Шах Георгий

Огненная колесница Гелиобала

Г. ШАХ

ОГНЕННАЯ КОЛЕСНИЦА ГЕЛИОБАЛА

Уважаемая редакция!

В одном из недавних номеров вашего журнала обсуждалась гипотеза об участии космических пришельцев в строительстве храмов Баальбека. В действительности дело обстояло так...

1.

- Непостижимо, как эти финикийцы ухитрялись ворочать такие глыбы, а тем более поднимать их на высоту до полуста локтей, - сказал инженер. - Иные утверждают, что и до ста. Сам я, впрочем, не видел и свидетельствовать не берусь.

- Должно быть, до ста - это в Пальмире, - заметил центурион.

- Не знаю, - рассеянно отозвался инженер, не желая отвлекаться от волнующей его мысли. - Ну, хотя бы эта, - сказал он, постучав по каменной плите, которая послужила им скамьей. - В ней весу не меньше чем в пяти колоннах Фламиниева цирка. И знаешь, где она была? Подпирала перекладину, на которой возвышалась фигура Ваала. Нам, с нашей первоклассной современной техникой, пришлось повозиться с неделю, чтобы в целости опустить ее на землю и перенести в эту часть храма.

- Все равно они дикари, темный, коварный, невежественный народ. В жертву своему проклятому идолу живых младенцев приносили. - Центурион усмехнулся Что там говорить, у них даже терм не было, вот уж, воистину, животные.

- У них было море, - отпарировал инженер, - волны понта куда очистительней и полезней, чем тухлая вода наших превосходных акведуков. Кроме того, - ехидно добавил он, - эти первобытные дикари, эти животные едва не обрубили крылья римскому орлу. Не знаю, чему вас учат в военных академиях, но, видимо, общее представление о Каннах у тебя должно быть, мой любезный центурион?

- Мы их раздавили и дотла разрушили их гнездо. Какое имеет значение, сколько ставок ты проиграл, если кон за тобой?

- Да, конечно, только для этого понадобились три войны, два Сципиона Африканских и что-то около ста тысяч римских жизней.

Центурион фыркнул. Его смешили и раздражали штатские суждения о войне. Может быть, господа пацифисты укажут другой способ защитить вечный город? Небось, когда по форуму пронеслось "Hannibal ante portas!"1, эта публика, наложив в штаны, помчалась требовать всеобщей мобилизации, чрезвычайных полномочий консулам, беспощадной расправы с отложившимися италийскими союзниками. Теперь, когда порядок наведен и Рим всей своей необоримой мощью стоит на страже мира, каждому вольготно рассуждать о вреде милитаризма. Центурион остро ощутил несправедливость мироустройства, поскольку отдал ратному делу без малого три десятка лет и видел в нем не только профессию, но и долг, призвание, до некоторой степени - историческую миссию.

- Это в тебе говорит происхождение, - неожиданно нашелся он; к нему начало возвращаться благодушное настроение.

- Я римский гражданин, - возразил инженер.

- Не на сто процентов, у тебя мать гречанка.

- Гражданство не измеряется процентами.

У центуриона в запасе было множество аргументов, уж что-что, а тему зловредного эллинского влияния он мог считать своим коньком. Два карательных похода в Македонию, годовой постой в Пирее, бесконечные дискуссии с местной интеллигенцией - все это была отличная школа. Но здравый смысл подсказывал, что не следует заходить слишком далеко. Инженер послан из центра, вполне вероятно, что у него есть связи в военном ведомстве, а может быть, кто знает, знакомства при дворе. Солдаты нужны всегда, но в мирные времена больше благоволят строителям.

Центурион нарочито громко зевнул, как бы извещая собеседника о своих миролюбивых намерениях.

- Уж очень палит, - сказал он, прикрываясь ладонью от солнца. - Вот когда бы море не помешало. Странно, почему это финикийцы, вопреки обыкновению, возвели храм так далеко от побережья.

- Это был не только храм, но прежде всего - крепость. Видимо, место выбиралось с расчетом защитить приморские центры от набегов с тыла.

