Очень разные обстоятельства формируют в женщине замкнутость и недоступность. Нередко, чтобы отстоять свое "я", ей необходимо проявить и ум, и решительность, и целеустремленность. Но однажды появляется на ее горизонте ОН – любимый! И под напором чувств все выстроенные тобой принципы разлетаются в прах. И начинает править бал Женское начало. В безумном круговороте событий Яна не сразу разглядела в Павле того, с кем ей было суждено пережить немало радостей и печалей…

Галина Врублевская

Женское начало

Роман

Часть первая

1

Она жила уединенно: не заводила подруг и сторонилась мужчин, а работала от случая к случаю.

Четыре года назад Яна Ковалевская получила диплом университета и звание математика, но до сих пор пребывала в свободном полете. Частенько с утра она наматывала километры, кружа на велике по старым улочкам Питера, а днем забредала в полупустые музеи техники. Эрмитаж и Русский обходила стороной – в них она отметилась еще в школьные годы и осталась равнодушной к прославленным коллекциям. Зато на выставках новых технологий Яна стала завсегдатаем: компьютер был ее работой и страстью.

К вечеру, с наступлением сумерек, она возвращалась домой. Жила в тихом Фонарном переулке в центре Петербурга, занимала одну из комнат в большой коммунальной квартире на последнем этаже.

Имей Яна склонность к фантазиям, ясными ночами, устроившись на подоконнике, она могла бы разглядывать звезды в небе и грезить о принцах, но вместо этого она спешила к компьютеру. Небо со звездами застывало за спиной, а перед ее глазами оживал экран монитора. Он увлекал своими тайнами. В россыпи чисел и букв отшельница угадывала будущий рисунок алгоритма и подбирала для него коды. Эти ночные бдения поднимали в Яне волны восторга, заменяя все прочие радости. Только к утру она выключала компьютер и отправлялась спать в свою узкую девичью постель. За готовый программный продукт компьютерные боссы платили ей определенные суммы – их вполне хватало на жизнь.

Яна начала работать по разовым контрактам еще студенткой. После защиты диплома, когда отпала надобность ежедневно ходить на лекции и семинары, эта работа стала еще привлекательнее – она давала возможность распоряжаться своим временем. В известные дни, когда тело разламывалось на части и болела голова, Яна и вовсе не вылезала из постели. Где найдется начальник, который будет так щедр, ежемесячно предоставляя сотруднице трехдневный отпуск? И Яна не торопилась впрягаться в ярмо регулярной офисной работы. Но недаром жизнь сравнивают с рекой – мели, пороги и водовороты в ней неизбежны.

Налоговые инспекции занялись выявлением теневых доходов, вследствие чего руководители фирм, опасаясь штрафных санкций, стали отказываться от услуг сторонних работников. И Яна вплотную занялась поисками постоянного места. Она надеялась найти такое, где не придется целый день сидеть в офисе. Однако директора фирм не брали сотрудницу на сокращенный рабочий день, смотрели на кандидата с подозрением: молодая, здоровая (здоровая ли?) женщина без семьи требует особых условий – что-то здесь не так. При этом у выпускницы матмеха даже не завелось трудовой книжки, хотя прошло четыре года, с тех пор, как она закончила университет. Если бы они знали, кем пренебрегают! Яна за два часа могла выполнить объем работ, рассчитанный на полный день!

Летом, пока шли экзамены в институтах, Яна сумела подзаработать репетиторством, однако к осени спрос на эти услуги резко упал.

Теперь она проедала свои скромные накопления, они таяли с катастрофической быстротой. Пересчитав оставшиеся бумажки, Яна поняла, что, если покупать только хлеб и чай, можно протянуть еще дней десять, а что дальше? У соседей в долг не попросишь: отношения с ними напряженные. Соседи осуждали ее и за обособленность, и за отказ в свой черед убирать места общего пользования, хотя она оплачивала уборку одной из женщин. Теперь же и расплатиться было нечем, и ползать с тряпкой по коридору не хотелось. Яну злили эти порядки – от нее и грязи-то никакой: на кухне не бывает, готовит еду в комнате на плитке, белье отдает в прачечную, и гости к ней не ходят. К счастью, придирчивые соседи, занятые дрязгами между собой, порой забывали об отшельнице, чем она сейчас беззастенчиво пользовалась.

В тот день, когда Яна проводила свои подсчеты и раздумывала над тем, что ей делать, в квартире случилось переселение народов. Из комнаты, смежной с Яниной, выезжал тихий, неприметный старик, а на его площадь вселялась суетливая, громогласная женщина. Ее окрики и приказы прорывались сквозь топот грузчиков, одновременно вносящих и выносящих мебель, сквозь их незлобивый мат и стуки задеваемых за косяки вещей. Когда Яна выглянула в коридор, увидела, что ноге ступить некуда: обтрепанные чемоданы, старые кофры, коробки, заклеенные скотчем, и тут же современная техника: электрогриль, два телевизора, новый приемник с проигрывающим устройством. Яна пыталась прикинуть, сколько человек теперь будут жить у нее за стеной, с чем ей придется смиряться. В тонкой перегородке, разделяющей помещения, как во многих старых квартирах, имелась еще заколоченная дверь, поэтому для звуков препятствий не было. Сможет ли она работать в таких условиях? Так и не получив ответа на этот вопрос, Яна вернулась в свою комнату и заперлась на задвижку, как она делала всегда.

Наступила полночь, шум в коридоре стих, но теперь стуки и скрежет передвигаемой мебели раздавались за стеной. Вдобавок новая соседка молодым задорным голосом напевала куплеты давно позабытой всеми пионерской песни: «Ну, споемте-ка, ребята, бята, бята…». Кажется, пока она была одна.

Нечего было и надеется, что удастся заснуть при этой суете за стеной. Яна пошарила в тумбочке, хотела выудить из ее недр забытую коробку печенья или залежавшиеся конфеты – полки тумбочки были пусты. Есть было нечего, а спать невозможно. Она постучала кулаком в стенку, чтобы намекнуть неугомонной соседке, что время позднее и следует вести себя потише. Пение и скрежеты затихли, но уже в следующий момент раздался стук в дверь Яны. Она неохотно отомкнула задвижку. На пороге стояла новая жиличка: молодая, пухленькая женщина в длинном зеленом халате и алой косынке-бандане на голове.

– Что вы хотите? – не очень дружелюбно спросила Яна, решив сразу обозначить дистанцию. Она знала по опыту: чем ближе сойдешься с жильцами, тем легче потом возникают конфликты.

Но женщина лучезарно улыбалась, не замечая сухого тона.

– Я – Марта! Ваша новая соседка.

– Яна, – держа руки в карманах пижамы, отрекомендовалась хозяйка.

– Как хорошо, что вы еще не спите и позвали меня к себе!

– Я? Позвала? – Яна хотела дать отповедь этой нахалке, но прочитала на ее лице такое простодушие, что не стала этого делать и лишь вздернула плечи.

– Разве нет? А я думала…

Марта, конечно, почувствовала, что ее приходу не рады, но ведь с соседями лучше дружить! Она прикидывала, как выстроить отношения с этой неприветливой девицей. Одетая в скучную, темную пижаму, с руками, спрятанными в карманы, Яна была похожа на хулигана из подворотни. Впечатление усиливала смоляная челка, наискосок спадающая на один глаз. Установить с ней контакт при помощи взгляда Марте не удавалось.

– Яночка, пройдем к тебе, – односторонне перешла на «ты» Марта. Попьем чайку. Не возражаешь? У меня комната вся завалена. Столько вещей, прямо жуть. Знаешь, мне все это по наследству досталось, а выбросить жалко. Я у старушки угол снимала и ухаживала за ней, а вот теперь она умерла, а комнату мне оставили. Но соседи в той квартире хотели жить в отдельной, а старик, который здесь жил, им родной дед, а старушка, пока жива была, не соглашалась на переезд…

Яна даже не пытаясь вникнуть в поток слов. Глядя мимо нее, она едва сумела вставить, что не может предложить чаю, поскольку у нее закончился сахарный песок, а батон она забыла купить.?в отдельной. Отказ соседки чаевничать Марта пропустила мимо ушей и бочком протиснулась в комнату. Она озиралась с нескрываемым любопытством: как-то здесь голо, неуютно, даже занавесок нет. Марта недавно начала увлекаться модной теорией фэн-шуй, а потому сразу заявила, что все в комнате расставлено не так: диван и письменный стол с компьютером надо бы поменять местами, а тумбочку с электроплиткой и чайником отодвинуть от двери.

Яна слушала молча, никак не реагируя на советы бесцеремонной соседки.

Не получив отклика на свои советы, Марта продолжила расспросы.

– А ты где ешь? На кухне или в комнате? А зачем ты здесь электроплитку держишь? На кухне ведь две газовых плиты имеется. Неужели конфорок не хватает?

– Мне далеко до кухни ходить, да я и не готовлю ничего особенного: чай вскипячу или пельмени сварю, мне достаточно, – скрывая раздражение, ответила Яна. Она не знала, как отделаться от поздней гостьи.

– И мне ведь будет не ближе топать, – задумалась Марта. – Но я без нормального обеда не могу, мне первое, и второе, и десерт нужны. – А как вы думаете, сколько мне лет?

Яна усмехнулась непоследовательности собеседницы и взглянула на нее внимательнее. Круглое лицо соседки было гладким, кожа здоровой и молодой, а зелено-карие глаза казались наивными, добрыми и… странно знакомыми. Но полоска ткани, прячущая ее пышные волосы, изменила старый облик. Портрет, который всплыл сейчас в памяти Яны, был совершенно иной: толстушка с невообразимой копной вьющихся рыжеватых волос. А у гостьи голова казалась по-птичьи мелкой из-за алой банданы на волосах. Однако и имя было знакомым, и черти лица проступали те же: слегка курносый нос, округлые дуги бровей и сочные, припухлые губы. Да, это – та самая Марта, пионервожатая ее школьных лет. Теперь Яне не стоило труда посчитать, сколько лет Марте, вожатая была старше на четыре класса. Яна училась в пятом, а Марта тогда была девятиклассницей. Значит, сейчас ей где-то около тридцати.

Но радости от этого узнавания Яна не испытала, и лишь понадеялась, что Марта не вспомнит ее. Ведь и сама Яна изрядно изменилась: в детстве была русоволосой, а теперь брюнетка: начала краситься в университете, да так и ходит поныне. И челки этой на пол-лица у Яны в детстве тоже не было. Но фамилия! Ведь Марта узнает ее от соседей. Яна Ковалевская – сочетание редкое. И, злясь от неизбежной перспективы возвращения к прошлому, Яна вдруг с дерзким вызовом резанула:

– Лет тридцать шесть Вам, верно? Или больше?

Марта поначалу огорчилась, что выглядит старше, но тут же поняла, что в оценке звучит подначка, потому что ее музыкальный слух уловил знакомую ритмику. В памяти вдруг всплыли эти подзабытые нотки противоречия, поспешность и отрывистость высказанных слов – рисунок речи, как отпечаток пальцев, человек проносит через всю жизнь. Меняется только тембр, но интонации звучат по-прежнему. И человек с хорошим слухом всегда распознает голос, слышанный хоть раз. Но сомнение у Марты оставалось. У той вредной девчонки волосы были чуть темнее лица, а у этой черные, как смоль. Может, крашенные? Ну, разумеется!

– Яночка! Ты меня не узнала? Ты ведь та самая Яна? Ковалевская? Помнишь, в школе… я была в вашем классе вожатой.

– Марта Июльевна! – неумело изображая удивление, протянула Яна. Коверкая на детский лад отчество Марты – Юлиевна. Все ее потуги, остаться неузнанной оказались бесполезными. Придется менять тактику. – Как же я сразу… а вы, а ты, как меня узнала: я же теперь брюнетка. Да и времени прошло – почти двадцать лет.

Яне было неприятно, что вернулась в ее жизнь эта Марта, свидетель позорной поры ее детства. В начальной школе Яна была замарашкой, отвергаемой детьми и нелюбимой учителями, но к окончанию школы она заставила их всех относиться к себе с уважением, благодаря умению решать задачки любой сложности. А в университете ей просто не было равных, она вошла в касту гениев – ум на матмехе принято ценить. Но сейчас появление Марты возвращало Яне все комплексы трудной девочки.

Марта, обрадованная тем, что в квартире у нее уже появился свой человечек, принялась с удвоенной энергией хлопотать о чае.

– Яночка, ты вскипяти воду? Я сейчас принесу из своей комнаты коробку, у меня есть кое-какие припасы на первый случай: и чай, и сахар, и кексы. Специально в одно место сложила, чтобы под рукой было.

Пока Марта ходила за провизией, Яна, включила уже налитый водой электрочайник, свыкаясь с неизбежностью общения с этой «подругой». Марта вернулась быстро, с огромной коробкой в руках. Выложив на тумбочку провизию, подбежала к Яне и крепко обняла ее:

– Яночка, как же я рада, что мы снова встретились. Сейчас ты мне все-все расскажешь!

Уголок рта Яны дернулся, но она промолчала и стала разливать кипяток по чашкам. Марта насыпала себе в чай несколько ложек сахара, затем принялась нарезать принесенный кекс. Яна молча бултыхала в кипятке заварочный пакетик – она пила несладкий чай. Разговор не клеился: тень прошлых обид витала над каждой из девушек. Даже общительная Марта нахмурила свои рыжеватые брови, вспомнив, как Яна, в то время совсем мелюзга, унизила ее, вожатую, перед всем классом. А в Яне вновь шевельнулось раздражение против воображалы, достающей своим занудством.

Одноклассники взрывались хохотом над Яной Ковалевской, когда она блуждала указкой по европейской части карты в поисках сибирской реки. Они шептали ей неправильные подсказки, когда она затруднялась назвать дату каких-то сражений. Но то, как она легко щелкала задачи и примеры, не замечалось ими. Ребята пересказывали вожатой нелепые ответы Яны на уроках, приглашая ее посмеяться вместе с ними. Поэтому долгое время Марта видела в этой девочке лишь нерадивую ученицу, к тому же, не умеющую ладить с коллективом.

У самой Марты также были проблемы с учебой: ей плохо давались и химия, и физика, а математика вообще казалась непроходимым лесом. И часто от двоек Марту спасала только удивительная интуиция: она отвечала наугад и попадала в точку. И все же веселую, общительную Марту в своем классе любили, хотя с мнением ее считались мало. Но ей хотелось верховодить, быть лидером, поэтому Марта и пошла вожатой к пятиклашкам. Малыши слушались ее! Одно звание – «старшеклассница», давало ей фору перед ними. Взбалмошная и веселая, она вбегала на переменках в класс к подшефным, и те радостно висли на ней. Девочки показывали календарики и фантики от жвачек, делились своими секретами, а мальчишки уважали вожатую за то, что разбирается в воинских званиях, приносит в класс лычки и звездочки и раздает им – отец Марты был кадровым военным.

