Римильда из Дауфа, дочь графа Мобри, стояла на верхушке самой высокой башни своего замка. Ветер, прилетевший с востока, шептал ей о далеких краях, где среди бесконечных песков, под безжалостным солнцем воюет ее брат, вместе с другими юношами ушедший в Третий крестовый поход. В этот момент она уже приняла решение: отправиться в Святую Землю вслед за братом и вернуться с молодым графом Мобри. Только он сможет защитить наследственные земли от вторжения захватчиков-соседей, а ее саму – от ненавистного брака с одним из них. Покоряться Римильда не собиралась. Все уже решено. Вот только что ждет ее там, на Востоке? Беда или, может быть, счастье?.. Литературная обработка текста Е. Полянской.
Сердце крестоносца Эксмо Москва 2010 978-5-699-42049-0

Эмилия Остен

Сердце крестоносца

Пролог

Она стояла и смотрела на восток. Теплый летний ветерок ласково прикасался к ее юбкам, шевелил вуаль и гладил нежную шею. Длинная светлая коса льнула к спине…

Башня замка была самой высокой точкой на много миль вокруг. Зеленые луга, речка, дальше – огромный темный лес, потом серое море, потом голубое море, а потом… Запах луговых трав, летнего ветра и свежескошенного сена. Она ждала. Ждала уже давно и почти безнадежно.

А там, на востоке, на самой вершине крепости, стоял он и смотрел на запад. Даже горячий ветер пустыни не мог пошевелить ни одного колечка на его кольчуге, но безнаказанно трепал черные волосы. Запах дыма, раскаленных песков и нагретого металла проникал повсюду, въедаясь в кожу. Перед рыцарем расстилалось лазурное море, позади оставались белые, серые и желтые пески. Позади еще шумела битва. Но он был здесь. И он смотрел на запад.

Глава 1

Осень 1188 года

Римильда из Дауфа, дочь старого графа Мобри, покинула замок Ашби на рассвете. Единственное, о чем она сожалела, – это о бессмысленно потраченном времени и деньгах. Глупо было вообще сюда приезжать, ведь она же знала, кто такой принц Джон и что можно от него ожидать.

Однако утопающий хватается и за соломинку. Римильда в последний раз оглянулась на мрачную громаду замка – серые камни уже окрасили в кровавый цвет первые лучи солнца, пробившиеся сквозь облака, – накинула на голову капюшон дорожного плаща и пустилась в обратный путь, домой. Лошади шлепали по грязи, брызги летели во все стороны. Подол платья станет грязным уже через несколько минут. Но это такие мелочи по сравнению с положением, в котором оказалась Римильда.

– Только не говори мне, что ты предупреждала, Калев.

– Я предупреждала, – пожала плечами уже немолодая, но все еще крепкая и даже красивая женщина, одетая в простое платье. Она держалась верхом на лошади не хуже госпожи – обе женщины являлись заправскими наездницами. – Это была глупая идея.

Калев, няня и горничная Римильды, всегда отличалась излишней прямотой и острым языком.

– Жаль, что короля нет в стране, – вздохнула Римильда.

– Жаль, что в стране нет твоего братца, – отрезала няня.

– Деневульф… – Римильда поморщилась. – Ты права, Калев. Ты, как всегда, права.

Деневульф из Дауфа, младший брат Римильды и граф Мобри, как и многие другие молодые рыцари, несколько лет назад отправился в Палестину, надеясь снискать там славу и богатство. Римильда не знала, как идут у братца дела: он никогда не любил писать письма, так что вот уже долгое время домочадцы не получали от него вестей. Было известно только, что Деневульф благополучно прибыл в Святую землю. Но здесь, в Англии, дела шли из рук вон плохо. Деневульф забрал с собой почти всех солдат из замка, оставшиеся разбежались, когда Римильда не смогла им заплатить. Крестьяне, которых осталось не так и много после эпидемии чумы, свирепствовавшей в округе пару лет назад, в солдаты идти не желали – успеть бы обработать земли, собрать урожай. Людей Римильде катастрофически не хватало, а хороших солдат нынче днем с огнем не сыщешь. Наемникам нужно платить, а где взять денег? То, что удается выручить на ярмарках, идет на благоустройство земли; средств еле-еле хватает, чтобы Дауф держался. А Деневульф, разумеется, не подумал об этом, забирая всех солдат в Святую землю. Теперь владения графа Мобри некому охранять, и любой может попытаться наложить на них руку. Деневульф всегда утверждал, что он рыцарь, а не землепашец. Звучало гордо, но непрактично.

Земли были плодородные, приносили хороший урожай. Однако в беззащитном графстве мародеры бесчинствовали, устраивали набеги, грабили арендаторов. Римильда получала все меньше и меньше доходов, и так будет продолжаться до тех пор, пока не вернется граф и не отобьет у излишне ретивых соседей охоту трогать чужое.

Какое-то время удалось продержаться без гарнизона, однако с каждым днем положение становилось все более угрожающим. Пытаясь решить эту проблему, Римильда отправилась к принцу Джону в Йорк, попросить защиты и покровительства, но… это оказалась глупая идея.

В это время Йорк, центр торговли шерстью, пересечение дорог речных и сухопутных, был крупнейшим городом Англии. Даже Лондон, не говоря уже о прочих, не мог сравниться с ним ни в многолюдности, ни в красоте. Рядом располагалось множество замков. В одном из них и поселился принц Джон со своим двором. Замок и городок Ашби принадлежали Роджеру де Квинси, графу Уинчестеру, который отправился в Палестину воевать за Гроб Господень. Принц Джон занял замок и без зазрения совести распоряжался имуществом графа.

Римильда провела в Ашби больше недели, присутствовала на десятке пиров и паре выездов на охоту, испортила три платья, потратила на содержание своей небольшой свиты почти все деньги, однако всё впустую. Принц Джон был к ней благосклонен, вот только не в том смысле, который ей требовался. Взамен солдат он предложил Римильде место в своей постели и при дворе. Господь Всемогущий! Если бы это могло спасти Дауф и графство Мобри, Римильда прыгнула бы в постель Джона, не раздумывая и не колеблясь. Но у принца не водилось ни денег, ни солдат – только долги, толпа лизоблюдов и неиссякаемые поставки вина из Франции. Двор Джона отличался изрядной разгульностью нравов; впрочем, это почти никого не волновало, а святоши и чопорные аристократы, гнушавшиеся подобных развлечений, могли оставаться дома – их никто силком не тащил.

Пока короля нет в стране, пока Генрих воюет с сыновьями, подстрекаемыми королевой Элеонорой, порядка и закона в Англии не будет. Впрочем, не будет мира и процветания и до тех пор, пока глупые мужчины не перестанут искать приключения в далекой и жаркой Палестине.

Кони, оскальзываясь и едва не падая, взобрались на очередной пригорок. Дороги размыло, жирная липкая грязь расползалась во все стороны от жалкой тропки, которая когда-то была хорошо накатанной и регулярно ремонтируемой дорогой. Будь ты проклят, Деневульф! Будьте трижды прокляты все рыцари!

На вершине холма Римильда остановила свою кобылку. Лилия от рождения была белоснежной, но сейчас казалась не благородным скакуном, а обычной мышастой рабочей крестьянской лошадкой. Впрочем, сама Римильда тоже не выглядела леди. Дорога из Йорка оказалась долгой и безрадостной.

Наконец-то они добрались до дома. Римильда оглянулась на небольшую группку слуг, что сопровождала ее: грум; няня, она же горничная; пара дюжих конюхов. Ни одного солдата. Будь ты еще раз проклят, Деневульф!

Отсюда, с холма, замок Дауф казался детской игрушкой, но Римильда знала, что стены его высоки и неприступны, ров глубок, а с верхней площадки донжона видна вся округа на многие мили. В ясную погоду можно было даже различить донжоны двух соседей – Крега и Торнвальда. Не то чтобы Римильду это радовало, но, как говорится, держи друзей близко, а врагов – еще ближе. Если кто-то посмеет взять Дауф в осаду, то лучники осыплют осаждающих градом стрел, со стен выльют на головы воинам кипящее масло и смолу. В теории, конечно же. Дауф был построен по всем правилам и считался неприступным… разумеется, пока в нем находились люди, готовые и умеющие его защитить.

…Римильда тронула ногами бока лошадки, Лилия послушно пошла вниз с холма.

Ворота замка оказались закрыты. Римильда не удивилась, ведь именно такие распоряжения она отдавала, уезжая. Ворота должны быть закрыты все время, кроме утреннего и вечернего выгона скота. Солдат в замке нет, только челядь, одна надежда на крепкие стены и высокие башни.

Наблюдатель заметил приближение хозяйки, и, когда Римильда и сопровождающие подъехали к опущенному по ее же собственному распоряжению подъемному мосту, ворота со скрипом отворились. Механизм моста уже стар и изношен, так что ежедневная работа ему противопоказана.

Едва въехав во двор, Римильда поняла, что и дома ее ждут проблемы. Большие проблемы. Слева, под навесом, расположились пять солдат, одетых в цвета барона Крега. Филипп, гореть ему в аду! Что ему нужно на этот раз? Удостовериться, что у Римильды по-прежнему нет защиты? Что лишь бдительность и преданность слуг все еще позволяют держаться замку Дауф?

Римильда вздохнула, спрыгнула с лошади, не дожидаясь, пока грум придержит стремя, и стремительно влетела в большой зал. Пусто и тихо. В камине едва тлел огонь, Римильда была рада и такому теплу. Где, интересно, бродит Крег? Не то чтобы Римильда очень хотела его видеть, но мысль о том, что Филипп без присмотра болтается по замку, ее совсем не радовала. Римильда была уверена, что Крег спит и видит, как он захватит Дауф. Будь ты проклят… Нет, хватит проклятий.

– Леди Римильда!

Она отошла от камина и села в кресло, стоящее неподалеку.

– Фрил! – Римильда искренне улыбнулась спешащему к ней маленькому и невероятно худому человечку, закутанному в нелепую клочковатую волчью шубу. Фрил, несмотря на свои достаточно молодые годы, служил управляющим замка и помогал Римильде справляться с делами графства. И весьма в этом преуспевал. К тому же Фрил был болезненно честным человеком – настоящее сокровище.

– Леди Римильда, я спешил к вам навстречу, но не мог оставить барона Крега в одиночестве.

– Ты все правильно сделал, – кивнула Римильда. – Кто с ним сейчас?

– Корвин, – Фрил покачал головой. – Но парнишка не сможет долго сдерживать барона.

– Скажи мне, зачем сюда пожаловал Крег?

– Он не соизволил сообщить, – вздохнул Фрил, который, как и хозяйка, терпеть не мог назойливого барона, – лишь сказал, что намерен дождаться вас.

– Когда он нагрянул?

– После утренней молитвы.

– Значит, он здесь уже целый день, – простонала Римильда.

– Да, и мне пришлось распорядиться насчет ужина.

– Ну, нет худа без добра. Значит, и меня ждет приличная еда. Принц Джон кормит свой двор какими-то помоями, кроме тех случаев, когда надо пустить кому-нибудь пыль в глаза. – Римильда скривилась, припомнив обеды, которые приходилось выдерживать, сохраняя на лице любезную улыбку. – Мы в дороге уже три дня и ни разу не ели ничего лучше овсяной каши и холодного мяса. Даже хлеба в этих придорожных тавернах нет.

– Когда прикажете подать ужин?

– Через час, я думаю.

– Да, миледи, – поклонился Фрил.

– Иди же, барон тебя заждался, – Римильда улыбнулась. – Что бы я без тебя делала.

– Я всего лишь служу Дауфу, миледи.

– Спасибо.

Фрил удалился почти бегом. Римильда с трудом поднялась из кресла. В тепле одежда начала сохнуть и парила. Невыносимая вонь конского пота, немытого тела, дыма и прочих дорожных ароматов заставила Римильду поморщиться. Кажется, сейчас она готова променять душу на горячую ванну. Мечты, мечты.

Римильда поднялась на второй этаж и прошла по галерее в левое крыло, где располагались ее комнаты. Правое крыло стояло закрытым с тех самых пор, как брат отправился в Палестину. Все равно нет дров, чтобы топить там камины. Да и крыша протекает.

Стоило Римильде отойти от камина, как ледяные сквозняки запустили свои липкие пальцы под влажную одежду. Стараясь не стучать зубами, девушка потянула ручку двери, ведущей в ее половину. Она не сразу поняла, что там тепло. Блаженное тепло!

К счастью, Фрил вовремя увидел приближающихся всадников и велел растопить камин. Римильда сбросила подбитый беличьим мехом плащ, мокрое сукно легло на полу неприглядной кучей. Платье, кажется, испорчено безнадежно, но думать об этом сейчас не было никаких сил. Римильда придвинула кресло так близко к камину, что едва не поджарилась, но желание согреться пересилило все. Пара искр упала на подол, Римильда стряхнула их, не обращая внимания на образовавшиеся на ткани дыры.

– Римильда, девочка! – Появившаяся из спальни Калев выглядела так, словно не моталась три дня по грязи вместе с хозяйкой, а просидела за вышиванием у этого вот камина. Как ей это удается? – Ты сейчас сгоришь!

– Лучше сгореть, чем превратиться в ледышку, – отмахнулась Римильда.

– Тебя ждет ванна.

– Как? – Римильда даже вскочила. – Как?

– Фрил – хороший эконом. Когда он узнал, что Крег, не к ночи будь он помянут, прибыл сюда, возможно, надолго, Фрил велел приготовить ему ванну. Не класть же эту грязную свинью спать на наши белые простыни. Барон, правда, от ванны категорически отказался, но это и к лучшему. Вся горячая вода достанется тебе. А этого борова положим спать на соломенный тюфяк. Наши простыни не для его блох.

Римильда уже не слушала. Она подхватила мокрые юбки и помчалась в гардеробную, где ее ждала ванна. Горячая ванна. Мыло. Наконец-то!

Огромная дубовая бочка исходила паром и ароматом розового масла. Розовое масло! Какая роскошь! Да за одно это стоит поблагодарить Деневульфа. Пару раз за время своего отсутствия он умудрялся с оказией передать в Дауф немного восточных специй и благовоний. Специи Римильда все продала, благодаря этому удалось пережить зиму, даже никто из арендаторов и сервов не умер от голода и не замерз в своих хижинах. Расстаться же с мылом и ароматными маслами она не смогла. В последние годы, с отъездом брата, в ее жизни и так почти не осталось радостей, одни заботы и проблемы. С помощью Калев избавившись от платья и погрузившись в воду, девушка даже застонала от блаженства.

– Как хорошо, что Филипп такой свинтус!

– Очень странно звучит, девочка, – расхохоталась Калев.

– Мне все равно, пусть даже это противоречит здравому смыслу, – отмахнулась Римильда. – Но если бы барон Крег решил помыться, то я осталась бы грязной и замерзшей. Куда катится этот мир? Раньше, помнится, ни один гость не отказывался принять ванну.

– Это потому, малышка, что твоя мать была очень хорошей хозяйкой и строго выполняла долг гостеприимства.

– Ты имеешь в виду, что она собственноручно помогала гостям совершить омовение?

– Именно. Какой же мужчина, если он не древний старик, откажется от помощи такой красотки!

– Ну, мама хотя бы была уверена, что гости не подселят в наши матрасы блох и прочую живность. Да и за столом не воняло.

– Да уж. Неужели в Библии и правда написано, что тот, кто верит в Христа, не должен мыться?

– Ничего такого там не написано.

Римильда приподнялась, чтобы Калев могла намылить ей волосы. Роскошные, длиной почти до колен, цвета спелой пшеницы – волосы были ее гордостью. Их цвет выгодно отличался от темных кос норманнских девиц или от рыжих – шотландских. Чистая кровь саксов, древний род, никаких разбойников или нищих рыцарей среди предков. Римильда закрыла глаза – Калев смывала мыло с ее волос, теплая вода ласкала кожу.

Римильда лежала в ванне, пока вода не остыла. Калев подала ей теплый стеганый халат, девушка завернулась в него и босиком прошла к камину.

– Не ходи без обуви, – попеняла ей Калев. – Во-первых, заболеешь, а во-вторых, пятки станут грубые, как у крестьянки.

– Почему-то мне кажется, что второе тебя волнует больше.

– Может быть, – пожала плечами нянька. – А может, и нет. Сядь ровно, я расчешу и высушу тебе волосы.

– Хорошо.

И Римильда отдалась во власть умелых рук Калев.

Глава 2

– Кажется, все готово. – Нянька заплела тугие косы, уложила их короной вокруг головы девушки и прикрепила шелковую сеточку, расшитую жемчугом.

– Ты, как всегда, справилась безупречно. – Римильда почти уснула, пока нянька возилась с ее прической. – Как же мне хочется лечь в постель и проспать три дня. Но по замку бродит Филипп, я голодна как волк…

– И в людской тебя ждут два арендатора. Пока мы впустую тратили время в Йорке, от дождей разлился ручей за южным холмом и подмыл дом Калленов. Они хотят получить помощь.

– О Господь Всемогущий! Только этого не хватало. Скоро зима, а тут такое… Хорошо, я поговорю с ними до ужина.

– Я приготовила платье.

– У меня еще остались платья? – изумилась Римильда. Насколько она помнила свои скромные запасы, они уже были исчерпаны. Разве что совсем старые наряды остались храниться в сундуках – бережливая Калев выбрасывала вещи, только когда они приходили в полную негодность.

– Твоя матушка имела обширный гардероб. Пусть платья немного и залежались, но все еще красивые и дорогие. А за модой пускай гонятся вертихвостки при дворе принца.

Мода Римильду в данный момент не интересовала – хорошо, что есть во что переодеться.

– Ну, хоть что-то у меня еще осталось из родительского наследия.

– Не только платья, – напомнила Калев. – Драгоценности Марианн, графини Мобри, дочери графа Блекморана, все еще лежат в сундуке.

– Я даже не хочу думать о том, что их придется продать. Это… мама мне оставила. Я и так растратила все приданое, поддерживая Дауф. Деневульф, будь он…

– Не проклинай брата. Он молод и глуп.

– Зато я уже старая дева. Еще и без приданого.

– Ты бы все равно не бросила Дауф на произвол судьбы, – заметила Калев.

– Ты права. Но вот счастливее от того, что я выполняю свой долг надлежащим образом, я не становлюсь. И моложе тоже.

Римильде уже исполнилось двадцать пять. Какой мужчина захочет взять ее замуж? Да и не до замужества тут, выжить бы. Ах, Деневульф…

– Одевайся, – Калев не желала продолжать этот разговор. – Ужин остынет.

– И Филипп вскипит, – съязвила Римильда.

– Да пусть хоть сгорит…

– В адском пламени.

– Этого ему не избежать, не избежать.

– Добрая ты, нянюшка.

Калев пожала плечами и подала Римильде нижнее платье.

Алое сукно, подбитое мягчайшим хлопком, небольшой шлейф, узкие рукава. Римильда повернулась спиной к Калев, чтобы та могла зашнуровать лиф. Верхнее платье было розовое, расшитое алым шелком. Листья аканта, ядовитого плюща, свивались в сложный узор. Квадратный вырез верхнего платья оставлял открытым воротник нижнего, украшенный золотым шитьем в виде все тех же листьев аканта. Зеркала в комнате не было, Римильда давно его продала, так что пришлось положиться на слово Калев:

– Все в полном порядке. Ты красавица.

– Мне не нужно быть красавицей. Мне нужно быть умницей.

– Этого никому у тебя не отнять. И никаким платьем не испортить. Идем. Пора.

Отец и сын Каллены выглядели потрепанными и усталыми. Старик, еще крепкий, но весьма и весьма печальный, и его наследник – пока есть что наследовать, – мрачно оглядывавшийся по сторонам. К сожалению, в последнее время обстановка в замке оставляла желать лучшего: все мало-мальски ценные вещи пошли на продажу.

– Миледи… – оба арендатора склонились в глубоком поклоне.

Римильда гордо подняла подбородок:

– Я знаю о ваших бедах. И постараюсь помочь. Очень постараюсь.

– Миледи, вы всегда помогаете, но я боюсь, что…

– Что у меня нет денег?

Римильда старалась быть спокойной, однако гнев закипал неудержимо. Разве посмели бы эти крестьяне так говорить с Деневульфом? Да никогда в жизни! Да, она женщина. Да, у нее нет денег, но она – их хозяйка. Их госпожа!

– Простите нас, миледи… – Старик даже попятился, почувствовав ее гнев. Молодой крестьянин держался лучше, и Римильда произнесла, обращаясь преимущественно к нему:

– Я отремонтирую ваш дом. Я – леди Мобри, хозяйка Дауфа. Мое слово – дороже денег.

– Да пребудет с вами Господь, миледи, и все силы небесные!

Каллены не выглядели обнадеженными, однако жаловаться перестали.

– Завтра Фрил пришлет кого-нибудь, чтобы решить вопрос.

Каллены раскланялись и поспешно удалились. Придется починить их дом во что бы то ни стало. Каллены – свободные арендаторы, они имеют влияние на остальных таких же, которых в графстве Мобри больше, чем сервов. Отец считал, что свободный человек работает лучше, поэтому большую часть земель отдал в аренду, оставив себе лишь лес и сенокосы. Это было мудрым решением, пока поместье управлялось твердой мужской рукой. Теперь же, без лорда, без солдат, без денег… арендаторы скоро начнут разбегаться. Замок не может их защитить, не может помочь, а вот ренту взимает исправно. Удивительно, что они еще платят. Если сейчас не решить проблему Калленов, это может стать последней каплей. А Дауф до сих пор существует только благодаря ренте.

В большом зале стол накрыли поближе к камину, а не на возвышении. Прогреть все помещение давно уже не было возможности. В хорошие времена для этого привозили три огромных бревна, и камин горел больше суток. За столом уже сидел Филипп, барон Крег, и требовал вина. Фрил пытался утихомирить гостя, указывая на то, что хозяйка еще не вышла к трапезе.

– Имей хоть немного терпения, – проговорила Римильда, подходя к столу.

Света в зале тоже было маловато, так что ее появление стало для гостя неожиданностью. Филипп подпрыгнул в кресле, оловянный кубок для вина покатился по столу и упал бы, не подхвати его Римильда.

– Да и толика уважения к хозяйке дома тоже бы не помешала, – закончила она едкую фразу.

Филипп наконец-то соизволил встать и поклониться.

Римильда лишь слегка склонила голову в ответ, лишь бы не нарушить приличий:

– Итак, что же привело тебя, барон, в мой замок?

– О, просто добрососедский визит.

– Очень мило. Что же, прошу тебя присоединиться к моей скромной вечерней трапезе.

Фрил помог Римильде устроиться в кресле и удалился куда-то в сторону кухни. Не успел он скрыться из виду, как появились слуги с небогатым ужином. В честь появления Филиппа пришлось достать из сундуков оловянные тарелки и миски, в отсутствие гостей трапезы сервировали по старинке: кашу или другое горячее подавали в корке, срезанной с каравая хлеба, мясо – на вертелах, овощи – на листьях. Сейчас же слуги внесли большое блюдо с рагу из ягненка с овощами, свежую зелень и кувшин с элем. Кажется, вина барон Крег сегодня не дождется. Римильда поморщилась. Похоже, в подвалах уже не осталось вина.

Римильда подождала, пока перед ней поставят тарелку с рагу, нальют эля, и решила, что долг хозяйки выполнен, можно и перейти к делу. Однако барон имел по этому поводу собственное мнение: гость с завидным энтузиазмом накинулся на мясо, отрезая куски кинжалом, который извлек из ножен. Лежащими рядом с тарелкой ложкой и ножом он пренебрег. Норманн, что же еще от него ждать.

Римильда беззастенчиво разглядывала сидящего напротив мужчину. Давно, когда еще были живы родители, а младший брат только начал учиться владеть мечом, отец Филиппа, старый барон Крег, мечтал о том, чтобы породниться с владельцами Дауфа. И, как это ни странно, родители Римильды были совсем не против. Старый барон, Ричард Крег, дружил с Вельфом, графом Мобри. И вообще, насколько Римильда знала, отец Филиппа был гораздо приятнее и честнее своего отпрыска. Тогда, в нежном возрасте, Римильда даже мечтала о Филиппе, представляла себя его супругой, хозяйкой Крегклифа. Ах, каким же великолепным рыцарем казался Римильде юный Крег! Как он ловко сидел в седле, как доблестно сражался на турнирах, которые так любила устраивать молодежь! А как громко трубил в рог, созывая охоту!

Да, Филипп хорош собой, он бравый рыцарь. Но! Он не моется, ест руками, демонстрирует преотвратительные манеры, абсолютно не галантен и… Самое главное: он мечтает завладеть Дауфом, а ее, Римильду, явно собирается запереть на самом верху донжона. Последнее предположение ни на чем не основывалось, но почему-то Римильда была абсолютно уверена в том, что мужем Филипп окажется отвратительным.

Филипп Крег был черноволос и смугл, как многие норманны, волосы он коротко стриг, а бороду – брил, что тоже свойственно норманнам, ни один сакс, став мужчиной, не сбреет бороды. Небесно-голубые глаза покорили множество молодых леди, но Римильда видела там лишь лед. Крег был высок, но все же ненамного выше Римильды. Крепко сложен, но склонен к полноте. Римильда едва заметно улыбнулась: скоро, буквально через несколько лет, Филипп станет толстым. Какой кошмар!

Одно хорошо: Вельф из Дауфа считал, что матримониальные вопросы должна решать его супруга Марианн. А мама полагала, что замуж нужно выходить по любви. Так что никакого записанного на бумаге брачного договора между дочерью графа Мобри и Филиппом Крегом не существовало. Слава тебе, Господи! Впрочем, это не мешало Филиппу притязать на права жениха и мнить себя будущим мужем Римильды. Когда Деневульф находился дома, Крег не слишком надоедал девушке, всего лишь периодически предпринимая невнятные попытки поухаживать, но этот остолоп не был способен сложить даже пару куплетов, не то что исполнить серенаду или оду. Пренебрежение, с которым Филипп отзывался о правилах галантности, о рыцарских романах и трубадурах, ранило и раздражало Римильду.

Какая же она была глупая! Отсутствие серенад – это не самая большая проблема. Важнее – отсутствие солдат, нехватка денег, отъезд брата на неопределенный срок. Проблема в том, что она беззащитна, Дауф беззащитен.

Перед отъездом в Святую землю Деневульф, разумеется, назначил Римильде опекуна, выбрав при этом старого барона Крега, самого доброжелательного из всех соседей. Тот согласился, в память о своей дружбе с покойным ныне старшим графом Мобри, однако не обращал внимания на то, что творится в Дауфе, не мешал Римильде управляться с хозяйством самой, не помогал – потому что дела в его собственном Крегклифе шли не очень-то хорошо. Но и не мешал, не стоял над душой. Только вот пару месяцев назад старый барон Крег умер, и наследник вступил в права. С тех пор Филипп не давал Римильде прохода. Его не волновал траур по отцу; новоявленный барон Крег считал, что такие мелочи не должны мешать увлечениям.

Филипп покончил с рагу, допил третий кубок эля, вытер губы рукавом, а кинжал – об штаны. Римильда подавила желание высказать какую-нибудь колкость.

Барон наконец счел себя готовым к застольной беседе:

– Итак, милая Римильда, куда же ты ездила по такой отвратительной погоде?

– По делам хозяйственным, – уклонилась от ответа Римильда. Сообщать Крегу, что она ездила к принцу Джону просить защиты, но не получила ее, – глупость невероятная.

– Тяжело юной деве нести на своих плечах такой груз, как управление замком. Тут нужно крепкое мужское плечо. – Филипп явно решил не ходить кругами, а сразу перейти к сути вопроса. Разговор был знаком до тошноты.

– Я далеко не юна, и ты это прекрасно знаешь. Так что я справлюсь.

– Сейчас суровые времена, короля нет в стране, принцы воюют со своим отцом, закон давно уже стал пустым звуком. – Филипп вещал прописные истины так, как будто Римильда днями и ночами сидела в своей спальне, вышивала и знать не знала о положении в Англии. – Тебе нужен защитник.

– У меня есть защитник. Мой брат.

– О, вполне вероятно, он уже давно сгинул в песках. – Судя по лицу Крега, барон истово молился, чтобы так и было. Если этот человек способен молиться. Господи, что за мерзость! Крег же вкрадчиво поинтересовался: – Когда ты последний раз получала от него весточку?

– Не больше месяца назад, – уверенно соврала Римильда. – С ним все в порядке.

– Надеюсь, что ты права. Но брат твой далеко, а хищники рыщут вокруг.

И кто бы говорил! Римильда вежливо улыбалась, хотя ей хотелось пинками выгнать наглеца из замка. Но Филипп и его пять солдат могут причинить много вреда, если захотят. Не стоит сердить Крега, пока за ним не закрылись ворота.

– Стены замка крепки, челядь обучена, оружие начищено. Дауф защитит меня.

– Милая Римильда, да любой бродячий рыцарь с отрядом наемников ворвется в твой замок без всяких проблем.

– Пусть попробует. – На это у нее тоже давно заготовлен ответ. – Мой донжон полон припасов, колодец не пересох, а смолы выливать наглецам на голову заготовлено в избытке. Дауф выстоит, даже если сюда явится сам Сатана со своим войском.

– Ну да, ну да.

Римильда видела, что Филипп поверил ее словам. Ведь это чистая правда. Хотя у Римильды давно не было денег, все необходимое для защиты она содержала в полном порядке. Вот только защитников не хватало.

– Но долго ли сможет держаться замок, если на твои земли уже проникают мародеры и грабители? Арендаторы жалуются.

– Они жалуются лично тебе? – скептически поинтересовалась Римильда.

– Слухи ходят.

– Слухи ходят, что за морем куры летают, – пожала плечами Римильда.

Она начала злиться. Этот разговор, в разных вариациях, повторялся уже не один и не два раза. С тех пор как уехал Деневульф, Филипп становился все настойчивей. Сначала это смешило, потом раздражало, теперь же просто пугало. Она действительно почти ничего не могла противопоставить силе и наглости. Если даже Филипп вот прямо сейчас набросится на нее, завалит на стол и задерет юбки, то никто не сможет ему помешать. Нет, слуги вступятся за хозяйку, но как они смогут противостоять вооруженному рыцарю и солдатам? Проклятие и преисподняя!

– Твой отец согласился бы со мной, – подкинул очередной веский аргумент Филипп.

– В чем? Что я должна тебя выбрать своим защитником? – Римильда все же не выдержала и высказалась достаточно резко. До сих пор она просто парировала выпады Филиппа, делая вид, что не понимает, о чем идет речь, но теперь выдала себя с головой.

– Наши родители предполагали, что это будет именно так. – Крег даже обрадовался, что можно говорить начистоту.

– Мои родители предоставили мне право решать.

– И совершенно зря! – Лицо Филиппа некрасиво покраснело, а уши просто-таки пылали алым. – Что может понимать девица в таких делах?

– Что ты имеешь в виду? – процедила Римильда, вставая из-за стола.

– У тебя голова забита глупыми романтическими бреднями, а поместье приходит в упадок. Тебе нужен мужчина.

– И ты – тот, кто мне нужен. Это предложение?

– Да, это предложение. – Крег бросил это весьма решительно.

– И ты думаешь, что я буду счастлива принять такое предложение? – процедила Римильда.

– Такова воля и желание наших родителей.

– А мое желание значения не имеет?

– Имеет. – Филипп тоже стал из-за стола и подошел к Римильде. – Давай посидим у камина, как в старые времена.

Римильда позволила ему проводить себя к креслу у камина.

– Мы же всегда ладили, – ласково заговорил Филипп, – всегда дружили семьями. Сейчас у тебя трудные времена. Почему же ты сопротивляешься мне?

Римильда подозрительно вгляделась в голубые глаза барона Крега. Дипломатия и галантность – не его стезя. Или он решил, что милым обхождением скорее добьется желаемого, чем откровенностью и постоянным нажимом? Только вот Римильда совершенно не верила этим глазам цвета летнего неба.

– Если говорить прямо, то я не верю, что ты любишь меня и хочешь жениться на мне, а не на наших землях. Кстати, приданого у меня уже нет. А земли графства Мобри принадлежат Деневульфу, а не мне. Так что в любом случае ты сможешь получить только меня.

– Твой брат в Палестине, воюет в песках с дикими сарацинами. Из сотни отправившихся искать славы и богатства возвращаются единицы.

– И ты думаешь, что Деневульф не вернется? – взорвалась Римильда. – То есть ты не меня хочешь, а графство? Я правильно тебя поняла?

Уши Филиппа опять заалели.

– Я…

– Убирайся из моего дома.

Филипп медленно встал. Римильда тоже поднялась, их глаза оказались почти на одном уровне, зелень свежей травы и синева летнего неба.

– Фрил! Родд! – позвала Римильда, слуги появились мгновенно. – Проводите барона до ворот.

Филипп не отводил взгляда от Римильды, она тоже не опускала глаз.

– Я сделал тебе честное предложение. А ведь я могу и принудить. Силой. Подумай об этом.

Фрил и Родд стояли в метре от барона Крега, от них исходила почти ощутимая волна ненависти, щедро сдобренной страхом.

– Барон Крег! Отныне и впредь я, леди Римильда из Дауфа, хозяйка и управляющая графством Мобри, запрещаю тебе или твоим людям появляться на моих землях. Если ты не подчинишься – я заставлю силой. Именем графа Мобри – да будет так!

– Надейся, что так и будет, – прошипел барон. – Надейся и молись. Но не думаю, что твои молитвы будут услышаны.

Филипп развернулся и вышел из большого зала.

Римильда бросилась к окну на галерее, откуда был хорошо виден внутренний двор замка.

И только когда барон Крег и его солдаты проехали по мосту, она вздохнула с облегчением. Это всего лишь временная передышка, и, несмотря на то что отныне между ней и Филиппом открытая вражда, Римильда была довольна, что теперь не придется терпеть его постоянных притязаний, кормить его ужинами и «наслаждаться» ароматом его пропахшего конским потом костюма.

Глава 3

Ночью налетела буря, дождь лил сплошной стеной, потоки воды низвергались из водостоков в ров. Римильда не могла уснуть; камин погас, сквозняки просачивались даже сквозь толстые шпалеры, закрывающие окна, одеяло тоже не особо грело. Спать мешал не только холод, но и тяжкие и грустные мысли, что всё кружили и кружили, как заплутавший в лесу путник. Филипп убрался, но это лишь краткая отсрочка, он ясно дал понять, что завладеет замком любой ценой, заполучит графство и Римильду – или только графство. В любом случае она и замок обречены, если вдруг не случится чуда и не очутится на пороге молодой граф Мобри.

Не только Филипп был опасен. Предупрежден – значит вооружен. Вряд ли Крег появится у ворот прямо завтра, воевать зимой никто не будет, а вот весной стоит ждать гостей. Урожай убран, амбары пока полны, мастерские в замке начали работу, к весне будет сукно, лен, бочки, выделан мех и заготовлены другие товары на продажу на весенней ярмарке. Но вот пережить зиму… Даже если не думать пока о Филиппе, остаются еще странствующие рыцари – безземельные младшие сыновья, которые болтаются по стране, собирают вокруг себя всякий сброд и рады поживиться за чужой счет. Замок таким не по зубам, а вот разорить дома арендаторов или устроить бесчинства в деревне – это они могут. А Римильде нечего им противопоставить. Конечно, можно укрыть людей за стенами замка, но, во-первых, все не поместятся, а во-вторых, запасы продовольствия быстро подойдут к концу.

Решив, что уснуть все равно не удастся, Римильда нашарила меховые туфли, закуталась в теплый плащ и вышла из комнаты. Калев, спавшая в гардеробной, не проснулась. Кажется, дорога утомила нянюшку гораздо сильнее, чем она хотела показать. Обычно Калев была тут как тут, стоило Римильде откинуть одеяло. Иногда девушке казалось, что нянька спит чутко, словно волк, а слух у нее, как у лисицы.

Если бы не лил дождь, то Римильда поднялась бы на башню. Там, наверху, под огромным небом, было ее любимое место. Но мокнуть под осенним ливнем – чистой воды самоубийство, а это грех, как известно. Помедлив на галерее большого зала, Римильда побрела в сторону замковой часовни. Священник Дауфа, монах-бенедиктинец брат Констанс, сколько Римильда себя помнила, был стар и болен. А Римильде, как ни горько об этом думать, уже двадцать пять. Четверть века брат Констанс жаловался на ноющие кости, на общую слабость, на старость, но все же был жив и даже регулярно отправлял службы в часовне. Брат Констанс учил Деневульфа, Фрила и Римильду грамоте. Монах мечтал, чтобы Фрил принял постриг и посвятил себя церкви, но юноша посвятил себя Дауфу. Римильда улыбнулась, вспомнив те невинные годы и то, как Фрил тихо и безнадежно был в нее влюблен. Кажется, это именно она отняла у церкви перспективного служителя.

Сейчас, глубокой ночью, брат Констанс безмятежно почивает, так что никто не помешает Римильде поплакать в одиночестве.

В часовне горело несколько свечей перед алтарем и лампадка у входа. Углы и стены небольшого квадратного помещения со сводчатым потолком тонули в чернильном мраке, создавая иллюзию бесконечного пространства. Шаги ног, обутых в меховые туфли, по каменным плитам пола были бесшумны, лишь шорох плаща таинственно заметался, отражаясь от невидимых стен. Римильда преклонила колени на скамеечке у алтаря, произнесла краткую молитву и замерла, застыла, словно статуя. Она шла сюда поплакать, но глаза оставались сухими; обида, боль и усталость кипели внутри, но никак не могли пролиться слезами.

Что же делать? Чем больше Римильда старалась принимать правильные решения, выполнять свой долг, быть сильной, тем глубже увязала в проблемах и унынии. Все рассыпалось прямо на глазах. Почему все это свалилось на нее? Римильда получила образование и воспитание, достойное дочери графа. Она умела вести хозяйство замка, но никто не учил ее сражаться, вести переговоры с грозными соседями, управлять целым графством. Конечно, Фрил всегда готов был помочь, но и он не граф, не воин, не рыцарь. Благородные соседи никогда не снизойдут до разговоров с простолюдином-управляющим, у Фрила нет никаких прав, только обязанности. Римильда физически ощущала, как груз проблем и ответственности пригибает ее к земле, как опускаются плечи, горбится спина, тускнеет взгляд. Эта ноша ей не по плечу. Ее судьба – вышивать у окна, читать романы, растить детей, быть хозяйкой дома. Хозяйкой, не хозяином. Да, она старше брата, но она не мужчина. Может, прав Филипп, может быть, ей действительно стоит найти себе мужа? Нет. Любой муж будет угрозой графству.

«Будь ты трижды проклят, братец! Твое безрассудство, твои глупые рыцарские представления о славе… Ты не просто взвалил на меня все это, ты лишил меня возможности иметь семью и детей. У меня нет права на любовь, нет права на счастье. А если ты еще и умудришься умереть там, в пустыне…»

Слезы побежали по щекам Римильды. Если брат не вернется, если король Генрих не вернется… Ее жизнь кончена. Любой принудит ее к замужеству, лишь бы завладеть графством и титулом. Что же делать? Господи, что же делать? Как поступить, чтобы не предать себя и выполнить долг?

Огоньки свечей чуть подрагивали, по полу тянуло холодом, но Римильде было все равно. Впервые за много месяцев она плакала. Слезы не приносили облегчения, но вполне могли подарить забвение хоть на миг.

Сквозь слезы Римильда взглянула на деревянное распятие, висевшее над алтарем. Иисус, казалось, плакал вместе с ней. Черные тени окутывали распятую фигуру, а над головой светился терновый венец.

– Что мне делать, Боже?

Господь молчал, как всегда.

– Я больше так не могу, я не выдержу. Если бы был хоть какой-то смысл во всех этих усилиях… Но все равно в конце меня ждет нежеланный брак или монастырь.

Римильда зарыдала еще горше. Предъявлять Христу претензии насчет монастыря – это просто кощунство какое-то. Иногда Римильда обдумывала возможность уйти в обитель, но она не имела на это права, пока не вернется брат. Или пока не станет известно, что он никогда не вернется. Тогда она могла бы пожертвовать земли монастырю и навеки укрыться за толстыми стенами обители Господней, похоронив мечты о своем очаге и счастье. Похоронив себя заживо. Если судьба сложится так, останется только этот путь. Римильда знала, что не должна роптать: стать невестой Господа – великая честь, только ей всегда казалось, что это откровение не для нее. Она верила, однако верила без фанатизма. Земная жизнь манила, прекрасная и недоступная.

Распятие внезапно ярко осветилось, свечи почему-то разгорелись ярче, оттесняя тени в углы, стены часовни сомкнулись вокруг Римильды, словно стены склепа или тюрьмы. Римильда закрыла глаза и склонила голову. Слезы не помогают так же, как не отвечает Господь.

Она не знала, сколько времени простояла на коленях, закрыв глаза и не думая ни о чем. Холода Римильда почему-то не ощущала, наоборот, от плит пола струилось тепло, словно их согрело летнее солнце. Жаркое солнце.

Римильда открыла глаза и едва не вскрикнула. Стены светились сами по себе, а распятие… Простой деревянный крест словно висел в воздухе, отделившись от стены.

– Пресвятая Дева! – прошептала Римильда. – Я, наверное, сплю.

– Спишь. – Голос шел со всех сторон сразу. – Но ты слышишь Меня.

– Я слышу, Господи!

– Так иди же ко Мне!

Яркий свет раскаленного белого солнца, поднимающегося из красных песков, ослепил Римильду.

– Миледи! Миледи!

Кто-то тряс Римильду за плечи.

– Как холодно! – прошептала она дрожащими губами.

– Я нашел вас здесь, на полу! – Брат Констанс выглядел испуганным и удивленным.

– Я пришла помолиться. И, кажется, уснула. Дорога была трудной. – Римильда еле-еле выталкивала слова, она все еще находилась под властью видения.

– Я позову Калев.

– Не нужно, брат Констанс. Вы встали к заутрене, так выполняйте свой долг. А я выполню свой.

Старик подслеповато моргал.

– Теперь я знаю, что мне делать.

Римильда выбежала из часовни.

Глава 4

Замок медленно пробуждался, из кухни тянуло теплом и свежим хлебом, у камина в большом зале возились двое мальчишек, выгребая золу. Все как обычно – привычный покой, который может расколоться в любое мгновение по прихоти озлобленного соседа. Но этому не бывать! Желание действовать горело в душе Римильды, яркое, как факел.

– Вульф, – окликнула одного из мальчишек Римильда. – Найди Фрила и пришли его в мои комнаты.

Мальчик убежал, радостный, что избавился хоть на время от грязной и противной работы. Римильда поднялась к себе, где ее встретила раздраженная Калев.

– Я уже хотела отправить слуг тебя разыскивать. Где ты была? Постель холодная.

– Я молилась в часовне.

– Ночью, в бурю и жуткий холод? – удивилась няня. – Ты сошла с ума.

– Господь не спит ночами, – ответила Римильда. – Теперь я знаю, что должна сделать.

– Ты должна одеться и позавтракать, иначе заболеешь.

– Я должна поехать в Палестину. Найти брата и привезти его домой, пусть даже мне придется его связать и тащить на веревке вслед за лошадью.

Калев выронила подсвечник, он загрохотал по плитам пола.

– Это тебя сам Всевышний надоумил?

– Именно. Я молилась, мне ответили.

Калев не стала поднимать подсвечник, подошла к Римильде и потрогала ее лоб.

– Жара нет. Но ты явно бредишь. Может, эль вчера был несвежий. Говорила я Найн не подавать его. Или хотя бы шепнуть тебе, чтобы не пила. Барона мне не жалко, пусть он хоть сдохнет под кустом, исходя кровавой рвотой.

– Я абсолютно здорова, – успокоила няню Римильда. – А мысль об отравлении Филиппа мне нравится. Жалко, что я не намерена больше приглашать его в гости. Но я эля не пила.

– Но ты все же бредишь.

– Нет. – Случившееся в часовне не может быть бредом, это Римильда знала точно. – Я все обдумала. Я поеду за Деневульфом. Близится зима, замок оставлю на Фрила, в холода Дауф выдержит любую осаду. Даже если Филипп или кто-либо еще разорит наши земли, Деневульф все приведет в порядок.

– Напиши брату, – посоветовала Калев.

– Я писала, – отмахнулась Римильда. – Но я даже не знаю, получил ли он эти письма. Весной же под стенами замка выстроятся войска Крега или другого претендента на титул графа Мобри. Слухи разлетаются быстро, Калев, и, поверь, скоро все соседи будут в курсе, что мы окончательно остались без защиты. Королю не до нас, мои права столь призрачны… Я не могу больше ждать и надеяться. Я должна действовать.

