Фантастические рассказы из семнадцатого выпуска художественно-географической книги «На суше и на море».

Евгений Ларин

ОТВЕЧАЕТ ЗЕМЛЯ

Фантастический рассказ

Памяти Пьера Тейяра де Шардена посвящается

1

Сначала Наров не придал этому никакого значения. За день насмотришься всяких кривых и на бумаге и на экране. И что из того, если одна из кривых вдруг всплывет в твоей памяти?

Беспокойство он испытал лишь после того, как увидел фигуру по крайней мере в десятый раз. «Вот привязалась, — подумал он, рассматривая ее нечеткие контуры. — Видно, перетрудился. Верно сказала Аленка: без лыж диссертации не одолеть. В воскресенье махнем с Аленкой в Подрезково».

Так он и сделал. День выдался солнечный, радостный, настоящий мартовский. Снег, подтаявший накануне, ночью схватил легкий морозец, и образовалась тонкая хрустящая корочка, как бы засахаренная. Брызги солнца в каждой снежинке. Аленка выглядела такой свежей, счастливой. Она кидала в него снежками, а он смеялся и думал: «Вот оно, счастье. Невыдуманное, простое. Чего же еще надо?»

В понедельник Наров пришел в лабораторию обновленный, уравновешенный и до конца недели про фигуру не вспоминал. И вдруг…

Трудно передать, что испытал он, увидев, как Колька Рябов рисует эту фигуру. Удивление? Нет, пожалуй, какую-то странную уверенность, словно заранее знал: так и должно было быть.

— Что это? — спросил он у Кольки.

Колька смутился:

— Да так… Задумался вот над схемой. Даже и не заметил, что рисовал. — И Колька подвинул Нарову схему, а листочек с рисунком, будто невзначай, сунул в стопку бумаг.

— Нет, подожди, ты не прячь. Я ведь не зря тебя спрашиваю. Дай-ка сюда.

«Да, — размышлял Наров, рассматривая фигуру. — Она. Она самая. Ошибка тут исключается. Помню окаянную лучше, чем собственную ладонь».

— Вот что, друг, скажи откровенно: много раз ее видел?

— Много.

Колька смотрел на Нарова оторопело, соображая, откуда тот мог об этом узнать.

— Ну, сколько? — допытывался Наров.

— Раз десять, наверно. А что?

— Когда в последний раз?

— В прошлую пятницу.

— Поздно вечером?

— Часов в одиннадцать.

— Ну вот. Все совпадает.

— Что совпадает?

— А то, что я тоже видел ее раз десять, а в последний раз, как, и ты, неделю назад.

— Правда? — Колькины брови полезли вверх. — Так как же это? Значит, внушение?

— Выходит, внушение.

— Кто же это упражняется?

— А я почем знаю. Наверно, какой-нибудь телепат.

— Странно, — сказал задумчиво Колька. — А я, знаешь, в телепатию не верю.

Помолчали. Потом Рябов спросил:

— Что будем делать? Может, рассказать шефу?

— Подождем. Дело-то ведь необычное. Надо накапливать факты. А то над нами смеяться, пожалуй, начнут.

2

Легко сказать: накапливать факты. А как? В течение месяца фигура появилась трижды: два раза вечером, раз днем.

— Видел? — спрашивал Наров у Рябова.

— Видел, — отвечал Колька, и в голосе его звучали одновременно тревога и радость. — А ты?

Наконец Наров придумал, как привлечь новых участников к этой своеобразной игре. Они изобразили фигуру и положили рисунок в лаборатории на видном месте. Несколько дней он лежал, не привлекая ничьего внимания. Однажды Наров засиделся в лаборатории после работы, чтобы закончить к сроку отчет. В комнату заглянул полотер:

— Скоро кончите? А то натирать пол надо!

— Давайте, не помешаете, — ответил Наров, досадуя втайне, что ему придется вникать в суть сложных функций под надоедливое жужжание полотерной машины.

Полотер приступил к работе и тут заметил рисунок.

— Вон оно что! — сказал он, выключая машину.

Наров насторожился:

— Знакомо?

— Еще бы. А я-то думаю: чего он ко мне привязался? А это, оказывается, вы.

— Что, мы?

— Как что? Опыты проводите.

— Нет, мы опытов не проводим.

Полотер взглянул на Нарова недоверчиво.

— А откуда же тогда у вас этот узорчик? Может, скажете, из моей головы?

— Вы когда в последний раз его видели? В понедельник? — вместо ответа спросил Наров.

— Кажется, да. Рано утром…

— Ну вот и мы тоже в понедельник видели тот же узор. А вот откуда он взялся — это еще предстоит разгадать.

Через десять минут Наров позвонил Рябову:

— Слушай, Коля, еще один объявился. Петр Васильевич, знаешь? Ну, наш полотер!

— Значит, теперь можно докладывать шефу?

— Да, пожалуй.

3

Днем обычная суета, а по ночам мысли, сомнения. Тайна, манящая, зовущая. Но и пугающая своей глубиной. Вот он, берег, а вот пучина. Только шаг, и берега нет. Уходишь все дальше, дальше от привычных мыслей и дел.

Может, лучше отойти от берега, туда, подальше, на твердую землю? Там все просто, все ясно. Годы идут и приносят успехи. Сядешь, как шеф, в своем кабинете. Каждому видно: есть положение, научный авторитет.

Ну, а тайна? Что ж, это бывает… Шеф допускает возможность тайны. Он так и сказал:

— Факты телепатической связи, очевидно, и в самом деле имеют место. Но их ведь пока не объяснишь! Вы лучше скажите, как с вашим докладом. Я вот подумал: что, если затронуть вопросы синтеза сложных сетей?

Шеф стал рассуждать неторопливо и обстоятельно, а Наров сидел с неотвязной мыслью: «Как можно сейчас об этом? После всего, что мы рассказали. Ведь не с кем-то случилось, а с нами. Соприкоснулись с тайной. Махнуть на нее рукой?»

Ночь. За окном весенние звезды. Светят, подмигивают, зовут. Когда-то тоже прятались от тайны, очертив дозволенный круг. Три кита, и земля — тарелка, и купол с блестками звезд. А что за куполом? Там владения бога. Человеку туда соваться не след. Но разум тюрьмы не терпит. Один беспокойный ум. За ним второй, третий… И вот уже нет над землей купола. Разбит вдребезги, словно тонкий стакан. А там за куполом бесконечность.

Звезды подмигивают, манят. Протяни руку, достанешь с неба. Только поди-ка, достань, если даже быстрому свету лететь до них миллионы лет. Мало жизни и тысяч жизней. Что там? Никто не знает.

А мысли тесно, она бунтует, она не желает смириться с тем, что Вселенная так огромна, а человек так мал.

Барсов сказал:

— Хочешь к звездам, а сам даже в Архангельском не побывал. А там, между прочим, шикарный дворец.

А Витя Коленов, всегда вторящий Барсову, тут же добавил:

— И шашлыки там отличные.

А Наров подумал: «Не место Барсову в науке. Ему бы лучше на сцену или на киноэкран. И фамилия подходящая — Барсов. А впрочем, он и здесь не на последних ролях. Ладит с начальством. Доклады делает с блеском. Не то, что я…»

Зреет у Нарова новое чувство. Очень хочется уединиться. Оглядеться. Подумать. Уйти от текучки. А тут:

— Братцы! Слышали? А Наров-то с Рябовым — телепаты!

— Что, опыты проводили?

— Создали теорию?

Барсов стоит улыбаясь, довольный фурором, который произвел.

— Спросите у них, пусть расскажут.

— Ну, правда, ну, расскажите!

Рябов начал рассказывать. Его слушали очень внимательно, а потом вспыхнул горячий спор.

— Ерунда, — заявил Барсов. — Мистика. Спиритизм.

— Почему спиритизм? — возразил Наров. — Ведь телепатической информацией обмениваются не духи, а люди. Во плоти и крови.

— А, все это бабьи сказки.

— Постой! — возмутился Рябов. — Но я же рассказывал, как было. Что же мы с Наровым сговорились?

— Самовнушение, — парировал Басов.

— Нужно еще подождать, проверить, будут ли знаки, — сказал примирительно Витя Коленов.

4

А знаки больше не появлялись.

— Ну, как? — каждое утро спрашивал Наров у Рябова. Тот пожимал плечами:

— Пока ничего.

