 34

Анна обхватила колени руками.

– Я его никогда не видела, но Настя сказала, что мальчик внешне нормальный, вполне симпатичный, однако у него задержка умственного развития.

Я сразу вспомнила дочь Веры – рыженькую, веснушчатую Алину – и выпалила:

– У Григория был какой-то генетический дефект, вероятно, он передается в семье Гудковых из поколения в поколение. Наверное, у Валерия Леонидовича или Виринеи Марковны имелись кровные родственники с проблемами. Хотя если знать, как отец с матерью обошлись с дочерью и сыном, то, похоже, у самих родителей было плохо с головой!

Анна не поняла, что, сказав «у Григория», я имела в виду не сына Лизы, а его отца, и сказала:

– Я не врач, но, думаю, мальчик имел плохую наследственность. По словам Насти, Гудков, узнав о состоянии здоровья сына, был шокирован, и его любовь к Лизе быстро испарилась. Но он не бросил ее в беде, навещал, давал денег на содержание малыша. Настя тоже заходила к племяннику. А потом они с Майской поругались.

– Почему? – тут же спросила я.

Спиридонова усмехнулась.

– Настя на Елизавету ведро дерьма вылила. Дескать, та проститутка, оторва, сволочь. Вместо того чтобы заниматься больным ребенком, сдала его в интернат, а себе завела нового мужика. Но я хорошо понимаю Майскую, нездоровый сын – большое испытание. Григорий на Лизе не женился, официально отпрыска не признал, тот жил с фамилией Майский. Как бы мужчина ни любил женщину, но если она родила ему наследника с проблемами, все чувства гаснут. По статистике, восемьдесят пять процентов мужиков убегают из семьи в первый год после появления на свет инвалида, еще десять терпят на двенадцать месяцев дольше. Знаешь, сколько отцов остается около неизлечимого малыша более пяти лет? Один из сотни. С Григорием счастья не сложилось, вот Лиза и сдала сына в интернат, решила начать все заново с другим. А Настя возмутилась и перестала с ней общаться.

– Так Гриша в приюте… – протянула я, вспомнив рассказ бабушки Юли про бурную сексуальную жизнь соседки.

Но почему тогда учительница в беспамятстве твердила «один… один…»? Я подумала, что она волнуется о ребенке, о котором некому позаботиться.

Анна выпрямилась.

– Настя долго со мной беседовала, все пугала, что Адал, который теперь ее поработил и от себя не отпускает, может и за меня приняться. А потом сказала: «Я хочу попытаться избавиться от мерзавца». И…

Спиридонова запнулась, замолчала.

– Дальше! – приказала я. – Ты в большой опасности, но, вероятно, мы с Максом можем тебе помочь.

Аня опустила голову и еле слышно прошептала:

– Настя просила прийти на презентацию очередной картины Петровой и сообщила мне о своей беременности. Она не хотела, чтобы ее ребенок рос под патронажем Адала. Совсем недавно Гудкова как-то узнала, кто он такой. У нее есть какие-то бумаги, документы. Сейчас, подожди, я вспомню ее слова.

Спиридонова на минуту прикрыла глаза, а потом продолжила…

– Анечка, – сказала Настя, – я могу открутить гадине голову, но одной мне не справиться. Нужна твоя помощь. Пойми, Адал никогда не оставит тебя в покое, выдернет из мирной жизни. Не знаю когда, но это случится. Поможешь мне – поможешь себе. Во время вечеринки я объявлю о своей скорой свадьбе, мы подали с Егором документы. Костров ничего не знает о «семье» и о нашей с Гришей истории. Адал категорически против нашего с Егором бракосочетания, а я прилюдно продемонстрирую неповиновение. Специально подразню нового «крестного отца». Понимаешь, надо его разозлить.

– Зачем? – испугалась Спиридонова. – Лучше не трогать спящую собаку.

– Это в твоем случае она пока дрыхнет, – возмутилась Настя, – а в моем вполне бодрствует и заставляет на себя пахать! Ты должна будешь проследить за Адалом. Не новое для тебя задание, раньше ты с такими отлично справлялась. Не спускай со сволочи глаз, следуй за ним по пятам, слушай, куда он звонит по телефону. Если из квартиры уйдет, двигай за негодяем.

– Зачем? – повторила не на шутку взволнованная Анна.

– Затем! – отрезала Настя. – Мне это надо. Не хватает кое-какой информации для полной картины, а получить я ее смогу, лишь разгневав противника. Кроме тебя, мне попросить некого, я никому не доверяю. Разве что Романовой. Но как ей все объяснить? И ты, Аня, тоже заинтересована избавиться от Адала. Если я уберу монстра, мы наконец-то станем свободны. Иначе и Егор, и наш с ним ребенок очутятся в лапах демона.

– О нет! – ахнула Спиридонова. – Нельзя брать грех на душу!

– На моей душе и без того грехов, как блох на дворняге, – огрызнулась подруга. – И смерть ядовитой змеи – благо. Мой ребенок не будет воспитываться в «семье», где распоряжается Адал! Ничего, мы с тобой справимся. Не дрожи, кончина гадины покажется всем естественной, я многому научилась. От тебя же нужно одно: тщательно проследить за гадиной, выдающей себя за человека. Расскажешь мне, что увидела, и уйдешь в тень, остальное – моя забота.

Спиридонова снова закрыла глаза рукой и выдохнула.

– Все.

– Но тебя не было на презентации, – напомнила я.

Анна обхватила плечи руками.

– Да. Я пообещала Насте прийти, но вовсе не собиралась этого делать. Она сошла с ума, раз решила меня привлечь к убийству. Нет и нет! Может, я в свое время и натворила глупостей, но ничего серьезного не делала. Так, мелочь типа на улице покараулить, пока остальные сейф вскрывают.