И только одна Яна Ковалевская оставалась равнодушной к любимице ребят. Она не вскакивала с парты, не прислушивалась к объявлениям и призывам вожатой, но часто, оставаясь на месте, демонстративно поворачивалась к ней спиной. Марта бросала на упрямицу досадливый взгляд – с худеньких плеч ученицы часто неряшливо спадали лямки форменного передника или из тощих косичек выплетались перекрученные веревкой ленточки – и испытывала неясную тревогу. Привычным занятием Яны в то время было крутить в руках кубик Рубика. Еще она любила обводить авторучкой портреты в учебниках, превращая разных деятелей в монстров с нелепыми ушами и усами. Марта не раз делала Яне замечания, внушала, что рисовать в учебниках не положено. Яна сердито бурчала под нос какие-то слова, выражая свое недовольство, однако открыто грубить не осмеливаясь. Но однажды взорвалась – конфликт, тлеющий между младшей и старшей девочками, прорвался наружу. Марта, устав воздействовать на непокорную словами, выдернула авторучку из руки Яны и воскликнула:

– Прекрати портить книгу! Немедленно закрой учебник!

Яна швырнула книжку на пол, вскочила с места и тоже закричала:

– Дура! Воображала! Строишь из себя учительницу, а ты просто двоечница!

– Прекрати! Сейчас же прекрати грубить!

– Я правду сказала! Я слышала в коридоре, как учительница математики говорила, что влепит тебе двойку в полугодии, если ты не перепишешь контрольную работу.

Марта покраснела и растерялась: действительно, такой разговор у них с математичкой имел место. Пятиклассники с интересом, а некоторые со злорадством смотрели на свою вожатую. Дети жестоки и легко присоединяются к насмешникам, когда те одерживают верх.

– Двоечница! Двоечница! – завопили мальчишки, забыв о доброте вожатой, дарящей им значки.

Вскоре весь класс завелся, дети бесились и куролесили, скакали по партам, и лишь одна Яна снова тихо сидела на своем месте, покручивая цветные грани кубика Рубика.

Шумная неразбериха в классном помещении привлекла внимание проходящего – мимо завуча. И вот уже ее резкие окрики, перекрывая общий гвалт, полетели над головами учеников:

– Что здесь происходит? Что за гам? Тишина! Ти-и-ха!!! Сергеев, Поляков, слезьте с парты! Ковалевская, встать, когда учитель входит!

Класс затих. Завуч наконец заметила Марту, стоявшую у окна, и обратилась к ней:

– Марта, на перемене классное помещение надо проветривать. Выведи ребят в рекреацию и там работай с ними.

Разбираться в причинах бузы завучу было недосуг – следующий час у нее был занят со старшеклассниками, и она торопилась в учительскую за журналом.

Марта воспользовалась паузой и, чтобы восстановить свой пошатнувшийся авторитет, повторяя интонации завуча, произнесла:

– Ковалевская, после уроков жди меня у раздевалки. Пойдем разговаривать к твоим родителям!

Марта понимала, что не может, как настоящая учительница, вызвать родителей в школу, но имеет право – нагрянуть домой к ученице.

Яна насупила брови и сморщила нос, но в присутствии завуча не посмела огрызаться.

В сегодняшней Яне просматривалось то же странное недовольство, что и прежде. Она разломала принесенный Мартой кекс и с брезгливостью разглядывала начинку, будто сомневалась в ее съедобности.

– Что, начинки маловато? – вынырнув из воспоминаний, поинтересовалась Марта.

– Я не люблю повидло, а здесь его натолкали сверх меры.

– А ты, я гляжу, привереда. По мне – так даже вкусно. Погоди, я распакуюсь, расставлю все по местам, и испеку тебе пирог с капустой. Или ты с мясом больше любишь?

«Свалилась соседушка на мою голову, снова воспитывать начинает. Ну теперь-то я сумею дать ей отпор», – с досадой подумала Яна и запила приторный кекс горьковатым чаем.

Но в те далекие уже годы Яна испугалась угрозы Марты прийти к ней домой и поговорить с родителями. Впрочем, родителей у нее не было – их заменяла тетя.

Яна дожидалась Марту в вестибюле, сидела одна на составленных в блок пяти стульях. Она раздумывала, как вывернуться из ситуации: если вожатая нажалуется тетке, ей влетит – авторучка в ее пальцах машинально обводила контур очередной картинки в учебнике.

– Ты опять книжку портишь? – Марта появилась неожиданно.

Яна упрямо обвела чернилами облако на схеме круговорота воды в природе.

Марта, глядя сверху на склоненную голову девочки, на ее русые волосы, заплетенные в две косички и разделенные прямым пробором, увидела вдруг на ее висках два ряда серебристых штрихов – заколок-невидимок.

– Зачем тебе столько заколок? – удивилась вожатая. И, присмотревшись внимательнее, сообразила. – О! Да ты челку заколола! Зачем?

– Тетя велела. Ругается за то, что я без спроса ее выстригла.

– А для чего тебе челка? Хочешь быть красивой?

– Вовсе нет! Можно я пойду одеваться?

Школьницы вышли на улицу. Яна семенила рядом с вожатой, не осмеливаясь попросить, чтобы та не жаловалась тете. Она ведь правду сказала про двойки у Марты, потому извиняться было глупо. На Яне было страшненькое, великоватое ей пальто, явно с чужого плеча – выглядела она в нем столь убого, что Марта перестала сердиться и даже пожалела дерзкую девчонку.

– Это пальто тебе от сестры перешло? – с участием спросила она.

– Ты имеешь ввиду, откуда у меня этот футляр? – презрительно усмехнулась Яна, недавно прочитавшАЯе рассказ Чехова. – Соседка отдала старое пальто, а тетя перешила. Очень заметно, что оно велико?

– Вполне нарядное пальто, – тут же слукавила Марта. И во второй раз услышав упоминание о тете, полюбопытствовала: – А мама твоя где, болеет?

– Мамочка умерла, когда мне было шесть лет.

– И папы тоже нет? – уже уверенная в ответе спросила Марта.

– Нет.

Поняв, что в семье девочки сложная обстановка, Марта спросила, не будет ли тетя ругаться на то, что девочка задержалась после уроков. Яна ответила, что тетка в любом случае найдет, к чему придраться.

И в этот момент Яна решилась на покаяние: теребя пуговицу своего мрачного пальто, она тихо сказала:

– Марта, я больше не буду.

– Что не будешь? – Марта не сразу поняла, что девочка просит прощения.

– Ну, обзывать тебя двоечницей. Не ходи к тете. Пожалуйста.

– Ты больше не будешь?! И что из этого? Все равно теперь все узнали, что я плохо успеваю по математике.

– Но это же так просто – математика!

– Это у вас просто, в пятом классе. Я тогда, помню, даже четверки иногда получала, а двоек почти не было.

– Пожалуй, и я не смогла бы задачу за девятый класс решить, – важно согласилась Яна.

И хотя обида за Янину выходку еще терзала Марту, она сказала:

– Ладно, забудем. Пошли прогуляемся.

Школа стояла на выигрышном месте – находилась на углу Фонарного и набережной Мойки. А вокруг было много тихих улочек, и каждая интересна по-своему. Девочки бесцельно брели по тротуарам. Была ранняя весна, в тени подворотен еще лежали серые, пористые лепешки снега, но небо уже светилось яркой синевой. От водосточных труб, пересекая узкие тротуары, бежали на проезжую часть веселые ручейки. Девочки вместе перепрыгивали неровные струйки и напряжение между ними постепенно таяло.

Пройдя малыми улочками, они вышли на оживленный Вознесенский проспект, тогда еще он назывался – Майорова, и спустились в маленький подвальчик, где была грязноватая пирожковая. Марта угощала: черствые пирожки и мутный кофе из бачка показались Яне царским обедом. Она заметно повеселела, смеялась и болтала, как все дети ее возраста, но, едва девочки вышли на улицу, Яна вновь насупилась. И причиной этому оказалась колонна бегунов, продвигающаяся по Вознесенскому проспекту.

Девочки остановились поглазеть на забег. Участок улицы, где они стояли, смыкался с Исаакиевской площадью, являющей собой почти географический центр города. Он же завершал правительственную магистраль – сейчас она была трассой многокилометрового марафона. До финиша оставались считанные метры, изможденные длинной дистанцией спортсмены бежали из последних сил, однако близость цели давала им второе дыхание: они поднимали головы, ускоряли шаг. Яна с Мартой стояли на краю тротуара, среди других зевак. Мускулистые, пропахшие потом бегуны с белыми заплатами-номерами на майках были редкостным зрелищем на улице, Марта громко восхищалась ими. Но Яна с неожиданным озлоблением пробурчала:

– Несутся, как лошади.

И вдруг она с детским проворством выскочила на проезжую часть и выставила свою маленькую ножку в расхлябанном сапожке наперерез спортсмену, бегущему ближе других к тротуару.

Парень споткнулся, чуть не упал, но в последний миг удержал равновесие. Однако темп его был сбит, и он сразу отстал на несколько шагов от соседей по шеренге.

Марта схватила Яну за рукав мешковатого пальто и оттянула вглубь тротуара.

– Зачем ты так? Ты ведь пионерка! Зачем ты помешала бегуну?

– А чего он?

– Ты его знаешь? Он обидел тебя?

– Я их всех ненавижу. Все физкультурники сволочи.

Фраза в устах девочки звучала так пародийно по-взрослому, что Марта уточнила:

– Постой-постой! Почему ты так думаешь?

Яна помолчала, затем глухим голосом выдавила:

– Тетя говорила, что мой папаша сволочь и физкультурник, поэтому бросил нас с мамочкой. Он даже на ее похороны не приехал и про меня ни разу не вспомнил.

Марта, не зная, как реагировать на откровения девочки, спросила:

– Ну а сама ты ладишь со спортом? Катаешься на коньках, велосипеде?

– Тетя считает, что девочкам вредно ездить на велосипеде. Я просила. И коньков у меня нет.

– Все-таки зря ты помешала бегуну. Развитие физической культуры – государственная задача, наши лучшие спортсмены высоко несут честь Советского спорта в мире.

Марта говорила цитатами из постановлений партии и правительства, выученными наизусть на уроках обществоведения, ведь она собиралась поступать на гуманитарный факультет. Яна слушала ее воспитательные тирады и выражала недовольство молчаливыми гримасами.

Когда девочки подошли к дому Яны в Фонарном переулке, Марта пообещала, что не будет жаловаться на подшефную тете.

Семья Яны проживала тогда в служебной квартире, расположенной в полуподвале. Окно их длинной, похожей на вагон комнаты, было вровень с асфальтом, и ребенок, стоя у окна и вытянув голову, мог видеть только ноги прохожих. Лишь спустя годы, когда подвалы начали обустраивать под магазины и офисы, жильцов переселили. Яна с тетей получили комнату на последнем этаже, с чудесным окном, глядящем в небо. Комнату, в которой Яна жила сейчас.

Тогда, напросившись в гости к Яне, Марта впервые увидела этот кошмар. Мрачноватая, разделенная шкафом комната, походила на длинный вагон. При входе, в полутьме, стояли секретер и диванчик Яны, в дальнем конце за шкафом была половина взрослых. На широкую тахту даже попадал неяркий свет из низкого окошка. Яна пояснила, что на тахте спят тетя Тамара и Карабас – так девочка назвала мужа тети. Цветастый халат из атласа и линялые трикотажные брюки валялись на разобранной постели, поджидая хозяев. Рядом в уголке притулилось старое трюмо с узким столиком под ним. На столешнице лежали тюбики с кремом и помадой, бигуди, клипсы, заколки и кулоны. Марта протянула руку к помаде, но Яна судорожно схватила ее за запястье:

– Марта, не трогай, пожалуйста.

– Да что тут такого? Я же не собираюсь красть эти вещи, только посмотрю, какого цвета помада, и положу на место.

Яна почти повисла на руке вожатой, защищая сокровища тети.

– Вот странная, неужели сама у тетки в бижутерии не копаешься?

– Нет.

Яна отпустила руку Марты и тут же расплакалась. История, которую она силилась забыть, вновь ожила в памяти.

Это случилось несколько дней назад. Когда Яна вернулась из школы, все еще были на работе. Яна любила эти часы одиночества. Нередко она примеряла теткину бижутерию или мерила ее платья – ей хотелось наряжаться! Если бы мама была жива, ей бы не пришлось ходить в чужих обносках. В тот день, присев у теткиного трюмо, Яна осмелела и выстригла себе челку, потом прицепила блестящие клипсы на уши, повесила на шею синие стеклянные бусы. Наконец, взяв тюбик помады, несмело провела по губам – получилось не слишком ровно, но показалось – красиво. Пудру и тушь она трогать не стала, но румянами помазала щеки. Теперь она еще больше понравилась себе. Яна походила по комнате, затем открыла шкаф, в котором висели теткины платья. Ей давно хотелось примерить самое яркое, с алыми маками. Если подвязать его пояском на талии, оно и болтаться на ней не будет. Едва она скинула свой халатик, оставшись в одних трусиках и растянутой майке, как дверь распахнулась, и в комнату вошел Карабас – почему-то он вернулся с работы раньше времени и был в подпитии. Яна мгновенно обхватила свою грудь руками, хотя прикрывать девочке еще было нечего. Дядька заметил ее жест и усмехнулся, потом разглядел раскрашенное личико и бусы на шее приемыша. Постукивая носком ноги по полу, проговорил:

– Так-так! Вот как ты тут без нас хозяйничаешь! А ты знаешь, что нельзя брать без проса чужие вещи? А, Яночка-путаночка?

Последнее слово было ей незнакомо и, хотя прозвучало ласково, испугало Яну какой-то недосказанностью. Она прижалась к стенке, под румянами щеки ее побелели от испуга. Будет бить? Или все расскажет тетке, и та накажет сама?

Карабас подошел ближе, положил свою ладонь на голову девочки, потрепал волосы:

– Мы и челочку себе выстригли, да? Совсем красивая девочка стала! А ну-ка, дай я посмотрю на тебя как следует.

Сжав обеими руками Яну у голых подмышек, он приподнял ее и поставил на супружескую тахту. Пружины качнулись под ее ногами, Яна чуть не потеряла равновесия, но Карабас подхватил ее снова, на этот раз на уровне бедер. В следующий момент он неожиданно присел и рывком разведя ноги девочки в стороны, подсадил ее к себе на колени. Яна в ужасе замерла. Карабас прижимался к ней все сильнее, и Яна со страхом ощущала, что нечто твердое, похожее на горлышко бутылки, вдавливается ей в живот.

Она не понимала, что происходит, но чувствовала, что грядет нечто ужасное.

