Заботливый муж дарит своей жене Анне путешествие в загадочную Трансильванию. Они едут туда веселой компанией, но во время путешествия с Анной начинают происходить странные вещи. Муж и подруга, похоже, нарочно пугают ее, в старинном зеркале она видит чужое отражение, а главное – Анну начинает преследовать образ ее погибшего возлюбленного… Что это? Тени зловещих легенд или не менее зловещая реальность? И где искать спасение? Конечно, в любви…
ru love_short Ann Wulf en Roland doc2fb, FB Editor v2.0 2008-06-25 http://www.litres.ru Текст предоставлен издательством 816be3b1-9243-102b-911f-e616bb67d0de 2 Три сказки для Анны Издательский Дом «Панорама» Москва 2007 5-7024-2243-0

Энн Вулф

Три сказки для Анны

Пролог

Если бы старину Барри не так мучила головная боль, он, наверное, сразу придумал бы, как вразумить своего неожиданного посетителя.

Но посетитель, молодой и весьма привлекательный мужчина, похоже, совершенно не думал о последствиях своего решения. Он сидел, вольготно развалясь в кресле, и разглядывал носки своих новехоньких ботинок. Неужели ему все равно? – хмурясь, думал Барри. Нет, не может быть… Или может?..

– Вы поймите… – Барри подошел к окну, чтобы вдохнуть глоток свежего воздуха. – Поймите, что это может быть опасно. Кто знает, какими последствиями обернутся для нее смена климата и другая обстановка! Даже я не в силах этого предположить… А ведь я имею опыт побольше вашего.

Мужчина кивнул, по-прежнему разглядывая свои ботинки.

– Все это я уже слышал, – пробормотал он, не поднимая глаз. – И все же я поступлю так, как сочту нужным. Ваши методы уже устарели, Барри. Вам не кажется?

Такого Барри не ожидал. Как этот парень смеет критиковать то, в чем совершенно не разбирается? Словно почувствовав его возмущение, боль окончательно вышла из-под контроля. Барри не выдержал.

– Как знаете. Помните, что я вас предупреждал. А насчет моих методов… Думаю, не вам о них судить.

Оторвав наконец глаза от ботинок, молодой человек поднялся с кресла.

– Я рад, что мы поняли друг друга… – улыбнулся он.

Ни черта вы не поняли, констатировал про себя Барри и, не дожидаясь очередного приступа боли, вызвал секретаршу.

– Алисия…

– Да, Барри. Принести вам кофе? Или обезболивающее?

– Нет… Окажите мне услугу, Алисия. Это очень важно. Я должен разыскать своего университетского друга и коллегу. Вы записываете? Его зовут…

– Дорогой, верь мне, у нас все получится… – Она потянулась к нему через столик и погладила его по плечу. Он обожал это прикосновение и аромат ее духов, сладкий, невероятно сексуальный. – Вот увидишь, мы все сделаем, как надо. Чуточку терпения, и наши мечты сбудутся…

– Ты не находишь, что все это слишком сложно? – пробормотал он, теряясь в волнах ее запаха.

– Это же твоя идея… И потом, ты сам говорил – так безопаснее. – Она поняла, что ее дурманящие чары сделали свое дело, и вернулась в прежнее положение. – Ты же не хочешь, чтобы наши имена появились во всех газетах под заголовком…

– Не надо… – Он приложил палец к губам, умоляя ее замолчать. – Конечно нет. Все, чего я хочу, – быть рядом с тобой.

Она улыбнулась. Неудивительно, что этот мужчина – единственный, кого ей посчастливилось полюбить по-настоящему…

Он молча вглядывался в черную мглу пистолетного дула. Мысль о том, что это орудие придется применить по назначению, пугала его еще больше, чем вид пистолета. Он нерешительно отодвинул от лица смертоносную игрушку. Нет, это не для него… Или все-таки для него? Сможет ли он сделать то, что вознамерился? – вот в чем вопрос. Если нет, значит, не стоит упаковывать эту страшную вещь в свою дорожную сумку. А если – да?

Что с тобой, черт побери? – мысленно выругался он. Соверши хоть один поступок в своей жизни…

Нет, он не сможет… Он решил положить пистолет обратно, в ящик письменного стола. От резкого окрика, донесшегося из холла, дрогнула рука.

Или все-таки сможет?..

1

Трансильванский ветер

– Ох, Майк, ну не надо! Пожа-а-а-луйста… – Анна смущенно улыбнулась и вывернулась из рук Майка. Взгляд при этом у нее был таким виноватым, словно она только что сказала мужу что-то гадкое.

– Пожа-а-а-луйста… – поддразнил ее Майк и, изловчившись, все-таки сжал Анну в объятиях. – Боюсь, Анна Брануэлл, избавиться от меня будет не так-то просто…

– А я и не собиралась. – Анна подняла на него глаза, подернутые фиалковой дымкой. На ее лице было написано немыслимое счастье. – Я слишком люблю тебя…

По лицу Майка скользнула тень. Набежала и ушла, будто ее вовсе не было. Но проницательная Анна успела ее заметить.

– Слово «слишком» здесь неуместно, – холодновато проговорил Майк.

Он разжал руки, и Анна наконец-то смогла выскользнуть из его объятий. Ее ладони были перепачканы мукой, половина которой благополучно перекочевала на выходной костюм Майка. Анна отряхнула руки, посмотрела на усыпанный белым порошком костюм мужа и укоризненно покачала головой:

– Ну вот, я же говорила…

Майк беспечно улыбнулся, позволив Анне в очередной раз полюбоваться ямочками на своих щеках, и, наклонившись, поцеловал ее перепачканные ладони. Его губы тут же покрылись тонким, словно изморозь, налетом муки.

– Оставь, все это мелочи… – прошептал Майк. – Правда, я до сих пор не понимаю, почему ты не наймешь кухарку, – добавил он уже совершенно другим тоном.

Анна пожала плечами. На ее лице снова отразилось смущение. Она не понимала, что преступного в самом обычном желании готовить любимому мужу завтрак, обед и ужин. Похоже, у Майка на этот счет были свои соображения… Иногда Анне казалось, что муж стесняется ее такой – в фартуке, пусть чистом и аккуратном, но все же фартуке, с руками, усыпанными белым налетом муки…

Да, наверное, я кажусь ему нелепой, с тоской подумала Анна. В синих глазах промелькнуло облачко грусти.

– Ну что ты, – поспешил реабилитироваться Майк. – Это я так сказал… Мне нравится, как ты готовишь. Хотя и удивляет, что дочь таких обеспеченных родителей… Ну, в общем, ты понимаешь… – окончательно смутился он. Его лицо приобрело натужное выражение. Анна улыбнулась про себя – роль Джимми из пьесы Осборна «Оглянись во гневе» явно не для него. – Ладно, – похоронил он недосказанную мысль, – давай о хорошем. Ты же любишь путешествовать? Так ведь, Анна?

В фиалковых глазах замерцали-заплясали искорки. Слово «путешествовать» пробудило в Анне давно забытое чувство – радость предстоящих перемен.

– Да… – пробормотала она, пьянея от счастья и все еще не веря в то, что Майк Брануэлл – настоящий трудоголик – наконец-то решил отдохнуть от своей писательской деятельности.

– И, наверное, не откажешься прокатиться со мной в Трансильванию? – с наигранной небрежностью поинтересовался Майк.

– Господи! Я столько мечтала об этой поездке!

Забыв о выбеленных мукой руках, Анна бросилась на шею мужу.

– Вот здорово! Как же здорово! – не унималась она.

– Ты не возражаешь, если с нами поедут Дэвисы? Вега и Алан? – как бы невзначай поинтересовался Майк, сжимая жену в объятиях. – Я рассказал им о маленьком сюрпризе, который приготовил для тебя, и они в один голос заявили, что поедут с нами. – Майк посмотрел на Анну испытующе. Как она отнесется к этой новости? – Вега все-таки твоя подруга, – неуверенно продолжил он, – а Алан… бесплатное приложение к ней.

– Не нужно так, Майк… – слегка нахмурилась Анна и немного отстранилась от мужа. – Он – муж Веги… И, по-моему, неплохой человек…

– Хорошо, хорошо, – примирительно произнес Майк. Зачем нервировать жену сейчас, когда он почти добился, чего хотел? Он понял, что обрадованная Анна согласится сейчас на все, что угодно. – Ну так как? Надеюсь, с ними нам будет веселее…

– Конечно, – кивнула Анна.

На ее губах играла веселая улыбка, которую Майк называл яблочной. Анна Брануэлл уже вдыхала ветер Карпатских гор, развевающий ее длинные, словно окропленные медью волосы…

– Моя дорогая Анна, – усмехнулась Вега, элегантно спроваживая в пепельницу очередной напомаженный окурок, – если бы я рассуждала так, как ты, то осталась бы старой девой…

Анна Брануэлл окинула подругу взглядом, который Вега давно уже выучила наизусть. Он означал: «дорогая Вега, неужели тебе до сих пор не надоело разыгрывать из себя циничную стерву»?

– Не надоело, – усмехнулась Вега и, довольная эффектом, произведенным на подругу, весело тряхнула змеящимися черными кудрями. – И не надоест никогда. Рядом с Аланом невозможно быть другой… Хотя ты бы была, я знаю… – Вега томно вздохнула и откинулась на спинку плетеного кресла. – Он такой зануда… К тому же это его постоянное обжорство, которое сводит меня с ума… – Она забавно наморщила свой маленький вздернутый носик, выражая полное пренебрежение к растолстевшему супругу. – Скоро он не сможет водить свой «шевроле». Потому что не поместится на переднем сиденье… Но Алан Дэвис продолжает есть. Иногда у меня такое ощущение, что он ест даже во сне. Чертов обжора! – Вега резко наклонилась к Анне, так что та даже испугалась, и прошептала влажным усталым голосом: – Иногда мне кажется, что я готова его убить…

Анна выслушивала подобные откровения далеко не в первый раз. Вега откалывала подобные номера регулярно. Она была стремительной, эмоциональной и демонстративной натурой – любое место для нее было залом, а люди неизбежно превращались в зрителей.

Когда-то Вега хотела стать актрисой, но, увы, – жизнь распорядилась по-другому. Она стала заурядным врачом, но полностью компенсировала свой неуспех мужским вниманием, изливавшимся на нее со всех сторон. Мужчины летели на нее, как мухи на мед, как мотыльки на огонь, как бейсбольный мячик за пределы поля. И неизбежно оказывались не у дел. Ведь Вега была актрисой. А актерам чуждо постоянство, им подавай игру, каждый день, каждую минуту…

И все же Анне не хотелось верить, что подруга вышла замуж за Алана Дэвиса исключительно из материальных соображений. Ее мечтательная душа все еще питала иллюзии, что Вега, несмотря на внешний цинизм, любит мужа так же, как Анна Майкла. Хотя… Иногда Анну одолевали сомнения. Слишком уж искренней казалась Вега, когда глядела на Алана с нескрываемым презрением…

– Давай о чем-нибудь другом. – Анна отстранилась от подруги и отвела глаза, чтобы спрятать взгляд от хризолитово-зеленых глаз Веги. – Может…

– О путешествии? – усмехнулась Вега и вновь откинулась на спинку стула. – Боже, как ты предсказуема… Ну разве можно быть такой, Анна?

Анна улыбнулась. Упрек в предсказуемости – один из любимейших ходов Веги.

– Какая уж есть, – постаралась она ответить в тон подруге. – Я слишком долго дожидалась этой поездки, чтобы теперь молчать о впечатлениях. Придется тебе потерпеть и послушать.

– Валяй… – С губ Веги вспорхнула беспечная улыбка. Но тут же исчезла. Зеленый взгляд нащупал на своем пути инородное тело – Алана Дэвиса, который направлялся к столику, шумно шаркая шлепками ядовито-желтого цвета. – Вот черт… – прошептала Вега одними губами. – Даже не верится, что по дороге его не арестовала полиция нравов… В этих шлепках цвета недоспелого кабачка он выглядит особенно эротично…

Анна хмыкнула. Вега умела быть остроумной. Жаль только, большинство ее шуток были злыми и ядовито-желтыми, такими же, как шлепки Алана. Чтобы хоть как-то поддержать Алана, Анна улыбнулась и помахала ему рукой. Алан слабо улыбнулся в ответ – он все же поймал неприязненный взгляд жены – и кряхтя опустился в плетеное кресло, при этом едва не опрокинув стоящий на столике стакан с недопитой колой. Вега презрительно поморщила носик, а Анна сделала вид, что не заметила его неловкости. На Алане были бежевые шорты и рубашка-гавайка, подчеркивавшая его далекий от совершенства живот.

Анна была согласна с тем, что Алан выглядит нелепо, но никогда не поддерживала критики Веги и Майка, касавшейся умственных способностей этого мужчины. Может, Алан и не образец красоты и сексуальности, но уж точно не дурак. Хотя Анна не так уж и часто общалась с Аланом, но чутье подсказывало ей, что за широким лбом, лоснящимся на месте залысин, скрывается не самый средний мозг…

– Куда ты подевал Майка? – поинтересовалась Анна, небрежно придвинув к себе стакан с колой.

Алан сощурил глаза цвета блекло-зеленой листвы. Веснушчатую кожу у глаз расчертила тонкая сетка морщин.

– Он решил зайти в кафе на другой стороне улицы. Может, хоть там найдется нормальный чай… Но, похоже, чтобы найти его, нам придется изъездить всю Румынию вдоль и поперек, – улыбнулся он.

– А все Анна. Ох уж мне это твое пристрастие к чаю… – Вега с укором взглянула на подругу. – Может, сядешь на низкочайную диету?

– Видимо, придется, – виновато улыбнулась Анна.

Она окинула взглядом улицу, и вскоре ее ожидание было вознаграждено – на мощенной неровными плитами улице появился Майк.

На фоне Алана ее муж выглядел верхом элегантности. Его смуглое красивое тело облегала безупречно белая футболка, на которую пепельной краской был нанесен тонкий изящный рисунок – перо, опущенное в маленькую серебристую чернильницу. Сексуально облегающие льняные брючки, стильные летние туфли цвета кофе с молоком – он был похож на мужчину с рекламного постера.

Несмотря на семь лет, которые Анна прожила с мужем, у нее до сих пор перехватывало дыхание, когда она видела этого молодого бога. Майк никогда не стригся коротко – его темно-каштановые волосы ровными волнами спадали на плечи. Эта подчеркнутая небрежность в прическе заводила Анну больше всего. А еще его карие, ореховые глаза, такие влажные, такие красивые… Анна с трудом подавила желание. Сейчас не время. Рядом Вега и Алан. К тому же они до сих пор не добрались до гостиницы…

– Успешно? – ехидно поинтересовалась Вега у Майка. Она заранее знала ответ на свой вопрос.

– У-у, – помотал головой Майк и, элегантно приземлившись за столик, приобнял Анну, не замечая, как у той проступил на щеках румянец, а глаза подернулись фиалковой дымкой. – Ни черта нет в этом городишке. И почему ты выбрала именно Румынию? – насмешливо поинтересовался он у жены.

– Я… – Анна виновато потупила взгляд. Ох уж эта ее дурацкая манера оправдываться в каждом своем действии! – Во-первых, Румыния – страна-загадка, а во-вторых…

– Здесь жил Дракула… – продолжила за подругу Вега. Ее насмешливые зеленые глаза скользнули по Майку. Майк усмехнулся, поймав ее взгляд. Ему не очень хотелось поддерживать разговор, который затевала чересчур романтичная Анна. – Как ты не понимаешь, это обычная…

– Приманка для туристов, – натянуто улыбнулась Анна. Ей порядком надоело, что Вега и Майк считают ее наивным ребенком. И совсем не хотелось, чтобы это отношение к ней испортило атмосферу поездки, о которой Анна мечтала много лет… – Все это я знаю. Но здесь красивые города, и вряд ли вам удастся убедить меня в обратном. А ты как думаешь, Алан?

– Угу… – Алан не торопясь разглядывал меню. Вопрос Анны застал его врасплох.

– Оставь его. – Вега лениво повела плечами. – Желудок для Алана гораздо важнее всех городов Европы.

Алан и бровью не повел. Он опустил глаза и продолжил разглядывать вместилище кулинарной мудрости. Анна позавидовала его спокойствию. Она бы так не смогла. Скорее всего, расплакалась бы и убежала. Но на то он и Алан Дэвис – воплощение спокойствия и безмятежности.

– Черт с ним, с чаем, – резюмировал Майк, убрав руку с плеча Анны. – Перекусим и найдем гостиницу. Надо сказать, я порядком устал от дороги. Не мешает придавить пару часиков. А вечером гульнем в каком-нибудь баре. По-моему, неплохой план… – Майк покосился на Вегу, словно та была единственным человеком, способным его поддержать.

– Я – за, – отозвалась Вега, мечтательно затянувшись очередной сигаретой.

Ночные гулянки – по ее части. Анна не сомневалась, что подруга уже продумала свой вечерний наряд и даже представила кавалера, с которым будет танцевать весь вечер на глазах у измученного жарой неповоротливого Алана.

А как же Брашов? – хотела спросить Анна. Ведь мы приехали сюда не за тем, чтобы проводить ночи в душных барах, а дни – в гостиницах…

Но вопрос она не задала. Ее взгляд приковала колонна на углу летнего кафе. А точнее, человек, мелькнувший на фоне колонны.

Нет, этого не может быть. Ей показалось… Анна тряхнула головой, чтобы очистить ее от странных видений, а потом вновь покосилась на колонну. Похоже, она все-таки обманулась. Конечно, обманулась… Мертвые не воскресают – это ведь самая достоверная истина из всех истин. Да, Анна обманулась. Похоже, это жара. Просто жара…

– Анна? – Майк выглядел обеспокоенным. – Что-то не так? Тебе нехорошо?

Анна снова тряхнула головой. Волосы, обласканные жаркими лучами, медью хлынули на плечи.

– Просто жара… – улыбнувшись, прошептала она.

К счастью, вечером жара спала. Больше всех радовался Алан – в жару он чувствовал себя медведем, которого посадили на раскаленный асфальт. Анне тоже полегчало – сон принес сладкое забытье, и чувство тревоги, которое она испытала после дневного видения, рассеялось. Облачившись в пушистый розовый халат, она бродила по номеру и напевала недавно услышанный мотивчик модной песенки, слова которой даже не потрудилась запомнить – текст песни был слишком наивным.

Майк, развалившись на широкой кровати с темно-синим, усыпанным серебряными звездами балдахином, пыхтел дорогой сигарой, купленной в местном баре. Что тебе шейх в своем гареме, усмехнулась про себя Анна. Майк всегда испытывал благоговейный трепет перед атрибутами роскоши и богатства. Выбирая номер и сигару, он руководствовался отнюдь не уютом и вкусом, а пышностью убранства и высокой ценой.

Эту черту в характере Майка Анна заметила задолго до того, как они поженились. Какое-то время ей даже казалось, что ее состояние привлекает Майка Брануэлла сильнее, чем она сама. Но Майк настолько открыто заявлял о своем пристрастии ко всему «дорогому и роскошному», что заподозрить тайный умысел в его ухаживаниях было бы смешно. «Да, – с легкомысленной улыбкой говорил он Анне, – я был бы лжецом, если бы сказал, что мне безразличны твои чертовы деньги. Нет, я ужасно рад, что ты богата. Правда, если бы ты была бедна как церковная мышь, поверь, я любил бы тебя не меньше».

Его искренность подкупала не только Анну, но и ее отца – старого ворчуна Ирвина Марберри. Удивление Анны было безграничным, когда она узнала, что отец согласился на их брак. Ей казалось – и тому уже были подтверждения, – что ревнивый отец никогда не позволит ей выйти замуж. Но Ирвин сменил гнев на милость, когда поближе познакомился с будущим зятем. От проницательного старикана не укрылось, что Майк – весьма амбициозный парень, готовый идти по головам для достижения собственной цели, но он увидел и то, что Майк искренне любит его дочь.

– Может, ответишь мне, дружище Майки, – обратился к будущему зятю Ирвин, – что ты будешь делать, если я откажу дочери в помощи и лишу ее наследства?

Майк небрежно пожал плечами, словно речь шла о мешке с гуманитарной помощью, а не о состоянии, измерявшемся в миллионах долларов.

– Найду хорошую работу и попытаюсь обеспечить Анне достойную жизнь.

– А как же твое писательство? – хитро сощурился старик. – К гадалке не ходи, ты спишь и видишь, как прославишься.

Майк почувствовал, что от этого ответа зависит вся его дальнейшая жизнь. Но виду не подал.

– К черту писательство, – собрал он в кулак всю свою невозмутимость. – Сейчас мне нужна Анна.

Старик усмехнулся. Фраза, которую произнес Майк, показалась Ирвину вымученной. Однако Ирвин Марберри знал, что его болезнь не будет ждать, пока он отыщет мужа для своей дочери. Майк – неплохой парень, а что еще нужно Анне? В конце концов, состояние все равно отойдет ей, а она распорядится им так, как сочтет нужным. Ирвин Марберри не сомневался, что Анна совсем не так наивна, как считают многие…

Анна сбросила с себя розовый халатик, оставшись в одном белье и тапочках с забавными меховыми помпонами. Стащив с головы полотенце, она тряхнула влажными волосами. Брызги бисером посыпались на гладкую поверхность трюмо. Покосившись на Майка, Анна поняла, что он не обращает никакого внимания на ее обворожительную полунаготу. Майк по-прежнему терзал сигару и пялился в разворот глянцевого журнала. Анна досадливо поморщилась – ей так хотелось, чтобы Майк посмотрел на нее, играя плотоядными ямочками на щеках, подошел к ней и занялся с ней любовью… прямо перед трюмо.

Она еще раз бросила в зеркало беглый взгляд – на секунду ей показалось, что из загадочной зеркальной глубины на нее смотрит лицо Веги. По телу Анны скользнул холодок. Разве она похожа на Вегу? Они с подругой совсем разные, можно сказать, полные противоположности друг другу… Анна – романтичная и нежная, Вега – страстная и роковая… Похоже, она просто поморщилась так, как это обычно делала Вега. Получилось неплохо… Но Вега – скверный пример для подражания, осеклась она. Анна никогда не стала бы вести себя так, как подруга…

Но иногда… иногда Анна ловила себя на мысли, что восхищается Вегой, ее умением подавать себя, заставлять мужчин видеть в ней загадочную, яркую, интересную личность… Она могла быть рысью и пушистой домашней кошечкой, змеей и маленькой безобидной ящеркой, легкокрылой бабочкой и пауком, плетущим свою липкую сеть. Она была разной, непредсказуемой. Вот что всегда привлекало и одновременно настораживало в Веге. С такими, как подруга, мужчины никогда не скучают, с тоской думала Анна. Могла ли она, хрупкая стрекоза, позволить себе такую роскошь – быть броской яркокрылой бабочкой?

– Анна! – Голос Майка вырвал ее из сумрачной глубины зеркала. Анна быстро обернулась, и мысли, снедавшие ее, поглотило холодное стекло. К ее удивлению, Майк успел докурить сигару, подняться с кровати и даже натянуть джинсы и футболку. – Хочу спуститься в бар, выпить стаканчик чего-нибудь холодного. Ты не против?

Анна растерянно покачала головой. Конечно, она не против. А любовь перед трюмо придется отложить…

– Ладно, малыш. – Майк подошел к ней и ласково потрепал ее влажные волосы. – Спускайся, когда будешь готова…

Анна спустилась в бар, когда на часах было что-то около семи. Танцплощадка в противоположной стороне от барной стойки была переполнена людьми. Все они – яркие, блестящие, как елочные украшения, – извивались, дергались под громкие ритмичные звуки музыки.

Среди танцующих Анна заметила Вегу. Ничего нового – подруга флиртовала с молодым красавцем, с которым, скорее всего, здесь же и познакомилась. Наверняка и Алан скучал где-нибудь неподалеку. А рядом с ним – Майк, который пропустил уже не одну кружку холодного пива…

Анна вздохнула – отдых в Трансильвании представлялся ей совсем другим.

– Майки! – с деланой веселостью поприветствовала она мужа. Тонкая юбка из синего панбархата скользнула по столику, как обмякшее крыло бабочки. – Здесь полно народу. Я уже отчаялась вас найти.

– Я же просил, не называй меня Майки, – вяло отреагировал Майк. – Неплохо выглядишь.

– Прости… Мне всегда казалось, что тебе подходит это имя, – спешно оправдалась Анна.

– Оно дурацкое, – сухо отрезал Майк. – Ты что-нибудь будешь? Мы с Аланом пьем холодное пиво. Кстати, на твоем месте, Алан, я бы перешел на что-нибудь менее калорийное. От пива растет живот. А твой живот и без того напоминает бурдюк в подвале средневекового монаха…

Анна покраснела от бестактности мужа. Да, Майк не любит Алана, но ведь это – не повод постоянно его унижать. К тому же Алан – совершенно безобидное существо. Неужели Майку интересно подшучивать над человеком, который совершенно не реагирует на выпады? Наверняка у Алана куча комплексов, подумала Анна. И в каком же коробе он хранит все эти «богатства»? Короб должен быть очень большим…

– Да, пожалуй, ты прав, – равнодушно заметил Алан. Он даже не поглядел на обидчика. – Отказаться от пива так же сложно, как от еды, – алкоголизм и обжорство похожи друг на друга, как братья-близнецы, – усмехнулся он одними глазами.

Анна заметила, что его глаза устремлены на танцпол. Алан не сводил их с Веги, скользившей в объятиях партнера, словно роскошная хризолитовая змея. Будто мужа вовсе нет в зале…

– Закажи немного вина. – Анна приобняла Майка.

Он упруго отстранился от ее тела, поискал глазами официанта. Анне показалось, что он не здесь, не с ней. Обдумывает сюжет очередного романа? К этому Анна уже привыкла. Наверное, все писатели такие – немного отрешенные и в то же время до безобразия практичные люди. И как это у них получается – сочетать в себе такие несочетаемые качества?

Пока Майк делал заказ, за столик вернулась Вега. На ней было блестящее, облегающее платье. В нем она напоминала змею – скользкую, гибкую, непредсказуемую. Анна пожалела, что оделась так скромно – темная юбка из панбархата и синий топ делали ее незаметной на фоне роскошной подруги.

– Майк, закажи еще текилы, – простонала Вега, изморенная танцем. – И чего-нибудь перекусить… Юноша, как насчет картошки фри? Я чудовищно скучаю по Макдоналдсу. – Она улыбнулась официанту, и тот мгновенно попал под действие ее чар. На его узких губах, чуть опушенных усиками, созрела ответная улыбка. – Мы, американцы, такие примитивные, – продолжала шутить Вега. – Знаем толк исключительно в фастфуде. А вы – румын, юноша?

Официант, окончательно сраженный столь активным вниманием к его персоне, кивнул.

– Румын… Карашо понимать английски…

– Вот и прекрасно… – Вега всем корпусом облокотилась на стол и выгнулась в сторону смущенного юноши, устремив на него свой фантастически-зеленый взгляд. – Так как насчет картошки фри?

– О’кей. Карашо картошка.

– И с соусом, пожалуйста. – Вега сделала внушительный жест руками. – Много разных соусов. Вы, румыны, наверняка знаете в них толк…

– О да, – краснея, закивал юноша. – Карашо соусы…

Вега хотела сказать что-то еще, чтобы окончательно сразить пылкого румына, но Майк, смеясь, оборвал ее:

– Хватит заигрывать с официантом, Вега. Иначе мы останемся без выпивки и ужина.

– Ох уж мне эти писатели, – поморщилась Вега. – Все вдохновение – в алкоголе.

– Неправда, – горячо возразил Майк. – Я пью только по праздникам. Или в отпуске. Когда я не пишу. Правда, Анна? – заискивающе улыбнулся он.

Анна рассеянно кивнула. Ей было неловко. То ли потому, что Вега флиртовала с официантом при Алане, то ли потому, что Майк смотрел на Вегу как-то уж слишком выразительно. Анне даже показалось, что он приревновал ее к молодому румыну. Алан был, как обычно, спокоен. Только в его неярких зеленых глазах Анне почудилась угроза. Наверное, это нервы… Она ожидала от поездки большего, чем сидение в душном баре. Может, не стоило требовать от Майка всего и сразу?

Вега никогда не растрачивала свои чары впустую. На столе очень скоро появились вино, текила и картошка. Анна одним глотком осушила бокал, наполненный Майком. Впервые за долгое время ей хотелось опьянеть. Забавно, что она, никогда не решавшая алкоголем своих проблем, рассуждала сейчас, как большинство… Или как Вега, которая постоянно пила «что-то бодрящее»? Скользкий сгусток тревожных мыслей снова закопошился внутри. Анна кивнула Майку – еще вина – и тот с готовностью наполнил бокал.

– Майк, почему ты не ешь картошку? – поинтересовалась Вега, просовывая ломтик картофеля между эротично округленными губами. – Похоже, румыны готовят ее со специями. Очень вкусно, попробуй.

– Предложи Алану, – попытался отвертеться Майк. – Еда – его конек.

– Нет уж, – игриво мотнула головой Вега. – У Алана и так слишком большое пузо. Ему полезно поголодать. А вот тебе…

Майк умоляюще посмотрел на жену.

– Анна, может быть, ты за меня вступишься? Твоя подруга хочет сделать из меня второго Алана. А я не собираюсь менять свой гардероб. Во всяком случае, в ближайшее время…

Анна пожала плечами. Выпитое вино не избавило ее от чувства неуместности, ненужности в этой маленькой уютной паре – Майк и Вега. Алан Дэвис тоже был здесь лишним. Но он всегда был лишним и давно уже привык к этому.

– Если Майк растолстеет, я отдам его тебе, – попыталась отшутиться она. – Жизнь с писателем не такая уж простая, как кажется…

Вега махнула рукой. Тонкие браслеты на ее запястье звякнули.

– Какая ерунда, – беспечно улыбнулась она. – После жизни с Аланом любой мужчина покажется ангелом…

Алан бросил на нее беглый взгляд, исполненный не то тоски, не то приглушенной ненависти.

– Прекрати, Вега, – рассердилась Анна. – У тебя прекрасный муж. Не стоит говорить о нем в таком тоне.

Вега пропустила это жалкое заступничество мимо ушей и снова покосилась на Майка.

– Если ты не съешь ее сам, придется тебя заставить…

– Вега!

– Майк?

Тонкие изящные пальцы Веги извлекли из тарелки ломтик картофеля и обмакнули его в соус. Через несколько секунд картофель оказался под носом у Майка.

– Ешь, – приказала госпожа Вега.

Майк театрально зажмурился и раскрыл пухлые губы. Вега тотчас же засунула в них картофельную палочку.

– Ну как? – поинтересовалась она, ехидно поглядывая на Майка.

Тот наконец открыл глаза и не без удовольствия прожевал картофель.

– Ты права. Очень вкусно. Остренький, со специями картофель фри по-румынски, – улыбнулся Майк и потянулся за следующей картофелиной, опережая Вегу, которая, похоже, собиралась повторить процедуру кормления из рук.

Анна вспыхнула. Ей было неприятно, что Вега так явно флиртует с ее мужем. Незнакомцы в душных и пьяных барах – это еще куда ни шло. Но Майк… Ее Майк… Возмущение росло, клокотало в ее душе. Ей хотелось сказать Веге что-нибудь резкое, отрезвляющее, но Анна, как обычно, не находила слов. Эмоции всегда брали верх над ее разумом. Несмотря ни на что, Вега была куда более сдержанной. Даже в гневе она могла ответить так лаконично и остроумно, что злопыхатели умолкали. Но Анна не была Вегой…

Чтобы успокоиться, Анне пришлось выпить еще бокал вина. Ее не переставал удивлять вечно молчащий, тихий, смиренный Алан. Сейчас она почти злилась на него. Как он может быть такой овечкой? Ведь он мужчина! Неужели ему все равно, как ведет себя его жена?!

Майку не нужно было смотреть на Анну, чтобы почувствовать ее раздражение. Он понял, что должен сгладить обстановку, царившую за столиком.

– Анна… – прошептал он, склонившись к ее уху. – Не принимай все так близко к сердцу.

Его рука скользнула под стол и прикоснулась к бедру Анны. Это прикосновение обожгло ее, смыло недавний гнев. Майк почувствовал это и удовлетворенно шепнул:

– Ты хочешь меня?

– Да, – пьянея от желания, пробормотала Анна.

– Сейчас неудобно уйти, – заговорщически подмигнул ей Майк. – Выпьем еще немного и удалимся в апартаменты.

– Хорошо… – От его прикосновений Анна теряла рассудок. Она слишком легко возбуждалась, не зная, достоинство это или недостаток. Во всяком случае, Майку это нравилось. Или в такие моменты он попросту чувствовал себя самцом?

– Милуетесь? – язвительно поинтересовалась Вега.

– Имеешь что-то против? – с вызовом спросил Майк.

Вега не успела ответить. К их столику подошел пожилой мужчина, в глазах которого был написан интерес врача к пациентам. Он тут же представился:

– Алин Прану. Не удивляйтесь, я отлично владею английским. Давно не видел американцев. В Мишвидце – деревеньке, где я практикую, – вообще немного туристов. Вот и захотелось поговорить. Если вы не возражаете, конечно…

– Отчего же? – Вега кивнула Алану на свободный стул за соседним столиком. Алан послушно поднялся из-за стола и поплелся за стулом. – Мы всегда рады новым людям.

– Прекрасно, – оживился Алин. – Когда я ехал в Брашов, у меня было два желания: хорошенько выпить и пообщаться с иностранцами. Одно из них, похоже, близится к осуществлению.

Алан принес стул, который Прану тут же занял, кивнув толстяку в знак благодарности.

– Вы – доктор? – поинтересовалась Анна, разглядывая Алина. Ей казалось странным и неуместным появление здесь этого человека. Она надеялась, что разговор развеет это ощущение и привнесет в затянувшийся вечер струю свежего воздуха румынской деревни.

– Да, – усмехнулся Прану, – деревенский докторишка. – Одна радость: мой авторитет в этих краях незыблем. Ведь я здесь единственный врач. Больше-то рассчитывать не на кого…

Вега звонко рассмеялась, явно рассчитывая привлечь внимание доктора. Майк хмыкнул. По телу Анны пробежал странный холодок. Доктор Прану глядел на нее так, будто мог прочитать судьбу в ее сузившихся синих глазах.

– Может, расскажете что-нибудь забавное из своей практики? – поинтересовалась Вега.

Анна почувствовала облегчение – взгляд Алина соскользнул с нее и теперь вцепился в Вегу.

– Почему бы и нет? – Алин отхлебнул предложенное Майком пиво. – Правда, мне хотелось бы знать, кому я буду рассказывать эти истории…

– Ох, простите! – Вега шутливо хлопнула себя по лбу. – Ваше появление было таким внезапным, что мы даже забыли представиться. Меня зовут Ве-ега, – томно протянула она свое имя. – Это Анна, – коротко бросила она, кивнув в сторону подруги. – Это – Майк и Алан, наши мужья. – Слово «мужья» Вега произнесла в высшей степени пренебрежительно, словно в этом определении родства крылось что-то пошлое и смешное. – Ну вот, мы и знакомы. Теперь можете рассказывать свои истории…

Алин посмотрел на нее долгим задумчивым взглядом. Вега ничего не почувствовала, но Анне показалось, что он знает об их компании все. Она не понимала, откуда взялось это странное ощущение, но с момента появления Алина оно не отпускало ее. Словно этот доктор читал их, как книгу, как фолиант, в котором были записаны их судьбы. Может быть, он психолог, и этим все объясняется? Так или иначе, от его взглядов Анну бросало в дрожь.