Свежесть первого впечатления постепенно стерлась, и временами происшедшее казалось почти нереальным. Будь Наров один, он решил бы, что все это ему померещилось. Но ведь их трое. Значит, все объективно. Значит, реальный факт.

Рябов разговаривал на эту тему все более и более неохотно.

«Испугался, — с досадой думал Наров. — Испугался поверить в тайну. Ну что ж, буду искать один».

Днем работа, вечером книги. Множество книг. По физике, биологии, кибернетике. О теории поля, об условных рефлексах. Физиология мозга. Физика элементарных частиц. Кое-где говорилось о телепатии. Вскользь, мимоходом, словно автор стесняется говорить об этом всерьез. «Но почему? Ведь вопрос назревший. Предполагают, что мозг излучает сверхдлинные волны — километров до тридцати. Обычный экран таким волнам не страшен; чтобы преградить им дорогу, надо поставить свинцовую заслонку толщиной в несколько метров.

Но вот что странно: волны такой длины не огибают землю. А телепаты могут связаться на любом расстоянии. Значит, надо искать что-то другое.

Что-то другое… А что? Может, нейтрино? Надо сосредоточиться, взвесить, вникнуть.

А тут, как назло, с утра телефон разрывается. Наров понадобился всем».

— Леонид Алексеевич! В десять ноль-ноль совещание по текущему плану.

— Товарищ Наров, плановики просят дать калькуляцию темы. Не позднее завтрашнего дня.

— Нужны предложения по улучшению техники безопасности научно-исследовательских работ.

«Да, так о чем я думал? Нейтрино? Эта частица не знает препятствий. Но можно ли передавать информацию на каких-то частицах? Почему же нельзя? Радиоволны ведь тоже частицы. Эйнштейн доказал, что все волны состоят из частиц. Радиоволны состоят из фотонов. Может быть, из множества нейтрино образуется поле нейтринных волн? Таких волн никто не обнаружил?

Радиоволн тоже сначала не знали — Максвелл открыл эти волны с помощью логики. А опыт подтвердил это открытие лишь через много лет.

Мозг излучает. В этом нет никакого сомнения. Просто мы пока не умеем улавливать эти лучи. Мозг излучает… Мысли витают в пространстве, как облака. Возникает единое общее поле — поле нейтринных волн. Нет, общее, но не единое. Мысли разные. Мысль человека может быть четкой. Мысль человечества — это всего лишь шум. От мозга к облаку связь прямая. А от облака к мозгу? Обратная связь? А что, если… Нет, об этом пока еще рано. Торопиться не следует. Изучать. Изучать».

На днях шеф спросил:

— Как у вас с диссертацией?

Наров ответил:

— Никак, Андрей Николаевич. Я ею не занимаюсь.

— Это мило. А сроки?

— Что сроки? И сроки и тему можно переменить.

— Вот как? Вам перестала нравиться тема?

— Да, перестала. Мы сейчас не тем занимаемся. Тычем паяльником в разные схемы и верим, что скоро научимся делать искусственный мозг. Ничему мы так не научимся!

Шеф простучал костяшками пальцев какой-то бравурный марш.

— Не понимаю вас, Наров. Не понимаю. Что же, по-вашему, оптимальные коды — это не актуальный вопрос?

— Меня сейчас мало волнуют коды, созданные нами. Я хотел бы расшифровать один-единственный код.

— А-а-а, — протянул шеф понимающе. — Опять эта ваша черная магия… Это все сейчас очень модно: телепатия, летающие тарелки или, скажем, антигравитационное поле, антивещество. Здесь пахнет такими открытиями, которыми можно потрясти мир. Только одним здесь не пахнет: настоящей наукой. Наукой, которая не гоняется за сенсацией, а терпеливо, небольшими, но целеустремленными шагами достигает цели в течение многих и многих лет. Вас не устраивает такая наука? Тогда вы, простите, не ученый.

— А кто же?

— Вы? Фантазер.

— Может быть.

— Бросьте вы эти химеры, Наров. Вы способный и, как принято говорить, подающий надежды специалист. Зачем вам избирать себе поприще, достойное лишь псевдоученых и всяких досужих, незрелых умов? Не понимаю…

— А я, Андрей Николаевич, не понимаю вас. Только сейчас вы с такой легкостью выбросили на свалку телепатию вместе с летающими тарелками, а заодно и признанное физиками антивещество. Если поверить вам, то все потрясающие открытия отошли уже в область истории. А не правильнее было бы считать, что наши с вами взгляды на мысль, на космос и на Вселенную будут казаться такими же наивными и смешными, как Земля на трех китах? Вы забываете, какой нелепой казалась идея шарообразной Земли. И было это всего-то три века назад. Не кажется ли вам, Андрей Николаевич, что отрицание не изученных нами явлений — это лишь ограниченность и боязнь непонятного?

Наров умолк. Не перехватил ли он? Не слишком ли резко? Наров взглянул на шефа. Усталые глаза, словно бы выцветшие от яркого света, глубокие морщины поперек высокого лба.

— Вы напрасно меня агитируете, Наров. Я ведь не отрицаю существования телепатии. Просто я как ученый ничего о телепатии не знаю. Так же, впрочем, как и вы.

— Но кто-то же должен быть первым!

— Разумеется. И вы надеетесь, что этим первым станете вы?

Наров ничего не ответил. Помолчали.

«Нет, — думал Андрей Николаевич, — я в нем ошибся. Считал серьезным, способным, даже талантливым. А на поверку — мальчишка и фантазер».

А Наров думал о шефе: «Считал вас крупным ученым. А потолок-то ваш, оказывается, вот он. Прямо над головой».

5

Наров один на пустом бульваре. Мокрый снег, и листы письма Аленки, которые весенний ветер норовит вырвать из рук.

«Вот я снова в родном Новосибирске. Не представляешь, как приятно поесть маминых пирогов, а утром проснуться в той же комнате и в той же постели, что и много лет назад. Как будто я снова школьница, а все, что случилось со мной, только приснилось мне этой ночью…»

«Психологическая подготовка, — констатирует Наров. — Что последует дальше? Кого же она подготавливает, себя или меня?»

«Встретила Колю. Он все такой же. Говорит, ждал меня все эти годы. Не теряет надежды. А у меня язык не поворачивается сказать, что я никогда не подарю ему счастья, потому что всю жизнь буду любить только тебя».

В голове ответные строки:

«Аленка, милая! Я все понимаю. Ты должна сделать выбор. Я не тот человек, который сможет дать тебе семейное счастье. Ты такая земная, домашняя, ласковая, уютная. А я…

Адмирал Нахимов отказался жениться, чтобы душа его не раздваивалась между страстью к морю и любовью к жене. Надеюсь, ты меня понимаешь. Я ничего не хочу навязывать — просто хочу быть честным. Решай».

Наров присел на сырую скамейку. Вокруг пестрота черно-белой мозаики: пятна талого снега, тянутся к небу почерневшие от сырости голые ветви — руки деревьев, заломленные в безмолвной мольбе.

Нет, не так! Не нужны письма! Никаких длинных объяснений.

Просто короткая телеграмма: «Оформляю отпуск, вылетаю в Новосибирск». Все ясно и так. Черт побери, ведь она меня любит! Эх, Наров, Наров! Еще не успел стать ученым, а превратился в сухаря!

— Простите, где тут ближайшая почта?

— Надо пройти по той улице, потом повернуть направо, потом…

Что с вами? Вам плохо?

— Нет, нет. Все в порядке. Спасибо. Я пойду на почту чуть позже. А пока посижу. Один.

«Так. Яснее. Яснее. Исчезает. Вновь появляется. Так. Еще раз. Еще. Еще. Теперь нет никакого сомнения. Передача какого-то кода. Код двойной — и пространственный, и временной. И как ясно, как ясно!

Сосредоточенная энергия. Словно мысли всего человечества слились в единую мысль. Да, кажется, в этом разгадка. А значит… Нашел! Кажется, я нашел!»

6

— Братцы, сенсация! — произнес Барсов с пафосом и развернул на столе иностранный журнал. — Витя, ты еще не забыл французский? Переведи.

— Таинственный знак, — начал Виктор Коленов. — В течение последнего месяца психиатрами Парижа зарегистрировано около 20 случаев спонтанной телепатической связи. Во всех случаях пациенты наблюдали какой-то таинственный знак, имеющий сложные очертания.

