Эдвард Уитмонт - Алхимия исцеления: гомеопатия — безопасное лечение

Эдвард Уитмонт — доктор наук, известный исследователь натуропатии, хиропрактики, йоги и астрологии, врач-гомеопат, психиатр.

«Алхимии исцеления» доктора Уитмонта посвящена альтернативной медицине, в частности гомеопатии. Гомеопатия — метод лечения, главным принципом которого является назначение препаратов, вызывающих симптомы, аналогичные симптомам болезни. И если некоторые медики скептически относятся к гомеопатии, то Уитмонт доказывает безопасность и эффективность гомеопатического принципа лечения, опираясь на научные представления о функционировании здорового и больного организма.

Книга рассчитана на специалистов в области медицины, врачей, занимающихся мануальными практиками, а также тех, кто желает узнать больше о нетрадиционной медицине.

ОГЛАВЛЕНИЕ

Благодарности 

Введение 

Глава 1. Парадокс гомеопатии 

Глава 2. Космический организм 

Бессознательная психика

Синхрония

Разум и материя

Поля на уровне организмов

Жизнь и разум

Иерархия, полярность и конфликт

Глава 3. Наука и мифология 

Глава 4. Форма и информация  

Форма и поле

Индукция

Трансдукция

Кодирование

Глава 5. Драма жизни 

Природа драмы

Жизненная драма

Конституция и личность

Глава 6. Болезнь 

Болезнь в мифологии

«Диссипативная» динамика болезни

Парадокс болезни и влияние отношения эго

Болезнь и экзистенциальное знамение

Потенцирование

Глава 7. Интермедия. Смерть-кума 

Глава 8. Исцеление 

Смерть и жертва

Практики исцеления

Динамика исцеления

Подобие

Алхимическая медицина

Исцеление в Драме жизни

Глава 9. Целитель 

Архетипный целитель

Исцеляющие отношения

Наносящий раны-Нарушитель-Целитель

Проблема власти

Раненый целитель

Нарушитель

Выводы и заключение 

Библиография 

БЛАГОДАРНОСТИ

За оказанную поддержку и здоровую критику благодарю своего партнера и коллегу Сильвию Бринтон Перера. Я часто обсуждал с ней материал книги, и именно она настояла па том, чтобы я переписал и расширил главу «Целитель». Также благодарю своего сына Эндрю Д. Уитмоита за критические советы и помощь в перефразировании и разъяснении отдельных частей текста. Эти два человека не поскупились потратить огромное количество времени на ознакомление с рукописью и ее повторное прочтение.

Я признателен Дане Ульман за то, что много лет назад она посоветовала мне написать книгу о целительстве. Приношу благодарность фонду «С. G. Jung Foundation» (Фонд К. Г. Юнга) в Нью-Йорке, обществу «Society of Homeopaths» (Гомеопатическое общество) в Англии, издательству «Burgdorf Verlag» в Германии за то, что они предоставили возможность проработать некоторые материалы в оптимальных условиях. Ричард Гроссинджер и Кэти Глас написали передовую статью о книге, когда информация о ней появилась в прессе. Я также благодарю «North Atlantic Books» за разрешение использовать алхимические гравюры.

И наконец, я в огромном долгу перед клиентами и пациентами, которые на протяжении многих лет доверяли моим заботам свои проблемы и которые помогли по-новому взглянуть на обширные и неизведанные области человеческой жизни и в здоровье, и в болезни. Сделанные мною открытия изложены в этой книге — их я и предлагаю на суд читателя. Они, конечно, не охватывают всего, что можно было открыть, однако надеюсь, что моя книга вдохновит других на продолжение исследований в этой области.

ВВЕДЕНИЕ

Половинное знание затрудняет познание. Поскольку все наше знание - всего лишь половинное знание, то наше знание всегда затрудняет наше познание.

И. В. Гёте, «Размышления о познании природы», Цюрих, Fretz Wasinuth, 1919, с. 11.

Возможно, когда космологи (или шаманы любого возраста) полагают, что они стучат в дверь вечности и последняя тайна Вселенной почти им открылась, - это всего лишь одно из состояний человеческого организма. И то, что они ошибаются, возможно, тоже всего лишь одно из состояний человеческого организма. Нау ка, движимая вперед методом проб и ошибок, а также сомнениями, - кладбище окончательных ответов.

Денис Онкрбай, «Одинокие сердца космоса: Научные поиски тайны Вселенной», Нью-Йорк, Harper Collins, 1990.

Я хочу сказать кое-что о том, что физики должны вернуть в лоно здравого смысла, ведь кажется, что это потеряло здравый смысл... и мне кажется, что наихудшим из всех возможных заблуждений будет представление о том, что психология строится по аналогии с физикой, которой больше нет, которая устарела.

Роберг Оппенгеймер, «Аналогия в науке», «Американский психолог», том 2, № 3, март 1956, с. 134.

Эта книга о темной пограничной области, где тело и душа, материя и дух, «Я» и «другие» сливаются и, кажется, действуют как одно целое — и в то же время отчетливо проявляют себя в виде пар конфликтующих полярных противоположностей. Эти противоположности ведут себя так, как будто стремятся найти решение, обнаружить (или создать) свою собственную форму синтеза. Они предвидят свое «соединение» во всеобъемлющей и объединяющей архе- типической «сути». Из этой игры дыма и теней рождаются самые уважаемые научные парадигмы.

Конкретная парадигма, предлагаемая здесь, рассматривает болезнь и исцеление как становление конфликта и разрешение его посредством взаимодействия полярных форм, всегда имеющих приоритет над материальными формами, в виде которых они проявляются. Это важное взаимодействие имеет целью прийти к окончательному разрешению через открытие еще более дифференцированных форм сознания и роста и, что примечательно, через дифференциацию личности. В ходе примирения и соединения полярностей, неразрывная связь исцеления-творения имеет первичную важность для эволюции человеческого рода, а также нашей планеты как организма.

Правда — многогранна. Поэтому взгляд на здоровье, болезнь и исцеление, который предлагается в этой книге, должен рассматриваться как один из многих возможных способов объяснения сомнений и парадоксов. Я надеюсь, что эти идеи могут, по крайней мере, направить нас на путь понимания души и тела как функционального единства. Используя противопоставление, парадокс и исцеление-творение, я хочу свести воедино представления, собранные в ходе практики «альтернативной» медицины, — даже несмотря на то, что они остаются необъяснимыми с точки зрения современной биологии и западной медицины. Эти представления включают в себя психологические и психосоматические компоненты (берущие начало в юнгианской психологии бессознательного), а также положение о жизнеспособности материи, управление которой осуществляется на сверхмолекулярном, «трансматериальном» уровне согласно принципу подобия, лежащему в основе гомеопатического метода.

Интерес к областям, объявленным вне закона официальной медициной, возник у меня в те далекие годы, когда я учился в медицинском институте, — было это в начале 1930-х. В то время терапевтическая практика и обучение все еще были па высоте медицинского нигилизма. Мы тратили массу времени на точнейшую постановку диагноза. Но когда дело доходило до лечения, то на вопрос о том, как справиться с болезнью, которая была так искусно диагностирована, мы получали лишь пожатие плечами. Если время и сам организм не делали свое дело, врачу больше нечего было предложить, за исключением временного облегчения симптомов. (Что касается многих хронических болезней, эта ситуация не сильно изменилась с тех пор, несмотря на значительные поверхностные трансформации.)

Мне запомнился один преподаватель, который утверждал, что есть только два действенных лекарства: дигиталис и касторка. Он считал, что действенность остальных лекарств в основной их массе не больше чем выдумка. И на самом деле довольно часто некоторое лечение назначалось по прошествии времени «ut aliquid fiat», чтобы удовлетворить пациента, показав ему: что-то делается. Даже если было известно, что это неэффективно. Сейчас мы, по крайней мере, официально признали положительный эффект плацебо. Но в то время эффект плацебо с презрением отвергался, как «не более, чем просто предположение». При этом никто не трудился конкретно сформулировать предположение и подумать, какой может быть его связь с функционированием организма как единого целого.

Теперь в распоряжении медицины имеется огромное количество терапевтически эффективных лекарств и возможности хирургического вмешательства стали значительно шире. Однако медицина до сих пор рассматривает человеческий организм со всеми его физическими и химическими процессами как машину, состоящую из набора изолированных функций, несмотря на все протесты сторонников холизма[1]. Чтобы починить сломавшуюся машину, нужно установить неисправности. Поэтому воспаления и аллергии лечат стероидами (кортизоном и так далее), несмотря на то, что при длительном приеме таких лекарственных средств их динамический спектр и «побочные эффекты» могут полностью разрушить иммунную систему и гормональный баланс. Если аспирин прописывают для уменьшения жара или ревматического воспаления, он может ухудшать свертывание крови, нарушать функции желудка, даже привести к повреждению головного мозга у некоторых детей. Другие лекарства имеют еще более сильные побочные эффекты: химиотерапия, применяемая при лечении рака, может запросто превратить человека в «овощ»! «Побочные эффекты» всеми признаются, и это служит своего рода предлогом, чтобы не обращать на них внимания. Но эти так называемые «побочные» эффекты лежат вовсе не на периферии. Они представляют собой прямой ответ, реакцию организма на вмешательство в его целостность. В результате происходит отравление организма, часть функций перестает работать. Несмотря на то, что в результате такого лечения симптомы, на которые оно было направлено, исчезают на некоторое время или даже навсегда, достигается это зачастую ценой дисбаланса и разрушения здоровья организма в целом.

Я говорю это не затем, чтобы отрицать, что такие частично разрушительные подходы могут иногда быть меньшим злом, и потому к ним прибегают; напротив, они жизненно важны в экстренных случаях и даже подходят для постоянного применения, но только тогда, когда нет возможности применить истинное лечение. Ни в коем случае нельзя путать их с истинным лечением.

Я должен подчеркнуть важный нюанс. Во всем этом нет дуализма вредного и полезного: отравляющие или потенциально вредные вещества могут также использоваться для истинного лечения, если применяются с учетом целостности организма. И иголка в руках специалиста по акупунктуре, и нож в руке хирурга, и микродозы мышьяка, назначенные в соответствии с гомеопатическим принципом подобия, — все эти средства могут исцелить, если используются для гармонизации, балансирования и реинтеграции психосоматического функционирования как единого целого. Но если они используются применительно к отдельным функциям, то принудительно изменяют одну часть, что приводит к дисбалансу с другими частями. И урон, нанесенный такими лекарствами, может быть непоправимым.

Так случилось, что один из моих профессоров, Б. Ашнер, изучал и переводил работы лекаря-алхимика позднего Средневековья Парацельса. Ашнер чувствовал, что может быть определенная ценность тех многих способов лечения, которые отвергаются и игнорируются его друзьями из научных кругов, являющимися приверженцами современных методов. Он рассматривал психотерапию, акупунктуру, гомеопатию, остеопатию[2], хиропрактику- и натуропатию' как нео-парацельсианские дисциплины. Лекции и книги Ашнера вдохновили меня. Я был поражен тем, насколько глубоко мое невежество в области методик истинного лечения, и решил изучить и получить личный опыт работы с максимально возможным количеством этих альтернативных методов. И действительно, я обнаружил, что в определенных рамках большая часть этих методов оказалась эффективной, хотя и не было возможности объяснить эти результаты исходя из той системы взглядов, на которой базировалось мое образование!

В то же время я начал обращать особое внимание на психологические аспекты болезни. Личный опыт, полученный в результате общения с моей вечно больной матерью, привел меня к подспудной мысли, что болезнь должна быть если не собственно неврозом, то, по крайней мере, эквивалентным феноменом, имеющим телесную природу. Потом я полагал, что, возможно, болезнь — это способ преодоления (или неспособность преодоления) эмоциональных проблем. Фактически в течение некоторого времени я даже задавался вопросом, а не делает ли врач пустую работу, когда пытается смягчить физические симптомы, поскольку это может помешать пациенту найти решение той психологической проблемы, которая лежит в основе всего. Эти ранние размышления были, в самом деле, очень упрощенными (и были быстро отброшены), но меня по-прежнему занимали вопросы телесной природы эмоциональных расстройств, эмоциональные и психологические аспекты физических расстройств.

В ходе изучения гомеопатии я был поражен тем фактом, что к выбору лекарства всегда нужно подходить с точки зрения биоэмо- циональной целостности, таким образом учитывая эквивалентное происхождение болезни. Диагностические показания для потенциально полезных лекарств должны всегда включать в себя эмоциональное состояние и темперамент пациента. Лекарственные вещества должны изучаться так, как если бы каждое из них представляло собой или воплощало особый тип личности. Когда я читал работы Юнга по алхимии, то заметил схожесть гомеопатического подхода с алхимической точкой зрения. Алхимический процесс также требует интеграции вещества с молекулярной основой и психодинамически возникающих комплексов. Первые теоретические выводы из этих сравнений я впоследствии опубликовал в книге «Психика и материя» (Berkeley: North Atlantic Books, 1980, 1982, 1991). Более того, если смотреть с точки зрения практических клинических результатов, психология Юнга и гомеопатия Ганемаина представляют собой модальности, обладающие уникальной эффективностью, в которых обычные методы не работают. Они дают совершенно новые перспективы и новый взгляд на природу функционирования человеческого организма и, следовательно, на болезнь и исцеление.

Работа Юнга демонстрирует, что большая часть, если не все, из того, что мы приписываем случайному или произвольному поведению, фактически является выражением безотчетного креативного глубинного сознания, которое выражает целенаправленную деятельность эволюционирующей межличностной динамики, включающей и превосходящей личностное рациональное функционирование. За очевидной случайностью стоит архетипный порядок индивидуальной космической пьесы, которой управляет трансцендентальный центр, названный Юнгом «Я, самость» («Self») — что не нужно путать с личным эго (personal ego self), о котором говорится в психоанализе Фрейда. Эго ассимилирует все еще бессознательную динамику, и посредством этого «Я» стремится к дифференциации и развитию эмпирической индивидуальности. Этот процесс, который продолжается на протяжении всей жизни, Юнг назвал индивидуализацией. Кажущийся «странным» язык и образы снов, мифов, сказок и фантазий можно прочесть как иероглифические выражеиня или сообщения креативной интенциональности «Я».

Гомеопатия поражает кажущимся парадоксом нематериальной субстанции, сущность которого современные физики только-только начинают понимать сами и помогают понять нам. Это открывает целый ряд возможностей для болезни, как таковой, человека и животного (атакже параметры для ее излечения), чтобы распространиться и получить отображение в различных веществах, из которых состоит наша планета. Морфология одного не только отображает, но функционально выражает динамику другого. Как будто наши конфликты, болезни и их лекарства являются аспектами «материала», из которого сделана сама Земля, и они, возможно, объединены таким образом, чтобы могли осознавать себя через человеческое самосознание.

Таким образом, то, что мы называем сознанием, является фокусной точкой, в которой сливаются психические, соматические события и события внешнего мира, они могут образовать коллективную эволюционную трансформацию. Планета и наша собственная природа могут эволюционировать посредством значительных кризисов и их преодоления.

Работы Юнга подробно описаны многими авторами, в том числе мною («Впоискахсимвола», Princeton: Princeton Univ. Press, 1969, 1991). Гомеопатия, вероятно, менее известна читателю, о ней тоже будет рассказано.

Глава 1. ПАРАДОКС ГОМЕОПАТИИ

Боги стали болезнями.

К. Г. Юнг, Сборник трудов, том 13, параграф 54.

Нет болезни настолько серьезной... чтобы от нее не было лекарства в медицине.

Парацельс:, вторая книга «Парагранум».

В Полном собрании сочинений иод редакцией Б. Ашнера,

Иена, Gustav Fisher. 1926, том 1, с. 448.

... Человек в классический период рассматривал болезнь как божественное деяние, исцелить человека мог только Бог или другое божественное деяние. Так, гомеопатия в чистом виде, то есть изгнание болезни, ниспосланной Богом, при помощи божественного лекарства, практиковалась еще в античных «клиниках». Когда болезнь наделяется таким достоинством, она приобретает неоценимое преимущество - исцеляющую силу. Divinaaffliction(то есть болезнь, ниспосланная богом), таким образом, содержит свой собственный диагноз, терапию и прогноз. Конечно, при условии наличия соответству ющего отношения к нему.

К. А. Мейер, «Древняя инкубация и современная психотерапия», Evanston: North-WesternUniversityPress, 1967, с. 5.

При изучении токсических свойств коры хинного дерева немецкий врач Самюэль Ганеманн (1755-1848) обнаружил, что симптомы отравления хиной и симптомы малярии, против которой она применялась в качестве лекарства, схожи. Такое наблюдение привело его к гениальной мысли: парадокс этого подобия вовсе не случайность, а скорее основа исцеляющего эффекта лекарств, а хинин, возможно, лечит малярию не вопреки подобию, а благодаря подобию. В ходе экспериментов, которые Ганеманн проводил в течение многих лет, был установлен важнейший факт. Любое лекарственное средство вылечит определенный вид болезни, симптомы которой будут наиболее схожими с теми симптомами, которые вызывает это средство в организме здорового человека при соответствующем приеме. Такое систематическое тестирование веществ на большом количестве здоровых людей (не животных, поскольку необходимо было понять типовые ментальные и эмоциональные симптомы, которые может описать только человек) является фундаментальным для практической гомеопатии.

Основываясь на неоднократно воспроизведенных результатах воздействия проверенных лекарств на болезни, имеющие с ними подобие, Ганеманн сформулировал «закон подобия» — Simiua similibus curentur. «Подобное (состояние) лечится подобным (лекарством)». Однако это подобие должно включать особую целостную структуру расстройства, а не просто его отдельные черты.

Например, состояние, которое возникает в результате вдыхания лука (ЛШит сера) ду блирует фазу формирования простуды. Аналогичное состояние также возникает на начальной стадии отравления мышьяком. Таким образом, предполагается, что лук и мышьяк в соответствующих дозах (если они будут приниматься на ранней стадии) могут победить простуду — что и происходит в действительности[3].

Однако эти вещества нельзя произвольно заменять друг другом. Чтобы средство работало, лекарство и пациент должны особенным образом подходить друг другу.

Скажем, пациент демонстрирует симптомы простуды и чувствует себя хуже на холодном воздухе. Лук будет неэффективным средством в этом случае, поскольку раздражение слизистой носа, которое он производит, усиливается теплом. Фактически же человек, которого лечат луком, начинает чувствовать себя лучше под воздействием холода. При этом раздражение, вызываемое мышьяком, который также повторяет симптомы начальных этапов простуды, смягчается теплом. Поскольку наш пациент хочет находиться в тепле, именно мышьяк, а не лук, будет наиболее подходящим лекарством.

Чтобы выбрать правильное лекарство, гомеопаты должны определить не только непосредственные симптомы, но также все, что беспокоит пациента, любые самые незначительные жалобы, вне зависимости от предполагаемой причины. Сюда входят физические, эмоциональные и психологические характеристики пациента, а также его модальности (особый тип ощущений): факторы или обстоятельства, которые изменяют, улучшают или усугубляют его состояние. Гомеопат воссоздает конкретное феноменологически дескриптивное поле данного состояния.

В жизни, конечно, необходимо учитывать гораздо большее количество переменных, чем те две, которые мы рассмотрели выше. Таким образом, этот процесс определения соответствия вещества личным и конституциональным отличительным характеристикам пациента должен учитывать все переменные, будь то ментальные, эмоциональные или физические. В целом соответствие между лекарством и пациентом должно быть сугубо личным, конституционально особенным и точно отвечающим всем дескриптивным феноменам, имеющимся в поле.

При определенном соматическом состоянии, таком как кишечное расстройство, гомеопат обнаружит, например, следующее. Пастушья сумка (Pulsatilla), скорее всего, будет более эффективна для людей с мягким, робким, податливым характером, нежели для людей злых, агрессивных, раздражительных. Последним должна помочь особая форма стрихнина (Nux vomica). Бобы Святого Игнатия, содержащие стрихнин, соответствуют физиологическому состоянию горя, утраты, покинутости и их органическим последствиям. Strychnos Nих vomica, с другой стороны, «ярко иллюстрирует» и оказывает воздействие на злых холериков или угрюмых ипохондриков. Золото воздействует прежде всего на сердце, циркуляторные функции и подходит людям серьезным, с повышенным чувством ответственности и депрессивным характером (более подробный анализ примера с золотом см. в главе 2).

Эти традиционные взгляды и ожидания от болезней и их лекарств разрушаются перед такой целостной моделью. Одну и ту же болезнь у разных людей можно лечить разными лекарствами, но две разные болезни (например, пневмонию и заболевание кожи) можно вылечить одним и тем же лекарством, если люди обладают сходными чертами характера и конституцией.

Следовательно, поле каждого вещества представляет собой структуру определенных личностных черт, темпераментов и эмоциональных предрасположенностей вкупе с шаблонами биологических реакций и нарушениями, которые вещество может породить и исцелить. Каждое вещество при проведении его испытания демонстрирует подобие и, следовательно, способность исцелять некоторые нарушения в организме человека (или животного). Гомеопатические лекарственные средства сейчас насчитывают порядка пятисот испытанных лекарств из практически бесконечного количества еще не испытанных потенциальных средств, каждое из которых обладает своими особыми характеристиками. Таким образом, мы можем предположить, что для каждого возможного человеческого недуга «где-то» существует средство, способное его исцелить. Здесь переднами встает тот поразительный факт, что шаблоны психологических реакций на жизненные трудности и перипетии дублируются в конструктивной деятельности и жизнедеятельности материи, из которой состоит Земля. Совокупности психосоматических характеристик больного человека и лекарства представляют собой «подобные» образцы поля, которые взаимно включают в себя человеческий организм и нечеловеческий, «внешние» и предположительно «неодушевленные» субстанции.

Но гомеопатия преподносит еще один сюрприз. Основной «скандальной» причиной того, что гомеопатия не воспринимается традиционными учеными, являются используемые в пей дозировки. Лекарства разводятся до такой степени, что, даже используя число Авогадро[4], нельзя с уверенностью сказать, присутствует ли в этом растворе хоть одна молекула исходного вещества.

Необходимость использования таких микродоз обнаружилась в результате преодоления одного из первых кризисов использования закона подобия. При сопоставлении токсических эффектов лекарств и уже существующих подобных болезненных состояний, как и предполагалось, Ганеманн вскоре открыл, что использование лекарств, выбранных в соответствии с законом подобия, значительно ухудшает то болезненное состояние, от которого они должны были избавить человека. Повинуясь интуиции или подсказке свыше, он продолжил разбавлять вещества таким образом, который отличался от обычного процесса линейного уменьшения концентрации. Чтобы, как он думал, потом уменьшить усугубляющую состояние дозу, Ганеманн продолжал поэтапно растворять вещества в концентрации «один к десяти» или «один к ста» (а затем и «один к пятидесяти тысячам»). При этом после каждого этапа он встряхивал получившийся раствор десять раз.

В конце концов методом проб и ошибок он пришел к пониманию, что необходимо повторять этот процесс тридцать раз, при этом тщательно (десять раз) встряхивать емкость с раствором после каждого этапа. Каждый из этих «этапов растворения» называется «потенцией». Ганеманн и его последователи обнаружили, что в среднем тридцатая потенция оказывает наиболее мягкое целительное воздействие без чрезмерного первого ухудшения симптомов. Такая микродоза — к счастью, в то время Ганеманн этого еще не знал — свидетельствует вот о чем. Согласно расчетам Авогадро (физика, который был современником Ганеманна), вероятность того, что в гаком растворе (тридцатикратное разведение в концентрации 1:100) до сих нор присутствует хоть одна молекула исходного лекарства, равна практически нулю, что сопоставимо с каплей в Рейне. От такого раствора нельзя ожидать никакого химического или материального воздействия. Тем не менее практика показывает, что растворы, приготовленные таким образом, чрезвычайно эффективны, при условии, что они приготавливаются в точном соответствии с вышеуказанной процедурой (поэтапное разведение со встряхиванием) и применяются по принципу подобия. Когда принцип подобия игнорируется или разведение выполняется без поэтапного встряхивания, растворы оказываются неэффективными.

С другой стороны, когда вещества растворяются поэтапно в концентрации 1:10 или даже 1:100 и тщательно встряхиваются, присутствие «нечто» в таких растворах, которое превышает предел Авогадро, очевидно. Это было продемонстрировано биологическими, биохимическими методами и методом ядерно-магнитного резонанса (Харрис Л. Култер, «Гомеопатическая наука и современная медицина», Berkeley: North Atlantic Books, 1981, с. 52-63)'.

Потенции также были протестированы на жнвотиых и растениях, и сейчас регулярно применяются в ветеринарной практике. На всех этих других уровнях организменной и «психологической» структуры они так же эффективны, как и на человеческом уровне, что позволяет опровергнуть аргумент, который будет обсуждаться далее, что это «не больше чем» предположение.

Но вот что самое странное в данном феномене. По мере уменьшения интенсивности воздействия потенциально токсического вещества от первичной концентрации до этапа тридцатого порядка, энергетическое воздействие увеличивается при дальнейшем растворении. И переходит на ультрамолекулярный уровень, когда количество этапов превышает тридцать и может достигать двух сотен, тысячи, десяти тысяч, сотен тысяч и миллиона. Такие высокие потенции могут привести к нарушению хрупкого равновесия, нанести вред при неразумном или неуместном применении.

Вероятно, то, с чем мы имеем здесь дело, не является раствором в обычном смысле этого слова, а представляет собой другое, еще не известное дисперсионное состояние вещества, которое, будучи «дематериализованным» на молекулярном уровне, сохраняет особые динамические характеристики и усиливает свой энергетический заряд.

Сначала проводились эксперименты для «подтверждения» того, что те или иные вещества в обычной дозе вызывают патологию. Потенцированные «дематериализованные» дозы аналогичных веществ применялись для терапевтических целей. Но кроме того, они использовались для проведения экспериментов, чтобы подтвердить, что эти дематериализованные дозы также способны вызывать патологию (что и было подтверждено). Может показаться удивительным, по эта «нематериальная» по сути форма вызывает такие же симптомы, как и соответствующий материал в чистом виде. Единственная разница между результатами, полученными при использовании потенцированных средств и материала в чистом виде, заключается в следующем. Использование потенцированных средств является более безопасным и менее токсичным, чем использование материала как такового, и обеспечивает получение более дифференцированных и специфических симптомов (особенно это относится к эмоциональным и ментальным характеристикам, а также характеристикам модальностей).

Болес того, процесс поэтапного потенцирования активирует динамическое воздействие на живой организм тех веществ, которые ранее считались «безвредными» или «инертными» с медицинской точки зрения. К ним относятся, например, плаун, ромашка, обычная столовая соль, такие вещества как нерастворимый кварц или металлическое золото.

Было обнаружено, что лечебные свойства высокопотенцированных веществ немедленно передаются на стенки емкостей, а также любым инертным веществам, с которыми они вступают в контакт. Во многих примерах, в частности в ситуациях, когда имелась угроза жизни, наблюдался моментальный терапевтический эффект потенцированных средств, который нельзя объяснить физическим всасыванием. Я сам однажды видел, как пациент, который находился в глубокой коме после инсульта, пришел в сознание в течение нескольких минут после того, как ему под язык поместили дозу опиума тысячной потенции (отравление опиумом вызывает кому).

Этот феномен привел меня к мысли, что в организме происходит не всасывание, а обмен информацией или передача «памяти» об особых динамических характеристиках в полевом процессе, что аналогично «морфическим резонансным полям»[5], описанным Рупертом Шелдрэйком (Руперт Шелдрэйк, «Присутствие прошлого», New York: Random House, 1998). Для этого не требуется ни механики, ни химии материальных частиц.

Открыв, таким образом, эффективность в значительной степени разбавленных, фактически дематериализованных «веществ», Ганеманн столкнулся с феноменом, который современные физики только сейчас начинают понимать. Это — динамика, подобная духу, информации или значению по содержанию, своего рода карта для эмпирической и экспериментальной проверки вышеозначенной пограничной зоны, где материальное и нематериальное, разум и вещество, душа и тело накладываются друг на друга или сливаются воедино. Все функции людей, животных, даже растений взаимодействуют через такие трансматериальные поля, своего рода «структурированное ничто». Эта динамика может быть в такой же степени повсеместно распространена, в какой и невидима, скрытая мириадами феноменов «более низкого уровня», — по сути, это обычная плата, которую несут традиционные научные исследования.

Допустим, все формы человеческой патологии имеют соответствующие «подобные» динамики, содержащиеся в некотором «поле» вещества какого-либо растения, минерала или животного организма «где-то в природе». Тогда можно сказать, что шаблоны всех человеческих функциональных реакций, связанных со здоровьем и болезнью, телесным и психическим функционированием, отражаются в соответствующих элементах «внешнего мира»: растениях, животных, минералах. Ганеманн стремился продемонстрировать эффективность изоморфного, или синтонного подхода, а не его противоположности — то есть необходимость идти «с», а не «против» структуры того состояния, на которое нужно оказать воздействие.

Поскольку есть взаимодействие порождающих болезнь факторов и его структурная динамика распространена и имеет отражение в земных формах, то каждая вероятная патология живого организма

неким образом отражается в виде материальной структуры. То есть поле определенного вещества воспроизводит совокупность его психосоматических характеристик. При использовании этого вещества в ходе проведения «испытания» возникают симптомы соответствующей патологии, а если использовать это вещество в разбавленной или «потенцированной» форме, то оно окажет лечебное воздействие.

Открытия Ганеманна вернули к жизни средневековую доктрину «correspondenlia», а именно идею связи в контексте аналогии (Аристотель называл это «формальной причинностью»). Такая причинность была дискредитирована поверхностной, неразборчивой манерой, которой характеризовалось применение доктрины в период, имевший место до возникновения современной науки (а именно в позднее Средневековье). Но она все-таки может иметь некоторое эвристическое значение, при условии ее применения согласно принципу целостности и совокупности, то есть при условии сравнения ис отдельных черт или поверхностных признаков, а внутренней основополагающей сущности и функциональности.

Гомеопатический опыт указывает на широкую, не признаваемую до настоящего времени сеть корреляций между формой, функцией и поведением, а также внешним миром и человеческими формами, функциональной динамикой. Эти соответствия, которые мы только- только начинаем открывать, четко указывают на общие функциональные знаменатели и паттерны[6], лежащие в основе человеческого микрокосма и внешнего макрокосма во взаимной аналогии и отражении.

Например, когда сурукуку (Lacliesis muta, вид змеи) бросается на свою жертву, ее челюсти раскрываются и затем начинают вращаться- слева направо. Когда она заглатывает жертву, ее четыреста ребер также вращаются в направлении слева направо. Все органы этой змеи расположены с левой стороны. В гомеопатии известно, что у людей, которым нужен Lachesis, яд сурукуку, в качестве лекарства, симптомы в основном проявляются с левой стороны, или они сначала проявляются с левой стороны, а затем переходят на правую сторону.

Эта мощная змея заглатывает свою жертву целиком. Это можно сравнить с попыткой взрослого человека разом проглотить гамбургер весом 150 фунтов, без единого глотка воды, который мог бы помочь протолкнуть еду вниз, и без помощи рук. По аналогии, люди, которым показан Lachesis, чувствуют боль и испытывают трудности с глотательным процессом.

Сурукуку — теплокровное животное, она избегает солнца и жары, часто забирается под землю или на возвышенные участки, где прохладнее. Соответственно, люди, имеющие подобие с Lachesis, имеют горячую кровь, особенно во время болезни, и их состояние может усугубляться теплом. Сурукуку, как и любое ночное животное, охотится и питается ночью. Так, люди, схожие с Lachesis, могут всю ночь оставаться на ногах и не чувствовать при этом усталости. Даже умственная деятельность у них ночью улучшается.

Эта змея обладает мощной мускулатурой, что делает ее практически неуязвимой для хищников. Единственное уязвимое место — это ее челюсть и шея. Если схватить се за шею, змея будет биться и вертеться, пытаясь освободиться. Однако в процессе этого она может сломать себе шею. У людей, имеющих подобие с Lachesis, участок, где находятся шея, челюсти и горло, — слабое место. В области горла у них могут проявляться самые различные симптомы, они так чувствительны, что не могут переносить, когда на шее хоть что-то есть, пусть даже эго всего лишь легкая одежда.

Сурукуку невероятно быстра. Ома может двигаться настолько стремительно, что три или четыре се броска воспринимаются как один. Люди Lachesis тоже известны своей способностью быстро двигаться и говорить, быстро думать и делать выводы.

Язык сурукуку постоянно покачивается, когда она двигается, точно так же люди Lachesis имеют один из самых «болтливых языков», в то же время это постоянное покачивание языка может привести к косноязычию, например к заиканию и запинанию.

Сурукуку известна своей сексуальной энергией. В одном зоопарке был зарегистрирован коитус двух сурукуку, который длился двадцать два часа без перерыва. Это достаточно необычно, но среди сурукуку были зарегистрированы случаи гомосексуализма. Поэтому неудивительно, что Lachesis серьезно страдает от подавления сексуальной функции, и ее яд является одним из нескольких гомеопатических средств, применяемых, когда дело касается гомосексуальности (Грег Бедайп, «Лахезис, метафора и миф», Similimum, том 4, 4, Winter 1991, с. 32-45). В следующей главе дан другой пример подобного странного сходства, па этот раз в рамках «симптоматологии» вещества, а именно золота, и его «соответствие» мифологическим и алхимическим традициям, связанным с ним1.

Гомеопатия даст пример динамики, которую мы еще не понимаем и которая даже кажется противоречащей нашим представлениям о биологическом функционировании. И вполне понятно в этом свете, почему большинство врачей и ученых не верят в гомеопатию и отказываются рассматривать даже ее положения.

Сточки зрения привычного понимания биологии и физиологии, кажется невероятным, что спазмы могут пройти после употребления дозы «ничто», «отсутствия» чего-то такого, что в своей материальной форме могло бы вызвать спазмы. А как быть с вытекающим из этого фактом, что, когда мы продолжаем растворять это «ничто», интенсивность его воздействия только возрастает? Как понимать факт, что «не имеющая фактически материальной основы» доза шпанской мушки, которая в своей материальной форме оказывает кожно-нарывное и абортивное действие, справляется с последствиями ожогов второй степени? И что она может спасти жизнь, защитить от инфекций и шока в случае ожогов третьей степени, и что оказывает воздействие не при наружном применении, а при приеме внутрь? Как объяснить факт, что дематериализованная, потенцированная обычная столовая соль, которую мы употребляем каждый день, даже вне зависимости от этого употребления, может облегчать горе и печаль и устранять вызванные ими соматические симптомы? Или что арника, растущая на высокогорных лугах, защищает от последствий травм и контузий, полученных при восхождении, растяжений, ушибов и физического, а также эмоционального шока?

Гомеопатия дает, в сущности, парадигматический пример феномена соответствия внутреннего и внешнего. Б основе данного соответствия лежит нематериальная информация, этот феномен одновременно и признавался, и игнорировался на протяжении всей истории человечества. Мы находим этот феномен в африканских ритуалах с барабанной дробью, в церемониях начертаний на песке индейцев навахо, в тибетских методиках визуализации. Находим в различных системах исцеления при помощи мантр и веры, в японской практике рэйки[7], в терапии полярности-, разработанной Рэндольфом Стоуном в Индии. И даже, возможно, в таких конкретных способах лечения, как гидротерапия, травяные ванны, ароматерапия и работа со скелетом. Другим ярким примером этой динамики является открытие Джоном Апледжером методик, в которых используется минимальное количество движения для проникновения в краниосакральную систему костей и мембран, чтобы понять истинную причину болезни и воздействовать на «энергетические кисты». Очень легкий контакт с краниосакральным пульсом в различных точках тела ускоряет и усиливает работу системы исцеления. Более сильное нажатие иммобилизует систему и сводит на нет лечебный эффект (см. «Ваш внутренний врач и вы», Джон Апледмер, Berkeley: North Atlantic Books, 1991).

Наши базовые концепты материи и разума, эмоциональной, ментальной и биологической причинности подвергаются сомнению. Понятие о разобщенности живых и сознательных существ в предположительно бессознательном мире требует пересмотра. То, что мы описываем, дает возможность представить не что иное, как вероятность существования некоей жизни, в своем роде сознательного космического организма, который стоит над функциями нашей Вселенной, нашего тела и психики. Можно ли найти другие свидетельства, что мы скорее являемся частичным проявлением целостного и живого космического организма, нежели изолированными живыми существами в смертном механистическом мире?

Глава 2. КОСМИЧЕСКИЙ ОРГАНИЗМ

Глава 2

Учите своих детей тому, чему мы учили наших детей. Земля не принадлежит нам; мы при надлежим Земле. Все вещи соединены между собой подобно тому, как крови объединяет одну семью. Человечество не является ткачом, который сплетает полотно жизни. Мы, как и прочие, всего лишь часть этого полотна. Что бы мы не делали с полотном жизни, мы делаем это для себя. Все вещи связаны друг с другом.

Чиф Сиэттл (легенда)

Сегодня многие соглашаются... что поток знания направляется к немеханической реальности; Вселенная начинает все больше походить скорее на великую мысль, нежели на вел и ку ю м а ш и ну.

Джеймс Джин , Загадочная Вселенная.

New York: Macmillan, 1930.

В голографическом представлении каждый организм являет собой своего рода Вешенную, и каждая часть Вселенной являет собой своего рода организм в ней.

Карл При брам, «О чем спор». В Голографической парадигме. Редактор Кен Уилбер, Boulder: Shambhala, с. 34.

Можно ли серьезно рассматривать вероятность того, что мы — часть квазисознательной планеты, или даже космического организма, в котором функционируем как клетки?

Гипотеза Геи, выдвинутая Лавлоком (Дж. Э. Лавлок, «Гея», Oxford: Oxford Univ. Press, 1979), постулирует, что Земля — это всеобъемлющий, гомеостатический, реорганизующий организм. Следовательно, из метафоры, предложенной в этой гипотезе, можно сделать вывод, что наше физическое существование должно рассматриваться как интегрированная функция или клеточный уровень этого планетарного организма, а также то, что наше сознание может быть включено в более крупный космический разум (и в определенной, не признанной до сих пор степени, даже определяется им). Мы даже можем предполагать, что наши состояния здоровья или болезни являются подсистемой этой более крупной функциональной динамики.

Таким образом, не только наш организм является элементом живой планеты, но также, возможно, наша психика является частью сознательной планетарной или космической психики. Таким образом, наше тело и психику можно соотнести с космическим организмом, как части системы и целое. В этом целом наши маленькие жизни, как отдельные клетки в нашем физическом теле, принимают участие в более крупной, всеобъемлющей жизни и сознании, даже несмотря на то, что природа этого сознания может быть непостижимой для нас — точно так же, как наша жизнь может быть непостижимой для клетки нашего кишечника. Свидетельства этого мы можем найти не только в гомеопатии, по также в психологии бессознательного, в динамике снов и сихронистических событиях, а также в феноменологии таких систем, как Книга Перемен, астрология и даже биология.

БЕССОЗНАТЕЛЬНАЯ ПСИХИКА

За точку отсчета мы можем взять представления Юнга о коллективном бессознательном. То, что Юнг изначально назвал коллективным бессознательным, но затем переименовал в «объективную», или надличностную психику, подобно космическому разуму или информационной системе. Это можно сравнить с универсальным банком информации, который работает квазиавтономно. Это система глубинного разума, которая независима от нашего личного волеизъявления, головного мозга и эго-сознания. Она выходит за рамки времени и пространства и, более того, выражает себя через поведение одушевленных и неодушевленных внешних «объектов» и материй. Доступ к объективной психике можно интуитивно получить посредством эго-сознания, материальной основой которого является корковый слой, посредством активных, или управляемых, образов, а также метафорического и символического понимания наших снов. Объективная психика также спонтанно обращается к эго-созпапию и даже активно вмешивается в наше эго-сознание и волеизъявление.

Я намеренно использую термин «разум», а не «сознание». Несмотря на то, что эти слова в целом являются синонимичными, я предлагаю называть «сознанием» ту особую форму разума, которая охватывает привычную нам деятельность собственного эго. До сего времени мы считали ее единственной формой разума. Когда Фрейд и Юнг обнаружили особым образом организованные режимы психического функционирования, обладающие интенциональностью и своим собственным «знанием», они назвали это «бессознательное».

Фрейд и Юнг демонстрировали, что прослойка «бессознательного» имеет свой собственный разум, который находится в противоречии с нашим привычным сознанием, и даже может вмешиваться в него. В соответствии со стандартами эго-сознания, эти формы психического функционирования на самом деле бессознательны. Мудрость «бессознательного» не только отличается, но в определенном смысле даже превосходит наше эго-сознание. Тогда как сознательное эго в обычной ситуации незнакомо и не имеет представления об этой скрытой прослойке, очевидно, что бессознательная объективная психика имеет представление об эго, его намерениях и деятельности. Из работы со снами мы узнали, что «бессознательное» также имеет представление о таких фактах и связях, которые выходят далеко за пределы возможностей и объема эго и которые имеют отношение к прошлому, настоящему и будущему.

Ис-эго, или надличностная психика, отчасти дополняет и даже балансирует деятельность эго и сознания. Надличностная психика работает так, как будто ею управляет некий руководящий центр или надличностная информация. Такой принцип функционирования отличается от привычного эго-сознания и, кажется, превосходит его. Но и надличностная психика также делает попытки собственными методами вступать в контакт с эго. Юнг назвал этот центр более высокого порядка — «Я».

Если коротко, то так называемое бессознательное в психике — это автономная информация, или разум, а также система значений и намерений с целенаправленностью и желаниями, которые определенным образом лежат в основании этих целей. Оно управляется центром, который находится вне рамок времени и пространства. Оно простирается до определенных границ нашего существования, остается независимым, но при этом дополняет рациональное сознание эго, которое мы до этого времени считали сознанием, как таковым. Оно отражает динамику «Я», находящегося на более высоком уровне.

В клинической психотерапии мы привыкли полагаться на разум бессознательной психики, чтобы толковать сны и давать предложения по корректировке отношения к позициям эго, которые не гармонируют с тем, что мы привыкли считать «интенциональностью» «Я». За исключением случаев проявления известного феномена экстрасенсорного восприятия, часто связанных со снами, эти ежедневные корректирующие послания, содержащиеся в снах, являют собой обычные сообщения от «того» разума «нашему» сознанию. В свете открытий Юнга мы теперь рассматриваем сны не как выражение подавленных желаний, а как своего рода послания, закодированные в виде образов, сродни иероглифам. Сны являются аллегорическим и символическим оформлением данных из универсального банка информации. Они восходят к архаичному знанию более высокого уровня, которое дает совершенно новое видение незнакомой ситуации, имеющей значительную важность для положения эго, дабы предупредить возникновение конфронтаций в сознании.

...У одного молодого руководителя постоянно возникали трудности с коллегами и подчиненными, но он совершенно не мог понять почему. Однажды ему приснился сон, в котором он видел себя в очень хорошем офисе, осмотреться ему помогал учтивый на вид менеджер. Внезапно он понял, что, кроме них, вокруг больше никого не видно. Когда он спросил, где все, менеджер уклонился от ответа. Молодой человек начал чувствовать беспокойство и страх, которые усиливались с каждой минутой. Он снова стал спрашивать менеджера, где все остальные. Когда он начал задавать вопросы, то заметил, что менеджер теперь одет в черную форму, высокие сапоги и держит в руках плетку. При этом роскошный офис превратился в мгновение ока в лагерь за колючей проволокой. В нем он видел людей, которых по команде менеджера муштруют, бьют и оскорбляют надзиратели. Он проснулся в шоке. Как описывается и в других книгах (Э. Уитмонт и Сильвия Б. Переса, «Сны, портал к источнику», London: Routledge, 1989), большинство снов легче понять, если исходить из того, что все образы, приходящие во сне, отображают аспекты и фрагментарные личности собственной психики спящего.

В этом сне человек сталкивается с метафорическим изображением себя в виде сержанта-инструктора с фашистскими наклонностями. Будучи полностью противоречащим образу «самого себя» (образу этого человека таким, каким он сам себя видит), образ, возникший во сне, оказался более реалистичным, несмотря на некоторую преувеличенность. Он в большей степени соответствовал его настоящей личности, чем собственное восприятие себя как доброжелательного и мягкого руководителя. Сон корректирует и компенсирует неправильные представления и заблуждения человека путем представления той точки зрения, которая базируется на «знании» бессознательного. Это своего рода альтернативное видение, происходящее из разумного, даже сострадающего, руководящего источника. Сон точно описывает фактический образ его функционирования так, как это видится через призму этого другого сознания, называемого «Я». Обратив внимание на это альтернативное видение, человек смог узнать, что он обычно, пусть даже и ненамеренно, вел себя как сумасшедший диктатор по отношению к своим коллегам, подчиненным и семье. Когда он смог научиться контролировать свою склонность использовать власть для жестокого обращения с людьми, его межличностные отношения и здоровье улучшились.

Другой пример трансцендентального осознания бессознательного взят из жизни молодой женщины, дочери семьи эмигрантов из Германии. Ее родители были моими друзьями. Отец был евреем. А мать — сестрой высокопоставленного гауляйтера в фашистской Германии, который после войны был осужден и повешен в Польше за преступления против человечества. Оба родителя были верующими (протестантами), регулярно ходили в церковь. Дочь родилась в США, ее крестили и в соответствующем возрасте отправили в воскресную школу. Она никогда не знала, что у нее еврейские корни. Незадолго до наступления у нее пубертатного периода девочку начали мучить ночные кошмары, в которых она видела, как ее помещают в концентрационный лагерь в Польше. Ситуация настолько осложнилась, что было принято решение провести курс психотерапии. Врач, к которому я направил ее, решил, что прежде всего девочка должна узнать о том, что ее предки были евреями, а также о том, как прожил жизнь ее дядя. После того как она все это узнала, ее обеспокоенность начала уменьшаться, и она начала осознанно воспринимать свои еврейские корни. Для того чтобы девочка снова продолжила нормальную жизнь, потребовалось только некоторое дополнительное терапевтическое лечение.

Коллега из Швейцарии рассказал мне об аналогичном случае. Он лечил молодого человека с неврозом навязчивых движений. Его родители были католиками. Сам он воспитывался в католическом монастыре в Венгрии во время войны и готовился принять сан. Ему часто снился один и тот же сон, в котором он носил или вдруг обнаруживал на одежде желтую звезду. Когда врач посоветовал ему больше узнать об истории своей семьи, молодой человек обнаружил, что его бабушка и дедушка были евреями. Очевидно, родители молодого человека в какой-то мере жили не своей жизнью, если не имели представления об этой части их собственного культурного и генетического наследия, которое их родители вынуждены были скрывать и подавлять в период войны и расовых гонений. Несмотря на то, что их еврейское наследие оставалось за рамками их индивидуального осознания, оно продолжало «проникать» в «пространство» окружающего их поля до тех пор, пока эго-сознание и самотождественность не расширились настолько, что смогли включить более крупные пласты правды, с которой должно было примириться эго «по желанию» «Я».

Так называемое бессознательное часто проявляется в виде фактов, абсолютно неизвестных и даже непознаваемых, как для пациента, так и для терапевта. Молодая женщина, страдающая от серьезной фобии, находила успокоение, когда рисовала солнце с хвостиком или фаллообразным отростком. Ни у пациента, ни у терапевта не было никаких ассоциаций с этим изображением, как не было никаких вариантов его толкования. Никто не знал, почему оно оказывает терапевтическое воздействие. Несколько лет назад я познакомился с отчетом Юнга о галлюциногенных фантазиях одного из его ранних пациентов. Этот пациент, когда лежал в больнице, обычно звал врачей к окну и говорил им, что они смогут увидеть хвост или пенис, свисающий с солнца, если будут поворачивать голову из стороны в сторону. Он верил, что этот отросток является источником ветра.

Уже после смерти этого пациента Юнгу довелось изучить выполненный одним немецким филологом перевод греческого текста, посвященного митраическим ритуалам[8]. В нем говорилось о трубке в форме маятника, свисающей из солнца, которая является не чем иным, как «божественным ветром» и «тропой богов, восходящих на небо... и нисходящих». Человек, для которого проводился обряд инициации, мог видеть ее, поворачивая голову. Десятилетия спустя автоматическая межпланетная станция «Марииер-И» обнаружила настоящий «солнечный ветер». В картинах многих пациентов имеет место символическое изображение потенциально заряжающих энергией и исцеляющих предметов. Эти предметы обеспечивают эффективную связь человека с тем, что можно назвать эманациями божественной защитной и прокреативной силы, что аналогично образу лестницы, которую во сне увидел Иаков, после чего беспокойство оставило его (Бытие 28:16). При этом никто — ни Юнг, ни его пациент, ни я, ни мой пациент — не имели и не могли иметь никакого представления об этом образе, его динамике и аналогии с библейскими мотивами.

Очевидное различие между внутренними психологическими и «внешними» материальными событиями кажется не имеющим отношения к делу, как будто не существующим для нашего надличностного разума. Очевидно, то, что не может достучаться к нам или быть ассимилировано психологически нашим эго-сознанием, чтобы реализоваться, выражается в форме внешних событий.

Рассмотрим случай молодой женщины, которая страдала от боязни открытого пространства. Боязнь открытого пространства развилась у нее как следствие чувства полной беспомощности, которое возникло из-за укоренившихся представлений о том, что уверенность в себе — это «плохо». Поэтому ей приходилось подавлять свою агрессию и склонность к злости, которые она тем не менее продолжала проявлять, умело играя на своей беспомощности. Она научилась безжалостно эксплуатировать и терроризировать свою семью, хотя делала это бессознательно. Ей снился сон, в котором она ехала во Флориду на машине и в нее врезался какой-то бандит. Во сне ее выбросило из машины, она серьезно пострадала и потому оказалась в больнице.

На уровне содержания этот сон является своего рода откровением для того, кому он спится. Девушка столкнулась лицом к лицу с нереализованным и подавляемым «внутри себя» бандитом. Этот «гангстер» олицетворяет эгоистическую и нарциссическую силу, являющуюся следствием нереализованного самоутверждения. Тогда как сама женщина чувствует себя всего лишь беззащитной мученицей, бандит «внутри нес» стремится врезаться в других и покалечить их.

Этот бандит «внутри нее» оказывал деструктивное воздействие и на нее саму. Каждый раз, когда женщина хотела «попасть» в некое желаемое «место», скажем, во Флориду, во сне, этот бандит на подсознательном уровне начинал оказывать такое сопротивление, что агрессия, которую она выбрасывала и вызывала в ответ у окружающих, останавливала ее, принимая образ «лобового столкновения».

Девушка смогла уяснить познавательный смысл сообщения, содержащегося во сне. Но она не смогла прочувствовать его достаточно глубоко и эмоционально, и быстро о нем забыла. Через три недели после этого сна девушка на самом деле поехала во Флориду. Ужасно, но только синхрония заставила понять это сообщение. Событие, которое она увидела во сне, случилось на самом деле. Произошло лобовое столкновение, за рулем второй машины был человек, очень похожий на бандита из сна. Девушку выбросило из машины, травмы были серьезными, все закончилось госпитализацией. То, что сон сбылся, сильно потрясло женщину и заставило наконец серьезно взглянуть на проблему.

СИНХРОНИЯ

Юнг был первым психологом современности, который описал синхронию, как обычное по сути событие, в котором оживленные и неоживленные объекты ведут себя так, что наша внутренняя психодинамика усиливается в ответ на внешние события. Синхронию можно рассматривать как проявление единой реальности, которая «есть форма, и только форма» (Эрвин Шредипгер, «Наука и гуманизм», Cambridge: Cambridge Univ. Press. 1951, с. 20-21), или как квантовый потенциал (Дэвид Бом, «Целостность и неявный порядок», London: Ron lied'ge and Kegan Paul, 1987). Эта форма «имеет намерение» «информировать» нас о чем-либо, предлагая конкретный факт во внешней реальности, который затронет нас и потрясет до глубины души. Если смотреть на мир с точки зрения синхронии, то даже так называемые неодушевленные предметы, или безжизненные материи, кажется, действуют так, будто имеют способности, подобные психическим (Юнг назвал их «психоидные»). Такие психоидные элементы словно работают с нашей личной драмой и воспроизводят во внешнем мире события нашей внутренней реальности.

Феномен синхронии очень ярко выражается, и его можно легко проверить при помощи Книги Перемен, китайской коллекции ситуационных образов и суждений, отображающих разнообразие человеческих состояний в связи с космосом и друг с другом. Книге Перемен приблизительно четыре тысячи лет. Чтобы использовать ее доя предсказаний, человек должен сформировать вопрос, а потом подбрасывать монетки. В зависимости от того, как лягут монетки, получается то или иное изображение, состоящее из нескольких палочек, которое имеет номер. Под номером в книге помещается толкование, оно и является ответом на вопрос. Я пользовался Книгой Перемен бессчетное количество раз за последние пятьдесят лет. И она давала правдивое представление о будущем развитии или рисках ситуаций, не доступное для моего рационального понимания. Я даже просил у нее совета при решении неоднозначных или сложных клинических вопросов. Как и содержание снов, метафорические образы Книги Перемен — это сырой материал, он требует толкования. Так же как и сообщения, содержащиеся в снах, эти суждения могут буквально и достаточно грубо указывать на тот или иной факт. Кажется невероятным, но во всех случаях, когда у меня была возможность проверить, сбылось ли предсказание, сделанное по Книге Перемен, выяснялось, что точность такого предсказания была необычайно высокой.

