Вы верите в любовь и привязанность? Хотите иметь это в своей жизни и отношениях? Мечтаете встретить того или ту единственную, которые будут чувствовать и понимать вас без слов? Герои этой истории не желают ничего подобного. Они четко знают истинную ценность и стоимость всего, даже сексуального интереса и прекрасно умеют извлекать выгоду и из столь эфемерных активов. Стоимость безрассудного влечения и страсти в их мире слишком высока и ни один разумный человек не пойдет у тех на поводу, рискуя чересчур многим. Особенно тогда, когда вокруг них и так затевается какая-то игра. И все-таки, что-то сталкивает их раз за разом. Возможно и из этого «неумного» желания получится извлечь выгоду? Во всяком случае, можно рискнуть попробовать…

Горовая Ольга

Котировка страсти или любовь в формате рыночных отношений

Аннотация

Вы верите в любовь и привязанность? Хотите иметь это в своей жизни и отношениях? Мечтаете встретить того или ту единственную, которые будут чувствовать и понимать вас без слов? Герои этой истории не желают ничего подобного. Они четко знают истинную ценность и стоимость всего, даже сексуального интереса и прекрасно умеют извлекать выгоду и из столь эфемерных активов. Стоимость безрассудного влечения и страсти в их мире слишком высока и ни один разумный человек не пойдет у тех на поводу, рискуя чересчур многим. Особенно тогда, когда вокруг них и так затевается какая-то игра. И все-таки, что-то сталкивает их раз за разом. Возможно и из этого «неумного» желания получится извлечь выгоду? Во всяком случае, можно рискнуть попробовать…

Глава 1

Он больше никогда не предпочтет поезд самолету. Однозначно. Пустая трата времени, которого и так всегда не хватало. Да и еще дернул его черт взять с собой очередную пассию.

Уперев ладони в поручень для стабильности, Константин смотрел в мелькающий за окнами пейзаж. Тот казался унылым и тусклым. Не освежал его и снег, давно припорошенный пылью и угольным налетом от печей домов многочисленных придорожных поселков. Не особо занятное зрелище. Но и в купе возвращаться не хотелось — документами нормально не займешься, а любоваться разлегшейся на полке девчонкой желания не было. Она приелась ему и уже давно. Не она сама даже, а тот типаж, к которому принадлежали все эти девочки. Они десятками и сотнями толпились на всех вечерах и в любой компании. Блондинки, брюнетки, рыжие — а все на одно лицо. И дело было не в анатомии черт и костей, а в выражении глаз этих девочек и в мыслях, которые кружились в их ухоженных головках.

Но и самому приезжать было глупо, да и не принято. И какой смысл менять одну куклу на другую? Без всякого сомнения, на встрече Константина тут же снабдили бы «спутницей», только совершенно ему неизвестной. А в силу обстоятельств, он предпочитал знать все о тех, кто вертелся вокруг.

Среди ему подобных расслабляться не стоило, как бы шикарно не смотрелась силиконовая грудь четвертого размера, и насколько умелыми не были бы пальчики и язычок предоставленной в пользование красотки.

Достав из кармана пачку сигарет, Константин щелкнул дорогой зажигалкой, игнорируя информационный значок о том, что курение в вагоне запрещено. Он давно мог позволить себе абсолютно все. И любой обслуживающий персонал нутром чуял это. А уж в этом вагоне, одном из нескольких, купленном для города за его деньги — и подавно.

Кроме того, сомнительно, чтобы сигаретный дым помешал кому-то. В этом спальном вагоне было занято лишь три купе, и все они находились далеко друг от друга.

Сигарета закончилась, а желания возвращаться в купе все еще не появилось. Потому Константин продолжал стоять в нешироком проходе, слушая какую-то музыку, звучащую из динамика. Поезд плавно замедлил ход, въехав в город. В окнах замелькали многоэтажки и автомобильные пробки за шлагбаумами. Ярко вспыхивали первые фонари, рассеивающие наступающие сумерки. Вагон понемногу переставало трясти и, наконец, состав полностью остановился на крупной станции.

На перроне суетливо бегали люди, спеша погрузить чемоданы и сумки. Кто-то обнимался, кто-то плакал или махал руками, что-то объясняя тем, кто уже разместился за окнами вагонов. Константин отстранено наблюдал за всем этим, обдумывая предстоящую завтра вечером встречу, которую отчего-то именовали «приемом». Достаточно много зависело от того, что он узнает там и что узнают о нем.

Неразборчивый голос диктора что-то прохрипел в динамике. Суматоха на улице стала еще активней. Поезд вздрогнул и медленно тронулся, оставляя бегающих людей за пределами своего обособленного мирка.

В их вагон никто не подсел. И не удивительно. Билеты сюда мало кому оказывались по карману.

Константин обернулся, окинув сквозь небольшую щель в проеме дверей обстановку в своем купе: Мария все так же лежала на полке, листая какой-то журнал пальцами с убийственно-длинными ногтями. Роскошное тело, результат многочасовых упражнений в спортклубах и строгих диет, лишь для приличия прикрытое тонким шелковым одеянием, было свободно представлено ему на обозрение. И Константин, даже не зная, понял бы, что белья на этих изгибах нет. На одной из вешалок, немного закрывая ему вид пушистым рукавом, покачивалась в такт движения вагона норковая шубка, купленная за его деньги. Как и все остальное на Маше, впрочем, до самой крохотной бриллиантовой безделушки в пупке. Хотя, не на что было жаловаться — девушка честно отрабатывала все презенты в любое, угодное ему время, и в любом месте.

На откинутом столике стояла бутылка его любимого виски, пустой бокал сиротливо ловил рядом блики лампы.

Потянувшись за очередной сигаретой, Константин подумал, что не так уж и устал от этой девчонки, в принципе. Да и глупо проторчать в коридоре всю поездку.

Звук голосов заставил его обернуться. Затянувшись, Костя с ленивым любопытством осмотрел проводника, который что-то говорил, указывая путь кому-то, следующему за его спиной. Похоже, в вагоне все же добавится пассажиров.

Не сказав ни слова о сигарете, даже не показав, что заметил ее, проводник быстро прошел мимо Константина. За ним медленно и достаточно уверенно для передвижений в шатающемся вагоне шла женщина. Ее взгляд скользнул по нему и задержался лишь на долю секунды дольше мимолетного изучения. Столько же, сколько и он сам ее рассматривал. Уголки полных губ чуть приподнялись, когда Константин невозмутимо выдохнул дым. И она прошла мимо, оставив тонкий шлейф духов смешиваться с ароматом сигареты. После чего, больше не оборачиваясь, зашла в свободное купе через три двери от его собственного.

Константин опять отвернулся к окну. И хоть он сам смотрел на нее совсем недолго, цепкий взгляд заметил и прекрасную фигуру, облаченную в дорогой, сдержанный брючный костюм, плавно облегающий все изгибы, и темные, падающие почти до лопаток, ухоженные волосы. Те едва вились локонами и мягко покачивались при каждом шаге женщины. Через руку у незнакомки была перекинута шубка из черной норки. На плече висела маленькая сумочка. Остальной багаж тащил проводник.

Отметил он и то, что ей было больше тридцати. Сколько — Константин не стал бы утверждать. Она не была одной из тех «девочек», которые так стали его раздражать в последние годы. Ухоженная, лощенная, даже шикарная, пожалуй. Она знала цену себе, и это отражалось в ее внешности, и в уверенности, с которой незнакомка держалась. Вокруг светлых глаз, лишь едва тронутых сдержанным макияжем, не было морщин, кожа высоких скул казалась бархатной. Но больше всего глаза Константина зацепились именно за ее губы, которые усмехнулись при виде его сигареты. А вот отреагировало на это мягкое движение не только его зрение.

Докурив, Константин отвернулся от мелькающей за окном темной лесополосы и ступил в свое купе. Маша тут же подняла глаза, оторвавшись от чтения журнала. На ее чуть надутых, словно у капризной девчонки губках появилась улыбка когда Константин с щелчком повернул защелку на двери. Ни слова не говоря, он расстегнул ремень брюк и, усевшись на противоположную полку, поманил девочку к себе, выпуская на свободу затвердевшую плоть.

Мария замешкалась только на мгновение.

Константин был прекрасно осведомлен: она предпочитает работать телом, а не ртом, мысленно подогревая себя списком того, что может у него попросить потом, и возбуждаясь от этого. Оральный же секс не вызывал в Маше страсти. Но ему было плевать на ее предпочтения. Он оплачивал счета и, следовательно, «заказывал музыку».

А потому, откинувшись затылком на мягкую обивку стены, Константин запустил пальцы в светлые пряди девушки, заставляя ту еще глубже взять его член в рот. И с наслаждением прикрыл веки, представляя, что в пригоршнях струятся черные волосы незнакомки.

С удовольствием обхватив замерзшими пальцами керамическую чашку, Карина откинулась на спинку сидения и посмотрела в окно. Пейзаж был плохо виден из-за уже сгустившихся сумерек, но он и не интересовал ее. Чай, принесенный проводником, оказался действительно неплохим. Насыщенный оттенок, чистая керамика посуды и приятный аромат барбариса, наполняющий купе, совершенно отличались от далеких воспоминаний голодной студенческой юности. И деликатно напоминали обо всем, чего она смогла достичь. Такие мелочи, как хороший чай и удобства первоклассного спального вагона, зачастую давали ей большую полноту ощущений, нежели все драгоценности, меха и недвижимость, которую она приобрела. Нет, Карина не была «олигархом», но, проведя достаточно времени с таковыми, она научилась весьма удачно улаживать свои дела.

Глотнув ароматного напитка, она отставила чашку на столик. Ей вспомнился незнакомец, с откровенной наглостью курящий под табличкой, запрещающей делать именно это. Он был как раз из тех, у кого она училась. Ей не требовалось много времени, чтобы распознать стальной, хищный блеск в глазах и готовность, более того, способность немедленно разорвать более слабого на куски. Причем, с наибольшей для себя выгодой.

Впрочем, Карина не сомневалась, что осматривая ее — незнакомец думал не борьбе. Не о кровавой, во всяком случае. Так же хорошо, как все эти мужчины умели манипулировать своими капиталами и людьми, она умела управлять ими самими, благодаря чему и была сейчас самой собой. И потому, ей бы и в голову не пришло, будто тот мужчина не проявил к ней интерес. Да и сама Карина обратила на него внимание.

Просто оба знали правила этой игры, и ни один не был заинтересован сейчас в чем-то большем, чем мимолетные взгляды. А удовольствие от созерцания его рук под закатанными рукавами дорогой рубашки и вероятные возможности многообещающего тела не стоили нарушения своих планов. Хотя, он наверняка мощный и выносливый любовник, особенно, если заставить его думать не только о своем удовольствии. И неистовый, ненасытный, если верить глазам.

Но Карина предпочитала более сдержанных партнеров и покровителей. Те были куда больше предсказуемы и легче «позволяли» собой управлять. А никакая внутренняя дрожь предвкушения и вероятный сумасшедший оргазм не стоил потери контроля над событиями, происходящими в твоей жизни. В конце концов, удовольствие можно и самой себе доставить, потом, после. Это правило было одним из первых, которое усвоила Карина, и которое помогло ей столько достичь.

Мягко потянувшись, наслаждаясь каждым движением своего тела, она поднялась, собираясь переодеться в более удобный для сна костюм, и отбросила всякие мысли о мимолетной встрече.

Водитель, встречающий ее у самого вагона, оказался незнакомым Карине. И очень молодым. Она даже немного удивилась, с чего это Дмитрий взял его на работу? Паренек оторопело уставился на нее, хорошо, хоть рот не раззявил. На щеках, еще покрытых юношеским пушком вместо жесткой щетины, проступили неровные красные пятна. Как бы он не грохнулся в обморок от переизбытка гормонов.

Карине очень захотелось рассмеяться.

Но вместо этого она выразительно осмотрела парня с ног до головы, плотнее запахнула полы шубы, и надела солнцезащитные очки, пряча глаза от солнца, слепящего этим утром яркими бликами на снегу.

— Где машина? — Поинтересовалась Карина, видя, что шофер пока не готов держаться адекватно.

Паренек дернулся. Громко сглотнул, так, что выпирающий кадык «подскочил» на горле. Метнувшись к проводнику, который все это время покорно держал багаж Карины, шофер забрал сумки. И, наконец-то вспомнив о своих обязанностях, пошел впереди, нервно пробормотав «сюда».

Детский сад, какой-то. Или Дима просто решил повеселить ее, поднимая настроение, зная, что Карина не особо любит путешествовать поездом? Если так, это ему удалось.

В этот момент, привлекая ее внимание каким-то подспудным внутренним ощущением настороженности и опасности, неподалеку прошло несколько человек. Даже не обернувшись, просто ухватив картинку краем глаза, Карина узнала мужчину, которого вчера видела в коридоре вагона. Он уверенно шел по перрону, игнорируя любые препятствия. И, волей-неволей, людям приходилось расступаться, освобождая тому дорогу. Впрочем, мужчина за этим совершенно не следил, похоже, не имея никаких сомнений, что так и должно все происходить во Вселенной. Он с сосредоточенным выражением лица разговаривал с кем-то по мобильному телефону, наверняка, решая сразу уйму вопросов. Иначе, такие как он просто не умели.

Немного сбоку от него, стараясь успеть, шел еще один мужчина, с чемоданами. Судя по одежде и тому, как тот держался — такой же шофер, как и идущий перед ней самой юнец.

Замыкала эту небольшую процессию молодая девушка. На ней была надета норковая шубка, проще, чем у Карины, но куда дороже, чем у многих других женщин. Девушка смотрелась ухоженной и явно старалась держаться гордо. Но, будь Карина чуть более сентиментальной, ей стало бы жалко бедняжку.

Слишком хорошо ей была известна судьба таких «девочек». Любому стороннему наблюдателю было ясно, что для идущего впереди мужчины эта девчонка представляла собой пустое место. Наверняка, он сейчас даже не помнил о ней. А весь ее вид, мелкие, семенящие шажки и попытка казаться незаметной, не отвлекая тем самым мужчину от делового разговора, только вызвали жалость. Такими методами девочка никогда ничего не достигнет в том мире. Ее попользуют и выбросят, даже не утруждаясь запомнить черты лица. И, в конце концов, девочка, рассчитывающая своей тихой незаменимостью завоевать чье-то богатое сердце или, как минимум, признательность, окажется на обочине. Останется только распродавать все «заработанные» подарки и учиться добывать пропитание в других местах и другими методами. Какими именно — будет зависеть от ее живучести и изобретательности.

Карина наблюдала достаточно подобных примеров.

Однако, несмотря на то, что прекрасно представляла себе судьбу этой девушки, она ее все-таки не жалела. Более того, считала глупой и самой виновной в грядущих бедах. Карина никогда бы не позволила себя вот так игнорировать. Никто не стал бы в ее компании разговаривать по мобильному телефону, только с ее, Карины, разрешения.

Никто не имел права игнорировать ее, потому что Карина знала — чтобы добиться чего-то в мире таких мужчин — надо заставить уважать и ценить себя.

Разумеется, ей не подходили для этого те методы, которые использовали они сами. Но умная женщина всегда научится и станет воистину незаменимой для любого мужчины. Главное уметь смотреть, слушать и делать верные выводы. А так же — правильно и разумно расставлять для себя ценности и приоритеты. Иногда своими интересами можно временно и пожертвовать. Так же как и удобствами или комфортом. А иногда — стоит и взбрыкнуть вместо того, чтобы стелиться тряпкой. Сильные люди любят сильных соперников, хоть в бизнесе, хоть в постели.

Потому, лишь снисходительно приподняв уголки губ, она отвернулась и последовала за своим провожатым.

Дмитрий встречал ее в холле номера, что было большой честью. Но Карина удостоилась этого не за просто так.

Роскошные президентские апартаменты давно стали частью ее мира. Потому сейчас она не рассматривала позолоченные вензеля, мраморные колоны и мягкие ковры, в которых тонули высокие шпильки ее сапожек. Просто шла к ожидающему мужчине, зная, что достойна и заслуживает такого приема. А Дмитрий был одним из тех, кто ее к этому приучил.

Этот мужчина не был ее покровителем. Уже не был. Собственно говоря, она давно достигла того статуса в этой среде, который избавлял Карину от необходимости прикрываться кем-то. И все-таки, были люди, которым она никогда бы не рискнула отказать. Дмитрий являлся одним из таких.

Высокий, подтянутый, бодрый. Глядя на этого представительного и собранного мужчину мало кто дал бы ему его пятьдесят три. Проницательные глаза смотрели внимательно, а в густых волосах лишь на висках проглядывали седые нити. Дмитрий очень внимательно следил за своим здоровьем и внешностью. Питание, режим, тренеры — он всегда получал только лучшее. И если его устраивал результат — награда оказывалась очень щедрой. То же касалось и женщин.

Карина была многим обязана этому мужчине, в том числе и немалым количеством ценных уроков, которые помогли ей стать самой собой. Потому, когда Дима позвонил, чтобы пригласить ее на «прием», Карине и в голову не пришло бы не приехать. Есть люди, которым вы просто не можете ответить отрицательно, каких бы высот не достигли.

— Карина, милая. — Дима обнял ее почти с отеческой нежностью, на секунду прижавшись к прохладной щеке мягким поцелуем. — Ты стала еще прекрасней. Как твои дела? — Поинтересовался он, лично помогая снять Карине шубу.

Этот мужчина был одним из немногих, кто знал ее настоящее имя и прошлое, но никогда не показывал, что помнит об этом.

— Замечательно, особенно теперь. — Карина поставила сумочку на небольшой круглый столик орехового дерева. — Ты балуешь меня своим вниманием, Дима. — С лукавой улыбкой ответила она, наблюдая, как сноровистый персонал отеля, где был снят этот vip-номер, незаметно разбирается с ее вещами. — И льстишь, впрочем, как всегда.

Тряхнув головой, чтобы расправить волосы, Карина игриво положила ему на плечо ладонь.

— Для меня честь быть приглашенной тобой. — С той же улыбкой протянула она, словно невзначай задев его шею кончиками ногтей дразнящим прикосновением.

— О, нет, это для меня честь, сопровождать тебя предстоящим вечером. — В тон ей ответил Дмитрий.

Его лицо светилось все той же доброй и открытой улыбкой, которой, наверняка, безоговорочно верили сотни просителей и избирателей. Карина не могла себе позволить такой роскоши. Она видела и знала больше. И от ее внимания не ускользнули темные искры в проницательных карих глазах. Все привилегии и почести имеют свою стоимость. Но ее это не пугало.

— В этом году ожидается что-то особенное? — Приподняв бровь, поинтересовалась Карина, следуя за хозяином в гостиную.

— Вероятно, — улыбнулся Дмитрий. — Я как раз хотел обсудить это с тобой за завтраком. Думаю, ты захочешь поесть на террасе. Оттуда открывается великолепный вид на город.

Карина кивнула.

— С удовольствием. Только, позволь мне в начале, привести себя в порядок. — Она чуть наигранно вздохнула. — Ты же знаешь, как выматывают меня поездки на поезде.

Дима кивнул с должной долей сочувствия.

— Разумеется, дорогая. Все уже должны были подготовить.

Она в этом не сомневалась. Как и в том, что через минуту в огромном, семи комнатном номере не останется никого, кроме них двоих. Свидетелей Дима никогда не любил. И ей они не были нужны.

Еще раз улыбнувшись ему напоследок, Карина сделала вид, что не заметила, как искры превратились в темный жар предвкушения. Тот, кто посмотрел бы сейчас Дмитрию в глаза — испугался бы, даже если бы не понял, чего именно. Она же давно научилась не бояться. Потому просто развернулась и пошла в ванную, ведомая одним из мальчиков обслуживающего персонала. Дима должен был оказаться сзади. Внезапность и непредсказуемость всегда усиливали для него наслаждение.

Ванная комната, как и весь номер, была роскошной. Здесь имелось все, что только могло потребоваться самому избалованному и капризному клиенту.

На несколько секунд задержавшись у зеркала, окаймленного рамкой из белого мрамора, Карина потянула молнию своего платья вниз, позволяя ткани разойтись, но, не раздеваясь полностью. Жаль, конечно, оно ей нравилось и прекрасно смотрелось на фигуре. Но жертвы бывали в любом деле. А надеть что-то более скромное для Димы из жадности, было бы оскорблением. К тому же, он после компенсирует ей все в гораздо большем размере.

Прикинув, что еще имеет минуту-другую в запасе, Карина миновала огромную угловую ванну-джакузи. Этой роскошью она воспользуется потом. Пока же ей больше подходила просторная душевая кабина. Не заходя внутрь, Карина включила горячую воду и с искрой сомнения посмотрела на черный кафель с серыми прожилками. Но заставила себя расслабиться, надеясь, что все обойдется. Не в первый раз, все-таки.

Удар последовал неожиданно. Он умел появляться бесшумно, так, что даже она никогда не могла точно предугадать этого. Грудь больно вжалась в ту самую черную, с прожилками мраморную стену, а на голову хлынула горячая вода. Висок замер в каком-то миллиметре от серебристого краника массажной насадки.

Карина попыталась закричать, но рот и нос уже плотно зажала огромная ладонь, и сбросить ту, увернуться, никак не выходило. Оставалось только судорожно дергаться, пытаясь под потоками воды и жестким пальцами глотнуть хоть немного воздуха. Другая рука нападающего с силой дернула намокшую ткань ее платья, безжалостно разрывая то на тряпки. Мощное тело, которое Карина никак не смогла бы оттолкнуть с себя и при всем старании, навалилось на ее спину, еще сильнее распластывая по стене. Она в полной мере ощущала его силу, его возбуждение и свою неспособность вырваться. Никакого шанса на спасение не существовало. И это действительно было страшно. По-настоящему.

Не было произнесено ни слова, что еще больше пугало, заставляя сердце бешено колотиться от страха. Насильник прекрасно знал, как полностью подавить свою жертву. Покончив с платьем, мужчина захватил в кулак ее волосы, накрутив длинные пряди себе на руку, и дернул так, что у Карины заломило в висках, а из глаз брызнули слезы. Она непроизвольно вскрикнула от боли, но возглас потерялся в ладони нападающего. Он потянул руку вниз, заставляя ее опуститься перед ним на колени. Жадно, алчно, причиняя мучительную боль, ощупал ее спину и ягодицы, беспомощно предоставленные ему на обозрение.

Сквозь шум воды она слышала его возбужденные, полные похоти, довольные вздохи предвкушения. А потом в ее тело, обжигая болью и грубым, безжалостным вторжением, неумолимо ворвалась чужая плоть. Рука переместилась, освободив рот, но сдавливая горло, почти душа, а насильник все продолжал резкие, глубокие погружения своего члена, заставляя Карину стонать от боли.

После она лежала в ванной, стараясь подставить ноющее и измученное тело под массирующие пузырьки и струйки воды. Дима ушел проследить за сервировкой завтрака, нежно поцеловав синяки на ее шее и скуле, и поблагодарив. Карина только улыбнулась в ответ и погрузилась в душистую пену.

Этот мужчина был насильником, настоящим. Она не сомневалась, что многие девушки подавали заявления на него, которые так никогда и не были расследованы милицией. Подозревала, хоть и не была уверена, что могла существовать вероятность, когда некоторые после встречи с ним уже не смогли ничего и никуда подать, а их тела бесследно исчезали. Дмитрий умел за собой убирать.

Но уже давно нападать на улицах для него было… неразумно. И он нашел для себя другой вариант.

Навряд ли, чтобы кто-то из его избирателей мог поверить в то, что этот честный и доброжелательный мужчина, преданный муж, любящий отец и уже дедушка замечательной внучки, способен на нечто подобное. Никому, наверняка, даже в голову не пришло бы ничего похожего.

Но Карина уже давно ничему не удивлялась и могла поверить во что угодно. Более того, видела такое, по сравнению с чем самые смелые догадки были лишь детским лепетом. Дима был одним из самых опасных, но далеко не единственным ее «другом», который имел «особые» предпочтения. Она знала слабости этих людей. Карина умела в совершенстве удовлетворять их желания, потому и имела в какой-то мере возможность самой распоряжаться своей жизнью.

Глава 2

— Ситуация меняется, Карина. — Дмитрий аккуратно отпил кофе из свой чашки и отставил ту в сторону.

До этого момента их разговор ни разу не коснулся причины, по которой он ее пригласил. Они обсуждали вид города, щедро предоставленный на обозрение застекленной террасой в номере. Говорили о погоде и вспоминали прошлое. Но не касались основного, пока не покончили с едой.

Сам завтрак был идеальным. Даже имей такое желание, Карина не смогла бы придраться. Дима умел расплачиваться за доставленное ему удовольствие — на столе стояли только самые любимые блюда Карины, именно те, которые она хотела бы есть утром с кофе. Воздушный омлет и соленый творог с зеленью. Мягкий сливочный сыр, свежие, еще горячие, хрустящие вафли и персики, которые Карина любила куда больше клубники.

Он ни о чем не забыл и все продумал. При этом основная «благодарность» ждала Карину на столике в спальне — прямоугольная плоская коробка, обернутая бархатистой бумагой и перевязанная золотистой лентой. И Карина точно знала, даже еще не открыв ту, что найдет в коробке не банальные украшения, в которых уже давно не нуждалась, а нечто более существенное. Имея финансовые активы — она и сама могла купить себе что угодно. А Дмитрий знал и одобрял ее стремление увеличить количество ценных бумаг.

Изящное платье из черного шелка и кружев, раскинутое на золотисто-бежевом покрывале кровати, было лишь маленьким приятным дополнением к этому презенту. Компенсацией за уничтоженное в ванной комнате. На бирке стояло имя итальянского дизайнера, известного в их стране лишь очень узкому кругу, так как даже не все состоятельные люди могли себе позволить одеваться за такие деньги.

— Меняется каким образом? — Свою чашку Карине не хотелось отставлять.

Кофе в этом отеле готовили замечательный. Подтянув под себя ноги, она удобней расположилась в кресле, откинувшись на полукруглую спинку, и позволила полам своего шелкового халата немного разойтись. Отпив еще глоток, она внимательно посмотрела на собеседника.

— Всегда находятся те, кто недоволен существующим распределением сфер влияния. — Дима криво улыбнулся уголками губ. — Кому-то вечно мало. И, в общем-то, ничего нового, вечные игры по перераспределению активов, так сказать. Все знают, какие границы нельзя переступать… — Дмитрий глотнул еще кофе. — Обычно, знают. — Уточнил он после секундной паузы.

Карина приподняла бровь.

— Что же необычного в этот раз?

— Есть несколько человек из областей, которые решили, что смогут откусить и удержать кусок больше того, который им выделили. — Дмитрий задумчиво посмотрел в окно. — Как ты понимаешь, об этом еще знают не все. — Он перевел глаза на нее и хитро улыбнулся. — Но…

— Но у тебя всегда есть самая полная и самая точная информация о чем угодно. — С понимающей улыбкой закончила Карина его фразу.

— Совершенно верно. — Дима довольно кивнул. — Я еще не решил, какую позицию займу в предстоящем разделе, хочу внимательней присмотреться к этим людям.

— И для этого тебе нужна я? — Откусив кусочек вафли, поинтересовалась Карина.

— В какой- то степени, дорогая. — Он снова одарил ее мягкой улыбкой любящего дядюшки. — Мне нужен рядом умный, внимательный и проницательный человек, которому бы я всецело доверял. И ты именно такая. Но при этом, никто из них не поймет, какова ты на самом деле. Мы с тобой оба знаем, что завладевает мыслями мужчин при виде тебя.

Она улыбнулась и немного наклонила голову, показывая, что принимает комплимент. А последнее было именно похвалой в устах Дмитрия. Как и признание того, что она удостоена его доверия.

— Но, — продолжая улыбаться, добавил он. — В большей степени я хотел бы, чтобы ты присмотрелась к другим людям. — Дмитрий задумчиво сжал губы. — Я хочу иметь новых союзников, моя девочка. Не тех, чье время уходит. Не собираюсь исчезать с арены следом за ними. Мне нужны молодые и сильные партнеры, опираясь на которых, я смогу упрочить свои позиции. И вот тут мне будет очень важен твой взгляд и мнение.

— С радостью сделаю все, что будет в моих силах. — Карина кивнула и допила кофе.

Она была прекрасно осведомлена о президентских амбициях своего собеседника.

— Я знал, что могу на тебя рассчитывать, дорогая. — Дима привстал и поднес руку к кофейнику. — Еще? — Немного приподняв бровь, уточнил он.

Карина кивнула, задумавшись, что же еще он хочет ей сообщить, если затягивает разговор. Но ничего не спросила, только приняла вновь наполненную чашку и посмотрела в окно, наблюдая, как оживленно суетится город под ними. Дима последовал ее примеру, наслаждаясь свежей порцией ароматного напитка.

— Ты давно одна, Карина. — Наконец, задумчиво проговорил Дмитрий после нескольких минут полной тишины. — Что-то случилось, милая?

Она улыбнулась и покачала головой.

— Я полностью довольна своей жизнью. — Карина посмотрела на него поверх своей чашки.

— Есть несколько человек, готовых отдать что угодно за твое внимание. — Дмитрий ответил ей проницательным взглядом. — Они разведывали у меня ситуацию… — он позволил себе многозначительную паузу.

Карина вернулась к своему кофе.

— Я не заинтересована в этом, Дима. И сейчас в полной мере наслаждаюсь возможностями, которые предоставляет мне мое положение и самостоятельность. Согласись, я бы, вряд ли, сумела приехать сюда, будь все иначе. — Заметила она.

Он наклонил голову, признав верность ее наблюдения. Но уточнил:

— Даже, если один из соискателей твоей благосклонности Шамалко?

Карина не сомневалась, что успешно скрыла дрожь. Но знала и то, что Дима почуял ту нутром.

— Даже ради такого предложения, я не хотела бы ничего менять. — Ровным голосом заметила она.

Дмитрий кивнул, похоже, довольный.

— Что ж, тогда я еще больше ценю то, что ты сделала для меня исключение и приехала в ответ на просьбу, уделив мне внимание. — Поймав ее руку, он мягко поцеловал пальцы Карины.

Она только слабо улыбнулась в ответ.

— Вечер начнется в восемь, в зале на третьем этаже. — Перевел Дима разговор на предстоящий прием. — Тебе нужно что-то особенное?

— Не отказалась бы от массажа.

Дмитрий усмехнулся и, поднявшись, стал за ее спиной.

— Массажистка придет к двенадцати, ты успеешь еще отдохнуть до ее прихода. Потом — парикмахер и визажист. Номер в твоем полном распоряжении на столько, на сколько пожелаешь. — Опустив руки на ее плечи, он мягко погладил распущенные волосы Карины, потер пальцами пятнышки оставленных им синяков. — Если захочешь что-то еще — Алекс предупрежден и в твоем полном распоряжении.

— Спасибо. — Она запрокинула голову и посмотрела на него. — Ты угадываешь все мои мысли и желания.

— Так же, как и ты мои, милая. До вечера.

Еще раз поцеловав ее ладонь, Дмитрий ушел, оставив Карину наедине с тишиной огромного номера.

Раздраженно отодвинув тарелку, Константин с грохотом отбросил вилку и нож и встал из-за стола. Стараясь не сорваться и утихомирить злость, подошел к окну номера. Помощник продолжал бубнить в телефоне, старательно оправдываясь. Но Косте не казались убедительными приводимые доводы. Как можно было уже напортачить, если он уехал меньше суток назад?! Ни черта им поручить нельзя, только под присмотром нормально и работают!

— Не разберетесь за два часа, я вас живьем закопаю! — Прорычал Константин помощнику и резко сбросил вызов.

Достали, честное слово. Поесть, и то, нормально не дадут.

Вернувшись к столу, он сел на место и принялся за прерванный завтрак.

Маша молча ковырялась в собственной тарелке, то и дело настороженно поглядывая в его сторону. Царапанье ее вилки по дорогому фарфору столовых приборов только усиливало раздражение Кости. Он нуждался в одиночестве и тишине.

Выдернув бумажник из кармана пиджака, который висел на спинке ближайшего стула, он бросил на стол несколько пятисотенных купюр.

— Сходи куда-то, в салон, или по магазинам. — Не интересуясь ее мнением или желанием покидать уютное тепло номера, резко велел Константин. Так же мало его интересовало и то, что она не закончила завтрак. — Сейчас. И не попадайся мне на глаза до самого вечера.

Марии хватило минуты, чтобы исчезнуть, прихватив наличные.

Наконец-то оставшись один, он с облегчением откинулся на спинку своего кресла и, прикрыв глаза, с силой прижал переносицу пальцами. Блаженство. Не так уж часто ему выпадали минуты, когда можно было расслабиться ни на что не обращая внимания.

Конечно, эти мгновения можно было считать затишьем перед бурей. Сегодняшний вечер из всех участников выжмет последние соки. Но и пропустить «прием» было бы огромной глупостью.

Вновь подвинувшись к столу, Константин налил себе свежего кофе и с удовольствием принялся за паштет.

Он не особо любил мотаться между городами. Костю вполне устраивало то, что в своем родном регионе он был царем и богом, и никто не смел сказать ему и слова поперек. Столичные распри и дележи, так же, как и политические игры — его мало привлекали. Он предпочитал реальную власть капитала. Потому, достаточно часто, просто пропускал этот ежегодный «пионерский слет», в глубине души даже немного посмеиваясь над теми, кто год за годом пытался «перетянуть одеяло» власти на себя и урвать лишний кусок. Который, кстати, не всегда оказывался по зубам подобным «счастливчикам».

Но в этот год, перед грядущими выборами, оставаться в стороне не стоило. Собственные предпочтения и комфорт не так высоко котировались в сравнении с упущенными возможностями. Да и имело смысл лично обсудить те предложения и сделки, которые ему предлагались в свете предстоящих изменений в стране. Потому он сейчас и сидел здесь, в лучшем номере отеля своего партнера и достаточно близкого друга, пытаясь между решением уже возникших проблем, позавтракать.

Костя выбрал этот отель не только из-за личной симпатии. Больше его устраивало, что тот находился достаточно далеко от места проведения самого «приема». Меньше всего он хотел бы не иметь возможности исчезнуть оттуда по собственному желанию. А поселись Константин в отеле, где проводится встреча — от него бы не отстали.

Мобильный начал снова трезвонить, но в этот раз он тот проигнорировал. Подождут. Покончив с едой, Костя поднялся и опять подошел к окну, вот теперь, спокойно и неторопливо наслаждаясь хорошим кофе и заснеженным видом предместья столицы.

Визажист поработал хорошо. Даже она сама не скрыла бы синяки лучше, пусть опыта в этом деле у Карины имелось — хоть отбавляй. Особенно пришлось бы помучиться с тем, что остался на скуле. С шеей легче, благодаря волосам можно было обойтись и вовсе без маскировки. Но всегда лучше перестраховаться.

Немного кривовато усмехнувшись, она еще раз придирчиво осмотрела кожу в зеркале, поворачивая голову то так, то эдак. После сна, массажа и умелых действий персонала салона, работающего в отеле, которых Дима прислал к ней, она чувствовала себя великолепно. Даже тело уже не так ломило от последствий утра.

Она заставила лицо принять серьезное выражение. Уж слишком сильно ее улыбка стала походить на сардоническую ухмылку. А Карина знала, что ей это не шло. Не особо приятно, конечно, что больше чем после годичного перерыва, ее сексуальный опыт обновился именно встречей с Димой. Но что поделать? К грубости и жестокости мужчин ей было не привыкать. А мечтать о более щедром и внимательном любовнике в постели — пустая трата времени и сил. Такие среди мужчин если и попадались, то очень редко, весь ее опыт, с самого первого раза служил тому подтверждением. Так что…

В последний раз, осмотрев свое отражение в зеркале, и решив, что Дима выбрал прекрасное платье, она направилась к двери. Карина собиралась спуститься в зал самостоятельно, хотя Дмитрий и предлагал сопровождать ее от самого номера. Но они сейчас были лишь друзьями. И ей не хотелось, чтобы кто-то посчитал иначе.

Нет, Карина не собиралась демонстрировать собственную независимость, как призыв для желающих добиться ее благосклонности. Но и не планировала прятать то, что довольна своей самостоятельностью. Сегодня можно было позволить себе немного тщеславия. Даже следовало так поступить, учитывая планы Димы на нее на этом приеме.

Однако уже через десять минут она усомнилась в разумности решения отказаться от сопровождения. Ее ожидали. И совсем не тот, кого Карине хотелось бы видеть в непосредственной от себя близости. Всеми возможными способами она всегда старалась держаться подальше от Шамалко, несмотря на его многочисленные намеки о желании стать ее покровителем. Но это было не то предложение, которое Карина хоть когда-нибудь приняла бы. У нее имелось чувство самосохранения и здравый смысл.

Проблема состояла в том, что Виктор не признавал ничьего мнения или желания, кроме своего собственного. Да, сейчас он не выступил бы против Дмитрия, который не скрывал, что и давно расставшись с Кариной, покровительствует ей. Но всегда существовали обходные пути и методы манипулирования людьми, а Шамалко, насколько знала Карина, предпочитал самые страшные, а тем — и наиболее убедительные из них.

Они были сверстниками с Димой и, даже, долгое время сотрудничали в молодости, насколько ей было известно. Но потом это обстоятельство изменилось. В подробности ее никто особо не посвящал, да Карина и не проявляла интерес — себе дороже. Но при всех склонностях Дмитрия, имей Карина выбор, с кем встречаться в темном месте — никогда бы не выбрала этого солидного и все еще очень красивого черноволосого мужчину, сейчас стоящего перед ней.

— Карина. — Он перекрыл ей дорогу, едва она дошла до лифта.

Как назло, коридор пустовал. «Случайно ли?» — задалась Карина вопросом, остановившись в нескольких шагах от мужчины.

Очевидно, Шамалко специально поджидал ее здесь. Хотя она совершено не представляла, с какой стати ему так глупо рисковать на территории Дмитрия. Их противостояние еще больше ожесточилось в свете предстоящих выборов. Потому, казалось сомнительным, что Виктор станет обострять сейчас ситуацию только ради того, чтобы заполучить Карину.

Или же, за время своего пребывания вне столицы, она многое пропустила и, возможно, теперь обладала не всей информацией? Возможно ли, что у Шамалко есть козырь, о котором и Дмитрий не осведомлен? В то, что Виктор просто не может противостоять ее магнетизму — она не верила. Не того склада это был человек

— Виктор Алексеевич.

Карина не собиралась переступать границ, обращаясь к нему по имени. Это он мог бы воспринять, как приглашение. Хотя, этого мужчину и подобная предосторожность вряд ли остановит.

— Так официально, — взгляд, который наверняка мог бы посоперничать в холодности и смертельной отрешенности с взглядом питона, прошелся по ней с головы до ног.

Не спрашивая разрешения, он преодолел разделяющее их расстояние и взял Карину за руку. Так, что ей пришлось приложить усилие, чтобы не скривиться. Теперь еще и на запястье придется замазывать синяки. Кричать или устраивать скандал — смысла не было. Этот человек на такое не отреагирует. А вот придумать, как ускользнуть — стоило очень быстро.

— Думаю, нам давно пора перевести наше общение в иную плоскость, Карина. — Шамалко подтолкнул ее в сторону лифта и нажал на кнопку вызова. — Времена меняются и тебе пора сменить покровителя, детка. Ты же умная женщина и, наверняка, не хочешь оказаться с проигравшими…

Двери лифта плавно разъехались с тихим звоночком, прервав Виктора и позволив Карине не отвечать. Внутри просторной кабины стояла пара — пожилые мужчина и женщина приветливо посмотрели на них. Шамалко, очевидно, не рассчитывал на компанию. А Карина не собиралась облегчать его планы, в чем бы те не состояли. Игнорируя неподвижность мужчины и боль во все еще стиснутом запястье, она уверенно шагнула внутрь лифта, вынудив последовать за собой и нежеланного спутника. Выказывать возмущение при свидетелях тот, наверняка, не будет.

Виктор, действительно, промолчал, но ее рука в полной мере оценила то, насколько этот мужчина не любит сопротивление и женское самоуправство. Ничего, с болью Карина умела справляться с детства.

— Третий, пожалуйста, — со спокойной улыбкой обратилась она к мужчине, который стоял возле панели управления.

И отвернулась от Шамалко. Тот продолжал молчать.

Лифт спустился быстро. Карина очень рассчитывала, что там, возле зала, коридоры уж точно не будут пустовать, а значит, она сможет придумать, как избавиться от нежеланного общества. Однако Виктор не собирался предоставлять ей такого шанса. Не успели они покинуть кабинку и немолодых спутников, как он резко дернул ее за руку, заставив Карину сбиться с шага, и увлек в сторону, противоположную от банкетного зала.

Здесь, в небольшом закоулке коридора, располагались какие-то подсобные помещения. Освещение было тусклым, а в некоторых местах и вовсе отсутствовало. И в пределах видимости не наблюдалось никого, на чью помощь можно было бы надеяться.

— Не надо играть со мной, деточка. Я не Картов, который позволяет тебе вертеть собой за… услуги. — Шамалко не повысил голос, даже не изменил тон, но что-то в выражении его глаз и лица сделало эту фразу угрозой.

— Я не понимаю вас, Виктор Алексеевич. — Карина уверенно держала голову высоко поднятой. — Мы с вами не состоим ни в каких отношениях, и потому я не имею возможностей, да и желания «играть» или «не играть» с вами. А так же, не думаю, что вас как-то касается наша дружба с Дмитрием Олеговичем.

— Вот это все мы и поменяем. — На губах Шамалко появилась холодная насмешливая улыбка. — Ты будешь состоять со мной в тех отношениях, в которых я пожелаю…

— Вы забываетесь, Виктор Алексеевич. — Холодно прервала его Карина. — Я не вещь, и сама решаю, с кем мне водить дружбу или общаться.

— Возможно, именно так было с другими. Я же всегда добиваюсь того, чего хочу.

Шамалко тащил ее дальше, вглубь этого закоулка. Туда, где полностью отсутствовал свет. Он заставил ее почти лечь на себя и говорил это все едва ли не Карине в рот, определенно, собираясь впиться в губы.

— И в твоих же интересах доставить мне максимум удовольствия, иначе…

Негромкий металлический щелчок нарушил тишину коридора, заставив их обоих обернуться. В темноте тупика вспыхнул крохотный огонек зажигалки, осветивший лицо мужчины, который спокойно, не глядя на них, поджег кончик сигареты.

— Похоже, не одному мне захотелось уединения от всей суматохи этого вечера. — Выпустив облачко дыма, совершенно невозмутимо заметил их нежданный свидетель. — Не хотел бы вам мешать, но я первый обнаружил это «укрытие». — Он слегка приподнял левый уголок губ, словно бы сдерживал проглядывающую усмешку.

— Соболев. — Похоже, этот мужчина был известен Шамалко. Но сложно было по тону сказать, что именно их связывало — дружба, партнерство или ненависть. — Я надеялся сегодня поговорить с вами. Правда, немного в иной обстановке.

— Шамалко. — Таки же тоном ответил мужчина в качестве приветствия.

Вторую часть фразы Виктора он просто проигнорировал. Да и общая атмосфера не казалась дружелюбной.

Без выражения каких-либо эмоций он смотрел прямо на них и продолжал курить.

Карина воспользовалась секундным замешательством Виктора, чтобы выпрямиться. Они говорили тихо, и она совершенно не знала, что слышал или не слышал этот человек. Со стороны же, их, возможно, могли бы принять и за парочку, ищущую уединения. Да и, среди приглашенных на прием глупо было искать «рыцарей», готовых броситься на помощь попавшей в беду «даме». Даже, если бы Карина таковой являлась. Эти люди, скорее, с удовольствием понаблюдают, а то и присоединятся.

Но она не собиралась упускать свой единственный шанс избавиться от Шамалко. А потому сдержанно улыбнулась мужчине, которого узнала. Именно с ним они вчера пересеклись в коридоре спального вагона.

Он же ответил ей все тем же безучастным взглядом, которого удостоился и Виктор.

— Позволите? — Карина указала свободной рукой на его сигарету. — Я свои в номере оставила. Всегда о чем-то забываю. — С обезоруживающей улыбкой рассеянной и легкомысленной особы, заметила она.

На несколько мгновений в коридоре повисла тишина и странная неподвижность, пока мужчина продолжал смотреть на нее, словно сомневаясь в чем-то. Шамалко молчал, похоже, все же заинтересованный в сотрудничестве с этим человеком, а оттого — не желающий демонстрировать напряженность «разговора» с Кариной. Она же просто ждала, старательно поддерживая все ту же улыбку «дорогой дурочки».

Наконец, мужчина медленно, даже как-то лениво потянулся к карману брюк и вытащил пачку сигарет. Дорогих. Очень. Карина знала эту марку, как и то, что они относились к категории довольно крепких. Но выбирать не приходилось.

Оттолкнувшись от стены, на которую опирался, он шагнул к ним. Мужчина большим пальцем руки откинул крышку и поднес сигареты к Карине. Та потянула свою руку, все еще удерживаемую Шамалко, понадеявшись все на то же его нежелание устраивать прилюдный скандал. Виктор отпустил, хоть и сжал напоследок кожу так, что у Карины горло свело спазмом от боли. Но она не подала виду.

Отступив на шаг от Виктора, так, чтобы Соболев оказался хоть частично между ними, Карина уверенным движением вытащила одну сигарету и поднесла к губам. Мужчина закрыл пачку и еще немного приблизился, щелкая механизмом зажигалки.

Теперь он стоял прямо перед ней, спиной к Шамалко. И не похоже, что собирался извиняться за свою, не особо уважительную позицию. Возможно, ей показалось из-за трепещущего отблеска огонька зажигалки, но в глазах мужчины, цвет которых сложно было определить при столь скудном освещении, Карине почудилось то ли веселье, то ли насмешка. Она никак не отреагировала.

Немного наклонив голову, Карина прикурила и уверенно затянулась. Она не любила курить, но прекрасно умела это делать. Как и многое другое.

— Спасибо. — Искренне поблагодарила Карина этого мужчину, хоть и не за сигарету.

После чего молча развернулась и уверенным неторопливым шагом направилась в сторону зала, где уже должен был начаться вечер. Кажется, ей было о чем поговорить с Дмитрием подробней.

Глава 3

В зале стоял тихий гул голосов собравшихся. Никто не повышал тона, слишком тщательно каждый следил за тем, чтобы предмет разговора оставался известным только его участникам. Однако, даже приглушенные тона, при таком количестве гостей, создавали шумную какофонию.

Константин вернулся сюда пять минут назад, а уже испытывал сильное желание снова уйти. И не в коридор, как в прошлый раз, а вернуться в свой отель, заказать билеты, а лучше — частный рейс в свой город, и заняться делами, вместо разговоров. Но он еще не поговорил с тем, из-за кого приехал, а потому был вынужден слоняться среди толпы бизнесменов, политиков и прочих «влиятельных особ», а так же, их «девочек». На такие встречи не брали жен, дочерей или официальных подруг. Никто не был настолько глуп, чтобы сводить две стороны своей жизни, ставя под угрозу и личные интересы, и деловую сферу. Жен возьмут с собой на благотворительный прием, который состоится послезавтра, и будет посвящен благородному делу помощи маленьким детям, погибающим от каких-то там врожденных проблем с сердцем. В детали Константин не погружался, поскольку не планировал на том присутствовать. Хоть его пресс-секретарь и настаивал на этом визите. Но никакое улучшение общественного мнения и сомнительные перспективы бесплатной рекламы не привлекали его еще на два дня задержаться в столице.

Его собственная «девочка» затерялась где-то в толпе подобных же подружек гостей, собравшихся сейчас у стола с напитками и закусками. И, если честно, Константин не смог бы вот так, навскидку, выделить ее с первого взгляда. Наверное, и с третьего не сумел бы. Он смутно помнил черты лица Марии, хоть и имел эту девчонку, когда хотел, уже несколько месяцев. С воспоминаниями об особенностях тела — дело обстояло лучше. Но не начнешь же заглядывать в вырез каждой встречной. Кажется, на ней сегодня было платье бирюзового цвета, но и за это Костя ручаться бы не стал. В общем, найти свою спутницу сейчас он не смог бы, да и не имел желания. Кроме того, не приходилось сомневаться, что Маша скоро сама разыщет его и повиснет на шее, как обязательный атрибут «дресс-кода» этого приема.

Сейчас мысли Константина были заняты встречей в коридоре.

Он не испытывал теплых чувств к Шамалко. Откровенно говоря, Константин презирал Виктора и его методы ведения бизнеса. Тот так и не оставил в прошлом привычки «переходных девяностых». А это плохо сказывалось на партнерстве в реалиях современных рыночных отношений. И потому Костя даже размышлять не собирался над предложением последнего о партнерстве. Но и открыто послать Шамалко, в данной ситуации, было не лучшим выходом. Сейчас тот занимал слишком высокую и устойчивую позицию. Приходилось лавировать и юлить, а это Константин просто ненавидел.

Ну не умел он быть дипломатом и ловкачом. Его методы часто называли грубыми, а заявления слишком прямолинейными. Однако это все чертовски хорошо работало и приносило прибыль в его деле, так что Константин не видел никакого смысла меняться и гнуться под кого-то. Предпочитал, чтобы гнулись под него. В противном же случае — находил других партнеров или пути решения проблемы. Потому и бродил сейчас по этому душному, переполненному залу, в поисках Картова. Впрочем, он не сомневался, что и тот сейчас заинтересован в его обнаружении. А потому — не проявлял явно свой интерес, делая вид, что наслаждается вечером. Всегда лучше, когда к тебе обращаются с предложением, нежели, когда в роли просителя выступаешь ты.

Самого Дмитрия он заметил еще пару минут назад. Тот стоял в противоположном углу зала, немного скрытый кадкой с каким-то раскидистым деревом, и тихо беседовал о чем-то с женщиной. О громкости беседы Константин сделал вывод по тому, как эти двое следили за своим окружением и наклонялись друг к другу чуть более близко, чем имелась бы необходимость при обычном тоне разговора. Отчего-то Константин подумал, что имеет некоторое представление о предмете беседы. Уверенность в этом ему внушала сама женщина. Та, которую Константин запомнил еще по поезду. Та самая, которую двадцать минут назад Шамалко так активно тащил по темному закоулку коридора. Запоминающаяся женщина. Увидев такую раз, уже не забудешь.

Не то, чтобы он собирался вмешиваться там, в коридоре. Несмотря на явно не благостные намерения Виктора. Женщина, Карина, кажется, если он расслышал ее имя правильно, держалась уверенно и о помощи не взывала. Впрочем, маловероятно, что кто-то бросился бы помогать, даже заори она на весь коридор. Мало кто решался переходить дорогу Шамалко в чем-либо. Здесь, вообще, предпочитали не вмешиваться в личные дела и развлечения каждого. И эта Карина либо сама полностью контролировала ситуацию, либо же была достаточно умна, чтобы понимать всю бесполезность призывов о помощи.

Константин склонялся к последнему. И даже, в какой-то степени, восхитился тому, какой выход она нашла, пусть и использовала его самого в своих целях. Она сделала это достаточно ловко, чтобы не к чему было придраться со стороны Виктора, и никто не оказался в пострадавших (а конкретно — он).

Хотя, и выйди все менее удачно, он не обиделся бы. Косте было даже приятно в чем-то досадить Шамалко. На открытую конфронтацию идти было глупо, а вот так — он вроде бы и ни при чем, а явно лишил Виктора удовольствия. Причем, если судить по внешности этой Карины и ее манере держаться — удовольствия немалого.

Она, определенно, не принадлежала к толпе «девочек». Не была она и женой, дочерью или подругой. Такое предположение Константин отмел сразу. Более того, Карина всем своим видом однозначно демонстрировала, что точно знает себе цену. И цена эта была высокой. Не то, чтобы Константин собирался ту узнавать. Да, эта женщина вызвала его сексуальный интерес еще в поезде и, похоже, прекрасно знала об этом уже тогда. Но Костя редко шел на поводу у своего желания.

Тем более он не собирался ввязывать в непонятный треугольник Шамалко-Карина-Картов, который явно имел место, если судить из того, что видели его глаза. Женщин, чтобы удовлетворить желание, вокруг предостаточно.

А вот понять, что происходит — было даже просто интересно. Все равно надо как-то убивать время на этом приеме. Потому Константин продолжал медленно потягивать свой виски и наблюдал за тем, как Карина и Дмитрий неторопливо передвигались по залу от одной группки людей к другой, то вместе, то поодиночке. Рано или поздно эти двое доберутся и к нему, тут сомнений не было. Вот только, зачем Картов тягает за собой Карину? Что, она по совместительству еще и полит. консультант? Уж точно не в качестве дополнения к костюму, коим было большинство здешних дам.

Подошли они к нему через семь минут. Костя засекал время от нечего делать, всех остальных он все равно сам старательно избегал, не заинтересованный в беседе. Достаточно быстро, все же он не ошибся, что и Картов имеет к нему и его региону немалый интерес.

— Константин. — Картов приветливо улыбнулся и кивнул ему, явно репетируя свои предвыборные встречи с избирателями.

— Дмитрий. — Кивнул в ответ Костя, но не смог удержаться от ехидной ухмылки в ответ.

И даже не пытался спрятать ту за стаканом.

Дмитрий, очевидно, решил не обижаться на его ехидство. Дело дороже. Поэтому Соболев и предпочитал работать с ним, а не с такими, как Шамалко.

Вместо ответа Картов указал рукой на Карину, которая подошла следом.

— Я хочу тебя познакомить с моим другом, Кариной. Она давно не появлялась в столице и, вероятно, у вас не было возможности встретиться раньше.

Константин только молча кивнул, предоставляя ей возможность решать, озвучивать или нет некоторую степень их знакомства.

— А мы уже, в некотором роде, знакомы с господином Соболевым. — Заметила Карина глубоким грудным голосом, ответив на его кивок плавным движением головы.

Интересно, она имеет представление о мыслях, возникающих у мужчин в голове при виде того, как именно ее волосы скользят по коже плеч и шеи (как раз, в меру обнаженных декольте, для обеспечения простора фантазии)? Наверняка имеет. Глупо было бы недооценивать эту женщину и ее умения. Да и «абы кого» Дмитрий друзьями не называет.

Он это все понимал, но, с удивлением, осознал, что снова испытал возбуждение. И от тембра ее голоса, и от плавности этого движения, отчего-то, вызывающего ощущение плавящегося шоколада и шелка на коже.

И тут же усмехнулся. Это Картов, что, так собеседников отвлекает, чтобы свои условия им пропихнуть, пока у тех мозги от желания плавятся?

— Правда? — Казалось, Дмитрий искренне удивился новости об их знакомстве, и с интересом повернулся к Карине, явно желая услышать «где» и «когда»?

Хотя, сложно было представить, что Карина не рассказала бы тому о коридоре и Шамалко.

— Он меня недавно просто спас, — Карина адресовала Косте просто убийственно-обворожительную улыбку. — Угостил сигаретой, когда я свои в номере забыла.

Сильное оружие, только он все-таки привык доверять мозгам, а не члену. И, как показалось Косте, Карина поняла, что он раскусил ее игру. Даже улыбнулась немного иначе, признав его право на ясность мышления. Но и своих позиций не сдала, начав играть пальчиками с завитым локоном у самой груди.

Стерва. Определенно. Но дорогая, и умная.

Интересно, все-таки, что же у них с Дмитрием за отношения? Он не вел себя так, как обычно ведут покровители. Да и она всем своим видом демонстрировала независимость.

Впрочем, к области его интересов в столице это не относилось. Так, мимолетное любопытство. А потому Костя тут же отстранился от этого, стоило Дмитрию повернуться к нему.

— Ясно, — усмехнулся Картов, хотя в глазах не было и грамма веселья. — Ну, раз все знакомы, давайте поговорим о деле? — Он вопросительно посмотрел на Костю.

Ему оставалось только кивнуть, самому растягивать вечер не хотелось.

Карина не вмешивалась в ход разговора, хоть и с интересом прислушивалась к обсуждению деталей. Как оказалось, в руках этого Соболева была сосредоточена немалая часть ее благосостояния. Образно, конечно. Но именно он заправлял всем в регионе, в котором располагались несколько заводов, чьи ценные бумаги она имела. Прибыльных и перспективных заводов, а оттого — и ценных активов. И, как поняла Карина из их разговора с Дмитрием, может и не везде официально, но «правил» там, и в регионе, и на всех предприятиях, именно Соболев. Потому Дима так и стремился заручиться его поддержкой. Тот мог обеспечить и солидную спонсорскую помощь, и мощный тыл. К тому же, похоже, сам не стремился занять политическую арену, что было редкостью среди их сегодняшних собеседников.

Слушая, она так же, позволила себе подробней рассмотреть этого Соболева. Ни кратковременное столкновение в проходе вагона, ни встреча в темном закоулке коридора, явно, не дали ей возможности сделать это ранее. Карина уже знала, что он довольно высок, даже для нее, стоящей на одиннадцатисантиметровых каблуках.

Помнила она и то, что ей понравились его руки, когда он стоял в поезде, закатав рукава. Несмотря на занятость и управление делами, этот человек, определенно, не забывал позаботиться и о себе. И не заплывал «телесами» подобно многим присутствующим здесь успешным бизнесменам и политикам. Это ей понравилось.

Вообще, он явно следил за собой. Не так, как следят метросексуалы, но все-таки. Русые волосы, скорее светлые, чем темные, были аккуратно подстрижены. Костюм сидел на фигуре, как влитой и, определенно, шился по личным меркам и лекалам. Да и, в целом, нельзя сказать, что смазливый или симпатичный, но Константин был хорош собой, и привлекал внимание. Лицо, правда, было немного грубым, с тяжелым подбородком, выдающим упрямство и решительность, и немного кривым, будто после перелома, носом. Но Карине нравился подобный тип мужской внешности. Пусть не для покровителей, а в качестве личного эталона мужской красоты. Прилизанных, «исправленных» хирургами мальчиков она «сильным» полом не воспринимала. Не тот тип. А этот мужчина… Он мог бы ее привлечь физически, если бы Карина себе разрешила что-то подобное. Ладно, его тело уже ей понравилось, как и тогда, в поезде, породив внутри сладкую дрожь возбуждения. Очень редкую для нее. Сказывалась специфика «общения» Карины.

Но это не имело значения.

А вот глаза Соболева ей совсем не понравились. И дело было не в глубоком сине-сером цвете. Цепкие, проницательные, умные и циничные. Не зря при первом же взгляде на него Карина посчитало более здравым обходить этого мужчину стороной. Он был опасен. И быстро понял ее игру, направленную на его обольщение. Это Карина как раз по глазам и увидела. А поскольку ни о чем особенном в его отношении Дима ее не просил — тут же отступила. Играть с такими — себе дороже. Тем более что Карина не планировала этого Соболева обольщать. Более того, была даже очень благодарна ему за помощь, пусть и не добровольную, в той ситуации с Шамалко. Потому просто слушала и наблюдала, стараясь оценить Константина как человека и возможного партнера Дмитрия, о чем тот ее просил.

В принципе, все еще быстро закончилось. И это радовало. Он и сейчас бы махнул на самолет и отправился бы домой, да — погода подвела. Константин уже звонил в аэропорт, но из-за усилившейся облачности и начавшегося к вечеру снега, диспетчеры ему настоятельно посоветовали отложить чартерный рейс до завтра. Глупо рисковать Костя не любил. Потому и принял к сведению их рекомендации. И потом, ночью он уже ничего не решит, а завтра — за несколько часов доберется до родного города и кабинета. А пока можно спокойно отдохнуть и здесь.

Мария что-то восторженно рассказывала, выплескивая на него свои впечатления о вечере, но Константин даже не делал вид, что слушает ее. Как он и предполагал, она сама разыскала его, каким-то шестым чувством ощутив, что Костя собрался уходить с приема. И с тех пор не умолкала.

Он же молча смотрел в окно такси, аккуратно пробирающегося через метель по заснеженным улицам города к их гостинице. Впрочем, после разговора с Дмитрием болтовня девчонки не раздражала. Он все решил так, как хотел, а оттого пребывал во вполне благодушном настроении. Даже не прочь был немного позабавиться с Машей в постели, все-таки эта Карина добилась своего — плоть до сих пор ныла от возбуждения, хоть разум и преобладал. Но теперь можно и расслабиться. Они с Картовым прекрасно поняли друг друга и оба получили то, чего хотели. Константин поддержит Дмитрия, когда тот начнет выдвигать свою кандидатуру на выборы, а тот, в свою очередь, не будет прижимать его регион, превращая область Кости в «дойную корову». Соболев любил самостоятельно решать свои дела и распоряжаться доходами. Нет, он был не против отсылать положенную часть в столицу, но не хотел, чтобы там оседало все. Как тогда развивать регион и бизнес? Как превращать заводы и устаревшие предприятия в прибыльное дело, если не иметь на это средств? Дмитрий дал ему гарантии, что не будет вмешиваться в его дела. И это полностью устраивало Константина.

Наконец-то, спустя почти час, простояв в пробках и заторах, изъездив половину столицы в поисках улочек, где можно было эти пробки объехать, они добрались до отеля. Расплатившись с таксистом, они быстро поднялись в теплый и уютный холл. Администратор приветствовал его, уточнил: «не желает ли чего-то господин Соболев в номер?». Константин только покачал головой и направился к лифту, благодушно позволив Маше снова повиснуть на его руке.

Его номер располагался на верхнем этаже, и занимал, собственно, весь этот этаж. Константин давно привык не отказывать себе в комфорте. Заслужил и имел полное право. Потому, когда электронный ключ запищал, показывая неполадку замка — Костя удивился. Утром все было исправно. Да и не чужой человек он здесь, чтобы служащие не постарались устранить любую неполадку еще до его появления. Как минимум, администратор его предупредил бы. В общем, ситуация ему не понравилась, и показалась малоприятной. Даже настораживающей. А своей интуиции Костя привык всецело доверять.

Толкнув дверь рукой, он настороженно зашел в номер и включил свет. И все так же молча остановился на пороге.

А вот Мария с чего-то заверещала. Зачем орать, спрашивается? Выругаться — да, хотелось. Как и выяснить, кто сотворил это все. А еще устроить допрос с пристрастием персоналу. Но не орать.

— Заткнись! — Коротко приказал он все еще визжащей Марии, и осмотрелся внимательней.

В комнате учинили настоящий погром. Мебель, вещи — все было перевернуто вверх дном и разбросано черти как. Создавалось ощущение, что здесь что-то искали, причем лихорадочно и впопыхах. Пройдясь по комнатам, он обнаружил ту же картину. Даже матрасы на кроватях перевернули.

Но что здесь искать? Деньги? Так и дураку ясно, что он не возил их в чемоданах. Документы? Но и из бумаг Костя ничего важного или секретного в столицу не тащил. Так, какого черта, спрашивается?

Расслабился, называется. Отдохнул с девочкой.

Достав телефон, Костя быстро набрал номер своего друга и хозяина этого отеля.

— Леха! — Прорычал он в трубку, услышав заспанный голос приятеля. — Тащись сюда и объясни мне, что это за… творится в твоем отеле!

Видно, интонации Кости убедили друга не спорить, а послушаться. Не уточняя деталей, только пробормотав, что сейчас будет, Алексей отключился.

Глава 4

Прошло практически два дня, а он и на шаг не сдвинулся в своих поисках. Проклятье! За это Константин и не любил столицу. В своем городе он уже через полчаса знал бы, кто посмел устроить бардак в его номере и для чего. Здесь же — все связи не столько помогали, сколько мешали. Не удивительно, что у них в стране такой бардак. Если местные не могли договориться друг с другом о разделе зон влияния в одном городе, что говорить о государстве в целом?! Может он и закостенел в своих принципах, но авторитарный принцип управления сейчас виделся ему куда более совершенным методом, нежели этот разброд, по ошибке именуемый демократией. Казалось, здесь и шагу нельзя было ступить, чтобы не требовалось с кем-то что-то согласовывать и улаживать. Причем, с совершенно разными людьми.

Может они здесь и привыкли к лавированию и притворным улыбкам, а ему это все уже стояло поперек горла.

Потому он и сбросил все на Леху. Тот давно уже переехал в стольный град, и смирился с тем, что, и как здесь делают. И потом, это все равно было ляпом друга. Это ведь его служащие и система безопасности прошляпили вора.

Или не вора, не суть важно. Константин так и не смог вычислить, было ли что-то украдено. Ничего, вроде бы, не пропало. Он несколько раз проверил. Но и других версий больше не было. Никто не заявлял ему, что это было методом устрашения или какой-то, пока не понятной, местью. В общем, дурной и нелепый эпизод, о котором впору забыть, особенно из-за волокиты, сопровождающей расследование. Однако что-то внутри не позволяло Константину так поступить и упорно грызло, заставляя вновь и вновь наседать на местных «управителей». Он уже задергал и «своего» начальника областного управления службы безопасности страны. Они с Никольским провели долгий «телефонный» вечер, пытаясь выстроить самые невероятные догадки и предположения, перебрав всех «доброжелателей» Константина, которых смогли вспомнить. Но так и не додумались до чего-то толкового. По его просьбе, Борис так же связался со своими в столичном управлении, но из-за той же препоны взаимного челобитья, и те пока не особо смогли помочь.

В итоге — настроение у него сейчас было явно не для благотворительного вечера, куда его все же уговорил явиться пресс-секретарь, раз уж Костя задержался в столице из-за расследования. Он согласился больше из-за того, что нечем было себя занять, а просто ждать — претило. Да и Картов настойчиво приглашал, даже знакомством с семьей — заманивал. Видно, стремился закрепить договоренности. Короче, не нашлось на сегодняшней вечер для него занятия интересней.

Общаться ни с кем не хотелось, что он доходчиво демонстрировал своим видом. Для журналистов, к счастью, имелась более привлекательная «наживка» в виде будущих участников избирательной гонки, и его почти не трогали. В добром деле он уже поучаствовал, внеся свою лепту пожертвований. И теперь Костя бродил по огромному холлу все того же отеля, что и два дня назад, развлекаясь подобием детской игры «найди десять отличий». В полном одиночестве, если можно было так говорить, находясь в помещении, битком набитом людьми. Марию он отправил домой еще вчера, с самого утра. Константин не переносил истерик, да и в свете происходящих событий девчонка становилась обузой. Вот он и отправил ее домой, чтобы не путалась под ногами. Да и не до развлечений ему сейчас было. Впрочем, даже останься Мария, сомнительно, что она смогла бы его сейчас развлечь. Беседа не являлась ее сильной стороной, а для того, в чем она могла бы пригодиться, обстановка, как-то, не располагала. Потому Константин забавлялся, наблюдая, как приторно улыбаются один другому вечные соперники, которые еще позавчера старательно избегали друг друга в зале двумя этажами выше. Следил, с каким энтузиазмом их жены бросаются друг другу в душные объятия, увлеченно позируя на камеры. И с интересом присматривался, как подрастающее «золотое» поколение начинает понимать свои роли и включаться в родительские спектакли и интриги. Милые улыбки, дорогие, приторные ароматы, шелка и костюмы, изысканные украшения и сочувствующее, проникновенное выражение на лицах, едва речь заходила о причине собрания — все здесь было показушное и наигранно.

Честно говоря, при всем скептичном отношении, позавчера, Костя ощущал себя более к месту на встрече, нежели тут. Лоском и умением наслаждаться светским общением он обладал еще в меньшей степени, нежели желанием притворяться или подстраиваться под чьи-то интересы. Пожалуй, через полчаса он покинет это мероприятие с чувством выполненного долга и поднимется к себе в номер, куда Костя переехал из отеля Алексея после инцидента. Лучше еще раз подергает за свои «веревочки», выясняя информацию, чем будет тут тратить время. А если ничего не найдет — пошло оно все! Завтра же вернется домой, оставив разбираться Леху. Пришлет ему в помощь Шлепко, толкового парня из своих помощников, и пусть хоть носами роют столичную землю, выискивая тех, кто такое устроил. А у Константина по горло важных дел в родных краях, и никто не собирается те решать, судя по всему, только звонят и ноют ему по телефону.

Остановившись у одной из стен, он еще раз осмотрелся: помещение утопало в обилие драпировок красного и белого цвета. Возможно, это смотрелось даже красиво, но Константин был слишком раздражен, чтобы оценивать объективно. То тут, то там в огромных вазах, стояли пышные букеты роз и кал, поддерживая ту же цветовую гамму. На стенах висели черно-белые фотографии детей с усталыми лицами и безнадежным выражением в глазах, очевидно, тех самых, для кого и собирались деньги. Немного мрачноватое оформление для приятного времяпрепровождения на его вкус.

Хороший алкоголь или компания еще могли бы скрасить вечер, но и с тем, и с другим здесь были огромные проблемы. Понимая, что нагло нарушает протокол мероприятия, Костя облокотился на стену и принялся лениво разглядывать гостей, находящихся рядом. С Дмитрием и его семьей он уже пообщался, с Шамалко разговаривать — не хотелось, а с партнерами по бизнесу он привык говорить именно о делах, а не благотворительности. Однако все их разговоры тут же прерывались женами последних, которые укоряли мужчин в бездушии и нежелании помнить чему посвящен нынешний вечер. Скучно, тоскливо и бесполезно потраченное время.

Его взгляд остановился на высокой и стройной женщине, стоящей неподалеку с бокалом шампанского в руке. Знакомая фигурка.

Как и он сам, Карина была одна и, судя по немного снисходительному выражению лица, так же откровенно скучала. Чего нельзя было сказать о мужчинах, глазеющих на нее, в основном исподтишка, правда, тайком от своих благоверных. И Костя не мог не признать, что она ничуть не подурнела за два дня — там было на что посмотреть.

Сегодня Карина выбрала платье насыщенного винно-красного цвета. Немного ярче и то, вероятно, смотрелось бы пошло. Однако ее вкус, похоже, ничуть не уступал внешней привлекательности. Она очень гармонично соблюла баланс и смотрелась изысканно, даже на фоне далеко не простых нарядов других приглашенных дам. Крой платья был сдержанным и элегантным, что, однако, не могло приглушить сексуальность, которая, казалось, шлейфом сочилась из кожи этой женщины, как дорогие духи.

Украшениями Карина, так же, не злоупотребила, ограничившись изящной цепочкой с бриллиантом, и сережками в пару к ней. На вкус же самого Константина, самым роскошным украшением этой женщины сегодняшним вечером являлись волосы. Оставленные свободно, немного беспорядочно лежать на ее плечах и спине плавными локонами, те наводили на мысли о куда более веселом времяпрепровождении. В котором обязательно бы присутствовали шелковые простыни.

Будто ощутив его изучающий взгляд, Карина обернулась. Она сразу узнала его, Костя увидел это по ее глазам. Он медленно кивнул, не прекратив тщательного и, определенно, наглого осмотра ее внешности. Карина это заметила и немного приподняла бровь, словно коря его за неподобающее поведение. А через мгновение на ее чувственных губах появилась сдержанная улыбка, и Карина чуть заметно кивнула в ответ.

Имея не особый выбор развлечений, Константин оттолкнулся от стены и подошел немного ближе.

— Забавное мероприятие. — Заметил он, уже вернувшись к наблюдению за другими гостями.

— Невозможно нудное, будет точнее. — Ответила она, подобно самому Константину рассматривая зал. И сделала небольшой глоток из своего бокала.

Он криво усмехнулся, разделяя в душе ее оценку.

— Я-то думал, что каждая присутствующая женщина повергнута в трепетный восторг от происходящего здесь благодеяния. — С немного ехидной иронией бросил он, чуть повернув голову в сторону собеседницы.

Карина безразлично пожала плечами.

— Очевидно, я не «каждая».

Он не нуждался в ударении, чтобы заметить это. Но Косте даже понравилась ее самоуверенность.

Как раз в этот момент в толпе мелькнул Картов. Дмитрий, с выражением нежнейшего обожания на лице, аккуратно поддерживал под локоть немолодую супругу. Семейная пара что-то охотно отвечала журналистке, берущей у них интервью.

Косте стало еще интересней. Отвернувшись от зала, он посмотрел на Карину, невозмутимо наблюдающую за этим попивая шампанское.

— Какого это, осознавать, что знаешь о всех присутствующих мужчинах, куда больше их жен? Мысль, что побывала с ними в постели — щекочет нервы? — Чуть наугад, но все-таки, имея определенные подозрения, спросил он.

И, кстати, Косте действительно было интересно.

Карину его вопрос не смутил. Казалось, заинтересовал и, даже, в чем-то насмешил. Она и сама повернулась и посмотрела ему в глаза с загадочной полуулыбкой.

— Для того чтобы знать о мужчинах больше их жен, мне вовсе не обязательно спать с ними. Вы очень предсказуемы в некоторых вещах. Впрочем, как и большинство из нас, женщин, но в других предметах. — Иронично ответила Карина. — Вот ваши мысли, господин Соболев, для меня — не тайна, хоть мы и не были никогда близки, — она насмешливо отсалютовала бокалом.

Он хмыкнул, признав разумность такой оценки.

— И потом, — Карина вернулась к наблюдению за гостями. — Вы явно преувеличиваете мои возможности и, даже, принижаете мой вкус, Константин. Я очень требовательна и придирчива к своим спутникам. И большинству присутствующих мужчин никогда не посчастливиться стать таковым.

— И в чем же состоят ваши требования, Карина? — Константин почувствовал азарт.

Фраза о «них», пусть и в отрицании, подтолкнула мысли Кости, определенно, не в том направлении, вернув те к простыням. Тело тут же отозвалось на тембр ее голоса и слова, пусть разум и понимал, что это просто глупо. Но развлекаться было больше нечем, а от разговора, хоть и двусмысленного, вреда много не будет.

— А зачем вам знать? — Усмехнулась Карина, одарив его веселым взглядом синих глаз.

— Да, так. Любопытно. — Широко ухмыльнулся Костя, медленно осматривая ее с ног до головы.

— Не стоит забивать голову вещами, которые не пригодятся в жизни, Константин. — Ответив на его взгляд насмешливым выражением глаз, Карина допила свое шампанское и, развернувшись, просто ушла.

Больше ничего не добавив.

Не то, чтобы его часто отшивали. Костя даже припомнить не смог, когда такое случалось. Но он, вроде и не всерьез интересовался. Так что…

Криво усмехнувшись, больше себе, чем кому-то, он проследил за мелькнувшей в толпе фигурой в красном.

Так, беседой и компанией его уже развлекли. Пора смываться отсюда и искать нормальную выпивку.

Но покинуть собрание так быстро, как хотелось бы — не вышло. Константину помешали на самом выходе. При том — человек, которого он меньше всего ожидал бы здесь увидеть. И хоть тот был одет соответственно — что-то, отличающее его от всех остальных на этом вечере, резало глаз. Не того полета был этот парень, чтобы позволить себе пригласительный стоимостью десять тысяч на подобный вечер. Нашел бы более практичное применение таким деньгам. Да и среди людей, которые здесь находились, тот вряд ли привык свободно вращаться. Наверное, оттого Константин и усомнился: верно ли вспомнил, когда Лихуцкий с силой врезался в него и ухватился за плечо Кости, едва удержавшись на ногах, чтобы совсем не упасть.

Но память, действительно, не подвела. Это, и правда, был Виталий Лихуцкий.

Он пару раз встречал этого человека, часто выполняющего необременительные поручения людей, не желающих или не имеющих возможности лично принять участие в каком-либо событии.

Парень был пьян и сильно. Что, так же как и само его присутствие, совершенно не вписывалось в рамки благотворительного вечера. Судя по его виду, тот даже не сразу осознал, что налетел на кого-то.

Не имея желания задерживаться здесь, Константин уже было решил проигнорировать этот инцидент. Отступив в сторону, он просто собрался продолжить свой путь. Но именно в этот момент Лихуцкий поднял голову и с трудом сфокусировал осоловевший взгляд на нем.

— Ба, какая встреча! Господин Соболев! — Виталий говорил куда громче, чем позволял этикет этого собрания. К тому же, из-за степени опьянения, очевидно, нечетко выговаривал слова, сопровождая те размашистыми движениями рук.

Несколько человек, находившихся неподалеку, обернулись на этот окрик и неодобрительно, с презрением, посмотрели на Лихуцкого. Однако тот был уже не в состоянии замечать что-либо вокруг себя.

Константин не собирался принимать участия в балагане, потому, не отреагировав на восклицание Виталия, пошел дальше.

— Какое совпадение, — Лихуцкий, похоже, не собираясь упускать компанию, продолжал цепляться за его рукав. И тащился следом. — А я, вот только сегодня утром, из вашей области вернулся, представляете? Мы так замечательно пообщались с Можайским…Милейший дядька, только шуганный, какой-то. Это вы так его третируете? — Виталий сощурил глаза и как-то глупо рассмеялся.

Константин остановился и, обернувшись, посмотрел на того таким взглядом, который не оставлял сомнения — Лихуцкий не хочет продолжать с ним «общаться». Судя по тому, что Виталий вдруг заткнулся и икнул — значение этого взгляда дошло и до одурманенного алкоголем мозга.

— Эм… Простите. — Виталий вдруг засуетился. — Я не… Не хочу вас задерживать. — Он с такой прытью разжал пальцы, словно плечо Кости вдруг запылало. — Э… да. До свиданья. — Не ожидая ответного прощания, Лихуцкий нетвердо двинулся вглубь зала.

Только на мгновенье, задержавшись глазами на его спине, Константин пошел своим путем, размышляя над тем, с какой такой радости Лихуцкий «общался» с управляющим на одном из его ведущих комбинатов? Но возвращаться и спрашивать у Виталия, даже не планировал. Направившись к лестнице, собираясь посидеть в баре на втором этаже, он достал из кармана мобильный и набрал номер Никольского. Глава областного отделения СБ ответил быстро.

— Узнали что-то, Костя? — Деловито поинтересовался Борис, несмотря на то, что его рабочий день закончился пять часов назад.

Но давным-давно купленный со всеми потрохами Никольский уже достаточно долго выполнял при Косте не только свои официальные обязанности. И не раз уже отклонял предложения начальства о переводе его в другую область. Борю и здесь все устраивало. Столько ему в другом месте уже не дали бы. Потому на Константина он был готов работать и днем и ночью, без праздников и выходных. Нередко, помимо своих официальных обязанностей, выполняя функцию и сыскного, и карательного органа.

— Глухо. — Раздраженно бросил Константин, имея в виду инцидент с номером. — Я не потому звоню.

— Что-то еще случилось? — Настороженно поинтересовался Борис.

— У нас Лихуцкий был? — Костя остановился в небольшом помещении перед дверьми бара, не желая говорить в толпе.

— Был. Прилетел позавчера утром, представляя одну из фирм, которая хочет сотрудничать с полимерным комбинатом. Улетел сегодня утром, после заключения предварительного договора. Все нормально, вроде. А что? — Бодро отчитался Борис.

Константин нахмурился.

— А с Можайским он, по какому поводу встречался? — Ощущая какое-то непонятное то ли беспокойство, то ли раздражение, потребовал он ответа.

На секунду в телефоне повисла тишина.

— Они не встречались. — Немного удивленно ответил Никольский. Даже растерялся, похоже.

— У меня другая информация. — Резко ответил Константин. — Найди Можайского и все выясни. Потом перезвонишь. — Не заботясь о том, что время подбиралась к полуночи, велел он Борису.

— Понял. — Без возражений согласился тот и отключился.

Постояв минуту в холле, задумчиво рассматривая темный дисплей телефона, Костя все-таки зашел в полупустой бар и направился к стойке. Ему хотелось сесть и хорошо обдумать все, что подспудно раздражало мозг не состыковками.

Карина не любила прятаться. Что бы ни происходило, она считала себя достаточно сильной, чтобы любые сложности встречать лицом к лицу. Но иногда проявлять геройство — было глупо. И как бы ей не претило такое поведение, случались моменты, когда следовало проявить благоразумие и отступить, пересидеть и переждать, а не нарываться. И она обладала достаточным количеством здравомыслия, чтобы это понимать. Пусть такие ситуации и не улучшали настроения.

Тщательно осмотрев коридор, убеждаясь, что тот пуст, она закрыла свой номер и быстрым шагом направилась к лифту.

Шамалко умудрился испортить ей достаточно приятный, даже забавный вечер. И хоть Карина в какой-то мере рисковала, тыкая Соболеву в нос своей незаинтересованностью, это было скорее положительными моментами. Жизнь скучна без таких вот, маленьких рисков. А Карина почти не сомневалась, что интерес Константина к ней достаточно поверхностен и не принесет проблем. Карина не сумела бы подняться достаточно высоко в своем деле, не умей с первого взгляда определять, кто, и насколько сильно хочет заполучить ее. На основании чего потом уже и диктовала свои условия. Соболев всего лишь хотел ее, да и то, это желание спонтанное, которое легко отодвинут на задний план любые вопросы по его бизнесу или предприятиям. И он это понимал не хуже.

Конечно, достаточно было бы всего нескольких фраз и туманных намеков, еще одной встречи — и можно было бы разжечь в том такую страсть, что Константин стал бы одержим желанием заполучить Карину в свою постель. Но она не хотела этого. Или, скорее, будучи достаточно умной, понимала, что не нуждается в таком, несмотря на желание, которое Соболев сумел бы в ней распалить. Потому их разговор развлек обоих, сделав вечер чуть более веселым и забавным, не более.

А Шамалко полностью испоганил его. И не тем, что снова попытался применить силу. На такое поведение мужчин Карина давным-давно перестала обращать внимание. Да и его намеки на ее «якобы существующие чувства» к Диме — откровенно рассмешили ее. Серьезно, Карина поверить не могла, что Виктор может и правда считать, что она любит Картова. Как бы еще не додумался угрожать ей его благополучием. Это было бы весьма забавно. Но вот то, что теперь ей придется отсиживаться в толпе народа, исключая возможность для Виктора продолжить свои попытки заполучить ее — раздражало и выводило из себя. Как и опасения, что Шамалко, в общем-то, являющийся очень умным человеком, поймет всю нелепость бреда о ее чувствах к Диме, и копнет глубже. Слишком уж сильно он хочет заполучить ее. Ущемленное самолюбие подводит и умных мужиков. А уж тем более, соперничество, длящееся с молодости. А Карина меньше всего хотела, чтобы кто-то знал, отчего именно с Дмитрием ее связывают такие «особые и трепетные» отношения.

Зайдя в бар, который выбрала местом своего «убежища», понимая, что присутствие людей защитит ее лучше дверей номера, Карина задумчиво осмотрела пространство. Ее мало интересовали те, кто здесь находился или атмосфера слабоосвещенного зала. Главное, что музыка была тихой, не раздражала и не мешала размышлять. Да и сильно выпивших компаний, которые могли бы устроить дебош — не было видно. Потому, продолжая думать о своем и не глядя особо по сторонам, Карина прошла к свободному высокому стулу почти у самого конца стойки. Заказав молчаливому, но вежливому, бармену бокал шардоне, она вновь погрузилась в размышления.

Можно, конечно, перестать сопротивляться и принять настойчивое предложение Виктора. Только решит ли это ее проблемы? Мало того, что Дмитрий обидится (в чем Карина не нуждалась так же, как и во всей этой ситуации в целом), так еще и Шамалко придется терпеть. А ублажить этого — не так просто, как некоторых. Он не обойдется простым сексом или банальным насилием. Насколько Карина знала, Виктор любил унижать морально, не только причиняя боль телу, а и выискивая слабые места в психике женщин, ломая их.

Оно ей надо? Нет, разумеется. Пусть Карина и сомневалась, что после всего, что случалось с ней в жизни, Виктор сможет ее сломать. Но, как-то, даже пробовать не хотелось. Рисковать зазря она не собиралась. И, снова-таки, где гарантия, что и получив ее в свою постель, Шамалко не начнет копать глубже, в поисках тех самых «болевых точек»? А наткнется на то, что она никому раскрывать не собиралась.

Где-то сбоку раздался громкий хохот. Послышались шумные препирания и веселый разговор. Видно, одна из компаний решила что-то отпраздновать. Но Карина не обернулась. Ей самой было не очень весело. И надо было все быстро обдумать и решить.

Ее ситуация, с какой стороны ни глянь, смотрелась крайне неприятно. И пока самым оптимальным выходом виделось возвращение в свою «Тмутаракань», как отзывался Дмитрий о городке, который Карина выбрала для проживания год назад.

А ей там нравилось. Именно потому, что не приходилось сталкиваться с такими ситуациями. Все, что хотелось, будь то развлечения или покупки — она могла получить в соседнем городе. Машина прекрасно решала эту проблему. Зато и ее мало трогали, позволяя наслаждаться покоем и отдыхом. Мало кто из столичных воротил хотел мотаться туда-сюда только ради ее компании. И, Слава Богу, в общем-то.

Да и Карина их к этому не поощряла в последнее время. Ей уже всего хватало, а в любом деле наступает время, когда можно позволить себе уйти «на покой». Она же не молодеет, в конце концов. И, есть большой шанс, что Шамалко переключится на иной объект. Может не такой умелый и опытный, как Карина, зато, более доступный. А зачем ему лишние трудности, когда начнется предвыборная суматоха?

Посмотрев на часы над барной стойкой и, осознав, что просидела здесь уже сорок минут, Карина решила, что на этом и остановится. Она вернется к себе, хоть Дмитрий и намекал, что не отказался бы от ее помощи здесь. Карина не сомневалась — он поймет причины, заставляющие ее уехать. По крайней мере, на время. Да и ему самому лишние конфликты с Шамалко не нужны. А когда у того немного утихнет зуд в паху, она сможет вернуться и помочь Диме, если тот еще будет в этом нуждаться.

— Не помешаю? — Достаточно обычный для бара вопрос, вот только заданный довольно раздраженным тоном, заставил Карину отвлечься от своих дум.

Подняв голову, она с некоторым удивлением посмотрела на Соболева. Тот, не ожидая ее ответа и разрешения, уже устраивался на соседний стул, держа в одной руке дымящуюся сигарету, а в другой бокал то ли с коньяком, то ли с виски.

Неужели, она его недооценила? Да нет, вряд ли, тот не выглядел жаждущим внимания женщины.

— Я не нуждаюсь в компании, господин Соболев. — Холодно и резко отрезала Карина, вернувшись к своему бокалу, который и не пригубила.

— Аналогично. — Не менее холодно ответил ей, определенно, раздраженный Константин. — Но думать лучше рядом с молчаливыми соседями, а не с орущей толпой. — С тем же раздражением он не глядя махнул рукой в сторону веселящейся компании.

Карина обернулась и посмотрела в указанном направлении. Очевидно, он пришел сюда, чтобы подумать, как и она, но шум и гам согнали Соболева с его места.

Что ж, Карине не жалко, лишь бы ее не трогал. Пожав плечами и не добавив ни слова, Карина снова уставилась на золотисто-желтую поверхность шардоне, по которой то и дело пробегала рябь, когда кто-то ставил что-то на стойку.

Еще раз обдумав все, Карина убедилась, что отъезд будет лучшим выходом, по крайней мере, сейчас. Осталось только поговорить с Димой и узнать, что он думает по этому поводу. А заодно…

Немного горьковатый, терпкий аромат сигаретного дыма коснулся ее обоняния, отчего-то отвлекая Карину. Она его узнала. Тот же сорт, которым Константин угощал ее пару вечеров назад. Несмотря на крепость самой сигареты, которую Карина не хотела бы вновь закурить, аромат ей понравился. И тогда, и сейчас. Даже, в какой-то мере, добавил спокойствия атмосфере и уверенности в принятом решении. Глубже вздохнув, Карина расслабилась, пожалуй, впервые за последний час, и наконец-то отпила своего вина.

Со стороны соседа раздался тихий жужжащий звук. Карине не надо было оборачиваться, чтобы понять — у Соболева включился мобильный. Краем глаза она видела, как Константин потянулся в карман пиджака и достал аппарат.

— Да? — Резко, отрывисто бросил он неизвестному ей собеседнику.

Карина не собиралась подслушивать. Она мало лезла в чужую жизнь, и не переносила вмешательств в свою. Да и, если честно, и возможности не было. Соболев только молча слушал, а звонивший ему говорил достаточно тихо, и до Карины не доносилось ни слова.

Потому, видимо, она и вздрогнула от неожиданности, когда, спустя минуты две тишины, Соболев жестко и громко выругался. С удивлением обернувшись к нему, Карина заметила, что не единственная отреагировала подобным образом. Еще несколько человек смотрели на Константина. Тому же, похоже, было плевать на окружающих.

Уже не раздраженно, а зло бросив в трубку «Понял», он нажал на отбой и глубоко затянулся новой сигаретой. Небрежно бросил на стойку дорогую зажигалку, да так, что та со звоном подпрыгнула и остановилась у локтя Карины. И подозвал бармена.

— Повтори. — Кивнул Соболев на свой бокал. — Только двойную порцию.

Парень кивнул и через минуту поставил перед тем заказ.

Соболев, не глядя по сторонам, явно не интересуясь вниманием к своей персоне, взял бокал в руки, покрутил пару секунд, словно рассматривал отблески света в жидкости цвета темной карамели. После чего залпом выпил содержимое и знаком велел бармену еще раз повторить.

Карина отвернулась.

У нее хватало своих проблем. И ничего удивительного, что у других таковые, так же, имелись. Деньги и положение не спасали от забот, наоборот, добавляли.

Через полчаса, за которые Карина так и не выпила свое вино, ее молчаливый сосед поднялся и, бросив на стойку деньги, отправился к выходу из бара. Соболев к этому моменту выпил еще четыре порции виски, но, насколько она могла судить по отражению в зеркальной стенке бара, алкоголь не унял его злость. Даже ярость, пожалуй. Лишь усилил.

Однако Карина спокойно сидела рядом, не трогая Соболева, поглощенная своими мыслями. И, наверное, так и продолжила бы сидеть, если бы взгляд не зацепился за зажигалку, все еще валяющуюся на стойке.

Вещь, действительно, была дорогой, если не эксклюзивной. Серебристо-белый металл имел гладкую, обтекаемую форму, которая книзу превращалась в распахнутую, щерящуюся клыками, пасть волка. На одной стороне имелась дарственная надпись. Не Бог весть какое имущество, но хотел ли Соболев ту потерять?

Без всякой задней мысли, Карина встала со своего стула. Все равно, и ей уже пора. Расплатившись за вино, она прихватила зажигалку и пошла в коридор, не сомневаясь, что успеет догнать Соболева.

Ей это удалось. Даже торопиться не пришлось — Соболев стоял, опираясь на подоконник одного из окон в коридоре отеля. Губами он сжимал сигарету и с некоторым недоумением, зло хлопал по карманам, очевидно, разыскивая ту самую зажигалку.

— Вы забыли. — Спокойно приблизившись, она аккуратно положила зажигалку на подоконник.

И отвернулась, собираясь уйти. Но ей не позволили. Соболев вдруг ухватил ее руку. Не сильно, даже аккуратно, пожалуй. Но, все-таки, удерживая.

Обернувшись, она одарила его ледяным взглядом и приподняла бровь, демонстрируя недоумение от такого поведения.

— Карина. — Медленно и вальяжно протянул он, забыв о сигарете. — Какой сюрприз — ты пошла за мной? Решила, что компания пригодиться?

На лице Константина появилась ехидная усмешка, а глаза блеснули.

Ей не понравился этот блеск. Соболев не был пьяным. Но он, определенно, пребывал в ярости. А такие эмоции в совокупности с алкоголем составляли взрывоопасную смесь. И ей вовсе не хотелось быть объектом излияния этой злобы.

— Я лишь вернула вам забытую вещь. — Холодно ответила Карина, не показывая ему своей обеспокоенности. — Думаю, как вежливый человек, вы должны сказать «спасибо» и не мешать мне уйти по своим делам.

— А кто тебе сказал, что я вежливый? — Еще шире улыбнулся Соболев. — Какая глупость. — Передразнив ее тон, съехидничал он. И, достав новую сигарету, щелкнул принесенной Кариной зажигалкой.

Что ж, будет ей урок.

— Не думаю, что нам нужен скандал. — Заметила Карина, ясно показывая, что вполне способна устроить здесь представление, и выразительно посмотрела на удерживающую ее сильную мужскую руку.

Соболев рассмеялся, но, выпустив в воздух облачко ароматного дыма, разжал пальцы.

— Так что там с твоими требованиями, Карина? — Проговорил он уже ей в спину, когда Карина отвернулась, чтобы уйти.

— Мне все еще не интересна ваша компания. — Бросила она через плечо.

— А мне вот, очень. — Заметил Соболев со злостью, прорезавшейся в голосе. — Я бы не отказался, чтобы кто-то согрел сейчас мою постель. Почему бы не ты? Что хочешь взамен?

Он снова остановил ее, только теперь тяжелая ладонь опустилась Карине на плечо.

Ну, что за неудачный вечер! Везет ей сегодня на озабоченных.

Карина обернулась и смерила Соболева с ног до головы безразличным взглядом. Что она смогла с ходу определить — злоба не была связана с ней. Очевидно, новости, услышанные по телефону, привели Соболева в такое состояние. И сейчас, еще и раззадорив злобу алкоголем, он просто искал на ком спустить бы пар. Многие мужчины использовали для этого секс. Она просто оказалась ближайшим подходящим объектом.

— Ничего. Я не собираюсь греть ничью постель, кроме собственной, тем более, вашу. — Спокойно проговорила Карина. — Отпустите, иначе я закричу, и мы все-таки окажемся в центре скандала.

— Что же ты с Шамалко не орала? — Со злой насмешкой поинтересовался Соболев, продолжая курить.

— С ним опасно нарываться на открытый конфликт. — Ничуть не смущаясь, объяснила она.

— А со мной, значит, думаешь, можно? — Иронично протянул он, изучая Карину сквозь прищур.

Она только пожала плечами. Не хотелось, конечно, злить его еще больше. Но и он не проявлял к ней вежливости и элементарного воспитания в этой беседе. Так что, пусть думает, что хочет. Терпеть ей было не для чего.

— И не боишься, что ошибешься?

Карина снова повела плечом.

— Стерва. — Все с той же улыбкой, медленно и с расстановкой произнес Константин, похоже, с интересом ожидая ее реакции. Но, вроде бы, и не оскорбляя, почти с восхищением.

Карина мило улыбнулась.

— Спасибо. — Кивнула она. — А теперь — уберите руки.

— А какая тебе разница? — Утратив вдруг и малейшие признаки веселья, раздраженно поинтересовался Константин, делая очередную затяжку. — Какая разница, с кем трахаться? Ведь ты всего лишь шлюха, пусть и дорогая. Скажи свою цену — я заплачу. — Он медленно и театрально, разжимая по пальцу, отпустил ее плечо.

Карина посмотрела на злого мужчину все тем же безразличным взглядом.

— Шлюха. — Ничуть не смутившись, согласилась она. — Но достаточно дорогая, чтобы самой выбирать. И, определенно, не твоя шлюха. Да, таковой — и не стану. — Добавила Карина, спокойно встретив разъяренный, немного пьяный взгляд.

После чего спокойно развернулась и ушла, не вслушиваясь в очередное приглушенное ругательство, прозвучавшее за спиной.

Плохо, что так вышло. Не хотелось Карине его раззадорить. Ну, хоть за ней не пошел, и то хорошо. Впрочем, Карина и сомневалась, что он может попытаться причинить ей вред. Не в том настроении Соболев был, все-таки.

Она, в принципе, даже не обиделась на него. Кто же обижается на правду? А мужчины — они, как дети. Никогда не могут спокойно отойти, если им сказали вежливое «нет».

Глава 5

Сегодня был не ее вечер. Дойдя до лифта, Карина задумалась, а не стоило ли ей, все-таки, остаться в номере? Серьезно, уж больно насыщенной выходила ночь и никак не желала заканчиваться, что характерно.

Стоило ей добраться до раздвижных дверей, как те открылись, и в коридор вывалила компания парней. Молодых, не больше двадцати двух, судя по виду. Зато, пьяных настолько, что составили бы конкуренцию заправскому алкоголику с тридцатилетним стажем. Эти ребята, однозначно, не принадлежали к числу «простых смертных». Об этом свидетельствовал и их внешний вид, и манеры. Они держались так, словно весь мир должен был пасть на колени при одном их появлении. Наверняка, детки не простых родителей, с младых ногтей привыкшие к вседозволенности и полному заступничеству в любой ситуации.

Парни шумно переговаривались, похоже, собираясь продолжить веселье или в том же баре, что недавно покинула Карина, или же у кого-то в номере.

Она не особо прислушивалась к их переговорам. Но хорошо видела, что единственная девушка среди трех пьяных ребят не выглядела настолько же свободно и уверенно, как они сами. Более того, не раз и не два сталкиваясь с подобным, Карина могла бы поспорить, что девушка находилась здесь не по своей воле. Даже через дурман алкоголя, а может и чего-то покруче, чем ту, очевидно, опоили, в глазах девчонки читался страх и безнадежность. Один из парней крепко обнимал ее за талию, что больше напоминало захват, а второй рукой без всякого стеснения шарил в вырезе коротко платья. Та не сопротивлялась. Так же как и сама Карина не раз, девушка знала, что уже никто не поможет, а у самой сил справиться — нет. Оставалось только смириться, что та, судя по всему, и сделала.

Не имея желание влезать в это никаким боком, своих проблем хватало, Карина отступила в сторону, пропуская разгульную компанию. Но у парней, заметивших ее на пороге лифта, очевидно, появились другие планы.

Когда-то Карина считала это своим проклятием — то, что из-за внешности, из-за смазливой мордашки и особенностей тела, всегда привлекала противоположный пол. Было время, когда она ненавидела самое себя и старательно пыталась свести на нет роскошную грудь и округлые бедра, живя впроголодь. Специально облизывала и закусывала губы, чтобы те трескались и обветривались на холоде, едва ли не под корень срезала волосы старыми и тупыми портняжными ножницами. Только это ни от чего не спасло. Грудь оставалась на месте, гордо возвышаясь над проступающими ребрами, вызывая зависть и злобную ненависть у окружающих теток, давно заплывших жиром. Бедра, становились лишь утонченней, будя похоть в мужчинах, а губы — еще больше припухали и призывно алели на бледном лице, измученном голодом. Казалось, что сексуальность и чувственность родилась вместе с ней, и никак не получалось ту изжить — мужики, словно собаки, нюхом ощущали нечто, что, словно бы, источала ее кожа, как призывный маяк для их похоти.

Потом все изменилось, ее научили, почти заставили смириться, показали, как использовать собственную привлекательность и чувственность, которую не удавалось убить. Она сумела научиться извлекать выгоду из похоти и страсти, которую распаляла в мужиках. Но все-таки, иногда не могла не злиться, видя, что они реагируют на нее, что те быки на красную тряпку.

Ну, какого черта надо эти пацанам? Встали и пялятся на нее, словно на экран своего монитора, показывающего порно сайты.

Игнорируя внимание этих «папиных сынков», которые могли доставить кучу проблем, она безразлично смотрела поверх их голов на двери лифта, всем своим видом давая понять, что ожидает, когда компания уйдет. Но эти парни не привыкли к тому, чтобы их не замечали.

— Какая краля! — Присвистнул один и, пьяно пошатываясь, попытался приблизиться. — Пойдем с нами, мы не жадные, че захочешь — угостим. — Полуобернувшись, пацан подмигнул своим друзьям.

Те громко заржали, словно бы услышали шутку. Девушка никак не отреагировала на заминку, просто стояла, позволяя одному из них себя лапать, и лишь безвольно смотрела в пол.

— Мой вечер уже закончился, спасибо. — Холодно проговорила Карина и еще немного отступила в сторону, не желая дышать перегаром, которым разило от парня.

Его, судя по всему, отказ не устраивал.

— Да, ладно! — С уверенностью в собственной вседозволенности, парень шагнул следом за ней. — Хорош, ломаться. С нами будет весело, гарантирую. А то, видишь, какой расклад — нас трое, а девочка — одна. Не очень весело, а? — Пошло ухмыльнувшись, пацан приблизился почти впритык к Карине.

Его друзья опять заржали. Похоже, и они не остановились только на алкоголе, в ход явно шли наркотики.

— Мальчики, я вам в матери гожусь, — Карина добродушно и немного снисходительно улыбнулась, пусть немного и утрировала. — Найдите себе кого-нибудь своего возраста.

— А мы любим своих мамочек, правда, пацаны? — Захохотал тот, который, видимо, был лидером. — Давай, не ломайся, когда тебя еще три молодых жеребца поимеют? Небось, и забыла уже, что такое хороший мужик в постели. Твой-то, наверное, уже и не может ничего. — Сопровождая свои слова недвусмысленными жестами и смехом, продолжал гнуть свою линию «жеребец».

Карина смерила его взглядом с ног до головы — парень себя очень переоценивал. Очень-очень. Но говорить этого, кажется, не стоило.

— Спасибо, конечно, — не прекращая улыбаться, Карина покачала головой. — Но я не любитель коллективных забав. Да и устала. Так что предпочитаю подняться к себе.

Обойдя парня, она направилась к лифту, который, наконец-то, освободили его друзья.

— А если мы тебе не позволим? — Теперь в его тоне слышалась злоба.

Он встал за ее спиной, в то время как один из его компании перекрыл ей дорогу спереди.

А Карину вдруг потянуло на хохот. Ну что за вечер такой?! Рассказать кому-то, тому же Диме, например, как ее сегодня все добиваются, а она открещивается, словно наивная девственница — не поверит, ведь. Просто анекдот.

Но и «шлюхи», как назвал ее Соболев, имеют право выбирать, с кем трахаться. А она это право отвоевала, выгрызла зубами, ногтями выцарапала, и не собиралась так просто отдавать. Тем более из-за каких-то разбалованных, обкуренных щенков, если уж смогла отвадить куда более матерых хищников.

Но не успела Карина открыть рот, чтобы что-то ответить, сзади прозвучал другой голос. Спокойный и бездушный. А ее ноздри защекотал уже знакомый аромат табака.

— Женщина сказала «нет», у тебя недостаточно мозгов, чтобы понять это слово? Или ты их превратил в желе наркотой? — Карина удивленно обернулась.

Впрочем, не одна она. Внимание всех в коридоре переключилось на Соболева. Тот же, ничуть не обеспокоившись таким интересом к своей персоне, вальяжно стоял посреди коридора, держа руки в карманах брюк и курил. Несмотря на то, что здесь это делать было запрещено.

— А ты — кто такой? — Немного растерянно моргнул «главный» в компании. Но тут же набычился и с угрозой двинулся в сторону Соболева. Правда, не особо торопился.

Он явно не привык, чтобы кто-то вмешивался в его забавы, но и не мог не ощутить силы, которую излучал этот мужчина. Ни алкогольный, ни наркотический дурман не мог помешать понять, что против того, парень был лишь тявкающей шавкой. Понимали это и друзья «жеребца», потому, видимо, и не спешили вмешиваться, а притихли, даже позабыв про девушку, до этого зажатую между ними.

Впрочем, та не воспользовалась шансом, как заметила Карина с некоторым отголоском грусти в душе. Эту девчонку уже сломали. И немного потребовалось.

Она сама не упустила бы такой возможности. За себя надо бороться до конца, в любой ситуации, что Карина и делала с самого детства.

В этот момент, отвлекая ее от задумчивости, раздался оскорбленный рев парня, который вдруг со злостью бросился на Соболева, занеся кулак. Карина пропустила их обмен репликами, наблюдая за девчонкой, лишь краем уха уловив, что «жеребец», кажется, усомнился в мужской силе «пожилого» соперника и попытался послать его подальше, чем-то пригрозив. Тихий, насмешливый ответ Константина она не расслышала. Но тот, очевидно, оказался весьма болезненным для самолюбия парня и, не сдержавшись, он кинулся в драку.

Соболев испуганным не выглядел. Чуть отклонившись с траектории замаха кулака пацана, он с нескрываемым удовольствием ощутимо ударил его по лицу. В коридоре раздался звук хруста и парень, завыв, свалился на колени, зажимая нос ладонью. На пол, пачкая довольно дорогой ковер хорошего отеля, начала капать кровь.

— Ты!..Ты! Совсем оборзел! — Один из друзей, охваченный праведным гневом, кинулся в сторону Соболева. — Да, ты знаешь, кто мы?! Да мы тебя в каталажку кинем — не вылезешь. — Ничего не вынесший из увиденной драки, пацан и сам бросился на «обидчика» с кулаками.

И уже через пару секунд, постанывая, валялся рядом с другом, потеряв пару зубов.

Третий парень оказался разумней приятелей и вжался в стенку.

Со стороны лестницы послышался топот ног и в коридор вбежали два охранника. Увидев развернувшееся действо — они замерли, очевидно, не зная, что делать. Было ясно, что Константина они знали и ни за что не решились бы тронуть. Но и пацаны, похоже, были им известны.

— Мальчики перебрали лишнего и споткнулись на ваших коврах. Помогли бы им, парни. — Константин достал из пачки новую сигарету и выразительно посмотрел на охранников.

Те, помедлив мгновение, сочли разумным подчиниться и принять такое «объяснение».

Соболев, кажется, откровенно наслаждался устроенной сценой.

Переступив через стонущих и матерящихся пацанов, он подошел к лифту и, нажав на кнопку вызова, невозмутимо стал рядом с Кариной.

— Я не просила помощи. — Немного сердито заметила она, ожидая, пока приедет лифт.

Карина ненавидела участвовать в суматохе и балаганах. Особенно тех, которые могли вылезти ей боком.

Константин повернулся и недоуменно посмотрел на нее. Выпустил облачко дыма и брезгливо скривился.

— Вот только не надо приписывать мне благородных порывов. Ради Бога! — Ехидно, с издевкой, бросил он. — И в мыслях не было тебя спасать. Очень хотелось вмазать кому-то по морде, это помогает расслабиться не хуже секса. А ты дала хороший повод. И правда, знаешь, как ублажить мужика, не так, так эдак. — Он цинично усмехнулся. — Щенкам не повезло, подвернулись под руку. — Пожав плечами, он спокойно отвернулся и зашел в лифт, двери которого как раз раскрылись.

Карина задумчиво посмотрела ему в спину.

— Едешь? — Остановившись у панели управления, Соболев повернулся и безразлично посмотрел на нее.

Карина шагнула в кабинку.

— Тебе какой? — Спросил Константин, уже вновь отвернувшись к кнопкам.

— Десятый.

Соболев нажал кнопку с названным этажом, а потом еще одну, с числом пятнадцать. Карина мысленно скривилась, но промолчала.

Так же в тишине прошло еще несколько секунд, за которые лифт начал подниматься. Константин курил, опершись спиной на стенку, а она продолжала задумчиво его изучать.

Честно сказать, поведение Соболева удивило ее. Люди его круга не устраивали такого. Никому, кто был приглашен на сегодняшний благотворительный вечер, или ту, недавнюю встречу, не пришло бы в голову собственноручно избить пару пацанов, даже доведи их те до белого каления. Это было слишком… не дипломатично и не продуманно, что ли. Чересчур порывисто для них. Тем более что у парней, явно, были высокие связи, которые могли усложнить обидчикам жизнь. Люди этого круга действовали иными методами — скрытыми и обходными. Такими, что никто не смог бы их обвинить.

Соболева, похоже, подобные «мелочи» и тонкости не заботили.

— Что, довольна осмотром? Что-то новое заметила? — Резкий вопрос прервал ее задумчивое изучение.

Судя по голосу, не очень-то он и расслабился после драки. Константин еще был зол, Карина это прекрасно видела. Но и не подумала пугаться.

— Почему они так заинтересованы в сотрудничестве с тобой? — Спокойно спросила она. — Почему тебя терпят?

Соболев помолчал некоторое время, посмотрев на нее с каким-то задумчивым выражением в глазах. Похоже, он ждал не такого вопроса.

— Кто? — Спросил Константин, хоть она и сомневалась, будто он не понял.

— Виктор, Дмитрий, другие? — Карине действительно стало интересно. — Ты должен раздражать их, хуже бельма на глазу. Наверняка, не вписываешь в их планы и вечно делаешь все по-своему. Но ведь терпят. Хотят быть союзниками. Почему?

В глазах Соболева появился интерес, не имеющий никакого отношения к сексу.

— А почему ты думаешь, что я буду обсуждать это с тобой? — Он насмешливо приподнял бровь.

Карина пожала плечами. Лифт медленно замер на десятом этаже, двери плавно разъехались в сторону.

Она не двинулась с места.

— Передумала? — Невозмутимо поинтересовался Константин, когда лифт возобновил подъем.

— Солгала. — Карина мило улыбнулась. — Мы, оказывается, соседи по этажу. А мне стало лень, при мысли, что придется подниматься пешком пять пролетов, только чтобы скрыть расположение своего номера.

Соболев рассмеялся, но больше никак не прокомментировал ее заявление.

Все так же в тишине они доехали до пятнадцатого этажа. И только когда лифт остановился, Константин вынул почти выкуренную сигарету изо рта и снова посмотрел на Карину.

— Видимо, потому, что пока ничего не могут со мной сделать, хоть я и не вписываюсь в их рамки. — Проговорил он без дополнительных объяснений и вышел в коридор.

Карина вышла следом. У них оказались соседние номера. Из всего четырех существующих в этом отеле люксов.

Знал ли об этом Дима? Вот что ей было интересно. Ведь в Соболеве он был заинтересован.

Закрыв дверь своего, Карина оперлась на стену, чувствуя облегчение, что вечер закончился. Однако не перестала размышлять о своем соседе.

Ночной воздух был холодным и противно-влажным. И хоть в том отсутствовал привычный для его родного города смог заводов, Константин ощущал себя так, будто не может нормально вздохнуть, полной грудью. Он нутром чувствовал, что что-то затевается. Что-то происходило вокруг него, постепенно сужаясь, словно в попытке сдавить его тисками. А Костя пока не видел всех составляющих.

Вытянув из кармана сигареты, он откинул крышку. В этой пачке осталась одна штука. Что-то его сегодня довели. А вечер так неплохо начинался.

Достав сигарету, Константин щелкнул зажигалкой. В темноте ночи загорелся маленький огонек. Прикурив, Костя облокотился о перила просторного балкона своего номера и невидящим взглядом посмотрел на панораму ночной столицы.

Можайский пропал. Дома не появлялся со вчерашнего утра, на комбинате его в последний раз видели еще до вчерашнего обеда. Со слов сотрудников — управляющий выглядел нездоровым и нервным. Ничего никому не объясняя, тот уехал еще до часу дня и больше на работу не возвращался. В кабинете Можайского парни Никольского обнаружили бардак — то ли сам хозяин куда-то собирался, забирая вещи и документы в страшной спешке. То ли кто-то другой что-то там искал уже после.

Борис поклялся, что все выяснит еще до утра и, кровь из носу, найдет ему пропавшего управляющего. Похоже, Никольского и самого задело, что в области что-то прошло мимо его ведения и наблюдения.

Константин не требовал и не угрожал, и так знал — ребята выложатся по полной, он не держал тех людей, которые работали в пол силы. Что его сейчас интересовала — так это, при чем здесь Лихуцкий? Ведь прилепился же каким-то боком. И не просто так оказался на этом приеме. Но что же связывало Виталия с Можайским? И есть ли связь этих событий с тем, что кто-то побывал в его номере?

В совпадения Константин по жизни не верил. Особенно в тех сферах, где затрагивались интересы его бизнеса. Только идиот поверит в случайность там, где крутятся такие деньги и повязано слишком много интересов и людей.

Значит, кто-то решил, что может сыграть против него. Кто? И что внушило ему подобную уверенность?

Константин не хвастался, когда сказал Карине, что его просто не могут пока достать, потому и терпят. Хоть его и удивило то, что эта женщина сделала достаточно верные выводы о специфике его «отношений» с местными шишками после недолгого общения. К тому же, посвященного больше пикировкам на сексуальную тему. Очевидно, не так уж и ошибался он, когда еще на том вечере заинтересовался причиной, по которой Картов приводил Карину на все разговоры. Какой бы частью тела эта женщина не зарабатывала себе на жизнь — дурой она не была, однозначно. Но и распространяться Карине о том, на каких принципах строится его нейтралитет с другими — Константин не собирался. Хоть и не удержался от любопытства, дал ей пищу для размышления. Если, и правда, такая умная, как показывает — поймет основное. А нет — ему-то какое дело? Просветительством заниматься Костя ни к кому не нанимался.

Миром правила информация. И деньги, разумеется. Но именно информация нынче стояла на первом месте. Да и деньги, большие деньги крутились у тех, кто владел информацией. Константин это знал. Впрочем, как и некоторые другие. Потому он всегда стремился знать как можно больше о тех, кто мог хоть как-то помешать или угрожать ему и его делам. Что для этого требовалось: деньги, шантаж, угрозы или наглядные карательные примеры — его не интересовало. Главное, чтобы результат себя оправдал. Находил нужных людей, даже «воскрешал», если приходилось. Доставал самых талантливых спецов по технике и программистов, экономистов, даже библиотекарей и уголовников. Перерывал их руками сотни архивов, пусть и самых незначительных. Не забывал выспрашивать крупицы сведений не то, что у бывших деловых партнеров, а и у бабушек-соседок на улице — лишь бы обнаружить хоть что-то. И находил.

О, он не обманывался и не считал лишь себя настолько умным. Сколько не плати людям, как ни перепроверяй — предатели всегда найдутся. При сильном желании обнаружится тот, кто захочет «слить» информацию и о нем самом.

Но при равноценной значимости имеющегося у двух «противников» оружия и возникает нейтралитет. Когда оба понимают, что оставить другого в покое — выгоднее, чем развязывать войну, в которой еще, неизвестно кто выиграет. К тому же, на удачу Кости (и, как ему нравилось думать, не в последнюю очередь благодаря его уму), большинство людей, которые могли как-то повлиять на его дела — имели куда более насыщенное прошлое, чем он сам.

Нет, Константин не был ангелом. И близко не стоял. Но по сравнению с тем же Шамалко или Картовым, не говоря уже о других дельцах — мог вполне таковым считаться. Во всяком случае, в его прошлом не значились уголовные дела, пусть и без утвердительных приговоров или судимостей. И дело было не в отсутствие факторов, по которым те могли бы возбудить. Пусть и в экономической сфере. Но, не пойман — не вор, как известно.

Не было в его жизни и столько занимательных подробностей, как у кое-кого.

Костя честно заработал каждую копейку своего состояния, начиная со второго миллиона, разумеется. А как иначе у них развернешься? Просто не пропустят.

И он не скрывал, что единственный его интерес — одна область, в которой сосредоточена большая часть его бизнеса в этой стране. Распыляться он не любил, а к политическим играм, вообще, не проявлял никакого интереса.

Как и сегодня вечером — ему проще и понятней было сломать противнику нос в открытой драке, чем плести хитрую сеть из слов и лести, призванную достичь того же итога, только чужими руками. Как в известном анекдоте, он, скорее, заказал бы купцу, отправляющемуся в дальнее плаванье — «чудище заморское для сексуальных утех», чем завел бы долгую канитель, прося «цветочек аленький». Не любил Костя тягомотину и дипломатию. Понимал, что это недостаток в его деле, но переламывать себя не хотел. К тому же, и таким, каков есть — достиг немало.

И когда остальные, наконец-то, убедились в том, что на «их» верх Костя не лезет (не без попыток прижать его к пальцу, разумеется) — оставили в покое.

Однако теперь, что-то затевалось. Было ли это попыткой повлиять на него в виду грядущих перестановок в стране или же кому-то надоело, что Костя столько знал и, потенциально, мог использовать информацию?

Стал ли Можайский предателем, продавшим что-то его противникам и пытающимся убежать от мести Кости? Или, наоборот, отказался кому-то помочь, и теперь прятался от других?

Сигарета давно закончилась. Но Константин не спешил возвращаться в номер. Стоял и смотрел на спящий город, крутил в пальцах зажигалку и размышлял.

Раздражение и злость не улеглись. Эх, ему бы, действительно, нормальную драку, чтобы спустить пар. Вспыльчивость была его недостатком, Костя это знал. И пусть научился подавлять, контролировать свои порывы, не позволяя норову, по большей части, прорваться наружу — избавиться от того полноценно не смог. Периодически приходилось «спускать себя с цепи» и давать выход собственному характеру.

На секунду мелькнуло сожаление, что отправил домой Машку. Конечно, найти девчонку не проблема — достаточно позвонить администратору отеля. Но было лень идти в комнату.

И, черт его знает, кого приведут? А в свете разворачивающейся вокруг возни — неприятных сюрпризов не хотелось. Мария была хороша тем, что тридцать раз перепроверена. От нее не приходилось ждать подвоха или двойного дна. Эта девчонка в плане подпольных интриг была плоской, как доска. Кроме того, зависела от Константина во многом. Так что вряд ли решилась бы что-то кому-то рассказать. Да и не знала ничего о его делах, об этом Константин заботился с любой пассией.

Случайную же проститутку так не перепроверишь, даже вздумай он ради такого дела подключить Никольского и его людей. Да и, смешно тормошить областное СБ ради «куклы» для секса.

Вспомнилась Карина. Вот кто-кто, а она такой «куклой» не была. Хоть и принюхиваться не надо было, девочка просто источала запах секса, словно тот жил под ее кожей.

Слишком уж она самоуверенная и гордая, как для обычной шлюхи, пусть и дорогой. И хоть Константин еще при первом знакомстве понимал, что та, скорее, из содержанок, к тому же, видимо, из самых престижных и востребованных, судя по тому, кто именно ею интересовался — не удержался, задел.

Сейчас он даже посмеялся над своим поведением — не обломилось ему секса, так решил другим способом на первой попавшейся женщине пар спустить. Нет, он не стыдился своего поведения. Костя уже, в принципе, не помнил, что такое стыд. Просто, неразумно было демонстрировать собственное настроение чужому и далеко неглупому человеку. Жаль, пацаны сопливые попались. Совсем дохлые. Щенки, только и умеющие, что рассчитывать на связи и деньги папочек. Честно говоря, Соболев не понимал родителей таких «молодцов». Если бы его дети вздумали вести себя так — своими руками придушил бы. Потому, вероятно всем повезло, что у него не имелось детей.

Хмыкнув, Костя привычно потянулся за пачкой. Вспомнил, что сигареты закончились, и снова облокотился на перила. За новой пачкой идти не хотелось. На холоде думалось как-то лучше, чем в номере.

Если бы парни не стали откровенно наглеть — Константин прошел бы мимо. Он почти не сомневался, что Карина как-то, да выкрутилась бы. Он не врал, ему в принципе, не были свойственны благородные порывы. С таковыми в бизнесе далеко не уйдешь. Одно дело использовать благотворительность в своих целях, и совсем другое — глупо кидаться грудью на амбразуру.

Но вот чего Костя в принципе не понимал, и не выносил ни в каком виде — это насилия над женщиной. Всегда достаточно тех, кто охотно под тебя ляжет, коль уж приспичило. Да, Костя мог быть грубоват в сексе, если партнерша не против, мог просто использовать акт, как разрядку, не особо заботясь об удовольствии второй стороны. Да, он часто пользовал девочек, которые постоянно крутились рядом, как и любой нормальный мужик.

Но использовать свое физическое превосходство, насколько Константин это себе представлял — могло только полное ничтожество. Недаром, даже на зоне, заключенные, закостенелые уголовники, не жаловали насильников. Потому и влез, увидев, что дело принимает явно не тот оборот.

Правда, результатом его вмешательства стала лишь легкая ноющая боль в костяшках пальцев.

Хмыкнув, он еще раз с сожалением подумал, что нормальной драки так и не вышло. Посмотрел на часы — те показывали два часа ночи. Никольский больше не звонил.

Зная, что Борис его достанет в любое время, если будет что-то важное или срочное, Константин решил хоть немного поспать. Возможно, после отдыха он додумается до чего-то нового. Или увидит связь, которая сейчас ускользает от него.

Никольский позвонил в шесть тридцать семь, моментально разбудив Соболева. Правда, начальник его областного СБ оказался немногословен.

— Перезвони мне. — Проговорил Борис и отключился.

Константин еще пару секунд смотрел на экран, пытаясь понять — то ли он спросонья не то услышал, то ли, и правда, Борис имел в виду именно «это»?

Имелась у Никольского одна фишка — он был практически помешан на прослушке телефонов. Причем, как сам любил подобным баловаться, так был уверен, что и остальные не брезгуют подобным. Константин с ним не спорил. Для того и покупал Никольского, в конце концов, чтобы опытный человек думал вместо него обо всем, о чем следовало. Но однажды, Борис неплохо посмешил Константина, на его взгляд, уж очень увлекшись секретностью. Около года назад, Никольский велел своему племяннику, изучающему право в столице, купить на рынке подержанный телефон. Тот послушно выполнил распоряжение дяди, который и оплачивал его обучение. Так у Никольского появилась видавшая-виды старенькая «нокия» еще с монохромным дисплеем, без каких-либо дополнительных функций. И, уж тем более, упаси Боже, без доступа в интернет. После чего дочь Бориса была отправлена в соседнюю область, где в одном из городков приобрела новенький стартовый пакет одного из операторов связи. Разумеется, без паспорта и регистрации. Никольский третировал Константина до тех пор, пока не удостоверился, что тот заучил номер на память и мог воспроизвести даже среди ночи.

Все это, по словам Бориса, требовалась на самый крайний случай, если им надо будет поговорить, не сомневаясь, что никто их не прослушивает. И если Никольский именно сейчас решил к этому прибегнуть — видно, дело дрянь.

Быстро поднявшись, Константин натянул брюки и накинул на плечи рубашку. Со своего мобильного он позвонить не мог — Борис настаивал на этом. Не подходил и телефон в номере. Даже не зная, что именно хочет сообщить Никольский, Костя решил исходить из худшего варианта. И раз Борис подозревал, что за ними могли следить и прослушивать телефоны — использовать гостиничный было нельзя. Он ведь открыто здесь остановился.

Где достать телефон в городе, магазины которого открываются в девять утра? Почта, возможно, в восемь. Бегать по улицам в поисках вероятного телефонного автомата, которые практически исчезли в последние годы? Но и нет, особо, времени. Что бы там ни было, Никольский подразумевал срочные новости.

На сборы и размышления Константин потратил три минуты. А уже в шесть сорок шел по коридору отеля. Кажется, у него имелась одна, относительно знакомая соседка, телефон которой, навряд ли, прослушивался.

Глава 6

Открывать ему не торопились. Очевидно, Карина спала, или же, кому-то вчера посчастливилось больше него самого.

Хмыкнув, Константин занес руку, чтобы постучать в третий раз за последние три минуты, но как раз в этот момент дверь и открылась, а его рука оказалась на уровне лица определенно сонной и, как ни странно, испуганной Карины. Соболев мог бы поставить крупные деньги на то, что не ошибся, рассмотрев страх в ее глазах. Впрочем, тот стремительно исчез, стоило женщине рассмотреть своего гостя.

Карина с недоумением и претензией приподняла холеную бровь, видимо, интересуясь причиной его появления на ее пороге.

— Доброе утро.

Замечательно, он был действительно доволен собой, сумев произнести приветствие невозмутимым и даже насмешливым тоном, в свою очередь предметно рассмотрев хозяйку номера. Ух, если эта женщина выглядела так, силком поднятая из постели, то он многое готов был заплатить, чтобы посмотреть на нее непосредственно в кровати. А то, что даже сгущающиеся проблемы и срочный звонок Никольского не выветрили эту дурь из головы, кое-что, да значило, очевидно. Тело тут же маякнуло, что не прочь выкинуть из головы мысли о творящейся суматохе и просто хорошо расслабиться. Но Константин овладел собой усилием воли, мимоходом подумав, что с каждым разом становилось как-то сложней игнорировать ее очевидную притягательность.

Карина, похоже, предпочитала спать без одежды. Именно об этом «громко» сообщал тонкий шелковый халат, в который она облачилась. Кстати, он не совсем понял — зачем? Обнаженной она, видимо, выглядела бы более одетой. Тонкая ткань откровенно обтекала и полную грудь, прекрасно контурируя абрисы сосков, и округлые бедра, словно специально демонстрируя полное отсутствие на тех и намека на белье. Интересно, это она всех так встречала, или ему вместо кого-то конкретного так крупно повезло?

Заинтересованность этим вопросом заняла у него около пары секунд, что хватило Карине для проведения собственного осмотра.

Она выразительно глянула на его расстегнутую рубашку, не заправленную в брюки, и туфли, надетые на босу ногу. Перевела глаза на лицо, видимо, отметив и то, что Константин не удосужился побриться.

— Мой ответ не поменялся — никакого секса с тобой. — Не ответив на его приветствие, проговорила Карина низким и немного хриплым голосом, очевидно, все еще не проснувшись до конца. И вдруг сдержанно улыбнулась. — Тем более до десяти утра. — Она аккуратно и деликатно прикрыла зевок ладонью.

Карина двинулась, похоже, собираясь закрыть двери.

— То есть, есть шанс, что через пару часов ты сменишь гнев на милость к моей персоне? — Иронично уточнил Костя и, не спрашивая разрешения, просто отодвинул Карину в сторону, освободив себе проход.

После чего быстро зашел в номер и закрыл дверь за спиной.

— И что ты делаешь, по-твоему? — Уже куда холодней поинтересовалась Карина, посмотрев на него свысока.

Что, кстати, не особо ей удалось, не мог не отметить Костя про себя. Он не задумывался особо о ее росте, ни пару дней назад, ни вчера. Но привык, что их лица находились примерно на одном уровне. Теперь же оказалось, что она куда ниже. Глаза Карины находились примерно на уровне его подбородка. Константин перевел взгляд на ее ноги и с некоторым удивлением и недоумением уставился на босые ступни.

Отвернулся и начал осматривать комнату.

— Мне позвонить надо. — Бесшабашно улыбнувшись, он развел руками, не отвлекаясь при этом от внимательного изучения номера, в попытке обнаружить мобильный телефон.

— И как это связано с тем, что ты вломился в мой номер? — Все так же холодно поинтересовалась она.

— У меня в номере телефон поломался. — Глядя ей в глаза спокойно сообщил он все с той же улыбкой.

— Все три? — Явно не поверив наглой лжи, уточнила Карина.

— Я собираюсь потребовать у этого отеля компенсацию и обязательно отмечусь в их жалобной книге. — Костя не оставил свой ироничный тон. — Одолжишь мобильный? — Спокойно поинтересовался он, уже заметив искомый объект на столе.

Прекрасно, по крайней мере, она не взяла тот в спальню вчера, или не бросила в одной из многочисленных комнат люкса. Иначе, пришлось бы действительно выдумать что-то убедительное. Не дожидаясь согласия или разрешения хозяйки, он направился к телефону, по предыдущему опыту общения с Кариной предполагая, что устраивать сцены она не будет.

— Ты можешь воспользоваться телефоном в моем номере. — Имея в виду городской телефон, произнесла Карина и попыталась встать у него на пути.

Ей это не удалось.

— У меня теперь развился панический страх перед стационарными аппаратами. Вдруг и этот поломается. — С насмешливой интонацией протянул Константин, уже взяв мобильный.

— Что случилось с твоим? — Холодно и надменно спросила Карина из-за его плеча, очевидно, понимая, что у нее нет шанса забрать свою собственность.

— Деньги закончились. — Не скрывая веселья, ответил он, уже набирая номер.

— Могу сбросить на твой счет десятку. — Голос Карины мог бы заморозить скрытым негодованием кого угодно, но у Кости имелся иммунитет от чужого недовольства.

— Спасибо. Но я лучше так. — Подмигнув ей, он прижал аппарат к уху и направился к двери на балкон, подозревая, что если бы это было в ее силах — Карина прилично врезала бы ему.

Однако ей пришлось довольствоваться надменной холодностью и презрительным пренебрежением. Умная женщина, снова не мог не отметить он, выбрала лучший вариант, верно оценив, что не в состоянии что-либо сделать.

Улыбка исчезла с его лица, стоило прикрыть за собой двери. Меньше всего он собирался повторять вчерашнюю ошибку и демонстрировать Карине свое истинное настроение.

— Это я. — Сообщил он Борису, когда тот ответил на вызов после третьего гудка.

Медленно и плавно выдохнув воздух через сжатые зубы, Карина заставила расслабиться каждую мышцу своего лица и сосчитала до десяти. Замечательно утро, что б его, этого Соболева!

Как же она ненавидела такие моменты — ощущение своей беспомощности и невозможности повлиять на происходящее. Не то, чтобы данный эпизод был худшим, что с ней происходило. И близко нет.

Но с какой стати Соболев решил, что может вот так просто втягивать ее в какие-то свои непонятные интриги? И дураку понятно — все у него нормально и с гостиничными аппаратами, и с деньгами на мобильном. Ха, новость дня — Соболеву отключили номер из-за неуплаты! Остряк. Она не удивится, если узнает, что у него имеется своя компания сотовой связи.

На кой черт ему понадобился ее мобильный, спрашивается?

Поняв, что прищурившись, следит за Константином, застывшим на ее балконе спиной к ней, Карина заставила себя отвернуться. Что толку прожигать его спину возмущенным и разгневанным взглядом? Чем это поможет? Ей надо взять себя в руки, успокоиться, и выяснить максимум возможной информации, чтобы, не дай Бог, никуда не влипнуть.

Нет, она не опасалась, что Соболев сможет обнаружить в ее мобильном что-то такое, что не следует никому знать. Карина не хранила подобной информации. Не здесь.

Но она прекрасно понимала, что люди, подобные Константину, не будут просто так врываться в чужие номера, когда еще нет и семи, чтобы просто пожелать по чужому же мобильному «доброго утра» любимой мамочке или подружке.

Стараясь вернуть обычное хладнокровие, Карина подошла к одному из телефонов и, набрав номер обслуживания номеров, заказала себе кофе и круасаны с шоколадом.

— Мы нашли Можайского. — Голос Никольского выдавал усталость.

Видимо в отличие от самого Константина, тот этой ночью так и не смог поспать.

— Где? — Проверив карманы брюк, он понял, что так и не достал новую пачку сигарет.

— На одном из старых складов комбината.

Константин пару секунд раздумывал над необычной интонацией Бориса и сделал вывод, что управляющий там не просто прятался.

— И? — поинтересовался он напряженным голосом.

— Он повесился.

— Сам? — Константин заставил себя отпустить поручень, который уже сжал, разозлившись до черта. На улице оказалось довольно холодно, кстати.

— Не знаю еще, отправил на экспертизу. Сейчас вскрытие делают.

— Ясно. — Прорычал он, пытаясь втиснуть эту новость в уже существующую кучу накопившихся фактов.

Схема так и не получалась.

— Какие-то улики, следы, хоть что-то есть?

— Мои люди работают, Костя. — Отрапортовал Борис. — Но, ты сам понимаешь, мгновенных результатов не бывает.

Вместо ответа он искренне, от души, выругался.

— Мне не нравится то, что происходит, Костя. — Не прокомментировав предыдущее «высказывание», заметил Никольский.

— Да, что ты! — Ехидно ответил он и снова выругался, поняв, что опять полез за отсутствующими сигаретами.

— Говорил я тебе — возьми парней, — начал было Никольский, но Соболев его тут же прервал злым смешком.

— Как ты это себе представляешь, Боря? Сейчас не те времена. Лихо бы я смотрелся в компании секьюрити, когда местные воротилы приглашают «с открытой душой и прозрачными намерениями»? С ходу давать им повод говорить, что мы зарвались и не доверяем их словам и гарантиям? Оно нам надо, Боря? Теперь дела не так решают.

— Не так, не так, — перекривил Никольский. — Машины людей во все времена «на ура» сбивают, и попробуй потом что-то доказать. Что-то затевается, Костя. Я сейчас вертушку подниму и прилечу, возьму ребят…

— Расслабься, Боря. Горячку не пори. — Константин уже погрузился в размышления. — Не убьют они меня, хотели бы — уже сделали. Тут другое что-то им нужно. То, что затевается что-то, я и сам вижу. Притом, именно здесь затевают это, у нас только исполнитель работает. Один ли? — Соболев хрустнул пальцами. — А вот поговорить и подумать вдвоем — нам стоит. — Он помолчал минуту, раздумывая. — Вертолет не трогай — сильно много шума. Надо разрешения на площадку запрашивать, курс — все сразу окажутся осведомленными. И чартер не бери… — Оторвав телефон Карины от уха, Константин посмотрел на светящиеся цифры времени. — В семь сорок две будет рейс до столицы. Через полтора часа ты уже будешь тут. Давай. — Велел он Никольскому.

Тот не особо довольно согласился и отключился.

А Константин еще пару минут задумчиво стоял на чужом балконе, рассматривая просыпающийся город, единичных людей, куда-то спешащих по своим делам, и редкие, пока, машины на дорогах. Щепетильно удалил номер из всех возможных кэшей и журналов. После чего, вернув на лицо ироничную улыбку, толкнул двери и зашел в комнату, наполненную ароматом кофе.

— И во что ты меня втянул? — Спокойно поинтересовалась Карина, наблюдая за Константином поверх чашки.

— Надо было кое-кому позвонить, чтобы жена потом не узнала. — Подмигнув, Соболев подошел к столу и небрежно бросил ее телефон. Дорогой, между прочим. — Ну, ты понимаешь.

Хм. Карина отставила чашку и с интересом посмотрела на него.

— Ты не женат. — Через пару секунд заключила она. — Так что, не вешай мне лапшу на уши.

Константин вздернул бровь.

— Боже, Карина, я польщен, ты узнавала о моей скромной персоне? — Спросил он с издевкой и, с откровенной наглостью, взял со стола чашку, отпивая ЕЕ кофе!

— Ты забываешь, что мужчины — моя специализация. — Она выразительно посмотрела на него холодным взглядом. — Мне нет нужды что-то «узнавать».

Соболев ответил ей только насмешливым взглядом и отсалютовал чашкой, продолжая пить ее кофе.

Карина медленно поднялась со стула.

— Это — мой кофе. — Внятно и четко выговорила она. — Мы не в тех отношениях, чтобы ты его пил из моей же чашки.

— Могла бы две заказать, раз уж я у тебя в гостях. — Константин беззаботно пожал плечами.

Но Карина могла бы поспорить, что он почти не замечает их перепалки. В мыслях Соболева вертелось что-то другое. Он о чем-то сосредоточенно размышлял. Но с какой стати он делал это здесь, а не отправился в свой номер?

— Я тебя не звала. — Заметила она.

— Чем разбила мне сердце. — Невозмутимо ответил Константин, принимаясь за ее круасан с шоколадом. — Пришлось самому напрашиваться, — закончил он, жуя.

Усилием воли ей удалось сохранить спокойствие. А вот разгадать его игру пока не выходило. В том, что Соболев сейчас по какой-то причине планомерно «ломал комедию», Карина не сомневалась. Что ж, узнать что-то у мужчины можно используя разные методы. Так же, как и избавиться от него. А ей, отчего-то, казалось, что ему стоит убраться. И для нее же будет лучше, чтобы это случилось скорее.

Только вот сам Соболев не проявлял желания уходить.

— Я ведь могу и счет выставить, Костя. — Заметила Карина и села на поверхность стола, едва-едва разведя колени, для равновесия. — Мужчины платят мне не только, и не столько за секс, а за время, которое проводят со мной. Ты же — злоупотребляешь этим бесплатно. Не боишься оказаться в должниках? — Она приподняла бровь и с вызовом посмотрела на него, одной ладонью упершись в стол позади себя.

— Твои расценки настолько высоки, Карина, что я могу пойти по миру? — Соболев с вызывающей ухмылкой приблизился на шаг и поставил на стол пустую чашку.

Теперь он стоял почти впритык к ней, как раз между бедер Карины.

— Высоки. — Ни капли не смутилась Карина. Только немного запрокинула голову, чтобы продолжать смотреть ему в глаза. И прекрасно знала, насколько выигрышно смотрится в этом положении ее грудь и шея. — И я стою каждую копейку, уж поверь мне.

— Не имел возможности убедиться. — Заметил он и, медленно протянув руку, провел пальцем по ее лицу, очертив скулу. — А на слово верить не привык.

Карина только усмехнулась, лишь в уме удивившись реакции тела, которой не должно было быть. Но знала, что внешне ту удалось ничем не проявить.

— Но, вот, — он достал из кармана двухсотенную купюру и небрежно кинул на стол. — Это за телефонный разговор и завтрак. — С усмешкой пояснил Костя на ее вздернутую бровь. — То, что я попробовал, так сказать. Достаточно? Не привык ходить в должниках.

Улыбка Карины стала шире.

Протянув ладонь, она взяла деньги со стола и согнула купюру, проведя пальцами по линии сгиба. После чего аккуратно засунула ту в нагрудный карман его расстегнутой рубашки.

— Я не нуждаюсь в твоих деньгах за это, свои счета могу оплатить и сама. — Она сделала ударение на этом слове.

