Аннотация: Городское фэнтези. История любви. Не думала что решусь выложить это на своей страничке. Чуть не завела еще одну под другим именем. Долго мялась, переживала, а потом решила — имею полное право:) Раз хочется про любовь… значит так надо. Это мой подарок на первый день весны романтичным и не очень девушкам, ну и себе самой, естественно:)) И. да… название рабочее.

Ли Галина Викторовна

Точка невозврата

Волчья кровь

Иногда ты подходишь близко к невидимой черте, за которой для тебя начинается обратный отсчет. Если только личный ангел хранитель в последнюю секунду, сжалясь, не возьмет твою судьбу и не развернет ее на сто восемьдесят градусов.

Мой ангел, наверное, спал. Он пропустил момент, когда я ступила за нее — три года тому назад.

1 глава

Альбомный лист держался на холодильнике с помощью двух гипсовых коров, со спрятанными в белых брюхах магнитах. По бумаге скакали корявые печатные буквы, выведенные детской рукой.

Политика нашей партии.

Ниже шел перечень дел, одобряемых этой политикой.

Под пунктом первым числилась уборка кровати, под пунктом вторым — сбор разбросанных вещей, третий пункт вещал о необходимости вымыть посуду (за собой).

Дела записали маленькими буквами: то ли автор рассчитывал на длинный список, то ли не хотел лишний раз привлекать собственное внимание.

Ниже, наискосок и поперек листа, шло предложение, заканчивающееся четырьмя восклицательными знаками: "Наказание будет обидно!!!!"

Я вдохнула, содрала листок, скомкала его и зашвырнула в мусорку — зря научили Ляльку писать. Нет теперь мне покоя от этой малявки.

Мама неодобрительно проследила за полетом бумажки и не удержалась от замечания:

— Зачем сняла? Все правильно тебе написали.

Ее муженек ничего не сказал, но усмехнулся. Кровь прилила к щекам, и я уткнулась в бокал с кофе. В нашей семье я что-то типа тренажера для битья. Нет, руку на меня не поднимают, но вот в остальном…

Слишком горячий кофе обжег небо, и я, хватанув ртом воздух, чуть не выплюнула его обратно.

— Ешь красиво, — тут же недовольно буркнул Влад, — и так не красавица, а с такими-то привычками и вовсе — свинарка из Кулебякино.

Мать посмотрела на меня с укоризной, но промолчала. Аппетит исчез напрочь, я встала и выплеснула остаток кофе в раковину, не забыв прополоскать чашку. Огрызаться не стала. Все равно этого козла ничем не пронять, только мать расстрою.

Лялькиного отца я не любила. Он был заносчивой и занудной сволочью, каждый день доказывавшей падчерице, что она напрасно белый свет коптит. Из-за него я старалась реже бывать дома, а выходные вот уже как шесть лет казались самыми нежеланными днями. Особенно если мать уходила на дежурства, а отчим принимал на грудь. Нет, он меня не бил. И не приставал, слава богу, зато постоянно зудел, учил жизни и сравнивал со дочерью. За это я порой ее просто ненавидела. Порой. В такие минуты, как сегодня.

— Держи! — сунули мне в руки рюкзак, набитый до самого верха.

Весил он не хило, кило семь не меньше — только перекинула через плечо, а узкие лямки уже врезались в кожу.

Я поморщилась и тут же получила:

— Ничего, не сахарная, не рассыплешься!

Это точно — не сахарная, не золотая и даже не сладенькая. Ничего, я привыкла.

— Давай, давай, Александра, а то опоздаешь! — поторопила мать.

Я молча кивнула и вышла в подъезд. Еще до маршрутки чапать — к вокзалу меня никто не повезет. Потому что — не сахарная.

Я скривила рот в усмешке. Ну и пусть! Подумаешь… Все равно мама водить не умеет, а ехать с Ним желания нет.

Через полчаса я уже поднималась на подножки поезда. Мне всего шестнадцать, рановато для далеких поездок, но на этот раз выбора не оставалось — маму не отпустили с работы, а Он сегодня вечером улетал в командировку, так что за Лялькой к бабке в деревню ехать мне. Правда, прежде чем заберу ее, придется задержаться с недельку…

Не могу сказать, что это радовало — глухо у них там, телевизор и тот полтора канала показывает. Даже сотовый сигнал не берет! А ведь село-то большое. Или мне так в детстве казалось? С одной стороны, я рада в деревне пожить: бабка меня любит. Кажется. Ну, во всяком случае, жалеет: типа, сироткой расту. А с другой — что мне делать у нее? Даже в инет не залезешь.

Я, вздохнув, пристроилась на скамейку и глянула в серое от грязи стекло. Оно словно зеркало услужливо подсунуло мое же отражение, и я надвинула на лоб капюшон толстовки: любоваться особо нечем.

Мимо протопала бабулька с котом в корзинке, примерилась сесть, а потом передумала — свободных мест оставалось достаточно. Я знала, что так будет. Рядом сядут в последнюю очередь. Давно заметила, если у людей оставался выбор, они старались обходить меня стороной, словно чумную. Даже если им улыбались во весь рот.

Ну и пусть!

А все же обидно… Вот к Ляльке всегда тянут руки — она у нас хорошенькая как ангелок: на голове золотые кудряшки, глаза такие голубые, что никакие линзы не нужны, и румянец в полщеки. Я не такая. Я обычная — волосы русые, глаза серо-зеленые, подбородок упрямый. Один плюс — ноги, говорят, красивые. Да ноги в джинсах не особо видны, а юбок я не ношу. Не умею в юбках да на каблуках. Мне ближе кроссовки.

Напротив кто-то приземлился, и я скосила глаза, пытаясь исподтишка разглядеть соседа по купе. Парень лет шестнадцати, которому с внешностью повезло еще меньше чем мне. Вот чей портрет нарисует даже первоклашка! Достаточно изобразить ровненькое белое яйцо, к которому прикрепили нос и золотистый кудрявый чубчик. А затем нарисовать унылую ниточку рта и ярко-голубые лубочные глаза, смотрящие на мир с наивной обидой.

Я надвинула капюшон еще ниже и прижалась щекой к стеклу. Нет у меня разговорчивых попутчиков — и такого не надо!

Ехать предстояло целых пять часов. Я подсунула под голову руку, поправила затычки плеера в ушах и прикрыла глаза — теперь можно расслабиться. В конце концов,… еще целых три недели до первого сентября!

***

Допотопный, пожеванный временем и ржавчиной уазик, подобрал меня со станции вместе с парочкой теток, что ездили в райцентр. Они с любопытством пялились на незнакомую девицу. Я на всякий случай поздоровалась — вдруг бабкины соседки. А бабуля у меня суровая, из тех, кто и коня и внучку на скаку остановит. Зато она и Владу меня в обиду не дает. За то он ее и не любит. Потому предпочитает в деревне не задерживаться. Он бы и Ляльку сюда не пускал, да не мог с мамою справиться. Вернее с ее убеждением — ребенку нужен здоровый воздух и экологически чистая еда, типа парного молока и домашней курочки.

Когда приехала в деревню, солнце уже склонилось за горизонт. Я выпрыгнула около почты, а автобус с пассажирками попыхтел дальше "за трубу" водогона, которая словно пограничная линия делила деревню на две враждебных части. Значит, тетки "не наши".

Они с неодобрением смотрели на меня в окно, и я, не удержавшись, показала вдогонку язык — все равно не донесут. С "не нашими", с "затрубными" эта половина села не общалась. Бог знает почему. Даже лес, обступавший бабкино Иваново-Погуляево, делился на две части. И в чужую ходить категорически запрещали.

Я, глянув на холм густо поросший лесом, поежилась — он и вправду казался недобрым: густой, темный ельник. То ли дело "наш" березняк!

Закинутый за спину рюкзак больно врезал по ребрам жесткими банками сгущенки и тушенки, которыми в очередной раз одарили бабулю, (словно у нее своего кабанчика в свинарнике не водится!) и я поплелась по улице, давя сквозь зубы "здрасьте" всем встречным поперечным. В Иваново приходилось здороваться даже с дворнягами, что гавкали из подворотен. Думаю, в Подгуляево — тоже.

Бабкин серый, некрашеный сруб жался задним двором к высокому яру, проеденному, что сыр норами ласточек и щурок. Из-за этих самых гнезд я заработала в прошлом году длинный шрам на лодыжке: Лялька полезла "за птенчиками", и пришлось ее спасать. Спасла, конечно, а затем сама слетела вниз, прямо на вынесенное половодьем дерево. До мяса ногу распахала, но это мне повезло — могла и шею сломать. Лялька отделалась сильным испугом, а я — нагоняем, что не уследила за младшей сестрой. Уследишь за ней, как же.

Я снова вздохнула и толкнула рукой калитку, заходя в знакомый двор. Мелкая собачонка Кнопка черным клубком кинулась под самые ноги и залилась лаем, но, признав запах, извиняясь, заюлила хвостом.

— Сашка приехала! — завопил знакомый звонкий голосок, и на талии повисло мелкое кудрявое чудовище.

Я грохнула оземь опротивевшую поклажу и оторвала от себя несносную пиявку:

— Приехала, приехала.

Прозвучало довольно. Все-таки люблю я Ляльку. Как и все. Хорошая она у нас. И не виновата, что ее отец козел!

— Мороженое привезла? — сунулась Лялька в рюкзак.

— Ага, целых двадцать порций, — буркнула в ответ и полезла за чупа-чупсами.

Без подарка тоже нельзя.

Сестренка тут же довольно взвизгнула, выгребла у меня все конфеты и унеслась делиться с подружками, которых у нее было намного больше, чем у меня — целых три штуки.

Тем временем скрипнула дверь, и на крыльце появилась бабка.

Она улыбнулась:

— Дичок мой приехал! Чего замерла? Иди, обними старуху-то.

Дичок — это тоже я. Мне эта кличка нравится. Гораздо больше имени, уж больно неказистое оно. Ладно, еще — Александра, куда ни шло. А вот — Сашка? Или того хуже — Шурка?! Шурочка, Шура….. Фу… Александра Александрова. По-дурацки звучит. Один поганец в классе вовсе меня прозвал — Дважды А. Жуть! И о чем только думал отец, когда имя для дочери выбирал? Наверное, мечтал о мальчике.

Из-за имени я такая корявая. Ни изящества девичьего, ни грации, ни умения глазки строить. Хотя мама говорит: "Какие твои годы, еще научишься подолом крутить". А отчим прибавляет: "Еще и принесешь в нем". Дурак.

— Ну, иди, иди ко мне! — снова улыбнулась бабка, и я взлетела по ступеням, уткнувшись ей носом в плечо. Высокая у меня бабка, метр семьдесят пять, не меньше.

— От худоба, так худоба! — щупала бабка мои ребра. И было от этого щекотно и хорошо. — В чем только дух держится! — снова покачала головой бабуля.

— Модельный стандарт, — пошутила я.

— Какой, какой? — притворилась глухой старуха. — Модельный, говоришь? Эт с чего модель-то делали? С вешалки шоль?

Я рассмеялась, а бабка уже схватила меня за плечо:

— Пошли в дом, накормлю моделину. Скоро кости друг о друга стукаться начнут!

Правда, тут же остановилась и скомандовала:

— Нет! Сначала давай-ка в баню, Дичок. Уж больно ты не по-нашему пахнешь!

Я ухватилась за кончик своих волос, стянутых в хвост, и понюхала.

Так и есть! Задымил водитель мою шевелюру. Не стоило пересаживаться к нему под бок, но на заднем сиденье слишком сильно трясло.

— Давай, давай! — повторила бабка точь-в-точь как мать, и я послушно пошла в баньку.

— Баннику поклониться не забудь, а то ошпарит! — крикнула вслед бабуля.

Суеверная она у меня: и домовой в ее хозяйстве живет, и банник, и подворник, и сенник. Кикиморы только в колодце не хватает. Наверное, место какой-нибудь колодезник занял.

***

Долго спать в деревне трудно. Уж больно там живности много, и окна летом не закрывают — душно. А бабка встает с живностью одновременно и командует ею не хуже, чем генерал солдатами.

— Куда, рогатая бестия, прешь! — это она телке.

— Пошла, пошла, ленивая! — это она ее матери.

А потом бабуля строит кур, а гуси, норовя прихватить клювами за подол, строят ее. Пока весь звериный батальон поприветствует, весь сон отобьет.

Я зевнула и выглянула в окно. Пора вставать, однако. Надо воспользоваться моментом, пока Лялька спит, и сбегать на речку — искупаться, а то ведь не даст потом, вредина липучая!

Я торопливо нацепила купальник и сунула ноги в шорты, а затем выскочила на крыльцо.

— Куда без штанов, бесстыдница, со двора идешь! — тут же осадила бабуля.

Пришлось вернуться, надеть треники. Бабке про моду не объяснишь.

На речке, как ни странно, я оказалась не одна. Метрах в семидесяти вверх по течению плескалась группа "затрубных". Они долго пялились в мою сторону, но поговорить не подошли.

И слава богу! Хорошее от них ждать не приходилось: затрубные, что тот ельник, такие же колючие и неприветливые. "Дружиться", как говаривала моя бабка, не стоило, а вот просто поглазеть — куда ни шло.

Прищурилась с любопытством: сложены неплохо. Никаких сутулых спин и тощих шей, хоть для журнальных обложек снимай. Окажись тут девчонка побойче, обязательно бы познакомилась. Меня же такое соседство только смущало: пока шла к воде чувствовала себя породистой лошадью на аукционе — разве что в зубы не заглянули, а так наверняка по всем статям прошлись. Даже пожалела, что пришла купаться одна. Уж лучше бы Ляльку захватила. Вдвоем все равно не так… неловко.

Задерживаться на берегу и томно щупать ножкой теплую, как парное молоко, воду, не стала, и смело нырнула с головой, стараясь скрыться от излишнего внимания. Вынырнула метрах в пятнадцати от берега — плавала я неплохо. Переплыв дважды реку, вылезла обсыхать. Парни уже наплескались и пошли к своей тропе: даже дорожки, ведущие к пляжу, в деревне были разные. Я тоже подхватила трико и выругалась — штанины крепко связали аж в четыре узла.

Сзади обидно захохотали.

Вот придурки малолетние, прям детский сад!

Я оглянулась на яр, прикинула, за что больше влетит — за то, что задержалась или за то, что пришла без штанов — и решила пойти как есть, в купальнике. А штаны предъявить как оправдание.

Бабка, взглянув на трико, вздохнула и строгим голосом напомнила:

— В их лес не ходи! Нехорошо там в этом году. Туриста надыть пропавшего искали, так и не нашли.

Больно мне надо! Дурная что ли? Я вообще лес не жалую. Муторно там, постоянно кажется, словно за мной кто-то следит из-за деревьев. Точнее — словно сами деревья следят и ждут чего-то. Даже в парке городском кажется.

— Бабуль, бабуль, бабушка любимая! — запела тоненьким голоском Лялька. — Пусти меня, бабуль, к Таньке во двор поиграть!

— Нечего тебе у той Таньки делать! — отрезала старуха.

Тут я ее мнение разделяла. Танька, живущая через два дома, имела в заднице пропеллер, который постоянно заносил её куда не надо. Куда совсем не надо!

— Ну, бабуленька, пусти, а то мне с Сашкой ску-учно! — заныла Лялька, а потом принялась подхалимничать. — Я со двора никуда! И кашу сейчас доем!

Против доеденной каши бабушка устоять не смогла. С ее точки зрения, обе внучки были ходячими скелетами. Я, вспомнив о собственном интересе, добавила голос к просьбе сестры:

— За ее "поиграть" я тоже кашу съем!

Танькин двор избавлял меня от забот о Ляльке и от ее приставаний.

— Ладно, егоза, быть по-твоему, — раздобрилась бабуля, но тут же добавила. — Чтобы на улицу ни ногой! А ты, Дичок, садись рядом — яблоки резать.

Лентяйничать бабуля давала только Ляльке.

Я подвинула к ногам большой эмалированный таз с отбитыми краями и потянулась за ножом. Сушеные яблоки забьют мой рюкзак на обратной дороге, так что придется потрудиться, обновляя бабушке запас.

Ближе к вечеру к нам заглянула Танькина мама:

— Девочки не у вас, баб Мань?

Мы с бабкой переглянулись — так и знали, что на месте не усидят!

— Давно с глаз пропали? — деловито осведомилась бабка.

— Да уж час как не вижу! — развела руками соседка.

Час в деревне — это ерунда. Здесь все равно каждая собака каждого гуся знает — не потеряются. Даже если за трубу уйдут.

— Дичок, поищи стрекоз непутевых, да хворостину не забудь! — нахмурилась бабка и сунула мне выдранную из плетня тонкую ветку.

Я послушно вышла со двора, постояла с минуту в задумчивости, и пошла в сторону трубы — вот голову на отсечение даю, за нее потащила сестру эта шабанова корова!

***

Я шла ведомая шестым чувством, положившись на интуицию, как уже не раз делала в поисках. Обычно помогало. На перекрестках останавливалась, тянула носом — туда, не туда. И сворачивала, куда больше нравилось. Тактика поиска не ахти какая, зато у меня всегда срабатывала. Так, никого не спрашивая, я вышла к окраине села и похолодела — "туда" тянуло в горку, к лесу.

Ох, зря я прут выкинула! Надо теперь хотя бы крапивы по дороге нарвать!

Прибавила шагу, перейдя на бег. Я хоть и худая, зато жилистая, хорошо бегаю, в удовольствие. Быстро добравшись до кромки леса, обнаружила у тропы обломанную палку от чупа-чупса — Лялькиной нычки.

Ну, погоди, сестренка!

В лес я фактически влетела, перескочив через неширокий овраг по узкому мостку.

Стоило углубиться в чащу шагов на пять, как пахнуло чем-то… чем-то очень странным, от чего волосы на затылке зашевелились словно живые.

Я остановилась, вздернула голову и замерла, прислушиваясь, чувствуя, как руки пошли "мурашками", вздыбившими каждый волосок. Предчувствие нехорошего заставило меня ощетиниться не хуже собаки. А потом справа, недалеко, раздался отчаянный детский визг…И тут я побежала, не разбирая дороги, страшась не успеть.

Кричать и звать на помощь не стала, опасаясь не услышать, боясь потерять глупых девчонок, залезших куда не следовало. Ноги сами вынесли в темный ельник, и я увидела испуганных, прижавшихся к дереву подружек, которые смотрели в сторону от меня с таким отчаянием, словно на них надвигалось что-то очень страшное.

Я пролетела по инерции еще несколько шагов и когда почти добралась до Ляльки, увидела вздыбленную холку черного зверя — огромного, что годовалый телок. И что-то во мне в тот момент хрустнуло от страха: я не только не остановилась — времени на раздумье не было — напротив, взвилась в прыжке, свалившись прямо на спину крадущемуся чудищу.

За Ляльку готова любому горло перекусить!

И когда пласталась в полете…. произошло что-то странное: одежда затрещала по швам, словно я неожиданно раздалась в ширину много раз. Да и зверюга прямо на глазах уменьшился, став уже не таким пугающе страшным. Мои руки ударили волку в бок, и зверь кубарем полетел на землю, собирая шерстью опавшую хвою. Я же заслонила девочек и зарычала… Как собака… Нет! Намного страшнее. А затем кинулась вперед, словно меня кто-то толкнул. Хотела крикнуть девчонкам бегите, да только снова рык вырвался. Оно и понятно — страху сколько, какая там связная речь!

Волк оказался крупнее меня. Его желтые глаза горели злыми огнями.

Лязгнула челюсть у самого уха, но я успела первой вцепиться прямо в косматую шею. Зубы мое единственное оружие, другое с собой не ношу. И не сообразила в тот момент, что кусаю как-то странно. И что бегу на четверых, а не на двух ногах. И что ор двух голосов за спиной стал еще громче… Потому что в следующее мгновение сплелась с врагом в рычащем клубке. Остервенелом, злобном, дерущемся насмерть.

И за мгновение до того, как мне рванули плечо страшные зубы, все-таки дотянулась до волчьей лапы! Кость хрустнула под зубами, и зверь сердито взвыл. А я отскочила в сторону, ощерилась.

Охромевший противник драться не пожелал, лишь попятился задом в густую тень затаившегося леса, кося на нас с бессильной злостью. Я следила за уходящим врагом до тех пор, пока не перестала его чуять, а потом оглянулась. Зараза Танька сообразила все-таки удрать.

Я повела носом, проверяя, куда побежали девчонки, автоматически сделала шаг, и тут до меня дошло… я больше не человек! У людей не бывает ни серой шерсти, ни хвоста, ни таких вот, звериных лап! И испугалась: заскулила, завертелась, мотая в отчаянье головой, и в следующее мгновение свалилась на землю. В сознание хлынули смутные образы и картины, не имеющие к моей жизни никакого отношения. От этого потока в глазах потемнело, и я отключилась. Пришла в себя уже человеком.

Меня колотило как в лихорадке. И я не знала, что делать: одежка исчезла. Только тряпки, разодранные в клочья, валялись на земле.

Сначала показалось — я сошла с ума, и все пригрезилось! Но нахлынувшие разом запахи и привкус ржавой соли во рту говорили — случившееся, правда! Я и впрямь превратилась в волка.

И мне стало страшно. Намного страшнее, чем в тот миг, когда кинулась на обидчика сестры. Даже расплакаться побоялась, а тихонько, по звериному оглядываясь и стараясь ступать бесшумно, рванула к реке: нос подсказал мне, что девочки нашли дорогу к деревне, а вот я сунуться голой туда точно не могу.

***

Через несколько часов, когда совсем стемнело, выбралась из прибрежных кустов. Заплыв получился неслабый — с километр, не меньше. Ноги дрожали как у только что родившегося жеребенка, когда лезла вверх по обрыву. С заднего двора прокралась в огород, затем — в баню, за полотенцем. И только потом — во двор.

Бабка стояла на крыльце. Увидев меня, ободранную, с мокрыми волосами, в одном полотенце, тихо сказала:

— Вещи собирай. К матери поедешь.

И ушла в дом. А я вернулась обратно в баню смывать прилипшую в огороде грязь.

За ужином мы не промолвили ни слова. Лялька сидела притихшая, с заплаканными глазами. Я тряслась как осиновый лист: скулы сводило от желания завыть или заорать — уж не знаю что теперь мне ближе. Но задать вслух главный вопрос не решилась.

Бабка тоже не стала его поднимать, только обмолвилась:

— Через час тебя сосед на станцию отвезет. Вместе с Лялей.

Я лишь кивнула: оставаться в деревне было мучительно страшно.

Ближе к полуночи отец Таньки отвез нас на станцию. Он опасливо косился в мою сторону, но вопросов не задавал. То ли бабка ему что рассказала, то ли сам понял. А может, не меня боялся, а было стыдно за непутевую дочь. Все-таки старше нашей Ляльки на целых три года, должна уже соображать, что можно, а что — нельзя.

В поезде я сразу забилась в угол, уложив сестру рядом с собой. Сидела и вспоминала бабушкины слова перед дорогой. Горькие, как хина.

— Вот, стало быть, как, Дичок. Не приезжай сюда больше. Нет тебе ко мне дороги теперь.

Слова были хуже всего!

И тут меня словно кто-то в бок толкнул, заставив насторожиться. И точно так же, как несколько часов назад, волоски на руке поднялись дыбом. В открытое окно пахнуло тем самым запахом. Как в лесу.

Я отпрянула, вжалась в стену вагона, следя за перроном исподтишка. По нему шел высокий парень лет двадцати, не меньше. Он сжимал в руке какую-то тряпку и оглядывался по сторонам. Я бы сказала — принюхивался. У меня от его вида губа поползла вверх, готовясь выдать рычание. И, по-моему, зубы удлинились сами собой.

Парень сделал мимо несколько шагов, а потом встал как вкопанный — видно тоже, учуял. И принялся шарить взглядом по окнам вагона.

Я перестала дышать. Рука сама собой потянула капюшон футболки на глаза. И тут поезд тронулся, перрон поплыл мимо, и в ответ на мое пристальное внимание, парень дернулся к нашему окну. Взгляды встретились, и я, как испуганная дура, не смогла отвести глаз.

А парень нехорошо усмехнулся, тряхнул рукой, показывая сверток, и я признала в тряпке остатки своей футболки, что расползлась по швам во время превращения.

Поезд медленно набирал скорость, а этот тип шел рядом с окном, не сводя с меня взгляда, словно пытался запомнить. Хотя, что он там мог разглядеть, за мутной грязью стекла, за надвинутым по самый нос капюшоном? Надеюсь, что ничего. Очень надеюсь.

2 глава

Наше скорое возвращение маму не особо обрадовало. Она хотела отдохнуть ото всех. Я с замиранием сердца выслушала рассказ сестры о "двух собачках", подравшихся в лесу. О том, что одна серая и хорошая ее защищала, а вторая — черная и злая, хотела съесть. По-моему мать приняла это все за сон или сказку, рассказанную на ночь.

Я бы тоже с удовольствием сделала вид, что ничего не случилось, но разве от этого горечь правды стала бы слаще? Нет! Лучше встретить беду лицом, как налетевшую бурю!

С неделю пришлось провести, рыская по сети и обложившись книгами из библиотеки. Самыми разными: от учебников по анатомии и физиологии, до художественных книг. И заодно перетрясти прокат в поиске нужных фильмов — я хотела знать все. О себе и о себе подобных.

И как я тогда не свихнулась? Пришлось вывернуть каждую минуту собственной жизни наизнанку, сравнивая, анализируя и докапываясь до истины.

Все-таки разум человеческий штука тонкая, защищает себя как может. Мне стало легче, стоило прийти к выводу — отличие существовало всегда! Просто я старалась его не замечать. Прятала голову в песок как страус, но после преображения все стало на свои места. Понятно теперь, почему люди не садятся рядом. И почему парни предпочитают менее симпатичных подруг. И вообще, почему вокруг меня вечно круг пустой, словно я заколдованная принцесса. С зубами такими, сантиметра в четыре, не меньше!

Пришлось заново учиться жить. С мыслью о том, что я не человек.

Осталось выяснить — кто. И даже еще меньше: насколько опасна для близких. По времени у меня на это не больше двух недель. Потом случится полнолуние. А оно, если верить фильмам и книгам, способно превратить меня в жуткого монстра.

Наука в моем вопросе помочь не смогла. Я не нашла в учебниках и медицинской литературе никаких упоминаний, кроме дурацкого "синдрома оборотня" и ликантропии, которые не имели ко мне никакого отношения.

Наконец настал день икс. Я постаралась обезопасить семью: тихонько выскользнула на улицу после ужина и забилась в глубину ближайшего парка, что начинался сразу за нашим микрорайоном и плавно превращался в настоящий лес.

Моя одинокая фигура никого не привлекла: время было позднее, и даже собачники, выгуливающие псов, разошлись по домам.

Я разделась до нижнего белья, села под большим дубом, с содроганием ожидая превращения в чудовище, готовое грызть всех подряд. Но вместе со страхом в душе жила надежда — я не такая! Мне не придется уйти из дома и скрываться по лесам!

Раньше ночной парк напугал бы меня до смерти: сидеть одной, прячась в черной тени и вслушиваясь в каждый шорох — что может быть страшнее? Теперь же в голове стучала мысль — опаснее меня во всем лесу не найти.

Когда желтый диск луны показался над головой, плечи сами собой съежились, словно ее свет обжигал, и я почти перестала дышать… Лишь слушала, как сердце колотит о ребра. Этот стук перекрывал все звуки вокруг. Я глохла от его бешеного ритма. А луна, словно издеваясь, полностью вылезла из-за туч и замазала ближайшие звезды ярким желтым ореолом.

Чтобы не паниковать, я считала секунды, складывая их по шестьдесят — неизвестно, сколько времени требуется для превращения. Одна минута, две, три, десять?!

Подождала пятнадцать. Ничего не произошло. И вот тогда я перевела дух и тихо рассмеялась. Мышцы расслабились, пришло такое облегчение, словно с меня сняли груз килограмм в триста.

Я не монстр! Луна не приведет меня в бешенство и не заставит кидаться на людей!

Тело наполнила невиданная легкость, и я подпрыгнула, зацепившись за нижнюю ветку дуба, словно была не оборотнем, а орангутаном.

Подтянулась, закинула свои вещи повыше, стащила последнее белье и сиганула вниз, в прыжке превращаясь в нечеловека. А потом понеслась в стремительном беге.

Больше не существовало темноты — ночь играла своими тенями, и я видела так, словно вокруг был яркий день. А запахи?! Запахи! Я не ощущала раньше и сотой доли того, что даровало волчье тело!

Мир распахнулся передо мной, а может, это я приняла его всей душой. Она стала целой, когда полюбила второе волчье "я". Казалось судьба готовит что-то необычное, что я стою на пороге самого большого чуда на свете. Которое коснется только меня… Только меня!

***

Вернулась домой под утро, до того как начало светлеть небо, но ветер уже принес аромат пробуждающейся жизни. И перед тем, как снова стать человеком… Перед тем, как преобразиться… от избытка переполнявших меня чувств…. задрала голову к небу и запела. От всей души.

Вой вышел красивый: громкий, долгий и с переливами. Он наполнил собой ночной воздух и наверняка долетел до наших окон, переполошив бродячих собак. Да и домашних, пожалуй, тоже. Бог мой, как же хорошо!

Домой пробралась бесшумно. Одно из преимуществ нового облика — и в теле человека я оставалась видящей, ловкой, с хорошим нюхом. Без труда определила с порога — мама с Владом крепко спят. А вот Лялькино дыхание было сбивчивым, и сердце стучало слишком громко.

Я зашла в нашу комнату и тут же услышала судорожный вздох из-под низу.

— Лялька, ты что? — спросила тихим шепотом. — Зачем под кровать залезла? Сон плохой приснился?

Сестренка тут же выбралась и вцепилась в меня как утопающий:

— Мне страшно! Опять плохая собака приходила!

Происшествие в лесу не прошло для девочки даром. Теперь Ляльке время от времени снились кошмары.

— Это сон, успокойся, — погладила сестренку по волосам.

— Нет, Саш, нет! — выдохнула мне в ухо Ляля. — Я слышала ее!

Вот же черт!

— Я тоже слышала, — вздохнула, раскаиваясь за собственную беспечность. — Это была другая собака. Та, что защитила тебя. Она пришла сюда жить. Больше не бойся.

Лялька тут же перестала трястись и доверчиво спросила:

— Правда? Ты видела ее?

— Видела, — кивнула я и строго сказала, — только пусть это станет нашим большим секретом.

— Нашим с тобой? — переспросила сестра.

— Да, а еще — собакиным. Она ведь может обидеться и уйти, если про нее узнает кто-нибудь другой.

Лялька задумалась и засопела, пытаясь справиться с желанием похвалиться таким необычайным другом, а потом кивнула:

— Ладно!

Я отнесла девочку в кровать, укрыла одеялом и поцеловала в теплую макушку. Пахла Лялька хорошо — молоком и конфетами.

Я тихо рассмеялась — теперь придется многому научиться.

Все последующие дни прошли между городскими улицами и пригородным леском. Я училась различать запахи. Это было необычайно интересно, узнавать, как пахнет заяц, а как собака, выделять запах травы. Запоминать, как пахнут люди.

А когда первое насыщение прошло, стала улавливать более тонкие оттенки — запах страсти, страха, неуверенности в себе, любопытства и даже запахи смерти… У нее тоже было много обличий, от привлекательной (ой ё… мои новые вкусы!) вони раздавленной кошки, до тонкой, едва заметной тяжести неизлечимой болезни, гнездившейся в теле живых людей. Сначала мне было страшно, а потом я привыкла к виду почти мертвецов.

Возникли и затруднения.

В волчьем облике чувствовалось все тоньше и лучше, да и человеческий теперь причинял много хлопот. Точно предпочла бы обойтись без некоторых подробностей, будь то простая неопрятность в смене белья, или. гм… особенности женской физиологии.

Еще плохо пахли мои ровесники: слишком много гормонов толклось в их крови. Но хуже всех несло от алкоголиков. Я старалась обходить их за версту.

От ночных пробежек тело стало мускулистым и подтянутым, как у настоящей волчицы. На моей тонкой кости это смотрелось красиво.

Сила бурлила в крови. Сила и уверенность в себе! Я больше не была серой мышкой, прячущейся за длинной челкой. Я стала другой, хотя не сразу осознала это. Помог случай. Хотела купить духи. Не думаю, что от меня пахло псиной, но … все-таки требовалось подстраховаться. По привычке потянулась за нежным, едва уловимым ароматом и тут же услышала.

— Мне кажется это не для тебя.

Я резко повернула голову, встретилась с продавщицей взглядом, и она поспешила уточнить:

— Такой яркой и красивой девушке надо быть смелее.

Красивая? Я?!

Купила то, что посоветовали, и рванула домой. Там залезла в душ, разделась и принялась себя разглядывать. К телу претензий никаких. Километровые пробежки сделали его фактически совершенным. Пусть грудь маловата, но это только к лучшему — к чему волку вымя? Не корова же.

Волосы тоже радовали всем, кроме цвета — стального, как у настоящего волка.

Вспомнила черного из леса, то как он выглядел на перроне, и нахмурилась. Видно масть определял именно цвет волос.

Надо подкраситься! Не только для красоты, но и для безопасности. Я помнила, как чернявый пялился в окно, и знала — стоило остаться у бабки хоть на день… не миновала бы близкого знакомства с этим страшилищем.

Решено! Поменяю цвет. Сильно выделяться не буду, выберу что-нибудь поестественней. И не блонд, тошнит меня от крашенных в блондинку девиц. Пахнет это цвет как-то не так… Глупостью может? Шутка, конечно. Просто в краситель входит что-то сильно неприятное для моего носа.

Остановлюсь на каштановом.

Потом я вгляделась в лицо. Прогулки на воздухе пошли на пользу: теперь я не выглядела бледной поганкой, зеленой от мониторного "загара", кожа посвежела. И никаких угрей! Видно волчьи гормоны их не предполагали. Даже глаза стали зеленее и ярче. Да и смотрела я теперь по-другому… Смелее что ли. Я знала, на что способно тело, чувствовала каждую мышцу, каждую клеточку.

Действительно пора меняться. Волчица я теперь или по-прежнему — лань трепетная?!

3 глава

Первое сентября отправилась встречать в короткой клетчатой серой юбке, открывшей ноги далеко выше колен. Да еще подчеркнула их черными колготами. И чтобы эффект был совсем уж убойный, впервые нацепила туфли на высокой шпильке. К ним не сразу удалось привыкнуть, но пока спускалась по лестнице, поняла, как держать баланс.

На линейке меня встретил одобрительный свист первого бабника в классе — Славки Митягина. Я прикусила губу, чтобы не рассмеяться, наклонила голову, пряча усмешку. Наглый, но, несомненно, приятный комментарий нового облика не заставил себя ждать.

— Александрова, ну ты даешь! Чтобы больше джинсы не надевала!

А вот когда попала в класс, то с ходу поняла — год пройдет сложнее, чем думала. Мой нос буквально сразу забило запахом множества тел. Подростковых! Сочетающих обилие гормонов, курева и дешевого пива (кто это у нас, интересно, уже успел отметить начало учебы?). Теперь мысль, что я по-прежнему буду сидеть одна у окна не вызывала отвращения, а нравилась. Очень нравилась! Лишь бы не стали напрашиваться в соседи по парте.

Я двадцать седьмая в классе, не по списку, по ощущениям. Мое место в первом ряду за третьей партой у окна. Я его никому не уступаю. На него никто не покушается. Во всяком случае, так раньше было.

Отодвинула стул и демонстративно плюхнула сумку на второй, давая понять — делиться пространством не намерена. Попросить подвинуться никто не решился, хотя я чувствовала — очень хотелось. Не только Славке. Гришка Воронов, о кличке Тенгу[1], любитель японского анимэ, сам похожий на картинку, даже притормозил около моей парты и успел раскрыть рот, но я демонстративно отвернулась к окну, сделав вид, что не заметила юноши, и он прошел мимо.

Вот и хорошо. Еще бы дырку в стекле проковырять, чтобы свежим воздухом тянуло… Так ведь не поймут!

А потом зашла наша классная. Не одна зашла. С новым учеником. Которому и места-то — только рядом со мной.

— Ребята, познакомьтесь, это ваш новый товарищ — Валгус Аллик! Он приехал из другого города, — и тут же: — Александрова, убери свой портфель и дай мальчику сесть.

Я вздохнула — мечты пошли прахом! — переставила сумку на пол, глянула новичку в глаза и буквально остолбенела от неожиданности. Приезжий красавчик смотрел на меня с чувством невероятной неприязни и отвращения, словно я была худшим, что могло встретиться в его жизни!

Такого я не ожидала. Что за ерунда?! С какой стати?!

Удивленно выгнула брови, а потом беззвучно фыркнула — не нравится, не садись! На полу места достаточно.

Юноша замялся, поймал мой пренебрежительный взгляд, и решительно шагнул к столу. Сел, прикрыв рукой пол-лица, желая скрыть эмоции.

Вот так веселье… Я оглянулась назад: может попросить новенького поменяться местами с Тенгу?

Тот сидел, задумчиво пялясь в мою сторону, а его соседка — Сайлова Ленка — буравила взглядом затылок новичка, застывшего в неудобной позе. Хищный у нее получался взгляд, мысленно Ленка уже прибрала парнишку к своим загребущим рукам.

Сайлову я не любила, она не раз позволяла себе язвить за моей спиной. К тому же от нее… не очень хорошо пахло. Кислым чем-то. Для меня неприятно.

Нет уж! Не стану просить! Попробую для начала договориться.

Я нацепила на лицо самую доброжелательную улыбку и тронула парня за рукав:

— Эй! Тебе не нравится со мной сидеть?

Откладывать в долгий ящик проблему было не в моем стиле. Лучше сразу выяснить, что к чему.

Парень дернулся от прикосновения и едва слышно, буквально на грани моего нового слуха прошипел:

— А то сама не догадываешься?

Я растерялась — может это мой давний и забытый недруг? Глубоко вздохнула, пытаясь определиться с запахом. Пах новый ученик странно — дорогим парфюмом и еще чем-то, чему не находилось определения в моей памяти. Запах был незнаком, хотя не могу сказать, что вызывал расположение к его владельцу — волоски на руке поднялись дыбом, словно из окна повеяло холодом. Однако это чувство ничего не объясняло, поэтому я сказала:

— Мы встретились в полном автобусе, и я оттоптала тебе ногу?

Валгус кинул злой взгляд и промолчал.

— Вероятно, при этом не извинилась, — вздохнула я. — Ладно, если так в тягость, пересядешь за другой стол. Даже могу подсказать, с кем можно поменяться.

Последняя фраза заставила новичка посмотреть мне в глаза:

— А что, мое соседство тебя не смущает?

Рот сам собой приоткрылся от изумления. Ненормальный мальчик…

В ответ пожала плечами:

— А должно? Нет, не смущает. С чего бы?

За несколько секунд на лице новенького пролетела буря эмоций: он растеряно наморщил лоб, потом взглянул на меня, нахмурился, приоткрыл рот, словно хотел что-то сказать, а потом передумал и отвернулся, недоуменно мотнув головой.

У меня мелькнула странная мысль, которая тут же вылилась нервным смешком:

— Слушай, а может ты меня того… боишься?

Если честно, я хотела хоть как-то сгладить нелепость ситуации и не ожидала того, что произошло дальше — пальцы странного юноши под столом буквально впились в мою коленку, да так, что я чуть не завопила от боли, и в свою очередь, пытаясь освободить ногу, вцепилась в ладонь новичка. Вцепилась изменившимися когтями непохожими на нежный девичий маникюр.

— Сдурел? — скрипнула зубами. — Я же пошутила!

Несколько долгих секунд мы смотрели друг другу в глаза, а потом парень разжал пальцы и прошептал:

— Не надо этим шутить.

Да Господи, что за…? И за что оно мне?

Глянула на ногу — сквозь большущую дыру в полистере кровила рассеченная острыми ногтями кожа. Пришлось лезть за платком, прикрывать рану. Такие царапины для меня теперь ерунда, стянутся за пару минут, а вот колготок было жаль. Но главное — тревожилась, чтобы Валгус не заметил чудес регенерации.

Мельком посмотрела на руку юноши, он тоже сидел, прикрывая ее другой ладонью. Странно, что у него кровь не течет! Я не могла не поранить кожу!

— Делай, как знаешь, — процедила я и решила больше не иметь никаких дел с этим типом.

Проблемы у него. Явные проблемы с психикой! Везет же мне в жизни на придурков. Словно одного Влада мало было.

Я вздохнула и посмотрела в окно. Урок тянулся нескончаемо долго.

Первыми шла спаренная литература. На перемене я ждала, что мой сосед попросится на другое место, но этого не случилось. Он даже не встал! Я, впрочем, тоже — никак не могла решить, как незаметно от рваных колгот избавиться. И как назло, в классе осталось полно народу! Одного новичка я бы не постеснялась, еще бы этим самым рваньем в лицо запустила. Но не судьба.

Так мы и сидели каменными статуями, время от времени, натыкаясь друг на друга взглядами, пропуская мимо ушей происходящее вокруг.

Второй урок снова прошел в полной тишине. Мне кажется, напряжение, охватившее нас двоих, передалось всему классу, и в нашу сторону то и дело поворачивались головы. Я изо всех сил старалась вникнуть в слова учителя, но получалось это не очень хорошо. Даю гарантию, мой сосед находился точно в таком же состоянии.

Долго это продолжаться не могло. Я сдалась и начала обдумывать варианты бесславного побега. Решила на перемене тишком обнюхать всех вероятных кандидатов в соседи — ведь еще целый год терпеть придется! — однако выбрать потенциальную замену не успела: в конце урока прибежала классная и забрала нас на экскурсию в городской парк. Учителям тоже хотелось облегчить себе начало работы. Я предпочла бы остаться в школе: денек выдался прохладным, голые ноги зябли.

И там, в парке, когда ежилась на холодном ветру, меня дернули за рукав кофты и тихо сказали над самым ухом:

— Прости. Я погорячился. Тебя и правда не смущает мое соседство? И не пугает?

Сдурел парень!

Я снова выдохнула сквозь зубы:

— А должно?

— Да, — просто ответил Валгус.

Если бы его губы растянуло хоть подобие улыбки, я приняла бы сказанное за шутку, но юноша оставался серьезным как смерть, поэтому пришлось приглядеться к странному новичку повнимательней.

Высокий, почти на голову выше меня (а я ведь не дюймовочка, как-никак метр семьдесят), не качок, но и не хлюпик, сложен хорошо, волосы… темно-русые, почти как мои до покраски, лицо чистое, светлое, бледноватое, но у нас таких лиц через одно. Не юг все-таки, загорать особо негде. И красивый зараза… Не люблю красивый парней! Куклы они ходячие, а не люди. Забалованные девичьим вниманием эгоисты.

Но красота, хоть и была недостатком, испугать никого не могла. Это совершенно точно!

Некоторое время я молчала, переваривая его слова, а потом вздохнула:

— Не знаю, о чем говоришь, но с виду ты совсем не страшный!

И тут он наконец рассмеялся.

Заступил дорогу, посмотрел прямо в глаза и протянул руку:

— Ну, раз мы оба не боимся… Давай знакомиться заново… соседка!

Последнее слово вышло немного насмешливо.

Я вгляделась в странного цвета глаза, похожие на прозрачные северные озера, и сказала:

— Александра!

— Красивое имя и необычное для… девочки.

Мне показалось, что Валгус хотел сказать совсем другое? А может он так издевается?

Некоторое время я изучала его серьезное лицо и лишь потом ответила.

— Самое обычное, — пожала плечами. — А тебя, почему так странно зовут?

— Мои родители родом не из этих мест, — улыбнулся юноша в ответ.

Следующий вопрос прозвучал бы невежливо, неловко спрашивать — а зачем ты сюда приехал. К тому же Валгус меня опередил:

— Расскажи о своей семье.

Такой интерес меня не порадовал. Не хотелось делиться секретами о себе.

— Обычная семья, — отвернулась я в сторону. — Ничего примечательного!

Он тут же почувствовал нежелание говорить:

— Прости, что влез со своим любопытством.

Досада от того, что не получается наладить нормальный разговор заставила бросить:

— Да нет, все нормально. Просто… я живу с отчимом… и не очень люблю о нем вспоминать.

— Обижает? — подался ко мне собеседник.

— Уже нет, — коротко бросила я.

Влад и, правда, в последнее время обходил меня стороной. После того, как я, разозлившись, погнула ложку. В трубочку согнула. Ту часть, которой суп хлебают.

Вспоминание о вылезших на лоб глазах и мелькнувшем в них страхе приятно согрело душу, и я снова заулыбалась.

— Ну а ты? — посмотрела искоса, ловля эмоции на красивом лице. — Ты сам откуда?

— Я долго жил в Европе, — беспечно пожал плечами Валгус, — а теперь родители нашли работу здесь. Нам пришлось переехать.

Да уж. Веселенькие дела — сменить лоск европейских улиц на наше захолустье.

— Не повезло, — посочувствовала с ходу, но в ответ получила тихий смех.

— Кто знает, там мне было невероятно скучно!

Нет, все-таки странный человек! Тут тем более не цирк. Хотя… иногда кажется, именно цирк, полный злых клоунов.

— Александрова и …. эээ, — фамилию новенького классная еще не запомнила, — вы оба! Не отставайте от класса! Экскурсовод для кого старается?!

Я сделала каменное лицо, чувствуя, как в нашу сторону повернулись головы одноклассников. И новенький и мое внезапное преображение вызывали усиленный интерес. А уж наша беседа тем более!

— Догоним или сбежим? — хитро улыбнувшись, поинтересовался Валгус.

Похоже, его происходящее только веселило.

— Сейчас не получится, — вздохнула, кивнув на повернутые к нам головы.

От одноклассников просто несло любопытством и досадой за версту. Мысли читать я не умею, но иногда запах выражает их лучше всяких слов. Девчонок разбирало, что он во мне нашел, мальчишек обратное чувство, замешанное на недоумении.

— Надо сменить тактику, — ухмыльнулся Валгус и потащил меня за локоть вперед всех. Хватка у него была сильная. Не сразу бы получилось вырваться, даже в другом теле. Интересно, да кто же он такой?! Я проследила за рукой — следов от моих когтей не осталось. Как и у меня… Может он тоже… того? Оборотень?

Я прикусила изнутри щеку — дурная привычка, прицепившаяся с тех самых пор, как научилась сама себе рот затыкать.

— О чем думаешь? — почувствовал смену настроения мой новый и единственный приятель.

— Думаю о том, кто ты такой, — честно призналась в ответ.

Валгус, конечно, странный парень, но он мне … нравился. Мне уже хотелось с ним иных отношений, чем с остальными одноклассниками. Не любви — глупость какая! — а просто других. Дружеских.

Валгус остолбенел на минуту, а потом удивленно переспросил, словно не доверяя своему слуху:

— Хочешь знать кто я такой?

Его изумление заставило почувствовать себя полной кретинкой — парень только что распинался о себе добрых пятнадцать минут. Но я ведь не анкету имела ввиду!

А затем он рассмеялся, задорно и весело, так, что нас опять одернула классная:

— Александрова!

Как будто я тут одна.

— Прости, — стал серьезным Валгус, — ты очень странный…я девушка. Я таких еще не встречал. Давай решим вот что — не важно, кто мы такие, важно как мы друг с другом. Хорошо?

Что ж, этот вариант меня устраивал. Пока устраивал.

4 глава

Дружить с Валгусом оказалось весело, хотя почти сразу превратилось в соревнование, кто из нас лучший. Вот так неожиданно… Он любил быть лучшим. Мне не нравилось отставать, поэтому на уроки я теперь ходила подготовленная как никогда. Я и раньше-то старалась: не хотела, чтобы убеждение Влада, что падчерица дура набитая, нашло свое подтверждение. В общем, я лезла вон из кожи. Классная только вздыхала — где же ты девочка моя все десять лет была? Шла бы сейчас на медаль.

На медаль я, в отличие от Валгуса, не тянула. Да и желания особого не возникало ради нее напрягаться. Я бы и сейчас это не делала, но уж больно раззадорил всезнайством новый ученик. А он, каждый раз как я отвечала, слушал недоверчиво, словно ждал, что споткнусь и начну нести полную чушь. Это меня сильно расстраивало. Я не понимала — Валгус хочет… разочароваться что ли?

Но смешнее всего оказалась ситуация на физкультуре, когда мы, играя в баскетбол, попали в разные команды. Этот… красавчик приезжий начал с того, что закинул пару голов с края своего поля, под одобрительные вопли команды и восхищенные взгляды девиц. Я старалась не выпендриваться новыми умениями, но тут меня разобрало… И я продемонстрировала меткость не хуже. Дальше описывать не хочу. Не вышло игры "команда на команду". Получилась игра "один на один", хотя мы оба сдерживали себя. В конце концов, учитель отправил нас обоих на скамейку запасных, заявив, что остальным тоже хочется поиграть. Мы сели рядом. Я не знала, дуться мне на Валгуса или нет. Кажется он тоже. Странная у нас все-таки дружба.

Примирил физрук:

— Александрова, Аллик, записываю вас в секцию! Расписание тренировок дам после урока.

— Юр Ваныч, — вяло вымолвила я, — выпускной класс, не могу!

— И я! — тут же отозвался Валгус. — У меня медаль!

Учитель вздохнул:

— Жаль.

Мне кажется, он сильно недоумевал, как прошляпил нераскрытый талант.

— Тебе надо быть осторожнее, — искоса глянул на меня Валгус, дождавшись пока физрук отойдет.

— Тебе тоже, — огрызнулась я, и юноша рассмеялся.

— Это ты точно сказала! — а потом наклонился к самому уху, обдав своим странным запахом, и прошептал: — Все, заканчиваем дурачиться, а то на пару попадем в неприятность!

Да уж. Не знаю как он, а вот я да, могу. Кто знает, как изнутри изменился организм? Вдруг заметят силу и потащат на медкомиссию, а затем — в секретные лаборатории? Это конечно, больше похоже на сюжет фильма, но… рисковать и правда не стоит.

— Ты первым начал, — чуть слышно прошептала я. Слух у новичка был не хуже моего.

— Да, — легкомысленно согласился приятель, а затем сказал: — Первым и прекращаю.

И уже без всякой связи добавил: — Можно тебя до дома проводить?

Кажется, вся имеющаяся в организме кровь за одну секунду прилила к моим щекам, но ответила я равнодушно:

— Если хочешь.

Тихий смех показал — хитрость не удалась, провожатый заметил смущение. Мне это было и приятно и неприятно одновременно. С одной стороны нравилось внимание красавца, по которому сохло столько девиц, а с другой… С другой казалось, он играет в какую-то нелестную для меня игру. Требовалось время, чтобы во всем разобраться.

С этого дня мы расставались лишь после школы. Утром Валгус ждал меня у подъезда. Я не разрешала ему провожать меня до квартиры, не хотела нарываться на ехидство Влада. Конечно, в глаза он ничего не скажет, но матери обязательно в ухо напоет. А оно мне надо? Не гнуть же ложки еще и перед нею. Да и не хотелось пугать маму своими новыми способностями. Ей и без меня нелегко приходится.

Так и повелось: утром меня ждали у подъезда, после обеда провожали до дверей. В школе мы с Валгусом тоже почти не расставались. Не знаю как он, а я не скучала. Валгус знал поразительно много, да и рассказчиком был отменным. И в то же время с ним было на удивление просто: парень не выставлялся напоказ и не строил из себя умника.

Первое время я думала, что кто-нибудь разобьет нашу дружбу. Ведь … парень есть парень, а девчонки в классе очень даже симпатичные, и не одна мечтала заявить на него права. Да и Валгусу за меня, как новичку, могли нос расквасить. Ну… или хотя бы попытаться это сделать: не думаю, что он дал бы обидчикам шанс.

Мой приятель, глядя на хитрости наших кокеток, только посмеивался:

— Ну их, с тобой интереснее!

И что интересного нашел? Зато он сам выгодно отличался от моих ровесников в плане развития, характера и ума. Вот только меня преследовало чувство, что он носится со мной словно с маленьким ребенком. Ну, как я Лялькой. Это тоже расстраивало. Я бы предпочла другие отношения. Парень стал моей отдушиной в мире людей. Валгусу не требовалось ничего объяснять. Мы даже думали об одном и том же, и часто наши разговоры со стороны звучали очень странно: ответ на вопрос вырывался раньше, чем вопрос прозвучал, а иногда хватало даже взгляда.

В такие минуты мне было страшно. Очень страшно. Что случится, если в один из дней юноша исчезнет из моей жизни? Или у него появится другая? Девушка, которая будет нужна ему уже не как друг? Как я это переживу? Наверное — никак. Не знаю.

Мрачные мысли одолевали меня, стоило оказаться одной. Рядом с Валгусом о таких пустяках не переживала — всё вылетало из головы, и я чувствовала себя почти счастливой. Почти.

А в начале зимы, ближе к Новому году, раздался резкий звонок в дверь. Я была в своей комнате, возилась с Лялькой и дожидалась ночи. Хотелось побегать по свежему снегу. Прогулки в облике волка давно переросли в потребность.

Сначала незнакомый голос что-то пробубнил, затем услышала, как охнула мама. Её судорожный всхлип стал командой, и я вылетела в прихожую. Там переминался с ноги на ногу Танькин отец.

— Саша, бабушка умерла! — заплакала мама и закрыла лицо руками.

А я так и осталась стоять, прислонившись к косяку с глупой мыслью — ну вот и она тоже! Бабка Маша была последней ниточкой связывавшей меня с отцом.

— Когда похороны? — спросила чужим голосом, хриплым как карканье вороны.

— Послезавтра, — ответил Танькин отец, затем замялся, посмотрел мне в лицо и твердо сказал. — Она запретила тебе и Ляле приезжать.

Меня бросило разом в холодный пот.

Наверное, взгляд стал испуганным, потому что мужчина засуетился:

— Она умерла оттого, что время пришло! Заранее указания раздала. Велела мне в город за вами ехать, а сама в кровать легла и сказала — завтра умру. Жена вот позвонила….. и правда — умерла.

Мать залилась слезами, а я стояла, и в голове стучало — за что бабушка так со мной?! Почему не дала попрощаться?!

И когда Влад увел маму в комнату, а за ними убежала Лялька, сосед тихо сказал:

— Ты это, не серчай на старуху-то. Она тебя защитить хотела.

И вот тогда я вспомнила про чёрного волка.

В школу я на следующий день не пошла: пришлось сидеть дома с сестрой. Её одну ни на минуту оставлять нельзя: удивительно легкомысленное и проказливое существо. И следующий тоже пропустила. А на третий день прогула с самого утра раздался звонок в дверь. Я потянула ручку на себя — за порогом стоял Валгус. Вид у него был недовольный, словно решение прийти ко мне домой далось большим трудом.