Редакция нашего журнала обратилась к читателям с просьбой сообщать нам о подобных случаях. Получено около ста двадцати писем тех, кто видел этот знак. Совпадает не только форма его, но и время появления. По-видимому, мы имеем дело с каким-то загадочным явлением, которое ждет научного истолкования.

— А вот еще, — произнес Барсов, переворачивая страницу. — Полюбуйтесь! Виктор, переведи.

Все столпившиеся возле Барсова увидели причудливое переплетение линий. Под рисунком стояло: «Так художник Делуар изобразил знак, который он наблюдал 15 апреля в 18 часов 45 минут».

— Ну, каково? — спросил Барсов и посмотрел на Рябова. Тот впился глазами в рисунок. Едва шевеля губами, произнес чуть слышно:

— Моя фигура. Это она.

— Сапоги вы! — загремел Барсов. — И ты, и Наров. Два сапога! Вам бы тогда объявить громогласно. Вы бы знаменитыми стали. А вы…

Вскоре о таинственном знаке заговорили повсюду. Корреспонденты газет, журналов, радио и телевидения брали интервью видных ученых.

Вечерами к Нарову зачастил сосед.

— Пишут вот, что появление этих знаков связано с пятнами на солнце. Так это или нет?

— Да, есть такая гипотеза. Ее выдвинул французский ученый Шарль Мотье. По его наблюдениям, чаще всего знаки появляются при большой интенсивности магнитных бурь. Лично я в эту гипотезу мало верю. Думаю, что это совпадение случайно.

— Вот вы — человек ученый. Как вы объясните: дочь моя их видит, а я — нет? И вы вот видели. Может, это все от учености? Дочь, между прочим, в будущем году оканчивает мединститут.

— Нет, это не от учености, — терпеливо убеждал Наров. — Скорее, это способность врожденная. Чем тоньше нервная организация, тем, очевидно, легче его воспринять. Мой научный руководитель — известный физик Андрей Николаевич Платонов. Это имя известно в научном мире. А вот фигуру он до сих пор ни разу не видел. Может, не желает видеть? — добавил Наров, скорее для самого себя.

7

Андрей Николаевич Платонов снова взял в руки зеленую папку. Тридцать страниц, отпечатанных на машинке. Он прочел их несколько раз. Как к этому отнестись? С одной стороны, фантасмагория. Но с другой — может, в этом что-то и есть? Легче всего признать все это бредом. А если не бред? Андрей Николаевич всю жизнь имел дело с фактами. А тут фактов по существу нет. Платонов резко захлопнул папку, взял телефонную трубку:

— Будьте любезны Нарова. Леонид Алексеевич? Это Платонов. Зайдите ко мне.

— Ну вот, прочитал я ваш опус, — говорил он Нарову минуту спустя. — Любопытно.

— И только?

— Нет. Можно даже сказать — грандиозно. Почти что фантастика. А как это доказывать? Доказательств-то нет.

— Нет, так будут. Я же дал предложения.

— Здесь я не уловил этого, — сказал Платонов, по-приятельски хлопнув зеленую папку.

— Ну как же?! А опыты коллективной телепатии? Надо попробовать.

С минуту Платонов о чем-то раздумывал, барабаня пальцами по крышке стола. Потом опять открыл зеленую папку.

— Вот что, Леонид Алексеевич. Есть один человек, который способен зажечься вашей идеей. И влияние он имеет огромное. Что, если вам к нему обратиться?

— Кто это?

— Академик Арасипян.

8

Арасипян слушал нетерпеливо, потом вдруг перебил Нарова, заговорил сам. Говорил он громко, чуть ли не каждое слово сопровождал каким-нибудь жестом. Вскакивал, бегал по кабинету. Хватая пепельницу, переставлял ее с места на место, а пепел стряхивать в нее забывал. Двигался он стремительно, с какой-то удивительной легкостью. Длинные руки успевали в одну секунду проделать десятки разнообразных движений.

— Да, конечно, трудно предвидеть, на что еще способна природа, если она сумела вылепить такое чудо, как человеческий мозг. Но из чего она это чудо лепила? Из обычных атомов! Правда, даже природа-мать не обошлась без издержек. Где диплодоки? Вымерли. Где птеродактили? Вымерли. Где плезиозавры, ихтиозавры, тиранозавры? Почему вымерли? Неудачные эксперименты природы. Теперь взгляните сюда.

Арасипян сел рядом с Наровым и раскрыл огромный альбом.

— Полюбуйтесь. Чудесное древо. Эволюция видов. Сколько ветвей и ответвлений! Сколько исчезнувших видов! Но посмотрите внимательно. Видите? Как ясно прорисовывается главное направление роста этого древа, его центральный ствол. Куда этот ствол устремлен? К разуму! К тому величайшему из моментов истории нашей планеты, когда появился разум. Это центральный ствол эволюции. А центр каждого организма — его нервный ствол. Шаг за шагом, клетку за клеткой усложняла его природа. От простых ощущений амебы к сложным инстинктам животных и наконец к цельной картине мира, отраженного в нашем мозгу.

И вот живет на земле человек, преобразует планету. И эволюцией видов перестал управлять слепой случай. Судьба планеты в руках человека. Куда же направит он эволюцию? К чему ее приведет?

Арасипян встал, отложил альбом, стряхнул пепел с костюма и снова спросил:

— К чему? Может быть, к бомбе? Р-р-раз — и готово! Земли нет — есть ядерный гриб. Я не хочу в это верить. Не хочу. Разве для этого миллиарды лет растила природа свое прекрасное древо? Для этого увенчало древо чудесным плодом — разумом? Чтобы разум его погубил? Нет, этого не будет. Все подчинить разуму — вот высшая цель. Но разум нужен единый. Вы понимаете? Единый разум планеты, а не миллионы разных желаний и целей. Как создать этот разум? Пока не знаю. Но знаю твердо: к нему идем. Путь не прямой, не легкий. Нации, страны… Революции, войны…

С развитием и расширением сфер влияния прогрессивного и справедливого социального строя будет меняться и человек. Он станет чище и выше. Каждый, кто мыслит, будет отдавать свои силы не на накопление личного богатства, а на накопление общечеловеческих знаний. Высшее благо — открыть новую тайну. Вырвать ее у частиц. У звезд. У Вселенной.

Вот почему я поверил в вашу гипотезу. Где-то там, в масштабах Вселенной, уже возник этот единый разум, объединивший в себе миллиарды отдельных умов. Я не знаю, чем сцементирован этот единый разум. Может быть, полем. Или как-то иначе.

Несомненно одно: есть во Вселенной такие вот сгустки разума, и на Земле развивается единый разум. Конечно, его наиболее полное проявление возможно только в условиях коммунистического общества, которое мы еще строим. Но если мы чувствуем, что к нам обращается разум другой части Вселенной, люди уже в состоянии ответить на его призыв. Вы согласны?

— Еще бы! Ведь и меня волнует то же. Только вы подошли с позиций биолога, а я — как технический специалист. Будем предполагать, что знак, который мы наблюдаем, излучен каким-то единым разумом. Очевидно, разум этот способен и излучать, и принимать излучения мозга, ведь не случайно сигналы направлены именно к нам. Они нащупали нас в бесконечном пространстве. При этом, заметьте, ведется поиск: с каждым разом передачи становятся все яснее и яснее.

— Простите, — опять перебил Нарова нетерпеливый Арасипян. — Но почему они выбрали именно этот вид связи? Ведь можно было использовать и обычную радиосвязь!

— Да, разумеется. Но даже из нашего весьма небольшого опыта телепатической связи следует одно ее очень важное свойство: при ничтожно малой энергии, излучаемой человеческим мозгом, осуществляется самая дальняя связь. Кроме того, космос настолько насыщен естественными радиоволнами, что, даже приняв сигналы, нельзя утверждать определенно: их посылают разумные существа. Вот две причины, по которым они предпочли не радиоволны, а излученную мысль. Сигнал, который они от нас принимают, очевидно, подобен шуму — это разные мысли многих людей. А от единого разума сигнал излучается когерентный. Его можно сравнить с остронаправленным лучом лазера. Такому лучу, очевидно, не требуется слишком большой энергии, чтобы преодолеть расстояния в сотни и тысячи световых лет и донести до нас четкие очертания знака.