— Деньги лишними не бывают, — невозмутимо заметил он в ответ. — Тем более в твоем деле. — Его улыбка вновь стала нахальной и вызывающей. — Не очень разбираюсь в этом, но, — он выразительным взглядом охватил все тело Карины. — Наверное, немало денег стоит поддерживать это все в рабочем состоянии. Салоны там, массажи, силикон, операции — требуют вложений.

В глазах Константина открыто светился насмешливый вызов.

Но Карина видела там и то, что он прятал от нее. Константин хотел ее. А она не соврала, когда упоминала свое понимание и знание мужчин. И, весьма некстати, ей это понравилось. Даже захотелось немного поиграть. В конце концов, покровителя она сейчас не имела, значит и верность, пусть только во флирте, хранить никому не обязана.

На губах Карины медленно расплылась понимающая улыбка.

— Судя по всему, тут ты разбираешься лучше меня. — Заметила она и протянула руку, погладив его колючую скулу раскрытой ладонью. — Часто приходилось платить за своих девочек, да? — С сочувствием в голосе поинтересовалась Карина. — Здесь я не опытная, природа одарила сполна. — Оставив в покое его щеку, она с вызовом провела пальцем по коже в нескромном запахе своего халата.

Соболев прекрасно держался. Опытный игрок. Очень. Но и она не была бы собой, не заметив потемневшее выражение его глаз и напряженно сжавшиеся в кулаки руки в его карманах.

Константин немного передвинулся, на пару миллиметров, вроде бы. Но, показалось, что он навис над ней.

— Неужели, все настоящее? — Всем своим видом выражая недоверие, спросил он.

Его голос звучал иначе. Он специально спросил это тише, интимней, словно они, все же, были любовниками. Или собиралась таковыми стать.

Зря надеется.

— Никакого силикона? — Недоверчиво нахмурив брови, спросил Соболев, легко прижав палец к ее улыбающимся губам. Разумеется, из чисто академического интереса. Ха. — И здесь?

Она сразу знала, что его завели ее губы. Еще в поезде поняла.

— Ни молекулы, Костя. — Низким, грудным голосом прошептала она и мягко обхватила кончик его пальца губами, втянув в свой рот.

Ее глаза смотрели прямо в его.

«А вот это напряжение в брюках, почти притиснутых к ее бедру, к кулакам уже не имеет никакого отношения, господин Соболев», отметила Карина про себя с мысленной усмешкой. Ее зубы чуть прикусили кожу, дразня, а язык медленно и со вкусом скользнул вверх-вниз по фаланге его пальца, имитируя совсем другую ласку. Немного повернув голову, она еще глубже втянула палец в свой влажный рот и с довольной усмешкой услышала напряженный свист, с которым Соболев втянул воздух сквозь зубы.

Он наклонился к ее лицу, с явным намерением перевести игру в серьезное действие. А вот на это Карина не подписывалась.

— Не нужны мне твои деньги, Соболев. — Прошептала Карина, чуть сильнее сжав его кожу зубами. — Оставь их своим пассиям на операции. И позаботься, чтобы твои звонки и ранние визиты не вышли мне боком. — Она вытолкнула его палец из своего рта языком, и уперлась ладонями в его грудь, не позволяя Константину больше приблизиться.

— Ты всегда можешь попросить у меня защиты, в случае чего. — Предложил он с ироничной улыбкой, не отпуская своими глазами взгляд Карины. И, несмотря на ее сопротивление, опустил лицо так, что их губы почти соприкоснулись. — Не за просто так, разумеется. — Многозначительно добавил Соболев.

— Не рассчитывай. — Карина откинула голову назад. — Просто оплати долги. — Сказала она, имея в виду этот непонятный телефонный разговор.

— А ты ведь не так и против, а, Карина? — Проигнорировав это замечание, подмигнул ей Константин.

И его горячая и широкая ладонь по-хозяйски накрыла ее грудь поверх тонкого шелка, вовсе не скрывающего напряженные вершины сжавшихся сосков.

Карина хмыкнула и позволила себе улыбнуться так, чтобы он прочувствовал эту улыбку каждым миллиметром своих губ. Почти поцелуй. Почти. Но не он, все-таки.

— Двери надо было закрывать, когда пришел с балкона, Костя. — Прошептала Карина в его рот, стремящийся завладеть ее губами. — А то придется платить еще и за мои лекарства от пневмонии.

Для большей наглядности она деликатно, но ощутимо прижала свои ледяные босые ступни к его напряженному и возбужденному паху.

Вообще-то, кое с кем за такое Карина могла бы и серьезно схлопотать. Но ей казалось, что она верно оценила характер Соболева.

И все равно, не могла не признать, что расслабилась, когда он откинул голову и расхохотался, отпустив ее грудь, а не замахнулся наотмашь.

— Потом продолжим. — Отсмеявшись, подмигнул ей Константин. — Сейчас у меня нет времени.

И, как ни в чем не бывало, направился к выходу.

— Спасибо за завтрак, Карина. Хоть я больше предпочитаю более существенную еду. Учти, на будущее. — Уже от дверей кинул он, обернувшись. — А долги свои я всегда оплачиваю. — Добавил он с ухмылкой, в ответ на ее надменное фырканье.

— Вот это — главное. — Задумчиво протянула Карина глядя на двери, уже закрывшиеся за его спиной. — Хотя, лучше бы, мне, вообще не пришлось беспокоиться об этом. — Добавила она, поднеся ладонь к губам.

И легко потерла кожу, размышляя, что ей весьма понравился немного солоноватый привкус его кожи, с примесью того табака, все еще оставшийся на губах.

Глава 7

— Лихуцкий.

— Что? — Борис и Алексей оторвались от экрана монитора и посмотрели в его сторону.

— Найди Лихуцкого и поговори с ним. Что-то он точно знает. Нам надо выяснить насколько много.

Костя отошел от окна, возле которого стоял последние минут двадцать, задумчиво рассматривая город. Уже начинались ранние зимние сумерки. День проходил, а они едва ли на пару шагов сдвинулись с отправной точки. Это не улучшило его настроения.

Никольский раздумывал над его словами пару секунд, после чего кивнул, видимо, соглашаясь с идеей Константина. Обернулся к трем парням, сидевшим на другом краю комнаты перед тихо работающим телевизором, и махнул головой. Один из них тут же поднялся и подошел к Борису, слушая негромкие указания. Двое других остались на месте. Несмотря на кажущуюся расслабленность и вальяжность их поз, в глаза бросалась подтянутость, напряженность тел и сосредоточенность глаз, казалось, глядящих сквозь экран с футбольным матчем. Не смог, все-таки, Борис себя остановить — притащил парней для охраны.

Хорошо, хоть не из своего управления, нечего лишний раз столичных силовиков гневить. Константин уже и так, не раз подумывал, что пора перетаскивать Никольского с «официального» места работы. Свою охранную фирму они давно организовали под его курацией, как раз можно было Бориса и явно назначить начальником. Вот только, конечно, в плане доступа к государственной информации — возможности станут не те. Ведь неизвестно еще, удастся ли «своего» человека на освободившееся место в областном управлении поставить в нынешней ситуации. Или же из столицы кого-то пришлют, и опять по новой «обрабатывай». А это время, все-таки. Потому сидел пока Никольский «на двух стульях», что не особо нравилось Константину.

— Я с вами. У меня и самого есть пара вопросов к Виталию. Он много где крутится, может и про отель нам что-то расскажет. И про этого…

Алексей, в основном молчавший до этого, повернулся к Никольскому и нажал на паузу, остановив воспроизведение записей с камер наблюдения в его отеле. Они все вместе просматривали те последние полтора часа, прокручивая небольшой отрезок по сотому разу, наверное. Тот не особо четко показывал неизвестного мужчину, который, судя по времени и месту, и был ответственен за погром в номере Кости. Проблема заключалась в том, что никто понятия не имел, что это за тип. Не помогла пока и база данных СБ, сверку с которой сейчас проводил Никольский.

Закончив что-то обсуждать с помощником, Никольский кивнул в ответ на заявление Алексея.

— Хорошо, пригодишься, заодно. Ты в городе лучше меня ориентируешься. Кость, — Борис посмотрел на него. — До какой степени нам с ним «разговаривать»-то?

Константин отвел взгляд от монитора, в который раз пытаясь вспомнить, не видел ли этого человека раньше. Секунду посмотрел на Никольского.

— Лишь бы нам потом милиция обвинение не предъявляла, Боря. — Он усмехнулся. — А остальное — на твое усмотрение.

— Понял.

Борис поднялся с насиженного места и, вместе с двумя ребятами и Алексеем, вышел из номера, с кем-то разговаривая по телефону. Видимо, узнавал, где можно сейчас найти Лихуцкого.

Константин вернулся к окну, не обращая внимания на оставшегося в номере охранника, в наличии которого не особо и нуждался, как ему казалось. Его так и подмывало взять пульт и отключить звук у телевизора. Так же, как и отправить куда-нибудь подальше Шлепко, разговаривающего в соседней комнате по телефону. Но Максим, в конце концов, занимался его же делами, не ругать же парня за добросовестность. Пусть и хотелось после суматохи, которая началась с приездом всей этой толпы, после многочасовых обмусоливаний одних и тех же фактов, обсуждения домыслов и предположений — просто спокойно подумать в тишине.

Несмотря на то, что им, вроде бы, удалось обнаружить того, кто проник в номер — это не приблизило их ни к выяснению личности неизвестного, ни к пониманию, на кой черт тот, вообще, такое устроил? Да и все еще непонятно было: от чьего имени этот человек произвел погром. Личные счеты они отмели: во-первых, сам Константин понятия не имел, кто это такой. Да и, во-вторых, имей это событие характер мести — была бы озвучена хоть какая-то причина.

Поняв, что начинает раздраженно постукивать пальцами по подоконнику, Константин сжал руку в кулак. Замечания футбольного комментатора, доносящиеся от телевизора в гулкой тишине остального номера, раздражали все больше. Максим, видимо, занимался бумагами. Константин старался отстраниться. Но через десять минут сдался и, смирившись с мыслью, что или сам немедленно уйдет, или прибьет этого парня, что смотрел футбол, выбрал первый вариант. Удостоверившись, что в кармане есть полная пачка сигарет, он стремительно направился к выходу из номера.

Парень тут же поднялся и двинулся за ним.

— Не рыпайся. — Раздраженно кинул Костя, матеря в душе Борю с его паранойей.

И уже даже пожалел, что, вообще, позвал сюда Никольского. Сидел бы тот дома и там бы разбирался, телефоны сокращали любое расстояние.

— Константин Владимирович, у меня четкие указания от Бориса…

— Так, твоему начальнику — плачу я, и тебе, кстати, тоже. Значит, и слушаться ты должен меня. А мне и подавно не надо, чтобы ты таскался за мной по этажам. Никто меня до сих пор не трогал, и сейчас не полезут. — Бросил он через плечо уже от дверей. — Если Никольский вернется — я в баре, на втором этаже буду. И, не дай Бог, пойдешь за мной. — Выразительно глянув на охранника, который разрывался между чувством ответственности перед заданием и нежеланием подопечного помогать ему, Константин захлопнул за собой дверь.

Карина рассеяно перебирала фисташки, стоящие перед ней в маленькой хрустальной пиале. Рядом стоял нетронутый бокал шардоне. Но и тот вызывал не больше интереса в ней, чем фисташки.

Официанта удивило то, что она заказала соленые орешки к вину. Неопытный парень, позволил себе показать эмоции. Профессионал не допустил бы такой ошибки. Какая разница, что хочет клиент? Твоя работа удовлетворить любую его прихоть, а не высказывать свое мнение. Но она не собиралась указывать парню на промах. Хотелось просто немного посидеть и подумать в одиночестве. А где это можно сделать лучше, чем в месте, полном незнакомых людей? Номер уже тяготил ее и давил своими роскошными диванами и стенами. Карина настроилась и, более того, хотела вернуться домой. И дело было не только в ситуации с Шамалко. Видимо, сказывались последние полтора года, проведенные в «отпуске». Вернувшись сюда, Карина все больше понимала, что не хочет возвращаться в игру. Она получила долгожданную свободу выбора и возможность делать то, что хотелось именно ей, и совершенно не желала терять этого. А выбрав нового покровителя, так или иначе, придется угождать и подчиняться ему. Пусть и не во всем. Но не хотелось теперь терять и йоты своей независимости. Слишком дорогой ценой та ей далась. Никакие посулы и материальны блага не стоили возможности жить так, как она жила последнее время, когда ее, наконец-то, никто не трогал. Впервые в жизни.

Да и чего ей не хватало? В кои-то веки Карина была великолепно обеспеченно материально, причем не из кармана покровителей, а уже дивидендами от собственных вложений.

А вновь хлебнув «прелестей» прошлой жизни, Карина все больше убеждалась в верности решения, созревавшего в разуме последние месяцы. Ей надо уходить. Пора. Тем более что отпускали. Не стоило пренебрегать подобным случаем. Не дай Бог, передумают.

Кроме того — не хотелось повторения утренней ситуации. Карина не хотела оказаться вовлеченной в сеть интриг, о которых ничего не знала. И очень надеялась, что утренний поступок Соболева еще не сделал этого.

Однако Карина не могла просто взять и уехать в эту же минуту, как не хотелось бы. Ее пригласил Дима. И хоть Карина выполнила то, ради чего он ее позвал, пусть честно высказала свое мнение об интересующих его людях, пристально наблюдая за теми и на приеме, и на благотворительном вечере — она не имела права покинуть столицу без разрешения Картова.

А он не перезвонил. Карина еще утром оставила сообщение на специальном номере, описав ситуацию с Шамалко и изложив свои размышления по поводу принятого решения. И точно знала, что Дима то получил. Информация о любом сообщении тут же перебрасывалась на его «официальный» номер. И, тем не менее — Дмитрий молчал. Почему? Карина понятия не имела.

Можно было позвонить непосредственно ему. У Карины имелось право на подобную привилегию. Но ситуация не была критичной или срочной, потому она не собиралась поступать опрометчиво. Просто хотелось скорее уехать, это да. Но Карина прекрасно умела терпеть. Так, как мало кто, наверное. Жизнь научила. Да и на условия нынешнего ожидания жаловаться не приходилось. А если нет экстренной необходимости — Картова лучше не торопить.

Потому она и сидела опять в том же баре, слушая тихую музыку и играя фисташками вместо того, чтобы те есть.

Только вот это молчание Дмитрия начинало ее тревожить. И в голове, пока еще не очень оформившись, крутилась нехорошая мысль — а не придумал ли Дима еще что-нибудь? От таких размышлений и подозрений внутри становилось зябко. Но она себя одергивала.

Несмотря на то, что большую часть дня Карина провела вне отеля — она ощущала себя, словно запертой здесь. Не помогла ни прогулка, ни поход по магазинам. Она так ничего и не купила, ничто не зацепило ее, хоть столичный выбор был куда богаче того, что Карина имела в последнее время. Единственное, что приглянулось — цепочка с бриллиантовой подвеской. Но покупать ту — стало как-то лень.

Украшений у Карины было много. Толку от еще одного, тем более, если она сумеет воплотить в жизнь решение уйти — никакого. Не перед кем будет наряжаться. А передавать «семейные» ценности некому, в виду отсутствия той самой семьи и детей не только в реальности, а даже в планах.

У Карины никого не было, и ее это устраивало. Более того, любая мысль о вероятных детях даже пугала. Потому она ее не рассматривала, как реальную возможность.

Очень может быть, что когда-нибудь, она настолько раскроется и расслабится, что рискнет к себе кого-то подпустить и привязаться к кому-то. Например, к кошке. Пока же Карина не хотела иметь под боком ни одного живого существа. Ее, как раз, прекрасно устраивало то, что она может быть совершенно одна.

Потому и не смогла сегодня молоденькая продавщица ювелирного украшения уговорить Карину на покупку. Не на то ставку сделала, расписывая, как прекрасно создавать коллекцию драгоценностей, которые можно будет после оставить дочери или сыну. Посмотрев на эту девочку с холодным недоумением, Карина только покачала головой и пошла прочь из магазина.

— Ты не против?

Голос Соболева прервал ее мысли, а его хозяин уже спокойно уселся напротив Карины за столиком, который она сегодня предпочла стойке, и поднял руку, подзывая официанта. Не дожидаясь ее разрешения, как и вчера.

— Ты меня преследуешь? — Если бы не раздражение на такое поведение, она даже могла бы восхититься наглостью Константина.

К счастью, опыт не дал показать ни первого, ни второго чувства. Карина смотрела отстраненно и безразлично.

— И в мыслях не было. — Константин посмотрел на нее без той ироничной улыбки, которая бесила ее утром. Да и без всякого намека на флирт. — В номере я не могу подумать по ряду причин. А здесь — больше нет свободных столиков и мест.

Он говорил отстраненно, почти не вникая в суть. Похоже, снова размышляя о чем-то ином. Карина едва не рассмеялась — его счастье, что ни он, ни она — не заинтересованы. Подобного пренебрежения к собственной персоне соискателю на покровителя она бы в жизни не простила.

Оглянувшись, Карина заметила, что в баре, действительно, не было ни свободных столов, ни мест у стойки. Впрочем, это Соболева не оправдывало.

— Этот столик тоже занят. — Заметила она, пока он заказывал подошедшему официанту коньяк.

— Ничего. — Отмахнулся Константин, поджигая сигарету. — Ты мне не мешаешь.

Она удивленно приподняла брови.

— Ты не думал, что можешь помешать мне?

— Чем? — Искренне удивился Соболев и даже на минуту действительно посмотрел на нее, а не вскользь.

— Своим присутствием. — Прозрачно намекнула Карина.

— Я умею молчать не хуже тебя. — Хмыкнул Соболев. — Да и, вообще, просто хочу подумать. Но если у тебя какие-то проблемы с этим, пожалуйста, — он махнул рукой, словно отпуская ее. — Я тебя не держу.

Карина прикрыла глаза на секунду, не зная, то ли рассмеяться, то ли дать ему гневный отпор. Вроде и жила среди этих мужчин двадцать лет, а до сих пор иногда искренне умилялась их непосредственности и самомнению.

Но потом ей стало безразлично. Какая, действительно, разница, если он не будет ее трогать? То, что молчать Соболев умел, она, и правда вчера убедилась. Так что, если только ему не придет в голову снова пытаться снять на ней свое раздражение — пусть сидит. Выгнать она его не сможет, Константин явно демонстрировал, что обосновался за ее столом надолго. А если что — помешать уйти Карине никто бы не смог. И это ничуть не скажется на ее самоуважении и гордости.

Так что она просто хмыкнула и вернулась к своим фисташкам.

Он, и правда, ее не отвлекал. Только пару раз Карина поворачивалась в сторону Соболева. Когда тот зачем-то попросил у официанта коробок спичек, хотя его зажигалка лежала на столе. И когда у Константина тихо завибрировал телефон.

Карина не прислушивалась. Да и не к чему было, Соболев снова только слушал. Хотя и не удержалась, пару минут удивленно следила за тем, как он после этого звонка раскладывает на деревянной поверхности стола спички, вертя их то так, то эдак. Ей это что-то напоминало, вот только что — не могла вспомнить. Да и не верилось, будто Соболев играет, как малый ребенок, складывая фигурки из палочек.

— Штирлиц. С детства дурная привычка осталась. — Видимо, заметив ее интерес и недоумение, мимоходом бросил Константин, и вернулся к своему странному занятию.

А Карина только через минуту осмысливания вспомнила, что именно так делал герой знаменитого советского фильма, когда размышлял. И легко покачала головой, искренне недоумевая, как при всей своей силе и влиянии, при характере, который позволял им столько добиться — многие мужчины оставались детьми, до сих пор играющими в шпионов, супергероев и сыщиков? И, самое странное, что им это сходило с рук.

Ни одна женщина в этом окружении не смогла бы позволить себе подобное сумасбродство. Слишком дорого пришлось бы за такие глупости платить.

А, вообще, странный это был вечер. Вроде бы как-то сильно напоминал прошлый, только без всех неприятностей, которые сыпались на Карину вчера. Они точно так же молча сидели в компании друг друга, не мешая думать каждому о своем. Соболев так же курил, только меньше. И совсем не пил из своего бокала. Только и делал, что передвигал спички, видимо, размышляя о чем-то.

И даже ушли, можно сказать, так же, как и вчера — вместе. Константин просто поднялся следом за ней, когда Карина решила, что пора возвращаться в свой номер. Хоть и не произнесли ни слова: ни расплачиваясь за нетронутый коньяк и вино, каждый сам, ни поднимаясь после в лифте.

И в тоже время, совсем другой вечер. И молчали они — иначе. Только вот как — Карина пока не смогла понять.

Закрыв за собой дверь номера, она решила, что ей, действительно, надо отсюда уезжать. И не только в Шамалко причина. Карина знала много мужчин. Немало из них она узнала достаточно близко. У нее были и «рабочие отношения» и «романы» для собственного удовольствия, когда те, кого она выбирала — ей нравились. Эти мужчины были приятны ей физически, они вызывали отклик в ее теле. Добился этого и Константин. С теми мужчинами, как и с ним сегодня утром, ей было весело и интересно флиртовать и играть, это забавляло и развлекало.

Но не с одним еще мужчиной ей не было комфортно и спокойно молчать.

Обычно молчание вокруг Карины было наполнено болью и страхом. Даже тогда, когда она была одна. И не стоило забывать о дорогих уроках, преподнесенных жизнью.

Вернувшись в номер, Константин несколько удивленно посмотрел на Никольского. Тот звонил ему с час назад, пока Костя был в баре, чтобы сообщить, что Лихуцкого пока обнаружить не удалось, но они продолжают. И что, спрашивается, он делал тогда здесь на диване? Приподняв бровь, он молча прошел мимо и достал коньяк из мини-бара. Почему-то там, внизу, алкоголя так и не захотелось. Мысли будоражили мозг, и он даже не вспомнил о заказанном бокале. А теперь — появилось желание выпить.

— Ребята продолжают искать. — Начал отчитываться Борис, верно поняв жест. — Алексей позвонил кому-то, да и я пару звонков знакомым сделал. Найдем. Никуда не денется. Плохо только, что территория не наша. Быстрее дело бы шло.

Костя кивнул и отошел к прежнему месту у окна, медленно отпив коньяка.

— Костя, ты зачем на парня наорал? Он же здесь для твоей безопасности.

Никольский поднялся и подошел, видимо, собираясь вправлять ему мозги по поводу отношения к собственной безопасности.

— Борис. — Константин не обернулся. — Сними себе номер. И этим. — Он неопределенно махнул рукой, имея в виду остальных парней. — И прекрати этот балаган. Не буду я таскаться с охраной за спиной.

Никольский одарил его выразительным взглядом, ясно говорящим, что он считает поведение начальника глупым. Но спорить не стал. Видно, как и сам Костя, устал за этот день, полный непонятных событий и суматохи. И пошел к выходу, крикнув своим ребятам и Шлепко, чтобы выдвигались следом.

Наконец-то. Он останется один в тишине. Может и не придумает ничего нового, о чем еще не думал бы сегодня, но хоть отдохнет от этих всех.

Мысли переключились на последнюю пару часов.

— Борь. — Окликнул он Никольского, который уже почти вышел в коридор.

Тот обернулся и ступил назад в номер, прикрыв двери.

— Узнай мне все о Карине. — Распорядился Константин, отпив еще коньяка.

Пару секунд за спиной висела тишина.

— О какой Карине? — Наконец, поняв, что он продолжать не собирается, уточнил Никольский. — Ты мне хоть фамилию скажи?

— Это твоя задача, узнавать информацию. — Хмыкнул Константин в ответ. — Вот ты мне фамилию моей соседки и скажешь. Вместе со всеми остальными подробностями.

— Ладно. Понял. — Устало вздохнул Никольский, и снова приоткрыл дверь. — Это срочно? Или можно отложить до завтра? Я вторые сутки не сплю, устал, как собака.

— Не горит. — Костя передернул плечом. — До завтра подожду.

Никольский кивнул и, наконец-то, ушел, уведя всех своих помощников. А Константин долго стоял у окна, раздумывая над тем, куда теперь делся Виталий, и не постигла ли его та же судьба, что и Можайского? Ему категорически не нравилось, что кто-то шел быстрее, опережая Константина на шаг, минимум.

Карина сжалась в комочек под одеялом, стремясь исчезнуть, спрятаться. Затаила дыхание, стараясь даже не дышать. Только сердце — предатель, так стучало, что барабанной дробью грохотало в ушах, да и в комнате, наверное. Так нельзя. Нельзя. Ее услышат. Найдут…

Она зажмурилась от ужаса.

И тут же распахнула глаза, окончательно избавившись от сна. Осмотрелась, понимая, что она в гостинице. Совершенно одна. Резко села в кровати. Глубоко вздохнула, прижала голову к коленям, пытаясь стряхнуть с себя липкие и влажные остатки старого кошмара.

В дверь постучали. Вежливо и аккуратно. Судя по всему, не в первый раз. Потому она и проснулась, наверное.

Карина глянула на часы: шесть пятьдесят утра.

Соболев? Опять?

В этот раз она его и на порог не пустит. Вызовет охрану отеля.

Решительно спрыгнув с постели, она подхватила халат и, запахивая тот на ходу, пошла к дверям.

— Слушай, если тебе не спится, дай хоть людям… — Не успев открыть те толком, возмущенно заметила Карина.

Но тут же умолкла на полуслове, удивленно уставившись на официанта. Парень стоял у ее дверей со столиком, на котором, с весьма заманчивым видом стояли круасаны и свежий, горячий, ароматный кофе, сервированные на подносе. В центре подноса возвышалась изящная и аккуратная вазочка с одним цветком орхидеи.

Хоть не банальная роза.

Официант растерянно моргнул и попытался ослабить воротничок формы. Судя по всему, она его немного ошарашила таким приемом. А может и внешним видом, решила Карина, наблюдая, как глаза мужчины уставились в район ее груди. Он трижды прокашлялся, прежде чем попытаться что-то объяснить.

Но Карина уже не нуждалась в объяснениях.

Переведя глаза дальше, привлеченная тихим смехом, она увидела на пороге соседнего номера Соболева, искренне наслаждающегося устроенным шоу. Он расслабленно и вольготно облокотился о двери, наблюдая за ней, пока сам пил кофе. Рядом с ним стоял незнакомый ей мужчина, похоже, только подошедший. Он, с таким же непониманием, как и сама Карина, кажется, наблюдал происходящее.

Заметив, что она посмотрела на него, Соболев отсалютовал Карине чашкой с кофе, которую держал в руках.

— Решил вернуть тебе долг так, раз ты не берешь деньгами. — С лукавым смешком объяснил Константин, видя ее явное недоумение. — Завтрак за завтрак.

И пока Карина пыталась что-то придумать в ответ, не начав смеяться, Константин, что-то тихо проговорив, пропустил второго мужчину в свой номер. После чего, подмигнув ей напоследок, и сам скрылся за дверью.

А она, забрав поднос и отпустив все еще пялящегося на ее грудь официанта, закрыла дверь и позволила себе искренне рассмеяться. Не так уж часто ее утра начинались настолько забавно и весело.

Глава 8

Don't call my name

Don't call my name, Alejandro

I'm not your babe

I'm not your babe, Fernando

Don't wanna kiss

Don't wanna touch

Just smoke my cigarette and hush

Don't call my name

Don't call my name, Roberto (Alejandro Lady Gaga)

— Видел?

Никольский кивнул, наблюдая, как Константин, все еще усмехаясь, закрывает двери номера и, продолжая пить кофе, идет к столу, стоящему у окна.

«Он, вот, кофе выпить не успел», с тоской подумал Борис. Слишком срочно его сдернул Соболев с кровати своим коротким и непонятным: «Явись. Трех минут хватит?»

Спрашивает, типа. Будто Борис знал его недостаточно и не понимал, что это приказ, с которым и спорить бесполезно.

И вложился ведь, не потерял еще выправки, выдрессированной в академии, черт знает сколько лет назад. Правда, думал, что тут срочное что-то, может, в номер влезть пытались, или еще что. А Костя с бабой заигрывает…

— Вместо фамилии пойдет? — Поинтересовался Соболев, прерывая его мысли.

И махнул головой в сторону стола, где стояла еще одна чашка, и имелся неплохой выбор блюд на завтрак. Вот за что и уважал Борис Соболева, что о своих тот всегда заботился.

— Та самая Карина? — Уже жуя мясную нарезку, поинтересовался он и запил все большим глотком кофе.

Горячий напиток разлился по телу, бодря и прогоняя остатки сна. Замечательно. Тех пяти с половиной часов, что он отдыхал, явно не хватило для нейтрализации последствий двух бессонных суток накануне. Эх, стареет, видимо. Стареет. Соболев вон, спал не больше ведь, а как огурчик. Но он и моложе. Ну и что, что всего на пять лет. Это не так и мало после определенного возраста.

Константин кивнул в ответ на вопрос и сам взялся за еду, о чем-то молча размышляя. А Борис с тоской подумал, что и правда стареет. В двадцать лет мог неделями гулять, отдыхая по два-три часа в сутки, и хоть бы что. А теперь…

Уже дочери двацатник. Того и гляди, дедом сделает. Мысли плавно перекочевали на необходимость позвонить жене, отчитаться, что все в порядке. Еще один «начальник». Шагу спокойно ступить не даст. Вчера все полтора часа, что он собирался, причитала и умоляла не ехать в столицу, будто его тут кто стрелять собрался. Он не Соболев, в конце концов, до него крупным шишкам большого интереса пока нет. Только Катьку не убедишь, она сразу была против, чтобы он переходил под покровительство Кости. Ходила и пророчила верную гибель, если не в судах, за нарушение присяги и служебного долга, так в бандитской перестрелке. И ведь сколько раз объяснял ей, что Соболев к криминалу, как таковому, отношения не имеет, иначе и сам бы не полез, а все без толку. Хоть и понимал он жену, как тут поверишь, когда и дураку ясно, что вся область у Соболева в кулаке? И пусть он не лезет в газеты и на экраны, а все равно, любой скажет, кто у них, на самом деле делами заправляет. Вот Катерина и истерит. Как выла, так и воет, что они вполне на его зарплату проживут и не надо им больше. Можно подумать, что именно на его «законную» зарплату дочка заканчивает образование в Англии, а сын ненаглядного младшего брата Кати — в столице учится.

Борис фыркнул и налил себе еще кофе из кофейника. Отмахнулся на заинтересованно-поднятую бровь Соболева. Этот не поймет. В жизни женат не был, не знает, какую плешь настойчивая баба может проесть на голове мужика. Даже самого грозного и властного.

Константин пожал плечами и все в той же тишине вернулся к завтраку.

Эх. А ведь, все равно, надо позвонить. Волнуется Катька. Всю ночь, наверняка, не спала. Разве что под утро. Потому и звонить стоит после девяти. Пусть хоть немного поспит родная, отдохнет.

После второй чашки кофе жизнь стала казаться веселей, да и мозг активней взялся за свою непосредственную функцию. Даже перспектива звонка жене уже не напрягала, как и ее вероятные причитания. Да и стало интересно, отчего это Соболев так той Кариной заинтересовался. Вчера не до того было, слишком Борис спать хотел, на ходу вырубался.

Видная баба, конечно, не поспоришь. Вон, как парнишка-официант остолбенел, так и не пролепетал ни слова. Видно не часто ему женщины в таком виде двери открывали. Хоть и одета, а все равно, все домыслить можно.

Знал о ней что-то Костя? Подозревал в чем-то? Или просто, по своей параноидальной привычке хотел знать все и обо всех? Так соседом по левой двери не заинтересовался, поди. Не тот размер груди, видимо.

Борис хмыкнул, но исключительно про себя. Кое-кто из ребят порой позволял себе отпускать шуточки о любви их босса к информации, переходящей в манию. И о том, что без этой самой информации он не то, что на работу никого не возьмет, не то, что контракт не подпишет, но и девку в постель не пустит, если всю ее подноготную знать не будет. Ясно, что в глаза такое Соболеву никто сказать не решился бы. А Борис, как личность к Косте довольно приближенная, хорошо знал, что не так уж эти шутки далеки от истины. Что-что, а быть в курсе всего происходящего вокруг Костя любил. И всех его «девочек» Никольский проверял едва не до третьего колена родословной. Причем, вовсе не на наличие благородных кровей в прошлом.

Прерывая его неторопливые размышления, зазвенел мобильный. Костя только поморщился, когда в тишине номера резко прозвучала бодрая мелодия. Ну, да. Сам босс вечно ставил свой телефон на вибро-вызов. Никольский быстро поднял трубку, чтобы прервать музыку.

— Да. Понял. Дождетесь и сопроводите. — Распорядился он, выслушав отчет своих ребят, отправленных продолжать вчера поиски Лихуцкого.

Сбросил вызов и глянул на Соболева. Тот внимательно смотрел и ждал отчета.

— Нашли Виталия, жив-здоров. Улетел в Крым по чьему-то заказу. Сегодня возвращается. Ночью, потому как поездом. Рейсы отменили. Погода. — Борис махнул рукой на окно, за которым мело снегом. — На полуострове, говорят, еще хуже. Ребята его прям на перроне и возьмут.

Костя кивнул и так же молча отвернулся, разглядывая ту самую погоду на улице. Борис же, давно привыкший к его характеру, с удовольствием продолжил завтракать.

Нервный хруст суставов заламываемых пальцев было единственным, что могло бы выдать ее состояние. Однако в номере никого не было, кроме нее самой. Только потому Карина и позволяла себе настолько проявить чувства. Прошло практически два полных дня, а Дима так и не перезвонил. Смутные подозрения уже конкретно оформились в очень нехорошее предчувствие. У него, определенно, были еще какие-то планы и те касались Карины. Иначе он бы ее уже давно отпустил.

То и дело в разуме мелькали сожаления о своем согласие приехать. Но Карина тут же насмехалась над ними. А как бы она смогла не приехать, если Дима просил? Кроме того, если Картов действительно имел на нее планы и хотел здесь видеть — ничто не помешало бы Диме и самому за ней явиться, чтобы привезти сюда. Так что сожалеть глупо и не о чем. Тем более что Карина еще ничего толком не знала.

Выйдя из спальни, она медленно и сдержанно, контролируя каждое движение так, словно находилась на людях, подошла к небольшому столику. На том находился ее плеер, с подключенным динамиком. Пространство номера наполняла музыка. И сейчас Карина еще на несколько пунктов увеличила громкость. Терпеть звенящую тишину — не было сил. Слишком много Карина могла услышать в той такого, чего боялась и не желала вспоминать.

Бросив плеер назад, Карина мельком посмотрела на огромный букет оранжевых роз. Те прислал Шамалко, с очередным предложением.

День оказался еще хуже, чем вчера. Теперь стены номера не просто давили на нее, они душили, сжимали Карину в своих тисках, а она даже выйти никуда не могла, кроме салона. Но ни массаж, ни процедуры, которые должны были бы расслабить и снять стресс, подарив ей покой — никакого результата не дали. Вариант с прогулкой, как вчера, оказался нереальным. Поскольку шататься по метели, нежданно захватившей столицу с большей частью страны из-за пришедшего из Европы циклона, не было желания. За окном, даже в полдень, царил сумрак. Сейчас же, в половине седьмого вечера, стояла кромешная темнота, с которой не справлялись ни уличные фонари, ни фары редких машин, водители которых, рискнули выехать на дорогу.

В бар идти, так же, не хотелось. Почему? Карина не смогла бы сказать с твердой уверенностью. Но вероятнее всего, она опасалась встретить Соболева, который так же облюбовал это место для отдыха. Нет, она не боялась Константина. Просто поддерживать дальнейшее знакомство не казалось ей целесообразным, тем более что Карина собиралась завершать «карьеру». О чем она намекало Шамалко. И если тот узнает о частых встречах Карины и Константина — конечно же, не посчитает те случайными, каковыми они были на самом деле. Виктор решит, что его водят за нос и Карине будет куда сложнее держать его на расстоянии.

Вот и сидела она в опостылевшем номере. Пыталась читать, да только не осилила и одной страницы, сказывалась нарастающая нервозность. Оставалось только мерить шагами пространство номера и напоминать себе о сдержанности и хладнокровии. В конце концов, о чем ей тревожиться? Что такого могло случиться, чего Карина еще не пережила?

Даже громкая музыка не помешала ей услышать стук в дверь. Странно, Карина понимала, что глупо и опасно обманывать себя. Она могла бы сказать, что надеется, будто это приехал Дима, по причине занятости не утрудившийся звонком. Но на самом деле, почти не сомневалась в том, кого именно увидит за дверью и, что самое опасное, похоже, практически этого ждала.

Тем не менее, ни одна из этих мыслей не проскользнула на ее лице, когда Карина открыла двери и холодно посмотрела на Соболева.

Мужчина стоял у ее дверей, расслабленно опираясь на косяк и играя своей зажигалкой, и, похоже, осматривал коридор, ожидая, пока она откроет.

Карина приподняла бровь, без слов интересуясь причиной его появления здесь.

— Тебя не было в баре. — Пожав плечами, бросил Соболев, кажется, прекрасно разбираясь в значении ее мимики и жестов.

И что?

— У меня могли быть дела. — Прохладно проговорила Карина, намекая, что не ищет и не особо жаждет его компании.

Соболев прищурился и на миг будто бы задумался, словно допуская такую вероятность после ее слов. Но тут же усмехнулся и кивнул головой вглубь номера.

— Сейчас ты, вроде, свободна. — Сделав вид, что не понял ее намека, заметил он. — Пошли ужинать, достала эта погода. А тут не такой и плохой ресторан.

Ладно, хорошо, он смог ее удивить. Мало кто из мужчин, даже этих, вели себя настолько нагло в открытую. Специально подначивая и провоцируя. Но Карина замешкалась только на секунду.

— Почему я должна идти с тобой? — Поинтересовалась она, не меняя тона. — Мы уже обсуждали, что мое время дорого стоит.

— А я готов оплатить его. — Не смутившись, отмахнулся Соболев. — Выберешь самые дорогие блюда в меню, я не против. — Подмигнул он, только вот выражение его глаз было не веселым, а скорее изучающим.

Словно она редкий вид бабочки. Или таракана. И Соболев еще не решил, как с забавным насекомым поступить.

— Соберешься за пять минут? Я ужасно голоден.

Он ее торопит? Мило. А Карина еще не согласилась, между прочим.

— Иди, ешь. Я тебя не задерживаю. — Она начала закрывать двери.

Соболев, ничуть не смутившись и не растерявшись, прижал дверь носком туфли, не позволяя ей этого.

— А я не люблю есть в одиночестве. — Заявил этот нахал, продолжая наблюдать за ней и ее реакцией.

Нашел клоуна.

— Могу дать пару телефонов эскорт-агентств. — Карина непроизвольно скрестила руки на груди. Поняла, что сделала, и тут же плавно опустила те. Не будет она закрываться, показывая свою уязвимость. — Тебе там с радостью помогут.

— Прошлые места работы? — Соболев с ухмылкой вздернул брови.

Карина одарила его невинной улыбкой.

— Не мой уровень, так что — нет, прости. Но отзывы слышала неплохие, можешь не волноваться. Останешься доволен.

— Спасибо, но я предпочитаю компанию знакомых женщин. Сама понимаешь, в моем положении приходится опасаться расчетливых девиц, так и норовят окрутить. — Доверительно «поделился» Константин, немного ближе наклонившись к ней, словно сообщал что-то по секрету. — А тебе мои деньги не нужны, это мы уже выяснили. — Сверкнув насмешливой улыбкой, вдруг добавил он.

Карина старалась не улыбнуться, но проиграла. Ладно, чувство юмора у этого нахала присутствовало. Она с трудом могла себе представить, чтобы кто-то смог «окрутить» Соболева.

— И, не подумай, что тороплю, — добавил он, похоже, довольный тем, что она улыбнулась. — Но у тебя осталось две минуты на сборы.

Теперь Карина искренне засмеялась. Все-таки, этот давал фору в своем нахальстве многим. Особенно тем, что даже не пытался прикрыть то вежливостью, лестью, или чем-то подобным.

Ладно, в конце концов, этот номер ей осточертел, как и нервное напряжение, которое только усилилось к ночи. Конечно, оставался Шамалко… Но Карина вдруг почувствовала злость из-за того, что своим предложением Виктор, похоже, заставляет ее ограничивать свою свободу и вновь загоняет в рамки страха и опасений, подчинения, из которых Карина так долго вырывалась. Она имела право жить так, как хочется, а не прятаться в четырех стенах, дрожа и боясь. Тем более, как показывал ее опыт, это никогда ни от чего не спасало и не приносило ожидаемых результатов. Ей, по крайней мере, не везло с эти.

Кроме того, насколько она знала, Виктора сегодня даже в городе не было. Он лично написал в записке к цветам, что уехал на два дня и придет за ответом по возвращении. Не следил же он за ней. Неужели она должна все время опасаться и оглядываться еще и на этого? Черта с два!

— Я сама заплачу за свой ужин. — Заявила Карина и, взяв карту-ключ со столика, вышла в коридор, захлопнув дверь.

— Похоже, ты совсем низкого мнения о моих финансовых возможностях. — Заметил Соболев, не позволив ей оторваться и на шаг от него.

Карина только улыбнулась в ответ. Они оба знали, что, заплати он — Карина не могла бы отказать ему в другом, чего бы Соболев не пожелал в ответ.

— Ну что ты, просто мне же не нужны твои деньги. — С милой улыбкой напомнила она ему и зашла в лифт.

Пришел черед Константина смеяться.

— То есть, твоему обществу я обязан своему личному обаянию? — Пошутил он, пропустив ее и зайдя следом.

— Скорее снегу и скуке, — отмахнулась Карина.

Соболев опять широко улыбнулся.

— Кстати, — он спрятал зажигалку в карман и, нажав на кнопку первого этажа, смерил ее изучающим взглядом с ног до головы. — Я говорил, что ты — потрясающая женщина? — С невинной усмешкой поинтересовался Константин.

Карина приподняла бровь.

— Потому что не интересуюсь твоими деньгами? — уточнила она.

Костя медленно покачал головой, не перестав улыбаться.

— Ты единственная, известная мне женщина, сумевшая собраться в ресторан за одну минуту. — Заметил он. — Причем, не побоявшись отправиться туда босиком и в халате. — Добавил он так же весело. — Не боишься, что люди не поймут?

Эх, если бы это было самым страшным или странным из того, что ей доводилось делать. Знал бы Соболев… Хотя, может и знал. Мало ли, чего он от своих «девочек» требует.

Она улыбнулась. Медленно и искушающе.

— Я плохо выгляжу? — Чуть более низким голосом поинтересовалась Карина.

— Великолепно. — Ответил Константин почти с такой же улыбкой, только самоуверенной до чертиков.

— Тогда, в чем проблема? — Уточнила она.

— А кто сказал, что проблема есть? — Деланно удивился Соболев. — Меня все устраивает. — Он многозначительно улыбнулся и еще раз, медленно, со вкусом осмотрел ее всю. — Только вот думаю, пустят ли нас внутрь ресторана? — Протянул он, замерев взглядом чуть ниже ее ключиц.

Ладно, Карина и сама знала, что реагирует на него. Так что мог бы не пялиться на ее соски с таким самоуверенным выражением в глазах.

И все же, несмотря на все ее понимание, решение и опыт, что-то закружилось в малом пространстве лифта. Натянулось звенящим напряжением между ними, заставляя ее следить за своим дыханием, чтобы не оказаться в проигрыше, открыв слишком много другому человеку. Мужчине, тем более.

Судя по тому, как неуловимо изменилось лицо Кости, он так же ощутил это. Притяжение и искушение, которое становилось между ними сильнее от встречи к встрече. И которому она не собиралась поддаваться, несмотря на проснувшееся желание и азарт.

— Неужели тебя могут не пустить в ресторан? — Ощущая щекочущее покалывание в груди, там, где прошелся его взгляд, Карина приблизилась и, чуть приподнявшись на носочки, с недоверием прошептала ему почти в ухо. — Если судить по твоей самоуверенности — ты должен быть почти всесилен.

Теплые, пахнущие все тем же табаком, пальцы Константина обхватили ее подбородок. Но она сумела удержать дрожь, возникшую где-то глубоко внутри.

— Я не говорил, что меня не пустят, Карина. — Глядя в ее глаза, насмешливо протянул Костя.

— Ты бросишь в беде голодную женщину? — Поддержала она его тон.

— А что я могу поделать, если она раз за разом отвергает мое покровительство? — С притворным сожалением пожал он плечами.

Карина весело рассмеялась, ничуть не смущаясь тому факту, что его пальцы все еще удерживали ее лицо.

— Фи, как некрасиво. Ты думаешь, меня можно купить за икру или лобстеров? По-твоему, я ценю себя так низко?

— А что надо предложить, чтобы иметь тебя, Карина?

Константин немного надавил, заставив их лица приблизиться почти вплотную. Он усмехался, поддерживая эту игру, но Карина видела, что равнодушное изучение в его глазах все больше сменяется желанием. Надо бы сворачиваться, чтобы не перейти край. Однако самоуверенность этого мужчины была настолько выраженной, что почти раздражала ее. И он ведь не применял силы, ни к чему не принуждал, явно уверенный, что ему нет в таком необходимости. Карина, по большей части, привыкла к другому поведению у мужчин.

Неужели никто и никогда не ставил его на место? Не то, чтобы она собиралась делать что-то подобное, но… Хорошо, ей было немного интересно. Совсем чуть-чуть.

— Иметь? Или поиметь, Костя? — Вздернула она бровь. — Ты, вдруг, вспомнил про дипломатию? А несколько вечеров назад употреблял совсем другое слово… — Протянула она, хитро глядя на него сквозь ресницы.

— А ты хочешь, чтобы я тебя поимел? — В тон ей уточнил Соболев, второй рукой обхватив Карину за талию.

— А я есть хочу, Костя. — Увернувшись, Карина ловко обошла его и вышла из лифта, только что распахнувшего свои двери на первом этаже.

И, замерев в шаге, посмотрела на него через плечо с веселой улыбкой, оборачивая это все в шутку. Константин тоже улыбался. Только и желание никуда не делось из его взгляда.

Ни один из них не обратил внимания на удивление не столь уж многочисленных людей, находившихся в холле, вызванное, видимо, видом Карины.

— Желание женщины — закон. — Сделав вид, что не заметил ничего странного в ее поведении, согласился он и вышел из лифта следом. — Любое желание. — Добавил Костя, на миг, остановившись около нее и наклонившись к самому уху Карины.

По ее спине все-таки прошла дрожь от его многообещающего низкого и хрипловатого тона, как бы Карина не сердилась на предательскую реакцию тела. И он это заметил.

— А я тебя обязательно поимею. — Самодовольно сверкнув глазами, так же тихо пообещал он.

И, пользуясь присутствием людей, уверенно ухватил Карину за руку.

— Тебе холодно? — Тут же поинтересовался Соболев, не позволив ей ответить и сделав вид, будто именно в эту причину ее дрожи он поверил.

— Ничуть.

Карина улыбнулась ему настолько спокойно и безмятежно, что, наверное, никто бы вокруг не понял, какое возбуждение и желание, неясно с чего, вызвало в ней последнее заявление Соболева. Так, что жар, казалось, вспыхнул в животе и разлился по венам, обжигая каждую клетку. Только вот, кажется, от внимательных, прищуренных глаз Константина это скрыть не удалось.

Это ей не понравилось. Карина не помнила, чтобы ее тело когда-нибудь реагировало настолько сильно. Видно, общая нервозность сказывалась, находя выход в сексуальном возбуждении.

А ведь каменные плиты пола действительно холодили босые стопы, да и от морозного воздуха, то и дело врывающегося сквозь двери в холл вместе со снежинками, шелковый халат защищал плохо. Но ей, все равно, в этот момент было жарко.

Ограничившись улыбкой, выразившей все ее недоверие к такому «громкому» утверждению Константина, Карина выше подняла голову и с полной уверенностью в себе осмотрела холл.

— Мы идем в ресторан? Или мне придется возвращаться и заказывать ужин в номер? — Уточнила она у Соболева, сделав вид, что пропустила мимо ушей его заявление.

Карина умела дожидаться подходящего момента, чтобы ответить так, что последнее слово оставалось именно за ней. А с Соболевым, похоже, она могла позволить себе роскошь откровенности безнаказанно, вместо более привычного задушенного молчания.

Он лишь довольно усмехнулся и, кивнув в ответ, повел ее в ресторан, так и не отпустив руку Карины.

А она так, словно это было совершенно естественно и нормально, спокойно и уверенно шла рядом с ним через холл в одном шелковом халате и босиком. Карине давно стало наплевать на чье-то недоумение, возмущение или непонимание. В ее деле с подобными комплексами далеко не пойдешь.

Их все-таки пустили в ресторан. Хотя, на пару мгновений, Константину показалось, что администратор все же решится что-то сказать. Однако Карина просто не дала женщине ни единого шанса. Он не мог отрицать, что с восхищением следил за тем, как Карина, с полной уверенностью в себе и достоинством, стоящим королевы, прошла мимо пораженного администратора и, выбрав лучший столик, спокойно опустилась на стул, который подвинул ей, так же, немного ошалевший, официант.

Впрочем, Костя подозревал, что в немоте администратора ресторана есть заслуга и администратора «vip-зала», в задачу которого входило обеспечивать удовлетворение любых капризов и желаний «дорогих» гостей отеля. А они с Кариной, определенно, относились к разряду таковых. Так как, вряд ли рядовой клиент отеля мог позволить себе на протяжении многих дней снимать номер-люкс стоимостью восемь тысяч за сутки. А тут сразу два таких постояльца.

Костя заметил, как парень, завидев их в холле, уже через пару секунд оправился от шока и, верно определив предполагаемое направление, бегом отправился в ресторан. Очевидно, как раз, чтобы предупредить сотрудников.

Однако это ничуть не умалило фееричности появления Карины в зале самого ресторана.

Константин искренне наслаждался этим представлением. А она, похоже, прекрасно видела, что ему нравится это, и даже потворствовала. С Кариной сложно было соскучиться, умела она доставлять удовольствие, причем, самым непредсказуемым образом, что есть, то есть.

В зале было мало народу, видимо, сказалась погода, но все, кто присутствовал, не могли не следить за происходящим. Кто явно, а кто — прячась, но все смотрели на их столик. Мужчины с легко читаемым интересом в глазах, женщины — с осуждением, а, кое-кто, почти с презрением. Карине же, кажется, было плевать на переполох, вызванный ее появлением. Этой женщине не привыкать привлекать внимание, судя по всему. Костя вполне мог в это поверить.

Расположившись напротив нее, он от души веселился.

Собственно, ради этого он и пригласил ее, надеясь развеяться, так что…

Когда Никольский уехал, чтобы вместе с парнями ждать прибытия поезда Лихуцкого, Костя честно занялся делами с Максимом. Но через несколько часов все эти договора, контракты и соглашения, под завязку напханные увертками и завуалированными ловушками вероятных партнеров и конкурентов, надоели до чертиков. К тому же, голова была занята событиями, закручивающимися вокруг него, смысла в которых Константин все еще не видел. А бесполезные попытки тот обнаружить — только ухудшали настроение. Как и ожидание «откровений» Лихуцкого. Устав от всего этого, Константин отправил Шлепко, велев катиться с глаз долой, и пошел в бар. Причем понял, что надеялся на общество Карины, Костя не сразу. И только просидев там с час, и осознав, что настроение стало еще хуже, чем до этого, задумался.

На кой черт ему сдалась сейчас эта женщина, Костя тоже не совсем понимал. Секса, вроде б, не хотелось. С таким-то ворохом нерешенных вопросов. Хотя, глупо было не признать очевидного, что уже через две минуты общения с ней — мысли о сексе стали доминирующими в размышлениях Кости.

Но тогда, в баре, он, кажется, думал не об этом. Да и без разницы Константину было, как есть: одному или с кем-то в компании. Однако, отчего-то, этой самой компании в данный момент и хотелось. Причем, именно в лице Карины. Достаточно забавно оказалось с ней пикироваться. Да и молчать она умела, он не мог этого не признать.

А так как Костя привык получать то, что хотел — не раздумывая особо над причинами, пошел к ней. Его не очень заботило то, что сама Карина не раз заявляла о нежелании продлевать или как-то расширять знакомство. Не задумывался он и о том, что она может быть занята «делами». Костя даже не представлял, отчего не думал об этом до ее прозрачного намека. Ведь знал же, кто Карина такая, собственно.

Впрочем, она была свободна, и ладно, не в постель же он ее тянул, а в ресторан. Потому, с некоторым недоумением подавив странное раздражение, появившееся внутри после этого намека, он и добился ее общества.

Что Костя мог сказать об итоге своего поступка — так это то, что о проблемах и непонятных происшествиях ему если и не удалось забыть (что было бы крайне глупо и неосторожно), то уж отодвинуть их на время — он смог точно. И сейчас, пожалуй, пребывал в лучшем настроении за последнюю неделю.

Правда, те самые мужские взгляды, обращенные на Карину, которые еще три дня назад забавляли его на благотворительном вечере, сейчас вызывали недовольство, которое он не мог объяснить. Эта женщина не принадлежала ему, да Константин и не стремился к этому, вроде бы. Секс — да, этого он от нее хотел. Даже сейчас его тело едва не вибрировало от напряженной попытки сдержаться, чтобы не опрокинуть ее на стол прямо здесь. Он с превеликим удовольствием избавил бы Карину от халата и основательно занялся б всем тем, что мало скрывала тонкая ткань.

Судя по ее хитрым глазам, слабому румянцу на щеках и не такому уж размеренному дыханию — Карина знала об этих мыслях. И сама испытывала нечто подобное. Но держалась отстраненно. Упорная в своих решениях женщина. Хоть Костя, в упор, не понимал причин ее отказа. Что ее в нем не устраивает? Интересно, даже.

Впрочем, он никогда не сдавался без боя, так что узнает рано или поздно.

Обхватив пальцами бокал с коньяком, он поднес тот к губам, наблюдая за Кариной. Впервые с того благотворительного вечера он видел, чтобы она пила, а не просто вертела вино в руках. Причем, официант наполнил ее бокал уже дважды. Косте было любопытно, что именно повлияло на это.

Хотя, куда любопытней ему было узнать, как именно выгнется ее тело, если он накроет ее грудь ладонями, сожмет те, щекоча соски. А потом наклонится и, дразня, пройдется языком по сжавшимся вершинам, которые приковывали к себе его взгляд на протяжении вечера.

Возбуждение терзало и закручивало тело все сильнее.

И, что тут скрывать, с каждой встречей, контролировать это желание становилось сложнее, да и охота к контролю угасала.

Но, возвращаясь к проблеме настырных взглядов окружающих, Костю, как-то, никогда не волновало ранее, хотел ли еще кто-то ту женщину, которую он желал, если она была с ним. Однако сейчас он с удовольствием заплатил бы администратору, чтобы из зала выставили и тех немногочисленных гостей, которые, вообще, находились в ресторане. Довольно странное стремление в отношении женщины, которая не скрывала и не стеснялась того, кем была. Более того, Костя подозревал, что позабавил бы Карину, упомянув об этом.

Вечер прошел довольно забавно, Карина не могла этого не признать. Лучше, чем она могла ожидать бы от завершения довольно неприятного дня. Хотя, если смотреть трезво — согласилась на ужин Карина все-таки зря. Напряжение между ними не просто нарастало, оно протягивалось в пространстве между их телами и глазами раскаленной добела дугой, заставляя волоски на коже подниматься дыбом, как от разряда молнии, ударившей рядом. Карина хотела его, хоть и понимала, насколько стратегически неправильным было бы поддаться этому желанию. А два бокала вина, которые она позволила себе, стараясь согреться и избавиться от накопившейся за день нервозности и усталости, не то, чтобы усложняли, но и не облегчали контроль над собой. Впрочем, Соболев не выпил ни грамма, а контролировал себя с таким же трудом, Карина весьма отчетливо видела, с каким напряжением он следит за каждым ее движением, и как раздуваются его ноздри в попытке ровно дышать.

Забавная, хоть и глупая игра. Опасная. Пришло время ее прекращать.

Закрыв глаза, она откинулась назад, уперев затылок в зеркальную стенку лифта.

Сидеть с ним за небольшим столом в ресторане, всей кожей ощущая ленивое и медленное, тягучее скольжение обжигающего желанием взгляда — было непросто. Казалось, имей Соболев немного меньше самоконтроля, и даже присутствие других посетителей не остановило бы его от того, чтобы заняться сексом прямо там, среди тарелок и блюд. И неизвестно, сыграло бы несогласие Карины какую-то роль. И ориентировался бы Константин на то, что говорили бы ее губы, или на то, о чем недвусмысленно сигнализировало тело.

Остаться же с ним наедине в крохотном пространстве лифта, ничуть не умерив своего возбуждения — оказалось и вовсе трудно. Тем более что Соболев не облегчал ей этого, стоя непозволительно близко. Карина всем телом ощущала жар его кожи, с каждым вдохом все глубже погружалась в терпкий аромат коньяка и сигарет, уже прочно ассоциирующийся у нее с этим мужчиной. Только самым большим его искушением и афродезиаком для нее — было отсутствие страха. Карина не боялась Соболева. И это возбуждало так, что она едва находила в себе силы помнить о здравом смысле.

Тихий звоночек, возвестивший о конце подъема лифта, потонул, угас в тягучей и густой атмосфере, окутывающей их, подобно патоке. Карине с трудом давались шаги. И лишь привычка, да бессчётное количество «тренировок» позволяли уверенно переставлять ноги и держать спину гордо выпрямленной, поддерживая неприступный и отстраненный вид.

Впрочем, сомнительно, чтобы это обмануло Соболева. Слишком часто он сегодня смотрел ей в глаза, чтобы обмануться.

— Зайди.

Горячая ладонь, то и дело по-хозяйски распоряжающаяся этим вечером ее рукой, обхватила талию Карины, заставляя остановиться у двери. Это был не ее номер.

Хрипловатый и низкий голос Константина шершавым касанием прошелся по нервам, казалось, обнажившимся этим вечером. Но Карина не могла и не собиралась сдаваться.

— Не стоит. — Она медленно покачала головой, не переводя глаза на него.

— Ты так не считаешь. — Соболев усмехнулся и наклонился ниже, так, что его дыхание защекотало кожу ее шеи, заставляя вздрагивать. Но не от боязни, а от желания большего.

Ей захотелось ощутить его прикосновение. По-настоящему, сильно и полно. Позволить Константину показать ей, что именно он хочет и любит получать от женщин.

Секунда, всего секунда промедления перед тем, как полное осознание этой мысли отрезвило ее, дало ему фору. Карина не совсем понимала как, но он умудрился не только открыть двери, но и подтолкнуть ее внутрь своего номера.

— Нет, Костя. — Она не позволила увести себя вглубь, застыв у входа. — Я устала, да и ноги у меня замерзли. — Попробовала откупиться Карина шуткой. — Мне хочется вернуться к себе и залезть в ванну.

— В моем номере ванна ничем не хуже. — И не думал отпускать ее Соболев. — С удовольствием покажу ее тебе.

Он мягко подтолкнул ее к стене и сам оперся ладонями по бокам от лица Карины. Опустив лицо, Константин почти прикоснулся губами к ее ключице, дразня и щекоча кожу резким, отрывистым дыханием. Поражая и оглушая пониманием того, возбуждение какой силы он сейчас сдерживает, все еще стараясь убедить ее. Карина видела его скачущий пульс, читала вожделение и жажду, мерцающую в глубине глаз Константина, ощущала через ткань твердость напряженного члена, вжатого в ее бедро. Он хотел ее. Но не применил ни капли принуждения. Не заставлял, а убеждал и уговаривал, искушая ее же собственным желанием. Хотя, без сомнения, привык, имел силу и власть мгновенно получить то, что хотел, не заботясь о мнении подминаемой под себя женщины. Однако, именно этого Костя и не делал.

Только с ней? Или со всеми? Она же шлюха, он сам так ее называл. Кто уговаривает шлюху, пусть и дорогую, если сумел зажать ее в угол? Что же Соболева сдерживало? Карина его не понимала. И это — рассеивало, отрезвляло, забивало дурман и возбуждение.

Нет, она не перестала его хотеть. Карина с трудом заставляла свое тело подчиняться себе, но сейчас, больше чем когда-либо, она понимала, что нельзя поддаваться этому искушению. Карина не знала, что делать с тем, чего она не понимает. И меньше всего желала бы выйти за границы личной зоны комфорта, даже для того, чтобы поддаться искушению, околдовывающему и опутывающему ее чувства голосом Соболева.

В разуме забилась тревожная мысль, разгоняя туман и истому, уже успевшую растечься по мышцам. Эта игра зашла слишком далеко. Ей, вообще, не следовало привлекать внимание Соболева. Но раз уж так вышло, надо было немедленно оттолкнуть его. Не физически, это не поможет.

Мужчин не возбуждает ущемленная гордость, так что… Константин хотел ее? Карина удовлетворит его желание. Только вот саму Карину он не получит.

Очевидно, восприняв те секунды, что Карина молча размышляла, изыскивая выход из ситуации, Соболев воспринял согласием с ее стороны. Его губы с жадностью накрыли рот самой Карины, уже не позволяя сорваться вероятным возражениям, а руки, оставив стену, казалось, в одночасье оказались везде. Его пальцы прошлись по ее скулам, сжали плечи, накрыли грудь. Касания, жесткие и требующие, совсем не трепетные, но, в то же время, аккуратные, страстные и мягкие. Он не терзал, не ломал и не поглощал ее. Константин наслаждался тем, что ласкает ее тело, и предлагал разделить это удовольствие с ним.

Она не отстранила своих губ, с готовностью и страстью приняв жаркий поцелуй. Ладони Карины легли на его грудь, прошлись по плечам, скидывая на пол пиджак Константина. И надавили, заставив его отступить, позволить ей повернуться, освободиться от ловушки стены за спиной. Он, казалось, не был против смены положения. Руки Кости уже забрались под полы ее халата, сбросив тонкий пояс следом за своим пиджаком. И теперь длинные пальцы натирали, легонько царапали кожу груди, играя то с одним, то с другим соском. Карина усилием воли подавила стон.

Как же, чертовски приятно было принимать ласки. И насколько же она была права, еще при первой, мимолетной встрече зная, что Соболев может быть великолепным любовником. Только и другой ее вывод, о не целесообразности отношений с таким мужчиной, оказался настолько же верным. На корню подавив сожаление, уже пустившее ростки внутри, Карина с новым воодушевлением ответила на продолжающийся поцелуй. Его язык планомерно и тщательно, со вкусом исследовал ее рот, а она позволила Косте это делать.

Руки Карины, не прекращая ласкающих, поглаживающих скольжений, уже добрались до его груди и одну за другой расстегивали пуговицы рубашки.

Они оба молчали.

Лично ей приходилось прилагать слишком много усилий, контролируя свое возбуждение, оглушающим пульсом сотрясающее все тело, и помнить о принятом решении. А он, похоже, полностью сосредоточился на желании поглотить всю ее своими жаркими, алчными касаниями, покорить тело и сущность Карины.

Что ж, он собирался поиметь ее? Карина подумала, что это, как раз подходящее время для ответа.

Прижав ладони к обнаженной коже, ощущая возбужденный стук его сердца под пальцами, она надавила, немного отстраняясь и, чуть прикусив его губу, скользнула влажным и жарким поцелуем к резкому мужскому подбородку. Соболеву понравилось. Кто бы сомневался, впрочем. Ее губы проложили влажную дорожку из порхающих и дразнящих поцелуев по линии напряженных мышц шеи. Дерзкий язык лизнул, пощекотал кадык, губы коснулись ключицы, но тут же отступили, стоило рукам Константина крепче прижать, словно в попытке придавить ее к себе. И снова прижались, целуя и дразня кожу груди, чуть прикусывая твердые и жесткие соски на его груди. И опять отступили, когда руки Кости добрались до ее бедер.

Соболев хрипло и придушенно пробормотал проклятие, но поддался.

Он понял задумку. И отпустил. Карина ласкала, если он не трогал. А она умела касаться так, чтобы кого угодно завести. Ее губы добрались до напряженных и твердых мышц пресса, сократившихся от ее влажных и покусывающих забав. А пальцы Карины уже благополучно разобрались с пряжкой ремня и застежками брюк, выпустив на свободу подрагивающую от желания плоть.

Даже лестно, что ее настолько хотят.

Скользнув языком во впадинку пупка, Карина плавно опустилась на колени и, перекинув рукой волосы за спину, с удовольствием, которое позволила ощутить мужчине, сомкнула губы на возбужденном члене.

Откуда-то сверху, прервав тяжелое и напряженное дыхание Кости, сорвалось очередное проклятие. Чертыхнувшись, Константин уперся затылком в стену. Его руки с нажимом скользили по ее плечам, распахивая халат, то и дело, задевая грудь, возбуждая Карину. Но она ощущала, что его пальцы подрагивают от каждого ее движения.

Да, Карина знала, что была в этом деле профи.

Чуть повернувшись, она изогнула шею так, чтобы как можно глубже погрузить его в свой рот. Настолько, насколько могла, учитывая совсем не скромные габариты Соболева. Черт его побери, но даже это ей понравилось, то, как перекрыло дыхание, а рот наполнился терпким и острым вкусом, предвосхищающим куда большее. О, да, то, что ему понравится — не вызывало сомнений. Она знала очень много нюансов и тонкостей.

Язык скользнул вверх-вниз, дразня и лаская, обводя контуры и рельеф головки, усиливая возбуждение до невозможного. Раз за разом она отпускала и вновь погружала и облизывала его плоть.

Позволив Соболеву сжать в пригоршни свои волосы, не запрещая движений бедер, еще глубже проталкивающих его в ее рот, Карина осознала, что сама возбуждается, слыша, как тяжелеет и становится надсадным, отрывистым его дыхание. Ее заводило то, как он собирал, погружал и скользил своими пальцами в ее волосах, пока она посасывала и легко покусывала самые чувствительные точки. Она задыхалась и колени давил ворс ковра, но сердце заходилось в груди от неутоленного желания, а не от неудобств, и она все сильнее, быстрее и больше погружала и облизывала плоть, казалось, ставшую еще тверже и больше. Он сжал ее щеки ладонями, стремясь отстраниться, но Карина не поддалась, наоборот, ускорила движение губ и языка. Пока, наконец, резко сомкнув и сжав губы, не заставила Константина кончить, до капли вытянув, проглотив все, что он с тихим проклятием выплеснул ей в горло.

Все-таки, облизнув припухшие губы и в последний раз пройдясь язычком по все еще подрагивающей от оргазма плоти, она не могла не признать, что вкус у него очень даже.

Константин, определенно, не собирался отпускать ее, даже в этот момент. Но Карина, воспользовавшись секундами расслабленного удовольствия, сейчас захватившего его тело, освободила свои волосы и поднялась с колен.

Между бедер было предательски влажно и горячо, но она проигнорировала это. После. Потом.

Уже привыкнув к темноте, царящей в номере, Карина сжала ручку двери. Но, стоило ей нажать на ту и слегка приоткрыть двери, как Соболев положил ладонь на плечо.

— Собираешься остановиться на этом? — Она с удовлетворением заметила, что он еще немного задыхается. Хоть и умудрился застегнуть ширинку, видя, что Карина распахивает дверь все больше. — Я планировал куда больше.

Хриплый голос Кости ее заводил.

Полуобернувшись, Карина налепила на немного саднящие губы насмешливую улыбку.

— Поверь, мало кто или что может удовлетворить тебя больше. — С усмешкой протянула она и медленно облизнулась, видя, как раздулись его ноздри и прищурились глаза.

Ох, похоже, кто-то, и правда, хочет еще.

Карина уважала тех, кто мог продержаться долго, тем более, после этого ее приема. Хотя, если честно, чаще она их ненавидела. Но это не касалось данного конкретного мужчины.

Она полностью раскрыла двери, успев сжать полы своего халата. На виду у всего коридора и камер наблюдения он вряд ли захочет продолжения.

— Тебе ведь понравилось, Костя, — наклонившись к его уху, дразняще прошептала Карина. — Этого же хотел с первого взгляда на мои губы. Спорю, та девчонка, что валялась в твоем купе с журналом, и на треть не справилась с этим так, как я? — Не требуя ответа, зная его великолепно по выражению лица Кости, вздернула бровь Карина. — Вот и остановимся на этом.

Он не был согласен и явно хотел больше. Но, как она и предполагала, не планировал набрасываться в коридоре. Более того, снова оправдывая расчет, его это задело. То, что она знала о произведенном эффекте.

— И сколько я тебе должен за это удовольствие и время? — Приподняв бровь, ехидно поинтересовался Соболев с холодными искрами в глазах.

— Ни сколько, — Карина легко повела плечами, сбросив его напряженные пальцы. — Считай, что у меня выходной и захотелось развлечься, это мой тебе подарок. — За неимением пояса, оставшегося на полу, она крепче запахнула халат рукою и вышла в коридор.

— А тебе ведь понравилось не меньше, Карина. Пришлось по вкусу стоять на коленях передо мной. — Медленно и ехидно протянул Константин, и она услышала щелчок зажигалки за спиной. — Так, куда так торопишься? Испугалась, что остальное понравится еще сильнее, а? Больше, чем смогли порадовать тебя все твои покровители? Боишься получить удовольствие и утратить контроль над событиями?

Она обернулась и обвела его взглядом с ног до головы, не собираясь показывать, как близки его догадки к цели.

Мужчины… Большие дети, готовые на что угодно, лишь бы доказать, что их «машинка» круче и больше.

Как?! Как им удается управлять всем вокруг и держать в кулаке остальных, когда так легко управлять ими самими? Силой, видимо. Только силой.

Хотя, видно Соболев, и правда, понравился ей больше других. Отчего-то хотелось верить, что он предпочитает разум. Однако, не в такой ситуации, похоже. Здесь он отреагировал именно так, как и предполагала Карина.

Медленно улыбнувшись, она полностью развернулась и подошла почти впритык к нему. В этот раз Костя не попытался ее ухватить, а, затянувшись, ожидал дальнейших действий Карины.

Не собираясь его разочаровывать, она протянула руку и уверенно забрала сигарету из его пальцев. Он отдал.

— Знаешь, Костя, — проигнорировав его предыдущую фразу, протянула Карина и поднесла сигарету к губам. — А ведь это я тебя поимела.

Затянувшись, она выпустила ароматный дым и, с удивление увидела в его прищурившихся глазах закружившиеся искорки смеха. Может, не настолько он был и предсказуем.

Решив не разбираться, Карина развернулась и беспрепятственно дошла до номера. И только захлопнув двери, позволила себе выдохнуть. Здесь все еще играла музыка, которую она так и не выключила, уходя с Соболевым.

С силой затушив окурок в первой подвернувшийся пепельнице, Карина глубоко вздохнула и провела ладонями по волосам, стараясь привести и их, и чувства в порядок. Тело трясло, и от напряжения, и от возбуждения, которое так и не было удовлетворено. Похоже, она все-таки, не обойдется без душа. А может, и джакузи, чтобы расслабиться.

Офигеть. Константин ошалело смотрел на ее двери. И понимал, что чем дальше — тем больше его тянет рассмеяться. Отчего-то, все выходки Карины приводили к такому результату. Хотя, любой другой на его месте, наверное, пришел бы в бешенство. Да и он поначалу взъелся, что лукавить. А теперь вот, после этого заявления и ухода — душил хохот. Оставила-таки за собой последнее слово.

Что тут скажешь — она его уела. Спору нет.

Но это сейчас. А у Кости не было сомнений, что они еще продолжат разговор, и тогда — посмотрим, кто будет говорить в конце.

Осмотрев пустой коридор, он покачал головой и обессиленно привалился к двери.

Черт возьми! Косте всего лишь сделали миньет, а он ощущал себя настолько выжатым, словно после часов четырех полноценного секса. И все равно — хотел большего. Нельзя так дразнить, поманив, но так и не дав полного доступа к телу. Это опасные игры, Карина должна была понимать.

Зато теперь он понимал, за что именно Карине платят деньги. И такие, что она может жить в люксе. Да какой угодно мужик выложит любые бабки за оральный секс в ее исполнении. Какая треть? Мария не стояла рядом даже бледной тенью.

Даже жаль, что Никольский сейчас так занят, но Лихуцкий важнее. Однако Косте было все больше интересно подробней узнать, что же за личность такая, эта Карина.

Достав новую сигарету, взамен той, что забрала Карина, Константин, посмеиваясь, вернулся в номер. Что ж, время он убил и от проблем отвлекся, с этим не поспоришь.

Глава 9

В этот раз ее освобождение от очередного еженощного кошмара оказалось вовсе не таким забавным, как накануне. Едва посмотрев на дисплей звонящего мобильного, Карина поняла, что все, ее «выходные» кончились. Как-то резко пришло это понимание, даже до первого услышанного слова. И хоть не было в самом звонке ничего такого, более того, именно его она ждала так долго, настроение испортилось основательно и сразу.

— Да? — Ответила она Диме.

— Карина, девочка моя, ты проснулась?

— Конечно. — Согласилась она, с тоской увидев на часах «05.33». Соболев, и тот, будил ее позже. — Я проснулась.

— Замечательно. Я заеду минут через сорок, у меня сегодня очень плотное расписание, а нам обязательно следует поговорить. — Теплым и ласковым голосом сообщил Дима.

Конечно. Обязательно. Потому она и торчит тут уже которые сутки. Чтоб его…!

— Да, Дима. Я тебя жду. — Не дав своей иронии скользнуть в голос, спокойно согласилась Карина.

Дима отключился, больше ничего не добавив. Понимая, что поспать, пока, во всяком случае, ей не удастся, Карина встала. Вряд ли его привычки, стабильные на протяжении двадцати лет, изменились за полтора года, а значит, Дима еще не ел и рассчитывает позавтракать здесь, а ей следует об этом позаботиться. Иначе Картов расстроится и будет не в духе. А это не сыграет ей на руку.

В этот раз, разумеется, Карина велела, чтобы принесли две чашки, да и все прочее, так же, для двух человек. Не то, что в тот раз, когда…

Поняв, что дважды за последние двадцать минут вспоминает о соседе, с которым вчера решила покончить любые отношения, если настолько громко можно назвать их флирт, она осталась недовольна собой. Тем более что последняя ситуация, окончившаяся для нее все же немного счесанными коленями, под категорию «флирт» уже никаким боком не попадала. Подумать только, настолько дорогие номера, а ковры колючие и жесткие, абсурд какой-то. А если постояльцу захочется не просто на коленях постоять, или, чтобы перед ним постояли, а и больше? Ходи потом и прячь исцарапанную спину? Разве таких мало, которым хочется все и везде попробовать? Нет, как раз, наоборот, достаточно много. Тот же Константин, похоже, и не думал доходить до спальни…

Так, все. Хватит. Она, определенно, сейчас думала совсем не о том, о чем следовало думать. Да и, вообще, не только сейчас. Стоило настраиваться на тяжелый разговор. А в том, что он будет тяжелым, она не сомневалась. Об этом очень явственно свидетельствовали и Димино «девочка моя», и поспешный его приезд, перед всеми делами в том самом «плотном графике». И, отчего-то Карина не сомневалась, что тяжелым этот разговор будет именно для нее.

Дима, как и всегда, пришел вовремя. Ровно через сорок минут после звонка, он деликатно постучал в двери ее номера. Слушая этот тихий звук, пока пересекала гостиную, Карина думала о том, насколько же он контролировал себя, чтобы не нарушить образ и личину? При его-то возможностях и темпераменте. Интересно, а кто еще знал, сколько на самом деле силы в этих ручищах, которые он так аккуратно упаковывал в дорогие костюмы известных модельеров? Или, кроме Карины, об этом уже никто не мог бы поведать? Хотя, нет, были же еще парни из его охраны, они, так же, как и сама она, знали очень много о своем хозяине.

Впрочем, кто-кто, а Картов был непревзойденным мастером скрывать и свой характер, и свою силу, и свои потребности от всего остального мира, кроме крохотного круга избранных. А она уже давно оставила попытки разобраться, являлось ли счастьем или несчастьем то, что сама Карина входило в число этих избранных.

— Доброе утро, моя дорогая. — С такой знакомой интонацией и улыбкой доброго и любящего дядюшки, поприветствовал ее Дима, стоило Карине открыть дверь.

Она сдержанно улыбнулась, постаравшись вложить максимум радости в это движение губ. Внутри, как и всегда при виде Димы, возникло, смешалось слишком много чувств и мыслей. Конечно, Карина была рада его видеть, потому что появился шанс наконец-то все решить и уехать. И не сомневалась, что и его улыбка искренняя.

Проведя бок о бок с этим человеком два десятилетия, Карина была точно уверена, что Дима ее действительно любит, на свой, особый манер. Нет, не так, как любят ту самую, единственную женщину. Упаси Бог! Их отношения имели совершенно иной оттенок и направленность. Собственной, по большей части он, действительно, относился к ней, как к любимой дочери или племяннице. Вот только, Карина очень надеялась, что ни его настоящая дочь, ни многочисленные малолетние родственницы, никогда не познавали всей полноты «отеческой» любви Картова.

С другой стороны — Дима столько ее учил, столько раз спасал и помогал, что она не могла не испытывать к нему благодарности. Да и уважение, в чем-то, даже преклонение перед всем, что этот человек сумел достичь, какую организацию сумел вокруг себя воздвигнуть. После стольких лет она прекрасно знала, с чего он начинал и из каких кругов поднялся. Оттого достижения Дмитрия заслуженно казались Карине поражающими.

Однако, помимо уважения, восхищения, в чем-то, даже дочерней привязанности, так как вряд ли у нее имелся более близкий человек, чем Дмитрий Картов, она испытывала и еще одно очень сильное и глубокое чувство к этому мужчине. Проблема состояла в том, что его никак нельзя было тому показывать. Карина дала себе клятву, что больше никогда не скажет Диме об этих чувствах. Потому что, чем больше он поверит, что те угасли, тем легче и спокойней будет ее жизнь. И все же, каждый раз видя его, ей приходилась смирять свою душу и брать ту в железные силки воли и разума. Потому что мало кто мог обуздать такой бушующий ураган эмоций, видя и улыбаясь объекту своей ненависти.

Карина ненавидела Дмитрия долго и основательно. За то, что он делал с ней, за то, кем она была благодаря ему. Нельзя сказать, что она ненавидела его всеми фибрами своей души. Такое отношение принадлежало иному человеку, которого уже и в живых-то не было. Но Картов отхватил почетное второе место в рейтинге ее ненависти.

И в то же время, именно за то, что он с ней сделал, за то, кем он ее сделал — Карина и уважала и была ему благодарна.

Такое вот противоречие, которое Карина уже давно перестала пытаться понять или как-то себе объяснить. Одно она знала точно: если бы не Дима — ее давно уже не было бы на этом свете. А умереть она не могла себе позволить. Потому что Карина поклялась, что никогда не окажется слабее той сволочи. А смерть — это слабость и побег.

Потому сейчас она мило улыбнулась Диме, пропуская его в номер.

— Как дела? — Вежливо поинтересовалась Карина, прикрыв двери.

И прошла вглубь комнаты, к сервированному для завтрака столу.

— Суматоха, Карина. Сплошная суматоха со всеми этими выборами, агитацией, дебатами и подготовкой. Сил уже просто нет. — Пожаловался Картов, осматриваясь.

Она видела, как его глаза задержались на букете оранжевых роз.

— Соболев? — Поинтересовался Картов, бросая на диванчик пальто и дорогой дипломат.

— Шамалко.

Карина ничуть не сомневалась, что Диме сообщают о каждом ее шаге. Но вот что ей не понравилось, так это то, что упоминание старого конкурента вызвало не насмешливую ухмылку, как обычно, как было еще несколько дней назад, а одобрительную полуулыбку.

— Ты подружилась со своим соседом, — оставив тему цветов, заметил Картов, подходя к столу следом за ней. — Решила осчастливить Соболева, позволив тебе покровительствовать?

Карине вовсе не понравилось то, как задумчиво прищурились глаза Димы и его внимательный, изучающий взгляд. Слишком хорошо она знала этого человека.

— Я снова должна отчитываться? — В этот раз в ее голосе не было приветливых и уважительных нот. Только холодная и безразличная пустота.

— Нет, моя дорогая, что ты. — Дима тепло улыбнулся и едва руками не всплеснул, словно бы удивляясь «и как только она могла такое подумать?». — Ты вольна сама выбирать того, кто тебе по вкусу, мы давно это решили.

Он комфортно расположился на одном из кресел и тут же принялся за ароматные, горячие блины, сочащиеся желтым маслом и посыпанные коричневыми крупинками тростникового сахара. Дима любил именно такие.

Ничуть не расслабившись, Карина села напротив и налила себе кофе. Как бы он ни улыбался, а завел об этом речь Дима неспроста.

— Как тебе столица? — Как ни в чем не бывало, спросил Картов. — Понравилась, после перерыва?

— Нет, скорее утомила. Я поняла, что мне уже достаточно. — Карина медленно отпила горячий и вкусный кофе, внимательно следя за каждым движением и взглядом Димы.

— Значит Соболеву, так или иначе, ничего не светит? — Добродушно улыбнулся он в ответ.

— Так, — Карина отставила чашку. — Я все-таки должна отчитаться? — Она твердо встретила его совсем не веселый и изучающий взгляд.

— Мне просто любопытно, милая. Ты же мне давно стала родной.

Ага. Это точно, роднее некуда.

— С Соболевым довольно забавно, он умеет смешить. — Карина равнодушно пожала плечами. — А мне было скучно здесь. Мы пару раз встретились в баре, случайно. Вчера — поужинали вместе. Посмеялись. Вот и все. — Она откинулась на спинку кресла, прекрасно зная, что по ее лицу нельзя прочесть больше, чем сама Карина желает показать.

— Хорошо, что ты не скучала. Это… хорошо. — Кивнул Картов, принявшись за очередной блин. — Как и то, что вы с Костей только… посмеялись. — Задумчиво и рассудительно добавил он.

Карина приподняла бровь.

— Виктору не понравилось бы, если бы ты… подружилась с Соболевым. Он, знаешь ли, сейчас как раз… Как бы это правильней выразить? — Дима чуть нахмурился, продолжая завтракать. — В непримиримом конфликте с Соболевым. И, насколько я знаю, «роет под него». — Испортив всю изысканность фразы, вдруг добавил Дмитрий, вовсе не сдержанно ухмыльнувшись. — Впрочем, это не наши проблемы. Костя с этим справится, я в нем не сомневаюсь. Да и, в нашем кругу, неразрешимых разногласий не бывает.

Карина наклонилась вперед, думая вовсе не над проблемами Соболева.

— А я должна беспокоиться о настроении Шамалко и его недовольстве? — Голосом, который совершенно не выдавал напряженной дрожи, поселившей вдруг внутри, поинтересовалась Карина. — Ты, вроде бы, всегда предостерегал меня от любых контактов с ним? — Она с вопросом глянула в глаза Димы.

Он перестал есть и аккуратно отложил нож и вилку. Промокнул губы салфеткой и так же посмотрел Карине в глаза.

Так. Вот и добрались до самого интересного.

Карина медленно и глубоко вдохнула. Как перед прыжком в ледяную воду. В том, что следующие слова Димы ей не понравятся, она ни капли не сомневалась.

— Ситуации меняются, Карина. — Почти слово в слово повторив фразу, которой начал их прошлый совместный завтрак, медленно проговорил Дмитрий.

Она ничего не ответила, только молча подняла брови.

— На данный момент, нам с тобой было бы очень выгодно, если бы ты побеспокоилась о настроении Виктора.

Три «хи-хи», как говорилось в одном детском анекдоте. «Нам». Как же. Она что-то никак не видела, чем это может быть выгодно именно ей.

— Дима? — Одним словом дав ему понять свои сомнения, Карина вновь сомкнула пальцы на стынущей чашке.

— Я не прошу тебя принимать его покровительство, моя дорогая. — Спокойно заметил Картов. — Мне надо, чтобы ты согласилась провести с ним всего одну ночь. Единственную.

Внутри все медленно покрывалось тонкой и хрупкой ледяной коркой.

— Когда?

— Сегодня. — Заметив ее удивление, Картов только кивнул. — Да, Шамалко вернется сегодня.

— Зачем? — И дураку ясно, что он не просто так решил осчастливить бывшего друга и самого реального соперника по гонке.

У Димы существовали какие-то планы, для реализации которых и должна была послужить Карина.

— У Виктора сегодня вечером состоится любопытная встреча, где ему передадут некоторые бумаги.

«Твою мать… А лучше бы, самого тебя», Карина сидела с застывшей маской на лице.

— Мне очень нужны эти бумаги, милая. И я рассчитываю на твою помощь. Хватит копий с них, и информации с его ноутбука. Забирать их не нужно.

Как-то не видела она себя в роли Мата-Хари. Особенно при склонностях Шамалко.

— Почему он должен согласиться провести со мной эту ночь? — Отстраненно спросила Карина, с удивлением понимая, что как самая последняя дура еще надеется на какое-то чудо. Идиотка. — Какой шанс, что он возьмет эти бумаги с собой?

— Обязательно возьмет, он просто не успеет никуда заехать до времени, которое ты назначила ему ночью. — Дима смущенно улыбнулся. — Я взял на себя смелость ответить Виктору согласием от твоего имени. И договорился как раз на этот вечер.

Совершенно спокойно он протянул руку и наполнил свою чашку кофе.

А вот ей ее кофе опротивел. Она едва не отбросила от себя чашку, ощущая, как к горлу подкатывает горький и мерзкий ком. Собранность и отстраненность принялась трещать по швам.

Карина резко поднялась с кресла и стремительным шагом, пытаясь хоть как-то перенаправить бурлящий поток нахлынувших эмоций в движения, пересекла комнату. Остановилась у злосчастных и ни в чем, в принципе, не повинных роз. Протянула руку, но так и не коснулась нежных лепестков. Отвернулась и, не глядя на Диму, подошла к окну. Застыв перед тем, совершенно не видя прекрасной панорамы просыпающегося города, Карина пыталась удержать свой контроль, трещащий по швам. Тот, вот-вот, грозил рассыпаться прахом. А этого нельзя было допустить никоим образом. Надо обязательно дождаться одиночества. Когда он уйдет, у нее будет пара минут, чтобы позволить себе выплеснуть это все. Не сейчас.

— Шамалко много заплатит, я позаботился об этом, милая. — Дима поднялся из-за стола и приблизился к ней, остановившись в шаге. Карина видела его отражение в стекле окна. — Я понимаю, что тебе придется тяжело, и сожалею. Мы оба знаем, что Виктор не самый… простой клиент. Но и я, конечно же, в долгу не останусь, дорогая. Эти документ и информация очень важны для меня.

Конечно же. Она и не сомневалась. Благодарить Дима умел. Просто осыпал золотыми горами. Вот только в сожаления его не верила. Ни х… ему не жаль! Она не удивится, если он еще и представлять будет, что там с ней Шамалко в эту самую минуту делает, и ловить кайф от воображаемых картин.

Карина тяжело втянула воздух носом и попыталась протолкнуть его в сжавшееся, сдавленное горло.

— Я могу отказать тебе в этой просьбе? — Сдавленно поинтересовалась она, продолжая смотреть в окно.

— Я сейчас прошу тебя не как Карину, милая. — Вроде бы и с раскаянием, а на самом деле жестко и без вариантов отмел он эту придурочную надежду, неясно как еще тлеющую в ее душе. — Потом, как только отдашь мне копии и флешку, можешь возвращаться домой, я позабочусь о тебе. И все будет так, как последние полтора года. Ты спокойно «уйдешь», как решила. И мы будем перезваниваться и интересоваться друг у друга здоровьем и состоянием дел.

Ах, ему только и говорить, что на дебатах. Как убежденно, с какой верою в правильность и единственную верность выбранного им варианта. И рисует такое светлое будущее и перспективы…

— Ты никогда меня не отпустишь, да? Пока я смогу принести хоть какую-то пользу? — Хрипло и с паузами проговорила она, стараясь сохранять здравомыслие.

— Ты будешь свободна уже завтра утром,… Карина. — Дима подошел немного ближе.

Она ни на секунду не поверила.

А что ему взбредет в голову через год, два? А вдруг, надо будет еще что-то сделать, для чего он решит использовать если не ее тело и таланты в постели, то мозги?

Карина закрыла глаза и плотно-плотно сжала веки.

Она так долго отвоевывала свое право и свободу. Так мучительно долго. И он дал ей это. Только так до конца и не отпустил поводок, до сих пор дергает. Да и отпустит ли когда-нибудь?

Ей нельзя было сейчас сорваться, надо было терпеть. Вот только, расслабившись за последние дни, лишь самую малость попробовав другого, нового и непривычного, игривого ощущения вседозволенности и безнаказанности, так сложно было сейчас сдерживаться. Она сжала пальцы так сильно, что аккуратные ногти до боли впились в ладони. Не надо было играть с Костей. Чувство свободы всегда так искушает. Как теперь вернуть привычную отрешенность и самоконтроль?

— Карина? — Словно зная все, что проносится сейчас в ее голове, Дима чуть удивленно поднял бровь.

Он не спрашивал и не интересовался ее мнением. Сейчас был не тот момент. Когда Дима говорил что-то делать не… Карине, она не могла ему отказать. Не имела права. Так было все последние двадцать лет. Слишком крепко ее держали его массивные и толстые пальцы, все еще грубые и жесткие, несмотря на еженедельный массаж и маникюр.

Понимая, что делает ошибку, Карина все еще надеялась заставить свои губы не шевелиться. И не справилась.

— Ненавижу тебя. — Вновь закрыв глаза, тихо выдохнула она, проклиная себя и свой язык.

За ее спиной Дима резко и шумно выдохнул. Дернулся, став почти впритык к ней. Она всем телом ощутила жар этого тяжелого и грубого, несгибаемого тела, в котором внезапно взорвался вулкан из-за ее слов.

Дура, дура, дура! В ее жизни все было не как у других людей!

— У меня совсем нет времени. — Его ладонь тяжело легла на ее плечо, и Карина слабо удивилась, как это ткань не затлела от ее жара. — Я понимаю, что тебе тяжело, моя девочка. И ты никогда бы, просто так, не сказала этого по своей воле. Я помню. Но… спасибо тебе. — На миг он прижался к ней сзади крепко-крепко. И Карина с дрожью ощутила тяжесть и твердость его возбуждения.

Больной, жестокий извращенец.

И дура. Полная дура, так и не научившаяся избавляться от эмоций. Не впавшая в апатию после двадцати лет. Идеальная жертва насильника, которую можно ломать снова и снова, и упиваться ее болью, страхом и ненавистью.

А после — мило поговорить и попить кофе, потрепав умную девочку по щеке и насладиться ее умом и смекалкой. Пигмалион, чертов!

Как же она его ненавидела, Боже! А лучше бы смогла полюбить, вдруг бы он тогда полностью утратил к ней интерес? И почему она не страдает Стокгольмским синдромом?!

Карина промолчала, стараясь не дать внутренней дрожи добраться до мышц. И все равно знала, что как любой хищник, Картов ощутил, нюхом уловил ее ужас. И наслаждался этим. Они все наслаждались. Всегда.

— Тебе привезут все необходимое, Карина. И введут в курс дела. — Уже иным, деловым и собранным тоном, через миг продолжил Дима. И отстранился от нее. — Завтра утром я буду ждать тебя. Ты знаешь место. Спасибо за завтрак.

Коснувшись напоследок ее щеки легким покровительственным поцелуем, он молча вышел из номера, забрав дипломат и пальто.

А Карина, почти не ощущая рук и ног, словно все тело вдруг стало ватным и каким-то чужим, медленно побрела в спальню.

Но зачем-то остановилась перед зеркалом, висящим над изысканным деревянным комодом. Оттуда на нее смотрели испуганные, полные ужаса и поломанных надежд глаза маленькой девочки.

«Какая же ты дура, Дашка!», Карина протянула руку и зачем-то обвела эти огромные глаза отражения пальцем. «Сколько раз тебя били, ломали и топтали, а ты все еще во что-то веришь и на что-то надеешься. Нет Деда Мороза. И чудес не бывает. И доброты нет. А справедливости и подавно. Даже просто, покоя для тебя нет. Видно, не заслужила ты этого, в какой-то их, непонятной раздаче там, наверху. А ты все ждешь…»

Она стояла и бездумно водила пальцем по холодному стеклу зеркала, не понимая, что за странный, противный и надоедливый звук отвлекает, и режет притупленный слух. Пока не поняла, что это с ее закушенных губ срываются противные и жалкие, тонкие, совсем детские хныканья.

Карина резко зажмурилась и захлопнула рот рукой. С силой сжала пальцы другой руки на коже живота, щипая, болью приводя себя в чувство.

«Соберись, Дашка! Соберись! Ты же не тряпка, черт тебя побери! Не для того ты столько лет сопротивлялась и выдерживала все это, чтобы сейчас сломаться! Мы — не ломаемся. Мы сильные! Сильнее той сволочи. Мы же выжили!», Карина медленно и плавно подняла веки, и немного настороженно снова посмотрела в свое отражение.

В том больше не было видно растоптанной маленькой девочки. Не было боли и разбитых детских надежд. Только отстраненность и собранность. Холодное, опустошенное безразличие.

Как там говорил один из тех «специалистов», к которым она когда-то ходила?

«У вас детская травма, Кариночка. Вы ведете себя по детски, когда вам плохо, или когда хорошо. Особенно, когда хорошо, словно возвращаетесь в период до того события, которое вас травмировало».

Вот она и заигралась в последние дни, расслабилась, выпустила на волю то, что нельзя было отпускать из жесткого контроля. Но Соболев ей чересчур понравился.

Что ж, теперь расплачивается. Опять переживает то, что в последние годы удавалось весьма неплохо контролировать.

«У вас детская травма, Кариночка…»

Как там дети говорят в ответ на обиду? Сама дура? Точно, она именно так себя и вела, играясь в то, во что играть не стоило. А теперь — пришли счета.

«Детская травма…»

Идиот этот специалист. У нее вся жизнь — сплошная травма для психики, и ничего вот, она еще жива и даже трепыхается. Она сильная. И с этим справится. И пошли они…

Зеркало со звоном пошло трещинами, посыпались на комод маленькие кусочки переливчатого, серебристого стекла. С грохотом упала на деревянную столешницу бронзовая пепельница.

Карина гордо расправила плечи и посмотрела в искаженное, разбитое на тысячи кусочков, отражение. Она сильная, и это переживет.

Где наша не пропадала! Где и как нас только не трахали, а? Перетерпим и это.

Хрипло и горько рассмеявшись своему отражению, она отвернулась и пошла в ванную.

Дима за зеркало заплатит. А ей пора начинать приводить себя в порядок.

В спальне было так темно, что он ни черта не видел. Даже часы, отчего-то, не светились. Протянув руку, Константин нащупал прикроватную тумбочку с лампой и щелкнул выключателем. Так, с часами — ясно, кое-как раздеваясь утром, он бросил на те пиджак. За окном — неясно что, потому как шторы задернуты, оттого и такая темень.

Вновь дотянувшись до тумбы, Костя взял мобильный — пять вечера. Что ж, выспался. Теперь надо было разбираться со всем тем, что он узнал этой ночью.

Не прошло вечером и получаса с их… «разговора» с Кариной, как ему позвонил Никольский с сообщением, что Виталий не особо и ломался. Так что сам Борис сейчас подъезжает к отелю, и Костя может поехать и поговорить с Лихуцким. Других планов на вечер у Соболева уже не было, а вот вопросов к Виталию — имелось много.

И тот, действительно, с готовностью поделился собственными знаниями. То ли Никольский так его чем-то запугал, то ли два парня, нависающие по бокам от Виталия, жмущегося в спинку собственного дивана, то ли еще что, Костя не вникал. Главное, что его распоряжение выполнили, и без всяких кровавых последствий. Лихуцкий выглядел достаточно невредимым.

Впрочем, Лихуцкому и не было смысла упираться. Противопоставить им он ничего не мог, не тот уровень, а страдать за чужие интересы не хотелось. Да и не накажут его за болтливость другие. Еще в машине Борис признался, что пообещал Виталию покровительство Соболева за информацию.

Костя поворчал, что сам решает, кого брать к себе, но обещание Бориса не отменял. Так что Виталий чувствовал себя почти свободно. Ну, учитывая обстоятельство, само собой.

— Шемалко купил Можайского с потрохами. — Начал отчитываться Борис, уже успевший поговорить с Виталием. — Вот этот, — кивок в сторону Лихуцкого, — приезжал контролировать и обеспечивал гарантию оплаты. Приеду, проверю все счета и бумаги, но тот собрал ему всю информацию по новому комбинату и по тому, каким образом тот, вдруг, так удобно для тебя, оказался бесхозным. Плюс, как я понял, расщедрился на отчетности. Короче, слил Шемалко все, к чему только имел доступ.

Константин, наблюдающий в это время за вздрагивающим от резких звуков Виталием, выругался и попытался в уме прикинуть масштабы бедствия. Все же, некоторым сколько не давай, ручки к большему тянутся. То, что вся эта информация попала к Виктору, было совсем не хорошо. Даже, плохо. При желании, все можно было повернуть так, что Соболева могли обвинить далеко не в законных манипуляциях. А при необходимости — навесить сверху и еще что-нибудь «левое», на выбор, чтоб прижать посильнее.

Хрустнув пальцами, он достал сигарету и прикурил.

— Как передали?

Никольский с виноватым видом вперил глаза в пол.

— Ты сам привез флешку сюда, и это ее забрали из номера.

— Что за бред?! — Костя разозлился. — Я прекрасно знаю, что именно беру с собой, и из моих вещей ничего не пропало, никакие новые флешки не появлялись, и не исчезали…

Он вдруг чертыхнулся.

— Машка!

— Да, — Борис, признавая свой промах, кивнул. — Они ей в багаж его подсунули, она ж кроме своих журналов и побрякушек ничего не видит. И, наверняка, даже не поняла, что ее использовали.

Может быть. Но и Можайский одно время был надежным управляющим.

— Проверь. — Распорядился Костя, зная, что Боря прекрасно понял направление мысли.

Тот рьяно кивнул, очевидно, демонстрируя полную готовность исправлять свои ошибки.

Соболев выдохнул дым и опять глубоко затянулся.

— И что ж Виктор тогда молчит? — Быстро размышляя в поисках решения, поинтересовался он у Никольского. — И зачем Можайского прикончил, если тот все выполнил?

Тут Борис нежданно усмехнулся.

— Это самое интересное — помнишь, как ты устроил разгон Максу за самодеятельность и за полетевшие на трех заводах системы?

Костя нахмурился. Максим Кучеров был их главным программистом, которому с месяц назад, действительно крупно влетело от него. Так, что Макс до сих пор в его присутствии заикаться начинал.

— И?

— Этот его вирус был и на комбинате! — Никольский продолжал довольно ухмыляться. — Можайский о нем, ясное дело, не знал. Ты ж тогда потребовал, чтоб все убрали и исправили тихо. Иначе все полетят с работы и больше ее в области не найдут.

Костя хмыкнул, уже поняв, к чему клонит Борис.

— Шамалко не может прочесть информацию?

— Ну, да! — Боря с восторгом крякнул. — Макс тогда говорил мне, что этот вирус можно использовать для защиты данных, чего он и старался достичь. Надо знать ключ, чтобы что-то нормально скопировать. Я дал добро. — Никольский передернул плечами, признаваясь в самовольничестве. — На наших компьютерах он есть — и мы видим при просмотре данные, а вот у Шамалко — ключа не оказалось. Насколько знает этот, — он махнул в сторону молчащего Лихуцкого. — Тот сейчас пытается взломать код. Потому и тишина, предъявить пока нечего.

— А Можайского, того… Это не Шамалко. — Вдруг подал неуверенный голос Виталий.

Костя удивленно глянул на него.

— А кто?

— Он сам. Думаю, когда понял, что теперь от вас его Шамалко не прикроет, еще и лично займется за такой прокол… — Лихуцкий тяжело сглотнул, наверное, подумав, что и сам был недалек от подобной участи. — Вы же знаете методы Виктора…

В комнате на минуту замолчали. Здесь все знали методы Шамалко, и действительно понимали, отчего Можайский предпочел покончить с собой. Тех, кто не оправдывал его ожидания, Шамалко наказывал долго и основательно. Как и в бизнесе, при личных счетах Виктор все еще не отошел от привычек своей молодости.

— Ладно, черт с ним. — Махнул рукой Соболев, затушив сигарету в каком-то стакане. — Сам виноват, в конце концов. Но на кой Шамалко было такой погром в номере утраивать, объясните мне? Он же не клоун, какой-то, чтобы так позориться. А если бы был просто уверен в себе и бросал вызов — не скрывался бы.

— Виктор не планировал такого. Он сам два дня был в бешенстве и срывался на ком придется. Его… подставили. Какой-то ненормальный. Человек, которого он послал. Я его не нанимал и не видел, потому конкретней сказать не могу. — Лихуцкий нервно потер плечо. — Вроде проверенный и опытный, а вот же — устроил это. Никто не знает зачем. Мне поручали выяснить, но я даже не смог того разыскать. Он как в воду канул. — Виталий скривился.

Как бы там ни было, а каждый здесь считал себя профессионалом в своей области. И никому не нравилось терпеть поражение или совершать ошибки.

Никольский задумался, а Костя попытался понять, что это еще за ненормальный на его голову? Видимо его и засняли камеры наблюдения в отеле Лехи.

Кто посылает незаметно что-то украсть человека, способного выкинуть такой номер? Как это Шамалко так прокололся?! С его то опытом? Черти что. Бред какой-то.

Повертев в пальцах зажигалку, он крепко сжал ту в ладони.

— Так. Ладно. Расслабляться нам некогда. В запасе — день, два, не больше. — Суммировал он итог и посмотрел на Бориса. — Радоваться надо прекращать, что один человек намудрил, то второй — размудрит, — заметил он, имея в виду вирус Макса. — Это всего лишь вопрос времени. Забрать назад информацию не выйдет. Идти на переговоры заранее — не собираюсь, и так, приблизительно, знаю, чего он захочет. — Костя медленно постукивал серебряной мордой волка на кончике зажигалки по столу, прикидывая план действий. — Надо поднять все, что у нас есть на Виктора. Все. Нарыть еще что-то. В общем, Боря вертись, как хочешь, ищи через любые каналы, но достань что-то такое, против чего Виктор не сможет наши документы выставить. Не хочу я с Шамалко дел иметь.

Никольский тяжело вздохнул, прекрасно понимая, насколько трудно было выполнить такую задачу в сжатые сроки, но послушно кивнул.

Виталий тут же предложил все, что имел сам. Ишь, как выслужиться захотел, лишь бы не остаться на растерзание Виктора. Впрочем, не раз видев отчеты о жертвах таких «растерзаний», Костя его понимал и не судил. Тем более что теперь рвение Лихуцкого ему же на пользу.

Они занимались этим всю ночь. Достали Алексея, подключив и его к мыслительному и сыскному процессу. Борис названивал домой, подняв с постелей всех помощников. Информация находилась, но не так много и не настолько серьезная, как хотелось бы. То есть, информации было море, но вся на уровне слухов. А Косте надо было что-то серьезное, железобетонное, подтвержденное фактами и доказательствами. Такого, пока, не было. Однако он не собирался сдаваться заранее. Не на того Шамалко напал.

И ни о чем другом Константин не вспоминал и не думал, пока, в половину шестого утра, усталый и злой, как черт, не добрался до своего номера.

На полу гостиной небрежно лежала синяя шелковая лента. Пояс от халата Карины.

Несмотря на всю злость от мало результативных поисков, Костя ухмыльнулся, подняв кусок ткани с пола. Куча проблем, а он о бабе думает. Такое с ним впервые, кажется.

«Надо будет обязательно вернуть», решил он, наматывая ленту на пальцы, и пошел в спальню, «за одно, и разговор продолжим». Бросив пояс на тумбочку у кровати, он устало разделся, кое-как скинув вещи, и провалился в сон.

Итак, сейчас пять вечера. Надо было подниматься, разыскивать Бориса и выяснять, что тот нашел.

Выполнив первый пункт, то есть, поднявшись, Костя мимолетно улыбнулся, заметив моток синего шелка, так и лежащий на тумбочке.

Сейчас в душ, и звонить Боре. Если Никольский не раздобыл ничего существенного, придется искать в других местах. Может, обратиться к Картову, купить информацию. Наверняка, у того имелось достаточно компромата на давнего конкурента. Только Соболеву не хотелось обращаться к Дмитрию. Всегда и во всем он предпочитал самостоятельно находить выход, и эта ситуация не была исключением. Тем более что его полностью устраивало равноправное положение с Картовым. Становится у того должником не было никакого желания. Есть игроки и поменьше.

Борис что-то добыл, правда, не был уверен, что этого достаточно. Костя велел принести ему в номер. Но Никольский, верный своей паранойе, опасаясь прослушки, настоял на людном и открытом месте. Решив совместить это с «завтраком-ужином», Соболев решил посмотреть, что он там достал, в ресторане.

Пока он собирался после душа, позвонил Леха, который тоже увяз в этом всем уже по горло, и потому, что давно дружил с Соболевым, и от того, что не был доволен погромом в своем отеле. Рассказав, что они планируют, Костя велел и другу приезжать. Тот обещался подъехать через пятнадцать минут.

Закрыв номер, он скользнул взглядом по двери Карины. Подивился себе и такому интересу к женщине, и пошел к лифту.

Машина ждала ее. Об этом Карине сообщил администратор по телефону. Подхватив шубу, которую собиралась набросить уже в лифте, и маленькую сумочку, она направилась к двери. На разбитое зеркало Карина даже не взглянула. Все, момент всплеска прошел, она смогла взять себя в руки и отстраниться. Она вновь была той, кем ее сделали, и знала силу этой уверенности в себе.

Шамалко будет куда тяжелее вынести, чем многих других. К счастью или, к сожалению, Карина достаточно хорошо представляла себе, что ее ждет. Но не боялась. Не опасалась она и мести Виктора, когда тот увидит, что она сделала (в том, что Шамалко догадается в итоге, кто скопировал информацию, Карина не сомневалась) — вот от этого ее Картов, однозначно, защитит. Единственное, чего она опасалась, это любви Виктора к моральным истязаниям, его стремления к ломке своих жертв, которыми тот, без сомнения, считал и женщин.

И, наверное, от понимания того, что ей предстоит, сегодня у Карины внутри поселилось еще одно чувство, кроме отстраненности и ледяного самоконтроля.

Она еще не была уверена, но подозрение, что предстоящее окажется слишком тяжело вынести, рождало в ней не только привычную ненависть к Диме. Пожалуй, впервые с того момента, как они встретились, она серьезно задумалась над тем, чтобы хоть как-то «отблагодарить» его за все, что он сделал. Впервые Карина действительно подумала о том, что при желании, можно всегда найти действенный способ мести, который Дмитрий просто не сумел бы предусмотреть.

Поездка вниз в лифте показалась какой-то слишком долгой и напряженно-тихой. Странно. За все это время, то и дело, используя лифт, она ни разу не заметила, как долго тот, на самом деле, едет. Было ли дело в том, что в основном она использовала лифт в компании Соболева?

Тряхнув головой, словно попытавшись выбросить этим любые мысли о своем соседе, Карина заставила себя сделать глубокий вдох и медленный, плавный выдох. Ей нельзя отвлекаться и думать о том, что так ощутимо ослабило ее за эти дни.

Сдержанным движением руки, поправив строгую прическу, которой посвятила два часа сегодня, Карина еще сильнее распрямила спину и шагнула в шумный, наполненный сегодня людьми, холл отеля. Она не присматривалась и не рассматривала деталей, ей жизненно необходимо было удерживать концентрацию, а мелочи рассеивали, отвлекали. И все же, непроизвольно, сами собой, глаза выхватили в этой толпе фигуру, которая была уже слишком хорошо ей знакома.

Константин стоял у одной из колонн, внимательно слушая того мужчину, которого Карина видела у его номера вчера утром, и лениво осматривал окружающую обстановку. Его взгляд неуклонно двигался в ее сторону.

Карина быстро отвела глаза хоть и знала, что он уже заметил и ее саму, и это движение. Их взгляды не пересеклись именно из-за нее.

Быстро но, не теряя достоинства, она преодолела холл, больше не глядя никуда, кроме точки в пространстве непосредственно перед собой. И вышла в двери, услужливо распахнутые перед ней швейцаром.

Ей не надо было оглядываться или рассматривать Соболева, чтобы знать — через секунду после того, как увидел ее, он совершенно точно понял, куда она едет. Нет, не фамилию, а само наличие «работы» и клиента. Карина не желал знать, что он думал при этом. Даже думать не собиралась. Только отчаянно старалась подавить непонятное сожаление, неясно с чего всколыхнувшееся внутри.

Опустившись на мягкое, обтянутое великолепной бежевой коже сиденье автомобиля, она без выражения следила за тем, как водитель занял свое место. И думала над утренним разговором с Димой.

— Остановите у какого-нибудь книжного магазина. — Негромко попросила она, когда тот завел двигатель. — Хочу купить книгу.

Парень удивленно посмотрел на нее через зеркало заднего вида. Ухмыльнулся тайком, видимо считая, что читать ей у его хозяина будет, как раз, совсем некогда. Но только молча кивнул, показывая, что выполнит. И машина плавно тронулась, выезжая на дорогу.

Глава 10

Солнце. Ну, кто придумал, что с утра должно светить солнце?! Зачем ему вздумалось светить именно сегодня с утра?! Ну, где это видано, чтобы зимой, да еще так рано утром, светило настолько жизнерадостное солнце?!

От этого яркого, слепящего и искристого света, отражающегося от каждой снежинки, укрывающей город, от каждой витрины и окна — становилось так больно. А у Карины и без этого дурного солнца резало и пекло глаза.

Плотнее придавив солнцезащитные очки к пульсирующей переносице, она тяжело опустилась, да что там, рухнула на заднее сидение такси. Возвращаться на машине Шамалко она не планировала изначально. Не стоило показывать дом, который нередко любил снимать Картов для личных дел. Да и не собиралась Карина ждать, пока Виктор придет в себя достаточно, чтобы распорядиться о машине. Ей надо было убраться отсюда раньше того момента, когда он поймет, что она добралась до его компьютера и документов. Действие того препарата, который ей дал помощник Димы, длилось четыре часа минимум, Шамалко выпил виски с ним сорок минут назад. У нее есть фора.

— Поехали, — прохрипела она таксисту, и стянула очки, раскрыв свою сумочку. — Быстрее.

Немолодой мужчина вздрогнул и пораженно уставился на нее в зеркало заднего вида.

— Господи, деточка…

— Поехали. — Повторила Карина свое указание.

И прокашлялась. Голос сорвался от криков. На секунду прикрыла глаза, стараясь собраться с силами.

Машина тронулась с места так, что шины завизжали по расчищенному от снега асфальту. Хорошо. Ее устраивала скорость.

Горло саднело и болело немилосердно. Болела каждая мышца в теле. Кожа, казалось, горит. Любое движение было мукой. Не помогли и две таблетки обезболивающего, которые она успела выпить. Может, просто, еще не подействовали?

С трудом сглотнув, Карина попыталась осторожно вдохнуть воздух. Грудь обожгло.

Господи, хоть бы ребра были целы. С переломами и трещинами столько мороки. У нее нет на это сил и времени.

— Тебе в милицию? Или в больницу? Они вызовут сами следователей. Давай, я тебя сразу на приемный покой.

Сердобольный попался дядечка. Вон, сколько заботы и ужаса в голосе. И почему ей в детстве такие люди не встречались?

— Не надо. — Карина с трудом покачала головой. А может, та сама безвольно мотнулась от движения машины.

Сделав еще один аккуратный вдох, она назвала адрес.

— Нет, тебе надо сразу к врачам. Нельзя ехать домой. Вот, послушай меня. Они же должны сразу собрать все улики с… тебя. А то, потом, ты ничего доказать не сможешь. — Он так искренне старался помочь. Так искренне. Видно, принял ее за жертву изнасилования.

Хотя… а разве она таковой не являлась?

Карина горько улыбнулась разбитыми губами.

— Не надо. — Повторила она. — Тут никакая милиция не поможет. — Добавила она тихо и снова закрыла глаза. Не было сил держать их открытыми.

Но таксист услышал. Как и безразличие, опустошенность, звучащую в этом изломанном, грубом и хриплом голосе. Словно не женщина, а спившийся, до костей прокуренный бродяга прокаркал.

— Сволочи! — Неожиданно пробормотал он. И даже сплюнул от злости. — Совсем страх потеряли. Нелюди!

Хороший, все-таки, дядечка.

В другой момент она, возможно, сардонически улыбнулась бы такой верной характеристике Виктора. Или пожала плечами бы. Возможно. Сейчас Карина просто лежала на спинке сидения, стараясь заставить себя собраться, встряхнуться. А это не получалось. Еще часа три назад на нее накатила какая-то плотная, ватная опустошенность. Не на тело, к сожалению. То чувствовало все, каждую свою клеточку, каждый надорванный, измученный, изувеченный нерв. А вот мозг — словно завис. Как компьютер, который никак не выходило перегрузить и запустить программу заново.

Сволочи. Это мягко для них. Слишком мягко. Но у Карины не хватало мотивации, чтобы раскрыть рот и сообщить об этом добросердечному дядьке.

Как же она ненавидела их. Всех.

Кажется.

Даже это чувство, которое сейчас жгло, разрывало сердце и внутренности наравне с физической болью, не пробивалось в мозг. Тот отказывался подчиняться хозяйке и совершенно не хотел работать.

Но она точно знала, что ненавидела этих, нет, не людей. Зверей. Тут таксист не ошибался.

И даже не столько Шамалко, который сотворил с ней такое. А Диму, отправившего Карину сюда.

Придушенный, хриплый всхлип сорвался с дернувшихся губ. От этого вновь лопнула только подсохшая корка и снова засочилась кровь.

Надо было брать себя в руки и заниматься макияжем. Хотя, какая, к черту, маскировка?! Тут и килограмм грима не спасет! Были бы силы, Карина просто со всего духу выбросила проклятую сумочку в окно. Однако сил не было.

Ей, вообще, казалось, что в этот момент ничего не было. Ни этого треклятого солнца, ни машины, ни сердобольного дядьки на переднем сиденье. Даже ее самой — ни Карины, ни маленькой Даши в душе — ничего не существовало. Только море, океан, прорва боли, колыхающейся от каждого движения окружающей действительности внутри оболочки, которой являлась Карина.

И над всем этим довлела одна мысль — она его так ненавидела сейчас, что готова была своими руками убить. И опыт имелся. Только вот, Дмитрий никогда не допустит такой ошибки. Да и Карине ТАКОЕ с рук не сойдет. Хотя Земля стала бы чище без этой сволочи. И еще без того, кто целую ночь измывался над ее душой и телом.

Но, ничего. Ничего. Карина все равно отомстит. Ей это, конечно, потом аукнется. Но даже минутная радость от того, что она обошла Картова, приносила некоторое облегчение. Пусть ничтожное в том океане агонии, что сейчас плескался внутри. Но, все же.

Однако, для того, чтобы, действительно, это осуществить, еще надо пережить встречу с Димой и как-то доползти до своего отеля. Чтобы закончить все, ей надо нормально выглядеть.

Не так хорошо, как обычно. Тут и волшебник не справился бы. Но хоть так, чтобы окружающие люди в ужасе не начинали тянуть ее в больницу, как этот таксист, что и сейчас обеспокоенно поглядывал на нее со своего места.

Стиснув зубы, она все-таки залезла в сумочку и достала косметичку. В доме Шамалко, Карина попыталась загримировать часть следов ночных забав Виктора. Однако из-за страха потерять время, убрала не все. Да и делала все наспех. Теперь следовало об этом позаботиться.

Левая рука слушалась плохо, кажется, онемение до их пор не до конца прошло. И боль мешала полноценно разогнуть пальцы, но Карина умела терпеть.

Вытащив книгу, которую открыла первый раз лишь полчаса назад, она отложила ее на сидение и занялась лицом.

Она молчала все двадцать пять минут, которые заняла дорога. Только методично, слой за слоем, накладывала макияж, пряча синяки и следы побоев. С губами, конечно, было сложно. Они припухли и отекли, но Карина попыталась хоть как-то спрятать это.

Молчал и таксист, больше не пытаясь ее отправиться в милицию.

И только когда такси затормозило перед небольшим домом в одном из поселков в пригороде столицы, Карина выглянула в окно и, заметив методично меряющего шагами крыльцо мужчину, витиевато и грубо выругалась. Благо, учителей в матерном родном языке было в ее жизни предостаточно. Только этого ей и не хватало для полного счастья. Причитаний и бессмысленного раскаяния.

Хотя… Может так и лучше. Это можно будет использовать. Меньше шансов, что будут проверять чересчур тщательно.

Таксист удивленно глянул, но не прокомментировал.

— Приехали. — Только негромко сообщил он очевидное, пока Карина снова напяливала на нос очки. — Семьдесят.

Она едва заметно кивнула и протянула двух сотенную купюру.

— Ой, у меня нет сдачи. — Забеспокоился дядька и принялся хлопать по карманам.

— А и не надо. — Прошептала Карина и вышла из машины, не ожидая его ответа.

Ей мало кто сопереживал и жалел, хотелось хоть как-то отблагодарить таксиста за то беспокойство, что он проявил к чужой женщине.

— Карина!

Мужчина, до этого кружащий по крыльцу, кинулся к ней.

— Девочка! Как ты. Я… Я не знал. Только утром ребята сказали. Он меня еще вчера в обед отправил в другое…

Мужчина замер, разом охватив ее всю взглядом, с ног до головы, и пробормотал не менее красочное ругательство, чем она сама недавно.

— Карина. — Он подскочил почти впритык и попытался взять ее за руку.

И откуда у нее только взялись силы отскочить в сторону? Чудеса просто.

— Не подходи. — Прошипела она, ссутулившись, и наклонила голову. — Не трогай меня, Сережа.

Ей было и страшно, и противно, и мерзко при одной мысли, что кто-то сейчас коснется ее. Что мужчина притронется к ней, вновь заставит корчиться от боли все тело одним прикосновением. И хоть знала, что этот человек, по собственной воле, никогда такого не сделает, не могла отреагировать иначе. Подсознание уже не выделяло никого, распознавая каждого мужчину, как мучителя.

Отдых. Ей просто нужен отдых, и она сумеет взять себя в руки. Просто Шамалко слишком много вытянул из нее. Слишком сильно потоптался в ее уме. Изнасиловал не только тело, но и всякое ее осознание себя, как женщины.

Сергей, начальник охраны Картова, которого она знала с шестнадцати лет, так и замер с протянутыми в ее сторону руками.

— Эй! Может, все-таки, в больницу?

Карина удивленно оглянулась. Таксист не уехал. А даже вышел из машины и сейчас, грозно сдвинув брови, следил за Сергеем. Боже! Ну, бывают же добрые люди. Почему же так редко попадаются? И что он себе только думает, этот дядька? Что хочет противопоставить человеку, которого с детства учили охранять и убивать? Картов любил создавать для себя профессионалов в любом деле своими руками. Чтоб вернее и надежнее служили.

— Нет. — Прокаркала она своим сорванным голосом. — Все в порядке. Поезжайте. Все хорошо.

Ей не хотелось втягивать доброго человека в неприятности.

Сергей молча смотрел то на нее, то на «защитника», но не вмешивался. А тот, еще немного помявшись, похоже, не уверенный, что делает правильно, все-таки сел в машину, и поехал прочь от этого дома.

Удовлетворенная этим, Карина повернулась, с тоской прикинула, как будет преодолевать три ступеньки крыльца, и заставила себя сделать шаг в сторону дома.

— Карина…

Она отмахнулась, прервав излияния Сергея. Что он мог ей сказать? Чем утешить? Какие слова могли унять все то, что с ней делали? Да и как мог утешить тот, кто не понимал, что с ней делали?

Сергей знал. Но понимать… Карина сомневалась, что человек, которого ни разу не принуждали, ни насиловали, мог это понять. Тем более мужчина.

— Не надо. — Она поплелась к дому. — На, лучше. Все равно, ведь должен это сделать. — Карина протянула ему сумку.

Книга осталась зажатой в свободной руке.

— Да, пошла ты, с проверкой! — Сергей ту оттолкнул.

И, обогнав, стал перед Кариной, мешая пройти. Протянул руки, словно хотел взять за плечи. Но тут же их уронил, увидев, что она снова дернулась от него.

— Карина, посмотри на меня. Ну, же. Посмотри. Это же я, Сережа.

Попросил он ее и наклонил голову, стараясь встретиться взглядом с глазами Карины. Она внимательно изучала плитку, которой была выложена подъездная дорожка.

— Карина…

— Пусти, Сереж, а? Меня Картов ждет, ты же знаешь. — Отстраненно попросила она, уставившись на его ботинки.

— Ничего, подождет, тварь. — Огрызнулся Сергей. — Ну, глянь на меня, Кариша. Пожалуйста. Дай, хоть как-то помочь.

Карина даже не сразу поняла, что тело затряслось от горького смеха, прозвучавшего хуже карканья старой вороны. Только вот, ребра опять заболели. Ухватившись за те, она все-таки подняла глаза и посмотрела на Сергея.

Высокий, сильный, тренированный. Не красавец, нос ломал раза четыре в драках. Шрам на правой скуле. Но девчонки его любили. Наверное, чувствовали опасность, с которой тот жил, и тянулись на адреналин.

Для Карины же, Сергей всегда был чем-то… другим, что ли. Не таким, как остальные.

Они почти одновременно попали к Диме. Два диких, ненавидящих всех вокруг существа. Скорее зверьки, чем люди.

Возможно, ее отношение к нему было чем-то похоже на то, как другие, нормальные люди, относятся к братьям. Во всяком случае, его она подпускала немного ближе, чем других.

Как относился к ней Сергей — Карина предпочитала не вникать. Главное, что он никогда не пытался ее тронуть. И вовсе не потому, что Картов запретил хоть кому-то из охраны глядеть на его «игрушку». Иногда Карине казалось, что Сергей понимает. Не много, но какую-то кроху ее страхов и боли. Возможно потому, что и сам пережил далеко не рай. Да и сейчас работал не на благодетеля человечества.

Правда, они никогда не обсуждали ни ее, ни его прошлое. Как и настоящее, впрочем. Просто общались, когда это было уместно, немного больше, чем с другими из окружения Дмитрия. И Сергей всегда старался хоть как-то оградить ее, только это было практически не под силу ему.

Вот и сейчас она искренне не могла понять, чем он хочет помочь? Да и вникнуть не старалась. В глазах Сергея пылал гнев и ярость, забота, и еще что-то. Но Карину ничего не затронуло из этого коктейля эмоций. Уже не могла она реагировать, ни на внешние, ни на внутренние раздражители. Ее нервная система перешла тот порог, когда хоть что-то могло вызвать отклик.

Ей требовалась перезагрузка. И время. Много, очень много времени, чтобы хоть как-то оклематься. Но больше всего она нуждалась в одиночестве. А до этого еще столько было надо сделать.

И как продержаться?

— Замолчи, Сереж. Без толку, ведь. — Устало прошептала она. — Обыскивать будешь? — Даже приподнять бровь не хватало сил.

Вместо ответа Сергей опять грубо выругался и резким движением достал из кармана сигареты.

— Пошла ты. — Он затянулся и выдохнул в сторону облако сизого дыма.

Обиделся. А Карина при чем?

Вздохнув, она глотнула воздух с примесью запаха табака. Ей, отчего-то, вспомнился совсем другой аромат сигарет. И Карина несколько секунд соображала, почему от какой-то ассоциации внутри стало и тепло, и горько?

Вспомнила, наконец. И обозвала себя дурой. Все молча, в уме.

А Сергей все еще стоял, курил и ждал от нее какой-то реакции. Зря. Не дождется. Не могла Карина из себя ничего выдавить. Уже все за нее выдавили. Еще ночью.

Сергей опять начал материться, словно понял эти мысли по глазам. Бросил недокуренную сигарету и зло затоптал. «Отступил», поняла она, «осознал, что не добьется никакого вразумительного разговора».

Да и о чем ей с ним говорить сейчас? В каких позах ее трахал Шамалко с подачи Картова? А он что? Будет сочувствующе смотреть и ободряюще хлопать по плечу?

Спасибо, но увольте. Тем более, плечо болело, как и все остальное тело.

— Иди. Не трону я тебя и пальцем. — С горечью проговорил Сергей. Хрустнул пальцами. Отступил в сторону.

Хорошо. Это хорошо. На такое везение она даже не рассчитывала.

Будь сейчас смена Андрея, начальника второй команды охраны, ее бы обязательно обыскали. Еще и облапать бы попытались, несмотря на состояние.

Кивнув, Карина молча побрела дальше, прекрасно зная, где расположен кабинет Димы.

Осталось не так и много — отдать ему флэшку, тот странный микроскопический фотоаппарат, которым ее снабдил его помощник, и уехать.

А потом надо будет позвонить и заехать еще кое-куда, перед возвращением в отель. Впрочем, это будет потом, как и еще одно дело.

На миг, прижавшись пульсирующим лбом к холодному полотну входных дверей, она позволила себе секунду перерыва. После чего, слыша за спиной разъяренное и злое бормотание Сережи, его нервные шаги, толкнула двери и пошла вглубь дома.

Злость росла, пульсируя в висках и затылке. Голову ломило, словно кто-то вогнал в ту раскаленную иголку, которую никак не выходило вытянуть.

Какого х…, спрашивается? У него, что? Проблем мало? Да, поле не паханное. Шамалко, того и гляди, в оборот возьмет. А Константин, вместо того, чтобы читать то, что достал, буквально по крохам нарыл Борис, бесится.

И то, что он прекрасно это понимал, злило еще сильнее. Константин не привык позволять чувствам, любым чувствам, брать верх над собой. Он всегда гордился этим, немного свысока посмеиваясь над теми, кто обладал меньшей выдержкой и терпением. И что? Где его долбанный самоконтроль? Вылетел в трубу. Все. Пшик. Нету его. Нету. Из-за какой-то бабы.

Бред.

Никольский спрятался где-то у себя. Да и Шлепко с Лехой сбежали подальше от его раздражения. Списав на проблемы с Шамалко, его все оставили в одиночестве, надеясь, что это поможет Соболеву успокоиться.

А толку? Злился Константин, все равно, только на себя. Ну как можно быть таким придурочным идиотом? Словно семнадцатилетний пацан, а не взрослый мужик с первой сединой, в конце концов. Что он, за сорок лет мало баб видел, что так взбеленился?

И, ведь, серьезно завелся. Ночь прошла, а он все еще не успокоился. И сколько бы ни делал вид, что не спит из-за каких-то бумажек и папок, подсунутых под его нос Борисом, сколько бы ни шуршал раздраженно страницами, сколько не щелкал курсором мышки по экрану — себя не обманешь. Разве он видел хоть строчку из того, что якобы читал? Разве разобрал хоть один отчет по своим предприятиям, за которые взялся часа в три ночи?

Черта с два. Ничего он не видел и не помнил. Только то, как она отвела глаза, чтобы не встретиться с ним взглядом. И насколько быстро пересекла переполненный холл отеля, задрав свою голову. В этом своем платье, закрытом до горла. Неприступная и строгая, словно какая-то учительница из школы. Или, нет, для школы она выглядела слишком шикарно. Достоинство, уверенность в себе, класс — просто светились, поблескивали на ней, как бриллиантовая крошка. Из преподавателей, с которыми тут же возникала ассоциация, так бы выглядела академик, не меньше.

А ведь, на самом деле, как не крути, лишь шлюха. Но, видно, виртуозно умеет притворяться и подстраиваться под вкусы клиента

И для кого же она так вырядилась-то, интересно?

Хотя, что это он, совсем спятил? Какая разница?!

Резко дернув ручку, Соболев распахнул окно и вдохнул свежего, морозного воздуха. В номере было накурено так, что дым уже висел в воздухе сизым маревом.

Недоумок.

Зацепило ведь. Зацепило так, что вон как завелся. Словно щенок, какой-то.

Тщеславный, что ли, он настолько, что так разозлился? Ну, продинамила его девка, и что? Ведь он в накладе не остался. Даже, в какой-то степени, с выигрышем.

Да и то, кем Карина является и чем на жизнь зарабатывает, от него никто не скрывал. А вон, как заело, так, что метается по номеру, словно бешеный зверь.

И точит, ведь, внутри. Не успокоится никак. Так и вертится в голове, так и дергает узнать у нее, добиться ответа, что же с ним или его деньгами не то, раз с ним дел иметь не захотела? Что же есть в том, к которому она вчера поехала?

Выругавшись вслух, он раздраженно и зло хрустнул суставами.

Соболев не привык тратить время и нервы на подобные глупости. Откровенно верил на протяжении всей своей жизни, что все женщины взаимозаменяемы. Ниже пояса у них, в принципе, все одинаково, и зачем морочиться? Ему на это отвлекаться некогда, он работал. И получал искренний кайф от своей работы. Так что теперь творится с ним?

И из-за кого? Из-за женщины, которую он даже не поимел ни разу?

Или в этом все дело, как раз? Самолюбие заело? Или недоступность притягивает?

Какой абсурд, капец. На что он тратит время, которого и так мало?!

Врезать бы себе хорошо, чтоб мозги на место встали.

В дверь постучали.

Это кого же принесло? Никольский, что ли, осмелился проверить настроение босса? Шлепко не решился бы.

Как был, в измятых брюках и сорочке, в которых и метался из угла в угол, и пытался спать, с тлеющей сигаретой в пальцах, Константин подошел и неприветливо распахнул двери.

Хмыкнул. Привалился к косяку и, вдавив сигарету в пепельницу, стоящую на столике рядом, с вежливым любопытством посмотрел на нежданную гостью.

— С чем пожаловали? — Ехидно поинтересовался Соболев через пару секунд затянувшегося молчания.

Карина просто молча стояла перед ним в том же чертовом платье, что и накануне вечером, с растрепанными, распущенными волосами, просто орущими, что ее всю ночь трахали. И даже не смотрела на него. Вперилась взглядом в пол, опустив лицо.

Какого…?

Карина протянула руку, в которой держала какую-то книгу.

— Вот. Посмотришь. — Так тихо, что он еле разобрал, прошептала она, все еще не подняв глаза.

Соболев ощутил, как злоба забурлила в нем, заколотилась, барабаня в висках.

— Я не читаю детективы. Тем более, дамские. — Мельком глянув на обложку, он перехватил ее руку, легко повернув запястье Карины так, чтоб видеть надпись.

Она придушенно, еле слышно, зашипела. Или ему показалось?

Ей что, вдруг стали противны его касания? А позавчера, ничего так, терпела.

К злобе добавился гнев и отвращение. Соболев прищурился и специально, демонстративно не отпустил ее руку, которую Карина попыталась отнять. Ничего, пусть потерпит.

И вдруг, вновь осмотрев ее, совсем глупо и по-детски, отчего разозлился еще больше, не удержался.

— Зачем пришла? — Не скрывая раздражения, почти грубо спросил он. — Если даже касаться противно, на кой черт приперлась? Еще и… — Он презрительно обвел ее взглядом. — После кого-то. Хоть бы помылась, перед тем, как приходить. — Он брезгливо скривил губы.

Карина не отреагировала. Еще раз осторожно попыталась забрать руку. И все.

— Посмотри, все-таки. — Прошептала она, видимо о книге. — Вдруг понравится.

Он выругался и, выдернув книгу, откинул ее руку от себя. О чем с ней разговаривать? Зачем? Они незнакомые, в принципе, люди. Да и, кто она, по сравнению с ним?

Карина как-то странно ухнула и обхватила себя руками, словно замерзла, хоть и стояла в шубе, в довольно теплом коридоре. После чего, молча развернулась и собралась уходить.

— Вот, просто, ответь, удовлетвори мое любопытство. — Дернула злоба его за язык. Но и понимая глупость своего поступка, Соболев не удержался. Слишком разозлился. И на нее. И на себя. Особенно на себя. — Что именно во мне тебе так противно? Что со мной не так, Карина, что ты нос воротишь?

Она остановилась от его вопроса. Помолчала. Подняла голову и посмотрела вдаль коридора. Косте же оставалось пялиться на ее затылок.

— С тобой — все так Костя, не волнуйся. — Насмешливо, как ему показалось, прошептала в ответ Карина. И какого черта она так бормочет? Соседей будить не хочет? — Я, во всяком случае, думаю, что с тобой, все так. — Добавила она с каким-то странным, скрипучим смешком. И меня это устраивает, Соболев. Я не хочу узнать больше. Не хочу знать, что именно с тобой может оказаться не так. И каким способом ты можешь еще захотеть получить удовлетворение.

Он ни черта не понял. Она, вообще, нормальная сегодня?

Но Карина, так и не обернувшись, медленно пошла в сторону своего номера, не собираясь, похоже, что-то прояснять.

Как-то странно она шла. Совсем не похоже на свою обычную походку. Скованно и напряженно. Дергано.

Ни капли, не избавившись от злобы, он с силой хлопнул своей дверью и бросил эту дурацкую книгу на столик рядом с пепельницей. А потом, с некоторым отупением принялся рассматривать свои пальцы. Те в чем-то измазались. В чем-то непонятном, светло-бежевом, немного тягучем и маслянисто-кремовом на ощупь.

Он повозил пальцами, пытаясь понять, что это такое. Еще и рукав рубашки вымазал. Обо что, главное? Ни за что ведь не брался, кроме руки Карины…

Ругательство сорвалось против воли, когда все как-то самой сложилось в одну картинку.

Да, нет. Не может быть.

Понимая, что, скорее всего, сильно ошибается (серьезно, как такое могло случиться?), Костя рванул двери, которые только что настолько громко закрывал, и в три шага пересек коридор до номера Карины.

Она не закрыла. А он не стучал. Просто толкнул дверь и зашел, отчего-то, гонимый стремлением доказать самому себе, насколько сильно ошибся с выводом.

Карина, видно, удивленная неожиданным звуком, резко обернулась и посмотрела на него. Но даже не испуганно, не удивленно, как отреагировал бы любой нормальный человек на разозленного придурка, ворвавшегося к нему в номер. Она смотрела отстраненно и безразлично, словно, вообще, не до конца понимала, что происходит, и кто он. Ее шуба валялась на полу, словно не нужная тряпка.

Но Константин смотрел только на Карину. Пристально. В упор. С места не мог сдвинуться — просто оторопел, когда увидел ее лицо.

— Что тебе надо, Костя? — Устало и отрешенно спросила Карина, сбросив туфли с ног.

Она больше не шептала, и так поняв, что он уже все увидел. И этот хриплый, сорванный голос резанул по его напряженным, натянутым нервам, избавив от ступора.

Не ответив, Костя подошел впритык и схватил руку Карины. Он старался сделать это аккуратно, почти утвердившись в подозрениях, но она все равно зашипела.

От боли. Теперь это было очевидно.

Все так же молча, Соболев провел пальцами по ее запястью, стирая грим, и понял, что у него глаза застилает красной пеленой от внезапно вспыхнувшего гнева. Другого, не такого, как мучил его всю эту ночь. И злоба, дикая, безумная злоба, стала совсем иной.

На ее руках было много этого дурацкого крема. Слишком много. А еще, под этими маслянистыми слоями, которые он растер, отчетливо проступили багровые полосы.

Господи! Ее связывали, и явно не шелковыми платками. Это следы шнура или веревки.

— Уйди. — Карина попыталась отойти.

— Сними платье. — Велел Константин, не пустив ее, и сам не узнал свой голос.

Внутри бушевало сколько, что приходилось собрать всю волю в кулак, чтобы что-то не раскрошить или не сломать.

— Зачем? — Карина вскинула голову и поморщилась, посмотрела на него, наверное, пытаясь своей волей бросить вызов.

Но Костя на это не повелся. Даже не заметил. И не отвел глаз от ее рук. Он физически не мог смотреть на ее лицо. Ради их общего спокойствия. При виде разбитых губ и огромного синяка на скуле Карины, у него ломило челюсть. И внутри разгоралось бешенство. А он хотел разобраться во всем. Полностью.

— Сними его! — Сквозь зубы повторил он.

Разбитые губы Карины вдруг скривились в пародии на ухмылку.

— Похоже, я ошиблась, да, Костя? Ты — такой же. Тебя это, тоже, заводит? — Прохрипела она, и вдруг закашлялась.

На ее губе выступила кровь.

Его выдержка билась в агонии, но еще держалась.

Он сам себя не узнавал, но сейчас это, черт возьми, не играло никакой роли.

Протянув руку, Соболев очень осторожно вытер пальцами кровь с ее губ. Карина всхлипнула.

Константин промолчал. Глубоко вздохнул, не дав себе воли высказать то, что хотелось в ответ на ее замечание. И взявшись за ворот двумя руками, резко рванул, до подола разорвав это треклятое платье, осточертевшее ему еще вчера в холле.