– Пусти, пусти, гад! – Яна замахала руками и стала колошматить Карабаса по стриженой под машинку голове.

Сопротивление ребенка вызвало еще больше энтузиазма у подлеца, и он повалился вместе с девочкой на тахту. Нитка бус на ее шее разорвалась – и синие шарики посыпались на тахту и на пол, гулко подпрыгивая.

– Не бей меня, дядя! – еще громче закричала Яна, заметив, что он расстегивает ремень на брюках. – Я не буду больше брать тетину помаду.

Карабас зажал ладонью рот девочки – за стенкой соседи могли услышать ее крики – и сдавленным голосом прошипел:

– Заткнись, дура! Я не сделаю тебе больно.

В этот момент в окошко, со стороны улицы постучали. Насильник отпрянул от жертвы и мгновенно принял вертикальное положение: звериное чутье его опережало мысли.

Виновницей переполоха стала сама хозяйка. Поскольку тетя Яны работала техником ЖЭКа, нередко пробегала мимо своего дома в рабочие часы. Вот и сейчас она спешила по делам – в одной из квартир надо было составить акт о протечке – когда ее внимание привлекли крики, доносящиеся из окна собственной комнаты! Она остановилась, склонилась к форточке, но разглядеть сквозь плотный тюль происходящее в комнате было невозможно. Чтобы приструнить свою непутевую родню, она постучала по стеклу.

– Вы, чего там бузите, черти? Сейчас приду, задам вам перца!

Пока жена, огибая подворотню и проходя двором, добиралась до их полуподвала, Карабас успел привести свою одежду в порядок, а Яну поставить на колени, лицом в угол. Когда хозяйка вошла в комнату, он заставил наказанную развернуться:

– Посмотри, ё-моё, как размалевалась наша прынцесса. И бусы твои раскурочила. Я ей тут уже всыпал, чтобы неповадно было лазать по чужим ящикам.

Яна с зареванным и испачканным красками лицом хмуро уставилась в пол. Тетка с яростью накинулась на племянницу и оттаскала ее за волосы, с особенным изуверством дергая за выстриженную челку.

С этого дня Яна на долгие годы возненавидела косметику.

Все это она тогда рассказала Марте, первому человеку, с которым решилась поделиться своим горем.

– Что же ты тете все не объяснила? Ты же понимаешь, что твой Карабас хотел! – воскликнула Марта.

– Нет, он ничего не хотел. Просто попугал меня, я знаю. Я же сама виновата, что тетину помаду и румяна взяла.

– Ну, если он снова будет к тебе приставать, ты мне скажи. Я ему вправлю мозги, – пригрозила Марта.

– Хорошо. А хочешь посмотреть, что у меня есть? – Яне было больно продолжать разговор о Карабасе.

Она увела Марту в темный угол при входе, где стоял секретер. На его полке вперемешку с учебниками лежало несколько головоломок: какие-то сплетенные между собой кольца, витиеватые, вытянутые змейкой пирамидки. Яна вытащила из школьной сумки кубик Рубика и поставила туда же. Других игрушек там не было. Еще Марта заметила потрепанное пособие по разгадыванию ребусов и шарад. Она сразу заинтересовалась книжкой, подумав, что из нее можно было бы взять задания для викторин. Пролистывая страницы книжки, Марта увидела, что они тоже обезображены чернильными записями и обводами.

– Все же не могу понять, почему ты рисуешь в книжках? – теперь Марта смотрела на Яну не столько с осуждением, сколько с любопытством.

– Но это же моя книга! Полностью моя! Что хочу, то и делаю с ней! – Яна определенно не чувствовала в своих действиях вины.

И вдруг Марта, хоть и была еще подростком, уловила в протесте Яны что-то такое, что невозможно было осознать в ее возрасте. Она вдруг поняла, что Яна, не имеющая ни детского уголка, ни нормальных игрушек, все-таки стремится иметь собственный мир. Такой мир, в котором можно жить, что-то переделывать, выстраивать свое.

– А у тебя есть тайные сокровища? – по-девчоночьи спросила Марта. – Коробка с открытками или какие-нибудь стеклышки, камушки?

– Нет, больше ничего нет. Тетя говорит, что у нас и так тесно. У меня была коллекция календариков, но она их на помойку выбросила.

– А от мамы что-нибудь на память осталось?

– Только кубик Рубика. Жаль, что цветные квадратики от него отклеиваются. Но я их и так помню. А больше ничего. Мы ведь с ней в деревне жили, там все и осталось. Маму туда после университета послали, она учительницей была, математике учила. Тетя ее не любит, дурехой называет. Говорит, что мамочка только и знала, что книжки почитывать, а практической жизни не понимала.

Тетя, даже в описании Яны, не любящей свою опекуншу, казалась женщиной деятельной и разумной. Она рано начала работать, по вечерам училась в коммунальном техникуме и в итоге устроилась в жилконтору – за что ей и выделили эту комнату в полуподвале. Она была старше сестры на десять лет и тянула младшую, когда та училась в университете. Обе имели питерские корни, но семья потеряла жилплощадь в блокаду, выехав в эвакуацию.

– А про отца тетя что-нибудь рассказывала? Ты его видела когда-нибудь? – поинтересовалась Марта.

– Он приезжал к нам в деревню. Только я еще маленькая была, ничего не запомнила, кроме того, как на плечах у него сидела. Страшно так, высоко. Тетя говорит, что он спортсмен безмозглый, ребенка сделал и дал деру, – затем Яна понизила голос и шепотом, будто ее могли услышать посторонние, добавила. – У меня грамота его спортивная есть, хочешь, покажу?

Яна пошарила рукой на своей полочке, позади учебников, и достала шероховатую желтую картонку. У верхнего края грамоты полыхали красным знамена, обрамляя профиль Ленина, а в центре грамоты после слова «награждается» значились фамилия и имя спортсмена: Станислав Ковалевский. Награждался спортсмен Ковалевский за третье место в классическом пятиборье в соревнованиях, посвященных годовщине Октябрьской революции.

– Третье место – ведь тоже хорошо! – с гордостью сказала Яна. – Пятиборье такое трудное. Там и бегать, и плавать, и стрелять надо уметь. Я забыла, мне мама рассказывала, что там четвертое и пятое?

– Конный спорт и фехтование, – подсказала Марта.

– Это все, что я про папу знаю, – закончила рассказ Яна.

Впоследствии Марте довелось наведаться к Яне еще не раз и даже познакомиться с тетей и ее мужем. Кое-что в их отношениях Марта разгадала сама, а их семейные тайны приоткрыли соседи.

Тамара Семеновна облик имела начальственный: плотное сложение, хороший рост, громкий голос. Она была уже в годах, но отчаянно молодилась, красила волосы хной в ярко рыжий цвет. Со своим новым мужем, прозванным племянницей Карабасом, она познакомилась по переписке, когда тот отбывал срок в колонии. Порекомендовала жениха – своего брата – одна из дворничих. Расписала, что он трезвенник, поскольку страдает, мол, язвой и сел, якобы, по оговору. Потом, когда этот трезвенник вышел на волю и женился на Тамаре Семеновне, вселившись на ее площадь, всю его эпистолярную нежность разом смыло. Да и трезвенником он оказался относительным: случались у него пьяные загулы. В такие дни Карабас становился особенно агрессивным. Присутствие девочки злило его и возбуждало одновременно. Однако он вынужденно проявлял осмотрительность, чтобы повторно не загреметь в тюрьму, да еще по скверной статье. К тому же, в коммунальной квартире было невозможно скрыться от ушей соседей и от их любопытства. Но оплеухи и затрещины Карабас криминалом не считал и почти ежедневно награждал ими ребенка. Угроза насилия постоянно витала над Яной.

И хотя Карабас не имел бороды, как злой сказочный персонаж, выглядел он устрашающе. У него были шишковатая, наголо стриженная голова, низкий лоб, слегка раскосые, хитроватые глаза и сплющенная переносица. После освобождения он работал подсобным рабочим на стройке.

Марта пробовала завести разговор с ним и с тетей, что неплохо бы пристроить Яну в какой-нибудь кружок или давать ей хотя бы деньги на кино – да где там! Тетка оборвала невесть откуда взявшуюся девицу, заявила, чтобы та не совалась в чужие дела, а Карабас вовсе проигнорировал ее слова, молча повернулся спиной и закурил. Курил он прямо в комнате, выпуская дым в форточку под ноги прохожим.

Марта, как умела, старалась помочь Яне, вовлечь ее в общественную жизнь, но девочка оказалась трудной, воспитанию не поддавалась. После случайного приступа откровенности, когда пожаловалась Марте на дядьку, Яна вновь держалась волчонком, близко к себе не подпускала. Любить людей Яна не научилась, а уважать Марту не могла, поскольку старшеклассница, получающая двойки по математике, авторитета у нее не имела. Тем временем сама она стала успевать лучше и в новом учебному году почти избавилась от троек. Только на уроках физкультуры неловкая, угловатая Яна по-прежнему чувствовала себя неуверенно. А любимым ее предметом оставалась математика, и единственным увлечением – разгадывание головоломок.

В конце концов донельзя скованную ученицу, не способную даже пройти по бревну, записали в коррекционную группу здоровья. Здесь Яна телесно раскрепостилась и не только улучшила свою физическую форму, но и впервые обрела подругу. Ею стала тихая, болезненная Катя, долгое время жившая в лесном санатории и лишь недавно вернувшаяся в городскую школу. Катя была старше Яны, но, пропустив по болезни два учебных года, занималась с нею в одном классе, она очень уважала Яну за ее успехи в математике. В свою очередь и ей было чем поделиться с Яной – Катя была сведуща в живописи, искусстве, и даже имела определенный опыт романтических отношений: она уже целовалась с мальчиком во время пребывания в санатории. Дружба сохранилась и в их взрослой жизни.

Яна закончила школу вполне уверенным в себе человеком, получила серебряную медаль. Но Марта не застала ее триумфа, поскольку уехала вместе с родителями из города намного раньше.

Ее отец был военным, и его перевели на другое место службы, в далеком селении Марта и заканчивала школу. Поскольку способностями девушка никогда не блистала, поступить в институт у нее шансов почти не было. Однако Марта вновь приехала в Ленинград, подала документы в педагогический и с треском провалилась. Позднее она еще дважды безуспешно пыталась преодолеть барьер вступительных экзаменов. Но Марта не унывала. Она пооканчивала разные курсы и сменила несколько мест работы, в поисках интеллигентной, в ее представлении, профессии.

После долгих метаний Марта смогла устроиться секретарем в школу, и эта работа ей очень нравилась: всегда на виду, всегда на людях. А главное: секретарь – уважаемый человек в школе!

Марта и Яна, разойдясь по жизни, не вспоминали друг друга и не знали, как складывалась судьба каждой из них. И сейчас между ними не возникло теплоты.

После незначащих реплик о чае, кексе и сахаре соседки заговорили о квартирах и ценах на них.

– Так ты выкупила эту комнату? Дорого обошлось? – спросила Яна.

– Ты ничего не слушаешь! Я же говорила: почти бесплатно. Я одной старушке помогала, и та перед смертью мне свою комнату завещала. Но там была квартира с «подселенцем» и…

– А-а. Ну, да, – припомнила Яна объяснения Марты.

Потом перекинулись сведениями о семейном положении. Обе женщины оказались одиноки. Марта была разведенной – успела выйти замуж и развестись между поступлениями в институт, а Яна сказала, что вообще не собирается замуж.

– А что так? – удивилась Марта.

– Расскажу при случае, – нахмурила брови Яна. – Меня сейчас работа беспокоит. Я прежде на разовых контрактах жила, а теперь обстановка изменилась, надо что-то постоянное искать. Программисты требуются, но целый день в конторе сидеть – это не для меня: я могу любую программу за три часа написать, а потом, что за других ишачить?

– Слушай! Какая удача! А нам в школу учитель информатики требуется! Всего на двадцать часов в неделю! У нас был один, но ушел. Платят у нас мало.

– Это ерунда! Если у меня свободное время будет, я всегда смогу подработать. Но идти в школу?! Учить кретинов и разгильдяев? Никогда об этом не думала.

– А ты подумай! Когда надумаешь, скажи. Я директрисе сообщу. Только не тяни с решением, а то уплывет вакансия. Одна пенсионерка уже наведывалась, только наша директриса молодого преподавателя хочет. И так средний возраст учителей зашкаливает.

За окном на улице разом потемнело – освещение в городе выключалось в два часа ночи. Время за разговором пробежало незаметно. Яна спохватилась: не слишком ли она близко допустила к себе Марту, а ну как соседка начнет докучать. Марта, напротив, встречей осталась довольна – и сегодня разговор душевный получился, и впредь будет с кем вечерами поболтать.

– Ну, я пойду. Как удачно, что мы в одной квартире оказались! Я же, когда приезжала сюда, смотреть комнату, толком не разобралась, что за народ живет в квартире. Все-таки, Яна, ты подумай насчет перестановки мебели, а то энергия Ци неверно идет. Если кровать перенести в дальний угол, то…

– Не грузись, Марта. У тебя есть своя комната, там и двигай, что хочешь. Я в эти глупости не верю, – отмахнулась Яна.

– И напрасно.

2

Яна могла оттягивать принятие решения, но если принимала его, уже не сворачивала с намеченного пути. Пусть будет школа!

Моросил мелкий осенний дождик, но петербуржцы, привычные к капризам погоды, не обращали на него внимания. Старики спокойно шествовали под зонтами; молодые, подставляя лицо едва видимым брызгам, быстрыми перебежками достигали метро или места своей работы. Яна, натянув на голову капюшон черной непромокаемой куртки, в плотных джинсах и кроссовках, почти солдатским шагом спешила на собеседование. Ее длинная челка намокла под каплями моросящего дождя, еще больше почернела и прилипла ко лбу, как нарисованная. В таком виде девушка предстала перед директрисой.

Осанистая дама опытном взглядом школьного администратора осмотрела соискательницу с головы до пят. Шумно выдохнув, директриса покачала головой: явное не то. Девушка даже в помещении не сняла куртку, так и сидела на краешке стула с наглухо застегнутым высоким воротом, только откинула назад капюшон. В ней не чувствовалось робости или волнения, но за показным равнодушием просматривалось едва скрываемое высокомерие. Будь у директрисы выбор, она и разговаривать не стала бы с такой маргинальной личностью – одна челка на пол-лица чего стоит! Но заканчивалась первая четверть, а школа никак не могла найти учителя информатики: старшее поколение учителей еще не освоилось с компьютером, а молодежь не шла на низкую зарплату.

Директриса подалась вперед, оперлась бюстом на край стола, снова просмотрела документы кандидатки: диплом с отличием об окончании госуниверситета, питерская прописка… не замужем. Однако ничем не подтверждены ее слова о предыдущей работе. Что привело девицу в школу? А вдруг наркоманка или психбольная? Среди слишком умных такие встречаются! Впрочем, нет: приложены справки из диспансеров, нигде на учете не состоит. Секретарь Марта Юльевна, рекомендующая девушку, предупредила ее, что для школы они необходимы. Она же и ручалась, что предмет Ковалевская знает превосходно.