Они находились в центре огромной строительной площадки, на искусственной насыпи, откуда удобно было наблюдать за ходом работ. Не так просто было понять, чем здесь заняты люди - стройкой или разрушением. Одни разбирали стену старинной кладки, другие, идя едва ли не по пятам, возводили новую. Чуть в сторонке, под соломенным навесом расположилась мастерская по обработке камня его тесали, придавая нужный размер, высекали рисунок, чаще всего два-три штриха, которые казались простым узором и лишь вместе со штрихами на других плитах складывались в фигуры людей и богов. К мастерской примыкали литейный цех, кузня, фабрика по обработке дерева, десятки других предприятий, вплоть до отряда полевых кухонь и цепочки воинских постов, раскинувшихся на окраинах строительной площадки. Впрочем, и за ее пределами можно было обнаружить кое-какие наспех сколоченные сооружения - трактиры, маркитантские лавки, публичные дома, владельцы которых слетались в Гелиополис, бывший град Ваала, со всего финикийского побережья в расчете на щедрость римских легионеров и безрассудную расточительность скульпторов, художников, мастерового люда.

Центурион внезапно поднялся. Его внимание привлекла волна черного дыма за чертой лагеря. Он хотел подозвать легионера, но инженер остановил его:

- Не поднимай тревоги. Дым, который ты видишь, ничем для нас не опасен и даже может принести пользу. Ты ведь хотел бы сократить срок нашего пребывания в этом пекле на пару лет?

- Клянусь богами! Уж не нашел ли ты способ возносить свои колонны с помощью дыма?

- Ты и не представляешь, насколько близок к истине. Впрочем, можешь убедиться сам, отсюда рукой подать, пятнадцать стадий...

...Жар, исходящий от внушительного очага, накалял и без того, горячий воздух пустыни и казался материально ощутимым. Его струи искажали очертания предметов, придавали красноватый блеск лицам и телам копошившихся рядом людей. Вокруг обычные принадлежности мастерской: молоты, наковальни, инструменты разных размеров и назначения, аккуратно сложенные готовые детали и груды ржавых отходов.

Но прежде всего бросалось в глаза диковинное сооружение в центре мастерской. Основу его составлял медный котел, укрепленный на круговой кирпичной кладке. Справа и слева из чрева котла исходили трубы толщиной в локоть, причем правая, короткая, была плотно прикрыта заслонкой, а левая сочленялась с другой трубой, поуже, которая, поднявшись под прямым углом, ввинчивалась в сосуд, по очертаниям напоминавший амфору, в каких перевозят на дальние расстояния масло и вино. Из горловины сосуда, в свою очередь, выползала трубка, она соединялась с другими, многократно изгибалась, раздваивалась, и это хитрое сплетение, парившее в воздухе, как ветви иссохшего дерева, завершалось двумя короткими прямыми коленами, вставленными в большой ящик величиной с платяной сундук. Тоже изготовленный из меди, он казался необычно тяжелым, может быть, потому, что покоился на массивной металлической треноге. Из сундука исходил круглый стержень, а на него, как на ось, было насажено огромное деревянное колесо с широкими лопастями.

- Смахивает на кухню, - пробормотал центурион, принимая вид человека, который ждет объяснений.

- Да, - усмехнулся инженер, - только кухню Вулкана. Здесь готовят блюда не из индюшатины и кабанятины, а из благородных стихий - огня, воды, воздуха. Запомни эту минуту, центурион. Ты присутствуешь при рождении восьмого и самого великого из чудес света. Ибо все прочие лишь прославляют человека, а это сделает его Геркулесом. Колесо, которое ты видишь, в десять раз сильней твоей центурии, ибо в нем живет божественная сила огня - стихии горючей, светящейся, сухой и легкой, как сказал Аристотель, отец наук.

- Ты забываешь, - возразил центурион, - что здесь под моим командованием находится целая когорта. - Он положил руку на плечо собеседнику, переходя на доверительный тон. - Я ведь из крестьян, кое-что смыслю в технике, разумеется, больше в военной. Это колесо с лопастями напоминает мне водяную мельницу. Но зачем оно здесь, где нет реки, или, как ты возвышенно выражаешься, водяной стихии? И для чего чан?