Даже ругательства на ум не шли.

Карина почти не отреагировала на то, что он сделал. Только едва вздрогнула. Это было не нормально. Но Константин не мог сосредоточиться, чтобы подумать об этом.

— И почему вы все только и можете, что рвать, ломать? — почти безразлично спросила Карина. — Только рушите все.

Она попыталась отойти, забрать у него обрывки ткани. Однако Соболев не смог разжать пальцы. Он смотрел на ее тело, а в голове только и крутилось, что «Господи!», и вовсе не от возбуждения.

Синяки, их было слишком много, даже для тех, кто любил «пожестче». Слишком. Для такого количества, для появления таких синяков — ее должны были просто на просто бить. Целенаправленно и осознанно.

— Кто это был? — Потребовал от ответа.

— Какая разница? — Спросила Карина и пожала плечами. Но тут же сдавленно охнула, схватившись за ребра. Там расплылся огромный лиловый кровоподтек. — Какая тебе разница? — Повторила она тише. — Уходи.

Карина отвернулась и, видно поняв, что бесполезно прикрываться лоскутами, позволила тем упасть на пол. Она осталась только в чулках и белье. Но ему сейчас было не до того, чтобы обращать на такое внимание.

Константин закрыл глаза и постарался убедить себя, что ничего не видит. Иначе просто не представлял, как справится с яростью, которая раскалывала голову.

Он просто осознать не мог, как кто-то посмел такое сделать? Как?

Как посмел сделать такое с…ней? С Кариной.

Ее спина выглядела не лучше, чем вид спереди. А еще, Костя очень надеялся, что ему показалось. Но не мог позволить себе в такое поверить.

Осторожно, чтобы не задеть синяки и ссадины, что казалось почти невозможным, он поймал ее руку, и постарался мягко ту повернуть, чтобы посмотреть.

И тут его выдержка кончилась, лопнула, как мыльный пузырь. Бешенство и ярость, так старательно контролируемые, прорвали любые заслоны мозга. Соболев взорвался.

— Какого хрена, Карина? Что с тобой сделали? Кто? Это был секс или пытки?!

Он требовал ответа. Знал, что орал. Видел, как она сжалась, втянула голову в плечи, словно пыталась стать меньше. Он ее напугал, но не мог успокоиться.

На внутренней стороне плеча, словно мало было всего остального, темнело не очень большое, круглое пятно. Ожег.

Константин слишком хорошо знал, что это такое. Дьявол. Ладно. Он сам иногда закрывал глаза на то, что его люди делали такое с теми, кто не хотел идти на согласие и компромисс. Не разрешал, но и не запрещал. Но не с женщинами.

Кто-то прижег ее кожу, потушил сигарету о внутреннюю сторону плеча.

— Твою ж мать!

Костя отпустил ее руку и отошел, стараясь снова взять себя в руки.

— Кто, Карина?!

— Уйди. — Опять прошептала она и медленно побрела в сторону ванной. — Уйди. Я хочу остаться одна. Никого не хочу видеть. Просто хочу принять душ.

— Тебе в больницу надо.

— Обойдусь.

Выдохнув, он за шаг нагнал ее и заставил опереться.

— Ты сама трех шагов не сделаешь. — Зло заметил он.

— Сюда же дошла. — Слабо возразила она, будто не замечала, что ее качает. — Иди к черту, Костя. — Совсем неожиданно, она вдруг попыталась его оттолкнуть. — Ты хоть соображаешь, что делаешь? Зачем торчишь тут с избитой шлюхой? Ты — Соболев! Ты в своем уме? Убирайся.

Карина тяжело навалилась на дверь ванной комнаты.

— Я помогу. — Сквозь зубы процедил он, отодвинув ее и открыв двери.

— Зачем? — Она посмотрела на него с удивлением. Впервые за это утро в глазах Карины он увидел хоть какое-то чувство.

Он не знал. У него не было ответа на этот вопрос. Как и на предыдущие.

И правда, какое ему, Соболеву, дело до нее. Кто бы стал испытывать такую ярость, такое бешенство, видя то, что он видел?

Любой, нормальный человек. Любой нормальный мужчина, по его мнению.

Только ли поэтому ли он находился здесь? С ней?

Соболев знал, что солжет, если ответит положительно. Ничего большего он пока признать не мог и не хотел.

Влип ты, Соболев. Конкретно влип.

Он помог ей дойти до душевой кабинки, несмотря на постоянные попытки Карины отстраниться от него и выгнать Костю из номера. Включил воду и немного отошел, все-таки неуверенный, что она сама справится.

Карина не была довольна тем, что он тут стоял. Совсем недовольна.

— Уйди. — Опять попросила она, как заведенная. С каким-то надрывом. Словно держалась из последних сил. — Уйди, черт тебя побери! — Карина не смотрела на него. Уперлась руками в черную, с прожилками, стену. — Уйди. — Прошептала она.

И он вышел.

А через минуту из-за двери, приглушенные шумом открытой воды, раздались придушенные рыдания, больше похожие на вой.

Костя сжал кулаки до хруста. Прошелся по гостиной в одну сторону. Потом в другую. Взгляд, то и дело, цеплялся за обрывки платья. И он каждый раз бормотал проклятие.

Пожалуй, впервые в жизни, Соболев ощущал себя дезориентированным. Слишком много злобы и ярости клекотало внутри, душило. А объекта для их излития он не знал. Ему хотелось голыми руками задушить того, кто это сделал.

Сколько бы ни старался, он не мог найти никакого объяснения, кому в здравом уме могло прийти в голову так с ней поступить? Да и не могло быть никаких оправданий для того, кто так обошелся с женщиной. И без разницы, чем та зарабатывает на жизнь.

Поняв, что едва сдерживается, чтобы что-то не разгромить, Соболев быстро выскочил в коридор из ее номера. И пошел к себе, за мобильным, который оставил там.

В данную, конкретную минуту, все отошло на второй план, даже Шамалко.

— Борис. Выясни мне все о том, где и с кем эту ночь была Карина. Да, та самая. — Процедил он, слушая удивленный вопрос Никольского.

— Мне плевать, что у тебя с поисками по Шамалко. Найди мне это, узнай и все. Быстро. И почему, до сих пор, нет на нее данных, кстати?

Он отключился и, в очередной попытке успокоиться, вернуть здравомыслие, обвел глазами комнату. Из-за забытого открытым окна, сигаретный дым выветрился. Но беспорядок, устроенный им, никуда не делся.

Твою ж…

Он стиснул зубы, стараясь отстраниться и вспомнить, что есть еще какие-то проблемы. Только это не срабатывало.

Глаза наткнулись на книжку, так и валяющуюся на столике у двери. Какого черта она совала ему этот роман, если еле стояла на ногах? Пришла помощи просить? Не похоже, выгоняла же постоянно.

Зачем?

Ничего не понимая, он подошел к столу и, взяв ничем не примечательную книгу в стандартной, яркой картонной обложке, перевернул, чтобы посмотреть на корешок. Из книги что-то выпало и с тихим стуком упало на столик. Константин удивленно посмотрел на небольшой, два на три сантиметра, не больше, плоский и тонкий пластмассовый прямоугольник. Флэшка. Вряд ли она входит в комплект к книге.

С минуту повертев нежданный объект в пальцах, словно, рассмотрев, смог бы понять, что там, на этой флэшке, Костя подошел к ноутбуку, стоящему на подоконнике.

Через пять минут, настойчиво пытаясь дозвониться Никольскому, который, отчего-то, не отвечал, он уже влетел в номер Карины.

Его переполняло два чувства — дикая злость. Просто бешенная. В которую, казалось, вылилась вся та ярость, для которой он не сумел найти выхода. И страх. Ужасный, липкий. Совсем ему непривычный и незнакомый.

Остановился Константин только у дверей ванны. Оттуда уже не доносился шум воды. Однако, по-прежнему, слышались редкие всхлипы.

Страх немного отпустил. Так, по крайней мере, пока его не было, с ней ничего не случилось. Или они еще не поняли, что она сделала, или просто не успели сюда добраться. Иначе, он ни минуты не сомневался в этом после того, что мельком увидел на флэшке, Карина уже была бы мертва.

— Ты в своем уме?! — Не озаботившись тем, чтобы постучаться, Костя ворвался в ванную. — Ты понимаешь, что они убьют тебя? Какого черта ты это сделала? Зачем туда влезла?

Карина, испуганно прижавшаяся к стене при его появлении, зажмурилась, словно пыталась сделаться незаметной.

Соболев заставил себя остановиться и сбавить обороты. Ей уж и без него досталось сверх всяких пределов.

Только успокоиться не получалось. Особенно теперь, когда перед глазами опять оказались все синяки и следы побоев, уже не прикрытые ни гримом, ни одеждой, а только, частично, полотенцем.

— Зачем? — Сквозь зубы потребовал он ответа. — Зачем ты это сделала? Пошла к нему.

— Меня Картов попросил. — Тихо ответила она, не перестав жаться в стену.

От этого, понимания, что она его боится так же, как того, кто с ней такое сделал (а у Кости появились подозрения, что имя ему уже известно), снова свело, заломило челюсть. Твою ж, налево.

— Что попросил? — Он очень постарался хотя бы сбавить тон.

— Ему были нужны документы и какие-то файлы, которые получил Шамалко. Он договорился с тем за меня о ночи. А утром накануне пришел и сказал, что я должна сделать.

Она отвечала безвольно, как-то, неестественно спокойно и вяло. Словно сама не понимала, что говорит. Или, просто, уже не видела причин молчать, словно сама себя приговорила.

— На флэшке данные не только по Шамалко. — Надавил Костя.

— Да. — Только и согласилась Карина.

— Зачем? — Он не понимал, серьезно. За ту информацию, что она ему так спокойно принесла, не просто могли, а убивали. И ее будут пытаться.

Что он не даст — факт. Но она же ни черта ему не сказала, когда отдавала. Не просила защиты. Ничего. На что она рассчитывала?

— Ты — дура?! — Не выдержал Соболев. — Они тебя убьют, понимаешь? Ты понимаешь, куда влезла?! Ты же мне ни слова не сказала. Просто ушла. А если бы я поздно посмотрел! И зачем ты мне это принесла? Чтобы точно подписать себе смертный приговор?

Он метнулся в другой угол ванной, не в силах стоять на мете. Не в силах смотреть на нее, испуганную и безвольную. Ему надо было что-то делать, иначе Костя просто раскрошит здесь все. Карина вряд ли выдержит еще и это.

— Зачем ты это сделала? — Еще раз спросил он, не дождавшись ответа на предыдущий вопрос. — Я не понимаю. Объясни мне, Карина. Потому что сам я понять не могу. Какого черта ты позволила сделать с собой такое?! Картов попросил — и что? Что он предложил взамен, разве ты не знала, что Виктор с тобой сделает? Или ты любишь Картова так, что готова ради него на все?! Какого дьявола сунулась?! Думала, что за твое тело они тебе все простят?! Объясни?! — Он почти заорал. — ЗАЧЕМ? Ты мазохистка? Тебе нравится терпеть то, что делал Шамалко? Это ведь он был. — Не спрашивая, а утверждая, Костя еще раз с ненавистью посмотрел на следы побоев.

Поняв, что снова потерял контроль, он застыл и попытался глубоко вздохнуть.

А Карина, вдруг, совсем непонятно для него, засмеялась. Громко. Грубо, потому что голос был сорван криками. И так, что у Соболева похолодело в затылке. Словно она была сумасшедшей.

Карина слушала его, но слова плохо доходили до сознания, как бы Костя не кричал. Она даже не до конца понимала, зачем он что-то спрашивает, зачем мечется по ванной? Что он от нее хочет? Почему не даст прийти в себя? Не оставит в покое?

Она пыталась что-то отвечать, но и сама плохо соображала, что говорила. Разум отказывал. Он нуждался в передышке. Слишком тяжело далась ей эта ночь.

Тело, привычно стараясь спрятаться, избежать боли, жалось, словно пыталось раствориться в кафеле. Но Карина даже не осознавала этого.

И, наверное, именно потому, услышав его обвинение, она вдруг сорвалась. Как будто, в каком-то месте стены, за которой она так долго это все прятала, кладка прохудилась. И плотину прорвало от слабого толчка.

Не вовремя. Некстати. Глупо и опасно. Но Карина уже утратила контроль над событиями и собственным телом. Даже сознание перестало ей повиноваться.

Она захохотала. Карина и сама не знала, отчего. Что тут смешного? Ничего. Но она не могла остановиться.

Посмотрела на застывшего Соболева.

Смех пропал так же внезапно, как и накатил на нее. А ему на смену пришла дикая обида и такой гнев, который уже однажды толкнул ее за грань людских норм и морали.

— Да, я мазохистка!

Заорала Карина, не обращая внимания, что горло болит и сипит. Ей стало до боли обидно от его слов. Что он понимал, в конце концов?!

— Ненормальная извращенка, которая ловит кайф, когда ее избивают. Точно! Как же все просто у вас, а?! А я и не догадалась сама. И еще шлюха, которая совращает мужчин и добивается от них чего угодно своим телом. — Она посмотрела на него с настоящей ненавистью. От апатии и опустошенности не осталось и следа. — Я эти слова с двенадцати лет слышу. Ты не оригинален, Костя. Именно это орал мне на ухо отчим, чтобы оправдать себя, избивая и насилуя через два месяца после того, как умерла моя мать. Это он орал мне в ухо следующие четыре года, продолжая делать со мной то же самое каждую ночь. Пока я не оказалась достаточно сильной, чтобы убить его, пьяного, заснувшего на мне.

Она резко отвернулась, стиснув зубы от боли. Надо было замолчать. Немедленно умолкнуть. Об этом не знал никто, кроме Димы.

Но бушующие внутри чувства: ненависть, обида, злость, боль, просто, усталость от всего — уже не поддавались контролю. Они выплескивались из нее. И, казалось, она просто взорвется, если не выскажет все. А он еще смел упрекать ее. Да что он знал о ней и ее жизни, этот Соболев?!

— Я люблю Диму?! — Она рассмеялась, горько, хрипло. — Я ненавижу его! Ненавижу так же сильно, как ненавидела отчима, от тела которого он помог мне избавиться. Только его убить — мне сил никогда не хватит. Я ненавижу его! — Повторила Карина, уткнувшись головой в кафель. — Он тогда еще на улицу ходил, когда не мог больше управлять желанием и жаждой насилия. А тут я, какая-то девчонка, пытающаяся дотащить тело до ближайшей речки. Он был таким тяжелым. Безвольным, как тряпка. Но таким тяжелым, Господи… — Невпопад добавила она, потонув в воспоминаниях.

Карина не могла это контролировать, воспоминания, прошлое, с головой захлестывали ее. Она теряла ощущение реальности.

— Картов избавился от него. Не знаю, как. Просто позвонил кому-то, а меня увел. Ему понравилась идея, что теперь не надо искать, на кого нападать. Я всегда рядом, и меня можно насиловать, сколько душе угодно. И меньше шансов, что он погорит на своих пристрастиях. А ты думаешь, что я люблю его за это?! Двадцать лет! Двадцать лет он меня мучил, а я его люблю?! Да я у него в руках, и ничего не могу с этим сделать. Он и сейчас может обвинить меня в том убийстве, если захочет. А я не хочу умереть на зоне за ту сволочь! За что угодно, но не за того…

У нее больше не было сил стоять. Карина сама не заметила, что сползла по стенке вниз, и сейчас почти лежит на полу, кутаясь в полотенце.

Ярость схлынула, словно волна отступила назад. Осталось пустота. Огромная, черная. Безразмерная. Поглотившая всю ее.

— Уходи. Не убьют они меня. Я тоже научилась играть по вашим правилам за эти годы. — Закрыв глаза, она устроилась щекой на плитке. — Они знают, что если я умру, в газеты попадут факты, которые, если и не уничтожат их, то подмочат репутацию. Перед выборами это никому не надо. У меня есть несколько хорошо знакомых журналистов, которые получат много фото и файлов, в случае моей смерти. Так что, не убьют. Накажут — да. Ну и пусть. Зато, я хоть раз смогла испортить его планы. Хоть раз выступила против. — Она уже шептала и сама себя плохо слышала. Голос сорвался окончательно. — А ты… Шамалко против тебя же. Дима говорил. Ты используешь это. — Невнятно закончила Карина.

Она слышала его шаги. Понимала, что Соболев подошел к ней. Но даже отползти не могла, хоть подсознание надрывалось, требовало этого. Все, сегодня Карина дошла до предела. И пока ей не дадут время прийти в себя, она ничего уже не сможет.

Пальцы, такие горячие в контрасте с плиткой пола, мягко погладили ее щеку. Прошлись по лбу, поправив разметавшиеся мокрые волосы. Потом его руки обхватили ее плечи, и Соболев заставил ее встать, почти сам поднял.

Карина, раскрыв глаза, посмотрела на него. Без удивления или вопроса. Даже этих эмоций она сейчас не могла испытать. Просто хотела понять, что он делает? Зачем?

Но по его лицу ничего невозможно было разобрать. Даже реакции на то, что она только что рассказала. На ее признание в убийстве.

— Собирайся. — Велел он, увидев, что Карина смотрит. — Мы улетаем сегодня в час.

Она скривилась.

— Не надо. Я не прошу защищать меня от них. Да и… Картов, он не отпустит меня. — Веки снова закрылись. — Я уже раз поверила, что это возможно. Но он… он — не отпустит.

Она не сопротивлялась, позволила отнести себя в спальню и уложить на кровать. Пусть и совсем не понимала, с какой стати Соболев нянчиться с ней? Потому что он не забывает своих долгов? Бред. Кто она, а кто он? Какие долги и обязательства?

Да и не надо оно ей.

— Боря. Да, плюнь ты на это! Да, да. Я уже знаю. Не важно.

Он с кем-то говорил по телефону, похоже. А Карина вдруг поняла, что у нее голова раскалывается.

Свернувшись клубочком, она зарылась с головой под одеяло.

— Уйди. У себя в номере разговаривай. — Прошептала она, сомневаясь, что он ее слышит.

Но Костя, неожиданно, заговорил тише, словно поняв, что ей хуже от его криков по телефону.

— Давай сюда своих ребят. — Велел он кому-то в трубке. — Нет, не в мой. К номеру Карины. И сам чтоб тут был через пять минут. Мне надо уйти.

— Не хочу никого. — Захныкала Карина, не беспокоясь о том, как это звучит. — Убирайся!

— Собирайся. — Повторил он, опять погладив ее, только теперь по растрепанным волосам на макушке. — Самолет через четыре часа.

Она затряслась в беззвучном смехе.

— Картов не отпустит. Я же говорила. Даже когда обещал, не отпустил. Сейчас — тем более.

— Теперь я тебе обещаю, что отпустит. — Жестко ответил Костя.

А потом она услышала шаги. Соболев вышел из комнаты.

Вот и хорошо. Она хотела одиночества.

Очень хотела. Правда.

Глава 11

Никольский явился в номер Карины через четыре с половиной минуты вместе с парнями, которых притащил в Киев для охраны самого Соболева. За это время Косте лишь частично удалось взять себя руки.

Подумав, что все-таки, уважает Бориса за столь пунктуальное исполнение его требований по времени, он резко обратился к охранникам.

— Один — чтоб стоял у дверей, второй, вместе с тобой, Боря, будет в номере. Не пускать никого, кроме меня. Ни-ко-го. — По слогам повторил он. — Без разницы, кто явится, хоть сам Президент. Никого. Ясно? — Он внимательно и требовательно посмотрел на троих мужчин.

Те кивнули, очевидно, увидев по глазам, что босс пребывает в редком для себя состоянии бешеной ярости.

— Хорошо, давайте, решайте сами, кто-где. — Махнул он.

После чего Соболев повернулся и глянул на Никольского, который, похоже, очень старался разобраться в том, что творится, осматривая обстановку. Его взгляд демонстративно задержался на разбитом зеркале (тут Костя ничего не мог ему объяснить, сам не знал). Прошелся по обрывкам платья (это Константин просто не собирался объяснять, пусть катится подальше со своими догадками) и опять замер на Соболеве.

— Что случилось? — Поинтересовался, наконец, Борис, протянув ему тонкую папку.

Костя машинально взял ту и открыл.

— Ее будут пытаться убрать. Хоть сама Карина и не верит в это. Я — практически не сомневаюсь. — Проговорил он, вчитываясь в текст, которого оказалось слишком мало.

— За что? — Борис, определенно, ничего не понимал. — Она же всего лишь шлюха, хоть и…

— Заткнись. — Соболев голоса не повысил, но Борис тут же умолк и напряженно посмотрел на него. — Услышу еще раз от тебя или еще от кого-то — заплатите все. Так что, следи за этим. — Он захлопнул папку и отдал молчащему Борису. — Возьми это с собой в сортир и используй. А мне достань нормальные данные, тут и трети ее жизни нет. Плевать как, но чтоб нарыл. И с детства. Да, кстати, я почти уверен, что у нее другое настоящее имя.

— Чего ты от меня тогда хочешь?! — Похоже, и сам Никольский уже проникся напряжением, буквально пропитавшим этот номер, словно горечь сигаретного дыма — воздух. — За полчаса, и с мизером данных.

— Чуда, Боря. Твоего умения раскапывать все и на всех. — Не обратив никакого внимания на раздражение в голосе помощника, отрезал Соболев. — Займешься этим, когда домой вернемся. Шлепко уже организовал самолет. Вылетаем в час пятнадцать. Искать данные будешь сам, и чтоб о том, что узнаешь — ни одна мышь, никто не знал. Понял?

Никольский почти обиделся. Соболев по глазам увидел.

— Ладно, Боря, не обижайся. — Он резко выдохнул и провел ладонью по волосам, стараясь успокоиться. — Не сомневаюсь я в тебе. Просто…

Покачав головой, он потянулся за зажигалкой и пробормотал ругательство.

— Кость, что творится? Такая заваруха из-за чего? С какой стати кому-то убирать… Карину. — Спросил он, не дрогнув под злым взглядом Константина. — Она куда-то влезла? Так, а мы тут каким боком?

— С какой стати…

Медленно повторил Костя, задумавшись над тем, что ему надо как-то вложить в полчаса сборы, а еще душ. И побриться надо. Максим уже должен был согласовать его встречу с Картовым на одиннадцать. А туда еще доехать надо.

Он и сам мог позвонить Дмитрию. Но хотелось проверить, что известно самому Картову об этой флэшке? Знает ли он, какой компромат принесла ему Карина на своего «благодетеля»?

Потому что от этого зависело его тактика. Как бы сильно ему не хотелось сейчас просто взять и пристрелить Дмитрия, поступать спонтанно и порывисто было глупо. Он должен был сыграть с наименьшим риском для Карины. Да и для своей собственной позиции. Сейчас, имея такую «бомбу», он мог бы заставить и Картова, и Шамалко плясать под свою дудку. Только чем это может вылезти потом? Соболев не хотел в данный момент открывать все карты, не зная, что на руках у противника. Потому и поручил организовать встречу обычным, официальным путем.

Никольский стоял и смотрел на него, явно желая разобраться, но и опасаясь сейчас подгонять шефа.

— С какой стати…, — повторил он, затянувшись очередной сигаретой, и вдруг вспомнил, что так и не поужинал вчера. И сегодня ничего, кроме никотина еще в рот не брал. А времени нет. Ладно, потом, в самолете поест. — Вот с этой, Боря, стати. Вот с этой.

Он вытащил из кармана флэшку, которую не рискнул оставить у себя в номере, и протянул Никольскому.

— Что тут? — Поинтересовался Борис, вертя ту в руках.

— Пойди, у меня возьми ноутбук, и глянь. — Хмыкнул Константин, предвидя реакцию Бори.

— Да, вон есть. — Никольский махнул рукой куда-то ему за спину.

Обернувшись, Костя увидел закрытый ноутбук, стоящий на одном из столиков. А он не заметил. Не до того было.

Никольский уже добрался до аппаратуры и вставил флэшку. Костя стоял и курил, наблюдая, как на лице помощника появляется ошеломление по мере того, как Борис открывал и пробегал глазами по файлам, имеющимся на носителе.

— Матерь Божья… — Никольский вдруг, подобно самому Константину, взъерошил волосы. — М-да…

— Вот тебе и «м-да», Боря. — Хмыкнул он. — Теперь, понятно?

— Это она принесла? — Все еще не оторвавшись от монитора, спросил Никольский.

— Она.

— Защиту купить хотела?

— Не поверишь, но нет. — Соболев покачал головой, так как сам еще до конца не мог понять, хоть и объяснила Карина уже. Только, после таких объяснений, у него до сих пор не выходило взять себя в руки. — Она даже не сказал мне, что там. Просто дала, засунув в книгу. И ушла. Я, когда, открыл, наконец, посмотрел…, — Костя в последний раз глубоко затянулся, вновь ощутив отголосок липкого страха внутри. — Сорвался сюда, думал — все, капец, один труп найду. Но, обошлось, кажется. То ли не поняли они еще, то ли не добрались.

— С этой информацией, мы сами Шамалко закопаем, он к нам уже никогда сунуться не сможет. — Борис, похоже, был доволен. — Но зачем ей Картова сдавать? Да, еще, и такое… — Никольский выдернул флэшку и спрятал в карман. — Он же ее первый покровитель, да и сейчас, они, по всем признакам, тесно дружат.

— Я тебе сказал, что ты со своими данными сделать можешь? — Константин вскинул брови и выразительно глянул на Никольского.

Тот стушевался. Не любил Борис что-то не знать, что известно боссу. А еще больше не любил совершать промах, которым, похоже, стало это краткое досье на Карину.

— Мы ее за эту информацию под свою защиту берем? — Спросил он, видимо, чтобы отойти от темы сбора данных.

— Мы ее просто под защиту берем. И не так, как ты Лихуцкому мое покровительство пообещал. — Костя выразительно посмотрел на помощника. — Ее бережешь, как меня, понял? Ты, как и все твои ребята, костьми ляжете, но чтоб с ее головы и волос не упал, ясно? Ни сейчас, ни потом.

Казалось, что у Бориса есть пара вопросов, но, определенно, не касательно этого распоряжения, а его предпосылок. Но он только кивнул.

— Хорошо. — Вдавив окурок в пепельницу, Константин отвернулся. — Я сейчас к Картову поеду, Шлепко должен был уладить. Посмотрю, что он знает. Вернусь — сразу улетаем. Дома нам будет проще «оборону» держать. Пусть попробуют к нам, в нашей области сунуться. Ты — сиди тут. Позвони Максиму, скажи, чтобы он о твоих вещах позаботился. Сам из номера ни ногой. Головой за нее отвечаешь. Будете еду заказывать — пошли лучше кого-то из парней вниз, чем звонить в доставку…

— Это я, обычно, паранойей отличался. — Вскользь заметил Борис, прервав его.

— Пусть, лучше, я стану параноиком и ошибусь. Ясно? — Резко бросил в его сторону Костя.

— Ясно, — вздохнул Борис.

— И, еще, Борь. — Костя задумался, посмотрел на двери спальни, из-за которой не доносилось ни звука. — Поглядывай тут. Не ломись к ней, но… присмотри, хорошо? Мало ли. Только не пугай ее. И так уже… — Соболев хрустнул кулаками. — Просто…

Он замолчал, не зная, как объяснить все Борису. Да и не уверенный, что хочет на него это вываливать. Сам узнает, в конце концов, когда будет прошлое Карины по крупицам собирать. Правда, в Борисе Соболев был уверен. Не проговорится.

— Попытайся отнестись к ней, как хотел бы, что б к Катьке твоей отнеслись. Понял?

— Нет. — Честно признался Борис, как-то подозрительно на него поглядывая. — При чем тут моя жена?

Соболев хмуро хмыкнул.

— Увидишь — поймешь.

Он пошел к двери.

— Да, Борис. — Константин замер почти на пороге.

Охранник, оставшийся в номере, Олег, кажется, посторонился и стал подальше, всем видом показывая, что разговоры начальства не слушает, хоть ори они тут.

— Что, Костя? — Отозвался Никольский, все еще сидя перед ноутбуком Карины.

— Ты, сам, не заходи к ней, но периодически проверяй, добивайся ответа, в любом случае. — Еще раз сделал ударение Соболев, очень надеясь, что у Карины хватит ума не делать глупостей. Раз уж она выдержала до этого времени. Хотя, нельзя сказать, что он не понял бы, появись у нее такие мысли. — И напомни, чтобы она тоже вещи собирала. Не знаю, поняла ли она меня.

— Хорошо, — согласился Никольский и, встав, подошел к нему.

— Если что — звони.

— Понял я, Соболев, понял. Иди уже. А то до часу не успеешь. — Тихо, с усмешкой проговорил Борис, явно так, чтоб охранник не слышал.

Но Костя, все равно, еще минуту помедлил, никак не решаясь уйти. Хоть и доверял Борису, почти как себе.

— Ладно. — Наконец, кивнул он, и пошел в свой номер.

Кофе Соболев пил уже в машине, по пути к Картову. Отведенных им самому себе тридцати минут хватило только на сборы. По словам Шлепко, Дмитрий предлагал встретиться дома, где находился, когда его помощник ему позвонил. Как понял Максим, Картов предпочитал выходные проводить с семьей. Константин в красочной форме изложил, что он думает по поводу предпочтений кандидата.

— Мне так ему и передать? — Немного нервно поинтересовался Максим.

— Нет. — Соболев хмыкнул. — Просто, скажи, что я хочу поговорить о делах, и считаю, что дома это делать неуместно.

— Хорошо. — Облегченно вздохнул Шлепко.

Так что теперь Соболев ехал в офис к Картову, рассматривая в окне пейзажи столицы, мимоходом отметив, что, благодаря той самой субботе, пробок почти не было. Хорошо. Значит, он успеет, и вылет не надо будет переносить. Впрочем, Карину он увезет отсюда в час, так или иначе, даже, если, Дмитрий не захочет решить вопрос мирно. Хотя, если расчет Константина верен, и Картов еще не в курсе, что она учудила, то все должно пройти проще. Он, в принципе, может, вообще, сыграть на желании Картова видеть его в своем «тылу». Попросить Карину в качестве бонуса к договору.

Честно говоря, сам Константин в жизни до такого бы не опустился. Он женщин привык сам получать, нормальными методами. Но, похоже, для Картова, подобное предложение удивительным не будет. Мразь.

Так, надо было взять весь свой гнев под контроль.

Если Дмитрий ничего не знает — он и не должен ничего заподозрить. Так будет лучше. Сейчас Константин мало что мог сделать. Не лезть же к кандидату с банальным мордобоем. Что это решит? И кому станет легче? Карине? Сомнительно.

Но Соболев не сомневался, что обязательно дождется момента, когда сможет предоставить Карине возможность отомстить этим людям по-настоящему. Видит Бог, любой человек, вынесший то, что она вынесла, заслуживал такого права. И плевать, что там говорит закон и мораль. Такие твари, на взгляд Константина, не заслуживали понимания. Да и как такое можно понять?

О том, почему он уже твердо решил сделать все, чтобы Карина сполна отплатила своим обидчикам, Соболев пока предпочел не задумываться. Не был уверен, что знал ответ, как и то, стоит ли, вообще, анализировать это решение. Ради своего же собственного спокойствия.

Борис задумчиво поглядывал на закрытую дверь спальни. Странно, как-то, было находиться в номере, как он подозревал, без ведома самой хозяйки. Хоть их и приставили ее охранять.

«Поглядывай тут».

Что Костя хотел этим сказать, спрашивается? Ему сообщать или не сообщать Карине, что они здесь? И как она отреагирует?

Не хотелось попасть в эпицентр скандала. А, как он понял по оговоркам Соболева, саму Карину в известность о том, что тут полно охранников, не поставили. И что ему делать, если она визг поднимет, начнет их прогонять? Сделать «морду кирпичом» и притвориться глухим?

Эх, Костя, Костя, вечно, как задаст задачу. А ты — решай, как знаешь.

И что с докладом не так?

Борис глянул на небрежно отброшенную в угол папку. Да, мало. Так, ведь, у него было сорок минут времени, а он — вон сколько нарыл. И что не так с этими данными, спрашивается?

Ладно, приедет домой, выяснит.

При мысли о том, что уже сегодня он сможет добраться до своей спальни и, главное, до своей жены, на душе стало так тепло и хорошо. Он соскучился за эти дни. Дико соскучился. Даже за ее причитаниями и истериками. Ведь, ясно же, что просто боится Катька за него. Боится, потому что, несмотря на двадцать два года законного брака, все еще любит его. И он ее любил, потому и скучал так. И не хватало ему телефонных разговоров, на которые-то, и времени в последние дни не было, так, чтоб нормально поговорить, с расстановкой и без спешки.

Ну, ничего, сегодня уже дома будет, обнимет Катерину, выслушает все ее упреки и причитания. Только бы здесь разобраться, да продержаться до возвращения Соболева так, чтобы их хозяйка не выгнала, или не попыталась вызвать охрану отеля. Потому как, тут он был на все сто согласен с Костей, после такой подставы, серьезные люди не захотят видеть Карину живой.

И что, кстати, имел в виду Соболев, требуя, чтобы он добивался ответа? Ему что, тарабанить в дверь, пока она не пошлет его?

Эх, вопросы-вопросы, и никаких ответов. Удружил, Костя.

В этот момент, отвлекая от размышлений и, привлекая и его, и внимание охранника, дверь спальни открылась, а на пороге, зябко кутаясь в гостиничный махровый халат, появилась Карина. Не похоже чтобы она ожидала кого-то увидеть в своей гостиной. Во всяком случае, по ее реакции Борис понял ситуацию именно так.

Едва ее, как ему показалось, немного расплывающийся взгляд, сфокусировался на нем, Карина сдавлено охнула и вжалась в дверь, которую не успела затворить за собой. На ее лице появилось настороженное, испуганное выражение. Хотя, честно, Борис смотрел не на это.

— Матерь Божия… — Борис подскочил со стула.

Он спохватился, поняв, что произнес это вслух. Но, твою ж…

Сзади тихо пробормотал ругательство Олег.

Ладно. Хорошо. Теперь, многое из недомолвок и поведения Соболева стало Никольскому ясно. В памяти тут же всплыла фамилия того, с кем она, по слухам, провела эту ночь, и Борис опять выругался. Только теперь про себя. М-да…

— Вряд ли. — Облизнув разбитые губы, вдруг хрипло проговорила Карина. И, кажется, даже усмехнулась. — С Марией меня сложно спутать. Разве что, с Магдалиной. — Теперь он точно увидел кривую усмешку. — Что вы тут делаете? — Тяжело вдохнув, спросила Карина.

— Я… Мы… — «Черт, лепечет, как ребенок».

Но Борис не мог вразумительно выразить цель своего пребывания здесь. Все еще пялился на ее разбитое лицо, и сбитые пальцы, судорожно сжимающие ворот халата. «Господи, если здесь такое, то, что же там, под халатом?».

Тут он вспомнил, что Соболев велел ее не пугать, а Карина, похоже, все же испугалась их присутствия.

— Нас Соболев оставил, для охраны. Пока он не вернется.

— Да, я вас с ним видела.

Карина кивнула, наверное, вспомнив то утро, когда Соболев ему ее «показал», но, Борис отчетливо это видел, ни капли не расслабилась. Зато продолжала внимательно его рассматривать, удостоив второго охранника лишь мимолетным взглядом.

— А вы кто? — Напряженно поинтересовалась она, наконец. — Друг? Помощник? Бухгалтер? Хотя, нет, — тут же добавила Карина, мотнув головой. Поморщилась. — На бухгалтера не похожи, да и на простого охранника. Хотя, и на начальника охраны, не очень.

— А на подполковника СБ? Похож? — Неожиданно усмехнулся Борис.

Карина едва-едва приподняла брови. Помолчала пару секунд.

— Похож, — выдала она свой вердикт. — Только тут, тогда, что делаете?

— А я Соболеву, всем перечисленным прихожусь, — неожиданно для себя весело хмыкнул Боря. — Хотя, сомневаюсь, что он сам считает, будто ему нужны друзья. Но это так, лирика. Вам бы собираться надо, Карина. — Видя, что она никак не желает отлепиться от своей двери, вспомнил Борис. — Самолет же в час, а значит, выедем не позже двенадцати, у вас сорок минут в запасе.

Она в очередной раз приподняла уголок губ.

— Я никуда не поеду, — не споря, а просто, с убежденностью заметила она.

Никольский растерялся. Но собирать ее силой ему не приказывали. И потом… М-да. Господи, этой женщине уже так досталось.

— Вы есть хотите? Могу Олега послать, принести, что-нибудь. — Борис махнул рукой на охранника.

Карина аккуратно покачала головой и отошла-таки, от своей двери. Правда, Никольский не мог не заметить, что двигается она «по стеночке», и так, чтобы держаться от них с Олегом как можно дальше.

— Нет, я просто воды наберу, таблетки запить. — Ответила Карина, показав ему кулак, с зажатой в том упаковкой аналгетика.

— Я принесу, — тут же предложил Борис, без всякой задней мысли двинувшись в ее сторону.

Карина тут же вжалась в угол, до которого как раз дошла, и затравлено глянула на него.

Никольский замер, ощущая внутри что-то горькое и противное. Она его боялась. Но он сейчас и не подумал бы ее обвинить.

— Не бойтесь. — Борис мягко попытался ее успокоить. — Я и пальцем вас не трону. Только воду принесу. Вам же больно.

— Не надо. Я сама. — Все так же настороженно Карина следила за ним, не отводя глаза.

— Ну, это же глупо! — Даже немного обидевшись, заметил он. — Зачем себя мучить, больно же. А мне принести воды — раз плюнуть. Я ничего не сделаю вам. Не изверг же, какой. У меня самого жена и дочь есть. Я понимаю, что…

Карина вдруг прервала его, хрипло засмеявшись.

— А вы думаете у того, кто это сделал, или у других — нет жен и дочерей? — Насмешливо проговорила она, держась за ребра. — Но я, ведь, к этим категориям не отношусь. Меня защищать некому. Так что, спасибо, но я сама воды наберу. Не обижайтесь.

И Карина, все еще опасливо косясь на него, пошла дальше, держась за стенку.

«Надо же, поняла, что его задел ее страх и недоверие. Хотя, и правда, с чего ей верить какому-то мужчине, которого она видит второй раз в жизни, и ничего о том не знает?»

Разумный подход, наверняка, подтвержденный опытом и практикой. Просто Борис не привык, чтобы женщины его боялись. Да и, вообще, горечь изнутри никуда не ушла. Но он молчал, наблюдая, как она скрывается в коридоре, ведущем к ванной.

Только подумал, что об одном Карина еще, видимо, не знает — теперь ее будут защищать. Так, как многим женам и дочерям, и не снилось. Навряд ли, чтоб существовало настолько уж много дочерей или жен в их стране, к которым приставляли такую охрану, как Костя потребовал от него для Карины. Не всех женщин защищают так, как самого Соболева.

Все здание, в котором располагался офис Картова, казалось каким-то замершим, словно застывшим до поры. Очевидно, до понедельника, когда хозяин соблаговолит «покинуть лоно семьи» и явиться сюда, вместе со всеми подчиненными. В будние дни, наверняка, коридоры и приемные гудят, в них кипит жизнь, и нет проходу и отбоя от посетителей и просителей, пользующихся приближающимися выборами, а, следовательно, и предвыборной добротой кандидата. И даже то, что сейчас-то, Картов находился тут, здание не пробудило. В неурочный час, видимо, офис не хотел работать, так же, как и сам кандидат.

На входе его встретил охранник. Удостоверившись, что он — действительно Соболев, парень рассказал, куда идти и открыл дверь, пропуская Константина, а сам подозрительно косился в сторону водителя, оставшегося стоять у машины. Словно ждал, что тот сейчас, следом за Соболевым, броситься на штурм уже закрывшегося входа. Что ж, Соболев не сомневался, что у Картова достаточно недругов, заставляющих держаться в тонусе охрану. Теперь он и самого себя считал одним из таковых.

Быстро пройдя по пустым коридорам, единственным признаком жизни в которых были его собственные шаги, да гудение ламп, Константин зашел в приемную Картова. На небольшом диванчике, у большого, почти во всю стену, окна, сидел очередной охранник, тут же вскочивший при его появлении. То, что он намеривался провести очередную проверку, было вполне очевидно. При таком уровне настороженности и контроля, казалось практически невероятным то, что провернула Карина. Как они ее проворонили? Каким образом позволили донести до него файлы, которые, при умелом обращении, позволят вколотить огромные ржавые гвозди в крышку гроба всей избирательной кампании Дмитрия?

— Оставь, Сергей. — Дмитрий появился в дверях своего кабинета и непринужденно оперся о косяк. — Все нормально. Это, действительно, Соболев, и я сомневаюсь, что он сейчас наставит на меня пистолет.

Картов добродушно улыбался, хоть и смотрел сосредоточенно, с любопытством. Похоже, просто интересуясь причиной этой, совсем не запланированной встречи.

Константину заинтересовался, а что Картов сделает, наставь он, и правда, на него пистолет? Поступок, разумеется, глупый сам по себе, и все-таки? Удивится? Испугается? Начнет нервничать? Или сохранит невозмутимость?

Впрочем, до проверки на практике, любой вариант останется на уровне теорий, которые будут требовать доказательств.

Но, так или иначе, попытаться понять его характер с этой точки — стоило. Соболев изучал и оценивал Картова и раньше: как возможного партнера в делах, как кандидата на выборы и его удобство для себя, как возможного противника в делах. Теперь ему надо было оценить его как врага.

Впрочем, он точно знал, что все эти мысли ни в его глазах, ни на лице не отражались. Соболев одел невозмутимую маску и полностью контролировал себя. Нет, ярость, бешенная, обжигающая — осталась. Но сейчас она клекотала глубоко внутри, придавленная, спрессованная хладнокровным и отстраненным контролем.

Сергею, судя по всему, было без разницы, «тот» он, или «не тот», охранник явно не одобрял пренебрежение его хозяина к собственной безопасности. Однако, ничего не сказав, мужчина только хмуро кивнул и вернулся на свое место.

Кивком поздоровавшись с Дмитрием, Константин молча прошел в кабинет, не обратив на мрачного охранника никакого внимания.

Осмотрелся, здесь он еще не был.

Кабинет соответствовал своему хозяину: просторный, с большим окном, разделенным на квадратики стилизацией под французские свинцовые рамки, стол — темного дерева, массивный, добротный, но при этом — изысканный. Римские шторы, вместо жалюзи, привычных для кабинетов, темные, цвета красного вина, сейчас были приспущены лишь на одну треть, и кабинет заливал солнечный свет. Стены, до середины окрашенные в светло-бежевый цвет, снизу были обиты темным деревом. У одной из стен стоял длинный диван, обтянутый черной кожей. На углу стола красовалась статуэтка орла, хищно раскинувшего роскошные крылья. Клюв птицы был раскрыт, а в длинных когтях безвольно свисал кролик. На постаменте статуэтки имелась дарственная надпись, но что именно желали владельцу — не просматривалось, та стояла слишком далеко.

В целом, кабинет излучал роскошь, какую-то, даже, клубность, в значении солидных лондонских клубов, ведущих свою историю еще из прошлых веков. Здесь Картов, определенно, простых людей не принимал, для тех просителей кабинет должен был бы выглядеть попроще. Это что-то более личное, как демонстрация себя и своего статуса. И при всем этом, при всей сдержанной солидности, проглядывало что-то в этих темных шторах и темной коже дивана у стены. Просматривалось, просачивалось в воздух нечто, словно скрытое в уголках, как и в самом Дмитрии. Что-то, что заставляло настораживаться. Теперь Константину казалось, что он знает — что это такое.

— Нравится? — Довольно спросил Картов, заметив очевидный интерес Соболева к окружающей обстановке.

Костя ограничился медленным кивком головы. Кабинет, и правда, смотрелся великолепно. И все-таки, он бы не согласился работать в подобном. Было здесь что-то гнетущее, даже не в мебели или стенах, а в атмосфере.

— Прекрасное место, сам его очень люблю. — Не скрывая гордой полуулыбки, похвастался Дмитрий. — Эксклюзивное оформление. — Он хитро прищурился. — А ведь дизайнер тебе знаком, — улыбка Картова стала шире. — Кабинет мне, по личной просьбе, оформляла Карина. У нее в этом деле великолепный вкус. Да и опыт.

Костя невозмутимо приподнял уголки рта, демонстрируя «улыбку».

— Я и не знал, что она увлекается дизайном, — заметил он.

— Не просто увлекается — у нее диплом, она профессиональный дизайнер. Хотя, это ее второе образование, и, пожалуй, действительно, больше хобби. Первый диплом у Карины по экономике и финансам. Вот тут она просто неоценима. У девчонки на удивление светлая голова.

Вот сейчас Соболев был искренне поражен. Не похвалами в честь Карины. Пусть он и не знал о ее дипломах, то, насколько эта женщина умна и разностороння, Костя и сам отметил. Его поразило поведение Картова. Когда тот расписывал ему достижения Карины — он просто лучился гордостью и довольством. Как заботливый родитель, искренне восхищающийся достижениями своего чада, ей-Богу.

После всего, что он теперь знал — это было выше его понимание. Рождало ощущение какой-то мерзости и брезгливости. Усиливало ярость и презрение, которое он уже испытывал.

Может, стоило переиграть договор в пользу Шамалко?

Но слишком свежие воспоминания о том, как выглядела Карина утром, навряд ли позволили бы Косте так поступить.

Однако, у их страны на ближайшие выборы — прекрасные перспективы. Просто прелестные: явно ненормальный извращенец и просто садист. Вопрос из вопросов: кого же выбрать?

Еще раз осмотрев кабинет, он кивнул.

— Она очень талантлива… во многих сферах. — Согласился Костя, подумав, что теперь ему ясно, отчего появляется это давящее ощущение в кабинете. Кому, как не Карине, знать истинную сущность того, для кого кабинет оформлялся.

— Очень. — Еще раз сверкнул гордой улыбкой Картов.

Ни малейшего проблеска злости или недовольства. Так хорошо играет?

— Что за срочность такая, Константин, что потребовалось встречаться в субботу утром? — Картов прошел вглубь кабинета следом за ним и, указав Соболеву взмахом руки на кресло, сам уселся напротив. — Что-то случилось?

Он был совершенно спокоен. Ничего. Ни одной тени в глазах. Даже, наоборот, какое-то, сытое, что ли, довольство.

— Я уезжаю сегодня. Появились дома срочные дела. — Спокойно сообщил Соболев, продолжая внимательно, хоть и без выражения, рассматривать хозяина кабинета. — Хотел закончить все наши дела, для начала.

Картов немного напрягся, с любопытством наклонился вперед.

— Я думал, что все свои дела мы уже решили? — Он приподнял холеную солидную бровь. — Или, ты изменил свое решение?

— Нет. — Соболев продолжал сохранять все ту же невозмутимость.

— Ты о Шамалко? Он пытается давить? — Похоже, Картов расслабился, очевидно, решил, что Костя обращается за помощью. Свою осведомленность он и не думал скрывать. Бравировал ею.

— Нет. — Константин легко качнул головой, отметя это предположение. — Это я улажу уже, в любом случае.

Он пристально посмотрел на Картова.

Знает или нет? Как проверить? Или играть ва-банк?

— Тогда, о чем ты хотел поговорить? — С долей благожелательной заинтересованности, спросил Дмитрий.

— О Карине. — Костя смотрел прямо на Картова.

Тот снова приподнял бровь.

— Я хочу, чтобы она поехала со мной.

Соболев не отводил глаз, продолжая удерживать взгляд Картова. Тот, казалось, удивился. И о чем-то быстро размышлял. Это было заметно.

О чем?

— Каким образом это имеет отношение к нашему договору? — Уточнил Картов, наконец. Он выглядел немного напряженным.

— Самым прямым. — Константин откинулся на спинку кресла и задумчиво побарабанил пальцами по витиеватой завитушке на ручке. — Ходят слухи, что это решается через тебя? — Теперь он вопросительно приподнял бровь.

Дмитрий ощутимо расслабился. Очевидно, испугался, что Соболев пришел переигрывать условия, и не рассчитывал лишь на такую «блажь». Видимо, такая цена дорогой не показалась.

— Эти слухи преувеличены. — Легкомысленно отмахнулся он. — Карина — самостоятельная и свободная женщина и сама решает, с кем и как проводить время.

— И, все-таки, иногда, как я слышал, это зависит от тебя. — Не сбавлял давления Костя.

Картов промолчал. Только, с многозначительной улыбкой, развел руки.

Ему хотелось его удавить. Сильно хотелось.

А к Шамалко он ее, тоже, с такой улыбкой отправлял?

— Бывает, что, по старой дружбе, Карина прислушивается к моему мнению. — Наклонил голову Дмитрий.

Такая скромность и простота.

— Что ж, тогда — я беру ее с собой. — Решив, все же, сыграть ва-банк, заявил Костя, ставя Картова в известность и наблюдая за реакцией.

— А Карина не против? — С некоторой осторожностью, уточнил Картов.

А вчера ты ее об этом спрашивал?

— Мы с ней это уладили. — Не выдавая своего внутреннего диалога, Константин пренебрежительно отмахнулся.

— Вы сегодня встречались? — Еще аккуратней уточнил его собеседник.

Беспокоится, как он на ее внешний вид отреагировал? Какая дипломатия.

— Пересеклись. — Туманно кивнул Костя.

— И? — Картов пристально смотрел прямо на него.

— Думаю, между нами разногласий не возникнет. — Сделав вид, что не понял ни намека в вопросе, ни того, что от него ждут конкретной реакции, Константин пожал плечами.

— Что ж, — Картов, в свою очередь, откинулся на спинку кресла и немного задумчиво посмотрел на статуэтку. — У Карины был… непростой последний клиент. Думаю, ей не помешает сменить место пребывания и… отдохнуть. — Он чуть иронично улыбнулся.

Соболев и бровью не повел, подавив внутри всплеск гнева.

Не знает. Как это ни странно, Картов понятия не имеет о том, как его подставили. Шамалко… Что ж, тот спишет все именно на Дмитрия, как и есть на самом деле.

Его же, Соболева, интерес к Карине — Дмитрия не удивил, наверняка, он был в курсе того, что они общались. Хорошо, значит, все более чем достоверно. Ну а то, что Костя не упомянул о внешнем виде Карины… Черт знает. Даст Бог, Картов спишет это на то, что и Соболев такой же извращенец. Карина же кричала что-то подобное, когда он потребовал от нее снять платье.

— Вот и ладно. — Он поднялся. — Значит, мы уезжаем.

Стараясь сохранить контроль над собой, Соболев развернулся к выходу.

— Тогда, я предупрежу своих людей в отеле, они должны были проследить за… вещами Карины, она планировала сегодня вернуться домой. — Заметил Картов ему в спину.

Костя кивнул.

Этих «людей» Борис вычислил, едва приехал. Потому и упомянул Костя, что они с Кариной сегодня «пересеклись». Если Картову еще и не доложили, что он был у Карины, да и она ходила к нему — то обязательно доложат. Теперь у этих визитов есть официальная цель — они договаривались.

Очевидно, именно эти люди должны были уберечь Карину от мести Шамалко, по задумке Дмитрия. Во всяком случае, для его же пользы, Костя предпочел думать, что Картов, действительно, собирался ее прикрывать, а не пустить в расход.

Но почему же Дмитрий не знал?

Пусть информацию о Шамалко она просто скопировала там же, еще и на свою флэшку, кроме той, что наверняка отдала Картову. Интересно, а вся эта охрана своих не обыскивает? Потому у Карины ту, несанкционированную флэшку и не нашли?

И где-то же она взяла файлы на самого Картова. Костя сильно сомневался, что Карина хранила такой компромат у себя в ноутбуке или где-то в своих вещах. Она умная. Не могла не понимать: обнаружат — убьют. Но если ее «пасли» до самого отеля и в нем, когда и как она незаметно умудрилась добавить это на флэшку?

Ладно, это он у нее спросит позже.

Попрощавшись с Картовым, он вышел в приемную. Охранник, сидевший ранее на дальнем диванчике, теперь подпирал стену непосредственно под дверью кабинета.

Подслушивал, значит.

Что ж, дисциплина людей, проблемы самого Картова. А вот что заинтересовало Соболева, так это — прищуренные глаза парня, полные злобы и ненависти.

Очень даже интересно, чем это он ему так за десять минут успел не угодить?

Добавив мысленно еще одно поручение для Никольского, Соболев быстро покинул здание, воздух которого начинал понемногу душить. Раз им так везло, следовало выжать из этого везения по максимуму и увезти Карину туда, где «эти» ему мало что смогут противопоставить. А потом он сможет решить, как действовать дальше.

Глава 12

Руки, жестокие, грубые — они мучили, опять и опять заставляя тело корчиться от боли. Та разливалась, сочилась по телу, как кислота, обжигая каждую клетку. Разрывая мозг. Но не это ее крушило, не его удары, не слова, а собственная беспомощность. У нее не было сил, чтобы противостоять этому измывательству, она уже и кричать не могла, измученное горло только сипело. А ее никак не желали оставить в покое. Кто-то кричал на нее, бил, терзал, тряс…

Тряс…

Что-то не так было в этом. Шамалко ее не тряс. Бил, орал, связывал, пинал. Но не тряс, однозначно. Несоответствие озадачило заторможенный таблетками мозг и разорвало пелену кошмара, в котором она вновь и вновь переживала последнюю ночь. И в сознание, наконец-то, пробилось значение громких слов, которые кто-то орал у нее над самым ухом.

— Карина! — Ее тело снова задрожала, сотрясаемое чьими-то руками. — Твою ж, налево, Боря! Я же просил посмотреть!

— Да ничего она не делала с собой! Только аналгетик пила! Что мне было, под роспись ей таблетки выдавать?! Ты же сам сказал — не пугать!

Сверху прозвучала новая порция ругательств. Голос был знаком.

Застонав, она попыталась вывернуться, отползти от мужских рук. Пусть те и касались ее аккуратно, но все-таки, причиняли боль.

— Отпусти. — Прохрипела Карина, пока еще не в состоянии открыть глаза, чтобы посмотреть на Соболева. — Мне больно.

Его руки тут же дали свободу ее плечам. И голос сразу стал иным: спокойным, сдержанным. Что, впрочем, ни на йоту не умалило его повелительной интонации.

— Карина. Тебе придется проснуться, девочка. — Теплые пальцы, совсем как тогда, в ванной, мягко прошлись по ее щекам. — Мы уезжаем через двадцать минут. А ты вещи еще даже не начинала собирать.

Он не причинял боли, но она просто не могла себя еще контролировать. Даже под воздействием обезболивающего, мозг отчаянно, надрывно приказывал телу бежать, прятаться. Хоть отползти, лишь бы подальше от мужчины. От любого мужчины. Слишком мало еще прошло времени, чтобы она могла не реагировать.

И она подчинилась этому требованию своего чувства самосохранения. Все еще не открыв глаза, Карина забилась в угол кровати и только потом, с трудом, заставила свои веки подняться.

Эти таблетки всегда так действовали, чуть ли не отключали ее, вызывая непреодолимую сонливость. Зато убирали эту ужасную боль во всем теле.

Несколько раз моргнув, она, наконец-то, осмотрелась. Соболев сидел на корточках у самого края кровати, там, где только что лежала Карина. Его ладонь, сжатая в кулак, лежала на подушке, как раз там, где находилась вмятина от ее головы. Он пристально наблюдал за ней с каким-то странным выражением в глазах. Карина не могла понять, что то значило, но, по крайней мере, это не было ни похотью, ни жалостью, что ее полностью устраивало. В раскрытых настежь дверях спальни стоял второй мужчина, тот, которого она видела в гостиной у себя, и который предлагал принести ей воду. Вроде бы, ни Соболев, ни тот, второй, не несли в себе угрозы для нее, но Карина, все-таки, не могла себе позволить расслабиться. Мысленно, стараясь разобраться в происходящем, она заставила себя вспомнить то, что они только что говорили.

— Я не пыталась покончить с собой, — Карина хотела хмыкнуть, но во рту оказалось слишком сухо, а горло не прекратило болеть и саднить. Вышел какой-то хрип. — Этот этап давно пройден. — Она чуть насмешливо посмотрела на Константина. — Не надо орать на человека, он даже старался мне помочь.

Упираясь в матрас правой рукой, которая ночью пострадала меньше, она села. Голова кружилась. Все-таки, эти таблетки были слишком сильными для нее. Но без них она сейчас бы просто не вытерпела.

— Сколько ты выпила обезболивающего? — Голос Соболева звучал ровно, но то, как он смотрел на нее, как немного прищурился и наклонил голову, наводило на мысль, что Константин не очень поверил ее заявлению.

— Четыре таблетки. — Язвительно отчиталась Карина. — Две утром, еще у Шамалко, две — уже здесь. Еще вопросы есть? Или, ты объяснишь, зачем здесь торчишь, как и они, впрочем? А, еще лучше, может, вы просто уйдете? — Предложила она, понимая, что на нее опять накатывает сон.

Нельзя было расслабляться. Не в их присутствии. Миг слабости, когда она почти сломалась, слишком много позволила Соболеву узнать о себе утром — прошел. Теперь она могла только сожалеть о собственной неспособности что-то изменить. И помнить, что нельзя остаться беззащитной тогда, когда рядом мужчины. Сейчас она не могла им противостоять. Но и безвольно ожидать подвоха, уже не имела сил. Апатия почти ушла. А слишком большой опыт восстановления после подобных испытаний, заставлял волю вскидываться, пытаться бороться за себя.

Будь она проклята, эта воля. Была бы меланхоличной, ее бы давно оставили все в покое.

— Мы выезжаем через… — Не впечатленный ее предложением, Константин глянул на часы. — Пятнадцать минут. — Тебе вещи не нужны? Хорошо. — Не ожидая ее ответа, Соболев повернулся к тому, второму мужчине, с интересом наблюдающему за происходящим. — Скажешь Максиму, чтобы он это решил. Пусть их упакуют, и пришлют к нам. Одевайся. — Это, уже снова ей, судя по тому, что Соболев опять повернулся к Карине.

Закончив распоряжаться, он поднялся и посмотрел на нее, словно удивленный, что Карина тут же не бросилась выполнять его волю.

Вздохнув, она устало прижала пальцы к тяжелым векам.

— Что ты от меня хочешь? — Вышло как-то обреченно. — Я же тебе говорила…

— Картов отпустил тебя. — Соболев вдруг скупо улыбнулся. — Правда, он пока не подозревает, что это уже безвозвратно. Но ничего, скоро поймет. — Он хмыкнул. — Не представляю, как, но ты смогла провернуть все так, что он еще не знает. Но, надо же смотреть правде в глаза — он выяснит, Карина. И к тому моменту тебе не следует находиться здесь. А на моей территории — он уже не сможет незаметно ликвидировать тебя.

— Сергей. — Тихо пробормотала она, откинувшись на спинку кровати.

Сил на полноценное объяснение не хватало. Они все ушли на попытку спастись от его прикосновений.

Соболев нахмурился.

— Какой Сергей? Что? — Переспросил он, словно не понял. И вдруг прищурился. — Охранник тот? При чем здесь он?

Мимолетно возник интерес, откуда Константин знает, что Сергей — охранник, и как понял, что Карина говорит именно о нем, но тут же прошел. Даже думать сейчас не хватало сил.

— Он следил за тем, чтобы я добралась в отель… — Во рту пересохло. — Не сказал про клуб.

«Как же ей пить хотелось. И спать. А они никак ей покоя не дадут»

Заставив тело собраться, Карина попыталась подняться с кровати, с противоположной от Константина стороны.

— Какой клуб? — Уточнил Соболев, обходя постель.

Не похоже, чтобы он собирался уходить, или внял ее просьбе об одиночестве.

— Файлы…, — она облизнула пересохшие, разбитые губы. — Дурацкие таблетки. — Рассерженно пробормотала Карина, поняв, что не в состоянии до конца изложить и даже сформулировать мысль.

— Карина? — Соболев подошел ближе и пристально всмотрелся в ее лицо.

Посмотрел так несколько мгновений и нахмурился, похоже, поняв, что с ней. Вот и хорошо, потому что она не могла объяснять и говорить. Произносить слова было как-то лень. И хоть Карина точно знала, что это последствия приема таблеток, не могла бороться. А вот напиться очень хотелось, ради этого она могла заставить двигаться свое измученное тело.

— Куда ты собралась? — Поймав ее после первого шага, Соболев проигнорировал попытку Карины избежать его рук. — Ты слышала, что я сказал, Карина? Одеваться надо.

Она слышала. Но это было полной чушью, Картов не мог ее отпустить. А значит — и обсуждать нечего.

— Пить. — Выдавила из себя Карина через силу, стараясь овладеть собственным телом.

По мышцам пробежала мучительная дрожь. Она не могла вытерпеть, но и оттолкнуть его — сил не хватило бы. И пусть умом понимала, помнила, что именно этот, конкретный мужчина, никогда ее ни к чему не принуждал и не причинял боли — подавить бессознательную реакцию не могла.

Он ощутил эту дрожь. Карина видела, как Соболев нахмурился. Слышала проклятие, которое он тихо пробормотал. Но он не пустил. Все равно ее держал. Возможно, правильно делал, поддерживая ее, Карину, действительно, немного пошатывало. Вот только страх не желал принимать доводы разума и никуда не уходил.

— Борис, принеси ей воды. — Распорядился Константин, и немного подтолкнул Карину, заставив снова сесть на край кровати.

Второй мужчина послушно отправился куда-то, видимо за водой, а сам Константин отошел от нее и остановился у двери гардеробной.

— Давай, нам некогда терять время, полет согласован и лучше не опаздывать. — Достав первое попавшееся платье, он бросил то рядом с Кариной на кровати. — Ты сама справишься? — Уточнил он, оглядывая ее с явным сомнением.

Она совсем не понимала, что он от нее хочет. И, кажется, полностью утратила контроль над развитием ситуации.

— Соболев, я же…

— Если ты опять собралась сказать, что это — невероятно, можешь не повторяться. — Хмыкнул он. — Так мы, точно, опоздаем. Давай, помогу лучше. Снимай халат.

Константин подошел, деловито поднял только что отброшенное им платье и несколько растерянно то осмотрел.

Карина же пораженно, если не ошалело, уставилась на него. Молча. А что без толку спорить, если они друг друга не понимают?

Он ее собирается одевать? Сам? Она как-то с трудом себе это представляла. Раздевали ее мужики с завидной регулярностью. Но вот, чтоб наоборот, такого еще не попадалось. Да и не казался Соболев одним из тех, кто любил играть в «кукол».

В этот момент вернулся его помощник с полным стаканом.

— Вода. — Сообщил он с порога и как-то подозрительно, с не меньшим удивлением, чем сама Карина, посмотрел на Соболева, который крутил платье, явно пытаясь понять, где то расстегивается. — Костя, что ты делаешь? — Наконец, уточнил тот.

— Где тут застежки, Борь? — Не ответив, Константин, видимо, решил просто обратиться за помощью.

Если бы ее сознание не было заторможено таблетками, Карина бы уже, наверное, смеялась, даже несмотря на тяжелую ночь и боль во всем теле. Даже так, ей вдруг, стало очень весело. Или, может, как раз, наоборот, из-за этих таблеток? Она не могла пока понять, раньше ее никто не брался смешить после подобных ночей, не с чем было сравнить.

— А мне, откуда знать?! — Почти испуганно переспросил этот самый Борис.

— У тебя же дочь. — Соболев уставился на помощника едва не с обвинением. — Ты что, ее не одевал ни разу?!

— Ты обалдел, Костя? — Возмутился тот. — Я ее одевал в последний раз лет пятнадцать назад, и уж точно, не в такое платье. — Он ткнул пальцем в очень недешевое, кстати, платье известного в их стране модельера.

На нее они почти не обращали внимания, словно на малое дитя или, и правда, куклу.

Карина не выдержала этого абсурда и сдавленно рассмеялась, удерживая руками ноющие ребра.

— Идите вы… отсюда. — Глотая смех и стон боли, велела она. Забрала стакан с водой. Отпила и поставила на пол. — Я сама оденусь, раз уж вам так приспичило.

Они оба с сомнением посмотрели на нее, как на умалишенную.

— Убирайтесь, — еще смеясь, повторила Карина, и даже нашла в себе силы подняться и забрать платье из рук Константина.

Правда, проделала это все так, чтобы не коснуться его и пальцем.

Что толку сопротивляться? Они, определенно, не собирались оставлять ее в покое, целеустремленность в мужчинах она умела распознавать. А ехать в аэропорт в махровом халате — Карина не хотела. Это вам не в ресторан прогуляться. Шуба с махрой сочеталась плохо, да и повторяться — желания не было. Элемент неожиданности уже исчез, не тот эффект, и лицо у нее сегодня — не того формата.

Нет, Карина не поверила Соболеву, но и смысла спорить — не видела. Она понятия не имела, что он делал и где был эти полтора часа. Но, ведь, Дима действительно вчера говорил что-то о том, что сегодня она сможет вернуться домой, возможно, именно потому и не спорил с Соболевым, если тот его видел сегодня. Тем более, если не знал о ее маленькой мести. И хоть Карина почти не сомневалась, вопреки уверенности Константина, что ее не убьют, но и наказание сегодня получать не хотелось. Так она и сама может не выдержать и умереть от травм. Так что, уехать, чтобы хоть немного прийти в себя, стоило. Она вернется домой. А дальше — будет решать уже по обстоятельствам.

Мужчины не торопились выходить, похоже, не доверяя ее умению одеваться в таком состоянии.

Карина хмыкнула, иронично посмотрев на них. Чуть приподняла бровь, насколько допускал мимику синяк на скуле. И взялась за пояс халата с очевидным намерением тот снять.

— Борис, собирай парней, и ждите у выхода. — Вдруг напряженно велел Соболев своему помощнику.

Впрочем, тот и сам, едва осмыслив ее намерение, уже отвернулся, направившись к двери.

Карине подумалось, что проще и быстрее было бы сказать «Вон!», ведь именно это подразумевалось. Картов именно так бы и сделал.

А этот — нет, заботился о самоуважении и гордости своих людей.

Сам Соболев остался стоять перед ней.

Что ж, нравится ему любоваться ее синяками — на здоровье. Стесняться Карину давным-давно отучили. Спокойно сбросив гостиничный халат и оставшись перед ним практически обнаженной, не считая трусиков, Карина посмотрела на платье. Да уж, мог бы выбрать и что-то поудобней. Но сама она снять другое не сможет, а просить Константина, когда он и так, уже готов ее обнаженной выволочь из номера, не казалось хорошей идеей. Карина уверенно расстегнула потайной замок, спрятанный в боковой шов.

Понимая, что через голову не сможет натянуть этот наряд, не сумеет поднять рук, она, совсем как в детстве, том, другом, о котором старалась никогда не вспоминать, шагнула ногами в пройму платья.

Мама всегда ругала, когда Даша так делала… Всегда, и учила одеваться правильно.

Но у Карины матери никогда не было. Оттого она спокойно делала то, что хотелось.

И все-таки, полностью справиться с нарядом у нее не вышло. Даже то, что замок был сбоку — не спасло, не могла она сейчас так изогнуться, чтобы с тем совладать.

— Давай, помогу. — Хмурым голосом предложил Константин, наблюдая за ее мучениями.

Разрешения он не ждал, просто быстро застегнул, лишь на секунду коснувшись тела Карины.

— Пошли. — Велел он, закончив.

И пошел к выходу из комнаты. Карина с тоской посмотрела ему в след, прекрасно понимая, что ей за ним не угнаться.

Может, и хорошо? Он поймет, что она его задерживает и, наконец-то, уберется восвояси, а Карина отправиться домой. Но надеялась она зря. Обернувшись у порога с легко читаемым недоумением на лице, видимо от того, что его емкое распоряжение не выполняется, Константин миг помедлил, хрустнул суставами. А потом — вернулся и крепко, но осторожно ухватил ее локоть, чуть пониже ожога.

Она не знала, откуда взяла силы, неоткуда, вроде бы. Но Карина тут же дернулась, пытаясь выбраться. Затравленно глянула в его пасмурное, напряженное лицо.

— Тише. — Соболев поймал ее вторую руку. — Тише, девочка. Я не собираюсь тебя мучить еще больше. — Глядя ей в глаза, он произнес это медленно и разборчиво, словно сомневался, что Карина понимает. — Просто помогу дойти до машины.

Не то, чтобы Карина поверила. Но у нее не было выбора, да и сил спорить. Как и желания это делать. Дурман аналгетика так и не рассеялся полностью, то и дело, накатывая на сознание, то вгоняя Карину в сонную дрему, то окатывая глупой эйфорией, как совсем недавно.

Сейчас веселье спало так же стремительно, как сходит волна с берега, и Карина поняла, что даже стоять трудно. И уже не осталось сил бравировать и бросать вызов, как пару минут назад. Все-таки, она очень мало отдохнула. Но, хоть уже не тянуло расплакаться, жалея себя. Значит — выдержка понемногу возвращалась.

И она позволила ему вести ее. Хотя и не смогла расслабиться. Мышцы, напряженные страхом, снова немилосердно заболели, но Карина не могла на это повлиять, а потому приняла как данность, стараясь, по крайней мере, сдержать предательскую, трусливую дрожь.

До первого этажа, как и до машины, в общем-то, она доползла только благодаря поддержке Соболева. С каждым шагом Карина все больше опиралась на него, пока и вовсе, не навалилась всем телом. Но он не заставлял ее отстраняться, только крепче обхватил. И еще, кажется, бормотал ругательства, хоть и не казался рассерженным. А вот хмурым и недовольным, да, пожалуй. Но ведь это не она просила куда-то ее тащить. Так что Карина решила не обращать внимания на его настроение. К тому же, вернулась сонливость. Причем, настолько непреодолимая, что Карина уснула, едва села на заднее сидение какого-то автомобиля. И даже то, что она, в принципе, понятия не имела, куда ее везут на самом деле, и для чего, уже не помогало оставаться в сознании. Карина сдалась своей усталости, боли, и лекарству.

А проснувшись, не сразу поняла, что находится в самолете, который уже летел. Она лежала в удобном, широком кресле, обтянутом кожей, с сильно откинутой назад спинкой. Ее ноги укрывал какой-то темный плед.

Карина совершенно не помнила ни аэропорта, ни посадки, ничего. Да и сейчас не очень четко воспринимала окружающее. Веки закрывались сами собой, а сознание укутывала какая-то вязкая пелена, но теплая и приятная. Почти такая, как то одеяло, что ее грело. Просыпаться до конца совершенно не хотелось.

Где-то сбоку она слышала негромкий разговор. Соболев говорил еще с кем-то. Кажется, с тем мужчиной, у которого была дочка, которую тот давно не одевал… Вспомнив его возмущение предположением, что он должен знать, где замок ее платья, Карина снова улыбнулась. Попыталась посмотреть туда, но шевелиться не хотелось, да и смысл слов ускользал от нее. И Карина поняла, что опять проваливается в спасительную, блаженную темноту отдыха без снов.

Они летели совсем не долго. Не больше часа, наверное, да и это — с посадкой и приземлением. А ей показалось, что время растянулось, стало невероятно долгим и тягучим, и все из-за того, что она то просыпалась, то вновь проваливалась в густую темноту. За ее спиной продолжался тихий разговор, вслушиваться в который у Карины не было ни сил, ни желания. А все пространство небольшого самолета наполнял равномерный и монотонный гул.

Однако когда они стали заходить на посадку, Карина заставила себя встряхнуться. Было сложно и чертовски трудно. Но она знала, что делать. И как. Не в первый, и не в десятый раз ей доводилось приходить в себя после тяжелых ночей. Может, и не настолько, но все же. То время, в которое можно было расслабиться и упиваться жалостью — истекло. Сейчас следовало брать себя в руки и действовать согласно разуму, как бы не болело тело.

Машины подогнали едва ли не к самому трапу, видно, Соболеву здесь позволено почти все. Хотя, понять их можно, погода, несмотря на яркое зимнее солнце, такая, что пересекать летное поле, открытое всем ветра, захочет только идиот. Но ей было не по пути с теми, для кого пригнали эти автомобили.

До дома было всего-ничего, час быстрой езды на машине. Она и не задумывалась, что живет так близко от вотчины Константина. Впрочем, учитывая то, что раньше их пути никогда не пересекались — это и не удивительно. А теперь — даже неплохо, доберется быстрее. Главное попасть в здание аэропорта и вызвать такси. Благо, сумочку со всеми карточками и телефоном она оказалась в состоянии забрать из номера.

Будто ощутив это ее намерение, Константин спустившейся с самолета первым, резко повернулся и пристально осмотрел ее с головы до ног, между прочим, в туфлях и на босу ногу.

— Садись. — Резко велел он, кивнув на ближайшую к ним машину. — Тебе только заболеть и осталось.

Но Карина отрицательно покачала головой.

— Я вызову такси и поеду домой. Здесь совсем недалеко, через полтора часа уже доберусь. — Ее голос звучал совершенно спокойно и уверенно. Ровно. Она по полному праву могла гордиться собой. — Я не собираюсь тебя отягощать или утруждать лишний раз. — Карина уверенно смотрела на Соболева.

Его лицо закаменело. Константин перевел взгляд куда-то ей за спину, резко махнул головой. Приказывал Борису отойти и увести остальных, как она поняла, а сам Соболев крепко ухватил ее руку и настойчиво подвел к автомобилю. Но внутрь не затянул, встал за открытой дверью огромного внедорожника, который закрывал от ветра, бушующего на поле.

— Ты казалась мне умнее. — Щелкнув зажигалкой, он с трудом зажег сигарету от трепещущего на ветру огонька. — Подумай, наконец, головой, Карина. Пока тебе везло, не спорю. Но везение не продолжается вечно. И Картов узнает, что именно ты на него собрала и кому отдала. Ты готова умереть?

Он говорил холодно и жестко. Голос был таким же колючим, как и ветер, который дул, рвал на ней кожу, царапал ледяным наждаком свежие ссадины.

Умирать она не хотела. Если бы это было ее целью, Карина сейчас не мерзла бы здесь. Какой бы поганой не была ее жизнь, прекращать ту пока не было желания. И сейчас, пожалуй, впервые со вчерашнего вечера, в ее душу закралось подозрение, что она может и ошибаться, а Соболев окажется прав.

Видя, что она молчит, он криво усмехнулся.

— Он знает, что ты поехала со мной. Считает, что добавил тебя к нашему договору о его выборах. — Соболев продолжал курить и говорить тем же тоном, отстраненно глядя на Карину. — Думаю, Картов весьма удивится, если ты вернешься домой. А узнает он об этом, дай Бог, чтоб завтра, а то — сегодня же. Сколько времени у него уйдет на то, чтобы добраться до тебя, когда он узнает о файлах? — Он прищурился, затянувшись в последний раз.

Карина на вопрос не ответила. Задала свой.

— То есть, теперь меня сдали тебе в аренду? — Отстраненно уточнила она и посмотрела вдаль этого поля, искрящегося снегом. — Так бы сразу и сказал.

Соболев пробормотал ругательство и зло втоптал окурок в снег.

— Я не беру женщин в качестве бонусов к договору. И не нуждаюсь в силе, чтобы получить женщину, которую хочу. — Зло процедил он, прищурившись. — И, уж тем более, интересуюсь мнением самой женщины. Мне плевать, что ты думаешь и как это себе видишь — моей задачей было вытащить тебя оттуда с наименьшими потерями. То, что такой вариант ущемил твою гордость, прискорбно, но я переживу. — Заявил Соболев достаточно цинично, чтобы стало понятно, что уж он точно ни о чем не сожалеет.

— Зачем? — Карина продолжала рассматривать горизонт. — Ты филантроп? Праведник? Спасаешь заблудшие души шлюх? Или это мне так нежданно повезло?

Соболев осмотрел ее хмурым взглядом и отвернулся.

— Почему ты принесла мне эти файлы? Не Федорову, не Мелешко, не Руденко? Они все были в столице. Первый и второй — на расстоянии пяти минут от отеля. Но ты пришла ко мне. Почему?

Карина промолчала, как и он сам, продолжая смотреть вдаль.

Она не знала. Честно говоря, ей даже в голову не пришло отнести эту информацию кому-то другому. Хотя, он был прав — еще, как минимум три человека были рядом. Те, кого она знала. Те, кто просто озолотили бы Карину за эти файлы. Игроки чуть меньшего ранга, которые сразу вырвались бы в высший эшелон, отдай она эту флэшку им. Но Карина, ни на секунду не задумавшись, пошла к Соболеву, причем, не собираясь ничего просить в награду.

Почему? Хороший вопрос. Она обязательно поразмышляет об этом как-нибудь на досуге. Обязательно. Не сейчас. Ей не хотелось в этот момент анализировать и разбирать по косточкам свои поступки.

— Ты пришла ко мне. — Резюмировал Соболев и ее, и свое молчание. — А значит, ты сделала свой выбор и принимаешь мои правила игры. А я своих людей не бросаю без защиты. Тем более, когда им реально грозит смерть.

— Я не просила твоего покровительства. — Заметила Карина, ощущая, как леденеют стопы.

— А я и не предлагаю его тебе. — Он передернул плечами.

— Тогда, что я тут делаю? — Иронично заметила Карина.

— Ты едешь в гости к другу. — Невозмутимо проговорил Соболев, глядя на нее с тем же, непонятным Карине выражением в глазах, что и недавно в отеле.

— У меня нет, и никогда не было друзей. — Настороженно вскинулась она. — Я в них не нуждаюсь.

— Теперь, есть. — Константин усмехнулся с явно просматривающейся иронией. — Садись в машину, Карина. Не боишься сама простудиться — пожалей людей, они все из-за тебя торчат на улице.

Оглянувшись, она с удивлением заметила, что Константин прав — ни один из охранников, ни Борис, ни еще какой-то мужчина, которого она не видела раньше — не сели в машины. Все стояли на этом проклятом ветру и делали вид, что им совсем не холодно. Ясно, что они торчали на улице из-за того, что тут стоял Соболев. Но он-то не садился из-за нее. Так что, опосредованно, их действительно задерживала Карина.

Еще секунду посмотрев на него и на этот странный взгляд, которым он на нее смотрел, Карина поджала губы и с некоторым трудом забралась внутрь огромного внедорожника. Мышцы отозвались тягучей болью, но она тут же опустилась на сидение. Здесь было тепло. Просто шикарно тепло. Она тут же почувствовала, как начинает отпускать озябшие ноги, и тело наливается сонливой, приятной слабостью. Карина попыталась сопротивляться. Она и так слишком сильно позволила себе расслабиться в компании этого мужчины. А как показывал ее опыт, даже на йоту доверять мужчине — было нельзя.

— Мне казалось, что решение о дружбе обычно принимается двусторонне. — Заметила она, глядя в тонированное окно, когда Соболев опустился на противоположный край сиденья.

Один из парней охраны сел рядом с водителем. Остальные, видимо, заняли второй автомобиль.

— Ты ошиблась. Так бывает по неопытности. — Все с той же иронией ответил он, глядя на нее сквозь прищуренные веки.

У нее возникла стойкая уверенность, что его забавляет этот диалог. Карина же ощущала некоторую растерянность. Никто еще настолько бескомпромиссно не навязывался к ней в… друзья. Разве что в любовники. Но, несмотря на весь предыдущий «багаж» их общения, Карине казалось, что Соболев имеет в виду совсем не это, а именно то, о чем говорит. Такое было непривычно, непонятно и, просто, странно. А она сейчас находилась не в лучшей форме для стратегий и намеков, не чувствовала в себе силы, чтобы раскусить и обойти все ловушки. Потому, не зная, что сказать, Карина оперлась затылком на подголовник и сделала вид, что просто игнорирует этого мужчину, который все время вел себя не так, как того можно было бы ожидать.

Он привез ее в больницу к своему врачу. Косте было искренне плевать, что по этому поводу думает сама Карина. Она нуждалась в осмотре, это было ясно кому-угодно, и он не планировал выносить данное решение на обсуждение. У него, и так, ломило челюсть от того, с какой силой ему приходилось стискивать зубы каждый раз, когда этот проклятый синяк на скуле или ее разбитые губы оказывались в пределах его видимости.

Потому всю дорогу из аэропорта в больницу он предпочел смотреть в окно. Карина, так же, не стремилась поддерживать беседу. И впервые открыла рот только тогда, когда водитель, согласно предварительному распоряжению Константина, остановил машину перед входом в больницу.

Он уже приготовился к очередному раунду ее сопротивления. Однако Карина только что-то негромко пробормотала, он не разобрал, что именно, но, наверняка, ругательство. И, одарив его выразительным недовольным взглядом, все-таки вышла из автомобиля, когда Соболев распахнул дверь с ее стороны.

Сейчас она находилась за дверь от него, в смотровой. Сам же Константин сидел в кабинете врача, отремонтированном, как и вся эта больница, за его деньги, и ждал. И очень старался не думать о том, что именно сейчас видит перед собой врач. Хотя, казалось, перед глазами стоял каждый ее синяк и ссадина.

В этот момент белые двери, смежные со смотровой, открылись, позволив ему краем глаза выхватить кусок кушетки, обтянутой бежевым дерматином, и белую ширму. В кабинет зашел его собственный врач.

Константин не сказал ни слова, просто наблюдал за тем, как заведующий хирургического отделения — Станислав Александрович, для него — просто Стас, прошелся по кабинету и так же молча, как и он сам, уселся в свое кресло. Взгляда Константина он целенаправленно избегал.

Еще несколько минут в кабинете сохранялась тишина, нарушаемая только шуршанием бумаги, пока Стас что-то записывал в новой карточке. Потом, наконец-то посмотрев на Константина, он сжал губы, достал новую пачку сигарет из ящика стола и, быстро рванув упаковку, щелкнул зажигалкой, глубоко затянулся.

Костя вопросительно вздернул брови.

— Ты же, вроде, уже год, как бросил? — Хмуро поинтересовался он. — И меня заставлял.

— Бросил. — Так же хмуро подтвердил Стас, снова затягиваясь. — Уже год и два месяца, как. И тебе надо. — Добавил он, посмотрев в окно.

— Так. Ладно тянуть, говори. Я видел ее утром, так что знаю, что ты видел. — Резко выпрямившись в кресле, велел Соболев. — Где она?

— На рентгене, я отправил. Хочу быть уверенным, что ребра целые. — Отчитался Стас.

Константин кивнул, вспомнив огромный лиловый синяк.

— Она в милицию заявление писала? — Тем же хмурым тоном поинтересовался врач, вдавив окурок в пустую пепельницу.

— Я сам разберусь, это не уровень милиции. — Костя полез за своими сигаретами. — У нее что-то серьезное? — Напряженно поинтересовался он, закурив.

Стас вздохнул, уперся локтями в стол, и устало помассировал лицо.

— Как сказать, Костя. — Он посмотрел на него из-под бровей. — Внутренние органы, вроде бы, не повреждены, но я не утверждаю, пока не увижу заключение УЗИ. Синяки, ушибы, ссадины — ты сам видел. Но это пройдет. Переломов, даст Бог, не будет. Есть легкое сотрясение мозга. Потому ей нельзя принимать те таблетки, что она выпила, я выпишу другие, напишу рекомендации. Но меня не это настораживает в ней.

— Что?

— Ее изнасиловали, Костя, это и дурак увидит. Жестоко избили. Да, что там, практически, пытали…

Он очень старался сохранять хладнокровие, слушая Стаса. Очень. Но все равно ощутил, как уже знакомая черная ярость ударила в виски, и тяжело, гулко ухнула куда-то, в область солнечного сплетения. И это, точно, не голод, хоть он так и не успел поесть в самолете.

Он не обманул Стаса. Костя сам разберется с ними. Обязательно.

— А она, — продолжал, тем временем Стас, не замечая того, что происходило внутри у Соболева. — Ведет себя совершенно спокойно. Так, будто ничего, вообще, ничего не случилось! Словно она просто в магазин за хлебом сходила, и упала. Это не нормально, Костя. Вообще. Я беспокоюсь о ее психике. Даже, если сейчас попробовать списать все на шок и таблетки — Карина слишком спокойна.

Врач замолк и с какой-то жадностью вдохнул дым от его сигареты, которую Константин продолжал курить.

Он промолчал, не собираясь делиться тем, что ему доверили. Не планировал говорить Стасу, насколько бы сильно того не уважал, как врача, что для Карины это, и правда, было почти рутиной, судя по всему.

— Предложения? — Приподнял он бровь и вдавил свой окурок рядом с тем, что бросил Стас.

— Я напишу тебе телефоны нескольких психотерапевтов. Хороших, действительно хороших специалистов. — Стас еще раз провел ладонями по лицу. — И, как врач, настаиваю на том, чтобы она прошла курс реабилитации. Иначе… — Он задумчиво закусил губу. — У нее шрамы под теми ссадинами на запястье, видел? — Стас посмотрел Константину в глаза.

Соболев покачал головой, заставив себя сохранить непроницаемое выражение лица.

— Шрамы. Тонкие уже, почти белые и незаметные. — Повторил Стас. — Старые, думаю, она еще подростком была. Это, довольно характерные шрамы, Костя. Вероятно, у нее в юношестве была лабильная и неустойчивая психика. И я не могу гарантировать, что она, вдруг, не попытается снова покончить с собой, если не пройдет реабилитацию, когда, наконец, полностью осознает, что с ней случилось.

Константин сжал кулаки так, что, казалось, сухожилия затрещали, надрываясь. У Карины с психикой, как раз, все в порядке, более стабильной психики, он, пожалуй, у женщин не встречал. Это не с психикой у нее проблемы, а с жизнью.

Но и этими мыслями, так же, со Стасом он делиться не планировал. Да и был согласен, что психотерапевт не помешает.

— Давай свои телефоны. — Велел он, зажигая новую сигарету.

Стас хмуро проследил за его действиями.

— Кончай столько курить. — Раздраженно проговорил его врач, начав что-то строчить своим неразборчивым почерком в блокноте. — Мне тебя от рака потом лечить — никакой охоты.

— Ничего, — Костя усмехнулся, хоть веселья в нем не было и на грамм. — Припечет — брошу.

— Все так говорят, а мы их потом оперируем. — Недовольно хмыкнул Стас.

— Ну, не зря же я вам ремонт операционных и новое оборудование проспонсировал. — Пожал плечами Костя и спрятал листок с телефонами, которые записал врач.

Стас на это замечание только раздраженно поджал рот и покачал головой.

Через час они остановились перед открывающимися воротами его дома, на которые Карина посмотрела уж слишком подозрительно.

— Я буду жить в отеле. — Заявила она, переведя на него холодные глаза.

— У меня достаточно комнат, чтобы вместить друга. — Невозмутимо заметил он, не повернувшись от окна. — А охрана — лучше, чем в любом отеле.

— Соболев, на каком основании ты собираешься поселить меня здесь? — Таким же ледяным тоном, как и холод в ее глазах осведомилась она.

А Костя вдруг понял, что скучает по пикировкам и их общению до всего этого бедлама. О-па. Приехали. Ему ее издевок и подколок не хватает. И он недоволен, читая недоверие в глазах Карины. Да уж, Соболев, влип ты.

— Исключительно на дружеском. — Рыкнул он, лишь бы она отстала со своими вопросами и подозрениями.

С чего ей ему доверять? Не с чего, ясно же, как Божий день, при таком-то опыте. Но как же его это задевало, черт побери!

— Мое мнение, как я понимаю, друга, не интересует? — Насмешливо уточнила Карина.

— Нет. — Отрубил Константин, давая понять, что разговор на эту тему окончен. — Сейчас поедим, и выберешь себе комнату, какую захочешь.

Распахнув двери, он вышел из автомобиля, чтобы помочь ей. Охранников Карина к себе, вообще, не подпускала, его же прикосновения, хоть и с «слышимым» скрипом, но все же терпела.

— И большой выбор? — Все тем же тоном уточнила она.

— Достаточный, чтобы ты могла меня несколько недель не видеть, при желании. — Проворчал Соболев, поддерживая ее на ступеньках.

— Слушай, давай, я поеду в отель. И всем будет проще. С какой стати я тебе буду тут мешать? — Вдруг, совсем иначе, предложила Карина. — Если это уж так важно для тебя — останусь в твоей области. Но в твою жизнь мне чего лезть? Зачем здесь торчать и раздражать тебя?

— Ты не раздражаешь. — Как раз таки раздраженным тоном огрызнулся он.

И вдруг усмехнулся, под ее насмешливым взглядом. Отпустило с чего-то.

— И не мечтай, Карина. Мои друзья — останавливаются в моем доме, когда сюда приезжают. — Веско заявил он, распахнув двери и пропуская ее вперед.

— И давно ты эту традицию завел? — Она немного приподняла бровь, посмотрев через плечо, и улыбнулась кончиками губ.

Он искренне восхитился ее самообладанием и выдержкой.

— Только что. — Так же улыбнувшись, заметил Константин.

Карина в ответ только насмешливо хмыкнула.

Он тоже не собирался продолжать бессмысленный спор. Соболев принял решение, и оно было окончательным, чтобы она там себе не думала.

— Валентина Васильевна! — Громко позвал он свою домоправительницу, прекрасно зная, что та уже давно в курсе его приезда. Максим должен был позвонить ей еще из Киева. — Обед готов?

— Да, Константин Олегович. — Ответила сдержанная, высокая и сухощавая женщина, появляясь в дверях столовой. — Все готово.

— Прекрасно.

Константин помог Карине снять шубу, пока она сама рассматривала немолодую домоправительницу. Та отвечала ей не менее внимательным, подозрительным изучением.

— Пошли, ты же, тоже, ничего не ела со вчера.

Аккуратно поддерживая Карину под локоть, он подтолкнул ее в нужную сторону. Определенно, радуясь тому, что сможет положить в рот хоть что-то еще, кроме сигарет.

Глава 13

До него дошло только спустя двадцать минут.

А когда дошло, Константин выругался так, что Валентина Васильевна, как раз расставляющая на столе вторую смену блюд, застыла и уставилась на него. Причем, с ярко выраженным во взгляде осуждением и, даже, высокомерием.

Но Соболеву в тот момент было не до домоправительницы. Отбросив вилку и нож так, что те с громким звоном упали на дорогой фарфор и, подпрыгивая, оказались на стеклянном столе, он вскочил со своего места.

А вот Карина на его взрыв никак внешне не отреагировала, только замолчала, прервав очередную забавную историю, которые рассказывала ему, едва они сели в столовой, и настороженно следила за каждым движением. Это, отчего-то, добавило масла в огонь его раздражения и гнева. Хоть те и направлены были исключительно на самого Константина.

Идиот! Какой же дурак, честное слово! Есть ее потащил! Господи!

— Твою ж, налево, Карина! — Он рванул от стола, не обратив внимания, что стул отлетел. — Какого хр…

Соболев умолк, увидев ее взгляд. У него внутри все застыло. Даже злость на себя и ярость утихла.

— Зачем ты сидишь здесь и развлекаешь меня, а, девочка?! Еще и есть умудряешься. — Чуть ли не шепотом добавил он.

Пожалуй, впервые за то время, что ее знал, он увидел в глазах Карины настоящий страх. Не недоверие, не настороженность. А страх, панический, животный, дикий. И все равно, она даже не дернулась, так же спокойно сидела на своем стуле, сохраняя осанку и невозмутимое выражение лица. Только руки немного дрогнули, когда Карина отложила свои нож и вилку.

Обозвав себя в уме кретином, Константин подошел к ней и остановился в шаге.

Хватать ее, чтобы исправить собственную оплошность как бы ни хотелось, он не собирался.

— Пошли. — Костя просто протянул ей раскрытую ладонь. — Я отведу тебя в комнату.

Карина не двинулась. И хоть страх она уже успела умело затолкать поглубже, настороженность и недоверие читались ясно.

— Карина, ты какого черта здесь сидишь? — Со вздохом спросил Константин. — Зачем ведешь беседу и мило улыбаешься? Да, у тебя же, наверняка, все тело болит так, что забиться куда-то хочется, а ты мне анекдоты рассказываешь. Обалдела совсем?

— Ты сказал идти обедать. — Очень спокойно проговорила она, не предприняв ни единой попытки подняться.

Он с трудом сглотнул, слишком много поняв по нескольким словам.

«Мужчины платят мне не столько за секс. Они платят за мое время», слова Карины отчего-то всплыли в его голове.

«Матерь Божия», вспомнил он любимое выражение Бориса. «Сколько же раз ей доводилось такое делать и терпеть? И улыбаться…»

В животе плеснулась, притихшая было, злость и ярость. Такой долгожданный обед вдруг стал противным и тошным. Но, не желая снова видеть страх, он затолкнул это назад, глубоко внутрь.

— И почему ты не послала меня? Почему не обозвала кретином? — Злясь на себя, немного резко поинтересовался он.

Она глянула на него из-под ухоженных тонких бровей так, как смотрела бы на сумасшедшего, наверное. Как на убогого бы посмотрела. Только опасного. Такого, который походя, в своем безумстве, убьет человека и не заметит.

И он снова понял. Не потому, что мог прочесть ее мысли. А просто оттого, что наконец-то включил мозги и вспомнил все то, что узнал о ее жизни.

— Я не твой покровитель, Карина. Я твой друг. И ты не обязана безоговорочно делать то, что я говорю. Тем более, если тебе плохо, или, просто, не хочется что-то делать. — Он говорил спокойно, взяв под контроль гнев и бешенство. — Ты должна была послать меня подальше с этим обедом и потребовать покоя.

— А я это могу? — Отстраненно уточнила она.

— Можешь. — Уточнил он.

— Тогда, почему я здесь, а не в отеле? — Карина приподняла бровь и посмотрела на него.

А его немного отпустило, когда он увидел лукавые искорки, вспыхнувшие в ее глазах. Все еще настороженных, но, все-таки.

— Ты имеешь полное право послать меня. — Усмехнулся он. — Но я не обещал, что пойду по указанному адресу. — Костя подмигнул, пытаясь понять, как лучше всего повести себя сейчас, чтобы донести до нее основную мысль. — Если я буду считать, что тебе что-то угрожает — то значение будет иметь лишь мое мнение. Но ты не обязана сидеть и украшать собой обед, когда все болит.

Она улыбнулась. Но эта улыбка не коснулась глаз. Хорошо, хоть само тело Карины немного расслабилось.

— Пошли. — Повторил он, так и не убрав свою ладонь. — Тебе надо лечь.

В этот раз его тон был безоговорочным.

— Значит, друг? — Задумчиво глядя на его руку, повторила Карина.

Он терпеливо кивнул.

— Хорошо.

Она медленно и аккуратно поднялась из-за стола, отступила на шаг, и скинула туфли на каблуках. С удовольствием, которое ясно читалось на ее лице, она пару раз поджала и расслабила пальцы ног. И посмотрела на него с чем-то, напоминающим вызов. Только, не провоцирующий, а, похоже, недоверчивый. Карина не сомневалась, что он говорит ложь. И стоит ей поверить, поддаться — тут же покажет, как все обстоит на самом деле.

Соболев удержал легкую улыбку, и знал, что на лице не дрогнул ни один мускул. Он смотрел совершенно спокойно, демонстрируя полное удовлетворение от того, что она услышала его доводы.

Карина чуть прищурилась, совсем незаметно, и даже тихо хмыкнула.

— Достали туфли. — Спокойно сообщила она. — Люблю босиком ходить, когда дома или одна.

Он помнил. Серьезно помнил. Как и свою оторопь, когда впервые увидел ее босые ступни. Главное, с чего бы? А вот, поразили они его своим видом. И ее прогулку в ресторан — помнил.

— А еще, по снегу. — Добавила Карина, прервав его воспоминания. — Настроение, правда, не всегда для этого есть, но когда хорошая погода, морозно, но нет ветра — мне нравится. — Она смотрела на него лукаво.

Костя понял, что его улыбка стала искренней.

И как ей это удавалось? Ведь не рассмешить его хочет, а доказать, что он ее обманывает. Что сейчас рассердится и велит ей вести себя так, как он хочет, как того требуют негласные постулаты отношений «покровителя-содержанки».

«А вот и не дождется, дудки ей», подумалось совсем по-детски.

— В жизни бы не подумал, что ты увлекаешься закаливанием. — Весело заметил он.

Карина, похоже, рассчитывала на другую реакцию. Но, честь ей и хвала, что-то быстро пересчитала в уме и тут же перестроилась.

— Давай, показывай, какую комнату мне можно занять. — Чуть ли не распорядилась она. — Хочу, наконец-то, это платье снять, — она глянула почти с обвинением. — Не знаю, отчего ты именно его выбрал — оно ужасно неудобное. — Сообщила Карина.

Соболев и бровью не повел. Хотя, это ее поведение, вдруг, напомнило ему ребенка. Карина, словно пятилетняя избалованная девчонка, проверяла границы его терпения. На здоровье. Ему становилось только веселее.

Костя сам взял ее за руку.

— Оно первым в твоем гардеробе висело. — Пояснил он, пожав плечами. — Наверное, лучше, пока в мою комнату, там постелено. — Задумчиво проговорил он, ощутив ладонью, как она застыла. — Карина, прекрати. — Не выдержал, все-таки, Костя. — Я не собираюсь тебя насиловать. Ради Бога. Просто полежишь, пока я найду Валентину Васильевну и попрошу ее подготовить тебе комнату.

Ага, так она и поверила.

Он почти кожей ощутил эту мысль Карины. Но решил больше не комментировать.

И развернулся.

А Валентина Васильевна-то, как оказалась, никуда и не уходила. Только отошла к выходу.

Соболев нахмурился.

Домоправительницу ему нанимал Шлепко, и единственным требованием самого Константина было то, чтобы та умела готовить. Толпа обслуживающего персонала в доме, где он проводил, не так уж и много времени, ему совсем не была нужна.

Но теперь, заметив замкнутое выражение лица пожилой женщины, ясно веющую от нее надменность и некоторое осуждение с высокомерием в глазах, даже удивился. Это кого же Макс ему нанял? И отчего она не ушла? Любая, понимающая в своей работе домоправительница, незаметно смылась бы из столовой, ясно представляя себе, что чем меньше она лезет в дела хозяев — тем дольше проработает. А слушать беседу, не предназначенную для чужих ушей — было явным «лазаньем» в его дела.

Впрочем, сейчас ему надо было разобраться с Кариной. На домоправительницу, к которой Соболев раньше и не присматривался, времени не было. Поставив себе мысленную галочку разобраться с персоналом и довести до сведения, что именно он ждет от своей домоправительницы, Соболев одарил ее недовольным взглядом.

Валентина Васильевна побледнела. Неудивительно, в общем-то. Гнев и недовольство Соболева выдерживали не все мужики.

— Приготовьте спальню на втором этаже. — Холодным тоном распорядился он. — Быстро. — Подогнал он женщину, которая и без этого окрика, уже ретиво отправилась выполнять его распоряжение.

Соболев снова переключил внимание на Карину.

Будь ситуация немного иной, он бы просто взял ее на руки и отнес в спальню сам. Потому что, несмотря на всю ее бравость, очевидно просматривалось, насколько тяжело Карине давался каждый шаг. Но… но. Она едва его руку позволила себе принять в качестве опоры. Так что, подъем по лестнице, очевидно, будет долгим и изматывающим. Не для него. Для Карины.

Хрустнув суставами, он повел ее наверх, стараясь аккуратно и ненавязчиво поддерживать.

К его удивлению, они справились довольно быстро. Их подъем занял настолько мало времени, что Валентина Васильевна еще не успела закончить с комнатой. И он действительно привел Карину в свою.

Здесь она его руку оттолкнула.

Соболев не сопротивлялся и не настаивал. В который раз за последние пять минут раздумывал над тем, сколько же раз ей приходилось играть свою роль в подобном состоянии. Безупречно играть. В совершенстве. И злился все больше и больше.

Карина на него не смотрела и его настроением не интересовалась. Похоже, решила послать Соболева со всеми его «тараканами», которыми, весьма очевидно, считала заявления о дружбе. Подойдя к кровати, она очень изящно присела на край. На секунду перевела на него глаза. Хмыкнула. И потянулась к молнии.

Не уверенный, не ждала ли она, что он немедленно выйдет, Соболев откинулся спиной на двери и скрестил руки на груди.

— Помочь? — Спросил он, наблюдая, как Карина терзает молнию.

— Справлюсь. — Она улыбнулась.

Очень вежливо и мило. Словно говорила с ним на том благотворительном вечере, а не находилась в его комнате, измученная и избитая. Помимо всего остального.

К черту! Постоянное напоминание не поможет ему это решить.

Он продолжал стоять, наблюдая.

Она справилась. Действительно справилась. И, не скрывая облегчения, сбросила осточертевшее ей платье на пол, похоже, чувствуя себя совершенно нормально, находясь в его компании в одних трусиках. Или, очень достоверно показывая, что это так.

Он в себе подобной нормальности не ощущал.

Синяки, ссадины, ожоги. Да, в этом было дело. В этом.

Но не только…

Костеря себя в уме, Константин оттолкнулся он двери и быстро прошел к гардеробной. У него не имелось в запасе женских вещей. Даже не думал никогда, что может пригодиться какой-нибудь халатик.

Сорочки, сорочки, костюмы.

Соболев раздраженно осматривал вешалки и полки, отметая джинсы, свитера и галстуки. Наконец, взгляд задержался на стопке футболок, задвинутых в угол. Он любил играть в теннис. Но, обычно, попадал на корт спонтанно, хоть и с завидной регулярностью. И одежду, вечно заказываемую для таких тренировок, с собой, разумеется, заблаговременно, не брал. По месту либо посылал помощников за новым комплектом в магазин. Либо, когда совсем доставали, шел, в чем был, избавляясь на корте от туфель и рубашек. В каком виде играть, чтобы снять злость и напряжение, ни один тренер не смел ему указывать.

Схватив из стопки одну футболку, он вернулся в комнату и замер на пороге. Карина свернулась клубочком на краю его постели и уже спала. А ведь он искал не больше трех минут.

Господи!

В очередной раз, отругав себя за кретинизм, Соболев тихо подошел к кровати и накрыл ее покрывалом, бросив футболку на матрас рядом с ней.

Карина тут же приоткрыла глаза. Хотя было видно, что это потребовало от нее титанических усилий. Глаза «плавали», словно она никак не могла сфокусировать взгляд. И все равно, ведь, вела себя чутко и опасливо, как дикое животное, попавшее в руки слишком жестокого укротителя. Но продолжающее огрызаться и кусать, бороться за свою жизнь и свободу.

— Пойду, гляну, как дела в твоей комнате. — Прошептал Константин, тщательно налепив на лицо невозмутимую маску. — Отдыхай пока.

Он направился к двери, но, все-таки, не выдержал.

— И часто тебя заставляли в таком состоянии развлекать их? — Хрипло, от сдерживаемого гнева, тихо поинтересовался он почти с порога.

Не оборачиваясь, глядя в одну точку прямо перед собой, на желтую, оштукатуренную стену коридора.

Карина не ответила.

Он оглянулся. Она лежала лицом от него. Наверное, снова заснула.

Константин сделал еще шаг из комнаты.

— Всегда, если я была в сознании и мне не мешали переломы. — Тихий шепот долетел до него уже тогда, когда он собрался закрыть двери.

Соболев аккуратно притворил дверь. Отошел в конец коридора, где имелось окно, выходившее на тыльную сторону участка, на двор за домом. И со всей силы саданул кулаком по массивному, добротному деревянному подоконнику.

Твою мать!

Уже укрощенная, вроде бы, ярость, взорвалась и кипела внутри обжигающим вулканом. В костяшках пульсировала немилосердная боль, но мозги от этого не просветлели.

Он старался призвать на помощь разум и расчет, но пока не особо справлялся.

Соболев не был ангелом, даже не праведным человеком. Он был дельцом, строящим бизнес не где-то на правовом и демократическом Западе, а в их стране. Он на многое мог пойти в своих интересах, многое понимал и вполне позволял себе человеческие слабости. Он мог многое понять и оправдать очень много всего и в поведении других людей.

Но это… Это не люди. И понять их нельзя.

Это звери. Не дикие. Больные. Бешенные.

И с такими следовало поступать только одним способом.

Он трижды возвращался с твердым намереньем разбудить Карину, чтобы помочь перейти в комнату, приготовленную специально для нее. Та располагалась совсем недалеко, через одну дверь по коридору. Но после того как так проштрафился с этим чертовым обедом, Костя не собирался позволять ей перебираться самостоятельно. В столовую, кстати, он так и не вернулся, аппетит отбило напрочь.

Сначала он вернулся в свою комнату, едва Валентина Васильевна закончила перестилать постель. Но Карина так крепко спала, даже не вздрогнула, когда он открыл дверь, не пошевелилась, и это при ее-то чуткой настороженности, что Соболев решил дать ей поспать еще. До вечера еще было не так и мало времени, успеет перебраться. И он ушел.

Тем более, приехал Шлепко, уже успевший побывать в офисе и узнать все и обо всех. Дел, как и обычно, накопилось достаточно, даже при том, что Соболев не прекращал заниматься работой, находясь в Киеве. Оставив в доме одного из охранников и разрешив второму идти к остальным, отдыхать в пристройке, где они обычно «обитали», они со Шлепко засели за бумаги.

Вообще, на территории находилось не меньше шести охранников. Раньше их было больше, но времена менялись, о чем Соболев не забывал напоминать Никольскому. Тот бы и дивизию не поленился разместить на его участке. Хотя, правильно старался, в общем-то, Боря. Для того Соболев его когда-то и переманивал под свое крыло. Сейчас в доме находилось двое, один из тех, что Борис притащил в Киев, и один из тех, кто оставался тут. Надо было бы поставить обоих из тех, кто не летал, чтоб парни отдыхали. Но Константин опасался, что обилие новых лиц не поспособствует нормализации состояния Карины. А так — по комнатам сегодня будет делать обход тот, которого она хотя бы знает в лицо. Хоть не испугается, если наткнется. Завтра, перед тем, как уехать, он покажет ей всех. Да и парням оставит четкие указания. Константин помнил опасения и замечания Стаса, и не собирался усугублять ее состояние. Вытаскивать ее из этого ада надо, а не добавлять новых проблем.

Размышляя над этим, он вспомнил, что ему вовсе не понравилось поведение домоправительницы.

С ней он разговаривал уже после того, как около девяти вечера отправил домой Шлепко. Валентина Васильевна работала в его доме чуть меньше полугода. Предыдущая домоправительница уволилась и уехала в ближнее зарубежье, помогать дочери, у которой, насколько он смутно помнил, родилась то ли двойня, то ли тройня. Или, просто, трое детей? В эти дебри их наследников он особо не лез и не разбирался. Просто поручил Максиму найти ему новою домработницу. Тот распоряжение выполнил быстро, отчитавшись, что рекомендации у претендентки хорошие, работала до этого у довольно известной семьи ученых, которые сейчас уехали в Швецию, заниматься какими-то своими исследованиями. Это все проверил и подтвердил и Никольский. После этого Константин непосредственно общался с Валентиной Васильевной первый и последний, до сегодня, раз, объясняя свои требования. Они практически не пересекались. Соболев далеко не каждый день возвращался домой, часто ночуя в офисе. И все, что требовал от домработницы — круглосуточное наличие хорошей еды и порядок. Встречать его после работы он не просил, пусть отдыхает человек ночами. Инструктаж по правилам поведение и безопасности в этом доме, и этого дома с Валентиной Васильевной проводил Шлепко.

Но сегодняшний инцидент в столовой ему совсем не понравился. Соболев понятия не имел, как там было заведено на ее прошлом месте работы, и к чему Валентина Васильевна привыкла. Но его личные разговоры должны были оставаться именно такими, личными. И, уж тем более, домоправительница вряд ли имеет право выказывать собственное неодобрение его поведением. Она ему не мать и не нянька. А Соболев имеет право орать в собственном доме, хоть и матом, потому как, насколько он понял, именно это и вызвало тот самый возмущенный взгляд.

Он, конечно, зря разорался. Только вот, из-за Карины — зря, нечего было ее пугать. А она испугалась, причем, так, словно бы не сомневалась, что и он сейчас…

Соболев не хотел об этом думать.

Смысла «переливать из пустого в порожнее» нет. Лучше направить свою ярость и гнев в контролируемое русло, и использовать этот актив энергии продуманно, находя способ расплатиться с теми сволочами за все.

Вызвав свою домоправительницу, Соболев без лишних сантиментов напомнил ей о том, за что именно Валентина Васильевна получает деньги. И что в ее обязанности никак не входит. Убедился, что его правильно поняли. И прекрасно увидел недовольство, хоть та и пыталась сделать невозмутимый вид. Но куда ей обманывать человека, привыкшего разгадывать интриги совсем иного уровня. В чем состояла суть ее претензий — он не выяснял.

Это было совсем некстати. Совсем. Именно сейчас.

Уволить бы ее, со всеми рекомендациями, к чертовой матери. Но Карине нужна помощь. Как бы она не хорохорилась, как бы не держалась. Теперь он видел боль в ее глаза, как бы Карина ту не прятала.

А Соболев не сможет все время сидеть дома. Оставить же ее одну, только на охранников-мужчин — было совсем не умно, судя по рекомендациям Стаса. Со всех сторон засада. И не возьмешь же кого-то с улицы, просто так. Человек на замену должен быть проверенный. И уж проверенный получше, чем эта Валентина Васильевна.

Решив, что поручит Шлепко найти замену завтра же с утра, и после сам внимательно и вдумчиво в этот раз побеседует с претендентами, он отпустил домоправительницу, которая, похоже, и не догадывалась, насколько близка к увольнению.

Поле этого он вновь поднялся на второй этаж, собираясь помочь перебраться Карине. А она все еще спала. Даже с места не сдвинулась. Так и лежала, сжавшись клубочком на самом краешке его кровати.

Соболев поймал себя на мысли, что замер и затаил дыхание, прислушиваясь, а дышит ли она? Уж больно неподвижно лежала Карина.

Она дышала.

И почему-то, он снова решил ее не будить. Постояв некоторое время в темной комнате, единственным освещением в которой была косая полоска света, падающая через неприкрытые им двери из коридора, Костя зачем-то пытался рассмотреть ее лицо. И не видно же ничего. А он, все равно, зачем-то вглядывался, присматривался, запоминал, как она спит.

Наверное, именно в этот момент он в полной мере осознал масштаб произошедшего.

Ничего не будет так, как было. Не для него, точно. И глупо было задирать вверх нос с дурным криком, «что он никогда…, ни в одну…», «да никакая баба…». Все это было глупо и лживо.

Как она кричала утром: «Ты — Соболев! Что ты делаешь тут, с избитой шлюхой?». Кто бы угодно, зная его, наверное, удивился бы — и правда, что?

Но вот же он, именно здесь, стоит, и даже не пытается никуда уйти. И все, чего Косте хочется сейчас, быть уверенным, что если он наклонится и просто погладит ее по щеке — Карина не отползет с ужасом, не посмотрит глазами, полными страха, а улыбнется. Улыбнется по-настоящему, искренне.

Только и всего. Плевое желание, вроде бы.

А и за все его деньги, на которые можно купить немаленький островок где-нибудь в теплых широтах и потом еще долго, безбедно жить, он не сможет то сейчас осуществить.

Человек, не умеющий быстро принимать решения, не признающий правды, может и не очень ожидаемой или приятной — ничего не сможет достичь в бизнесе. Тут все на секунды решается. Как на линии огня. А Соболев был очень успешным бизнесменом. Как раз потому, что не юлил и не увертывался с самим собой, в первую очередь. Если он знал, что для достижения цели надо нарушить или обойти закон — то не пытался распускать нюни и натягивать на совесть покрывало ложной морали. Ничего не придумывал. Он делал то, что надо было делать, чтоб получить свой куш.

Потому, он честно признал себе, что влип, еще днем, в Киеве. Сейчас, имея время спокойно постоять и подумать — Соболев в полной мере представил себе, насколько именно он «влип». Ну и что? Не пугаться же.

Ему и так предстоит слишком непростая задача, чтобы еще тратить время на какое-то там мужское самомнение и самолюбие. Некогда. Нельзя распыляться и тратить энергию на мальчишеские глупости.

Ее надо вытащить. И не только из лап этих зверей, с чем он, уже, в принципе, почти справился. А из того чистилища, которое у Карины теперь внутри.

А эта задача, похлеще любой войны будет.

Когда-то Константин очень рвался воевать. В Афганистан хотел, доводя мать до сердечного приступа такими разговорами. Да кто ж его и в армию-то пустил бы? Единственного и ненаглядного внука секретаря обкома партии. Ну и что, что назревала перестройка и смена политической ситуации? Его дед с отцом весьма умело прогнозировали будущие изменения в стране и на полную катушку использовали все доступные методы, чтобы и при любом смене режима — семья не осталась внакладе. Самые лучшие школы, институты, светлое будущее — все для Константина.

А Косте все не до того было. Ему, воспитанному не в меру патриотичной бабушкой, воевать за Отчизну хотелось. Вот, настолько дурной был по молодости, романтичный до поросячьего визгу. И ведь добился же. Не через ворота, так по тыну полез — сбежал из дому и в соседней области в военкомат «сдался». Дед тогда такой разгон ему устроил, и собрался все решить по-своему. Но Костя характером и сам в деда пошел. В общем, тогда он отстоял свое право «воевать». Правда, родня не удержалась, все-таки поспособствовала переводу в особый род войск. О том, что из всего этого вышло, Соболев предпочитал никогда не вспоминать. Попал он в свой Афганистан. Под самый конец, и все-таки, хватило по горло. Так, что на всю жизнь романтику вырвало на корню. Как и дурные порывы. Вернувшись, он больше не спорил с семьей о том, на что стоит тратить время. Хотя, наверное, именно тот опыт во многом сделал его тем, кем он сейчас был, без всяких сантиментов и ханжеской совестливости, которые только мешали бы в мире бизнеса. Тот, в конце концов, зачастую оказывался не менее жестоким, чем любая война.

А теперь… А что теперь? И говорить нечего. И так, все ясно. Ему, по крайней мере.

Война, так война. Не он ее начал, а вот закончить, причем победой Карины — был обязан. И глупо делать вид, что не понимает с какой-такой стати ввязался. Все он понимал. И не сопротивлялся. Потому и стоял сейчас в своей темной спальне, вглядываясь в невидимые черты лица спящей на кровати женщины.

Ему очень хотелось коснуться ее, хоть волос. Просто погладить.

Но Соболев развернулся и вышел, сжав кулаки и спрятав те, для надежности, в карманы брюк. И пошел назад, к себе в кабинет, читать план окончания работ в достраивающемся офисном центре и то, что предлагала для его презентации нанятая фирма. Это был один из последних грандиозных проектов Соболева. Учитывая приближающийся чемпионат европейского масштаба, который будет проводиться в их стране, и в его городе, в том числе — отелей не хватало. И он даже не думал упускать такой шанс. Выбрал проект, совмещающий отель европейского класса с площадями, которые можно использовать под офисы и модные нынче «бутики».

Именно там, кстати, в этом здании, которое сейчас находилось на завершающем этапе отделки, находился его временный офис, в котором Соболев и дневал, и ночевал, порою. Уж очень удобно расположен был объект, потому они с Никольским и решили выделить пару этажей себе и перенести туда офис окончательно.

А через два часа, закончив дела на сегодня, Соболев в третий раз зашел в свою комнату. Просто так. Он уже точно знал, что ни за что не будет будить ее этой ночью. Пусть спит. И именно здесь.

Простоял в темной спальне почти час, пытаясь до последней черточки рассмотреть все так же неподвижно лежащую фигурку. И сам, в конце концов, пошел в ту, вторую спальню по коридору, через дверь.

Глава 14

А утром она поменяла позу. Соболев смотрел на Карину, которая, казалось, сжалась на кровати еще больше, словно стремилась свести свое существование до полного отсутствия занимаемой площади. На то, как она во сне, не просыпаясь, прикрывает руками голову. И напоминал себе, что закури он здесь — обязательно ее разбудит. Потому и не курил, просто присел на край своей же прикроватной тумбочки и обвел глазами темную комнату.

Он проснулся в шесть, как обычно в те дни, когда собирался работать. И пришел сюда почти полтора часа назад, собираясь взять свежую одежду, собраться и уехать в офис. Дать указания охранникам и Валентине Васильевне, если Карина не проснется до его отъезда.

Пришел и остался. Вышел, полчаса назад на пару минут, чтобы велеть приготовить завтрак экономке. И снова вернулся.

И в офис уже опоздал. Шлепко уже десять минут, как сам развлекает немцев, видимо. Ну, ничего. Парень он толковый, не должен упустить контракт. И потом, это же немцы в нем заинтересованы, не он приехал на их территории свои клиники строить, а они. Так что, не убегут.

Костя снова перевел глаза на кровать, на эти руки, где на коже так отчетливо в утреннем свете был виден ожог, и вспомнил о бумажке с номерами телефонов, которые ему написал Стас. Надо будет сегодня решить этот вопрос.

Простыни были серыми. И наволочки тоже. И дело вовсе не утренних сумерках, проникающих в не зашторенное окно тусклым светом. Нет. Просто такой цвет. А вчера она на это не обратила внимания.

Карина снова прикрыла веки, стараясь окончательно успокоиться и полностью избавиться от очередного кошмара, в котором безнадежно пыталась спрятаться. Надо вдохнуть поглубже, рассмотреть как можно больше деталей, и все пройдет. Еще десять-двадцать секунд и все наладится. Она медленно подняла веки.

Хлопок. Хороший, качественный. Конечно, именно хлопок. Или лен, на смену, возможно. Такой мужчина, как Соболев, однозначно, не будет спать на шелке.

Рука, которой она опять пыталась во сне прикрыть голову, затекла и немилосердно болела. Как и все тело, в принципе. На второй день всегда хуже, чем в первый. А таблетки пить нельзя. Те, что выписал врач Соболева — не помогут, Карина когда-то такие пробовала. Потому они и разрешены, видимо, что ни черта не действуют.

Осторожно распрямив руку, она попыталась расслабить все тело и вдруг вздрогнула. В комнате кто-то был. Она знала это совершенно точно.

Разом напрягшись, Карина стиснула зубы и одним движением перевернулась, сев в кровати. Так, чтоб сзади была спинка, а не пустое пространство. На всякий случай.

На прикроватной тумбочке, той, что стояла ближе к входной двери, сидел сам хозяин дома и смотрел на нее. И в этот раз она не смогла понять выражения, с которым он ее изучал. А вот напрягшуюся линию челюсти заметила, хоть и не поняла, отчего это произошло.

Сердце пропустило еще два удара, пока мозг в полной мере осознал, кто перед ней и успокоилось, разжались давящие тиски. Не то, чтобы она его совсем не боялась, но, все-таки.

Спрашивать, что он здесь делает — было глупо. Это его комната, и его дом.

— Давно сидишь? — Стараясь, чтобы голос звучал ровно и непринужденно, поинтересовалась Карина, и не подумав прикрыться одеялом, которое спало, когда она «оборачивалась».

Что он там не видел еще вчера?

Соболев минуту помолчал, словно раздумывал, стоит отвечать или нет.

— Прилично. — Наконец, произнес он, продолжая смотреть на нее.

— Надо было меня разбудить еще вчера, чтобы я не занимала твою комнату и не мешала. — Заметила Карина.

— Ты не мешаешь. — Без какого-либо выражения или эмоций ответил он.

Она сдержанно улыбнулась уголками губ.

— Да, ладно. Я знаю такой тип мужчин. Могу поспорить, что ты в офис опаздываешь.

Он снова посмотрел на нее, теперь, как ей показалось, с интересом, и даже с видимым весельем в глазах.

— Уже опоздал. — Вдруг искренне улыбнулся Константин. — Выспалась? — Поинтересовался он и поднялся со своего импровизированного седалища.

Карина не ждала, что развеселит его, и потому заинтересованно проследила, как Костя пересекает комнату.

— Наверное, — согласилась она, прислушавшись к своему телу.

Вот бы то еще и не болело. Совсем хорошо было бы.

— Таблетки, что Стас дал, и вода — на тумбочке, — Константин исчез где-то в недрах гардероба и его голос звучал немного приглушенно. А показалось, что он стоит напротив и читает по глазам ее мысли. — Ты их вчера внизу оставила. — Добавил он, вновь зайдя в комнату.

Карина посмотрела на него с искренним удивлением и недоумением.

Соболев усмехнулся. Не особо весело. Но все-таки, это была именно улыбка, а не насмешка.

— Да, ладно, Карина. — Чуть растянув слова, передернул он ее недавнюю фразу. — Я знаю, что чувствуешь, когда тебя избили. Думаешь, ни разу не влазил в хорошую драку? — Соболев приподнял брови. — У меня была бурная молодость. — Он ей подмигнул. — И я еще помню, что второй день — самый кошмарный.

Она поняла, что улыбнулась в ответ. Хоть и не догадывалась даже, как ему это удалось. Обычно они делали вид, что с ней все нормально и у Карины просто ничего нет, а значит, и болеть ничего не может. Сергей и другие ребята, из нормальных охранников Картова, наоборот, вечно порывались ее жалеть, смотрели с такой жалостью, словно Карина была убогой и смертельно больной. Ей была ненавистна и первая, и вторая реакция, и обычно Карина реагировала на все давно отработанным, до автоматизма натренированным независимым и гордым видом. Плевать, что было больно и тяжко. И высокомерие одних, и жалость других — были ей равно ненавистны. «Разве она просила творить с ней такое?», хотелось ей закричать первым. «Разве не пробовала бороться?», так и рвалось бросить в лицо вторым. Но она сохраняла ледяную невозмутимость и отстраненность.

А Соболев ее не жалел. Или очень удачно скрывал это. Но и не делал вид, будто не видит синяков. Он сейчас относился к ней так, как, наверное, и правда отнесся бы к другу, попавшему в приличный переплет и хорошо получившему в драке. Он относился к ней, как к равной, а не как к шлюхе, которую избил клиент.

Что-то в этом было неправильно. Непривычно и… И просто дико для нее. Но именно это заставило Карину улыбнуться.

— Эти таблетки не помогут, я как-то пробовала. — Заметила она, осторожно пытаясь спустить ноги с кровати.

И сдавленно охнула, хоть и попыталась подавить вскрик. Да уж, что в мясорубке побывала.

— Других не дам, врач запретил. — Соболев встал с ее стороны и внимательно посмотрел на Карину, словно без слов предлагал помощь.

— Перетерплю, — покачала Карина головой.

— Как знаешь. — Уже без улыбки заметил он и положил на матрас то, что принес из гардероба.

Спортивные штаны, как оказалось. И там же Карина увидела белую футболку. Она не знала, когда он ту принес. Может вечером? Карина смутно помнила, что он и вчера что-то искал в гардеробной.

— Когда твои вещи пришлют, неизвестно. — Заметил Соболев, видя ее интерес. — Я, когда приеду на работу, пришлю Макса, ты видела его вчера в самолете, он летел с нами. Он приведет кого-то, консультанта магазина или типа того, чтоб хоть немного пополнить твой гардероб, в ожидании. — Костя снова скупо улыбнулся. — А пока — только это, чем богаты, как говорится.

— Раньше, помнится, ты меня все раздеть старался, а теперь только и делаешь, что одеваешь. — Иронично заметила она, взяв в руки футболку. Новую, похоже.

— Я ни капли не сомневаюсь, что с тебя не убыло бы бродить по дому и так. — С не меньшей иронией, Константин выразительно осмотрел ее. — Но мне, как-то, спокойней будет, если ты оденешься. — Соболев широко усмехнулся. — Не надо трепать нервы моим охранникам. — Все с той же усмешкой добавил он. — Я уже не говорю о слабом сердце такой немолодой женщины, как Валентина Васильевна.

Карина не удержалась и еще шире улыбнулась.

— Могу поспорить, что сердце твоей «Фрекен Бок» и не такое выдержит. В отличие от ее морали и ханжества. Где ты себе такую экономку взял? — Действительно с интересом спросила Карина, встав. И попыталась потянуться, чтобы хоть немного размять все мышцы, перед более активными движениями. — Она с тобой не вяжется.

Соболев чуть прищурился.

— У Макса спросишь, это он ее нашел у каких-то академиков. Одевайся, я познакомлю тебя с охранниками, позавтракаем, и я действительно поеду, пока немцы окончательно не передумали заключать со мной контракт. — Его ухмылка стала шире. — Макс уже три раза звонил и строчит мне сообщения. А упустит контракт, я его выгоню взашей. — Так что, поторопись, пожалей парня.

Карина на минуту даже забыла, что у нее тело болит. От его самоуверенности и распоряжений.

— Да, я тебя и не задерживаю. — Заметила она в спину Соболеву, который уже пошел к двери. — И, вообще, не против в отель переехать…

— Я помню. Как и то, что этот вопрос мы уже решили. — Он повернулся и с улыбкой посмотрел на нее. — Давай, не тяни время, Карина, завтрак остынет.

И он вышел.

А она еще несколько минут простояла посреди его комнаты.

Сначала просто удивленная тем, как он себя держал. А потом, озадаченная собственной реакцией на это поведение. Ей стало легче и проще.

Нет, не пережить то, что было позавчера. А что там было такого, собственно? Ну больно, так Карина не в первый раз такое терпела. Но… ей стало проще в компании самого Соболева. Как-то легче. Так, как она себя мало с кем ощущала.

Нет, ни настороженность, ни недоверие, как и ко всякому мужчине никуда не делись. Но она не могла и заставить вести себя с ним так, как обычно держалась с другими. Так, как держалась и с ним еще три дня назад, не подпуская к настоящей себе и на шаг даже тогда, когда стояла перед ним на коленях в том темном номере. А сейчас — он вел себя совсем иначе. И Карина сама не сразу понимала, что то тут, то там дает осечки в отстраненности, и отвечает искренне.

Не определившись с тем, как к этому отнестись, она натянула на себя его футболку. До невозможного затянула пояс штанов и, босая, пошла в коридор, спасать малознакомого ей Макса и завтрак. Завтрак больше, собственно.

— И?

Карина медленно повернулась и посмотрела вниз, где в подножии лестницы стоял Соболев.

— Что именно? — уточнила она, рассматривая хозяина дома.

— Каков вердикт дизайнера? — Усмехнулся Константин, облокотившись одной рукой на перила.

Он стоял так, что она просто не могла не задеть его, спускаясь. Ну и пусть. Мандраж прошел. Карина уже полностью взяла себя в руки. Она отстранилась от всего, что случилось позавчера. Отодвинула за стену в сознании, которую снова отстроила по кирпичику. Она снова стала собой. Той Кариной, которой ей удавалось быть большую часть времени. В комнате он просто застал ее врасплох, когда Карина еще не пришла в себя после очередного ночного кошмара, от которых ей никуда не деться.

Карина медленно пожала плечами, не позволив себе скривиться от боли. «Надо двигаться», напомнила она себе. Лежание в кровати только ухудшит ситуацию.

Откуда Соболев узнал о ее профессии, Карина не спрашивала, и не собиралась. Так же, как и не скрывала свой интерес, внимательно осматриваясь, пока босая шлепала по коридору, заглядывая в раскрытые двери комнат.

— Пока не скажу. Кабинет свой покажешь? — Спросила она, остановившись за одну ступеньку от него.

Совсем близко. Так, что лица оказались на одном уровне. И все-таки, вне пределов досягаемости. Соболев усмехнулся уголками губ, заметив ее маневр.

— Если ты обещаешь вложиться в две минуты. Ровно столько времени у нас до завтрака.

— Далеко идти? — Поинтересовалась Карина, опустившись еще на одну ступень.

— По коридору, через три двери направо. — Он махнул головой в сторону указываемого направления. Осмотрел ее, словно хотел удостовериться, что Карина осилит такое путешествие, и протянул руку, предлагая опереться.

— Пошли, — уверенно решила Карина, плавно ступив мимо него, так, что плечом задела грудь Соболева, когда оперлась на предложенную руку, чтобы спуститься с последней ступени.

Он усмехнулся еще шире, чем до этого, но ничего не сказал.

На самом деле, ей хватило тридцати секунд. Карина даже внутрь не зашла, окинула взглядом массивные книжные полки, заставленные томами книг. Ехидно посмотрела на золотые тиснения корешков. И, кивнув самой себе, молча развернулась и пошла туда, где по ее прикидкам находилась столовая.

— И где же профессиональные выводы? — Соболев шел следом, в одном шаге за ней.

— После кофе будет тебе заключение эксперта. — Бросила Карина, продолжая осматриваться.

Он снова промолчал, посмотрев на нее с тем непонятным ей выражением, к которому Карина уже начала привыкать. Отодвинул стул, когда Карина остановилась перед столом. Сам сел напротив.

А она посмотрела на этот стол, заинтересовавший ее еще вчера вечером, несмотря на боль. Стеклянный. А комната, которую выделили ей, и в которой пришлось сегодня спать Соболеву, судя по разобранной кровати — оклеена обоями с огромными пурпурными розами. Последний писк моды в дизайне прошлого года… Интересно, ему самому кошмары не снились этой ночью, под теми розами?

Ее снова потянуло на ехидную улыбку, но Карина сдержалась. Сохраняя невозмутимое выражение лица, она взялась за свою порцию омлета, которым сегодня их решила порадовать Валентина Васильевна.

Омлет был хорошо. Чего не скажешь о недовольном и постном выражении лица самой экономки. Что там у нее стряслось, Карине было без разницы. Это прислуга Соболева, вот он пусть и разбирается в настроении челяди. Так же безразличны были ей и косые взгляды экономки, которые Карина то и дело ловила на себе. Мнение чужой и незнакомой женщины волновало ее мало. Впрочем, столь же ничтожным было бы и мнение знакомых людей. Карина позволяла лишь своему собственному мнению и пониманию быть решающим и важным в своем мироощущении. Иначе давно бы позволила смешать себя с грязью. Не дождутся.

Карина нередко завтракала с мужчинами. При том, с совершенно разными. Но впервые делала это в абсолютной тишине. Она молчала, наверное, даже немного провокационно, так до конца и не поверив, что он не ждет от нее обычных для такой ситуации «развлечений». А Соболев, похоже, просто не нуждался сейчас в беседе, размышляя о чем-то, известном ему одному. О делах, или том контракте, возможно. Но, несмотря на это, единственной, кто излучал напряжение в столовой, была Валентина Васильевна. Им же обоим, кажется, как ни странно, было довольно комфортно, хоть Карина и не могла объяснить, почему.

Вместо того чтобы гадать о проблемах в жизни экономки, она попыталась понять мужчину, который сейчас сидел напротив. И не смогла.

Хотя, казалось бы, чего уж проще? Сколько она знала таких мужчин, для которых дело всегда и во всем было на первом месте? Много. И, вроде бы, Соболев ничем не отличался. Весь его дом, предыдущие поступки и манера поведения — подтверждали ее выводы. Да и сейчас, глядя на него, несмотря на неторопливость движений Константина и даже немного ленный прищуренный взгляд, которым он следил за ее молчаливым изучением, Карина точно знала, что он уже выбился из своего расписания.

Опаздывает, а виду не подает. Хотя, нет. Она не права, такие люди, как Соболев — не опаздывают. Это другие оказываются где-то там «не вовремя», не угадав, что время встречи изменено в одностороннем порядке без всякого предупреждения.

Это все было понятно и логично.

Но вот зачем он сидит здесь, с ней? Почему изменил свои планы ради этого завтрака? Все еще в благодарность за ту информацию?

Нет. Карина могла с кем угодно поспорить, что и близко не поэтому. Он сделал все, чтобы «выплатить» долг за то. Увез из Киева, спасая от наказания, взял «под свое крыло», даже поселил в своем доме, обеспечив большую безопасность. По-хорошему, насколько она понимала в таких мужчинах, а ее опыт позволял ей считать, что Карина таки в тех разбиралась, он должен был забыть о ее существовании еще в аэропорту. Распорядился бы о том, чтобы ее отвезли, и умчался бы в офис, заниматься своими делами.

Вместо этого Соболев отвез ее к собственному врачу, лично выслушал все рекомендации, доставил домой, отвергнув любые аргументы в пользу отеля. Беспокоился о ее состоянии после того обеда. И оставил ее спать в своей комнате и постели, только потому, что она там уснула. Это, а еще то, что он зачем-то сидел около нее утром — совершенно дезориентировало Карину. Эти поступки не вписывались ни в одну модель возможного поведения Соболева, и она совершенно не могла понять, какую же цель он преследует.

Такое положение дел нервировало Карину, хоть она и не подумала бы показать свое недоумение и нервозность окружающим. Она легко вернула тот тон их общения, который сложился до всей этой кутерьмы, и делала вид, словно нет ничего необычного в том, что Соболев, вдруг, зачислил ее в «друзья» и поселил у себя. Он, кстати, вел себя точно так же, что еще больше сбивало Карину с толку.

В этот момент, разрушая тишину, повисшую в столовой после ухода экономки, задребезжал вибро-вызовом по стеклу стола телефон Соболева.

— Да.

Константин выслушал какое-то сообщение звонившего, не прекратив пить кофе.

— Хорошо. — Согласился он и, положив телефон, в упор посмотрел на Карину.

— Итак? — Приподнял он бровь.

— Я еще ем. — Заметила Карина, прекрасно поняв, о чем он спросил.

— А я уже допил кофе. — Невозмутимо улыбнулся Константин.

Карине стало весело — в глазах Соболева читался искренний интерес. К тому же, она не сомневалась, что так долго он с утра еще дома не задерживался. Да и, вообще, часто ли он здесь бывал? Навряд ли.

Не имея ответа на собственный вопрос «зачем же он сейчас это делает?», она отодвинула тарелку и взяла свой кофе обеими ладонями. Откинулась на высокую спинку стула. И так же пристально посмотрела на него в ответ.

— Это не твой дом. — Заметила Карина, сделав первый глоток.

— А чей? — Соболев иронично вздернул брови.

— Понятия не имею. — Невозмутимо ответила она. — Помощника, любовницы, экономки — на выбор. Розовая мечта того, кто разговаривал с дизайнером. Возможно, его собственное видение того, как должен жить человек твоего уровня. Ты, ведь, наверняка, и не встречался даже с тем, кто занимался отделкой, я права? Или вот тот, пурпурный ужас на стенах отведенной мне комнаты — твоя идея? — Карина осмотрела смеющегося Соболева так, словно и правда допускала такую возможность. — Тогда, тебе удалось меня удивить.

— Я в глаза дизайнера не видел. В Словакию тогда летал, заключать контракт на поставку нашей руды. — Откровенно признал Константин, внимательно изучая ее. — И ты это все поняла, только пройдясь по дому?

— Нет, встала ночью и позвонила твоему подполковнику СБ, зная, что ты утром решишь меня расспрашивать. — Карина насмешливо поджала губы. — Ради Бога, Соболев! Любому, кто поговорит с тобой больше пяти минут — станет ясно, что пурпурные розы на стенах и стеклянные столы — не то, что ты оценишь по достоинству. Или кабинет… — Она покачала головой. — Ты хоть раз там работал?

— Было вчера дело. — Заметил он, и поднялся, похоже, собираясь налить себе еще кофе.

Карине отчего-то вспомнилось, как он ворвался в ее номер не так давно и пил ее кофе. Она отвела глаза.

— Готова поспорить, что тебе было неудобно. — Карина уставилась на донышко своей чашки, слыша, что он подходит к ней. — Это же какая-то декорация для съемок журнала «Стильная жизнь», а не рабочий кабинет.

— А ты бы как сделала? — Соболев спокойно уселся на ее край обеденного стола.

Нет, однозначно, не стеклянный. Орех.

Стол из ореха подошел бы прекрасно. Массивный, устойчивый, отполированный настолько гладко, чтоб блестел, и холодил кожу, когда его тело накроет, придавит ее сверху…

Она моргнула и подняла на него глаза, пряча за невозмутимостью и насмешкой нежданный и непривычный жар, которым окатило тело от его близости и этих негаданных образов.

Вот это отстранилась. Задвинула за стенку, так задвинула.

С какой стати? Да еще и после недавней ночи с Шамалко…

Ее бы телу сжаться. Привычно испугаться. Ан нет, опасения мелькнули в разуме, и притихли, не имея ни одной подоплеки во всем его поведении. И он все еще ей нравился, так же, как тем вечером, когда пригласил поужинать в ресторане.

— Так ты привез меня сюда, чтобы переделать интерьер? — Поинтересовалась Карина, отставив опустевшую чашку.

Соболев сидел совсем близко и почти вызывающе откровенно изучал ее. Не пошло, без похоти. Но слишком пристально, чтобы Карина могла ощущать спокойствие и считать, будто бы она владеет ситуацией.

— Честно говоря, не задумывался об этом. — Словно размышляя, протянул Константин. — Но если у тебя есть желание… — Он наклонил голову на бок. — Можешь составить и передать мне свое резюме, когда придет Шлепко. Я рассмотрю твою кандидатуру. — Со смешинками в глазах, предложил Соболев.