Один университетский профессор, который особенно интересовался статистической проверкой, рассказал мне забавную историю о его личном опыте использования Книги Перемен. Он решил испытать ее. Для этого он собирался задавать один и тот же вопрос каждый месяц и затем сравнивать, будут ли совпадать ответы. «И знаете, что случилось? — говорил он мне. — Вы не поверите. Каждый раз я получал один и тот же ответ!»

Я помню аналогичный забавный эпизод, связанный с моими скептически настроенными знакомыми, которые тоже хотели испытать Книгу Перемен. Мы были в летнем домике, который стоял на вершине холма. Дорога на холм показалась мне очень длинной и обрывистой. Когда ко мне приехали друзья, они решили оставить машину внизу, у подножия. Из-за непогоды, сильного ветра и дождя они задержались. В полночь дождь псе еще шел, они решили все- таки заночевать у меня и стали думать, нужно ли пригнать машину наверх, поближе к дому. Один из нас предложил задать вопрос Книге перемен. Это была хорошая возможность проверить ее в действии.

И это на самом деле оказалось так. В качестве ответа мы получили гексаграмму «двадцать шесть», особое внимание в которой нужно было обратить на вторую строку. Текст гласил: «Не тратьте понапрасну силы, пусть все остается на своих местах». Строка вторая была следующей: «Повозка и части оси» (Грег Уинкап, «Откроем заново Книгу Перемен», New York: Doubled ay, 1986, с. 96), или «У повозки выпали спицы» в переводе Р. Уилхелма (Книга Перемен, перевод Ричарда Уилхелма на английский, представленный Гэри Ф. Бэйнсом, Princeton: Princeton Univ. Press, Bollingen XIX, 1950-73, с. 105). После обсуждения этих строк, мы решили не трогать машину ночью в такую непогоду. Но продолжали размышлять, о чем может предупреждать такое зловещее предсказание. Когда следующим утром мы спустились с холма, два колеса машины оказались спущенными. Как Книга Перемен или случайно подбрасываемые монетки «знали» об этом?

РАЗУМ И МАТЕРИЯ

Феномен синхронии напоминает обдуманное поведение предположительно «безжизненной» или «незнающей» неорганической субстанции. Монетки подбрасывает человек, они падают «как попало, случайно». Но тем не менее они падают так, как будто знают не только тот вопрос, который задал человек, но также и наиболее вероятные, но все еще неизвестные нам возможности, которые согласовываются с психологическими тенденциями спрашивающего. Более того, они «случайно» падают именно таким образом, как будто знают, что было написано в какой-то древней книге четыре тысячи лет тому назад.

Такое «поведение» монет, когда они «действуют» согласно подсознательной динамике отдельной, важной для нас ситуации, заставляет отказаться от идеи случайности. Случай просто не может объяснить, как произвольные события могут настолько последовательно вылиться в ситуацию, которая фактически соответствует умственному импульсу (заданному вопросу) и существующей ситуации, «известной» только нашему «нолю». Случайное положение, которое принимают монеты, выражает формальную и осознанную динамику. Эта динамика соответствует или отображает психологические факторы: вопрос человека и его или ее ментальное и эмоциональное состояние. Она также каким-то образом отображает вероятное развитие ситуации в будущем, еще не известное эго- сознанию, но уже осознаваемое транспсихологическим информационным разумом и сознанием.

Формы, которые включают эмоциональную и даже этическую динамику в дополнение к эстетической, и следовательно, имеющие аспект осознанности, можно наблюдать в динамике веществ, из которых состоят минералы, растения и животные. Это подтверждается гомеопатией и также применяется в астрологии; обе эти области потенциального свидетельства обычно считаются недостойными научного изучения, потому что они «не могут» и потому «не должны быть» достоверными. Гомеопатия, как мы уже видели, демонстрирует, что любая болезнь, которая может повлиять на живой организм, имеет отражение в некотором веществе, которое является частью планетарного организма. Внешние вещества воспроизводят психосоматические паттерны и могут вызывать патологию при контакте с организмом. Однако они также способны и вылечить, если применяются в соответствующим образом разбавленной или «потенцированной» форме. В мозаике неизвестного масштаба различные состояния человеческого сознания и составляющие человеческой драмы закодированы в различных минералах, веществах, из которых состоят растения и животные, — «частицах» тела земли. Они дремлют в этих материалах и ждут своего часа, чтобы развернуться на человеческом уровне.

Давайте рассмотрим яркий пример с золотом с точки зрения «внешнего» или мирского и человеческого выражения его поля. Долгое время золото считалось земным воплощением солнца. Из него делали венцы и короны для королей, государственные монеты, оно было символом нетленной ценности. Алхимики полагали, что золото является частью космической триады, в которую входят такие же соответствующие, синонимичные элементы — солнце и сердце. Нужно отмстить, что солнце ритмично «пульсирует» по аналогии с сердцем. Оно сжимается и расширяется в размере 0,002% от диаметра (?) километра приблизительно каждые два часа сорок минут. В алхимии золото, олицетворяющее солнечный принцип, символично отражало наивысшее устремление к духовной трансформации. «Наше золото — это не золото черни», — говорили алхимики друг другу.

Теперь рассмотрим диапазон применения золота в гомеопатии. Тип людей, более всего склонных к патологиям, которые лечат золотом, — это люди-правители, «короли» по натуре. Они чувствуют ответственность за судьбы своих «вассалов» и выполнение обязательств, которые сами на себя возложили. Это активные, сильные люди, которые обычно находятся в центре событий, — исполнительные директора, главы семей или руководители бизнеса, которые чувствуют, что несут тяжелое бремя ответственности, зачастую превышающее их возможности или обязанности. Подобно мифологическому Атласу, будучи слишком честными и ответственными, они имеют склонность воспринимать все слишком серьезно и сгущать краски. (Интересно отметить, что когда человек «видит только нижнюю половину объектов», это является физическим подтверждающим симптомом и служит клиническим показанием для использования в качестве лекарства золота.) Под грузом ответственности они могут сломаться и впасть в «темноту» депрессии, безнадежности и суицидальных наклонностей. Органически сохраняя связь с Солнцем, которое выступает образцом, золото на самом деле прежде всего воздействует на болезни сердца и циркуляцию, а также на кости и суставы, то есть структурные основания животной жизни па Земле.

Мы можем увидеть аналогичную динамику сознательной или информационной формы в движении планет относительно Земли, Солнца и неподвижных звезд. Здесь, в области, расположенной далеко за пределами Земли, мы находим элементы человеческих драм, закодированные в часовом механизме неумолимого движения Вселенной. Это движение отображает психические, биологические и материальные силовые поля, которые синхронистично активизируются на уровне человека[9].

Любой, кто серьезно заинтересуется и пожелает провести статистическое исследование, может легко проверить, что кар га рождения отображает основные психологические и эмоциональные составляющие личности, а также потенциальные возможности их развития. Конфигурации небесных тел не позволяют, однако, предсказывать будущие события. Это своего рода карты индивидуальных и коллективных психологических тенденций, которые отображают различные оттенки вероятного развития событий. События происходят в синхронистическом соответствии в такое время, когда динамика поля прогрессий находится в резонансе с индивидуальной готовностью.

Позвольте мне здесь привести несколько довольно ярких примеров того, как планетарные часы соотносятся с неким универсальным информационным разумом. Я расскажу о двух случаях, которые идут вразрез с нашей стандартной позитивистской системой взглядов. Можно уточнить или установить время рождения, которое известно только приблизительно, вплоть до минут, путем использования математического расчета, основанного на дате смерти матери данного индивида. Другими словами, математические пропорции движения небесных тел в момент рождения того или иного человека предопределяют время неизбежного будущего события. Дату смерти родителя нельзя предсказать заранее, потому что созвездие, используемое в этих расчетах, может также быть связано с другими паттернами внутреннего и внешнего разделения. Но когда смерть родителя происходит, ее время соответствует паттерну, уже заложенному при рождении ребенка.

Карты рождения детей также являются источниками примеров скорее намеренного, нежели случайного совпадения с планетарными циклами. Эти карты всегда воссоздают некоторые позиции и аспекты карт их родителей, а также бабушек и дедушек. Такие общие элементы включают психологические черты, которые присущи родителям, бабушкам и дедушкам, наследуются от них или психологически воспитываются. Однако наследуемые черты генетически закладываются за девять месяцев до даты рождения, при которой фиксируется положение небесных тел. В свою очередь, приобретение и психическое воспитание происходит в течение многих лет после рождения. Тем не менее как унаследованные, так и приобретенные факторы «отмечаются на небесах» в момент рождения. Дата рождения как будто «подобрана» в дополнение к чертам, которые были заранее заложены, а также к чертам, которые будут приобретены в течение жизни. Эти точно установленные характеристики «наследования» являют собой еще одно свидетельство скорее намеренного, нежели произвольного соответствия планетарным циклам.

В частности, я был сильно удивлен, если не сказать потрясен, результатами эксперимента, который провел много лет назад, когда я еще скептически относился к астрологии. В то время я лечил одну женщину, которая в тот момент была в положении. Они была замужем за музыкантом, их брак трещал по швам — в основном из- за ее чрезмерного стремления доминировать и нежелания идти на компромисс. Мы договорились, что она сообщит мне по телефону дату, место и время рождения ребенка. Затем я передал эти данные астрологу, который ничего не знал о матери ребенка. Без какой-либо дополнительной информации астролог дал мне описание ребенка, которое включало такие характеристики, как артистичность; возможная музыкальность; чувствительность; большая зависимость от матери, которая стремится к доминированию; стремление к одиночеству; ощущение отсутствия дома. Также было предсказано, что ребенку придется разрываться между конфликтующими родителями. Астролог предрек вероятность разрыва отношений между родителями в течение одного года после рождения ребенка. (Эту часть описания я, конечно, не стал передавать матери.) Брак распался именно так, как было предсказано, и другая часть прогноза также оказалась верной. Другими словами, то, что позднее могло быть объяснено как результат родительского влияния, было уже определено положением космических тел в момент рождения.

Гомеопатия и астрология предлагают экспериментальные подтверждения точки зрения Парацельса и средневековых алхимиков, которые рассматривали человека так:

Небо и Земля... четыре элемента и все, что есть меж ними, ибо он правильно назван микрокосмом, ведь он есть целый мир...

...так скорпион лечит соответственно скорпиона (находящегося внутри), реальгар (минерал на основе мышьяка) — соответственно реальгар, ртуть — ртуть... («OpusРагадгапит», перевод Бернарда Ашнера\ из иниги «ParacelsusSamtlicheWerke», Jena: GustavFisher, 1926, tom1, c. 362).

ПОЛЯ НА УРОВНЕ ОРГАНИЗМОВ

До сих пор мы описывали проявления архетинного информационного потенциала, или того, что Бом называет неявным порядком на физическом уровне. Этот архетипный информационный потенциал действует также в рамках полей на организменном уровне, которые определяют форму и функционирование видимых тел путем симбиотического взаимодействия на всех уровнях существования, включая «наши» эмоции, разум и сознание. Живые организмы двигают и направляют кажущиеся отдельными сущности так, как будто они являются составными элементами более крупных оргаиизменных систем.

В колониях термитов рабочие особи — слепые, тогда как королева (то есть центр, от которого исходят приказы и инструкции) может видеть, но располагается в центре колонии, далеко от рабочей зоны, которой она отдает приказы.

Льюис Томас в том же духе описывает простейший организм Myxotrichia paradoxа, который живет в пищеварительном тракте термитов (Льюис Томас, «Жизнь клетки: Заметки исследователя биологии», New York: Bantam, 1974, с. 31). Это простейшее является источником энзимов, способствующих перевариванию древесины, которой питается термит. При этом образуется лигнин, выделяемый затем тер митами в виде геометрически правильных гранул и используемый в качестве блоков для строительства термитников. Под электронным микроскопом можно увидеть, что жгутики Mixotrichiaparadoxa— это вовсе и не жгутики, а полностью сформированные другие организмы, спирохеты, которые прикрепляются к поверхности простейшего через регулярные промежутки времени. Органеллы также располагаются в поверхностной зоне и в других частях тела микробов. Они перемещаются в цитоплазме вместе с частицами непереваренной древесины. Используя высокое разрешение, можно увидеть, что это отдельные бактерии, живущие в симбиозе со спирохетами и простейшими, вырабатывающие энзимы для разложения целлюлозы. Томас отмечает:

Мы не состоим, как полагали, из успешно обогащающихся совокупностей наших собственных частей. Нас делят, арендуют, оккупируют... центриоли, базальные тельца и, вероятно, масса других крохотных изумительных существ, которые постоянно работают внутри моих клеток... как чужеродные элементы, которые при этом так же необходимы, как тля для муравьев. Мои клетки больше не являются чисто линейными совокупностями, нак меня тому учили; это экосистемы, более сложные, чем Ямайская бухта (там же, с. 2).

Мы живем в постоянно двигающейся матрице вирусов; они перелетают, как пчелы, от организма к организму, от растения к насекомому и к млекопитающему, ко мне и снова в море, плещущееся вдоль кусочков этого генома, струн его генов, они переносят кусочки ДНК, раздавая наследственность так, как будто это забавная вечеринка. Возможно, они и являются тем механизмом, который сохраняет новые мутировавшие виды ДНК и позволяет им циркулировать среди нас (там жe, с. 2, 4).

Аналогичную характеристику можно дать и нашим «индивидуальным системам» души и тела. В нас симбиотически уживаются гормональные, нервные и ганглиозные системы; эмоции, мысли, комплексы и образы, которые охватывают и определяют наши биологические, психические и ментальные координаты.

Мы функционируем как экопроцессы взаимосвязанных и взаимодействующих, относительно автономных психических комплексов. А именно: отец, мать, герой и т. д. Среди них эго-комплекс, который я называю своим «Я», — всего лишь один из многих.

Мы думаем с точки зрения «наших» эмоций, мыслей, импульсов. При этом «наши» чувства в большой степени «разделяют», «оккупируют» и несут на ссбс следы битв, которые происходят в нас. Они берут нас штурмом и завоевывают. Они могут войти, а могут и отказаться войти на этот остров в море нашей «экосистемы бессознательного», которую мы называем нашим сознанием. Они могут привести к изменению «нашего» разума или могут заставить его резонировать с разумом и эмоциями других людей. Они воздействуют на нас достаточно независимо от нашей воли, и, если штурм и завоевание происходят слишком стремительно, возникает драма, которую мы называем патологией.

Возможно, мы не так уж далеко уйдем от истины, если предположим, что наша планета является такой же экосистемой. Даже, возможно, космос, который нам практически неизвестен и в рамках которого Земля является всего лишь частицей, сам по себе является частью такой космической экосистемы.

Мир вокруг нас состоит из систем в системах (в математике хаоса фракталь во фрактале). Электроны и протоны в атомах, атомы в молекулах, молекулы в клетках, импульсы в материи, материя в «тонком» (Кирлиан) и эмоциональном теле-разуме, тело-разум в группах, группы в нациях или племенах, нации или племена в планетарном организме, планетарный организм в космической структуре; галактики в галактиках. Унитарные системы находятся в других унитарных системах, они зависят друг от друга и имеют иерархию. Каждая из этих подчиненных систем стремится выразить и утвердить свою независимость даже тогда, когда они совместно решают конфликт, затрагивающий несколько систем в пределах организма, в котором они располагаются.

Меня охватывает благоговение, когда я думаю о многоуровневой и иерархической структуре проявлений и взаимодействий форм, начиная от субатомного до межгалактического уровня. Некоторые из проявлений этих структур я могу видеть, но имманентное значение, или telos (греч. — цель, предназначение), целого я едва ли смогу' постичь. Я могу вникнуть в это в такой степени, в какой, скажем, корова может понять принцип работы транзисторного радио.

ЖИЗНЬ И РАЗУМ

Другой областью ложной категоризации в рамках дифференцированного континуума является наше четкое разделение жизни и безжизненности, одушевленного от неодушевленного, и сознательного от бессознательного функционирования. Хотя они, очевидно, и имеют отношение к определению некоторой степени, эти различия являются результатом ограниченного видения нашего эго и, по сути, искусственны. Вместо того чтобы фиксировать присутствие или отсутствие жизни и сознания, мы должны были бы обратить внимание на различные разновидности или, возможно, различные аспекты и проявления всеобъемлющей мета-жизни и мета-сознания. Мы есть аспекты и автономные функции мирового организма точно так же, как наши органы и клетки являются аспектами и автономными функциями человеческого организма.

По существу, мы можем спросить, что есть жизнь и сознание? То, что мы традиционно рассматриваем как отсутствие жизни, характеризуется очевидными признаками энтропии: мертвые тела постепенно разлагаются. И наоборот, жизнь характеризуется своей способностью создавать, поддерживать и воссоздавать новые процессы, формы и порядок. Главное проявление того, что мы называем жизнью, — это доминирование или, по крайней мере, баланс, установившийся между отрицательной энтропией, способностью к творению и энтропийными процессами. Динамика жизни не опирается исключительно на химию. Она заручается поддержкой, подчиняется и иногда даже противоречит химии, в зависимости от ситуации и собственных нужд. Например, если ухо живого кролика подвергнуть воздействию желудочного сока, оно не начнет разлагаться. Однако если животное уже умерло или если ухо отделено от тела, произойдет пищеварительное воздействие, и химические вещества активируют процесс разложения. Процесс жизни структурирует свою собственную динамику в ответ на информацию от окружающей среды и об окружающей среде. Это происходит спонтанно и автономно. Эта автономия является основой логического заключения о «цели, умысле» или энтелехии, продемонстрированной Доншем в его исторических экспериментах с морскими ежами, а также позднее другими в экспериментах со стрекозами (Майкл Талбот, «За пределами кванта», New York: Bantam, 1968, с. 59) (см. также главу 9 в этой книге).

Поскольку информация, возникающая из квантового потенциала, имеет способность воссоздавать свои «сообщения», подразумевается, что должна быть память. Память, в свою очередь, подразумевает, что есть некий разум, сознание. Создание и обработка информации и неэнтропийных форм жизни включает некий вид интенциональности и разума. Животные осознают надвигающееся землетрясение. У растений есть «воспоминания». В экспериментах, проводимых с молодыми ростками календулы, листья растений кололи иголками. Растения после этого помнили направление, от которого исходила угроза, и росли в других направлениях в течение примерно тринадцати дней (Талбот, с. 178). В случае атаки насекомыми или животными, деревья подают химическим сигнал опасности. Он заставляет окружающие деревья активизировать свои системы защиты в той мере, которая пропорциональна длительности и интенсивности атаки, которой подверглись деревья, направившие сигнал (Талбот, с. 177). Недавние свидетельства говорят о том, что группы соседних деревьев реагируют на этот сигнал путем вырабатывания «раневого гормона», предупреждающего о повреждении, нанесенном соседу (М. Баттен, «Как растения дают отпор», в International Wildlife, июль-август, 1988, с. 42).

Итак, мы можем дать новое определение разума, как автономности системы в ее динамических отношениях с собой и окружающей средой. Разум — это способность системы ориентироваться и поступать преднамеренно в своих собственных пределах или в рамках любого другого измерения. В качестве разума квалифицируется все, что способно генерировать, получать и использовать информацию (Роберт Г. Джан и Бренда Дунн, «Пределы реальности: роль сознания в физическом мире», New York: Harcourt Brace Jovanovich, 1987, с. 257~259). Эта базовая способность опирается исключительно на возможность порождать новые паттерны спонтанно и в ответ на воздействие окружающей среды. В силу необходимости сознание включает память. Без памяти не может быть автономности или сохранения концептуальной системы и индивидуальности.

Восприятие информации происходит в виде гештальта, целостного образа, а не в виде несвязных или изолированных деталей, которые требуют синтеза. Гештальтпсихология наглядно демонстрирует это. Разум и информация, таким образом, также подразумевают реагирование на некую форму порядка или значение, вне зависимости от того, применяется ли это значение исключительно для стимулирования, создания неудобства, угрозы, высокой идеи, или в качестве ответа на информацию из окружающей среды. Отдельные клетки слизистой плесени (Dictyostelium), например, ведут себя так, как будто они являются частью единого организма (Фритджоф Капра, «Поворотный момент»у New York: Bantam, 1983, с. 32). Аналогичным образом, электроны в плазме (газообразная субстанция высокой плотности, содержащая электроны и позитивные ионы) ведут себя так, как будто являются частями более крупного и взаимосвязанного целого, и производимые ими эффекты имеют на удивление хорошо организованную природу. «Как и некоторые амебообразиые создания, плазма постоянно регенерирует себя и заключает инородн ые тела в стенки, точно так же, как биологический организм образует вокруг инородной частицы кисту, это дает ощущение, что море электронов живое» (Майкл Талбот, «Голографическая Вселенная», New York: Harper Collins, 1991, с. 38).

Мы видим, что описания жизни, информации, разума, формы, образа действия, памяти и значения перекликаются, накладываются друг на друга и взаимно включают друг друга. Они функционируют как разновидности качественно и количественно различных оттенков. Возможно, не будет преувеличением предположить, что все они являются аспектами творческой деятельности. Эта деятельность встречается как на уровне разума, так и на уровне материи. Она проявляется через спектр различных плотностей или уровней качества, присущих активности информационного поля. Она проистекает из неизвестного «нечто» или «духовного» поля. Джон Уиллер назвал его «средством выражения значения», которое «Бог знает где» находится (Майкл Талбот, «За пределами кванта», New York: Bantam, 1988, с. 155).

ИЕРАРХИЯ, ПОЛЯРНОСТЬ И КОНФЛИКТ

Здесь, таким образом, кроется свидетельство того, что Вселенную нужно рассматривать как целостный организм, который включает жизнь, разум и сознание, известное и до настоящего момента неизвестное. Теперь мы не можем провести прямую линию между живым и предположительно неживым, между различными уровнями разума. Жизнь и разум, проявляющиеся в виде различных оттенков, и с разной интенсивностью, распространены по всему космосу. Мы можем предположить, что этот космический организм действует, основываясь на взаимосвязи множественных полей, иерархическом порядке и принципе поляризации так, словно разыгрывается «драматическая пьеса». Этот порядок и структуру можно рассматривать как выражение всеобъемлющего гештальта, идеи или совокупности. Варианты форм выражения этой совокупности можно сравнить с вариантами комбинаций цветов, из которых состоит картина, или различных тонов и сочетаний инструментов в симфонии.

Такой взгляд на космический организм имеет определенное практическое значение для того, как мы воспринимаем страдание, болезнь и исцеление. Человеческий организм больше не может рассматриваться как нечто, изолированное от целостного космического организма. К нему нужно подходить как к многоуровневому симбиотическому взаимодействию различных полевых параметров, определенных архетипично.

Помимо всего этого, наиболее знакомая форма полевой феноменологии это та, которую мы можем оценить при помощи наших пяти чувств, а именно три измерения того, что мы называем пространственной или материальной «реальностью». Мы привыкли считать это единственной существующей реальностью. По теперь есть свидетельства существования других реальностей. Фотография «Кирлиана», например, дает возможность видеть «ауру» или «электрическое поле» организма, которое окружает все живые и неживые субстанции. Гипотеза Шелдрейка о «морфическом резонансе» предполагает, что нематериальное или «тонкое» материальное поле существует за рамками феноменологии плотной материи. Китайская медицинская традиция называет эту энергию «Ки» и рассматривает ее как основу всей жизненной активности. Это поле сформировано созидательной, жизненной или биологической динамикой, чья деятельность должна рассматриваться как продолжающаяся и действующая в четвертом измерении, времени, вне зависимости от пространства. Паттерны организма цветка, например, заключаются в последовательности событий, ограниченных по времени. Последовательность разворачивается следующим образом: семя, стебель, лист, цветок, фрукт и семя. Все это является продолжением постоянно существующей реальности его морфического поля.

Над этим «тонким» полем Ки располагается измерение аффективной, или эмоциональной, деятельности, которая выражает себя в собственных полевых феноменах. Психическая индукция и телепатические и синхронистические феномены генерируются эмоциональными или аффективными напряжениями. Традиционно это измерение называлось «астральным», это довольно точное определение, поскольку его поле близко по характеристикам к активности звезды, а в частности к движениям Солнца, Луны и планет. Эмоциональное, или астральное, поле — это царство души. Оно действует в пятом измерении, измерении одновременности и синхронистической феноменологии, которое выходит за пределы даже временного измерения и превышает скорость света. Его основная динамика — это динамика эмоционального, значительного намерения, которое усиливает наше восприятие жизненного опыта.

Следующее иоле, ментальное, работает и производит свои динамические, эмоциональные и биологические воздействия при помощи силы образа и мысли, а также упорядочивающего аспекта значения. Виктор Франкл («Поиск смысла человеком», New York: Washington Square Press, 1959, 1963) отмечал: физическое выживание в концентрационных лагерях зависело не столько от физической силы или живучести, сколько от способности найти смысл в страдании. Мощное воздействие мысли и образа демонстрируется феноменологией суггестии и аутосуггестии.

Мы можем чувствовать сверх ментального поля, по крайней мере, еще одно измерение, которое включает, приказывает, объединяет и выходит за рамки всех предыдущих измерений. Это духовное измерение, которое Эрих Нойманн назвал собственным полем, то есть полем «Я» (в том смысле, в котором Юнг определял «Я, самость»).

Оно обладает характером созидательного, креативного упорядочивания, которое противопоставляется жесткому порядку, представленному эрхетипной структурой, как таковой.

Архетипное поле паттерны биологических форм, инстинктов, эмоций и мыслей) само по себе управляемо... источником регулирования является «Я», которое... есть анонимное, не имеющее центра знание... «Я», которое проявляется в качестве центрального «Я» с имеющим центр знанием только при определенных обстоятельствах (Эрих Нойманн, «Психина и трансформация плоскостей реальности», Spring, 1956, с. 103).

Выходя за пределы нашего рационального восприятия, духовное измерение собственного ноля (ноля «Я»), как нам кажется, также выходит за пределы пространства и времени. Оно ориентировано на изменения и эволюцию и предназначено для креативной дифференциации архетипной структуры форм, разума и сознания. Оно обладает одновременностью и единством, в которых мысль, намерение или ощущение типа «пусть будет свет» уже есть свет.

Наиболее элементарный аспект такой важной полярности, которая характеризует процесс жизни, может быть определен контрастом между стабильностью и изменением, индивидуальной автономией и групповой интеграцией или между передвигающимися частями и задающим порядок целым. Поэтому отчуждение и отделение (или, по крайней мере, их ощущение), а также слепое следование и последующий паралич являются неизбежными рисками процесса жизни. Когда центробежная динамика превалирует и детали больше не служат своей цели и не поддерживают общие «намерения» гештальта, может произойти дисбаланс и дезинтеграция. Аналогично, когда отдельные части больше не выполняют свои особые функции, система не может адекватно функционировать. В обоих случаях шаткое равновесие нарушается. Когда музыканты в оркестре не попадают в такт, играют не в тон, играют свою собственную мелодию, не вкладывают чувства в игру или просто «следуют приказам», результат один — шум. Такое полярное напряжение между балансом и дисбалансом неоспоримо лежит в основе любого природного функционирования и выражения форм.

Здесь, однако, мы должны остановиться и обратить внимание на очевидный парадокс. С одной стороны, чувство и суждение о нормальности и ненормальности — это человеческие предубеждения.

То, что мы классифицируем как нормальное и ненормальное, — это все аспекты потока изменений в природе. Мы настаиваем на разнице между порядком и хаосом и только недавно начали осознавать: то, что мы называли хаосом, обладает своим собственным порядком (Джеймс Глейк, «Хаос», New York: Viking, 1987). Конечно, по сравнению с разумом растения или животного, человеческий разум способен острее сознавать боль и страдание, причиненные деструктивными актами, которые, в случае их намеренного характера, мы рассматриваем как ненормальные и классифицируем как зло.

С другой стороны. Мы, человеческие существа, являемся главными агентами, которые порождают беспорядок и разрушение, боль и страдания, причиняемые нам самим, окружающим, а также организму планеты. Если смотреть на планет) как на функционирующий единый организм, то получается, что мы фактически являемся органами или клетками-носителями беспорядка и разрушения.

Кажется, что в человеческой природе заложена тяга причинять друг другу боль, страдания, быть жестокими. Когда мы «теряем» врага, мы тут же находим на его место другого. Элементарные различия в языке или в вопросах веры служили оправданием взаимного истребления на протяжении всей человеческой истории. (Уже в Древнем Риме была поговорка «Человек человеку — волк».) И все же разрушение — это всего лишь обратная сторона созидания. Чтобы родилось что-то новое, старое должно умереть. Наши «цивилизации», и древние в не меньшей степени, чем современные, основаны на разрушении не только себе подобных, но и организма планеты в целом. Юнг даже называл психику «нарушителем естественных законов космоса» («Избранное», том 8, параграф 422). Наши склонности к жестокости, агрессии, воинственности, очевидно, имеют тот же возраст, что и сам человеческий род как биологический вид. И нет никаких признаков, что тенденции эти со временем ослабляются, несмотря на все исполненные надежд начинания и протесты. Они вторгаются в наиболее интимные человеческие отношения не меньше, чем в группы или открытые военные столкновения.

С самого начала своего развития человеческая цивилизация всегда основывалась на разрушении экологии. Еще до того, как современный размах этих разрушений стал заметен и ощутим, леса вырубались, поскольку дерево было нужно для строительства, опустошенные земли затем выжигались и использовались в качестве пашни и пастбищ, а также для строительства ферм, деревень и городов. Эта неолитическая деятельность неизбежно должна была привести к современным разливам нефти, возгоранию нефтяных скважин и отравлению земли, воды и атмосферы.

Стремление строить цивилизации с их неизбежными конфликтами делает человека основным источником смерти и разрушения в рамках организма планеты. Этот темный инстинкт является неотъемлемой чертой человеческой природы. Но человеческая природа, в свою очередь, является внутренней деятельностью, функциональным аспектом жизни Земли. Мы не можем не задуматься над тем, что если придерживаться идеи об организменной целостности Земли, то эта потенциальная разрушительность человеческой психики может быть одной из предписанных «клеточных» функций в пределах креативной экономии и паттерна этого всеобъемлющего организма под названием «Земля».

С другой стороны, люди, как «клетки» в составе планетарного организма, также являются выдающимися носителями той особой формы разума, которую мы называем сознанием. Хорошо это или плохо, по нам дана возможность осознавать паши боли и причиняемые себе страдания, осознавать и бояться болезней, смерти и умирания, огорчаться, видя, к чему приводят разрушения, как они вредят нам самим и окружающим, а также Земле. Более того, мы начинаем понимать, что способность чувствовать сознательно не отличается от способности страдать от боли. Эта способность осознавать боль и конфликты является основной характеристикой человеческого сознания. Это то, посредством чего мы отличаем самих себя, как индивидов, от бессознательной жизни.

Человеческое сознание находится в полярной оппозиции (даже растет через оппозицию) к инерциальным автономным процессам, которые управляют молекулярной природой и жизнью и в которых оно тоже принимает участие. Жизненные процессы реализуются в рамках автоматизма и привычных ритмов и условий циклических возвратов. В противовес этому, паше особое пытливое сознание, сознание человеческого вида, включает линейную, эволюционную и направленную на дифференциацию цель. Она, возможно, подобна той, что в царстве растений морфологически выражается в дифференциации от корпя через стебель и листья к цветению, и в животном царстве — в эволюционирующей дифференциации соматических форм. Этот линейный аспект человеческого сознания имеет тенденцию рассматривать широкое распространение инерциальных и циклических качеств, присущих бессознательным жизненным процессам, как тупик и «скуку». Линейность человеческого сознания стреми гея прорваться сквозь них, открыто их отрицает, даже если за э го приходится платить разрушениями и причинением страданий и боли.

Мы приравниваем разрушительность ко злу. Так человеческий уровень является ступенью наиболее фундаментального конфликта полярностей между добром и злом, созиданием и разрушением, любовью и враждебностью, удовольствием и болью, повреждением и исцелением, болезнью и здоровьем. Эти противоположности являются базовыми категориями человеческого опыта и сознания. Конфликт, боль и страдание, а также разрушительность, которая порождает их, и, как мы увидим далее, также и болезнь, являются аспектами одной и той же динамики. Носителем ее должен быть «орган» планеты Земля, называемый «человеком», и этот же орган должен эту динамику развивать и трансформировать. Борьба с ними для достижения баланса, интеграции и их трансформирования, возможно, является функцией, предписанной нашему уровню космическим организмом. Это человеческая драма, подобная основной идее алхимиков превратить свинец в золото и «сделать в течение одной человеческой жизни то, на что природе без посторонней помощи потребовались годы и века».

Это напряжение, более того, активизирует развитие и установление стандартов порядка и значения в человеческой жизни и во всех ее творческих процессах. Таким образом, и все формы болезни можно рассматривать как выражения и неизбежные этапы этого жизненного ритма.

Исцеление на фундаментальном уровне может быть своего рода перебалансировкой составных частей целого организма и согласованием с соответствующим паттерном более высокого порядка, то есть с «Я», миром, Дао, Богом или чем-либо еще, в зависимости от того, как вы это называете. С учетом взаимной связи между частью и целым, наше собственное состояние бытия может фактически быть достаточно важным для здоровья всего космического порядка в целом, даже с точки зрения его материального, телесного воплощения. Если мы серьезно воспримем такую перспективу, это может позволить по иному взглянуть на болезнь. Вместо того чтобы рассматривать ее как досадную неприятность и бедствие, мы могли бы воспринимать ее как имеющий глубокое значение кризис индивидуальной жизни, как способ бытия в мире и взаимодействия с миром. Для исцеления в таком случае потребуется открыть внутреннее «значение» кризиса.

Эта перспектива не ограничивает нас только психологическим подходом к болезни. И она не подразумевает, что все болезни могут быть объяснены с точки зрения психологического несоответствия. Способность каждого человека интегрировать новые возможности роста рано или поздно достигает своего предела. Мы существуем не только в психической форме, но и в форме конкретного физического объекта. Мы имеем воплощение, мы облечены телом. Поэтому мы также зависим от посредничества того, что мы называем материальной субстанцией. При рассмотрении гомеопатии мы видели, что материальная реальность тоже играет соответствующую роль в драме жизни. Без принятия, по крайней мере, метафоры о космическом организме сложно поверить, что предположительно безжизненная и неодушевленная субстанция может вести себя так, словно она участвует в «драматическом представлении» на сцене человеческой жизни. И еще более ошеломляющей является вероятность, что этот процесс может быть двусторонним. За пределами нашего ограниченного эго-сознания мы, возможно, делаем свой вклад в космическую драму жизни или сознания, которая превосходит и также включает нашу собственную.

Мы знаем, что функционирование наших физических клеток организовано в рамках функционирования всего организма и между целым и его частями есть двусторонняя связь, они взаимно влияют друг па друга. Точно так же может оказаться, что связь между нашими чувствами, действиями, мыслями и поведением, а также наше отношение к материальному миру и ассимиляция материального мира вокруг нас соотносятся и оказывают воздействие на космический организм как целое. Мы можем быть участниками взаимной связи со значением и целенаправленным намерением, которое непостижимо для понимания, как наша собственная жизнь может быть непостижимой, и при этом все-таки соответствующей, для любой клетки нашего тела.

При работе со снами неизлечимых больных я неоднократно имел возможность подтвердить существование такого измерения сознания, которое рассматривает жизнь и смерть тела как переходные этапы или различные формы одной реальности. Смерть даже может явиться формой исцеления. Этот аспект нашей психики оценивает сознательное аккумулирование жизненного опыта как что- то очень важное для «другого» организма, находящегося выше нашего понимания, частью которого мы являемся. (Более подробную информацию об этом см. в главе 8 и 10.)

Из физики мы знаем, что разум наблюдателя определяет природу и поведение наблюдаемой реальности и что мир, который мы познаем, по крайней мере, отчасти является творением нашего разума. Однако этот вывод должен быть представлен в виде показательной зависимости в свете того свидетельства, которым мы сейчас обладаем, о психике и ее динамике. Мир, в котором мы живем, познается и «создается» в рамках связи между нашим разумом и универсальным информационным банком мирового разума. Наше положение в мире не определяется только сознательным и бессознательным волеизъявлением, восприятием, чувствами и рациональным пониманием. Оно определяется также нашей активной связью с космическим «мировым разумом». К этому «мировому разуму» мы относимся как к априорному потенциалу, бессознательному суперсознанию.

Практическим следствием такой двусторонней связи является неустойчивость, шатания. В результате возникает новая всеобъемлющая экология каждодневной жизни, для науки, для искусства исцеления и для социального упорядочения. Мы не можем структурировать нашу жизнь исключительно в соответствии с желаниями и чаяниями нашего рационального понимания. Мы — клетки и частичные функции этой универсальной разумной субстанции. Мы — разум, взаимодействующий с Разумом, клетки, взаимодействующие с организмом и зависящие от него.

Может ли такой взгляд на мир согласовываться с «твердой» современной научной точкой зрения, на которой базируются догмы о правдивости, или от него должно отказаться, как от прочих пост-технологических, романтических мифов Тейлхарда? Более того, что есть связь между реальностью и тенденцией нашей психики создавать мифы?

Глава 3. НАУКА И МИФОЛОГИЯ

Дао, облеченное в слова, есть Абсолютное Дао.

Имена, которые можно дать,

Не есть Абсолютные Имена.

Безымянность есть начало Неба и Земли;

Безымянность есть Матерь Всех Вещей.

Мудрость Лао-цзы, New York: Modern Library, 1949.

Почетная привилегия академиков - знать, что они на правильном пути познания всего на свете. Мрачный удел практиков - знать, что практически все остается неопределенным и парадоксальным.

Р. Д. Xиниел и др., редакционная статья: «Паши хаотичные метания», International Journal of Therapeutic Communities, 4:167-168, 1984.

Классическая наука всегда рассматривала состояние целостной системы как простой результат взаимодействия ее частей. Однако квантовый потенциал поставил этот взгляд с ног на голову и показал, что поведение частей фактически организуется целым.

Майкл Таллног, « Голографическая Вселенная », New York: Harper Collins. 1991, с. 41.

Биологи в основном продолжают придерживаться утопической идеи, унаследованной от века Просвещения, по развеянной современными физиками, о том, что все вопросы имеют только один правильный ответ. Что эти ответы познаваемы и поддаются чувственному наблюдению и статистической оценке, а также все они совместимы один с другим и вместе формируют связное целое. Поэтому «научные» методы низведения души и духа до чисто физико-химических и неврологических феноменов остаются единственными правомерными подходами к «истине». Разум рассматривается так, как если бы он был просто сопутствующим явлением или даже «побочным продуктом» функционирования органического мозга, появившимся точно так же, как, скажем, кислоты и пищеварительные энзимы появляются в желудке. Психологические проблемы или болезни при этом сводятся до химического дисбаланса в головном мозге, и «не более того».

Космос рассматривается как неупорядоченный конгломерат бездушных и «мертвых» планет. Земля тоже состоит из безжизненных частиц: молекул, атомов, электронов, движущихся в соответствии с механическими законами. Научная догма гласит, что базовой составляющей Вселенной является материя-энергия. Эта материя-энергия находится в форме дискретных квантов, элементарных частиц, электронов, атомов и молекул, вступающих в случайные взаимодействия в соответствии с механическими законами. Каким бы ни был разум или сознание, считается, что он возник из материи в результате длительного эволюционного процесса. И все, что мы узнаем о сознании, должно, прежде всего, согласовываться с тем знанием, которое мы полу чаем от изучения физических процессов мозга. То, что невозможно познать при помощи пяти чувств, непосредственно или при помощи инструментов, то, что не может быть подтверждено статистическими и математическими методами, исключается как недостоверное и не заслуживающее доверия.

Здесь вспоминается притча, которую рассказал один теолог в связи с аналогичной ситуацией в области его собственной работы.

Один преподаватель, который приехал с Запада или воспитывался в западных традициях, был почти в отчаянии. После того как он с научной точки зрения объяснил детям, что такое малярия, как она протекает, каковы ее причины, казалось, что мальчики из начальной школы в Уганде ничего не поняли. Один мальчик спросил робко: «Почему человек заболевает малярией?» — «Потому что его кусает комар, переносчик заразы», — ответил учитель и заново повторил все объяснения. После этого класс, все еще не убежденный, хором стал спрашивать: «Но кто послал комара укусить человека?»

Для этих мальчишек из Уганды школьный учитель ничего не прояснил. Их не интересовали факты, научные «как» или действительные причины, их интересовал живой мир (и, возможно, исходная причина} и вопрос, имеющий непосредственное отношение к жизни. А именно (представьте, что вы сами больны малярией или кто-то из вашей семьи) — почему этого конкретного человека укусил этот конкретный комар.

Фундаментальная теология (а также и наука} подобна тому учителю, а две трети или скорее три четверти нашего поколения напоминают тех школьников. Теоретические размышления о малярии... это очень хорошо, но если я не могу объяснить, почему комар укусил меня... (Р. Панникар, «Миф, вера и герменевтика», NewYork: Paulist Press, 1979, с. 322).

Мы редко задумываемся о том, что правда — многолика, а также о том, что постулируемая правильность и заявления об абсолютной правдивости имеющихся в настоящее время научных идей опираются на априорные метафизические предположения и на ряд наблюдений, преднамеренно ограниченных, дабы исключить то, что не вписывается в эти предположения. Предположения сами по себе базируются па исключительной достоверности чувственных наблюдений и предполагаемого отсутствия любой динамики, которая недоступна для такого физического и чувственного восприятия, для регистрации приборами и/или подтверждения статистическими методами. Остальное остается «бездоказательным, необоснованным», и доказательству даже не подлежит. Тем не менее такие догмы, сопровождаемые категоричными заявлениями, стали доминирующим в культу ре образом мыслей. В качестве априорных идей, они не более чем мифологемы, мифологемы эпохи позднего Ренессанса/Просвещения. В качестве мифологем, пусть и современных, они могут претендовать на абсолютную истину' в той же мере, что и другие мифы. Средневековые ученые полагали, что мир движим божественными духами во имя искупления человека. Более ранние мифы эпохи, предшествовавшей Средневековью, «первобытные», содержали иную картину мира. Они рассматривали Вселенную как взаимосвязанное целое, в котором сознание является первичной фундаментальной субстанцией, то есть мир есть своего рода материя-энергия, которая возникает из универсального разума[10]. Каждый из этих «мифов» содержит аспект многоликой правды, и также каждый релятивистски искажает действительность.

В соответствии с мифологемами «первобытной традиции» все вещи в мире связаны на глубинном уровне, несмотря на то, что на первый взгляд они кажутся отделенными друг от друга. Умы отдельных людей рассматривались как объединенные на некотором уровне, недоступном обычному сознанию. Согласно этой точке зрения, контакт с реальностью происходит не только через физические чувства, а, что более важно, через глубокую практику медитации и интуиции. Сознание должно рассматриваться в качестве исходной причины, нежели конечного продукта материальной эволюции. Эти мифы лежат в основе различных точек зрения на существование. Они противоречат позитивистской позиции XIX века и предвосхищают современную психологию бессознательного и квантовую физику.

Если мы поставим на один уровень современную науку и «устаревшие мифы», читатель может возразить, что такие вещи несопоставимы. Предполагается, что наука, в противовес мифологии, которая представляет собой «не более чем систему верований», основана па неопровержимых фактах, то есть фактах, должным образом зарегистрированных и воспроизводимых. Придерживаясь такого поверхностного представления, мы были немного наивны, прежде всего наивны в нашем восприятии гносеологических понятий, но также наивны в восприятии наблюдений за простыми феноменами. Ибо что мы подразумеваем под словом «факт», что это значит? В соответствии со стандартным видением, мы принимаем, как должное, следующее. «Факты» или «реальность» — это то, что мы можем наблюдать и проверить при помощи одного или всех наших пяти чувств непосредственно, или опосредованно, с использованием соответствующих приборов. Делая такое допущение, мы не можем забывать о тех доказательствах, которыми обладаем и которые подтверждают перцептивную ограниченность нашего чувствительного аппарата. И о «принципе неопределенности» современной физики, установившей, что положение наблюдателя, по крайней мере отчасти, определяет поведение того, за чем наблюдают. Мы обнаружили, что способны воспринимать только малую часть светового и звукового спектров, к примеру. Некоторые животные обладают такими перцептивными способностями, которые у пас отсутствуют. Они могут «видеть» и «слышать» там, где мы слепы и глухи. Другие обладают тем, что мы называем ЭСВ (экстрасенсорное восприятие), позволяющее нм заранее реагировать па землетрясения или ориентироваться в темноте и в тумане при помощи «волшебных органов» для отыскания направления, которых у нас, людей, нет. Несмотря на феноменальные успехи в микроскопии и компьютерном моделировании, которые значительно расширили диапазон восприятия, мы тем не менее не имеем средств доступа к обширной области феноменологии.

Некоторые физики говорят, что объем того, что мы воспринимаем как «факт», довольно относителен и ограничен. Например, кванты проявляют себя как частицы, только когда мы смотрим на них.

Экспериментальные данные говорят в пользу того, что когда за электроном не наблюдают, он всегда ведет себя как волна[11]. Люди никогда не смогут познать настоящую текстуру квантовой реальности... потому что все, к чему мы прикасаемся, превращается в материю (Майкл Талбот, «Голографическая Вселенная», с. 34).

Эта мысль звучит также и у других.

То, что мы сейчас понимаем под фактом и бесспорностью... не носит чисто объективный характер. Сюда включается также объект, который рассматривает факты «сами по себе». Нет «фактов, которые сами по себе», есть только факты для кого-то того... для которого факт — это факт (Р. Панникар, «Миф, вера и герменевтика», NewYork: Paulist Press, 1979, с. 98).

Мы также можем вспомнить, что слово «факт», образованное от латинского factum, означает что-то, что «выдумано». Этот парадокс был подтвержден и квантовыми физиками. Подход и отношение, то есть организация эксперимента наблюдателем, определяет тип «фактов», которые наблюдаются.

Бом придерживается того мнения, что факты не являются автономными реальностями. Факты «делаются» теориями, факты — это абстракции определенных аспектов сплошного потока. Теории ученых или инструменты придают этим аспектам соответствующую «форму». (Джон П. Бриггс и Ф. Дэвид Пит, «Зеркальная Вселенная», New York, Simon and Schuster, 1984, с. 105).

To, что составляет сущность реальности и «факта», определяется психологической предрасположенностью конкретного человека, подходами к познанию и способами познания, и следовательно, особыми качествами системы мифологических верований, присущих психике отдельного человека или культуры. Для некоторых людей другие, возможно, даже экстрасенсорные способы познания могут формировать субъективное восприятие в той же степени, что и так называемая «объективная реальность». Исследователи гештальтпсихологии продемонстрировали, что зачастую мы видим именно то, что мы ожидаем увидеть (Мэри Хенле, «Некоторые воздействия мотивационных процессов на познание». «Документы гештальтпсихологии», Berkeley, Univ. of Calif Press, 1961, с. 172-186).

Ролло Мэй обращает внимание на следующий феномен: мы не можем воспринимать что-либо до тех пор, пока не познаем это. В качестве иллюстрации он приводит следующий пример.

Люди примитивного общества не смогли увидеть корабль капитана Кука, когда он приплыл в их бухту, потому что у них не было слова, символа для обозначения такого корабля (Ролло Мэй,«Любовь и воля». New York,  N. W. Norton, 1969, с. 236).

Из-за того, что наши верования на бессознательном уровне воздействуют на наше восприятие, фраза «Я поверю, когда я увижу это» будет менее точно отражать ситуацию, нежели «Я увижу это, когда я поверю в это» (там же).

Следовательно, «подтверждение», то есть процесс установления или «создания» правды, определяется априорными допущениями и ограничениями субъективной психологии отдельного человека, то есть мифами, которыми мы руководствуемся в жизни, преобладающими темами современного символизма бессознательной психики, а также типологической предрасположенностью экспериментатора (экстровертный/интровертный тип, ощущения/эмоции, размышление/интуиция) и его предпочтениями. Каждая и любая из этих предрасположенностей и предпочтений может связывать, а может и не связывать нас с различными гранями «реальности». Обоснованность и адекватность восприятия «реальности» отдельной личностью может быть проверена только с точки зрения полезности такого восприятия для ориентации человека и понимания феноменов жизни.

Когда эмпирические данные невозможно понять и объяснить в рамках существующих теоретических формулировок, то такие данные требуют модификации теорий или даже развития новых. Без лишних слов отрицать не единожды наблюдаемые результаты только потому, что они кажутся «анекдотичными» или «ненаучными», без проведения опытов, вне зависимости от того, можно или нельзя проверить эти наблюдения в рамках их собственных значений и при их собственных условиях и феноменологических требованиях, — все это не соответствует истинному научному духу. Отрицание часто имеет рациональную основу, поскольку интересующий феномен зачастую не может быть изучен при помощи современных общепринятых исследовательских процедур или не может быть понят в рамках существующей системы понятий, а также и не помещается в прокрустово ложе статистического механизма. Когда отдельная точка зрения, будь то научная, этическая или экзистенциальная, оказывается в критической ситуации несостоятельной, важно, и даже необходимо, искать альтернативную систему взглядов, то есть альтернативные мифологемы.

Фактически мы сейчас являемся свидетелями начала радикального сдвига западных представлений о реальности. Паши мифологемы, связанные с существованием и материальностью, находятся в переходном состоянии. Это изменение было предвосхищено в искусстве конца XIX и начала XX века, однако необходимость его научного обоснования проявилась сначала в физике, самой «материальной» из наук. Давайте посмотрим, что говорят современные физики по поводу наших идей о материи и реальности.

Новое поколение физиков так говорит о материи.

Материя — это не более чем состояние информации (Оппенгеймер, с. 131,171. См. раздел «Библиография»).

Она фактически не будет иметь никаких свойств, кроме тех, которыми мы ее наделим (Бом, с. 132. См. раздел «Библиография»).

Это форма, «и ничего кроме формы в чистом виде», первичная по отношению ко всему, «имеющему» форму (Шредингер, с. 20-21. См. раздел «Библиография»).

Не независимая и постоянно существующая, но скорее... продукт, который был сформирован в целостном потоке движения и который в итоге растворится и снова станет частью этого движения (Бом, с. 14. См. раздел «Библиография»).

Материя — это вектор по направлению к форме, которая воспринимается или создается нашим разумом и не может быть «локализована» или идентифицирована «до тех пор, пока ситуация не будет воплощена в физическом мире» (Бом, с. 132. См. раздел «Библиография»).

Гейзенберг полагай, что на глубочайшем уровне реальности, существует пустота, эквивалентная тому, что буддисты называют «суньята», предшествующая всему, что «есть». Она включает абстрактные математические «симметрии», которые прогрессивно «нарушаются» появлением различных элементов частиц (Ф. Д. Пит, «Синхрония», NewYork, Bantam Books, 1987 с. 195).

Эти частицы, однако, фактически не являются физическими объектами в обычном смысле этого слова. Это формы, структуры или идеи (в понимании Платона), о которых можно однозначно говорить только на языке математики (И. у. Уилбер, «Нвантовые вопросы», Boulder: Shambhala, 1984, с. 51).

Можно подумать, что это нарушение симметрии представляет собой внедрение различий и/или новой информации в изначально бесформенное состояние Вселенной. Нарушение симметрии, таким образом, эквивалентно производству все более высоких степеней порядка и вариаций развития и дифференциации исходного основания, которое свободно от любых отличий (Ф. Дэвид Пит,«Синхрония: мост между материей и разумом», NewYork, Bantam, 1987, с. 196).

В свете новой физики, дихотомия (последовательное деление целого на две части) разума/матери и, таким образом, является иллюзорным разделением, вызванным познанием реальности при помощи наших пяти чувств. Функционально разум и материя неразделимы. И все же как мы должны понимать это представление об использовании формы и информации вместо изначальной сущности материи? Здесь необходимо дать еще некоторые пояснения.

Словарь определяет «информацию», как акт информирования, что означает «придать форму, очертания чему-либо; вдохновить и дать жизнь чему-либо; привести в действие при помощи жизненной энергии, одушевить; сообщить знание».

Но что есть форма? Обычно, когда мы думаем о форме, мы думаем об этом, как о «чем-то», а именно как о некоторой «вещи», имеющей форму. Мы не сознаем, что это допущение — необоснованное.

Когда мы встречаем старого друга, например, после долгих лет разлуки, мы можем узнать «его», то есть его форму или очертания, даже несмотря на то, что не осталось ни единой частицы или молекулы в его теле, которые были в нем во время последней встречи. Мы узнаем форму и, исходя из этой формы, делаем предположение относительно субстанции, которая должна содержаться в этой форме.

Но, если нет «чего-то», что «имеет» форму, то что «есть» эта форма? Все, что мы можем сказать — что форма есть воспринимаемая человеком связь, существующая в пространстве, гештальтпсихология подтверждает это многими примерами. Связь, в свою очередь, опирается па осознание взаимосвязи и взаимозависимости. При этом осознание — это связь с формой и информацией. Замкнутый круг этих определений показывает: то, что мы разделяли в рациональном уме на форму, связь, осознание, поле, паттерн и информацию, является аспектами одной и той же, неопределимой, как таковой, сущности. Или «сути», независимой па вид или предшествующей уму и материи, которые, будучи «паттернами в пространстве», помогают нам воспринимать эту неизвестную «суть».