— Проходи, — кивнула без особого энтузиазма.

Не могу сказать, что приход друга меня не порадовал, просто на душе было слишком погано.

— Ты приглашаешь? — серьезно спросил Валгус.

Я молча втянула его за воротник куртки. Ну не может человек без дурацких вопросов!

Лялька вылетела на шум в прихожей, как ядро из пушки, повисла на руке юноши, словно он был её старый знакомый, и тут же поморщилась:

— Фу, какой снежный!

Валгус изменился в лице, а я дотронулась до его щеки. Действительно, словно труп! Интересно, сколько о времени под окнами протоптался, пока решился зайти?

— Пойдем, милый Кай, я побуду твоей Гердой! — я потащила друга на кухню.

Чай, тепло и близость девушки в шортах и топике с любым сотворят чудеса: через десять минут парень уже не казался ожившим снеговиком. Даже щеки слегка раскраснелись, но Лялька к нему на руки всё равно больше не лезла, а только посматривала со стороны хитрющим взглядом, словно выгоду просчитывала от нового знакомства.

Вот пиявка мелкая! Наверняка шантажировать начнет!

— Ты чего в школу не ходишь? — мрачновато поинтересовался Валгус.

Он явно чувствовал себя неуютно под пристальным вниманием моей сестрёнки.

— Её сторожу, — кивнула в сторону Ляльки и пояснила: — Бабушка умерла, мать с отчимом уехали на похороны.

Должно быть, мой голос дрогнул, когда я сказала о смерти, потому что Валгус подался вперёд, ловя взгляд, а потом осторожно коснулся моего голого плеча:

— Мне жаль.

Я кивнула, и чтобы парень не понял, как смутило его прикосновение, спросила:

— А ты чего уроки прогуливаешь?

Широкая улыбка стала ответом:

— Скучно там без тебя!

А то со мной было весело!

И всё-таки эти слова меня обрадовали. Даже сильнее чем надо бы.

Мы поставили Ляльке мультики, а сами пошли в мою комнату, и Валгус бесцеремонно схватил фотографию со стола. Мне на ней было лет двенадцать. Одна из самых удачных фоток детства, но все равно я смотрелась гадким утенком. Давно пора заменить.

— Это ты? — с любопытством поинтересовался.

— А что, не похоже? — отобрала рамочку из цепких рук и спрятала за спину.

— Не злись, — мягко сказал Валгус, и его рука потянулась к моим волосам, словно независимо от него. И тут я сделала одну вещь, которую не позволяла себе ни разу в жизни, ни с кем из парней — сама ткнулась ему в плечо, как побитая собака, напрашивающаяся на ласку.

Короткий, втянутый сквозь зубы вдох подействовал как оплеуха, и я отлетела в сторону, словно меня и рядом-то не было.

— Прости! — притянул к себе обратно. — Просто не ожидал.

Я отстранилась, отвела в сторону взгляд и выдавила:

— Сама виновата.

— Глупенькая, — мягко сказал Валгус, — иди сюда.

И я бы пошла на этот ласковый голос, но в комнату влетела Лялька и потащила нас за собой. Смотреть мультфильмы в одиночестве ей тоже было скучно.

Валгус просидел у меня дома еще часа три, не меньше, до конца уроков, а затем ушёл. Я долго в задумчивости глядела ему вслед из окна, не зная, радоваться или печалиться. Сегодня узнала про себя интересную вещь — не очень-то я отличаюсь от остальных девчонок, раз умудрилась влюбиться в собственного друга! Вот только нужна ли ему моя любовь? Да и возможно ли это? Я же не человек. Хотя Валгус, наверное, тоже.

Вечером вернулась мама. У нее были заплаканные глаза и усталый вид. Влад зло сбросил сумки на пол, прошипел несколько слов, потом увидел нас с Лялькой, замерших в дверях, и бросил мне в лицо:

— Оказывается, ты там время зря не теряла! То-то тебя бабка так быстро спровадила!

Я задохнулась… Неужели Ему рассказали о случае в лесу? Так никто же не знает всей картины, кроме меня и…

— Ты о чём? — холодно спросила.

— Держи вот! — мне перекинули маленький сверток. — Приятель твой передал. Сказал — сильно расстроился, что не приехала! Не вздумай этого громилу в дом привести!

Приятель?! Да я в деревне, кроме как с бабкой сроду ни с кем и не общалась!

Так и оставшись в недоумении, развернула пакетик, и все поплыло перед глазами — там лежала споротая с моей брошенной в лесу футболки, бисерная вышивка. А на бумаге было написано большими буквами — еще свидимся! Думать о том, кто написал, не хотелось, но рука автоматически потянула цветок к носу, и гортань ожгло чужим запахом, вызвавшим рвотный спазм отвращения. Сомнения не осталось — это от него! От чёрного, из лесу!

Меня буквально замутило от страха. Я развернулась и молча пошла к себе, не зная, что предпринять. Единственное на что оставалось надеяться — этому чудищу нужна именно я, а не мои сестра или мама.

Ночью снова ушла из дому. В лес. Только теперь я уже не радовалась снегу. Просто хотела поплакать. Одна и в полный голос.

Тоскливый выворачивающий душу вой огласил окрестности. Завтра по городу пойдут слухи, что волки пробрались на окраину. Плевать! Слишком страшно и плохо на душе, чтобы молча терпеть!

И когда готовилась вывести очередную руладу, мне захлопнули пасть, сомкнув ее словно обычной дворняжке.

Прошипели в ухо:

— Прекрати немедленно! Смерти своей хочешь?!

Этот голос я узнала бы из сотни. Тело дернулось, меняясь, и кожу стегнул мороз.

Мой таинственный приятель стащил с себя куртку и тут же укутал меня.

— Вещи твои где? — зло спросил, словно волчица ставшая человеком была ему не в диковину.

— На дереве, — тихо всхлипнула я.

Валгус в один прыжок взвился на ветки, скинул мне в руки пакет и деликатно отвернулся:

— Одевайся скорей! — затем, не давая опомниться, потащил за собой: — Сегодня переночуешь у меня!

Я задохнулась от неожиданности:

— Что?!

— Думать надо было головой, прежде чем из дома убегать и выть по паркам!! — окрысился юноша, а потом сбавил пыл:- Нельзя тебе сегодня домой!

Почему нельзя? И тут все сложилось в одно…

— Он уже нашёл меня?! А как же тогда Лялька и мама?

— Кто нашёл? — насторожился Валгус, а потом протянул: — Та-ак… позже расскажешь. Сначала ко мне!

Я никогда не спрашивала, где он живёт. Знала, что недалеко. Иначе быстро бы надоело встречать по утрам. Да и тело пахло теплом, когда я выскакивала навстречу. Значит, дом в паре шагов. Действительность оказалась еще интереснее — он жил в соседнем подъезде, квартирой стена в стену.

Ключ щелкнул в замке, и Валгус впихнул меня в прихожую.

— А родители? — задала вопрос, который стоило задать намного раньше.

Валгус ехидно усмехнулся:

— Спохватилась! Не бойся… не укусят. Нет их дома.

"Это ещё кто кого" — подумалось мне, но я промолчала.

***

Квартира оказалась стандартная трешка, как и у нас. Вот только в отличие от меня Валгус комнату ни с кем не делил. Затащил в неё чуть ли не за шиворот, пихнул к кровати и приказал:

— Садись!

Я всё еще размазывала слезы по щекам, и их вид вызвал у приятеля новый приступ жалости.

— Недотепа, — пробормотал сам себе под нос и вздохнул: — Подожди, я сейчас.

Хорошо, что у парня оказался в запасе целый блок бумажных платков потому, что рыдала я не меньше часа. Валгус молча сидел рядом и только менял мне раскисшие бумажки.

— Всё? — тихо поинтересовался он, когда я наконец убрала руки от лица.

Подавив очередной всхлип, мотнула головой:

— Всё!

— Тогда давай объясняй, какого чёрта тебя понесло в парк?! — почти зарычал Валгус, и я чуть не онемела от неожиданности.

— Одна побыть хотела.

— Ты одна побыть хотела или — повыть?! — не унимался мой приятель. — Ты хоть понимаешь, чем это грозило? И до сих пор грозит?!

Я молчала, растерянно глядя в разъяренное лицо.

Мой несчастный вид сработал как тормоз, парень успокоился и пробормотал:

— По всей видимости — нет.

— Да что я такого сделала?! — нервы не выдержали, и я сорвалась на крик.

Валгус несколько мгновения сверлил меня взглядом, не веря в искренность возмущения, затем процедил несколько слов на незнакомом языке и вздохнул:

— Ничего особенного. Всего-навсего заявила права на окрестную территорию, и теперь на твой след встало несколько охотников, включая мой… моих родителей.

В этот момент мне показалось, что мир вокруг взбесился. Я лишь хотела вылить из себя ту боль, что засела внутри с момента известия о смерти бабушки. А еще мне было страшно и хотелось скулить от этого чувства!

Я стряхнула руку приятеля и попробовала встать:

— Никаких прав я не предъявляла! Мне! Просто! Очень! Плохо!

Валгус нажал на моё плечо, заставляя опуститься, и вздохнул:

— Это сути не меняет. Тебя тут вообще в радиусе двести километров как факта быть не должно! Это нарушение Договора. А ты не просто живёшь, а ещё "столбишь" территорию.

Всё по-прежнему стояло вверх головой.

— Какого Договора? — слабо спросила я, пытаясь найти хоть маленькую зацепку для разума.

— Договора Древних! — отрезал Валгус.

— Древних? — не поняв, переспросила.

— Таких как мы с тобой, — вздохнул юноша, посмотрел на меня и скривился, словно зрелище причиняло ему боль. — Никогда не нравился твой народ, а то, что они бросили несмышлёную девчонку одну… это вообще выше всякого понимания!

Первый пазл головоломки встал на место.

— Никто меня не бросал, — тихо прошептала я. — Ты же знаешь, я живу тут почти с рождения! Просто…

"Просто выть раньше не приходилось" — вслух это не сказала: в глазах снова защипали слезы, и я стиснула зубы, стараясь удержаться от плача.

Исключительным, необыкновенным хорошо быть, когда ещё кто-то рядом знает о тайне. Кто-то способный поддержать в трудный момент.

Я даже не подозревала, что мне это так требовалось.

Свет в комнате так и не включили, и потолок время от времени освещался отсветом фар проезжающих по дороге машин. Я подобрала к подбородку коленки, сжалась в комок и бездумно смотрела перед собой, ожидая продолжения разговора.

— Объясни, — тихо попросила я.

Валгус сел на ковер рядом с кроватью и неуверенно мотнул головой, отгоняя непрошеную мысль. Я думала, сейчас скажет "нет", но ошиблась.

— Объяснять по большому счету особо нечего, — зарылся рукой в густые волосы рассказчик. — Так что буду краток. Ты нарушила один из пунктов старинного договора между двумя граничащими кланами Древних, которые очень долго вели настоящую войну друг с другом. За территорию, власть… — тут юноша усмехнулся, — … людей. Очень нехорошую войну — на полное уничтожение. Её последствия у каждого из народов в крови. В памяти. И кое-кто оказался бы рад нарушенному перемирию. Может пролиться кровь!

Я с трудом сглотнула. До недавнего времени не замечала за собой особенность влипать на каждом шагу в неприятности, а тут за полгода второй раз! Да ещё так по-крупному!

— По договору никто из нас и из вас не должен пересекать границы нейтральной зоны и оставаться там дольше, чем на пару дней. А тем более ме… заявлять на неё права.

— Валгус?

Голос прозвучал жалобнее, чем хотелось бы. Я хотела услышать всё, до конца. Друг воспринял мой полувсхлип по-своему. Он пересел ко мне, обнял за плечи и серьезно сказал:

— Не бойся, я смогу тебя защитить!

Я хотела узнать другое.

— Валгус, а как же ты? Ты же здесь живешь!

Юноша отпустил мой плечи, отстранился и застыл в напряженной позе, словно собираясь с решимостью, а потом зло сказал:

— Помнишь, я говорил, что мои родители получили здесь работу?

Я безмолвно глотнула воздуха, предвидя следующую фразу и чувствуя, как леденеет в груди.

— Ты и есть наша работа! Нам требовалось тебя найти!

5 глава

— И чем мне грозит твоя исполнительность, — прошептала я не в силах оторвать взгляд от выбившейся петли на ковре.

— Глупенькая, — улыбнулся Валгус и погладил меня по голове, — я не причиню тебе боли. Ты… Ты же мой друг! Жалко только — неосмотрительный!

В его голосе было столько жалости, нежности и заботы, что мое сердце забилось в несколько раз быстрее.

— А теперь расскажи, кого и почему ты ещё боишься! — жестко потребовал Валгус.

Это была не моя тайна. Я вспомнила строгое бабкино лицо и замотала головой, отказываясь говорить. К тому же я понимала — Валгус не выстоит против страшилища из Лялькиного кошмара и пяти минут. Как можно тягаться шестнадцатилетнему пацану с таким монстром?! Пусть Валгус даже и… не совсем человек.

Мои сомнения заставили юношу рассмеяться:

— Брось! Ты же не думаешь, что он меня испугает! — но в следующее мгновение серьезность вернулась на красивое лицо. — Александра, я не смогу тебя защитить, если не узнаю правду!

Пришлось рассказать… О бабкиной деревне, о лесе, о волке, о своем превращении и поспешном бегстве… И о том, как пряталась от жгучего взгляда за пыльным стеклом. А затем я достала из кармана джинсов записку и бисерный цветок.

— Вот! — сунула в руку парня аппликацию.

Мой приятель понюхал ее и недовольно поморщился:

— Да-а, Александрова, ты сделала всё, чтобы не задержаться на этом свете. Похоже, ты отрезала себе дорогу в единственное место, где была бы в относительной безопасности!

Мне захотелось заскулить, и я с большим трудом подавила зарождающийся звук.

Валгус усмехнулся, покачал головой, словно сам себе удивлялся, и сверкнул бесшабашной улыбкой:

— Ничего, выпутаемся! Знать бы только какой закон ты умудрилась нарушить в том лесу. Может, всё не так уж плохо, — и вздохнул: — Давай умывайся и ложись спать, Александрова. А я тебя, так и быть, посторожу.

С этими словами он подтянул кресло-кровать к самой двери, перегородив её поперёк, чтобы не было ни выхода, ни входа.

От его слов я опешила. То есть получается, виновата снова я?!

— Ты чего? — насторожился приятель.

— Валгус, какой закон я могла нарушить? Что запрещено?! Защищать девчонок?!! Свою сестру?!! Да их бы там в один момент сожрали!

Юноша вздохнул:

— Не уверен. Понимаешь, ты абсолютно неопытный боец, да и противник слишком легко сдался. Но теперь уже всё равно. Поздно переживать.

Это точно — переживать и впрямь поздно. Время вспять не повернёшь. Теперь главное снова не натворить непоправимого.

— А как же утро? Мама не поймёт, если я дома не переночую, — ответила, не поднимая взгляда.

На душе стало томно и стыдно, словно я чего ждала от этой ночи. Но это ведь не так! Я предпочла бы оказаться дома, в своей кровати! Спать, зная, что с тебя не спускает взора тот, кто … кто… кто нравится, вряд ли получится!

— Не, Валгус, я лучше домой.

Встала с кровати, и в следующее мгновение резкий толчок отправил меня обратно.

— Ложись, сказал, — зашипел мой приятель. — Ты думаешь, я шучу? Думаешь, запереть тебя в этом доме предел моих желаний?!

Я чуть не задохнулась от обиды и отвернулась в сторону, пытаясь спрятать её.

— Ну, то есть… Саш, прости… другое имел ввиду, — присел рядом Валгус, — но я не пугал, когда говорил, что тебя ищут лучшие охотники. И самое надежное место для пряток — рядом со мной. Почему, объяснить пока не могу. А портфель я твой заберу, не переживай, никто и не заметит. Только ключ дай. Ты ведь все равно раньше всех из дому уходишь. И ещё кое-что надо сделать. Для надежности.

То, что Валгус может передвигаться бесшумно и быстро, ничуть не хуже меня, я уже знала.

— Доверься мне, — прошептал Валгус, видя, что сомнения не прошли.

Тихой мольбе я противиться не смогла — послушно повалилась головой на подушку.

— Вот и славно, — облегченно вздохнул приятель и вернулся в кресло.

На некоторое время в комнате воцарилась тишина, а затем я не выдержала:

— Валгус, не мог бы ты ответить на один вопрос?

Приподнялась на локте, пытаясь рассмотреть выражение лица юноши.

Валгус весело хмыкнул:

— Даже не сомневался, что он у тебя найдется.

— Ты такой же, как я? — не среагировала на шутку и напряженно замерла в ожидании ответа.

На некоторое время в комнате повисла тишина, не прерываемая даже моим дыханием, потом юноша сказал:

— Нет. У меня… всё немного по-другому. Как… не могу сказать. Не имею права.

— Но ты же не человек?

— Мы оба не люди! — мрачно ответил юноша и вздохнул: — Спи, пожалуйста. Мне надо продумать дальнейшие ходы.

Словно речь шла об обычной шахматной игре.

Прошло ещё немного времени, Валгус хмыкнул, что-то вспоминая, и позвал:

— Саша, ты не спишь?

— Нет пока.

— Тогда у меня к тебе тоже вопрос…

— Задавай.

— Почему тебе не нравится собственное имя?

Я растерялась от неожиданности и немного помедлила.

— Чего молчишь? — не унимался юноша. — Я же вижу, как иногда напрягаешься, стоит кому-то окликнуть тебя.

"Напрягаешься" — не совсем правильное слово, но в остальном проницательный Валгус угадал. Не нравится. Чаще всего меня звали Саша или Сашка. Учителя — те вовсе по фамилии. Пожилые соседки — Шурочка. Но это было всё не моё! И если с "Сашей" я смирилась, то остальные имена, больше похожие на клички, откровенно бесили.

Послышался шорох: парень повернулся в мою сторону и оперся на ладонь, настроившись на долгий разговор. Видно тоже спать передумал.

— Давай подберём тебе то, что будет приятно ушам, — предложил Валгус.

— Угум…

Не смотря на серьёзность тона, мне показалось, что приятель намерен немного повеселиться за мой счёт.

— Александрушка, — для начала предложил юноша.

— Убью, — пробормотала я.

— Неужели не нравится?

На лице удивление и святая невинность.

— Ну тогда… Алексаша?

— Отстань!

Вот репей!

— Санюра? Алексаня? Сашуля?….

Господи, сколько имён и не одного нормального!

— Олеся?

— А это-то причём? — пришел мой черёд удивляться.

— Когда-то это значило одно и то же, — пояснил Валгус и снова пристал: — Ну, так что на счёт Олеси?

"Олеся" со мной не совпадало. Не было во мне даже капли той мягкости, что исходила от этого имени. Оно казалось пусть и красивым, но абсолютно чужим.

— Нет! — резко ответила я. — И давай завязывать с сочинительством.

— Ну, как знаешь, — усмехнулся Валгус и тут же спросил: — А как тебя в семье зовут? Ну, мама, отец или… бабушка?

Я помедлила с ответом, а потом все же призналась:

— Дичок. Бабушка звала меня Дичок.

— Очень точное имя, — тихо сказал юноша, и добавил. — Можно мне тебя так звать?

Сначала я хотела сказать "нет!", но потом передумала. Мне ужасно, до боли в сердце захотелось, чтобы ласковое бабкино "Дичок" осталось со мной.

— Иногда, — шепнула едва слышно, но он услышал.

— Хорошо — иногда. А теперь, спи!

Я не ждала от себя, что засну, но организм решил по-другому, и через минуту действительность поплыла цветным пятном. Глаза открылись только тогда, когда рядом запахло свежесваренным кофе.

— Вставай, соня! — улыбался в дверях мой приятель. — Давай, умывайся и за стол, кофе я уже сварил.

И исчез с поля зрения.

Я села, оглянулась по сторонам и судорожно втянула воздух сквозь зубы:

— Ох!

Рядом со мной, на стуле лежал моя сумка, забитая учебниками, и пакет со свежей блузкой и… нижним бельм!

От стыда, опалившего щёки, я несколько минут не могла шевельнуться, затем все же нашла силы дойти до ванной. И самым большим желанием на тот момент было утопиться в раковине или… кого-то утопить. Да как он мог рыться в моём шкафу!

— Саш, ты что там, снова заснула? — донёсся бодрый голос, владельца которого сильно хотелось… укусить. А он, не ведая моих чувств, как ни в чём ни бывало, продолжил: — Не знаю, правильно твоя сестра вещи подобрала или нет. Может, всё-таки рискнем и завернем к тебе домой?

Я перевела дух — Лялька! Вот кто постаралась! Значит, Валгус не смог тихо пройти…. Интересно, во что мне выльется молчание сестрёнки?! И станет ли она вообще молчать. Хотя нет, можно не сомневаться — не выдаст. В чём-чём, а в этом я уверена на все сто. После одного случая, когда мне всыпали по первое число из-за ее детской непосредственности, Лялька держала рот на замке, опасаясь навредить. Я же говорю — хорошая она у нас.

В школе всё шло как обычно. Правда, думать об уроках получалось с великим трудом — мысли витали, бог знает где. В основном вокруг ненормальной ночи. А вот после уроков началось…

— Я провожу тебя до квартиры, — решительно заявил Валгус и сердито тряхнул волосами, — и вообще ближайшие дни предпочел бы дальше, чем на десять шагов от себя не отпускать!

Хоть мой друг имел в виду совсем другое, первой мыслью, мелькнувшей в моей влюбленной голове, оказалось — "я тоже!" Вслух, понятное дело, не произнесла, лишь пожала плечами — мол, всё равно.

Валгус проводил меня до самых дверей, пообещал перекусить и снова прийти. Он действительно опасался оставлять меня одну.

Дома поджидал неприятный сюрприз… С тех пор как стала… волком, я и в жизни иногда вела себя словно зверь. Например, ходила совершенно бесшумно. Вообще старалась не вносить в этот мир звуки, а слышать их, поэтому мой приход никто не заметил. В квартире шумели: мама ссорилась с Владом.

— Эта вещь должна принадлежать Саше! — настаивала мама.

— Твоя свекровь не указала это в завещании, — раздраженно возражал Влад.

— Как ты не понимаешь, это единственное, что останется у девочки от отца! — перешла на напряженный шёпот мама.

— Чем меньше ей достанется от такого отца, тем лучше! — рявкнул Влад. — Чёртово отродье!

— Не смей так о ней! — напряженный голос взял на тон выше.

Послышалась возня, Влад выругался:

— Ничего эта дрянь не получит!

Раздался звук пощёчины, и мама негромко охнула…

Он посмел поднять на неё руку?!!

Дверь от сильного пинка врезалась в стену, усеяв пол осыпавшимся стеклом. Я влетела в комнату со сжатыми кулаками: меня трясло от злости! Понятия не имею, как это выглядело со стороны, но отчим испугано попятился. Если бы не его страх, не остаться мне человеком.

— Отдай! — прорычала низким, полным ярости голосом.

Я не знала, что прошу, но сам факт — обдели маму и посмели присвоить принадлежащее только мне — приводил в бешенство. Влад отступил на шаг и, словно защищаясь, швырнул мне в лицо какой-то предмет. Рука схватила его раньше, чем голова успела сообразить, что делаю. Пальцы ощутили через мягкую ткань что-то плоское и твердое. Я не глядя сунула вещицу в карман.

— Убирайся! — прошипел мне Влад, но я не послушалась.

Дикая ярость, внезапно охватившая все существо, не утихла. Меня колотило словно в ознобе. Я перевела взгляд на мать, надеясь остаться в человеческом теле, увидела, как она держится рукой за щеку, и свет померк перед глазами…

Он всё-таки ударил её!!!

Еще не понимая, не осознавая, что делаю, шагнула в сторону отчима. Я знала, зачем к нему иду… Цель была одна — убить. Все остальное не имело значения…. Сейчас превращусь в волчицу и убью эту скотину!

Копившаяся десять лет ненависть заявила свои права. Я хотела отомстить… за все: за украденную любовь матери, за постоянное унижение, за пинки, за злые слова, за мои слёзы… За всё!!!

Наверное, Влад не понял, что сейчас произойдёт, но инстинкт выживания заставил отчима попятиться назад.

Горячий клубок затопил жаром грудную клетку, и я сдалась. Сейчас всё случится…

Тревожный, отчаянный звонок ударил по натянутым нервам электрической трелью. Отчим должен воздать хвалу этому изобретению человечества, оно спасло ему жизнь. И еще кое-кому он был обязан жизнью — тому, кто нажал на плоскую белую кнопку секунду тому назад.

Я глотнула воздух и остановилась от перетрусившего Влада буквально в метре.

Звонок снова напомнил о себе.

Сделала шаг назад, разлепила пересохшие губы и тихо, едва слышно сказала:

— Ещё раз обидишь её — убью.

Я верила в то, что говорила.

Голос прозвучал невыразительно, не отразив и тысячной доли того, что бушевало в моей душе. А потом я развернулась и пошла встречать гостя. Видок у меня видно был ещё тот, потому что Валгус — кто ещё мог явиться в нужную минуту? — вытащил меня за порог, стиснул в объятьях и зашептал:

— Успокойся, Дичок. Сейчас всё пройдет.

Он даже не стал спрашивать, что произошло! Просто с ходу дал понять, что я не одна.

Я стояла, вжавшись в его тело, цепляясь, как утопающий за спасательный круг. Его шёпот и моё хриплое дыхание, вот единственные реальные звуки, что существовали тогда в мире. И еще стук сердца. Кажется, моего.

А Валгус шептал и шептал:

— Тихо, девочка, тихо.

Наконец, я почувствовала, как уходит напряжение из мышц, и они перестают казаться деревянными. И когда ярость и злость схлынули, ужаснулась собственным желаниям…

— Валгус? — захрипела, вцепилась в парня двумя руками, опасаясь, что стоит шагнуть обратно за порог, и снова начну превращаться в зверя.

— Всё хорошо, успокойся, всё хорошо, — продолжал шептать мне на ухо приятель. — Ну, ты как?

Через минуту, когда воздух перестал выходить из легких со свистом, и в груди больше не клокотало, прохрипела в ответ:

— Нормально, кажется.

— Тогда давай зайдем.

Мне этого не хотелось. Ой, как не хотелось! Я чувствовала себя так, словно меня тащили на место преступления. Пусть оно не произошло, но я ведь была готова! Если бы не Валгус…

Значит всё-таки чудовище. Монстр, который не имеет права жить рядом с людьми!

Обнявшись, прошли на кухню, и спаситель моей души налил стакан воды, дождался, пока выпью его содержимое, потом, как маленького ребенка, пересадил меня к себе на колени и тихо попросил:

— Расскажи, что произошло.

— Я чуть не убила Его за то, что ударил маму! — выдохнула куда-то в шею весь ужас, что царил в душе.

— Ничего, Дичок, ведь все обошлось! — снова погладил по растрепавшимся волосам Валгус. Он в который раз спас меня. На этот раз — от себя самой.

Я услышала, как щелкнул замок на спальне родителей. А потом раздались осторожные шаги, и на кухню заглянула мама. Я посмотрела на нее сквозь пряди волос, страшась увидеть в любимых глазах страх и ужас. Мама и правда была напугана, но глядела растерянно и виновато. Она часто так смотрела последние десять лет.

Потом растерянность сменилась недоумением. Еще бы… Дочь прижимается к незнакомому парню.

— Простите, — это Валгус маме.

— Дичок, можно мне встать, поздороваться? — это шёпотом мне на ухо.

Я слезла с колен, мрачно взглянула на мать, обошла её как чужую, забилась в ванну, открыла краны и бездумно уставилась перед собой. В зеркале обнаружилось зарёванное и растрёпанное чудище, с покрасневшими глазами.

Как я умудрилась разрушить наш хрупкий мир за несколько секунд? Влад ведь это так не оставит… Во что превратится моя жизнь? Надежды на то, что отчим уйдет или на моей стороне останется мама, мало. Когда перед нею вставал выбор, то счёт шёл обычно не в пользу старшей дочери. Удивительно, как мама сразу не отдала предмет спора в загребущие руки муженька.

Я вспомнила о том, с чего всё началось, и полезла в карман. Развязала шнурки на аккуратном полотняном мешочке и вытряхнула на ладонь содержимое.

Понятно, почему Влад так взвился. Украшение. Круглая серебряная бляха, размером с петровский пятак. На первый взгляд очень старая, буквы … да нет, не буквы! Руны по краям. А по центру вставший на задние лапы волк. Бляха висела на длинной витой цепи.

Я потерла почерневшее от времени изображение. Мне показалось, оно потеплело. Чёрная окись там, где прикоснулись пальцы, сошла, словно её и не было, открывая проработанную резцом ювелира шерсть. Красивый, только совсем не женский медальон. Жалко мне его бабушка раньше не отдала, не случилось бы тогда этой склоки.

Я машинально сунула голову в витую петлю и, почувствовав холод металла на шее, опустила медальон в вырез блузки. Несколько пригоршней по-зимнему ледяной воды окончательно привели меня в чувство. Пока умывалась, краем уха слушала разговор: Валгус непринуждённо, словно и не был свидетелем позорного скандала, знакомился с мамой. А она, с явным облегчением от того, что неприятный разговор отложен на неопределённое время, говорила о чём то неважном… незначительном: о школе, о ЕГЭ, о грядущем поступлении. Она опять предпочла остаться слепой. Значит, выставленных за дверь чемоданов отчима ждать не придётся. А жаль.

Я вышла на кухню, и Валгус едва заметно изменился в лице, словно увидел во мне что-то новое. От этого внимательного взгляда юноши я окаменела и застыла на месте. Он сам подошел. Провел ладонью по моей щеке, грустно улыбнувшись, шепнул одними губами:

— Остаться с тобой ещё?

Не говоря ни слова, потянула его в комнату. Валгус по-прежнему был мне нужен. Я просто не могла позволить себе отпустить его ближайший час. Я вообще бы предпочла уйти вместе с ним. Только меня никто не звал.

В комнате, стоило только войти, я увидела Ляльку. Она сидела в углу, обхватив руками худые коленки, сжавшись в комок, и испугано смотрела на дверь. И когда мы зашли, не подлетела, как обычно, а только часто заморгала, собираясь заплакать.

— Ляля? — я в нерешительности остановилась в дверях.

На миг показалось, она сейчас забьется от меня под кровать. Как тогда, когда я праздновала примирение с новой сущностью. Ошиблась: доверчивая сестрёнка тут же кинулась ко мне. Я подхватила её на руки, прижала к себе и отнесла в кровать. Валгус шёл за нами следом. Наверное, Лялька просидела в углу все время, пока мы ругались.

Я гладила её по тугим кудрям и клялась себе, что Лялька не пострадает. От меня. Я не трону ее отца, даже если для этого придётся со злости отгрызть себе лапу. Сестренка тут ни при чём. Это я тот яд, что разъедает нашу семью. Не будь меня, и, скорее всего, в ней царили бы мир и покой. Наверное.

— Ты сегодня снова дома не останешься? — неожиданно спросила Лялька.

— П-почему? — поперхнулась я от неожиданного вопроса.

Лялька хитро улыбнулась и ткнула пальцем в моего друга:

— Он же с тобой!

Как будто это всё объясняло.

А потом слезла с моих рук, встала перед Валгусом и требовательно спросила:

— Ты ведь Сашу не обидишь?

Что заставило сестрёнку задать такой странный вопрос? Наверное, в другое время я бы расхохоталась над детской заботой, но сейчас… после всех событий, в горле встал ком.

— Никогда, — пообещал мой приятель.

Лялька с секунду подумала, а потом важно кивнула:

— Хорошо. Тогда можешь приходить.

Словно от её разрешения что-то зависело.

Я всё-таки рассмеялась.

6 глава

С этого дня в собственном доме я стала тенью. Неясным призраком, что время от времени появлялся у домашних на пути. Мать старалась не смотреть мне в глаза. Отчим каменел лицом, стоило ему наткнуться на меня взглядом. Он бы и Ляльке запретил со мной разговаривать, но куда денешься, если комната одна на двоих? А выселять в другую — хлопот не оберёшься. Это же надо по ночам, когда Лялька хнычет от страха, вставать, утешать, успокаивать. Нет, собственные удобства и эгоизм для Влада превыше всего. Важнее безопасности дочери. Ведь он не мог не понять, что я его чуть не убила! Или — мог? Тогда почему с того памятного дня говорил обо мне матери не иначе как "твоя уголовница"? Думая, что мне не слышно, пилил каждый день, выплескивая злым шёпотом бессилие и страх.

А мама при виде непутёвой дочери только поджимала губы, но глаза оставались по-прежнему виноватыми. И раз за разом заводила разговор о том, какой институт я выберу. Понятно к чему это сводилось: чемоданы за дверью окажутся не Влада, а мои. Выбор сделан.

Сказать, что мне было больно — это ничего не сказать. Как она могла?! Разве так можно? Со своим ребёнком?! Одно дело выпорхнуть из гнезда по собственному желанию, другое — знать, что задержаться в нём, по любому, не позволено, и если что, подпихнут коленом под зад, провожая во взрослую жизнь.

Именно тогда я дала себя клятву: с моими детьми всё будет по-другому!! Никогда и никто не встанет между нами! Никакой мужик! Никакая беда! Лучше совсем обойдусь без второй половины, чем позволю своему ребенку испытать что-то подобное.

Наконец, накануне Нового года, нервы не выдержали, и при очередном вопросе я выпалила маме в лицо:

— Я уеду при первой же возможности! И так далеко, как только смогу! Можешь не трястись за своего подонка.

Мама дернулась, словно от удара, и мою злость как рукой сняло. Чем я лучше Его, если делаю ей больно?

— Прости, — прошептала, схватила куртку и вылетела в подъезд. Там вцепилась рукой в бабушкино наследство. Мне казалось, её любовь подпитывает меня через старинное серебро и дарит силы. А через минуту загудел лифт — кто-то поднимался.

Я подошла к его дверям и остановилась, ожидая пока откроются. У меня даже сомнений не возникло, кого я увижу. Только один человек мог почувствовать как мне плохо и явиться на помощь. Я бы даже пари заключила, жалко не с кем.

Створки разъехались в сторону, и навстречу шагнул Валгус. Я посмотрела парню в глаза и подумала: "Когда же ему надоест возиться со мной?" Я этого очень боялась. А мой друг, как ни в чём ни бывало, спросил:

— Пойдем, погуляем?

На улице держался приличный морозец, но разве это имело значение? Я бы и в сорокаградусный не отказалась. Главное — уйти из дома.

На носу был Новый год, но грядущий праздник не радовал. Я представить себе не могла, как сяду за стол рядом с Владом и стану жевать оливье. Да у меня кусок поперек горла встанет! Получалось, дома остаться нельзя, а напрашиваться к другу — стыдно. У него своя семья. Не думаю, что родителей обрадует визит существа из враждебного клана, пусть это существо ни сном, ни духом не знает про своих сородичей. Да и опасалась я грозной профессии родных юноши. И причины, по которой они ещё здесь.

— Хочешь в лес? Побегать? — поинтересовался Валгус, не ведавший о моих думах.

Сто лет не была в волчьей шкуре. С тех самых пор, как запретили.

— А разве можно? — недоверчиво уставилась на юношу.

— Сегодня? Да! — обрадовал меня друг, и тут же добавил: — Но при одном условии! Ты не станешь выть, и я не отойду от тебя даже на шаг.

Соблазн оказался слишком велик, я согласно кивнула:

— Хорошо.

— Ну, тогда побежали! — рассмеялся Валгус и помчался к парку. Я метнулась за ним.

Свежую партию снега еще не утоптали, и он покрывал все вокруг легким, рыхлым полотном, на котором одно удовольствие покувыркаться.

В парке я забежала за домик садовников. В одну секунду сдернула одежду, торопливо побросала ее в пакет и преобразилась. Выскочив с игривым рыком навстречу другу, заскакала вокруг, как непутевый щенок. Юноша рассмеялся, увернулся от моих наскоков, подобрал пакет и закопал его в сугробе под деревом. Я же веселилась, как могла. В волчьем облике легче выражать чувства: будь то улыбка или виляние хвостом от удовольствия. А уж как я вывалялась в снегу! От души.

Свобода и счастье, вот какие чувства царили тогда в моей душе. Я забыла об отчиме, о маме, об угрозе от чёрного чудовища, о собственных обиде и терзаниях. Ничто не имело значения кроме волчьей песни, пусть она звучала только в душе, а еще — кроме друга, не отстающего ни на шаг.

Под конец беготни по парку мы наткнулись на прохожего, выгуливающего огромную среднеазиатскую овчарку. И если ничего не понимающий хозяин пошёл к нам знакомиться, приняв за новых членов братства "собачатников", то его пёс радоваться не спешил. Едва учуяв мой запах, он сел, упёрся в землю всеми лапами, противясь воле хозяина, и тоскливо заскулил.

Бедная собака… Мне даже стало её жалко. Мужчина же, не понимая, что к чему, сначала пытался стащить пса с места, потом сдался и издалека прокричал:

— А что это у вас за порода, молодой человек?

Не знаю, как у Валгуса получилось не расхохотаться. Я вот тихо, по-собачьи тявкнула от удовольствия.

— Биформис[2], - тут же нашёлся мой товарищ.

Я перевода слова не знала, а потому на всякий случай рыкнула, показав клыки.

Мужику блеснувшие зубы понравились:

— Ого! А к какой группе относится? Овчарка? Молосс?

— Лайка переросток, — уже не сдерживая улыбки, сказал Валгус.

— А-а… — разочаровано протянул любитель собак, — дворняга!

Это было прямое оскорбление волчьей шкуре, а потому я вздыбила холку и сделала два шага вперёд. Больше и не потребовалось: кобель лучше хозяина разбирался, кто перед ним, а потому рванул что есть мочи в сторону спасительных огней цивилизации. Поводок натянулся, и мужчина не смог устоять на ногах, уехав вслед за псом на пузе.

А Валгус, не отказал себе в удовольствии проорать вслед:

— Зато какая умная!

За лайку я его изваляла в снегу, опрокинув в ближайший сугроб. Конечно, парень сопротивлялся, но что он мог сделать в человеческом облике против — звериного? Только сдаться на милость победителя.

Возвращаться в тело человека не хотелось. Зверем быть проще. Однако, делать нечего, пришлось. Закопанные в снег вещи за прошедшие часы заледенели. Я недовольно сморщила нос и фыркнула — а не попробовать ли в таком виде добраться до дома? Если люди принимают меня за собаку?

Видно размышления отразились на морде, потому что Валгус пробормотал:

— Даже не думай!

И принялся снимать с себя куртку:

— Я отвернусь. А ты накинь, а то простудишься.

В простуду мне не верилось. Кажется, волчья ипостась хорошо охраняла от подобных мелочей, но забота всё равно порадовала.

Преображение происходило так быстро, что я поначалу даже не смогла бы описать толком, что чувствую при этом. Просто окружающий мир на мгновение расплывался мутным пятном и… собирался в единую картину уже по-другому. Вот и сейчас, тело задрожало в ознобе, мускулы свело судорогой, а кости словно расплавились и… все. Я снова человек.

Торопясь сохранить волчий жар, быстро натянула остывшую одежду и клацнула зубами от холода. Валгус тотчас потянул меня за руку:

— Побежали! Согреешься!

В человеческом теле бегать не так весело, но тоже ничего. Мне нравилось. Особенно когда за руку держит Валгус.

Густые хлопья снега, высвечивающиеся на фоне серо-оранжевого от света уличных фонарей неба, делали мир спокойнее и чище. И на душе было так же как на улице — несмотря на сгущающуюся черноту, светло и спокойно.

До нашей многоэтажки мы добрались быстро. Слишком быстро. Настроение от необходимости идти домой сразу ухудшилось, но куда деваться? На счастье у Валгуса были другие планы. Он потянул меня за рукав к своему подъезду:

— Пошли. Хочу познакомить тебя с родителями, — почувствовал, как я напряглась, и перевёл взгляд на меня: — Не переживай и не бойся. Я с тобой.

"Я с тобой" — как это замечательно звучит. Всё равно буду бояться.

— Пойдём, — дёрнул за рукав юноша, — а то замёрзнешь.

Я послушно сделала шаг и снова остановилась. Сомнение в том, что мы поступаем правильно, не давало мне покоя.

— Валгус, может… не надо?

Он беззаботно рассмеялся:

— Ещё как надо! Хочу, чтобы завтрашнюю ночь ты провела со мной!

Против такого соблазна я устоять не могла. Встреча Нового года дома нависала надо мной как поднявшаяся в небо неведомым колдовством огромная скала, грозившая раздавить, как только кончатся силы ее держать. И вдруг — вот оно, спасение!

— Хорошо, — кивнула и послушно сделала ещё несколько шагов, а затем ноги сами собой захотели остановиться.

Валгус вздохнул:

— Нет, это невозможно! — рассмеялся. — Трусишка. Ну, какой ты волк? Ты самый настоящий заяц!

Схватил меня в охапку, перекинул через плечо и потащил. Отпустил лишь у самого лифта и встал, перегородив дорогу, чтобы не сбежала в последний момент.

На площадку я вышла сама. Наверное, ужас в моих глазах был слишком велик, потому что Валгус нахмурился и внезапно прижал меня к себе. Но не для того, чтобы утешить, как обычно это делал, а взял пальцами за мой подбородок, приподнял его и стал наклоняться. От неожиданности я забыла, что надо дышать.

Губы юноши оказались требовательными, жесткими, холодными после улицы, но жар, опаливший меня изнутри, согрел их в одно мгновение.

Меня ни разу ещё никто не целовал по-настоящему. Так как он. Ноги сами собой ослабли. Вообще все мышцы ослабли, а губам стало горячо и щекотно.

Сладка пытка. Невозможно сладкая.

Когда парень оторвался от меня, я забыла для чего и куда мы идём. Я шагнула бы за ним в пасть чудовищу. Только… не знала, как реагировать на происходящее и что сказать, а потому послушно нырнула в темноту прихожей за… другом?

Валгус учтиво помог раздеться, снова поцеловал, только на этот раз в уголок губ, подняв в моей груди бурю чувств, а потом взял за руку и завел в зал.

Я уже привыкла к запаху Валгуса, но более сильный аромат оказался … немного неожиданным и сразу привел меня в чувство, вернув на землю. Прошлый раз я его так остро не чувствовала. И снова в памяти не нашлось сравнения. Хотя… Если бы опасность могла пахнуть, она бы пахла именно так.

Я застыла на месте и напряглась, готовясь отпрыгнуть назад. От сидящих в обнимку на диване мужчины и женщины с первого взгляда исходили лишь спокойствие и безмятежность, но я сразу почувствовала — нет никого опаснее для меня. Они заметно вздрогнули, встретившись с испуганным взглядом нежданной гостьи.

Валгус ободряюще сжал мой локоть и сказал:

— Мама, папа, познакомьтесь, это моя девушка- Александра.

Словно предупредил — не троньте!

Они выглядели слишком молодо, чтобы быть его родителями, но сомневаться не приходилось: Валгус умудрился родиться похожим сразу на мать и отца.

У мужчины чуть дрогнули брови, женщина в изумлении широко распахнула глаза. Видно мой вид удовольствия не доставил. От такой реакции меня залихорадило. Валгус стоял рядом, и я чувствовала, как он напряженно ждёт ответа.

Первым справился мужчина, он улыбнулся, встал, подошёл ближе:

— Приятно познакомиться, Александра! Марк.

И протянул руку. Я неуверенно пожала её. Моя рука казалась мертвой ледышкой. Кровь словно застыла и смёрзлась в колючий комок. Валгус обнял меня за талию и прижал к себе, пытаясь приободрить.

Мужчина перевел взгляд на сына, а потом озорно улыбнулся, словно мысль о том, что они делают что-то запретное, доставила ему удовольствие. Я поняла, от кого у Валгуса такая ослепительная улыбка и перевела дух. Валгус… он слишком хороший, для того, чтобы его родители оказались плохи.

Я осмелела настолько, что позволила себе взглянуть в сторону женщины. Красивая, очень красивая, утонченной, древней, аристократичной красотой. От нее Валгусу достались глаза-озера и тонкие выразительные брови. Мне кажется, она удивилась меньше, чем ее муж. Наверное, женщины лучше знают своих детей. Или может — лучше их понимают?

С первого взгляда женщина не испытала и малейшего напряжения, когда взяла в ладони мою руку. Взгляд был хоть и настороженный, но дружелюбный.

— Здравствуйте, Саша. Зовите меня Ванесса, — улыбнулась она, а затем наклонила голову, прищурила глаза, усмехнулась и спросила сына: — Так это ты прятал её от всех?

Валгус только улыбнулся, одновременно виновато и с вызовом. Словно хотел показать, что пойдёт против всего света из-за меня. В тот момент я даже на секунду не задумалась, имею ли право на такую жертву? Мне было всё равно.

Домой я пришла далеко после полуночи, и провалилась сразу в глубокий сон. Счастье переполняло меня, было ощущение, что пустая до этого жизнь наконец-то наполнилась смыслом.

Страх ещё не оставил меня до конца. Чего я боялась? Всего. А больше — саму себя. Мне казалось, что я растворяюсь в Валгусе, теряя волю и душу. И если сумасшествие с его стороны неожиданно закончится, и он сообразит, что я не для него, то собрать себя уже не получится.

И всё-таки я была счастлива. Безмерно. Потому что, когда мы остались с Валгусом наедине, и я попробовала перевести случившееся в шутку — наверняка он устроил эту штуку с поцелуями и признанием родителям ради моей безопасности — сказала, криво усмехнувшись:

— Ну, ты даёшь. Даже я тебе поверила!

И наткнулась на внимательный взгляд. Мой друг, поняв, что я имела ввиду, улыбнулся, осторожно взял в ладони мое лицо и снова поцеловал.

Ноги предательски задрожали, мне осталось только одно — довериться тому чувству, что толкало меня к Валгусу. Я ответила на поцелуй. С неожиданной силой. С пугающей саму себя страстью. И когда мы, наконец, отодвинулись, меня некоторое время еще сотрясала мелкая дрожь, как от сильного озноба.

— Тебе плохо? — нахмурился Валгус.

Кажется, его испугало, что со мной происходит. Я молча покачала головой — говорить не было сил. И желания тоже не было. Казалось, стоит открыть рот, и всё безвозвратно испорчу.

— Значит — хорошо? — чуть самодовольно улыбнулся юноша, а я в ответ уткнулась ему в плечо.

— Дичок, хоть и поздновато я спрашиваю, но… — выдохнул в мои волосы Валгус, — ты согласна стать моей девушкой?

Разве я могла сказать "нет" если мечтала стать ею с того самого дня, как он утешал меня в лесу? Наверное, мое лицо сказало все за меня, потому как Валгус довольно рассмеялся и обнял меня ещё крепче. Мы просидели у него в комнате несколько часов. Родители Валгуса нас не тревожили, им тоже надо было собраться с мыслями. Но и спать не ложились, наверное, сторожили пока я уйду. Думаю, Валгусу пришлось объясняться с ними.

Он проводил меня до дверей, пожелав спокойной ночи. Домой я зашла, не чуя ног. И вот теперь лежала с блаженной улыбкой и глазела в потолок, с нетерпением ожидая утра. За стеной храпел Влад, рядом тихо сопела Лялька, а на кухне гудел холодильник. Всё как обычно. И всё не так. Мне казалось, я имею право на чудо, и в старом году останется всё плохое. И пусть я оказалась почти без семьи, теперь у меня есть большее — тот, кто дороже всех на свете. Пусть он даже не подозревает об этом.

7 глава

Утром вскочила раньше всех, не в силах справиться с собственным нетерпением. Счастья было столько, что оно выплескивалось через край, и я растормошила Ляльку, чтобы хоть с кем-то поделиться. Конечно, я не стала рассказывать сестренке, что случилось — мала она для этого. Просто вытащила из кровати и вручила подарок — мы выбрали его с Валгусом вместе, еще несколько дней тому назад — красивый серебряный кулон в виде бабочки, с яркими искрящимися камушками, под цвет Лялькиных глаз. Кудлатая со сна сестренка довольно взвизгнула и нацепила кулон на шею. Надеюсь после того, как я уйду из этого дома, Влад не отберет украшение, чтобы навсегда изгладить в памяти дочери даже напоминание о неугодной падчерице.

Лялька тоже не осталась в долгу: она притащила рисунок. На нем, разноногое тощее чудище со стогом волос на голове. На голове чудища сияла корона.

— Это твой портрет, — выдохнула Лялька и полезла обниматься.

Я расцеловала ее в обе щеки и убрала листок в дневник. Обязательно сохраню на память.

Эта мысль неприятно поразила меня. До лета еще далеко, но я уже мысленно прощалась с домом. А ведь в него, стоит выйти за порог, придется забыть обратную дорогу.

Слезы сами навернулись на глаза, и я шмыгнула носом. Лялька тут же отстранилась, насупилась, пытаясь понять, почему мне плохо.

Нет, все-таки удивительный ребенок. И как от злого урода могло получиться такое чудо?

А через час забежал Валгус. Сообщил маме, что похищает меня до завтрашнего дня. Мне кажется, мама вздохнула с облегчением. От этого на миг снова стало больно, но уже не так… Не так как раньше. Она не может вечно разрываться между двух огней, когда-нибудь все равно сделала бы окончательный выбор. Может не так скоро… Если бы я не подтолкнула ее к этому.

Но все равно — я не жалела о том, что случилось. Сейчас у меня жизнь даже была спокойнее, чем раньше. Пусть Влад по-прежнему нашептывал гадости матери про меня. Зато при мне молчал. Боялся трогать. А после того, как нашел на кухне гаечный ключ от машины, свернутый спиралью, даже шептать перестал. Просто ждал, когда я исчезну из их жизни.

***

Семья Валгуса во второй раз встретила меня намного радушнее. Недоумение и растерянность сошли с их лиц. Зато, как горох из мешка, посыпались вопросы. Иногда они ставили меня в тупик. Ну что интересного может быть в том, какие сны мне снились в глубоком детстве? Или — часто ли меня мучают кошмары? Или — не посещают ли меня видения чужой жизни? Такое впору спрашивать психиатрам на медкомиссии. Что Ванесса и Марк проверяли? Насколько я безопасна для их сына? Или — для них самих?

Я отвечала правдиво. Старалась, по крайней мере. Понимала: родители Валгуса и так великодушны без меры. Себе в ущерб. И, кажется, мои ответы их успокоили.

Особенно понравилось то, что подружка сына выросла среди обычных людей и происходящее ее больше пугает, чем радует. О том, как узнала о втором "я", деликатно спрашивать не стали. Может, Валгус рассказал, а может — попросту было неинтересно. Ведь главное не то, что со мной случилось, а то — кем стала после этого. Видно результат Ванессу и Марка устраивал, иначе они завершили бы свое задание.

Мне очень хотелось задать вопрос — что они собирались сделать со мной, если бы поймали. Я долго крепилась, а потом не выдержала:

— И что мне грозило?

Марк и Ванесса переглянулись, и отец Валгуса сказал:

— Мы бы доставили тебя на Совет. Если бы ты не сопротивлялась.

У меня внутри все похолодело — "Если бы ты не сопротивлялась". А если — сопротивлялась? Я не стала уточнять, что бы они сделали. И так поняла. Валгус не врал, когда говорил, что я была на краю смерти.

— А как же теперь вы сами? — тихо спросила.

Этот вопрос сильно мучил меня. Они — направленные по моим следам охотники, я — нарушитель, жертва, которую требуется поймать. А вместо этого они меня прикрывают! Не может быть, чтобы это ничем не грозило!

Валгус понял, что меня тревожит и улыбнулся:

— Нашей семье не впервой нарушать традиции и законы.

Его родители при этой явной беспечности сына, переглянулись, не сдержав усмешки. Похоже, у них была своя тайна. И эта тайна давала мне шанс.

И все-таки мне было неуютно бок обок с ними. Валгус это чувствовал, да и его родители тоже. Поэтому допрос быстро прекратился, и нам дали задание нарядить елку: Марк как раз затащил ее с лоджии. Запах хвои за пару минут заполнил все пространство, заставив меня расслабиться. Я действительно изменилась: раньше аромат леса как успокоительное не действовал. Ванесса достала с антресолей целый пакет игрушек, сияющей легкой мишуры и торжественно вручила его сыну, целиком полагаясь на наш вкус.

Елка получилась красивая: пушистая, поблескивающая яркими шарами среди темно-зеленой хвои. Мне было хорошо, и только в один момент пришла в голову грустная мысль: дома тоже наряжают ель, но без меня некому поднять Ляльку, чтобы она нахлобучила на её макушку узорчатый стеклянный шпиль. Влад на такие мелочи внимания не обращал, хоть и любил дочь. Ему лишь бы быстрее отвязаться, не понимал он, что для Ляльки это очень важно.

На душе сразу стало тоскливо, и я мотнула головой, прогоняя невеселые мысли — разве нельзя позволить себе немного счастья? Я отказалась думать о своих и портить себе праздник. Правда, когда накрыли стол, и пришло время переодеться, снова пригорюнилась: мама в последнюю минуту сунула в руки пакет с красивой шелковой блузкой, нежно-зеленой с серебром. Таких дорогих подарков она еще не делала. На мгновение злой мутью всплыла обида — эта блузка… словно от меня откупались! Но потом стало жарко от стыда: наверняка мама просто хотела, чтобы дочка была красивой.

Я выпустила поверх блузки цепь с медальоном. Смотрелось хорошо, а нежная ткань приятно ласкала кожу. Почти как прикосновения Валгуса.

Нет! Его пальцы нежнее, точнее — намного приятнее для меня.

Я вспомнила про наши поцелуи и тихонечко улыбнулась сама себе. Новая сторона отношений мне очень нравилась, заставляла сердце биться быстрей и путала мысли в одно цветное пятно.

За дверями раздался задорный смех Ваннесы, он заставил вынырнуть из мечтаний. Я поправила пальцами брови, расчесала волосы, вздохнула поглубже и снова спрятала бабушкино наследство под одежду: не стоило лишний раз напоминать родителям Валгуса о волчьей сути его подружки. Неожиданно захотелось ненадолго и самой о ней забыть.

Сделать первый шаг, в комнату залитую светом люстры оказалось совсем не просто: неожиданно всплыли недавние страхи. Я в последний раз внимательно оглядела себя, а когда подняла взгляд, Валгус стоял в дверях и с улыбкой смотрел на мою нерешительность.

Затем отлепился от косяка, сделал два шага вперед и обнял за плечи:

— Какая ты красивая!

Меня пробрало от его восхищенного взгляда, и щеки снова полыхнули жаром. Я не знала, что сказать в ответ и как себя вести, чтобы не показаться глупой. Помог мобильник: он задрожал и завибрировал в кармане, привлекая к себе внимание.