Я с изумлением смотрела на рассказчицу. Она сейчас говорит всерьез? Ну, про «на улице покараулить»…

– Я хотела, чтобы Настя от меня отстала, – бурчала Спиридонова, – вот и согласилась. Но зачем мне рисковать? До отлета в США остались считаные деньки, скоро нас с Андрюшей тут не будет. Даже если Настин рассказ про Адала правда, мне нечего опасаться, не сегодня завтра я окажусь в Нью-Йорке.

Я постаралась не измениться в лице. Настя рассчитывала на помощь Ани, ждала ее, потом, думаю, поняла, что та не придет, но все равно осуществила свой план – объявила о свадьбе.

– Вероятно, приди ты на презентацию, Гудкова осталась бы жива, – выпалила я.

– Вот только не надо меня виноватить! – закричала Анна.

– Обвинять, – поправила я. – Как на самом деле зовут Адала?

– Не знаю, – огрызнулась Спиридонова, – Настя не сообщила.

– Да неужели? – протянула я. – И как следить за человеком, который тебе неизвестен?

Бывшая приятельница взялась за ручку двери.

– Слушай, Романова, я рассказала все! У меня сейчас голова от боли разорвется. Отпусти меня. Что бы сказала твоя мама, узнай она, как ты меня тут мучаешь? Принудила шантажом к откровенности…

– Имя Адала! – потребовала я. – И ты спокойно улетаешь в Нью-Йорк.

Спиридонова заплакала.

– Настя его не сообщила. Клянусь своей жизнью! Сказала: «Я тебе покажу гниду во время презентации. Но будь готова к тому, что испытаешь шок. Я сама еле поверила, когда поняла, кто у нас главная сволочь». Лампочка, отпусти меня! Я вообще ни при чем. Любила Настю, не желала ей плохого. И тебя люблю! Знаешь, я молюсь об упокоении души Ольги Петровны… Честное слово, просто хочу уехать и начать жизнь заново. Ну разве я не заслужила кусочек счастья?

Я перегнулась через спинку переднего сиденья и нажала на кнопку на торпеде, послышался громкий щелчок. Спиридонова распахнула дверь и выбралась на улицу. Я проводила ее взглядом и соединилась по телефону с Веней.

– Слушаю, – сразу откликнулся Греков.

– Еду к Петровым. Возьму у них список гостей на презентации. Один из присутствовавших – убийца, – в телеграфном стиле сообщила я. – Имени не знаю, только кличку – Адал. Могу предположить, что этот человек немолод.

– Так… – протянул Веня.

– Отсеем тех, кому не исполнилось пятидесяти, – продолжала я, – сузим круг. Твоя задача выяснить, что означает слово «Адал». Название города? Горы? Растения? Животного? Или это аббревиатура? Поройся в биографиях гостей на презентации – вдруг кто-то из них посещал институт имени Адала или жил на одноименной улице. Попытайся перевести слово «адал» на русский… ну, не знаю, с какого языка. Может, оно на китайском-японском-корейском, еще бес знает на каком, означает «лысый, коротконогий воин» и мы поймем, о ком речь. Прогони слово по всем базам!

– Я понял, – остановил меня Веня. – Где список?

– Скоро получишь, – пообещала я. – Слушай, а там не пришло случайно очередное письмо из Хорхштурмвальдского колледжа?

– Пока нет, – разочаровал меня Веня.

– Мне нужен повод для приезда к Петровым, – занервничала я. – Срочно! Не могу я припереться просто так. Не хочу вызвать подозрений.

– Ты показывала Илье Николаевичу изображение таблички? Той, с именем мецената? – спросил Греков. – Ее вешают в колледже на какую-то стену славы.

– Нет, – удивилась я, – ты мне не присылал фото, только послание, в котором шла речь о памятном знаке.

– Верно, – смутился Веня, – я подумал: зачем снимок?

– Ну тогда странно интересоваться, демонстрировала ли я его Петрову. – Мне стало весело.

Через пару минут я позвонила Петровым, попросила к трубке Илью Николаевича, рассказала ему о якобы только что полученной от Герберта Краузе-Михайлова фотографии и услышала ожидаемые слова:

– Дорогая, можешь приехать сию минуту? Хочу посмотреть на изображение.

Дверь мне открыла Мамаева.

– Лада плохо себя чувствует, – быстро сказала она, – я стараюсь ее не оставлять надолго одну. А вот Илья Николаевич…

Договорить Вика не успела, в прихожую выплыл Петров.

– И где снимок? – загремел он. – Пойдем в кабинет!

Я вынула из сумки айпад, открыла почту и протянула Илье Николаевичу планшетик.

– О! Какой у тебя красивый альбом! – похвалил Петров. – Нуте-с, изучу внимательно…

С этими словами он удалился с гаджетом.

– Рискуешь остаться без устройства, – ухмыльнулась Вика. – Сейчас Илья Николаевич поймет, что держит страшный, испускающий излучение предмет, и в окно его вышвырнет. Каюк твоему айпадику, упадет прямо на проезжую часть.

– Скорей уж на детскую площадку, – улыбнулась я, проходя на кухню. – Хотя ты права, даже угодив в песочницу, планшетик умрет.

– Окна спальни и кабинета Петрова выходят на улицу, – невесть зачем заспорила Мамаева.

– Кабинета – да, – кивнула я, – а вот из его опочивальни виден двор. Нальешь мне чайку?

– Ошибаешься, дорогая! – заявила Мамаева. – За день до презентации картины Лады…

– Кстати, не знаешь, где список гостей, которых звали на торжество? – перебила я.

Мамаева ткнула пальцем в буфет.

– Там где-то.

Я подошла к большому дубовому шкафу с посудой, сразу увидела листок, торчавший из держателя в виде гномика с поднятой рукой, взяла его, расправила и, пользуясь тем, что Вика заваривает чай, быстро сфотографировала множество фамилий и отправила Вене. Сразу стало спокойнее. Здорово у меня получилось, не думала, что так быстро справлюсь с задачей.