Физики говорят, что наше понятие реальности материальных частиц — это иллюзия, сродни той, что восточные философы в течение многих лет называли «майей», и что реальность, стоящая за этими частицами, это упоминавшаяся ранее «суньята», пустота, или, как ни парадоксально это звучит, то, что западная герметическая традиция называла «плеромой» или полнотой. Это архетипная форма или информационный потенциал без чего-либо, что «имеет» эту форму или информацию. Свернутое, подразумеваемое небытие, которое лежит в основе развернутого порядка вещей, в рамках которого происходит наше восприятие материальности.

Наш мозг математически строит объективную реальность путем толкования частот, которые представляют собой в итоге проекции от другого измерения, более глубокого порядна существования, стоящего над пространством и временем. Мозг — это голограмма, завернутая в голографическую Вселенную (Майкл Талбот, «Голографическая Вселенная», NewYork, HarperCollins, 1991, с. 54).

«Реальность» — это способ, при помощи которого мы воспринимаем голографическую Вселенную, в которой все содержится во всем, и есть ничто.

С другой стороны, индуистский термин «майа» традиционно означает не только иллюзию, но также и реальность. Паше видение реальности — это майа, иллюзии, по эти «иллюзии» составляют нашу реальность. Они являются «символическими» представлениями, как Юнг определил этот термин, а именно лучшими возможными путями (фактически единственными, которые находятся в нашем распоряжении), позволяющими охватить и найти подход к тому, что непредставимо и всегда будет выше нашей ограниченной способности познавать прямо. Таким образом, любой подход к ноумену миру умопостигаемых сущностей должен быть обязательно многомерным. «Одна» скрытая реальность выражает себя, и подходить к ней нужно при помощи многих репрезентативных способов, мифологем, которые варьируются в зависимости от человека, культуры, времени и местоположения. Все они ходят вокруг да около правды, и каждый рассказывает историю со своей точки зрения, что можно сравнить с тригонометрической «съемкой» звезды под различными углами. Чем большее количество углов принято в расчет, тем точнее будет приближение.

Итак, наши концепты реальности должны быть расширены и включать более широкий диапазон сознательных и бессознательных спектров возможных режимов восприятия, включая интуицию и способность создавать образы, экстрасенсорное восприятие, мышление и чувствование в дополнение к чувственной ориентации. А также символическое понимание различных мифологических взглядов, которые возникали в рамках разных культур.

Работа, которую вели в течение всей жизни Фрейд и Юнг, демонстрирует значимость мифологических мотивов для психического функционирования. Для Юнга эти символические мотивы являются творениями коллективной бессознательной психики, которая выходит за пределы персональной психики, а также преодолевает барьеры пространства-времени и дает прибежище космическому разуму. Такой разум стоит гораздо выше и только отчасти может быть постигнут нашим рациональным умом. На протяжении последних пятидесяти лет психотерапевтическая практика установила эвристическую ценность многомерного подхода, который в рамках символизма рассматривает мифологию, сказки, религиозные традиции и алхимические знания, а также сны. И использует их как символы для установления тех граней правды, которые, будучи актуальными и важными, не находятся в пределах досягаемости рационального сознания отдельного индивида.

Такие мифологемы могут возникать для отдельного человека во сне или в виде спонтанного образа. Известный пример: видение Кекуле с шестью танцующими фигурами, после которого ему пришла в голову идея о строении молекулы бензола. Они также могут возникать со спонтанными сдвигами в природе коллективных идей. Они привлекают внимание отдельного человека к культурному прошлому, а также к мифам другим культур и эпох. Эти мифологемы, как ряд снов, могут пролить свет на значимость настоящего.

В наше время коллективные идеи, или мифологемы, которые были предвосхищены и сформировали основы жизни в каменном веке, платоническую и неоплатоническую философию и восточные учения, снова появляются из бессознательных глубин на Западе. Эти мировоззрения были отодвинуты в сторону рациональной позитивистской революцией начала XVIII века. Гипотеза Геи и гомеопатия подбирают нити первобытной, алхимической и парацельсианской мысли. Гомеопатия демонстрирует, что нематериальные силовые поля, по сути, «души» каждой существующей субстанции, способны оказывать содействие в психосоматической трансформации, эффективно воздействовать на здоровье и бороться с болезнью.

Согласно голографической гипотезе Вселенной (и нашего головного мозга), в нашей психике имеется знание о структуре Вселенной. Точно так же, как в противоположность этому есть в космосе знание (разум) о нашей человеческой структуре и паттернах, несмотря на то, что это знание не постижимо для нашего эго-сознания и рационального мышления. Верность этой гипотезы придаст эвристическую ценность использованию бессознательного материала, снов и мифологем для лучшего понимания динамики болезни и исцеления.

Мы не должны рассматривать мифологемы как буквальное описание ситуации в рамках наших рутинных рациональных концептов. Правильнее сказать, что они ограничены аналогичными описаниями того, какой «может быть» ситуация и динамика. В форме «как будто» они описывают различные (даже на первый взгляд несовместимые) способы переживания ситуации. До настоящего времени применение этого подхода ограничивалось психологией. Тогда как Юнг подчеркивал важность мифологии, и особенно алхимии, как руководств по психической трансформации и, следовательно, по психическому исцелению. До конца жизни его интерес ограничивался в основном более традиционным психологическим аспектом их символизма. В некоторых из последних сочинений о синхронии и Units mundus (единый мир) Юнг рассматривал утверждения алхимиков о духе и душе материи и ее трансформации, как проекции исключительно психологического содержания.

Алхимики говорили, например:

Земля... это не мертвое тело, она населена духом, который есть жизнь и душа. Все сотворенные вещи, включая минералы, берут свою силу от духа Земли. Этот дух есть жизнь, ее питают звезды, она дает пропитание всему живущему в ее чреве.

Солнце миллионами своих оборотов прядет на Земле золото. Мало-помалу Солнце выткало свой образ на Земле, этот образ есть золото. Солнце — это образ Бога. Сердце — это образ Солнца в человеке, точно так же. как золото — это образ Солнца на Земле... (Юнг. «Избранное». 12, пар. 444 и 445).

Мы должны рассматривать эти утверждения как нечто большее, нежели просто психологические проекции, которые подразумевают ошибочное приписывание внешнему объекту или ситуации того, что на самом деле относится к предмету. Мы сейчас обнаруживаем, что эти утверждения не являются ошибками восприятия, они указывают па действительную взаимосвязь, как показано гомеопатическими исследованиями золота. Их нужно воспринимать метафорически, как символические перцепции, нежели как проекции[12].

Алхимики полагали, что трансформация основных веществ в золото заключалась в выдвижении вперед и очищении глубинной божественной сущности, дремлющей в земной жизни. Этот процесс рассматривался как эквивалентный «исцелению» «пораженной болезнью» субстанции. Lapisphilosophomm (философский камень), катализатор этой трансформации, мог быть создан лишь при участии как материала, гак и души, и личности алхимика. Трансформация, очищение и сотворение этого камня, или вечного «Я» на психо-материальном уровне, была квазикосмическим исцелением. Земное исцеление, в свою очередь, сводилось к психо-материальной трансформации, двигающейся в направлении трансперсонального «Я», в направлении имманентности, которая служила прообразом и была целью существования. Юнг считал этот процесс психологическим эквивалентом индивидуализации. Сейчас, психологически, мы должны рассматривать такую возможность, что болезнь и исцеление являются психосоматическими аспектами той же индивидуализации, процесса, который может быть как человеческим, так и космическим.

Мы рассмотрели множество свидетельств, подтверждающих существование мирового организма потенциального, архетипного порядка и информации, которая соединяет форму и функционирование видимых тел через симбиотическую взаимосвязь всех уровней существования, в юно чая наши эмоции, разум и сознание. В пределах этого поля разум и материя не разделены, но «являются различными аспектами одного целого, сплошного потока движения» (Бом, с. 11. См. раздел «Библиография»). Как мы видели, разум — это качество, коллективно используемое материей. Это феномен планетарного и, возможно, космического масштаба.

Несмотря на различия, и релятивистская, и квантовая теории подразумевают лежащую в основе «неразрушимую целостность Вселенной». («Подразумеваемый, или свернутый», порядок, по Бому.) То, что мы воспринимаем как «отдельно существующие материальные частицы» и «обычные понятия времени и пространства», является «абстрагированным, как формы, выведенные из порядка более глубокого уровня. Эти обычные понятия фактически являются тем, что мы называем явленным или развернутым порядком» (Бом, с. 15. См. раздел «Библиография»).

Привычка рассматривать разум и материю так, как будто они были фундаментально разделенными и несоизмеримыми, имеет серьезные последствия. Это мешает эффективно работать с психосоматической реальностью и препятствует принятию холистической модели исцеления. Это разрешает разрушать нашу среду обитания, поскольку не позволяет ощутить тело нашей планеты как сознательный организм, частью которого мы являемся. Разрушая окружающую среду, мы разрушаем себя.

Философия и практика алхимии облегчили поиск целостной и всеохватывающей парадигмы для понимания болезни и исцеления как процессов, исполненных значения. Алхимия как будто бы имела дело с трансформацией материи. Но считается, чтобы работа была эффективной, не должно быть разделения между душой, духом, материей и телом. Алхимики также предвосхитили то, что современные физики называют принципом неопределенности. А именно, — результаты эксперимента или лабораторной деятельности определяются подходом и ориентацией экспериментатора. Поэтому любая трансформация зависит от и включает взаимодействие тела, души и духа, как субъекта, так и объекта. Даже для субстанции, которая подлежит трансформации, ее тело, душа и дух должны взаимодействовать с телом, душой и духом лаборанта. С холистической точки зрения алхимиков, трансформация и исцеление эквивалентны. Через трансмутацию в золото все субстанции освобождались от несовершенств, появившихся вследствие их «инкарнации» в форму. Это золото, однако, не нужно путать с обычным золотом, aurumvulgi, оно есть «суть» «чистого» выражения порядка, символическое проявление Солнца и духа, порожденное человеческим усилием и божественной волей. Недостижение этого было равноценно болезни, как субстанции, так и душ и и тела. Таким образом, исцеление представлялось как истинная трансформация тела, души и духа. 

Концепты алхимии согласуются с выводами современной глубинной психологии. Они имеют смысл и в контексте гомеопатии, что подтверждается результатами, которые экспериментально и клинически доказывают алхимическое положение о единстве души и духа с материей.

В трансформационном контексте алхимических параметров и гомеопатии, исцеление имеет своей целью восстановление индивидуальной целостности, резонанса и слитности «Я» с мировым организмом, что сродни алхимической идее создания или очищения «золота». Конечно, сюда входит и улучшение здоровья, и чувство благополучия. Но одно устранение симптомов или дискомфорта, что является основным стандартом терапевтических мероприятий в официальной медицине, не есть истинное исцеление.

Па самом деле, исцеление не обязательно идентично спасению или сохранению жизни. Когда целостность индивида требует и готова к значительной трансформации, которая есть смерть, исцеление может означать облегчение пути к физической смерти. Поскольку с этой точки зрения сознание скорее является первичным, нежели возникающим из материи, прекращение существования конкретной материи или тела не должно рассматриваться как прекращение существования индивидуальности. Форма может раствориться, но информация, которая «содержится в форме», может продолжить свое существование.

Новая парадигма, которую мы ищем, таким образом, не возвращает нас в донаучную эру. Она скорее объединяет в новые структурные представления множество разрозненных, недопонятых и зачастую отрицаемых деталей современных знаний.

Глава 4. ФОРМА И ИНФОРМАЦИЯ

Верно, безошибочно, несомненно. То, что сверху, как то, что снизу, а то, что снизу, как то, что сверху, для свершения великих чудес Единой Сущности. Все, что есть, произошло из нее или является результатом размышлений Единой Сущности. Следовательно, все, что есть, представляет собой лишь различные формы этой Сущности.

Изумрудные таблицы Гермеса

Много дискуссий было по поводу того, как лист в рамках естественного отбора приобрел форму такой эффективной солнечной панели . Только много позже некоторые ученые начал и снова задаваться вопросами относительно тех особенностей природы, которые остались необъясненными. Листьям присущи всего несколько форм из всех, которые можно представить. И форма листа не определяется его функцией.

Джеймс Гляйк,New York, Viking, 1987. с. 202

(См. раздел «Библиография»).

Каковы могут быть регулирующие «рабочие принципы» космического или планетарного организма, в котором мы играем роль конфликтных, деструктивных, несущих сознание «мозговых» клеток?

Давайте рассмотрим голографическую организацию. Она даст возможность увидеть «магический принцип» parsprototo[13] в действии, а именно каждый частичный аспект содержит в себе целое или резонирует с ним. Этот принцип, который кажется эго нерациональным, недифференцированным и непрезентативным, мы связываем с магическим измерением психики (Эдвард Уитмопт, «В поисках символа», Princeton Univ. Press, 1969, 1973,1991; «Возвращение Богини», New York: Crossrad, 1982).

Из всего этого своеобразного потока только некоторые «завихрения и водовороты» (Цитата у Бома из Талбота, «Голографическая Вселенная», с. 49) доступны для нашего непосредственного восприятия как «материальные» формы и действия. Все остальное мы можем воспринимать только опосредованно, если сумеем «преобразовать» или перевести это в систему кода, доступного для нас. Этот процесс аналогичен тому, как информация, содержащаяся в «хаотических» паттернах голографического фильма или в дорожках на граммофонной пластинке, при помощи соответствующего аппарата преобразуется в трехмерные образы или звуки соответственно. Такие природные полевые паттерны, обычно не воспринимаемые нами, преобразуются в доступную форму при помощи гомеопатии. Тот же принцип лежит в основе использования лозы или маятника, энергии акупунктурных меридианов и мета-знания Книги Перемен. Будучи закодированными в виде паттернов, которые мы неспособны воспринимать (кроме как через символическую аналогию), они могут рассматриваться как неявный (скрытый) порядок, по Бому. После преобразования и перевода их в другую форму, которую мы можем воспринимать, они становятся явными. Что мы здесь наблюдаем? Каждое дискретное явное обстоятельство отражает скрытый неявный порядок.

Данная динамика работает и в обратном направлении. Поскольку элементы в явной форме всегда находятся в резонансе с их неявными и непредставимыми источниками, (которые мы можем рассматривать как «архетипные», по Юнгу), то, когда настроенное соответствующим образом событие происходит на уровне явного, это может оказать воздействие и на неявный порядок, архетипное поле. Можно предположить, что происходит эффективная мобилизация неявной архетипной деятельности. Это использование акупунктурных игл в традиционных, определенных опытным путем точках на энергетических меридианах. Это применение соответствующих гомеопатических «дематериализованных» лекарств согласно принципу подобия, прослушивание звуков мантры, намеренное вызывание эмоционально заряженных образов, молитва. И работа с сознанием через символические переживания и сны.

Знание этого двунаправленного потока может помочь достичь нового уровня понимания базовой динамики болезни и исцеления. Поскольку если болезнь — это явное проявление скрытого паттерна, то исцеление должно опираться на соответствующую явную деятельность, которая может эффективно достичь уровня скрытого порядка.

Давайте теперь посмотрим, как информация и форма работают на уровне явной «материальной» феноменологии, воспринимаемой нами, как ум и тело, чтобы мы могли получить представление об их возможных связях с плоскостью неявного.

ФОРМА И ПОЛЕ

В начале XX века немецкий эмбриолог Ганс Адольф Эдвард Дриш выполнил эксперимент, который вошел в историю. Разделил пополам яйцо морского ежа, простого создания, имеющего шаровидную форму. Поскольку морской еж — относительно примитивный организм, эта операция не разрушила яйцо. Вместо этого яйцо восстановилось, и на свет появились не два недоразвитых, с патологиями морских ежа, как можно было ожидать, а два полноценных животных, которые отличались от нормального морского ежа только более скромными размерами. И наоборот, когда два зародыша слили в один, получился не двойной морской еж, а один нормальный (Г. Дришу «Наука и философия организмов» Black, London, 1908).

Аналогичный эксперимент со стрекозами был описан Паулем Вайсом (цитата приводится в книге Майкл Талбота «За пределами кванта», NewYork, Bantam, 1968, с. 59). Если перетянуть посередине яйцо стрекозы сразу после того, как оно было отложено, и разделить пополам его недифференцированную клеточную массу, то вместо того, чтобы развиться в половинку стрекозы, каждая половина яйца развивается в полноценную стрекозу меньшего размера.

Учитывая тот факт, сам по себе примечательный, что они смогли выжить, зададимся вопросом, почему половинки яйца морского ежа и стрекозы не сформировали недоразвитые особи или особи с мутациями. Объяснение этого функциональной адаптацией точно гак же не дает ответа, как в случае с объяснением относительно формы листа. Для стрекозы невозможность выживания животного, состоящего из «одной половины», можно было бы рассматривать только как частичное пояснение. Но что касается выживания под водой, форма в виде полусферы так же пригодна для жизни, как и форма в виде сферы (при условии исправности и функционирования систем органов). Есть морские животные, которые имеют полусферическую форму. Но факт остается фактом: организм морского ежа «настоял» на своем «стремлении» к присущей ему шарообразной форме. Он не подчинился силе мутации. Можно сделать предположение, что генетическая структура, закодированная в молекулах ДНК, передала информацию о «шарообразной форме» на уровень клеточной организации. По, объясняя в таком ключе, как это случилось, мы все с большой готовностью можем отмахнуться от того примечательного факта, что организм продолжает стремиться к конкретной «форме» даже в условиях изменения внешних факторов. И что априорное формальное намерение сосуществует с целевыми адаптационными механизмами выживания. Как и форма листа, форма морского ежа не определяется его функцией. Восстановление клеточной целостности может толковаться как выражение формальной тенденции, которая скорее реализуется, нежели вызывается информацией генетического кода и структуры. Как трубки в телевизоре, гены могут обеспечивать средства для создания картинки, но определяет, что будет показано, «директор шоу», то есть скрытый паттерн формы[14].

Мы сейчас можем рассмотреть аналогичную динамику голографии. Если кусочек голографического фильма, содержащий изображение яблока, разрезать пополам, а затем подсветить лазером, каждая половинка все равно будет содержать целое изображение яблока! Даже если половинки разделять пополам снова и снова, целое яблоко все равно может быть восстановлено из каждого маленького кусочка фильма (хотя по мере уменьшения частей изображение будет становиться все более туманным). В отличие от обычной фотографии, каждый маленький фрагмент части голографического фильма содержит всю информацию о целом фильме (Талбот, «Голографическая Вселенная», с. 16).

Аналогичным образом, мы знаем, что в головном мозге память и некоторые другие функции не локализованы в определенных местах (как думали раньше), по распределены по всему головному мозгу, и поэтому информация может быть в различной степени восстановлена, даже в случае уничтожения значительной части головного мозга, точно как в голограмме (Там же, с. 13).

Такие феномены демонстрируют: то, что биологи называют «регуляцией» развития, или морфогенезисом, не является функцией случайной организации клеток. И точно так же он не проистекает от клеток, в том смысле, что структура животного содержится в организации клеток яйца. Это скорее голограммоподобная функция неявного морфического поля. Форма и морфогенезис — это априорные полевые феномены, аналогичные «форме, и только форме», которая лежит в основе формирования элементарных частиц. Существует принцип неявной формы, который направляет динамику материи и клеток и приводит их к проявлению на уровне явного. Поэтому в конце концов Дриш применил к этому мистическому феномену аристотелевский термин «энтелехия» (что можно перевести как «внутренняя целенаправленность»).

Энтелехия высту пает как вектор, направленный на достижение и восстановление поврежденной целостности присущей данному выражению формы. Таким образом, энтелехия является фактором, вероятно, основным фактором процесса исцеления. Именно голографический принцип направляет каждое отдельное действие на восстановление целого. Когда бы и где бы целостность данной формы или ее частей не была нарушена или повреждена, энтелехия мобилизует энергии, направленные на восстановление формы.

Доктор Джон Тодд, известный, прежде всего, как основатель Нового института алхимии (наиболее широко уважаемое учреждение, которое вело работы в области экспериментов с альтернативными энергиями в семидесятых годах XX века), недавно выполнил ряд сложных полевых опытов, нацеленных па выявление очистительной способности дикой природы. Используя только (!) живые организмы в раздельных, но последовательных средах (полупрозрачные цилиндрические емкости), он смог организовать преобразование сильно загрязненной воды (городские и промышленные стоки) в чистую, ПО СУТИ, ВОДУ.

Микроорганизмы, улитки, рыба, водоросли и водяные растения формируют собственные уникальные «первобытные супы» но велению внешней окружающей среды. Каждый вид преобразует свою любимую пищу во что-то, что может быть использовано другими видами в пищевой цепочке. Водяные растения своим телом не только поглощают тяжелые металлы, но также предоставляют поверхность для размножения микробов.

Примечательное в этой новой «алхимии» заключается не только в чистой воде, но также в том факте, что для очищения необходимо гораздо меньшее вмешательство человека и объем усилий, чем можно было бы предположить. Импровизированный «первобытный суп» развивает в себе «разумность». Она, вероятно, позволяет «знать» требования к индивидуальному выживанию видов, входящих в состав «супа». А также комплекс требований для восстановления здоровой, креативной экосистемы. Каким-то образом индивидуально, а также коллективно организмы «решают» проблему. Они выполняют трансформации, которые не могут быть просто подсчитаны, отображены или переставлены местами. Тодд успешно пересадил партии различных «первобытных супов» в ручьи, загрязненные самыми токсичными отходами, приводящими к смерти, а также в пруды, уже объявленные мертвыми. Волна жизни, очевидно, возникла от новой «морфы», распространившейся экспоненциально но всей экосистеме (Джон Тодд и Нэнсн Джек Тодд, «От экогородов к живым машинам: правила устойчивой технологии», Berkeley, NorthAtlanticBooks, 1993).

Вышеуказанные примеры демонстрируют активность энтелехии, как биологического регулятора, однако это только одна из областей ее функционирования. Мы находим ее также в паттернах целостного мирового организма, которые включают астрально-эмоциональные, ментальные и духовные регуляторные принципы. Мы видели, что аналогичная динамика реализации формы, а именно стремление стать тем, чем данная вещь потенциально «является», сохраняется в психике. Таким образом, энтелехия эквивалентна стремлению к индивидуализации, по Юнгу, и собственному полю, по Нойманну. Биологическое выражение энтелехии представляет собой частный феномен всеобъемлющей мировой энтелехии, который, однако, появился в ходе эволюции и потому может также расстроить существующие балансы, даже несмотря па то, что ему присуще «желание» исцелить то, что было расстроено или разрушено.

Воссоздание не обязательно должно происходить как точное восстановление статус-кво. Две половинки яйца морского ежа развились в двух маленьких морских ежей. Они не остались на уровне яйца. Реактивация формы происходит в рамках данных возможностей, ограничений обстоятельств и доступных материалов, а также в соответствии с эволюционными «намерениями» энтелехии, нацеленными на развитие или рост.

Поэтому в процессе исцеления человека можно ожидать, что энтелехия будет руководить трансформацией в какую-либо другую форму, отличную от преморбидного состояния, поскольку природе человека присуще расти и изменяться. Поэтому она может даже склониться в сторону дисбаланса и нарушения существующего состояния здоровья, если и когда это состояние больше не согласуется с ростом, необходимым для личности в целом. В свете этих фактов, а именно того, что рост может наносить раны или частичные повреждения, мы можем понять гомеопатический парадокс, выраженный дельфийским оракулом Аполлоном: «То, что наносит раны, должно исцелять». И понять динамику смерти-возрождения «исцеляющей жертвы» (см. главы 7 и 8).

Примечательно, что, работая достаточно независимо в области динамики бессознательной психики, Юнг сформулировал свой концепт индивидуализации аналогичным образом. Он воспринимал врожденный стимул (энтелехию) к достижению кем-то целостности жизненного паттерна, к стремлению «стать тем, кто ты есть», как определил это Пиндар, к явному выражению неявного порядка «Я», как эквивалент биологической энтелехии.

Образование паттернов форм представляет собой элементарную динамику существования, что в течение долгого времени игнорировалось западной культурой. Оно происходит ради себя самого, посредством себя самого и со своей собственной надличностной цслыо. Это может рассматриваться как индивидуальное участие в универсальном процессе эволюции и морфогенезиса. Это участие не случайное, как Дарвин видел его, а управляемое. Как будто надличностное «художественное» сознание экспериментирует, играет, отбрасывает и восстанавливает новые паттерны для дифференциации, пояснения и преобразования бессознательного потенциала в сознательную реальность.

Динамику этой эволюционной деятельности можно уподобить ситуации, в которой чаша весов попеременно перешивает то в одну сторон); то в другую: сотрудничество/конфликт, удовольствие/боль, благополучие/болезнь. Здесь можно упомянуть и другие полярности Земли-тела-духа-разума во взаимодействующем резонансе. Деятельность живых организмов и неорганических субстанций может в равной степени рассматриваться как явное, видимое проявление «интенциональных» неявных форм или «намерений действия», которые объединяют частные совокупности в сотрудничающие целостности в пределах организменных структур.

Природа проявляется через игру форм и паттернов, у которых пет иных целей, кроме как быть собой и реализовывать себя в «важных намерениях» или задачах в пределах более крупных структур, частями которых они являются. Мы можем воспринимать эту игру форм, прежде всего, через наш разум и чувства, через эмоции и мысли, а также в выражениях поведенческой, культурной и ритуальной деятельности. При этом внутренняя динамика и работа формы как таковой не является ни одним из вышеперечисленного. Она имеет неявный порядок, универсальна, и потому не подлежит прямом) восприятию. Ее «невозможно представить», как паттерны, которые присущи голографическому фильму, но не узнаваемы. Это суньята, пустота, по в то же время и плерома, полнота, носящая в себе потенциал.

Интенциональность формы выражает и инкарнирует себя при помощи кодирования, индукции и трансдукции информации в явное, воспринимаемое выражение. Информация — это средство, при помощи которого неявная форма передаст себя. Но как форма — это не о чем-то, имеющем форму, а «форма, и ничего кроме формы, ни единой капли материи» (Шредингер, с. 21. См. раздел «Библиография»), так и информация не состоит из чего-то. Речь идет не о проблемах или формах, но об «определенной вещи... это и незнание, и не значение. Его базовые единицы - это не идеи или концепты, или даже слова или цифры» (Гляйк, с. 255. См. раздел «Библиография»). Мы можем добавить, что это не молекулы или химия, но особые «биты», или совокупности, которые сами по себе не являются ни образом, ни мыслью, ни эмоцией, ни запахом, ни поведением, ни даже нервной функцией или молекулярной химией. Информация есть разум неявного порядка, возникающий из некоторого универсального разума (непостижимого для нас), который проявляется, «ин-формирует», несет и связывает все вышеперечисленное и даже больше, но не состоит из вышеперечисленного. Информация — не материал, но она может использовать материальнос ть и оказывать материальные воздействия. Она «ин-формирует», то есть направляет в форму разум формальной интенциональности, направляет к чему-то такому, что способно получить этот разум и ответить на него.

Форма и информация являются определенными принципами, являющимися по своей природе тем не менее трансцендентальными, они аналогичны «полям» в физике, морфическим полям и архетипам Юнга.

Как признается в физике, поля — это нематериальные зоны влияния, зоны паттерн-информации и «действия на расстоянии». Через них объекты могут оказывать друг на друга воздействия, даже если они не находятся в материальном контакте. Поля не определимы perse*,но проявляются в виде гравитации и света, к примеру. Как гравитация и свет, они оперативно эффективны и имеют феноменологические проявления, которые можно отследить и описать, а также предположительно использовать. Поля являются выражениями своего рода «разума», который скорее сверхличностный, нежели личностный.

Давайте теперь рассмотрим концепт, который я представил в предыдущей главе. Морфические (то есть формо-передающие) поля — это нематериальные зоны влияния, расширяющиеся в пространстве и продолжающиеся во времени, локализованные в пределах и вокруг систем, которые они организуют. Их индуктивные эффекты были определены как морфический резонанс Рупертом Шелдрейком. Морфическое поле — это средство, в силу которого определенный неявный паттерн, такой как видимая форма морского ежа (или любая другая форма), может развернуться в области материального.

Аналогичным образом Юнг разграничил всю совокупность архс- тинных полей и обнаружил их индуктивное воздействие на психическое структурирование и формирование «внешних» явных «синхронистических событий».

Морфический резонанс и архетипная индукция голографически передают информацию неявного поля. Они выражают тот факт, что элементарные совокупности существования не являются неизменяемыми частицами материальности, а являются информацией, полем, формой, паттерном. Из этого вытекает то, что наш опыт восприятия ошибочно классифицирует субстанцию как единственно существующую реальность, тогда как реальность «мирового разума», из которого она вытекает, ставится под сомнение.

Форма — это не вещественное качество, и поэтому она не подлежит измерению. Измерение само по себе связано с количеством, не с качеством. Мы определяем индивидуальность человека не по его весу или размеру, но но его нематериальным, неосязаемым качествам, по тому, как он выглядит и ведет себя, по его личности. Уникальный характер картины определяется не относительным соотношением количества использованного в картине красного, зеленого и других цветов, а тем, как мы воспринимаем ее эстетически, какие чувства мы испытываем; этого нельзя выразить в числах. Форма не определяется «случайным» сочетанием частиц, которые «вдруг» сложились в определенную структуру, форма первична, она имеет знание о составляющих ее элементах, определяет их, а также их движение и организацию.

Голограмма, более того, показывает, что поскольку каждая дробная часть паттерна формы содержит в себе форму целиком, то каждая часть целого должна иметь информацию о каждой другой части, независимо от времени и пространства. Такая информация аналогична, и собственно, и составляет разум, или сознание.

Поскольку архетип формы не ограничивается пространством и временем, человек, как часть природы, должен иметь на бессознательном уровне информацию, или представление о природе как о целостном организме, о планете, о космосе. Будучи частью целого, человек должен иметь на бессознательном уровне представление обо всем человеческом роде, его коллективной динамике, прошлой, настоящей и будущей, даже если это и недоступно непосредственно для эго-созпапия отдельного человека. Наш клинический опыт работы в области глубинной психологии подтверждает этот факт. В ходе этой работы мы постоянно сталкивались с примерами, когда бессознательная психика демонстрировала «абсолютное» знание, неподвластное времени и пространству.

Аналогичным образом мы можем предположить, что организм, в состав которого входит Земля и весь мир, «знает» о человеке. Традиционная герметическая доктрина, в которой человек рассматривается как микроскопическая копия макрокосма; представление о некой универсальной памяти обо всем, что когда-либо случилось, ее иногда называют «хроники акаши»; концепция Юнга о коллективном бессознательном... Все это мы теперь можем понимать, как проявления этого «знания», в основе которого лежит неявная форма и информация.

Информация закодирована разными способами на органическом, а также неорганическом уровне, на уровне клетки и биологии, а также на уровне инстинктов, психологии или души. Таким образом, информация находит свое выражение не только через функционирование нашего тела и разума, но также через сны, мифы и искусство. Понимание этих изменяющихся систем кодирования информации, однако, совсем не обязательно должно быть доступно для такой малой частица разума, которой является наше рациональное эго-сознание.

В обыденном понимании «форма» обозначает восприятие внешнего вида, или структуры образа. Однако любой процесс выражает форму; и не важно, на каком уровне происходит сс чувственное восприятие. Мы можем видеть форму тела, но мы также воспринимаем и паттерны формы в музыкальной теме или в эмоциональной реакции, во вкусе, запахе, тактильных ощущениях или в разделяемых чувствах и поведении групп.

В этих примерах непосредственно воспринимаемая сенсорная информация приводит нас к интуитивному пониманию, или постулированию принципа порядка, гештальта, или сути, которая скрыта и «просматривается» опосредованно, через наблюдаемый феномен, определяющий ее характер или энтелехию. Эта «суть» архетипна, ее невозможно увидеть или воспринять, как таковую, и поэтому она бессознательна и непредставима[15].

Неявная суть, морфическое поле, стоящее прежде явного порядка, — вот то, что лежит в основе формы. Наше человеческое отношение к этой ситуации можно проиллюстрировать известной суфийской историей.

...В неком городе жили люди, и все они были слепые. Однажды в город приехал король этой страны на огромном слоне. Люди выбежали на улицу в надежде увидеть слона. Но поскольку они были слепыми, они могли только двигаться на ощупь и притрагиваться к тем частям тела слона, до которых могли дотянуться. И каждый думал, что он теперь что-то знает о слоне, потому что он смог пощупать его часть. После этого они решили поделиться впечатлениями с остальными горожанами, которые хотели знать «правду» о слоне.

Один человек, которому довелось дотронуться до уха, сказал что слон — это нечто большое, шершавое, широкое, как ковер.

Другой, который пощупал хобот, начал протестовать и говорить, что настоящие факты у него, что слон похож на прямую, полую трубу, ужасную и разрушительную. Тот, кто щупал его ноги, сказал, что слон сильный и крепкий, как столб.

Каждый из них смог воспринять только часть, ни один не смог осознать то, что находилось за пределами возможностей их чувственного восприятия (Пересказ из Идрис Шаха, «Сказки дервишей», NewYork: Е.Р Dutton& Co., 1969, с. 25).

И в самом деле, в этой ситуации все могло окончиться жестокой дракой и взаимными обвинениями в искажении правды.

Тогда как мы воспринимаем тело и ум как различные проявления формы и информации, они тем не менее представляют собой паттерны или субъективные перцептивные варианты, входящие в состав паттерна-архетипной формы, образованного энтелехией отдельного человека. Этот человек, в свою очередь, функционирует как часть паттерна семьи, группы, племени или нации, с которой он взаимосвязан. Паттерн группы или нации входит в состав паттерна человечества в целом. Человечество, в свою очередь, является частью организма Земли, системы планет, вращающихся вокруг Солнца, галактического организма. Он, в свою очередь, может быть функцией еще более крупных, невообразимых для нас организменных структур. Кроме того, мы можем предположить, что информационное взаимное осознание и взаимосвязывающая деятельность или активность (как фавитация) превалируют в пределах этих систем в системах, в которых другие системы и т. д.

Ум-тело отдельного человека включает паттерны органов, гормонов и нейронов. В их состав, в свою очередь, входят паттерны клеточной, химической, молекулярной и атомной организации, до такой степени, где границы еще видимых электронных оболочек сливаются в постулируемую, но не наблюдаемую в яви тайну атомного ядра, субатомных частиц и межатомного пространства (В. Гутманн и Э. Хеше,«Неорганическая химия», 4-е изд., Wienheim: VerlagCfiemie, 1985, с. 2).

Феноменальный мир подобен диапазону, в котором содержатся многоуровневые проявления формы (граничащие и сливающиеся на обоих концах с микро- и макрофизическим в необъятную тайну).

Большая часть философов соглашается: чтобы учесть то, что видимо, необходимо также принять во внимание и то, что невидимо. Чтобы объяснить видимое, невидимая Вселенная необходима (Л. Л. Уайт, «Эссе об атомизме — от Демокрита до 1960 года», Middletown, СТ WesleyanUniversityPress, 1961, с. 29).

Форма и информация путем создания новых форм «участвуют» в установлении и ликвидации паттернов, порядков, беспорядков, взаимного баланса и дисбаланса, гомеостаза и кризиса. Форма, информация и энтелехия подразумевают замысел, некую схему, и следовательно, ннтенциональность и цель, или предназначение. Форма и паттерн также подразумевают связь и, при необходимости, знание о связи между составными частями. Программы несут в себе информационное знание о том, к чему они приводят.

В динамике этих взаимодействий мы должны искать новое понимание болезни, исцеления и конфликта. В этой динамике мы сможем открыть драму человеческой жизни, в которой болезнь и исцеление играют такую важную роль.

Что касается нашего обычного личного опыта, многие из этих программ и результаты, к которым они приводят, бессознательны. Мы не можем непосредственно воспринимать разум и намерения листа использовать тот или иной паттерн. Точно так же мы не можем непосредственно ощущать наши иммунные реакции, отторжение нашим организмом инородных элементов с собственным паттерном. Или противление нашего организма определенной пище, прежде чем желудок решит отвергнуть ее (вне зависимости от сознательного волеизъявления, даже в противовес ему), или кожа через несколько дней отреагируют сыпью. С другой стороны, через то, что мы называем «измененными состояниями сознания», то есть через такие состояния, которые достигаются медитацией, гипнотическим трансом, наше сознательное «Я» может настроиться на непосредственное эмпирическое осознание полей. Этих состояний наше обычное сознание не способно достичь, да и существование их западная наука предпочитает отрицать.

Мы должны будем научиться принимать и признавать феноменологию, в которой информация содержится и обменивается между различными личностными и межличностными полями, каждое из которых имеет свои собственные системы «кодирования», одним из этих нолей может оказаться наше активное сознание.

Исследования особых состояний измененного сознания, в особенности гипноза, показали относительную автономность восприятия различных полей. Какая бы информация или интенциональность ни была приобретена или узнана в каком-либо определенном состоянии, зачастую человек может ее снова вспомнить, только если опять окажется в том же состоянии, в котором она была получена. Воспоминание, рассказанные под гипнозом, забываются в нормальном состоянии, а при повторном введении в транс человек опять их вспоминает. Точно так же обстоит дело с информацией, полученной в состоянии шока или в состоянии наркотического опьянения. Кроме того, во сне человек способен видеть продолжение снов, которые снились ему раньше, хотя в состоянии бодрствования он о них не помнит и не имеет представления. Когда в ходе аналитической терапии ведут журнал снов, становится очевидно, что сон номер, скажем, шесть поднял вопрос, который позднее, через дни, недели, месяцы и даже годы, был в подробностях освещен во сне номер двадцать. И снова эта тема поднималась во сне номер двести сорок, причем активное сознание не имеет ни малейшего представления или воспоминания об этих связях и даже снах. Поскольку в этом смысле воспоминания ограничиваются тем состоянием, в котором были приобретены, это называется «информацией, связанной с состоянием» (Эрнест Лоуренс Росси, «Психобиология исцеления в системе разум-тело»у NewYork, W. W. NortonСУ Co., 1986, c. 36-38).Такие данные усиливают наше ощущение автономности и интенциональности форм и неявной голографической энтелехии.

Важно распознать такую «связанную с состоянием информацию», поскольку, чтобы эффективно воздействовать на поврежденное или разрушенное поле, метод исцеления должен получить доступ к соответствующей динамике. Причем должна использоваться своя собственная система кодирования, которая позволит этому методу исцеления «быть услышанным». Именно по этой причине от доброй воли и рационального понимания гак мало проку, когда дело касается состояний, определяемых эмоциями, и трудностей, закодированных органически. Можно было бы найти психологический подход ко многим патологиям тканей, если бы (и всякий раз когда) их корни были «связаны с состоянием» на том уровне. Часто подход к исцелению должен быть направлен на мифологический или даже магический уровень бессознательного (Уитмонт, в цитируемом произведении), нежели на рациональное понимание, тогда как некоторые эмоциональные или умственные расстройства могут потребовать телесных методов, если они закодированы органически. Сюда относятся психозы и пограничные состояния.

По этим причинам мы должны будем рассматривать тело и ум как два аспекта одного информационного паттерна и процесса, являющегося составной частью жизни и личности, каждая из которых имеет свои собственные дискретные системы информационных кодов, генетические, гормональные, иммунологические, эмоциональные и когнитивные данные и так далее. Мы должны будем научиться достигать лучшего понимания феноменологии, в которой информация содержится и обменивается различными личностными и «межличностными» полями, каждое из которых имеет свои автономные системы кодирования, передаваемые в другие поля и системы кодирования. Одним из этих полей является наше активное сознание. Другим — мир комплексов, архетипов и мифов, и третьим — то, что мы называем нашим физическим телом с его различными системами.

Индукция и трансдукция — вот два способа, при помощи которых происходит обмен информацией, и информация оказывает на нас воздействия, которые мы можем воспринимать. Эти два термина включаются друг в друга, дополняют друг друга и в значительной степени перекликаются. Индукция выражает факт передачи информации, как таковой; трансдукция относится к метаморфозе формального внешнего вида. Индукция передает информацию, трансдукция переводит ее из одной системы кодирования в другую.

Индукция имеет отношение к факту передачи энергии и формы. Термин взят из физики, где он применялся в области полевой динамики. Когда электрический ток пропускается через обмотку на железном стержне, стержень намагничивается. И наоборот, когда магнит вращается вокруг обмотки, электрический ток вырабатывается, или индуцируется, в обмотке. Индукция, таким образом, относится к процессу, в котором паттерн информационной формы определенного поля внедряется или накладывается па другую полевую форму. В гомеопатии поле внешней субстанции накладывается на ноле человеческого тела. Согласно экспериментам Уильяма Бойда, образец крови или слюны от человека накладывает поле болезни на другой организм (см. главу 6).

Трансдукция, в свою очередь, имеет отношение к обмену или преобразованию определенной энергии или информационного кода в другой код или энергию, так пар преобразуется в энергию движения, а электричество — в магнетизм.

ИНДУКЦИЯ

В пределах системы тело-разум феномен индукции включает не только внушение, самовнушение и эффект плацебо, но также гипноз, проекционную идентификацию, веру и духовное исцеление, шаманские практики, воздействие одной личности на другую. Кроме того — психическую инфекцию и воздействие потенцированных веществ, феномен Бойда и кинезиологию. Вопреки господствующей идее, которая стремится к отрицанию индукции, как органически неэффективной, должен отметить, что это мощная и эффективная модальность, способная устранять ментальные, эмоциональные и органические патологии, а также исцелять индивидуально и коллективно (при массовом психозе).

Далее дословно приведен выдающийся пример из работы Бруно Клопфера, чтобы проиллюстрировать силу индукции, подчас очень впечатляющую.

Господин Райт страдал от обширного злокачественного образования с повреждением лимфоузлов, то есть от лимфосаркомы. В конце концов настал тот день, когда он перестал реагировать на все известные болеутоляющие и облегчающие симптомы средства. Кроме того, возрастающая анемия не давала возможность использовать рентгеновское излучение или азотистый пирит, который в иной ситуации мы бы обязательно попробовали. Огромные опухоли размером с апельсин располагались в области шеи, подмышек, в паховой области, на груди и брюшной полости. Печень и селезенка были огромных размеров. Грудной проток был заблокирован, и каждый день приходилось откачивать из его груди от одного до двух литров белесоватой жидкости. Ему часто требовалась маска с кислородом, нам казалось, что он находится на конечной стадии, что вылечить его нет никакой возможности, остается только давать ему успокаивающие средства, чтобы облегчить его страдания.

Но, несмотря на все это, господин Райт был небезнадежен, даже при том, что его врачи эту самую надежду уже утратили. Причиной было то, что о новом лекарстве, появления которого он ждал в скором времени и которое должно было продлить его жизнь еще немного, написали в газете! Оно называлось «кребиозен» (впоследствии оказалось, что это беспопезное инертное средство).

Затем он каким-то образом узнал, что наша клиника входила в число ста клиник, которые Медицинская ассоциация отобрала для опробования этого лекарства. Нам было выделено лекарство в количестве, необходимом для лечения 12 больных. Господин Райт не мог входить в их число, поскольку было условие, чтобы пациент был не только невосприимчив к стандартным способам лечения, но также прогнозируемая продолжительность жизни этого пациента должна была быть не менее трех месяцев, а лучше шести. Конечно же, он не удовлетворял последнему условию. Было довольно сложно дать для него прогноз даже на две недели.

Однако через несколько дней пришло лекарство, и мы начали реализацию программы испытания, которая, конечно же, не включала Райта. Когда он услышал, что мы собираемся начать лечение кребиозеном. его энтузиазму не было границ, и чем больше я пытался его отговорить, тем сильнее он умолял меня дать ему шанс воспользоваться этой «золотой возможностью». В конце концов, вопреки своему мнению по поводу этой ситуации, а также вопреки правилам комитета по оценке кребиозена, я решил включить его в группу.

Иньекции предполагалось делать три раза в неделю. Я помню, что первую ему сделали в пятницу. Я не видел его до понедельника и думал, что, когда вернусь в госпиталь, возможно, он уже будет на последнем издыхании или умрет, и оставшуюся часть лекарства можно будет использовать для другого испытуемого.

Но я не знал, какой сюрприз ожидает меня! Когда я уходил, он был в лихорадке, задыхался, был полностью прикован к постели. А теперь он ходил по палате, весело болтал с медсестрами и делился своей радостью с любым, кто готов был слушать. Я тотчас же отправился посмотреть на других пациентов, которым сделали инъекцию в то же время. Никаких изменений или, по крайней мере, изменений в худшую сторону я не заметил. Только Райт демонстрировал чудесное улучшение. Опухоли растаяли, как снежки в горячей духовке, только за эти несколько дней они уменьшились вдвое. Это, несомненно, была более быстрая регрессия, чем могла бы быть при ежедневном облучении значительными дозами рентгеновского излучения опухолей, чувствительных к облучению. А мы уже знали, что его опухоль больше не была чувствительной к облучению. И помимо этого единственного бесполезного «укола» никакое другое лечение по отношению к нему не применялось.

Этот феномен требовал объяснения, но не только этого, он требовал, чтобы мы открыли свой разум для познания, а не пытались объяснить. Итак, инъекции делались три раза в неделю, как планировалось, к радости пациента и к нашему недоумению. Через 10 дней Райт смог встать со своего «смертного одра», практически все признаки болезни исчезли за этот короткий период. Это звучит невероятно, но этот «смертельно больной» пациент, делающий свои последние вздохи через кислородную маску, теперь дышал нормально и был полон сил. Когда он выписался, то снова мог пилотировать самолет и летать на высоте 12000 футов, не испытывая ни малейшего дискомфорта.

Эта невероятная ситуация имела место на начальном этапе оценки кребиозена, но через два месяца в новостях начали появляться скандальные отчеты, свидетельствующие, что лечение не дает результатов. В то же время изобретатели лекарства слепо продолжали опровергать неутешительные факты, которые начали появляться.

Это очень сильно волновало нашего господина Райта. Хотя он и не проходил специального обучения, размышлял он очень последовательно и логично, подходил ко всему с научной точки зрения. Он начал терять веру в свою последнюю надежду, которая спасала ему жизнь, ему больше не на что было надеяться. По мере того как сообщения о результатах тестирования становились все мрачнее, его вера постепенно таяла. Через два месяца практически совершенного здоровья он вернулся к своему исходному состоянию, стал очень мрачным и печальным.

Но здесь я увидел возможность повторно проверить лекарство, а также, возможно, выяснить, как шарлатаны могут достичь тех результатов, которые они обещают (а многие их обещания достаточно хорошо подкреплены). Зная к тому времени кое-что о внутреннем оптимизме, присущем моему пациенту, я решил им воспользоваться. И решил я это сделать по исключительно научным причинам, чтобы выполнить совершенный контрольный эксперимент, который должен был ответить на все возникшие в связи с этой ситуацией вопросы. Эта схема не могла ни в коей мере повредить моему пациенту, в этом я был уверен, и, кроме того, я в любом случае больше не знал никаких средств, которые могли бы помочь ему.

Когда Райту больше ничего не оставалось, как впасть в отчаяние, сопровождавшееся рецидивом болезни, вместо того чтобы использовать «чудесное лекарство», которое так хорошо подействовало в первый раз, я решил немного смошенничать. Итак, я намеренно солгал, сказав ему, что не нужно верить газетам, лекарство все равно является многообещающим. Тогда он спросил, почему же ему снова стало плохо? Я ответил: «Просто лекарство со временем портится. Завтра мы получим новый препарат, он прошел суперочистку, в два раза мощнее, и может оказаться очень полезным».

Эти новости стали для него откровением, Райт, все еще оставаясь больным, снова исполнился оптимизма и был готов начать все сначала. Эти несколько дней, пока мы ожидали «доставки» лекарства, ознаменовались небывалым подъемом оптимизма и ожидания скорого спасения. Когда я объявил ему, что новая серия инъекций скоро начнется, он был не в себе от радости, вера его была очень сильной.

После многочисленных приготовлений (я сделал из простой инъекции целое событие, в этих обстоятельствах мне казалось это уместным) я сделал первую инъекцию свежего лекарства, которое состояло из одной лишь дистиллированной воды. Результаты эксперимента были поразительными, хотя мы, проводя такой опыт, могли предположить его возможный исход.

Во второй раз Райт встал со смертного одра даже быстрее, чем в первый. Опухоли рассосались, жидкость в груди исчезла, он выписался и даже снова вернулся к полетам. На этот раз он выглядел совершено здоровым. Инъекции водой продолжались, поскольку они творили чудеса. В течение двух месяцев у него не было никаких симптомов. Потом Медицинская ассоциация сделала в прессе окончательное заявление: «Испытания в масштабах страны показали, что кребиозен является бесполезным лекарством для лечения раковых больных».

Через несколько дней после этого сообщения Райт снова оказался в больнице в тяжелом состоянии. Он потерял веру, последняя надежда рухнула, и он умер меньше чем через два дня (Бруно Илопфер,«Психологические переменные при лечении рака у человека» Journal of Projective Techniques, 1957 с. 21).

Это очень яркий пример индукции в форме эффекта плацебо и внушения. Этот эффект неоднократно наблюдался и был подтвержден другими. Этот эффект лежит в основе успешного применения гипноза, а также активных и управляемых образов. Когда определенная идея вкупе с эмоционально окрашенным образом (в вышеприведенном примере это идея или образ исцеления) возникает или порождается в психике субъекта, информация преобразуется в соответствующий феномен согласно правилам кодирования организменной системы. В вышеуказанном случае процесс впоследствии был повернут в обратную сторону противоречивой информацией, почерпнутой из новостей. Образ неэффективности лекарства, ожидание неудачи разрушили связь с нолем. В обоих направлениях индукция образной информации производила значительные органические изменения.

Клопфер комментирует, что Райт Роршач олицетворяет собой то, что он называл «плавающий островок эго... неукрепленный глубоко укоренившимся центром личности с широкими взглядами, которому приходится противостоять катастрофическому воздействию его разочарования лекарством». Чтобы выздороветь, «раковый больной должен иметь большое доверие к жизни и иметь такое отношение к смерти, которое не окрашено ужасом, но рассматривается как просто одна из сил, с которой придется побороться...». Отношение пациента к динамике, трансформирующей жизнь, должно поддерживать воздействия терапевтической индукции и быть с ней в резонансе. Очевидно, что в вышеприведенном примере этого не происходило.

Некоторые формы индукции работают не через сознательные субъективные эмоциональные образы, а прямо, в обход субъективного эго-сознания. К этой категории мы относим то, что Юнг называл психической «инфекцией» и проекционной идентификацией, в которой комплексы и эмоции передаются бессознательно и даже в противовес индивидуальному волеизъявлению от одного человека другому. В другой категории у нас индукционные эффекты, которые связывают соматические поля и поле субстанции без интервенции в ментальные образы или любого эмоционального или психического участия. В этих примерах информационное поле не порождено идеей или образом, а является производным от соматического и «материального» уровня внешнего объекта, другого человека или растения, животного или минерального вещества. С этим типом динамики мы сталкиваемся в случаях соматических инфекций, эпидемий, и в экспериментах Бойда с эманометром, а также при проведении гомеопатических доказательств.

Во всех этих примерах, однако, не важно, какова природа индуктивного поля, его кодовая система может быть преобразована и преобразуется в кодовую систему получающего поля.

ТРАНСДУКЦИЯ

Трансдукция может рассматриваться как способ, при помощи которого индуктивный эффект информации передастся через различные системы координат, имеющие различные системы кодирования.

Через нашу нервную и гормональную систему, сознательные и бессознательные эмоции, мысли и мышечные напряжения, а также через сны информация передастся, а также обрабатывается через молекулы ДНК. Сны обрабатывают информацию о нашей психической динамике, телесном функционировании и межличностных отношениях, а также внешних, неизвестных событиях, зачастую происходящих далеко и в отдаленном времени (Уитмонт, Пер ера. См. раздел «Библиография»). Существенная часть юнгианской аналитической практики основана на использовании этого факта.

В других примерах трансдукция происходит, когда конкретная мышечная защитная реакция или участок боли «преобразуется» в осознание повреждения или воспоминание о прошлых травматических событиях. Или наоборот, ментальный образ или эмоциональная реакция активирует гормональную, неврологическую или иммунологическую реакцию. Еще более тривиальный пример, когда мы пристально смотрим в спину человеку, который этого не осознает. Этот человек тем не менее через некоторое время начинает чувствовать себя неудобно и оборачивается посмотреть. Информация о воздействии нашего взгляда была получена на неком отличном от эго-сознания уровне и преобразована в чувство дискомфорта сродни предупреждению, что вылилось в поведенческую реакцию.

В нашей обыденной жизни мы довольно часто сталкиваемся с транса кцией информации. Мы формулируем что-то, что мы видели, в слова. Информация, которую несут эти слова, может быть написана буквами, а может быть нарисована. Письмо, в котором содержатся эти слова или изображения, может вызвать эмоциональную реакцию у читателя, что, в свою очередь, спровоцирует реакцию надпочечников. Реакция надпочечников вызывает мышечное напряжение и изменение активности.