А чем же можем ответить мы? Мы еще не достигли единства мыслей и разума. Но если на какое-то время удастся сосредоточить на одной цели мысли многих людей…

— Понял! — Снова вскочил Арасипян. — Я прекрасно вас понял! Это дельное предложение. Надо как следует это обдумать. Привлечь зарубежных ученых. Добиться, чтобы был поставлен такой грандиозный эксперимент. Смущает меня лишь одно. Согласно вашей гипотезе, мысль переносится материальными волнами. Значит, скорость их не может превысить скорости света. А откуда пришли к нам сигналы? На планетах нашей системы разумной жизни не существует. А где она может быть? Допустим, у звезд Тау Кита или Эпсилон Эридана. Но ведь оттуда свет летит до Земли одиннадцать лет. Одиннадцать лет туда, одиннадцать обратно… А если разум находится дальше? Ответ может прийти через сто поколений. Не отпугнет ли молчание тех, кто согласится помочь провести этот эксперимент?

Наров ответил:

— Вы правы, придется набраться терпения. Участников эксперимента надо предупредить.

9

Людская река разлилась по улицам. С высоты восьми этажей река эта кажется однообразной, но Наров знает, что двух одинаковых капель в этой реке нет.

Люди различны, но сейчас они одержимы одной идеей. Той, которой Наров отдал все силы последних лет.

Наверное, вот так же стоит Аленка со своим мужем где-то на улицах Новосибирска. Так же как и все, они смотрят сейчас на звезды. А стоило ему несколько лет назад бросить все и примчаться в Новосибирск, сейчас она, наверно, стояла бы рядом с ним. Но как раз в тот момент ему пришла в голову идея, которая захватила его без остатка.

— Внимание! Говорит Комитет космической связи с инопланетным разумом. До начала сеанса связи осталось 15 минут…

Связь с инопланетным разумом… Значит, не зря он, как и многие другие ученые, потратил годы напряженного труда. Если удастся связаться с инопланетным разумом, в этом будет и его, Нарова, немалая заслуга.

— Внимание, внимание! До начала сеанса 12 минут. 12 минут до начала сеанса! Сколько же будет он продолжаться? Много лет? Или много веков? А жизнь проходит так быстро… Чуть прикроешь глаза, и снова та же картина: Аленка вся в брызгах солнца, смеется, кидает в него снежки.

Больно. А все-таки, доведись начинать все сызнова, разве он поступил бы иначе? И в этот момент надо быть со всеми там, внизу.

Коридор. Лестница. Лифт. Улица. Люди стоят, плотно прижавшись друг к другу.

Все волнуются, ждут. Чего ждут? И почему волнуются? Ведь пресса предупреждала: ничего, по-видимому, не произойдет. И все-таки все взволнованы. И сам Наров — тоже. Будто сейчас на глазах у всех совершится великое чудо.

— Внимание! Две минуты до начала первого в мире сеанса связи с инопланетным разумом. Приготовьтесь. Начало по счету десять. Раз. Два. Три. Четыре. Пять…

Сосредоточены лица, взгляды устремлены в одну точку, туда, где реет большое полотнище, на котором освещен прожекторами знакомый всем знак. И так же стоят сейчас люди в Саратове и в Сан-Франциско, в Париже, в Гаване. Стоят, сосредоточенно смотрят на знаки и про себя повторяют одни и те же слова. Может быть, именно в эту минуту сделан очень большой шаг в истории человечества. Разве то, что сейчас происходит, не способствует единению сил, чувств и мыслей?

— … Семь. Восемь. Девять, — доносится из репродуктора. Сейчас наступит это мгновение. Пока только мгновение. Но как оно символично! На мгновение мысли многих людей сольются в одну общую мысль.

Пять, десять минут длится торжественное молчание. И вдруг громкий возглас разорвал тишину:

— Вижу! Я вижу! Вот он! Это он! Это тот же знак!

И сразу со всех сторон:

— И я! И я тоже вижу! И я! И я! И я! Отвечают! Они отвечают! Связь установлена! Ура! Ур-р-ра!

Ликуют люди. Уже не слышно отдельных выкриков — только общий могучий гул.

«Что это? — думает Наров. — Самообман? Коллективный гипноз? Ведь ответ не мог прийти сразу».

И в то же время вот он — ответ. Фигура четкая, ясная, ставшая очень близкой за эти несколько лет.

Но откуда, откуда? Ведь свету лететь от Тау Кита целых одиннадцать лет! Как объяснить? Самовнушение? Или другие законы движения? Или великий разум Вселенной сумел этим законам поставить иной предел?

Но что это? Фигура начала шевелиться! Может, показалось? Нет, она в самом деле стала похожа на шар. Внимание. Только внимание. Кажется, нам собираются передать какой-то новый сигнал. Да, да, несомненно. На шаре возникли пятна. Что они напоминают? Что-то очень знакомое. С детства. Со школьной скамьи. Неужели?… Да нет, не может быть! Просто эти расплывчатые пятна ассоциируются в сознании с очертаниями материков. А все-таки очень похоже. Вон громадная Евразия. Правее и ниже — маленькая Австралия. А вот и Африканский континент… Но не могли же они… Внимание. Шар начинает вращаться. Сейчас он получит ответ. Если он не ошибся, то… Нет, не ошибся! Конечно же, это она — туго перепоясанная в талии у Панамского перешейка Америка! Ошибки быть не может! Земля! Это наша Земля! Такая, какой ее видят наши собратья по разуму. Этим они хотят сообщить:

«Мы о вас знаем!» Лучше нельзя и придумать!

Окружавшие Нарова люди тоже поняли смысл передаваемого сигнала.

— Земля! — раздаются вокруг возбужденные возгласы. — Наша Земля! Они ее видят!

А стоящий неподалеку от Нарова высокий мужчина вдруг заявил:

— Да они к нам в гости собираются!

И все вокруг, забывая о том, что братья по разуму вряд ли могут их слышать, замахав в возбуждении руками, стали кричать:

— Добро пожаловать!

— Милости просим!

— Ждем!

Вокруг ликование. Но не ликует Наров. Он озабочен. Мысль опять работает четко, обретя свой привычный ритм. От грусти, которая им недавно владела, не осталось даже намека. Он обдумывает следующий сеанс.

Кто решил, что Наров несчастлив? Он жил трудно, но очень — вы слышите? — очень счастливо. И впереди еще много-много таких же мучительных, таких же счастливых лет.

Калерия Карпова

ПАРАДОКС ФЭОДАРА

Фантастический рассказ

«В мае этого года кафедрой беспозвоночных отправлена в эоцен капсула времени. Место назначения: южная часть территории Скандинавии, в настоящее время затопленная Балтийским морем, но прежде покрытая лесами древних сосен, давших балтийские янтари.

Как известно, капсулы времени невелики, ибо только при таких размерах легко гасятся темпоральные завихрения, возникающие при прорывах временных полей. Из-за небольших размеров капсул экспедиция переправляется в два приема. Сначала посланы роботы, которые должны проделать всю необходимую предварительную работу (вскрыть смоляные ходы хвойных деревьев на небольшом участке леса, чтобы привлечь к истекающей живице нужных для изучения насекомых), затем люди. По нашему счету времени, между отправкой обеих партий пройдет месяц, но благодаря тому, что счетчик будет переведен на одно микроделение назад, в эоцене между прибытиями партий пройдет три года. Это позволит получить результаты эксперимента через несколько месяцев.

В составе 1-й партии роботы ФЭОДАР-1 (фото-экстрагирующе-одораторный дедукционный автономный робот) — киберразведчик, подающий команды, и тумбы Прима и Бис — подчиняющиеся командам робота эффекторные приставки на выдвижном подъемном устройстве.

В составе 2-й партии группа палеонтологов: Вадим Коробов (руководитель экспедиции), энтомолог, научный сотрудник Московского палеонтологического института; Ольга Васильева — палеоботаник, научный сотрудник Ленинградского отделения ПИНа, Юлиус Юсявичюс — энтомолог, научный сотрудник Палангского музея янтаря».

Информация Совета Исследований во времени.

В электронную память ФЭОДАРа не ввели понятий о красоте, и поэтому он, выйдя из капсулы времени, не стал восхищаться открывшимся видом, а отметил лишь удачное местоположение корабля. Обширную поляну с трех сторон обрамлял лес, а с четвертой — замыкал холм, поросший густым высоким папоротником.