Директриса попыталась выяснить мотивацию соискательницы:

– Янина Станиславовна, вы любите детей?

– Не знаю. Я с ними не имела дела. Но мне нужна работа.

– У вас нет трудовой книжки…

– Сейчас многие так работают. Но я думаю, мне пора завести ее, поэтому я и пришла к вам устраиваться.

– С вашим дипломом можно найти и более высокооплачиваемую работу.

– Я не гонюсь за деньгами.

– Вам помогают родители? Родственники?

– Я живу одна.

– Вы полагаете, что справитесь с преподаванием?

– Я справляюсь с любыми задачами.

За лаконичными ответами соискательницы директриса улавливала почти неприкрытую дерзость: предмет не вела, с детьми не работала, но гонора хоть отбавляй. Она все больше склонялась, чтобы отказать ей в работе:

– Вы так уверены в себе? Ведь в работе учителя много подводных камней!

Яна растерялась, вдруг поняв, что директриса имеет полное право отказать ей, не имеющей опыта преподавания. И уже с меньшей уверенностью произнесла:

– У меня мама работала учителем математики, а я имею опыт репетиторских занятий.

Упоминание о матери, заинтересовало директрису. Она стала выпытывать, в какой школе работала коллега, в какие годы. Однако узнав, как давно это было, как рано девушка потеряла мать, руководительница снова разочаровалась: о сознательном выборе, о преемственности профессии говорить не приходится. И все же каким-то невероятным образом после этих откровений девушка стала ей ближе: в административном работнике пробудилось подобие материнских чувств: взгляд директрисы потеплел, тон стал мягче:

– Что ж, Янина Станиславовна, рискну, дам вам шанс попробовать себя на тернистом пути просвещения. Только обещайте мне…

– Я ничего обещать не буду, – не слишком вежливо перебила ее Яна, понимая, что, возможно, рубит сук под собой. – Я давно вышла из возраста, в котором дают обещания.

Директриса от неожиданности поперхнулась слюной и закашлялась. А, придя в себя, уже привычным административным тоном высказала свое требование:

– В школе существует dress-код, Янина Станиславовна. Вы можете ходить в строгом брючном костюме, но никак не в джинсах и кроссовках. И, пожалуйста, подкоротите челку: ученики должны видеть ваши глаза. А сейчас я попрошу Марту Юльевну открыть вам кабинет информатики, чтобы вы осмотрели технику. Потом вернетесь ко мне, я дам вам методичку по вашему предмету, и мы обсудим с вами учебный план. Все ясно?

Марта, сидя в приемной, прислушивалась к разговору в директорском кабинете, и очень испугалась, когда Яна стала перечить директрисе. Хорошо, что все обошлось. Потом, следуя приказу директрисы, Марта провела Яну по школьным коридором и продемонстрировала ей школьный кабинет информатики. Яна кинула быстрый взгляд на компьютеры, с досадой покачала головой: так и думала, машины старого поколения. Однако, учить можно и на них, тем более, что они были ей хорошо знакомы по университету. Яна потрогала доску, поверхность ее была истертая, на таком бледном фоне ребята ничего не увидят, придется рисовать плакаты. В остальном – кабинет как кабинет: столы на два человека, но и компьютеров стоит по два. В ее время толпились у одной машины впятером, пытаясь разглядеть что-либо на дисплее из-за чужих спин.

Марта, одетая в длинную зеленую кофту собственной вязки и в черную юбку, выглядела подобающе строго, как того требовала директриса, но вела себя несерьезно. Она мешала Яне осматривать кабинет, беспрерывно болтала: сплетничала о директрисе, о конфликтах между учителями, о группах и коалициях в коллективе. Яна не поддерживала этот разговор и надеялась, что сумеет отгородиться от всего, не имеющего прямого отношения к работе, полагала, что поможет опыт проживания в коммунальной квартире. Она не станет вступать ни в какие коалиции. Будет просто работать, учить детей азам информатики.

Марта заметила наконец, что разговор о школьных интригах не интересует Яну, и с легкостью переменила тему. Сообщила ей, что уже два месяца посещает вечерами фитнес-клуб, и пригласила Яну составить ей компанию прямо сегодня:

– У нас там есть инструктор Паша – такой душка! Со всеми внимателен, к каждому свой подходец имеет. И сложен как Аполлон! Только лицом немного не вышел, простоватая физия, как у меня, одна улыбка и красит его. Мы с ним, вроде бы, ровесники. Пойдем! Я тебе денег на абонемент в долг дам.

Но даже приманка в виде душки-инструктора не заинтересовала Яну, она сказала, что вечером начнет готовить план занятий. Марте пришлось отступиться.

Вернувшись в кабинет директрисы, Яна получила новые наставления, и тут же была отправлена к кадровичке на оформление. Через приемную проскользнула незамеченной – Марта увлеклась разговором со старшеклассницей. Секретарша выкладывала ученице последнюю новость: в школе появилась новая учительница информатики, умная до жути, и очень строгая. Она, мол, даст вам всем прикурить!

Женщине не обязательно блистать умом, чтобы нравиться мужчине, но чтобы удержать его, требуется определенный рассудок. Марта не умела рассчитать хотя бы на шаг вперед свои действия, потому мужчины не задерживались рядом с ней. Однако она наивно полагала, что все дело в недостатках ее фигуры и заурядном лице. С лицом она ничего поделать не могла, но стать стройнее казалось достижимым, и Марта истязала себя тренировками в фитнес-клубе, не получая от них удовольствия.

Инструктор Паша весело гонял своих дамочек на тренажерах: одних заставлял живее крутить педали велотренажера, других – ускорить бег по ускользающей из-под ног дорожке, третьих – усерднее поднимать гантели. Замучив группу до полусмерти, Паша наконец объявил, что занятие окончено. Марта была довольна собой: может, она все же скинет несколько килограммов! Она приняла душ, облачилась в кофту и юбку, напялила кепку-бейсболку – Марта полагала, что головные уборы придают ей шарм и одновременно защищают от невидимых злых сил. В таком экстравагантном виде она вышла в комнату отдыха, из-за обилия растений похожую на оранжерею. Здесь же находился и мини-бар: несколько столиков, стеклянный холодильник, заставленный баночками безалкогольных напитков, торговый автомат с чаем и кофе, и еще один – со сникерсами. Более основательной еды здесь не имелось: если борешься с весом, надо подумать и о диете. Но Марта пренебрегала ею. Положив перед собой три батончика сникерсов, она жевала четвертый, уже распакованный, запивая его зеленым чаем.

Неожиданно к Марте за столик подсел Павел: крепкие бицепсы его выгодно подчеркивались открытой майкой, через шею было перекинуто свежее белое полотенце. Он пожелал ей приятного аппетита. Марта запоздало прикрыла припасенные сникерсы рукой, опасаясь, что получит от инструктора нагоняй. Но Павел лишь укоризненно покачал головой, и неожиданно заговорил на другую тему:

– Марта, ты ведь не бизнес-вумен и не жена нового русского? Как у тебя с деньгами?

Полагая, что Павел хочет попросить у нее в долг, она, поколебавшись, ответила:

– Я работаю в школе, оклад скромный, но есть кое-какие сбережения. Тебе сколько требуется? – с достоинством ответила Марта, украдкой вытирая рукой губы.

– Ну, что ты! У меня к тебе другая просьба. Понимаешь, у меня в следующее воскресенье день рождения…

– Поздравляю.

– Не в этом дело, я хотел тебя пригласить… – Павел теребил концы своего полотенца, висящего на шее, однако смотрел прямо на Марту.

Она вспыхнула: «Боже, неужели я ему понравилась! Такому мужику! Но почему он завел разговор о деньгах?»

– Паша, если тебе требуется девочка по вызову, то ты обратился не по адресу.

Теперь настала очередь смущаться Павлу.

– Извини, но я хотел тебе предложить заработок иного рода. Дело в том, что я хочу устроить праздник на даче, в Комарове. Дома – предки. В кабак идти – разорительно, а на даче собраться – в самый раз. Так вот, – продолжал Павел, – у меня есть друг Боря Палей. Он инвалид-колясочник. Необходимо, чтобы рядом с ним кто-то все время находился. Сама понимаешь, я как хозяин торжества, буду занят с гостями. Обычно его мама всюду сопровождает, но Боря не хочет ехать с мамой, тоже ведь молодой мужик, а все с мамой да мамой. Вот я и подумал, может, ты согласишься? В цене, надеюсь, сойдемся.

– Конечно, Паша. Мне это нетрудно. И о деньгах не тужи: продли мой абонемент в клубе на несколько занятий – и будем квиты.

Освобождение от оплаты было Марте кстати: если бы не отец, присылающий ей часть своей военной пенсии, она и вообще бы не смогла посещать этот клуб. А он присылал с каждым разом все меньше и меньше, сам испытывая трудности с финансами.

Павел облегченно вздохнул и поспешил в тренажерный зал к следующей группе, а Марта принялась за очередной сникерс.

Вернувшись домой, Марта сразу побежала к подруге-соседке, чтобы обсудить с ней приглашение. Однако Яна не проявила встречной охоты: ей надоели бесцеремонные вторжения Марты в любое время дня и ночи, поэтому она решила сегодня поставить заслон этим визитам. Яна не нуждалась в ежедневных посиделках, она охраняла личное пространство и не собиралась изменять своим принципам. При том, что ей предстоит избыточное общение в школе, дома она должна иметь покой.

Яна встала на пороге, уперла руку в косяк, как шлагбаум, и с окаменевшим лицом процедила:

– Извини, Марта. Я занята, так что, не смогу составить тебе компанию. И впредь попрошу не беспокоить меня по пустякам.

– Я только на четверть часика. Хочу рассказать тебе, куда меня Паша приг…

– Мне это неинтересно, – Яна на полуслове оборвала болтливую соседку и захлопнула перед носом Марты дверь, защелкнув для надежности задвижкой.

Марта была обескуражена до такой степени, что не нашлась, что сказать. Она занесла кулак, чтобы вновь постучать в дверь Яны, но поймав насмешливый взгляд проходящей мимо другой соседки, отступила. Не хватало только стать посмешищем всей квартиры!

Марта вернулась к себе в комнату и продолжила распаковывать коробки. Попутно вставила в магнитофон музыкальную кассету – не выносила тягостной тишины. Слушая веселые ритмы популярной группы, сокрушалась, что в этой квартире не с кем и пообщаться, кроме Яны: прочие соседи были или семейными, или безнадежно стары.

Яна, чтобы заглушить громкую музыку за стенкой, включила радиоприемник и настроила его на спортивный канал. Она по-прежнему не слишком жаловала спортсменов, но к некоторым видам спорта испытывала повышенный интерес. Однако интерес этот был особого толка: она отслеживала положение футбольных команд в турнирной таблице, счет теннисных матчей или очки участников на шахматных турнирах. Причем она не наблюдала за поединками, а рассчитывала вероятные победы и проигрыши, основываясь на предыдущих результатах команд или игроков, и часто ее подсчеты совпадали с реальностью. Яна опиралась на университетский курс «теории игр», в то же время эта «угадайка» была для нее повседневным развлечением. Настоящие радости случались в ее жизни редко. Среди них на первом месте находились встречи со школьной подругой Катей, но они были до обидного редки.

Подруги в последний год общались мало, так как этому препятствовал муж Катерины, Олег Котов. Это был уверенный в себе человек, успешный бизнесмен, но принадлежал он к тому сорту мужчин, которые плотно контролируют своих супруг. Он ворчал на Катю, когда она долго болтала по телефону, выспрашивал, где и с кем та провела время, и, наконец, заставил ее уйти с работы и сидеть дома. До поздней осени Котовы жили в поселке Комарово, в комфортабельном коттедже, приобретенном главой семьи год назад, но Яне еще не довелось там побывать. Теперь, когда Котов уехал по делам в Финляндию, оставив жену под приглядом охранника, Катя позвонила Яне, пригласила ее приехать, посмотреть их новый дом. Ей давно хотелось похвастаться перед подругой интерьером – дизайном и оформлением помещений она занималась сама, обладая с детства чувством прекрасного и следуя собственному вкусу и пониманию красоты. Яна охотно согласилась, так как соскучилась по Кате. Катя и Яна встречались хоть и не тайком от Олега, но в его отсутствие.

У Котова к Яне был особый счет, как и у нее к этому человеку. И тому были веские причины.

Яна узнала Олега Котова задолго до того, как он встретил Катю и женился на ней. Яна была первокурсницей матмеха, а Олег выпускником университета – он учился на географическом. Познакомились они в кружке геймеров – студентов, не только играющих на компьютере, но и программирующих эти игры. Яна писала программы быстрее всех, а Олег неплохо рисовал – по его эскизам составлялись декорации для игр и придумывались персонажи. Котов имел много талантов, среди них чуть ли не главным была способность покорять девичьи сердца. Однако, воспылав ненадолго к очередной избраннице, он вскоре оставлял ее, и записывал очередное очко на свой личный счет. Парни завидовали ему.

Яна не догадывалась об этом почти невинном пороке красавца-героя, а раскрыть ей глаза на него было некому. Кроме Яны, девушек в кружке не было, а парни свои мужские разговоры вели в ее отсутствие. С каждой новой встречей по-светски развязный выпускник все больше нравился строгой первокурснице: мужественный и красивый, остроумный и талантливый – не имея специальной подготовки, прекрасно рисовал и для гуманитария неплохо владел компьютерными премудростями. Вот он – мужчина ее мечты! Впервые в жизни Яна влюбилась, но никогда не решилась бы первой признаться в своих чувствах.

Котов заметил взволнованные взгляды скучновато одетой девицы, но поначалу решил, что победа над ней не добавит ему славы. Однако, услышав от ребят, что Яна – самая умная девчонка курса, но абсолютная недотрога, пресекает даже шутки, заинтересовался и вышел на новую охоту! И тут же столкнулся с непривычными для себя сложностями. Мало того, что одевалась она немодно, ее отличало абсолютно несовременное поведение. Яна чуть не упала в обморок, когда Олег, преградив ей путь в университетском коридоре, небрежно обнял ее за плечи. Она задрожала, втянула голову в туловище, закатила глаза к потолку. Олег убрал руку, подождал, пока она успокоилась, и спросил:

– Яна, на дискотеку сегодня сходим?

– Я… я не умею танцевать.

– Не смеши, подруга! Стакашек опрокинешь, ноги сами задрыгают!

Яна молчала: вина она почти не пила, зная за собой, что легко пьянеет и потом хохочет, как дурочка. А выглядеть дурочкой в глазах Олега ей было бы невыносимо.