– И все это тебе посоветовал сам Господь? – недоверчиво спросила няня.

– Он звал меня.

Калев не выглядела впечатленной.

– М-м-м… Он звал тебя. Куда?

– К себе.

– Я бы скорее истолковала это как предвестие грядущей смерти.

Римильда села в кресло у камина, указала Калев на второе, а затем подробно и обстоятельно пересказала няне свой сон. Это не убедило Калев, так что пришлось прибегнуть к власти, а не к уговорам.

– Калев, еще до обеда я отправляюсь в путь. Со мной поедешь ты и Родд, больше никого забрать из замка я не могу.

В дверь постучали, вошел Фрил, не дожидаясь приглашения.

– Вы звали меня, миледи?

– Да, Фрил. Прикажи готовить лошадей для меня, Калев и Родда. После обедни мы уезжаем. Замок и графство я оставляю на твое попечение.

– Но… Куда вы отправляетесь? – Фрил так удивился, что даже сел на скамью у стены, не спросив позволения. Римильда обычно и не требовала строгого следования этикету, но Фрил-то всегда его соблюдал самым тщательным образом.

– Я еду за братом.

Лицо управляющего посерело.

– Л-леди Римильда. Вы…

– Нет, я здорова, я не брежу. И мне не нужно ни совета, ни твоего мнения. Я еду.

– Да, миледи. – Фрил потряс головой, потом запустил пальцы в волосы и дернул несколько раз, словно это могло помочь прояснить мысли. Кажется, преданный эконом был шокирован до глубины души. – Я обо всем распоряжусь.

– Запритесь в замке, никого не впускайте, если арендаторы будут просить защиты – позвольте им укрыться в Дауфе, но требуйте, чтобы они явились со своим продовольствием. Места тут полно, а вот еды… Ну, не мне тебя учить.

Римильда встала из кресла. Фрил вспомнил о приличиях и тоже вскочил.

– Фрил Порк, я доверяю тебе этот замок и эту землю. Храни ее и заботься. – Римильда произнесла традиционную формулу, но Фрил ответил, словно принося священную клятву:

– Миледи, жизнью и душой клянусь, я сохраню ваши владения.

– Да, Фрил. Я знаю.

Римильда действительно знала, что эконом скорее умрет, чем сдаст замок.

– Я пойду распоряжусь.

– Да, Фрил. Иди. Иди.

Калев, молчавшая все это время, подала голос:

– А Господь тебе случайно не спустил с небес кошель с золотом? Дорога до Иерусалима долгая.

Римильда подошла к камину. Огонь еще только разгорался, но все же тепло уже давал. Говорят, южные земли полны теплом, как Господь – милостью.

– Я продам мамины драгоценности и еще возьму с собой графский жезл, – решила Римильда. – Если граф Мобри не вернется домой, то это – просто тяжелая золотая палка, украшенная драгоценными камнями. Вещь дорогая, но ненужная.

– Римильда, девочка, ты сошла с ума, – пробормотала Калев. – Ты не продала драгоценности леди Марианн даже в самые трудные времена. Теперь же ты собираешься… просто выбросить их на ветер. Это самая глупая затея, какую только можно придумать.

Возмущению служанки не было предела, однако Римильда оставалась непреклонной. Никакие уговоры и мольбы не смогли бы остановить ее теперь. Она знала, что поступает правильно. Просто знала.

– Калев. Я еду. Я уверена, что только так я смогу спасти Дауф.

– Хорошо, – сдалась няня. – Иногда стоит следовать зову сердца, а не разума. Но почему же так сразу?

– Мне нужно вернуться до весны, причем вернуться с графом Мобри. К тому же я хочу покинуть Англию, пока Филипп не поставил у моих ворот солдат с приказом схватить меня и доставить в Крегклиф, как только я перееду мост.

– Ты думаешь, он осмелится? – хмыкнула Калев.

– Я уверена, что именно так он и поступит. На меня открыт сезон охоты, все окрестные волки мечтают загнать лань.

– Тогда нужно спешить.

– Об этом я и толкую тебе уже целый час, – откликнулась Римильда.

– Тогда я пошла паковать вещи.

– Много не бери, поедем налегке.

Калев вздернула подбородок:

– Я возьму столько, сколько нужно для леди Римильды из Дауфа, – и ни вещичкой больше.

– Боюсь, наши кони не выдержат такую ношу. – Впрочем, если не учитывать мамины платья, имущества у Римильды осталось немного. В кои-то веки это радует, а не огорчает.

– Не волнуйся, иди лучше позавтракай, пока не остыл хлеб.

Весь замок пришел в движение, казалось, в дорогу пускаются не три человека, а все обитатели, включая малолетних детей. Римильда взяла на кухне хлеба, кружку молока и вернулась в комнату. Калев уже упаковала вещи, причем мешок оказался не настолько большим, как опасалась Римильда. Нянюшка сидела у камина. Рядом стоял открытый сундучок леди Марианн.

– Я подумала, что все эти каменья и колечки стоит зашить в мои юбки. Никто и не подумает, что у старой служанки может быть такое сокровище.

– Мы все, кроме жезла, продадим в Дувре. – Римильда с аппетитом откусила кусочек хлеба. Теперь, когда решение было принято, она чувствовала себя отлично.

– А вот дотуда все повезу я. Родд, конечно, верзила, но лучше не искушать воров.

– Хорошо. Тогда я прикажу Родду беречь тебя как зеницу ока.

– Я и сама могу за себя постоять.

И это была чистая правда. Калев, гордая дочь кельтов, родилась в Корнуолле, где землями по-прежнему владели потомки тех, кто пришел на Британские острова еще до римлян. Норманны туда даже не совались, да и саксы опасались воинственных соседей. Кельты приняли христианство давным-давно, но отзвуки древних верований все еще оставались сильны. Калев с детства обучили владеть оружием и сражаться, так что даже сейчас, будучи уже немолодой, няня способна надавать по шее солдату, не говоря уже о ворах. Да и в целом вид у Калев достаточно грозный, чтобы отпугнуть мелких воришек и нищих побирушек. Няня была высокой, даже выше Римильды, черные волосы, едва тронутые сединой, Калев укладывала высокой короной, оставляя голову непокрытой, а в складках юбок всегда скрывался кинжал и парочка метательных ножей.

– А жезл? – осведомилась Римильда, взвешивая в руке символ графской власти. Какой же это бестелесный призрак – графская власть! – когда носитель титула пропадает неизвестно где.

– Жезл я положу в сумку Родда.

– Хорошо.

– Подожди немного, я закончу и помогу тебе переодеться в дорожное платье.

Римильда села у камина и вскоре забылась, глядя на разгоревшийся огонь.

После обедни маленькая кавалькада из трех всадников и лошадки, нагруженной багажом, выехала из ворот Дауфа и быстрой рысью направилась на юг. Римильда решила сделать крюк, лишь бы не приближаться к владениям Крега. Дороги после ночной бури стали еще хуже, так что вскоре пришлось перейти на шаг. Лошади постоянно оскальзывались. Римильда прикинула, что с такой скоростью они будут добираться до Дувра несколько дней.

– Если не держаться дорог, то может выйти быстрее, – подал голос Родд.

Огромный, рыжий, с лицом, изъеденным оспой, конюх обладал невероятной силой и выглядел устрашающе. Только вот нрава Родд был спокойного и незлобивого, даже робкого. Но ведь об этом же можно никому не говорить, не так ли?

– И, вероятно, даже безопаснее, – согласилась Калев. Она была права: по дорогам шастали разбойники, которые могли рискнуть напасть на гораздо более внушительный отряд, чем имелся у леди Мобри.

– А если нас застанет буря? – Римильда оглянулась на запад, откуда наползали черные тучи, грозящие уже не только дождем, но и снегом. Зима подкралась совсем близко. Успеть бы выйти в море…

– Я знаю лес отсюда и до побережья, – признался Родд. – Охочусь. Если нужно, мы сможем укрыться в хижинах бортников или охотников. Да у водопадов живут несколько отшельников, – успокоил Римильду Родд.

– Тогда веди нас, – согласилась Римильда.

Буря летела им вслед, но густой лес и гостеприимный отшельник укрыли путников.

Порт Дувр существовал еще до прихода в Англию римских солдат. Расположенный на берегу Ла-Манша, вознесенный на меловых скалах к небу, замок стоял уже тысячу лет. И простоит еще столько же без малейшего ущерба для себя.

В Дувр Римильда и ее спутники прибыли сразу после заутрени, заглянули в несколько лавок, где расстались с большинством драгоценностей, зато получили на руки приличную сумму денег. Римильда на мгновение заколебалась. Эти деньги могут помочь Дауфу продержаться месяц-другой… Нет, все равно это не выход. Средства закончатся, и, если Деневульф к тому времени не объявится, все пропало. Сейчас или никогда. Римильда и так ждала слишком долго.

К вечеру путешественники уже разместились в маленькой клетушке в трюме когга. Его владелец и капитан француз Лефевр согласился довезти их до порта Ливан. Он плыл на Мальту с грузом для рыцарей ордена, но за достаточно справедливую сумму согласился доставить Римильду в Палестину.

Спеша обогнать бурю, корабль вышел из порта сразу после вечерней молитвы.

Долгий путь через Средиземное море скорее развлек, чем утомил. Капитан Лефевр оказался обходительным кавалером, морская болезнь Римильду не тревожила, а штормы, нередкие в преддверии зимы, обошли тяжело груженный когг стороной, как и пираты, во множестве рыскавшие между Европой и Африкой.

Капитан Лефевр, уроженец Прованса, любил путешествовать с удобствами, поэтому Римильда наслаждалась давно позабытой роскошью и вкусной едой. Комнатка, доставшаяся ей, была маленькой, но удобной, с мягкой постелью и устланным ковром полом. Стол же у капитана был настолько изыскан и разнообразен, что Римильда стала опасаться, что по прибытии в Сидон не влезет в свои платья.

Почти весь день Римильда проводила на палубе, под парусиновым навесом, наслаждаясь свежим воздухом, который становился тем теплее, чем больше когг удалялся от Англии. Зима оставалась позади, тяжелые ледяные ветры уступали место мягким бризам. Капитан Лефевр все свободное время находился где-то поблизости, развлекая гостью беседой или музыкой. Веселый француз довольно прилично играл на лютне. Впрочем, Римильда предпочитала разговоры о положении дел в Палестине: в Англии знали очень мало, а ей хотелось прибыть на место во всеоружии. Опыт пребывания при дворе принца Джона подсказывал Римильде, что знание политической обстановки сильно облегчит задачу.

Капитан же Лефевр был полностью в курсе всех дел королевства Иерусалимского и окрестных владений. Его когг постоянно курсировал между Дувром, Марселем, Мальтой и Сидоном.

– Ваш брат, миледи, поступил весьма неосмотрительно, оставив свои владения без присмотра, – сказал капитан, от которого Римильда услышала немало полезных сведений и сочла возможным в ответ рассказать о своей ситуации. – В Святую землю едут младшие сыновья, безземельные рыцари, всякий сброд. Когда-то туда отправлялись владетельные лорды, но это было очень давно.

– Мой брат – романтик, – вздохнула девушка.

– Какое вредное качество для графа!

– Я тоже так думаю, – согласилась Римильда. – То есть вы хотите сказать, что сейчас Палестина уже не столь привлекательна, как раньше?

– Да там всегда были только кровь и песок, – покачал головой капитан.

Прожженный морской волк, бритый налысо, с аккуратной подстриженной бородкой, он обладал острым умом и деловой хваткой, демонстрировал приятные манеры и галантное обхождение. После немытого и грубоватого Филиппа общение с Лефевром доставляло Римильде истинное наслаждение. К тому же она извлекла из этих бесед много полезного. Кое-что девушка уже знала, кое-что рассказывал ей отец, многие вести доходили до Англии от возвращавшихся из Палестины рыцарей… Но капитан Лефевр по ее просьбе рассказал ей вкратце историю завоеваний крестоносцев в Святой земле, дабы Римильда лучше понимала, куда направляется.

Сейчас в Иерусалимском королевстве, самом сильном и крупном из владений в Палестине, правил король Балдуин IV, молодой, сильный, умный, но больной проказой. Балдуин – хитрый политик, так что путем переговоров и демонстрации силы он сумел остановить Салах ад-Дина, который пытался захватить владения крестоносцев. Графство Эдесса пало еще при правлении дяди Балдуина, но с тех пор сарацины не продвинулись ни на пядь, даже сдали несколько аванпостов, включая Аскалон. Вассалы Балдуина, князь Галилеи Раймунд, сеньор Сидона Рено Гранье, а также сеньоры Торона и Бейрута подчинялись власти короля Иерусалима, но вели каждый свою игру. Сеньория Сидона, куда направлялась Римильда, владела самым крупным портом королевства, Сидоном. Кроме того, мощная и неприступная приграничная крепость Грот Тирона была краеугольным камнем в защитной линии королевства, прикрывая порт Сидона и дорогу на Иерусалим от Саладина и других правителей враждебных сарацинских царств. Неподалеку от Грота Тирона располагался второй форпост – замок Кесруан, крепость среди пустыни, защищающая оазис, единственный источник пресной воды на многие мили пути.

Римильда попыталась побольше узнать о герцоге Рено, ведь именно ему служил ее брат, но Лефевр не смог сказать ничего определенного. Римильда даже раздумывала некоторое время о том, чтобы сменить пункт назначения, отправиться не ко двору Сидона, а прямо к Балдуину, чтобы просить помощи у него.

– Миледи, – покачал головой капитан, когда Римильда обратилась к нему за советом. – Король, конечно, сеньор своих вассалов. Но те, в свою очередь, – сеньоры для своих. Герцогу вряд ли понравится, если вы обратитесь к Балдуину. Только Рено будет решать, освободить ли вашего брата от вассальной клятвы.

– Да, вы правы, – согласилась Римильда.

Итак, путь ее лежал в Сидон, где Римильда надеялась найти своего брата при дворе герцога Рено Гранье.

Глава 5

Сидон, или Сайда, как называли город местные жители, показался Римильде просто невероятно огромным. Ярким, жарким и… чистым. Если Йорк был болотным камнем, то Сидон – меловой скалой.

После Мальты Римильда поняла, что все ее платья нуждаются в переделке, иначе она сгорит, растает, оплывет, как свеча. Калев посвятила распарыванию и шитью больше недели, зато теперь Римильда не задыхалась от жары, а с достоинством прошла по узким сходням и ступила на Святую землю. Калев отпорола от всех платьев подкладку, расслабила лифы, сделала прорези и перекроила несколько вуалей, превратив их в легкие накидки, защищающие от солнца. Сама няня, заявив, что уже слишком стара и неприметна, чтобы соблюдать глупые приличия, приобрела на Мальте несколько шальвар и длинных рубах из мягчайшего хлопка. В итоге Калев вполне могла сойти за местную женщину, только в шальварах по-прежнему прятался кинжал и ножи, а оставшиеся драгоценности перекочевали в сумку, привязанную к ремню под одеждой. Черные косы Калев скрыла под ярким платком. Родд тоже поддался восточным влияниям, так что теперь он носил тюрбан, черную рубаху, кожаные штаны и солидную кривую саблю.

Добрый капитан выделил Римильде трех сопровождающих, которые должны были доставить ее в целости и сохранности во дворец герцога Рено. Матросы хорошо знали город, а также владели необходимыми навыками, чтобы без потерь протолкаться через шумную толпу в порту, нанять портшез и бодрой рысью провести небольшую группку к воротам герцогского замка. Тот хоть и был таким же белым, как и весь город, но все равно казался наростом, прилепившимся к крутому склону горы, господствующей над Сидоном.

Ворота замка были беспечно открыты, мост опущен. Два стражника мирно дремали у стены, пристроившись в теньке. Один из них вяло зашевелился, окинул взглядом прибывших и снова погрузился в сон.

– Расслабленно живут, – хмыкнул Родд, окидывая взглядом белые стены замка, сухой ров, открытые ворота и символическую стражу.

– Значит, не опасаются нападения. Или сильны, или самонадеянны, – поддержала беседу Калев.

Римильда отпустила моряков, поблагодарив каждого мелкой монеткой, и приказала носильщикам доставить портшез прямиком ко входу в большой зал. Там тоже дремали стражники, а двери были распахнуты настежь.

Римильда вышла из портшеза, Калев расплатилась с носильщиками, Родд выгрузил багаж…

Что же, все готово для встречи с герцогом Рено.

Вступив в приемный зал, Римильда замерла, восхищенная и удивленная. Огромное помещение не имело крыши. Путники словно оказались в еще одном внутреннем дворе, но это был большой зал. Посредине мощенного розовым мрамором пола находился великанских размеров очаг, справа от входа, на возвышении, стоял длинный стол, тоже мраморный, а не деревянный. Трон герцога (а ни чем иным, кроме трона, это позолоченное кресло быть не могло) стоял напротив входа. За ним на стене висел великолепный ковер, а на ковре – боевой щит, испещренный царапинами и вмятинами.

В зале никого не было, очаг не горел. Казалось, замок вымер.

– Где, интересно, все? Или здесь только спящая стража? – Калев внимательно оглядела большой зал. – Богато живут, ничего не скажешь. Почему же твой братец не прислал в Дауф хотя бы немного от щедрот своих?

– Сейчас не время, – перебила няню Римильда. – Я просто жажду представиться герцогу и прилечь наконец-то в кровать, которая не шатается.

– Мне пойти поискать кого-нибудь? – нерешительно предложил Родд, который стоял рядом с кучкой багажа. Конюх чувствовал себя несколько неуютно. Лучше уж зимовать в знакомом до последнего камешка Дауфе, чем заблудиться в огромном и пустом замке! А ну как его заколдовали?

– Не стоит бродить по чужому дому, – сказала Римильда. – Присядем, подождем.

Девушка устроилась на скамье (тоже мраморной) у стола и бездумно уставилась на противоположную стену. Там висел огромный гобелен, повествующий, по всей видимости, о подвигах герцога Рено. Самого герцога Римильда опознала с некоторым трудом, по гербу на щите. Слишком много фигур толпилось рядом. Казалось, ткачи решили таким образом увековечить все местное дворянство разом.

Весь зал на уровне второго этажа опоясывала крытая галерея, с балюстрады которой свисали разноцветные флаги. Казалось, зал украшен для какого-то праздника. Мраморный пол сверкает, очаг вычищен от золы, все в полном порядке – и никого.

– Мы словно попали в волшебное королевство Маб[1]. – Калев явно одобряла чистоту и порядок, но отсутствие жителей тревожило ее.

– Скорее в чертоги короля Оберона[2]. Вокруг один камень. – Римильда погладила прохладный мрамор скамьи. – Но это вполне объяснимо. Насколько я поняла, дерево здесь – редкость.

– Да, дерево в этих местах – не только редко, но и весьма ценно.

Римильда подавила порыв вскочить со скамьи и с достоинством повернулась в сторону говорившего.

На галерее стоял, облокотившись о перила балюстрады, сарацинский рыцарь.

– Кажется, неверные все же захватили замок герцога Рено, – прошептала Калев, вставая за плечом хозяйки. В случае чего служанка постарается защитить госпожу, и хотя бы один враг умрет с метательным ножом в горле. Впрочем, пока непонятно было, кто им явился – враг или друг.

Римильда молчала. В соответствии с требованиями этикета первым должен был представиться мужчина, если он не хозяин дома и не король. Сарацин вряд ли являлся тем или другим, так что Римильда просто смотрела на него в упор, не отводя взгляда, и вежливо улыбалась. Незнакомец был явно богат, разодет в роскошный белый шелк, шитый серебром, тюрбан его украшала изумрудная булавка, а на пальцах сверкало драгоценными камнями штук пять колец. Утонченные черты смуглого лица подчеркивала аккуратная бородка, черные миндалевидные глаза встретили взгляд Римильды открыто и бесстрашно. Незнакомец был уже не молод, но все еще красив, силен и привлекателен. Глубокий голос звучал завораживающе.

– Простите мою невольную невежливость, милая леди, но я так поражен вашей красотой, что все установления этикета вашего народа вылетели у меня из головы.

С этими словами мужчина прошел по галерее и спустился в зал по боковой лестнице. Когда он оказался на одном уровне с Римильдой, она обнаружила, что сарацин невероятно высок, более чем на голову выше ее, а ведь до сих пор она не так уж часто встречала мужчин даже одинакового с ней роста.

– Разрешите представиться, – низко склонился он, приложив руки к сердцу, – Мухаммад ибн-Селим, посол несравненного Салаха ад-Дина при дворе его величества Балдуина и при дворе герцога Рено Гранье.

Значит, сарацины крепость не захватили. Посол, оказывается. И разгуливает, как у себя дома. Римильда слегка поклонилась в ответ:

– Я – леди Римильда из Дауфа, дочь графа Мобри.

– Миледи, – Мухаммад склонился еще ниже. – Насколько я понимаю, вы – сестра Деневульфа, графа Мобри.

– Да, так и есть.

То, что этот человек знает ее брата, внушало некую надежду. Римильде не очень хотелось рассказывать первому встречному, к тому же сарацину, о цели своего прибытия, да и вообще о чем-либо, но и не назвать своего имени она не могла.

– О… – начал говорить Мухаммад, но тут его прервали.

Из неизвестных пока Римильде глубин замка донесся звук шагов, голоса, и в большой зал вошел герцог Рено в сопровождении свиты. То, что этот человек – хозяин замка, Римильда поняла сразу, несмотря на то что облачен он был в такие же белые восточные одежды, как и посол Саладина. Остальные рыцари и приближенные герцога следовали европейской моде, что немного примирило Римильду с происходящим. Она была весьма удивлена, что герцог, сражающийся с сарацинами, носит восточное платье. Впрочем, может, ему так удобнее: она ведь и сама не выдержала здешней жары. Хотя за восточную женщину леди Мобри все равно не примешь.

Римильда встала и скромно склонила голову. Герцога стоит приветствовать со всей возможной вежливостью, потому что только он мог ей помочь, все равно, во что он там одет. Иными словами, от него зависела судьба Дауфа, судьба Римильды. Заметив девушку, герцог и свита остановились, словно громом пораженные. Молчание затягивалось, так что Римильда решила, что достаточно уже поразглядывала пол, склонившись в вежливом и изящном поклоне, выпрямилась и взглянула прямо на герцога.

– Кто вы, прелестное дитя? – ожил Рено.

– Я – леди Римильда из Дауфа, дочь графа Мобри и сестра Деневульфа из Дауфа.

– Приветствую вас в моих владениях и приглашаю быть моей личной гостьей, прекрасная леди, – герцог оценил расстояние до Римильды и решил, что стоит переместиться на трон, чтобы аудиенция проходила по всем правилам. – Приблизьтесь, миледи, – заявил герцог, устроившись на золоченом кресле.

Римильда подошла и отвесила еще один поклон. Герцог вскочил с трона, завладел рукой гостьи и поднес ее к своим губам. Римильда едва сдержалась, чтобы не вырвать руку из его цепких пальцев. В романах она читала про такой обычай, который возник среди трубадуров Лангедока и Авиньона, а потом распространился и при дворе, но сама лично протягивала руку для поцелуя только вассалам графа Мобри, а никак не герцогам. Особенно тому герцогу, чьим вассалом она сама являлась в свете того, что Деневульф был вассалом Рено. Стойко выдержав достаточно невинный поцелуй в край рукава, который прикрывал кисть, Римильда подчинилась жесту герцога, приглашающему ее присесть на скамеечку неподалеку от трона.

Свита тем временем разбрелась по залу, кто-то уселся за стол, где слуги немедленно сервировали фрукты и вино, кто-то вышел во двор, лишь Мухаммад устроился поблизости, прислонившись к колонне и делая вид, что рассматривает флаги на балюстраде. Впрочем, не он один не сводил глаз с Римильды, все присутствующие прислушивались к разговору герцога и гостьи, но лишь один посол Саладина делал это, не скрывая своего любопытства.

– Так что вас привело к нашему двору, миледи? – герцог Рено, казалось, был вне себя от счастья по поводу прибытия Римильды.

– Я приехала к брату, – призналась Римильда, но не стала уточнять, что она приехала увезти Деневульфа домой. Герцогу может не понравиться мысль об утрате полезного (а Римильда надеялась, что братец был полезным) вассала.

– Вот это сила сестринского чувства! – восхитился Рено. – Предпринять такое долгое и опасное путешествие лишь для того, чтобы повидать брата.

– Я не видела Деневульфа несколько лет. И он не был в своем графстве столь же давно. Помимо семейных чувств, есть еще и практические вопросы, – честно, но уклончиво поведала Римильда. Не стоит раскрывать герцогу свои планы, нужно сначала встретиться с Деневульфом. Как можно скорее.

По правде говоря, Римильда надеялась увидеть брата в герцогской свите, но увы! Деневульф отсутствовал.

– Как бы там ни было, я просто счастлив, что вы посетили мой двор. Здесь так давно не было столь прекрасного создания, что мы все готовы служить вам. – Герцог Рено нежно улыбнулся.

Римильда постаралась не выказать своего удивления. Она словно попала в рыцарский роман, как и мечтала, только вот девушка никогда не предполагала, что воплощение мечты ее так… шокирует. Кажется, даже настойчивость барона Крега может оказаться всего лишь неудобством в сравнении с изящной галантностью местных рыцарей. Наверное, они давно не видели английских и французских леди. Одно радует: герцог благоухает тонкими восточными благовониями, а никак не застарелым конским потом и прокисшим элем.

В ответ на фразу герцога о том, что все тут готовы служить Римильде, придворные одобрительно загудели, заулыбались и отвесили по галантному поклону. Римильда поежилась. Тут были только мужчины – и ни одной женщины, кроме нее самой и Калев.

– Благодарю вас от всего сердца за вашу любезность, но я хочу как можно быстрее повидаться с братом, – твердо произнесла Римильда.

– О да! Я сделаю все возможное, – разулыбался герцог. – А пока, миледи, позвольте предоставить вам удобные комнаты и пригласить вас почтить своим присутствием наш скромный ужин.

– Я глубоко благодарна вам за гостеприимство, дорога была дальняя. – Римильда решила, что не стоит сильно затягивать разговор с герцогом. Нужно отдохнуть и встретиться с братом. Все равно беседовать с Деневульфом Римильда предпочла бы без свидетелей. Сейчас главное – оказаться в своей комнате за запертой дверью.

– Граф де Суррен! – позвал герцог.

Смуглый, почти как сарацин, стройный, но невысокий мужчина неопределенного возраста встал из-за стола и приблизился к тронному возвышению. Разодет он был в шелка, но скроенные на французский манер. Продемонстрировав в широкой улыбке отличные зубы, граф де Суррен склонился перед герцогом, облобызал Римильде ручку (причем не ограничился рукавом, а прикоснулся губами прямо к коже запястья).

– Чего пожелают герцог и прекрасная дама?

– Позвольте представить вам моего сенешаля, графа Клавье де Суррена, – герцог Рено, казалось, над чем-то задумался. – Клавье, я отдаю в распоряжение миледи Римильде две комнаты в левом крыле, проводите гостью и выполните все ее пожелания.

Римильда поклонилась, Клавье же согнулся едва ли не до пола.

– Для столь очаровательной дамы я найду самые лучшие покои!

– Вы, наверное, устали с дороги, леди. Отдыхайте, располагайтесь, а за ужином мы поговорим о вашем брате.

За ужином так за ужином. Римильда последовала за Клавье де Сурреном. Калев и Родд не отставали ни на шаг.

Глава 6

Коридоры замка были просторными и чистыми, повсюду на стенах висели драгоценные гобелены, в мраморных вазах стояли живые цветы. Никакого сравнения с мрачным Дауфом. Впрочем, сейчас Римильде родной дом казался гораздо милее герцогского замка. Ее не манили чудеса Востока, ей нужен брат, и только. И все же она восхищалась покоями, которые видела. Судя по всему, дела крестоносцев в Иерусалимском королевстве идут не так уж плохо – во всяком случае, дела герцога Рено Гранье.

Комнаты, в которые Римильду привел сенешаль, оказались действительно роскошными. Просторная гостиная, уютная спальня и маленькая, но чистая и светлая комнатка для прислуги. В спальне обнаружился балкон, увитый какой-то зеленью и выходивший в сад апельсиновых деревьев. Воздух благоухал экзотическими ароматами. Города совсем не было видно, лишь сад, стену замка, немного пыльной земли, заросшей каким-то кустарником, и склон горы, уходящий вверх.

Клавье де Суррен спросил, нравятся ли Римильде покои, получил утвердительный ответ и удалился, выразив надежду на встречу за ужином. Девушка и ее слуги остались одни. Римильда прошлась по комнатам, снова выглянула в окно. Тишина, покой… Наверное, хорошо жить здесь, если у тебя нет никаких забот, кроме одной – в каких удовольствиях провести следующий день.

– Роскошно живут. – Калев осмотрела помещение и одобрительно покивала. – И беспечно. Такие окна…

– Здесь всегда тепло и не бывает дождей, капитан Лефевр говорил. – Римильда прикоснулась к прохладной стене. Мрамор бежал из-под ее ладони тоненькими прожилками. – Здесь не нужно закрывать окна ставнями, завешивать портьерами или шпалерами. Просто рай.

– Не уверена. – Скептически настроенная Калев отвлеклась от осмотра помещения и дала указание Родду насчет багажа.

– Как бы там ни было, – Римильда сцепила руки за спиной и повернулась к няньке, – мне смертельно хочется нырнуть в ванну и смыть с себя морскую соль.

Калев быстро разобралась с багажом, послала Родда выяснить все насчет ванны и занялась волосами Римильды. Прежде чем мыть голову, нужно было тщательно расчесать волосы, иначе потом придется срезать окончательно запутавшиеся пряди.

Родд вернулся очень быстро и без воды или ванны.

– Простите, госпожа, но с ванной возникли трудности.

Калев сурово посмотрела на парня:

– Непохоже, что они тут не моются.

– Моются, – вздохнул конюх. – Но все, даже герцог, платят за воду. Отдельно покупается питьевая, однако с этим можно разобраться, ведь стол герцог накрывает три раза в день, а вот для мытья придется покупать. И стоит это дорого.

– Вот тебе и рай, – фыркнула Калев.

– Лучше дай ему денег, – велела Римильда, – пусть купит мне воды.

– Хорошо, что я позаботилась об обмене золота еще на Мальте. – Няня назидательно подняла вверх указательный палец. – А то мечты о ванне так и остались бы мечтами.

Калев отсыпала Родду немного мелких монеток и вернулась к расчесыванию волос Римильды. Дело неторопливое и требующее внимания, под которое можно вести разговор.

– Эти рыцари в Святой земле совсем потеряли всякие понятия о гостеприимстве и приличиях, – проворчала Калев. Похоже, двор герцога Рено не пришелся по вкусу гордой дочери кельтов. – Целуют руки, но воду придется покупать.

– Мы здесь ненадолго, – откликнулась Римильда. – Встречусь с братом, заберу его домой, даже если придется огреть его по затылку и уволочь силой. Если не справлюсь одна, вы с Роддом подсобите. Втроем мы его точно скрутим. Но уезжать без Деневульфа я не намерена.

– Главное, чтобы герцог был не против, – резонно заметила Калев. Она была права: если Рено не захочет освобождать Деневульфа от вассальной клятвы, уехав в Англию, брат попросту дезертирует. Он, конечно, юный оболтус, однако такой судьбы Римильда ему не желала.

– Постараюсь убедить владетельного сеньора, что он легко сможет найти замену Деневульфу, а вот я без него пропаду. – Римильда так устала от навалившихся проблем, что казалось, одной больше или одной меньше – уже не имеет значения. Надо отправиться за братом? Отлично, она отправилась. Нужно убедить герцога в том, что Деневульфу необходимо уехать в Англию? Прекрасно, она убедит. Лишь бы спасти Дауф.

Вернулся Родд в сопровождении шестерых сухощавых и загорелых слуг, которые тащили медную ванну, полную теплой воды.

– Ты только посмотри, Калев. – Римильда едва смогла дождаться, пока за слугами закроется дверь. – Медная ванна!

– Обошлась в две монеты, грабеж чистой воды, – мрачно пробурчал Родд, скрываясь в комнате для слуг.

– Он прав, грабеж, – согласилась Калев, помогая Римильде раздеться и войти в ванну.

– Неважно. – Девушка погрузилась в благоуханную воду. – Скоро я найду Деневульфа.

Калев хмыкнула:

– А пока что надо тебе, девочка, выглядеть красивой, чтобы герцог был к тебе добр.

Сразу вспомнился двор принца Джона. Там Римильда тоже старалась быть красивой и вежливой, а что в результате? Потерянное время, потраченные напрасно деньги… Тревога стала уже чем-то привычным.

– Говоря по правде, – медленно произнесла Римильда, – я бы предпочла, чтобы герцог не обращал на меня внимания. А просто сказал мне, где мой брат. И все.

– Судя по тому, как они все тут всполошились, увидев тебя, так просто и незаметно все не пройдет.

– Остается надеяться, что герцог Рено окажется лучше принца Джона.

– Да, остается только надеяться.

Поблаженствовав в роскошной ванне, Римильда легла на чистые простыни, укрылась легчайшим покрывалом и провалилась в сон. Все же время, проведенное на корабле, было весьма и весьма утомительным, несмотря на галантность и обходительность капитана Лефевра.

Когда Римильда проснулась, было еще светло. Неужели она проспала так мало? Однако Калев уже готовила ее платье.

– Здесь ужасно длинные дни, – сообщила няня. – В Англии мы бы уже спать ложились. Вставай, девочка. Уже заходил слуга и сообщил, что скоро позовут к столу.

– Самое время. – Римильда ощущала зверский голод. – Кажется, я не ела уже сутки.

– Я тут порасспрашивала… – Ну разумеется, Калев времени не теряла. В этом на нее всегда можно было положиться. – Герцог, конечно, держит роскошный двор. Он богат, но прижимист. Помимо того что воду тут продают за деньги, вещи стирают тоже не бесплатно. Постель меняют тоже за мзду. Свечи гости покупают, жаровню для отопления – тоже. В общем, нужно как можно скорее отсюда уехать, иначе нам нечем будет заплатить за обратную дорогу.

– Хоть кормят? – спросила Римильда.

– Да, три раза накрывают в большом зале.

– Отлично, нам этого вполне хватит. – Римильда откинула покрывало и спустила ноги на теплые плиты пола. Вот еще одно преимущество жарких стран…

Калев подала хозяйке платье цвета сидра, заплела высохшие волосы в корону, прикрепила вуаль. К завершению туалета как раз зазвонил колокол, сзывая всех к трапезе.

Когда Римильда вошла в большой зал, там уже было полным-полно народа. Свита, сопровождавшая герцога днем, выглядела гораздо скромнее. Но, как успела заметить Римильда, в зале снова не было ни одной женщины. Даже слуги, сервирующие стол, исключительно мужского пола. Где же все дамы? Неужели никто из этих рыцарей не женат? Ни у кого нет взрослой дочери?

Через минуту все присутствующие заметили Римильду и, отталкивая друг друга локтями, бросились наперебой предлагать себя в качестве сопровождающего к столу. Римильда едва не ответила, что и сама найдет дорогу, но тут вошел герцог. Сейчас он был облачен в европейское платье, которое шло ему гораздо больше, чем восточные свободные одежды. Герцог Рено был невысокого роста, развевающиеся шелка делали его еще более приземистым, а пояс шальвар подчеркивал солидный животик. Европейская же светло-голубая камиза и черный циклос, на котором был золотом вышит герб герцога, придавали Рено солидности и даже делали выше ростом. Следом за герцогом вошел молодой человек, которого Римильда днем не видела. Юноша, едва ли встретивший свою шестнадцатую весну, темноволосый, голубоглазый и смуглый, робко улыбнулся Римильде и покраснел, как роза. Римильда едва не рассмеялась, но все же сдержалась. Восточный костюм, надетый явно европейского происхождения молодым человеком, на нем смотрелся отлично. Белые шелка и темные волосы – вырастет кому-то ухажер на погибель! Римильда не сомневалась, что, окажись этот молодой красавчик при английском дворе, в него немедля влюбились бы все юные девы.

Герцог направился прямиком к гостье и протянул ей руку.

– Прошу вас удостоить меня чести быть вашим кавалером, – проговорил он, снова целуя Римильде руку. – И позвольте представить вам сына моего кузена, лорда Симона Вильфоре. Он милый юноша, но родился на Святой земле и почти не имеет опыта в общении с благородными дамами европейского воспитания.

При этих словах Вильфоре покраснел еще сильнее. Римильда мило улыбнулась и учтиво поклонилась. На мгновение ей показалось, что несчастный юноша сейчас просто в панике сбежит, но тот все же собрался с силами и поклонился в ответ. Бедняга. Возможно, не стоит быть с ним слишком отчужденной – в конце концов, большинство находящихся здесь рыцарей прибыло из Европы и знает, как выглядят тамошние дамы, а вот молодой человек имеет все шансы опозориться, если когда-нибудь покинет Иерусалимское королевство.

– Пойдемте же к столу! – воскликнул герцог.

Все тут же оживились, прекратили разговоры и двинулись следом за Рено – видимо, сильно успели проголодаться. Длинный стол был настолько плотно уставлен блюдами, кувшинами и тарелками, что мрамор столешницы просто скрывался из глаз. Причем уставлен посудой не оловянной, а из драгоценных металлов – золотой, серебряной. Да, хорошо идет война против сарацин, если награбленная в их крепостях посуда украшает герцогский стол. Мраморные скамьи покрывали цветные ковры, а во главе стола стояли три кресла с высоченными спинками, украшенными затейливой резьбой. Рено вел Римильду прямиком к одному из них, к левому. К правому направлялся Мухаммад ибн-Селим.

Великолепно. Придется говорить о личных делах в присутствии сарацина. Римильда решила, что дождется окончания ужина. Ей нужно побеседовать с герцогом наедине.

Хотя на столе было полным-полно мяса, Римильда предпочла фрукты. Как давно она не ела даже винограда, не говоря уже о чем-то другом. Яблоки – вот самая большая роскошь, которую она обычно могла себе позволить. Здесь же были апельсины, гранаты, финики, сладчайший виноград, персики, хурма… Половину из этих фруктов Римильда пробовала впервые в жизни, как и слышала их названия. Неважно. Это было просто невероятно вкусно. Каждый из присутствующих рыцарей, быстро выяснивших предпочтения гостьи, стремился предложить ей плод послаще, даже с дальнего конца стола передавали то особо налитую гроздь винограда, то сладчайшую хурму. Даже герцог Рено предложил Римильде кусочек какого-то неведомого плода. Один Мухаммад загадочно улыбался и не принимал участия в поклонении прекрасной даме. Впрочем, говорят, что на Востоке женщины сидят запертые в доме и никто их не видит, кроме их мужей. Невмешательство сарацина оказалось даже кстати: и без него все присутствующие, кажется, записали себя в поклонники Римильды. Хорошо бы еще из этого вышел какой-то толк!

Вскоре Мухаммад извинился и попросил позволения удалиться, пришло время вечерней молитвы. Когда сарацин поднялся и ушел, Римильда воспрянула духом. Кажется, ей выпал шанс поговорить с герцогом о деле. Рено жевал кусок мяса, насаженный на кончик ножа, и пребывал в прекрасном настроении.

– Милорд, – Римильда не стала откладывать дело в долгий ящик. – Где же мой брат? Я проделала долгий путь, чтобы увидеть его…

– О, благородный Деневульф не так давно получил от меня во владение замок Кесруан, к востоку от Сидона, – безмятежно сообщил Рено и продолжил неторопливо пережевывать мясо. – Это грозная крепость и богатый надел.

– Так его нет в Сидоне?! – Римильда готова была растерзать герцога. Она потеряла целый день, сидит здесь за ужином, ведет пустые разговоры, вместо того чтобы направляться к брату в этот Кесруан, где бы он ни находился. Помнится, Лефевр упоминал об этой крепости. Кажется, она достаточно велика, а значит, дела у Деневульфа идут неплохо. Ну, братец!..

– Нет, но я завтра же пошлю гонца известить графа Мобри о вашем прибытии, – милостиво бросил герцог.

Римильда едва не заскрипела зубами. Завтра! А время утекает, как драгоценная вода в песок. Очень уместное сравнение в этой стране.

– Я бы хотела сама отправиться к брату, – заявила она.

– О, это очень опасно. – Герцог посмотрел на Римильду с некоторой тревогой и даже жевать перестал. – Пока хитрый Мухаммад нас покинул, скажу вам без обиняков: земли к востоку кишат неверными, без вооруженного отряда за пределы города лучше не выезжать. Кесруан и Грот Тирона прикрывают сеньорию Сидона от армий неверных, но конные отряды все равно просачиваются на наши земли. – Тон его изменился, речь потекла легко и галантно: – Будьте моей гостьей, почтите своим присутствием наш двор, вы – глоток чистейшей воды в жаркий день для всех нас, миледи.

Римильда поняла, что настаивать на немедленном отъезде бесполезно. Рено никуда ее не отпустит, сопровождающих не даст. А нанимать незнакомых людей в незнакомом городе… Ах, если бы у нее здесь был хотя бы один друг! Один человек, на которого можно положиться! Увы.

– Милорд, прошу вас послать гонцов как можно скорее, – попросила Римильда. – Я давно не видела брата и…

– Конечно, миледи! Завтра же. Ранним утром!

Что ж, большего все равно не добиться.

Когда в зале появились музыканты, Римильда сослалась на усталость после долгого путешествия и удалилась в свои комнаты. Родд уже спал, из комнаты для слуг доносился его храп, Калев же сидела на балконе и ждала хозяйку.

– Как прошел ужин?

– Ты же была там, за столом для слуг.

– Оттуда ничего не слышно.

– Но все прекрасно видно. – Римильда глубоко вздохнула. – Все были очень милыми, но никакой пользы мне это не принесло. Деневульфа нет в Сидоне. Он в каком-то Кесруане. И самое большее, чего мне удалось добиться, это обещания послать к нему гонца. Кажется, мы застряли тут надолго. Все в руках герцога, а он по-восточному нетороплив – так, кажется, говорят? Теперь я наконец поняла, что это значит. Мне остается лишь ждать. Не знаю, надолго ли хватит моего терпения.

– Ложись, девочка, – посоветовала Калев, – при свете утра все выглядит по-другому.

Среди ночи Римильду разбудили какие-то странные звуки, доносившиеся с улицы. Не требовалось даже прислушиваться, чтобы понять, что это такое.

Счастье мреет, обещая
Все, что мне желанно.
Так кораблик, чуть мелькая,
Виден средь тумана,
Где грозит скала седая
Бездной океана.
На душе тоска такая!
Счастье столь обманно…
Моя любовь грустна,
И я не знаю сна.
Мне судьбина суждена
Бедного Тристана…[3]

Кто-то вполне чисто и уверенно распевал под ее балконом стихи Бернарда де Вентадорна. И все это сопровождалось весьма приличной игрой на лютне.

– О Боже Всемогущий! – простонала Римильда, переворачиваясь на другой бок и закрывая ухо подушкой.

Глава 7

Каждый следующий день почти полностью повторял предыдущий. Утром замок просыпался, и все выходили к завтраку. Затем до обеда занимались своими делами, то бишь, на взгляд Римильды, бездельничали. Это сопровождалось песнопениями под ее балконом и приглашениями прогуляться в апельсиновом саду. Римильда не принимала ни одного, опасаясь, что тогда могут вспыхнуть ссоры за ее внимание – а этого ей совсем не хотелось. Не хватало еще, чтобы рыцари за нее передрались. Иногда она думала о том, что мечты сбываются самыми странными путями. Она мечтала о галантном обхождении – и вот оно, с песнями, ухаживаниями и стихами, а ее это лишь злит. Потом всех звали к обеду, после которого в замке устанавливалась мертвая тишина: видимо, все отправлялись отдыхать, пережидая самое жаркое время дня. Или чем-то другим заниматься, Римильда не знала. И, наконец, звонили к ужину, продолжавшемуся иногда до ночи. После чего рыцари, вкусившие яств и обильно залившие их вином, чувствовали себя способными на подвиги, только никто не отправлялся в пустыню сражаться с сарацинами. И куда они отправлялись? Правильно.