- Не чан, а котел. Видишь ли, в мельнице колесо берет силу у речного потока и с помощью зубчатых передач отдает ее мельничному жернову. Иначе говоря, оно выполняет роль двигателя, в то время как жернов служит рабочим механизмом. Теперь обрати внимание, что в нашей конструкции колесо предназначено служить как раз рабочим механизмом, то есть непосредственно выполнять полезную работу. Но где же в таком случае двигатель? В котле с помощью огня, воды и воздуха возникает воистину Геркулесова мощь. Чтобы понять все значение совершающегося в нем таинства, заметь, что до сих пор боги вразумили людей на использование силы лишь воды и воздуха - я имею в виду ветер, надувающий паруса наших кораблей. Огонь же был нашим злейшим недругом. Здесь он впервые приручен и вместе с другими стихиями будет послушно исполнять нашу волю.

- Ладно, ладно, - заметил центурион с раздражением, - я уже постиг величие момента, постарайся все-таки быть ближе к делу.

Инженер подавил обиду.

- Хорошо, - сказал он, - обойдусь без теории. Вода, залитая в котел, нагревается и превращается в пар, имеющий свойство почти мгновенно заполнять пространство, во много, может быть, в тысячи раз большее, чем занимала до того вода. Он сосредоточивается в сосуде, напоминающем по форме амфору, а затем устремляется в ящик, где, собственно, и находится главная часть конструкции. Возможно, тебе приходилось слышать о пожарном насосе Ктесибия. Его описывает в одной из своих десяти книг об архитектуре Марк Витрувий Поллион. Так вот, этот механизм позволяет преобразовать буйную и притом действующую без смысла, сразу по всем направлениям, силу пара в размеренное и непрерывное движение. Ну, а задача передать это движение на колесо, заставить его вращаться, решается посредством хитроумного приспособления, также изобретенного в незапамятные времена.

Я оставляю в стороне некоторые важные подробности, например механизм периодического нагревания и охлаждения трубок, без которого установка обречена бездействовать. Этого не понять без специального технического образования. Признаюсь, не все еще ясно здесь и мне самому...

- Лично мне, - сказал центурион, - наплевать на то, как устроена моя лошадь. Достаточно знать, чем ее следует кормить и как за ней ухаживать, чтобы она не пала в походе и вынесла в бою.

- Не забывай, однако, что лошадь, как и все живое вокруг нас, сотворена волею богов и по неведомым нам законам провидения. Машина же... да, я полагаю, лучше всего назвать это сооружение огненной машиной, создана руками и разумом человека, хотя, конечно, тоже по наущению Юпитера, пожелавшего поделиться со смертными частицей своего огненного могущества. Ты не можешь убить лошадь, чтоб посмотреть, как она устроена, и затем вновь оживить. А я могу разобрать машину и собрать ее опять.

- И все-таки чего-то в ней не понимаешь?

- Не понимаю. Ни я, ни тем более он.

- Кто это он?

- Изобретатель.

- Как, разве это не твоя выдумка?

- Нет. Я лишь дал средства на сооружение машины, собрал опытных механиков, подсказал некоторые технические решения.

- Кто же создал машину?

- Сейчас ты его увидишь. Гелиобал!

Невысокий коренастый человек отделился от группы работающих и приблизился к ним. У него была квадратная черная борода, правильные, но чуть тяжеловатые черты лица, из-под густых, сросшихся на переносице бровей поблескивали маленькие угольки-глаза. Плотно сбитое тело, прикрытое набедренной повязкой, отливало бронзой, как бывает у людей, привыкших постоянно трудиться под солнечными лучами, мускулистые руки выдавали недюжинную физическую силу.

- Слушаю, господин, - сказал он на скверной латыни.

- Командующий здешним гарнизоном, - сказал инженер, - хотел познакомиться с создателем огненной машины.

Гелиобал молча склонил голову.

- Откуда ты родом? - спросил центурион.

- Из Карфагена. После его гибели мои прародители бежали к своим близким в Библос и нашли здесь приют. Вот уже в четвертом колене наша семья возделывает клочок земли неподалеку отсюда, выращивая виноград, оливы.

- Значит, ты не раб?

- Я свободный человек.

- Почему же ты оказался на стройке, вместо того чтобы ковыряться в своем саду?

- Потому что я хотел построить машину.