– Однажды ко мне пришла молодая пара. Они были женаты лет пять или шесть… У них не было детей, а жена ощущала потребность в ребенке. Ее муж вел себя как-то уж очень нервно, растерянно… Тогда я был еще молод и решил, что это – обыкновенный страх мужчины перед отцовством. Я принялся убеждать его в том, что ребенок – вовсе не зло, а благо. Он слушал меня внимательно, качал головой, разве что не записывал мои слова в блокнотик. Смешной такой синий блокнотик, который он зачем-то принес с собой… Ведь он и писать-то не умел, как я узнал позже… Потом я осмотрел жену, и с ней вроде бы все было в порядке. Прописав кое-какие таблетки, я благословил эту пару и отпустил их, назначив следующий осмотр через месяц. Недели через две молодой супруг… – Алин сделал паузу и как-то странно покосился на Анну, отчего ее сердце запрыгало, как мяч по теннисному корту. – Молодой супруг, – продолжил Алин, отхлебнув пива, – похоронил свою жену и объявил о помолвке с ее двоюродной сестрой… Неправда ли странно при таких обстоятельствах? – Алин обвел вопросительным взглядом окружающих. – Я не мог удержаться от звонка в полицию. Пришлось поделиться своими подозрениями… Случилось именно то, что я и предполагал: он отравил свою жену. Уже позже в поисках какого-то лекарства я перерывал полки и обнаружил пропажу одного из ядов. Видимо, пока я беседовал с женой, ее супруг обшаривал мои закрома. Одного я не пойму до сих пор: как этот темный деревенский паренек додумался взять именно тот яд, который практически не оставляет признаков отравления… Вот это – загадка…

Анну передернуло. Вега смотрела на доктора взглядом затравленной тигрицы. Майк захлебнулся кашлем – финал истории пришелся под глоток пива. Один только Алан молчаливо уставился в кружку, на дне которой плескалась янтарная жидкость. Он, как всегда, был невозмутим.

– Да… история… – выдавила Вега, попытавшись натянуть улыбку на растерянное лицо. – Я бы не сказала, что она забавная. Скорее уж – мрачная. Похоже, у вас, докторов, особенный юмор.

– Может быть, – усмехнулся Прану. – Но история жизненная, вы уж мне поверьте. – Его взгляд скользнул по все еще кашляющему Майку и остановился на Анне. – Весьма жизненная…

Анна окончательно потерялась под его пристальным взглядом. Ее дрожащие пальцы нащупали бокал, возвышавшийся над пивными кружками и рюмкой, из которой Вега пила текилу. Анна выпила вино одним глотком. Алкоголь, духота и рассказ Алина Прану ударили ей в голову. Анна почувствовала, что вот-вот потеряет сознание. Собрав последние силы, она выскользнула из-за стола.

– Я сейчас. Прогуляюсь немного…

Майк кивнул.

– Впечатлительная натура, – раздался за ее спиной голос доктора Прану.

– Есть немного, – донесся до нее ответ мужа.

Анна выбралась на улицу и сразу же почувствовала, как к ней возвращаются силы. Свежий трансильванский ветер щекотал нос пряным ароматом травы. Рассказ Алина Прану не казался уже таким мрачным, а его глаза – такими всевидящими и всезнающими. И как она умудрилась разволноваться из-за такой мелочи? Просто смешно…

– Ты, как обычно, смешна, Анна Брануэлл, – грустно усмехнулась Анна. – Стоило переживать из-за глупой истории?

Асфальтированная дорожка вела к аллее. Прогуляться? Почему бы и нет? Маленькие каблучки тихо цокали в тихих лиловых сумерках, создавая атмосферу абсолютного одиночества. Анна, жмурясь, наслаждалась легким ветерком и воздухом, наполненным нежными ароматами уходящего лета. Стоило выйти из бара, чтобы окунуться в атмосферу настоящей Трансильвании…

За размашистыми кронами деревьев виднелась Бисерика Нягрэ – Черная церковь, на которую Анна так хотела посмотреть вблизи. Опаленная угасавшим закатом, она казалась сказочным замком, прорезавшимся сквозь окровавленные облака. Завороженная этим зрелищем, Анна остановилась. Аллея затихла. И даже птицы не смели нарушить эту благословенную тишину.

Но идеальная тишина длилась недолго. Несколько секунд – и паузу нарушил хруст раздавленной кем-то ветки. Анна вздрогнула, скорее от неожиданности, чем от страха, и обернулась. Она была уверена, что увидит Майка, который забеспокоился и пошел следом за ней. Но это был не Майк. Знакомый силуэт на фоне лиловых сумерек запечатал Анну в ледяной саркофаг испуга. Она не могла ни вскрикнуть, ни двинуться с места…

Силуэт исчез, растворился в аллее так же быстро, как и появился. Пульсирующая тишина отбивала в ушах Анны причудливый ритм страха. Что это было?! Был ли это живой человек или призрак?! Могла ли она видеть то, что увидела?! Анна не знала ответов на эти вопросы.

Элджернон умер. Она знала это наверняка. Неужели его призрак спустя несколько лет решил разыскать свою живую возлюбленную?!

Нет, это бред… Неужели у нее галлюцинации? Вот оно то, о чем говорил ей отец… Треклятая болезнь не оставляет их семью в покое… Может, зря она перестала ходить к мистеру Морчеру, семейному психоаналитику?.. Похоже, папа был прав…

Анна опустилась на корточки и закрыла голову руками. Она посидит так немного, и все призраки, все галлюцинации уйдут прочь, словно их и не было. А когда она вернется домой, то первым делом пойдет к Морчеру. Дай-то Бог, чтобы не было слишком поздно…

2

Эффектная брюнетка за рулем автомобиля

Из Брашова они выбирались под вечер. Вега весь день мучилась головной болью – она гуляла в баре до самого утра и только на рассвете удостоила мужа своим возвращением.

Анна тоже чувствовала себя не лучшим образом. Вечернее приключение подействовало на нее удручающе. Алан, как всегда, страдал от жары, но при этом находил в себе силы носить жене кофе и еду. Один только Майк чувствовал себя превосходно и смотрел на остальных с высоты своего благополучия и поразительного для писателя здоровья.

Анна с тревогой смотрела на обагренные сумерками кроны деревьев и спешно паковала вещи, ругая про себя Майка, который даже не удосужился ей помочь. Перед самым отъездом он забрался в душ и сидел там уже больше часа. Как будто не мог подождать, когда они доберутся до следующей точки их маршрута – легендарного замка Бран, по слухам принадлежавшего когда-то самому Владу Цепешу-Дракуле.

Закончив с укладкой вещей, Анна высыпала на трюмо содержимое косметички. Она едва успела подвести глаза – в номер постучали.

– Анна, Майк! – раздался голос Веги. – Все еще милуетесь? Вам не кажется, что лучше выехать до темноты? Это все-таки земля Дракулы! – хихикнула Вега. – Вампиры, ну и все такое…

Анна раздраженно бросила черный карандаш в косметичку и направилась к двери. Вега, как всегда, в своем репертуаре. Весь день провалялась в кровати, задержала отъезд, а теперь сама же корит всех за нерасторопность. Интересно, ее с детства учили нахальству? Или это у нее врожденное?

Анна распахнула дверь так резко, что чуть было не ударила себя по лбу. Вега расхохоталась.

– Не нужно было так торопиться, я могла бы подождать, – сквозь смех произнесла она. – Не нервничай. Я пошутила насчет вампиров.

– Ну знаешь, – сквозь зубы процедила Анна, – твои шуточки меня достали…

– Что с тобой? – потрясенная Вега даже смеяться перестала. – Я ведь просто пошутила…

Анна поняла, что была слишком резка с подругой. Она никогда не позволяла себе быть грубой… На ее лице снова появилось так хорошо знакомое всем виноватое выражение.

– Извини… Я тоже чувствую себя не лучшим образом.

– Ничего, – расслабилась Вега. – Может, тоже таблеточку? Я выпила и, ты знаешь, чувствую себя так, будто родилась заново. Еще бы чего-нибудь бодрящего…

– Нет, спасибо. Обойдусь без таблетки, – вяло ответила Анна. Раздражение испарилось, и теперь она чувствовала слабость. Будто ее выжали, как мокрую тряпку, и вывесили на солнце… Господи, что с ней творится? Откуда все это берется? – Сейчас поедем. Только Майка из душа вытащу.

Анна побрела к двери в ванную комнату.

– Майк! Сколько можно плескаться?! Хочешь ехать в гору по ночной дороге?

– Сейчас, сейчас! – раздался полусонный голос Майка. – Черт, я заснул в этой проклятой ванне!

– Ф-фуф… – Анна развела руками и слабо улыбнулась Веге. – Наверное, мы никогда не доедем до замка Бран. Кстати, куда ты подевала Алана?

– Он в холле, сторожит вещи, – с привычным равнодушием ответила Вега.

– О господи, ты говоришь о нем, как о собаке! – возмутилась Анна.

– Оставь. В конце концов, это мой муж. И если его это устраивает…

– Откуда ты знаешь? – поинтересовалась Анна, расчесывая щеточкой пушистые ресницы. – Может быть…

– Вот черт! Дьявол!!! – раздался из ванной голос Майка – смесь боли и злости на все живое. – Будь проклята эта ванна! Чертова дракульская ванна, мать ее… – Майк продолжил костерить ванну, да так, что даже у Веги, куда более раскованной, чем Анна, заалели щеки.

– Что случилось, Майк?! – Не на шутку перепуганная Анна в два прыжка очутилась около двери в ванную и принялась дергать ручку. – Что с тобой?! Открой дверь!

– Сейчас… – простонал Майк. – Вот только доползу до нее…

Через несколько секунд дверь была открыта. Майк восседал на краешке ванне и потирал щиколотку правой ноги. Его влажный торс и ноги были обнажены. На бедра было небрежно наброшено полотенце.

– Извините, не успел одеться, – пробормотал он, массируя щиколотку. – Похоже, я подвернул ногу… Поскользнулся на этом чертовом полу…

– Я вызову доктора, – засуетилась Вега. – Только, пожалуйста, Анна, не давай ему двигаться.

Анна ощутила внезапный приступ острого раздражения. Мамочка Вега! Она везде самая первая и самая знающая! Даже в этой ситуации она умудряется давать советы, черт бы ее подрал!

Анна осеклась. Как она может думать о Веге, когда мужу плохо? Да и потом, разве было бы лучше, если бы Вега осталась здесь, с полуобнаженным Майком? Что за дрянь лезет в голову? Анна снова почувствовала себя виноватой и, чтобы загладить вину, принялась хлопотать вокруг Майка.

– Любимый, тебе очень больно? – Она погладила его по мокрым волосам и опустилась на колени рядом с ванной. – Очень? Может быть, ты выпьешь таблетку? Или я поищу какую-нибудь мазь? Мы ведь взяли с собой аптечку…

– Успокойся, – бросил Майк. Его лицо исказила короткая гримаса боли. – Больше всего меня волнует то, как мы поедем. Ты не умеешь водить, у Алана нет прав…

– Глупо думать об этом сейчас, – махнула рукой Анна. – Поедем завтра. Или послезавтра… Главное, чтобы с ногой все было в порядке.

– Нет, нет! – Майк энергично замотал головой, забрызгав водой лицо Анны. – Только не завтра! Я знаю, как ты хотела попасть в Бран. И я отвезу тебя, чего бы мне это ни стоило!

– Даже не думай, – категорически заявила Анна. – Ты не поведешь машину с больной ногой!

– Не переживай, Майк, машину поведу я.

Анна обернулась. В дверях стояла Вега. За ее спиной Анна разглядела доктора Прану. Вот так сюрприз! Снова этот доктор со странными глазами и не менее странными историями… Она была бы очень признательна этому типу, если бы сейчас он обошелся без них…

– Доктор Прану, – растерянно пробормотала Анна, выразительно косясь на Вегу.

Вега развела руками – похоже, ей тоже не хотелось, чтобы Майка осматривал именно этот человек.

– Я встретила Алина, когда спускалась вниз, – объяснила она. – И он любезно предложил свою помощь.

Алин Прану усмехнулся, но его холодные глаза не улыбались. Анне показалось, он расслышал иронию, звучавшую в словах Веги.

– Вы разрешите мне осмотреть ногу? – обратился он к Майку.

Майк кивнул. Его лицо выглядело бледным и осунувшимся. Похоже, до прихода доктора Прану он чувствовал себя лучше…

Чтобы уступить дорогу доктору Прану, Вега прижалась к двери. В этой позе она выглядела сексуально и в то же время беззащитно. Анна бросила в ее сторону беглый взгляд, в который уже раз удивляясь тому, что даже в критической ситуации Веге удавалось сохранить свой неподражаемый шарм. На фоне подруги Анна чувствовала себя неуклюжим морским котиком. Она тяжело поднялась с корточек – у нее затекли ноги – и попятилась к душевой кабинке.

Прану склонился над Майком и ощупал больное место.

– Здесь? – поинтересовался он, зажав между пальцами щиколотку.

– Угу. У-у-у… – простонал Майк. – Вот, черт…

– Осторожнее, – вырвалось у Анны.

Прану даже не посмотрел в ее сторону. Только улыбнулся.

– Не переживайте. Я доктор, а не мясник… Удивительно, нога даже не опухла.

На лице Майка отразилось заметное беспокойство. Словно все это время он ждал подтверждения своих опасений, но не получил его.

– Неужели? – разочарованно пробормотал он. – Но откуда же боль?

Алин Прану убрал руку с щиколотки и посмотрел на обескураженного Майка.

– Наверное, вы просто ударились. Растяжения нет. А это – пройдет. Приложите к ноге лед и, на всякий случай, обмотайте ее эластичным бинтом. Поводов для волнения нет.

У Анны вырвался вздох облегчения.

– Значит, все в порядке?

– В полном. – Прану просочился в узкий проем между телом Веги и косяком двери. – Но, разумеется, если вы не доверяете мне, то можете обратиться к другому специалисту.

– Ну что вы… – Анна поймала его взгляд и испуганно смолкла. Прану смотрел на нее так, как учитель смотрит на провинившегося школьника. – Мы и не собирались…

– Мне льстит ваше доверие. – Его серые глаза скользнули по собравшимся. – Желаю хорошо отдохнуть… Без приключений, – ни с того ни с сего добавил он.

Когда доктор Прану ушел, Анна помогла Майку выбраться из ванной, а Вега вынула из холодильника несколько кусочков колотого льда. Майку определенно стало лучше. Анна даже засомневалась: не уход ли доктора Прану так благотворно повлиял на больную ногу?

– Думаю, еще минут двадцать, и мы можем ехать, – сообщил Майк, натягивая на ногу эластичный бинт.

– Нет… – обреченно простонала Анна. – Я же говорила – ты не поведешь машину…

– А кто сказал, что поведу я? Кажется, Вега изъявила желание прокатить нас с ветерком, – улыбнулся Майк.

– Майк, не шути так, – раздраженно заметила Анна. – Я ни разу не видела Вегу за рулем автомобиля…

Вега обиженно насупилась.

– У меня есть права. И я периодически вожу авто, которое, бог знает зачем, купил Алан. Конечно, я не самый виртуозный водитель, но все-таки это лучше, чем совсем ничего…

– Может, все-таки поедем завтра? – предложила Анна, с робкой надеждой косясь на Майка.

Но знакомое инфантильное выражение, появившееся на лице мужа, не предвещало ничего хорошего.

– Все будет хорошо, малыш, – подмигнул он растерянной Анне. – Это я тебе обещаю.

Краем глаза Анна заметила усмешку Веги. Эта женщина всегда добивалась, чего хотела. Спору нет, она снова на высоте…

Дорога, склеенная из ленточек серпантина, теперь напоминала какой-то сумрачный лабиринт. Мгла стекала по стеклам первыми каплями дождя, и Анна тревожно разглядывала эти капли, будто они были вестниками грядущей беды.

Невозмутимая Вега сидела за рулем, чувствуя себя хозяйкой положения. Ее темные волосы разметались, а лицо зарумянилось. Тонкие изящные пальцы сжимали кожаную поверхность руля. В ее руках он напоминал свернувшуюся змею – замершую в предвкушении скорой добычи. Анна всю дорогу пыталась подавить чувство тревоги, мелко, по-тараканьи, копошащееся в подсознании.

– Ну что там, Вега? – раздраженно поинтересовался Майк, сидевший рядом с «лихой наездницей». – Почему так медленно? И вообще, ты уверена, что выбрала верную дорогу?

– Уверена, – скользко улыбнулась Вега. Она терпеть не могла, когда кто-то указывал ей на ошибки, даже если они были очевидными. – Если думаешь, что на моем месте ты был бы проворнее, сильно заблуждаешься. Не очень-то просто подниматься в гору.

– Умный в гору не пойдет, – мрачно констатировал Майк. – Я вообще не понимаю, какие черти понесли тебя на эту дорогу. Я ведь предупреждал – нужно было сворачивать…

– Майк, – вмешалась Анна, которую порядком утомили их постоянные споры, – так мы ничего не решим. И никуда не выберемся. Давайте попробуем… хотя бы попробуем… рассуждать спокойно и логично. Где карта? – Она откинула назад пушистые пряди волос, отливавшие медью, и склонилась к плечу Майка. – По-моему, она должна быть у тебя.

Майк обшарил свои колени. За ними последовал бардачок. За ним – узкое пространство под креслом авто.

– Черт! – Майк с трудом проглотил куда более крепкое словцо. – Куда я ее подевал?! Может, ты помнишь, Анна? – с надеждой покосился он на жену.

Анна покачала головой.

– Черт! – снова выругался Майк. – Алан?!

– Не помню. Кажется, я вообще ее не видел… – Алан заерзал на сиденье. Он чувствовал себя виноватым, в очередной раз не оправдав чаяний окружающих.

– Кого ты спрашиваешь? – Уголки Вегиных губ растянулись в скептичной усмешке. – Он не видит дальше собственного пуза.

– Ну хватит! – вспылила Анна. – Раз вы не знаете, куда ехать, нам лучше вернуться…

– Куда? – засмеялся Майк, мрачно косясь на Вегу. – Если ты думаешь, что эта роскошная брюнетка знает дорогу назад… Нам еще повезло, что она не умеет поворачивать вправо и влево, иначе мы давно скатились бы с горы. И, в лучшем случае, слушали бы пение ангелов…

– Ты – вряд ли, Майк, – нервно усмехнулась Вега. – Черти давно уже приготовили для тебя котел. Специальный котел для остряков, которые не умеют острить. Стараются всю жизнь, но у них никак, ну никак не получается…

Она посмотрела на Майка взглядом, выражавшим всю глубину ее театрального презрения. И зря. Оставленная без присмотра дорога вильнула в сторону, как хвост довольной собаки. Машина зеленой блестящей ящеркой скользнула в направлении бездны.

– Вега, руль! – заорал Майк.

Но Вега не слышала его.

Она застыла, как ледяная статуя, и только тупо смотрела на то, как авто катится в пропасть.

Анна прислушалась к себе и с удивлением поняла, что происходящее совершенно ее не трогает. Ей было все равно. Словно кто-то холодный и маленький заморозил ее душу, вколол ей анестезию. Странно, а ведь ей всегда казалось, что в такие моменты нужно кричать, чувствовать, как душу переполняет страх, или в панике делать что-то такое… совсем нелогичное.

Через несколько секунд все было кончено. Майк оказался куда рассудочнее и сообразительнее Веги – он поймал своенравный руль и успел увести машину от рваного края пропасти. Анна видела его лицо, искаженное гневом и страхом, и не могла поверить в то, что это – Майк, и в то, что все это произошло с ними…

– Идиотка! – крикнул Майк в самое ухо растерянной Веге. – Ты убить нас могла, дура безмозглая! Куда ты смотрела, черт тебя дери?!

– Может, ты будешь подбирать выражения? – неожиданно для всех вступился за жену Алан. – В конце концов, она только пыталась помочь… Ты же не мог вести машину…

Его спокойный голос подействовал на Майка отрезвляюще. Но все же он не мог позволить себе быть урезоненным таким ничтожеством, как Алан.

– Вот дерьмо! – огрызнулся он. – Теперь я же и виноват… В том, что твоя жена – главная героиня анекдота «Женщина за рулем»! А ты – неповоротливый мешок с отрубями, который даже машину водить не умеет! Разве ты мужчина, Алан?! Одно название! Ты прав – Вега не виновата! Ей волей-неволей приходится быть мужчиной рядом с такой тряпкой, как ты!

– Прекратите! Перестаньте же! – Анна взбила ладонью покрывало, наброшенное на сиденье. – Сколько можно! Я устала. Я хочу есть. Я хочу в душ. Я хочу покоя, понимаете, покоя! Покоя, за которым я сюда приехала!

Майк и Вега обернулись, не сговариваясь. На их лицах, раскрасневшихся от недавней ссоры, было написано недоумение. Анна так редко позволяла себе кричать… Анна всегда выглядела такой спокойной… Анна всегда мирилась с выходками Веги… Анна…

– Анна? – растерянно пробормотал Майк. – Пожалуйста, успокойся… Мы обязательно выберемся отсюда. Я тебе обещаю… Ты мне веришь, Анна?

Его голос звучал умоляюще. Анна почувствовала, как к горлу подступает ком – не то слезы, не то чувство вины, неотступно следовавшее за нею по пятам, подобно бездомной собаке. Всю злость, все негодование как ветром сдуло. Почему она так разозлилась? В том, что произошло, никто не виноват… Если уж на то пошло, Майк позволил Веге сесть за руль только из-за нее, Анны. Ведь она так отчаянно хотела попасть в замок Бран именно сегодня. Анна сглотнула, но комок вины безнадежно застрял в горле.

– Да, да, конечно… – прошептала она, не осмеливаясь нарушить разверзшуюся вокруг нее тишину. Надавив на выпирающие костяшки, она хрустнула пальцами. Этот надломленный звук разбил тишину, разом возвратив всех в реальность.

– Ну хорошо… – Вега выдавила на пухлые губы подобие улыбки. Как будто намазала их помадой, оставив недокрашенными уголки. – Если мы не доедем до Брана, то сможем остановиться в какой-нибудь деревушке. Наверняка здесь есть нечто подобное… Заплатим кому-нибудь из деревенских жителей, и они позволят нам переночевать…

– Вот видишь – все просто, – улыбнулся Анне Майк. – Главное – найти деревушку. А я, как назло, потерял карту…

Его слова не успокоили Анну. Пока Майк во второй раз обшаривал бардачок, она оглядела заплаканное окно. Дождь усиливался. Мгла была серой и промозглой, под стать ее тревоге…

3

Ужин по-трансильвански

Деревушка, обещанная Вегой, так и не появилась. Единственное, что им удалось найти, – небольшой покосившийся домик, одиноко стоявший среди разросшихся деревьев. Он мигал своим единственным глазом – маленьким светящимся окошком – и выглядел совсем негостеприимно. Но Анна чувствовала себя настолько уставшей, что даже не сопротивлялась, когда Вега и Майк предложили ей потревожить хозяев домика.

Дверь им открыла старушка, до того маленькая и сухонькая, что казалось – она вот-вот развалится на части, так же как и ее домик. Одета она была в черное, словно у нее был траур – не то по собственной жизни, не то по умиравшему домику. В руке она держала тонкую и сухую, такую же, как и она сама, трость, на которую, как заметила Анна, старушка даже не опиралась. Огромные глаза выглядели более чем странно на маленьком бледном старушечьем лице и были поразительно темными, почти черными. На секунду Анне показалось, что на нее смотрит череп с огромными пустыми глазницами. Она вздрогнула. Старушка заметила движение Анны, но только покачала седой головой, прошамкав под нос что-то по-румынски.

Майк с не меньшим удивлением разглядывал этот трансильванский антиквариат. На его лице смешались растерянность и усталость. Однако он взял себя в руки и попытался объяснить бабке, чего, собственно, от нее хотят нежданные гости.

Старушка знала только румынский, но, к общему удивлению, очень быстро поняла, что от нее требуется. Она суетливо зажала в костлявый кулачок протянутые Майком деньги и жестом предложила гостям пройти в дом.

С порога на них пахнуло запахом сырости и пряных трав, висевших под потолком на тонких нитках. Наверное, колдунья, мелькнуло в голове у Анны. Но она тут же отказалась от этой мысли, сочтя ее нелепой шуткой, которую сыграла с ней усталость.

Майк внимательно кивал головой, когда старушка показывала им свое скромное жилище. Несмотря на внешнюю запущенность, внутри дом был чистым и опрятным. Мебель была очень старой, но не запыленной – похоже, бабуля тратила много сил и энергии на поддержание чистоты. Повсюду в старинных канделябрах горели свечи. Анна поняла, что электричества в доме нет. Впрочем, откуда ему было взяться?

Старушка готовила в печи, которую не преминула показать Анне и Веге. Вега только презрительно сморщила носик. Естественно, готовка – это не для нее… На небольшой кухоньке оказалось довольно много продуктов – свежее мясо, яйца, зелень, овощи и даже соленья. Анна обрадовалась – по крайней мере, она сможет приготовить что-нибудь вкусненькое…

Закончив с осмотром местных «достопримечательностей», старушка поспешила откланяться и направилась к двери.

– Куда вы? – изумленно спросила Анна, совершенно позабыв о том, что бабуля не знает английского.

Та лишь замахала рукой и показала куда-то вдаль, за пелену нараставшего дождя. Анна повернулась к Майку, надеясь, что он окажется сообразительнее. Но Майк только развел руками. Когда Анна обернулась, старушки уже не было. Только хлипкий стон двери намекал на то, что она только что вышла. Ключ остался в замке. Похоже, здешние жители ни капельки не боятся воров…

– Ничего не понимаю… – пробормотала обескураженная Анна. – Куда она пошла? Под дождь… На ночь глядя…

– Кого это волнует? – раздраженно ответил Майк. – Пусть себе идет. Так даже лучше. Дом в нашем полном распоряжении… – Эта мысль его, похоже, обрадовала. На щеках заиграли любимые Анной плотоядные ямочки.

– Это точно, – поспешила поддержать его Вега. – Наконец-то мы отдохнем… И потом, эта карга не понравилась мне с самого начала. Уж больно дикий у нее вид…

– А ты что, хотела увидеть в трансильванской деревне даму, одетую по моде, с журналом «Космополитен» в руках? – невесело усмехнулась Анна. – Впрочем, она мне тоже не понравилась. Глаза, как глазницы у черепа…

– Вечно ты что-нибудь придумаешь, – укоризненно покосился на нее Майк. – Иногда мне кажется, что в тебе умер какой-нибудь Лаф-крафт. Или Эдгар По. Хотя это по части Алана…

– Какое там! – захихикала Вега. – Если Алан и напишет что-нибудь, то только кулинарную книгу.

Алан опустил свое грузное тело на стул. Ему, как обычно, не было дела до насмешек. Анна бросила кожаную сумочку на тахту, застеленную потертым, но чистым покрывалом. Она пыталась радоваться хотя бы тому, что они наконец где-то остановились.

Правда, дом казался ей не слишком уютным и приветливым, но на это можно было наплевать. Ведь завтра они уедут. Если, конечно… Если, конечно, с ними не приключится что-нибудь еще. Как обещал доктор Прану… При воспоминании об этом человеке сердце Анны сжал холодный обруч тревоги. В тон ему из глубины дома послышался гулкий протяжный стон.

– Что это?! – Она инстинктивно прижалась к Майку в поисках защиты. – Мне страшно…

– Успокойся, малыш… – Муж ласково потрепал ее по щеке. – Это ветер. Наверное, будет гроза…

О да. Нет сомнений – будет гроза. Это Анна Брануэлл чувствовала каждым оголенным нервом…

Анна никогда не готовила еду в печи, но почему-то не сомневалась, что этот эксперимент ей удастся. Она по-детски радовалась тому, что Майк не уговорил ее нанять кухарку, – ведь только благодаря этому она не утратила своих кулинарных знаний. И теперь могла накормить мужа и голодных друзей.

Вега считала «возню на кухне» ниже своего достоинства, а Майк… Майк был писателем в истинном смысле этого слова… Даже если он и мог позаботиться о себе, то предпочитал перекладывать это утомительное занятие на плечи окружающих. И только Алан, неуклюжий, неповоротливый Алан вызвался помочь Анне резать мясо и овощи.

Тем временем Майк и Вега бродили по комнате в поисках спиртного.

– Здесь наверняка должно быть вино, – убежденно заявила Вега. – Или какой-нибудь деревенский напиток. Никогда не поверю, что румынские крестьяне – трезвенники.

– Да уж, должно быть, – улыбнулся Майк. – Кое у кого нюх на алкоголь, как у свиньи – на трюфели.

– Мистер Брануэлл, мне не нравится это сравнение! – оскорбилась Вега. – Полегче, а то я могу и обидеться. И тогда вы не сможете воспользоваться моим замечательным чутьем.

– Уж будто бы! Никогда не поверю, что Вега Дэвис откажется искать вино.

– Честно говоря, за глоток чего-нибудь бодрящего я готова продать дьяволу душу…

– А на что еще ты способна, Вега?

Анна обернулась. Ей вдруг захотелось увидеть тот взгляд, которым Майк смотрел на ее подругу. Каким он будет? Насмешливым или… Анна осеклась. И с чего она вдруг решила ревновать Майка к Веге? Когда это началось? Кажется, еще в гостинице, в баре… Но почему? Раньше она никогда не опускалась до такого недостойного чувства, как ревность…

Ее опасения не оправдались. Точнее, Анна не успела их подтвердить или опровергнуть. Взгляд Майка соскользнул с Веги и равнодушно пробежался по столу, затем по Алану, который, кряхтя и пыхтя, пытался разрезать толстый фиолетовый баклажан.

– Трудяга Алан, – усмехнулась Вега, удостоив мужа коротким презрительным взглядом. – Он, наверное, уже вообразил себя поваром…

– Он помогает готовить ужин. Между прочим, для вас… – резко заметила Анна. И снова – раздражение. Раздражение, которого еще минуту назад не было в помине.

– Хорошо, хорошо, – взмахнула руками Вега. Браслеты насмешливо звякнули, отчего Анна почувствовала непреодолимое желание сорвать их с Вегиных рук и бросить в здоровую лохань, куда Алан складывал овощные очистки. – Не будем ему мешать…

– Отчего же? – Майк в задумчивости склонился над тумбочкой, рядом с которой колдовала Анна. – А вдруг именно здесь спрятаны бутыли со старушкиным вином? Вот, например, в этом шкафчике…

Он присел на корточки и открыл шкаф, словно невзначай прикоснувшись к ноге Анны. Но вместо того, чтобы насладиться его прикосновением, Анна вздрогнула и застыла с ножом в руке. Откуда-то снова донесся глухой и протяжный стон. Даже Алан, воплощение вселенского спокойствия, встревоженно замер над недорезанным овощем и покосился на Анну.

– Анна… – Майк ласково погладил ее колено. – Пожалуйста, не волнуйся… Я тебя не узнаю. Малейший порыв ветра – и ты уже на взводе. Что с тобой? Ты никогда так не волновалась…

– Не знаю, – прошептала Анна. – Только, по-моему, это не очень похоже на ветер… Тебе не кажется, что кто-то стонет в доме?

– Брось, Анна… Все эти штуки про Трансильванию – полный бред. Нельзя же быть такой впечатлительной.

– По-моему, ей просто нужно расслабиться, – вмешалась Вега. – Если мы наконец-то доберемся до чего-нибудь бодрящего…

– Да погоди ты! – прикрикнул на нее Майк. Вега обиженно смолкла и поморщилась так, как будто ей сунули под нос пузырек с нашатырным спиртом. – Анна, послушай… Все будет хорошо. Завтра мы выберемся отсюда и посмотрим Трансильванию. Как ты и хотела…

– Да, милый… – глухо согласилась Анна. Препирательства с Майком все равно ничего не дадут. Даже если она расскажет ему о симптомах болезни – чего она, разумеется, не станет делать, – Майк только усмехнется и скажет, что она большая фантазерка. Посмотрит на нее проницательным взглядом писателя и констатирует, что она слишком уж глубоко уходит в мир своих странных фантазий и слишком уж много значения придает фразам, так некстати брошенным ее отцом…

Таков уж Майк, и ничего с этим не поделать…

– Да, милый… – подтвердила Анна, склеивая улыбку, как разбитую чашку из осколков. – Конечно, все будет хорошо. Просто я… Просто я так ждала этой поездки, так надеялась, что она оправдает мои ожидания… Просто…

Анна чувствовала, что путается в словах, как мошка в липкой паутине. Это ощущение окончательно сбило ее с толку, и она, растерянная, с нелепой улыбкой, блуждавшей по лицу, смолкла.

Майк ободряюще улыбнулся.

– Я понял. Ты думала, что все будет, как ты хочешь, по твоему плану, а вышло не так. Ничего, это нормальное состояние. Я обещаю, скоро все встанет на свои места. Все будет так, как ты хочешь…

Анна поймала недовольный взгляд Веги. Подругу будто раздражали попытки Майка успокоить жену. Наверное, в ее глазах они выглядели глупо. Эдакая невинная овечка, впечатлительная Анна, и Майк, такой любящий, заботливый муж… Конечно, он – не чета неуклюжему молчаливому Алану. Но каждый ведь сам выбирает свою половинку…

Правда, семь лет назад Анне казалось, что ее половинкой был совсем другой человек. Тогда еще она не знала Майка. И в ее жизни был только Элджи, как она ласково называла Элджернона… Чувства, которые она испытывала к Элджи, были особенными. Наверное, это была любовь… Она пила этот обжигающий, пьянящий напиток жадными глотками и никак не могла напиться. Наверное, не напилась бы никогда. Да только Элджи не стало…

– У Веги точно нюх на спиртное! – воскликнул Майк так громко и радостно, словно обнаружил в старушкиных погребах несметные сокровища. – Вот оно, вино – благословенный дар богов!

Он гордо поднял над головой большую стеклянную бутыль, в которой плескалась янтарная жидкость. Вега зааплодировала Майку – звон ее браслетов иголками впился в голову Анны. И зачем только она носит так много побрякушек?

– Осталось только найти бокалы… – Вега огляделась по сторонам, тряхнув пышной гривой темных завитых волос. – Но с ними, похоже, туго. Только кружки. Придется пить вино из кружек. Никто не возражает?

Общее молчание Вега восприняла как согласие. Она сняла с деревянной полки четыре кружки и поставила их перед Майком.

– Настал мой звездный час, – усмехнулась она. – Весь вечер за рулем чертовой колымаги я мечтала только об этом.

– Алкоголичка, – пробормотал Майк. Он откупорил вино и разлил его по кружкам, протянув Анне самую яркую, расписанную красными, желтыми и голубыми цветами.

– Я… я не буду, – робко пролепетала Анна, уже предчувствуя, что и сегодняшний ее вечер будет затуманен алкоголем.

– Выпей. Расслабься… – почти прошептал Майк.

Выпей чего-нибудь бодрящего… – пронеслось в голове у Анны. Выпей чего-нибудь бодрящего… Так всегда говорит Вега. Ее подруга. Ее яркая красивая подруга… Не только говорит, но и делает…

Анна протянула руку, чужую, не свою, и взяла кружку, предложенную Майком.

– За Трансильванию, – коротко бросил Майк.

– За вечер по-трансильвански, – отозвалась Вега.

– За ужин по-трансильвански, – поправила ее Анна.

– Да, да, за ужин… – Алан торопливо сдвинул свою кружку с остальными.

Анна запрокинула голову и влила в себя сладкое вино, отдающее ароматом травы – тем самым ароматом, который встретил их на пороге дома. Ее затуманившийся взгляд наткнулся на Алана. Только сейчас она заметила, как дрожат его руки…

Анна – скорее вопреки, нежели благодаря неуклюжей помощи Алана – наконец-то закончила готовить ужин. К счастью, ее первый опыт с печью удался – ничего не пригорело и еда выглядела довольно аппетитно. Зарумянившиеся кусочки мяса Анна посыпала зеленью, а овощи, запеченные в горшочке, выложила на большое блюдо, украшенное колечками обжаренного лука и свежего перца.

Майк и Алан вытащили большой стол на середину комнаты, а Вега расставила на нем посуду. Наконец-то в доме воцарился тот уют, о котором мечтала Анна. Сладковатое дурманящее вино, накрытый стол и запахи вкусного ужина – все это позволило Анне расслабиться, почувствовать себя если не хозяйкой положения, то, уж точно, хозяйкой дома.