Римильда нервничала все сильнее, раздражение копилось. Больше всего ее нервировали непрекращающиеся серенады под балконом. Кажется, там побывали уже все рыцари. Лучше всех пел де Суррен, сильнее всех фальшивил сам герцог Рено. Римильда стойко делала вид, что ничего не слышит, и не выходила на балкон даже днем, когда все эти трубадуры были заняты чем-то очень важным или же просто почивали после обеда. Стоит один раз кому-нибудь из них застать ее на балконе, поклонник тут же возомнит, что Римильда его поощряет. А эти галантные рыцари и без поощрения весьма решительны и докучливы.

Настойчивее всех был Клавье, но и пользы он приносил больше всех. Почти все сведения о брате, пусть и обрывочные, Римильда получила именно от него. Деневульф добился для себя владения лишь недавно, до этого подвизался при дворе герцога Рено, лишь растрачивая деньги. Сейчас Римильда понимала, почему братец ничего не присылал в Дауф. Теперь же, получив Кесруан, действительно важную и большую крепость, Деневульф вряд ли будет склонен немедленно отчалить в Англию. Кажется, все же придется огреть его чем-нибудь тяжелым. Ничего, Родд справится.

Помимо полезных сведений, Клавье с удовольствием снабжал Римильду великосветскими сплетнями и фривольными подробностями. От него Римильда узнала, почему при дворе герцога нет ни одной дамы. Секрет был прост: практически все рыцари женаты на местных восточных красавицах. И сарацинские дамы следуют традициям своего народа: не показываются на люди, ведут замкнутую домашнюю жизнь. Как это все могло сочетаться с кодексом трубадуров и поклонением Прекрасной Даме, Римильда понять так и не смогла. Да и не пыталась, если честно. Между делом Клавье сообщил, что молодой Симон Вильфоре – сын кузена герцога и дочери некоего сирийского паши. Почти всю жизнь он прожил в доме матери, а теперь выходит в свет с отцом. Поэтому он такой робкий и стеснительный. Впрочем, не настолько стеснительный, чтобы не спеть парочку серенад под балконом Римильды и не оставить под дверью огромный букет роз. Может, мальчишку кто-то и надоумил, но скорее он просто следовал примеру старших товарищей, старавшихся вовсю.

– Я больше так не могу! – в сотый раз пробурчала Римильда, переодеваясь к ужину. – Герцог обещал послать гонца, но неизвестно, послал ли. Рено пропал уже с неделю, не показывается из своих покоев. Я уже подумываю ворваться туда и спросить напрямую. Все остальные рыцари отнекиваются и ссылаются на герцога. Кого бы я ни просила проводить меня в Кесруан, все обещают «подумать», «завтра»… Такое чувство, что все они просто-напросто сговорились задержать меня в Сидоне как можно дольше.

– Вполне вероятно, – кивнула Калев. – И, думается мне, стоит просто нанять сопровождение и отправиться к Деневульфу. Мы уже слегка освоились здесь. Может, и удастся.

– Если рассказы о сарацинах, рыскающих повсюду, правдивы – а они правдивы, – то нанять нам придется целую армию, – уныло произнесла Римильда.

– Время идет…

– Не напоминай! Лучше скажи мне, что делать.

– Можно послать одного Родда, только он не знает местности и языка.

– Это верная смерть. – При мысли о том, что ее верный слуга, проделавший ради хозяйки такое путешествие, падет от мечей сарацинских разбойников, Римильду передернуло.

– Тогда постарайся уговорить герцога все же устроить тебе встречу с братом.

– Но как я могу уговорить его, если я его не вижу? – воскликнула Римильда. – Попросить об аудиенции?

– Попроси.

Сгущались сочные сумерки, пронизанные запахом цветов. Прозвонил колокол к ужину.

В большом зале над столом натянули шатер. День выдался сумрачный, ветреный. Дождя, конечно, не ожидалось, но мрачно багровеющее на закате небо вряд ли способствовало бы пищеварению, поэтому и установили шатер.

В отсутствие герцога во главе стола сидел сенешаль де Суррен. Римильда бы с превеликим удовольствием развернулась и ушла, но очень уж хотелось есть. Обед она пропустила, было слишком жарко, у Римильды разболелась голова. Сейчас головная боль отступила, зато появился голод. Ладно, придется потерпеть некоторое время, а затем можно будет попытаться добиться аудиенции у герцога. Он же не болен, в самом деле, иначе бы все знали. Просто отсиживается в своих покоях и небось предается меланхолии.

Клавье сегодня был так же мрачен, как небо. Какая-то необъяснимая тревога витала в воздухе. Римильда заняла свое место, улыбалась и кивала всем, кто стремился ей угодить, но где-то в глубине души уже решила, что не будет больше ждать. Что бы там дальше ни случилось, что бы ни сказал ей герцог Рено, если с ним удастся поговорить, она завтра отправляется в Кесруан. Она уже проделала длинный путь, осталось немного. Сидя в Сидоне, проблем Дауфа не решить. Если она и погибнет здесь, в Палестине, она погибнет, пытаясь выполнить свой долг.

Где-то в середине ужина Клавье извинился и покинул свое место. Мухаммад, сидевший от него по левую руку, воспользовался ситуацией и заговорил с Римильдой. За прошедшие дни она успела достаточно хорошо его узнать. Хитрый, умный, образованный, посол Саладина имел гарем, который был не прочь пополнить светловолосой красавицей-саксонкой. Серенад под окном Мухаммад не пел, зато пользовался каждым удобным случаем побеседовать с Римильдой, избрав иную тактику. Возможно, рассчитывал, что она клюнет на простое внимание и сочувствие. Принудить английскую дворянку он все равно не мог, во всяком случае не здесь, а уговорить надеялся.

– Милая леди, вы сегодня необычайно грустны. Что вас так печалит?

– Я очень хочу увидеть брата. – Причины печали не имело смысла скрывать. И так все знают, почему Римильда сидит здесь.

– Герцог послал гонца.

– Я уже не знаю, что думать. – Римильда кусала губы. – Прошло уже достаточно времени. Если бы я нашла сопровождение, то поехала бы сама в Кесруан.

Мухаммад разулыбался и погладил бороду:

– По счастливому стечению обстоятельств меня призывает к себе мой господин, несравненный Салах ад-Дин. Мой путь будет пролегать неподалеку от Кесруана. Я мог бы с радостью сопроводить вас туда.

Римильда молчала, не зная, как ответить. Это было первое дельное предложение с того момента, как она приехала в Сидон. И первое опасное предложение. Если она откажется, то, вполне возможно, никто ей больше не предложит помощи. Если она согласится, то может оказаться не в Кесруане, а в гареме Мухаммада. Причем второе – более вероятно.

– А не обижу ли я герцога, сюзерена моего брата, если приму ваше чрезвычайно благородное предложение? – нашлась наконец Римильда.

– О! Это сложный вопрос, – согласился Мухаммад. – Но вряд ли герцог будет возражать, если вы скажете ему, что получили весточку от брата, где он просит вас прибыть к нему.

– Во-первых, это будет ложь. Во-вторых, это будет глупая ложь. Брат и не знает, что я к нему приехала.

– Да-а? – протянул Мухаммад.

Римильда сообразила, что сказала лишнее. Теперь она еще более беззащитна перед сарацином, чем ранее. Она сама себя лишила защиты брата, защита же герцога была весьма ненадежной.

– То есть он не знает, что я уже в Сидоне, – попыталась исправить положение Римильда.

Мухаммад, конечно, не поверил.

– Все равно, обдумайте мое предложение, я выезжаю через несколько дней, мне только нужно встретиться здесь с одним человеком, который должен вскоре прибыть… Поверьте, я предлагаю помощь от чистого сердца и готов поклясться в этом.

Римильде все эти шпионские дела были неинтересны, к тому же вернулся Клавье, и разговор пришлось прервать.

Полог шатра трепетал все сильнее под нажимом ветра, флаги на галерее развевались и хлопали. Кажется, надвигалась буря. Кусочек неба, который Римильда видела со своего места, приобрел багровый цвет; казалось, сама природа подстраивается под ее тревожное настроение, отвечает беспокойству в душе Римильды – своим беспокойством. Ветер порывами влетал в зал, пламя в масляных плошках на столе жалобно трепетало.

Клавье тоже обеспокоенно посмотрел на хлопающую ткань шатра и развевающиеся знамена.

– Ветер с востока, будет буря.

– Да, и сильная, – согласился с ним Мухаммад. Сарацин не выглядел обеспокоенным, ему, казалось, нравилось грядущее буйство стихий. – Не завидую я тем, кто сейчас в пути. Им бы лучше добраться до дома к ночи.

Словно в ответ на его слова в двери большого зала несколько раз ударили чем-то тяжелым. Кулаком, закованным в латную перчатку, например. Все разговоры в зале сразу же смолкли.

Римильда взглянула на Клавье, но тот лишь пожал плечами и кивнул страже, чтобы та была наготове. В дверь еще раз ударили, а потом тяжелые двойные створки разошлись в стороны, и в освещенный зал шагнула сама буря. Ночь и буря.

Незнакомец был высок и широкоплеч, облачен в кольчугу, поверх которой накинул джеббу с капюшоном на сарацинский манер. Пыль бури осела на ткани, а когда вошедший снял шлем, обнаружилось, что это не только пыль, но и пепел.

Римильда, как зачарованная, смотрела в лицо незнакомца. Крупные правильные черты, загорелая кожа, напряженно сжатые губы, длинные, черные как смоль волосы, собранные в небрежный хвост на затылке. Кольчуга и черная кожа сапог довершали мрачный облик.

Новоприбывший не глядя сунул шлем в руки стоявшего рядом стражника, сложил руки на рукояти впечатляющего меча и обвел присутствующих тяжелым взглядом.

Все по-прежнему молчали.

– Я должен немедленно увидеть герцога Рено, – заявил незнакомец и, не добавив больше ни слова, прошел через зал внутрь замка, к покоям герцога.

И только когда грозный рыцарь скрылся из виду, все заговорили одновременно.

– Кто это был? – спросила Римильда у сенешаля, едва не крича, чтобы быть услышанной.

– Это – Танкред де Фонтевро, лорд Грота Тирона.

Глава 8

Через минуту все вернулись к вину и разговорам, так что лишь Римильда, задумчиво смотревшая на двери, откуда появился темный рыцарь, заметила, что в зал проскользнул хрупкий юноша в восточном платье. Он перекинулся несколькими словами со стражником, забрал у того черный шлем и бочком, незаметно, двинулся к столу для слуг.

Римильда умирала от любопытства. Фонтевро явно все здесь знали. И также было абсолютно понятно, что он прибыл в Сидон с какими-то очень важными новостями. Судя по его пропыленной одежде и пеплу в волосах, известия были самые пренеприятные. Римильда нашла взглядом Калев и жестами попыталась донести до нее идею о том, что надо порасспросить новоприбывшего слугу. Калев понимающе кивнула и пересела поближе к юноше, прижимавшему к груди боевой шлем.

Римильда еле дождалась того момента, когда уже можно было без лишних вопросов покинуть большой зал и удалиться к себе. Калев поспешила следом за хозяйкой.

– Ну, что там? – Римильда вцепилась в Калев, едва за ними захлопнулась дверь комнаты.

– Присядь, девочка. – Калев покачала головой, словно отгоняя какие-то тяжкие мысли.

Римильда послушалась и опустилась в кресло:

– Так что ты выведала?

– Этот молодой сарацин, он спутник Танкреда де Фонтевро, а не слуга, – сообщила няня. – И он знает гораздо больше, чем мог бы знать слуга.

– Отлично, так что же он знает? – нетерпеливо воскликнула Римильда.

– Его зовут Хадид-бей.

– Великолепно. Калев, ты тянешь время.

– Римильда, девочка моя… – Калев опустилась на колени рядом с креслом хозяйки. – Я просто не знаю, как тебе сказать об этом. И я не знаю, стоит ли верить его словам.

– Да что же он сказал, ради бога, Калев! – Беспокойство, переросшее в тошнотворную тревогу, охватило Римильду. Теперь она уже не сомневалась, что неприятные новости каким-то образом касаются и ее.

Калев наконец выговорила:

– Танкред де Фонтевро приехал сюда, чтобы сообщить герцогу о нападении сарацин на замок Кесруан.

– О Господь Всемогущий! – Римильда вцепилась в подлокотники кресла, едва дыша. – Что с Деневульфом? Герцог пошлет помощь?

– Хадид-бей сказал, что замок Кесруан пал, – почти шепотом произнесла Калев. – Фонтевро спешил на помощь, но, когда он подоспел, крепость уже горела.

– Что с Деневульфом? – закричала Римильда. – Где он?

– Хадид-бей не смог ответить на этот вопрос. Или не захотел. Он сказал, что лорд Фонтевро доложит обо всем герцогу.

– Я немедленно иду к герцогу!

– Римильда! – Калев вскочила, стараясь удержать хозяйку, но не успела.

Девушка выскочила за дверь, подхватила юбки и бросилась бегом по коридору, распугивая смуглых слуг и рослых стражников. Где находятся покои герцога Рено, Римильда знала лишь приблизительно, но какое-то чудо привело ее прямиком к широкой, обитой медью двери, у которой стояли два могучих детины самого грозного вида. Римильда не обратила на них ни малейшего внимания, проскользнула мимо и толкнула дверь. Стражники не ожидали такого напора, поэтому Римильда оказалась внутри, прежде чем они успели даже пошевелиться.

В комнате было темно и сильно пахло чем-то очень противным, в воздухе висел сизый дым, сочившийся из странного сооружения, в котором тлели угольки. Римильда почувствовала легкое головокружение, дым пробрался в горло, и она закашлялась. Справившись со всеми этими неприятностями, Римильда обнаружила, что один из стражников решительно тащит ее к выходу.

– Ну уж нет! – возмутилась Римильда.

Стражник не обратил на ее протест ни малейшего внимания. И тогда Римильда решила, что хватит уже быть нежной дамой и строго блюсти приличия.

– Милорд герцог! – выкрикнула она изо всех сил. – Милорд герцог, я прошу вас немедленно принять меня!

Откуда-то из темноты донесся странно шепчущий голос герцога:

– О прекрасная леди! Я с радостью вас выслушаю!

Стражник тут же отпустил Римильду и удалился за дверь, плотно прикрыв ее за собой.

– Милорд? – почти прошептала Римильда.

– Подойдите ко мне, прелестное дитя! – Герцог помедлил. Дым из странной штуки просто повалил клубами. – Я немного нездоров, поэтому не могу приветствовать вас как полагается.

Римильда сделала несколько шагов по направлению к предполагаемому месту расположения герцога. Рено, облаченный в алые шелка, возлежал на подушках и через гибкую трубку вдыхал отравленный дым. Рядом горела единственная масляная лампа. Римильда поморщилась. Кажется, герцог пристрастился не только к сарацинским женщинам, но и к другим порочным удовольствиям Востока. Рено вяло махнул рукой в сторону Римильды, что должно было, вероятно, означать приветствие и приглашение сесть. Девушка осталась стоять, ибо сочла абсолютно неприличным опуститься на подушки, разбросанные прямо на ковре. Да и вряд ли она смогла бы сейчас сидеть спокойно.

– Милорд! Я пришла узнать у вас о судьбе Кесруана и моего брата.

– О судьбе Кесруана? – герцог, кажется, едва понимал, что ему говорит Римильда.

Повозившись на подушках, он приложился к трубке и задумчиво выпустил кольцо дыма. Выражение его лица оставалось безмятежным.

– Я узнала, что лорд Фонтевро привез страшные вести.

– Привез? – Рено задумался. – Тогда пусть он вам их и сообщит.

– Кто вы, миледи? – Из темноты выступил сам Танкред де Фонтевро, который ранее стоял так неподвижно, что Римильда его не заметила. Он был все еще в кольчуге и джеббе, видимо, не успел побывать в своей комнате и переодеться. В неверном свете масляного фитиля Римильда рассмотрела следы от ударов на груди и рукаве кольчуги. Этот рыцарь сражался, и сражался совсем недавно: царапины свежие.

– Я – леди Римильда из Дауфа, дочь графа Мобри и сестра Деневульфа из Дауфа, графа Мобри.

– Мои соболезнования, – ровным голосом заявил Фонтевро.

– Что?

– Ваш брат погиб, защищая свой замок, защищая Кесруан и земли своего сеньора.

– Что? – голова кружилась все сильнее, но вместе с этим какое-то странное отупение охватило Римильду. – Я вам не верю.

– Я собственными глазами видел пожарище на месте замка. Простите, что я привез вам недобрые вести, но в Кесруане погибли все.

– Я не поверю, пока не увижу все собственными глазами. – Римильда качала головой, цепляясь за последнюю надежду. Нет, этот воин ошибся. Он не мог такого сказать. Деневульф не мог…

Фонтевро ничего не ответил, лишь странно посмотрел на нее и отвернулся. Герцог пошевелился и заявил:

– Прекрасная леди, не покидайте нас так скоро, наш двор никогда не видел столь великолепной красоты.

Каким-то чудом Рено, приподнявшись, завладел рукой Римильды и припал к запястью страстным поцелуем. Вскрикнув, Римильда вырвала руку и бросилась прочь, едва сдерживая рыдания.

Следующие несколько дней прошли в мучительной неизвестности. Танкред де Фонтевро куда-то исчез, Хадид-бей отказывался говорить что-либо еще, кроме уже сказанного, герцог Рено пребывал во власти дурмана. Оставалась еще надежда на пир по случаю именин герцога, который должен был состояться вечером. Уж по такому-то поводу Рено должен был появиться на людях, выползти из своей норы.

Увидев одурманенного зельем герцога, Римильда многое поняла насчет того, почему ее пребывание при дворе Сидона так бессмысленно затянулось. Рено просто забыл про гонца, про просьбу гостьи. Господи! Сколько времени потеряно зря! И теперь может статься, что вообще все потеряно. Новостям про Деневульфа Римильда упорно отказывалась верить. Она и не поверит, пока все не увидит собственными глазами. Она должна, должна отправиться в Кесруан… вернее, туда, где раньше стоял замок. Должна как-то понять, что Деневульфа больше нет или же что брат чудом спасся. Римильда молила Господа о чуде, но надежда еле теплилась.

Несмотря на то что в тот роковой вечер, когда столь неожиданно появился грозный Фонтевро, Римильда едва не сорвалась в ночь и неизвестность, на поиски брата, теперь она все обдумала и решила, что стоит добиваться помощи именно у Танкреда, а не у галантных, но абсолютно никчемных рыцарей при дворе герцога Рено. Они уже доказали, что ничем ей не помогут, только и будут серенады петь. Оставалось одно – найти Фонтевро и уговорить его помочь. Правда, это было не так-то просто: Танкред мало времени проводил в замке, он пропадал в Сидоне, решая какие-то дела, и оказался практически неуловим. Римильда пыталась встретиться с ним, но тщетно. Однако шансы еще есть. По сведениям Калев, полученным от Хадид-бея, лорд Грота Тирона будет присутствовать на сегодняшнем ужине по поводу именин герцога Рено.

Одеваться к выходу совсем не хотелось, Римильда буквально заставляла себя двигаться. Мысли постоянно возвращались к тому мгновению, когда Фонтевро произнес роковые слова: «Погибли все». Римильда отказывалась в это верить, этого просто не может быть. Всегда есть уцелевшие. Чаще всего владельцев замков берут в плен, чтобы получить потом выкуп. О том, что у нее просто нет денег на выкуп, Римильда старалась не думать. Главное, узнать, что Деневульф жив, и тогда можно будет попросить в долг, умолять герцога Рено, отобрать у него отравленный дым, надавить на совесть. В конце концов, Деневульф – вассал герцога, а Рено Гранье должен защищать своих преданных вассалов. Римильда прокручивала в уме ситуацию так и эдак, почти не замечая, во что Калев помогает ей одеться. Словно уловив настроение хозяйки, служанка подала ей темно-красное платье, цвета вина, крови и бури, принесшей Римильде Танкреда де Фонтевро с его отвратительными новостями. На сетке, скреплявшей волосы девушки, багровыми каплями сверкали гранаты.

Когда с одеванием было покончено, колокол к ужину давно прозвонил. Римильда слышала, что в большом зале уже играет музыка.

– Не теряй надежды, деточка, – напутствовала хозяйку Калев.

Римильда вышла в коридор и медленно двинулась по направлению к большому залу. Идти туда, где играла музыка, веселились люди, пели песни, пили сладкое вино, Римильде совершенно не хотелось, но это был шанс выяснить все до конца. Мягкие кожаные туфли делали ее шаги совершенно бесшумными, только легкий шорох платья сопровождал передвижение Римильды. Повернув за угол, она услышала голоса. Кто-то приближался. Наверняка какие-нибудь галантные рыцари, набитые комплиментами по самую макушку. Римильда огляделась вокруг и увидела занавес, закрывающий какую-то дверную нишу. Не мешкая, она скользнула туда, придержав тяжелую ткань, чтобы та не выдала ее присутствия. Голоса приближались, пока двое мужчин – а их оказалось двое – не остановились прямо напротив двери, где пряталась Римильда.

– Лорд Фонтевро, – Римильда узнала голос Мухаммада ибн-Селима. – Вы верно судите о ситуации, но я не понимаю вашего упорства.

– Я не нарушаю своих клятв, как бы это ни было выгодно для меня, – голос Танкреда был тих и мрачен.

– Похвально, но совершенно непрактично.

– Практичность – качество Востока. А я рыцарь Запада.

– Одно из лучших качеств Востока, смею заметить. – Голос Мухаммада лился, словно горячий мед. – Зачем умирать ради того, во что не веришь? Если можно жить в богатстве и неге, не сражаться за каждую пядь земли, за каждый день жизни.

– Вся жизнь – борьба.

Мухаммад усмехнулся.

– Но ваши владения падут, несравненный Салах ад-Дин одержит победу, именем Аллаха.

– Да, одержит, – согласился лорд Фонтевро.

– И очень скоро.

– Это не имеет никакого значения. – Танкред по-прежнему говорил ровно, если не сказать – равнодушно. – Вы думаете, я этого не понимаю? Я это не просто понимаю, я это отлично знаю. Да, Иерусалим падет, как пал Кесруан. Но я буду защищать его, как защищал бы и Кесруан, если бы успел.

– Как бы там ни было, предложение несравненного Салаха ад-Дина все еще в силе.

– Мой ответ прежний.

– Но я пока не буду передавать его моему господину.

– Как вам будет угодно.

Римильда услышала, как один из мужчин удалился. Судя по бесшумным шагам, это был Мухаммад, обутый в мягчайшие восточные бархатные туфли. Римильда замерла, боясь даже дышать. Кажется, она спряталась – по глупому стечению обстоятельств – прямо у двери покоев Фонтевро. Сейчас занавес отдернется, и она окажется нос к носу с грозным рыцарем. Мгновение, другое… Римильда услышала звук тяжелых шагов, удалявшихся прочь. Слава богу! Вероятно, Фонтевро спешил на пир, поэтому не стал заходить в комнату. Подождав, пока успокоится бешеный стук сердца, Римильда продолжила путь в большой зал.

Итак, она стала свидетельницей очень странного разговора. Саладин, видимо, пытается подкупить Танкреда. Насколько Римильда успела понять, Грот Тирона – неприступная крепость, которую можно взять лишь измором, после многолетней осады, да и то не наверняка. Это не Кесруан, про который она тоже успела кое-что выяснить. И как бы Фонтевро ни отказывался сейчас от денег, он вполне может передумать, потому что не верит в окончательную победу крестоносцев. Совсем наоборот, он уверен в том, что дни рыцарских королевств сочтены. Странная позиция для лорда Грота Тирона, который должен всей душой веровать в победу христиан. То ли Танкред излишне пессимистичен, то ли абсолютно практичен. Но практичный человек принял бы заманчивое предложение Саладина. Или нет? Где заканчивается честь и начинается здравый смысл? И не противоречит ли зачастую этот здравый смысл понятиям о чести?

Невероятно странный человек этот Танкред де Фонтевро.

В большом зале праздник был уже в самом разгаре. Тем не менее все мгновенно обратили внимание на вошедшую Римильду. Сам герцог вскочил с места и приблизился, чтобы проводить леди к столу. Заняв свое место, Римильда поискала взглядом Танкреда. Вот он, сидит неподалеку от герцога Рено, мрачный, как туча. Черный циклос без герба, небрежно заколотый серебряной фибулой, и камиза светлого шелка придавали ему вид грозный и романтичный одновременно. Что ж, стоит помнить о том, что Танкред – грозный. А остальное – неважно.

Римильда не сводила с Фонтевро глаз, пытаясь поймать удобный момент, чтобы переговорить о брате, Кесруане и остальном. Она поймала себя на том, что внимательно разглядывает его – впрочем, Танкред оказался интересным объектом для изучения. Он был, без сомнения, красив, но как-то чересчур мрачен. Говорил мало, больше слушал. Да к нему и обращались нечасто, видимо, собеседников отпугивал его неприступный вид. Среди рыцарей герцогского двора Танкред де Фонтевро слыл нелюдимом. Это разузнала Калев у Хадид-бея, кажется подружившегося с нею и охотно делившегося некоторыми сведениями о своем друге. Римильда видела, что лорд Грота Тирона мало пьет, а ест умеренно. Он не похож на остальных. Нет, совсем не похож.

Возможность поговорить с Танкредом появилась только к концу ужина. Все уже изрядно выпили, кое-кто играл в кости, кто-то горланил песни, а сам герцог мирно дремал, подперев щеку кулаком. На скамье между Римильдой и Танкредом образовалось свободное пространство, чем леди и не замедлила воспользоваться, незаметно для нетрезвых гостей переместившись поближе к лорду Грота Тирона.

– Леди Римильда, – вежливо поклонился Танкред, сделав попытку встать.

Римильда вцепилась в его рукав и прошипела:

– Не надо привлекать внимание!

– Как вам угодно, – пожал плечами Танкред.

– Я пыталась с вами поговорить, но вы исчезли. Исчезли, сказав мне, что мой брат, возможно, погиб.

– Деневульф, граф Мобри, погиб. – Интересно, он когда-либо говорит с другой интонацией или так всем и отвечает всегда – уверенно, холодно, равнодушно? – Как и все в замке Кесруан.

– Я это уже слышала, – Римильда сглотнула комок в горле. – Но я не могу поверить. Я должна убедиться собственными глазами, я должна увидеть могилу.

– Его могилой стал Кесруан. – Упорство этого человека начинало ее раздражать. Ничего, у Римильды тоже достаточно упрямства.

– Все равно я должна убедиться.

– Уезжайте в Англию, – посоветовал Фонтевро. – Здесь вас ждет только смерть.

– Милорд, если мой брат погиб, я должна получить доказательства, иначе король не подтвердит мои права как графини Мобри. Свидетель, могила… Хоть что-то.

Римильда сразу поняла, что взывать к сочувствию бесполезно, а вот логика могла сделать свое дело.

– Ваш брат не оставил наследника? – осведомился Танкред. – Как неосмотрительно.

– Я его наследница. И мой долг – лично убедиться в его гибели.

– Это опасно и бесполезно. Попросите герцога дать вам письмо к королю Генриху.

– Милорд, – Римильда решила, что пора переходить в наступление, иначе все опять окажется в руках постоянно пребывающего в грезах герцога Рено. – Пока что я старалась быть вежливой. Но я могу попросить вас и с настойчивостью.

– Вот как? – Фонтевро поставил на стол кубок, который до сих пор вертел в руках, и внимательно взглянул на Римильду. – И какого сорта настойчивость вы готовы применить?

– Не самого приятного, но вы не оставляете мне выбора. – Римильда уверенно смотрела прямо в его темные глаза. Удивительно, но они были не черные, как казалось на первый взгляд, а темно-фиолетовые, как летняя предрассветная тьма. И оказалось, что у Танкреда пушистые и длинные ресницы, словно у юной девы. Когда Фонтевро слушал собеседника, он слегка наклонял голову вперед. – Я прошу вас проводить меня до Грота Тирона, куда вы, вне всякого сомнения, вскорости отправитесь. Это не такое уж большое одолжение. В качестве жеста доброй воли я забуду и никогда не упомяну о той беседе, что вы имели сегодня с добрейшим Мухаммадом.

– Вы откровенны. – Танкред задумчиво потер подбородок. – Тогда и я буду откровенен. Я могу проводить вас в Грот Тирона. И я гарантирую вашу безопасность на пути туда. Однако обстоятельства таковы, что вы можете оказаться там в ловушке. Так что я не хочу вести вас туда.

– Позвольте мне решать, – отрезала Римильда.

– Что ж, если вы настаиваете…

– Будьте уверены, я настаиваю!

– Хорошо. Тогда будьте готовы отправиться завтра на рассвете.

– Я буду готова.

Глава 9

Сидон скрылся за холмами прежде, чем солнце успело показать свой огненно-белый край из-за горизонта. Римильда оглянулась один раз и больше не смотрела назад. Через три дня, по словам Фонтевро, их маленькая кавалькада, состоящая из Римильды, Калев, Родда, Танкреда, Хадид-бея и трех вооруженных до зубов всадников на верблюдах, достигнет Грота Тирона. Три дня – и Римильда достоверно узнает судьбу Деневульфа. Что она будет делать, если брат действительно мертв, девушка не представляла. Калев посоветовала не думать об этом, а решать проблемы тогда, когда они действительно возникнут.

Например, одна из проблем появилась через несколько часов после отъезда из Сидона. Путников нагнал Мухаммад с тремя слугами-сарацинами. Римильда была этому совсем не рада, а вот Фонтевро явно оживился, узрев компанию. С одной стороны, Римильда была с ним не особо любезна, но с другой – ей стало слегка обидно, что рыцарь не сделал ни малейшей попытки сгладить неловкость и установить приятные отношения. Такое впечатление, что его больше интересовала политика, чем прекрасная дама.

Калев рассмеялась, услышав такие рассуждения:

– Милая, но ведь и тебя больше интересует политика, чем вся эта галантная чепуха. Как будто ты не наслушалась песен в Сидоне!

– Ты права. Но ведь он, – Римильда кивнула на Фонтевро, – этого не знает. Так почему же он так невежлив?

– А ты бы была вежлива с тем, кто тебя шантажом принудил к чему-либо? – полюбопытствовала Калев, хитро улыбаясь.

– Нет, конечно.

– Тогда считай, что он с тобой галантен сверх всякой меры!

Римильда тоже рассмеялась. Танкред, уехавший вперед, оглянулся.

Мухаммад постоянно держался позади, лишь на ночевках подсаживался к костру, присоединяясь к общей беседе. Мерное продвижение по холмистой пыльной местности, под палящим солнцем и ярким небом, изгнало из головы Римильды тяжкие думы. Калев старалась поддерживать такое бодрое состояние духа хозяйки, но иногда, ночами, сердце Римильды сжималось от дурного предчувствия.

Ночь была самым прохладным временем для путешествия – но и самым опасным. Поэтому ехали днем, останавливаясь только на пару часов после обеда, чтобы переждать самые тяжелые часы. Солнце висело в голубовато-белом небе, и казалось, что оно отражается в пыльной дороге, как в реке. Римильда быстро привыкла к пыли, почти не замечала ее. Путь оказался трудным, но вполне ей по силам. Ах, как жаль, что столько времени потеряно! Если бы она не пыталась действовать по правилам, если бы была решительнее, возможно, успела бы встретиться с братом.

И погибла бы в Кесруане. Но, может, тогда она с Деневульфом успела бы уехать до нападения сарацин… Звучит не слишком-то правильно, однако все могло повернуться иначе. Все можно было бы исправить раньше. Теперь уже нет. Но если Деневульф жив, если он просто в плену, Римильда сделает все, чтобы его спасти. Только бы он выжил. Только бы выжил…

Днем вести длинные разговоры не получалось: Танкред отмалчивался (он вообще не был склонен к болтовне, так что Римильда и не настаивала), Мухаммад не подъезжал близко, да и сама Римильда лишь иногда перебрасывалась фразами с Калев и Роддом, но и только. Зачем зря глотать дорожную пыль? Вечера же у костра проходили весьма приятно и насыщенно. Мухаммад не оставлял попыток соблазнить Римильду прелестями восточного гарема, уже напрямую намекая, что будет не против видеть ее среди своих жен. Она отшучивалась, ссылаясь на то, что предпочитает быть единственной женщиной в доме, ибо обладает весьма тяжелым характером и даже дурным нравом. Посол Саладина закатывал глаза и заявлял, что столь прекрасная леди может быть сколь угодно несносна, это простительно и вообще не имеет значения. Танкред, выслушивая эту перепалку уже в десятый раз, лишь качал головой. Фонтевро вообще не принимал участия ни в каких разговорах, имеющих сколь-нибудь личный характер. Он не флиртовал, не рассказывал героических историй из собственной бурной жизни (а что жизнь у него была бурная, Римильда не сомневалась), не вспоминал о семье. Такое впечатление, что он не человек, а лишь функция. Он не Танкред де Фонтевро, чей-то сын или брат, а лорд Грота Тирона. И только.

Впрочем, свою необщительность на личные темы Танкред вполне компенсировал постоянной готовностью говорить об истории, политике, науке. Тут он оказался приятным и весьма умным собеседником. Мухаммад тоже с превеликим удовольствием поддерживал такое течение беседы. Казалось, только обсуждение положения дел в Европе и Палестине способно отвлечь сарацина от ухаживаний за Римильдой. Так что у нее не оставалось выбора. Римильда тоже предпочитала говорить о политике.

Днем она с неутомимым любопытством рассматривала окружающий пейзаж, интересовалась устройством сельского хозяйства и торговли, запоминала детали, а вечером задавала десятки вопросов Мухаммаду и Танкреду. Римильда видела, что земля здесь богата и плодородна. Если устроить орошение, то можно снимать по три урожая в год. Только вот те деревни, что они проезжали, совсем не выглядели процветающими.

– На этой земле не было мира со времен пророка Исы, – объяснил Мухаммад. – Крестьяне не успевают строить и пахать. Война сметает все. Лишь города, укрытые за стенами, процветают. Эта земля – перекресток торговых путей.

– И столпотворение народов, – заметила Римильда.

– Да, миледи. Здесь Святая земля для вас, верящих в то, что Иса – сын Бога и Мессия, для нас, верящих, что нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммад – Пророк его. А еще это Земля обетованная для евреев, земля, обещанная им их Богом. Здесь никогда не будет мира, никогда не было и не будет до скончания времен. – Посол Саладина с благоговением упомянул все веры, Римильда могла уважать его взгляды, но не разделять. Для нее был только один Бог. И только одна истинная вера.

– Вера, конечно, двигает горы, – вмешался Танкред. – Но здесь намешано слишком много практических интересов, чтобы объяснять все лишь войнами за веру. Здесь средоточие, перекресток. Сюда приходят караваны из Персии и еще более далеких стран, караваны с шелком, драгоценными камнями, пряностями. Здесь – источники питьевой воды. Крупные порты. Верфи. Кто владеет этой землей – владеет миром.

– Милорд, вы, безусловно, правы. Но вера… Вера – это то, что заставляет поливать эту землю кровью. – Римильда смотрела в огонь, голос ее был едва различим.

– Вряд ли Всемилостивейший Иисус жаждет нашей крови. – Танкред говорил, как всегда, спокойно, однако что-то в его тоне заставило Римильду поднять голову и внимательнее вглядеться в него. Фонтевро тоже смотрел в огонь, блики танцевали на его коже, заставляя лицо ожить, придавая ему черты огненного демона. Что пережил этот человек в Святой земле? Что он видел, как часто убивал, как часто сам стоял рядом со смертью и она дышала ледяным холодом ему в лицо? Вряд ли Римильда это узнает когда-нибудь, вряд ли сможет понять. – Просто в Европе стало слишком много лордов и слишком мало земель. Здесь младшие сыновья пытаются завоевать себе землю, богатство и славу.

– А старшие – славу. Глупцы! – Римильда сжала кулаки, вспомнив о брате.

– О, милорд Фонтевро! – поддел Мухаммад. – Вы-то нашли и землю, и богатство, и славу.

– Мне повезло, – отрезал Танкред. – Пора спать. Если отправимся в путь на рассвете, завтра же будем в Гроте Тирона.

– А я покину вас еще затемно, – встал Мухаммад. – Мой господин ждет от меня новостей.

– Что же, спокойных снов, – попрощалась Римильда и ушла в свой шатер.

Она долго лежала в полутьме, прислушиваясь к доносящемуся потрескиванию веток в костре, шагам стражников, чьему-то осторожному кашлю. Поняв, что не может заснуть, Римильда поднялась и вышла из шатра. Один из людей Танкреда сидел у костра, но бросил лишь беглый взгляд на девушку и принялся ворошить угли. Римильда сделала несколько шагов от освещенного пространства в темноту. Она не собиралась уходить далеко, просто хотела оказаться во тьме. Глаза, привыкшие к свету костра, не сразу разглядели небо. А когда разглядели, перед Римильдой повисли созвездия. Огромные бархатные звезды, казалось, можно потрогать рукой. Роскошные драгоценности, ожерелья мертвых небесных богов. Римильда замерла, глядя на звездный свод, под которым, как никогда, чувствовалась вера в Бога. Господа можно увидеть именно здесь. Он вездесущ, но все-таки именно под звездным небом ближе всего к людям. Римильда принялась молиться, молча, едва заметно шевеля губами. Пусть Деневульф выживет. Пусть удастся его спасти. Тогда и ее жизнь не будет разрушена, и жизни тех, кто остался дома. Путешествие окажется не напрасным. Молитва улетела к небу и канула в звездной круговерти, услышанная или нет – кто знает. Говорят, Господь всех слышит, только отвечает не всем.

Римильда постояла немного и вернулась обратно в шатер, так и не заметив черной тени неподалеку. Танкред де Фонтевро внимательно наблюдал за гостьей.

Танкред не обманул. Розовые скалы Грота Тирона открылись во всей своей потрясающей красоте еще до того, как солнце стало клониться к западу.

Глава 10

Ласковое лазурное море лизало песчаный пляж, а прямо от полосы песка вздымались в небо скалы. Небольшое плато, со всех сторон ограниченное неприступными обрывами, было Гротом Тирона, одним из самых оживленных и укрепленных портов Ливана. Для того чтобы превратить это место в неприступную крепость, оказалось достаточно построить всего лишь около ста футов каменной стены. Собственно, это был сплошной отвесный вал из огромных валунов. Это сооружение замыкало северную сторону пляжа, который с юга ограничивал отрог плато Тирона. Никакого замка не требовалось, это крепость, построенная самой природой. Все плато было изрезано пещерами и ходами, словно головка сыра. Человеку пришлось лишь слегка подправить творение Всевышнего. Некоторые залы расширили, некоторые ходы заложили. Подвесные мостки и лестницы опутывали весь монолит, создавая переходы там, где это было необходимо. Ночами по краю плато горели костры.

– А как же вы попадаете внутрь? – Римильда не заметила ни ворот, ни моста.

– Увидите. – Танкред скупо улыбнулся. Он явно гордился своей крепостью, но не спешил выдавать секреты. – Вход находится с другой стороны. До того как здесь обосновались христианские рыцари, северной стены не было, грузы и люди попадали внутрь через проход, ведущий на пляж.

– А теперь? – полюбопытствовала девушка.

– Подождите, немного терпения, и вы все увидите собственными глазами.

Римильда замолчала, предпочитая рассматривать удивительное место, а не приставать с вопросами к неразговорчивому рыцарю.

Вскоре они обогнули плато и оказались около его южной оконечности, почти у самой кромки воды.

Здесь, в стене отрога, виднелось достаточно широкое отверстие, в которое могли запросто проехать две телеги и не зацепиться осями. Изнутри сочился неверный свет факелов.

– Добро пожаловать во врата Тирона!

Танкред тронул бока коня и направил животное прямиком в темное чрево туннеля. Римильда поехала следом.

– Смотри, – показала Калев куда-то вверх. – Мы ниже уровня воды.

Римильда взглянула туда, куда указывала служанка. И точно, сверху капало, но лишь немного, зато в потолке виднелись зловещего вида каменные люки и острые концы металлических решеток.

– Если бы сюда залезли незваные гости, то их бы тут утопили, как котят, – сделала очевидный вывод девушка.

– Да, вы правы. – Фонтевро придержал коня, так что оказался бок о бок с Римильдой. – В туннеле установлены пять подъемных решеток, а из трех дюжин люков в случае тревоги хлынет вода. Туннель затапливает на участке длиной в двести футов, а три решетки оказываются под водой. Здесь только рыба сможет проплыть, а никак не солдаты с оружием.

– Хитроумное изобретение.

Когда туннель закончился и кавалькада снова выехала на свет божий, Римильда ахнула. Порт был великолепен сам по себе: стройные мачты кораблей, белые паруса, запах пряностей и соли. Но западная стена Грота Тирона являлась настоящим произведением искусства, творением рук не божеских, но человеческих. Портал, обрамлявший главный вход во внутренние пещеры, возводился столь давно, что никто и не помнил, кто были его строители. Витые колонны, поддерживающие портик и фронтон, сплошь покрывала резьба. На первый взгляд это был орнамент, но потом становилось понятно, что это абсолютно точная имитация плетей аканта, ядовитого плюща. Римильда вспомнила, что у нее в сундуке есть мамино платье с таким же узором… Как причудливо переплетаются в жизни символы! Мраморные листочки на камне казались живыми, только вот почему-то розовыми, а не зелеными. Стена обрыва была прорезана множеством окон, а в центре, над портиком, на самом верху скалы, виднелась просторная терраса, увитая настоящим акантом и украшенная шелковыми занавесями. Кажется, это покои хозяина крепости. Или его дамы.

Римильда спешилась и прошла следом за Фонтевро сквозь портик в пещеру, служившую здесь главным залом.

– Вас проводят в ваши комнаты, – сухо произнес Танкред. – Я выполнил свое обещание, больше я ничем вам не помогу. Только помните, что никто не сможет покинуть крепость без моего ведома.

Это прозвучало предупреждением: Римильда поняла, что ускользнуть на поиски брата или его могилы не получится. Ад и преисподняя! Вряд ли Танкред прикажет открыть люки и утопит несговорчивую гостью в туннеле, просто велит кому-нибудь из своих людей, выглядевших очень внушительно, схватить Римильду и держать, пока та не поумнеет. И никакой Родд не справится с прошедшим через множество битв крестоносцем.

Кажется, она все так же далека от завершения розысков, как была в Сидоне…

Вежливый слуга, облаченный в восточные одежды (Римильда так и не поняла, кто он – пленный сарацин, служащий своим победителям, или же человек из местных, нанятый за мелкую монетку), по приказу Танкреда провел Римильду и ее сопровождающих в отведенные им покои. Комнаты находились на самом верхнем ярусе, кажется, почти рядом с той террасой, что она видела снизу. Три широких окна выходили на порт и море. Что ж, место отличное. Особенно чтобы броситься со скалы. Это было бы очень романтично, но совсем непрактично. А практично – найти кого-нибудь, кто мог бы поведать о судьбе Кесруана немного больше, чем пожелал Фонтевро. Лучше всего для расспросов подошел бы очевидец.

Судя по всему, порядки в Гроте Тирона весьма отличались от куртуазных уложений Сидона. Кажется, здесь все были заняты делом, никто не шлялся по коридорам без цели. Решив, что самое подходящее время для расспросов – ужин, Рмильда послала Родда и Калев позаботиться об удобствах, то есть добыть воды, ванну и чистые простыни. Удивительно, но никаких проблем с этим не возникло.

Калев вернулась первой и поведала, что в этой части крепости есть такое чудо, как водопровод. Наверху, на плато, стоит резервуар с водой. Он нагревается от солнца. А уже оттуда вода по медным трубам течет в покои лорда и еще несколько комнат. В одной из таких комнат Римильду и поселили. Леди пришла в полнейший восторг, когда из трубы в ванну полилась тепленькая водичка.

Погрузившись по самую шею, Римильда вздохнула:

– Надеюсь, грязную воду здесь не выливают в окна. Хотя… я с удовольствием окатила бы Танкреда де Фонтевро.

– Нет, не выливают. – Калев все успела разузнать. Поистине неоценимая горничная! – По трубе же вода уходит вниз, в море.

– Роскошно живут, – снова вздохнула Римильда. – Солнце греет воду, море уносит грязь…

– И не говори, девочка моя. – Калев помогла хозяйке вытереться. – Только вот лорд Танкред не верит, что сможет это все удержать.

– Знаешь, теперь и я что-то не верю. – Римильда чувствовала, что очень устала. И хоть в чем-то она солидарна с нелюдимым Танкредом де Фонтевро. – Я и раньше считала, что Палестина – это страшная авантюра. Сейчас же я просто в этом уверена.

– К ужину здесь не сзывают, но столы накрывают на закате.

– Отлично.

В окна заглядывали уже последние лучики тонущего в море солнца.