Ей и самой вдруг стало весело. И легко. Так легко, как нельзя было ощущать себя в присутствии мужчины.

И это ее пугало.

Карина поднялась и встала напротив него, одарив лукавым взглядом из-под ресниц.

— Мне указать все свои навыки и умения в резюме? — Совсем другим, глубоким и грудным голосом, поинтересовалась она, стремясь вернуть общению предсказуемый и привычный для нее оттенок. То, чем могла с легкостью управлять и прекрасно знала.

Взгляд Соболева потемнел, утратив смешинки. Но наполнился чем-то иным, не просто желанием, до которого Карина старалась все низвести.

— Только те, которыми гордишься.

Он, совершенно неожиданно для Карины, протянул руку и сжал пальцами прядь ее волос, отвел ту от лица, продолжая сохранять невозмутимую улыбку и пристально наблюдать.

Она достаточно владела собой, чтобы подавить дрожь, возникшую, несмотря на существующее между ними притяжение. Уже управляла своим телом, не дав тому отклониться или дернуться.

Однако по выражению лица Константина нельзя было понять, доволен тот или нет такой реакцией.

— Я горжусь всеми своими умениями. — Карина, подобно ему самому, склонила голову к плечу, не мешая при этом Соболеву играть ее волосами.

Он ничего не ответил, проигнорировав намек, который крылся в этом утверждении. Еще несколько мгновений в упор рассматривал ее.

Потом поднялся.

— Пошли, познакомлю тебя с охранниками. — Невозмутимо бросил Константин через плечо и отступил, словно предлагал ей идти впереди него.

Не споря, она сделала то, чего от нее ждали.

Глава 15

Она совершенно не собиралась подслушивать, но кто ж виноват, что эта Фрекен Бок ворчала настолько громко? Стараясь себя хоть чем-то занять, и отвлечься от мыслей о своем непонятном положении, Карина бродила по дому. Ни о каких запретах и ограничениях ей не сообщали, вот она и изучала свое нынешнее пристанище, пока не забрела сюда. Сейчас Карина остановилась в дверях кухни и скрестила руки на груди, наблюдая за тем, как Валентина Васильевна сурово скребла духовой шкаф и ворчливо сетовала на свою судьбинушку. Кому именно та жаловалась — было не очень понятно. Вероятно, тому самому духовому шкафу.

Впрочем, отсутствие аудитории ничуть не мешало экономке изливать праведное негодование на судьбу, заставившую ее, ЕЕ(!), кандидата философских наук, потомственную интеллигентку в пятом колене, любимую ученицу неизвестного Карине Брунько, гнуть спину на такое ничтожество. Видимо, Валентина Васильевна привыкла находиться в доме в полном одиночестве, и потому изливала душу вслух, не подумав, что кто-то может услышать о такой вопиющей несправедливости ее жизни.

Прислушиваясь к тому, что честным и умным, образованным людям уже совсем продыху нет от всех этих «дельцов», которые и речи-то родной не знают, только матом говорят, она параллельно, с интересом осматривала кухню. Большое пространство было хорошо оборудовано и обставлено в современном стиле — с большим количеством самой современной техники. Все в техно-направлении. Красиво, но Карина выбрала бы совсем другой интерьер.

Валентина Васильевна продолжала призывать Божий гнев на головы нуворишей, смеющих предъявлять претензии высокообразованным людям, когда сами ничего не смыслят в культурном поведении. Даже к разнице в возрасте — никакого уважения. С тоской вспомнила о бывших хозяевах — стоящих людях, для которых не грех было ни полы помыть, ни за столом прислужить лишний раз. Вот они, интеллектуалы, уважали ее, Валентины Васильевны труд. Относились к ней, почти как к родной, ценили ее ум. Понимали, что не от хорошей жизни взялась она тарелки мыть, а из-за закрытия кафедры в ее институте.

А этот… Этот…

«Впрочем», вздыхала Фрекен Бок, рьяно натирая хромированные стенки, «совсем другой социальный слой, о чем тут можно говорить»?

Экономка все продолжала ворчать, сетуя, что Соболев еще и девку какую-то избитую притащил, а ей теперь о той что? Заботиться, что ли? Ведь неспроста же с ней случилось такое. Видно, лезла, куда не надо, или, вообще…

Что там она «вообще», Карина уже решила не слушать. Утомила ее эта дамочка. Ясно, конечно, что не ее это проблемы, но Соболеву стоило бы больше внимания уделять собственному дому и прислуге. К подбору помощников он, наверняка, подходил куда тщательней.

— Мне бы ваши проблемы. — Снисходительно заметила она и зашла в помещение кухни.

Валентина Васильевна резко обернулась и с возмущением уставилась на нарушителя своего спокойствия и уединения.

— Да как же?! Это же…?! — Похоже, возмущение не позволяло экономке до конца сформировать мысль.

Вот вам и философ.

Хмыкнув, Карина взяла стеклянный стакан и открыла холодильник, надеясь найти сок или воду.

— Воспитанный человек обязательно сообщил бы о своем присутствии! — С обвинением заметила Валентина Васильевна, кажется, наконец-то, вернув себе дар речи.

Вот как, оказывается.

Карина пожала плечами.

— Умный человек помнил бы о том, кем работает, и помалкивал бы о своем мнении касательно личных качествах хозяина. — Заметила она резонно.

Но экономка, однако, не считала, что кто-то имеет право учить ее — философа, кандидата. И правда, как же так? У кого же это наглости-то хватило?! У какой-то девки! Безобразие!

Все это Карина прекрасно прочла по лицу Валентины Васильевны и без озвучивания. Но та, похоже, не полениться высказаться. Даже рот уже открыла.

— Не надо, не утруждайтесь. — Карина покачала головой, обнаружив сок. Налила тот себе и медленно отпила. — И заботиться обо мне не надо. Сама справлюсь, хоть и без философского образования. — Добавила она с холодной усмешкой.

Экономка промолчала, но всем своим видом постаралась выразить ей свое презрение. Какая характерная дама, однако.

Презрительно хмыкнув, Валентина Васильевна демонстративно отвернулась и с грохотом бросила свои щетки в раковину.

— Обед будет готов к часу дня. — Холодно объявила она. — Освободите мое рабочее место…, пожалуйста. — С издевкой добавила экономка.

Словно Карина ей мешала.

Улыбнувшись, она аккуратно поставила в мойку свой стакан.

— Разумеется.

Развернувшись, Карина направилась прочь из кухни, подумав, что вряд ли прикоснется к обеду. Мало ли, может Валентина Васильевна решит туда плюнуть? Для восстановления вселенской справедливости, так сказать. Кто их, этих гордых философов разберет.

А вслед ей, совсем не тихо, неслось бормотание о всяких… которым за собой стакан помыть невмоготу. А ведь, наверняка, в своей жизни ничего не делала и не знает, только, как на богатых мужиков вешаться и, ясное дело чем, на жизнь зарабатывать.

— Именно. — Бросила Карина, не оборачиваясь. — Это вы верно заметили. Именно этим самым. Стоимость хорошего и, главное, умелого секса, знаете ли, не зависит от инфляции и наличия кафедр. Это я вам, как профи говорю.

Подтвердила она подозрения экономки о собственном роде занятий, решив не упоминать о наличии двух высших образований. Куда же ей, убогой девке-то. Сей философ решит, что Карина и дипломы тем самым методом получила. Такой тип людей ей встречался совсем не впервые.

Валентина Васильевна возмущенно закашлялась. С чего бы? Смутилась слова «секс»? Или разочаровалась в собственном выборе жизненного пути?

Забавная, все-таки, у Соболева экономка.

Остановившись в холле, Карина еще раз осмотрелась, отмечая все плюсы проекта здания, и несоответствие дизайна — личности хозяина. Не потому, что решила тут что-то исправлять, просто надо же было чем-то заняться, чтобы не поддаться слабости и не приняться вновь жалеть себя.

Охранник, Евгений, кажется, поднявшийся со своего дивана, когда Карина зашла, сейчас снова сел и с интересом наблюдал за ее действиями. Карина понятия не имела, что им всем о ней сообщил Соболев, и какие отдал распоряжения. Но парень ей не мешал, и она сначала даже не обращала на него внимания. И только потом, закончив свои мысленные расчеты, обернулась и задумчиво присмотрелась к охраннику.

Шлепко приехал уже около часу дня. Карина успела и душ принять, и лично посетить пристройку, в которой обитали охранники. Евгений охотно вызвался ей все показать. Правда, в жилую часть она не заходила, ограничившись их гостиной и кухней. Последняя, собственно, и бы целью ее визита. Во время данного посещения, прошедшего в хоть и немного напряженной, но все же дружеской обстановке, было выяснено, что не только ей не приглянулась Валентина Васильевна. Охранников «дракониха», тоже не особо жаловала, потому ребятам, не желающим постоянно питаться кашами, приходилось по очереди заниматься готовкой.

На резонный интерес, почему же они Соболеву не пожалуются — парни засмущались. Вот и бравая охрана. Неловко им казалось идти к вечно занятому хозяину, который и дома-то редко появлялся, с такими мелочами. В который раз, подумав о том, что ее происходящее касается мало (Карина здесь, в конце концом, транзитом, можно сказать), она все же посоветовала ребятам сообщить о таком положении дел хозяину. Ей казалось, что Соболев подобного отношения к подчиненным не одобрит.

Сама она, впрочем, влезать в это не планировала. Просто попросила разрешения воспользоваться их кухней. Парни отнеслись к ней куда приветливей Валентины Васильевны. То ли по собственной душевной доброте, то ли по ней же, но подкрепленной каким-то, неведомыми ей распоряжениями Соболева. Так или иначе, ни одни из них, ни словом, ни взглядом не преступил вежливой и уважительной черты. Не в пример все той же экономке. И даже продуктами поделились.

В благодарность, Карина не побрезговала приготовить обед и для них. А вот есть — ушла в основную столовую. Как бы там ни было, а о разнице уровня и положения — забывать не стоило. Этому Дима научил ее когда-то в первую очередь.

Валентина Васильевна, смотрящая на нее почти с брезгливостью, после того, как Карина подтвердила опасения экономки о своей профессии, попыталась осчастливить «пострадавшую» овсянкой. «Пострадавшая», показав черную неблагодарность, от овсянки отказалась, и с удовольствием съела обед собственного приготовления. Поняла, что терпение закончилось — и выпила две таблетки из тех, что выписал ей вчера врач, надеясь, что они хоть немного уймут боль. После чего принялась бродить по дому в поисках ненужных листков бумаги.

Вот тогда и приехал Макс, которого она, действительно, помнила по самолету, и привез с собой неизвестную Карине девушку. Но уделить ей внимание у Карины вышло не сразу. Слишком удивил ее Шлепко.

Едва приехав, помощник Соболева вручил Карине коробку с новым телефоном. Точно таким же, как и ее старый. Который, кстати, она не могла найти с утра, хоть и не помнила, чтобы вынимала тот из сумки. Что ж, теперь, похоже, вопрос о том, куда же делся ее мобильный — отпал сам собой. И то, что Соболев позволил себе такое — вызвало раздражение. Глупое и бессмысленное, что Карина могла противопоставить такому человеку, если он что-то задумал? Только свое возмущение? Слабое оружие. Навряд ли, чтобы Соболев то учел, если уж решил для чего-то конфисковать ее телефон.

В памяти нового мобильного оказался внесен только один номер телефона. Уточнять, кому он принадлежит — смысла не было. К тому же, опередив возможный интерес, Максим охотно сообщил, что это прямой номер босса, и если у Карины имеются какие-то вопросы — она может сама все выяснить у Константина.

Представив, как именно будет звонить и требовать объяснений по факту «кражи» своего прошлого мобильного, наверняка, отвлекая Соболева от очередных встреч и дел, Карина решила отложить это до личной встречи. Даже самые сдержанные мужчины плохо переносят, когда их отвлекают от работы. Да и, потом, она несколько сомневалась в том, что номер такой уж «прямой». Личные номера людей, подобных Соболеву, были известны очень малому количеству человек. Остальные перераспределялись на помощников и секретарей.

Тогда Карина обратила свое внимание на девушку, до этого терпеливо сидящую в стороне.

Как выяснилось, в ее задачи входило выяснить, что именно необходимо Карине, какой она предпочитает стиль — и обеспечить доставку подходящих вещей еще до вечера. Сама Карина, по понятным причинам, посетить магазины сейчас не могла.

С составлением списка они справились быстро, не так уж много ей требовалось одежды, да и багаж из Киева должны были доставить в течение двух дней. А на торжественные приемы она пока не собиралась. Собственно, ей бы, вообще, понять, чего от нее ждет, и какие планы строит Соболев? Зыбкость и неопределенность своего положения нервировала. Но, поскольку тот ничего не оговаривал и не объяснял, она решила ограничиться минимальным набором вещей.

И вот тут, выяснив, что ее карточку они не возьмут, так как «господин Соболев» уже этот вопрос решил, Карина все же не выдержала. И, выйдя из гостиной, набрала тот самый, единственный, номер телефона.

К ее удивлению, Константин ответил сразу. И Карина даже рассердилась на себя, очевидно, поступив из-за недовольства и растерянности именно так, как предполагал Соболев. Но не прерывать же теперь звонок, поздно уже.

— Да, Карина? — Его голос звучал вполне спокойно.

Надо же. И правда, прямой.

— Почему я не могу сама расплатиться за свою одежду? — Придав и собственному голосу такое спокойствие, поинтересовалась она.

— Потому что это будет глупо.

— Чем мои деньги, глупее твоих? — Надменно уточнила Карина, ощущая внутри раздражение.

— Слушай, я помню, что тебе мои деньги не нужны. Можешь не напоминать. — Соболев неожиданно развеселился.

И у нее появилось нехорошее ощущение, что он понял ее настроение. Это было плохо. Обычно Карина прекрасно контролировала себя, чтобы не происходило.

— Ты приехала сюда со мной. — Все еще с весельем, напомнил он. — И будет лучше, если именно этот статус и закрепится в сознании всех, кому придет в голову поинтересоваться.

— Да, кому какая разница? — Карина фыркнула.

— Карина. — Теперь в его тоне явно ощущался мягкий упрек. — Не стоит совершать ошибки из чувства гордости. Есть определенные поступки, которых от нас ждут все заинтересованные наблюдатели исходя из заявленного нами характера отношений. Зачем вызывать у них вопросы?

— Я ничего не заявляла. — Отстраненно напомнила она. Но, скорее, из-за собственного бессилия.

Соболев был прав. Странно будет, если Карина начнет сама платить за себя, когда Константин увез ее из Киева в статусе своей содержанки. А то, что Дима может проверять и такое, было вполне вероятно. Если у Картова появятся хоть какие-то подозрения — он начнет присматриваться к любой мелочи.

— Да, заявил я. — Ничуть не смутился Константин. — И я знал, что делал тогда, и знаю сейчас. Они должны четко знать, что ты — моя женщина. И ни у кого не должно быть никаких сомнений в этом. — Твердо заявил он.

Она не ответила. Просто промолчала пару секунд и прервала соединение.

То, как Соболев все это произнес…

Карина не могла пока понять до конца отчего, но ей стало неуютно и зябко. Страшно. Потому что она понятия не имела, как толковать тот тон, с которым он это все сказал. И как расценить смысл. А как можно противостоять тому, в чем даже разобраться не в силах?

Соболев вернулся неожиданно. Причем, не только для Карины. Судя по тому, как заметалась по кухне Валентина Васильевна — настолько ранний приезд хозяина был чем-то, из ряда вон. Даже охранники, и те, немного заволновались, похоже, опасаясь, как бы чего не случилось.

Карина же просто была удивлена. По ее прикидкам, ожидать Константина можно было не раньше часов одиннадцати вечера, и уж она никак не собиралась этого делать.

Ждать, то есть.

А планировала закрыться в комнате. Сегодня ей не хотелось с ним встречаться, если только сам Соболев не настоит. Она еще не осмыслила и не поняла, что именно стояло за его словами «моя женщина». А то, что стояло нечто большее, чем игра для Картова — ее инстинкт кричал, просто надрывался.

Карина не знала, что он имел в виду, и всеми силами хотела бы избежать любой опасности, которую сулило неизведанное. Слишком непросто ей давалась стабилизация собственного состояния, чтобы позволять чему-то непонятному разрушать достигнутые результаты. Вследствие всего этого — она не думала, что готова провести вечер с Константином.

Однако, он не оставил ей выбора, явившись домой к семи часам вечера. Демонстративно убегать наверх — было глупо и неправильно. Потому она осталась спокойно сидеть в столовой за столом, над своими зарисовками. И лишь с некоторым ироничным весельем поглядывала на суматоху, поднятую экономкой, едва ворота раскрылись перед машиной Соболева.

К тому моменту ей уже доставили заказанную одежду и сейчас Карина, вопреки всему, чему достаточно долго обучалась, сидела в домашнем костюме. Да, без сомнения, тот был стильным и дорогим. Тонкий, качественный трикотаж голубого цвета безукоризненно сидел на фигуре, с размером консультант не ошиблась. Но факт оставался фактом — данный наряд сложно было спутать с фривольным домашним платьем или откровенно-сексуальным шелковым халатом. Так она оделась бы, вернувшись к себе домой, в родную квартиру, а никак не при мужчине, якобы являющимся ее покровителем. Ну не смогла Карина удержаться — ее подмывало проверить опять и опять. Никак не укладывалось в сознании, что Соболев действительно имеет в виду то, что говорит.

Константин довольно быстро появился в столовой, видимо, охранник сообщил, где «все», если относить к этим «всем» суетящуюся экономку, то и дело бросающую на Карину убийственно-брезгливые взгляды, и саму Карину, собственно.

Соболев принес с собой запах мороза и снега, она даже смогла рассмотреть несколько снежинок в его русых волосах, которые еще не успели растаять. Странно, а Карина и не заметила, что за окном пошел снег. Даже в голову не пришло выйти на улицу, пока бродила по дому.

Он остановился у входа и внимательно осмотрел всю эту суматоху с позвякиванием тарелок и столовых приборов. Перевел глаза на Карину. Медленно обвел ее глазами с ног до головы и широко улыбнулся чему-то, понятному лишь ему одному.

Она молча кивнула и вернулась к своему занятию.

— Что это? — Константин кивнул на листы бумаги у ее локтя.

Карина уже давно обратила внимание, что он не считал нужным здороваться или прощаться. Просто уходил, а потом — начинал разговор так будто вышел в соседнюю комнату. Максимум, мог кивнуть.

— Ничего существенного. — Отложив карандаш, Карина перевернула эскизы и отодвинула те в сторону. — Развлекаюсь, от безделья.

— Покажешь? — Расстегнув пуговицу на пиджаке, Соболев сел все на то же место, что и утром, напротив нее.

Ее так и подмывало уточнить, помыл ли он руки, зайдя в дом? Но Карина прикусила язык и только вежливо улыбнулась.

— Не думаю.

Он хмыкнул, но больше не настаивал.

— Я так и не увидел твоего резюме. — Немного отклонившись, чтобы видеть ее, когда бледная Валентина Васильевна начала расставлять блюда с ужином, заметил Константин.

— Не было времени, как-то. Да и когда мне браться за такой проект? — Карина взмахнула рукой, словно подчеркивая размеры его дома. — Здесь надо много времени. А я не люблю бросать работу недоделав.

— Тебя никто не гонит, и не торопит. — Заметил он, продолжая все это время изучать ее.

Причем, в его глазах открыто читался веселый интерес.

Карина предпочла и в этот раз ограничиться сдержанной и пустой улыбкой. Ей не хотелось, чтобы он вел себя так. Не хотелось сидеть здесь и гадать, что именно значат слова и взгляды Соболева.

Вместо этого она перевела глаза на стол, уставленный едой.

А Фрекен Бок расстаралась для Соболева: вареный картофель клубнями, молодой совсем не по сезону, залитый растопленным маслом и присыпанный свежим укропом; свежий же салат; запеченная с овощами баранина, от которой по столовой распространялся тягучий, пряный аромат розмарина и чеснока. Крупные оливки, буквально блестящие, лоснящиеся своими темно-бурыми боками. Острый сыр.

Интересно, вчера их потчевал так же? Она из-за боли как-то на еду внимания не обращала. А теперь, сравнивая с предложенным ей сегодня обедом — развеселилась.

Обведя глазами все это изобилие, она глянула, как Соболев насыпал себе картофеля, посмотрела на стоящую перед собой тарелку, и перевела взгляд на Валентину Васильевну, застывшую сбоку.

— А что, овсянка уже закончилась? — Невозмутимо поинтересовалась Карина у экономки.

Та вдруг побледнела, а по полу загрохотал выпавший из ее рук нож.

Ой, кажется, Валентина Васильевна разнервничалась, вон и руки задрожали. Или это она в нее хотела запустить острый предмет?

Карина одарила очередной милой улыбкой Соболева, который внимательно наблюдал за этой сценой, и насыпала себе салата. Она, ведь, никогда не претендовала на роль кроткой, белой и пушистой, правда? А эту «дракониху» было и не грех немного подергать.

Экономка злобно глянула на нее исподлобья, и бросилась поднимать оброненный нож. После чего выбежала из столовой, видимо, на кухню, за чистым.

— Что это было?

Константин откинулся на спинку своего стула, спокойно глядя прямо на Карину. Даже голову немного наклонил в бок. И эту его привычку она уже запомнила.

— Что именно? — Уточнила Карина, поднося ко рту салат, и неторопливо тот прожевала.

Но до того как Соболев ответил, вернулась Валентина Васильевна. По тому, как тяжело та дышала, Карина предположила, что экономка очень боялась оставить их наедине. Волновалась о том, что Карина передаст Соболеву ее монолог с духовым шкафом?

Она не планировала этого делать, но и посвящать Валентину Васильевну в свои планы — не собиралась.

— Я хочу получить свой телефон обратно. — Наколов на вилку очередной кусочек салата, заметила Карина.

Соболев, решивший, наверное, продолжить разбор предыдущего инцидента потом, отрезал себе баранины.

— Не вижу смысла. — Спокойно проговорил он.

Причем так, что сразу становилось ясно — все, тема им обдуманна и уже решена. А значит, для любого обсуждения закрыта.

Карина аккуратно отложила свой нож и вилку, и с огромным интересом посмотрела в темное окно.

— Мне казалось, что это мой телефон, а значит — мне, а не друзьям решать, нуждаюсь ли я в нем. — Заметила она нейтральным тоном не глядя на Соболева.

Что-то тихо звякнуло. Видно Константин отложил свой столовый прибор. Раздались тихие шаги. Судя по их тяжести — Валентина Васильевна покинула столовую.

— Ты можешь забрать с него необходимую информацию.

Карина посмотрела в его сторону. Константин сидел, смотря в упор на нее и, оперев локти на стол, переплел пальцы перед лицом.

Длинные пальцы, немного резковатые по очертаниям, словно наспех вытесанные кем-то. Без всякого маникюра. Это она помнила все потому же вечеру, когда эти самые пальцы путали, сжимали и перебирали ее волосы.

В столовой, отчего-то, стало очень жарко. И повисла тишина. Вязкая. Густая. Полная невысказанного смысла. Их взгляды замерли друг на друге. Такие же тягучие и медленные, как эта тишина. Настолько же красноречивые.

Все это длилось какую-то секунду, а потом Карина резко опустила голову и вернулась к своему салату, сделав вид, что вопрос о телефоне, и правда, исчерпан. В конце концов, нельзя сказать, что она так уж ждет вероятных звонков от старых знакомых.

Ей было непривычно не по себе. Дыхание сперло, а воздух оказался слишком тяжелым и жарким, чтобы им надышаться.

Тишина словно ожила и перетекала от одного к другому, хоть они даже не смотрели сейчас друг на друга. Это напрягало и дезориентировало, но и что-то говорить в этот момент Карина была не готова. Даже негромкое позвякивание вилок не могло разбить этой вязкой тишины.

На какое-то время она решила, что они так и закончат этот ужин, больше не обменявшись ни словом, и не глядя друг на друга. Ее такой расклад устроил бы. Но у Соболева, кто б сомневался, были другие планы.

— После ужина глянешь список, который дал Стас. Выберешь психотерапевта, Макс организует запись на завтра. — Словно не замечая, что она старается его игнорировать, велел Константин.

Карина медленно дожевала салат и очень аккуратно вновь отложила столовые приборы. Промокнула губы салфеткой.

— Нет.

Она взяла свой бокал и отпила воды. На него Карина глаза не поднимала.

— Что именно — нет? — Поинтересовался Соболев.

— Я не буду ходить к психотерапевтам.

— Будешь. Это рекомендация врача.

Ей захотелось запустить в него чем-нибудь за эту невозмутимость. Он решил — и все. Больше ничего Соболева с пути не сдвинет. Но тут Карина не уступит.

— Нет. — Она ощутила внутри зарождающийся озноб.

Сохраняя внешнее спокойствие, Карина отодвинула стул и поднялась.

— Я не нуждаюсь в психотерапевтах. Спасибо.

— Карина… — Он, определенно, решил ее уговорить.

Она это слушать не планировала. Не обратив внимания на то, что Константин собирался развивать свою мысль, она развернулась и быстро вышла из столовой.

Ей надо было уйти. Скорее. Немедленно. Срочно.

Не замечая, подсознательно, она все ускоряла и ускоряла шаг, так, что добравшись до лестницы, просто побежала, не обратив внимания на удивленное выражение лица Евгения. Ее не волновали окружающие, Карине просто нужно было оказаться там, где никого не будет и успокоиться. Всего пять минут. Может, десять. Не больше.

Уже ничего не видя по сторонам, почти задыхаясь от нахлынувших воспоминаний, она добралась до комнаты и захлопнула дверь. Привалилась на секунду спиной к деревянной поверхности, обведя обстановку слепым взглядом. А потом оттолкнулась и пошла, забравшись в самый дальний угол комнаты, почти забившись в небольшое пространство между углом стены и кроватью.

Всего десять минут. Большего ей не надо.

Сдавив голову ладонями, Карина очень постаралась избавиться от любых мыслей, достичь блаженного состояния отрешенной пустоты. Но это никак не получалось.

Он не понял, что произошло. Серьезно, Константин еще не видел, чтобы Карина вот так поступала. Просто развернулась и ушла. Сбежала от разговора. Нет, он подозревал, и был готов к тому, что она может начать спорить и отрицать необходимость посещения специалиста. Отвергать помощь. Но чтоб вот так, просто уйти?

Отбросив свою вилку, он быстро встал и пошел за ней. И не догнал, только увидел, как Карина опрометью несется по лестнице под пораженным взглядом охранника.

И откуда такая реакция? От чего она убегает? От него, что ли? Боится, что он ее сейчас силой потащит, или что?

Ни черта не поняв, совершенно не разобравшись, с какой стати она так побежала вверх, Константин рванул за ней, перепрыгивая через две ступени.

Двери комнаты захлопнулись, когда он завернул в коридор. Громко так захлопнулись. Основательно. Очень наглядно «говоря» — «не лезь».

Его комнаты, кстати. И, разумеется, ни на какие предупреждения он не собирался обращать внимания.

— Карина? — Соболев толкнул дверь и остановился на пороге, осматриваясь. — Это моя комната. — Он титаническим усилием заставил себя остаться на месте, увидев ее, скукожившуюся в углу за кроватью. — Я, конечно, только рад, если ты решишь тут остаться. Но ты, вроде как, все время отказывалась? — Попытался поддеть он ее, надеясь спровоцировать на их привычный диалог-спор.

Она, казалось, даже не услышала, что он вошел.

Осторожно прикрыв дверь за собой, Константин подошел к ней и замер. И что теперь? Не испугает ли он ее, если тронет хоть за руку?

Она уже взяла себя в руки, он еще утром это заметил. И пусть Косте не нравилось, что Карина пытается возвести между ними прежние барьеры, пусть его раздражала то, как профессионально она заставляла себя терпеть его прикосновения — не мог не восхититься самим фактом подобного самообладания. Хотя, даже представлять не хотел, каким путем вырабатывалась эта стойкость. Опасался, что не сможет тогда унять свою ярость и испугает ее. Страх в ее глазах от его крика он запомнит надолго. На всю жизнь, наверное.

Но сейчас-то он чем ее напугал?

— Карина? — Костя опустился на корточки и негромко позвал ее.

Она не подняла на него лицо. Сильнее забилась в угол.

Надеясь, что не сделает хуже, он протянул руку и обхватил ее щеку пальцами.

— Карина, что случилось? — Очень тихо спросил Костя, глядя в ее глаза.

Какие-то пустые и бездонные, глядящие словно бы мимо него.

— Ничего. — Она улыбнулась.

И если бы не этот взгляд, он бы поверил. Действительно поверил бы в эту улыбку. Твою ж…!

— Все хорошо, сейчас, мне всего лишь нужна одна минутка. — Светским, совершенно ровным тоном проговорила Карина. — Извини, не заметила, что это твоя комната, я сейчас выйду.

Она дернулась, похоже, собираясь подняться.

Соболев не выдержал. Честно. Этот взгляд… он просто его доконал.

Серьезно опасаясь, что сейчас может только все испортить, он сгреб ее в охапку, ощущая, как тело Карины начинает бить дрожь.

— Что? — Старался разобраться он. Добиться ответа. — Какого черта, Карина? Что с тобой? Я не смогу повлиять на то, о чем не знаю!

Она молчала. Даже не пыталась выбраться из его рук. Только все тело Карины тряслось.

Как был, Константин уселся на пол, усадив ее на колени, словно маленького ребенка, и продолжал обнимать. Он ничего не понимал. Совершенно. Она не плакала и не кричала, даже не смотрела на него. Только дышала тяжело, надсадно, резко, словно бежала марафон. И эта проклятая дрожь…

Соболев боялся отпустить ее. Опасался, что своим разговором о психотерапевте спровоцировал что-то, спустил какой-то курок в ее сознании, и теперь Карина может учудить что угодно. Даже то, на что намекал Стас.

Она не вырывалась. И это было хуже всего. Карина просто сидела в его объятиях покорным истуканом. Словно знала, что вырываться бесполезно. Он не знал что делать, но и отпустить ее — не мог. Просто был не в силах, и все.

Прошло, наверное, больше получаса, прежде чем он ощутил, что она расслабилась. Именно расслабилась. Карина словно бы вся обмякла и тяжело уронила голову на его плечо. Они так и сидели на полу все это время, опиравшись на стену. У Соболева уже порядком затекла спина и руки, но он и не думал что-то менять.

— Прости. — Тихо и как-то растерянно проговорила Карина, не глядя на него. — Дай, я встану.

— Сиди. — И не думая соглашаться, велел он. А потом, рискнул. — Ты мне можешь объяснить, что с тобой случилось?

Она облизнула губы и покачала головой.

Соболев шепотом выругался.

— И что мне делать? — Не понятно у кого, наверное, у потолка, поинтересовался он.

— Ничего. — Карина хмыкнула и снова постаралась высвободиться из его объятий.

А он опять не пустил. Сжал руки немного сильнее, не позволяя ей даже поднять голову со своего плеча. Он хотел, чтобы она продолжала сидеть именно так.

— Ты не обязан носиться со мной, Костя. — Кажется, она чувствовала себя не в своей тарелке.

Но Константин решил, что ей стоит привыкать к его прикосновениям. — Я прекрасно сама со всем справлюсь.

Ага, сама. Конечно.

— Карина, я просто хочу тебе помочь.

Она хмыкнула.

— Зачем?

— Я твой друг. — Твердо напомнил Соболев.

Еще один недоверчивый смешок.

Ладно, спорить не было смысла. То, что между ними протянулось нечто большее, было очевидно. Только Карина отчаянно этому сопротивлялась.

— Стас уверен, что тебе очень помогла бы помощь специалиста. — Осторожно попробовал он еще раз убедить ее. — И мне так кажется.

— О, да. Очень помогла бы. Они прекрасно помогают. — Голос Карины был просто пропитан ехидством.

Соболев насторожился.

— Ты уже посещала реабилитацию? — Попытался выяснить он, пользуясь тем, что она неожиданно открылась.

— Трижды. И больше не хочу. — Карина отвернулась к стене, устроившись на его плече другой щекой.

Хотя, Костя не был уверен, что она сделала это осознанно. Но уже что-то.

— Почему? Тебе не помогло? — Он не собирался отступать. Чтобы нормально помочь, он должен все выяснить.

— Помогло.

— Почему ты не хочешь попробовать еще раз? — Как ему казалось, резонно заметил Соболев.

— Слушай, ну почему ты не оставишь меня в покое? — Вдруг спросила Карина, и устало вздохнула. — Ну, что ты вцепился в меня, как клещ. На кой черт я тебе сдалась со своими проблемами? У тебя что, дел мало? Или других женщин вокруг нет, что ты ко мне пристал?

— Дел — куча. Их никогда мало не бывает. — Соболев искренне улыбнулся. — А женщины. — Он с усмешкой посмотрел ей в глаза. Костя точно знал, в чем дело. А вот насколько это понимала Карина, затруднялся пока сказать. — При чем здесь они? — Со смешком поинтересовался он. — Мы сейчас говорим о тебе. И как твой друг…

— Достал. Честно. Друг! Не смеши меня, ради Бога! — Карина фыркнула.

Как-то утомленно и бессильно глянула на него снизу вверх. Словно уже просто не могла сопротивляться и спорить. Отвернулась, и уткнулась лицом в его пиджак.

И замолчала.

Соболев тоже решил ничего не отвечать. Говорить имело смысл, когда точно знаешь, на что надавить, чтобы тебя услышали. Сейчас же, он ощущал себя так, словно вслепую брел по густому туману. Убеждение женщин в чем-либо, не было его специализацией. Обычно они сами были готовы все исполнить и без споров подчиниться его решению. Как и все другие, впрочем.

Они просидели так еще минут десять.

— Если так судить, то Дима, мой самый лучший друг, видимо. — Вдруг, непонятно почему, очень тихо проговорила Карина.

— Как судить? — Осторожно, чтобы не спугнуть нежданный приступ откровенности, уточнил Костя, игнорируя то, что она сравняла его с Картовым.

— Он меня трижды заставлял посещать эту чертову реабилитацию. — Голос Карины стал каким-то хриплым, словно она снова начала задыхаться. — Когда ему казалось, что я сдаюсь и начинаю плохо и слабо сопротивляться. — Закончила она почти не слышно.

Соболев резко втянул в себя воздух. И крепче прижал Карину, по телу которой прошла новая волна дрожи.

И промолчал. Она открыла ему это не для того, чтобы слушать сожаления и соболезнования. В этом Костя мог поклясться. И никакого толку не дадут сейчас ругательства, кроме бессмысленного сотрясания воздуха.

Вместо этого, он наклонил голову, прижавшись лицом к ее макушке. И осторожно поцеловав ее волосы, не в силах понять, почему все именно так? Отчего их судьба сложилась так. Жестоко и странно.

Карина сдавленно выдохнула. Но не попыталась высвободиться. Да он и не отпустил бы.

— Как тебя зовут? — Тихо спросил Костя. — По-настоящему?

Она снова напряглась. Застыла. И промолчала. Но потом, отчего-то, нервно хмыкнула и передернула плечами.

— Даша. — Еле слышно ответила Карина, так и не повернувшись к нему. — Алексеенко Дарья Витальевна.

Вниз он спустился через три часа, понимая, что все мышцы немилосердно занемели от сидения на жестком полу. Но это было неважно. Соболев добился двух, очень важных вещей. Это не была победа. Даже близко нет. Но первый Рубикон он взял. Карина открылась ему, рассказав еще крупицу о прошлом. И она смогла расслабиться настолько, что уснула у него на руках. А это, при всей ее жизни, похоже, было невероятным проявлением доверия к мужчине.

Или же, он просто вынудил ее к этому измором, не желая отпустить. Что тоже, нельзя было исключить. Так или иначе, но и эту ночь, похоже, она проведет в его кровати.

А может, это ее хитрый план, чтобы не переселяться в комнату с «пурпурным кошмаром» на стенах? Помнится, утром отделка той комнаты ей жутко не понравилась.

Костя как-то невесело хмыкнул этим мыслям, и покачал головой тут же встрепенувшемуся Алексею, уже сменившему Женю. Охранник вернулся на свое место. А Соболев пошел в кабинет, на ходу набирая номер телефона Стаса.

— Слушай, я все понимаю, но уже двенадцатый час, а у меня первый выходной за трое суток! — Зевая, возмутился врач.

Костя не смутился.

— Ну, прости. Я же не в курсе твоего графика. — Повинился он, разыскав на столе список номеров.

— Что случилось? — Тут же напряженно встрепенулся Стас.

Видно, было что-то, все-таки, в его голосе. А казалось, что все подавил.

— Карине хуже? Сознания не теряла?

— Нет. — Прервал он своего врача. — Слушай, из тех психотерапевтов, что ты мне написал, какой самый лучший?

— Валентин Петрович, — не задумываясь, ответил Стас. — Но он мужчина, потому я его последним вписал. Не уверен, как она на него может отреагировать.

— Хорошо. Спасибо. — Костя отключился.

И тут же набрал номер психотерапевта.

Трубку не брали долго. Он уже даже решил, что придется отправлять Шлепко к этому Валентину домой. Но, спустя десять гудков, сонный голос все же ответил.

— Алло?

— Валентин Петрович? — Отрывисто уточнил Соболев, глядя через окно на освещенный двор перед воротами.

— Да? — Несколько потеряно ответил его собеседник на том конце связи. — А кто это говорит?

— Меня зовут Константин Соболев. Мне вас порекомендовал Карецкий.

— Соболев? — После нескольких секунд молчания произнес психотерапевт. Еще помолчал. — Константин Олегович? — Уточнил он.

— Он самый. — Костя хмыкнул.

— Чем могу помочь? — С некоторым недоумением спросил Валентин Петрович.

— Я хочу завтра встретиться с вами.

— Завтра? Вы знаете, у меня записаны пациенты. Давайте, лучше, послезавтра, там в одиннадцать у меня есть окно. — Попытался возразить психотерапевт.

— Завтра, с двенадцати до двух. — Прервал его Костя. — Думаю, двух часов должно хватить. — Решил он. — А дальше — посмотрим. До встречи. — Добавил Соболев, разорвав соединение.

Если Валентин Петрович и хотел что-то добавить, ему такой возможности не представилось.

А Соболев уже набрал другой номер телефона.

Никольский ответил быстро и без всяких лишних жалоб. Словно сидел и ждал его звонка.

— Алексеенко Даша. — Без приветствия сообщил ему Костя, зная, что больше ничего не надо добавлять.

— Понял. — Подтвердил Борис. — Завтра утром принесу все, что достану.

Глава 16

И снова серое покрывало. И наволочка.

Это, наверное, впервые, когда она уже второй раз просыпается в постели хозяина дома, и при этом, без всякого предшествующего секса. Хотя, сам факт того, чтобы проснуться в чьей-то постели — был не совсем привычным. Она предпочитала спать в отдельной кровати. Это, даже, всегда оговаривалось в заключаемом соглашении. Карина не могла представить, что кто-то будет находиться рядом с ней в момент, когда она совершенно беззащитна. Хватит, такого опыта в ее юности было достаточно. Да ее покровители, собственно, не спать к ней приходили, так что и не были против подобных условий. Для общих постелей у них имелись жены.

Карина села, откинувшись на подушку и осмотрелась. В этот раз комната была пуста. Соболев дал ей возможность проснуться в одиночестве. Но, тем не менее, Карину что-то подсознательно тревожило и нервировало. Словно бы он, как и вчера, находился сейчас здесь и смотрел на нее своим непонятным взглядом.

Стараясь отвлечься, Карина обвела комнату глазами, обращая внимание на то, на что просто не было времени вчера утром, и что была не в состоянии заметить вечером, когда, отчего-то, попыталась спрятаться именно здесь. Цветовая гамма комнаты, как и постельного белья, была выдержана в серебристо-серых тонах. Одна из стен, та, у которой стояло изголовье кровати, оказалась оклеена тканевыми обоями, с чередующимися полосками темно-серого, серого, и стального оттенков. Противоположная ей, напротив, была выкрашена в цвет, очень сильно напоминающий предгрозовое небо. Когда и темно-синий, и черно-серый — сливаются в один тон. Странный выбор цветов для комнаты, предназначением которой служил отдых. Тут и до депрессии не далеко. Хотя, видимо, Соболев отличался просто титанически-стабильной психикой и с таким понятием, в принципе, не был знаком. Спал же он здесь, пусть и время от времени.

Правда, и сама Карина провела здесь уже вторую ночь, и ничего, не сошла с ума. Хотя, ей конечно немного не до того было. И без мрачного интерьера, хватало проблем с психикой.

Закрыв глаза, она подумала о вечере. Нет ей покоя. Ну почему бы, ему просто не отпустить ее? Нет, надо достать, вытянуть на белый свет все, что Карина хотела бы просто забыть, вычеркнуть из памяти. И к имени прицепился. Понял ведь, что ненастоящее. Хотя, что тут понимать? Любой сообразительный человек догадается о такой вероятности, после того, как Карина расщедрилась на откровения о прошлом еще в Киеве, в разгар истерики. Ну, и ладно. Скрыть свое имя вряд ли удалось бы. Соболев из тех, кто узнает все, что захочет. Тем более, при его-то возможностях. Она просто ускорила этот процесс на день-два. И только. Наверняка, он уже и всю ее биографию успел достать. В ночи вон, сколько часов было. А этот человек время никогда не теряет. Одно не понятно — зачем?!

С какой стати он так упорно и тщательно узнает все о ней и так печется о ее состоянии? Бред какой-то, честное слово.

Она помассировала голову ладонями, придавила глаза. Кошмары мучили ее и сегодня, несмотря на то, что вчера она просто отключилась. Не заснула, даже, а впала в какое-то состояние полной прострации, словно до предела перегруженный мозг больше не мог воспринимать реальность. Она не помнила, как ложилась в эту кровать, и подозревала, что заснула совсем не на матрасе. Карине сложно было понять, каким образом ее организм позволил себе отключиться на руках у мужчины. Раньше такого не случалось, хоть на последнем издыхании, но ей хватало сил додержаться до того момента, когда она останется одна. Не вчера, видимо. Карина помнила, как Соболев не позволял ей подняться.

Встряхнувшись, в попытке избавиться от мыслей и событий, которые никак не могла для себя расценить и понять, Карина открыла глаза и снова уперлась взглядом в серую наволочку. И тут дернулась, почти слетев с кровати, наконец-то осознав, что именно так нервировало ее после пробуждения. Вторая подушка была примята. Та, на которой она не спала. Но кто-то спал, очевидно. И сомнительно, что это была Фрекен Бок или кто-то из охранников.

Ей потребовалось какое-то время, чтобы успокоиться. Такое открытие оказалось не самым приятным. Да, кровать была большой, да и ее, со всей очевидностью, никто не трогал. И все-таки…

Все-таки, она никогда и не с кем не спала.

Поднявшись, Карина постаралась унять нервную дрожь в руках, расправила и пригладила волосы. Решила, что пальцами здесь не обойтись и быстро вышла из комнаты, собираясь взять расческу, которую вчера днем, со всеми своими вещами перенесла в «свою» комнату. Но на середине пути свернула к лестнице, услышав знакомый голос. Если верить часам, стоящим в комнате хозяина, сейчас было начало седьмого утра. Достаточно рано. А Соболев внизу кого-то встречал. И если Карина не ошибалась — того самого Бориса, который сопровождал его в Киеве.

Имея некоторые предположения о причине его визита, она пошла вниз, забыв о расческе.

— Сам понимаешь, достал только то, что было в официальных источниках. О том, чтобы с кем-то разговаривать — речи не шло.

Борис прошел в кабинет следом за Соболевым, который кивнул на это замечание помощника.

— Говорить поедешь сам. — Велел Константин, и закрыл дверь.

Дальнейшие указания Карине не были слышны. Однако она собиралась активно поучаствовать в обсуждении. Они говорили о ней, сомнений практически не было. И пусть Карина знала, что он не будет терять времени, все равно разозлилась. Никто не имел права просто так копаться в ее прошлом. Слишком дорого она заплатила за то, чтобы то не имело на нее влияния.

Константин присел на край стола, наблюдая за тем, как Борис аккуратно раскрывает папку, которую принес с собой. Посмотрел по сторонам, подумав о том, что Карина права — работать здесь было не особо удобно. Все было как-то чересчур. Минимум удобства и максимум пафоса. Раньше он даже не задумывался об этом, по той простой причине, что не работал в этом кабинете — просыпаясь, Соболев практически сразу уезжал в офис, а приезжая оттуда ближе к полуночи — ел, и отправлялся спать.

— Вот. — Прервав его размышления, Никольский передал папку Косте. — Данные, начиная с рождения и дальше. Конечно, это только пункты в жизни без рассказов тех, кто ее знал. Но, все что смог за пять часов.

— Расскажи, — велел Соболев, пока отложив папку.

Он хотел прослушать именно пересказ. Прочитать успеет и во время поездки на работу. А так — выслушает уже какой-то анализ, пусть и на минимуме данных.

— Я нашел трех девушек с такими именами, но под возрастную границу подходит только одна — Алексеенко Дарья Витальевна.

Соболев кивнул, подтверждая, что это, вероятней всего, именно она.

— Родилась в одном из ПГТ соседней области тридцать пять лет назад, оба родителя работали в том же поселке на хлебокомбинате. Отец погиб, когда ей исполнилось шесть лет, утонул летом, то ли во время рыбалки, то ли на отдыхе, не совсем понятно. Через три года мать вышла замуж опять — отчим работал учителем языка и литературы в местной общеобразовательной школе. Еще через три года умирает мать. Судя по всему, других родственников у нее не осталось, и девочку оставили на попечение отчима, который имел очень хорошую репутацию и был одним из столпов «добропорядочных граждан» общества этого ПГТ. Цитата из его характеристики, кстати. Впоследствии стал директором школы.

Никольский хмыкнул, удобней устроился в кресле, и уже собрался продолжить рассказ, когда двери кабинета открылись, и в комнату зашла Карина. Соболев даже улыбнулся, увидев вызов и злость в ее глазах. Она была сердита. Что ж, ничего удивительного. Но ему такое выражение нравилось куда больше той пустоты, что зияла в ее взгляде вчера.

К тому же, Константин не сомневался, что она прекрасно понимала все происходящее. Карина не была дурой.

Нарочито демонстративно пройдя по кабинету, Карина с вызывающей холодной улыбкой обошла стол и села в его собственное кресло.

— Я облегчу вам работу. — Язвительно заметила она. — Сама доскажу то, что нет в официальной хронике. Чтобы вы не утруждались, не ездили по всем городкам соседней области, разыскивая тех, кто еще меня помнит.

Борис, так и не начав говорить, вопросительно глянул на него. Соболев кивнул, разрешая Никольскому продолжить.

— Так, — Борис явно ощущал себя немного не в своей тарелке. Но быстро вернулся к прежнему тону. — Через несколько месяцев после смерти матери, она впервые сбежала из дому. Ее быстро нашли и вернули. За следующий год было еще три побега, а так же — два стационарных лечения — по свидетельству отчима в милицейских протоколах, девочка связалась с плохой компанией и совсем отбилась от рук, пропадала ночами где-то. И дважды возвращалась домой избитой до такого состояния, что ему приходилось отвозить ее в местную больницу. — Никольский покосился на Карину.

Соболев промолчал, помня ее признание. Зато сама Карина громко и насмешливо фыркнула.

— Плохая компания. — Как-то отстраненно и ехидно протянула она. — Интересно, как же это я с ней связалась, с компанией этой, если он отводил и приводил меня в школу лично, дома запирал мою комнату, а мое окно просто-напросто было забито? Чудеса изворотливости я, видно, проявляла в детстве. — Она хмыкнула. — И ведь ему верили. Даже когда я рассказала, что именно он со мной делал в милиции, после первого побега — они решили, что трудный подросток просто наговаривает на опекуна. Как же это он мог такое творить?! Он ведь учил их детей! Легче откреститься от ужасной правды, чем поверить в нее, и в то, что они так ошибаются. — Она говорила так, словно не о своем детстве слушала и вспоминала, а обсуждала чужого человека.

Борис, определенно, был удивлен и напряжен, он же сам пока старался вести себя невозмутимо. Она не принимала жалости и сострадания. И отстраненность была лучшим способом добиться от Карины откровенности, это Константин уже заметил.

Он продолжал называть ее для себя именно Кариной. Потому что, как казалось Соболеву, она ею и была. Как подозревал Константин, прошлое свое Карина для себя похоронила и не стремилась воскрешать. Сейчас он даже не повернулся, чтобы посмотреть на нее, а отрешенно ждал, пока Никольский продолжит.

На пару секунд в кабинете повисло молчание, после чего, откашлявшись, Борис заговорил снова.

— Через четыре года и отчим, и Дарья исчезли, при невыясненных обстоятельствах. Тело первого было обнаружено через полгода в другом конце области. О его подопечной известно ничего не было.

Борис с явным интересом посмотрел на Карину, но она в этот раз промолчала.

— Следующий раз это имя всплыло только через два года, уже в Киеве. Хоть и с другой датой рождения, и с аттестатом об окончании совсем другой школы. Алексеенко Дарья Витальевна поступила на экономический факультет одного из столичных университетов.

— На платный? — поинтересовался Соболев у Бориса так, словно ее самой здесь не было.

— Нет, — тот покачал головой. — На бюджет. И поселилась в общежитии. Параллельно устроившись в этом же университете подрабатывать уборщицей на полставки. И ежемесячно сдавала кровь на станции переливания за деньги.

Константин удивился. Как он понимал, на тот момент она уже была под покровительством Картова. Так с какой стати вела себя так, словно являлась бедной провинциалкой, приехавшей учиться в столицу? Но когда обернулся к Карине, не сомневался, что лицо было бесстрастным. А она снова хмыкнула и отвернулась, посмотрев в окно, где начинался зимний рассвет.

Молчание продолжалось еще пару минут, и он уже решил, что она ничего не расскажет. Но тут Карина заговорила.

— Дима, он очень любит играть. И обожает, когда его жертвы сопротивляются, когда бросают ему вызов. Ему тогда еще слаще их ломать. Он решил сделать из меня идеальную для себя жертву. Учил, что, как и когда делать, как лучше всего удовлетворить мужчину. И все время повторял, что у меня просто идеальное тело для этого. Что глядя на меня, любой нормальный мужик будет думать только о сексе, и я должна уметь использовать это в совершенстве. Меня это бесило. И однажды я поспорила с ним, что если бы не мой отчим, который начал насиловать меня с двенадцати лет, если бы не сам Дима, продолжающий делать это теперь — я бы жила, как тысячи других девушек. Нормально. — На какой-то миг голос Карины дрогнул, но она очень быстро вернула хладнокровие. — Картов принял вызов, и сказал, что если я продержусь два года, не используя свою внешность — он меня отпустит. Я очень старалась. Черт, — она на миг прижала ладонь к лицу. Соболев заставил себя остаться на месте. — Мне часто так не хватало денег, что я ела раз в два дня, да и то, какую-то самую дешевую булку, но не собиралась сдаваться. Я постригла волосы, сама. Не было денег идти в парикмахерскую. Да я и не хотела быть привлекательной. Хватит. Хотя Дима присылал ко мне Сергея с деньгами каждый месяц, предлагал вернуться. Он очень тщательно следил за тем, что и как я делала. У меня даже одежды почти не было. То, в чем я ушла от Картова, да одна куртка, купленная в секонд-хенде. И у меня, ведь, получалось. Или я так думала, наверное. Я училась. Хорошо училась, у меня были прекрасные оценки. А потом, ни с того, ни с сего — два по семестровому зачету на предмете, который читал декан. Я, вот ведь, даже после всего, дура-дурой, решила, что это ошибка, пошла к нему узнавать. Он меня выслушал, покивал головой, «и правда, ошибка», говорит. А потом встал, закрыл двери на ключ, и начал:

«— Вам, Дашенька, сложно, ведь, я вижу. И работаете, и учитесь, денег не хватает, да?»

Я промолчала, уже поняв, что все, проиграла. Только смотрю на него. А этот почтенный профессор так ласково улыбается.

«— Я могу вам очень жизнь облегчить, — говорит он мне. — И денежки у тебя будут, и не надо будет так напрягаться. Ты же очень красивая девочка. Только отощала совсем, но я помогу. А тебе не сильно и напрягаться будет надо»

— Добавил он, и начал раздеваться. Вот так, просто и сразу. Я не возмущалась и не кричала. Не делала вид, что не понимаю, о чем он. Молча встала и подошла к его столу, подняла трубку и набрала номер Димы.

Карина вдруг рассмеялась. Искренне, сильно удивив Константина, который не видел в ее рассказе ничего смешного. Совершенно.

— Так весело было смотреть, как у него меняется лицо, когда он понял, кто с ним говорит. Дяденька сразу все свое настроение потерял. Он-то уже без штанов стоял. — Карина хмыкнула. — Сергей приехал за мной через полчаса. Я окончила университет, меня больше никто не трогал. Против депутата никто не полезет. Да, я тогда сдалась, наверное, но хоть стала есть нормально. Если уж меня трахали против моей воли, то хоть давали мне за это нормальные условия жизни. А Дима всегда хорошо расплачивается. Он меня оставлял для себя. До определенного времени. — Карина снова хмыкнула. — Видно, он действительно был прав — есть такие женщины, которые будят в мужчине только один инстинкт, и я из таких. А потом у Димы появилась новая идея. И он придумал организовать определенное общество тех, кто любит жестокий секс, кто, подобно ему самому, не может без насилия. Они использовали очень многих женщин. Но все выдерживали один-два раза. Мало кто держался хотя бы месяц, про год и не говорю. Все ломались. А я — не сдавалась. Назло им всем боролась. Больше, даже, назло отчиму, который когда-то, глядя, как я себе пыталась вены разрезать, смеялся, и говорил, что мне самое место в аду. Я должна подохнуть, и не совращать приличных людей своим телом. Я тогда сама до больницы доползла. И теперь не собиралась ломаться. Я вытерпела всех их. А Дима силу духа уважает — он позволил, в конце концов, мне выбирать, кого брать в покровители. «Другом» сделал.

Карина поднялась, так и глядя в окно.

— Я удовлетворила ваше любопытство? Или еще вопросы есть? Спрашивайте. — Позволила она.

Они молчали.

Помолчав и сама несколько секунд, она обернулась и посмотрела на них. Насмешливо, с вызовом. Правда, ему в глаза так и не глянула, обратила все свое внимание на Никольского.

— Не надо меня жалеть. — Холодно проговорила Карина, и обошла стол. — Сколько ты бы в таких условиях выдержал? Прожил бы двадцать лет? Научился бы чему-то, или уже через несколько месяцев мечтал бы сдохнуть?

Борис, который, действительно, смотрел на Карину с состраданием, промолчал. Отвел свой взгляд.

Она скривила губы в подобии усмешки.

— Ни один из вас бы такого не выдержал. — Заметила Карина.

После чего просто вышла из кабинета. Даже дверь очень аккуратно за собой закрыла.

Борис уперся локтями в колени и длинно, со вкусом выругался.

— Твою ж, налево. — В конце концов, он поднял голову и посмотрел на Соболева. — Это… Это…

Никольский снова уткнулся глазами в пол.

Соболев не отреагировал на помощника. Просто встал и подошел к креслу, в котором только что сидела Карина. Но не сел, стал у окна и посмотрел во двор. Он думал, что готов все это услышать. Что и сам все додумал и понял… Черта с два, он был готов! Ровно настолько же, как когда-то думал, что готов к войне в Афгане. Но справился тогда и сейчас выдержит.

Закрыв глаза, Соболев с такой силой вдавил кулак в стекло, что то могло и треснуть.

— Я много чего за службу видел и слышал. Но… — Никольский за его спиной опять ругнулся. — Она так спокойно об этом говорит.

— Спокойно? — Константин почти прорычал это слово. — Видел бы ты вчера, чего ей стоит это спокойствие. — Пытаясь хоть как-то унять все, что сейчас скручивало внутренности, добавил он.

Борис промолчал. Костя тоже больше говорил. Он знал, что Никольского не надо предупреждать, тот никому ничего не скажет о том, что узнал сегодня. Сейчас Соболев беспокоился о другом.

Уже через десять минут они оба выехали, отправившись в разные стороны.

А еще через пятнадцать минут, Соболев уже звонил в двери психотерапевта, адрес которого ему за пару минут нашел Шлепко.

Еще сонный Валентин Петрович, начинающий лысеть мужчина лет за сорок, открыл двери и удивленно посмотрел на Константина. Ничего не говоря, тот прошел вглубь квартиры, коротко бросив: «Я — Соболев».

— Мне казалось, что вы собирались приехать к двенадцати, в офис. — Спокойно заметил психотерапевт, закрыв за ним дверь.

— Планы изменились.

Костя обвел глазами совершенно типичный коридор, типичной же квартиры в хрущевке. Ремонт был новым и качественным, похоже, Валентин Петрович неплохо зарабатывал, для своего уровня, конечно.

— Послушайте, я понимаю, что вы привыкли жить по своим правилам. Но почему нельзя приехать ко мне в офис. Если уж вам понадобилась моя помощь? — Психотерапевт обошел его и направился в сторону кухни.

Соболев пошел следом.

— Или вы настолько боитесь, что кто-то узнает, что и у могущественного Соболева могут быть психологические проблемы, Константин Олегович? — С интересом оглянулся Валентин Петрович.

Константин хмыкнул, несколько развеселившись такому предположению.

— У меня нет проблем по вашей части, Валентин Петрович. — Заметил он, осматривая небольшую кухоньку, в попытке понять, где тут можно сесть.

— Конечно, нет. — Кивнул психотерапевт. — Кофе будете? — Поинтересовался тот, достав банку с растворимым кофе.

Соболев только покачал головой.

— Мне сказали, что вы можете помочь человеку, который мне очень дорог.

Валентин Петрович понимающе усмехнулся. Похоже, он все еще считал, что Соболев просто стесняется признаться в своей проблеме.

— Почему же пришли вы, а не этот человек? — Уточнил он, залив кипятком пару ложек темно-коричневого порошка.

— Она имеет негативный опыт общения с психотерапевтами. — Константин выдвинул ногой из-под стола табурет и сел. — И мне пока, вряд ли удастся уговорить ее прийти к вам.

— Что же вы тогда хотите от меня? — Искренне удивился Валентин Петрович.

— Я хочу знать, как мне себя с ней вести? Как помочь.

— Что с ней случилось? — Спросил его собеседник, повернувшись к Константину и упершись спиной в холодильник.

Соболев несколько мгновений смотрел ему в глаза.

— Если кто-то узнает о том, что я вам сейчас расскажу — вы умрете. И совсем не легкой и радостной смертью. — Будничным тоном, пообещал он.

Побледневший, но не переставший вежливо улыбаться, психотерапевт отставил чашку и облизнул губы.

— Я могу отказаться слушать вас сейчас?

— Нет. Мне сказали, что вы самый лучший в своем деле. И если это так — думаю, вы будете удовлетворены сотрудничеством со мной. Все, что от вас требуется, ради вашей же собственной безопасности — молчать.

Посчитав, что предупредил, Костя, откинулся на стену и начал говорить.

Глава 17

День был просто замечательный. Правда, на улицу она так и не вышла, только на крыльце постояла, и все равно — погода радовала. Очень тихий, морозный и солнечный день. Впору прогуляться босиком, только Карина сейчас не хотела. Снег ровный и гладкий, и чистый-чистый. У подъезда многоэтажного дома такого в жизни не найдешь. Там соседские и дворовые собаки, вечно протекающие шланги старых «жигулей» и капли бензина — быстро напоминают, что чистоты в мире, в принципе, как понятия, не существует. А здесь — на охраняемой и оберегаемой территории — можно любоваться на такое великолепие. Правда, сама она, все-таки, предпочитала многоэтажки.

Постояв на крыльце минут двадцать, совершенно замерзнув, Карина вернулась в столовую, которую, по какой-то не совсем понятной причине, сделала своим местом обитания в этом доме.

Соболев еще не возвращался. Нет, Карина не ждала его, просто, в отсутствие хозяина дома, не рисковала питаться на кухне. Валентина Васильевна, не получив наказание за вчерашнее, похоже, приняла ее нежелание вмешиваться в несуразицу чужого дома, за отсутствие хоть какого-то влияния на Константина. И теперь расслабилась, и вовсе перестала скрывать свое отвращение к Карине.

Ей же, хотелось подойти и сказать: на здоровье! Серьезно, такое отношение экономки очень забавляло. Вот ведь, есть на свете люди, свято верующие в свое совершенство и безгрешность, уверенные, что они всегда и во всем поступает правильно, а оттого — имеют право судить других. Наверное, хорошо жить с такой уверенностью.

Нет, Карина в себе не сомневалась. Отнюдь. Но и никогда не считала себя вправе осуждать других. Отношение к жизни и решения, которые Карина принимала — были только ее выбором, и многие, как она подозревала, могли бы ее осудить и заявить, что лучше уж смерть, чем торговля собой. Но то — их дело. Легко говорить со стороны. Карину давным-давно не задевали подобные суждения. Просто однажды она решила, что выше их. Выше всех этих людей, кичащихся своей правильной жизнью и ни разу не пришедших на помощь ни ей, ни тем, кто подобно самой Карине оказывались в ловушке безвыходных ситуаций. Она была сильнее их, лучше, чище, как бы парадоксально это не звучало для окружающих. А потому — никакая брезгливость и злоба, никакое осуждение не задевали, да и не могли ее задеть.

Сейчас, как и вчера, она воспользовалась кухней охранников, чтобы приготовить себе обед и заварить горячего чая. Посмеиваясь каждый раз, когда взгляд натыкался на непонятную плошку с очередной неопознанной кашей, Карина с удовольствием отламывала вилкой кусочки рыбы, которую сегодня пожарила, и медленно прожевывала, наслаждаясь вкусом. С таким же удовольствием ела салат. Она старалась получить максимум от всего, что было сейчас вокруг. Ей надо было как-то компенсировать себе это утро. Забыть. Вернуть все туда, откуда вытащили эти проклятые события на белый свет. И наполнить день мелкими, но такими необходимыми радостями и «приятностями». Даже тарелка, с ярко-синим двойным ободком и огромными солнечно-желтыми подсолнухами между этой синевой — поднимала настроение. Заметив эту тарелку у парней, Карина просто не смогла пройти мимо, а Евгений, которому и принадлежало это добро, разрешил ей ту взять. Даже предлагал подарить, но от такой щедрости Карина отказалась. Ну, куда ей ставить эту тарелку? А Фрекен Бок — не доверишь, еще и специально разобьет, чтобы «не испачкаться» или не заразиться чем-то от нее.

Рядом с тарелкой, на столе, лежала раскрытая книга. Какой-то веселый и легкий роман, который Карина, наверняка, и не вспомнит через три дня. Но сейчас тот здорово поднимал настроение. Книгу, по ее просьбе, тоже купили парни, которых грозная «дракониха» сегодня утром отправила за провизией. А Карина этим воспользовалась, попросив приобрести кое-что и для себя.

Дверь столовой хлопнула. Опять. Это уже не забавно, правда. Карина сморщила нос, отложив книгу. Вот не может не испортить обед, эта Валентина Васильевна. Уже третий раз вламывается за каким-то лешим. Проверяет, ест ли она ее кашу, что ли? Может, послать тетку, куда-нибудь, подальше? В литературно-разговорной, так сказать, форме. Поймет философ, или не поймет?

Серьезно раздумывая над такой возможностью, она обернулась. Посмотрела мгновение и опять вернулась к своей книге, так и не сказав ни слова Соболеву, который стоял в дверях столовой, слушая кого-то по телефону.

Что он делает здесь? В час дня? И как это Валентина Васильевна пропустила возвращение хозяина?

Она не знала ответы на эти вопросы. И не собиралась спрашивать. Вспомнила, как наблюдала за ним на вокзале, когда только приехала в Киев. Тогда он, помнится, тоже разговаривал по телефону. И никак с тем не расстанется. Про риск рака мозга, что ли, не слышал никогда?

Улыбнувшись, Карина перевернула страницу.

— Что читаешь?

Вопреки обыкновению, Соболев не сел напротив, а остановился около ее края стола, внимательно осматриваясь. Нахмурился отчего-то.

Карина попыталась вспомнить название книги, не смогла. Пожала плечами и, закрыв мягкий переплет, показала обложку Константину.

— Это что, у меня в доме было? — С искренним недоумением спросил Константин, рассматривая веселенькую желтую картинку с изображенной на ней парочкой, то ли людей, то ли котов, так и не разберешь сходу.

— Нет. — Карина развеселилась. — Это я попросила купить мне что-то легкое, когда твои охранники ездили за продуктами. Они и выбрали. — Успокоила она его, старательно делая вид, что утра, вообще, не было.

— Ладно. — Он кивнул, — а что вот это? — Соболев указал на плошку с кашей.

Карина несколько секунд раздумывала над тем, а стоит ли отвечать? Жаловаться и ябедничать она не хотела и не планировала. А любой ответ может прозвучать именно так. Но потом просто пожала плечами.

— Похоже, твоя экономка верит в пользу каш на обед. — Спокойно заметила она и вернулась к чтению.

— Интересная тарелка. — Заметил на это Соболев вместо ответа. — Столько вещей, которых я в своем доме еще не видел. Она из сервиза?

— Не знаю, — Карина перевернула страницу, не поднимая на него глаз. — Спроси у Евгения, он мне ее одолжил

Константин хмыкнул, взял вилку. Ее, разумеется, кто бы сомневался и, отломив себе кусок рыбы с ее тарелки, медленно прожевал.

— Обед ты, тоже, у охранников взяла? — Константин приподнял бровь.

— У них в меню значилась та же каша. — Поняв, что читать ей не дадут, Карина отложила книгу. — Пришлось приготовить и себе, и им что-то для разнообразия. В благодарность они снабдили меня посудой, потому как Валентина Васильевна не считает возможным доверять дорогую посуду «грязной и недостойной шлюхе». И, тем более, мыть ту, после меня. — Спокойно рассказала она, невозмутимо подняв глаза на Соболева. — Что-нибудь еще?

Константин отломил себе еще рыбы и кивнул.

— Вчера ты тоже готовила обед сама? — Внимательно глядя на ее лицо, спросил он ровным голосом.

— Да.

Мысленно попрощавшись с обедом, и подумав, что с ним, ей никакая диета не нужна, Карина предусмотрительно подвинула к себе чашку с чаем. Отпила. Поставила на стол, но из рук не выпустила. Дудки. Она помнила, какая судьба постигла ее кофе в отеле.

— Почему мне не сказала? — Поинтересовался он, переключившись на ее салат.

Карина фыркнула, и для надежности поднесла чай к лицу, взяв чашку обеими руками.

— Это твой дом, Соболев. И твоя экономка. Следовательно — и проблемы, твои. Мне плевать. Я готовить умею и люблю. И так — точно знаю, что мне в обед не плюнет какая-нибудь философ с завышенной самооценкой.

Дожевав последний кусок рыбы, Константин хмыкнул. Отложил вилку, бросил взгляд на чай, который Карина держала очень крепко. Улыбнулся, и вышел.

Она какое-то время смотрела ему вслед. Потом пожала плечами и вернулась к книге.

Вернулся он через пятнадцать минут. Как раз тогда, когда Карина, уже расслабившись и разнежившись одиночеством, увлеченная переплетением событий в книге, допустила непоправимую ошибку — оставила чашку с недопитым чаем без присмотра. Честно говоря, она уже решила, что он снова уехал.

«А вот и нет», Карина невесело наблюдала за тем, как родная чашка сменила хозяина.

Идти за новой порцией в пристройку к охранникам было лень, а чая Карина еще не напилась, оттого стало совсем грустно. А этот нахал спокойно отставил пустую чашку в сторону и посмотрел на Карину.

— Максиму я уже позвонил, — с улыбкой глядя на ее прищурившиеся глаза, сообщил Соболев. — Он приедет через двадцать минут с директором агентства. Отберешь, посмотришь, выберешь такую экономку, с которой тебе будет комфортно. — Распорядился он.

Карина застыла, а потом приподняла брови.

— А Валентина Васильевна?

— А Валентина Васильевна уже уехала. — Соболев повернулся, собираясь, видимо, уходить. — Сегодня, похоже, нам придется ужинать в ресторане, вряд ли ты до вечера успеешь кого-то найти, да еще, чтоб и Борис проверил. Кстати, напомнишь Максу, чтоб они обязательно прогнали по базе кандидатуру. И лучше, дважды, учитывая ситуацию.

Не совсем уверенная, что поняла его верно, Карина уловила основную мысль — кухня свободна. А значит, за новой чашкой чая не придется далеко идти. Ладно, она его почти простила за свой расхищенный обед.

— Мне не в чем идти в ресторан. — Иронично заметила она, поднявшись. — Надо было вчера предупредить. Так что я, лучше, останусь здесь.

Вопреки ее ожиданиям, Соболев не отошел. А даже развернулся на ее реплику. И они оказались стоящими друг напротив друга на расстоянии меньше шага.

Слишком близко.

Карина замерла, отчего-то, потерявшись. Отступать было нельзя. Ни один мужчина такого не любит. Стоило сказать что-то веселое, возможно, игриво погладить его по щеке или по груди, и обойти. Она уже даже подняла руку, пытаясь как можно натуральней улыбнуться.

Но Соболев ей не позволил.

Он перехватил ее ладонь до того, как Карина коснулась его щеки и, поднеся ту к своим губам, мягко коснулся запястья, где еще остались ссадины и синяки.

Была ли вибрация, прокатившаяся по ее мышцам от этого, дрожью страха — Карина не смогла бы уверенно утверждать. Она так и не сказала то, что должна была. Глаза Константина, удерживающие ее взгляд, просто не позволили ей сыграть свою роль. Он знал, насквозь видел все ее попытки закрыться от него. И от этого она ощущала себя ужасно уязвимой и слабой. Отвратительное чувство. К тому же, переплетающееся с напряженным жаром, которым ее тело всегда отзывалось на его близость.

— Можешь поехать и так. — Тихо сообщил он, осмотрев домашний костюм Карины. И все так же мягко опустил ее руку. — Чем этот наряд хуже халата? Поверь мне, никто, и слова тебе сказать не посмеет. — Соболев усмехнулся. Протянул ладонь и легким, скользящим движением погладил ее по волосам, пропустив пряди сквозь пальцы. — Только, думаю, придется обуться в этот раз. Все же, надо будет идти по морозу.

Подмигнув, он отошел так же неожиданно, как и оказался рядом.

— И, все-таки, поторопись. Я, если честно, не особо люблю ежедневно питаться в ресторане. — Бросил он уже через плечо, направившись к выходу.

Сглотнув, Карина вдохнула впервые за последние две минуты и решила уточнить.

— Ты, серьезно, хочешь, чтобы я выбрала для тебя экономку?

Соболев обернулся и посмотрел на нее с таким выражением, словно удивлялся, что неясно в его распоряжении.

— И что, никакого списка пожеланий? — Иронично переспросила Карина, начав раздражаться.

Ее дезориентировало и напрягало то, что случилось несколько минут назад. Собственная реакция и этот проклятый жар, который проступил на щеках. Ее нервировало то, что пальцы теперь подрагивали. И его спокойствие, веселье, команды — тоже злили!

Все было не так!

Как должно было бы быть, она не совсем знала. Но не так. И все тут! ОН ВЕЛ СЕБЯ НЕПРАВИЛЬНО!

— Почему? — Спокойно переспросил Соболев. — У меня одно пожелание. Точнее, обязательное условие, о котором я уже сообщил — экономка должна устраивать тебя. Что непонятно?

— Все понятно. — Хладнокровно кивнула Карина, ощущая новую волну бурлящей злости.

— Хорошо.

Кивнув, Соболев просто вышел.

Словно бы было нормой то, что она будет выбирать прислугу для его дома, ориентируясь на собственное удобство! Издевается он, что ли?

Возмущение достигло в ней точки, когда хотелось что-нибудь разбить. Но Карина прошла прекрасную школу сдержанности. Развернувшись, она пошла в сторону кухни, собираясь заварить еще чая.

Решение созрело тогда, когда Карина по второму разу просматривала папку с резюме, отобранными владелицей кадрового агентства. Сама эта владельца, полная, представительная дама с поразительно длинным маникюром, определенно, искусственного происхождения, сидела тут же, в столовой, перед ней.

Сидела, пила чай маленькими глоточками. И нервничала. Нервничала так очевидно, что, наверное, будь на ней блуза, а не жакет из плотной ткани — подмышками уже проступили бы мокрые пятна. Хотя, кто знает, судя по маникюру, дама могла колоть «Ботокс» — и никаких тебе пятен, как не нервничай и не потей.

Карину почему-то позабавила такая вероятность. Учитывая габариты директорши, сколько же ей надо всего, чтобы не потеть? Нервозность этой, явно не бедной и состоявшейся женщины — удивляла. Чем ее Карина настолько испугала? Непонятно.

Шлепко тоже был здесь. Тоже пил чай. Только крупными глотками, уже третью чашку опустошил. И тоже нервничал. Но этот-то, хоть понятно отчего — как поняла Карина, именно Максим нанимал Валентину Васильевну, и раз Соболев ту уволил — значит, Шлепко прогадал. А ошибся раз, может ошибиться и второй. Соболев же, вероятно, ошибок своим людям не особо прощал. Думая, наверное, именно об этом, Максим периодически вскакивал со своего стула, прохаживался туда-сюда, от стола к окну, и с надеждой смотрел на то, как Карина листает страницы резюме. Правда, нельзя было не заметить, что к тому времени, как Карина пошла на второй круг, надежды в глазах Шлепко почти не осталось. Видимо, парень отчаялся и окончательно поставил крест на себе и своей карьере. Что же, интересно, ему сказал Соболев, что этот Максим так нервничает?

Улыбнувшись краешком губ, Карина и сама отпила чая. Поставила чашку на стол, и аккуратно закрыла папку, отодвинув ту к директорше.

Дама побледнела, вцепилась своим холеным маникюром в пластик обложки и затравленно глянула на Максима. Тот, в свою очередь, сосредоточенно посмотрел на Карину.

— Никто из кандидатов не вызвал интереса? — Шлепко вернулся от окна к столу. — Мы могли бы организовать несколько собеседований, может быть, личная встреча будет предпочтительней изучения файлов? Что скажите, Карина?

Парень не отчаивался и старался найти вариант, который устроит всех. Карина была не прочь, чтобы так и вышло. Она не знала, какой черт дернул ее, толкая к такой идее. Отдавала себе отчет, что у всего есть предел, и у терпения Соболева — тоже.

Но в том-то и было дело. Она его НЕ ПОНИМАЛА!

А должна была понять, выяснить ту роль, которую он отвел ей в этом. Она должна была сделать все, чтобы максимально быть готовой. А вот к чему — это Карина и хотела выяснить. Потому, спокойно улыбнувшись Шлепко, она кивнула и заинтересованно посмотрела на все еще нервничающую владелицу агентства.

— Я совершенно не против встреч, — заметила Карина, рассеянно водя пальцем по стеклянной поверхности стола. — Но не с этими людьми. — Поспешила она притушить, вспыхнувший в глазах собеседников энтузиазм. — Эти кандидатуры, — она кивнула головой в сторону папки. Меня не устраивают по простой причине. Я точно знаю, какой человек мне нужен, а здесь такого резюме нет.

— Тогда, расскажите мне свои требования, и я обязательно подберу вам нужного человека! — Воодушевилась владелица. — Я же не знала, что у вас есть конкретные требования. Сложно работать, когда лично не знаком с клиентом. Вы меня понимаете? — Дама смотрела на нее с проснувшейся радостью.

Карина кивнула в ответ. А что, и правда, трудно, она понимала это не хуже других.

— Я отобрала тех, кто имеет самые хорошие рекомендации, но это же, все равно, не то, что персонально подобранный человек. — Продолжила владелица. — А у нас очень большая база людей, уверена, мы обязательно найдем того, кто вам нужен. Вы мне только скажите ваши требования. — И она с тем же воодушевлением посмотрела на Карину.

Шлепко, так же, смотрел на нее.

Что ж.

Карина озвучила свои требования и с интересом посмотрела на их реакцию.

Владелица агентства смотрела уже ошарашено, и отчаянно старалась глотнуть чай, который успела отпить из чашки.

— Карина. — Шлепко как-то напряженно дернул узел галстука, словно парню стало душно. — Вы… Вы уверены? — Хрипло уточнил Максим, поглядывая на нее как-то нервно и насторожено.

И куда только делась сосредоточенность. Парень-то, похоже, струхнул.

— Уверенна. — Подтвердила она, и выжидающе посмотрела на пышную даму.

Та моргнула пару раз, а потом, промокнув салфеткой губы, стала задумчиво смотреть в окно. Словно в уме прокручивала базу данных собственного агентства. Карина ее не торопила.

— Знаете, — наконец, «включилась» владелица. — А я могу вам кое-кого предложить. — Она искренне радовалась. — Конечно, у нас не столица, там, на волне последней моды на такие кадры, выбор больше, само собой. Но и у меня кое-кто есть на примете. Одну минутку.

И эта дама, весьма проворно и даже грациозно для своих габаритов, подхватившись со стула, схватила мобильный и принялась кому-то звонить.

— Карина. — Тон Шлепко стал еще более скорбным. И скорбел тот, похоже, именно о себе. — Может, все же, встретитесь хоть с кем-то, из этих людей. — Парень тоскливо оглянулся на позабытую всеми папку. — Константин Олегович может не понять…

— Константин Олегович предоставил выбор мне, не так ли? — Отстраненным тоном напомнила Карина.

— Совершенно верно. — Тут же согласился Шлепко, и не думая продолжать спор.

Зато, когда еще через час ожидания, нервного для ее «гостей» и полного предвкушения для нее, кандидат на должность экономки был доставлен охраной — Шлепко извинился и вышел в коридор. Карина очень хорошо был слышен его истеричный хохот. Максим продолжал сдавленно хохотать и тогда, когда вернулся, чтобы наблюдать за тем, как они с полной дамой проводят собеседование. Им же обеим, напротив, смешно не было. Даже интересно, пожалуй. К тому же, немного взволнованный претендент приятно удивил, оказавшись, куда более подходящим, чем Карина думала.

Работы было море. А надо было как-то так все разгрести, чтобы вернуться домой хотя бы к восьми. И это при том, что он все утро провел у психотерапевта. Как успеть? Константин понятия не имел, зато испытывал стойкое желание послать все к черту. К счастью, он такую возможность имел. Может, и правда, махнуть на все рукой и поехать домой? Его присутствие там не будет лишним. Именно об этом не раз и не два повторял Валентин Петрович на протяжении всей их непростой беседы. К концу которой, маленькая кухня продымилась от сигаретного дыма настолько, что резало глаза.

Они говорили долго, подробно. Константин ощущал почти физическую боль в желудке просто пересказывая то, что Карина прожила. И ужасался про себя, чего ей могла стоить собственная сдержанность. А такой спокойный и благожелательный поначалу Валентин Петрович, к концу его рассказа позвонил секретарю, чтобы отменить всю запись на сегодня, разбавил кофе коньяком и тяжело опустился на соседний табурет. Он предложил свой коньяк и Соболеву, но тот ощущал себя еще не настолько паршиво, чтобы пить подобную муть.

Валентин Петрович, определенно, нервничал. То ли из-за его предупреждения боялся, что, не сумев помочь, навлечет на себя такую же кару, то ли просто, оттого, что услышал. Но, несмотря на нервозность, честно признал, что встречается с подобным случаем впервые и гарантировать ничего не может. Тем не менее, приложит все силы, чтобы помочь, хотя им обоим понадобится очень много времени. Как понял Костя, психотерапевт имел в виду его и себя. Что ж, он и сам уже понял, что понимающей беседой с Кариной за чаем или вином здесь не обойтись. Сроки его не пугали, главное, чтобы был результат.

Пока Валентин Петрович предложил ему просто проводить больше времени с Кариной, показать ей, что он рядом, что ее мнение и интересы важны для него. Возможно, даже, какое-то время отдавать тем приоритет. И главное — не давать ей отстраняться, не позволять вести себя так, как она привыкла, низводя все до отношений содержанки и покровителя. А еще, быть готовым к тому, что она специально будет отталкивать его и пытаться спровоцировать на привычное и «нормальное», в ее понимании, поведение для мужчины.

«Сказать легко», думал Соболев, возвращаясь днем домой. «А попробуй понять, что именно и когда надо делать, чтобы не вызвать еще одного срыва или ухудшения»

Психика Карины, или Даши, как предпочел именовать ее Валентин Петрович, обоим напоминала минное поле, оставшееся после войны. Когда о том, где именно мины — уже никто не может вспомнить, но в том, что они есть — никто и не думает сомневаться. И их задачей было не подорвать эти «мины», а обезвредить. Причем так, чтобы Карина смогла жить нормально.

Очертив границы стоящей перед ними задачи, Валентин Петрович несколько потерянно поинтересовался, а понимает ли Соболев, за что взялся? Уверен ли в том, что готов к тому, что его ждет? И не передумает ли посреди дороги? Потому как, если есть хоть какое-то сомнение — и начинать не стоит. Проще тогда, сразу, дать Дарье пистолет и предложить таким образом решить все свои проблемы. Так как, если Костя сумеет завоевать хоть частицу ее доверия, добьется того, что она впустит его хоть в самый крохотный уголок своей души, а потом — устанет от борьбы, она сломается. Сломается окончательно и бесповоротно. И уже ничего нельзя будет исправить и возродить. Здесь, как и на том минном поле, второго шанса нет. Особенно, для Карины.

В ответ на это, Костя предложил подарить пистолет психотерапевту и больше не задавать ему таких вопросов. Валентин Петрович решил расценить это как полное осознание ответственности принятого Соболевым решения. От пистолета отказался.

Соболев отложил очередной договор, в котором не увидел ни строчки, и усмехнулся. В принципе, психотерапевт его устроил. Карецкий с советом, вроде бы не ошибся.

Посмотрел в окно кабинета, где давно опустилась на город темнота, и решил, что все-таки, стоит поехать домой. Ну их, эти дела. Подождут еще день. Он собирался делать то, что советовал Валентин Петрович.

И, чтобы там кто не думал, ни психотерапевт, ни сама Карина — не собирался отступать или опускать руки. Соболев, вообще, никогда не отступал. Не с ней, тем более.

Карина была его человеком. Не с позиции подчинения. Она была его женщиной. Той, кто просто был частью его.

Ему не надо было тратить месяцы и годы на то, чтобы сначала отрицать, а потом заставить себя признать очевидное. Поступай Соболев так — давно бы подох, если не в Афгане, то в реалиях отечественного бизнеса. Его прошлое научило Константина молниеносно принимать решения, и признавать истину не тратя время на глупости. Потому и сейчас, все поняв и приняв, он не собирался отступать.

Телефон завибрировал, когда он уже выходил из кабинета. Звонил Никольский.

— Да? — Захлопнув дверь, Костя махнул охраннику, разрешив тут все закрывать.

— Шамалко объявился. Похоже, наконец, сломал код. — Сообщил Борис.

Соболев нахмурился. Не от новостей, которых ждал все это время, и думал услышать раньше, если честно. А от тона помощника.

— Что именно смешного было в предложении Виктора? — Поинтересовался он, уже садясь на заднее сиденье автомобиля.

— Ничего, — бодро отрапортовал Борис. — Там все так, как ты и предполагал. Мы выдвинули ему встречный «привет», пока только из того, что нарыли сами. Как ты и велел, чтобы не подставлять Карину. — На последнем слове Никольский просто заглох.

— Чего ты тогда ржешь? — Соболев нахмурился, слушая в трубке задыхающегося от смеха Бориса.

— Ничего. Так, просто. — Борис зашелся в новом приступе хохота.

— Боря. — Константин почувствовал раздражение. — Уймись. Ты по делу можешь отчитаться, или напился?

— Да. Нет. — Никольский едва не задыхался. — Прости. Это сильнее меня. Отчитаться могу. Не напивался. Но, давай, я лучше к тебе подъеду, там и отчитаюсь. — Предложил Борис каким-то непривычным тоном.

— Я собирался Карину в ресторан вести, ужинать. Разве что, после десяти. — Соболев что-то сегодня совсем не понимал помощника.

— Не надо в ресторан. — Борис опять начал придушенно хихикать. — Ужин тебя и дома будет ждать. Она нашла… экономку. — Никольский перестал сдерживаться и откровенно заржал.

— Так… — Соболев побарабанил пальцами по подлокотнику. — Ты поэтому ржешь, как конь?

Ответить Борис не смог.

— Хоть опиши мне, чтоб я знал, к чему готовиться. — Константин не мог не усмехнуться, слушая веселье Бориса. Судя по всему, Карина опять решила его позлить или проверить.

— К этому нельзя подготовиться, поверь мне. — Никольский почти подвывал от смеха. — Это надо видеть.

— Ты хоть кандидатуру проверил? — Уточнил Соболев. — Сюрпризов из Киева нам сейчас не надо, а те могут сработать быстро.

— Проверил. — Заверил его Борис. — Чисто. Да и, сомневаюсь, чтоб Картов или Шамалко могли бы такое сработать, тем более, за эти сроки.

— Боря, ты можешь конкретно сказать, а не хохотать? — Опять попытался Соболев.

— Нет, я лучше приеду и посмотрю на твою реакцию. — Ответил тот, продолжая смеяться. — И потом, не хочу портить ей сюрприз. — Никольский отключился.

А Соболев задумчиво поднес телефон к подбородку и попытался догадаться, что же там еще учудила Карина? А потом — махнул рукой на эти попытки. Чего там гадать, и правда, через десять минут сам увидит.

Но вот что он не мог не отметить — Никольский стал на ее сторону, даже вопреки его требованию рассказать. Он попытался понять Карину. Может и сам не понял, но старался позаботиться о ней и сделать приятное. Не по его, Соболева приказу, а по собственному желанию. И это было приятно ему, черт побери.

Хоть Соболев никогда и не сказал бы этого вслух, он уважал и ценил Бориса. Дорожил его мнением. И прекрасно понимал, что тот давно стал не просто помощником, а другом. Потому и был рад, что Борис принял Карину.

Для него не играло бы роли, реши Никольский относиться к ней отчужденно после всего, что узнал. Константин заставил бы его уважать Карину. Но то, что теперь Никольский, определенно, решил стать другом для его женщины, было хорошо. Карине нужны друзья, даже если сама она считает не так.

Глава 18

Надо было заставить Борю рассказать. Определенно, надо было. Сейчас бы не приходилось прилагать титанические усилия, чтобы не захохотать так же, как недавно смеялся в трубку Никольский. Заставляя себя сохранять на лице каменное выражение невозмутимости, Костя рассматривал открывшуюся картину.

Карина сидела за столом, что-то снова рисуя, пока он не зашел в столовую. Теперь же, с таким же невозмутимым выражением, как и у него самого, наблюдала за реакцией Константина, сдвинув листы в сторону. Интересно, хочется ли ей так же рассмеяться, как ему самому? Шутница.

Хорошо, все-таки, что он опередил Никольского. Если бы сейчас тут еще и ржущий Борис сидел, Костя не сумел бы сдержаться. А так, еще ничего, пока получалось.

Решив, что овладел собой достаточно, Соболев сосредоточился на…этом.

Перед ним, определенно волнуясь и нервничая, стоял парень. Во всяком случае, Костя так думал. Хотя, не стал бы закладываться.

Но, ладно. Условно решил обозначить сие явление мужским полом. Парню было, судя по всему, больше двадцати лет, но вряд ли, чтоб перевалило за тридцать. Парень был черным. Это первое, что бросалось в глаза. А на гладко выбритой голове, переливался ярко-рыжими и малиновыми оттенками то ли чуб, то ли «оселедець». Это было вторым, на что взгляд притягивался после оттенка кожи.

И где это она чернокожего последователя козаков-то выкопала? Или это новое веяние в моде стрижек, о котором Соболев, ясное дело, понятия не имел, да и не стремился иметь? Ладно, где она, просто, негра достала? У них же не Киев, все-таки, не так и много иностранцев. Или это потомство социалистического прошлого и тесной дружбы народов на почве образования? Надо будет расспросить Бориса о биографии этого… этой… «эконома», в общем.

Константин решил, что может гордиться собой.

Какие там политические интриги? Какой-там теневой бизнес? Это все детские шалости. То, что он до сих пор не согнулся в три погибели и не ржал во все горло — вот истинный показатель его хладнокровия и выдержки. Однозначно!

Следующим, на что против воли натыкались глаза при осмотре этого потомка «запорожцев», были огромные очки в пестрой, массивной оправе. То ли парень видел плохо, то ли это еще что-то, из раздела непознанного и непонятного для Константина, модно-гламурного мира нетрадиционно-ориентированной части населения.

То, что парень был геем, не вызывало никаких сомнений. Даже он, как-то, никогда не стремящийся разбираться в этом, не сомневался в своем выводе. При чем, настолько колированным геем, настолько утрированным, что просто не верилось.

Соболев не удивился бы, столкнись с таким явлением природы где-то, на одном из перекрестков Манхэттена или в пабе Лондона. Кажется, даже, действительно, видел там подобный типаж. Но здесь, в родном городе? В своей столовой…

Да уж, Карина, явно, пошла в отрыв и решила не размениваться на мелочи.

Пестрый свитер, с какими-то леопардовыми мотивами, и насыщенно-фиолетовые джинсы, в которые было облачено сие нервничающее явление, дополняли картину. Парень молча стоял под его изучающим взглядом и нервно пританцовывал на месте.

Потратив на изучение, как он понимал, своего нового «эконома», около трех минут, Константин чуть обернулся и, приподняв бровь, невозмутимо глянул на Карину.

— Это — Филипп. — Она поднялась со своего стула и приблизилась к ним. — Уверена, он справится со своими обязанностями лучше, чем Валентина Васильевна.

Костя снова посмотрел на Филиппа. Он такой уверенности не испытывал, но, с другой стороны, что он знал о геях? Тем более, в роли экономки?

— Оперативно. — Скупо заметил он, не уверенный, что способен выдать более длинное предложение и сохранить серьезное выражение лица.

— Ты сказал, что не любишь ресторанов. — Легко пожала плечами Карина.

Соболев все-таки позволил себе улыбку, глядя на нее. И, особенно, на внимательный взгляд Карины, выискивающий в нем подвох. Очень сдержанную улыбку. Тут нельзя было расслабляться, а то потом не остановишься.

— А ты, как и обычно, стремишься удовлетворить любое желание. — Заметил он, вплотную приблизившись к Карине.

Смотреть на нее было безопаснее для его выдержки, да и куда приятней.

— Разве я не для этого здесь нахожусь? — Парировала она с елейной улыбкой.

— Совсем не для этого. — Уже искренне усмехнулся Соболев.

Карина посмотрела на него с тревогой.

Филипп за его спиной что-то пробормотал про двадцать минут, через которые будет готов ужин, и шустро испарился из столовой. А что, может она и права, парень куда лучше разбирается в субординации, похоже. И в уместности своего присутствия, кстати. Точно чувствует, когда ему стоит удалиться. И никаких намеков не надо.

Поняв, что они остались в столовой одни, Костя чуть ли не рухнул на ближайший стул и, дав себе волю, искренне, от души рассмеялся.

Ее тревога начала трансформироваться в настоящий испуг. Он чертыхнулся и заставил себя снова успокоиться.

— И где ты это чудо выкопала? — Поинтересовался Костя, потирая подбородок ладонью, и все еще посмеиваясь. Остановиться полностью, сейчас, было выше его сил.

— Его резюме имелось в агентстве, которое твой Шлепко описал мне, как лучшее в области, а не только в городе. — Она держалась настороженно.

Ему это не нравилось.

— Что ж, Макс, наверное, разбирается. — Задумчиво заметил Костя, внимательно изучая ее. — Но ужина целых двадцать минут ждать, Валентина Васильевна сразу бросалась меня кормить. — Попытался он поддеть Карину.

Она пожала плечами, но не расслабилась.

— Фил уже успел накормить охранников, при том, что я его взяла на работу только два часа назад. Если б ты позвонил и предупредил, что приедешь так рано, и твой ужин уже был бы готов.

— Хочешь? — Костя усмехнулся и, протянув руки, обхватил ее талию руками, потянув, чтобы приблизить к себе. Она подошла не дрогнув. Но его не устраивала ее отработанная невозмутимость. — Буду теперь тебе звонить и сообщать о своих планах и передвижениях. — Ничуть не смущаясь тем, что смотрит снизу вверх, с веселой иронией предложил Костя.

А она вздрогнула. Он ощутил эту дрожь своими руками, так и лежащими на ее талии. Попыталась высвободиться и отступить, отведя глаза, из которых никуда не исчезло настороженное, испуганное выражение.

Константин вздохнул. Смеяться расхотелось. Он не позволил ей отойти и пристально посмотрел в глаза, удерживая взгляд Карины своим.

— Почему меня? — Наконец, спросил Костя сдержанным голосом.

Она отвернула лицо в сторону. Но вопрос поняла, он в этом не сомневался. Другое дело, захочет ли ответить. В тишине прошло минуты две.

— Ты — ненормальный. — Вдруг, негромко заметила она. А сама вся как-то напряженно сжалась.

— Я? — Так же спокойно уточнил Костя. — Не вот этот наш новый… эконом, а именно я ненормальный? — Он совершенно не сердился, и хотел, чтобы она, наконец, признала то, что не хотела замечать и видеть. То, отчего сейчас отворачивалась. — Я, а не Картов или Шамалко? Именно я ненормален, Карина? — Уточнил Соболев.

Он поднялся со стула, но не перестал ее обнимать. Только поднял одну руку, чтобы повернуть ее лицо и смотреть в глаза Карине.

— Почему ты меня боишься? — Снова спросил он, не позволяя ей отвернуться.

— Я тебя не понимаю! — Бросила Карина ему в лицо почти со злостью. — В какие игры ты играешь? Зачем? Какую роль в этом всем отводишь мне? Зачем я тебе, Костя? И не надо говорить мне о дружбе! Я не вчера на свет родилась, а уж в вашем круге столько лет живу, что на троих хватило бы. Ты ведешь себя неправильно! — Она это крикнула.

Словно бы, и правда, обвиняла его. Как еще биться не начала. Косте показалось, что ей очень даже хочется его ударить. Скорее всего, действительно, от непонимания происходящего. И от беспомощности, которую это непонимание, наверняка, заставило ее ощущать.

— А как было бы нормально, Карина? — Спокойно и тихо спросил он у нее, мягко погладив пальцами щеку. — Чтобы я разозлился? Чтобы избил тебя за такого Фила? Решил бы, что ты надо мной издеваешься и силой указал бы тебе на твое место? Это было бы нормально, по-твоему?

— Да! — Она вдруг гордо вскинула голову и с вызовом посмотрела ему в глаза. — Это было бы, по крайней мере, честно по отношению ко мне! К тому, кто я. Я это знаю. Ты это знаешь. Это всем известно. Как и то, что ты — Соболев, царь этого региона. Захотел бы, стал бы и Президентом. А я — шлюха. И я знаю правила. Знаю свое место. Так зачем ты устраиваешь эти представления?! — Под конец она снова повысила голос, похоже, не очень справляясь с контролем.

Он подозревал, что в том была повинна его близость. Карину та, определенно, нервировала.

— Нет, Карина. Ты знаешь то, что тебе показывал Картов, чему он тебя учил, и что подтверждали такие же ненормальные, как он. Меня с ними не равняй. Не надо. — Костя говорил твердо, но сохранял спокойный и ровный тон. — Я не буду тебя бить. И не потому, что играю с тобой в какие-то игры. Я — не они. И это не моя реакция неправильная. А тебя приучили к неправильной, ненормальной жизни.

Он вновь не дал отвести ей глаза, требуя, чтобы Карина смотрела на него. Чтобы действительно поняла, что именно он говорит.

Она ехидно скривила губы.

— Нормальность устанавливают по поведению большинства, разве не так, Соболев?

— Не так, Карина. — Жестко возразил он. — Нет большинства, нет Картова, нет его правил для твоей жизни. Есть ты, и есть я. Все.

Карина растерялась. Просто стояла и с непониманием, настоящей растерянностью смотрела на него. Как на что-то совершенно необъяснимое и непонятное, а оттого — невозможное. И на какое-то мгновение он увидел в ней нечто, всего лишь на крохотный миг. Какое-то выражение в глазах Карины, которого еще не видел.

Это был не страх, не ее профессиональная личина. И не отстраненность, не та пустота, с которой она смотрела на него вчера вечером. Что-то такое, чего Карина еще никогда ему не показывала. Да и сейчас, вряд ли, чтоб хотела ему открыть это неуверенное, растерянное обличье. Он сомневался, что она осознавала, как именно смотрит на него в эту минуту. Костя всматривался, но не мог его понять. Старался, но не удавалось уловить ее мыслей в огромных синих глазах.

За ее спиной тихо открылась дверь, на пороге столовой возник веселый Никольский. Застыл, за секунду оценил обстановку и так же тихо исчез, аккуратно и бесшумно закрыв двери. Карина его даже не заметила. Она продолжала смотреть на Соболева с тем же выражением, что-то выворачивающим у него внутри.

И вдруг он понял.

И это открытие настолько его дезориентировало, что и сам Костя на какое-то мгновение замер, подобно ей. Просто стоял и смотрел. А потом осторожно притянул ее к себе и крепче обнял, закрыл глаза, прижавшись щекой к ее волосам.

Она дернулась, попыталась что-то сказать, оттолкнуть его. Но Костя просто продолжал спокойно обнимать, не выпуская. ЕЕ. Дашу.

Сейчас, он действительно увидел разницу. И это его ошеломило.

Нет, он даже на миг не поверил, что она вдруг, в один момент, поверила ему и потому открылась. Скорее, Константину просто удалось ее совершенно сбить с толку, настолько поколебать устои ее реальности, что она растерялась. И позволила на мгновение заглянуть туда, куда, наверняка, никому не позволяла.

Он знал, что сейчас это пройдет. Еще один удар сердца, и все исчезнет. Она вернет себе контроль. Но в это мгновение он просто испытывал необходимость обнимать ее. Потребность, не нуждающуюся в словах, обоснованиях или объяснениях.

— Мне надо поговорить с Борисом. — Он знал, что должен сейчас уйти. Должен оставить ее и дать ей время вернуть свою оболочку, защиту. — Позовешь, когда этот твой Фил накроет на стол.

Она не ответила. И не пошевелилась.

Легко скользнув губами по ее волосам, Костя быстро вышел из столовой, даже не попытавшись опять посмотреть в ее глаза. Если он сейчас не был уверен в том, как к этому относиться, что про нее, наверняка, можно говорить? Окликни она его, он не знал, как бы назвал ее, обернувшись. И не был уверен, что эта женщина сейчас готова услышать, как он называет ее настоящим именем.

Честно говоря, у него уже порядком замерзли пальцы. Да и лицо почти онемело от холода. Но это никак не мешало продолжать неподвижно сидеть на выбранном месте и следить за домом. Потертый, побывавший с ним не в одной переделке бинокль, не подвел и в этот раз. Хорошо, что когда-то он не пожалел денег и потратил на такие вот необходимые мелочи едва ли не весь гонорар за убийство одного криминального авторитета в столице. Все эти приспособления не раз, и не два облегчали ему и жизнь, и выполнения заданий и заказов. Но сейчас он наблюдал за домом Соболева не по чьему-то поручению. У него здесь имелся личный интерес.

Это злило его, но, как назло, никто не рисковал заказать Соболева. Никто не порывался пока убрать такую мощную фигуру с арены. Этот гад умел вертеться так, что всем оказывался куда полезней живым. Слишком многие люди были в нем заинтересованы и повязаны делами. Даже Шамалко хотел лишь иметь возможность надавить на Соболева. Заставить сотрудничать.

Падла. Живучая падла. Он всегда умел крутиться и раньше всех увидеть, где что-то цапануть. Вон, сколько отхапал. Живет в хоромах. Не подступиться к нему, не подобраться. И никто не пытается от него избавиться. Никто не видит, что Соболев должен умереть.

Только он.

Но, ничего. Еще будет время все изменить

Уж Соболеву-то, наверняка, не приходилось валяться в грязи и холоде, выслеживая объект сутками. Этот гад имел все, что только можно пожелать с рождения.

Как же его бесил этот Соболев! Всегда, с самого начала! Соболев был квинтэссенцией всего, что он ненавидел в людях. Но никто не разделял его чувств. Соболевым восхищались, с ним стремились дружить. Это было прибыльно и выгодно. Он тоже пытался проникнуть в круг его близких. Но Соболев, этот гад, словно нюхом чуял, что не все чисто, и никогда не подпускал его достаточно близко.

Но, ничего. Ничего. Он дождется. Дождется одной-единственной ошибки. Больше не надо. Одной оплошности будет достаточно. Только вот, все то время, что он следил за Соболевым, ни тот, ни его охрана не допускали таких ошибок.

И это злило. Бесило. Приводило в ярость. Заставляло срываться и самому совершать оплошности. Да. Не следовало тогда позволять своему бешенству вырваться на волю. Это было большой ошибкой. Очень большой.

Однако, похоже, что на последствия никто не обратил особого внимания. И это хорошо. То, что у всех нашелся иной объект вины. Хорошо.

Больше он так не облажается. Нет. Он будет собран и хладнокровен. Так же, как этот гад. Он дождется одной ошибки и сделает свой бросок. И этот бросок будет таким же смертельным, как нападение кобры. Таким же беспощадным и неожиданным. О, да. Совершенным.

А пока, пока он будет наблюдать. Тем более что сейчас было за чем следить.

За каким чертом Соболев притащил к себе в дом эту шлюху? Непонятно. Он специально навел о ней справки. Очень дорогая проститутка. Даже не так. Экстра-класс. Женщина для самых избранных. Специализация на пытках и жестокости. Причем, не как доминанта. А жертва суперкласса. Если верить его источнику, а тому можно было верить, то эта Карина ценилась на вес золота у людей, знающих в этом толк.

При одной мысли о том, что она умела и что позволяла с собой выделывать, у него начали зудеть кончики пальцев и заломило в паху. Сладко так. Тягуче. Он бы с удовольствием с этой девкой позабавился. Да только, столько денег тратить на шлюшку — разориться можно. Куда проще найти жертву на любой окружной дороге.

А жаль. Жаль. Наверняка, все те проститутки этой и в подметки не годятся. Иначе, не стоила бы эта Карина столько. И не дорожили бы ею такие влиятельные люди. Те, кто действительно понимают в этом толк.

Но с какого боку к ней Соболев лезет? Уж этот гад, как ни странно, никогда не любил таких забав.

Он даже заскрежетал зубами при воспоминании об этом. Падла.

Ну, ничего. Ничего. Он ему все вспомнит, и за все «спасибо» скажет. А пока — понаблюдает и, заодно, присмотрится, что же эта Карина в доме Соболева делает. Кто знает, а вдруг, и ему что-то обломится. Эту девку, наверняка, не будут пасти, как Соболева. Она не местный барон. Глядишь, надоест Соболеву, и тот отправит ее куда подальше, а он вполне найдет пару часов, чтоб как следует развлечься, до того, как она уберется под крыло своих «папочек».

Но это не основное. Главное, найти промах и нанести свой удар. Ради этого он и в снегу, и на морозе, и в грязи проваляется столько, сколько потребуется.

— Лихуцкий приехал. — Никольский сидел напротив него в кресле и лениво вертел в пальцах сигарету.

Его помощник никогда не курил, насколько знал Костя, и сейчас просто пытался чем-то занять руки, судя по всему. Борис упорно делал вид, что ничего такого не видел в столовой.

Хоть иногда любопытство все же проскальзывало во взгляде. Но Костя точно знал, что тот ничего не спросит. Они даже его нового «эконома» не обсуждали. Просто переключились на дела, словно не было ничего, что спровоцировало тот эпизод, о котором никто говорить не собирался.

— Что ему надо? — Не особо интересуясь, спросил Костя, пытаясь найти карандаш.

Потом бросил эту затею, решив, что Карина тот забрала. Кажется, он даже видел у нее на столе несколько штук. Все из стола вытащила. И зачем ей столько?

— Для надежности, чтоб точно его не достали. — Хмыкнул Борис. — Да и, говорит, что след какой-то нашел. Все ищет кого-то по старым делам. Я с ним по телефону говорил, он только час назад сошел с поезда. Завтра встречусь, все детально выясню.

Костя махнул головой, соглашаясь. Его мысли, как бы Костя не пытался сосредоточиться на делах, все еще кружились вокруг столовой и того, что он увидел.

— А что с Шамалко? Конкретней. — Спросил он, стараясь хоть как-то сосредоточиться.

— Ничего неожиданного, в общем-то. — Никольский удобней устроился в кресле. — Он пытался «наехать», чтобы добиться твоей поддержки на выборах. Помахал перед нами информацией по той сделке. Правда, что даже смешно, извинился за погром, с которым забрали флэшку. Сказал, что не давал такого распоряжения. — Боря усмехнулся. — Пообещал, что виновный понесет наказание. Мы сказали, что благодарны, конечно, за предложение, но в силу имеющихся у нас данных, никак не можем ответить согласием.

— Ты, точно, не использовал ничего из того, что Карина принесла? — Уточнил Костя.

— Точно. — Никольский не обиделся.

Соболев кивнул. О грызне, которая произошла на следующий день после их отлета между Шамалко и Картовым, он был осведомлен. Ясно, что Виктор сложил два плюс два и сразу просек, кто и когда снабдил его конкурента «секретными» данными. Но вот Картов, что странно, до сих пор, похоже, так и не понял, что и его самого, и того же Виктора, Карина сдала ему, Соболеву. Не знал об этом и Шамалко. Если он сейчас выдаст ее данные Виктору, об этом узнает и Картов. И вряд ли долго будет думать над тем, откуда у Соболева эта информация. Тем более что Карина сейчас у него. Меньше всего ему хотелось бы подставлять Карину.

— Как она это провернула, ты больше не спрашивал? — Словно читая его мысли, уточнил Борис.

— Как-то не до того было. — Костя покачал головой. — Спросим еще. И запускать сильно нельзя. Я и так не особо могу поверить, что Картов не в курсе. Но все говорит за это. — Он поднялся. — Посмотрим. Пошли, может, за ужином выясним.

Никольский улыбнулся. Но промолчал. Видно, снова вспомнил Фила. Уж очень веселой вышла улыбка.

— Будем проверять способности твоей новой прислуги? — Съехидничал Борис, следом за ним выходя из кабинета.

— Посмотрим, годится ли это чудо еще на что-то, кроме того, чтоб веселить всех моих людей. — Усмехнулся в ответ Костя.

— Парни говорили, что он обалденный повар. — Поделился Никольский, уже успевший перекинуться парой слов с охранниками, пока ждал его под кабинетом. — Так что, есть шанс, что и нам понравится.

— Да, если он только не будет перед глазами маячить. — Костя покачал головой. — Вряд ли я хоть кусок проглочу, если буду вынужден сдерживаться, пытаясь не рассмеяться.

— Это точно. — Хохотнул Борис.

Они уже подошли к столовой, так и перекидываясь впечатлениями от нового эконома, когда до них донесся высокий и эмоциональный, но явно мужской голос:

— Боже. Боже! И как ты только с ним в комнате оставаться не боишься, солнышко? У меня аж по спине дрожь пошла, когда он на меня смотрел. Брр. Ну и глаза. Лед! — Довольно визгливый голос был полон неподдельного страха и, похоже, кокетливости. — И внутри все сжалось. До сих пор сердце колотится. Смотри, пальцы, и те — дрожат! Ты что, ты что. Ужас просто!

Голос немного заглушался перезвоном тарелок.

— Не преувеличивай, Фил. — Карина, напротив, отвечала чересчур спокойно и сдержанно. — Не такой он и страшный. Соболев был больше поражен твоим видом, чем ты испугался его.

— Ой, да. Хорош я, правда? — Теперь в голосе эконома слышалась самодовольная гордость. — Хочешь, и тебе цвет оживим. Я нашел тут очень умелого мальчика. Конфетку сделаем. А то, уж больно мрачно. Нет, не подумай, ты — красотка, просто. Это и за сто километров увидишь. Но немного веселья твоим глазкам и личику не помешало бы. А мальчик — очень хорош. Конфетку из тебя сделает, гарантирую. Шоколадку, просто. Он стиль чувствует. В Америке учился. Я ему говорю: «зачем же сюда вернулся, Стасик? Там бы уже свою школу открыл». А он мне: «а ты зачем?». Вот я и замолк. И правда, зачем? А ведь тянет сюда. Вырос здесь, все-таки. — Эконом вздохнул. — Да, ты что, ты что, ностальгия — сильная вещь, я тебе говорю. Проверено.

Ответ Карины не был слышен, то ли она промолчала, то ли говорила тихо.

Никольский, вместе с ним замерший в коридоре, откровенно смеялся, хоть и беззвучно. Да и Соболеву было весело.

— Экий, ты, грозный, оказывается. — Шепотом заметил Борис. — Вон, как испугал, бедного мальчика. До дрожи в коленках.

— Не ржи. А то голодным домой поедешь. — С усмешкой отмахнулся Костя, стараясь прислушаться к диалогу, долетающему из приоткрытых дверей.

Как ни странно, но Карина, кажется, держалась с этим Филом немного свободней, чем со всеми другим. Она охотно поддерживала разговор и даже посмеивалась.

— Похоже, Карина себе подружку нашла. — Вновь читая его мысли, сквозь смех заметил Борис. — Держись, скоро эти «девочки» тебе кости начнут перемывать. — Предупредил он.

Как в воду глядел, кстати. Не прошло и пары секунд, как до них вновь донесся высокий и эмоциональный голос эконома.

— Нет! Я тебя понимаю. Это он против, да? Из-за него не хочешь перекраситься? Знаю я таких мужиков — все своим девочкам запрещают. Сами решают, что одевать и как волосы укладывать. Он, хоть, одежду тебе не выбирает, а, деточка? Вкус у него, прямо скажем, не изыскан, если судить по костюму. Дорогой, конечно. Но никакого тебе шика. Хоть бы что-то яркое добавил.

Карина что-то ответила и рассмеялась. Так весело и открыто, что Соболев даже усомнился, что это она. Но больше в столовой смеяться было некому. Если этот Фил и дальше будет ее так веселить, он его оставит. И даже простит нападки на свой внешний вид.

— Хотя, да, я все понимаю. Ты что, ты что. Он т-а-а-а-кой, что можно и потерпеть. Ах! Мужчина, видный, конечно. Если бы еще не такой страшный. — Посокрушался эконом. — Лицо такое, просто лапочка. А плечи! Ух! Уверен, он не заплыл жиром, как все эти дядьки, которые крутятся в верхах. Это и под тем похоронным костюмом видно. Ах, наверняка, накачан, да, девочка? Он хорош, можно и потерпеть косность вкуса. Я был бы не против посмотреть на такое тело. Только, все-таки, страшноват, на мой вкус. — Игриво и с явным сожалением, продолжал сокрушаться эконом. — Чуть бы больше веселья…

Зато Карина явно веселилась, ее смех был прекрасно слышен, в отличие от неразборчивых из-за этого веселья слов.

Никольский рядом тоже уткнулся в стенку и уж просто подвывал от хохота, который старался сдержать.

Костя одарил его хмурым взглядом, но и сам не знал, то ли смеяться ему над этим диалогом, то ли послать этого эконома куда подальше. Но он сам дал понять Карине, что она имеет право выбирать. Куда теперь деваться?

— Знаешь, — задыхаясь от смеха, прохрипел Борис. — Я, пожалуй, и правда, лучше домой поеду. Пока еще в состоянии. Ужина с этим твоим Филиппом, мне не пережить.

Костя кивнул, ни о чем серьезном за ужином он говорить не собирался, так что причин задерживать Никольского не было. Он вполне мог его отпустить. Смеясь, Борис поплелся к выходу.

Он же, напомнив себе, что отступать некуда, сделал невозмутимое лицо и зашел в столовую.

Как повар, Фил его порадовал, этого Костя отрицать не мог. Новый эконом готовил замечательно, не соврали его охранники. Правда, еда оказалась единственным, что было хорошо в ужине. Карина почти не смотрела в его сторону, не то, что на самого Константина. И не разговаривала. Вообще. То ли решила проверить его давнее заявление, что не должна никого развлекать, если у нее нет такого желания. То ли, в принципе, не желала открывать рот, чтобы разговаривать.

Константин не настаивал, решив, что еще будет время выяснить, как ей удалось провести всех с информацией. И потом, все их разговоры за ужином обычно заканчивались тем, что никто так и не наедался. Пора было прекращать такую традицию. Потому молчал и он.

Молчал и эконом, который не проронил ни слова с того момента, как Соболев зашел в столовую. Только время от времени нервно поглядывал на Константина и бегал на кухню, принося новые блюда.

Видимо из-за того, что время не тратилось на разговоры, с едой расправились быстро. Закончив, Карина какое-то мгновение смотрела на него, после чего поднялась и, все в той же тишине, покинула столовую. Снова проверяла, допустит ли он подобное своеволие с ее стороны? Возможно.

Константин ее не останавливал. Пошел в свой кабинет с бокалом виски и опять думал над тем, о чем ему все утро рассказывал психотерапевт. Просидев так часа два, наверное, поняв, что так и не притронулся к спиртному, зато снова накурив так, что пришлось открывать окно, Константин решил, что пора закругляться с размышлениями. С улицы тянуло морозным и свежим воздухом, немного отдающим привкусом тумана, появившегося из-за повышения температуры к ночи. Опершись на створку, он задумчиво смотрел на ярко освещенный двор, по которому то и дело проходили охранники.

Теория, это хорошо, но вот с тем, как все это сделать практикой — возникли проблемы. И не с его стороны. Сама Карина, определенно, не особо стремилась позволить ему помочь ей. Впрочем, и об этом его тоже предупреждали. Так что нельзя сказать, что к такому варианту Соболев не был готов.

В последний раз затянувшись, он затушил сигарету и осмотрел кабинет. Права она, работать тут невозможно, только позировать в кресле для репортов, мечтающих заснять кабинет «великого» бизнесмена. Надо как-то уговорить Карину заняться интерьером. Смысл кого-то нанимать, когда вот он, дизайнер, шатается по дому без дела? И ей — польза будет, и ему. И, к тому же, навряд ли, чтоб кто-то еще стал так разбираться в характере Константина, как Карина. Может и не по собственному желанию, а потому, что пытается разгадать его намерения относительно нее самой. Но это не важно. Главное, что она понимает, что подходит ему, а что нет. А может, и правда, настолько хороший дизайнер, и улавливает, в чем нуждается клиент даже тогда, когда не хочет с тем работать. Подумав, что эту мысль можно двояко истолковать в отношении Карины, Соболев невесело хмыкнул и, закрыв окно, решил идти спать.

Уже когда он начал подниматься по лестнице, его внимание привлек тихий, но все настолько же эпатажный и пронзительный голос.

— Да, ладно. Ну что ты переживаешь? Обещаю, никому не скажу, что ты ел на посту. — Из холла донесся тихий и кокетливый голос Филиппа. — Ну, посмотри, какой пирог. С персиками. Просто пальчики оближешь! Ну, не выбрасывать же мне его, Же-е-еня. Возьми кусочек. Я и кофе принес. Вы тут, похоже, совсем оголодали. Мне Кариночка говорила, что вас не особо едой баловали…

Женя активно отказывался, давя на то, что ему сейчас никак нельзя отвлекаться от охраны дома. В голосе парня, даже через комнату, Костя уловил панические нотки. Фил продолжал искушать, обещая, что ни одна живая душа не узнает о том, как он ел на посту.

Обалдеть. Костя остановился и даже присел на минуту, на ступеньку, тихо рассмеявшись. М-да. Если судить по интонации эконома и ужимкам, слышимым в его голосе — Филипп заигрывал с охранником. Ну, Карина. Ну, удружила. Дай Бог, чтоб парни не разбежались теперь, прячась от их нового эконома. А то, кто ж дом охранять будет?

Хотя, любой злоумышленник, наверное, в ужасе убежит, завидев Филиппа. А если тот еще и вот так с пирогами полезет…

Поразмышляв пару секунд над тем, не стоит ли ему показаться, чтоб немного притушить энтузиазм эконома, Костя все же пошел наверх. Охрана должна уметь справляться с любой ситуацией. Даже если эта ситуация красит волосы в бронзово-малиновый цвет.

Комната оказалась пуста. Странно, но Костя не был готов к этому. Да, он сам изначально планировал поселить ее отдельно. Но после последней ночи не был готов к тому, что она не в его постели. Как и накануне, прошлой ночью он очень долго смотрел на то, как Карина спит, слишком много понимая по этой неподвижности. И утром смотрел, сжимая зубы при виде того, как она снова пытается сжаться в комок от каких-то своих, только ей ведомых сновидений. То, что те были кошмарами, не было нужды уточнять или спрашивать. Когда снится что-то хорошее, люди не сжимаются, пытаясь прикрыть голову, словно и во сне готовясь к ударам.

Простояв перед собственной кроватью не больше минуты, Константин развернулся и вышел из комнаты.

Она открыла глаза, едва он распахнул двери. Не спала? Или он ее разбудил, прервав чуткий, настороженный сон?

— Тебе же не понравилась эта комната. — Заметил Костя, садясь в кресло.

Расстегнул пуговицы пиджака. Закинул ногу на ногу, словно всем видом показывая, что собирается обосноваться здесь надолго.

— Ты готов уступить мне свою? — Карина приподнялась, откинувшись на подушки.

Она смотрела внимательно, но отстраненно. Ничего не показывало, будто она помнит о том, что случилось пару часов назад в столовой.

— Зачем? У нас неплохо получалось ее делить. — Костя невозмутимо улыбнулся.

Карина выпрямилась, сев на краю кровати.

— Чего ты хочешь, Соболев? — откинув одеяло, она по-турецки скрестила ноги.

Отвлекает внимание? Удачно. Ему хотелось на те смотреть. Вот если бы еще не эти заживающие ссадины и синяки.

Спала Карина в футболке, которую он одолжил ей в самый первый вечер.

— Ничего.

— Зачем тогда пришел? — Карина немного прищурилась.

Он увидел раздражение, мелькнувшее в ее взгляде, но Карина быстро справилась с эмоциями и вновь невозмутимо смотрела на него. А ему нравилось ее подразнивать.

— Тебе снятся кошмары, ведь так? Вот я и посижу тут, раз уж ты ушла из моей комнаты. На случай, если тебе станет страшно ночью, надо будет с кем-то поговорить. Для чего еще нужны друзья? — Он закинул руки за голову и вольготно потянулся.

Она поджала губы.

— Друзья не спят в одной комнате и постели. — Заметила Карина.

— Откуда тебе знать? — Искренне удивился Соболев. — Ты же сама говорила, что у тебя друзей не было, и нет.

Карина фыркнула. Иронично улыбнулась и встала с кровати.

— Я похожа на дуру, Соболев?

Она подошла к нему и остановилась в одном шаге.

Он заставил себя сидеть совершенно спокойно и невозмутимо, когда она ухватила пальцами край футболки и одним движением сняла ту через голову.

Черт! Что ж они все сегодня так его выдержку испытывают? Одно это движение возбудило его больше, чем, если бы она вздумала танцевать перед ним полноценный стриптиз. Хотя, наверняка, и это Карина умела.

То, как она избавилась от единственного предмета своего туалета… Господи! Он до хруста сжал пальцы рук, заведенных за голову. Сосчитал до пяти и медленно разжал, опустив руки на колени. Темнота в комнате почти скрывала ее синяки, оставляя только очертания роскошного тела, которое возбуждало его все то время, что Константин знал Карину. Но он-то помнил. Ему не нужен был свет. Просто закрыв глаза, он мог по памяти указать пальцем каждую чертову отметину. Однако и это не ослабило бешенного пульсирующего напряжения в паху.

Она усмехнулась, словно прекрасно знала каждую его мысль, и с той же грациозностью откинула футболку в угол комнаты. Свободно и даже с вызовом опустилась к нему на колени.

Отчего-то вспомнилось столь любимое американцами ругательство из четырех букв.

— Хочешь меня трахнуть? — Обняв его шею руками, Карина склонила голову к плечу.

Ее волосы рассыпались по его лицу. Ее пальцы погрузились в его собственные волосы на затылке.

Соболев молчал, прилагая все усилия, чтобы ее не спугнуть, и не выдать свою реакцию. Хотя, Боже ж мой! Кого он сможет обмануть, если она сидит на его паху и все прекрасно ощущает?!

— Трахни.

Карина еще ниже наклонилась к его лицу, почти скользя губами по его лбу. Щекоча дыханием веки, щеки.

— И прекрати делать вид, будто ты такой святой.

Все. Он не выдержал.

Его ладони скользнули по ее спине, прижимая Карину к себе крепче. Обнимая ее. Соболев поднял лицо так, что их губы оказались друг напротив друга, но не позволил Карине прижаться к нему в нарочито-искушающем, профессиональном поцелуе. Его пальцы ухватили ее волосы, и он с наслаждением набрал полные пригоршни этих скользящих прядей.

— Ты — не дура, Карина. Я никогда такого не утверждал. — Он улыбнулся. Провел щекой по ее щеке. Нежно коснулся губами синяка на ее скуле, ощущая, как она вздрогнула. Он точно знал, что в этот раз не от страха. — Но ты — дурочка, если думаешь, что все, чего я хочу от тебя — это секс. — Хрипло прошептал Костя ей на ухо.

Карина дернулась, словно хотела встать. И тут же передумала, хоть он пока и так не был готов позволить ей подняться с его колен. Она запрокинула голову и прогнула спину.

Чертовка. Сложно сопротивляться, когда ее грудь почти утыкается ему в рот. Костя тяжело сглотнул слюну, сгорая от желания ухватить зубами этот острый, напряженный сосок, упирающийся в уголок его рта. Нуждаясь в том, чтобы втянуть ее теплое тело в свой рот, облизнуть, поцеловать каждый миллиметр.

— Да, ладно, Соболев. — Даже в темноте ее синие глаза сверкнули вызовом. Карина легко скользнула бедрами по его паху. — Чего ты хочешь больше, чем сейчас же опрокинуть меня на пол и трахнуть так, как только взбредет в голову?

Он понимал, что она сознательно опошляла. Специально делала все, стараясь вернуть в понятную и привычную плоскость. И не собирался поддаваться. Как бы не реагировало тело на столь однозначное приглашение. Он должен быть непоколебим и тверд.

Ага, с последним как раз, никаких проблем.

Кремень, твою мать! Как же! Но цена ошибки была слишком дорога, чтобы поддаться.

— Чего ты хочешь больше, чем подмять под себя мое тело и сделать с ним все, что пожелаешь? — Продолжала искушать она.

— Тебя. — Ничуть не лукавя, сипло ответил он, надавив на ее подбородок. — Целиком и полностью. — Прошептал Костя в ее губы. — Душу, а не только тело. — Он скользнул языком по ее рту, не желая причинять боль еще подживающим губам. — Хочу, чтобы ты хотела меня так же сильно. И без страха. Чтоб не закаменела в моих руках, если я назову тебя «Даша». — Усилив нажим на ее рот, он завладел губами. Погрузил язык в ее рот, не позволяя Карине отстраниться.

А она попыталась. И застыла, почти так, как он и предполагал, едва услышав свое имя. Но Костя не собирался останавливаться, раз уже начал. Он исследовал ее рот, наслаждаясь сладковатой бархатистостью, и нежно поглаживал одной ладонью напряженную спину. Второй рукой продолжал перебирать волосы Карины.

И он добился, пусть придушенного, но явно возбужденного вздоха.

Так выдержка Кости еще не проверялась: Его женщина на его же руках. Женщина, которая возбуждала его до сумасшествия просто своим присутствием. Женщина, которая, несмотря ни на что, все-таки его хотела. Ее руки, искушающие его. Полная грудь у его лица, дразнящая его шею острыми сосками. И губы Карины, рьяно и жадно отвечающие на его поцелуй.

Однако, несмотря на это все, у него хватило силы остановиться. Оказалось достаточно воли, чтобы прекратить поцелуй и просто прижать ее голову к своему плечу. И пусть тело почти звенело от напряжения, пусть в голове гремел пульс, и лихорадочно не хватало воздуха, он не позволил ей продолжить. Не мог позволить. Не собирался потерять единственный шанс доказать, что отличается от остальных. Показать, что ему надо куда больше. Вся ее жизнь.

Стараясь овладеть собственным желанием, он глубоко вдохнул и прижался лицом к ее волосам.

Так, надо слушать Стаса и прекращать столько курить. Может, тогда сердце не будет так грохотать в ушах, а легкие рваться из-за явной нехватки кислорода?

— Почему? — Ей говорить было так же нелегко, кажется. Карина немного отклонилась. — Зачем ты так, Костя?

Голос Карины звучал растерянно и все-таки, немного ехидно. Как же отчаянно она цеплялась за свои устои и понятия. Впрочем, а что ей оставалось? Он понимал. Но не собирался позволять ей и дальше за теми прятаться от него.

— Почему? — Костя сжал пальцами подбородок Карины и поймал глазами ее взгляд. — Скажи ты мне, почему, Карина. — Почти приказал он, глядя в ее глаза.

Он ничего не прятал и не скрывал. Совершенно. Просто смотрел на эту женщину.

Карина не выдержала. Подалась назад. В этот раз он ее не удерживал. Она увидела все, что он хотел показать. Но не была готова признать или принять это. Не могла поверить.

Он ощущал это по ее напряженной спине. По легкому, неосознаваемому ею покачиванию головы, по тому, как она уперлась ладонями ему в грудь, словно стремясь отгородиться от Кости. Он позволил ей подняться. Не мешал молча вернуться в кровать, куда Карина отошла, едва ли не пятясь.

И только тогда, когда она отвернулась от него, накрывшись одеялом до самого подбородка, сам встал с кресла.

Сняв пиджак, он небрежно бросил его на спинку. Туда же отправился и галстук, и рубашка. Он оставил только брюки, не уверенный, что стоит раздеваться полностью. Карина ничего не говорила, даже не смотрела в его сторону. Но и не задавала больше бессмысленных вопросов. Избавившись и от носков, Костя лег с другой стороны постели. Подумал секунду и, обхватив ее за талию, притянул к себе. Просто обнимал пару минут, пока не унялась испуганная дрожь в ее теле, а потом, устроившись удобней, уткнулся носом в ее затылок и понадеялся, что сможет заснуть с таким напряжением в паху.

Глава 19

Она проснулась, едва Костя повернулся и отпустил ее талию, чтобы встать. Значит, уже шесть. Он всегда встает в это время, без всяких будильников. Просто просыпается, словно что-то срабатывает у него внутри. Всегда вот так же переворачивается на спину, а потом…

А потом — вот. Костя снова повернулся к ней и крепко обнял, глубоко, полной грудью втянув в себя запах ее волос. И осторожно поцеловал в плечо. Не неуверенно. А так, что сразу становилось ясно, дай он волю себе, позволь хоть что-то большее этого поцелуя — на свободу вырвется стихия такой мощи, которую нельзя будет просто усмирить.

Она не понимала этого мужчину. Совсем!

Карина умела по ритму дыхания распознать, когда мужчина злится или весел, когда мужчина в ярости или вот-вот кончит. Понимание мужчин было залогом ее выживания. А этого мужчину, Костю, она совершенно не могла понять. Она слышала по его дыханию, по касаниям определяла, насколько сильно он возбужден. Как и каждую ночь до этого. Но, тем не менее, Костя даже не пытался довести дело до секса.

Она стала называть его по имени. Только про себя, конечно. С удивлением узнав, что как-то сложно мысленно обращаться по фамилии к человеку, с которым спишь. Не трахаешься, тут, как раз, никаких проблем, опыт имелся, а именно спишь. Честно говоря, это было странное и не особо приятное открытие для Карины, но поделать с тем она ничего не могла. Если вслух она звала его как угодно, в мыслях он прочно закрепился только как «Костя».

В последний раз глубоко вдохнув, он все-таки встал. Она продолжала лежать с закрытыми глазами. Хоть знала, он в курсе того, что она уже не спит.

Этот сюрреализм продолжался десятый день. И как ни старалась, Карине пока не удалось понять, чего же он от нее хочет. Поверить в то, что ему нужна именно она, как человек рядом, на что Костя напирал и давил? Это было смешно и просто невозможно. Ну, какой нормальный делец, да еще и такого уровня, притащит домой шлюху и будет говорить, что она ему нужна ради компании за столом, и для душевных бесед? Не то, чтобы Костя говорил именно это. Но смысл его слов, так или иначе, оказывался вне понимания для Карины. Смешно, ей-Богу. Для такого досуга есть дочери партнеров и влиятельных людей его круга. Те, которые очень подходят для совместных чаепитий по воскресеньям и рождения детей, продолжающих династию и наследующих состояние и бизнес. Но никак не те женщины, которых не раз имели другие мужчины. Те, с которыми, возможно, придется столкнуться на переговорах или деловых ужинах. И какой нормальный мужик захочет выглядеть в их глазах посмешищем? Никакой — правильный ответ.

Так за каким чертом он продолжает носиться с ней?

Просто хочет сделать ее своей содержанкой на постоянной основе? Тогда зачем весь этот бред о душе, доверии и полное воздержание? На кой черт совместная спальня?

Она продолжала лежать с закрытыми глазами, прислушиваясь к его тихим шагам по комнате.

Первые пять ночей, включая ту, когда Костя не поддался на ее попытку «вывести его на чистую воду», Карина просто не спала. Она не могла. Не могла заснуть, когда кто-то лежал рядом с ней, и все тут! Когда требовалось остаться беззащитной перед другим, чтобы дать себе отдохнуть. То и дело ее начинала сотрясать дрожь, а мышцы буквально сводило от страха. Он же еще крепче начинал обнимать ее в такие минуты.

Отсутствие сна — тяжелая пытка, Карина не понаслышке об этом знала. Как-то Дима не позволял ей спать почти неделю. К концу Карина едва не сошла с ума. Да и потом, были пару человек, которые практиковали такой вид издевательств.

Из-за ее бодрствования не спал и Костя. Как это выдерживал он — она не спрашивала. Но к шестому дню оба измотались настолько, что под утро просто отключились. Она, во всяком случае. А, судя по тому, что на работу он так и не пошел и, проснувшись почти к ужину, Карина еще некоторое время смотрела на спящего рядом Костю — сработали предохранители и у его нервной системы.

Она тогда час лежала и смотрела на него, пытаясь понять. Не сумела, и ушла на кухню к Филу, восстанавливать свой душевный покой и равновесие заварными пирожными. Безуспешно, кстати, потому как возмутитель и нарушитель того самого покоя, словно ощутив, что ее в спальне уже нет, явился на кухню собственной персоной спустя каких-то десять минут. Карина только дождалась чашку с кофе и положила первое крохотное пирожное себе в рот. Дальше ей оставалось с грустью наблюдать за тем, как те исчезают с подачи Соболева, и отвоевать удалось только три штуки. Причем, не у Кости, а у самого Филиппа, пожалевшего ее нервы и чувство собственного достоинства, не позволив скатиться до скандала и униженных просьб. Что тут сказать, готовил нанятый ею эконом просто божественно.

То ли совместно проспанный день, то ли обида за уничтоженные в одиночку пирожные, что-то из этого повлияло точно. И на следующую ночь Карина уснула рядом с Костей уже всего через два часа после того, как легла. И с каждым днем это давалось ей все проще. Появилась иная проблема — из-за его ранних подъемов, и она просыпалась ни свет, ни заря. Карина наслаждалась тем временем, еще три недели назад, когда, живя в своей квартире, сама определяла свой график жизни. И ей нравилось просыпаться поздно. Но, что сказать, теперь — не тут то было. Психика, видно разболтанная всеми непонятными поступками Кости, бросилась из одной крайности в другую. Раньше Карина не могла заснуть в его присутствии, теперь просыпалась, едва он отодвигался. То ли подсознательно ждала от всякой смены его положения чего-то плохого и опасного, то ли еще что. Бедлам, короче!

Если честно, Карина уже с трудом справлялась с самоконтролем. Все чаще ей хотелось на кого-то наброситься и поколотить за самую ничтожную мелочь. Ну, хоть покричать, чтоб выпустить эмоции. Но жизнь ее давно научила, что ничего подобного ей не позволено делать. И она продолжала старательно держать себя в руках. Пусть те уже и тряслись от перенапряжения.

— Ты уверена, что не передумаешь?

Вот и вся маскировка. Он позволял ей притворяться только до тех пор, пока самого Костю это веселило. Открыв глаза, Карина перевернулась на спину и посмотрела на него.

Соболев уже принял душ и успел одеться. Теперь он стоял над ее стороной кровати и внимательно смотрел на Карину.

— Мне не нужны вещи, в которых рылись все твои люди. Я сыта этим досыта. И если имею право выбрать — лучше новые куплю.

— Их никто не трогал, кроме Бориса. — Костя не злился, хоть они завели эту канитель уже раз в пятый, кажется.

Четыре дня назад ее багаж, наконец-то, привезли из Киева. Но эти два параноика (Соболев и Никольский), решили, что платья Карины точно будут нашпигованы «жучками» и прочими сюрпризами от Картова. Иначе, почему вещи доставляли так долго? И они решили все их проверить.

Допустить банальной и такой привычной для их страны накладки в транспортной компании, эти умники или не додумались, или не смогли в силу своих параноидальных взглядов. Хотя, что возмущаться, Дима ее вещи тоже часто приказывал проверять.

В общем, Никольский потратил два дня на то, что лично проверял ее багаж. Жучков он нашел, кстати. В прямом смысле. Личинок моли. На том платье, которое Картов подарил ей последним. Неплохой, такой, моль устроила себе обед за десять тысяч долларов. Когда Борис, страшно извиняясь (будто бы это он погрыз шелк, честное слово), сообщил об этом Карине — она долго смеялась. Так и подмывало уточнить, а саму моль на наличие микросхем они не проверили? Но Карина сдержалась. Мужчины ее смеха не поняли. Наверное, считали, что она должна расстроиться. Но они и не знали, за что этот презент. А она их не просвещала. Только задумчиво спросила, не подать ли ей в суд на отель, не сумевший организовать должное хранение вещей? Костя тут же позвонил Шлепко.

А Карина пыталась пошутить, между прочим. Цирк, короче.

Карина просто не могла воспринимать это все серьезно.

Но от вещей отказалась. Лучше она новые купит. А вдруг, там еще где-то моль. И, вообще, ей просто не хотелось теперь одевать белье, которое кто-то трогал, пусть и из лучших побуждений.

— Слушай, Соболев, ну что ты пристал? Если я не могу купить новые вещи, и тебя заводит, что на мне будет одежда, которую кто-то обыскивал — так и скажи. А если нет — хватит меня уговаривать. — Карина раздраженно отбросила одеяло и поднялась с кровати.

Костя рассмеялся.

— Меня заводит не твоя одежда. А то ты не знаешь. — Подмигнул он, наблюдая, как она пересекает комнату, облаченная в очередную футболку.

Не его. Купленную Филом по просьбе Карины. С огромным портретом губки Боба и стразами спереди (это уже вкус эконома отметился). Она просила чисто-белую.

Карина скромно улыбнулась, стащив ту через голову и предоставив ему любоваться ею со спины.

— Так я могу поехать в магазин? — Тонким, визгливым голоском примерной «девочки», упрашивающей своего «папика», уточнила она, повернув голову и усердно хлопая ресницами. Нравилось Карине его дразнить.

Но только вызвала очередной приступ смеха у Кости. Может у него так избыток сексуальной энергии расходуется? Ну что он смеется над ней все время? Вот возьмет, и обидится, по-настоящему!

Любой другой уже послал бы ее или поставил на место, а этот — хохочет. Нашел клоуна.

— Возьмешь охранников. — Отсмеявшись, он поднялся с кровати, куда успел сесть, и расправил брюки.

— Я возьму Фила. — Раздраженно возразила Карина и развернулась полностью.

А что, грудь и живот у нее не меньше спины красивые. Пусть смотрит, ей не жалко. Да и часть синяков уже сошла.

— И двух охранников. — Невозмутимо ответил Костя.

— Да кому я тут нужна. Серьезно?! Какие охранники? — Только представив себе этот балаган, марширующий по торговому центру, Карина начала раздражаться.

— Мне. Целой и невредимой. Поэтому, без охранников ты выходить из дома не будешь. — Спокойно, но твердо заявил Соболев.

Ее раздражало и злило, когда он начинал так говорить и вести себя. Потому что такие слова, все эти заявления и поступки Кости, продолжали ее настораживать и пугать.

— И позвонишь Максиму, скажешь, куда хочешь поехать, он позвонит менеджеру магазина, все уладит.