– На дискотеку я не пойду.

Прошло еще несколько дней. Олег уже понял, что существуют две разные Яны. Одна, оживленная, находчивая – ее он видел за компьютером, когда ребята всей компанией тестировали готовую игрушку или обсуждали новые алгоритмы. Другая, непонятно-пугливая, появлялась, когда они оказывались наедине. Процесс застопорился. Яна даже не позволила коснуться ее губ, когда он, проводив ее однажды до дому, пытался поцеловать. Вывернулась и убежала.

В следующий раз Олег сделал заход с другой стороны:

– Яна, у меня комп глючит. Может, зайдешь, посмотришь? С географа, сама понимаешь, какой спрос!

Олег снимал комнату и едва ли не первым среди студентов заимел дома компьютер – добыл из списанного оборудования в каком-то НИИ. Деньги он зарабатывал сам, толкая желающим контрафактные кассеты с модными записями. Сам же и перезаписывал их.

Просьбу помочь разобраться с компьютером Яна приняла всерьез и даже захватила с собой дискеты с тест-программами. Но войдя в комнату, сразу поняла, что он позвал ее не за этим. Стол был накрыт по-ресторанному: белая скатерть, цветы, шампанское, фрукты, конфеты. Отступать было поздно, да и не хотелось. Ведь Олег нравился ей!

– Этот чудесный натюрморт вместо сломанного компа? – Яна медленно расстегнула уличную куртку, Олег помог ей высвободиться из рукавов. – Не мог без обмана обойтись?

– Ты ведь не пошла бы, если бы я так пригласил. Кстати, повод для праздника, действительно, имеется. Мы с тобой знакомы ровно два месяца и три дня.

Они сели к столу и Олег раскупорил бутылку шампанского.

– Мне чуть-чуть, – предупредила Яна, дрожащей рукой держась за ножку фужера.

– Как скажешь.

На этот раз голова закружилась особенно сильно – ведь Яна была влюблена! Олег наполнил ее фужер, она слабо протестовала, умирая под его взглядом. Эти глаза гипнотизировали: дымка вокруг его зрачков дрожала и наливалась голубизной.

Олег тихонько стукнул своим фужером об Янин:

– За любовь!

Продолжая пребывать под гипнозом, Яна сделала еще несколько глотков, и вдруг улыбка украсила ее лицо: никогда прежде Яна не чувствовала себя такой счастливой!

Олег снял с девушки водолазку, не встретив сопротивления, но едва его рука коснулась ее обнаженной спины, как Яна резко отодвинулась к другому концу дивана.

– Что с тобой, Яночка? Ты меня боишься?

Яна замотала головой, но тут же, схватив лежащее рядом покрывало, прикрылась им спереди.

– Вот что, недотрога! Давай тогда фотосессию устроим.

Хозяин комнаты взял с книжной полки над диваном фотоаппарат и наставил его на Яну. Она, подобрав под себя ноги, закуталась в покрывало еще плотнее, но возражать против новой затеи не стала. Олег отщелкал несколько кадров с разных ракурсов. Потом предложил сняться вместе, на автоспуск. Подготавливая декорации для совместного кадра, он, якобы озабоченный фоном, потянулся к книжной полке, висящей над диваном, и вытащил из-за книг припрятанный там трофей – оставленный кем-то из его прежних подруг кумачовый бюстгальтер. Незаметно для Яны подвесил его на бра. Затем, пристроив аппарат на комод, завел затвор, прыжком приблизился к Яне и обнял ее. Фотовспышка осветила их лица, запечатленные на пленке. Тут же Олег убрал компрометирующую деталь.

Закончив съемки, Олег налил себе и Яне еще шампанского.

– Мне больше не надо! – Яна прикрыла фужер рукой. Пока шли съемки, она протрезвела и вдруг обнаружила, что сидит полуголой на диване. В какой момент она сняла водолазку, Яна не вспомнила. – Отвернись, пожалуйста, я оденусь.

– Снова-здорово! – вздохнул Олег, унылой гримасой изображая обиду, но просьбу Яны выполнил. Сегодняшний результат был неплох: наполовину раздел и фотки сделал– уже успех! Покорение этой вершины становилось все интереснее для него.

Потом, когда Яна вернулась домой, она уже сожалела о своем поведении – так обидеть любимого парня. Почти все ее ровесницы уже прошли через это. Но страх перед мужчиной был сильнее ее.

Встречая в последующие дни Олега в университете, она искательно заглядывала ему в глаза, ожидая нового приглашения. Но Олег держал паузу. Он отдал ей фотографии, на которых она сидела одна, забившись в уголок дивана.

– А те, где мы вместе снимались, не получились?

– Ты их не заслужила, плохо себя вела. Потому что не любишь меня.

– Я люблю тебя, Олеженька! – прошептала Яна. – Давай снова встретимся!

Следующее свидание на квартире Олега проходило по похожему сценарию. Только на сей раз вместо шампанского они пили вино. И снова Олег завораживал ее туманным взглядом, и ладони его вновь скользили по ее телу. На этот раз Яна держалась смелее – и выпила чуть больше, и хохотала громче, а в какой-то момент оказалась лежащей на диване. Увидев нависшее над собой тело Олега, она опять испугалась, но вырываться не стала, а сама судорожно обхватила его. Все остальное происходило для Яны как во сне. Она не помнила, как Олег освободил ее от одежды и как разделся сам. В какой-то момент сильная боль пронзила Яну, и она вскрикнула. Почти одновременно зарычал от боли и Олег.

– Ты, что, мать! Кастрировать меня решила, – выдавил он сквозь зубы. – Расслабься. Выпусти меня.

– Не могу, – простонала Яна, ощущая себя зажатым комком нервов.

Кое-как Олег высвободился и ушел в ванную комнату. Яна была совершенно обескуражена, и, чувствуя вину перед Олегом, стала одеваться.

Возможно, в дальнейшем их контакт обрел бы гармонию, если бы не случай.

Яна пришла в кружок геймеров чуть раньше положенного, но несколько парней уже находились в аудитории. Они сгрудились в углу за столом и разглядывали какие-то фотографии, передавая их друг другу. Время от времени ребята взрывались приступами хохота. В центре компании, спиной к двери, сидел Котов – его шея и уши покраснели от радостного возбуждения. Яна на цыпочках приблизилась к группе и взглянула через голову Олега на глянцевую картинку в его руках. Именно в этот момент он держал их общую фотографию. Яна узнала себя и Олега – они сидели, прикрывшись одним покрывалом, так, что могло показаться, что на них ничего не надето. В следующий момент она заметила на заднем фоне и вовсе безобразную деталь – чужой кумачовый лифчик, свисающий с бра. Она не видела этой вещи в комнате, значит, Олег вывесил лифчик специально, чтобы сфотографировать. Губы Яны скорбно сжались: молчаливые слезы выкатились из глаз.

Яна медленно повернулась, чтобы уйти, но… Но было поздно – ее уже заметили.

– Янка, ты фотогенична! Не податься ли тебе в модели! – беззлобно шутили программисты. – Посмотри на других девчонок!!! Котова, ни одна с тобой не сравнится!

У порога Яна остановилась. Если она сейчас сбежит, проглотит это оскорбление, навсегда потеряет уважение к себе. Мысли крутились в ее голове с бешенной скоростью. Что делать? Как отомстить предателю?

Яна незаметно смахнула слезы, снова обратилась лицом к парням и, слегка переигрывая, небрежно сказала:

– Ну-ка, дайте и даме посмотреть коллекцию.

Олег хотел спрятать фотографии, но кто-то ради хохмы выхватил пачку из его рук и с готовностью протянул ее Яне. Она мельком просмотрела фотографии других девушек, сфотографированных с Олегом – никакой порнографии, все очень пристойно: парный портрет и мелкая деталь вроде лифчика или колготок. Два десятка глаз с интересом наблюдали за Яной, их товарищем и «своим парнем», ожидая, как она вывернется из этой ситуации – для девчонки, возможно, трагедии. Олег смотрел в сторону.

Яна вытащила из пачки свою фотографию, остальные бросила на стол. Затем сухо обратилась к Олегу:

– Негатив принесешь завтра.

Затем, обращаясь к другим ребятам, заявила:

– Мальчики, вы, небось, завидуете этому… Коту. А завидовать тут вовсе нечему. Он полный импотент! Кроме фотографий, наш Кот ни на что не способен. Полный нуль! Понимаете?

Котов вскочил, сжал кулаки и шагнул в сторону Яны. Ребята на всякий случай преградили ему путь, шеренгой закрыли девушку. Чья возьмет? Котов понимал, что если ребята поверят в эту чушь, в университете лучше не показываться. Подумаешь, пошутил, сфотографировал эту дуру с красным лифчиком. Он же не в журнал фотографию послал, а среди своих показывал.

Олег рубанул руками, расчищая себе проход, и встал напротив Яны, в полуметре от нее:

– Спятила, дура! Плохо я тебя трахнул? Признавайся, что наврала! А не то!.. Я убью тебя, гадина! – не было сейчас в глазах Котова и намека на голубой туман, взгляд его резанул стальным мечом.

Яна в испуге отступила, спряталась за спинами других парней, но отказываться от своих слов не стала. Еще утром она любила его, а сейчас ненавидела!

Студенты не слишком верили словам Яны – милые бранятся…В их среде приколы и шутки были нормой. Но Олег слишком возбудился, пора было охладить его.

– Олег, оставь ее. Пошли лучше пиво пить. Яна, ты пойдешь с нами?

Яна не ответила и отошла к своему компьютеру. Несколько ребят, и Олег с ними, покинули аудиторию. Пиво продавалось за стенами университетского корпуса.

Несколько дней этот случай обсуждался среди студентов, но вскоре их внимание переключилось на другие новости. Олег же с удвоенной энергией принялся доказывать свою мужскую состоятельность. Яну он возненавидел, но не трогал, хотя кулаки чесались – вмазать бы этой стерве! К счастью для обоих, через полгода Олег закончил университет и они больше не встречались.

Если бы роман Яны продлился дольше, то, возможно, она и рассказала бы о нем Катерине. Но отношения с Олегом так стремительно начались и так подло завершились, что говорить о них не хотелось. Яна стыдилась этой истории, тем более, что и сама вела себя не лучшим образом. Катя училась в другом ВУЗе, и осталась в неведении. Через пять лет после этой истории Катя показала подруге фотографию своего жениха, и Яна узнала в нем Котова. Она насторожилась, опасаясь за судьбу подруги, но Катерина с таким восторгом отзывалась о женихе: обеспеченный, нежный, образованный. И безумно любит ее – от Кати ни на шаг. Яна подумала, что человек мог измениться, став взрослее, и не стала рассказывать Кате о его прежних похождениях. Она только призналась, что знала Котова по университету, но поскольку он закончил курс много раньше, плохо помнит его.

Яна побывала на свадьбе подруги, поздравила новобрачных, перекинулась парой слов с Олегом – оба сделали вид, что все забыто. Однако в дальнейшем избегали встреч.

На этот раз подруги решили пообщаться подольше. Яна приедет в субботу, переночует у Кати в доме, а в воскресенье, не дожидаясь приезда Олега, вернется домой.

Выбор одежды для поездки – оказался для Яны не простым делом. Она перебирала в шкафу свой скудный гардероб, оценивая, подходит ли вещь к сезону и к случаю. Катя ругает ее за пристрастие к черному цвету, к закрытым «водолазкам», придется надеть что-нибудь понаряднее. Черная уличная куртка с капюшоном остается, тут альтернативы нет, но под куртку можно надеть цветной джемпер с вырезом и вельветовые джинсы цвета топленого молока. Яна примерила комплект перед зеркалом: было непривычно видеть себя такой нарядной. Но хотелось порадовать Катю, показать, что она в порядке. Яна, как и собиралась, выехала в Комарово в субботу.

* * *

Поездка Марты в Комарово, как было намечено, состоялась в воскресенье.

Днем синий служебный микроавтобус затормозил рядом с узким тротуаром в тихом Фонарном переулке. Павел покинул водительское место, обошел машину и открыл перед Мартой отбегающую в сторону дверцу салона. Марта с любопытством взглянула внутрь: в одном из кресел, держась за подлокотники, сидел молодой красивый мужчина с пышной черной шевелюрой. Его бессильно расслабленные ноги едва касались пола – это и был Борис Палей, опекать которого ей предстояло. Рядом стояла компактно сложенная инвалидная коляска. Павел познакомил своих пассажиров друг с другом и помог Марте забраться в салон, придерживая ее под локти. Задвинув за ней дверцу, вернулся в кабину.

Микроавтобус летел по приморскому шоссе вдоль голубовато-седой прибрежной полосы Финского залива в сторону дачного поселка. Борис развлекал Марту. Карие глаза инвалида с легкими тенями под веками сверкали умом и легким азартом – аппетитная пышечка Марта понравилась ему, и он блистал перед ней эрудицией. Перепрыгивал с древней истории на современность, говорил о научных открытиях и новинках техники. Заметив, что Марта вздремнула, прервал лекцию и переменил тему, стал рассказывать о себе. И Марта тут же открыла глаза.

Боря был инвалидом ДЦП и в детские годы лечился в санатории Комарово, там он и познакомился с Павликом, жившим на даче с бабушкой. А было это так. В предвечерние часы весь дачный народ высыпал на центральную улицу поселка. Здесь же прогуливались и родители с больными детьми, проходящими лечение в детском санатории. Увидев однажды семилетнего Борю в инвалидной коляске, четырехлетний Павлик, продолжая неоконченный спор с бабушкой, закричал, стрельнув пальчиком:

– Бабуля, смотри, смотри! Вон большой мальчик, а его мама в коляске возит. А ты меня заставляешь ножками ходить. Почему? Я тоже хочу кататься!

Бабушка Павлика, культурный человек, профессор, смутившись перед людьми за выкрик своего ребенка, мягко одернула его. Затем подвела внука к мальчику на инвалидной коляске и познакомила детей, извинившись перед матерью больного ребенка. С того дня и пошел счет знакомству между ребятами, позднее переросшему в настоящую дружбу. Дети встречались в Комарове каждое лето, и подросший Павлик уже один, без бабушки, забегал в санаторий, куда приезжал его друг на очередную реабилитацию. Боря по-прежнему не мог ходить, но верхняя часть его тела окрепла – он упражнялся с гантелями, сидя в инвалидном кресле. Он много читал, опережал по интеллекту своих ровесников. А непоседливый Павлик предпочитал слушать истории в пересказе друга, нежели корпеть над книгой самому. Зато у Павлика всегда водилось много домашних животных – от хомяков до кота – чему отчаянно завидовал Боря.