– …поэтому она и переехала, – ворвался в уши голос Вики.

– Кто и куда перебрался? – не поняла я, принимая из рук Мамаевой чашку.

– Романова, чем ты слушаешь? – возмутилась она. – Вроде в консерватории училась, значит, со слухом должен быть порядок. Говорила же только что! За день до вечеринки Илья Николаевич истерику устроил. Вон, видишь!

Мамаева кивнула на окно.

– Что там интересного? – для поддержания беседы спросила я.

Вика села к столу.

– Систему водоснабжения ремонтируют, выкопали траншею, двор превратился в ад. Все бы ничего, но туда приволокли какую-то фигню с трубой, она даже по ночам дымить не прекращает. Илья Николаевич и сказал: «В мою спальню проходит газ, не желаю спать, вдыхая отраву». И что было делать? Все помещения, кроме спальни Лады и гостиной, окнами во двор смотрят. Не переселять же капризника в общую комнату? Тогда семье придется на кухне собираться и приятелей не позвать. Лада и предложила: «Поменяюсь с Илюшей, мне на дым наплевать». Петров жуткий эгоист! Ведь знал, что намечена презентация, но тем не менее настоял на немедленном переезде. Мне Настюха во время тусовки рассказала, как они с Егором корячились, мебель таскали. Илья Николаевич отказался на кровать Лады ложиться. Нет, каков, а? Настя ему сказала: «Папа, матрас перетащим, но давай не будем деревянную основу перемещать. Ну какая тебе разница?» Так нет же, он уперся бараном. Ужасный человек!

– Деточка, – проскрипел Илья Николаевич, входя в кухню, – я в шоке! Табличка!

– Что-то не так? – озаботилась я.

– Почему на ней написано: «Вениамин Греков»? – с возмущением спросил Петров. – Какое отношение сей гражданин имеет к моему благотворительному взносу?

Мне стало смешно. Если уж добираться до сути, то небольшую сумму отправила в колледж я.

Кандидат наук ткнул пальцем в айпад.

– Тут должно стоять «Петров Илья Николаевич».

– Непременно исправим, – стараясь не рассмеяться, заверила я.

– А цвет самой таблички? – продолжал возмущаться Петров. – Коричневый! Отвратительный тон! Хочу синий!

– Навряд ли колледж согласится, – промямлила я, – у них небось стандартные куски дерева.

– И вовсе он не коричневый, – произнес голос Лады.

Я вздрогнула – художница вошла на кухню совершенно неслышно.

– Коричневый, – повторил муж.

– Дорогой, это маренго, – поправила жена, – смесь черного и серого.

– Коричневый, – с упорством, достойным лучшего применения, бубнил супруг.

– Не спорь, – вздохнула Лада, – глаза живописца способны различать массу оттенков. То, что для нормального человека просто красный, для художника алый, пурпурный, огненный, пожарный… Масса вариантов. Я слышала, что в языке эскимосов есть сто слов, обозначающих цвет снега. Для нас он просто белый, а у них…

Я на секунду застыла, потом тихо спросила:

– А зеленый цвет? Тоже многолик?

– Ну конечно, – снисходительно ответила Лада. И стала перечислять: – Травяной, салатный, изумрудный, листва под дождем…

Я подавилась чаем и начала судорожно кашлять.

Глава 35

– Вика, скорей постучи Лампочку по спине, – сказала Лада.

– Не надо. Сейчас вернусь… – с трудом произнесла я и побежала в туалет.

Там, хорошенько закрыв дверь, я справилась с кашлем, вытащила из кармана сотовый и нажала на нужные кнопки, в нетерпении постукивая ногой о пол. Веня, где ты? Господи, какой я была дурой! Только сейчас, став участницей ничего не значащей беседы про цвет и его оттенки, внезапно поняла, что к чему во всей этой истории.

– Алло! – закричали из трубки прямо мне в ухо.

Я вздрогнула.

– Слушай внимательно, что надо сделать. Медлить никак нельзя. Для начала отправь охрану на квартиру Ани Спиридоновой, а потом присылай людей к Петровым.

Пошептавшись с Грековым, я вышла в коридор и столкнулась с Ладой.

– Живот заболел? – ласково улыбаясь, спросила она.

– Съела что-то несвежее, – соврала я.

– Тебе поможет ромашковый настой, – заявила Лада. – Пошли, заварю цветочки.

Я, для полноты картины положив ладонь на область солнечного сплетения, медленно потащилась за художницей. Ненавижу лечебные настои, меня ими поили все детство, но сейчас я готова выхлебать ведро ромашки, закусить охапкой крапивы, проглотить стог укропа, лишь бы Лада поверила во внезапно приключившееся у меня расстройство желудка.

Господи, сделай так, чтобы пробки на пути сотрудников Макса волшебным образом рассосались! Пусть они явятся сюда как можно скорее!

Звонок в дверь прозвучал минут через сорок. У меня к тому моменту действительно началась тошнота – от непомерного количества чая из ромашки.

– Эй, что вам надо? – закричала Мамаева из прихожей. – Стойте!

В ту же секунду в кухню ворвалась группа парней, и прежде чем Лада охнула, обе ее руки оказались прикованы наручниками к подлокотникам кресла.

– Вы кто? – закричала художница. – Что происходит? Немедленно отпустите меня!

– Ну уж нет, – выдохнула я, – человек, виртуозно владеющий приемами лук-до, не должен иметь возможности размахивать руками. Думаю, вас отсюда и унесут прямо так – в сидячем положении. Парни, еще и ноги ей привяжите.

– Какой кошмар! – заорала вдруг Вика. – Ужас! Да что случилось?

– Успокойся, – бросила ей я, – это сотрудники Макса.

Мамаева уставилась на Грекова, а Веня сел на стул и произнес:

– Здравствуйте, Адал.