Не теряя времени, кибер включил Приму и проверил ее готовность, а потом проконтролировал системы Биса. Нажав кнопку, катапультировавшую на поляну тюк со складным дюралевым хранилищем, которое люди называли «вигвамом», он отдал приказ тумбам установить его и перенести туда из капсулы контейнеры с продуктами, аппаратуру и банки со смазкой для всех трех роботов. После этого ФЭОДАР нажал красный клавиш, аккуратно закрыл наружную дверцу, и с этого момента корабль совершенно перестал его интересовать.

Роботы цепочкой направились к лесу. Впереди, мягко покачиваясь на гусеничном ходу, катилась Прима, едва доходившая ФЭОДАРу до пояса. Собственно говоря, пояса у киберразведчика не было, потому что его фигура представляла собой коробку со скругленными краями. Вращающийся головной купол с фотоэлементами и одораторными датчиками походил на шляпу, надвинутую по самые уши. А шарнирные ноги с огромными ступнями делали ФЭОДАРа немного комичным, но он, конечно, об этом не подозревал. Замыкал процессию Бис, почти наезжавший киберу на пятки.

Миновав рощу дубов и буков, под которыми темнел густой лавровый подлесок, ФЭОДАР направился к группе хвойных деревьев. Найдя поваленный бурей ствол, он поставил к нему тумбы, дав пока единственное задание: нащипать мелких остроконечных палочек, на которые должны насаживаться ароматические приманки. Сам кибер принялся ловить насекомых, определять их запахи и исследовать содержимое желудков. Потом ФЭОДАР принялся изготовлять ароматические приманки, взяв за основу клейкие натеки смолы, а в качестве добавок — различные вытяжки из цветов и трав.

Заправив этой пастой баллоны Примы и Биса, кибер подвел их к деревьям. Круглые ноги тумб, стоявшие на гусеничных платформах, начали вытягиваться, выдвигая кольцо за кольцом, а ручные манипуляторы простукивали стволы, отыскивая смоляные ходы. Время от времени из их передних щитков выдвигались заостренные на концах манипуляторы, которыми тумбы делали надрезы, а другими «руками» всаживали в кору шпенек с приманкой.

Под неустанным наблюдением ФЭОДАРа тумбы работали споро и до темноты вскрыли все сосны, занимавшие пригорок.

На следующий день ФЭОДАР нашел лесок, где среди кленов и пальм виднелись высокие ели. Они оказались пригодными для обработки, потому что входили в группу хвойных, объединенных понятием «янтарного леса». Населяли этот лес совсем другие виды животных. Летало множество зеленых стрекоз. Между близко стоявшими деревьями раскинули свои серебряные сети пауки. А по влажным листьям подлеска ползали неторопливые улитки, поблескивая закрученными раковинами блеклых тонов.

Оставив Приму и Биса обрабатывать ели, ФЭОДАР вышел на опушку и осмотрелся. Впереди лежал перелесок, посреди которого росла низкорослая искривленная сосна. А за ней вверх по склону поднимался густой сосновый бор. Не дожидаясь, когда тумбы закончат работу, педантичный ФЭОДАР, не пропускавший ни одного дерева, направился к одинокой сосне. Нацелив на нее передний объектив, а задними продолжая наблюдать за действиями тумб, кибер двигался вперед по сочной, пружинившей под ногами густой траве.

Внезапно одна нога куда-то провалилась, а когда он сделал по инерции еще шаг, и вторая погрузилась по колено в воду. ФЭОДАР повернул объективы вниз и стал обследовать зелень. Кругом расстилался мох, а между его коротенькими побегами вспучивались мочажины.

«Сфагновое болото, — тут же определил кибер. — Молодое, еще не поднявшееся холмом. Опасность!»

ФЭОДАР попытался вытащить ногу, но от этого движения ее еще глубже засосало. Вторая нога как-то держалась на зыбкой кочке, и кибер решил перенести центр тяжести на нее, чтобы потом повернуться и попробовать выползти из болота. Но едва он пошевелился, как эта нога соскользнула с кочки, и ФЭОДАР плашмя упал в воду. Его правый манипулятор успел за что-то зацепиться, а левый беспомощно сжимался и разжимался, хватая мох. Тогда он выбросил в стороны добавочные манипуляторы, но те тоже попали на топкий мох, а не на кочки.

Ноги засасывало все глубже. Голова наполовину ушла в трясину. ФЭОДАРа беспокоили не столько фотообъективы (пока он вполне обходился одними задними), сколько антенна, служившая для связи с тумбами.

В ответ на призыв кибера тумбы примчались к краю болота и застыли в ожидании. Так что же ему делать? Приказывать им идти к нему на помощь? Нельзя. Если и те завязнут, ФЭОДАРу никогда не выбраться. Спилить и принести стволы деревьев они тоже не смогут, потому что не снабжены пилами. Значит, остается сделать из веток гать.

ФЭОДАР дал команду, но тумбы беспорядочно заметались, не понимая приказа. Киберу пришлось руководить каждым их движением. Он без конца повторял: «Обрезать ветку. Поднять и принести!»

Прима и Бис лихорадочно катались туда и сюда, укладывая на болото охапки веток. Но гать сооружалась медленно, и ФЭОДАР все больше и больше погружался в трясину.

В информационных блоках кибера в бешеном темпе шел анализ вариантов, но никакого другого выхода из положения не находилось. Вскоре от перегрузки вышла из строя одна, а за ней другая цепь. В электронной памяти ФЭОДАРа образовался провал, и он навсегда забыл границы установленного для него участка. Затем перегорело несколько ячеек из отдела контроля за его безопасностью, потом что-то еще…

К вечеру тумбы уложили вокруг ФЭОДАРа кольцевую гать, и ему удалось выбраться. Кибер выполз на сухое место, облепленный клочками мха, а из сочленений его манипуляторов сочилась вода. Робот отправился к «вигваму», где промыл и протер все свои шарниры.

Утром роботы снова отправились на работу…

Много месяцев спустя они вышли на берег моря, и ФЭОДАР решил, что раньше он не понимал определения «обширное водное пространство», которое пересекать ему не было разрешено. Обширное — это когда воде не видно конца. Если же виден противоположный берег, туда отправляться можно и нужно, ведь впереди столько работы! И с этого времени кибер, отыскав неглубокое место, переходил многочисленные реки вброд, а тумбы шлепали за ним прямо по дну.

Роботы все чаще приходили к «вигваму» за смазкой, и ФЭОДАР каждый раз пересчитывал банки. На его взгляд, их оставалось слишком мало… Пробыв на стоянке несколько часов, кибер снова уводил свою группу в лес, гонимый неотвязной мыслью: «В указанном пространстве вскрыть все янтароносные деревья…»

Так они обследовали километр за километром, выходя то на прибрежные косы, то забираясь глубоко в лес. И обрабатывали все участки, не пропуская ни одного подходящего дерева.

Однажды, через много лет, ФЭОДАР услышал сигнал с того места, где стоял «вигвам», но не сразу понял его значение. А потом позвал к себе тумбы и заторопился к «вигваму»…

Человечество XXI века давно привыкло к экзотическим ландшафтам. Снимки, привозимые из других миров, приучили людей к необычному. И все-таки, когда трое вышли из аппарата времени в эоцене, их немало поразила открывшаяся картина. Главное в ней — непривычное сочетание деревьев, которое ассоциировалось у всех с различными климатическими поясами: ели вперемешку с веерными пальмами; березы, соседствующие с лавром; секвойи, мощными колоннами возвышавшиеся над сплошными зарослями кипарисов.

— Ой, какой букет запахов! — воскликнула Ольга, жадно вдохнув ароматы утреннего леса.

— Экзотика экзотикой, а Федора что-то не видно, — удивился Юлиус.

— «Вигвам» поставлен, к нему протоптана дорожка, значит, все должно быть в порядке. Киберу мы лишь недавно послали сигнал, а он может находиться на дальнем конце участка. Так что давайте выгружаться! — распорядился Вадим и стал вытаскивать из корабля ящики с продуктами.

Скоро люди обнаружили, что роботы подготовили для осмотра и отбора не такое уж большое количество экспонатов. Это было несколько странно, потому что засохшую смолу с включениями насекомых ФЭОДАР должен был снять сам. Неужели насекомые не пошли на искусственные приманки и смолы остались без инклюзов?

— Может, мы прилетели слишком рано? — предположила Ольга.

Вадим посмотрел на нее и хлопнул себя по лбу.