Со временем Павел забросил свой живой уголок, переложив на плечи бабушки уход даже за любимой собакой. Он теперь редко бывал дома, много времени уделял спорту и активному отдыху: ходил в походы на байдарках и по горам. Борис, вынужденно привязанный к дому, много занимался, поступил на заочное отделение исторического факультета и досрочно получил диплом, экстерном сдав все экзамены. Однако юноши продолжали общаться. Каждый находил в другом то, чего не было у него самого.

– Борька верно говорит, – подтвердил с водительского места Павел. – Пока я по жизни колбасился, он даром времени не терял. Бориса и в научном мире знают, и среди писателей-фантастов его имя слышали. У него даже книжка издана.

– За свой счет, – погрустнел Борис. – Что на популярных статейках заработал, все на это издание спустил. А что касается прочих моих достижений, то без Пашки я вряд ли и образование смог бы получить. Интернета еще не было, Пашка по всем библиотекам мотался, чтобы для меня нужные книги достать.

– Моя заслуга тут невелика, – заскромничал Павел. – Мне что на дистанции пробежаться, что по городу носиться – разницы никакой.

– Да, такого непоседу еще поискать! Ты не против, если я и твою историю расскажу? – улыбнулся Борис, обнажив ряд белых зубов – стоматолог обслуживал его на дому.

Павел почесал за ухом, оторвав руку от руля, демонстративно вздохнул:

– Ладно, валяй, дружище.

Борис, не щадя друга, выложил и его подноготную.

Павел Ватагин учился в школе кое-как. Только в волейбольной секции был на хорошем счету. Но и здесь вершин не достиг, в сборную города не попал, поскольку часто пропускал тренировки. Однако иных перспектив для себя, кроме поступления на факультет физвоспитания, не видел. Но родители-археологи и бабушка – профессор биологии посчитали физкультуру делом несерьезным и заставили Павла поступать на биофак. Там и бабушкина рука могла помочь. Павел не сопротивлялся.

– Так точно, Борька не врет, – вновь отозвался с водительского места Паша. Бабуля мне помогла и диплом получить, разгильдяй я был жуткий. Зато армию я сам оттрубил, целый год после вуза, ровно триста восемьдесят дней.

– Разве в году не триста шестьдесят пять дней? – удивилась Марта.

– В армии свой календарь, – пояснил Борис, никогда не служивший в армии. – Пока указ издадут, пока дембель подпишут.

Марта была довольна, что согласилась на эту поездку – работа оборачивалась приятным времяпрепровождением. С этими весельчаками она чувствовала себя легко и непринужденно.

Павел продолжил рассказ о том, что в армии, как прежде в институте, тоже выдвинулся по спортивной линии. Выступал за свою часть в различных соревнованиях, и, в общем, одолел и эту дистанцию без особых проблем.

– К тому же, армия сделала из меня настоящего мужика, – веско заключил он.

– Пока я этого не замечаю, – оспорил заявление друга Борис.

– Какие претензии? Работу хорошую нашел? Нашел! А что с родителями вместе живу, так потому, что неохота обременять себя хозяйством.

– Будто кроме мамы о тебе и позаботиться некому, – загадочно намекнул Борис. – Женился бы наконец, у тебя, полагаю, есть выбор. Я бы на твоем месте… Э-эх, – Борис вдруг опечалился и посмотрел на благоухающую цветочными духами Марту, сидящую так близко, и такую далекую от него.

– Оставь эти разговоры, Боря. Давайте лучше подумаем над программой сегодняшнего праздника.

Мужчины с оживлением переключились на предстоящее увеселение на даче.

Дача в Комарове – при финнах это место называлось Келломяки – когда-то принадлежала именитой бабушке Павла, а после ее смерти дом наследовали его родители. При советской власти в поселке имели право строиться только заслуженные люди – писатели, артисты, видные ученые. Место было уникальное: вокруг хвойный лес, неподалеку Финский залив, а где-то в стороне еще и озеро. В новейшие времена поселок начал перерождаться. За участки здесь шли настоящие войны. Едва старый дом ветшал, а наследники прежних шишек не находили средств на его поправку, тут же появлялись богатые покупатели. На месте старых дач вырастали дома-крепости, окруженные высокими заборами.

Но родители Павла еще держались за их старенький дом, своими руками латали то крыльцо, то крышу. Они надеялись на помощь сына, но его не интересовали хозяйственные заботы. Павел наезжал на дачу эпизодически, чаще всего – с друзьями и в отсутствии родителей.

Около указателя с названием поселка Павел притормозил и повернул машину в сторону леса – позади в последний раз сверкнула голубая гладь залива. Дорога стала узкой и ухабистой, полезла в гору, с двух сторон к ней подступали ели и сосны, вырастающие из мшистой подушки болота.

При очередной встряске сквозь натужное урчание мотора послышалось предупреждение Павла:

– Держитесь крепче, ребята.

На асфальтированной дороге было много рытвин и колдобин, и Павел с трудом маневрировал между ними. К счастью, встречные автомобили не появлялись, поскольку в эту осеннюю хмарь дачников в поселке почти не осталось.

И вдруг! Такое всегда случается вдруг! Перед микроавтобусом возник велосипедист. Низко склонив над рулем голову, он мчался с горы прямо под колеса машины! Павел с силой нажал на тормоза и резко крутанул руль, пытаясь избежать столкновения. Одновременно страх за жизнь незнакомого парня и гнев на него овладели Павлом – он выругался. А гонщик в темной куртке с надвинутым на глаза капюшоном стрелой летел посередине дороги. В следующее мгновение велосипед чиркнул колесом о борт микроавтобуса и, сменив траекторию, пролетел еще метр и рухнул у обочины. Седок кувыркнулся через руль и упал в канаву.

Павел и Марта выскочили из «Фольксвагена» кинулись к упавшему, в заросли черники, и тотчас по щиколотки провалился в мшистое болото. Велосипедист лежал ничком, не подавая признаков жизни. Тощий рюкзачок со спины сбился набок. Осторожным движением Павел освободил плечи упавшего из-под его поклажи и перевернул гонщика на спину. И тут же понял, что перед ними лежит девушка. Лицо ее было исцарапано ветками ягодного кустарника и заляпано грязью, глаза закрыты, но длинные ресницы слегка вздрагивали. К светлым джинсам девушки налипли мелкие сучки и опавшая хвоя.

– Девчонка! – воскликнул Павел и склонился к ее груди, – Кажется, дышит. Хорошо, что приземлилась на мох.

Марта приблизилась и сразу узнала пострадавшую:

– Яна! – охнула она, обхватив ладонями свои щеки.

– Ты ее знаешь? Что будем делать? Вызывать «скорую помощь»? – Павел спрашивал, и, не дожидаясь ответов, сам определял план действий.

Но делать ничего не пришлось: Яна очнулась, открыла глаза и непонимающе уставилась на склоненных над ней людей. Марту она не узнала. И не поняла, что случилось с ней самой, потому что последние секунды перед столкновением исчезли из ее сознания. Осталось только восхитительное чувство полета, испытанное ею, когда она неслась с горы на велосипеде. Почему оно прервалось? Хотя и сейчас было хорошо и покойно – реакция на боль запаздывала.

Марта расстегнула пуговицы на куртке Яны, наклонилась, чтобы расстегнуть ей лифчик, и тут ощутила легкий запах алкоголя. На лице Яны блуждала легкая улыбка – Марта впервые видела ее такой безмятежной. Начал накрапывать дождь. Павел с Мартой вытащили Яну из канавы, внесли в микроавтобус, положили в проходе салона. Борис достал из-за спины маленькую подушечку и протянул Марте:

– Возьми, положи ей под голову. И вещи ее не забудьте!

Павел снова сел за руль и вырулил на полосу движения, Марта йодом, который нашелся в автомобильной аптечке, смазала ссадины на лице Яны. Пострадавшая, тихо постанывая, возвращалась к действительности.

– Марта? Ты… ты как здесь оказалась?

– А, ты, красотка, как на дороге оказалась? – накинулась Марта на виновницу происшествия. – Зачем прямо под колеса кинулась? Ты пьяная, что ли?

– Я? Нет. Не знаю.

Яна вновь прикрыла глаза, чтобы избавить себя от тягостных расспросов.

Еще два поворота – и Павел остановился у своей покосившейся дачи – гости, прибывшие ранее, с радостными воплями раскрыли перед микроавтобусом болтающиеся на одной петле ворота. Павел выпрыгнул из машины и попросил парней о помощи: надо было вынести Бориса и решить, что делать с Яной. Все были озадачены, услышав рассказ Павла о происшествии, и слегка обеспокоились, что намеченное мероприятие может быть сорвано. Однако состояние Яны опасений уже не вызывало. Поддерживая под руки, ее отвели в дальнюю комнату и уложили на кровать. Хотя комната и походила на чулан – сюда было свалено ненужное осенью добро: тазы, гамак, шезлонги – зато сюда не доносилась разноголосица шумной компании. Марта накрыла горемыку теплым одеялом, побыла немного с ней и вернулась к гостям. Она сказала, что Яна чувствует себя сносно, от врачебной помощи отказалась и просит покоя.

Борис, восседающий вновь в своей коляске, с пониманием кивнул:

– По себе знаю: сон – лучшее лекарство от всех невзгод.

Народ продолжал праздничные приготовления: девушки суетились на кухне, парни разводили во дворе огонь под мангалом для шашлыков. Кто-то в нетерпении открывал бутылки. Устроились тесным кружком на веранде. Ели, пили, шутили и болтали о разных пустяках. Не пил только Борис, потому что не пил вообще, и Марта, так как находилась на службе – присматривала за инвалидом. Она подавала ему со стола тот или иной предмет да изредка подливала в его стакан минеральную воду – Борису трудно было дотянуться до бутылки. Красавец-инвалид и в застольной болтовне первенствовал, подшучивал над собой и подначивал других. Загулявший народ еще немного погалдел, потом все разом засобирались на последнюю электричку – следующий день для большинства гостей был рабочим. Ночевать на даче остались четверо: Борис и Павел и Марта с Яной.

Марта помогла Борису совершить вечерний туалет: почистить зубы, переодеться в ночную одежду. Затем к заботам о друге подключился Павел, отослав Марту спать.

– Иди, Марта в ту комнату, где твоя знакомая отдыхает. Там еще диванчик имеется. Я сейчас тебе верблюжий плед достану.

Яна проснулась рано. Сквозь утренний полумрак она разглядела спящую вблизи на диванчике Марту. Дом еще был погружен в тишину. Яна медленно восстанавливала в голове события вчерашнего дня. Марта что-то говорила ей о столкновении с машиной, но реальностью были только саднящие царапины на лице. Яна потрогала их пальцами и наткнулась на подсохшие корочки. Само происшествие Яна так и не вспомнила, зато восстановила в памяти утро вчерашнего дня. Вспомнила скандал на даче у подруги и застонала – не надо было ехать к Катьке, ой, не надо.

И из этого гостеприимного дома ей лучше поскорее улизнуть. Неловко встречаться с людьми, которым она причинила столько хлопот. Яна, держа свой рюкзачок за лямки, осторожно пробиралась через заставленную домашней утварью комнату к выходу, но задела какие-то тазы, и те с грохотом полетели на пол. От шума проснулась Марта, увидела уходящую Яну. Накинув халат, выскочила следом. Догнала уже на улице.

– Ты куда собралась в такую рань? – остановила подругу Марта, заметив, что та выходит с вещами.

– Мне пора ехать, Марта. Извинись за меня перед хозяевами за беспокойство и поблагодари их за помощь.

– Голова не кружится, не тошнит?

– Вроде, сейчас ничего. Все в порядке. Кстати, ты не подскажешь, где мой велосипед?

– Он на веранде, но ехать на нем все равно нельзя: колесо погнуто, руль набок свернут. Слава Богу, что ты сама только малыми царапинами отделалась.

– Как-то я об этом не подумала. Что ж, тогда на электричке поеду.

– Подожди все-таки: ребята проснутся, поедем вместе на машине. И потом, посмотри на свои брюки, все в грязных пятнах. Как ты в таком виде поедешь?

– Так и поеду. А кому не нравится, пусть не смотрит.

– Это кому смотреть нельзя? – раздался жизнерадостный голос Павла. – Кто собрался ехать на электричке?

Хозяин дома стоял с полотенцем на плече. Он уже успел совершить утреннюю пробежку и облиться до пояса холодной водой в уличной колонке, поэтому щеки Павла покрывал легкий румянец, а золотистый ежик смоченных водой волос топорщился самыми настоящими иголками. Павел выглядел так свежо, будто накануне и не праздновал до полуночи.

Яна посторонилась, пропуская хозяина в дом. Но теперь уйти молча было бы совсем невежливо, даже ей, не слишком думающей о приличиях.

– Извините меня за то, что столько хлопот вам принесла. Надеюсь, вечер вам не испортила?

– Не отпускай ее, Паша, – воскликнула Марта. – Ее надо бы в травмпункт завезти по дороге. Проверить, нет ли сотрясения. А видок какой? Ее первый же милиционер задержит, если она на глаза ему попадется.

– Надо – завезем! Нет проблем!

Лоб и скулы Яны алели многочисленными царапинами, а порванная и грязная одежда выглядела просто неприлично, но девушка продолжала упираться:

– Никаких врачей мне не надо. Я в порядке, сейчас поеду.

– В порядке? Ты в зеркало на себя смотрела? – поддержал Марту хозяин дома. – Кстати, забыл представиться – Паша.

– Янина.

– Какой официоз! А Яна – можно?

– Зовите, как хотите. Вряд ли мы с вами еще встретимся.

Павел неопределенно улыбнулся:

– Не будем загадывать. Гора с горой… Сейчас я помогу Боре встать и умыться, а вы, девочки, пока электросамовар вскипятите. Позавтракаем, а потом катите, дорогая Яна, куда душа пожелает. Кстати, щетка для одежды лежит тут, над дверью.

Яна смирилась с тем, что придется еще полчаса провести в этом доме. Она почистила свою одежду, а потом вместе с Мартой занялась подготовкой к завтраку. Убрали следы вчерашнего пиршества: собрали в один угол пивные бутылки, выбросили использованную одноразовую посуду и накрыли стол чистой бумажной скатертью. Затем достали из холодильника бутерброды с сыром и колбасой, какие-то салаты – еды накануне было наготовлено с лихвой. Стол вновь принял свежий, праздничный вид.

Однако нового веселья за столом не получилось. Не только неловкие шутки Павла, связанные с его вчерашним наездом на Яну, но и остроумные каламбуры Бориса тонули в холоде, исходящем от Яны. Ее насупленный взгляд смущал присутствующих, заставлял испытывать непонятное чувство вины. Никому и в голову не могло прийти, что виноватой чувствует себя сама Яна, что держится она так горделиво от неловкости, от того, что оказалась в центре внимания.

Томительный завтрак ко всеобщему облегчению наконец завершился. Яна еще раз подтвердила, что поедет электричкой, сказала, что в машине ее укачивает. Павел больше ее не удерживал.