– Было глупо брать в качестве клички перевертыш своего имени, – не выдержала я. – Лада – Адал. Конечно, когда речь идет о жестоком преступнике, люди всегда считают, что это мужчина. Но встречаются женщины, которые любому мачо сто очков форы дадут. Однако даже хитрый и умный человек может совершить ошибку.

В кухню заглянул Илья Николаевич.

– Деточка, ты решила вопрос с табличкой?

– Сейчас займусь, – пообещала я. – Вика, посиди, пожалуйста, с Петровым в его кабинете. Веня, приставь к ним человека.

Греков взглянул на одного из молодых мужчин, тот кивнул и легко вытеснил Илью в коридор. Петров не стал спорить. Сами знаете, Илью Николаевича не волнует то, что не связано с его научным трудом, он не из тех людей, которые будут спрашивать, по какой причине в его квартиру ворвались посторонние и приковали его жену к креслу. Петрову это категорически неинтересно.

– Вы сказали, что вызвали полицию и «Скорую», так как видели из окна своей спальни, что на Егора наехало «Рено» зеленого цвета, за рулем которого сидела блондинка в красной куртке и кепке. Так? – спросила я у Лады.

Та молча кивнула.

– Враки! – возмутилась я. – Вы все выдумали! И я побежала не по тому следу, решила, что Егора сбила мать Алины, она как раз была одета в алую куртку и приехала на машине цвета «бирюзовая лагуна». Но, Лада, вы действовали впопыхах и на самом деле хотели убить Настю. Гудкова вопреки вашему строжайшему запрету решила выйти замуж за Кострова и во всеуслышанье при большом количестве людей объявила о своих намерениях. Настя узнала, кто был партнером Лукьянова. Она что-то имела на вас? Раздобыла какие-то бумаги? Ладно, молчите, я все равно знаю, что это так. И вы решили срочно убрать взбунтовавшуюся «дочь». Все думали, что уставшая после презентации героиня праздника спит в своей комнате, а вы спустились вниз и стали ждать, когда Настя выйдет во двор, отлично зная, что маниакально аккуратная Гудкова не оставит мусор дома. Егор решил помочь любимой, поэтому сам потащил мешок на помойку. Олег Расков испортил своим безумным коктейлем его парку, и субтильный Костров, натянув куртку Насти, накинув на голову капюшон с меховой опушкой, вышел навстречу своей смерти. Полагаю, вы взяли машину покойного Гриши. Ключи от нее до сих пор висят на вешалке. Выгнать автомобиль из гаража на соседней улице минутное дело. Совершив злодеяние, вы быстренько поставили машину назад и поторопились в квартиру, прикидывая про себя: на дворе ночь, все спят, свидетелей наезда нет. Представляю, как вы ошалели, когда увидели, что Настя жива. И вы никак не могли наблюдать из окна своей спальни улицу! Придумав рассказ для полиции, вы в спешке забыли, что накануне поменялись комнатами с закапризничавшим Ильей Николаевичем, а из его опочивальни можно наблюдать исключительно двор.

– Случаются глупые оплошности, – вздохнула Лада, – само как-то вырвалось.

На секунду мне стало тревожно. Вот уж не думала, что Адал так легко сдастся! Но я решила ее дожать:

– Вы вызвали полицию, а ее сотрудники сочли происшествие обычным наездом и не особо забеспокоились.

– На то и был расчет, – кивнула Лада. – Ночь, водитель, очевидно, пьян… Стандартная, в общем, ситуация.

– Увы, да, – согласилась я. – Однако Настя, полагаю, заподозрила неладное. А вы ни на секунду не отпускали ее от себя, в прямом смысле слова держали за руку. Вот откуда у Гудковых были деньги на хорошую жизнь! Конечно же, Адал знала, где хранятся добытые бандой средства. Правда, вы действовали аккуратно, не швырялись миллионами, со стороны казалось, что Лада, Илья Николаевич и их дочь с зятем живут скромно, как большинство россиян, но на самом-то деле у вас имелся огромный «золотой запас». Пардон, я отвлеклась… Убив по ошибке Кострова, вы поняли: Настя после смерти жениха станет вдвойне опасной. Думаю, в тот момент, когда мы с Гудковой сидели в этой кухне, вы неожиданно вернулись домой. Квартира огромная, вы приобрели ее после смерти Лукьянова, переехав из небольшой двушки в шикарное жилье. Наверное, ваш гуру был против такого поведения? Он не хотел, чтобы Адал светилась, тратя средства на шикарные бытовые условия?

Лада кивнула:

– Сергей в последний год перед смертью окончательно свихнулся. Он и раньше-то был с небольшим сдвигом, практиковал разные психотехники, голодал неделями и твердил, что мы обязаны поддерживать тех, кто дал ему знания. Большая часть полученных нами денег прямиком шла в маленький городок на границе с Китаем – там есть поселение, где старики обучают людей владеть своим телом и мыслями. Сначала Лукьянов отправлял учителям сотую часть дохода, но доля все увеличивалась и к моменту кончины Сергея достигла почти девяноста процентов. Наш «гуру» стал требовать, чтобы мы ходили в рубище, питались горсткой риса в неделю и постоянно медитировали. Но самое ужасное – китайцы требовали все больше денег. Сергей стал чаще организовывать налеты и пару раз ошибся. Если прежде Лукьянов тщательно планировал дела, то в год своей смерти принялся, что называется, гнать коней. А жадность до добра не доводит. Если говорить конкретно о нас, то любая попытка сделать свою жизнь чуть более комфортной вызывала у Сергея припадок ярости. Сам он жил в тесной норе и от остальных требовал того же. Да, после его гибели мы переехали сюда и наконец-то стали жить в нормальных условиях.