Р. Хамер опубликовал результаты компьютерной томографии головного мозга, которые свидетельствуют о том, что отдельные эмоциональные всплески и травмы могут активировать сложные нейрологические рефлективные паттерны, следствием которых является фокальная инфильтрация в отдельных участках головного мозга. Эго, в свою очередь, может вызывать особые, часто канцерогенные патологии в соответствующих органах (Райк Гиирд Хамер, «Завет новой медицины», AmiddiDirkVerlagsgesellschaft, oil. I, Koln, 1987).Результаты работы Хамера можно подвергнуть сомнению, но тем не менее они очень хорошо соотносятся с тем, что мы в клинической практике называем трансдукционной динамикой гомологических информационных паттернов между психикой и телом. При этом головной мозг, нервная система, гормональные и иммунные системы функционируют как передающие станции.

Я наблюдал случаи, в которых у человена развивалась раковая опухоль, когда он вставал перед важным выбором на определенном этапе своей жизни и не мог его сделать или сталкивался с преградой, которую не мог преодолеть. К сожалению, никто не может сделать это за него, принудить его. Внутренний процесс роста должен начаться, и если эта спонтанная креативная деятельность не осуществляется самой природой, результат может быть только фатальным. Так или иначе, возникает полная недееспособность, ресурсы организма заканчиваются. В конце концов, мы все когда-нибудь останавливаемся, поскольку все мы смертны и остаемся всего лишь частью чего-то. для которого мы — целое. Целостность, которой мы можем достичь, весьма относительна... раковая опухоль может развиться по психологическим причинам, и точно так же она может и исчезнуть по психологическим причинам. Такие случаи хорошо известны (И. Г. Юнг, «Письма», том 2, Bollinger) Series, Princeton, Princeton Univ. Press, 1973 c. 297).

Я вспоминаю пример пациентки, которая страдала от лицевых угрей, не поддающихся лечению. В конце концов психоаналитик выявил, что проблема заключается в чувстве стыда, в ощущении, что она «теряет лицо», поскольку ее родители считают ее «тупой». Когда она смогла принять свой уровень интеллекта и собственный стиль жизни, справилась с комплексом неполноценности, «неизлечимая» угревая сыпь исчезла. Здесь эмоциональный образ стыда и «потери лица» преобразовался в дисфункцию кожи на лице.

До настоящего времени концепт индукции ограничивался биологическими и психобиологическими феноменами. Одиако феноменология Книги Перемен может свидетельствовать о том, что такое ограничение необоснованно.

Книга Перемен демонстрирует, что трансдукция также проявляется в соединении «случайного» падения монет с ментальным вопросом, с представлением о древнем тексте, имеющим отношение к возможным событиям во времени и пространстве или психической динамике, и с намерениями и мудростью, содержащимися каким-то образом в неявном порядке.

Психологическая динамика может выражать трансдукцию во внешние события и из внешних событий, как это было показано в примере с пациенткой с боязнью открытого пространства, которая мечтала об автомобильной катастрофе на пути во Флориду (глава 2), а также подтверждается многими примерами феноменов экстрасенсорного восприятия. Психобиологические феномены могут быть также выражениями трансдукции динамики космических и планетарных нолей.

Формация и информация, индукция и трансдукция, представляют собой фундаментальные универсальные динамики, фактически функциональные элементы голографической Вселенной. Активное сознание обладает лишь сравнительно фрагментарным количеством информации, которая имеет доступ к этому измерению, — это то, что мы ощущаем как наше «Я». Наше активное сознание имеет представление только об ограниченном объеме всей информационной динамики, имеющейся и функционирующей в различных измерениях психики, тела, а также за пределами области деятельности человека, даже в области деятельности «неживой» природы. Трансдукционные метаморфозы происходят в нашем теле и разуме, облегчая постоянный обмен и связь с землей и космосом, неотъемлемыми частями которых мы являемся.

КОДИРОВАНИЕ

Система кодирования» при помощи которой информация передается с одного уровня на другой, работает в рамках аналогии и символизма. Это можно уподобить вариациям и перестановкам отдельных музыкальных тем в разных ключах или вариантах мелодических или ритмических форм. Темы сливаются в различные версии, иногда таким образом, что кажется, будто они далеки от оригинальной версии, практически неузнаваемы, даже если они все еще, по сути, аналогичны оригиналу и выражают тот же информационный контент[16].

Буквы, жесты, цвета, молекулы ДНК, нейронная и гормональная деятельность, мышечные напряжения, боли... Сны, видения, мифы и даже, как показывает Книга Перемен, «случайные» движения физических объектов — все это может быть «языками» или кодами различных систем. Многое из этого даже не доходит до нашего рационального «Я»-сознания. Другие коды оно не может понять или распознать, за исключением, пожалуй, символов. Они «бессознательны», если мы говорим о них применительно к нашему эго. Но их значение тем не менее регистрируется другими не- эго состояниями сознания тела и разума.

Информация Книги Перемен, например, работает не в рамках обыденного рационального языка коммуникации, а через образы и паттерны в связи с подобием и аналогией определенным изображениям и представлениям нашей рациональной системы взглядов.

Например, фраза «У повозки выпали спицы» (см. главу 2) не указывает непосредственно па спущенную покрышку. Фактически во время составления Книги Перемен покрышки, как таковые, еще не были известны. Вместо этого, образ аллегорически «кодирует» типовую общую ситуацию. Она включает любую возможную ситуацию, когда движение вперед будет заблокировано или этому будет учинено препятствие, будь то умственная и эмоционально-психологическая деятельность или физическая. Однако это также включает и вероятность обездвиживания средства передвижения из-за неполадок с двигателем, спущенных покрышек или чего бы то ни было еще. Если эта строка является ответом па вопрос о каком-либо планируемом проекте или на психологический или эмоциональный вопрос, ответ должен рассматриваться как метафорическое изображение некой общей ситуационной или психологической преграды, которую вы просмотрели. Будь то, скажем, зависть, творческий кризис или отсутствие средств, благосклонности другого человека (привожу несколько возможных толкований).

«На жизненном пути будут препятствия/ Жиром фазана не насытишься/ Когда пойдет дождь, раскаяние истощится/ Удача будет в конце». Эти строки не обязательно указывают на блюдо, приготовленное из фазана, цыпленка или другой птицы, и не указывают на проблемы с издателями (о чем я однажды спросил Книгу), а указывают па типовую общую ситуацию временного отсутствия заслуженного и желаемого вознаграждения, которая со временем должна измениться к лучшем). В качестве аллегорического образа это применимо к моему вопросу об издателе.

Такой принцип общения с использованием аналогии и метафоры мы также встречаем в древнеегипетских иероглифах, в священных писаниях, в снах, древних и современных, а также в динамике психической индукции. Например, египетский иероглиф «птица» означает «дух», эти понятия по принцип)'подобия объединяются способностью летать, поэтому дух человека изображался в виде птицы с человеческой головой (Дж. Л. Вест, «Змей в небесах», NewYork, JulianPress, 1987, с. 40).

Точно так же наши сны предлагают аллегорические коды, выражающие в различной степени подразумеваемые вероятные значения. В наших снах и фантазиях полет мысли или воодушевляющие порывы часто изображаются в виде птиц. Как Пегас в греческой мифологии, в современных снах и фантазиях сила вдохновения часто изображается в виде крылатой лошади. Образ пересечения реки может означать любой важный переход. Битва между двумя антагонистическими фигурами указывает на конфликт любого рода, возможно, между бьющимися, как личностями, или между вопросами, которые они олицетворяют.

Молодая женщина в серьезной депрессии, потому что традиционная строгая система ценностей, в которой она воспитывалась, ограничивала ее жизнь, во сне она видела себя заточенной внутри гниющего дерева. Это дерево напоминало настоящее дерево, которое росло в саду, когда она была ребенком, ассоциировалось с «семейным древом». Образ невозможности вырваться из ловушки, которую представляло собой дерево, был отражением внут реннего психического состояния «заключения» в теперь уже несовременных, устаревших и в этом смысле «прогнивших» семейных традициях и ценностях.

Вместо визуальных образов, кодирование может происходить также на языке тела или даже синхронистических событий. Тревожность и решимость могут выражаться в напряженном состоянии мышц шеи, горе — в сердечных болях и спазмах, невыплеснутая злость — в нарушении работы желчного пузыря и коронарной артерии, неизбежный конфликт — в автомобильном столкновении. Если код не понят, это может показаться активному разуму «просто» органическими патологиями и «случайными» совпадениями.

Информация может прийти к нам в виде смутной напряженности, чувства, что что-то мешает. Я часто замечаю, что, когда ухожу из дома, меня может сопровождать смутное чувство, что я что-то забыл или пропустил, хотя и не могу сказать, что именно. Потом я обнаруживаю, что действительно что-то забыл взять или сделать, перед тем как уйти. Информация может быть зарегистрирована нашим сознанием в форме смутного напряжения или успокоения, а может миновать сознание и вылиться в гормональный выброс, головную боль или простуду.

В качестве примера мы можем рассмотреть еще один случай угревой сыпи, на этот раз у мужчины сорока лет. После принятия дозы Calcarea carbonica(карбонат кальция, полученный из внутренней поверхностной части устричной раковины) в тысячной потенции, у него на время появились судороги, пальцы сжало так, как при тетании, произошло нарушение работы наращитовидных желез. Работа этих желез, как известно, связана с метаболизмом кальция.

Однако у нашего пациента эти судороги вызвали болезненные воспоминания о том, как в детстве мать привязывала его пальцы к кровати. Мать намеренно делала это, чтобы мальчик не мастурбировал. Пациент очень ярко вспомнил чувство стыда и злости, связанные с опытом, который ему, однако, будучи ребенком, пришлось отрицать и подавлять, теперь же этот опыт отразился на его лице — в виде угревой сыпи. Проницательность помогла ему справиться с этой личной психологической проблемой, и все прошло. Здесь мы видим пример, когда чувство стыда и злости, связанное с положением пальцев, сведенных судорогой, и угревой сыпью, обезображивающей лицо, было подавлено и закреплено и, таким образом, преобразовано «назад» в то, чем оно раньше являлось, а именно расстройством, подобным титании с нарушением работы наращитовидных желез, при котором такой тип спазма является нормальным симптомом. Стыд, злость, спазм пальцев, гормональная активность наращитовидных желез, метаболизм кальция, динамическое поле устрицы — все связано. (В гомеопатической практике «личность» типа Calcarea carbonica характеризуется как сверхчувствительный, легкоранимый человек, который уподобляется устрице без раковины или со слишком толстой раковиной.)

Все это является различными траисдукциониыми кодами одного и того же динамического полевого процесса.

Все эти индивидуальные проявления являются сигналами, которые могут достичь, а могут и не достичь нашего сознания в виде кодов их дискретных функциональных систем. Посредством аналогии и подобия они передают информацию от органических и психических систем в наше рациональное активное сознание. Различные выражения трансдукции связаны аналогией некоторой общей функциональной «сути» на неявном уровне. Идея или образ дерева по аналогии связаны с семейными традициями, поддерживаемыми па протяжении поколений. Спица, выпавшая из колеса, по сути, представляет собой «ось» какого бы то ни было предприятия или задумки. Птица означает дух, поскольку у них есть общая способность летать. Человек, которому снилось, что его офис — это концентрационный или трудовой лагерь (глава 2), уподобляется фашисту, поскольку они оба разделяют стремление к жестокости и безжалостности.

Зачастую, однако, эта подразумеваемая общая «суть» может быть выше возможностей рационального выражения или даже понимания. Например, способность летать, объединяющая, словно мост, птицу и дух, или образ ветра, указывающий на нечто неизмеримое. Дух «...дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит» (Иоанн 3,8). И мы не знаем, и даже не можем определить, что это такое. В таких примерах мы должны воспринимать информацию скорее как «символическую», нежели аллегорическую, ввиду того что она относится к чему-то непостижимому.

В феноменологии индукции и трансдукции мы не имеем дела с «энергией» в смысле классической физики, а именно с чем-то поддающимся измерению и подверженным энтропии. Гомеопатическая потенция, однажды произведенная, длится бесконечно долго и всегда может быть сохранена без потерь в интенсивности простым добавлением нового растворителя. Точно так же физическая индукция не может быть измерена и подвержена энтропии. Форму ла Эйнштейна F, = тс- не применима, здесь нет масс, энергий или скоростей.

Очевидно, динамика индукции в физике и психологии (проецирующая идентификация), представляет собой частный пример, или феномен, являющийся частью более широкой информационной трансдукционной активности космического организма, который трансматериален, но включает также и то, что мы называем материальной реальностью.

Этот факт может привести к мысли, что аллегория, аналогия, подобие и символизм составляют базовый «словарь» кодирования информации, ее распространения и трансдукции. И применимы не только к «уму, сознанию», но также, возможно, к широкому диапазону одушевленной и «неодушевленной», как мы считали ранее, природы. Символизация но аналогии — соответствие паттернов по аналогии — это путь креативной коммуникации и трансдукции информации повсюду.

Информация, трансдукция и кодирование посредством и в рамках аналогии и подобия выражают способы, при помощи которых явное проявление неявного, архетипный порядок вступают в общение друг с другом, а также с нашим разумом и телом. Некоторые из этих проявлений мы называем материальными или соматическими, другие — энергетическими, эмоциональными или ментальными. Их варианты и комбинации мы можем уподобить разновидностям цветов и их комбинациям в картине или пейзаже, или можем сравнить с мелодическими, гармоническими и ритмическими возможностями в симфонии, или даже с множественностью тем и тематических комбинаций в истории. Сейчас, делая эти сравнения, мы используем метафору и символизм, которые позволяют ухватить то, что при детальном анализе может оказаться неуловимым. Есть одна метафора, однако, которая кажется более всего полезной для понимания той базовой опоры, которая лежит в основе внешнего проявления формы и энтелехии. Тенденция проявления себя через полярность, конфликт и разрешение конфликта, имеет больше всего смысла, если рассматривается сквозь призму метафоры драмы и драматического воздействия.

Глава 5. ДРАМА ЖИЗНИ

Оборачиваясь назад на свою жизнь и отмечая, как некоторые события и встречи, казавшиеся в то время случайными, становятся ключевыми структурирующими компонентами жизни, которая, казалось бы, не имела никакого особого замысла и на протяжении которой развивался характер, человек с трудом признает, что всю его жизнь можно сравнить с хорошо продуманной новеллой. Только вот остается загадкой, кто же все-таки является, автором этого произведения...

Джозеф Кэмбелл, «Внутренние просторы космоса: метафора как миф и как религия», NewYork, Harper& Row, 1986, с. 110.

Изначально, драма воспринималась как игра, которая тем не менее являла собой веление неумолимой судьбы. Она никогда не была чем-то отвлеченным, по призвана была служить проводником души в мире, живущем согласно железным законам бессмертной драматургии, которые требуют повиновения как от забав судьбы, от живущих в нас и вокруг нас мифов, от сказок, так и от грез о посвящении.

Ганс-Ульрих Рикер, «Медитация»,Zurich, Raseher, 1952, с. 102.

Форма проявляется не только в пространстве; ее живое биологическое поле также проявляется и во временном измерении. Архетипная форма, энтелехия розы или лилии, например, являет себя не только в виде преходящего пространственного проявления, то есть цветения, но и во временной циклической последовательности семени, стебля, листьев, цветения, фруктов и снова семени. Личность человека раскрывается через детство, взросление, зрелый и пожилой возраст. Изменения и драма представляют собой переживаемые и ощутимые качества временного измерения. Изменение, воспринимаемое эмоционально, по рождает драму. Неизменность в таком случае эквивалентна бесконечности.

Драма может быть определена как любое событие или опыт, который значительно потряс наше эмоциональное состояние и привел к изменению чувств и поведения, и зачастую, но не обязательно — к катарсису. Такое переживание драмы опирается на воздействие значения, проистекающего из того вызова, который присущ напряжениям и противостояниям. Последние, в свою очередь, порождают трудности, угрозы, конфликты и кризисы, требующие завершения или удовлетворения энтелехиальных гештальт-паттернов через разрешение и совместную работу противоположных элементов. Таким образом, каждая драма «сконцентрирована на чем-то», передает некое сообщение или значение, которое является интерпретацией ее энтелехии. Она выносит на первый план неявный архетип, который стремится обрести форму и вплестись в полотно жизни. Драма пробуждает наши эмоции, она активирует ответную реакцию. Драма — это игра, и всякая игра драматична. Отсутствие драмы означает скуку, отупение, отсутствие жизненно важных интересов и, наконец, динамики жизни, как таковой.

Мы ощущаем как драматический любой паттерн порядка или значения, который затрагивает пас эмоционально. А поскольку чувства имеют тенденцию быть биполярными, мы также ощущаем как драматический любой паттерн, который представляет собой конфликт, напряженное состояние или нарушает статический баланс. Драма порождает вызов, сложную задачу восстановления баланса и дезинтеграции риска.

Наша тенденция и способность к организации событий в динамические паттерны (включая такие отношения, как причина и следствие, формальные и телеологические отношения, цель и намерение) опирается на опыт переживания драм. Это восприятие включает чувствительность к ритмически чередующимся периодам напряжения и расслабления, которые передают значение и сообщение и мобилизуют наши чувства. Каждая трогательная история или миф, исполненные значения или эмоционально окрашенные, активируют ощущение драмы, потому- что оно резонирует с драматической структурой нашей собственной жизни. Аналогичным образом каждый раз, когда мы одобряем какую-либо информацию и упорядочиваем се, преобразуя в паттерн действия, наше ощущение драмы активируется (следовательно, также любое теоретическое понимание динамики жизни). Даже психоаналитическая интерпретация чьих-то трудностей и безвыходных положений в рамках «детской обиды» — например, оставления, отказа, лишений, или восприятие болезни как «атаки», или результат вторжения инфекции — все это драматические события.

Основной элемент любой драматической деятельности — это представление паттерна гештальта, который еще не завершен и должен развернуться на фоне противостояния антагонистических элементов. Способ разрешения, «закрытия» или завершения развертывания этого неразвернутого паттерна не дастся. Для этого требуется совершить творческое открытие.

Все естественные проявления воспринимаются (и, как кажется, функционируют) в рамках поляризации. Напряжение между полярными противоположностями — важное проявление жизни, нашего осознания формы, паттерна, гештальта, образа. Без контрастов мы не можем воспринимать или судить. Каждый паттерн и образ функционирует в рамках интерактивных отношений между деталями, которые стремятся к автономности, а также к интегративному «закрытию» через их синтез в паттерн некой целостной сущности более высокого порядка. Множество цветных точек картины, например, или различные действия в игре подчинены некой «идее» целого, и только в рамках этой идеи они имеют свое место и значение. Все формы человеческой жизни опираются на неустойчивый в целом баланс между частью и консолидирующим паттерном, который, в свою очередь, является частью другого паттерна, тот следующего и так далее.

Каждый индивидуальный организм поэтому должен иметь зоны «базовых дефектов». Каждая психологическая структура должна иметь комплексы, которые служат зонами бесконечного конфликта или трудностей, функционирующие, дабы привнести в жизнь драму и дискомфорт и подтолкнуть нас к поиску творческих решений.

Даже процесс рождения, первый шаг на пути инкарнации задач нашей жизни, имеет свою собственную, исполненную конфликта и драматизма структуру. Рождение часто ассоциируется с битвой и жестокостью и часто сливается в угрозу или ощущение умирания, содержит «воспоминания» о прошлых жизнях и смертях (Станислав Гроф, «Области бессознательного», NewYork, Viking, 1975, с. 123). Неудивительно, что то, как был воспринят процесс рождения, воспоминания о чем можно восстановить в ку рсе терапевтической регрессии, имеет фундаментальную важность для того, каким образом воспринимается каждое новое событие и жизнь в целом. Трудное рождение может спровоцировать ощущение необходимости борьбы с постоянно одолевающими сложностями на протяжении всей жизни. Искусственно вызванные роды воспринимаются как выталкивание индивида против его воли из безопасной среды, что может привести к комплексу «нежеланного ребенка». Я помню одного человека, которому всегда тяжело было принимать решения. В ходе лечения выяснилось, что его нерешительность является отголоском очень длительных родов вследствие тазового предлежания плода.

Как показал Станислав Гроф (в цитируемом произведении, с. 123), каждый этап биологического рождения играет особую психологическую роль в общей драме процесса рождения. Исходное, «безмятежное» утробное существование, предположительно, даст ощущения космического единства, поскольку даже во чреве негативные чувства матери или противоречивые элементы окружающего мира ощущаются ребенком. Первый клинический этан начала родов параллелен чувству некоего поглощения, попадания в ловушку, из которой нет выхода, или даже в ад. Прохождение по родовому каналу на втором этапе родов имеет свою психологическую аналогию в виде битвы смерти/ воскресения, в ощущениях опасного или бесконечного конфликта, пожара, агрессии, разрушения, смерти, но также и сексуального экстаза, слитых воедино. Завершение процесса рождения ощущается как победа, исцеление и восстановление, освобождение и воскресение.

Драматическое качество трансцендентального полевого сознания демонстрируется в динамике снов и Книги Перемен. Мы можем заметить драматический процесс в мифопоэтической деятельности ума и психики, в том, как мы включаем наши внутренние и внешние ощущения в исполненные значения драматические паттерны, а также в том, как сны представляют нам драматизированные истории и события. Фактически мы можем видеть драматический процесс во вссх творениях внешней природы. Доказательства и терапевтические симптомы гомеопатии показывают, как даже элементарные вещества, если они воплощают характерные личностные типы и черты с их недостатками и слабостями, отражают личностную драму человека и участвуют в ней и в синхронистических событиях. Мы можем проследить драматический процесс в организации болезни и исцеления. Мы можем интуитивно предвидеть его в способах, в которых динамика человеческой жизни синхронизирована с движениями звезд и ритмами космоса.

Драматическое измерение обращается к нашим эмоциональным/образным и артистическим/символическим чувствам. Мы входим в область драматического, когда нас подвигает на действие выражение счастья или страдания на лице другого человека. Мы можем также интуитивно почувствовать «характеры» или «темы», вызывающие у нас эмоции и выраженные нечеловеческими формами жизни. Например, формами деревьев и цветов. Мы можем распознать мягкую чувствительность березы и прочность дуба, красоту розы, успокаивающий запах ромашки, силу скалы, форму кристалла, гордую осанку оленя, спокойствие овцы, свирепость льва, разрывающего свою жертву, «чувство» места, характер животного (голодный волк, жуткая крыса, гордый лев и гак далее). Многое из этого нам объясняли только «антропоморфной проекцией».

Оценка порядка и красоты теоретического пояснения или математического уравнения может пробудить ощущение драматического в той же мере, что и изысканная окраска бабочки, проявление уродства, ужас разрушения или предельная сложность событий. Во всех этих случаях мы регистрируем драматическую, эстетическую и полную артистизма деятельность, а также реагируем на нее.

Драматическое качество развертывающейся жизни функционирует в рамках всех внешних, а также психологических динамик и проявлений формы. Драма является неотъемлемым элементом паттерна жизни любого человека, у одних она проявляется остро, у других слабее. Все драматические спектакли, поставленные на сцене, основаны на реальных драмах и комедиях, разыгрывавшихся в жизни людей.

В качестве примера из жизни, не принадлежащей к человеческому роду, рассмотрим архетипный паттерн формы бабочки-перламутровки. После совместного полета, в ходе которого происходит оплодотворение, самки ищут листья фиалки, которые служат пищей для следующего поколения молодых гусениц. Яйца, однако, не откладываются на эти листья, которые погибнут до того, как понадобятся. Вместо этого они откладываются под кору дерева, рядом с которым растут фиалки. Там гусеницы проводят зиму, и когда весной появляются, то должны отыскать свежие листья фиалки. Эти листья выбираются для гу сениц их матерью за три сезона до их появления на свет, поскольку самка собрала информацию и в ней произошло проявление «бессознательного разума» (Адольф Портманн, «Биология и дух», Zurich, RheinVerlag, 1956, с. 175).

Здесь драматический характер выражен в виде игры в прятки, присутствует некая неопределенность, вырастут ли листья фиалки или, возможно, будут уничтожены к следующей весне, смогут ли гусеницы их найти. Эта драма является проявлением формы перламутровки на протяжении ее жизни — как бабочки, яйца, куколки, гусеницы и снова бабочки. Архетип перламутровки избегает более простой организации структурирования пищевого аппарата, который может позволить гусеницам выжить при любой имеющейся пище, а не только при наличии листьев фиалки, которые сложно найти. Возможно, такая простая и «иедраматическая» ситуация могла быть (здесь есть риск скатиться до антропоморфизма) слишком «скучной».

Другой пример поведения животного показывает, что необходимость искать сложности и стимуляцию и избегать того, что «скучно», поддерживает жизненные процессы и па относительно примитивных уровнях. Р. Ардрей в «Территориальном императиве» (NewYork, DellPublications, 7 977, с. 303)описывает поведение планарий в ходе эксперимента, проводимого при определенных условиях. Это примитивные червей, у которых нет «пола, прямой кишки, системы циркуляции, усовершенствованного нервного узла, мозга, который не мог вырасти за считанные дни». Их нужно было научить выбирать между вознаграждающим и невознаграждающим опытом. Их поместили в один колодец лабиринта, заполненного водой. Затем воду откачали. Поскольку черви не могут жить без воды, они поползли из колодца в туннель и наконец добрались до Y-образной развилки. При выборе правильной половины развилки они вознаграждались водой, которая подавалась в лабиринт. Они научились выбирать правильное направление. Но, к ужасу экспериментатора, после нескольких повторов этого эксперимента они бросили всякие попытки действовать и отказались двигаться. Они не забыли, они просто отказывались продолжать. Когда лабиринт был осушен, черви свернулись в клубочек и никуда не поползли. «Это был настоящий бунт, дальнейшему обучению они предпочли неизбежную смерть», даже несмотря на то, что им предлагали дополнительную еду. Загадка разрешилась, когда червей поместили в другой лабиринт, он не только наполнялся водой, но был более вместительный, и стенки его были более шероховатыми, что несколько осложнило передвижение. Черви, очевидно, уже измучались от клаустрофобии и скуки! Кажется, что при отсутствии драмы и адаптивных сложностей и изменений, которые для этого необходимы, жизнь не стоит того, чтобы жить, даже на «примитивном» уровне червей.

Людям, конечно же, нужна драма. Скука непереносима. Игры, фильмы ужасов и криминальные фильмы, боксерские матчи, бои быков и военизированные ритуалы рассматриваются как развлечения. Люди иногда требуют линчевания и публичных казней. Жестокое выражение природных сил, то есть водопады, вулканические извержения, пожары и землетрясения, обладают просто магической силой притяжения. Высокий уровень смертности пенсионеров и подъем жизненных сил при появлении новых преград подтверждают, что отсутствие драмы в жизни человека смертельно.

Архетипная драма разворачивается в виде игры противостоящих и поддерживающих сил. Роза должна бороться с условиями климата, погоды и почв, перламутровка — с риском, что следующей весной климат может измениться, планарии — с преградами для движения и исследования пространства. Но все же цветы поддерживаются благоприятными условиями почв, а бабочки — заботой их матери и собственными инстинктивными способностями.

Современная биология начала распознавать драматические, даже, можно сказать, артистические «показательные выступления», которые сродни постановке спектакля на сцене для аудитории. В XIX веке сторонники Дарвина называли это процессом случайного отбора, основанным на бессмысленном выживании наиболее приспособленных особей.

Некоторые биологи отмечают драматический элемент как фактор, лежащий в основе морфогенеза. Адольф Портманн придумал термин «репрезентация» или «ценность демонстрации» (Darstellung-swert)для понимания некоторых феноменов форм у животных, к изучению которых другие «не обращались», таких как окраска или отметины, которые лишены каких-либо функций жизнеобеспечения (Адольф Портманн, «Новые горизонты биологической работы: в прозрачном мире». Юбилейный сборник к шестидесятилетию Жана Гебсера, подготовленный к изданию Гюнтером Шульцем, Bern, Hans Huber, 1965, с. 36).Эти феномены, очевидно, не служат целям адаптации или мимикрии, и также они не используются в качестве сигналов для разделения видов. Поскольку их нельзя было объяснить с точки зрения естественного отбора, их в основном игнорировали и относили в разряд «чисто эстетических» характеристик. В качестве примера Портманн рассматривает феномен опущения яичек. Эволюционное развитие от рыбы до млекопитающего свидетельствует о важности подъема этого органа, однако яички сначала опустились из передней части седалищной области в чашевидную полость. Затем возникла, как сказал Портманн, «абсолютно парадоксальная ситуация» («Биология и дух», Zurich, RheinVerlag, 1956, с. 23), когда яички опустились за пределы брюшной полости и разместились в мошоночной сумке. Портманн подчеркивает, что естественным отбором нельзя объяснить этот феномен. Этот орган, настолько важный для сохранения вида, помещается в такое опасное и незащищенное положение. Ради этого «бесполезного» процесса яичкам даже пришлось адаптироваться к температу рам, которые ниже тех, что в брюшной полости. Эта парадоксальная ситуация приобретает смысл только с точки зрения артистической или драматической «репрезентации» и «ценности демонстрации». То есть все это делается с целью орнаментной декорации и демонстрации гениталий, что должно произвести на других особей сильное впечатление.

Портманн указывает на яркую раскраску самцов, развитие у них впечатляющих размеров рогов и гривы. Эти «бесполезные» украшения часто являются помехой в битвах, по служат отображением демонстративной агрессивной мужественности, что аналогично гульфикам, которые носили в XVI и XVII веке наемники. Гульфики, которые носят мужчины в племенах новой Гвинеи, имеют то же демонстрационное значение. Фактически большая часть наших традиций в одежде, в дополнение к утилитарным функциям, служат эксгибиционистской цели выставить напоказ свое «я, и только я» в эпоху рококо и барокко, «рабочую мораль» в XIX веке или подчеркнутое благородство, отображаемое актом облачения в римскую тогу.

Некоторые декоративные украшения несут и функцию жизнеобеспечения, например, необходимы для привлечения самки или являются способом устрашения врага и демонстрации агрессивности. Нужно отметить, что теоретически эти функции могли быть реализованы более простым способом. Для выполнения этих функций вовсе не требуются эти грандиозные и довольно живописные завитки на рогах антилопы, борода дикого козла, горб на шее у быка. (Сюда же можно отнести и многочисленные примеры ритуального поведения животных в боях друг с другом и в процессе ухаживания.) С чисто практической точки зрения все эти формы и функции достаточно «бесполезны». Но это способ игры. Они «предназначены» для того, чтобы «покрасоваться» перед другими. Посредством драматического воздействия такого «представления» на эмоции оказывается влияние на гормональную и центральную нервную систему участников и зрителей (Портманн, «Биология и дух», с. 189).

Уинпикотт отмечал, что «Игра универсальна... и она имеет прямое отношение к здоровью» (Д. У. Уинпикотт, «Игра и реальность», NewYork, BasicBooks, 197lyс. 41). Хуизинга называет игру важной функцией.

...В этом есть некоторый смысл. В игре есть что-то такое, что преобразует первоочередные нужды жизни и переводит значение в плоскость действия... Признавая игру, мы признаем разум, и не важно, в чем суть игры... с точки зрения мира, в котором все определяется слепыми силами, игра является абсолютно излишней. Игра становится возможной, мыслимой, понимаемой только тогда, когда влияние разума разбивает абсолютный детерминизм космоса (Дм. Хуизинга, «Человек играющий», New York Roy Publications, 1950, с. 1).

В игре и драме мы сталкиваемся с частным проявлением духа в жизни, с выражением того, что мы можем назвать экзистенциальной полнотой или целостностью, не направленной для достижения практической цели в более узком смысле этого слова и, конечно, не лишенной смысла. Артистическая демонстрация в дополнение к бесполезности для выживания, по всей видимости, является основным путем к творению и проявлению, то есть манифестации.

Демонстрационная важность таких форм и образов, выражений и «проявителей» внутреннего значения (мы можем называть это физиогномией природных форм), вполне может быть иероглифическим текстом, посредством которого дух и природа в нас и без нашего участия разыгрывает жизненну ю драму, создает функции и значения, экспериментирует с ними, что-то растворяет, что-то воссоздает. Все это до настоящего времени было закрыто для понимания нашим утилитарным однобоким восприятием. Подобно цветам и деревьям или поэмам и песням, игры или истории, представляющие собой проявления жизни, растут, расширяются и дифференцируют развертывающийся процесс существования.

Драматический порядок тем не менее не ограничивается визуальным рядом. Другая важная форма его выражения — музыкальная, структурированная в установленных, повторяемых, смешанных, многоплановых и дифференцированных тематических формах. В музыке драматическое выражение происходит в рамках эмоционально и кинестетически ощущаемого призыва мелодии, гармонии и ритма, во внутренней «логике» мелодических, гармонических и ритмических выражений. Они создают необходимость в прочувствованном «завершении» органически «заданных» паттернов. Будучи «незавершенными», мелодические, гармонические или ритмические последовательности наполнят нас чувством дискомфорта и ожидания продолжения (частные проявления могут видоизменяться в контексте различных культур). Мы чувствуем, что чего-то не хватает или недостает, что это должно быть «закончено». Но это «завершение» не может быть осуществлено произвольным образом, если есть ощущение, что оно должно быть правильным и должно удовлетворять артистическому вкусу. Мелодические, гармонические и ритмические окончания каким-то образом определяются природой уже инициированного паттерна. Гештальт может быть завершен только таким способом, который совместим с «заданной» внутренней природой.

Кроме того, драма не ограничивается чисто эстетическими аспектами пропорции, ритма, баланса, гармонии и красоты. Она также проявляется на ментальном уровне в категориях логики, порядка и причины, а также на уровне чувств в морали и этике. С точки зрения человеческого су ществования, этические и моральные конфликты являются присущими, неизбежными драматическими факторами. Мы можем воспринимать их в виде конфликтов между отдельными личностями и коллективами или между волеизъявлением нашего эго и интенциональностями надличностного поля, включающего и передающего мораль суперэго. На этих уровнях мы ощущаем необходимость адекватного завершения такими способами, которые удовлетворят нашим внутренним, в этом случае, этическим чувствам и ощущениям.

Вот клинический пример. Мужчина, который живет довольно скромно, решил оставить жену и детей, чтобы жениться па богатой женщине, которая намного старше его. В то время, когда он собирался эго сделать, ему приснился сон, который потряс его до глубины души. В нем он собирался предпринять путешествие в некоторое место, лежащее в стороне от той точки, куда он направлялся. В спешке он пробежал мимо группы пожилых людей, которые неодобрительно покачали головами. Он проигнорировал их и продолжил свой путь. Внезапно из облаков появилась огромная рука, схватила его и отбросила назад, в то место, где он был изначально (Уигпмоит, «В поисках символа», с. 89). В этом сне показан человек, который решил сделать то, что «неприлично» с точки зрения его собственной морали и стандартов общества, в котором он живет. Когда он игнорирует неодобрение «старших» (или его суперэго) и остается безнаказанным, должно проявить себя нечто «другое», от чего нельзя так легко отделаться. Это «другое» изображено здесь антропоморфно и драматически в виде руки Господа.

Можно поспорить, что этот антропоморфный образ просто является олицетворением желания иметь правдоподобное алиби, чтобы изменить план, который ему самому' был не по душе. Но в этом примере, как и в случае с бизнесменом, который увидел себя в образе надзирателя в концентрационном лагере (глава 2), мужчина был шокирован тем, что его образ себя абсолютно отличался от того, который он привык представлять. Положение эго сильно противоречило межличностной системе ценностей, присущей космическому полю.

Необходимость драмы также является неотъемлемой чертой нашей повседневной человеческой жизни, и наиболее остро это проявляется в процессах эволюции жизни отдельного человека.

Далее мы рассмотрим несколько примеров драматических паттернов, которые реализовывались на протяжении всей жизни человека.

Девочка идеализирует свою мать, профессиональную танцовщицу, и решает подражать ей. Но, сравнивая себя со своей прекрасной матерью, она чувствует себя неадекватной и потому обречена на провал. Итак, она становится склонной к булимии, имеющей избыточный вес «уродиной». Она впадает в отчаяние, близкое к суицидальной депрессии. В конце концов, если ей повезет, она сможет обнаружить с высоты (или глубины) своего кризиса, что ее настоящее призвание (ее энтелехия, или собственное поле) указывает на что-то еще, возможно на коммерческую карьеру. А также на то, что сс идеализация идентификации с матерью привела к критическому конфликт)' с намерениями ее настоящего «Я». Такая реализация может предотвратить развитие ее жизненной драмы в трагедию.

Со всегда жизнерадостным «прожигателем жизни» случается несчастный случай, в результате чего его возможности сильно ограничиваются. Вынужденное отсутствие активности открывает ему его духовное призвание. Именно так и произошло с Игнатом Лойолой, основателем ордена иезуитов.

Затем у нас есть ряд восхитительных историй успеха, стимулированных, возможно, «первым актом» драмы, начальным вызовом, брошенным судьбой, например, детством, полным лишений и бедности, которое с высоты успеха кажется трагедией. Или относительно «скучная» жизнь, в которой мало что происходит, может быть «оживлена» и внезапно «драматизирована» серьезной болезнью, которая усиливает восприятие ранее недоступных психологических и духовных горизонтов.

Также и в снах драма является важным элементом. Как показывают исследования, сны помогают изучать и адаптироваться в новых ситуациях, даже если мы не помним содержания образа. Однако когда мы можем и сознательно понимаем, оцениваем и соотносим драматические образы из сна, они помогают решить ситуационные конфликты, напряженные моменты, присущие данным проблемам, и неадекватные реакции на них. Они «исцеляют», предлагая образы, в которых закодированы драматические формы. Посредством этих форм мы можем исправить или пополнить наше видение текущей ситуации и проблем и помочь более сознательно завершить гештальт.

Передавая информацию, необходимую для адаптации и развития, наши сны, как Книга Перемен, не просто представляют факты для изучения, они разыгрывают представление, вис зависимости от наших способностей понять или даже запомнить подробности повествования, как это и происходит во время «быстрого сна». Сны дополняют наше видение, представляя отсутствующие детали или компенсируя нашу однобокость путем выделения тех аспектов, которые мы недооцениваем, не можем или вовсе не хотим видеть. В этом процессе они почти всегда дают драматические представления, бесконечный водоворот возбуждающих, стоических, смешных или абсурдных сцен, ранжируя их от тривиальных до таких, от которых волосы встают дыбом, от прозаических до мифологических.

Например, сон, описанный в главе 2, не говорит прямо: «Посмотри на это, ты ведешь себя, как сумасшедший диктатор!» или «Ваш эгоистический, эксплуататорский способ поведения может довести вас до беды». Вместо этого он дает соответствующую картинку шикарного офиса и уклончивого менеджера, от которого исходит ощущение пустоты и беспокойства. Драматический кризис был вызван появлением лагеря с его надзирателями-садистами. Обратить внимание на драматическую структуру может быть полезно и иногда очень важно для понимания значения сна.

Разворачивающаяся таким образом жизнь постоянно преподносит нам загадки и тайны, драматически озвученные «под угрозой смерти», как загадки Сфинкса или древних друидов. Потенциал полезности снов показывает, что на неявном бессознательном уровне есть непрерывный «вектор», стремление к завершению или закрытию открытого драматического гештальта, процесса инкарнации. Неудачную попытку достичь завершения можно сравнить с чу вством напряженности, которое посещает нас, когда мелодия вдруг обрывается, или на глаза попадается незаконченный портрет, неразгаданная загадка, или ускользающее значение закодированной системы. У нас возникает ощущение, что чего-то не хватает. Незавершенность паттерна порождает чувство беспокойства, неразрешенного конфликта, тревоги и, наконец, возможно, болезни.

Достижение завершения, в свою очередь, мы можем уподобить достижению желанной цели, суть которой заключается в проявлении «здесь и сейчас» неявного паттерна. Это синтез того, что было определено возникающей сущностью формы, как тезис и антитезис, находящиеся в конфликте (если мы не забудем, что в диалектике жизни каждый синтез в конце концов становится следующим тезисом, которому должен противостоять его собственный антитезис).

Мы воспринимаем драму, порядок и значение как базовые элементы формы в живом проявлении. Без драмы нет значения, без значения нет драмы. Драматизирующая деятельность лежит в основе творчества и создания новых форм. Драматизирующая деятельность, напряжение, конфликт и интеграция конфликта могут рассматриваться как квантовые единицы и импульсы жизненного процесса на всех его этапах. В этом смысле «чистая форма, и ничего кроме формы, ни капли материи», по Шредингеру (с. 20-21. См. раздел «Библиография»), больше чем потенциалы абстрактной геометрической формы. Наполненные значением «формы», квантовые потенциалы жизни, возникающие из недифференцированного трансцендентного сознания или информационного потенциала, являются единицами систем драматического представления. Они структурированы в рамках базовых элементов драмы. К ним относится напряжение между полярностями в процессе, тенденция потерять равновесие, стремление восстановить его и создать новые синтетические целостные структуры. Они выражают себя в понятиях эволюции/инволюции, жизни/смерти, создания/разрушения и в бесконечном потоке изменений, вероятно, в той же степени, что и при структурировании элементарных частиц.

ПРИРОДА ДРАМЫ

Слово драма (производное от греческого drao — делать что-то великое, предлагать жертву или выполнять мистический обряд) означает действие, представляемое на сцене «theatron».Это сопутствующее слово произведено от theoin — с благоговением смотреть, присутствовать на спектакле богов (theos), как на спектакле жизни. То, что по сути непредставимо, сделано видимым и исполненным значения через действия и ощущения человека.

Драма и театр представляют ритуализированные и мифологизированные символы человеческого существования. Они изображают экзистенциальное значение, «только такое» качество жизни, трагическое или комическое, поставленное на сцене в рамках человеческих действий, печалей, судьбы и развития силами существования, богами (или Богом) или надличностными силами на неявном уровне бытия.

Стоящая драма обычно изображает полярное напряжение между конфликтующими противоположностями, такими как свобода и необходимость, «Я» и «Ты», отдельная личность и группа, нарциссизм и межличностная взаимосвязь, часть и целое, и это всего лишь некоторое примеры. В древнегреческой драме это противостояние было обычно представлено как противостояние человека и богов, или судьбы. Драматическую составляющую можно точно так же ощутить в картине, симфонии, рассказе, внешнем событии и «случайности» синхронистических событий (при этом напряжение противостояния ощущается наблюдателем).

Рассмотрим основные характеристики драмы.

■       Исходная ситуация, которая требует изменений или уже в процессе изменения вследствие вторжения новых факторов.

■       Обязательно развитие, которое приводит к кризису и...

■       Его развязка или решение — катастрофа или исцеление, — которые приводят к рождению новой ситуации после смерти, буквальной или фигуральной, старой ситуации.

Итак, для сознательной ассимиляции драма требует осознания и понимания действия и его «симптомологии». Без такого понимания места действия в пределах заданного контекстуального паттерна, который определяет и причину, и цель, нельзя получить никакого значения.

Поставленная драма требует соответствия в интенциоиальности ее развития. Информация о прошлых и будущих трендах должна быть интегрирована, прочувствована и реализована в настоящем по мере того, как драма развивается до кризиса в уме драматурга.

В первом акте излагаются ситуации, которые получат свое развитие в последующих и кульминацию в последнем акте. Этот последний акт опирается на предыду щие акты, и без развития, которое в них происходило, последний акт не имеет никакого смысла. Драматическое представление также основано на кооперативной синергии участников в ходе «разыгрывания» ими противостояния.

В таком же духе мы можем считать, что в развитии человека тоже есть энтелехия, эволюционирующая драма, основными этапами которой являются вехи жизни. Младенчество, детство, юность, зрелость и старость имеют свои собственные кризисы и конфликты, которые важны для разворачивания этого спектакля, называемого жизнью. Действие требует взаимодействия, совместной работы, поляризации и даже антагонизма процессов. Без осознания функционирования этой динамики нет сознательной жизни.

Обычно осознание драматической структуры присуще не только информационной коммуникации бессознательной психики (мифы, сны и динамика того, как мы ощущаем процесс рождения), но также возвратно-поступательному повествовательному ритму всего жизненного процесса. Мы идем от успеха к трудностям, от неудачи к мастерству, от здоровья к болезни, и от болезни к исцелению или смерти. В жизни тупики, состояния, когда, кажется, что ты окружен, нарушение свободы, а также серьезные болезни необходимы, чтобы спровоцировать действие и изменения. Если бы все продолжалось в духе «и жили они долго и счастливо», мы бы оставались постоянно в таком непоколебимом скучном состоянии. Не происходило бы ничего интересного, развитие было бы невозможно, в жизни не присутствовала бы никакая игра.

Нарушитель спокойствия, который все портит, змей-искуситель просто необходим, «чтобы игра продолжалась». Он должен действовать как «Люцифер», который приносит свет, новую информацию и осознание. Изначально деструктивный элемент будет восприниматься как зло, а нарушитель спокойствия, несущий его, будет отвергнут, станет козлом отпущения. И хотя этот элемент несет в себе то, что необходимо, чтобы жизнь продолжалась, тот, кто его несет, будет проклят, поскольку он воспринимается как нечто отвратительное и болезненное. Вот почему дьявол (это слово происходит от греческого diobolos в значении «смутитель») также является и ангелом света, Люцифером, и козел отпущения является потенциальным искупителем (Сильвия Перера, «Комплекс козла отпущения», Toronto, Innercity Books, 1986, с. 73).

Гете в драме «Фауст», перефразируя Иова, заставляет Бога сказать:

Ибо пыл деяний у человека угасает так легко.

Он вскоре отдает предпочтение непрерываемому покою,

И потому лучше всего дать ему такого компаньона,

Который досаждает и должен, подобно дьяволу, помогать творить.

«Фауст», 1.340-343, перевод В. Кауфмана, New York: Doubleday, 1961[17]

Ясно, что творчество подразумевается как намерение и цель антагонистического функционирования «дьявола».

Наши слабости и страдания, болезнь, смерть, воскресение, неудача, искупление, агрессивные заявления и вынужденная или благословенная капитуляция являются вариациями одного лейтмотива: разрушение и воскресение ради изменения и трансформации. Внутренне или внешне драма всегда представляет нам конфликт с угрозой или актуальностью разрушения и попытками противостоять и преодолеть его. Человеческое эго чувствует, что находится в конфронтации, что ему' брошен вызов или даже поставлен барьер неличностными силами. Эти силы, которые сталкиваются с намерениями эго, в равной степени являются межличностными, архетипными (часто воспринимаемыми как демонические или священные) и личностными, психологическими. Так, Юнг называет Богом все, что сталкивается с желаниями и намерениями эго и противостоит им. Эти преграждающие силы проецируются на других людей или живых существ, которые затем воспринимаются как враждебные.

Поскольку человек от рождения имеет конфликтную природу, каждый из нас песет в себе архетипную драму. Части нашей психики конфликтуют меж собой. Мы можем быть своими собственными худшими врагами. Мы несем в себе разрушительность (по Фрейду — влечение к смерти), стремление к битвам, агрессивность, зависть и ревность. В форме садизма и мазохизма мы испытываем экстатическое вожделение к подавлению и разрушению, а также к подчинению, унижению и уничтожению. Все эти архетипные эмоции глубоко заложены в человеческой природе, несмотря на хор протестов и отрицаний эго. Они продолжают жить в нас вместе с желанием радоваться и быть, вместе с эстетическим потенциалом, юмором, а также взаимосвязанной с этим необходимостью любить и быть любимым, поддерживать других и заботиться о них. Фактически, садистские и мазохистские тенденции в некоторой степени даже служат как регуляторы силы эго, при этом садизм компенсирует слишком слабое выражение эго, а мазохизм подрывает высокомерие и гордость эго.

На глубинном уровне психики рождение приравнивается к жестокости; таким образом, творение, обновление и разрушение символически эквивалентны. Это подтверждается фактами, на которые уже делал ссылку Гроф, то есть, когда человек находится в трансе под воздействием ЛСД, прохождение по родовому каналу снова переживается в рамках фантазий о жестокости, холокосте, вулканических извержениях, смертельных битвах, агрессии и разрушении. В свою очередь мать воспринимает роды как участие в процессе, который в равной степени жестокий и всепоглощающий.

Наш нормальный активный разум вкупе с языком часто бессознательно дает выход этим аналогиям. Так, например, японцы для обозначения атаки Перл-Харбора выбрали кодовую фразу «рождение ребенка». О первом настоящем атомном взрыве сообщалось, как об «успешном рождении Малютки» (Уинстон С. Черчилль, «Вторая мировая война», London, The Educational Group Company Ltd., 1953, том 6, с. 479).Бомбу в Хиросиме назвали «малыш», а самолет, с которого она была сброшена, был назван по имени матери пилота. Американские революционеры говорили об «отделении от страны- матери», а Самюэль Адамс о «независимости, как о ребенке, который борется за свое рождение» (Ллойд Демаузе, «Основы психоистории», NewYork, CreativeRootsInc., 1982, с. 96).

В целом каждая смерть это новое начало, и каждое рождение — смерть или разрушение некоторого состояния, которое ему предшествовало.

Драматическая игра жестоких агрессивных исходов ситуаций отражает неизменный порог на стыке направлений развития, когда новые кванты энергии рождаются и ориентируются в направлении изменения и трансформирования людей и мира.

Нечетко воспринимаемый, этот факт регулярно истолковывался неверно (даже в недавнее время) и использовался для рационализации жестокости и империалистической грубости, как «право» более сильного уничтожать во имя создания нового согласно чьим- то понятиям и идеям. Так, Гитлер использовал теорию Дарвина, чтобы оправдать стремление нацистов к власти. Большевизм придерживался «принципа, что результат оправдывает средства, и это остается единственным правилом политической этики» (Артур Кестлер, «Темнота в полдень», NewYork, MacMillan, 1941, с. 156). В качестве реакции па это мы сейчас склонны вовсе отрицать базовую инстинктивную природу конфликта и агрессии и пытаемся объяснить неизбежные конфликты, которые это порождает, только результатом фрустрации и общественного давления. Мы надеемся сохранить вечный мир, представляя, что сможем устранить причины этой фрустрации. Однако энергии жизни никуда не исчезают. Если их отрицать, они нас просто захватывают, когда мы к этому не готовы и ничего не понимаем — и потому беспомощны перед лицом их извергающейся мощи.

Драматические кризисы являются фундаментальными аспектами жизни. Зачастую кажется, что они фактически и определяют пульсацию жизни. Драматическое взаимодействие полярности и оппозиции также является функцией, возможно, даже основой, организменной взаимосвязи. Наша природа автоматически и неизбежно пробуждает в нас стремление к разрушению. Разрушительность просто необходима для акта творения. Нельзя сотворить новое, не разрушив что-то старое. Поскольку мы морально чувствуем необходимость противостоять нашему стремлению к разрушению, мы с готовностью впутываемся в сознательный или бессознательный конфликт. И чтобы разрешить этот конфликт, мы чувствуем необходимость принести в жертву себя или, что более вероятно, кого-то еще.

Сотрудничество вместе с конкуренцией или даже антагонистическим вмешательством мы находим во всех организменных, общественных системах. Мы видим это в стае птиц или косяке рыб, которые двигаются и поворачивают так, как будто это один скоординированный организм. Это неопровержимый факт для ульев, муравейников или колоний термитов. Конфликтное взаимодействие создает связи и иногда чувство необходимости сотрудничества, даже если последнее не признается сознательно. Антагонистические стороны «нужны» друг другу не меньше, чем члены одной группы или актеры театральной труппы, которая играет «Гамлета». В свою очередь, сотрудничество включает принятие иерархического порядка, сотрудничество поляризуется конкуренцией, антагонизмом и столкновениями, и то и другое имеет соответствующие системы паттернов. Таким образом, каждая связь порождает не только сотрудничество, но и собственные внутренние конфликты с часто непредсказуемыми результатами.

Когда определенный морской организм (Gorgonaceae) вступает в тесный контакт с другим представителем этого вида, более мелкий экземпляр распадается на части в процессе «саморазрушения» из-за автолитического механизма, находящегося под полным контролем более мелкого партнера, который «не побежден, не подавлен мощью противника, а просто предпочитает выйти из игры» (Томас, с. 9. См. раздел «Библиография»). Более «слабая» система по собственной воле отдает себя и растворяется в более сильной. Мы можем определить аналогичный механизм в человеческих отношениях, в тенденции униженно передавать себя во власть «харизматического» лидера или диктатора. В психопатологии есть вариант, который называется идентификацией с агрессором.

Очень яркие примеры драматического взаимодействия между симбиотическими и взаимно поддерживающими тенденциями и деструктивными стычками дают нам инфекции. Например, когда вирус бешенства попадает в организм, он может выжить только в нервной ткани. Поэтому он собирается в слюнных железах, где может жить в течение ограниченного времени, то есть времени жизни носителя. После инкубационного периода он пробуждает в носителе стремление постоянно двигаться, «охоту к перемене мест», при этом начинается обильное слюноотделение, сопровождаемое отвращением к питью, неспособностью глотать и страстным желанием кого-либо укусить. Все эти симптомы служат вирусной системе и сохраняют ее, и в то же время осуществляют становление и драматизируют формальное выражение паттерна бешенства, даже если, как и в вышеприведенном примере с Gorgonaceae,это приведет к уничтожению жизни организма носителя. Одна система вторгается в другую и в ходе «кооперативного» взаимодействия приводит ее к разрушению.