— Здесь же должен находиться счетчик независимого времени, — сказал он. — Сейчас посмотрим, сколько набежало.

Начальник экспедиции быстро вошел в «вигвам», несколько минут возился там, громыхая ящиками и вполголоса поругивая бестолковых роботов вообще и ФЭОДАРа в частности. Потом он замолк и долго не появлялся. А вышел из «вигвама» злой и растерянный.

— Счетчик показывает, что с момента прибытия сюда ФЭОДАРа прошло не три, а девять лет, — сообщил он, разводя руками. — Ошибка…

— Ничего себе, ошибочка! — возмутился Юлиус. — Бросили кибера на целых девять лет! Да функционирует ли он?

— Что может так скрипеть в девственном доисторическом лесу? — спросила Ольга, с недоумением оглядываясь вокруг.

Все замолчали и прислушались. В лесу словно стонал на ветру старый флюгер или же скрипели проржавленные дверные петли. Звук становился все явственнее. Вдруг из-за кустов кособоко выкатилась Прима, за нею появился ФЭОДАР, и при каждом шаге в нем что-то ритмично взвизгивало. Позади всех довольно бодро шествовал Бис.

— Бедненький Федя! — жалостливо вздохнула Ольга. — Какой он ободранный, обшарпанный и поблекший!

— Да, ему досталось, — согласился Вадим, внимательно разглядывая кибера. — Ничего, сейчас мы их почистим и отправимся на осмотр образцов.

В лес экспедиция пошла под предводительством роботов. Впереди опять катилась Прима, поблескивая только что вымытыми боками.

— Значит, они всегда двигаются в таком порядке: Прима — ФЭОДАР — Бис? — удивилась Ольга. — Это так запрограммировано?

— Ничего подобного, — фыркнул Юлиус. — Просто наш ФЭОДАР очень воспитан, он всегда пропускает даму вперед.

— Пропускать даму, когда впереди может поджидать опасность? Это уже не по-джентльменски! Зря я его пожалела! — заявила Ольга.

— Ха! Джентльменство! — пренебрежительно бросил Юлиус. — Устаревшее понятие!

— Вежливость никогда не устареет! — парировала Ольга.

Между Ольгой и Юлиусом тут же разгорелся спор. Собственно говоря, это был вечный спор. В первый же день знакомства, едва выйдя из Палеонтологического института, они сцепились по какому-то второстепенному вопросу, и сначала Вадиму показалось, что те с первого взгляда невзлюбили друг друга. Но потом он понял, что они, наоборот, «нашли друг друга» и эти споры являются их способом самовыражения. Вадим успокоился, но к постоянным перепалкам привыкнуть не смог.

Вскоре робот подвел палеонтологов к группе обработанных деревьев. По команде ФЭОДАРа Прима медленно вытянулась на своей ноге, достигла нижних веток сосны и продемонстрировала исследователям через телепередатчик, висевший на руке Вадима, первые инклюзы: несколько обычных муравьев и комара, которых снимать не стали. Потом Прима аккуратно втянула ногу и замерла в ожидании.

Кибер послал Биса к другой сосне. Тоненько взвизгнув кольцами ноги, тот стремительно взвился вверх, показал биологам такие же непримечательные инклюзы и со скрежетом опустился.

— Ты что, не смазал его? — зажав уши закричала Ольга.

— Смазал, — недоуменно сказал Юлиус. — Не понимаю, в чем дело?

Исследователи обошли лесок, просмотрели все включения в смолы и некоторые из них отобрали. Прима действовала спокойно и неторопливо. Бис каждый раз оглушал людей скрипом. Когда всем это надоело, Вадим вынул у ФЭОДАРа запасной баллон со смазкой и обильно залил металлическую тумбу Биса. После этого Бис стал складываться еще стремительнее, но с каким-то противным причмокиванием.

— Вот видите, даже у тумб могут быть разные характеры, — тряхнув головой, сказала Ольга. — И Бис нарочно хлюпает, чтобы досадить мне.

— Много ты понимаешь в роботах! — фыркнул Юлиус. — У тумб нет мозга, значит, не может быть характера. Тумбами руководит Федька, и это тебе подарочек от него за обвинение в невоспитанности.

— Вадим, что он такое говорит? — завопила Ольга, но тот лишь улыбнулся в ответ.

В дальнем лесу исследователи нашли массу упавших деревьев. Некоторые из них почти истлели, обнажив куски смолы внутреннего и подкоркового образования. Среди них Вадим нашел интересный экземпляр, на котором отпечатались ходы, проложенные древесными паразитами, а в самом углу красовался крупный жук-короед.

— Ну и обогатимся мы! — восторженно кричал Юлиус. — Сразу видно, что Федька работал здесь без выходных.

Когда мешки, притороченные к платформам тумб, оказались заполненными, палеонтологи вернулись в лагерь. Ольга с Вадимом принялась оформлять образцы. Юлиус пошел в вигвам за продуктами для обеда, но быстро вернулся и, остановившись в дверном проеме, долго стоял, посматривая то на ФЭОДАРа, аккуратно счищавшего пленку со смолы, то на биологов. Видя, что никто не обращает на него внимания, Юлиус протяжно вздохнул и сказал:

— Хотите верьте, хотите нет, но факт остается фактом: Федька съел почти все наши мясные консервы, присланные в первый раз.

Ольга подняла голову, бросила на Юлиуса недоумевающий взгляд, подумала и молча пошла в палатку. Так же молча поднялся Вадим и пошел за нею. Юлиус посторонился, пропустил их и пошел следом. Ольга раскрыла первый бокс — там сиротливо стояли в углу банки компота, — захлопнула его и открыла следующий. Вадим, словно не доверяя ей, снова раскрыл бокс и тоже осмотрел его. Так они проверили весь склад и, идя друг за другом, вышли из палатки.

— Ты съел мясные консервы? — угрожающе надвинулся на ФЭОДАРа Юлиус.

Не отрываясь от дела, робот перевел на него один глаз.

— Долго пролежал в болоте, — прогудел он. — Не был обеспечен запасом смазки. Необходимость промывать и смазывать шарниры на манипуляторах заставила вскрыть банки. Отходы белковой массы и упаковка уничтожены по инструкции. Из жиров, извлеченных из банок, экстрагировал смазочные масла.

— Идиот, извлеченный из банки! — в сердцах бросил Юлиус и кинулся в лес.

— Иди… идиом… идиот… — забормотал ФЭОДАР, бросив работу.

Ольга испуганно повернулась к нему, но тот уже перестал гудеть.

— Не знаю названной смазки. Прошу объяснить, — пророкотал ФЭОДАР.

— Какой смазки? — растерялся Вадим.

— Под названием «Идиот».

— И мы не знаем, — захохотала Ольга. — Пойди спроси у него. — Девушка показала в сторону, куда убежал Юлиус и торжествующе повернулась к Вадиму: «Смотри, мол, как я отомстила Юлиусу!»

Вадим ничего не сказал и лишь покачал головой.

Начиналось эоценовое лето. Дни стояли жаркие, безветренные. Но если в лесу даже в полдень было еще терпимо, то на открытых лужайках припекало немилосердно. Хотелось искупаться, полежать в тени, а приходилось целый день работать, таская на себе сумки с инструментами, тубы для смолы и прочую амуницию.

— Может, мы будем ходить без этих тяжеленных шлемов, генерирующих силовое поле? — простонала Ольга. — Тут безопасно, и мы их не включаем.

— Нельзя, — отрезал Вадим. — Мало ли что может случиться. Силовым полем даже от дождя можно прикрыться.

Ольга отошла от него и, засмотревшись на гусеницу, ползущую в траве, чуть не наскочила на ФЭОДАРа, неожиданно застывшего перед какой-то невидимой преградой. Тумбы, к изумлению всех, кинулись от кибера в разные стороны.

Вдруг робот выдвинул верхний манипулятор и оперся им о землю, а другую «руку» выбросил в сторону. Ступни его ног перешли из горизонтального положения в вертикальное, как будто он встал на цыпочки. Потом ФЭОДАР осторожно поставил на траву сначала одну и чуть подальше вторую ногу, а свободной «рукой» тоже оперся о землю.

— Что это с ним? — изумленно спросил Вадим.

— Изображает из себя доисторическую скульптуру, — хохотнул Юлиус.

И тут исследователи заметили в траве плотную шириной в три метра колонну муравьев.