- Видишь ли, - вмешался инженер, - в одну из своих поездок по окрестностям в поисках строительных материалов я попал на участок Гелиобала. Это оазис в здешних пустынных местах, тем более удивительный, что вокруг нет никаких признаков реки или хотя бы горного ручейка. "Где ты берешь воду?" - спросил я у хозяина. "Из земли", - прозвучал ответ. "Сколько же нужно людей, чтобы оросить такой сад?" "Я обхожусь сам". И он показал мне колодец, у которого работала огненная машина, беспрерывно качая воду и подавая ее в оросительную сеть. Она была проще и значительно меньше этой, но построена по тому же принципу. Гелиобалу даже не приходило в голову, что он изобрел двигатель, который способен перевернуть мир. Не смешно ли?

- Никто не способен перевернуть мир, кроме Юпитера, - строго заметил центурион.

Инженер пропустил реплику мимо ушей:

- Теперь, Гелиобал, займи свое место, настал момент испытания.

По сигналу инженера, Гелиобал и двое его подручных подбросили несколько поленьев в очаг, начали открывать заслонки, передвигать рычаги, совершать какие-то другие сложные манипуляции, смысла которых центурион не мог постичь. Машина обнаружила признаки пробуждения, в котле заклокотало, по трубкам, как по жилам, понеслись горячие потоки, их поверхность начала быстро запотевать, в местах сочленений стали вырываться на волю клочья пара и стекать на песок капли влаги. Шум огня, скрип и скрежет двигающихся металлических деталей, вой пара в закоулках машины, грохот рабочего колеса слились в мощный и неумолчный гул.

Как зачарованные смотрели люди на огненное чудо, созданное их руками. Иные кинулись навзничь, зарылись в песок, охваченные ужасом. Другие, посмелее, все же предпочли отбежать на изрядное расстояние. Смельчаки стояли плотным кругом, насколько позволял жар очага; отблеск пламени гулял по их восхищенным лицам. А впереди, почти у самой топки, Гелиобал, подобный Вулкану, управлял таинством машинного действия с помощью длинного тонкого ломика.

По знаку инженера несколько человек подтащили к машине наспех сколоченную деревянную конструкцию, целую башню, на плоской вершине которой была сооружена система блоков. Они перекинули через блочный механизм толстый канат и, обвязав один его конец вокруг тяжелого камня, закрепили другой на колесе. Центурион проследил глазами, как камень пополз в высоту и повис у края площадки.

- Это один из возможных способов применения огненной машины, - пояснил инженер. - Останови двигатель! - крикнул он Гелиобалу. - Отпусти людей поесть и отдохнуть, а сам подойди к нам.

- Конечно, - продолжил он, обращаясь к центуриону, - первая моя цель употребить машину на стройке храма Юпитера. По моим расчетам, пройдет шесть полных лун, прежде чем это станет возможно. Зато потом мы полетим вперед как на крыльях. Император будет доволен.

Центурион шагнул к финикийцу и уперся в него взглядом; в руке, выдавая возбуждение, подрагивал хлыст.

- Ты молодец, Гелиобал.

- Благодарю, господин.

- Я попрошу легата, чтобы римский наместник удвоил твой земельный участок.

- Да сохранят тебя боги.

- Я хочу иметь такую же машину на своей ферме.

- Как прикажешь.

- Но это не самое важное. Гелиобал, готов ли ты оказать услугу великому Риму?

- Какую именно?

- Огненную машину надо приспособить к боевым действиям. Она должна умножить мощь римских легионов и принести новую славу нашему непобедимому оружию. Понял, Гелиобал? Я хочу, чтобы машина научилась пробивать стены, осыпать противника градом камней, обжигать его воинов горячей струей пара.

- Машина не создана для этого, господин.

- Так ты ее переделаешь!

- Невозможно.

- Поберегись, вонючая финикийская тварь!

- Ты можешь меня убить, господин, но моя машина не станет боевым слоном.

Раздался резкий свист бича, и по лицу Гелиобала пролегла кровавая полоса. Подскочивший инженер успел задержать руку, поднятую для повторного удара. Центурион вырвался, отбросил бич, овладев собой.

- Запомни, - сказал он холодно, - либо ты сам сделаешь то, что я сказал, либо это сделают без тебя другие. Можешь не сомневаться, в Риме найдутся для этого подходящие люди. Твоя машина еще помчит наши боевые колесницы.

Центурион заметно отшатнулся, когда Гелиобал резко кинулся перед ним на колени. Но финикиец не замышлял зла, он всего лишь поцеловал руку римлянину, вскочил и побежал прочь, радостно что-то покрикивая.