Марта не хотела отпускать Яну одну в таком заторможенном состоянии – поездка по железной дороге требует собранности – она попросила ребят отпустить ее с Яной. Павел не возражал. Ответил, что справится с Борисом сам, и, понизив голос, добавил:

– Какая мрачная девица твоя подруга – темнее тучи. Ты сказала, что она в вашей школе работает. Что же она преподает?

– Она только устроилась. Будет вести информатику в старших классах.

– Тогда с ней все ясно. Если бабы забивают себе голову ватой, ничего хорошего ждать не приходится. На таких девчонок и время тратить жаль. Кстати, Марта, пойди, попрощайся с Борькой. Он признался мне, что ты ему очень понравилась!

Марта направилась к Борису, он о чем-то беседовал с Яной на веранде. Марта поймала слова: монитор, сканер, модем. Борис успел вызнать у случайной гостьи ее профессию и, пользуясь моментом, атаковал ее компьютерным вопросами.

– Боренька, я уезжаю! – вклинилась Марта. – Мы с Яной вместе идем на электричку.

Яна не слишком обрадовалась попутчице, но возражать у нее не было сил.

Борис и вовсе был разочарован, что придется прежде времени расстаться с Мартой – общение с ней доставило ему немало удовольствия.

– Подойди, пожалуйста, ближе, Марточка! Я хочу поцеловать твою ручку.

Марта протянула инвалиду руку, Он, сидя в кресле, обхватил ее ладонями, склонил голову, прикоснулся губами к нежной коже. Марта вспыхнула от этого прикосновения – руку ей целовали впервые жизни. Полная чувства благодарности, она другой рукой слегка взъерошила волнистую шевелюру Бориса и сказала:

– Мне было с тобой очень интересно, Боря. Я будто в театре одного актера побывала.

– Готов выступить на бис, – польщенный ее отзывом, отозвался Борис.

Павел тоже стал готовиться к отъезду. Он вынес искореженный велосипед Яны и положил его в микроавтобус, пообещав позднее заняться его ремонтом.

– Не надо, Павел, заморачиваться. Я все равно собиралась новый велик покупать.

– Мне кажется, этот еще можно выправить. Но как хотите, тогда я его отнесу в сарай.

Павел извлек велосипед из машины, улыбки больше на его лице не было – он устал от этой заносчивой, ненормальной девицы и жаждал лишь поскорее с ней распрощаться.

По дороге на электричку Марта спросила у Яны, что ее привело в Комарово – дела или просто приехала покататься? Яна честно ответила, что приезжала в гости к подруге. Марта сразу принялась ее расспрашивать:

– Давай-ка все подробненько. Как подругу звать? Где вы с ней познакомились. И не забудь сказать, с кем ты вчера пила?

– Это Катя Жарова из нашей школы. Теперь она Котова по мужу. Ты, может быть, вспомнишь ее, она в шестом классе у нас появилась. С того времени мы и дружим. Я тебе не рассказывала?

– А-а, с длинной косой? Такая бледненькая была девочка? Я еще, помню, удивлялась, что фамилия ей будто в насмешку дана.

– Все верно. Коса у нее и сейчас имеется, только бледность ушла. Катя – цветет и благоухает, в настоящую русскую красавицу превратилась.

Электричка подошла почти сразу, и подруги сели, заняв удобные места у окна. Дорога предрасполагала к беседе. Глядя в окно, Яна немного оживилась, кое-что рассказала Марте о вчерашнем дне, но про события, особенно волновавшие ее, промолчала.

У Яны и Катерины были разные способности, и интересы, и увлечения. Сходились они только по темпераменту – обе были сдержаны и немногословны, совпадали по реакциям. Оттого и чувствовали себя комфортно друг с другом. Катерина выучилась на искусствоведа, после Академии Культуры работала в музее, занималась русским фарфором. Она трудилась в научном отделе музея, но однажды ее, как специалиста, попросили провести экскурсию. Она долго отнекивалась, так как не привыкла к публичным выступлениям, но ей сказали, что на сей раз публики будет один человек. Он заказал себе индивидуальную экскурсию. Этим человеком оказался предприниматель Олег Котов, вскоре ставший ее мужем. А через полгода после свадьбы он убедил жену оставить работу. Теперь она имела дело лишь с домашней коллекцией мужа – часть денег он вкладывал в антиквариат.

Электричка проносилась мимо перелесков с обнаженными уже ветвями, мимо чернеющих полей или однотипных дачек, стоящих местами вдоль дороги. Таким же мелькающим фоном неслись мысли Яны, когда она выборочно рассказывала соседке о своем воскресном пребывании у подруги.

Приехала в Комарово на велике, еще в субботу. Общались с Катей: гуляли, болтали, побаловались винцом. Муж ее был в командировке – он предприниматель, занимается торговлей. Закупает в странах Балтии и в Финляндии рыбу, привозит ее в Питер на реализацию. Раньше брал мелким оптом, сейчас вышел на крупные обороты. Вывел неучтенный нал из тени, с выгодой вложил в недвижимость и ценные бумаги. Теперь ведет легальный бизнес, выстроил трехэтажную дачу в Комарове, имеется квартира в Питере, офис в центре города, коллекционирует фарфор. Все это Яна рассказала попутчице без всяких эмоций, просто констатируя факты.

Марта только ахала да руками разводила: удивлялась, насколько прибыльной может оказаться торговля килькой. И допытывалась о мелочах: сколько комнат в доме, какие занавески на окнах, есть ли в доме животные. Яна пожимала плечами, она почти не заметила все эти детали, хотя хозяйка и провела с ней экскурсию по дому. Вспоминала она совсем другое, причем исключительно воскресный день.

С утра пошли с Катей к озеру, наведались к бывшей даче Ахматовой. Катя, перекинув косу на высокую грудь, читала наизусть ранние стихи поэтессы. В ней снова заговорил искусствовед. Но чуть позже она поделилась с Яной трудностями семейной жизни. Жаловалась, что скучает, слоняясь по квартире целыми днями одна, сердится на мужа за то, что он потребовал, чтобы она уволилась из музея. Сказала, что он дико ревнив. Яна не удивилась: слышала, что те, которые сами за чужими юбками бегают, и жену подозревают в изменах. Однако и тут промолчала, про студенческие проделки Олега не стала рассказывать Кате.

Дома затопили камин, беседа продолжилась под легкое винцо. Яна сказала о своих планах, о том, что с новой четверти начнет работать в школе. Подруги переключились на собственное детство, вспоминали ребят, учителей, занятия в оздоровительной группе. Неторопливая беседа прервалась в один миг – распахнулась входная дверь и на пороге появился хозяин дома Олег Котов, появился неожиданно для обеих. Яна едва узнала старого знакомого, так он располнел, но выглядел представительно. Катя бросилась навстречу мужу, поцеловала его. Он чмокнул ее в ответ и сухо поздоровался с Яной, затем повернулся и вышел из комнаты.

Котов был взбешен. Он увидел Яну у себя дома! Просил же Катю не приглашать ее! Однако свое неудовольствие этим фактом он впрямую не высказал, начал придираться к мелочам. Когда сели втроем обедать, он, обнаружив на столе магазинные пельмени вместо домашнего борща, накинулся на жену с упреками.

– Олеженька, – залепетала Катерина, – я же думала, что ты завтра приедешь. А мы с Яной решили так обойтись, полуфабрикатами.

Имя Яны еще больше распалило Котова:

– Нормальный обед всегда должен быть приготовлен, дома я или в отъезде. А это что еще! – Олег увидел лежащую на подоконнике книжку, подошел и посмотрел название, – Кафка! Бабам Кафку вредно читать! Я на что тебе деньги даю? На эту ересь?

– Это моя книга, – поспешила Яна выручить подругу, назвавшись хозяйкой Катиной книги, хотя она подобных книг не читала.

– Твоя? Тогда смотри.

Взяв книгу за корешок, Олег метнул ее в сторону камина и попал точнехонько в топку. Злоба отпустила его, но настроение было гнусным.

Катерина всхлипнула. Яна резко выскочила из-за стола, подлетела к Олегу и начала молотить его кулаками в накачанную грудь. Ее давняя ненависть к нему тоже не умерла с годами.

Крепкий, как ствол толстого дерева, Олег от толчков Яны даже не покачнулся.

– Твоя? Вот и читай ее у себя дома, а сюда нечего всякую дрянь тащить. Сама полоумная и Катьку мою с толку сбиваешь. Вон из моего дома! Чтобы ноги твоей тут больше не было! И тебе, милая, скажу, – Олег повернулся к Катерине. – Выбирай: кто тебе дороже – твоя подружка или муж?

Катя не могла понять, почему муж и лучшая подруга не могут найти общий язык. Оба культурные, образованные люди – и так некрасиво себя ведут.

Яна тут же стала собирать свой рюкзачок, а разволновавшаяся Катерина забегала по комнате, умоляя Олега успокоиться, а Яну не уезжать. Потом она снова расплакалась, на этот раз по-настоящему разревелась, и начала истерично задыхаться. Слегка испуганный муж пошел на попятную. Смягчив тон, сказал Яне:

– Вот что, подруга. Ты бы удалилась на часик, можешь на своем велике размяться, а мы с Катькой тут разберемся.

Затем он неожиданно размахнулся вполсилы и залепил Катерине пощечину, чтобы остановить истерику. Яне показалось, что он избивает жену:

– Прекрати, изверг! – кинулась она на ее защиту. – Я никуда не уйду.

– А я ведь и тебе врезать могу, – пригрозил Котов. – Оставь нас, ради бога, Янка.

Яна отступилась и вышла, заверив Катю, что завтра позвонит.

Она оседлала велосипед и выехала за ворота чужой семейной крепости. На душе у нее свербило.

Ехать сразу домой было обидно: из-за Котова – выходной день насмарку. Подъехав к станции, Яна купила в ларьке баночку пива, поколебавшись, взяла еще одну. И снова, сев на велосипед, покатила дальше. Одной рукой она держала руль, другую, с банкой пива, время от времени подносила ко рту. В седле девушка держалась уверенно, так как, купив велосипед с первых заработанных денег, почти не слезала с него.

Голова стала легкой, невесомой, ноги едва касались педалей. Яна прикрыла глаза и проехала так несколько метров – получилось! То посматривая перед собой, то вновь зажмуриваясь, Яна покружила по поселку и свернула на дорогу, ведущую к шоссе – пора было возвращаться в город. Дорога круто бежала вниз, велосипед катился сам – Яне даже не требовалось крутить педали. Жутковато-сладкий холодок поднялся в ее груди. Яна ни разу в жизни не испытала оргазма, но сейчас у нее было чувство, что он вот-вот наступит. Она снова прикрыла глаза. Последняя вспышка разума: посмотри на дорогу! Последний взмах ресниц – впереди никого! Яна вновь зажмурилась, страх растворился в охватившем ее восторге. «И-и-и, – велосипед подпрыгивал на ухабах, задранный нос кожаного седла ритмично ударялся о бедра. – А-а-а!». Гримаса наслаждения исказила лицо девушки: глаза сомкнулись, сжатые невидимыми клещами, рот искривился в судороге экстаза.

Встречного микроавтобуса Яна не увидела и не успела испугаться, налетев на него. Очнулась она уже на сыром, зеленоватом мху, в тот момент, когда Павел осторожно снял с ее плеч рюкзак и перевернул на спину.

Яна не стала рассказывать Марте ни о скандале в семействе Котовых, ни о выпитом пиве, ни о езде с закрытыми глазами:

– Понимаешь, Марта, я заметила вашу машину слишком поздно и не успела свернуть. Ведь мы с Катей выпили в тот день вина. Видно, сказалось.

Марта выговорила Яне за неосторожность и переключилась на собственные впечатления о праздновании у Павла. Рассказывала, какой выдумщик Борис, как милы были остальные гости, как тепло приняли ее в свою компанию. Ее спутница продолжала думать о своем.

3

Яна, представленная классу Яниной Станиславовной, приступила к работе сразу после коротких осенних каникул. Завуч, присутствуя на уроках учительницы информатики, отметила ее эрудицию и уверенную манеру поведения, однако указала неопытному педагогу на методические ошибки: встала у доски спиной к классу, слишком быстро излагает материал, не отслеживает, как поняли ученики ее объяснения. Яна обещала учесть замечания, но когда осталась наедине с классом, без поддержки завуча, растерялась.

Склоняясь над компьютером одного ученика, чтобы разобраться с его проблемой, она выпускала из поля зрения остальных. За ее спиной начинались безобразия: школьники вскакивали со своих мест, перекидывались записочками, шумели. Яна выпрямлялась, резко оборачивалась, чтобы поймать учеников врасплох – пойманных с поличным тут же выгоняла из кабинета или заставляла идти к доске. Тех, кто не мог ответить урок, высмеивала перед всем классом. С нарушителями, не знающими урок, расправлялась беспощадно, выставляя их в смешном свете перед одноклассниками.

В секретарскую потянулись заплаканные старшеклассницы. Они жаловались Марте Юльевне на новую информатичку, пересказывали, как она унижает их: «велела отправляться за дворницкой метлой и не терять время у компьютера», «сказала, что мозгов у меня, как у курицы» и прочее, прочее. Марта ахала и качала головой, сочувствуя девочкам, а кому требовалось, капала валерьянку или утирала бумажным платочком слезы. Вскоре через тех же учениц выяснилось, что достается и мальчишкам. Янина Станиславовна за плохой ответ вручала незнайке лист капусты (специально кочан в магазине покупала) и требовала схрупать награду тут же у доски. Прозрачный намек был понятен всем.

Первым взбунтовался Иванов, рослый, мускулистый парень с уже пробившимися усиками, но ученик крайне нерадивый: из тех, для кого тройка была вожделенной оценкой. Однажды Яна вызвала его к доске, попросила нарисовать архитектурную схему компьютера. Иванов изобразил на доске несколько пустых квадратиков и вывернул ухо в сторону класса. Затем, ловя подсказку, неуверенно вписал в один из них слово «мама» – на сленге юзеров означающей главную, «материнскую», плату.

– Мама мыла раму, – Яна усмехнулась. Она сидела у своего стола вполоборота к доске и была в тот день настроена снисходительно. – Хорошо, остановимся на «маме», – расшифруй нам, Иванов, этот термин.

Ученик закатил глаза к потолку, затем ломким баском сообщил, что мама это жена папы – его ответы у доски часто носили эротический подтекст. Обогнавший по физическому развитию своих сверстников школьник всячески демонстрировал это. Класс грохнул от смеха, но Яна оставалась невозмутима. Она заставила его открыть учебник и прочитать вслух абзац, касающейся «материнской платы». Иванов то ли от волнения, то ли наперекор учительнице, читал текст коряво, с запинками и пропусками. Яна терпеливо дослушала абзац до конца, затем обронила:

– Да, читаешь ты тоже не ахти, у второклассника больше беглости будет. Может, тебе поучиться палочки писать? – говоря это, Яна уже отрывала от купленного ею кочана капустный лист, готовя позорную награду для нерадивого школьника. – Кстати, напиши-ка нам, дружок, две палочки и ноль и скажи, что это означает.