— Ага, — догадался Вадим, — ФЭОДАР решил не обходить колонну, а перешагнуть через нее. За ползающими насекомыми у него следят нижние фотоэлементы и не позволяют ему ненароком давить их. А как переберемся через эту колонну мы? И что будут делать тумбы?

В это время Прима вернулась к ФЭОДАРу и остановилась рядом с ним. Бис, докатившись до леса, обогнул высокое дерево и помчался обратно, но по другую сторону препятствия.

— Значит, там находится муравейник, — решил Вадим. — Но как интересно наблюдать за работой киберов. Любопытно, что предпримет ФЭОДАР?

В это время Бис доехал до стоявшего врастопырку кибера, остановился и вдруг начал медленно выдвигаться на своей ноге. Тут же стала подниматься вверх и Прима. Люди с любопытством смотрели на эти упражнения роботов.

— Вас переправлю по очереди, — сообщил свое решение ФЭОДАР. — С Примы надо перейти на мои руки, потом спуститься по Бису.

Кибер выдвинул два дополнительных манипулятора, уцепился ими для равновесия за тумбы и поднял основные манипуляторы вверх.

«Нога у тумбы скользкая, поднята по команде кибера на два метра, а как на нее взбираться?» — подумал Вадим. Но сомнения относительно исправности логических систем ФЭОДАРа давно уже возникли у начальника экспедиции, и теперь он решил проверить, как себе представляет подобную операцию кибер.

Вздохнув, он поднялся на тумбу, благо та на секунду опустилась вниз, и очутился по ту сторону колонны муравьев. То же было проделано с остальными. Операция «Переправа» заняла не больше двух минут; было ясно, что ФЭОДАР решал задачу, исходя из подсчета времени, но теперь и Ольга с Юлиусом поняли, что лезть им на верхушки тумб было совсем не обязательно. Кибер мог просто снять их с одной платформы тумбы и переставить на другую, не поднимая все сооружение на два метра.

— Здесь у Федора что-то не в порядке, — шепотом сказал Юлиус и выразительно повертел пальцем у виска.

— Угу, — рассеянно отозвался Вадим. — Переправа быстрая, но нам все равно долго придется ждать Приму. Ведь ФЭОДАР не сдвинется с места, пока она не покатится впереди него. Это еще один «пунктик».

— По-моему, надо последить за ним, — сказал Юлиус.

К середине дня ФЭОДАР привел биологов в великолепный лес. Травы здесь были особенно сочными и густыми. Ольга принялась выкапывать растения. Присев на корточки, она осторожно разрыхляла землю, высвобождая корни, а сама безостановочно диктовала записывающему устройству данные о почве, освещенности и соседстве этого растения с другими видами.

Вадим с Юлиусом тоже остались на поляне, занявшись сбором насекомых, никогда не встречавшихся в янтаре.

— Вот этим и нужно заниматься, — наставительно сказал Вадим. — А древесных ползающих насекомых эоцена мы знаем гораздо хуже.

— Но и летающие не все представлены в наших коллекциях, — возразил Юлиус. — Недаром же ФЭОДАРу дали задание: изготовить искусственные приманки и закрепить на деревьях. Вот теперь сюда ползут, летят и вязнут в смоле редко встречающиеся в янтаре виды. Но мне интересно другое: почему некоторых древесных видов насекомых в янтаре довольно мало? — сказал Юлиус.

— Может, их было много, но они находились в определенных слоях и эти янтароносные слои давно размыты, а янтари собраны и использованы для украшений, — высказал предположение Вадим. — Ведь янтарь на побережье Балтики добывается с древних времен. Его находят в погребениях неолита в виде бус и платин. В эпоху Римской империи из него делали статуэтки и кубки. Тацит говорит об инклюзах в янтаре, подчеркивая, что насекомые, включенные в него, придают особую нарядность украшениям. Вы представляете, сколько там было всяких насекомых?!

— Представляем, — откликнулся Юлиус. — Ведь столько веков добывается балтийский янтарь!

— Не веков, а минимум три тысячелетия, — поднял палец Вадим.

— И откуда только такие сведения? — притворно удивился Юлиус, исподтишка посмотрев на Ольгу.

— Такие вещи надо знать! — незамедлительно бросила та. — Ломоносов одним из первых высказал предположение, что янтарь — это не «земляной воск», а окаменевшая смола. Но Линней не согласился с этим мнением лишь потому, что не мог объяснить, как могло оказаться на сравнительно небольшом пространстве такое огромное количество древесной смолы. Ведь янтарь добывают по меньшей мере 2500 лет! Линней занимался этим в середине XVIII века, а сейчас XXI. Считать умеешь?

Юлиус разозлился. Эта девчонка, собирающая цветочки, учит его?

— Немного умею, — сказал он. — А ты нет. Давай займемся другой арифметикой, а? Сколько папок с гербарием ты запихнула вчера в капсулу? Сколько пеналов с заспиртованными цветами и пыльцой? А Федор уже наполняет новые и новые пеналы.

Ольга с Юлиусом снова схватились в споре. Слушая их, Вадим размышлял о ФЭОДАРе. Кибер сейчас присутствует при разговоре, который непосредственно касается его работы. Кибер обязан выполнять приказания людей, но люди эти спорят. Ольга кричит, что пыльца и цветы очень нужны, а Юлиус заявляет: им это ни к чему, важны только насекомые. Ольгу интересуют срезы веток, а Юлиус грозится эти срезы выкинуть и освободить место в капсуле для драгоценных жуков. Киберу эти выкрики должны казаться приказами, но, как только он начинает реагировать на одну команду, так тут же она отменяется и дается другое распоряжение. А как быстро могут соединяться и распадаться ассоциативные связи в его «мозгу?» Не влияет ли на работу анализаторного аппарата быстрая смена команд? Не свихнется ли робот? ФЭОДАР и без того кажется несколько странным…

— Ну хватит вам! — раздраженно сказал Вадим. — От ваших криков не только у меня, но и у ФЭОДАРа голова идет кругом.

— А разве я неправ? — тоном ниже спросил Юлиус. — Ольга заполнит всю капсулу гербарием и пеналами, а мы повезем мешки со смолой на головах что ли?

— Ничего, не развалишься, — пряча улыбку, сказал Вадим.

Обшарив поляну, исследователи снова пошли к лесу. У группы перистых пальм они увидели стадо небольших довольно изящных животных и сразу определили, что это древние безрогие олени.

— Люблю такие милые существа. Юлиус, давай попытаемся заснять их вот оттуда, — предложила Ольга. — А то здесь деревья загораживают.

Неслышно ступая, двое молодых ученых двинулись вперед.

Вадим остался на месте, боясь спугнуть оленей неосторожным движением.

Вдруг из-за елки, опустившей до земли свои пушистые ветви, выскочило какое-то крупное животное и помчалось прямо к оленям, замершим в испуге. Бурая с черными полосами шкура зверя красиво переливалась при прыжках.

И тут на поляне появилась Ольга. Она побежала зверю наперерез, крича на ходу: «Кыш! Кыш!» За нею кинулся Юлиус, маша руками и этим стараясь отвлечь внимание животного на себя.

— Поле! Включите силовое поле! — страшным голосом крикнул Вадим.

Заметив девушку, зверь остановился, а потом, круто изогнувшись, ринулся к ней. Ольга тоже остановилась и стояла, словно окаменев, и, лишь когда от животного ее отделяло всего несколько шагов, поспешно подняла руку к шлему и щелкнула тумблером.

Полосатый хищник прыгнул. Невидимая преграда силового поля отбросила страшные лапы. Но от испуга девушка отпрянула назад и упала. Она так и лежала, повиснув в воздухе в полуметре от земли, на которую ей мешал опуститься кокон силового поля. Это было странное зрелище: вытянувшееся в воздухе человеческое тело и бегающий вокруг него осатаневший зверь.

Тут на хищника надвинулся Юлиус. Неуязвимый в силовом коконе, он шаг за шагом наступал на зверя, оттесняя его. И зверь сдался. Даже не взглянув в ту сторону, где недавно стояли олени, он трусцой побежал к лесу и скрылся среди зелени.

— Почему сразу не включили силовое поле? — напустился на Ольгу и Юлиуса Вадим.