— Нет. — Карина скрестила руки на обнаженной груди.

— Да. — Спокойно парировал Костя, взяв с тумбочки зажигалку, пачку сигарет и бумажник.

— Слушай, может у меня и не Центурион Американ Экспресса, но я не бедная, и вполне могу купить себе одежду за свои деньги. Ты, даже исполняя роль моего покровителя в чьих-то глазах, не обязан покупать мне новый гардероб. — Все так же раздраженно заметила она.

Он услышал? Счас. Как же.

— Ты хочешь Центурион? — Соболев вздернул бровь. — Скажи Максиму, он организует.

— Ты издеваешься?! — Не выдержала Карина. Но к счастью, ей удалось спросить это ровным голосом.

— Совсем чуть-чуть, — с бесшабашной улыбкой признался он. — Уж очень сложно удержаться, когда ты так злишься. — В этот момент ей захотелось его прибить. Но Карина попыталась успокоить нервы, взвинченные недосыпанием и общей напряженной обстановкой. — Но насчет Центуриона — нет, хоть и не знаю, зачем она может у нас понадобиться. — Продолжал тем временем Костя, не подозревая о нависшей над ним угрозе. — Но если хочешь…

Карина выразительно фыркнула, дав понять, что просто сдержалась, не позволив себе послать его вслух. И скрылась в душе.

От греха подальше.

— Охранники, Карина. — Донесся до нее голос Кости. — Без них не выйдешь. Максим сам позвонит, я передам ему.

Вместо ответа она прислонила лоб к прохладному кафелю и попыталась понять, в какое такое Зазеркалье превратилась ее жизнь?

Часа через четыре этого безумного шоппинг-марафона, Карина серьезно задумалась о том, а стоило ли оно того? Может и не надо так тщательно оберегать неприкосновенность своей квартиры от Кости и его людей? Может, стоило давно отдать ключи и позволить ему привезти и ее одежду, и некоторые вещи из дому? До сегодня Карину пугала сама мысль о том, что через порог ее драгоценной квартиры переступит мужчина. Как-то, Бог миловал, даже сантехников не приходилось вызывать. Карина въехала туда тогда, когда весь ремонт был завершен, и с удовольствием поломав временный ключ лично, она старалась хранить свое жилье «девственным».

Так вот, проведя всего несколько часов в объеденной компании Фила, Жени и Алексея — она начала задумываться, а стоит ли? И, самое смешное, что все были замечательные. Фил — как всегда эпатажный, шумный и веселый, во что бы то ни стало стремящийся развеселить ее. Он эмоционально комментировал все, что видел, и с воодушевленным упоением тянул ее все дальше и дальше, делая вид, что не замечает, как Карина теряет настроение с каждым посещенным магазинчиком. Парни-охранники были предупредительны и уважительны. Они очень старались быть незаметными. И не потому, что им так Костя приказал, а потому, что сами относились к ней с уважением. Никто не смотрел на нее с жалостью или похотью, никто не знал, со сколькими мужиками она переспала…

Черт! Ее мысли слишком навязчиво зависли на этой теме. Карина старалась, и никак не могла переключиться. Какая разница? С какой-такой стати она вдруг стала вспоминать об этом. Ей же всегда было плевать на мнение окружающих. Ее задачей было выжить, и она выживала. Так отчего сейчас все переворачивается внутри и сжимается странной, непонятной тоской?

Это ПМС. Точно. Он. Это все гормональные бури ее организма. Просто заканчивается действие препарата, и организм бунтует, начиная проявлять себя сильней. Ничего, два месяца, она в положенное время навестит своего врача, ей сделают очередной укол, и все пройдет. И не будет этого гложущего чувства внутри. Может, пока, купить каких-нибудь успокаивающих? И свои истрепанные напряжением нервы утихомирит, и от тоски избавится?

— Боже! Боже! — Фил, определенно, пытался приглушить свой возглас, но у него не то, чтоб получилось.

Он стоял на пороге примерочной и пораженно смотрел на Карину, которая так и не успела еще облачиться в выбранное для примерки платье. Ей просто стало как-то лень и безразлично.

— Это… Это что же такое?! — Филипп прижал ладони к щекам, не обратив внимания на то, что уронил очень даже недешевое платье, которое принес. — Это… Это…

— Это синяки, Фил. — Карина усмехнулась, но как-то вымученно и устало. — А то ты не видел моего лица все это время. — Она и сама отбросила наряд, который был в ее руках, и уселась в ближайшее кресло.

На возглас Фила в примерочную бросилась одна из консультантов, но Фил, стоя в проходе, не позволил девушке даже заглянуть. Потом решительно сжал губы, что смотрелось довольно смешно при его остальной мимике, насупил брови и зашел, закрыв за собой дверь. Зачем? Бутик, и так, был совсем пустым. Стоило Карине куда-то свернуть, как менеджер торгового центра, выбранного ею для шоппинга по рекомендации того же Фила, бросалась к консультантам и директорам, объясняла ситуацию. И всех других посетителей, кроме их компании, тут же вежливо, но настойчиво выпроваживали. Что там менеджеру сказал Шлепко, который, разумеется, позвонил и узнал название центра, Карина не знала. Но, очевидно, что-то существенное. Иначе эта девчонка, явно зубастая и стремящаяся достичь очень много в своем деле и подняться куда выше главного менеджера сего заведения, так бы не раболепствовала перед Кариной. Причем, раболепствовала грамотно, умело, точно зная, какую границу переступать не следует. Ей хотелось произвести впечатление.

Жаль, Карине сейчас было не до уровня сервиса. Но она, все же, отметила девчонку. Сколько ей? Двадцать пять? Двадцать семь? Если будет так работать — быстро добьется того, чего хочет.

— Это он тебя так? — Недоверчиво охал Фил, обходя ее кресло по кругу то в одну, то в другую сторону. Его высокий голос отрывал Карину от вялотекущих размышлений о менеджере. — Нет. Поверить не могу! Не такой, он. Точно говорю. Я в мужчинах смыслю! Неужели он?! — Продолжал качать головой Филипп. — Я думал, ты поскользнулась, или еще чего. Ну, не знаю, в теннис играли, и кто-то неудачно подал… Он же так с тобой носится! — Филипп снова всплеснул руками. — Неужели, смог меня обмануть? Неужели такой гад? А я ему пирожные готовил по своему собственному рецепту?! — Теперь в голосе эконома явственно слышался гнев и возмущение. — А, он…

Карина моргнула и уставилась на него, даже не сразу поняв, что Филипп списал все на Костю.

— Нет, Фил, это не Соболев. — Она откинулась в кресле и устало помассировала лицо ладонями.

— Ой, вот не надо его прикрывать. Фил — не маленький мальчик. Фил и не таких сволочей видел! — Эконом упер руки в боки.

Карина рассмеялась Возмущенный Филипп — это было нечто.

— Это, и правда, не он. Это… — Она посмотрела на себя в зеркало.

Все то же роскошное тело, что и всегда. Почему-то то, отчего остальные поправляются или, наоборот, становятся костлявыми и тощими, на ней не сказывается никак? Нервы, стресс, бессонница… Ну, кто, глядя сейчас на эту пышную, упругую грудь, лишь немного прикрытую кружевами бюстгальтера, или на крутые бедра, с тонкой полоской стрингов, поверит, что у Карины могут быть проблемы? Ах, лицо немного «примято», так, наверное, как и решил Фил, неудачная партия в теннис.

«Viva La Vida!», всплыло ехидно в разуме. Даже такая, как у нее. Тем более что на ее теле такая жизнь почти и не сказывается. Ну, кроме синяков.

Те уже стали желтыми и постепенно сходили. Ссадины зажили. Чтобы Фил сказал, увидев ее тогда? Тем утром, когда Костя ворвался следом за нею в номер…

Зачем?

— Это был совсем другой человек. — Карина отвернулась от зеркал, не имея сил снова погружаться в поиски ответов на вопросы «зачем» и «для чего» Костя все это делает. — А Соболев почему-то решил, что должен защищать меня от этого. — Неопределенно взмахнула она рукой.

— Хм…

Филипп вновь обошел ее кресло по кругу. Стал напротив, прижав указательный палец к сжатым и вытянутым в трубочку губам. Постучал носком массивного армейского ботинка пару секунд.

— Точно не он? Это хорошо. — С облегчением, которое и не пытался скрыть, вздохнул эконом. — А то я уже испугался, что ошибся в нем. А Фил не привык ошибаться в мужчинах. Даже таких страшных, как твой Соболев. Фил мужчин по глазам в секунду раскусывает. Вот так. — Он щелкнул пальцами.

Карина хмыкнула, подумав, что у нее довольно много общего с этим огромным темным парнем. Больше, чем он сам понимает. Она вот, тоже, по глазам должна была мужиков «раскусывать». Вот только Костю, в отличие от самоуверенного Фила, понять не может.

— А я вижу, вижу, что у твоего Соболева в глазах. — Эконом вдруг хитро улыбнулся. — Особенно, когда он на тебя смотрит. — Фил лукаво прищурился и шутливо погрозил ей пальцем. — Фил никогда не ошибается, особенно…

— Он — не мой. — Отрезала она. — Я устала. — Карина резко поднялась с кресла и потянулась за своей одеждой. — Хватит пока. Мне достаточно. Потом еще сюда вернемся.

Проговорила она, отвернувшись от Филиппа и его «знаний». Что он знал? Что?! Что мог понимать или видеть? Ни-че-го!

— Карина… — Не похоже, чтоб эконом собирался закругляться с темой.

Но и она слушать больше ничего не собиралась. Быстро натянув платье, Карина буквально вылетела из примерочной. И в таком же темпе покинула бутик, вынудив и Филиппа, и охранников, а так же, девочку-менеджера, лететь за ней с выражением разной степени недоумения на лицах.

— Карина! Да, подожди! — Фил несся за ней, опережая остальных.

Честно говоря, она уже немного пожалела, что в первый же день знакомства позволила Филу вести себя с ней, как он вел бы себя с другом. Этот парень воспринял все слишком буквально. Карина не нуждалась в друзьях! А все вдруг, ни с того, ни с сего, стали настойчиво в эту группу набиваться.

Игнорируя желание Филиппа общаться, Карина уверенно двигалась к выходу. Причем если бы не охрана, не забывшая из-за недоумения о своих непосредственных обязанностях, уже бы сбила с ног какого-то парня в кепке, немолодую и очень высокомерную (по виду) женщину, и какую-то девчонку. Да, что же это такое! Сговорились они все кидаться ей под ноги?! Или она уже успела нахвататься дурных привычек у Соболева и прет напролом? Евгений и Алексей, очень корректно, но все же настойчиво, ограждали ее от столкновения с другими. Или, скорее, других, от столкновения с Кариной. Парень молча кивнул и отошел без претензий, когда охрана его отодвинула, потому что Карина не свернула, чтобы того обойти. А вот дама и девчонка — едва не попытались устроить скандал. Но Карина не остановилась, и все замялось, так и не начавшись.

Зато менеджер торгового центра, наперегонки с Филом, пыталась настичь ее и выяснить, что же Карине так не понравилось в последнем бутике? Не обидел ли кто ее? И что может сделать их центр, чтобы исправить впечатление о себе?

— Все было прекрасно. — Холодно заверила ее Карина, остановившись у входа, ожидая машину, за которой помчался Алексей. — Я просто вспомнила о важном деле. Мне срочно надо уехать. Ваш сервис выше всяких похвал. — Не могла она не похвалить девушку.

Карине импонировало то, как настойчиво и жестко та шла к цели. Понравилось, что она пробивалась вверх несмотря ни на что.

— Надеюсь, тогда мы увидим вас еще? — Не преминула воспользоваться этим менеджер.

Карина усмехнулась краешком губ и даже удостоила ее взглядом.

— Обязательно. — Пообещала она. — В ближайшее время.

Фил позади менеджера недовольно супил брови и выразительно поглядывал на Карину, похоже, понимая, что она просто пытается уйти от нежелательного разговора.

Нет, зря. Зря она позволила ему так много. Надо было держать себя так же, как с той Фрекен Бок.

Плохо влияет на нее Соболев и та безнаказанная свобода, которая окружает сейчас Карину. Нельзя привыкать. Расслабляться. Надо вспомнить все, и держать себя в руках. Лучше справляться со всем. Потому что потом — станет кошмарно сложно.

Отвернувшись, она опустилась на заднее сидение подъехавшего автомобиля, искренне пожалев, что ее собственная машина далеко. Да и за руль этой — проситься было глупо. Города она не знала, и не смогла бы разогнаться так, как ей того сейчас хотелось.

Уставившись в окно, она упорно игнорировала эконома всю дорогу к дому Кости. Тот же выразительно и громко фыркал время от времени. Но молчал, видимо, понимая, как глупо пытаться говорить хоть о чем-то при охранниках.

Ей же едва хватило сил высидеть. Не дожидаясь, пока машина заедет в гараж, Карина попросила остановить, стоило им въехать во двор. И чуть ли не бегом попыталась скрыться в доме. ПМС это, или нет, но что-то надо делать. Каким-то шестым чувством Карина ощущала, что уже на пределе. И еще хоть что-то, малейшее слово — и она сорвется. Не выдержит напряжение, которое нарастало и нарастало внутри.

Филипп последовал за ней.

— Прости, если я тебя обидел. — Совсем спокойно, без своих привычных эпатажных интонаций сказал Фил, едва они зашли в гостиную.

Она и раньше замечала, что иногда Фил отходит от своего образа, за которым, похоже, прячется от реальности жизни, не хуже, чем она сама за своей личиной.

Карина заставила себя остановиться и глубоко вдохнуть.

— Все в порядке. — Она улыбнулась так, словно не устраивала только что забег по магазину. — Мне просто надоело выбирать одежду.

Кажется, у нее начало дергаться веко. Все. Приехали. С какой это стати она становится неврастеничкой?!

Карина прижала пальцы к переносице, стараясь вспомнить, как именно всегда держала себя в руках. Но у нее ничего не получалось. Совсем.

— Карина, я не маленький мальчик. Да и ты, не девочка. Понимаю, что ступил на территорию, куда, наверное, не следовало даже другу лезть. Но и отрицать того, что видел, не буду. Да и, что я говорю? Словно ты сама этого не видишь. Глупо отталкивать чувства такого мужчины…

Все. Все. Все.

Она поняла, что все предохранители выбило. И это слово, оно билось, пульсировало в ее голове.

— Какие чувства?! — Не закричала, заорала Карина так, что, наверное, было слышно на всем первом этаже. — Ты ничего не знаешь, Фил! Ни черта! И понимать что-то — не можешь! Какие, к черту, чувства ты придумал увидеть, а?! Ты знаешь, кто я?! Знаешь?!

Она развернулась и уставилась на него с такой яростью, что Фил даже отступил на шаг, удивленно глядя на нее.

— Ничего ты не можешь понять, Фил! И не надо оно тебе! — С тем же гневом добавила Карина, понимая, что не хочет ничего объяснять, насколько бы хорошим тот ни был человеком. Просто не в состоянии. И еще больше начиная беситься от этого. Сильнее злиться. И просто не понимала, куда ей направить эту энергию своей злости.

— Ах, ты ж!

Карина резко отвернулась, взмахнув рукой. И только услышав грохот керамики, с недоумением посмотрела под ноги. Оказывается, в своем запале, она задела полку с коллекцией керамических тарелок, которые кто-то додумался разместить тут.

— Да, чтоб это все! — В сердцах возмутилась Карина, разозлившись еще больше. — Ну, какому идиоту пришло в голову это тут выставить?! Они, что, совсем Соболева не знают?!

Филипп не ответил. Вместо него из-за спины прозвучал совсем другой голос.

— Ты решила все-таки взяться за переделку интерьера? — Весело поинтересовался Константин, которого здесь совсем не должно было быть. — Там, вон, в уголке, еще одна тарелка осталась. Мне они, кстати, тоже никогда не нравились.

Резко развернувшись, она уставилась на улыбающегося Костю, не зная, что ощущает больше, растерянность, или все тот же гнев. А глаза Соболева, в отличие от улыбки на губах, смотрели серьезно и внимательно. Наверняка, он слышал ее крик.

Вот же ж.

Филипп, мгновенно оценив обстановку, исчез из гостиной, кивком головы сообщив Карине, что ушел на кухню. Странно, он все еще опасался Костю сам, но, вот ведь, оказывается, не считал его тем мужчиной, который может поднять руку на женщину. Впрочем, а разве она считала его таким?

Ни капли не успокоившись, Карина скрестила руки на груди.

— Что ты тут делаешь? — С претензией спросила она у Соболева, и отошла от осколков.

Не отказав себе в удовольствии наступить сапожками на похрустывающие кусочки керамики.

Соболев насмешливо приподнял брови, наблюдая за ее действиями.

— Приехал домой пообедать. — Неторопливо протянул он, продолжая присматриваться к Карине. — Мне нравится то, как готовит наш эконом.

Это еще больше ее раззадорило. То, что он все время говорил так, напирая на то, что у них может быть хоть что-то общее.

Да, как такое возможно?!

— Ты не позвонил, что приедешь! — Она смотрела на него, как прокурор на обвиняемого. Или, как ревнивая жена на загулявшего мужа.

И это, похоже, его откровенно смешило. Как и обычно.

— Вообще-то, звонил. — Костя расстегнул пуговицу на пиджаке и засунул руки в карманы брюк. — Но ты не брала трубку.

Карина нахмурилась и попыталась вспомнить, куда дела свой телефон, но тут же бросила эту затею. Какая разница?!

Из-за того, что никак не удавалось успокоиться, ее понемногу начинало трясти.

— Все равно! — Заявила Карина. — Ты должен быть не здесь, а на работе, в офисе, или еще где-то там. Что тебе здесь днем делать?! — Все с той же претензией возмутилась она.

И сама ужаснулась.

«Господи! Что же это она говорит?! Что же делает? Ведет себя, как истеричка. И с чего? Какое право имеет указывать Соболеву, что и когда тот должен делать, и в какое время находиться у себя дома?»

Костя оттолкнулся от дверного косяка, на который опирался все это время, и медленно подошел к ней, игнорируя то, что и под его ногами хрустят осколки. Карина попыталась приказать телу успокоиться, попыталась унять нервную дрожь. И поняла, что не может, не справится. Ей хотелось куда-то убежать. Сделать что-то, хоть как-то дать выход всему тому непонятному, что разрывало ее изнутри тоской, страхом и непониманием.

— Что случилось, Карина? — Он обхватил ее подбородок пальцами и заставил смотреть прямо на него. — Ты же за покупками, вроде, ходила. Что у вас там произошло? — Немного прищурившись, спросил он, наверняка, ощутив ту дрожь, что ее колотила.

— Ничего! — Она дернулась, пытаясь сбросить его горячую ладонь. Но Костя мягко удержал захват. — Отпусти меня! — Вдруг взмолилась она.

И оба поняли, что Карина сейчас говорит не о его ладони, лежащей на ее лице.

— Отпусти меня, Костя. — Почти шепотом повторила она, не в силах сдержать дрожь, которая становилась все ощутимей. — Я так не могу.

Ей хотелось схватиться за голову, обнять себя за плечи, чтобы прекратить, наконец, дрожать. Хотелось закричать, чтобы дать этим эмоциям хоть какой-то выход.

А вместо этого Карина просто закрыла глаза, в которые так внимательно заглядывал Костя.

— Пистолет или машина?

Она распахнула глаза и недоуменно уставилась на него. Это он, что? Предлагает ей выбрать способ самоубийства? Или что?

— Так, ясно.

Отпустив подбородок Карины, он крепко схватил ее руку и потянул за собой, прочь из комнаты.

Глава 20

Он притащил ее в гараж.

Ну, хорошо, привел. Очень мягко, но настойчиво вынуждая ее идти за собой. А Карине почти хотелось, что Соболев ударил ее, чтобы силой заставил делать то, что ему хочется. Тогда бы она перестала метаться и недоумевать, прекратила бы мучиться. Все в ее мире стало бы на свои места и, наверняка ушла бы эта треклятая тоска. Однако Костя не спешил облегчать Карине жизнь. Так и подмывало обозвать его за это каким-нибудь нехорошим словом. Вслух. Но она подозревала, что вызовет только очередной приступ смеха. А Карине надоело выступать для него в роли клоуна. Так себе потеха, если говорить честно, не то, чтоб очень интересная роль.

— Водить умеешь? — Поинтересовался Соболев, затормозив перед одной из машин.

Вовремя. И что он будет делать, если она скажет «нет»?

Промолчав, Карина осмотрелась.

В гараже было почти темно. Костя не включил свет, когда втянул ее сюда, и помещение освещалось двумя дежурными лампочками. А на такое пространство этого, определенно, было очень мало. И, тем не менее, она смогла узнать автомобиль, перед которым они остановились. И на минуту даже забыла, что только что невероятно злилась. То есть, злоба, конечно, никуда не ушла. Просто немного подвинулась перед восхищением.

В гараже стояло много машин. Пять или семь, она не присматривалась, может и больше. Автомобиль для хозяйственных нужд дома, машины охраны, личные машины Соболева.

Этот красавец, без сомнения, относился к последней категории. Карина сомневалась, что хоть какой-то мужчина позволит охраннику или еще кому-то сесть за руль такого автомобиля. Наверняка, эту машин он водит только сам. Хотя, зачем тогда ее сюда притащил? Похвастаться?

Отмахнувшись от мыслей, Карина на миг погрузилась в любование с головой. Ей безумно нравился этот акулий профиль и «зубастость» спорткаров «БМВ». А эта модель, одной из самых последних серий, была просто совершенна в ее понимании. Если бы Карина когда-то дозрела до того, чтобы купить себе подобную машину, это была бы машина именно из этой серии. Картов не любил этот автохолдинг, отчего-то не переносил машины данной марки. Может быть, именно потому Карине те так и нравились? В ее собственном гараже, так же стояла «БМВ», только кроссовер.

— Справишься? — Насмешливый и лукавый голос Кости оторвал ее от любования.

В ладонь, заменяя его пальцы, легли холодные ключи.

Она подняла на него глаза, наверное, очень удивленные, потому как Костя весело усмехнулся, глядя на ее лицо.

— Ты рискнешь пустить меня за руль? И не страшно за «свою крошку»? — Больше ехидно, чем насмешливо уточнила Карина, на которую вновь нахлынула волна злости из-за его веселья.

Да, что же он такое делает?

— Страшно. — Вдруг серьезно признался Соболев. — Потому и думаю, что тебе стоит «спустить пар» на дороге.

Ключи в ее руке звякнули, когда она едва не выронила те. Таких слов от него Карина не ждала, ни при каком раскладе.

Вслед за злостью на разум накатил гнев. Сколько же можно так ее терзать и мучить? За что? Зачем он старается заставить ее поверить в то, что невероятно настолько же, насколько утверждение о плоской Земле, удерживаемой слонами?

И, наверное, именно из-за этой злости и гнева, Карина яростно нажала на кнопку брелока, дернула двери, и резко опустилась на водительское сидение.

Секунды промедления, пока она с удовольствием, в котором не могла себе отказать, втянула запах роскошного кожаного салона и порхнула пальцами по панели приборов, хватило Соболеву, чтобы сесть на соседнее сидение, и успеть включить механизм открытия дверей гаража.

— Пристегнись.

Это было единственное, что сказала ему сама Карина.

Он хмыкнул, но щелкнул ремнем.

И хоть она понятия не имела, куда здесь можно выехать, чтобы отвести душу, ей было все равно. Наверняка, имея в салоне «зеленую карту» в виде Соболева, никто ей ничего не сделает, даже вздумай она устроить гонки на выживание на главной площади города.

Так что, резко выжав сцепление (хоть и не с такой злостью, как хотелось бы, не могла она «обидеть» такую машину), Карина буквально рванула с места, в открывшийся светлый проем.

Соболев, очевидно, решил выступить в роли ее штурмана. Ничем не показывая своей реакции на то, как именно Карина ехала, он то и дело бросал «направо» или «налево», «прямо», «поверни». А она, надеясь, что уж он-то дорогу знает, выполняла указания, стараясь ни на кого не наехать. Что, впрочем, не мешало ей получать удовольствие от езды.

Стрелка спидометра уверенно подползла к отметке «сто», и перешагнула, дошла до «ста двадцати», но Костя даже глазом не моргнул. И не напомнил, что ездить с такой скоростью по городу — чревато.

Впрочем, Карина была достаточно уверена в себе, чтобы ехать так.

Водить ее учил Сергей. Человек, которому по должности было положено уметь не только прикрывать Картова своим телом, но увезти его от любого преследования и погони. А еще десять лет назад это были очень необходимые умения. Да и сейчас, время от времени, приходилось практиковаться. И всему этому Сергей научил и ее. А Дима, проехавшись однажды с ней, просто бросил с довольной улыбкой на стол перед Кариной карточку прав на следующий день. Никакие курсы она не посещала и в помине.

Сейчас Карина видела только дорогу и все то, что могло помочь или помешать ей. Она, даже, на какое-то мгновение забыла о том, кто сидит рядом, и воспринимала голос Кости, как указания навигатора, не больше. Карина замечала малейшее пространство в потоке машин, игнорировала раздраженные и возмущенные гудки клаксонов. Наверняка, вслед ей неслись сотни проклятий и оскорблений из салонов окружающих машин и от пешеходов, только это не беспокоило. Чем сильнее она вдавливала педаль в пол, тем легче ей становилось на душе. Перестраиваясь из ряда в ряд, подрезая и обгоняя, она просто неслась куда-то. Куда? Карина точно не знала, за это отвечал Соболев. Как и за общее направление ее жизни сейчас, судя по всему.

Из города они вылетели как-то, совершенно неожиданно для нее. Дома по обоим краям дороги вдруг кончились. Они проскочили какой-то монумент, видимо, символизирующий въезд в город, пост ГАИ, на котором никто даже не дернулся в их сторону, только проводили поворотом голов постовые, подтверждая подозрения Карины. И перед ними открылась бескрайняя, казалось бы, лента трассы.

— Направо. — Велел снова Костя.

Она послушно крутанула руль, и машина оказалась на каком-то ответвлении. С очень хорошим асфальтом, кстати, не могла не отметить Карина. Лучше, чем на городских магистралях, по которым она только что неслась, не разбирая дороги.

— Все. Можешь себя не сдерживать. — Усмехнулся Костя, словно понял, что Карина может показать куда больше. И откинулся на спинку, перестав следить за поворотами, на чем был сосредоточен до этого.

И она, ничего не спрашивая, дала себе волю, вдавив педаль газа до упора. Машина взревела, давая понять, что Соболев на комплектации не скупился, наверняка, заказал себе пакет, позволяющий развивать больше трехсот километров. В «Формуле-1» Карина участвовать не собиралась, но вот двести-двести двадцать сейчас не были лишними, чтобы сбросить ту дрожь, что и теперь терзала мышцы и нервы.

Это было прекрасно. Великолепно.

Только дорога, шикарная машина, и она.

Ну, ладно, и еще — Костя. Однако так как он ей не мешал, да и, в общем-то, дал эту возможность выплеснуть все, она решила не придираться. Ну, подумаешь, сидит сбоку. Ну и пусть. Ей не жалко. И Карина еще сильнее выжимала педаль, наслаждаясь рыком мощного двигателя и скоростью. Встречных машин было мало, сказывалась то, что трасса не центральная, видимо. Да и середина рабочего вторника не способствовала загруженности межгородских направлений.

Она каталась почти час. Они, точнее. Из-за того, что Соболев молчал, она иногда, действительно забывала, что не одна в машине. Этот мужчина только подтвердил то, что Карина уже знала о нем — молчать он умеет, а ей чересчур комфортно с ним в этом молчании. Теперь, еще сильнее, чем тогда, пару недель назад, в столице.

Костя заговорил только тогда, когда Карина затормозила на очередном ответвлении дороги, посреди каких-то полей. Он молча вышел из салона, наблюдая, как она опустошенно откинулась на сидение и, толкнув дверцу, выставила гудящие от скорости ноги на землю. Щелкнул зажигалкой, почему-то, напомнив Карине, как когда-то пытался к ней «подкатить» с предложением переспать. Сделал пару затяжек. Сел на горячий капот. И все это — продолжая задумчиво смотреть.

— Может, мне тебя не дизайнером, а водителем нанять? — Наконец, выпустив очередное облачко ароматного, горьковатого дыма, задумчиво протянул Соболев. — Впечатляет. Тебя Шумахер или Хаккинен водить учили? — С усмешкой поинтересовался он.

Странно, но Карина улыбнулась. Искренне.

На улице был мороз. Но ей даже нравилось, как холодил ветер щеки, пылающие после этой гонки.

— Не угадал. — У нее даже губы подрагивали от слабости, в которую выплеснулось напряжение от такой сумасшедшей езды. — Это был всего лишь Сергей, один из начальников охраны Картова.

Костя выдохнул новое облачко дыма и прищурился. Едва заметно. Но Карине показалось, что она даже кожей это ощутила. Честно говоря, в последние несколько дней, она стала замечать за собой странную особенность. Пугающую. Она чувствовала его. Чувствовала то, что он делает, самые мелкие и незначительные, вроде бы мелочи, привычки, реакции. Угадывала движения его тела так, как понимала Диму. А ведь Карина знала Картова двадцать лет, а не месяц. Лучше бы ей так мысли Кости понимать. Но вот тут, как раз, начинались проблемы.

— Это, тот самый, который помог тебе с флэшкой? — Вроде бы невзначай и спокойно уточнил Соболев.

Карина закрыла глаза, зная, что он на нее очень внимательно смотрит. Почему-то, несмотря на слабость и немалую нагрузку, полученную только что, снова начало закручиваться напряжение где-то в области желудка. И злость возвращалась.

— Дурацкие таблетки. — Отрешенно заметила она. — Надо было мне тогда язык за зубами держать. Но они слишком сильно на мозг давят.

Костя хмыкнул. Но вопрос с повестки не снял, о чем красноречиво сообщал его внимательный взгляд.

— Тот. — Резче, чем планировала, ответила она.

И рассердилась на себя. Да, что же это такое?! Почему с ним она раз за разом допускает такие ошибки в своем поведении и самоконтроле.

— Он влюблен в тебя? — Все тем же тоном уточнил Костя, продолжая спокойно курить.

Карина удивленно посмотрела на него. Подумала секунду. Иронично хмыкнула и перевела глаза на поле, покрытое снегом.

— Не знаю. — Наконец, честно ответила она. — Не думаю. Мы выросли вместе у Димы «под крылом». Я всегда воспринимала его, скорее, как брата. Что у Сергея на уме — не спрашивала. Да и Дима пристрелил бы его за один подобный порыв в моем направлении. Я — игрушка не для таких кругов. — Она ехидно хмыкнула, проглотив горечь, подкатившую к горлу.

Скрывать что-то уже казалось бессмысленным. У нее было достаточно примеров тому, что если Костя хотел что-то знать, он это узнавал, не волнуясь, хотят или нет ему что-то рассказывать.

— Дай сигарету. — Вдруг попросила она, так и не сумев справиться с собой.

Мысли о Картове, о Сергее, обо всем том, чем есть ее жизнь — оказались лишними, и запустили круговерть эмоций, едва-едва подавленных ездой, по-новой.

Костя задумчиво посмотрел на нее, но сигарету дал, не сопровождая это глупыми комментариями и замечаниями: «что она, обычно, не курит, так что же произошло?». Сам, видимо, все понял. Поднес зажигалку, и опять уселся на капот.

Черт. Иногда Карине начинало казаться, что он ее читает, как открытую книгу. Но она старалась убедить себя, что это не так. С какой стати Соболеву настолько к ней приглядываться?

Самообман — глупое и опасное занятие, но Карина не могла принять иную точку зрения. Это было еще опаснее. Разрушительно.

«И не холодно ему?», мелькнула какая-то вялая мысль, «в одном ведь костюме, на ветру в чистом поле выселся. Она, вон, в машине, вроде бы, а и то, дрожит. Или это опять нервы?»

Карина глубоко затянулась.

Слишком крепко для нее. И, вообще, ей, оказывается, больше нравится вдыхать этот аромат, кода курит он. Самой не так и приятно.

И, словно назло этому пониманию, она решила обязательно докурить сигарету до конца.

— А как он, конкретно, тебе с флэшкой помог? — Словно и не было никакой паузы, поинтересовался вдруг Костя, рассматривая посадку невдалеке.

Карина едва не закашлялась. Вот, ведь! Уже не отцепится. Ну и пусть. Ей не жалко.

— Сергей часто закрывал глаза на то, что я посещала интернет-клубы после… — Она еще раз затянулась. — Некоторых клиентов. Собственно, когда-то он сам в моем присутствии упомянул, что наглядные материалы служат во многих ситуациях неплохой страховкой. Словно невзначай, мимоходом. Но мы оба знали, что мое положение — вещь зыбкая. Особенно после того, как Картов создал этот клуб. Увлекутся, убьют невзначай, кто плакать будет? Дима? Вряд ли. Разве что расстроится немного, что надо искать замену.

Карина иронично усмехнулась, не сразу заметив, что пальцы, которые держат сигарету, начинают мелко дрожать. Выругалась в уме. Но сделала вид, что ничего не происходит.

— Тогда я, подумав над этими словами, начала обеспечивать себя «защитой», и пользовалась компьютерами в разных клубах, чтобы у меня ничего не нашли. Да и такой компьютер сложнее отследить, если что. Хранила все в виртуальной «коробке». Делала это тогда, когда домой меня сопровождал Сергей. Он, думаю, догадывался, что я делаю. Но никогда не спрашивал. И Картову об этих посещениях интернет-клубов — не докладывал. Хотя, я как-то сказала сама, что собираю информацию для своей защиты. Если хочешь что-то утаить, надо рассказать часть правды. — Карина хмыкнула. — Он только посмеялся. Думаю, Дима не верил, что я посмею выступить против него. Слишком долго управлял едва ли не каждым моим вдохом.

Костя молча слушал, прикурив вторую сигарету от первой.

— После…, — она чуть крепче сжала свою сигарету. — После Шамалко я тоже заехала в клуб. Уже тогда, когда отчиталась перед Димой. Сергей, наверное, решил, что я хочу себя от мести Виктора обезопасить, скопировав эти документы. И, я думаю, ничего Диме не сказал об этом. Он тоже не поверил бы, что я решилась на что-то подобное. У него самого на такое духу никогда не хватило бы.

Привкус табака стал противен. Она все-таки бросила сигарету в снег, так и не докурив. Резко встала с сидения и на два шага отошла от машины, продолжая глядеть на поле.

Ее вновь колотило. Почему-то, по совсем неясной для Карины причине, вспомнить именно в этот момент ТУ ночь с Шамалко, оказалось невероятно тяжело. Ей пришлось прижать ладони к вискам, чтобы не заорать в эту же секунду, не начать кричать, так же, как тогда, когда он ее избивал.

Что-то за ее спиной щелкнуло. Не зажигалка. Но Карина не обернулась, продолжая пытаться усмирить самое себя.

— Как думаешь, попадешь вон в то, крайнее дерево? — Перед ней появился пистолет.

И Костя, который этот пистолет держал в ладони, протягивая Карине, а сам смотрел все на ту же посадку.

Делая вид, что это не ее колотит от ненависти и боли, Карина проследила его взгляд.

— Не знаю, — честно призналась она, презирая себя за неровный, срывающийся голос. — Далековато.

— А ты представь, что это — Дима. — Усмехнувшись, предложил Костя, глядя на нее очень серьезными глазами.

Дрожь усилилась. Так, что зубы почти застучали.

Карина никогда не позволяла себе даже думать о таком. Ни разу за эти двадцать лет она не представляла себе, что хоть как-то пытается выместить на Картове свою ненависть и гнев. Потому что, рискни она такое вообразить — он бы по ее глазам узнал о неповиновении, пусть и мысленном. Нюхом бы учуял эти мысли. И наказал бы. Наказал так, чтоб больше неповадно было.

Ни разу за эти годы Карина не нарушала этого незыблемого постулата своего существования. Ни-ког-да.

И даже сейчас, глядя в серо-синие глаза совсем другого мужчины, почти ужаснулась крамольной и святотатственной мысли. Этому предложению.

Но ее пальцы, не спрашивая сознания и опыта, уже сами обхватили рукоять. Сами легли на курок. И глаза Карины сами собой нашли цель.

Просто потому, что глаза Кости гарантировали — это можно сделать. За такое «преступление» Карину не настигнет новая боль. Ни за какое, больше.

Первый выстрел вспугнул стаю ворон, и они закаркали, начали метаться, нарушив стоящую на поле тишину. После третьего — закричала она. Нет, зарыдала. А может, и то, и другое вместе. Однако ее палец, даже несмотря на это, просто не мог отпустить курок. И обойма закончилась слишком быстро. Но у Кости, оказывается, были еще патроны.

«Блин, может у него в багажнике еще и автомат есть? А если бы их, и правда, милиция остановила, обыскивать полезла? Было бы им что-то, или нет?», мелькнула где-то на краю сознания глупая и нелепая мысль.

И тут же исчезла.

В голове Карины, в ее душе и теле, сейчас не было места для чего-то еще, только для боли, и невыносимой, жгучей и черной потребности — снова и снова стрелять в это проклятое дерево, видя на его месте совсем другое, живое существо.

Он ехал куда медленней Карины, не хотелось ее будить, раз уж она так спокойно заснула в кои-то веки. Да и у самого Кости не было потребности сейчас гнать. В этот момент скорость ему не помогла бы. Кроме того, экстрима он натерпелся, когда сидел на пассажирском сидении, пока не понял, что, в принципе, можно расслабиться, водить она умеет не хуже его. А может еще и научить чему сможет, если попросить.

На душе было горько и смутно. А в ушах до сих пор стояло суматошное карканье воронья и ее крик вперемешку с рыданиями. Хотелось крепко-крепко обнять ее и пообещать, что больше никто и никогда не посмеет даже глянуть в ее сторону с угрозой, или еще какими мыслями. А делать этого нельзя было.

Твою ж, налево! Иногда ему хотелось пристукнуть Валентина, запрещавшего ему едва ли не все, что только можно. Но, с другой стороны, каждый раз, воочию видя, насколько верно предсказывает психотерапевт возможные реакции Карины и ее поступки — оставалось держать себя в руках и следовать предлагаемой инструкции. Да и потом, сам не дурак, ясно понимал, что начни он сейчас что-то говорить и заикаться про хоть какие-то чувства — она не то, что не поверит, начнет шарахаться от него, как от чумного. Что Карина в жизни от мужиков хорошего видела? Ни черта. Ни одного нормального поступка.

И в его любви подвох искать начнет. Двойное, тройное дно выискивать будет.

Подняв руку на приветствие постовых гаишников, Соболев въехал в город. Наверняка ведь, уже связались, доложили. И Верещагин, полковник милиции, уже звонил Никольскому, ноя, «что, конечно, все понимает, но нельзя же настолько наглеть. День на дворе. А как же жизни людей…». Нельзя, наверное. Только, в данный момент, душевное состояние Карины было для него важнее жизней остальных, как ни крути. Да и Боря, наверняка, уже позвонил Шлепко, а тот навестил Верещагина и все уладил в материальной форме. Вот и довольны все. И никаких претензий.

Одной рукой достав сигарету, он поджег ту от прикуривателя и затянулся, краем глаза поглядывая на Карину. И не поймешь: спит или нет? Время от времени ее веки тяжело приподнимались и чужой, отрешенный взгляд устремлялся куда-то вдаль. Вроде бы в горизонт Карина всматривалась, или в пейзажи за окном. Но на самом деле, и мимолетного наблюдения было достаточно, чтоб понять — смотрит она вглубь себя, и очень далека от всего, что творится снаружи. Сейчас она меньше всего походила на ту женщину, с которой Соболев познакомился в Киеве. Но и на Дашу, единожды показанную ему, эта женщина, сидящая на соседнем сиденье, не была похожа.

Она попала. Все шестнадцать раз. Две обоймы всадила в то дерево. И больше, наверное, смогла бы, да у него патроны закончились. И ни разу ведь не промазала. Будь там, и правда, Картов, изрешетила бы намертво.

Как же надо было измучить человека, чтобы он настолько стал тебя ненавидеть? Он не будет спрашивать, и так все ясно.

Снова скосил глаза. Она смотрела в окно.

Костя сдержал себя, промолчал, и до хруста в пальцах сжимал руль, не позволяя себе сделать то, что так хотелось — обнять ее. Нельзя, мать твою! Хоть бери и стреляй этого Валентина Петровича, а все равно нельзя, именно сейчас — нельзя. И так, огромное везение, удача или фарт какой, что она смогла при нем настолько открыться, что позволила себе столько эмоций ему показать. Это с ее стороны, куда больший акт доверия, чем, если бы она допустила Соболева к своему телу.

Для Карины ее тело — лишь разменная монета в глазах мужчин, ему же она, раз за разом, позволяет заглянуть в душу. Да и самому Соболеву, несмотря на вполне плотское желание, которое он и не думал отрицать, нужна была эта женщина все, целиком, без остатка. Со всеми своими «тараканами», шрамами и кровоточащими ранами в душе и разуме.

Кто б ему сказал еще пару месяцев назад, что Константину мало того, что до одурения понадобится женщина, именно эта, и никакая другая, а еще и придется за нее драться с ней же самой и ее страхами — в жизни не поверил бы. А теперь — и не спорит. Молча дерётся.

И, ведь, кроме ее недоверия, есть еще эта неразбериха с файлами, Картовым, и Шамалко, который, кстати, никак не хочет отстать. И тот, никем так и не идентифицированный ненормальный, который разнес его номер. И Сергей, начальник охран Картова, во влюбленность которого Карина так легкомысленно не верила. Видно, вообще, не допускала возможности того, что кто-то мог испытывать к ней подобные чувства. А вот Костя — очень допускал. Его самого сейчас узлом сворачивало от этой любви, и невозможности хоть как-то облегчить ее боль. От того, что не мог избавить Карину от всего, не проводя через такие муки.

И еще, он помнил тот взгляд этого Сергея в приемной у Картова. Очень хорошо помнил. Это тогда он не понял, чем вызвал такую лютую ненависть у человека, который и смотреть, по-хорошему, в его сторону не должен. Молчать себе, вперив глазки в пол, и следить за охраной своего хозяина.

Может Карина и сомневается, а вот он почти на сто процентов был уверен, что этот Сергей с самого начала, был безнадежно и по макушку в нее влюблен. Только это могло объяснить то, что столько лет Карине сходили с рук поступки, которые любой нормальный начальник охраны должен был не просто пресечь, а на корню убить в зародыше саму идею. А он еще и подкинул ту Карине. Потому и смотрел так на него, то ли просто ревнуя, подслушав, чего требовал Соболев, то ли еще и ненавидя за предполагаемый вариант «обычного» для того клуба развития его, Костиного, поведения в отношении Карины.

И все же, трус этот Сергей. Всего лишь жалкий трус, трясущийся за свою ничтожную жизнь и упивающийся, утешающийся мыслью, что хоть что-то он для любимой сделал. А вот ничего. И потому — не заслужил ничего. Не поднимется никогда, и не вырвется из подчинения Картову, даже на такой шаг, как Карина, на такой тайный бунт — не пойдет.

Будь Костя на месте того Сергея, пристрелил бы Картова в первую же ночь, когда получил бы доступ к «телу». А, как и у любого начальника охраны, у Сергея доступ этот должен быть, и практически полный. И он позаботился бы о том, чтобы любимая женщина смогла исчезнуть из всего этого дерьма раз и навсегда. И плевать, что там потом будет с ним.

А этот, наверняка, только и сподобился, что на такое вот молчание, да, вероятно, на щенячьи взгляды, когда никто не видит.

Впрочем, и на том спасибо. В чем-то это помогло ему самому втихую увезти Карину, без открытого противостояния тогда, когда расклад был не в его пользу.

Сигарета закончилась, и Костя вдавил окурок в пепельницу, повернув на очередном повороте.

А, ведь, кроме всего этого, словно бы мало, были еще каждодневные авралы и текучка, вопросы, которые без него не могли решать. Да и не имел права Костя кому-то позволить даже мельком подумать, что эти вопросы еще в чьей-то компетенции. Подняться на вершину очень тяжело, даже имея все связи и положение, которое десятилетиями было у его семьи. А задержаться на этой вершине, прочно укрепиться и не дать себя столкнуть — еще сложнее. И он не мог, не имел права ни забывать об этом, ни допускать чего-то подобного.

Да, приоритетом была та женщина, что сейчас находилась по правую руку от него. Ведь он в данный момент сидел не где-нибудь в офисе, ни на каком-нибудь комбинате, решая проблемы за очередного директора или управляющего. Нет, сейчас, в самый разгар рабочего дня, он находился рядом с Кариной, потому что был нужен ей.

Но и те дела никто не отменит. И решать их надо без задержек. Потому как завтра появится еще такой же ворох авралов и новых текучек.

Однако сложно было представить себе, что Костя сейчас отвезет ее домой, развернется и уедет.

Они медленно заехали в гараж. Как только он заглушил двигатель, на обоих упала, окружила какая-то плотная и удушающая тишина. Карина медленно, будто через силу, выпрямилась на сидении и попыталась отстегнуть ремень. Но ее пальцы дрожали. Он видел это даже в неровном свете тусклых дежурных ламп.

Обхватив ее руку, он сам отщелкнул ремень. Карина же уставилась на свои колени. Но руку не пыталась забрать. И то, результат.

— Хорошо стреляешь. — Заметил Костя. — Ни одного промаха.

Она усмехнулась краешком губ, но Костя мог бы поклясться, что глаз эта улыбка не коснулась.

— Я умею делать все, что необходимо. На охоте мужчин надо развлекать не только телом, им интересно состязаться и в стрельбе, и в скачках, и еще в чем только не взбредет в голову. — Она передернула плечами.

Подняла голову, но смотрела не на него, а в окно со своей стороны.

— Спасибо. — Вдруг тихо прошептала она, и, забрав свою руку, толкнула дверь.

Он не останавливал и не отвечал. Вышел и сам из машины.

— И рыбу ловить умеешь? — Спросил Костя, когда она отошла уже шага на три.

Карина остановилась и медленно обернулась, глянув на него через плечо с некоторым удивлением. Помедлила минуту с ответом.

— Нет. На рыбалку вы женщин с собой не берете. — Как-то задумчиво ответила она. — После приезжаете за другими удовольствиями.

Костя усмехнулся.

— Значит, как только потеплеем, повезем тебя рыбу удить. — Предложил он, спрятав руки в карманы брюк.

Карина нахмурилась.

— Сомневаюсь, что…

— Не сомневайся. — Уверенно перебил он, не дав договорить. — Ты будешь здесь, и весной, и летом.

Карина посмотрела на него не особо радостно, он не мог этого не признать. Даже, кажется, собралась в очередной раз спорить. Но потом, видимо, чересчур много эмоций оставив на дороге и в том поле, только хмыкнула, и пошла прочь из гаража.

Впрочем, Костя не обольщался. Как только силы восстановятся, Карина, наверняка, выскажет ему свои мысли. Что ж, это будет потом. А пока…

Достав телефон, он выбрал номер.

— Максим, собирай все бумаги и дела на сегодня, и дуй сюда. Будем продолжать работу здесь.

Помощник, как и предполагалось, не спорил.

«По крайней мере, он вкусно пообедает», решил Костя и, спрятав телефон, пошел следом за Кариной.

Глава 21

Вода шумела, пузырилась и весело билась о дно ванны, разбрызгиваясь, разлетаясь мелкими каплями по белым стенкам. Струйка геля, предназначенного стать пеной, вливалась в этот поток молочно-белой полосой, превращалась в шапку искристых пузырей и расползалась по воде, поднимаясь все выше и выше. Надо было остановиться и прекратить добавлять гель. Но Карина никак не могла заставить свою руку подняться.

Будь он проклят!

Где-то внизу остывал ужин, к которому никто не притронулся, несмотря на все старания и уговоры Фила. Впрочем, кроме нее, все равно, некому было есть. А Карина, как оказалось, была не голодна.

Усилием воли заставив себя отставить бутылочку с гелем, она села на край огромной ванны. Сейчас она погрузится в эту ароматную воду, закроет глаза, расслабится, и забудет обо всем. И об этом паршивом Соболеве, раз за разом забирающем ее душевное равновесие и покой. Забудет, ей не в первой. И потом, что такого случилось, что она нервничает? Ну, что произошло?

Ах, он не приехал домой к тому времени, в которое приезжал обычно все это время? Ах, не позвонил, как делала это постоянно? И что? Ну, вот что? Кто она? Беспокойная жена, которая ждет своего мужа? Какое ей дело, где он, и почему не приехал? Что с ним могло случиться? Ничего. Не здесь. А не приехал — значит, занят делами, и не позвонил потому, что забыл, замотался. Ну и что, что он всегда приезжал. Константин же не нянька ей.

И, вообще, Карина не понимала, зачем он с ней носится, вот Костя и перестал. И это было правильно. Логично. Нормально. Так, как и должно было быть.

Сняв с себя футболку, она погрузилась в горячую воду, стараясь расслабиться каждой мышцей.

Все было правильно и нормально. Одна проблема — он почти приучил ее к тому, что все время рядом. Она привыкла за это время, что Костя здесь, куда не глянь. За ее спиной или сбоку, в дверях столовой, или спит на соседней подушке.

Он ее к этому приучил.

Зачем? Бог знает. Карина не имела понятия. Но вот теперь, когда он, вдруг, не приехал и не сообщил о том, что его что-то задерживает, она ощущала беспокойство и дискомфорт внутри.

И за это Карина начинала безумно злиться на Соболева.

Смешно, ей-Богу. Ну, задерживается человек на час, он же ей никто, по большому счету, и ничего н должен сообщать или объяснять. И отчитываться не должен. А Карина бесится. Разве ей бы пришло в голову выяснять у Картова, отчего он задерживается или изнывать по этому поводу? Бред. Так с какой стати Соболев удостоен подобной чести?

Фыркнув, Карина с головой погрузилась под пену, вынырнула и, выдавив на ладонь шампунь, начала мылить волосы.

И совсем она не смотрела на телефон, лежащий сбоку, на полотенце. Ну, вот, ни разу. Только, зачем его с собой в ванну потащила? Кто ей мог позвонить на трижды смененный номер, кроме Кости? Помощники его в такое время названивать не станут. Так что, таись от себя, не таись — а ждала она его звонка, и от этого злилась сильнее.

Телефон был новый. Опять. Она так и не вспомнила, куда задевала тот, который Соболев прислал ей перед этим. Видно, где-то в торговом центре потеряла, настроение в тот день у нее было подходящее.

На следующий день, не отходя от своей линии поведения, Костя просто прислал ей новый с работы. Правда, уже совсем другой, не такой, как был у Карины до этого. Теперь это был телефон той же модели, что и у него, только другого цвета. Но снова с одним-единственным внесенным в память номером. За прошедшие с того момента девять дней, Карина успела добавить еще номера охранников, Шлепко, Никольского и, разумеется, Фила. Куда ж ей без этого шумного, эпатажного эконома? Никуда. Как и Соболев, Филипп ясно показывал, что не позволит Карине прятаться от него и скрывать свои мысли и чувства. Впрочем, он так часто веселил и развлекал ее, что Карина просто не могла злиться.

Ее взгляд снова метнулся к телефону.

Можно было позвонить самой. В том, то Костя ответит, она почти не сомневалась. Он всегда сразу отвечал, если Карина звонила по каким-то вопросам. Но…

Черт, как же много этих «но»!

С какой стати ей звонить? Выдавать себя? Признать, что все его поступки, вся тактика, с этим постоянным присутствием, легкими, ненавязчивыми разговорами и постоянными касаниями — сработала? Она привыкла к нему. Да, что там. Вот сейчас, когда он задерживался лишь на час — ей его не хватает. Карине хотелось, чтобы он вернулся. Ее уже не устраивало одиночество, к которому Карина стремилась всю жизнь. Она ловила себя на мысли, что хочет ощутить легко прикосновение руки Кости к волосам, или то, как он скользяще гладит ее щеки и плечи, проходя рядом.

Когда, как он сумел это сделать?

Он ее приручал, как какого-то кота или бездомного щенка, и таки приручил! Потому она и не будет звонить.

Все, что происходило с ней — пугало Карину.

Она никогда не привязывалась к мужчине. Ни разу. А теперь… Теперь Карина просто не знала, куда бежать и где прятаться от того, что он с ней делал, не причиняя при этом ни муки, ни боли. Ей было страшно. И это не считая того, что он продолжал привлекать ее, тело Карины реагировало на близость Константина, а его постоянное присутствие около нее не облегчало этого притяжения.

Так его, раз так! Вот что ей теперь делать? Как себя призвать к здравости разума и «порядку»? Ведь не может она не признать, что какой-то, пусть и совсем крохотной частичкой души начала сомневаться. Начала верить, что небезразлична Косте. Хоть и в упор не понимала, как такое может быть.

Телефонный звонок заставил ее вздрогнуть. Несколько секунд она сомневалась, почти затравленно глядя на экран, светящийся единственно возможным именем. Но потом, резко выключив воду, все-таки нажала на прием вызова.

— Да? — Ровным голосом произнесла она.

— Через двадцать минут будет машина, Алексей привезет тебя ко мне в офис. — Костя, как и обычно, не утруждал себя приветствиями.

Что ж, сколько в ее жизни было вот таких звонков и распоряжений? Все становилось привычным и ясным. Только, с какой стати внутри вдруг стало противно и горько?

— Что я должна одеть? — Ничем не выдав своего состояния, уточнила Карина.

На секунду повисла тишина.

— В смысле? — Казалось, Соболев не ждал от нее такого уточнения. — Да, мне без разницы. Приезжай в том, что одето сейчас.

Хм… Карина вдруг усмехнулась.

— Сейчас — я в ванильно-лимонной пене, Соболев. Мне так и явиться?

Он снова умолк, а потом тихо прокашлялся. И, кажется, выругался, отняв от уха трубку.

Горечь ушла. Становилось все веселее, отчего-то.

— Заманчиво. — Голос Кости стал тягучим и лукавым. — Жаль, что на улице все еще ниже десяти градусов мороза. Да и, не хватало еще, чтоб моя охрана и водители на тебя пялились. — Заметил он, кажется, улыбаясь на том конце связи. — Лучше, вытрись хорошо, чтоб не замерзла. А одежда, что хочешь надевай, хоть спортивный костюм. Главное, уложись в сроки.

— Обижаешь, когда это я на сборы тратила много времени? — Не менее лукавым тоном, заметила Карина, закинув ноги на бортик ванны и любуясь на свой педикюр.

Костя усмехнулся, она слышала это в трубке.

— Приезжай. — Произнес он совсем иначе. Как-то… Она моргнула, чувствуя себя неуютно. Слишком ласково звучал его голос. — И, Карин, там Фил что-нибудь приготовил?

— Разумеется, он ждал тебя к ужину. — Она очень надеялась, что в голосе не было ни одной нотки претензии.

— Фил ждал? — С усмешкой уточнил Костя. — А ты?

Карина промолчала.

— Привези мне поесть чего-то. — Не стал он настаивать. — А то я тут с голоду помру, со всеми этими встречами и делами.

Ага, а ни одного ресторана рядом, конечно же, нет.

— Хорошо. — Словно и не было паузы, согласилась она, и начала выбираться из горячей воды.

В шкафу, который они, как и спальню, делили теперь на двоих, она с усмешкой выбрала спортивный костюм. «Желание мужчины — закон», ведь именно это — девиз ее жизни.

Он еще пару секунд смотрел на свой телефон, а потом с улыбкой чертыхнулся и размял шею. Стоило только представить ее в той самой пене, и все мысли о делах улетучивались из головы напрочь. А вся кровь, что была в теле, казалось, ринулась к паху.

Чертовка.

Как же он ее хотел! И каждый день все сильнее. Тем более что не мог себе позволить даже обнять или поцеловать ее лишний раз. А сегодня, как назло, ему нужна трезвая и ясная голова. Он и домой, потому не поехал. Не мог он допустить, чтобы люди, с которыми Соболев сегодня должен был встретиться, явились к нему домой. Не хватало еще потчевать чаем главу местного криминала в домашнем кабинете. Но и отказать во встрече — было нельзя. Чревато.

На кой черт ему конфликты и неразбериха в области.

Однако, Вячеслав Боруцкий, больше известный в их огороде, как Боров, задерживался. Впрочем, Слава не наглел. Помнил, благодаря чьей поддержке занял теплое место «авторитета», отправив на отдых своего предшественника. Боров позвонил и предупредил, что его задерживают непредвиденные обстоятельства, и он обязательно приедет.

Соболев мог бы уехать и перенести встречу, но не хотелось затягивать решение определенных вопросов, которые им с Боровом надо было обсудить. А раз уж он сам настаивал на встрече, и не Косте пришлось приходить в «гости» — грех было не использовать такой шанс.

Но появилась другая проблема. Костя опаздывал домой. И существовала вероятность, что он мог попасть туда еще очень нескоро. А он не для того приучал Карину к своему постоянному присутствию, чтобы испортить все ради одного разговора. Она должна быть рядом. И будет. Раз Костя не мог поехать домой, он привезет ее. Пусть поспит в его кабинете, пока он будет договариваться с Боровом, это куда ближе, чем дома.

Только вот теперь, вполне готовый к тому, что Карина может устроить провокацию, он сомневался в том, что сумеет сосредоточиться на деле. Да он и сейчас уже мог думать только о ней, обнаженной и в пене.

Ладно, где наша не пропадала! Прорвется и тут.

Посмотрев на свой рабочий стол, Соболев убрал все лишнее. Подумал минуту и решил, что лучше поговорит с Боровом в конференц-зале. Тут слишком много того, что никому видеть не стоит. Да и Карина пусть, лучше, здесь расположится.

Машина, и правда, приехала ровно через двадцать минут. Карина уселась на заднее сидение, мысленно хохоча от ситуации. Она едет в офис к Соболеву, где, кстати, еще ни разу не была, с котомками и судочками, полными горячей еды. Фил не поскупился для «оголодавшего, очень занятого» шефа. М-да. Маразм ситуации в ее понимании, крепчал. Но лицо, Карина не сомневалась, не выдавало ее отношения к данной, абсурдной с точки зрения всей ее жизни, ситуации.

С Алексеем они перебросились парой слов о погоде и морозах, которые никак не желали спадать. Исчерпав эту тему, Карина повернулась к окну, дав понять, что больше разговор поддерживать не намерена, а охранник настаивать права не имел. И оставшуюся дорогу проделали в тишине.

Офис Кости, как оказалось, располагался в новострое, в самом центре города. Причем, похоже, еще не сданном в эксплуатацию по прямому назначению. Алексей, видя ее интерес, объяснил, что здесь планируется открытие отеля, торгового центра, и нескольких «офисных» этажей. Сорок пять этажей здания позволяют и не так разгуляться. А Константин Олегович, пользуясь привилегией главного вкладчика и основного заказчика, уже выбрал себе лучшие два этажа. Да и само здание, как поняла Карина, целиком и полностью принадлежит ему. Все основные работы уже закончены, и осталось только завершить отделку отеля. А так — здесь все готово, заверил ее охранник, когда Карина высказала сомнения в том, удобно ли держать офис в здании, не сданном в эксплуатацию.

«В общем, им виднее», решила она, поднимаясь в очень даже работающем современном стеклянном лифте. Алексей стоял рядом со всеми пакетами, наполненными едой. Словно они пир собирались устроить, а не накормить одного человека. Но Фила оказалось сложно уговорить умерить свой энтузиазм.

Лифт остановился на двадцатом этаже. Карина молча вышла следом за охранником, который, кивнув находящимся в холле «сослуживцам», повел ее по пустым и тихим коридорам.

Этот этаж, в самом деле, был полностью завершен. И не скажешь, что остальная часть здания еще не закончена. А когда Карина шагнула внутрь услужливо распахнутой двери, поняла, что вот теперь, действительно, попала в вотчину Соболева. Этот кабинет полностью подходил своему хозяину. Было видно, что все здесь подгоняли под его удобство. Ни одной лишней или вычурной детали. Минимализм, в чем-то, даже, аскетизм убранства, но в то же время, качественные, дорогие материалы обстановки, очень хорошо отражали суть хозяина.

Рабочий стол, светлого дерева, ноутбук на нем. Несколько полок с папками и документами. Светло-бежевый диван, явно, не раз заменявший хозяину кровать, и белоснежный ковер на темном паркете. Карина даже улыбнулась, представив, сколько мороки этот ковер доставляет уборщикам. На стене за столом, сплошь стеклянной, как и во всем здании, жалюзи не было. По углам располагались светлые шторы, но она сомневалась, что Костя так уж часто те использовал. В одном из углов кабинета, возле дивана, имелся мини-бар.

Соболев сидел за столом в большом кожаном кресле. Тоже светлом, молочно-белого цвета. Стоило ей зайти, как он поднял голову, встал и, забрав пакеты у Алексея, отпустил охранника.

— И зачем я тебе понадобилась? — Продолжая осматриваться, поинтересовалась Карина. — Ужин Алексей мог и сам привезти.

Константин, отставив еду на столик у мини-бара, усмехнулся и подошел к ней. С лукавыми смешинками в глазах осмотрел ее наряд, но ничего не сказал. И, вдруг, наклонился, почти уткнувшись носом в ее шею, и глубоко вдохнул.

— От Алексея, понимаешь ли, не пахнет ванильно-лимонной пеной для ванн. — Медленно протянул Костя, проведя ладонью по ее, еще влажному затылку. — Да и, принюхиваться к нему — у меня желания нет.

— Ты позвал меня, чтобы понюхать? — Вздернув бровь, иронично уточнила Карина.

По ее спине разливалась холодная, и в то же время, как ни странно, горячая волна дрожи, но она этого не показывала.

А он засмеялся.

— Я соскучился. — Костя пожал плечами. — А домой приехать сейчас никак не могу, слишком важная встреча еще предстоит. Потому и решил тебя к себе позвать. Чтобы и ты не скучала дома одна.

Он развернулся и пошел к пакетам с едой.

— А я и не скучала, — нагло соврала ему в спину Карина.

Костя только хмыкнул в ответ, успев уже достать коробку с чем-то, весьма аппетитным и на запах, и на вид.

Неужели, она утратила умение убедительно врать?

Живот подвело, отвлекая от сомнений, и Карина сразу вспомнила, что сама она так и не поужинала. Но не просить же у Соболева кусочек?

— Хочешь? — Костя вопросительно поднял бровь, посмотрев на нее.

Видно Карине не удалось пригасить голодного блеска глаз.

— Нет, что ты, я поела. Это Фил все о тебе беспокоится. — Она с самым гордым видом отошла к окну и посмотрела на открывшуюся панораму вечернего города.

— Мне не жалко, могу и…

Но до того как Костя успел договорить, что именно он может, в двери кабинета постучали и после разрешения Кости, на пороге появился Алексей.

— Боруцкий приехал. — Кратко сообщил охранник.

— Проведите его в конференц-зал. — Спокойно велел Костя, отставив свой импровизированный ужин.

Алексей кивнул и вышел.

— Располагайся, и чувствуй себя как дома. — С улыбкой махнув ей рукой, обведя кабинет, распорядился он. — Я не могу точно сказать, когда освобожусь. Так что, отдыхай.

Он вышел, не дожидаясь ее ответа.

Карина хмыкнула. Такое на ее памяти было впервые. Вот, зачем, спрашивается, он ее сюда вытащил? Соскучился… Настолько, что не мог пару часов подождать, пока домой не приедет? Тем более что сам, все равно, занят.

В ней понемногу накапливалось раздражение. И, в немалой степени от того, что она сама не знала, что испытывает и чего хочет. Час назад бесилась потому, что он не приехал с работы. Теперь — злится, что Костя ее к себе притащил. И его понять не может, и в себе уже запуталась.

Злясь из-за этого, Карина принялась бродить по кабинету. Заглянула в мини-бар, немного позвенела стеклом, переставляя бутылки. Еще раз обошла помещение, осматривая каждую мелочь и деталь. Даже присела, чтобы пощупать ворс белого ковра. Снова вернулась к окну. Минут пять рассматривала город, который никак не изменился за эти мгновения.

Еще больше разозлилась, и решила заняться рисованием, что всегда ее успокаивало.

Отвернувшись, Карина осмотрела стол в поисках карандаша и бумаги. Карандаш нашелся сразу, а вот чистых листов видно не было. Решив действовать по аналогии с его домом, открыла верхний ящик стола — так и есть, стопка чистых листов.

Она захватила пальцами несколько и попыталась вытащить. За листами, из глубины ящика, потянулся какой-то клубок, видно, лежавший до этого поверх стопки, в глубине. Карина несколько секунд смотрела на скрученную ленту синего шелка, силясь понять, отчего та ей знакома?

Наконец, отложила листы и пальцами, которые, почему-то, задрожали, сжала шелк. Встряхнула тот немного, распутывая. Так и есть. Пояс от ее шелкового халата, того, который она, вместе с другими вещами, доставленными из Киева, велела выбросить. Только вот, пояса там не было.

Перебирая пальцами материю, Карина закрыла глаза и попыталась вспомнить, где видела тот в последний раз. От нахлынувших воспоминаний ее бросило в жар, а дыхание стало тяжелым и частым.

Карина вновь уставилась на пояс. Наверное, даже, со страхом.

Зачем? Зачем Соболев хранил этот кусок ткани, забытый ею в его номере? Да еще и здесь, в святая-святых, своем рабочем кабинете?

Достоверных объяснений у Карины не было. А от мысли, которая пришла, и нагло поселилась в разуме, стало как-то неуютно и боязно. Безумно страшно было допустить то, о чем так наглядно говорила эта находка.

На нетвердых ногах Карина дошла до дивана и тяжело опустилась на тот, продолжая вертеть в руках пояс от своего халата.

Заговорились они с Боровом, однозначно. Начало первого, однако. А он только выпроводил «дорогого друга». Костя медленно брел по коридору в сторону своего кабинета. Усталость брала свое, «царапая песком» глаза и ломя мышцы.

Парни стояли на своем посту в холле у лифта. Даже отсюда он видел их тихие перемещения и слышал негромкие разговоры. Во всех остальных помещениях этажа стояла полная тишина.

Засиделся.

Ну, ничего. Зато узнал немало интересного. Да и договорился, что люди Славки будут поглядывать по сторонам. Не нравился ему тот незнакомец, который «пропал» со всех «глаз», после погрома в его номере. Не хватало еще, чтобы он тут нежданно объявился. Пусть и Боров его по своим каналам поищет, наравне с Никольским. Это не будет лишним.

Кроме того, позабавился, наблюдая осторожный и даже опасливый интерес Вячеслава к загадочной персоне «женщины Соболева».

Поднятая Костей вокруг нее суматоха не прошла бесследно. Все, кто хоть что-то знал или понимал в его характере — поняли и отметили для себя уникальность положения этой женщины. Впрочем, он и не пытался что-то спрятать или утаить. Не здесь. Да, собственно, и нигде уже. Костя осознанно ставил в известность всех, что Карина, действительно, его женщина. Пора об этом было узнать и другим заинтересованным лицам. А еще немного, и он «сообщит» об этом и Картову. Как и о том, что тот навсегда утратил свое влияние на ее жизнь, и его «козырь» уже не властен над Кариной. Впрочем, для этого надо было еще кое-что уладить. Хотя, и сейчас Соболев уже не сомневался, что сможет ее защитить, даже вздумай Дмитрий устроить суд. Правда, искренне сомневался, что тот посмеет поступить столь опрометчиво накануне выборов. Ну, да ничего, и так, и эдак — разберется.

Но слухи о месте Карины в его жизни уже поползли. И теперь Вячеслав ненавязчиво намекал, что был бы признателен за представление ей первым из желающих. Ха, наверняка рассчитывает выяснить, нельзя ли через нее повлиять на самого Костю.

Соболев ухмыльнулся.

Можно, конечно. Только он ни капли не сомневался, что Карина не позволит собой манипулировать никому из таких вот, заинтересованных лиц. Ее опыта в жизни хватит с головой, чтобы сразу раскусить, когда кто-то только попробует провернуть что-то подобное.

Не боялся он и того, что кто-то посмеет заикнуться о ее прошлом. Соболев был достаточно силен, чтобы заткнуть рот любому. И не только физическим способом. Его опасались, уважали и боялись не за просто так. И он мог обеспечить то, что никто «не вспомнит», что было когда-то, словно прошлого Карины никогда и не существовало. Что там будет у кого в мыслях — не их дело, главное, что никто не посмеет и заикнуться об этом в ее присутствии.

Интересно, кстати, что сама Карина все это время делала? Продолжала злиться на него, подогревая настроение, в котором приехала? Или все-таки уснула?

Он мог получить ответ в эту самую секунду, надо было только открыть дверь, у которой Соболев как раз замер. Но Косте нравилось представлять ее в той, или иной ситуации, и он помедлил еще минуту, не замечая, что широко улыбается.

Наконец, он тихо толкнул дверь и осмотрел свой кабинет.

Ха, судя по всему, Карина решила на полную катушку использовать оба варианта. Сейчас она спала. Сидя на диване. Видимо, и сама не заметила, как уснула, злясь на него. А то, что злилась — точно, об этом говорили нахмуренные брови и губы, поджатые, даже во сне. И все равно — уснула ведь. Навряд ли, чтоб в кабинете Картова она хоть раз расслаблялась настолько, чтобы заснуть. А ему — верила. Пусть и сама признаваться не хотела.

Мысль об этом согрела что-то внутри, стирая горький привкус злости и ненависти к Дмитрию. За последний месяц с небольшим эта ненависть стала частью его души. И Константин слишком хорошо знал, что там она и останется, пока он за все не отплатит этим мразям.

Но сейчас не хотелось вспоминать о тех.

Тихо прикрыв двери, он подошел к дивану. Хоть бы раскрыла тот, а то так и спит — сидя. Одна рука под спиной, другая упирается в подушки. И ей вот так удобно? Сомнительно. Надо бы ее будить и ехать домой. Но Костя все стоял и смотрел, ничего не делая.

Карина надела спортивный костюм. Наверняка ему назло. Просили — получите, называется. Сморозил бы он о ночной сорочке, с нее сталось бы и в той приехать, он помнил их поход в ресторан. Но Соболеву, и правда, без разницы было, что она наденет, просто хотел, чтоб Карина приехала.

Зевнув, он устало потер затылок ладонью. Надо ехать домой. Все. Чего тут сидеть?

Но вместо того, чтобы разбудить Карину и претворить решение в жизнь, сел на диван около нее. Карина даже не вздрогнула. Продолжала спать, совсем тихо дыша и хмуря брови. Он очень надеялся, что сейчас она просто продолжает злиться на него, а не видит очередные кошмары.

Костю вновь одолела зевота.

«Нет. Точно пора. Надо ехать. Хоть и водитель будет машину вести, но зачем еще и ребят мурыжить? Всем отдыхать пора. Нечего попусту время тратить», решил Константин. Еще раз глянул на Карину и…

Улегся на диване рядом, удобно устроив голову у нее на коленях. Зря, зря он сел. Тело тут же воспользовалось минутной слабостью и решило урвать максимум отдыха. Не было у него сил уже, чтоб встать. И идти никуда не хотелось. Даже сдвинуться было лень.

Подозревая, что еще получит сполна за свою наглость, когда она проснется, Костя со спокойной совестью провалился в сон.

Она проснулась от того, что почти не ощущала левую ногу. Точнее, нет, не так. Ощущала она как раз ее очень хорошо — нога болела, а все мышцы кололо. Казалось, вот-вот начнется судорога. Еще не придя в себя со сна, дезориентированная и растерянная, Карина приподняла тяжелую голову и посмотрела на свои ноги, не особо понимая, отчего ей так тяжело-то?

Замерла, несколько секунд рассматривая довольное лицо спокойно спящего Соболева. И уронила голову обратно, на подушку дивана. Прикрыла глаза на миг и глубоко вдохнула. Но продолжающаяся боль в ноге подтверждала, что она уже не спит.

С новым вздохом она открыла глаза и выпрямилась. Костя немного нахмурился, но не проснулся.

Это заставило Карину усмехнуться. Почему? Кто знает, но наглость Кости ее развеселила.

Было видно, что Соболев устал. И темные тени под глазами, и резкие складки у углов рта ясно показывали степень его усталости. Она поискала глазами часы, чтобы выяснить время, но не обнаружила те в пределах своей видимости. Снова перевела глаза на Костю. Он все еще спал. И использовал ее, как подушку.

Сама не зная, зачем это делает, Карина протянула руку и медленно, словно управляя не своим телом, погрузила пальцы в русые волосы.

«Ну, чем не „Самсон и Далила“? Длина волос, конечно, покороче, чем на картине, которую Карина достаточно долго рассматривала когда-то в Амстердаме. Да и она сама, покрасивее филистимлинской блудницы на том полотне. И Соболев, вроде, посимпатичнее рисованного прототипа. А так — один в один».

Ей стало смешно. Очень. При одной мысли, чтобы сравнить Костю с тем увальнем, изображенным на картине, да и себя с полнотелой «красоткой» времен Рембрандта. Да и сила Соболева вовсе не в волосах. Стержень своей воли и выдержки этот мужчина не утратит и, будучи налысо обритым.

Смех душил и давил ее, стремясь на свободу. И Карина, в конце концов, не выдержала, рассмеялась в голос, продолжая перебирать волосы Кости.

— Что я пропустил смешного? — Не открыв глаз, сонно поинтересовался объект ее юмора.

Это заставило ее рассмеяться еще громче.

— Эй, я тут сплю, между прочим. — Возмутился этот нахал.

И одарил ее сонным, недовольным взглядом из-под бровей.

— Соболев, ты в своем уме? — С трудом подавив смех, поинтересовалась Карина. — Ты с какой стати на меня вылегся?

— Спать хотел. — Спокойно ответил он, продолжая делать вид, что спит.

Только вот его губы слишком уж близко подобрались к ее животу, и Карина ощущала, что и сам Костя ухмыляется.

— А знаешь ли ты, что последний мужчина, который рискнул на мне уснуть, кончил довольно плохо? — Совсем без смеха уточнила она, пропуская между пальцами его волосы.

Он довольно заурчал и потерся головой о ее ладонь. Тигр на выгуле, ей-Богу. На простого кота этот, разлегшийся на ней «хищник» не тянул никак.

Что-то, не совсем та реакция, на которую Карина рассчитывала.

— Мне уже начинать бояться, или можно еще поспать? — Лениво уточнил Соболев и великодушно открыл свои глаза.

Взгляд был внимательным и серьезным, в противовес легкомысленной ухмылке, все еще растягивающей его губы.

— Бойся. — Разрешила Карина.

Высвободив вторую руку, она демонстративно поболтала перед его глазами кончиком синего пояса.

— Шелк, знаешь ли, очень неплохой материал для удавки. — Вскользь заметила Карина, позволяя материалу «улечься» на шею Кости.

Он перестал ухмыляться и повернулся так, чтобы смотреть ей прямо в глаза, закинув руку за голову.

— Нашла, значит. — Спокойно констатировал он.

— Нашла. — Задумчиво протянула Карина. И посмотрела ему в глаза. — Ты — кто? Фетишист? Маньяк? На кой черт тебе это? — Как можно спокойней выговорила она, ощутив внутри уже знакомое смятение.

Костя смотрел на нее снизу вверх какое-то мгновение. Вздохнул, протянул пальцы, поиграл волосами Карины, которые падали ему на щеки и лоб. Снова забросил руку себе за голову. И не предпринял ни одной попытки, чтобы подняться с ее колен. А Карина очень старательно отводила глаза, чтобы, не дай Бог, не встретиться с его взглядом. Видеть то, что она там могла рассмотреть, было почти физически больно. И он это понял.

— Так, ладно. — Костя хмыкнул и чем-то щелкнул на подлокотнике.

Карина ощутила, что начала медленно откидываться назад и сползать, вместе со спинкой дивана, на которую опиралась. Видимо, он переключил механизм раскладывания.

— Хорошо, пусть я буду фетишистом и маньяком. — Спокойно согласился Соболев, теперь оказавшийся сверху и навис над ее лицом. — Если это тебе принять и допустить легче — пусть будет так.

Ладонь Кости обхватила ее щеку, и он просто вынудил ее смотреть ему в глаза, не позволяя отвернуться.

И теперь Карина уже не могла обманывать себя, отвергая то, что открыто, ни капли не таясь, показывал, просто кричал этот серо-синий взгляд. Точно так же, как не могла отрицать, что ее тело наполнилось жаром и истомой, лихорадочной дрожью только от ощущения того, как тело Кости накрыло ее сверху, нависнув над Кариной.

Их взгляды словно сцепились, склеились, обжигая воздух между ними разгорающимся пламенем страсти. А в памяти Карины так ярко и отчетливо вдруг замелькали воспоминания: вот они глянули мельком друг на друга в проходе вагона, и первые мысли о сексе и притяжении. Вот встретились в темном коридоре, куда ее притащил Шамалко. Прием и бар, переглядывание и оценка одним другого. Непонятный совместный завтрак и рискованная игра словами, тягучее и чуть соленое ощущение привкуса его кожи на губах, и совсем иное, тяжелое и терпкое, мускусное — глубоко в горле тем вечером, после ресторана. И все это, каждая встреча, пропитаны таким притяжением, таким желание, которого Карина никогда не помнила и не знала. Дрожью, сотрясающее каждую мышцу, бушующими волнами пульса барабанящее в мозгу.

Она задыхалась от этих воспоминаний, и Костя, кажется, ощущал то же самое, а может, и думал, вспоминал о том же.

Она видела, как темнел его взгляд, становясь совсем стального, предгрозового оттенка. И ощущала руками, как закаменели его плечи, словно он очень сильно старался не позволить себя что-то сделать. И вот в этих бушующих, штормовых глазах она видела то, чего там никак не должно было быть. Не могло, и все тут.

— Так не бывает. — Не проговорила, а, кажется, выдохнула она. — Не бывает, просто.

Еле слышно, с дрожью и страхом.

Соболев резко, с шумом вдохнул, втянув воздух через раздувшиеся ноздри. Прищурился, так, что взгляд стал почти неистовым и каким-то бешенным. Карина едва не вздрогнула, еще не видев его в таком состоянии, близком к ярости. Разве что тем утром…

А потом — все разом кончилось. Костя резко закрыл глаза, будто отрезав, прервав все то, что лишь секунду назад закручивало души в спирали. И длинно, смачно выругался. Тоже шепотом и почти не слышно. Но Карина поняла все-все слова. Сама их неплохо знала.

— Не бывает? — Костя сел, повернувшись к ней спиной. — Твою ж, налево!

Протянул руку и, забрав у нее пояс, намотал на ладонь синюю ленту.

Карине стало зябко и одиноко без его тела, прижатого, притиснутого к ее.

— Так не бывает? А как бывает, Даш? Как? Ты — знаешь точно? — Он не повернулся и не посмотрел, так легко называя ее этим именем.

А дрожь все усиливалась. Но Карина перестала анализировать и осмысливать, просто слушала этого мужчину и смотрела в его напряженную спину, так сильно контрастирующую своим видом со спокойным голосом. Голосом, в котором, казалось, до последней модуляции был выверен и контролируем и тон, и эмоции.

— Я вот, вроде не глупый человек, а и то не могу с уверенностью сказать, как бывает, а как — нет. А ты — точно знаешь? Ты — большой эксперт в области чувств и отношений? Кого ты видела, нормального? Этого труса, Сергея своего? Или мразей тех, которые тебе жить не давали? Кого, Дашка? — Костя повернулся и внимательно глянул на нее. — Я ничего не берусь утверждать или спорить. По какому праву? Что я знаю об этом? Ничего. Ничего, кроме того, что есть. И я не собираюсь спорить или голословить. Просто принял это. И отрицать — не буду.

На последнем слове его голос почти зазвенел, но и так, не отошел от выбранного тона. Костя не кричал и не ругал ее. Просто говорил. Сообщал, ставил в известность, не принимая трусливых отговорок и попыток спрятаться. Не позволяя этого.

А она — она смотрела и слушала. И когда он замолчал, глядя на нее все с тем же выражением, ничем не прикрывая своих чувств, единственное, что она смогла сделать, это сжаться в комочек, и жалобно прошептать:

— Костя…

Ей сейчас не было весело. Не было смешно. Она не была уверенной и знающей себе цену. Даже не знала, Карина ли она, или, и правда, Даша, как он ее звал. Ничего не знала о себе. Но и осмыслить то, что вот так просто он сказал — оказалась не готова.

— Костя, — почти всхлипнув, повторила она, и закусила губу, стараясь хоть как-то собраться.

Он понял. Понял все, и ее состояние, и этот страх. Глубоко вздохнув, он крепко зажмурился.

— Так, все. Хватит. На сегодня — наговорились. — Резко хлопнув ладонями себя по коленям, Соболев встал с дивана. — Поехали домой, а? Спать хочется, устали оба. Не дело сейчас говорить.

Он обхватил ее плечи рукой и заставил Карину встать. И она послушно встала. Не споря и ничего не говоря.

Домой, так домой. Он прав. В два часа ночи такие вопросы, наверное, не решают.

И так и стояла, пока он забирал свои вещи. Молча пошла следом за ним в коридор и все в той же тишине просидела всю дорогу домой, ощущая крепкую и теплую руку Кости, сжимающую ее ладонь. И думала, думала, думала.

Ничего не говорила она и тогда, когда они приехали и в тишине, не включая свет, поднялись по лестнице.

Только вот, добравшись до спальни, никто не спешил укладываться. Костя подошел к окну, да так и остался там стоять, упираясь рукой в стекло. Сбросил пиджак прямо на пол, дернул, сорвал галстук, отправив его следом. И вот так застыл. А она — просто села на край постели и продолжала думать.

А еще минут через пять, в течение которых в комнате сохранялась полная неподвижность, она вдруг встала.

И та женщина, которая поднялась с постели, устала думать. Она ничего не знала, ни об отношениях, ни о чувствах. Разве что, в совершенстве обладала информацией о страхе. Но ей очень хотелось забыть этот опыт. Эта женщина не могла бы назвать себя Кариной, потому что растеряла холодную отстраненность и присущую той уверенность в знании устройства мира. Она не знала, что принесет ей следующий шаг.

Но кое в чем эта женщина была уверена — ей хотелось узнать.

Может, и глупо, после стольких лет пыток и мук, но ей хотелось поверить, не удалось подавить вдруг вспыхнувшую надежду, присущую, скорее Даше, чем Карине. Она ничего не знала и не смогла бы утверждать.

Но она не была дурой. И не могла слепо отрицать то, что видела и понимала. А такие мужчины, как тот, что стоял сейчас к ней спиной, не делали ничего подобного ради шутки. И не разбрасывались такими словами и признаниями. Не ради того, чтоб позабавиться с кем-то.

И, наверное, единственное, в чем эта женщина была уверена — это в том, что именно этот, конкретный мужчина никогда не обидел ее, ни разу не причинил боли.

Поверила ли она в то, что он ей сказал? Нет. Нет, наверное.

Но, идя по темной комнате к нему, эта женщина очень хотела, чтобы именно этот мужчина заставил, научил ее верить в такое.

Подойдя к Косте, который продолжал смотреть в окно, Даша, да, наверное, все же она, робко и неуверенно обняла подрагивающими руками его за пояс. И с глубоким вздохом уткнулась лицом ему в спину, куда-то, между лопаток. Не совсем понимая, на что именно подписывается сейчас. Но честно признавая, что лучше в очередной раз обманется, чем струсит, и навсегда потеряет такой призрачный и невероятный шанс. Она привыкла бороться за себя до конца, до последнего вздоха. А Костя, похоже, решил стать на ее сторону в этой битве.

Он замер от ее прикосновения на какие-то мгновения, показавшиеся Даше вечностью. После чего, очень медленно, осторожно, будто, и правда, тигр, с которым она уже сравнивала его этой ночью, что боялся спугнуть свою добычу. Соболев обхватил ее плечи одной рукой, а второй поднял ее подбородок и заглянул в глаза.

Что он там увидел — один Бог знает. Но Костя вздрогнул. Сильно, мощно, всем телом. Так, как вздрагивает, начиная движение, железнодорожный состав. И она отчетливо поняла, что и Костю, как тот самый состав, теперь уже ничем не остановишь, если он сам не ударит по тормозам.

Но и сейчас, все, что смогла сделать, это тихо прошептать его имя.

Глава 22

— Костя…

Его губы обрушились на ее рот, поглощая, выпивая звук собственного имени. Он понял, что уже не сможет остановиться, но не испугался. Слишком хорошо в этот момент Костя понял, что наступило время не только молча поддерживать и находится рядом. Поверила она ему, или нет, но Карина нуждалась в чем-то большем, чем красноречивые взгляды. А Константин слишком сильно хотел свою женщину, чтобы попросить ту подождать пару минут, пока он дозвонится и посоветуется с психотерапевтом.

В любой войне иногда приходится отступать от штабных инструкций и действовать по обстановке, руководствуясь лишь своим чутьем и интуицией. И это самое чутье просто надрывалось внутри, говоря, что сейчас именно такая ситуация. В голове вспыхнула такая знакомая еще по Афгану мысль: «лишь бы не подорваться». Но, мысленно хмыкнув, Костя послал все к черту, и, как в омут, с головой бросился в прорву страсти, которая вдруг вспыхнула, затянула их.

— Дашка. Даша… — Прохрипел он, стиснув ее плечи своими руками. — Даша… — И снова впился поцелуем в ее губы, все же понимая, что не время еще озвучивать признания. — Хорошая моя.

Костя добрался до ее скулы, целуя, лаская место, на котором лишь недавно сошел синяк. Скользнул губами вниз, подозревая, что царапает ее щетиной.

— Прости. — Шептал он и, не в силах сейчас остановиться, покрывал отрывистыми, лихорадочными поцелуями ее шею и волосы.

Она отмахивалась от его извинений. Что-то шептала, слишком тихо и неразборчиво, чтобы он мог разобрать. Кидалась навстречу его губам, так же лихорадочно целовала лицо самого Кости. Тонкие, такие, непривычно неуверенные пальцы скользили по его сорочке, тянули и дергали ткань, рывками высвобождая пуговицы из петель.

Все отличалось от того, что было однажды между ними. Даже страсть, с которой они сейчас держали друг друга. Все было иначе, сильнее, первобытней, наверное. Никто никого не соблазнял, никто не пытался урвать для себя удовольствия или выиграть в флиртующем споре. Они хотели, нуждались друг в друге.

Он не очень помнил, как сдернул с нее кофту. Испугался, решив, что всколыхнет проклятые воспоминания, но Карина… Нет, Даша, так охотно прижалась, так рьяно прильнула к его груди, с которой сама уже сдирала рубашку, что все страхи улетучились. И Костя, продолжая обнимать одной рукой, другой заставил ее прогнуться, целовал, вдыхал и втягивал в себя ее кожу. Облизывал и покусывал грудь, не в силах остановить руки, блуждающие, гладящие все ее тело. Они как-то добрались до кровати, не особо разбирая дорогу, и рухнули на ту, не имея сил и желания на какие-то эффектные позиции и движения.

Костя оказался сверху, продолжая целовать ее грудь, заглаживать, сцеловывать единственный оставшийся, едва заметный лиловый синяк на ребрах. И опять, и опять прерывать поцелуи шепотом, беспокоясь, волнуясь, чтобы ей не было больно.

Но Даша только мотала головой и притягивала его к себе за плечи, как заведенная шепча только одно слово:

— Костя, Костя, Костя…

Он попытался перевернуться, решив, что не такой уж легкий, чтобы давить на нее, кажущуюся сейчас такой уязвимой и хрупкой. Да и не желал вызывать ассоциации с мучителями, наверняка, не раз пытающимися таким образом подавить, довлеть над ней.

Но Даша отчаянно замотала головой.

— Нет, так, хочу, чтобы ты был сверху… Хочу перестать бояться и помнить…

— Дашка. — Простонал он.

Приподнялся, вернулся к ее губам, ощущая, как пульсирует и горит пах, уже прижавшийся к ее бедрам.

Весь этот месяц Костя долго думал над тем, как должен отнестись к ней, как вести себя тогда, когда все же позволит их желанию взять верх. Думал над тем, как будет ласкать ее, как множество раз заставит испытать оргазм, до того, как сам погрузиться в тело любимой женщины. Но сейчас Соболев отчетливо понял, что оказался никудышным стратегом и логистом.

Какой, нахрен, план? Какая стратегия, если у него, как у сопливого пацана, дрожали руки, словно он попал к своей первой женщине? В голове горячим солнцем пульсировала кровь, застилая глаза красным маревом потребности. И он ничего не мог вспомнить из того, офигенно хорошего плана, который как-то придумал. Только снова и снова целовать Дашу не пропуская ни одного сантиметра тела, и еще больше возбуждаться, слыша тихие, полные такой же нужды, всхлипы. Ощущая такие же жадные и ищущие поцелуи.

Господи! Каким образом у них хватило выдержки когда-то играть друг с другом? Сейчас он этого не понимал.

Честно признав, что все планы и прелюдии придется отложить на следующий, а может, и на третий, или, даже, двадцатый раз, пока он хоть немного не насытиться ею, Костя одним движением вошел в нее.

Даша вонзила ему ногти плечи, наверное, до крови, и хрипло застонала. Он замер, ощущая, как тело прошибает холодный пот. А если поторопился? И еще не стоило? Может, ее телу еще нужен был покой? И он, придурок, причинил боль своей торопливостью…

Но тут Даша снова застонала и сама толкнулась бедрами, заставив Соболева погрузиться еще глубже. Распахнула свои глаза, ставшие совсем темными и ошалевшими, и сипло зашептала, сбиваясь, задыхаясь, торопливо целуя его пересохшие губы и лицо:

— Нет, не останавливайся, Костя, пожалуйста. Мне хорошо. Очень.

Все, его разум снесло этим тихим и невнятным шепотом.

«Таки подорвался», с каким-то ироничным смешком над самим собой, подумал он, и, словно, правда, взорвался, утратив весь контроль, который держал его так долго.

Он руководствовался лишь ее тихими и невнятными стонами, то ускоряя, то сбавляя темп, как бы не оказывалось сложно сдержать очередной толчок, еще одно погружение. Кожа обоих моментально покрылась солеными каплями испарины. И их пальцы, ладони, скользили по этим каплям, переплетались друг с другом, и вновь спешили дотянуться, дотронуться, найти. Их губы ласкали, и впивались друг в друга, и дыхание смешивалось, превращаясь в один, общий, то ли стон, то ли хрип. Он зачерпывал ее волосы и опускал в те лицо, продолжая вновь и вновь свои движения в горячем и влажном тепле ее тела.

Сколько прошло времени — секунды, минуты, вечность? Он сейчас понятия не имел. Но, услышав низкий, грудной, протяжный стон, посмотрев в глаза, вдруг ставшие глубокими омутами и удивленно распахнувшиеся в пространство, ощутив, как задрожало и бесконтрольно начало пульсировать ее тело — сам сорвался. Гортанно застонав, Костя ощутил, как подкатывает к самому горлу горячая, душная волна, ероша волосы на затылке и, судорожно вцепившись в подушку, лишь бы не причинить ей боли, сжав слишком сильно, в последний раз вонзился в Дашу. А перед глазами все пылало белой и слишком яркой вспышкой, как солнцем, что ли.

Пульс грохотал в ушах так, что казалось — все тело сотрясается в такт. Во рту пересохло и до одури хотелось пить. И еще — повторить все то, что только что было. Вот, только минуту передохнуть, и повторить.

Где-то под ним, под руками, которыми он упирался в матрас, чтобы ее не придавить, так же надсадно и тяжело дышала Даша. Сейчас ее глаза были закрыты, и он не видел в них отражения чувств и мыслей. Но по телу еще проходили волны дрожи, и он ощущал, всей своей кожей те впитывал.

Сердце успокаивалось, переставало так частить. И она уже дышала спокойней и глубже.

Костя не мог, да и не хотел отводить от нее глаза, смотрел и смотрел, упиваясь каждым мимолетны выражением удовольствия и блаженства на лице любимой.

Только вот, ее лицо становилось все сумрачней, и из-под плотно зажмурившихся век, вдруг градом покатились слезы. Она сжалась, свернулась клубком под ним, стараясь подавить рыдания. Но те, все равно, прорывались, пробивались сквозь ладони, срывались с ее губ тихим, задушенным ревом. Не показательно-красивым. А самым настоящим. Несчастным. Почти детским. Тем, что накатывает и не отпускает до икоты.

Костя зажмурился и крепко-крепко ее обнял. Перекатился на бок и, уткнувшись в ее затылок, начал тихонько укачивать любимую. Он слишком хорошо вдруг понял, отчего Карина заплакала. Словно в голову заглянул, прочитал страшную мысль.

Даже его, повидавшего и испытавшего от секса немало удовольствия за жизнь, потрясло то, что он только что пережил. Они пережили, вместе.

Ее же, получавшую от секса лишь боль, муку и пытки, подобное могло просто окончательно сломить. Одно дело, вытерпеть все, не осознавая, чего лишен на самом деле, и совсем другое, испытать это и пережить. Понять всю степень тех пыток, которые вытерпел. И ужаснуться от одной мысли, что опять возможно повторение тех мук после вот этого.

Тем более что то, что только что было между ними, даже у него, весьма циничного человека, язык не поворачивался окрестить всего лишь сексом. Это было куда больше. Так, словно, только с ней и могло все происходить настолько ошеломляюще и правильно. Настолько в точку, что мало какими словами можно отразить.

И потому, наверное, понимая, что не утешить ее словами, Костя продолжал тихо укачивать рыдающую в его руках Карину, и нежно целовал ее плечи, затылок, даже хлюпающий нос. Словно обещал, что теперь всегда будет только так. И молился, чтобы Карина ему поверила.

Ему хотелось спать, причем так, что глаза даже болели. Хотелось есть, ведь ужин так и остался на столике в кабинете. И от одной мысли о позабытой еде, подводило живот. А еще, ему все так же, до одури, хотелось снова заняться с Кариной любовью. Задача на миллион долларов — пойди, разбери, какой он, у мужика, основной инстинкт?

Последние полчаса Соболев честно пытался заснуть, решив, что остальное подождет. Ага, не тут-то было. «Бурление крови» в паху, подогреваемое месяцем воздержания и постоянного возбуждения из-за ее присутствия рядом, явно, не способствовало спокойному отдыху, да и желудок, то и дело напоминал о себе.

Карина, вроде бы, уснула. Хотя и тут он не брался утверждать. Но ее дыхание было спокойным и глубоким, да и рыдания утихли минут сорок назад.

Смирившись с тем, что, несмотря на усталость — сон к нему не шел, Костя открыл глаза и глянул на часы. Без десяти минут четыре утра. Обалдеть. Через два часа вставать, а он спал минут сорок за всю ночь. Надо хоть поесть, что ли. Осторожно отодвинув Карину, Костя выбрался из кровати и разыскал исподнее. Вспомнил, кто именно его эконом, секунду поразмышлял и, решив, что рисковать не стоит, мало ли чего тот себе надумает, если, не дай Бог, заявится сейчас на кухню, поплелся в гардероб за спортивными штанами.

А когда вышел — сразу «уперся» взглядом в глаза Карины. Она не спала. И смотрела на него то ли настороженно, то ли с сомнением. А может, и сама хотела спать, а он тут бродит, мешает. Главное, слезы кончились, и то хорошо.

— Я есть хочу. — Остановившись у постели, объяснил он свои перемещения. — Ты, как? Рискнешь совершить со мной ночной набег на кухню? — Костя усмехнулся.

Карина еще пару секунд разглядывала его все с тем же выражением, а потом — медленно улыбнулась в ответ.

— Мужчины. — Глубокомысленным тоном изрекла она.

Потянулась и села в постели, как была.

— Я, между прочим, не настаиваю. — Костя сделал вид, что сие замечание его задело. — Может, мне и самому там еды мало. И если ты не хочешь…

— Хочу. — Карина встала и прошла мимо него в гардероб. — Я не ужинала.

Он прищурился и проследил за ее обнаженной спиной, радуясь тому, что брюки достаточно свободные.

— А вечером ты другое говорила.

— Соврала. — Донеслось до него. — Не могла же я тебя объедать, бедного, оголодавшего. Вы, мужчины, куда хуже голод переносите. Нервничаете, злитесь.

Карина появилась на пороге в халате. Едва ли не точной копией того, что был у нее в Киеве, только этот оказался какого-то зеленого оттенка, в темноте было сложно разобрать точно. Она посмотрела на него с каким-то сомнением, держа в руках концы пояса. После чего, с усмешкой, завязала тот крепким узлом на талии.

Костя усмехнулся.

— Не переживай, одного мне достаточно, на этот пояс — не претендую. — Он подмигнул.

А сам пытался разобраться, что значило ее поведение. Сейчас Карина впервые за все время своего пребывания в этом доме надела нечто, откровенно сексуальное. Ткань скользила и шуршала, обволакивая ее тело, заставляя его сомневаться, что желание наесться в данный момент для него первоочередное.

Что это? Очередное испытание для него? Ее попытка отстраниться, отступление со стороны Карины? Или, наоборот, хороший признак?

Эх, кто б объяснил? Валентину, снова, звонить некогда. Ну и, ладно, и сами не лыком шиты. Разберется.

— Идем? — Она легко прошла мимо него и остановилась в дверях комнаты.

— Идем. — Таким же тоном согласился Костя, отправившись следом.

В эту минуту в поведении Карины не было ни капли неуверенности или сомнения, которых в избытке хватало пару часов назад. Она вела себя так же, как до этого вечера, заставляя его мозг лихорадочно просчитывать варианты и возможные причины.

Так, в тишине, обойдя охранника, сейчас дежурившего в холле, судя по свету, они добрались до кухни. Решив не включать освещение, он в потемках добрался до холодильника. Куда и залез, по полному праву считая себя хозяином дома, и без всякого стеснения принялся инспектировать полки. Попутно жуя первое, что попадалось под руку. Уж очень он был голоден. Это оказался кусок какого-то мясного рулета.

Карина за его спиной фыркнула и, одарив выразительным взглядом, оттолкнула Костю от разграбливаемого холодильника.

— Фил нас убьет, если узнает, что мы поленились взять тарелки и таскали ужин… или завтрак с полок. — Иронично заметила она.

— Во-первых, это еще надо посмотреть, кто-кого, — он запхал в рот последний кусочек законной, но такой маленькой «добычи». — И, во-вторых, уволю к чертовой матери, если попробует хоть слово сказать! Я ужасно голодный! — Испытывая блаженство от ощущения еды во рту, невнятно проворчал Костя.

А она, таки права, он сразу ощутил себя добрее. Но ухваченного куска, определенно, было мало, чтобы наесться, а путь к источнику пропитания оказался отрезан.

— Не настолько, чтобы не потерпеть еще две минуты. Уж поверь, я в этом разбираюсь. — Карина хмыкнула.

И его назад не пустила. Достав какие-то пластиковые контейнеры, она закрыла холодильник. Из ближайшего шкафчика были извлечены тарелки и, буквально за две минуты, Карина умудрилась сервировать очень даже приличный ужин. Или завтрак, как она верно отметила.

— Не сложно, правда? — К его удивлению, Карина довольно изящно уселась на разделочный стол, стоящий в центре кухни.

Он решил не спорить и взял свою порцию, оперся спиной на этот самый стол так, чтобы касаться ее бедра. В конце концов, держать дистанцию теперь — было бы просто глупо. Какое-то время они молча ели. Оба, в самом деле, оказались очень голодны.

Карина, похоже, наелась первой. Отставив тарелку в сторону, она отвернулась, словно бы смотрела в окно. Что ей там было видно, он не спрашивал. Да и, вообще, пока не был уверен, что готов поддерживать беседу, все еще не наевшись.

Еще минут пять прошло в полной тишине. А потом он ощутил, как ее рука коснулась его плеч, прошлась по ним, поглаживая кожу, легонько царапая затылок ногтями. И, вслед за первым касанием пальцев, его плеч коснулись ее губы.

Стараясь не поперхнуться, Костя аккуратно отставил тарелку. Прикосновение Карины, как и все ее поведение сейчас, были очень даже уверенными. Она точно знала, что делает, и зачем. А вот он ее цель пока понять не мог. И не прочь был бы выяснить побыстрее, пока еще мог соображать. Потому как, удовлетворив голод, и ощутив ее ласку, Костя мог поклясться, что спать уже, как-то, совсем расхотелось.

Развернувшись, он перехватил ее руку в области запястья и легко коснулся губами ладони.

— Что ты делаешь? — Спокойно, насколько мог в этом состоянии, уточнил он, глядя ей в глаза.

Карина усмехнулась и, не забирая руку, немного подвинулась. Обхватила его ногами за талию.

— Похоже, я теряю квалификацию, если тебе приходится спрашивать. — Иронично заметила она, и наклонилась.

Теперь ее губы скользили и ласкали его шею и грудь.

Костя судорожно втянул в себя воздух и негромко выругался, поняв, что отпустил ее руку и сам уже загреб полные пригоршни волос Карины, словно старался прижать эти полные, чувственные губы еще плотнее к своему телу. Черт! Видит Бог, она вроде и не делала ничего особенного. Любая другая, навряд ли, вызвала бы хоть мимолетный отклик его тела подобными безыскусными ласками. А Карина уже взорвала ему всякий контроль и мозг. Он понятия не имел, как она касалась и какие именно точки находила на его коже и теле, но Соболев прекрасно ощущал, что она явно скромничает. Карина не потеряла ни капли своей квалификации.

— Не думаю, что нам стоит продолжать. — Просипел он, стараясь удержать воздух в легких.

Что было непросто. Как и думать, стоя между ее обнаженных бедер. Полы халата распахнулись, представив его жадным глазам ее живот, с маленькой, темнеющей впадинкой пупка, и стройные ноги. Да и верхняя часть халата держалась на честном слове. Да, ладно, кажется, просто зацепившись за острые, набухшие соски Карины. И все это здесь, в миллиметрах от него, от его рук, языка, кожи…

Сомнительно, чтобы какой-то мужчина мог спокойно отреагировать на такую картину.

— Ты меня хочешь. — Не спросила, а утвердительно заметила она, не отрывая губ от его ключицы, покусывая и лаская ту. — Или тебе нужна только неуверенная, сомневающаяся в себе девушка? Такую меня ты держать и целовать не хочешь? Я, ведь, не только Даша. Давно уже не она, Костя. Или мне для тебя ее играть?

Ладонь Карины уже пробралась мимо пояса спортивных брюк и дразняще, легко, сжала его напряженную плоть. Отпустила. Порхнула пальцами от самого кончика, до основания возбужденного члена.

— Я — Карина. И я та, кто есть, я…

«Господи, даруй ему хоть немного выдержки!»

Не уверенный, что его молитва услышана, Костя нежно потянул ее волосы, перепутавшиеся в своих пальцах, и жадно впился во влажный рот, не дав договорить. Так, словно и не ласкал ее час назад. Будто и не пробовал еще того удовольствия что дарило ее тело.

Она была совершенно неправа и права в то же время — он безумно, до чертиков хотел ее. Как Дашу, как Карину. Как свою женщину, просто-напросто. И никакая просторность брюк не могла скрыть этого. Но дело-то было не в этом. Как и не в том, о чем она тут себе надумала.

— Да, я хочу тебя. — Не таясь, признал Соболев и с трудом оторвался от ее губ. — И никак не делю тебя на части, или составляющие.

Наклонившись, он заставил ее откинуться, упереться руками в стол, позади себя. Поймал глазами напряженный и внимательный взгляд Карины.

Опять она боится. Опять не верит. «Наша песня хороша…»

Ну и, ничего. И пойдем по-новой. В принципе, понять ее недоверие он мог. Люди его круга, не то, чтоб часто, предлагали подобный уровень отношений таким женщинам, тут сомнения Карины очень даже оправданны. Только ему на это плевать.

Отпустив себя на какую-то долю времени, Костя с алчностью припал к ее груди, целуя и посасывая напряженные вершины сосков. Стянул ее халат так, что Карина не могла поднять руки. Но эта чертовка не растерялась, и заменила пальцы руки, стопами, умудрившись стянуть одной ногой его штаны. Нет, определенно, она зря волновалась по поводу своей квалификации.

— Ты мне вся нужна. Без остатка. — Прохрипел он, уткнувшись своим лбом в ее. — Вопрос в другом, моя хорошая, хочешь ли ты сейчас меня? Или делаешь то, что считаешь должным, исходя из своего опыта?

Ее глаза, находящиеся к его так близко, что немного сливались, удивленно распахнулись. Но она молчала. Что ж, где-то так он и подумал.

Эх, стоит ведь, посреди кухни со спущенными брюками, почти уложив на стол любимую женщину. Пульс грохочет в ушах, как автоматная очередь. И ее очень теплые ступни, хоть и замерли, но все еще не отпустили его… «вздыбленную мужскую гордость». А надо как-то отстраниться и сделав невозмутимый вид, продолжить жевать.

Со всеми этими ее проверками надо не железную, а какую-то железобетонную волю иметь.

Медленно вдохнув, Костя начал отстраняться. Сцепил зубы, ощущая, как легонько шевельнулись пальцы ее ног. Твою ж…

— Очень. — Тихо произнесла она.

И полностью улеглась на стол, умудрившись одним движением руки развязать пояс халата.

— Что «очень»? — Чувствуя себя дураком, у которого мозг отказался соображать в виду обескровливания, переспросил Костя.

— Я очень хочу тебя сейчас, Костя. — Медленно улыбнувшись, очень внятно повторила Карина.

Взяла его руку и положила на свою грудь. Слева, позволяя почувствовать, как частит ее собственное сердце.

Еще секунду или две он стоял неподвижно. Одним взглядом как-то охватив всю ее, всю картину целиком. Карину в распахнутом халате перед ним, на кухонном разделочном столе, с водопадом темных волос, рассыпавшихся по дереву, частично падающих в раковину. Ее грудь, полную, «настоящую», как она как-то с гордостью ему заявляла. С призывно торчащими сосками. Плоский живот и стройные ноги, продолжающие мучить и доводить его до грани какими-то легкими и незаметными движениями.

И понял, что все.

Он не сдержится. И опять пошлет свой распрекрасный план до фени. Эта женщина, не важно, Карина, Даша — была его слабостью. И жаждой.

— Вот теперь нас Фил точно убьет. — Почему-то заметил он, начина ухмыляться. — Сто процентов поймет, чем мы тут «оскверняли» его кухню.

Его руки ухватились за ее раскинутые бедра, рванули на себя. Костя вжался во влажное лоно напряженной плотью. Прижался ртом к ее улыбающимся губам. И все повторилось.

Не было сил сдерживаться. Не помешали им ни посыпавшиеся на пол тарелки, разлетевшиеся на части, ни твердая поверхность стола. Руки скользили по враз вспотевшей от этого жара коже, губы слизывали соленые капли, и снова впивались в рот. А Костя прижимал ее к себе все крепче, все глубже погружался, опять забыв о размеренности и контроле. И руки Карины путались в его волосах, прижимали его губы к ее лицу, к ее губам все сильнее. Ее тихие стоны и судорожное дыхание кружило ему голову, заставляя забывать обо всем вокруг и жадно хватать ртом воздух, отчего-то ставший разреженным.

И потом, когда они, отчаянно задыхаясь, приходили в себя, а Костя в очередной раз мысленно подсчитывал на спине царапины, Карина вдруг засмеялась. Попыталась остановиться, тыкаясь лицом ему в грудь, зажимала себе рот, прижимаясь губами к его лицу. И все равно хихикала.

Не имея пока сил, чтобы нормально вздохнуть, не то, что вести разговоры, Костя с трудом приподнял голову и посмотрел на нее, вздернув брови.

Она захихикала громче.

— Точно. — Почему-то шепотом, давясь смехом, прошипела Карина. — Ты прав. Фил нас убьет. Или, как минимум, лишит завтрака, пока не устранит все следы погрома. И все здесь не продезинфицирует. — Она опять зашлась в приступе хохота.

Костя лениво улыбнулся и потерся носом между ее подрагивающими грудями. Он подозревал, что этот смех был тоже формой нервной, в чем-то истеричной реакции психики Карины на только что произошедшее. Но пусть лучше уж так, чем те рыдания.

— Предлагаю скрыться с места преступления и сделать вид, что мы ни о чем не знаем. Пусть валит все на охранников. — Еще не до конца восстановив дыхание, предложил он.

Карина зашлась в очередном приступе смеха.

— Все равно мы завтрака не увидим, он тогда пойдет с ними ругаться и упрекать, что «мальчики» веселились без него. — Не очень внятно, задыхаясь, выговорила она. — Да и потом, не поверит он. Уже столько раз пытался с ними заигрывать, а те смывались. Поймет, что мы тут буянили.

— А нам что? — Поднялся с нее Костя и потянул Карину за собой со стола. — В положении хозяев куча своих прелестей. Нас их догадки и предположения не касаются. Что хотим, то в своем доме и творим. — Самоуверенно заявил он, и прервал ее следующие слова поцелуем.

Когда он оторвался от ее губ, Карина оказалась странно молчаливой. Даже хихикать перестала. И смотрела на него почти подозрительно. Но молчала. Он решил ее не тормошить. На одну ночь, и так, потрясений — «выше крыши».

Да и потом, такая усталость накатила, что предстоящий путь на второй этаж казался почти непреодолимым. Карина рядом, вдруг, тоже принялась зевать, наверное, ощутив то же самое. Не отпуская ее от себя, Костя медленно побрел в сторону лестницы и спальни в перспективе.

О том, был завтрак, или нет, они так и не узнали. Оба благополучно проспали почти до обеда. Может, будь Карина одна, Фил и решился бы что-то заметить. Но, очевидно, его присутствие сыграло не последнюю роль в невозмутимом и тихом поведении эконома. Что Костю полностью устраивало. Зато, его самого, так и тянуло начать смеяться, когда он встречался с лукавым взглядом Карины через стол.

Впрочем, с сожалением, Костя не мог не отметить, что и, несмотря на все, что было, она продолжала держаться несколько отстраненно. Но и не шарахалась больше от его ласк и поцелуев. Принимала их, а не расценивала, как нечто несусветное. Что уже, определенно, было прогрессом.

Глава 23

Этот гад не давал ему ни одной зацепки. Ни одной лазейки не оставлял! Никак к нему не подкопаешься, все продумает, все хвосты подчистит. Душу дьяволу Соболев продал, что ли?

А даже если так, ничего этому гаду все равно, не обломится. Обойдется. Он свою душу, тоже, не за просто так разбазарил. Да и полезнее черту будет, вон, скольких досрочно на постой в ад отправил.

Эта мысль и воспоминания были приятными. Заставили немного отвлечься. Он даже позволил себе поерзать, устраиваясь поудобней. Хорошо, все-таки, что удалось обнаружить этот недостроенный дом. Следить за кем-то в секторе частных, да еще и элитных домов, тот еще геморрой. Кругом куча охранников, собак, самих богатеев, трясущихся за свои никчемные жизни. Только все это его занимало мало. А вот Соболев…

Соболев. Он должен умереть. И точка. Сколько можно ждать? Он и так уже столько лет дожидается удобного случая.

И теперь, конечно, потерпит. Не запорет все из-за нетерпения и жажды мести. Должен же этот гад ошибиться! Где-то, да должен. А он дождется и найдет его слабое место.

Он следил за ним уже столько времени, и еще немного проследит.

Был момент вчера вечером, когда он подумал, что сумеет добраться до этого гада. Но, нет, даже ночью Соболев и его охрана не теряли бдительности.

Да еще и эта сучка. Она все время отвлекала его внимание. Он никак не мог понять, с какой радости Соболев ту держит возле себя? Даже в офис вчера притащил. Но тут ясно, это понятно, как раз. Вчера к нему глава местного криминала приезжал, видно, девка гостя «развлекала».

Внутри закрутилась привычная злоба и ненависть на эту падлу. Его он, значит, за какую-то потаскушку без рода и племени, едва не пристрелил! Он, значит, под трибунал по милости Соболева попал. На зону. А теперь этот борец за правду своим гостям такие развлечения, за которые его под дулом автомата держал, сам предлагает, лишь бы в работе способствовали. Падла! Ну, ничего. Ничего. Соболев ему за все заплатит. И шлюхой этой он еще попользуется.

Однако, непонятно, с какой стати Соболев ту, вообще, у себя в доме держит? Или и сам грешен стал с годами? Потянуло на это дело? Оценил, как приятно, когда беспомощная жертва смотрит на тебя загнанным взглядом. И ничего, ничего не может. Какой же это кайф…

На секунду отставив бинокль, он мечтательно прикрыл глаза, предаваясь приятным воспоминаниям.

А сучку, кстати, хорошо стерегли, как ни странно. Это он даже лично проверил, когда та выбралась по магазинам. Интересно, чтоб не убежала? Или Соболев имел на нее другие виды? Большие планы?

Как бы узнать? Пока было мало что ясно. Но он даже приблизиться к девке не смог. Охрана его оттерла так, что и не придерешься. Только и смог, что телефон вытянуть. Правда, без особого толку. Информации в том было — кот наплакал. Новый тот был, что ли? Только с десяток номеров. При ее-то уровне и клиентуре, как-то слабо. Правда, теперь у него имелся номер Соболева. Только что с тем делать? Сообщать о своем присутствии звонком и «горячим» приветом от бывшего собрата по оружию — он пока не собирался.

Эта падла сама узнает все, и вспомнит, и посмотрит ему в глаза под дулом пистолета. А потом он его пристрелит. Наконец-то.

Костя уехал в офис часа два назад, а Карина так и сидела в спальне. И дело было вовсе не в том, что она боялась взбучки от Фила. В отличие от предыдущей экономки Соболева, парень очень хорошо понимал, когда можно поддевать или смеяться, а когда и рта раскрывать не стоит. И сейчас, Карина не сомневалась, Филипп даже не попытается выяснять, что произошло ночью в кухне. Да и потом, сам не маленький, техническую сторону процесса и так поймет. А изливать душу никто и никому не обязан.

И, тем не менее, зная, что никто не будет ее трогать, она все равно не выходила из комнаты.

Почему? Карина не знала. Наверное, просто, не была пока готова к встрече с жизнью, миром, или чем-то там еще, пока не придет в себя. А этого она, определенно, еще сделать не успела. И в какую именно себя ей надо приходить — тоже еще не могла бы сказать с уверенностью.

Такие размышления даже для нее самой попахивали шизофренией, но иначе сформулировать не получалось.

Как-то, не особо воодушевленно вздохнув, Карина поднялась и побрела в гардеробную. Медленно, словно с трудом переставляя ноги. И неясно с чего, ведь. Выспалась же утром. Да и ночью ее не мучали, а… Или, все-таки, мучали? Как понять? И как разобраться с тем, что теперь творится внутри нее.

Остановившись перед зеркалом, Карина сбросила на пол халат и посмотрела на свое отражение. Тело было все то же, что и десять дней назад. Только синяки прошли уже совсем. На ребрах слабый след остался. А так — все. Ничего не изменилось в ней внешне. А внутренне… Внутренне она сегодня вдруг ощутила себя совершенно иной. Какой — пока не поняла. Но не такой, как была до того момента, пока не встала ночью вот в этой самой комнате и не обняла Костю со спины.

Из зеркала на нее смотрела та Карина, которая была так знакома. И не она. Что-то изменилось в глазах этой женщины. Появилось что-то непривычное и новое. Только вот не разобрать пока, хорошее или плохое? И не страх ли там, в этих напряженных глазах. Наверное, и он тоже.

Сделав два шага, она почти впритык стала к зеркальной поверхности. Протянула руку и приложила ладонь к прохладному стеклу. Еще раз внимательно осмотрела себя.

Было время, когда она ненавидела все эти округлости и линии. Потом начала принимать, как нечто безысходное. Не как проклятие, даже. А как карму, наверное. Она такая, какая есть, и просто несет все, что дано ей в этой жизни. Но в этот момент Карина смотрела на свое тело по новой.

Все еще высокая грудь, и правда, полностью природная, без каких-либо хирургических вмешательств. Полная, упругая. Тонкая талия и крутой изгиб бедер. Длинные, стройные ноги. Карина не была хрупкой или тонкокостной. Но и не плотной. Изящной, в каждой черте, пожалуй. От природы красивой. Но и, нельзя было не признать, что она немного лукавила, когда, флиртуя в отеле с Костей, заявляла, что совсем не в курсе достижений косметологии.

Да, Карина не увеличивала грудь и губы. Это все было ее, родное. Но она регулярно посещала клинику, не пропуская курсы биоревитализации, чтобы кожа лица и тела оставалось по-молодому упругой и розовой. Она не понаслышке знала, что такое «Ботокс», и благодаря ему на ее лице практически не было и малейших морщинок, уже положенных по возрасту. Лазерные процедуры помогли забыть о нежелательных волосках, и на лобке сейчас осталась лишь аккуратная, дразнящая и заманивающая темная полоска. А на остальных участках тела — и в помине ничего не осталось.

Что поделать, ее покровители и клиенты даже избивать хотели красивое тело.

Это ли тело привлекло его?

Возможно. Но сколько таких «тел» крутилось вокруг Соболева? Десятки, сотни? Кто упустит шанс завлечь в свои сети такую добычу даже на время? Почему же он выбрал ее, Карину?

Она вот, не стремилась привлечь его внимание. Отбивалась, даже.

Может он поэтому так старался ее заполучить? Добился, получил. И что теперь? Чего ей ждать от непонятного и настойчивого мужчины, упорно идущего к какой-то своей, неведомой ей цели?

Карина уселась на пол, на свой халат, по-турецки скрестила ноги и продолжила отстраненно себя рассматривать.

Не девочка, ведь. Совсем уже не девочка. А этой ночь впервые испытала оргазм в постели с мужчиной. Не сама себе доставила удовольствие. А он ей его подарил.

Карина резко выдохнула и закрыла лицо руками.

Она не знала! Не знала, что бывает так!

Как такое возможно?! Как? Ведь вся ее жизнь состояла из сплошного секса?!

Почему же она не знала, что ТАК бывает?

И ладно бы ее только пытали и мучили. Но были же в ее жизни и другие мужчины. Когда Дима разрешил ей самой выбирать покровителей и почти перестал «сдавать» членам своего клуба, она избегала тех, кто мог причинить ей боль. Те мужчины, которых Карина выбирала, были, скорее, вечно куда-то спешащими, погруженными в свои дела. Которым по статусу и положения положена была умелая и разбирающаяся любовница, и которым некогда было тратить время на случайные поиски. Эти мужчины не были внимательными любовниками, да. Скорее, приходя к ней, они сбрасывали все свои стрессы, семейные, политические, финансовые, и снимали рабочее напряжение, используя ее как психотерапевта, что ли. И в разговоре, и в сексе. Они, ясное дело, не заботились о ее удовольствии. Это она должна была обеспечить им максимальный кайф.

Были в ее жизни и две другие попытки. Карина пыталась завести роман. Ну, или что-то похожее. Она пробовала «встречаться» с мужчинами, которые не знали ни кто она, ни чем занимается. Просто знакомилась в баре, по «заданию» психотерапевтов, когда проходила одну из реабилитаций. В те два раза, она выбирала мужчину, который бы привлек ее физически, возможно, возбудил бы. Но и тогда Карина не испытала оргазма во время секса. Не могла оказаться настолько уязвимой. Настолько потерять контроль.

Почему же с ним? С Костей допустила подобное? Почему это вышло так?

Карина откинулась на холодное зеркало спиной, отвернувшись от своего отражения. Не глядя на себя, не видя этого тела, не напоминая себе о том, для чего его холили и лелеяли, содержа в «рабочем» состоянии, признаться себе было легче. Она начала доверять ему.

Как? Когда? Почему? Понятия не имела.

Как, вообще, можно было рискнуть довериться мужчине, после всего, что те с ней творили? На этот вопрос она не знала ответа.

А вот что Карина знала, это то, что нечто изменилось в ней, когда она нашла свой пояс в его рабочем столе. Что-то треснуло и надкололось. И пошло трещиной, когда, проснувшись, она увидела Соболева, спящего у нее на коленях.

Ни один из ее покровителей, ни один из тех, кто избивал ее, кто мучил — никогда не оставались настолько беззащитными и открытыми перед ней. Никто и никогда настолько ей не доверялся. А Костя сделал это легко и просто, словно так и должно.

Нет, конечно, дело было не только в этом. Дело было во всем этом месяце. В каждом его поступке, слове, во всем отношении. Но эта, последняя ночь — подтолкнула подсознание, сознание и все, что было ею к такому странному и необычному для Карины решению. И, пусть не полностью, пусть лишь на какую-то долю, но и она ему доверилась. Он добился того, чего хотел. Даже более, наверное.

И, Господи! Как же ей было хорошо. Она и не знала, что может быть настолько хорошо от секса. И так больно от этого нового знания, от понимания, насколько же многого, на самом деле, ее лишили.

Однако, несмотря на все то, что испытала с ним, Карина все еще не понимала этого мужчину. Мужчину, руки которого ласкали, а не били, который целовал, а не мучил, который заботился о ней. Мужчину, который приравнял ее к себе и назвал свой дом — их домом, чем полностью ее дезориентировал.

И сейчас, сидя в гардеробе, словно маленькая девочка, прячущаяся в шкафу от мира, который ей не понятен, Карина не знала, сможет ли понять Константина? Или же, уже поняла, и просто боится это себе признать, страшась очередного обмана и новой боли? Такой боли, которой еще не испытывала. Такой, какой может и не вынести.

— Что ж, ладно. Теперь уже что? Обошлось, и ладно. — Валентин взъерошил волосы и со вздохом плеснул себе коньяка в кофе. — Знаешь, Соболев, я с тобой так алкоголиком стану. — Проворчал психотерапевт.

— Я оплачу твое лечение. — Невозмутимо ответил Костя, не прекращая курить.

Несмотря на то, что на улице не так уж и потеплело сегодня, температура держалась максимум на один-два градуса выше нуля, окно в кухне было распахнуто настежь. Он стоял у того и курил, раздумывая над какой-то фантасмагоричностью ситуации. Они так и продолжали встречаться у Валентина Петровича дома. Соболеву так было удобней, меньше народу знало об этих визитах. А, учитывая то, сколько именно он рассказывал этому психотерапевту, такая предосторожность не казалась лишней.

Выдохнув в холодный воздух дым, Соболев вдруг подумал, что там, внизу, его водитель, и охранник по совместительству, наверняка, на все лады костерит сейчас шефа. То есть его самого. Додумался, тоже, выставился в окно, как бесплатная мишень. Вечером. На фоне хорошо освещенной кухни. Умник. Словно у него сейчас мало «доброжелателей», которые обрадуются такому подарку.

Развернувшись, он вернулся на свой табурет.

— Ты бы, хоть, нормальный коньяк брал, что ли. — Посоветовал он Валентину, с некоторой грустью глядя на бутылку все с той же бурдой, что тот пил и при первой их встрече. Выпить хотелось. Но не это. — Есть же хорошие сорта и виды коньяка, знаешь ли…

— Есть разные доходы, знаешь ли. — Ехидно прервал его психотерапевт. — Я по своим деньгам сорта рассчитываю.

— Я тебе мало плачу? — Соболев приподнял бровь, припоминая, что, вроде, намекал на возможный расстрел. Напомнить, что ли?

Хотя, по виду Валентина нельзя было сказать, что тот продолжал его бояться. А вот смутился, это да.

— Нет. Нормально. Мне просто…, — Валентин уставился на стол перед собой и покрутил чашку в пальцах. — Мне на другое деньги нужны. Коньяк перебьется.

Соболев хмыкнул. Он платил очень приличные деньги, куда больше обычного гонорара Валентина Петровича. На что же это ему не хватает?

— Ты играешь? Или другое — это наркотики, женщины?

Валентин удивленно посмотрел, оторвавшись от своей чашки.

— Нет. Ты что. — Он даже рассмеялся. — Я… — Валентин помедлил и снова смущенно отвернулся. Девица перед ухажером, ей-Богу. — Я клинику хочу открыть. Чтоб все там было, и для наркоманов лечение, и от алкоголизма, и группы поддержки. Как на Западе, знаешь…

— Нет, Бог миловал от таких заведений. — Хмыкнул Костя.

Но расслабился. Слишком много этот человек знал о Карине. И имей какие-то пристрастия — его на этом могли бы подловить другие. И прижать.

— Эм…, да, я не то имел в виду. — Валентин растерянно потер лицо.

— Я понял. — Костя усмехнулся и вдавил сигарету в пепельницу. — Ну, с клиникой я тебе помогу. Об этом не переживай. А коньяк — купи нормальный. А то, и правда, как алкоголик уже, все сам и сам пьешь, я такую муру в рот не возьму. Точно сопьешься.

— Слушай. — Валентин занервничал вдруг с чего-то. — Я ничего такого не имел в виду. И не намекал. Ты мне и так в три раза больше платишь. Не надо.

— Прекрати ломаться. Когда такое предлагают за просто так — «спасибо» надо говорить. — Костя достал пачку сигарет. Но вместо того, чтоб прикурить новую, принялся крутить ее в пальцах, постукивая по столу. — Ты еще рад не будешь, когда мой пресс-отдел развернет рекламную компанию и начнет расхваливать то, как я молодежи в борьбе с такими проблемами помогаю. И тебе хорошо, и я из этого пользу и выгоду извлеку. Опять-таки, благотворительность позволяет уменьшить налоги. — Он передернул плечами, отметая любые возражения. — Я в накладе не останусь.

Валентин, кажется, собирался и дальше спорить. Но, посмотрел на него, передумал. И правильно. Похоже, не забыл все-таки, об угрозе. Да и, вообще, нечего с умными людьми спорить. В этом деле Костя понимал больше. Любая подобная клиника, если только Валентин не планировал сразу же разориться — это бизнес. А бизнес — это его, Костина стихия.

— Значит так, возвращаясь к Дарье, — переключился Валентин на предыдущую тему. — Ты теперь, только, не вздумай ей покупать что-то или бриллианты дарить.

— А что не так с бриллиантами? — Костя откинулся на стену.

Насколько он помнил, Карина всегда надевала украшения именно с бриллиантами. Не то, чтобы он планировал прямо сейчас бежать и покупать ей украшения, но в перспективе у него могли появиться такие идеи.

— Ты же не хочешь встать в один ряд с ее покровителями? — Похоже, удивился Валентин. — Она же это посчитает «платой» за то, что у вас было.

Костя вновь принялся стучать пачкой по столу.

— Ну, это я, положим, и сам понял. Не дурак. Только мне теперь, что, никогда ей подарки дарить будет нельзя?

— Подарки — можно. — Великодушно позволил Валентин. — Только не стандартные. Не меха, драгоценности, платья. Не то, что там у вас в кругах любовницам дарить принято, если ты хочешь показать, что воспринимаешь ее совсем в ином статусе.

— А что тогда? — Константин заинтересовался, вдруг поняв, что и правда, давно привык мерить любые дары принятыми категориями для его круга.

Так всем легче, вроде. И дарителю не надо особо напрягаться, и одариваемый легко трактует посыл.

— Не знаю. — Валентин усмехнулся, видно поняв, что у Соболева на уме. — Ты с ней живешь, вот и узнай, что ей интересно. Придумай, что-то.

— Говорил бы ты поконкретней, Валентин, цены б, вообще, не имел. — Костя усмехнулся и спрятал сигареты. Поднялся. — А так все время — «сам думай».

— Я же не маг, и не «бабка», чтоб «конкретным» счастьем тебя осыпать. Я могу только сказать, чего делать не стоит, и в каком направлении двигаться. А остальное… — Валентин развел руками. — Остальное у каждого человека свое, индивидуальное, и универсального средства для всех просто не существует.

— Да, понял я, понял. — Отмахнулся Соболев. — Ладно. Потом позвоню. — Бросил он напоследок.

И, пожав руку Валентину, вышел из квартиры. Пора было ехать домой, и так задержался дольше, чем планировал. Да и, что там лукавить, хотелось увидеть Карину.

Несмотря на то, что в офис Соболев сегодня добрался только к двум часам дня, дел оказалось столько, что казалось, будто уже полтора суток прошло, а не половина. Он замотался. До открытия здания со всеми его центрами, офисами и развлечениями — осталось две недели. И Шлепко то и дело отвлекал его, что-то уточнял, консультировался по уместности каких-то мероприятий и выступления Кости на этом открытии. Честно говоря, он там и появляться не хотел. Но что делать, иногда надо «бросать кость» своему пресс-отделу. А то люди, и так, по большей части, сами по себе работают, едва ли не махнув на него рукой.

Да и последние новости из столицы не добавляли спокойствия.

Шамалко отступил. Временно, конечно. Тут и гадать нечего. Не сработал шантаж, он что-то новое придумает. Но хоть не дошло дело пока до файлов, которые Карина принесла. Своим обошлись. И то хорошо.

Однако теперь начал беспокоиться Картов. Что этот прознал и как пронюхал, Костя пока не выяснил. Но Никольский доложил, что Дмитрий начал «рыть» что-то, расспрашивать и выяснять потихоньку. Возможно, пытался дозвониться до самой Карины. Разумеется, без толку. Так что, Костя не сомневался, что завтра-послезавтра Картов позвонит уже ему. И карты надо разыграть правильно. Так, чтоб больше вопросов не возникало. И чтоб Карина ничего не узнала. Ей сейчас это, однозначно, не надо.

В столовой, как ни странно, никого не оказалось. Костя решил было отправиться на кухню, подозревая, что Карина вполне может сидеть там. Но, проходя мимо окна, заметил на подоконнике пачку листов. Угрызениями совести он никогда не мучился. Да и она сама, кажется, тоже. Исследовала же вчера содержимое ящиков его стола.

С интересом, Соболев начал просматривать рисунки. До этого, как-то, все не выходило посмотреть, что она там рисует. Пролистал всю стопку он минуты за три. Потом подошел к бару, плеснул себе коньяка. Хорошего. И сел за стол, уже вдумчиво, со вкусом, рассматривая детали и мелочи.

В конце концов, отложил все рисунки и залпом выпил содержимое бокала. Не хорошо, конечно, неправильно по отношению к такому напитку. Но, вот, захотелось.

Эх, опять придется жить в отеле. Месяц, минимум. Один ее камин в гостиной, в форме огромного, круглого очага по центру, чего стоит. Как и веранда по периметру первого этажа. Главное, похоже, и проект дома успела где-то найти и изучить. Все учла. Или опыта хватило самой оценить и прикинуть, без проекта?

Умница. Что еще скажешь?

Отставив бокал, он поднялся, отложил эскизы и пошел-таки на кухню. Радуясь хоть тому, что хороший отель у него есть совсем недалеко от офиса. На несколько этажей лифтом подняться, делов-то.

Карины не оказалось и на кухне. А Фил, ревностно оберегая от него тарелку с печеньем, оставленным «ей», доложил, что «хозяйка сегодня, вообще, после обеда не спускалась». Костя внимательно посмотрел на эконома насмешливым взглядом, но и не скрывая одобрения. Все-таки, ума у этого парня в разы больше, чем у предыдущей домработницы. На лету схватывает и разбирается в сути ситуации.

Экспроприировал все остальное печенье, выделенное ему, вместе с блюдом. И пошел наверх, велев накрывать на ужин.

В спальне было темно. И тихо. Соболев даже заволновался на пару секунд, решив, что Карины и здесь нет. А потом, когда глаза немного привыкли к темноте, расслабился и подошел к кровати. Как был, уселся на покрывало, правда, туфли сбросил, попеняв себе, что надо было додуматься раньше, Карина-то по всему дому так босая и бегает. И улегся рядом с ней, поставив поднос с печеньем на пол.

— Эй. — С улыбкой прошептал он.

Костя протянул руку и коснулся пальцами ее щеки.

— Просыпайся, хорошая моя. Ты что, весь день проспала? — Тихо, почти шепотом окликнул он ее, продолжая гладить.

Карина медленно открыла глаза и сонно посмотрела на него.

А Костя, вдруг, вспомнил, как, месяцев шесть назад, его пригласили на игру одной из команд их страны в «Лиге Чемпионов». Никольский, ясное дело, был с ним. Какой же начальник охраны от такого шанса откажется? Такой матч из vip-ложи владельца клуба «на дурняк» посмотреть? Не Боря, точно. И когда эта команда забила победный гол, Никольский, рассмешив Костю, вскочил с кресла и заорал во все горло, как пацан, размахивая руками.

Вот, где-то так, захотелось сейчас сделать ему. Вскочить и заорать, как ненормальному.

Костя прекрасно помнил, как впервые пришел к Карине в номер утром и поднял ее с постели. И помнил ужас, который был в глазах этой женщины, когда она распахнула двери. Тот же самый страх и ужас светились в ее глазах каждое утро, когда, просыпаясь, она смотрела на него, еще не вспомнив, где и с кем находится.

А сейчас в ее глазах этого страха не было!

Нет, какие-то настороженные тени еще, конечно, плескались на дне синих глаз. Но не тот дикий, неподвластный разуму страх. Что было тому причиной: то ли то, что она ощущала его присутствие, просыпаясь, что привыкла к нему, вдыхала его запах — Бог знает. Но Карина в этот раз проснулась без страха!

Конечно, Костя не поддался порыву и не подскочил с кровати с оголтелым криком. Тогда, наверное, у нее бы появились новые страхи, связанные с пробуждением. Вместо этого, он еще шире улыбнулся и улегся на подушку, рядом с ее головой.

— Кто бы мог подумать, что ты такая соня? — Иронично усмехнулся он, ничем не выдав своего восторга и триумфа.

Карины состроила гримаску и, зевнув, отвернулась. Кажется, она собиралась продолжить свое увлекательное занятие. Ну, уж нет, у Соболева были другие планы на вечер. Поужинать, например. И нормально, полноценно, так сказать, для разнообразия. Он подвинулся ближе и, обхватив ее рукой за талию, прижал Карину к себе. Устроился подбородком в изгибе между плечом и шеей, и принялся щекотать нежную кожу носом.

Она попыталась вывернуться, но он не позволил. Карина возмущенно фыркнула.

— Слушай, Соболев, в твоем доме я никак не могу выспаться. — Сонно и немного сердито возмутилась она.

— Б-е-е-да. — С наигранным сочувствием согласился Костя. — А я вот, в последнее время, никак наесться не могу. — Поделился он с ней своим «горем».

Потянулся так, что кости затрещали и, перегнувшись через край кровати, взял одно печенье.

Карина обернулась и ехидно посмотрела на него.

— А ночью ты, значит, не наелся? — Приподняла она бровь. Снова повернулась к нему всем телом.

Он усмехнулся.

— Так то, когда было. — Соболев сжевал еще одно печенье.

Карина подняла свои брови еще выше. В ее глазах ему почудилась некая насмешка. И, как показалось Косте, он знал, на счет чего ту отнести.

— Что, никаких замечаний по поводу еды в постели? — Усмехнулся он. И взял в рот еще одно.

— Почему? — Улыбнулась Карина. Откинула одеяла и, как была, оказывается, совершенно обнаженная, вдруг уселась поверх его бедер. — Дай мне.

Она наклонилась, уперев руки в его плечи, и откусила большую часть печенья, которое он держал губами, шаловливо пробежав язычком по его рту.

— Эй, твоя порция на кухне, под бдительным оком Фила.

Притворно возмутился Костя, ощутив, как тело окатило возбуждением. Которое, словно горячей, жгучей волной прошлось по каждой мышце. Словно и не устал он, и не вымотался за сегодня.

— Ты не поделишься с голодной женщиной? — Насмешливо уточнила Карина, прожевав украденное лакомство.

— Не планировал. Ты же спать хотела. — Костя насмешливо приподнял уголок губ.

— Сам виноват, разбудил. — Ее пальцы, кстати, уже распускали его галстук.

Соболев выгнул бровь и попытался достать еще одно печенье.

Она покачала головой и чуть надавила ему на плечо. Не пуская. Грудь Карины нависла над его губами. Черт. От такого приглашения было очень сложно отказаться. Да, и зачем?

— Тебя не учили, что нельзя есть в кровати, Костя? — Улыбка Карины четко показывала, что она точно знает, в каком именно он уже состоянии. Впрочем, что гадать, ее бедра располагались как раз на его возбужденных чреслах. — И ложиться в нее в рабочей одежде, кстати? — Одной рукой она продолжала освобождать его от той самой одежды, расстегивая пуговицы рубашки.

— Нет. — Он покачал головой, наслаждаясь прикосновением ее кожи к своему лицу. И ухватил один из острых сосков губами. — Огромный и непозволительный пробел в моем образовании. Боюсь, неисправимый. — Невнятно пробормотал он, дразня ее плоть языком. — Но ты можешь попробовать повлиять на это.

Карина выгнулась, словно позволяя ему себя ласкать.