Злость на Вегу, которая, как обычно, корчила из себя бог весть что, потихоньку улеглась, и Анна уже не понимала, почему подруга всколыхнула в ней такую бурю эмоций. Она никогда не сердилась на Вегу, принимая эту взбалмошную экстравагантную женщину такой, какая она есть. Но сейчас все вдруг стало по-другому…

Наверное, это болезнь. Та самая, о которой ей твердили отец и мистер Морчер… И теперь, по всей видимости, Анне придется признать их правоту. Но у нее пока еще есть время. Ведь болезнь не прогрессирует так быстро: за день, за неделю… Во всяком случае, Ирвин Марберри жил с ней на протяжении долгих лет…

Так что у Анны есть время подумать. Есть время насладиться долгожданным отдыхом с любимым мужем и друзьями. А потом… Потом она вернется домой, и – будь что будет – пойдет к Морчеру. Возможно, она поделится всем этим с Майком. Или… Нет, пока еще рано принимать решения…

– О, святая Анна! Накорми голодных и утешь страждущих! – шутливо воскликнул Майк, увидев взъерошенную головку Анны, торчавшую из-за огромного блюда с тушеными овощами. – Наша спасительница! Ты не дала нам умереть голодной смертью…

– И Алан тоже, – деликатно напомнила Анна, опуская блюдо на стол. – Он так старался порезать овощи на идеальные кусочки…

– …Что тебе пришлось разрезать их на менее идеальные, – хмыкнула Вега. – Я все видела. Так что можешь не выгораживать Алана.

– Да уж, Анна, – краснея, пробормотал Алан. – Я действительно не заслуживаю похвалы.

Вглядываясь в его блекло-зеленые глаза, Анна никак не могла понять, что стоит за его словами: сарказм или свойственное Алану самоуничижение.

– Не стоит принижать себя, Алан, – ответила она, все-таки остановившись на мысли о самоуничижении. – Ты правда очень помог.

– Спасибо, – тем же тоном произнес Алан.

За этим словом Анна угадала продолжение: ты единственная, кто здесь относится ко мне по-человечески. Ей стало жаль его. Мучительно жаль. А ведь Алан Дэвис не был таким уж ничтожеством. Вега хорошо устроилась – жила на его немаленькие деньги, да еще позволяла себе такое…

Анна тут же одернула себя. На сегодняшний вечер с нее хватит. Пусть бы Вега тиранила Алана – ей-то что до этого? Она приехала сюда отдохнуть и осуществит свою мечту во что бы то ни стало. Веге-то никто и ничто не мешает наслаждаться отдыхом…

Вдалеке загрохотал гром. В небе – синей тряпке, заляпанной черными чернилами, – появилась брешь, прорезанная молнией. Безликий ливень бился о деревянный карниз так, будто пытался покончить с собой.

– Вот это грохнуло, – присвистнул Майк. – Как бы в наш покосившийся домик не ударило молнией…

– Бедному Майки страшно… – передразнила его Вега. – Сейчас принесу свечек, чтобы Майки не описал штанишки.

– Я же просил не называть меня этим дурацким именем, – вспылил Майк. Ореховая скорлупа его глаз треснула, из нее хлынули раскаленные угольки. – Сколько раз просил!

– Ладно, ладно, больше не буду… – Вега примирительно улыбнулась, как лиса, попавшая в западню. – А свечи я все же принесу. Здесь слишком мрачно…

Стряпню Анны оценили по достоинству. Мясо было сочным и мягким, а тушеные овощи – ароматными и нежными. Вино без конца разливалось по кружкам, и, казалось, гроза совсем не пугала этих людей, волей случая оказавшихся в странном покосившемся домике, в самом сердце Трансильвании.

Анна пьянела и с каждой минутой чувствовала, что пора остановиться. Вино – лишь временное решение ее проблем. Они никуда не исчезнут. Тревога затаится, как змея, на один только вечер, а завтра выползет из засады и ужалит сильнее прежнего…

– Ну что? – сытый Майк обвел окружающих довольным взглядом. – Похоже, все наелись и взбодрились. Хотите поиграть в одну очень интересную игру?

– В какую? – оживилась Вега. На секунду Анне показалось, что ее оживление – наигранное. Но это чувство тут же исчезло.

– Игра очень проста, – продолжил Майк, жонглируя посеребренной вилкой. – Даже Алан поймет ее правила, – подмигнул он Веге. – Каждый из нас расскажет по истории. Раз уж мы в Трансильвании – на родине вампиров, то пусть истории будут страшными. Обстановка, согласитесь, соответствующая: одинокий дом со странной хозяйкой, гроза, свечи – в общем, полный набор для какого-нибудь фильма ужасов… Чья история будет признана лучшей, тот и выиграл. Мы проделывали нечто подобное в светлые студенческие времена. Было довольно весело. Ну так как насчет позабавиться и скоротать время?

Он испытующе взглянул на Анну, так, будто пытался измерить глубину ее силы. Анна опустила глаза в тарелку, на которой лежали остатки недоеденных овощей. Овощи сложились в причудливую мозаику – Анне показалось, что из тарелки на нее смотрит баклажанный глаз, обрамленный зелеными ресницами. Нервы, нервы… Она тут же подняла глаза на Майка.

– Майк, пожалуйста… Ты же знаешь, я не сильна по этой части. Единственный писатель в нашей семье – это ты… И, кстати, родина вампиров – не Трансильвания, а Индия. Первые вампиры – ламии – по слухам, обитали именно в этой стране…

– Не важно, – раздраженно отмахнулся Майк. – Какая разница: Индия или Трансильвания? Ты всегда цепляешься к деталям, когда речь идет об атмосфере. Понимаешь? Атмосфере…

Он сжал вилку так, что Анне показалось – она вот-вот треснет, надломленно зазвенев. Анна тут же пожалела о сказанном. Наверное, Майк прав: она действительно цепляется к мелочам. Но ведь дело не в этом. Дело в ее расшалившихся нервах, за которые она испугалась, когда Майк озвучил правила игры.

– Я… – попыталась оправдаться Анна, но Вега, как всегда, бесцеремонно перебила подругу:

– А мне нравится эта игра. Если вы с Аланом не хотите, то мы поиграем с Майком. А, Майк?

– Почему же? Я не отказывался… – подал признаки жизни Алан Дэвис.

Анна даже вздрогнула от неожиданности. То, что Алан заговорил, уже само по себе было любопытным фактом. А то, что он поддержал идею Майка, – чем-то из ряда вон выходящим.

– Ты что – согласен играть? – не сдержала удивления Анна.

Блекло-зеленые глаза Алана перехватили пламя свечи и на секунду даже стали ярче.

– Почему бы и нет? – пожал он плечами. – Я – не немой. И не слепой. И даже знаю парочку страшных историй. По-моему, этого достаточно для того, чтобы принять участие в игре. Майк ведь сказал, что даже я пойму правила… – Его губы прорезала холодная неприятная улыбка.

Сарказм или самобичевание? – все еще гадала Анна. Майк и Вега не без удивления разглядывали новоиспеченного игрока. Похоже, они не ожидали такого поворота событий.

– Хорошо, хорошо, Алан… – Майк был явно обескуражен, но пытался сделать хорошую мину при плохой игре. – Значит, мы будем рассказывать сказки втроем. Ты ведь не откажешься слушать нас, Анна? – Анна покачала головой. Она была слишком растеряна, чтобы отказаться. – Кстати, еще о правилах… Это могут быть как реальные истории, так и чистый вымысел. И вам не обязательно говорить, правда это или нет. Я доступно объяснил?

Майк обвел окружающих взглядом, который Анна так хорошо знала, – взглядом победителя, господина. Еще не озвучив свою историю, он был полностью уверен – победа будет за ним. Писатель, усмехнулась про себя Анна, писатель и нарцисс. Майк мог любоваться собой даже здесь, в этом маленьком доме, в богом забытом месте…

И все же зря она согласилась выступить в роли судьи. Тревога вновь отвоевывала захваченные хмелем территории. Видит бог, Анна не хотела играть в эту странную игру. Но Майк хочет… Ее муж, ее повелитель…

Майк попросил Вегу найти листочек бумаги. Вега послушно выполнила поручение. Майк отвернулся от всех и проделал с листочком нехитрые манипуляции. Жребий, догадалась Анна. Ее догадка тут же подтвердилась.

– Тяните. – Майк разложил перед Вегой и Аланом все, что осталось от листочка – три клочка бумаги. – Сейчас узнаем, чья история будет первой.

Вега решительно потянула клочок, лежавший посередине.

– Первая, – торжествующе улыбнулась она.

Алан, как обычно, без эмоций вытянул свой жребий.

– Третий. – Блекло-зеленые глаза не выразили ни радости, ни сожаления по этому поводу.

– Что ж, значит, буду посередине. Ни рыба ни мясо, – констатировал Майк недовольным тоном. – Ладно, жребий есть жребий… Итак, мы слушаем тебя, Вега…

Анна подняла кружку и сделала большой глоток. Вот так… Кажется, легче…

Над покосившимся домиком грянул гром. Небо разорвала очередная вспышка молнии. А где-то в глубине дома вновь раздался звук, похожий на стон. Или Анне снова почудилось?..

4

Три сказки для Анны

Горячее блюдо для мистера Твизуэла

Мистер Твизуэл был из тех мужчин, что могут сжимать в одной руке пистолет, нацеленный в лицо противнику, а другой держать телефонную трубку и спокойно болтать с женой: мол, хелло, милая, ты уже успела сходить к массажисту? Они могут смотреть в глаза опасности прямо, не опуская взгляда, и в то же время мучиться по ночам кошмарами и бояться пауков. Именно таким человеком был мистер Твизуэл.

Помимо этих замечательных качеств, мистер Твизуэл обладал прорвой денег, давным-давно и хорошо сколоченной бандой, по первому его крику бросавшейся грудью на амбразуру (а точнее, на очередного сумасброда, пытающегося влезть в дела мистера Твизуэла), положением в обществе и очаровательной молодой женой, занявшей два года назад первое место на конкурсе «Королева Уимплингтона».

Можно ли сказать, что мистер Твизуэл был счастлив? Пожалуй, да. Если бы… Если бы однажды с мистером Твизуэлом не приключилась одна достойная внимания история.

Все началось с того, что мистер Твизуэл решил нанять телохранителя для своей молодой и фантастически красивой жены. Как вы уже, наверное, догадались, деятельность мистера Твизуэла была далека от безопасности и закона. А молодая красивая жена, столь часто оставляемая мистером Твизуэлом без присмотра, могла не только стать жертвой недоброжелателей, но и – упаси бог – завести себе любовника.

От одной этой мысли по грузному телу уже немолодого мистера Твизуэла пробегал противный холодок. Поэтому, чтобы сберечь свои и женины нервы, рассудительный мистер Твизуэл пришел к выводу: ему – и, разумеется, ей – нужен кто-то, кто мог бы быть верным стражем и… чем-то вроде евнуха при дворе турецкого султана.

Недюжинный ум мистера Твизуэла долго перебирал вариант за вариантом.

Может быть, Хаксли Мигглс? – скрипели крошечные колесики в голове мистера Твизуэла. Он немолод, храбр, как лев, верен, как пес, изворотлив, как ящерица, и даже умен… Но, тут же осекался мистер Твизуэл, Хаксли Мигглс страшно обаятелен и пользуется славой жуткого бабника. Кто знает, куда подевается его собачья преданность, когда он останется один на один с моей красавицей-женой?

В таком случае, Элистер Джангл, по прозвищу Гиена… Он, хоть и молод, но весьма умен для своих юных лет, да и в храбрости едва ли уступит Хаксли. Элистер мчится быстрее ветра, когда хозяину нужно передать срочную весть. И, главное, – он страшен как черт, поэтому красавица Лиза едва ли разглядит в нем мужчину. Однако и у Элистера Джангла есть грешок, который перечеркивает многие его достоинства. Слишком уж любит Гиена прикладываться к бутылке и слишком уж болтливым становится, когда алкоголь оседает в его покрытой редким пушком голове. Выпив немало губительного зелья, Гиена болтает и заливается диким противным смехом, из-за которого и получил свое не очень-то лестное прозвище…

Ох-хо-хо-о, потирал мистер Твизуэл лоснящуюся лысину. Неужели никто из верных и дорогих моему сердцу людей не сможет справиться с этой нелегкой задачей? Неужели никто не убережет малютку Лизу от недоброжелателей и молодых воздыхателей, так некстати крутящихся вокруг нее в отсутствие законного супруга?

И тут светлая голова мистера Твизуэла нашла-таки выход из положения.

Как же я мог забыть! – Мистер Твизуэл в сердцах хлопнул себя по сверкающему лбу. Как мог я забыть о Фокси, о моем дорогом Фокси, который совсем еще недавно мучился от неразделенной любви и проклял весь женский род со всеми его недостатками!

Маленькие, но от этого не менее проницательные глазки мистера Твизуэла блеснули, и в предвкушении нового назначения Фокси он радостно потер пухлые ручки.

Фокси Финч, по мнению мистера Твизуэла, был именно тем, что доктор прописал. Он не только обладал всеми положительными качествами предыдущих кандидатов, но имел еще одно, весьма для мистера Твизуэла привлекательное: его жена относилась к Фокси с такой прохладцей, с какой, пожалуй, не относилась ни к одному из помощников мужа.

К тому же, как верно подметил проницательный мистер Твизуэл, Фокси перенес тяжкое любовное разочарование, полностью изменившее его отношение к женщинам. Дело в том, что бывшая возлюбленная Фокси сбежала с его другом… И, конечно, размышлял мистер Твизуэл, порядочный Фокси никогда не подложит такую же свинью своему приятелю – по совместительству боссу.

Положительный исход столь долгих размышлений и колебаний мистера Твизуэла уже через несколько часов привел Фокси Финча в «зеленый» кабинет босса.

Дорис Кроули, психоаналитик мистера Твизуэла, лично занимался оформлением этого кабинета. Позабыв покой и сон, Дорис Кроули стоял над душой молодого дизайнера, которому было поручено столь ответственное дело. Дорис, знавший о вкусах Твизуэла ровно столько же, сколько о его страхах, настаивал на том, чтобы комната была оформлена в нежно-зеленых тонах с редкими вкраплениями желтого цвета. Дизайнер же, человек с именем, настаивал на золотисто-желтом с вкраплениями персикового.

– Нет, нет, и еще раз – нет! – раздраженно повторял Дорис Кроули, потрясая перед дизайнером своей тощей рукой – последствием изнурительных диет. – Нет, молодой человек! Вам придется прислушаться к моему мнению. Поверьте, я знаю, что понравится мистеру Твизуэлу, куда лучше, чем вы.

Молодой талантливый дизайнер счел за лучшее проиграть это сражение. В конце концов, мистер Твизуэл доверяет своему психоаналитику куда больше, чем человеку со стороны. Да и потом, репутация мистера Твизуэла была известна далеко за пределами Уимплингтона. Кто знает, как этот пожилой и влиятельный господин может выразить свое недовольство по поводу проделанной работы?

Именно так кабинет мистера Твизуэла стал зеленым, как оливка. Или как листочек увядшего салата. Кому как будет угодно… Главное, что его владелец остался доволен и заплатил дизайнеру немалую сумму денег за покой и уют на рабочем месте…

Но не будем отвлекаться от нашей безусловно заслуживающей внимания истории.

Итак, Фокси Финч оказался пред светлыми очами своего приятеля и босса.

– Дорогой Фокси! – обрадованно воскликнул мистер Твизуэл и пожал вошедшему руку. – Рад тебя видеть в добром здравии. Слышал о твоих проблемах и, поверь, очень тебе сочувствую…

Лицо Фокси тут же омрачилось. Ему совсем не хотелось припоминать недавнюю историю, тревожить еще не успевшую поджить рану. Он только коротко кивнул и поблагодарил мистера Твизуэла за проявленное участие. В уголках его серых, стальных, как заплаканное небо, глаз затаилась печаль. Что, естественно, не укрылось от проницательных глаз мистера Твизуэла. Разумеется, это только подтвердило правильность принятого им решения.

– Садись, дорогой. Может, чего-нибудь выпьешь? – Фокси отрицательно покачал головой. Он с нетерпением ожидал разговора, для которого пригласил его мистер Твизуэл. – Что ж, хорошо. У меня к тебе есть дело. И дело немалое… Мы уже много лет знаем друг друга, не так ли, Фокси? – Фокси утвердительно кивнул головой, пытаясь догадаться, к чему ведет это долгое вступление. – Ты – один из самых верных моих помощников. Один из самых сильных и умных людей в команде старого Твизуэла. Именно поэтому я хочу доверить тебе самое ценное, самое дорогое сокровище, которое подарила мне жизнь. Я хочу доверить тебе… свою жену. Лизу, Фокси…

Фокси тут же пожалел о том, что столь опрометчиво отказался от выпивки. Слова, произнесенные мистером Твизуэлом, сбили его с толку, показались безумными. Если Твизуэл не тронулся умом, то уж точно хлебнул на досуге чего-то лишнего. Как иначе истолковать нелепое, странное желание босса?

– Успокойся, Фокси… – Мистер Твизуэл тут же понял природу изменившегося лица Фокси Финча. – Наверное, я выразился не слишком удачно… Я хочу просить тебя о том, чтобы ты оберегал мою жену, охранял ее. Ты же знаешь, у меня полным-полно недругов в Уимплингтоне, да и не только в этом городе. А у моей жены, красавицы Лизы, слишком много поклонников, навязчивых ухажеров, которые только и хотят, что сбить мою радость, мою жизнь с истинного пути. Ты понимаешь, о чем я толкую. А, Фокси?

Потихоньку до Фокси дошел смысл сказанных боссом слов. Похоже, мистер Твизуэл хочет видеть его, Фокси, в роли булавки на жениной юбке. Стальные глаза Фокси стали еще светлее, зрачки сузились. Не бывать этому, твердо решил Фокси. Не бывать…

– Я прекрасно понял, Ричард. Объяснять еще раз не придется, – мрачно кивнул Фокси. – Но, боюсь, эта работа не для меня, босс. Не привык я повсюду сновать за женской юбкой, даже если это юбка твоей прекрасной жены.

Мистер Твизуэл понимающе кивнул. Он ожидал чего-то подобного, однако в глубине души надеялся, что Фокси Финч окажется более сговорчивым. Деньгами его не купишь, угрозами дела не решишь. Значит, придется подойти к этому лису с другого боку…

– Ох-ох-ох, моя старая бедная головушка… – запричитал неожиданно для Фокси размякший мистер Твизуэл. – На кого я могу рассчитывать, если мой верный друг отказывает мне в помощи? Гиена – пьяница, Элистер – жуткий бабник. И только ты, Фокси, только ты в состоянии оценить глубину моих проблем… Ведь совсем недавно ты потерял любимую женщину – она ушла от тебя к другому. Неужели ты хочешь, чтобы и я на старости лет остался один-одинешенек? Кому еще я доверю свое сокровище, если не тебе, Фокси? Ну скажи, кому?

Фокси Финч посмотрел на босса уже другим, сочувствующим взглядом. Конечно же, он знал, что мистер Твизуэл – лиса. Но свежая горечь утраты, комом стоящая в горле, заставила его смириться с неизбежностью.

В конце концов, охрана Лизы Твизуэл – просьба, а не приказ. А Фокси Финча так давно ни о чем не просили… И потом, ему же совсем не обязательно общаться с Лизой и слушать ее глупую женскую болтовню. Он будет только телохранителем, только ее тенью, только человеком, который отвечает за ее жизнь…

И верность, вспомнилось Фокси. Ричард Твизуэл ясно дал понять своему помощнику, что хочет сберечь тело своей жены не только от злопыхателей, но и от навязчивых поклонников.

– Положим, я могу защитить твою жену от завистников, которые портят тебе кровь. Но как я… уберегу ее верность? – подумав, спросил Фокси.

Мистер Твизуэл махнул рукой. Теперь, когда Фокси согласился с первым пунктом договора, приступить ко второму не составит особого труда.

– О, поверь, это будет просто, – улыбнулся он Финчу. – Если ты заметишь, что моя дорогая женушка обращает повышенное внимание на кого-то из своих поклонников, приходи ко мне. А я, старый обманутый муж, – недобро усмехнулся Твизуэл, – уже решу, что с этим делать…

Фокси кивнул. Эта затея явно была не по душе ему, человеку, привыкшему к делам совсем другого рода. Но ничего не попишешь – все-таки он кое-чем обязан Ричарду Твизуэлу. А долг, как говорится, красен платежом.

– Одно условие, – произнес Фокси, поднимаясь с деревянного стула, обитого ворсистой тканью цвета фейхоа. Маленькие глазки мистера Твизуэла любопытно сощурились. – Надеюсь, эта работа не станет для меня постоянной. Ты же знаешь, Ричард, я не могу подолгу сидеть на одном месте… Прошу тебя – найди мне замену. Вряд ли я выдержу больше трех месяцев…

– Конечно, Фокси, – беспечно кивнул мистер Твизуэл, уверенный в том, что Финч пробудет на новой должности гораздо дольше, чем предполагает. – Не волнуйся. Я обязательно что-нибудь придумаю. Но, умоляю тебя, не воспринимай Лизу как обузу. Этим ты обидишь и ее, и меня…

Фокси молча кивнул. Он еще не догадывался, каким отравленным виноградом окажется для него Элизабет Твизуэл.

Фокси Финча нельзя было назвать писаным красавцем. Он был уже не молод, но еще не стар – два месяца назад ему стукнуло тридцать восемь. Правда, никто не давал ему этих лет – благодаря отличной форме Фокси выглядел на тридцать. У него были короткие волосы неопределенного цвета – не то пепельного, не то русого, серые, подернутые стальной пеленой глаза и узкий решительный рот, словно созданный для того, чтобы говорить «нет». Черты его лица были довольно резкими, нос – крупным, острый подбородок слишком уж выдавался вперед, но когда Фокси Финч улыбался, вся эта резкость стиралась, подобно тому, как стирается ластиком карандашный набросок, сделанный неумелой рукой. Улыбка эта светилась в его глазах, и даже они, жесткие, стальные, становились ярче и мягче. Но, увы, в последнее время улыбка украшала лицо Фокси с той же частотой, с какой кокетливая комета крутит своим хвостом перед сладострастной землей.

Таким Фокси Финч и предстал перед Лизой, женой мистера Твизуэла, – измученным, неулыбчивым, жестким и горьким, как лимонная цедра.

Как подметил проницательный мистер Твизуэл, Лиза никогда не жаловала Фокси, считая его чрезмерно напыщенным и самовлюбленным типом. Ей казалось, что он слишком уж много мнит о своей не очень-то значительной персоне. Она знала, что Фокси – один из приближенных к мужу людей, но от этого ее неприязнь – или, скорее, равнодушие, разбавленное неприязнью, – не становилась меньше.

Лиза Твизуэл отреагировала на появление своей «тени» именно так, как предполагал муж: закатила ему яркую и красочную истерическую сцену, на которую способны только женщины.

Она негодовала, плакала, заламывала руки и грозилась сбежать от Фокси Финча, а заодно и от чересчур внимательного мужа, в тот же день, когда первый приступит к своим обязанностям. Когда и этот аргумент не подействовал, Лиза Твизуэл заперлась в своей роскошной ванной и объявила, что немедля вскроет себе вены с помощью пилочки для ногтей. Но эффектному финалу не суждено было воспоследовать, потому что мистер Твизуэл немедля вызвал Дориса Кроули.

Психоаналитику, знакомому и с характером Лизы Твизуэл, и с подобными проблемами, не составило труда мирно урегулировать междусупружеский конфликт. Он убедил строптивую жену выйти из ванной, а заботливого мужа – пообещать жене новенькую машину, предмет ее давних и, надо заметить, весьма недешевых мечтаний…

Но даже роскошный «ламборджини» не смог переломить отношение Лизы к своему новому спутнику, которого она тут же нарекла «фокстерьером». Стоит ли говорить о том, что Фокси, не привыкший к такому обращению, немедленно вышел из себя?

– Миссис Твизуэл! – крикнул он, изо всех сил стараясь не глядеть в ее озорные синие глаза. – Я не стану терпеть такие оскорбления даже от жены своего босса! Завтра же я скажу мистеру Твизуэлу, что эта работа – не для меня!

Лиза Твизуэл, услышав эту сомнительную угрозу, только расхохоталась.

– Как вы меня напугали, мистер Финч! Я вся дрожу от страха! Разве незаметно?

Бог знает почему, но от ее заливистого хрустально-колокольчикового смеха Фокси захотелось бежать прочь… или провалиться под землю… или потерять слух… И сделать это немедленно. Слова Лизы были язвительными, шутки – остроумными, глаза – яркими и озорными, и все это действовало на Фокси Финча подобно громовым раскатам, предвещавшим близкую грозу. Он не боялся Лизы Твизуэл, но чувствовал, что в этой ветреной особе есть что-то такое, от чего нужно бежать сломя голову, не разбирая дороги.

– Ну что же вы молчите, мистер Финч? – не унималась Лиза. – Или вы передумали говорить с моим мужем? Боитесь, что он пошлет вас ко всем чертям?

Фокси Финч скрипнул зубами, но ничего не ответил. Он понял, что миссис Твизуэл вполне сознательно провоцирует его на разговор с Ричардом. Наверное, эта вертихвостка думает, что так она сможет от него избавиться. Ну так – не дождется! Фокси не позволит ей сделать из него легкую добычу! Пусть не думает, что он спасует перед ее молодостью и глупостью! И не такие крепкие орешки приходилось раскалывать Фокси Финчу…

Лиза Твизуэл разочарованно вздохнула. Синие огоньки задора померкли в ее глубоких, как шотландские озера, глазах. Маленькие губы – два лепестка шиповника – сомкнулись и обиженно надулись. Она была слишком уверена в своих силах и не рассчитывала, что Фокси окажется таким стойким бойцом. Ее маленький коварный план не осуществился. Этот Финч, подлая помесь лисы и фокстерьера, вовсе и не подумал жаловаться мистеру Твизуэлу и просить его о другом месте…

С этого дня Фокси Финч отвечал лишь на те вопросы Лизы, что напрямую касались его работы. Он молча, терпеливо выслушивал ее назойливые монологи о том, как ей противно и неприятно ходить повсюду со своей тенью, со своим фокстерьером. Она грозилась надеть на него поводок, сказать мистеру Твизуэлу, что он скверно справляется со своими обязанностями, что он ужасный, отвратительный тип, и наконец, что Фокси в самой гадкой форме добивается ее расположения.

Фокси выслушивал все ее тирады со стойкостью спартанца. Ни один мускул на его лице не дрогнул, даже тогда, когда Лиза Твизуэл запустила в него изящной, но весьма тяжелой китайской пепельницей – подарком мужа. Один-единственный раз он позволил себе усмехнуться, и именно по поводу его «гадких домогательств» к миссис Твизуэл.

Его насмешка и холодный серый взгляд, брошенный в ее сторону, окончательно вывели из себя красавицу Лизу. Она схватила первое, что попалось ей под руку – дорогую фарфоровую вазу, – и изо всех сил швырнула ее в стену. Ваза издала хрупкий стон – горестный упрек своей хозяйке – и, как того следовало ожидать, рассыпалась на мелкие осколки.

Синие глаза Лизы Твизуэл расширились и наполнились слезами – ведь это была ее любимая ваза.

– Видите, что вы наделали! – обернулась она к Фокси. – Ведь это все вы! Вы! Вы!

Хлопнув дверью так, что хрустальная люстра заплясала под потолком джигу, Лиза выскочила из гостиной. Растерянный и ошеломленный Фокси не сразу понял, что она задумала. Ни одна женщина не питала к нему такой ненависти, как Лиза. И эта ненависть пугала, обескураживала его, человека так много повидавшего за свою долгую… ну, может быть, не очень долгую жизнь.

Через несколько минут Фокси пришел в себя и вспомнил о своих прямых обязанностях, которые он так легкомысленно проигнорировал. Бедняга обшарил весь огромный дом Твизуэлов, заглянул даже в подвал, залез на чердак по шаткой деревянной лестнице… Но поиски его оказались напрасными: Элизабет Твизуэл сбежала из мужнина дома, как заключенные бегут из тюрьмы.

Поначалу Фокси подмывало позвонить боссу: пусть бы Ричард Твизуэл сам занялся воспитанием своей взбалмошной жены, которой, по всей видимости, нужен не телохранитель, а психоаналитик. Но, хорошенько подумав, Фокси решил сам отправиться на ее поиски. В конце концов, он ведь обещал мистеру Твизуэлу, что его жена будет жива и здорова… И кто знает, как может поступить такая неуравновешенная особа? Что может сделать с собой? Об этом Фокси даже думать не хотелось… Поэтому он решил разыскать Лизу, а потом уже сообщить мистеру Твизуэлу о том, что больше не намерен терпеть капризы его жены.

Однако помощь пришла с той стороны, откуда Фокси меньше всего ее ожидал. Пожилая служанка-китаянка, которая долгие годы работала в доме Лизы и теперь прислуживала ей у мистера Твизуэла, не осталась равнодушной к участи своей «принцессы», как она называла молодую мисс.

– Моя принцесса бежать от Лисица? – участливо поинтересовалась китаянка у Фокси, когда тот уже натянул сапоги и готов был мчаться на поиски. Фокси коротко кивнул и посмотрел в узкие, необычайно живые глаза пожилой женщины. – Юй-Синь знать, где прячется принцесса, – улыбнулась служанка. – Юй-Синь сказать, где Лиза… Только Лисица не должен выдать Юй-Синь. Принцесса сердиться…

Фокси улыбнулся своему новому прозвищу. Все-таки Лисица куда лучше, чем Фокстерьер…

– И куда же отправилась… принцесса? – поинтересовался он у старушки.

– Принцесса любить быть один, – закивала головой Юй-Синь. – Она ехать-ехать из города. Ехать в маленькая домик, где ограда из белая шиповник…

Маленький домик и белый шиповник… По этим ориентирам Фокси может искать беглянку целую вечность.

– А поточнее? – спросил он Юй-Синь, не слишком рассчитывая на то, что старая китаянка даст ему более надежный ориентир.

– Лиза ехать, где старый монастырь, – многозначительно кивнула Юй-Синь. – Очень старый монастырь без креста…

Нечистый монастырь! Теперь-то Фокси понял, куда сбежала Лиза Твизуэл. Об этом старом монастыре на окраине города ходило множество легенд. Рассказывали, что в нем служил когда-то монах-греховодник, частенько предававшийся блуду и потреблявший спиртное, как заправский пьяница. Однажды он напился так, что взобрался на самую крышу монастыря и в порыве пьяного богохульства разрушил крест, а потом и сам разбился – рухнул вниз с высоты десятиэтажного дома. Несмотря на греховность погибшего монаха, настоятель повелел захоронить его там же, на кладбище близ монастыря. Позже крест восстановили, но с тех самых пор не было покоя настоятелю и монахам. В оскверненный монастырь стала наведываться нечистая сила. Нечисть рвала святые книги, всячески издевалась над служителями, а новый крест, несмотря на старания настоятеля, караулившего его каждую ночь, исчез безвозвратно. Монастырь объявили недействующим, а настоятеля – как косвенного виновника всего произошедшего – отлучили от церкви. С тех пор много воды утекло, но слухи о Нечистом монастыре все еще бередили умы жителей предместий Уимплингтона. Кое-кто поговаривал о том, что в развалинах этого монастыря все еще бродит дух монаха-грешника и пытается замолить грехи, сделанные при жизни…

– Спасибо, Юй-Синь! – Сердце Фокси радостно забилось.

Значит, он все-таки найдет эту капризную девчонку и вернет ее мужу. Даже если для этого ему придется встретиться с самим Сатаной…

Но, добравшись до маленького дома с оградой, увитой белоснежным шиповником, Фокси Финч повстречался не с Сатаной, а с пятью рослыми и весьма решительно настроенными мужчинами, пытавшимися втащить Лизу Твизуэл в старую разбитую колымагу.

Лиза сопротивлялась и вопила, как дикая кошка, очевидно рассчитывая, что ее кто-нибудь услышит. Но домик, находившийся в двух шагах от Нечистого монастыря, был совсем не тем местом, куда любили приходить местные жители. И плохо бы пришлось Лизе Твизуэл, если бы не пистолет, который везде и всюду носил с собой осторожный Фокси.

К слову сказать, пистолет оказался не только у Фокси, но и у похитителей Лизы. Однако Фокси был великолепным стрелком, поэтому, увернувшись от двух пуль, третью он пустил в лоб парню, пытавшемуся удержать барахтавшуюся девушку.

Когда перестрелка была закончена, а враги мистера Твизуэла – ибо Фокси не сомневался, что именно они пытались похитить его жену – связаны, Лиза Твизуэл бросилась на шею своему спасителю.

– Фокси, миленький! – кричала она, захлебываясь слезами. – Как же хорошо, что ты здесь! Я так испугалась! Если бы ты знал, как мне было страшно!

Ее мокрые от слез ресницы гладили его по щеке. Ее хрупкие руки стискивали его шею так, что он не мог вздохнуть. Запах ее волос – фиалково-яблочный запах, который преследовал его везде и всюду – бил ему в раздувавшиеся ноздри. А ее изящное, хрупкое, как фарфоровая статуэтка, тело льнуло к нему так, что Финч не мог уже понять, где его собственная плоть…

И если минуту назад он готов был обрушить на ненавистную Лизу Твизуэл гневную проповедь, то сейчас… Сейчас его губы, его руки, его тело, независимо от разума, жаждали, желали ее так, как не желали ни одну женщину из тех, что были в его жизни.

Повинуясь этому непонятному, оглушительному порыву, Фокси сжал Лизу в объятиях и прильнул губами к ее губам, которые оказались удивительно послушными и нежными. Этот поцелуй ударил ему в голову, как хорошо забродившее вино. Так он не целовался еще никогда: крепко, безудержно, нервно, безумно. Как будто в каждой воспаленной клетке его тела горело по крошечному факелу. Как будто каждый нерв, источенный жаждой страсти, кричал ему: «Возьми эту женщину! Люби ее!»

Так в считанные секунды Лиза Твизуэл превратилась из взбалмошной, невоспитанной девчонки в зрелую и страстную женщину. Да такую страстную, что у Фокси Финча перехватило дыхание – он никак не мог поверить, что такое счастье взяло вдруг, да и обрушилось на его опустошенную душу.

Они долго не могли оторваться друг от друга, опьяненные этой неожиданной радостью – радостью страсти, – и только внезапно начавшийся ливень сделал жалкую попытку расставить все по местам. Но, увы, это было не так просто…

Разумеется, мистер Твизуэл одним из первых узнал о бегстве своей взбалмошной второй половины, но финал истории, как вы, наверное, уже догадались, Лиза не сочла нужным рассказывать мужу. В тот же вечер мистер Твизуэл закатил по этому поводу грандиозный банкет, на котором все чествовали Фокси Финча – спасителя жены своего босса.

Сам Фокси чувствовал себя не в своей тарелке. Он сознавал, что связь с Лизой Твизуэл навлечет на него огромные неприятности, сознавал, что не очень-то порядочно поступать с Ричардом так же, как недавно поступили и с ним…

Но озорные синие глаза Лизы Твизуэл сделали свое дело – ослепили разум Фокси, оставив зрячими лишь его чувства. В тот вечер Фокси и Лиза поняли, что только по чистой случайности не встретили друг друга раньше. Потому что их внезапная страсть казалась теперь обоим закономерным финалом затянувшейся вражды…

Мистер Твизуэл был ослеплен не меньше их обоих, его хваленая проницательность на этот раз его подвела. Пожилой наркоделец и подумать не мог о том, что его жена, так враждовавшая с Фокси, не только стала его любовницей, но и впервые по-настоящему полюбила. Глаза мистера Твизуэла были плотно закрыты, он совершенно не замечал того, что творится под его рыхлым, как старая картошка, носом.