Ольга не знала, что ответить. Она сначала не заметила страшных клыков и стала отгонять зверя лишь потому, что тот мог помешать съемке. Но признаться в этом Ольге не хотелось, и она буркнула:

— Подумаешь, хищник! Креодонт какой-то. Может, и не плотоядный.

— А чего это он прыгнул на тебя? — Юлиус треугольником поднял брови. — Может, хотел лизнуть от избытка чувств?

Увидев, что снова может разгореться спор, Вадим поспешил вмешаться:

— Это скорее всего гиенодонт. К концу эоцена креодонты так распространились, что теперь зоологи делят их на собакообразных и кошкообразных. Вы заметили, какая у этого зверя голова?

Беседуя об особенностях строения древних животных, исследователи углубились в лес. ФЭОДАР трудился вовсю. По его командам тумбы срезали ранее приготовленные смолы с насекомыми. Сам кибер снимал с деревьев мягкие натеки и, перемешивая их со свежим древесным соком, готовил для биологов пасту. Тубы с этой пастой постоянно висели на поясе у Юлиуса и Вадима. Даже отходя от лагеря на несколько шагов, они умудрялись отыскивать необыкновенно интересных насекомых, ловили их и помещали в тубы. Вечером тубы опорожняли, а пасту с насекомыми раскладывали для подсушки.

Вскоре смолы набралось так много, что ученым пришлось разбиться на две группы. Ольга с роботами, обвешанными сумками, вернулась в лагерь. Вадим и Юлиус пошли дальше.

Энтомологи возвратились, когда на поляне уже синели сумерки и лишь пальмы, прощаясь с заходящим солнцем, пламенели алыми верхушками.

— Где вы бродили? — недовольно спросила Ольга. — Разве я дежурю сегодня по кухне? А ужин пришлось готовить мне.

— Понимаешь, какое дело… — начал Вадим, смущенно глянув на нее исподлобья (ведь это он должен был готовить ужин!). — Совет Исследований во времени разрешил отлов насекомых в эоцене потому, что именно в этот период и именно в этой местности по каким-то причинам происходило массовое захоронение их в смолах. А раз так…

— Не заговаривай мне зубы, — буркнула Ольга. — В чем дело?

— ФЭОДАРу был определен участок в несколько квадратных километров, на котором он должен был взрезать все хвойные деревья и привлечь к истекающей смоле всевозможных насекомых. Это он сделал. Но нам интересно было знать, что происходит за границами этого участка. Почему и как проходит захоронение насекомых там? Итак, мы нашли широкую речку, которая служит естественной границей участка, ибо ФЭОДАРу не разрешено преодолевать обширные водные пространства…

— Судя по его ржавым конечностям, он на этот запрет наплевал! — захохотал Юлиус.

— Робот не может пренебречь приказом, — наставительно заметил Вадим. — А ржавчина… — Он кинул оценивающий взгляд на порыжевшие колени ФЭОДАРа. — Смазки дали ФЭОДАРу только на три года, а он пробыл здесь девять лет. Вот и результат.

Вадим помолчал задумчиво, потом опять начал, обращаясь к Ольге:

— Так вот, мы с Юлиусом перебрались через реку. Напомню: кроме сбора насекомых перед нами поставили еще одну задачу — выяснить, почему в это время и именно здесь хвойные деревья выделяли то огромное количество смолы, которое дало неисчерпаемые залежи янтаря. Эти наблюдения можно, конечно, делать лишь на участках, не тронутых ФЭОДАРом, там, где действовали только естественные факторы. Неожиданно оказалось, что роботы побывали и за рекой…

— Да, интересно знать, насколько большой участок обработал этот чертов Федька, — заметил Юлиус, со вздохом опускаясь на траву. — Носим, носим приготовленную им смолу, а участку конца не видно.

— А чего нам гадать? Пусть ФЭОДАР укажет его границы.

Вадим развернул карту. В ответ на вопросы начальника экспедиции ФЭОДАР начал называть координаты. Сначала Вадим невозмутимо выслушивал его, но по мере того, как робот указывал все новые точки, энтомолог стал заметно нервничать. Ольга и Юлиус, побросав дела, подошли к своему руководителю и только переводили ошеломленные взгляды с робота на карту. Вскоре пройденные ФЭОДАРом участки вышли за границы Южной Скандинавии, а в конце кибер указал на пункт, который на этой карте лежал далеко в море, и объяснил:

— Дальше идти нельзя. Начинается вода, конца которой не видно.

И тут Вадим застонал.

— Неужели этот дурень взрезал деревья на сотни километров?

— Выходит так, — подтвердил это предположение Юлиус.

На поляне воцарилось гнетущее молчание. Ученые боялись смотреть друг на друга. Вадим сел на землю и, опустив подбородок на колени, уставился отсутствующим взглядом куда-то в сторону. Юлиус принялся щипать траву, а Ольга смотрела, как он складывает ее замысловатыми кучками. Вдруг Вадим поднял голову.

— Ты помнишь точное определение из учебника? — спросил он Юлиуса.

— Помню, — сразу догадавшись, о чем его спрашивают, ответил тот. «- Сукцинит (янтарь) из Прибалтики сумел образовать крупные внешние формы потому, что живица в этих лесах истекала не единичными порциями, а из одного и того же места по нескольку раз. Правда, возникает вопрос о причинах столь частых и обильных повторных истечений».

— Ну и что? — нетерпеливо спросила Ольга.

— ФЭОДАР, скажи, что ты делал, если смола под приманкой застывала, а насекомые в нее так и не попадали?

— Прима и Бис повторно вскрывали смоляной ход дерева. Если после трех-четырех вскрытий насекомые не попадали, вскрывалось другое дерево и туда переносилась ароматическая приманка.

— Ara! — скользнув по роботу потрясенным взглядом, воскликнул Вадим и уставился на Юлиуса.

— «Периодически повторяющееся обильное истечение живицы из одной и той же раны может быть вызвано какими-то особыми биологическими процессами или же внешними силами, такими, например, как случайное поранение дерева и опорожнение его смоляного кармана, удар молнии, деятельность дятлов, мелких грызунов», — закончил цитату Юлиус.

— Меня всегда смущал этот пункт, — пробормотал Вадим. — Как будто в других сосновых лесах бурь не было и деревья никто не грыз.

— То, что поранения деревьев объясняются внешним воздействием, никогда сомнений не вызывало, — подчеркнул Юлиус.

— Но что это за силы, понять было трудно, — закончил Вадим.

— Постойте, — попросила Ольга. — Вы хотите сказать, что внешние силы — это и есть действия ФЭОДАРа и тумб?

— А сама ты этого не видишь? — Юлиус повел рукой в сторону леса.

— Но что же теперь будет? — в ужасе закричала Ольга. — Это окажет воздействие на последующие эпохи!

— По-моему, уже оказало, — раздельно отчеканил Вадим. — Давайте разберемся. Предположим, залежи янтаря образовались от чрезмерного усердия ФЭОДАРа. Но янтари находили и люди древнего мира, и наши прямые предки, и мы сами. Когда мы жили в своем времени, ФЭОДАР отправился сюда и за девять лет наготовил массу смол, подавляющую часть которых мы не сможем забрать. Они останутся на деревьях и превратятся потом в тот янтарь, который люди будут находить во все века. Значит, человеческая история складывалась под влиянием этого фактора, хотя он вызван действиями из будущего.

— Но тогда получается, что не только будущее зависит от прошлого, но и прошлое от будущего, — задумчиво сказал Юлиус.

— Естественно, — оживился Вадим. — Поэтому экспедиции в прошлое ограничивают до минимума. Ведь как ни старайся, нельзя же не оставить в прошлом никаких следов. Происходит вмешательство, а оно не всегда безобидно, как в данном случае.

— Нет, все, что вы говорите, это парадокс! — замотала головой Ольга.

— Парадокс, — согласился Вадим. — И я сильно подозреваю, что наш случай останется единственным в своем роде, будет классическим примером того, как можно вмешаться в историю, не подозревая об этом. После этого программа исследований во времени сократится еще больше.

— Но, может быть, это все-таки не Феденька сотворил? — жалобно спросила Ольга. — Может, все-таки сукциноз вызывается естественными факторами?

— Может быть, — пожал плечами Вадим. — Мы постараемся это выяснить.

— Но над парадоксом вмешательства стоит основательно подумать, — решил Юлиус.

— Над парадоксом ФЭОДАРа! — поправила Ольга, с невольным уважением посмотрев на спокойно работающего кибера.