На маленьком экране мелькнула фотка "отаку"[3] — Гришки Воронова.

— Да?

Я млела от взгляда Валгуса и от его прикосновений, и когда ответила однокласснику, голос походил на мурлыканье

— Саш? — растерянно сказали в ухо. — Мы собираемся в двенадцать на площади у елки. Зайти за тобой?

Я перевела вопросительный взгляд на друга, и он кивнул, соглашаясь. Слух у Валгуса не хуже моего, так что разговор он прекрасно расслышал.

— Мы сами придем, — ответила за двоих и нажала на кнопку, проигнорировав недовольное — "С кем?". Глупый вопрос. Мог бы не спрашивать.

***

Длинная ледяная дорожка делила заснеженный склон на две стороны черной непрозрачной полосой. Она выводила прямо на застывший пруд. За ним горела разноцветными мигающими огнями огромная ёлка — главное украшение нашего района. Там было шумно. Под оглушительный грохот петард, вызывающий боль в ушах, смеялись и громко переговаривались люди. Народу набралось достаточно. Не могу сказать, что подвыпившая толпа самая интересная компания, но сегодня я была не против — всё-таки Новый год! Праздник. Да и не смогла я до конца преодолеть смущение от присутствия Марка и Ванессы, хоть мы и поздравили друг друга, звякнув узорчатым хрусталем наполненных шампанским бокалов. Валгус тоже не возражал прогуляться, понимал, наверное, как мне сложно.

Я посмотрела вниз: как же лень косолапить по скользким ступеням вслед за обычными людьми. А ледяной склон устрашающе крут, но чертовски заманчив!

Валгус тихо рассмеялся, в очередной раз угадав по взгляду ход моих мыслей:

— Скатимся?

И не дожидаясь согласия, выпустил меня из объятий, сунул руки в карманы и, рисуясь, лихо съехал вниз. Это смотрелось здорово. Я услышала чье-то восхищенное "ох!", улыбнулась желанию друга покрасоваться, а потом — была, не была! — шагнула на лед.

Не уверена, что у меня получилось так же бесподобно, как у Валгуса — руки сами автоматом разошлись в сторону, взяв на себя роль балансира, но, по крайней мере, я не упала. И не зашаталась. Вообще-то мне понравилось: ветер в лицо, сердце замирает от восторга, все мелькает вокруг. Здорово! Жалко только слишком быстро: не успела в полной мере насладиться собственной смелостью, как перед глазами замелькала расчищенная от снега поверхность пруда.

Разогналась я прилично, и люди старались убраться прочь с моего пути, лишь один верзила неожиданно преградил дорогу, не давая увернуться.

Я отчаянно замахала руками, пытаясь затормозить, а потом зажмурила глаза, приготовившись врезаться — отпрыгнуть в сторону от растерянности попросту не сообразила. Я была уверена на все сто, что снесу верзилу, но ошиблась: "препятствие" оказалось крепким что столб и таким же непоколебимым. Мужчина даже с места не сдвинулся, когда в него влетели! Пока готовила извинения, он словно котенка, схватил меня за шиворот куртки и отстранил от себя, пристально вглядываясь в лицо. И этот взгляд при всем желании нельзя было назвать дружелюбным, от него по спине побежали мурашки, и захотелось втянуть голову в плечи. А еще лучше — оказаться где-нибудь в недосягаемости от здоровых, похожих на кувалды, кулаков.

И словно исполняя мое желание, стремительным вихрем подскочил Валгус. Не знаю, что он сделал, как вынудил выпустить пойманную добычу, но уже через секунду я стояла в стороне, прикрытая надежной спиной друга. Словно мне опять угрожала беда, хотя я пока ее не учуяла. Разве что… разве что ….

Я приоткрыла рот от ужаса — пах здоровяк хоть по-другому, но тоже… опасно. И не как человек. Угрожающая поза Валгуса ему очень не понравилась: широкие брови сошлись к переносице, рот скривила недобрая усмешка, а плечи начали разворот, так словно незнакомец собрался в один удар снести моего защитника. Я внутренне ощетинилась, готовясь к драке: в стороне не останусь, чем бы это не грозило!

И как в замедленной съемке, тело гиганта напряглось, он немного согнул корпус, а в следующее мгновение, мужчину откинуло назад — изящная гнутая рукоять трости спасла нас от расправы. Когда здоровяк упал на снег, стало видно, кто прятался за широкой спиной верзилы. Невысокий мужчина лет шестидесяти, со смоляной ухоженной бородкой, длинными волосами, собранными в хвост, одетый с невероятным вкусом. Он опустил трость, оперся на нее двумя руками и посмотрел на нас. Лицо незнакомца выражало лишь вежливый интерес, словно он увидел двух забавных зверушек.

Я почувствовала, как дрогнула рука Валгуса, а потом мой друг расслабился и учтиво поклонился. Как в старинном кино. Старик ответил, слегка склонив голову, и поприветствовал:

— Bone soire, les jeunes[4].

Я незаметно втянула воздух, пытаясь разобраться, кто стоит передо мной. Пахло… странно: горячей железной окалиной. Словно рядом долго держали гвоздь в сильном огне. Не могу сказать, что запах вызывал отвращение, но и желание подойти ближе он точно не пробуждал. К тому же мне не понравилось панибратство старикана. Впрочем, именно оно объяснилось быстро.

— Позвольте, позвольте… Валгус? Вы ли это? Mon jeune ami[5]! Что вы здесь потеряли, в этом забытом богами месте?!

Юноша едва заметно вздохнул, словно смиряясь с неизбежным и ответил… К величайшей жалости, разобрать хоть слово мне не удалось.

— Нет, нет, нет! — словно поняв мою досаду, с улыбкой покачал головой старик. — Невежливо при дамах говорить на чужом для них языке. Кстати… — глаза незнакомца сверкнули зеленью из-под густых бровей — вы нас представите? Какая милая девушка…

Сделав шаг вперед мужчина, словно невзначай, стукнул тростью сидящего с недовольным видом на снегу амбала:

— Вставайте, mon copain[6], а то простудитесь!

Я бы посмеялась над глупым видом верзилы, со стороны это и правда смотрелось забавно, но все мои волчьи инстинкты выли, что ситуация из категории "не смешно". И амбал по сравнению со стариканом — просто младенец рядом тигром.

— Месье Хаб, позвольте вам представить, это Александра, — чуть ли не шаркнул ножкой Валгус, заставив меня приоткрыть в изумлении рот, и тут же, не отрывая пристального взгляда от старика, добавил: — Она совсем не в курсе… э… мировых проблем.

— Совсем? — в радостном изумлении поднял брови старик.

— Абсолютно! — не дрогнув, соврал приятель и добавил. — Она сопоратус[7].

— Ах, ну да, ну да, — продолжал улыбаться старик, не спуская с меня взгляда. — Как же я упустил такой вариант. И она тут не одна такая? Ведь нет?

Короткий кивок в сторону злополучной ледяной дорожки заставил меня отвлечься. Похоже, не нам одним приглянулся быстрый спуск — прямо на нас несся, широко распахнув руки, еще один любитель экстрима.

Я прищурилась — Тенгу?! Точно! Воронов! А я думала, люди так не могут.

И в следующее мгновение, мальчишка замахал руками и упал, проделав оставшийся путь на спине, с задранными ногами. Он походил на шар, несущийся к цели. А в роли кегель выступали мы.

Валгус быстро отпрыгнул, дернув меня за собой, и на пути "снаряда" оказался старик.

— Charment[8], — вздохнул Хаб, шагнул в сторону, ловко сдернул за шиворот с дорожки "снаряд" и поставил удивленного Гришку прямо перед собой. Видно сил у старика и, правда, было немерено. Ворот куртки затрещал, но выдержал, а парень в изумлении приоткрыл рот, растерянно глядя сверху вниз на "ловца".

— Вы не ошиблись, — словно ни в чем ни бывало улыбнулся Валгус и все также вежливо сказал: — Григорий Воронов, мой одноклассник.

— Забавно, — склонил голову набок непонятный старик, разглядывая Тенгу словно кот, подцепленную на когти мышь.

— Он тоже… не в курсе, — торопливо пояснил Валгус, а я чуть не открыла в изумлении рот.

Выходит мальчишка, с которым я десять лет встречалась в классе… не человек?! Не слишком ли много, для заштатного городка?

Старик улыбнулся и разжал руку, отступая назад. За ним тут же вырос массивной тенью мрачный верзила.

— Не прощаюсь с вами, mes amis. Скажите Марку, я загляну к вам с визитом, — любезно улыбнулся старик и пошел прочь от нашей компании. И сделав несколько шагов, обернулся, уставившись мне в глаза. Меня пробрало — взгляд был холодным, оценивающим и жестким. Как у хищника, что заметил подходящую для зубов добычу. Да и трость в руках теперь больше напоминала… шпагу, что ли? А с лица нового знакомого смыло сразу несколько десятков лет. Валгус снова напрягся, он тоже уловил угрозу, исходящую от мужчины. В следующее мгновение в глазах потемнело, словно с неба нежданно-негаданно опустилось черное облако и накрыло нас с головой, спрятав во мраке подбирающуюся опасность. Я моргнула, и темнота рассеялась, а вместе с ней исчез месье Хаб, словно его и не было.

— Кто это, Валгус? — чуть слышно шепнула, желая удостовериться, что ничего не пригрезилось.

— Позже, — также тихо ответил юноша. Я поняла, что в ближайшие часы другого ответа не добьюсь.

— Прикольный старикан! — усмехнулся Гришка, не заметив ни спустившихся теней, ни тревожного взгляда Валгуса и недоуменно пожал плечами. — Только не понял — я не в курсе чего?

— Мировой политики, — ответила за друга и дернула юношу за рукав. — Так мы пойдем к ёлке?

На самом деле праздновать расхотелось, тревога наполнила все существо, но чем раньше закончится праздник, тем больше шансов вытянуть информацию из моего друга, а то опомнится и снова "зажмёт" ответ. Уходить от неудобных тем парень умел виртуозно, с помощью запрещенных приемов, от которых у меня пустело в голове.

— Да, да, конечно, — криво улыбнулся Валгус, оставаясь мыслями где-то далеко.

Я стиснула его ладонь, и юноша вздрогнул, а потом улыбнулся, привлек к себе и поцеловал в растрепавшиеся волосы.

Желая отвлечь друга от невеселых дум, я приподнялась на цыпочки, легонько чмокнула его в щеку и тут же услышала расстроенный вдох за спиной — ой, не случайно меня вызванивал наш анимешник, видно имел свои планы на эту встречу!

Валгус тоже услышал, усмехнулся и тихо сказал:

— Ну, нет! Не так!

А затем сам поцеловал. Как надо. Как мне нравилось. Заставил обессилено приникнуть к нему и забыть обо всем.

В реальность вернул раздраженный голос одноклассника:

— Ну хватит уже! Ждали только вас!

Валгус послушался не сразу и как-то нехотя. Окинул меня довольным взглядом и тут же нахмурился:

— А шапка где?

— Не знаю, потеряла, пока спускалась, — рассеянно ответила. — А разве она была на мне?

— Недотёпа, — вздохнул юноша и оглянулся, пытаясь отыскать пропажу, но белое на белом ночью нелегко обнаружить даже самым зорким глазам. Валгус быстро смирился, махнул рукой и потянул за собой: — Побежали, а то замёрзнешь!

Нас встретили шумно, словно долгожданных гостей, заплутавших в дороге. И сразу вручили пластиковый стаканчик с пузырящимся шампанским. Я только сделала вид что пью. Спиртное в любом виде не привлекало меня, оно сбивало нюх и туманило разум, а я в последнее время и без этого вела себя не очень умно.

Глянула на золотистую жидкость, примеряясь незаметно вылить, и замерла на мгновение, поняв, что это на всю оставшуюся жизнь. Мне вечно придется держать себя под жёстким контролем! Не очень-то весёлая перспектива, честно говоря. Она не нравилась отсутствием альтернативы. Радости нет, когда живешь по принуждению, пусть даже "правильно" живешь.

— Пойдем домой, — достиг ушей тихий шёпот.

Я послушно шагнула в сторону от толпы.

— Уже уходишь? — огорченно спросил Тенгу, словно моё присутствие было для него очень важно.

— Нам пора.

Моё "нам" юноше не понравилось, он упорно не хотел замечать, что я не одна, и это казалось странным. Раньше подобной тяги к себе не замечала. И тут пришла в голову одна мысль..

Осторожно шагнула вперед, приподнялась на цыпочки и слегка прикоснулась губами щеки анимешника, шепнув:

— С новым годом!

Мне хватило одного глубокого вздоха. Гришка и, правда, пах не совсем как человек. Приятнее. По… родственному, что ли?

Вот это да…

Я растерянно замерла, пытаясь разглядеть другие признаки не человека, но мне не дали — Валгус потащил меня прочь, вид у него при этом был очень недовольный.

— Он, он такой как я? — тихо спросила я, стоило отойти немного в сторону.

— Ошибаешься, — улыбнулся Валгус. — Были бы вы похожи, я бы с тобой не целовался.

Я хмыкнула, представив себе весёленькую сценку, и тут же нахмурилась:

— Ты знаешь, о чём я!

— Не такой, и, надеюсь, никогда не станет таким же, — стал серьёзным приятель, — Он сопоратус, спящий, полукровка без надежды на вторую ипостась. Пусть остаётся в мире людей. В нём гораздо спокойнее.

Глупости какие… Мне нравилась вторая шкура и то, что она принесла. Все вместе взятые беды окупались тем, что даровали взамен. Так я тогда думала.

И тут вспомнился хищный взгляд старика.

Валгус посмотрел мне в лицо, пытаясь понять, что вызвало секундную тревогу:

— Ты что?

— Валгус, а кто такой Хаб? Он так странно пахнет. Он тоже Древний?

— О да! — нахмурился юноша. — Даже не представляешь — насколько! И ещё…

Мой друг немного помедлил, пытаясь подобрать слова, красивое лицо исказилось, а потом он потребовал:

— Дичок, если ты его встретишь, а меня не будет рядом, пожалуйся, очень тебя прошу, отвернись и уйди. А еще лучше — перейди на другую сторону. И ни в коем случае не останавливайся поговорить!

— Но почему? Объясни. Он что — маньяк-убийца?

Валгус взглянул на меня с удивлением, а потом рассмеялся, но через силу:

— Он хуже. И меня тревожит его появление. Что-то должно произойти.

Юноша помрачнел:

— Мне не хотелось бы, чтобы ты оказалась вмешана в его планы. Обычно они смертельно опасны для всех, кроме самого месье Хаба.

Лицо юноши потемнело от тревожных мыслей. Мне тоже стало не по себе. Не очень весело начинался Новый год.

До подъезда мы дошли в полнейшей тишине, там я остановилась в нерешительности. Не знала куда теперь: к себе или к Валгусу. Мои спать еще не легли: окошко зала горело желтым огоньком. Домой не хотелось совершенно, но Валгус выглядел грустным и озабоченным, показалось, ему не до меня.

— Ну что… — в смущении уцепилась за шарфик. — До завтра?

Мое нерешительное прощание заставило Валгуса прийти в себя. Он покачал головой и в который раз вздохнул:

— Глупенькая.

Удивительно как это ласково звучало из его уст.

В квартире Валгуса было пусто. Казалось, праздничный стол разобрали, стоило нам шагнуть за порог, и только ёлка по-прежнему легкомысленно подмигивала огоньками. На диване лежали плед и подушка, приготовленные для гостьи. А вот хозяев не было: даже напрягшись, я не услышала ни биения сердец, ни дыхания. Марк и Ванесса тоже имели планы на новогоднюю ночь и эти планы не были связаны с домом.

Наконец-то что-то хорошее за ночь!

Я свернулась клубком в объятьях Валгуса, чувствуя себя непривычно по-кошачьи.

— Кто такой месье Хаб?

Я решила хоть раз добиться своей цели.

Кожу на шее тот час защекотало теплым дыханием:

— Дичок, давай не будем сегодня о плохом?

Я чуть отклонилась в сторону от настойчивых губ:

— А он плохой?

Юноша вздохнул:

— Не совсем. Просто его взгляд на жизнь может сильно отличаться от твоего, и в таком случае… его ничто не остановит. Хаб считает, что имеет право вести за собой остальной мир.

Я поёжилась, вспомнив пронзительный взгляд изумрудных глаз:

— А он имеет?

— Я считаю — никто не имеет, но из этих "никто" у него больше всех оснований на власть. Хотя бы по праву первородства.

Первородства? Хотелось узнать, это как, но почему-то спросила другое:

— Почему он так пахнет? Горячим железом?

Валгус хмыкнул:

— А как же ещё пахнуть дракону?

Дракону?! А разве… А как же… Но он же… человек!!

Последнюю мысль я высказала вслух.

— Ребёнок, какой ты еще ребёнок! — рассмеялся мой приятель и шутливо дернул меня за волосы. — Если бы драконы не умели менять свой облик, они бы давно исчезли! У людей, знаешь ли, странные предрассудки на их счёт!

Очень хотелось повернуть голову и заглянуть Валгусу в глаза, но я удержалась — его взгляд лишал меня воли. Я попросту бы забыла, о чём хотела спросить!

— А полукровки ещё есть? — спросила без надежды на ответ.

— Да, одна девочка во втором классе, — неохотно ответил юноша, уткнувшись подбородком в мою макушку.

— Такая как я?

— Нет, такая как я.

— А почему нас так много?

Валгус ответил не сразу, в задумчивости водя кончиками пальцев по моей шее.

— Нейтральная полоса, помнишь? Тут живут потомки тех, кто отказался от… от своей сути, выбрав супруга из людей. Они теряют силу родителей, становятся обычными людьми. Без права возврата.

— Но я ведь смогла, — тихо напомнила.

— Да! И я не понимаю — почему.

Валгус тяжело вздохнул, словно этот факт его несказанно огорчал. Мы немного помолчали. Я бы с удовольствием занялась другим, но грех было упускать момент, когда мой загадочный приятель готов отвечать.

— А этот верзила, он кто такой?

— Что-то типа телохранителя. Не то чтобы в нём нуждались… но так полагается. Статус обязывает.

— А…

— Ну нет! — возмутился Валгус, развернул к себе мое лицо, поцеловал, и прошептал: — Я не для того три часа убеждал Мар… родителей, что они могут мне доверять, оставив нас одних, чтобы так бездарно потратить это время!

На такое заявление ответить было нечего.

***

Миновали каникулы, в которые мы почти не расставались. Снова пришел черёд учёбы. Наши тревоги оказались напрасны: время шло, но месье Хаб так и не выполнил обещания, а может просто Валгус не рассказал про его визит. Моя жизнь текла размерено и спокойно: школа, Валгус и совсем чуть-чуть — дом. Я почти не расставалась с другом. И почти не задумывалась о том, что после выпускного нам предстоит разъехаться по разным городам: ему нельзя оставаться в нейтральной зоне, мне… почти уверена, не стоит соваться на их сторону. Стоило вспомнить об этом, как в груди возникала щемящая боль. А потом появлялся Валгус, и я снова забывала обо всем на свете. Только зря я думала, что расставание станет первой настоящей бедой. Настоящая пришла гораздо раньше — в начале мая, стоило деревьям выкинуть первые клейкие листочки. Пришла оттуда, откуда забыли ждать.

8 глава

От представшей картины тело одеревенело, хотя я и сделала по инерции еще несколько шагов. Мама доверчиво разговаривала с человеком из моих кошмаров. Тем самым, что рыскал по перрону. Лялька смотрела на него с застенчивым интересом, улыбаясь ямочками на щеках. Мама и сестра стояли боком и не видели, как я замерла на месте, зато от его взгляда ничто не ускользнуло, нет.

Какими маленькими они смотрелись рядом с этим парнем! При желании он мог убить их за пять секунд. Я знала что мог. Расправиться с беспомощным человеком даже у меня хватило бы времени, а у него тем более.

Я напружинилась, готовясь кинуться в атаку, но крепкая рука словила мой локоть, и тихий злой голос сказал:

— Тихо! Не кипятись. Если не хочешь, чтобы им было больно!

Я оцепенела, чувствуя, как от страха немеют губы. У меня не было сил отвести взгляд от родных и оглянуться на новую угрозу.

— Вот и славно. Умная девочка! — обрадовался голос.

Во рту мгновенно пересохло, и я с трудом смогла вымолвить:

— Не трогайте их!

— Конечно, если ты будешь слушаться. Пойдем! Только тихо, тихо!

Я не поверила и прошептала, боясь, что меня заметят мама или Лялька:

— Нет! Пусть первым отойдет!

Он услышал меня, в темных глазах на мгновение мелькнула жалость, дававшая надежду, но в следующее мгновение парень перевел взгляд на Ляльку и положил свою большую лапу на ее кудрявую макушку. Диктовать условия мне не дали. Я шагнула назад, повинуясь угрозе и чужой воле. А затем снова замерла, игнорируя толчок в бок.

Чернявый убрал руку от Ляльки и немного отодвинулся в сторону, открывая дорогу к подъезду. Он словно давал мне знак "пока слушаешься, все будет хорошо".

Я снова попятилась и уткнулась спиной во что-то жесткое.

— Садись! — получила еще один короткий приказ.

Больно дернули за локоть, уводя в сторону, и я почти упала на широкое кожаное сиденье. Чернявый сделал еще два шага в сторону от моих родных.

Меня бесцеремонно пихнули, отодвигая от двери, и в следующее мгновение с другой стороны втиснулся мой недруг. Мягкий щелчок закрывшихся дверей отозвался в голове похоронным звоном, но я еще успела проследить, как мама с Лялькой зашли в подъезд. Затем зарычал мотор, и машина тронулась с места.

Все было как в дурном сне — меня похищали. В это не верилось. Такого не могло произойти! Я увидела выбежавшего из своего подъезда Валгуса, охнула и дернулась к окну. В тоже мгновение рот заткнула широкая ладонь, и прямо через одежду что-то кольнуло в шею. У меня хватило сил еще раз дернуться, а потом все поплыло перед глазами, и выключили свет.

Не знаю, сколько я пробыла без сознания, должно быть не меньше трех часов. Очнулась оттого, что машина подпрыгнула, и меня тряхануло. Первые секунды не могла сообразить, где я и что со мной происходит. Голова лежала на чем-то достаточно жестком, и теплом. В горле першило: было так сухо, словно я не пила двое суток. Чувства неправильности, опасности происходящего заставили замереть и не двигаться, хотя больше всего мне хотелось вскочить и отстраниться от чужого тела. Но я не могла. Пока не могла.

Я слушала рев мотора, ощущала толчки от кочек, и где-то в глубине сознания кружилась маленькая яркая точка. Она тянула к себе словно магнит, смещаясь время от времени, когда меня прижимал к сиденью очередной поворот. Эта точка мешала сконцентрироваться на происходящем, но выкинуть ее из головы не получалось. И не хотелось. Ее ясный притягательный огонек был чем-то очень важным. А вот чем?

Машина резко свернула направо, точка тоже поменяла положение, и до меня дошло, что это… Моя внутренняя карта! Даже если меня завезут за тридевять земель, я все равно найду обратно дорогу! Главное — убежать. А я смогу! Точно смогу, став волком. И ничто меня не остановит!

От появившейся надежды я потеряла контроль над собой и громко вздохнула.

— Очнулась?

Резко вскинулась, поняв, притворяться больше не выйдет. Сесть получилось только с поддержкой: кисти и щиколотки стянули веревкой.

Молча взглянула на сидящего рядом. В голове мелькнула мысль: "Что получится, если я перекинусь прямо вот тут, в машине? Разнесет ли ее в клочья вместе с теми, кто сидит внутри?" Было бы здорово. Но… пустая надежда. Тесновато станет, но даже крыши не проломлю.

Словно прочитав мои мысли, недруг насмешливо сощурился, предупреждая — и не думай! — а затем сказал:

— Ну вот, свиделись! Как обещал.

Я в ответ промолчала и отвела взгляд, уставившись на дорогу. Джип мчался через маленький городок. Уже стемнело, в домах зажгли электричество. Я смотрела в освещенные окна на чужое благополучие, на людей, которые знать не знали, что жизнь не такая как кажется с первого взгляда. И даже со второго. Как же мне в тот момент хотелось стать одной из них!

***

Не обязательно, что все самое страшное происходит ночью. Наоборот — темнота милосердна, она не хочет пугать и дает шанс на спасение. Возможность укрыться.

Я не смотрела на тех, кто столпился на поляне, рядом с большим плоским валуном, едва возвышавшимся над травой. Окажись камень немного повыше, он походил бы на алтарь языческого капища. Меня привели на эту поляну через знакомый мосток, по которому прошлым летом ступила в мир невозможного, нереального, того чего не существует. И теперь этот мир хотел поглотить меня.

Я глянула на эмалированную кружку в руках и стиснула зубы, отказываясь сделать последний шаг к неизбежному.

— Пей! — приказали за спиной.

— Пей, и тогда мы отпустим тебя, — мягко сказал другой голос, ненавистный в своем сочувствии и понимании. — Ты сможешь уйти, если захочешь. Но ты должна вспомнить и узнать!

Узнать?! От этого слова веяло неотвратимостью и жутью, как от тех голосов, то мерещились в первое преображение. Я предпочла бы остаться в неведение, только выбора мне не давали.

Прежде чем отпить, глубоко вдохнула для храбрости. Запах плесени, грибов и травы вызвал легкое головокружение и тошноту, а может это меня замутило от страха.

Холодный металл стукнул о зубы, я сделала первый глоток, едва не выплюнув жидкость обратно. Дело было не во вкусе. И не в охватившем рот жжении. Дело было в страхе, который заливала в себя вместе с отваром. Я не хотела вспоминать!

— Пей!

Меня схватили за локоть, не давая отвести посуду ото рта, и как только последняя капля попала в рот, отпустили, оставили одну. Я пошатнулась — почти сразу перед глазами поплыло — меня качнуло из стороны в сторону. Сильная мужская рука поддержала, помогла сохранить равновесие. Ноги отказывались держать, и я безвольно опустилась на землю, почувствовала, как меня укладывают на камень. Тело тяжелело с каждой секундой, оно врастало в гранит, словно я пустила корни. Только тело… Душа жила отдельной жизнью: ее наполнили миллионы воздушных пузырьков, поднимая в небо, отделяя от ненужной плоти и унося в заоблачную высь, к звездам. На мгновение я увидела себя, скрючившуюся на холодном граните, свернувшуюся как зародыш в клубок, и подумала, что, наверное — умираю.

Эта мысль не испугала, напротив, она принесла облегчение, потому что вместе с жизнью закончился бы страх. А потом меня снова потянуло к земле, к брошенному телу. Возвращение прошло стремительно, но вернулась я не одна: множество чужих, плутающих среди деревьев душ ринулись в мое тело. В сердце им места не хватило, и они захватили память….

Я закричала: тысячи жизней и смертей, сцепившиеся в борьбе силуэты, разорванные тела, кровь и смерть. Убитые люди и нелюди, разрушенные дома. Я вспомнила себя монстром, терзающим врагов, почувствовала жертвой, умирающей бесконечное множество раз, узнала как это больно, когда в тело входит холодная сталь или впиваются зубы, ощутила какова на вкус плоть врага и притягателен азарт преследования. Я не могла сопротивляться этому!! Сдалась чужой бесконечной боли, позволила безграничной ненависти поглотить мой разум. Больше не существовало девочки по имени Саша, ничего не осталось от девушки с прозвищем Дичок, и триста лет со дня последней войны прошли для других! Безликие враги снова окружили меня, и мышцы напряглись, готовясь к последнему прыжку, но вросшее в камень тело не сдвинулось и на миллиметр. Холодные глаза убийц, тела, окованные броней и клочки легкой, белой шерсти на моих зубах, когда врагов удавалось застичь врасплох. Льдистой, обжигающей пасть.

Где-то в глубине сознания мелькнула и пропала единственная мысль, связанная с прошлым: я ошиблась в определении, запаху в доме охотников не годилось название "опасность". Он носил другое — "смерть"! От воспоминаний о нем кровь жгла вены словно кислота, а сердце билось о ребра паровым молотом. Двести километров ничьей полосы слишком мало, драку можно предотвратить, лишь отправив один из народов в небытие!

Жуткий вой заполнил мой разум, тело дернулось, превращаясь и защищая меня от безумия — вынести пытку в человеческом облике и остаться нормальной было бы невозможно! Да и зверином — тоже. Сознание отключилось через несколько минут, даруя спасительное небытие.

Когда пришла в себя, рядом увидела ссутуленный долговязый силуэт. Мой недруг, мой брат по крови ждал, пока я очнусь. Снова закрыла глаза — к чему возвращаться? Жизнь потеряла смысл. Внутри все выгорело. Раньше там жила любовь, теперь осталась только ненависть. Ненависть к тому, кого невозможно ненавидеть.

Память предков, их страдания, смерти, ярость заполнили меня до краев, не оставив места другим чувствам. Собственная жизнь казалась коротким неясным мгновением. Словно она случилась не со мной. Зато чужие помнила отлично. Всю их боль. Все потери. Все несбывшиеся надежды. Я стала внутри старухой.

Следом пришло понимание — потеряно не только прошлое… у меня не осталось надежды на будущее… Я лишилась друга и любви.

Стон, вырвавшийся из глотки зверя, заставил молчаливого сторожа дернуться ко мне. Парень осторожно зарылся пальцами в густую шерсть на плече, и я клацнула зубами, предупреждающе сжав его руку — не тронь! Чужое сочувствие невыносимо! Хочу остаться одна! Но боль причинить уже не могла. Черный волк стал моим братом, сородичем. И я захотела уйти. Ну, хоть куда-нибудь! Подальше от гиблого места.

Подняться получилось не сразу — мышцы отказывались служить, но я справилась. А потом побрела в темноту, в глубину леса. Дышалось через силу, и сердце билось неохотно, словно по принуждению. Но я шаг за шагом уходила прочь и с каждым пройденным метром лапы двигались все быстрее и быстрее, наконец, перешли на бег. Он неожиданно принес облегчение, и я прибавила скорость. Словно пыталась убежать от свалившегося на мою голову. И от самой себя.

Наверное, в этот момент я все-таки потеряла часть рассудка, потому что пришла в себя уже под елкой, на куче опавшей хвои. И первое, что почувствовала — надоевший запах черного волка. Я выскочила с твердым намерением вцепиться ему в глотку или сломать вторую лапу, отомстить за все случившееся по его вине! Но не смогла… Я не могла его укусить.

— Саша, — хриплый голос выдавил мое имя, и я замерла.

— Прости! — черные, словно уголь глаза жгли и без того истерзанную душу. — Я понимаю, каково тебе. Мы все прошли через это! Хочешь поплакать?

Понимает?! Поплакать?!!

Я обессилено легла на землю и закрыла глаза.

Поплакать… У меня больше нет слез!

Почувствовала, как парень сел рядом, и негромко зарычала — не прикасайся! Не смей!

— Я принес тебе одежду. На тот случай, если захочешь уйти.

Перед оскаленной мордой лег мягкий сверток, пахнувший новой тканью, и во мне загорелась крошечная надежда, что еще не все потеряно. Что меня никто не держит, а значит, могу уехать, сбежать! Они обещали свободу!

Я вскочила, подцепила зубами пакет и махнула в ближайшие кусты, услышав краем уха, как вслед вздохнули.

Обратно возвращались долго. В полной тишине. Мне говорить было не о чем. Он тоже молчал, только иногда придерживал за локоть, показывая короткую дорогу. К деревне вышли уже на рассвете. Там я прибавила шаг и на подходе к трубе уже почти бежала. Мне оставалось сделать несколько шагов. Всего несколько шагов….

За трубой, по дороге, шла бабкина соседка, мама непутевой Таньки. Она повернула голову, увидела меня и охнула, схватившись за сердце. Отшатнулась прочь.

Я замерла. Чужой испуг заставил взглянуть правде в глаза: черный ельник вцепился когтями, поймал мою жизнь в свои сети, теперь я одна из них. Не стоит надеяться — дороги назад нет. Никто там меня не ждет. Таким там нет места. Ненависть стаи стала моей, и я теперь похожа на ядовитый плющ рядом с которым не будет жизни. Я могу нести только смерть.

От жуткой правды меня скрутило, и ноги снова отказались держать, но осесть на землю не дали, подхватили на руки и понесли прочь от трубы.

— Ну что же с тобой такое, а?

А я не могла отделаться от видения наполненных страхом человеческих глаз, хотя представляла себе другие. Глаза озера, в которых вместо любви застыло отвращение и ужас.

***

Ночь не страшна, она несет облегчение. Днем приходится ходить среди людей, что-то говорить, кого-то слушать и притворяться что тебе это интересно. Ночь дарует свободу.

Меня приютил Ярослав, так звали черноглазого парня, которому я сломала руку год тому назад. Поселил в летнюю кухню — маленькую избушку с низким потолком, пропахшую травами.

Наверное, мне стоило принять, все как есть, влиться в стаю. Стать одной из них. Мой медальон давал такое право. Последняя из некогда большой семьи. Полукровка. С правом голоса и вета на Большом клановом совете. Чей отец нашел в себе смелость оставить стаю, но не нашел сил без нее жить. У меня же не было его смелости. Вот только и принять новую судьбу я тоже не могла.

Избушка не стала мне новым домом, а волки не стали новой семьей. Я этого не хотела! Я не просила и не желала такой судьбы для себя! Поэтому уходила каждый день в лес. Влезала в волчью шкуру. Зверем быть легче. И каждый день ноги выносили к окраине леса, там, где ельник сменялся обычным лесом. Невидимая граница, тропа, зовущая домой. Черта, которую не хватало храбрости пересечь.

Я укладывалась на землю мордой к манящей точке и часами лежала, тоскливо глядя вдаль. На своё прошлое. Очень хотелось выть, но я не решалась — не хотела, чтобы слышали в деревне. Это их не касалось. Это моя боль.

Я бы и спала на этой тропе, но проходило несколько часов, и за мной являлся черный волк. Он ложился в нескольких метрах, огорченно вздыхал и терпеливо ждал, пока я поднимусь и пойду обратно. В такие минуты в груди поднимала голову подзабытая злость. Однажды я не выдержала, едва переодевшись после превращения, выскочила на тропинку и с размаху заехала кулаком по упрямой волчьей башке:

— Не смей за мной ходить!

Ярослав попятился, исчез в кустах, но когда я с плачем упивалась своей победой, вышел на тропу и мрачно попросил:

— Не дерись! Надо поговорить!

Я заорала, выплескивая ярость:

— Зачем?! Что вам всем от меня надо?!!

— Тебе плохо с нами? — насупившись, спросил Ярослав. — Почему тогда не уходишь?

Меня затрясло… Не уходишь?! Теперь?!!

С трудом совладав с голосом, прохрипела:

— Раньше надо было думать. Мне некуда больше идти!

Парень качнул головой:

— Нет! Я не имел ввиду дом. Туда и, правда, нельзя. Но у тебя есть выбор. Не обязательно торчать в деревне. Все, что на восток — твой мир. И клан тебе поможет обосноваться в любом городов. Мы не бросаем своих, даже если они не ждут от нас помощи.

Помощи я тоже не желала. Не хотела быть зависимой от них. Ни в чем. Чтобы в сердце случайно не поселилась хотя бы тень признательности. Иначе мне не хватит сил…

На что мне не хватит сил, я не додумала. Да и не важно это было, главное для себя решила — помощь не приму.

— Нет! — огрызнулась, попробовала обойти соглядатая.

— Ну, уж нет, погоди! — прошипел Ярослав. — Надоела ты мне за эти дни хуже горькой редьки! Если бы знал, каков твой характер, попросту бы позволил тебя пришибить!

Я зарычала — спаситель нашелся! — и снова дернулась вперед. Пройти не дали — Ярослав скрутил меня в мгновенье ока, заломив локоть, так что я дернуться не смела без риска вывернуть руку из сустава.

— Ты меня все-таки выслушаешь! — теперь рычал Ярослав прямо в ухо, придавив мое тело своим весом.

— Хо-ро-шо… — обреченно выдохнула и прошептала. — Отпусти, я успокоилась.

Оборотень не сразу, но послушался, ослабил хватку, позволив мне встать. Я одернула задравшуюся футболку, сделала пару шагов прочь от тропы и уселась прямо на траву. Чувство было такое, словно я в очередной раз проиграла.

Ярослав навис надо мной всем телом, но потом передумал и сел рядом:

— Что бы ты про меня не думала, но мне не в удовольствие видеть, как ты мучаешь сама себя.

Стоило ему заговорить о моих мучениях, как внутри снова стал расти волна злобы:

— Ты об этом хотел поговорить?

— Нет! Черт… Как же с тобой непросто! — почесал затылок Ярослав и вздохнул. — Я не хочу, чтобы ты винила меня во всех бедах. Я не желал этого, но ты… вынудила меня.

Я даже смотреть на него не стала, уставившись на маленького коричневого муравья, что пытался протащить через лес травы неподъемную соломину.

Не дождавшись ответа, парень продолжил:

— Если бы ты не кинулась тогда на меня, не укусила, я не стал бы гоняться за тобой! Поверь!

Эти слова заставили взглянуть на его руку. Месть слишком велика для нанесенного ущерба! На коже даже шрама нет!

Выражение лица выдало мои мысли, потому что Ярослав вздохнул:

— Ты ранила меня, напала без причины. Это большое преступление, сама знаешь.

Знаю? Я порылась в памяти. Да, преступление. Большое. Карается смертью. Никто не смеет нападать на волка без причины. Но ведь причина была!

— Ты кинулся на мою сестру, — напомнила вяло.

По большому счету это не имело значение: ни его нападение, ни мой ответ. Теперь-то зачем ворошить?

Парень качнул головой:

— Я не нападал. Я пугал. Мы принимали в клан нового брата. Дети погибли бы, если бы подошли ближе. Гора Предков и ее память опасна для людей! Но дело не в этом… Теперь понимаешь?

Да. Он не мог поступить по-другому. Волчий закон велел — чужака надо наказать. Или сделать его своим, чтобы все осталось в границах клана. На миг я перестала дышать и уставилась прямо в глаза Ярославу.

Он тяжело вздохнул:

— Я не мстительная скотина. Просто другого выхода не оставалось. Или так, или… сама знаешь.

— Это не объясняет, почему ты ходишь за мной по пятам! Не доверяешь?

Юноша недовольно тряхнул головой:

— Причем тут — "не доверяешь"? Теперь ты одна из нас. Я твой… ну… типа наставник. Несу ответственность за тебя. Конечно, я волнуюсь! Невозможно понять, что тебя так мучает! Поделись, станет легче.

Он подался вперед, поймав мой взгляд, и я поспешно отвернулась.

Парень снова вздохнул:

— Ты первая кто так все воспринимает, — затем поднялся, сделал несколько шагов и сказал: — Ты не можешь всю жизнь пролежать на этой тропе! Ты должна сделать выбор. И будет лучше, если ты поторопишься!

И убежал, наконец-то подарив мне одиночество. А я сидела, не отрывая взгляда от упрямой букашки, что застревала на каждом шагу, но так и не выбросила свою непосильную ношу.

Выбор, всегда есть выбор! Пусть он даже немного не такой, как… хотелось бы. Возможно, если попробовать, у меня все получится. Они разрешают уйти. А если я пойду домой?

От этой мысли волоски на коже стали дыбом и поползли мурашки, словно за спиной выросла тень смерти — новая память берегла меня от опасного шага. Это она не давала ступить за черту и уйти к манящему огоньку!

Я стиснула зубы и выдохнула весь воздух из легких. От голоса предков надо избавиться! Возможно ли, оставить этот сомнительный дар? Или… попробовать загнать его поглубже в душу? Запереть за тысячей дверей в самый темный закоулок памяти, запретив даже напоминать о себе? Ведь это возможно? Это должно стать возможным!

Муравей перехватил соломину за другой конец и протащил ее через узкое место.

Это станет возможным, чего бы оно мне не стоило!

Первый раз за много дней я улыбнулась — выбор сделан!

9 глава

Белая крашенная дверь, заляпанная у ручки серыми отпечатками — мой пропуск в класс. Первый день в новой школе. Как это глупо… Зачем? Разве можно сломав жизнь теперь склеивать ее так неумело?

Раздражение заставило руку сжаться в кулак. Пришлось на миг остановиться, прежде чем сделать последний шаг.

Ярослав сказал — надо доучиться, получить аттестат, обещал все устроить. Я была не против, вот только заканчивать эту школу не собиралась. Я вернусь домой! Но пока надо сделать вид, что приняла все, таким как есть.

Снова вздохнула, толкнула дверь, она поддалась напору и распахнулась, привлекая всеобщее внимание. Оно не смутило — ерунда, мелочь, моя кожа стала слишком толстой, чтобы конфузиться.

Я оглядела притихших старожилов, выбирая себе место. Хотя в классе не было трубы, он все равно делился на две части. Ровно посередине. Пустым оставался весь средний ряд. Почти пустым — занята была одна единственная парта, она невольно притягивала внимание. Я зацепилась взглядом за сидящего за нею светловолосого вихрастого парня и вздрогнула — его глаза были отражением моих собственных: те же огонь, ярость и прожитые века. Пробужденный. Несчастный. Одинокий. Слишком молодой для свалившегося на плечи.

Ярослав сказал, что ритуал проводят не раньше двадцати пяти, чтобы гормоны успокоились, а психика окрепла, хотя иногда выходит по-другому. Если в дело вступает господин случай, как со мной, как с этим мальчиком, как с ним самим когда-то и как с моим отцом много лет тому назад. "Несчастливое стечение обстоятельств" — так сказал Ярослав. Всего лишь.

Я замерла, оглядывая остальных, в раздумье, куда отправиться. Ивановские смотрели на меня с большим интересом, но спешно отводили глаза, стоило только встретиться взглядами. Подгуляевкие тоже отворачивались, но не сразу. Все знали, кто я и откуда (в деревне такой тайны не сохранишь), но вот что случилось на самом деле, был в курсе только один из класса.

Я выбрала первую парту в среднем ряду. Так проще. Пусть смотрят, если хотят. Через мгновение рядом скрипнул стул.

— Можно?

Кивнула, не глядя — отказывать собрату в поддержке нельзя. А затем погрузилась в себя. Я умела отключаться от окружающего мира, пропускать взгляды и слова мимо себя.

До конца учебы оставалось всего пятнадцать дней. За этот срок надо найти способ научится справляться с собой.

Меня легко пихнули в бок, привлекая внимание — в класс вошла учительница, и все встали, приветствуя ее. Она мельком мазанула взглядом по незнакомому лицу, но посмотреть в глаза не решилась.

Человек или… спящая?

Я раздула ноздри, вобрав ее запах. На три четверти человек. Впрочем, тут все такие. Меньше примеси почти и нет. И эта труба не более чем символ. Выбора. Между болью и ее отсутствием. Или даже — готовностью принять судьбу. Не все кто живет в Погуляево оборотни, но вот в Иваново точно нет ни одного, хотя любой его житель старше двадцати пяти лет может войти в ельник, а потом вернуться обратно… если сможет. Если захочет.

Я откинулась на спинку стула и уставилась перед собой невидящим взглядом, потом прислушалась к тому, о чем шла речь и поморщилась от досады — какое нам дело до истории людей? Они не ведают, что творят! И не видят, каков мир собой. Дразнят наглостью и быстротечным могуществом, испытывают наше терпение неразумностью. Глупцы!

Я вздрогнула — эта мысль не моя!! Я не могла так думать!

Вздохнула глубоко, представив мысленно первую комнату в длинном коридоре, и дождалась пока на ней с железным лязгом встанет на место засов. Прислушалась к себе… затем опять к учительнице. Дверь содрогнулась, но чувства остались неизменными — ни злости, ни презрения, лишь сожаление и жалость к чужой слепоте. Хорошо! Это сгодится! Лучше жалость, чем ненависть. Может, не зря Ярослав заставил меня сюда ходить?

В душе в первый раз шевельнулось что-то похожее на благодарность к черному волку. Признательность за его терпение и поддержку. Я передернула плечами — привязываться к стае нельзя! Иначе от ельника не уйти.

***

Перемена показала, что с выводами торопиться не стоило: новый сосед по парте вовсе не был одинок. Напротив — он оказался заводилой затрубных. Вожаком маленькой стайки одиннадцатого класса. Подгуляевские вились вокруг него плотным роем, ивановские — поглядывали с завистью и досадой и отводили в сторону носы — мол, нам нет до вас дела. А ведь и правда — завидовали. Бесшабашной удали, что проскакивала у "затрубных", веселой злости во взглядах. Я пригляделась — ребята из Подгуляево, даже непосвященные все равно отличались от ровесников с другой стороны. Они были крупнее, мускулистее и… живее, что ли. Словно отказ от волчьей судьбы лишил детей отступников части жизненной силы. А я? Я тоже раньше такой была? Вспомнила блеклую девчонку с фотографии — да, была. Я уже знала — оборотни живут много дольше обычных людей и тех, кто отказался от волчьей шкуры. Так ради чего моя бабка решилась на такой шаг? Позволила себе умереть? Почему отец ушел из стаи? Почему?

Сосед по парте, заметил мой хмурый внимательный взгляд и криво усмехнулся, истолковав его по-своему:

— Ничего, освоишься. Меня, кстати, Борис зовут! А это… Он кивнул на стоящих рядом ребят, — … Егор и Сергей.

Я прищурилась — знакомиться желания не возникло — и нехотя выдавила:

— Саша. — И тут же поправилась, — Александра.

— Сашок, значит, — усмехнулся Борис.

Я стиснула руку в кулак.

— Собаку свою Сашком зови!

Уставилась в упор на невежу.

Мальчишка на миг оторопел, не сумев с ходу понять, что вызвало такой отпор, и нахмурился:

— Прости, если обидел. Только зря ты так… я же не со зла.

На мгновение стало стыдно — за что набросилась на парня?

— Ладно, забей! — буркнула в ответ и отвернулась, надеясь, что от меня отстанут. Не тут-то было!

Борис кивнул друзьям, чтобы отошли, а сам сел рядом и как ни в чем небывало сказал:

— У тебя ведь наставник Ярослав? Я тоже его подопечный. Хорошо, что ты появилась, а то он от меня ни на шаг не отходил.

Сначала слова мальчишки принесли облегчение — значит, дело не во мне. Затем досаду — черный волк будет ходить по пятам до самого ухода, если новый ученик не подвернется! За няньку он у них что ли?!

Но своим правом доставать наставника вопросами я воспользовалась, как только вернулась домой, задав тот, что больше всего интересовал:

— Почему не все хотят оставаться оборотнями?

От такого вопроса у Ярослава затвердели скулы:

— По-другому нельзя, если судьба повязана с людьми. Иначе им рядом с нами не выжить.

Я не сразу поняла, а когда дошло, со свистом втянула сквозь зубы воздух — когда сравнивала себя с ядовитым плющом, не думала, что угадаю. Мы тянем силу из людей! Когда есть возможность… Когда живем рядом…

От такой правды я съежилась в комок — во что бы вылилось через пару лет соседство с монстром Ляльке? А маме? Выходит Влад не ошибался, ненавидя меня? Что он тогда кричал? "Чем меньше ей достанется от такого отца, тем лучше?!.. Чертово отродье?!" Неужели он что-то про нас знал?! Нет! Не может быть! Наверное, у него просто сработал инстинкт. Теперь я была почти благодарна, что меня вовремя выдернули из дома, не позволив причинить вред маме и сестре.

Замотала головой — никогда больше не превращусь в волка! И тут же от мысли, что надо отказаться от собственного "я" стало плохо, словно от приказа отрезать собственную руку. Мне не по силам такая жертва! Пока не по силам… Зато реально другое — ни за что и никогда не возвращаться в бывший дом.

— Без этого обойтись нельзя? — прошептала, едва шевельнув губами.

— Нет, — твердо ответил Ярослав. — Это получается непроизвольно. Ты же не можешь перестать дышать? Организм просто восполняет энергию, что мы тратим на превращение. Одной едой тут дело не решить.

— А как же…

Я хотела спросить: "А как же вы тут живете без людей?", но Ярослав меня опередил:

— Здесь нет необходимости в сильной подпитке. Наш народ неспроста выбрал себе это место.

Ну да, ельник, лес, а может и сам холм, понятно.

Мы еще немного помолчали. Я думала о своей жизни. Прошлой жизни. О том, что люди не так просты как кажется, что они чувствуют опасность и бегут от нас. При первой же возможности. Обходят стороной, не дружат, не садятся рядом. Все правильно! Так и надо. Иначе никак.

— Чего притихла? — тронул за плечо парень.

Я вздрогнула и незаметно вздохнула, хотела отмолчаться, как обычно, но на этот раз не смогла.

— Это ужасно, Ярослав, — тихо сказала, справляясь с ознобом. — Я так не хочу!

— Это жизнь, — мрачно бросил парень. — За все надо платить. Поверь, мы тоже… жертвуем многим.

Жертвуем? Да, конечно… но разве это оправдывает или утешает?

После таких новостей хотелось побыть одной.

Я вскочила на ноги, бросив:

— Пойду, прогуляюсь.

Ярослав едва слышно вздохнул, ему не нравились мое одиночество и нежелание примкнуть к стае. Я знала, что вызываю интерес у свободных парней. Только мне до этого нет дела, хотя мой наставник предпочел, чтобы получилось по-другому. Если бы у меня появился друг, я бы быстрее смирилась. Мой опекун не подозревал, что это невозможно… Волки любят один раз в жизни — это я уже знала. И он знал. Все знали. Они оставались в неведении только на счет одного… что я уже полюбила.

— Возвращайся пораньше! — крикнули вслед, — С завтрашнего утра приступим к твоему обучению!

Видимо одной школой не обойтись…

Я мотнула головой, давая понять, что услышала и выскользнула за калитку. Ноги сами несли меня на край леса к лежке. Мне требовалось почувствовать, что маячок в сознании никуда не делся. Пусть к нему нет теперь дороги, но ясный огонь не давал забыть, что когда-то и у меня был дом.

Я боялась, что после разговора с Ярославом маяк исчезнет, что сама его погашу, лишив себя шанса вернуться. Однако этого не случилось, напротив… он словно стал ярче. Вопреки всему. Даже моему собственному желанию.

***

Ноги несли меня по лесу. Больше не требовались тропы, каждое дерево являлось указателем и знаком… Меня учили искать по следу. Светлая маленькая волчица Майя, скрытная как ласка, с вредной душой росомахи — вот мой сегодняшний урок! Как только я найду ее, могу бежать на все четыре стороны и не появляться до утра. Это мне и требовалось. Если делать вид, что играешь по правилам, тебя не трогают. Ты свободна.

То, что надо.

Ярослав все также не спускал с меня глаз, но теперь старался держаться в стороне. Он сильно надеялся, что я приму новую судьбу, хотя иногда мне казалось — парень чувствует подвох. Только придраться не может — не к чему.

След потерялся, и я закрутилась на месте, пытаясь определить, куда скакнуло "задание". Трава, земля, и сам воздух таили подсказки, надо только их найти.

Я прошла по кругу и обнаружила в стороне новою нитку следов — Майка вернулась назад по собственному следу, ступая лапа в лапу, а потом сиганула вправо, прямо на льдистую корку снежника, притаившегося в неглубоком овраге. Я подняла голову, прогоняя через нос воздух. Лес пропах насквозь прелой листвой, раскрывающимися почками, капающей из обломанных веток смолой и первоцветами, что кучковались на пригорках. Майкин запах я не учуяла, зато заметила, что к солнцу подкрадываются плотные облака — кажется, собиралась первая весенняя гроза.

Снова принюхалась: запах влажной земли стал острее. Уши немного заложило, я потрясла головой и вздохнула — надо найти хвостатую юлу, пока нас обеих не промочило насквозь. Опустила нос к земле и потрусила к снежнику, ловя след. За снежником брал начало ручей.

Опять в воду полезла!

Я прошла ручей широким челноком, цепляя остаток следа. Минуло несколько часов, прежде чем мне объяснили задачу. Запах в воздухе успел рассеяться, но земля его хорошо держала. Было бы желание обнаружить.

Ярослав честно старался сделать из меня полноценного волка. Я не отказывалась.

Как там кто-то умный сказал — все, что не убивает, делает нас сильнее — это про меня сейчас.

Метрах в ста едва слышно треснул сучок. Я замерла и улыбнулась, оскалив зубы. Характер "добычи" я успела выучить — хватило пары совместных вечеров, чтобы понять, в душе тридцатилетняя Майя застряла в подростках и понятия не имеет, что значит слово "терпение". Майя существо суетливое, ни на минуту не сомневалась, что услышу ее!

Еще раз повела носом, а потом пошла в обход, по широкому кругу, ступая легко и бесшумно. Можно не торопиться: девушка не захочет обнаружить свое убежище, она уверена, что ее не найти! Первый поиск редко удачен. Только Майя не учла двух вещей… Собственного норова и того, что я давно в курсе ее методов — добрый Борис поделился тайком от наставника.

Выйдя против ветра, остановилась и резко сменила направление. Запах Майи усилился, взгляд поймал мелькнувший над неглубокой ложбинкой кончик пушистого хвоста. Попалась!

Я напряглась, сжимаясь пружиной, а потом прыгнула, лишая шанса вскочить. Ударила лапами, прижимая к земле, и схватила за шею, там, где ближе всего подходит артерия. Майка взвизгнула от неожиданности и досады, но дергаться не стала, признавая проигрыш. Я разжала челюсти и отошла в сторону. Светлая волчица тотчас заворчала и повернулась ко мне спиной. Я знала, чем она недовольна: задание дали найти, а не победить. Но… раз мы играем в такие игры, нечего обижаться. Я демонстративно зевнула и заскребла лапой под горлом, совсем как дворовая шавка.

Едва слышное шуршание заставило повернуться на легкий шорох шагов: Ярослав и еще один волк — почти белый и помельче, выскочили из-за деревьев. Ярослав держал в пасти пакет с одеждой. Значит, опять мне грозила беседа по душам!

По телу пробежала дрожь — эти разговоры за жизнь сразу стали для меня настоящей пыткой. Правда в них был один большой плюс — я злилась. А злость помогала отделить "мои" мысли от "не моих". И с каждым днем число закрытых дверей увеличивалось.

Чем больше взывал к чужой памяти Ярослав, тем дальше я загоняла ее вглубь. И раз за разом твердила — Не мое! Не надо! Заветное имя старалась не вспоминать, вместе с ним всплывал и запах, а следом… а следом в глазах вставали кровавые круги… Ненависть ста поколений сильна, с ней справиться трудно, поэтому я старалась не думать о нем. Так легче. Вот когда захлопнется последняя дверь… я вспомню! И пойду домой. Но не к себе… А там. Будь что будет!

— Ты молодец! — улыбнулся Ярослав. — Быстро справилась!

Я пожала плечами и спросила:

— Могу теперь погулять?

Мне резко расхотелось прятаться под крышей дома. Я снова стремилась на край леса.