В большом зале Фонтевро не оказалось, Римильду этот факт порадовал. Не очень удобно было бы приставать с расспросами к рыцарям прямо перед его носом.

Ближе к главе стола сидел красавец мужчина и с наслаждением поедал какую-то неопознанную птичку. Мужчина был черноволос, как многие здесь, безбород, но зато с пышными ухоженными усами. Увидев Римильду, он отложил птичку в сторону и встал, приветствуя даму. В глазах его зажегся неподдельный интерес. Только бы обошлось без серенад, тоскливо подумала Римильда. Впрочем, если люди Танкреда походят на него самого, опасаться нечего. Такие мужчины привыкли действовать, а не терять время на песнопения под окном. К тому же… Римильда невольно улыбнулась: здесь, чтобы докричаться до ее окна, нужно иметь поистине мощный голос.

Красавец мужчина широко улыбнулся в ответ:

– Разрешите представиться самому, раз уж лорда здесь нет. Я – Парис де Ритон, сенешаль Грота Тирона.

– Леди Римильда из Дауфа.

– Очарован.

Римильда едва удержалась, чтобы не поморщиться. Неужели она ошиблась? Неужели и здесь рыцари столь же галантны и столь же бесполезны, как и в Сидоне? Но нет, удалой сенешаль тут же исправил первоначальное не особо благоприятное впечатление о себе:

– Мой лорд сообщил мне, что вы – сестра Деневульфа, графа Мобри.

– Да, это верно. – Такой переход напрямую к интересующей ее теме порадовал Римильду. Кажется, ей удалось сразу же наткнуться на нужного человека.

– Мне жаль, что вам не удалось встретиться, – обронил Парис де Ритон.

– Вы знаете что-то о судьбе защитников Кесруана и о моем брате? – Римильда чувствовала себя гончей, напавшей на след.

Де Ритон усадил гостью на скамью, сам устроился напротив и охотно заговорил:

– Я – сенешаль, так что я оставался в Гроте, когда лорд Фонтевро выехал на помощь Кесруану. Армия под предводительством Ахмед-паши, одного из военачальников Саладина, внезапно показалась под стенами Кесруана. Наши союзники в Сирии должны были нас предупредить о таком повороте событий, но герцог Рено Гранье не так давно изрядно насолил тамошнему правителю, так что Ахмед-паше удалось застать Деневульфа врасплох. Прежде чем Мобри сумел послать гонцов за помощью, замок оказался в осаде. Наши наблюдатели увидели дым у горизонта, там ничего не могло так гореть, кроме Кесруана. Лорд Фонтевро немедля собрал отряд и бросился туда, но опоздал. Я сильно сомневаюсь, что он вообще смог бы существенно помочь. Он столкнулся всего лишь с арьергардом армии Ахмед-паши, однако бой пришлось выдержать жестокий. Лишь ночь прекратила битву. Утром наши люди обшарили горящие руины Кесруана, только вот спасти удалось немногих. Фонтевро отправился с новостями к герцогу…

– Так выжившие все же есть! – воскликнула Римильда. – Я должна их увидеть!

– Всего несколько слуг и пара солдат, – грустно покачал головой Парис. – Сожалею, но вашего брата среди них нет.

– Я все равно должна с ними переговорить, – настаивала Римильда. – Вдруг он в плену…

– Если бы это было так, паша бы уже затребовал выкуп. – Значит, ее рассуждения по поводу выкупа были верны, если сенешаль предполагает точно так же.

– Он может быть без сознания… – Римильда цеплялась за последнюю надежду.

– Таких пленных сарацины не берут.

– Я не хочу ничего слышать. Я хочу увидеть выживших.

Парис де Ритон внимательно посмотрел в лицо девушке, медленно кивнул и поднялся.

– Хорошо, я провожу вас.

Римильда шла за Ритоном, едва сдерживаясь, чтобы не подтолкнуть его в спину, заставляя идти быстрее. В конце концов они оказались в большом, но скудно освещенном помещении. Кажется, это место находилось глубоко в скале, если вообще не под землей. Вдоль стены стояли тюфяки, на которых лежали раненые, перевязанные люди. Кажется, здесь был госпиталь. У стола со свечой сидел маленький сгорбленный старик в чалме. Парис обратился к нему на местном языке, тот что-то ответил.

– Почти все из них умрут, – перевел де Ритон. – Слишком тяжелые раны. А вот тот парнишка, в углу, выживет. И он уже пришел в себя.

Римильда посмотрела в указанный угол и едва не разрыдалась от смешанного чувства ужаса и облегчения. Это был малыш Этельстан, Этельстан Рот, личный оруженосец Деневульфа. Брат забрал его с собой из Дауфа, и мальчик тогда очень гордился оказанной ему честью. Теперь он подрос, превратился в юношу, и весьма хорошенького. И он жив! Хоть одно знакомое лицо!

Римильда подбежала к тюфяку и рухнула на колени:

– Этельстан!

Юноша ахнул, приподнялся, но тут же упал обратно на подушки – он был еще слаб.

– Миледи Римильда, о миледи! Это вы? Или я умер и попал в рай?

– Это я, Этельстан! Я! – Она с мольбой глядела на него, и оруженосец понял, чего хочет его госпожа.

– О миледи, – проговорил парнишка, заливаясь слезами. – Миледи, ваш брат, граф Мобри, пал в бою, сраженный стрелой сарацина!

– Ах! – Римильда не могла вздохнуть, не могла пошевелиться. Она отказывалась верить словам Танкреда, но рассказу Этельстана поверила сразу.

– Я видел это собственными глазами. Милорд вел солдат на стену, туда, где прорвались неверные, как вдруг стрела, выпущенная одним из них, пронзила его грудь. Он рухнул вниз, на каменные плиты двора. Я пытался пробиться к нему, он был еще жив, но тут сарацины ворвались во двор, я получил удар по голове и упал, а когда очнулся, замок горел, неверные покидали разоренную крепость, а милорд… Я нашел его под завалом камней. Он был мертв. Мне оставалось сделать только одно: похоронить его. Но тут я потерял сознание. А когда очнулся, меня тащили прочь люди лорда Грота Тирона. Кесруан рухнул. Замок стал могилой лорда Деневульфа.

Римильда выслушала рассказ, не проронив ни звука. Затем она положила руку на голову Этельстану. Юноша ни в чем не виноват, он сделал все, что мог, и даже больше. Юное бесстрашное сердце…

– Ты хорошо служил своему господину.

– Я не смог спасти его. – В словах оруженосца звучала горечь. – Я должен был его спасти, защитить. И не смог.

– Это было не в твоей власти. – Не хватало еще, чтобы парнишка всю жизнь терзался чувством вины. – Все в руках Господа нашего.

Этельстан закрыл глаза и, казалось, забылся лихорадочным сном: разговор вымотал его. Римильда встала и взглянула на Париса, тихо стоявшего у нее за спиной.

– В крепости есть священник? – негромко осведомилась она.

– Трое. Здесь есть капелла.

– Я хотела бы, чтобы отслужили заупокойную службу.

– Я провожу вас.

Теперь Римильде совсем не хотелось спешить. Она все узнала и все потеряла. Осталось лишь отдать последний долг брату.

Глава 11

Единственное в капелле окно было закрыто оконным переплетом с витражами. Ничего особенного – Святая Троица, грубо выложенная из кусочков стекла, свет проникает плохо… И все же первые лучи утреннего солнца делали витраж фантастически прекрасным, бросали на лица людей разноцветные блики. Песня красок, танец солнечных зайчиков. Такой красивый и такой живой.

Голос пожилого священника гулко отдавался под сводами зала.

Requiem aeternam dona eis, Domine.
Et lux perpetua luceat eis.
Te decet hymnus, Deus, in Sion,
Et tibi reddetur votum in Jerusalem
Exaudi orationem meam
Ad te omnis caro veniet[4].

Римильда стояла и иногда закрывала глаза – чтобы слова лучше впечатывались в сердце, оставались навсегда. Это будет ее последняя память о Деневульфе.

Когда брат родился, Римильда уже начала осознавать, что происходит в окружающем мире. Ей было четыре года. Она смутно помнила, как в первый раз вошла в спальню матери и та показала ей крохотного человечка, который почему-то все время плакал и никак не мог умолкнуть. «Это твой младший брат Деневульф», – сказала леди Марианн, а Римильда долго не верила. Как может эта кроха носить такое тяжелое имя, и как же так – брат? Что такое брат, кто он такой?

Потом она узнала. Она научилась заботиться о маленьком брате, рассказывала ему сказки, которые уже узнала от Калев, играла вместе с ним, пела песни. Когда Деневульф подрос, он показывал Римильде, как драться на мечах. Но ей больше нравилась верховая езда, а как звенит оружие, совсем не нравилось.

Sanctus, sanctus, sanctus
Dominus Deus Sabaoth!
Pleni sunt coeli et terra gloria tua.
Hosanna in excelsis!
Agnus Dei, qui tollis pecatta mundi
dona eis requiem.
Agnus Dei, qui tollis peccata mundi,
dona eis requiem sempitername[5].

Затем наступили новые времена. Родители отправились в мир иной, и Деневульф стал графом Мобри. Молодым, горячим, полным радужных идей и планов графом Мобри. Он отправил послание к своему сюзерену, герцогу Рено Гранье, с просьбой призвать его в Палестину.

– Богатства, говорят, рассыпаны там прямо под ногами, сестренка, – рассказывал он Римильде, сверкая глазами. – Просто ходишь и подбираешь с земли золото и алмазы. Я отправлюсь в Святую землю сражаться за Господа нашего и буду вознагражден. Никто не посмеет нам угрожать тогда! Дауф станет самым огромным, самым сильным замком на много миль в округе! Мы никого больше не будем бояться! А ты, сестричка, наденешь шелка и бархат, ты будешь самой завидной невестой! Только дождись моего возвращения!

Только дождись…

Quid sum miser tunc dicturus?
quem patronum rogaturus,
cum vix justus sit secures?[6]

Он уехал, оставив Римильду и Дауф, и написал, когда прибыл в Сидон. А после писем не было. Иногда с возвращавшимися из Святой земли пилигримами Деневульф передавал Римильде кое-что, например специи. Однако никаких сундуков с богатствами, никакого триумфального возвращения через год-другой. Графство нищало, соседи показывали зубы, и наконец наступил тот момент, когда нельзя больше было терпеть. Римильда отправилась в путь, и вот – опоздала…

Душный дым свечей струился, подрагивая, вверх и вверх, и Римильда подумала, что так, должно быть, утекает из тела душа. Она течет тонкой струйкой и дрожит пред встречей с Господом. Тот, кто был честен и добр, будет в раю, в Его чертогах. Нет сомнений, Деневульф там. Но почему, почему же так рано?..

Oro supplex et acclinis,
Cor contritum quasi cinis,
Gere curam mei finis[7].

Латинский гимн, гимн смерти и вечного покоя, возносился к каменным сводам пещеры, служившей капеллой Гроту Тирона. Римильда, Калев, Родд, поддерживающий бледного Этельстана, – вот и все, кто пришли проводить в последний путь графа Мобри. Не так полагается хоронить Деневульфа из Дауфа. Он должен был умереть в окружении детей и внуков, все графство, до последнего серва, пришло бы проститься с ним. И потом, в главном зале Дауфа прозвучало бы:

– Покойся с миром, граф Мобри! И правь достойно, граф Мобри. – И жезл графа передали бы старшему сыну Деневульфа, прекрасному золотоволосому мужчине в полном расцвете сил. Но нет, не сбылось…

Римильда произнесла последнее «аминь», постояла еще немного, глядя на дрожащие огоньки свечей, повернулась и вышла. Она долго бродила по коридорам и переходам, но никто не обращал на нее ни малейшего внимания. Даже Калев не последовала за ней. Кажется, преданная нянюшка поняла, что Римильде хочется побыть одной. Наконец девушка выбралась на самый верх плато.

Ночные костры уже потухли, на востоке горизонт окрасился розовым, и Римильда знала, что через несколько минут солнце во всем своем грозном величии буквально взлетит на небо, в один миг превращая ночь в сияющий день. Здесь нет долгих рассветов и закатов, тьма мгновенно превращается в ослепительный свет – и наоборот, словно эта земля не знает полутонов, не знает компромисса. Что так влечет сюда людей, будь они рыцари или простолюдины? Вера? Жажда наживы? Слава?

Теперь это все абсолютно неважно. Что бы там ни было, это довело до гибели и ее брата, и ее саму. Все это длинное путешествие, все эти трудности и опасности – все было зря. Погиб Деневульф, погибла она, а следовательно, погиб и Дауф, и все люди графа Мобри. Если Римильда вернется ни с чем – или не вернется вообще, – в любом случае земли и замок потеряны. Возможно, было лучше выйти замуж за Крега или любого другого лорда – и подчиниться, отдать графство? Нет, так Римильда поступить не могла, ведь тогда еще был жив ее брат. А теперь? Что теперь? Вернуться в Англию и засесть в замке, ожидая, пока кто-нибудь ворвется силой и заявит свои права на графство и на нее? И провести остаток дней в сырой и холодной башне, если не отправиться прямиком в могилу? Вряд ли добрые соседи ее пощадят. Она может все-таки подарить земли монастырю… если успеет. Римильда грустно усмехнулась.

– Кажется, мне стоило принять предложение руки и сердца от Мухаммада, – заявила она вознесшемуся над горизонтом солнцу. Горячие лучи коснулись лица.

– Миледи.

Римильда вздрогнула, оглянулась и увидела Танкреда, бесшумно оказавшегося совсем рядом.

– Что могло натолкнуть вас на столь странную мысль? – осведомился лорд Грота Тирона. Он наклонил голову, и Римильда поняла, что слушать ее будут внимательно. Странно. Танкреду не должно быть дела до нее, до ее проблем. Ведь он отчетливо дал понять, что позволил Римильде ехать в его обществе сюда, лишь бы она молчала о его тайных беседах с Мухаммадом.

– Я… – Римильда судорожно вздохнула. Она устала держать голову высоко, а плечи расправленными.

Танкред кивнул, поощряя Римильду продолжать.

До сих пор она никому не говорила об истинной цели своего прибытия в Палестину, но теперь слова просто хлынули потоком, неподконтрольные ни воле Римильды, ни ее желанию.

– Я приехала в Палестину, чтобы вернуть брата домой. Графство разорено, у меня нет ни денег, ни солдат. Кругом рыщут враги, пытаясь оторвать кусок. Я держалась, сколько могла. Но теперь мои силы и возможности исчерпаны. Только Деневульф мог все наладить, спасти графство. И вот теперь он мертв. Он не добыл денег, в которых так нуждается Дауф, он не приведет солдат, в которых графство нуждается еще больше, чем в деньгах. Мои люди рассчитывают на возвращение графа, а вернется лишь графиня Мобри. Я стану призом, который в комплекте с землями принесет захватившему его титул. Я просто не могу вернуться в Англию без графа Мобри.

Танкред выслушал исповедь невозмутимо, кивнул, как будто ставил точку (видимо, ему стало все ясно), и заявил:

– Миледи, так вернитесь домой с графом Мобри.

– Да? – скептически улыбнулась Римильда. – И где же мне его взять? Деневульф мертв.

– Вернитесь с мужем. – Фонтевро пожал плечами, как будто этот вариант был самым простым и очевидным.

– С кем? – Римильда едва не расхохоталась. Истерика грозила поглотить ее.

– С мужем.

– Вы видите очередь претендентов? – она развела руками. Сейчас вокруг не было никого, кроме Танкреда. Все галантные рыцари остались в Сидоне, да и не собирались они предлагать Римильде руку и сердце, так как давно все были женаты. Вот предложить разделить ложе – на это претендентов хватает. Но кто захочет связаться с графиней, у которой в наследстве – весьма потрепанное графство? Да еще и неизвестно, что от него осталось к данному моменту.

Танкред де Фонтевро же выдал все с тем же каменным спокойствием:

– Я могу предложить себя.

– Вы сошли с ума? – Римильда ему не поверила. Да он просто издевается.

– Это предложение руки. – Он оставался серьезен.

– А что насчет сердца? Я не хочу слушать этот бред!

Римильда обошла Танкреда и бросилась к лестнице, ведущей вниз.

Калев была в комнате, сидела у окна и смотрела на темное море. Солнце всходило на востоке, так что водная гладь оставалась в тени плато Грота Тирона. Няня выглядела поникшей и несчастной. Римильда, привыкшая видеть ее неунывающей и стойкой при любых обстоятельствах, даже немного испугалась. Но потом поняла… Если она, Римильда, потеряла брата, то Калев – практически сына. Няня растила мальчишку лет с пяти, когда леди Марианн тяжело заболела и слегла. Конечно, Калев никогда не пыталась оттеснить леди Марианн, которую нежно любила, но все же… Деневульф был для няни не просто молодым хозяином, он был дорогим и близким человеком.

Римильда подошла к Калев и обняла за плечи, прижалась лбом к щеке. Так они просидели довольно долго. Наконец Калев пошевелилась и внимательно взглянула на хозяйку.

– Что случилось, моя девочка? На тебе лица нет.

– Тебе не кажется странным этот вопрос? При подобных обстоятельствах?

– Милая, я чувствую, что произошло что-то еще. – Няня знала ее слишком хорошо, отнекиваться не имело смысла. Римильда глубоко вздохнула и объяснила:

– Лорд Фонтевро предложил мне выйти за него замуж.

Калев чрезвычайно заботливо потрогала лоб Римильды:

– Ты точно не бредишь?

– Калев, я не брежу. А вот он, Танкред, точно бредит. И я не могу понять, зачем ему это надо.

Няня задумалась:

– Могу предложить несколько вариантов.

– Например? – Римильда покачала головой. – Мне что-то ничего в голову не приходит, кроме горячечного бреда.

Калев потерла переносицу:

– Первое, что приходит на ум, – он впечатлен твоей красотой.

– О да! Так впечатлен, что даже разговаривает со мной через силу! В большинстве случаев он созерцает мое ухо, а во время путешествия ехал впереди, так что на его спину смотрела я. Если у него нет глаз на затылке, вряд ли он сумел на меня наглядеться.

– Это от стеснительности.

– Калев! – Римильда ушам своим не поверила. – Ты о ком говоришь?

– О лорде Фонтевро. По слухам, он воюет на Святой земле уже чуть ли не десять лет. Как ты думаешь, много прекрасных дам он тут встречал?

– Думаю, что достаточно. – Римильда до сих пор не была уверена, что в покоях Танкреда не обитает дама. Просто обязана.

– Сарацинок – возможно. Настоящих леди – вряд ли.

– Вполне может быть, – отмахнулась Римильда, – но я все равно не верю в тайную и пламенную страсть. И в любовь с первого взгляда не верю, стоит только немного узнать этого Танкреда де Фонтевро. Я скорее поверю, что он воспылал страстью к графскому титулу. Хотя тут я тоже не особо понимаю, зачем ему это. Он – лорд Грота Тирона. Насколько я понимаю, он богат и влиятелен. Зачем ему английская жена? Жена, чьи земли могут быть уже захвачены, а денег и не было, как я ему честно призналась.

– Римильда… – осторожно произнесла Калев. – Ты ведь слышала те же самые разговоры у костра, что и я. Лорд Фонтевро считает, что у крестоносцев в Палестине нет шансов. Королевства падут.

– Возможно, но на его век хватит. И уж эта крепость, его крепость, точно не сдастся врагу.

– Это тоже объяснимо. – Калев помолчала. – Я-то много наблюдала за ним и кое-что поняла. Он устал воевать. Думается, он не из тех, кто отправился в Палестину ради славы. Он пришел сюда за землей, за тем, что даст ему уверенность в завтрашнем дне. Здесь же у него нет никакого будущего.

Римильда молчала. Она чувствовала, что няня права: во всех действиях Танкреда, в его взгляде, походке, суждениях ощущалась усталость. Не та, от которой можно избавиться, проспав несколько дней кряду, но та, что наступает в душе, когда понимаешь: идти некуда. Римильда сама сейчас очень похожа на него. Да, это может быть причиной.

– Что ж, ты заставила меня задуматься.

– Над чем? – уточнила Калев. – Над мотивами его поступка или над возможностью этого брака?

– Я… не знаю. Но послушай, чем Танкред лучше того же Крега? Если он тоже хочет всего лишь мой титул и мои земли?

– Ну, Фонтевро гораздо красивее.

– Калев! – возмутилась Римильда. – Я не верю, что ты говоришь это серьезно.

– Ну… в этом есть некий смысл. А если говорить серьезно, то ни один из твоих алчных соседей не гарантирует тебе безопасности от остальных. А уж тем более от принца Джона или другого члена королевской семьи. Фонтевро же гарантирует. Стоит только посмотреть на него, как становится понятно, что с ним не рискнут связываться.

– Да, а еще у него не дрогнет рука просто удушить меня подушкой. – Римильда скривилась, представив эту душераздирающую сцену. Филипп хотя бы не жаждет ее убить, даже после того, как она выгнала его из замка. Во всяком случае, он делает вид, что не жаждет. Танкред же – убийца. Убийца хладнокровный и расчетливый. Да он несколько сотен человек отправил к праотцам, наверное!

Калев же полагала иначе.

– Не говори глупостей. Я легко могу представить барона Крега, пытающегося убить свою жену, а вот Фонтевро – не представляю. Он честен, об этом говорят все вокруг. Настолько честен, что некоторые считают это большой глупостью.

– Честен, говоришь… Впрочем, у меня такое чувство, что ты просто-таки сватаешь меня! Я даже думать не хочу об этом! Я же его совершенно не знаю. Кто он? Из какой семьи? Что он вообще задумал? Да и почему я вообще об этом думаю? Я хочу любить своего жениха, хочу, чтобы он пел мне песни, чтобы он носил меня на руках, служил мне и…

– Знаешь, тебе служил и пел песни весь двор герцога Рено. А ты отворачивалась и закрывала ухо подушкой.

– Калев, ты же понимаешь, о чем я говорю. Я говорю о любви!

– А я говорю о том, что лучше попытаться полюбить достойного, чем безоглядно влюбиться в недостойного, – отрезала няня.

– Но… я не пыталась влюбиться в недостойного.

Римильда на мгновение прикрыла глаза. Разговор скатился куда-то в совершенно непредсказуемую сторону. Кажется, она вообще потеряла его нить.

– Я все равно не могу поверить, что ты уговариваешь меня выйти за Танкреда де Фонтевро!

– Я просто советую обратить на него внимание.

Римильда села в кресло и расправила юбки.

– Разве у меня вообще есть время на «обратить внимание»? Мне нужно спешить домой.

Римильда представила, как она сходит на берег в сопровождении лишь Калев, Родда и Этельстана. Вот с башни Дауфа дозорный всматривается в группу приближающихся всадников, но не видит там графа Мобри. Он высматривает солдат, но не видит и их тоже. Или еще хуже, сама Римильда видит разрушенный Дауф, голодных сервов, покинутые дома арендаторов…

Нет, она не имеет права вернуться так. И сделает все, чтобы так не случилось. Выхода у нее нет. Это игра не на жизнь, а на смерть, и Римильда очень хотела выиграть еще немного жизни.

– Знаешь, все мое путешествие сюда было безумием, – пробормотала она. – Может быть, пришло время совершить еще один сумасшедший поступок?

– Говорю тебе, подумать над предложением лорда Фонтевро – гораздо более разумно, чем отправиться в Палестину среди зимы и в сопровождении лишь старой служанки и трусоватого конюха.

– Ты совсем не старая! – возмутилась Римильда.

– Ты опять уходишь от темы.

– Прости. – Девушка потерла виски. – Просто в голове не укладывается, что я всерьез должна обдумать это неожиданное предложение.

– И все же я ставлю на то, что лорд Фонтевро просто-напросто влюбился в красавицу англичанку.

– Прекрати, Калев. Это шутка. Я же должна серьезно все обдумать.

Калев пожала плечами и снова уставилась в окно. Порт шумел, несмотря на раннее утро, скрипели снасти, матросы перекрикивались просоленными хриплыми голосами. Римильда сидела и смотрела в стену, но ни одной умной мысли не приходило ей в голову. И тут ее осенило.

– Послушай, Калев. А почему мы вообще решили, что Танкреду есть хоть какое-нибудь дело до Дауфа и проблем графства Мобри?

Калев оторвалась от созерцания моря и молча уставилась на хозяйку. Прошла пара минут, прежде чем она смогла придумать достойный ответ:

– Так пойди и спроси его про это.

– Великолепно! – фыркнула Римильда, но совету все же последовала.

Глава 12

Покои лорда Грота Тирона оказались именно такими, как их и представляла Римильда. Просторное помещение, драпированное белым, украшенное шпалерами и коврами, открывалось огромным окном на террасу, которую Римильда видела из порта. Стражник у двери сообщил, что лорд у себя, так что… Нужно было набраться смелости и заговорить. Римильда прошла по комнатам, оглядываясь. Никаких следов присутствия женщины. Подозрительно. Он что, монах? Или его восточная супруга спрятана в одной из мрачных пещер? В этом странном городе-крепости сам черт ногу сломит. А сарацинку можно спокойно задушить подушкой с вышитыми местными узорами и отправляться свататься к англичанке. Очень практично, в духе мрачных северных легенд. Римильда посмеялась про себя, насколько она вообще была способна сейчас смеяться. Все наслоилось друг на друга: смерть брата, нищета, предложение Фонтевро… Лишь бы все сделать правильно. Это последний шанс, больше ошибки совершать нельзя.

Танкред стоял у перил террасы, смотрел на море и обернулся, только когда Римильда оказалась всего в паре шагов от него.

– Леди Римильда, – поклонился он.

– Лорд Фонтевро, – вернула она поклон.

Он молчал, лишь не сводил с нее темных глаз, в самой глубине которых горел какой-то пугающий мрачный огонь. Римильда не сразу решилась говорить дальше.

– Простите, что я вас так внезапно покинула. Но ваше предложение застигло меня врасплох.

– Я понимаю.

– Но теперь, все хорошо обдумав…

– Вы решили его принять?

– Не так быстро. Во-первых, мне бы хотелось узнать немного о вас и вашей семье.

На террасе стоял стол и два кресла – видимо, Танкред часто принимал визитеров здесь, вел дела… Он жестом предложил Римильде сесть. Она опустилась в кресло, подобрав юбку, Танкред же подошел к столу, но остался стоять.

– Это просто. Я – второй сын французского дворянина, рода небогатого, но старинного. Мой дед имел неосторожность поссориться с герцогом Вильгельмом незадолго до битвы при Гастингсе, так что в Англии земли не получил. В итоге поместье во Франции досталось моему старшему брату, а я отправился с крестоносцами искать счастья в Святой земле.

– И, как я поняла, счастье вам улыбнулось.

– Если вы хотите узнать, богат ли я, – я богат. У меня есть даже небольшая личная армия, которая принесла клятву верности мне лично.

Римильда кивнула:

– Тогда мне нужен ответ на самый главный вопрос. Намерены ли вы, став графом Мобри, вернуться в Англию?

Танкред смотрел на нее, не отрываясь, своими непонятными темными глазами, и Римильде стало слегка неуютно. Господи, что она делает? Она ведь совсем не знает этого человека и так и не сумела пока понять, что у него на душе.

– Миледи, Восток меня никогда не прельщал. Я бы с превеликой радостью обменял Грот Тирона на небольшой клочок земли где-нибудь на юге Франции. – Танкред прищурился. – Целое графство в Англии – это то, за что я готов сражаться с таким же упорством, с каким бился с сарацинами.

– Это внушает мне надежду, но… – Римильда все еще не доверяла ему.

– Если вы хотите уточнить еще что-то, то я прошу вас сначала прочитать вот этот документ. Его составил капеллан по моей просьбе. Если вас все устроит, то наши подписи засвидетельствуют Парис де Ритон и любой человек по вашему выбору.

Римильда взяла лист пергамента, который протянул ей Танкред. Кажется, весь разговор он держал его в руках. Римильда быстро, но внимательно прочитала документ. Обязательства Фонтевро, гарантии Римильде. Документ напоминал скорее торговое соглашение, чем брачный договор. Как бы там ни было, если принять во внимание всем известную честность Фонтевро, этот договор гарантировал Римильде гораздо больше, чем она могла предположить.

– Я… я считаю, что это справедливый договор. – Римильда положила лист на стол и прижала тяжелым кинжалом, лежащим там. – Только одно мне непонятно. Если вы отправитесь со мной в Англию, то как же быть с вашей вассальной клятвой лорду Рено?

– Я не приносил ему такой клятвы, – объяснил Танкред. – Я – вассал короля Балдуина. Женившись и став графом Мобри, я стану еще и вассалом короля Генриха. Конечно, это не освобождает меня от обязанностей в отношении Балдуина, но я хотел покинуть Палестину еще два года назад. У меня есть грамота короля Иерусалима. Балдуин избавляет меня от вассальной клятвы, если я найду того, кому смогу с легким сердцем передать Грот Тирона. Королю, по большому счету, все равно, кто будет держать эту границу и прикрывать Сидон. При дворе герцога Рено я переговорил с Клавье де Сурреном. Он с радостью займет мое место. Если вы согласитесь принять мое предложение, то я немедленно пошлю за графом де Сурреном. Вам понадобится время для подготовки к свадьбе, мне – для улаживания дел. Но я думаю, что через неделю мы сможем отплыть в Англию.

Римильда внимательно смотрела на Фонтевро. Вот таким должен быть настоящий властитель – умный, дальновидный, ответственный. Он все продумал, все решил, просчитал пути отступления и наступления. Все подготовил, учитывая, что у Римильды будут вопросы. Если он хозяин собственной судьбы – а Танкред производил теперь впечатление именно такого человека, – он сможет управлять графством Мобри. Да после Грота Тирона это будет легче легкого.

– Что же, судя по всему, вы способны справиться с любой ситуацией и подстелить соломку во всех нужных местах. Это внушает мне надежду.

– Поверьте, миледи, я способен разрешить любую неразрешимую задачу и найти выход из всякого безвыходного положения.

– Вполне вероятно.

Римильда задумчиво переводила взгляд с брачного договора на неожиданного жениха. Что ж, хоть знамения от Бога она и не получила, ангелы не пели и на сей раз свет Господень не воссиял, но, кажется, это тот случай, когда стоит схватиться за любую руку помощи – особенно если эта помощь гарантируется брачным контрактом, подписанным человеком, который славится своей честностью.

– Что же, милорд. Я согласна стать вашей женой.

Римильда провела следующую пару дней как во сне. Чтобы там ни подразумевал Танкред под подготовкой к свадьбе, готовиться Римильде особо было незачем. То есть она сходила на исповедь и причастилась, она подписала брачный договор в присутствии Калев и Париса, которые тоже поставили свои подписи. И все. На этом подготовка закончилась. Римильда просто сидела в своей комнате и изнывала от томительного ожидания. Калев предлагала прогуляться по пляжу, Парис заходил несколько раз с таким же предложением. Римильда отказывалась. После того как решение было принято и не оставалось уже пути назад, она начала сомневаться. Калев не особо поверила в такое объяснение тревоги госпожи.

– Это просто предсвадебное волнение, ничего больше. Ты просто нервничаешь, как и любая девушка.

– Но я ведь его совсем не знаю, – защищалась Римильда.

– Ты его хотя бы видела воочию. Разговаривала с ним. Составила какое-то мнение. Многие девушки лишены этого, видя своего жениха впервые у алтаря.

Слова няни были справедливы, и все же Римильду не оставляло уныние. Нет, не о таком она мечтала. Совсем не о таком.

– Я никогда не думала, что моя свадьба будет такой. Мне представлялась наша церковь в Дауфе, Деневульф, ведущий меня к алтарю…

– Я понимаю, милая. Понимаю.

Калев обняла хозяйку и погладила по голове, словно та все еще была маленькой девочкой. Впрочем, надолго няниного терпения не хватило, она выпрямилась и деловито осведомилась:

– Мне стоит тебе рассказать о сущности супружеских отношений? Не это ли тебя нервирует?

– Ах, Калев! – воскликнула Римильда. – Ну что ты! Я – хозяйка замка. Я в курсе про плотскую любовь.

– А я-то думала, ты только глупые романы читаешь! – поддразнила ее служанка.

– Они совсем не глупые, – возмутилась Римильда. – Конечно, в жизни рыцари далеки от романтического идеала, но ведь нельзя же запретить мечтать об этом самом идеале!

Прежде чем Калев успела ответить, в дверь постучали. Это оказался слуга, который принес окованный железом сундук.

– Лорд Фонтевро посылает это в дар своей невесте.

Римильда не видела Танкреда с тех пор, как поставила подпись на брачном контракте. Кажется, у него было много дел перед отъездом. Что означает этот подарок? И что это за подарок?

Римильда приказала поставить сундук на стол и отпустила слугу. Осторожно, словно в ящике могла оказаться ядовитая змея, Римильда открыла крышку и замерла в немом восторге. Это было самое прекрасное платье, которое она когда-либо видела. Нежного персикового цвета, такого нежного, что он казался абсолютно нереальным, платье было расшито жемчугом и шелком, подбито белейшим горностаем и дополнялось тончайшей серебряной сеточкой и почти сотканной из воздуха вуалью.

– Королевский подарок! – Калев взяла платье из рук хозяйки.

Римильда заглянула в сундук. На дне обнаружился листок пергамента, где крупными буквами, выведенными с нажимом, было написано следующее: «Миледи, я знаю, что вы не рассчитывали выходить замуж в Палестине, поэтому взял на себя смелость послать вам это платье. Надеюсь, вы сочтете возможным надеть его на венчание. Это платье, в котором моя мать выходила за моего отца, почти что единственное доставшееся мне наследство. Танкред де Фонтевро».

– Подвенечное платье его матери, – проговорила Калев, выслушав содержание записки. – И он провез его через полмира и хранил все эти годы. Да он романтик, твой суровый рыцарь! И еще невероятно галантен и заботлив.

– Ты сделала эти выводы лишь на основании этого платья? – Римильда взгляда не могла отвести от переливавшейся на солнце ткани, однако здравый смысл видом чудесного подарка не заглушишь. – Да, оно красиво. Но почему я должна принимать это на свой счет? Может быть, он всю жизнь мечтал стоять у алтаря с дамой, одетой в это платье. И ему абсолютно все равно, что это именно я.

– Думай как тебе угодно, я же останусь при своем мнении. И примерь, пожалуйста. Вдруг придется что-то переделать.

Платье подошло идеально.

– Согласна ли ты, Римильда из Дауфа, взять в мужья Танкреда де Фонтевро…

Много раз слышанные ранее слова брачного обряда доносились до Римильды словно откуда-то из глубин мучительного предутреннего кошмара. Она не понимала, откуда это ощущение нереальности и неправильности происходящего, но боролась с собой изо всех сил. Она сумела без запинки ответить на все вопросы, протянула руку, чтобы Танкред надел кольцо. Римильда была готова, что он откинет вуаль и поцелует ее, но Танкред лишь слегка коснулся ее губ сквозь полог.

Все это казалось сном: и капелла, где проходило венчание, и голоса приглашенных рыцарей, и странное выражение лица Калев (Римильде в какой-то момент показалось, что нянюшка сейчас растрогается и расплачется, но потом об этом как-то позабылось). Это не праздник, а сделка, повторяла про себя Римильда. Она согласилась на это, чтобы спасти Дауф. У нее нет другого выбора. И все же – она теперь связана узами брака с мужчиной, который пугает ее и которого она почти не понимает. Теперь до смерти она принадлежит ему. А он – ей. Римильда иногда осмеливалась взглянуть на жениха и отводила глаза. Нет, этот человек никому не принадлежит, кроме самого себя. В отличие от нее он свободен делать то, что заблагорассудится. Он добился этого сам, завоевал, пролив немало крови, и теперь пользуется этой свободой так, как пожелает. Он пожелал возвратиться в Европу, а она, Римильда из Дауфа, просто пришлась кстати. На ее месте могла бы оказаться любая. Не стоит принимать на свой счет то, чего и вовсе нет. Калев шутила, говоря, что Римильда понравилась лорду Грота Тирона.

Весь праздничный, но достаточно скромный ужин Римильда просидела почти неподвижно, без единого звука, без единой мысли. Она очнулась, когда Танкред решительно приказал всем идти спать, ибо завтра они отправлялись в путь с утренним отливом. Римильда заметила, что почти рядом с ней сидел Клавье де Суррен и даже что-то говорил, но она не слышала ни слова.

Танкред проводил ее в свои покои и оставил там на попечение Калев. Римильда позволила переодеть себя в белоснежную шелковую ночную рубашку, легла на прохладные простыни и уснула, прежде чем ее голова коснулась подушки.

Глава 13

Римильда проснулась с рассветом. Небо еще только розовело, готовясь принять на себя солнце. Постель рядом оставалась холодна и пуста. Танкред так и не явился к новобрачной, дабы исполнить супружеский долг, как полагается каждому, вступившему в священный союз. Интересно, где молодой муж провел эту ночь? Может быть, в объятиях какой-нибудь местной красотки? Вдруг Римильда права и эта красотка все-таки где-то здесь есть? Как бы там ни было, молодую жену Танкред не навестил.

Римильда поежилась и встала. Ее это вовсе не интересует. Только вот пока брак не скреплен физически, и она, и Танкред не муж и жена. Может быть, Богу достаточно венчания, но перед людьми брак еще не завершен. Чем это может грозить? Разводом, аннулированием. Чем угодно. Положение Римильды было и так достаточно непрочным, поэтому отсутствие мужа в брачной постели действительно ее взволновало.

Вскорости появилась Калев, которую поведение Танкреда отчего-то ничуть не удивило.

– Девочка моя, да он повел себя как настоящий рыцарь! – несколько непонятно заявила нянюшка.

– Настоящий рыцарь?

– Да. Ты же выходила за него замуж не по любви.

– Ах, Калев, – вздохнула Римильда, – если бы я захотела выйти замуж по любви, Танкред де Фонтевро был бы последним человеком, на которого я посмотрела бы!

– Это почему же? – хитро прищурилась Калев.

– Ты сама знаешь. Он не похож на того рыцаря, которого я представляла своим мужем. Он вообще не похож ни на одного знакомого мне мужчину. Я все еще не верю, что вышла за него замуж.

– Как будто ты не желаешь сбежать от внимания всех этих галантных рыцарей теперь! – фыркнула Калев. – Они не могли и не могут тебе помочь.

– Ах. Ну это же совсем не то. Они тут одичали без женщин своего круга. – Римильда взглянула в серебряное зеркало. Увиденное ей понравилось.

– Танкред тоже одичал, если говорить о нем. Я же тебе уже говорила. Он здесь давно. И знает только войну, в отличие от придворных герцога Рено, которые пели тебе серенады и не пошевелили и пальцем, чтобы помочь.

– Я думаю, что графский титул и Дауф станут для Танкреда достаточной платой за его любезную помощь. Идем, Калев.

Оказалось, что уже все готово к отплытию. В сопровождении стражников Танкреда, выказывавших ей все возможное почтение, Римильда направилась к причалу, где еле заметно покачивался на утренней зыби большой и крепкий на вид корабль. По нему сновали моряки и рыцари; скучали пока что свернутые паруса, в обманчивой неподвижности спали весла. Римильда поднялась на борт, чувствуя, что отвыкла за короткое время от качки, и сразу же увидала Париса де Ритона.

– Миледи! – Сенешаль Танкреда поспешил к ней и склонился в глубоком поклоне. – Все ваши вещи уже на борту. Позвольте мне сопроводить вас в каюту.

– Что ж, идемте. – Римильде пришлось поспешно отойти в сторону, чтобы ее не сбил с ног матрос, тащивший маленький, но явно тяжелый на вид сундучок. Вместе со своей поклажей носильщик канул в трюме, выбрался оттуда буквально через несколько мгновений и побежал за новой порцией.

Люди Танкреда грузили на корабль богатства господина. Римильда подумала, что, если хорошо поразмыслить, не только Танкред спасает ее, но и она его. Если Фонтевро искренне верит, что королевства крестоносцев падут, то удачная женитьба избавляет его от верной смерти. Судьба Деневульфа – наглядный и назидательный пример для всех, кто ищет славы в Святой земле. В таком случае уехать сейчас, увозя богатства на Запад, – весьма дальновидно. Время покажет, был ли прав Танкред.

Каюта, куда Римильду привел лейтенант де Ритон, оказалась достаточно большой и светлой. В открытые окна влетал свежий морской бриз. Неширокая кровать под шелковым балдахином, крепко приколоченный к полу стол, добротные сундуки, на полу – мягкий персидский ковер со сложным рисунком… Никаких лишних вещей. Что ж, обратная дорога пройдет с большими удобствами, чем плавание в Палестину на небольшом торговом когге. Хотя гостеприимство капитана Лефевра тоже оказалось не из худших, Римильда слышала рассказы пилигримов, путешествовавших в отвратительных условиях. Ей это, слава богу, не грозит.

– Это каюта графа Мобри, – объяснил Парис, и Римильда вздрогнула: она еще не привыкла к тому, что теперь граф Мобри – Танкред. Со вчерашнего дня. Граф и властитель всех земель, принадлежавших ее семье. Господин для нее и для ее людей.

«Господи! – взмолилась она про себя. – Сделай так, чтобы мое решение не оказалось гибельным для всех!»

Вслух же Римильда произнесла:

– Очень хорошо, благодарю вас.

– Все ваши вещи уже здесь, – сообщил де Ритон и откланялся.

Пока Калев открывала сундуки и проверяла их содержимое, раскладывала на небольшом столике перед зеркалом гребни и украшения Римильды, девушка подошла к окну. Вид на порт отчего-то огорчил ее; она обхватила себя руками и поежилась. Здесь тепло, и хотя всепроникающий песок успел изрядно надоесть, все же Римильда уже привыкла к Палестине. В Англии же сейчас стоит суровая зима. Все занесено снегом… Так странно будет оказаться на родине после долгого путешествия. Немногим женщинам выпадает подобный шанс. Вряд ли Римильда когда-нибудь возвратится в Палестину, поэтому надо запомнить все, чтобы рассказать детям. Рассказать об этой древней земле, о людях, что поливали ее кровью. О рыцарях и сарацинах, о водопроводе с теплой водой и о хурме…

Дети… Будут ли они? Когда Танкред соберется исполнить супружеский долг, чего он захочет, что потребует? Римильда не собиралась ускользать от него – все-таки он ее законный супруг, а у графства Мобри должен появиться наследник. Она уже не молоденькая девушка, да и Танкред не мальчик. Тем не менее мысль о детях почему-то заставила Римильду грустить. В какой семье вырастут эти дети? Будут ли они видеть любовь, счастье и благоденствие, как это было с ней и Деневульфом, или же у них окажется другая жизнь, другая судьба?

– Римильда! – окликнула ее Калев. – Иди сюда, я расчешу твои волосы.

– Ты же делала это совсем недавно!

– Я подумала, что нужно уложить их получше. Свежий морской ветер быстро испортит эту прическу.

Калев усадила Римильду у окна и принялась распускать косы, уложенные спиралями по бокам головы. Вскоре красивая прическа превратилась в скромную, но практичную тугую косу, убранную в шелковый чехол.

Судно покинуло порт через два часа, с отливом. Стоя на палубе рядом с Танкредом, облаченным в легкую кольчугу, Римильда испытывала смешанное чувство облегчения и сожаления. Облегчения – потому что возвращается домой, сумев найти защитников для своих владений; сожаления – потому что покидает эту иссушенную солнцем землю, которую щедро поливают кровью. Тоска по брату еще не изгладилась из сердца. Как бы там ни было, Римильда не склонна была оглядываться назад, она всегда с надеждой смотрела в будущее.

Солнце стояло высоко, море искрилось бирюзовыми бликами… Римильда бросила взгляд на Танкреда: он стоял рядом с капитаном, который отдавал приказания матросам, и разворачиваемые паруса наполнялись свежим ветром, словно по волшебству. Судно маневрировало, выходя из гавани. Грот Тирона все отдалялся и отдалялся…

– Вы не жалеете, что приходится покидать Святую землю? – спросила Римильда. Танкред удивленно взглянул на нее: наверное, не ожидал вопроса.

– Нет, – коротко ответил он и отвернулся.

Римильда пожала плечами. Ее муж не слишком-то разговорчив. Может быть, это и к лучшему, она насмотрелась на никчемных болтунов. И все же ей почему-то хотелось знать, что испытывает Танкред. Ведь он провел в Святой земле не один год, и Грот Тирона стал для него домом. Или не стал? Римильде казалось, что Танкред вообще не знает толком, что такое настоящий дом. Не знает, как это хорошо – возвращаться в родные стены, к родным людям. Он держится обособленно и, похоже, ни к кому не испытывает особых чувств. Хотя его люди его обожают. Почему?..