Этот конкретный пример довольно трагический, что сродни классической греческой трагедии, в которой протагонист (главный герой) должен пасть жертвой антагониста, который может быть богом. Природные, а также личные катастрофические события (саранча, ураганы, торнадо, наводнения, войны, эпидемии, личные катастрофы любого рода) являются аналогичными примерами потенциально трагических форм игры жизни. Изменение и развитие всегда требует уничтожения, частичного или полного, вне зависимости от того, была ли замещаемая совокупность слабой или сильной. Драма избавляется от statusquoante).Выживание и защита едва ли могут быть гарантированы, если встала нужда драматического развития и эволюции.

Конфликт, состязание, триумф и поражение являются фундаментальными аспектами драматического становления природы. Если мы должны понять функционирование природы, то должны научиться, как с ними работать. Будучи далеким от простого выражения закона джунглей, взаимодействие случайных и хаотических энергий и драматических конфликтов (сюда входит и болезнь) проявляется в творческой, даже артистической манере, что служит цели самовыражения в «разыгрывании» «спектакля» под названием жизнь.

Таким образом, кажется, что организменное выражение формы определяется прежде всего не выживанием, а драматической игрой, творением и завершением созданных форм, а также разрушением и открытием «уже завершенных». Выживание и разрушение делают игру одной из наиболее драматически эффективных тем в "эподе"[18] жизни. Это пробуждает наиболее мощные эмоциональные реакции у ее участников.

ЖИЗНЕННАЯ ДРАМА

Мы теперь можем понять архетипную и репрезентативную важность настоящего театра, кино, телевидения, музыки, историй, мифов и легенд, а также важность их проявления в снах, когда иногда появляется сон во сне или сон, в котором проигрывается спектакль, фильм. Эти зеркальные отражения ставят перед нами основные вопросы жизненной драмы. Как будто через игру цвета, звука и формы некий межличностный или надличностный «драматург» толкает нас к эволюционирующему развитию самосознания и креативной трансформации. «Через красочное отражение великолепия жизни мы ухватываем саму жизнь» («Ат farbigen Abglanz haben wir das Leben» Гёте, «Фауст», 4727).

В древнегреческой драме человек обычно изображался вступающим в неравносильный конфликт с богами, которые противостоят гордости эго в такой же степени, как безразличию и слабости. Конфликт и разрушение бросают вызов, расширяют сознание и являются стимулами для реинтеграции и трансформации. Когда мы смотрим драму на сцене, мы сталкиваемся с такими же конфликтами, как в нашей собственной жизни, и лучше осознаем их. Мы получаем связь, таким образом, с любым наполненным смыслом и упорядоченным представлением, которое кажется нам подобным или напоминающим нас самих. Результатом такого происшествия становится чувство благоговения или потрясения, которое приводит нас к тому, что Аристотель назвал катарсисом, то есть к расширению и трансформации сознания, радикальной или неявной. Эта конфронтация с сутью драматического паттерна является одним из ключевых компонентов исцеления, как мы увидим далее.

Игра и драма также включают вероятность «недостижения цели» (устаревшее слово для «гpexa»), то есть в этом случае происходит путаница, невозможно достичь гармонии, происходит частичная или полная катастрофа. Играя в игру под названием «жизнь», мы можем быть привязаны к «сценарию» судьбы, при этом все наши действия определяются характером, условными правилами. А можем быть открытыми для импровизации, пытаться и рисковать, использовать все шансы, в которых можем как потерять, так и выиграть. Временное завершение и кооперативное взаимодействие являются необходимыми факторами. Гарантия победы, отсутствие или обеспечение аннигиляции оппонента лишит игру ее размаха, а также шанса сыграть свои индивидуальные роли эффективно. То, насколько глубоко этот факт интегрирован в психологию животной природы, продемонстрировано приведенным ранее примером с плоскими червями, а также примером с более высоким уровнем смертности среди людей, которые вышли на пенсию.

Сложности, преграды, тупики и травмы, и следовательно болезни, должны быть проявлениями игры жизни, воплощенной эволюционирующей личности, которая стремится к целостности. Изложение фактов в первом акте спектакля, то есть трудности нашего детства с их взаимодействием априорных структурных возможностей и социальных и экологических параметров, может иметь функцию «постановки сцены» для будущих драматических конфликтов, проблем, кризисов и болезней. Они могут быть незаменимыми компонентами для трагедии или комедии, в которую разворачивается наша жизнь.

В продолжающейся игре взаимодействующих изменений наши организмы и личности постоянно подвергаются тому, что в физике называется «диссипативной силой». Поток информации требует и генерирует новые формы, которые могут соответствовать, а могут и не соответствовать текущему состоянию организма. Этот новый поток является диссипативным, поскольку его воздействия разбивают и/или уничтожают существующие элементы, которые не согласуются с реструктуризацией.

КОНСТИТУЦИЯ И ЛИЧНОСТЬ

Если человек играет в жизненной драме роль протагониста, должна происходить реадаптация к стрессу его соматического, физиологического и биологического функционирования. При этом постоянно приходится сталкиваться с элементами новых форм и адаптироваться к ним. Физиологическая конституция — это уникальный способ, при помощи которого организм поддерживает соматическую структурную целостность перед лицом жизненных изменений. Иммунная реакция организма позволяет избавляться от того, что не «принадлежит» ему, или трансформировать чужеродные тела в сотрудничающие с ним элементы.

Психологический эквивалент конституции — это то, что мы называем личностью. Психологические аналоги иммунной реакции включают устойчивость эго, поддержание границ эго и способность интегрировать и трансформировать новые паттерны и отрицать неподходящие.

Конституция и личность предназначены для того, чтобы защищать индивидуальные выражения в процессе сотрудничества, направленного на интеграцию или отрицание диссипативных сил новых появляющихся влияний. Они работают в рамках «иммунных реакции», то есть имеют возможность взаимодействовать с миром не-«Я», принимая, интегрируя то, что необходимо и поддается ассимиляции, и отрицая или исключая то, что стало «чужеродным», несоответствующим, больше не нужным в рамках определенного личностного паттерна и стадии индивидуализации. Такие элементы необходимо «принести в жертву» ради сохранения здорового состояния целого (см. следующую главу).

Способность отказаться от того, что «больше не соответствует организму», выбрать и получить необходимое, исключить вредное для определенного состояния индивида, является важным аспектом конституции и индивидуальности[19]. Эта психологическая «иммунная реакция» возникает в своей элементарной форме как «страх перед незнакомым», это обычное явление у восьмимесячных детей. Она может перекрыть рефлекс выживания или роста. Нельзя отмахнуться от этой психологической «иммунной реакции». Мы продолжаем не доверять тому, что незнакомо, и должны научиться открывать себя для нового без отказа от своей индивидуальности и суждений.

Жизненная драма строится в рамках «природы» и «воспитания». Конституция и личность опираются как на априорные, так и приобретенные реакции и поведенческие качества, которые настолько глубоко интегрировались, что мы можем изменить их только отчасти. Они действуют на нас, как ветер или приливы, которые эго, капитан нашего корабля жизни (но не владыка моря), не может изменить. Тем не менее, когда мы распознаем их, видим, что они собой представляют, как действуют на нас, мы все-таки можем эффективно управлять нашим судном и достичь пункта назначения. Или, используя метафору, можно сказать, что роль в жизненной драме, исполнение симфонии нашей жизни требует, чтобы мы самым эффективным образом использовали инструменты или роли, предписанные нам, а не представляли или мечтали о том, чтобы у нас были другие роли и инструменты.

Многие плохо приспособленные режимы «игры» являются результатом травмирующих впечатлений или ощущений, которые обычно имеют место в раннем детстве и которые на соматическом уровне вросли в функционирование нашей мускульной системы и органов. Эти режимы и энграммы можно и нужно «перепрограммировать». Поврежденная конституция может быть усовершенствована, однако, надо отметить, только в пределах базовых паттернов априорных тем нашей конституции или личности. Изначально интровертная и робкая личность не может быть изменена в агрессивного грубияна. Нельзя сделать былинку из человека с полнокровной, ширококостной конституцией.

Наши способности устанавливать связи и быть открытыми для «другого» и при этом оставаться настроенными на свою волну зависят от психологических «иммунных реакций». Мы должны иметь возможность резонировать с тем, что получаем от мира и других людей, и «переваривать» это без подавления нашей «структурной целостности» соматическими и психическими «инфекциями», которым можем быть подвержены из-за предрасположенностей, внушаемости или необходимости сливаться симбиотически с другими.

И наоборот, сверхактивная иммунная реакция может привести к тому, что мы станем «аллергиками» и будем отказываться от большей части того, что будет к нам приходить из окружающего мира. Возникшая в результате этого преувеличенная защитная стойкость, враждебность и отсутствие эмпатической чувствительности угрожают изоляцией от истинных связей и отношений, как и в противоположной ситуации с отсутствием иммунологических границ эго. Любая из этих крайностей делает невозможным быть самими собой, а также быть истинными партнерами, которые могут что-то предложить другим. Гипертрофированное эго, как и слабое эго, стремится уклониться от «ярости богов» в форме психологического и органически обусловленного «кризиса».

Адекватная жизнь со знанием и принятием нашей конституции и заданных персональных черт требует проницательного осознания смысла собственной жизненной драмы, с которой мы столкнулись лицом к лицу, к счастью или к несчастью для пас и для мира. Мы должны осознавать ее в целом и в каждом отдельном примере. Жизненная драма требует, чтобы мы были активными участниками и сознательными зрителями. Поэтому на воротах храма Аполлона в Дельфах и были начертаны призывы: «познай себя» и «ничего слишком». Они представляли собой универсальные ответы для всех спрашивающих и на все возможные жизненные проблемы. Эго были призывы к сознанию, которое может постигнуть и «оценить» жизненную драму во всей ее радости и красоте, а также боли и нищете, в нас и за нашими пределами. К сожалению, наш беспомощный сознательный разум теряется при решении этой задачи.

Таким образом, основная тяжесть адаптации ложится на наши сны и язык болезней и неврозов. В снах адаптивная информация, недоступная непосредственно для нашего эго, драматизирует и эксперименталыю реструктурирует наши рутинные взаимодействия с миром и собой и делает некоторые из этих образов доступными для эго. Подобным образом биологические характерные особенности, побуждения и симптомы обрабатывают информацию, которая еще не доступна для сознания, даже если нам нет никакого дела до болезни, которую несет этот «ангел света». Однако мы никогда не бываем просто «обременены» неизменимой судьбой. Через мифопоэтическую деятельность психики мы имеем потенциальный доступ к информации о природе и требованиям к трансформациям, при условии, конечно, что сможем разгадать шифр этого иероглифического послания.

Глава 6. БОЛЕЗНЬ

Природа формирует норму, когда она охватывает множество деталей и сводит их в единое правило и порядок, когда она определяет и квалифицирует. Феномен выходит за рамки нормы, когда отдельные детали начинают преобладать произвольным или случайным образом. Однако, поскольку обе тенденции тесно связаны друг с другом, и то, что поддается регулированию, как и то, что не поддается регулированию, вдохновляется одним и тем же духом, происходит флуктуация между нормальным и ненормальным, формирование сменяется трансформацией, таким образом, ненормальное становится нормальным, и нормальное становится ненормальным.

И. В. Гёте, «Морфология», Избранное, том 1, Stuttgart, J. G. Cotta, 1874, с. 77.

На протяжении всей жизни полнота того, что составляет нагие целостное «Я», должна снова и снова ограничиваться, закаливаться и заново упорядочиваться. Потенциальные силы этой пол ноты имеют обыкновение постоянно разделяться на отдельные силы, каждая из которых сама собой управляет. Отдельные самоуправляющиеся силы означают, что происходит «выпячивание» индивидуальных отдельных черт вместо сохранения «упорядоченной духом» динамики.

Эти сепаратистские стремления необходимы, тем не менее, чтобы человек, микрокосм, не стал инертным, и чтобы заставить его защищать и вместе с тем перерастать эти анархистские стимулы его созидающих сил. Однако они могут сделать его больным. Болезнь необходима, по сути своей является morbussacer(священной болезнью).

Гepбеpт Фритше, «Erldsung durch die Schlange», Stuttgard, Klett Verlag, 1953, c. 118.

И, проходя, увидел человека, слепого от рождения. Ученики Его спросили у него: «Равви! Кто согрешил, он или родители его, что родился слепым ?» Иисус отвечал: «Не согрешил ни он, ни родители его, но это для того, чтобы на нем явились дела Божии».

Евангелие от Иоанна, 9, 1-3.

Неизбежно возникает вопрос. Каково место болезни в этой игре кодирования и разрушения форм, которая и лежит в основе жизненной драмы?

Во-первых, что такое болезнь? Мы обычно чувствуем, что это что- то такое, чего «не должно быть», результат того, что что-то пошло не так. Мы чувствуем себя расстроенными, хотим устранить «это» и снова быть в норме как можно скорее. Мы надеемся, что, если примем лекарство или нам отрежут больную часть тела, это вылечит нас. Если сантехник может починить трубы и устранить в них течи, то доктор тоже должен суметь починить наши системы так же эффективно. Это странно и неприятно, по после того, как «машина» была «починена», или неисправная деталь удалена, или инородный агент, вторгшийся в наш организм, уничтожен, беда слишком часто приходит к нам снова, при этом она может находить новую форму выражения в нашем организме. Бактерии становятся устойчивыми к лекарствам, вирусы мутируют, «волшебные» лекарства больше не помогают. Возникают незнакомые состояния дискомфорта, некоторые из них, очевидно, являются результатами, «побочными эффектами» лечения. Или новая на вид болезнь может занять место старой, которая была вылечена или «побеждена».

Нам говорят о действенности (весьма сомнительной, надо отметить) наших химических методов борьбы с вредителями сельскохозяйственных растений. По на самом деле применение этих методов приводит к тому, что производимые проду кты питания содержат гораздо меньше витаминов и они не такие вкусные, появляются новые виды паразитов, устойчивые к химическим веществам, и наносится вред окружающей среде.

По мнению Ганса Селие: «Болезнь означает не капитуляцию под натиском атаки, а борьбу за здоровье; если нет борьбы, то нет и болезни» (Ганс Селие, «Стресс от жизни», переработанное издание, NewYork, McGrawHill, 1978, с. 12).

Селие рассматривает болезнь как общий синдром адаптации к вторгшемуся «вредному фактору». Этот синдром состоит из трех этапов, то есть реакции па сигнал тревоги, противодействия и извлечения.

Объясняя крупные инвазивные расстройства, такие как инфекции, напряжения и даже эмоциональные срывы, теория стресса Селие не может объяснить «спонтанные» расстройства, возникающие в отсутствие любых очевидных перенапряжений. (Селие признает, что определенного количества стресса не избежать.) В таком случае, какова же природа таких спонтанно возникающих эндогенных болезней? При каких обстоятельствах стресс приводит к болезни и в какой форме он являет собой «нормальный», даже необходимый для жизни аспект напряжения?

Что касается нашего понимания болезни, есть целый ряд фактов, которые нельзя понять и которые поэтому очень удобно игнорировать (или отрицать как несуразицу). Эти факты включают случаи внезапного и долговременного «духовного исцеления», вызванного молитвой и верой, через наложение рук так называемых духовных целителей, иногда даже на расстоянии или по телефону. Примеры эти можно было бы объяснить суггестией и психической индукцией, которая сродни эффект)' плацебо. Но это объяснение нельзя применить к случаям исцеления неверующих, животных или детей, и также оно неприменимо к случаям, когда длительный исцеляющий эффект был достигнут вне зависимости от веры пациента. Кроме того, суггестия, индукция и эффект плацебо сами по себе не могут быть адекватно объяснены в рамках существующих теоретических моделей. Отрицать «духовное исцеление», потому что оно основано на эффекте суггестии, все равно что называть желудочное расстройство гастритом — это ничего не объясняет.

Другой ряд очевидных фактов относится к феномену гомеопатии: исцеляющий эффект лекарств, подобранных но принципу подобия, сверхмолекулярные трансматериальные дозы и эффекты соматической индукции (см. далее), описанные Уильямом Бойдом. Все они указывают скорее на нолевой, нежели материальный характер болезни, а также динамики исцеления.

В экспериментах Бойда образцы крови или слюны больного человека вводили в контакт со здоровым человеком через дискретную схему, называемую эманометром. После контакта с патологическими образцами неизменно возникали специфические изменения абдоминальных перкуторных звуков субъекта, очевидно, вследствие некоторых изменений в автономном возбуждении, которые были вызваны у тестируемого субъекта полем, окружающим образцы, взятые у больного человека. Когда соответствующее подобное лекарство было введено в схем); эти изменения исчезали. Болезнь, а также результаты воздействия лекарства показаны здесь как эффекты индуктивного ноля[20].

Очевидно, что, если образцы крови и слюны других людей могут оказывать такое воздействие на иннервацию и напряжения нашего тела, «эманация» и проекция ноля другого человека, как единого целого, должна оказывать еще более сильное положительное или отрицательное воздействие. Контакт с «атмосферным» полем другого человека может повлиять на наш собственный баланс и разрушить его, привести к болезни, «заразить нас».

Это подтверждается феноменом психической индукции, на который мы уже ранее ссылались, известный в психоаналитической литературе как проекционная идентификация. Этот феномен очень похож на динамику, которую демонстрирует Бойд, и мы может даже предположить, что он функционально аналогичен ей.

Точно так же, как и вышеуказанные биологические эффекты, бессознательные мысли, эмоции пациента и его проекции на членов семьи передаются и ощущаются терапевтом так, как будто они являются его собственными. Их информационное поле вторгается в поле терапевта и изменяет его собственное внутреннее эмоциональное функционирование. Такая динамика мысленной и эмоциональной индукции, которую Юнг назвал «психической инфекцией», не ограничивается, однако, консультационной комнатой. Регулярно люди оказывают воздействие друг на друга в парах, в семье (родители и дети), а также в толпе и группах людей, живущих вместе или в тесной эмоциональной связи. Этот феномен обычно отрицался или объяснялся внушаемостью или телепатией. Но вне зависимости оттого, какое название мы выберем для этого феномена, он иллюстрирует тот факт, что информационные поля, имеющие паттерны, обладают способностью «вторгаться» в организменный порядок отдельного индивида и нарушать его.

Очевидно, что различные формы индукции имеют много общего, однако важно осознавать их функциопатные отличия и изучать их по отдельности. Есть огромная разница между биологическим типом индукции, наблюдаемым в гомеопатической практике, и психическим типом. Действие гомеопатического лекарства не зависит от психической внушаемости субъекта. (Реакции гомеопатических доказательств универсальны.) Дети, животные и даже растения реагируют терапевтически на гомеопатические лекарства, и, как взрослые, они реагируют терапевтически только на поле одного конкретного «подобного» вещества. В противоположность результатам воздействия ментальной суггестии, начальная терапевтическая реакция на потенцнрованиое лекарство зачастую выражается во временном ухудшении или повторном проявлении старых симптомов.

Результаты воздействия психической индукции, суггестии или плацебо в большой степени зависят от взаимодействия личности индуктора и личности того, на кого оказывается индуктивное воздействие. Такие воздействия не зависят от конкретных веществ, не следуют принципу подобия и не вызывают на начальном этапе ухудшения существующей симптомологии, как это может сделать поле потенцированного вещества. Поле, полученное из вещества, действует прежде всего непосредственно на биологическую и соматическую кодовую систему и только затем может повлиять на психологическое, эмоциональное и ментальное функционирование. Обратное утверждение верно для психической индукции, которая действует от психического к соматическому.

Способы воздействия различных типов индукции отличаются, однако это не позволяет сделать вывод, что их воздействия ограничиваются той областью, через которую индукция начала действовать. Воздействие всегда оказывается на все поле организма в целом.

Учитывая свидетельства в пользу голографической структуры Вселенной, бессмысленно рассматривать ее как просто сумму отдельных частей. Это все равно что думать, будто маленькие пузырьки и водовороты, которые образуются в реке, существуют отдельно от воды. Мы должны также воспринимать организменные реакции как «нелокальные», то есть всегда вовлекающие целый организм, а не только отдельный орган. Гомеопатия открыла этот факт 150 лет назад, он выражается законом Геринга (в честь физика, который его впервые сформулировал): «Неважно, какова природа расстройства и точка его проявления, оно «перемещается» по организму от периферии к центру, от менее важных к более важным органам». Лечение также действует на организм в целом, но в обратном направлении, изнутри наружу, от центра к периферии, от более важных к менее важным частям.

Демонстрируя нелокальный характер болезни, а также траекторию исцеления, лечение также имеет вектор движения и во временном измерении, снова пробуждая, а затем устраняя симптомы и расстройства в порядке, обратном тому, в котором предположительно «отдельные» и «несвязанные» расстройства изначально возникали. Лечение идет в обратном направлении по шкале времени, даже если этот отрезок времени равен длине жизни. Более ранние, менее серьезные состояния, которые, таким образом, являются более ранними проявлениями все того же, кажущегося другим расстройства, могут временно возвращаться только для того, чтобы автоматически исчезнуть по мере продолжения лечения. Например, экзема, которая была в детстве и которую лечили локально и потому подавляли, могла впоследствии вылиться в существующую сейчас бронхиальную астму, и по мере излечения от астмы, при гомеопатическом или акупунктурном лечении, может временно проявляться экзема.

Эксперименты Бойда демонстрируют, что когда два поля и более взаимодействуют, то зоны резонанса или подобия действуют друг на друга подобно интерференции волн. В ходе такой интерференции есть вероятность погашения или усиления резонанса. Более слабое поле может быть побеждено и уподоблено более сильному полю.

Следовательно, интерференция полностью сбалансированного организма и элементов, которые нарушают этот порядок, может привести к иммунно-конституциональному расстройству. Это происходит вне зависимости оттого, является ли расстройство внутренним, то есть следствием активации комплексов, факторов психологической, эмоциональной и ментальной природы, присущих и возникающих в личности самого человека, или внешним, то есть связанным с вредным влиянием механических, химических или природных воздействий, таких как несчастные случаи, отравления и массивные, опасные эпидемии.

В экспериментах Бойда, «дезорганизующие индукционные эффекты» берут свое начало во внешнем мире. Эта форма влияния подобна тому, что мы называем инфекцией. Мы могли бы подумать, что микроорганизмы в вирулентном состоянии являются структурными видимыми единицами инфицирующего поля, «духом» болезни. Они подобны «узловым точкам в волне», как их называют физики, или завихрениям и пузырькам в реке. Полевые паттерны создают свои собственные «тела», то есть вирулентные микроорганизмы, вирусы и прочее, и, подобно лавине, вбирают в себя все больше «вещества» и свободно, без разбора атакуют в видимой форме инфекций и эпидемий.

Это объясняет феномен «эпидемических средств», неоднократно наблюдаемый в гомеопатической практике, а именно что часто в эпидемических условиях одно или два средства могут быть применены для большинства случаев. В этом примере разница между индивидуальными конституциональными реакциями исключается в пользу того, что может быть названо «личностью» или «духом» вторгшейся болезни. С другой стороны, можно оградить себя от этого эффекта «вторжения» соответствующим эмоциональным, ментальным и биологическим настроем.

Наиболее яркий пример этого — эксперимент Макса Джосефа фон Петтенкофера, немецкого химика и специалиста по гигиене, который намеревался разоблачить заявление Роберта Коха, что бактерии вызывают болезнь. После нейтрализации желудочного сока щелочью, Петтенкофер проглотил живую культуру бацилл холеры, которые не оказали на него никакого воздействия, и он продолжал чувствовать себя хорошо. Его мощное убеждение в том, что он не заразится, основанное на уверенности в безвредности бацилл, создало собственный эмоциональный образ, который оградил его от возможного инвазивного повреждения. Очевидно, что этот эксперимент не опровергает неоднократно подтвержденный факт патогенности бацилл холеры, но он показывает, что можно оградить себя от ноля болезни, материализованным выражением которого являются бациллы, при помощи эмоциональной и ментальной модификации биологического поля силой воображения. Бойд достиг аналогичного эффекта в его экспериментах с эманометром, когда защищал тестируемые субъекты от эффектов индукции клеткой Фарадея.

И все же мы должны прийти к некоторому пониманию того, почему и когда могут иметь место интрузивные полевые воздействия. Кто-то вспомнит вопрос школьников из Уганды: «Почему комар кусает человека?» (см. главу 3). Можем ли мы разработать парадигму, которая бы обосновала все эти феномены? В этом могут помочь сообщения, которые мы получаем от бессознательного уровня психики в форме мифов и снов.

БОЛЕЗНЬ В МИФОЛОГИИ

Как уже говорилось ранее, мифопоэтическая деятельность психики дает возможность увидеть динамику, которую рациональный разум напрасно пытается расшифровать. Мифы, сказки, баллады и истории — это не «только» поэтические произведения. Они информируют нас о трансрациональной динамике. Сны в виде метафорических или символических образов показывает текущую, продолжающуюся, бессознательную динамику, влияющую на человека. Мифологемы подобны коллективным снам человечества. Они дают указание на то, что лежит в основе этого непроходимого барьера, называемого человеческой болезнью.

Мифопоэтическое восприятие, которое берет свое начало в бессознательной психике, согласуется с выводами, сделанными в ходе гомеопатических доказательств и экспериментов Бойда, но также и расширяет их. Страдание и болезнь являются драматическими реакциями на индуктивные или инвазивные воздействия поля организма, который входит в состав Земли, полей других людей или даже поля собственной нереализованной энтелехии человека. Будучи за пределами сознания, эти паттерны формы являются неприсущими индивиду в том виде, как он функционирует в данный момент времени. Они «пытаются» войти, стать частью индивида. С точки зрения субъективного и сознательного опыта индивида, эти попытки ощущаются как инвазивное, захватническое нарушение статус-кво. Так происходит становление драматического конфликта.

Люди, находящиеся на примитивном технологическом уровне, часто объясняли болезнь колдовством злого или завистливого соседа, врага или демонов, которым они не выразили должного почтения. Классические мифологические сюжеты изображают эти же вторгающиеся элементы как последствия или проявления зависти или злости на внешние сущности, то есть людей, богов или демонов. Или как божественное наказание человека за некоторые недостатки или вину, обычно эгоизм, гордость, отчуждение или неудачу в выполнении предписанной человек)' задачи. В более поздних деистических патриархальных религиях вторжение по большей части воспринимается (непосредственно или опосредованно) как наказание за нарушение некоторого закона, непочтительное отношение к божественным заповедям и повелениям или испытание божественными силами. Злость и зависть скорее предписываются божеству, нежели соседу.

Иудаистская и христианская традиции рассматривали болезнь как результат изгнания человеческого рода из рая вследствие неповиновения Адама запрету Бога вкушать плоды от древа познания добра и зла. В Библии болезнь Иова приписывается зависти Сатаны, который в то время все еще был ангелом и посланником Бога (Рывка Шерф Клюгер, «Сатана в Ветхом завете», Evanston, NorthwesternUniv. Press, 1967).Или даже зависти самого Яхве (К. Г. Юнг, «Ответ Иову», Избранное, 11, пар. 379, Princeton, PrincetonUniv. Press, 1958).

Прометей, титан, которого Керений называет «представителем человечества» (Карл Керений, «Прометей», Ziirich, RheinVerlag, 1959), страдал оттого, что каждый день к нему прилетал орел Зевса и клевал его печень в наказание за то, что Прометей перехитрил богов и лишил их причитающейся им жертвы, а также за то, что он украл у богов огонь. Таким образом, мы видим примеры зависти богов не только в мифе о Прометее, но косвенно и в Библии, где дается прямой намек на зависть бога, которой и объясняется изгнание Адама и Евы из Эдема, что сделало их жертвами страданий и болезней. Это подтверждается словами, произнесенными Господом: «Вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло; и теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно. И выслал его Господь Бог из сада Эдемского» (Бытие 3, 22, 23).

В глубине нашего рационального и «просвещенного» разума до сих пор господствует эго чувство, чувство вины и божественного наказания, которое является причиной болезни. Только теперь божественное наказание исходит не от Бога, а от богоподобного супер-эго в качестве платы за неправильную жизнь или несоответствующую заботу о здоровье. Вина обретает следующую форму: «Если бы ты только правильно относился ко всему и вел правильный образ жизни, ты бы не заболел».

Чувство, что желаниям и стремлениям человека противостоят боги и судьба, пробуждает в человеке ярость, вину и усиливает стремления. Этот мотив желания, который находится в конфликте с тем, что допустимо и возможно, определяется как основа болезни во многих сказках и мифах. Юный принц заболевает, потому что тоскует о девушке, которая не может ему принадлежать. Силы старого короля истощились, и ему нужно обновление. В легендах о Святом Граале болезнь короля, которая в более ранних версиях мифа являет собой выражение циклических событий жизни и природы, представлена как зло, возникающее от зависти злого волшебника, а в более поздних, в частности христианских версиях мифа, — как наказание за эгоистические желания и непослушание.

Лучше всего тема противостояния эго воле богов рассмотрена в «Илиаде» Гомера.

«Илиада» начинается со слова «ярость» или гнев — «menis» («Гнев, о богиня, воспой...»). По menis также является индогерманским корнем слова «разум», как будто злость и ярость были корнями примитивного, эволюционирующего разума. Поэма заканчивается трансформацией ярости в эмпатию и сострадание.

«Илиада» описывает относительно короткий период времени во время осады Трои. Яблоком раздора был мор, посланный Аполлоном, который являл собой солнечное олицетворение сознания, гармонии и исцеления. Богу нанесло обиду человеческое эго: воплощением злой гордости и жадности был Агамемнон, предводитель греков. Тлеющее чувство зависти и злобы между протагонистами, Агамемноном и Ахиллесом, исполненными гордостью и нарцисси- чсским эго, вспыхивает с новой силой, и причиной тому посланный Аполлоном мор. Только провидец способен понять «этиологию» этого бедствия. Он говорит, что это гнев Аполлона (здесь употребляется слово cholotds, желчный, что также подразумевает ревность). Агамемнон, отказавшись освободить плененную им деву Хриссиду и отдать ее отцу, служителю Аполлона, нанес божеству оскорбление. После того как Агамемнон был вынужден сдаться и отпустить Хрисеиду, он, в порыве зависти, похитил Брисеиду, плененную Ахиллесом в битве. Это привело Ахиллеса в ярость. То, что кажется па первый взгляд банальной человеческой склокой (хотя и с серьезными последствиями), на самом деле скрывает более архетипную динамику.

Филологи и другие специалисты, которые занимались толкованием этой истории, не обратили внимания на этимологию имен Хрисеида и Брисеида, отражающих суть конфликта, болезни и страдания. Оба имени косвенно связаны со священными и, следовательно, архетипными силами. Хрисеида означает «золотая», солнечная сила сознания воплощенного «Я» и жизненного духа, представленного здесь самим Аполлоном. (Далее мы рассмотрим аналогичную фигуру из скандинавского эпоса «Эдда», Гулльвейг, — это власть золота, которая также должна быть «восстановлена», преобразована.) Брисеида означает «обладающая великой, экстатической или яростной силой», это — эпитеты или аспекты, присущие Дионису. Аполлон и Дионис были аспектами дня и ночи и, соответственно, олицетворением божественной природы дельфийских пророчеств. Оба они покровительствовали искусству и драме, взаимно дополняя друг друга: Аполлон представлял принцип самосознания, формы, баланса, гармонии, меры, интеграции и красоты. Дионис покровительствовал драме и трагедии в части принципа динамики, диссипативной турбулентности, смерти и возрождения.

Агамемнона волнуют только его собственные права и удовлетворение его желаний. Его склонность к обладанию и контролю над воплощенным жизненным духом «Я» (Хрисеида, золотая) и безграничностью диссипативных сил Диониса (Брисеида), а также их использование для удовлетворения своих прихотей приводит к психической инфляции, к гордости. Это нарушает баланс неявного порядка и дает волю его диссипативным энергиям, выражением которых здесь является «гнев» Аполлона.

Мотив дерзкого посягательства Агамемнона на Хрисеиду, то есть золотую, и Брисеиду, олицетворяющую власть ярости, подобно индуистской богине Кали, возможно, отсылает нас к более старому, аналогичному' мифу о похищении Прометеем огня у богов или о вкушении Адамом плодов от древа познания. В наше время эта повторяющаяся архстиппая тема была выражена Вагнером, и Голкисиом в эпопее о Кольце. Трансперсональная реакция на эго, заявляющее права на божественную силу, представлена, по сути, одинаково во всех культурах, во все времена и во всех версиях: противостояние, отчуждение, изгнание, страдание, наказание и болезнь.

Современный пример психологического ощущения такого противостояния «божественной силы» воле эго был рассмотрен в главе 5, это история о мужчине, который решил оставить жену и детей, чтобы жениться на богатой женщине старше его. Он был шокирован психологическим советом, данным ему через сон, в котором из облаков появилась «рука Господа» и отбросила его обратно на свое место.

Интенциональность трансперсонального «Я» также включает этические и моральные стандарты, видоизменяющиеся в некоторой степени в зависимости от культуры и индивида, но по своей сути всегда согласующиеся с необходимостью воздержания от причинения вреда другим. Космический формальный порядок одновременно и моральный, и аморальный. Возможно, аморальный па базовом и примитивном уровнях, но очевидно стремящийся к моральному сознанию и дифференциации посредством ощущений и опыта, приобретаемого человеческим сознанием. Будучи инкарнированным в человеческий организм, космический порядок вынужден создавать или открывать моральные и этические ценности. Эти потребности «Я» мы сознательно или бессознательно ощущаем как «Vox Dei», Глас Божий, или спрятанную внутри нас совесть, которая может согласовываться, а может и не согласовываться с существующими культурными и коллективными стандартами. Пример, в котором человек во сне увидел «руку Господа», показал, что, будучи игнорируемой, отрицаемой или подавляемой, та часть нашего глубинного сознания, которая резонирует с «Я», может противостоять и блокировать нашу деятельность и приводить к возникновению конфликтов, стрессов и также болезней.

Попытки эго присвоить себе силы трансперсонального «Я» отделяют его от того чувства, которое содержится в его божественном происхождении. Этот шаг, однако, в мифологии рассматривается как необходимая, даже неизбежная фаза в процессе эволюции и дифференциации сознания. Это «грех» не только Прометея и Адама, но также и Люцифера, «который принес свет» и, следовательно, индивидуальное сознание. Церковь назвала это felixculpa, счастливая ошибка, потому что с нее начинается искупление. Однако, будучи необходимым для развития сознания, этот шаг ведет к потере единства и проистекающей из этого отчужденности от природного порядка.

Неизбежно развивающееся сознательное и волевое функционирование эго все более отдаляется от содержащейся в нем матрицы и энтелехии, которая с точки зрения эго теперь становится «бессознательной». Также с развитием сознания, желания эго, интенциональность и волевые процессы имеют тенденцию отличаться от автоматической динамики тела, инстинктов и целенаправленности «Я». Результатом является неясное чувство отчуждения, как будто ты в этом мире ничего не понимающий чужеземец. Соматически это выражается в виде спастичиости и мышечных напряжений.

Felix culpa (лат.) — выражение, характеризующее грехопадение первого человека в свете его последующего искупления Иисусом Христом; встречается, в частности, у блаженного Августина, в «Сумме теологии» Фомы Аквинского, а также в пасхальном католическом песнопении «Exullet» («Ликуй»): «О, счастливая ошибка, удостоившаяся такого великого Искупителя».

И кроме того, человеческому эго, с его чувственными стремлениями к самоутверждению, приверженностью к его паттернам, желаниям и обладанию, всегда кажется, что ему противостоят силы более высокого порядка.

Вместо того чтобы принять свое подчиненное положение, выраженное в форме этой непреодолимой преграды, эго начинает приписывать эти силы завистливому божеству. Или эго проецирует свою злость на других людей, приписывая их противостояние злому умыслу и недоброжелательности. Оно оказывается в конфликте, оно более не находится в согласии с Дао, с трансперсональной «заданной» энтелехией, поскольку, не осознавая в полной мере и впоследствии игнорируя трансперсональную реальность, эго переходит свои границы или инертно противостоит призывам к изменениям. Пытаясь обладать одновременно и Хрисеидой, и Брисеидой, призрачными, яростными, балансирующими и дисбалансирующими[21] силами, Агамемнон, олицетворяющий героическое эго, оказывается заблокированным и «захваченным». Он игнорирует трансперсональный призыв к адаптации. Его сознание не слышит. В результате возникает болезнь.

Рассматривая роль гордости эго, которая сталкивается с «волей Богов», в качестве фактора развития болезни, нельзя забывать об осторожности. Конфликт болезни — между консервативным следованием тенденциям и новыми импульсами. По эти консервативные прочные элементы сфокусированы на эго, и не только на нем. Как и силы инерции, они являются характерной особенностью всех материальных проявлений. Эффект нарушения равновесия в результате гипертрофии и гордости эго — только один из аспектов конфликта. На этапе развития сознания, который способствует развитию рационального эго (и воли), это воспринимается как особенно важный конфликт из-за компенсационной функции бессознательной психики (Эдвард Уитмонт и Сильвия Перера, «Сны, Портал к источнику», London, Roulledge, 1989, с. 56).

По, как мы уже отмечали ранее, неадекватное развитие эго и силы воли, стремление избежать присоединения к драме жизни, может также привести к возникновению компенсирующего «ответного удара» от собственного поля. Кроме того, правда и то, что, когда эго беспомощно ослабевает, как при шизофрении, физическая болезнь обычно не возникает.

Эго Иова оставалось твердым, и он верил, что эти катастрофические события имеют какое-то другое значение, нежели вина. Его обращение к Господу, которое подтверждает эго значение, дает видение благоговейности перед священной тайной, инициирующей радикальное изменение взглядов, которое приводит к новой жизни.

Это героическое эго представляет только первый, не последний шаг в «заданном развитии» сознания. Взрослому человек)' необходимо, наконец, распознать его относительную ограниченность по сравнению с «собственным полем» и космическим организмом, в рамках которого он является всего лишь клеткой. Мы должны подчиняться энтелехии целого организма, который обладает собственным порядком и темпами роста. Часто разрушительное воздействие развития, нацеленного на разрушение существующих структур, имеет место не вследствие и не из-за неправильного отношения или плохой адаптации (материальная и действующая причинность), а для того, чтобы дать дорогу новому развитию и реализации формальных намерений (формальная и конечная причинность).

Следовательно, утверждение, что гордость эго является причиной болезни, относительно верно, но это всего лишь один частный взгляд на динамику болезни. Делать слишком большой акцент исключительно на гордость эго — значит придавать слишком большое значение преднамеренности, силе и свободе эго. Наши исторические патриархальные и героические религии, мифы и культура имеют тенденцию либо взваливать на нас полную ответственность и вину за возникновение болезни, либо, наоборот, представлять нас несчастными жертвами «случайных» событий или нарушения функций, согласно позитивистской механистической версии неблагоприятных обстоятельств, которая господствовала в XIX веке.

Через глубинную психологию мы сейчас открываем, что гипертрофия и гордость эго, а также слабость эго являются одной и той же (хотя это и прослеживается в культуре и истории) формой нарушения предупреждения Аполлона в Дельфах: «Ничего слишком!» Любая форма несоответствия энтелехии и «Я», пусть даже намерения энтелехии недоступны непосредственно для нашего разума и должны трактоваться по интуиции и методом проб и ошибок, порождает односторонность и создаст патологию. Даже с лучшими намерениями односторонность действует как дисбалансирующий фактор автономных ритмов природы. Как и одностороннее вторжение нашей «экологии», вызванное несбалансированными, стрессовыми, истощающими привычками, эмоциональные или ментальные взгляды и отношения, которые идут вразрез с нашими взглядами.

«Я имею», и таким образом, к поддержанию иллюзии индивидуального отделения от целостного организма. Это должно развивать эгоизм, как «основу» функционирования. Итак, поскольку человеческое сознание не может существовать без такой основы, оно платит за нее чувством отчуждения от мира, ощущением, что ему угрожают. Что оно противопоставлено, что подвержено негативным эмоциям, что его попытки будут отвержены силами бытия, платит страданиями от боли, «наказания» и пытки, посредством которых в мифах изображается злость и зависть богов или Бога.

Более того, роль энтелехии в процессе болезни не только реактивная, она может организовать свое собственное «неспровоцированное» вторжение в «невинную» человеческую личность не из-за существующего дисбаланса, но чтобы спровоцировать дисбаланс. Это намерение может быть нацелено на инициирование или ускорение процесса индивидуализации, которые в ином случае могут прийти в состояние стагнации. Этот тип «божественного вторжения» формирует драматическую основу истории Иова и Фауста Гёте.

Эта дилемма воплощается в способах, через которые наша бессознательная психика отражает нам в наших снах динамику и неизбежность болезни. Перед приступом болезненного бурсита в плече человек видел сон, в котором огромная лошадь приблизилась к человеку и сзади укусила его за плечо. Древняя мифологическая сила жизни и жизнеспособности явила себя здесь в виде лошади. Человек имел довольно абстрактное мышление, высокий интеллект и был лишен склонности обращать много внимания на уровень инстинктов и потребности организма. Вместо того чтобы освободиться от своей детской зависимости от тиранического влияния матери, он научился полагаться на свой рациональный разум. Теперь ему принудительно напомнили о существовании и силе автономной жизни, что проявилось в виде вмешательства в его способность действовать и выражать себя (символы плеча и руки).

Молодая женщина недавно забеременела, из-за трудностей с ее матерью, которую она воспринимала как нечто разрушительное, она сама бессознательно достаточно негативно относилась к материнству. Ей приснилось, что мать вырвала цветущий розовый куст с корнями. После этого у нее случился самопроизвольный выкидыш.

Молодой человек находился в депрессии и был склонен к самоубийству. Ему приснился сон, в котором он был в начальных классах, во дворе дети играли в мяч, а он отказался участвовать. После этого он оказался в подвале и был атакован огромной крысой, которая хотела добраться до его яремной вены. Отказ «играть в мяч» в «школе жизни» вызвал деструктивную атаку подавляемой (подземной) жизненной силы, то есть крысы, что привело к депрессии. Игра в мяч — это конкурентная игра, «битва». В снах, а также в наших разговорных выражениях мы часто рассматриваем ее как метафору для игры жизни. Этот сон также иллюстрирует факт (на который мы уже ранее ссылались), что не только гипертрофированное, но также и слишком робкое, слабое эго может спровоцировать патологию. Очевидно, что крепко стоящее на своем и сопротивляющееся эго требуется для «сил». Им нужен адекватный протагонист, чтобы драматические ощущения были эффективными.

У другой женщины проблема была связана с традиционным религиозным воспитанием, которое больше не соответствовало ее собственным убеждениям и нуждам, она не могла адаптировать свою жизнь к тому, что считала собственной глубинной реальностью. Ей приснился сон, в котором она стояла и раздумывала, не снять ли со стены изображение Девы Марии, поскольку оно больше не вписывалось в интерьер комнаты. В этот момент на нее набросилась кошка и покусала ее за живот. После этого сна у женщины случился приступ дивертикулита. В дохристианских языческих религиях кошки были олицетворением женского начала и чувственности, например, веселая и игривая Бает или яростная львица Секхмет в Египте. Здесь сила чувства, нужная для дальнейшего развития личности, не может найти признания и интеграции в рамках системы, которая до сих пор держится на восхвалении, направленном в одну' сторону, самоотрицающей эмпатии, целомудренности и готовности страдать. (То, что собой олицетворяла Дева Мария для женщины, которой приснился сон.) Эта стагнация вызвала «негодование», которое вылилось в яростную атаку кошки.

Как на сцене, так и в жизни драматические кризисы, которые возникают в результате невозможности преодоления преград, ставящих под сомнения или разрушающих существующий порядок, приводят к появлению новых взглядов, значений или отношений. В произведении Шекспира король Лир разрывается между гордостью и беспомощностью, когда осознает, что его неуместное доверие к дочерям лишило его королевской и личной власти. Его привычная система взглядов пошатнулась вместе с образом жизни. Но эго продолжает настаивать на старых убеждениях и отказывается рассматривать новые тенденции и возможности. Поэтому ситуация заходит в тупик. Возникает непреодолимый барьер. Он сходит с ума и бредит, его ум в полном смятении. Он не может получить доступ к творческим элементам, которые ему так необходимы и могли бы помочь преодолеть эти трудности. Так и в спектакле, называемом жизнью, болезнь — это преграда, в основе которой лежит временная неспособность «закрыть» или «завершить» паттерны нового этапа жизни. Мы не даем появиться паттернам новых форм, которые хотят «родиться». Конфликтующие информационные тенденции не могут быть примирены или интегрированы. Кто-то застревает в старой ситуации, которая уже больше нежизнеспособна. Лежащее в основе жизни внутреннее стремление к изменениям и развитию блокируется. Движение энергии затрудняется. Противоположности проявляются не в состоянии креативной, обоюдной, взаимодополняющей задачи и стимуляции, а в виде лобового столкновения или разрушения. Выхода из тупика нет.

Таким образом, мы можем понять и даже согласиться с представлением классиков, в котором болезнь рассматривается как результат божественного «диссипативного» деяния. Чтобы излечить эту болезнь необходимо другое божественное деяние, взаимодействие: «гомеопатическое» вмешательство Божественного Целителя, которого должны были пробудить различные целительные акты и культы (см.: К. Л. Мейер, «Древняя инкубация и современная психотерапия»>, Evanston, North-Western Univ. Press, 1967).

«ДИССИПАТИВНАЯ» ДИНАМИКА БОЛЕЗНИ

«Инвазивные» силы могут рассматриваться как аналог сил в физической модели процессов сотворения миром «все более высоких степенен порядка, а также вариаций развития и дифференциации из начального основания» (Пит, с. 6. См. раздел «Библиография») посредством «диссипативного» нарушения оригинальной первобытной симметрии, о которой говорилось в главе 3.

Природные процессы действуют как в непрерывном линейном, так и прерывистом диссипативном режиме. Линейные процессы реализуются поэтапно и мягко, они подобны текущему ручью, тихим звукам, медленно вступающим в химическую реакцию веществам или работающей в нормальном режиме электрической цепи. Это структуры, которые имеют низкий уровень напряжения, жизнь течет непрерывным, практически ничем не возмущаемым потоком. Но в определенных точках вторжение новых информационных нолей привносит интенсификацию. Система может выйти из линейного режима и войти в более сложный «хаотический» порядок нелинейных, дискретных, диссипативных эффектов. Реки становятся турбулентными, звуки — резкими, химические вещества взрываются, усилители перегружаются и выходят из строя. Вода, нагретая выше определенной температуры, не просто расширяется — она превращается в пар. Железный прут, на котором подвешен некоторый вес, сначала реагирует линейно, то есть он сгибается. Но если груз превышает некоторое критическое значение, неразрывность процесса сгибания нарушается. Дополнительный вес, пусть даже очень маленький, приводит к тому, что происходит разлом. Структура разламывается. Таким образом, старый порядок нарушается радикальным образом, и должен быть найден новый порядок.

Эти сложные задачи и диссипативные турбулентности, как текущие воды или турбулентные штормы, являются частью драматической природы потока жизни. Когда такие аналогичные переходы происходят на организменном уровне, то есть когда ситуации «со сверхнагрузкой» приводят к повышенному напряжению, «разрушению» существующего значения линейного порядка, налицо конфликт, кризис, большой или маленький, диссипативная турбулентность. Возникают новые адаптивные требования для всей организации. В зависимости от индивидуально имеющихся способностей к адаптации, кризис может быть легко или не очень легко преодолен, а может быть и так, что его невозможно преодолеть.

Факторы напряжения могут быть внешними по отношению к организму, как, например, инфекции, пищевые и химические отравления, несчастные случаи, или они могут быть исключительно внутренними, как, например, факторы внутренней дезорганизации и реорганизации, возникающие спонтанно из собственного поля, энтелехии, как новые потребности, необходимые для эволюции и роста личности. Любая форма будет «оказывать давление» на наши чувствительные участки, «точки разлома» психических и соматических комплексов, которые являются потенциальными центрами «урагана», или критическими зонами структуры характера. Этот процесс происходит в ситуации, когда форма драматизируется намеренно. Кажущиеся исключительно внешними события — несчастные случаи или инфекции — соответствуют синхронистически как раз тем точкам готовности к внутренней реакции и развивающимся психологическим априорным паттернам, которые отсутствуют в «заданной» личности. Они не были адекватным образом интегрированы в нее. Мы видели пример этого в лобовом столкновении по дороге во Флориду (см. главу 2). С другой стороны, при условии, что мы есть клетки и органы планетарного организма, наши индивидуальные проблемы и болезни могут быть проявлениями коллективных изменений и конвульсий в ходе эволюции этого более крупного организма, то есть Земли. С этой точки зрения мы можем воспринимать появление новых болезней, таких как СПИД в наше время, или сифилис после открытия Америки, как выражения неявной энтелехии для психокультурных изменений эры.

Эмоциональный шок, с которым человек не способен справиться, может вылиться в раковую опухоль. Внутренняя необходимость в эволюции посредством освоения способов выражения и тренировки недостаточно развитой стойкости и уверенности в себе может принять вид повышенной эмоциональной раздражительности или расстройства желчного пузыря. Неинтегрированные и подавляемые стимулы могут привести к параноидальным состояниям или к повышенной напряженности и сердечной патологии.

Что-то «случайное», как, например, пищевое отравление или подхваченная во время эпидемии инфекция, может совпасть с критическими точками драматического развития данного индивида, которые требуют адаптации к этой экзистенциальной или психологической динамике, символично представленной болезнью. Возможно, нужно принять меры предосторожности, чтобы отгородиться от «нехорошей» ситуации. Или, как в примере из главы 2, нужно принять во внимание возможность столкновения в реальном мире с гангстерами, которые «есть» у человека на бессознательном уровне. Внезапное начало войны в Персидском заливе в январе 1991, например, совпало с тем, что большое количество людей в эти дни обратилось за психотерапевтической помощью, причиной обращений в основном было резкое обострение конфликтов и травм, полученных в детстве (см. также: Сильвия Перера, «Сумасшествие войны и Морриган» в «Сумасшествие некоторых людей в анализе», Wilmette, IL, Chiron Publications, 1992). В этом смысле болезнь аналогична на органическом и биологическом уровне тому, что при внешнем проявлении мы бы назвали кризисом жизни, а при психологическом — неврозом или психозом. Это обусловливается индивидуально, но резонирует с этапами коллективных изменений и подъемов.

Стремление к новому сознанию, разуму через интеграцию новых информационных полей, присущих болезни, может иногда заканчиваться поражением, трагедией и разрушением основного протагониста, то есть эго, или субличности, или функции. Но, по аналогии с представлениями физиков, приводящие к болезни диссипативные расстройства, которые происходят в результате «вторжения» факторов, синхронистически координируются с «нуждами» личностной энтелехии, а следовательно, могут рассматриваться как потенциально дифференцирующие события или акты творения, а не только как нарушения «нормального» порядка.

С одной стороны, эти новые жизненные ситуации или даже старые проблемы и импульсы, которые должны быть ассимилированы, могут привести к росту, но, с другой стороны, они также могут и нанести ущерб существующему порядку. Как демоны, они могут прилипать к нам и посредством индукции, подобно инфекции, могут передаваться от одного человека к другому до тех пор, пока не будут интегрированы. Психологические проблемы, а также предрасположенность к определенным органическим расстройствам передаются в семьях из поколения в поколение. Инерциальный принцип — это качество, присущее жизни не в меньшей степени, чем «безжизненной» материи, и особенно это относится к системе эго. Он ускоряет развитие конфликтов между старыми и привычными позициями и новыми. Если существующие структуры терпят полное поражение и приходят в полный беспорядок или уничтожаются, система может и пс выжить. Если установленному порядку удастся избегать столкновений с новым порядком, то имеет место окаменение, негибкость и дегенеративный упадок. Новый баланс нужно найти где-то посередине, между этими двумя крайностями.

Предрасположенность к болезням и способность к исцелению определяется той степенью, в которой паши изменяющиеся эмоции, мысли и кризисы роста, наши способы бытия в мире могут быть интегрированы в психобиологические поля. Мы не можем оставаться одними и теми же па протяжении всей жизни. Точно так же, как физическая материя, наши атомы и молекулы находятся в процессе постоянного изменения, наши эмоциональные, ментальные и жизненные «материи» постоянно меняют себя. Новые импульсы, отношения, взгляды хотят «родиться» и стать интегрированными, а «старое» должно отбрасываться в процессе нашего индивидуального роста. В процессе жизни мы постоянно сталкиваемся с новыми конфликтами. Таким образом, не только снаружи, но и изнутри постоянно проистекает угроза статус-кво, вне зависимости и часто перед лицом упорного сопротивления изменениям и реструктуризации. Существующие полевые паттерны нарушаются индуктивным воздействием новых потребностей в той же степени, что и нашей злобой, горем, амбициями и так далее, и реакциями на внешние и межличностные ситуации. Болезнь возникает тогда, когда способность адаптироваться к этим требованиям, трансформировать и интегрировать их — неадекватна, это ситуация, с которой рано или поздно сталкивается любой человек. Такова безграничность человеческих ресурсов. Иногда также «считается», что мы не изменились, до тех пор, пока мы сначала не приобретем опыт болезни.