Лицо центуриона разгладилось.

- Видишь, - сказал он инженеру, - с этой нацией рабов надо уметь разговаривать. Они понимают только язык силы.

- Да, разумеется, - поддакнул инженер с ехидцей. - Ты усмирил гордеца. Догадываешься, почему он поцеловал тебе руку? - И, не дожидаясь ответа, пояснил: - Ты подал идею использовать машину на колеснице, обнаружил совершенно новую сферу ее возможного применения. Это просто и гениально. Мы принимаем тебя, Луций, в круг изобретателей.

2.

Расчеты инженера оказались слишком оптимистичны. Миновало не шесть, а почти двенадцать лун, пока огненная машина была приставлена к делу. Пришлось довольствоваться использованием силы огня лишь на одной операции - подъеме колонн.

Это было эффектное зрелище.

Много десятилетий назад римские архитекторы по воле императора приступили к возведению грандиозного ансамбля, состоящего из храмов Юпитера, Венеры и Бахуса, помещений для жрецов, крепостных сооружений, казарм для гарнизона, жилых домов для администрации, всевозможных подсобных построек, вплоть до просторных конюшен. В долгой истории строительства, растянувшегося на несколько поколений, было немало памятных минут. Но все они, по словам тех, кто мог сравнивать, - уступали торжеству установки колонн - этих гранитных громад высотой в 40 локтей2 и диаметром почти в четыре с половиной. 54 таких колонны должны были составить величие и красоту храма. Доставить каждую из них за сотни километров и водрузить на отведенное ей место было подвигом.

Колонны собирались из трех частей, и метод их установки ничуть не отличался от того, какой применяли в Египте и Вавилоне тысячу лет назад: делали насыпь, втаскивали обвитую канатами колонну, подгоняли к месту, ставили на попа.

И вот теперь на одной площадке почти одновременно вели монтаж люди и огненная машина. Тысячи рабов, подгоняемых надсмотрщиками, в едином порыве напрягали мускулы. Здесь нельзя было использовать ни буйволов, ни лошадей, ибо животные могли прийти в возбуждение, понести, погубить все дело. Локоть за локтем ползла красавица-колонна к месту, где ей предстояло стоять тысячелетиями. Потом наступали ответственные часы подъема, которые растягивались на сутки. Люди падали от изнеможения или под ударами бича, давили друг друга или сгорали от солнечных лучей.

Огненная машина свою первую колонну с помощью высотной башни и системы блоков поставила на место за неделю, вторую - за три дня. Третью Гелиобал не без самодовольства пообещал поставить за день. Он и его команда начинали приобретать сноровку в управлении двигателем.

Симпатия к машине сблизила инженера и центуриона, и сейчас, коротая вечерние часы за кувшином хиосского вина, они с энтузиазмом продолжали обсуждать ее достоинства.

- Можно мне, господин? - спросил казначей, входя для обычного доклада о состоянии финансов.

- Сегодня я не расположен долго тебя выслушивать, - сказал инженер. Скажи только о том, что заслуживает особого внимания. Если ничего такого нет, можешь отправляться в свой кабак.

Казначей не моргнул глазом.

- Как раз сегодня, - сказал он, - я сделал кое-какие расчеты и хотел тебя с ними познакомить. За последнее время на стройке храма Юпитера поставлены две колонны, шестнадцатая и семнадцатая. В монтаже шестнадцатой участвовали восемьсот рабов, содержание каждого обходится по 1 оболу в день. Если сюда добавить плату свободным мастерам и всякого рода дополнительные расходы, установка шестнадцатой обошлась нам в два таланта. Семнадцатая была поставлена огненной машиной. Стоимость новой конструкции, подвоз дров, воды и масла, а также содержание рабов, подготовивших колонну к установке, составляют в сумме два с половиной таланта. Если сюда добавить ту часть стоимости машины, которая приходится на данную операцию, то семнадцатая обошлась нам в три с половиной таланта.

Центурион перевел взгляд на инженера. Тот, явно расстроенный, что-то быстро прикидывал стилом на небольшой карманной табличке.

- Что ты хочешь этим сказать? - спросил наконец центурион.

- Только то, что сказал. Машина нерентабельна. С ней можно разориться.