Наверное, потому, что он – отличный командир, в чем Римильда уже успела убедиться. Он заботится о своих людях, он щедр и удачлив. А что еще надо солдату?

Путешествие началось удачно. Ветры и море благоприятствовали путникам. На корабле, носившем гордое название «Победитель», находилось больше сотни воинов, среди них – два десятка рыцарей. Можно было не опасаться, что в случае встречи с пиратами эти люди сумеют защитить и корабль, и своих хозяев, и нажитое в Святой земле богатство. Пусть судно и не столь быстроходно, как верткий когг капитана Лефевра, но никто не решится даже косо посмотреть в их сторону. На земле или на море, Танкред де Фонтевро был одинаково грозен.

Первый день Римильда провела на палубе, лишь раз спустившись в каюту, чтобы перекусить. Стол накрыли для нее одной: Танкред предпочел трапезничать прямо на капитанском мостике, вместе с капитаном и другими своими людьми, удостоенными такой чести. Не то чтобы Римильду это сильно огорчило, просто было непонятно. Она с удовольствием отведала приготовленных корабельным коком яств, но налегала в основном на фрукты. Скоро уже не будет возможности есть свежие апельсины и хурму. В Англии придется перейти на привычный рацион. Подумав о еде, Римильда тут же вспомнила о Дауфе. Как ее люди пережили зиму? И пережили ли вообще?

«Победитель» шел быстро, и вскоре маячившая на горизонте полоска земли исчезла, растворилась. Теперь вокруг было лишь море и небо. Чайки, чье присутствие свидетельствовало о близости земли, некоторое время сопровождали корабль, словно подбадривая его печальными криками. Затем они отстали. Зато на одну из рей опустился белоснежный альбатрос, что моряки сочли добрым знаком.

– Путешествие будет удачным! – сообщил Римильде Этельстан.

Бывший оруженосец Деневульфа вполне прижился в дружной компании солдат Танкреда, оправился от удара по голове, обзавелся друзьями среди таких же молодых парней и с упоением осваивал премудрости морского дела. В перерывах же он развлекал хозяйку вместе с Хадид-беем, покинувшим Палестину по неизвестным пока Римильде причинам, и лейтенантом де Ритоном. Остальные рыцари выказывали Римильде уважение, однако ближе подходить опасались, наверняка страшась предполагаемого и ужасающего гнева Танкреда. И совершенно зря, раздраженно думала Римильда. Новоиспеченный муж старательно не обращал на нее внимания.

В первую ночь на корабле Римильда ждала, что Танкред все-таки придет и потребует исполнения супружеского долга, и даже уже смирилась с тем, что придется делить ложе с человеком, которого она не любит и почти не знает. Однако граф так и не появился, прислав де Ритона с извинениями: дескать, судно в опасных водах и Танкред отвлечься не может. Римильда приняла известие, горько вздохнув, чем вызвала немалое сочувствие со стороны Париса. Конечно, многие полагали, что Танкред души не чает в молодой жене; условия сделки держались в тайне. Рыцарь влюбился в прекрасную саксонку и сочетался с нею узами брака – чего непонятного?

Это сошло в первый день, сошло и во второй. На третий Римильда не выдержала.

Она отослала Этельстана с поручением позвать графа Мобри в каюту и, пока ждала, вышагивала туда-сюда. Танкред появился через пару минут.

– Надеюсь, вы позвали меня по важному вопросу? – нелюбезно перешел он сразу к делу.

– Закройте дверь, милорд, – велела Римильда. Он хмыкнул, но закрыл. – Так дальше продолжаться не может.

– Что именно? – Удалившись от берегов, Танкред снял кольчугу и плащ, предпочитая обычную камизу из некрашеного полотна роскошным одеяниям, в которых щеголяли лейтенант де Ритон и Хадид-бей.

– Ваше поведение. Вы ведете себя так, будто я гостья на вашем судне, а не жена вам. Нет, даже с гостьей обычно обращаются галантнее. – Римильда не хотела быть резкой, но нелюбезность Танкреда толкнула ее на грубость.

Фонтевро нахмурился:

– Объяснитесь, миледи. – Его голос звучал спокойно и даже ласково, но Римильда понимала, что особо рассчитывать на галантность не стоит. Это тебе не куртуазный Клавье де Суррен, хотя и до грубости барона Крега Танкреду еще далеко.

– Охотно! – Римильда кипела. – Не знаю, как вам, милорд, а мне так очень неприятно чувствовать себя заброшенной! Скоро ваши люди начнут задавать вопросы, они и так поглядывают удивленно. Вы не разговариваете со мной и не уделяете мне внимания, трапезничаете со своими рыцарями и ни разу со мной. Как это выглядит со стороны? Ваши люди могут подумать, что я плохая жена вам. Вы унижаете меня подобным невниманием. Кроме того, я нахожу совершенно неприемлемым, что мы до сих пор не скрепили наш брак.

Танкред помолчал.

– Я не задумывался об этом с такой точки зрения, – медленно произнес он. – Чего же вы хотите?

Римильда покраснела. Кажется, она только что потребовала от мужа исполнения супружеского долга, причем сделала это в совершенно конкретных и не вызывающих никакого сомнения выражениях.

– Хоть всю ночь стойте на мостике и слушайте, как капитан Форж рассказывает вам морские истории, мне все равно, – махнула рукой Римильда, – однако с этого дня мы станем с вами трапезничать вдвоем. Здесь, в этой каюте.

Для начала хватит и этого, не стоит так уж страстно призывать мужа в свою постель. Он ведь может и согласиться.

– Хорошо, – кивнул Танкред.

– Это пойдет нам обоим на пользу, – добавила Римильда, смягчаясь: она не ожидала быстрого согласия. – Ведь нам с вами предстоит провести всю жизнь вместе, до самой смерти.

Танкред ничего на это не ответил, поклонился и вышел.

Римильда же некоторое время просидела в каюте, размышляя. Слова, сказанные обо всей жизни, были правдой. Теперь Римильда из Дауфа и Танкред де Фонтевро связаны навечно. Как пройдет их жизнь? Будет ли он все так же не замечать жену, общаясь с нею лишь по мере необходимости? Или все-таки станет испытывать к Римильде некую приязнь? Она сама ничего не знала о том, что чувствует к Танкреду. Он благородный рыцарь, он норманн, он спасает графство от разорения. Теоретически, так как до Англии еще плыть и плыть. Случиться может всякое.

Танкред де Фонтевро держал свои обещания: с этого дня стол в каюте накрывали на двоих. Кок уважал своего капитана безмерно и старался изо всех сил. Римильде даже было немного неловко: команда и рыцари питались куда как скромнее. Однако, когда она высказала это Танкреду, тот лишь пожал плечами:

– Мои люди просто стараются порадовать вас.

Неизвестно почему, но Римильда нравилась воинам своего мужа. Она подозревала, что Родд порассказал им многое и про ее смелое путешествие в Палестину, и про то, как она искала брата. Это вызывало уважение у суровых вояк. К тому же многие из людей Фонтевро разделяли желание хозяина вернуться домой, в Европу. Или хотя бы просто покинуть Палестину, где шла непрестанная война. Какой толк в нажитых богатствах, если ты погибнешь в бою и не успеешь воспользоваться ими? Римильде старались угодить, не навязывали внимание, и она через некоторое время начала чувствовать, что люди Танкреда понемногу становятся и ее людьми. Замку Дауф придется привыкнуть к новым жильцам. Эти люди, солдаты Фонтевро, не знали своего дома, не знали родины. Их никто нигде не ждал, как и их командира. Многие из них даже не ведали, откуда они родом. Да, появились на свет они в Палестине, но откуда были их отцы, из каких земель? Многие рыцари даже получили герб и меч из рук короля Балдуина, а не по наследству. Римильда не могла представить – как это: не знать своих предков, не иметь корней, родных, земли. Эти люди – словно странная трава пустынь перекати-поле. Их носит по ней, пока они не прибьются к какому-нибудь камню, который прикроет их от ветра. А потом ветер меняется – и они снова в пути, у которого нет ни конца, ни цели.

Первый обед в компании Танкреда прошел в молчании. Римильда пыталась завязать разговор, но муж отвечал односложно. Однако за ужином ей удалось заинтересовать его, вызвав на разговор о нынешнем положении в Англии. Вспомнились вечера у костра во время путешествия в Грот Тирона, и Танкред слегка ожил, так как тема оказалась для него интересной. Тогда ведь Фонтевро тоже с удовольствием беседовал на темы политики и истории.

– Вы считаете, что в Палестине дела обстоят не очень, а ведь в Англии все тоже в беспорядке, – заметила Римильда, надкусив хурму. Сладкий сок потек по подбородку.

– Да, вы правы, но это временные трудности. Как бы там ни было, у короля Генриха осталось еще два сына. – Танкред взял гроздь винограда, повертел ее в руках и вернул на блюдо.

Римильда усмехнулась. Да, у Генриха есть еще два сына. Честно говоря, их у короля больше, но остальные не имеют прав на трон. Только вот оба принца – и Джон, и Ричард – почему-то не выглядят теми, кто может спасти Англию. Джон вообще уже разорил страну, а Ричард ступал на английский берег всего дважды за всю свою жизнь.

– Вот это-то и пугает. Их двое. Король пока не назвал наследника престола. И, как мне кажется, ни один из детей королевы Элеоноры ему не нравится. Как и сама Элеонора. – Королева уже много лет находилась в прямой и открытой конфронтации с королем. Не так давно она вышла из тюрьмы, где провела долгие годы. Только настойчивость Ричарда и его любовь к матери, которую он боготворил, спасла королеву от смерти в заточении.

– Но у короля достаточно земель для них обоих. Да и королева не обделит своих сыновей. – Танкред, кажется, был о правящей семье слишком хорошего мнения. Видимо, с Востока все выглядит немного иначе, чем с Запада.

– Вот только каждый из них хочет получить все. Их мать, Элеонора, разжигает вражду. Уже идет война, и она не закончится, пока не останется лишь один из Плантагенетов. Вопрос лишь в том, кто из них окажется меньшим злом для Англии. – Римильда отложила хурму. – Я понимаю, что время нельзя повернуть назад. Но для моей страны очень плохо, что у нас нет собственного короля. Плантагенеты слишком заняты в Аквитании, чтобы заботиться еще и об Англии.

– Пока что король одержал победу, даже неистовый Ричард не смеет выступить против отца. Он мирно живет в Аквитании. А Генрих все же заботится обо всех своих владениях. – Танкред, казалось, задумался над словами Римильды.

– Это ненадолго. Король стар. Его смерть близка. А он словно не понимает этого. Враждует с сыновьями, не называет наследника престола. Будет война, долгая, жестокая и абсолютно бесполезная. – Римильда представила, что их ждет, и тяжело вздохнула. – Кажется, люди воюют повсюду. Покинув Палестину, вы не оставили позади войну.

Танкред задумчиво кивнул, но все же возразил:

– Принц Джон не сможет справиться с Ричардом. Так что никакой войны не будет.

– Пока что Ричард далеко от английского трона. И вполне вероятно, что он предпочтет богатое герцогство Аквитанское обнищавшей Англии, где норманны до сих пор не могут научиться мирно жить с саксами. – Римильда часто слышала такое мнение.

– Я – норманн, – напомнил Танкред.

– Я знаю. – Римильда пожала плечами. – А я – из саксов. Но я из тех саксов, что предпочитают смотреть в будущее, а не цепляться за прошлое. Я горжусь своим родом, который могу проследить на двенадцать колен, до короля Альфреда Великого, но мой дед получил графство за заслуги перед Генрихом Боклерком. И я понимаю, что глупо противиться неизбежному. Только я боюсь, что норманнские короли забросят Англию, что Ричард предпочтет Аквитанию. Уже сейчас принц Джон растратил всю казну, уже сейчас бароны творят все, что им вздумается. Я, леди Римильда, дочь графа Мобри, проехала половину мира, чтобы спасти свою землю. В Англии мне никто не захотел помочь. Принц Джон – проклятие нашей страны. И я не уверена, что Ричард окажется лучше.

– Я встречался с принцем Ричардом. Он умен, силен и очень прозорлив. Только вот слишком увлечен Святой землей. А уж кому, как не мне, знать, что это все пустые надежды. – Танкред произнес эти слова с такой горечью, что Римильде захотелось хоть как-то его утешить, но она не знала как.

– Да, про это я не подумала. – Римильда отогнала видение Танкреда, покорно позволяющего себя утешать, и вернулась к безопасной политической теме. – Ричард, став королем, может променять Англию не только на Аквитанию, но и на Палестину. Замечательный выбор, ничего не скажешь.

– Как бы там ни было, я и мои люди способны защитить графство даже от армии самого Ричарда, а не только от наглых соседей, – уверенно заявил Танкред, все же перекладывая виноград на свою тарелку и отщипывая ягоду.

– Хотелось бы, чтобы с королем воевать не пришлось, – грустно усмехнулась Римильда. – Это может оказаться пострашнее битв с сарацинами.

Глава 14

С тех пор беседа за столом вошла у Танкреда и Римильды в привычку. Фонтевро оказался приятным собеседником: когда он не замыкался в себе и не старался отделываться односложными ответами (причин этой набегающей, словно волна, закрытости Римильда не знала и даже не пыталась угадать), он мог часами рассуждать о политике и экономике и спорить до хрипоты. От него Римильда узнала много нового, но и мужа сумела удивить своими рассуждениями. Танкред слушал ее внимательно и не говорил, что не женское дело разбираться в таких вещах.

Постель он с Римильдой по-прежнему не делил. То ли не желал, чтобы первая брачная ночь прошла на качающейся деревянной скорлупке, то ли проявлял излишнюю деликатность. Однажды ночью дверь отворилась, и Римильда увидела в дверном проеме силуэт Танкреда. Она думала, что муж явился наконец-то взять то, что принадлежит ему по праву, и ошиблась: Танкред пробормотал что-то об излишней узости кровати и устроился спать на роскошном персидском ковре на полу каюты. Римильда не сразу смогла заснуть: присутствие чужого человека в комнате мешало. Танкред же подложил под голову свернутый плащ, накинул покрывало, которое Калев сложила на стуле, сняв вечером с кровати, и мгновенно уснул. И все же через некоторое время веки Римильды смежились, и она задремала, убаюканная мерным покачиванием корабля на пологой волне. Когда она проснулась утром, Танкреда уже не было в каюте.

И все-таки он перестал быть для нее совсем чужим. С каждым днем Римильда узнавала его все лучше. Она видела, как он отдает приказы, как командует людьми, как по-доброму относится к молодым рыцарям и к Хадид-бею. Разговоры с Танкредом делались все оживленнее. Римильда надеялась, что даже если ей не удастся полюбить мужа, возможно, получится с ним подружиться.

Хотя Танкред был занят целыми днями и они виделись только вечерами за ужином, Римильда мало времени проводила в одиночестве. Чаще всего с ней рядом оказывался Хадид-бей. Юноша не имел никаких определенных обязанностей на корабле, он не был ни солдатом, ни матросом, зато был поэтом и музыкантом. Конечно, лучше всего у него выходили восточные мелодии, но вскоре он стал делать большие успехи и в английских напевах, которым его обучила Римильда. Это занимало их обоих и доставляло удовольствие, а также скрадывало время. Где-то на полпути до Марселя Хадид-бей уже вовсю наигрывал старинные английские баллады, чем приводил в восторг Родда и Этельстана. Саксы соскучились по родине, причем неизвестно, кто из них – больше. Этельстан покинул Дауф совсем мальчишкой, но Родд-то вообще не желал оставлять замок! Только преданность хозяйке заставила его пуститься в опасное путешествие. Теперь конюх радовался возвращению домой, как дитя.

Однажды вечером за ужином Римильда решилась расспросить Танкреда о Хадид-бее. Она не понимала, почему сарацинский юноша отправился с ними, покинул свою родину навсегда.

– Ему просто нет пути назад, – объяснил Танкред. – Хадид был придворным музыкантом у сирийского паши, но там он перешел дорогу одному вельможе. Я уж не знаю, что там была за история, но Хадида ложно обвинили в том, что он посмел взглянуть на жену этого вельможи. Если бы Хадида схватили и привели в суд, то его ждала бы смерть через побивание камнями. Парнишке повезло, у него нашлись друзья, которые предупредили о грозящей опасности. Хадиду пришлось бежать.

– Но почему он покинул не только двор паши, но и Палестину вообще? – Римильда искренне удивилась. В Англии было полным-полно беглых преступников. Стоило только скрыться в лесу или покинуть пределы графства, как даже самые отчаянные бандиты становились недосягаемы для правосудия.

– Здесь судят муллы, священники неверных. И их приговоры – приговоры самого Аллаха. За осужденным преступником будет охотиться вся страна. Особенно если за его голову обещана награда. А за голову Хадида дадут достаточно, чтобы семья того, кто получит вознаграждение, жила безбедно долгие годы.

– Бедный юноша!

После этого разговора Римильда стала еще внимательней относиться к Хадиду. Нет ничего ужаснее, чем навсегда покинуть родину, семью, отправиться на чужбину, где даже вера другая. И все это из-за несправедливого приговора и зависти негодяя.

Позже ей выпала возможность заговорить об этом с самим Хадид-беем. Юноша не стал рассказывать, из-за чего ему пришлось бежать, – видимо, опасался оскорбить слух Римильды. Впрочем, она уже приблизительно знала историю от мужа и не стала настаивать. Зато ее изумило, что Хадид-бей возносит такие хвалы Танкреду. Она поинтересовалась почему.

– Ваш возлюбленный супруг спас мне жизнь, леди Римильда, – ответил Хадид-бей. – Когда я бежал от двора сирийского паши, преследуемый и гонимый, лорд Танкред встретился мне и защитил меня. Я умирал от жажды в пустыне, а он подобрал меня и не прогнал, когда узнал правду. Он забрал меня с собой и укрыл в Гроте Тирона, велел своим людям обращаться со мной так, словно я дорогой гость, а не враг. Я выздоровел и стал служить лорду Танкреду. Как еще я могу отплатить ему за его величайшую доброту?

Римильду удивил не сам поступок Танкреда (то, что ее муж – человек благородный, было ясно давно), а его изумительная скромность. Все рыцари, которых Римильда знала, не упускали случая похвастаться своими подвигами и благими деяниями. Танкред же ни разу не хвалился своими достижениями, хотя на его совести наверняка имелось немало добрых дел, и Хадид-бей – тому примером.

«Победитель» не был единственным судном в море – периодически на горизонте маячили паруса. Тогда впередсмотрящий громко кричал, и бравые воины на всякий случай хватались за оружие.

– Здешние воды кишат пиратами, – объяснил Танкред Римильде. – Времена нынче неспокойные, и лихие рыцари моря рыщут там и тут в поисках наживы. Впрочем, вряд ли они решатся напасть на нас. «Победитель» – большой корабль, и над ним поднят стяг крестоносца. Немногие авантюристы решатся атаковать судно, на котором возвращается домой боевая команда. Если мы выжили в Святой земле, значит, убили множество сарацин. Что нам пираты?

Кроме кораблей неопознанных, так и не приблизившихся к «Победителю», встречались и другие суда. Они плыли под флагами и крестом, чтобы завоевать еще несколько клочков Святой земли. С каждой такой встречей Танкред все больше мрачнел.

– Это бессмысленная война, – сказал он Римильде как-то за ужином. – Она отнимает жизни, выживают немногие, а удачливым людям или счастливчикам вроде меня становится тошно смотреть на то, что творится.

– Герцогу Рено не тошно, – возразила Римильда.

– Да, он вкусил сладостной восточной жизни, – скривился Танкред. – Не спорю, есть те, кому это по душе. А с меня хватит. Главная ошибка крестоносцев в том, что завоевать себе кусок Святой земли и остаться верным сыном Господа нашего – несовместимые вещи. Эта земля способна принять только тех, кто примет ее. Там можно поселиться, но лишь став одним из них, жителей этой прокаленной солнцем пыльной пустыни. А чем тогда мы будем отличаться от сарацин? Есть те, что окончательно забыли про свою родину. Я же не хочу этого забывать. Я уехал из Палестины навсегда.

– Вам и не нужно больше возвращаться туда, милорд, – мягко сказала Римильда.

Танкред внимательно посмотрел на нее:

– Да, вы правы. Не нужно.

Со временем, приглядываясь к нему, Римильда окончательно поняла, что была права: во всех его движениях и словах сквозит плохо сдерживаемая усталость. Танкред де Фонтевро, умелый воин и храбрый рыцарь, устал от войны. Он понимал, что в графстве Мобри его ждут обязанности нового хозяина обширных земель, где придется наводить порядок и усмирять излишне ретивых соседей; и все же это казалось мелочью после войн на Святой земле. Римильда недолго пробыла в Палестине, однако успела многое увидеть и многое понять. Большинство рыцарей, что отправлялись в опаленные солнцем земли спасать Гроб Господень, превращались в грабителей и убийц и никак не могли насытиться, никак не могли остановиться и довольствоваться тем, что уже получили. Чего только не наслушалась Римильда за столом герцога Рено! Теперь, беседуя с Танкредом, она убеждалась, что все поняла правильно. Ее брат, конечно, пал смертью храбрых; но в кого он превратился, кем он стал? Оставался ли он до дня своей смерти тем же весельчаком Деневульфом, которого знала и любила сестра? Римильда и хотела, и страшилась расспросить Этельстана. Впрочем, вряд ли оруженосец брата расскажет ей все так, как было на самом деле.

В Марселе «Победитель» остановился на два дня, чтобы пополнить запасы провизии и пресной воды. Римильда в сопровождении Калев и Родда собиралась прогуляться по городу и уже сошла на причал, когда ее окликнул Танкред. Муж прошагал по трапу – узкие доски прогибались под его весом – и не терпящим возражений тоном заявил:

– Я отправляюсь с вами.

– Но… – попыталась запротестовать Римильда.

– Слова «нет» я не услышу, – отрезал Танкред. – Это же порт. Здесь полно людей, которые могут причинить вам вред.

– О, Родд сумеет меня защитить, – заметила Римильда.

– Я тоже.

Родд, кажется, обиделся, однако новому лорду возражать не осмелился. Пришлось отправляться на прогулку по Марселю вчетвером. Танкред предложил Римильде руку, и девушка приняла ее. В конце концов, что может быть естественнее, чем идти по улице под руку с собственным мужем?

– Вы знаете, что этот город иногда называют городом любви? – осведомился Танкред, когда они уже шагали по улице.

– Вот как? – Римильда об этом не слышала.

– По местной легенде, история города началась как история любви Жиптис, дочери короля Нана племени лигурийцев, и грека Протиса: греки высадились на берег Прованса в тот момент, когда король Нан задумал выдать замуж свою дочь. – Танкред рассказывал легенды с тем же невозмутимым видом, с каким отдавал повседневные приказы. Это смотрелось немного забавно. – Для этого он созвал пир, на котором Жиптис выбрала бы себе жениха. Именно греку Протису протянула она свой кубок с вином. Пара получила в качестве свадебного подарка часть побережья, на котором они и основали город, названный Массилия.

Танкред отлично знал историю своей страны и рассказывал так интересно, что Римильда заслушалась. Она даже позабыла о том, что собиралась отправиться в город без мужа, а он фактически запретил ей это.

Римильде, несмотря на то что Танкред так бесцеремонно вторгся в ее личное окружение, было приятно идти рядом с ним. Встречные женщины бросали на высоченного рыцаря взгляды, полные любопытства, а некоторые – вожделения. Римильда не понимала, как можно так откровенно разглядывать незнакомого человека, который идет с дамой. Ладно бы Танкред шествовал один. Но нет! Он с женой и слугами. Римильда покрепче стиснула пальцы: как бы там ни было, Танкред – ее муж.

Они прошлись по торговым рядам, Калев купила нитки, полотно, кое-какие настойки. Танкред предложил зайти пообедать в трактир, и Римильда с радостью согласилась. После многодневного путешествия ей казалось, что земля качается под ногами, и как приятно будет отведать стряпни местного повара! Кок на «Победителе» уже начал повторяться.

Трактир, выбранный Танкредом, оказался большим и респектабельным; внутри было светло, пол устлан свежим сеном, и пахло вкусно. В огромном камине над огнем висело несколько весело булькавших котелков. И публика оказалась приличная: в основном богатые горожане, парочка рыцарей, дамы в сопровождении служанок.

Танкред усадил Римильду за свободный стол, сам устроился рядом и милостиво разрешил Калев и Родду разделить трапезу с господами. Тут же явилась пышнотелая служанка, пообещала, что сейчас принесет господам «самый вкусный обед в Марселе», и удалилась с достоинством королевы. Римильда оглядывалась.

– Тот рыцарь, за столом у окна! Кажется, я его знаю.

– Кажется? – удивился Танкред, глядя в упор на высокого худощавого мужчину за тридцать, одетого в богатый черный костюм.

– Я встречала его при дворе принца Джона, – объяснила Римильда. При воспоминании о бесцельно потраченном времени она поморщилась. Следовало отплыть в Палестину еще тогда, жаль, что идея пришла в голову так поздно. – Там было полно никчемных личностей, однако этот человек произвел на меня хорошее впечатление. Его зовут Эмерик де Кальер, и владения его находятся неподалеку от Гастингса.

– Если он знаком вам, миледи, возможно, у него удастся узнать новости из Англии. – Танкред поднялся и твердо зашагал к столу, за которым сидел Эмерик де Кальер.

– Твой муж решителен, – прошептала Калев, лукаво поглядывая на Римильду.

– Ах, оставь! Ты нахваливаешь его с того дня, как я решила выйти за него замуж! Если ты думаешь тем самым подсластить горькое лекарство и заставить меня смириться с тем, что я вышла замуж практически за незнакомца, то оставь попытки. Я как-нибудь смирюсь с этим сама.

Обвинения Римильды имели под собой основание. Во время путешествия Калев не оставляла попыток доказать своей хозяйке, что Танкред на самом деле влюблен в нее, только тщательно это скрывает. Римильда же считала, что Калев глубоко заблуждается. Никаких признаков влюбленности со стороны Танкреда не наблюдалось. Он вел себя как обычный мужчина, слегка заинтересованный в разговорах с собственной женой. И только. Римильда знала, что ему нравятся их застольные беседы, так как за дела, вызывавшие у него скуку, Фонтевро попросту не брался. Но жужжание няни над ухом, расхваливавшей доставшегося Римильде мужа, успело изрядно поднадоесть девушке.

Обиженная Калев поджала губы:

– Как хочешь, девочка моя.

– Калев, я и так неплохо вижу, что Танкред де Фонтевро – человек достойный, – мягко произнесла Римильда. – Надеюсь, он спасет графство. Для этого все и затевалось.

– Конечно, – протянула Калев, – именно для этого.

Тем временем Танкред, переговорив с рыцарем, возвращался к столу; Эмерик де Кальер шел за ним.

– Леди Римильда из Дауфа! Как приятно снова видеть вас! – Он поклонился. – Когда вы покинули двор принца Джона, там словно погасло солнце.

– Рада видеть вас, милорд де Кальер. – Римильда любезно улыбнулась. – Вы присоединитесь к нашей трапезе?

– Ваш супруг, достойный граф Мобри, уже пригласил меня. – Эмерик уселся на скамью. – Примите мое сочувствие по поводу гибели вашего брата.

– Благодарю. – Римильда склонила голову. – Это большая беда для всех нас.

– Однако теперь ваш муж будет заботиться о вас и о графстве, – Кальер кивнул Танкреду. – Хотя в нынешние времена это не очень легко.

Танкред вцепился в эту фразу, словно охотничья собака – в пойманную дичь:

– Вы давно покинули Англию?

– Всего лишь месяц назад. Так что мои новости весьма и весьма свежие… и весьма неприятные, – поморщился Кальер.

– Что случилось? – напряженно спросила Римильда.

– Его величество Генрих окончательно рассорился со своим сыном Ричардом, – скорбно возвестил Эмерик. – Перемирие невозможно. Страна охвачена беспорядками, оба – и Генрих, и Ричард – собирают войска.

– А что же принц Джон? – поинтересовался Танкред.

– Принц пока не решил, к кому присоединиться – к брату или к отцу. Впрочем, кого бы ни выбрал Джон, войны не избежать. Несмотря на то что стоит зима, повсюду смута. Из дому подчас опасно выходить. Даже большие города закрыли ворота, опасаясь банд мародеров. Людей толкает на разбой голод. Зима выдалась холодная и снежная, в некоторых местностях крестьяне мрут целыми деревнями.

– Вы не знаете, что происходит в графстве Мобри? – Римильда подалась вперед. Если ее земли захвачены кем-то, все усилия окажутся напрасными. Танкред, конечно, попытается отвоевать их обратно, но удастся ли это ему и чего будет стоить? Жизней, человеческих жизней в первую очередь.

– Увы. – Эмерик развел руками. – Это мне неизвестно. Если бы я ведал, что повстречаю вас, то, конечно, постарался бы узнать. – Он усмехнулся. – Я сам в долгах, миледи, и потому отправляюсь в Святую землю, чтобы завоевать там богатства.

– Это не так просто, – вымолвил Танкред.

– Да, но вам же удалось, – пожал плечами Эмерик.

Римильда бросила взгляд на мужа.

– Откуда вам известно, что я крестоносец? – осведомился Фонтевро.

– Это просто, – засмеялся Кальер, – ваше лицо обожжено солнцем, кольчуга сделана на Востоке, а судя по рукояти меча, стоит ваше оружие целое состояние. И вы возвращаетесь в Англию, тогда как другие стремятся в Палестину.

– Вы очень наблюдательны, – сухо обронил Танкред.

– Надеюсь, это спасет мне жизнь, – скупо улыбнулся Эмерик.

Обед действительно оказался выше всяких похвал, однако Римильда ела, почти не чувствуя вкуса пищи. Разговор продолжался: Эмерик де Кальер рассказывал о том, что происходит в Англии, более подробно. Римильда его почти не слушала, и так все ясно. Если в стране война, владения, оставшиеся без хозяев, не пощадят. Ах, если бы успеть вернуться! Танкред и его воины могут навести в графстве порядок. Но что, если, добравшись до Дауфа, Римильда увидит на башне замка чужой флаг или – что еще хуже – разоренные развалины?

Когда обед завершился, Эмерик сердечно поблагодарил графа и графиню Мобри за любезное приглашение к столу и откланялся.

– У меня еще много дел, – объяснил он. – Судно, на котором я отправляюсь в Святую землю, отплывает с вечерним отливом. Желаю вам приятного путешествия и надеюсь, что возвращение домой будет приятным.

– А я надеюсь, что вы отыщете свое счастье, – любезно сказала Римильда.

Эмерик покачал головой:

– Да я ведь не за счастьем плыву, а за богатством. Впрочем, в моем случае это одно и то же!

Танкред вежливо попрощался со случайным знакомым, но настроение у него явно испортилось, и всю дорогу обратно на корабль он молчал.

Глава 15

Теперь Римильду ни на минуту не покидало беспокойство. Что ждет ее в Англии? Не окажутся ли все усилия напрасными? И как поступит Танкред, если обещанное ему графство уже захвачено кем-то другим? Он так много воевал в Святой земле, и, конечно же, он рыцарь и привык к войне, однако… Римильда не была теперь уверена ни в чем. Может быть, именно потому, что Фонтевро сомневается в возможности обрести не только титул графа Мобри, но и земли, он не стремится осуществить брак? Всегда проще развестись с бесприданницей, чем попытаться отвоевать обещанный кусок. В Англии полно девиц на выданье. Богатый крестоносец может жениться на любой, если захочет.

В конце концов за одним из совместных обедов она спросила об этом Танкреда.

Муж ответил не сразу. Сначала он благоразумно дожевал кусок мяса, отхлебнул вина из кубка и лишь затем произнес:

– Если так случится, я верну то, что принадлежит мне теперь по праву.

– А если не удастся отстоять Дауф? – спросила Римильда.

– Я – граф Мобри, и я не отдам свои владения кому-то еще, – сверкнул глазами Танкред. – Если понадобится, я силой вырву замок и земли у захватчиков. Не допущу, чтобы моя жена и мои люди жили неизвестно где.

Это успокоило Римильду, но немного. Танкред силен, и воины его хорошо обучены; только вот смерть приходит за всеми. Фонтевро выжил в боях с сарацинами, но вполне может пасть от руки наглого английского барона. И тогда Римильда вновь окажется у разбитого корыта.

Вскоре «Победитель» миновал Гибралтар. По мере того как корабль продвигался на север, становилось все холоднее и холоднее. Море утратило бирюзовые оттенки, и теперь вокруг простиралась взъерошенная ветром водяная равнина серо-стального цвета. Римильда все меньше времени проводила на палубе и все больше – в каюте. Хадид-бей часто заглядывал к ней, устраивался на скамеечке у ног леди и пел дивные восточные баллады, которые можно было слушать до бесконечности. Калев вновь и вновь пыталась поговорить с Римильдой о Танкреде, но та и слушать не хотела. Восхваления, которыми Калев пересыпала свою речь, изрядно надоели Римильде. Она и сама видит, что Танкред – человек неплохой, только ведь дело не в этом. Если бы человека можно было полюбить просто за то, что он честен, умен и добр, то все бы так и делали. Впрочем, Римильда не могла не замечать, что ее муж хорош собой. Он высок, у него прекрасные густые волосы, которые он не стриг, в отличие от многих других норманнских рыцарей. Во время плаванья Римильда не раз имела шанс увидеть своего мужа полураздетым. Танкред был сложен великолепно, ни единой лишней унции жира. Что удивило Римильду, так это то, что Фонтевро был на удивление белокож. Да, по лицу не скажешь, солнце Палестины опалило его почти до черноты, а вот тело… Если бы Калев могла узнать, в каких подробностях Римильда представляет образ своего мужа, нянюшка бы принялась восхвалять Танкреда с утроенной силой. Только вот Римильда подозревала, что с моральных достоинств рыцаря добрая женщина перешла бы на физические.

Он по-прежнему не делил с нею ложе, хотя узнал теперь Римильду гораздо лучше, а она – его. Видимо, все состоится по прибытии в Дауф. Если замок еще цел, конечно.

Ранним февральским утром «Победитель» вошел в порт Дувра и бросил якорь. Зима в Англии свирепствовала по-прежнему, несмотря на близость весны, и, по рассказам местных жителей, выдалась на удивление холодной. Это немного успокоило Римильду: вряд ли соседи, даже такие ретивые, как барон Крег, решились на осаду Дауфа в непогоду. Неинтересно сидеть в поле под стенами замка – там холодно и мало еды, которую нужно привозить с собой, а в замке полно запасов. Так что штурма можно ожидать весной. Но беспокойство не оставляло. Если зима была такой суровой, как живописали в Дувре, то вполне могло оказаться, что замок исчерпал припасы, будучи вынужденным принимать замерзающих и голодающих сервов и арендаторов.

Пока корабль разгружали, Танкред в сопровождении Римильды и нескольких рыцарей отправился в город, чтобы узнать новости и купить лошадей, провизию и повозки. Последними занялся Парис, а сам Танкред засел в трактире и завел разговоры с путешественниками. Скоро вокруг стола, за которым устроились граф и графиня Мобри, собралась целая компания колоритных личностей. Танкред не брезговал слушать бродяг, пилигримов, обнищавших крестьян; зачастую сведения, рассказанные простыми людьми, оказывались самыми ценными. Он не скупился на вознаграждение, однако требовал, чтобы рассказчики не привирали.

Из многочисленных свидетельств сложилась неприглядная картина. По дорогам королевства шлялись толпы нищих; дворяне, те, кто поумнее, засели в замках и отказывались куда-то двигаться до окончания зимы, а кто поглупее – выбирали симпатичную им сторону в конфликте и присоединялись к Ричарду или Генриху. Все чаще случались вооруженные столкновения. Банды разбойников грабили путников и нападали на небольшие деревни. Голодная смерть гуляла по стране, кося бедняков семьями. Римильда совсем приуныла. В Дауфе нет гарнизона – что осталось от ее земель?

– Не стоит огорчаться раньше времени, миледи, – сказал Танкред, заметивший выражение ее лица. – Сначала нужно добраться до графства Мобри.

Это было очень мило с его стороны – вот так утешать жену, однако помогало мало.

Отряд, прибывший из Палестины, не имел никаких теплых вещей, некоторые из солдат впервые в жизни увидели снег. Танкреду пришлось потратиться еще и на зимнюю экипировку для всех солдат. Рыцари решили эту проблему самостоятельно, хотя и могли воспользоваться милостью лорда. Сам Танкред сменил джеббу на толстый плащ, подбитый рысьим мехом, шелк уступил место шерсти. В теплой одежде Фонтевро казался еще больше и грознее. Сильнее всех страдал от зимы Хадид-бей, если у остальных хоть были предки из северных земель, то он, нежное дитя Востока, дрожал и мерз даже в самых теплых вещах. Он по секрету поведал Римильде, что многие в Сирии верят, что ад – это ледяная пустыня. Римильда лишь рассмеялась, ответив, что Англии все-таки до ада далековато.

Дувр зима тоже не пощадила, так что в городе пришлось задержаться на несколько дней, пока не удалось купить нужное количество лошадей и снарядить отряд. Большинство воинов пойдет пешком, а рыцари должны ехать верхом. Этельстану, который помогал Парису, повезло: он отыскал для Римильды отличную повозку, в которой можно укрыться от резкого ветра. Римильда, предполагавшая, что ей придется ехать верхом вместе со всеми остальными, была очень благодарна молодому рыцарю. Конечно, если бы отряд был только верховой, Римильда бы предпочла лошадь повозке, чтобы добраться до Дауфа как можно быстрее, но с ними шли дюжина повозок, груженных припасами, закупленными в Дувре, и теми богатствами, что прибыли из Палестины. Так что девушке не имело смысла трястись на лошадиной спине и сгибаться под порывами резкого ветра.

Кавалькада покинула Дувр утром первого марта. Несмотря на то что весна по календарю наступила, холода все еще держались, земля промерзла, вокруг тракта громоздились сугробы. Время от времени приходилось останавливаться, чтобы расчистить дорогу. Римильда укрылась в повозке, снова в компании одной лишь Калев. Танкреда теперь и вовсе не было видно: он ехал в начале колонны, а повозка графини тащилась где-то в середине.

– Как же здесь холодно! – Римильда поежилась. Не спасала ни меховая накидка, ни заново утепленные платья. Ноги мерзли.

– Это ты привыкла к Палестине, девочка моя, – улыбнулась Калев.

– О да. Жаркое солнце, песок, отсутствие воды и много-много кровожадных рыцарей. – Римильда скривилась. – Только солнца и жалко, а рыцарей и тут хватает.

– Ты замужем за одним из них. Очень кровожадным, – заметила Калев. – Правда, в наших обстоятельствах воинственность – скорее достоинство, чем недостаток.

– Не напоминай, – поморщилась Римильда.

– Тебе все равно не сбежать от этого.

Римильда не совсем поняла, что имеет в виду нянюшка. От чего не сбежать? От войны или от Танкреда?

– Я и не хочу ни от чего сбегать. Просто опасаюсь, что волк не так грозен, как выглядит. – Абсурд, но чем ближе они подъезжали к дому, чем больше Римильда узнавала Танкреда, тем сильнее ее терзали сомнения, что муж справится со всеми проблемами. Там, в Палестине, лорд Фонтевро казался ужасно сильным и жестоким. А теперь… Римильда знала и чувствовала, что Танкред устал от войны. Он всю свою жизнь сражался – захочет ли он сражаться и дальше?

Калев нахмурилась:

– Ты думаешь, что лорд Грота Тирона не сумеет защитить Дауф? Опомнись, девочка! Ты хоть понимаешь разницу между бароном Крегом и выжившим в Палестине крестоносцем?

– Ну, Танкред выше барона Крега. И сильнее. Это верно, – попыталась отшутиться Римильда. Слова Калев развеяли сомнения, но не прогнали их прочь насовсем.

– Он умнее – вот что главное! – подняла палец Калев.

– Ах, Калев, не начинай. Ты сейчас опять станешь нахваливать Танкреда де Фонтевро. Я давно поняла, что он тебе нравится, но не понимаю, почему настолько сильно.

Калев возвела очи горе.

– Ничего ты не понимаешь в мужчинах, девочка! Ничего, однажды поймешь, я надеюсь.

– Может быть, – пробормотала Римильда и умолкла.

Она знала, на что намекает Калев: что Танкред де Фонтевро достоин любви. Возможно. Калев беспокоится о своей подопечной, не хочет, чтобы она жила в браке без любви, когда так мечтала о счастливом союзе с достойным человеком. А если почаще говорить, какой у Римильды хороший муж, так, может, девочка влюбится… Но Римильда не ощущала в себе любви к Танкреду, пока что – точно нет. Даже влюбленности. Хотя откуда ей знать, как выглядит влюбленность? Раньше она считала, что любовь – это то, о чем пишут в романах. Галантный рыцарь, дева на башне, подвиги и героическое спасение дамы из беды, а потом счастливая свадьба. И все это в сопровождении серенад и стихов. Наслушавшись в Сидоне серенад на всю оставшуюся жизнь, Римильда пришла к выводу, что любовь не имеет ничего общего с романами. А с чем имеет? Римильда попыталась воскресить в памяти тот образ будущего жениха, который лелеяла в далекой и счастливой юности. Он красив, он на белом коне, он поет серенады и слагает стихи, он галантен, влюблен без памяти, остроумен и обходителен – и всегда побеждает на рыцарских турнирах, гордо защищая цвета своей дамы, Римильды. Если же вернуться к реальности, оставив в стороне детские мечты, то из всех этих качеств имеет значение… что? Белый конь? Нет, масть коня абсолютно не важна. Серенады – просто мешают спать. Турниры? Имеют мало общего с фортификацией и умением вести за собой отряд. Итого, остается красота и любовь. Что ж, Танкред, вне всякого сомнения, красив, хоть и мрачен. А вот что насчет любви? Нет, «влюблен без памяти» – это не про лорда Фонтевро. Римильда вообще сомневалась, что Танкред способен на сильные чувства. Он всегда был так спокоен, выдержан, замкнут… Словно его ничего в этом мире не волновало, словно его душа сгорела, остался лишь пепел, под которым даже угли не теплятся.

До Дауфа было два с половиной дня пути: из-за состояния дорог, к сожалению, кавалькада не могла двигаться быстрее. Попадавшиеся по пути села выглядели не слишком хорошо. Крестьяне голодали. На виселицах, поставленных у тракта, раскачивались промерзшие трупы разбойников – в назидание другим. Видимо, не помогало. Однако на людей графа Мобри никто нападать не осмеливался: стоило лишь взглянуть издалека на суровых рыцарей, как всякое желание рисковать у лихих людей пропадало. Жизнь они ценили дороже.

На третий день показались знакомые места. Римильда, не выдержав, пересела на коня и поехала верхом рядом с Танкредом, изнывая от беспокойства. Наконец дорога вывела их на верх холма, откуда открывался вид на долину. Римильда остановила лошадь.

Замок Дауф был цел и невредим, и над его стенами по-прежнему развевался флаг Мобри.

Ворота открылись не сразу: охранявшие замок слуги недоверчиво отнеслись к появлению хорошо вооруженного отряда.

– Стой! Кто идет? – закричали со стены. – Назовитесь, прежде чем подойти ближе! Стреляем без предупреждения!

Римильда порадовалась, что поехала верхом и не придется теперь выбираться из повозки и по грязи шлепать к подъемному мосту, чтобы показаться своим людям.

– Уильям, это ты? – крикнула она в ответ, подняв голову. – Открывай! Я возвратилась!

– Леди Римильда! – радостно отвечал Уильям и приказал кому-то за стеной: – Отпирайте ворота, живо! Хозяйка вернулась!

Танкред тем временем критически разглядывал Дауф. Кажется, увиденное его не слишком порадовало, но Римильда предпочла не обращать на это внимания. Ведь она дома. Наконец-то дома.

– Мост не поднят – это чтобы легче врагам было проникнуть в замок? – иронично осведомился он.

Римильда оскорбилась:

– Мост не поднят потому, что его давно пора починить. А на это, как вы знаете, у меня не было средств. Так что ваши люди могут теперь этим заняться – вы хозяин, прикажите им. А пока что мост лишний раз не трогают, чтобы механизм не сломался. Лучше заставить старые колеса сработать в нужный момент, чем привести их в окончательную негодность ежедневной нагрузкой. Если бы со стен увидели опасность, мост бы подняли.