— Опять одна? — недовольно спросил опекун.

Сказать было нечего, и я отвернулась в сторону, притворившись глухой. Ярослав едва слышно вздохнул и спросил без особой надежды:

— Может, Бориса прихватишь или меня подождешь?

— Ты сказал, что если все выполню, то смогу заняться, чем хочется! — ощетинилась попытке подсунуть соглядатая. — Я все сделала, ведь так?

— Ладно, — махнул рукой Ярослав, — поступай, как знаешь. Только не задерживайся, пойдет дождь.

Я шагнула в лес, вслушиваясь в строгий голос Ярослава. Он пенял Майе, выговаривал за ошибки. Оглянувшись, увидела, что взгляд парня по-прежнему прикован ко мне. Значит, стоит задержаться, и черный волк снова станет на след. На мгновение мелькнула мысль удрать на другую сторону леса, подальше от натоптанной тропы. Вот только ноги не согласились с таким решением, они упрямо сворачивали на свет манящего огонька.

***

Мощный порыв ветра продул опушку леса, прежде чем затеряться среди зазеленевших кустов. Сначала я не поняла, что произошло…. Нос сам повернулся в другую сторону, хвост отвис поленом, а мышцы закостенели от напряжения. Вязкий запах смерти проник в сознание. Все что загоняла день за днем, все, с чем, как думалось, рассталась навсегда, оживило легкое дуновение, принесшее ненавистный аромат. Ураган пронесся внутри меня, с яростным хлопаньем распахивая двери для рвущейся ненависти, сметая замки запретов! И мое собственное "я" растворилось в горящем потоке. Я опять, как тогда на поляне, потеряла себя. Стае грозила опасность! Я щелкнула зубами и, крадучись, пошла выслеживать чужака.

Выть, предупреждая остальных, не стала — к чему пугать врага? Как только он пересечет границу, об этом узнает вся деревня. А я просто окажусь ближе всех! Не дам сбежать безнаказанным! Заманю или загоню к ельнику, туда, где буду не одна.

Став невесомой, незримой, как тень, вылетела к тропе, на которой провела столько времени. Впереди мелькнуло светлое пятно. В конце опушки у привычного лежбища стоял белый волк. Не крупнее обычного. С шерстью, отливающей на солнце серебром. Мой первый враг! Моя добыча!

Красная пелена застлала глаза, и я, забыв об осторожности, сделала то, на чем попался не один волчонок — рванулась прямо на врага! Воздух замерцал, и на месте зверя появилась человеческая фигура. Вот так они и поднимались в моей памяти, закованные в броню, с оружием в руках, готовые поспорить с нашими зубами.

Яростный рык разорвал мою глотку — остановиться уже не могла. И не хотела. Слишком кипела от ненависти кровь. Требовала вонзить клыки! В белую шею. В беззащитное тело, прикрытое лишь тонкой тканью обычной одежды…

Открыла пасть, хватая воздух перед последним броском, и вместе с ним, глубоко внутри всколыхнулось воспоминание. Я знала этот запах! Давно. Безнадежно давно. Любила его. Вдыхала с удовольствием, от него кружилась голова.

Я не смогла заставить мышцы расслабиться, не смогла остановиться, удержаться на месте, зато получилось упасть. Гася инерцию, последние метры прокатилась кувырком и испугано замерла у самых ног кровного врага.

— Дичок! — выдохнул измученный голос.

Так меня звали, когда-то…. Как больно!

Медленно поднялась, широко расставив лапы. Тело сотрясала крупная дрожь, мысли путались, меня разрывали на части два чувства: чужая ненависть и еще… что-то. Оно не давало шагу ступить.

Ну как же вспомнить?! Его звали… Его звали…

Мысли сбивались и путались, в голове мелькали чужие злобные лица, а сердце то бешено колотилось, то замирало на бесконечно долгие секунды.

— Дичок! Дичок… я нашел тебя!

Нет… Нет! Нет!!

Я боялась шевельнуться, боялась двинуться, выпустить разум и силу из-под контроля. Взглянуть на того, кто взывал к моей умершей душе.

С неба пахнуло холодом: невидимая черная тень расправила крылья. Оборачиваться, чтобы убедиться в визите Гостьи не требовалось — ее ледяное дыхание поставило дыбом каждый волосок моей шкуры.

Кто: он или я? За кем она слетела?!

Вслед за вопросом пришел ответ: выбор за мной.

С трудом победив закостенелые мышцы, взглянула собственной погибели в лицо. Если я не убью его, он убьет меня — так вопила память. Пусть нет клинка в руках, зато найдется пуля. Или клыки. Но моя смерть, в отличие от тех, что хранила память, не будет безлика. У нее есть имя. Светлое и ясное, как солнце в зимний день. Валгус….

И словно корка льда сковала сердце… Пусть лучше я! Не он! Нет, не он!

Обреченно шагнула вперед, уткнулась лбом в его грудь, вобрав напоследок любимый запах, но вместо острых как бритва клыков или холодной стали сильные пальцы зарылись в шерсть:

— Дичок! Ты вспомнила… Ты вспомнила!!

А потом он упал на колени, обнял за шею, подставив мне свою. Я закрыла глаза, выметая из души чужое, то что не имело к нам никакого отношения! И как только справилась, пришла в себя, не успев обрадоваться, ужаснулась: мы оба сошли с ума! Ему нельзя быть здесь! Это верная смерть! Его… и моя. Потому что я буду его защищать до последнего вздоха!

Отскочила назад, взвизгнув от ужаса. Юноша как привязанный дернулся за мной следом:

— Я пришел за тобой! Пойдем домой!

Как будто нам дадут! Пока разум лихорадочно соображал, уши ловили шорохи. Казалось, я слышу шаги.

Мой бог! Я же пришла на запах! И любой, кто пойдет за мной следом…

Меня пробила дрожь от этой мысли. А потом пришло решение… Единственно верное в этом случае..

Снова шагнула вперед, дернув в сторону голову от протянутой руки, давая понять, что сторонюсь прикосновений, хотя ничего больше не жаждала так страстно. Пихнула снизу вверх головой, заставляя подняться, а затем медленно, с тихим рычанием, стала выталкивать юношу из леса. Уходи! Уходи! Ну, уходи же!!

Он не верил… Не хотел уступать, не желал оставлять. И тогда я сделала то, что должна — позволила проснуться памяти, выглянуть и зажечь злой ненавистью глаза. Оскалилась… снова пихнула мордой. Валгус словно окостенел и больше не сопротивлялся. Хотел, но не мог. А меня колотило от страха, что он не поверит и останется. Тогда я боялась только этого и молила в душе, чтобы мне повезло. Обещала самой себе, что потом будет все хорошо — я его найду. Объясню! Он поверит, поймет. Отругает, взбесится, но поймет! Потерять не боялась — за секунду до этого я поняла, что за огонек не гас в моем сознании: он не был домом, как я думала сначала. Моим маяком способен стать только тот, кто мне нужен больше всего на свете. Только он. Валгус… И сейчас я его гнала.

Он ушел, навстречу грозе. Навстречу черной туче, закрывшей горизонт. А я осталась. Душа рвалась за ним следом, пришлось собрать все силы, чтобы не двинуться с места. Я следила, пока была возможность. Ловила родной запах, мысленно прощалась навсегда. На всякий случай. И пыталась отрешиться от боли, его и своей, чтобы не кинуться следом.

Валгус сначала едва передвигал ногами, затем остановился и вдруг, сорвавшись с места, бросился бежать.

Все…. Он не вернется. Он поверил.

Черная тоска накрыла меня волной, я помотала головой — сейчас требовался ясный разум. С трудом развернулась и поплелась обратно, жадно втягивая воздух. Резкий порыв ветра взъерошил шерсть и заставил прищуриться: с неба полыхнуло молнией. Я вздохнула с облегчением — ливень приберет следы, собьет из воздуха запахи. И может мне не придется умереть.

Отошла на пять шагов прочь от того места где чувствовался запах Валгуса и замерла, не пытаясь спрятаться от стены дождя, что сплошной пеленой двигалась на меня с запада. Первый раз в жизни так радовала непогода!

Вокруг потемнело, стало почти как ночью. Сильный порыв ветра пробил лес насквозь. Я прикрыла глаза и замерла, прижимая уши только при очередном раскате грома. Страх, облегчение, боль, надежда и ожидание сменялись поочередно. Ожидание было хуже всего. Я знала — меня пойдут искать, хотя надеялась, что гроза загонит стаю домой, под крышу. Не повезло. На тропу выскочил черный волк. Я вздыбила холку, опустила голову и напряглась, готовясь остановить его, если вздумает пройти вперед. Зверь вопрошающе и недоуменно махнул хвостом. Я оскалилась и сделала маленький шаг вперед.

Пусть думает что хочет, я не дам ему учуять след!

Ярослав остановился и замер, не понимая, какая муха меня опять укусила. Наклонил голову вбок, ощупал осторожным взглядом кусты — парень сообразил, что я кого-то охраняю. Пытался понять — от кого и почему. А сильные струи уже били по веткам в ста шагах от нас. Ярослав подвинулся вперед, и я ощетинилась, оскалилась, зарычала, сделала выпад, лязгнув зубами у черной морды, и отскочила назад, не причинив вреда. Меня выворачивало изнутри, ломало — напасть на сородича и друга непосильная задача.

Черный зверь снова замер, напрягся, пытаясь осмыслить, что происходит.

В желтых глазах непонимание и вопрос. И боль. За меня.

Я прижала уши, подскочила, лизнула в морду, извиняясь, и снова отпрыгнула.

Я не дам ему ступить на тропу! Иначе кому-то из нас придется умереть. Нет, не кому-то, а мне! Убить Ярослава я не смогу. И пропустить не смогу.

Словно прочитав мои мысли, черный волк попятился, уселся на землю и потянул носом воздух. В душе все оборвалось — вдруг его нюх острее, чем мой?! Вдруг снова дунет ветер? Но вместо ветра нас накрыла волна дождя, словно кто-то разом открутил все вентили на небесах. Ливень хлестал с такой силой, что пришлось закрыть глаза. Я так и не сдвинулась с места. Ярослав тоже не ушел. Он сидел, вглядываясь в меня, решая сложную задачу, а потоки воды смывали мое предательство. Мое отступничество от рода.

По шкуре прокатилась волна дрожи. Не от холода — от облегчения.

Белая вспышка озарила все вокруг, выхватив мрачный взгляд янтарных глаз. Я переступила с ноги на ногу — вслед за облегчением, пришло нетерпение и чувство вины. Посунулась вперед, подставляя шею, черный волк отвернул мокрую морду и встал, приглашая идти за ним.

Нет! Дорога назад заказана. Я мотнула головой и попятилась. И тут до него дошло, что я ухожу. Он напрягся, и я снова подскочил к самой морде, умоляюще заглядывая в сердитые глаза — не держи! Ну, пожалуйста, не держи! Ты же сказал — вольна уйти!

Ярослав смуро опустил голову. Он отпускал меня. Я благодарно взвизгнула и снова лизнула волка в морду. Человеком на это не решилась бы.

А потом повернулась и потрусила прочь, за ту границу, что не желала пересечь всего лишь день тому назад. И с каждым шагом внутри рвались невидимые нити, делающие меня одной из стаи. Теперь я волк одиночка. Беззащитный оборотень. Глупый оборотень, который решил, что может поспорить с судьбой и со всем миром.

10 глава

Я почти не таилась. Не пряталась от людских глаз. Нарушив самый важный закон можно смело плевать на все остальные. Пусть увидят! Большинство заметит огромного пса. Лишь единицы, кто разбирается — волка. И не поверят глазам — таких волков не бывает! А если поверят… Что ж, одной легендой больше!

Бежала напрямую, не разбирая пути, ориентируясь только на маячок. Ливень стегал меня струями, словно пытался привести в себя, заставить одуматься, повернуть. Но я, как одержимая, стремилась только вперед. Все мысли были подчинены одной единственной цели, и плохая погода не могла свернуть меня с выбранного пути.

Ямки и рытвины на земле почти сразу наполнились водой, а тропинки на склонах холмов превратились быстрые ручьи. Пару раз пришлось проскочить через асфальтовую змею автотрассы, бросив тело между нескончаемым потоком машин.

Мышцы работали как отлаженный механизм. Я неслась не останавливаясь — казалось невозможным потратить хоть минуту из отмеренных удачей часов.

Усталость дала о себе знать только ближе к утру, и я перешла на легкую трусцу: мысль отдохнуть даже в голову не пришла. До города добралась к полудню, но сразу соваться в уличную толчею не стала, на это хватило соображения. Забилась в парк, выбрав куст погуще, и с тоской следила за солнцем, медленной черепахой клонившимся к горизонту.

И в тот момент, когда оно, погрузив город в расплывчатый сумрак, спустилось за лес, я тенью скользнула в знакомый подъезд. Ткнулась носом в темную кнопку лифта, но вовремя опомнилась и рванула вверх по лестнице, царапая когтями крашеный бетон. Сердце за одно мгновение разогналось так, словно спешило добраться до места вперед хозяйки. Случись навстречу человек, ему пришлось бы плохо — снесла бы, не заметив. Или перепугала до смерти.

Ступени закончились неожиданно, и я пролетела до самой шахты лифта, там замерла — последние шаги дались нелегко. Уверенность в правильности происходящего испарялась, как капли воды на горячей сковородке. Только отступать было поздно.

Я подошла вплотную к заветной двери, насторожилась, повела ушами. Квартира безмолвствовала — ни шороха, ни скрипа — но я знала, мой маяк не ошибся, и хозяин на месте.

Села, уткнувшись носом в вонючий ламинат обшивки, неуверенно тронула лапой, расчертив царапинами его гладкую поверхность. И замерла в ожидании.

Мне казалось, с каждой секундой тишина наливается тяжестью, как песочная форма расплавленным свинцом. Неопределенность давила: не найдя сил устоять на ногах, я скрутилась в клубок на бетонном полу и закрыла глаза. Вся моя смелость и вера растаяли словно дым, оставив внутри гулкую пустоту. Я бы ушла… если б могла. Если бы хватило храбрости остаться совсем одной.

В соседней квартире мерили время напольные часы, и через два сухих "тик-так" над головой едва слышно щелкнул замок. Я прижала уши, плотно зажмурилась, замерла и перестала дышать.

Целая секунда ушла на то, чтобы дверь распахнулась, а потом время растянулось в длинную бесконечную ленту, замотав меня в непроницаемый кокон.

Его прорвал изумленный вздох, и голос полный тревоги:

— Дичок?! Дичок! Тебя ранили?!!

Родной, любимый, желанный. И в нем не было слышно ни гнева, ни отвращения.

Втянула в загоревшиеся легкие воздух. Вместе со вздохом застучало сердце. Я открыла глаза и поднялась. Уже человеком. Забыв, где нахожусь и в каком виде предстану — мне было не важно. Валгусу, кажется, тоже — ребра сдавили железные тиски его рук, и я уткнулась носом в родное плечо. Мир на мгновение перестал существовать, он растаял словно мираж, словно никогда никого и не было, кроме нас двоих! Во всяком случае — для меня. А потом загудел лифт, заставив вспомнить о реальности.

Я ахнула, покраснев, Валгус рывком затащил меня в квартиру, захлопнул дверь, и сомкнул веки:

— Я не смотрю. Беги в ванную, я подберу тебе вещи.

Но прежде чем отпустить, снова привлек к себе, не открывая глаз, и тихо шепнул:

— Только не исчезай!

Не сумев придумать ответ, провела дрожащей рукой по любимому лицу.

Слова лишь звук! Мой друг и без них все поймет. Не может не понять!

А потом я приходила в себя от бегства под душем. Кожа на голых лопатках горела, помня ласковые ладони. Наверное, я совсем потеряла стыд, но мне было все равно. Даже в тот момент, когда дверь слегка приоткрылась — на вешалке повисли трико и футболка.

Горячая вода и шампунь быстро смыли дорожную грязь с волос и тела, и заодно вернули разум. А вместе с разумом возвратились все сомнения, терзавшие душу.

Я выбралась на мохнатый коврик и глянула в зеркало — прошло сто лет с тех пор, как стояла напротив него на Новый год.

Стекло запотело от пара: покрывшись серебристой матовой пленкой, оно отражало лишь смутные цветные пятна. Я автоматически протянула руку — протереть — и замерла, представив на мгновение, кого увижу. Сорвала с вешалки вещи, торопливо натянула, а потом снова уставилась в мутное серебро — отдельная капля проела на его поверхности волнистую дорожку. И я не удержалась — поелозила по зеркалу кончиками пальцев, пустив по стеклу несколько ручейков.

Ужасно… Та кто смотрела на меня из зазеркалья, отличалась от девушки в зеленой блузке, так же как отличается матерый волк от добродушного щенка.

Я тихо застонала, признавая свое поражение — разница слишком сильна! Валгус просто не успел посмотреть мне в глаза! Я больше не та девочка, которая была ему мила.

Дверь тут же распахнулась.

— Дичок!

И вопреки собственным мыслям, я вцепилась в Валгуса обеими руками — не хочу терять еще раз! Он точно луч света разгонял темноту в моей душе.

Не помню, как мы оказались в зале, на диване. Не знаю, сколько времени просидели обнявшись. Я все еще не могла говорить, словно сутки, проведенные в звериной шкуре, выветрили из памяти человеческую речь. На самом деле, мне просто не верилось, что все получилось. А Валгус целовал мои руки, лицо, губы. Кажется, он тоже не мог прийти в себя.

Наверное, я могла бы сидеть так бесконечно, но юноша опомнился и вернул меня на землю:

— Ты меня прогнала… Я не надеялся…

Он замолчал. Я судорожно вздохнула, и прошептала:

— Тебя бы убили… Я не … Ты не должен был туда приходить!

— А как же по-другому? — качнул головой юноша. — Я с ума сходил, не зная, что с тобой. Ты не представляешь, что чувствовал, когда тебя… когда ты… Исчезла! И потом… когда подумал, что ты стала как они. Что возненавидела меня!

Я закрыла глаза и уткнулась лицом в шею друга.

Так и было! Недолго, но было! Даже сейчас, часть моего "я" ежилась от запаха. Он выжжен в моей крови! Навсегда, на всю оставшуюся жизнь. Но это… неважно. Это мелочь! Главное — другое. Совсем другое.

— Я не могу тебя ненавидеть, — шепнула, не поднимая взгляда. — Я слишком…

"Я слишком тебя люблю" — так хотела сказать, но слова застряли в горле, отказываясь выходить. Да разве они нужны?! И так все ясно.

— Дичок…

Объятья стали еще крепче. Если бы я была обычным человеком, наверное, было бы больно, а так… хорошо. Валгус приподнял за подбородок мое лицо, заставив посмотреть в глаза, и сказал:

— Ты для меня важнее всего в этом мире.

Это я знала, иначе он не пришел бы за мной. Рискуя жизнью. В самое логово вражеской стаи. Обрекая себя на верную смерть.

— Никуда больше одну не отпущу! — неожиданно зло вымолвил Валгус. — Будешь жить у меня!

Я вздрогнула. О том, что случится после того как вернусь, даже не задумывалась, решила только — домой не пойду ни за что. На миг показалось — остаться в квартире Валгуса самое правильное. И что скрывать, мне этого хотелось больше всего на свете, но только… что делать с охотниками? За спящую уже не сойти.

— А как же..

Я хотела спросить: "А как же твои родители", но меня опередили.

— Родители уехали. Им не было смысла задерживаться.

— А ты..

— А я отказался. Сказал, доучусь.

Невозможно было представить, как он убедил их оставить его одного.

Валгус правильно понял мой взгляд и усмехнулся:

— Мне доверяют. Я… немного старше, чем кажусь.

И недовольно сдвинул брови.

Кивнула, внутренне поежившись — понятно, почему он так со мной носился, я для него и правда как Лялька. Воспоминания о сестре заставили вспомнить и причину, по которой не могу больше жить дома.

— Валгус?

Я помедлила с вопросом, опасаясь услышать в ответ страшное.

— Что? — улыбнулся юноша и ласково погладил кончиками пальцев мою шею.

— Я опасна для людей, а для….тебя? Тоже?

— А разве сама не чувствуешь?

Улыбка так и не исчезла со счастливого лица. Похоже, он и секунды не сомневался в ответе.

— Нет! Я о другом. Мы тянем чужую жизнь… Я не хочу, чтобы ты… пострадал.

Валгус затрясся от смеха:

— Глупенькая! Ну конечно ты для меня не опасна! — снова стал серьезным. — И ты меня не бойся. Я не причиню тебе вреда.

Взгляд парня стал грустным:

— Хотя уже успел навредить. Как ты рассталась со стаей?

— Меня отпустили, — сказала почти правду.

— Не верю, — невесело хмыкнул юноша. — Они не могли тебя отпустить ко мне.

— Не к тебе. Нет.

Упираться не имело смысла. Теперь мы оба знали, насколько глубока пропасть между нашими народами.

— Просто отпустили. Они не знают, куда я пошла.

Мы замолчали, впервые осознав в полной мере, что натворили. И что еще натворим. Я поняла, что не только сама стала изгоем, но и… сделала им самого дорогого мне человека!

— Валгус? — ахнула. — Я должна уйти!

И кинулась бы к дверям, проклиная себя за безрассудство и глупость, если б мне дали.

— Нет! Не глупи! — рыкнул Валгус.

Гнев исказил красивое лицо, но через мгновение оно снова осветилось нежностью:

— Помнишь, что я тебе говорил? Неважно кто мы… Я не расстанусь с тобой. Даже если весь мир будет против нас.

А он и так против нас. Я знала это. Да и Валгус тоже знал.

Юноша улыбнулся:

— Выход есть всегда. Надо только хорошенько подумать.

Улыбка сама растянула губы: мне только что вернули фразу, которую я твердила, пытаясь вырваться из ельника.

Валгус прав. Выход есть всегда. Не может не быть!

Валгус уловил мой настрой и улыбнулся, а потом, словно разглядев что-то новое, нахмурился, зарылся пальцами в свои волосы на макушке и выдохнул:

— Ну и дурак я! Ты же голодная. И уставшая.

Пожала плечами в ответ. О еде не думалось, а заснуть я бы сейчас все равно не смогла, хотя мышцы и гудели от долгого бега.

— Все нормально, не беспокойся. Расскажи лучше, что случилось за это время.

Юноша отрицательно качнул головой, осторожно поцеловал меня в веки и сказал:

— У тебя круги под глазами. И щеки провалились. Так не пойдет! Сейчас что-нибудь сообразим. А пока будешь есть, я поделюсь всем, что знаю.

Пока закипал чайник, больше похожий из-за синей подсветки на летающую тарелку, мой друг готовил сэндвичи.

Я втянула запах свежей ветчины, хлеба и поняла насколько проголодалась. Вот только вместо свежих листьев салата предпочтительней был бы второй слой копченого мяса. Большого труда стоило сдержать себя и не наброситься на еду, поэтому назло аппетиту я откусила маленький кусочек, тщательно его прожевала и задала первый вопрос. Который больше всего сейчас интересовал.

— Как моя мама?

Валгус нахмурился и посмотрел на меня внимательным взглядом, словно решая, сколько правды можно сказать.

— Валгус… — выдавила я.

Голос от переживаний сразу сел, и друг поспешил меня успокоить.

— Все нормально, не волнуйся. К ней приходили пс… твои родичи. Они убедили ее, что с тобой все хорошо. Так что в милицию не заявили. Твоя мама даже собиралась забрать документы из школы, но я… уговорил подождать.

Я качнула головой, бездумно откусив еще один кусок.

Мои родичи умели убеждать, уговаривать, пугать собеседников. Наши враги поступали еще проще — они владели тем, что люди называют гипнозом.

По телу пробежала волна дрожи — это дрогнула одна из дверей.

Нет! Я не из стаи! Я сама по себе. Мне нет дела до того, что случилось триста лет тому назад! И это не враг.

Когда я снова взглянула на Валгуса, в глазах не осталось ничего от чувств, терзавших мгновение тому назад душу.

— Спасибо!

Валгус улыбнулся, сел рядом и шутливо дернул меня за волосы, стянутые в хвост:

— Я надеялся…. Нет, я верил, что ты вернешься.

Мне стало грустно:

— Врун, я помню, как ты смотрел на меня в лесу.

— Я все равно верил, — твердо сказал парень, — иначе уехал бы.

Есть расхотелось, и я потянулась к юноше.

— Ну нет, — рассмеялся Валгус, — такому большому волку одного бутерброда недостаточно. Жуй, давай! А я тебе еще что-нибудь расскажу.

Я схватила второй сэндвич, куснула его и все-таки не удержалась от вопроса. Глупого, конечно. И самого незначительного из всех, что крутились в моей голове.

— А что нового в школе?

Валгус только плечами пожал: — Не знаю. Не ходил. — Вздохнул: — Мне хватало других забот. Я не сразу сообразил, что случилось, искал тебя вслепую. А псо… твои сородичи хорошо умеют заметать следы.

Уже второй раз напряженные губы Валгуса спотыкались о какое-то слово.

— Как ты нас называешь?

У юноши дрогнули брови:

— Не тебя. Прости, это всего лишь привычка.

— А все-таки?

Любопытства мне не занимать.

— Дичок, я не хотел тебя обидеть. Просто мое племя так привыкло. Так… твой народ зовут уже не одну тысячу лет.

— Как?

— Псоглавые.

Я растерянно моргнула — вспомнился сухой голос училки по истории.

— Ну да, когда-то вы не особо скрывали свои тайны от людей. Вас было больше, и вы никого не боялись. И нас было больше.

Я вздрогнула — все изменилось. Никто не знает, с чего началось, в памяти лишь последствия первой ссоры. От которых наши народы не могут оправиться вот уже много веков.

Почему "псоглавые" я не спрашивала. Лучшие из нас были способны на частичную трансформацию. Те, кто мог контролировать даже биение собственного сердца. Они становились вождями семей. Я потомок одного из них. Непутевая правнучка, потерявшая от любви разум, поступки которой грозят всем ее близким бедой.

Я отложила в сторону бутерброд и сжала кулаки, пытаясь не удариться в запоздалую панику:

— Валгус, что с нами теперь будет?

— Не переживай, что-нибудь придумаю! — тотчас отреагировал юноша.

На красивом лице никаких чувств, кроме спокойствия, и я, глядя на эту невозмутимость, тоже перестала дрожать. Мне даже в голову не пришло задуматься, как следует. А может, это сказались усталость и пережитый стресс.

***

Валгус уступил мне свою кровать, постелив себе на диване. Юноша мог с комфортом устроиться в спальне родителей, но выбрал место, откуда мог видеть меня.

— Хочу, чтобы ты была на виду, — объяснил он.

Мне же и расстояние в несколько метров казалось огромным, хотелось быть еще ближе, чтобы в любой момент прикоснуться и удостовериться — друг по-прежнему рядом. Только разве признаешься в таком желании?

Я кивнула, послушно пошла в спальню, легла и закрыла глаза. Стоило это сделать, как в памяти вспыхнули образы: наливающийся молодой зеленью ночной лес, а в нем черный волк, не сводящий с меня обеспокоенного взгляда. И зверь казался таким настоящим, что я вскинулась и села, широко раскрыв глаза. Сердце снова сбилось с ритма — оказаться там, откуда сбежала, что может быть хуже? Только внезапно остаться одной в пустой квартире.

Я вслушалась в тишину, уловила размеренное дыхание Валгуса, стук его сердца, разглядела спокойное лицо с закрытыми глазами и перевела дух. А потом спустила ноги на пол и задумалась, что делать дальше. Мне мало было видеть Валгуса, мне требовалось чувствовать его, прикасаться. Иначе никак.

И я решилась. Встала, нервно одернула футболку, и сама — сама! — пришла к парню в кровать. Юноша лежал с закрытыми глазами, но не спал, я знала, что не спал — сердце билось часто.

— Валгус… — шепнула. — Мне страшно.

Прозвучало совсем по-детски: жалобно и жалко.

Мой приятель тут же открыл глаза, тихо вздохнул, словно смирился с чем-то, а затем подвинулся:

— Ложись.

Я, не раздумывая, нырнула под одеяло и облегченно перевела дух — теперь все хорошо, Валгус рядом, можно спокойно заснуть. Если получится.

Я прижалась к юноше и расслабленно вытянулась — в душе сразу воцарился покой. Зато сердце друга забилось чаще. И после того, как я неловко задела рукой его живот, Валгус выдохнул:

— Саша, постарайся хотя бы… поменьше двигаться.

Сначала подумала, что спать мешаю, а затем дошло, что он имел в виду, и я залилась жаром по самые кончики ушей. У меня в мыслях ничего такого не было! Просто я физически больше не могла оставаться на расстоянии! Во всяком случае — ближайшие пару дней, пока не успокоюсь.

Отодвинулась на самый краешек, только пальцы прижала к плечу, чтобы чувствовать — он никуда не делся. Валгус выдавил короткий смешок сквозь зубы, сгреб меня в объятия и прижал к себе:

— Так намного лучше. А я постараюсь держать себя в руках. Если забудусь, бей сразу в ухо, — и добавил. — Теперь — спи. А то ты похожа на приведение.

Я послушно закрыла глаза. Силы и правда закончились, уснула почти мгновенно.

Утром проснулась одна, но запаниковать не успела: услышала, как звякает посуда на кухне. Некоторое время лежала, бездумно пялясь в потолок, улыбаясь собственной безмятежности, и, конечно же, дождалась бодрого окрика:

— Саша, хватит вылеживаться! Я слышу — ты проснулась! Вставай, умывайся и за стол!

Голос у друга был совершенно счастливый, и от этого мне стало совсем хорошо.

В ванной сразу кинулась в глаза яркая зубная щетка в нарядной упаковке. Мелькнула мысль — "когда успел?", а сразу следом другая — "я и впрямь тут останусь". На этот раз она совпала с уверенностью в моей душе. Я открутила кран с холодной водой, плеснула ее в лицо и смело глянула в зеркало: девушка за стеклом казалась совершенно счастливой. Именно такой я себя и чувствовала тогда — совершенно счастливой.

Завтракали медленно, наслаждаясь теплыми булочками, которые Валгус купил в ближайшей пекарне, ароматным кофе, но, главное — каждой минутой простой домашней близости, такой доступной обычным людям.

А затем Валгус меня ошарашил:

— Допивай кофе и давай, переодевайся, а то в школу опоздаем.

Не ждала я, что так быстро все вернется на круги своя. Надеялась хотя бы один день провести просто рядом с любимым! Один на один!

Признаваться в своих желаниях не хотелось, поэтому сказала другое:

— Мне нечего надеть.

Валгус самодовольно улыбнулся:

— Напрасно ты так думаешь.

И потащил меня обратно в спальню. Там, убранной кровати, стоял знакомый баул, с которым меня обычно отряжали к бабушке.

— Когда же ты успел? — озадаченно прошептала, потянув железный язычок замка.

— Давно, — снова стал серьезным мой товарищ. — Перед тем, как отправился за тобой.

В горле словно ком встал — Валгус так верил в меня, намного больше чем я сама!

Я уронила обратно в сумку блузку, порывисто обняла друга и выдохнула:

— Спасибо!

Кажется, юноша понял, за что его поблагодарили. Ведь вещи тут были совершенно не причем.

Валгус на секунду прижал меня к себе, легко коснулся лба губами, отстранился и усмехнулся:

— Но взамен я продал душу одной маленькой чертовке, пообещав ей, что покажу тебя, как только вернешься!

Лялька!

Я рассмеялась, представив, через что пришлось пройти парню, чтобы заполучить ее согласие. Если только он не смошенничал, воспользовавшись своими способностями.

— А разве ты не…

Валгус качнул головой:

— Нет. Тебе бы это сильно не понравилось.

Я кивнула, соглашаясь. Еще как не понравилось бы!

Выйдя из квартиры мы, не сговариваясь, одновременно шагнули к лестничному пролету: лифт теперь казался крайне опасным. Опасным не своим изношенным механизмом — с поломкой мы как-нибудь справились бы — а тем, что можем оказаться на выходе лицом к лицу с нежданными гостями. Лестница в этом плане надежнее — врагов легко можно услышать или унюхать. Спустившись в темноту первого этажа, я нервно хихикнула, вспомнив мамины страхи: она жутко боялась, что вместе со мной в подъезд ворвется насильник или маньяк. Теперь человеческие монстры мне были не страшны, зато появилась новая угроза, справиться с которой не хватило бы даже невероятных сил оборотня.

— Переживаешь? — тут же спросил Валгус, тыкая в светящуюся зеленым "радиоактивную" кнопку подъездного замка. После того, как юноша это сказал, мне и впрямь стало не по себе.

— Немного, — призналась с неохотой.

Обычная человеческая жизнь за недолгое время моего отсутствия внезапно стала казаться совершенно чужой и странной.

Валгус с силой толкнул железную дверь, заставив открыться, оглянулся и протянул мне руку:

— Не бойся. Я же с тобой.

Я послушно кивнула, поймав себя на мысли, что жизнь загадочная штука. Кто бы мог подумать, что став почти вечноживущим, сильным, быстрым и опасным, как смерть зверем, я получу в довесок столько страхов, сколько не приходилось испытать за всю человеческую жизнь!

Вздохнув, сделала первый шаг из подъездного сумрака в мир людей. Мышцы сами собой напряглись, нос втянул засоренный городскими запахами воздух. Я в первый раз с тоской вспомнила другой аромат: терпкий, хвойный, с богатыми смолистыми нотами, с нежным привкусом распустившихся ландышей на языке. Затем посмотрела на счастливое лицо друга и улыбнулась — что стоит лес, раз в нем нет того, кто больше всех мне нужен?!

— Ну что, пойдем? — спросил Валгус, словно сомневаясь в моем решении. Я в ответ нервно рассмеялась, мысленно поежилась и вложила в надежную руку свою ладонь.

11 глава

По дороге в школу я поймала себя на том, что напряженно вслушиваюсь в каждый звук, ловя затаившуюся угрозу. Оцениваю встречных людей, пытаясь угадать их тайную суть, дышу так, чтобы прогнать через нос как можно больше запахов. Наверное, со стороны это выглядело странно: прохожие, наткнувшись на мой взгляд, спотыкались и старались обойти стороной, насколько позволяло место. Валгус держался спокойно, болтал о разной ерунде, пытаясь отвлечь одичавшего оборотня от боевого бдения. В конце концов, мне стало стыдно, и я взяла себя в руки.

Помогла брошенная вскользь фраза Валгуса:

— А мне Сайлова на днях звонила, спрашивала, почему школу прогуливаю. Я сказал — болею, так она пыталась напроситься в гости. Еле убедил не приходить.

Я онемела на миг. Что?! Да как она смела?!

Сильная злость заставила стиснуть зубы, о том, что мелькнуло в моих желаниях и говорить не стоит. В одну секунду все, что происходило вокруг, стало неважно.

Юноша, глядя на выражение моего лица, довольно рассмеялся, а потом серьезно сказал:

— Остынь, я пошутил. Хотел, чтобы ты пришла в себя. Хотя звонок из школы и, правда, был, но только от твоего воздыхателя. От Воронова.

Я сердито фыркнула — мне не понравился метод, который использовал мой друг. Ревность не самое приятное чувство на свете: по душе словно кошки когтями прошлись. Одно хорошо, звериная настороженность ушла, сменившись обычными человеческими обидой и недоумением.

Я искоса глянула на Валгуса. Он перехватил мой взгляд и криво улыбнулся:

— Что? Неудачная шутка? Прости, другое в голову не пришло.

Злость мгновенно утихла, и я мысленно чертыхнулась — надо же, как меня, оказывается, легко вывести из себя! Одна фраза и перед вами уже не зубастая волчица, а обычная ревнивая девчонка, которая не слышит ничего вокруг, кроме собственных глупых воплей. Вот бы Ярослав расстроился!

Я вздрогнула — мысль о наставнике застала меня врасплох, совсем как слова Валгуса.

— Ты чего? — осторожно сжал кисть парень.

Я мотнула головой:

— Так, вспомнилось кое-что.

И украдкой вздохнула. Расстаться со стаей оказывается не так-то просто. Недостаточно просто убежать.

Класс встретил нас привычным шумом, который притих лишь на мгновение, стоило шагнуть внутрь. Я вдохнула и еле сдержала гримасу отвращения — в деревенской школе запахи витали другие, там все пахли по родственному, в той или иной мере, а тут… Поспешно прошла к своему месту и едва успела усесться, как услышала за спиной:

— Привет, Саш. Ты где пропадала?

Развернулась в пол-оборота, чтобы видеть с кем говорю, и пожала плечами:

— Болела.

— А твой отчим сказал, что переехала жить в деревню, — растеряно выговорил Тенгу и тут же добавил, — но я рад, что ты передумала! Кто переводится в конце одиннадцатого класса?

Светлые, стильно выстриженные волосы парня отливали золотом на свету, и у меня мелькнула мысль — перекинься он в волка, наверняка получилась бы интересная масть. И опять мелькнуло видение заросшего папоротником леса. Отогнав его прочь, улыбнулась и снова пожала плечами. Пусть Тенгу сам додумает мой ответ.

Рядом скрипнул стул — Валгус занял свое место, одарил Гришку благожелательным взглядом, от которого одноклассник на мгновение сник и отодвинулся. Инстинкты у парня работали хорошо и Валгус ему категорически не нравился. А вот мне наш "отаку" неожиданно стал ближе. Правда, четко сформулировать свои чувства с ходу не получилось бы. Мне хотелось его… защитить что ли? Как родича, как младшего брата. От чего защитить, я толком понять не могла. Скорее всего, от участи оборотня. Валгус прав — человеком жить проще.

Я недобро прищурилась, в упор рассматривая одноклассника, обдумывая резкие слова, способные навсегда отогнать полукровку. Нельзя ему вертеться рядом! Я точно знала это. Нельзя! Иначе сам попадет под раздачу.

Память тут же услужливо подсунула лицо Ярослава: злое, с горящими глазами. Когда тот смотрел в окно вагона. Теперь эта злость стала понятна — наставник в душе клял последними словами судьбу и невозможность ее изменить. Я вынудила парня гоняться за собой и, верный закону стаи черный волк не мог ничего изменить, а ведь хотел. Наверняка хотел. И вот теперь я оказалась в схожей ситуации. Тяга Гришки ко мне могла оказаться для него фатальной. Кто знает, от чего срабатывает механизм преображения? И только ли гора Предков тому виной? Я ведь не должна была пробудить душу волка, слишком большая во мне примесь человеческой крови!

Меня передернуло от мысли, что мальчишка пройдет через ужас чужих душ. Безумны те люди, что хотят знать свою прошлую жизнь! Только пребывая в неведенье можно тешить себя верой, что это здорово и круто — помнить прошлое, затертое смертью. Я-то знаю — не здорово и не круто. Даже если жизнь не твоя.

Снова глянула на Воронова, на его сияющее радостью лицо, и чуть не оскалилась, как зверь. Чтобы отвлечься и успокоиться, схватила за руку Валгуса, передвинула к нему стул поближе и прислонилась к плечу друга. Надеюсь, такой намек Гришка поймет.

Меня тут же заключили в объятья. Я позволила себе закрыть глаза и забыть про все на свете, включая тревогу за неразумного одноклассника.

— Александрова, хочешь, угадаю, как твоя болезнь называется?

Голос Тенгу стал раздраженным и злым. Я неохотно посмотрела на мальчишку, заранее напряглась, готовясь услышать жестокую глупость, что наверняка сейчас сорвется с его губ.

— Не трудись, Воронов, — неожиданно опередил его Валгус. — Мы в курсе. Она называется — любовь.

Слова прозвучали в полной тишине, словно все специально закрыли рты именно в этот момент! Я почувствовала, как вспыхнули щеки, но отстраняться не стала. Даже наоборот, мне хотелось, чтобы каждому в классе стало ясно — я с Валгусом и это никому не изменить. Не стоит даже пытаться. Никому! Особенно… некоторым девицам.

Я бросила украдкой взгляд в сторону Сайловой, она сидела, презрительно поджав губы, и морщилась от недовольства.

— Это еще что такое?! — вывел меня из дум сердитый голос классной. — Александрова! Аллик!! Вы что себе позволяете?!

— А у них любовь, Вер Ванна, — пропел ехидный голос Сайловой с задней парты.

Я смущенно отпрянула, перехватила смеющийся взгляд Валгуса и на всякий случай уткнулась взором в парту. Странно было после всего пережитого снова чувствовать себя человеком, обычной девчонкой, которую готовы отчитать все кому не лень.

— Та-ак! — шлепнула журналом о стол учительница. — Останетесь после урока. Вдвоем.

Вокруг оживленно зашептались и захихикали. Я сама с трудом удержала смешок — все знали, о чем пойдет речь и каков будет этот разговор. Наша классная жила прошлым веком. Девичья честь, загубленная жизнь и все такое. Не мы первые, не мы последние кто попался с поличным и был оставлен для "приведения в чувство", так Вер Ванна говорила. Как будто это кому то помогло. Как будто это вообще могло помочь. Как будто Валгус и я в этом нуждались!

Сразу после школы мы решили завернуть в Лялькин детский садик — выполнить обещание Валгуса, пока есть такая возможность. Медленно брели по улице пока не уткнулись в железные прутья забора практичного зеленого цвета. Их украшал несложный узор из ромбов и кружков и большая вывеска с золотым тиснением под стеклом — Детский сад номер тридцать девять "Золотое зернышко". По мне, так эти детсадовцы больше походили не на зернышки, а на репьи: детей вывели на прогулку, и они изо всех сил проверяли на прочность игровую площадку, цепляясь гроздьями за ее выступающие детали. Я подошла поближе, пытаясь разглядеть в крутящейся вокруг беседки малышне сестру. Девочка обнаружилась в самом центре веселой толчеи. Она всегда оказывалась в центре.

— Ляля! — окликнула сестренку.

Она не услышала, зато тут же нашлись более внимательные уши. Ляльку потянули за рукав и ткнули в мою сторону пальцем:

— Смотри! К тебе пришли!

Сестренка взвизгнула:

— Саша!

И метнулась к забору.

— Как и обещал, — серьезно сказал Валгус моей малявке, и та просияла улыбкой, а потом торжественно кивнула в ответ.

— Ты за мной пришла? — с надеждой спросила сестренка и поджала губы, увидев, как я отрицательно качнула головой. — Почему?

Почему? Ну как тут объяснить?

Я вздохнула и уложилась в одно предложение: — Ляль, я больше не вернусь домой. — Лялька растерянно моргнула, скривилась, готовясь зареветь, и я торопливо зашептала: — Ты не бойся, далеко не уйду пока!

Она схватила мою ладонь, уставилась своими глазищами, пытаясь понять, насколько серьезны слова.

Я потупила взгляд, пряча набежавшие слезы, вздохнула, справляясь с эмоциями, и поправила завернувшийся воротник Лялькиной кофточки:

— Так надо, Ляль. Мне больше нельзя жить с вами. Иначе всем нам будет очень плохо!

Сестра имеет право на часть правды. Оставлять ее одну, без присмотра было очень трудно. Я привыкла оберегать Ляльку от всяких неприятностей, также как она — меня. Мы нуждались друг в друге. Раньше. Мы и сейчас друг другу необходимы, только на роль защитника я больше не гожусь. И не могу позволить сестре заботиться о ворующем ее энергию и здоровье существе.

Лялька открыла глаза еще шире — слишком редко она видела мои слезы, чтобы спокойно их принять.

Протянула руку, погладила по щеке:

— Саша, не плачь!

Прищурилась и сердито посмотрела на Валгуса, словно ждала от него чего то. Юноша в ответ на этот требовательный взгляд сказал:

— Я позабочусь о ней. А ты, Ляля, пока родителям ничего не говори, ладно? Саша хочет сама. Попозже.

И Лялька — словно это она была старшей сестрой, а не я — по-взрослому кивнула в ответ.

— Я буду недалеко! — пообещала я, больше самой себе, выпрямилась и быстро пошла прочь, не оглядываясь. Вытирая ладонями мокрое лицо. Чувствуя спиной, как сестренка смотрит вслед.

Дорога до дома прошла в тишине. На душе было муторно. Я словно часть себя потеряла. Навсегда. А ведь еще предстоит прощание с мамой! От этой мысли стало совсем нехорошо. Я не представляла с какого конца подступить к этому разговору! Зайти в бывший дом, как в гости? Написать письмо? Позвонить? А что сказать?

На мгновение мелькнула малодушная мысль обратиться за помощью Валгусу, чтобы тот внушил, что нам надо, но тут же пропала: вина за такой поступок будет давить всю оставшуюся жизнь. Мама должна знать, что ее дочь жива здорова. Да и шила в мешке не утаишь: живу-то в соседнем подъезде. Это, конечно, не деревня, чтобы помнить всех соседей. Я сама знаю только тех, кто держит собак или живет на моей площадке. Но это я… А вот жадные до сплетен бабульки, точно обратят внимание, что я выхожу из другого подъезда, да еще не одна. И полезут расспросами к маме или… к отчиму. Представляю его ответ.

Нет. Без разговора с мамой не обойтись! Но только не сегодня. Сегодня уже не смогу, просто не вынесу, закачу истерику. Да и не знаю пока, что можно сказать, а что нельзя. Ляпну в расстройстве лишнее и подведу под монастырь и маму, и себя и… Валгуса.

Вдруг на меня опять откроют охоту? Хорошо если чужаки: они станут искать именно меня, а не моих родных. А если "свои"?! Дорожка уже протоптана, и адрес известен. Обнаружат в пять минут. Одна надежда, Ярослав говорил — вольна уйти. Вот только насколько широки границы этой вольности? Вполне вероятно, что стая следит за теми, кому с ней не по пути. Я бы на их месте… приглядывала. Особенно первые несколько лет. Так, на всякий случай.

— Саша, это ты?

Удивленный, полный надежды голос прозвучал прямо над ухом, заставив мгновенно открыть глаза. Некоторое время я не решалась даже шевельнуться. Сердце колотилось так, словно я промчалась пару километров стремительным аллюром.

— Ты чего? — поднял голову Валгус, моментально почувствовав напряжение. Он еще не успел заснуть и сразу отреагировал на мое закаменевшее тело.

Я молчала, вслушиваясь в ночь, пытаясь отыскать в ее звуках, то что заставило минуту тому назад сбежать дрему. Нет, ничего необычного: все те же шорох шин по асфальту, шелест деревьев, громкое тиканье за стенкой, писк кодового замка в соседнем подъезде. Да еще шаркающие шаги под окном — кто-то навеселе возвращается с ночной прогулки. Я же искала другое: едва различимый шорох под мягкой волчьей лапой, легкое нетерпеливое поскуливание или наряженный рык перед последним прыжком. Тщетно… Ни звуков…. - вдохнула поглубже — … ни запахов. Но я ведь слышала! Только что! Меня звали! Точнее звал. Ярослав. Уж что-что, а хрипловатый голос наставника ни с чьим другим не перепутать!

Валгус все еще ждал моего ответа. Я поежилась:

— Ты ничего не слышал?

Юноша приподнялся на локте, насторожившись:

— Нет. Ничего.

Я облегченно вздохнула:

— Значит, приснилось. Прости, что разбудила.

Такой ответ Валгуса не устроил, он бесшумно поднялся и подошел к окну, всматриваясь в ночной мрак, прислушиваясь. Я вместе с ним ловила каждый звук, хотя уже поняла бессмысленность этого занятия: улица тут ни при чем. Голос прозвучал так, словно Ярослав стоял рядом со мной!

Чушь какая-то. Ерунда!

Но на всякий случай я тоже выпуталась из одеяла, бесшумно прошла к входной двери и приложила к ней ухо.

Ничего. Только зря переполошила и себя и парня.

Вернулась обратно в кровать, но ложиться не стала: села, закутавшись в мягкий плед по самые уши. Валгус примостился рядом, обнял за плечи и сказал:

— Не переживай. Всего второй день дома. Неудивительно, что тебя мучают кошмары. Нужно время, чтоб успокоиться.

Успокоиться? Разве это возможно, если вокруг все так неопределенно? Если каждое утро начинается мыслью — "еще не нашли?"

Я вздохнула, и Валгус погладил меня по щеке:

— Не накручивай себя. Не надо. Лучше скажи — твои волки могут тебя выдать?

Я покачала головой. Нет! Это невозможно! Стая разбирается сама. С теми, кто провинился. И не отдает на расправу: не так уж много нас осталось. Точнее — совсем мало. Дорог каждый волк. А тем более — волчица.

— Вот и хорошо, — улыбнулся друг. — На это я и рассчитывал! А кроме стаи никто про тебя не знает. Твою ауру я прикрою. Им даже в голову не придет, что оборотень и охотник могут быть вместе. Главное — не шуметь, не провоцировать и не выдавать себя глупыми поступками. Так что ложись спать, не мучай себя.

— А что будет потом? Когда окончим школу? — тихо задала я главный вопрос.

Валгус рассмеялся:

— О-о… за это время я разработал стратегический план, достойный самых придирчивых родителей. Мы поступим в институт, как и все. Выберем город побольше и затеряемся в нем на пять лет. Будем вести себя тихо и примерно. Этого времени должно хватить на решение главной проблемы — поиска союзников в нашем вопросе и обретение официального разрешения и статуса.

Валгус сказал это так уверенно, что все мои страхи тут же улеглись, затаились до лучшего времени глубоко в груди. В самом деле. Кому я нужна? Кроме стаи? Охотники и те убрались.

Мысль о родителях Валгуса подтолкнула меня к новой тревоге.

— Валгус, а как же тебе разрешили остаться?

На этот раз я спрашивала не о родителях, мой друг понял это.

— Ну, тебя все-таки не нашли, поэтому оставили меня. Одного. Охотник я не опытный, но встать на след могу. И вызвать подмогу, в крайнем случае.

"Охотник" — от этого слова меня в дрожь бросало. И еще кое от чего.

— Почему ты меня сразу не сдал? В сентябре?

Теперь, когда прошло столько времени, я пыталась заново разобраться с началом нашего знакомства.

Мой друг разжал объятья, ссутулился и вздохнул:

— Сам тогда каждый день задавал себе этот вопрос. Не знаю! Ты пахла как обращенная, как оборотень, а вела себя как человек. Я видел твоих сородичей. Они не способны на…. Ты должна была кинуться на меня! А вместо этого попыталась поговорить. Я не ожидал. Подумал — а кто меня торопит?

Юноша усмехнулся:

— Если честно, ты мне почти сразу понравилась. Хотя с первой же минуты заставила себя почувствовать нервным идиотом, который рвет. э… колготки девушкам. Я так разозлился — получилось, малолетка псоглавая вела себя достойнее меня! И я решил… попробовать понять — почему? Почему ты не бросаешься, не пытаешься убить меня? Вы ведь всегда так делаете. Почти все. Единицы могут терпеть наше присутствие рядом. Кстати… Не скажешь причину? Неужели нельзя контролировать звериные инстинкты?

Я растеряно моргнула и уставилась на Валгуса.

О чем он спрашивает? Он что не понимает? Он же сам говорил о памяти крови! Или у них все не так?

На лице друга нашла лишь выражение безграничного интереса и любопытства.

Не понимает. Нет.

Вздохнула, закусила губу. Могла ли я рассказать эту часть чужой тайны? Имела ли на это право? Наверное — нет, вот только…. разве можно промолчать?

И выдавила через силу, спотыкаясь через слово:

— Валгус… У нас есть обряд… он пробуждает… Ну, память крови. В каждом из нас живут… те… кто умер много лет тому назад.

Брови Валгуса поползли вверх:

— Ты знаешь, что случилось с твоими предками много веков назад? Удивительно. Как это необыкновенно! Только все равно не объясняет вашу ненависть к нам.

Он не понял, о чем я толкую.

Мне стало зябко.

Стало быть, парень попросту не знает, кем стала его подружка! Не понимает, насколько я была опасна для него! Если признаться честно самой себе — и сейчас угроза до конца не миновала, ведь память мне никто не подтер. Те, кто ее заполнил, никуда не делись, они по-прежнему в душе. Что произойдет, если контроль ослабнет?!

Этот вопрос можно было не задавать — картинка нарисовалась сразу: тело среагирует на опасность мгновенно, приняв волчью ипостась. Обзаведется клыками, обрастет шерстью. Валгуса надо предупредить! Даже если это будет стоить мне его любви.

Я сглотнула и вынесла сама себе приговор:

— Валгус. Не просто знаю. Я это прожила и почувствовала. Все самое яркое, что случилось в их жизнях. Любовь, ненависть, смерть. Ты помнишь, как чаще всего умирал мой народ триста лет тому назад? А кто убивал твой?

Юноша побледнел:

— Не может быть!

Я ждала, когда он до конца осознает мои слова и отодвинется подальше. Внутри все онемело, как от заморозки.

— Бедная девочка, — привлек меня к себе юноша, поцеловал в волосы. — Неудивительно, что тебе кошмары снятся. Как же ты с этим справилась?

Что я могла сказать в ответ? Ничего. Просто прижалась крепче и закрыла глаза.

Вспоминать чего мне это стоило, не хотелось. Да и не была я уверена, что до конца удалось. Иначе не мерещились бы ночами голоса.

— Ложись, я еще немного посижу, покараулю, — приказал юноша и подошел к окну.

Я замотала головой, не соглашаясь:

— Нет. Хочу, чтобы ты был рядом.

— Ты держишь меня за святого, — вздохнул мой приятель. — Подожди, я принесу второе одеяло.

Я отвлеклась от невеселых дум и почувствовала, как краснею. Меня здорово смущало, что никак не могу заставить себя уйти в другую комнату. И если в первый день этому было достойное объяснение, то сегодня оно уже почти не годилось. А самое главное… кажется, дело было совсем не в страхе. Точнее — не только в нем.

Да нет же! Мне вполне достаточно поцелуев и объятий. Или нет?..

Совсем я запуталась в том, чего хочу.

Между тем вернулся Валгус, посмотрел на меня и весело хмыкнул:

— У тебя такое озадаченное лицо! Над чем так сильно задумалась?

Я смутилась:

— Может мне и правда стоит лечь отдельно?

Юноша медленно покачал головой:

— Нет. Ты права — я должен быть рядом. Я тоже это чувствую, так что не будем искушать судьбу, — тут Валгус усмехнулся: — Обойдемся отдельными одеялами.

Громкий вздох облегчения, который я не сумела сдержать, заставил нас обоих рассмеяться. Удивительно странные ощущения принесла с собой новая жизнь. К ним необходимо было привыкнуть. Притом не мне одной.

12 глава

Было так непривычно. Так странно. И так естественно. Просыпаться рядом, идти в школу, сидеть на уроках, словно мы обычные школьники, а потом возвращаться домой.

Готовиться к экзаменам, учить уроки, планировать, как проведем выпускной, куда разошлем документы. Мы словно играли. По выдуманным нами самими правилам.