- Постой, - поднял голову инженер, - как ты распределял первоначальные затраты?

- Очень просто: разделил стоимость машины на 27, половину общего числа колонн. Другую половину поставят рабы.

- Машина может легко поставить все колонны.

- Справедливо, господин. Но что в таком случае будут делать рабы? Разогнать их ты не можешь, так как ряд операций машина не способна производить. Но если мы все равно держим рабов на стройке и тратим на каждого обол, то полное безумие - позволить им бездельничать.

- Погоди, - воскликнул инженер, - но ведь машина сделала работу за два дня, а рабы - за десять. Почему ты не учитываешь это в своей идиотской статистике?

- Потому что, - ответил казначей, - нам некуда спешить.

- Как некуда?! - загремел центурион, вскакивая. - Ты спятил, мошенник!

- Не горячись, господин, - спокойно возразил казначей. - Прими только во внимание, что каждые две колонны поступают в Гелиополис не чаще чем через три луны, и подвозить их быстрее невозможно.

3.

Инженеру не спалось. Лежа на спине и глядя на ночное небо, он вновь переживал события последние дней. Воистину правы те, кто верит, что судьбы людей не зависят от их воли и целиком находятся в распоряжении рока. Совсем недавно он числил себя среди почитаемого сословия строителей, к нему благоволил сам император, ему было доверено руководить созданием архитектурного чуда эпохи. И вот теперь все поставлено на карту: либо его вознесут как лицо, оказавшее государству чрезвычайные услуги, либо обвинят в растрате и превышении власти, богохульстве и с позором выгонят со службы, если не хуже.

Как все это случилось? Конечно, он мог оправдаться перед самим собой тем, что ездил в длительные командировки в Каппадокию и Киренаику, подыскивал новые сорта мрамора, заключал договоры с подрядчиками, вербовал опытных мастеров. Но ведь признаки неблагополучия обнаружились давно...

"Задним умом крепок", - подумал о себе инженер. Перед ним пронеслись события тревожной ночи бегства.

...Была на исходе вторая стража3.

Пространство вокруг было заполнено огнями, которые колыхались во мраке: тысячи рабов с факелами в руках шли от своих бараков к центру строительной площадки. Как это бывает в подобных случаях, толпа на ходу набиралась раздражения и теряла остатки здравого смысла, ею неудержимо овладевал дух погрома.

До сих пор не удалось установить зачинщиков бунта. Центурион признался, что ему доносили о брожении в бараках. Кто-то распускал слухи, что в скором времени все работы на стройке будут переданы машине, надобность в людях отпадет, рабов отправят в школы гладиаторов или на соляные рудники - так и так их душам уготована быстрая переправа на ту сторону Стикса. И все этот проклятый финикиец с его огненным чудищем! Центурион, к сожалению, пропустил донос мимо ушей.

Когда инженер, тяжело дыша, добрался до платформы храма Юпитера, когорта уже заняла круговую оборону. Центурион ручался, что его легионеры не дрогнут, но разве могут четыре сотни воинов сдержать натиск многотысячной толпы, которая катится как лава? У них было еще полчаса на поиски выхода.

Неожиданно из темноты появился человек в длинном плаще жреца. Инженер и центурион узнали Саллюстия, верховного жреца будущего храма, выполнявшего на стройке роль главного консультанта и заказчика.

- Ваше безрассудное увлечение огненной машиной довело до мятежа, - заявил он, не теряя времени на приветствие, - но я берусь спасти положение.

- Вот как! - воскликнул центурион. - Не твоих ли рук дело вся эта вакханалия?

- Я не буду отвечать на подобные обвинения, - с достоинством возразил жрец. - Видел ты когда-нибудь, чтобы римский священнослужитель побуждал рабов к беспорядкам?

- Уж очень дружно эта гнусь выползла из своих бараков, - пробормотал центурион, - здесь явно ощущается организация.

- За этим стоят козни христиан, пытающихся любой ценой сорвать строительство наших храмов.

- Что ты предлагаешь, Саллюстий? - спросил инженер:

- Вы немедленно уведете легионеров и укроетесь с ними где-нибудь в роще. Толпа уничтожит огненную машину и начнет приходить в себя. В этот момент я и мои помощники обратимся к ней с увещеванием: надеюсь, нам удастся овладеть положением. Иначе опьянение свободой и страх перед наказанием поведут толпу. Самые отчаянные предложат захватить Гелиополис и идти на Библос. Кто знает, не выльется ли это в восстание по всему побережью Сирии.