– Наши люди, – спокойно уточнил Танкред, – и вы можете приказать им точно так же, как и я. Вы хозяйка этого дома. Это право у вас никто не отнимет.

Римильда, пораженная, смотрела на него, не отрываясь. Он действительно так думает? Все может оказаться легче, чем она предполагала. Она немного опасалась, что Танкред, вступив во владение землями, сделается настоящим тираном, вроде барона Крега; но, похоже, у мужа на сей счет иные взгляды. Наверное, его воспитали так же, как и ее. Жена ведет хозяйство в замке, муж – в поместье.

Ворота со скрипом начали отворяться.

– И ворота неплохо бы починить, – как ни в чем не бывало заметил Танкред и ударил коня пятками под бока. Римильда направила свою лошадь вслед за ним, но предпочла промолчать.

Вернувшуюся госпожу слуги приветствовали ликующими криками. Во двор сбегалось все население замка, чтобы засвидетельствовать свое почтение хозяйке. Римильда заметила, что не так уж много арендаторов и сервов пришли в замок. Видимо, все не так уж плохо в графстве. На Танкреда и его рыцарей обитатели Дауфа поглядывали с недоумением. И с надеждой высматривали – сердце Римильды сжалось – Деневульфа. Ах, как жаль, что брат не вернулся живым из Палестины. Как жаль…

На крыльце показался Фрил в своей неизменной волчьей шубе. Добрый эконом не расставался с этим предметом туалета ни зимой, ни летом.

– Миледи! Миледи Римильда! – Управляющий сбежал по ступеням, и Римильда, спешившись, направилась ему навстречу. – Вы вернулись!

– Как видишь, Фрил. И привезла помощь. – Римильда указала на вооруженный отряд, все еще входивший в замок. Следом тянулись многочисленные повозки.

Управляющий с недоверием разглядывал гостей. Кажется, сотня вооруженных головорезов самого сурового вида во главе с почти двумя дюжинами конных рыцарей внушали Фрилу скорее опасения, чем надежду.

– Это люди его светлости графа Мобри? – уточнил он, пытаясь различить в толпе хотя бы одно знакомое лицо, хоть кого-то из тех, кто отправился в Святую землю вместе с Деневульфом.

– Да, – сказала Римильда. – Это наши люди.

– А где же сам граф? – Фрил тоже тщетно высматривал Деневульфа среди прибывших. Римильда глубоко вздохнула и поняла, что настало время сказать небольшую речь. Она поднялась по ступеням, остановилась на крыльце и повернулась к собравшимся. Танкред поднялся следом за нею и встал рядом.

– Я рада снова видеть вас всех, – произнесла Римильда, стараясь говорить громче, чтобы ее слышали все во дворе. Шептавшиеся слуги затихли, и наступила тишина. – Я возвратилась из длинного путешествия в Палестину, куда, как вы знаете, отправилась, чтобы встретиться с братом и попросить у него поддержки и помощи для замка Дауф. – Она помолчала. – К сожалению, у меня печальные вести. Деневульф из Дауфа, граф Мобри, пал смертью храбрых в Святой земле, защищая от неверных крепость, доверенную ему королем Балдуином.

Дружный горестный вздох прокатился по толпе. Несмотря на то что Деневульф давно оставил свои владения и отправился в Палестину в погоне за призрачным счастьем, его хорошо помнили и любили в замке и окрестностях. Пока молодой граф правил тут, все было в порядке. И лишь мечта о богатствах и славе, которые можно снискать в Святой земле, смогла увести Деневульфа отсюда. Он никогда больше не вернется, никогда не появится здесь. Римильда стойко держалась все время с того мига, как узнала о смерти брата, однако теперь к горлу подкатили слезы.

– Мы объявим траур, – сказала она. – Граф Деневульф храбро сражался и сумел завоевать себе и землю, и славу, однако его замок пал под натиском неверных.

Фрил стоял, морщась, как будто сейчас заплачет.

– У меня для вас еще одна весть, – произнесла Римильда. Не стоило с этим тянуть. – В Палестине я обвенчалась с Танкредом де Фонтевро, лордом Грота Тирона. – Вряд ли обитатели замка представляют, что такое этот Грот Тирона, но звучит достаточно грозно, а Танкреду понадобится уважение. – Он прибыл из Святой земли со мной и своими рыцарями, чтобы вступить во владение этими землями и защищать их до конца жизни. Теперь он – граф Мобри, мой муж и наш господин.

– Ах! – дружно выдохнула толпа. Все взгляды устремились на Танкреда.

Римильда сделала шаг назад, словно приглашая мужа поговорить с людьми. Тот еле заметно кивнул, и Римильда почувствовала себя его сообщницей. Они и есть сообщники – мало кто знает о том, что они так и не стали мужем и женой по-настоящему, что их брак – всего лишь сделка. К тому же не доведенная до конца. Что ж, люди Дауфа и подавно не должны об этом знать. Она – их графиня, а Танкред де Фонтевро – их граф и защитник.

– Мне очень жаль, что я прибыл в Дауф вместе с черной вестью о смерти вашего лорда на чужбине, – начал Танкред. – Деневульф, граф Мобри, был отважным человеком и пал, защищая своих людей. Несомненно, Господь теперь принимает его в райских садах, и мы объявим траур по поводу его гибели. Однако сейчас в стране смута, и я приложу все усилия, чтобы защитить земли Мобри от любых посягательств. Мне понадобится в том ваша помощь, и я с удовольствием выслушаю всякого, кто захочет поговорить со мной и предложить помощь или дельный совет. А теперь прошу извинить – моя жена устала после долгого пути, я должен проводить ее в ее покои.

Собравшиеся прослушали эту речь в молчании.

– Фрил, – позвала Римильда, – идем с нами.

Управляющий поспешно взошел по ступеням.

– Разместите людей Танкреда со всеми возможными удобствами, – негромко велела Римильда, – теперь они будут жить в замке.

– Но госпожа… У нас не хватит еды на такое количество людей. Их же больше сотни! – всплеснул руками управляющий.

– Об этом не беспокойтесь, – заметил Танкред. – Мы привезли провизию с собой и готовы закупить еще столько, сколько нужно.

– Да, милорд, – поклонился Фрил.

– Я хочу знать все о том, что здесь происходило и происходит, – сказала Римильда, – только сначала принять бы ванну.

– Конечно, миледи! – Фрил широко улыбнулся. – Как только мне сообщили, что вы возвратились, я немедля приказал греть воду!

– О Фрил! Вот теперь я чувствую, что вернулась домой! – Римильда задумалась над тем, можно ли устроить в Дауфе водопровод. Может быть, удастся что-нибудь придумать.

– Римильда, – произнес Танкред спокойно, и она, вздрогнув, повернулась к нему – так просто и естественно он назвал ее по имени. – Может, ты все-таки покажешь мне графские покои?

– Сюда, – Римильда указала в нужную сторону. – Дауф построен примерно так же, как и многие норманнские замки. Думаю, если ты побывал в одном из них, то и в Дауфе не заблудишься…

Римильда говорила о чем-то еще, а сама все время думала о том, что теперь придется обращаться к мужу по имени. Так принято.

Танкред проводил Римильду до ее комнат, бесстрастно попросил Фрила показать ему покои графа и исчез, пообещав скорую встречу за обедом. Римильда прошла в свою спальню, чуть не плача от навалившейся усталости и облегчения.

Она дома! И дом устоял, пока ее не было. Неизвестно, кого за это благодарить – управляющего, ленивых соседей или же суровую зиму, – но Дауф выстоял, и теперь можно поверить, что все будет хорошо. Конечно, в стране назревает война, царит голод, однако можно выжить. Зима уже на исходе, провизии достаточно. Римильда тронулась в путешествие, в которое отправил ее Господь, и вернулась, и привезла помощь, только вот не вернула брата. Ах, Деневульф, Деневульф… Сколько раз вот в этой самой комнате Римильда высматривала его из окна и проклинала за то, что брат никак не возвращается! Теперь она уже никогда его не увидит. Она не видела его мертвым, и Деневульф так и остался для нее немного живым – смеющийся молодой человек, честолюбивый, уверенный в себе и полный надежд на счастье – таким она видела его в последний раз, когда брат отправлялся в Палестину…

Теперь здесь будет новый властитель. Другой мужчина, которого Римильда зовет мужем. Человек иного характера, иного склада. Понравится ли ему тут? И, если уж на то пошло, понравится ли он Дауфу?..

– Деточка, не сиди у камина, ты же заснешь! – Калев вошла в комнату и тут же приступила к исполнению обязанностей – захлопотала вокруг Римильды. – Ты сама себе не простишь, если не поговоришь с Фрилом сегодня, так что вставай и раздевайся – сейчас ванна будет готова.

– Ты сама доброта, Калев, – зевнула Римильда.

– О нет, я сама практичность. Дрожь берет при взгляде на запачканный дорожной грязью подол твоего платья. Кажется, оно испорчено непоправимо.

– Из-под копыт лошадей летит грязь, знаешь ли… – напомнила Римильда. – Здесь Англия. Грязь, зима.

– Знаю, знаю.

Под привычное воркование Калев Римильда освободилась от надоевшей дорожной одежды и забралась в теплую ванну, где едва не заснула – усталость, накопившаяся за время путешествия, давала о себе знать.

Калев помогла ей вытереться, высушила волосы и подала одно из любимых домашних платьев – темно-красное, винного оттенка, подбитое горностаем и украшенное затейливой вышивкой по краю подола, воротника и рукавов. Надев его, Римильда окончательно почувствовала себя дома. Калев застегнула у нее на шее одно из чудом сохранившихся украшений. Хотя почему чудом? Это было бронзовое ожерелье в виде венка из дубовых листьев. Работа красивая – но и только. За такое не выручишь даже цены бронзы, что пошла на его изготовление.

– Ты выглядишь как настоящая королева, девочка моя, – удовлетворенно кивнула Калев.

– Мне важно быть дома, а не быть красивой. – Римильда уже в который раз пожалела об отсутствии зеркала. Но столь дорогой и столь бесполезный предмет был продан одним из первых, когда подступила нужда.

– Теперь у тебя есть муж. Ты должна быть красивой для него, – напомнила Калев. – Леди Марианн никогда даже из комнаты не выходила, не приодевшись и не уложив волосы.

– Калев, для Танкреда я и так хороша. Вернее, не я, а мое приданое в виде графства.

– Если ты думаешь, что этот рыцарь польстился лишь на твои земли, ты глубоко ошибаешься. Его сокровищницы хватило бы на то, чтобы скупить половину земель в Южной Англии. Не было никакой необходимости жениться на тебе.

Удивленная, Римильда повернулась к няне:

– Что ты имеешь в виду? Откуда ты это взяла?

– То, что перед твоей красотой никто не устоит, будь он самым знатным человеком в стране? Или то, что лорд Танкред богат, как десяток королей, вместе взятых?

Римильда рассмеялась:

– Ах, Калев! Танкреду де Фонтевро необходима крепость, чтобы обосноваться в Англии. Не девушки его волнуют, но каменные стены замка и земли, что простираются за этими стенами. Ты же знаешь это сама. И даже если он может скупить землю, он не может купить титул. Теперь он граф Мобри, а не безвестный французский рыцарь, второй сын небогатого дворянина, шевалье де Фонтевро. Он не пал жертвой моих прекрасных глаз. Это сделка. И за время нашего супружества он ни разу не пришел в мою спальню и не сделал попытки овладеть мною.

– Тебя это огорчает? – хитро прищурилась Калев.

– Меня это удивляет, – отрезала Римильда. – Впрочем, спишем все на тяготы пути. Через некоторое время, думаю, вопрос решится сам собой. А пока не стоит и задумываться об этом, у нас полно проблем. Идем, Калев, я умираю с голоду.

Хотя Римильда сделала вид, что ее не волнует такое пренебрежение со стороны мужа, а Калев в ответ притворилась, что поверила хозяйке, тем не менее леди была уязвлена таким поведением графа.

Глава 16

В обеденном зале был жарко натоплен камин, а вокруг стола сновали слуги, накрывая скромную трапезу. Все они кланялись Римильде и приветствовали ее радостно, сияя улыбками. Видя такой прием со стороны своих людей, Римильда еще больше растрогалась. Как хорошо возвратиться домой – и как хорошо, что есть куда возвратиться!

Она уселась в кресло, и тут же, словно из-под земли, возник Фрил.

– Госпожа! Я так рад, что вы снова здесь…

– Я тоже очень рада, Фрил, – тепло улыбнулась Римильда. – И рада, что Дауф стоит, как стоял, а не лежит в развалинах и не захвачен жадными соседями. Скажи, кого поблагодарить за это чудо? Думаю, тебя?

Управляющий даже немного смутился.

– О, что вы, леди Римильда! Это заслуга всех жителей. После вашего отъезда мы все усердно распространяли слухи.

– Вот как! Слухи? – Римильда терялась в догадках.

– Да. Сначала о том, что ваш брат призвал вас в Святую землю, чтобы вы разделили с ним радость обладания новыми владениями и немного развеялись. Затем – что вы прислали нам весточку о скором возвращении. Что граф Мобри вернется, осиянный славой, привезет с собой несметные богатства и множество храбрых воинов прибудет вместе с ним и с вами.

– И что же? – с интересом спросила Римильда. – Эти слухи подействовали?

– Как видите, миледи. Нас ни разу не попытались атаковать. Правда, однажды в гости заявился барон Крег. – Фрил скривился. – Он потребовал открыть ворота; я отказался, ссылаясь на ваш приказ, однако сам вышел к нему. Барон пытался подкупить меня, чтобы я впустил его в замок, утверждая, что когда вы возвратитесь, то непременно сочетаетесь браком с достойным соседом, а значит, он все равно что хозяин здесь.

– Быстро же он забыл оскорбление! – Римильда покачала головой. – Я думала, он раньше весны не явится. И уж точно не явится один.

– О, поверьте, он ничего не забыл. Просто думал, что я никчемный дурак, – улыбнулся управляющий. – Я выслушал его и сказал, что вы велели никого в замок не пускать, а граф Мобри грозился проучить всякого, кто нарушит границы его владений. Наверное, я говорил убедительно, так как барон откланялся и больше не тревожил нас своими визитами. Я опасался, что вы не вернетесь, миледи. – На лице Фрила появилась тень беспокойства. – Если бы от вас не было вестей по весне, все поняли бы, что слухи – это ловкий обман. И тогда замок взяли бы штурмом за неделю. У нас ведь нет воинов.

– Теперь есть.

Фрил нахмурился и нерешительно произнес:

– Позвольте вас спросить?

– Конечно. – Римильда подозревала, о чем пойдет разговор. Вернее, о ком.

– Ваш супруг, граф Мобри… – Видно было, как трудно дается Фрилу задача называть своим господином чужого человека, а не того, чьего возвращения он ожидал. – Он ведь норманн.

– Он в первую очередь храбрый рыцарь и достойный человек, Фрил, – утешила верного слугу Римильда.

– И его люди, они все тоже норманны, – настаивал на своем Фрил.

– Не все. Среди них есть и саксы, и уроженцы других земель. Кто только не воюет в Святой земле. Кажется, многие из них просто не знают, откуда они родом. И я надеюсь, что Дауф станет для них домом.

Фрил покачал головой:

– Поначалу им тут будут не слишком рады. Люди с недоверием относятся к чужакам.

– Вам всем придется привыкнуть, – твердо сказала Римильда.

– И все-таки… Лорд Дауфа – норманн… Это так непривычно. – Фрил замялся, словно еще не все сказал.

– Фрил, о чем ты волнуешься? Танкред сумеет защитить нас и не причинит никому зла, – попыталась успокоить управляющего Римильда. Поддержка Фрила сейчас очень важна для нее и для Танкреда.

– Может быть, – недоверчиво произнес управляющий, – может быть.

– Фрил, неужели ты думаешь, что я вышла бы замуж за плохого человека? – мягко произнесла Римильда. – Что я сделала бы хуже для графства?

– Нет, миледи, но… – совсем смутился Фрил.

– Но он норманн. В этом все дело, – заметила Римильда.

– Все дело в том, что ты не хочешь взглянуть на вещи иначе! – заговорила Калев, сидевшая у камина; Римильда и Фрил, позабывшие о ее присутствии, повернулись к няньке. – Леди Римильда поступила так, как должна была поступить! И не тебе об этом судить, Фрил!

– Я просто предвижу трудности, – упрямо возразил управляющий.

– Если они и случатся, мы справимся с ними. – Калев бросила взгляд куда-то вдаль, поднялась и поклонилась. – Милорд.

Римильда обернулась – к столу приближался Танкред. Интересно, как долго он уже тут находится и что успел услышать?

По его лицу все равно нельзя было что-либо понять.

Он уселся на место графа, которое теперь занимал по праву, положил большие руки на стол и с интересом взглянул на Фрила.

– Римильда говорила мне о тебе. Это ведь ты управлял замком и поместьем в ее отсутствие?

– Да, милорд. – Фрил честно старался скрыть неприязнь к новому хозяину. Танкред же будто не замечал его напряженного тона. – И старый граф готовил меня именно к этой работе.

– Что ж, похоже, ты очень талантлив. Моя жена так беспокоилась о замке, но, я вижу, зря. – Фонтевро оглядел зал. – Конечно, здесь нужно многое подновить, однако это не проблема.

– К тому же скоро весна, – добавила Римильда, улыбаясь.

– Да, весна. И смута. – Танкред нахмурился. – Фрил, кажется, тебя так зовут? Расскажи мне обо всем, что происходит в этих землях и что ты знаешь о смуте. Нам важна каждая мелочь. Присоединяйся к обеду. – Фонтевро сделал широкий жест рукой. – Мои рыцари будут обедать позже, а пока мы можем спокойно вкусить пищу вчетвером и побеседовать без помех. Это и тебя касается, достойная Калев! – произнес он, чуть повысив голос.

– Охотно, милорд, – откликнулась служанка, – благодарю за оказанную честь.

– Благодарю, – пробормотал ошеломленный Фрил, устраиваясь на самом кончике скамьи.

Честь действительно была неслыханной: слуги всегда обедали за отдельным столом, и пригласить незнатного, находящегося у тебя в услужении человека за стол, где кушают аристократы, лорды и леди, додумывались немногие. Римильда подавила усмешку. Танкред занялся завоеванием уважения слуг и начал с Фрила. Весьма, весьма дальновидно. Все обитатели замка поведут себя так, как поведет себя Фрил. Молодой эконом пользовался у домочадцев едва ли не большим авторитетом, чем Римильда.

Обед продолжался больше двух часов: Танкред задавал бесконечные вопросы по поводу состояния дел в землях Мобри, Фрил отвечал, Римильда поясняла… К концу обеда у нее начала понемногу кружиться голова: от усталости, выпитого вина, тепла – в зале хорошо натопили – и разговоров. Речи сливались в мягкий, обволакивающий поток, который подхватил Римильду и понес ее, покачивая, на легких волнах. Сначала они были серого цвета, затем окрасились в бирюзовый, и лицо опалило жаркое южное солнце…

– Да ты совсем спишь, девочка! – ахнула над ухом Калев.

Римильда с трудом разлепила веки:

– Я просто немного устала… Пожалуй, поднимусь к себе.

Прежде чем она успела встать, ее словно обняло теплом, и Римильда почувствовала, что летит.

– Я отнесу тебя, – безапелляционным тоном заявил взявший ее на руки Танкред.

Римильда была так ошарашена, что смогла лишь кивнуть и нерешительно обвила руками его шею.

Впервые она находилась к Танкреду столь близко и прикасалась к нему… столь плотно. Он нес ее легко, словно пушинку; впрочем, чего еще ожидать от рыцаря, привыкшего часами рубиться с врагами, на коне, в тяжелой кольчуге, да еще и под палящим солнцем Палестины? Его руки казались железными. И пахло от него хорошо – не потом и лошадьми, а чем-то приятным. Видимо, Танкред тоже успел принять ванну. В отличие от местных красавцев, ее муж предпочитал мыться часто, это Римильда уже успела выяснить. Господи, хоть в этом ей с ним повезло.

«Сейчас-то он и потребует исполнения супружеского долга», – подумала Римильда. А что, самое время. Только спать по-прежнему хотелось невыносимо.

Танкред пронес ее по коридорам и лестницам, не обращая внимания на изумленные взгляды попадавшихся по пути слуг, и пинком распахнул дверь спальни Римильды. Потом так же, пинком, закрыл. Дверь грохнула о косяк, наступила тишина. Танкред уложил Римильду на кровать, укрыл меховым покрывалом и заботливо подоткнул со всех сторон, а затем велел:

– Спи.

Она даже не нашла сил возразить – да и что тут можно возразить? Танкред вышел из комнаты, на сей раз обойдясь с дверью более прилично, его тяжелые шаги затихли вдали. Римильда застонала, натянула одеяло на голову и закрыла глаза. Что за черт! Ну почему ее муж такой непонятный?

«Неважно, понятный он или нет, – подсказал здравый смысл, – ты замуж за него выходила не для того, чтобы понимать, а чтобы он защищал тебя и графство».

Возразить нечего. Римильда крепко зажмурилась, призывая сон и ощущая касание рук Танкреда, которого тут уже не было.

На следующий день был объявлен траур по поводу смерти Деневульфа. Брат Констанс отпел все молитвы и псалмы, полагавшиеся по такому случаю, а Римильда облачилась в черное. Если бы она не вышла замуж, грубо нарушив тем правила приличия, ей полагалось бы носить траур около года; однако теперь это было невозможно. Она – замужняя дама, со времени смерти брата прошло уже много недель, и черные одежды немного неуместны. Римильда собиралась носить траур около недели, а затем снять. Танкред одобрил ее решение.

– Если ты вовсе не станешь скорбеть по брату, люди не поймут.

– Его любили здесь, – вздохнула Римильда. – Он был истинным наследником нашего отца: щедрый, веселый, всегда готовый помочь.

– Да, я уже понял. – Разговор происходил за завтраком, и в обеденном зале не оказалось никого, кроме хозяев замка, – все рыцари уже поели и занимались делами. – Похоже, твой брат был неплохим графом, хотя и весьма бесшабашным.

– Он хотел славы, – горько произнесла Римильда, – и несметных богатств. А в итоге обрел смерть в песках Палестины.

– Всех нас рано или поздно ждет гибель, – равнодушно обронил Танкред.

– Ты не боишься смерти? – удивилась Римильда. Ей казалось, что человек столь сильный и крепкий, постоянно сражающийся, должен бояться смерти, ведь невозможно к ней подготовиться, бросаясь навстречу опасности каждый день.

– Нет. Она – естественный конец жизни. К тому же я верный христианин и верую, что Господь не оставит меня в своей милости. – Танкред перекрестился.

– Как бы там ни было, Деневульфа любили. – Римильда ушла от беседы о загробной жизни. – Не так просто будет смириться с тем, что теперь здесь появился новый лорд. Наследники первого графа Мобри должны были владеть этим замком вечно… А теперь…

– Теперь здесь хозяин какой-то норманн, – закончил Танкред.

Римильда вздохнула:

– Значит, ты все-таки слышал…

– Кое-что слышал, кое-что домыслил сам. Это понятно. Ты саксонка, и твои люди – в большинстве своем саксы, которые не слишком-то жалуют норманнов. А я для них чужак. Иного я не ожидал. – Танкред по-прежнему сохранял удивительное спокойствие. – Но пройдет время, и они привыкнут. У них нет выбора. Теперь все так, как есть, и мы ничего не можем сделать с этим.

– А твои люди? Как им понравился Дауф? – Римильда волновалась, что отчаянные вояки не смогут привыкнуть к размеренной и простой жизни и начнут доставлять неприятности.

– О, им нравится. Парис в восторге. Подожди, он выскажет тебе свое мнение сам. Он вызвался заняться укреплением стен и ремонтом ворот и подъемного моста. Я с радостью поручу ему это тяжелое дело. А солдат я занял тренировками и дежурствами. Им некогда тратить время впустую.

– Великолепно! – Римильда была только рада, что сенешаль Танкреда нашел себе занятие по душе, а солдаты не болтались без дела. – Нам нужно срочно закупить провизию. Теперь здесь слишком много народу, чтобы нам надолго хватило имеющихся в замке запасов.

– Не только провизию. Нужны одеяла, утварь, надо как следует разместить моих… наших людей.

Римильде понравилось, что Танкред так сказал.

– Может быть, все не так плохо, как мне иногда кажется, – пробормотала она. Фонтевро расслышал, но никак не прокомментировал.

Если первую ночь в замке Римильда проспала сном праведницы и не помышляла ни о чем, то на вторую она весьма удивилась, когда Танкред не явился снова. Все было готово: дверь не заперта, красивая ночная рубашка надета – а муж так и не пришел. Римильда замерзла уже к середине ночи, выбралась из постели, разожгла камин заново, завернулась в теплый халат, махнув рукой на красоту, и залезла снова под одеяло. Да что такое, недоумевала Римильда, что она делает не так? Может быть, она вовсе не привлекает Танкреда? Он не хочет ее? Или – тут она вздохнула – он ничего не стоит как мужчина? Вряд ли. Во время плавания Римильда чего только не наслушалась и помнила, как Парис упоминал о том, что Фонтевро разбил немало женских сердец и покорил нескольких палестинских красавиц. К тому же Калев, стараясь убедить Римильду в безусловной привлекательности ее мужа, тоже пересказала множество историй про мужскую силу Танкреда, почерпнутых в компании его слуг. Так чем же не угодила ему она, его собственная жена? Он владеет землями Мобри и владеет ею, почему же не приближается? Римильда слегка расстроилась и пребывала в недоумении. Помимо чувств, был еще и практический вопрос: наследник, столь необходимый графству в неспокойное время.

Самым простым способом было бы задать мужу прямой вопрос, однако графиня отчего-то не решалась. Не хотела она и не умела спрашивать о подобных вещах. К тому же что делать, если Танкред скажет: «Я не желаю тебя»? Римильда занималась своими обязанностями, которых накопилось немало, и лишь урывками видела мужа. Он не пришел и на третью, и на четвертую ночь. Затем Римильда уже перестала удивляться и ждать.

Танкред был занят. В сопровождении Фрила, которому пришлось смириться с тем, что новый хозяин повсюду таскает его за собой, граф изучил замок от подвалов до флага на донжоне и, кажется, остался весьма доволен увиденным. Хотя к новоприбывшим в Дауфе относились настороженно, если не сказать – неприязненно, Танкред успешно делал вид, что ничего не замечает, и отдавал по несколько десятков приказов на дню, так что скоро повсюду закипела работа.

В первую очередь следовало укрепить замок на случай, если смута докатится до этих отдаленных мест. Пока что беспорядки обходили Дауф стороной, однако вечно так продолжаться не будет. Если в стране война, это касается всех.

Графство Мобри лежало в стороне от больших торговых путей; затерянное в лесах, оно не представляло собой сколь-нибудь значимой угрозы и все же теперь могло заинтересовать противоборствующие стороны. Ведь сейчас здесь появился хозяин – бывший крестоносец, добывший богатство в Палестине. А богатство – это то, что всегда пригодится на войне. Только вряд ли новый лорд Дауфа захочет расставаться с деньгами. Танкред не желал, чтобы последнее слово осталось за сторонниками Ричарда, Генриха или других назойливых личностей, мечтающих набить собственный кошелек и пограбить соседа.

– Мне не нужно, чтобы нас беспокоили, – объяснил он Римильде. – Наоборот. Я желаю, чтобы нас оставили в покое навсегда.

Того же хотела и она. Только вот достижимо ли это?

Слухи о прибытии нового графа расползались по графству и округе с удивительной быстротой. Начали появляться арендаторы, с просьбами, конечно же. Танкред выслушивал всех, принимал решения, кому-то давал обещания, кому-то нет. Римильде он не запрещал присутствовать, когда разговаривал с людьми графства, чем весьма обрадовал ее. Все-таки она давно управляла этими землями и хорошо знала их. Когда Танкред спрашивал ее совета, неизменно отвечала. А он не щеголял гордыней и не гнушался спросить жену.

– Поистине умный человек, – говаривала Калев.

Становилось все теплее, начали дуть южные ветры, снег потихоньку таял под лучами солнца. Римильда любила весну, ей нравилось пробуждение природы – в эти дни казалось, что жизнь только начинается и впереди еще много счастливых лет. Теперь Римильда все чаще задумывалась о счастье. Достижимо ли оно для нее?

Раньше счастьем казалось благополучие дома, здоровье брата. Теперь, когда все так резко и неожиданно изменилось, Римильда слегка растерялась. Она спасла графство и нашла нового лорда, она замужем. Что станет счастьем для нее теперь? И будет ли оно чем-то личным? Римильда редко желала чего-либо для себя, думая в основном о других людях. О тех, кто зависит от нее. А сейчас бразды правления официально перешли в крепкие руки Танкреда, и мысли о супружеской жизни, которая пока что складывалась странновато, не оставляли Римильду.

Она хотела выйти замуж за галантного рыцаря, веселого и отважного, который умеет слагать стихи и играть на лютне, смело вступает в бой, но не забывает об интересах дамы. Танкред соответствовал идеалу ровно наполовину: все, что касалось надежности и отваги, в нем было, а вот галантность отсутствовала напрочь. Римильда ни разу не видела его с лютней в руках. Роль замкового менестреля теперь досталась Хадид-бею, на которого местные жители смотрели кто со священным ужасом, а кто с веселым изумлением. Сарацинский юноша чисто говорил по-французски, но английского почти не знал, а простой люд не владел французским. Впрочем, Хадид быстро учился. Вскорости обитатели замка перестали сторониться странного гостя, зато начали подшучивать над вечно мерзнущим беднягой. Однажды кто-то из молодых служанок забрался к нему в постель, обещая согреть, а потом девицы долго смеялись над смущением и даже паникой юноши.

Ни разу Танкред не сделал попытки попросить у Хадид-бея лютню и сыграть простенькую мелодию для жены. Ну ладно, предположим, он не умеет петь и играть. К тому же ухаживания рыцарей в Сидоне еще были живы в памяти Римильды, и пока что ей хватило песен. Но почему бы не обращаться с женой галантно? Танкред был вежлив, однако вежливость и галантность – две разные вещи. Римильда хотела бы почувствовать, что ею восхищаются, ее ценят. Вот Парис де Ритон знал кое-что о галантном обращении, он неизменно радовал Римильду. А Танкред вел себя образцово и по-прежнему оставался недостижим. Парис же играл на лютне, отнимая инструмент у Хадида, но бравый рыцарь играл для каждой встречной девушки, будь она графиня или служанка.

Римильда совсем не понимала своего мужа. И не знала, хочет ли понять, стоит ли ей смириться с тем, что он навсегда останется чужим человеком. Она незаметно пыталась сократить дистанцию; Танкред каждый раз уклонялся с ловкостью человека, привыкшего к подобным маневрам. Почему? Ответа у Римильды не было, она могла только гадать.

Глава 17

Дауф преображался с каждым днем. Люди Танкреда отремонтировали ворота и мост, и он снова стал подъемным без риска рассыпаться на составные части. Укрепили стены, расчистили, несмотря на грязь, ров и заново подвели воду из реки, которая лишь недавно вскрылась ото льда. Этельстан разъезжал по округе в компании рыцарей и частенько отправлявшегося с ними Фрила, и они скупали продовольствие, необходимые для замка вещи, лошадей, домашнюю птицу… Замок ожил, наполнился голосами, в коридорах звучали шаги, во дворе слышался стук молотков. Это напоминало далекие времена, когда все еще было хорошо и родители пока не отправились в мир иной.

Фрил и остальные домочадцы по-прежнему относились к приехавшим из Палестины настороженно. Не так-то просто саксам, завоеванным огнем и мечом около ста шестидесяти лет назад, полюбить норманнов, которые обычно не выказывают особой любви к ближнему. Несмотря на то что со времени завоевания прошло много лет, вражда не утихала.

Римильда, как могла, помогала новым людям обжиться в Дауфе. Она была очень благодарна за помощь Калев, Родду и Этельстану. Няня проповедовала среди служанок, убеждая их в том, что эти конкретные норманны не так уж и плохи; конюх, проникшийся за время путешествия уважением к воинам Танкреда, убеждал своих несговорчивых друзей, смотревших на пришельцев хмуро; и, наконец, Этельстан, которого уважали в замке и который, как всем стало известно, сражался рядом с господином Деневульфом до последней минуты и видел его смерть, преданно служил новому лорду. Благодаря всеобщим усилиям воины постепенно обживались в Дауфе, и Римильда видела, что с каждым днем ниточки возникающих связей становятся все прочнее и прочнее.

Отдельный интерес, как уже было сказано, заслужил Хадид-бей. Здесь еще ни разу не появлялись уроженцы Востока, и молодой человек стал объектом пристального внимания. Сначала он смущался, однако вскоре, обнаружив, что его пение и стихи нравятся служанкам, освоился и немного осмелел. Его часто можно было встретить на кухне, где он наигрывал немудреные песенки, беседовал с женщинами и угощался саксонской едой, без устали рассказывая о чудесах Святой земли. Римильда сначала переживала, что Хадид-бей не сумеет прижиться в чужой стране, однако страхи оказались напрасными. Юноша лишь частенько жаловался, что ему холодно, однако внимание девушек явно его согревало. После того случая в спальне со служанкой прошло уже достаточно времени. Сейчас бы юноша точно не оробел.

Римильда была немного удивлена, что соседи пока не пожаловали с визитом. Слухи распространяются быстро, а в окрестных деревнях, уже не только на землях Мобри, знали, что теперь здесь властвует новый граф. Никто не явился как засвидетельствовать почтение, так и взять Дауф штурмом. Римильда не знала, к лучшему это или к худшему. Хорошо, если соседи заняты своими делами, но на такое счастье рассчитывать не приходится. Дауф непременно попробуют на зуб. Вся страна охвачена смутой, а тут такой лакомый кусочек – вернувшаяся из Палестины Римильда, ее новый муж и их несметные богатства. Римильда не сомневалась, что молва увеличит размер богатств, наверное, вдвое, если не втрое. Ради таких денежек многие могут рискнуть.

Солнце грело все сильнее, по земле побежали ручьи, весело звеневшие в лесу. Несколько раз Римильда выезжала из замка вместе с Этельстаном и рыцарями. Эти прогулки доставляли ей удовольствие. Танкред ни разу не присоединился к ним: он пока почти не покидал Дауф. Его воины, кроме того, что принимали участие в строительстве дополнительных фортификаций и укреплении стен, не пренебрегали каждодневными тренировками, так что внутренний двор превратился в поле битвы. Все это не слишком радовало жителей Дауфа. Среди воинов царил суровый режим, к которому они привыкли в Палестине: там от того, насколько ты собран, зависит твоя жизнь. Каждую минуту. Танкред вводил свои порядки во всем, и это многим не нравилось. За время отсутствия хозяйки слуги разленились, и хотя Фрил держал их в узде, его авторитета явно не хватало, чтобы заставить всех работать постоянно и слаженно. Теперь все изменилось, и многим это не доставило ни малейшего удовольствия, а вызвало лишь пока что скрытое раздражение. Несмотря на усилия Римильды и ее доверенных слуг, люди ворчали и смотрели на норманнов неодобрительно. А новому лорду Дауфа, нелюдимому и грозному Танкреду, и вовсе не доверяли. Пока он ничем не завоевал симпатию простых саксов.

– Просыпайся, девочка моя. Проснись, пожалуйста.

Уловив тревогу в голосе Калев, Римильда немедля открыла глаза.

– Что случилось?

– Вставай. Только что протрубили тревогу, на дороге, ведущей к замку, замечен отряд. И, похоже, едут сюда они с очень понятными намерениями, – сообщила Калев, опоясываясь кинжалом и хладнокровно рассовывая по местам свои ножи.

– Ад и преисподняя! – Римильда мгновенно вскочила и принялась одеваться с помощью няни.

Неприятно, что это случилось именно сегодня! Вчера значительная часть воинов во главе с Парисом де Ритоном отправилась в соседний городок, чтобы купить большую партию зерна. Стоило оно немалых денег, однако Танкред не жалел золота, чтобы увеличить запасы в Дауфе, а приобретенное следовало еще довезти до замка. Сейчас в замке оставалось около сорока человек, в основном – рыцари, ударная группа Танкреда. Такого количества людей не хватит, чтобы прикрыть стену, если вдруг приближающееся войско достаточно велико, чтобы пойти на штурм без промедления. Нет, замок-то не захватят, но до возвращения Париса могут жестоко пограбить окрестности.

Римильда быстро завязала ленты на туфлях и, подобрав юбки, бегом бросилась в большой зал. Танкреда она там не нашла, зато обнаружила встревоженного Фрила.

– Милорд сказал, что вы, возможно, спуститесь, миледи, – сообщил управляющий, – и велел мне подождать вас здесь и сообщить, что он на стене.

Что ж, весьма дальновидно со стороны мужа: тот прекрасно понимал, что Римильда не станет сидеть взаперти.

– Спасибо, Фрил. Калев, принеси мне плащ!

– Я спешу за тобой с этим плащом в руках от дверей спальни! – проворчала няня.

Римильда вышла во двор. Только начинало светать, и воздух пах упоительно, как пахнет лишь ранней весной. По лестнице Римильда поднялась на стену над воротами и сразу же увидела Танкреда. Он стоял, небрежно опершись о парапет, и с интересом смотрел вниз. Начищенная кольчуга блестела в свете факелов. Римильда остановилась рядом.

– Их около сотни, – сообщил Танкред, не оборачиваясь: он услышал ее шаги. – Примерно наполовину конных и пеших. И они будут здесь через несколько минут.

Римильда пригляделась. В утренних сумерках лежавшая вокруг Дауфа долина отлично просматривалась, и отряд был виден издалека. Черной змейкой он полз по раскисшей дороге, неумолимо приближаясь к замку.

– Что мы будем делать?

– Защищаться, – пожал плечами Танкред.

– Они же не смогут войти в замок. Мост поднят, ворота закрыты… – Римильда хотела сказать, что ее больше волнует грабеж крестьян, чем осада Дауфа, но не успела.

– Сначала послушаем, что они хотят сказать, – заметил Танкред. – Может быть, они приехали с мирными намерениями. Визит вежливости, так сказать.

– Какая изумительная вера в лучшее, милорд, – вздохнула Римильда.

– Может быть, какой-нибудь ангел вразумит их предводителя раньше, чем тот наделает глупостей. – Фонтевро всматривался в приближающийся отряд. – Иногда я жалею, что нельзя каким-либо образом донести до противника свою реальную силу, не применив ее. Насколько меньше глупцов бы гибло.

Римильда с недоверием покосилась на мужа – он что, шутит? Но Танкред стоял к ней вполоборота, и рассмотреть выражение его лица не представлялось возможным. Наверное, показалось. Какие уж шутки в такой ситуации! Не найдя ответа, Римильда снова взглянула на приближавшийся отряд, присмотрелась и узнала флаг.

– Нет, вряд ли они хотят всего лишь позавтракать. Это барон Крег и его люди. – Сам барон, еще более толстый, чем помнилось Римильде, покачивался на коне во главе отряда.

– Тот самый барон Крег, который жаждал жениться на тебе? – Кажется, Танкред с не меньшим вниманием собирал сведения о супруге, чем она о нем.

– Да, и, наверное, он по-прежнему на меня обижен. В последний раз, когда мы виделись, я выставила его отсюда. Официально. И то, что он посмел появиться на моих землях… ну, на наших землях, это, по всем правилам и уложениям, объявление войны.

– Почему же ты была столь нелюбезна к нашему дорогому соседу? – осведомился Танкред.

– Потому что он грязная свинья и отвратительный человек! – отрезала Римильда.

– Да, похоже, с гостеприимством у тебя туго, леди, – серьезно заявил лорд Фонтевро.

Она смотрела на Танкреда со все растущим подозрением:

– Ты меня дразнишь?

– Как я могу? – Он наконец повернулся к ней и едва заметно улыбнулся. – В такое-то тревожное утро! Впрочем, пора послушать твоего барона Крега.

– Он не мой! – возмутилась Римильда.

– Чей бы он ни был, сейчас он нам что-нибудь скажет.

И Танкред с интересом глянул за стену.

Барон, ехавший впереди, остановил коня там, куда обычно опускался подъемный мост. Крег явно был слегка обескуражен, не узрев моста на обычном месте – то есть опущенным. Более того, текущая во рву вода также наводила на неприятные мысли. Танкред сделал еле заметный жест, и стоявшие на стене лучники взяли барона и его людей на прицел. Лучников было всего два десятка, однако и они могли причинить существенный вред противнику. Римильда уже видела, как эти люди шутя с пятидесяти шагов попадают в глаз белке, да еще бьются об заклад – в правый или левый.

– Леди Римильда! – заорал Крег во всю мощь своих легких. – Я знаю, что вы вернулись из далеких стран! Я приехал с дружеским визитом! Откройте ворота!

Римильда выглянула из-за стены.

– Боюсь, что не поверю вам, барон! – прокричала она в ответ. – С таким количеством хорошо вооруженных людей в гости не ездят!

– Это всего лишь моя охрана! Вы же знаете, времена стоят смутные, – развел руками Филипп.

– Кто бы ни были эти люди, ни им, ни вам не место на землях Мобри, – отрезала Римильда, вовсе не собиравшаяся срывать себе голос и беседовать с Крегом до вечера. – В прошлый раз я, кажется, ясно сказала, что не желаю больше вас видеть, Филипп.

– Женщины так непостоянны… Я надеялся заслужить прощение! – Барон стянул с головы шлем, запутавшись в подшлемнике, и отвесил поклон, который бы выглядел куртуазно, будь барон немного постройнее и почище.

– И для этого взяли с собой большой вооруженный отряд? Я не буду больше с вами говорить, Крег. – Римильда отступила назад и кивнула Танкреду. Тот ответил коротким кивком.

Фонтевро даже не нужно было кричать, чтобы его услышали: его глубокий голос далеко разносился в утренней тиши.

– Я – Танкред де Фонтевро, граф Мобри, супруг леди Римильды. Кто вы такой?

– Барон Филипп Крег, ваш сосед! – Барон задрал голову, разглядывая внушительную фигуру Танкреда. – Может быть, поговорим по-дружески? Опустите мост, откройте ворота.

– И не подумаю, – отрезал Фонтевро. – Советую немедленно повернуть назад и больше не возвращаться. Леди Римильда запретила вам появляться на землях графства. Я подтверждаю этот запрет.

– И не подумаю. Откройте ворота, кто бы вы там ни были. А то будет хуже! – заорал Крег, возвращая шлем на место.

– Хуже? – усмехнулся Танкред.

– Вы можете сидеть в замке очень долго, в обнимку с леди Римильдой, как захотите, – продолжал барон. – А я пока проедусь по вашей земле. Не обессудьте, но мои владения слегка обнищали. Если вы не желаете отдать мне то, что я прошу, по-хорошему, придется брать это силой.

Римильда ахнула:

– Он собирается мародерствовать! Я так и знала!

– Чего еще ожидать от такого типа, – сказал Танкред. – Ладно, барон Крег. Если вы действительно желаете, чтобы мы открыли ворота, мы откроем.

Римильда схватила мужа за руку:

– Что ты делаешь?!

– Исполняю желание наших добрых соседей. Нельзя же быть негостеприимным! – пояснил Танкред.

– Но если мы опустим мост и откроем ворота, они войдут сюда, и начнется грабеж! – Римильда так испугалась, что не замечала: ее пальцы так сильно вцепились в кольчугу Танкреда, что это грозило плохо кончиться для пальцев.

– Вряд ли. Потому что они не войдут. – Танкред осторожно высвободил руку. – Если мы не разберемся с бароном и его людьми сейчас, они доставят нам немало неприятностей. Не могу допустить, чтобы эта шайка ездила по моей земле и пугала моих крестьян. Это не займет много времени. Не бойся за Дауф. И оставайся на стене. Только не высовывайся, у барона тоже есть лучники.

– Я возьму щит, – рассеянно ответила Римильда, всматриваясь в лицо мужа.

Танкред прикоснулся к щеке Римильды, развернулся и начал спускаться во двор. Римильда прижала ладонь к лицу.

Во внутреннем дворе уже построились рыцари. Они действовали молча и слаженно, привычка сражаться сообща была выработана годами. И не против английских вояк, привыкших, что испуганные сервы сами отдают им все, что нужно; нет, эти люди бились с сарацинами и выжили. Римильда впервые подумала, что, несмотря на то что сейчас в замке нет и половины приехавших воинов, барону следует поостеречься. По спокойной уверенности, с какой люди Танкреда строились и перекидывались короткими фразами, можно было понять: они не считают победу над противником, превосходящим их по численности в несколько раз, чем-то недостижимым. И это заставляло задуматься.