Мне все эти хлопоты казались ненужной шелухой, которую унесет первый же порыв ветра, но я старалась. Старалась не подавать вида и жить каждой минутой. На всякий случай, мало ли что.

Валгус, в отличие от меня, держался так, словно все что происходит — в порядке вещей. И только иногда, когда думал, что я на него не смотрю, губы сжимались в упрямую линию, а взгляд устремлялся в "никуда". Больше мой друг ничем своей тревоги не выдавал. Только я все равно чувствовала, когда его мучили сомнения. Уж не знаю, как это получалось. Наверное, волчий нюх подсказывал.

Правда "гладкая" жизнь тянулась недолго, скоро возникли первые трудности. Но совсем не те, к которым я себя готовила. Самым сложным из того, что ждало меня в мире людей, оказался запрет обращения в волка. И дело не в тоске по второму "я". Если бы только это… Уже через пару дней кости стало корежить ломотой. Словно они противились существующей форме и обладали собственной волей. Две недели вольной жизни, когда я чуть ли не целыми днями проводила в звериной шкуре, сделали свое дело: меня звало волчье тело. Даже близость Валгуса не помогала. Точнее помогала — без него я сбежала бы в парк на третий день мучений — но до конца избавить от боли не могла. Я старалась освободиться от навязчивого желания, держалась, сколько могла. Причины для этого были более чем существенные. В теле зверя аура волка сильней и заметнее для чужаков. В теле зверя моя аура заметнее не только для чужаков, но и для стаи. Для тех, кто умеет и знает, как искать.

Я не имела права рисковать. Ради нашего благополучия и безопасности необходимо оставаться человеком! Однако волчья кровь бунтовала против воли хозяйки — на пятый день меня начал бить озноб. Как при лихорадке. Хотела скрыть свою слабость — не удалось. Из меня неважная актриса, да и трясло по-настоящему: температура скакала от тридцати пяти до сорока. Валгус здорово испугался, хотел вызвать врача. Пришлось объяснить, что к чему. На следующий день парень потащил меня за город.

— Перекидывайся! — велел он, стоило нам добраться до леса.

Я покачала головой, сопротивляясь желанию:

— Нас найдут!

Юноша погладил меня по щеке:

— Не переживай. Не найдут.

— Ты сказал — мы должны вести себя осмотрительно, — попыталась я воззвать к разуму друга. — А стать волком сейчас — опасно!

Теперь уже Валгус качал головой:

— Будет хуже, если ты исчерпаешь свой предел и не сможешь контролировать тело. Изменишься на чужих глазах!

Я вздрогнула, представив себе эту картину, попробовала прислушаться к себе — возможно ли такое вообще? И через секунду поняла — возможно. Не знаю, как получалось оставаться людьми у тех, кто, приняв тело оборотня, потом от него отказался, но я на такой подвиг способна не была. Сейчас, во всяком случае. Жизнь среди стаи сделала меня зависимой от волчьего "я". Раньше получалось месяцами обходиться, жить человеком, испытывая лишь легкий дискомфорт, теперь, не прошло и недели, а я уже чувствовала себя погасшей, слабой, почти… умирающей? Да, наверное, так. Самое подходящее слово.

Валгус привлек меня к себе, обнял, зашептал, щекоча дыханием кожу на виске:

— Дичок, тебе не обойтись без трансформации! Не тяни время. Все будет нормально. Никто ничего не узнает.

Я с трудом проглотила комок в горле, справляясь с дрожью удовольствия, и сдалась. Зашла в заросли кустов, разделась, закинула вещи в пакет и разрешила себе стать зверем. Мышцы на мгновение свело судорогой, а потом возникло такое чувство… словно… словно я после долгого сидения в тесной коробке, наконец, смогла вытянуться во весь рост.

Боже мой, какое наслаждение!

Втянула запахи леса и встряхнулась, позволила шерсти распушиться, а потом, подхватив в зубы пакет, выскочила навстречу Валгусу.

Наверное, вид у меня был довольный, юноша рассмеялся:

— Ну вот, а ты не хотела!

Тут же отобрал мою ношу и позвал:

— Пойдем, тут есть одно классное местечко.

Я на секунду задумалась — интересно насколько совпадают наши с Валгусом вкусы? Этот лес давно выучен назубок. И если хоть что-то понимаю в красоте, то сейчас мы отправимся в сосновый бор, на берег реки.

Угадала. Этот вечер мы провели именно там, где мне больше всего нравилось — на крутом берегу, откуда открывался потрясающий вид на реку. Валгус устроился прямо на земле, привалившись спиной к сосне. Я положила ему голову на колени и закрыла глаза, наслаждаясь близостью и покоем. Мелькнула и пропала мысль побегать от души — пока мы не могли себе этого позволить. Да и не хотели… если честно. Просто сидеть казалось лучше. Не могу объяснить чем. Наверное, мы оба боялись, что тишина и покой ненадолго. Что потом у нас уже не будет таких минут. Такой возможности.

Валгус гладил меня по шерсти. Его и правда совсем не смущала волчья ипостась. И не пугала. Хотела бы я тоже самое сказать о себе. Звериный нос острее, и запах парня нет-нет, а будоражил память души. Заставлял подниматься шерсть на загривке. Когда вдыхала слишком глубоко. Когда задумывалась о прошлом. И в то же самое время, он оставался самым лучшим и самым родным.

Если бы души умерших имели голос, они выли бы днями и ночами напролет: "одумайся, ты любишь врага своего народа!" В законах стаи за это даже наказания нет. Волки просто представить себе не могли, что такая любовь возможна.

Что сделает стая, когда узнает?

Я не могла дать ответ на этот вопрос. И не могла заменить слово "когда" на слово "если", хотя очень хотелось. Только чего зря себя обманывать? Обязательно узнает. Самое большое, на что можно надеяться — отсрочить этот момент, как планирует Валгус.

Я подняла взгляд на друга и вздохнула — какое счастье даже просто находиться рядом.

Юноша в ответ улыбнулся:

— Дичок.

Длинные пальцы нежно почесали за ухом. Я тут же закрыла глаза от удовольствия.

— Правда, тут хорошо?

Голос Валгуса прозвучал немного неуверенно, словно юноша сомневался в своих словах и ждал от меня подтверждения. Я растянула губы в улыбке и пару раз махнула хвостом, сметая в сторону опавшие иголки — с тобой везде хорошо! Жалко вслух этого сказать сейчас не получится. Мне бы хотелось.

Мы сидели долго, очень долго, пока солнце не закатилось за холмы. Валгус молчал и, судя по серьезному лицу, что-то обдумывал. Что-то определенно невеселое. Наверное, возможные варианты нашего будущего, уж больно мрачным был взгляд друга. Я же запретила себе размышлять сегодня на эту тему. Попыталась, во всяком случае. И без того месяц напряженный. Самый опасный из всех — нас слишком легко сейчас найти. При желании.

И все-таки жалко, что нельзя побегать. Ночной лес так хорош! Если бы Валгус тоже стал волком, мы бы вдвоем могли насладиться его темнотой.

Это желание выудило из памяти образ серебристо-белого зверя, и меня пробила дрожь — нет, пожалуй, к повторной встрече я пока не готова. В белом волке не было ничего от моего любимого, зато слишком много от остальных… тех которые… которых мы…

И снова перед глазами всплыли кровавые схватки минувших войн.

Я резко вскочила, чтобы отвлечься от воспоминаний, встретилась взглядом с другом и отвела глаза — не хотелось, чтобы он хоть на миг увидел в них отблеск чужой вражды.

Валгус сначала насторожился: — Что? — А потом сгреб меня в охапку, зарылся лицом в шерсть и выдохнул: — Моя! Никому не отдам!

Меня испугала обреченная горечь в словах друга, я коротко взвизгнула и лизнула его в лицо. А потом перекинулась. Само получилось. Не специально, просто эмоции захлестнули разум, и я потеряла контроль над собой. Отчаянное "моя" сработало как заклинание — захотелось быть рядом с любимым девушкой. Не зверем, нет.

Сначала мы оба растерялись, уж слишком неожиданно все случилось. А потом… потом..

— Саша… — простонал сквозь зубы Валгус и впился поцелуем в губы.

Я почувствовала руки на голой спине и то, как юношу трясет от возбуждения. Я и сама себя уже… плохо контролировала. Совсем обезумела от любви. Утратила контроль и над чувствами, и над разумом, и над желаньями. От страха потерять. Снова — потерять.

Валгус очнулся первым: разжал объятья, откинулся назад, уперся затылком в ствол дерева и выдохнул:

— Нет! Подожди. Не сейчас!

Вопрос "почему?" задавать не стала. Мой друг и на этот раз прав — не место и не время. Слезла с колен, позволила себе снова стать зверем — в волчьей шкуре хотя бы не краснеешь. Мне было в тот момент жутко не по себе. По идее это я должна была сказать "нет". Села рядом, мрачнея с каждой секундой и ругая себя почем зря. В последнее время совсем дурная стала. Что он теперь подумает обо мне?!

Валгус снова притянул меня к себе, шепнул в самое ухо: — Нам придется немного потерпеть. Так надо для тебя. — И добавил, невесело усмехнувшись: — Прости, что переполошил. Просто на миг представил, что тебя снова заберут.

Я заскулила и уткнулась носом в плечо друга, подумав — тоже никому не отдам и никогда.

Домой возвращались задумавшись. Я брела, понурив голову, решая про себя вопрос как быть дальше. После представления в лесу, на душе было неуютно. Сколько можно выставлять себя бог знает кем? Разве я такая? Какая "такая" объяснить даже самой себе не получалось.

Обратившись в человека, оделась быстро, а потом минут пять мялась в кустах, не решаясь выйти. Пока не услышала шаги — Валгус забеспокоился и пришел. Обнял, прижал к себе, поцеловал в макушку и сказал:

— Домой пора. Завтра в школу не встанем.

Я чуть не заорала "Да сдалась она, эта школа!". Хорошо вовремя опомнилась.

Пока шли к дому, решила попробовать сделать то, что давно следовало. Поэтому еще до того, как залезть под душ, разобрала кровать в спальне — так будет лучше. Не к чему потакать своим страхам. Пора вырасти из них.

Валгус, глядя на мою суету, покачал головой:

— Дичок, не надо!

Я в ответ только коротко глянула и отвела глаза. Сказать было нечего. Может, и зря. Может, и не надо, а только как же иначе?

— Саша! Саша!!

Открыла глаза, повинуясь зову и не нашла свое тело. Словно я зависла в пустоте. Словно сама стала этой пустотой! Я занимала самую малую ее часть, крошечную точку, которая неторопливо плыла вперед среди цветных пятен. Черных, темно-зеленых, бордовых. Меня несло на зов потоком воздуха, словно легкую пылинку. Я не могла сопротивляться, да мне и в голову не пришло бы! Зачем?

И в то же время я чувствовала — должна что-то сделать. Ради собственного спокойствия. Ради того, кто рисковал рядом со мной.

Впереди всплыло мерцающее пятно. Оно ширилось во все стороны и играло множеством красок — ярких, светящихся. Меня тянуло именно к нему. Мне хотелось с ним слиться. Стать его частью. Еще один огоньком.

— Саша? Это ты?!

Теперь голос звучал весело, он предвкушал нашу встречу. Радовался ей.

Ярослав… Ярослав?!

Нет… Нет!

Я подскочила на месте. Села и чуть не завыла с тоски — снова этот сон! Кожу на руке слегка покалывало, я провела по ней пальцами и не удержалась от всхлипа — волосы стали длиннее и грубее, грозя обернуться шерстью. Не может быть! Я что — теряю над собой контроль?!

Чтобы не застонать в полный голос, прихватила зубами ладонь. Руки дрожали и тряслись как в лихорадке. На губах стало солоно — я прокусила кожу до крови.

— Дичок? — Валгус подошел к кровати, в его глазах отразилось мое испуганное лицо.

Юноша тут же схватил меня за руку и охнул: — Кровь?! Ну как же ты так? — Потом подхватил меня на руки и потащил на диван, бормоча сквозь зубы. — Упрямая! Сказал же — надо быть рядом! Почему не послушалась? Ну, скажи — почему?

Я молчала.

Что можно сказать? "Не хочу быть обузой"?

Поздно переживать.

"Боюсь за себя"? За то, на что способна?

Так ведь… не этого боюсь. А признаться в страхе, выглядеть слишком… доступной — глупо.

В итоге промолчала — не смогла найти нужных слов. Да Валгус и не спрашивал. Просто укутал меня одеялом, обнял и гладил по спине, пока я не успокоилась и не заснула.

К утру от укуса остались лишь светлые пятна, памятка о ночном кошмаре. К вечеру пропадут и они.

Валгус, когда мы проснулись, долго разглядывал руку, а потом тихо спросил:

— Саша, скажи, что тебя так испугало?

Я ждала этого вопроса, ведь ночью его не задали.

— Кошмар приснился.

В подробности сна вдаваться не стала. Мне хотелось обдумать его самой. Что-то было не так с этим делом. Словно это совсем не сон. Или — сон, но только… Нет. Не знаю! Не получалось понять что это такое. И Валгусу рассказать не могла. Что-то внутри не пускало. Поэтому я соврала. В первый раз соврала.

— Мама приснилась. Наш с ней разговор.

Парень нахмурился и вздохнул:

— Без него не обойтись. К тому же… последний звонок через два дня. Неужели ты хочешь лишить ее этого праздника?

Нет. Я не хотела. Просто не представляла, как и о чем говорить. Но мой парень прав — больше откладывать нельзя.

— Ты… Ты пойдешь со мной?

Валгус кивнул: — Конечно. — Помолчал немного и тихо добавил. — И помогу, если потребуется. Если захочешь.

Я вздрогнула, но отказываться не стала. Не могла представить себе, как можно выпутаться из ситуации без способностей друга. Но и как попрошу подействовать на маму, тоже представить не могла. Сейчас, во всяком случае.

— Сегодня вечером, да? Вопрос получился неуверенным.

Валгус погладил меня по плечу: — Лучше сегодня. Ничего, Дичок, потом станет легче. — Улыбнулся, — И кошмары сниться перестанут.

Я покраснела. От стыда. От чувства вины. От того, что не могла рассказать правду. Ну не могла и все!

Мама смотрела на меня с Валгусом больным, измученным взглядом, и я обругала себя, что тянула столько времени. Дура! Эгоистка! Как я могла?!

Выдохнула:

— Мама…

Жалко и виновато. А мама всхлипнула и замотала головой, справляясь с рыданиями:

— Подожди! — Потом улыбнулась и сквозь слезы шепотом, совсем не к месту: — Саша, ты так похожа на отца.

Я вздрогнула — таких слов совсем не ждала, вся придуманная речь вылетела из головы в один момент. Оглянулась с тоской на Валгуса, в поиске поддержки. Юноша придвинулся ближе и сунул маме в руки носовой платок.

Та закивала: — Спасибо. — Всхлипнула, промокнула глаза, попробовала улыбнуться и нервно засмеялась. — Саша, все так странно….. Словно сон! Это и, правда, ты? — нахмурилась, скомкала платок: — Ты… ты… куда-то… уезжала?

Выговорила, запинаясь, не доверяя памяти. Мне стало больно за маму. И тревожно.

Валгус взял меня за руку, наклонился к уху и прошептал:

— Мне пришлось.

Голос у парня был виноватым. Только зря он беспокоился — я все понимала. Иначе было нельзя — не оставалось выбора. Мой друг сделал это для меня. А я должна собраться, вспомнить, что хотела сказать, объяснить ситуацию.

Мама меня опередила, потянулась ко мне, обняла и снова заплакала:

— Не уходи! Я сделаю так, чтобы тебе было хорошо. Поговорю с Владом!

Она чувствовала. Нет, она знала, что я ухожу. Только причину не смогла угадать. Или может — ей подсказали именно на эту причину? Указали? Как на самую вероятную. Самую простую. Которая все объясняла.

— Мама, я… не могу по-другому…

Она отстранилась и вздохнула:

— Ты совсем как отец. Совсем. Не уговорить — упрямая. Только как же тебя отпустить, такую маленькую? Как ты будешь совсем одна?

Я не стала напоминать, как она ждала моего отъезда — прошлые обиды давно стали неважными и смешными. Не стоящими ее и моих слез.

А мама посмотрела в мое окаменевшее лицо и всхлипнула:

— Ты прости меня, ребенок, за все!

Как она винится, я видеть не могла, обняла ее и сама не смогла удержать слезы:

— Мама, не надо! Ну не надо! Пожалуйся! Это ты меня прости…

Потом вспомнила — я не должна, даже близко не должна подходить!

Отшатнулась, кинулась к Валгусу, прижалась лицом к его груди. Юноша тотчас обнял меня за плечи и погладил по голове, как маленькую, а потом сказал. Не мне сказал — маме.

— Я позабочусь о ней. С Сашей все будет хорошо.

Не просто сказал — я почувствовала спокойную волну, исходящую от парня. Взгляд у мамы стал немного сонный.

— Она поживет у моих родных. Недалеко. Пока идут экзамены. Вы ведь понимаете — ей нельзя волноваться, а дома не получается. Из-за Влада. Характеры у них слишком сложные, у обоих.

Мама кивнула. Валгус выбрал правильные слова — она и сама так думала. Да и не получилось бы ей сопротивляться силе внушения, исходящей от моего друга.

Мы уже были на пороге, когда мама всплеснула руками:

— Саша! Чуть не забыла, тут тебе письмо пришло.

Она полезла в верхний ящик кухонного гарнитура. Мои глаза сами сощурились от злости — туда мама клала вещи, если хотела спрятать их от Влада. На кухне отчим только ел. Подзабытая ненависть снова дала о себе знать. Правда, теперь не ярко, а так… словно по привычке. Я привыкла Его не любить. И Онзаслуживал подобное чувство.

Мама достала серый плотный полиэтиленовый пакет, исчерканный крупным почерком, и протянула мне:

— Вот, держи.

Я ухватилась конверт, а затем не удержалась и все-таки обняла свою маму. На короткий миг. Последний раз. Ну… во всяком случае, я себе пообещала, что в последний.

А потом отстранилась и вышла в подъезд. Там глянула на адрес и почувствовала, как похолодели пальцы — на письме отпечатался штамп Иваново-Подгуляевской почты!

Я быстро ощупала конверт, раздумывая — вскрывать, не вскрывать — и решила потерпеть до дома друга. Мы спустились на пару этажей, и я передумала — кто знает, что там внутри? Не к чему тащить в дом такие сюрпризы.

Остановилась, посмотрела на Валгуса и сказала:

— Открою. Это от них.

Юноша помрачнел и напрягся, посмотрел на конверт, словно там скрывалась ядовитая змея, но возражать не стал. Мы оба знали, чтобы там ни лежало, оно не причинит мне вреда — стая этого не допустит. Но и пользу вряд и принесет — у меня с сородичами разные взгляды на то, что мне нужно. Разорвала конверт затвердевшими когтями. В нем лежала книжка. Старая. В потрепанной мягкой обложке. Со скрепленными степлером страницами. Контейнер, для чего-то внутри.

Мы с Валгусом переглянулись, а затем я разодрала бумагу. Из книги на раскрытую ладонь выскользнул… мой медальон! Он остался в доме Ярослава. Я сняла его, когда отправилась на поиски Майи.

Я тихонько перевела дух — слава Богу, всего лишь медальон! В душе шевельнулась признательность к черному волку — он по-прежнему заботился о глупой беглянке. Не поленился вернуть оставленную вещь, хотя, по большому счету, я больше не имела на нее прав. Улыбнулась и повесила на шею серебряную цепь — все-таки хорошо, что он снова со мной!

Перехватила любопытный взгляд Валгуса:

— Саш, что это?

— Бабушкино наследство.

Юноша не стал трогать медальон. Даже заложил руки за спину, когда нагнулся, чтобы рассмотреть получше. И правильно. Я бы сама не разрешила. Это украшение… оно иной раз словно… живое. Теплое. И оно принадлежит моему роду много веков. Кто знает, что произойдет, окажись оно в руках кровного врага? Может в нем… "тревожная кнопка" вмонтирована?

Эта мысль меня встревожила, и я, дождавшись, когда Валгус отодвинется, содрала цепь с шеи, сунула ее в карман.

Мне показалось — юноша облегченно вздохнул, когда я сняла украшение. И мне почему-то подумалось, что нелюбовь у серебряного волка и Валгуса взаимна. Глупость, конечно. Разве вещи могут любить или не любить? Но на всякий случай решила упрятать медальон поглубже в сумку и пока не надевать.

13 глава

Утро двадцать пятого мая вышло раннее. Пришлось подняться ни свет — ни заря, чтобы прийти в школу во всей красе. Сегодня одноклассницы будут с локонами, в бантах, а кое-кто даже в белых гольфах. Я бигуди крутить не стала — не мое. Не по мне эти пуделиные завитушки.

Выбравшись из душа, скрутила волосы в гладкий узел, пройдясь по влажным волосам зубной щеткой смоченной в лаке. Получилось… немного агрессивно, но мне шло. Правда, в выражении лица проявилось что-то хищное. От моего второго "я".

Закончив с прической, прищурилась, поджала губы, повертела головой, позволив себе немного пококетничать с зеркалом, и только потом вышла. Валгус уже успел одеться и сидел с чашкой кофе в руках. Вторая дожидалась меня, паря ароматным дымком.

Мой друг выглядел таким серьезным и задумчивым, что захотелось его немного растормошить, заставить расслабиться. Не знаю, что на меня нашло. Наверное, устала переживать и бояться.

Я расстегнула на блузке еще одну пуговицу, слегка прикусила губы, чтобы покраснели и мягко пошла на кухню, улыбаясь и не сводя с юноши глаз. Валгус услышал мой шаги, оторвал взгляд от экрана телевизора и замер, слегка приоткрыв от удивления рот. А потом хитро усмехнулся и в одно мгновение оказался рядом, словно и не сидел за столом. Пару секунд мы просто стояли друг напротив друга и улыбались одинаковыми улыбками — хищными, насмешливыми, выжидающими. А потом одновременно расхохотались.

— Так вот ты какая! — наконец сказал Валгус и провел пальцами по моей щеке.

Я прищурилась:

— Какая?

— Красивая и опасная, — серьезно ответил мой приятель.

В его устах даже слово "опасная" звучало как комплимент. В другое время я, наверное, огорчилась бы такой характеристике, но не теперь. Мой друг прав — такая и есть. И он тоже такой. Мы ночные охотники. И тверди хоть миллион раз на дню, что ты человек, ничего не изменится — факты говорят сами за себя. Всего сто лет тому назад меня наверняка назвали бы демоном. И Валгуса тоже, хотя в его племени от людей больше.

Ну и пусть!

— Ха, — хмыкнула я и грозно прошипела: — Боишься?

Валгус удивленно моргнул, а потом рассмеялся, обнял и прошептал на ухо:

— Очень! — Не успела я сама испугаться, как он добавил: — За тебя.

И поцеловал.

Мои глаза закрылись сами собой, отключая сознание от существующего мира. И почему у меня такая реакция?!

На этот раз первой оторвалась я, с большим трудом вернув себя в реальность. Нашла силы отстраниться и сказать:

— Пора. А то опоздаем.

— Ну и пусть, — пробормотал Валгус, зажав мое лицо в ладонях и не давая ускользнуть.

Я нервно хихикнула. Затянувшийся поцелуй грозил интересным, но немного пугающим продолжением. Валгус расслышал в смешке легкую панику и вздохнул:

— Ты права. Пойдем.

Мы еще успели заскочить на базарчик за цветами — традиции, куда мы от них? — и в восемь тридцать влились в толпу выпускников, скопившихся у порога школы.

Последний звонок вышел таким, как я ожидала — сентиментальным, словно дешевый телесериал. Девчонки обливались слезами, и только я стояла как столб, не в силах выдавить из себя хотя бы намек на сожаление. Ну не печалило меня расставание со школой! Да и не могло. Друзей там у меня, кроме Валгуса, нет. А с ним мы ни в коем случае не разлучимся.

Я наткнулась на внимательный взгляд Тенгу и поморщилась — почти нет. Хотя, какой это друг? Так, братишка. Которому лучше держаться от меня в стороне. Пришлось ответный взгляд сделать жестким и ледяным, насколько это возможно. У Гришки заалели кончики ушей, парень недовольно тряхнул челкой и отвернулся, делая вид, что ему все равно.

Я снова вздохнула и посмотрела поверх украшенных белыми бантами голов одноклассниц — ну когда все закончится?! Валгус, посмеиваясь над моим нетерпением, выудил из своего букета маленькую белую розу, отсек ногтями ее бутон и заправил мне в волосы, прошептав:

— Меж призраков любви блуждал мой взор,
Ты снилась мне в любой из Евиных сестер
Очнулись наши души лишь теперь[9](с)…

Я покраснела — на душе стало очень хорошо. Поэта угадать не получилось, но стихи были классные. Да окажись они хоть типа "кровь — любовь — морковь" все равно осталась бы довольной. Потому, что читал их Валгус. Потому, что читал он их мне.

Правда, удовольствие немного подпортил напряженный взгляд в спину. Я даже оглянулась, пытаясь понять, кто виноват в моем беспокойстве. Куда там… Разве можно что разглядеть в плотной толпе родителей?

— Ты чего вертишься? — спросил мой приятель, — Не нравится?

— Ну что ты! — поспешно открестилась я и потянулась губами к подбородку друга. — Очень нравится. Просто показалось, меня кто-то позвал.

— Может, твоя мама?

Я снова оглянулась, присмотрелась и выхватила из толпы ее заплаканное лицо. Сегодня почти у всех мамочек глаза на мокром месте. Словно нас из классов на арену выпускали… в роли гладиаторов. Без оружия и против львов.

Наверное, и правда, она… Вон, перехватила мой взгляд и машет рукой. Я кивнула, отвернулась и прижалась к плечу друга.

— Ребята! Ребята! Все посмотрели на меня!

Перед рядами выпускников метался фотограф. Он беспрестанно клацал затвором, ловя интересные кадры. Замер перед нашим классом, сначала щелкнул пальцами, привлекая внимание, потом — кнопкой фотоаппарата, увековечив наши лица.

Я тихо проворчала:

— Бесплатное шоу, а мы в качестве дрессированных медведей.

Валгус рассмеялся, а я облегченно вздохнула — за дверями школы послышался звонок.

Наконец-то!

— Сбежим? — шепнул мне на ухо Валгус. Видно посчитал, что мое терпение на исходе. Я помотала головой:

— Останемся. Пусть. Все-таки в последний раз.

Тут я немного слукавила. Не только последний день стал причиной. И даже — совсем не он. Мне, вроде как, было приятно стоять в толпе. Не смущали даже резкие запахи. Особенно хорошо становилось, когда меня касался кто-то из людей. Хотелось прильнуть к человеку еще ближе. Я быстро сообразила, что к чему — меня заполняла энергия.

Последние два вечера я провела в волчьей шкуре, и сейчас тело восполняло потраченный ресурс. За счет людей. За счет их жизненной силы. И самое грустное — я ничего не могла сделать. Это ведь даже не как перестать дышать… Нет, это все равно, что пытаться остановить сердце. Говорят йоги и такое могут, вот только я точно не йог.

Настроение сначала ухудшилось, и я помрачнела, а потом решила — лучше так, ото всех понемногу, чем от одного-двух за один раз!

Повернулась к Валгусу и шепнула:

— Ты всегда приходишь за этим в толпу?

Юноша понял мой вопрос.

— Да. Так проще. Сгодится любая тусовка — ночной клуб, кино и даже митинг.

И снова на миг стало противно. Это как… как… воровство! Так словно я… комар. Или еще что-нибудь похуже.

Я все и больше и больше понимала отца и бабушку — уж лучше обычная короткая жизнь, чем вот это… Жалко часы обратно запустить нельзя — не изобрели еще машины времени. А если бы изобрели? Согласилась бы я нажать на кнопочку?

Я покосилась на юношу и крепче вцепилась в его ладонь — ни за что! Нет, не согласилась бы! Иначе наши дорожки разошлись бы в разные стороны, а точнее — никогда бы не пересеклись. А на это я согласия не дам. Никогда. Даже если пообещают, что память сотрется, и я не буду помнить Валгуса. Нет — не согласна! При всем, что я испытала за последнее время, и даже с учетом того, что еще предстоит впереди, он перевешивал всю мою спокойную жизнь.

И все-таки… может, есть другой способ?

— А больше ничем это заменить нельзя?

Валгус напрягся на мгновение, потом вздохнул:

— Можно. Но замена много хуже, поверь.

Я поежилась и дальше спрашивать не стала. Если выбор в худшую сторону, о нем лучше не знать совсем.

Вечером мы снова ушли в парк. Только теперь я не перекидывалась в волка — сегодня слишком много народу выбрало наш лесок для прогулок. Можно, конечно, было измениться и удрать подальше, куда праздные гуляки не доберутся, но… к чему? При желании я и в толпе способна чувствовать себя как в пустыне. Главное — забыть, что рядом еще кто-то есть. Кроме того, кто мне нужен.

Мы бродили по лесу и обсуждали важный вопрос — наше поступление. Мы уже давно все решили. Валгусу было все равно куда идти, лишь бы со мной. А я… А мне… Мне очень хотелось, безумно хотелось, как-то оправдать свое существование. С того самого момента, когда узнала за счет кого становлюсь волком.

Ну не могла я только брать, брать и брать! Несмотря ни на что, я чувствовала себя человеком. По-прежнему — человеком. Пусть не всегда, но все-таки….

Наверное, это смешно. Даже Валгус не до конца понимал мои терзания. Юноша всегда знал, кто он такой и принимал существующее положение дел как должное. У меня так не получалось. Пока не получалось. И поэтому… именно поэтому, я хотела поделиться с миром людей, чем могу. Ну, хоть чем-то!

Первый выбор — стать врачом-биохимиком. Мой нос чувствительнее человеческого. Моя интуиция и волчий дар видят многое сокрытое от людей. Порой видят лучше, чем современные приборы. У меня даже мелькнула мысль выучиться на обычного врача, но я от нее отказалась — здоровые люди по больницам не ходят. Мое "воровство" в критический момент может стать для кого-то приговором. Пусть уж лучше биохимик. На расстоянии тоже можно помогать.

Но буквально на днях меня осенило — есть еще одна профессия, где я сильно пригожусь!

О ней и завела разговор с Валгусом. Но мой друг неожиданно нахмурился:

— Дичок, поверь, эта дорога не для тебя.

Я хотела возразить, но Валгус отрезал:

— А ты представь себя один на один с убийцей-маньяком в кабинете. Или — при встрече с ним на улице. Когда из всех доказательств, только твой чуткий нос. Ты сумеешь удержаться в человеческом теле?

Конечно, я уверенно ответила "Да!".

Юноша только покачал головой:

— А если перед этим побываешь там, где он убил ребенка? И увидишь искореженный маньяком труп?

Тут слова возражения завязли сами собой.

Не смогла бы. Ни за что не смогла бы. Учуяв, вцепилась бы в глотку и рвала до тех пор, пока не издох. Я это точно знала. Даже при одной мысли о встрече с таким поддонком кожа становилась шершавой, готовясь покрыться шерстью.

Валгус грустно улыбнулся:

— Это еще самая простая ситуация. Запомни, везде, где есть насилие, это не для тебя. И не для меня. Ни для кого из наших народов. Остаться в стороне будет очень сложно. На такое только драконы способны. Мы — нет. Мы обязательно влезем в драку. Готовность ударить в ответ у нас с тобой в крови.

Это он точно заметил. Мне пришлось в очередной раз согласиться с другом. Он вообще очень часто был прав.

— Валгус, насколько ты старше меня? — вопрос вырвался сам собой. Я не думала его задавать.

Валгус удивился:

— Чего это ты вспомнила? — Потом озорно усмехнулся: — Старым кажусь?

Я рассмеялась — вот уж это не про него! И еще долго не про меня. Преображение случилось рано и притормозило взросление. Надолго притормозило — Ярославу уже за шестьдесят, а выглядит он не старше двадцати. А мой наставник перекинулся в семнадцать с половиной.

Поймав себя на мысли, что по-прежнему считаю черного волка наставником, я прикусила с досады губу.

Юноша, увидев мою гримасу, тут же улыбнулся:

— Не переживай. Я старше на десять лет. Для наших рас это мелочь. Можно сказать, мы почти одногодки… будем… когда ты немного повзрослеешь.

Я облегченно перевела дух — десять лет это совсем не страшно. Даже по человеческим меркам.

— А зачем тебе школа? Ты ведь наверняка ее уже успел закончить?

— Конечно. Закрытую, для таких как я. И университет. Я пришел в твою по работе. Совет подозревал, что оборотень молодой. Совсем молодой. — Валгус поцеловал мою ладонь, улыбнулся и вздохнул: — И глупый…. Для начала решили остановиться на ближайшей школе. Мне проще было придумать легенду, которая позволила бы без подозрений проверить всех подростков. И если бы я не встретил тебя, то через месяц ушел бы. В другую школу.

Понятно. Все просто. А я хороша — даже мысли не мелькнуло о том, что бродить в шкуре волка лучше подальше от дома. О последствиях я тогда не задумывалась совсем. Да и сейчас не слишком часто.

Правильно меня Валгус дурочкой называет. Я такая и есть. Надо только добавить слово "везучая". Вместе со словом "пока".

Экзамены пролетели быстро. Они меня совсем не волновали — не наскребу на институт, выберу что-нибудь попроще. И подальше. Впрочем, баллы я заработала высокие — за все не меньше восьмидесяти, а за русский даже девяносто два. Валгус набрал еще больше.

Сам выпускной прошел для нас тихо и незаметно. Почти. Если не считать, что я почуяла в одном из школьных коридоров запах каленого железа. Я рассказала об этом Валгусу, и тот помрачнел — месье Хаба мой друг не любил. Может, конечно, гостем был не месье Хаб, но это вряд ли. Даже его интерес оставался непонятным, что уж говорить о причинах появления еще одного Старейшего.

Наверное, из-за этого Валгус утащил меня в самый разгар веселья. А может из-за того, что нам постоянно кто-то мешал? Или из-за того, что Славка Митягин все-таки обслюнявил мне щеки поцелуем, стиснув в объятиях и прогудев на самое ухо:

— Эх, Александрова, прошляпил я тебя!

Хотя, это вряд ли. Мы оба слышали, как Славка проделал этот фокус почти с каждой симпатичной девчонкой из класса. Да что там из класса! Мне кажется, он и с другими своего не упустил.

А вот Гришка и, правда, выглядел нерадостным. Я даже не смогла ему отказать и вышла потанцевать на один медленный танец. В конце концов, мы больше с "родичем" не увидимся.

Тенгу так бережно держал меня в объятиях, словно я была из хрусталя, что мне тоже стало грустно. Захотелось рассказать ему все, как есть. Чтобы парень понял, откуда в нем эта тяга и успокоился. Только ведь нельзя! И не потому, что я обязана хранить тайну рода. Хотя это очень серьезная причина. Самое главное, я не была уверена в том, что Воронова оттолкнет моя откровенность. Могло получиться совсем по-другому. Эти анимешники они такие… Им только скажи — "У тебя, приятель, волчья кровь, отойди, чтобы она не проснулась" — так потом не отгонишь. И ответ на все предупреждения будет один — "круто, хочу!"

А потом… когда дойдет… станет поздно, чек-пойнта в реальности не бывает, "переиграть" не получится.

После танца с Гришкой Валгус меня и похитил, заявив, что нам пора. Я послушалась. Наш "побег" был еще одним маленьким шажком навстречу новой жизни. К тому моменту, когда уже не придется скрываться ни от своих, ни от чужих.

Вот только домой не пошли — ночь выдалась просто замечательной: прошел дождь, и в воздухе пахло прохладной свежестью, мокрыми асфальтом, листьями и травой. Тратить такое чудо на сидение в четырех стенах не хотелось.

Мы немного погуляли по ночному городу, а потом, не сговариваясь, свернули в парк. Я глубоко вдохнула, позволив запаху леса заполнить легкие и растечься в крови.

Нет, не зря Ярослав был так спокоен, предлагая выбрать для жизни любой из городов. Он просто знал, что оборотень рано или поздно вернется к лесу. Город не то место, которым мой народ восторгается. Тяжело нам в больших городах. Правда, в моем случае черный волк просчитался. Вся стая просчиталась.

Мы уже возвращались домой — небо снова закрыла большая туча, обещая сильный дождь — как дорогу нам преградила компания. Нехорошая компания. Мимо таких обычно не знаешь, как проскользнуть. Не понимаешь, что они вытворят в следующий момент — то ли просто пропустят, то ли попробуют зацепить словом. А иногда — не только словом.

Но больше всего в них не нравилось то, что я не знала этих ребят. Они явно были не из нашего района. Своих, за семнадцать лет жизни, всех выучила в лицо. А они — меня.

Плохо… Чужаки — это неприятность в квадрате. Нет! Пожалуй, даже — в кубе. Особенно такие…

Мы попытались обойти ухмыляющихся парней, но те снова заступили нам дорогу.

Я прищурилась, собираясь внутренне — спокойно разминуться, не получится: парней четверо, нас всего двое, и меня, как девчонку, в расчет не берут. При таком раскладе соблазн безнаказанно поглумиться над беззащитной парочкой слишком велик.

Кожу кольнули горячие иголочки — я занервничала. Не то чтобы не приходилось попадать в неприятные ситуации…. Просто они случались не настолько часто, чтобы успеть привыкнуть и оставаться спокойной. К тому же сильно не нравились глаза парней: по мне так ребята явно приняли что-то не то. Они выглядели… как бешеные животные — их словно окружала другая реальность. В которой они все могли, в которой им все было дозволено.

Плохо. Очень плохо!

И запах! Запах … почти как у…. как у… мертвого? Нет! По-другому — хуже и опаснее. Сложно объяснить… но за такой запах стая диких волков могла и убить. Он таил в себе большую угрозу.

Валгус задвинул меня себе за спину. Я, по давней человеческой привычке, подчинилась его руке и замерла, настороженно следя за парнями. Но почти сразу опомнилась — я же оборотень!

Расправила плечи, приподнялась на цыпочках и шепнула:

— Беру двоих справа.

Валгус медленно покачал головой и ответил, тихо, так чтобы услышала только я:

— Не надо. Не вмешивайся. Прошу тебя.

Я послушалась — мое доверие к другу было слишком велико, чтобы возразить.

— Проблемы?

Голос Валгуса был мягким и… еще в нем сквозило скрытое веселье, словно ситуация юношу больше веселила, чем беспокоила или злила.

Один из парней демонстративно сплюнул Валгусу под ноги, второй широко развел руками:

— Ты что, брат, какие проблемы? Наоборот. Вот, хотим сказать — у тебя классная девчонка. Поделишься?

Компания расхохоталась. Я почувствовала, как закаменели мышцы друга, но когда он снова заговорил, в голосе не было даже капельки от кипевшей внутри юноши ярости:

— Шли бы вы мимо, шутники.

— Да ты не бойся, братишка, мы ее потом вернем! Просто немножко попользуемся. С нее не убудет. Если хочешь, можешь тоже… поучаствовать. Чувак, тебе понравится. А закозлишь, мы и тебя… обработаем.

На этот раз Валгус не стал ничего говорить, он сделал шаг в сторону и резким точным ударом заехал кулаком в нос самому разговорчивому из отморозков, расплющив в блин переносицу. Парень рухнул на землю, а мой друг, не давая опомниться, коротко, без замаха врезал второму под ребра, заставив сложиться пополам, а потом окончательно вырубил ударом колена по лицу.

Валгус пожалел людей. Он мог легко их убить. Он мог бы с одного удара загнать нос глубоко в череп. Или так садануть по сердцу, что наглый придурок умер бы на месте.

Но Валгус пожалел, даже не покалечил — сломанный нос не в счет. И оставшихся двух пожалел… не стал трогать — парни подняли руки в примирительном жесте и попятились шага на два.

— Идем, — потянул меня за собой Валгус. Я послушно сделала шаг, оглядываясь на уцелевших подонков. Взгляды у них были нехорошие — злые, тяжелые. Валгус обошел меня так, чтобы я ни в коем случае не попала под удар, загораживая своим телом. И когда мы уже прошли, один из парней резко дернулся вперед, к незащищенной спине моего друга.

Время словно затормозило, и я услышала, как рвется ткань пиджака и рубашки Валгуса, мягкий плотный хлопок, а следом влажное чмоканье. Звук был…. страшный…

Я узнала его — так входит в мягкое тело железо. И отреагировала… как обычная девчонка — ударила нападавшего по лицу… стараясь поцарапать ногтями. Вот только ногти уже стали когтями. Твердыми и острыми как сталь. Они глубоко распахали кожу, развалив мышцы до самой кости. Оставив на ней борозду.

Парень закричал и схватился за лицо, выронив нож. Я успела поймать его на лету и скрюченными пальцами сломала лезвие, отшвырнув две половинки прочь.

От полного преображения меня удержал только страх за Валгуса — юноша схватился за мое плечо и прошептал:

— Не надо, Дичок.

Меня колотило как в лихорадке, и стук сердца отдавался в висках — усмирить ярость зверя было почти не под силу. Но я справилась… Не смогла удержаться только от одного — медленно поднесла испачканную в крови руку к губам и облизала пальцы, не отрывая взгляда от скулящего подонка. Соленый привкус железа во рту только разжег ярость, и желание довести дело до конца — добить падаль. Мне даже пришлось на мгновение закрыть глаза, чтобы избавиться от наваждения.

А потом сбоку раздалось короткое "ох", заставившее меня оскалить зубы и обратить внимание на последнего из компании. Тот медленно оседал на землю. Рядом стоял Валгус, со сжатыми кулаками. По лицу моего другу было видно, что он пытается справиться с болью. Меня словно током дернуло — я трачу время впустую, вместо того чтобы помочь!

— Ты как? — подлетела к парню, сунула руку под пиджак и оцепенела — ладонь стала мокрой и липкой!

— Нормально, — хрипло ответил Валгус и поморщился. — Сам виноват. Пожалел кого не надо.

— Валгус, тебе необходимо в больницу! — я свободной рукой полезла в карман за сотовым. — Сейчас скорую вызову.

— Саша, все нормально. Она уже остановилась. Просто нужно немного посидеть. Хотя бы минут пять.

И он опустился прямо на дорожку, лег, закрыв глаза. А я встала перед ним, защищая. Неотрывно следя за скорчившимися телами. Взгляд сам собой притягивал мерзавец, которому я изуродовала лицо. Он, не отрываясь, смотрел на меня с выражением ужаса, прижимая к ране руку красную от крови. А та все текла и не думала останавливаться. И ее запах будил во мне странное чувство… Торжества? Ожидания? Предвкушения? Так сразу и не объяснишь…

Можно было бы нырнуть поглубже в память предков, но это было бы рискованно — нарушен самый главный закон: человек хотел причинить вред моей стае. За это полагалось одно — смерть. Души не удержались бы от соблазна, и я тоже. Правда… я хотела убить не из-за себя.

Скулы свело судорогой, я почувствовала, как увеличиваются клыки, и несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Но не смогла и лишь сказала, сквозь стиснутые зубы:

— Валгус, ты как?

— Нормально, — тихо ответил юноша, — уже можно идти. Только медленно.

Я, не отводя взгляда от парней, помогла другу подняться.

Валгус двигался очень неуверенно, пошатываясь, но старался не опираться на меня.

Домой мы на этот раз поднялись на лифте. И хотя Валгус уже пытался шутить, мне было не до смеху. Дома содрала с юноши пиджак и рубашку. Когда я ее снимала, чуть не умерла сама — ткань от поясницы окрасилась в красный цвет. И хотя кровь уже не шла, и рана выглядела несерьезно — плоское отверстие шириной сантиметра три — но я видела тот нож! И помнила, какой длины его лезвие — оно легко могло повредить внутри что-то важное! Почки, печень…

— Валгус, давай вызовем врача, — я почти плакала от отчаяния. От неспособности хоть как то помочь.

— Уже все, — улыбнулся одними губами мой упрямый друг. — Мне теперь выспаться, как следует. Только не уходи от меня.

Замотала головой — ну куда я от тебя?! Помогла парню улечься на живот и осторожно обтерла мокрым платком кровь вокруг раны.

И все-таки заплакала:

— Валгус. Она такая глубокая! А вдруг он повредил тебе что-нибудь внутри? Вдруг ты… Вдруг тебе станет хуже!

— Внутри тоже все починилось, — нашел в себе силы усмехнуться мой приятель. — А ты, если хочешь помочь, ложись рядом. Я тебя обниму, и мне сразу станет легче. А еще лучше — ты меня обними. Ты мое самое лучшее лекарство. И самый лучший врач.

Я рассмеялась сквозь слезы — нашел лекарство. И решила, что правильно выбрала себе профессию. Выучусь, не придется стоять криворуким столбом, когда кому-то рядом плохо. Когда ему будет плохо. А еще решила, что ни за что не послушаюсь, если он снова скажет "не вмешивайся".

Осторожно устроилась рядом, обняла и уткнулась лицом в плечо, пряча слезы, которые и не думали останавливаться.

Люблю, до невозможности, до боли в сердце люблю! И никому не позволю забрать его от меня. Никому! Даже смерти!

14 глава

Ночь выдалась беспокойной — я почти не спала из-за страха. Сидела рядом с Валгусом и сторожила каждый его вздох, каждое движение.

Причины для тревоги были серьезные — как только юноша заснул, его тело стало на пару градусов холоднее, чем обычно и только там, куда вошел нож, оно пылало огнем. Мне казалось, рана светит красным даже сквозь одеяло. А еще нервировала абсолютная неподвижность друга. Он даже пальцем ни разу не пошевелил!

Эта оцепенелость сильно пугала, из-за нее в голову лезли страшные мысли. О том, что парню станет плохо во сне, а я не смогу понять, когда наступит переломный момент, и Валгус умрет. Успокаивало одно — его сердце стучало громко и четко, словно хорошо отлаженные часы.

Чтобы не сойти с ума от беспокойства, я попыталась себя "загрузить" — найти объяснение разницы температуры тела и раны. Немного подумав, решила — паниковать не стоит, не лихорадит ведь. Значит, серьезного воспаления нет. А температура… просто организм такой… особенный. И регенерация идет не так как у нас.

И все-таки успокоиться получилось только после того, как красное пятно исчезло, а юноша перестал казаться каменным в своей неподвижности — глубоко вздохнул и перевернулся на спину. Тут и я позволила себе вздремнуть. Но до этого все думала, думала, думала… О том, что произошло. О том, что наша сила обманчива, а жизнь по-прежнему хрупка и зависит от случая, который сложно предугадать или предвидеть. И можно строить какие угодно планы на много лет вперед, но пересекутся дорожки твоя и компании отморозков… и все! Конец! И что мы только зря теряем время. Каждую минуту — зря теряем время, оглядываясь в сомнении непонятно на что. Что для нас совсем не имеет значения.

Утро выдалось длинное как никогда — юноша спал почти до обеда. Я решила не тревожить его и просто лежала рядом, разглядывая любимое лицо. Наконец, Валгус открыл глаза и сказал хрипловатым после сна голосом:

— Привет!

Я улыбнулась:

— Ты как?

Парень притворно удивился: — А что мне сделается? — и тоже улыбнулся. — Я же не человек.

Вместо ответа погладила пальцами скулы юноши и строго спросила:

— Ты точно выздоровел?

У Валгуса заплясали бесенята в глазах, и он вкрадчиво поинтересовался:

— Доказать?

Я промолчала, только запустила руку под одеяло — прошлась ладонью по ране. Небольшой твердый рубец — вот и все, что от нее осталось.

— Убедилась? — улыбнулся мой друг.

Моя рука скользнула вверх по спине Валгуса, я плотнее прижалась к нему и прошептала:

— Не совсем.

Юноша немедленно отстранился и пристально посмотрел мне в глаза. Его взгляд изменился — радужка потемнела, зрачки расширились. Мне показалось, Валгус искал в моем лице ответ на какой-то вопрос. Я не отвернулась и не смутилась — все решено. Еще ночью. Я знала — так правильно. Что бы мой любимый по этому поводу не думал. Как бы он там не считал.

Валгус нахмурился, собираясь с мыслями, намереваясь что-то сказать, и я быстро закрыла ему рот поцелуем, лишая шанса возразить и воспротивиться. И юноша сдался. Я поняла это по тому, как изменился поцелуй — он стал требовательным, властным. Страсть и желание, вот что он отразил. И мне больше не было неловко и страшно. Я сама хотела продолжения. Вот только желание на этот раз не сбылось.

Требовательный звонок разбил вдребезги продуманный ночью план. Он отрезвил парня, вынудив отпрянуть от меня. Валгус сел, подобрал с пола мобильник, взглянул на экран и выдохнул:

— Да?

Звонила Ванесса. Она, беспокоясь о сыне, спрашивала, когда тот вернется домой. Это я так думаю, потому что понять у меня не получилось — язык, на котором говорила женщина, был незнаком. Я не стала прислушиваться — не мое это дело, да и толку-то… не понимаю ведь.

Валгус, наверное, специально для меня, перешел на русский:

— Да, получил аттестат…. Нет, билеты еще не брал. Не надо… Не приезжай. Я сам…. Мама, хватит! Я давно уже не школьник! Не надо… Нет, не один. Да. Нет, не вернулась. Да, хочу еще подождать. С неделю.

У меня во рту пересохло — Валгус сказал неправду! Соврал, что я не пришла. Почему? Они же не были против… Или — были? А я просто не знала?

— Да, мама. Я тоже тебя люблю. Пока. Нет, точно все хорошо. Не надо. И я целую. Пока. Позвоню. Хорошо. Хорошо! Пока!!

Мой друг кинул сотовый на диван, вздохнул: — Придется поторопиться, а то ведь примчится. Уедем как можно быстрее, — и заглянул мне в глаза, — не хочу их вмешивать. С них спросу больше чем с меня.

Я кивнула — конечно! По-другому и нельзя.

Но вид у меня, должно быть, стал кислый, потому что Валгус хитро прищурился и спросил:

— Развлечемся немного? Выбирай — кино или клуб.

Возвращаться домой глубокой ночью что-то не хотелось — хватит, нагулялись вчера! — и я ответила:

— Кино!

Валгус рассмеялся, обнял меня за плечи, звонко чмокнул в щеку и сказал:

— Тогда — подъем! Нам еще билеты на поезд купить надо. И собраться — уезжаем завтра.

Мой друг казался полным энергии, но его внешний вид мне все еще не нравился: кожа Валгуса была бледнее обычного, а глаза горели лихорадочным блеском, как у голодного или больного человека. Определенно, юноша сейчас, как никогда раньше, нуждался в заемной силе. Нам надо было срочно оказаться рядом с людьми.

Весь день меня не отпускало беспокойство: я слишком перенервничала вчера. Да и Валгус, похоже, тоже: парень теперь напоминал сжатую пружину, он словно ожидал что-то опасное, что могло броситься на нас из-за ближайшего угла.

Эти настороженность и напряжение здорово мне мешали — волчья душа ворчала и скалила зубы, она тоже готова была огрызаться. И успокаиваться мы обе не желали — кто знает этих придурков, вдруг притащат толпу на разборки? Чтобы отомстить? Такие- могут.

Но, наверное, короткая расправа все-таки произвела впечатление — чужаки не рискнули повторно сунуться в наш район (а, может, их еще не выписали из больницы).

Билеты на поезд мы купили без особых приключений. Правда, отъезд пришлось отложить на два дня — так выпало расписание. Был вариант уехать сегодня вечером, но к нему оказалась не готова я: хотелось в последний раз попрощаться с Лялькой и с мамой. К тому же два дня — совсем нестрашный срок, его можно безвылазно просидеть в квартире, используя свободное время с толком,… как я захочу.

Это была вторая причина моего желания не спешить.

Со временем нашей прогулки я все-таки промахнулась — Валгус выбрал самый поздний сеанс. Мы долго сидели в кафе киноцентра. Я месила ложечкой мороженое, Валгус медленно тянул через трубочку колу, устало откинувшись на гнутую спинку стула, а потом весь фильм просидел с закрытыми глазами — так парню было легче сосредоточиться. Я искоса поглядывала на него, замечая, как медленно розовеют губы, и уходит восковая бледность со скул, и в первый раз с тех пор, как узнала о Древних всю правду, меня это не тревожило и не смущало. Я бы ему и свою жизненную силу отдала, если бы знала как. И если бы он ее принял.

Из кино возвращались медленно и пешком. Наверное, мы поступали глупо — вроде сами же решили лишний раз не рисковать — но нам было так хорошо именно в этот момент и именно в этом месте. Под темным отмытым дождями небом, полном ярких летних звезд. Почему-то на улицах так и не зажгли фонари, и ночь не портил их противный оранжевый свет. Ее украшали лишь яркие цветные пятна окон в засыпающих домах, да тонкий серп месяца — новорожденный, изящный, совершенный.

Воздух был прохладный и влажный, а из-под наших ног в разные стороны прыгали крошечные лягушата. Я следила за тем, чтобы их не раздавить, и из-за этого шаги получались неровными. Валгус, хоть и посмеивался надо мной, сам поступал точно так же. Мне это нравилось. Это… снова подтверждало мою правоту. И мою удачу — разве существует на свете второй такой парень? Абсолютно уверена — не существует!

Поймав себя на таких мыслях, не удержалась от смешка — влюбленная дурочка, вот кто я — и Валгус тут же отреагировал:

— Что?

В ответ вырвалась совершенно неожиданная просьба, о которой, казалось, и думать не думала:

— Хочу посмотреть на тебя в волчьей ипостаси.

Юноша сразу стал очень серьезным:

— Зачем? Тебе будет тяжело и неприятно.

Я замотала головой: — Нет, нет! — И, не получив согласия, прошептала. — Ну, пожалуйста…

Мне внезапно показалось очень важным, познакомиться со вторым "я" Валгуса. Ведь первая встреча вышла не очень… удачной — я с трудом устояла,… с трудом удержалась тогда. Но сейчас все по-другому! Валгус настолько мне дорог, что риска сорваться и потерять себя попросту нет! Я в этом уверена.

Юноша вздохнул:

— Хорошо, раз тебе это хочется. Но в лес до отъезда не пойдем. Я обращусь дома.

Вот это без разницы.

Внезапно мне стало понятно, почему возникло желание увидеть вторую ипостась — я доверяла Валгусу безгранично и хотела, чтобы он точно также доверял мне. Чтобы знал — голос стаи больше не властен надо мной. Даже если мне добавят память еще пары сотен душ, ничего не изменится! Так что не важно, где произойдет превращение. И не важно, волком или человеком будет парень — любого люблю. Я хотела, чтобы Валгус это знал. Только это и было важно.

Когда мы оказались дома, он снова спросил:

— Дичок, ты уверена? Ты, правда, хочешь этого?

Я снова кивнула, спокойно и серьезно глядя ему в глаза.