- Я не отдам машины.

- Я тоже, - заявил центурион.

- Безумцы, вы рискуете потерять все! К тому же разве нельзя построить новую машину?

Топот многих тысяч босых ног нарастал. Переглянувшись, инженер и центурион одновременно кивнули жрецу. Теперь, когда решение было принято, следовало действовать с предельной быстротой. Когорта построилась и походным маршем двинулась по дороге в Библос. Инженер кинулся к машине, чтобы увести Гелиобала и группу механиков, которые лихорадочно копошились у двигателя.

- Бегите! - крикнул он, приближаясь. - Легионеры не будут вас защищать. Только сейчас инженер увидел, что машина, правда, без рабочих механизмов, погружена на повозку. У инженера мелькнула мысль, что повозка подготовлена заранее и специально предназначена для транспортировки машины. Самое удивительное, что под котлом в большой медной жаровне пылал огонь, пар уже бежал по жилам машины, и все ее тело содрогалось, напоминая норовистого коня, который дрожит, фыркает, грызет удила, горя нетерпением пуститься вскачь.

- Спасайся, господин мой, я тебя сейчас догоню.

- Он сошел с ума, - сказал подоспевший центурион. - Оставь его, едем, через три минуты толпа будет здесь.

Они вскочили на лошадей.

Первые ряды рабов уже взбирались на постамент храма. Инженер вслед за центурионом пустил коня в галоп. Только через несколько минут скачки до него вдруг дошел смысл последней реплики изобретателя. Сомнений быть не могло, несчастный действительно спятил. Он подтянул поводья и оглянулся.

С торжествующим гиком неслась масса тел и полыхающее над ней зарево факелов к огнедышащей машине. Еще мгновение - и все будет кончено, от величайшего творения техники останется мертвая груда металла, а его создателя разорвут на куски. Инженер закрыл глаза и тут же открыл их, чтобы увидеть чудо. Неожиданно повозка с машиной тронулась с места и, набирая скорость, понеслась навстречу толпе. Вопль ужаса пронесся над Гелиополисом, когда рабы завидели мчащийся им навстречу экипаж, рассыпающий искры. Он двигался сам, без лошадей или буйволов, и было ясно как день, что движение это порождено некоей силой божественного происхождения.

Кольцо рабов мгновенно распалось, задние ряды пустились наутек, а передние в панике бросились на землю, уткнулись головами в песок, чтобы укрыться от гнева Юпитера или Ваала - кто мог знать, какой именно бог решил явиться в облике машины. Когда повозка пронеслась мимо остолбеневшего инженера, он разглядел тяжелую фигуру Гелиобала, деловито подбрасывающего в жаровню дрова. Инженер тронул коня. Лишь в 20 милях от Гелиополиса ему с центурионом удалось нагнать машину.

Дорогой Гелиобал рассказал, что давно начал разрабатывать идею соединения двигателя с колесницей. Немало бессонных ночей провел он над созданием механизма, передающего движение с вала на ось повозки.

У Гелиобала была своя разведка в бараках: друзья предупреждали его о растущей враждебности к машине. Он понял, что надо торопиться, но не рискнул поделиться опасениями с инженером и решил готовиться втайне.

4.

К инженеру вернулись невеселые мысли: как-то их встретят в Риме, если вообще удастся туда добраться. Пытаясь отвлечься, он приподнялся, взглянул поверх кормы. Море было покойно, след луны бежал за триерой, в предрассветных сумерках начинала очерчиваться холмистая линия италийского побережья.

Центурион тоже ворочался на своем неудобном ложе. В отличие от инженера он был в приподнятом настроении. Правда, на секунду у него мелькнула мысль, что какой-нибудь болван из генерального штаба вздумает обвинить его в дезертирстве и предать военному суду. Но он заранее принял меры: отрядил гонцов к наместнику провинции и своему непосредственному воинскому начальнику, легату, с туманным донесением об "особых обстоятельствах, побудивших его во имя интересов великого Рима временно покинуть вверенный ему пост". А затек он с головой окунулся в авантюру.