Фокси прекрасно справлялся со своей работой, а Лиза продолжала выказывать раздражение по поводу его присутствия. Понятно, что такое положение вещей вполне устраивало мистера Твизуэла. Но устраивало ли оно пару, сходящую с ума от любви и страсти?

Теперь Лиза и Фокси частенько наведывались в маленький уютный домик с изгородью, увитой белым, как снег, шиповником. В нем уже не было места одиночеству – здесь царили любовь и согласие. Лиза Твизуэл, та самая Лиза, которая еще совсем недавно брезгливо морщилась от одного вида кухонной плиты, теперь, весело насвистывая песенки, колдовала на небольшой кухоньке, чтобы удивить своего возлюбленного чем-нибудь вроде свинины по-французски или потрясающих пирожков с начинкой из свежей, только что собранной в лесу ежевики.

Не было ни единого уголка в этом прибежище двух заблудших душ, где бы они не предавались своей бурной страсти. Фокси и Лиза занимались любовью в саду под склоненными ветвями яблони, на веранде, под стрекотанье цикад, на кухне, разметав с шаткого столика фарфоровые блюдца, на чердаке, пропахшем сырыми сумерками.

Это был апогей их безудержной страсти, их сумасшедшей, внезапной любви. Пожалуй, ни Фокси, ни Лиза еще никогда не были так счастливы. И это счастье лучилось в их глазах, наделяло загорелую кожу Лизы Твизуэл каким-то невероятным сиянием. Фокси даже говорил в шутку:

– Я знаю, как Ричард Твизуэл догадается о своих рогах. Он увидит сияние, которое от тебя исходит.

И Лиза смеялась своим хрустально-колокольчиковым смехом, заставляя ослепленного Фокси трепетать от страсти.

Но, увы, ночи влюбленным приходилось проводить в разных кроватях. С тех пор, как на Лизу было совершено покушение, мистер Твизуэл уговорил Фокси пожить в их доме: на тот случай, если похитители осмелятся вторгнуться в его владения. Фокси без видимой охоты согласился. И в самом деле, он не очень хотел жить под боком у супружеской пары. Лиза Твизуэл была женой Ричарда, а между супругами часто происходит то, о чем даже думать не хочется любовникам…

Но, как выяснилось, Лиза была не из тех женщин, что делят постель с двоими. С тех пор, как она полюбила Фокси, Ричард Твизуэл перестал существовать для нее как любовник.

Чтобы не вызвать у мужа подозрений, она придумала подходящий повод не спать с ним, заявив, что у нее кое-какие проблемы по женской части. Не очень опытному в этих делах мистеру Твизуэлу пришлось поверить жене. Однако он немедля заставил Лизу отправиться к доктору, к которому ее сопровождал, естественно, Фокси Финч. При этом Лиза выказала такую хитрость, что даже Фокси чуть было не поверил в искренность ее чувств. Она устроила мистеру Твизуэлу грандиозный скандал, заявив, что уж к женскому врачу она ни за что не отправится с телохранителем.

– Какое унижение! – кричала она, разбивая вдребезги очередную вазу из китайского фарфора. – Какая гадость! Если ты думаешь, что я заявлюсь с этим Фокси на прием к врачу, то глубоко ошибаешься! Как ты себе это представляешь, Ричард?! Он зайдет со мной в холл и сядет между светских дамочек, которым только дай повод посплетничать?! Ни за что!

Но мистер Твизуэл, как обычно, проявил неуместную непреклонность. Где ему было знать, что под маской ненависти и гнева кроется истинная Лиза – любящая и готовая на все, чтобы быть с любимым человеком? Хваленая проницательность мистера Твизуэла все еще спала и видела прекрасные сны…

Но, как известно, любящие сердца в редких случаях способны на компромисс. Фокси и Лиза не хотели делить друг друга с кем бы то ни было. И, естественно, мистер Твизуэл был помехой на их пути, огромным валуном, лежавшим посреди горной речки. Рано или поздно их связь могла быть раскрыта, и тогда… Страшно было даже представить, что разгневанный Ричард Твизуэл сделает с обоими. Его репутация хладно-кровного убийцы определенно давала пищу для размышлений подобного толка. Мистер Твизуэл никогда не задумывался, принимая сложные и страшные для большинства людей решения…

После долгих размышлений Фокси предложил Лизе бегство из страны. Лиза, секунду поколебавшись, отвергла это предложение.

– Ты лучше меня знаешь, что Ричард найдет нас. Достанет, где угодно. Живых или мертвых… Бегство – худший вариант. Разве что… Разве что это бегство будет устроено так, что никто и не догадается о том, что мы – беглецы…

Фокси улыбнулся – его возлюбленная, как обычно, демонстрировала чудеса женской хитрости. Человек неглупый и сообразительный, он сразу понял, что Лиза имеет в виду.

– Ты думаешь, мы могли бы сказаться мертвыми?

Лиза задумчиво кивнула. Ее фиалково-синие глаза были устремлены в пустоту, хоть и казалось, что она любуется цветами белого шиповника.

– Только как? Он может смириться с твоей смертью. Но с моей – никогда. Пока Ричард не найдет мое тело, он не успокоится. И, поверь, поиски будут длиться долго. Может быть, несколько лет…

– Верно, – помрачнел Фокси. Глаза цвета стали потемнели, как грозовое облако. – Разбитой машиной здесь не отделаешься… Придется придумать что-то более остроумное…

Может быть, Лиза и Фокси приняли бы какое-нибудь другое решение, но тогда и у нашей истории была бы совсем иная развязка… Однако заботливая китаянка Юй-Синь – единственный человек на всем свете, который знал, что Лиза и Фокси – отнюдь не непримиримые враги, предложила им весьма своеобразный выход из положения.

В один прекрасный день она постучалась в комнату к Лизе и заговорщическим шепотом спросила:

– Мой принцесса хочет бросить старый муж?

Лиза коротко кивнула, тряхнув медовой копной волос.

– Мой принцесса бояться смерть понарошка?

Смерть понарошку? Элизабет Твизуэл опешила – никто и никогда не задавал ей таких странных вопросов.

– Что ты имеешь в виду, Юй-Синь? – улыбнулась она. Но за ее улыбкой прятался страх, который не скрыла бы даже самая яркая улыбка, на которую Лиза была способна. – Что значит – смерть понарошку?

– Юй-Синь иметь траву. Мала-мала травы… – прошептала служанка. – Заварить трава, выпить трава – умереть. Но недолга. Пройдет ночь, пройдет утро, потом – день. А ночь – принцесса ожить. Всего одна сутка, – китаянка показала Лизе скрюченный палец цвета пожелтевшей бумаги. – Тогда – ожить… Только могила – страшно… – Юй-Синь замахала руками, словно ее саму живьем закопали в могилу. – Принцесса бояться?

Лизе не нужно было думать, чтобы ответить на этот вопрос. Она еще не пригубила напитка, предложенного верной служанкой, а могильная тишина уже звенела в ее ушах, обдавала их леденящим холодом вечного покоя… Но Фокси… Но та жизнь, о которой они так долго мечтали… Но те возможности, которые открывались для них после этой фальшивой смерти… Лиза так живо представила себе их маленький уютный домик где-нибудь в Мексике, что даже страх реальной смерти не смог бы затмить эту картину.

– Да, Юй-Синь. Я боюсь. Но я пойду на это ради Фокси, ради нашей свободы… Какова бы ни была цена, которую мне придется заплатить.

– Не бойся, принцесса, – улыбнулась китаянка, обнажив ряд желтых зубов. – Я помочь. Я все сделать для свой каспажа…

Этим же вечером Лиза Твизуэл рассказала обо всем Фокси.

– Нет, нет, и еще раз – нет! – категорически заявил Фокси, услышав об этой фантастической авантюре. – Если я буду чем-то рисковать, то только не твоей жизнью. Лучше уж умереть самому, чем потерять тебя… И потом, вспомни классику – ты не хуже меня знаешь историю Ромео и Джульетты. Конечно, этот юноша не был в курсе, что его возлюбленная жива и только притворяется мертвой… Но черт его знает, что может случиться!

– Но Фокси… – умоляюще протянула Лиза. Картина жизни в маленьком уютном домике помогла ей продемонстрировать бесстрашие, которое, по ее мнению, должно было поколебать решение Фокси. – Это ерунда. Я не умру – Юй-Синь можно верить. Она прекрасно разбирается в травах, и потом – она ведь мне почти как мать… Я все уже придумала, слышишь, милый? – Лиза взобралась к нему на колени и погладила жесткие, ежистые волосы. – Мы инсценируем самоубийство, – произнесла она мечтательным тоном, так, будто бы речь шла о невинной шутке на собственный день рождения. – Я напишу записку, в которой объясню Ричарду, что была несчастна… Ведь у меня было столько срывов, и он знал об этом. К тому же Дорис Кроули был свидетелем некоторых из них, хоть я никогда и не посещала этого врача. Это должно сыграть в нашу пользу… В записке же, – продолжила она, пытаясь прикрыть наготу своего страха напускной бесшабашностью, – я попрошу Ричарда не затягивать с похоронами и устроить их на следующий день после моей смерти. Юй-Синь сказала – одни сутки. Значит, следующей же ночью ты можешь… освободить меня из могилы. Также я попрошу Ричарда, чтобы он похоронил меня на кладбище возле Нечистого монастыря. Ты отлично знаешь это место, так что тебе не составит труда меня найти… Потом ты отправишь меня в Мексику – мы сделаем поддельный паспорт, – а сам попросишь Ричарда об отставке. Ведь ты будешь чувствовать себя отчасти виноватым за то, что произошло со мной…

Она игриво улыбнулась мрачному Фокси Финчу, которому нарисованная Лизой картина не казалась столь уж заманчивой.

– А если… – попытался он озвучить свои сомнения, но Лиза немедленно его перебила.

– Никаких если. Все будет хорошо, если ты доверишься мне и Юй-Синь. И будешь в нужном месте в нужное время. В отличие от Ромео, – улыбнулась она, пытаясь высмеять страхи, которые терзали не только Фокси, но и ее саму. – Все будет хорошо. Верь мне, Фокси. Ты же веришь своей принцессе?

Фокси, подумав, кивнул. Лиза была настроена слишком решительно, да и потом – у них попросту не было других вариантов. Ох, если бы только он мог позволить себе убить Твизуэла… Но это было бы слишком подло с учетом того, что Ричард верил ему, а Фокси и так уже предал босса. Конечно, Ричард бы не колебался в выборе средств для достижения нужной цели, знай он, что Фокси любит его жену. Но ведь лисица – это не гиена, а Фокси – не Твизуэл. Ему придется согласиться на этот безумный план и сделать все то, чего от него хочет любимая. Лишь бы только случай благоволил к ним, и все вышло так, как оба того хотели…

От Лизы не укрылись колебания возлюбленного, и она поспешила воспользоваться первейшим средством от всех тревог – поцелуем. Фокси ответил ей той же страстью, той же безрассудной пылкостью. Но под этим пылким поцелуем влюбленных крылся страх перед неизвестностью…

Решение, принятое и подтвержденное обоими, окончательно укрепилось после того, как мистер Твизуэл задумал посетить с женой доктора, к которому Лиза якобы ходила два, а когда и три раза в неделю. Естественно, никакого доктора не было в помине, поскольку не было и заболевания, придуманного Лизой для того, чтобы избежать постылых супружеских ласк.

Юй-Синь приготовила странное зелье, по цвету напоминавшее перезрелый огурец, и аккуратно, стараясь не пролить ни капли, перелила его в узкий стеклянный сосуд, который немедля отнесла в Лизину комнату.

– Принцесса выпьет его ночью, потом – умрет. А потом – оживет, – твердила она своей госпоже, пытаясь успокоить не то взволнованную Лизу, не то саму себя. – Мой принцесса беречь себя, когда далеко уехать? – снова и снова спрашивала она Лизу.

– Беречь, беречь, моя Юй-Синь! – нервно смеялась Лиза, пытаясь скрыть панический страх, который рос в ее душе с того самого момента, как она заставила Фокси согласиться с ее решением. – Не волнуйся, моя дорогая, очень скоро ты переедешь к нам. Сразу, как только мы обоснуемся, ты оставишь этот дом и мистера Твизуэла, будь он неладен…

Юй-Синь вздохнула – это благословенное время казалось ей таким далеким, а мечта о нем – такой несбыточной, но все же кивнула, чтобы успокоить «каспажу принцессу».

– Юй-Синь очень скучать по своей каспажа, – пробормотала она, ставя склянку с отваром на маленький столик из темного дерева. – Очень скучать…

– Я тоже буду скучать, Юй-Синь, – ответила Лиза, с трудом сдерживая слезы, которые назойливым комом болтались в горле. – Но недолго. Ведь очень скоро мы с тобой встретимся…

– Юй-Синь сказать Лисица, чтоб берег тебя…

– Он будет беречь, не сомневайся…

Перед сном – а точнее, перед бессонной ночью, полной страхов, терзаний и тревог – Фокси все-таки нарушил негласное правило, которого придерживался все то время, что жил в доме Твизуэлов, и прокрался в комнату Лизы.

Лиза тихо вскрикнула, увидев его на пороге.

– Господи! Как ты меня напугал…

– Я не мог не попрощаться с тобой… – печально пробормотал Фокси. – То есть не…

– Я все поняла, – прошептала Лиза и на цыпочках подошла к избраннику. – Ты хочешь увидеть меня перед тем, как я умру для всех, кроме тебя и Юй-Синь… – На ее лице появилось трагично-комичное выражение, которым она в очередной раз пыталась показать Фокси, насколько легкомысленно относится к своей мнимой смерти.

Но выражение ее лица не убедило Фокси Финча. Он весь вечер наблюдал за Лизой и не сомневался в том, что предстоящая смерть, пусть и мнимая, пугает ее не меньше, чем его самого.

– Юй-Синь просила меня беречь тебя…

– Я знаю. Мы уже попрощались… – Лиза двумя пальцами подняла сосуд с отваром и повертела им перед носом Фокси. – Вот моя смерть… Смерть для остальных, а для нас с тобой – волшебный джинн, который исполнит самое большое наше желание – быть вместе.

Фокси посмотрел на пузырек так, будто за тонким стеклом и вправду сидела смерть. Слишком уж живо ему представилось, как тонкие Лизины губы делают один глоток, за ним другой, а потом – неизвестность… Фокси передернуло.

– Я не хочу этого. Давай все отменим. Придумаем что-то более разумное…

Лиза тут же поняла свою ошибку и спрятала злополучный пузырек от впечатлительного Фокси.

– Мы так долго этого ждали. Сейчас мы, как воры, крадемся в ночи, пытаясь украсть кусочек своего же собственного счастья. Но очень скоро все будет по-другому. Целый мир счастья раскинется под нашими ногами…

Слишком уж хорошо, чтобы и в самом деле быть правдой, мелькнуло у Фокси. Но он тут же отогнал от себя эту мысль, жужжащую, подобно назойливой мухе, что в жаркий солнечный день не дает покоя. Он должен верить Лизе так же, как она ему, иначе весь их план, столь тщательно разработанный, может рухнуть в один миг только из-за его сомнений… Ведь, как известно, случай любит решительных. А нерешительностью Фокси не грешил даже в самые страшные моменты своей жизни.

– Я могу увидеть, как ты выпьешь это? – указал он на пузырек. – Тебе ведь станет легче от моего присутствия…

Лиза отрицательно покачала головой. По скудно освещенной комнате забегали, заплясали тревожные тени.

– Нет. Это уже лишнее. Мне станет легче, если ты вернешься к себе. Поверь, Фокси, все будет хорошо. Думай о том, что уже завтра ночью мы будем вместе навсегда…

Фокси согласно кивнул, хотя чувства повелевали ему остаться рядом с возлюбленной.

– Я люблю тебя, – прошептал он, зарываясь лицом в ее мягкие волосы, пахнущие фиалкой и яблоком. – Я так тебя люблю…

Ему стоило великих усилий оторваться от нее и подойти к двери.

– Я люблю тебя… – прошептала Лиза одними губами.

Как только Фокси вышел из ее комнаты, она решительно поднесла к губам флакончик и одним махом выпила зелье. Зеленая жидкость оказалась очень горькой и пахла мятой. Элизабет Твизуэл почувствовала, как ее тело становится мягким, как пуховая подушка, и почему-то совершенно ее не слушается…

В небезызвестной пьесе Шекспира Джульетта проснулась в склепе, обнаружив подле себя бездыханное тело Ромео. Однако времена фамильных склепов давным-давно канули во мглу времен. И Лизу Твизуэл, как она просила в предсмертной записке, похоронили на следующий же день на кладбище неподалеку от Нечистого монастыря. Как и обещала верная Юй-Синь, Лиза пребывала в состоянии небытия целые сутки и очнулась только следующей ночью, совершенно не понимая, где она находится.

Впрочем, ужас положения дошел до нее довольно быстро, когда ее попытки найти выход из странного места, в котором она оказалась, закончились полным провалом.

Руки и ноги ее упирались во что-то твердое, по всей видимости, дерево, а голова, звенящая и гудящая от боли, билась о такую же противную деревяшку. Перед глазами Лизы Твизуэл мгновенно пронеслась картина вчерашнего вечера: слова Юй-Синь, прощание с Фокси и злополучная склянка с горькой жидкостью, которая пахла мятой…

В тот миг Лизе показалось, что в ее венах перекатываются кубики льда. Она все еще в гробу! Фокси не пришел в назначенное время! Не вызволил ее из этого жуткого плена! И теперь она умрет здесь, в этой могиле, погребенная заживо! Наверное, уже через несколько минут в этой тесной деревянной тюрьме будет нечем дышать!

– Помогите! – закричала Лиза, отчетливо сознавая, что кричит в пустоту. – Помогите! Я живая! Слышите, живая!

Сквозь собственный истошный крик она расслышала глухой стук. Стук шел откуда-то снаружи и раздавался достаточно отчетливо. Лиза замерла, не веря собственным ушам: что, если это – всего лишь галлюцинация, бред воспаленного мозга? Нет, ей не показалось – о крышку гроба с глухим стоном ударилась лопата. Сердце Лизы радостно подпрыгнуло: Фокси здесь, он спасет ее, он вытащит, они наконец-то будут вместе! Ей осталось продержаться всего-то несколько секунд, и мечта, исполнения которой она так долго ждала, наконец-то сбудется!

Крышка гроба затрещала, и привыкшие к темноте глаза Лизы поймали луч света. Ее губы зашептали имя возлюбленного, которого, как ей казалось, она не видела уже целую вечность. Сейчас она увидит его, обнимет его и, как тогда, в первый раз, забьется в его объятиях!

– Фокси! – выкрикнула Лиза, когда деревянная крышка слетела с гроба, а в глаза девушке хлынул яркий свет фонаря. – Любимый!

– Ты ошиблась, милая… До сих пор не понимаю, как ты столько времени путала меня с Фокси… Очевидно, у тебя плохо со зрением. Пожалуй, я свожу тебя к глазному врачу. Надеюсь, он будет лучше, чем тот, к которому ты ходила, дорогая…

Лиза лежала, не смея пошевелиться, не смея верить тому, что она только что услышала. Тот, кто пришел на кладбище в назначенное время, не был Фокси Финчем. Из могилы ее вытащил Ричард Твизуэл, ее муж, от всевидящего ока которого она безуспешно пыталась скрыться…

Мистер Твизуэл направил фонарь в другую сторону, предоставляя Лизе возможность убедиться, что ее страшные подозрения небезосновательны. На его лице играла странная улыбка, нечто среднее между торжествующей и горькой, как полынь, улыбкой разочарованного человека.

Лиза вскрикнула, закрыв лицо руками. Она уже не радовалась своему спасению, ей хотелось только одного – умереть быстро и безболезненно.

– Ты убил Фокси? – осмелилась прошептать она.

Мистер Твизуэл развел руками как человек, которому всего лишь поручили выполнить свою работу.

– Прости, ничего другого мне не оставалось. Ты ведь знаешь, как я поступаю с предателями, дорогая Лиза… Однако, – нахмурился он, – я думаю, что Фокси – отныне для нас запретная тема. Поднимайся, дорогая, нас ждет машина… Не стоит пугать местных жителей – они и так уверены, что по кладбищу бродит призрак.

Мистер Твизуэл, как всегда, был участлив и внимателен. Он даже протянул Лизе руку для того, чтобы она выбралась из гроба. Вот только небольшая мелочь – он убил смысл ее жизни, ее мечту, единственного человека, которого она смогла, осмелилась полюбить. А в остальном ее муж, Ричард Твизуэл, был воистину безупречным…

Лиза приняла протянутую руку и выбралась из могилы, чувствуя, что она уже не та, что прежде, и никогда не станет самой собой. Что-то в ее душе треснуло, надломилось, как зеркало, в которое запустили чашкой. Женщина, которая еще минуту назад была Лизой Твизуэл, теперь смотрела на мужа помутившимся взглядом и дико хохотала. Она упала на холодные, спекшиеся, как кровь, куски рассыпанной земли, рвала на себе одежду и бормотала странные, невнятные слова.

Обычно такой сдержанный и спокойный, мистер Твизуэл побледнел.

– Дорис, вам лучше выйти из машины. Похоже, все гораздо хуже, чем я ожидал…

Дорис Кроули подошел к краю разрытой могилы и покосился на свою пациентку.

– Пожалуй, вы правы, мистер Твизуэл. Все гораздо хуже…

Он вытащил из кармана шприц и ампулу, а потом спустился к Лизе, которая все еще бесновалась, осыпая себя комьями кладбищенской земли.

– Дорогая, вам нужно сделать небольшой укол, – пробормотал он, стараясь, чтобы его голос звучал ласково. – Обещаю, милая, больно не будет…

Мистер Твизуэл не стал дожидаться, пока Дорис Кроули сделает свое привычное дело – вколет пациентке дозу успокоительного. Он выбрался из ямы, отряхнул элегантные брюки и оглянулся с тревожным чувством, не оставлявшим его с того самого момента, как он сел в машину. Ему показалось, что неподалеку от покосившейся ограды стоит какой-то человек в монашеской рясе.

– Эй, кто вы?! – встревоженно спросил мистер Твизуэл, чувствуя, как непривычный холодок скользит по его грузному телу.

Но кем бы ни был этот странный человек, он не откликнулся на вопрос мистера Твизуэла. Через несколько секунд загадочный незнакомец исчез, словно растворился в кладбищенской ограде.

Мистер Твизуэл тряхнул лысой головой и тихо пробормотал, пытаясь раздавить внезапный страх, как назойливую букашку:

– Пора на покой.

Чего-чего, а покоя с тех самых пор мистер Твизуэл лишился окончательно и бесповоротно. Вначале он думал, что его неадекватное состояние объясняется потрясением из-за безумия жены, в которое она впала после того, как узнала, что Фокси Финча больше нет в живых.

Мистер Твизуэл зачастил к психоаналитику, надеясь, что Дорис Кроули объяснит ему, что с ним происходит, и поможет излечить эту странную болезнь. Но, наблюдая за Ричардом Твизуэлом, Дорис только разводил руками: в его практике ничего подобного не бывало. И вообще, то, что происходило с его клиентом, больше смахивало не на душевную болезнь, а на вмешательство высших сил, в которые сам Дорис Кроули никогда не верил…

Мистер Твизуэл сильно сдал в последнее время. Он даже похудел, чему раньше не способствовала ни одна диета. Нижние веки болтались под его маленькими глазами, как два пустых мешка, а взгляд напоминал зверя, запертого в клетке. Мистеру Твизуэлу действительно пришлось уйти на покой, поскольку работать в его состоянии было попросту невозможно.

А происходило с ним вот что.

С той самой ужасной ночи, когда мистер Твизуэл расправился с любовником жены, а саму ее выкопал из могилы, ему стали видеться странные вещи. Все его страхи, упакованные в короба и лежавшие на антресолях подсознания, одним махом раскрылись и вывалились наружу.

Ни дня не проходило без того, чтобы мистер Твизуэл не столкнулся с каким-нибудь своим страхом. Он просыпался в холодном поту и обнаруживал свою постель кишащей муравьями, которых он с детства боялся, как огня. Он переходил дорогу, и мимо него проносился желтый автомобиль с пестрым клоуном на задней дверце – одним из самых жутких воспоминаний его детства. Он открывал кран, и из него текла жидкость, по цвету и привкусу напоминавшая кровь. Он ел десерт, и на дне бокала обнаруживал мертвых насекомых…

Мистер Твизуэл уже не снимал телефонную трубку, потому что в ней раздавалось гнетущее молчание. Шторы в его доме были задернуты даже днем, потому что о его окна постоянно бились своими крылами жирные черные вороны, бог знает откуда взявшиеся в этих краях. Он перестал выходить на улицу, потому что и там его постоянно подстерегали те страхи, от которых, как ему казалось, он давно избавился с помощью мистера Кроули…

В один прекрасный день мистер Твизуэл понял, что жить, а точнее, существовать в вечном страхе он больше не может. Он понял, что единственный выход из создавшегося положения – замолить свои грехи, которых у него было немало.

Мистер Твизуэл отправился к духовнику, которого порекомендовали ему знакомые, но и тут получил от ворот поворот: одна из статуй, стоявших на входе в монастырь, куда он отправился, жутко на него оскалилась, отчего мистер Твизуэл, естественно, впал в панику.

Так и не дойдя до духовника, он направился в больницу к жене, где, стоя на коленях, пытался вымолить у нее прощение за содеянное. Но Лиза Твизуэл не смогла бы простить его, даже если бы захотела, ибо в этой безумной женщине, которая предстала перед Ричардом Твизуэлом, не было ничего от прежней Лизы. Она только смеялась и хлопала в ладоши, не признав в этом тощем старом господине своего мужа.

Полный отчаяния, мистер Твизуэл вернулся домой. Служанка, заменившая ему сбежавшую Юй-Синь, как обычно, приготовила на горячее большую тарелку супа. Но когда мистер Твизуэл приподнял мельхиоровую крышку, он увидел то, что окончательно подкосило его и без того слабое здоровье. С белоснежного дна фарфорового блюдца на него смотрели серые, как сталь, глаза Фокси Финча, исполненные гнева и ненависти…

Мистер Твизуэл уронил крышку и почувствовал, как его сердце сжимает ледяная рука. Последним, что увидели его сузившиеся от боли глаза, было мертвенно-бледное лицо человека в монашеской рясе, того самого, что мистер Твизуэл встретил на кладбище неподалеку от Нечистого монастыря…

Говорят, что месть – блюдо, которое подают холодным. Но в случае с мистером Твизуэлом провидение сыграло злую шутку – ему пришлось отведать это блюдо горячим, как дымящаяся тарелка нетронутого супа…

Вега Дэвис выпустила губами несколько колечек сизого дыма и с торжествующей улыбкой оглядела окружающих. Она осталась довольна произведенным эффектом. Анна испуганно молчала, хлопая расширившимися синими глазами, Майк восторженно смотрел на нее, словно открыл в ней талант, о котором прежде не знал. В блекло-зеленых глазах Алана промелькнуло раздражение или страх – этого Вега не смогла разобрать. Впрочем, ей было наплевать, что думает по этому поводу ее бестолковый муженек.

– По-моему, ты великолепна, – прервал Майк затянувшееся молчание. – После твоей истории я начал опасаться за свою репутацию. Как тебе, Анна? – покосился он на жену, которая все еще молчала, глядя на подругу расширившимися глазами.

– Мне? – Она повернулась к Майку. – Ужасно… Я не думала… не думала, что вы будете рассказывать такое… Мне казалось, мы собрались повеселиться…

Майк расхохотался и насильно притянул жену к себе. В ее синих глазах отчетливо виднелись отпечатки недавнего страха.

– Ты слишком впечатлительна, дорогая… Тебе нужно избавиться от этого качества. Оно тебя портит… Чем больше боишься, тем страшнее становится, – многозначительно заключил Майк.

Эти доводы не показались Анне убедительными. Послушать Майка, так все просто, как бумага в клеточку…

– Ты намекаешь на то, что эта игра – избавление? – невесело усмехнулась она. – По-моему, все наоборот.

– Не дури, Анна. Всем весело, кроме тебя.

– Ну… раз всем весело… – Анна виновато улыбнулась. Может быть, Майк прав? И ей не нужно делать трагедии из того, что ее друзья развлекаются, пусть и таким странным образом. – Хорошо. Только я придумаю этой истории свой конец.

– Анна, это против правил, – насупился Майк. – Если хочешь придумывать, рассказывай свою…

– Не заставляй меня…

– Анна!

– Так вот… – Анна оттолкнула мужа и продолжила: – Фокси Финч остался жив, и они с Лизой все-таки сбежали. А мистер Твизэул просто сошел с ума, и вся эта история на кладбище ему почудилась. Недаром же с ним потащился этот Дорис Кроули… Он знал, что у наркодельца не все в порядке с головой…

– Анна! – возмутился Майк.

Анна с удивлением прочитала на его лице негодование. С чего бы это? Ведь Майк сам говорил, что это просто игра. Обычный способ скоротать время… Тогда чего он так кипятится?

– Это просто игра, – попыталась она улыбнуться Майку. Но улыбка получилась какой-то неуклюжей. – Ты ведь сам говорил…

– Портишь всю атмосферу, – недовольно пробурчал Майк.

– Это точно, – в тон ему ответила Вега. – Если хочешь – рассказывай сама. Все могут портить чужие истории, а вот придумать что-нибудь самостоятельно – кишка тонка. – Вега выпустила тонкую струйку дыма и смолкла, поймав недовольный взгляд Майка.

– Мы как малые дети, – подытожил он короткую перепалку. – Давайте успокоимся. Если Анна для своего успокоения хочет сочинять хорошие финалы – ради бога.

– Но… – Вега поморщилась и стряхнула пепел в тарелку, нервно звякнув браслетом.

– Вега, – примирительно улыбнулся Майк, – не лезь в бутылку… И не пей так много – ты становишься агрессивной.

Вега скорчила рожицу и показала Майку язык.

– Ты источаешь комплименты, как майская роза аромат, – усмехнулась она, барабаня по кружке острыми розовыми ноготками. – Впрочем, к этому я уже привыкла. Как скажете, сэр. Если леди Анна вознамерилась выступить в роли цензора – так тому и быть.

– Не иронизируй, – перебила ее Анна. – Просто хотя бы раз в жизни прими меня такой, какая я есть.

– А ты уверена… – начала было Вега, но договорить не успела.

Из глубины дома вновь послышался глухой стон.

– Да что же это, господи! – Анна хлопнула кружкой так, что остальные, стоящие на столе кружки, подпрыгнули. – Неужели никого, кроме меня, не волнует то, что здесь происходит?!

– Тш-тш… – Майк приложил палец к губам и осторожно, словно опасаясь сопротивления, погладил Анну по плечу. – Не переживай так, малыш… Конечно же волнует… Думаю, нам нужно осмотреть дом. Может быть, здесь заперта собака?

Вега чуть не поперхнулась вином. Она отставила в сторону кружку с обагренными алым краями, откашлялась и нервно расхохоталась.

– Собака! Ну конечно! Придумай что-нибудь более остроумное… По-твоему, трансильванские крестьяне запирают собак в доме? Не смеши мои уши, Майк Брануэлл!

– Тш… – зашипел на нее Майк. – Давайте послушаем… Мне кажется, что все-таки это ветер…

– Но гроза стихла, Майк. – Алан сделал робкую попытку вмешательства, но Майк посмотрел на него так выразительно, что он тут же смолк.

Однако на Анну увещевания Майка не подействовали. Если раньше она еще способна была сдержаться, то сейчас внутри нее сидело какое-то шумное, лохматое и растревоженное существо, которое никак не хотело угомониться.

– Ну хватит! – Она решительно поднялась из-за стола. – Мне все это надоело. Давайте осмотрим этот чертов дом, раз уж мы сюда попали!

– И сад, – добавил Алан, ободренный смелостью Анны. – Может быть, это что-то находится в саду…

– Это что-то… – насмешливо передразнил его Майк. – Сам ты – что-то с чем-то, Алан Дэвис. Анна и без того напугана, а ты и горазд подзуживать. Ничего здесь нет, черт возьми! И быть не может!

Анна напугана. Анна впечатлительна. Анна наивна. Господи, как же она устала от того, что к ней относятся, как к ребенку, которого нельзя выпускать на улицу без сопровождения взрослых! Похоже, они считают, что она не имеет права на собственное мнение, и любое ее высказывание, любое проявление характера воспринимается ими как «чрезмерная впечатлительность»… Если бы только она не была такой слюнтяйкой и размазней! Тогда она могла бы заставить их серьезно относиться к ее мнению! Тогда бы она…

– Анна, что ты? – прервал ее гневные размышления Майк. – У тебя такое лицо…

– Какое, черт возьми?! – вспыхнула она, не в силах больше сдерживаться. – Какое у меня лицо?!

– Как будто ты стоишь у пульта ядерных установок и вот-вот нажмешь кнопку «старт», – попытался отшутиться Майк. – Ты права, мы сейчас же осмотрим дом. И сад, как посоветовал Алан. Только…

– Что – только?

По лицу Анны Майк без всяких слов понял, что ему лучше промолчать.

– Так, ерунда… Пойдемте осматривать дом.

Вега нехотя отставила кружку, но потом, передумав, подняла ее и вылезла из-за стола. Она порядком выпила – ее пошатывало.

Анна заметила, что Майк неодобрительно косится в сторону подруги. Поначалу она даже обрадовалась тому, что Вега вызвала у Майка негативные эмоции, но потом сникла. Если бы Вега была ему безразлична, он бы вообще не обратил на нее внимания. А так – волнуется, переживает, что красивая загадочная Вега так много пьет…

Анну снова охватило раздражение и смутное желание походить на Вегу. Странно, подруга даже в самых худших своих проявлениях привлекала внимание мужчин. А она, хорошая, добрая, порядочная Анна – нет. Отчего такая несправедливость? Анна криво усмехнулась. Алан послушно терпит издевательства Веги. А Майк? Стал бы Майк терпеть такое со стороны Анны? Едва ли. Ведь она даже боится открыться ему, что больна… Вега бы не боялась. Подруга смогла бы даже болезнь обернуть в свою пользу. Мол, вот я какая – странная, загадочная, сложная… Анна горько вздохнула.

На осмотр дома ушло не меньше получаса. Анна, Алан, Майк и Вега обшарили каждую комнату, каждый уголок, но так ничего и не нашли. Кроме травы, которой были увешаны все потолки, да старого, никому не нужного хлама, которым были заставлены углы практически всех пяти комнат дома.

Правда, одна комната привлекла внимание Анны. В ней царила какая-то особенная атмосфера – атмосфера загадочности. В этой комнате словно смешались древность и современность, старость и молодость. Было даже непонятно, кто жил в этой комнате – мужчина или женщина?

На огромном, в человеческий рост зеркале висела сотканная из тонюсеньких нитей паутина, под которой красовался слой пыли, мешавший увидеть само зеркало. На подзеркальной тумбочке лежали запыленные украшения, пересыпанные флакончиками со старыми духами и кремами.

Рядом с тумбочкой стоял маленький пуфик, цвет которого Анна, несмотря на серый слой пыли, все же смогла разглядеть. Этот цвет… Господи, ведь совсем недавно она слышала название этого цвета. История Веги… Ну да, точно, история Веги… Стул в «зеленом» кабинете мистера Твизуэла… Стул, обитый ворсистой тканью цвета фейхоа… А ведь красиво получилось, усмехнулась про себя Анна, – цвета фейхоа…

В другой части просторной комнаты царила совсем иная картина. Окна были плотно задернуты, на них красовались новехонькие и чистые – без следа паутины и пыли – шторы какого-то безумного оранжевого цвета, который совершенно не сочетался с другой половиной комнаты и бил по глазам, как неожиданный свет фонаря. Неподалеку от окна стояла тумбочка, на которой были аккуратно сложены чистые мужские брюки и голубая рубашка в нелепый белый горох.