– Эксплуатируя Настю и Гришу! – возмутилась я. – Шантажируя их, запугивая брата с сестрой разговорами типа: «Заботьтесь о нас, исполняйте любые наши прихоти, иначе расскажем о вашем участии в банде и о том, кто вы друг другу на самом деле». Бедный Гриша в конце концов умер от инфаркта. А вот Настя нашла себе любимого человека и забеременела. О том, что «дочка» ждет ребенка, вы узнали, подслушав случайно ее слова, обращенные ко мне. А еще Настя в моем присутствии бросила фразу: «После смерти Егора отпала необходимость притворяться». Настя раскусила вас! Но чтобы окончательно вывести вас на чистую воду, ей требовался помощник. Спиридонова ее подвела, и тогда Гудкова решила открыться мне. Вы неожиданно вернулась домой и услышали, как она говорит: «Слушай, а давай попьем чаю с вареньем? Ты иди на кухню, а я принесу из кладовки банку. Потом начну каяться…» Вы мгновенно ринулись в чулан, поставили лестницу, сняли с антресоли ласты, пакет с тряпьем, чугунный утюг, положили все это на пол и притаились у полок. Лишить Настю сознания при помощи одного из приемов лук-до для вас было плевым делом. И вы бесшумно ушли в полной уверенности, что «дочь» непременно умрет, а ее кончину примут за несчастный случай. Но в спешке совершили несколько ошибок: не погасили свет на антресоли, не подумали, что находившийся в глубине полки чугунный утюг никак не мог упасть сам, не смогли быстро повесить лестницу на место, оставили ее стоять у полок. Мне сразу показалось, что дело нечисто, и в голове мелькнула мысль: если Гудкову хотели убить, то орудовал кто-то свой, знавший, что в чулане, куда она пойдет за вареньем, есть антресоль, набитая барахлом, и стремянка.

Я на секунду умолкла, вздохнув про себя: мне следовало сосредоточиться на этом соображении, но оно промелькнуло молнией и исчезло. А жаль. Ладно, продолжим повествование о преступлениях Адала:

– Настя умерла, «мамочка» вздохнула свободно. Но слишком упорная госпожа Романова добралась до Елизаветы Майской. Женщиной, которая толкнула Лизу на пешеходном переходе, были вы, Лада. Я все думала: как убийца узнал о нашей предстоящей встрече с учительницей биологии? И поняла! Во время моего телефонного разговора с Викой Мамаевой сработала очередная шутка Макса, очень громко закричала «напоминалка» моего нового телефона. Я никак не могла отключить функцию, Мамаева злилась, а из трубки продолжало нестись: «Встреча с Елизаветой Майской. Не забыть! Кафе «Будильник»! В восемнадцать пятнадцать!» Когда Вика, окончательно потеряв терпение, отсоединилась, я услышала тихий щелчок, и лишь затем понеслись короткие гудки. В вашем доме из-за страха Ильи Николаевича перед облучением стоят допотопные аппараты. Вы, подслушав нашу беседу, получили полную информацию. И успели убить Лизу до встречи со мной. Зачем вы убрали Майскую? Наверное, нет нужды отвечать на этот вопрос пространно: у Елизаветы с Гудковым был роман, она знала его тайну.

Лада попыталась пошевелить закованными руками.

– Я уже говорила, что психическое состояние Лукьянова становилось все хуже, у него в голове зрели, как ему казалось, гениальные идеи. Одна из них – рождение от членов «семьи» детей, которые по достижении пяти лет будут переданы на воспитание китайцам и вернутся в Москву просветленными, обученными бойцами. Юные воины под руководством Лукьянова станут добывать деньги для расширения влияния старейшин.

– Он псих! – воскликнул Веня.

Художница опустила уголки рта.

– Очевидно, есть силы, которые не дают воплотиться идеям безумных людей. У Спиридоновых родился ребенок с мышечной дистрофией. Настя и Григорий по понятным причинам не могли родить здоровых детей, поэтому Сергей разрешил Грише и Елизавете зачать малыша. Но отпрыск Майской родился умственно отсталым.

– А Вера? – поинтересовалась я. – С какого бока в эту историю попала бедняга Скворцова со своей дочкой Алиной?

Лада поерзала в кресле.

– Вера близкая подруга Кати, дочери Валентины Петровны, единокровной сестры Сергея. Она знала, что Воробьева работает гинекологом в частной клинике, и обратилась к врачу с деликатной просьбой: ей не удается забеременеть, и свекровь сживает невестку со свету за бесплодие. Но Вера проверялась и знает, что у нее с репродуктивной системой все в порядке, значит, проблема у мужа. Однако супруг и его мать не поверят ей, если сказать им правду, надо непременно родить ребенка.

Доктор увидела на фотографии Скворцова и ахнула – тот был похож на Григория Гудкова, словно близнец: рыжий, веснушчатый, зеленоглазый. Воробьева доложила об этом факте брату, а тот приказал, не ставя никого в известность, использовать в качестве донорской сперму Гудкова. Буквально за день до обращения Веры в клинику Валентина Петровна делала необходимые манипуляции Лизе Майской, у которой не получилось завести малыша обычным путем, так что нужный биологический материал у гинеколога был под рукой. В результате на свет появилась Алина, такая же больная, как и маленький Гриша. Похоже, в роду Гудковых была какая-то генетическая аномалия, оба ребенка от Григория родились умственно отсталыми. Вообще-то Лукьянов хотел включить Веру Скворцову в «семью», но не успел. И не узнал, что его план по взращиванию идеальных бойцов потерпит крах. Он погиб при пожаре до того, как женщины родили детей. Семья Скворцовых воспитывала Алину до тех пор, пока свекровь не догадалась сделать анализ ДНК и не выгнала невестку с бастардом прочь.

Я кивнула:

– Верно. То же самое мне сообщила и сама Скворцова. Вера пыталась выжить, но потом ей стало ясно: они с Алиной могут просто умереть от голода. И тогда вконец отчаявшаяся мать надумала обратиться к Грише, наивно полагая, что тот, узнав о существовании родной дочери, даст немного денег на ее содержание. Но Вера не знала, что Гудков умер. Координаты донора находит лучшая подруга Екатерина.