— Спорим, у меня выйдет тебя перевоспитать? — Ее руки, распахнув полы его сорочки, уже расстегивали пряжку ремня.

— Между прочим, я велел накрывать ужин. — Хрипло заметил Костя, обхватив ее талию ладонями, чтобы крепче прижать голую попку к своим бедрам.

— Фил умный. Догадается не расставлять блюда, пока мы не спустимся.

Карина наклонилась, чтобы снова коснуться его губ своими, лишив Соболева возможности ласкать ее грудь. А потом как-то незаметно повела бедрами, поджала ноги и — его плоть, уже освобожденная от всякой одежды, приспущенной куда-то на бедра, оказалась зажата между ее ягодицами и голенями.

Ох!

Он выдохнул проклятие. И усмехнулся, когда она, с веселым вызовом заглянув в его глаза, легонько шевельнулась.

— Веришь или нет. — Сипло протянул Костя. — Но я, серьезно, поднялся только за тем, чтобы позвать тебя на ужин.

— Ничего, мы не будем задерживаться. — Пообещала Карина ему в губы.

И его, если честно, чертовски радовало, что не у него одного дыхание тяжелое и прерывистое. Да и грудь Карины вздымалась так часто, что сомнений в ее возбуждении не возникало.

— Ну, если ты обещаешь… — Протянул Костя и, сильнее сжав ее талию, резко приподнял Карину, переходя от слов, к действию.

— Слушай, а зачем тебе балкон в спальне?

Костя вышел из гардероба, натягивая футболку через голову. Костюм и рубашка продолжали валяться на полу, вместе с галстуком и носками. Карина стояла на коленях у кровати и заглядывала под ту.

Просто услада для зрения.

Кажется, она там искала пояс своего халата. А тот, Костя хорошо видел, лежал с другой стороны. Впрочем, при таком положении Карины, его глаза не могли задержаться еще на каком-то объекте достаточно долго для идентификации. Они, кстати, и правда, не задержались. Так что, был шанс, что еда еще не успела остыть. И да, она опять стонала от удовольствия. И он точно знал, что это не было притворством. Это грело его мужское самолюбие.

А значит, можно, и правда, со спокойной совестью, идти ужинать.

Карина подняла голову и одарила его насмешливым взглядом. Сложно было понять, довольна она или нет, тем, что он добрался до ее рисунков.

— Мне — ни к чему. Но ты же куришь.

— Ага, значит, в комнате курить уже нельзя. Теперь на балкон выходить надо. — Он поднял пояс с пола и протянул ей.

При этом, смотрел Костя не менее насмешливо, чем сама Карина.

— Ну, что ты? — Взяв ленту из его рук, Карина грациозно поднялась. — Кто я такая, чтобы что-то запрещать тебе, в твоем же доме? Это так, проекты, от нечего делать…

— Ну, почему же? Я вот, понял, что ложиться в постель с едой и в костюме — нельзя. Еще пару сотен повторений и, может, запомню. — Подмигнул он ей.

— У тебя такие проблемы с памятью? — Карина пошла к двери. — Бедный. Как же ты работаешь? — Откровенно насмехаясь, спросила она.

— С трудом. — Поддержал Костя, идя следом. — Если бы не помощники, давно бы по миру пошел.

Она рассмеялась. Он довольно улыбнулся.

— Ладно, — Вернулся Костя к теме балкона. — Только, единственное, добавь к эскизу навес. Пусть будет открытым, но с навесом. Знаешь, такой, полосатый можно. Или однотонный, не существенно, в общем. Главное, общая идея, как у французов. Можно еще и цветы там расположить. Будешь по утрам там кофе пить, пока я курю. Ты была во Франции, понимаешь, о чем я? — Тут же добавил он, сбивая ее с толку и не позволяя сосредотачиваться на значении его требования.

— Была. — Карина уже не смеялась. — Правда, на балконы смотреть, времени не было. Как и на другие достопримечательности. Разве что, на обстановку номеров отелей. Да на Эйфелеву башню. Ее, практически, из окон всех дорогих номеров видно. — С вызовом заметила она, застыв на последней ступени лестницы.

Ага, похоже, все же поверила в плохое качество его памяти. Девочка, девочка. Все он помнит. Только, кому какая разница?

— Значит, проведем для тебя экскурсию по глубинке Франции весной. — Пожал он плечами. — Дизайнер же должен познавать все свои знания и на практике, а не только в теории. — Обхватив талию Карины рукой, он потянул ее в сторону столовой.

— Костя…

— На время перестройки тут, придется, конечно, перебраться в отель. Не люблю жить в ремонте. — Соболев скривился, не позволив ей вмешаться и прервать его. — Думаю, если правильно поставить задачу перед людьми, за месяц они справятся со всеми твоими идеями. А может и быстрее. Надо будет со Шлепко поговорить. В общем, наш отель через десять дней откроем, и ремонт тут, как раз, начнем. — Решил он, отодвинув для нее стул.

Фил суетился, накрывая на стол. Карина не ошиблась, парень верно рассчитал время.

— Ты собирался перестраивать дом? — Она, похоже, не собиралась облегчать ему задачу и просто верить тому, что Костя говорит.

— Нет. — Честно признал он, приступая к еде. — Мне, как-то, все равно было, что тут.

— Тогда, с какой радости, ты решил перестроить его сейчас по моим эскизам, нарисованным от «нечего делать»? — Едва ли не с сердитой претензией уточнила Карина.

— Они мне понравились. — Константин пожал плечами. — Очень. Ты, и правда, прекрасно поняла, что мне подходит и надо. Нам надо. — Добавил он, твердо посмотрев в ее глаза.

Она отложила вилку и открыла рот, похоже, собираясь опять возражать.

— Не надо. — Он улыбнулся и покачал головой. — Ты же умная женщина, хорошая моя. Не надо спорить с тем, что есть, и что неизбежно. — Он отсалютовал ей бокалом.

Она долго смотрела на него. Но не спорила. Уже что-то. После молча вернулась к своему ужину и, как показалось Косте, о чем-то напряженно думала. Знать бы еще о чем, насколько стало бы проще.

Глава 24

Это было так некстати! И настолько не вовремя. Он почти был готов поклясться, что это происки Соболева! Гад. Ему не удалось найти связь, но все же, тот должен быть здесь замешан. Все неувязки и проблемы в его жизни связанны только с этой сволочью!

У него заканчивались деньги, полученные за последний заказ. Информация стоит дорого, а он узнавал об этой шлюшке. И теперь, ему надо думать о наличных.

Добывать деньги здесь — опасно, можно засветиться. Соболев накоротке с местными авторитетами. Это он тоже хорошо выяснил.

Значит, надо браться за заказы, которые имелись. Но для этого придется на какое-то время бросить наблюдение за этим гадом. Стоит ли?

С другой стороны, у него есть своя репутация, для создания которой было приложено много сил. И нет смысла ту терять, ведь потом, когда он все же убьет Соболева, надо будет на что-то жить. А если он раз за разом будет отказываться от работы сейчас — про него могут и забыть. И придется все начинать сначала. Это его не устраивало.

Придется, видимо, взять какой-то заказ. И реноме подтвердит, и счет пополнит. А Соболев… Ему уже, и так, и так — не уйти. Он жизнь готов потратить на то, чтоб подловить эту гадину и уничтожить. Так что, небольшой перерыв ничего не изменит, наверное.

Хоть и не хотелось тратить время на что-то еще. Однако, надо. Надо. Да.

Никольский позвонил ему поздно ночью. Чудо, что Карину не разбудил своим звонком. А может и разбудил, но она не подала виду, Костя не спрашивал. Важно было не это. А то, чтобы она ничего не узнала.

Картов планировал утром прилететь сюда. Вроде бы и все чин по чину, в рамках начавшейся предвыборной агитации среди населения страны. Только вот, изначально, лететь он должен был в другой город, и изменили дату визита лишь вчера. Совпадения? Костя в те не очень верил, когда речь шла о фигурах такого масштаба. Но раз прилетает — будем действовать. Ему было что сказать, и что противопоставить Диме.

Он спокойно вернулся в кровать и «доспал», обнимая Карину. А вот уже утром, проснувшись, начал действовать.

Для начала, пока она была в душе, он нашел Фила и, ничего не объясняя, приказал под любым предлогом не выпускать Карину из дому. Что угодно придумать, но не дать ей выйти. Соболев не мог допустить ошибки и посчитать, что Картов будет вести себя честно. И он не собирался дарить ему шанс.

Фил, еще раз порадовав Костю смекалкой, без вопросов пообещал выполнить распоряжение. Костя немного успокоил парня, пообещав, что пришлет на подмогу Шлепко, чтобы тот занял Карину обсуждением грядущего ремонта. Даже хорошо, что вчера он влез в ее эскизы. Теперь меньше вопросов у Карины будет, она не могла не заметить, что у него слова не расходятся с делом.

Потом он отдал схожие распоряжения охране. И был уверен, что те Карину никуда не выпустят, а надо будет, и костьми лягут, чтобы ее защитить. Борис прислал с самого утра еще несколько парней. Костя приказал не очень мельтешить. Она умная, в конце концов, по суматохе может понять, что что-то случилось.

Потом, собственно, позвонил Шлепко.

Когда Карина спустилась, чтобы позавтракать с ним, Костя был совершенно спокоен и невозмутим. Он сообщил ей о приходе Максима и, выслушав очередные возражения, поставил перед фактом, что данный вопрос не обсуждается. Неужели она откажется привести этот дом в нормальный вид? Ее чувство прекрасного и дизайнерское призвание просто не позволят оставить жилище в таком состоянии, заметил Костя. Карина фыркнула, а он воспользовался минутной паузой, чтобы перевести разговор на другое.

После завтрака, пообещав приехать раньше, чем вызвал удивленное приподнимание бровей и насмешливый интерес: «не разорится ли он, все меньше и меньше времени занимаясь делами?», Костя в такой же манере заверил ее, что «их» доходам ничего не грозит. И уехал, пожалуй, почти в прекрасном настроении.

Картов позвонил, когда он был в машине. Костя решил не откладывать дело в долгий ящик и пригласил его в свой офис сразу, как только тот сможет.

Люди Никольского «вели» Картова от самого аэропорта. Дима, видимо, тоже решил покончить с их делами до своих встреч с избирателями, и сразу направился к нему. Борис сидел с Костей в кабинете. Судя по отчетам их наблюдателей, Картов собирался явиться вместе с начальником своей охраны. Посовещавшись, они с Борисом решили соблюсти баланс сил.

— Костя.

Дмитрий появился в его офисе по обыкновению бодрым и подтянутым. Выглядевшим так, словно готов был сутками работать на благо государства и интересов народа своей страны. За его спиной маячила хмурая физиономия охранника. Тот самый Сергей.

Соболев не задержался на нем взглядом. Трусы не заслуживают ни внимания, ни жалости. Тем более что он уже и так все про того знал.

— Дмитрий.

Он не отошел от окна, чтобы протянуть руку и поприветствовать Картова. Даже не кивнул. Спокойно и твердо встретил непроницаемый, изучающий взгляд глаз кандидата. Картов этого не пропустил.

Никольский лишь чуть привстал с дивана, в качестве приветствия, и снова сел.

— Надеюсь, простишь, что отрываю тебя от дел. — Дмитрий широким жестом обвел кабинет. — Но я не могу дозвониться до Карины. Вот и вынужден обратиться к тебе.

Костя промолчал. Дмитрий, выждав пару секунд, и, видимо, не получив реакции, на которую рассчитывал, приподнял бровь.

— Мне надо поговорить с Кариной. Ты же знаешь, мы старые друзья. Хотел с ней проконсультироваться по некоторым делам. С ней все хорошо?

Проконсультироваться. Как же. Даже так достоверно разыграл обеспокоенность.

— Замечательно. — Чуть усмехнувшись, заверил Костя, заметив напряженный изучающий взгляд охранника. — Она телефон потеряла. Два, уже, собственно, с тех пор, как приехала.

«Пояснил» он и кивнул, предлагая «гостям» сесть.

— Странно. — Дмитрий элегантно занял свободное кресло. — Она знает мой номер наизусть. Уверен, Карина сразу бы позвонила мне и сообщила. Если только ей ничего не помешало. Мы очень близки. — Снова акцентировал Картов и выразительно посмотрел на него, всем видом давая понять, что подозревает именно Костю в «помехах связи».

А что тут спорить. Дима не дурак.

— Я полностью осведомлен о степени вашей с ней близости. — Константин не перестал холодно улыбаться. — А Карина просто не хотела звонить.

Картов чуть нахмурился.

— Это невозможно. Думаю, ты, просто, и правда, не представляешь степени наших отношений. Она бы обязательно мне позвонила.

Игра шла на высоких ставках. Костя это понимал. Никаких резких движений или жестов. Только мимика. Голос. Незначительные и обтекаемые намеки. Чтоб первым не дать повода…

А вот Костя, как раз, собирался этот самый повод дать.

— Если Карина чего-то не сделала, значит, не хотела. Я ей не запрещал тебе звонить. — Он легко повел плечами, будто отвергал такие подозрения.

— Я хотел бы с ней поговорить. — Картов чуть прищурился.

— Это невозможно.

С его губ не сходила прохладная усмешка.

— Я начинаю волноваться о Карине, Костя. Никогда не думал, что мы можем столкнуться с такой проблемой…

— Никакой проблемы нет. — Он хмыкнул. — Моя жена сейчас занята перестройкой дома. Не хочу отвлекать ее по мелочам. Думаю, и моего слова о ее прекрасном самочувствии — достаточно.

Они размышляли над этим заявлением долго. Секунд двадцать. Странно, Костя не видел в своем заявлении ничего сложного для восприятия.

— Я не слышал, что ты женился. — Медленно заметил Картов. Он словно подобрался весь и, хоть это и не было видно, напряжение будто заструилось в его ауре. — Отчего не позвал на праздник?

Охранник Дмитрия просто выглядел пораженным. Плохой игрок. Совсем не умеет скрывать чувства. Наверняка, Дима забавлялся, наблюдая за его влюбленностью в свою игрушку.

— Это было скромное событие. Мы просто расписались. Так сказать, узаконили взаимовыгодную сделку без шумихи. Думаю, ты знаешь, как это бывает. — Костя позволил своей усмешке стать чуть шире и ироничней.

— Знаю.

Он просто по глазам видел, как тот пытался просчитать, что теперь Костя знает, и в чем состояла эта «сделка». Ясное дело, скажи Костя об истинной причине того, почему действительно велел их утром расписать — Картов не поверил бы. Но нашел бы способ использовать, угадав слабое место. А вот так — это он понимает, и даже уважает, видно по взгляду. Осознает, что его обставили. Но и сам бы не упустил такого шанса, завладеть информацией, доведись.

Мразь.

— Хитрая сучка. — Картов чуть сильнее сжал губы.

И только. Впрочем, Соболев на истерику и не рассчитывал. Потом. После…

Он не дал своим чувствам вырваться на волю.

— У нее был хороший учитель, как я понял. — Невозмутимо заметил Костя, добавив в «копилку» Картова еще один «грех».

Картов только ехидно скривил губы.

— Она была моей, Константин. Думаю, ты играл не совсем по правилам.

Так, перешли к этапу претензий и «наездов».

— Ключевое слово — была, Дмитрий. — Заметил он. — Теперь, Карина — моя жена. Думаю, мне не стоит уточнять, что свое я защищаю любой ценой. Или ты готов рискнуть, и потерять поддержку всех, посягнув на мою семью?

Картов промолчал, похоже, раздумывая над таким вариантом.

— Что ты хочешь за ее голову? — Дмитрий откинулся в кресле.

— Я не нарушаю своего слова и не предаю соглашений. Тебе это прекрасно известно. — Отрезал Константин.

— Значит, и наше соглашение в силе? — Уточнил Картов, сложив пальцы «домиком» перед лицом.

Костя повернулся к окну.

— Знаешь, отчего я никогда не рвался в политику, Дима? — Почти доверительно поинтересовался он. — Как бы ни был силен политик, чего бы он не достиг до того, как ввязался в это — покусившись на политические перспективы, ты становишься зависим от тех, кто тебя поддерживает. От тех, кто тебя продвигает, и чьи интересы ты лоббируешь. — Костя снова посмотрел на Картова. — Наше соглашение в силе. Оно мне выгодно. Как и соглашение с Кариной. Надеюсь, больше вопросов и недоразумений не возникнет?

Картов поджал губы. Он не был доволен. Но и оспорить то, что сказал Костя — не мог. К тому же, наверняка понимал: попытайся он устранить Соболева — в регионе начнется грызня за власть и ресурсы. Появится слишком много тех, кто будет тянуть «одеяло» на себя. «Плюс проблемы, минус — сильная поддержка». Такая головная боль перед выборами никому не нужна.

Потом… Картов может и передумать. Тем более, при том объеме информации, которую Костя получил с Кариной, о чем Картов не может не знать.

Только Костя так долго ждать не будет. Но пока ему надо Картова отвлечь от таких мыслей.

— Я понимаю, что твои интересы несколько ущемлены. — Все так же спокойно согласился он. — И предлагаю некоторую компенсацию. Кажется, тебя интересовал один из комбинатов на моей территории? Готов его тебе уступить. — Костя толкнул в сторону Дмитрия папку, которая до этого лежала перед его креслом. — Женщина-женщиной, а нашим общим интересам и бизнесу, зачем страдать?

Дмитрий глянул на название. Расслабился. Это было заметно. Но от всех опасений не избавился.

— Тебе, Костя, жена с приданным досталась. С богатым. — Медленно, будто раздумывая, заметил он. — Стоит ли мне ждать, что где-то это может аукнуться?

— Касательно тебя — нет. Шамалко мне не выгоден.

Картов кивнул и поднялся. Его охранник, и не садившийся, а все это время буравящий Соболева черным взглядом, подошел ближе.

— Что ж, прими поздравления, Костя. — Усмехнулся Картов. — Помимо остальных своих качеств, Карина никогда не даст заскучать в постели… мужу. Она хороша. Думаю, ты оценил. И жене не забудь пожелания счастья от меня передать.

— Я доволен всеми гранями личности своей жены. — Заверил его Константин.

— Приятно было с тобой все решить. — Кивнул Дмитрий. — А теперь, прости. У меня еще много дел.

— Разумеется, я тебя не задерживаю.

Костя наблюдал, как закрываются двери его кабинета.

Первый раунд. Будем надеяться, что один-ноль, и Картов глотнул наживку.

— Ты, и правда, этой сволочи еще и комбинат отдашь? После всего, что он с Кариной сделал?

Никольский, похоже, был зол. Костя улыбнулся. Впервые искренне за эти тридцать минут. Хорошо, когда друзья такие преданные.

— Не боись, Боря. Все решим. Если правильно все разыграем, комбинатом он недолго владеть будет. Зато сейчас, мы эту проблему сбросили, а Виктор, и при всем желании, ею нас уже не достанет. Я, кстати, почти уверен, что суета вокруг этого комбината не без помощи Картова началась. Только он, видимо, рассчитывал, что я к нему за помощью обращусь. А оно, вон, как вышло.

Никольский не стал уточнять, что именно Костя имел в виду, говоря «недолго». И хорошо. Соболев пока не собирался даже его посвящать в свой план. Так надежнее. Если только Костя обо всем знает, не к кому и придираться.

— А Карина в курсе, что уже «жена»?

— Зачем ей лишние стрессы? Пусть постепенно привыкает. — Костя улыбнулся. — Может, даже еще для нее церемонию проведем. Но ты и сам реально понимаешь, тянуть было нельзя. И все должно было быть зарегистрировано официально. Только при таком положении Картов не рискнет ее тронуть. Он, ведь, еще проверит это.

— Я-то понимаю. Поймет ли она? — Широко усмехнулся Борис.

— Разберемся. — Заверил Соболев.

— А она пропажи паспорта не заметила? — Уточнил Никольский.

Костя покачал головой.

— Нет. Может, думает, что с телефоном тогда потеряла, я не интересовался, чтобы не заострять внимание.

— Ясно. — Борис рассмеялся. — Ну, смотри. От выпивки, за здоровье «молодых», все равно не отвертишься. Такой повод… Ты — и женат. Кто бы мог подумать?

— Давай, потом, а? Мне сейчас не до мальчишников. — Отмахнулся Соболев. — Или, хочешь, я к тебе для компании, вместо меня, Фила отправлю? — Коварно предложил он. — Вместе попразднуете. Повеселитесь…

— Нет. Уволь. — Борис вскинул руки в наигранном ужасе. — Не хочу пить в компании твоего эконома. Не доверяю я ему.

— Ну, как знаешь. Тогда, жди официального праздника. — Развел руками Костя, продолжая посмеиваться. Хоть сам и оставался серьезен.

Так, разрядили немного обстановку. И все. Шутки-шутками, а они оба понимали, что дела с Картовым еще не закончены.

Что-то происходит. Определенно. Карина чувствовала это очень четко. Она умела замечать самые мелкие и незначительные детали, делать выводы по косвенным признакам.

Охрана. Ее было слишком много. Нет, парни не попадались на глаза. Их умно и четко организовали, и будь это единственным, она бы, наверное, и не заметила.

Шлепко суетился. И не нервничал, вроде бы, но уж очень старался. Можно списать это на все ту же боязнь разочаровать босса. Но он же и в прошлый раз старался. Но и на десятую часть не так сильно, как сегодня. Максим просто стелился перед нею. Даже когда пытался спорить или что-то посоветовать, это не звучало. Парень готов был соглашаться с чем угодно и интересоваться ее мнением о таких мелочах, вплоть до цвета туалетной бумаги, что создавалось ощущение, будто ее специально занимают какими-то делами.

Фил просто фонтанировал. Именно так. И это определение касалось всего. Он постоянно юморил, говорил на повышенных тонах и очень наглядно демонстрировал свою ориентацию, заставляя Максима прятаться за спину Карины.

Ладно, это ее развлекало, Карина не могла не признать. И все же.

Все же, что-то было не так.

Может, она придирается?

Если серьезно, Карина ни одного из них не смогла подловить на проколе. И все ее претензии можно было списать на пустые придирки. Но что-то ныло внутри. Мучило какое-то сосущее чувство, заставляющее ее то и дело оглядываться. Словно бы из-за угла коридора или кухни вдруг могло появиться что-то или кто-то ужасный.

Она знала, кого боялась. И так же хорошо понимала, что это маловероятно — увидеть Диму в коридорах дома Соболева. Но противный, липкий, предательский страх не слушал разумных доводов.

Она расслабилась. В какой-то момент позволила себя не ждать подвоха. И это было плохо.

Но было кое-что и похуже.

Ей очень хотелось к Косте. До безумия сильно. И это желание, так явно демонстрирующее, что она становится от него зависимой, пугало ее еще больше. Она трижды ловила себя на желании позвонить ему. И в самый последний момент отдергивала руку от телефона. Она не могла сосредоточиться на всех этих глупых и нелепых вопросах Максима. Да, какая ей разница, какого именно оттенка будут обои? Она, вообще, не подписывалась на этот ремонт, ее он заставил! Соболев.

Господи! Как же ей хотелось, чтобы он был сейчас здесь, рядом.

Карина не выдержала, послала Шлепко со всеми его вопросами куда подальше, заявив, что на сегодня обсуждение проекта отделки дома закончено. Со спокойной совестью съела целиком три шоколадных пирожных, которые только-только приготовил Фил, и скрылась от всей этой оравы в спальне.

Но и отдыхать ей не хотелось. Тревожность и страх нарастали, заставляя ее метаться из угла в угол, и сильно сжимать пальцы, оставляя на ладонях следы ногтей. Такое состояние не нравилось Карине. Она пыталась взять себя в руки. Пыталась успокоиться. Только выходило совсем плохо.

Каждый раз, подходя к окну, она замечала, что охранники обходят участок. Раньше они не делали этого так часто… Или это ей просто кажется из-за нервозности? Может, вновь виноваты скачки ее гормонального фона, «напоминающие» о том, что скоро следует посетить врача и еще на четыре года забыть, и о таких вот нервотрепках, и об угрозе появления нежелательных последствий ее «рабочей» деятельности?

Она не могла понять. Только и успокоить себя такими заверениями не получалось. Карине казалось, что она умеет чувствовать, когда ей грозит опасность. Научилась, выдрессировали за эти года. И потому не выходило отмахнуться от своих страхов, насколько беспочвенными те не казались бы.

Наконец, она не выдержала. Поддалась. Но все равно, не позволила себе позвонить Косте, как ни хотелось бы. Карина, все так же, как маленькая девочка, детство которой ей так и не позволили дожить, укрылась в гардеробе. С ногами забралась на одну из полок шкафа и уткнулась носом в рубашку Соболева, глубоко вдыхая его запах. Он об этом не узнает, а ей легче, все-таки.

Как ни удивляло ее это, но все указывало на то, что Соболеву удалось внушить ей мысль, что он сумеет ее защитить от всего. Может, этого стоило бояться больше, чем Картова?

Над таким-вот вопросом она размышляла несколько часов, но так и не смогла прийти к однозначному ответу. Мысли занимали ее разум, заставляя разбирать собственно «я», и происходящие с тем изменения, на составляющие и детали.

Карина настолько погрузилась в самоанализ, что невольно вздрогнула, услышав, как ее окликают из комнаты. Скрывать свое местонахождение было поздно. Она даже из укрытия вылезти не успела, как Костя заглянул в гардеробную. Хорошо, хоть рубашку от себя отпихнула.

— Ты что здесь делаешь? — Спросили они одновременно.

Оба замолчали и уставились друг на друга.

Хорошо. Уставилась она, отчаянно сдерживаясь, чтобы не броситься к нему и не обнять, как потерявшийся ребенок своего родителя. Костя просто улыбнулся и приподнял бровь, словно предоставлял ей право говорить дальше.

— Что-то, ты слишком уж рано. — Заметила Карина, надеясь, что удалось сохранить невозмутимость.

Она изящно поднялась с полки, словно не было ничего необычного в том, чтобы, вообще, сидеть в шкафу.

— Я на обед. — Все с той же усмешкой, пояснил Константин. — Еще вернусь в офис сегодня. А что, помешал чему-то интересному? — Он иронично поднял бровь и обвел глазами гардеробную.

— Очень. — Не сумев подавить язвительные нотки в голосе, злясь из-за своей реакции на его появление, ответила она. — Думаю, вот, может и тут что-нибудь переделать? Солярий устроить, или спа…

— А-а-а… — Многозначительно протянул Костя.

Настолько многозначительно, что она ни черта не поняла, что это его «А-а-а» значит! Умник нашелся!

Карина поджала губы.

А он улыбнулся еще шире, прищурился, и подошел к ней, крепко обняв.

Надо было оказать сопротивление, хоть какое-то. Эти объятия не имели ни намека на сексуальный подтекст, она чувствовала это. Она не сможет списать их потом для него на секс. Но у Карины не хватило воли. Наоборот, и не поняв когда и как, она крепко обхватила Костю за пояс, едва удерживаясь, чтобы для надежности, не забраться на него с ногами, как обезьянка.

— Соскучилась? — Костя усмехнулся ей в макушку.

— Что ты. — Как можно невозмутимей заметила Карина. — Замерзла просто. — Она попыталась отойти.

Костя не дал.

— Ага. Я так и понял. — Он прочистил горло, кажется, стараясь не рассмеяться. — Ты зачем Макса послала?

Она удивленно выгнула бровь.

— Это он тебе так сказал? — Карина иронично скривила губы. — Ему что, пять лет, что он к «папе» побежал жаловаться? И не посылала я его. А доступно объяснила, что не его дело, какой рисунок на туалетной бумаге я планирую заказать для туалетов.

Костя не смог сдержаться в этот раз, откровенно захохотал. Такое его поведение заставило ее немного успокоиться. Ведь Соболев не вел бы себя так, объявись Дима. Правда же? Картов кого угодно выведет из равновесия. А Костя… он был таким же спокойным, как и обычно.

— Серьезно, хорошая моя, — отсмеявшись, Костя запрокинул ей лицо, внимательно заглянув в глаза. — Что случилось? Ты зачем здесь сидишь? Пятнадцати комнат и кухни мало?

— Ничего не случилось. — Она отвела глаза.

Он хмыкнул. И продолжил ее удерживать, словно давал понять, что не верит.

Она держалась и молчала. Долго. Минуты три. А потом — не сумела вовремя прикусить язык.

— Костя…Все… Все нормально? — Еле слышно спросила она, боясь уточнять.

— Конечно. — Спокойно и уверенно ответил он. Даже немного нахмурился, словно старался понять, что заставило ее спрашивать. — А что такое?

Она повернулась и посмотрела на него. Потом отступила.

— Ничего. Замучил меня твой Шлепко своим энтузиазмом.

Костя опять улыбнулся.

— Я скажу, чтоб он поумерил пыл. — Пообещал Соболев. — Пойдем, там Фил уже накрывает.

Он пропустил ее вперед. Карина вышла из гардероба, не оглядываясь. Костя же, наоборот, обвел помещение и шкафы внимательным взглядом.

— Через полторы недели у нас официальное открытие здания. Судя по предоставленному мне плану — мероприятие выйдет достаточно заметным. Ты обойдешься местными магазинами, чтобы найти наряд, или хочешь куда-то поехать? — Спросил он, уже спускаясь по лестнице.

— Это приглашение? — Карина приподняла бровь. — Очень изящно.

— Оно самое. Главное, эффективно. — Соболев подмигнул.

— Я подумаю. — Карина посмотрела в другую сторону. — У меня дома есть подходящее платье. Может…

Она не договорила. А он не стал настаивать, видимо, опасаясь спугнуть. Раньше Карина наотрез отказывалась обсуждать с ним свой дом.

Было что-то странное, пронзительное в том, что он обнимал ее уже как свою жену. И пусть сама Карина ничего об этом не знала, Костя не мог справиться с этим непривычным и необычным ощущением. И оно ему нравилось.

Хотя, у Соболева умелась не то, что подозрение, а стойкая уверенность о собственной незавидной участи, когда она узнает об их браке. Однако его сейчас это занимало мало. Константин точно знал, что поступил единственно верно. К тому же, он этого хотел, и все равно женился бы на ней. Так зачем оттягивать неизбежное и закономерное развитие их отношений? А с ее страхами он сумеет справиться.

Кстати, о них, о страхах.

Она поняла. Неясно как, но сумела сложить в уме такие мелочи, на которые никто другой не обратил бы внимания. Максим примчался к нему в офис едва ли не в панике, что его прямо сейчас уволят, за то, что плохо «отвлекал». Он клялся и божился, что все вели себя очень аккуратно, и придраться не к чему. И Фил подтверждал эти заверения. Как и охранники. Но Карина, все равно, что-то почувствовала.

Умница. Глупо, наверное. Но он гордился ею и ее умом. Хоть и было горько от того, как именно тренировалась ее интуиция и смекалка.

Шлепко он отчитал. Сурово. Так, чтоб не расслаблялся. В конце концов, Карина привыкла играть на его, Соболева, уровне, с тем же Картовым, Шамалко, и другими. Парень до этой черты, ясное дело, не дотягивал. Но и принимать это само собой разумеющимся не должен был. Пусть старается больше. А потом сразу приехал домой. Не для того Костя старался оградить Карину от происходящего, чтоб топорная работа помощников свела к нулю его старания.

За окном машины мелькали перекрестки и светофоры, опускались сумерки, хоть зима и заканчивалась, дни оставались короткими. А надо еще как-то успеть закончить все дела.

Фил… Эконом отделался легче Макса, откупившись пирожными и заверениями, что над его поступками Карина смеялась, несмотря на волнения. За ее веселье Костя мог спустить многое.

Охранников он не трогал. Парни четко выполняли его распоряжение.

— В гардеробе? — Голос Валентина отвлек его от мыслей. — Рядом с твоей или с ее одеждой?

Костя отвернулся от окна и бросил взгляд на водителя, который внимательно следил за дорогой.

— С моей. — Бросил он в трубку.

Валентин хмыкнул.

— Что ж, поздравляю, ты своего добился. — Психотерапевт чем-то щелкнул на том конце связи. — Если она, чувствуя опасность, спряталась среди твоих вещей — значит, подсознательно ассоциирует тебя с безопасностью и защитой. Может она еще и не признает этого, но так есть.

Не то, чтобы Костя сам не сделал соответствующих выводов. Но всегда приятно получить подтверждение у специалиста.

— Только, я еще раз тебе напомню, Соболев. — Голос Валентина стал серьезным. — Все. Черта пройдена. Для нее возврата не будет. Уже, нет. Разочарования в тебе ее психика не выдержит. Помни об этом.

— Я понимаю с первого раза. — Холодно отозвался Константин. — И прекрасно слышал, что ты мне сказал при первой встрече. Напоминать — лишнее. И бессмысленно. Ей ничего не грозит. Я об этом позабочусь.

— Не заводись, Соболев. — Валентин, казалось, ничуть не испугался. — Иногда мы сами не замечаем, как совершаем ошибки. И чаще всего близкие моих пациентов меня разочаровывают. Ты сумел вызвать мое восхищение и уважение. Не хочется, чтобы что-то пошло не так по глупости.

— Я не делаю глупостей, Валентин. — Костя усмехнулся. — Иначе давно погорел бы в деле.

— Бизнес — одно, отношения — другое.

— Слушай, ты от меня чего хочешь? Чтоб я на крови поклялся, что не буду глупить?

— Ну, так вот, прям уж, не надо. Я психотерапевт, а не дьявол, и даже не его адвокат. — Валентин рассмеялся. — Просто, не расслабляйся. То, что ты добился ее доверия, это одно. Но ее жизнь, и память о той — никуда не делись. И вылезти это может в любой момент, от такого раздражителя, который не предугадаешь. Помни об этом, и будь внимательным к Дарье и ее состоянию.

— Я понял. — Соболев заметил, что она уже подъехали к офису. — Уж, поверь, не забуду.

Это платье не давало ей покоя. Мысли о нем постоянно крутились у Карины в голове. А утренняя нервозность, после того, как Карина убедилась по поведению Соболева, что для нее нет повода, трансформировалась из-за этих мыслей в раздражение.

Глупо. Словно больше думать не о чем! Стоит ли из-за какого-то наряда допускать чужих людей в дом, который она так тщательно оберегала от всех? Подходящее платье можно купить где угодно, в конце концов. Но ей, вдруг, захотелось именно то. А еще — вспомнилась любимая чашка, из которой Карина всегда пила по утрам кофе. Причем, ей вовсе не хотелось бы сидеть дома, чего совсем недавно Карина так страстно желала. Нет.

Но она честно признавала, что была бы не прочь заполучить свои любимые вещи сюда… в дом Соболева.

И еще — свою любимую машину. Ей хотелось бы, что бы та была под рукой, на случай, если ей захочется проехаться по городу. Не в той сумасшедшей гонке, как однажды. А просто прокатиться, осматривая и узнавая вотчину Константина. Ведь, так или иначе, не похоже, что ей позволят в скором времени вернуться в свой городок.

Да и хотела ли Карина возвращаться? Она почти не сомневалась — стоит ей появиться там без Соболева, как и еще где-то, в общем-то, как Дима тут же до нее доберется. К этому моменту он уже не мог не догадаться, что его обвели вокруг пальца. Между ними еще никогда столько не длилось молчание. Даже те полтора года, что она прожила спокойно — он звонил каждые два-три дня, чтобы «поинтересоваться» ее настроением и делами, самочувствием, поддерживая образ заботливого близкого родственника, которым, похоже, и правда считал себя в извращенном сознании. И Картова, определенно, не могло не насторожить, что она так долго не сообщает ему свой новый номер. Наверное, именно это понимание и заставило ее так нервничать сегодня. Ошибочно, как оказалось.

Быть может, и правда, стоит съездить за вещами? Какой смысл отказывать себе в привычном и комфортном? Ради чего? К тому же, Карина солгала бы, сказав, что не чувствует себя здесь спокойно, несмотря на раздражающую привычку Кости выводить ее из себя. И потом, так или иначе, а она уже по уши влезла в перепланировку дома, а свои проекты Карина всегда доводила до конца, и этот не бросит. Хоть и не могла отрицать, что этот проект становился все более личным.

Глупо было на что-то надеяться и о чем-то мечтать. Любой человек с ее опытом и знанием о жизни знал — не бывает чудес. Максимум, на что Карина может рассчитывать — провести с Константином ровно столько времени, пока ему не надоест играть в рыцаря, и он не отыщет себе новое развлечение. Всем им рано или поздно надоедали свои привязанности. А любовь… Карина, если честно, в ту ну никак не верила. За свою жизнь она той не видела. Разве что любовь родителей к своим детям. Да и то не всегда. Но никак не в отношениях мужчин и женщин. Да и не того она уровня, чтобы что-то такое со стороны Кости себе вообразить или домыслить. И пусть она не имела никакого объяснения, зачем же он тогда так носится с ней, Карина нигде не могла найти изъяна в собственной логике.

Но в ее жизни и такого отношения не было. Так отчего бы не позволить себе насладиться этим временем сполна? Она ведь ничего не теряет. Наоборот, получает то, чего никогда не имела и не испытывала.

Глава 25

Размышляла она над этим своим желанием еще два дня. После чего просто поставила Соболева перед фактом: если он намерен держать ее здесь еще какое-то время, то ей необходимы ее вещи. И дальше начала перечислять список всего необходимого. Было немного несправедливо преподносить это так, словно бы Константин не позволял Карине пользоваться своими вещами. Наоборот, он несколько раз открыто заявлял, что готов привезти сюда все, что ей требуется. Однако Карина не была готова пустить кого-то в свою квартиру тогда, и не могла сейчас просто признать, что подпустила его к себе настолько, чтобы изменить этому правилу.

Тем более в той ситуации, в которой это все происходило. Константин, отчего-то, решил остаться и работать дома. Не то, чтобы Карина ждала объяснений его поступков и решений. И вовсе нет. Захотелось — имеет право. Он здесь хозяин и барин.

Однако, вопреки тому, как поступал ранее, он не вызвал помощников. Просто расположился в своем кабинете и изучал какие-то документы, периодически звонил кому-то и уточнял что-то. Соболев не потрудился закрыть двери, и она, совершенно случайно, разумеется, проходя по коридору, видела все это.

Хотя, кого обманывать? Карина не случайно там шаталась. Ей было любопытно. И почему-то не хотелось сидеть в облюбованной столовой, когда Костя находился в доме. Хотелось сидеть с ним.

Когда она третий раз прошла по коридору на кухню, до которой можно было добраться быстрее совсем другим путем, Константин поднял голову, поймал ее любопытный взгляд, брошенный в кабинет, и с усмешкой приподнял бровь. А потом махнул рукой на свободный диванчик, словно приглашая. Решив, что раз ее поймали на «горячем», и притворяться нет больше смысла, она свернула в комнату, забыв о том, что ей надо было в кухне.

— Не отвлекаю? — Чуть насмешливо поинтересовалась она, забравшись на диван с ногами.

— Отвлекаешь. — Соболев усмехнулся еще шире. — Но я потерплю. И потом, так ты будешь отвлекать меня меньше, чем бегая взад-вперед по коридору. — Поддел он ее.

— А у меня сейчас, как раз, время пробежки. Ровно час бегаю по дому. — Карина с удобством откинулась на спинку. — Ты просто не знаешь мой график.

— И чем тебя не устроили беговые дорожки в тренажерном зале? — Не скрывая веселья, поинтересовался Костя.

— Во-первых, он у тебя на верхнем этаже, — она загнула один палец на ладони. — Мне лень туда подниматься, и пейзаж за окном сейчас не очень интересен. Телевизор я не люблю смотреть, тем более во время пробежек. — Карина загнула второй палец. — А так — я всегда смотрю на что-то новое и спортом занимаюсь. — Она очень старалась не засмеяться, видя, как и он сдерживает смех.

— И как, увидела что-то интересное? — Медленно протянул он, видимо не очень справляясь с этой задачей.

— Не особо. — Скорчив гримаску, призналась Карина.

— Тогда забудь о своем… «спорте» и посиди со мной. — Предложил Соболев и посмотрел на нее так, словно сомневался в согласии Карины.

Словно она бы бегала туда-сюда, мельтеша у него перед глазами, если бы не хотела сидеть именно здесь. И ведь оба это знали. Но он все время позволял ей сохранять видимость своей отстраненности. Она не знала, отчего Костя так заботится об этом, почему не скрывает того, что понимает, как нелегко ей в чем-то признаться и сделать еще шажок на встречу, открыться ему еще в чем-то. Но он это делала. А она использовала это, поддаваясь искушению.

Карина медленно кивнула, дав понять, что останется. А Соболев, все с той же улыбкой и веселым ожиданием в глазах, подтолкнул в ее сторону небольшую стопку чистых листов, на которых лежали два простых карандаша.

Подготовился, значит.

Она решила не комментировать, а, встав с дивана, забрала предложенный ей «инструментарий» и каждый из них, вроде бы, погрузился в свои дела. Соболев вернулся к своим документам, Карина рисовала, не позволяя ему заглядывать через плечо, что Костя время от времени порывался сделать, прохаживаясь с телефоном во время очередного разговора.

Несколько раз в кабинет заглядывал Фил, справляясь о том, не желает ли кто чая или кофе? На кофе согласились оба, и эконом, дополнив то очередным своим кондитерским шедевром, обеспечил их перекусом. Впрочем, к чему Карина уже почти привыкла, сладостей ей досталось мало, Константин пользовался любым подходящим, и не очень, случаем, чтобы забраться в ее тарелку. Словно бы недоедал в своем доме. Вот и сейчас, Соболев, что-то невнятно пробормотав (из-за того, что жевал), про ее занятия спортом и их бесполезность, нагло съел большую часть. А когда Карина напомнила, что не одной ей тут грозит лишний вес, с усмешкой сообщил, что потратит лишние калории на корте, или, она может помочь ему избавиться от тех в постели. Желая его подразнить, она в отместку предложила свою кандидатуру лишь для игры в теннис. Продолжая жевать, он не отказался и от этого.

Минут через сорок рисовать Карине надоело. Над эскизами дизайна думать не хотелось, настроение было не то. А портретов Кости, занятого разными делами, у нее уже и так накопилось предостаточно.

Хорошо еще, что она додумалась не оставлять их где попало. И эти надо будет убрать. Карина сама на себя злилась от того, что продолжает рисовать его. Но ей нравилось лицо Константина, то, как его выражение и глаза меняются в зависимости от ситуации и настроения. Иногда она даже специально старалась запомнить каждую деталь и черточку, а после перенести то на бумагу по памяти. Несколько раз, раздражаясь, Карина в клочки разрывала эти рисунки. Она злилась на себя за то, что настолько интересуется этим мужчиной. А потом снова ловила себя на том, что уже прорисовывает черты его лица, даже не задумываясь.

Сейчас она перестала злиться на себя, найдя некоторое внутреннее равновесие после того, как решила позволить своей жизни какое-то врем плыть по течению. Аккуратно отложив листы, она поднялась и принялась бесцельно бродить по кабинету, раздумывая, что будет уместней с тем сделать, чтобы действительно превратить в комфортное рабочее место для конкретного человека. Остановилась у окна, рассматривая комнату, и случайно перевела глаза на Костю. Он продолжал работать, не похоже, чтобы ее «брожение» его отвлекало. Наоборот, Соболев, казалось, полностью сосредоточился на читаемом документе. А ей вдруг захотелось протянуть руку и погрузить пальцы в его волосы, так, как тогда, ночью у него на работе. Рука, словно сама дернулась, в обход сознания, но Карина заставила себя образумиться. Пальцы так и застыли у бедра.

— Смелей, я не кусаюсь. — Тихо заметил Костя, продолжая читать свой контракт.

Она моргнула, не поняв, каким образом он узнал, чего ей хочется. Но строить из себя наивную простоту и разыгрывать перед ним непонимание — было глупо. Прочистив горло, ощущая себя смущенной и растерянной, она, тем не менее, подошла ближе, держась с уверенным видом.

— Знаешь, судя по моей порции печенья, я бы так не утверждала. — Заметила Карина чуть хрипловатым, дразнящим тоном.

Она поддалась желанию и зарылась пальцами в густую шевелюру, жалея, что Соболев носил достаточно короткую стрижку. Ей, оказывается, понравилось перебирать его волосы пальцами.

— Наоборот, похоже, очень даже кусаешься. — Прошептала Карина и опустила ему на макушку еще и щеку. Наглеть, так полностью.

Только вот ей не удалось сделать этот жест вызывающе-сексуальным. Совсем нет. Потому что она испытывала внутри себя что-то такое, чему не очень-то и знала название. И, похоже, поняла, что сердце может щемить не только от страха, но и от нежности, которую, кажется, все же начала испытывать к этому мужчине. Вопреки всякому здравому смыслу и чувству самосохранения.

— Тебя — обещаю не кусать. — Казалось, он проурчал это уж очень довольным голосом, вновь напомнив Карине о тигре, с которым она его уже как-то сравнивала.

Костя подался чуть назад, запрокинув голову, и медленно провел по ее скуле своей щекой. Это вышло у него так мягко и чувственно. И настолько же нежно, наверное, как и ее прикосновение к нему.

Господи! Что же она делает-то? Неужели, после всего, готова своими руками выкопать себе могилу и настолько поверить кому-то? И от того, что понимала — ответ, скорее всего, будет положительным, она попыталась уйти от всего этого.

Впрочем, кто бы сомневался, у Соболева были совершенно иные планы. И его пальцы, обхватившие ее руку, удержали Карину, не позволив отстраниться.

— Мне нужны мои вещи. — Карина отвела глаза, не готовая сейчас встретиться со слишком проницательным взглядом Кости. Лучше сменить тему. — Хочу съездить домой. Здесь не очень далеко. Соскучилась по родной чашке. Да и гардероб свой хочу вернуть. Там много вещей, к которым я прикипела душой. — Сверкнула она наигранной улыбкой.

— До послезавтра потерпишь? — Деловито уточнил Костя, потянув ее на себя и усадив на свои колени. — Я и Никольский будем заняты завтра. А потом — поедем.

Она и не рассчитывала, что он отпустит ее одну. Да и сама прекрасно понимала, что глупо давать в руки Картова подобный шанс.

— Мне и охранников хватит. — Карина старалась держаться отстраненно.

Только вдруг, ни с того, ни с сего, ей это надоело, и она улеглась головой ему на плечо, словно так и было должно.

— И не мечтай. — Костя провел тыльной стороной ладони по ее шее. — Поедешь только со мной. — Твердо отрезал он. И, будто для того, чтобы сгладить впечатление от этой жесткости, мягко усмехнулся. — Я же умру от любопытства. Ты мой дом видела от чердака до подвала, а мне, значит, свое жилище не хочешь показывать? Не выйдет, хорошая моя.

Надо было бы еще поспорить. Хоть для поддержания образа, что ли, но Карине было слишком спокойно и уютно в кольце его рук. И потом, она увидела, что на тарелке, стоящей на краю стола, осталось еще одно печенье. Потому лишь кивнула, ловко подцепив десерт пальцами и отправив тот себе в рот до того, как Костя успел перехватить ее руку.

— Смелый поступок. — Признал Соболев со скрытой угрозой в голосе, хоть по его глазам она и видела, что он шутит. — Но за него придется платить. — Добавил он перед тем, как принялся целовать ее губы, покрытые сахаром и крошками.

Он с интересом смотрел в окно, пытаясь понять, что могла найти такая женщина, как Карина, в подобном городке? От понятия «села» этот ПГТ отделяла самая малость. И сомнительно, чтобы тот предоставлял обширный выбор развлечений. Хотя развлечений ли искала Карина, когда выбирала это местом своего жительства? Навряд ли. Скорее, покоя и тишины.

Этот городок не был местом ее рождения, да она, видимо, и не стремилась возвращаться туда. Скорее всего, для своего обитания Карина выбирала поселок, где ее никто не знал, и было как можно меньше тех, чей интерес она могла вызвать или чье внимание привлечь, как та, кем ее заставлял быть Картов. Сама Карина молча сидела рядом, отстраненно глядя в окно и думая о чем-то, что, как казалось Косте, не имело отношения к цели их поездки.

Они поехали сюда не особо большой компанией. Он, Карина, Никольский, и еще два охранника. Перед поездкой Борис, как и обычно, настаивал на проверке всех вещей. Карина возражала, заявляя, что знала бы о любом проникновении в квартиру и попытке установления там любых систем наблюдения и т. п. Никольский продолжал настаивать, она грозилась, что выкинет тогда все, что у нее осталось, и смысла ехать нет вовсе. Костя просто развлекался, наблюдая за этим концертом. Валентин утверждал, что ей полезны новизна ощущений и дозированные встряски. Вот пусть и поспорит с Борисом, для разнообразия.

Потом, когда он решил, что новизна спора уже утрачена, он убедил Карину позволить Никольскому проверить хоть квартиру в целом, всем будет спокойней. Ведь Дима был не просто человеком с улицы, и возможности имел очень большие. Но пообещал, что никто в ее одежде рыться не будет, если общий осмотр ничего не даст.

Она огласилась, видимо, прекрасно понимая, что они не так уж неправы.

Сейчас они практически пересекли весь населенный пункт за десять минут и, если верить Карине, которая периодически давала указания водителю, почти добрались до места назначения. И как раз в этот момент машина завернула во двор. Ничем не примечательный, в общем-то. Три пятиэтажки стояли в виде буквы «П», создавая огороженное пространство двора. Даже сейчас, в десять утра рабочей среды и при довольно прохладной погоде, возле подъездов расположились бдительные старушки, следящие за всем, то здесь происходит. Их машина, наверное, не совсем привычная для такого поселка, вызвала видимый интерес и оживление. Буквально все, кто сейчас находился во дворе, обернулись в их сторону. А, помимо вездесущих старушек, это были и молодые женщины, гуляющие с детьми, и какие-то, не особо трезвого вида, мужчины. Кое-кто даже выглянул из окон, видно, чтобы лучше все рассмотреть.

Костя видел, как нахмурился Никольский, которого по долгу службы напрягало подобное внимание и к персоне Соболева, и к своей собственной. Карина улыбнулась Борису.

— Мои соседи ничем вашим охранникам и сторожам не уступят, — негромко заметила она. — Все заметят и запомнят, даже то, что не надо.

— Это я уже понял. — Борис улыбнулся, впрочем, Косте было прекрасно видно, что взгляд помощника остается сосредоточенным и серьезным.

Они ни с кем не разговаривали на улице. Хоть и было видно, что Карину узнали, ни она, ни соседи не спешили здороваться друг с другом. Очевидно, Карина не стремилась становиться одним из членов местного «дружного» коллектива пока здесь жила.

— Лифта нет, этаж четвертый. — Скупо сообщила Карина, когда они, уже выйдя из машины, добрались до подъезда с кодовым замком на дверях.

Она быстро набрала какую-то комбинацию цифр, проигнорировав магнитный брелок, болтающийся на связке ключей, зажатой в ее же пальцах, и первой попыталась ступить в подъезд. Никольский нахмурился еще больше и один из охранников тут же скользнул мимо Карины, достаточно осторожно отодвинув ту от прохода. Карина фыркнула, но никак не прокомментировала это действие. А Соболеву было прекрасно видно, что она нервничает. Нервничает очень сильно, похоже, почти жалея о том, что все-таки решилась их сюда привезти. Ничего не говоря, он поймал рукой ее подрагивающую ладонь и, крепко сжав ледяные пальцы, повел Карину следом за охранником.

Подъезд оказался чистым и даже достаточно освещенным. Пролеты были невысокими, наверняка, потолки в квартире будут низкими. Костя отмечал это все мимоходом, полностью сосредоточившись на том, что старался оценить, не окажется ли это чересчур сильным испытанием для Карины. Пока она держалась достаточно неплохо.

Наконец, они поднялись на четвертый этаж.

Почему-то, ни у кого не возникло сомнений в том, какая именно дверь — нужная. Никольский, который все это время шел позади, и только теперь поравнялся с Костей, пока Карина открывала замки, тихо присвистнул.

— Знаешь, в нашем банке, в сейфе, дверь похуже. — Еле слышно заметил он.

Никольский преувеличивал. Немного. Совсем чуть-чуть. Такие двери, конечно, не поставили бы в сейф, но нечто подобное, вполне вероятно. Он не стал комментировать. Да и Борис не ждал. Им обоим все было понятно. Человеку необходимо убежище и чувство безопасности. И пусть Карина сама, своими руками отпирала замки и уезжала навстречу новой боли и издевательствам, она нуждалась в месте, которое, если не могло ее спасти, давало хоть какую-то, пусть и только воображаемую защиту и передышку. Она не от воров запиралась этими дверьми, а от своих страхов. И учитывая то, сколько лет те взращивались и подпитывались, двери могли оказаться и еще мощнее.

Тем не менее, он понимал, что она сейчас вряд ли захочет это обсудить.

Наконец, Карина распахнула двери и, глубоко вздохнув, словно собираясь с силами, шагнула внутрь, махнув и им, чтобы заходили.

Костя зашел первым, Никольский за ним. Охранники, перешагнув порог, остались у двери. Карина в этот момент набирала код на пульте сигнализации.

— Смотри. — Все так же тихо прошипел Борис, наблюдая за хозяйкой. — Наружная сигнализация, блок для внутренней, подключаемый, когда она дома, и тревожная кнопка. Не удивлюсь, если она оплатила еще и мониторинг специального кода, сигнализирующий, что охрана снимается под принуждением.

Никольский с явным интересом изучал систему. Костя же только хмуро глянул на помощника, чтобы тот перестал шипеть. И так же все понятно, не могла она по-другому.

Карина обернулась к ним. По лицу было видно, что ей совсем непросто видеть такое количество людей, тем более мужчин, в своем убежище. Она открыла рот, собираясь что-то сказать. Закрыла, Тяжело посмотрела на охранников и Никольского, перевела взгляд на него, и Косте показалось, что в синих глазах мелькнула беззащитность и неуверенность.

— Не наследите. — Тихо проговорила Карина и, отвернувшись, пошла к двери, видневшейся справа.

Константин решил дать ей несколько минут прийти в себя и пока осмотреться. Квартира, похоже, когда-то была четырехкомнатной. Сейчас, едва войдя, они оказались в студии, которую создали, объединив кухню, гостиную и еще одну комнату, судя по количеству окон. В оформлении этого огромного, по меркам типичного дома, пространства, преобладали снежно-белые и светло-голубые тона. Почему-то Константину вспомнились швейцарские Альпы с их снежными шапками и чистым, прозрачным небом над вершинами. Мысли тут же перекинулись на родителей, последние годы проживающих в Австрии, соседней со Швейцарией. Подумалось, что будет не так и просто объяснить им свою скоропалительную женитьбу, особенно матери. Впрочем, его родные давно поняли, что времена их влияния на сына канули в Лету, и оттого в его жизнь лезли редко, полностью довольные тем, как он управлял делами, поддерживая благосостояние семьи. Дочерями и внучками подруг мать его не допекала, за что Константин всегда был ей признателен, и он надеялся, что она с уважением отнесется к Карине. Хотя сейчас, так или иначе, знакомить их еще было, определенно, рано. Потому он отбросил эти мысли и вернулся к изучению комнат.

У высокого окна, сделанного, очевидно, на месте бывшего балкона, стоял круглый стол, так же, белый. Стулья вокруг него были зачехлены в светлую ткань. Казалось, таким обилием светлых оттенков Карина старалась отгородиться или отчиститься от всего, что в избытке наполняло ее жизнь грязью.

На стенах висели картины. Костя подошел к одной из них и, рассмотрев внимательней, понял, что ошибся. Это, скорее, были наброски, нарисованные простым карандашом. Кое-где, рисунки оказались оттенка сепии. На них изображались маленькие улочки, интерьеры какого-то кафе и магазина. С удивлением Костя увидел зарисовку набережной, натолкнувшей его на мысль, что не так уж и мало она гуляла по провинциальной Франции, а не только изучала интерьер гостиниц Парижа. В том, что все это рисовала Карина, он ни на миг не усомнился. Хотя ни на одной зарисовки не стояло подписи или инициалов. Ничего. Но Костя уже видел ее рисунки и мог отличить схожесть линий и какие-то мелкие нюансы, которые отличали ее руку.

Пока он рассматривал картины, Никольский, верный себе, достал какое-то оборудование, до этого спрятанное в чемоданчике одного из охранников, и вместе с ребятами начал проверять квартиру на предмет слежки или прослушки. Решив им не мешать, он пошел к двери, за которой скрылась Карина, подозревая, что там находится спальня хозяйки.

Однако стоило ему переступить порог, взгляд Соболева приковала не большая деревянная кровать, не стилизованная лепнина стен и воздушность отделки интерьера. Глаза буквально приковала к себе картина, висевшая на стене по правую руку. Так, чтоб прекрасно просматривалась с кровати, наверное. Карины в спальне не было, но он слышал, как она бродит по смежной комнате, переделанной в гардероб, судя по тому, что ему было видно в распахнутые двери, и что-то бормочет. Он хотел пойти, выяснить, все ли с ней в порядке, но так и остановился у картины. Это полотно отличалось от остальных. Рамки не было, холст просто натянули на каркас, да так и оставили. Само полотно было цветным, и написанным маслом, а не просто наброском или зарисовкой. Подписи, так же, не было. Большую часть полотна занимало изображение неба. Рассвета. Который играл и переливался всеми красками восходящего солнца и затухающей ночи.

Эта картина не казалось легкой, совсем не такой, как остальные. Этот восход солнца смотрелся настолько сильным и мощным, словно бы Соболев сам сейчас стоял посреди поля и смотрел на него. Костя даже почти ощутил на своем лице прохладный летний ветер, свежий и немного влажный от утренней росы, ощутил касание тумана. Он не взялся бы утверждать, что это написала Карина. Но…

Константин рассматривал картину несколько минут. Потом глянул в окно спальни. Снова перевел глаза на картину. И вновь посмотрел в окно. Если убрать крыши частных домов, начинающихся за ее окном, и добавить листвы на деревьях, то, без сомнения, это было то самое поле и тот же угол обзора неба. Сколько же рассветов она встречала у этого окна, чтобы вот так передать этот рассвет, со всеми его красками и даже сладковатым привкусом воздуха, разливающимся во рту при одном взгляде на картину?

Звук шагов заставил его обернуться. Его жена, все еще не подозревающая о своем статусе, остановилась в дверях гардероба и как-то настороженно смотрела то на него, то на картину.

— Долго пришлось рано вставать, чтобы так это передать? — Невозмутимо уточнил он, не ставя под сомнение авторство.

Она медлила с ответом. Но, все же, отведя глаза, бросила:

— Иногда меня по несколько месяцев подряд по утрам мучает бессонница, так что, было несложно подниматься.

Она врала. И оба это знали. По утрам ее мучила не бессонница, а кошмары, это он понял еще в первое утро, проведенное рядом с ее кроватью.

Костя подошел к Карине и, несмотря на некоторое сопротивление с ее стороны, притянул к себе и обнял.

— Кто тебе снится? — Тихо спросил он, почти на самое ухо, клянясь в уме, что жестоко уничтожит того, кто и по ночам не дает ей покоя. Во сто крат усилит муки, когда придет время. — Картов? Другие?

Она так и не подняла глаза на него. Но прижалась щекой к груди, обтянутой свитером. И снова молчала. Долго. Он уже и махнул рукой на ее ответ, решив, что и так знает достаточно.

— Отчим. — Неожиданно прошептала Карина. — Как я пыталась от него убежать, спрятаться, и как он каждый раз находил меня. И снова, и снова… — Она прикусила губу.

Константин сжал челюсти и сильнее прижал жену к себе. Этого ему уже не достать. Она сама его отправила на тот свет. Но остальным обидчикам он еще много чего может сказать и сделать.

— Подари эту картину мне. — Даже не попросил, а велел Костя.

Карина отступила на шаг и удивленно посмотрела на него.

— Зачем тебе моя мазня? Я же не профессиональный художник, просто отвлечься старалась. Если хочешь картину, я знаю несколько настоящих мастеров, можем подобрать к комнате, куда ты хочешь…

— Я эту хочу. — Прервал ее Костя. И еще раз посмотрел на картину, обернувшись через плечо. — Она будет висеть у меня в кабинете, в офисе, над диваном.

Карина недоуменно нахмурила брови.

— Нет. Она совсем туда не впишется. Эта картина не подходит к общему дизайну. И…

— Карина, — он обхватил ее лицо ладонью и посмотрел в глаза. — Подари. Мне. Эту. Картину.

— Зачем? — С еще большей растерянностью спросила она.

— Потому что она мне нравится. И не у одного художника я не видел более сильного и мощного рассвета. Эта картина будет висеть в моем кабинете.

— Тебе, правда, нравится? — Господи, она вдруг посмотрела на него, как маленькая девочка, чью картинку похвалил отец. С каким-то осторожным и таким недоверчивым счастьем, притаившимся в глубине глаз.

— Очень. — Честно ответил он.

— Тогда — бери.

Она улыбнулась еще шире. Подошла к стене и, приподнявшись на носочки, сняла картину, протянула ее Косте.

— Но в интерьер твоего кабинета она не вписывается.

— Прекрасно вписывается. — Возразил он, забрав у нее картину. — У меня ее еще и просить продать ее будут, гарантирую. Только я не дурак, чтоб выпустить из рук такую вещь. — Константин усмехнулся. — Я умею шедевры беречь, уж поверь мне.

— Верю.

Карина продолжала смотреть на него все с тем же выражением. А потом легонько потянулась и поцеловала в губы. Без искушения, а, словно, благодаря. Мягко и легко. И тут же, будто смутившись, хоть и смешно предполагать, что ее можно было заставить смущаться хоть чего-то, юркнула назад в гардероб.

А Костя, проследовав за ней, вдруг понял, что, кажется, умудрился сделать жене подарок, ничего не дав, наоборот, забрав и сумев оценить то, что она создала. Вероятно, Валентин остался бы им доволен.

Глава 26

За день до открытия здания они переехали в отель. Тихо и незаметно. Еще до этого переезда, Карина с головой погрузилась в переоформление и переделку интерьера дома Соболева, уже не пытаясь анализировать, откуда взялся в ней этот энтузиазм и желание для проекта. И, как ни старалась делать вид, что ведет себя, как прежде, не могла обмануть ни себя, ни Костю. Даже воздух стал казаться ей чище и прозрачнее. Она смеялась. Не ехидничала, не насмехалась над окружающими, а искренне смеялась над шутками Фила и растерянностью Макса из-за этих шуток. С головой погружалась в работу, проводя целые дни среди нанятых Шлепко строителей, но тут же находила свободное время всякий раз, когда Костя нежданно приезжал из офиса, чтобы предложить ей сыграть вместе с ним в теннис.

Хотя, разумеется, Карина не была настолько глупа, чтобы хоть кому-то сказать о своем странном самочувствии и настроении. Тем более мужчине, коим Соболев аж никак не перестал быть. И что бы он сам там не думал по поводу ее настроения, она делала вид, что ничего не изменилось и все так, как и всегда. И находила в себе силы иронично улыбаться, когда выигрывала сет. Честно выигрывала, Соболев, похоже, прекрасно понимал, что подвох она заметит. Потому, выигрывала Карина редко, но, все же, и такое бывало. И неизвестно еще, кстати, кто в таких случаях радовался больше. Уж сильно подозрительно блестели глаза Соболева в таких случаях, словно бы он гордился тем, что она сумела его обыграть.

А поскольку это было бы весьма странно, Карина в такое и не верила. Только вот, из-за этого взгляда, который стала ловить на себе все чаще, она ощущала внутри непривычное и не особо приятное стеснение. И, стараясь избавиться от того и вернуть все на круги своя, становилась все откровеннее в постели. Впрочем, Константина это не расстраивало, судя по всему, а ей не помогало унять разгулявшееся воображение. И Карина только больше запутывалась в том, что и зачем он делает, и о чем думает, так обращаясь с ней.

Несколько раз она окольными путями пыталась выяснить, не связывался ли с Костей Картов, но тот делал вид, что не понимает, о чем Карина толкует. И тогда она спросила напрямик. В ответ на это Соболев напомнил, что дал слово, что Дмитрий ее больше не побеспокоит, и не намеревается это слово нарушать. Поверить в то, что Картов даст ей свободу после двадцати лет издевательств, после последнего разочарования — казалось почти невозможным. Но и не поверить Косте, когда он, говоря об этом, смотрел на нее с непоколебимой уверенностью — было сложно. Потому она, не зная, какому из ощущений верить больше, предпочла временно перестать думать и об этом. Все равно сама Карина ничего не могла изменить.

В день торжественного открытия нового центра, даже погода, похоже, решила порадовать организаторов. Солнце светило совсем по-весеннему ярко, прогревая еще холодный и влажный воздух. Соболев прекрасно играл свою роль, но Карина видела, насколько именно ему интересно разрезание торжественной ленточки. Хотя, казалось, никто больше не видел в его улыбке скепсиса и некоторой насмешки над всей этой пафосностью. Вообще, ее все еще порой удивляло его явное нежелание активно пиарить свою особу. Картов, Шамалко, Мелешко, и прочие не упускали ни одного шанса устроить себе рекламу. Соболев же все время предпочитал оставаться в тени. Его вполне устраивало наблюдение. Даже в этот раз всю пресс-конференцию, торжественную речь и представительские функции он спихнул на Шлепко. Сам же, по большей части, наблюдал за этим представлением со стороны, оставаясь рядом с ней, и ограничивался минимально возможным, как для основного вкладчика и заказчика, участием.

Когда они собирались на торжественную часть Карина, имея достаточно опыта участия в подобных мероприятиях, заблаговременно уточнила, какую роль ей предстоит исполнять. В качестве кого Соболев собирается ее представлять тем, кто поинтересуется: друга, временного увлечения, очередной пассии? Происходило все во время завтрака, когда они сидели за небольшим круглым столом, в гостиной номера, выбранного для проживания. И когда Фил, переехавший с ними на время ремонта, уже ушел, накрыв на стол. Карина допивала свой кофе, забравшись в кресло с ногами, а Костя до ее вопроса просматривал подборку свежей европейской бизнес-периодики, которую каждое утро готовил Шлепко.

Костя отчего-то развеселился из-за ее интереса, и в ответ спросил, а какие, вообще, роли, Карине приходилось исполнять?

Карина задумалась, стараясь все припомнить. А он, словно специально отвлекая, обхватил ее лодыжки ладонью и аккуратно устроил ноги Карины на своих коленях. Соболев, вообще, стал грешить подобным в последнее время, пользуясь небольшими размерами стола в отеле и тем, что они сидели рядом, а не напротив.

— Близкий, дорогой друг — самая распространенная форма моего представления, пожалуй. — Наконец, с усмешкой резюмировала она свои размышления. — Причем, как ты понимаешь, в оба определения можно вложить два смысла. — Карина посмотрела на него с весельем. — Так же я бывала: «деловым партнером», «далекой родней», даже «невестой» пару раз, когда надо было отвадить очень уж ярых охотниц. Дизайнер, разумеется. Тут не придерешься.

Костя слушал ее с явным интересом, таким же веселым, как и тон ее рассказа.

— А «женой» доводилось бывать? — Поинтересовался он, когда она закончила перечислять.

— Нет, настолько наглости ни у кого не хватало. — Она хмыкнула. — Это было бы откровенным оскорблением, ввести элитную… содержанку в круг их настоящих супруг под таким определением.

Костя приподнял бровь, выказывая удивление и насмешку.

— И чем роль жен таких людей отличается от роли… элитной содержанки, по сути? — Он внимательно смотрел на нее.

— Ничем… по сути. — С улыбкой уточнила Карина. — Разве что меньшим опытом и умением в постели. Ну и, происхождением, само собой. Истоками, связами и капиталом.

— Сомнительно. — Константин сделал вид, что задумался. — Большая часть, так или иначе, начинали с низов.

— Не ты, не так ли? — Карине нравилось его поддевать.

— Думаю, и мои предки, сделавшие блистательную карьеру при коммунизме, начинали снизу. — Отмахнулся он, поглаживая ее ступни. — А смогла бы сыграть? — Продолжая разговор, спросил Костя.

— Что? — Отвлеченная этой лаской, не уследила за ходом его мысли Карина.

— Мою жену. — С невозмутимым видом пояснил он.

Она уставилась на него, как на ненормального. Потому что, только тронувшись умом можно было, по ее мнению, до такого додуматься.

— Зачем? — Не понимая подоплеки его вопроса, насторожилась Карина.

— Мне интересно. — Соболев смотрел на нее спокойно, как удав.

Поди, разгадай, что у него по-настоящему на уме. А вот ей не нравилось слишком уж непонятное направление, куда свернул разговор.

— Никто не поверит. — Ощущая подступившую нервозность, Карина передернула плечами. — Это не очередную подружку пред светлые очи прессы явить. А свадьба, предыдущий бурный роман и прочее? Простая выгода, как минимум? Все тут же начнут донимать тебя этими вопросами. Выяснять, рыться в том, кто я и откуда. И потом, тебе ведь, после, придется рано или поздно настоящую жену представлять, что будешь говорить?

— Думаешь? — Костя как-то лениво перелистнул очередную газету, лаская пальцами другой руки ее ступню. — Считаешь, я из тех, кто устроил бы грандиозную и пышную свадьбу и отвечал бы на все вопросы прессы? Или просто не уверена, что справишься?

На «слабо» ее взять он решил, что ли? Карина насторожилась еще больше, но виду постаралась не подать. Она отчетливо понимала, что ее нынешнее положение временно и неопределенно, и рано или поздно, но какой-нибудь «госпоже Соболевой» придется появиться. Таким людям нужны наследники, как ни крути. А вот не понимала она двух вещей — отчего он ее этим вопросом донимает? И почему настроение моментально упало, стоило начать размышлять об этом? Наверное, из-за того, что тогда ей, все же, придется вернуться к реальности по фамилии Картов, и остаться с той один на один.

— Нет, не думаю. — Карина резко встала с кресла и отвернулась, не обратив внимания на то, что рука Кости зависла в воздухе над тем местом, где были ее ноги. — Свадьбу ты бы не устраивал. Скорее, притащил бы потенциальную жену в ЗАГС, как меня к себе в область из Киева, так, что она и понять ничего не успела бы. И, со словами: «подпиши здесь», быстренько все завершил.

Костя за ее спиной закашлялся. Обернувшись, Карина поняла, что он умудрился расхохотаться, когда пил кофе. Надо же, а она-то думала, что он даже подобные мелочи предусматривает, а оказалось, ей удалось его удивить.

Отсмеявшись и откашлявшись, Соболев отставил чашку и, еще посмеиваясь, посмотрел ей в глаза с каким-то слишком уж веселым весельем, на ее взгляд.

— Да, вероятно. — Согласился он с ее выводом. — А зачем время зря терять, вот скажи мне? Главное же результат. Или ты не согласна?

Поскольку ее данная ситуация, в принципе, касалась мало, Карина не видела смысла спорить. Да и о чем? Для чего заключался брак, и к чему он приводил — она знала прекрасно. И пусть результаты отличались среди различных социальных слоев, о любви и романтике ни там, ни там речи быть не могло. Имея обширный опыт наблюдения за всевозможными семьями, она могла бы поспорить на это. Так что, зачем ломать комедию и устраивать все эти пышно-сладкие и ажурно-белые представления?

— Согласна. — Кивнула Карина. — Но на мой вопрос ты так и не ответил. Как мне себя вести сегодня? — Она смотрела на него, надеясь, что удается сохранять невозмутимость, несмотря ни на что.

Костя подошел и встал совсем рядом, не позволяя Карине отвести глаз.

— Как тебе хочется. — Не прекратив улыбаться, пожал он плечами. — Будь той, кем хочешь быть. Никто не будет трогать ни тебя, ни нас, и никаких вопросов задавать не будут. Так что расслабься и наслаждайся вечером. — Костя наклонился и поцеловал ее в губы.

«Расслабься и наслаждайся». Легко ему сказать. Хотя, к чести Соболева, все было именно так, как он сказал. Никто даже не пытался приблизиться к ним с какими-то вопросами. А если и были такие попытки, чего Карина не видела, то, вероятно, охрана и люди Константина, пресекали подобные поползновения на корню. Местную прессу к ним не подпускали, перенаправляя на Шлепко и пресс-службу, а остальным гостям Константин представлял ее по имени, и ни какие намеки и завуалированный интерес внимания не обращал. Да и, вообще, держал он ее при себе, практически никуда не отходя и ее не отпуская. Программа вечера, посвященного открытию центра, включала и концерт, и аукцион, средства от которого, как это было теперь модно, будут перенаправлены на очередные благотворительные цели. Каждый желающий из приглашенных гостей мог посетить интересующие его этажи, и пройтись с ознакомительной экскурсией по отелю и всевозможным развлекательным учреждениям, собранным в этом здании. Закрытым оставался только этаж с офисом корпорации самого Соболева.

Сейчас, как раз, ей выдалась возможность провести пару минут наедине с самой собой — Карина покинула концерт, воспользовавшись предлогом обновить макияж, чтобы не слушать песни исполнителя, который ей категорически не нравился. Слишком уж часто тот выступал на мероприятиях Картова. Соболев вышел из зала вместе с ней и был момент, когда Карина засомневалась, не увяжется ли он следом и в «дамскую комнату». Не то, чтобы она стеснялась его, вообще-то. Однако они сейчас находились не на его этаже, и кругом толпились люди. Вряд ли они бы поняли подобный поступок. Хотя самим Константином, насколько понимала Карина, в данный момент руководило лишь желание быть уверенным, что все под контролем, и она нигде не окажется без бдительного надзора охраны. Он все еще никуда не позволял выходить ей самостоятельно. Даже если Карина выезжала в город, в котором начала понемногу осваиваться, на своей машине — с ней обязательно ехал кто-то из парней.

В общем, сейчас она была относительно одна, Костя остался за дверью, в холле, разговаривая с Никольским о чем-то, пока ожидает ее. Сам Борис, кстати, сегодня умудрился действительно поразить и удивить Карину. Он познакомил ее со своей женой. И та, казалось, была искренне рада этому знакомству. Катерина была приятной и милой женщиной, старше самой Карины лет на семь, наверное. Она охотно рассказывала о своей дочери и легко поддерживала непринужденную беседу о проходящем мероприятии. Но, что сначала даже поразило Карину, явно и откровенно боялась Константина. С какой стати жене Никольского бояться человека, который очевидно благоволит и дружит с ее мужем, Карине было невдомек. Да и, вообще, зачем бояться Соболева? Ей даже стало смешно.

Но уже через пару секунд Карина осознала, что зря удивляется. И поведение Константина с ней, разительно отличается от того, как он держится с остальными. Нет, разумеется, Соболев никому не грубил и раскидывал руками. Просто… Он словно бы не замечал других людей, кроме тех, кто был ему нужен. Карина тут же вспомнила, как когда-то наблюдала за его продвижением по столичному вокзалу. И за тем, как непроизвольно расступались перед ним люди, которых сам Соболев, казалось, даже не замечал. Такая разница и подобное уникальное выделение ее среди всех, вновь дезориентировало и заставило нервничать Карину. Что и, наряду с нелюбимой музыкой, заставило ее скрыться здесь.

Включив воду, Карина подставила ладони под холодную струю. С макияжем у нее проблем не имелось, конечно. Опыт давно научил использовать лишь ту косметику, которая не доставляла проблем. Разве что, помаду на губах можно обновить. За ее спиной, в одной из кабинок, определенно, был кто-то еще. Но Карина не обращала на это внимания. Ей просто надо было перевести дух и взять себя в руки, после этого странного открытия о том, насколько непривычно Костя ведет себя с ней, даже для давно знающих его людей. Зачем он это делает?

Двери кабинки открылись, прервав ее мысли, и у соседнего умывальника остановилась молодая девушка. Карина не обратила на ту внимания, выуживая из маленькой сумочки помаду.

— Я вас знаю. — Девушка, кажется, наоборот, пристально уставилась на нее в зеркале.

Достав помаду, Карина скользнула по ней мимолетным взглядом. Что ж, она ее тоже знала. Именно эта девушка, судя по поведению, наивно верила, что может заполучить сердце Константина тихим и незаметным присутствием, а так же, своим телом, насколько ей помнилось. Именно она тогда сопровождала Соболева в Киев. Но, как выяснилось позднее, совсем не справлялась со своими обязанностями. И что теперь?

Не ответив на реплику, Карина аккуратно подкрасила губы. Любой из возможных вариантов развития событий не казался ей привлекательным. Такие девицы, обычно, не брезговали скандалить, чего Карина совсем не любила. Потому она решила просто ее игнорировать. Да и повода задерживаться здесь уже не было.

— Мы с вами встречались в Киеве. — Не унималась девица.

Вернув помаду на место, Карина защелкнула замок сумочки и отвернулась от зеркала.

— Я знаю, кто вы! — Похоже, девушка начинала злиться и нервничать. Глупо. — Не знаю, чем именно вы его привлекли, но он скоро устанет от вас, вот увидите. И…

— И что? — Карина повернулась и насмешливо осмотрела ее с ног до головы. Неплохое платье и прическа, хорошее тело, и ни капли ума. Девочка явно не понимала своего места и роли в жизни таких мужчин, как Соболев. — Думаешь, что он вдруг поймет, что жить не может без тебя, и прибежит? — Она снисходительно улыбнулась. — Ради Бога, подумай головой. Кто ты, а кто он? И не позорься.

Карина отвернулась.

— Вы — шлюха! — Девчушка, определенно, не вняла ее предложению. И совсем не умела владеть собой.

Все-таки, права тогда была Карина, когда по первому взгляду поняла, что не ту роль она себе выбрала, не тот способ зарабатывать на жизнь.

Улыбнувшись еще шире, Карина перевела на нее невозмутимые глаза.

— А ты — кто? — Спокойно поинтересовалась она.

Девушка задохнулась и покраснела от ярости и обиды. М-да. Все так, как и предполагалось.

— Я…! Я…! — Судя по всему, речь у нее пропала вместе с дыханием.

— Ты спишь с богатыми мужчинами, чтобы получать от них подарки и деньги. Так кто ты? И чем отличаешься от шлюхи? — Резонно заметила Карина. — Содержанка, как минимум. И уж никак, не завидная партия, о чем ты, по всей видимости, мечтаешь, пока тебя кто-то трахает. Посмотри правде в глаза и веди себя соответственно той роли, которую выбрала.

Ох, все оказалось еще хуже. Девочка обиделась. Вероятно, Костя держал ее рядом из-за непритязательности ума и потому, что девочка его не отвлекала от работы.

— Я не шлюха! Я учусь на четвертом курсе академии. Я добьюсь того, что выйду замуж…

Карина покачала головой и пошла к двери. Смысла спорить с таким человеком не было. И, вообще, ей все это ни к чему.

— Ты и с обязанностями содержанки, справляешься не ахти как, судя по всему. А так высоко метишь. — Карина вышла в небольшой коридор перед туалетами и пошла в холл, где разговаривали Никольский и Константин, когда она их оставила.

В проходе стоял Евгений, следующий за ней везде тенью и, видимо, охранявший эти пару минут подходы к туалетам, что ее позабавило.

— Я не закончила!

Девушка, похоже, совсем не понимала, когда стоит притормозить, и сейчас активно старалась догнать Карину. Взмахом руки остановив ринувшегося уже к ним охранника, Карина повернулась к обиженной неясно чем и возмущенной скандалистке.

— Девочка, возьми себя в руки. — Тихо посоветовала она ей. — Закрой рот и незаметно исчезни, а то сама найдешь себе лишние неприятности. И, да. Совет: хочешь удержать кого-то, хоть как покровителя — научись нормально делать миньет, дорогая моя. — Карина искренне рассмеялась, заметив брезгливые складочки в уголках ее рта.

Не похоже, чтобы эта была готова перенимать опыт у старших коллег.

— Девочка уже уходит. — Сообщила Карина хмурому Евгению, который все же подскочил к ним. Парень, похоже, тоже узнал бывшую пассию хозяина. — Она просто ошиблась.

Отвернувшись от сомневающегося охранника, Карина оставила девицу разбираться с Евгением, или того с ней, и пошла к Константину, который, похоже, что-то заметил, так как двигался в ее сторону, и чуть прищурившись, смотрел Карине за спину.

— Что-то случилось? — Он крепко ухватил ее за руку.

— Все прекрасно. — Совершенно искренне ответила она, не сомневаясь, что Соболев и сам достаточно умный, чтобы все понять.

— Кто это? — Тем не менее, не успокоился он.

Карина удивленно посмотрела на Костю, потом обернулась. Да, далековато, конечно. Но… Мог ли он ее не узнать? Хотя, для таких, как Соболев, вероятнее всего, большая часть женщин на одно лицо. Или, скорее, на одно тело. Лиц они не запоминают вообще.

— Костя. — Карина с интересом и некоторым подозрением уставилась на Соболева. Тот перевел глаза на нее.

— Да?

— Закрой глаза. — Попросила Карина.

Он нахмурился, не поняв, что подтолкнуло ее к такой просьбе. И потом, как ему с закрытыми глазами понять, с кем там разговаривает Евгений? Но, переведя взгляд на лицо Карины и не сумев понять его выражение, решил пойти жене навстречу в этом вопросе.

— Какого цвета у меня глаза?

Странный вопрос для разгара вечера. Но, мало ли, может это тоже нормальный этап освобождения ее психики? Надо будет уточнить у Валентина. Костя мысленно пожал плечами.

— Синие. — Ответил он.

Карина секунду помедлила, и Константин уже почти открыл глаза. Но:

— Какой длины волосы?

— Были до середины лопаток в Киеве, сейчас уже ниже. Я могу открыть глаза или это новая модная игра, о которой я не знаю? — с усмешкой спросил он.

Карина промолчала. Так, ему это не очень нравилось, и чтоб там не говорил психотерапевт…

— У меня есть родинки?

Костя выразительно вздохнул, демонстративно показывая, что данный разговор не кажется ему сейчас к месту.

— Одна ниже левой лопатки, вторая на левом же бедре под ягодицей. — Понизив голос, он нарочно добавил в тон хрипотцы. — И еще одна — на правом плече. Все? Или нам стоит подняться в номер, и я должен буду их найти?

— Все.

Его насторожил ее голос.

Константин открыл глаза и с удивлением увидел, что Карина смотрит на него со странным удивлением и растерянностью.

— Что такое, хорошая моя? — Осторожно, стараясь не повышать голоса и не делать резких движений, на всякий случай, он притянул жену к себе. — Что случилось? Тебя кто-то расстроил? К чему это все было, можно поинтересоваться? Или здесь только ты вопросы задаешь? — Попытался Костя пошутить, стараясь при этом понять, что происходит.

Мало ли, кого она могла встретить. Всего не учтешь, и здесь мог оказаться кто-то из ее прошлого.

Карина наклонила голову к плечу, продолжая рассматривать его, как что-то странное и необъяснимое.

— Думаю, лучше у тебя спросить, кто это. — Махнула она рукой себе за спину. — Это ты ехал с этой девчонкой в Киев. Тебе она знакома лучше. — Заметила Карина. Отвернулась и пошла в другую сторону.

Машка? Костя ощутил раздражение. Она совсем страх потеряла? Явиться сюда, после того, как он столько разгребал проблемы с Шамалко из-за ее дурости. И кто, вообще, пустил сюда эту девчонку? Найдя глазами Бориса, который, кажется, еще не понял, что происходит, Соболев кивком головы отправил его разбираться к охранникам. А сам пошел за женой, пытаясь понять ее реакцию. На ревность это, определенно, не походило. Не со стороны Карины, да и слишком она умна, чтобы так реагировать. К тому же, она больше выглядела удивленной, чем обиженной или злой. Но, все равно, разобраться в том, что случилось, надо.

Она, определенно, направилась к лифтам, при этом наглядно демонстрируя всем своим видом, что не желает ни с кем разговаривать. Впрочем, Костю хмурым и отстраненным выражением лица трудно было испугать. Он последовал за ней и остановился рядом в ожидании, когда Карина замерла перед раздвижными дверьми.

Она не повернулась к нему. Косте это не понравилось. То есть, не то, что его пытались игнорировать. Пусть попробует, на здоровье, все равно у нее это не получится. Ему не понравилось что-то в ее позе, в повороте плеч, в том, как Карина держала голову. Не было ее привычной царственной уверенности в себе. Сейчас она больше напоминала ту женщину, которая уходила от его номера, принеся перед этим книгу. Не сломленная, несмотря на боль и ужас предыдущей ночи, но измучанная. Потерянная.

Какого лешего, спрашивается? Что он такого сказал, что Карина теперь так выглядит. Ладно бы ошибся хоть в чем-то, он бы понял обиду, а так? Все же верно.

Костя скользнул взглядом по ее волосам, которые Карина, по его просьбе, оставила распущенными этим вечером. Не ошибся. И в цвете глаз он был уверен. Тем более в родинках.

Так с какой стати ее почти трясет?

Ничего не говоря, Константин шагнул следом в лифт, когда двери, наконец, открылись. И честно выдержал еще минуту молчания, глядя в спину жены, которая и не думала к нему оборачиваться.

— Не обязательно уходить со мной. Ты вполне можешь вернуться. — Заметила вдруг она хриплым голосом, наблюдая за чем-то в стеклянной стене лифта.

— Что случилось, Карина? — Проигнорировав ее слова, потребовал Костя ответа.

— Ничего. Голова разболелась.

Врать она умела хорошо. Ни к чему не придерешься: интонации, выражение глаз в стеклянном отражении, пожимание плечами — очень натурально. Но Костя знал, что она врала. А Карина была в курсе, что ему это известно.

— И как ты собиралась в номер попасть? Ключ у меня. — Он достал из кармана пластиковую карту.

Карина тихо чертыхнулась и, закрыв глаза, прижала лоб к стенке лифта, продолжающего подниматься на их двадцать седьмой этаж.

— Я забыла. — Почему-то, почти с отчаянием, заметила она. — И телефон не взяла, и о ключе не подумала. — Карина горестно вздохнула. — Что со мной творится? — Куда тише простонала она.

Костя подошел к ней ближе, чтобы расслышать.

— Я подумал. Зачем еще и тебе об этом волноваться? Да и телефон тебе не нужен, все, кто захотят, на мой позвонят, если, вдруг, что-то срочное случится. — Он пожал плечами.

Она обернулась и, наконец-то, посмотрела на него. Как-то пронзительно, почти с ожесточением, или злым отчаянием. Он, к своему стыду, не успел разобраться. Двери лифта открылись, и Карина едва ли не бросилась вон из лифта, по пути выхватив карту-ключ у него из рук. Костя не намеревался упускать жену из виду. Точно не сейчас. Потому так же быстро проследовал за ней.

Она застопорилась уже у дверей номера, чертыхаясь себе под нос. Слишком нервно и торопливо дергая карточку в замке, отчего тот не желал верно считывать информацию. Вздохнув, Костя обнял ее плечи одной рукой, а второй, положив поверх ладони Карины, надавил, заставив ее медленно и плавно открыть замок.

— Хорошая моя, что такое? — Тихо прошептал Костя ей на ухо, легко касаясь губами кожи под волосами. И распахнул перед женой двери.

— Ты не понимаешь! — Почти с обвинением бросила она, вырвавшись из его рук. — И не поймешь. — Карина зашла в темный номер. — И не надо! — Противореча первому заявлению и тону, уже с претензией добавила она.

Костя улыбнулся ее непоследовательности, порадовавшись тому, что темнота это скрыла, и закрыл двери их номера за своей спиной.

— Господи! Что же я творю? — Кажется, больше говоря с собой, чем с ним, вдруг тихо простонала Карина, начиная тереть лицо ладонями. — Что же делаю? И что потом буду…?

Она отошла к столу, за которым они предпочитали завтракать и, бросив на тот свою сумочку, прижала пальцами глаза.

— Разве тебе не надо вернуться и присутствовать на этом приеме?! — Таким тоном, что не оставлял сомнений — ему стоило бы уйти, спросила Карина.

— Нет. — Костя медленно и осторожно подошел к ней. — Мне, точно, надо быть здесь.

Он протянул к ней руки.

— Нет! — Она едва не отскочила от него. Но стол помешал. — Не надо! Не надо! Зачем?!

Даже в темноте было видно, что ее глаза гневно сверкали.

— Зачем это все? И что я буду делать потом?! — Словно обвиняя, потребовала она ответа.

И тут же умолкла, посмотрев на него с испугом.

Зато Косте сразу стало легче. Потому что теперь он понял, что же все-таки произошло.

Она только сейчас поняла, насколько стала ему доверять. Только пару минут осознала то, чему он сам тихо радовался уже несколько дней. А Карина только заметила, что перестала тревожиться обо всем на свете, не осознавая ранее, что позволила Косте заботиться о мелочах и делать все так, как он считал необходимым для них. Только теперь Карина поняла, что уже давно не она беспокоится о том, чтобы выполнить чью-то малейшую прихоть и обеспечить полный комфорт, а все это делают для нее. И испугалась. Испугалась того, что привыкнет, что потеряет, что не выдержит…

— Не будет «потом». Обещаю.

С таким же успехом, кажется, он мог бы попытаться обнять мраморную статую. Которая, к тому же, еще и сопротивлялась бы объятиям.

Она хмыкнула.

Но в этот раз Костя не дал ей отстраниться. Карина боялась собственной уязвимости. Того, что сама не поняла, как сдала ему большую часть своих оборонительных рубежей. Даже то, что она не позаботилась о ключе, неосознанно рассчитывая на него в этом вопросе, говорило о многом. Она привыкла к тому, что Костя о ней заботится, и сама этого не заметила. А когда обнаружила — испугалась. Как и того, что он знает ее. Только испугалась не столько Костю, сколько будущего, в котором, в чем Карина не сомневалась ни на секунду, он рано или поздно наиграется «в нее» и в «заботливого защитника». Он хотел бы сказать ей всего пару слов и окончательно убедить, что они уже никуда друг от друга не денутся. Но Карина еще не была готова к этой новости, судя по утреннему разговору.

Да и сейчас, она, кажется, не очень поверила его заявлению. Боле того, Карину трясло. Не сильно, но он ощущал, как подрагивают ее плечи под его ладонями. Его жена, судя по всему, отчаянно боролась с самой собой, своими страхами и подступающей истерикой. А если Карина что-то не могла понять в его логике, или отказывалась верить — то всегда прибегала к одному методу, по ее убеждению, разбивавшему все его доводы и аргументы в сторону своего к ней отношения. Она пыталась свести все к сексу.

И, словно подтверждая то, насколько хорошо Костя успел изучить свою жену, ее руки заскользили по его шее, лаская и дразня затылок Кости. А губы Карины уже порхали по его подбородку, то нежно лаская, то чуть прикусывая.

Костя пробормотал проклятие. Проблема заключалась в том, что и она научилась прекрасно понимать его во всем, кроме упорного отказа признать вероятность его к ней любви. Зато успела досконально изучить, что именно Костя любит, и как.

Он, и правда, ни капли не сомневался, стоила ли она тех денег, которые готовы были раньше выложить мужики за ночь с ней. Карина знала, чего хотят мужчины, умела понять это по мимолетному взгляду и самому меньшему движению, и использовала свои умения. И сейчас она все это обернула против него.

Константин уже хотел ее. Вот так, в один момент. Собственно, не то, чтобы так не происходило и раньше. Кажется, моментально возбуждаться при одном взгляде на нее он начал с их первой встречи. А уж когда Карина пускала в ход все свое умение и сексуальность, сопротивляться было совсем тяжко.

Но хотела ли она его?

Уже овладев собой, Карина с уверенной, искушающей улыбкой отступила немного назад. Впрочем, Костя не нуждался в лунном свете, чтобы понять, что в ее глазах эта улыбка не отражается. Но вот искры страсти там, определенно, мелькали.

Пока он всматривался в ее глаза, Карина подхватила кончиками пальцев край платья и одним движением скинула то через голову.

Ох. Твою ж, налево.

Когда она одевалась, он, кажется, разговаривал по телефону насчет какого-то контракта. Жаль. Они, определенно, опоздали бы на открытие, если бы он увидел это раньше. И как, скажите на милость, можно пытаться сопротивляться ее попыткам соблазнить его и о чем-то пытаться разговаривать? Он же всего-навсего мужчина. И как же хорошо она его уже изучила, как этого самого мужчину.

Чертовка!

Грудь Карины то ли прикрывал, то ли открывал бюстгальтер из черного ажурного кружева. Разобраться в функции этой детали одеяния было сложно, так как само сие кружево едва закрывало треть груди, заканчиваясь практически на уровне соска, едва-едва тот спрятав. Застежка на сем творении портняжного искусства красовалась спереди, искушающе подмигивая кристаллами и подчеркивая совершенство полной груди.

С трудом сглотнув, Костя не смог удержаться, скользнул взглядом ниже.

На ней был пояс. Такой же кружевной, как и бюстгальтер, с тем же проклятыми кристаллами. И от этого пояса тянулись кружевные же подвязки к чулкам, плотно облегающим ее стройные и длинные ноги. Трусики на ней присутствовали весьма условно.

Во рту стало сухо, а в голове — обжигающе-жарко.

Позволив ему полюбоваться собой несколько мучительно-томительных мгновений, Карина шагнула вперед и опять прижалась к Косте, вернувшись к поцелуям. Только теперь те были куда горячее и, определенно, имели направленность движения.

Нисходящую направленность.

Ну, уж нет, если кто-то здесь и сейчас и будет манипулировать другим с помощью удовольствия, то только он. Она не хочет разговаривать о доверии? Прекрасно. Отставим разговоры в сторону и перейдем к действию.

Ухватив пальцами ее подбородок, Костя не позволил Карине опуститься. Заставил поднять лицо, и теперь уже сам прижался к ее рту жадным, но медленным, дразнящим поцелуем. Она подчинилась, однако ее руки, словно бунтуя против этого, скользнули по его груди, избавляя Константина от галстука и одну за другой расстегивая пуговицы.

Он ей позволил. Ладонь Кости легла на грудь Карины, пальцы сжали, потерли сосок, мгновенно сжавшийся в тугую горошинку. Ему до чертиков понравилось, как она застонала в его рот. И опять попыталась опуститься. А он снова не дал. Вместо этого, надавив на плечи Карине, он подтолкнул ее немного назад, погладил спину и, сжав ладонями упругие ягодицы, заставил усесться на стол.

Его жена…

Ему до сих пор так нравилось, как это звучит, что Костя мысленно повторил это еще раз, смакуя: его жена тряхнула головой и откинулась немного назад, так что ее волосы заскользили по его рукам.

— Ляг. — Велел он хриплым и низким голосом.

Она подчинилась. И сделала это так, что у Константина от сдерживаемого желания и напряжения задергался мускул на виске. Все-таки, он не врал, когда говорил, что доволен каждой гранью личности своей жены. Более того, он обожал в ней каждую мелочь и черту характера. Даже вредность, любовь к насмешке, и откровенное нежелание ему поверить. А особенно — эту обольстительность и опытность, которую Карина считала своим недостатком, а у него от той сносило крышу.

Ну, серьезно, на кой черт ему трепетная девственница? Чтобы маячила где-то по краю его жизни бледной тенью того, что сейчас было у Константина. Чтобы испуганно, или, еще лучше, с отвращением, кривила лицо, пожелай он чего-то, отличного от традиционного секса? Которую надо уговаривать и умасливать на оральный секс, и ни в коем случае, Боже упаси, не заикаться об анальном сексе, чтобы не спугнуть сию невинность из кровати? Спасибо, увольте. Его такая перспектива не возбуждала.

Да, конечно, он хотел бы, чтобы опыт Карины был более приятным, но… Он любил ее такой, каковой Карина являлась. Осталось только ее убедить в этом. Чем он, собственно, и занимался.

Константин уже успел добраться ртом до ее груди, сбросив мешающий бюстгальтер на пол. Да и сам он к этому времени остался без одежды, так что…

Карина, в ответ, видимо, попыталась опять провернуть ту штуку со своими ступнями и его пахом, которая, надо признать, действовала безотказно. Потому Костя и не позволил. Сегодня он собирался продержаться достаточно долго, чтобы дать Карине кое-что большее.

Поймав ладонью ее ступню, он с усмешкой поднес ту к своим губам и начал медленно целовать пальчики сквозь чулок. Карина выгнулась и, совершенно определенно, задохнулась. Прекрасно, но на этом он не собирался останавливаться, плавно продвигаясь языком и губами к лодыжке. И дальше, выше, или ниже, в зависимости от угла обзора. Она попыталась извернуться, с некоторой неуверенностью в глазах наблюдая за его действиями.

— Зачем? — С искренним недоумением, да что там, едва ли не страхом прошептала она. — Что ты делаешь? — Карина старалась приподняться.

Что ж, Костя не сомневался, что ее таким и не баловали. Честно говоря, он и сам обычно был не особо щедр на подобные ласки для своих любовниц. Но с ней… Ему хотелось доставить своей жене максимум удовольствия. Дать то, о чем никогда не заботились другие.

— Не думаю, что ты не понимаешь. — Он блеснул в темноте усмешкой, и не думая останавливаться. — Кстати, шикарное белье, — заметил он, добираясь до кружевных трусиков, имеющих весьма пикантный разрез в самом откровенном месте. — Надеюсь, ты оформила карту постоянного покупателя там, где это купила? — Раздвинув кружева, Костя с удовольствием припал ртом к нежной плоти. — Нет, знаешь, у меня есть идея получше. — Легко надавив ладонью ей на живот, пресекая попытку извернуться, продолжил он восхищаться. — Давай, просто купим этот магазин.

— Почему не фабрику сразу?

Наверное, она собиралась сказать это с издевкой, а вместо этого — простонала, как-то обессиленно вжав бедра в стол. Будто и хотела отодвинуться от его губ, но и признавала, что желает остаться на месте.

— Хочешь? — Константин спорить не собирался. Определенно, не в этот момент. — Фабрику, так фабрику. — Согласился он немного невнятно, так как вернулся к прежнему занятию.

Она же только снова застонала, наверное, в ответ на его щедрость.

Константин настойчиво, но неторопливо и с тщанием воплощал в жизнь свое намерение, несмотря на то, что сама Карина, то и дело, продолжала попытки выскользнуть из его рук.

Не на того напала, девочка.

Он прекратил целовать, посасывать и давить на ее плоть только тогда, когда дрожь, сотрясающая ее, стала судорогой оргазма, и Карина хрипло закричала, закрыв глаза и полностью отдавшись его рукам и губам.

От этого крика, от того, как она растянула его имя, протяжно выдохнув: «К-о-о-о-стя», у него снесло остаток сдержанности. Но бешеное желание не заставило Константина отступить от своего плана по развитию доверия в их отношениях. Распрямившись, он подхватил ее и, перевернув, уложил на стол животом, пока по телу Карины еще пробегали волны удовольствия.

Не то, чтобы Карина хоть раз отказывала ему в какой-то позе или желании. Но всякий раз, даже просто обнимая ее со спины, Костя ощущал мимолетное, но от этого не менее горькое напряжение, отдающее паникой и страхом.

— Не бойся. — Пользуясь ее дезориентированностью, прошептал Костя ей в ухо, накрыв руками ладони Карины, распластанные по лакированному дереву столешницы. — Меня не бойся никогда. Не причиню боли, обещаю. — Продолжал сипло шептать он, осторожно, но настойчиво проникая внутрь ее пульсирующего тела. — Никогда, моя хорошая.

Теперь уже и он с трудом сдерживал стон, понимая, что в этом темпе придерживаться медлительной тактики не удастся. Ее прежние крики и то, как Карина извивалась под его губами, распалили Костю не меньше, чем возбуждало нынешнее собственное скользкое и влажное движение внутри ее тела.

Но так как его затея, похоже, удалась, во всяком случае, Карине сейчас, определенно, не было страшно, и она не застыла в его руках, Константин позволил себе больше не сдерживаться. Единственное, на языке вертелось «Даша». Но Костя, помня ее страх, что он видит в ней лишь обиженную девочку, не позволял тому сорваться, продолжая целовать ее плечи и затылок. И двигался, двигался, двигался…

Карина старалась не шевелиться. Даже дышала медленно и осторожно, контролируя каждую мышцу. По непонятной ей причине, Костя просыпался сразу же, стоило ей только попытаться сесть в кровати. А Карине сейчас не хотелось, чтобы он бодрствовал. Она нуждалась в пространстве и возможности подумать.

С первым было весьма туго, так как Соболев, продолжая спать, крепко обнимал ее, прижимая к своему телу. А вот с мыслями, даже их избытком — дефицита не наблюдалось. И Карина думала. Вспоминала тот дурацкий разговор с девчонкой, когда ей следовало бы сдержаться и просто уйти. А она, вконец разболтанная непониманием того, что творится с ней и ее жизнью, практически опустилась до уровня той дурочки. И все из-за желания напомнить себе, что не бывает чудес и сама Карина была и остается лишь содержанкой и шлюхой.

Только вот последовавший за тем разговор с Костей и то, что было потом, на столе…

Она зажмурилась, ощущая, что начинает задыхаться.

Боже. Боже. При всем ее опыте, то, что сделал для нее сегодня Костя…

Никто не делал для нее такого. Что, впрочем, было бы удивительно ждать от насильников. И на какой-то миг она даже разозлилась на Костю. За то, что и правда, вынуждает, заставляет ее поверить в то, что кажется нереальным и невозможным.

Мог ли Костя ее полюбить? Мог ли, вообще, такой человек, как Соболев, полюбить кого-то? Тем более, кого-то такого, как она?

Ответ очевиден и прост.

Только вот теперь, Карина со страхом понимала, что не только стала допускать существование самой любви, пусть и как феномена, но и готова дать совсем нереальный и абсурдный ответ на предыдущий вопрос. Более того, если бы кому-то сейчас пришло в голову поинтересоваться, что же она сама ощущает к этому мужчине, спящему рядом, Карина вполне могла дать еще более безумный ответ.

Впрочем, в ее случае, даже привязанность и доверие к мужчине казались сумасшествием. А разве Константин не сумел добиться от нее всего этого?

Глава 27

— В такие моменты я начинаю думать, что жить на несколько этажей выше своего офиса, не так уж и плохо. — Борис посмотрел на ухмыляющегося Соболева, стряхивая со своей головы холодные и противные капли.

Как и обычно весной, погода менялась с поразительной быстротой, и вместо вчерашнего солнца за окном лил дождь вперемешку с мокрым снегом. Любой, кому пришлось выбираться из дома сегодня, наверняка, проклинал чертову погоду. Во всяком случае, он так точно ее ненавидел. Пять минут от двери до машины, и минута под открытым небом здесь — и он уже мокрый «як хлющ».

— А кто пару дней назад утверждал, что не выдержал бы такого, потому как тебе продыху подчиненные не давали бы ни днем, ни ночью? — Продолжал посмеиваться над ним Константин. — Принесите кофе и пару сухих полотенец. — Велел он уже в коммутатор кому-то из помощников.

— Будто они так мне покой дают. — Продолжал ворчать Никольский.

Однако, мысль о том, что уже через несколько минут он насухо вытрет голову и согреется горячим кофе, несколько примирила его и с погодой, и с фактом сухости и довольства Соболева.

— Ладно, прекрати. — Все еще улыбаясь, Константин вышел из-за стола и принялся прохаживаться по кабинету.

Зная его достаточно долго, Никольский призадумался. Соболев о чем-то размышлял и, определенно, что-то задумывал. Впрочем, угадать его замыслы зачастую оказывалось просто невозможно, так что оставалось лишь ждать распоряжений.

В этот момент на пороге возникла одна из девчонок, которых Шлепко именовал «украшением вестибюля». Имени ее Борис не знал, так как Максим менял их с завидной регулярностью, заявляя, что никак не может найти таковых, которые бы выглядели достаточно смазливыми и не раздражали при этом ни его, ни самого Соболева откровенно глупым, по их мнению, поведением и поступками. Вообще, Макс отличался половым шовинизмом, считая, что девушке стоит находиться только в одном месте, и регулярно перепроверяя данный тезис со всеми этими «украшениями». Борис, посмеиваясь, не раз указывал на это Соболеву, предрекая, что рано или поздно все девчонки, побывавшие под Шлепко за обещания повысить их в карьере, объединятся, и оторвут Максу голову, или чего-то поважнее. Но Константин только пожимал плечами, приводя веский аргумент, что на работе самого Максима это пока не сказывается, и ладно.

— Что там со вчерашним? — Поинтересовался Соболев, пока сам Борис вытирал волосы, вдыхая прекрасный аромат, обещающий ему благодатное тепло.

Уточнений не требовалось, за исключением одного инцидента, открытие здания прошло, как по нотам.

— Она умаслила одного из охранников самого здания, сам понимаешь как. Парня уволил, Марии довели до сведения, что ей здесь не рады.

Константин кивнул, остановился у дивана и отрешенно принялся рассматривать картину, появившуюся в его кабинете недавно. Впрочем, Борис не сомневался, что Соболев уже знает на той каждый мазок и штрих. Иначе и быть не могло, если судить по тому, сколько времени Константин проводил перед этой картиной с тех пор, как привез ту из квартиры Карины.

— Она, кажется, где-то училась? — Не оборачиваясь, уточнил он.

— Да, местная Академия управления и права. Четвертый курс. — Тут же отозвался Борис.

Соболев молча посмотрел на него через плечо.

Никольскому осталось только кивнуть.

Не глупый, сразу понял, что прошедшее время в интересе об учебе Марии было употреблено не просто так. И как эта дура после всего додумалась явиться? Неужели не поняла характер человека, которого ублажала столько времени? Наверняка, как любит рассуждать Катерина, относится к той породе девчонок, что уверены — своими прелестями смогут захомутать и перевоспитать кого угодно. И откуда такие идиотки только берутся?

Теперь вот, ему морока лишняя, помимо прочих дел надо связываться с ректором и объяснять, почему их студентку следует отчислить. Еще и, небось, прозрачно намекнуть что, лучше бы Марии, вовсе, сменить регион проживания, от греха подальше, так сказать.

Нет уж, лучше он делегирует данное полномочие Максиму, а сам займется тем, что больше отвечает его сфере деятельности.

— Так что там с Боровом? — Тут же переключился Константин на вопрос, по которому Никольский и предложил встретиться.

— Тут такое дело, Лихуцкий…

— Да, кстати, — перебил его Константин, опять разглядывая картину. — Что это ты своего протеже на прием не притащил? Виталик наказан, где-то провинился? — С усмешкой поинтересовался он.

Борис хмыкнул. Он и правда, взял Виталия в оборот, надо же было оправдать так щедро предоставленное им самим от имени Соболева покровительство. Вот и затыкал Лихуцким все дыры, какие только было можно, чем уже не раз веселил Костю. Впрочем, Виталий оказался проворным малым и с поручениями справлялся на отлично, так что и Костя уже был доволен таким «приобретением» в их команде.

— Нет, он пару выходных попросил и уехал куда-то на Западную. Сказал, что появилась информация о том неизвестном, который, вроде бы, в твоем номере похозяйничал.

Соболев обернулся, явно заинтересовавшись предметом разговора.

— Так вот, Виталий позвонил мне ночью и сказал, что, по словам одного проверенного человека, этот тип провел немало времени под самым нашим носом, и посоветовал пообщаться с одним из людей Борова. Я сразу связался с ним по нашим каналам, тот, ясное дело, мне не обрадовался в три часа-то, но поняв, кто, и по какому вопросу — пообещал помочь. Он перезвонил мне час назад, Костя. — Борис посмотрел на внимательно слушающего его Константина, имея представление, что ему эта информация не понравится. — Боров нашел своего человека, который кому-то сливал информацию на тебя и… — Никольский помедлил. — Карину.

Глаза Соболева сузились, но он пока промолчал.

— Боров с ним потолковал, но тот еще в состоянии ответить и на твои вопросы, если у тебя есть желание. И, со всеми сожалениями и извинениями за такую ситуацию, Слава готов оказать тебе любую помощь и содействие в поиске. Сам понимаешь, он горит желанием реабилитироваться.

Борис умолк, наблюдая за Константином. Тот подошел к столу и сел на край. Достал сигарету и прикурил от зажигалки.

— Давай, договаривай. — Велел Соболев, затянувшись. — Я же по глазам вижу, что это не все.

Борис одним глотком допил свой кофе, зная, что потом не дадут.

— Человек Вячеслава, в разговоре, указал на одно из вероятных мест, где тот тип мог прятаться. Мы проверили. Там все подчищено. С ходу и не скажешь, правда, или нет. Сейчас мои криминалисты там все проверяют.

— Но? — Продолжая курить, вздернул брови Соболев.

— Это на другой стороне поселка, Костя. Заглохшая стройка. И оттуда, имея достаточно мощное оборудование, можно следить за домом.

Реакция Кости оказалась практически дословно такой, как Борис и предполагал. Ошибся лишь с одним прилагательным.

— Дождались!

С таким криком, словно бы выиграл, как минимум в шоу «О, счастливчик!», Фил влетел в гостиную, размахивая каким-то журналом. Карина обреченно следила за тем, как неугомонный эконом, на время их проживания в отеле лишенный части обязанностей, а оттого, добровольно возложивший на себя функции ее секретаря, устраивается рядом. Она только полчаса назад вернулась из дому, где полным ходом продолжалась перестройка. И сейчас, как раз, села обедать. Этот самый Фил пять минут назад подал ей обед и куда-то спешно убежал. За почтой, как теперь поняла Карина.

— Ах, как же я тебя ждал, моя красавица!

Это он не ей, это он прессе. А точнее — какому-то журналу. За последнюю неделю Фил собрал всю периодику региона и страны, где хоть мельком упоминалось об открытие центра и посвященному этому празднику. Парень маниакально просматривал статьи и заметки в поисках любого слова о своих нанимателях и, если таковые попадались, с упоением зачитывал те Карине вслух и настойчиво пытался продемонстрировать фотографии.

Карина только улыбалась. А в уме тихо удивлялась тому, что ни в одной из газет не всплыло ни одного предположения или домысла касательно ее статуса. Это впечатляло. Пресс-служба Соболева, действительно, основательно проработала данный вопрос. Везде ее именовали не иначе, как «спутницей», соревнуясь друг с другом только касательно восхищенных описательных прилагательных, дополняющих этот статус.

Декламации Филиппа она слушала вполуха, ее мысли занимали иные события и дела. Но явное безразличие Карины не сбивало энтузиазма эконома, и он продолжал находить все новые и новые статьи.

Карина же больше беспокоилась о непонятном поведении Константина. То есть, поведение его вроде бы и не изменилось, однако… Что-то было не так.

Количество охранников, без которых она не могла куда-нибудь выйти, увеличилось до трех. При этом Соболев ясно давал понять, что будет только рад, если она прихватит и четвертого охранника, так, «про запас», чтоб человек не скучал.

Под предлогом необходимости ремонта «ходовой», ее машина была изъята на два дня. И возможно Карина не заметила бы ничего странного, когда ту ей вернули, если бы не видела бронированные стекла в машине Картова.

Она ничего не сказала Косте, хоть и подозревала, что одними стеклами обновки в ее машине не ограничивались. Не удивилась бы она и, узнав, что на ту установлен датчик GPS, чтобы отслеживать местонахождение. И при всем этом Константин вел себя совершенно невозмутимо и всем видом показывал, что ничего не происходит. И делал это так, что не поверить ему было практически невозможно. А на ее замечание об охране резонно заметил, что осторожность никому не помешает.

Что тут возражать? Костя был прав, тем более при том, что врагов у обоих имелось достаточно. Карина подозревала, что к такому «военному положению» имеет отношение Картов, но Костя всегда находил способ уйти от темы, обсуждать которую не желал.

Он переводил разговор к «ним», а поскольку это уже не могла, и не хотела обговаривать Карина — Костя с милостивой улыбкой победителя предлагал для обсуждения нейтральные вопросы.

И Карине оставалось только те принимать. Она не желала обсуждать то, над чем и так не могла перестать думать. Не могла. Не хотела. Не была, да и сомневалась, что когда-нибудь будет готова. И ей было просто банально страшно.

Фил что-то читал, Карина даже не делала вид, что вслушивается. Она одновременно ела, думала, и просматривала почту, которую для нее отправляли на адрес Костиного офиса. Та, по большей части, состояла из рекламы и приглашений на различные мероприятия, посещения магазинов и салонов, с обещанием особых условий и уникальной системы услуг. Ничего интересного, в общем.

— Вот, ты только посмотри, миленькая моя! Ты просто конфетка в этом ракурсе! Сладкая!

Причмокнув, Фил сунул ей под нос очередной разворот журнала, на котором была запечатлена она и Костя, с видом собственника обнимающий ее за талию. Ничего нового, подобные фото красовались едва ли не в каждой заметке о том дне, с небольшой вариацией из-за угла расположения камер. И все-таки, Карина не смогла подавить улыбку. Ей нравилось. Нравилось то, как Константин ее обнимал, как смотрел, он просто ей нравился и…

Взгляд Карины вдруг скользнул по дате, которая стояла в колонтитуле листа. Сегодняшней дате.

Вилка с ножом выпали из ее рук, а сама Карина, достаточно выразительно и красочно высказав свой шок от быстротечности времени и дней, вскочила с места. Фил уставился на нее удивленно и озадаченно. Но объяснять ничего не хотелось. Самой надо было разобраться, подумать и как-то объяснить Соболеву, почему ей в ближайшую же неделю надо посетить врача совсем в другой области. Слава Богу, она еще не упустила сроки, но те уже серьезно поджимали.

То, что с Кариной что-то не так, он увидел практически сразу. Непонятно было только то, по какой причине она вздумала нервничать. Или, не нервничать, возможно, но, определенно, испытывать беспокойство. Насколько он знал, сегодня с ней не приключилось ничего особенного.

Выработав уже определенный распорядок дня, Карина утром играла с ним в теннис, после — уезжала командовать отделкой дома, по возвращении обедала, потом предпочитала несколько часов проводить или в номере, читая, или в салоне, расположенном в этом же здании. Потом, если сам Константин не возвращался раньше, она отправлялась в бассейн. После чего, уже так или иначе, проходил их совместный ужин.

Сегодня график почти не менялся, только вот после того, как она вернулась в отель два часа назад, Карина уже никуда не выходила. Этапы ее передвижения ему регулярно докладывались, как и отсутствие каких-либо происшествий. И, тем не менее, было совершенно очевидно, что за тот временной отрезок, когда она покинула дом в прекрасном настроении, судя по отчетам его помощников, и до этой минуты, когда он поднялся в номер — нечто это настроение испортило.

Когда он зашел, Карина сидела в одном из кресел. Лежащая на ее коленях электронная книжка указывала на то, что она пыталась читать. Впрочем, совершенно очевидной была и безуспешность этой попытки. Карина смотрела в пространство перед собой задумчивым и напряженным взглядом. Этот же взгляд она перевела и на Костю, когда он вошел.

Ни улыбки, ни припрятанной в глазах тайной радости, которую он уже привык замечать по приходу, отчего у самого поднималось настроение.

— Что случилось? — Константин решил не откладывать выяснение этого вопроса в долгий ящик.

Закрыв за собой двери, он подошел впритык к ее креслу и остановился, буквально нависнув над Кариной.

Она удостоила его мимолетным взглядом, и тут же отвернулась.

— Ничего. — Карина отложила книгу на журнальный столик и поднялась, делая вид, что не замечает его близости. — Ужин готов, я сейчас скажу Филиппу, чтобы накрывал.

Она попыталась проскользнуть мимо него.

Константин не позволил, обхватив ее руки на уровне локтей своими ладонями. Притянул ее ближе к своему телу.

— Карина, что случилось? — Опять спросил он.

А она в этот раз повела себя куда достовернее и убедительней.

— Ничего, — Карина прильнула к нему. — Думаю над книгой, которую читала.

Она запрокинула голову и открыто смотрела ему в глаза.

— Что за книга? — Отпустив ее руки, Костя обнял жену за талию.

— Ты вряд ли читал. — Карина улыбнулась.

— И все-таки?

— «Дневник Алисы». — Карина криво улыбнулась, уступив его требованию.

— Это имеет какое-то отношение к миелофону и Коле Герасимову? — Вздернув бровь, уточнил он.

Карина улыбнулась шире и куда натуральней, из чего он сделал вывод, что все же сумел ее действительно повеселить.

— Никакого.

Что ж, он и правда, не читал, да и времени сейчас нет, и неизвестно когда будет. Но поставил себе мысленную галочку, хоть по диагонали просмотреть, чтобы знать, может ли эта книга вызвать такое настроение. Или она лукавит.

Пока он размышлял, Карина выскользнула из его рук и отправилась на поиски Фила.

Однако, несмотря на ее улыбку и показную легкость поведения, Константина не оставляло ощущение, что мысли Карины сосредоточены на чем-то ином. И он не пропустил ни отсутствие у нее аппетита, ни нервное позвякивание ее вилки по фарфору. И все-таки, Карина сумела удивить его, когда, наконец, начала разговор. Ее столовые приборы как-то резко звякнули, когда она те окончательно отложила, и Карина решительно посмотрела на Константина.

— Мне нужно в Киев. На день.

Он отставил собственную тарелку и невозмутимо посмотрел на нее, вопреки горячему желанию, не позволив себе тут же категорично отказать. У него вся область на ушах стоит в попытках отследить того неизвестного и обезопасить любой ее шаг, а Карина в Киев собралась. Ага, сейчас.

— Зачем? — Похвалив себя за спокойный голос, уточнил он.

Карину раздражало то, что она нервничала. Да, что такого? Она что, не имеет права поехать туда, куда ей необходимо? С какой стати она так волнуется и не решается заводить этот разговор с Соболевым? Все просто, четко и ясно. Сексом он очень даже любил заниматься, значит, должен и сам понять, что ее поездка не прихоть, и не каприз. И, вообще…

— Я должна посетить своего врача. — Она твердо встретила его изучающий взгляд.

— Зачем? — Повторил свой вопрос Костя.

— Надо.

— Нет.

Константин спокойно вернулся к своему ужину. А Карина опешила.

— Прости? — Не вняла она намеку о закрытии темы.

Соболев одарил ее непроницаемым взглядом.

— Здесь достаточно врачей. — Он отпил воды из бокала. — Тех, в которых я буду уверен. А вот гарантий, что тот врач, к которому ты поедешь в Киеве, не сделает с тобой что-то по указке Картова, у меня нет.

Карина встала, пытаясь унять свое раздражение.

— Мне не подходят твои врачи. Они не знают ни моей истории, ни анализов, ни лекарства, которое мне необходимо ввести. У них его просто нет.

Константин вздернул бровь.

— Ты будешь удивлена, насколько просто можно решить вопрос о поставке любого препарата. — С усмешкой протянул он. — И ехать никуда не надо. Скажи мне название препарата и завтра его привезут. А Стас, я уверен, вполне справится с его введением, или назовет того, кто это сделает. Итак, — Соболев отодвинулся от стола, но не поднялся. Сложил пальцы перед лицом. — Что за лекарство тебе необходимо?

Карина решила, что нет никакой необходимости что-то скрывать. Он ведь, в конце концов, и сам заинтересован в этом.

— Это гормональный контрацептив длительного действия. Мне приходиться заботиться об отсутствии последствий своей… профессии. Таблетки, пластыри и другие способы, в силу специфики, мне не подходят. На этой неделе мне необходимо сделать очередной укол. Мой врач всегда заказывал тот в Штатах, и я не уверена, что имеет смысл менять доктора.

Карина ожидала, что он согласится. Хотя, в общем-то, готова была признать, что можно и здесь это решить, если он пойдет на принцип. Лишь бы быстрее, чтобы не опоздать.

Но Соболев задумчиво смотрел на нее поверх пальцев.

— И насколько длительного действия этот препарат? — Казалось бы, без всякого интереса уточнил он.

— Есть различные дозировки, я предпочитаю использовать тот, что действует несколько лет, чтобы быть уверенной. Не хочется после решать вопрос уже другим методом. Да и никто из клиентов не хотел появления детей, как ты понимаешь. — Она криво усмехнулась. — Впрочем, и ограничивать себя, самостоятельно заботясь об этом, никто не желал.

Константин продолжал молчать, и перевел глаза в окно. Карина нахмурилась, не понимая его реакции.

— Я ничего против детей не имею. — Спустя минуты две, задумчиво произнес он. — Мне нужны наследники.

Карина хмыкнула.

— А кто сомневается? — Она пожала плечами. — Я совершенно уверена, что ты выберешь подходящую невесту, которая тебе этих самых наследников и родит.

Не совсем понимая, к чему он здесь делится своими планами на будущее, когда у нее осталось дней шесть в запасе, она раздраженно прошлась по комнате.

— А ты помочь не хочешь? — Как-то насмешливо поинтересовался Соболев у нее за спиной.

— С чем? — Не оборачиваясь, уточнила Карина. — С выбором жены? Вряд ли, разве что тебя киевские наследницы интересуют — в тех я ориентируюсь. О местных же могу сообщить мало. — Она коснулась пальцами мраморной поверхности столика, раздумывая, что ей как-то непонятна реакция Соболева.

— Ты мне жену собралась искать? — Кажется, она его удивила.

Карина все-таки обернулась и посмотрела на Константина. Тот не казался довольным. Прищурившись и поджав губы, он внимательно смотрел на нее, прикуривая сигарету.

— И не думала. — Не совсем поняв, как они до такого договорились, обсуждая укол, она покачала головой.

Соболев хмыкнул, выдохнув облачко дыма, которое тут же обволокло ее ароматом, ставшим уже привычным и до боли комфортным.

— Хорошо. — Несколько ехидно заметил Костя. — Потому как у меня уже есть жена, и я полностью доволен своим выбором.

Карина медленно обернулась и внимательно посмотрела на него.

В отличие от их давешнего шутливого разговора в Киеве, сейчас не казалось, что Соболев шутит. В животе отчего-то стало мерзко и холодно, но Карина не подала виду.

— И давно ты женился? — Вздернула она бровь.

— Да, нет. Медовый месяц еще не кончился. — Костя медленно улыбнулся, наблюдая за ее реакцией, вдавил недокуренную сигарету в пепельницу, и поднялся из своего кресла, направившись в ее сторону.

Карина застыла. Нет. Конечно, нет. Это было глупо. Очень глупо, на самом деле. Даже думать, что…

— И на ком ты женился? — Придерживаясь прежнего тона, уточнила она, прищурившись. И сама не заметила, что начала пятиться от приближающегося Константина.

— На тебе.

Что?! Это Соболев так шутит?

Но Костя произнес это совершенно серьезно. Четко. Внятно. Без намека на шутку или иронию. Он не шутил.

Карина вдруг поняла, что, кажется, уставилась на него, как дурочка. Даже рот приоткрыла. А Константин искренне забавляется, любуясь ее шоком. А она, и правда, была в шоке. Голова казалась какой-то пустой. И в той что-то звенело. Непонятно что, и как именно это нечто могло звенеть. Но…

Она просто не поняла его. Вот. Просто что-то не так услышала.

— Нет. — Карина мотнула головой и отступила от Соболева на два шага.

— Да. — Костя последовал за ней.

— Ты не мог… — Начала Карина и тут же замолкла. — Мать твою! — Она вдруг вспомнила недавний разговор, вроде бы шутливый. — Что это я говорю?! Мог! Конечно, мог. Кто бы тебе помешал?! — Ехидно воскликнула Карина, ощущая, как вместо холода, внутренности затапливает обжигающая злость и гнев.

Руки задрожали, и пришлось сцепить пальцы, чтобы не совершить что-то непоправимое. Очень сильно захотелось схватить небольшой светильник, стоящий на соседнем столике и запустить Константину в голову. Да, хоть просто, схватить его за грудки и хорошенько встряхнуть, потребовав ответа. Не с ее комплекцией такое делать, конечно. Но голова просто пульсировала от непонимания.

С какой стати ему жениться на ней? Она не понимала. Не было в этом никакого смысла. А значит — существовало двойное дно и тайные мотивы. Не могло быть иначе. Просто не могло. Не женятся на таких, как она! Никто не женится. Тем более — люди ранга Соболева.

— Ты сама согласилась, что не имеет смысла разводить церемонии. — Ровным голосом напомнил Костя, пристально наблюдая за ней.

— Я не соглашалась с тем, чтобы ты распоряжался моей жизнью! — Неожиданно даже для самой себя, вдруг закричала Карина.

Горло сразу запершило от такого крика, на пределе, на изломе. Но она не могла взять себя в руки, как не трезвонил бы об опасности здравый смысл.

Нельзя себя так вести. Неправильно. Не мудро. За такое отношение с нее взыщут жесткую плату, разве она не знает?! Только и подобного поступка от Кости она не ждала. Как дура! Решила, что ему можно поверить. А он взял и распорядился ее жизнью с какой-то, ведомой только ему одному, целью! Что ему от нее еще надо?! И так уже вывернул душу наизнанку! Чего теперь добивается? Хочет развлечься? Или растоптать окончательно?

Руки дрожали, несмотря на ее попытки вернуть самообладание. И, пытаясь дать хоть какой-то выход эмоциям, Карина не сдержалась, столкнула лампу на пол со стола. Та упала с дребезжащим звоном. Но не раскололась.

Это, почему-то, оказалось последней каплей.

— Сволочь! — Резко повернувшись к нему, впервые пожалев о том, что любит ходить босой, Карина, что есть силы, саданула своей пяткой по голени Соболева.

Елки-палки. Это было больно.

— Карина…

Все-таки, сообщать такое было еще рано. Однозначно. Выругавшись про себя, он обхватил ее руками за пояс, прижал к себе, игнорируя сопротивление, и попытался завладеть ее вниманием. Но по глазам жены видел, насколько безуспешна эта попытка. Она не желала его услышать. Карина уже что-то вообразила, и теперь испытывала такую гамму чувств, что было больно выдерживать ее взгляд. Ярость, страх, боль, и почти вера в предательство.

Дерьмо. Все совсем плохо. Если он быстро не исправит ситуацию, последствия могут оказаться катастрофическими.

Но и промолчать после ее разговоров о контрацепции он не смог. Константин, и правда, собирался в ближайшее время заводить детей. С ней. Со своей женой. С Кариной. В конце концов, они оба уже не школьники. А ему не хотелось бы, чтобы воспитанием наследников занимались поверенные, потому как сам он слишком долго откладывал это дело. Кто в их время и в их стране может дать гарантию, что человек будет жить долго и счастливо? Тем более, человек, имеющий его деньги и управляющий не малым куском бизнеса страны, на который много кто зарится?

Никто не мог дать таких заверений. Но сейчас суть не в этом.

Еще крепче обняв Карину, Костя переместил руки, оставив одну ладонь у нее на талии, а второй обхватив затылок. И плотно прижал ее лицо к своему, так, что губы касались ее уха.

Карина пыталась вырваться, продолжая его пинать, но из-за того, что они стояли настолько близко, удары выходили уже не такими сильными, как первый. Ее сотрясала дрожь.

— Хорошая моя, успокойся. — Попытался воззвать Костя к ее разуму.

Однако Карина ответила на это предложение негромким, но очень выразительным и эмоциональным потоком брани.

Ух, как она, оказывается, о нем думает! Ему еще никто в глаза такого не говорил, хотя, вероятно, некоторые и думали. Костя рассмеялся бы, если бы ситуация не была настолько напряженной и трудной. Однако, дать выговорится, это, конечно, хорошо, но пора прекращать, пока жена не увязла в своих предположениях и в истерике.

— Тихо! — Негромко, но властно приказал он, чуть сжав пальцы на ее затылке.

Этого тона боялись все его подчиненные. Отреагировала и Карина.

Замолчав, она испуганно застыла в его руках. Только тело продолжало непроизвольно дрожать. Будто она ждала от него удара.

Ну, е-мое, не одно, так другое! Но хоть замолкла. Может, теперь его услышит.

— Хорошая моя, — тихо, шепотом, проговорил Константин, касаясь губами ее уха, а пальцами осторожно поглаживая затылок. — Прекрати. Просто прекрати. И подумай. Ты же умная.

Она продолжала молчать. И дрожать. И напряженно ждать чего-то. Даже зажмурилась.

Костя мысленно выругался.

— Так, ладно. Пойдем иначе. — Он медленно вдохнул. — Не хочешь сама подумать — я подумаю за тебя. Ты просто будешь отвечать на мои вопросы. Очень просто. Односложно: «да» и «нет». Просто?

Карина молчала.

— Да, просто. — Немного надавив на ее затылок, Костя заставил Карину кивнуть.

Она в ответ окатила его прищуренным злым взглядом. Уже что-то. Уже какая-то ответная реакция!

— Я хоть раз тебя бил? — Удерживая этот взгляд, медленно и внятно спросил Костя, приподняв брови.

Карина втянула воздух, раздув ноздри. Но продолжила молчать.

— Карина? — Он давил на нее психологически, морально.

— Нет. — Процедила она сквозь зубы.

Но не расслабилась.

— Так, какого хрена, ты сейчас меня боишься?! — Не выдержал Костя, хоть и не позволил себе повысить голос.

Правда, шепот вышел достаточно эмоциональным.

Карина моргнула, и чуть повернулась, наклонив голову и посмотрев на него с удивлением. Но и сейчас не ответила. Однако это был риторический вопрос, и Костя вернулся к первоначальной схеме.

— Я хоть раз тебя обманул? — Он снова смотрел прямо ей в глаза.

Она медленно разжала прикушенные губы и облизнулась. Вдохнула, глядя на него. Попыталась отвернуться. Но Костя не пустил ее затылок.

— Нет. — Наконец, едва слышно, выдохнула Карина.

Его немного отпустило. Да и ее, кажется, судя по тому, что дрожь Карины начала стихать.

— Хоть раз за эти месяцы я подверг твою жизнь или благополучие опасности?

— Нет. — В этот раз Карина ответила быстрее.

Но настороженность из ее взгляда не ушла.

— Хорошо. Это выяснили. — Он ее не отпустил. — А теперь, скажи, пожалуйста, почему каждое мое слово и поступок, ты оцениваешь, сравнивая меня с теми мразями? Я тебе давал такой повод, Карина?

— Ты из этого же круга. Ты сильный и имеешь власть. Ты — один из них. Из мужчин. — Как-то, не то, чтоб уверенно, но все держась за свой страх, прошептала она.

Костя сжал зубы и резко выдохнул.

— И что, это, по-твоему, я издевался над тобой, каждый раз, когда садился рядом во время твоих сумасшедших гонок по городу? Или, ежедневно вручая тебе пистолет, я как-то измывался над тобой? Или взяв на работу Фила? Господи! Ты на него смотрела?! — Он прищурил глаза. — Ради Бога, Карина, кто из тех, к кому ты причисляешь меня, возьмет экономом негра-гомосексуалиста ради прихоти любимой женщины?! Думаешь, я такой хитрый, что у меня тройное дно и все это я делаю, готовясь над тобой поиздеваться? Или не спал я пять суток вместе с тобой, чтобы сильнее тебя помучить? Какого черта, хорошая моя? Ты же умный человек! Подумай. Просто подумай о том, что я раз за разом доверяю тебе распоряжаться своей жизнью, а потом — скажи, такой я, или нет!

Ему даже стало обидно. Да, Соболев понимал ее страх. Все понимал, но считал, что разумный человек должен замечать и обращать внимание на детали. А Карина никогда не была дурой.

— Ты меня боишься, или просто, боишься себе позволить увидеть то, что есть на самом деле? — Спросил он, немного отпустив ее голову.

Карина несколько раз моргнула, а на ее лице появилось выражение растерянности и неуверенности.

Она никогда об этом не думала. Правда, просто жила день за днем, в каждом слове разыскивая подвох или лукавство, ожидая обмана от каждого поступка Кости. И даже не задумывалась, не пыталась отстраненным взглядом посмотреть на его поступки. А ведь, и правда, сколько раз он просто садился рядом с ней в ту машину после первой гонки. Кто мог дать гарантию, что Крина никуда не въедет во время свой безумной езды от прошлого? Никто, но Костя никогда не оставлял ее с этим одну, сам заставлял ехать, если она сопротивлялась. И про ту кошмарную неделю, когда они не спали, он прав. И про сотни других мелочей. Господи, да даже про тот их первый откровенный разговор в ванной, после ее ночи с Шамалко! Костя без вопросов поверил ей! Ей, шлюхе, обвиняющей двух кандидатов…

И он ни разу не оправдал ее ожиданий, даже когда Карина сознательно провоцировала Соболева на гнев, делала то, что не простил бы ни один из ее покровителей.

Выходит, она и правда боялась его не за поступки и дела, а так, по инерции, привыкнув бояться едва ли не каждого мужчину на свете. Даже когда подсознание начало ему верить, разум, все равно, опасался.

Да, наверное, Карина поспешила здесь с гневом. Как бы не претило ей то, что Костя поступил так, не спросив ее. Вероятно, было что-то, что заставило его поступить таким образом. И все же она не понимала.

— Зачем? — Уже давно не пытаясь вырваться из его объятий, Карина подняла голову и посмотрела Косте в глаза с искренним непониманием.

Соболев улыбнулся, но невесело и только губами. Глаза его оставались сосредоточенными и внимательно следили за ней.

— Зачем? Давай попробуем вместе подумать. — Вздохнул Костя, и усмехнулся. — Я сейчас скажу, что люблю тебя, ты поверишь?

Его улыбка стала кривой, когда он ощутил, что Карина вновь напряглась и непроизвольно попыталась отпрянуть. И уставилась на него, как на ненормального.

— Вот. Ожидаемая реакция. — Хмыкнул Соболев. Протянул руку и погладил ее скулу пальцами. — Так вот, я скажу, а ты начнешь убеждать и меня, и себя, будто бы я не понимаю, что сам чувствую. Я буду стараться тебя переубедить, приводить примеры, напоминать, что и как делал. Ты — будешь снова спорить. И нельзя сказать, что я тебя не понимаю, есть причины для твоих сомнений, только ко мне их можешь не прикладывать — не совпадет. — Его палец спустился к ее губам и легко потер уголок. — Так вот, мы проспорим несколько часов, потому как каждый уверен ведь в своей точке зрения. А потом уже я не выдержу и психану, заявлю, что лучше тебя знаю, что чувствую. И поставлю перед фактом. Поэтому, предлагаю опустить всю полемику и прозу, и перейти к подведению итогов — ты моя жена. Я женился на тебе потому, что ты — мой человек. Не потому, что ты пришла ко мне с теми файлами. Не потому, что я решаю твою жизнь за тебя. Ты моя — потому, что ты часть меня. Вот и все. Четко и просто, по-моему. И вполне понятно.

Карина, все это время тихо простоявшая впритык к нему, попыталась отстраниться. Он мало что мог сейчас прочесть в ее взгляде. Она выглядела несколько… ошалевшей, пожалуй. Но, не видя причин мешать, Константин позволил ей отойти.

Карина неуверенно подошла к своему креслу у стола и медленно села. Подняла руки и осторожно принялась проводить ладонью по волосам.

— Что ты делаешь? — Он не был уверен, чего ждать, но явно, не вот такого.

Карина подняла на него все тот же ошеломленный взгляд.

— Ищу шишку. Хоть синяк, на крайний случай. Меня точно ударило по голове в доме, и я, видимо, сейчас или брежу, или в коме.

Несмотря на всю нелепость ситуации, Костя рассмеялся. Нет, такой реакции он точно не ждал.

— Так не бывает, Костя. Ты ведь сам понимаешь. — Задумчиво заметила Карина, продолжая смотреть на него с полной уверенностью, что один из них ненормален. — Такие как ты не любят таких, как я. Я даже не уверенна, что такие, как ты, вообще, кого-то могут любить. — Она уперла локоть в стол и рассредоточено посмотрела в пространство.

Так. Ну, хоть истерика прошла, и то счастье.

Константин тоже подошел к столу.

— Нет, этот этап, сомнений и недоверия мы пропустили. — Напомнил он ей, приподняв своими пальцами подбородок Карины и заставив ее смотреть в свои глаза. — Ты просто принимаешь реальность таковой, какова она есть. Так как принял я. О чем, кстати, мы уже говорили. — С улыбкой заметил Костя. — И больше мы не поднимаем эту тему.

Ее ладони переместились с волос на лицо, и Карина принялась отчаянно тереть щеки, видимо, все еще не придя в себя от шока. Он молча следил за ней, пока больше ничего не предпринимая. И так уже натворил за один вечер вон, сколько. Теперь надо это разгрести.

К тому же, насколько ему помнилось, у шока имелись стадии, и Карина еще не все их прошла.

Через минуту Карина вскочила на ноги, все еще растерянно глянула на него, и начала метаться туда-сюда по комнате. При этом она что-то очень тихо и неразборчиво бормотала, прикусывая ногти.

Константин оперся об угол стола, закурил, и продолжал ждать.

А минуты через две Карина сделала то, чего он предугадать не смог. Практически рухнув на пол, она поджала ноги под себя и обхватила голову руками.

— Господи, Костя! — Почти с ужасом прошептала она, начав легко раскачиваться взад-вперед. Да так, что он, бросив сигарету в пепельницу, рванул в ее сторону. — Что же ты наделал? — Карина посмотрела на него с настоящим ужасом и отчаяньем.