Странно… Анне показалось, что старушка с огромными глазами живет одна. Но, похоже, она ошиблась… Может быть, у нее есть родственник? Тогда где же он? Не на его ли поиски отправилась в грозу странная хозяйка этого дома? Неподалеку от тумбочки стоял громоздкий шкаф, с которого также была тщательно стерта пыль. Что бы это значило? Старушка не производила впечатления грязнули – все другие комнаты были чистенькими и отмытыми. И только одна – да и то не комната, а ее половина – была покрыта пылью… Воистину странный дом…

Анна вышла из комнаты и тут же столкнулась с Вегой и Майком. Они заговорщически перешептывались, но, когда увидели Анну, сразу же смолкли.

– О чем это вы? – поинтересовалась Анна и тут же поняла, что оба сконфузились. – Что-то не так? – уже с беспокойством спросила она.

– Все в порядке, – нашелся Майк. – Просто здесь как-то странно…

– Да уж, – кивнула Анна. – Нечего было смеяться, когда я говорила о загадках Трансильвании. Они все-таки есть…

– Угу, конечно же, – усмехнулась Вега. – Давайте уверуем в досужие бредни местных крестьян. Вооружимся осиновыми кольями, натремся чесноком…

– Твои методы устарели, Вега, – хмыкнул Майк. – А дом, похоже, пустой… И, кстати, звуков больше не доносится… Что в этой комнате? – кивнул он на дверь, из которой только что вышла Анна.

– Ничего. Запыленное зеркало и какое-то барахло.

Анна хотела добавить про странную атмосферу, но потом передумала. Майк и Вега снова пройдутся по ее впечатлительности. Лучше уж смолчать, чтобы снова не нарваться на их идиотские шутки…

Потрескивая хлипкими ступенями, с чердака спустился Алан. Он словно стеснялся своих грузных ног – старался идти тихо и осторожно.

– Ничего, – отдышавшись, ответил он на немой вопрос остальных. – Много старого хлама, да и только. Может, осмотрим сад? – покосился он на Анну, словно именно она принимала решения в данном социуме.

Анне польстил этот взгляд. Кто-кто, а Алан прислушивается к ее мнению. Эта мимолетная поддержка немного взбодрила ее, и она решительно кивнула.

– Да, я думаю, нам стоит пройтись по саду.

– Сомневаюсь, что мы добьемся лучшего результата, – презрительно усмехнулся Майк. Любое решение, принятое не им самим, считалось неверным. – Анна только ноги промочит…

– Между прочим, не только Анна, – ревниво заметила Вега. – Обо мне здесь никто не думает…

– Тебе повезло, – резко ответила Анна, разворачиваясь к выходу из коридора. За ее спиной повисло задумчивое молчание.

В саду было мрачно и влажно, ничем не лучше, чем в доме. Анна успела пожалеть, что поддержала идею Алана. Впрочем, кто бы еще ее поддержал?

Влажная трава скользко шуршала под ногами, как будто по ней ползла змея. Яблоневые ветки то и дело орошали ее голову мелким дождем. Силуэты деревьев в темноте представлялись Анне фантастическими существами из модных фэнтези. Майк опять куда-то запропастился, совершенно забыв о том, что Анна может «промочить ноги». Наверное, опять с Вегой, раздраженно подумала она.

Миновав мятый железный бак, переполненный дождевой водой, Анна выбралась к небольшому деревянному строению, состоявшему из подгнивших досок. Похоже на «удобства во дворе», подумала Анна и осторожно, стараясь не шуршать травой, подошла к этому нехитрому сооружению.

И какого черта Майк опять поплелся за Вегой?! Теперь ей одной придется открывать эту дверь… Бог знает, что там внутри… Не то от холода, не то от тревожных мыслей по телу Анны пробежал промозглый холодок. И все-таки не зря Майк считает ее трусихой…

Злость, вызванная этой мыслью, придала Анне смелости, и женщина решительно потянула скользкую ручку двери.

Так и есть – удобства. И – никого внутри. Анна облегченно вздохнула. Все страхи рассеялись, как дым после пожара. А ведь когда-то она не чувствовала себя такой одинокой, маленькой и напуганной. Семь лет назад, когда с ней был Элджи… Он берег ее, защищал от всех страхов, но делал это совсем не так, как Майк. Он называл ее смелой девочкой и проходил с ней вместе через все, чего она боялась, создавая видимость, будто Анна делает это одна.

И что? Его «смелая девочка» спустя семь лет превратилась в хлипкий оранжерейный цветочек, нет, в одомашненную фиалку. И еще заставила думать, что она счастлива за спиной у творческого человека, который настолько силен и могуч, что может вынести на своих плечах весь груз разнообразных проблем… кроме бытовых. А зачем? Для этого найдется прислуга…

Анна облокотилась на влажный шершавый косяк двери и горестно улыбнулась темноте, съежившейся вокруг нее. Воспоминания о тех временах хлынули, как совсем еще недавно пронесшаяся над Трансильванией гроза…

Элджи был ее первой любовью… Правда, он всегда твердил, что любовь бывает только одна. Одна, и никак иначе. Все остальное Элджи считал страстью или влюбленностью, сильными, но мимолетными чувствами.

– Я смогу любить только один раз в жизни, – как-то сказал он Анне. – Все другое будет лишь жалким подобием любви, обыкновенной уступкой. А я не хочу уступок. Я хочу любви… Настоящей, взаимной и на всю жизнь. Ты думаешь, я наивен? Пусть так. Но для меня это – смысл жизни…

Иногда ей казалось, что Элджи – романтик, вечно витающий в пушистых облаках своих грез. Но это ощущение быстро проходило: когда ситуация требовала трезвых и обдуманных решений, Элджи выдавал их немедля. Он сочетал в себе совершенно не сочетаемые качества: трезвую рассудительность и безрассудную романтичность. Возможно, она полюбила Майка потому, что он, как ей показалось, был таким же…

Они с Элджи познакомились весной, когда в предместьях города еще лежали снега, а талая, грязная вода текла по улицам и нагоняла унылые мысли. Анна не очень радовалась весне: ее однообразная жизнь не менялась и в это время года. Учеба, уроки игры на ненавистной флейте – в угоду отцу, которому, бог знает зачем, понадобилось, чтобы Анна устраивала домашние концерты. Да еще курсы немецкого, от одного звучания которого ее выворачивало наизнанку. Все это казалось таким нелепым и бессмысленным, что Анна впадала в тихую депрессию.

По ночам, когда ее ровесницы наслаждались молодостью и весной, Анна плакала в подушку и мечтала о том, что в один прекрасный вечер к ней пребудет… нет, вовсе не принц на белом коне… а обычный парень в совершенно обычной одежде и даже без коня, бросит камешком в окно и скажет: «Вот и я, милая. Пойдешь со мной на край света?» И тогда Анна пошла бы, не задумываясь о последствиях…

Но обычных парней рядом с ней не водилось, а тех, что звал на ужины и обеды ее отец, Анне хотелось выставить за порог. Они были жутко, невероятно скучны, рассыпали остроты, как яблоня – поредевшие лепестки, и кичились своими богатыми родителями так, словно те были статуями из золота.

Все это вызывало у Анны Марберри смешанное чувство отвращения и горечи. Она завидовала своим сверстницам, которые могли себе позволить много больше, чем она, и имели куда более богатый жизненный опыт. Те, в свою очередь, завидовали ей, ее богатству, дорогой красивой одежде и даже ее внешности, хотя Анна всегда считала себя серой мышкой. Так что подруг у нее не было. Равно как не было любимого. Но однажды вечером, возвращаясь домой с флейтой под мышкой, Анна встретила его…

Элджи смотрел на нее во все глаза так, словно прямо на улице увидел портрет Моны Лизы. Он остановился посреди мостовой, над которой витали ароматы свежевыпеченных булочек, и замер, любуясь Анной.

Она страшно смутилась и постаралась обойти молодого человека, а он, не в силах заговорить с ней, лишь глупо молчал, любуясь ее длинными опущенными ресницами и потрясающими, окропленными медью волосами. Через несколько секунд он опомнился и, пока не смолкло цоканье ее каблучков по мостовой, кинулся к цветочнице, у которой купил букет синих ирисов.

Потрясая букетом, как мечом, он бросился вслед за Анной. Обогнав ее, он остановился и, отдышавшись, протянул ей букет.

– Это вам. У вас глаза, как эти синие ирисы…

Анна запуталась в словах и в мыслях. Она взяла букет и молча посмотрела на странного незнакомца. Он был красив: глаза цвета влажных абрикосовых косточек, темные блестящие волосы, нежный овал лица и грустная улыбка на чувственных губах. Одет он был очень просто – синие потертые джинсы и коричневый свитер в тон влажных глаз.

– Простите, наверное, я выгляжу жалко и неуместно, – окончательно смутился парень, похоже, не подозревавший, что Анна смущена не меньше его. – Желающих дарить вам букеты слишком много. И я – последний в этом огромном списке…

В огромном списке?! Эта фраза неожиданно заставила Анну расхохотаться. Она тут же испугалась, что он расценит ее смех, как издевательство, и поспешила объясниться:

– Вы шутите?! В последний раз мне дарили цветы полгода назад, на день рождения… Мой отец.

Парень улыбнулся. Анна заметила, что ее слова обрадовали и ободрили его.

– Нет, это вы шутите. Я никогда не видел более красивой девушки. Потому и решил, что за вами гоняется толпа поклонников, от которых вы смертельно устали…

Анна снова рассмеялась. Ей не нужна была толпа поклонников. Этот парень, красивый, сумасшедший и такой нерешительный стал вдруг единственным человеком на земле, с которым ей хотелось быть…

С того самого дня они были неразлучны. Анне казалось, счастье сыплется на нее, как из рога изобилия. Все происходящее представлялось ей совершенно неправдоподобным – она так долго мечтала о любви, что не могла до конца поверить в то, что обретенная любовь – не сон, не плод ее фантазий. Она смотрела на Элджернона, казавшегося ей богом красоты, и дико страдала от мысли, что он, наверное, не удовольствуется ее скромной любовью. Но Элджернон довольствовался и благословлял каждый день, каждую минуту, секунду, проведенную с ней.

– Моя девочка, – ласково шептал он ей, перемежая поцелуи с объятиями, – какое счастье, что я встретил тебя. Мне становится страшно от одной мысли, что в тот день я мог бы пойти другой дорогой. Нет, не мог, – тут же опровергал себя Элджи, – ведь это сама судьба свела нас вместе…

Элджи был сиротой, поэтому познакомил Анну с единственной своей родственницей – тетей. Миссис Свизи оказалась довольно приятной и общительной женщиной. А вот Анна… Анна никак не могла заставить себя сознаться Элджернону в том, что ее отец – владелец целой сети ресторанов, да еще парфюмерных магазинов и бутиков модной одежды. Это роковое, безумное, бездушное богатство не было нужно ни ей, ни Элджи.

К тому же отец… ее отец ужасно боялся, что рано или поздно дочь уйдет из дома, и одна только мысль об этом заставляла его дрожать от страха и ярости. Что-то будет, когда он узнает о связи дочери с каким-то бакалейщиком, торгующим пирожками и булками, испеченными теткой, в крошечном ларьке на углу Уоллинг-стрит? Одна мысль об этом заставляла Анну трепетать. Ирвин Марберри был слишком большим собственником, чтобы позволить своей дочери подобную связь, не говоря уже о браке.

Но однажды Анне все-таки пришлось сделать решительный шаг.

Элджи, как обычно, терпеливо дожидался ее с занятий, когда к серому зданию университета подъехало роскошное авто. Анна, которая в этот момент уже стояла на пороге здания, ошарашенно смотрела на то, как из пурпурного автомобиля выбирается ее грузный отец. Элджи сидел на парапете и, заметив Анну, помахал ей рукой. Он не мог даже предположить, что роскошное авто имеет какое-то отношение к его девушке, а этот полный господин приходится ей отцом.

Сердце Анны готово было выскочить из груди и разлететься на тысячу осколков по серым плитам университета. Что ей делать?! Что говорить?! Она никогда не принимала решений, и теперь этот процесс стоил ей больших усилий.

Наконец, когда отец уже поднимался по ступеням, она поняла, что поступит именно так, как должна была, – познакомит отца и Элджи. Переполненная решимостью, Анна жалела только о том, что не сделала этого раньше. Осознание того, что Элджи рядом, придало ей сил, поэтому, когда отец приблизился, она сразу же взяла его под руку и сказала:

– Пойдем, сейчас я кое с кем тебя познакомлю.

Она подвела отца к Элджи, и тот поднялся с парапета, бледный и растерянный. В его глазах Анна читала недоумение. Он до сих пор не мог поверить в то, что этот представительный мужчина из не менее представительного авто имеет какое-то отношение к его возлюбленной.

Анна чувствовала, как по ее венам бегают крошечные искорки. Так она не волновалась еще никогда. Однако ей удалось взять себя в руки и, поборов смущение и страх, произнести:

– Знакомься, папа, это – Элджи, человек, которого я люблю. А это мой папа, Ирвин Марберри…

Несмотря на выдержку и самообладание Анны, Элджи догадался, насколько сложно ей было сделать этот шаг. В тот момент, несмотря на собственное недоумение, он гордился Анной.

– Я рад знакомству с вами, – быстро нашелся Элджи. – Жаль, что Анна не представила нас раньше.

Ирвин Марберри испытующе оглядел молодого человека. Сразу видно – средний класс. А может, даже ниже среднего. Красив, молод и уверен в себе, но совершенно не подходит его дочери… Где она откопала этого парня? И сколько времени скрывала его? А что, если она беременна от этого вертопраха?! Лоб Ирвина покрылся испариной. Нет, этого не может быть… Только не с его дочерью!

– Да-да, – пробормотал он, пытаясь казаться дружелюбным. – Очень жаль, что Анна не познакомила нас раньше… Может, заедете к нам? Выпьете чашку горячего кофе? Вы, наверное, замерзли, сидя на холодных камнях?

– Нет, что вы, – добродушно отозвался Элджи. – Я совсем не замерз. Но от кофе не откажусь. Думаю, нам есть о чем поговорить…

– Ну разумеется…

Садясь в машину, Элджи испытывал смешанные чувства. С одной стороны, он гордился Анной – она не постеснялась представить возлюбленного своему богатому отцу, который был явно не в восторге от такого поворота событий. С другой – досадовал на Анну за то, что она так долго скрывала от него свое положение. Наверное, щадила его чувства…

А может быть, она боялась, что Элджи позарится на ее приданое? Нет, не может быть! Скорее всего, сделал вывод Элджи, она боялась реакции своего отца. Богатому старикану пришлось не по душе, что его дочь встречается с таким оборванцем…

Краем глаза он покосился на Анну, которая села рядом с ним на заднем сиденье. И без того светлая кожа ее лица была совсем бледной. Бедняжка… Сердце Элджи сжалось от сочувствия к любимой. Сколько выдержки ей понадобилось, чтобы наконец решиться их познакомить…

Он осторожно нащупал руку Анны, сжал ее в своей и тут же почувствовал ответное пожатие. На щеках Анны заиграл румянец, и от этого Элджи стало немного легче.

Вскоре они подъехали к роскошному дому Ирвина Марберри. Часто, проходя мимо этого дома и даже не подозревая, что здесь живет его возлюбленная, Элджи любовался видом, открывавшимся за стрельчатой оградой. Огромный парк, мраморные статуи, серебряные струи фонтана – все это казалось ему недосягаемым великолепием. Он часто думал о том, что хотел бы жить в таком доме и прогуливаться по этому парку.

Но сейчас, уже зная о том, кому принадлежит особняк, Элджи чувствовал другое. Его оскорбляла, коробила эта роскошь. Он казался самому себе жалкой щепкой, выброшенной за борт жизни. Ему было неловко от сознания, что он едва ли когда-нибудь сможет предоставить Анне нечто похожее на этот дом. А ведь она привыкла к роскоши, роскошь для нее – как воздух, без которого ей будет нечем дышать… Элджи смотрел на то, с какой небрежностью Анна пользуется атрибутами богатства, и понимал, что его подозрения не безосновательны.

Они пили кофе из тонких фарфоровых чашек, к которым Элджи боялся прикоснуться своими грубыми руками – ему казалось, они вот-вот треснут и осколки фарфора разлетятся по алому бархату скатерти. Ирвин Марберри расспрашивал его о том, чем он занимается, чем живет и кто его родители. Элджи отвечал. У него не осталось никаких сомнений, что Ирвин окончательно убедился в его несостоятельности.

Едва ли этот старикан хотя бы на секунду допускает мысль о том, что Анна может выйти за меня замуж, с досадой подумал Элджи. Наверняка он устроил весь этот цирк для того, чтобы показать Анне, как неосмотрительно она поступила, влюбившись в него, Элджи…

Через некоторое время Ирвин предложил Элджи выкурить по сигаре, и, оставив Анну в одиночестве, они направились в кабинет. Элджи прекрасно понимал, для чего нужна эта аудиенция. Сейчас он услышит все, что отец Анны думает об их нелепом союзе, союзе дочери миллиардера и жалкого бакалейщика…

Но когда он выходил из гостиной, Анна бросила на него взгляд, полный любви, и Элджи почувствовал себя увереннее. В конце концов, она любит его. И Ирвину Марберри едва ли под силу сломить чувства дочери, даже если для этого он возьмет кувалду, отлитую из чистого золота…

Ирвин предложил ему сигару и усадил в кресло.

– Ну так что, молодой человек, каковы ваши планы относительно моей дочери? – мягко поинтересовался он, но в его голосе Элджи расслышал стальные нотки.

– Мы любим друг друга, – спокойно ответил Элджи. – Если все будет хорошо, поженимся. Не сейчас, конечно, как только я встану на ноги… Вряд ли я смогу предоставить Анне роскошный особняк, – улыбнулся он, – но постараюсь, чтобы она ни в чем не нуждалась…

– Да, да, конечно, – улыбнулся в ответ Ирвин. В его улыбке сквозило недоверие к словам Элджи. – Вы же не рассчитываете на то, что будете жить здесь?

– Нет, не рассчитывал и не рассчитываю. Я узнал о том, что Анна богата, только сегодня, – честно сознался Элджи. – Она всегда говорила, что ее отец – обычный служащий в банке…

– Это хорошо, – кивнул Ирвин в ответ собственным мыслям. Элджи показалось, что тот даже не расслышал последней фразы. – Мне кажется, скромному бакалейщику нужны подъемные, чтобы организовать собственное дело…

Элджи окинул старика недоуменным взглядом.

– Да, да, – кивнул Ирвин. – Вы ведь хотите стать кем-то большим, чем владелец кондитерской лавки?

– Разумеется, – согласился Элджи, все еще не понимая, куда клонит его потенциальный зять. – Но, боюсь, это очень долгий процесс. В моем-то положении…

– Вот-вот, как раз о положении я и говорю… Я хочу… изменить ваше положение к лучшему. В обмен на то, что вы оставите мою дочь в покое…

Кровь хлынула в лицо Элджи. Так вот, куда вел старый пройдоха!

– Не стоит думать, что все покупается! – резко бросил он Ирвину и поднялся с кресла. – Прощайте, мистер Марберри.

Анна догнала его у двери. По гневному взгляду Элджи она сразу догадалась, что разговор с отцом был крайне неприятным.

– Что случилось? – трепеща от предчувствий, спросила она.

– Моя смелая девочка… – вымучил улыбку Элджи. – Теперь я понял, почему ты боялась знакомить меня с отцом…

Анна проводила его до ограды, у которой они долго целовались. Ей не хотелось расставаться с Элджи. Странное, мучительное предчувствие подсказывало ей, что эта встреча с любимым – последняя.

И оно не обмануло Анну – через несколько дней тетка Элджи со слезами сообщила ей, что ее племянник погиб во время пожара в бакалейной лавке. Той, что на углу Уоллинг-стрит…

А еще через полгода она познакомилась с начинающим писателем Майком Брануэллом. А еще через год ее отец Ирвин Марберри покончил с собой, не дожидаясь, пока с ним разделается неизлечимая болезнь…

– Анна! – резкий окрик Майка заставил ее вздрогнуть и обернуться.

В промозглой синей мгле его лицо показалось ей чужим и незнакомым. А может быть, воспоминания об Элджи сделали его таким? Элджи… Лучше ей забыть о нем, пока снова не начались галлюцинации. Зачем подстегивать и без того прогрессирующую болезнь?

– Ты спряталась так, что мы едва тебя нашли! Что ты тут делаешь в такой холод? У тебя уже губы синие. Пойдем в дом, я налью тебе вина, и ты согреешься…

Анна позволила мужу увести себя в дом. Вега и Алан сидели за столом с постными лицами. Наверное, Вега опять наговорила Алану гадостей, равнодушно заметила Анна. Сейчас ее совершенно не волновали эти люди. И даже Майк, который хлопотал возле нее, наполняя тазик горячей водой, а кружку вином.

– Ноги – в воду, – приказал он, и Анна послушно исполнила приказ. Она чувствовала себя, как кукла, с которой играет маленький ребенок. – Не хватало еще, чтобы ты простыла. Такая отвратительная погода, а ты шляешься по саду в шлепках из двух полосок кожи!

– Погода не бывает отвратительной, – покачала головой Анна. – Я тут думала… И пришла к выводу, что у природы, как и у человека, бывает депрессия. Когда небу плохо, оно плачет. Или закатывает истерику – разражается грозой, громом и ливнем… Иначе как же ему, несчастному, выразить свои чувства? Оно ведь не может сдерживать их несколько миллионов лет…

– Ох уж мне эта доморощенная философия, – язвительно вставила Вега. – О чем ты только думаешь? Вечно витаешь в облаках, а потом порешь всякую чушь…

– Зачем так резко, Вега? – вступился за Анну Майк. – Она не виновата в том, что у тебя испортилось настроение.

– Испортилось?! – Браслеты Веги возмущенно звякнули в тон хозяйкиному голосу. – Неудивительно! Я полчаса шаталась по мокрому холодному саду в сопровождении Алана! В поисках неизвестно чего! И Алан, в отличие от тебя, не сделает ванночку для моих озябших ног!

– Не завидуй, – рассмеялся Майк. – Если бы ты относилась к нему, как Анна относится ко мне, наверное, он был бы более галантным кавалером. А, Алан?

Алан промолчал. Он напомнил Анне слона, на которого бросаются собаки, – слишком большого и мудрого, чтобы им отвечать…

– Так что же, вы ничего не нашли? – пришла она на выручку Алану.

– Нет, – покачал головой Майк. – Ничегошеньки. Предлагаю смириться с мыслью, что это был ветер. Или местная собака. Или волки. В общем, что-нибудь в этом духе…

– Или волки, – передразнила его Вега. – Какие мелочи! Только волков в этой дыре не хватало…

– Не бойся, они не шастают по домам, – утешил ее Майк. – Итак, теперь моя очередь рассказывать историю… Если, конечно, вы не передумали играть…

– Не передумали, – ответила за всех Вега. – Чем еще развлечься в такой глуши?..

Она улыбнулась Майку, приглашая его начать историю. Но Анне показалось, что за этой подкрашенной улыбкой кроется нечто большее…

Рассказ Майка

Золотая муза

Я скомкал очередной листок, испещренный черными буквами, и со всей злостью, на которую был способен, запустил им в корзину. Промахнулся. Как обычно. И вместо корзины попал прямо в лоб Энни Макфел, которая как раз входила в комнату.

Энни накалила мои и без того горячие датчики до предельной температуры.

– Твою мать, Энни! Сколько раз я просил тебя не вламываться ко мне, когда я работаю!!!

Скорбное личико Энни скуксилось, как сушеная груша. Но это не помешало ей поднять бумажку, которая только что попала прямо в цель, как стрела долбаного Амура.

– Я только хотела спросить, не нужно ли сделать кофе, – слезливо промяукала она.

– К черту кофе! И уберись из моего кабинета! – взорвался я, позволив себе отыграться на беззащитной Энни. – Считаю до трех. Иначе в твой лоб влетит не бумажка, а нечто более тяжелое.

Энни немедля ретировалась. Да, а кофе все-таки не помешало бы… Я хотел было окликнуть ее, но при одном воспоминании о ее лимонно-кислом лице меня передернуло. Ну его, кофе. Ну ее, Энни. Нам давно уже пора расстаться. Только я почему-то оттягивал этот сладчайший миг. Наверное, потому что Энни, как тапочки, пылесос или кофеварка, была незаменима в быту…

А когда-то она была хорошенькой и такой милой в постели… Мы кувыркались с ней с утра до ночи, и она так забавно морщила носик, когда… Ну… вы сами понимаете, когда. Куда что делось? – с тоской подумал я. Из сексуальной любовницы Энни Макфел превратилась в скучную домработницу, которую я выгоняю из своего кабинета, как назойливую собачонку…

Она говорит, что это я ее довел. Мол, мы, писатели, такой деспотичный народ, что с нами нужно или расставаться – это слово она произносит с особой, мечтательной интонацией, – или терпеть наш скверный нрав, исполняя любую прихоть.

Вот дура! – в сердцах думал я, совершенно не чувствуя себя виноватым за то, что якобы с ней сделал. Было бы больше ума, давно уже бросила бы такого идиота, как я. Нашла бы себе какого-нибудь филистера, который носился бы с ней, как с писаной торбой… С ее фигуркой и аппетитной задницей это бы не составило труда. Но Энни Макфел – настоящая дура, которая все еще верит в то, что любовь – наивысшее счастье на земле…

– Черт с ней, с Энни, – вслух повторил я и углубился в текст.

Не шло. Не шло уже, черт возьми, неделю, а, может быть, и больше. То ли оттого, что я слишком много пил, то ли оттого, что чертова дура Энни притащила кошку, которая каждый божий день орала, будто с нее спускают ее треклятую черную шкуру…

Не знаю почему. Просто не шло. Я готов был расшибить свою башку о стену, готов был в буквальном смысле слова родить очередной роман. Готов был на любое преступление, лишь бы эти противные черные буквы складывались в слова. Но не шло, мать твою. Не шло… Я чувствовал себя идиотом-графоманом, каждый день корпевшим над своим мнимым произведением искусства, который на самом-то деле – всего лишь маленькая кучка… Ну… сами понимаете, чего…

А ведь от меня ждали, черт возьми, того, что я наконец закончу. И мне уже выплатили деньги, которые я потратил с легкомыслием, свойственным сынку какого-нибудь миллионера. Но я не был сынком миллионера. Я был всего лишь писакой дешевых детективов, которые, бог знает почему, читает наша почтенная публика…

Я изо всех сил скрипел мозгами и взглядом протирал до дыр листы, заправленные в печатную машинку. Уже написанное казалось мне чудовищной ахинеей, и страшно было представить, что я напишу продолжение для этого нечто. От страха меня могла избавить только одна верная подруга – бутылка.

Поэтому я без особых церемоний сообщил Энни, что буду поздно, и поплелся в бар, заранее предвкушая блаженную муть текилы, оттененную кусочком лимона.

Желтый огрызок солнца болтался в рваных облаках всю дорогу, пока я стоял на остановке. Надо было взять такси, но мне почему-то захотелось разнообразия. Очень скоро я пожалел об этом, потому что какой-то жлоб в сером пиджаке забрызгал меня слюной, доказывая, что я вперед него пролез в автобус.

– Да пошел ты! – Я стряхнул его мерзкие слюни со своей новехонькой кожаной куртки и вышел на следующей же остановке. – Да пошли вы все! – крикнул я вслед тарахтевшему автобусу. – Лучше уж пешком…

Алек Хазел, бармен, встретил меня скептической улыбкой.

– Опять не идет?

Я коротко кивнул, между делом рассматривая стройные ножки девицы в мини, которая задорно прощеголяла мимо, постаравшись задеть меня бедром.

– Опять. Хуже всего, что я уже профукал деньги, которые мне заплатили, – улыбнулся я Алеку, пытаясь показать, что и такие неприятности мне нипочем.

Моя натужная улыбка, очевидно, напоминала усмешку висельника, потому что Алек Хазел ни фига мне не поверил.

– Сочувствую, приятель. Текилу, как обычно?

– Валяй. – Я махнул рукой, обрекая себя на неизбежное опьянение.

Через пять минут я уже был знаком с девицей в мини, которую звали Мэри, а через час мы уже были на короткой ноге. А еще через час, уже порядком надравшийся, я поехал к ней домой, где мы провели еще несколько часов за весьма недурственным сексом без обязательств.

Когда я, пошатываясь, выбрался из ее дома, уже смеркалось. Огрызок солнца падал в мусорную яму заката, чему я даже обрадовался. Сумерки – мое любимое время суток. Даже в этом городе, где толком не разберешь, день или ночь – всегда светло, всегда, черт подери, шумно. Он – как большой термитник с подогревом. Люди снуют туда-сюда, как будто каждый день – последний в их жизни. Мне казалось, иногда они даже забывают собственное имя, настолько заняты делами.

Впрочем, в тот момент мне было наплевать на людей. Я хотел только одного: добраться до дома и завалиться на боковую, при этом не разбудив Энни, которая, мурлыча как кошка, будет выпрашивать ласки.

Длинноногая цыпочка из бара, похоже, жила на окраине. Во всяком случае, я не знал района, в котором оказался. Там было удивительно тихо и зелено, так зелено, что у меня в глазах зарябило от переизбытка кислорода… или текилы, все еще шумевшей в голове.

Я пересек аллею и собрался было поймать проезжавшего мимо таксиста, но кое-что отложило осуществление моего примитивного плана.

В самом конце аллеи, окропленная розово-желтыми лучами заката, стояла женщина. Ее волосы напомнили мне песок на Золотом побережье, где мне когда-то посчастливилось отдохнуть. Они были очень светлыми, какими-то золотисто-белыми. Поначалу я решил, что она крашенная, но, подойдя поближе, понял, что ошибся. Это были ее собственные волосы – в этом вопросе меня не проведешь. Глаза у нее были, как две крупные оливки – нежно-зеленые, окаймленные длинными темными ресницами. Стройную фигурку оплетали закатные лучи, так что я не сразу смог разобрать, во что она одета. Но потом, к удивлению, разглядел, что, несмотря на свою яркую внешность, одета она совсем просто, я бы даже сказал, старомодно. Длинное кремовое платье доходило до лодыжек. На плечи был наброшен тонкий газовый шарф цвета оливковых глаз незнакомки. На шее – тонкая золотая цепочка с кулоном в виде маленького скорпиона.

Я поймал себя на мысли, что где-то видел ее. Но где и когда, не мог упомнить… Пора завязывать с алкоголем, пробормотал я про себя. Если уж такие красавицы не откладываются в памяти…

В ее позе было что-то болезненно одинокое, отчаянное, и я невольно почувствовал, что хочу подойти к ней, обнять, защитить. Но не мог. Это ведь не цыпочка из бара, с которой можно было вот так запросто заняться сексом. Впрочем, секса мне не хотелось. Просто хотелось обнять ее и долго-долго держать в своих объятиях.

Остатки текилы придали мне храбрости. Со смелостью больного старого пса, которому уже нечего терять, я подошел к ослепительной незнакомке и хрипло пробормотал, теряясь от звука собственного голоса:

– Простите, леди, может, вам помощь нужна?

Это сиплое «леди» прозвучало совсем уж глупо. Даже я понял. Моя закатная леди нервно дернулась, услышав мой голос. Похоже, мысли ее витали где-то очень далеко.

– Нет, благодарю.

Я удостоился глубокого оливкового взгляда и понял, что тупо радуюсь даже этому проявлению внимания. Ее «благодарю», которое она произнесла надломленным голосом, надолго отложилось в памяти.

– Жаль, – пробормотал я. – С удовольствием бы вам помог.

Она посмотрела на меня, словно вдруг почувствовав мою слабость, и, улыбнувшись, пошла по аллее. Мне ничего не оставалось, как двинуть в сторону дома. Всю дорогу в дребезжащем такси я пытался вспомнить, где мог видеть эту женщину. Но так и не вспомнил – видать, долбаный алкоголь окончательно замусолил мои мозги…

На следующее утро я проснулся с той же головной болью, с которой засыпал. В желудке – черной дыре, обескровленной алкоголем, – гнездилось навязчивое желание чего-нибудь съесть.

В надежде, что Энни приготовила завтрак, я спустился на кухню. Но там меня поджидало уютное семейное собрание, состоявшее из двух женщин: Энни и ее матери. Твою мать! – ругнулся я про себя. Ну почему Энни пригласила эту старую ведьму именно сегодня?!

Тифони Макфел и вправду напоминала ведьму: кустистые брови, никогда не знавшие щипчиков, толстый нос, обагренный алыми прожилками, и мучительно тяжелый взгляд темных, как кофейное зерно, глаз. От этого взгляда мне всегда становилось нехорошо, что уж говорить о том злосчастном утре, когда голова трещала так, будто гномы стучали по ней своими кирками. Внешность Тифони Макфел вполне оправдывала род ее занятий – она владела салоном магии, в котором морочила головы простакам и дурочкам вроде Энни.

– Утро доброе, Тифони, – буркнул я, потянувшись к холодильнику. Может, глоток колы спасет меня от этого сатаны в юбке?

– Для кого утро, а для кого день, – затянула свою волынку Тифони Макфел. – Кто-то гуляет до ночи, спит до полудня, а кто-то трудится, не покладая рук. – Это она намекала на Энни.

Энни смотрела на меня взглядом униженной жены – мать успела прополоскать ей мозги – и делала вид, что не желает со мной разговаривать.

Завтрака не будет, тоскливо констатировал я и, сделав несколько глотков колы, вознамерился удалиться. Но это было не так-то просто. Тифони впилась в меня своим взглядом, как кошка в загривок котенку, и изрекла:

– Не торопитесь, Дин. Мне хотелось бы поговорить с вами о моей дочери.

Черт, вот дерьмо! Я опустился на стул, желая этого разговора, как висельник – эшафота.

– Вам не кажется, Дин, что вы слишком жестоко… если не сказать хуже… обращаетесь с Энни? Я молчала несколько лет, но больше не могу сдерживаться… Вы морочите голову несчастной девушке, не хотите на ней жениться, кричите на нее. И это – благодарность за все, что она для вас делает? Энни ухаживает за вами, как за грудным младенцем… Правда, младенцы пьют молоко, а вы, насколько я поняла, предпочитаете виски…

– Текилу, – спокойно вставил я, чем лишь подлил масла в адский огонь, полыхавший внутри мисс Макфел.

– Ах, вы еще язвите, – усмехнулась Тифони. – Ну-ну, молодой человек, продолжайте в том же духе. Я думаю, очень скоро вы пожалеете об этом.

– Боюсь, это будет не ваша заслуга, Тифони, – перебил ее я. – Алкоголь доконает меня раньше, чем ваши магические заклинания.

– Как ты живешь с ним, Энни?! – Тифони Макфел упивалась своей миссией, ей явно доставляло удовольствие разыгрывать из себя обиженную тещу. – Как ты живешь с этим человеком?!

На месте Энни я бы сказал: живу, и все тут. Или собрал вещи и ушел к чертовой матери. Ох, пардон, к владелице салона «Магия любви»… Но Энни не сделала ни того, ни другого. Она лишь продолжила скверную игру своей матери.

– Не знаю, мама… Я так устала… Я смертельно устала…

Спору нет, я страшный грязнуля. Но чтобы утомить человека до смерти… И потом, я же не просил Энни убираться каждый божий день, по десять раз за час менять пепельницу и драить ванну после каждого мытья! К тому же я ни разу в жизни не сказал Энни, что люблю ее, не попросил остаться. Она все сделала сама, именно так, как хотела…

Меня так и подмывало выложить все это Энни и ее мамаше. Но я изо всех сил старался выйти из этой игры если не победителем, то, уж точно, не проигравшим. Однако мое смиренное молчание только раззадорило этих фурий.

– Сколько это будет продолжаться, Дин Такер?! – взывала к моей справедливости Тифони. – Сколько вы будете мучить мою дочь?!