Танкред сел верхом на купленного еще в Дувре жеребца, который оказался весьма неплох и носил имя Гром, что вполне соответствовало его характеру, и сделал знак открывать ворота. Зазвенели цепи, мост начал опускаться. До ушей Римильды долетел радостный смех барона Крега и его приятелей. Они рассчитывали на легкую победу и полагали, что новый владелец замка решил сдаться без боя, дабы сохранить жизни своих людей. Многие так и поступали. Почему бы их примеру не последовать графу Мобри?

Ворота медленно отворялись. Когда настил коснулся противоположного берега рва, маленький отряд ступил на мост, и барон Крег, решивший уже въехать в замок, остановил коня.

– Так это, значит, вы – граф Мобри? – услышала Римильда насмешливый голос Филиппа. Похоже, соседа не впечатлил небольшой отряд рыцарей.

– Да, это я, – спокойно ответил Танкред, придерживая жеребца.

– Прикажите своим людям сложить оружие и впустите меня в замок, – потребовал Крег, заранее уверенный в победе. Танкред молчал. Рыцари все съехали с моста и выстроились позади своего командира, Фонтевро поднял руку, и мост начал подниматься. Он приподнялся и остановился на середине, чтобы в случае чего его можно было быстро опустить; но пока никто не мог въехать по нему в замок.

– Что это такое? – Барон был недоволен.

– Вы слишком многого хотите, Крег, – спокойно ответствовал Танкред. – Это моя земля. И вам здесь не место. Убирайтесь-ка отсюда подобру-поздорову.

Филипп расхохотался:

– Вы угрожаете мне с этой жалкой кучкой воинов? Да у меня в пять раз больше людей, чем у вас! – Он оглянулся, словно желая в этом лишний раз удостовериться.

– Может быть, – невозмутимо произнес Танкред, – однако именно вам придется уйти отсюда. Я даю вам последний шанс сохранить жизни. Уезжайте, барон.

– Это просто смешно, – напыщенно сказал Крег.

– Хорошо, – согласился Танкред, – пусть будет смешно.

Он отдал негромкий приказ и вновь махнул рукой. Лучники, только и ждавшие этого знака, выпустили первую партию стрел. Воздух наполнился свистом и щелканьем тетивы; стрелы еще не успели достигнуть цели, как лучники дали следующий залп. Плохо организованные наемники Крега падали один за другим: воины Танкреда били без промаха. Последовал третий залп, снизу долетали крики, землю усеяли трупы. Если кто-то и промахнулся, то таковых было немного. За несколько мгновений половина отряда незваных гостей оказалась выведена из строя.

Взбешенный Крег, не ожидавший ни отпора, ни исключительной меткости защитников, пришпорил коня и с грозным боевым кличем двинулся на Танкреда, увлекая за собой конных рыцарей. Фонтевро сделал лучникам знак больше не стрелять и неторопливо поехал навстречу противникам. Рыцари последовали за ним, слаженно, четко. Римильда впервые видела, как сражается Танкред вместе со своими людьми; это определенно производило впечатление.

Будь барон Крег чуть поумнее, он тоже оценил бы исходящую от рыцарей нешуточную угрозу и отступил бы, спасая остатки отряда. Но увы! Филиппу такое и в голову не пришло.

Рыцари сшиблись, загремело железо, запела сталь. Римильда перестала что-либо понимать – внизу кипела битва, взблескивали в свете выглянувшего солнца мечи, слышались стоны раненых и крики победителей. Римильда не отрывала взгляда от Танкреда – его невозможно было потерять в любой толпе. Муж неторопливо и словно нехотя отмахивался от наседавших на него противников и, казалось, не испытывал при этом никаких неудобств, хотя сражался против двоих сразу. Барона и его людей начали теснить. Крег бился яростно, но не слишком умело, а рыцари Танкреда явно щадили его – видимо, лорд им так приказал. Наконец Танкред, расправившийся со всеми, кто посмел к нему приблизиться, отцепил от пояса боевой рог и протрубил. Сражавшиеся замерли.

– Барон Крег, – громко произнес Танкред. – Я даю вам возможность уйти и увести тех, кто остался жив. Вам не победить. Все мои люди целы и невредимы, и они привыкли убивать. Убивать страшнее, чем вы можете себе представить. Так что уходите, пока я столь добр. И не вздумайте возвращаться. В следующий раз я позабуду о милосердии.

Барону ничего не оставалось, как послушаться. Протрубили отступление; раненые, те, кто мог ходить, поднялись сами, безнадежных добили, трупы так и бросили лежать. Отряд, от которого осталась едва ли четверть, поспешно развернулся и направился прочь от Дауфа. Мост опустили, рыцари въехали внутрь, весело переговариваясь. Римильда бегом спустилась во двор.

Танкред был последним. Он спешился, передал поводья Грома слуге и подошел к ожидавшей его Римильде.

– Как видишь, я могу защитить твое наследство, – заметил Фонтевро. Одежда его была забрызгана свежей кровью, и пахло от Танкреда железом и битвой.

– Ты весьма удивил Крега. – Римильда старалась не особо рассматривать некоторые особенно неаппетитные брызги на кольчуге Фонтевро.

– Я бы на его месте тоже очень удивился. Однако этот человек – не противник мне. И его люди не справятся с моими людьми. – Танкред стянул тяжелые боевые рукавицы и передал их подоспевшему Этельстану.

– Может быть, ты зря отпустил его? – Римильда задумчиво взглянула в сторону ворот, снова надежно запертых.

Танкред прищурился:

– Так ты кровожадна!

– Что касается Крега – да. Он мне успел надоесть. – Римильда вздохнула. – Нужно похоронить павших. Я распоряжусь.

– Только прежде снимем с них доспехи и оружие, – остановил жену Танкред.

– Но это же грабеж, – возмутилась Римильда.

– Это война, Римильда. Столкновения в стране, охваченной смутой. Нам пригодится каждый меч, и неважно, взят он у врага или выкован друзьями. Оружие – это просто оружие, имущество, которым владеет победитель. И хорошая сталь имеет хорошую цену.

– Ты прав. Когда вокруг происходит такое, уже не до щепетильности, – согласилась Римильда, отбросив всяческие сомнения.

Ей очень хотелось чем-нибудь вознаградить Танкреда, ведь он только что доказал, что может защищать Дауф. Значит, она не ошиблась, подписав с ним соглашение. И все-таки было что-то еще… Ей хотелось прикоснуться к нему в ответ на его прикосновение там, на стене. Римильда сделала шаг вперед и оказалась совсем рядом с Танкредом, взиравшим на нее с высоты своего роста.

– Наклонись немного, – попросила она.

Танкред склонил голову, и Римильда, встав на цыпочки, коснулась губами его щеки. Не ожидавший подобного внимания супруг тем не менее не отпрянул, а едва заметно улыбнулся. Римильда отступила.

– Благодарю, – сказала она. – Ты спас нас.

– Полагаю, не в последний раз, – заметил Танкред, сохраняя свое удивительное спокойствие.

– К сожалению, да, – вздохнула Римильда.

Глава 18

Она выждала еще пару дней, пока не возвратились воины, отправившиеся закупать зерно. Теперь замок готов выстоять до того, как соберут новый урожай. Прокормить сотню воинов нелегко. Однако после того, как злодейское нападение барона Крега было с легкостью отбито, исконные обитатели Дауфа прониклись к воинам Танкреда уважением. Лед недоверия был сломан.

В середине третьего дня после битвы у ворот Дауфа Римильда отправилась на поиски Танкреда. Время обеда еще не наступило. Теперь трапезы проходили шумно, рыцари восседали за столом вместе с хозяевами, воины рангом пониже обедали за своим столом – словом, об откровенных беседах можно позабыть. А Римильде до зарезу требовалось переговорить с Танкредом с глазу на глаз.

Она отыскала его во дворе, где лорд упражнялся вместе со своими людьми. Солнце пригревало уже сильно, и Танкред был облачен лишь в сапоги, штаны и белую рубаху, распахнутую на груди. Когда Римильда вышла на крыльцо, муж и Парис де Ритон как раз развлекались дружеским поединком. Мечи звенели, летели едва видные при ярком свете искры; два сильных высоких рыцаря двигались красиво, словно огромные кошки, и этот танец смерти завораживал. Римильда остановилась, не желая отвлекать Танкреда. Однако он сам заметил ее и через некоторое время остановил бой. Рыцари оглянулись на Римильду и поклонились ей.

– Продолжайте пока без меня. – Танкред отдал меч Этельстану и двинулся к Римильде – огромный, грозный, будто ненастоящий. – Ты ждешь меня?

– Да, мне хотелось бы поговорить с тобой, – кивнула Римильда.

– Тогда нам следует найти уединенное место, не так ли?

Римильда вздохнула. Уединенных мест в Дауфе теперь днем с огнем не сыскать: куда ни пойдешь, повсюду толчется народ. Дополнительная сотня обитателей – это не баран чихнул. Римильда уже подумывала о том, чтобы пристроить у восточной стены казарму для солдат. Все равно будет тесновато, но хоть какой-то выход.

– Может быть, мы выедем верхом? Такая хорошая погода, хочется прогуляться, – предложила она.

– Да, – согласился Танкред, – только недалеко. Прикажи седлать, а я переоденусь. – Он исчез в доме.

Римильда отдала распоряжения конюхам, предупредила Фрила, что уезжает на пару часов, и дождалась, пока к крыльцу подведут оседланную кобылу. Девушка уже сидела в седле, когда появился Танкред; он легко вскочил на Грома, и ворота замка отворились.

Снег на равнине уже стаял, жирная черная земля сладко хлюпала под копытами лошадей. Некоторое время Танкред и Римильда ехали молча. Она наслаждалась теплом, он думал о чем-то своем.

Наконец, Римильда заговорила:

– Барон Крег был только первым.

– Я это понимаю, – откликнулся Танкред.

– Боюсь, что не до конца. Прости, если мои слова покажутся тебе обидными. Но я знаю, о чем говорю. Я всю жизнь провела здесь, и нравы соседей мне отлично известны. – Римильда повернулась к мужу: тот слушал ее не перебивая. – Сейчас все уже знают, что в Дауфе новый лорд. Знают и то, что ты победил Крега. Однако этого недостаточно, чтобы нас оставили в покое. Теперь для стяжателей – дело чести пойти и ограбить нас. Все равно королю сейчас нет дела до внутренних распрей, он занят враждой с собственным сыном, так что дворяне делают что хотят.

– И к чему ты клонишь? – Танкред внимательно окинул взглядом окрестности. Не стоит терять бдительность.

– Мы хорошо защитили Дауф. Теперь можем выдержать длительную осаду. В таких случаях мой отец отправлялся наносить визиты соседям, – сообщила Римильда.

– И пытаться отбирать у них земли? – удивился Танкред. – Оригинальное решение проблемы.

– Нет. Как ты и говорил тогда, на стене, он сообщал всем о своей силе и непобедимости, то есть все враги останавливались прежде, чем они выходили за ворота. Тебе стоило бы проехаться по землям Мобри, Танкред, и заглянуть к соседям. Наверняка ты далеко не везде встретишь радушный прием. Однако это принесет пользу. – Римильда заговорила мягче. – Не подумай, что я учу тебя. Просто ты привык защищать крепость, Грот Тирона стал для тебя этой крепостью… А здесь, в Англии, все немного по-другому. Чтобы избежать стычек с теми, кто претендует на твое имущество, нужно много лавировать. К тому же разбой в округе процветает.

– Я понял, – кивнул Танкред. – Я и сам задумывался об этом. Что ж, если ты считаешь, что так будет лучше…

– Я делаю все, что хорошо для графства. – Римильда всмотрелась в его лицо. – Это – главная забота.

– Понимаю.

Они остановили лошадей в низине, у весело звеневшего ручья. Холодная вода несла прошлогодние листья, перекатывала разноцветные камушки.

– Значит, тебе хочется, чтобы я уехал, Римильда?

Она удивленно посмотрела на мужа и наткнулась на пристальный взгляд Танкреда.

– Я хочу, чтобы ты защитил нас, – мягко ответила Римильда.

– Можешь не беспокоиться. Теперь ты навсегда под моей защитой.

Слова «навсегда» и «Танкред» все еще плохо соединялись в уме Римильды. Она понимала, что замужем за этим человеком и так будет продолжаться до смерти, но все никак не могла это принять. Ей казалось, что Фонтевро погостит еще немного и отправится обратно в Палестину, где ему проще и привычнее. В конце концов, он ведет себя так, как будто Римильда – просто его знакомая. Даже в спальню ни разу не заглянул и проблемами продолжения рода не интересуется. Но как его спросить? И нужно ли спрашивать?

Римильда была слишком горда, чтобы задавать подобные вопросы.

– Тебе нравится Дауф? – спросила она вместо этого.

– Да, это хороший, крепкий замок, который стоит на плодородной земле. Думаю, со временем я полюблю его. – Танкред прищурился, оглядывая горизонт. – Только вот я позабыл, как много тут может быть врагов у честного землевладельца. В Палестине все было проще. Враг был только один. То есть два. Сарацины и песок. Первых мы убивали, второй постоянно выигрывал.

– Я очень люблю Дауф. Это мой дом.

– Дом. – Танкред помолчал. – Я не очень хорошо понимаю, что это такое.

– Это место, куда хочется вернуться, где живут близкие тебе люди и где тебя любят, – без запинки выдала Римильда. – Для меня Дауф – именно такое место. Мне очень жаль Деневульфа, однако я не буду оплакивать брата вечно. В моем сердце он жив. А я рада, что мне не пришлось расставаться с Дауфом. Надеюсь, однажды ты тоже сможешь назвать его домом.

– Мне бы хотелось, – проговорил Танкред и снова замолчал.

Какой же он все-таки непонятный, вздохнула про себя Римильда. Как узнать, что на самом деле думает Танкред де Фонтевро? Что им движет? Он прекрасно исполняет свой долг – а есть ли у него на душе что-нибудь помимо долга? Или его сердце мертво и бесплодно, словно пески Святой земли? Его глаза видели столько битв, что Римильде и представить сложно. Он убил множество людей. Может быть, где-то там, в жарких землях, Танкред потерял самого себя? Каким он был до того, как нашил крест на котту и отправился отвоевывать Гроб Господень? Римильда знала его лишь таким и никогда не видела иным. Был ли он столь бесстрастен в десять, в пятнадцать лет?

– Что ты так смотришь? – спросил Танкред.

Римильда слегка смутилась:

– Пытаюсь представить тебя ребенком.

– Бесполезное занятие. Я уже сам не помню, каким был. – Однако Танкред задумался, словно вспоминая что-то.

– И все же? – настаивала Римильда.

– Я тебе уже рассказывал. Еще там, в Палестине. Но мне не тяжело повторить. Мое детство прошло во Франции. Дед сначала воевал вместе с Вильгельмом; потом они повздорили – дед был молод и горяч, – так что в Англии нам ничего не досталось. Мой род обеднел, кусок земли вместе с фамильным замком отошел старшему брату, а я отправился в Святую землю. Мне повезло. Я выжил и научился побеждать.

– Сколько лет тебе было, когда ты отправился воевать в Палестину?

– Семнадцать.

– Неудивительно, что… – начала Римильда и остановилась.

– Что?

– Ты помнишь только войну.

Танкред пожал плечами:

– Война – неизбежность в этом мире. Но я от нее устал. Во всяком случае, битвы в Палестине перестали приносить мне… удовлетворение. Сначала я думал, что мы сражаемся за веру, потом понял, что сражение идет за деньги и земли, и не растерялся. Кто бы иначе поступил на моем месте? Мне некуда было возвращаться. Я уже подумывал купить себе замок и земли в Англии, когда появилась ты.

– И ты получил замок и земли в качестве приданого, – продолжила мысль Римильда.

– Не стоит это так подавать, Римильда. Мы оба извлекли из этого пользу, – мягко заметил Танкред.

Разговор явно сворачивал куда-то не туда.

– Конечно, наш брак полезен, – Римильда постаралась сохранять спокойствие. В ней зрела жгучая досада: ей почему-то казалось, что Танкред должен был бы сказать что-то другое. Как же, дождешься от него! – Кажется, наши люди друг другу понравились.

– У них не было другого выхода.

– Ты так категоричен, Танкред.

– Я практичен. И нам пора возвращаться. – Он повернул Грома. – Неразумно надолго покидать стены замка. С сотней рыцарей один я не справлюсь.

– А ты не пробовал просто получать удовольствие от прогулки? – Римильде пришлось тоже развернуть лошадь и поехать следом за мужем.

– Для этого тут не слишком безопасно. К тому же мы выехали поговорить о делах.

Убийственные аргументы.

– Но теперь мы закончили говорить о делах, не так ли? – Досада требовала выхода, и Римильда продолжала дразнить Танкреда. – И можем поговорить о весне.

– О том, как поют ручьи и на деревьях проклевываются листочки? – уточнил Танкред. – Прости, Римильда. За этим тебе лучше обратиться к Хадид-бею.

– А ты не желаешь говорить о красотах природы? – вспылила Римильда.

– Я не могу, – спокойно и грустно ответил он.

– Прости, что?

– Просто не могу. Я разучился видеть все это. И давно. – Он помолчал, вглядываясь в кромку леса, но не любуясь, а явно высматривая – не появятся ли враги. – Почти всю свою жизнь я провел на войне. Я сплю, положив рядом оружие, и просыпаюсь от малейшего шороха; это не раз спасало мне жизнь. Когда я смотрю на Дауф, то вижу не романтичный старый, увитый плющом замок, на башне которого меня ждет дева, а фортификационное сооружение, которое нужно оборонять и, пожалуй, расширять. Возможно, однажды я смогу наслаждаться пением птиц, виршами Хадид-бея и закатами. Может быть, этому меня научишь ты. Но пока у меня много других дел. Извини, Римильда.

Остаток пути до замка они проделали в молчании. Римильда не понимала, как истолковать этот приступ откровенности Танкреда и есть ли в этом что-нибудь в ее пользу.

«Может быть, меня научишь ты».

Ничего она не понимает.

Танкред уехал через два дня, оставив в замке достаточно воинов, чтобы при случае продержаться в осаде до его возвращения, и обещал когда-нибудь вернуться – когда, неизвестно. Провожая его, Римильда вышла во двор. Прежде чем сесть в седло, Танкред подошел к ней.

– Постарайся не убить всех наших соседей, – сказала Римильда. – Возможно, не все они настолько плохи. Да и в будущем нам могут потребоваться женихи или невесты для наследников графства.

– Посмотрим.

– И…

– Не беспокойся. Все будет хорошо.

– А я и не беспокоюсь.

– Конечно же нет.

Опять она не могла понять – он поддразнивает ее или серьезен?

– Прежде чем я уеду, следует кое-что сделать, – заявил Танкред.

– Да? Что именно?

– Тебе. Нам обоим. – Он взялся за подбородок Римильды и чуть приподнял ее голову. – Ты ведь не отпустишь мужа в опасный поход без поцелуя, правда? Я ведь могу не возвратиться. Ты просто обязана меня поощрить.

– Так и должна поступать хорошая жена, – прошептала Римильда, не отрывая взгляда от твердых, четко очерченных губ Танкреда.

– Тогда чего же мы ждем?

Это был ее первый в жизни поцелуй. До сих пор никто не касался губ Римильды своими губами – на свадьбе дело ограничилось легким прикосновением через вуаль, а до того поклонники не настолько досаждали. И никто и никогда не целовал ее нежно, со сдерживаемой силой. Римильда едва не задохнулась от нахлынувших на нее ощущений. Только не успела она распробовать поцелуй, как Танкред отодвинулся.

– Вот теперь все правильно. Жди меня. – Он развернулся и направился к своим людям, смотревшим на лорда весьма и весьма одобрительно. Секунда – и Танкред уже сидит в седле. А Римильда так и стояла, ошеломленная, наблюдая, как он выезжает из замка.

Подождав, пока последние рыцари покинут двор, она поднялась на стену. Кавалькада медленно удалялась, и Римильда смотрела вслед Танкреду, как будто он уезжал навсегда. Ей отчего-то очень хотелось, чтобы он обернулся.

Он обернулся.

Римильда подняла руку и помахала, не уверенная, что он увидит; но Танкред разглядел и махнул в ответ.

Глава 19

– Ты просто места себе не находишь, девочка, – заметила Калев.

– Вовсе нет. – Римильда, метавшаяся по комнате, остановилась перед камином и усилием воли заставила себя сесть в кресло.

– Тебе меня не обмануть. С того дня, как твой муж уехал, ты места себе не находишь, – настаивала на своем Калев.

– Я просто жду от него вестей. – Римильда вернулась к вышивке, но не смогла заставить себя даже взять в руку иглу.

– Не думаю, что кто-то сможет победить твоего Танкреда, – попыталась успокоить хозяйку Калев.

– А если они объединятся? Волки сбиваются в стаи. – Римильда поморщилась.

– Не беспокойся. Мы бы уже знали. – Это показалось леди каким-то уж очень слабым утешением.

– Может, и нет.

– Значит, тебе небезразлично, что с ним станется? – уточнила Калев.

– Мне небезразличен Дауф. Нельзя, чтобы все усилия пропали даром, – огрызнулась Римильда.

– И поэтому ты каждый день выходишь на башню и ждешь возвращения супруга, вместо того чтобы заниматься делами замка.

– Да. Поэтому, – твердо ответила Римильда.

– И поэтому хочешь, чтобы он вернулся поскорее, – еще поднажала Калев.

– Да.

– А вовсе не потому, что он тебя поцеловал, уезжая, – поставила последнюю точку няня.

Римильда кисло посмотрела на нее:

– Калев, перестань!

– Что, разве не так? Ты весь день ходила и прикасалась к губам. Я заметила.

Римильда невольно вскинула руку к лицу:

– Нет!

– Да. Ты не переспоришь меня, я кое-что в этом понимаю. Тебе нравится Танкред, девочка. – Калев тоже отложила вышивку и не сводила взгляда с хозяйки.

– Он хороший человек, – согласилась Римильда. – Но он мне не нравится. Не настолько. Нет.

– Именно поэтому ты расстроена, что он ни разу не пришел к тебе ночью. – Настойчивость Калев начинала уже раздражать Римильду.

– Это означает лишь, что я не нравлюсь ему! – возмутилась Римильда.

– Возможно, он просто щадит твои чувства.

– Чувства? – засмеялась Римильда. – Танкред де Фонтевро ничего не знает о чувствах! Он не умеет ни любить, ни привязываться. Для него Дауф – просто крепость, а я – всего лишь женщина, с которой он заключил сделку. Он, наверное, и не человек уже, а мифический воин, чье сердце превратилось в камень.

– В таких случаях достаточно поцелуя прекрасной девы, чтобы расколдовать воина. Так говорится в легендах. – Калев потерла висок. – Я точно помню, что каменное сердце должен растопить поцелуй любви.

– А если воин не желает быть расколдованным? – Римильде стало так грустно, что она едва не расплакалась.

– Значит, нужно донести до него мысль, что ему это пойдет только на пользу. Или просто целовать, не раздумывая.

– Няня!!!

– Ты не считаешь мой совет дельным? – сухо осведомилась Калев. – Ты не хочешь, чтобы Танкред сделал тебя своей супругой по-настоящему?

– Да, – вырвалось у Римильды, – я очень этого хочу.

Римильда и не подозревала, как долго обманывала себя: ведь ей действительно нравится Танкред. Она к нему привязалась. Она хочет, чтобы он прикасался к ней чаще. Каждый день. Чтобы целовал ее так, что захватывает дыхание. Чтобы смотрел на нее так, как смотрят на возлюбленных.

– Калев, – тихо попросила Римильда, – оставь меня. Мне нужно побыть одной.

Няня молча поднялась и вышла – она знала, когда не стоит настаивать.

Римильда смотрела на огонь. Когда же Танкред стал ей приятен, когда она захотела его внимания? Не так давно. Она как следует познакомилась с ним во время плавания в Англию – невозможно находиться на одном корабле с человеком и не разобраться в нем хоть чуть-чуть. Здесь, в Дауфе, Римильда постоянно видела, как Танкред движется, говорит, что он делает, и это заставляло ее испытывать смутное беспокойство. Она слушала, как он говорит, сухо раскатывая букву «р»; смотрела, как он – уже привычно – наклоняет голову, слушая кого-то; как сцепляет пальцы, задумавшись. Почему она все это замечала? Потому что он стал нужен ей.

Теперь ей очень хотелось, чтобы он пришел к ней. Чтобы они стали супругами настоящими, чтобы между ними не оставалось никаких преград и возникла… любовь? О господи, но это ведь невозможно. Танкред ничего не знает о любви. Она, Римильда, тоже ничего о ней не знает, но она хотя бы жаждет ее, мечтает о ней. Представляет, как ее любовь должна выглядеть, и приблизительно – как ощущаться. А Танкред… Никогда и ни с кем он не знал любви. Каменное сердце легендарного воина не растопить даже самым жарким поцелуем. Если бы это было не так, разве не предъявил бы Танкред свои права на Римильду намного раньше? К тому, кто тебе нравится, испытываешь влечение, теперь Римильда это понимала. А он и поцеловал-то ее на глазах у рыцарей, чтобы не давать повода для пересудов. Не потому, что ему захотелось. Просто так было нужно.

Римильда зарычала.

– Какая глупость! – пробормотала она. – Какая несусветная глупость!

Что может быть проще, чем нравиться собственному мужу? Что может быть сложнее! Наверное, Танкред предпочитает не стройных высоких блондинок, а пухлых маленьких брюнеток и не испытывает к Римильде ничего, кроме благодарности за сделку. Можно ли научить его относиться к ней как-то иначе?

Выхода нет – придется. И торопиться не нужно. У Римильды впереди целая жизнь на это.

Танкред возвратился через несколько дней, целый и невредимый и весьма довольный собой. Отправившись на север, отряд графа Мобри практически сразу натолкнулся на неизвестную банду, упоенно грабившую принадлежавшее теперь Танкреду село. Сельские жители в ужасе удирали, вояки же с хохотом гонялись за женщинами и разоряли дома. В считаные минуты люди Танкреда навели там порядок и притащили к своему командиру главаря набега. Он оказался не разбойником, а вассалом барона Крега, мелкопоместным дворянчиком; впрочем, в данном случае разбойник и вассал Крега – это практически одно и то же. Танкред с удовольствием повесил нескольких человек, на которых указали жители села, в назидание, а остальных, в том числе и предводителя, отпустил с наказом больше не попадаться. Они не попадались ровно два дня, пока не набросились на людей Танкреда посреди леса, с компанией подоспевших на выручку подельников. Тут уж никого щадить было нельзя – положили всех. Дворянчик пал смертью храбрых, и Танкред распорядился доставить его тело в его крохотный обнищавший дом, гордо именовавшийся замком. Пусть бедные родственники разбираются, что теперь делать; графству Мобри они явно не угроза.

Римильда с улыбкой слушала повествование Танкреда, которое, впрочем, оказалось коротким; основных подробностей добавил де Ритон, обладавший ярко выраженным талантом рассказчика. Он так живописал подвиги графа Мобри и рыцарей, что Римильда заподозрила: кое в чем Парис немного привирает. Впрочем, Танкред не мешал рыцарю хвастаться, и Римильда приняла весь рассказ на веру. В конце концов, воины всегда повествуют о битвах, если возвращаются после них живыми. Исключение – ее немногословный муж.

Когда отряд въезжал во двор, Римильда испытала острую, ни с чем не сравнимую радость при виде Танкреда. Она пошла ему навстречу, надеясь, что он повторит поцелуй, однако уставший супруг лишь поклонился своей леди и поприветствовал ее по всем правилам этикета, а в уложения этикета прилюдно целоваться не входит. Отправляясь осматривать свои владения, Танкред, видимо, поддался минутной слабости или в голову ему что-то странное взбрело – весна, наверное; а сейчас вновь взял себя в руки. Черт бы его побрал! Римильда старалась не показать, что сердится. Она приветствовала возвратившихся как полагается.

В большом зале накрыли стол, и начался пир горой. Римильда сидела во главе стола, рядом с Танкредом, на стуле с высокой резной спинкой. Муж находился совсем рядом, иногда его рука задевала ее руку, но и только. Танкред словно сделался еще более отстраненным, чем был до отъезда.

– Когда вы снова отправитесь в путь? – спросила Римильда.

– Послезавтра. Завтра люди будут отдыхать, – заявил Танкред.

– Не похоже, чтобы они сильно устали. – Римильда наблюдала за молодыми рыцарями, которые обменивались шутками и хохотали.

– И тем не менее нужно отдохнуть. Да и я сам не прочь денек побыть дома.

Римильда пораженно повернулась к мужу:

– Дома? Ты сказал – дома?

– Ну конечно. Ведь Дауф теперь официально – мой дом. Я ведь имею право называть его так? – Он улыбнулся самым уголком рта.

– А ты был рад, когда возвращался?

– Мне хотелось поесть и принять ванну.

Предельная честность. Проку Римильде от этой честности…

– Тогда я прикажу подготовить ванну.

– Спасибо, Римильда.

Ничего больше она от него не дождалась.

Танкред держался на расстоянии, вел себя по отношению к супруге вежливо и предупредительно. Уезжая через день, он не сделал попытки повторить поцелуй, хотя Римильда подошла достаточно близко. Видимо, практичный муж решил, что одного раза на виду у всех вполне достаточно.

Весна разгоралась, как огонь в очаге, который кормят сухими ветками. Земля подсыхала, крестьяне приступили к севу. Танкред пропадал днями и неделями, Римильда видела его теперь лишь изредка. Благодаря его усилиям на замок никто не пытался нападать, однако Римильда тосковала. Ей хотелось бы, чтобы муж чаще бывал дома, тогда у нее появились бы шансы как-то его привлечь. Пока же казалось, что они с Танкредом все больше отдаляются друг от друга.

Римильде это не нравилось. Когда муж возвратился из очередной поездки в середине апреля, она смирно приказала слугам наполнить ему ванну, подождала, пока Танкред туда усядется, и, прихватив с собой мыло и кое-какие восточные масла, которыми снабдила ее Калев, решительно направилась в покои мужа. Хватит.

Дверь оказалась не заперта. Римильда вошла; Танкред сидел спиной к ней в огромной дубовой бочке, его мокрые темные волосы рассыпались по плечам. У Римильды захватило дух от этого зрелища.

– Ты пришла, чтобы помочь мне совершить омовение, Римильда? – невозмутимо поинтересовался Танкред, не оборачиваясь. Она чуть не выронила мыло.

– Как ты понял, что это я?

– В Палестине, – Танкред все-таки обернулся, и теперь она видела его профиль, – если ты не слышишь, словно мелкий ночной зверек, тебе не выжить. Однажды мою жизнь спасло то, что я услыхал скрип тетивы. Так что твои шаги я знаю.

– Да, я пришла, чтобы помочь тебе помыться, – решила не увиливать от ответа Римильда.

– Думаешь, я не справился бы сам?

– Нет… – Римильда порозовела. – То есть да. Справился бы. Но…

– Хорошо. Приступай.

Его деловой тон смутил Римильду, однако так просто отступаться она была не намерена. Пройдя к бочке, она высыпала в воду содержимое одного из мешочков Калев. От воды немедленно начал подниматься ароматный пар.

– Что это? – поморщился Танкред.

– Калев уверяет, что это снадобье помогает усталым путникам вновь почувствовать себя дома. Что там намешано, она не сказала, но утверждает, что ничего опасного. – Римильда склонна была верить няне, но вот почему-то ей подумалось, что в отношении Танкреда добрая Калев способна была на подвох.

– Пахнет подозрительно. Надеюсь, я не превращусь в герцога Рено. Или хуже.

Римильда представила, как оборачивается, а вместо прекрасного мускулистого мужа в бочке сидит оплывший, словно свеча, Рено Гранье, и истерически захихикала. Танкред приподнял брови:

– Тебя что-то рассмешило?

– Твоя шутка. И я не могу представить, что может быть хуже герцога Рено.

– А я вовсе не шутил. Пожалуй, потом спрошу у Калев, не пытается ли она отравить или хотя бы одурманить злого норманна, который забрал руку ее любимицы. – Танкред помолчал и мягко осведомился: – Ну?

– Что? Ах да. – Римильда отложила подозрительные нянины мешочки, взяла обычное мыло и приблизилась к бочке. – Что ты хочешь, чтобы я сделала?

– Любопытный вопрос, – пробормотал Танкред. – Для начала, можешь вымыть мне волосы, раз уж так хочется мне помогать. Кажется, они стали слишком длинными, стоит поискать кого-нибудь, кто может справиться с ножницами. Желательно не с теми, которыми стригут овец.

– Это долг гостеприимства, – вырвалось у Римильды прежде, чем она успела сообразить, что сказала.

– Вот как! – оскорбился Танкред. – Так я гость в собственном доме?

– Нет, извини. Я оговорилась. Моя мама всегда помогала гостям совершить омовение, а отказывались немногие. И с моим отцом они вечно вместе пропадали в его покоях, когда там наполняли ванну. Так что я следую традициям рода.

– Впредь, – сказал Танкред, – я не хотел бы, чтобы ты мыла наших гостей. Достаточно одного меня. Не желаю ни с кем делиться собственной женой.

– Да ты тиран, милорд, – пробормотала Римильда.

– Что же ты? Приступай.

Она прикоснулась к волосам Танкреда, таким густым, темным и удивительно мягким и непокорным одновременно. Это оказалось совершенно новое ощущение. Как будто Римильда до сих пор знала только половину мира и думала, что это и есть весь мир, а оказалось – это только кусок. И вот теперь у нее есть вторая половина, запертая в волшебном ларце. Римильда не знает, как подобрать ключ, а из ларца иногда доносится музыка…

Она перебирала волосы Танкреда, тщательно промывая их от дорожной пыли. И он, и она молчали. Римильда пребывала в восторге от процесса, а о чем думал Танкред – непонятно. Сидел он молча и неподвижно.

Когда Римильда закончила, что делать дальше, она не знала. Рука робко продвинулась к груди Танкреда, и Римильда коснулась гладкой кожи, намереваясь выполнить свои обязанности до конца, когда крепкие пальцы мужа стиснули ее запястье.

– На первый раз хватит, – странно напряженным голосом произнес Фонтевро. – Спасибо, Римильда.

– О… Пожалуйста. – Она едва не задохнулась. Танкред отпустил ее руку и смотрел теперь выжидающе – видимо, ждал, что Римильда сейчас уйдет. Наверное, так и следовало сделать. Она послушалась, оставила мыло на краю бочки и вышла, едва удержавшись, чтобы не хлопнуть дверью. Что за невыносимый человек! Он мог бы хоть что-нибудь сказать! Нет, остается недвижим, словно камень. Однако Римильда не собиралась сдаваться.

Глава 20

Танкред задержался в замке на несколько дней, принимал арендаторов и предоставлял отдых воинам. Римильда сидела рядом с ним за столом за трапезами, присутствовала при беседах с просителями, давала совет, когда муж его спрашивал. И все.

Он спокойно и дружелюбно разговаривал с ней, провожал к столу, даже иногда задерживался у камина, чтобы пообщаться с ней наедине. Но вот только темы бесед совершенно не устраивали Римильду. Политика, политика и еще раз политика. И хозяйство, хозяйство и снова хозяйство. Словно она не жена ему, а сенешаль. Иногда Римильде хотелось прямо и без всяких вежливых экивоков послать Танкреда к Фрилу или Парису, раз уж ему угодно вести разговоры на столь мудреные темы. Пусть беседует со слугами о хозяйственных делах, а жене мог бы сказать хотя бы пару комплиментов.

Иногда Римильде казалось, что Танкред специально отталкивает ее. Что он намеренно не обращает на нее внимания, которого она, без сомнения, заслуживает. Ведь она не только хозяйка замка Дауф – она женщина и жена Танкреда де Фонтевро. Так почему же он не хочет общаться с ней… по-другому? Почему столь грубо пренебрегает ею?

Потом Римильда думала, что, наверное, Танкред делает это не намеренно. Просто он таков. Придется смириться. А что еще делать? Только ждать и надеяться, что все изменится.

Весна уже полностью вступила в свои права, Римильда приказала снять ставни и спала с открытым окном. Ночной ветерок шевелил полог кровати, иногда поскрипывала дверь. Эти невинные звуки будили чутко спящую Римильду. Ей казалось, что это Танкред пришел к ней в спальню. Каждый раз она замирала в томительном, сладостном предчувствии. Но все это было лишь наваждением, бесплодными и глупыми ожиданиями.

Однажды Римильда лежала в постели, укутавшись в покрывало, и совершенно не желала вставать. Несколько раз заглядывала Калев, но Римильда делала вид, что спит. Няня не решилась тревожить хозяйку, чему та была рада. Несмотря на то что хлопоты последних недель оказались скорее приятными, чем тяжкими, усталость все равно накопилась. Так приятно полежать иногда в постели, ни о чем не думая, ни о чем не беспокоясь. Кажется, последний раз такое выпадало Римильде лишь в детстве, когда родители еще были живы.

Бездумный покой девушки нарушил звук быстро приближающихся шагов, тревожный звук.

– Римильда, девочка, вставай! – Калев не ограничилась словесным призывом, а потрясла хозяйку за плечо.

– О! Ну еще чуть-чуть! – неубедительно взмолилась Римильда. На самом деле, иголочка тревоги кольнула ее прямо в сердце.

– Нет времени. К замку приближается большой отряд.

– О господи! – Римильда села. – Кто это может быть? Ведь Крег уже успокоился, а никого сильнее его в округе нет.

– Пока непонятно, поэтому милорд граф послал за вами.

– Подавай платье!

– Поспеши! Я сейчас все приготовлю.

Римильда не выдержала и бросилась за Калев, лишь мешая той, а не помогая. Тем не менее весь утренний туалет графини занял не так уж много времени. Вскоре Римильда бежала по коридорам, облаченная в свое лучшее платье цвета морской волны у берегов Палестины – первое попавшееся под руку Калев.

Во дворе, залитом веселым солнышком, уже строились солдаты, рыцари столпились на крыльце, ожидая, пока подведут коней.

– Где Танкред? – спросила Римильда у Париса, руководившего всей этой суматохой.

– На башне у ворот, – махнул рукой в боевой перчатке де Ритон.

Римильда кивнула и поспешила к лестнице, ведущей на стену.

Танкред стоял у окна-бойницы надвратной башни и вглядывался в даль.

– Кто это? – спросила слегка запыхавшаяся Римильда.

– Доброе утро. – Танкред оторвался от бойницы, повернулся к жене и, чуть приподняв брови, внимательно оглядел ее с головы до ног. – Ты удачно выбрала наряд.

Римильда непонимающе всмотрелась в его лицо. Что он имеет в виду? Неужели это первый комплимент, который она от него получила… добилась…

– Спасибо, но вряд ли столь пышный наряд соответствует случаю, – осторожно заметила Римильда, поправляя рукава, украшенные затейливой вышивкой.

– Наоборот, абсолютно соответствует.

– Что ты имеешь в виду? – Римильда ничего не понимала.

– Взгляни. – Танкред указал на окно.

Римильда подошла и увидела приближающийся отряд во всей красе. Отряд – это было явное преуменьшение. К Дауфу двигалась целая армия. Или то, что на первый взгляд казалось армией. Приглядевшись, Римильда увидела, что отряд составляют в основном многочисленные повозки и пышно разряженные кавалеры. Ужасающая догадка осенила Римильду:

– Неужели…

Она искала взглядом хоть один развернутый флаг, значок или щит. Три золотых льва на алом. Герб Плантагенетов.

– Это принц Джон, – выдохнула Римильда.

– Ты права. – Танкред оставался спокоен, словно замшелый валун. – Поэтому твой прекрасный наряд весьма к месту, мы будем принимать у себя принца.

– О Господь Всемогущий! – Римильда схватилась за голову. – Это катастрофа!

– Я бы не был так в этом уверен. – Ему-то легко говорить! Танкред не сталкивался с принцем Джоном и не знает, что тот собой представляет. Вернее, знает, но только по рассказам Римильды. – Как бы там ни было, мы должны принять его со всем возможным почтением. Сейчас опасно даже словом перечить принцам, вскорости может оказаться, что один из них станет нашим королем.

– Я каждый день молю небеса, чтобы это был не принц Джон! – ответила Римильда, глядя, как кавалькада медленно приближается к замку.

– Кажется, ты его не слишком любишь, – заметил Танкред.

И вдруг Римильду осенило. Единственное, что она еще не пробовала, чтобы привлечь внимание мужа, – это ревность.

– Зато он меня слишком любит, – с подобающим выражением на лице (то есть Римильда надеялась, что ей удалось достоверно изобразить смесь оскорбленной невинности и высокомерной гордости) сообщила она. – Он выказывал мне особое внимание, когда я гостила в замке Ашби.

– Это… это…

Танкред де Фонтевро замялся, впервые не в силах подобрать слов. Очень интересное и весьма поучительное зрелище. Наконец он бросил обеспокоенный взгляд в сторону замкового двора и проговорил:

– Нужно отменить тревогу. Вряд ли принц собирается на нас напасть. Со всем этим обозом и в этих нарядах…

Не добавив больше ничего и даже не взглянув на Римильду, Танкред быстро сбежал по лестнице во внутренний двор, к солдатам и Парису.

Вот тебе и ревность. Конечно, на мгновение он потерял дар речи, но это все же не та реакция, на которую надеялась Римильда. Какой же он все-таки поразительно бесчувственный, ее муж.

Девушка снова выглянула в окно. Кавалькада приближалась, медленно, но уверенно. Скоро они будут здесь, и, значит, всех прибывших потребуется разместить, накормить и как-то развлечь. Только этого и не хватало. Римильда все еще отчетливо помнила, во что превратился замок Ашби, в котором гостил принц Джон, когда графиня пыталась просить принца о помощи. Она до сих пор была не уверена, что замок остался стоять, когда двор принца Джона его покинул. Кажется, хозяина Ашби ждет пренеприятнейший сюрприз. Правда, он может и не вернуться из Святой земли, на что принц Джон, по всей видимости, и рассчитывал.

Постояв еще немного у окна, Римильда спохватилась и бегом бросилась в большой зал. Нужно отдать кучу распоряжений, чтобы прибытие принца не оказалось окончательной катастрофой.

– Я и моя супруга счастливы принимать вас у себя, ваше высочество.

– А я рад видеть, что Дауф процветает и что здесь снова есть граф Мобри, хотя и соболезную леди Римильде в ее утрате.

– Благодарю вас, ваше высочество.

В таком духе беседа шла уже битый час, у Римильды отчаянно разболелась голова. Почти весь день она занималась размещением новоприбывших. К счастью, комнаты, которые раньше принадлежали леди Марианн, были вполне достойны принца. Римильда не стала занимать эти помещения после смерти матери, а выбрала себе другие, чему сейчас радовалась, иначе пришлось бы уступить принцу свою постель. Придворных же Римильда поселила по столько человек в комнате, сколько туда помещалось тюфяков. Эти мешки, набитые соломой, спешно изготовили на конюшнях. Таким образом, проблема размещения двора разрешилась, а вот вопрос пропитания оставался открытым. Сам принц Джон ни единым словом не намекнул, что возьмет расходы на себя, на что, впрочем, Римильда сильно и не рассчитывала. Насколько Римильде было известно, финансовое положение младшего сына короля ничуть не улучшилось за время ее отсутствия.

Джон никогда ей не нравился. С первого взгляда он мог показаться человеком величественным, достойным представителем королевской семьи, однако при ближайшем рассмотрении впечатление рассеивалось. У Джона был вялый подбородок, который принц безуспешно пытался замаскировать редкой бороденкой, круглое молодое лицо и плохая осанка. К тому же нездоровая кожа не прибавляла привлекательности. Он не отличался завидным здоровьем, не любил ратные забавы, предпочитая пировать за стенами замков, и прятал под налетом дворянского воспитания мелочную и боязливую душу. Римильда сделала все выводы о характере принца, пробыв при его дворе несколько дней осенью, однако благоразумно помалкивала. Что не можешь высказать с пользой – держи при себе.

Сейчас Джон расположился за столом в большом зале Дауфа, как у себя дома. Разумеется, принц занял главенствующее место, а хозяева замка разместились от него по левую и правую руку. В зале было полно придворных, которые подкреплялись после долгого пути. Привезенные Джоном собаки оглушительно лаяли, выпрашивая кости; дворяне кидали им целые куски мяса, нимало не заботясь о том, что едой со стола разбрасываться таким образом не стоит. Если так будет продолжаться еще некоторое время, все усилия Римильды и Танкреда по благоустройству Дауфа пойдут прахом.