Парень отступил от меня на три шага и замер. Воздух резко похолодел — словно в комнате на мгновение наступила зима — а затем предо мной появился волк с белой шерстью, отливающей серебром: красивый и уверенный в себе.

Но не во мне…

За меня он тревожился — я видела это в напряженном взгляде темных глаз.

Сделала глубокий вдох — холод ожег легкие и гортань. Еще недавно одно воспоминание о нем заставляло ежиться от ожидания беды. Валгус — юноша и Валгус — волк раньше не значили для меня одно и то же. Они даже пахли немного по-разному.

Снова глубоко вздохнула, прислушиваясь к себе. Память предков молчала. Похоже, она устала бороться со сбрендившей праправнучкой.

Я опустилась на пол рядом с другом, обняла его за шею, зарылась лицом в густой мех и рассмеялась — теперь у меня есть своя личная зима даже самым жарким летом!

В ответ на мой смех, напряженны мышцы зверя расслабились, и он забавно вильнул хвостом.

Я нова рассмеялась:

— Валгус, а ты очень красивый волк! Намного красивее тех, кого я знаю.

В следующую секунду на месте серебристого зверя снова оказался юноша. Аж зависть берет, как он ловко — никаких лохмотьев от рваной одежды! Не то, что я.

Вспомнив все свои преображения у парня на виду, залилась румянцем — хорошо со мной хоть в стае такого не случалось!

— Дичок, хочешь, я расскажу тебе о своем народе? Все? — неожиданно спросил мой друг, обнимая и притягивая к себе. Вид у него был очень счастливый.

Улыбка сползла с моих губ. Уверенности в том, что хочу что-то узнать про своих вра…, про его родичей, не было. Я и так про них слишком много знала. Намного больше чем хотела. И все равно — мало. Только их уязвимые точки. Куда бить, чтоб не встали. Как рвать, чтобы насмерть. Чего самой опасаться.

Они ведь для нас даже имени не имели! Стая звала их так, как я когда-то отчима — Они. Наверное, это в моей крови — не давать имени тому, кого ненавидишь. Чтобы не задержать врага на этом свете. Мы даже думать не хотели, что кто-то из Них останется жив.

Хотя…

В памяти всплыл хрипловатый голос наставника: "Можешь звать Их навь". Я потом нашла, что это значит — смерть, мертвец….

Нет, мы не желали Их видеть живыми на этом свете.

Так что мне известно о народе Валгуса, кроме того, что Они умеют и любят убивать таких как я?

С большим усилием удалось сдержать дрожь — юноша не должен заметить мои метания. Я не могу ответить отказом. Такое предложение это… высшая степень доверия. Невозможно его не оправдать.

Устроившись в объятиях парня так, чтобы он не видел моих глаз, сказала:

— Хочу.

Валгус вздохнул — кажется, он надеялся на обратное.

Мой друг помолчал, собираясь мыслями, а потом усмехнулся:

— Даже не знаю с чего начать…

Я подсказала:

— Наверное, с того как вас зовут?

Валгус рассмеялся: — У нас много имен. Какое именно? Хочешь знать, как нас называют люди? — дождавшись моего кивка, продолжил — Там, где я родился — вилктаки. Финны — снежными волками. Румыны — хозяином смерти. Арабы — ифрит аль-камр или ифритулькамр. Это значит — демон луны, — юноша озорно улыбнулся, — тебе какое имя больше нравится?

Ифрит аль-камр звучало здорово. И очень забавно — с длинным красивым "ыр" вместо "и" — иырфрит аль-камр.

Я усмехнулась:

— Какой же ты ифрит? От тебя не огнем, а морозом пахнет.

Валгус снисходительно улыбнулся:

— Потому и луны, что не жгусь. А может, из-за другого. — Юноша поцеловал меня в шею, прошелся губами по волосам и зашептал: — Например, из-за того, что мои предки любили по ночам заглядывать в спящие гаремы. Они не могли оставить красивых женщин в печали и без любви. Как думаешь, они правильно поступали?

В ответ я повернула голову и слегка куснула юношу за плечо. Валгус рассмеялся и вновь стал серьезным, слегка отстранившись в ожидании ответа:

— Так что выбираешь?

В темноте глаза моего друга отсвечивали серебром. А мои, наверное, — яркой зеленью.

И в этом мы с ним не похожи.

Я задумалась — по душе больше снежный волк. Это делало юношу ближе к моему народу, намного ближе, чем какой-то демон луны.

— Снежный волк! — уверенно сказала я. Валгус тут же крепко сжал меня в объятьях и так поцеловал, что я даже дышать позабыла. А когда отпустил, вид у него был чрезвычайно довольный.

— Угадала, да? — тихо спросила, радуясь вместе с другом.

Мне было очень хорошо от мысли, что я… так чувствую Валгуса. Что не промахнулась, не подвела саму себя.

— Угадала, — снова улыбнулся парень, — хоть на нашем языке это звучит по-другому. Но мы действительно — из рода снежных волков. Впрочем… — юноша усмехнулся, — сейчас и у нас и у вас одно прозвище — оборотни. Человечество здорово упростило свой язык. Люди больше не чувствуют разницы.

Похоже, ему это нравилось. Мне — тоже. Может, нам всем стоит взять пример с людей? И тогда не станет "псоглавых", а мне не придется дергаться от слова "навь"… Мы будем просто оборотнями и все. Никаких различий! Никаких границ!!

Я вздохнула — пустая мечта. Опасная, к тому же: стаю и удерживали только границы да договор. Другое дело, если бы исчезла гора предков! Этот чертов черный ельник, который кормит ненависть и не дает ей остыть!

Стоило мелькнуть такой мысли, как нахлынул ужас — о чем я только думаю?!! Это же… да я первая, кто не сможет жить без него! Все кто прошел обращение, повязаны душами крепче любой клятвы! Погибнут гора и ельник — погибнут предки, а вместе с ними умру и я. Это совершенно точно — выдержать такое никакому существу не под силу!

Я зло мотнула головой, отгоняя страшную мысль, и повернулась к Валгусу:

— А чем еще вы отличаетесь от нас?

Мне пришлось бы больше по душе искать не различия, а сходства, но… ничего поделать нельзя — мы и, правда, разные.

Валгус пожал плечами:

— В нас больше того, что принято называть магией. В вас — связи с природой. Поэтому, как ее настоящие дети, вы такие сильные и большие, — юноша шутливо согнул в локте свою руку, изображая качка, затем ласково прильнул губами к моему уху и прошептал. — Зато нам не приходится таскать с собой одежду, — теперь парень буквально мурлыкал, — но я очень рад, что вы так не умеете. Ты доставила мне много приятных минут.

Я покраснела и прикусила губу, а потом набралась смелости и заявила: — Валгус… это как-то нечестно… — и запнулась, не найдя в себе дерзости продолжать в том же духе и довести фразу до логического конца. Впрочем, юноша и так прекрасно понял, что осталось "за кадром". И развеселился. Да так, что с минуту его хватало лишь на сдавленное хихиканье. Несомненно, он бы и громко захохотал, если бы не боялся меня обидеть.

— Что я тебя видел, а ты меня — нет? — отсмеявшись, выдавил мой друг и снова рассмеялся, — Ну какая же ты, Саш, еще … маленькая!

Я хотела обидеться, но не смогла — Валгус так искренне веселился, что мне самой стало в итоге смешно. И, правда, нашла что сказать — прям детский сад! Ну и пусть, пусть детский сад! Все равно будет по-моему!

Я вывернулась из объятий, села напротив юноши, пристально глядя ему в глаза, и потянула вверх футболку друга, пытаясь его раздеть. Валгус перехватил мои руки, осторожно соединил их ладонями и сказал:

— Дичок, подожди. Хочу еще раз тебя спросить… Ты, правда, готова пожертвовать всем что имеешь и остаться рядом со мной?

Слова завязли в горле — разве это еще не подтвердила?! — и я кивнула, выдавив: — До конца своих дней! Если… ты тоже этого хочешь.

Вместо ответа парень чиркнул ногтем себе по запястью, прошептав какие-то слова.

Я дернулась от боли в груди, когда с руки друга закапала кровь, словно это меня поранили.

Что происходит?! Зачем?!

Я не успела задать этот вопрос, оторопев от того, что увидела — красная влага не пролилась на ковер, а застыла в воздухе сияющим алым шаром, словно вокруг царила невесомость.

Магия? Что-то важное творилось сейчас, я чувствовала это всем сердцем. Валгус решился на какой-то шаг… Как и я… Но спросить что происходит, даже в голову не пришло — я доверяла юноше как себе. Нет! Намного больше.

Перехватил внимательный взгляд Валгуса, поняла, чего от меня ждут, и рассекла на запястье кожу. Боли не почувствовала совсем, ее заслонило другое, более сильное чувство: моя душа замерла в ожидании. И воздух тоже застыл. И даже время оцепенело. Ничего больше не существовало кроме меня и Валгуса, а еще нашей крови, которая слилась в один шар. Он висел в воздухе и медленно вращался вокруг своей оси, колеблясь и меняя очертания, словно живой.

Невероятно!

Валгус протянул мне руку, и наши пальцы переплелись. Теперь мы стояли на коленях друг напротив друга, а между нами висела в воздухе наша смешавшаяся кровь.

Валгус завел руку так, чтобы наши ладони оказались прямо над шаром и мягко, с величайшей нежностью в каждом слове, произнес:

— Дичок, эри моя, я люблю тебя и вверяю тебе жизнь и сердце. Я не вижу других женщин кроме тебя. Возлюбленная моя, я не прошу у тебя ответной клятвы и приму твое слово на веру, потому что ты — это я. Навсегда.

Эти слова опечатались в моем сердце и в душе, словно клеймо.

Я не очень хорошо помню, что ответила. Вернее — я совсем не помню, что ответила. Я даже не слышала свой шепот, его заглушил звон в ушах. Одно знаю точно — говорила не я, а мое сердце. Иначе чем объяснить то, что произошло дальше?

Вращение шара стало сильнее, он растянулся в диск, затем — в кольцо, потом разорвался на две части, и красными лентами обвил наши запястью. Кожу словно огнем обожгло. Чтобы не вскрикнуть, я прикусила губу. И потом боль прошла, а на коже остался четкий узор коричневой татуировки, красивый и сложный, сплетенный из слов чужого языка.

И как только татуировка погасла, Валгус наклонился, осторожно охватил ладонями мое лицо и поцеловал. Нежно и ласково.

У меня неожиданно закружилась голова, и я ухватилась за плечи друга, чтобы не упасть.

Он поддержал меня, потом взял за руку, внимательно осмотрел запястье, осторожно тронул губами узор и виновато пробормотал: — Извини. — А потом вздохнул, — Ритуал непростой, но скоро все пройдет, обещаю! — И грустно улыбнулся, — хотел бы я, чтобы все было, как полагается. Как принято у вас или у нас.

Я покачала головой: — Не надо… Мне никто не нужен кроме тебя! И ничего не нужно! — И спросила. — Теперь ты… мой?

Валгус улыбнулся: — Не так. Теперь ты — моя! Эри моя!

Последние слова прозвучали громко и торжественно, словно юноша это не мне одной говорил. Я потянулась к нему за поцелуем, и оказалась в замке рук, требовательных и сильных.

Похоже, Валгусу больше не было дела до условностей мира людей, и со своим он уже разобрался. А я… со своим? Да, давно — во время грозы в лесу.

15 глава

Сквозь сон я почувствовала, как ускользает от меня уютное тепло, и еще не осознавая, что происходит, потянулась за ним следом — оно давало невероятное чувство защищенности.

— Дичок, — пробормотал над ухом любимый голос.

Я открыла глаза и сонно прищурилась, глядя на Валгуса, а потом обняла его, с удобством устроившись на плече друга.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил юноша, ответно смыкая руки на моей спине. В его голосе явственно сквозила тревога.

От удивления я отпрянула и в недоумении посмотрела на друга, пытаясь понять, к чему такой вопрос. Мне казалось, что повода для сомнений я не дала.

Близость с любимым была так… желанна и так… естественна, в душе не мелькнуло даже тени страха или стеснения. После нее мы стали друг другу еще дороже. Даже больше… теперь я "читала" эмоции Валгуса как свои.

Да, вчера мне было хорошо. Очень хорошо! И мой парень прекрасно об этом знал.

Валгус понял, что меня смутило, и улыбнулся: — Я о другом. — Перехватил мой удивленный взгляд и напомнил: — Ритуал достаточно сложен даже для нас, для тех, кто его придумал. А ты… просто не знаю, как на него отреагировало твое тело.

Я прислушалась к себе: никакого дискомфорта или недомогания. Все в норме, только вставать не хочется, совсем не хочется.

Потянулась как кошка:

— Все отлично, Валгус. Неужели по мне не видно? Только есть очень хочу.

Аппетит и, правда, разыгрался просто волчий.

Парень сначала недоверчиво хмыкнул, разглядывая мое лицо, но потом улыбнулся:

— Тогда встаем?

Уже? Я сморщила нос и уткнулась лицом в теплое тело юноши, осторожно пробуя губами его кожу на вкус, и пробормотала:

— А если попозже?

Валгус крепче сомкнул объятия и охотно согласился:

— Можно и попозже.

До кухни мы добрались часа через два. Я сразу сунулась в холодильник — у меня ужасно крутило желудок, словно пришлось голодать несколько дней — и хотела по-быстрому приготовить бутерброды, но Валгус простыми путями не ходил. Он решил, без мяса не обойтись и кинул на сковородку два куска телятины, поинтересовавшись: — Прожарить или с кровью? — и тут же, не дожидаясь ответа, сказал. — С кровью!

Я возражать не стала — чем быстрее, тем лучше! Если верить поговорке — горячее сырым не бывает, и с кровью пойдет.

Свою порцию умяла моментально, даже не дождалась, пока немного остынет. И хотя чувство голода унялось, вялость осталась. Не помог даже кофе. И вообще… я ощущала себя непривычно слабой. Словно потеряла много крови… А когда пошла в ванну, чуть не упала — ноги внезапно подкосились, и я ударилась плечом о косяк. Хорошо, Валгус этого не видел.

Я постояла, приходя в себя и разглядывая отражение. Вид в зеркале мне не понравился — бледная как… поганка, под глазами круги, и губы почти одного цвета с кожей.

Что, интересно, изменил во мне ритуал? Что дал, кроме проблем с координацией и возможности "подслушивать" эмоции любимого?

Гладкое стекло и собственное отражение отвечать не желали, и я перевела взгляд на запястье, хотя знала — рисунка там не найду. Словно и не было ничего: татуировка исчезла, не оставив следов, еще ночью. Валгус сказал — так и должно быть, она пропадает после того, как … скрепляют… союз.

Я смущенно поежилась, вспоминая подробности ночи, потом довольно хмыкнула — а и черт с ней, с этой слабостью, оно того стоило! — и полезла под душ.

Встречу с семьей пришлось перенести на утро отъезда, оно как раз выпадало на выходной. А чтобы гарантированно не промахнуться, я позвонила и предупредила, что зайду рассказать о планах, без подробностей, конечно. Мама звонку обрадовалась — сказала, что соскучилась и приготовила подарок, а затем помолчала немного и добавила, что хочет со мной поговорить.

Слово "поговорить" прозвучало напряженно, оно таило в себе скрытый смысл — так я его ощутила. Получалось, обычным прощанием не обойтись. Это не радовало — тайны в последнее время удовольствия не доставляли, ни свои, ни чужие. Ну… разве кроме самых личных.

Правда мысли о маме и предстоящем разговоре вылетели из головы, стоило только положить телефонную трубку — слишком меня переполняло счастье, места для других чувств попросту не оставалось.

Я на цыпочках подкралась к двери в зал — Валгус сидел на диване спиной к входу, скрестив ноги по-турецки, и с самым серьезным видом изучал какие-то распечатки.

Искушение было слишком велико — я затаила дыхание и крадучись двинулась вперед, надеясь застать юношу врасплох. Мой друг казался таким погруженным в свое занятие, и я почти уверилась, что все удастся. Остановилась на мгновение, оценивая расстояние для броска, а затем с грозным рыком кинулась на Валгуса, желая опрокинуть его на диван и обездвижить, но вместо этого сама оказалась в кольце железных рук, прижатая тяжелым телом к мягким подушкам. Почувствовала теплые губы на шее и услышала довольное:

— Попалась!

— Попалась, — послушно согласилась с парнем. Это действительно было так. И правда, попалась, еще полгода тому назад.

Мой друг чмокнул меня в нос, отстранился и нахмурился в притворном огорчении:

— Только посмотри, что ты натворила!

Я села и с любопытством осмотрелась — листки, которые Валгус держал на коленях, слетели на пол и перепутались.

— А что это?

— Карта Москвы и ее окрестностей. — Валгус улыбнулся в ответ на мое недоумение, — Должен же я хоть немного знать то место, где собираемся жить. И тебе бы не помешало.

Вместо ответа у меня вырвался зевок, пришлось зажать рот ладонью.

Парень рассмеялся:

— Похоже тебе сегодня не до учебы!

Я кивнула, соглашаясь, и с удобством устроилась на диване — двигаться и думать совершенно не хотелось.

День прошел в полусне, притом в прямом смысле этого слова — до вечера я успела вздремнуть раза три, не меньше. И Валгус, глядя на мой вялый вид, уже жалел, что пошел на поводу своих и моих желаний. В конце концов, парень недовольно вздохнул и объявил:

— Придется прогуляться. Иначе дорога сразу на вокзал — к родным тебе в таком состоянии хода нет!

Такой расклад меня не устраивал, перед отъездом надо обязательно увидеть маму и сестру. Возможно, это вообще наша последняя встреча.

Я кивнула и поинтересовалась:

— На какой фильм пойдем?

Юноша усмехнулся:

— Нет, Дичок, тихим отдыхом на этот раз не обойтись. Сил надо набраться с запасом. Процесс изменения все еще идет.

Я с досады прикусила губу — только-только с собой примирилась и снова меняться! — потом запоздало спохватилась:

— А ты себя как чувствуешь? Сначала ранение, потом ритуал…

Валгус пожал плечами и легкомысленно отмахнулся: — Уж точно лучше тебя! — и, хитро улыбнувшись, добавил, — Но мне тоже не помешает чуток… поправить здоровье.

На улице меня ждало неприятное открытие, немного подпортившее удовольствие от вечера. По-видимому, организм потратил слишком много сил. Меня знобило и хотелось… чего-то большего, чем толкание в человеческой толпе. Не просто заемной силы… пожалуй, я могла бы совсем… за один прием… полностью выжать чужую жизнь. Привычно или… другим способом. Какой он другой, я уже знала. Поняла в тот момент, когда облизала пальцы, испачканные в чужой крови. Просто загнала это открытие подальше, отказавшись о нем думать, а сейчас вот… всплыло.

Меня замутило — способность питать свою жизнь за счет чужой крови превращало стыд за "воровство" в полновесный ужас. На душе стало невероятно паршиво.

Валгус тотчас почуял мое состояние, узнал его причину и вздохнул:

— Не бойся. Это не обязательно. Легко можно обойтись. И твой и мой народы отказались от крови задолго до нашего рождения, сразу после последней войны.

Ну да, понятно. В обычной жизни это совсем не к чему, а вот на пороге смерти…. Когда все силы направлены только на одно — на выживание… Тогда рушатся все запреты, и инстинкты берут свое. Если ты не человек. А иногда и если человек — тоже. Но со своей тягой я справлюсь. Обязательно справлюсь, всегда и в любой ситуации!

И тут в голову пришла интересная мысль, которую я тут же озвучила:

— Валгус, а среди нас встречаются… ну… маньяки или что-то типа этого?

Юноша пожал плечами:

— Конечно. Они как убийцы среди людей. И обходятся с ними также. В общем-то, охотники ловят именно их, а не… — парень усмехнулся, — … малолетних оборотней.

— А среди нас есть охотники? — я имела ввиду свой народ, и Валгус это понял.

Он вздохнул:

— Нет. Вы не умеете полностью себя контролировать. И не нападаете на своих. Вы пробовали. Кончилось это плохо. Что происходит на вашей территории, мне неизвестно, а вот на нейтральной работаем только мы.

Такое положение дел мне не нравилось — кто же следит за нашими врагами? За тем, что все проходит в рамках Договора? Это слишком большой соблазн, такая вседозволенность.

Валгус рассмеялся, глядя на мои хмурые брови — угадать, о чем думаю, не составляло большого труда:

— Не переживай. Между нами есть посредники, и они перетряхивают память охотников, как полиция дом наркодельца.

Еще не легче…. А кто следит за ними?

Я вздохнула — что за мысли? Похоже, медленно параноиком становлюсь.

Валгус истолковал мой вздох неправильно:

— Ничего, скоро придем.

На этот раз юноша остановил выбор на ночном клубе с названием, настраивающим на романтичный лад. Он назывался "Ромео". Самый дорогой клуб нашего городка, где места заказывают минимум за неделю. Я там ни разу не была. Сразу по нескольким причинам. Первая: карманных мне выделяли совсем немного — "не хрен баловать", так говорил отчим. Вторая: клуб слыл довольно опасным местом — драки и разборки в нем случались каждую ночь. Ну и последняя причина, самая главная — не с кем было туда пойти. Ни подруг, ни друга. Правда, если быть до конца честной с самой собой, я и не рвалась, иначе бы и денег накопила и компанию нашла. И даже сквозь фейс-контроль просочилась бы. Мне просто было неинтересно…. до сегодняшней ночи.

Нас пропустили без вопросов, Валгусу даже кивнули на входе, словно парень бывал тут каждый день. Стоило оказаться за украшенными яркой подсветкой дверями, как я кожей ощутила накатывающийся волнами ритм. Мне пришлось задержать дыхание — в воздухе висел плотный дым сигарет.

Фу…

Со времени обращения прошло много времени, достаточно для того, чтобы привыкнуть к резким запахам, но тут… Тут в воздухе можно было вешать топор, и он бы не упал!

Волчья сущность буквально взбунтовалась против такого насилия над обонянием. Я растеряно остановилась, пытаясь прийти в себя, но Валгус обнял меня за талию и потащил вперед — за вторые двери, в клубы искусственного "тумана".

Сидеть за столом мы не стали, ушли на танцпол. Под шарящий свет разноцветных прожекторов, под лазерные лучи. Я быстро втянулась — тело послушно двигалось, подчиняясь заданному ритму. И я отпустила его на свободу, позволив инстинктам взять вверх — так быстрей придет "насыщение".

Валгус сделал правильный выбор — чужая энергия плескалась в клубе через край. Ее подстегивали музыка и спиртное (и не только они). От избытка заемной силы я сама стала хмельная, захотелось полностью "отпустить тормоза", наверное, впервые в жизни. Я наткнулась на шальной взгляд Валгуса, и поняла — не мне одной.

Парень, не переставая танцевать, обнял меня одной рукой за талию. Мы подчинились низким рокочущим звукам, отдались им душой. Танцевали, глядя друг другу в глаза, все больше и больше пьянея от музыки. Валгус двигался со звериной грацией, лучше любого танцора. Вдруг юноша на секунду отвлекся, потом рассмеялся и взглядам указал на что-то за моей спиной. Я оглянулась — на огромной плазме крупным планом показывали нас. Наш танец.

Раньше я бы покраснела от стыда, ощутив на себе столько взглядов, а сейчас… сейчас в голову пришло другое. Я подтянула Валгуса за футболку поближе и впилась ему в губы поцелуем — пусть смотрят и завидуют! Юноша ответил, и нам ненадолго стало ни до кого. Когда мы оторвались друг от друга, я снова посмотрела на экран, увидела на мгновение наши лица крупным планом, а затем изображение скакнуло, переместившись на столики, выхватив жесткий, пристальный взгляд зеленых глаз. Глаз дракона. Я бы поклялась, что это месье Хаб!

Камера снова отъехала назад, показав незнакомое молодое лицо, позволив перевести дух — этого парня я не знала! Однако мысли о странном старике, словно неожиданный подзатыльник, заставили вернуться в реальность, и мне ужасно захотелось домой.

Я уцепила Валгуса за рукав и потянула прочь. Выбравшись из жаркой плотной духоты на свежий воздух, облегченно вздохнув, махнула ближайшей машине с шашечками на крыше.

Валгус покачал головой:

— Уверена, что достаточно?

В ответ кивнула: — Вполне. — И полезла в машину.

Пока доехали, мое веселье окончательно сошло "на нет". Не давал покоя "взгляд дракона". Я забралась с ногами на диван и задумалась — рассказать, не рассказать? Если бы тот молодой человек… ну хоть чуть-чуть… ну хоть капельку…

Эх, надо было не сбегать, а подойти поближе! Уж запах точно узнала бы!

Валгус, видя мое настроение, молча устроился рядом, а потом неожиданно стал рассказывать о себе. Точнее о своей… стае.

До меня не сразу дошло, что он прощается. Это не так легко, как кажется расстаться с привычным миром. Даже ради любимой. А он расставался: рассказывал и одновременно прощался. Раньше он просто был готов уйти из него. Точнее — ушел…. Но не расстался. И осознал это только сейчас.

Мне было легче, когда убегала — я принадлежала стае коротких две недели. И не родилась в ней, в нее затащили насильно. И все равно было больно, но не так…. Не так, как Валгусу. Но он держал себя в руках. Он всегда держал себя в руках.

Рассказ юноши в первый раз заставили меня взглянуть на снежных другими глазами. Даже не рассказ, а те эмоции, который испытывал Валгус. До этого я… воспринимала своего друга… ну… словно он сам по себе. Не из Ихстаи.

А тут… Снежные волки. Совсем не такие как мы, но все-таки волки! Просто другая стая. Всего лишь другая стая.

Я тихо вздохнула — почему наш гнев не остыл? Из века в век этот кошмар повторяется. Но мы не монстры. Они, выходит, тоже.

В чем беда моего народа я знала. В невозможности забыть и простить. В наших памяти и чувствах. В нежелании забывать. В том, что мы тащили взлелеянную злобу через века. Потому что не знали, как жить по-другому. Потому что страх за жизнь не позволял забыть.

А у них? Какая у них… гора предков?

Я посмотрела на друга:

— Валгус… а какой обряд у вас? Вы ведь тоже нас люто ненавидите.

Мой друг вздохнул:

— Для нас это… как кино. Словно в голове прокручивают бесконечную пленку. Без эмоций и без чувств. Зато со звуком!

Я сочувственно посмотрела на парня — тоже не больно-то весело, не намного легче, чем нам.

— Правда, это не все, — юноша замялся, подыскивая слова, — еще нас учат истории рода. Твой народ там выставлен не в самом приглядном свете. Ну… ты понимаешь?

Я понимала. Одного, правда, понять до сих пор не смогла, хоть вроде и объяснили давным-давно… Почему парень не скрутил своего врага в первый же день? Почему вообще сел рядом? Как пересилил себя? Как сумел?

Валгус уловил мои невысказанные вопросы, притянул к себе еще ближе, прижался щекой к макушке и сказал:

— Я ритуал не проходил. Родители от него увильнули.

Так вот в чем причина! Мы просто оставались сами собой в день знакомства.

— А как же твои родители выкрутились?

Валгус пожал плечами:

— От ритуала никто и никогда не бегал, поэтому и контроля над соблюдением нет. Когда пришло время, меня попросту выдернули из одной школы и перевели в другую. А может, все было сложнее, не знаю, не интересовался. Меня устроило все как есть.

— В каком возрасте это происходит у вас? — полюбопытствовала я.

Юноша усмехнулся:

— Раньше, чем у вас. В предпоследнем классе старшей школы.

Я кивнула — кино не чужая память, можно пережить и в шестнадцать лет. Можно,… но нужно ли?

В душе шевельнулась благодарность родителям друга — они первыми пошли против негласных законов. Дали возможность выбора сыну. И оставили шанс. Шанс на будущее. На совместное будущее с девчонкой с вражеского клана. Вот только знать бы заранее, какое оно, это будущее: хорошее или плохое?

Я мотнула головой, отбросив прочь сомнения — только хорошее! — и повернулась к Валгусу. Очень захотелось поддержать его, но нужные слова все никак не находились, поэтому я порывисто обняла юношу, прижавшись к нему изо всех сил.

Валгус сдернул резинку с моих волос, выпустив их на свободу, и прошептал:

— Эри моя… девочка моя…

Мы, как сумели, возместили друг другу то, что потеряли. Наверное, наша любовь в ту ночь несла в себе привкус горечи от потери, но она совершенно не мешала. Напротив — заставила полностью оценить то, что у нас есть. Именно в ту ночь я, наконец, поняла, что означает слово "страсть".

И все-таки откровения не прошли даром. Уже после того как мы заснули, я снова очутилась около плотного роя огоньков, от которых тянуло знакомой силой. Только на это раз к нему не влекло, и меня не звали. Вокруг царила настороженная тишина: за мной наблюдали. Пристальное внимание тянулось от роя подкрашенной красным дорожкой, настороженным строгим вопросом: "Кто ты?".

Не дождавшись ответа, одна из зеленых точек стала ближе, опасно ближе, и я ощетинилась: "Не подходи!".

Огонек на мгновение замер, а потом у меня в голове словно взорвалось растерянное, удивленное и злое: "Саша?!!"

Я резко села, закрыв ладонями лицо — опять этот сон! Ну как мне от него избавиться?! И тут же почувствовала, как меня потянули назад — моему другу не понравилось, что я внезапно исчезла.

— Иди сюда, — не просыпаясь, пробормотал Валгус, и я послушно устроила голову на его груди, в надежде, что странный сон меня больше не потревожит. На мое счастье, так и произошло.

***

Хотя ключ по-прежнему был у меня, решила им не пользоваться и потянулась к звонку — наверное, из-за того, что я больше не была тут дома. Щелкнул замок, и я угодила в объятия мамы:

— Девочка моя! Наконец-то.

Глаза тут же увлажнились, меня потянуло на рев, пришлось крепко стиснуть зубы, чтобы справиться с эмоциями.

— Сашка, Сашка пришла! — оглушил звонкий вопль.

Мама уступила место сестренке, которая повисла на моей талии, как якорь — отпустив ноги и не давая шагу ступить. Мы как-то незаметно переместились в зал — мама теперь принимала меня как дорогую гостью. Дорогую, но… случайную. Не из дома. Которой очень рады, но знают, что скоро она уйдет.

Я улыбнулась про себя — теперь меня это не огорчало… ну, может, совсем чуть-чуть. Я ведь и правда стала гостьей.

Нам всем повезло — Он был в командировке. Мама могла спокойно со мной посидеть. Правда ее немного смущал Валгус, и он, почувствовав ее скованность, вскоре встал:

— Ди… Саш, я сбегаю в магазин, куплю что-нибудь в дорогу. Дождись меня, пожалуйста. Хорошо?

Я кивнула, проводила парня до дверей, а когда вернулась, наткнулась на ехидный взгляд сестры.

— Тили-тили тесто, — пропела малявка тонким голоском.

— Ляля, — укоризненно покачала головой мама, но сама посмотрела так, словно ждала объяснений.

Я вздохнула и пожала плечами, не зная, что сказать. Откровения не вполне совершеннолетней дочери маму, пожалуй, не особо обрадовали бы. Правда, надо отдать должное, и испугать не испугали бы, она сама выскочила за отца в семнадцать лет.

Почувствовав мое замешательство, мама вздохнула:

— Ты у меня умная девочка, Валгус вроде бы тоже, но… — потом запнулась на мгновение, и нерешительно задала вопрос, -.. насколько у вас все серьезно?

У меня вырвался нервный смешок — серьезнее некуда! — и я сказала:

— Насколько это возможно. Мама, он мой… — пару секунд я подбирала подходящее для моей мамы слово, — … ну… он…

— Жених! — обрадовано крикнула Лялька, не дождавшись моего ответа.

Сначала я поежилась от такого громкого слова — руку-то мне пока никто не предлагал, только сердце и жизнь — а потом решила, так оно и есть. Для мамы самое подходящее слово, оно позволяет на многое закрыть глаза.

— Ладно, — я потрепала сестренку по макушке, — будем считать, что жених.

Лялька одобрительно закивала:

— Саш, он мне нравится. Он красивый. И хороший. И он мне заколки подарил, с камушками! Сейчас покажу!

И девочка вихрем унеслась в комнату, оставив меня с мамой один на один.

— Вот ты и выросла, — тихо сказала мама, глядя на меня во все глаза, а потом спохватилась, всплеснула руками, полезла в карман халата и вытащила свернутый пополам конверт, — держи. Это карточка. Я буду каждый месяц класть на нее деньги. Ты не экономь сильно, покупай себе все что надо. И кушай хорошо, а то совсем похудела, одни глаза остались!

Я повертела конверт в руках и сунула в карман джинсов, решая, могу ли принять эту помощь. Мама зарабатывала хорошо, даже можно сказать, отлично для нашего городка, но Влад контролировал каждый рубль. Ему всегда казалось, что на меня уходит слишком много.

— А как ты Ему объяснишь? — спросила, щупая пальцами сквозь бумагу плотный пластик.

Мама озорно улыбнулась, на мгновение став похожей на счастливую красавицу со свадебных фотографий:

— Мне повысили оклад! Давно.

Я хмыкнула — не такая уж и послушная мама, как казалось. Значит, не пропадет без меня. Да и Лялька подрастает, не даст ее в обиду — в дочери отчим души не чаял и готов был идти во всем на поводу. Будь Лялька чуть хуже, она могла бы здорово усложнить нам с мамой жизнь. Но она была очень хорошей. С самого рождения. Очень … светлой изнутри. Нет, она не даст маму в обиду! Да и меньше им будет доставаться без меня. А если Онпопробует… если посмеет обидеть… я ведь вернусь в один прекрасный день, чтобы проверить! Обязательно вернусь!

— Будешь звонить? — спросила мама.

Я отрицательно качнула головой:

— Нет, мам. Я тебе на мыло напишу.

Мама снова всплеснула руками:

— Ну и память!

Но добавить ничего не успела — Лялька пришла. Она притащила не только свое богатство, спрятанное в розовой шкатулке, но и небольшую сумку через плечо.

— Умница моя! — улыбнулась ей мама, стянула ношу с плеча и протянула мне, — держи. Это тебе за удачное окончание школы.

Я расстегнула и обрадовано охнула — маленький нетбук! Давно о таком мечтала!

— Спасибо! — я уткнулась маме в плечо, обняв заодно и Ляльку.

— Это тебе спасибо, — вытерла набежавшие слезы мама.

Я отстранилась, внимательно глядя ей в лицо — за что спасибо?

Мама поняла мой невысказанный вопрос и прошептала:

— За то, что всегда прощала меня.

И тут я все-таки разревелась. И мама тоже. А Лялька нет, она только вздохнула, а потом погладила нас обеих по головам, утешая. Получается, самой взрослой в нашей компании была шестилетняя сестра.

Я хихикнула от этой мысли, мама тоже рассмеялась сквозь слезы:

— Как же мне с вами повезло, девочки! — а потом всплеснула руками, — ну точно память у меня дырявая! Саша, сегодня мальчик приходил. Воронов Гриша. Спрашивал тебя, хотел поговорить, я сказала ему, когда ты подойдешь. Думаю, он уже ждет внизу.

Я скривилась, как от зубной боли — ненавижу подобного рода разборки! "Ты мне нравишься, ты мне не нравишься…" Как будто можно выклянчить любовь. Как будто что-то изменится, если Тенгу признается в своих чувствах!

Я подошла к окну, посмотрела вниз и громко чертыхнулась — так и есть! Воронов собственной персоной, курит на лавочке, нервно зажимая сигарету в кулак.

Ну чего ему от меня надо?!

Я представила себе лицо Валгуса, когда он обнаружит парня, затем свое, если Гришка решит увязаться за нами, и решила спуститься вниз, чтобы отправить парня восвояси еще до прихода любимого.

Я же никуда не пойду одна, просто постою рядом с подъездом.

***

Когда железная дверь открыла мне путь к свободе, картина у лавочки изменилась — парень был не один, перед ним стояли два незнакомца.

Гришка стоял, повернув ко мне вполоборота лицо. Взгляд парня выражал смесь нахальства, детской обиды и упрямого желания довести дело до конца.

Воронов не видел опасности, не чувствовал ее, не понимал, что эти двое на его дороге появились не случайно. Зато я видела. И чуяла. Запах чужаков и врагов! Тех, кто ни в коем случае не должен прикоснуться к одному из моего рода. Пусть даже этот один всего лишь полукровка!

Тело привычно среагировало напрягшимися мышцами, но я сумела удержать его в узде, не позволила волку взять вверх — на Тенгу пока не напали. Быть может это простое любопытство? Не более? Хорошо бы так. Вмешиваться нельзя! Ни в коем случае! И пока меня не заметили, надо тихонько закрыть дверь и уйти! Нельзя, нельзя Им показываться!

Я помнила это, вот только стоять в стороне тоже не могла. Это. все равно, что ждать, когда тебя самого убьют. Не сопротивляясь.

Горло жег чужой запах, и все мои силы были брошены на одно — не обратиться в зверя. Кажется, я улыбалась. Не помню.

Оглянулась — людей поблизости нет — и мягко пошла вперед, скинув на ходу туфли, уронив сумочку. Зачем это сделала, тоже не знаю.

Мелькнула и пропала мысль — "если сейчас перекинусь, то точно отобью у Гришки желание за мной приударять". Не думаю, что парня вдохновит серая зверюга, холкой ему по пояс.

Подошла поближе, встала рядом с Тенгу и улыбнулась. Как смогла.

Чужаки отпрянули. Бледные лица стали еще белей, а зрачки превратились в черные провалы, полные ненависти.

Гришка изменился в лице:

— Ребят, вы чего?

Я тихо прорычала:

— Они ничего. Они уходят. Правда?

Это было сложно сказать. Так чтобы меня поняли.

Усилия, которые я тратила на то, чтобы удержаться в теле человека, были колоссальны. Меня не хватило бы надолго. Самое большее — минут на пять. А там все. Если они не уйдут…

Губа сама поползла вверх, обнажая зубы, и я попробовала перевести оскал в улыбку. Получилось плохо. Зато чужаки отпрянули, а Гришка прошептал, севшим голосом:

— Саш, ты чего?

Похоже, парня заклинило на этом вопросе.

Чужаки отступили на несколько шагов и снова осклабились, глядя мне за спину. Я знала, кого они там увидели… Одного из своих. Я тоже его чуяла.

16 глава

Напряжение сделало воздух густым и тяжелым. Было слышно, как бьются сердца. Громче всех стучало сердце Гришки. Мой одноклассник не понимал, что происходит и жутко боялся. Это его страх пропитал воздух, словно ликер бисквитный корж.

Я тоже боялась, но по-другому — не за себя. И еще балансировала между двумя противоположными чувствами: желанием схватить Тенгу за шиворот, затолкнуть в подъезд, а самой стать серым зверем, способным постоять за себя, и желанием плотно закрыть глаза, сбежав в безопасный мир иллюзий. Но ни того, ни другого позволить себе не могла, а потому неотрывно следила за чужаками, полностью игнорируя происходящее за спиной.

Наверное, любое чувство имеет свой предел "прочности" — в какой-то момент мне стало смешно. Уж больно забавным показалось радостное ожидание, что светилось в глазах моих врагов. Они здорово надеялись на "подмогу".

Я четко уловила момент, когда радость сменилась недоумением и позволила себе усмехнуться. А в следующее мгновение меня обняли за талию, и напряжение ушло, словно в душе открыли невидимый шлюз. Валгус действовал на меня лучше самого сильного оберега.

Я вздохнула и потянула Воронова за рукав, задвигая его за наши спины и судорожно пытаясь сообразить, что делать дальше.

Меж тем Валгус нахмурился и строго спросил:

— Кто такие и по какому праву находитесь на этой земле? Разрешение есть?

Такого незваные гости совсем не ждали — недоумение и оторопь сменили агрессию и злость. Им на смену пришли досада и страх — кажется снежные действительно вышли за рамки договора и теперь боялись расплаты.

А Валгус, не давая сородичам опомниться и прийти в себя, нагло представился:

— Сводный отряд охотников. Временный патруль нейтральной территории. Так что у вас там с разрешением?

Я затаила дыхание, опасаясь неловким вдохом выдать свое изумление — в жизни еще не слышала такого бесстыдного блефа! Он явно нуждался в поддержке.

Уверенности в том, что открою рот и заговорю по-человечески, все еще не было, поэтому я просто кивнула, подтверждая слова "напарника", и крепче стиснула зубы, моля об удаче.

Чужаки, обменявшись взглядами, попятились, намереваясь удрать. Валгус сделал маленький шаг вперед, я осталась на месте, словно в раздумье. Мы давали снежным возможность спокойно смыться. И все получилось бы,… если бы не Воронов.

Гришка, решив, что беда миновала, вылез из-за наших спин и сделал вперед ровно два шага. Их хватило, чтобы все изменить….

Понятия не имею, откуда Он вылетел — наверное, из-за разросшихся кустов сирени у подъезда — и оказался около Тенгу…. Схватил его за плечо, потянулся к беззащитному горлу мальчишки… к моему брату по крови… к беспечному щенку!

Память предков буквально взвыла, требуя защитить. Я не смогла ей противиться и вложила в удар всю свою силу! Отшвырнула чужака на толстый столб, поддерживающий козырек подъезда. Парень стукнулся виском о железо и сполз на землю бесформенным мешком. В воздухе резко запахло кровью. Тут же мне прямо в мозг вонзились острые "шипы" боли. Теперь я даже вздохнуть, как следует, не могла, а только хватала ртом недоступный воздух, скрутившись на асфальте в комок.

Валгус кинулся в драку — одного из парней, словно волной невидимой смело. Он отлетел за забор палисадника, мелькнув черной подошвой кроссовок.

Шипы в голове мгновенно исчезли, даруя свободу телу. Я взвилась в воздух и сбила последнего снежного, припечатав его к асфальту. Сжала клыками бледное горло, готовясь его разорвать если что.

Еще в прыжке до меня дошло — я в шкуре зверя! Я обратилась! На глазах снежных, на глазах у Гришки, на глазах у людей! Эта мысль моментально отрезвила, позволила взять ситуацию под контроль. Память предков еще требовала крови врага, билась в душе, словно море о дамбу, но победить настоящее "я" не могла. Снежный остался невредимым, хотя наверняка не надеялся — никто еще…. никто из Них не выживал, если нам удавалось дотянуться до горла нави.

Меж тем Валгус вытащил из кустов своего противника. Тот выглядел, словно мертвый и, кажется, не дышал. Я поймала себя на мысли, что смерть чужака меня бы не огорчила, она стала бы лишь достойной расплатой за порушенные надежды. Но Валгус не был убийцей — чужак тихо, едва уловимо стонал.

Мой друг деловито обшарил карман своей жертвы и выудил из них наручники, тускло блеснувшие черным металлом на солнце. Взгляд Валгуса изменился, когда он взял их в руки. Мой друг тихо выругался, а потом защелкнул "браслеты" на парне, скрутив его локти за спиной. А затем избавил меня от искушения крепче стиснуть челюсти, так чтоб хрустнули хрупкие шейные позвонки, а пасть наполнилась горячей вражеской кровью.

В карманах моего недруга тоже нашлись наручники, как и у того, что валялся кулем у подъезда. Мы их использовали по назначению.

Когда я избавилась от пленника и оглянулась вокруг, увидела примерзшего к асфальту Тенгу, который смотрел на происходящее, разинув рот.

— Что расселся? — зашипел на одноклассника Валгус, — Давай, помогай!

Гришка сглотнул и промямлил:

— Что надо делать?

"Чувство локтя" у парня было на высоте: не испугался ни серой зверюги, ни непонятных людей, ни страшных "чудес". Все-таки ненормальные эти анимешники, другой бы уже убежал.

Парни затащили снежных в тесную каморку, служившую кладовкой дворникам — Валгус сбил с нее замки. А затем мой друг позвонил в милицию, сообщил о драке и шуме в подъезде. С сотового снежного и позвонил. И, выпотрошив симки, оставил телефоны на полу, рядом с телами. Правда, предварительно трубки разбил.

Пока Валгус возился, я сторожила вход, едва удерживаясь от того, чтобы не заскулить. Мне казалось, время тянется несоизмеримо долго и на нас вот-вот снова нападут, или — появятся люди, переполошив всю округу криками. Но невезенье в тот день закончилось, мы успели "спрятать концы" до первых зрителей. Жалко только удача заглянула так поздно, не успела спасти — драка, занявшая считанные секунды, поставила на моих надеждах жирный крест.

Мы настороженно вышли на улицу, опасаясь нового нападения, но на этот раз пронесло — видно снежные отправили только одну группу. Я уже хотела метнуться к соседнему подъезду, как взгляд упал на лоскуты, усеивающие землю. Это все, что осталось от моей любимой футболки и бриджей. Пришлось собрать "останки" пастью — нельзя оставлять такие улики! Парни мне помогли.

Когда мы, наконец, попали в подъезд, Валгус неожиданно приказал: — Наверх едем в лифте! — и в ответ на мой недоумевающий взгляд пояснил, — Надо чтобы в нем остался свежий след.

Воронова мой друг тоже не отпустил. Правда, Гришка, надо отдать ему должное, вовсе не рвался уйти. Он сам отправился за нами, даже не пришлось его звать.

Мотор натужно накручивал тросы, медленно волоча тяжелую кабину вверх. Я сидела, мысленно считая секунды, скаля зубы от чувства бессилия. И в какой-то момент почувствовала Гришкину руку на шее. Он нерешительно трогал пушистую шерсть. И во взгляде парня не было ни страха, ни удивления, а один детский восторг, словно рядом сидел не огромный зубастый волк, а забавный кутенок!

Нет, Воронов все-таки ненормальный…. И как же теперь с ним быть?

В квартире я первым делом бросилась в ванну, преобразившись на ходу, и обмотала себя полотенцем — не хватало еще щеголять голышом перед одноклассником. Хотела было схватить сумку с нормальными вещами, но Валгус остановил:

— Лезь в душ, Дичок. Надо смыть волчий запах, иначе нас быстро найдут. В запасе есть еще минут десять, а если повезет — то несколько часов, так что успеешь… А вещи я тебе сам достану.

Я метнулась обратно, открутила вентили и зашипела — от волнения не сообразив, что делаю, обрушила на себя водопад холодной воды. Правда, это оказалось даже к лучшему — холод моментально помог прийти в себя. Вылив на мочалку самый пахучий гель из батареи флаконов, принялась сдирать с себя запах зверя. Ванную комнату наполнил сладкий карамельный аромат. В голове в тот момент билась одна единственная мысль — "Что теперь будет?". Она занимала все мое существо, все внимание. Я впала в какой-то ступор, даже не заметила, как приоткрылась дверь, и на вешалке повисла одежда.

Торопливо смыв душистую пену и обмахнувшись полотенцем, принялась втискивать влажное тело в узкие джинсы. Пока одевалась, услышала звук расходящейся молнии на сумке и торопливые советы Валгуса:

— Вот что, Воронов, ты влип в серьезные неприятности и единственный выход из них — уехать учиться в другой город. Иначе жизнь твоя сильно изменится, и, сам понимаешь, не в лучшую сторону …

— Вы что, вместе живете? — неожиданно перебил Валгуса одноклассник.

Мой любимый на мгновение замолчал, а потом сердито отрезал:

— Не о том ты, Воронов, думаешь! Но, чтобы уж поставить все точки над "и", отвечаю — Саша моя возлюбленная и жена! Так что… выкинь из головы все глупые мечты и сосредоточься на том, как выйти сухим из этой передряги. Понял?

Тут я, наконец, справилась со штанами, быстро влезла в футболку и рванула в зал, собирая на ходу волосы в хвост.

Валгус повернул ко мне голову и приказал:

— Сумку не бери. Уйдем волками. Так что с собой только документы, карточки, деньги, пару ценных мелочей и все.

— Ты тоже… не человек? — растерянно протянул Гришка, оторопело глядя на моего друга.

— Я тебя удивлю, Воронов, если отвечу — "да"? — не скрывая ехидства, ответил мой приятель.

— Теперь понятно, почему вы вместе, — сам себе пробурчал под нос мой одноклассник.

У меня неожиданно вырвалось:

— Мы не поэтому вместе, мы вместе вопреки.

— А со мной что сделаете, почистите память? — Тенгу был абсолютно серьезен, когда об этом спросил.

Валгус закинул за плечи маленький рюкзачок и проворчал:

— Хорошая мысль. Саш, ты как, не против?

Потом, глядя на сползшиеся к переносице брови одноклассника, поморщился и оглянулся на меня: — Жалко это не поможет, если он попадет в лапы к нашим! Так что, давай, Воронов, вали поскорее из города! — И уже мне. — Пошли!

Валгус не стал спускаться вниз, а потянул всех в лифт и ткнул пальцем кнопку последнего этажа.

— Пробежим по крыше и спустимся через другой подъезд, — пояснил парень, глядя на мой недоуменный вид.

Замок Валгус трогать не стал, он попросту вырвал вместе с гвоздями дужки, на которых тот крепился. Точно также поступил со вторым, на двери, ведущей с тех этажа на крышу.

Мы буквально пролетели до последнего подъезда, распугав нежащихся на солнышке голубей. Последнюю дверь, оказавшуюся железной, Валгус выдернул вместе со сварным косяком, ободрав руки в кровь.

Тут Тенгу не удержался от восторженного выдоха:

— Круто!

Валгус тут же на него зашипел:

— Рот закрой!

Мы спустились вниз по лестнице, отправив Тенгу на лифте — чем меньше он с нами, тем лучше для него.

Уже на улице Валгус спросил у Гришки:

— Деньги на такси есть?

Юноша растерялся:

— А зачем? Я рядом живу, за прудом.

Валгус вздохнул: — И, правда, незачем. Ты же пешком пришел. Все равно найдут по следам. — И неожиданно поинтересовался: — Ты случайно не приемный ребенок?

Гришка возмущенно вскинулся:

— Что за дебильный вопрос?! Нет, не приемный!

— Оба родителя родные? — не отставал Валгус, не забывая целеустремленно тащить меня вперед. Я в свою очередь следила за улицей — от этих гадов чего угодно можно ждать!

Парень пропыхтел на бегу:

— Оба! Да что за дела?!

Валгус, проигнорировав и возмущение, и вопрос, снова пристал:

— Они сейчас дома?

— Наверное, — неуверенно ответил мальчишка.

— Вот и славно, — буркнул Валгус, остановившись.

Мы уже добрались до стоянки местных "бомбил"*.

— Значит так, Воронов. Дуй домой и расскажи, что произошло… — Валгус вытащил из кармана платок, промокнул вспотевший лоб, сунул влажный кусок ткани в карман джинсов одноклассника и продолжил раздачу советов. — Если сделают вид, что не поняли, отшутись, скажи "приснилось", но оставь на столе этот платок. Тот, кто надо — учует. С ним и поговоришь. Объяснишь, что к чему.

— Да что такое? — не выдержал парень, — Зачем мне вас и себя подставлять?!

— Зачем, говоришь? — усмехнулся Валгус, — Да затем, что ты тоже не совсем человек. И поэтому можешь огрести по полной. С нами за компанию. Так что, давай, беги домой!

Гришка на мгновение замер, а потом тихо спросил:

— Я тоже… волк? Как и Саша?

Валгус кивнул:

— Почти.

И потянул меня к одинокой машине.

— Вы хоть в инет выйдете? — тоскливо крикнул Тенгу нам в след.

Валгус отшутился: — В лесу сети нет. А по деревьям волки не лазают. — И снова покачал головой, — Не о том думаешь, я тебе говорю! Домой бегом!

Парень нехотя, постепенно убыстряя шаги, потрусил в сторону пруда.

А Валгус уже заглядывал в машину к шабашнику:

— Шеф, мы с подругой скорый прошляпили. Отвезешь на ближайшую станцию?

— Сколько? — вяло ответил таксист.

— А сколько попросишь? — улыбаясь во все зубы, спросил юноша.

Мужчина глянул на мое зареванное лицо:

— Ближайшая для скорого через двести пятьдесят километров. Меньше чем за две косых* не повезу.

— Идет, — быстро кивнул Валгус и открыл дверь, пропуская меня в салон.

Шофер неторопливо сплюнул в окно шелуху от семечек и протянул руку:

— Оплата вперед!

Мой друг вложил в ладонь бомбилы две пятисотки:

— Остальное на месте, как довезешь.

Тот одобрительно усмехнулся и потянулся к ключу зажигания.

В дороге Валгус оживленно болтал с водителем. Точнее — говорил в основном шабашник, а мой друг лишь изредка фразы вставлял, для порядка. И по лицу юноши не было видно, что его что-то тревожит или расстраивает, хотя в душе творилось черт знает что. Я-то чувствовала. И тряслась от пережитого — стоило только выехать за пределы города, как ненормальное спокойствие, что меня охватило, растаяло словно лед. Больше всего мне хотелось зайтись в истерике, заорать или еще лучше — завыть! Или — вообще превратиться в волка и забиться в лесную глушь, чтобы никто не нашел.

— Что-то твоя подружка невеселая! — подмигнул нам в зеркале таксист.

Валгус обнял меня за плечи:

— Расстроилась сильно, боится, не успеем.

— А поезд давно отошел? — поинтересовался водитель.

— Да за десять минут до того, как мы к вам сели.

Шофер усмехнулся:

— Успеем, если накинешь за риск.

Валгус хмыкнул:

— Еще рублей двести добавлю. И штраф если что с меня.

— Хороший у тебя парень, подруга, — рассмеялся дядька. — С таким не пропадешь!

Я прикусила губу — он прав, не пропаду. А Валгус со мной?

Я пока приносила самому любимому человеку одни неприятности.

Снова отвернулась к окну, почувствовала, как юноша уткнулся лицом мне в волосы и тихо вздохнул. А потом вздрогнула от мысли, что возможно, мы вместе последний день — неизвестно как скоро выберутся из милиции эти охотники и выйдут на наш след. А может и не охотники… Что-то их отличало от Марка и Ванессы. И от Валгуса. Какая-то фальшь. Я уловила ее с первой же секунды, но так и не смогла осознать, в чем она состояла.

А может, я ошибаюсь? Вряд ли простые оборотни носят в карманах наручники. А то, что они сначала пошли на попятную… это еще ни о чем не говорит. Нас попросту разыграли, чтобы ослабить внимание.

Ну зачем, зачем мы Им понадобились?! Чего Они привязались? Неужели нельзя просто позволить жить беглецам, как мы хотим?!! В чем мы с Валгусом виноваты? Это же несправедливо!!

При мысли о несправедливости из глаз закапали слезы, и я прикусила губу, чтобы не разрыдаться в голос.

Винить кроме себя было некого.

Все пошло наперекосяк из-за меня! Наш план провалился. Зачем я вышла?! Проще было бы позвонить Гришке на телефон и отправить его домой.

Я прижалась теснее к Валгусу, положила голову на его плечо и прошептала:

— Прости!