– Может быть, ты ответишь, Дин! Не будешь сидеть, как истукан?! – подыграла ей Энни. – Ну скажи хоть слово, Дин. Или тебе совершенно наплевать на меня?!

Я посмотрел на обеих с нескрываемой тоской в глазах. Похоже, место победителя мне не светит…

– Чего вы от меня хотите?

– Правды! – горячо воскликнула Тифони Макфел.

И тогда я выложил им всю правду. Ту самую долбаную правду, из-за которой они сотрясали воздух, вконец добивая мою больную голову…

Энни Макфел под предводительством своей матушки немедля собрала вещи, которых оказалось много больше, чем моих собственных. Естественно, половину пришлось оставить – вдруг я передумаю и позову ее обратно. Я созерцал это зрелище с чувствами человека, который только что отнес на помойку груду ненужного хлама, занимавшего весь дом. Ей-богу, мне было плевать. Нет, скажу больше – я радовался. Радовался тому, что лимонно-кислое лицо Энни Макфел и ее глаза побитой кошки больше не будут преследовать меня в собственном доме.

Похоже, она заметила это и, уходя, раздраженно бросила:

– Счастливо оставаться, Дин.

Покедова, Энни, усмехнулся я про себя. Через час я уже сидел за работой, окрыленный и полный новых впечатлений. Энни Макфел ушла, и ко мне вернулась долгожданная муза, которой, очевидно, Энни надоела не меньше моего… Так-то, мисс Тифони, злорадно усмехался я, а вы-то пророчили мне совсем другое…

Все шло прекрасно. Я настолько резво оседлал конька своей излюбленной атмосферы, что даже о времени забыл. Негодяй, который всячески пакостил моей героине, творил такое, от чего даже у меня кожа стала, как кактус. Злата Блажева, моя героиня с болгарским именем, не знала, куда спрятаться от его домогательств.

Эдак я ее, бедняжку, совсем уделаю, решил я ближе к вечеру. Должна же она дотянуть до конца романа… Пришлось отложить писанину, чтобы проветрить голову. Правда, похмелья уже не было – все как рукой сняла моя золотая муза…

Не знаю почему – клянусь, романтического во мне так же много, как мяса в дешевом хот-доге, – я снова поехал в тот район, где встретил вчера незнакомку. Я обошел всю аллею и почувствовал себя разочарованным: моей закатной леди нигде не было.

Разозлившись на самого себя, я взял пиво и сел на лавочке, чувствуя себя героем долбаного дамского романа. Честное слово, я сам не ожидал от себя такой глупости: приперся в чертов пригород затем, чтобы встретить женщину, которая наверняка бы меня отшила. Пнула бы, как щенка, – слишком уж я не в ее духе. Сразу видно… Я даже не сомневался, что ее муж – крутая шишка, какой-нибудь известный адвокат или юрист. Только что она делала здесь, да еще с таким обреченным лицом? Может, навещала мать или тетку? Да черт с ней…

Не успел я распрощаться со своими дурацкими мыслями, как вдруг увидел… Ну разумеется, ее, мою закатную леди. И, черт возьми, мое сердце застучало, как крошечный маятник! Я тут же пожалел, что взял пиво. Бутылка, да еще и эта идиотская поза, в которой я сидел, едва ли могли бы привлечь эту женщину. Я нервно вцепился в бутылку и собрался засунуть ее под скамеечку, но возмущенное таким поведением пиво задумало мне отомстить и немедленно вылилось на штаны.

– Мать твою! – тихо просипел я, сознавая, что все мои надежды на знакомство исчезли вот с этим пролитым пивом. – Ну это надо же…

Я глупо пялился на облитые штаны и даже не заметил, как она подошла ко мне.

– Возьмите салфетку, – долетели до меня ноты ее музыкального голоса. – Она впитает часть жидкости…

Впитает часть жидкости… Не веря своим ушам, я поднял голову. Это действительно была она. В том же платье, с тем же шарфиком. И с теми же удивительными оливковыми глазами, изучавшими меня, как доисторическое ископаемое.

– Спасибо, мисс… – пробормотал я, изо всех сил стараясь казаться невозмутимым. – Простите, не знаю, как вас зовут.

– Злата…

Имя, произнесенное ею, заставило меня вздрогнуть. Бывают же такие совпадения. Решив прощупать судьбу, я поинтересовался:

– Мисс?

– Мисс Льюис, – почти прошептала она, опустив взгляд долу.

У меня от сердца отлегло. Признаться, Злата Льюис устраивала меня гораздо больше, чем Злата Блажева.

– Пятно останется, – кивнула она на мои светлые джинсы.

Я пожал плечами, пытаясь изобразить равнодушие к таким незначительным вопросам.

– Да бог с ним. А вы… Вы живете неподалеку, Злата?

Она покачала головой.

– Я нигде не живу.

От ее откровенности я опешил.

– Так не бывает, – покачал я головой. – Все где-то живут.

Она поймала мой удивленный взгляд и поспешила объясниться.

– Я ищу дом. Хочу снять дом в этом районе. Здесь так тихо.

– Да уж, – согласился я. – Хороший район. А там, где я живу, только шум и суета.

– Давайте жить вместе, – улыбнулась Злата, и от той поразительной искренности и свободы, с которой она это сказала, у меня закружилась голова.

Скажи мне такое Энни или та цыпочка, с которой я вчера переспал, клянусь, я бы бежал за тридевять земель. Но Злата… В этой женщине была какая-то особенная открытость, ни на йоту не умалявшая ее загадочности. И какая-то странная решимость, граничащая с отчаянием, из-за которой ее так и подмывало сжать в объятиях. Успокоить, защитить, приласкать…

Но я был ослом. Я никак не мог позволить себе переступить ту грань, которую всегда охотно переступал с девицами типа Энни.

– Я – грязнуля, пьяница и писатель, – ответил я на ее предложение. – А вы совсем не похожи на мазохистку. Но, если хотите, я помогу вам выбрать дом.

Через полчаса мы были неподалеку от дома с надписью: «Сдается в аренду». Удивительно, но меня совсем не коробило то, что я помогаю искать дом совершенно незнакомой женщине. Единственное, что меня волновало – я никогда не переживал из-за подобных вещей, пока жил с Энни, – то, что та самая цыпочка, которую я склеил в баре, вынырнет из-за угла и скажет:

– Хай, милый, не хочешь повторить вчерашний вечер?

Но блондиночка Мэри не вторглась в нашу идиллию. А дверь в сдававшемся доме нам открыла сухонькая старушка со взглядом горгоны Медузы.

– Вам чего? – Бабка глянула на нас так, будто мы – парочка грабителей.

Злата сразу сникла – тон приветствия ее не очень порадовал. Поэтому в битву со старушенцией пришлось вступить мне. Я быстро отвоевал нашу со Златой территорию. Через полчаса старушка была уже как шелковая. Водила нас по всем комнатам и, заискивающе глядя в глаза, предлагала кофе.

Одна из комнат показалась мне смутно знакомой. Может быть, в глубоком детстве, проводя каникулы у бабки в Техасе, я видел нечто подобное? Эта комната невидимой чертой была разделена на две половины. Причем одна из половин была грязной и запыленной, а другая блистала чистотой. Я так и не понял, кто жил в этой комнате: сама бабуля или кто-то из ее родственников мужского пола. Потому что старое трюмо, завешенное паутиной, как тонкой шалью, было завалено всяким бабским хламом. А на маленькой чистой тумбочке – в другой части комнаты – красовались мужские джинсы и какая-то идиотская рубашка, синяя в белый горох.

Я хотел было спросить старушку, кто здесь жил, но она быстро ретировалась, получив деньги от Златы.

Моя закатная леди, похоже, была довольна. Она улыбнулась мне так, что над белоснежными зубами промелькнула розовая каемка десен.

– Это – мой дом, – словно еще не совсем веря своему счастью, произнесла она. – Мой дом…

Злата рассмеялась, закружилась по комнате, а потом подошла к старому зеркалу и смахнула с него паутину. За секунду ее лицо изменилось. В нем ожил страх… или то отчаянное одиночество, в котором я повстречал ее впервые. Она обернулась ко мне и без всех этих бабских уверток спросила:

– Ты можешь остаться со мной сегодня?

А я – великий циник и прожженный холостяк – только молча кивнул, краешком души чувствуя, что останусь здесь не на одну ночь. Потом мы купили вина в соседнем супермаркете, и она, в отличие от меня лишь пригубив вино, молча выслушивала мои жалобы на судьбу, изредка кивая головой.

Потом, уже напившись, я сбросил маску вшивого интеллигента и полез к ней целоваться.

Злата не отталкивала моих назойливых рук, не вырывалась из объятий и не корчила из себя оскорбленную невинность. Я был уверен, что она заранее знала, чем кончится этот вечер. Целуя ее хрупкие фарфорово-белые плечи, я думал о том, что ей хотелось такого финала. Может быть, страх одиночества толкнул ее в мои объятия? Так или иначе, я наслаждался этим порывом внезапной страсти. Ее шелковые волосы обдавали меня мягким ароматом цветов, а ее губы, ласковые, податливые, как влажный песок, заставляли меня задыхаться от желания близости.

Наверное, я не покривлю душой, если скажу, что не хотел так ни одну из своих женщин. Несмотря на ее податливость и мягкость, Злата была для меня тем недосягаемым идеалом, который всегда гнездился в одном из укромных уголков моего подсознания. Казалось, она открылась мне целиком и полностью, как тетрадь, случайно распахнутая порывом ветра. Но, сжимая ее в своих настойчивых объятиях, я чувствовал – за этими страницами скрыты другие, густо исписанные чернилами тайны. И я знал, что одна-единственная ночь не поможет мне расшифровать эти письмена…

На следующее утро я перевез к ней половину своих пожитков. Всего лишь половину, потому что смертельно боялся вылететь из ее жизни через каких-то пару дней. Это смешно – еще вчера я мысленно хихикал над тем, как собирала вещи Энни, а теперь и сам вляпался в то, что всегда считал полным идиотизмом. В этом не было ни малейшего сомнения – я влюбился. И боялся только одного: что моя хрупкая иллюзия счастья разобьется, как кружка в дрожащих руках пьянчуги.

Злата проявила чудеса терпения и прозорливости в отношении меня, блудного пса, которого осмелилась приютить. Она вела себя так, будто я вовсе и не спившийся писака, которому нужно закончить очередной роман. В отличие от Энни, досаждавшей мне своим неуклюжим вниманием, Злата совершенно меня не беспокоила. Когда я работал, она делала вид, что меня попросту нет дома: не заходила ко мне, не предлагала поесть, не совала под нос переваренный кофе. Но, тем не менее, когда я выползал на кухню, как голодный пес в поисках еды, все было горячим и безупречно вкусным, а Злата – воплощением самого соблазна. Я даже пить перестал – выпивка теперь казалась мне частью прошлого, к которому не хотелось возвращаться, лимонно-горького, как личико Энни Макфел.

Частенько из-за Златы, вернее из-за зова своей безудержной страсти, я плевал на работу и часами валялся в постели – самом восхитительном уголке нашего дома. Злата, моя прекрасная пленница и муза одновременно, робко намекала мне на то, что я должен закончить книгу, но я лишь смеялся, обзывая ее маленькой занудой.

Она никогда не интересовалась сюжетом моей книги, и это казалось мне удивительным – Энни, та постоянно пытала меня на этот счет. Но однажды она, ни с того ни с сего, спросила:

– Скажи, ты задумываешь финал с самого начала?

Удивленный ее вопросом, я помолчал, а потом изрек:

– Всегда по-разному… Иногда все получается само собой, даже против моих планов… А иногда – все гладко, по задуманному. Почему ты спросила?

Злата проигнорировала мой вопрос.

– А сейчас?

– Что – сейчас?

– Ну… в этой твоей книге все идет, как задумано, или ты решил изменить финал? – В ее оливковых глазах было столько живого интереса, что я окончательно растерялся. Она даже не знала сюжета. Тогда почему ее интересовал финал?

– Сейчас… – промямлил я, пытаясь справиться с растерянностью. – Сейчас все вообще очень странно. У меня такое чувство, что герои живут отдельной жизнью, независящей от меня… Вот, например, – оживился я, потихоньку входя во вкус и немного хвастаясь перед любимой, – преследователь моей героини потерял ее из виду, хотя с самого начала я думал, что он найдет ее и запрет в подвале, откуда она выберется ближе к концу романа.

Лицо Златы прояснилось. Мне показалось, что она слишком глубоко воспринимает судьбу героини. Впрочем, неудивительно, ведь она тоже – Злата.

– А… преследователь? – секунду подумав, спросила она.

– Я покончу с ним в конце, – ответил я с самодовольством человека, вершащего судьбы. – Только еще не знаю, как именно.

Златины оливковые глаза в одно мгновение изменились. На лицо набежала хорошо знакомая мне тень страха.

– В чем дело? – поинтересовался я, испугавшись за мою впечатлительную возлюбленную. – Тебе жалко этого идиота? Успокойся, он – полное дерьмо. То есть… – Я покраснел – при ней я редко использовал свои любимые словечки. – То есть – негодяй. И потом, читатели жаждут крови – они будут страшно разочарованы, если ее не будет. А он – единственный, кого совсем не жалко убить…

Она хотела спросить что-то еще, но передумала. Мне показалось, от клочка сюжета, который я осмелился озвучить, ей стало не по себе. Я надеялся, что она не сочтет меня чудовищем, которое убивает без особой на то причины. Но Злата всегда была немного странной, и я не придал этому инциденту особенного значения.

В общем, мы жили душа в душу. Правда, я почти ничего не знал о ее прошлом. Только то, что в ее жизни был мужчина, ее бывший муж, который причинил ей много боли. Честное слово, если бы мне попался этот кусок дерьма, я убил бы его, не раздумывая. И сделал бы это изощренно. Например, сунул его голову в жидкий азот. Или еще чего похлеще. Впрочем, все свои деструктивные намерения по поводу этого типа я собрался реализовать в романе, благо тот был почти дописан. Почему бы в жидком азоте не сдохнуть главному злодею, который достал меня своими проделками еще в самом начале работы?

Все бы было просто прекрасно, если бы однажды на углу улицы я не встретил блондинистую цыпочку Мэри, ту самую, из бара, которая тут же на мне повисла. Я мысленно поблагодарил Бога за то, что рядом нет Златы. Спихнув с себя этот длинноногий постер, увешанный побрякушками, я процедил:

– Мэри, какая неожиданная встреча…

Она сделала вид, что не заметила неприветливого выражения, написанного на моем лице.

– Точно, Дин! Это здорово, что мы увиделись! Не хочешь зайти ко мне? – Она скроила улыбку, которая, по ее мнению, должна была выглядеть очень сексуальной, и подмигнула мне раскрашенным глазом. – Мой очередной бой-френд как раз в отставке…

Честно говоря, мне было наплевать и на блондинистую Мэри, и на ее бойфренда. И все-таки воспоминание о той ночке, которую мы с ней провели, и о том, что выделывала эта аппетитная девчонка в постели, заставило меня проторчать с ней на улице битый час. Я даже чмокнул ее в свежую щечку и подержал за талию. Злата всегда была печальной, а эта девчонка была сама жизнь, и меня охватило давно забытое легкомыслие. Бог знает, чем закончилась бы наша встреча. Но в какой-то момент я заметил краем глаза силуэт женщины. Мне показалось, что это Злата. Когда я обернулся со стеснившимся сердцем, то никого не увидел, но настроение уже изменилось, и меня неудержимо потянуло домой.

– Извини, детка, забыл тебе сказать, что я женился, – выпалил я. Глаза Мэри округлились. Кажется, до нее наконец дошло, что мне на фиг не нужны ее длинные ноги и торчащий из-под топика проколотый пупок, которым она трясла передо мной, как корова колокольчиком. – И меня, черт возьми, ждут дома…

Когда я вернулся домой, Златы не было. Лиловые сумерки злорадно смеялись за раскрытыми настежь окнами. Я надеялся найти хотя бы записку, но безрезультатно. Она исчезла так, как будто ее вовсе не было в моей жизни. Отчаяние оглушило меня, как мешок с цементом. Ничего не соображая, я носился по дому, безрассудно выкрикивая ее имя на посмешище ползавшим по дому сумеречным теням. Ее не было. Не было. Не было!!!

Я не знал, куда она ушла, но подозревал, в чем проблема. Все дело в длинноногой Мэри, которую я даже не трахнул, хотя эта девица целый час предлагала мне свое тело. Я подумал даже напиться, но понял, что не смогу. Это значило предать Злату.

Стоит ли говорить, что я даже не сел за работу – из меня бы ни строчки не вылезло. Единственное, что я сделал, – обзвонил больницы и морги. Кто знает, что могло случиться со странной женщиной, которую я любил? Но, слава богу, ни в том, ни в другом месте о ней ничего не знали так же, как не знал и я.

Только в тот момент до меня окончательно дошло, что жизнь Златы – закрытый сундук, от которого у меня нет ключа.

Я нашел телефонный справочник и обзвонил всех льюисов города. Никакой Златы среди них не было.

Той ночью – глухой и полной отчаяния – я зарылся в одеяло и вдыхал ее запах. Запах, который боялся никогда больше не почувствовать. Ночь безутешно рыдала в тон моим мыслям – за окном разразилась жуткая гроза. Деревья барахтались под окнами, судорожно пытаясь удержаться за карниз ветвями. Ветер стонал так, что дребезжали от страха стекла. Признаюсь, и мне было страшно. Страшно и одиноко…

Мне казалось, что сквозь ветер до меня доносятся слова Тифони Макфел: «Вы еще пожалеете о том, что сделали…». Правда, я не пожалел. Ни на йоту. Только скомканная боль подсказывала мне, что без Тифони дело не обошлось… Старая ведьма звонила мне, когда я забирал вещи из своего прежнего дома, и с нескрываемым злорадством интересовалась, как дела…

Уж не знаю, откуда взялось это дурацкое чувство, которое люди называют умным словом «интуиция», но на следующий день я приперся в салон Тифони Макфел и закатил там скандал.

Тифони встретила меня с видом победительницы. Она явно надеялась, что я брошусь ей в ноги, моля о прощении. Но я в довольно крепких словах и выражениях объяснил ей, что хочу знать, куда, черт возьми, подевалась Злата Льюис.

Тифони только усмехнулась.

– Вы сами скоро поймете. Только, увы, молодой человек, я вряд ли смогу дать всему обратный ход. Даже если очень захочу. Правда, ваша манера уговаривать не вызывает во мне такого желания… Но все в ваших руках, мистер Дин Такер…

Я понял, что ловить больше нечего, и вышел из «Магии любви», чувствуя себя полным идиотом. Еще два месяца назад я жил, как нормальный человек, не зная, что такое любовь, и хохоча при одном упоминании слова «магия». Но Злата Льюис заставила меня поверить в существование и того, и другого…

Вернувшись домой, я услышал знакомые звуки – ее мелодичный голос. Ликуя, я собрался было ворваться в гостиную, но кое-что меня остановило. Она говорила по телефону. По телефону, к которому не притрагивалась ни разу за все время, что мы жили вместе.

Я затаился за дверью, как ягуар, подстерегающий свою жертву, и сделал то, чего не делал никогда в жизни, – подслушал телефонный разговор. В голосе Златы ледяными кубиками стучал страх. Это я сразу почувствовал. Хоть я и не понял сути разговора, но догадался, что речь обо мне.

– Я живу с ним всего два месяца, – оправдывалась Злата перед невидимым собеседником. – Что я могу сделать? Нет. Этого не случилось. Я прошу тебя, не делай ей больно. Она и так настрадалась… Послушай, может быть, отложим разговор… До завтра… Я не готова принимать решения сейчас… Прошу тебя…

Когда Злата закончила разговор, я позволил себе отлипнуть от двери. На душе остался гадкий осадок, но я так радовался тому, что она вернулась…

– С кем ты говорила? – поинтересовался я, когда вошел в гостиную. – Это твой бывший?

Злата коротко кивнула. По ее затравленному взгляду я понял, что она не лжет.

– Что ему надо? Кому он не должен делать больно? – продолжал я пытать напуганную Злату.

– У него… моя собака. И он грозится выбросить ее, если я не приеду и не заберу ее… одна, – уточнила она.

– Одна?! – возмутился я. – Я ни за что не отпущу тебя одну к этому типу! Его убить мало после того, что он сделал тебе!

– Успокойся, Дин. – Ее губы оросила робкая улыбка. – Я не буду заходить к нему… Только возьму… собаку. И потом, это будет не сегодня…

– Уже хорошо, – усмехнулся я и подошел к ней совсем близко. От нее исходил какой-то незнакомый аромат – такого я ни разу не чувствовал. – Где ты была? Если ты видела меня с Мэри, то у нас с ней ничего нет и быть не может…

Злата печально улыбнулась, посмотрев на меня так, как взрослый смотрит на своего наивного ребенка.

– Прошу тебя, не будем об этом…

В ту ночь мы занимались любовью так яростно и страстно, как не было даже в первый раз. Мне казалось, Злата боится потерять меня не меньше, чем я ее. Может быть, именно поэтому наша страсть была такой огромной, всепоглощающей – из-за страха потерять друг друга?

Теперь я твердо решил, что добьюсь от Златы рассказа о ее прошлом. Как это возможно, что я ничего, ну ничегошеньки не знаю о женщине, с которой связал свою судьбу?

Мне не хотелось изводить эту волшебную ночь на расспросы, поэтому я решил отложить разговор до утра. Но утром я обнаружил завтрак и записку от Златы, в которой она сообщала мне о том, что поехала за своей собакой.

– Мать твою! – выругался я, со злостью скомкав записку.

Неужели нельзя было сказать мне об этом вчера?! Или она боялась, что я поеду с ней и отделаю ее бывшего, как Бог – черепаху?

Я решил успокоиться на этой мысли и отправился работать. Сроки поджимали, и мне во что бы то ни стало нужно было закончить книгу. Иначе меня в лучшем случае ждал скандал. А в худшем… Об этом я предпочитал не задумываться.

Но процесс не шел. Все мои мысли были о Злате, которая уехала встречаться с этим выродком. Тогда я решил сделать хотя бы часть работы – перечитать уже написанный текст, и начал, позевывая, листать страницы.

И тут я увидел то, чему мои глаза отказывались верить. Клочок текста, набитый на моей же машинке, моей же собственной рукой: «Она была одета слишком старомодно, слишком элегантно для наших улиц, и это сразу бросалось в глаза. Кремовое платье доходило до лодыжек, на плечи был наброшен тонкий газовый шарф, как раз под цвет ее глаз – оливково-зеленых. На шейке красовалось маленькое украшение – золотой скорпион…»

Я опешил. Нет, я отупел от шока. В том же самом наряде я встретил свою закатную леди, и тогда еще подумал, что мы где-то виделись… Разве я мог хотя бы помыслить, что встречал свою возлюбленную не в баре, не в гостях, а на страницах собственного романа! Злата… Только не Блажева, а Льюис…

И тут до меня дошло, что Злата могла назвать свою девичью фамилию, а не фамилию мужа-болгарина. О господи! Вот оно… Тот негодяй, муж Златы Блажевой, преследовал ее уже не на страницах романа, а по-настоящему, в жизни. Могло ли это быть? Я вспомнил ехидное лицо мисс Тифони. Конечно, могло. И спасала она вовсе не собаку, а свою престарелую мать, которую этот выродок грозился убить… Вся ее жизнь была сплошное бегство, попытка спастись. И все это – дело моих рук…

Злата вернулась через час и, разумеется, без собаки. Я, обезумевший от горечи, потряс перед плодом своей фантазии листами бумаги.

– Что это? – спросил я у нее, сам не зная, сможет ли она дать мне хоть сколько-нибудь вразумительный ответ.

Злата опустила глаза. Поняла, что я – слепой и глупый – наконец докопался до истины.

– Твой роман, – прошептала она одними губами.

– Но как?!

– Не знаю… Я только знаю, что и в этой реальности не избавилась от Богдана Блажева… Он требовал, чтобы я не дала тебе закончить роман – ведь тогда его гибель неизбежна. Но я отказала ему. Тогда он пригрозил убить мою мать… Богдан прекрасно устроился в этой реальности. Ведь он маньяк, понимаешь, маньяк, ему нельзя сюда. Хотя… кому я говорю? – грустно усмехнулась Злата. – Ты понимаешь это лучше меня. Я же только твоя фантазия… И еще… Я понимаю, что фантазию любить нельзя. В отличие от реальной женщины…

Она сказала это так грустно, так обреченно, что мне вдруг захотелось обнять ее и долго плакать. Но я решил поступить иначе. Я сделаю ей предложение, и мы поженимся. Тогда она поверит, что нет для меня женщины реальнее, чем она. А еще – я сегодня же вечером допишу роман и прикончу ее бывшего мужа, чтобы он больше нам не досаждал. Но сначала…

– Злата, – торжественно сказал я, – я приглашаю тебя в ресторан. Мы должны отметить одно очень важное для меня событие. Одевайся.

Вот так. Никаких сантиментов и слез. Надо действовать.

Злата взглянула на меня как-то странно, растерянно. Но ничего не сказала, повернулась и вышла.

Я тоже стал готовиться к выходу в свет. Принял душ, побрился, переоделся, насвистывая простенькую мелодию, чтобы прогнать какое-то странное тягостное предчувствие, поселившееся в моем сердце после нашего разговора…

Когда я, чистый, одетый с иголочки и благоуханный, зашел за Златой, то увидел, что она, тоже уже одетая и причесанная, стоит перед тем самым старинным зеркалом, которое еще совсем недавно было затянуто вековой паутиной. Я видел ее только со спины. Черное вечернее платье мягко облегало ее стройную фигуру, открывая высокую шею и часть худенькой спины, отчего Злата показалась мне вдруг очень хрупкой и тревожно-беззащитной.

Я сделал шаг вперед, чтобы увидеть ее отражение в зеркале, и… замер от ужаса. В зеркале отражалась не Злата.

Женщина, которая с болью и отчаянием вглядывалась в свое отражение, сначала еще немного напоминала мою возлюбленную. Но ее нежное лицо менялось прямо на моих глазах. Ошеломленный, потерявший дар речи, парализованный этим невероятным зрелищем, я молча наблюдал, как лицо Златы становится лицом… Мэри! Не знаю, сколько времени прошло, когда я осознал, что из старого зеркала на меня глядит с печалью и укором странный и нелепый гибрид – с тонкой фигуркой моей возлюбленной, одетой в изысканное и простое вечернее платье, воплощением моей мечты, и накрашенным, вульгарным личиком моей случайной любовницы, воплощением моей похоти…

Потом хрупкая спина Златы задрожала, моя возлюбленная подалась вперед и приникла к зеркальной поверхности… И вот она уже там, в зазеркалье, усмехается мне пухлым ртом Мэри и машет тонкой рукой Златы. Потом поверхность зеркала помутилась и видение исчезло. Мутная пелена заволокла и мое сознание. Последнее, что я слышал, уходя в небытие, был торжествующий смех хозяйки магического салона…

Анна вздрогнула и закрыла лицо руками.

– Это ужасно, – со слезами пробормотала она. – Вы просто сговорились меня пугать…

Она не видела, как Майк и Вега быстро переглянулись. Зато это заметил Алан, пристально наблюдавший за всеми.

Вега усмехнулась и зевнула.

– Брось, Анна, ничего ужасного. У тебя просто нервы не в порядке. По-моему, рассказ довольно нудный. Твой герой, Майк, в начале был куда интереснее, чем в конце.

– Кому как, – невозмутимо ответил Майк. – И вообще, кто сказал, что я все это выдумал?

– Можно подумать, это было на самом деле, – усмехнулась Вега, потягивая вино. – Я похожа на дурочку вроде Энни Макфел?

– Нет, на Энни Макфел ты точно не похожа, – рассмеялся Майк. – Хотя Алану, наверное, нужна именно такая женушка. Ты куда, Анна? – забеспокоился Майк, увидев, что жена поднимается из-за стола.

– Я ненадолго. Мне что-то нехорошо, – созналась Анна.

И правда, когда она выходила из комнаты, под ее ногами качнулся пол. В чем дело? Неужели она так много выпила за эту бесконечную ночь? В голову постоянно лезли мысли об Элджерноне, и Анне казалось, что он где-то рядом. Поблизости… Горько было сознавать, что это всего лишь симптомы болезни. Но поверить своей душе, лгущей, как расстроенное фортепиано, Анна не могла.

Она заглянула в дощатый туалет и собралась вернуться к компании. Но, проходя мимо комнаты, той, что так ее удивила, Анна решила еще раз заглянуть туда. Эта комната почему-то притягивала ее как магнит. Запыленное зеркало, мужская одежда на чистой тумбочке. Анне казалось, эта комната полна загадок…

Запыленное зеркало… Внезапно Анна вспомнила историю Майка. В доме, который снимала Злата, комната выглядела именно так. «Невидимой чертой разделенная на две половины», – вспомнились ей слова Майка. Он так подробно описал ее, будто заходил в эту комнату. Но ведь Майк не был здесь – это Анна точно помнила. Ведь комнату осматривала она одна, Майк и Вега в тот момент искали источник странных звуков в другой части дома… Как странно… Тогда еще она хотела сказать им, что комната показалась ей подозрительной, но передумала, испугавшись насмешек… Может быть, Майк и Вега заходили сюда, когда искали вино?

И вообще, почему она так встревожилась? Это все ее проклятая впечатлительность, которая с каждым часом становилась сильнее.

Отец был прав, с горечью убеждалась Анна. То, что она прекратила лечение, было большой ошибкой…

Она остановилась у зеркала и, повинуясь странному порыву, стряхнула с него пыль и паутину. Как будто все это уже происходило с ней. Или не с ней, а с каким-то другим человеком? Стальная гладь показала ей бледное, осунувшееся лицо. Мышка, серая мышка, недовольно подумала Анна. На покрытом пылью трюмо лежала какая-то косметика. Интересно, она слишком старая для того, чтобы ею воспользоваться?

Анна дунула на кучку лежащих в беспорядке предметов. Облачко пыли взметнулось над трюмо, как стайка потревоженных мошек. Помада, тушь, сточенный почти до основания черный карандаш для глаз. И какие-то духи, названия которых Анна никогда не слышала. Она подвела глаза, подкрасила ресницы и нанесла на губы слой яркой помады.

Кажется, здесь еще какие-то побрякушки… Анна нашла несколько звенящих браслетов и надела их на руку. А теперь последний штрих – духи. Флакончик пах чем-то сладким, и Анна, не раздумывая, надушила виски и запястья. То, что надо. Чем-то похожим пользовалась Вега – она всегда любила сладкие ароматы, в отличие от Анны, которая предпочитала свежие, легкие запахи.

Анна распустила собранные волосы и, тряхнув головой, глянула на себя в зеркало. Из глубины странного стекла на нее смотрело лицо насмешливой, уверенной в себе женщины. Это лицо не имело ничего общего с Анной: вызывающий макияж, дерзкий взгляд, циничная усмешка. Чье это лицо?! – По ее спине пробежал вязкий холодок. Это лицо принадлежало Веге…

Анна отшатнулась от зеркала. Не было сомнений – из глубины запыленного стекла на нее смотрела Вега. Подруга, на которую, бог знает почему, Анне захотелось походить. Недоставало только презрительно сморщенного носика и этой манеры звенеть браслетами в тон своему настроению… Словно угадав ее мысли, браслеты тихо звякнули, разбив призрачную тишину комнаты. Анна вздрогнула от их тихого, печального звона.

Она сходит с ума. Она определенно сходит с ума…

Жуткий звук – что-то среднее между жалобой и угрозой – вернул ее к реальности. Анна вскрикнула и обернулась. Это был тот самый звук, из-за которого им пришлось обшарить дом. В комнате никого не было. Анна похолодела. Страх вползал в нее, наполнив льдом каждую клеточку души.

Что это?! Откуда доносится этот странный звук?! Ей казалось, он рядом, так близко, что достаточно протянуть руку, чтобы дотянуться до того, кто его издает… Но комната была пуста, в ней не было никого, кроме Анны, безумной Анны, которой без конца чудились странные вещи…

Звук повторился. Нет, ей не чудится… Что бы ни издавало этот звук, оно где-то рядом. Анна подошла к шкафу и потянула ручку на себя. Ей бы бежать отсюда, бежать сломя голову! Но не зря же Элджернон называл ее «смелой девочкой»… Дверца распахнулась, издав тихий стон. Сквозь ряд вешалок, на которых висела запыленная одежда, Анна разглядела дверь. Вот оно… Еще немного и…

Она, торопясь, раздвинула вешалки и разочарованно обнаружила, что на двери секретной комнаты висит огромный замок, ключ от которого старуха наверняка унесла с собой…

– Анна!

Она вскрикнула и обернулась. Слава богу, это был Майк.

– Что ты здесь делаешь?

Смелость и решительность мигом оставили Анну. Майк здесь, и теперь ей незачем строить из себя героиню романа ужасов.

– Д-дверь, – заикаясь, она указала на шкаф.

– Ну-ну, малыш, успокойся…

Майк подошел к ней, обнял ее за плечи и мягко поцеловал в висок.

– Какие приятные духи, – с улыбкой констатировал он. – И вообще ты выглядишь прекрасно… Только твое напуганное личико тебя портит. Так что случилось?

Его рассудительность и спокойствие привели Анну в чувство.

– Я зашла сюда и услышала стон. Ну… этот странный звук, источник которого мы пытались найти. Звук шел из шкафа. Я открыла дверь и нашла еще одну, потайную… Только она на замке…

Майк отстранился от Анны и заглянул в шкаф. На его лице смешались удивление и испуг.

– Ты уверена, что звук шел именно отсюда? – обернулся он к Анне.

Она кивнула.

– Не из тумбочки же? Мы ведь весь дом обыскали. Это единственное место, куда мы не догадались заглянуть.

– Алан! Вега! – крикнул Майк. – Идите-ка сюда! Анна нашла кое-что интересное…

Вега с сомнением покосилась на дверь, а потом на Анну.

– Как тебя угораздило сюда забраться? Я бы в жизни не догадалась залезть в шкаф, чтобы найти там еще одну дверь… Тебе бы в сыщики, – усмехнулась она.

– Не смешно. – Анну поразило легкомыслие подруги. – Лучше скажи, что теперь делать. Я не знаю, кто там сидит, но находиться с этим в одном доме мне почему-то не хочется…

– А кому хочется? Если знаешь домик поблизости и без сюрпризов, предложи. Мы немедленно туда переберемся, – саркастично заметила Вега.

Анна щелкнула костяшками пальцев. Браслеты звякнули в знак солидарности с новой хозяйкой. Анна никак не могла привыкнуть к звукам, которые они издавали, и к холодному кольцу, образовавшемуся вокруг запястья. Вега носит эти украшения каждый день, разве что спать с ними не ложится. Неужели привыкла?

– Предлагаю выломать дверь. – Майк нырнул в шкаф. Его голос утонул в пыльном мраке. – Должны же мы знать, что там такое… – Он вынырнул назад и посмотрел на Алана. – Ты мне поможешь. Пусть твой вес хоть раз в жизни принесет какую-то пользу.

Алан нерешительно двинулся к шкафу. Вся эта затея, похоже, его не очень радовала. Он предпочел бы сидеть на кухне и потягивать вино. Что бы ни было в шкафу, оно ему не мешало.

– Не буди лихо, пока оно тихо, – пробормотал он, забираясь в шкаф. – Пока оно сидит там, мы в безопасности…

– А ты откуда знаешь?! – вспылил Майк. – С чего ты взял, что нам угрожает опасность? – Алан ничего не ответил. Майк не увидел его взгляда – в шкафу было слишком темно. – Надави посильнее… А я тресну как следует…

– Твоя нога, Майк, – взмолилась Анна.