Он удивленно посмотрел на нее, не поняв, о чем именно говорит Карина.

— Зачем же ты это сделал, Костя? — Карина прижала ладонь к губам. — Они же все меня знают. Знают, кто я. Те, с кем у тебя бизнес, твои партнеры… — Она сжалась в комок. — Они же будут смеяться и издеваться… Скольким из них меня отдавал Картов?!

Он не успел и слова сказать, чтобы объяснить насколько именно ему фиолетово чье-то мнение, и куда конкретно отправится тот, кто посмеет хоть слово сказать о его жене, как Карина приподнялась, практически встав на колени, и крепко схватила его руку.

— Не надо! — Вдруг отчаянно и торопливо заговорила она, словно боялась, что Костя станет перебивать. — Не надо этого делать. Скажи, чтобы все отменили. Развели. Не говори никому. Хочешь, чтобы я была рядом — буду. Пока сам не прогонишь, никуда не уйду. Но тебе, зачем на себя мою грязь брать…

Вот в этот момент он и психанул.

Серьезно так, по-настоящему, едва-едва удержавшись от того, чтобы не заорать. Схватив Карину за плечи, Константин рывком поднял ее с пола, поставив на ноги, и сблизил их лица.

— Не смей! — Из последних сил хватаясь за контроль, велел он рокочущим голосом. — Никогда больше не смей не перед кем становиться на колени. И не смей унижать себя! — Соболев встряхнул ее, будто от этого Карина поняла бы лучше. — Я всем заткну рот. Но ты — не смей унижаться. Они будут ползать у тебя в ногах. Все те, кто мучил, и кто только посмеет криво посмотреть в твою сторону! Но не ты! Ты — моя жена! И они будут уважать тебя. Или крупно пожалеют. Ясно? И никто разводиться не будет! Хорошенько запомни это на будущее.

Еще раз легонько встряхнув ее, Костя прижал голову Карины к своей груди, а сам уткнулся в ее макушку, стараясь успокоиться.

Несколько мгновений она стояла совершенно неподвижно. А потом… Он даже сначала решил, что ошибся, и ему кажется. Но, все-таки, Карина робко протянула руки и обняла его за талию, едва ощутимо поцеловав при этом в шею.

Он же зажмурился и снова набрал полные легкие воздуха, пытаясь совладать с собственным характером, так несвоевременно вылезшим наружу. И сейчас, раз пять глубоко вдохнув-выдохнув, даже смог порадоваться ее последним заявлениям. Со стороны Карины, пожалуй, это было посильнее, чем признайся она ему в любви. Костя еще не знал, готова ли его жена поверить в существование такого чувства. Но ее забота о его положении и репутации, определенно, наглядно демонстрировали то, что он небезразличен Карине.

«Елки-палки, и почему у них все так сложно? Риторический вопрос, конечно, но хотелось бы хоть немного радости со стороны потенциальной невесты, когда сообщаешь о браке».

Криво улыбнувшись, он потерся о ее волосы щекой.

Они простояли посреди гостиной минут двадцать, наверное. В конце концов, когда Фил осторожно, сквозь приоткрытые двери, в третий раз заглянул, видимо, планируя убрать со стола ужин, Константин настойчиво потянул Карину в другую комнату. Не было похоже, что его жена уже готова к диалогу с ним, или общению еще с кем-то. В спальне он сам сел на кровать, и ее усадил к себе на колени. И они еще часа два просидели молча в полной темноте.

Он настолько сроднился с этим молчанием и темнотой, что ее вздох и нежданная расслабленность, когда Карина вдруг оперлась на его торс всем телом и уложила голову на плечо, так встряхнули Костю, будто вырвали из транса. Уснул он, что ли?

— Что такое? — Хриплым шепотом уточнил он.

— Ничего. — Карина покачала головой. — Я все еще не уверена что не в коме. — С каким-то потерянным смешком, прошептала она.

Константин шумно выдохнул и ссадил ее с рук на матрас.

— Так. Все. Нам обоим нужен перерыв. — Решил он.

Поднявшись, Константин пошел в гостиную за мобильным и набрал номер Шлепко, игнорируя очевидный факт, что помощник может уже просто спать.

— Море или горы? Или лес? — Константин повернулся к Карине, которая с недоумением следила за его действиями.

— Что? — Не поняв, переспросила она.

— Ладно. — Костя переключился на Максима, который уже ответил на вызов. — Организуй нам вылет в течение двух часов. Куда? — Костя еще раз посмотрел на Карину. — Давай, на море. Да, плевать мне, на какое! — Раздраженно прервал он вопросы Макса. — На мокрое. Лишь бы там тепло было. И чтоб быстро.

Сбросив вызов, он с усмешкой повернулся к жене.

— Собирайся. Едем в отпуск.

Глава 28

Суматоха, которая последовала за этим заявлением Кости, настолько выбила ее из колеи, как и весь предшествующий разговор, собственно, что о первоначальной идее самого «общения», Карина вспомнила часа через три. Они как раз проходили vip-терминал в Киеве, чтобы пересесть на международный рейс. Самолет Константина не был приспособлен для трансатлантических перелетов, а Шлепко, не ясно отчего, уже забронировал им виллу на одном из островов Мальдив. Правда, и о билетах на рейс Макс позаботился.

И вот, как раз тогда, когда они уже следовали к трапу, Карина и остановилась. Все это время она продолжала пребывать в достаточно ошеломленном состоянии, продолжая осмысливать слишком уж откровенные признания и свой новый статус. Правда, тот казался ей настолько невероятным, что Карине легче было бы поверить в выдвижение ее кандидатуры на предстоящие президентские выборы, чем в то, что она отныне, действительно, жена Соболева. Эти размышления настолько поглотили ее, что Косте то и дело приходилось Карину подталкивать. Но теперь она просто застыла.

— Мы опоздаем, хорошая моя. — Костя повернулся к ней с усталой и немного снисходительной улыбкой. — Я, конечно, попрошу, чтобы рейс еще задержали, вот только, боюсь, наши попутчики не обрадуются. Вылет уже, и без этого, отложили на полтора часа, чтобы мы успели.

— Мы так ничего с уколом и не решили. — Вместо того чтобы внять его словам, выдала Карина причину своего ступора.

Улыбка Кости стала покровительственной.

— И не надо. — Он обхватил ее за плечи и увлек к трапу, на котором стояла стюардесса с вымученной и раздраженной улыбкой. Впрочем, Костя…ее муж, сам проигнорировал девушку, и Карине не дал времени ту разглядеть. — У нас будут дети, и я не вижу причин это затягивать или откладывать.

Он буквально затащил ее в пустой салон первого класса и мягко надавил на плечо, заставляя опуститься в кресло. Тут же раздался звук запускаемого двигателя. Впрочем, Карина была сосредоточена не на этом.

— Я могу и не забеременеть, Костя. — Резонно заметила она, пока не позволяя себе осмыслить саму тему, на которую они говорили.

Ее начинало колотить только от вероятности, что она гипотетически имеет такую физиологическую функцию, как женщина. Но сейчас Карина пыталась озвучить не свой страх, а разумные факты.

— Сам посуди, — Карина не отвела глаз, когда он внимательно посмотрел на нее. — Я всю жизнь принимала гормоны, у меня могло нарушиться все, что только можно. Да и то, что именно со мной делали, побои… — Она передернула плечами, прогоняя подступающее чувство зябкости. — Это все могло привести к бесплодию.

Константин молча дождался, пока уйдет стюардесса, как раз заглянувшая поинтересоваться, не нуждаются ли они в чем-то, а потом удобней устроился в своем кресле, напротив Карины. Взял ее ладонь, переплел их пальцы и чуть сжал. Будто успокаивал ребенка.

— Будет надо, мы наймем лучших специалистов и найдем самые лучшие клиники. — Спокойно заверил он ее.

Черт. Паника подступала все ближе.

— Это может не помочь. И что, если я окажусь неспособна родить ребенка? Тебе нужны наследники. — Напомнила Карина, отчаянно пытаясь подавить дрожь в пальцах, которые держал ее… муж.

В этот раз он размышлял секунд на тридцать дольше. А потом вновь пожал плечами.

— Всегда есть возможность найти женщину для суррогатного материнства, которая выносит ребенка с нашими генами. — Выдал в итоге он результат своих раздумий.

Карина закрыла глаза и глубоко вздохнула. Но это не сработало, и панический комок перекрыл горло, заставляя трястись все тело.

— Что такое?

Константин моментально оказался прямо перед ней, вскочив из своего кресла.

— Я не хочу детей. — С трудом выталкивая из себя слова, прошептала Карина. — Не хочу. — Она сжалась.

— Почему?

Похоже, ей удалось его искренне удивить.

Константин внимательно вглядывался в ее лицо, будто по глазам пытался понять причину. Карина нервно засмеялась и потерла заледеневшие руки. Заметив этот жест, Костя завладел уже обеими ее ладонями. А потом, подумав, и вовсе обнял Карину, перетянув ее и, опустившись в кресло, усадил ее к себе на колени.

— Ты боишься. — Заметил Костя, начав поглаживать Карине спину. — И, похоже, не вероятного бесплодия. Чего именно?

Она опустила голову, не желая смотреть Константину в глаза. Но и заставить себя встать, отказаться от тепла тела и ласковой силы этого мужчины уже не смогла. Как бы странно и невероятно это ни было для ее разума, Карина осознала только сейчас, что уже не представляет себя вне Соболева. Он добился ее доверия до того, как признался, что сделал Карину своей женой. Да и этот поступок, до сих пор кажущийся ей нелепым и диким, говорил в пользу Кости.

Однако и это не помогло ей унять свой страх.

— Ты хоть отдаленно, хоть частично можешь представить себе тот ужас и страх, который испытывает ребенок, подвергаясь насилию со стороны взрослого? Того человека, существа, которому, по определению, ничего не может противопоставить. Ничего. — Карина говорила сдавленно, придушенно, сбросив руки Соболева со своих плеч. Ей было необходимо пространство, чтоб дышать, пусть и задыхалась она только в своем разуме. — Ведь они должны защищать их, учить, оберегать. Дать опору в мире. А вместо этого…

Голос отказал Карине, придавленный грузом боли, от которой она так и не смогла избавиться до конца.

— Я не могу. Не могу, понимаешь? — Она повернулась и посмотрела на него с отчаянием. — Мысль о том, что кто-то поступит так с моим ребенком… С частичкой меня. Что я не смогу уберечь его от этого… Это невыносимо, Костя. Невыносимо просто представить. А пережить? — Карина прижала ладонь к губам, стараясь сосредоточиться на дыхании.

Руки Кости крепко обхватили ее талию.

— Мы защитим нашего ребенка. С ним ничего не случится. — Он говорил медленно и внятно, словно стараясь внушить ей эту мысль.

Но Карина только горько и зло хмыкнула. Он не мог ее понять. Он такого не пережил.

— Мои родители думали, вероятно, именно так. Только вот, не вышло у них меня защитить. И никто ничего не может гарантировать, потому что никто не знает, что будет с ним самим завтра. — Возразила она.

Соболев молчал. Молчал, наверное, минуты три, просто поглаживая ее спину и словно позволяя Карине прийти в себя.

— Давай вернемся к уже проверенному методу логики. — Наконец, предложил он, когда Карина перестала вздрагивать. — Ты права, на сто процентов знать не может никто. Но это не повод становится добровольно бездетными. Тем более в нашем случае, мы можем сделать больше для защиты ребенка, чем кто-то еще. Чем могли сделать в свое время твои родители.

— И мы же подвергнем его большей опасности, из-за того, кто мы. Кто я. — Тут же вскинулась она. — Думаешь, Дима упустит такую возможность еще больше причинить мне боли, добравшись до моего ребенка?! — Закричала она, полностью поддавшись панике.

Костя не позволил ей подняться, к чему Карина стремилась, и начал легонько укачивать ее.

— Тсс. Тише, хорошая моя. — Он легко поцеловал ее в макушку. — Неужели ты думаешь, что я не приложу все силы, чтобы защитить тебя и нашего ребенка? — Попытался он воззвать к ее разуму.

— Иногда этого недостаточно, Костя. — Тряхнув головой, упорно отказывалась она принять его аргументы, еще не придя в себя после предыдущего выяснения отношений, и уже погруженная в пучину нового. — А я не могу, просто не могу, понимаешь?

Он твердо посмотрел ей в глаза.

— У нас будут дети, Карина. — Тем же неторопливым и основательным тоном, произнес Константин, будто старался заменить ее страх, вкладывая, приучая ее к этой мысли.

Карина только сильнее сжалась.

— Так. — Костя вздохнул. — А если мы попробуем заключить сделку? — С улыбкой предложил он, устроив свой подбородок на ее щеке. — Что ты хочешь взамен? Назови любую цену, что угодно…

Карина покачала головой.

— Ты меня слышишь, вообще?

— Слышу. — Ничуть не смутился Константин. — И пытаюсь найти компромисс, а ты упорствуешь.

— Я не упорствую! — Возмутилась она. — Я просто не могу и не хочу детей. Что тебе непонятно?!

Но Соболев продолжал смотреть на нее спокойными глазами, полными ожидания. Он уже все решил. Это было видно невооруженным взглядом. И ее согласие или нет, ничего уже не значило.

Мать его, так! Но Карина почти не сомневалась, что за пару дней он и ее сумеет убедить, что все может быть только так, и никак иначе.

Это ее разозлило.

— Хорошо! Хочешь цену? Давай! — Она все-таки вскочила с его колен и застыла в проходе, смерив Константина гневным взглядом. — Что там дарят за наследников?! Драгоценности? Хочу ювелирный завод. Столичный. Тот, который принадлежит Картову!

Едва не топнув ногой в порыве сильной и совсем по-детски чистой злобе, потребовала она, прекрасно зная, что Дима не продаст этот завод ни за что в жизни. Никому, так как, в свое время немало «повоевал», чтобы заполучить такой лакомый кусочек. Тем более не отдаст ей. Тем более — теперь.

Однако Константина ее требование ничуть не смутило. Наоборот, он, казалось, расслабился. Хотя, она не стала бы утверждать, но все же, мелькнуло что-то такое в глазах Соболева. Стальное и жесткое. Холодное. Но в следующую же секунду он ласково посмотрел прямо ей в глаза и улыбнулся еще шире.

— Договорились.

Костя поднялся следом за ней.

— Я даю тебе слово, что документы, передающие право собственности на этот завод, на имя Карины Соболевой, — может ей и показалось, но Константин явно с удовольствием назвал ее именно так. — Ты получишь сразу после рождения нашего ребенка. — Посмеиваясь, пообещал он. — Так что теперь — дело за тобой. Или, за нами. — Так же весело, уточнил Константин. — А пока, предлагаю поесть, потому, как за ужином ты к еде почти не прикоснулась.

— Нет! Я не согласна! — Еще не поняв как, но осознавая, что сдает позиции, и он слишком уверен в себе, возмутилась Карина.

— Не волнуйся, хорошая моя. — Костя погладил ее по щеке и, наклонившись, поцеловал в губы. — Я же не требую, чтобы ты сегодня же родила мне наследника.

Это он ее так думает успокоить?!

Карина уже открыла рот, чтобы продолжить спор, но Соболев вновь завладел ее губами.

— Не спорь. — Оторвавшись, велел он. — Я понимаю твой страх, и не пытаюсь поломать тебя. Но ты же смогла ко мне привыкнуть, хотя, наверное, не считала такое возможным еще пару месяцев назад? Значит, мы сумеем приучить тебя и к этой мысли. — Он нежно обхватил ее скулы ладонями. — Я тебя прошу — просто попробуй поверить, что это, возможно, не так страшно. Ради меня.

Он смотрел на нее так, что при всем страхе и панике, которые никуда не делись, Карина ничего не смогла возразить и сказать. Нет, не согласилась, но промолчала, не зная, сможет ли отказать человеку, который пару часов назад заявил, что любит ее. Более того, тому, который дал ей это ощутить и понять. Убедил поверить.

Перелет еще с одной пересадкой, пусть и прошедший с максимально возможным комфортом, вымотал ее окончательно. Хотя, не будь Карина настолько закаленная жизнью, упала бы с ног еще в Киеве, наверное, со всеми этими выяснениями и потрясениями-то. Но были в этом сумасшедшем «путешествии» и забавные моменты. Она впервые увидела, как Константин сдерживал себя и не курил во время перелетов. И потом было довольно забавно наблюдать, как он прикуривает, едва ступает на землю, с видимым удовольствием затягиваясь сигаретой. На ее вялый интерес, с чего это он вдруг стал обращать внимание на запреты, Костя, «по секрету», признал, что самолеты — единственное место, где ему привели действительно убедительные доводы в пользу временного отказа от курения. Поскольку он не хотел бы послужить причиной пожара и падения самолета только от того, что не смог управлять своей привычкой.

В аэропорту их ждал горячий, жаркий и душный полдень, совершенно непривычный, после холодной родной ранней весны. Константин, видимо поняв, что Карина засыпает на ходу, быстро организовал их посадку на гидросамолет вместе с одним из охранников, прилетевших тем же рейсом. Остальные парни были оставлены разбираться с багажом. По правде сказать, Карина уже не различала ни пути, ни видов за окном. Мозг, однозначно, перегруженный событиями последних двенадцати часов, впал то ли в транс, то ли в ступор. Даже роскошный вид виллы не пробудил у нее внутри никакого отклика, ни как у дизайнера, ни просто, как у любующегося человека. Оставив Константина что-то решать с имеющимся персоналом, Карина по-английски попросила провести ее в спальню и, едва там оказавшись, сбросила на пол брюки и блузу, упала на кровать, буквально отключившись.

В следующий раз она открыла глаза через сутки, судя по всему. Во всяком случае, высокие окна заливало не менее яркое солнце, чем накануне. В первую пару секунду, она с недоумением рассматривала высокие потолки и гладко оштукатуренные бело-голубые стены. Перевела глаза на изразцы такого же оттенка, украшающие эти стены какой-то мудреной мозаикой. А потом — вспомнила, как очутилась в этой огромной комнате, с открытой балконной дверью и тонкими, развевающимися на легком сквозняке, газовыми занавесками. Они на Мальдивах. И этот тихий, мерный шум, влетающий через открытую дверь, видимо, шелест волн океана.

Удивившись, но больше по привычке, что позволила себе настолько расслабиться, ничего не выяснив ни о том, где она, ни что, вообще, им предстоит, Карина села в огромной кровати с четырьмя невысокими столбиками по углам. Помассировала лицо, пытаясь избавиться от остатков глубокого сна, и посмотрела на Константина, продолжающего спать рядом. Хотя, он не то, чтобы спал. Стоило Карине сесть, как Костя открыл глаза, обвел внимательным взглядом комнату, сфокусировался на ней. И, довольно усмехнувшись, вновь откинулся на подушку, закинув руки за голову, видимо, собираясь спать дальше.

А на Карину, так четко и неотвратно, будто камнепадом сверху, обрушилось, наконец, в полной мере то, что он этот мужчина сказал накануне.

Ее муж.

В разуме пронеслась вереница знакомых с юности выражений, но Карина оказалась слишком ошеломлена своим пониманием, даже чтоб выругаться.

— Это правда?

Как-то жалобно спросила она, подозревая, что это все вполне могло ей присниться.

Костя лениво приоткрыл один глаз, но посмотрел на нее очень цепко.

— Правда. — Вновь усмехнувшись, подтвердил он, не уточняя.

— Господи. — Карина схватилась за голову. — Господи.

Почему-то, признать это правдой сейчас, когда уже не спишешь на шок, недоумение и недоверие, было не менее трудно.

Константин открыл уже оба глаза и, кажется, развеселился больше прежнего.

— Так, чувствую, в ближайшее время мы каждое утро будем начинать вот с этого. — Он поднялся с подушки и обхватил ее лицо ладонями, заставив смотреть глаза в глаза. — Ты — моя жена. Никто из нас не сошел с ума. Разводиться мы не будем. И, да, у нас будут дети.

Кажется, он издевается над ней. Весело, по-доброму, и все-таки…

— Нет, ты, все же, точно ненормальный, Соболев. — Выдохнула Карина, не пытаясь освободиться из теплых ладоней.

— Грешно сомневаться в уме мужа, Соболева. — Продолжил поддевать он и крепко поцеловал Карину в губы.

На это ей ответить было нечего.

— Ты и паспорт уже мне поменял? — Уточнила она, когда Константин откинулся назад на подушку.

— Оба. — Лениво протянул он, легко потянув ее волосы.

Заставив Карину лечь себе на плечо, он начал перебирать пальцами темные пряди.

— Так, и чем мы будем заниматься? — Неторопливо поинтересовался Костя. — Чем, вообще, люди занимаются в отпуске? — Он посмотрел на нее.

Карина медленно пожала плечами, пока еще не в состоянии ощущать себя настолько же расслабленно, как и…муж. Ее в отпуск брали всегда с одной целью, а в свете планов Кости о наследниках, она как-то боялась и упоминать про секс. Хоть и понимала, еще пытающейся функционировать логической частью разума, что Константин об этом и без всяких напоминаний не забудет.

Организацию досуга Константин решил не откладывать надолго. И как бы Карине не хотелось просто упасть куда-то и лежать, пытаясь осознать все то, что случилось в ее жизни, первые дней пять подобная роскошь доставалась ей лишь ночью. Впрочем, Константин не жалел и себя. И возможно, только возможно, что его тактика и напор были оправданы. За сменой впечатлений шок Карины как-то затерялся, затерся и утратил остроту. А непоколебимая позиция Константина и отношение всех вокруг к ней, как к его законной жене (что она так и не смогла полностью осознать пока), заставляли Карину волей-неволей поддерживать этот статус. Вливаться и вживаться в него.

Она никогда бы не подумала, что Соболев предпочитает экстремальный отдых. Впрочем, возможно, как и многое в его поведении в эти месяцы, это были старания для ее пользы.

Они летали на самолете. Только не на таком, как тот, что доставил их сюда, и даже не на таком, который имелся в распоряжении Константина дома. Это был крохотный четырехместный самолетик, казалось, собранный из кусков фанеры в каком-то гараже, и им троим, включая пилота, там было тесно. Куда планировалось впихивать четвертого пассажира, имей таковой место, Карина так и не поняла. Зачем Костя выбрал данное «средство передвижения» она так, же, осознала не сразу. Поначалу ей было просто страшно. Она не могла избавиться от мысли, что еще минута, и они рухнут вниз, вместе с кусками фанеры, по ошибки «возомнившей» себя аэролайнером. Но, нет. Они не упали. И летели настолько низко над водой, что она сумела не только рассмотреть блики солнца на волнах, но и риф, и рыб, которые вокруг того плавали. Это увлекло и захватило ее настолько, что Костя, откровенно смеясь, просил Карину не налегать на окна, а то, не дай Бог «выпадут из фанерного каркаса», поддевал муж Карину ее же опасениями. Но, как ей показалось, он был очень даже доволен, что его затея вызвала в итоге у нее такой восторг.

Испугала Карину и другая идея Кости. Хотя с той, как раз, все вышло совсем наоборот. Поначалу Карину захватила мысль о том, чтобы совершить погружение около этого рифа. Его виды настолько поразили ее во время полета, что возможность посмотреть все вблизи вызвала у Карины искренний и детский восторг. Однако, когда она, уже облаченная в снаряжение для дайвинга, замерла на краю лодки, над водой, восторг сменился неуверенностью и новым страхом.

Карина умела плавать, не раз «отдыхала» и на морских и на океанических курортах. Но нырять посреди океана, пусть и в компании инструктора, ей еще не приходилось. Почему-то, очень глупо, конечно, в памяти всплыли все ужасы, виденные и прочитанные ею про хищников глубин. И появилась абсурдная, ничем не подтвержденная уверенность, что все эти акулы, барракуды, киты-убийцы и прочие монстры уже здесь, затаились под лодкой и только и ждут, когда Карина нырнет, чтобы наброситься на нее. Самое смешное, что она понимала нелепость и необоснованность данного страха. Но тот настолько сбил ее с толку и притушил запал энтузиазма, что Карина готова была повернуть назад. Помешал этому Костя. По глазам, видимо, поняв, что с ней творится, со словами: «это для твоей же пользы, моя хорошая» и с усмешкой, этот негодяй столкнул ее с лодки!

Правда, к чести Константина, он тут же прыгнул следом. И потом, уже погрузившись, Карина не могла не признать, что ее муж оказался прав. Господи! До чего же там оказалось красиво!

У нее не хватало слов не то, чтобы описать эту красоту и восторг, а даже, чтобы для себя, мысленно выразить. Это было непередаваемо волшебно.

Константин, казалось, был поражен подводными видами меньше, однако, остался доволен ее восторгом и искренне горд собой.

Впрочем, их отдых был насыщен не только такими впечатлениями. В один из вечеров Костя без всяких объяснений велел доставить их на соседний атолл. Мало что понимая, Карина наблюдала за тем, как он потащил ее заселяться в отель. Зачем, спрашивается, если в их распоряжении была огромная и действительно роскошная по условиям вилла, ничем не уступающая лучшим отелям? Она не могла понять это до того момента, пока не зашла в номер, к которому, кстати ей пришлось по требованию мужа идти с закрытыми глазами. Нельзя сказать, что эта дорога пробудила в ней приятные и радужные воспоминания. И близко нет. Но стоило Карине открыть глаза с разрешения Кости и осмотреться — ошеломление от вида стерло все остальное, даже память о страхе и боли. Их номер был под водой!

Не затоплен, а в самом деле располагался под толщей океанской воды! Потолок был сделан из стекла, и над их головой, подсвеченные лучами уже садящегося солнца, переливались волны. И в тех даже плавали рыбы!

В общем, впечатлений оказалось настолько много, что когда Константин оказался, все же, вынужден вернуться к делам, пусть и тратя на общение через интернет с помощниками лишь несколько часов в день, она даже испытала облегчение. Возможность просто расслабиться, загорая на чистом белом песке, или подремать в гамаке — показалась блаженством. А новость о ее замужестве настолько затерлась и оттеснилась на задний план памяти и сознания, что уже не вызывала такого дискомфорта в Карине. Хоть и нельзя было сказать, что она полностью расслабилась. И все-таки.

Не меньше, чем отдаваться приключениям в предыдущие дни, ей нравилось и предаваться теперь безделью. Пока Константин, оккупировав одну из двенадцати комнат виллы и обустроив там «походный» кабинет, работал, она неторопливо гуляла по лужайкам. Или бесцельно валялась на пляже под огромным, лохматым зонтом из пальмовых листьев. Здесь ее находил Константин, и тащил в воду, заставляя плавать в лагуне, на берегу которой и стояла вилла.

Вообще, очень часто, Карине казалось, что все это — нереально. Это место, она, Константин, даже воздух. Потому что все в этом месте было другим — и солнце, и звезды, и она, и мужчина, решивший сделать ее своей женой. Она смеялась так, как никогда до этого, и он смеялся с ней. Более того, Костя сам смешил ее, вдруг обернувшись совсем другим человеком. Чуть более открытым, чуть понятней, и еще немного более к ней близким.

Такого не могло быть по правде. Но в этом крае, воспринимающимся ею сказочным, Карине уже ничего не казалось невозможным или неправильным.

Почти ничего…

В один из дней, спустя где-то полторы недели после их приезда, она уснула на широких качелях, стоящих на веранде. Убаюканная теплым, влажным ветром и шелестом волн неподалеку, Карина сама не заметила, как опустила книгу на колени и закрыла глаза. Поначалу думая о чем-то незначительном и неважном, а после — и вовсе погрузившись в медленную и вязкую полуденную дрему.

И высвободиться из этого сна Карине было сложно и тяжко. Она не помнила, что именно ей снилось, не привычные кошмары, это точно. У ее сновидений не было картинок и образов, а только тихий шелест ветра, щебетание каких-то птичек, перекаты волн и терпкий, тягучий аромат сигарет Кости.

А когда она все-таки сумела открыть глаза, просыпаясь, то совсем не удивилась тому, что Константин сидит рядом. И курит.

Они не сказали друг другу ничего. Просто глаза Карины встретились с глазами Соболева. И этот контакт взглядов затянулся так надолго, что ей стало больно, когда Карина все же оказалась вынуждена моргнуть. Словно глаза вдруг припорошило песком. И за эти бесконечные мгновения, что они смотрели друг на друга, совсем на чужой земле, под таким непривычным небом, она увидела в его глазах столько, сколько никогда бы не позволила себе увидеть дома. Сама позволила стольким эмоциям и мыслям отразиться в своих глазах, что в глубине души все же всплеснулся ужас от собственного безрассудства и глупости.

Но тут же пораженно затих, когда Константин, все в том же совместном молчании, протянул руку и переплел их пальцы.

И они продолжили так сидеть. Он — в плетеном глубоком кресле у небольшого столика из ротанга, а она, полулежа на подушках качелей, держась за руки друг друга. И не было в этом жесте ничего наивного или смешного. Ничего не напоминало робкие касания подростков. Даже не прикосновения молодоженов. Скорее, глубокое, не нуждающееся в словах понимание и поддержку стариков, проживших жизнь, видевших и прошедших безумно много. И слишком хорошо знающих, что такие касания, такая поддержка и присутствие рядом куда важнее и весомей любых слов.

А потом ее взгляд упал на пепельницу, стоящую на столике. Неудивительно, что весь сон Карины был пропитан ароматом его табака. Судя по количеству окурков: или Карина спала очень долго, или Костя сидел здесь едва ли с того момента, как она погрузилась в сон. А может, и то, и другое. Хотя, она и раньше замечала, сколько он курит.

Заметив ее интерес, Константин поднял бровь.

— Много. — Скупо отметила Карина, легким кивком головы указав на окурки.

Костя хмыкнул и легонько погладил пальцем центр ее ладони.

— Будешь читать мне лекции о вреде? — Уточнил он, вертя пальцами свободной руки зажигалку. Все ту же, с головой волка на конце.

Карина улыбнулась и лениво покачала головой. У нее были совсем другие мысли.

— Не буду. Но мне интересно, ты бы мог взять и бросить? — Прикрыв глаза, спросила она.

— А зачем? — С некоторым любопытством уточнил Константин.

Карина пожала плечами.

— Вот и я думаю, а зачем мне прекращать свое бездетное существование и бросать свои страхи? — Выдав то, что продолжало мучить ее все эти дни, несмотря на все старания Кости, негромко заметила Карина. — Ты сколько куришь? Лет двадцать? Больше? Тяжело было бы отказаться от привычки? — Не открыв глаз, продолжила она. — А я живу с этими страхами и решениями столько же. И это часть меня в такой же степени, как никотин — часть твоего организма.

Константин молчал. Даже перестал постукивать своей зажигалкой. А потом хмыкнул и, отбросив ту на столик, подпер подбородок кулаком.

— Так. Значит, завода мало. — С усмешкой протянул Константин, чуть крепче сжав ее руку.

Карина промолчала.

— А если мы к сделке добавим дополнительный пункт? — Сквозь прищуренные веки ей было прекрасно видно, что Константин совершенно спокоен и ее волнение его даже забавляет. — Я прошу у тебя немало, согласен. Но готов на многое в ответ. Предлагаю отказ за отказ: я бросаю курить, ты — бросаешь бояться? — Константин смотрел на нее с уверенной улыбкой, твердо и с ожиданием.

Карина же, наоборот, зажмурилась и пробормотала ругательство. Несмотря ни на что, он не желал понять ее в этом! А она понятия не имела, как сможет дать ему то, чего Костя требовал.

— Ты собрался бросить курить, чтобы убедить меня забеременеть? — Не веря, уточнила она.

— Именно. — Соболев спокойно кивнул.

— И как? Когда ты собираешься это сделать? — Растерянно спросила Карина.

— Сейчас. — Костя свободней откинулся в кресле и, скинув пляжные тапки, расположил босые ступни поверх ее лодыжек. — Уже бросил. Хотя, — усмешка Константина стала шире и ироничней. — Подозреваю, окружающие будут не очень рады такому моему решению. Но ты ведь мне поможешь отвлечься? А я помогу тебе с твоими страхами. — Свободной рукой он погладил ее бедро, продолжая второй мягко сжимать Карине ладонь.

Карина могла понять его убежденность в этом. Бросить курить после десятилетий этой привычки, совсем непросто, и это не может не сказаться на настроении, тем более такого человека. Вот только ей было не легче. Ведь она вновь осталась без выбора. Константин перекрутил ее пример и, якобы предложив сделку ей, принял решение за обоих. И как ей еще пытаться этому сопротивляться Карина не представляла. Тем более что действие препарата себя уже исчерпало, а вот о «супружеских обязанностях» Константин никогда не забывал.

Однако если быть совсем откровенной, после всех этих дней, наполненных его стараниями для нее, у Карины уже мелькала мысль, что она могла бы попробовать перетерпеть ЭТО. Ради него и всего того, что Костя для нее делал. Ведь терпела в жизни и худшее. Надо только настроиться и отстраниться разумом от происходящего и, может быть…

Глава 29

Накладка случилась во время пересадки: из-за погоды рейс отложили на два часа. Этого можно было бы избежать, дождись Константин следующего дня и прямого рейса до Киева. Но он, по причине каких-то своих срочных дел, оказался вынужден возвращаться, как обычно, «немедленно». И, разумеется, Шлепко, очевидно, пришлось очень постараться, чтобы все организовать за двадцать минут. Впрочем, Карина ничего не сказала по этому поводу. У нее не было причин ни торопиться с отъездом, ни откладывать тот, а значит — она была вполне удовлетворена планами мужа (которого все еще не привыкла так называть). К тому же, отдых вполне мог перейти в ту фазу, когда начинает утомлять отдыхающего, а ей бы этого не хотелось. Не было никакого желания портить настолько великолепные ощущения, и она легко и спокойно согласилась на поспешный отъезд.

Вот поэтому они сейчас и сидели здесь — в vip-терминале, ожидая, когда разрешат их рейс. Хотя, сидела она, Константин спал, очевидно, комфортно устроившись головой на ее коленях. Охранники расположились на стульях немного поодаль, не «маяча» своим присутствием, но и не забывая о своих обязанностях, наблюдая и изолируя Соболевых от еще нескольких ожидающих рейса.

Сама Карина сидела на небольшом диванчике, который облюбовала, едва войдя в зал. Этим и воспользовался Константин, заявив, что дома ему отдыхать будет некогда в первые сутки. После чего и устроился на ней, как на подушке. Впрочем, Карина не возражала. По правде сказать, она начала привыкать к их постоянному контакту и близости, не физической, душевной. И подозревала, что впадает в зависимость от этого ощущения защищенности и душевного комфорта. А самое странное, что с каждым днем это все меньше ее пугало. Потому она лишь усмехнулась, наблюдая, как Костя устраивается. И вот теперь — он спал, а она лениво и как-то вяло думала, перебирая его волосы пальцами.

Эти две недели отдыха изменили что-то в ней. Еще пока не очень явно. Не так, что всякий, глянув Карине в глаза, это понял бы. Но факт оставался фактом. Мужчина, который сейчас спал на ее коленях, перечеркнул все ее прошлое и дал возможность жить иначе. Он дал ей новую жизнь. Она уже не была просто Кариной — очень дорогой, элитной содержанкой и проституткой. Не была бесправной игрушкой членов садо-клуба Картова. Даже не Дашей, обреченной терпеть насилие отчима и шантаж «спасителя». Нет.

Теперь она была Соболевой, и вот от этого ей было немного страшно, да.

Не за себя. За того мужчину, который сделал для нее почти невозможное. Он требовал, чтобы она перестала бояться. Почти ультиматумом вынудил игнорировать окружающих и их мнение. Но так ли просто ей это было сделать, как ему сказать? Ее репутации ничто повредить не может по одной простой причине — у шлюхи таковой просто не имеется. Бизнесмену же, дельцу, вращающемуся в определенном круге, об этом стоит думать.

Костя же даже слышать такого не хотел. А значит, Карине придется вести себя так, словно она никого не знает, и никто из тех, кто может повстречаться им в этом круге общения — никогда не измывался над ней и не платил за статус своей любовницы. Чтобы они ни делали и какие намеки не отпускали бы. Сложно? Не для нее.

Продолжая гладить его волосы, Карина опустила глаза — Костя продолжал спать, легко нахмурив во сне брови. За последние несколько дней она не раз замечала такое выражение на его лице. Отказ от курения не прошел для Соболева бесследно. Хотя, ей не на что было жаловаться — ни единого разу, ни жестом, ни взглядом, Константин не выказал своего раздражения или напряженности при ней. И наблюдая за этим, Карина все больше понимала, что не сумеет отказать этому человеку ни в чем. И не потому, что он заставляет, а оттого, что просит, и готов идти на уступки или лишения вместе с ней.

Пугало ли ее это? Да. И сильно. Но этот страх проигрывал в сравнении с кое-чем иным…

Возможно, у кого-то, на пути встречалось немало таких мужчин, кто знает? И те женщины воспринимали подобное поведение и отношение к себе как должное. Карине же таких не попадалось. Кроме него, Константина. Мужчины, который стал ее спасителем, ее защитником и ее опорой. И все это не по просьбе, а по собственному решению. Мужчины, который стал ее мужем. Правда, наверное, вернее сказать, который сделал ее своей женой.

Могла ли она отказать ему в чем-то, если он ни разу не отказал ей ни в чем? А страх… Разве ей надо привыкать терпеть? Тем более что, в кои то веки, в противовес страху в ее жизни появился человек, ради которого перетерпеть можно.

Карина отняла ладонь от волос Кости и осторожно коснулась кончиком пальца хмурых складок между бровями. Будто и хотела, и боялась те разгладить.

— Ты — мой…

Эти тихие, едва слышные слова сорвались у нее непроизвольно. Наверное, как продолжение всех тех мыслей, которые кружились в голове. Она и сама не смогла бы сказать, произнесла их, или только подумала. «Мой муж, мой человек, мой любимый…»

Сколькими бы определениями Карина могла бы продолжить эту робкую и, в то же время, такую собственническую фразу? Но так ничего и не добавила больше.

Испугалась. По-настоящему испугалась того, что он мог услышать, проснуться. И понять. Понять то, что она чувствует. То, что сама Карина не до конца понимала. То, что полностью отдавало ее в его власть и руки.

Но, вроде бы, боялась Карина напрасно. Константин продолжал спокойно спать. Его дыхание осталось таким же размеренным и глубоким и на лице, все еще хмуром, не дрогнул ни одни мускул.

Немного этим успокоенная, Карина откинулась на спинку дивана, и продолжила прежнее занятие, гладя его волосы следующие минут сорок. Пока к ним не подошел один из администраторов, чтобы тихо сообщить о начале посадки.

Он реально вовремя исчез оттуда. Какой-то гад сдал его Соболеву. Хорошо, хоть, что он был очень аккуратен и нигде не оставил явных следов. И ни разу лично не встречался с информатором.

Пусть теперь Соболев погадает, кто же это на него охотится. Пусть понервничает. Узнает, что такое страх неизвестности своей судьбы. Прочувствует на своей шкуре.

И все же, кто бы мог подумать, что этот контракт подвернулся так вовремя? Задержись он в области Соболева еще на два дня — и его бы засекли. И попробуй, повоюй против всех этих силовиков, купленных Соболевым с потрохами.

Нет, судьба бережет его, однозначно. И он не так глуп, чтобы идти ей наперекор. Он подождет, пересидит. И когда вся эта суматоха утихнет, когда внимание цепных псов Соболева ослабнет — вернется, и нанесет всего один удар. Смертельный.

Курить хотелось так, что ломило челюсть и дергалось правое веко. Невротик, блин.

Хорошо, что предстоит куча работы. Максиму, конечно, не позавидуешь, попадет под раздачу, но что поделаешь, придется парню терпеть.

Константин отдавал себе отчет в состоянии собственного настроения, но полностью подавить раздражительность выходило лишь в присутствии Карины. Тот ее взгляд, в первый их ужин в его доме, ему не забыть до конца жизни, и Соболев ни за что не пожелал бы вновь лицезреть ее страх, вызванный его поступками или криками.

Нельзя сказать, что и с другими людьми он вспыхивал без повода, нет. Константин умел держать себя в руках. Однако было бы ложью заявлять, что он сейчас доброжелателен и расслаблен в общении с окружающими.

Ну и ладно. Перетерпит. И он. И они, эти самые окружающие.

Стараясь отвлечься, он посмотрел на Карину, лежащую на соседней подушке.

Наблюдать за спящей женой не просто вошло в его привычку, это уже стало какой-то навязчивой идеей. Константин не раз пренебрегал собственным отдыхом и делами только ради того, чтобы лишнюю пару минут посмотреть на нее. И сколько раз он так поступал с ее первого появления в его доме, вряд ли уже можно было сосчитать.

Так получилось и сегодня. Где-то, на несколько этажей ниже, ждал его Шлепко, ждали очередные важные дела и контракты, вот-вот должен был подъехать Боруцкий, у которого, так же, имелось к Константину какое-то дело. Но Соболев, еще на Мальдивах планируя сразу же по прилету заняться всем этим, совсем не спешил покидать спальню номера. Собственно, он даже из кровати не выбрался, куда затащил Карину, едва они добрались сюда.

Он ликовал. Нет, не потому, что совсем недавно занимался любовью с Кариной, хоть и это было прекрасным поводом для великолепного настроения. Но имелось событие и грандиозней. Такое, что даже отвлекало от навязчивого желания закурить.

Она его любила. Карина признала это. Пусть пока и только себе, похоже, вообще, испугавшись слов, которые ненароком произнесла вслух.

Именно так он решил расценить шепот жены, услышанный тайком. И ничто не могло убедить Соболева в другом толковании. Он с ней жил, в конце концов, и уже научился понимать, что стоит за долгими взглядами и молчанием Карины.

Однако и услышать подтверждение своих догадок было очень приятно.

Кто б знал, чего ему стоило остаться неподвижным в том аэропорту, когда он услышал ее тихое: «Ты — мой». И сколько усилий пришлось приложить, чтобы продолжать притворяться спящим. Костя и до этого скорее дремал, чем полноценно спал, а уж после такого признания… Ни о каком сне уже не шло и речи.

Пока Карина полностью довериться ему, он однозначно закалит свою волю и терпение до крепости титана.

Пожалуй, эти слова были лучшим, что он слышал. Первое место его топа великолепных новостей. Конечно, если Карина в глаза ему скажет что-то, наподобие: «Я люблю тебя, Костя», этому признанию придется подвинуться на строчку вниз в рейтинге. Но пока, делая поправку на реальность и вероятность событий, вот эта фраза уверенно заняла лидерскую строку.

Карина заворочалась у него под боком и, открыв глаза, сонно и с удивлением посмотрела на Костю.

— У тебя же уйма работы была? — Хрипло прошептала жена, вздернув брови.

— И есть. — Усмехнулся Костя. — И, поскольку, я уже задержался, наверное, придется проторчать в офисе и половину ночи. Придешь в гости? — Он обвел пальцем контур ее скулы, легко щекоча.

— А ты хочешь? — Карина вновь прикрыла глаза.

Видимо, и перелет, и он сам ее измотали.

— Не хотел бы, не звал. — Константин решительно отбросил одеяло и сел на постели. — Ты не в курсе, что там с домом. — Тут же переключился он на другое. — Скоро отделку закончат?

— Макс уверяет, что остались последние штрихи. — С закрытыми глазами ответила она. — Я собиралась сегодня вечером поехать проверить.

— Вот, как раз, потом зайдешь, и все расскажешь. — Решил Константин, параллельно одеваясь.

Карина только хмыкнула в ответ на его распоряжения, но и не отказалась, что Костя воспринял согласием.

Ремонт закончили через неделю, и Константин, пожалуй, впервые, вернувшись в дом, ощутил, что ему есть дело до того, где спать и проводить время. Вышло еще лучше, чем ему казалось, когда он рассматривал эскизы Карины. Все было к месту, без пафосности, мишуры и нарочитой роскоши. Удобно, функционально, сдержанно, и при этом — красиво. Даже он, по сути, профан в дизайне, признал это.

Осматривая «сдаваемый объект», как окрестила это его жена, Константин мимоходом поинтересовался тем, о чем раньше как-то не задумывался — настолько ли же хорошо Карина разбирается в финансах, по распоряжению которыми получала первое образование? Он помнил, как восхищался этим ее умением Картов. Однако вопрос, определенно, не вызвал восторга или энтузиазма.

— Я самостоятельно распоряжаюсь своими активами, — отвернувшись, сдержанно заметила Карина, — так что, думаю, ты вполне можешь найти ответ для себя, изучив мою финансовую историю.

Из этого скупого объяснения он сделал вывод, что экономика приносит ей меньше удовольствия, чем занятие интерьерами, и решил пока не затрагивать эту тему. Его жена имела право выбирать, чем заниматься для своего развлечения. Константина же полностью устраивало то, что сейчас она все больше улыбалась и жила с какой-то легкостью, которая стала ощущаться в каждом движении и жесте. Словно она перестала контролировать себя ежесекундно. Будто ушла напряженность, которой не было видно, но отсутствие которой ощущалось подобно свежему ветру после душной жары. И он не желал спугнуть эти изменения, да и Валентин советовал не усердствовать и не требовать ответов, как бы ни хотелось заполнить все белые пятна в ее мыслях, желаниях и биографии.

Тем же принципом он руководствовался и в разговорах о ее чувствах. То есть, не было таких разговоров. Костя не признавался и не подавал виду, что слышал ее тогда, в аэропорту, предоставив Карине возможность сохранить душевное равновесие и комфорт.

У них появилось несколько новых, совместных привычек. Например, хоть первоначальная цель появления балкона в спальне утратила актуальность, они оба облюбовал это место для утреннего кофе. Да и весенняя погода, улучшающаяся с каждым днем, способствовала этому. И Константин с удовольствием проводил там время, наблюдая за жизнерадостными огоньками в глаза Карины, без всяких признаний ощущая ее чувства. Их совместные занятия теннисом продолжались, а еще, Карина перестала чересчур настороженно воспринимать разговоры о рыбалке, на которую он все же планировал ее вывезти.

Но и очень хорошо понимая ее, Константин иногда оказывался в полном ауте от поступков своей жены.

Именно так вышло с его намерением подарить ей обручальное кольцо. Памятуя о совете Валентина, Соболев не стал ничего покупать самостоятельно, а привез Карину в ювелирный, предварительно, трижды оговорив ей мотивы своего поступка. Он давил на то, что желает наглядно утвердить ее новый статус. Подчеркнуть, что она под его защитой, своего мужа. И, кроме того, он хочет подарить ей кольцо, чтобы немного скрасить впечатления от скромной свадьбы.

Ну, ладно, он хитрил. Никакой свадьбы не было, как таковой, и ехидный взгляд Карины подтверждал, что она не забыла этого.

Константин предложил посетить любой ювелирный магазин, который бы она пожелала, не ограничивая ни именем ювелира, ни страной. Однако Карина, не сразу, кстати, положительно восприняв саму идею, в итоге заявила, что желает посетить самый простой ювелирный отдел в том торговом центре, в котором ей уже довелось побывать.

Константин решил, что она шутит. Имея «дружеские» связи на всех уровнях, влияющих на бизнес своего региона, Соболев прекрасно знал, насколько «качественными» являются продаваемые там украшения. Были, конечно, и у них пара нормальных ювелирных под крылом Борова. Точки, которые он держал, так сказать, для «своих» людей на случай экстренной необходимости, если так можно было выразиться. Правда, Константин не знал, есть ли такие в том торговом центре. Но и в этих магазинах выбор проигрывал любому, мало-мальски нормальному ювелирному магазину Европы.

Однако, как бы Константин не пытался переубедить Карину, она не изменила своего мнения: или у нее не будет обручального кольца, или же он даст ей самой то выбрать, и именно в этом магазине.

Психанув, пусть и только в душе, Константин махнул рукой на ее прихоть. Честно говоря, Соболев почти не сомневался что, увидев выбор, она сама передумает. Однако Карина сумела наглядно продемонстрировать ему то, что Костя еще не понял и трети ее внутренних размышлений.

Ювелирный, который «курировал» Вячеслав, в том центре был, в конце концов, один из самых престижных магазинов города, да и области, если уж на то пошло. К их приходу готовились — встречать «дорогих гостей» вышел сам Боруцкий, последний год, усиленно работающий над тем, чтоб легализировать большую часть своего бизнеса и самому стать «добропорядочным бизнесменом». Хотя, имея от этого выгоду и помогая Вячеславу в таком стремлении, Константин так же хорошо знал, что и полностью рвать с криминалом Боров не собирался. Скорее, страховался от повторения довольно неприятного инцидента, случившегося с ним пару лет назад.

Впрочем, знакомя Карину с Боруцким, Константин опустил все эти подробности, представив его своим партнером. Она молча приняла это, ничего не уточняя, хоть Костя и не сомневался, поняла больше, чем было сказано. Однако в тот момент его больше заинтересовала и насторожила реакция самого Вячеслава на знакомство. Соболеву совершенно не понравилось, как Боров посмотрел на его жену.

Нет, тот не преступил ни одной допустимой черты, и наблюдал за Кариной не так, как наблюдают за интересующей женщиной. Во внимательном взгляде Борова не было сексуального интереса или насмешки, если уж на то пошло, хоть Константин был уверен, что Вячеслав уже осведомлен о прошлом Карины.

Однако что-то во взгляде Борова было. И, пытаясь понять, что же именно, Константин позволил Карине самостоятельно отправиться к витринам. Магазин был пустым, если не считать их с Боровом, девушки-консультанта, и охраны Соболева. Так что угрозы Костя не видел, к тому же, Карина и так ясно дала понять, что не приветствует вмешательство Соболева в свой выбор. И он сосредоточился на Боруцком.

Тот, видимо, поняв это, молча приподнял раскрытые ладони, словно демонстрируя, что ничего и в мыслях не имеет. Но Константин недоверчиво вздернул бровь. Он был бы полным дураком, ведись на подобные взгляды в бизнесе. И тут не собирался верить.

— Я никаким боком не лезу на твою территорию, и с моей стороны твоей жене ничего не грозит. — Тихо проговорил Вячеслав, видя его недоверие. — Я помню, чем тебе обязан. Всегда помогу, если будет надо.

Учитывая, что изначально та помощь была «выпрошена» под дулом пистолета, Костя несколько сомневался. Совсем чуть-чуть. Хотя, не кривя душой, мог сказать, что Боров его всегда восхищал. Вылезти из того дерьма, в которое Вячеслава бросили свои же, подставив. В одиночку, практически, да еще и вновь взять власть над большей частью группировок области в свои руки — на такое не всякий способен. Еще и обойти охрану Соболева так, что никто ничего не заметил. После того случая Константин и взялся за детальную разработку Никольского, полностью переманив Бориса на свою сторону и, фактически, сделав его начальником всех своих охранных отделов. Хотя до этого покупал у того лишь информацию.

— Однако…? — Константин краем глаза следил за тем, как Карина уверенно проходит мимо основных витрин.

— Я просто хочу с ней поговорить, когда и тебе, и ей будет удобно. Твоя жена знает многих, возможно, она сможет помочь мне узнать кое-что об одном человеке.

— О ком именно? — Заинтересовался Соболев.

Но их обоих прервал удивленный вопрос девушки-консультанта.

— Вы уверенны?

Похоже, сама девушка была вовсе не уверенна, даже испуганна. Она растерянно смотрела сейчас в их сторону, наверняка, предупрежденная хозяином о важности этих покупателей.

Вопреки ей, Карина, кажется, была полностью уверена в своем выборе. А о том, что выбор этот сделан, явно свидетельствовало кольцо, которое она держала в пальцах, вертя из стороны в сторону, рассматривая.

— Да, это именно то, что я хотела. Спасибо. — С усмешкой ответила она девушке.

Скосив глаза на него, Карина аккуратным движением одела кольцо на безымянный палец правой руки. И вытянула ту, любуясь украшением уже так. Константин шагнул в ее сторону, чтобы оценить выбор жены, но Карина тут же спрятала ладонь и с усмешкой покачала головой, выразительно указав пальцем на кассу. Напоминала об оплате и ее решении о покупке.

А с его места не было видно, что она там выбрала. Но вот Вячеслав, так же наблюдая за развернувшимся действом, кажется, понял побольше Соболева. И теперь смотрел на Карину иначе, с удивлением, как и его продавец, но и с весельем. Особенно заметно то стало, когда он обернулся к Косте.

— Не уверен, что у тебя есть деньги, чтобы оплатить это кольцо, — с ухмылкой заметил Боров.

Константин с сомнением приподнял бровь. При желании, они могли купить весь этот отдел, да и центр, если уж на то пошло. Так что ирония Вячеслава была ему непонятна.

— Давай, я тебе его подарю. — Сдавленно, судя по всему, от смеха, предложил Боруцкий. — В оплату долга и помощи, так сказать…

Костя одарил Вячеслава выразительным взглядом, решив, что надо срочно посмотреть, что там Карина выбрала. Неужели у Борова имелось что-то, и правда, стоящее? Действительно эксклюзивное? Возможно, она заметила то еще во время прошлого посещения, и теперь просто решила купить понравившееся украшение?

— Это мой подарок жене. — Отвергнул он щедрость Борова. — Итак?

— Сорок. — Продолжая ухмыляться, Вячеслав назвал цену.

Константин хмыкнул. Сорок тысяч. Могла бы выбрать и подороже что-то. Вот только Боров то с чего так давится?

— Тебе наличными или на официальный счет? Декларировать будешь? — Усмехнувшись, уточнил он.

— Не думаю, что налоговиков заинтересует прибыль в сорок гривен, Соболь, они мне простят этот недочет. Гони живыми деньгами. Раз не хочешь подарком взять.

— Сколько?!

Константин решил, что не так понял. Но ухмыляющееся лицо Вячеслава опровергало эту теорию. Резко повернувшись, он подошел к Карине.

Это что же она выбрала?!

Его жена упрямо сжала губы и твердо встретила взгляд Константина, кажется, не собираясь демонстрировать покупку, пока он не расплатиться за нее.

Приглушенно выругавшись, Костя вытянул из бумажника пятисотенную купюру и бросил на стеклянный прилавок.

— Сейчас я сдачу дам. — Тут же забеспокоилась молоденькая девушка.

Боров тихо угорал, наблюдая за ними. И это, честно говоря, раздражало Соболева. Захотелось курить, но он лишь хрустнул пальцами.

— Оставьте.

Раздраженно отмахнувшись от продавщицы, Костя требовательно посмотрел на жену и протянул руку. Вздохнув, Карина опустила свои пальцы в его протянутую ладонь.

На ее руке кольцо выделялось. Простое. Мать твою, даже, не серебряное, какой-то сплав, «выдающий себя» за серебро. Обычный, широкий, плоский ободок, с тремя словами, отштампованными по периметру.

Константин рассматривал то, наверное, минуты две.

И не сказал ни слова. Не смог. Только крепче сжал ее ладонь и молча увел из этого магазина, под веселым взглядом Боруцкого. Ему хотелось ее обнять, но и это Костя оставил до того момента, когда окажется с Кариной наедине.

И еще, он теперь точно знал, что другого кольца Карина никогда не выберет, как он ее не уговаривай. А он и не будет этого делать.

Потому как Костя знал, что в Бога и Провидение Карина не верит. И слова «спаси и сохрани», выдавленные на дешевом металле, обращены к нему. Сам ведь настоял, что кольцо — его символ.

Он продолжал следить за событиями в области Соболева, однако, за прошедшие недели, ситуация изменилась мало. Бдительность охранников пока не снижалась. И ему оставалось лишь ждать. Но он не собирался терять время. Нет.

Он продолжал вести наблюдения, да. Но и взялся за новый контракт, прекрасно понимая, что сейчас путь в область заказан. Жизнь научила его терпеть и ждать наиболее благоприятного момента. И тот настал. Правда, вовсе не тогда, когда он мог бы думать, и не такой, как мечталось, но кто ж придирается к подаркам Судьбы?

— Я слышал, вы не особо любите Соболева?

Телефонный звонок на номер, предназначенный лишь для заказчиков, разбудил его. Три часа ночи.

Но тема разговора оказалась слишком интересной, чтобы возмущаться.

— А вы любите?

— Очень, — это прозвучало ехидно. — И хотел бы сделать ему подарок.

Он промолчал, будучи не совсем уверенным, чего именно хочет добиться ночной клиент такими разговорами.

— Мне было непросто найти вас, похоже, Соболев всем больше выгоден живым, чем мертвым. Никто и слышать о нем не хочет. О вас же ходят иные слухи.

Судя по голосу, говоривший усмехнулся.

— А вы? — Уточнил он у непонятного абонента.

— Я, к несчастью для вас, так же отношусь к большинству. — «Покаялся» звонивший. — Однако спешу вас заверить, что, несмотря на это, у меня есть интересное предложение.

Он вновь ответил молчанием.

— Вижу, вы выжидаете, что ж, разумная позиция. Мне, так же, пока… пока, Соболевым более выгоден живым. Однако у меня есть для вас работа. Заказ, которым вы сможете достаточно сильно ему допечь.

— И что же это за заказ?

— Я хочу, чтобы вы убили его жену, Карину.

Он не сдержался — расхохотался.

— Он женился на этой шлюхе?! Блеск, Соболев всегда был романтиком!

— Поверю на слово. Как я знаю, вам он известен лучше.

Голос звучал немного отстраненно, но его это уже не интересовало. Такая новость напомнила Афган и то, за что его засудили.

— Тем не менее, меня интересует, беретесь ли вы за дело? — Ему не дали много времени на размышления.

— Сейчас неудачное время, — поделился он тем, что знал. — Охрана слишком насторожена и…

— Да, я в курсе ваших затруднений. — Прервали его. — Не волнуйтесь, вам помогут. Если это все, что мешает.

— Да. Я согласен.

— Хорошо. Я свяжусь, когда все будет улажено, и передам конкретные инструкции.

Звонивший отключился.

Глава 30

О Боруцком Карина спросила у него на следующее утро. Константин не знал, отчего именно в момент завтрака она вспомнила об этом человеке, но жене, определенно, было интересно.

— И давно этот Вячеслав твой партнер? — Поинтересовалась она.

Костя, как раз закончив есть, отставил тарелку и взял свою чашку.

— Прилично. Больше семи лет, наверное, правда, так тесно мы с ним сотрудничаем только последний год. — Он с ожиданием посмотрел Карину, испытывая любопытство, сколько же она на самом деле знает.

— А его, иногда, Боровом, не называют? — Невозмутимо уточнила она.

— Бывает.

Константин спокойно пил кофе.

Карина отставила свой творог и последовала его примеру.

— Я думала, он мертв.

— Многие совершили такую ошибку. — Согласился Костя, не признавшись, тем не менее, что и сам когда-то был в числе этих многих.

Однако Карина казалась действительно удивленной и, словно бы, задумалась о чем-то.

— Картов не может не знать, что он жив.

Константин кивнул, не споря с ее выводом.

— Но мне он не говорил об этом.

— Разве у Дмитрия были конфликты с Вячеславом? — Заинтересовался Соболев.

Ему о подобном не было известно. А информация такого рода всегда была полезна.

— Нет, не у Картова. У Шамалко. — Ее голос лишь на секунду умолк перед этой фамилией.

Но Костя заметил. Как и то, что правая рука жены сжалась, и Карина принялась крутить кольцо, которое даже на ночь не сняла с пальца.

Черт, ладно, ему было приятно, что она тем дорожит. Вот только, выбрала бы нормальное, а так, издевательство просто. Хоть он и прекрасно понимал, что Карина его не изводила, и уже не испытывала. Просто так хотела это ему показать, отказавшись от дорогого металла, который, действительно, продолжала ассоциировать с оплатой своего тела.

Но причина, заставившая ее нервничать, пробудила в нем придушенную до поры ярость.

Он не забыл ничего. Ни единого синяка.

— Об этом конфликте я в курсе. — Костя поднялся и, обойдя стол, присел на столешницу у места Карины. Благо, та теперь была из толстого полированного дерева, и могла и не такое выдержать. — После него Вячеслава и причислили к мертвым.

Константин взял ее ладонь и, разжав кулак, переплел их пальцы.

Карина не ответила. Она задумчиво рассматривала свою чашку с кофе, водя пальцем свободной руки по ободку.

— Боруцкий хотел поговорить с тобой, кстати. — Прервал Константин тишину.

— О чем? — Она, похоже, искренне удивилась, и посмотрела на Костю.

— Понятия не имею, о ком-то, кого ты, по его словам, можешь знать.

На лице Карины было отчетливо видно недоумение.

— Если хочешь, я, конечно, могу с ним поговорить, но, честно, даже не представляю о чем.

Константин чуть сильнее сжал ее ладонь.

— Это тебе решать. — Отрезал он. — Никто не заставляет.

— Мне уже самой любопытно стало, — усмехнулась Карина.

Константин ее понимал. Хотя его подстегивало в данном случае не столько любопытство, сколько деловой и расчетливый интерес. И любовь к информации, куда же без нее.

— Значит, встретимся. — Заключил он.

Наклонившись, поцеловал жену, а она ответила так, что Костя едва не решил, что ему не так уж и срочно надо в офис. Но тут, вовсе неожиданно, Карина отстранилась и глянула на него немного задумчиво. Что составило интересный ансамбль с желанием, которое очень ярко горело в ее глазах.

— Знаешь, что я вспомнила?

— Сегодняшнюю ночь? — Предположил он, ориентируясь на себя.

— Нет. — Карина развеселилась. Правда, ненадолго. — Насчет твоего Боруцкого…

— Предпочитаю, чтобы моя жена думала обо мне во время того, как я ее целую, а не о других мужчинах. — Обняв ее плечи, Костя потянул, заставив Карину встать, и прижал к себе.

— Постараюсь контролировать свои мысли, о, мой супруг. — С веселой насмешкой, изображая наигранную покорность, Карина склонила голову.

— Так лучше. — Милостивым тоном согласился он, искренне радуясь, что она приняла игру, а не вернулась к прежнему страху отношения содержанки. — Итак, о чем же ты вспомнила?

— Тем вечером, в Киеве, когда меня привезли к…Виктору. — Костя напрягся, но ни одна мышца в его лице не дрогнула, только пальцы чуть плотнее обхватили талию жены. — Я тогда была не в том состоянии, чтобы задуматься о том, что слышу, старалась от всего отстраниться. Но дело не в этом, — быстро добавила Карина, видимо, заметив его потяжелевший взгляд. — Виктор с кем-то разговаривал по телефону, когда я вошла. И он точно говорил что-то про Борова. Тогда я еще подумала, что ему лучше всех должно быть известно о свиньях, сам не лучше кабана. Отчего-то решила, что он говорит о животных. — Карина отвела глаза.

Константин принуждал себя сохранять спокойствие. Но и не мог прекратить разговор, раз уж она завела об этом речь. С того дня в Киеве она впервые заговорила об этом. К тому же, относительно спокойно.

— Ты знала, на что шла? — Тихо спросил он, поражаясь, как еще не стер зубы, пытаясь подавить свою ярость.

— Знала. — Карина осторожно высвободилась из его объятий и отошла к окну. — Картов часто делился со мной своим мнением о пристрастиях Виктора. Словно сам чем-то лучше. — Она хмыкнула с явной горечью. — Так что да, я знала, на что шла. Да и… — Карина вновь взялась за свое кольцо. — Где-то, полгода назад, я видела, что он делает с женщинами. Не все, ясное дело. Все происходило в общественном месте. Но то, как Виктор умеет причинить боль, узнала. Даже думала, что меня Картов тогда специально привел за кулисы.

— Кулисы? — Ему с трудом удавалось внятно выговаривать слова. Но Константин держался, ради нее. Если Карина начала, значит должна выговориться.

— Да, — она не повернулась, продолжала смотреть в окно, вертя кольцо на пальце. — Это было на концерте. Перед ним, собственно.

— Кого же он там бил? — Удивился Константин.

Карина резко развернулась и пересекла столовую. Ее движения были скованными и напряженными.

Ясно, откровения закончены. Он видел по ее глазам, что она на пределе своей выдержки.

— Иди сюда. — Костя приблизился к ней и развел руки, словно приглашая в свои объятия.

Карина тут же воспользовалась этим приглашением. Крепко прижалась к нему, ухватившись ладонями за пояс, и спрятала лицо между его плечом и шеей.

— У тебя сегодня много работы? — Ее голос звучал глухо, и Карина, определенно, пыталась сделать вид, что никакого разговора перед этим не было.

— Нет. — Ответил Константин. — Я сегодня, вообще, в офис не поеду. — Он усмехнулся, видя ее удивление. — Сейчас мы поедем на корт, а потом — по ходу определимся, чем займемся еще. — Составил Константин приблизительный план на день.

Через неделю потеплело настолько, что на деревьях стали лопаться почки, а плащи и куртки были упрятаны в гардеробы за ненадобностью. Филипп, облюбовал веранду, которую создали по проекту Карины. И теперь каждое утро завтрак накрывал только там. А Константин, видимо, решив, что ей вредно бездельничать, попросил Карину сегодня осмотреть какое-то здание. Ее муж хотел, чтобы она занялась оформлением дизайна внутренних помещений.

Если честно, Карине не особо пришлась по вкусу эта идея. И дело было в том, для чего предназначалось здание. Как поняла Карина, какой-то хороший знакомый Кости решил открыть реабилитационную клинику, и он предложил тому ее помощь. То есть, конечно, Костя не настаивал и не требовал, чтобы она обязательно этим занялась, просто сообщил, что Карина имеет такую возможность.

Заниматься отделкой помещений для психотерапевтов. Не та работа, которой Карина мечтала бы заниматься. Ее воля — она бы век никого не видела из этой братии. Однако, еще не видев здания, Карина знала, что согласится. Ни за что не откажется. Потому что ее об этом попросил Константин.

Отбросив с лица волосы, которые тормошил теплый ветер, она невидящим взглядом обвела двор, а потом посмотрела на свое кольцо.

Такое простое, а отражало суть всего, что она еще так и не могла оформить словами. Карина любила Константина.

Наверное, нормально, когда жена любит своего мужа. Но для нее это до сих пор было откровением. И она никак не могла принять этот, ошеломляющий для себя факт, а потому — никак не решалась сказать такие простые слова Косте.

Понимал ли он то, что она чувствует? Карина очень надеялась, что так и есть. Безумно, просто. Этот невероятный, потрясающий мужчина заслуживал признания. И она обязательно откроет ему все в своей душе, что Костя только захочет.

Только Карина нуждалась еще в некотором количестве времени. Она не могла это сказать, но очень старалась показать то, что отказывались произносить пока губы, еще скованные остатками прошлого страха и опытом.

И ей оставалось надеяться, что Костя понимает ее так же, как всегда делал это.

А это кольцо… Да, простое, да, смешно-дешевое — будто говорило за нее. Отражало то, что Карина ощущала. Потому что, да простят ее все правоверные любой религии, готова была молиться на этого мужчину. Ведь то, что он сделал с ее жизнью, то, что дал ей — было ничем иным, как чудом. А разве не этим занимаются божества?

Теплый ветер продолжал играть с ее волосами и ярко-желтой, солнечной скатертью, укрывающей стол. Филипп как раз расставлял на столе посуду, а она сидела в плетеном кресле, размышляя над тем, о чем никогда бы не подумала. И очень старалась перебороть себя.

В этот момент через открытые стеклянные двери, из гостиной вышел Костя.

Карина замерла, подняв голову, и посмотрела на мужа. Иногда ей казалось, что еще секунда, один вздох, и она сумеет, расскажет ему. Но каждый раз губы застывали, будто сдерживаемые льдом. Однако она не оставляла попыток и старалась перебороть себя саму. У нее не осталось сомнений, что этот мужчина достоин такого отношения, а страх… Константин дал ей надежду, что Карина сумеет тот побороть.

Вот и сейчас, глядя на Костю, который, выйдя на веранду, тут же прервал телефонный разговор с Никольским, судя по всему, и улыбнулся ей, она попробовала. Но, как и обычно, в самый последний момент, духу не хватило. Карина никогда не была трусихой, нет. Просто не смогла еще открыться настолько. И уже приоткрывшиеся губы выговорили не желанное признание, а совсем другое.

— Где расположено это здание, которое ты хочешь, чтобы я посмотрела? — Взяв со стола стакан с соком, Карина скрылась за тем, испытывая разочарование в самой себе.

Костя одарил ее внимательным взглядом.

— В трех или четырех кварталах от центра. Я сам точно не знаю, не видел. — Он опустился в кресло рядом с ней.

Филипп тут же бросился переставлять приборы, до этого расположенные напротив.

— Я возьмусь за это.

Карина отвела глаза, вновь рассматривая двор. И ощутила теплую ладонь Константина, легшую ей на затылок.

— Я не настаиваю, это было просто предложение. Если ты хочешь чем-то заняться. И никто не требует, чтобы ты соглашалась, даже не взглянув.

— Я знаю. — Прошептала Карина, прикрыв глаза и наслаждаясь его мягкими поглаживаниями. — Но я хочу это сделать. — Она повернулась к нему. — Костя, я…

— Да? — Он поднял глаза от периодики, которую взял в руки.

Но она вновь проиграла. И даже сжала губы, от злости на себя. Зажмурилась, снова открыла глаза и посмотрела на него с отчаянием.

Он улыбнулся, но только губами. А его глаза смотрели на Карину очень внимательно. И с пониманием.

— Знаешь, я тоже не прочь посмотреть на это здание. В конце концов, мы инвестируем этот проект. Давай, встретимся часов в семь-половине восьмого, я закончу к этому моменту на сегодня. И вместе подъедем? Я тебя с Валентином познакомлю. — Константин откинулся на спинку кресла, своими словами сглаживая затянувшуюся паузу. — Он, хоть и психотерапевт, но ничего так, нормальный человек. С ним можно общаться. Коньяк, правда, паршивый пьет. Никак не уговорю его купить нормальный. — Костя смотрел на нее с доброй усмешкой.

А Карине стало стыдно. И противно.

Господи! Она так давно избавилась от этой эмоции, а теперь та захлестывала ее, переполняла. Ее, буквально, душил стыд и чувство вины перед Костей. Она ощущала себя каким-то моральным инвалидом, который отчаянно желает и не может сделать шаг, потому, что у него парализованы ноги. Только ее сил не хватало не на движение, а на слова.

Грудь давило от всего, что она не могла отпустить в себе. От избытка того, что Костя снова и снова ей предлагал.

И, снедаемая, раздираемая этими мучительными чувствами, Карина не знала, что делать.

Как просто было бы сейчас встать и уйти, покину веранду, Константина и все то, что терзает разум и душу.

И какой трусостью это было бы.

А она не могла больше позволять себе трусить. И тогда Карина сделала то, на что у нее силы хватало.

Наклонившись, она прижалась щекой к ладони Кости. Чуть повернулась и поцеловала теплую кожу. Не в силах сказать, но хоть стараясь дать ему ощутить все это. И теплые губы мужа, коснувшиеся волос на ее затылке, давали ей надежду на то, что Костя понял, и будет ждать, пока Карина не окажется готова к большему.

Виталий Лихуцкий не мог бы назвать себя довольным. Проведя последний месяц в «скитаниях» по родной стране, он чертовски устал и чувствовал себя измотанным. Количество ложных следов и неверных мест, которые он обследовал по всевозможным слухам и наводкам — перевалило за полтора десятка. Однако он так ничего и не нашел.

У Виталия имелась профессиональная гордость, в конце концов. Он всегда прекрасно улаживал любые конфликты, умел договориться, великолепно находил информацию и людей, которые требовались его клиентам. Потому люди, подобные Шамалко, Соболеву, Мелешко, да тому же Картову, например, и рангом попроще, нанимали его для решения своих проблем. Он всегда справлялся с поставленной задачей.

И оттого, что сейчас, потратив несколько месяцев на поиски того неизвестного, который устроил кавардак в номере Соболева — так ничего и не нашел, его гордость чувствовала себя ущемленной. Да и желание выслужиться перед новым покровителем никак не давало расслабиться. Он солгал бы, если бы сказал, что никогда не думал над тем, каким хорошим бы посулом для дальнейшего процветания под крылом Соболева, стала бы поимка этого ненормального, но очень опытного в заметании следов, наемника. Сумей он, именно он, а не вся «королевская конница, вся королевская рать» обнаружить этого парня — и рейтинг Лихуцкого в глазах Соболева прибавил бы пару очков.

Но пока с этим было туго.

Потому, понимая, что самодеятельность — хорошо, но командная игра может принести больше толку, Виталий честно передал Никольскому все обнаруженные по крохам данные. Ведь это Борис, по сути, на свой страх и риск, предложил ему «теплое» место. А тех, кто ему помогал, Виталий всегда помнил и старался отблагодарить. Впрочем, не то, чтобы его данные что-то могли мигом решить. Он не нарыл ничего толкового. И это раздражало.

Как и непонятное, подспудное чувство, что Виталий что-то пропустил, чего-то недосмотрел, проглядел под самыми своими ногами.

И он очень надеялся, что сегодняшняя встреча с Борисом, которую тот назначил на сегодняшний вечер, поможет им обоим взглянуть на дело в целом, и на имеющиеся у них данные, по-новому.

Ему позвонили часов в одиннадцать утра.

— Вы добрались?

— Да. — Он не собирался жаловаться на способ транспортировки между вонючими коровами. Главное, что он в области Соболева и об этом так никто и не узнал.

— Хорошо. Сегодня, в половине седьмого на стоянке перед зданием его офиса. Ее охрану задержат. Соболева, так же, отвлекут. Но у вас будет не больше десяти минут.

— Успею.

Он уже предвкушал удовольствие от того, как будет мучить и убивать эту шлюшку. Главное, аккуратно вывезти ее из поля зрения охраны. За дополнительную боль этой Карины и фото заказчик пообещал ему «бонус» к основной оплате.

До чего же он любил свою работу, кто бы знал!

Этот день она посвятила себе. Карина решила рискнуть поддаться уговорам Фила и познакомиться с его другом-парикмахером. И этим двум парням удалось уговорить ее на эксперимент. Вообще, день прошел неординарно. К компании Филиппа она уже настолько привыкла, что порою воспринимала все его эпатажные выходки за норму. Но два подобных типажа, на одной территории, к тому же ограниченной, и несколько часов подряд — к вечеру у нее буквально гудела голова. К тому же, на этой самой голове появился теперь новый оттенок.

Не малиновый, Слава Богу. К таким экспериментам она еще не ощущала себя готовой. Но у лица и по всей массе волос у нее теперь имелись пряди на несколько оттенков светлее основного тона.

Карина не знала, нравится ли она себе. И понятия не имела, придется ли такое изменение ее внешности по вкусу Косте. Все, кто уже видел ее — были в восторге. Даже охранники решились на робкие и скупые комплименты о «свежем облике», причем, без всякой издевки.

Но сама Карина еще не могла определиться. Да, ей, определенно, шло такое изменение. Однако с ним она, казалось, стала более… мягкой. И это немного нервировало.

Карина всегда держалась за свой образ, как за оборонительную линию. Она была красивой, но отстраненной и немного жесткой. Это помогало ей выдерживать свою жизнь, оставаться целостной.

Сейчас же она этого не ощущала. Жесткости.

Но и отвергнуть подобные изменения не могла. Друг Фила, видимо, и правда, оказался великолепным мастером, если смог уловить то, что назревало у Карины внутри. Оставалось выяснить, сумеет ли она к себе такой привыкнуть.

Вот так, в сомнениях, но довольная тем, что обнаружила хороших мастеров, которым можно доверить и голову, и тело в целом (в салоне, принадлежащем другу Филиппа, оказались хорошими и массажисты, и косметолог) она и собиралась на встречу.

Впрочем, «собиралась» — слишком громкое заявление. Для первого раза она мало в чем нуждалась, кроме нескольких листов и карандаша, чтобы сделать для себя пометки. Оттого, не потратив на сборы много времени и, предварительно позвонив мужу, чтобы точно знать, когда он освободиться, Карина в шесть часов вечера захлопнула дверь своей машины и завела двигатель. Следом за ней со двора выехала и машина с охранниками.

Вечером движение на улицах не было интенсивным, но, следуя требованием охраны, Карина ни разу не повышала скорость настолько, чтобы потерять сопровождение не то, что из виду, а просто, со своего «хвоста». Две машины — ее, и охранников, ехали одна за другой на всем протяжении пути. Оттого Карина искренне удивилась и испытала недоумение, когда, после светофора завернув за угол всего за километр от парковки перед офисом Кости, не увидела машины охраны позади себя.

Ничего не понимая, она сбросила скорость и остановилась перед шлагбаумом, который как раз начал подниматься, освобождая ей проезд. Охранник парковки поприветствовал ее кивком головы через стекло своей будки, терпеливо ожидая, когда она заедет.

Но Карина не торопилась въезжать, продолжая оглядываться. В этот момент завибрировал ее телефон.

— Карина Витальевна, это Алексей. — Отчитался один из парней ее охраны. — У нас здесь небольшой инцидент на дороге, пять минут, и справимся. Дождитесь нас в машине, или попросите Сашку, он сегодня на парковке, провести вас до входа, если торопитесь. Я сейчас с ним свяжусь и предупрежу.

— Хорошо.

Отложив телефон на место бокового пассажира, она аккуратно заехала на парковку. До бокового входа в офис было не больше ста пятидесяти метров. Карина спокойно могла бы дойти и сама. Несмотря на уже опустившиеся сумерки, фонари давали достаточно света. И все пространство хорошо просматривалось. Ей был виден холл за стеклянными дверьми, наполненный людьми, и свет в окнах офиса Константина двадцатью этажами выше.

Совсем короткое расстояние, которое очень быстро и легко преодолеть. И совсем скоро она будет у мужа. Но, именно потому, что обещала ему никуда не ходить без сопровождения, Карина и осталась в машине. И только увидев, как охранник вышел из своей кабинки и направился в ее сторону, отстегнула ремень безопасности и открыла дверь. Очевидно, Алексей уже дозвонился и ему.

Телефон остался на сиденье, кроме Кости она ни от кого сегодня не ждала звонков, а мужа Карина собиралась увидеть через пять минут. Закрыв автомобиль и направившись навстречу Александру, она не заметила, как замигал вызовом дисплей.

Карина прошла, наверное, шагов пять, когда что-то заставило ее настороженно остановиться. И, вроде бы, все нормально. Охранник приближался к ней со сдержанной улыбкой, и освещение на парковке не поменялось. Но ей вдруг стало так страшно. Захотелось резко развернуться и убежать. И, будто поняв это, мужчина вытянул из-за спины руку, что до этого момента как-то ускользало от сознания, и направил на нее пистолет с глушителем.

— На твоем месте я не делал бы резких движений, — покачал головой тот, кто со всей очевидностью, не был Александром.

Его улыбка превратилась в ухмылку.

Карина застыла. Мозг лихорадочно работал, пытаясь осмыслить происходящее и найти выход. В глаза бросилась и криво застегнутая рубашка формы, и простые джинсы, которые, очевидно, и насторожили ее подсознание. Только поздно. Останься она в машине — и он ничего не смог бы сделать. А теперь…

Конечности медленно леденели и этот холод, не имеющий никакого отношения к погоде, расползался по телу. Только сердце стучало все быстрее, захваченное таким привычным и, в то же время, совсем новым, слишком сильным ужасом. И его грохот стоял в ушах, не позволяя услышать ничего другого. Она не могла отрешиться, не могла взять себя в руки и отстраниться, как тысячи раз до этого. Сейчас, как никогда, наверное, кроме, разве что, самых первых раз, Карина ощутила себя жертвой. А мужчина приближался все ближе. Бежать? Бессмысленно, от пули не убежишь, слишком тот находился близко, не промажет.

И вот он уже стоит впритык.

Мужчина крепко ухватил ее за локоть, и рванул на себя, вжав пистолет в живот. Но Карина даже не охнула. Не потому, что не хотелось, горло сдавило ужасом и ощущением собственной беспомощности. Уже позабытой. А оттого — сокрушающе-сильной.

— Умная сучка. Хорошо. У тебя не так и много времени осталось, так что постарайся насладиться последними минутами жизни.

Прижав ее к себе, так, что у Карины затрещали кости, он отступил в тень, уходя из пространства, освещенного фонарями. Его рука, до этого державшая ее за локоть, переместилась на горло Карины и сжала так, что у нее замелькали искры в глазах от боли. Небритое лицо незнакомца ткнулось в ее шею, и он вдохнул с каким-то придыхом, словно пес. А потом лизнул, сильно прикусив кожу.

По всему телу Карины пробежала дрожь отвращения и брезгливости, в то время как мозг капитулировал. Вдруг ясно осознав, что нет выхода и спасения. Даже начни она биться — против пистолета ничего не сделаешь. Он просто пристрелит ее на месте. Хотя, может это и лучший вариант, чем терпеть то, что он сейчас, без сомнения, планировал сделать. Ее насиловали бесконечное количество раз, но терпеть такое, узнав иное, ощутив ласку любимого мужчины… Карина поняла, что не выдержит. Ее выворачивало от одной мысли об этом. Возможно, умереть быстро при попытке бегства — лучший вариант.

Насколько это позволяло ее положение, Карина скосила глаза на лицо незнакомца. И задрожала сильнее. Потому что тот, без сомнения, не был нормальным человеком. Более того, во взгляде этого мужчины, она увидела то, что еще не встречала.

— Испугалась, сучка? — Хрипло рассмеялся он ей в ухо, верно истолковав реакцию своей жертвы. — Правильно. Бойся меня. И даже не думай убежать. Я подстрелю тебя и оттрахаю, пока ты будешь медленно подыхать подо мной. За это мне заплатят отдельно. Но, знаешь, я и бесплатно с удовольствием сделал бы то же. Твой муженёк сильно задолжал мне. Десять лет жизни, как минимум. Думаю, ты — достаточно неплохой аванс предстоящей ему расплаты. — Шептал он, облизывая ее ухо, и продолжая тащить в сторону от парковки.

И Карина вдруг отчетливо поняла, что именно так он и сделает, даже если она не окажет никакого сопротивления. И сейчас она смотрит в глаза своей смерти.

— Все равно, что-то не так. Что-то я пропустил. — Лихуцкий толкнул дверь и с удовольствием вдохнул свежий вечерний воздух, выходя на крыльцо. — И это не дает мне успокоиться, понимаешь?

Никольский, с которым Виталий и встречался сегодня в одном из ресторанов на первом этаже недавно открытого офисного здания Соболева, кивнул. Борис вышел следом за ним на крыльцо и, так же, как и сам Лихуцкий, с удовольствием подставил лицо теплому и свежему весеннему ветру.

— Понимаю. Как тут не поймешь, когда сам, как последний параноик, хожу и в каждый угол заглядываю. Все жду, что этот наш неуловимый, откуда-то выпрыгнет, как чертик из табакерки. И ведь, что самое плохое — не знаешь, чего от него ждать. Кто? Зачем?

Борис взъерошил короткие волосы на затылке и пожал плечами, стараясь размяться.

Лихуцкий неопределенно хмыкнул, соглашаясь.

— Я не смог его отследить до конца, но есть еще пара вариантов…

Он замолчал, увидев, что Никольский перестал его слушать и, вообще, смотрит в другую сторону, как-то напряженно подобравшись и нахмурившись.

— Что? — Виталий проследил направление взгляда Бориса.

На парку у здания въехал какой-то внедорожник.

— Это машина Карины. — Никольский подошел к краю крыльца.

— И что? — Не понял Лихуцкий.

— Я не вижу машины охраны. — Резко огрызнулся Борис, уже вытянув мобильный и начиная кому-то звонить. — Черт, занято!

Набирая опять чей-то номер, Никольский начал спускать по ступеням. Снова чертыхнулся. Мельком глянул на дисплей и выбрал другой номер. Лихуцкому не оставалось ничего другого, как следовать за ним.

— Алексей! Где вас черти носят, почему Карина одна? — Резко и гневно начал вычитывать Борис кому-то в трубке, видимо дозвонившись. — Ясно. Александр? Дозвонился? Да, кто-то вышел навстречу…

Прислушиваясь краем уха к разговору Бориса с подчиненными, Лихуцкий продолжал спускаться следом, издалека наблюдая, как женщина, видимо, Карина, вышла из автомобиля. Сумерки, да и расстояние метров в триста до парковки, не давали рассмотреть все отчетливо. Навстречу ей, действительно, кто-то шел от будки охранника.

— Ты уверен, что сегодня Сашкина смена? — Продолжал разговаривать Борис, наблюдая, как и Виталий. — Что-то я не узнаю охранника… Твою мать!

Никольский вдруг сорвался с места и помчался к парковке, и Виталий, с такой же скоростью последовал его примеру.

Сумерки не давали рассмотреть, отчего замерла Карина и что в руках у приближающегося к ней человека. Но то, как он вскинул руку, сомнений не оставляло. Незнакомый Борису охранник, направил на жену Соболева пистолет.

— Всех собери сюда! К зданию! — На бегу проорал Никольский в трубку.

Сунул ту в карман и, продолжая бежать, вытащил из наплечной кобуры пистолет. Виталий искренне пожалел, что не додумался взять свой.

— Мать твою! Нормально не прицелиться. — Никольский сплюнул, видимо, наблюдая за тем, как нападающий прижал Карину к себе, словно прикрывшись, и потащил в сторону забора.

Им не оставалось ничего, кроме как заставить себя еще больше увеличить скорость.

Ни на ругательства, ни на сожаления, даже на крик сил не было. Время не поджимало, гнало их вперед, заставляя забывать обо всем другом. Адреналин гнал кровь по сосудам с бешеной скоростью, стуча пульсом в ушах. И Лихуцкому оставалось надеяться, что это не отсчет последних секунд жизни женщины, которую мужчина, так долго им преследуемый, тащил сейчас в тень. Но он слишком много знал, чтобы доверять надежде.

Глава 31

Она не слышала ничего, кроме собственного частого испуганного дыхания и стука крови в ушах. Дышать было неимоверно тяжело из-за захвата пальцев этого мужчины на ее горле, и из-за собственной паники, окатывающей ее тошнотой. Ноги путались, и Карина то и дело сбивалась с шага, не понимая в сумерках, куда он ее тянет, пока не увидела впереди, сразу за ограждением, в котором кто-то проделал дыру, темную тень машины.

Мужчина злился из-за ее медлительности, и грубо, настойчиво толкал Карину вперед. Впрочем, это, скорее, тормозило обоих. Но ей ли жаловаться на отсрочку?

А потом он зачем-то оглянулся и, грубо выругавшись, с размаху ударил ее прикладом пистолета по лицу, попав по подбородку. Голову пронзила ужасная, мучительная боль.

— Шевелись, шлюха. Шевелись, или я…

Из-за боли, которая продолжала пульсировать, ломить в висках и челюсти, она практически не слышала и не понимала его слов. Только видела искаженное злобой, похотью и яростью лицо этого животного.

Тогда он толкнул ее вперед что было силы, видимо, рассчитывая протолкнуть сквозь дыру в ограде.

Оглушенная, потерявшись в пространстве, Карина, не удержавшись, споткнулась о кусок металлической решетки и упала.

А вот выстрел она услышала.

Только сначала не поняла, что это такое, даже, непроизвольно, глянула на небо, почти уверенная, что это был раскат, предвещающий скорое начало грозы. И только увидев, как скривилось от боли лицо ее похитителя, как он зажал плечо рукой, в которой держал пистолет, а за его спиной — рассмотрев кого-то, кто бежал в их сторону, поняла, что у нее есть шанс. И кто-то спешит ей на помощь.

В этот момент сознание, получив хоть какой-то стимул, так же, как и сотни раз до этого, заставило тело встряхнуться, двигаться. Она дернулась в бок, не обращая внимания на резкую боль в бедре и то, что напавший на нее мужчина направляет пистолет в ее сторону. Если резко наклониться и…

Звук нового выстрела разорвал напряженную тишину. Где-то, рядом с нападающим, врезалась в забор очередная пуля.

А вслед за этим завыли сирены, мигая синими огнями на автомобилях охраны Соболева, завизжали тормоза машин, въезжающих на стоянку.

Мужчина выругался.

— Убью, тварь. Я еще тебя убью. — Пообещал он, нырнув в дыру забора.

Через секунду там взревел двигатель, и темная масса припаркованной машины рванула с места.

Но Карине стало не до этого. Тело оцепенело, мышцы сковало от непомерного напряжения и еще не осознанного, но уже охватившего ее опустошенного облегчения. Кто-то пронесся мимо, влетев в дыру, видимо, надеясь догнать нападавшего. А совсем рядом с Кариной, на асфальт, на который, оказывается, она упала, отползая от забора, рухнул коленями Никольский.

— Карина?! Карина, с вами все в порядке? Он ранил вас?

Борис протянул руки, видимо, собираясь поддержать ее, или, может, проверить наличие ранений. Но Карина дернулась, сжавшись, каждой клеточкой стремясь избежать прикосновения. И заставила себя встать. Пусть неловко, совсем не изящно. Но самостоятельно. Мышцы начали мелко, противно дрожать и ей пришлось собраться в кулак все свои силы, всю волю, чтобы подавить эту предательскую дрожь. А потом она распрямила спину, расправила плечи и посмотрела на Никольского спокойно и отрешенно.

— Все нормально. — Голос был почти обычным. Только очень тихим. Кажется, она шептала, ну да ничего. — Я только поцарапалась об ограду. Больше ничего. Со мной все хорошо.

Борис, напряженно рассматривающий ее лицо в отраженных отсветах мигалок и фонарей, казалось, не особо поверил. Более того, его взгляд, осматривающий ее лицо, был полон явного сострадания и чувства вины. Черт. На лице, наверняка, опять синяки. Челюсть до сих пор пульсировала после удара пистолетом.

Никольский достал телефон из кармана и набрал какой-то номер.

— Костя… — Он умолк на миг. — Да, Карина. Внизу. Терпимо. Я сейчас заведу ее в здание. — Кратко и скупо отчитался Борис в трубку.

«Костя».

Это имя забилось, запульсировало внутри болевшей головы, прокатилось по натянутым и дрожащим нервам.

«Костя».

Она как-то оглушено, краем уха следила за разговором Бориса с ее мужем. И, казалось, что Костя и сам уже понял, что что-то случилось…

«Костя».

Господи! Как она хотела к нему. Сейчас же, немедленно! Ей был нужен Константин. Нужен больше, чем следующий глоток воздуха!

С губ сорвался тихий всхлип, но Карина отчаянным усилием воли придушила его, прижав пальцы к губам, прикусила пальцы, стараясь сдержаться, выдержать это все. Разве ей впервой?

Шагнула, и покачнулась. Удивленно глянула на свои ноги.

Каблук на одной туфле сломался, и она сбросила обе, встав ногами в чулках на асфальт.

Вокруг уже бегали, сновали люди. Откуда-то появились не только парни их охраны, но и милиция, и еще кто-то, похоже, подчиненные Никольского из СБ, судя по нашивкам на форме.

— Иномарка, черная или темно-синяя, старая модель, весь номер не видел, тройка и пятерка. Да, точно. — Неподалеку Лихуцкий раздраженно описывал кому-то машину, на которой, видимо, скрылся нападавший.

— Труп в будке охраны. Пулевое ранение в затылок… — Кто-то бубнил в рацию.

Люди вокруг быстро и собранно обследовали территорию, похоже, обнаружив того Александра, за которого и выдал себя мужчина. Кто-то докладывал, что обнаружил какие-то следы, вещи, еще что-то. Вокруг Карины царила кипучая и какая-то, ненормально-активная деятельность, которую, казалось, невозможно было развернуть за столь короткий промежуток времени.

Серьезно, сколько прошло времени с того момента, как она въехала на парковку, пять минут? Десять?

— Карина. — Борис аккуратно тронул ее за локоть, и Карине даже удалось не дернуться. — Пойдемте. Я помогу вам дойти.

— Да. Спасибо. — Сдержанно поблагодарила она, тем не менее, проигнорировав протянутую руку. И медленно пошла в сторону здания.

Борис засунул телефон в карман и, тяжело проведя ладонью ото лба до затылка, последовал за Кариной. За ними тут же последовали парни охраны.

Никольский понятия не имел, что сейчас будет. И как поведет себя Константин. Голос Соболева в телефоне…

Нет, Никольский, даже зная Константина, не представлял, что тот может сделать. В одном не сомневался — достанется всем, в том числе и ему.

Однако, помимо этого, его беспокоила женщина, сейчас идущая на полшага впереди. Карина проходила мимо людей с настолько невозмутимым и спокойным видом, с таким достоинством, что даже Борис, лично видя пять минут назад, как ее тащат, угрожая пистолетом, мог бы не поверить. И, если честно, это царственное спокойствие и невозмутимость Карины, пугали его сейчас не меньше, а может, и больше грядущей ярости Константина. Видит Бог, Борис еще не забыл утро, когда впервые увидел Карину избитой, и ее реакцию он помнил. И даже представить не мог, каким кругом адом внутри, ей обернется это нападение.

Телефон, спрятанный в карман, заиграл неуместно веселой мелодией. На дисплее, когда Борис тот достал, высветился незнакомый номер.

— Да? — Не ожидая ничего хорошего от звонков в такой вечер, он все же ответил.

Предчувствие его не подвело.

— Это правда, что на жену Соболева напали?

— Ты в край обнаглел, Боруцкий! Я, пока еще, глава областного СБ, и ты у меня в розыске с подозрением как минимум по пяти убийствам числишься! Про остальное я, вообще, молчу. — Прошипел Борис в телефон. — Ничего умней, чем звонить мне, не придумал?

— А ты определись, кто ты — начальник СБ, или помощник Соболя. — Отрезал Боруцкий. — А то зад порвешь. На двух стульях-то.

— Мне б твоих информаторов, сволочь. — Вздохнул Борис.

В чем-то Боров был прав. Никольский стоял перед этим выбором уже давно, и пора уже было что-то решать, если не для спокойствия совести, то для блага дела. Но сейчас не об этом.

— Да. На Карину только что напали.

— Я могу помочь, если ты введешь меня в курс. — Не предложил, а потребовал Боров.

— А не пошел бы ты, Боров?! С какой это, вдруг, радости?

Он никому не мог сейчас доверять, пока хоть примерно не узнает, кто был тот напавший. Его собственные люди были сейчас у Бориса под подозрением. Что тогда о банде Боруцкого говорить.

— У меня свой интерес. И своих долгов я не забываю. — Рыкнул Боруцкий в трубку.

— Не убедил. Откуда ты уже об этом знаешь?

— А то ты не знаешь, что у меня везде свои люди, как и у вас. Слушай, кончай резину тянуть. Будто я не знаю, что ты на мою жизнь пухлое досье собрал. Соболев мне помог. Я об этом помню.

У Никольского не было на это времени. Серьезно. Они как раз поднимались по ступеням крыльца, и его очень беспокоило ненормальное, неестественное спокойствие идущей впереди женщины.

Но он и сам понимал, что иногда криминал действенней законной системы, если надо кого-то найти.

— Расскажи. — Велел Борис Лихуцкому, который шел рядом, и сунул тому свой телефон с подключенным Боруцким.

А сам ни на шаг не отставал от Карины, провожая ее до небольшого, закрытого холла, в одной из зон отдыха на первом этаже. В его понимании ей сейчас очень неплохо было бы сесть. И расслабиться. И выпить воды. Или, лучше, водки, чтобы снять напряжение.

Они едва успели зайти в зал и закрыть двери. Перепуганный, но пытающийся поддержать свое реноме, персонал, едва начал суетиться вокруг Карины и Никольского, наперебой предлагая воду, коньяк, вызвать доктора…, как в этот же зал ворвался Соболев.

Наверное, до конца жизни Борис не забудет этого появления.

Константин просто зашел, молча и тихо толкнув двери, но показалось, что в ограниченном пространстве холла, закрутился шторм. Соболев просто излучал едва сдерживаемую, почти неконтролируемую ярость, и такой гнев, что даже у Никольского, при встрече с глазами Константина, по затылку пробежал холодок. Он давно знал этого человека, последнее время тесно работал с ним, но в таком состоянии не видел Соболева ни разу.

— Подними всех. Мне без разницы, как это будет выглядеть. Но найди мне этого подонка. Живым. Сегодня. — Тихо, отрывисто распорядился Константин, увидев Бориса. — Привези Стаса и Валентина. — Добавил он.

А потом глаза Константина замерли на Карине, которая, стоя в другом конце зала и, словно не заметив появления мужа, отстраненно улыбалась официанту, принесшему ей стакан воды.

— Вон. Все.

Так же тихо распорядился Соболев.

У Никольского не возникло ни единой мысли или желания оспорить это распоряжение. Незаметно подав знак администратору зала, он в течение двух минут заставил выйти весь персонал. И сам закрыл двери, вместе с охраной оставшись в коридоре. Честно говоря, несмотря на то, что все обошлось, и Карина жива и цела, несмотря на то, что самому еще, вероятно, влетит по первое число, Борис не хотел бы сейчас оказаться на месте Кости. Потому что не представлял, что тот ощущает, зная, что при всех стараниях, не сумел полностью оградить жену от такого испытания. Никольский даже думать не хотел, чтобы ощущал, и на что был бы способен, напади кто-то на его Катерину.

Ему действительно не хватало кислорода. Гнев, ярость, бешенство — гнали кровь по телу с такой скоростью, что в глазах темнело. И вина. Чувство, которого он не знал до этого. То, за которое не попросишь прощения, и не получишь того.

Он дал ей слово. Он обещал женщине, которую любил, что сумеет защитить ее от всего.

И вот сейчас Карина стоит перед ним, определенно, не ощутившая достоверности этого заверения. Босая, в порванном платье и со сбитыми коленями.

И не помогали сохранить ясность мышления очевидные факты, что она жива, и относительно невредима. Что все, принятые им меры, все же, обеспечили результат.

Вся правая сторона ее лица налилась багровым цветом и начала отекать. Новый синяк.

Он не был уверен, что череп выдержит такого удара пульсирующей ярости. Но придушил все внутри, заставляя себя сдерживаться. Может с ним и планировал случиться инсульт или удар, но Соболев не мог позволить себе такой роскоши.

Константин уже не ощущал, как скрежещут его зубы, в попытке хоть относительно взять себя в руки. Не отдавал себе отчета, насколько сильно сжимал кулаки.

А она стояла перед ним такая спокойная и собранная, как тогда, на пороге его номера, и непринужденно улыбалась. И только глаза, безумные, испуганные, полные дикого страха и ужаса — выдавали то, что она на самом деле сейчас чувствует.

Соболев стоял неподвижно не дольше пары секунд, а потом — в три шага пересек разделяющее их расстояние. Это он был виноват в ее страхе. Не та сволочь, которая напала, а он, потому что не уберег. И он не собирался просить прощения или извиняться. За такое не могут, и не должны прощать. И оправдания для такой оплошности нет, и быть не может.

— Костя.

Шепот Карины резанул по его нервам, усиливая это понимание. Хриплый, неровный, полный ужаса.

— Костя. — Она буквально рухнула ему в руки, разом утратив силы держаться и притворяться.

Он обнял ее так крепко, чтобы она не имела нужды самой стоять. Дал всю поддержку и силу, которая была в нем, задвинув гнев и ярость, всю вину за ледяную стену в собственном сознании. Он был тем, в чем сейчас нуждалась любимая им женщина, игнорируя собственные порывы и желания.

Константин прижал Карину к себе, позволяя своей женщине быть слабой, оберегая и укрывая собой. Он гладил ее волосы и целовал пряди, не ощущая ничего, кроме дрожи ее тела и мокрых дорожек слез на лице Карины. Держал, когда она зарыдала в полный голос. И тогда, когда эти рыдания перешли в еле слышные всхлипы. Он обнимал ее, ощущая, как Карина прижимается мокрым лицом к его шее, и как отчаянно цепляется руками за его пояс. Он держал ее столько, сколько Карина нуждалась в этом, не ведя отсчет времени. Держал до тех пор, пока его жена не подняла голову, с тяжелым, трудным вздохом, и не провела руками по разбитому лицу, пытаясь привести себя в порядок.

Тогда Костя перехватил ее ладони, жадно прижался губами к сбитой и счесанной коже. А потом, не перестав поддерживать жену за талию, Константин сделал то, чего не делал никогда в жизни. Ни разу. Ни перед кем.

Он опустился на колени, уткнувшись лицом в живот жене.

Он не просил прощения. Не имел такого права и не признавал, что за такое можно простить. Соболев признавал свою вину. Признавал ее право на недоверие и опустошенность. На любой аргумент и возражение, который она только пожелает предъявить ему. И этим же клялся, что жестоко накажет всех, кто заставил ее вновь окунуться в пучину этого страха. Не как искупление своей вины. Он пока, в принципе, не видел для себя такой возможности. А для того, чтобы она знала, что может вздохнуть спокойней.

Карина задохнулась и вцепилась в его плечи руками.

Константин знал, что она все поняла, верно восприняла то, что он пока не был в состоянии высказать, опасаясь нарушить хрупкое преобладание самоконтроля над яростью. Они всегда прекрасно друг друга понимали, не ориентируясь на слова, да, зачастую, в тех и не нуждаясь.

Но он сам не оказался готов к тому, что она уткнулась мокрым от слез лицом ему в макушку. И совсем не готов к словам, который породили внутри дикий диссонанс.

— Я люблю тебя, Костя. Очень. — Карина опустилась на пол с ним рядом, обняв его за пояс, и положив голову ему на плечо. И очень легко, почти боязливо, словно преодолевая в себе что-то, коснулась своим ртом его губ.

Он, определенно, не стоил этого признания. Не сейчас. И не заслуживал той радости, которую эти слова принесли. Оттого его бешенство раскалилось добела, застилая глаза, и он ясно понял, что если раньше и были какие-то факторы, заставляющие его ждать и размышлять над более здравыми и безопасными путями возмездия — теперь ему плевать на те. Он сам, своими руками убьет того, кто сделал это. Того, кто был виновен в ее ужасе и боли. Сколько бы виновных не было. И плевать на выгоду, расчет, разум и последствия. Соболев найдет путь сделать это. И точка.

Он не позволил ей идти самой. На руках отнес в машину, и держал так всю дорогу, пока их везли к дому. Карина не могла сейчас сказать, что ощущает и чего у нее внутри больше. Она никогда, пожалуй, не ощущала себя настолько беспомощной и разбитой, хоть эти синяки и нельзя было сравнить с теми повреждениями, которые Карине доводилось получать.

Ее нервировали и настораживали окружающие люди. Все, кроме Кости. Это не было из области осознанного, она просто не могла в этот момент этого контролировать, хоть и понимала, что все, кого сейчас допустили в ближайшее окружение — определенно, умрут, за ее благополучие. Об этом явно говорила напряженная линия челюсти ее мужа, когда он смотрел на подчиненных. И бешеный, дикий взгляд Константина.

Она никогда его таким не видела. Еще день назад, возможно, даже усомнилась бы, что Костя способен на подобную ярость.

Но Карине не было страшно. Его она не боялась. Не тогда, когда сумела признать то, что сама чувствует, почти поверив, что потеряла этого мужчину и все, что он сумел дать ей.

Но опустошенность, как ватное одеяло, окутывало ее, отстраняя от всех вокруг, даже от него. А тепло рук Кости заставляло напряженные, застывшие нервы расслабляться. Хоть и оба понимали, что это временно.

Карина покорно выпила какие-то таблетки, которые ей дал муж, взяв из рук уже известного ей врача. Она ничего не говорила и ни с чем не спорила. Просто позволяла Косте делать с собой то, что он считал необходимым.

И думала о том, что он сделал в том пустом зале. Это поразило ее больше, чем, пожалуй, даже то, когда он забрал ее из Киева. Даже его признание в любви и сообщение о том, что он на ней женился, не производило на нее такого эффекта. Нет, она не сомневалась уже и до этого, что Константин Соболев действительно ее любит. Но когда он… ОН встал перед ней на колени…

Карина не успела додумать. Вязкое и темное ощущение навалившегося сна накатило на разум, не дав ни единой возможности воспротивиться.

Она уснула еще в машине, и Константин был доволен, что таблетки, которые дал Стас, произвели быстрый эффект. Отдых необходим Карине.

Соболев сейчас был за максимально результативные действия. И это, похоже, поняли все его люди. Никольский, оставив охрану с Соболевыми, уехал на поиски с остальными людьми еще из офиса. Сейчас все, кто только мог искать нападающего, делали это. Все.

Выслушав короткий доклад Бориса, Костя сам позвонил Боруцкому, пока нес Карину к машине, и лично попросил о помощи.

Результат.

Это слово оправдывало для него все. Без исключения.

Наверное, впервые милиция, областная служба безопасности страны, и сеть криминала, одновременно искала одного и того же человека с одинаковой целью.

И, вероятно, было закономерно, что Никольский позвонил ему, едва Костя уложил Карину в их постель, осторожно укрыв.

— Он у меня. — Доложил Борис.

Соболев тихо вышел из спальни и прикрыл двери.

— Отвези его Вячеславу. — Отрывисто распорядился Костя, стремительно спускаясь в гараж. — И, Борис, если ты не планируешь сегодня подать рапорт об увольнении в СБ, сам катись оттуда. Подполковник СБ мне сейчас там не нужен.

— Костя… — Никольский не мог не понять, что значил этот приказ. И, кажется, хотел спорить.

Результат.

— Ты. Понял? — Ледяным тоном уточнил он, уже выезжая из гаража.

— Да. — Никольский отключился.

Глава 32

Адрес, который скинул Боруцкий ему в сообщении, не особо удивил. Ясно, что никто не планировал разбираться с этим на центральной площади города, и точно, не в офисе такого «примерного» нынче бизнесмена, как Боров. Бросив машину у единственного входа барака довоенной постройки, Константин зашел внутрь. И сразу же наткнулся на Никольского, по всей видимости, специально караулящего его.

У Соболева заломило в виске.

— Пошел вон. — Он попытался пройти мимо помощника.

Борис встал на пути.

— Костя, я понимаю. Серьезно. Но… Отдай его мне. Мы все официально оформим. Он на зоне сгниет. Но на кой тебе это на себя…

Константин остановился и посмотрел Борису в глаза.

— Он — мой. Так же, как и тот, кто его нанял. А теперь, уходи отсюда.

Соболев пошел вперед, вынудив Бориса отступить. Впрочем, Никольский, как ни странно, пошел следом, хоть и с матерным сопровождением, произносимым себе под нос.

— Второй этаж. — Буркнул он между очередными заковыристыми выражениями.

— Тебе здесь делать нечего, Боря. — Не оборачиваясь, через плечо, напомнил Константин, взбегая по лестнице через одну ступень.

— Это мне решать. — Зло рыкнул Борис в ответ.

Раздраженный тем, что приходиться задерживаться, Соболев обернулся на последней ступени и глянул на Никольского свысока.

— Ты потом как жене и дочери в глаза будешь смотреть? — Ехидно спросил Константин, прекрасно зная обо всех страхах Катерины касательно его личности и неофициальной работы мужа на него.

— А ты как? — Рыкнул Борис в ответ, поднимаясь с ним вровень.

— Спокойно, зная, что сделал все, чтобы искупить свою вину за ее боль и страх.

— Вот и я так попробую. — Борис обогнул его и первым зашел в пустой дверной проем третьей квартиры. — А рапорт я уже подал, так что, не переживай.

Соболев хмыкнул. Он ему не нянька, в конце концов, и так дал шанс самоустраниться от всего. А дальше — Борис взрослый мужик со своей головой на плечах.

В комнате оказалось довольно темно. Одна лампочка, вкрученная в сиротливый патрон под потолком, плохо справлялась со своей задачей. Боруцкий стоял чуть сбоку от окна, опершись о стену. В узком круге света лампы, на полу, лежал человек. Он был живой. И это основное, что интересовало Константина, как исходные данные. То, что этого мужчину, определенно, избили при «задержании», его не беспокоило.

Дышит и в сознании — это главное.

Руки этого мужчины были скованны наручниками за спиной. Из-за этого плечо, простреленное Борисом еще на парковке, не переставало кровоточить и, вероятно, причиняло сильную боль.

Хорошо. Это Константина устраивало не меньше, чем то, что напавший на его жену был жив.

— Он свое имя сказал? — Поинтересовался Константин одновременно и у Борова, и у Бориса.

Подошел к валяющемуся на полу человеку. Тот лежал с закрытыми глазами, похоже, притворяясь спящим. Лицо его было повернуто в сторону. Соболев носком туфли подтолкнул подбородок мужчины, пытаясь рассмотреть нормально. Не хватало еще пачкать об эту мразь руки.

Тот зашипел, хорошо бы от боли. И, прищурившись, глянул на Константина. После чего, хоть вымученно, но ухмыльнулся.

— Нет, — Никольский стоял в дверях комнаты, наблюдая за происходящим с каменным выражением лица.

Соболев продолжал рассматривать этого человека. Увидев его, запечатлённого на кадре камеры наблюдения в отеле Алексея, он не увидел ничего знакомого. Нельзя сказать, что и сейчас Соболев вдруг понял, кто это. Хотя, рассматривая лицо живого человека, а не зернистую картинку с увеличенными пикселями, пусть это лицо и было уже подпорчено чьими-то кулаками, что-то, смутно знакомое, Константин уловил. Где-то он того точно видел. Где?

— Что, проблемы с памятью? — Прохрипел мужчина, попытавшись отползти от его ноги.

— Уверен, ты мне ее освежишь. — Константин придавил ногой простреленное плечо своего «собеседника», чтоб не рыпался.

— Везучий ты, все-таки, гад, Соболев. — Отдышавшись, сипло выплюнул тот. — Вечно выкручиваешься, никак тебя не достанешь. Жаль, я так и не успел твою сучку отодрать. Хоть немного отомстил бы…

Наклонившись, Костя присел на корточки, и с размаху ударил его прикладом своего пистолета по челюсти. Справа. Синяк, за синяк. Хотя, и перелому он не расстроится.

— Не советую тебе даже упоминать мою жену. Тем более, в таком тоне. — Холодно заметил он, продолжая волей контролировать бешенство.

Он за все отплатит. Но сначала Константин получит ответы.

— Вечно ты шлюх спасаешь. — Мужчина закашлялся, отплевываясь кровью. — Только в этот раз успел, к сожалению.

В памяти словно щелкнуло.

Костя дулом надавил на скулу Павленко Андрея и посмотрел тому в лицо. Снайперу, служившему с ним в Афганистане. Сержанту, которого трибунал приговорил к тюремному заключению за изнасилование двенадцатилетней девочки из мирного населения. Она умерла от побоев, которые Павленко ей нанес. Того это, впрочем, не остановило, а может он и не заметил, что насилует уже мертвого ребенка. Соболев был тем, кто застал Андрея, он наставил на него свое оружие и так отвел его к командиру, где и рассказал все.

— Смерть тебя, как-то, уж чересчур поменяла. — Отстраненно заметил Константин, все еще успешно контролируя ярость. — Мне говорили, что ты умер на зоне еще семь лет назад.

— Ага. Умер. — Павленко осклабился разбитыми губами. — Мне помогли «умереть». Те, кто понимают толк в том, что я умею. А морду пришлось подлатать, тебе спасибо. Слишком приметной стала, после того, как ты позаботился, чтоб моим сокамерникам сообщили, за что я посажен. — Павленко глянул на него с чистой, ничем незамутненной ненавистью.

Настолько выраженной и яростной, словно бы это он был сейчас хозяином положения.

— А ты говоришь, тебе отдать. — Константин поднялся и глянул на Никольского, который, похоже, не очень понимал, о чем они сейчас разговаривают. — Я эту мразь уже садил раз. Романтик был. Все по закону делал. И вот, — развернувшись, он резко ударил Андрея в живот. Так, что тот со стоном согнулся, вновь сплевывая кровью. — Чего мой романтизм стоил Карине.

Борис отвел глаза.

Вячеслав, молча наблюдающий за всем происходящим, только хмыкнул. Достал из кармана пачку сигарет и, вынув одну, зажал зубами. Жестом предложил Константину. Тот раздраженно дернул головой, отказываясь. Хоть именно в этот момент курить хотелось, как никогда сильно. Вместо этого он еще раз ударил Павленко.

— Кто заказчик? — Глядя, как тот откашливается, потребовал он ответа.

Андрей скривился.

— Я. Захотел тебе отомстить.

— Врешь, мразь. Сам ты ничего не сумел сделать. — Он придавил ему горло ногой, не сильно, просто не позволяя отвернуться. — Кто заказал Карину?

— Я.

— Слышь, Соболь. — Боруцкий, так и продолжая жевать незажжённую сигарету, похлопал его по плечу. За секунду до того, как Костя снова планировал Павленко ударить. — У меня ребята в этом плане поопытней тебя будут. Кого хочешь разговорят. Давай, лучше они этим, — Боров качнул головой на Андрея. — Займутся. А мы послушаем. А то ведь, пришибешь, ненароком, раньше времени.

Константин хрустнул суставами, глянул на покалеченную ладонь Вячеслава, который сейчас, тремя оставшимися пальцами на правой руке, мял сигарету, вместо того, чтоб ту курить. И после снова взял в зубы. Глубоко вздохнул, и кивнул. Несмотря на многое, в этом Боров прав, не поспоришь. Так, как эти люди, он Павленко прижать не сумеет.

Довольно хмыкнув, Боруцкий вышел в коридор мимо молчаливого Никольского.

— Федот! — Негромко позвал он кого-то, и вернулся в комнату.

Через минуту на пороге появился невысокий, крепкий, жилистый мужик, может, лет на пять младше самого Боруцкого. Через весь лоб и по носу у того шел некрасивый, белесый шрам. Молча обведя комнату глазами, этот Федот подошел к Павленко и, ухватившись за цепь наручников, рывком подтащил того к стене, игнорируя хрип Андрея.

Поскольку его роль теперь свелась к вопросам, Константин отошел к подоконнику и, опершись на тот, постарался немного утихомирить ярость, пока не получит ответы.

Минут через двадцать, когда Павленко, чью стойкость и упрямство нельзя было не отметить, продолжал отрицать наличие помощников, у Константина включился мобильный. На дисплее высветилось имя Стаса. А, поскольку, он оставил и того, и Валентина у себя дома, на случай потребности Карины в помощи, пока его не будет, Костя сразу же ответил, отвернувшись к окну и игнорируя глухие звуки ударов и стоны.

— Да?

— Карина проснулась. — Отрапортовал врач.

Косте не понравился его голос.

— Как она?

Карецкий вздохнул.

— Не знаю, чем ты там занят, но советовал бы тебе поскорее вернуться. Нас она не особо к себе подпускает. Ну, кроме этого… — Карецкий прокашлялся. — Филиппа, кажется. Его Карина в комнату пустила. Валентин сейчас сидит на пороге вашей спальни и пытается с ней поговорить. Не могу сказать, что она идет на диалог. Короче, Костя, ей нужен кто-то, кому она доверяет. А как понял я, таких на Земле аж один человек.

— Я скоро. — Пообещал Константин, в отражении треснутого стекла наблюдая за тем, как Федот ломает Павленко пальцы. Тот сдавленно мычал, но никаких фамилий не называл. — Ты не можешь, пока, уговорить ее выпить еще одну таблетку снотворного? Скажи, что я попросил.

— Она отказывается, Костя. — Стас как-то нервно прочистил горло.

— Скажи, что это моя просьба. — Напомнил он.

— Не уверен, что поможет. Понимаешь, — Карецкий, кажется, прикурил. Что ж они его все доводят? Стас же больше года назад бросил, вроде! — Карина говорит, что не хочет пить лекарства. И я склонен с ней согласиться.

— Почему? — Константин проследил взглядом, как Никольский вышел в коридор.

— Она утверждает, что вы больше месяца не применяли контрацепттивы. — Кажется, Стасу было неловко.

Константин прищурился, не разбирая, что видит в отражении.

— И? — Хрипло уточнил он. — Она беременна?

— Я не знаю. — Карецкий кашлянул. — И она не знает. Просто ответила на мой вопрос, когда я пытался выяснить, что она принимает или не принимает, чтобы подобрать лекарство. А Карина поинтересовалась, можно ли пить те таблетки, что она пила, в таком случае.

— И? — Рыкнул Соболев, понимая, что самообладание подводит.

— Нет, их — нельзя! — Так же раздраженно бросил Стас в ответ.

— Ты можешь выяснить, вообще?!

— Как?! По ауре?! Она меня ближе, чем на три метра к себе не подпускает. В комнату не даст войти. Просто, доделывай то, чем ты там сейчас занимаешься, и давай сюда, к жене! И нам, и ей будет легче, беременная Карина, или нет!

Зло отчитал ему Карецкий и бросил трубку.

Пульс стучал в ушах, как щелчки маятника. Телефон уже отключился, а Константин все еще держал трубку у уха. Если она беременна…

«Никто не знает, что будет с ним завтра. Никто не может быть уверен в том, что сумеет защитить своих детей…»

Так она говорила? Или что-то подобное?

Ярость и бешенство, так упорно контролируемые им в последний час, вдруг рванули, ударили, прорвав заслон воли и сдержанности. Вина, которая никуда не ушла от ее признания, стала сильнее. Беременна Карина, или нет — сама такая возможность в совокупности с нападением на нее этим вечером, превращала Соболева в безумца, способного только на ярость, требующую уничтожения того, кто был повинен в воскрешении самых глубоких страхов любимой им женщины.

Жар ударил в голову. Он прекрасно понимал, что делает. Это не было похоже на помешательство. Наоборот, он предельно четко понимал, что делает. Сунув телефон в карман, и не отмечая этого сузившимся сознанием, он развернулся, и ничего не говоря, в несколько шагов пересек пустую комнату. Все стало неважно, даже имя заказчика.

Федот, видимо, сразу поняв намерение Константина, быстро отошел в сторону.

Боруцкий вновь положил ему руку на плечо после третьего выстрела в упор в голову Павленко. Или того, что от той осталось.

— Все, Соболь. Хватит. — Вячеслав немного встряхнул его. — Он мертв.

Нет, он не считал, что хватит. Но больше, и правда, палить смысла нет.

— Тебе не понять. — Константин отпустил курок и отвернулся.

— Ой, ли? — Боруцкий зло сплюнул и отвернулся, резко сдернув свою руку с его плеча.

Константин промолчал, признавая, что мог быть и неправ, он не особо знал, что там было у Борова в прошлом с такого ракурса.

Вячеслав достал очередную сигарету, выбросив прежнюю, измочаленную до невозможного, и сунул в зубы.

Константин отошел в центр комнаты. Ему доводилось убивать людей и раньше. Там, на войне. Но, если честно, никогда он не испытывал от этого кайфа или удовольствия. Наоборот, его мутило от этого. Однако сейчас… Пусть он будет самым последним чудовищем, но Константин ни на секунду не пожалел о том, что сделал.

Медленно и методично Константин поставил пистолет на предохранитель и аккуратно тот спрятал. Мрачный Никольский, маячивший в дверях, и старающийся не смотреть в комнату, с кем-то разговаривал по телефону.

— Лихуцкий отследил последние разговоры по его телефону. — Слабый кивок в сторону трупа. — Он еще не отследил все линии, но есть ниточки, которые ведут в Киев.

— Картов? Шамалко? — Константин задумался над тем, что стоило бы раздобыть где-то чистую рубашку перед тем, как ехать к Карине.

Борис передернул плечами.

— Возможно Картов. Точно пока сложно сказать, но его люди мелькают.

— Ладно. Он хотел войну, он ее получит. — Соболев принялся расстегивать пуговицы сорочки. — Позвони Максу, скажи, чтоб завершил все дела, которые есть с Картовым. Мне без разницы как, и что он будет говорить. Мы завершаем все сотрудничество. Остальное решим завтра. — Сжав в руке испачканную рубашку, Соболев пошел к выходу.

— Соболь. Не торопись. У меня к тебе разговор есть.

Константин обернулся и поднял бровь, требуя, чтобы Боруцкий говорил быстро.

— Хочу предложить один вариант. — Вячеслав жевал фильтр от сигареты. — Я помогу тебе с этим. — Он кивнул на тело. — И с заварухой твоей могу подсобить. У меня есть кое-какие ходы. Ты же не попрешься Картова, как этого, своими руками…

— А в обмен?

— Помоги мне с Шамалко.

— Конкретней? У меня с Виктором свои счеты. Так что, я не отказываюсь. — Костя оперся плечом о косяк двери. Здесь было прохладно. — Но хотелось бы знать поточнее…

— У Шамалко мой человек. — Боруцкий отвернулся от него. — Я готов вытащить его любой ценой. Но потом, Виталий мне заплатит…

Константин выпрямился. Все они игнорировали наличие в комнате тела, словно того и не было.

Он знал, что Виктор едва не убил Борова. Честно говоря, Костя до сих пор не понимал, как тот выжил. Ну, да ладно. Ему от этого было больше пользы. И он мог понять желание Борова отомстить и за свой позор, и за все остальное. К тому же, как ему казалось, он догадывался, о ком говорил Вячеслав. Была под его «крылом» одна молодая певица, которая вдруг исчезла после той заварушки. А спустя полгода, если верить данным Никольского, объявилась в столице. Он не вникал раньше глубоко. Но теперь придется, видимо.

— Агния?

Боруцкий помолчал пару секунд, словно сомневался, а потом кивнул.

— Она моя жена. — Так, словно выдавил это из себя, просипел Боров.

Константин ругнулся. Час от часу не легче.

Он не знал этого и, судя по вытянувшемуся лицу Никольского, об этом, вообще, мало кому было известно. Начиная помогать Вячеславу, они с Борисом перерыли все, что смогли, собирая данные.

— Удивил? — Боров хмыкнул. И впервые за это время зажег-таки свою сигарету. — Да, я и так не трубил об этом. А потом… я убрал всех, кто знал. Кроме Федота, ему можно верить. Но не успел. Щур… падла…

Боруцкий сплюнул и затянулся. Костя больше не спрашивал. Точную информацию по тому трупу, которого когда-то называли Щуром, Борис ему приносил.

— Ладно. Разберемся. И с твоим. И с моим. — Подвел итог Константин. — Завтра. Сейчас мне надо домой. И еще переодеться. — Добавил он, глянув на скомканную в руке сорочку.

— Пошли. Я дам. — Боруцкий скривился. — В бизнесе ты, все-таки, сечешь лучше. А тут, доверься мне, Соболь.

Он прошел мимо него и Бориса, направившись к лестнице.

Глава 33

Территория вокруг дома была залита светом. Константин и раньше не пренебрегал охраной, сейчас же Борис увеличил ее количество втрое по его приказу. Не столько потому, что Константин, действительно, ожидал еще одного нападения этим вечером. Нет, это больше было сделано им для того, чтобы внушить чувство уверенности и спокойствия Карине. Впрочем, он не знал, выглядывала ли она наружу, чтобы увидеть все это.

Бросив машину во дворе, Соболев стремительно поднялся по лестнице и на секунду замер, с удивлением рассматривая открывшуюся ему картину.

Станислав сидел на стуле в коридоре второго этажа, чуть наискось от двери в их спальню, и следил за Валентином. Психотерапевт же, проигнорировав наличие второго стула, устроился прямо на полу, и правда, на самом пороге их спальне, как и описывал Стас по телефону. В руках он держал чашку. И сейчас разговаривал с кем-то, судя по всему с Кариной, о направленности внешнеполитической стратегии правительства. На взгляд Кости тема показалась довольно оригинальной. Однако, уже не имея нужды убеждаться в профессиональности Валентина, Соболев решил, что тому виднее, о чем говорить.

Стас заметил его почти сразу, и тут же поднялся со своего стула. Костя остановился около него, кивком головы и приветствуя, и интересуясь, как тут у них дела.

— Физически она почти не пострадала. Синяк на подбородке, да пара царапин на ногах. Я их обработал, хоть и не могу сказать, что Карине это далось легко. Психологически, я имею в виду. И как только я закончил, она очень вежливо попросила меня выйти из комнаты. Филипп этот, ваш, сидит там, как Цербер, притащил себе какой-то пуф, и уселся у кровати, кажется, подозревая и нас в чем-то. — Криво усмехнувшись, доложил его врач. — Ну, а Валентин Петрович, сам видишь. Он пытался аккуратно уговорить ее рассказать о том, что случилось, но Карина не желает об этом говорить. Тогда он перевел разговор на ремонт в здании клиники, она чуть более охотно включилась в диалог. Теперь вот, пьют чай и обсуждают политику. Твоя жена в этом вопросе очень подкована. — Стас улыбнулся чуть более искренно.

— Круг общения обязывал. — Константин хмыкнул. — Что на счет беременности?

— Что-что, я не знаю ничего больше того, что уже тебе сказал. — Стас скривился. — А в виду того, что меня и в комнату не пускают, я не уверен, что она и тест из моих рук возьмет, чтобы хоть как-то определиться.

— Ну, есть же какие-то методы, я не знаю, ты же врач, в конце концов! — Негромко вспылил Костя, позволив вырваться напряжению и неопределенности.

Да, он нервничал. Потому что понятия не имел, как Карина может воспринять положительно подобное известие после сегодняшнего нападения. Пока он этого представить не мог. И упрекнуть ее — не имел бы права.

— Как? — Так же раздраженно рыкнул в ответ Станислав. — По глазам этого не видно, знаешь ли. Не по ее, по крайней мере. — Вдруг, задумавшись, поправился Карецкий. — Есть такие женщины, на которых глянешь — и сразу понятно, не спрашивай как. Просто так бывает. Из них словно льется это понимание и состояние. Не твоя жена. Карина — замкнута, и я сомневаюсь, что она позволит увидеть окружающим хоть каплю своего внутреннего мира, даже подсознательно.

Константин ругнулся. Пару дней назад он почти поверил, что они уже благополучно миновали этот этап замкнутости.

Сильно захотелось иметь возможность воскресить Павленко и убить этого мерзавца еще раз. Только теперь медленно и мучительно. Но, в виду отсутствия дара воскрешения, пришлось засунуть свой гнев подальше, в «депозитную ячейку» памяти так сказать, для Картова.

— Опираться на сроки и фазы цикла — тоже проблематично, учитывая то, сколько лет она была на гормонах, их отмена может спровоцировать задержку менструации или сбой цикла.

Стас пожал плечами.

— Варианты? — Костя устало помассировал лицо.

— Предлагаю или сделать сейчас тест, самый элементарный, не гарантия, но уже что-то. Или завтра в клинике проверить.

— Завтра. — Решил Костя. — А может и позже. Определимся по ее состоянию.

Станислав не спорил.

— Только, тогда, никаких таблеток я не оставляю.

— Хорошо. Я понял. Но, ей что, вообще, ничего нельзя? Травы там, какие-нибудь, я не знаю… — Он вопросительно глянул на Стаса.

— Можно. Валериану, ромашку. Только она не будет, Костя. Я тебе говорю, и Валентин Петрович подтвердит, если хочешь. — Стас косо глянул на психотерапевта. — Когда Карина поняла, о чем я ее спрашиваю и, осознав, допустила вероятность беременности… — Стас хрустнул пальцами, словно пытался подобрать слова. — Я не скажу, что она счастлива и рада. Нет. Но она готова отодвинуть все свои интересы, травмы, боль — на самое последнее место, лишь бы с вероятным ребенком ничего не случилось. Знаешь почему? — Врач глянул на него как-то грустно.

Константин молчал.

— «Костя хочет ребенка», вот что она сказала, когда это поняла. — Стас хмыкнул. — Она чем угодно пожертвует, лишь бы дать тебе то, что ты хочешь. Даже если сама, определенно, не в восторге от этой новости.

Он знал, что сжал челюсти слишком сильно, и наверняка, Стасу видно, как «ходят желваки», выдавая состояние Константина. Ну и хрен с ним! В этот вечер, как Косте казалось, ему было простительна некоторая невыдержанность нервной системы.

Кивнув, Соболев ничего не сказал Стасу, и пошел к спальне.

Валентин поднялся с порога, едва его увидел и молча пропустил Костю. Он кивнул и ему, благодаря за то, что тот делал для Карины. Посмотрел на жену, которая, подобрав под себя ноги, сидела в постели и смотрела на него испуганными и растерянными глазами.

Он мог бы поспорить, что она, как минимум — догадывается, а то — и точно знала, что он делал в то время, пока был не с ней. Но ее страх имел отношение совсем к другому.

Вздохнув, Костя глянул на подскочившего при его появление Фила.

— Проводи людей. — Велел он эконому.

И, не дожидаясь, пока все уйдут, подошел к Карине и сел около нее. Протянул руку, осторожно погладив синяк на подбородке. Кожа казалась холодной на ощупь. Видимо, Карина прикладывала лед.

— Сильно болит, хорошая моя? — Обхватив пальцами ее затылок, Константин потянул жену на себя. И, подхватив, усадил себе на колени.

— Бывало и хуже. — Карина напряженно улыбнулась.

А потом отстранилась и с затаенным страхом посмотрела ему в глаза.

— Костя, врач…

— Ш-ш-ш… — Он пальцем прижал ее губы, не позволяя продолжить. — Мы сейчас не будем думать об этом. — Заставив Карину встать, он поднялся с постели следом и мягко подтолкнул жену в сторону ванной. — Сейчас мы оба примем теплую ванну, а потом ляжем спать. — Он обнял Карину за плечи. — А со всем остальным разберемся потом.

Карина усмехнулась. Ну и что, что самыми уголками губ. Но ведь те дернулись.

— Не думаю, что ты можешь запретить существовать такой проблеме по своему желанию день-два. Хоть ты и Соболев. — Хрипло и тихо заметила она, продолжая улыбаться.

Костя высокомерно вздернул брови.

— Проверим? Ты недооцениваешь мои возможности. — Заметил он, решив не акцентировать внимания на том, что для нее возможный ребенок это все еще «проблема».

Он собирался сделать именно так, как сказал жене — сегодня вечером и ночью ничего уже не важно, кроме ванны и отдыха. А может, и завтра. Дальше — он разберется со всем. Они разберутся, и будут уже принимать или не принимать какие-то новости разумом и, исходя из тех — формировать свои решения.

К врачам они попали через два дня. Смешно, действительно, но, как и обещал Костя, Карина почти забыла о вероятности беременности, которая нервировала ее настолько сильно. Более того, пользуясь теплой погодой, Константин сдержал свое давешнее обещание и вывез ее из города вообще, решив приобщить Карину к мужскому таинству ловли рыбы.

Нельзя сказать, что она пришла в восторг. Некоторые моменты процесса вызвали в ней откровенное отторжение. Непонятно отчего, но процесс насаживания червя на крючок вызвал в ней едва ли не истерику, непонятно по какой причине напомнив о Картове. Зато все остальное вполне понравилось. Карина оценила прелесть неторопливого и спокойного ожидания поклева, и азарт, возникающий, когда этот самый клев начинался, и удавалось вытащить «добычу». Было в этом процессе что-то от охоты, в которой ей не раз доводилось принимать участие, но более размеренное, ленное и неторопливое, что ли. Двое суток они провели на «даче» Соболева, в не особо большом, но очень уютном доме на самом берегу речки, до которого добирались по той самой дороге, где так часто приходилось «спускать пар» Карине. Обстановка там и «не пахла» дизайнерским вмешательством. Создавалось ощущение, что все, имеющееся в доме имущество просто свозилось и покупалось обитателями по принципу комфорта и удобства, вне учета совместимости друг с другом. Более того, атмосфера была буквально пропитана мужским духом. Основательно так, как случается в течение многих лет. Не злым или мрачным. Сильным, властным, да, но самодостаточным. С той же ленцой, что ощущалась ею и в процессе рыбалки. И без объяснений Кости, Карина поняла, что этот домик использовало несколько поколений мужской части его семьи для того, чтобы расслабляться так, как это сейчас делали они. И если и случалось ей вспомнить о вероятности того, что не только сама она уже владеет своим телом, эта мысль как-то быстро терялась и растворялась в ленивой и плавной ауре этого места.

Однако все хорошее имеет свойство заканчиваться. Не миновало это правило и их нежданного отдыха. О том, что что-то случилось, Карина узнала сама. Константин не желал ей рассказывать, о чем именно сорок минут общался с Борисом и Максом по телефону. Мимоходом заверил, что «все прекрасно», «идет по плану» и у «него под контролем». А ей волноваться не о чем.

Ладно, она не дура, и по этим оговоркам могла понять, что Костя начал «наступление» на того, кого считал виновным. О том, кто этот человек, она, вроде бы, так же догадывалась. Однако, предложение вернуться в город было связано вовсе не с этим. Ас вопросом, который, все же, требовал определенности.

Нет, они не направились к врачу сразу же с дачи. Только на следующий день Константин отвез Карину к уже известному ей Стасу, а тот проводил чету Соболевых к гинекологам. Когда же Карина узнала результат проведенного на месте анализа, ей захотелось расплакаться. От облегчения. И тут же стало очень стыдно перед Костей. Ведь он, определенно, хотел ребенка, а она радуется тому, что не оправдались его надежды.

Впрочем, Константин ни единым взглядом или жестом не дал ей понять, что разочарован. Скорее, он казался даже успокоившимся. Но, в то же время, всего лишь взглядом дал понять Карине, что от своих планов отказываться не намерен, а она была готова дать ему все, что он попросит, лишь бы то было в ее силах и возможностях.

Следующий месяц показался Карине очень суматошным и очень странным. Ее почти изолировали от внешнего мира. Вот, вроде бы, не запрещали никуда выходить и, в то же время, даже на улице, ее окружали только их люди. И так было везде, куда бы она не ходила. Даже торговый центр, уже изученный и проверенный, Карина могла посетить только тогда, когда Шлепко договаривался о том, что тот закрывают на время всего шоппинга Карины. Узнав об этом, Карина попыталась намекнуть мужу о некоторой чрезмерности мер безопасности, с ней и так теперь, неотлучно, находилось не менее пяти охранников. Однако все ее возражения были сняты после того, как Константин, скупо и неохотно, сообщил ей, что у напавшего на нее наемника, был обнаружен телефон, якобы «потерянный» Кариной во время одного из визитов в магазин.

Так же Костя очень приветствовал ее работу по отделке клиники того Валентина, с которым Карина познакомилась в вечер нападения. А она, и при всей своей неприязни к психотерапевтам, готова был выполнить все, о чем бы Соболев ни попросил. Да и, несмотря на все свои страхи, не могла не признать, что Валентин Петрович, в целом, довольно таки терпим. И потому достаточно спокойно согласилась на этот проект и начала тем заниматься. Хоть и подозревала, что в большей части всех ненавязчивых разговоров психотерапевта содержится умысел. Да только, и не разговаривать с ним — не могла. Тот всегда издалека начинал обсуждение, и когда добирался до сути, Карина несколько растеряно понимала, что рассказала о том, о чем и не думала, и не планировала упоминать.

Но чаще всего в этот месяц Карина посещала гинекологов. И с Константином, и в одиночку, она ездила в областной «Центр планирования и репродукции семьи» практически ежедневно. Что именно там проверяли и изучали в ней врачи — Карина затруднялась разобраться. Правда, после пятого или шестого посещения, почти не сомневалась, что они уже знают о ней больше, чем сама Карина, а анализы и какие-то процедуры все продолжались и продолжались. Однако она не роптала, уже все для себя решив.

Наконец, спустя чуть больше трех недель, им с Константином огласили вердикт: забеременеть без врачебного вмешательства Карина может. Но маловероятно. Двадцать процентов из ста. И если супруги желают обзавестись детьми в ближайшем будущем, то им рекомендовано экстракорпоральное оплодотворение.

Ясно дело, Соболев затягивать не планировал, о чем всегда и говорил. Да и Карина, вроде бы, не видела смысла оттягивать.

Однако, спустя еще две недели, которые они все потратили на подготовку к процедуре, после всех этих анализов и тестов, после десятков принятых таблеток и уколов, после принятого ею решения, утром, накануне поездки в Центр, она, испытывая настоящий страх, закрылась в ванной. И, несмотря на все уговоры Кости, отказалась ехать, хоть и позволила мужу, в конце концов, к ней войти. Но стоило Косте остановиться в дверях и открыть рот, со всей очевидностью, планируя ее уговорить, Карина зажмурилась. И, отвернувшись к зеркалу, так и не открыв глаза, заявила:

— Я туда не поеду. Это бессмысленно. — Она намочила ладонь под холодной водой, текущей из крана, и провела по затылку, под волосами.

— Почему, хорошая моя? — Карина готова была боготворить этого мужчину за его терпение и умение сохранять спокойствие.

Но сейчас ей было слишком нехорошо из-за накатившей паники, чтобы ему об этом сказать.

— Потому что я — уже беременная. — Заявила Карина, определенно, сумев заставить Константина опешить.

Молчание в ванной держалось около минуты, и все это время, продолжая смачивать затылок холодной водой, Карина спиной ощущала взгляд мужа.

— Ты делала тест? — Как-то очень осторожно уточнил он. Видимо решил, что Карина немного не в себе из-за стресса.