Новый полевой паттерн становится инвазивным, когда его резонансные воздействия вступают в конфликт с адаптивными и ассимилятивными возможностями организма и слишком их напрягают. В таком случае интегрирующее закрытие паттерна невозможно. Возникает угроза целостности существующих паттернов форм. Когда процесс захватывает и разрушает организменное поле, мы сталкиваемся с угрозой смерти. Когда нарушающие воздействия новых элементов ассимилируются легко, как в экспериментах Петтенкофера и Бойда, мы говорим об иммунитете, «твердости эго» и адаптивной способности. Инфекция не воспринимается организмом, яд или деструктивная мысль или эмоция ассимилируется без повреждения системы. Новое ноле с готовностью интегрируется в уже существующие паттерны, и для организма нет риска разрушения.

Если чисто внешние источники нарушения можно обойти, то болезней, которые имеют внутреннюю природу, избежать невозможно. Также нет возможности избежать внутренних реакций па паттерны синхронистических внешних событий, которые подобны отражению в зеркале, или резонанса психологического состояния человека. В этих случаях поможет только окончательное признание и конфронтация, принятие и интеграция. В определенное время, когда относительно слабое эго может быть потрясено полным осознанием события, например, при детской травме (и в других случаях травмирования, угрожающих эго в дальнейшей жизни), отрицание и подавление может быть неизбежным, даже необходимым для сохранения здравого рассудка. Патгери «Я», однако, может установить время, когда такое сопротивление, отрицание и подавление больше не будут работать, а только будут усиливать драматическое напряжение, делая преграду еще более непреодолимой. Когда наступит такой момент, противостояние и отрицание, вместо того чтобы защитить организм, приведут к разрушению и раздроблению личности.

Чем больше энергетический заряд или интенциональность импульса, тем больше его «упорство» перед лицом внутреннего сопротивления. Это «интенциональное» напряжение не спадет до тех пор, пока адекватная, то есть восприимчивая и интегративная реакция не будет активирована. Здесь наши индивидуальные реакции различаются, кто-то как металл, и не может идти дальше, другой как вода, которая обогнет все препятствия (возможно, именно по этой причине шизофреники пс заболевают на физическом уровне).

Новые психологические импульсы, будучи просто подавляемыми, имеют тенденцию снова проявляться в искаженном виде. Органические кризисы, которые не были соответствующим образом преодолены и интегрированы, могут повториться или стать хроническими. Также, в межличностных отношениях, конфликты, которые решаются с сопротивлением изменениям, а не со стремлением к интеграции, приводят к хронической борьбе и разрыву отношений. Любой импульс, который нами не получен и не обработан должным образом, будет нас преследовать.

В каждом случае эмоциональная значимость или значение, данное отдельной системе органов конкретным человеком, может варьироваться и, следовательно, изменять коллективное ощущение значения.

Энергия находит канал для выхода, в том смысле что вся ситуация может быть овеществлена и спроецирована на межличностный уровень, борьба за который будет происходить «где-то там». В результате, если свободный или неконтролируемый выход эмоций будет социально разрушительным или катастрофическим в определенной ситуации, мы можем стать причиной сложностей в отношениях. Но этот выход энергии может предотвратить потребность в соматическом заболевании. С другой стороны, когда эмоции подавляются, когда неприемлемые чувства и конфликты отрицаются или не могут достичь сознания, они имеют тенденцию «разыгрываться» непроизвольно не только на внешней сцене, но и внутри, соматически. Жизненный процесс стопорится, возникают преграды, мы чувствуем «недомогание». Отрицаемое развитие организует себя и ищет свое предназначение на уровне бессознательных телесных функций.

Мы никогда не будем теми же, какими были, когда столкнулись с конфликтом, который породил новый фактор развития. Когда «боги» касаются нас, мы должны реагировать наилучшим образом и сделать все возможное, чтобы произошли изменения. Иногда мы можем измениться в достаточной степени, и неважно, потребовался для этого маленький шажок или глубинная революция. Иногда задача стоит выше наших возможностей. Но, какое бы вы усилие не делали, большое и маленькое, при условии рецептивной интеграции, сам факт такого усилия, его интенциональность помогает перенести страдание от болезней и служит нашему росту и индивидуализации.

Дисбаланс одной экосистемы, причиной которого является другая, это часть общего течения жизни и постоянная тенденция метафорического изменения. В рамках личного опыта отдельного человека это может ощущаться как неудача, которую в идеале можно пережить при условии адаптации и интеграции. Если новый навязываемый порядок не может быть адаптирован или интегрирован к индивидуальному функционированию или он грозит дезинтеграцией, он ощущается как патология и воспринимается как поражение. Такая реакция, отягощенная чувством вины, может затем помешать увидеть, что болезнь — это призыв к развитию.

С другой стороны, всякий раз, когда кажется, что мы можем противостоять, когда столкновение не оставляет следов, либо потому; что интегративный процесс не был воспринят, либо из-за нашего сопротивления, отрицания или психологического подавления, интенциальное движение в тупик продолжается под поверхностью только для того, чтобы проявиться позднее или в другом месте. Неважно, с чем мы сталкиваемся, это оставляет свой след и изменяет нашу сущность. Механические повреждения оставляют шрамы, инфекции приводят к изменению наших иммунных паттернов. Напряженные кризисы и жизненные события оказывают воздействия на паттерны наших эмоциональных реакций, личности, отношений и поведения. Если нам удается развить новые способности в ответ на их вызов, это значит, что такие кризисы послужили нашему росту.

Если брать в расчет более широкую перспективу, больного субъекта и инвазивный процесс можно уподобить протагонисту и антагонисту в представлении, называемом жизненной драмой эволюции, которое предназначено для того, чтобы ввести нас в новую реальность. Серьезные болезни или депрессия могут привести к изменению взглядов, острая болезнь может привести к усовершенствованию иммунной реакции. Рассматриваемые таким образом, с позиций эволюции, эти сдвиги баланса в пределах организма, которые мы называем болезнью, являются этапами изменения, развития, которое способствует индивидуализации. В субъективных ощущениях человека, который находился в измененном режиме функционирования, однако, сдвиг баланса может ощущаться как нарушение, боль и беспокойство или даже катастрофа.

С другой стороны, как будет обсуждаться в главе об исцелении, может быть такой случай, что когда смерть стоит «у дверей» (метафора, используемая в мифической истории из следующей главы), интегративное соединение и исцеление не могут быть завершены в течение данного нам срока жизни. Способность к интегративном)' исцелению устанавливается сроком, паттернами и интенциональностью энтелехии, «Я», «милостью Божьей», в зависимости от того, как вы предпочитаете это называть. Она больше определяется «судьбой», нежели зависит исключительно от усилий эго. Чтобы сделать золото или философский камень, полагали алхимики, человек уже должен иметь некоторое количество золота или камень[22]. Опыт исцеления от переходного кризиса может в равной степени быть и аспектом драмы индивидуализации, и ощущением постоянного состояния нездоровья, которое не могут устранить даже самые лучшие усилия человека. Тем не менее все эти оппозиционные совокупности служат потребностям жизненной драмы. Парадоксально, но через эти кризисы становления они вырабатывают энергию для необходимой трансформации.

Сейчас становится совершенно очевидным, что способ, которым традиционная медицина определяла болезни и их «причины», акцентирован на их вторичных и симптоматических выражениях, мы скорее можем указать ход их развития, а не их природу. Воспаление легких или болезнь сердца в форме отложений холестерина и кальция в коронарных сосудах должны рассматриваться как результаты или выражения драматического конфликта между протагонистическим существующим порядком и антагонистическим диссипативным нолем конфликта, который имеет место па уровне «астральных» и Ки-морфических полей (мы говорили о них в главе 4). В различной степени эти конфликты могут быть закодированы и сознательно зарегистрированы в виде дискомфорта и «недомогания», эмоционального, ментального, биохимического, гормонального или автономного нервного функционального расстройства. Оно, если в течение длительного времени не будет преодолено, в конце концов встроится в физическую органическую структуру и приведет к возникновению постоянных соматических изменений и расстройств.

Однако, даже будучи проявленными на соматическом уровне, эти разрушительные элементы встречают сопротивление. Для сохранения целостности персонального «Я», расстройство удерживается и ограничивается функциональным уровнем так долго, насколько это возможно. Только в том случае, если барьер не может быть преодолен в течение длительного времени, начинают происходить структурные изменения. Но и они ограничиваются по возможности периферийными и менее важными для выживания частями тела. Переход к более важным центрам жизнедеятельности происходит постепенно. Однако вмешательство в виде искусственного подавления, то есть местное лечение и подавление симптомов, назначенное из лучших побуждений, но тем не менее неразумное, может выполнить роль биологического отрицания. Организм в таком случае лишен возможности выражения на периферии. Например, то, что должно было проявиться изначально как ухудшение состояния кожи, в ответ на подавление по месту может переместиться вглубь и проявиться в виде более значительного расстройства, такого как сенная лихорадка или астма[23].

Подобным образом любые напряжения, с которыми мы сталкиваемся и которые мoгут быть ассимилированы психологически, защищают тело от вторжения и разрушения. Если это им не удается, если психика не может адекватно справиться с конфликтом и преобразовать его, тогда конфликт в виде барьера находит свое воплощение на телесном уровне.

Теперь обобщим. Мы можем рассматривать болезнь как результат противостояния «вторжению» новых диссипативных энергий и информационных морфических полей, которые потенциально «призваны» дифференцировать и обновить жизнь и сознание. Когда они превышают способности индивида воспринимать и понимать их, когда они не могут быть интегрированы в новый порядок, они разрушают баланс существующей системы, что мы и называем болезнью. Таким образом, болезнь есть не что иное, как «этап», на котором мы приобретаем тем или иным образом опыт работы с новыми темами, которые подкидывает нам жизнь, являющимися частью нашей энтелехии, судьбы или процесса индивидуализации.

Вот очень яркая иллюстрация всего вышесказанного. Женщина средних лет обратилась за послеоперационной консультацией по поводу рецидива раковой опухоли в груди. Когда она была ребенком, на нее оказывал большое влияние отец-алкоголик, он был очень жестоким, стремился к доминированию, часто очень плохо обращался с ней и с ее сестрой. Чтобы избавиться от влияния отца, женщина вышла замуж, ее муж был дружелюбным и приветливым, но только внешне. В глубине души он тоже стремился к тотальному контролю и был достаточно бесчувственным. Она спрятала свою злость и снова погрузилась в уже отпечатавшиеся в психике ощущения детства, что из этой ситуации нет выхода. Она пыталась жить обычной жизнью и быть хорошей женой. Итак, конфликт завязался между жизненной волей и ее истинным, хотя и непризнанным чувством озлобленности, с одной стороны, и безнадежностью и инертностью — с другой. То, что не смогло привести к психологическому росту, превратилось в раковую опухоль. В ходе психологического лечения она познакомилась с другим мужчиной, который ею заинтересовался. Она рискнула — и позволила себе проявить в отношении него свои эмоции. Она просто расцвела. Через некоторое время ее состояние начало улучшаться, и болезнь отступила. Однако когда ее друг дал ей понять, что не собирается на ней жениться, безнадежность снова овладела ею. Из-за своего воспитания она и помыслить не могла о внебрачной связи, она, с одной стороны, боялась, а с другой — не могла найти альтернативный источник самоутверждения. Ее творческая и эмоциональная энергии были снова блокированы. Рост опухоли возобновился. В конце концов, когда она уже была смертельно больна и прикована к постели, она оказалась окружена заботой и вниманием родителей и мужа, которых она была всю жизнь лишена и о которых так мечтала. Умирая, всеми любимая, она получила эту «исцеляющую» заботу, в которой жизнь ей отказывала, пока она жила, не выходя за узкие рамки семьи и брака и лишая себя всего своими собственными руками.

Этот пример также иллюстрирует тот факт, что даже если стрессовая ситуация может быть внешней, то барьер, в основе которого лежит некий конфликт, проявляющийся в виде болезни, является внутренним. Барьер может возникнуть в ответ на внешнюю ситуацию, а может выразить новое внутренне изменение или соответствующий шаг роста. Он бросает вызов статус-кво, адаптация к изменениям может привести к новому положению и удовлетворить конфликтующие стороны.

С другой стороны, как в этом случае, симптомы могут также служить для того, чтобы дать человеку необходимые ему ощущения, которым до настоящего времени внешние обстоятельства чинили всяческие препятствия. Отсутствие таких ощущений делает жизнь бессмысленной и непереносимой, человеку кажется, что он просто пс способен адаптироваться, изменить существующие обстоятельства своим внутренним ростом. Моя пациентка была замужем, если брак и не был счастливым, то, по крайней мере, он был удовлетворительным. В течение двадцати лет она была относительно всем удовлетворена и была в хорошем здоровье. Но когда она достигла середины жизни и приблизилась к менопаузе, бессознательное руководящее «Я» «потребовало» действия в ее жизненной драме, появилась необходимость в эволюционном шаге для приобретения нового жизненного опыта и ощущений. Находящееся в состоянии стагнации, чисто формальное, пустое замужество больше ее не устраивало. Ограничения, которые наложило па нее се прошлое, оказались запертыми в одной клетке безнадежной борьбы с новыми потребностями. Казалось, что этот барьер может быть преодолен только при таких обстоятельствах, то есть в случае ее смерти.

Здесь нет необходимости подчеркивать, что это не обязательно сознательное эго личности, которое «хочет» заболеть. Как правило, человек не может спровоцировать болезнь сознательным волеизъявлением, и человек не обязательно сознает динамику, которая приводит его к болезни.

Болезнь это «вторжение» динамики, возникающей из собственного поля и приводящей к драматическому конфликту, который кодирует себя психосоматически. Импульсы форм, которые мотивируют нашу жизненную динамику в рамках потребности в любви и эмоциональной завершенности, власти и уверенности. 

Эго опирается на иллюзию одинаковости и неизменного постоянства, то есть на принцип инерции. Так же поступают и наши установленные биологические паттерны. Маше чувство физического благополучия опирается на устойчивое поддержание установленных соматических характерных паттернов. Расстройство биоритмов в связи с перелетом на реактивном самолете через несколько часовых поясов — только маленький пример дискомфорта, к которому может привести изменение суточного метаболического паттерна.

«Фиксированные» консервативные, инерциальные тенденции комплекса эго и тела служат основой психологической и телесной идентичности и самосознания. Определенная минимальная степень фиксированности требуется для «стойкости эго» и силы личности. Инерциальное сопротивление эго, таким образом, является необходимой функцией для целостности и неразрывности проявления «заданной формы». Парадоксально, но сопротивление изменениям является фактором здоровья в той же степени, что и патологии. Таким образом, мы неизбежно реагируем на новые повороты жизни дискомфортом, недомоганием и сопротивлением.

Фиксированность, сопротивление изменениям, стремление к постоянству, подавление, отрицание, защитное сопротивление и способность ощущать боль и сопротивляться ей являются основой для особой формы индивидуальности и сознания. Существующий этап нашего культурного развития способствует и даже требует от нас этой особой формы индивидуальности и сознания, поскольку без нее мы не сможем сделать следующий эволюционный шаг в направлении трансцендентального, ориентированного на «Я» сознания.

Как следствие, вместо того, чтобы адаптировать свое поведение к новым требованиям посредством отыскания новых отношений, жесткое, мотивированное силой эго продолжает гнуть свою линию и поддерживать свое привычное положение перед лицом конфликтующих новых потребностей. Эта инертность создаст болезненный и, в конце концов, деструктивный барьер. Неумолимо двигающаяся вперед личность типа «А» будет скорее стремиться форсировать вопрос, нежели сдастся на милость обстоятельств. Такой человек будет выходить за рамки своих биологических пределов, только чтобы доказать самому ссбс и миру, что он не сдался, не капитулировал по собственной воле, что героически и с честью боролся до конца. В ответ на форс-мажор, то есть колоссальное перенапряжение, происходит нейрогормональная стрессовая реакция, которая может спровоцировать ограниченную подвижность, мигрень, даже приступ стенокардии или сердечный приступ.

Слишком слабая, поддающаяся личность, с другой стороны, будет беспомощно метаться между неявными силами. Она может быть чрезмерно внушаемой и подверженной воздействию различных индуктивных эффектов и инфекций, соматических, а также психических. Ей отчаянно сложно найти свое индивидуальное место в жизни. Или ей может потребоваться использовать свою относительную беспомощность, которую обеспечивает болезнь, как средство прикрытия своего чувства неадекватности и тайного удовлетворения своей потребности в зависимости. Эго, обладающее слишком малой твердостью, ослабляет стабильность и интегративные способности человека, это можно сравнить с неадекватной иммунной реакцией па физическом плане. Что делает эго несоответствующим партнером для взаимодействия с изменениями, которых требует жизнь. С другой стороны, когда такое инерциальное сопротивление слишком большое, интегративная способность организма снижается, и это способствует возникновению конфликтного барьера, который порождает болезнь. Это подтверждается примером с пациенткой, которая болела раком, мы рассматривали его ранее в этой главе. Мы живем на лезвии меча, соединяющего две крайности (максимум и минимум).

Твердость эго и упрямая настойчивость, часто основанная на ожиданиях суперэго и коллективных стандартах, неспособности и нежелании принять и справиться с изменениями, или недостаточная твердость и инертная нерешительность также отражаются в институциональной и иммунологической адаптивности, недостаточной или чрезмерной соответственно. Готовность принять изменившиеся обстоятельства и эффективно работать в них, даже если в этом ощущается некоторая угроза или депрессивность, улучшает биологические способности к выживанию, что было подтверждено недавними опытами с раковыми больными (Бруно Клопфер, см. раздел «Библиография»). Пятьдесят лет назад Виктор Франкл сделал подобные выводы в отношении шансов выживания в условиях концентрационного лагеря (Виктор Франкл, см. раздел «Библиография»).

Многие сказки дохристианской эпохи перефразируют эту дилемму эго: оно находится в ловушке, у которой есть два конца, слишком сильное сопротивление и чрезмерная уступчивость «другой стороне». Две баллады, «Сэр Олаф» Хердера» (Дания), положенная на музыку Карлом Леве, и «Лесной царь» Гете, известная в превосходной музыкальной обработке Шуберта, рассказывают о демонических духах земли, эльфах, которые стремятся соединиться или объединиться с человеческим существом. Па отказ они отвечают мстительной атакой, которая вызывает болезнь и смерть. Песни сирен и Лоре- леи или рыбака у Шуберта (по Гёте) описывают ужасные результаты, смерть или потерю себя после неважной, простой уступки. Гак что же требуется? Очевидно, что-то подобное «иммунной реакции», открытость к восприятию призыва бессознательного нечистого духа, без унизительной податливости искушению сдаться или избавиться от личной целостности и индивидуального сознания. Это не должно быть слишком сильное сопротивление и слишком легкая уступка, этот призыв нужно воспринять и интегрировать в паттерн своего бытия, принимая и осознавая проблему' и делая все возможное в рамках имеющихся ограничений и возможностей.

Эта позиция восхваляется в греческом мифе об Одиссее, который, чтобы услышать и сознательно воспринять песни сирсн, защитился тем, что приказал привязать себя к мачте лодки. Он твердо стоял на ногах в вертикальном положении (как Гулльвейг с копьем, о чем мы поговорим далее), вместо того чтобы броситься в воду и утонуть, поддавшись чарам сирен. Психологически это приводит к переживанию конфликта и даже «пытки», которая заключается в том, что нужно держаться за оба конца и ждать, пока из глубин бессознательного «Я» возникнет творческое развитие.

БОЛЕЗНЬ И ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНОЕ ЗНАЧЕНИЕ

То, что ограниченному эго кажется завистью богов или сопротивлением человеческим стремлениям, может рассматриваться как символическое выражение очевидного желания трансперсональных сил или «совокупностей», чтобы они были восприняты человеком, чтобы между ними и человеком установилась связь на уровне восприятия, а также они хотят получить что-то вроде пожертвования с этого уровня. Преградой на пути этого процесса является самоизолированное положение эго. С одной стороны, как мы видели, эта изоляция и гордость эго есть неизбежное выражение того, что созданная человеческая природа именно такая, какой и должна быть, а также это выражение настоятельной потребности в устойчивости эго. Если смотрсть на это с точки зрения глобального организма, «богов», человеческая природа видится как нечто движимое стремлением заявить свои права н украсть то, что ей не принадлежит. С точки зрения человека, с другой стороны, та же природа воспринимается как нечто подвергаемое самовольному, даже завистливому преследованию или пыткам высших демонических или божественных сил, которые, надо отметить, намеренно создали человеческую природу такой, какая она есть.

Об этом чувстве говорится, хотя и завуалировано, не прямо, в Книге Иова.

Основанный на тех, кто во весь рост

Стоит, опираясь только на себя.

Кто, возжигая тройной огонь меж себя,

Очищение, просвещение и священный мир

Делает реальным,

Умирающий три раза, возрожденный три раза,

Снова и снова, обряд выполняемый

До сих пор живет.

Теперь мы можем сравнить эту строфу с описанием работы алхимиков.

Мастер сопровождает свою химическую работу одновременными мыслительными операциями... Их цель — очистить примеси и в то же время получить «подтверждение» разума... Следовательно, его внутренняя структура должна быть накалена до предела. Таким образом, примеси поглощаются, и только твердое остается «без ржавчины». Пока алхимик обжигает химическое вещество в печи, сам он тоже морально подвергается жестокой пытке и очищению (Н. Г. Юнг. «Парацельс», Zurich, Rascher, 1942, с. 90. Литературный перевод автора[24]отличается от перевода в книге «Избранное», Princeton, 1967, с. 173).

В свете этой алхимической формулировки строфа Гулльвейг может быть прочитана как описание пытки, испытываемой человеческим сознанием, вовлеченным в экзистенциальный конфликт между присущей ему потребностью в напористой борьбе с потенциальным развитием гордости и его ограничением «судьбой» и трансперсональным бытием, который так выразительно был описан Гёте в песне арфиста. Нам предписывается держаться нашего эго, но не слишком сильно. Это как китайская пословица, в которой сравнивается ива и ель: «Будь, как ива, которая гнется в шторм, и не ломается».

Здесь подразумевается «извечная традиция древних архетипных обрядов очищения», в которых жажда золота трансформируется из источника бесконечного конфликта и страдания в просвещение и мир. Аналогично греческому menis, trig объединяет жадность, злость, войну и разум в одном корневом значении. Оно ассоциируется с «золотом» (Гулльвейг и Хрисеида), представляя высшую ценность и жизненную волю. Разум, злость, жадность и болезнь становятся корневыми выражениями власти золота, динамики сознания и чувственных устремлений, которые нарушают природу и природное биологическое функционирование, но предназначаются также для восстановления приоритетов.

ПОТЕНЦИРОВАНИЕ

Страдание в результате болезни можно понять как выражение конфликта между желанием продолжать жить привычным образом и возникающими силами и формами эволюции нашей жизни, которая требует изменения и адаптации. Страдание является и важным этапом для развития сдвигов, которые обнажают и активируют критические «базовые недостатки» в наших психобиологических экосистемах. Это можно сравнить с воздействиями природных бедствий, таких как торнадо, лесные пожары, наводнения, геологические сдвиги и землетрясения вокруг геопатогенных зон.

Здесь видится аналогия между диссипативными эффек тами болезни и производящими хаос природными силами, с одной стороны, и гомеопатическим процессом потенцирования, с другой стороны. Когда мы обсуждали деструктивное воздействие «клеток, носителей сознания», которыми являются люди в рамках организма Земли, на физическое состояние Земли, мы сделали вывод, что развитие и дисференциация сознания, возможно, происходили за счет «встряски» мирных и инертных структур. Что-то похожее происходит в процессе гомеопатического потенцирования: структура, имеющая явный порядок, разбивается, возвращается в состояние хаоса и разводится путем добавления воды и встряхивания. Когда порядок в субстанции разрушается, приходит в состояние хаоса, вибрационный темп и трансцендентальный разум активируются, чтобы восстановить неявный архетипный порядок. Мы можем провести здесь аналогию с процессом взросления и старения человека и «потенцирующим» эффектом диссипативных, разрушающих болезней и катастрофических факторов, которые «встряхивают» нашу жизнь. Они нарушают порядок и ломают существующие инертные структуры, сбивают с толку наше ощущение порядка и бытия, основанное на материальном восприятии.

Если мы будем внимательно относиться к этому процессу, то сможем достичь развития и дифференциации сознания, терпимости, эмоциональной мудрости и любви, которые позволят понять наше предназначение и приблизиться к цели индивидуализации жизни. Мы можем стать более восприимчивыми к потоку, имеющему другой порядок, трансперсональный или трансформирующий. Мы можем задуматься здесь о значении полезной роли потенцированного «подобного» исцеляющего вещества. Возможно, эта сонастроенность с соответствующим подобным архетипным процессом служит мостиком, который помогает организму, находящемуся в состоянии хаоса, сориентироваться в направлении, которое позволит ему трансформироваться.

С точки зрения личной психологии человеческой жизни, такие встряски диссипативными энергиями происходят уже в самом начале того периода, который ранее рассматривался как совершенный, «невинный», идеальный этап жизни. Здесь я имею в виду внутриутробный период и процесс рождения. Уже в самом начале жизни счастье ребенка, подобное океану или космосу, и изначально сформированный первичный нарциссизм, подвергаются потрясению, причиной которого являются и травма рождения, негативные эмоции родителей, отрицание, игнорирование и отказ, а также низкая адаптивность, унаследованная на генетическом уровне.

На ранних этапах, таких как внутриутробное развитие и первые годы жизни, любой материнский жест и эмоциональная реакция немедленно передаются ребенку. Никакая мать не может быть со своим ребенком, ухаживая и уделяя ему внимание, двадцать четыре часа в сутки. Поэтому в большей или меньшей степени каждый ребенок неизбежно испытывает травмирующие ощущения типа: «Меня не хотят. Я не могу получить то, что я хочу. Я не могу получить достаточно любви, со мной что-то не так». Такие ощущения пробуждают чувство, что «жизнь — это болезненная и опасная битва, что Вселенная — это враждебное место, она настроена против меня». Тем не менее такие потрясения необходимы. Без минимального количества негативных эмоций эго не может развиваться адекватно.

Таким образом, с раннего детства, даже еще до рождения, развитие каждого человека подвергается стремительной атаке диссипативных сил в форме генетической предрасположенности к недостаточной адаптируемости и отрицательных эмоций, получаемых из окружающей среды, которые разрушают, травмируют, вызывают болезненный стресс (но и содействуют развитию способностей к интегративной адаптации). Индивидуальность и индивидуализация опираются на конфликт между эгоистической претенциозностью и «наказующей» оппозицией в образе Вселенной и жизни, как таковой. Взросление опирается на постепенное принесение в жертву этой инфантильной претенциозности эго; происходит встряска, которая даст ощущение реальности и активизирует творчество. Это драматическое развитие требует жертвы, которая является предпосылкой творения (как в мифе о творении мира, в котором говорится о принесении себя в жертву и расчленении своего тела первичным недифференцированным божеством). Даже в наше время научный миф о сотворении мира начинается с «большого взрыва», то есть то состояние, которое было до большого взрыва, несомненно, было «принесено в жертву».

Болезнь является аспектом принципа индивидуализации, выражением уникальности нашего бытия, становления личности, аспектом космической игры, в которой мы являемся активными участниками. Она не является ни несчастным случаем, который можно предотвратить, ни нашим грехом или виной. Следовательно, мы не обязательно являемся «заслуживающими порицания» или «виноватыми», когда попадаем в неприятности или заболеваем из-за того, что сопротивляемся изменениям или пытаемся двигаться в «неправильном» направлении. Риск (и вероятность рано или поздно получить болезнь) является необходимой частью приобретаемого опыта, который называется «жизнью». Как плоские черви, мы не можем жить без вызова, сложностей, которые ставит перед нами кризис, по также мы не можем и без тенденции «идти ошибочным путем». Научившись познавать пределы наших возможностей, реагировать на проблемы, которые ставит жизнь, судьба и боги, мы обретаем новую «суть», и в этом смысле можем выступать инструментом для исцеления самих ссбя и, следовательно, организма Земли.

В центре того, что в конце концов проявляется в виде болезни и патологии, закодирован «базовый недостаток», присущий всему человечеству (ощущения испуганного и травмированного ребенка с его чувством беспомощности, стыда, злости перед лицом всего того, что воспринимается как подавляющее превосходство). Посреди всех разломов, водоворотов, завихрений и диссипативных сил нашей Земли и «течения жизни», русло которого проходит через космос, наше чувство индивидуальной идентичности продолжает принадлежать осязаемой реальности раннего детского «Я». Оно остается в каждом из нас, спрятавшись за защитными реакциями и рациональными прозрениями. Такое детское «Я», в сущности, боится и напугано предыдущими травмами, но оно способно расти. Оно постоянно стремится восстановить себя, «возродиться» и избавиться от этого бедственного положения, «унижения» и очевидной бесчувственности каждого пережитого конфликта, каждого «безвыходного» на вид тупика. Оно отвечает на призыв его энтелехии и, осознаем мы это или нет, стремится к взрослению и росту через мудрость, которая приобретается из опыта метаний и «встрясок», когда «течение жизни» проносит нас через печали и радости, смерть и возрождение.

Но, как и физическое рождение, каждое психологическое «возрождение» воспринимается как потенциальный катаклизм. Колебание между конфликтом и разрешением конфликта, между угрожающим вызовом и безопасностью есть пульсация жизни и роста.

В основе исцеления, таким образом, лежит умение преодолевать беспорядки и сдвиги и давать рождение новым формам. Функция целителя заключается в том, чтобы облегчать каждое новое рождение, как это делает акушер или повитуха.

Глава 7. ИНТЕРМЕДИЯ. СМЕРТЬ-КУМА

У одного бедняка было двенадцать детей, и он должен был день и ночь работать, чтобы добыть им хлеб насущный. Когда родился у него тринадцатый ребенок, он уж и не знал, как ему быть, выбежал на большую дорогу и хотел позвать к себе в кумовья первого встречного.

Первый, встретившийся ему на дороге, был сам Господь Бог, и ему было уже известно, что у бедняка на сердце. Бог и сказал ему: «Мне жаль тебя, бедного. Я приму твоего ребенка от купели, буду о нем заботиться и наделю его счастьем на земле». Бедняк спросил его: «А кто ты таков?» — «Я — Господь Бог». «Ну, так я тебя не хочу в кумовья брать, — сказал бедняк, — ты все только к богатым щедр, а бедного голодать заставляешь». Это он говорил потому, что не знал, как премудро распределяет Бог богатство и бедность между людьми.

И отвернулся он от Господа, и пошел своим путем-дорогою.

Тут подошел к нему дьявол и сказал: «Чего ты ищешь? Не хочешь ли меня взять в крестные к твоему ребенку, так я его тогда осыплю золотом с головы до ног и доставлю ему все радости мира». Бедняк спросил его: «Да ты кто же?» — «Я — Дьявол». — «Ну, так я тебя в крестные не желаю, — сказал бедняк, — ты всех обманываешь и вводишь людей в соблазн».

И пошел далее своим путем-дорогою, и видит — идет ему навстречу Смерть, ковыляя на своих костлявых ногах, и говорит: «Возьми меня в кумовья». Бедняк спросил: «А ты кто?» — «Я — Смерть, которая всех приравнивает». — «Ну, так ты и есть моя настоящая кума! — сказал бедняк. — Ты безразлично уносишь и бедного, и богатого... Ты и будь моему ребенку крестной». Смерть сказала: «Я твоего ребенка обогащу и прославлю — тот, кто со мною дружит, во всем должен иметь удачу». Бедняк сказал: «Мы крестим в будущее воскресенье: смотри же, не опоздай».

Смерть явилась по обещанию и стояла у купели как настоящая крестная.

Когда мальчик подрос, явилась однажды к нему крестная и приказала ему за собою следовать. Она вывела крестника в лес, указала ему на какую-то травку, которая в лесу росла, и сказала: «Вот тебе от меня крестильный подарок. Я тебя сделаю знаменитым врачом. Когда тебя позовут к больному, я каждый раз буду тебе являться: если я буду стоять в головах у больного, то ты можешь смело утверждать, что его вылечишь, и если дать ему этой травки, он точно выздоровеет; но если увидишь меня в ногах у больного, то знай, что он — мой, и тогда ты должен сказать, что ни один врач в мире его спасти не может. Но берегись: не давай больному травы против моей воли, а то тебе самому может быть плохо».

Немного времени спустя юноша сделался знаменитейшим врачом во всем сеете. «Стоит ему только взглянуть на больного, так уж он знает, как обстоит дело, и скажет сразу: выздоровеет он или умрет» — так всюду шла о нем молва, и отовсюду приходили к нему лечиться, приводили больных и давали ему за лечение столько золота, что он вскоре разбогател.

Вот и случилось, что заболел сам король: позвали к нему врача, чтобы он сказал, возможно ли выздоровление. Когда он подошел к постели больного, то увидел, что смерть стоит у него в ногах и никакой надежды на исцеление нет. «А что, если я попытаюсь хоть однажды перехитрить Смерть? — подумал врач. — Она. конечно, на меня прогневается, но так как я ее крестник, то она на зто, конечно, посмотрит сквозь пальцы... А ну-ка. попытаюсь».

И взял он больного на руки и переложил его на кровати так, что Смерть у него очутилась уже не в ногах, а в головах. Затем он дал ему своей травки, и король оправился и вновь выздоровел.

А Смерть явилась к врачу, насупившись и сурово сдвинув брови, погрозила ему пальцем и сказала: «Ты вздумал меня провести — на этот раз я тебе спущу, потому что ты мой крестник; но если ты еще раз осмелишься это сделать, то тебе несдобровать, и я унесу тебя самого».

Вскоре после того заболела дочь короля. Она была у него единственным детищем, и бедный король плакал день и ночь над нею, почти ослеп от слез и объявил ко всеобщему сведению, что, кто ее спасет от смерти, тот получит ее в супруги и наследует корону.

Врач, явившись к постели больной, увидел Смерть у нее в ногах. Он должен был бы вспомнить о ее предостережении, но красота королевны и обещанное ему счастье в супружестве с нею так отуманили его, что он позабыл все на свете.

Не посмотрел он и на то, что Смерть бросала на него гневные взгляды, что поднимала руку и грозила ему своим костлявым кулаком; он поднял больную на руки и переложил ее так, что голова ее очутилась в ногах, а ноги — на месте изголовья. Тогда он дал ей отведать своей травки, и тотчас зарделись ее щеки румянцем, и жизнь вновь возвратилась к ней.

Смерть, таким образом вторично обманутая врачом, который вырвал у нее из рук ее добычу, медленно приблизилась к врачу и сказала: «Ну, теперь уж нет тебе пощады: очередь за тобою». Своею холодной, как лед, рукою ухватила она его так крепко, что он не мог и думать о сопротивлении, и повела его в подземную пещеру.

Там увидел он нескончаемые ряды тысяч и тысяч свечей, горевших ярким пламенем: одни из них были большие, другие — средней величины, третьи — совсем маленькие. Ежеминутно одни погасали, а другие загорались вновь, так что огоньки, постоянно меняясь, как бы переносились с места на место.

«Вот видишь, — сказала Смерть, — это все свечи жизни людей. Большие — это свечи детей, средние принадлежат людям во цвете лет и сил, маленькие — старикам. Но и у детей, и у молодых людей часто бывают очень маленькие свечи». — «Покажи мне свечу моей жизни», — сказал врач и подумал, что она должна быть еще достаточно велика.

Смерть указала ему маленький кончик свечи, который вот-вот готов был догореть, и сказала: «Видишь, вот она». — «Ах, дорогая крестная! — заговорил испуганный врач. — Зажгите мне новую свечу из любви ко мне. чтобы я мог насладиться жизнью, быть королем и супругом прекрасной королевны!» — «Не могу этого сделать, — отвечала Смерть, — сначала должна она погаснуть, а потом уж может быть зажжена новая на ее месте». — «Так поставьте хоть огарочек моей старой свечи на новую, которая бы тотчас могла загореться, когда огарочек догорит», — молил врач.

Смерть прикинулась, как будто желает исполнить его желание, и добыла новую большую свечу; но так как она хотела отомстить врачу, то при перестановке свеч она преднамеренно вздрогнула, и огарочек свечи врача упал и погас.

В тот же миг и сам врач упал на землю, и сам попался в когти Смерти[25]. («Полное собрание сказок братьев Гримм», NewYork, Pantheon Books. 1944, с. 209.)

Глава 8. ИСЦЕЛЕНИЕ

«Selige Sehnsucht»

Sag es niemand, nur den Weisen,

Weil die Menge gleich verhohnet:

Das Lebendge will ich preisen>

Das nach Flammentod sich sehnet.

In der Liebesnachte Kii filling.

Die dick zeugte, wo du zeugtesl,

Uberplli dichfremde Fiifilling,

Wenn die stille Kerze lenchtet.

Nicht mefir bleibest du umfangen In der Finsternis Beschattung,

Und dick reifiet rum Verlangen AuJ'zu hoherer Begattung.

Keine Feme macht dich schwierig, Kommst gejlogen und gebannt,

Und zulelzt, des Lichts begieiig,

Bist du Schmetterling verbratint.

Und so lang du das nicht hast,

Dieses: Stirb und Werde!

Bist du nur ein triiber Cast Auf der dunklen Erde.

И. В. Гёте, из «Блаженная тоска»

Об этом поведай, но только мудрым,

Толпа тебя тотчас засмеет,

А я воспою все то живое,

Что жаждет смерти в огне и умрет.

В прохладе любовной и дивной ночи

Тебя зачали, ты сам зачем.

Тебя охватило чужое чувство,

Когда ты новый свет увидал.

Тебя ничего не держит больше

В мире тьмы и теней.

Ты движим лишь этим высшим желаньем

Со светом слиться скорей.

Любые преграды тебе не помеха

Отгонят тебя, ты вновь прилетаешь,

На зoв своей жажде любви и света,

Ты, мотылек, наконец, сгораешь.

Но до тех пор, пока твоей жизнью

Не движет это: «Умри и Будь»,

Ты остаешься лишь призрачным гостем

Нa темной Земле, и темен твой путь.

Из сборника «Западно-Восточный диван», перевод В. А. Тишковой

«И послал Господь на народ ядовитых змеев, которые жалили народ, и умерло множество народа из сынов Израилевых. И пришел народ к Моисею и сказал: согрешили мы, что говорили против Господа и против тебя; помолись Господу, чтоб Он удалил от нас змеев. И помолился Моисей о народе. И сказал Господь Моисею: сделай себе змея и выставь его на знамя, и ужаленный, взглянув на него, останется жив. И сделал Моисей медного змея и выставил его на знамя, и когда змей ужалил человека, он, взглянув на медного змея, оставался жив» (Числа 21:6-9).

СМЕРТЬ И ЖЕРТВА

Сказка «Смерть-кума» (глава 7) полна сюрпризов, это касается как некоторых фактов исцеления, так и требований к целителю.

Жизни отдельных людей представлены в виде свечей, их трепещущих огоньков. Жизнь здесь — нечто, наделенное сознанием (светом), не телом или материей. (Эта идея также выражена в немецком слове Lebenslicht, «свет жизни», как синоним духа жизни.) Эти живые сознательные сущности находятся в подземной пещере, как будто они органы и клетки организма Земли. Ими управляет и одновременно охраняет их дух, названный Смертью, который повелевает болезнями и исцелением, регулирует процессы истощения и восстановления аналогично тому, как это происходит в циклах генерации, разрушения и восстановления индивидуальных клеток в живом организме.

Угасание пламени жизни представлено в виде функции обновления, а обновление — в виде функции смерти. Чтобы загорелся новый свет, старый должен погаснуть. Показано, как происходят флуктуации земного структурирования в процессе растворения и творения. Растворение и творение являются аспектами творческой деятельности.

Драматическая болезнь-преграда представлена как аспект процесса жизни и смерти. Ее исход зависит от того положения, которое займет смерть (в ногах или в изголовье больного), которая всегда стоит рядом. Таким образом, в каждом случае преодоления болезни, так или иначе, происходит умирание, и неважно, как мы видим эго — как исцеление или как фактическое физическое умирание. Старое должно быть принесено в жертву, чтобы дать место новым возможностям. Больной человек должен уступить архетипной энергии, которая пытается достичь его и требует, чтобы что-то «умерло». Это частичное умирание может произойти психологически, если человек перестает сопротивляться новому; или физически, позволяя «духу» болезни войти через потенцию подобного вещества (в гомеопатии), через активацию критических точек, меридианов, участков позвоночника (в акупунктуре и манипулятивных методиках). По этой причине часто идут па риск довольно значительного временного ухудшения состояния, то есть усиления кризиса, вместо немедленного ослабления существующего стресса. Принятие такого кризиса эквивалентно творческой жертве. Здесь уместно вспомнить о мифологеме творения через принесение себя в жертву божеством.

Интересное подтверждение идеи, что исцеление происходит через деструктивную па вид деформацию, дает нам серия алхимических рисунков. В этой серии изображена последовательность трансформации, которая ведет к «lapis»(философский камень) и к «чистому золоту». Процесс представлен в образе старого короля (статус-кво), который не обращает внимания на просьбы своего сына и пяти слуг (новые возможности). Поэтому сын короля пронзает его, и король умирает, а сын теперь должен присоединиться к своему отцу в могиле. Могила становится инкубационной камерой, в которой они оба сгорают и истлевают. В ситуацию вмешивается ангел (архетип целителя), он одухотворяет останки, и, при содействии молитв помощников, новый король восстает из могилы... «исполненный милостью Божией... Его тело целиком соткано из духа и небесного огня, он имеет власть всех своих слуг сделать королями» (Янус Лакиниус Терапус, «Калабриец: форма и метод совершенствования основных металлов». В книге «Алхимическая традиция конца XII века», под редакцией Ричарда Гроссинджера, Berkeley, NorthAtlanticBooks, 1979, с. 69-74).  

Когда процесс может быть умещен в пределы «адаптационного пространства» «инкубационной камеры» без разрушения базовой структуры (что представлено в сказке Смертью, стоящей у изголовья), инкубация-исцеление-трансформация становится возможной через взаимную, интегративную «агонию» «в могиле». Эта, подобная смерти, «ограниченная некоторыми пределами» агония привлекает трансперсональную поддержку: энтелехия активируется и приносит исцеляющую трансформацию.

Но история братьев Гримм выходит за рамки этой динамики. В тех случаях, когда больной человек не может принять адекватное участие в жертвенной трансформации, то есть когда смерть стоит в ногах больного (вероятно, подразумевая, таким образом, что способность этого человека позиционировать себя в жизни «умерла», что он больше не способен изменяться в достаточной степени), история показывает нам, что целитель может найти выход из этого положения, проявив свою изобретательность. Правда, в результате он сам становится священной жертвой. В процессе психотерапевтического лечения целитель может помочь пациент)' путем сознательного эмпатического «сострадания», то есть он как бы встает на место пациента и переживает его страдания. Его собственные раны резонируют с ранами клиента, когда между ними устанавливается терапевтическая связь, и они оказывают друг па друга индуктивные воздействия. В подобной намеренной идентификации с состоянием пациента, вплоть до исключения собственного эго, настоящий целитель может настроиться на терапевтические потребности пациента. Таким образом, он отдает собственное «пламя», свою жизненную энергию в распоряжение пациента. Такое предложение собственной жизненной энергии может быть столь же важным, что и технические знания и умения целителя. Но слишком часто целитель не осознает в достаточной мере важность этой динамики. И кроме того, он зачастую может быть малоэффективным или, как в сказке, целителя могут подстегивать амбиции, в результате чего он «сгорает», расходуя все запасы жизненной энергии. В результате, не имея возможности восполнить их, он становится невольной жертвой.

И наконец, на уровне сознания, отличном от человеческого эго, даже окружающая природа предлагает свою энергию для удовлетворения наших потребностей. Будучи съеденными, растения и животные как бы отдают себя для нашей соматизации и питания, в зависимости от возможностей наших пищеварительных процессов расщепить эти внешние формы жизни. Будучи непереваренной, то есть нерасщепленной, пища становится токсичным агентом, она должна быть немедленно исторгнута. Даже молоко вызывает токсический шок, если попадает непосредственно в кровоток, минуя стадию переваривания. В своих дематериализованных формах любое вещество, будь оно от природы токсическим, потенциально питательным или полностью инертным, соединяет или воссоединяет нас с его архетипным основанием. Оно может стать исцеляющим агентом, активно участвующим в процессе изменения и развития энтелехии.

Бессознательная психика не воспринимает смерть как окончательный конец, но как радикальное изменение сознания, которое более не вписывается в привычные для эго рамки. В этом смысле каждый важный переход в жизни подразумевает «маленькую смерть» эго. И очевидно, некоторые аспекты нас продолжают жить после смерти психического тела. Неоднократно сообщалось о том, что человеку в состоянии, близком к смерти, обычно кажется, что он летит сквозь темный туннель к яркому свету. Этот образ имеет большое сходство с прохождением через темноту чрева и родовой канал к свету этого мира. Процесс умирания, таким образом, являет собой рождение в «другой» мир.

В психотерапевтической работе сны о смерти обычно воспринимаются как указывающие на надвигающиеся значительные изменения психологической и экзистенциальной природы и на новые начинания. В свою очередь, сны, которые указывают непосредственно на фактическую физическую смерть, обычно изображают ее неизбежность в образе значительных изменений, иногда, но не всегда носящих разрушительный характер, или даже в образе драматического исцеления. Сны, предвещающие смерть, часто невозможно отличить от тех, которые указывают на значительные психологические трансформации в жизни.

Мария-Луиза фон Франц описала сон, который приснился одному раковому больному за сутки до смерти:

"Я стою рядом со своей кроватью в палате и чувствую себя сильным и здоровым. Солнечный свет льется из окна. Здесь доктор, он говорит: «Ну, господин Н., вы неожиданно полностью вылечились. Вы можете одеться и можете покинуть госпиталь». В этот момент я поворачиваюсь и вижу лежащее на кровати мое собственное мертвое тело" («О снах о смерти», Boston, Shambhala, 1986, с. 110).

Через исцеляющую способность смерти психическое сознание чувствует способность к обновлению, которое произойдет, если впустить и интегрировать те энергии, которые могут порой повлечь за собой радикальные трансформации динамики психологического и, следовательно, биологического поля. Это, очевидно, происходит вне зависимости и за пределами границ текущих паттернов жизни (или смерти).

Пожилой человек страдал от рецидивирующей тахикардии, в прошлом он всегда без особых сложностей восстанавливался после приступов болезни. Однажды он пришел на утренний прием к психоаналитику и рассказал сон, который ему приснился минувшей ночью. Во сне он лежал на кровати, а его брат сидел у него в ногах и смотрел на него. Маленький щенок пытался запрыгнуть к ним на кровать, по мужчина оттолкнул его. Затем он услышал голос его давно умершей бабушки, которая сказала ему: «Без пяти четыре!»

С братом у этого человека ассоциировались чопорные, традиционные взгляды на жизнь и жесткое, обусловленное чувством гордости отношение к жизни. Щенок олицетворял бьющие через край чувства и игривость. Брат, сидящий на кровати, напомнил ему, как они в детстве по вечерам сидели и разговаривали по-мужски, обсуждая все, что произошло в течение дня. «Четыре часа» ассоциировались с «перерывом на кофе», а «перерыв» ассоциировался со «временем, которое ты берешь на отдых, чтобы потом снова возобновить работу».

Этот сон поставил его нос к носу с его «тенью», представленной в образе брата, которая на бессознательном уровне была частью его личности. Этот аспскт его личности, то есть ассоциации с братом, которые, как он сам сказал, были связаны с его гордостью, жесткостью и традиционными ценностями, не давал ему почувствовать удовольствие и свободу, чтобы найти свое место в жизни (во сне щенка сбросили с кровати). Сон дал этому человеку обобщенный образ и указал суть его основной жизненной проблемы (разговоры по-мужски по вечерам). Жизнь достигла «конца дня», нужно было сделать «обзор» всего того, что произошло во время нее, настало время «перерыва па кофе». Чтобы снова возобновить работу, «перерыв» необходим.

Кроме этого сна, человеку больше не дано было никаких предупреждений, не было никаких физических симптомов, тем не менее он неожиданно умер вечером того же дня. Смерть явила себя здесь в виде «перерыва», короткого отрезка времени для отдыха.

Когда адаптивные усилия, которые необходимо сделать, превышают возможности личности, «исцеляющая» трансформация, нацеленная на достижение новых возможностей, заканчивается физической смертью. В этом примере традиционные, старомодные, фундаменталистские взгляды сделали невозможным принятие нового, более «животного», инстинктивного и игривого взгляда, олицетворением которого был щенок. Внутренние, враждебные жизни силы этого мужчины (жесткость брата и так далее) сидели у него в ногах.

Мифологические традиции, а также большинство религиозных традиций подтверждают, что такие современные сны указывают, что смерть физического тела не является окончательным прекращением непрерывности и целостности личности.

Наш страх смерти основан, прежде всего, на страхе уничтожения построенного на базе тела эго. Инстинкты биологического выживания пытаются поддерживать и защищать непрерывность жизни. Они сопротивляются любой угрозе выживанию и целостности эго. Но когда силы смерти превалируют, организмы, не имеющие эго, такие как растения, животные и маленькие дети, прекращают сопротивляться и легко переходят в другое измерение. 

А выполнить, «закрыть» или удовлетворить заявленный гештальт бытия, то есть завершить акт творения, как он есть, подобное принесение в жертву себя, которое отражает творческий священный акт трансперсонального неявного порядка, должно быть предложено со стороны персонифицированного создания, человека. Это жертвоприношение завершит акт творения через повторную активизацию священной искры, «зароненной» в материальность и потерянной в ней (там же, с. 85). Чтобы получить доступ к новым энергиям, требуется жертва, разрушение старых, оказывающих сопротивление паттернов. Поскольку каждое действие пробуждает соответствующее «подобное» противодействие, каждая тенденция — противоположную тенденцию, то точно так же каждый акт разрушения и смерти пробуждает рождение и творение. В рамках этого концепта, жертва, придание статуса «священного» (от латинского — «sacrumfacere»)психологически влечет за собой капитуляцию либидо эго и предоставление его в распоряжение трансперсональной энтелехии. Жертва — это форма намеренного участия человека в творческой деятельности Земли, или космического организма.

Как ни парадоксально, но мы постоянно используем этот факт, и в нашей каждодневной жизни воспринимаем это как должное. Мы сжигаем топливо, чтобы получить из него энергию. Мы расщепляем еду в процессе пищеварения. В психотерапии, чтобы преодолеть условные, закрепленные способы действия и переживания негативных архетипных паттернов, необходимо задействовать позитивные и креативные аспекты этих паттернов. Когда мы «деструктурируем» вещество в процессе гомеопатического потенцирования, мы вытекаем его исцеляющую динамику.

Согласно универсальному, «старому, как мир», мифу, ничто не может прийти в мир без соответствующего жертвенного ухода из мира, нет творения без разрушения. Трансформация опирается на жертву, на становление «священным». Человек сдается и обращается к трансперсональному, к «сакральным» силам, которые он «имеет», пока он остается тем, что он «есть». Человек подчиняется изменению, смерти и утрате некоторых аспектов бытия, способностей или возможностей, если отказывается «проклинать Бога и умереть» (Иов 2:9), другими словами, если не хочет отказываться избавиться от своего доверия к жизни, а также «Я» и центрального ядра, составляющего целостность.

Каждое нарушение или искажение формы активирует архетииную энергию энтелехии. Энтелехия имеет своей целью реализовать себя где-либо и когда-либо, в соответствии с эволюционными намерениями (глава 4). Драматический барьер, который мы охарактеризовали как основу болезни, своим хаосом и несгибаемостью провоцирует отклонение от «чистых» намерений энтелехии. «Жертва», то есть встряска или разрушение такого «неправильно сформированного состояния» и ее инерциальное сопротивление изменению, таким образом, может активировать энтелехию на восстановление присущего ей паттерна в соответствии с эволюционными потребностями человека[26].

На психологическом уровне трансформация и жертва подразумевают отказ от некоторых аспектов «Я есть», «Я имею» или «Я могу», заявлений и привычек, отречение от некоторых дорогих нашему сердцу потребностей, убеждений или иллюзий. Они могут потребовать релятивизации высших психологических функций человека в пользу менее развитых «низших» функций. Мышлению может потребоваться отказаться от привычки эксклюзивно полагаться на интеллект в пользу чувств и эмоций. Чувствованию может потребоваться научиться подчинять или, по крайней мере, координировать эмоциональные реакции с мыслью и причиной. Очень активному, сильному и стремящемуся к контролю человеку может потребоваться научиться большей восприимчивости, способности уступать и сдаваться, что ему будет казаться переходом к пассивности. Пассивному человек)' может потребоваться стать более активным и ответственным за его или ее собственную жизнь или управление лечением.

На соматическом уровне эта уступка проявляется в риске возникновения зачастую значительных адаптивных изменений, разрушения тканей, воспалений (если всмотреться в структуру слова, то увидим его дословное значение «вспыхивание огня»), кожной сыпи. Или изменений химических и функциональных паттернов, которые имеют место при капитуляции перед архетипом болезни, представленным дематериализованным лекарством, подобранным в соответствии с принципом подобия, или активированной Ки, ускоряющей действие энтелехии. Разрушение явленной физической формы материи, так, как оно происходит при гомеопатическом потенцировании, позволяет активировать «чистую сущность», которая стоит за формальным проявлением. Аналогичная процедура — это активизация ключевых точек Ки-меридианов акупунктурными иглами или манипуляциями с соответствующими позвонками или костями черепа. Эта сущность, когда она подобна, то есть соответствует вторгающемуся, производящему конфликт паттерну. 