– Ничего… Она… уже почти… прошла… – прокряхтел Майк, налегая всем корпусом на упрямую дверь, которая совершенно не хотела поддаваться. – Вот черт! Ну ладно, погоди же… Дави сильнее, Алан, или ударь по ней своей слоновьей ногой. Тебя она послушается быстрее…

Алан последовал совету Майка и изо всех сил треснул по двери. Ожидания не оправдались. Дверь даже звука не издала. Только насмешливо брякнула железным замком. Алан наподдал еще раз, но ничего не изменилось.

– Сделано на совесть, – пробормотал он, потирая ушибленную ногу.

– Это уж точно. Если она даже твой вес выдержала, – буркнул раздосадованный Майк. – Черт с ней. Придется забыть о том, что ты слышала, Анна, – заявил он, вылезая из шкафа.

– То есть как это? – Она опешила. – Ты же знаешь, я только об этом и буду думать… Я же…

– Ты очень впечатлительная, – поставил Майк привычный диагноз. – Придется побороть свой страх. Надеюсь, Алан расскажет что-нибудь повеселее… Впрочем, будет даже лучше, если мы заснем под его бормотание…

Вега хмыкнула.

– Да уж… представляю, какую историю расскажет Алан. Очень удивлюсь, если мы не умрем от скуки в первые же пять минут.

– Не волнуйся, – усмехнулся Алан, глядя на нее блекло-зелеными, невыразительными глазами. – Ты умрешь не от скуки…

Анна окинула Алана встревоженным взглядом. Фраза прозвучала довольно двусмысленно, но, казалось, ни Вега, ни Майк не обратили на это никакого внимания. Что-то жуткое было разлито в атмосфере этого дома. И Анне почудилось, что все они – и Майк, и Алан, и Вега – впитывают в себя этот наполненный страшными тайнами воздух, как отраву. Словно все они изменились этой ночью, стали совершенно другими, чужими, безумными, опасными. И она сама – не исключение… Может быть, именно в ней и дело? Ее болезнь искажает восприятие реальности и заставляет ее думать плохо о близких ей людях? Неудивительно…

Она вспомнила отца. В последние месяцы болезни он почти не общался с дочерью. Ему казалось, что все вокруг – его враги, что все вокруг – зло, которого он должен избежать… Ирвин Марберри прятался за стенами своего огромного дома, одинокий и испуганный, как заблудившийся ребенок.

Анну передернуло. Что, если это – и ее судьба? Трагический финал – самоубийство как единственный выход из положения? Нет, нет! Она не позволит болезни погубить себя. Она сделает все, чтобы этого не случилось! А Майк должен помочь ей… Хоть она и не уверена, что ее муж сможет быть таким же, как Элджернон, ее Элджи, который наделял ее верой в то, что она сильная и справится с любой, даже самой неизлечимой болезнью…

Полная этих мыслей, Анна села на стул и даже не заметила, что Майк посмотрел на нее странным изучающим взглядом, словно пытаясь ответить на вопрос, мучивший его долгое время.

Алан Дэвис наполнил вином свою кружку и, не дожидаясь, пока все устремят на него свои рассеянные взгляды, начал рассказ…

Рассказ Алана

Странный дар

Жизнь Элен Лаоби заключалась в ежедневной порции поношений, высыпавшихся на ее голову, как мусорный дождь. Да еще в постоянных изменах мужа. Да еще в его беспробудном пьянстве. Да еще в том, что он категорически не хотел детей и делал все, чтобы они не появились, невероятно досаждая жене мерами предосторожности.

Изредка Хэнк даже поколачивал ее. Соседи слышали крики, но никогда не вызывали полицию: две собаки дерутся – третья не мешай. Да и потом – милые бранятся, только тешатся. Откуда им было знать, что Элен Лаоби давно уже разлюбила Хэнка и живет с ним только потому, что воспитана в крайне строгих правилах, не позволявших ей развестись и бросить своего первого и единственного мужчину.

Хэнк Лаоби беззастенчиво пользовался порядочностью жены. Он жил в ее доме, тратил ее деньги, и было похоже, что он даже не задумывается о том, что Элен Лаоби – единственный источник его благополучия. Он даже не пытался изобразить любовь к жене. Ему казалось, что женщины созданы для того, чтобы во всем угождать мужчинам. А потом их можно выбросить, как выбрасывают старые вещи. Избавиться, как от ненужного хлама. И заменить новым.

Только с Элен Лаоби все было не так просто. И главной сложностью был ее богатый папочка, которого Хэнк ненавидел всеми фибрами своей души. Если, конечно, внутри у этого человека было что-то еще, кроме ненависти, утопленной в пиве.

Айзек Трезори тоже не питал особой любви к своему зятю. Душонка Хэнка, мелкая, скукожившаяся от постоянной неприязни к окружающим, вызывала у Айзека чувство отвращения. Он всячески пытался воспрепятствовать браку дочери, но она была слишком упрямой – точная копия отца. Уговоры, угрозы лишить их материальной поддержки – ничего не помогало. И Айзек смирился, надеясь, что дочь разведется через пару лет после того, как выйдет замуж за этого негодяя.

Но Элен жила в браке уже пять лет и не думала о разводе. Это все материнское воспитание, раздраженно констатировал Айзек. Мать Элен – ныне покойная Лесли – всегда внушала дочери, что брак – святая святых, а расторжение его чревато адскими муками…

Черт бы подрал тебя, Элен! – ругался про себя Айзек. И зачем только ты забивала мозги нашей девочке? Он надеялся, что Элен все-таки образумится, отвергнет материнские наставления. Но с каждым годом убеждался, что Элен Лаоби непреклонна…

Что и говорить, Хэнку были на руку упрямство и порядочность Элен. Если старина Айзек преставится, его жена будет очень богата. Но ему придется постараться, чтобы наследство богатея Трезори не уплыло из его рук… Как это сделать, Хэнки еще не знал, хоть частенько предавался мечтам и строил предположения на этот счет.

А старина Айзек, вопреки надеждам Хэнка, не собирался ни болеть, ни, уж тем более, отправляться в мир иной. Для своих семидесяти семи он выглядел и чувствовал себя превосходно, чем доставлял зятю немало беспокойства. Старый пройдоха! – возмущался про себя Хэнк. Не хочет дать пожить молодым! Живет в своем шикарном доме и совсем не думает о дочери и зяте, которые ютятся в предместьях города!

Дом Айзека Трезори был пределом хэнковских мечтаний. Оборудованный по последнему слову техники, он был безупречен. Автоматические двери, настроенные на голос хозяина, ванная с подогревом, который можно было включить с помощью пульта, чайник, нагревавшийся по команде хозяина, который в этот момент мог быть сколь угодно далеко от дома, свет, включавшийся по хлопку или по просьбе, – все это было предметом черной зависти Хэнка.

Его приводила в ярость одна мысль о том, что семидесятилетний старик не только не отстает от жизни, но и живет в таком потрясающем доме, напичканном техническими новинками. Если бы Хэнк мог поселиться в таком доме, это стало бы самым великим событием в его скучной жизни. Только подумать – ему не пришлось бы кучу времени тратить на охлаждение пива в стареньком холодильнике. Пиво охлаждалось бы по первому его требованию…

Но, как уже было сказано, Айзек и не думал умирать. Поэтому пиво было по-прежнему теплым, а жизнь безработного Хэнка – дьявольски скучной. Хорошо, что каждое утро Элен уходила на работу и не доставала его брюзжанием по поводу безделья…

Хрупкое и нежное создание – Элен Лаоби – полностью соответствовала той профессии, которую себе выбрала. Она занималась цветами: работала флористом в одном из небольших цветочных павильонов. Элен составляла букеты и частенько украшала помещения, приготовленные для пышных торжеств: свадеб, юбилеев, крестин. Начальство хвалило ее за изобретательность и способность углядеть красоту там, где многие ее бы и не заметили. Несмотря на богатство отца, она не была белоручкой и относилась к работе очень ответственно.

Однажды в цветочный магазинчик Элен Лаоби заглянул молодой мужчина. Элен, привыкшая оценивать покупателей по взглядам, которые они бросали на те или иные цветы, поняла, что он пришел за цветами для только что появившейся у него возлюбленной. Его взгляд скользнул по розам, переметнулся на лилии и вновь вернулся к розам, белоснежным, как хлопья первого снега.

Она, как обычно, выдержала паузу, чтобы дождаться, пока молодой человек поймет, чего он хочет, а точнее, представит, чего может хотеть его возлюбленная. Элен пригляделась к молодому человеку и неожиданно для самой себя поняла, что рассматривает его не из праздного интереса и совсем не так, как привыкла смотреть на клиентов – прикидывая, что бы им предложить.

Элен смотрела на него совершенно по-другому, она любовалась им. Его черешневые глаза казались ей огромными и грустными, овал лица, обрамленный шелковыми кудрями, – восхитительным произведением искусства, нежно очерченный подбородок – штрихом молодости и невинности, а губы, тонкие и розовые, как лепестки свежих роз, будили в Элен давно забытое желание поцелуя.

Господи! – осеклась она. О чем только я думаю? Подобные мысли не приходили ей в голову с тех самых пор, как она вышла за Хэнка. Да и когда им было приходить, если вся ее жизнь заключалась в работе и ссорах с мужем? И все же Элен взяла себя в руки. Она отвела взгляд от молодого человека и уткнулась в небольшой пушистый букетик, который только что собрала для одного из клиентов.

Очень скоро молодой человек миновал вазы с цветами и подошел к столику Элен. Вид у него был ужасно растерянным. Элен сразу догадалась, что он заплутал в этом лабиринте соцветий, да так ничего и не выбрал.

– Я могу вам помочь? – переборов смущение, спросила она.

– Да, – грустно улыбнулся он. – Я совсем потерялся.

Его черешневые глаза смотрели на Элен так, словно только она могла указать ему, простому смертному, спасительную гавань в этом море цветов. От этого взгляда Элен окончательно смутилась. Когда на нее смотрели так в последний раз?

– Я… я… помогу вам, – запинаясь, пробормотала она. – Цветы для возлюбленной?

Нежные щеки молодого человека, покрытые легким пушком, покраснели. Господи, до чего он невинен! – снова поразилась Элен.

– Ну… почти. Мы знакомы с ней совсем недолго. Мне хочется сделать для нее что-нибудь особенное… Как вы думаете, розы – это не очень пошло?

Элен улыбнулась. Она не особенно любила розы, отдавая предпочтение герберам и желтым ирисам. Но его девушка, возможно, более консервативна в этом вопросе…

– Вы можете в нескольких словах описать свою возлюбленную? – краснея, поинтересовалась она у молодого человека. Обычно этот вопрос не вгонял ее в краску…

– Да… наверное, – неуверенно пробормотал он. – Она яркая, интересная, взбалмошная и… сексуальная… – Он опустил глаза, словно это слово было подозрительным и запретным. – У нее зеленые глаза и полные губы. Она высокая и стройная… Предпочитает носить «мини» и яркие открытые платья…

– Более чем исчерпывающая информация, – через силу улыбнулась Элен.

Дамочка, которую ей описал клиент, очень напоминала приятельницу Хэнка, подругу его несносной сестры. Дебби Малфин частенько приезжала к ним в гости и, как показалось Элен, заигрывала с ее мужем. Но, даже если бы это было не так, Дебби все равно не вызвала бы у нее симпатии. Слишком уж резкой и взбалмошной была эта девица. Хотя даже Элен была согласна с тем, что она весьма привлекательна.

Интересно, какие цветы нравятся Дебби? – спросила себя Элен. Возможно…

– Возьмите эти. – Элен вышла из-за столика и направилась к огромной вазе с желтыми розами в черную полоску. – Они ей понравятся. Розы – это классика. А эти – еще и оригинальные, под стать вашей девушке… Думаю, она не будет разочарована. Семь или девять роз на длинной ножке будут смотреться замечательно даже без оформления. Она же взбалмошная, верно? И не потерпит, чтобы ее, как и цветы, засунули в обертку…

Молодой человек улыбнулся. Он был доволен выбором Элен, но гораздо больше – ее пониманием.

– Спасибо, – восхищенно прошептал он. – Вы просто чудо.

Элен снова покраснела и разозлилась на себя за этот нелепый румянец, разлитый по щекам. Наверное, парень подумает, что ей никогда в жизни не делали комплиментов и поэтому она краснеет как маков цвет… Чтобы скрыть волнение, Элен торопливо занялась розами. Через минуту все было готово.

– Спасибо, – еще раз поблагодарил ее парень. – Кстати, меня зовут Стив.

– А меня Элен. Заходите еще, Стив. «Океан цветов» всегда рад новым клиентам, – улыбнулась она.

И вдруг поняла, что эта дежурная фраза полностью выразила ее желание. Ей ужасно хотелось, чтобы Стив пришел сюда еще и смотрел на нее черешневым взглядом, полным смущения и непонятной грусти…

Элен вернулась домой рассеянной, как никогда. Хэнк сразу заметил, что его жена, обычно такая сдержанная и спокойная, чем-то взволнована. Он не столько переживал за нее, сколько был обижен, что его особе сегодня уделяют так мало внимания. Пересоленный суп, пережаренная картошка, молчаливость Элен – все это усугубило его раздражение.

– В чем дело?! – недовольно спросил он, пытаясь прочесть ответ в ее глазах, дымчатых, как льдинки топаза. – Ты что, на луну слетала?

Элен растерянно улыбнулась, не расслышав вопроса.

– Да-да… – кивнула она, задумчиво рассматривая узор на дешевенькой кружке.

– Ты что, не слушаешь меня?! – взревел Хэнк, поднявшись из-за стола. – Я спросил, что с тобой, черт подери!

Элен побледнела и испуганно вжалась в спинку стула. Ну вот, началось… Неужели она не могла вести себя более естественно, чтобы не разозлить Хэнка?

– Ох, прости, – пролепетала она. – У меня просто был тяжелый день.

– Черта с два! – Хэнк придвинулся к ней, и она почувствовала его дыхание, проникнутое пивными парами. Сейчас оно показалось ей особенно отвратительным. – Ты что-то скрываешь, малышка Элен!

– Нет, нет… – Она отшатнулась от него, но этим вызвала еще более сильный припадок гнева.

Хэнк вцепился в ее волосы и насильно притянул к себе ее голову. Элен зажмурилась, чтобы не видеть его лица, искаженного гримасой ненависти. Но это не помогло – боль и страх помешали ей абстрагироваться. Она снова открыла глаза и вскрикнула от боли – руки Хэнка впились в ее затылок, как когти одичавшей кошки.

– Хватит визжать! – рявкнул Хэнк. – Я еще не сделал тебе больно! Вечно ты делаешь трагедию из-за какого-то пустяка!

Глаза Элен удивленно расширились. Ничего себе – пустяк!

– Ты хватаешь меня за волосы и считаешь это пустяком?! – осмелилась возразить она.

– Заткнись!

Он отпустил ее волосы и, размахнувшись, ударил ее по лицу. Элен почувствовала, как из носа хлынула кровь. Она закрыла лицо руками и разрыдалась. Но не от боли – от горечи.

– Элен… малышка… – испуганно пробормотал Хэнк.

Заряд агрессии был выпущен, и теперь ему стало жаль ее, отчаявшуюся, рыдавшую. Элен Лаоби снова была в его мире, полном жестокости, насилия и безразличия ко всему, кроме собственного «я». И это успокоило Хэнка.

Через несколько минут он уже вытирал кровь с ее лица и целовал ее заплаканные глаза.

– Прости, прости меня… Я больше не буду… Честное слово, Элен, малышка… Это в последний раз… – приговаривал Хэнк, хотя отчетливо сознавал, что этот раз далеко не последний…

Как Элен ни пыталась припудрить нос и замазать его тональным кремом, ноздри все равно были красными, а на одной из них пурпурно-сизой чертой выделялся кровоподтек. В «Океане цветов» ей несколько раз пришлось рассказывать историю о том, как ее ободрала несуществующая кошка, которую привезла несуществующая тетушка. Вряд ли кто-то поверил ее рассказу. Заплаканные глаза Элен говорили ярче всяких слов. И потом, такие неправдоподобные истории Элен приходилось рассказывать слишком часто…

Она с трудом отработала день и уже собралась было уходить из магазинчика, но над дверью звякнул назойливый колокольчик. Элен вздохнула. Очередной клиент, которого придется обслужить, натянув на губы неестественную улыбку.

Она обернулась. В дверях стоял Стив – причина ее вчерашней ссоры с мужем. Он улыбался, но когда подошел поближе к девушке, его улыбка скрылась, как солнце за тучей.

– В чем дело? Что это с вами? – обеспокоенно спросил он.

Элен вымучила улыбку и чужими губами прошептала затертую до дыр историю.

– Это кошка. Моя тетушка привезла кошку, и она…

– Можете не продолжать, – неожиданно прервал ее Стив. – Я все равно вам не верю. Не хотите рассказывать – молчите. Только не врите. Ненавижу ложь…

Позади Элен раздался треск. Маленькая вазочка, в которой стоял пушистый букет, лопнула, а вода растеклась по листам золотистой оберточной бумаги.

Элен густо покраснела. Упреки во лжи ей приходилось выслушивать нечасто. Чтобы скрыть смущение, она метнулась к столу и начала собирать осколки лопнувшей вазы. Стив понял, что смутил и обидел эту и без того расстроенную девушку.

– Простите… Я не хотел вас обидеть. Вышло очень резко… А вам и так несладко, как я погляжу… Может, все-таки скажете мне, кто этот негодяй? Я бы поговорил с ним, как мужчина с мужчиной.

Элен покачала головой.

– Не стоит. Вы, наверное, снова пришли за цветами для любимой? – Чтобы отделаться от неловкости, она поспешила заговорить о делах.

– Нет. Я пришел, чтобы попросить вас об одолжении. Моей матери исполняется шестьдесят, а она очень любит цветы. Вы согласитесь украсить зал, в котором будет проходить банкет? Я заплачу столько, сколько вы захотите…

Зал, банкет, торжества… Элен почувствовала вдруг такую тоску, что ее сердце сжалось от боли. Ведь когда-то и ее жизнь была такой же: наполненной яркими событиями, светлыми праздниками, любовью и заботой. Жизнь до замужества теперь казалась ей сном, сказкой, миражом. А Стив, сам того не желая, напомнил ей об этом. И, увы, не в самый подходящий момент…

Он понял, что снова сделал ей больно.

– Да что же с вами? – От звуков его ласкового голоса ей вдруг захотелось плакать. – Вы так молоды и прекрасны, что не можете быть несчастливы… Расскажите мне, Элен…

Она справилась с собой, но это стоило ей титанических усилий.

– Я оформлю зал, как вы захотите. Только прошу вас, не спрашивайте меня ни о чем.

– Хорошо. – Стив участливо улыбнулся. – Даю честное слово, что не буду лезть в вашу личную жизнь…

Элен подробно расспросила Стива о вкусах и пристрастиях его матери, поэтому зал для предстоящего торжества был украшен безупречно. Стив бегал по залу, как ребенок, и восхищался каждой задумкой Элен. Ей было приятно смотреть на то, как он радуется, – в его черешневых глазах было столько огня, что от него она сама вспыхивала как спичка. Элен чувствовала, что ее влечет к этому мужчине, совсем еще мальчику, но сознавала, что это влечение безрассудно. Мать всегда говорила ей, что нужно хранить верность своему единственному мужчине, а единственным мужчиной в жизни Элен всегда был Хэнк. И каким бы ни был Хэнк, их все же связывали священные узы брака…

– Я же говорил, вы просто чудо, – восторженно объявил Стив, когда закончил осмотр. – Светильники, увитые виноградными лозами, просто прелесть. И гиацинты, которые вы прикрепили к занавескам, очаровательны. Элен, я даже не знаю, как вас благодарить. Честно говоря, мне было бы очень приятно, если бы вы присутствовали на этом празднике.

– Но я… – растерялась Элен. Она никак не ожидала подобного предложения.

– Что – вы? Разве не вы украсили этот зал? Разве не вы вложили душу в предстоящий праздник? Не вижу никаких причин отказываться. Только если вы не доверяете мне… – Черешневые глаза Стива стали очень серьезными. Он неожиданно повзрослел, превратившись из шального мальчишки во взрослого рассудительного мужчину. Похоже, его обижало даже предположение о том, что Элен не верит ему.

– Нет-нет! – горячо возразила Элен и тут же покраснела от смущения. – Ну что вы… Напротив, мне показалось, вы – человек, заслуживающий доверия. Но я… Но у меня… – Она окончательно запуталась в словах, не зная, как выразить мысль, которая беспокоила и удручала ее. – Видите ли, я замужем. А мой муж едва ли отпустит меня одну даже на столь невинное мероприятие…

Ей показалось, новость о ее муже не явилась для Стива неожиданностью. Он кивнул головой, словно согласившись с собственными мыслями, и произнес:

– Не вижу никакой проблемы. Я включу в список гостей вас обоих. Только приходите. Вы же не откажете мне?

В его голосе была не просьба, а почти мольба. А в его глазах – такая грусть, что Элен почувствовала: этот человек так же несчастен, как и она сама. Но отчего? Может быть, зеленоглазая красотка, клон Дебби Малфин, послала его ко всем чертям? Элен решила согласиться. В конце концов, нет ничего дурного в том, что они с Хэнком проведут время в кругу интересных людей, а не в их маленьком домике под однотонное мурчание телевизора…

– Хорошо. Мы придем, – кивнула она, в душе предвкушая, какую сцену ей закатит Хэнк.

Хэнк и правда закатил ей сцену, но не такую бурную, как она опасалась. Он долго выяснял, почему Стив пригласил на день рождения матери скромную работницу цветочного магазина.

Элен с деланым равнодушием пожала плечами. Она изо всех сил старалась изобразить полнейшее безразличие к Стиву, которого Хэнк еще ни разу не видел.

– Не знаю… У меня много клиентов, и у каждого свои причуды…

– Похоже, так у всех богатеев, – хмыкнул Хэнк, успокоенный ее тоном. – И твой папаша лишь подтверждает правило.

Элен смолчала. Упреки в адрес отца были такими частыми, что она научилась не обращать на них внимания. Ей казалось, Хэнк не любит ее отца потому, что сам был воспитан матерью. Его собственный отец бросил его, когда ребенку было всего семь месяцев. А вслед за ним появилась сестра. Естественно, матери Хэнка пришлось тяжело, что тут и говорить… Элен считала, что это – не повод ненавидеть всех отцов, однако так и не смогла переубедить мужа.

На праздник она надела открытое серебристо-серое платье, которое ей когда-то подарила мать. Как и предполагала Элен, Хэнк заявил, что она выглядит слишком вызывающе.

– Мне больше нечего надеть, – оправдалась она. – Все старое и поношенное. А ведь мы идем на прием, где соберутся обеспеченные люди.

– Обеспеченные люди… – передразнил ее Хэнк, завязывая галстук. – Ты намекаешь на то, что я нищий? Конечно, у меня нет таких денег, что у твоего папочки. Но это не значит, что ты должна меня попрекать…

– Ну что ты, Хэнк, – торопливо возразила Элен. – Я ничего такого не сказала. Просто мой гардероб порядком обветшал, – улыбнулась она.

Еще не хватало, чтобы они с Хэнком поругались и не пошли на праздник. А ведь она обещала Стиву… Элен сознавала, что за простым обещанием стоит нечто большее. Ей хотелось увидеть Стива… И еще она страшно боялась, как бы об этом не догадался Хэнк…

На приеме в честь дня рождения Анджелы Кармайкл собралось очень много людей. Со многими из них Стив сумел познакомить Элен. Девушка понравилась всем без исключения. Сразу было видно, что она из хорошей семьи и прекрасно воспитана. К тому же Элен получила отличное образование и могла поддержать любую беседу.

Впечатление, сложившееся у всех об Элен, портил только Хэнк. Он вел себя нарочито грубо, вызывающе, словно все собравшиеся были ему должны или виноваты в чем-то таком, чего Хэнк не мог простить. Гости Анджелы недоумевали, как скромная, красивая и умная Элен могла выйти замуж за такое ничтожество. И зачем она вообще взяла его на этот праздник?

Стив старательно делал вид, что не замечает нападок Хэнка, хотя тот весь вечер сыпал ехидными фразами в его адрес. Щадя чувства Элен, Стив не отвечал на грубые нападки и, напротив, говорил с Хэнком очень вежливо, то и дело предлагая ему вина или устриц, которыми жадный до бесплатной еды и выпивки Хэнк с удовольствием угощался.

Элен чувствовала, как жгучий стыд разливается в ее душе и отравляет всю атмосферу веселого праздника. Но что она могла поделать? Разве что вернуться в прошлое и обойти стороной ту улицу, на которой когда-то встретила Хэнка…

Наконец все уселись за стол и принялись чествовать гостеприимную именинницу. Анджела Кармайкл, настоящая красавица даже в свои шестьдесят, принимала подарки и выслушивала поздравления, сыпавшиеся на нее, как из рога изобилия.

Неожиданно для всех подвыпивший Хэнк надумал произнести тост. Элен побледнела. Она слишком хорошо представляла себе, что может ляпнуть спьяну ее любимый Хэнки. В душе она молила Бога, чтобы все обошлось, и стыдливо прятала глаза, чтобы не столкнуться взглядом со Стивом, который весь вечер смотрел только на нее.

Хэнк, пошатываясь, поднялся со стула. Хрустальный бокал в его руках трясся, как колокольчик на входе в «Океан цветов». Элен приготовилась к худшему. Но Хэнк, к ее удивлению, любезно, насколько мог, улыбнулся хозяйке и произнес:

– Хоть мы почти не знакомы, миссис Кармайкл, я восхищаюсь вашей красотой и обаянием. Оставайтесь такой же прекрасной и цветущей женщиной. И пусть вам во всем сопутствует…

Хэнк не договорил. Бокал в его руках треснул, шампанское водопадом хлынуло на руки и на скатерть. Один из осколков поранил ему руку, и Хэнк, не ожидавший такого поворота событий, застыл, молча разглядывая собственную кровь. Кто-то позвал прислугу, и царапину Хэнка немедля обработали.

Элен, удивленная происшедшим не меньше Хэнка, все же заметила, что Стив и Анджела переглянулись. В их взглядах было что-то такое, о чем не догадывался никто из присутствовавших в зале. Словно какая-то тайна объединяла мать и сына невидимой нитью…

Вскоре инцидент был забыт, и гости продолжили веселиться. Только Элен было не по себе. Она не знала, что именно ее тревожит, но чувствовала – это как-то связано со Стивом. Весь вечер она пыталась отыскать глазами клон Дебби Малфин, но так и не увидела той девушки, для которой Стив покупал цветы. Может быть, они расстались? – гадала Элен. А может, Стив не захотел звать ее на этот праздник?

Но почему тогда он пригласил ее, Элен? Это оставалось загадкой…

Празднество уже подходило к концу, когда Стив смог наконец поговорить с Элен. Весь вечер он пытался улучить минутку, чтобы остаться наедине с этой девушкой, но возле нее постоянно крутился муж. Порядком надравшийся Хэнк вышел в уборную, и только тогда Стив решился подойти к Элен.

– Нам нужно поговорить, – шепнул он ей. – Это не долго…

Удивленная его заговорщическим тоном, Элен последовала за ним. Стив завел ее за кадку с искусственной пальмой, что показалось ей еще более странным. Наверное, он хочет сказать, что разочарован, испугалась она. Стив не ожидал, что ее ревнивый муж окажется к тому же таким хамом… Но в чем тут ее вина? Решив встретить очередной удар с гордо поднятой головой, Элен посмотрела прямо в глаза Стиву. К ее удивлению, в них не было недовольства и гнева. В них был необъяснимый страх…

– В чем дело? – испуганно прошептала она.

– Тебе лучше расстаться с Хэнком, – торопливо зашептал Стив. От удивления Элен даже не заметила, что он перешел на «ты». – Он – лжец и негодяй. У тебя будут огромные неприятности, если ты с ним останешься. Я знаю, Элен. Не спрашивай откуда. Тебе нужно развестись с этим человеком.

Элен нервно засмеялась. Хэнк, конечно, хам и циник, но вовсе не такой страшный, каким рисует его Стив…

– Послушайте, Стив… Хэнк – не образец супруга. И это я понимаю. Но лжец и негодяй – это слишком сильные слова… Может, вы объясните мне…

– Нет, – перебил ее Стив. Он заметно нервничал, но Элен не понимала почему. Может быть, боялся, что Хэнк, проходя мимо, заметит их странную парочку, притаившуюся за кадкой? – Не проси меня, Элен… Ты все равно не поверишь…

– А почему я должна верить тебе, что Хэнк – лжец? – возмущенно зашептала Элен. – Ведь я совсем тебя не знаю…

– Сейчас узнаешь, – прошептал Стив и совершенно неожиданно для Элен притянул ее к себе.

Она пыталась сопротивляться, но его объятия лишили ее сил. Те ласки, к которым привыкла Элен, – ласки Хэнка – показались ей жалкой пародией на то, что она испытывала сейчас. Руки Стива скользнули по ее спине, как лапы нежного ручного леопарда. Она разомлела, размякла в этих объятиях, словно превратилась в восковую скульптуру, которую недогадливый мастер поставил на солнце. Губы Стива прильнули к ее губам, и Элен почувствовала, как все, что их окружало: и кадка с искусственной пальмой, и стена, за которой они спрятались, и пол, выложенный мраморными плитами, – уплывает куда-то далеко, в другое измерение. А может, сама она уплывает, растворившись в руках, губах, глазах Стива? Этого Элен не знала и не хотела знать. Сейчас ей хотелось только одного: быть в объятиях этого мужчины как можно дольше. Пусть даже целую вечность. И если бы в эту минуту Хэнку вздумалось убить ее, она бы умерла счастливой. Такой счастливой, какой не была никогда…

Мысль о Хэнке заставила Элен вернуться в реальный мир, в узкое пространство между стеной и кадкой с пальмой. Как она могла подумать о том, что Хэнк ее убьет? Как она вообще могла забыться настолько, что оказалась в объятиях чужого, едва знакомого мужчины? И это при живом муже, который оставил ее всего на несколько минут! Что бы сказала ее мать, Лесли Трезори, преподававшая ей уроки любви и верности?!

Элен отстранилась от Стива, но его поцелуй все еще тлел на ее губах, как искра, оброненная вечностью. Элен коснулась своих губ, словно желая убедиться в том, что никакой искры нет, и все это – плод ее воспаленной фантазии. Искры и вправду не было. Была только улыбка Стива, которому поцелуй понравился не меньше, чем ей самой.

Ей стало невыносимо стыдно за свое падение. Злость на Стива, который осмелился поцеловать ее, замужнюю женщину, обожгла ей щеки. Элен стряхнула с себя его руки и выбралась из их убежища, бросив напоследок:

– Прошу тебя, не ищи меня больше.

Люди всегда умирают неожиданно для своих близких. Даже если близкие знали о том, что смерть не за горами.

Но смерть Айзека Трезори, которому доктора пророчили прожить еще не меньше десяти лет, удивила всех его друзей и знакомых. Он умер от сердечного приступа, когда пытался сесть за руль своего недавно купленного авто. Говорили, авто он купил в подарок своей дочери Элен, но так и не смог отвезти его по назначению.

Хэнк с плохо скрываемым ликованием делал жалкие попытки утешить убитую горем Элен.

– Ведь он был стариком, малышка, – повторял он, поглаживая по плечу плачущую жену. – Многие умирают, будучи гораздо моложе твоего отца… Не плачь, прошу тебя. Ведь у тебя остался я, твой муж…

Утешение было более чем сомнительным. С того самого вечера, как Элен поцеловалась со Стивом, Хэнк был ее мужем только номинально. Она чувствовала, что не может больше жить с этим человеком, что должна сказать ему правду о том, что полюбила другого. Но ее все время останавливала то жалость к Хэнку, то какие-то неотложные дела и заказы, которых в последнее время стало так много, как никогда. Однако Элен сознавала, что под ширмой всех этих причин кроется страх. Страх поступиться принципами, которые когда-то внушила ей мать. Теперь, когда умер отец, она чувствовала себя совсем одинокой во вселенной чужих людей, и только память о родителях скрашивала ее одиночество…

Вскоре Хэнк предложил Элен переехать в дом отца, на что она, не раздумывая, согласилась. Может, в отцовском доме ей станет чуточку легче? Да и для Хэнка начнется новая жизнь. Ведь он так хотел жить в этом техническом чуде – доме, где каждый предмет, каждая дверь подчиняются приказу хозяина…

Хэнк и вправду был в восторге от нового дома. Он с хозяйским видом – что изрядно коробило Элен – расхаживал по комнатам, то и дело забавляясь с техническими новинками. Его любимое пиво было теперь всегда холодным, и Элен не приходилось запихивать банки на верхнюю полку холодильника.

И все же присутствие Хэнка в этом доме казалось ей неуместным. Она привыкла к тому, что здесь всегда хозяйничал отец. А Хэнк… Хэнк больше разыгрывал из себя хозяина, нежели являлся им на самом деле. Он, как и раньше, валялся на кровати целыми днями, не скрывая своей радости по поводу того, что Элен не оставила прежней работы. Несмотря на полученное наследство, которое позволило бы ей жить безбедно до конца дней, она решила остаться в цветочном магазинчике. Работа отвлекала от мыслей. К тому же Элен, хоть и боялась признаться в этом самой себе, в глубине души надеялась на то, что Стив найдет ее в магазинчике.

Но время шло, а Стива все не было. Может, оно и к лучшему, думала Элен. Если я никогда не увижусь с ним, все пройдет. Я забуду его, и мне удастся сохранить верность мужу хотя бы такой ценой…

Поглощенная работой и своими мыслями, Элен долгое время не замечала перемен, которые за это время произошли с Хэнком. Он явно облагородился, даже говорить начал по-другому. Он перестал устраивать Элен скандалы, напротив, был с ней ласков и мягок, как никогда раньше. В один прекрасный день Элен посмотрела на мужа и увидела довольно привлекательного джентльмена, вертящегося перед зеркалом не хуже кокетливой девицы. Кто это? – пронеслось в ее голове. Господи, да это же Хэнк…

– Ты куда-то собираешься? – ошарашенная внезапным открытием, спросила она.

Хэнк обернулся. На его губах играла незнакомая Элен улыбка, явно предназначавшаяся не ей, а кому-то другому, кого она, по всей видимости, не знала.

– Да так, – небрежно бросил он. – Пройдусь по магазинам. Может быть, зайду в кино… Чтобы не скучать до твоего прихода, милая…

Милая, кино, не скучать до твоего прихода… Все эти слова принадлежали не Хэнку… Чувство вины обрушилось на Элен, как снежная лавина. Он так изменился, а она даже не заметила этого, думала только о Стиве. Бедный Хэнк…

Элен подошла к мужу и уткнулась лицом в его надушенную дорогим одеколоном грудь.

– Прости, я опять задержусь допоздна… У меня так много заказов… Ты не сердишься?

Хэнк покачал головой.

– Ну что ты… Ведь это твоя работа. И она так много для тебя значит…

Весь день Элен думала о том, как неожиданно изменился Хэнк. Что было причиной таких перемен? Смерть ее отца? Может быть, Хэнк понял, что у Элен остался только один близкий человек – он сам? Их переезд? Может быть, в том доме, о котором Хэнк всегда мечтал, он почувствовал себя другим человеком? Или что-то еще? Но что же?

Элен окончательно запуталась в бесконечных лабиринтах вопросов и попытках на них ответить. Что бы там ни было, она вернется домой и поговорит с Хэнком. Правда, для этого придется отложить на завтра часть заказов… Что ж, ничего страшного. В отличие от Элен, цветы не будут томиться в ожидании разговора…

Уже в дверях Элен столкнулась со Стивом. Она замерла, позабыв о том, что минуту назад торопилась домой, к мужу. Черешневые глаза Стива были такими же грустными, как тогда, когда она увидела его впервые.

– Стив… – растерянно пробормотала Элен. – Какая неожиданность…

Ей казалось, они не виделись целую вечность. Ей казалось, между ними лежало море и пустые гигантские города, полные людского одиночества. И теперь, после того как она бесцельно ожидала его появления несколько месяцев, он наконец пришел. Пришел совершенно не вовремя. Именно тогда, когда ему не следовало бы приходить.