Юноша нежно погладил меня по мокрой щеке и сказал:

— Не надо. Не плачь. Ты ни в чем не виновата. Все будет хорошо.

Меня же еще и утешают! Дела…

Я вытерла слезы и попробовала улыбнуться:

— Ладно. Не буду.

А потом вцепилась в руку друга и замолчала — поговорить в чужой машине возможности не было никакой.

Через полчаса пути, Валгус неожиданно спохватился:

— Шеф, притормози у реки! Мне… надо срочно выйти, а то не дотерплю.

Пока машина останавливалась, выудил из рюкзака пластиковый мешок, и подмигнул мне:

— Подожди здесь.

Вышел из машины и спустился с откоса под мост, правда очень быстро вернулся, буквально секунд через десять и снова сел рядом, прижался губами к моему уху и прошептал:

— Я разбросал твои рваные вещи. Мало ли… Конечно, шансов немного, что станут искать вдоль дороги… но в жизни и не такое бывает. Может, получится их со следа сбить.

Станция встретила нас маленьким, окрашенным в бодрый желтый цвет, вокзалом. Валгус ненадолго задержался у машины, расплачиваясь. Я видела, как он что-то говорил, не отрывая взгляда от глаз таксиста. Наверное, внушал что-то, подчищая следы.

До нашего поезда оставалось еще почти пять часов, и Валгус потащил меня в столовую, хоть я и убеждала его, что есть не хочу. Уж какой тут обед, когда мы еще из передряги не выбрались?

Однако мой приятель упорно стоял на своем:

— Ты забыла про ритуал? Телу нужна энергия. Не поешь сейчас, начнешь тянуть из людей. Ты же не хочешь этого?

Его слова меня немного отвлекли и пристыдили, хотя… если уж оставаться честной до конца… люди меня сейчас волновали меньше всего. Это неправильно, наверное, но я ничего с собой поделать не могла. Не до людей тогда было.

Мы перекусили в столовой для железнодорожников — на станции сходились вместе несколько направлений и меняли локомотивы поездам. Вкус еды я не ощутила. Просто затолкала в себя что-то горячее. Кажется — суп.

А потом мы долго ждали нужного поезда, сидя в неудобных пластиковых креслах. На смену тревоге и готовности дать моментальный отпор на меня нахлынули чувства обреченности и усталости. Это было даже хорошо — внутренний зверь, рвущийся на свободу, немного поутих. Волчья кровь успокоилась, перестала толкать на безрассудства.

Валгус держался намного лучше. Я хорошо чувствовала его собранность, решительность и отчаянную решимость добиться своего. Они-то и помогли мне взять себя в руки и тоже поразмыслить о вариантах спасения.

— Валгус… — спросила я задумавшегося юношу, — Может, нам и правда уйти в лес?

— Нет, Дичок, туда теперь сунутся первым делом, — покачал головой друг и пояснил, — до Воронова они, скорее всего, добрались. А уж до нашей квартиры — точно. И нашли там брошенные сумки с вещами. Как думаешь, какой сделают вывод?

Дышать стало чуть свободнее — Валгус постарался сбить преследователей с нашего следа. Возможно, что все-таки получится улизнуть.

Я тихонько перевела дух.

Валгус улыбнулся, почувствовав смену моего настроения, и позвал:

— Иди ко мне!

Я охотно пересела к юноше на колени, не обращая внимания на осуждающие взгляды женщины, продающей газеты. Какое мне дело до чужого мнения, если наши жизни висят на волоске?

Парень обнял меня, заключив в кольцо своих рук. Их тепло успокаивало и согревало.

Ничего… мы выберемся! Выпутаемся. Обязательно выпутаемся! Они не смогут нам помешать!

А еще я решила, что в следующий раз при встрече со снежными, ни за что не позволю волчьим инстинктам взять вверх, смогу контролировать свое тело.

Нет, я по-прежнему считала, что поступила правильно, защитив Тенгу, но сделать это надо было в теле человека. Тогда бы справедливость осталась на нашей стороне — не я первой начала эту драку! Кроме того… меня ел стыд пред Валгусом… за свои нетерпеливость и несдержанность, которые обернулись большой бедой.

И я снова мысленно попросила его "Прости!". Валгус разжал объятия, чтобы видеть мои глаза и улыбнулся, насмешливо приподняв брови. А потом прошептал:

— Прекрати изводить себя.

И поцеловал. Я ответила отчаянно и жадно, а потом уткнулась лицом в шею друга и закрыла глаза. Мне ужасно не хотелось видеть такой неправильный мир, который не дает покоя двум ни в чем не повинным … людям. Или… волкам? Да какая разница! Если и той и другой половине хотелось только одного — чтобы от нас отстали.

17 глава

Вскоре на всю округу разнеслось: "Cкорый номер **** прибывает на первый путь. Нумерация вагонов начинается с головы поезда". Мы вышли из здания вокзала, но сразу на перрон не пошли — рассчитали примерное место остановки нашего вагона и остались сторожить его в тени ближайшего дерева: с этой позиции открывался прекрасный обзор. Отъезжающих оказалось немного, человека два-три, встречающих еще меньше. Зато по всему перрону расползлись местные "бизнесмены" с сумками полными снеди. Они мне напомнили стаю перед охотой, только не в своре, а по принципу "каждый сам за себя".

Валгус посмотрел на ближайшего мальчишку с литровыми бутылями минералки в руках и сокрушенно вздохнул:

— Нет бы, додуматься самому!

Я пожала плечами — все предусмотреть невозможно, да и не даст это ничего. Тех, кто участвует в загоне "дичи" такой маскировкой не проведешь.

Тяжело громыхающий состав прибыл на станцию точно в означенное время. Вагон остановился прямо напротив, нам осталось только дождаться, когда проводница откроет дверь и нырнуть в железный "короб". Однако Валгус не стал спешить, он предпочел дождаться "встречи на Эльбе", так парень назвал устремившихся в объятья продавцов пассажиров. Обшарив толпу внимательным взглядом, он облегченно улыбнулся и потянул меня за рукав:

— Чисто! Пошли.

Я двинулась следом за юношей, ощущая себя диким зверем, долго метавшимся между красных флажков и внезапно обнаружившим выход. И понимающим, что он может оказаться самой обычной западней.

Проводница, скользнув по нашим лицам равнодушным взглядом, сверила билеты с документами и отступила в сторону, пропуская в пластиковое чрево вагона. Поезд был скорый, фирменный, а потому ухоженный. Железнодорожники не поскупились на новые дорожки, белые занавески с логотипом и электронное табло, на черном фоне которого светились яркие цифры температуры воздуха. А вот кондиционер почему-то не работал: было довольно жарко, и двери в купе стояли открытыми.

Мы пробрались по узкому, отделанному светлым пластиком коридору, спеша занять свои места. Когда Валгус откатил в сторону дверь, я облегченно вздохнула — оно пустовало. Понятно, что ненадолго, но подарком стали бы даже несколько минут — слишком хотелось побыть с любимым наедине.

Я сразу заняла место у окна. Перрон оказался вполне современным, вровень с верхней ступенькой вагона, и люди на улице были как на ладони.

Валгус закинул рюкзак на верхнюю полку, потом опустил стекло на окне, и уселся со мной рядом, расслаблено прислонившись затылком к стене. Со стороны он казался очень спокойным, но на самом деле парень сторожил каждый звук. И я тоже. Ощущение было двойственное. С одной стороны радовало, что мы вот-вот должны уехать далеко, туда, где легко затеряться, слиться с толпой. С другой — маленькое пространство купе казалось ловушкой, мышеловкой, в которой нас так легко поймать. И это не давало покоя.

А еще я вспомнила прошлое лето, свое бегство из села и его причины. Ярослава тоже вспомнила и подумала "Он знает!". У меня даже сомнений не было, что черному волку донесли о выкрутасах его "ведомой". И о том с кем ее видели, тоже донесли.

На что теперь решится стая? Даже страшно представить.

Я поежилась от внезапно пробравшего холода и уставилась в окно. По перрону бодро рысили предприимчивые селяне. То и дело слышалось: "Картошка, вареная картошка!", "Малосольные огурчики!", "Пиво, холодное пиво!".

Продавцы торопились распродать свой товар.

Я почувствовала на себе взгляд Валгуса, повернулась к нему и, конечно же, в один момент забыла про все напасти разом — парень привлек меня к себе, поцеловал и прошептал на ухо:

— Ничего, скоро все закончится.

Должно быть, мой любимый почувствовал те смятение и тоску, что охватили меня при мысли о стае. Я притихла в объятиях юноши и закрыла глаза, наслаждаясь теплом его рук, и поэтому требовательный стук по стеклу меня испугал и заставил буквально подпрыгнуть на месте. Сердце ухнуло куда-то в пятки. Но не успела я подумать "Попались!", как в открытом окне, чертиком из табакерки, явилось сморщенное загорелое лицо, и раздалась громкая скороговорка:

— Пирожки с картошкой? С яйцами? С мясом?

В ответ у Валгуса вырвалось: — А мы откуда знаем, с чем у тебя пирожки? — затем парень опомнился и процедил сквозь зубы, — Ну, бабка… ты лучше сама уйди!

Та его не услышала — она уже стучала в соседнее окно.

Мне неожиданно стало смешно — уж забавно прозвучал ответ моего друга. Я поджала губы и, перехватив удивленный взгляд Валгуса, поняла, что не справлюсь с внезапным приступом веселья, поэтому уткнулась юноше в плечо, зажав ладонью рот.

Валгуса смена настроения обрадовала, он довольно хмыкнул:

— Ну наконец-то!

Я почувствовала, как обрадовался парень, и хотела в ответ его поцеловать, но передумала — в купе заглянула проводница. Она с интересом посмотрела на нас двоих, задержав свой взгляд на лице Валгуса, и кокетливо сложила губы "бантиком":

— Билетики пожалуйста.

Проводнице было не меньше тридцати, выбеленные волосы отвратительно пахли дешевой краской, аммиаком и дымом крепких сигарет, но женщина все равное не смогла удержаться от того, чтобы не состроить глазки моему парню! Хотя тут я ее понимала — слишком хорош, разве пройдешь мимо?

Валгус расцвел ответной улыбкой и полез за документами в карман рюкзачка. Я же забралась с ногами на сиденье и стала следить за тем, как женщина рассовывает наши билеты в кожаные кармашки большой папки.

— Постель брать будете? — поинтересовалась проводница уже стоя в дверях.

— Обязательно, — кивнул Валгус, — А вот чая пока не надо, мы за ним сами придем.

Минут через двадцать, когда перед глазами поплыл серый асфальт перрона, я почти уверилась, что теперь у нас все будет хорошо. Во всяком случае — ближайшие сутки. Дальше загадывать не решалась.

Как только поезд тронулся, Валгус сразу улизнул в коридор, кинув:

— Пора "на разведку".

Я понимала — мой парень поступает правильно — поэтому постаралась не запаниковать от мысли, что осталась одна. И все-таки время растянулось до невозможности. Поймав себя на том, что смотрю на дисплей мобильника каждые тридцать секунд, бросила телефон и занялась ревизией рюкзака — требовалось выяснить, что же есть в нашем распоряжении. Из своих вещей я нашла самый необходимый минимум: смена белья, документы, конверт с банковской картой (должно быть кто-то из ребят подобрал его у подъезда), нетбук и коробочку с бабкиным наследством. А еще Лялькин рисунок (тот самый, что сестренка подарила на Новый год) и фотку, где я была снята вместе с мамой и сестрой.

Валгус собрал самое нужное.

Я открыла коробку и сжала в руках медальон. Украшение по своему обыкновению потеплело, и от него по телу распространилась горячая волна. Она согрела меня и принесла чувство… защищенности, покоя, словно больше ни от кого не надо было бежать. Плечи сами собой распрямились, и я поняла, что оказывается, сама того не замечая, пыталась "ужаться" и съежиться, стать незаметной для всех.

В ответ на подаренное спокойствие погладила медальон и тихо шепнула:

— Спасибо!

Мне казалось, бабушкина памятка услышала меня, потому, что пальцы словно иголочками слегка кольнуло. Я хотела спрятать подвеску обратно в коробку, но передумала и сунула украшение в задний карман джинсов — так надежнее — а затем, чтобы не накручивать себя в ожидании друга, отправилась за чаем.

С Валгусом мы встретились у дверей купе, когда я, не отрывая взгляда от опасной болтанки кипятка в стаканах, пыталась открыть ногой захлопнувшуюся дверь. Юноша быстро откатил ее в сторону, придержал, давая пройти, дождался, пока я разберусь с чаем и с довольным видом устроился за столом.

По его лицу было видно, что все хорошо, но все-таки я не смогла удержаться от вопроса:

— Ну как?

— Похоже, нам удалось сбить их со следа, — сказал Валгус.

Я не смогла удержаться от вздоха: как мне хотелось, чтобы наши желания стали действительностью!

— Есть хочешь? — поинтересовался Валгус. В ответ отрицательно мотнула головой: какая там еда, не до нее!

Парень рассмеялся:

— Везет некоторым, а я бы слона съел. Стук вагонных колес для меня всегда срабатывает будильником желудка.

Я вспомнила толпу мечущихся по перрону людей, готовых купить сомнительного качества продукты и улыбнулась:

— И не только у тебя.

Парень рассмеялся и полез в рюкзак за бутербродами.

А потом мы долго пили чай, отбросив на время прочь все страхи и переживания.

Чего понапрасну тревожиться? Все что можно сделать для спасения, мы сделали. Точнее — Валгус сделал. А дальше… Дальше остается только ждать и надеяться, а еще — больше не делать глупостей.

Последний совет адресовался исключительно мне.

Валгус скинул кроссовки и вытянулся на полке, я устроилась у него под боком. Мысль о том, чтобы лечь отдельно даже не мелькнула в моей голове. Да и Валгуса тоже. Мы обнялись, я уткнулась носом в футболку любимого и медленно вдохнула, стараясь, чтобы родной запах заполнил меня всю.

— Тебе надо поспать, Дичок, — тут же отреагировал на мой вздох Валгус, немного помолчал, а потом добавил, — Завтра предстоит сложный день.

Я в ответ снова вздохнула и погладила парня по щеке. Он перехватил мою руку, поцеловал в запястье и спросил:

— Хочешь, я тебе сказку расскажу?

На миг снова возникло подзабытое чувство, что я для Валгуса как ребенок, о котором надо заботиться, охранять, защищать и развлекать, чтобы спокойней спалось.

И все-таки оно не удержало меня от соблазна ответить:

— Хочу!

Валгус довольно рассмеялся и потребовал:

— Только глаза закрой! Чтобы интереснее было.

Я послушалась и сосредоточилась на мягком бархатистом голосе друга, который уводил мое сердце за собой, стоило только его услышать.

— Когда-то давным-давно далеко-далеко в одном племени людей жила прекрасная женщина… — тут голос Валгуса немного изменился, в нем явно скользнула смешинка, — не такая прекрасная, как ты, конечно, но довольно симпатичная, — я, не открывая глаз, недоверчиво хмыкнула, и юноша приложил палец к моим губам, — тссс… слушай дальше. Настолько симпатичная, чтобы влюбить в себя Повелителя всех зверей, бога леса, странствующего в облике волка. Красавица полюбила бога, который на ее глазах превратился из огромного зверя в человека, и отдалась ему.

На этом месте я тихо хихикнула, представив себе эту картину.

Похоже, Повелитель зверей и правда был исключительно хорош, раз девушка не испугалась ни зубастого зверя, ни голого мужчины, который потом возник вместо него. Да еще тут же занялась с ним любовью.

Валгус тоже рассмеялся, чмокнул меня в лоб, а потом сказал:

— Что, не верится? Ну ладно, будем считать, что бог долго за ней ухаживал, дарил охапками цветы, пойманных на охоте оленей и золотые бусы. А она, гордая, не соглашалась, пока Повелитель зверей, наконец, не догадался подарить ей свое сердце. Так лучше?

Я кивнула:

— Намного лучше!

Валгус погладил меня по волосам, прильнул щекой к макушке и продолжил рассказ, правда теперь в его голосе сквозила печаль.

— А от большой любви всегда случаются дети. Красавица родила в положенный срок десять щенков. Мальчиков. Пять из них сразу превратились в младенцев, а пять так и остались волками. Люди в племени очень испугались детей и даже подумывали убить их вместе с матерью. Но еще больше люди боялись неведомого отца. Того, что он может сотворить, если они поднимут руку на его потомков. Поэтому люди построили большой плот, посадили на него женщину и ее детей, дали им еды, воды и оттолкнули от берега в том месте, где холодное течение несет свои воды в океан.

Валгус замолчал, и я не удержалась от вопроса:

— А что было потом?

— А потом, плот долго носило по океану, пока не прибило к неизвестному берегу. В пути дети сильно выросли, так, что могли позаботиться не только о себе, но и о матери. Те, кто были волками — ловили рыбу. Те, который остались людьми — подманивали облака, чтобы из них лился дождь, и собирали драгоценную влагу. И каждый считал, что он самый главный. Вскоре братья стали спорить, кто из них важнее. Они сильно поругались и когда добрались до суши — разошлись в разные стороны.

— А как же их мать? С кем осталась она? — спросила я.

Валгус вздохнул:

— Не знаю. О ней в легенде больше ничего не говорят. Может, ее нашел Повелитель зверей и забрал с собой?

Я только хмыкнула:

— Скорее она от расстройства, что дети ссорятся, прыгнула в море, и ее съела акула!

Валгус возмутился: — Ну и мысли у тебя Дичок… Почему сразу в море? Я ведь не страшилку хотел рассказать, а сказку, в которой все хорошо кончается. — Парень немного помолчал, а затем хмыкнул. — Ладно, будем считать, моя ошибка. Давай я тебе расскажу другую.

Я великодушно отказалась,

— Не надо. У этой тоже счастливый конец — никто же не погиб. Лучше поцелуй меня.

Валгус послушно прильнул к моим губам. А когда оторвался, я благодарно вздохнула:

— Спасибо.

— Дичок, эй, ты чего? — юноша стиснул меня в объятьях, — Не надо, не грусти. Все будет хорошо. Я не такой как этот Повелитель. Я не отдам тебя на милость толпы и всегда буду рядом. Даже если мы…

Юноша не договорил, но я уловила его мысль — "Даже если мы умрем".

Некоторое время мы просто молчали, а потом Валгус уверенно закончил:

— Даже если нас заставят расстаться. Я теперь всегда с тобой, моя эри. Помни об этом, пожалуйста. Тогда они ничего не смогут нам сделать.

Я снова послушно кивнула головой, хотя не поняла до конца, что он имел ввиду.

— Давай я тебе лучше стихи почитаю? — спросил Валгус и, не дожидаясь моего согласия, зашептал. Я вслушивалась в его голос, который переплетался со стуком колес. Мне было спокойно и хорошо, несмотря ни на что — спокойно и хорошо.

Открыла глаза, когда солнце заглянуло в окно. Валгуса рядом не было, но не успела я встревожиться, как стукнула, откатываясь, дверь, и юноша, уже причесанный и умытый, улыбаясь, сказал:

— Хорошо, что ты проснулась, Дичок. Нам скоро выходить.

Я удивилась:

— Разве приехали?

— Сойдем немного раньше, а дальше — на перекладных, — объяснил мой друг, — так нас сложнее отследить.

Напоминание о преследователях всколыхнуло тревогу, но я прогнала ее прочь, запретив мучить себя и любимого напрасными страхами.

Валгус чувствует мое настроение, знает о малейшем движении души и лишнее беспокойство ему не к чему — оно, отвлекая, только вредит. А нам надо оставаться собранными и сильными, иначе случится беда. Поэтому я бодро заявила:

— Тогда иду умываться!

Валгус в ответ улыбнулся, сгреб меня в объятья и пробормотал: — Подожди секунду… — а потом отодвинулся и с нескрываемым сожалением сказал, — Надо было все-таки встать пораньше.

Я почувствовала, как щекам стало горячо от румянца, и смущенно улыбнулась.

— Ты такая красивая, — прошептал Валгус, наклоняясь. Я приподнялась на цыпочки и сама дотянулась до его губ.

Мы вышли в *****. Сонная проводница открыла нам двери, выпуская. Валгус задержался около нее ненадолго, буквально на минутку, что-то шепнул на самое ухо, спрыгнул на перрон и уверенно поволок меня на выход в город. Было такое впечатление, что он абсолютно точно знает куда идти. Я бы не удивилась, узнав, что мой друг успел запомнить карты всех областей, окружавших город, в котором мы собирались жить. А заодно выучил расписание рейсовых автобусов и их маршруты.

Через пару кварталов я уверилась, что это действительно так, потому что парень, свернув в какой-то переулок, заявил: — Так короче! — Потом он, заметив мой озадаченный вид, рассмеялся. — Интернет — великая вещь! А ты — ужасная соня. — И уже другим, мягким голосом сказал, — Но я сам не хотел тогда тебя будить. Ты так хорошо спала.

Я смущенно улыбнулась.

На автовокзале мы смешались с толпой отъезжающих и уже через полчаса заняли свои места. А еще через два с половиной — выпрыгнули около станции метро. Автобус шел до Комсомольской, но Валгус предпочел так далеко не забираться. На метро мы даже не доехали до кольцевой, вышли раньше и пересели в троллейбус, который довез нас до ВДНХ. Там, в стороне от главной дороги, в окружении других домов, пряталась пятиэтажная "сталинка". К ней-то Валгус и пришел. Он уверено поднялся на третий этаж и нажал на звонок. Дверь почти сразу распахнулась — нас встретила хозяйка, миловидная женщина лет тридцати пяти, а может чуть побольше.

Валгус улыбнулся:

— Добрый день. Я вам писал о съеме квартиры для двух студентов.

Женщина оглядела "студентов" с ног до головы: — Это вы Дина и Владимир? — дождалась ответного кивка и отступила в сторону. — Проходите.

Я пошла с любопытством осматривать квартиру, оставив Валгуса с хозяйкой договариваться об условиях и цене.

Выглядело все довольно прилично. Пусть мебель по времени чуть старше квартиры, так сказать, вариант — "что на помойку жалко", и обои, как говаривала моя бабушка, по "рупь-пятьдесят", зато все ухоженное и чистенькое. Нам с Валгусом в самый раз, мне понравилось. Валгус почувствовал это и отдал хозяйке деньги. Та на прощание объявила правила — не шуметь, гостей не водить, собак не держать, детей не рожать — вручила Валгусу два комплекта ключей, а затем ушла. И это стало самым чудесным событием за последние сутки, если не считать того, что нас не поймали.

Как только дверь закрылась, Валгус подхватил меня, поднял на руки и закрутил в сумасшедшей карусели, смеясь: — Саша, все получилось! — Но тут же, опомнившись, остановился. — Ты, наверное, после поезда в душ хочешь? Давай, иди, а я пока в магазин за продуктами сбегаю. — И, заметив тень тревоги на моем лице, успокоил, — я быстро, не переживай. Видимо выражения моего лица не изменилось, потому что парень на мгновение меня обнял и шепнул на ухо:

— Саш, ну ты что? Рано или поздно все равно придется выйти на улицу. Нельзя сидеть безвылазно дома.

Я сдалась — мой друг абсолютно прав, забиться в норку не получится: надо как-то подготовить свое будущее, сколько бы его нам не отмерили — и, пересилив себя, улыбнулась: — Иди.

Потом, дождавшись щелчка автоматического замка, полезла в душ смывать вагонные запахи. Быстро привела себя в порядок и занялась подготовкой завтрака: поставила на огонь чайник, взялась за мытье посуды — мало ли кто из нее ел.

Теперь, когда Валгуса не было рядом, получилось в полной мере оценить наш новый дар — даже не видя юношу, я хорошо чувствовала, что творится у него на душе. И точно уловила момент, когда все изменилось. Когда Они взяли его в тиски.

На душе разом стало пусто, сердце сделало несколько гулких ударов, и в глазах потемнело. Чуда не получилось. Нас все-таки нашли!

Решение что делать пришло моментально, и я, с трудом передвигая негнущиеся ноги, пошла одеваться — через несколько минут в дверь постучат, Валгус не справится с мощью охотников. Одевшись, вернулась на кухню, выключила плиту, закрутила кран, поставила на место посуду и повесила на плечо рюкзак, который так и не распаковала. Я была готова и не собиралась бежать, вопреки желанию любимого — Валгус все еще сопротивлялся "чтецам", давая мне шанс на спасение. Вот только зачем мне он нужен, этот шанс, раз Валгуса не будет рядом? Без него мне и жизнь не мила.

18 глава

Я встретила охотников открытой дверью. Распахнула ее на всю ширину и отошла назад, так чтобы меня хорошо было видно. Момент, когда Они сломили волю Валгуса, отозвался в сердце стоном оборванной струны: на секунду меня с головой накрыло отчаяние юноши. Он понял — я не собираюсь бежать, жду появления "ловцов". Понял и решил сдаться. А теперь вот боялся, что я не устою и кинусь в драку. Пришлось сосредоточиться на одной единственной задаче — передать другу свое решение. Чтобы он знал — я не собираюсь ни с кем воевать, и если даже попробуют спровоцировать, не поддамся.

Внизу скрипнула подъездная дверь, сигналя — ждать осталась недолго — я автоматически поправила футболку, зачем-то проверила карманы штанов, наткнувшись на твердую бляшку медальона. Через секунду он висел у меня на шее — даже думать не хотелось о том, что Их лапы коснутся реликвии рода.

Потом я расправила плечи, выпрямилась и стала ждать, собрав волю в кулак, отбросив прочь лишние мысли, думая только об одном — ради Валгуса надо оставаться сильной и держать себя в руках. Тогда и только тогда, у нас есть шанс на будущее. Понимание того, как близка смерть, обострило все мои чувства, выведя их совсем на другой уровень, недостижимый в прежнее время и в волчьей шкуре. Казалось, даже время теперь мне послушно — оно словно стало резиновым и растянулось, позволив окончательно прийти в себя и взять под контроль эмоции. Впитывая каждой клеточкой происходящее вокруг, я сконцентрировалась на главной цели — не дать охотникам повода для убийства.

Они поднимались крадучись, почти беззвучно…. В другой ситуации ни за что не расслышала бы осторожных шагов, но теперь… теперь каждый шаг отдавался стуком в ушах, каждый выдох и вздох звучали так, словно ловцы дышали рядом. Я стояла и слушала, как охотники проходят пролет за пролетом. Стояла, пытаясь унять дрожь в ногах. Очень хотелось прислониться к стене, или лучше — сесть прямо на пол, но я лишь один раз переступила с ноги на ногу, чтобы отвлечься от этого "топ, топ, топ". А затем наступила тишина, Они даже дышать перестали — распахнутая дверь стала для охотников настоящим сюрпризом. Увидев ее, Они замерли на последних ступеньках.

Задержка была недолгой, но я успела почувствовать, что творится в душах ловцов — азарт, решимость, опасение, злость и капелька страха, ровно столько, чтобы держать себя в руках и не ударить первыми, дождаться подходящего повода для атаки.

До появления вековых врагов оставались считанные секунды, а страх так и не пришел. Сложно описать, что творилось в моей душе, но больше всего это походило на собранность перед боем. Именно так мои предки готовились сделать первый рывок.

В памяти быстрым вихрем пронеслись чужие воспоминанья….

Да, именно так! Эта встреча и есть настоящий бой, пусть без крови и драки. И победа в нем ценою две жизни… Валгуса и мою. И я не собираюсь эти жизни уступать!

Их было четыре. Взрослых, опытных, уверенных в своей удаче. Настоящих ловцов, совсем непохожих на тех… с кем довелось столкнуться дома у подъезда. Те были щенки, эти — матерые звери, сгорающие от ненависти к моему роду…. ко мне.

Они не видели пред собой человека, девушку. Они не желали думать о том, что "дичь" никому не причинила вреда. Для ненависти было достаточного того, кто я есть. Того, что я волк из чужой стаи.

Для убийства и ненависти было достаточно одного — что я все еще жива. Хотя… вид моего трупа любви бы тоже не прибавил.

Поймав на себе горящий взгляд, я словно увидела свое отраженье… Старое, той волчицы из ельника, которой была всего месяц тому назад. Ведь я сама так чувствовала и думала недавно, была готова растерзать чужака за один только запах. И растерзала бы любого… кроме одного единственного снежного…Валгус действительно спас мою душу, спас мое человеческое "я". Не позволил стать такой же как Эти.

И я ответила на злобу спокойствием, на миг почувствовав себя мудрее и сильнее врагов, сказала четко и громко, как у доски во время урока:

— Сопротивляться не стану. Сама пойду.

Охотники снова замерли на мгновение, колеблясь и меняя решение — таких слов от загнанной в угол "псоглавой" не ожидали — а потом самый старший сказал: — Хорошо.

И отступил в сторону, освобождая выход.

Уже на лестничной площадке, я обернулась, один из конвоиров тут же схватил меня за плечо: все-таки снежные боялись подвоха, не верили, что кто-то из нас, из лесных, может вот так спокойно сдаться. Такого два рода еще не знали. Мы с Валгусом вписали в историю враждующих кланов совершенно новую главу.

Пальцы у охранника хваткой походили на железные тиски — наверняка после них на теле останутся синяки — но я виду не подала, что больно, а только тихо пояснила:

— Дверь надо закрыть на замок, — и протянула ключ.

Спускалась, не отрывая взгляда от аккуратно выстриженного затылка снежного, твердя про себя "все хорошо, Валгус, все хорошо". Мой парень здорово нервничал, он был готов сорваться, так сильно переживал за меня. Переживал вопреки тому, что чувствовал — юноша точно знал, что со мной все в порядке… если только так можно сказать. А вот ловцу было очень неуютно от мысли, что я у него за спиной. Я читала это по скованности движений, по изменившемуся запаху, по встопорщившимся на затылке волосам. Видно, не часто Ему приходилось конвоировать живого врага, раз не выработалась привычка. Я отстранено подумала: "Кажется, охотники совсем не рассчитывали на такой вариант. Что придется меня с собою тащить. Живой". В своей правоте по этому поводу удостоверилась, стоило оказаться на улице.

К обочине был припаркован большой внедорожник. Всего один. Он стоял, сверкая на солнце черными полированными боками, красуясь четырьмя серебристыми кольцами на решетке радиатора. Машина очень походила на ту, что увезла меня когда-то в бабкину деревню. И в нее уже затолкали на заднее сидение Валгуса. Если посадить еще и меня, одному из ловцов придется бежать вслед за машиной. Не может быть, что Они рассчитывали именно на такой вариант!

Сердце кольнуло иголкой страха — смерть задела меня холодным крылом, дохнув в затылок смрадным дыханьем. Я сжала кулаки, прогоняя испуг — бояться не место и не время. Отчаянью можно предаться потом… намного позже… когда-нибудь.

Старший охотник окинул меня внимательным взглядом — видно пытался предугадать, что пленница способна выкинуть, оказавшись рядом с другом. Пришлось повторить:

— Я не собираюсь сопротивляться.

Мужчина в ответ кивнул, обернулся к одному из своих напарников и что-то приказал. Самый крупный из конвоиров нырнул обратно в темноту подъезда, чтобы показаться на улице белым волком. От взгляда на зверя волоски на руках тут же встали дыбом, и я отвернулась, чтобы не провоцировать лишний раз саму себя.

Едва слышно щелкнул замок на двери, и мой взгляд метнулся вглубь салона в поисках любимого лица. На скуле у Валгуса наливался синяк, верхняя губа была разбита и припухла, но в остальном парень был невредимый и живой. От синяков и ссадин тоже не останется следов через пару минут.

Валгус мне улыбнулся, и в ответ сердце гулко застучало. Снежные уловили этот стук и переглянулись, а потом вожак сказал:

— Садись!

Мое опасение, что между мной и Валгусом кто-то вклиниться, не оправдалось — конвой предпочел держать пленников подальше от дверей. Я придвинулась вплотную к любимому. Некоторое время мы, не отрываясь, смотрели друг другу в глаза, просто желая удостовериться, что все в порядке. Потом Валгус грустно улыбнулся.

— Ну что же ты, Дичок, почему…. - шепнул мне юноша, не договорив "не сбежала".

Я ответила:

— Не могу… без тебя.

Валгус едва слышно вздохнул, потом немного наклонился, и я почувствовала на лице его теплое дыхание. Обнять меня юноша не мог — его руки скрутили за спиной — поэтому обошелся поцелуем в лоб. Мне показалось, шофер тихо зарычал — он не спускал с нас взгляда, уставившись в зеркало заднего вида. Валгус внутренне напрягся — скулы юноши затвердели, взгляд стал холоднее льда, и я, уткнулась лицом в шею друга, едва слышно шепнула:

— Валгус, не надо!

Юноша вздрогнул и прижался ко мне щекой. Ожесточенность в его душе исчезла, сменившись сосредоточенностью и решимостью. Теперь мы с Валгусом думали, чувствовали и дышали в унисон. И это только добавило мне силы.

Вожак уселся на переднее сидение, в его ногах устроился волк. Рядом со мной и Валгусом, тесно прижавшись, устроились два оставшихся конвоира: салон автомобиля хоть и просторен, но не настолько, чтобы с комфортом уместить четырех человек. Но мне не было дела ни до чужих прикосновений, ни до жгущего небо и нос запаха. Слишком хорошо тогда понимала, что возможно это последние часы, когда любимым рядом, и я не собиралась их тратить зря, переживая о том, что уже случилось, о том, что возможно никогда не произойдет, беспокоиться об охотниках, сидящих рядом. Мне стало на удивление спокойно, как будто гноящуюся, дергающую болью рану обкололи новокаином. Позже… когда я останусь одна, "заморозка" уйдет, но пока… Пока Валгус рядом, а на остальное мне наплевать!

Я встретилась взглядом с тем, кто сидел на первом сиденье. Он смотрел на меня с отвращением, а когда переводил взгляд на Валгуса, в глазах читалось неприкрытая злость и презрение. Родич Валгуса все не мог взять в толк, как…как он может испытывать к "псоглавой" что-то кроме ненависти. А мой друг лишь усмехался в ответ, и шептал мне на ухо ласковые, полные нежности слова. Я тоже не смогла удержаться от усмешки — снежный серьезно полагал, что имеет право нас осуждать. Как это глупо. Пошло и глупо! Это их мир отвратителен! Это тысячелетняя вражда — глупа! И дураки те, кто не может от нее отказаться! Они просто трусы! Они боятся сами себя! И нас боятся! Боятся, что все придется менять! Каково это будет — оказаться один на один с тем, что натворили?! Что учинили сами над собой и над… "врагами".. И мое племя ничуть не лучше! Мы как… задиристый зверек, что впервые увидел зеркало — кидаемся и скалимся на собственное отражение! Вот только разве им всем это объяснишь? Разве послушают?! Ведь мы нарушили самый главный закон всех существующих стай на земле — мы решили жить по-другому. Не так как они! Такое редко прощают.

В душе поднялась настоящая буря, я чуть не зарычала, и теперь уже Валгус шепнул:

— Дичок, не надо!

Меня пробила сильная дрожь, как от мороза, я еще теснее прижалась к парню и почти простонала:

— Валгус, я так тебя люблю.

Мой сосед справа вздрогнул от этих слов.

Джип мчался по ровной дороге, запутанной летной пробирающейся сквозь пригородные леса, мимо новых торговых центров, мимо нормальной человеческой жизни. Совсем как тогда… прошлым летом. Моя судьба снова сделала очередной крутой поворот, имя которому "неизвестность", правда на этот раз я свернула в него не одна. Да и в прошлый раз тоже… Только теперь конечным пунктом стала не затерянная в лесах деревня, а длинное, сверкающее темным стеклом, здание аэропорта Домодедова — скорость автомобиля снежных не устроила. Нет, я не сомневалась, что охотники постараются как можно быстрее убраться подальше от нейтральной полосы, но не знала, что для этого будут затрачены такие средства. Подобная… спешка вызвала у меня больше недоумение, чем тревогу, а вот Валгус, при виде взлетающих самолетов, нахмурился — лицо стало задумчивым. Я физически ощутила, как в его голове крутится карусель новых предположений и догадок. Похоже, доставка провинившихся воздухом не вписывалась в привычный сценарий охоты. И я не знала, огорчаться этому или радоваться, поэтому попробовала найти подсказку на лице друга, но юноша лишь улыбнулся, успокаивая. Я ответила ему такой же улыбкой. Ведь и, правда, неважно, почему Они так поступили… раз мы изменить ничего не могли.

Пока шофер искал место для парковки, сидящий впереди охотник повернулся, смерил нас внимательным взглядом, остановил его на Валгусе и сказал:

— Надеюсь, дальше обойдемся без сюрпризов?

Юноша ответил короткой фразой на своем языке.

Вожак прищурился, непонятно почему покосился на меня, кивнул, а после неохотно приказал: — Снимите с него браслеты. — И снова смерил Валгуса пристальным взглядом. — Веди себя осторожнее, мальчик.

Мужчина говорил по-русски хорошо, но все-таки с едва уловимым акцентом, придававшим знакомым словам непривычную твердость.

Валгус в ответ на скрытую угрозу ловца лишь усмехнулся — пока мы на виду у людей, никто не причинит нам вреда. Да и позже тоже… Раз существуют те, для кого чужие мысли и воспоминания не тайна.

— Я выполню свое обещание, — спокойно сказал мой друг и прищурился, — А ты?

Мужчина неохотно кивнул.

Валгус развернулся, подставляя скованные за спиной руки, сидящему рядом ловцу, дождался, пока их освободят, и с облегчением растер кисти.

— Все, приехали, — распахнул дверь снежный.

Автомобиль остановился рядом с левым крылом аэропорта. Нас провели прямиком в VIP-зону. Там, кивнули в сторону мягкого дивана — мол, садитесь. Со стороны наши конвоиры, наверное, смотрелись как телохранители — молчаливые, серьезные, ловкие. Вчетвером, они заполняли пространство вокруг нас, лишая свободы движения, и, в то же время, делали это так, словно не они нас вели, а мы сами шли в нужном направлении.

Еще в подъезде у меня отобрали рюкзачок с документами, но вопреки ожиданиям, открывать его не стали, а отдали девушке-менеджеру совсем другую стопку. Там были не только документы, но еще какие-то исписанные листы. Девушка, отстучав каблучками по гладкой зеркальной плитке, удалилась оформлять наш вылет. Богатым клиентам вовсе не требовалось стоять, дожидаясь своей очереди. Им все приносили на "блюдечке".

Я сидела, прислушиваясь, ожидая, когда объявят посадку и пытаясь угадать, который, из светящихся на темном экране рейс, наш, чтобы хотя бы так узнать, куда меня и Валгуса готовится забросить судьба, но этого не случилась. Вернулась та же улыбчивая красотка и повела к выходу на взлетное поле. Там нас ждал микроавтобус.

А вот самолет оказался меньше, чем я ожидала. Остроносый, напомнивший силуэтом небольшую акулу, украшенный тремя полосками и буквой W у двери. У Валгуса, при его виде удивленно поползли брови вверх. У меня тоже… когда поняла, что кроме ловцов и их добычи пассажиров больше нет.

Менеджер аэропорта "сдала" выгодных клиентов красавцу стюарту и попрощалась, пожелав приятного полета.

Приятного. Нам.

Я чуть не расхохоталась ей в лицо от такого пожелания, но вовремя себя одернула. Этот смех мог стать началом настоящей истерики, а я пока себе позволить ее не могла.

Стоило подняться по траппу, как за нами захлопнулась дверь. Салон оказался отделан по высшему классу — кремовая кожа на креслах, удобные столы, прикрытые белоснежными скатертями, телевизор, пушистые шерстяные пледы на подлокотниках. Меня было оттеснили в сторону от Валгуса, но парень оглянулся на главного ловчего:

— Мы, кажется, договорились?

Тот неохотно кивнул:

— Пусть садятся, где хотят.

Валгус дожидаться повторного разрешения не стал и потянул меня за руку вглубь самолета, к единственному диванчику. Конечно же, мы были как на ладони — у противоположной стены стояли два кресла, которые тут же заняли конвоиры — но разве это важно? Я тут же сбросила кроссовки и с удобством устроилась в объятьях парня. И мне первый раз в жизни было плевать, что обо мне подумают другие, как наши объятия смотрятся со стороны. Я решила — пока есть возможность жить и чувствовать, надо ею пользоваться. Валгус думал так же. Мы и пользовалась… как могли.

Самолет простоял на взлетной полосе еще с час. На город потихоньку опускались сумерки, сделав солнечный свет оранжевым. Он падал на волосы Валгуса через овальное стекло иллюминатора, играл на кончиках его длинных ресниц рыжими искрами. Я смотрела на любимое лицо, стараясь впечатать в память каждую черту, задумчивое выражение умных глаз, грустную складку красивого рта.

Валгус перехватил мой жадный взгляд, нежно погладил по щеке и поцеловал в висок, прошептав:

— Девочка моя…

Лица ловчих буквально перекосило от этого поцелуя. Они, не сговариваясь, одновременно отвернулись к окнам. Мой друг улыбнулся и потянулся к моим губам за поцелуем другого рода. Настроение юноши определенно стало лучше с той самой минуты, как он увидел этот дорогой самолет. Вот только почему… я пока понять не могла.

***

Так только в страшном сне бывает — вдруг неожиданно оказываешься там, откуда нет выхода. А вход — есть. Был. Раз ты стоишь в этом месте.

Я крепко сжала челюсти и на секунду закрыла глаза, пытаясь справиться с оцепенением. И с безразличием. А заодно вспомнить весь путь до тюрьмы, чтобы отделаться от навязчивой идеи о сне и вернуться в реальность.

Мы приземлились уже в глубоких сумерках, когда солнце полностью скрылось за горизонтом. Так же как и в Москве, нас встретила у трапа машина. Вдалеке, за широким взлетным полем светилось огнями странное здание. Трудно было вот так сразу описать его сложную форму. К тому же я снова разволновалась, поняв, что наша дорога подходит к концу. И прежде, чем удалось разглядеть название города, в котором мы приземлились, Валгус шепнул:

— Мюнхен!

От неожиданности я даже споткнулась, потом недоверчиво посмотрела на парня, хотя и так чувствовала — Валгус был совершенно уверен, в том, о чем говорил, он узнал это место. Но мне плохо верилось, что вот так запросто можно было оказаться не просто в чужом городе, а вообще в чужой стране! Там… в Москве, когда я проходила через контроль… на меня едва взглянули! Тут проверяющие оказались более внимательными, но документы видно делали на совесть, раз не возникло вопросов.

А потом была автострада, поток машин, огни ночного города, и парковка у небоскреба. Он отражал в своем темном, почти черном стекле перевернутое небо, плывущие облака и сияющий неон рекламы с соседних зданий. Едва взглянув на него, поняла — это и есть наша тюрьма и наше судилище. Меня подтолкнули в спину, и я послушно пошла впереди тюремщиков, втягивая незнакомые запахи. И там, у лифта, случилось то, о чем отказывалась думать все это время — нас с Валгусом разлучили, и я осталась с охотниками. А потом и вовсе — в полном одиночестве, ослепшая от обилия белого, запертая в этой ужасной комнате.

Я снова открыла глаза, и таившаяся в тени сознания надежда, что это действительно сон, тут же умерла. И хорошо! Нельзя сейчас строить иллюзии, иначе можно в один момент сойти с ума.

Глубоко вздохнув, несколько раз сжала и разжала пальцы рук. Это простое движение помогло — ко мне вернулось зрение, и я смогла осмотреть свою тюрьму.

Белая комната, похожая на узкий пенал, без окон, без единого пятнышка за который может зацепиться взгляд. Идеально ровная штукатурка на крашеных стенах. Слепящий свет от ламп под потолком. Железная кровать, прикрученная к полу. И все.

И в душе было как в этой комнате — пусто и страшно.

Я стояла до тех пор, пока не почувствовала — если не лягу, то упаду.

Больничная белизна кровати отталкивала, я предпочла бы перекинуться в волка и скрутиться в уголке на полу. Предпочла бы… да. Но не стала — я не зверь! И хочу, чтобы Они об этом помнили. Я знала — за мной следят. Чувствовала каждой клеточкой. Поэтому решила держать себя в руках и во всем оставаться человеком.

Первый шаг оказался самым трудным — ноги словно одеревенели — но он раскрутил застывший механизм, завел большую куклу. Я дошла до кровати, содрала с ног кроссовки и улеглась, забившись под одеяло. Но даже с закрытыми глазами было слишком светло. Я чувствовала себя… выставленной на всеобщее обозрение. И беззащитной.

От чувства уязвимости сердце забилось в неровном, рваном ритме, и волоски на руках стали жестче, грозя обернуться в волчью шерсть. Моя волчья суть рвалась наружу.

Я глубоко вздохнула и принялась считать до десяти, всматриваясь в себя в поиске знакомой точки. Огонек Валгуса увидела сразу, почувствовала, как он тянется ко мне. На миг даже показалось, что чувствую дыхание любимого у своего виска, его тепло, любовь и поддержку. Валгус был очень близко. Рядом. Возможно — за стеной.

Желая удостовериться в этом, я прижала к ней ладонь.

Да… Валгус был рядом — я почувствовала, как кольнуло иголочками кожу. Мой друг, мой любимый, мой… муж терпеливо ждал, пока я приду в себя.

Сознания коснулось ласковое тепло, и я скорее почувствовала, чем услышала встревоженное: "Ты как?"

Мысленно улыбнулась в ответ, подумав: "Нормально, держусь".

Такой способ общения пока оставался непривычным — не было уверенности, что меня правильно поняли, не хватало выразительных, "говорящих" глаз юноши. И все-таки Валгус был прав — мы действительно неразлучны. Я — часть его, он — часть меня. И это никто не изменит. Разве что… смерть?

В ответ на эту мысль сердце кольнула тревога Валгуса, и я виновато поежилась — надо быть последней эгоисткой, чтобы позволить себе думать о таких вещах. Потом глубоко вдохнула, приводя в порядок чувства, и медленно, спокойно задышала, подлаживаясь к неслышному для других ритму, стараясь в мыслях стать с Валгусом одним целым. Юноша сразу ощутил эту перемену, обрадовался и даже улыбнулся — я закрыла глаза, представив, как он это делает.

Ничего, мы справимся! Мы не сделали ничего плохого. Они не могут нас осудить. За любовь не судят!

И снова щеку словно погладили невидимая рука. Я услышала — "Спи, Дичок. Отдыхай" и под конец — "У нас все получится".

Послушно закрыла глаза, прижалась лбом к стене — чтобы лучше чувствовать близость Валгуса — и попробовала забыться. А чтобы не мешал яркий свет, натянула капюшон толстовки на самые глаза.

Кроме слепящих ламп, очень мешало пристальное внимание. Слежка. Я чувствовала ее. Эту злобу, смешанную с враждебным любопытством и недоумением. Вот только сложно было понять… это мои чувства или Валгуса?

Раньше за мной подобных способностей не водилось. Одно дело определять настроение по запаху. Это умеет любой опытный волк… а вот улавливать эмоции тех, кто прячется за стеной… это дано не каждому. Моим родичам вовсе не дано. И мне тоже… до ритуала.

Теплота и невидимая ласка любимого успокаивали, я почувствовала, как тяжелеют веки, и завозилась, устраиваясь удобнее, чтобы спокойно выспаться перед решающим днем. Но стоило только провалиться в уютную темноту, как Валгус исчез, а я оказалась в знакомой пустоте. И на этот раз меня там поджидали. Я не успела убраться с пути светящегося круга. Попробовала, но услышала властное: "Саша, не смей! Сейчас не время для детских игр! Я должен знать, что с тобой происходит!"

Этот окрик, заставил меня болезненно сжаться. Так мог приказывать только вожак.

Я могла его ослушаться, я делала это не раз, но не успела, растерялась на мгновение и слилась с зеленым огнем. В ту же секунду перед глазами завертелась круговерть последних событий…. Последних месяцев моей жизни…. И я смотрела их не одна — мое сознание крепко держал черный волк. Мой наставник, товарищ, брат и опекун. И не он один. В круге было еще одиннадцать братьев. Я на мгновение ощутила, что они чувствуют — смесь ярости, злости, недоверия, отвращения и готовности убить. Меня. В первую очередь — меня. Ту, которая заварила всю эту кашу. И только Ярослав… черный волк, он лишь торопливо пролистывал день за днем, пытаясь докопаться до истоков, узнать все. Он рылся в моей памяти, как вор в чужом шкафу! Это было больно… В висок словно иголку загнали.

Я дернулась, ощетинилась, пытаясь вывернуться и удрать, но лишь заработала тычок, больше похожий на пощечину.

"Не смей мне мешать, глупая девчонка!" — взъярился Ярослав, и я притихла, потому что следующая мысль была такова: "Не мешай мне тебя спасать!"

Меня… Спасать..

Черный волк не собирался стоять в стороне.

И тогда я открылась, позволила не только увидеть, но и дать испытать, все, что чувствовала — терять было нечего. Мне хотелось, чтобы наставник понял всю глубину моих чувств, а затем… А затем решил, как поступить. Стоит ли меня вообще спасать.

В тот момент я поняла, что при желании Ярослав мог меня убить. Вот так. Не прикасаясь. Мне показали, как это бывает.

Чужая память… она как шкатулка с секретами, открывает их лишь если хозяин сам узнает их тайны. И лишь иногда — случайно.

В моей памяти затерялась и такая смерть. Но она меня не испугала. Я привыкла к мысли о Гостье.

Наконец, кино в голове закончилось, и Ярослав снова стал сам по себе. Мой наставник молчал, я — тоже, в ожидании приговора.

А зеленые огни все кружили вокруг меня. Их стало еще больше, словно в круг ворвалась вся стая. Мне удавалось уловить отголоски отдельных эмоций, а иногда даже узнать, чьи они. Эмоции были у всех одинаковы: ярость и злость, лишь ярость и злость, и только один раз — растерянность и жалость. Борис… мой недолгий приятель по школе. Он за меня переживал. Но чаще звучало: "Предатель, как ты могла?!"

И я неожиданно разозлилась — вас не спросила! Ощетинилась — не им судить, права я или не права! Да кто они такие?! Что знают о жизни, сидя в своих лесах?! Что знают о Валгусе?!!

"Не рычите!" — привел в чувство стаю Ярослав, — "Мешаете думать!" — и обратился ко мне, — "Медальон при тебе?"

Я чуть не взвыла — да при чем тут бабкин подарок?! — и услышала строгое, — "Надень, как только проснешься."

От неожиданности я призналась "Он на мне", и получила грустное: "Ну и дел ты натворила, Александра. Уж лучше я тогда тебя убил".

Скулить, выпрашивая пощаду, не стала. Просто спокойно замерла, ожидая решения. И мне не было страшно. Может… я не до конца верила в собственную смерть? Такое просто не может случиться — я молода, здорова, полна сил и желаний. И стая ведь не враги? Разве могут свои… родные… вот так просто убить? Мои родичи не монстры! Так я тогда считала.

"Что же нам с тобою делать?" На этот вопрос ответ я не знала.

"Лучше бы тебя убил" — это очень жестоко. Как любая правда. Так действительно было бы лучше для всех. Для моей стаи и самое главное — для Валгуса.

Почувствовав, что снова скатываюсь к границе отчаяния, я приказала себя не скулить. Я должна выбраться из этой переделки, ради Валгуса, ради себя, ради тех, кому еще предстоит родиться, может быть еще через пару тысяч лет. Тех двоих, кто тоже найдет в себе смелость наплевать на законы своих стай и позволить себе быть любимыми.

Поэтому я ответила. Замерла напротив огня черного волка и сказала: "Тебе лучше знать. Но я его не оставлю!"

Стая яростно взвыла в ответ.

19 глава

"Предательница! Потаскушка! Подстилка!" — неслось с разных сторон. Если бы во сне можно было кидаться камнями, меня бы уже превратили в кровавое месиво.

Я напряглась, почувствовав, что как сотрясает пространство чужая злоба, зная, что вот-вот моя бывшая стая не выдержит и сорвется. И то, что тело останется целым, не имеет значение — когда погибнет душа, сердце остановится само собой. Я просто умру во сне. Такого конца я не ожидала, хоть и настроилась на самое плохое. Но ведь настроиться, это одно, а когда приходит время на самом деле… прямо сейчас…

Ну уж нет! — я приготовилась драться, не понимая, как это сделать… без тела и даже без собственной воли…

"Заткнитесь!" — рявкнул Ярослав, и неожиданно стало тихо.

Тишина меня ошарашила и оглушила: почему родичи послушались его? Мой наставник не самый опытный в стае. И даже не самый сильный!

"Саша, это не игрушки!" — прорычал черный волк, сжимая меня в невидимых тисках так, что дышать стало больно: — "Ты обязана подчиниться и выкинуть из своей жизни эту дурь! Попросить прощение за то, что натворила!"

Я дернулась, пытаясь освободиться: "Нет!! Не лезьте! Не ваше дело!"

Мне не нужно их чертово прощение! И жизнь без Валгуса… не нужна!

"Ты… хорошо… подумала?" — от четких, обжигающих ненавистью слов отчетливо пахнуло смертью. Ярослав был просто вне себя от ярости. Я почти воочию видела его оскал и понимала — для того чтобы выжить сейчас необходимо соврать… Хотя бы сейчас… Чтобы спасти свою шкуру. Но я не могла! Не могла!!

Поэтому, собрав силу воли, чтобы не дрогнуть в последний момент, ответила: "Да!" — и замерла в ожидании приговора.

Ярослав с решением не спешил: черный волк снова копался в моих чувствах и памяти, выискивая следы слабости и сомнений. Он еще надеялся меня спасти, я чувствовала его отчаяние. И гнев. И злость. И… жалость? А еще настроение тех, кому жизнь изменницы стала хуже кости в горле. Напряжение в круге росло как… как давление в паровом котле, который вот-вот взорвется: слишком много "дров" подложила я в топку ненависти рода.

И словно в ответ на мои страхи один из волков не выдержал и взвыл:

"Да что ты раздумываешь?! Пусть сдохнет, падаль!"

Не успела я даже дернуться, как раздался грозный рык Ярослава: "Назад!! Непослушание будет считаться предательством стаи!"

Что? Почему?!

Возмущенное рычание стало ему ответом — таких слов от Ярослава никто не ждал.

И я — меньше всего, хоть наставник и заявил, что будет меня спасать.

Почему Ярослав угрожает своим? Я же не отреклась и не отступила! Что не так? Чего еще я не понимаю?!

И в ту же секунду сами собой ослабли удерживающие путы.

"Уходи!" — приказал Ярослав, вышвыривая мою душу за круг, как… ненужную тряпку.

Но я была ему за это благодарна, потому что именно в этот момент почувствовала присутствие Валгуса. Там… далеко… у самого края пространства. Юноша силился сообразить, куда его занесло.

Я чуть не свихнулась от ужаса — еще никогда мой любимый не стоял так близко к смерти! Даже тогда… в лесу.