Джон, между тем, вел неспешный разговор.

– Когда я услышал, что прекрасная Римильда из Дауфа покинула нашу благословенную Англию, я даже потерял аппетит, – заявил принц, отрезая себе половину куропатки и поливая ее ягодным соусом.

– Это печально, ваше высочество. – Римильда с грустью оглядела столы, с которых провизия исчезала, словно отправлялась напрямую в бездонную пропасть. Впрочем, желудки придворных – такая пропасть и есть. Насколько Римильда знала и помнила, у принца кормят преотвратно, зато наливают отличное вино.

– Теперь, услышав про то, что вы, милая леди, вернулись из Святой земли, да еще и не одна, а с мужем, прославленным воином Танкредом де Фонтевро, я вновь могу вкушать яства!

Вот тут, кажется, принц Джон перешел к делу. Римильда украдкой взглянула на мужа и поняла, что и Танкред сообразил, в чем причина визита. Неизвестно, брата или отца решил поддержать принц Джон – или даже вообще собирается разыграть свою партию, – но в Дауф он прибыл в поисках союзников.

Весь остаток ужина разговор так или иначе крутился вокруг этой темы, но хозяева Дауфа настолько ловко уклонялись от прямых ответов, насколько умело принц избегал прямо задавать вопросы. Видимо, время ставить их в лоб еще не пришло. Джон лавировал, прощупывал обстановку и делал вид, что случайно оказался поблизости, а потому решил заехать в гости.

Утром Римильда проснулась от стука в дверь.

– Милорд граф, – доложила Калев официально.

– Танкред, – Римильда, едва вскочившая с кровати, поклонилась мужу, но тут же сообразила, что поклон позволяет слишком глубоко заглянуть в вырез ее ночной рубашки. Хотя, с другой стороны… Все, что ни делается, к лучшему. Тем более что скрывать от Танкреда Римильда ничего не собиралась. Рано или поздно он разглядит ее всю, если, конечно, не предпочитает любить дорогую супругу в полной темноте и под натянутым до ушей одеялом… Но пока что его внимательный взгляд был непривычен.

Калев дипломатично удалилась.

– Римильда.

Леди окончательно смутилась под взглядом своего мужа, хотя он и не был особенно настойчив или непристоен. Решив, что продолжать разговор будет удобнее, если она спрячется под покрывалом, Римильда скользнула в постель и, лишь укрывшись по самую шею, догадалась, что так все выглядит еще более… интимно. Несмотря на то что Танкред был полностью одет… Кстати! А почему это граф Мобри облачен в кольчугу, походный костюм и держит в руках плащ?

– Ты уезжаешь? – упавшим голосом поинтересовалась Римильда.

– Да, и пришел тебе об этом сказать. Думаю, что мне стоит как можно реже бывать в замке, пока здесь принц Джон. Иначе мне придется рано или поздно дать ему прямой ответ.

– Если он решится задать прямой вопрос.

– Он решится. У него нет времени затягивать с этим. – К сожалению, Танкред был прав. – Скоро Ричард и Генрих сойдутся в битве, и Джону нужно быть готовым… ко всему. Что бы он ни собирался делать сам.

– Как я понимаю, ты не намерен поддерживать ни одну из сторон.

– Да. И уж точно не хочу связываться с принцем Джоном. Поэтому мне и нужно уехать.

– Но как это будет выглядеть? – осторожно спросила Римильда.

– Для приличия я буду появляться в замке достаточно часто, чтобы это не воспринималось как оскорбление.

– Ты прав. – Римильда постаралась не показывать, насколько ее расстроила эта новость. – Я должна проводить тебя по всем правилам. Это нужно уже для моей безопасности. Если ты не забыл, принц Джон имеет планы не только на тебя, но и на меня.

Если Танкреда и задело замечание жены, он никак этого не показал.

– Я подожду тебя во дворе, – только и обронил он.

И вышел. Римильде же оставалось лишь встать и одеться.

Неужели ему действительно все равно? Он живой человек, чего-то хочет, к чему-то стремится. Впрочем, должна была с прискорбием отметить Римильда, главное желание Танкреда – чтобы его после многих лет войны наконец-то оставили в покое… И, какая жалость, но это касается и его собственной жены. Сейчас его отъезд – вынужденная мера, но, похоже, муж покидает замок с радостью. Неужели ему не терпится оставить позади не только принца Джона с его сомнительными предложениями, но и ее, Римильду? Больно было думать об этом. Больно даже предполагать. И Римильда полностью сосредоточилась на том, как Калев закрепляет сеточку на ее волосах, лишь бы не размышлять о равнодушии Танкреда де Фонтевро.

Во дворе оказалось настолько многолюдно, что Римильда едва не сбежала обратно в большой зал. Разыгрывать трогательную сцену проводов на виду у такого количества зрителей она была не готова. Римильда застыла на пороге, укрывшись в тени. Танкред уже стоял рядом с Громом, поглаживая его по шее и успокаивая. Коню явно не нравилось шумное общество, он мотал головой и нервничал. «Ничего, – подумала Римильда. – Через некоторое время либо Гром привыкнет, либо Танкред выберет себе другого скакуна. Рыцарю нужен спокойный и надежный конь, иначе в битве могут возникнуть трудности».

Отряд, который должен был сопровождать Танкреда, уже собрался у ворот. Римильда уже совсем набралась решимости выйти, когда увидела, что прямо к ее мужу направляется роскошная темноволосая красотка, весь вчерашний день проведшая рядом с принцем и его давней мистресс леди Милисентой Гамфри. Кажется, она была близкой подругой последней. Если Римильда правильно помнила, эту улыбчивую и весьма развязную девицу звали леди Клотильда де Во. Она была женой одного из ближайших советников принца, только вот рядом с мужем ее никто и никогда не видел. Леди Клотильда носила вызывающе яркие платья; вот и сейчас на ней красовалось нечто изумительно желтое, украшенное россыпью мелких рубинов.

Римильда в совершенном остолбенении смотрела, как эта дама подошла к Танкреду, положила руку ему на плечо и заговорила о чем-то, ослепительно улыбаясь. И, что самое удивительное, Танкред улыбнулся ей в ответ. Римильда почувствовала, что кровь ударила ей в голову, стало сначала жарко, потом ее охватил озноб. Муж никогда не улыбался так, глядя на нее саму. Ни единого раза. Тем временем Клотильда буквально повисла на руке Танкреда, смеясь и кокетливо склоняя голову. Ну уж нет, такого Римильда терпеть не станет! Ни за что в жизни!

Глубоко вздохнув, она решительно вышла во двор, на солнечный свет.

Сначала никто не обратил на нее ни малейшего внимания, все пялились на бесстыдную леди де Во и графа Мобри, но когда Римильда оказалась всего в нескольких шагах от ворковавшей парочки, стало неожиданно очень тихо.

– Милорд муж, леди де Во, – холодно и спокойно проговорила Римильда, не сделав даже намека на поклон.

– О, леди Римильда! – пропела Клотильда, не выпуская из своих цепких ручонок локоть Танкреда. – Вы пришли проводить мужа!

– Как всякая достойная жена, – парировала Римильда.

– Вероятно, вам очень грустно расставаться так скоро после свадьбы, – уколола Клотильда.

– Мы сочетались браком еще в Палестине, – Римильда улыбалась так широко, что сводило скулы. – А дорога домой была достаточно долгой, хотя и отнюдь не скучной.

Кажется, кто-то за спиной одобрительно хмыкнул. Римильда готова была поклясться, что это Парис де Ритон.

– О! – не нашлась с ответом Клотильда.

– Именно, – кивнула Римильда. – А теперь позвольте мне проводить мужа так, как он того достоин.

На мгновение Римильде показалось, что ей придется силой вырвать Танкреда из плена бесстыдницы, но Клотильда неожиданно отступила, смешавшись с толпой. Оставшись победительницей, Римильда слегка растерялась, но тут Танкред взял дело в свои руки. Неожиданно он оказался совсем рядом, его тень закрыла солнце, а потом Римильда осталась одна посреди двора Дауфа, ошеломленная и опаленная поцелуем. Неизвестно, сколько бы она так простояла, но тут из зала показался принц Джон, и Римильде пришлось приступить к выполнению обязанностей хозяйки.

Глава 21

Прошло три дня, Танкред не возвращался. Он, видимо, решил, что супруга сама справится с навалившимися на нее неприятностями, коль скоро она уже имела дело с принцем Джоном и знает, чего от него ожидать. Римильда была благодарна Танкреду за это сомнительное доверие, однако с каждым часом положение становилось все хуже.

Прихлебатели принца Джона веселились целыми днями, выезжали на охоту, распугав всю окрестную дичь, и шумно пировали в главном зале, уничтожая замковые запасы. Фрил с ног сбился, пытаясь угодить всей этой ораве. А вот сам Джон, хотя и не пропускал ни единого часа увеселений, внимательно наблюдал за Римильдой. Он по-прежнему не говорил прямо о цели своего визита, однако все и так было ясно. Рано или поздно Танкред вернется, и тогда Джон пойдет в атаку. Насколько вообще может атаковать столь не уверенный в себе человек. Однако о деле он заговорит, и придется давать ответ; ясно, каким он будет. Отказывать особе королевской крови во времена смуты – не слишком дальновидно. Римильда не видела выхода. Наверное, и Танкред его не видит.

Она скучала по мужу. Ей казалось, что он может приехать с минуты на минуту, и она постоянно оглядывалась, хотя прекрасно понимала: о возвращении графа ей доложат раньше, чем он появится у ворот. И все же казалось, будто Танкред может возникнуть из ниоткуда, как волшебник.

Уже два поцелуя. Уже два.

Это всего лишь ритуал, убеждала себя Римильда. Она провожала мужа в опасный поход – что может быть проще. Значило ли это для Танкреда так много, как для нее? Конечно же нет. Он думает о вещах практичных, о насущных вопросах. Как бы разогнать мародеров, например. Или ускользнуть от ответа принцу. Или восстановить подъемный мост.

Римильда сидела на своем месте, пригорюнившись, не слыша ни громкого смеха, ни разговоров, ни песен менестрелей.

– Почему вы печальны? – Принц Джон пил вино, кубок за кубком, и уже был изрядно навеселе.

Римильда бросила на принца косой взгляд: Джон сидел, откинувшись на высокую деревянную спинку кресла, вертел в руках посеребренный кубок и внимательно разглядывал хозяйку дома.

– Я скучаю по своему мужу и беспокоюсь за него, – ответила Римильда – в данном случае правда была только на пользу.

– А, у Вильгельма есть для этого подходящая песенка! – Джон махнул одному из менестрелей. – Эй, Вильгельм, иди сюда!

Невысокий черноволосый певец подбежал и поклонился:

– Чего пожелает мой принц?

– Спой-ка леди Римильде ту австрийскую песенку!

– С удовольствием, ваше высочество! – Менестрель улыбнулся, бесцеремонно уселся на подлокотник кресла Римильды – та отодвинулась, – заиграл на лютне и запел не слишком сильным, но приятным голосом:

«Какое горе и какая мука!
И словно камень на сердце разлука.
Следят за мною зорко сторожа», —
Всю ночь грустит и плачет госпожа.

А рыцарь говорил: «Проходит время,
Но с каждым днем сильней печали бремя.
Скорбит душа. Пылает жар в крови.
Как счастлив тот, кто избежал любви!

Когда весь мир покой вкушает ночью,
Ты предо мною предстаешь воочью.
И грудь испепеляет мне тоска.
Как недоступна ты и далека!»[8]

– Очень мило, – сказала Римильда.

– Молодец, Вильгельм. А теперь поди прочь! – Дождавшись, пока менестрель уйдет, Джон наклонился к хозяйке дома. – Хороша песенка, верно? Только это не о вас и вашем супруге, дорогая леди, точно не о вас! А обо мне и одной прекрасной саксонке.

– О, – Римильда не знала, что еще сказать. Любая ее фраза могла быть истолкована Джоном превратно и сподвигуть его на решительные действия.

– Вы ее знаете, – еще более таинственно поведал принц.

– Да неужели?

– Да. Это вы, прекрасная Римильда. Я все время думаю о ваших ярких глазах, в мечтах глажу ваши волосы…

Джон, разумеется, переступил через все возможные приличия. Так откровенно навязываться хозяйке дома – недостойно принца. Однако прямое указание на это повлечет за собой неприятности. Римильда не думала лишь о себе; прежде всего – о своих людях, а теперь – еще и о муже. Она не хотела, чтобы им причинили зло, если она унизит или оскорбит Джона и тот решит отомстить. А мелочный и самолюбивый принц может зайти далеко. Римильда готова была уступить его притязаниям в замке Ашби, если бы это принесло пользу; однако теперь никакой пользы от этого не будет, один вред.

– Вы очень любезны, говоря мне это, – наконец нашлась она с ответом. – Однако я замужем, ваше высочество.

– Ах, но какое это имеет значение! – Джон придвинулся еще ближе. Вот счастье, что они оба сидят не на скамье, а в креслах с высокими подлокотниками! – Я мечтаю о вас днем и ночью. Иногда мне кажется, что ваш нежный голосок зовет меня. Ваш стройный стан, ваши белые руки, ваша высокая шея – все это лишает меня сна! Вы же не можете допустить, чтобы самый почетный гость вашего дома спал плохо, прекрасная Римильда?

– Вы плохо спите, ваше высочество? – Римильда прикинулась обеспокоенной. – У моей служанки Калев есть прекрасный отвар против бессонницы, он вам непременно поможет!

Джон прищурился, пытаясь понять, не издевается ли над ним Римильда, но мысли явно медленно ворочались в его голове – принц был слишком пьян, чтобы соображать быстро. Римильда невинно моргала, сохраняя все то же обеспокоенное выражение лица.

– Единственное лекарство, которое я соглашусь принять, – это вы, прекрасная Римильда! – наконец выдал принц. От него кисло пахло вином.

Римильда поняла, что он от нее не отстанет. Оставалось побыстрее уйти под благовидным предлогом. Она огляделась, увидела у дверей Фрила и сделала ему отчаянный знак, стараясь, чтобы Джон не заметил. Фрил нахмурился, пытаясь понять, чего хочет от него хозяйка, и нерешительно двинулся к Римильде.

– Я нужен вам, миледи?

– Очень. – Римильда выразительно посмотрела на Фрила. Как жаль, что нельзя обмениваться мыслями! – Ты решил проблему, которая требовала моего присутствия? Ту, связанную с конюшней?

– Какую… ах, проблему в конюшне! – Фрил наконец сообразил, чего от него хотят. – Нет, и как раз направлялся доложить вам об этом, миледи, но не решился прерывать ваш разговор с его высочеством! Простите мою дерзость, ваше высочество! – Фрил низко поклонился и принцу.

– В таком случае мне нужно покинуть вас ненадолго, – с показным сожалением произнесла Римильда, обращаясь к принцу. – Наслаждайтесь ужином!

Джон цепко ухватил ее за локоть:

– Проблемы могут подождать. Замок ведь не рушится, верно? А остальные дела дождутся вас, прекрасная Римильда.

Фрил переводил взгляд с хозяйки на гостя, не зная, как поступить.

– Ваше высочество, – мягко произнесла Римильда, пытаясь высвободиться, – мне вправду нужно покинуть вас.

– Нет, вы останетесь!

– Ваше высочество… – Как жаль, что здесь нет Танкреда!

– Вы не ускользнете от меня больше!

– Джон! – пропел рядом красивый голос.

Принц вздрогнул и обернулся.

Неподалеку стояла леди Милисента Гамфри, нынешняя фаворитка принца. Римильда и не заметила, как она подошла.

Леди Милисента, обладательница роскошного бюста и глаз цвета грозового неба, пользовалась при дворе Джона большим влиянием. Обычно фаворитки, получив в свое распоряжение власть, делаются капризны и невыносимы; про леди Гамфри таких слухов не ходило. Римильда не успела пообщаться с нею поближе, лишь обменивалась официальными приветствиями. Внешне леди Милисента производила приятное впечатление: высокая, чуть холодноватая женщина, с кудрявыми темными волосами и яркими губами. Такие хорошо смотрятся рядом с особами королевской крови, даже если особы эти ниже их на пару дюймов и в пару тысяч раз трусливее.

– Я вижу, вы уже заканчиваете беседу с графиней Мобри, Джон? – как ни в чем не бывало осведомилась Милисента. – Ваше высочество, это просто прекрасно, так как я давно хочу выразить свое восхищение хозяйке замка! Наедине. – Она выразительно наклонила голову, чтобы у принца не осталось сомнений в истинном смысле тирады.

– Да. Да, конечно. – Джон выпустил локоть Римильды и потянулся к кубку. – У меня вино закончилось!

– Это мы немедленно исправим! – Фрил бросился к кувшину и самолично налил принцу вина.

– Графиня Мобри? – Леди Гамфри сделала приглашающий жест.

Римильда встала и пошла следом за ней прочь от стола.

– Где можно спокойно поговорить? – осведомилась Милисента.

– В моих комнатах. Если вы позволите пригласить вас туда.

– Это замечательно. Идемте.

Женщины молча поднялись по лестнице. Римильда открыла дверь своей спальни, радуясь, что смогла ненадолго сбежать из заполненного неприятными людьми зала. Милисента с любопытством оглядела весьма скромные покои.

– Садитесь. – Хозяйка указала гостье на одно из кресел, пододвинутых к огню камина, и сама заняла второе.

– Не буду ходить вокруг да около. – Леди Гамфри скрестила руки на груди. – Я слышала ваш разговор с принцем. Мне он не понравился.

– Мне он тоже не понравился, поверьте, – произнесла Римильда как можно мягче. Ссориться с фавориткой Джона ей не хотелось. – У меня есть супруг.

– Только сейчас его здесь почему-то нет.

– Времена неспокойные. Он вынужден защищать наши земли.

– Вы, наверное, не поняли меня. Мне не понравился разговор потому, что поведение его высочества я мало одобряю. Особенно сегодня.

Римильда не могла скрыть удивления:

– То есть вы не обвиняете меня?

– Вас? Ни в коем случае. Я хорошо знаю Джона. – Милисента усмехнулась. – Когда он много пьет, то весьма невоздержан в словах и действиях. А бывает, что и жесток. Вы запали ему в душу, потому что способны дать ему отпор. Он не забывает таких, как вы, и пытается заполучить свое любым путем. Меня он тоже долго не мог покорить; потому, наверное, и привязался. Я все время напоминаю ему, что могу покинуть его в любой момент. Вы совершенно правильно действуете, леди, однако Джона это лишь дразнит, разжигает его аппетит. Чем сильнее вы станете сопротивляться, тем активнее он будет преследовать вас. Он ведь заядлый охотник, это дело чести – загнать дичь.

– И что вы предлагаете? Покориться ему? Сдаться на милость победителя? – Римильда скривилась. – Невозможно. Я верна мужу.

Хорошо бы и муж оставался ей верен. Как он улыбался леди Клотильде де Во! И любви с его стороны что-то не заметно. Однако не стоит рассказывать этого совершенно чужой женщине, у которой свои интересы.

– Нет, я предлагаю вам потерпеть еще несколько дней, – вполне миролюбиво сказала леди Гамфри. – Вы ведь понимаете, что мне тоже неприятно наблюдать за тем, как его высочество обхаживает другую. Я смогу убедить его покинуть замок.

– Но… – Римильда кусала губы, не решаясь заговорить о своих сомнениях.

– Вы не уверены, что мне удастся?

– Ведь принц приехал сюда не просто потому, что я запала ему в душу, – откровенно высказалась Римильда.

– Конечно. И я берусь его убедить, что здесь он не дождется поддержки.

– Почему вы решили так поступить, леди Гамфри? Ведь я вам никто.

– Как я уже сказала, мне не нравится, что принц положил на вас глаз. Не люблю соперниц. – Улыбка Милисенты оказалась остра, словно нож. – К тому же я внимательно наблюдала за вами и вашим мужем. Вы не желаете присоединяться к его высочеству. Вы вообще ни к кому не желаете присоединяться. Ваш муж, леди Мобри, настоящий воин, однако он не хочет новой войны. И я не желаю тратить время, отбивая у его высочества охоту поймать вас или уговорить вашего супруга сражаться на его стороне. Проще убедить принца, что это не нужно.

– Вы очень добры, – сказала Римильда. Она прекрасно понимала, что сейчас ее проблемы способна решить только эта женщина. И то, что леди Гамфри оказалась на ее стороне, – несомненная удача.

– Доброта тут ни при чем. Только выгода.

– И все же вы могли бы действовать другими способами, – улыбнулась Римильда.

Милисента пожала плечами:

– Могла бы. Но предпочитаю решить дело миром. Возможно, однажды вы в свою очередь мне поможете.

– Я не забываю добра.

– В таком случае, мы поняли друг друга.

Леди Гамфри сдержала свое обещание. Через три дня, после непрерывных увеселений и еще одной охоты, двор принца Джона во главе с ним самим покинул Дауф. Прощаясь, принц поблагодарил Римильду за гостеприимство, выразил сожаление, что не может попрощаться и с графом Мобри, и смотрел с тоской. Римильда, все эти дни старательно избегавшая общества Джона, едва не рассмеялась от облегчения. Однако она смогла выдавить из себя вежливую улыбку и заверить его высочество, что ничего печальнее его отъезда с нею в жизни не случалось.

Когда кавалькада выехала из ворот замка и мост поднялся, Римильда испытала ни с чем не сравнимую радость. Свобода! Свобода от обязательств перед особой королевской крови, свобода жить своей жизнью. Только вот Танкред… Когда он вернется – неведомо, как поведет себя – неизвестно. Римильда не сомневалась, что мужа обрадует известие об отъезде принца. А дальше? Тот последний поцелуй во дворе был просто чудом. Когда же Танкред намерен скрепить брак окончательно?

Фонтевро возвратился через день после отъезда принца и его свиты. Отряд появился на закате, когда заходящее солнце уже окрасило стены Дауфа в кроваво-красный цвет. Все казалось забрызганным кровью, и это вселяло в сердце Римильды тревогу. Что-то должно произойти. Неясное предчувствие, тень грядущих перемен… Римильда надеялась, что эти перемены к лучшему.

Она вышла во двор, чтобы приветствовать своего мужа и господина, и смотрела, как Танкред слезает с коня. Парис перебрасывался шутками с замковыми охранниками, челядь высыпала во двор, чтобы приветствовать прибывших, и все громко обменивались новостями. Римильда стояла на крыльце, неотрывно глядя на Танкреда. Тот шел сквозь толпу прямо к ней, и сердце замирало при взгляде на его спокойное, словно из камня вырезанное лицо.

Приблизившись, Танкред кивнул Римильде:

– Миледи жена.

– Милорд. – Она еле заметно приподняла голову – может, сейчас Танкред поцелует ее? Но нет. Он лишь подал ей руку, чтобы сопроводить в большой зал. Римильда постаралась скрыть разочарование.

– Я вижу, принц нас покинул. – Танкред окинул взглядом вычищенный зал.

– К величайшему сожалению.

– Твоему сожалению – или его?

– Обоюдному. – Римильда помолчала, ожидая, вдруг Танкред приревнует ее, вспылит, но муж молчал, и она продолжила: – Джон жалел, что уезжает. Я – что он не сделал этого раньше.

– И ты ничего ему не обещала?

– Ни словечка. Он так и не завел разговор о деле.

– Странно. – Танкред усадил жену на стул у камина. Уголья горели драконьими глазами. – Я полагал, он останется, пока не вырвет ответ.

– Леди Милисента Гамфри решила иначе.

– Его фаворитка!

– Да, мы с ней вступили в заговор, и она убедила принца, что мы с тобой ему не поможем.

Танкред покачал головой:

– Удивительна сила женских заговоров.

– Королева Элеонора тоже многое об этом знает, – мрачно заметила Римильда. – Если бы она не подстрекала мужчин к войне…

– Война идет всегда. С этим ничего не поделаешь, к сожалению. – Танкред, не отрываясь, смотрел в огонь. – Однако я надеюсь, что здесь, на землях Мобри, ее удастся избежать.

– Ты уже нагнал страху на всех окрестных разбойников? – засмеялась Римильда.

– Не на всех, к сожалению.

– Значит, ты скоро вновь покинешь Дауф?

– Через два дня.

Римильда постаралась скрыть разочарование. Никакого намека на то, что их с Танкредом отношения сдвинулись с мертвой точки, она не видела. Что ж, не стоит сдаваться.

– Ты, наверное, устал. Хочешь принять ванну?

– Благодарю, Римильда. Конечно.

…Поздно ночью Римильда снова лежала без сна, одна, раз за разом прокручивая в памяти события вечера. Она вновь вымыла Танкреду волосы, однако он не позволил сделать нечто большее. Римильда никак не могла догадаться, что им движет. И понимала, что не заснет до утра.

Одна.

Глава 22

Римильда критически рассматривала обновленную главную залу. В камине, как в старые добрые времена, потрескивало бревно: хотя весна уже разгулялась вовсю, в большом замке по-прежнему гуляли сквозняки. Так как Танкред бывал сейчас в замке лишь наездами и во время своих визитов не давал Римильде никаких намеков, она просто изводилась. Лучшим средством от беспокойства была работа. Поэтому Римильда занялась тем, чем давно мечтала заняться: внутренней отделкой Дауфа, ремонтом комнат и весенней ярмаркой. Все это требовало неустанных забот, и, падая с ног от усталости под вечер, Римильда засыпала мертвым сном. Впрочем, нет, сны ей снились, и во всех присутствовал Танкред. Танкред, Танкред, всюду Танкред! Римильде казалось, он постоянно бродит где-то в замке, хотя муж давно был в отъезде. Несколько раз в день она поднималась на башню и всматривалась в зеленеющую даль, пытаясь разглядеть возвращающийся отряд. Но тщетно. Ведь она даже не знала, в какую сторону смотреть. Это совсем не походило на ожидание Деневульфа, когда каждый раз, поднимаясь на башню, она проклинала братца. Сейчас она шептала молитву.

Она делала теперь дом не просто таким, каким хотела видеть его сама. Она желала, чтобы Дауф наконец стал домом для Танкреда. Муж выделил ей приличные средства, и Римильда позволила себе купить новые подсвечники, занавеси, покрывала. Роскошные ковры Фонтевро привез из Палестины. И замок начал преображаться, приобретая вид дома, в котором не бывает беды.

Сейчас Римильда с удовольствием оглядывала зал, понимая, что усилия были потрачены не напрасно. Она как раз любовалась галереей (перила переделали и выкрасили, и с них теперь свисали флаги рыцарей графа Мобри), когда появился Фрил.

– Миледи, граф возвращается!

– Прекрасно! – Римильда широко улыбнулась. – Прикажи подавать ужин! Наверняка милорд и его люди очень голодны.

Она слышала, как открываются ворота, и вышла во двор, чтобы приветствовать рыцарей. Римильда ожидала увидеть Танкреда – он всегда первым въезжал в замок, – однако колонну возглавлял Парис де Ритон с самым мрачным выражением лица.

Римильда почуяла неладное.

– Парис! – она сбежала с крыльца. – Граф Мобри! Где он?

– В повозке, миледи. Он ранен. – Кольчуга самого Париса была изрядно покорежена, а левый рукав рассечен. Это выглядело так, словно он едва не лишился руки.

Римильда похолодела. Только не это!

– Рана серьезная? – Ах, какой глупый вопрос. Если Танкред не смог сидеть на коне…

– Арбалетный болт попал в плечо. К счастью, не зазубренный. Мы вынули его и обработали рану, привезли с собой лекаря, однако милорд пока без сознания. Он потерял много крови, пока мы вытаскивали стрелу. Лекарь говорит, что рана серьезная, но неопасная.

– Как давно это случилось?

– Сегодня. Сегодня утром. Мы уже возвращались, когда натолкнулись на отряд мародеров. Один выстрелил из засады, мы не успели даже заметить его. Стрела пробила кольчугу лорда. Странно, но она способна выдержать любой срезень. А бронебойные стрелы простые мародеры не носят, зачем они им, против крестьян-то. Сталь дорога.

Римильда молча бросилась к въехавшей во двор повозке. Танкред лежал, укрытый плащом, и выглядел бледным. Глаза его были закрыты, на лбу блестели капельки пота. Римильда прикоснулась к щеке мужа. Никакого отклика. Танкред не шевелился, и так странно было видеть этого могучего и грозного человека столь… беспомощным. Ни разу он не представал перед Римильдой таким. Ни разу она не оказывалась сильнее, чем он. Даже когда думала, что сильнее.

Нельзя поддаваться отчаянию, сказала себе Римильда. Нужно быть сильной. Она графиня Мобри, теперь она отдает приказы.

– Перенесите лорда в его покои, – велела она, – осторожно. Кто здесь лекарь? Вы? – Она посмотрела на незнакомого немолодого человека верхом на муле. – Пойдете со мной и расскажете мне правду. Не вздумайте лгать.

Прошло немало времени, прежде чем Римильда осталась одна у постели, на которой лежал Танкред. Она стояла и смотрела на его неподвижное лицо. На лбу снова выступил пот; Римильда склонилась и отерла его чистой тряпицей. Господи, только бы муж выжил. Только бы все было хорошо.

Лекарь был настроен оптимистично: рана оказалась чистой, воспаление не началось, наблюдалась только обычная в таких случаях лихорадка. Танкред ненадолго пришел в себя и мыслил вполне здраво, порывался встать и заняться какими-то неотложными делами, однако после того, как лекарь напоил его парочкой весьма ядовитого вида и запаха отваров, заснул крепким сном.

– Ваш супруг – могучий человек, миледи, – заверил Римильду лекарь, – он справится.

– Это не первая рана, которую он получает, и не самая тяжелая, – добавил Парис де Ритон.

– Все будет хорошо, ему рано умирать, – подвела итог Калев.

Несмотря на все это, Римильда чувствовала себя неуютно. Она провела всю ночь у постели Танкреда, надеясь, что ему станет легче. И действительно, к утру лихорадка уменьшилась.

Шли дни.

Танкред медленно оправлялся от полученной раны. Опасность миновала, однако Фонтевро потерял много крови и по-прежнему оставался слаб. Римильда еще никогда не видела его таким. Она привыкла, что он возвышается над нею, словно огромный валун, что смотрит все время сверху. Что он быстро движется, прекрасно владеет своим телом. Такого Танкреда, лежавшего в постели и большую часть времени спавшего беспокойным сном, Римильда еще не знала.

Наконец, она поняла, что это уходит из него усталость войны. Так бывает, объяснила ей Калев. Когда человек много воевал и убивал, когда постоянно чувствовал опасность, оказаться в покое и не размышлять каждый миг, что тебя могут убить, – непомерная роскошь, которая поначалу выбивает из колеи. И тогда отдаться во власть снов – самое лучшее. Рана заживет, Танкред встанет и сможет наконец жить мирно, даже воюя с соседями. Впрочем, в округе уже не осталось храбрецов, способных посягнуть на имущество графа Мобри. Слухи распространились, Танкред их подтвердил.

Однажды вечером Римильда сидела у постели Танкреда, вышивая. Муж спал очень неспокойно, его большие руки вздрагивали, губы дергались. Внезапно он проснулся и приподнялся на кровати; Римильда уронила вышивку на колени.

– Танкред? – Девушка встала и наклонилась к нему. – Ты хочешь чего-нибудь?

– Иди сюда, – пробормотал он и протянул руку. – Мне холодно. Очень холодно.

– Ладно, – согласилась Римильда, понимая, что лучше не спорить: взгляд мужа блуждал, и вряд ли Танкред понимал, что говорит.

Она откинула покрывало и устроилась рядом с мужем, а он обнял ее и крепко прижал к себе. Впервые Римильда лежала и ее обнимал мужчина. Это оказалось так хорошо, что она улыбнулась. Все у них будет прекрасно. Когда-нибудь.

Если Танкред ее полюбит.

– Так лучше? – спросила Римильда. Муж не ответил: он спал. Некоторое время Римильда прислушивалась к его дыханию, сначала неспокойному, потом – все более и более ровному, и в конце концов уснула сама.

Она проснулась на рассвете, осторожно высвободилась из объятий Танкреда, приподнялась и заглянула ему в лицо. И сразу поняла: он изменился. Исчезла складка между бровями и еле заметное беспокойное выражение, но и невозмутимость не вернулась. К тому же палестинский загар почти сошел с его лица, что сделало его моложе и мягче. Римильда и раньше видела Танкреда спящим, однако даже во сне он, казалось, оставался сосредоточен. Теперь этого не было. Танкред просто спал и видел, кажется, хороший сон: он еле заметно улыбался. У Римильды слезы подступили к глазам.

Не выдержав, она выскользнула из-под покрывала, поспешно надела туфли и почти выбежала из спальни мужа. Замок еще не проснулся. Римильда летела по лестницам, все вниз, вниз и вниз. Потом, задыхаясь, пронеслась по коридору, рывком открыла тяжелую дверь капеллы. Деревянный крест на стене, казалось, манил ее. Римильда упала перед ним на колени.

– Почему, Господи? – прорыдала она. – Почему?

Ей так хотелось, чтобы Танкред любил ее!

Больше всего на свете теперь Римильда жаждала его любви. Он оказался рядом, незаметно стал родным и близким, пророс в нее, как дерево прорастает корнями в землю. И ей уже не освободиться от Танкреда; Римильда и не хотела. Но пусть бы он сделал хотя бы шаг ей навстречу, дал хотя бы один знак. Дал ей шанс. Ведь когда-нибудь он сможет полюбить ее, Римильду из Дауфа?

– Господи, помоги, – прошептала Римильда.

Она не знала, в чем именно просит помощи. Любовь дается свыше, и все же, все же… Отправляясь в Палестину, Римильда совсем не думала о любви, только о том, как спасти свой замок и земли. А возвратилась вместе с человеком, который прочно занял место в ее сердце. И она даже не заметила как.

Ей не нужна только плотская любовь, только его прикосновения. Ей нужно, чтобы Танкред любил ее – как сумеет. Она до сих пор не знала, способен ли он полюбить. Отпустил ли он войну, отпустил ли одиночество? Сумеет ли сделать это когда-нибудь? Нет ответов… Только время покажет. Только оно.

– Помоги, – вновь прошептала Римильда.

Она подняла глаза и задохнулась от радости – ее обнял все тот же прекрасный, очищающий свет, который она уже видела однажды. Тогда Римильда словно пребывала во сне, теперь она знала, что все наяву. Она замерла, почти не дыша, ожидая, что ей скажут.

– Иди и говори, – словно шепнули на ухо. И все. Сияние растворилось в хлынувших в окно солнечных лучах.

Но Римильде этого оказалось достаточно.

– Спасибо, Господи, – произнесла она и поднялась с колен.

Все просто. Все очень просто. Слезы высохли, и Римильда весело рассмеялась.

Она направилась обратно к комнатам Танкреда. Слуги уже проснулись, они приветствовали хозяйку, Римильда отвечала вежливыми кивками, а внутри все пело от нетерпения. Только несколько шагов отделяют ее от того, кого она любит больше всех на свете.

Дверь в спальню Танкреда оказалась распахнута. Две служанки перестилали постель, ими командовал Этельстан. Римильда, обескураженная, остановилась на пороге.

– А где милорд? – излишне резко спросила она у Этельстана. Парнишка подпрыгнул.

– Он оделся и сказал, что поднимется на башню.

– Он же плохо себя чувствует! – возмутилась Римильда. – Не надо было ему позволять…

Этельстан посмотрел на хозяйку таким взглядом, что Римильда сразу поняла, что сказала несусветную глупость. Не позволять графу Мобри, Танкреду де Фонтевро, что-то сделать! Да проще остановить прилив!

– Милорд сказал, что чувствует себя прекрасно. Да и выглядит он хорошо.

– Так. – Римильда закусила губу, развернулась и вышла.

Она заставила себя идти медленно. Нет никакого резона бежать. И все же Римильда зашагала быстрее, не выдержав.

Она поднялась по лестнице на верхнюю площадку донжона. Танкред был здесь, а вот стражников не наблюдалось – видимо, лорд их отпустил ненадолго. Фонтевро действительно стоял на ногах, причем достаточно твердо; он надел штаны, сапоги и белую рубашку.

– Танкред, – негромко произнесла Римильда, – зачем ты встал?

Он обернулся. Ветер трепал его волосы, на сей раз не заплетенные в косу и не связанные шнурком. Римильда подошла и остановилась в шаге от мужа.

– Мне приснилось или ты и вправду всю ночь спала рядом со мной?

– Ты меня попросил.

– Спасибо. Кажется, именно это меня и исцелило.

Вернувшееся к нему спокойствие походило на прежнее – и все же что-то изменилось. Римильда чувствовала это, как чуют приближение грозы.

– Я искала тебя, – сказала она.

– Чтобы сказать, что мне не следовало вставать с постели? – Танкред еле заметно усмехнулся.

– Чтобы сказать, что я люблю тебя.

На мгновение, казалось, весь мир замер: умолкли голоса во дворе, скрип колодезного ворота, остановился ветер. Миг тишины, нереальной тишины. А потом все сдвинулось с места.

Танкред шагнул вперед, оказавшись совсем рядом с Римильдой, и взял ее лицо в ладони.

– Пожалуйста, повтори, что ты сказала, – попросил он.

– Я люблю тебя. – Она произнесла это твердо, глядя ему в глаза.

– Значит, Господь ответил на мои молитвы, – прошептал Танкред.

– Что? – выдохнула Римильда.

– Я молился, – произнес он медленно и раздельно, словно объясняя ребенку прописную истину, – чтобы ты однажды это сказала. И вот ты это сказала.

– Зачем же тебе это было нужно?

– Потому что я хотел, чтобы ты полюбила меня так же сильно, как я тебя люблю.

– Нет, – сказала Римильда, едва не заплакав. Она боялась. Она страшно боялась, что он ей лжет.

– Нет? – удивился Танкред.

– Я… Это не может быть правдой.

– Почему же?

– Ты не обращал на меня внимания. – Римильда вывернулась из его рук и отступила. – Ты не можешь влюбиться в меня… вот так сразу. После моих слов.

– Я влюбился в тебя не сразу, – кивнул Танкред, – но не после твоих сегодняшних слов, а гораздо раньше, до них. И думал, что ты никогда их не скажешь. Надеялся, конечно. Молился. А сегодня ты пришла и преподнесла мне самый большой подарок в моей жизни.

Он с легкостью поймал пятившуюся от него Римильду за плечи и притянул к себе.

– Сколько раз, – тихо, но четко произнес Танкред, – сколько раз я старался не прикасаться к тебе без нужды. Ни к чему тебя не принуждать. Не заставлять меня любить. Я хотел, чтобы это произошло само собой, если произойдет. Ты вышла за меня по необходимости, а не по любви; если любовь никогда бы не появилась, я смирился бы. Скажи мне правду, Римильда, – ты действительно полагала, что я неспособен испытывать к тебе чувства?

– Да. Ты вел себя как…

– Как бесчувственный чурбан. – Танкред кивнул. – Я таким и был. До того момента, как увидел тебя. И когда я понял, какая ты, – а я понял это в тот миг, когда ты ворвалась к герцогу и потребовала ответов, – то осознал, что моя жизнь уже изменилась. Ты была благословением Господа, ниспосланным свыше. Когда же здесь, в Дауфе, я увидел, как это ничтожество, принц Джон, смотрит на тебя, я стал молиться и еще об одном – чтобы Господь удержал меня от убийства королевского сына. Это навеки разлучило бы меня с тобой. И я предпочел уехать на время, изобретя благовидный предлог, чтобы не смотреть, как он… – Танкред осекся и покачал головой. – Мне казалось, я сойду с ума, если окажется, что он нравится тебе. И не сошел. Я вернулся, а ты меня ждала, и Джона больше не было. Мне показалось, что в этот миг я слышал хор ангелов.

Римильда чувствовала, как ровно бьется его сердце.

– Ты ни словом не намекнул, что любишь меня.

– Я ждал, пока ты сможешь мне ответить.

«Господи, – подумала Римильда, – спасибо Тебе». Голова кружилась от огромного, непередаваемого счастья.

– Это действительно так? – прошептала она.

– Это действительно так. Я люблю тебя, Римильда из Дауфа.

Она улыбнулась:

– Я тоже люблю тебя, Танкред из Дауфа.

Он засмеялся – и она наконец узнала, как он смеется. А в следующий миг она узнала, как он целуется, целуется по-настоящему, отдавая всю свою душу, – и замок на сундучке с новой половиной мира разлетелся на осколки.

Эпилог

Известие о том, что коронация Ричарда, выигравшего войну и имевшего теперь полное право называться королем Англии, пройдет третьего сентября в Вестминстере, пришло в середине лета. Римильда не хотела ехать, но это был долг графини Мобри. Она и граф обязаны будут принести присягу новому королю Англии. Конец лета оказался теплым и сухим, так что путешествие получилось легким и радостным. Римильда с удовольствием осматривала свои владения, процветавшие под сильной рукой Танкреда, мудрым управлением Фрила и окруженные ее, Римильды, заботливым вниманием.

– Ты счастлива? – Танкред придержал коня, чтобы он шел рядом с повозкой, в которой ехала Римильда.

– Да, милорд, – улыбнулась Римильда. – Граф дома – и все в полном порядке.

Вестминстер казался грязным, несмотря на солнечные деньки. Двор короля Ричарда ничем не отличался от двора принца Джона, как его помнила Римильда. При ближайшем рассмотрении это он и оказался. Король прибыл на коронацию лишь с небольшим отрядом, остальная толпа, пожиравшая королевскую еду, состояла из приспешников принца Джона. Впрочем, Римильда и Танкред остановились в доме одного доброго торговца, которого посоветовал Фрил, так что были избавлены от шума, грязи, нечистот и пьяного разгула.

Вернувшись в Англию, Римильда все чаще ловила себя на мысли, что на Востоке имелась одна особенность, которую стоило бы усвоить англичанам: в Палестине все мылись – и там было чисто. Вестминстер же задыхался от грязи.

Третьего сентября, рано утром, принц Ричард вошел в Вестминстерский собор, а вышел оттуда король Ричард. Подданные, в большом количестве собравшиеся на площади, приветствовали его бурными радостными криками.

И начался пир. Римильда и Танкред подошли к трону в свою очередь, опустились на колени и произнесли слова присяги.

– Приблизьтесь, – приказал король Ричард.

Танкред поддержал жену под локоть, помогая подняться.

– Ваше величество?

– Лорд Фонтевро, о твоих подвигах в Святой земле ходят легенды.

– Я – простой сельский граф. Все в прошлом, – осторожно ответил Танкред.

– О, но прежде ты был лордом грозной крепости, Грота Тирона.

– Да.

Танкред понимал, куда клонит король. Слухи о том, что Ричард планирует новый крестовый поход, дошли до Дауфа.

– Мне нужны такие люди, чтобы отнять у Саладина христианские святыни. Пойдем со мной, и вечная слава осияет твой герб.

– Ваше величество, сражаться рядом с вами – великая честь, но я так недавно женился. Я не могу оставить мою прекрасную леди.

– Ваше величество, – обратилась к королю Римильда. Она видела, что отказ Танкреда не пришелся по нраву Ричарду. Нужно было срочно спасать положение. – Я едва отвоевала себе мужа, а это было непросто. Восточные девы соблазнительны и покладисты. Неужели вы лишите меня поддержки супруга в столь сложное для меня время?

Ричард смягчился:

– О, я не могу соперничать с вами за внимание вашего мужа.

– О, не только со мной, ваше величество, но и с наследником графства Мобри, который, по воле Всевышнего, появится на свет через несколько месяцев.

– Ну что же, – рассмеялся король. – Я сдаюсь на волю победительницы. Забирайте вашего графа, а вся слава в этом походе достанется мне.

– С меня уже достаточно славы и битв, – прошептал Танкред, когда они отошли от трона на почтительное расстояние. – Я просто сельский граф.

– А я – преданная жена простого сельского графа, – ответила Римильда.

…Из десяти лет своего правления Ричард провел в Англии только полгода. Ричард прославился своими воинскими подвигами, но его потребительское отношение к Англии свело управление страной в основном к взиманию огромных налогов на финансирование армии и флота. Ричард даже освободил от вассальной клятвы короля Шотландии Вильгельма I за сумму в десять тысяч марок, а также стал торговать государственными землями и постами. Все собранные средства были направлены на подготовку к крестовому походу, который закончился полной неудачей. Вскоре королевства крестоносцев пали.

body
section id="n_2"
section id="n_3"
section id="n_4"
section id="n_5"
section id="n_6"
section id="n_7"
section id="n_8"
Стихи австрийского миннезингера Дитмара фон Айста. Перевод И. Грицковой.