– Ты не рада меня видеть? – попытался улыбнуться Стив.

Элен изобразила ответную улыбку.

– Я рада, Стив. Но я спешу…

– Ты говоришь правду… – Он протянул руку и коснулся ее лица. – А я боялся, что ты уже забыла обо мне…

– Я помнила, Стив… Но все изменилось. Поверь, я очень спешу… – Ей уже не хотелось идти, но она чувствовала, что только уход спасет ее от неминуемого падения. Хэнк, совсем недавно такой близкий, стал вдруг далеким и чужим, как холодная звезда в океане других звезд.

– Домой?

– Да. Меня ждет муж.

Позади Элен послышался тихий шорох. Кажется, один из цветков выпал из только что собранного букета. Элен обернулась. Ее не столько интересовала судьба цветка, сколько хотелось уйти от ответа, от Стива, от всего, что захлестывало ее душу.

– Он тебя не ждет, – тихо произнес Стив.

– Почему ты так говоришь? Хочешь сделать мне больно? Я только пытаюсь спасти свой брак, который чуть не разрушила…

– Он не любит тебя, Элен. А я люблю. Люблю так сильно, что потерять тебя для меня – то же самое, что умереть…

– Не надо, Стив… – прошептала Элен одними губами. – Прошу тебя, не надо…

Она закрыла дверь, стараясь не встречаться взглядом со Стивом Кармайклом. Уйти, уйти, уйти отсюда как можно скорее – единственное, чего она хотела. Еще несколько секунд, несколько фраз – и она останется со Стивом навсегда. А Хэнк… Страшно подумать, что тогда будет с Хэнком…

Элен бросилась к дороге и поймала первую же проезжавшую мимо машину. Неужели она спаслась? Неужели ей удастся сохранить свой брак? Предстоящий разговор с Хэнком теперь не казался Элен таким важным, и она чувствовала разочарование. Стоило ли отвергать человека, который ее любит? – вот что волновало ее больше всего.

Элен вышла из такси и, пошатываясь, побрела к дому. В окнах, обвитых железными прутьями, горел свет. Слава богу, Хэнк дома и, похоже, не спит… Ей сейчас не вынести одиночества…

– Дом, откройся, – прошептала она, проводя пальцем по панели идентификации.

Двери послушно распахнулись, и Элен вошла в холл. В гостиной раздавались голоса. Похоже, Хэнк позвал кого-то из новых друзей… Элен обреченно вздохнула – опять придется надевать улыбку на измученное лицо… Она нажала на кнопку, и из панели, шурша, выползла вешалка. Элен набросила на нее плащ, и вешалка скрылась в недрах шкафа.

Из гостиной донесся женский смех. Элен удивленно прислушалась. Неужели сестра Хэнка приехала погостить? Хорошо, если она не притащила с собой Дебби Малфин… Вот уж кого ей меньше всего хотелось видеть. Поправив прическу, Элен прошла в гостиную. Хэнк сидел на ковре и болтал со своей невидимой собеседницей, спрятавшейся за спинкой уютного кресла.

– Привет, Хэнк… – Элен подошла к мужу и чмокнула его в щеку. – К тебе…

Слова застряли у нее в горле. В кресле, где должна была сидеть предполагаемая сестра Хэнка, развалилась… Дебби Малфин.

– А где же Либби? – пробормотала Элен, пытаясь разглядеть ответ в глазах Хэнка.

Но муж смотрел на нее с неменьшим удивлением, чем она на него. Похоже, они оба сделали друг другу сюрприз… До Элен потихоньку начало доходить, что никакой сестры Хэнка здесь не было в помине. Пиво, наполовину пустой бокал вина, две тарелочки – с сыром и фисташками… Этот праздник был устроен для двоих. И Элен была на нем чужой. Незваной гостьей в собственном доме…

Хэнк наконец пришел в себя от удивления и наигранно улыбнулся:

– Либби не смогла приехать… Видишь ли, милая, сестра заболела. А Дебби проезжала мимо и заглянула, чтобы передать от Либби привет…

Эта история звучала ничем не убедительнее той, что несколько месяцев назад Элен рассказывала о вымышленной кошке. Раньше Элен думала, что измена мужа заставит ее испытать настоящую боль, но сейчас… Сейчас она чувствовала только горечь и досаду.

Стив ушел из ее жизни. По всей видимости, навсегда. Она сбежала от него, чтобы спасти свой брак, чтобы поговорить с Хэнком. А Хэнк… Элен горестно улыбнулась. Хэнк променял ее на эту вот Дебби… Пьяную девицу с помадой, разъехавшейся по губам… Если бы она пришла чуть позже, никакой Дебби не застала бы. И Хэнк продолжал бы морочить ей голову, жить в ее доме и обсуждать ее с любовницей… Какая гадость!

Хэнк почувствовал, что ситуация требует немедленного вмешательства. Если Элен узнает правду, она немедленно выкинет его из своей жизни, что для него, нищего и безработного, уже привыкшего к роскоши, равносильно смерти… Рухнут все его мечты… А ведь он приложил так много усилий к тому, чтобы они осуществились… Нет, он не может этого допустить!

Хэнк поднялся с ковра и подошел к Элен.

– Милая, о чем ты только думаешь?! – делано возмутился он. – Немедленно выбрось из головы эти дурацкие мысли! Дебби – просто подруга моей сестры… Между нами ничего нет, понимаешь, нет!

– Да, да, – закивала головой пьяная Дебби. Несмотря на свое состояние, она быстро сообразила, что к чему.

Положив руку на плечо Элен, Хэнк глухо зашептал:

– Ну я же люблю тебя, малышка, слышишь, люблю…

Элен стряхнула его руку. На ее лице было написано такое отвращение, словно по ней только что проползла змея. Хэнк понял: все кончено. Ему больше нечего терять…

– Убирайся, Хэнк, – прошептала Элен. – Вон из моего дома! И забери с собой эту потаскушку!

Хэнк побледнел. На его лице было написано хорошо знакомое ей выражение, которого она не видела с тех самых пор, как умер Айзек Трезори. Она отшатнулась.

– Ты не посмеешь меня ударить! – выкрикнула она, отскочив от мужа на расстояние нескольких шагов. – Ты больше никогда не будешь меня бить!

– Еще как посмею… – прохрипел Хэнк. Его глаза налились гневом и яростью. – И поверь, милая, это самое меньшее, что тебя ждет…

Элен похолодела. Что он имеет в виду? Неужели он хочет… Нет, этого не может быть! Хэнк не такой! Он не осмелится! Но глаза Хэнка светились такой угрожающей решимостью, что Элен поняла: посмеет, еще как посмеет…

Страх и желание жить придали ей сил. Она выскочила из гостиной и метнулась в холл, к двери. Но Хэнк оказался проворнее. Он догнал ее и схватил за волосы так сильно, что Элен вскрикнула. Превозмогая боль, она развернулась и оцарапала Хэнку лицо. Он сморщился, отпустил ее волосы и с размаху ударил Элен.

– Никуда ты не уйдешь, стерва! Эй, Дебби! Помоги-ка мне справиться с этой бешеной кошкой!

Услышав шаги Дебби, Элен поняла, что теперь ее не спасет никто и ничто. Отчаяние, боль, страх и горечь смешались в ее душе, как в шейкере, создав чудовищный коктейль. Умереть… Что значит умереть? Она не задумывалась над этим вопросом до тех пор, пока ее отец не умер так неожиданно, так внезапно… Теперь настал и ее черед… Она умрет от руки собственного мужа и его подружки… Элен попыталась вспомнить свою жизнь с Хэнком и поняла, что в ней не было ни одного светлого пятна. Нет, было. Стив Кармайкл, который пытался предупредить ее… Стив Кармайкл, которого она потеряла…

Элен плотно зажмурила глаза. Страх и боль куда-то ушли, оставив охвостье усталости. Пусть делают, что хотят. Ее жизнь не имеет никакого смысла…

Мелодичное треньканье звонка заставило ее открыть глаза. Она посмотрела на Хэнка и, прежде чем его рука зажала ей рот, выкрикнула:

– Дом, откройся!

– Мать твою! – выругался Хэнк и снова ударил ее по лицу.

Но Элен уже не чувствовала боли. Она знала – помощь уже на пороге дома. В распахнувшихся дверях она увидела Стива. Его черешневые глаза затопил гнев. Лицо было неестественно бледным от ярости и страха за ее жизнь.

Элен нашла в себе силы улыбнуться.

– Стив… – прошептала она окровавленными губами. – Стив…

– Отпусти ее! – крикнул Стив и двинулся на Хэнка. Его взгляд упал на Дебби, которая при виде него почему-то закрыла лицо руками. – И ты здесь… – усмехнулся Стив. – Что ж, я догадывался о чем-то подобном…

Испугавшись решительного настроя Стива, Хэнк счел за лучшее разжать руки. Элен отшатнулась от мужа и прижалась к стене, все еще не веря в то, что спасена.

– Это… это просто семейная ссора… – пробормотал он. – Тебе не стоит вмешиваться…

Откуда-то сверху послышался треск. Люстра, несколько лет висевшая на потолке, неожиданно рухнула вниз, придавив своей тяжестью Дебби.

– Хэнк, что это?! – прохрипела Дебби и тут же смолкла.

Хэнк оглянулся на нее и понял, что она мертва. Глазами, полными ужаса, он посмотрел на Стива.

– Как ты?.. – только и смог выговорить он.

– А как вы убили ее отца? – спросил Стив, продолжая надвигаться на Хэнка.

Элен, которую, казалось, уже ничто не могло удивить, расширившимися глазами посмотрела на Хэнка.

– Я не убивал…

Хэнк не смог продолжить. За его спиной с оглушительным грохотом повалился огромный шкаф. Элен не понимала, что происходит. В ее голове, гудящей от этого кошмара, витали обрывки мыслей, осколки событий, которые она никак не могла собрать в целую мозаику.

– Ты лжешь, – холодно, но спокойно произнес Стив. Он повернулся к Элен, испуганно прижавшейся к стене, и взял ее за руку. – Пойдем отсюда… Ненавижу ложь, – напоследок бросил он Хэнку.

Ненавижу ложь… То же самое сказал ей Стив, когда она врала ему про кошку… Тогда еще на ее столе треснула маленькая ваза с пушистым букетом… Двери сомкнулись, выпустив Элен и Стива наружу. А ведь она даже не прошептала волшебную фразу «закройся, дом»…

Элен посмотрела на Стива, пытаясь понять, верны ли ее догадки. Правда ли то, что любое слово лжи, произнесенное при этом мужчине, заставляет предметы падать и разбиваться вдребезги? Стив кивнул, не дождавшись ее вопроса…

– Правда… Дебби Малфин, любовница твоего мужа, была той девушкой, для которой я покупал розы. Она лгала так часто, что на следующий день мне пришлось купить маме новый сервиз, – невесело усмехнулся он. – Это у меня по наследству от матери. Не знаю, проклятье это или дар…

– Конечно, дар… – Элен прижалась к нему и в одно мгновение поняла, что все ее беды, заботы и горести остались позади. А впереди у нее – новая и светлая жизнь.

Стив заглянул в ее глаза, дымчатые, как льдинки топаза.

– Значит, дар?

Хэнк Лаоби яростно стучал ногами по стенам, колотил руками по окнам из небьющегося стекла и громко кричал:

– Дом, откройся! Откройся, дом!

Но дом и не думал выполнять его приказаний. Отключив все свои технические функции, он спал, дожидаясь лучших времен и лучших хозяев…

5

Анна узнает правду

– Я же говорила, что Алан не расскажет ничего интересного… – позевывая, резюмировала Вега. – Мальчик, который ненавидит ложь… Как это в твоем духе, Алан…

– По-моему, совсем неплохо, – возразила Анна, продевая тонкий палец в ручку кружки. – И вы напрасно говорили, что у Алана нет воображения. История получилась довольно поучительной. Кое-кому не стоило лгать…

– По-моему, пора подытожить то, что мы тут рассказали, – отозвался Майк, который даже не снизошел до того, чтобы обсудить историю Алана. – Итак… – торжественно улыбнувшись, посмотрел он на Анну. – Что скажет наш третейский судья?

Анна задумалась на минуту. Сказка Веги ей вовсе не понравилось – слишком уж кровавым был ее финал… История Майка тоже закончилась ужасно, хотя в какой-то момент ей показалось, что это будет сказка со счастливым концом… И тогда бы она назвала его победителем. Ей так хочется верить в возможность счастья и светлой любви – без лжи и предательства…

– Пожалуй, я отдам первенство Алану, – улыбнулась она. – Его рассказ мне понравился больше всего.

– Ага, – раздраженно хмыкнула Вега. – Не пойму, зачем я так старалась… Несомненно, чтобы понравиться Анне, мне нужно было оставить всех живыми. И как я сразу не подумала?

– Намекаешь на то, что судья необъективен? – поинтересовался Майк, тоже не скрывавший своего неудовольствия.

– Я даже не намекаю… – Вега высунула кончик розового языка и слизала капельки вина с пухлых губ. – Конечно, Анна совершенно необъективна. Ну ладно я… Но ты же писатель! У тебя получилась такая завораживающая история. А у Алана – просто поучительный рассказик для маленьких детишек, – вздохнула она. – И он оказался победителем только потому, что у нашего строгого судьи слабые нервы. Что ж… Придется смириться со своей жалкой участью…

– Она просто не умеет проигрывать. – Майк подмигнул Анне и коснулся пальцами ее руки. Вид у него при этом был таким, словно это он оказался победителем.

Анна не смогла сдержать улыбки. Молодец Майк. Он-то все умеет. Даже проигрывать…

– Зато я умею искать вино, – насупилась Вега. – В бутыли пусто. В стаканах тоже. Может, заглянем на кухню? – покосилась она на Майка.

Майк кивнул.

– Ты не возражаешь? – шепнул он на ухо Анне.

– Нет. Я, пожалуй, подышу свежим воздухом в саду. После ваших историй у меня в голове какая-то каша… – пожаловалась Анна. – Мне что-то нехорошо…

– Может, от вина?

Анне показалось, что Майк спрашивает ее, надеясь услышать другой ответ. Но какой? Ох уж эта ее мнительность… Эти сказки растревожили, разбудили ее воображение. Вот она и сочиняет…

– Наверное, – кивнула она и поднялась из-за стола.

Ее взгляд упал на Алана. Он положил лицо на скатерть, разъехавшись по ней пухлыми щеками, и тихо похрапывал.

– Да, сказки явно пошли ему на пользу, – насмешливо произнес Майк.

– Или вино, – в тон ему ответила Вега. – Даже пить не умеет, – пренебрежительно бросила она. – Пойдем, Майк. Покажем им настоящий класс.

Похоже, Анну отнесли к числу «их», то есть не умевших пить. Не на что было обижаться, но ее почему-то это задело. Вега постоянно оттесняла ее от Майка, подчеркивая свое единство с ее мужем. Что бы это значило? Анна посмотрела вслед их удаляющимся спинам. Она только сейчас заметила, насколько эти двое хорошо смотрятся вместе. Красивая, привлекавшая внимание пара: яркая, сексуальная Вега и красавец Майк…

Анна тряхнула головой. Нет, все это так глупо, что не может быть правдой. У нее окончательно расшатались нервы…

Она вышла в сад, надеясь, что свежий ветерок развеет ее глупые мысли. В саду было удивительно тихо. Даже перед грозой Анна не заметила такой тишины. Не было слышно ни птичьего щебета, ни треска обитателей зеленой травы. Как будто все вымерло. Все вымерли. Анна вздрогнула – мысль о смерти неожиданно обрушилась на нее со всей своей пугающей отчетливостью. Вымерли. Смерть. Умереть

Она произнесла эти слова вначале про себя, а потом вслух, словно пытаясь понять, насколько ужасно их звучание. Потом присела на корточки и стиснула голову руками. Похоже, это начинается снова… Сказки разбередили старые раны, растормошили ее болезнь. Она же говорила им, не стоит… Не стоит быть такими легкомысленными… Теперь даже эта ночь, тихая, спокойная ночь действует на нее удручающе. Тревога расползлась по телу, разбежалась по венам и мешает дышать…

Анна сделала несколько глубоких вдохов и заставила себя успокоиться. Она должна немедленно поговорить с Майком. Возвращение домой стало необходимостью, неизбежностью. Она не может больше без лечения. Она должна сказать мужу правду…

Пошатываясь, Анна вошла в дом. Придется держаться за стены, чтобы не упасть… На кухне Майка и Веги не было. Где они? Так кружится голова… Анна побрела по узкому коридорчику, тихо, как кошка, едва перебирая непослушными ногами. Голоса… Наконец-то… Похоже, они в той странной комнате с потайной дверью, за которой скрыто стонущее нечто…

Анна расслышала свое имя. Значит, Майк и Вега говорят о ней… Может быть, ей стоит дождаться окончания разговора? Она же не хочет, чтобы Вега поняла, что с подругой что-то не так?..

Анна прижалась к стене. Подслушивать нехорошо, но ведь она и не собирается этого делать… Просто постоит тут немного, подождет, пока успокоятся расшалившиеся нервы… И плывущая голова снова встанет на место… Она просто подождет…

Ей не хотелось вслушиваться в разговор, но с каждым мгновением обрывки фраз, доносившиеся до нее, становились все более и более любопытными…

– Не знаю, Вега… Я уже не уверен в том, что мы правильно поступаем… Все пошло совсем не так…

– Это была твоя идея. Твоя чертова писательская манера все усложнять. Я бы просто…

– Не вали все на меня. Ты ведь сама поддержала… Я думал, будет проще… Ты же видишь, она не совсем еще готова.

– А когда она будет готова? Сколько ты заплатил этому… Когда он появится? Почему вместо него нас встретила старуха?

– Слишком много вопросов, Вега. Если бы я сам знал ответ…

– Нужно было подумать об этом раньше, Майк. Я ведь предупреждала, что твой план слишком ненадежен…

– Но этот противный старикан… Он утверждал, что Анна…

– Что Анна?! – Она вошла в комнату и стала напротив них. Майк и Вега испуганно замолчали. – Так что же – Анна?

Анна смотрела на их лица, исписанные каракулями тайн и страха, и не верила своим глазам. Майк и Вега казались ей персонажами недавно услышанных сказок. Анна не понимала, что чувствует: боль, отчаяние или страх, что ее подозрения оправданны. Она терялась в догадках и все еще надеялась, что причина всей этой нелепицы – в ее разбушевавшемся воображении. Анна не знала, может ли доверять своим ушам, своим глазам, своим мыслям, выводам, сделанным из этих мыслей. Все невероятно осложнилось… На секунду ей показалось, что здесь, в этой комнате, стоит вовсе не она, а какое-то напуганное, измученное существо, которое пытается добиться того, о чем не имеет ни малейшего представления…

– Анна… – Майк сделал в ее направлении несколько шагов. – Ты слышишь меня, Анна? – Она кивнула и вжалась в стену. Тело было чужим, таким чужим, что Анна перестала его чувствовать… – Анна… Мы хотели сделать тебе сюрприз, но произошла какая-то путаница…

Слова Майка, сопровождавшиеся чрезмерной жестикуляцией, донеслись до Анны откуда-то издалека. Чего хотят от нее эти люди? Почему смотрят на нее так странно?

Майк встряхнул ее, но Анна не реагировала. Она все еще молчала, уставившись в пустоту.

– Похоже, она готова, – кивнула Вега Майку. – Остался только Алан… Надеюсь, снотворное подействовало. Вес-то у него слоновий…

– Заткнись, – бросил ей Майк, вглядываясь в стеклянные глаза жены. – Вдруг она все понимает. И только притворяется…

– Брось нести ерунду. У нее глаза – как два поддельных сапфира. Такие же стеклянные, – усмехнулась Вега. – Оставь ее. Сходи за Аланом. Постарайся не уронить его по дороге. Синяки останутся…

– Ты все-таки жутко циничная штучка, – шутливо упрекнул ее Майк.

– За это ты меня и любишь… Давай скорее, пока мой благоверный не пришел в себя…

Майк направился к двери, но было поздно – Алан Дэвис, кряхтя и чертыхаясь, брел по узенькому коридорчику. Майк испуганно отпрянул от двери и махнул рукой Веге: опоздали…

– Черт, Алан, как ты меня напугал… – произнес он, когда Алан вошел в комнату. – У нас проблемы – Анне стало плохо…

Алан окинул его таким взглядом, что Майк осекся. Лицо Алана было бледным, а зеленые, обычно тусклые глаза горели необыкновенно ярким огнем. Вега смотрела на мужа удивленно и испуганно. Таким она никогда его не видела.

– С чего это вдруг? – поинтересовался Алан, наводя взгляд-прицел то на Майка, то на Вегу. – Не оттого ли, что вы, голубки, доконали ее своим воркованием?

– Что ты несешь? – Вега изо всех сил пыталась натянуть на себя маску оскорбленной невинности. Но та трещала по швам под пристальным взглядом Алана. – Не говори ерунды…

– Ерунды? – усмехнулся Алан. – Я уже давно наблюдаю за вами и прекрасно знаю, чего вы стоите. Оба. И ты, моя любимая женушка… И ты, сукин сын… – Он снова повернулся к Веге. – Иллюзия, что ты вышла за меня по любви, давно растворилась в кислоте, которую ты извергаешь вместо слов. Я прекрасно знаю, что тебя интересует в этом неуклюжем мешке со слоновьим пометом. – Алан ткнул пальцем в складку на животе. – Деньги… Это единственное, для чего ты живешь, Вега. Деньги… Только они могли дать тебе ту независимость, к которой ты стремилась… И ему тоже… Вы оба – бездарности. Один – дешевый писака, пробившийся с помощью жениных связей и денег, другая – несостоявшаяся врачиха. Нет ничего удивительного в том, что вы вместе. В вас столько желчи, столько ненависти к окружающим, которые лучше, честнее вас… Я долго думал, что будет самым справедливым по отношению к двум гадюкам, коптящим небо. И пришел к выводу… – Алан приподнял край пестрой рубашки. Под ней мелькнуло что-то черное, и Вега, сразу догадавшись, что это, испуганно отшатнулась.

– Майк, у него пистолет! – взвизгнула она и кинулась к выходу из комнаты. – Бежим!

В планы Алана Дэвиса не входило их бегство. Он поспешно вытащил ствол и направил его в спину Майка. Но его мишень слишком быстро скрылась за дверью, и Алан – не слишком умелый стрелок – попал в косяк.

– Проклятье! – выругался он и, неуклюже размахивая пистолетом, помчался вдогонку. – Все равно не уйдете – дверь заперта!

Впереди мелькнула юбка Веги, и Алан снова прицелился. Но выстрелить не успел – на спину ему всем своим весом обрушился Майк, притаившийся на чердачной лестнице. Алан почувствовал, что ему нечем дышать, – Майк изо всех сил сдавил руками его шею. Попытки стряхнуть это тело с себя были обречены на полный провал. И Алан, напрягшись из последних сил, ударил пистолетом по тому месту, где предположительно находилась голова противника.

Удар попал в цель. Майк, хрипя, отвалился, позволив Алану отдышаться и найти пистолет, вывалившийся из рук. Но Алан тщетно шарил по полу, шансы отыскать ствол в потемках были равны нулю. Майк оклемался довольно скоро и ринулся в бой с новыми силами.

Пока двое разъяренных мужчин, вцепившись друг в друга, катались в узком коридорчике, Вега судорожно дергала ручку двери. Алан не солгал – она действительно была заперта. Старуха оставляла ключ в замке… Значит, он у Алана…

– Майк! – крикнула Вега в сумрачный коридор. – Найди ключ! Наверное, он в кармане у этого психа!

Но Майку было не до ключа. Хоть противник и был неуклюжим, он все же превосходил Майка по силе. Алан подмял его под себя и мутузил, как котенка…

Вега метнулась на кухню и схватила со стола разделочный нож. Она поможет Майку справиться с этим слоном! Вооруженная ножом, она ринулась в коридор. Но жуткий волчий вой, раздавшийся из глубины дома, заставил ее выронить нож и остановиться на полпути до намеченной цели.

Что это?! Или кто это?! Вега хотела крикнуть, но горло скомкал страх. На какое-то время вой прекратился, и она услышала треск ломающихся балок. А затем – глухое урчание. И снова – вой, громкий, душераздирающий вой.

Комната! Шкаф! Дверь, на которой висел огромный замок! Неужели Майк был прав, и старуха держала там волка?!

– Майк! Что там?! – завопила она изменившимся от страха голосом.

Но ответом ей было тихое посапывание.

– Майк!!!

В коридоре прошуршали крадущиеся шаги, принадлежавшие явно не человеческому созданию.

– Майк!!!

Убедившись, что Майк уже не ответит, Вега метнулась в гостиную. Но вместе с ней в гостиной оказалось и то, что всю ночь не давало им покоя своими стонами: огромное лохматое существо с горящими, как уголья, глазами, которые смотрели на полумертвую от страха Вегу почти человеческим взглядом.

– МАЙК!!! – выкрикнула она, не смея отвести взгляда от странного существа.

Его мышцы напряглись, и Вега поняла, что оно готовится к прыжку. Она бросилась под стол, сознавая, что это ненадежное убежище. Громкий стук, звук упавшего подсвечника и пламя, скользнувшее по скатерти, сообщили ей, что существо над ней, на плоскости стола. До нее вдруг с неожиданной ясностью дошло, что бежать больше некуда, да и незачем. Странная апатия сковала ее тело. И когда перед ее лицом возникла распахнутая пасть, Вега только плотно закрыла глаза…

Анна выползла из комнаты, изо всех сил стараясь не дышать. Дым густым облаком запеленал коридор. Он вторгался в ее ноздри, в ее рот, разъедал ее глаза, исторгая из них слезы. Ей казалось, что она одна-одинешенька в этом огромном пространстве, наполненном дымом. Дым и она. Она и дым. И больше никого…

Впереди, за дымным облаком, Анна разглядела проблески пламени. Она застыла, пытаясь вглядеться в эту яркую даль, не сулившую ей надежды на спасение. Позади с хриплым хрустом обрушилась балка. Анна равнодушно обернулась. Ползти дальше не было смысла. Все кончено. Она все равно не выберется отсюда… Дым раздирал легкие на мелкие кусочки. Анна зашлась кашлем.

Господи! Забери меня прямо сейчас, чтобы не было больно! Это единственное, о чем я тебя прошу…

Но Господь не слышал. Анна скорчилась от очередного приступа кашля, чувствуя, как жизнь, капля за каплей, утекает из ее тела. И вдруг чьи-то сильные руки подхватили ее и понесли через дым и пламя. Анна закрыла лицо руками, чтобы спрятать его от огня, который так и норовил лизнуть ее своим обжигающим языком. Ей было все равно, кто несет ее и куда. Теперь она знала только одно: она умрет безболезненно, как и просила.

И только когда ее руки обдал долгожданный холодок, она осмелилась открыть лицо и заглянуть в глаза своему спасителю. Карие. Знакомые. Но она не помнит ни этих глаз, ни их обладателя…

Анна снова закрыла лицо. Ей казалось, оно все горит, все в ожогах и язвах. Она почувствовала, что ее положили на землю и ласково гладят по голове.

– Она выживет, Алин? – услышала Анна взволнованный шепот.

– Надеюсь, да… Только вот ее болезнь… Потрясение было слишком сильным для ее нервной системы. Барри говорил об этом… Похоже, она даже вас не вспомнила.

– Анна… Ты слышишь меня, Анна?.. Ты помнишь меня?

Она сделала из пальцев маленькие щелочки, чтобы не открывать лица, и еще раз посмотрела на своего спасителя. Да, его лицо казалось ей знакомым, но, как она ни силилась, не могла припомнить, кто этот мужчина с глазами цвета влажных абрикосовых косточек и темными волосами…

– Нет… – простонала она. – Не помню… И меня зовут не Анна…

– А как же?

– Вега Дэвис.

– Барри предупреждал… – Алин Прану похлопал по плечу молодого человека, склонившегося над любимой. – Мужайтесь, Элджи…

Эпилог

В клинике Барри Морчера царило оживление. Больная, которую несколько месяцев назад считали совсем уж безнадежной, не только окончательно поправилась, но и объявила о своей помолвке. События, которые произошли с этой женщиной, также заслуживали внимания и были подробно освещены в газетах, хоть многое в этих событиях оставалось неясным и загадочным.

Сам мистер Морчер, получивший титул лучшего врача года, давал интервью и читал нравоучительную проповедь о том, что не все в этой жизни сводится к деньгам. В общем, шумиха вокруг клиники была такая, что врачи не знали, куда деваться от возникавших то там, то сям журналистов, жадных до чужих историй.

В особенности их интересовала романтическая история с женихом больной, Элджерноном Свизи, которого невеста много лет считала умершим. Ну и, конечно же, наводящая ужас история об оборотне, который расправился с бывшим мужем больной и его любовницей…

Доктор Морчер старательно оберегал свою пациентку, Анну Марберри, от этих слухов и кривотолков. Он терпеливо ждал, когда она поправится, чтобы самому рассказать ей, что же произошло в ту страшную ночь. И вот время настало. Он вошел в палату, заставленную синими ирисами, и поздоровался с Анной, которая еще несколько месяцев назад упрямо величала себя именем убитой подруги, любовницы мужа.

На краешке постели рядом с Анной сидел ее жених, Элджи. Он знал, о чем хочет говорить с его невестой доктор, и потому ободряюще пожал ей руку.

Барри Морчер уже присел на стул, когда в дверь палаты постучали.

– Ну кто там еще? – раздраженно поинтересовался он.

В дверь просунулась голова изрядно похудевшего Алана.

– Могу я присутствовать на вашем собрании? – виновато улыбнувшись, поинтересовался он.

– Заходи! – помахала ему Анна. – Надеюсь, доктор не возражает?

– Не возражает… – смирился Барри Морчер. – В конце концов, все вы в той или иной степени стали участниками этих страшных и странных событий… – торжественно начал он. – Начну, пожалуй, с давнего визита Майка Брануэлла, который порядком меня удивил. В тот день у меня немыслимо болела голова. И когда пришел Майк, честно говоря, я долго не понимал, чего он от меня хочет. К тому же я был уверен, что он не знает о твоей запущенной болезни. Но, как выяснилось, я ошибался. Похоже, он подслушал один из наших разговоров. Или твой отец рассказал ему об этом, надеясь, что Майк заставит тебя прийти ко мне… В общем, Майк Брануэлл поинтересовался у меня, насколько пагубно может сказаться на тебе поездка, которую он запланировал. Я прямо и честно заявил ему, чего он должен опасаться и почему ему не стоит устраивать тебе, Анна, такой сюрприз. Однако Майк отреагировал на мои слова довольно холодно и заявил, что он отправится в путешествие, чего бы ему это ни стоило. Когда он вышел, я немедля связался со своим румынским коллегой, старым приятелем Алином Прану. Он пообещал мне, что непременно найдет американских туристов, которые путешествуют вчетвером. Я назвал ему ваши имена и немного успокоился. Алин – тонкий психолог и наблюдательный человек. Я надеялся, что он не упустит вас из виду… Но, увы, Алин упустил вас на горной дороге, по которой катила Вега Дэвис – образец женщины за рулем… Там Алин и познакомился с Элджи, преследовавшим тех же самых американских туристов. Элджи рассказал ему историю о том, что когда-то оставил любимую, инсценировав собственную смерть…

Элджи виновато покосился на Анну и перебил доктора:

– Я был молод и глуп. Мне казалось, что Анне нужна роскошь, которой я не в силах ей дать. И в то же время я понимал, что Анна слишком благородна, чтобы отвергнуть меня из-за моей бедности. Поэтому я и решил инсценировать свою смерть. Я наивно думал, что любят только один раз в жизни. Я надеялся, что разбогатею и вернусь к Анне, которая останется свободной и обязательно меня дождется. Но все оказалось куда сложнее. Пока я пытался сколотить свой скромный капитал, моя любимая отчаялась и вышла за другого… Только через много лет я осмелился вернуться, чтобы узнать, счастлива ли она. По чистой случайности я встретил в кафе Майкла Брануэлла… – Элджи неприязненно поморщился. – Я узнал его по фотографии на книге, которую купил когда-то в надежде узнать немного больше о муже моей возлюбленной. Майк был не один… И его спутницей была не Анна. Я решил подсесть поближе, сразу догадавшись, что женщина – его любовница. Они говорили о предстоящей поездке в Трансильванию, и я, зная о болезни Анны, навострил уши. Тогда я еще не был уверен, что они замыслили убийство. Мне нужны были доказательства, и я решил поехать следом за ними…

– И правильно поступил, – кивнул доктор Морчер. – А вы что скажете, Алан?

Алан вздохнул. Он не любил вспоминать о событиях той ночи и временами даже завидовал Анне, потерявшей память.

– Я ненавидел Вегу. Ее насмешки. Ее корыстную душонку. Я знал, что они любовники. И подозревал, что за этой поездкой кроется нечто большее, чем невинное приключение… Честно говоря, мне уже было все равно – жить или умирать. Но я пожалел Анну. Она единственная относилась ко мне, как к человеку… Правда, мне не приходило в голову, что они задумали свести ее с ума и повесить на нее мой труп, предварительно пустив мне пулю в лоб… Тогда все было лишь на уровне предчувствий. Я взял с собой пистолет, но не был уверен, что найду в себе силы им воспользоваться. Слава богу, от моего пистолета пострадал только этот волк… Я не убил его, только ранил, когда он напугал меня своей окровавленной пастью…

– Какой волк? – испуганно спросила Анна.

– За шкафом в одной из комнат ты нашла дверь… – Алан смолк, затрудняясь объяснить то, что произошло потом.

Доктор Морчер поспешил ему на выручку и перехватил нить разговора:

– Видишь ли, Анна… На свете много вещей, не поддающихся объяснению. Что-то похожее было в доме трансильванской старухи… Ты когда-нибудь слышала об оборотнях? – Анна кивнула. – У хозяйки дома был внук, мужчина средних лет. Днем он выглядел как обычный человек… А ночью, по всей видимости, превращался в волка… Старуха не могла сдать его ни врачам, ни полиции – ей было жаль его. В те ночи, когда он был опасен для окружающих, она запирала его в тайной комнате, которую вы обнаружили… По всей видимости, Майк и Вега побывали в этом доме до вашего приезда. Они договаривались об аренде дома с этим парнем, а не со старухой. И еще заплатили ему, чтобы он напугал тебя, Анна. Объяснили это невинной дружеской шуткой… Откуда им было знать, что этот мужчина – оборотень… Он и сам не догадывался о том, что творит по ночам чудовищные вещи… Старуха недооценила силы внука-оборотня. Ему удалось сломать дверь. Но, самое удивительное, он не тронул ни тебя, ни Алана. Только Майка и Вегу. Как будто знал, кто главный зачинщик этих безобразий…

– В это трудно поверить… – пробормотала растерянная Анна. – Все так странно. Как будто было не со мной…

– Иногда скверная память – наш помощник, – улыбнулся доктор Морчер. – Ты знаешь о том, что с тобой случилось, но никогда не переживешь заново те эмоции, что испытывала в ту ночь. Думаю, это к лучшему, Анна…

– И я так думаю… – поддержал доктора Элджи. – Ты никогда не вспомнишь тот страшный дом и те жуткие истории…

– А ведь сама Анна так и не сочинила ни одной сказки, – улыбнулся Алан.

– Ничего… – Элджи обнял Анну и уткнулся лицом в ее пышные, окропленные медью волосы. – Мы напишем эту сказку вместе. Правда, Анна? И она не будет страшной. Она станет светлой и радостной сказкой нашей жизни…

Алан посмотрел на парочку понимающе. Ведь он тоже потихоньку переписывает свою мрачную сказку. Пухленькая рыжая девчонка с аквамариновыми глазами ждет его в холле клиники. И Алан знает наверняка: этой смешной девчонке нужен он, а не его деньги…