Терапевтическое воздействие капитуляции перед болезнью или ситуацией мы можем проверить, если попробуем расслабиться, когда нам больно, вместо того, чтобы бороться и сопротивляться ей. Неизбежно вы начинаете ощущать, что она становится более терпимой и зачастую даже уменьшается.

Здесь нам вспоминается версия Панникара о том, что боль — это выражение «сопротивления сознания против попыток преобразовать его... изменить направление... дым от того, что было еще слишком зелено для жертвы» (Рэймонд Панникар, «Миф, вера и герменевтика», NewYork, Раи listPress, 1979, с. 86).

Исцеляющая интеграция в таком случае должна рассматриваться как своего рода «приход к соглашению» с новым. Тогда, с одной стороны, удается поддержать организменную целостность путем сохранения необходимой, установленной формы элементов, а с другой стороны, приходится принести в жертву, «устранить» часть индивидуальности, чтобы выделить часть «жизненного пространства» «захватчику». Этот процесс позволяет энтелехии выразить ту новую структурную динамику, которой нужно родиться в пределах организма или межличностных отношений.

«Исцеляющая жертва состоит из капитуляции, удаления (изгнания) или дематериализации существующей подсистемы ради создания нового типа паттерне целостности. Во-первых, ритуальное путешествие участника к исцеляющему месту включало необходимость оставить все, что имеет отношен не к обычной жизни и болезни, чтобы человек мог определенным сакральным образом отправиться в специальное место, где энергия Земли усилена. Такое путешествие настраивало участника на интенсивность этого источника и давало доступ к его энергии. Затем проситель должен был обойти вокруг этого места особое, магическое количество реи. Обычно это делается босиком, без привычной защиты, чтобы па человека было оказано полное сенсорное воздействие этого места. Это позволяет участнику сконцентрироваться на точке, в которой расположен источник. Движение по кругу и молитвы, которые заполняют разум, не позволяют отвлекаться на постороннее и заставляют человека психологически оставаться сконцентрированным на болезни ».

«Иногда священные дары для божества вод или подарки во имя исцеления опускались с соответствующими обрядами в древние источники или глубокие колодцы, расположенные рядом с ними, не так, как это делают современные туристы, которые бросают монетки и загадывают желание, хотя эта традиция тоже имеет древние корни. Все это - акты церемониального единения с духом, с которым идентифицируется источник. Иногда кусок тряпки обмакивали в священную воду, вытирали им пораженную часть тела и привязывали к терновнику, растущему у источника, что символизировало желание оставить болезнь позади. Кусок ткани олицетворял собой барьер, разрушенный, по сути, на части, и поэтому в теле больного человека происходило исцеление» (Сильвия Б. Перера, «Мифические обряды в современной терапии»), — Примеч. авт.

Жертва, которая приносится путем удаления или изгнания, может быть изучена на примере исторических моделей, таких как «козел отпущения» и «ритуалы весны». Эти процессы были выражениями чувства, что накопившееся зло, стагнация и преграды могут быть преодолены путем замещающей жертвы через изгнание или удаление некоторых частей группового организма. Биологическим аналогом этой «сохраняющей здоровье» динамики является вывод отработанных веществ и метаболические процессы у живых организмов.

Мы воспринимаем как должное то, что у живых организмов вывод веществ является выражением потребности избавляться от ядовитых отходов. Но почему некоторые регулярно выводимые из организма вещества, такие как столовая соль, должны быть ядовитыми? К тому же, чтобы избежать недостатка содержания этих веществ в организме, количество их должно пополняться наряду с выводом их из организма. Другие вещества, такие как гормоны, выводимые с мочой, совершенно не являются ядовитыми и даже извлекаются для терапевтического использования. И внутримышечные инъекции такой предположительно «токсичной» мочи успешно использовались для лечения аллергий, не говоря уже об очень широком использовании мочи для наружного применения и даже для приема внутрь в народной медицине. С другой стороны, несомненно, что задерживание мочи в кровеносной системе — смертельно опасно. Как мы должны понимать этот парадокс?

Возможно, чисто механистический химический подход к вопросу закрыл нам глаза на неявные функции вывода веществ. Мы полагали, что вывод веществ связан с токсичностью. Но, возможно, токсичность является результатом не-вывода, не-принесения жертвы, когда происходит сбой в программе избавления от чего-то такого, что от длительного пребывания в организме стало «токсичным».

Древние «ритуалы весны» обеспечивали жертвенное избавление от некоторых частей сообщества во имя исцеления целого. Греческий термин для обозначения такой священной жертвы — pharmakos, целитель. Кроме того, немецкий эпитет для обозначения Иисуса, коллективного козла отпущения, «агнца Божьего, который искупает грехи мира», Heiland, означает «целитель». Наши современные мирские «ритуалы» весеннего очищения, которые заключаются в том, чтобы избавиться от старого хлама, на первый взгляд практичные и гигиеничные, могут быть не чем иным, как рационализованным отголоском бывших торжественных весенних ритуалов.

С развитием эго по мере психологической и культурной эволюции очень быстро произошел переход от благодарственного религиозного соучастия к эгоистической эксплуатации живого космоса для исключительно собственных нужд (индивидуальных или коллективных). Таким образом, в более поздней практике, с развитием нежелания эго приносить себя в жертву, пленники, изгои или преступники, «отбросы» общества были избраны для замещения «pharmakos»,или целителя. Они стали козлами отпущения, которых надлежало приносить в жертву на благо общества.

Убийство не желающих этого жертв, ставших козлами отпущения, для уменьшения недовольства и бедствий продолжается и в наше время, как в политической, так и в частной сфере. Человеческие жертвы имеют место и в некоторых тайных культах (Патрик Тиерии, «Наивысший алтарь», NewYork, PenguinBooks, 1989).Человеческие жизни безжалостно приносятся в жертву личным амбициям политических лидеров. Жизнь Земли и человечества приносится в жертву экономической жадности и временному физическому комфорту. Однако среди нас до сих нор существуют другие упаднические деструктивные формы жертвенной динамики. Принесение в жертву детей Ваалу и аналогичным божествам (в иудейско-христианской традиции такая жертва была запрещена путем замещения Исаака, сына Авраама, овном) происходит в атавистических формах и в наши дни. В очень мягкой форме это выражается обрядом обрезания в иудаизме и исламе. Более жесткие формы сохранились в обрядах инициации у народов Африки и Тихоокеанских островов, которые заключаются в нанесении увечий гениталиям молодых мужчин и женщин.

В современном «цивилизованном» обществе нередки случаи жестокого обращения с детьми, в том числе и случаи насилия сексуального характера, сюда же относится и скрытое насилие в виде жестокой дисциплины или репрессивного религиозного обучения. Будучи подобными инстинктивном)' стремлению некоторых животных истребить или пожрать свое потомство, эти тенденции являются выражениями имеющей отношение к смерти транспсрсопальпой силы, которая противостоит пульсации жизни и стремлению эго сделать жизнь неизменной. На бессознательном уровне эго идентифицирует себя с этим «божеством смерти», им овладевает сила смерти, эго начинает использовать разрушение для удовлетворения своих собственных устремлений к власти и садистских желаний. Все это лежит в основе преступной упаднической дегенерации архетипной жертвенной динамики, это — тень зла, возникшая в результате развития эго, которая стремится идентифицировать себя с самосохранением за счет эксплуатации окружающих и природы.

Итак, существует значительная разница между смиренным и благодарственным принятием самопожертвования других, неважно, добровольное оно или это событие в цепочке других жизненных событий, и эксплуататорской манипуляцией, приносящей в жертву других во имя чьей-то личной выгоды. В почтительном принятии жертвы мы помним, что тоже должны предложить жизни что-то от себя взамен. Эксплуататорская манипуляция, или разрушение окружающих и природы для чьей-то личной выгоды, не учитывающая потребности более крупной группы или организма, лишена готовности к самопожертвованию и трансформации, как части в рамках творческого процесса. Она содержит в себе соблазн «поиграть в Бога», распоряжаясь жизнью и судьбой других для удовлетворения собственных потребностей. Такая гордость в конце концов порождает компенсирующие трансперсональные разрушительные реакции, «ярость богов», описанную в главе 6. В сказке братьев Гримм (глава 7), пытаясь манипулировать силой Смерти для получения личной выгоды, врач, крестник Смерти, приводит в движение негативную ответную реакцию. Намеренная манипуляция жертвенной динамикой активирует «терапевтический побочный эффект», «жертвенную утрату» или «пагубную» силу, которая упоминается в индуистской традиции. Это сила, которая противостоит предумышленным намерениям получать и манипулировать, вместо того чтобы сдаваться и открывать себя течению Великого (Гейно Гертс, «Сказка и жертва», Bonn, Н. Bouvier& Co., 1967, с. 33).

В экологически сбалансированных системах принесение себя в жертву, частично или целиком, в обмен на получение дара от жертв других (жизнь минералов, растений, животных) служит нуждам взаимного питания и исцеления. Они являются выражениями целостного поля единого организма, в рамках которого мы являемся частями и клетками, взаимно поддерживающими друг друга и содержащимися друг в друге. Однако, когда человеческое эго, жадность и власть эксплуатации переходят через границы коллективных организменных нужд и «выливаются в необоснованное присвоение отдельной власти» (см. главу 6), взаимно дополняющая поддержка заменяется разрушительным насилием.

Поскольку благоговение и самоотверженность заменяются эксплуатацией, баланс организма нарушается. Непочтительное деструктивное использование живой души просто ради поддержания чьих-то личных интересов порождает противодействующую деструктивную динамику в содержащем их поле. Негодование, злость или ненависть поднимаются в объекте. Потенциал выздоровления превращается в потенциал болезни. Деструктивная патология сохраняется навсегда. То, что могло исцелять, теперь наносит раны. Шаман эскимосов говорит об этом так.

Величайшая опасность жизни состоит в том, что вся еда, которую потребляет человек, состоит целиком из душ. Все создания, которых мы должны убивать, чтобы есть, делать одежду, имеют души, как и мы. Души не погибают с телом, поэтому должны быть умиротворены и получить подарки за то, что мы забрали их тела (Инуд Расмуссен,«Интеллектуальная культура эскимосов», 1929, процитировано в книге Ричарта Гроссиндмера «Экология и сознание», Berkeley, NorthAtlanticBooks, 1992, с. 15).

Наше обсуждение приводит к необходимости оценить это высказывание в совершенно новом свете.

Наоборот, можно намеренно подойти к уступке или капитуляции, не для противостояния обстоятельствам жизни, чтобы избежать воздействия чьих-то усилий, а по истинному позыву «Я» и в соответствии с глубинными сознательными намерениями и стремлениями. Это пробуждает благоприятную, даже защитную и поддерживающую динамику в окружающем поле — также от партнера или партнеров, например, в церемонии подчинения среди животных, как описано К. Лоренцом (Конрад Лоренц, «Агрессия», NewYork, Наг- courtBrace, 1966). Здесь нужно провести различие. Уступка и капитуляция из-за слабости, вялости или инертности не является жертвой. Она является психологически разрушительной и не влечет за собой трансперсональной поддержки. Отличить инертность эго и потворство своим слабостям от зова «Я» может быть трудно и иногда мучительно. Однако истинную жертву можно часто распознать по присущему ей внутреннему конфликту'. Этот конфликт обычно проявляется перед лицом противостоящих позывов к самозащите, сопротивления эго и тревожности.

В голографической Вселенной, то, что «умирает» и дематериализуется в явленной реальности, трансформируется и возвращает паттерн своей формы неявному порядку. Таким образом, добровольная жертва кого-то или чего-то, что еще не прожило отмеренный ему срок (физический или психологический), создает энергетический мост между двумя реальностями. Он может слу жить для соединения двух миров. Жертвенный объект становится pontifex, строителем моста. Это жертвенное «знание» является частью тайной традиции почти всех технологически примитивных людей (см. Уоул Сойинка, «Королевская конница»). Жертвенный акт исцеляет через установление воссоединения, religio, которое открывает дверь к исходному, неявному, безусловному источнику, а также на голографическом, parsproto-уровне работает замещающе для тех частей целого, которые изначально соединены с жертвой, духовно или телесно. Неявный источник соответствует мифологически архетипу божественного целителя, который есть болезнь и лекарство, потому что он (есть) болезнь, которую он сам вызвал... и поскольку он (есть) божественный пациент. он также (знает) способ исцеления (Мейер, с. 5. См. раздел «Библиография»).

Формирование жертвы для исцеляющей защиты целостной организменной системы происходит обычно тогда, когда потенциальное болезнетворное поле не может быть адекватно интегрировано. Поэтому организм стремится защитить свою функциональную целостность путем принесения в жертву менее жизненно важных функций и органов. Деятельность но отказу от тех или иных функций или органов становится более интенсивной, и деформации принимаются на периферийных и менее жизненно важных участках, таких как кожа, мышцы и конечности (о чем уже раньше говорилось в связи с законом Геринга). Психологические, невротические симптомы могут служить в качестве символических «жертв» за то, чему экзистенциально невозможно противостоять, и то, чего нельзя достичь[27]. Принудительное омовение может служить замещением очищения в ответ на чувство, что ты запачкался, с которым невозможно справиться психологически. Человек, образ жизни которого не позволял ему почитать женственность в форме восприимчивости, внутренней природы и чувства, был вынужден падать ниц и целовать ноги своих женщин, чтобы пробудить в себе сексуальную функцию (Уитмонт, « В поисках символа», Princeton: Princeton Univ. Press, 1991, с. 20).

Использование природных сил ради достижения эгоистических целей и комфорта также сталкивает нас с негативными воздействиями экологического разрушения. Солнечное излучение становится опасным, климат — смертельным. Когда течение болезни определяется только по облегчению симптомов (потому что установление основной причины не считается необходимым для близорукого терапевтического подхода), это часто приводит к возвращению исходной патологии, но с гораздо более серьезными симптомами и побочными эффектами. Этот феномен не ограничивается явной и намеренной эксплуатацией. Мы можем обнаружить его в патологии эгоистической любви, а также в воздействии, оказываемом на себя самого и на пациента эгоистическим самомнением целителя. Эксплуатация исцеляющей динамики для чьего-то личного престижа не даст терапевтического эффекта и развращает личность врачевателя, приводит в беспорядок его суждения. Это особенно верно, когда доктор идентифицирует себя со всемогущим и всезнающим богом-целителем, у которого должны быть ответы на все вопросы. 

ПРАКТИКИ ИСЦЕЛЕНИЯ

Построить мост к архетипному источнику можно при помощи различных подходов, которые аналогичны и соответствуют кодовым системам, лучше всего подходящим для обращения к индивидуальности и нолю болезни конкретного человека.

Парацельс описал пять типов целителей, которые он назвал: naturales, specifics, spirituals, characterales и fideles, следовательно, пять подходов к восстановительной силе неявной информации (Ашнер, том 1, с. 5. См. раздел «Библиография»). Сделаем краткий обзор, чтобы получить представление о широком спектре возможных терапевтических подходов.

«Naturales» лечат путем применения поддерживающих, балансирующих или компенсирующих периферийных модальностей для противостояния болезненным состояниям: холод лечится теплом, спазмы — расслаблением, полнота — опорожнением, дефицит — восполнением. Это подход доминантной школы, аллопатии. Те симптомы и проявления болезни, которые непосредственно поддаются чувственному восприятию, должны быть сбалансированы путем применения их противоположностей. Б свете всего того, о чем говорилось выше, за исключением превентивных мер, таких как соответствующее питание и гигиена, этот метод нс является истинным подходом к исцслснию. Вместо того чтобы работать с расстройством, этот подход нацелен на его вторичные признаки, органически проявляющиеся результаты. Его уместно применять, когда необходимо устранить дискомфорт до тех пор, пока самоисцеляющие силы организма пс возьмутся за дело. Он также может быть полезен для временного облегчения, после проведения более глубокого лечения, когда эффект от лечения еще не наступил, или перед проведением такого лечения, а также когда нет возможности провести основное лечение.

Специалисты «specifics» исцеляют через «forma specijica» и «ens specificum».Они воздействуют на «специфичную» невидимую динамику путем встряски и воссоединения с их архетипной энтелехией фиксированных состояний, лежащих в основе симптоматических и органических выражений болезни. Сюда относятся гомеопатия, акупунктура, остеопатия и хиропрактика, это всего лишь некоторые из методик, применяемых в наши дни.

Врачи «spirituals» управляют духами растений и животных, но Парацельсу, и «заставляют их уйти из больного человека». Эго шаманский или явно магический подход, направленный на ослабление давления и чрезмерной власти вторгающихся полей и, следовательно, создание «свободного пространства» для улучшения интегративной способности. В различной степени в этом, а также в следующем методе «characlerales»,и в меньшей степени также и в других подходах к исцелению, принесение в жертву целителем его собственной энергии для «строительства моста» играет важную роль.

Эффективность «characlerales» кроется в «силе мира» и в силе личности целителя. Этот подход соответствует современной психотерапевтической практике.

И наконец, «fideles» исцеляют через воздействие веры. Целитель может вдохновить пациента на восприятие трансперсональной силы.

В идеале, вдохновленное прозрением и верой (pistis, fidesr - доверие), интегративное открытие сопротивляющейся структуры, психологической и/или биологической, потоку новых структур будет достигнуто через капитуляцию-трансформацию, которая могла бы привести к изменению личности и «возрождению» на духовном и психологическом уровне.

Однако фактическая возможность такой идеальной формы исцеления ограничена различными степенями психической, основанной на эго инерции и психологической незрелости, а также тенденциями недостаточной адаптируемости, которые настолько глубоко отпечатываются, что даже фиксируются в биологическом функционировании и физическом структурировании. Следовательно, принесение в жертву или уступка части или целого элемента, который человек привык считать частью своей индивидуальности, ради изменений воспринимается как угроза индивидуальности этого человека, а также психического и биологического равновесия. Человек сопротивляется трансформации с различной степенью страха. И может так быть, что отпечатавшиеся в психике, неспособные к адаптации, фиксированные коды не смогут более адекватно реагировать на новые психические формы.

Итак, несмотря па то, что болезни являются выражениями нашего экзистенциального «точно так», наша способность интегрировать новые потребности обычно ограничена. Никто не может всегда «опустошать» каждую чашку, интегрировать все, что жизнь может предложить. Рано или поздно каждый сталкивается с границами своих возможностей изменяться и начинать все с начала.

Перенесенные в детстве и/или эмоциональными и психологическими потрясениями (такими как изнасилование, инцест, переживания войны, нахождение в концентрационном лагере) и другими неизбежными обусловленными ситуацией воздействиями, которые делают человека практически недоступным психологически. Эмоциональные и эффектные комплексы, до которых не достучаться вербально, могут требовать подходов с использованием гештальта, психодрамы или биоэнергетики. Когда эмоциональные проблемы отпечатываются на соматическом уровне в виде упорных повторяющихся компульсивных побуждений, например, это может быть пристрастие к наркотикам, акупунктурное и гомеопатическое лечение могут противостоять этим привычкам. Если биологические и органические изменения лежат в основе или сопутствуют экзистенциальным, психологическим конфликтам, то может потребоваться применение лекарства, подобранного по принципу подобия, а если есть угроза жизни, то может потребоваться и хирургическое вмешательство.

Я вспоминаю одного пациента с маниакально-депрессивным психозом, у которого были приступы ярости суицидального характера. Его можно было успокоить только временно путем психологической проработки его проблемы на сеансе анализа. Но, придя домой, он снова впадал в суицидальное буйное состояние. Внезапно его состояние улучшилось всего лишь после одной дозы карбоната магния в двухсотой потенции. После этого мы смогли продолжать психотерапевтическую работу, припадки прекратились. Поле магния послужило мостиком к неявному архетипному порядку изменения, движения и регуляции ритмов жизни и смерти, роста и упадка (Уитмонт, «Психика и материя». Berkeley, North Allantic Books, 1982, с. 111).Будучи не интегрированным, это поле «жизни и смерти» буквально разрывало пациента «биполярной» маниакальной депрессией. Применение лекарства на основе магния позволило успешно интегрировать это поле.

Другой пример — случай с молодым студентом, который обратился ко мне, поскольку ему поставили приблизительный диагноз «шизофрения» с необходимостью госпитализации. Он находился в глубокой депрессии и не мог взять себя в руки и заняться какой-либо продуктивной деятельностью. Он не мог организовать свои мысли, у него был синдром навязчивых движений, ему постоянно хотелось вымыть руки и принять душ. Его преследовала мысль о том, что части его тела отделяются от него, а также, что он сам нереален и пуст. Он чувствовал, что не контролирует то, что с ним происходит, и поэтому боялся, что может совершить какое-либо насилие, и избегал общения с людьми. Он был похож на опустившегося бедняка.

Тощий, костлявый, сутулый, одежда потрепанная и неухоженная. Несмотря на то, что он часто мылся, казалось, что он грязный. Волосы — всклокоченные, тусклые, взгляд — бегающий.

Психотерапия сосредоточилась на его отношениях с отцом, которым пациент очень восхищался. Пациент чувствовал, что отец психологически подавил его и лишил самоуважения. Отец заставил его почувствовать, что он никогда не сможет «победить» и навсегда останется подчиненным его власти. Понимание и проработка на эмоциональном уровне помогли ослабить навязчивые симптомы, а также навели порядок в мыслях. Но депрессивная безнадежность и его неспособность найти себе применение во внешнем мире остались практически без изменения.

Теперь я думал, как оказать ему помощь на биологическом уровне. Его внешний вид и тип личности соответствовали Psorinum(псоринум), лекарству, которое изготавливается из серозно-гнойных выделений чесоточных везикул. Человек типа «псоринум» был назван в гомеопатии «тем, кто не может отмыться», потому что, как он ни пытается оставаться чистым, кожа и тело функционируют таким образом, что человек выглядит неопрятно. Психологически тип «псоринум» можно назвать «вечным неудачником, растяпой». Такие люди имеют очень низкую самооценку', чувствуют себя лишенными прав и привилегий, думают, что они ничего не заслуживают, всегда ожидают быть побежденными. Они чувствуют поражение, даже еще не начав. Они находятся в депрессии, обеспокоены, полны переживаний обо всем, что может произойти.

После того как пациент принял дозу псоринума в тысячной потенции, изменения не заставили себя ждать. Физическая внешность пациента изменилась, он начал держаться прямо, опрятно оделся и даже постригся. Он также стал более позитивным, у него появилось чувство юмора и активный интерес к общению с людьми и к работе.

Поле псоринума можно рассматривать, как «дух» презрения и пренебрежения к телу и к самому себе. Чесотка — это недуг грязи, пренебрежения и отсутствия уважения к человеческому достоинству. Этот архетипный паттерн или отсутствие ощущения ценности личности были вызваны либо тем, как отец относился к нему в детстве, либо это была его априорная персональная предрасположенность, которая заставила его слишком остро реагировать на отношение к нему отца. В любом случае это расстройство было так глубоко закодировано на уровне биологического (не только психологического) функционирования, что психотерапевтическая работа требовала разблокирования комплекса путем воссоединения с исходными ощущениями на биологическо-энергетическом уровне. Работа на психологическом уровне позволила мне увидеть самоуничтожающии паттерн псоринума. С другой стороны, чисто биологический медицинский подход мог бы предложить только временное облегчение, поскольку пациенту все равно нужно было бы справляться с психологическими проблемами, созданными комплексом отца. Даже с дозой псоринума, эта область требует большой работы. В этом случае оба подхода были необходимы и поддерживали друг друга.

Если «земной» комплекс очень сильный и серьезный, как в сказке, когда Смерть стоит в ногах, то, чтобы произошло обновление, может потребоваться зажечь новую «свечу», новое сознание в новом воплощении, после физической смерти.

ДИНАМИКА ИСЦЕЛЕНИЯ

Следующий наш шаг — понять, какие могут быть общие знаменатели у различных процессов исцеления. Как исцеляющая жертва фактически совершается в служении пяти типов целителей?

Чтобы лучше все это понять, давайте начнем с относительно простой психологической ситуации, с посттравматического стресса, такого как результат несчастного случая или неврозы, депрессии, фобии и так далее. Первое, пациент должен повествовать, что он находится в достаточно безопасной среде. Затем пациента приглашают заново оценить по памяти подробности травмирующего события. Обычно они являются «связанными с состоянием» (Росс, см. раздел «Библиография»), то есть они недоступны для обычного сознания. Их можно прочувствовать, если войти в измененное состояние сознания, в которое вошел пациент во время травматического шока. Итак, чтобы получить доступ к скрытому материалу о травмирующем событии, надо войти в измененное состояние сознания, близкое к тому, что было в момент события. Наиболее безопасно это можно сделать при помощи управляемых психических образов, при помощи гипнотического транса или путем использования лекарств, изменяющих состояние сознания, под медицинским контролем. В ходе таких повторных реактиваций и переживания вновь ситуации, соответствующие детали, «забытые» и подавляемые из-за своей болезненности, могут постепенно вспомниться, могут быть приняты человеком и даже интегрированы обычным сознанием. Мы называем это интегративной толерантностью.

Когда мы имеем дело с патологией и экзистенциальными проблемами постоянного и/или хронического характера, процедура, по сути, аналогична и немного усложнена. В этих примерах эмпатическая поддержка терапевта создаст «пространство для действия» и чувство безопасности. Затем при помощи терапевтической регрессии терапевт должен заставить пациента освежить в памяти ранние воспоминания и заново оценить их. При этом пациент как бы заново переживает «оригинальные» травматические ситуации и дисфункциональные паттерны, связанные с родителями, братьями и сестрами, может заново «пережить» и процесс рождения.

Если есть органический дискомфорт, терапевт может ввести пациента в состояние легкого транса и в расслабленное состояние, затем приглашает пациента «войти» в тот участок или орган, который причиняет боль, либо визуально, кинестетически, либо позволяя себе полностью и сознательно почувствовать болезненные, доставляющие неудобства ощущения, от которых в другой ситуации мы пытаемся отгородиться. Можно «поговорить» с проблемным участком или органом и послушать, что он «отвечает». Очевидно, биологические коды таким образом передаются в информационную сеть образов, импульсов, намерений и убеждений, которые не воспринимались осознанно. Спастическое состояние брюшной полости или расстройство желчного пузыря могут проявить себя при визуализации в виде энграммы сжатого кулака или неприятного воспоминания об унижении, обиде или в виде чувства мести за какое-то оскорбление в прошлом. Оно может проявиться вербально, в виде фраз «Я тебе покажу» или «Ты меня не достанешь!», которые облекают в форму злость и стремление защититься. Такие образы и воспоминания, как психические шрамы или неврозы военного времени, составляют основу закодированных, основанных на конфликте комплексов, которые в своем бессознательном и неинтегрированном состоянии действуют как несбалансированные чужеродные элементы. Если сознательный разум нс может пробиться к ним и раскодировать их, то информация, которую они представляют, остается закодированной на сублингвистическом уровне в мышечных напряжениях и создает дисбаланс функционирования гормональной и иммунной систем и даже автономной нервной системы.

Чтобы быть эффективными, визуализация и напоминание не должны ограничиваться абстрактными теоретическими измышлениями о «здоровых» и мифологических образах, но должны быть воплощением истинных эмоциональных переживаний. Интеллектуальные защиты перестают действовать. Будучи один раз расшифрованными и возвращенными к жизни в виде психологического образа, осененные пониманием, пережитые повторные ощущения могут быть только расширены и могут уже включать чувства и сложности, которые были у ребенка в связи с его родителями, братом, сестрой. 

Во всех таких состояниях разрешение конфликта требует, чтобы человек поступился некоторым отношением, статус-кво, некоторой ментальной, эмоциональной или поведенческой реакцией, которая поддерживалась отрицанием, забыванием и подавлением. В результате этого импульсы, которые заряжали страх и боль или не соответствовали предпочтительному собственному образу, бессознательно контролировали человека. Сейчас требуется жертва, которая должна быть принесена энтелехии жизненной драмы. Жертва эта должна представлять собой некоторый когнитивный, эмоциональный или поведенческий паттерн.

Иногда, как следствие значительных травм и лишений в детстве, некоторые структуры эго могут быть настолько изменчивыми, что легко ломаются такими конфронтационными взаимодействиями. Их подавляемые динамики дезинтегративно реагируют па попытки отказаться от некоторых частей их собствсенных структур. Поэтому исцеление должно произойти через ощущение индивидом эквивалента чувства опоры для его неразвившегося «Я», которую должен создать терапевт своим отношением. В этих примерах внутренний недостаток самостоятельности корректируется путем предложения недостающего подобного элемента извне, что, собственно, и делает гомеопатия. Ожидается, что это обеспечит соединение с архетипным подобием самостоятельности, будет способствовать росту силы эго. «Место для действия» создается для роста недостаточно развитой функции. Удовлетворение функциональной потребности, которого человек на данный момент не может сам достичь, осуществляется путем преодоления недостатка через самопожертвование другого человека.

Терапевтический процесс, как мы видим сейчас в нашем психологическом примере, опирается па поддержку, получаемую от архетипиого источника, либо в результате прямого вызова и жертвенной конфронтации с дезорганизованным полевым процессом, либо путем временного предоставления подобного паттерна требуемых корректирующих элементов, который действует как мост, построенный целителем-партнером. Этот мост необходим для достижения архетипной модели (или проникновения в нее). Процесс, в котором используется подобное поле, будь он вызывающим и стимулирующим или поддерживающим и дополняющим, мобилизует реакции от безусловной неявной основы, поддерживающей процесс исцеления.

Энтелехия, теперь активированная и отзывчивая, обычно выводит на первый план сны и прозрения, которые на языке метафор раскрывают природу инертного сопротивления человека, а также новых тенденций, которые могут потребовать интеграции. Динамика приводит в движение процессы, которые выполняют исцеление. Постепенно проявляются очертания паттернов и основных тем жизненной драмы человека. Эго проблемы с родителями, отношения с братьями или сестрами, другие взаимодействия в детстве; важные преграды и барьеры в прошлом и настоящем, в частности, связанные с отношениями в текущем «сейчас»; возможности их драматического разрешения через распознание исполненных значения паттернов и архетипных лейтмотивов драмы; возможности развития, которые реализуют энтелехию отдельной жизни и личности.

Психологическое исцеление работает путем достижения забытых и подавляемых травматических воспоминаний через метафорическое или символическое осознание и затем ассимиляцию этой информации о квинтэссснтном или неявном порядке, которая «застряла» в тех важных барьерах и изменила структурную динамику с «линейного» на «диссипативный» порядок.

Мы обнаруживаем, что паттерны и конфликты, служащие средством для привнесения в нашу жизнь основных трудностей, являются также аспектами тех базовых архетипных элементов неявного порядка нашего бытия, которые структурируют и придают значение нашей жизни и потому «хотят» войти в нее. План драмы включает как намерения, так и препятствия.

Например, подавляемая злость, выраженная в виде расстройства желчного пузыря, которая возникла вследствие невозможности добиться независимости, может оказаться закодированным на телесном уровне «намерением» научиться бороться за независимость. Это намерение заключается в проверке способности наладить действенную связь с родителями при наличии ограничений или путем проверки готовности пойти на риск и взять на себя ответственность за чьи-то ошибки, это намерение затем проецируется на человека и воспринимается так, как будто проистекает извне.

Конфронтационное исследование травматических и расстраивающих факторов жизненной драмы, таким образом, соединяет нас с намерениями «скрытого драматурга», которого Юнг называет «Я» (self).

...Непознаваемая сущность, которую мы не можем охватить, как таковую, поскольку по определению она выходит за границы нашего понимания. Не будет преувеличением назвать ее «богом внутри нас»... (Это) высшее сознание... (которое) в своей непостижимой природе не может больше выражаться в концептах человеческого разума; наши силы выражения должны обращаться к другим средствам: они создают символ («Избранное», 8,1969, пар. 643).

Эта связь приводит к активации информации, которая заново упорядочивает видение человеком угрожающей природы «инвазивных» агентов, а также изменяет адаптивные реакции человека. Новая позиция сознания, достигнутая такой частичной уступкой, делает возможным разрушение преграды или барьера.

В вышеприведенном примере прямое выражение агрессивной злости, закодированное в спазме желчного пузыря, воспринималось как угроза отношениям и, следовательно, безопасности эго. Если признать ее как аспект отделения и необходимости самодостаточности (которая, будучи выражена рассудительно и ответственно, могла подержать внутреннюю личность), то злость может быть с большей готовностью принята, интегрирована и соответствующим образом выражена.

Важно снова подчеркнуть, что, только если способность пациента реагировать пс ослаблспа серьезно или нс парализована, исцеляющие прозрения, а также вытекающие из них «жертвы» (личные или замещающие) работают посредством «подобия», или аналогии. Исцеляющий эффект возможен скорее в силу информационной «сути», нежели «материи». Прозрения скорее аналогичны и подобны, нежели идентичны травмирующим паттернам. Подчинение эго — имагинально. Это не означает отказ от дисциплины или ответственности за действия и контроля действий (что приведет к регрессии до инфантилизма). Мы не переживаем заново травматические события в их конкретной актуальности, но сохраняем в подсознании как образы из памяти, фантазии или репликацию по аналогии в связи «перенос — противоперенос» с терапевтом.

Человек не отбрасывается в прошлое, чтобы снова страдать и переживать фактические и конкретные травматические ситуации в прошлом. Они, скорее, переживаются метафорически и символически, в аналогичной «как будто» форме памяти, психодрамы, управляемой фантазии, сна, переноса и противопереноса и текущих паттернов отношений зрелого человека. Также поддержка терапевта, предложенная им энергия и забота аналогичны, «подобны», по пс идентичны столь желанным в прошлом отношениям между ребенком и родителями. Способы выражения проблем и травм, связанных с отношениями, а также поддерживающая забота изменяются и модифицируются. Они «растворяются» и при этом «потенцируются» так, чтобы не были выражены прямо, а перешли на более высокий уровень сознания. Такое изменяющее растворение делает их более терпимыми. С другой стороны, острота сконцентрированного сознательного разума усиливает и «потенцирует» их. Аналогичные символические модальности выстраивают мост и пробуждают «сущность» архетипных паттернов. Результатом становится изменение в сторону «более здорового» образа жизни.

Мы теперь можем увидеть аналогию между психологической и соматической динамикой, ранее описанной с позиций загадочного парадокса исцеления через ассимиляцию патогенетических подобных потенцированных лекарств в гомеопатии. Как мы можем видеть сейчас, в обоих примерах исцеление происходит через воссоединение посредством выстраивания жертвенного моста (через символическую аналогию или подобие) к тем неявным паттернам, которые, будучи не ассимилированными, создавали расстройства.

Сейчас вопрос заключается в том, почему и как подобие и символическая динамика могут служить средством жертвоприношения и таким образом мобилизовать реструктурирование порядка. Нам нужно более четкое понимание принципа, лежащего в основе подобия, и динамической важности подобия.

ПОДОБИЕ

Что, но сути, есть подобие?

Подобие — изоморфизм. Оно основано на том, что два и более предмета имеют общие элементы формы. Подобие опирается на сходство основного паттерна, или плана. В геометрии, например, две и более конструкции определяются как подобные, если имеют одинаковые пропорции, даже несмотря на то, что размеры у них разные. Два треугольника называются подобными, если у них все углы равны. 

Но в более широком смысле любые треугольники, вне зависимости от из размеров и углов, подобны в том, что имеют три угла. Они имеют одинаковый фундаментальный (треугольный) структурный основной план. Все пирамиды подобны, и все розы, и все собаки. Подобны в том, что они разделяют общие основные характеристики, присущие пирамиде, собаке и розе, соответственно. Степень подобия или вариации основной формы могут отличаться, как, например, между пуделем и колли, но изоморфизм остается.

Истинное, полное глубокого смысла (sinnbildliche, символическое, буквально «изображающее значение») подобие опирается на факт, что вещи могут казаться разными с точки зрения их формы, поведения, пространства или времени, но они разделяют одни и те же сущностные характеристические качества. При всем возможном разнообразии (и несмотря на него) определенные сущностные черты или формальные паттерны идентичны. Различия являются функциями развернутого проявления во времени и пространстве. Общие знаменатели выражают паттерны неявных архетипных форм, которые «стоят за» их конкретным проявлением. Подобные феномены есть различные проявления одной и той же реальности неявного порядка, зависящей от времени и пространства.

Поскольку видимая форма — это изменяемое развернутое выражение базового структурного качества неявного порядка, степень или количество отличных элементов, таких как отличия в размере и цвете, пс влияет на подобие. До тех пор пока присутствуют элементы, которые мы воспринимаем как важные для базового паттерна, подобие остается.

Осознанное восприятие общих знаменателей, если абстрагироваться от конкретных отличий проявления, соединяет нас с «чистой», незагрязненной сущностью мыслительной формы. Подобные объекты порождают чувство формального резонанса вследствие их тождества на уровне неявного порядка.

Функциональная эффективность символического ряда опирается на подобие и аналогию и, следовательно, на морфический резонанс через экспликацию общего «сущностного» ядра. Параллельно своему аналогу, морфический резонанс проявляется через идентичность паттерна, которая остается, несмотря на некоторые вариации в основной теме. Воздействие арт-терапии (использование танцевальных движений в лечебных целях) опирается па это усиление, по такому же принципу действует и патология навязчивых действий и отпечатавшиеся на биологическом уровне фиксированные функциональные паттерны. Когда подобные паттерны сталкиваются, они могут привести к исцелению, а могут и привести к повтору патологических реакций, в зависимости от того, были ли они получены в «потенции», то есть в виде символической аналогии, или в «грубой» форме конкретного сходства. В первом случае они усиливают осознанное восприятие, во втором срабатывают как повторение имевших место в прошлом травматических событий.

 Орел или ястреб, например, явились воплощением острого зрения, способности достичь духа и захватить власть. Поэтому обе птицы представляли «всевидящее око», ударную и разрушительную власть, как трансцендентальный принцип, приписываемый богу, возможно Зевсу. Аналогично лев олицетворял невозмутимую «королевскую» силу, медведь — неодолимую свирепость.

Эти архетипиые сущности считались богоподобными, они воспринимались как видимые и явные проявления априорных формальных принципов трансперсонального «архетипа» как такового. В обряде инициации или ритуального символического вызывания «богоподобные сущности» волка или медведя, то есть их неявные паттерны или архетипы, извлекались, «потенцировались», как в процессе приготовления гомеопатического средства. В этом процессе неявный информационный паттерн или дух пробуждается и ассимилируется в чистом виде и входит в материальный объект, который видим. Неуверенность древнего примитивного воина и страх столкнуться лицом к лицу с врагом «излечивался» путем принесения в жертву своего обычного «Я» и ритуальной ассимиляции архетипной «информации» о медведе или волке через «психодраматическое» превращение в оборотня, или берсерка.

В другой «замещающей методике» эта сила «извлекалась» путем принесения жертвенного, ритуального уничтожения или убийства и зачастую последующего поедания материальной «оболочки» определенных животных, которые являлись олицетворением и вместилищем священной силы. Так для Одииа и Артемиды это был медведь, а для Аполлона или Марса — волк. При этом «извлечении через жертву» существо очищалось, становилось святым через акт разрушения его физической формы для мобилизации исцеляющей силы неявной архетипной сути. Эта форма жертвы аналогична приготовлению гомеопатического потенцированного лекарства.

Чтобы достичь непредставляемой сути и ее значения, материальная конкретность была отброшена. Такой отказ от материальной конкретности служил для «строительства мостов» к информационной архетипной сути, которая изначально породила развернутое выражение материи.

Нужно четко понимать, что в этой символической системе координат интересующее нас животное является представлением или «каналом» к богу или демону, а не самим богом или демоном. Также для алхимиков золото не было Солнцем, а Солнце не было сердцем в теле. С точки зрения символизма, животное, священная скала или роща, «подобие» золота, Солнца и сердца, являются «наилучшими возможными формальными аналогиями», представлениями и информационными «кодами», тождествами (в функциональном резонансе) непредставимой «сущности» поля. (В примере с золотом, сердцем и Солнцем гомеопатические доказательства и их клиническое применение дают конкретные и практические свидетельства действительности этой точки зрения, глава 2.)

Психологически динамика извлечения «сути» путем принесения в жертву конкретной «материи» реализуется в терапевтической регрессии и в отношении переноса на терапевта символического, но эмоционально окрашенного переживания травматических ситуаций или чувств любви и заботы, отсутствующих и подавляемых вследствие таких ситуаций. Соматически это присоединение к «абстрагированной» сущности происходит через восприятие дематериализованной, потенцированной внешней субстанции-аналога, что подобно вторжению «болезненной» динамики. Парадоксально, но остается фактом, который так сложно принять тем, кто ориентирован па материальное, что более «высокая», то есть в большей степени дематериализованная потенция, оказывает более сильное воздействие.

Очищающая жертва, о которой говорится в строфе Гулльвейг, дистилляция в алхимии и ассимиляция потенцированного подобия, превращают предрасположенность к болезни в потенциал исцеления. Мы сейчас обнаруживаем, что потенциал исцеления должен быть сродни процессам инкарнации и потенцирования символа. Мы достигаем «сути» путем движения от конкретной, воспринимаемой пятью чувствами, запертой в рамках конфликта «реальности» к подобной или соответствующей, не воспринимаемой чувствами, экстрасенсорной реальности. Именно она есть «поле» или «только форма и ничего кроме формы». «Осознание» или присоединение к принципу архетипной сути разрушает тупик и открывает ворота исцелению. «Пытка» Гулльвейг, сознательно перенесенная и воспринятая, становится священным ритуалом трансформации.

Так, Иов был исцелен, когда, не теряя веры в то, что его страдания имеют смысл, он обнаружил, что его сознание ввергнуто в ужас непостижимой тайной Божества, вызвавшего его болезнь, и он сказал: «Я слышал о Тебе слухом уха; теперь же мои глаза видят Тебя» (Иов, 42:5).

Истинное исцеление опирается на трансформацию, или очищение, или присоединение посредством моста подобия к тому аспекту архетипной природы, который породил болезненное расстройство.

Хотя психические образы и методики, стоящие за этой трансформацией, могут значительно различаться в разных «традициях» или школах, в своей основе они выражают одни и те же намерения. Сюда входят не только классификации Парацельса, но также такие отличающиеся, и все же, по сути, аналогичные подходы, как методики трансмутации в алхимии, ритуал освящения воды, в котором духовная материя принесенного в жертву Спасителя передается в форме воды, или самопожертвование путем совершения паломничества к Пресвятой Деве Марии Лурдской. Также нужно отметить античную традицию исцеления в храме Асклепия в Косе. Пациент после самопожертвования должен был оставаться в храме до тех пор, пока на него не снизойдет исцеление во сне или в видении через образ бога, который и давал болезнь, и исцелял ее.

Поскольку все расстройства имеют психосоматическую природу, в том смысле, что каждая проблема — это проблема «Земли-разума-тела», то все возможные и лучшие подходы к исцелению должны определяться отдельно для каждого конкретного человека в каждой определенной ситуации. Такие решения требуют от целителя, чтобы он всегда оставался настороже и смотрел, с какой стороны «стоит» смерть.

АЛХИМИЧЕСКАЯ МЕДИЦИНА

Алхимия утверждает, что вещества, не имеющие человеческой природы, дематериализованные вещества Земли, участвуют в роли замещающих средств в процесс мистической трансформации. Алхимики рассматривали «одухотворенную» субстанцию, как способную стать pontifeх, «построить мост». Они называли ее lapisphilosopkorum(философский камень) или Caelum, Небеса, сравнивали ее с Христом, как imago Dei, подобие человека Богу. Caelum, по словам Юнга, описывается как универсальное лекарство:

...панацея, средство от всех ядов, продляющее жизнь, дающее силы и омолаживающее снадобье. Это «живой камень, камень который имеет дух... он остается в таком состоянии очень долгое время, вечно; будучи живым, он не двигается; он излучает волшебную силу и трансформирует тленное в нетленное и нечистое в чистое; он бесконечно преумножает себя; он прост и потому универсален (И. Г. Юнг,«Избранное», том 14, пар. 770, Princeton Univ. Press, 1963).

Удивительно, но эти характеристики на самом деле могут быть применены к сверхмолекулярным (выше тридцатой) потенциям лекарств, применяемых в классической гомеопатии. Они нетленны, их функциональное действие передается («заражает» объект при контакте) на любой материал, который вступает в контакт с ними. То есть оно передастся па внутренние стенки контейнера, в котором содержится такое лекарство, или па гранулы инертного сахара, с которыми оно смешивается. Когда контейнер, в котором содержалось лекарство, опустеет, его снова можно заполнить или дополнить. Таким образом, некоторые существующие в настоящее время лекарства (и некоторые из них есть у автора) были приготовлены фактически более ста лет назад, но они так же эффективны, как и недавно приготовленные. «Излучению» подвергаются организмы, что может быть зарегистрировано кинезиологи чески на расстоянии, превышающим тридцать футов. Их воздействие включает не только устранение симптоматических нарушений, но, как и говорилось выше, укрепление конституции, и, следовательно, они на самом деле «продлевают жизнь, дают силы и омолаживают».

Символическое «подобное лекарство» в резонансе с критическим паттерном, которому требуется интегративное исцеление, само по себе является живым духом, на уровне психики или тела. Мы здесь дошли до той границы, где наше привычное отделение материи от психики или духа больше не действительно.

ИСЦЕЛЕНИЕ В ДРАМЕ ЖИЗНИ

В ходе развертывания и развития нашей жизни мы снова и снова сталкиваемся с непреодолимыми преградами и кризисами, которые требуют разрешения и исцеления. Есть форма ассимиляции посредством личной или замещающей уступки. Она делается энтелехией собственного поля, поэтому' навязывается нам проблемами, связанными с болезнью или отношениями. Они соединяют и воссоединяют нас с неявной сутью и заново структурирующим потоком информации, психологически и/или физически.

Путем создания нового состояния осознания, нарушенные или деструктивные паттерны, когда они прямо воспринимаются и используются в качестве символического тождества или подобия, трансформируют и реинтегрируют конфликты наряду с новыми импульсами и сопротивляющимся «статус-кво». Допустим, «сообщение» от скрытого драматического намерения нарушителя спокойствия (дьявола) или другого деструктивного агента получено, принято и интегрировано («ограничено, закалено и заново упорядочено») в возможное новое развитие. В таком случае «деструктивный» фактор трансформирован, «потенцирован» в символическом измерении и становится терапевтическим средством.

Если мы должны иметь дело с нашими комплексами таким образом, который может обратить их в исцеляющие факторы, то должны воздерживаться от того, чтобы конкретно представлять их или

идентифицировать себя с ними. Вместо этого мы можем ввести их в «потенцированную» форму символически, психодраматически или при помощи фантазии, рисования, медитации и так далее. По аналогии с проникновением акупунктурных игл в критические точки меридианов тела или проникновением поля гомеопатического лекарства, мы ассимилируем творческие возможности их архетипной сути.

Если эти жизненные проблемы были «переварены, приняты» в их буквальной, не «потенцированной», конкретной форме, то есть в психической идентичности с ними, например, путем углубления в прошлые травмы или несчастья или навязчивого повторения каких-либо действий для удовлетворения эго, тогда они продолжают действовать как отравляющие и патогенные элементы, инвазивные яды. Они заводят в тупик внутренний конфликт и делают нас больными или даже разрушают нас. Они аналогичны тем внешним токсическим субстанциям, которые, будучи употребленными в «сырой», а не в «потенцированной, дематериализованной, символической» форме, далеки от лечебных.

Наши жизненные кризисы требуют символического переживания травмирующих факторов ради самореализации и раскрытия значения. Новый уровень сознания создается, когда наблюдающее «Я» сможет перестать идентифицировать себя с чувством «несправедливого страдания» и сможет противостоять имеющемуся нарушению, рассматривая его как объект наблюдения, как автономную полевую проблему и значение, соответствующее его собственной энтелехии. Хотя это значение отличается от точки зрения сознательного «Я», оно все равно подобно ему, в том смысле, что происходит от намерений личности.

Это может произойти в физической или органической форме, или в обеих, в зависимости от личных и конституциональных факторов. До тех пор пока эго просто отрицает негативный симптом, болезнь, борется с ней, до тех пор пока ее потенциальная ценность искусственно подавляется, она, скорее всего, будет развиваться или возвращаться в других формах. Когда она воспринимается с готовностью принести в жертву старое положение, ее символизм подобия может передать сообщение с указанием ее значения. В этом случае даже смерть может стать исцелением.

Пациентка, страдающая от рака, о которой мы говорили в предыдущей главе, сознательно не хотела заболеть и умереть. Однако обстоятельства, сопутствующие ее предсмертному состоянию выполнили ее бессознательное желание, чтобы ее любили и заботились о ней, она хотела этого всю жизнь. Я вспоминаю другого пациента, у которого в течение одного года после смерти жены развился рак прямой кишки. Якобы в поисках лечения, он согласился поучаствовать в экспериментальном гипотермическом проекте, в котором температура тела поднималась на несколько градусов выше допустимой. В ходе этого эксперимента он и умер. Болезнь «заставила» его воссоединиться со своей возлюбленной женой через символическое «сати», аналогичное обряду сжигания заживо вдов вместе с трупом мужа, который практикуется в Индии.

Коронарная болезнь может быть вылечена потенцированным корнем мандрагоры, который воплощает «ужас Богини», то есть страх жизни, компенсируемый сверхамбициозными стремлениями (Эдвард Уитмонт, «Психика и материя», Berkeley, North Atlantic Books, 1982, с. 145).Она может быть исцелена потенцированным золотом, подобие власти солнечной ответственности. Она может быть также исцелена психологической реализацией и интеграцией священного трепета перед креативными и деструктивными качествами жизни, которые представлены мандрагорой. У другого человека она может быть исцелена через потенцированное лекарство из золота или через реализацию пределов его собственной ответственности по сравнению с силой Руководящего Я, или Бога, что снова относится к теме золота.

Когда психологическая способность символического переживания ограничена или личность слишком жесткая или неустойчивая, адекватное резонирование с образами может не реализоваться или стать фактически деструктивным. Когда расстройства, произошедшие в раннем детстве, становятся слишком глубоко закодированными или впечатанными в органическую структуру на уровне пре-эго, они приводят к нарушению паттернов не только поведения и жестов, но и осанки, мускульной, гормональной и автономной нервной систем. В психотических или пограничных состояниях нарушение может оказаться невосприимчивым к психологическому подходу и требовать биологического лечения в дополнение или вместо психологического.

Эквивалентные биологические нарушения включают неадекватные биологические реакции на стимулирующие воздействия полей лекарств, отсутствие необходимых иммунных реакций или стагнацию Ки в меридианах. Такие болезненные состояния могут возникать при воздействии подавляющих иммунитет лекарств, при радиации, голоде и недостаточном питании, как составляющая возрастных изменений, при серьезной депрессии и хронической безнадежности.

Когда индивидуальные способности адаптации к новым формам истощены, конфликт может быть неразрешимым. 

Глава 9 ЦЕЛИТЕЛЬ

 Древний китайский адепт сказал: «По если неправильный человек использует правильное средство, правильное средство работает неправильным образом». Эта поговорка, которая, к сожалению, отражает всю правду, противоречит нашей вере в «правильный » метод вне зависимости от человека, применяющего его.

К. Г. Юнг, «Психологические отражения», под редакцией Иоланд Якоби, NewYork, Harper Torch book, 1953, с. 71.

Личность пациента требует определенной личности доктора.

Там же, с. 77.

(Целитель) буквально «берет на себя» страдания пациента и делит их с ним. По этой причине он идет на определенный риск - и должен идти на него в силу природы вещей.

К. Г. Юнг, «Избранное», 16, пар. 358.

Поскольку способность исцелять себя ограничена, нам обычно нужно участие других, не только из-за их знаний и умений, но также, чтобы обеспечить нас человеческими каналами энергии, мостами к собственном)' полю. Мы обычно не можем эволюционировать без отношений сотрудничества с другим человеком — в обучении, в психологическом росте, а также в преодолении преград и барьеров на пути соматической трансформации.

По необходимости, таким образом, процесс исцеления должен протекать в контексте личных отношений между целителем и пациентом. Как мы видели в предыдущей главе, перенос и контрперенос дают возможность личности целителя оказывать влияние на пациента, и наоборот. Чувства, которые пациент и целитель ощущали, будучи детьми, по отношению к родителям и братьям и сестрам, в особенности те чувства, которые лежат в основе имеющейся в настоящий момент болезни, передаются или проецируются на текущие отношения. Они могут как помогать, так и препятствовать процессу исцеления. Кроме того, ориентация этого взаимного влияния на исцеление пробуждает трансперсональный архетип «божественного целителя». 

Концепт и символический образ божественного целителя выражает особую динамику поля, персональную и трансперсональную. которая возникает между целителем и пациентом при их взаимном влиянии друг на друга. Персональные аспекты этого поля включают амбивалентные психологические элементы, которые нам знакомы в связи с переносом и контрпереносом, а именно раны и комплексы пациента, его боль, злость и стремление к исцелению. Поле также включает эмпатически настроенный терапевтом резонанс, который возникает в связи с его собственными ранами и более или менее осознаваемой злостью на ограничения, которые есть в данной ситуации. Они влияют на него самого и па пациента, мешая использовать все способности для благотворного вмешательства. Трансперсональные аспекты исцеляющего поля выражают реструктурирующий и восстановительный потенциал энтелехии (см. главу 4), которая мобилизуется, когда архетипная сущность, лежащая в основе патогенной преграды, активируется во взаимодействии пациента и целителя.