Лада сдула со лба прядь волос.

– Да, Вере помогла Катя, дочь Воробьевой. Она не знает, чем занимались мать и дядя, и не вовлекалась в дела Лукьянова – против этого категорически возражала Валентина. Сестра во всем подчинялась брату, но тут проявила несгибаемое упрямство: ее дочка и сын были вне жизни «семьи». Катюша тоже гинеколог, долго работала у матери ассистенткой, ей было несложно узнать данные донора Веры. Она не имела понятия, что связывает Гришу с Валентиной Петровной, для нее тот был всего лишь клиентом с проблемой. Наверняка Катя порылась в архиве, нашла там карточку Гудкова и дала Вере его адрес. Конечно, за годы, прошедшие после обращения Григория к Валентине Петровне, он мог переехать. Но подруги не подумали о такой возможности, как и о наличии у него жены. И уж тем более не помышляли о смерти биологического отца Алины – Гриша был не в том возрасте, когда умирают.

– Чистая случайность, что Вера явилась для разговора в день презентации картины, когда Настя решила во всеуслышанье объявить о помолвке с Егором, – вздохнула я. – И странно, что вы оставили ее в живых. Ведь видели же Веру на лестнице, застали нас в тот момент, когда я не пускала мать с девочкой в квартиру.

– Блондинка в красной куртке? – спросила Лада. – Я не знала, кто она. И от Веры никакой угрозы не могло исходить – она не слышала ни про Лукьянова, ни про «семью». Ее, родись Алина нормальной и останься Сергей в живых, втянули бы в дело позже, Скворцова идеальный вариант для шантажа.

– Лампа! – вдруг странно высоким голосом позвал Веня. – Тут вопрос возник.

– Задавай, – милостиво разрешила я.

Греков подошел вплотную к креслу, где сидела прикованная художница.

– Она – Адал? Мы с тобой пришли к выводу, что кличка – это перевернутое имя. И по возрасту, и по всем обстоятельствам на роль главаря подходили только совсем близкие Насте люди. Но! Адал умеет убивать человека мгновенно. Почему она не сопротивлялась, когда парни ее схватили?

– Наших было больше, – гордо вскинула я голову.

– Но только не в случае с Адалом! Оставайся тут, не двигайся, – закричал Веня и ринулся в коридор.

Я растерянно посмотрела на Ладу, а та неожиданно засмеялась.

– Деточка, знаешь легенду про костюм Адама для Евы?

– Нет, – пробормотала я.

– Илья Николаевич ее любит, – спокойно продолжала Лада, – вычитал в какой-то книге. Помнишь, почему Бог первых людей из рая выгнал?

– Они съели яблоко, которое им запрещалось трогать, – ответила я, пытаясь понять, куда подевался Веня.

– Верно, – кивнула Лада, – но хитрая Ева не хотела покидать райские кущи, она бросилась к Змею и взмолилась: «Спрячь меня от Божьего гнева». Змей ей ответил: «Могу дать тебе костюм Адама». То есть он предложил женщине превратиться в мужчину, а та согласилась. И вот когда пришел час изгнания из рая, Господь увидел двух Адамов, один из которых сказал: «Несправедливо прогонять невинного. Ты не знаешь, кто их нас съел яблоко, придется оставить всех в раю». Но Бог-то сразу понял, что перед ним преображенная Ева, превратил ее снова в женщину и со словами «Никогда тебе не стать мужчиной» выдворил пару вон. Ну и как тебе легенда?

Я пожала плечами.

– Весьма глупо звучит – Бог-то знал, что других людей в раю нет, откуда там взяться второму Адаму?

Лада хмыкнула.

– «Никогда тебе не стать мужчиной», – вот ключевые слова. Как женщина ни старается, ни прикидывается, ни врет про себя, ни натягивает костюм Адама, все равно она слабая баба, и кое-что ей не под силу. Веня-то в конце концов понял правду. А тебе пришлось легенду про костюм Адама для Евы рассказывать. Ну что, не дошло еще?

Я вздрогнула и, сопровождаемая тихим то ли кашлем, то ли смехом Лады, бросилась за Грековым.

Дверь в кабинет Ильи Николаевича стояла нараспашку. Вбежав в комнату, я увидела на полу скрюченное тело мужчины, которому поручили посидеть с кандидатом наук, и бледную Вику Мамаеву.

Веня присел около парня, а я подскочила к приятельнице:

– Жива? Почему ты не позвала на помощь?

Виктория трясущейся рукой показала на труп.

– Он сказал… если пикну… так и со мной будет… не тот сказал, что упал, а который… ну… он…

– Илья Николаевич, – пробормотала я. – Мы катастрофически ошиблись в отношении Адала.

Эпилог

Лада не сообщила, куда подался ее муж. Она лишь сказала:

– Илья мастер по игре в прятки, вам его не найти. И у него есть не только второе, но и третье, четвертое, пятое, шестое дно. Вы правильно тут говорили про то, почему мы решили убрать Настю. Илья велел мне стоять в комнате, которая еще сутки назад была моей спальней, наблюдать из окна за происходящим, а потом вызвать полицию и стать главным свидетелем. Почему я сказала про зеленый «Рено»? Сама не знаю, плохо разбираюсь в автомобилях. Может, из-за Егора? Костров остался помочь Насте, но мы с Ильей предполагали, что он уехал. Анастасия всегда слушалась Адала, а он ей приказал: «Твой кавалер обязан покидать наш дом на ночь». Но в тот вечер Настя взбунтовалась и объявила о помолвке, наплевав на приказ Ильи Николаевича. Муж и помыслить не мог, что она его ослушается. Квартира у нас сами знаете какая – стены как в крепости. Если на кухне кто-то сковородками гремит, в спальне ничего не слышно.

– Это все мы уже знаем, – остановил Ладу Веня. – Вы про машину поподробнее!

Художница опустила плечи и откинулась на спинку кресла.