Как он сумел пробраться в круг?! Ведь снежным этого не дано!!

Стая тоже насторожилась, учуяв появление чужака. У меня оставалась в запасе пара секунд, не больше … а потом — конец нам обоим!

Я метнулась к Валгусу, пытаясь вышибить друга из моего сна, и одновременно со мной ринулись вслед мои братья, распознавшие в госте лютого врага. У них больше не было вожака, даже разума и того не было: сознание лесных подчинялось одному желанию — убить! И когда с криком "Беги!!!" я столкнулась с огнем любимого, нас догнала волна бешеного гнева и закрутила в своем водовороте…. И меня, и его…. Уничтожая, разрывая наши души на части!

Это было очень больно, настолько, что я сразу сдалась, прося лишь об одном — чтобы это мучение быстрее закончилось. Желание тут же исполнилось: в груди зажегся огонь, и меня будто бы изнутри взорвали … Последнее, что уловила меркнущим сознанием, был рев Ярослава: "Не смейте!"…

Ощущения нахлынули разом: боль, чужие руки на лице, беспокойная рваная речь, из которой непонятно ни слова, слепящий свет, запах крови и безумный, сумасшедший страх… сдавливающий спазмом горло, не дающий дышать. А еще уверенность — случилось непоправимое.

Я забилась, пытаясь вырваться, но безрезультатно: меня прижали к кровати и резко надавили на грудь, заставив по-рыбьи хватануть воздух ртом. Он не попал в мои легкие — что-то мешало, влажно клокотало внутри, словно я нахлебалась воды.

Тело сотряс надрывный кашель, вызвав испуганные возгласы у охраны. Сначала я не поняла, почему, но через секунду, когда отняла ото рта руку, дошло — мне мешала дышать не вода, а кровь! Выкрасив ладонь в алый цвет, она стекала по подбородку, срывалась вниз крупными каплями, оставляя кляксы на одежде и одеяле.

Я взглянула на тюремщиков — вид у них был испуганней некуда. Вот только волновались они не за мою жизнь, а за свои шкуры — труп узницы не добавил бы снежным звездочек на погонах, или что там принято давать у ловцов за успехи и выслугу лет.

Тыльной стороной ладони вытерла рот, прислушиваясь к себе, пытаясь вспомнить, что меня так испугало, отчего так больно душе, и она застыла от ужаса.

Валгус… Валгус!

Не получив отклика, кинулась к стене, которая нас разделяла:

— Валгус?!

Закашлялась, выплевывая один кровавый сгусток за другим.

Меня затрясли за плечи, пытаясь унять дикий вой, а я царапала стену, крошила штукатурку вылезшими когтями… Выла как зверь от отчаянья…. Лихорадочно пыталась отыскать, почувствовать любимого и не могла. Не получалось! Словно он исчез…. Словно его…

— Валгус!! Валгууус!!!

Меня скрутили, отрывая от изуродованной стены, насильно повернули голову в сторону двери, выкрикнув резкое:

— Schau![10]И я замерла, не веря глазам, а после обмякла и разрыдалась — успела, все-таки успела!

Наверное, именно в этот момент в душах наших тюремщиков что-то сломалось… а может это случилось раньше…. Не знаю. Тогда я плохо понимала что и из-за чего происходит… Для меня главным было одно — мой любимый жив!

Когда ему разрешили подойти, я сразу кинулась Валгусу на шею, не веря, что все обошлось.

Юноша осторожно отстранился и зажал в ладонях мое лицо:

— Дичок… посмотри на меня! Ты вся в крови! Тебя ранили?

Ранили? Кровь? Да разве это важно, раз мы живы?

Пожала плечами:

— Ничего не болит!

Такой ответ любимого не устроил:

— Поверни голову. Вот так…. И рот открой. Шире! Язык высунь, не могу увидеть, что у тебя с горлом.

Я автоматически выполнила приказ — спорить и что-то доказывать сил не осталось.

Валгус облечено вздохнул:

— Все хорошо. Ты просто язык прокусила. Уже почти заросло, — прижал меня к себе: — Как же ты меня напугала!

Его напугала?! А он меня — нет?

Я заплакала:

— Никогда, никогда не ходи за мной туда! Тебя чуть-чуть не убили!!

Юноша криво улыбнулся:

— Чуть-чуть не считается, — но тут же стал серьезным. — Прости, я не знал. Я бы не стал рисковать твоей жизнью. Они же из-за меня так взбесились? — Валгус пристально посмотрел мне в глаза. — Я ведь не ошибаюсь? Нет?

Я кивнула — если правда способна удержать любимого от опасного шага, врать нет смысла.

Валгус притянул меня к себе, стиснул в объятьях и зашептал:

— Прости, прости дурака… Сам не понял, как меня туда затащило!

Я снова кивнула — это и для меня оставалось загадкой. Должно быть, во всем виноват ритуал… мы меняемся — я теперь умею чувствовать чужие эмоции, а Валгус… Валгус попадать в круг. О существовании которого, сама только сегодня узнала. И на самом деле во всем виновата я! Нельзя, нельзя было так беспечно относиться к первым "звоночкам"! Почему не переворошила память?! Я бы нашла в ней ответ! Но нет, предпочла уверовать, что это всего лишь сон! Всего лишь кошмар! Хорошо дело обошлось одним прокушенным языком — самое подходящее наказание за глупость!

Внезапно Валгус отстранился, я повернула голову — около нас застыл тюремщик, снежный, молодой блондин коротко, по-военному стриженный. В руках он держал стопку постельного белья и поверх него одеяло. Снежный махнул рукой в сторону одной из стен, и словно по приказу в сторону отъехала невидимая раньше панель, открывая вход в туалетную комнату.

Почти как в гостинице — душевая кабинка, раковина и унитаз. И тоже все слепящего белого цвета, даже крючки для полотенец. Зато камера потеряла свою однотонность, оскверненная испачканным полом, окровавленными подушкой и одеялом, волнистыми полосками от моих пальцев на стене, изуродованной штукатуркой, которая светила красным нутром кирпичей. Это выглядело так… словно я содрала с нее кожу, обнажив темное мясо тюрьмы.

— Дичок, надо умыться. Пойдем? — кивнул в сторону душевой мой друг.

Я перевела взгляд — одежда была безнадежно испорчена. И не только моя: парню тоже здорово досталось, даже охранники и те были в моей крови.

Дверь нам закрыть не разрешили, видно боялись упускать из виду. Несмотря на камеры, боялись и хотели иметь возможность в любой момент оказаться рядом.

Валгус помог мне раздеться до белья, осторожно обтер кожу влажным полотенцем — разборки во сне не прошли даром, у меня сил не хватило даже на такое простое действие. А потом юноша подхватил меня на руки и сел прямо на пол. Я уткнулась лицом в его грудь, отходя от случившегося ужаса, и попросила:

— Расскажи, что случилось. Почему тебя пустили ко мне?

Парень только мотнул головой: — Позже! — и потребовал, — Дичок, пообещай мне одну вещь.

Я насторожилась — голос любимого звучал слишком мрачно — и прошептала:

— Какую?

— Если почувствуешь что-то непонятное и непривычное… не скрывай. Хорошо?

Облегченно перевела дух — думала, что речь зайдет о другом — и сказала:

— Прости. Я совершила ошибку. Я должна была догадаться, что это не простой кошмар.

Мой друг только крепче стиснул меня в объятьях:

— Нет. Ты меня спасла — заслонила собой.

В дверях раздалось покашливание. Мы одновременно повернули головы — охранник повесил на крючки белую футболку и темные трико, а потом подобрал мои изгвазданные вещи и вышел.

Валгус помог мне подняться: — Давай, оденешься, а то заболеешь, — сдернул с крючка футболку, повернулся ко мне и тут же нахмурился: — А это что?

Я проследила за его взглядом — на груди алело круглое пятно, как от ожога. Не сразу поняв, что это такое, провела по груди рукою, вернув на место съехавший в сторону медальон. Он-то и стал объяснением: пятно точно совпало с украшением формой и размером.

Валгус прищурился: — Интереесно… — протянул руку к артефакту, но в последний момент спохватился. — Можно?

На этот раз я разрешила:

— Да.

В душе не возникло протеста и чувства, что трогать нельзя.

Валгус сжал медальон и улыбнулся:

— Немножко жжется. Но не сильно.

Я облегченно перевела дух — бабушкино наследство приняло мой выбор, хотя без особой радости. Что нам это давало… я не знала. Я вообще мало что знала про свой артефакт, но чувствовала — вещица намного сложнее, чем кажется с первого взгляда.

Поэтому не удивилась, когда Валгус сказал:

— Знаешь… А ведь он нам помог. Там был его огонь!

Я вздрогнула, вспомнив ярость стаи, и чем она чуть не обернулась для нас.

Забрала медальон и сжала его в руках — кажется, парень действительно прав, огонь… во сне… он схож своей силой с той, что веет от серебряного волка. И, кажется, Валгус, ошибался, говоря, что я его спасла, на самом деле нас обоих спас серебряный волк.

Я осторожно прикоснулась к пятну на груди — болит! — и вздохнула: чем для нас закончится встреча со стаей в реальности? Если до нее, конечно, дело дойдет. Если мы вообще переживем завтрашний день.

Я мотнула головой, отгоняя прочь невеселые мысли, натянула на себя одежду и спросила о том, что друг обошел ответом:

— Что произошло с тобой? После того, как очнулся?

Валгус помрачнел, тонкие брови сползлись к переносице: — Я чувствовал все, что с тобой происходит. Поэтому стал стучать в дверь и просить, чтобы к тебе заглянули. Сначала я почувствовал, как тебе стало больно а потом… потом ты исчезла, словно перестала существовать.

Я кивнула и шепотом спросила:

— Сколько меня не было?

Юноша притянул меня к себе, уткнулся лицом в волосы и глухо сказал: — Долго. Целую вечность! — потом отстранился. — Хорошо удалось убедить охранников. Хотя это было легко — они тоже тебя потеряли.

Я вздрогнула — неужели меня и правда не существовало? А как же… туннель? Свет? Ничего похожего я не помню. Просто несколько минут исчезли из моей жизни и все! А может я попросту не дошла или заблудилась по пути… на тот свет?

Поежилась — устраивать повторную проверку не хотелось.

— Пойдем, — потянул меня за собой Валгус.

Охранники успели привести камеру в порядок: пол снова сверкал чистотой, кровать была идеально застелена и даже со стен оттерли кровь. Только изуродованная штукатурка напоминала о моем приступе сумасшествия. Я предпочла бы на нее не глядеть.

— Подожди, Дичок, надо кое-что решить, — выпустил меня из объятий юноша.

Я послушно опустилась на постель, потрогав отглаженную до хруста наволочку.

Вот уж любители идеального порядка эти снежные. Как они еще сразу стену не отремонтировали, наверное, цемента и краски под рукой нет.

Валгус тихо разговаривал с охраной. Я прислушалась к эмоциям снежных и удивилась — в душах тюремщиков творилось черти что…. События последнего часа и для них не прошли даром. Заставили посмотреть на "преступников" с другой стороны, зародили зерна жалости и сочувствия. А еще охотники по-прежнему боялись, что я умру. У них имелся приказ по этому поводу… или… какая-то угроза? Разобраться не получалось, но было ясно одно — мы должны обязательно выжить. Валгус это тоже понял. Потому и решился на разговор.

Наконец, один из охраны кивнул и вышел, а мой любимый вернулся ко мне, сияя улыбкой:

— Мне разрешили остаться на всю ночь!

Лучшего и пожелать невозможно.

Моя голова покоилась на груди у Валгуса, и юноша гладил меня по волосам. Мы молчали. После пережитого не хотелось ни думать, ни говорить. Нам вполне хватало простой телесной близости, возможности прикасаться и чувствовать друг друга наяву. Меня сильно клонило в сон — организму требовалось восстановить потраченные силы — но я крепилась. И не только потому, что боялась повторной встречи со стаей…. Просто казалось глупостью тратить драгоценное время на какой-то сон. Вот только тело было другого мнения — глаза закрывались сами собой. Так обычно начинается выздоровление после серьезной болезни: все время хочется спать.

Валгус чувствовал мое состояние и пытался подбодрить, он тоже не хотел, чтобы я отключилась. Юноша, хоть и надеялся на защиту медальона, здорово опасался повторения истории. Ему и одной с головой хватило. Да что там… мой друг был просто в ужасе, поняв, что стая способна убить меня, даже не прикасаясь.

В конце концов, после того, как я дважды заснула прямо на полуслове, Валгус сдался и приказал:

— Саш, хватит. Не мучайся. Придется рискнуть. Не бойся, я тебя посторожу. Иди ко мне поближе.

Меня хватило только на вялую улыбку — куда уж ближе? — но послушалась: обняла и закинула ногу на бедро парня, чтобы чувствовать его всем телом. Он в ответ сомкнул руки на моей спине и, уткнувшись лицом в волосы, прошептал:

— Спи.

Я отключилась сразу после этого слова. И сразу же очутилась в знакомой темноте, словно другого места и не было! Там царила пустота — вился только один огонек. Он тут же метнулся ко мне, но злобы я не почувствовала, скорее облегчение и радость.

"Сашка! Слава богу — жива!"

Я узнала голос и успокоилась — Борис! — но радоваться не спешила, слишком хороший мне преподали урок.

"Что тебе надо? Для чего ты тут? Чтобы позвать остальную стаю? Не успокоитесь, пока не добьете?"

Парень застыл на месте — его захлестнула обида: "Я тебя пальцем не тронул! Я помогал Ярославу! Пытался остальных остановить!"

Вот как…. - вспомнился рык Ярослава — значит, с ума сошла не вся стая? У двоих хватило выдержки устоять?

Я остановилась напротив Бориса: "Ты сильнее, чем кажешься".

Неожиданно сильнее. Намного сильнее меня, потому что я свое время не устояла — кинулась в драку. Да еще не один раз. Так что у меня нет права родичей осуждать, сама ничем не лучше.

Я вздохнула — да и не осуждаю уже.

Парень не дождавшись продолжения фразы, несмело спросил: "Ну, я пойду? Мне просыпаться пора — Ярослав ждет звонка. Он здорово переживает за тебя. Сам хотел дождаться, но не смог — требовалось вправить кое-кому мозги". И пропал с глаз, оставив меня в растерянности на опустевшем "поле боя".

Я "переговорной" оказалась не нужна — стоило мальчишке исчезнуть, как темнота сменилась на обычный сон. На запутанный лабиринт из аккуратно остриженных кустов. Я бродила по нему в поисках чего-то важного до того момента, пока Валгус меня не растормошил.

— Дичок, просыпайся. Уже светло, мне пора уходить, — поцеловал меня в лоб юноша, и на робкое "почему пора?" вздохнул: — Скоро охрану поменяют. А сажали нас все-таки по разным комнатам.

Я кивнула.

— Как ты себя чувствуешь? — внимательно разглядывал меня Валгус.

— А ты? — задала я встречный вопрос.

Юноша хмыкнул: — Обо мне не тревожься. Тех, кто идет в охотники с детства приучают защищать свой разум. К тому же… ты почти сразу вышибла меня оттуда. Ты… или твой медальон. Так что не уходи от ответа.

Прислушалась к себе — сон помог, хотя хотелось… подкрепиться. В обоих смыслах.

Ответила честно:

— Нормально, только есть хочу.

Валгус улыбнулся:

— Это поправимо. Скоро должны завтрак принести. Не думаю, что в их планы входит уморить нас голодом.

Да уж… Тут мой друг прав, раз на целый самолет разорились, то точно не поскупятся хотя бы на хлеб.

За нами пришли после обеда. Сначала за Валгусом, затем за мной. Одновременно вести к месту не решились, хотя моли бы уже понять, что убегать мы не станем. Перед тем как забрать, мне вернули одежду. Выстиранную, отглаженную, без единого пятнышка крови.

Пока меня вели к лифту, тянула носом запахи, не обращая внимания на недовольство тех, кто шел рядом. По коридорам небоскреба ходили… разные существа. Не одни снежные, нет. Люди там тоже были. Самые обычные. Много, намного больше, чем оборотней.

Я глубоко вздохнула и шагнула в отделанную пластиком кабину, навстречу неизвестности. Мне очень хотелось ей крикнуть "Я тебя не боюсь!" Я и вправду, не боялась. Мысль о том, что скоро, наконец, все прояснится, дарила огромное облегчение. Чем больше я раздумывала о нашей судьбе, тем больше верила, что смертью дело не кончится. Что у охотников на нас другие планы. Правда, иногда ведь смерть не самый худший исход? И все равно не нервничала — что-что, а один надежный способ покончить с жизнью мне точно известен. И для этого вовсе не требуется себя убивать, достаточно снять медальон перед сном. Чтобы стая завершила начатое дело.

Поймав себя на этих мыслях, я усмехнулась — глупо, если подумать. Глупая бравада наивной девчонки, которая на самом деле просто хочет жить. И не как-нибудь жить, а счастливо.

А лифт все полз и вверх, меняя цифры на электронном табло. Я следила за ними взглядом, поверх голов конвоиров. Кабинка остановилась, когда мелькнули пять и один. Двери разъехались в стороны под мелодичное курлыканье автоматики, открывая дорогу в светлый холл. Перед тем как выйти, я на миг задержала дыхание — сейчас решится наша судьба — а потом смело шагнула на плотный серый ковролин.

Вот и все. Недолго осталось ждать.

20 глава

Просторных холл с пустым ресепшеном. Несколько удобных стульев вдоль стен и цветной кофейный автомат. Словом, преддверье заурядного офиса, если бы не один факт, неуловимый для обычного человека — ковролин хранил следы вовсе не людей.

Я втянула воздух, пытаясь определить, с кем столкнусь на Совете, но густой шлейф ледяного запаха перебил все остальные. Слишком много охотников, слишком много снежных.

Меня потянули за локоть, направляя, куда идти. Послушно шагнула, чувствуя себя покорной марионеткой, которую невидимый кукловод дергает за нужные ниточки.

Конвой остановился перед большой двустворчатой дверью, выделяющиеся на светлом фоне стены черной дырой в "никуда". И еще до того, как ее открыли, я почувствовала напряжение, царившее в душах множества… существ. Тяжелое и густое, оно заполняло весь коридор, мешая сосредоточиться на происходящем. Моя охрана сразу подобралась: движения стали резче, шаги тяжелее. А я, поймав себя на том, что съеживаюсь, сутулясь, выпрямила спину и расправила плечи — приема хуже, чем ночью все равно не будет. Наверное. Надеюсь.

И все-таки, как ни пыталась бодриться, когда створки двери распахнули, перед глазами поплыло от волнения и ударившей по глазам черноты. Это было похоже на то, что я испытала в первые минуты пребывания в камере. Только на этот раз цвет поменяли на диаметрально противоположный — гладкий, полированный камень на полу, панели стены, мебель, и даже костюмы на людях были черные. Лишь впереди зияло огромное окно от потолка до пола. Оно манило недоступной свободой и заставляло себя жалеть.

Я нервно сглотнула и усилием воли отвела взгляд от низких облаков — после сидения в закрытой, слепящей камере смотреть на недоступный мир было физически больно. Уверена, такой контраст устроили неспроста. Снежные хорошо все продумали: и белизну тюрьмы, и черноту судебного зала. И даже это окно.

В спину слегка подтолкнули, приводя в чувство. Да я уже и сама очнулась, почувствовав теплую близость Валгуса, его собранность и поддержку. Юноша стоял посредине зала, сцепив руки в замок за спиной.

Не оглядываясь по сторонам, не дожидаясь приказа охраны, я подошла к нему и встала рядом. Мы обменялись долгим взглядом, а потом, не сговариваясь, взялись за руки.

— Девочка моя, — едва слышно шепнул Валгус, улыбнувшись, и я почувствовала поток плохо сдерживаемой злости с разных сторон. Народу было намного меньше, чем я предполагала сначала, но зато их эмоции били через край.

Как же нас ненавидели! Как же нас презирали! И проклинали. Обоих. И его и меня.

Теперь, с новой возможностью, я ощутила это в полной мере. Способность улавливать чувства окружающих не оставляла даже малейшей лазейки для заблуждения на сей счет.

И тогда, почувствовав, как разгорается ярость в груди, я сама чуть не оскалилась.

Валгус крепче сжал мою руку и тревожно переступил с ноги на ногу. Я закрыла глаза и стала считать до десяти, чтобы успокоиться. Как ни странно, это помогло. Стоило справиться с собственным гневом, как "включился" волчий нюх, и я раскрыла в растерянности рот, учуяв запах, который никак не ожидала обнаружить в сердце логова снежных. Завертела головой, в поисках его источника, не веря до конца, думая, что ошибаюсь, и замерла…

Нет, не ошиблась!

Слева от меня за длинным столом сидели сородичи, втиснутые в непривычные для них футляры костюмов. Именно из-за своего чопорного вида лесные не бросились мне в глаза.

Я заворожено уставилась на собратьев, не в силах отвести от них взгляд. Сердце забилось пойманной птицей — ночной кошмар был слишком свеж, чтобы получилось спокойно перенести присутствие наших несостоявшихся убийц.

Зачем они явились? Что еще им нужно от нас?!

Я быстро скользнула взглядом по сосредоточенным, застывшим лицам родичей и чуть не ахнула, обнаружив знакомое — Ярослав!

Наставник смотрел на меня исподлобья, зло и решительно. И все-таки… все-таки не как остальные. Ярослав не желал мне смерти. Только от его присутствия легче не стало — черный волк словно заглядывал в мою душу. Не знаю, что удалось ему там увидеть, а только парень едва качнул головой, безмолвно приказывая "отступись!"

Я в ответ только губу прикусила и вздернула подбородок, а потом на глазах у всех прижалась к Валгусу — надеюсь, родичи поймут, наконец, что другого решения не будет!

У черного волка на скулах желваки заиграли и губы сжались в тонкую линию. А потом он вздохнул и откинулся на спинку стула, словно говоря — "пусть идет, как идет, а я умываю руки".

Чтобы не смотреть больше на искаженное гневом лицо Ярослава, повернула голову в другую сторону и увидела снежных. Они сидели напротив моих сородичей. И с их стороны тянуло той же ненавистью и отвращением.

Я не смогла удержаться от невеселой усмешки — снежные оскорбились бы, узнав, как схожи с лесными.

Мы застыли посередине, разделяя вековечных врагов, словно пограничны столб. Не принадлежа ни той, ни другой стае. Выбрав любовь, мы отказались от обоих.

Изогнутые полумесяцем столы охватывали центр зала с двух сторон, словно раскрытые клешни гигантского скорпиона. Наверное, это тоже сделали специально. Преступник должен чувствовать неизбежность и страх. Знать, что куда не кинь взгляд, повсюду найдет лишь лица судей, от которых не скрыться и не уйти.

Это было намного хуже, чем обычная клетка в человеческих судах, потому что там преступников защищали стена и железо. А тут… тут отсрочки и права на апелляцию не дадут — наказание могут исполнить сразу после оглашения приговора.

Я знала, что из этой комнаты живыми выходят не всегда — слишком четко ощущались липкие следы чужой смерти, сочившиеся из черного зеркала полов. Да, совершенно точно, в этой комнате убивали!

А за окном, за окном парили летающими островами пышные облака.

Я подумала: "Если нас все-таки приговорят, если решат, что любовь, это настоящее преступление… можно совершить последнее безумство — превратиться в зверя и попробовать допрыгнуть до небес. Умереть свободным волком."

Валгус вздрогнул и шепнул:

— Нет, Дичок, нет! Не смей об этом думать! У нас все будет хорошо! Я тебе обещаю!

И мне стало стыдно — я сдалась раньше, чем Совет вынес приговор. Который, кажется, нескоро соберется — третий, самый маленький стол напротив нас все еще пустовал.

Словно расслышав мои мысли, в спину повеяло новыми запахами — в зал зашли еще три члена Совета. Один из них был дракон. Два других неожиданно оказались обычными людьми. Без капли волчьей крови.

Дракон занял место в центре стола и лишь затем уставился на нас немигающим, змеиным взглядом. Это был не месье Хаб. Другой. Совершенно незнакомый Старейший.

Ненавистью от него не пахло, от него несло равнодушием. Дракон оказался настоящим судьей. Ему не было дела ни до вековой вражды, ни до чувств узников. Он пришел судить по делам.

Поначалу я даже облегченно вздохнула — плохого мы не совершили — а потом увидела Их. Тех, которые на нас напали. На Гришку и на меня. И мне не понравилось, что Они не стояли рядом с нами. Словно были совсем не при чем. Словно находились по ту сторону закона.

А дальше дело пошло как в кино про "плохих". Все, все, что произошло, повернули против нас! Даже столкновение с отморозками в лесу.

После того, как у меня уточнили, на каком языке говорю, зачитали обвинение. В самых незначительных проступках числилось нарушение договора. Еще меня обвинили в нападении на снежных. И в бегстве от охотников. И в разглашении тайны оборотней. И в нападении на людей. И в смене ипостаси днем на улице. И в… убийстве…

Когда прозвучала последняя фраза, я онемела, не веря своим ушам. Да что там…. казалось все, кто сидел в зале, перестали дышать. Такого поворота не ожидали. Ни мы с Валгусом, ни обе враждующих стороны. Стало до жути тихо. Кажется, каждая из сторон пыталась понять, кого я убила.

А я… а у меня в голове крутилась одна лишь фраза "этого не может быть", она повторялась как заезженная пластинка. В моей жизни было лишь две серьезных драки. И после обеих противники остались в живых! Там в лесу, я всего лишь изуродовала злобную мразь. В наши дни не умирают от разодранной щеки! А у подъезда..

Я уставилась обидчиков Гришки. Их было двое. Не хватало того, кто напал на Гришку. Но ведь он не умер! Или… умер… потом? Неужели я и, правда,… убийца?! Нет! Нет!!

Перед глазами встало обмякшее тело снежного, и кровь, сочащаяся из раны на голове.

Но ведь сердце стучало! Когда мы его оставляли, парень вовсе не выглядел умирающим! Да и сила крови оборотня залечивает самые страшные раны!

Нет… я не могла, не могла его убить! Или… могла?

Уже почти не соображая, выслушала обвинение Валгусу. К моему любимому претензий оказалось меньше, но тоже хватало с лихвой: превышение полномочий охотника, недонесение, укрывательство, пособничество преступнице.

А потом заговорили свидетели: те самые снежные, что напали на нас у подъезда. Только по их словам выходило, что нападения не было. Что когда они разговаривали, друг, которого они потеряли в незнакомом городе, выскочил на голоса, споткнулся о камень и попробовал удержаться, цепляясь за человека. А я неожиданно кинулась в драку. Игнар — так звали погибшего — упал. Они попробовали защититься, но не справились — сами схлопотали по голове. А когда пришли в себя, обнаружили труп.

Тишина стала зловещей. Я уловила смятение Валгуса, а потом мне в основание черепа словно вогнали огромный гвоздь: в глазах потемнело, и я зашаталась, но упасть не успела — Валгус меня подхватил.

— Прекратить, — негромко сказала Старейший.

Боль моментально прошла, словно у меня в голове выключатель повернули. Только вот теперь я чувствовала себя как… до ритуала, лишившись полностью доступа к чужим чувствам. И, кажется, это случилось не только со мной — снежные недовольно заворчали.

В ответ раздалось рычание уже со стороны моих братьев. Казалось, еще чуть-чуть и прямо в зале Совета случится драка.

Однако судья не дал разгореться конфликту. Он требовательно поднял руку, подзывая свидетелей. Они покорно подошли, остановились напротив. Старейший долго смотрел каждому в глаза, а затем подозвал Валгуса. После Валгуса пришла моя очередь. И хотя ноги были ватными, я не выдала своего испуга.

Вторжение в разум прошло еще грубее, чем во сне. Тогда, доверяя собрату, я сама открылась Ярославу. А тут… боялась. Правильно, как оказалось: в один момент я потеряла власть не только над разумом, но и над телом. Было такое чувство, словно я лишняя в собственном теле! Все мои воспоминания, все мои чувства на миг стали достоянием другого че…. Нет, не человека. Другого существа, в сравнении с которым, даже снежные казались родными. Их я хотя бы могла понять. А этого…

Драконы вовсе не те существа, что описывают в сказках и легендах людей. И, конечно, не те, в чьем облике предстают. Их внешность лишь оболочка. Они не более люди чем… чем…. Даже дельфины, и те нам ближе!

Но как ни странно, именно этот факт подарил надежду — такое существо не может симпатизировать снежным. Оно будет смотреть лишь на факты.

— Сведенья противоречивы. Воспоминания свидетелей и обвиняемых спорны, — невозмутимо сказал Старейший. — Для достоверной картины не хватает показаний жертвы. Убийство не доказано. Убийство не опровергнуто.

Что это значит? Значит, правду говорят и они и мы?! А разве так бывает? Чем это нам с Валгусом грозит?

Не одна я растерялась. После слов судьи, казалось, все кто был в зале, разом заговорили.

Они старались друг друга перекричать. Многие даже вскочили с мест.

Я испугалась, что судья не удержит снежных и лесных на местах, но напрасно: на полу и стенах, словно подсветка из невидимых светодиодов, выступила огненным узором прежде невидимая вязь. Она опутывала зал сложным кружевом, закручиваясь в многочисленные спирали и петли. Ее яркий огонь остудил даже самые горячие головы.

Не прошло и минуты, как все затихли и сели по своим местам. Осталась стоять лишь невысокая хрупкая женщина из снежных. Все это время она не сводила с меня тяжелого взгляда, словно хотела на месте испепелить. Но когда заговорила, голос оказался спокоен. Говорила она на своем языке. И хотя я не поняла ни слова, было ясно одно — ничего хорошего нам ее речь не сулила — мышцы Валгуса напряглись, как перед прыжком.

Неожиданно с "нашей" стороны поднялся Ярослав и заявил:

— Требую снять обвинение в нарушении границ Договора. Моя подопечная имеет право их пересекать, — и, обратившись ко мне, потребовал. — Покажи медальон!

Повинуясь наставнику, я вытащила из ворота толстовки серебряную цепь. Круглая бляха закачалась в воздухе словно маятник невидимых часов. В зале воцарилась настороженная тишина.

Ее нарушил мрачный голос наставника:

— Она двенадцатая. Кто из вас возьмет на себя ответственность и проголосует за ее смерть?

Ответом ему стала гробовая тишина.

А потом снежная уже по-русски сказала:

— Это не снимает с нее ответственность за убийство. Артефакт передадут младшему в роду и…

— Передавать медальон некому, Александра последняя в роду, — перебил на полуслове Ярослав. Его губы искривила нехорошая усмешка:

— Вы готовы к последствиям выбора?

— Вам известны правила, господа, обвинение не может быть аннулировано в случае убийства, — холодно обронил Старейший, прерывая разгорающийся спор. — Дело должно довести до конца.

И снова в зале повисла тишина. А потом эта… злобная тварь потребовала разобраться со вторым нарушителем. С Валгусом!

— Требование отклоняется, — спокойно ответил дракон, — обвиняемый понесет наказание лишь в случае подтверждения факта убийства. — И пояснил, — прошедшим ритуал дано право следовать за своей половиной где бы она ни находилась.

— Какой ритуал? — вопросительно задрала брови снежная.

На этот вопрос судья ответить не успел, заговорил сам Валгус.

— Она моя эри, — спокойно заявил юноша, посмотрел на меня и нежно улыбнулся.

Блондинка буквально упала на стул с приоткрытым от изумления ртом. Ее соплеменники выглядели не лучше. Как и мои. Только губы Ярослава изогнулись в горькой усмешке. Эту деталь моей биографии черный волк уже знал.

А еще улыбка неожиданно растянула губы Старейшего:

— Дело зашло в тупик. Главный свидетель мертв. Воспоминания обвиняемых и свидетелей субъективны и не дают истиной картины. Согласно закону, дело выносится на обсуждение Большого совета и будет решено простым голосованием.

Я не знала, что это значит. Я многого не знала, но по шипению, сорвавшемуся с губ моего друга поняла — дело плохо. Насколько оно плохо, сообразила, когда поднялась блондинка.

— Совет снежных волков вынес решение.

Из-за противоположного стола поднялся Ярослав:

— Совет лесных сделал выбор. По понятным причинам — без одного голоса.

Судя по тому, что на раздумье времени никто не попросил, решение вынесли заранее.

Помощники Старейшего поднялись и забрали с каждого стола по стопке жетонов, на которые я в этой суматохе внимания не обратила. Они были двух цветов: белого и черного. Наверное, снежные не любили разнообразия. И белого было больше.

Валгус отчаянно стиснул мою ладонь. Вот тогда я поняла — мы проиграли. Дело закончено не в нашу пользу. И еще я поняла — Валгус тоже умрет. Если только нельзя повернуть ритуал обратно.

"Я люблю тебя и вверяю тебе жизнь и сердце… потому, что ты — это я" Зачем он так со мною?! Почему не объяснил?! Я не приняла бы такой жертвы!!

Старейший мельком глянул на россыпь жетонов и медленно поднялся.

Я смотрела на него и чувствовала холодное дыхание Гостьи в затылок. Уже в который раз. И в который раз словно получила мощную анестезию — ни страха, ни волнения, ни отчаянья.

И когда судья сказал:

— Из-за отсутствия достоверных свидетельств дело тысяча сто восемнадцатое решено через голосование. Конечный приговор…. - подумала "Значит так суждено".

Только и на этот раз судьбе показалось, что пьеса еще не сыграна до конца, что финал недостаточно трагичен. Поэтому вывела на "сцену" нового героя.

— Свидетель есть, — перебил судью спокойный голос. И вперед вышел… тот самый парень из ночного клуба, который так меня смутил.

Глядя на лицо нового… "актера", невозможно было понять, кто это — наш спаситель или всего лишь последний гвоздь в крышку гроба.

А когда мужчина прошел мимо нас, я совсем растерялась — нос меня не мог подвести, это совершенно точно, без скидок на ошибку был… месье Хаб!

Значит, тогда, в клубе я не ошиблась.

— Свидетели есть, — легко повернулся к присутствующим дракон и улыбнулся, — прошу вас, я готов показать.

Судья смотрел в глаза сородичу совсем недолго, а потом бесстрастно произнес:

— В связи с новыми фактами решение принято независимо от голосования, — и посмотрел на нас.

21 глава

После этих слов в зале установилась абсолютная тишина. В фильмах в такие моменты судья обязательно выдерживает длинную паузу, во время которой легко умереть от разрыва сердца. Но драконов эффектная показуха не интересовала.

— Убийства не было. Обвинение снято, — сказал судья и встал, давая понять, что дело закрыто.

Ответом стало минутное безмолвие, а затем по залу волной пронеся глухой, утробный рокот. Обе стаи были недовольны таким поворотом. Очень недовольны! Настолько, что невидимый узор вновь налился ярким светом, напоминая волкам, где они находятся.

Мы обменялись с Валгусом взглядом. Эмоции парня были по-прежнему мне недоступны, зато лицо сказало все. Оно просияло от счастья.

Я крепче стиснула руку друга, чувствуя, как, оказывается, пересохло во рту от волнения. Очень хотелось сесть прямо на пол, и чтобы в зале никого кроме нас с Валгусом не осталось. А еще лучше — убраться подальше от этого страшного места. Вот только мне, в отличие от друга, по-прежнему не верилось в нашу победу. Да и победили ли мы на самом деле? Ведь еще ничего не решено.

Я повернула голову в сторону моей бывшей стаи. Ведь они тоже вынесли нам приговор. Дважды! Один раз в круге, второй раз — стопкой белых жетонов в зале суда. Нет, их было намного меньше, чем у снежных, но достаточно, чтобы в известной всем строчке запятая встала сразу после слова "казнить". Так что же чувствуют "братья" теперь, когда их добыча ускользнула? Что?!

Десять лесных смотрели в нашу сторону, стараясь сохранить невозмутимость, делая вид, что предвидели такой поворот событий. Вот только спокойствие им давалось нелегко. Правда среди суровых, неласковых лиц я разглядела те, на которых явственно проступало непонятное мне облегчение. И некоторая растерянность. Словно наше помилование, в которое уже никто не верил, доставило радость.

А вот Ярослав сидел нахохлившись, будто вещий ворон из страшной сказки. Весь его вид говорил: "Ничего еще не закончилось!" В этом черный волк был прав. Пока не вынесено окончательное решение, мы по-прежнему висим на волоске.

Я с трудом проглотила комок в горле. Несмотря на отказ от зова крови, мнение наставника для меня было по-прежнему важно. Наверное, из-за того, что он искренне переживал за меня и делал все, что мог для спасения непутевой волчицы, отбившейся от стаи.

И все-таки лесные на этот раз оказались намного сдержанней снежных. За противоположным столом царили полные неразбериха и бардак. Там было больше тех, кто жаждал нашей крови. Впрочем, этого и следовало ожидать — убили-то Их родича. Кого Они могли винить? Только лесных! Я идеально подходила на роль убийцы. О да… это было бы сладко, казнить одну из лесных на глазах ее братьев. Подумаешь — изгой… Это совсем неважно! Главное — из Совета стаи!

О такой удаче Они даже не смели мечтать. И вот когда добыче, казалось, уже не уйти, вылез свидетель. Поневоле разочаруешься и взвоешь.

Постепенно волки успокоились, поняв, что голосом судью не возьмешь. Дракон выглядел так, словно у него еще пару тысячелетий в запасе и можно позволить себе никуда не спешить. В отличие от нас. Скорее всего, так оно и было. Наверное, у драконов действительно есть в свободные, если не тысяча, то пару сотен лет точно. Это поняли и снежные. К ним вернулось хладнокровие, а вот взгляды стали еще злей. Теперь они почти фосфоресцировали расплавленным серебром.

Снова поднялась блондинка. Она взяла на себя роль вожака в стае снежных.

— А кто же тогда виноват?!

Ответ получился по-настоящему драконий.

— К делу тысяча сто восемнадцатое это не относится. Открывается дело за номером …. - судья посмотрел на одного из помощников. Тот быстро пробежал пальцами по клавиатуре нетбука. — Дело за номером тысяча сто тридцать семь. К суду есть вопросы?

Казалось на этом все и закончится — советы стай молчали, а у остальных, включая нас с Валгусом, права голоса не было.

— Позвольте мне, — внезапно раздался хрипловатый низкий голос.

Я почувствовала, как напряглась рука Валгуса. Он явно опасался нового игрока. Я пока не очень. Какими бы ни были планы месье Хаба, но он нас спас! Значит, не хотел ничего плохого. Во всяком случае, сейчас не хотел.

— Я хочу задать всего лишь один вопрос, — улыбнулся дракон. — Какая из стай примет эту пару?

И вот тут мне снова стало нехорошо… просто дошло, что нас ждет. Когда мы останемся одни. Защиты нет, а желающих нас убить — пруд пруди. Что с моей стороны, что с Валгуса. И где бы мы не находились, гарантии что нас оставят в покое никакой. Разве что уехать в Антарктиду или улететь на Луну. В своей уверенности в праве казнить и миловать обе стаи хуже, чем самые ярые религиозные фанатики. Особенно мои. Хотя… если судить по последним событиям, снежные не сильно он них отстали. Или даже — превзошли.

— Мы не примем обратно отступника, — зло выплюнула блондинка. — Стая вычеркивает Валгуса Аллика из своих списков!

Я вздрогнула и плотнее прижалась к другу, пытаясь хоть как-то его поддержать. Внешне парень никак не отреагировал на слова сородичей. Он смирился заранее, еще тогда, когда рассказывал мне о Них. Но одно дело знать, а другое — пережить. Разрыв с близкими по крови безболезненно не проходит.

Дракон невозмутимо кивнул:

— Решение Совета снежной стаи засчитано.

Не успела я подумать "по-другому и не может быть" и приготовиться к тому, что сейчас уже меня объявят вне стаи, как услышала то, от чего вконец растерялась.

— Нам требуется время для обсуждения этого вопроса, — сказал Ярослав.

Я не поверила своим ушам…

Мои братья всерьез собрались обсуждать, не принять ли нас в стаю?! Они же нас едва не убили! Как это понимать?!

Надо сказать, Валус растерялся не меньше меня, но, правда, сообразил быстрее и выдохнул:

— Двенадцатая!

Я тихо охнула — мой медальон! Мой голос! Который почему-то всего час назад был для моих братьев неважен.

Рука непроизвольно потянулась к украшению, привлекая внимание обвинителей. На лице блондинки отразилось запоздалая досада. Женщина поняла, что совершила ошибку: одна из Совета лесных могла оказаться в ее власти.

Наконец встал Ярослав и смерил нас тяжелым взглядом:

— Стая не отказывается от Александры, но заявляет, что появляться в наших землях ей опасно для жизни. Совет не в состоянии контролировать всю стаю.

Сердце екнуло и провалилось куда-то вниз — я не знала, радоваться мне или печалится этим словам. Формально от нас не отказались. На деле… мы зависли между небом и землей. Правда у нас еще оставалась полоска шириной в двести километров. Она могла стать нашим маленьким королевством. Узкой отмелью в реке, разделяющей две стаи крокодилов, которую при желании легко пересечь в один бросок. Но мы хотя бы получим право отбиться.

И тут в разговор вступил месье Хаб:

— Я готов присмотреть за этими детьми и предоставить им временное убежище. В любом другом месте им находится опасно, — дракон посмотрел с улыбкой на Валгуса. — Валгус, мon ami, вы согласны?

У стай месье Хаб согласия спрашивать не собирался. У меня, кажется, тоже. Да я бы и не стала возражать. В тот момент предложение дракона показалось самым лучшим выходом из ситуации. Просто безупречным вариантом.

Мой парень так не считал, если судить по его тяжелому вздоху. Вот только другого выхода у нас все равно не было. Вернее был, но слишком уж опасный для жизни. Уж лучше… в пасть дракону. Глядишь, соваться за нами желающих не найдется.

— Я согласен, — наконец неохотно вымолвил Валгус.

Месье Хаб расцвел в улыбке:

— Советы не возражают?

Это была пустая формальность: дракон смотрел только в сторону Ярослава. Снежные потеряли право на мнение и, если судить их физиономиям, уже жалели об этом. Сегодня был явно не их день. На наше с Валгусом счастье.

— Не возражает, — глухо обронил Ярослав. На этот раз он даже не стал оглядываться на собратьев.

— Дело закрыто, — тут же объявил судья и захлопнул папку.

Ее стук стал жирной точке в последнем акте разыгранного спектакля. "Занавес" упал, и я почувствовала, как меня трясет от пережитого. "Заморозка" прошла, да и дракон снял защиту. Теперь я снова могла при желании почувствовать эмоции и чувства тех, кто собрался в зале. Вот только не хотела. Моя душа больше не принимала чужой ненависти. Ее отравила бы еще одна порция.

Валгус, чувствуя мое состояние, заключил меня в объятья. Я спрятала голову у него на груди и закрыла глаза, сосредоточившись только на чувствах любимого. Он ужасно, просто жутко устал. Суд вытянул из парня все силы. Как и из меня.

Словно подслушав мои мысли, месье Хаб вздохнул:

— Ничего, мои друзья, немножко терпения и мы окажемся дома. Там у вас будет достаточно времени прийти в себя. Alex, ma chere, с вами хотят поговорить.

Я поняла, что эта фраза адресована мне лишь после того, как Валгус шепнул:

— Дичок, тебя ждут…

Отстранившись, увидела в сторонке Ярослава. Он стоял у стола, не пересекая границу внутреннего круга. Остальные волки Совета замерли у дверей. Только не у тех, в которые провели меня. В зале был второй вход. Вернее — в него выходил еще один лифт. Охотники позаботились о том, чтобы даже случайно не пересечься с врагами в холле. И правильно сделали. Не удивлюсь, если для лесных и подъездная дорога отдельная.

Я виновато и вопрошающе глянула в глаза друга, и он кивнул, мол, иди. Оторваться от Валгуса после таких переживаний было нелегко. К тому же я чувствовала, как ему не хочется меня отпускать. Он не доверял Ярославу. Он вообще сейчас никому кроме меня не доверял. А я… я черному волку верила. Несмотря ни на что. Он был единственным из родичей, кто пытался меня защитить. С первого дня знакомства. Хотя я того не стоила.

Подошла вплотную и застыла, не зная, что сказать и потому избегая взгляда мрачных чернух глаз.

Ярослав дернул галстук, словно это была удавка и вздохнул:

— Натворила ты дел, Александра.

Я в ответ промолчала. Мне было очень неуютно, и от этого вставала дыбом шерсть на загривке волчьей души.

Наставник, почувствовав, как я напряглась, поморщился:

— Вот что, сейчас я тебе все равно все объяснить не смогу. Встретимся завтра ночью в круге.

Я вздрогнула, во рту стало солоно, словно в него снова попала кровь — прошлая ночь выжгла в памяти свою метку.

Черный волк, заметив мой испуг, невесело усмехнулся:

— Понимаю. Но не бойся. Больше тебя никто не тронет. Поговорим один на один. И вот еще… — наставник немного помедлил с ответом, а затем процедил сквозь зубы: — попроси Его чтобы научил тебя защищаться от… нас. И от Них!

Я все-таки посмотрела в глаза черному волку. Они были полны сожаления, тоски и злости. Как тогда, на перроне. Наверное, он снова хотел повернуть время вспять. В душу Ярослава я заглянуть побоялась. Категорически не хотела знать, что лежит у него на сердце, поэтому обошлась обычным кивком.

— Ярослав! — окликнули парня.

Он сделал шаг назад, а потом неожиданно привлек меня к себе и прошептал:

— Будь осторожна. В сотню раз осторожнее, чем прежде.

Резко развернулся и ушел. А я смотрела вслед учителю, наставнику, старшему брату, чувствуя себя маленькой бестолковой девчонкой, которая заблудилась в жуткой легенде.

На плечо легла рука и я, не оборачиваясь, прижалась к ней щекой. Мне сразу стало очень спокойно. Пока Валгус рядом, все будет хорошо!

— Дичок, нас ждут, — тихо напомнил любимый, и я послушно повернулась, чтобы наконец удрать из судилища, но сразу выйти не получилось. Нам подсунули для подписи кучу бумажек. Последняя была перечнем наших вещей: охотники вернули все, вплоть до последней булавки.

Валгус украсил расписку аккуратной подписью, я влепила корявую загогулину: руки мелко дрожали и е давали справиться с ручкой.

— Пойдемте, — поторопил нас дракон и приглашающее повел рукой в сторону двери.

— Вам не сюда, — остановил его судья. — Воспользуйтесь внутренним лифтом.

И кивнул на скрытые черными панелями двери, за которыми несколькими четвертью часа раньше скрылся Ярослав.

Валгус, не дожидаясь повторного приглашения, повлек меня к лифту. К этому моменту я уже поняла, почему так поступили: снежные по-прежнему толпились в холле. Наверное, ждали, когда нас выведут. Не думаю, что они решились бы причинить нам вред на виду у охотников и драконов, но проверять все равно не хотелось. И вообще не хотелось их видеть.

Вопреки ожиданию, лифт пополз не вниз, а вверх.

Поймав наши недоуменные взгляды, месье Хаб улыбнулся:

— Так быстрее, в воздухе пробок не бывает.

Я растерялась: в воздухе?! Неужели на драконе полетим?!

Губы Валгуса тут же растянула улыбка, и он не удержался от негромкого смешка. Я не придала этому значения, но когда оказались на крыше, почувствовала, что ушам стало горячо. Сообразила, над чем смеялся парень. Это только такие наивные глупышки как я до сих пор верят в сказки. На драконе, как же… Размечталась!

На крыше замерла серебристая вертушка. Правда она все равно напоминала "большеглазого" хищника.

У вертолета стоял уже знакомый с зимы телохранитель.

— Прошу, — лучезарно улыбнулся дракон.

Щеки полыхнули пожаром: в присутствии месье Хаба спокойно чувствовать себя не получалось. Да, теперь это был не холеный старик, а молодой мужчина, на первый взгляд лет эдак двадцати пяти не больше, вот только это не помогало освоиться. Я все равно ощущала себя букашкой под лупой, которая суетится, куда-то ползет и еще не знает, что ее мир ограничен стеклянной банкой.

Я вздохнула — от правды не уйти, мы и правда под стеклянным колпаком. Вот только это ерунда по сравнению с тем, что нам грозило сегодня. Поэтому надо радоваться! Глубоко вдохнула вечерний воздух. Не по-европейски горячее солнце прогрело асфальт, и над городом дрожало призрачное марево, делая его похожим на мираж. Я запрыгнула в салон и уселась в кресло. Оно было отделано точно такой же кожей что и в самолете, который доставил нас из Москвы. Соседнее место тут же занял Валгус. Напротив нас устроился дракон с амбалом.

Зашумел двигатель, задвигались на крыше черные тени от лопастей, засвистел, а затем загудел пропеллер, и вертолет взлетел. Развернулся вокруг оси и взял уверенный курс на заходящее солнце.

И в этот момент я по-настоящему поверила: все, выкрутились!

Если бы мы были не одни, я повисла бы у Валгуса на шее, а так только уткнулась лицом в его плечо и блаженно закрыла глаза, чувствуя, как сами собой намокают ресницы. Слезы брызнули, как из прохудившегося крана, невзирая на желания хозяйки.

Валгус обнял меня покрепче и неловко поцеловал в волосы. Кажется, ему здорово не нравилось, что месье Хаб не спускает с нас взгляда. Я повернула голову, проверяя догадку, и наткнулась на веселый взгляд дракона. Он любовался нами словно… любимыми детьми. Нет, скорее уж внуками.

Щекам стало еще горячее, и я поспешно отвернулась, но перед этим сообразила промямлить "спасибо". Мы с Валгусом проявили себя полными невежами. Слова благодарности, это первое что мы должны были сказать нашему спасителю! Хотя… может это я все на свете прошляпила?

— Не за что, Alex, — очень серьезно ответил месье Хаб. Его лицо на мгновение лишилось снисходительного, добродушного выражения.

Валгус вздрогнул и помрачнел. Сначала я не поняла отчего, а затем вспомнила… "Драконы ничего и никогда не делают без выгоды для себя" — эту аксиому мне втолковывали еще зимой. "Не за что", — это могло оказаться не данью вежливости, а констатацией факта. "Не за что" — если выгода соблюдена и интерес задействован. Вот только какой?

Меня пробил озноб — я не хотела думать ни о прошлом, ни о будущем. Я хотела жить настоящим. Одним днем. А еще лучше — одним часом. Хотя бы дня два!

Полет длился часа два и особого удовольствия не доставил: нас болтало так, что желудок подкатывался к горлу. Стоило взлететь, как я поняла, что напрасно устроилась у окна — меня почти сразу же затошнило. Высота никогда не была моим любимым коньком, я ее попросту боялась. Так что предпочла любоваться красивым профилем Валгуса, а затем попросту уснула на его плече. Парень разбудил меня, когда приземлился вертолет. Он сел на зеленой лужайке напротив небольшого особнячка, достаточно старого на вид.

Не знаю почему, но я ждала роскоши. Наверное это из-за возраста дракона. Мне казалось что такое существо должно потакать собственным капризам. Однако я ошиблась — в доме все было очень скромно. Белые крашеные стены. Темная дубовая мебель. Старые дагерротипы с видами городов в рамках, да парочка акварелей с изображением лошадиных голов.

— Люблю дома с историей и лошадей, — словно подслушав мои мысли, улыбнулся дракон и повел нас наверх.

И пока я поднималась по скрипучей деревянной лестнице, обласканной, прогретой солнечными лучами, проходящими через большое окно, мне казалось, что дракон в этом доме почти не живет. Запахи были… какими-то временными, не успевшими пропитать стены и вещи. Да, месья Хаб тут бывал, но вместе с ним в доме бывали другие драконы и… снежные. Очень давно. А чаще всех по дому ходили обычные люди. Точнее — два человека. Именно ими пахло больше всего. Правда сейчас в доме никого кроме нас не было, иначе я бы услышала.

Валгус тоже настороженно прислушивался и приглядывался, хотя внешне оставался спокоен. Он словно примерялся к новой жизни под крылом дракона. Мой друг смерился с тем, что мы не в силах изменить наше положение и, кажется, собирался использовать союз с драконом с максимально выгодой для нас. Эсли месье Хаб позволит это сделать, конечно.

Нам отвели комнату на мансарде, из окна которой открывался красивый вид на большое озеро. Маленькая, чистенькая, пахнущая воском и сосновой смолой, она мне сразу же понравилась. Солнце уже спряталось за горизонтом, и дракон щелкнул выключателем. Лампа вспыхнула и потухла, с легким стеклянным звоном.

— Quelle vache! — выругался дракон и развел руками: — Друзья мои, боюсь, вам придется спать в темноте да еще на голодный желудок. Прислуга появится только утром, а холодильник, увы, пуст. Сам запретил набивать его продуктами. В этом доме я редко бываю.

Валгус усмехнулся:

— Ничего, у нас сегодня все равно аппетит плохой. Главное — кровать есть. Не обидитесь, если мы оставим сегодняшним вечером вас без своей компании?

Дракон вскинул в шутливом жесте руки.

— Помилуйте, мon ami, я и сам хотел предложить вам лечь спать пораньше. Такие переживания, такой стресс. Наша девочка едва стоит на ногах! — месье Хаб посмотрел на меня и улыбнулся: — Приятных сновидений. Встретимся завтра.

И вышел за дверь.

Мы немного постояли, прислушиваясь к удаляющимся шагам, глянули друг на друга, а затем Валгус сгреб меня в объятья:

— Получилось! У нас все получилось!

— Все? — не поверила я.

Парень рассмеялся:

— Ну не все, зато самое главное! — и тут же отстранился. — Подожди, мне надо родителям позвонить.

Пока мой любимый рассказывал правду родителям, я, чтобы не мешать, ушла в душ. Говорят, вода забирает часть невзгод и переживаний, делая чище не только тело, но и души людей. Да и нелюдей тоже. А это как раз было то, в чем я сильно нуждалась. Правда проверить до конца мне не дали: дверь распахнулась и в дверях показался Валгус.

— Не могу тебя надолго одну оставлять — пробормотал он, стягивая с себя футболку.

Я возражать не стала. Сама бы предпочла не отпускать парня дальше, чем на пять шагов. Как тогда, после бегства из леса, мне требовалось постоянно к нему прикасаться. Как иначе я мгла убедиться, что он рядом, и что он жив? Валгус испытывал точно такие же чувства.

Той ночью у нашей любви был привкус счастья, но не безмятежного, нет. Я бы сказала — отчаянного счастья. Когда уже отчаялись ждать, а оно пришло. Правда неизвестно, надолго ли.

Тенгу* (яп) — Ворон
— Двуликий
— "отаку"* — поклонник японского аниме
— Bone soire, les jeunes.
— Mon jeune ami
— Mon co
— So
— Charment
Меж призраков любви блуждал мой взор * (с) — Джон Донн
Schau!* Смотри! (нем)