Центурион с удовольствием припоминал путешествие к берегу моря. Они предпочли объехать Библос миль за тридцать и после недолгих поисков обнаружили небольшую гавань, где стояло на приколе несколько купеческих судов. Этот осел-инженер вздумал нанять одно из них, но хозяин, почувствовавший, что они спешат и, вдобавок, избегают встречи с местными властями, заломил сумасшедшую цену. Тогда центурион объявил корабль реквизированным и велел воинам связать судовладельца и бросить его в трюм.

Забавно, что из кораблей, стоявших у причала, они предпочли самый дряхлый - триера была спущена на воду чуть ли не во времена Антония и Клеопатры. Но на этом настоял Гелиобал. Изобретатель не собирался прибегать к веслам и парусам, он имел наготове проект соединения огненной машины с кораблем, а триера с ее низкой посадкой больше всего подходила для этой цели. Им понадобилось целых две недели, чтобы изготовить и установить огромное лопастное колесо, наладить передаточный механизм. Зато как лихо пронеслись они вдоль берега, повергнув ниц всех случайных зрителей чуда.

Честолюбивые мечты одолевали центуриона. Ему рисовались битвы, в которых участвовали десятки и сотни огненных колесниц, картины морского боя, где парусным и гребным судам вражеской стороны противостояли быстроходные и потому непобедимые машинные корабли римского флота. Он повелевал войсками и переживал триумф, сам император вручал ему золотую фалеру4... Впрочем, почему бы ему самому, владельцу огненной машины, не взобраться на Палатин?

Бодрствовал и Гелиобал. Забросив очередную порцию дров в жадную глотку своего детища, он прилег неподалеку и лениво наблюдал, как одна за другой гаснут звезды, погружаясь в серый цвет дня. Мысль его блуждала в технических сферах, где он чувствовал себя волшебником. Почему бы не пристроить к делу молнию, думал он, разве все, что создано богами на этом свете, не предназначено быть использованным на благо человека? Потом перед ним мелькнула огненная машина, пристроенная на теле огромной птицы: двигатель заработал, медные крылья птицы стали биться о землю, она медленно оторвалась от земли и взмыла в небо.

Сквозь полудрему он услышал голоса и увидел двух солдат, несших стражу. Зачерпнув вина из бочки, стоявшей у борта, они вполголоса о чем-то переговаривались.

- Дрянное вино! - услышал Гелиобал.- Должно быть, в пифос попала морская вода.

- Так не пей, - возразил второй.

Гелиобал увидел, как легионер повернулся, собираясь выплеснуть вино, как его взгляд пал на машину. Финикиец почти физически ощутил шальную мысль, мелькнувшую в голове воина: "Поддам-ка я пару, как в термах". Но крикнуть и остановить безумца он уже не успел.

Небольшой отряд римских воинов, несших караул на острове Капреи5 наблюдал в то утро вспышку пламени примерно в десяти милях от берега. Затем волны донесли приглушенный шум взрыва.

- Звезда упала с неба, - заметил декурион, - здесь это случается часто.

Через несколько часов море вынесло на берег трупы и обломки триеры, среди которых были странные медные трубы, вызывавшие недоумение. А затем выплыл полуживой, обгоревший человек. Был он плотен, невысок ростом, с черной квадратной бородой...

- Кто ты? - спросил декурион.

- Я почти бог, - ответил незнакомец.- Я создал огненную машину, которая может двигать колесницу по земле, корабль по морю, птицу по небу.

Декурион переглянулся с помощником.

- Ты наглый враль или сумасшедший.

- Я создал огненную машину, - упрямо повторил чернобородый.

- Так где же она?

- Взорвалась, утопив корабль. Погибли все: инженер, центурион, солдаты.

- Центурион? На борту был римский офицер?

- Да, и инженер.

- Наплевать на инженера. Ты признался, что твоя идиотская машина послужила причиной гибели корабля.

- Не по моей вине.

- Это уже не столь важно, - возразил декурион. Он велел связать финикийца и бросить его обратно в море.

1 Ганнибал у ворот (лат.).

2 Локоть - древняя мера длины, колебавшаяся от 40 до 60 см. Здесь он принят за 50 см. Точный размер колонн храма Юпитера - высота 20 м диаметр 2,2 м.

3 С 9 вечера до полуночи.

4 Награда за доблесть в римской армии.