– Мы с Настей и Егором недавно ходили в автосалон. Костров выбирал себе новую машину и все повторял: «Хочу французскую, «Рено», непременно зеленую». Ну я и вспомнила его слова, когда беседовала с полицией.

– Ясно, – протянула я, – когда понадобилось врать полиции, вы описали мечту Егора, повторив его слова про марку и цвет автомобиля. Смею предположить, что образ блондинки в красной куртке вам навеяла Вера – вы видели Скворцову, когда выглянули на лестницу.

Лада пожала плечами.

– Вероятно.

– Мне следовало понять раньше, что для художницы не существует просто цвета, – горько вздохнула я, – вы непременно укажете его оттенок. И Вера приехала на «Рено» колера «бирюзовая лагуна», а он никак не зеленый. То есть для вас не зеленый, а для меня что бирюза, что салат, что трава – большой разницы нет. И я подумала: в Москве не одна такая машина, хватает и женщин-водителей в красных куртках. Произошло совпадение, у Веры и преступницы одинаковые машины и одежда. Мне лишь в момент нашей беседы пришло в голову, что из окна, с высоты, нельзя рассмотреть через лобовое стекло водителя. И уж тем более ночью невозможно увидеть цвет одежды и волос шофера. Я должна была раньше понять, что вы врете! А вы лгали всем в глаза, говорили, что машина наехала на Егора, уверяли, будто через дорогу шел он. На то, что убить хотели Настю, не было и намека.

Лада подняла голову.

– Так мне было приказано. Всю свою жизнь я боюсь Илью. Он гений изобретательности, мастер изощренности. Майскую муж убил, надев мою куртку и повесив на плечо женскую сумку. Простой, но действенный ход. Илья точно знает, как и когда поступить. Но порой и он совершает ошибки. Как с утюгом.

– Вот мерзавец! – запоздало вскипел Веня. – Взял в качестве клички перевернутое имя жены – Адал!

Художница усмехнулась:

– Какая наивность! Ко мне «Адал» не имеет отношения. Это из высказывания: «Аз деяние, аз лета». По первым буквам слов получается Адал.

– Что оно означает? – не поняла я.

Лада опустила голову.

– Илья говорил, что переводится как «Я делаю, я остаюсь в веках», но не знаю, правда ли. У меня нет хорошего образования, как у мужа, тот просто ходячая энциклопедия. Докторскую диссертацию Илья пишет не для отвода глаз, не прикидывается ученым, а на самом деле им является. Я не знаю, где он нашел эту фразу, в какой книге прочитал. Илья считает ее своим девизом и часто повторяет. Это все. Больше я ничего не скажу.

Лада вздрогнула и замерла с открытыми глазами. Мы с Веней смотрели на нее, остолбенев, потом Греков попятился.

– Лампа, она умерла!

– Не может быть, – прошептала я, отступая к стене. – Так из жизни не уходят. Только что она разговаривала.

Веню трясло.

– Надо вызвать «Скорую», но, думаю, помощь оказывать поздно.

Я выхватила из кармана мобильник.

– Знаешь, пока Лада говорила, – почти жалобно сказал Греков, – ну в то время, как она слушала нас и не отрицала, что является Адалом, я все удивлялся, почему такая хитрая, умная, жестокая женщина столь легко во всем призналась. Теперь есть ответ: она знала, что вот-вот умрет, тянула время, чтобы Илья мог подальше уйти. Лада служила и подчинялась мужу в буквальном смысле слова до последнего вздоха. Наверное, мерзавец всегда был готов к побегу, составил для супруги подробную инструкцию на случай, если за ним придут. И каким-то образом Адал сумел приказать Ладе умереть. От чего она скончалась?

– Не знаю, – почти лишившись от ужаса сознания, пролепетала я. – Извини, мне очень страшно, я не могу находиться в этой комнате.

Смерть художницы была признана естественной – у нее случился инфаркт. Прозектор, которому Веня заикнулся, что сбежавший супруг каким-то образом умудрился на расстоянии лишить Ладу жизни, сначала рассмеялся, а потом сказал Грекову:

– Возраст у Петровой был не юный, и в момент стресса мотор перегорел, не надо ничего выдумывать. Не читай на ночь книги Милады Смоляковой и не смотри по кабельному каналу ужастики.

Илью Николаевича так и не нашли.

Валентину Петровну Воробьеву задержали, сестра Лукьянова активно сотрудничает со следствием, рассказывает все, что знает.

Вере Скворцовой Веня нашел работу на дому, и сейчас она получает вполне приличную зарплату.

А еще Греков отыскал маленького Гришу. Узнав, что мальчик отстает в умственном развитии и помещен матерью в интернат, Вениамин быстро обнаружил парнишку в заведении, которое расположено в подмосковном городке Одинцово. Стало ясно, что Лиза, произнося перед смертью слово «один…», вовсе не имела в виду то, что ребенок остался дома в одиночестве, она пыталась сообщить адрес проживания Гриши. Адвокаты Макса потребовали сделать анализ ДНК мальчика, и подтвердилось отцовство Григория Гудкова. Теперь, в отсутствие других наследников, сынишка Лизы должен получить квартиру, в которой жили его биологический папа, Настя и Петровы. После продажи жилья образуется большая сумма, и мальчик Майский сможет спокойно жить в коммерческом заведении, которое специализируется на уходе за людьми с проблемами.

Аня Спиридонова и ее муж Андрей каким-то чудом поменяли билеты на ближайшую дату и улетели в Нью-Йорк через двенадцать часов после моего с ней разговора в джипе. В Россию бывшая ученица моей мамы возвращаться не собирается и не общается ни с кем из прежних знакомых. Вызвать Спиридонову из США в Москву для допроса практически невозможно.

В этой истории остались невыясненные обстоятельства. Например, кто помогал умирающему Мите Спиридонову? Как прошли последние минуты его жизни? Увы, ответов мы не узнаем, потому что нет людей, способных их дать.