— Нет. — Карина набрала полные пригоршни воды и щедро плеснула себе в лицо.

— Я рискну напомнить тебе, что три дня назад, когда тебя осматривали в последний раз, ты, со всей определенностью, не была беременна.

Вот теперь, точно, он убедился в ее неадекватности в настоящий момент.

— Я рискну тебе напомнить, — передернула его Карина, — что два дня назад тебе рекомендовали не заниматься со мной сексом, но ты нарушил это предписание в тот же вечер.

Она затылком ощутила, как он приблизился.

— Карина, любимая, — руки Кости крепко обняли ее за талию. Он впервые назвал ее так. Видно, совсем разуверился в здравости разума. — Ты не можешь знать: забеременела или нет через два дня.

— Но я знаю, мать твою так!

Она не собиралась кричать. Не хотела ругаться. И не собиралась обрызгивать Костю холодной водой.

Просто так вышло. Просто ей было очень страшно. И, вопреки всем разумным доводам, вопреки любой науке, она знала, нутром чувствовала, что Это было в ней. Что ее тело вновь не принадлежало ей. Только теперь совсем по другой причине. И Карина никак не смогла бы повлиять на эту причину. Не посмела бы, несмотря на весь свой страх и ужас.

Не ясно было, поверил ей Костя, или нет. Но муж отвез ее в больницу и, отказавшись от назначенной процедуры, попросил проверить вероятность убежденности Карины. Врачи, достаточно удивленные подобным заявлением супругов, к тому же, определенно, не разделяющие их уверенность в целесообразности отмены процедуры, все же не стали спорить вслух. И посоветовали приехать через семь дней.

Карина понятия не имела, что думал в течение этой недели Костя. Ей же, видит Бог, было совсем не до размышлений. Она практически ничего не могла есть, каждое утро мучаясь от сильной тошноты. Ее мутило от чего угодно: движения, запаха, яркого цвета. За эту неделю Карина потеряла минимум килограмма полтора, и все чаще замечала неподдельную тревогу в глазах Соболева, который никак не мог определиться, то ли у нее и правда токсикоз, то ли Карина страдает выраженной формой самоубеждения. Впрочем, любые сомнения исчезли через семь дней, когда проведенный анализ крови, к удивлению их врачей, подтвердил такое самоуверенное и неожиданное для всех заявление Карины.

В затылке ломило, а виски пульсировали от накатывающей боли. И это в шесть утра. Вышел, называется, подышать свежим воздухом.

Ну и, на кой черт ему балкон, спрашивается? Что теперь с ним делать, если курить он не будет, а выпить кофе с женой не может из-за того, что она даже голову повернуть на подушке боится, не то, что подняться.

«Твою ж, налево! Может, пластырь никотиновый налепить, или таблетки какие-то попробовать?»

Переплетя пальцы замком, Константин надавил на затылок, в попытке унять боль, и наклонил голову почти до груди. Потом, поочередно, достал головой до плеч.

Черт с ним. Он прекрасно знал, что не будет ничего делать, ни с пластырем, ни с таблетками. Он заключил с женой сделку, а видит Бог, у него и так накопился перед ней счет промашек.

Выругавшись, Соболев помассировал лицо. Утреннее солнце припекало, игнорируя тот факт, что к концу подходил май, а не июнь. Жара стояла такая, что уже в одиннадцать дня на улице невозможно было находиться дольше десяти минут. В доме, ясное дело, работали кондиционеры, и он уже жалел, что вышел сюда.

Но, привыкнув за двадцать пять лет курить по-черному, тем более тогда, когда был на взводе, Константин даже через два месяца после того, как завязал, ловил себя на действиях, которые всегда сопровождали эту привычку.

Сегодня будет трудный день, он был бы дураком, если бы этого не понимал. Сегодня они идут на первое УЗИ, чтобы еще раз удостовериться в том, что Карина, действительно, беременна. И Костя действительно опасался, что «наглядная» демонстрация этого состояния, может вновь толкнуть его жену к очередному приступу паники.

Внизу, на лужайке под балконом, включился автоматический полив, отвлекая его от мыслей. Константин мельком глянул на сочную зелень, буйно цветущую на газоне, разбитому в соответствие с проектом Карины. Краем глаза отметил работу охраны, патрулирующей территорию, и повернулся к балконной двери.

Даже сквозь стекло он видел, как лежит в постели его жена: сжавшись в клубок, подтянув ноги к груди и зажмурившись. Он знал, что сейчас она медленно-медленно делает вдох. А теперь — выдох.

Господи! Если мог бы, он сам себе хорошо бы врезал.

Впрочем, с этим вчера неплохо справился Валентин. Не физически, конечно, но морально он так промыл Константину мозги, что в ушах до сих пор стояли гневные и возмущенные упреки психотерапевта. Причем, высказанные так вежливо и корректно, что и не придерешься, и пристрелить не за что. Да и прав Валентин, конечно. Но, честное слово, Костю так в последний раз, кажется, еще дед песочил за тот побег в армию.

И это все — на фоне остальных проблем. Его до предела достал Картов.

Константин не понимал, как Карине удавалось сдерживаться и не прибить эту мразь. У него кулаки чесались каждый день. Но надо было действовать осторожно и умно.

Когда Шлепко по его приказу приостановил все дела с Картовым, Дмитрий тут же связался с Костей, выясняя причину.

«Ах, напали на Карину?! Бедная девочка, надеюсь, не пострадала? Какое счастье… Как это он заказчик, да не может быть, чтоб на него такое наговорили?! Нет, он, конечно, вспылил тогда, когда Костя рассказал ему о свадьбе. Но то — дело прошлое. И Дмитрий никогда бы не пошел на такое. Ради чего? Ему ведь так выгоден союз с Константином…»

Не все такими словами, но общий смысл где-то близко.

Разумеется, Константин ему и на миг не поверил. Разумеется, Картов знал об этом.

Но эта сволочь подняла достаточный резонанс в определенных кругах, чтобы, случись с ним что, все посмотрели именно в сторону Соболева.

Не то, чтобы его не поняли бы, после покушения на жену. Но и не одобрили бы таких грубых методов. Все надо было сделать так, чтобы никто и ни к чему придраться не смог и при сильном желании.

Да и Боруцкий со своей проблемой. Они придумали неплохой расклад, выгодный обоим. И почти сразу Константин «делегировал» Вячеслава договариваться от своего имени с Шамалко. После столь «громких» разборок с Картовым, никого не удивило, что Соболев обратил внимание на другого кандидата. Как говориться «осадок остался». Впрочем, категоричных заявлений никто не делал, и Дмитрий продолжал настаивать на восстановлении прежних договоренностей. Но и Шамалко был заинтересован. Настолько, что молча принял Борова и даже не заикнулся, когда тот такое учудил в Киеве…

Неплохой бардак они устроили.

Хотя, это для стороннего наблюдателя их поступки казались хаотичными и суматошными. На самом деле Соболев, Никольский и Боруцкий продумали все, учли каждую мелочь. Даже то, что что-то может пойти совсем не по плану. Как и вышло с женой Борова. Но они были готовы и к этому. И теперь, пока все считали, что Константин еще четко не определился, кого поддержать после всех событий, он уже точно знал, какой шаг сделает следующим. Более того, заключил окончательный договор, но это касательно его политических интересов. А личные счеты… с ними все тоже шло, как задумано. Боруцкий не подвел. И сейчас Соболев ждал результатов от Бориса, чтобы приступить к основной части плана.

Главное, чтобы все делалось тихо, и чтобы Карина даже края этих событий не увидела и не услышала. С ее интуицией — он рисковать не собирался. Карина должна была пребывать в полном покое, и Константин за этим следил сам, лично, и очень тщательно.

Вновь ругнувшись, Константин толкнул балконную дверь и зашел в комнату. Снова улегся рядом с Кариной и очень осторожно, притянув ее к себе, обнял Карину со спины. Она тяжко вздохнула, но подалась ему навстречу. И даже, пусть и очень медленно, осторожно, но повернулась, спрятав лицо у него на груди.

Константин закрыл глаза и прижал щеку к ее макушке.

Он и сам, без всех нравоучений и моралей знал и понимал, что это все рано. Но ведь он и НЕ думал, что она забеременеет практически сразу! Они оба прошли огромное количество консультаций, и все, ВСЕ врачи, даже два специалиста по ЭКО одной из клиник Майями, с которыми он консультировался по Skype и которым предоставил результаты всех анализов и обследований — все они в один голос утверждали, что не стоит рассчитывать на мгновенный результат. Учитывая то, сколько лет репродуктивная функция организма Карины подавлялась гормональными препаратами, им советовали рассчитывать на успех на третий-четвертый раз. Конечно, врачи не отрицали вероятность удачи и с первого раза, но шансы на это были слишком малы. Такие же, как и на естественную беременность. Потому они и решили не затягивать с попытками.

И вот тебе на! Вот тебе и все расчеты, планы и вероятности!

То ли организм Карины решил всех удивить, то ли ее сознание уж очень сильно хотело сделать ему приятное. Настолько, что и тот дикий, животный страх, который Костя видел в ее глазах в эти две недели, прошедшие с памятного разговора в ванной, не смог ей помешать забеременеть.

Эта мысль ужалила очередной раскаленной иглой вины, заставив Костю чуть сильнее обнять Карину. Она все это время лежала в его объятиях молча и практически полностью неподвижно. Но в ответ на усилившуюся хватку его рук, сдавленно охнула.

— Все нормально? — Тут же забеспокоился Костя.

— Нет. — Едва слышно ответила Карина, не открывая глаз. — Если ты и дальше будешь меня тискать — меня вырвет. На тебя.

Похоже, ему угрожали. Слишком уж подозрительно она стиснула губы, словно пряча улыбку.

— Ради Бога, переживу. — Улыбнулся Костя, и погладил щеку Карины. — Все равно, ты ничего не ешь, практически. Не страшно.

Она слабо фыркнула в ответ. И тут же скривилась сильнее прежнего.

— Слушай, мне очень нравится твой одеколон, но давай, ты пока не будешь злоупотреблять им? — Теперь, по-настоящему жалобно попросила жена.

Учитывая то, что вечером он принимал душ, а утром еще и не думал ничем пользоваться, Константин пришел к выводу, что в ближайшие месяцы ему вовсе придется отказаться от любых средств, имеющих хоть какой-то аромат.

— Договорились. — Он немного отстранился и посмотрел в ее напряженное лицо. — Ты как? Готова попытаться встать и спуститься в столовую? Или принести что-то сюда.

— Я не хочу есть, Костя. — Голос Карины прозвучал жалобно, словно у маленькой девочки.

Да и выглядела она измученной. Ему до ломоты в зубах не хотелось ее заставлять. Но у Кости имелись четкие предписания врачей, удивленных состоянием Карины не меньше него самого.

— Хорошая моя, ты же знаешь, что тебе станет лучше, как только что-то съешь. Мы же вчера пробовали. И позавчера. — Так теперь начиналось каждое их утро. Но ему ли жаловаться?

Да и понимал Костя, что она не капризничает и не впадает в истерику. Карине действительно было плохо. И пусть, частично, настолько тяжелый ранний токсикоз вызывал как раз подсознательный страх и отторжение Кариной своего состояния, он и не думал ее упрекать.

Валентин, уже успевший за эту неделю по его распоряжению (да и по собственной инициативе) изучить «тонны» специализированной литературы по психологической стабилизации беременных (что не являлось его профилем), вчера очень доходчиво все объяснил Соболеву. После того, как закончил вычитывать ему.

С еще одним вымученным вздохом Карина открыла глаза и покорно села в кровати. Костя приобнял ее за плечи, поддерживая, пока она пережидала новый приступ накатившей тошноты.

— Сейчас спустимся, Фил снова причитать начнет, что ты отощала. — Попытался развеселить ее Костя.

Хотя, видит Бог, он и сам был согласен со своим эконом, трясущимся теперь над Кариной пуще курицы-наседки. За эти дни его жена умудрилась потерять в весе. И это беспокоило всех.

— Судя по тому, что мне известно о беременных, через несколько месяцев вам с Филом придется волноваться уже о другой стороне проблемы, и ограничивать меня в еде. — Ехидно, несмотря на самочувствие, заметила Карина.

И поднялась, медленно, плавно. Откинула с лица волосы, так, что солнце заиграло на светлых прядях, которые до жути ему нравились. О чем он, правда, не рискнул сообщить Карине, просто заметив, что ее новый образ «прекрасен», как и старый, впрочем. Хотя, самому себе, Соболев не мог не признаться, что расценивает эту, проступившую в ней мягкость, как свою награду. Что-то, типа, медали «За отвагу» в его молчаливой, но упорной борьбе. За то, что, несмотря на ее давние слова: «кто ты, а кто я?», все равно ввязался в борьбу за свою женщину.

И Константин любовался женой при любой возможности.

Вообще, Карина не утратила, на его взгляд, ни грамма своей привлекательности. Может, он просто озабоченный? Не полезь к ней тогда, когда ему сказали оставить жену в покое — и не было бы сейчас проблемы…

Карина вдруг тихо засмеялась, заставив его вопросительно вздернуть бровь.

— Знаешь, это почти дико на мой взгляд, но, кажется, впервые мысль о том, что я могу стать толстой — пугает меня. — Призналась Карина, принимая предложенную им руку. — Всю жизнь я старалась сделать что угодно, лишь бы стать образиной, а теперь — боюсь этого.

— Ты не станешь образиной. — Он рассмеялся. Совершенно искренне. — Думаю, даже если очень постараешься, ничего не выйдет. И толстой, тоже…

— Бред. — Карина уже хмурилась. Смены ее настроения теперь иногда вгоняли его в ступор на пару секунд. Приходилось быстро перестраиваться и угадывать, о чем же она думает. — Я презирала истеричек всю свою жизнь. Все эти закатывающие глаза дамочки, которые хватались за свои животы и требовали от окружающих повышенного внимания… Боже, они вызывали у меня отвращение! А теперь? Я говорю, как они! «Я стану толстой!». И тебе приходится меня успокаивать. — Огорченно протянула Карина. — Прости. — Она почти виновато глянула на Костю.

Ему потребовалось приложить усилие, чтобы продолжать казаться расслабленным. Одно «минное поле» он прошел. Здравствуй новое, чтоб тебя!

Что ей говорить и как успокаивать?

— Знаешь, ты вполне можешь позволить себе говорить, что хочется. — Немного насмешливо заметил он, продолжая помогать ей идти по лестнице. — Можешь, даже, попробовать закатить истерику. Мне любопытно глянуть. И, вообще, хоть весь город «на уши» поставь, ты — Соболева. И тебе все можно. — С искушающей улыбкой привел он ей тот аргумент, который всегда вворачивала ему сама Карина.

— Тогда, можно я не буду завтракать? — Она замерла на пороге столовой глядя на него с такой надеждой…

Ну, сама как ребенок, ей-Богу. Костя рассмеялся.

— Нет. — Константин покачал головой. — Завтрак — обязателен. Ну же, хорошая моя. Это не страшно. А ты — храбрая. — Он мягко подтолкнул ее внутрь, не позволяя увиливать.

Глава 34

Фил, и правда, суетился. А еще причитал. И кругами носился вокруг стола, из-за жары вновь накрытого в столовой. Что Карину радовало, так это то, что Костя теперь всегда сидел рядом, а не напротив. Муж частично прикрывал и спасал ее от не в меру заботливого эконома. Иногда ей начинало казаться, что новость о беременности выпустила на волю демона, ранее упрятанного в этом парне. Такого огромного, сверкающего и переливающегося, шумного и неумолимого в своей заботе демона-няньку. С ярко-малиновым хохолком на голове.

Честно говоря, не привыкшая к подобному, трепетному вниманию к своей персоне, Карина иногда ловила себя на мысли, что хочет куда-то убежать и спрятаться от такой заботы.

Но встречаясь глазами с взглядом Кости, четко осознавала — муж не позволит.

Соболев — отдельный разговор. Да, он прекрасно справлялся со сдерживанием энтузиазма и нерастраченным то ли материнским, то ли отцовским пылом Филиппа. Но при этом молчаливая и тихая собственная готовность Кости обезопасить каждый ее шаг, предугадать любое желание и предупредить малейшее неудобство — сбивала с ног не меньше, чем суета Фила.

Для женщины, которая еще не смогла привыкнуть к мысли, что ее просто любят — такое обилие заботы и опеки было чем-то за гранью понимания и принятия.

И все же, она старалась.

Старалась принять, понять, убеждала себя наслаждаться этим, забыв о том, что пугало и нервировало. Пыталась победить панику и страх, то и дело накатывающие на нее, как и непонятные перепады настроения, вовсе непривычные Карине. В конце концов, она и боль не сразу научилась терпеть и выносить, научиться и наслаждаться заботой и опекой. Приложит для этого все усилия.

Потому что Костя этого заслуживал.

Да и, если серьезно, она просто не знала, не могла придумать что-то, чего этот мужчина не заслужил бы. Все. Все что угодно, учитывая то, сколько он ежесекундно давал ей.

— Сладкая моя, ну хоть персик скушай! А клубника какая! Ты только глянь! Все натуральное же, вот сразу видно. Я настаивал на этом. Ешь! Тебе надо, конфетка. И творог. Ну, хоть немного. Ты же его любишь. А там кальций. — Фил расхваливал завтрак, как грузин на базаре, заставляя ее улыбаться даже против воли.

И, да, она не сомневалась в качестве предлагаемой еды. Теперь, все, что только попадало к ней на тарелку, было самым-самым — экологически чистым, полезным, лучшим, и т. д…

Фил отыскивал лучшие эко-фермы не только в стране, но и в Европе, умудряясь успевать «прочесать» весь интернет по этой теме. А Костя, без вопросов и возражений, обеспечивал доставку и покупку того, что Фил выбирал. И это — первый месяц ее беременности.

Чего ожидать от них дальше — Карина боялась представлять.

Эти двое мужчин, определенно, решили придать новое значение фразе: «беременным отказывать нельзя».

Видимо, видя, что Карина не торопится внять «рекламе» Фила, Константин глянул на эконома. Тот мигом замер, прекратив мельтешить, от чего Карине разом стало легче. Костя же, взяв персик, принялся нарезать его маленькими дольками и подавать те ей.

Сложно было неправильно трактовать этот молчаливый посыл-указ. Несмотря на сохраняющуюся тошноту, Карина принялась есть, забирая пальцами тонкие дольки из его рук. А сама раздумывала над тем, что со своим страхом надо что-то делать. Никогда она не опускала рук и не сдавалась. Сейчас же, просто постыдно было бы так поступить, перечеркнув своей пассивностью все старания любимого человека.

— Возьми творог, хорошая моя. — Не оставляя это на ее выбор, Костя сам тут же подтолкнул к ней тарелку с подсоленным творогом.

Она улыбнулась. Соболев, есть Соболев. Как тактично он «предлагал» ей выбрать варианты.

Фил за ее спиной, кажется, аж подрагивал и топтался на месте, едва сдерживаясь, чтобы и самому вновь не присоединиться к уговорам.

— К которому часу ты планировал ехать в клинику? — Аккуратно наклонившись над тарелкой, уточнила Карина.

— К девяти. — Костя чуть прищурился, присматриваясь к ней. — А что?

— Мы можем это немного перенести? Я хочу кое-что успеть до этого. — Она с невозмутимостью выдержала его изучающий взгляд.

Видит Бог, это решение далось ей непросто.

— Что именно?

— Хотела позвонить Валентину, кое-что уладить. — Карина отложила ложку в сторону, решив, что уже наелась.

Костя кивнул.

— Да, Макс ночью скинул сообщение — краска, которую ты отобрала для его клиники — пришла. — Он взялся за следующий персик, видя, что те шли лучше всего остального. — Но я не думаю, что из-за этого стоит переносить обследование. Звонок займет не больше пары минут…

— Я хочу с ним встретиться. До УЗИ.

— Хорошая моя, я уверен, что решить ваши вопросы по оформлению можно и после. Вряд ли нас задержат в клинике больше часа.

— Я хочу поговорить с ним, Костя. — Она послушно взяла очередную дольку персика.

Он замер, отложив остатки фрукта и нож. Медленно вытер пальцы салфеткой, не прекращая внимательно и почти недоверчиво смотреть на Карину.

— О ремонте? — Ровным голосом уточнил ее муж.

— Нет.

Он понял. Понял все, что ей так трудно было выговорить вслух. И больше ничего не уточняя, взял телефон, тут же набрав номер Валентина. Второй рукой он мягко сжал ее ладонь, словно поддерживая и ободряя. А может, гарантируя, что она вдруг не передумает и не убежит.

— Да. Мы приедем через час. — Не утруждаясь приветствием, проинформировал Соболев психотерапевта в трубку, как только тот, похоже, ответил на его вызов. — Карина. Она хочет с тобой поговорить. Нет.

Трудно было понять все, слушая односторонние реплики Кости. Но Карина почему-то не сомневалась, что Валентин Петрович не будет против. Как и все, кого о чем-то «просил» Соболев.

Следующим ее муж набрал номер Максима, велев тому предупредить врачей, что они приедут позже.

— Наелась? — Уточнил он, отложив, наконец, телефон.

Карина слабо усмехнулась, подавляя предательскую дрожь в теле. Но решение было принято, и она собиралась привести то в исполнение.

— Пожалуй. — Кивнув, она приняла предложенную ей руку и поднялась следом за Костей. — Я быстро соберусь. — Пообещала Карина мужу.

— Я знаю, — улыбнулся тот, весьма успешно делая вид, что вовсе не насторожен.

И безумно ценя это, она подошла вплотную к Косте, приподнялась на носочках и нежно поцеловала его в губы.

Через сорок минут они уже приехали к психотерапевту. Приемная перед кабинетом оказалась пуста. Что, наверное, и неудивительно, ведь еще не было и восьми утра. Да и никто из них не стремился к большому количеству людей вокруг.

Валентин Петрович ждал их у порога, и судя по взъерошенному виду, звонок Кости выдернул того еще из кровати. Тем не менее, он сдержанно и искренне улыбнулся им обоим, открыв двери кабинета и приглашая войти.

Но на самом пороге Карина замерла. И, чуть прикрыв двери, обернулась к Косте, который, определенно, намеревался присутствовать при ее беседе с Валентином.

— Я хотела бы зайти одна. — Достаточно уверенно проговорила она, видя, что муж готов не согласиться с этим.

— Ты не должна делать этого, если не хочешь. — Костя обхватил ее пальцы, побелевшие от того, с какой силой Карина сжимала дверную ручку. Погладил, помогая расслабить. — И, тем более, не должна делать это в одиночестве.

— И все-таки. — Карина заставила себя медленно и глубоко вздохнуть. — Мне страшно, и противно, и гадко из-за своего опыта. Но… — Она улыбнулась. Не то, чтоб весело, но и не грустно. — Ты не можешь все делать за меня. Я так не хочу. — Высвободив пальцы из его ладони, Карина погладила щеку Константина, ощущая пальцами, что и он напряжен не меньшее. — Есть битвы, которые должна отвоевать именно я. Потому, что люблю тебя.

Глаза Кости сверкнули, но ответить он не успел. Не дав больше ему ничего сказать или возразить, она решительно зашла в кабинет, плотно закрыв за собой двери. И даже сумела уверенно улыбнуться Валентину Петровичу, который смотрел на нее с явно заметным одобрением.

Кабинет этого психотерапевта мало отличался от тех, которые ей уже доводилось посещать. Рабочий стол, с набором канцелярских принадлежностей, календарем и ежедневником. Кресло, в котором и сидел сейчас Валентин. Светло-бежевые стены, «украшенные» дипломами и картинами, небольшой диванчик-софа в одном из углов кабинета, жалюзи на окнах. Стеллаж с книгами по психологии и психиатрии в другом углу.

Почти стандартная обстановка, отличающаяся лишь в мелочах, во всяком случае, если судить из ее опыта. Но именно об этом, обо всем прошлом опыте, она и пришла сюда, если не забыть, то хотя бы, оставить тот позади.

Потому и сама Карина сдержанно улыбнулась психотерапевту.

— Вы хотели поговорить со мной,… Карина? — Валентин Петрович указал ей рукой на кресло, стоящее напротив стола.

— Да. — Карина опустилась на предложенное место, все-таки, несмотря на все намерения, ощущая себя достаточно скованно.

— О чем? — Валентин смотрел на нее открыто и с доброжелательным интересом. Как и положено человеку его профессии.

— Я беременна. Вы знаете? — Карина смотрела прямо на Валентина.

Казалось, психотерапевт секунду взвешивал своей ответ, прежде чем заговорить.

— Да, Константин упоминал. Вы хотите поговорить об этом со мной?

Карина усмехнулась уголками губ и, понимая, что стоило бы сдержаться и совладать с собой, все-таки поддалась чувствам, которые сейчас преобладали в ней над разумом и выдержкой. Она поднялась с кресла и прошлась до полок с книгами.

— Вы давно его знаете? — Не ответив на вопрос Валентина, задала Карина свой.

Психотерапевт молчал некоторое время, а потом усмехнулся так же, как и она.

— Некоторое время. — Валентин откинулся на спинку своего кресла. — И Костя не раз говорил о том, насколько вы наблюдательны.

Карина хмыкнула. Провела пальцем по торцам книг, не понимая названий, хоть и видела буквы.

— Он советовался с вами, касательно того, что я должна делать, да? — Полутвердительно спросила она.

— Почему вы так решили? — Валентин смотрел с интересом.

— Предложив мне заняться отделкой клиники, Костя назвал вас своим другом. Но в феврале, когда я только приехала сюда, и мне рекомендовали посетить психотерапевта, он о вас не упоминал. И даже консультировался у Карецкого о психотерапевтах, хотя, логично было бы предложить, что, имея вас в друзьях, он в первую очередь связался бы именно с вами по этому вопросу. Но я ничего не имею против, мне так даже проще, наверное. — Карина подняла ладонь, не позволив Валентину прервать ее. — Наверняка, вы знаете достаточно о моем прошлом сейчас, и мне нет нужды углубляться в подробности.

— В какой-то степени верно. — Валентин улыбнулся шире. — У вас, и правда, великолепно развито чувство интуиции и наблюдательность. И да, я имею о представление о вашем прошлом, Дарья. — Валентин чуть прищурился, словно ожидая ее реакции. Вот за это она и не любила психотерапевтов — ничего те не делали и не говорили просто так. Все было со скрытым смыслом и двойным дном. — Но вы ошиблись в причине его визитов.

— Я предпочитаю, все же, чтобы меня называли Кариной. Я уже не та девочка, и вряд ли сумею стать ею опять. — Карина немного дерганым жестом отбросила волосы на плечи.

Валентин медленно кивнул.

— И в чем же именно я ошиблась? — Она вновь прошлась по кабинету, возвратившись к столу. Но не села.

— Константин никогда не спрашивал у меня, что вы должны делать. Хотя, не буду таить, я сам пытался давать ему рекомендации касательного этого.

— Зачем же он тогда приезжал? — Карина приподняла одну бровь.

— Соболев обратился ко мне ради помощи ему, а не вам. Он хотел знать, что ОН должен делать и как себя вести, чтобы вам было комфортно.

Она медленно опустилась на софу, и уткнулась лицом в ладони. Сжала виски. Запустила пальцы в волосы.

Валентин просто сидел напротив и молча ждал, пока она начнет говорить.

Карина же пыталась собраться с мыслями. Хотя, больше всего другого в эту минуту, ей хотелось все бросить и кинуться к мужу. Может, стать перед ним на колени, как он сам недавно, и сказать «спасибо». Впрочем, это не приблизило бы их обоих к цели. И Карине никто не помешает сделать все это и позже.

Потому она заставила себя сидеть на месте.

— Знаете, после всего…Всех… я не верила, что такие — существуют. — Тихо заметила она, рассматривая свои ладони. — До сих пор — не верится, если честно. — С растерянным смешком добавила Карина, вертя кольцо на пальце.

— И, тем не менее, человек, который сейчас, наверняка, вытаптывает дорожку в линолеуме моей приемной — точно, реальный. — Усмехнулся Валентин в ответ. — Да и тот факт, что Константин как-то угрожал меня пристрелить, вряд ли позволит мне так расслабиться, чтобы усомниться в его реальности.

Это, отчего-то, заставило Карину рассмеяться. Наверное, нервное напряжение, сжимавшее ее до этого момента, сказывалось. А вместе со смехом, будто что-то вышло из нее. Словно ушла какая-то часть нервозности. И Карина ощутила себя немного проще и свободней в обществе Валентина. И он, казалось, уловил это изменение.

— Итак, мы начали с того, что вы беременны. И вас это беспокоит? Что-то заставляет нервничать? — Все с той же доброжелательной готовностью выслушать, напомнил Валентин.

— В какой-то мере. — Карина сжала пальцами мочку уха. Замолчала. — Да. Если честно, ужасно пугает. — Вдруг призналась она. — Но Костя хочет ребенка. Да и я прекрасно понимаю, что такому человеку нужен наследник… И все-таки… — Она дернула плечами.

Валентин кивнул.

— И все-таки, страх от этой умной мысли не уходит? — Резюмировал он.

Карина покачала головой.

— Что ж, давайте попробуем подумать, чего именно вы боитесь. И, может быть, найдем хоть одну причину, по которой ребенок окажется нужен и вам. — Предложил Валентин.

Она провела у Валентина полтора часа. И каждую минуту из этого времени Константин проторчал на ногах, не в силах присесть и спокойно дождаться итога встречи. То, что он и так поспособствовал некоторой дестабилизации ее состояния, не позволяло Соболеву расслабленно отпустить происходящее на волю течения. Но и вмешаться — он возможности не имел. И, более того, уважал и восхищался, гордился тем, что его жена, несмотря ни на что, решилась, и настояла на своем решении. Ее стремлением перебороть собственные страхи и опасения.

Потому он так же ничего не спросил и тогда, когда она вышла из кабинета Валентина, коротко сообщив, что договорилась и о завтрашней встрече с психотерапевтом. И теперь готова ехать на обследование.

Костя только кивнул, позволив жене оставить то, к чему она пришла в результате первой беседы, при себе, в который раз положившись на профессионализм Валентина. Тем более что сейчас, казалось, Карина держалась несколько спокойней, нежели с утра.

Правда, когда они добрались до клиники, некоторая нервозность вернулась к ней. Впрочем, ту можно было заметить лишь в глазах Карины, и Костя сомневался, что кто-то, кроме него, уловил это. Сам же он просто крепче сжал ладонь жены, давая ей ощущение своего присутствия и поддержки.

А спустя десять минут, прилагал титанические усилия, чтобы не стиснуть ее ладонь с бешеной силой.

Двое.

У них будет двое…

Детей…

Почему-то, первой мыслью, которая мелькнула у Константина — было то, что это Валентин его пристрелит. Или, вероятней, закопает живьем, после того-то, как он устроил ему такую головомойку из-за самого факта ее беременности.

Второй мыслью — стал искренний страх за жену.

Осознавать и осмысливать что-то еще — времени просто не хватило.

Лицо Карины казалось белым. Вероятно оттого, что таковым и было. Кровь отхлынула от ее щек, едва врач радостным голосом сообщила об этом. И Константин лихорадочно пытался понять, не грозит ли его жене обморок, пока доктор объясняла, что так часто бывает при ЭКО, так как гормоны, вводимые женщинам, способствуют стимуляции организма женщины к созреванию нескольких яйцеклеток, вместо одной, как обычно. Чтобы шансы успеха процедуры повысились.

— Мы так и не прошли ЭКО! — Рявкнул Соболев так, словно данная врач лично приложила руку к тому, на что они сейчас любовались на мониторах аппарата.

— Да… конечно. — Женщина испуганно глянула на него. — Но подготовку-то прошли… И потом, сами понимаете, это же дело случая. Не в наших силах это предугадать или как-то предсказать…

Кажется, она только сейчас обратила внимание на то, что ее новости вызвали у супружеской пары ошеломленный шок, вместо ожидаемой ею, радости и восторга.

— Выйдете. — Отрывисто велел он, стараясь взять эмоции под контроль.

Женщина послушалась без всякого сопротивления или возражения.

Соболев зажмурился, понимая, что орать, тем более на врача — совершенно бессмысленно. И несвоевременно. Резко выдохнув, он открыл глаза и наклонился почти впритык к лицу жену.

— Карина? — Константин провел пальцами свободной руки (той, в которую она еще судорожно не вцепилась), по ее закушенным губам. — Любимая моя…

Словно повторяя его действия, Карина зажмурилась. И глубоко-глубоко вздохнула.

— Слушай, я теперь знаю, как ты стал собой. Тем Соболевым. — Тихо прошептала она, так, что Косте приходилось напрягаться, чтобы расслышать. А ведь он наклонился так низко, что черты ее лица сливались перед глазами.

Впрочем, и слыша, он не понял, к чему жена клонит.

— Одного не понимаю, как ты сумел кинуть меня во, вроде бы, прозрачной сделке: один завод — один ребенок. — Открыв глаза, спросила Карина. — Кому тут можно было дать взятку, чтобы подтасовать в свою пользу, а, Соболев? — Она попыталась улыбнуться, хоть и вышло не очень, учитывая дрожь, которую он ощущал во всем ее теле. — Блин! Я понимаю, обставить пару-тройку партнеров, даже понимаю, как рейдерство провернуть, записав на себя все мало-мальские объекты области. Это все ясно. Но тут ты кому умудрился приплатить?! С кем договорился?

— Ты забываешь, я еще курить бросил. — Напомнил Костя, полностью прижавшись своей щекой к ее. И стараясь ухмыляться не сильно широко.

Если она пыталась шутить то, может… Только может, но, ситуация не так уж и катастрофична, как ему показалась вначале?

И, Матерь Божия! Но у них будет ДВОЕ! Сразу двое детей!

Полное осознание этой мысли накрыло Константина именно сейчас, отчего-то. Но, не вполне уверенный, что точно знает как, да и стоит ли сейчас это анализировать и реагировать, отвлекаясь от состояния Карины, он задвинул данное осознание вглубь разума. На потом. На тот момент, когда сможет уделить этому внимание.

— Ты — как? — Отстранившись, он погладил ее щеку.

— Не знаю. — Честно призналась Карина, продолжая закусывать губы. — Как думаешь, Валентин сможет встретиться со мной еще раз сегодня? — Спросила она.

— Он сможет все, что ты захочешь. — Костя тут же вытащил телефон.

— Нет. — Карина поймала его руку, остановив. — Подожди. Не надо пока. Я попробую сама это все осознать и разобраться. Можно? А, если не выйдет, тогда позвоним.

Он кивнул. Странно, но говорить было отчего-то трудно. Хоть он, вроде бы, и воспринял уже все.

Из клиники они сразу поехали домой. Карина, верная своему решению, попросила Костю дать ей час, всего час побыть в одиночестве, чтобы все это попробовать осмыслить. И он даже не спорил. Честно говоря, Константин и сам нуждался в некотором пространстве и времени.

Он отправился в свой кабинет, даже не подумав, что можно съездить в офис. По правде сказать, в этот момент Соболев даже не помнил о том, что у него есть офис, и какие-то контракты, звонки, и прочее…

У него была жена и будет… двое детей…

Именно в эту минуту этот факт вырвался из тех «задворок» сознания, куда Костя стремился тот засунуть и по второму кругу накрыл его с головой. Как волной, что аж захлебываешься.

Господи.

Соболев буквально рухнул в кресло, бессмысленно смотря в точку пространства прямо перед собой, и попытался это все же представить себе.

До данной секунды, даже уже зная о факте беременности, Константин как-то не воспринимал то, что тот подразумевал под собой. То есть, у него было выше головы забот о Карине, и ее состоянии с этим долбаным «ранним токсикозом». И вина за саму беременность так не вовремя. У него была куча предприятий и действующих схем за спиной, которые нельзя было откладывать, и которыми надо было заниматься, несмотря ни на что. Потому как не могла вся экономика области стать, только оттого, что у него не хватало на ту времени. А еще, не менее важная, у него сейчас разыгрывалась по пунктам схема устранения Картова. А не за горами был и старт их плана по Шамалко…

Месть, как и предприятия, была не тем делом, которое Константин мог бы отложить в долгий ящик.

И за всем этим он не задумывался о том, что же значит факт беременности Карины.

Когда они впервые завели об этом разговор, он однозначно настоял на отказе от контрацептивов и, используя все свое влияние на Карину, решил, что дети — дело первоочередное. Ведь ему нужны наследники. И…

Но…

Капец.

Оказывается, Соболев как-то не понимал, что у них, реально, действительно будет ребенок. Настоящий. Живой. А не еще одна веха, «галочка» напротив выполненного пункта плана. Вот, вроде бы не дебил. Разумом думал, но осознать, действительно понять…

Протянув руку, Констант взял бутылку виски с мини-бара и щедро плеснул себе в стакан, ничем не разбавляя.

Двое…

По горлу и желудку разлилось приятное тепло.

Так. Ему нужен совет. Мнение человека, который в детях разбирается.

Вытащив мобильный, он набрал Никольского, который должен был находиться где-то неподалеку, учитывая, что больше не тратил время ни на что, кроме работы на Костю.

— Давай ко мне. — Сипло и отрывисто велел он Борису.

Тот, прекрасно зная, куда они ездили и что делали, насторожено помолчал секунду. Наверное, сбитый с толку его тоном.

— У вас там, как? Все в порядке? Кто будет-то? — Аккуратно и осторожно уточнил Никольский.

— Понятия не имею. — Усмехнулся Соболев, ощущая, как тепло от виски дошло до головы. И плеснул себе еще порцию. — Но у нас их будет двое. — Все еще ошарашенный этим фактом, сообщил он другу.

— Ну, ты…!

Отреагировал тот бурно, но мало внятно.

Поняв главное, что Никольский явится через десять минут, Константин приступил к второй порции виски, но уже вдумчиво и медленно, осознавая, что, пожалуй, рад такой новости. С этими детьми и спиться недолго. Совсем недавно, всего два дня назад, он тоже пил, правда, водку, не радуясь, а поминая душу. Так вышло, что приехал Константин к Боруцкому в неподходящий момент…

Странная, все-таки, штука — жизнь. Попробуй, угадай, каким боком она к тебе повернется в следующую минуту, наплевав на все твои планы.

Двое… Капец.

Если говорить откровенно, последний час дался Карине непросто. Очень. Однако, верная своему решению, она очень старалась справиться с этой новостью и принять ту, если не душой, то хоть разумом. Как там учил ее Валентин — попытаться найти в этом что-то положительное для себя? Легко — ей же проще, не надо будет проходить через все это снова, если Косте захочется еще ребенка! Разом «отстреляется» и все, свободна!

Может и не очень трепетный настрой для такой новости, но ведь правда?

Так. Одну положительную черту уже обнаружили. Дальше…

Мама дорогая! А если это будут девочки?

До этого момента Карина даже не сомневалась, почему-то, что у них родится мальчик. При том, как Соболев умел добиваться желаемого-то. Он ведь и хотел наследника. И она могла поспорить, что и тут Костя, как-то, да провернет все в свою пользу. Но теперь на нее вдруг нахлынули сомнения — а если, все же, девочки? Тогда это все надо будет повторять опять?

Ладно, не в этом даже дело.

Девочки…

Осознав факт своей беременности, еще тогда, пару недель назад, Карина практически убедила себя в том, что у них родится мальчик. Не может быть иначе. Просто не может. Она и за мальчика будет бояться, за каждый его шаг и вздох вне пределов своей видимости. Но мальчики — они вырастают в мужчин. Они сильные, они могут защитить себя, по большей части. А у их ребенка будет с кого брать пример. У детей…

Господи! При всем своем атеизме, Карина готова была встать на колени и молиться о том, чтобы дети внутри нее были мужского пола.

Потому что, если это будут девочки… Она не представляла, как сможет такое вынести, чтобы там не говорил Валентин, и как не пытался бы ее убедить, что даже женщины без ее прошлого волнуются о безопасности своих будущих детей. Кто лучше нее знает то, как беззащитны девочки перед безумными, дикими желаниями взрослых мужчин? Кто настолько посвящен в самые больные фантазии извращенцев? И одна мысль, один намек на то, что ее дети, что их с Костей дочери могут попасть в такую ситуацию или встретить своего «Картова», или кого-то, на подобии ее отчима…

Карина опустилась на пол, ощущая, что задыхается от страха. Как можно одновременно бояться самой беременности, меняющей, перекраивающей ее тело и эмоции, и сходить с ума от ужаса за будущих детей — она не представляла, и не задумывала. Просто ощущала это.

Определенно, одной встречи с Валентином ей катастрофически мало.

Карина подозревала, что им с психотерапевтом придется тесно подружиться, потому что, иначе, ежедневное общение на протяжении ближайших девяти месяцев может стать напряженным. Но вряд ли ей удастся видеться с ним реже. Она не имеет права подвести Костю и обесценить все то, что он для нее делал.

Отдавая себе отчет в том, что отпущенный ею самой себе час подходит к концу, Карина осторожно поднялась и побрела в ванную комнату. Посмотрела в зеркало на свое бледное отражение, и рассердилась.

Нет, так дело не пойдет. Определенно. Как бы там ни было, но она должна взять себя в руки. Только единицы среди женщин способны вынести то, что она вынесла, и сохранить разум, научится выживать. И Карина все это вынесла. А теперь, что? Боится сделать то, что по всему миру делают миллиарды женщин? Родить ребенка любимому мужчине?

Это просто абсурдно, и надо прекращать на этом зацикливаться.

Да, страшно, да непонятно, и непривычно. И тело ее не слушается, само творит, чего хочет. Но, по крайней мере, у нее есть четкая уверенность в краткосрочности подобных изменений, как напомнил ей Валентин. И после, ее тело вновь будет в ее полном и безраздельном владении. А пока она может попытаться привыкнуть к новому опыту, не болезненному, и не насильственному. Просто такому, какого еще не было в ее жизни.

Она может и сумеет это сделать. Не сразу, но постепенно.

Руки Карины, словно сами по себе, подняли край блузы и накрыли совсем плоский еще живот.

Она очень постарается относиться к этому, как к любопытному эксперименту, имеющему конечный срок, и сумеет вынести, взять свой страх под контроль. И, возможно, в процессе этого, даже обучится как-то совладать с той паникой, что рождала в ней одна мысль о безопасности будущих детей.

Хотя, в этом Карина сомневалась. Но, все же. Не зря же Костя этого Валентина в друзья записал и столько доверил. Тот должен быть очень хорошим специалистом, чтобы получить такое благоволение Соболева. Вот он ей и поможет.

Решив на этом прекратить думать на сегодня и попытаться теперь с мужем обсудить новость, которая на них свалилась, Карина спустилась вниз.

Костю она нашла быстро, муж, предсказуемо для нее, обосновался в кабинете, который с удовольствием обжил после переделки.

Но вот что Карина предсказать не могла, так это то, что за тот час, который она провела в спальне, Константин сумеет напиться. Не так, чтоб «в стельку». Но и не просто «расслабился». Удивительный мужчина, ее муж, однако, за что не брался бы, все делает основательно.

Похоже, за своими страхами, она недооценила степень его стресса от новости о двойне.

К тому же, напился Костя не сам, а в компании с Борисом. Но с того что спрашивать, подчиненный все-таки.

— Весело тут у вас. — Заметила Карина, замерев на пороге.

Константин, уже без пиджака и без галстука, с расстегнутым воротом рубашки, тут же поднял голову и пару секунд просто буравил ее взглядом. Причем, если обычно она мало что могла прочесть в его глазах, только когда Костя позволял это, сейчас Карина понимала каждую мысль, отражавшуюся в этом, немного растерянном, хмельном, но определенно довольном взоре.

Ее муж, похоже, заволновался о том, как она отреагирует на наличие пьяных мужчин в доме. И даже попытался казаться не настолько выпившим, как был на самом деле. Главное, при этом понимал всю безуспешность попытки.

Карину, почему-то, это настолько тронуло, настолько зацепило, что она так и застыла на пороге, ощущая, как губы расплываются в улыбке.

Пожалуй, ни разу еще она не видела Соболева настолько… открытым, что ли? Мысли, чувства и причины своих поступков Костя всегда держал закрытыми от окружающих. Даже от нее, пусть Карина уже интуитивно научилась чувствовать и улавливать то, что творилось за непроницаемым «фасадом» этого сильного и волевого мужчины. Чего стоила их «свадьба» и его признание в любви, когда Костя просто поставил ее перед фактом.

В этот момент он был иным.

Нет, он не казался сейчас слабым или уязвимым. Ни на секунду. Более яростным, несдержанным, пожалуй. Он всегда ассоциировался у нее с твердой скалой, надежной и непоколебимой. А сейчас Карина поняла, что наряду с этим, в любимом прячется еще и «ветер», буйный, бешенный, почти ураганный. Но и тот был направлен на ее безопасность.

А еще Соболев в этот момент был очень веселым. И счастливым. Константин, определенно, быстрее сумел принять и насладиться нежданным «удвоением» будущих наследников. Не без помощи друга и виски, судя по пустой бутылке, стоящей на столе между мужчинами.

А ее это развеселило. Его реакция. Его свобода.

Развеселило и заставило почувствовать почти такое же счастье, какое, похоже, испытывал Костя. Правда, не от факта беременности, пока, а от его радости. И это ощущение их общей, какой-то разделенной между двумя радости, словно протянулась тонкой, воздушной, но почти реально ощутимой нитью.

— Карина. Простите. Поздравляю. — Никольский, сохранивший галстук, но смотревшийся достаточно взъерошенным, попытался резко подняться, одновременно, без пауз, выпалив все это.

Похоже, и он ощутил, что в кабинете стало тесно для третьего, лишнего. Но из-за своего состояния и слишком ретивого подъема, запутался в стуле и столе, чуть не смахнув на пол пустую бутылку.

Это выглядело настолько непроизвольно и непосредственно, и так не вязалось с образом Бориса, что все засмеялись, немного разрядив ту щемящую атмосферу, заполнившую кабинет с ее появлением.

— Простите. — Борису все же удалось выпрямиться. — Я пойду, пожалуй. — В этот раз он удачно добрался до двери, от которой Карина отошла, пропуская Никольского. — Поздравляю. — Кивнул он, широко улыбаясь.

— Спасибо. — Карина улыбнулась в ответ.

И Никольский быстро ретировался.

— Это вы праздновали, расслаблялись или напивались от горя? — Продолжая улыбаться, она повернулась к мужу.

— Первое. И второе, немного. — Костя поднялся со своего кресла, справившись с этим получше Никольского, хоть и было заметно, что ему пришлось немного сосредоточиться.

Похоже, он собирался подойти к ней.

— А что так основательно? — Она подошла к нему, решив не подвергать мужа опасности, мало ли, может и у него ноги заплетаться начнут.

— Так повод какой. — Его усмешка стала шире.

Костя протянул руки и, крепко обняв, обхватил одной ладонью ее затылок и с силой прижал Карину к себе, буквально зарывшись лицом в ее волосы.

— Слушай, может, и мне напиться? И все проблемы, и страхи, как рукой снимет? — Понимая, что непроизвольно начинает смеяться, спросила она.

— Нет! Тебе нельзя. Только сок. — Костя немного отстранился и достаточно сурово нахмурился. — Хочешь сок? ФИЛ!! — Вместо того чтобы воспользоваться коммутатором, заорал Костя прямо у нее над ухом.

Впервые, с того первого вечера у него дома. Вот, и правда, по-видимому, первый раз за эти месяцы расслабившись.

Но Карина не испугалась, а искренне расхохоталась такому методу вызова эконома. Да и сомневалась, что Фил услышит.

— Я оглохну. — Продолжая смеяться, пожаловалась она мужу, который тут же переполошился и прижал ее к себе еще сильнее. — И сока я не хочу.

— Прости. — Костя начал покачивать ее, словно убаюкивал. — Но я, как ты верно заметила, давно такой выгодной сделки не проворачивал. Имею право отпраздновать.

— Имеешь. — Согласилась Карина, продолжая смеяться, и спрятала лицо у него на плече. — Дважды имеешь право. Заслужил. — Она лукаво посмотрела на него снизу вверх, игнорируя робкие попытки опасений вырваться наружу.

Теперь расхохотался Константин. Искренне, громко и, подхватив ее, усадил Карину на край стола.

— Точно. Заслужил. — Он крепко поцеловал ее. Отстранился. Секунду посмотрел в ее глаза. — Мы оба заслужили.

Обхватив рукой ее щеку, Костя снова завладел ее губами, но уже иначе. Ласково, жадно, страстно. А она, ответив, подумала, что он прав, они оба заслужили право праздновать. Что и для нее это огромная победа над всем, что столько лет корежило ее жизнь. И Карина сделает все, чтобы научиться праздновать это настолько же искренне и открыто, как и Соболев.

Глава 35

Это был один из тех редких дней, когда никто и никуда не спешил. Даже Фил, последние две недели поставивший весь дом с ног на голову, после того, как узнал о двойне, передвигался как-то сонно и неторопливо. Хоть, нельзя было не отдать ему должное, общий комфорт, который эконом старался обеспечить Карине, от этого не уменьшился. Однако, вместо уже ставшей привычной бурной и кипучей деятельности, сегодня он ухаживал за ней неторопливо, вдумчиво и степенно.

Жара, так и не спавшая ни на градус, сказывалась и на этом парне. А сегодня было совсем тяжко — воздух, казалось, сочился, настолько высокой была влажность. И хоть небо над головой радовало глаз лазурной чистотой, всем казалось очевидным, что день закончится грозой.

Константин, как это часто теперь случалось, решил остаться и поработать дома. Но Шлепко, извещенный о намерении босса семь минут назад, еще не успел приехать. И они сидели в гостиной, делая вид, что разговаривают. На самом же деле это больше напоминало ленивую дрему, с ее стороны, во всяком случае, которую то и дело прерывали насмешливые комментарии Кости, заканчивающего читать ежедневную подборку газет. На столике, рядом с локтем ее мужа, стояла чашка кофе, подальше от Карины, которую невыносимо мутило сейчас от этого запаха. И Соболев, то и дело отпивая свой напиток, сообщал Карине последние тенденции и котировки акций компаний, к которым питал интерес. Предполагалось, что Карина должна как-то комментировать и высказывать свое мнение о том, что слышала. Но, на практике, ее участие сводилось к невнятному урчанию и вздохам, больше вызванным удовольствием, от того, что в процессе чтения Костя поглаживал и массировал ей стопы, нежели имеющим отношение к экономике.

Фил заглядывал в комнату каждые две-три минуты. Впрочем, не раздражая своим вниманием, и не маяча перед глазами, хоть и оставалось загадкой, как ему это удавалось при столь пестрой внешности. Дополнившейся, к тому же, в последние две недели, выразительной и не оставляющей пространства для двоемыслия, лаконичной татуировкой хной на выбритом затылке, в виде фразы: «Мы ждем двух!»

Когда Карина впервые это увидела, думала, что не сможет прекратить хохотать. Правда, не из-за надписи, а из-за реакции Кости. Особенно, когда Карина, сквозь хохот, заметила, что и у нее, кажется, появился «дневной муж-гей», столь популярный нынче в Америке.

Выражение лица Кости было и возмущенным, и раздраженным, и веселым одновременно. На какую-то долю секунды, она даже решила, что он Фила прибьет, или, как минимум, надает по этому самому затылку.

Однако, проявив истинные чудеса выдержки, ее муж сдержался, благодаря чему эконом выжил. Насколько Карина знала, у них потом был разговор, но ее в подробности никто не посвятил, мотивируя вредом волнений, а исходя из того, что надпись осталась на своем месте — мужчины пришли к какому-то консенсусу.

Но вот муж ее стал проводить дома куда больше времени. Нет, конечно, и дураку было ясно, что дело не в ревности. К Филу даже Отелло не стал бы ревновать. Да и Константин, вроде бы, не страдал подобным. Скорее, Карина была склонна списывать все на ту же повышенную заботу и беспокойство о ее состоянии, и реакции Карины на происходящие с ее телом изменения. Впрочем, ей даже нравилось, что Соболев почти постоянно рядом. Так ей, действительно, было проще и легче воплощать в жизнь все то, о чем она ежедневно разговаривала с Валентином. Да и постоянное удовольствие мужа от того, что Карина понемногу начинает принимать происходящее — радовало и служило великолепным стимулом.

Тихий звон стеклянного стакана о поверхность столика, подвинутого с ее стороны дивана, возвестил об очередном явлении их эконома. Лениво приоткрыв один глаз, Карина с усмешкой отметила очередное «обновление ассортимента» своих напитков. Бедный Фил! Если с Константином никаких проблем и сомнений не было, тому лишь надо было вовремя подносить свежий кофе, то с ее «картой напитков», эконом никак не мог определиться. И сколько бы ни пыталась Карина объяснить, что ей просто сейчас ничего не хочется, парень не желал угомониться. Он уже успел заварить ей зеленый чай, стынущий сейчас в прозрачной стеклянной чашке, трижды менял виды сока, видя, что Карина не торопится пить, и постоянно приносил свежий лед, тающий в ведерке.

Но Карине было лень двигаться даже для того, чтобы отпить глоток чего-нибудь, просто, для демонстрации, что ценит усилия Филиппа. На нее все чаще в последнее время накатывало это состояние дремотной лености, когда ничего не хотелось, да и сил не было что-то делать. Только бы вот так лежать, позволяя Костя гладить свою кожу, или, устроившись щекой на его плече, спать.

По правде сказать, иногда, настолько беспомощное состояние ее пугало, как и собственная неспособность побороть эту слабость и лень. Весь ее жизненный опыт и въевшаяся в мышцы привычка ожидать нападения, били надрывную тревогу в разуме о том, насколько беззащитна Карина в таком состоянии перед любой угрозой. Однако, усилием воли, здравым смыслом, а так же, благодаря поддержке и почти постоянному присутствию Кости в непосредственной близости — ей удавалось перебороть такие панические приступы.

Даже вибрация телефона мужа не заставила ее окончательно проснуться. И хоть Карина не была довольна тем, что Константин поднялся, видимо, не желая мешать ей разговором, нарушая тихую и ленивую атмосферу комнаты, она не противилась. Правда, краем глаза, то и дело полностью зажмуриваясь, наблюдала за тем, как муж, закрыв за собой стеклянные двери, ходит взад-вперед по веранде, разговаривая с Никольским и посмеиваясь над чем-то в словах помощника. Лень была настолько сильной, что даже то, что Костя обычно разговаривал с Борисом при ней, не встряхнуло Карину. И она, сама не заметив, в какой именно момент, все же окончательно уснула.

— Он согласен. — Даже без обычного для Никольского пожелания «доброго утра», сообщил тот Косте в трубку.

— Долго же этого ждать пришлось. — Константин хмыкнул, наблюдая сквозь стекло за тем, как дремлет Карина.

Его жена, шутя, замечала, что отоспится за всю свою жизнь в эти месяцы, если ее будет так клонить в сон и дальше. Константин же не видел повода сопротивляться или мешать этому ее желанию.

— Слушай, я же не сам с ним разговаривал. Ты же понимаешь, обстоятельства. Человек ориентировался по ситуации и поведению нашего парня.

— Ладно. — Костя хрустнул пальцами, и потер лоб. По сравнению с комнатой, на веранде оказалось ужасно жарко. — Он точно согласен? Твой человек уверен в выводе? Я устал ждать. Хотелось бы уже все закончить. И именно так.

— Понимаю. — Борис сохранял серьезный тон, и Константин знал, что друг, как бы там ни было, не в восторге от того, что делал. Но ведь сам решил. Вот и молчал. — И да, он согласен. Я не заводил об этом разговор, пока не получил сто процентную гарантию. Хотя, как мне кажется, все было бы гораздо проще сделать более традиционным способом.

— Так. Хорошо. — Ощущая удовлетворение, Константин усмехнулся, проигнорировав мнение друга. — А у Борова что?

— Вячеслав уже все решил с тем, о ком ты просил. Все договорено, и они ждут место и дату.

— Хорошо. — Опять повторил Соболев. — И что у нас с датой и местом?

— Послезавтра скажут. — Отрапортовал Борис.

— Борову звонил, говорил, что послезавтра?

— Да.

— Его человек успеет?

— Да.

— Значит все, Борис. Начали. — Велел Константин.

Обернулся — Карина все еще спала. Вот и замечательно. Она узнает. Но лучше потом, когда все уже будет закончено.

С прогнозом она не ошиблась. Более того, грозы продолжались следующие два дня. Потому Карина из дому предпочитала не выходить, пользуясь при этом, полным одобрением и позволением Кости. Валентин приезжал к ним самостоятельно.

И они даже перенесли посещение клиники, запланированное за две недели до этого. Ничего экстренного не было, чувствовала Карина себя, в целом, нормально, и Костя не настаивал на том, чтобы ехать куда-то при такой погоде.

Попав же в больницу, она покорно вытерпела обследование, сдала анализы, почти не замечая всего этого, и понимая, что начинает нервничать: все это время Константин провел в коридоре, разговаривая с одним из врачей. При этом он то и дело смотрел в ее сторону через распахнутые двери кабинета. И, насколько она знала своего мужа, не выглядел спокойным и счастливым.

— Костя? — Едва ей позволили подняться с кушетки, на которой Карина лежала, пока ей производили всевозможные измерения, она с вопросом глянула на мужа. — Что происходит?

— Ничего, моя хорошая. — Очень убедительно усмехнулся Соболев. — Готова ехать домой?

— Да.

Карина не поверила ему ни на грош. Но и пытаться что-то выяснить сейчас, не казалось ей разумным решением.

Домой они ехали в полной тишине, что, казалось, ничуть не смущало Константина, решившего сегодня самостоятельно сесть за руль. Он сосредоточенно следил за дорогой, делая вид, что полностью поглощен этим занятием. Молчала и Карина, ловя себя на мысли, что непроизвольно старается прикрыть живот руками.

Видит Бог, она не хотела этой беременности изначально. Она страшно испугалась, когда поняла, что это случилось. Но одно единственное подозрение, одна мысль о том, что что-то идет не так, что с детьми внутри нее — могло что-то произойти — привела ее в куда больший ужас, заставляя безумно нервничать.

— Костя? — Не выдержав, она повернулась к нему, когда Соболев уже заехал в поселок. — Какие-то проблемы?

Он мельком глянул на нее.

— Нет. Все в порядке, моя хорошая.

— О чем ты беседовал с доктором? — Не отступала Карина.

Соболев посмотрел на нее дольше, а потом затормозил посреди дороги. За ними остановилась и машина с охраной.

— Карина, я хотел бы, чтобы тебя осмотрели врачи из клиники, в которой мы консультировались.

Ей понадобилось пара секунд, чтобы понять, о чем он говорит.

— В Майями? — Растерянно уточнила Карина. — В анализах что-то не так? Или на том УЗИ? Все же было нормально… — Она поправила волосы, стараясь скрыть дрожь в пальцах. Опустила руки, вцепилась в свое кольцо.

— Тихо, не волнуйся. — Костя погладил ее по щеке и поцеловал в губы. — Все и есть хорошо. — Он ласково обхватил ее лицо руками. — Все просто замечательно.

— Тогда, зачем мне там обследоваться? Чем тут врачи плохи?

— Я хочу, чтобы у тебя было все самое лучшее. В том числе, и условия, и врачи. Хочу быть уверенным, что для тебя, действительно, сделали все, что только можно и нужно. Вот и все.

Он так спокойно и уверенно улыбался, что Карина немного расслабилась.

— Это все? О чем ты говорил с врачом? — Все равно уточнила она.

Соболев усмехнулся шире.

— Все ты видишь. — Хмыкнул он. — Уточнял, безопасно ли тебе лететь, и проинформировал о своих планах отвезти тебя на консультацию.

— И что он сказал? — Карина крепко сжала его пальцы, поглаживающие ее кожу.

— Знаешь, по-моему, он обрадовался. — Вновь заведя машину, искренне улыбнулся Константин и отвернулся к дороге. — Судя по всему, на персонал клиники давит звучание нашей фамилии, и они очень волнуются, что могут не оправдать доверие Соболевых. И поплатиться за это. — Он подмигнул ей, на секунду повернувшись.

Она успокоилась еще немного, и помолчала, наблюдая за тем, как открываются ворота гаража.

— Костя, — позвала Карина, когда он въехал внутрь.

— Да?

— Ты бы сказал мне, если бы со мной или детьми было что-то не так?

Карина смотрела в лобовое стекло прямо перед собой, не оборачиваясь к мужу.

Соболев плавно затормозил на своем месте, заглушил двигатель и, повернувшись к ней, обхватил голову Карины ладонями, заставив ее посмотреть ему в глаза.

— Разве я хоть раз обманул тебя? — Спокойно спросил он.

— Нет. — В тон ему ответила Карина. — Но, иногда, ты не считаешь необходимым сообщать мне… некоторые «мелочи». — Напомнила она.

Константин ухмыльнулся. А потом серьезно глянул Карине в глаза.

— И с тобой, и с детьми все хорошо.

Она смотрела ему в глаза секунд тридцать. И, наконец, кивнула.

— Хорошо. И когда ты планируешь туда лететь?

— Через три дня. Но сначала, нам придется посетить одно мероприятие.

Соболев вышел из автомобиля и, обойдя тот, открыл дверь и подал Карине руку.

Насколько она знала, в ближайшие дни проходило только одно.

— Что-то, я не помню тебя на ежегодном награждении героев страны. — Заметила она, воспользовавшись предложенной помощью.

Ежегодно в столице проводилась грандиозное мероприятие, на котором отмечали и награждали людей, чем-то отличившихся за прошедшие двенадцать месяцев. Тех, кто не побоялся рискнуть жизнью, чтобы спасти незнакомого человека, соседа, младшую сестру. Карина ничего не имела против самой церемонии, да и уважала тех, кого там чествовали. Одна проблема, спонсором церемонии, обычно, выступал Шамалко. А Картов всегда был в числе приглашенных, как того требовали негласные правила их круга.

— Видимо потому, что раньше я избегал этого мероприятия. — Соболев повел ее в сторону входа в дом.

— Зачем же нам его посещать теперь? — Она вздернула бровь, следуя за ним.

— Так будет лучше, моя хорошая. И правильней. — Остановившись в коридоре, Костя обнял ее и прикрыл живот Карины ладонями. — Не волнуйся. Никто и ничего не скажет и не сможет тебе сделать. — Пообещал Константин, целуя ее шею. — Я тебе это гарантирую. А после этого, мы сразу вылетим. Макс уже взял билеты.

— Я не хочу.

Это вырвалось непроизвольно. Слишком сильно Карина не желала возвращаться в круг тех людей, тем более сейчас, когда она так уязвима. Не желала вспоминать, что было в прошлом.

Константин молчал пару секунд.

— Мы не пойдем, если ты не хочешь. — Наконец, спокойно заметил он.

У Карины отлегло от сердца.

— Но я тебя прошу, все-таки, это сделать. Так будет лучше, Карина. Разумней. — Продолжил он.

Карина повернула голову, и посмотрела мужу в глаза. Он выглядел совершенно спокойным и уверенным в себе. Ее муж готов был потакать ей, даже если считал другой вариант поведения более разумным и выгодным для них.

Не то, чтобы у нее был большой выбор.

— Хорошо. Но мне необходимо платье. В свои я уже не помещусь. — Заметила Карина, отвернувшись.

— Да, ладно, ты еще ни капли не поправилась, — Костя усмехнулся. — Ты же почти ничего не ела весь этот месяц.

— Соболев, тебе что, платье купить мне жалко? Так у меня и у самой достаточно денег. — Она высокомерно глянула на него через плечо.

Костя рассмеялся и подхватил ее на руки.

— Ну, уж нет. Будет тебе платье, хорошая моя. Хоть целый гардероб. — Заверил он, то и дело целуя ее в губы.

Так, что Карина просто не могла не улыбнуться.

Огромный концертный зал был полностью заполнен. Свет прекрасно освещал и сцену, и тех, кто сидел в креслах. Это мероприятие чествовало как тех, кто что-то совершил, так и тех, кто пришел посмотреть на это чествование. Это только с экрана телевизора могло показаться, что в зале сидят случайные люди, пожелавшие прийти сюда из-за интереса, или «от нечего делать». На самом же деле, все, находящиеся здесь, не просто так получили приглашение. Каждому что-то было нужно от этого вечера — внимание прессы, возможность встретиться с необходимыми людьми на глазах у других, укрепление или создание новых связей.

Насколько понимала Карина, они с Костей преследовали все эти цели.

Их места располагались в одной из лож, опоясывающих периметр зала. То ли для того, чтоб их могли рассмотреть все желающие, то ли, наоборот, чтоб Соболев имел возможность видеть всех, кого хотел. Так или иначе, но их появление не осталось незамеченным.

Впрочем, и Карина, и сам Соболев, успешно делали вид, что ничего не происходило, и они совершенно случайно зашли на это мероприятие. Так, выдался свободный вечер перед отлетом из столицы в четыре утра.

И если во время самой церемонии, остальные еще делали вид, что верят такой причине, и вовсе не интересуются супругами, то на банкете, начавшемся сразу после — все стало на свои места.

В отличие от Кости, Карина появлялась здесь не впервые. Исключая прошлый год, она была практически на каждой церемонии. И знали ее здесь все. Кто лично, а кто лишь понаслышке и сплетням, передаваемым друг другу. Впрочем, то, что Костя раньше не приходил на это мероприятие, не означало, что его не знали.

Шепот летел за ними так, что было явственно слышно «шуршание» слов. Но и сами взгляды красноречиво «говорили» не хуже.

Мужчины смотрели с интересом, завистью, непониманием, кое-кто, даже, с легким презрением. Они знали, кем Карина была. Имели представление, сколько стоит ее время. И, похоже, не особо могли понять одну вещь — если можно было купить ее общество и внимание, зачем Соболев сделал шлюху — женой? Равной им, равной их женам?

А в том, то она жена — никто не смог бы усомниться. Теперь на ее безымянном пальце правой руки было два кольца. И вряд ли кто-то замечал то, что выбрала сама Карина. Сегодня утром Константин принес и одел на ее палец новое. Платина, сапфиры, бриллианты — кто за всем этим заметит простую и невзрачную металлическую полоску с непритязательной надписью?

Со своим отношением к этому украшению Карина пока не определилась. Но и отказать мужу не смогла. Надевая то на ее палец, Константин заявил:

— Я уважаю твой вкус, — на этом месте Соболев лукаво усмехнулся. — И ценю выбор. Но никому из них я не позволю допустить даже малейшие сомнения в том, насколько серьезно и важно твое положение среди всех них. И в том, что я ценю тебя. Потому, предлагаю компромисс — у тебя будет два обручальных кольца.

И как после такого откажешь?

Ясное дело, она не спорила. Да и, потом, ей действительно понравилось кольцо, которое Константин купил. И забавляли осторожные, скрытые, а порой и откровенно завистливые взгляды, с которым то изучали остальные.

Женщины, вообще, уделяли ей особое внимание. Если большая часть мужчин имела точное представление о роде ее прошлой деятельности, пусть большинство видело Карину рядом с собой в постели лишь в собственных фантазиях, то женщины, в принципе, знали о ней немного. Серьезно, ну какой муж, увидев Карину на приеме или мероприятии, будет подробно описывать жене специфику ее очарования? Разве что дурак, или любитель групповых забав. Но Карина не общалась ни с теми, ни с другими.

Потому, присутствующие женщины, вроде бы и понимали, что появление Карины в их обществе достаточно оскорбительно, но и чем именно — определиться не могли. Слухи и домыслы ширились за ее спиной, приправленные огромной долей обычного любопытства. Те же, кто все же знал что-то о жизни Карины — спешили поделиться информацией с другими, однако эти поползновения, в большинстве своем, пресекались именно мужчинами. Они не желали ставить под угрозу дела.

Ни она, ни Костя, однако, не обращали внимания ни на слухи, ни на взгляды. Соболев невозмутимо «знакомил» своих партнеров с женой. Карина настолько же невозмутимо делала вид, что видит этих людей впервые, ни разу не пересекалась с теми на приемах и мероприятиях Картова, и, вообще, знать никого не знает. Даже если кто-то позволял себе какие-то намеки, они оба игнорировали те, как и окружающие. Впрочем, тех, кто рискнул бы выступить против Соболева — оказывалось очень мало, да и бессмысленное это было занятие. И опасное, к тому же. Потому, дальше упоминаний о «знакомой, чем-то вас напоминающей», дело не заходило.

Карина даже начала забавляться, наблюдая за происходящим. Однако не забывала что, помимо задачи показаться перед камерами и бомондом страны, у их появления на этом банкете есть и другая цель. Даже две.

И эти цели обнаружили их сами.

Первым к ним подошел Шамалко. Карину тот удостоил взглядом, полным сожаления, так как, похоже, прекрасно понимал, что теперь ему не заполучить ее ни для наказания за кражу документов, ни для того, чтобы повторить еще раз ту единственную ночь. Впрочем, это выражение настолько быстро исчезло из глаз Виктора, что придраться было не к чему. Он вежливо и с должной долей уважения поприветствовал «жену Соболева». Сразу становилось понятно, что деловая часть их общения интересует Шамалко сейчас куда больше всего прочего. Стоя рядом с мужем и ощущая себя в безопасности в крепких объятиях его рук, Карина с удивлением узнала, что Соболев, оказывается, ведет с Виктором переговоры о поддержке последнего на выборах.

Узнал об этом, похоже, и Картов. Который не замедлил присоединиться к их «теплой» компании, спустя каких-то пять минут, после появления Шамалко.

Здесь уже никто не делал вид, что встретились незнакомцы. Впрочем, и о реальной степени их «близости» перед камерами и в непосредственной близости от жены Дмитрия, никто не упоминал. Карина же прилагала максимальные усилия, чтобы сохранить невозмутимое выражение лица. И пусть сейчас это давалось ей сложнее, чем несколько месяцев назад, она не сомневалась в результате. И затаенное недовольство, читаемое в таких знакомых ей глазах Картова, только утверждало ее в том, что с ролью своей Карина справляется на «отлично».

— Карина, девочка моя. Рад видеть тебя в столице. — Она ощущала, как крепче обнимает ее рука Константина с каждым словом Картова. При этом на лице Соболева не было ничего кроме легкой, приветливой улыбки.

Она легко кивнула, сомневаясь, что Дмитрий рассчитывает на привычный публичный поцелуй в щеку.

— Спасибо. — Не собираясь утверждать, будто бы это «удовольствие» взаимно, она ограничилась невозмутимой маской.

— Костя. — Отвернувшись от Карины, Картов переключил все свое внимание на ее мужа. Шамалко он удостоил лишь формального приветствия. Тот ответил тем же. — Я слышал, что ты ищешь новых партнеров и контакты? — В его голосе слышался вежливый упрек.

Впрочем, на Соболева тот, казалось, впечатления не произвел.

— Я всегда открыт новым предложениям. — Усмехнулся Костя, немного ближе притянув Карину к себе. — Особенно, если меня к этому подталкивают.

— Мне казалось, мы решили это маленькое недоразумение. — Картов приподнял бровь.

Шамалко хмыкнул. Костя же ограничился невозмутимым пожиманием плеч.

В этот момент к их кружку подошли репортеры. Все улыбнулись, позируя на камеру, после чего, молодая девушка-журналистка попросила разрешения задать несколько вопросов каждому. Картов уже открыл рот, и Карина могла поспорить, что он собирался отказать. Причем, за всех. Но Соболев опередил Дмитрия, позволив. Да и Шамалко активно демонстрировал, что не против.

После пары вопросов Виктору, касательно его спонсорского участия в прошедшем мероприятии, девушка повернулась к Константину и Карине, которую Соболев уже успел представить, как свою жену.

— Нам ничего неизвестно о церемонии, вы провели ее тайно? — С лукавой улыбкой спросила журналистка.

— Не видели смысла в суматохе и мишуре, нас интересовал результат, не правда ли, хорошая моя? — Костя повернулся к Карине и подмигнул.

Карина кивнула и искренне улыбнулась в ответ, слыша щелчок камеры.

— А медовый месяц вы так же исключили, или, все же, этой традиции отдали дань? — Продолжила девушка.

— Мы отдыхали на Мальдивах. — Не отворачиваясь от мужа, ответила Карина.

— Что ж, примите наши поздравления, пусть и немного припозднившиеся, из-за недостатка информации. — Журналистка подмигнула. — И, возможно, вы порадуете нас всех более широким освещением другого события? — Она загадочно прищурилась. — Ходят слухи, что в последнее время вы стали частыми посетителями областного Центра планирования и репродукции. И даже собрались в США на консультацию? Планируете обзавестись наследниками?

Что ж, пресс-служба Соболева прекрасно справилась с поставленной задачей.

— Собственно, мы уже сделали первый шаг на пути к этой цели. — Широко улыбнулся Константин, наглядно демонстрируя мужскую гордость. — И в США летим, чтобы убедиться, что беременность моей жены уже протекает нормально.

Реакция Картова и Шамалко оказалась достаточно выразительной и, главное, одновременной. Оба сделали вид, что, конечно же, уже знали об этом.

— О, поздравляем! — Журналистка, определенно, обрадовалась подобной эксклюзивной новости, которую раздобыла первой. — И кого вы ждете?

— Мы пока не узнавали, нас волнует лишь здоровье будущего ребенка, сами понимаете. — Вновь подключилась Карина.

— Да, да, конечно. — По глазам журналистки было видно, что ей не терпится все это записать.

— Мы, как раз, обсуждали с Константином и его прекрасной женой, что нет ничего важнее, чем правильно выбрать ребенку крестного отца. — С располагающей улыбкой подключился к разговору Картов.

— Да, и они, похоже, уже сделали свой выбор. — С долей превосходства заметил Виктор.

Это было бы смешно, не будь настолько очевидно воинственно.

Карине стало действительно интересно, ощущают ли журналистка и ее фотограф то напряжение и давление, которое просто сгустилось вокруг них? Или верят мягким, искренним улыбкам и красивым фразам?

Однако девушка, похоже, растерялась в намеках кандидатов в Президенты, и полностью сосредоточилась на этом вопросе, не отвлекаясь на иное.

— Так кого же из вас выбрала чета Соболевых? — Переводя взгляд то на Картова, то на Шамалко, уточнила она.

— Поскольку, хоть и не зная пола, мы точно знаем, что ждем двойню… — Соболев сделал многозначительную паузу и усмехнулся. — Проблема отпадает сама собой. Всегда выгодно, когда один из крестных твоих детей — Президент, а другой, вероятно, премьер-министр.

— Думаете, именно так произойдет перераспределение мест в будущем правительстве? — Тут же переключилась девушка. — И наши кандидаты сумеют договориться, объединив программы?

Картов и Шамалко, определенно, не очень разделяли подобный оптимизм. Карину весьма повеселило выражение растерянности на их лицах, пусть и мимолетное.

— Думаю, политика — слишком неподходящая тема для сегодняшнего вечера, посвященного таким честным и храбрым людям, не побоявшимся рискнуть собой, ради жизни других. Давайте оставим тему правительства на другие вечера. — Константин с улыбкой отклонил вопрос. — А сейчас, простите, моя жена устала. А в нынешнем положении ей надо больше отдыхать. Тем более что уже этой ночью мы улетаем.

— Конечно-конечно. — Девушка кивнула, не оставив возможности ни Шамалко, ни Картову что-то сказать. — Надеюсь, наше издание сможет рассчитывать на эксклюзивное освещение рождения ваших детей и их фото?

— Вполне возможно. — Снисходительно пообещал Константин, мягко повернув Карину в сторону двери. — Свяжитесь с нашим пресс-отделом.

Он увлек ее за собой, уже не слушая журналистку, рассыпающуюся в благодарностях, и не оборачиваясь на оставшихся позади Картова и Шамалко. Не оглянулась и Карина.

— Ты, действительно, считаешь, что они подходят на роль крестных наших детей? — Отстраненно уточнила она, когда они сели в свою машину.

Костя усмехнулся и, наклонившись, поцеловал ее в губы, будто одобряя и поддерживая после такого вечера.

— Я сказал, что их крестными станут Президент и премьер-министр, фамилий я не называл. — Ответил он, повернувшись к окну, но при этом обнял Карину и устроил ее голову на своем плече. Она больше ничего не говорила и не спрашивала. Но некоторое беспокойство, родившееся в том зале под прицелом любопытных глаз и камер, утихло. В своем муже она не сомневалась. Как и в том, что Соболев никогда не позволит этим… людям, приблизиться к ней или их детям. Ведь он обещал.

— Ты прекрасно справилась, хорошая моя. — Похвалил Костя, мягко поцеловав ее макушку.

— Но это выматывает. — Хмыкнув, призналась Карина. — Господи! Я даже не понимала, сколько напряжения и выдержки это требует, пока…

Она вздохнула.

Пока не узнала, что может не притворяться и вести себя так, как ей хочется. Карина знала, что не должна продолжать, Костя понял ее мысль.

— Больше тебе не придется в подобном участвовать. Обещаю. — Он медленно вытащил шпильку из ее волос. Сначала одну. Потом взялся за остальные.

Карина с искренним удовольствием застонала, когда Костя взъерошил свободные пряди рукой. Ощущение свободы ей, определенно, нравилось.

— Обожаю заставлять тебя стонать. — Лукаво прошептал Костя ей на ухо. У нее дрожь прошла по спине от хриплых ноток в его голосе. — А сейчас — спи. Я разбужу, когда доберемся до отеля.

— Я знаю несколько способов, как сократить время поездки. — Многозначительно глянув на перегородку, отделяющую водительское место, протянула она грудным голосом. И подразнивая, прошлась языком по шее мужа, легко прикусив в конце.

Судя по потемневшим глазам и дернувшемуся кадыку, ее предложение заинтересовало Константина. Однако самоконтроль у этого мужчины, порою, даже веселил ее.

— Спи. — Решительно велел он. — Сейчас я предпочитаю, чтобы ты стонала в более комфортных условиях и потому, до отеля продержусь. Но когда-нибудь…

Многообещающе ответил Соболев, и все-таки заставил ее устроиться у него на плече, а ноги вытянуть на сидение автомобиля.

Глава 36

Неделю спустя, под Киевом

Мужчина шел по пустому коридору, аккуратно, следя за камерами, о которых ему сообщили и, на всякий случай, выискивая те, о которых могли и умолчать. Хотя, их не обманули, видеонаблюдение было отключено. Но мужчина привык все проверять и доверял лишь себе.

Он ступал тихо, ничего не трогал и не оставлял после себя следов. Пальцы в удобных тонких перчатках, крепко сжимали пистолет с глушителем. Впрочем, он пришел сюда не работать. Так, проследить и подчистить.

Всю грязь должны были сделать за него. И пока все шло по плану. Во время обхода дома он уже обнаружил три трупа: двое мужчин, судя по всему, из охранников, и одна женщина в подвале.

Интересное, кстати, местечко, этот подвал. Ему всякое приходилось видеть, и не то, чтоб там обнаружилось что-то новое и небывалое. Но все было так расположено «с любовью», сразу бросалось в глаза, что всеми этими «приборчиками» и «инструментиками», всеми столами и стойками — пользовались часто и с толком.

Интересный человек, это депутат, оказывается.

Когда он спустился в подвал, женщина повисла на одной из стоек. У нее был прострелен затылок, и если бы не наручники, удерживающие тело, то — уже рухнуло бы.

Кстати, все трупы, обнаруженные им, получили пулю в затылок. Что, как говорится, «не есть хорошо». Не критично, конечно, но киллер, явно, трус, не хватает у него духу стрелять, глядя в глаза жертве. Придется это учесть.

Вокруг стояла мертвая тишина. В прямом смысле. Даже на соседских участках за высокими кирпичными заборами не было слышно ни звука. Насколько было известно, соседи разъехались. Депутат сам выбрал этот день, зная, что никого вокруг не будет, и он сможет спокойно развлечься. Та женщина в подвале, по всей видимости, оказалась случайной жертвой. И депутата, и киллера. Ну да ладо. Его это все не касается. Он должен дождаться приезда депутата и за всем проследить.

Обход всего дома занял не больше семи минут. Он нашел еще два трупа, так же охранников, судя по всему. Всех убили не больше двух часов назад, что согласовывалось с временным отрезком действия наемника. Один из трупов, в отличие от остальных, лежал на спине, а пуля, судя по ране, вошла в шею. Видимо этого убили последним, и он бежал то ли на звук стрельбы, то ли на переполох. И вот это было как нельзя кстати. Просто прекрасно, не будет нужды теперь что-то выдумывать и изгаляться.

Убедившись, что живого в доме не осталось никого, он выбрал себе удобное место для наблюдения и принялся ждать. Компания мертвецов его ничуть не смущала, суевериям мужчина не верил, и на собственном опыте знал, что живые куда опаснее любого трупа.

Его ожидание было вознаграждено спустя полчаса. Шорох шин автомобиля по дороге хорошо разносился в жарком, тихом и будто «стоячем» воздухе поселка. Когда двигатель затих у ворот этого дома, мужчина подобрался и подступил немного ближе к углу коридора, в котором затаился.

Автоматические ворота отъехали, пропустив на площадку у дома массивный внедорожник, покрытый пылью и, кое-где, брызгами грязи. Кажется, депутат утром развлекал себя охотой или рыбалкой. Окончательно заглушив двигатель напротив входа в дом, водитель вышел во двор и внимательным, цепким взглядом осмотрел окрестности. Это был мужчина лет сорока-сорока двух, поджарый, высокий. Определенно, профессиональный охранник.

Видимо, довольный результатом осмотра, он повернулся к лобовому стеклу внедорожника и кивнул тому, кто оставался внутри.

С пассажирской стороны тут же вышел мужчина, которого теперь достаточно часто можно было увидеть в новостях на любом канале. Это ухоженное, доброе и солидное лицо, с открытым и честным взглядом, полным ума и достоинства, мелькало на билбордах всех городов, и смотрело с обложек газет и политических журналов. Именно этому человеку принадлежал этот дом с тем миленьким подвалом. И его так и не дождалась прикованная женщина. Кто знает, возможно, киллер поступил даже милосердно. Определенно, тот, кто понимал в тех игрушках, убил бы ее так же точно, только куда мучительней и медленно.

Одет депутат сейчас был просто и по-походному, даже. Плотные, несмотря на жару, брюки пестрой защитной расцветки, такой же жилет, из-под которого выглядывала простая футболка, кепка. Форма одежды подтверждала предположение мужчины о способе утреннего досуга депутата.

Так же, как и его охранник, депутат осмотрел двор. Впрочем, сделал он это куда хуже, поверхностно, и даже поспешно, пожалуй. А что-то в складках у его губ, и некоторая суетливость движений, явно намекали, что депутату не терпится приступить к основному пункту развлечений, запланированных на сегодня.

— Где остальные, Сергей? — Окликнул депутат своего охранника, так и стоявшего с другой стороны авто.

— В доме, видимо. — Передернул тот плечами. — Да я и не брал много ребят, только проверенных, учитывая…

Сергей многозначительно умолк.

Депутат одобрительно хмыкнул и первым направился к дверям.

Торопливость, однако. Торопливость, она никогда до добра не доводит, то ли при переходе дороги, то ли при желании поскорее приступить к своим гаденьким забавам. Вот, не торопился бы ты, депутат, пропустил бы, как положено, охранника своего вперед — и кто знает, как все вышло бы? А так — мужик покорно шел сзади, видно, прекрасно понимая, чего этому депутату неймется.

Дождавшись, пока за этими двумя закроется дверь, он опять немного сместился, чтобы продолжить наблюдение. В гостиной трупов не было, и ничуть не настороженный депутат сразу повернул в сторону кухни. Видно, жажда замучила.

Что ж, еще лучше. Лично его — все устраивает.

Охранник шел следом за депутатом, потому трупы первым заметил именно политик. Застыв на секунду, он вдруг резво обернулся с некоторым недоумением и испугом на лице, нарушив тишину дома криком:

— Сергей!

И уткнулся взглядом в дуло пистолета.

Первая пуля вошла в живот. Не смертельно. Но очень болезненно, судя по лицу депутата. Политик прижал руки к животу и медленно осел на пол, кажется, еще не осознав случившегося. Не приняв тот факт, кто против него выступил. Только тихо подвывал. Сам он, похоже, боль терпеть не любил, только мучить.

— Соболев просил передать, что разрывает договор в одностороннем порядке, падла. — С удовольствием, которое не скрывал, Сергей пнул депутата в живот, что было силы. И снова поднял пистолет. — Вообще-то, мне заплатили, чтобы я тебя долго убивал. Очень долго. Но мне шкура дороже. Потому, можешь сказать «спасибо». — Охранник выстрелил второй раз, прижав дуло в упор ко лбу депутата.

С политиком, по всей видимости, было покончено.

Вот, так его наниматели и знали, что этот Сергей прохалявит. Боров на это и намекал. Ну и ладно, собственно. С делом справился чисто, и то неплохо.

— Бл…! А-а-а! Кайф какой! — Вдруг заорал охранник во весь голос. — И чего я раньше тебя не пристрелил, сволочь?! — Он еще раз пнул труп.

Глубоко вздохнул и будто встряхнулся всем телом.

— Ничего. Теперь ты меня не достанешь. — Глянув на мертвого депутата, усмехнулся Сергей. — Все. И денег у меня — на всю жизнь хватит. Вот теперь — я буду жить!

Еще раз глубоко вдохнув, он смачно плюнул в сторону бывшего хозяина и развернулся, похоже, собираясь уходить.

Вот. А теперь пора убирать и подчищать.

Вскинув руку с пистолетом, мужчина плавно нажал на курок. Тихо, четко, чисто.

Так и не поняв, что произошло, Сергей осел на пол, с аккуратной дыркой в затылке.

Мужчина безучастно осмотрел место действия. Следя за каждым шагом, вышел из укрытия, дошел до трупа, который заметил при первом осмотре, лежащего лицом ко входу на кухню, и вложил свой пистолет тому в руку.

С простреленной шеей, тот, теоретически, еще мог успеть выстрелить в своего убийцу, напавшего и на хозяина. Конечно, несовпадения будут, но его это уже не волнует. На него никто выйти не сможет, и милиции придется или объявить убийство депутата «глухарем», или принять версию, которую он им подкинул.

Довольный окончательной картиной, мужчина вышел из дома так же незаметно, как и проник туда, не оставив ни одного следа. Пешком пересек посадку, начинающуюся за домом и переходящую в подлесок с ручьем. Видно, депутат постарался с ландшафтом, чтобы для своих забав прикрытие иметь. Переоделся в заранее припрятанные джинсы и мятую футболку, натянул на голову бейсболку. Прошел пешком еще два дачных поселка, стоящих рядом, и только в третьем сел в автобус, выбрав место у открытого окна. Достал из кармана старую мобилку, с треснутым экраном, по памяти набрал номер. Дождался четвертого гудка вызова. Сбросил и «случайно» уронил телефон на дорогу, как раз под колеса школьного автобуса, куда-то везущего ораву детей.

Помахав рукой любопытной малышне, прилипшей к окнам, он усмехнулся.

Сошел мужчина на въезде в Киев, и завернул в первый же двор.

Через три дня, Майями

Она увидела это часов в десять утра, когда сидела на кухне и наблюдала, как Фил по ее заказу готовит чизкейк. За спиной эконома работал телевизор, антенна которого была настроена на прием их родных каналов. Впрочем, на экран особо никто не смотрел.

Фил что-то рассказывал о магазинах, по которым пробежался еще два дня назад, и куда теперь настойчиво уговаривал съездить Карину. Если верить их эконому, выбор нарядов для беременных там был настолько разнообразным и «шикарным», что у Фила просто «разбежались глаза». Карина подозревала, что если уж он в таком шоке, то ее данный поход может не просто выбить из колеи, а повергнуть в состояние «вкусовой прострации». Все-таки, в любви к пестрым вещам их вкусы весьма разнились. Но и категорично отказываться не хотелось. Тем более что, чтобы там не говорил Соболев, она ощущала, что линия ее живота начала немного… раздаваться, что ли.

Это было больше ощущением, нежели реальным изменением параметров, однако Карина это ощущала и, даже, к осторожной и тихой радости, и своей, и Кости и психолога — больше наслаждалась, нежели опасалась этого. Хотя, приступы паники, время от времени, еще накатывали.

Валентин, которого Соболев поначалу притащил в Майями вместе с ними, два дня назад вернулся домой, заниматься клиникой. Но продолжал ее консультировать по видеосвязи. Она же, в свою очередь, таким же образом курировала продвижение отделки помещений стационара реабилитационного заведения.

Еще в первый два дня по прилету сюда, Карина в сопровождении Константина посетила всех специалистов, и прошла все исследования. Врачи заверили супругов, что беременность идет нормальным путем, и дети развиваются согласно срокам.

Однако Соболев не подавал никаких признаков и ничем не намекал на то, что они будут собираться и возвращаться домой. Более того, Карина не спрашивала, но из некоторых замечаний и поступков мужа сделала вывод, что их пребывание в США может затянуться до самых родов.

Соболев, изначально проигнорировав отели, арендовал дом. Причем, на самом берегу. И как тогда, во время их «отпуска», Карина теперь просыпалась и засыпала под шум океана. Конечно, тот был немного иной, чем на Мальдивах, и небо было другим. Но все равно, очень красивым, если рассматривать его ночами с веранды или приватного пляжа, лежа на коленях Кости. Да и жара, которой здесь отличался каждый день, рядом с океаном переносилась куда легче.

Сегодня день, тоже, вроде бы, выдался жарким. Но свежий ветер с океана казался Карине таким соленым и пряным, таким насыщенным, что она надышаться не могла. И, потребовав открыть все возможные окна на первом этаже дома, искренне наслаждалась устроенным сквозняком. Ясное дело, что спорить с ней никто не собирался. И вот теперь, пока Костя работал в кабинете, она слушала болтовню Фила, и предвкушала десерт, аромат которого уже растекался по кухне, заставляя ее рот наполняться слюной. Тем более что завтрак, как и обычно в последние недели, Карине дался тяжело, и она почти ничего не съела.

И пока Фил расписывал ей прелести какой-то туники, украшенной стразами, Карина перевела глаза на океан, виднеющийся в окно. Взгляд скользнул по экрану телевизора, работающего без звука. Прошелся дальше. И стремительно вернулся назад. По телевизору показывали новости. Вечерние, утренние или еще какие, она не знала. Но дом, который сейчас мелькал на экране, Карина узнала бы из тысячи.

— Включи звук! — Резко велела она Филу.

Растерявшийся эконом, ничего не поняв, застыл у духовки. А Карина, не дожидаясь, самостоятельно подскочила, забыв об осторожности, схватила пульт и поставила звук на максимум.

— «По словам главы пресс-отдела МВС по связям с общественностью, в деле, об убийстве одного из основных кандидатов на пост Президента на зимних выборах, имеется основной подозреваемый. Который, так же, погиб в загородном доме кандидата во время перестрелки. По версии правоохранительных органов, убийца расстрелял трех охранников и депутата, и ранил еще одного, который и застрелил нападавшего, в итоге. Однако и сам скончался на месте от полученного ранения еще до приезда милиции. Что именно руководило нападающим, сейчас устанавливается, и в интересах следствия, правоохранительные органы отказываются разглашать подробности дела».

Голос диктора сопровождал смену картинок одного и того же строения из разных ракурсов. Дом Картова. Это не мог быть ничей другой дом. Господи! Карина столько раз там бывала, что не ошиблась бы никогда. А потом, почти в самом конце сюжета, мелькнула всего пара кадров, наверняка, снятых репортерами вопреки разрешению милиции. Как чье-то тело, накрытое покрывалом, загружали в машину.

Это мог быть кто угодно. Только Карина увидела руку, свисающую из-под материи. Руку человека, которого так ненавидела, руку, которая за двадцать лет причинила ей бездну боли.

— Господи! — Она ухватилась за край столешницы. — Господи!

Мир покачнулся перед ее глазами, и Карина ощутила непривычную и непонятную оглушенность. Ноги не держали, подкашиваясь. И она не придумала ничего лучшего, как медленно, держась руками за ножки стула, на котором сидела до этого, опуститься на пол.

— Карина?! Что с тобой?! — Она была не в состоянии не то, что ответить, воспринять его вопросы. — Кто-нибудь!! Сюда!

Фил вдруг заорал, как резанный.

— Константин Олегович! — Еще громче заверещал парень, когда она не ответила.

— Не ори. — Хотела одернуть Карина парня, но получился едва слышный шепот.

Голос охрип. Или пропал. Или ослаб. В ушах шумело, а руки и ноги дрожали.

Она чувствовала всю себя какой-то ненастоящей, пустой и… легкой. Легкой-легкой. Такой, словно сейчас вздохнет, и взлетит.

Облегчение и радость обрушились на нее с такой силой, что даже сидеть — стало тяжело. Эйфория оказалась почти невыносимой, такой, что Карина так же медленно улеглась щекой на прохладный кафельный пол, игнорируя вопли Фила. Надо было все же одернуть его, чтобы он не напугал Костю. Надо было…

Но она не могла.

Картов мертв. Мертв. И больше никогда… НИКОГДА не сможет приблизиться к ней. Даже воздухом одним с ней дышать не будет! И детей ее не увидит! Она свободна! Действительно свободна! И о том, что Карина когда-то сделала, теперь никто не знает!

— Карина!

Костя примчался на кухню спустя какую-то минуту. И с настоящим испугом в глазах бросился к ней, лежащей на полу. Филипп в это время уже набрал «911», продолжая орать, только теперь по-английски, требуя немедленного приезда врачей.

— Хорошая моя, что? Где болит? Что такое? — Муж рухнул на пол рядом с ней, стараясь при этом сохранить спокойное и собранное выражение лица, и пытаясь разобраться, что же случилось. Аккуратно поднял ее голову, устроив у себя на коленях.

Она собрала все свои силы, отчаянно желая успокоить Константина и объяснить, что все просто замечательно. Великолепно.

— Все… Костя. Все хорошо. — Вдруг поняв, что расплакалась, Карина принялась смеяться.

Повернулась, прижавшись губами к его ладоням. Поцеловала пальцы. — Замечательно.

— Я не понимаю, Константин Олегович! — Суетился встревоженный Фил. — Все было совершенно нормально. А потом она закричала, что хочет сделать громче телевизор, посмотрела тот пару секунд — и упала!!

— Я не падала, — возразила Карина сквозь слезы и смех. — Я легла.

Константин, кажется, не мог разобраться. Глянул на телевизор, но там уже шел прогноз погоды.

— Что показывали, Филипп?! — Рявкнул он так, что эконом подпрыгнул на месте, но, наконец-то, застыл.

— Я не сильно понял. Какое-то убийство… — Парень передернул плечами.

Константин впился взглядом в нее.

А Карина улыбнулась. Улыбнулась так широко, что свело мокрые от слез щеки. Посмотрела ему в глаза несколько безумно долгих секунд. Подняла руки, обхватила пальцами скулы Кости, и потянула его за голову вниз, прижавшись губами к его напряженному рту. И поцеловала, медленно, глубоко, нежно, стараясь передать и выразить все-все.

Карина не была дурой. И умела делать выводы из мелочей, на которые другие, может быть, внимания не обратили бы. Но и говорить о чем-то вслух, она не собиралась, прекрасно понимая, отчего и он ничего не говорил ей.

— Я себя хорошо чувствую, Костя. Правда. Великолепно… теперь. — Прошептала она ему в губы спустя минуты две. — Все нормально. Не переживай, хорошо?

— Господи! — Он хмыкнул, сильно-сильно сжав кулаки, полные ее волос. Потерся губами о ее лоб, поцеловал веки. — Не переживай… Как можно не переживать, когда ты на полу… улеглась, а?

— Я не специально. Просто ноги не держали… — Она не могла перестать блаженно улыбаться. — Он мертв, Костя!

Она знала, что он знает, но этот факт доставлял ей столько удовольствия, может и грешного с чьей-то точки зрения, однако Карине было без разницы. Ей хотелось кричать об этом во все горло.

— Я знаю. — Усмехнулся Костя, поцеловав ее в мочку уха.

— Я знаю. — Отозвалась Карина эхом, повернула голову и коснулась губами его шеи. — Люблю тебя. Просто. Не потому.

— Знаю. — Опять повторил Костя, и вдруг расхохотался. — Чертовски содержательный разговор, а? Как думаешь?

Она все еще улыбалась.

— Очень. — Кивнула Карина, обхватив его ладонь и прижав к своей щеке.

Фил смотрел на них, как на ненормальных.

В этот момент с улицы донесся вой сирены, и уже через пару секунд кто-то настойчиво звонил в двери. Эконом помчался открывать медикам.

— Я в порядке, Костя. — Карина попыталась сесть. — Давай просто извинимся перед ними, и отправим назад.

— Нет. — Костя надавил ей на плечи, заставив остаться в лежачем положении. — Верю, что тебе хорошо, но пусть это подтвердят специалисты. Еще раз такого ужаса, как увидеть тебя на полу кухни, я могу и не выдержать. Слечу с катушек. — Он погладил ее скулу. — Так что, как бы там хорошо тебе ни было, ты уж потерпи.

Она спорить не решилась, видя по его взгляду, что Соболев не врал, пусть сейчас он и знал причину ее поведения, первый страх от картины, представшей его глазам, еще не утих. Да и сама она хотела быть уверенной, что такое потрясение, пусть и избавляющее от многолетнего страха, не навредило детям.

Карина зашла в кабинет Кости поздно ночью, кода точно знала, что почти все спят, кроме двух охранником, следящих за домом и окрестностями. Соболев в это время всегда подводил с Шлепко итоги прошлого биржевого дня и давал указания для нового, учитывая разницу часовых поясов.

Она тихо опустилась в кресло, ожидая, пока муж завершит свои дела, не вмешиваясь и не отвлекая его. Просто, с удовольствием наблюдая за этим мужчиной. Своим мужчиной. Своим мужем. Человеком, который стал для нее всем, целым миром. Подарившим ей весь мир. Смотрела, как он хмурится, чем-то недовольный в отчетах Макса, как разговаривает, как двигается, и наслаждалась.

Только сегодня, там, на полу в кухне, она поняла, что даже рядом с Костей, не жила полностью. Даже эти, последние месяцы, она боялась, она ощущала давление пальцев Картова на своем горле так же отчетливо, как в том отеле, когда он в последний раз насиловал, и душил ее. Его угнетение, давление и власть над ней — так давно, и так прочно были частью жизни и сознания Карины, что она не отдавала себе отчет, насколько это ее отравляет. Не понимала этого. И только теперь, вдруг поняв, что он — мертв. МЕРТВ! Что его тело уже начало разрушаться и гнить так, как всегда гнила сущность этой твари, осознала, ощутила.

Как и то, что теперь он не имеет никакой силы, влияния или права на ее жизнь, ее сознание, и свободу. На возможность ее счастья.

И все же, она нуждалась еще кое в чем, чтобы полностью осмыслить этот факт своим мозгом.

Костя отключил видеосвязь на ноутбуке и глянул на нее. Приподнял бровь, интересуясь причиной, по которой Карина пришла, видимо.

— Опять проснулся интерес к бизнесу, моя хорошая? — Усмехнулся он. — Или уже по мне соскучилась?

Карина с улыбкой поднялась с кресла и подошла к нему.

— Второе. — Наклонившись, ответила она ему в губы. — И первое, немного. — Добавила Карина, оторвавшись от поцелуя.

Села на стол перед Костей.

Ему, похоже, было весело. И любопытно. Хорошо. Ей тоже.

— И что за дела вызвали у тебя интерес?

— Бумаги, Соболев. Обычные бумаги. На владение ювелирным заводом. — Она отвела в сторону полу короткого шелкового халатика, мешающую ей, и устроила одну из ступней на подлокотнике его кресла.

Усмешка Кости стала загадочной.

— Кажется, разговор шел о дне родов. — Заметил он.

— Кажется, разговор шел об одном ребенке. — С такой же усмешкой ответила она.

Оба понимали, что ей и подавно уже не нужны эти бумаги. Но Карина хотела увидеть их. Просто посмотреть.

Она не могла сейчас оказаться за тысячи километров, в том морге, где лежало тело Картова и, сорвав простыню, удостовериться в его смерти. Но ее имя на право владения его заводом, подтвердит это для нее не хуже.

Не сказав больше ни слова, Костя потянулся к одному из ящиков стола, попутно поцеловав внутреннюю сторону ее бедра, так щедро предоставленную ему на обозрение. Достал какую-то папку и протянул Карине. Она вытянула руку, и вдруг резко сжала пальцы в кулак, увидев, как сильно те дрожат. Заметил это и Соболев.

Поднявшись с кресла, он обнял ее за плечи одной рукой, бросил папку на стол, рядом с бедром Карины. И, раскрыв папку на первом листе, сам повернул голову Карины, показывая ей то, что она хотела увидеть.

«Соболева Карина»

Вот что было написано в праве владения.

Она даже не прикоснулась к документам. Обняла дрожащими руками шею мужа и, подразнивая, легко прошлась ногтями по его затылку.

— Не хочешь прогуляться по ночному пляжу? — Чуть прижав, чтобы он немного наклонился, она поцеловала уголок его усмехающегося рта. Потом другой.

— С удовольствием. — Отозвался Костя, поймав губы Карины, и легко сжал, не позволяя дальше дразнить.

Глубоко поцеловал и обнял ее, подхватив под бедра, и приподнял, прижав к себе.

Константину совершенно не хотелось спать. Карина давно задремала, а он смотрел на нее, и периодически стряхивал пальцами песчинки с плеч, шеи, и спины жены. До душа они так и не дошли после «прогулки» по пляжу. Сил не осталось.

Он был доволен тем, как все сделали.

Правда, его так тряхануло утром, когда Костя ее на полу увидел, что думал в себя уже не придет. Но ничего, отошел. Вот, знал же, что не стоит ей пока об этом знать. Но случай распорядился по-своему.

Сам Костя узнал о завершении дела от Бориса еще три дня назад. Никольский позвонил ему сразу, как Боров сообщил самому Боре, что его человек все подчистил. Не зря, кстати, судя по отчету этого человека, Вячеслав предупреждал и советовал специалиста.

Сергей накосячил.

Впрочем, ничего особенного от этого труса Соболев и не ждал. Двадцать лет это ничтожество наблюдало за мучениями Карины, которую Сергей, вроде бы любил. И ни разу у него не хватило духу что-то сделать. А за несколько сот тысяч долларов — он сразу согласился рискнуть. Это оказалось для него важнее и значимей. Что ж, туда ему и дорога, следом за своим хозяином.

А Соболев был доволен тем, что его женщина теперь так счастлива.

Он наклонился и легко коснулся ее рта, целуя. Карина улыбнулась сквозь сон.

— Люблю… — Прошептала она, почти не вынырнув из дремы.

Просто и легко, ничего не боясь. И ему — больше ничего не было нужно.

Глава 37

Через восемь месяцев, Украина

Константин проснулся от плача. Трубка «радио-няни», стоящая на тумбочке с его стороны кровати надрывалась детским хныканьем. Кто именно плакал, он понять не мог. Но если проснулся один ребенок, значит, скоро к нему присоединится и второй. Их двойняшки оказались на удивление сплоченной командой и все делали вместе. Хотя, если больше не слышно никого, значит, ребенок начал плакать только-только, иначе, обязательно уже кто-то прибежал бы.

Людей, сходящих с ума по двойняшкам, в этом доме хватало. Кроме двух няней, на детях помешался Фил, которому теперь приходилось напоминать, что его основная работа, все же — обеспечение комфорта для старшего поколения Соболевых. И, особенно, их гарантированное питание. Хотя, конечно, грех жаловаться, Карину Фил кормил регулярно и сам следил за этим не хуже, чем за кормлением двойни. Косте же приходилось теперь подстраиваться под чувство голода жены, потому как, есть в одиночестве и холодное — желание не было. Он даже уже пару раз намекал парню, что может и выгнать его, или, как минимум, урезать зарплату.

Разумеется, заводил об этом речь Костя только тогда, когда Карины поблизости не было, жена мигом бы раскусила его блеф, и заступилась бы за эконома.

Хныканье перешло в настоящий плач.

Константин с трудом заставил себя сесть и только потом открыл глаза. Обернулся посмотреть, проснулась ли Карина, и с удивлением увидел, что жены рядом нет. Это заставило его быстро стряхнуть с себя остатки сна и выйти в коридор.

Бред, конечно, никто из его партнеров или знакомых не вставал по ночам к плачущим детям. И жены их не вставали. Для этого и существовали те самые няньки и экономы, в конце концов. Каждый должен был заниматься своим делом, а как тут можно решать какие-то вопросы бизнеса, если ночь не спал? Так и не заметишь, как ошибешься в контракте на пару миллионов долларов. И Константин не думал, что будет бегать по ночам в детскую, как бы сильно он не хотел детей, и как бы тем не радовался.

Это все Никольский был виноват. Из-за Бориса началась вся эта кутерьма и неразбериха. Когда Карина была еще на восьмом месяце беременности, Костя чуть не уснул за завтраком. И Борис, как начальник охраны, вместе с женой живший в соседнем коттедже, искренне посмеиваясь над боссом, поинтересовался, что ж это ему ночью то не спалось? Не задумавшись, Соболев честно признался, что полночи не спал — прислушивался к слишком активной «толкотне» в животе жены. Причем сама она — спокойно спала. А он — не мог. Боялся, что начнутся роды.

Врачи запретили Карине рожать самостоятельно, хоть она и уверяла и его, и докторов, что вполне в состоянии вытерпеть родовую боль. Дело было не в этом. При полном обследовании Карины на шестом месяце беременности, врачи выявили у нее повышенное внутричерепное давление, возникшее, как они после предположили, поговорив с Костей, из-за многократных черепно-мозговых травм. Да и от последнего сотрясения мозга, после той ночи с Шамалко, прошло меньше года. Как понял Константин, это могло привести к тяжелым осложнениям во время родов. Потому врачи решили планово готовить Карину к кесаревому сечению, которое собирались провести за две недели до предполагаемого срока естественных родов. И чем ближе была эта дата, тем больше сходил с ума Константин, до ужаса опасаясь, что у жены роды могут начаться преждевременно.

Выслушав его, Никольский отмахнулся, и заявил, что это все «цветочки». Вот с появлением детей — ночи, и правда, становятся бессонными. Но, разумеется, Соболеву «не грозит» это прочувствовать на себе. Да и не подготовлен он к такому…

Ясное дело, Костя не согласился… и, короче, они с Борисом поспорили. Карина об этом не знала, чему Соболев тихо радовался, потому что иногда сам себя считал идиотом. Надо же было додуматься отстаивать право не спать по ночам?!

Тем не мене — он не хитрил, и честно вставал, опережая нянек. И сейчас, спустя три недели после того, как у него появились дети, даже втянулся и кайфовал от этого… Ну, почти.

Собственно, еще в операционной, где Карине делали кесарево, он понял, что и сам не откажется от такой привилегии. Потому что, когда ему дали в руки его детей, когда он с настоящим страхом и трепетом прижал к себе эти маленькие, хрупкие создания, когда показал их детей Карине, которая находилась в сознании, хоть и на операционном столе — ощутил внутри нечто непередаваемое. Такое огромное и щемящее, что вполне понял, отчего Карина вдруг зарыдала. Сам он, разумеется, и не думал плакать. Просто у него началось раздражение на антисептик какой-то, вот и глаза зачесались. И он поспешил спрятать это ото всех, даже от жены, прижав детей к себе.

Соболев резко остановился на пороге детской, позабыв о воспоминаниях, вдруг поняв, что дальше и шагу не сделает.

Плакала Софья. Их дочка.

На втором УЗИ, проведенном уже в Майями, врачи обрадовали Соболевых, сообщив, что у них нечастый случай разнополой двойни. Сын и дочь.

Сказать по правде, Соболев был дико рад. Даже больше, наверное, чем когда, вообще, узнал о двойне. Он не был уверен, что найдет в себе силы уговорить жену на еще одну беременность, если у них родятся две девочки. А тут — такая удача, можно сказать.

Карина тоже обрадовалась новости. Точнее тому, что не оба ребенка — женского пола.

Даже смерть Картова не смогла до конца исцелить ее от всех страхов. И как не старался Валентин, побороть это к родам им не удалось.

Нет, Карина не отвергала дочку. Она не отрицала факта ее существования, кормила ее, лично настояв, что будет выкармливать грудью обоих детей столько, насколько хватит сил ее организма. И делала это, хоть тех, учитывая аппетиты ребятни, и приходилось докармливать смесями. Карина даже участвовала в выборе имени для дочери, и это она настояла на окончательном варианте. И все-таки, она словно отстранялась от нее.

Карина никогда самостоятельно не брала ее на руки, не спешила к ней, если дочка начинала плакать, и не стояла у кроватки, улыбаясь или корча смешные рожицы, когда думала, что ее никто не видит. Все это доставалось Артему, их старшему ребенку, сыну.

Валентин утверждал, что дело даже не в тех сволочах, которые были в ее жизни когда-то. Что с детства не имея в сознании иного женского образа, кроме своего собственного и, как бы сама не отрицала этого, стыдясь себя и своего прошлого, Карина дистанцируется от дочери. Опасается перенести на нее «свое проклятие», то, нечто неуловимое, что якобы заставляло мужчин творить подобное с ней самой.

Психолог старался изменить убежденность Карины. Костя, в свою очередь, как мог, демонстрировал жене свою поддержку и любовь. Но положительная динамика не особо прослеживалась. Впрочем, это ничуть не влияло на отношение Соболева к любимой. Кто он, чтобы упрекать ее за эти страхи? Карина, как никто, имела право на покой. Даже если она никогда не откроется до конца их дочери, он не будет судить ее, это Костя знал точно.

За его спиной раздались торопливые шаги, и Костя выставил руку, уперев кулак в косяк, чтобы Фил не мог войти в детскую.

Он так и стоял на пороге, несмотря на продолжающийся плач Софии, и знал, что сам не войдет, и никого туда не пустит. Эконом застыл в шаге от него. Парень тяжело дышал, то и дело, задерживая дыхание, чтобы успокоиться, видно несся с первого этажа на максимальной скорости.

— Константин Олегович, может…? — Фил зашипел ему почти на ухо, как и он сам глядя на то, что происходило в детской. — Сейчас же и Артем проснется…

Соболев молча покачал головой, не поворачиваясь к парню. Он не мог оторвать глаза от жены. На другой стороне комнаты, на пороге ванны, стояла одна из нянек, но и ей он кивком головы велел не двигаться с места.

Карина стояла у кроватки Софии и смотрела на хнычущую дочь, которая, видимо, проголодалась. Стояла так, словно и не слышала, что уже все собрались.

Казалось, его жена, вообще, не видела ничего, кроме крохотного младенца, лежащего в кроватки перед ней. Малышка кривила губки, морщила шелушащийся носик и хмурила светлые бровки. Она хаотично махала своими крохотными ручками, едва-едва не попадая маленькими сжатыми кулачками по своему же лицу. И все громче хныкала, требуя еды. Похоже, она вот-вот готова была расплакаться.

Артем пока спал, хоть, если судить по недовольно сдвинувшимся бровям мальчишки, мог скоро проснуться и присоединиться к сестре.

Карина стояла прямо над дочкой, сжав пальцы на бортике кроватки. И у Константина сердце замерло, при виде выражения лица жены, а в висках что-то громко-громко застучало.

Такой боли, такого страха и стыда в ее глазах он не видел больше года. И не хотел бы больше видеть никогда. Казалось, Карина сама себя презирает, и ничего не может с этим поделать. И ненавидит себя за что-то.

Но и сделать с собой — ничего не может. Только стоит и молча смотрит на то, как плачет ее дочь.

Костя знал, что будь это Артем — она уже схватила бы ребенка на руки и прижала бы к себе, и успокоила, и приложила бы к груди. На какой-то миг ему даже стало обидно и горько, за обеих своих девочек. И за Софию, которая, не виновная ни в чем, была лишена безоглядной материнской привязанности. И за Карину, у которой собственный страх и память о прошлом — выжигали и вытравливали сердце и душу, не позволяли приблизиться к дочери.

Он не мог терпеть то, что видел. Не было сил у него ни смотреть на боль и отчаяние на лице любимой женщины, ни слышать плач дочери. Он всего лишь возьмет Софию, и даст Карине. Она возьмет, так — возьмет, из его рук. И покормит ребенка.

Соболев уже оттолкнулся от дверного косяка и почти сделал шаг, когда Карина вдруг дернулась. Наверное, чтоб отойти. Но… С тихим надрывным стоном, она, неожиданно для него, а может и для себя, резко наклонилась и подхватила дочку на руки, вынув из кроватки.

— Тсс, тише, моя хорошая. Не плачь. Все хорошо. Хорошо. Мама рядом. — Прижав кроху к груди, зашептала Карина, ни на кого не обращая внимания.

А может, и правда, не замечая никого, настолько ее внимание поглотила София.

Константин замер, так и не зайдя в комнату.

Сколько раз он сам говорил что-то подобное жене, успокаивая? Пришлось глубоко вдохнуть, чтобы немного прийти в себя, но горло, все равно, давило от картины, которую он видел. От того, что Карина стояла, держа их дочь, и сама, наверное, не осознавала, что по ее лицу катятся слезы.

Она наклонилась к личику Софии, продолжая шептать, и беспрестанно целовала маленькие кулачки, щечки, лобик дочери. Словно пыталась разом наверстать все то, что упустила за эти три недели, прошедшие с момента родов.

Костя глянул на пораженную няньку и взглядом велел женщине уйти. Оглянулся на Фила, но парень уже и сам потихоньку отходил от двери, знаками дав понять Соболеву, что спустится, приготовит смесь для докорма.

Нет, не уволит он его, точно, слишком уж сообразительный у них эконом. Хоть об обеде теперь и приходится напоминать.

Убедившись, что кроме них в комнате никого не осталось, Костя опять глянул на жену. Карина уже устроила головку дочери на сгибе локтя и, отогнув отворот хлопкового халата, наблюдала, как София хватает грудь. Его самого каждый раз поражало, как такие маленькие дети четко знают, от чего зависит их жизнь и сытость, и, при полной беспомощности в иных делах, едва ли не ползут к материнской груди, пусть и напоминая при этом своими движениями больше извивающихся червячков-переростков, чем людей.

В этот момент Карина подняла голову и увидела его. Ее лицо, по которому продолжали катиться слезы, казалось белым и безумно напряженным.

— Я ужасная мать, да? — Хрипло прошептала Карина, тихо укачивая причмокивающую у ее груди дочку.

Константин прочистил севшее горло. Покачал головой.

— Ты для них — самая лучшая. Безусловно. И без всяких оговорок. — Тихо, но со всей убежденностью, на какую только был способен, заявил он, обняв жену за плечи. — Как и для меня. — Легко подтолкнув, он заставил Карину сесть в кресло, стоящее между детских кроваток.

— Я так долго боялась подойти к ней. — Карина провела пальцем по щечке дочери. — Так долго не брала на руки. А она так плакала… Костя! — У нее сорвался голос. — Я ненавидела себя за то, что не могу взять ее на руки. За то, что трушу. И так боялась, что сделаю что-то не так. Что сделаю ее такой, как я… Валентин говорил, но я… Это так трудно. Артем, он же мальчик. А она…

— Тихо. — Совсем, как она сама пара минут назад, прошептал Костя, гладя затылок и плечи жены, пока она продолжала кормить. — Ты безумно смелая, ты же смогла. Несмотря ни на что, ты смогла это преодолеть. — Он ладонью вытер слезы, которые капали с ее щек на носик Софии, заставляя малышку недовольно фыркать. — И если она будет хоть немного похожей на тебя, это будет прекрасно. Потому что я не знаю более умной, красивой и смелой женщины. — Усмехнувшись жене, Костя наклонился и поцеловал ее в губы, ощущая привкус слез Карины.

Видит Бог, он был готов построить Валентину еще хоть три клиники, за то, что психологу все же удалось что-то изменить в ее психике. За то, что она все-таки сумела перешагнуть свои страхи и опасения.

— Чувствую, мне таки придется раскошелиться на еще один завод, — решил он рассмешить и отвлечь ее. — Или, чего уже там размениваться? Не хочешь монополизировать всю ювелирную отрасль нашей страны, а, моя хорошая? — Подмигнул он Карине.

Она и правда улыбнулась, даже хмыкнула.

Костя сдержал слово, и вручил жене документы на право владения бывшим заводом Картова, едва ее перевели из операционной в палату. Хотя оба знали, что они лежали у Соболева все эти месяцы. Он получил их от Дмитрия еще до отъезда из Киева. Те должны были служить гарантией поддержки кандидата Константином и извинением Картова за непризнанное им покушение на Карину. Впрочем, принимая эти документы, Костя не уточнял, что не собирается соблюдать этот договор, о чем, насколько ему было известно, Картову все же сообщили перед смертью.

— Я подумаю. — Карина продолжала смотреть на личико дочери. — Посоветуюсь с поверенным. — Она усмехнулась. Выражение ее собственного лица казалось уже менее напряженным. Слава Богу, его жена успокаивалась. — Не много ли будет мороки с антимонопольным комитетом?

— Я как-нибудь это улажу.

В этот момент, оправдывая прогнозы и предчувствия Кости, заворочался и захныкал Артем.

Предупреждая плач, готовый вот-вот сорваться с губ сына, Константин взял ребенка на руки, укачивая.

— Вот! — Тут в детскую влетел Фил с двумя бутылочками питания.

— Тихо!

Они шикнули на эконома синхронно. Переглянулись — и рассмеялись. Костя взял у Карины Софию, тут же ловко вставил соску от бутылочки в скривившийся ротик. А Артема передал жене, чтобы тот получил свою порцию молока.

И все проделал отлажено, четко. Прямо, как работа его корпорации.

«Нет, все-таки, он выиграл спор у Никольского. Завтра же предъявит ему счет. А в свидетели, вот, Фила возьмет. В качестве демонстрации одобрения парню», довольный собой, решил Соболев, наблюдая, как эконом пасмурно нарезает круги по детской, расстроенный тем, что всех детей «заняли».

Эпилог

Через три года

В два часа ночи дороги города были практически пусты, машина беспрепятственно «летела» по объездной, никем и ничем не задерживаемая. Гаишники даже не поворачивали голов, когда их автомобиль миновал посты. Насколько знал Константин, Шлепко «согласовал» этот вопрос с начальством автоинспекции. Его вполне устраивала скорость, которую сохранял водитель. И он сам, и Карина, сейчас дремавшая на его плече, хотели попасть домой как можно скорее. Их, а вернее его «командировка», из которой они сейчас возвращались, изначально должна была длиться семь дней, а закончилась через четыре. Карина же, как и всегда, сопровождала Константина, поскольку ни он сам, ни она, не видели никаких причин для того, чтобы проводить это время порознь.

Костя скосил глаза и, не сдержав усмешки, легко провел губами по лбу жены. Он не собирался ее будить, просто хотелось прикоснуться. Его и самого клонило в сон, но Соболев привычно боролся с этим желанием. Было еще слишком много дел, да и мыслей, над которыми стоило подумать.

Иногда, в чем Соболев ни разу не признался жене, он размышлял над их прошлым. Раздельным. Тем, которое общим уже сделать было нельзя, несмотря ни на какие возможности и деньги. Соболев не привык бестолково тратить время и сожалеть об упущенных шансах. Он просто старался те не пропускать. Но вот об этом — он не раз жалел. О том, что не встретил Карину раньше. Что не столкнулся с Дашей.

Бог знает, может он и не обратил бы внимания на эту девчонку. Кто мог знать? Никто. Но Константин не единожды задавался риторическим вопросом о том, что было бы, встреть он ее до Картова. Найди первым. Хоть тогда, когда сбежал в ту самую область, записываться в военкомат. Почему он проехал не ее поселком, а соседним? Что направляет людей, что подталкивает к выбору того или иного пути?

На все это ответов у него не было.

И Соболев не имел никакой возможности узнать, как сложилась бы его, да и ее жизнь в таком случае. Просто, ему было мало времени с ней. Всегда мало. Всегда не хватало, казалось, что и за десять, двадцать лет ежесекундного общения — не утолить потребности быть рядом с Кариной и с детьми. Возможно, как раз потому, что он был уже достаточно «взрослым», достаточно знающим о жизни, чтобы понять значимость присутствия рядом близких людей.

Может и хорошо, что встретились они именно теперь. И, вполне вероятно, не оценил бы, не осознал бы, не сумел бы понять он все тогда, двадцать лет назад. Однако, несмотря на все здравомыслие и понимание, не размышлять об этом у Соболева не получалось.

Сейчас они неслись домой оттого, что оба соскучились по детям. И, глядя на то, как мается его жена, не признаваясь, что беспокоится о близнецах, Костя не поленился ускорить заключение контракта, ради которого они и летали в Венгрию. Ведь, если по правде, он и сам прекрасно понимал все ее чувства. Телефоны и Skype, это, конечно, хорошо, но все равно, тепло ребенка, обнимающего тебя, не заменит.

Автомобиль начал тормозить перед поворотом к поселку, и Карина подняла голову, осматриваясь в темноте салона.

— Приехали? — Хрипло после сна прошептала его жена, заставив кровь Кости чуть быстрее бежать по телу.

— Почти. — С усмешкой ответил он, убрав от ее губ упавшие пряди волос. — Еще две минуты.

— То ли за эти четыре дня построили новую дорогу от аэропорта, то ли я спала сильно крепко. — Карина снова уронила голову ему на плечо. — Но путь показался мне гораздо короче, чем обычно. Или это Миша сегодня ехал быстрее? — Спросила она, скосив сонные глаза на силуэт водителя за перегородкой.

— Думаю, второе. — Костя обнял ее за плечи. — Нам давно пора в отпуск. Сколько мы суммарно спали за этот месяц, со всеми поездками, договорами, родственниками и перелетами?

— Суток трое, не больше. — Отозвалась Карина. — Но это ведь не я таскала тебя по всей Европе, Соболев.

— Не ты. — Согласился Константин со смешком. — Признаю вину. Потому и намекаю на отпуск.

— Я только «за». — Карина окончательно выпрямилась и потянулась, разминая мышцы, пока автомобиль въезжал в гараж.

Соболев промолчал, с удовольствием наблюдая за женой. Последние несколько месяцев, и правда, оказались перенасыщенными. Новые контракты и договора, покупка нескольких предприятий в Европе — все это требовало его присутствия, и, как следствие, их поездок. Соболев не хотел хоть в какой-то мере зависеть от политической или экономической ситуации в своей стране и регионе. Он стремился обеспечить себе и своей семье страховку при любой ситуации, а это все требовало частых поездок и огромного количества работы.

Кроме того, существовали совсем непростые визиты к его родителям, один раз в три месяца, и их «ответные» посещения в таком же режиме, напоминающие Косте встречи держав в состоянии вынужденного перемирия. Его мать очень старалась не демонстрировать своего отношения к прошлому Карины, о котором, разумеется, не поленилась узнать. Однако, будучи приверженцем здравых взглядов на ситуацию — Константин не мог не признать, что получалось у той это не очень удачно. Не особо изменило ситуацию и то, что однажды, не выдержав, он отправил отца с Кариной и детьми в местный зоопарк, категорично запретив появляться в доме до вечера, а сам долго разговаривал с матерью. Она, вроде бы, и поняла, и признала все, выслушав рассказ о жизни Карины. Но, так и не сумела переломать себя и своего брезгливого отношения к невестке, а может и не старалась. Хотя, вроде, и сочувствовала. Однако Бог знает отчего, но мать считала, что он мог бы помочь ей и просто так, даже жить с Кариной имел право, но официальный брак и детей — завести с более подходящей девушкой. Разве мало подобных отношений в их среде общения?

Константин махнул на это рукой, перенаправив все усилия на то, чтобы жена как можно меньше замечала это или контактировала с его матерью один на один. А вот реакция отца оправдала его ожидания. Даже до того, как старший Соболев узнал то, что Костя посчитал необходимым ему сообщить, отец заявил, что не будет вмешиваться в решения сына. Если тот доволен своим выбором, его все устраивает, и с Кариной его отец всегда держался открыто и тепло.

Наедине с Костей, Карина иногда иронизировала, что ей всегда лучше удавалось расположить к себе мужчин. Но он точно знал, что его жена даже благодарна своей свекрови. Впрочем, не за такое отношение к себе, а за то, что та не переносила это отношение на своих внуков. Кого-кого, а Артема и Софию мать Кости обожала, холила и лелеяла.

Соболевы решили, что им и этого достаточно от старшего поколения, а об остальном решили не думать. Они были довольны и тем, что есть друг у друга. Всеобщего благоденствия и счастья, ни Костя, ни Карина не ждали. Да и не верили в существование подобного.

Сейчас, выйдя из машины и зайдя в дом, оба, не сговариваясь, повернули в сторону детской, едва поднялись на второй этаж. Переглянулись и улыбнулись друг другу. С годами, прожитыми вместе, их способность понимать друг друга без слов только усилилась.

Оба понимали, что в начале третьего ночи дети спят, и будить их не собирались, просто хотелось хоть заглянуть, посмотреть на то, как они сопят носами в своих кроватках.

Сонный Филипп, встретив их на пороге и отчитавшись в «отсутствии происшествий» с момента последнего разговора по телефону три часа назад, был уже отпущен ими и отправлен спать. Потому Костя тихо открыл двери в детскую, пропустил Карину, успевшую оставить свои туфли еще на лестнице, и сам зашел следом, подумав, что жена поступила умней. Ее босые ноги ступали совершенно бесшумно, в то время, как его кожаные туфли, казалось, начали «скрипеть» в сонной тишине комнаты. Хотя, вероятней всего, «скрипели» они только в его голове.

В комнате горел ночник. Слабого, чуть голубоватого света едва хватало, чтобы не наступить на разбросанные кругом пирамидки, плюшевые игрушки и машинки, вперемешку с куклами. Соболеву порой начинало казаться, что рано или поздно игрушки его детей заполонят все комнаты и, в итоге, погребут под собой весь дом. Привыкнув за долгие годы жить в полном порядке, даже не задумываясь об этом, он теперь прилагал огромные усилия, стараясь воспринимать как должное тот хаос, что устраивали везде близнецы. Он понимал, что это малая плата за то счастье, которое эти малыши принесли в их с Кариной жизни, и уже научился посмеиваться, наступая на очередного утенка или солдатика у себя в кабинете. Причем, это случалось и дома, и даже на работе, куда Карина достаточно часто привозила детей «поднять настроение» отцу. А этот маленький десант никогда не «высаживался» на его территории без приличного запаса игрушек, которые после так и оставались валяться повсюду.

Вот и сейчас приходилось очень внимательно следить за тем, куда ступаешь, чтобы пронзительным визгом какого-нибудь пупса не поднять на ноги весь дом. Дети спали, по своей, непонятной ни Косте, ни Карине привычке, подогнув под животы ноги, и оттопырив попки. Как можно так спать, причем, едва ли не с младенчества, причем, спать крепко, и обоим одновременно — Костя даже представить не мог. Впрочем, его непонимание не мешало детям отдыхать именно в такой позе.

Карина подошла к кроватке дочери и осторожно провела пальцем по щеке Сони, легко поцеловала в макушку. Повторила то же с сыном. Устроила у каждого на подушке по очередному плюшевому медведю, мимо которых не могла пройти ни в одном магазине в любой стране мира.

То ли от тишины, и причмокивающих, сонных вздохов ребятни, то ли просто от накопившейся усталости, Константин и сам ощутил, как на него накатывает сон. Глубоко вздохнул, пытаясь встряхнуться, провел рукой по лицу. И все равно — зевнул. Усталость не считалась с его планами.

— Похоже, тебе тоже стоит уснуть, Соболев. — Обняв за шею, прошептала Карина ему на ухо, мягко поглаживая напряженный затылок. — Тем более что эти двое утром примчатся к нам еще до семи утра.

— Заманчивое предложение. — Так же шепотом согласился Костя, опять зевнув. И в уме не мог не признать, что она права, спокойно выспаться утром им не позволят.

Обняв жену за талию, он направился к выходу, потянув Карину за собой.

Дети влетели к ним не то, что до семи. Как показалось Косте — он только успел закрыть глаза, а по нему уже начали топтаться маленькие ножки, чьи-то ручки настойчиво пытались открыть ему глаза, и кто-то при этом тянул за левое ухо. Рядом начала смеяться Карина, уговаривая дочь слезть у нее с живота. А откуда-то издалека, как ему показалось сквозь сон, причитал Фил, утверждавший, что не сумел удержать эти два «урагана». Причем, даже до конца не проснувшись, Соболев мог бы поспорить, что эконом кричит из-за двери, не рискуя сейчас попадаться на глаза сонному хозяину.

Вот он, вроде, и понимал все это, и сына даже умудрился обнять, сняв того со своего лица. А проснуться не мог. Не получалось открыть глаза полностью. Сказалось все напряжение и усталость двух или трех последних месяцев.

— Так, дети, успокоились. — Карине как-то удалось усмирить буйство детей, уже прыгающих на кровати, как на батуте. И, похоже, она сумела заметить и его состояние. — Папа еще не проснулся, видите?

— Да! — Донеслось дружно в ответ два звонких голоса. — Давай, его лазбудем?! — Тут же, не растерявшись, деловито предложил сын. — Водичкой польем. Холодной! Я в мультике видел!

Несмотря на законную гордость от изобретательности своего чада, предложенный вариант ему не понравился. Но Карина, видимо потому, что уже совсем проснулась, успела перехватить Артема до того, как тот отправился приводить свой план в исполнение.

— Нет, мы папу поливать не будем. — Кажется, она подхватила сына на руки. — И щекотать тоже. — Божественная женщина, ей удалось оттащить Софию от его пяток. — Фил!

Кажется, Карина пошла в сторону двери. Он все еще не мог найти силы открыть глаза и ориентировался по звучанию голоса.

— Сейчас вы пойдете с Филом и приготовите папе печенье, договорились? — Карина, кажется, сдала детей эконому. — И когда он отдохнет и проснется — угостите. Хорошо?

— Да! — снова отозвались двойняшки хором.

— Мам? — Уже в одиночку позвала дочка. — А ты почему Лене мишку не привезла?

В комнате повисло молчание, как и обычно после того, как их дочь заводила разговор о своем «друге», которого, кажется, придумала еще год назад. Даже Костя приподнял голову с подушки, чтобы посмотреть на обиженную мордашку дочери. Похоже, к Валентину им еще придется ее водить не один раз.

— Привезла, хорошая моя. — Карина со вздохом достала еще одного мишку из шкафа. Она стала покупать третью игрушку с тех пор, как София впервые начала рассказывать про друга и просить подарки и для «Лени», но каждый раз надеялась, что новая уже не понадобится. Причем, сама девочка никогда этими «запасными» игрушками не игралась, складывая те в один из углов детской. Психолог допускал, что такая ситуация может быть следствием напряженности между матерью и бабушкой Сони, но не был уверен. Однако не сдавался и продолжал заниматься этим вопросом.

— Вот. — Карина протянула дочке еще одного медведя.

Уже совсем довольная София радостно схватила игрушку и убежала вслед за братом.

— Мы испечем вам шоколадное печенье, конфетка. А вы — еще отдыхайте. — Громким шепотом пообещал Фил, возвращая разговор к безопасной теме, и Костя с облегчением услышал, как закрылись двери.

Он повернулся на спину, так и не открывая глаза, закинул руку на лицо, но и так сон уже не возвращался. Хоть усталость и разбитость ощущалась во всем теле.

Рядом легко прогнулся матрас, и Костя ощутил, как теплые ладони Карины прошлись по его груди, скользнули вверх, к шее.

— Ну, что? Выспался? — Со смешком спросила жена, целуя теплыми губами его брови.

Сил Кости хватило только на неопределенный вздох.

— Еще спать будешь? — Она поцеловала его закрытые глаза.

— Не знаю. — Честно признался Костя.

— Знаешь, у меня есть идея получше, как тебе расслабиться. — Со смешком заверила жена.

И, отодвинувшись, потянула его за руку.

Не особо поняв ее планы, но не уверенный, что сейчас способен хоть на что-то, кроме неподвижного «лежания», он все же потянулся за ней, поднявшись с постели.

Карина привела его в ванную комнату. Заставила сесть, а сама включила теплую воду. Костя же просто с удовольствием наблюдал за ней. Шелковая сорочка, облегающая и струящаяся, которую Карина стала надевать на ночь, зная, что дети могут ворваться в любой момент, доставала до середины бедра, а сейчас, когда Карина наклонилась, и вовсе вздернулась, позволяя ему любоваться ягодицами жены и отсутствием белья на тех.

— Иди сюда. — Она подтолкнула его, заставив сесть в ванну, «погруженную» в пол.

Однако сама, вопреки его предположению, не забралась следом, а села на пол, у него за спиной, и начала нежно поглаживать спину, шею, плечи Кости. С каждым движением нажим ее пальцев усиливался, расслабляя мышцы, напряженные, казалось, даже во сне. Константин не удержался, застонал от удовольствия, ощущая расслабляющее тепло ее движений. Карина поцеловала его волосы, переходя ладонями на макушку и мягко надавила, заставив Костю с головой нырнуть под воду. Взяла шампунь, и начала нежно массировать ему голову.

— Я завидую нашим детям. — Откинувшись на бортик ванны и ее колени, признался Костя. — Ты их купаешь минимум, трижды в неделю.

— Хочешь, чтобы я столько же купала и тебя? — Рассмеявшись, Карина перегнулась через его голову, так, что его лба коснулась ее грудь, и поцеловала губы Кости.

— Знаешь, пожалуй, да. — Протянул Соболев. — Только, если честно, от этого я еще больше хочу спать.

— Ну, так спи. — Совсем весело рассмеялась жена. — Я обещала тебя расслабить, а не разбудить.

Он, конечно же, не заснул. Но был весьма близок к этому. Теплая вода, ее руки, массирующие его плечи и шею, поглаживающие голову. То и дело мылящие Костю чем-то пенным, а потом ополаскивающие его. Это действительно расслабляло, погружая в состояние, среднее между бодрствованием и сном.

Потом, когда Карина посчитала, что он достаточно «отмылся», видимо, она потянула его из ванны, заставив лечь на полотенце, заранее расстеленное на полу, с включенным подогревом. Соболев снова подчинился, не желая стряхивать с себя это ощущение лености и блаженства. Хотя и не отказал себе в удовольствии вновь полюбоваться женой, ночная сорочка которой намокла его стараниями и теперь весьма откровенно облегала каждый изгиб. И все-таки, она не дала ему разглядывать себя достаточно долго, чтобы расслабленность сменилась возбуждением.

— Ложись. — Карина погладила его спину вдоль позвоночника.

Сама уселась поверх его бедер, и Константин ощутил, как из ее ладоней по его коже растеклось теплое масло. Если в ванной Карина массировала в основном его плечи и шею, то теперь жена, казалось, не пропустила ни единой мышцы, она надавливала, гладила и прижимала, порою, просто, укладываясь на него всем телом. А Костя, чувствуя спиной каждый ее изгиб, все больше ощущал, как покидает тело нега, сменяясь горячим и жадным напряжением в паху.

— Перевернись. — Карина чуть прикусила ему ухо, подразнивая.

Похоже, она прекрасно знала, в каком он уже был состоянии.

Соболев выполнил распоряжение, попытавшись при этом ухватить ее за пояс. Но Карина увернулась. Прошлась ладонями по его груди, лукаво и с вызовом глядя ему в глаза. Она была такой красивой, у него до сих пор захватывало дух, когда Костя смотрел на жену. Особенно, когда он видел в ее глазах радость и счастье.

Несмотря на ее сорочку, они оба были покрыты маслом с головы до ног, и сквозь тонкую ткань он отчетливо видел ее грудь, ставшую еще полнее после беременности и кормления, но не утратившую упругости. Напряженные соски откровенно приподнимали шелк, просвечиваясь через мокрую сорочку.

Карина поцеловала его в губы, скользнула по подбородку, спустилась к груди. Ее обнаженные бедра скользили по его паху, дразня и возбуждая все больше, а руки продолжали поглаживать и разминать мышцы, спускаясь, как и губы, все ниже.

Ему потребовалось еще, наверное, полминуты, прежде чем Костя понял, что она планирует. А осознав это, он с усмешкой перехватил жену на уровне своего живота и заставил подняться. От усталости и следа не осталось.

— Нет. — Покачал головой Костя, уже сам прижавшись губами к ее рту, и надавил на бедра Карины, легко проникнув в ее тело. — Вот так. — Похоже, и ее возбудило все то, что она делала.

Карина выгнулась в его руках.

— Предполагалось, что это ты расслабляешься, Соболев. — Со стоном прошептала Карина ему на ухо, когда он начал двигаться.

Он крепче обнял ее и, обхватив затылок Карины ладонью, перевернулся, накрыв ее своим телом.

— А что мешает нам расслабиться вместе? — Целуя и покусывая ее ухо так, как это совсем недавно делала ему она, резонно возразил Костя, продолжая двигаться.