В мифологии реализация этого полевого процесса традиционно находила свое символическое выражение в образах исцеляющих божеств (которые также способны причинять вред и вызывать болезни), фигур искупителей и спасителей, знахарей и шаманов. По нельзя забывать и об амбивалентности, потенциально разрушительном содержании этого поля, поэтому мы также видим эти силы в образе демонов, ведьм, чародеев, колдунов, а также в образе pharmakos, козла отпущения.

Итак, исцеляющее поле соединяет воедино личные ощущения с трансперсональными элементами. Архетипные фигуры целителя — пациента представляются в виде личностно-структурированных пар, таких как отец — ребенок, мать — ребенок, ребенок — брат (сестра), либо пар, в состав которых входят близкие друзья пациента или другие родственники. Персональные элементы изменяют, акцентируют и деформируют архетипные воздействия. Поле исцеления — переноса включает в свой состав основу конфигурации болезни в такой мере, как она реактивирует в настоящем свои корни в прошлом пациента.

Более того, исцеляющие отношения структурируются архетипными (а также личными) предрасположенностями к болезни и конфликту не только пациента, но также и целителя. Терапевтический процесс активирует внутренние и внешние предрасположенности к конфликту; возникающие из этих комплексов и различий взаимодействующих личностей, как они проецируются, взаимно вызываются и представляются в различной степени. 

 Будучи «клетками»-носителями разрушительности и сознания в рамках организма Земли, мы раним нашу Землю, вмешиваемся в ее жизненное функционирование; по мере того как наше осознание себя и мира растет, мы стремимся исцелить эти раны.

Ранение и исцеление являются функциональными аспектами одного и того же архетипного паттерна, одного и того же автономного, трансперсонального, априорного, информационного выражения энтелехии неявного порядка. Мы видели, что любая субстанция, которая способствует исцелению, может точно так же вызвать и патологию. Образ змеи, которая несет потенциально смертельный яд, с незапамятных времен являлся и образом исцеления. «То, что ранит, должно исцелять», — провозгласил Аполлон через дельфийского оракула. Следовательно, целитель может нанести рану. В «Илиаде» Аполлон описывается как тот, кто несет смерть, но он также является и отцом Асклспия, архетипного врачевателя, который был убит Зевсом за то, что излечил слишком много людей. Хирон, мифический целитель, страдал от раны, которая не могла быть исцелена, выбрав смерть, он отдал свое бессмертие в виде замещающей жертвы для освобождения Прометея. По Хирон был и борцом, он учил военному искусству молодых воинов, в том числе и Ахиллеса. Имя «Махаон» (врач из «Илиады») означает «палач» (согласно преданиям, он был сыном Аскления и первым хирургом, а также herosiatros, врачом-воином) (Карл Керений, «Леклепий», Bollingen Series LXV.3, NewYork, Pantheon Books, 1959, c. 76).

В методической серии Януса Лакиниуса Терапуса (глава 8), в которой описывается трансформация исцеления, жестокий убийца старого короля является и его партнером в процессе исцеления. Катализатором трансформации выступает фигура наносящего удар сына, который впоследствии через слияние в инкубационной камере и взаимной ассимиляции со старым королем становится pharmakos, сила исцеления и обновления. Кроме того. Смерть-кума (глава 7) — это форма смерти, в которой она выступает хранителем жизни, болезни и вдохновителем целителя.

По сути, исцеляющий элемент идентичен инвазивному, вторгающемуся фактору, который, не будучи интегрированным, порождает болезнь (как обсуждалось ранее). Таким образом, тот, кто исцеляет, и тот, кто разрушает, — два аспекта одного и того же архетипного паттерна. За идеализированной фигурой целителя-бога спрятан такой же мощный паттерн страдающего pharmakos, козла отпущения. Там же скрывается и потенциальный захватчик и разрушитель, diabolos, смутитель умов и дьявол.

Смерть, будучи крестной, является духовной матерью или вдохновителем врача (глава 7). Смерть учит врача. В ходе такого «обучения» врач неизбежно полу чает раны: активируются все его собственные беспокойства и страхи утраты. Но возможно, что знание медицины передается врачу-ученику именно как следствие этого опыта. Эта власть исцелять приводит к тому, что он рискует принести в жертву собственную жизнь, чтобы снасти пациента, вторгаясь и вмешиваясь в естественный порядок, установленный его учителем. (Алхимики назвали свой процесс opuscontranaluram, работа против природы.) Он «обманывает» смерть с риском для себя и таким образом приносит себя в жертву смерти и трансформации. (Его свеча была потушена, чтобы дать место другой свече.)

Итак, исцеляющая сила, воплощенная и переданная через целителя и его вдохновителя, вызывает болезнь и смерть и, как ни парадоксально, сама страдает от болезни и смерти на службе у сознания и трансформации (это будет обсуждаться далее). Прометей и его христианские аналоги, Люцифер, несущий свет в форме змея в раю, и Адам, символический первый человек, — все они страдают на благо сознания. Движение от болезни к исцелению, таким образом, включает стремление к сознанию, страдание от болезни, а также способность ранить и потенциал излечить, когда энтелехиальная сущность болезни может быть ассимилирована. Лекарственное средство, которое лечит, делает так потому, что оно содержит подобие болезни и может вторгнуться в ее поле. Это постоянно подтверждается гомеопатическими доказательствами и иногда значительными временными ухудшениями симптомов в ответ на применение гомеопатического средства.

Испытывает ли муки и сама исцеляющая сила, дремлющая и готовая развернуться во внешней материи как исцеление или как разрушение? Этот вопрос может звучать очень странно доя наших современных умов. Однако косвенно алхимический закон отвечает на него утвердительно, поскольку фактически работа нацелена на спасение материи, которую алхимия полагала больной.

Всс существующие формы являются частичными отклонениями от их архетипных идеалов. В этом смысле вся материя «несовершенна» и, как человечество, подвергается той же «болезни космического порядка» и боли «отделенноепт и стремления воссоединиться с Божественным, которое стремится собрать разбросанные фрагменты » (Панникар, с. 78. См. раздел. «Библиография»). Некоторые виталисты предполагают, что современные технологии, особенно в металлургии, захватывают молекулярные элементы и соединяют их в болезненные сплавы (Рудольф Хаушка, «Природа материи», London, VincentStuartLtd., 1950).

Юнг комментировал:

Произнося освященные слова, которые приводят к трансформации, священник освобождает хлеб и вино от их элементарного несовершенства как вещей сотворенных. Эта идея совсем не христианская — она алхимическая. В то время как католицизм подчеркивает действительное присутствие Христа, алхимия интересуется судьбой субстанций, ясно показывает их освобождение, потому что в них божественная душа заточена и ожидает спасения, которое даруется ей в момент отпущения на волю. Тогда плененная душа появляется в фигуре Сына Божьего. Для алхимика главное, что нуждается в освобождении, это не человек, а божество, которое затерялось и заснуло в материи. Лишь во вторую очередь он надеется получить от преобразованной субстанции некую выгоду для себя в виде панацеи, medicinacatholica, способной влиять на несовершенные тела, неблагородные или больные металлы. Его внимание направлено не на его собственное спасение благодаря божьей милости, а на освобождение Бога от мрака материи. Эта чудодейственная работа вознаграждает его целительным эффектом, но лишь побочно. Он может рассматривать работу как процесс, который необходим для спасения, но знает, что его спасение зависит от успеха того, может ли он сделать свободной божественную душу. Для этого ему нужна медитация, пост, молитва, более того, ему нужна помощь Святого Духа. Следовательно, в процессе трансформации появляется не Христос, а невыразимое материальное существо, именуемое «камнем», которое обладает самыми парадоксальными качествами, в том числе corpus, anima, spiritusи сверхъестественными силами («Избранное», 12, пар. 420).

Мифологическая репрезентация носителя динамики исцеления, архетипного целителя, это не только «раненый целитель», как о нем обычно говорится в юнгиаиской литературе, но целитель, который как исцеляет, так и ранит. Другими словами, он есть целитель, который несет раны и передает раны. Он является посредником сил, которые наносят раны, уязвляют и способны на вторжение. Человек- целитель должен установить связь с этими силами в самом себе, а также по отношению к своим пациентам.

Если доктор должен использовать себя в качестве лекарства, он проявляет себя в «потенцированной», то есть символической форме подобия болезни, включая инвазивный аспект индивидуальной энтелехии. Поэтому доктор должен быть способным оказывать потенциально ранящее воздействие, а также быть уязвимым. Эта неизбежно присущая целителю способность причинять вред требует постоянной самопроверки и предпочтительно регулярных консультаций с куратором или внимания к собственным снам. В психотерапии целитель учится одновременно вторгаться, активно противостоять и быть эмпатически вовлеченным.

Другие авторитетные фигуры, то есть учителя, братья или сестры, друзья, могут выступать в виде модифицирующих персонализирующих элементов, которая властна над жизнью и смертью и от которой ожидается получение всяческой поддержки. Будучи авторитетной фигурой родительского типа, целитель может поднять различные аспекты неразрешенных конфликтов между родителем и ребенком: страх быть покинутым, любовь и желание быть любимым, сопротивление, бунт, грубость, разочарование, уклонение, враждебность. Или даже необходимость нанести поражение терапевту, заявив, что лечение неэффективно. Ясно, чем больше целитель идентифицирует себя с авторитарной силой, отказывается от нее или гордится ею, тем в большей степени эти сложности будут возникать и усугублять другие проблемы.

При проецировании на пациента неразрешенных проблем своего собственного, живущего в глубине души, потерявшего надежду или больного ребенка, которому все еще нужна забота и любовь или у которого есть потребность восставать против авторитета, целитель может бессознательно пытаться лечить те комплексы, которые для него в его собственной личности недоступны. Ему в таком случае может потребоваться использовать пациента как источник комфорта или бессознательно держаться от него подальше, как от угрозы. Собственные проблемы целителя, его безнадежность, страх, ненависть к себе самому навязываются и проецируются на пациента в виде искажающих элементов, которые только усугубляют собственную патологию пациента. Индуктивные эффекты наших бессознательных проекций изменяют эмоциональные и перцептивные поля другого человека. Если видеть врага в другом человеке, он им становится, в нем буквально порождается враждебность и чувство, что необходимо защищаться. Если вы проецируете собственное отчаяние на другого человека, то его патология ухудшается, у него возникает ощущение безнадежности. Поэтому нельзя думать, что патологии целителя, которые им самим сознательно не воспринимаются, не могут оказывать отрицательного эффекта на пациентов.

Общие эманации целителя, его образ жизни имеют тенденцию оказывать воздействие, которое может привести как к здоровью, так и к болезни, вне зависимости от умений или сознательных намерений целителя. В дополнение к проекциям, искажениям, дезориентации и недостаткам, описанным выше, общее поле отрицаемого или подавляемого терапевтом страдания оказывает на состояние пациента воздействие, которое приводит его в уныние и ослабляет. И наоборот, если целитель чувствует «целостность» с самим собой (интегративно открыт и имеет связь с собой/со своим центром), а также принимает свое неизбежное состояние уязвимости как важный аспект бытия, то такой целитель оказывает балансирующее и исцеляющее воздействие непосредственно на биологические и психологические поля пациента. Эти феномены регистрировались даже при выращивании растений, за которыми ухаживали разные люди. Они, несомненно, могут взаимодействовать и относиться с уважением к более чувствительным биологическим и психологическим полям больных людей.

Необузданное стремление к власти и контролю, сопротивление эго изменению и трансформации присущи как пациенту, так и целителю. Они устанавливают поля резонанса взаимного усиления и усугубления, которые тем больше, чем в большей степени они бессознательны. Ответственность за устранение получающихся в результате этого сложностей и опасностей ложится на целителя и его психологическую доблесть. Связь терапевта с эго и трансперсональной силой, его духовная ориентация неизбежно, по не явно повлияют на то, насколько открыто он «ведет и справляется с делом». Однако не менее важно, как он влияет на межличностное архетипное поде. В этом смысле процесс исцеления требует от терапевта разделить «инкубационную камеру» с пациентом путем сознательной проработки его или ее собственных одновременно активированных комплексов. Целью является трансформационный процесс, который неизбежно оказывает воздействие на обе стороны. И все же целитель не должен намеренно использовать пациента для его собственных процессов.

Гот факт, что предрасположенность целителя к его собственной болезни активируется в общем с пациентом поле, делает возможным превращение его самого или его собственной «болезни» в «подобное лекарство», которое может быть предложено для исцеления. Сама личность доктора оказывает мощное воздействие на пациента и на терапевтический процесс. Часто активация подобного лекарства происходит в результате той боли, когда целителю приходится отказаться от желания интимных личных отношений с пациентом и принять возникающее вследствие этого одиночество, если в этом стоит вопрос. Это также может быть результатом обучения доктора или его личного опыта, в котором он на себе испытал процесс болезни-исцеления. Такой опыт сознательного со-переживания эквивалентен требуемой жертве, которую целитель сознательно или бессознательно приносит на благо терапевтического процесса. Это помогает ему войти в контакт с личностью пациента, чувствуя, воспринимая и резонируя с ним и, следовательно, так же воспринимая природу недомогания и соответствующую ей терапевтическую модальность и целительное подобие. Таким образом, целитель чувствует правильный терапевтический подход, чувствует, какое нужно выбрать потенцированное лекарство, какие меридианы или точки должны быть активированы, и даже его собственное относительное влияние.

В свете понимания, достигнутого в предыдущих главах, метод чувствования, если он эффективен, должен, с одной стороны, удовлетворять принципу подобия, а с другой — должен предлагаться в нетоксичной, потенцированной (а именно символической) форме. При персональном применении требуется, чтобы целитель в максимальной степени осознавал свои личностные комплексы и проблемы, а также соответствующее подобие с комплексами и проблемами пациента, вне зависимости от того, проецируются они на него или являются частью его собственной личности. Как уже подчеркивалось выше, целитель должен стремиться к осознанию в особенности тех подобных аспектов своей болезни и уязвимости, которые резонируют с аспектами пациента и потому активируются при их контакте. Гак же как мы стремимся избежать загрязнения, когда у нас открытая рана, мы должны пользоваться правилами соответствующей психической гигиены, когда мы имеем дело с пациентами на уровне взаимодействующих полей. Хирург обрабатывает руки, чтобы очистить себя от инфекций, которые он может занести в тело пациента. Но «инфекция» может иметь не только физическую, бактериальную или вирусную природу. Это — динамика поля, которая имеет место при каждом человеческом взаимодействии и заслуживает специального внимания в диаде исцеления, поскольку она может спутать весь процесс и даже внести ятрогенную патологию.

Если личных проблем целителя не избежать или нет возможности их исключить, нельзя позволять себе чувствовать их в «сыром» виде. Они обеспечивают психологический аспект подобного лекарства и потому' должны быть в «потенцированной» форме. «Потенцировать» — значит дать им сознательно выражение, но в не конкретизированной, «одухотворенной форме». Противоположностью является бессознательное их переживание. Часто потенцирование происходит через сознательную концентрацию терапевтом на своих потенциально «токсичных» импульсах или эмоциях, сознательное их переживание, как «укрощаемых» собственных образов, и, следовательно, «инкубацию» их символических реализаций после реструктуризации образа. Такие невидимые вибрации оказывают воздействие на взаимодействующие поля. Реакция на боль или страх со стороны терапевта должна быть обработана, выдержана и проработана терапевтом эмоционально и с использованием образов. В свое время, при наличии адекватной ассимилирующей способности у пациента, может быть безопасно предложить эти образы с необходимыми предосторожностями и в соответствующей «дозе». Именно эта сознательная проработка и «дозированное», метафорическое, образное выражение терапевтом и составляют психологическое «потенцирование» «микрокосмического» подобия его собственной жертвы, которая аналогична гомеопатической жертве «макроскопического» внешнего подобия.

С другой стороны, не будучи такими «потенцированными», нереализованные комплексы целителя обязательно вторгаются в поток взаимной коммуникации и раппорта, что является препятствием для доступа пациента к силе «архетипного целителя», которая в обычной ситуации передается харизмой целителя и доверительной открытостью пациента воздействиям. Это происходит вне зависимости от технических умений отдельного психотерапевта или врача, который лечит тело.

Вот еще один нередкий феномен, знакомый кураторам студентов- психоаналитиков. Студент-терапевт проецирует на пациентов свои неразрешенные проблемы. Я могу вспомнить массу случаев, которые произошли со мной или с моими знакомыми, когда студент па семинаре или после личной консультации с куратором осознавал эту проекцию. Когда же студент приходил на следующий семинар, он с удивлением рассказывал, что когда после консультации с ку ратором он снова встретился с пациентом, то ситуация разрешилась и изменилась «сама собой», даже еще до того, как студент-терапевт сказал хоть слово или применил на практике новый подход. Как будто «по волшебству» измененное отношение и осознание проблемы терапевтом изменило психическое поле и патологию пациента. Этот феномен полевого резонанса является фактором, который должен учитываться во всех случаях межличностного взаимодействия, но, прежде всего, при воздействии на патологию диады «пациент-целитель». Это касается даже тех пациентов, которым требуется исцеление их телесного состояния.

Чисто «технически» лечение будет наиболее эффективным, когда целитель сможет «отойти назад», то есть отстраниться и абстрагироваться от потребностей своего эго, ожиданий и проекций на пациента, а также от «любимых» теорий, лекарств и излюбленных точек зрения. В этом «состоянии измененного сознания», отказавшись от потенциально отравляющих потребностей эго, целитель ощущает и наблюдает за состоянием пациента «изнутри», как будто в намеренно сознательном и временном эмпатическом слиянии.

Следовательно, это нереалистично (и совершенно не терапевтично, потому что препятствует возможности создания терапевтического союза), когда врач или любой другой «целитель тела» полагает, что в отличие от психотерапевта он может действовать отстраненно, объективно, как внешний наблюдатель, который дает «чисто научный» совет, рецепт или указания, оставаясь вне ситуации, не будучи вовлеченным в нее. Тот, кто лечит тело, тоже должен в этом процессе быть партнером.

Неосознанность и игнорирование этого факта физическими целителями закрепляет традиционное разделение разума-души-тела, в соответствии с которым организм есть не что иное, как психохимическая машина, и пациент, соответственно, рассматривается как машина, а нс как человек. Оно также грубо отвергает гуманистический аспект целителя и его уязвимость, чего нельзя избежать в триаде, сформированной с участием архетипного целителя.

Один великий целитель однажды заметил, что «врач никогда не входит в комнату больного один, с ним всегда приходит сонм ангелов и демонов». Придет ли целитель в сопровождении ангелов или демонов, будет определяться тем, до какой степени целитель осознает свои собственные раны и стремление ранить. А также его способностью справляться с ними, потенцировать и преобразовывать в символическую сущность, а следовательно, и способностью управлять ими и не проецировать их на пациентов.

НАНОСЯЩИЙ РАНЫ-НАРУШИТЕЛЬ-ЦЕЛИТЕЛЬ

Особый риск несет в себе целитель, который требует слишком большой силы для себя либо из чувства истинной заботы и ответственности, либо чтобы подчеркнуть свою важность. «Сопротивление» пациента или болезнь может стать тем этапом, на который проецируются собственные конфликты целителя. После этого целитель относится к болезни и пациенту, как к «врагу», с которым надо бороться и над которым нужно доминировать. Это есть аспект возможности целителя «развязать битву» и нанести рану, по когда это происходит на самом деле, то становится элементом, нарушающим баланс. Таким образом, основные факторы, которые необходимо учесть в случае проекции переноса-контрпереноса, следующие: отношения врача к силе исцеления и его восприятие раны и боли и, как следствие, бессознательные стремления ранить и вторгаться.

Энергии, порожденные этими архетипными элементами, являются бивалентными. В зависимости оттого, как они используются, они наделяют целителя силой-маной-харизмой, но также и способностью принести вред. Они могут применяться эмпатически, но и ответственно. Вера в свое высшее знание, умения и индуктивные психические силы (которые мы можем называть суггестией, целительным излучением, мапой, харизмой, авторитетом и так далее) является основной составляющей способности целителя быть эффективным. Такое доверие целителя к себе не только позволяет клиенту проецировать квази-божественные характеристики на целителя или терапевта, но, что более важно, целитель, вполне возможно, не будет эффективным, если эти характеристики не будут приписываться процессу исцеления. Образ Смерти-кумы в сказке свидетельствует тем не менее о том, что эти силы на самом деле не принадлежат целителю, по «получены» им и находятся в распоряжении другого, трансперсонального авторитета, перед которым целитель должен держать ответ и которому он должен «вернуть золото». Если целитель попытается объявить эту власть своей, он может попасть в беду и, скорее всего, попадет в руки Смерти-кумы.

ПРОБЛЕМА ВЛАСТИ

Основное послание Смерти-кумы целителю таково: чтобы не нанести вред себе и пациенту, будущий «благодетель» должен научиться прислушиваться к сигналам от духа Земли и склонять волю своего эго перед намерениями этого управляющего духа Земли, который является высшей силой, контролирующей клетки-носители сознания, одной из которых является сам целитель. В основе функционирования целителя лежит принесение в жертву своих личных потребностей и желаний и подчинение своих сил и способностей «намерениям» трансперсонального принципа, пациента и Руководящего Я целителя, энтелехии.

Будучи связанным с исцеляющей силой, которую он должен донести до пациента, целитель не может полностью отгородиться от нес. С другой стороны, он должен остерегаться приписывать эту силу себе, подчинять ее собственным прихотям или использовать ее для своей выгоды. С силой нужно обращаться как с «доверием», с чувствительностью к ее энтелехии, ее трансперсональным «намерениям» в отношении к индивидуализирующемуся «доверию к жизни» пациента. Такая чувствительность к «сущностной» реальности пациента и к направлениям, которые реальность может определить, требует, прежде всего, чтобы целитель осознавал и контролировал стремления к расширению своей власти.

Раскрывая и используя свои способности и умения для исцеления, доктор по необходимости ощущает и использует власть.  

И если стремление к власти не осознается полностью и не интегрируется со всей ответственностью, не важно, насколько бескорыстным намерен быть человек. Он, прежде всего, стремится удовлетворить свое тщеславие, жадность и первобытное желание быть «на высоте».

Если неизбежные устремления эго к власти являются глубинными мотивами становления, обучения, развития эффективности и успешности человеческого существа (и в том числе и целителя), они являются также и основными препятствиями для всего этого. Из этого парадоксального конфликта между стремлениями эго к доминированию и контролю и встречным требованием уважать потребности других, а также трансперсонального измерения проистекает внутреннее напряжение, присущее процессу индивидуализации человека, и, как следствие, болезнь и исцеление. То, что целитель принимается лечить у своего пациента, является, по сути, присущей человечеству в целом (а также и ему самому) предрасположенностью к болезни, то есть это страх потерять власть. Именно интенсивность его переживания этих общечеловеческих проблем, собственного участия в человеческой болезни, склоняя к нанесению ран другим в силу того, что он их не осознает, также склоняет его к тому, чтобы стать целителем.

Мотивация властью искушает целителя «выставить себя напоказ» бессознательно (или сознательно), чтобы доказать свои превосходные качества, диагностические способности и умения. Когда такое происходит, пациенту отводится роль зрителя, которым целитель манипулирует, чтобы повысить свою значимость. В дополнение к тому; что целитель в такой ситуации теряет видение пациента как личности, он может перейти границы личной компетентности в сложных или незнакомых ситуациях.

Кроме того, «целитель знает лучше» и чувствует себя «единственным», кто по-настоящему понимает исцеление, медицину и психотерапию, а также этого конкретного пациента. Чтобы быть спасителем, целитель бессознательно или далее намеренно преувеличивает патологию пациента и этим невольно провоцирует ее появление у пациента. Или интерес целителя может вызывать именно патология, а не любовь к человеческой природе, и поэтому целитель будет делать так, чтобы пациент оставался больным, а он мог удовлетворять свой интерес.

Чем больше власти присваивает себе целитель, тем меньше возможности остается у человека обратиться к тем исцеляющим силам организма, которые есть у него. Когда властью исцелять и брать на себя ответственность облекается исключительно один человек, «всемогущий доктор», пациент становится пассивным и инфантильным. Он теряет контакт с исцеляющей силой собственного организма и свою ответственность за желание и помощь в выздоровлении. Когда в глазах пациента доктор идентифицируется с божественным целителем, пациент подавляет свое инстинктивное осознание вне зависимости оттого, будет лечение эффективным или нет. Если пациент ждет, что лечение поступит извне, что его принесут на блюдечке, то он не будет в достаточной степени ориентирован на собственные потребности внести некоторые изменения и пожертвовать отдельными взглядами или привычками. Таким образом, внутренний целитель не активирован в достаточной степени.

Такие отношения, если с ними не бороться, также преувеличивают и искажают перенос на целителя пациентом конфликта «ребенок-родитель», что выражается в чувстве детской безнадежности, отказе от ответственности в надежде па то, что целитель- родитель окажет необходимою поддержку и полностью обо всем позаботится. До определенных пределов это ожидание и готовность отдать себя в руки целителя могут открыть пациенту поток харизматической исцеляющей силы, которая исходит от целителя. В конце концов, это часть жертвы-уступки сущности «Я», которая должна быть интегрирована. Однако, будучи преувеличенными и искаженными, такие ожидания могут оказать обессиливающее воздействие, так как лишают эго ответственности и могут привести к тому, что пациент будет излишне инфантильным, пассивным и даже, возможно, будет чувствовать себя жертвой агрессивного целителя-разрушителя. Такие проекции на врача скорее снижают, нежели повышают восстановительные способности.

Тенденция целителя занимать богоподобную, повелевающую позицию выражается также в абстрагированном и не личном «научном», ориентированным на лабораторию подходом «всезнайства», при котором «профессионал» работает скорее с болезнью и теорией, нежели с личностью, с человеком. У пациента при этом возникает ощущение обезличивания, чувство, что его не видят и не слышат, что им манипулируют («Исследование интервью медиков», The New York Times, ноябрь 13, 1991, с. 1, 15). Это приводит к отчуждению между пациентом и целителем, что может спровоцировать у целителя защитную реакцию и дальнейшее отдаление. Этот замкнутый круг усиливает поляризацию между ними. Эта неблагоприятная динамика является одним из основных элементов, которые способствуют падению авторитета медицинской профессии и резкому повышению количества случаев халатной небрежности врачей в отношении пациентов в последнее время.

Стремление реализовать «Я имею» со стороны целителя выражается не только в жадности и одержимости материальными и финансовыми выгодами, что ведет к ненужным и зачастую вредным вмешательствам (испытания, хирургические вмешательства), но, что более важно, это выражается в усилении скрытой потребности «обладать» правильным и «единственно верным» знанием. Отсутствие или отрицание сомнений в правильности чьих-либо суждений ведет к интеллектуальной фиксации, ограниченности, догматической приверженности строгим системам правил, интеллектуальным защитам и абстракциям, которые отнимают у человека чувствительно-интуитивное восприятие уникальной динамики другого человека. Это блокирует эмпатическое участие и чувство «соучастия», которое делает человека открывателем и/или творцом подобного лекарства, необходимого для исцеления. Как правильно отмстил Адольф Гутгспбюль-Крейг («Власть в социальных профессиях», NewYork, Spring Publications, 1971, с. 20),стремление «владеть» единственно верным «лечением» делает из доктора шарлатана, который хочет поразить весь мир своими умениями.

С другой стороны, недостаток силы эго и уверенности в себе могут породить патологию и разрушить эффективность целителя. Терапевты с низкой самооценкой, чувством личной неадекватности и недостаточным ощущением личной целостности склонны к социальной изоляции и депрессивности, работе до полного истощения сил. Исследования выяснили, что они ищут эмоционального удовлетворения и поддержки от пациентов, зачастую переступают границы врачебной этики, навязывая им неуместную близость эмоционального и сексуального характера, становятся энергетическими вампирами («Психиатрические анналы», ноябрь 1991, т. 21, № 11, с. 659).

Все вышесказанное составляет дилеммы и конфликты, которых целитель не может избежать. Если они бессознательны, то преобразуются в болезнь целителя, которая проистекает из человеческой — увы, слишком человеческой — природы целителя, которую он разделяет с пациентом.

И снова скажу: опасен не тот факт, что какие-то из описанных отношений или потребностей эго демонстрируются открыто, но, что более важно, опасность заключается в их бессознательности, в том, что целитель не осознает их неизбежность вне зависимости от своих добрых намерений. Если мы идентифицируем себя с нашими «хорошими намерениями», то можем не заметить неизбежную обратную сторону власти, которая стремится использовать пациента для удовлетворения собственных потребностей. В нашей бессознательности не удается противостоять «жажде золота», жадности, обратной стороне власти, и поэтому мы нс можем проработать их и очиститься. Вместо этого мы проецируем их в виде помех на поле, объединяющее пациента и целителя.

РАНЕНЫЙ ЦЕЛИТЕЛЬ

Способность, реальная или воображаемая, даровать здоровье, жизнь и освобождение от страданий часто служит защитой целителю от необходимости принимать и сталкиваться лицом к лицу с собственными жизненными дилеммами, слабостями, болями и страхами болезни и смерти. Стремясь поддержать свой образ, как здорового и могущественного человека, целитель проецирует и навязывает пациенту собственные непринятые и неискупленные слабости, болезни и страдания. Потребность отвратить боль, болезнь и смерть от себя фактически очень часто формирует скрытую мотивацию к тому, чтобы с тать врачом.

Сказка о Смерти-куме открыто описывает конфликт, который возникает в целителе, когда он сталкивается с судьбой и ограниченными способностями пациента выжить и одновременно со своим импульсом переиграть судьбу для удовлетворения желаний своего эго. Итак, чем больше власти он приписывает себе, тем большим (и, в конце концов, более подавляющим) будет бремя ответственности за возможную ошибку. Этот конфликт может быть очень опасным, и сам целитель может оказаться «в лапах смерти».

Наблюдения показывают, что у большинства врачей повышенный страх смерти (X. Фейфель, «Функции отношения к смерти» в «Отношение к смерти и умиранию у пациентов и врачей», NewYork, Group for the Advancement of Psychiatry, 1965, c. 632-634).Среди врачей самый высокий уровень самоубийств, если сравнивать их с другими профессиями, а если говорить о врачах, то самый высокий уровень самоубийств наблюдается среди психиатров. Гроссбек задается вопросом: «Возможно, психиатры просто не готовы психологически к тому, с чем они сталкиваются в своей работе, и не могут адекватно реагировать?» (в цитируемом произведении, с. 135).

Я не верю, что обычный врач лучше подготовлен психологически к столкновению со смертью, чем психиатр. Скорее я предположу, что психиатр выбирает свою профессию из-за своей более сильной, существующей изначально, общей, не обязательно отрицающей смерть, психологической патологии. Кроме того, поскольку рана доктора постоянно реактивируется вследствие индуктивных воздействий, возникающих от аналогичной патологии пациента, то более явное психологическое воздействие от пациентов психиатра острее воздействует на открытое поведение психиатра, чем в работе врачей, которые работают с телом пациента.

Итак, архетипная функция целителя включает функцию жертвенного рliarтакos, козла отпущения, который предлагает себя и свою чувствительность и способность переживать боль в качестве жертвы. Он выбирает нести и метаболизировать болезни пациента и разделяет с ним заточение в инкубационной камере. Целитель делает это с риском «сгореть дотла», истощить все силы, в том случае если возьмет на себя больше, чем сможет перемести и эффективно обработать.

С другой стороны, в той степени, в которой бессознательный страх смерти и стремление контролировать болезнь и смерть для собственного сохранения будут определять мотивацию выбора профессии, врач будет бороться со смертью и болезнью, как таковой. Это приводит к тому; что доктора начинают интересовать только средства, техники и методы, а не индивидуальность, потребности роста и страдания их пациентов. Они могут назначить такие средства, которые будут сохранять жизнь, но сделают ее одной сплошной мукой, потому что сами они не признают, что смерть тоже может быть потенциальным целителем.

Перед целителем может встать дилемма: либо быть излишне отчужденным, либо полностью идентифицировать себя со священной жертвой, жертвенным pharmakos (см.: Сильвия Бринтон Перера, «Комплекс козла отпущения», Toronto, InnerCityBooks, 1986, с. 73).И первом случае он будет вынужден занять позицию манипулирования силой, во втором — пожертвовать собой, чрезмерно расходуя свою энергию и позволяя пациенту, требующему слишком много силы, опустошать себя. Такие повышенные требования со стороны пациента могут возникать, когда врач отказывается от своего участия в контроле силы и власти.

Разрушение и преобразование получающейся в результате негативной обратной связи взаимно усугубляющих себя патологий зависит от осознания пациентом своего участия и вклада в этот процесс, а также от способности врача «потенцировать» «болезнь» в лекарство посредством сознательного понимания того, что, будучи целителем, он является pharmakos, архетипным козлом отпущения. Он позволяет себе знать, что он именно тот, кто должен страдать от «зла» и патологий других. Следовательно, чтобы избежать «инфицирования» других (своими собственными инфекциями, от которых невозможно избавиться), он должен подвергаться постоянному «очищению», то есть постоянно осуществлять проверку природы и уместность своих реакций (и/или излишне острых реакций), которые могут быть подобными состоянию пациента.

Целитель должен всегда стоять на страже собственных ран и комплексов, своей тенденции проецировать их на других и идентифицировать с подобными состояниями пациентов.

НАРУШИТЕЛЬ

В воплощении архетипа целителя с его аспектом нанесения ран и предложением собственной склонности к болезни в качестве подобного лекарства, целитель воплощает и несет в себе аспект порождения болезни, вторжения архетипного поля болезни. Наша алхимическая серия рисунков (глава 8) показывает того, кто в конце концов присоединится к старому королю в инкубационной камере, как атакующего разрушителя. Аполлон, целитель и отец Аскления, архетипиый врач, был разрушителем, источником болезни согласно «Илиаде». Гомеопатические доказательства демонстрируют, как предрасположенность к исцелению потенциальных лекарств определяется их точной способностью вызывать болезнь. Вторгающаяся болезнь и исцеление есть аспекты одной и той же динамики. Целитель, как и Аполлон, может не только исцелять, но и ранить.

Традиционное предостережение врачам, («не навреди»), было бы излишним, если бы не проистекало из всегда присутствующей угрозы ятрогенной (вызванной неправильными действиями врача) патологии. Поскольку в задачи целителя входит помочь и подтолкнуть пациента к тому, чтобы он принес в жертву некоторые элементы «статус-кво» в пользу «вторгающейся» новой динамики, целитель может в ходе любого терапевтического вмешательства, нс только хирургического или медицинского, стать тем, кто идентифицируется с вторгающимся нарушителем.

Но чаще, однако, целитель становится нарушителем, когда его терапевтический энтузиазм переходит границы, в рамках которых воздействия от его вмешательства могут быть интегрированы динамикой пациента. Существование ятрогенных болезней — это общеизвестный секрет. Вредное воздействие опрометчивого хирургического вмешательства или даже того, которое было осуществлено из лучших побуждений, «побочные» эффекты, вредное воздействие лекарств слишком высокой потенции или слишком частые повторы гомеопатических средств для чувствительных пациентов —со всем этим мы должны считаться, несмотря на все попытки избежать ошибок.

Соматический опыт гомеопатии предлагает очень полезную модель некоторых факторов, которые должен учитывать каждый целитель (и также психотерапевт), если хочет избежать опасности.

ВЫВОДЫ И ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Алхимический opus есть труд Человека-Избавителя во имя интересов божественной мировой души, дремлющей в веществе и ожидающей спасения.

К. Г. Юнг, «Избранное», 12, пар. 557.

Предположение, что человеческая психика имеет пласты, лежащие ниже сознания, видимо, не вызывает серьезных возражений. Но то, что могут быть также и слои, лежащие выше сознания, представляется предположением, которое граничит с crimenlaesaemajestalishumanae. И моем понимании сознание может претендовать лишь на относительно центральное место, и следует принять тот факт, что бессознательная психика превышает его и как бы окружает со всех сторон. Бессознательные содержания привязывают сознание к психическим состояниям, с одной стороны, и архетипным данным, с другой. Но сознание распространяется вперед интуицией, которая определена частично архетипами и частично подсознательным восприятием, зависящими от относительности пространства и времени в бессознательном.

К. Г. Юнг, «Избранное», 12, пар. 175.

Когда импульсы от нового возникшего неявного порядка исходят от поля «Я» и сталкиваются с сопротивлением явного статус-кво, создастся драматический конфликт. Когда в результате напряжения появляется преграда, это проявляется в виде барьера. Исцеление происходит, когда элементы этого сопротивления могут быть принесены в жертву и таким образом «освободить» место для того, чтобы могли войти новые формы. Следовательно, устанавливается синтез, и поэтому жизненная сила, Ки, снова может течь свободно. Процесс исцеления происходит через активизацию аналогичного действия подобных сущностей, которое, устанавливая связь с архетипной сутью, помогает интеграции и разрешает драматический кризис. Этот процесс имеет в алхимии символическое выражение в виде уничтожения и возрождения короля (принесение в жертву статус-кво) и преобразования останков (преграда, барьер) в золото (новый синтез).

Как символический pontifex,строитель моста к «сути» энтелехии или «Я», целитель должен обеспечить безопасное вместилище, или место, в котором может быть принесена жертва. Настроившись на собственное поле и суть неявного порядка, стоящего за динамикой субстанций окружающего мира, целитель также служит преобразователем и посредником символического подобия нового паттерна. Через это может возникнуть обновленное сознание энтелехии, Руководящее Я. Символически это воссоединение было конкретизировано в мифе и алхимии как процесс создания или очищения золота и lapis,философского камня.

Этот процесс исцеления может происходить по любому из пяти основных путей, указанных Парацельсом (глава 8). Он может происходить путем комплиментарного замещения, которое предлагает поддержку слабым или отсутствующим функциям, при этом устраняются преграды и раздражители до тех пор, пока восстанавливающие силы организма не смогут снова делать свою работу. Сюда относится аллопатическая медицина, хирургия и методы естественного исцеления, а также посредничество поддерживающей, по не аналитической психотерапии.

Па более глубоком уровне исцеление может происходить, когда неявная подобная «сущность» дезорганизующей преграды может быть активирована через молитву или медитацию, посредством настойки себя на собственное ноле или поддерживающую божественную силу, вне зависимости от вероисповедания или принадлежности к какой-либо церкви. По аналогии с «обрядами очищения», которые восстанавливают в «золоте» его божественную сущность, сопротивление, оказываемое статус-кво, открывает ему сущность энтелехии. Терапевтические модальности «встряхивают» человека и передают поток энергии, которая «подобна» и соответствует природе того агента, который спровоцировал образование барьера на телесном, эмоциональном или духовном уровне.

К этой категории относятся также specifics(по Парацельсу): гомеопатическая медицина, акупунктура и глубинная психотерапия. А также деятельность шамана, который призывает «духов-помощников» или «вытягивает» болезнь из тела. Прикосновение или давление, оказываемое на спастические мышечные группы или иглоукалывание в акупунктуре в соответствующих точках меридианов, а также остеопатические, краниосакральные, по Фельденкрайсу, биоэнергетические и хиропрактические манипуляции и пальпации — все это восстанавливает жизненный поток. И может также «разморозить» и дать осознание эмоциональных напряжений и воспоминаний, которые были «похоронены» в физическом поле и изменили витальное поле.

Гомеопатические доказательства и их терапевтическое применение продемонстрировали, что все нарушенные физические и психологические функциональные паттерны, фиксации, кризисы имеют «где-то» макрокосмическое материальное подобие. Это означает, что наши комплексы находятся в функциональном соответствии не только с кодовыми системами наших органов, то есть с мышцами, нашим телесным щитом, акупунктурными меридианами и точками, но также и с информационными системами, закодированными в паттернах различных веществ и полевых систем внешнего мира. Они соответствуют эквивалентным паттернам, закодированным в космических планетарных циклах и в наших различных способах реагирования в стрессовых ситуациях, то есть в органических или функциональных симптомах или напряжениях определенных мышечных групп. Все это, в свою очередь, имеет эквиваленты в кодах подтверждающих паттернов различных веществ окружающего мира. Примите во внимание, что гомеопаты говорят о фосфоре, сере или сепии (чернила каракатицы) или о состояниях борца или белладонны как о личностях.

Таким образом, восстановление баланса, которое производится по аналогии с полем вторгшихся и создавших барьер сил, можно найти в образах или полевых паттернах личности (божества, человека, своей собственной или чьей-то другой) или животного, растения, даже камня, химического вещества, минерального соединения. Они все «информируют» или воплощают особую неявную архетипную сущность.

В этих процессах функции подобия играют роль энергетического резонансного канала. Через функциональное соответствие он настраивает время-вещество-воплощение на безусловную архетипную динамику и поля форм.

Это удивительное ощущение, когда ты осознаешь, что таким образом нарушенное, запертое в рамках конфликта органическое или психическое функционирование посредством резонанса подобия присоединяется мгновенно (по крайней мере, вне временных рамок) к макрокосмическому аналогу формы в другом человеке, растении, животном или минеральном веществ.

Все архетипные неявные паттерны имеют тенденцию инкарнироваться в человеке и окружающей природе как «несовершенные», определенные условиями формы, как конфликтные или порождающие конфликты взаимодействия. Никакой кристалл нс является совершенным выражением его идеальной формы; каждый цветок, дерево отличаются или имеют отклонение от идеальной формы, присущей данному виду. Ни один родитель не может быть идеальным родителем. В отношениях каждой пары «родитель — ребенок» есть конфликты, и, кроме того, они возникают между внутренней собственной природой ребенка и условиями, навязываемыми отличной природой родителей, семьи и культуры.

Как будто все наши проблемы, нарушения и комплексы отражаются в некоторой форме несовершенств явных земных веществ. Неявный порядок кодирует, «выражает» себя в нашей психике в виде комплексов, как паттерны образа, эмоции или стимулы. Они через свои «инкарнации» проявляются как условные отклонения от архетипного «идеала» (отец, мать, любовь, ненависть, переход, героическая битва, капитуляция, проницаемость). Подобным образом они инкарнируют себя в паттернах биологических жизненных энергий и в формах животных, растений и минеральных веществ.

Эти соответствия, однако, не носят линейный взаимнооднозначный характер. Кризис отца, например, не соответствует определенному веществу. Паттерны более обширны, и их связи не всегда нам понятны. Проблема отцов и детей, которая активирует кризис па уровне проницаемости организма, когда она касается определения границ, физических или психологических, может, например, соответствовать аллергическим состояниям и состояниям, связанным с приемом кальция. Когда сопротивление чьих-то «волокон» требует реструктуризации, это может соответствовать кремнию или pul-satilla(пастушья сумка). Оно может быть «подобным» heparsulfuris(сульфид кальция), когда вопрос касается взаимодействия между несбалансированной проницаемостью (кальций) и «яростной» неконтролируемой, очень острой реакцией (сера), что выражается в воспалительных состояниях. Нужно провести еще множество исследований, чтобы прояснить эти вопросы. У нас до сих пор слишком мало понимания качественных аспектов веществ, которые структурируют наш мир. До сих пор мы изучали только количественные композиции — химию минералов, растений и животной жизни — по, не имея достаточного количества гомеопатических доказательств, мы никогда систематически не соотносили себя с качественными «склонностями», «личностями» или «душами», даже с «душой» космоса. (Антропоморфные термины используются, поскольку не существует соответствующих, более адекватных терминов для обозначения их жизненных сил, Ки и «астрально»-эмоциональных полей элементов окружающей природы, скажем, сурьмы, серебра, сурукуку, кварца или экстракта горечавки и яда плюща.)

Как все видимые проявления, эти паттерны имеют несовершенные выражения «идеальной» сути. Они тем не менее могут служить соединительными мостами и каналами резонанса с этой «непредставимой» архетипной сутью. В определенной степени такими каналами могут служить ключевые точки (акупунктурные и позвоночные). 

Это включает процесс дифференциации сознания, который не ограничен нашей персональной психикой, а включает и то, что мы называем «психе» и «сознание материи» планеты Земля, частью которой мы являемся. Через участие в процессе трансформации человека природа может стремиться к тому, что алхимики называли искуплением primamateria(первичной материи), которая есть душа и материя. Возможно, продолжающаяся эволюция сознания требует нового творения, растворения, sacrumfacere(жертвования), обожествления и воссоздания формы, чтобы приблизить реализацию его неявной сути.

Необходимость всегда иметь дело с «несовершенными» проявлениями, очищать их, пытаться приблизиться (даже нс имея надежды достичь) к «совершенной» архетипной модели может быть толчком для нашей жизненной драмы и творческой задачей, поставленной перед нами кризисом. «Связывание, закалка и структурирование заново» (глава 6) полноты того, что составляет целостное «Я» человека, происходит не только на биологическом и эмоциональном уровнях. В наших снах сообщения от трансперсональных сил в равной степени указывают на вопросы моральных и этических стандартов. Когда мы идем против нашего глубинного сознания, то можем заболеть. Точно так же, когда мы приходим к согласию с моральными, этическими и духовными требованиями относительно нашей жизни, мы можем исцелиться или, по крайней мере, не заболеть, как на психологическом, так и на соматическом уровне. Мифологическая интуиция подсказывает, что эта битва важнее даже, чем наша личная драма жизни. Физик Бом и биолог Шелдрейк заявляют, что паттерны событий не исчезают, они продолжают существовать в виде неявного порядка или морфических полей. Они продолжают существовать как часть жизни общего мирового организма. И динамика, обсуждаемая па этих страницах, предполагает, что, вероятно, эволюция и дифференциация человеческого сознания на протяжении веков и его стремление к расширению являются аспектами организма Земли или космического организма, стремящегося к расширению своего сознания за счет человеческой драмы.

Человеческое сознание есть информация о себе и постепенное осознание динамики «неявных» форм. В нашей функции рефлексивных, несущих сознание клеток организма Земли нас могут постоянно вынуждать вмешиваться во «всегда неизменную» циклическую деятельность инородного порядка, участвовать в конфликтах и интеграции конфликтов. Эта потребность в расширении космического сознания может потребовать переживания и интеграции различных неявных архетипных паттернов, которые входят в нашу психику, а также телесные ощущения.

Многим идея о цели, которая заложена в нас от природы, активируется и должна быть достигнута через драму и страдания или разрушения и смерть, кажется притянутой за уши, если не абсурдной. И тем не менее в глубине нашего существа сидит вопрос «А зачем?», который зачастую перекрывает даже стремление к выживанию. Смерть может рассматриваться как нечто несущее здоровье и обновление. Творение или открытие новых форм и порядков может на самом деле заставить отказаться от биологического стремления к сохранению здоровья и жизни и от врожденного страха смерти и страданий.

Наши проблемы встречаются на пути не только из-за плохого отношения к чему-либо, по и чтобы подтолкнуть пас вперед. Возникновение новых полевых паттернов с их потенциалом конфликтов и болезней является важным элементом человеческого существования, предпосылкой для взросления и роста. Жизнь — это не только битва за выживание, но драматический процесс творения, стремление воплотить и явить миру новые формы ради форм в движении к дальнейшему усовершенствованию и дифференциации.

Одна из эзотерических интерпретаций астрологии такова, что смертные констелляции индивида (со всех их трансформациями потенциала рождения) несут назад в космос полученный опыт этой конкретной инкарнации. Сообщения, которые мы получаем из снов, тоже указывают в этом направлении, особенно те, которые имеют место незадолго до смерти того, кому они приснились. Женщине, которая должна была вскоре умереть от рака, в последнюю ночь ее жизни приснился сон, что она присутствовала на показе мод и было важно, чтобы она не испортила событие своей нервозностью. Одежда символизирует то, что мы называем «persona»,а именно нашу адаптацию к бытию «здесь и сейчас». Таким образом, во сне ей было сказано, что вскоре ей тоже придется поучаствовать в шоу и показать в «другом» мире те способности к адаптации, которые она приобрела во время своей жизни, перед другими после ее смерти. В скрытой форме ей посоветовали нс нервничать по поводу перехода, как будто факт смерти — это что-то такое, о чем не стоит беспокоиться.

Об аналогичном случае сообщает Эдингер. Сон приснился его пациенту, который был при смерти (Эдвард Эдингер, «Эго и архетип», NewYork, Putnam, 1972).

Мне поставили задачу, слишком сложную для меня. Тяжелое бревно лежит, спрятанное в лесу. Я должен найти его, обрубить ветки и вырезать на нем узор. Результат работы должен быть сохранен любой ценой, как представляющий нечто такое, что никогда больше не будет повторено и находится в опасности утраты. В то же время нужно сделать запись, описывающую в подробностях, что это, какое имеет значение, что из себя представляет. В конце вещь должна быть передана в публичную библиотеку. 

Для человека сложная и зачастую болезненная, практически невыполнимая задача стать тем, кто ты потенциально «есть», включает чередующиеся этапы болезни и исцеления, ощущения вины и искупления, эгоизма и жертвенности, и, вследствие этого, интеграцию сепаратистских или деструктивных стимулов в «формальный порядок космоса». Посредством включения материального тела Земли в процесс трансформации человека через боль и болезни ради роста и расширения сознания, человечество может на самом деле, как алхимия видела это, предложить трансформацию также до уровня «материальной» субстанции. Для космоса эта деятельность се человеческих «клеток сознания» может составлять процесс его собственной эволюции, Мировой души, Духа или, возможно, того неизвестного, что мы называем Богом.

Примечания

1Utaliquidfiat(лат,) — дословно означает «чтобы что-нибудь делалось». Положим, мам не ясна болезнь пациента, и нужно выждать ее выяснения, или болезнь неизлечима, а симптоматических показаний нет. Но ведь нельзя оставить больного без лекарства, и вот в этих случаях следовало назначать «безразличные средства». Для подобных назначений в медицине существует даже специальный термин «прописать лекарство utaliquidfiat» (сокращенное вместо «utaliquidfierivideatur — чтобы больному казалось, будто для него что-то делают»). (В.И. Вересаев. Записки врача.) — Примеч. пер.

2 Хиропрактика — один из самых древних методов лечения различных заболеваний с помощью мануальной терапии, включает в себя работу с позвоночником, суставами и внутренними органами. — Примет, пер.

4Натуропатия — популярное направление «натуральной медицины» в США, Канаде, Западной Европе. Имеет содержание объединенной жизненной философии и медицинской практики для улучшения здоровья и лечения болезней с использованием «жизненных сил» организма. — Примеч. пер.

1Независимый исследователь изучил различные лабораторные эксперименты, в которых рассматривались гомеопатические средства (А. А/. Скофилд, «Экспериментальное исследование а гомеопатии: критический обзор», «Британский гомеопатический журнал» (BritishHomoeopathicJournal), 73, июль 1984; октябрь 1981: с. 161-180, 211-226).

Несмотря на то, что большая часть этих экспериментов имела недостатки в организации, исследователь все-таки смог выделить по крайней мере дюжину опытов, которые были выполнены должным образом. С 1984 по 1991 год было проведено около десяти качественных лабораторных опытов, которые подтверждают биологическую активность гомеопатических микродоз (Дана Ульман,«Открытие Гомеопатии: медицина для XXI века», Berkeley: North Atlantic Books, 1991; «Берлинский журнал по исследованиям в области гомеопатии» (Berlin Joumilon Researchin Homeopathy), там 1, номера 1-4).В дополнение к этим лабораторным опытам «Британский медицинский журнал (British Medical Journal)» (9 февраля, 1991, с. 316-323)опубликовал обзор клинических исследований с использованием гомеопатических средств и сообщил о 107 зарегистрированных случаях, в 81 из которых была подтверждена эффективность используемых средств лечения различных заболеваний. — Примеч. авт.

1Паттерн — здесь «узор», структура, форма, пространственное или временное распределение стимулов, процессов. Под паттерном в ЦПС понимается конкретный состав систем, по отношению к которым специализированы нейроны данной структуры. — Примеч. ред.

Челюсти этой змеи очень подвижны и могут «вращаться». — Примеч. ред.

1 Имеется в виду перевод данной цитаты с немецкого языка на английский язык. — Примеч. пер.

1Perse — сами по себе (лат.) — Примеч. пер.

[1]Холизм — философия целостности. — Примеч. пер.

Остеопатия —Примеч. пер.

Примеч. авт.

Число Авогадро —Примеч. ред.

Морфический резонанс —Примеч. пер.

Примеч. авт.

Рэйки —Примеч. пер.

Терапия полярности —Примеч. пер.

Митраические ритуалы —Примеч. пер.

Примеч. авт.

Примеч. авт.

Талбот, там же, глава «Голографическая Вселенная», с. 32. - Примеч. авт.

Примеч. авт.

Pars pro toto —Примеч. пер.

Примеч. авт.

[15]

[16]

Примеч. пер.

Status quo anteПримеч. пер.

-Примеч. пер.

Примеч. пер.

Примеч. пер.),Примеч. авт.

[22]

Примеч. авт.

Примеч. пер.

Примеч. пер.

Примеч. авт.

Василиса Гхегаса, «Anacardium Orienlalis», журнал «Гомеопат», том 12, №2, Northampton: The Society of Homeopathy, 1992). - Примеч. авт.