Федор Барбосов по-прежнему работает в больнице, но мне почему-то абсолютно не хочется с ним встречаться.

Иногда на почту Вени приходят сообщения из Хорхштурмвальдского колледжа. Герберт Краузе-Михайлов сдержал обещание, отправил Петрову ксерокопию книги Катценвеленбогена «Болен Катцен» и теперь жаждет узнать, как ученому понравилось… нет, не содержание, а качество печати. Греков пока отмалчивается. Сами понимаете, он не горит желанием сообщать иностранцу правду об Илье Николаевиче.

Макс вернулся из командировки в Занзибар через неделю после смерти Лады, и нам с Веней досталось от него за самостоятельно проведенное расследование. Но у меня тоже был повод для серьезной беседы с мужем: его обращение в «Бюро всех услуг». Пару часов мы выясняли отношения, потом помирились и решили поехать в кино. Интересный фильм шел, на наш общий взгляд, лишь в зале, расположенном в новом торговом центре на улице Друкова.

Первой, кого мы увидели, спустившись во двор, была соседка сверху, Анна Григорьевна… с черным мопсом на шлейке.

– Завели собачку? – воскликнул Макс. – А как же ваша аллергия?

– Уже проходит, – ответила она и со вкусом чихнула. – Фердинанд такой лапочка, он меня обожает. Правда, Ферди?

Пес преданно посмотрел на старушку.

Соломатина, отчаянно кашляя, нагнулась, принялась гладить мопса и приговаривать:

– Подумаешь, насморк у меня. Ерунда, да и только, организм в конце концов адаптируется. Ферди, малыш, пошли скорее. Извините, мы торопимся в магазин за игрушками и сапожками. Говорят, лето будет дождливым, надо запастись для Ферди подходящей обувью.

– Превращение обычного человека в сумасшедшего собачника происходит, как правило, быстро и неожиданно, – засмеялся Макс, провожая взглядом соседку и ее четвероногого спутника.

– Да уж, – согласилась я. – И аллергия настоящей любви не помеха.

До торгового центра мы доехали без проблем. Макс запарковал джип на стоянке и, показывая рукой на толпу, сказал:

– Там, похоже, детский праздник. Давай обойдем народ слева.

Я кивнула и стала пробираться ко входу в гигантский магазин. Громкий крик: «Тетя Лампа, здрасте!» – заставил меня притормозить и оглядеться.

На площади среди весело голосящих ребятишек гордо возвышался верблюд Маффин, которого держала под уздцы девочка Ира.

– Я вас сразу узнала! – завопила она. – Хотите покататься бесплатно? Как ваша машина? Ездит?

– Пока в ремонте, – ответила я, подходя к сладкой парочке.

– Шикарно выглядите, – сделала комплимент Ира. – А это ваш муж там стоит? Симпотный дядечка.

– Вы с Маффином тоже прекрасно смотритесь, – сделала я ответный комплимент. – А что у него там на боку висит, под ковриком? Какая-то табличка?

Ира быстро перевернула картонку, и я увидела надпись, сделанную кривыми большими буквами: «Верблюд бизнес-класса, катание на vip-животном по цене простого пони. Не упустите свой шанс».

Стараясь не расхохотаться во весь голос, я приветливо помахала Ире рукой и вернулась к Максу со словами:

– Что-то мне расхотелось идти в кино. Давай лучше заглянем вон в тот обувной магазин. Мне давно нравятся туфли этой фирмы.

– Ладно, – согласился Макс, – поступлю не по-джентльменски.

Слова мужа привели меня в удивление.

– По-твоему, пробежаться с любимой женщиной по магазинам не джентльменское занятие?

Макс обнял меня за плечи и заявил:

– Истинный джентльмен обязан точно выяснить, что нравится его жене.

– Верно, – кивнула я. – И что?

Макс чуть понизил голос:

– Вопрос: зачем истинному джентльмену знать, что очень по вкусу его супруге? Ответ: дабы случайно не оказаться с ней в таком месте, где это «очень» можно купить.

Я взяла Макса под руку.

– Я отлично знаю, что ты совсем не жадный.

– Я непредсказуем, – пробурчал Макс. – Пока ехал сюда, планировал поход в кино, а теперь раздумал сидеть в душном зале. Пошли, купим тебе туфли.

Я посмотрела на мужа. Многие мои подруги часто жалуются на своих спутников жизни. Женщин злит, что мужья повсюду разбрасывают свои носки, никогда не закрывают двери шкафов, пачкают пеной для бритья зеркало в ванной и не видят в холодильнике кастрюлю с супом. Но основная претензия слабого пола к сильному звучит так: «Он никогда не признается мне в любви». Дорогие мои, слов «Я тебя обожаю и буду носить на руках всю жизнь» вы в реальной жизни действительно не дождетесь – мужчины отчего-то стесняются их произносить, они говорят о своих чувствах иначе. Как же звучат их страстные признания? Ну, например, так: «Давай не пойдем в кино, а купим тебе туфли. Не беда, если нет нужного размера, подогнешь пальцы ног и влезешь».

Почему Ефросинья Романова стала Евлампией Романовой, подробно рассказано в книге Дарьи Донцовой «Маникюр для покойника», издательство «Эксмо».
История знакомства с Катей и ее семьей подробно описана в книге Дарьи Донцовой «Маникюр для покойника», издательство «Эксмо».
Джон Кеннеди – президент США. Был убит 22.11.1963 в городе Даллас. Это преступление до сих пор остается нераскрытым.
in vitro (
Лампа вспоминает события, описанные в книге Дарьи Донцовой «Император деревни Гадюкино», издательство «Экмо».
Один целует, а другой подставляет щеку.
ЭКО – экстракорпоральное оплодотворение. Для лечения бесплодия зачастую используют более простые и менее дорогие методы, чем ЭКО. Надо лишь своевременно обратиться к врачу и верно выбрать метод лечения.