Вопрос Яны касался принципа двоичного исчисления, представляющего комбинацию нулей и единиц – пресловутых палочек. Но насмешливый тон учительницы, выставившей рослого школяра недотепой, задел его не на шутку. Иванов покраснел от злости, раскрошил в руках мел, швырнув его остатки на пол и сделал неожиданный выпад.

– Вам нужны палочки? Сейчас будет палочка! – ученик сделал вид, что расстегивает ширинку на джинсах. Белесое пятно мела от испачканных пальцев отпечаталось вокруг железной молнии.

Настал черед краснеть учительнице, но из класса она не выбежала – выдержки у нее было в достатке. Яна опустила глаза, нервно сжимая пальцами авторучку, мельком отметила про себя и ее удлиненную форму, затем с окаменевшим лицом перевела взгляд в классный журнал. Поставив напротив фамилии ученика жирную точку, она обыденным тоном сказала: «Идите на место, Иванов. Ответите в следующий раз». И тут же протянула ему дневник со вложенным между страницами капустным листом. Иванов демонстративно заложил руки за спину и вышел из класса.

На перемене мнения в классе разделились пополам. Одна половина, в основном, девочки, считала, что верх взяла учительница, другие присудили победу Иванову. Но так или иначе с этого дня подспудный конфликт между учеником и учительницей перешел в открытую фазу. Стычки между ними случались уже с пугающим постоянством.

Вскоре о конфликте со всеми подробностями стало известно директрисе. Она пригласила Яну в свой кабинет.

Марта в приемной лениво перебирала бумажки, преграждая случайным посетителям путь в директорский кабинет. Она боялась пропустить хоть слово из беседы, приглушенной запертой дверью. Но подслушивала она не из праздного любопытства, а искренне сочувствуя Яне. У нее даже голова разболелась от переживаний, как будто директриса отчитывала ее, Марту, а не Яну.

– Нельзя позволять такие шуточки ученикам, Янина Станиславовна. Что это за история с палочкой?

– Я всего-навсего добивалась от Иванова ответа. Когда он положил свои пальцы на молнию джинсов, я совсем растерялась.

– Этого нельзя было допускать, – повторила директриса.

– Но как? Как я могла помешать ему?

– Говорят, что вы излишне саркастичны, а подростки – народ самолюбивый.

– В моей просьбе написать на доске палочки, не было иронии. Единицы означают присутствие сигнала, нули – выключение.

– А капустный лист на что намекает?

– Но как иначе мобилизовать ребят? Как заставить их учиться?

– Попробуйте быть добрее.

Отчитав подчиненную, директриса подсластила пилюлю:

– Да, хотела сказать вам, что завуч отметила, как вы четко выстроили план урока.

Яна чуть приободрилась, хотя выговор начальства показался ей унизительным.

Секретарша уловила выражение растерянности на лице подруги, когда Яна, выйдя из кабинета директора, не остановилась у ее стола, а прошагала мимо. Решив, что дело плохо – ей не удалось подслушать весь разговор – Марта быстренько закрыла на ключ ящики письменного стола и побежала вдогонку. На выходе из школы догнала соседку.

Подружки шли по Казанской улице, едва умещаясь на узком тротуаре, их пару то и дело разбивали встречные пешеходы. От этого и беседа получалась рваной. Говорила, в основном, Марта. Про то, какой хулиган Иванов, как от него стонут все учителя, и какая у него противная мамаша – всегда защищает сынка. Одно оправдание ей, что воспитывает его мать в одиночку и безмерно гордится его спортивными успехами: он входит в юношескую сборную города по гребле и даже получает там стипендию. И еще много вздорного и ненужного говорила об Иванове Марта.

– И откуда ты все это знаешь? – с насмешкой поинтересовалась Яна.

– Ну, директриса с его матерью в своем кабинете беседовала… В общем, он добрый парень, только без царя в голове. И заметь, он ведь всю первую четверть школу фактически не посещал, тренировался. Теперь пытается наверстать. Ты будь к нему поснисходительнее.

После выволочки в директорском кабинете Яна смягчила свое отношение к ученикам. Нерадивым ставила двойки молча, без обидных комментариев. Тем, кому был непонятен материал, терпеливо объясняла повторно. Ее старания начали приносить плоды. Даже Иванов старался и несколько раз правильно выполнил задания. Но причины его усердия были в том, что парень разглядел, как молода учительница и недурна собою. Ее челка, хоть и укороченная по настоянию директрисы, по-прежнему падала на брови, совсем как у его ровесниц. А темный брючный костюм только поначалу казался мешковатым – вскоре он догадался, что эти свободные объемы нынче в моде: все девчонки сейчас одевались так. Класс заметил, что от бравады задиристый подросток перешел к показательному послушанию. Он не только теперь тщательно готовился к урокам Янины Станиславовны, но и систематически приносил в класс цветы. Сам наполнял вазу водой и ставил на стол учительнице, ничуть не опасаясь насмешек одноклассников.

Яна молча переставляла вазу на подоконник, однако прилежание Иванова в учебе приветствовала, прибавляла полбалла за удачный ответ. И даже себе она не призналась бы, что руководит ею не только педагогическое рвение – в ней зарождалась ответная симпатия к смелому школяру. Ни разница в десять лет, ни запретная граница «учитель – ученик» не могли помешать этому душевному движению. К тому же, выглядел Иванов совсем взросло, был высокого роста и широкоплеч, а серо-голубые глаза юного обольстителя уже подернулись легкой дымкой порочности.

* * *

Марта продолжала дважды в неделю наведываться в фитнес-клуб, но после поездки в Комарово в ее жизни появился еще один постоянный адрес – квартира Бориса Палея. Марта запросто заглядывала в эту семью каждый свободный вечер. Мама инвалида, Софья Иосифовна, хорошо готовила, еда в этом доме превосходила ресторанную: фаршированная рыба, запеченная утка и прочее аппетитное разнообразие. После ужина развлекались беседами и настольными играми. Борис, узнав, что Марта интересуется китайской экзотикой, научил гадать по системе И-Цзинь и углубил ее знания в области фэн-шуя. Оба все лучше понимали друг друга.

Однажды визит Марты к Борису совпал с посещением Павла. Инструктор пришел не один, а вместе с бухгалтершей Натальей Степановной – и Марта вспомнила слухи, циркулирующие в фитнес-клубе об этой паре. Говорили, что бухгалтерша – она была на пять лет старше Павла – опекала парня с материнской заботливостью: дарила подарки, заступалась за него перед хозяйкой, когда инструктору случалось проштрафиться. Молодой атлет был привязан к своей взрослой подруге, ему нравилось чувствовать себя немного мальчиком – воспитанный любящей бабушкой, он ценил в женщинах заботливость. В нем и внешне сохранялись мальчишечьи черты. Очень шла ему его прическа – короткий пушистый ежик соломенно-солнечного оттенка, а улыбку украшали ямочки на припухлых щеках. Ну никак он не тянул на свои тридцать лет! Посетительницы клуба, попадая под обаяние этой детской улыбки, принимали ее за попытку флирта и ждали продолжения, однако Павел не оправдывал их надежд. Близкие отношения у него были только с бухгалтершей.

Наталья Степановна была женщиной незаурядной во многих отношениях, а также весьма самоуверенной. На этот раз на ней был надет морковного цвета костюм – он сидел безупречно, подчеркивая осанистую фигуру и высокую грудь. Безупречно выглядели ее ухоженные лицо и руки – кожа, тонкая и упругая, покрытая ровным искусственным загаром, могла бы стать гордостью и двадцатилетней девушки. И, наконец, обращали на себя внимание ее крашенные в цвет вишни волосы – они были уложены в замысловатое сооружение, поддерживаемое гребнем с жемчужной вставкой. В целом женщина Павла производила впечатление энергичной натуры. Такой она и была на самом деле.

Помимо энергии она обладала и трезвым расчетом. Первый прыжок в бухгалтерской карьере совершила благодаря престарелому любовнику. У Наташи не было высшего образования, в свое время закончила бухгалтерские курсы, но покровитель приобрел для своей любовницы за хорошие деньги вузовский диплом. Со временем у нее накопился порядочный опыт работы, что позволяло ей справляться с бухгалтерскими задачами не хуже получивших настоящее образование коллег. Ныне в ее профессиональных руках находилась вся сеть фитнес-клубов, с хозяйкой которой она дружила. Но личная жизнь женщины не складывалась: когда Наташе сравнялось тридцать, стареющий босс нашел другую девушку, помоложе. И лишь с появлением в клубе Павла жизнь бухгалтерши вновь наполнилась смыслом, у нее появилась навязчивая мысль – женить на себе парня.

Войдя в просторную квартиру Палеев, Наталья Степановна заполнила собою все пространство. Ее повелительная манера обращения создавала ощущение материального объема в три раза большего, чем собственно тело. Когда компания расположилась на овальном диванчике, огибающем журнальный столик, бухгалтерша уселась в центральной его части – брошенной рядом сумочкой она сместила Марту на самый край. По другую сторону от Натальи Степановны сидел Павел – место сумочки между ними занимала отведенная в сторону рука его подруги, она тоже захватывала пространства чуть больше, чем принято. Борис сидел в своей коляске напротив царящей в доме гостьи. Его мать поставила перед компанией тарелку с нарезанными кружками апельсинами, вазочку с конфетами, фужеры и стопки – бутылка с джином и другая, с тоником, уже стояли на столике – и покинула комнату.

Наталья Степановна заглушала всех бесконечным говорением. Она, считая себя экспертом по всем вопросам, распиналась о модных способах лечения, кулинарии, политике и бизнесе. И только Борис, потягивающий через соломинку безалкогольный тоник, готов был ввязаться в бой, оспорить ее аргументы. Павел с Мартой поначалу просто молчали, так как громогласная Наталья Степановна, сидящая между нами, являлась весьма ощутимой стеной. Все же Павел обратился к Марте, протолкнув свою просьбу поперек летящих между спорщиками стрел:

– Милая Марта, все забываю тебя попросить. Не поговоришь ли ты со своей учительницей, с той, которая налетела на нас на своем велосипеде в Комарово…

– Колбаса была по два двадцать! – очередная стрела бухгалтерши летела через столик на Бориса.

– С учительницей информатики, с Яной?

– Вот именно. Кстати, как она поживает, без худых последствий?

– Тогда в магазинах были пустые полки, а сейчас в самом захудалом ларьке двадцать сортов колбасы! – не уступал всезнающий Борис, лично не сделавший ни единой покупки. – На любой вкус!

– С Яной все в порядке. Она здорова, продолжает работать.

– Об этом я и хотел поговорить. Ты, помнится, рассказывала, что она матмех закончила?

– И учебники в то время стоили копейки, и другие книги были людям по карману!

– Разве тогда вообще были книги? Все под запретом!

– Да, у нее красный диплом университета.

– Не согласится ли она помочь мне столкнуть контрольные работы по математике в институте?

– Ты невыносим, Борис!

– А ты, Наташа, абсолютно не способна думать самостоятельно. Повторяешь за недалекими людьми их штампованные аргументы!

– В каком институте? Как интересно! Паша, ты что, второе высшее получаешь?

– Да. В институте Менеджмента. Решил стать управленцем. Не век же мне помогать дамочкам от животиков избавляться!

– Я поговорю с Яной, она влюблена в математику и информатику, думаю, сможет тебе помочь.

Наталья Степановна вдруг вынырнула из дебрей спора с Борисом, резко приблизилась к Павлу, обняла его за плечи, затем дернула головой в сторону Марты:

– Стоп, Марта. С этого места еще раз. О ком речь? Кто «влюблена»?

Марта в растерянности пожала плечами:

– Я говорила о нашей общей с Пашей знакомой, об одной учительнице, о том, что она любит свой предмет.

– Общей знакомой? Где? Когда ты ее видел? – Наталья Степановна на миг метнула взор на Павла, пригрозила ему пальцем и снова впилась взглядом в Марту. – Она хороша собой, эта учительница? Сколько ей лет?

Павел нахмурился и, сняв со своего плеча руку подруги, чуть отодвинулся от нее:

– Не надо, солнышко, не затевай скандал. Этот совсем не тот случай, чтобы ревновать. Ты же, знаешь, что я не силен в математике. Мне, действительно, нужна помощь.

– А я не слишком уверена, что тебе вообще нужен второй институт. Это просто блажь. Ты специально придумал себе учебу, чтобы пореже со мной встречаться.

– Киса, ты сама знаешь, что это не так! С новым дипломом я начну новую жизнь, ты же требуешь, чтобы я сменил работу.

– Я говорю только о девицах, которых ты лапаешь когда надо и не надо, и говорила, чтобы ты шел тренировать детей. А для этого твоего диплома достаточно.

Наталья Степановна вертела головой, обращая взгляд то к Паше, то к Марте – ее вишневые локоны метались из стороны в сторону:

– Марта, так эта учительница – молода?

– Чуть помоложе меня. Но, если бы вы, Наталья Степановна, знали ее, вы поняли бы, что она абсолютно безвредна для вас. Она не охотится за мужчинами, и вообще она очень серьезная девушка.

– Она и вообще – не девушка, ты только посмотрела бы на нее! – обрадовался поддержке Павел. – Ходячая теорема!

– И все-таки, Марта! Настоятельно прошу: найди для занятий с Пашей учителя-мужчину или хотя бы пенсионерку. Надеюсь, такие имеются в вашей школе?

Наталья Степановна отклонилась к спинке дивана, закинув ногу на ногу – острый носок ее багровой туфли-торпеды закачался у края столика. Марта, задумавшись, перебирала в памяти знакомых преподавателей. Пока она подыскивала ответ, Паша вдруг воспротивился унизительной опеке своей подруги – возможно, снисходительная улыбка Бориса сыграла тут не последнюю роль – голос его окреп:

– Извини, Наташа! Я оплачиваю свою учебу сам и сам буду решать учебные проблемы. – Павел перевел взгляд на Марту. – Меня устроит именно это учительница Яна. Переговори с ней!

– А я запрещаю Марте делать это! – взвизгнула Наталья Степановна, взмахнув ногой.

Багрово-красная торпеда тут же выстрелила и поддала вверх столешницу журнального столика. Рюмки и бутылки на столике вздрогнули, и одна из них, из которой пила как раз виновница инцидента, упала и разбилась. Но разъяренные любовники, не заметив этой мелочи, продолжали кричать, то обвиняя друг друга, то взывая о помощи. Марта остудила их пыл:

– Разберитесь, друзья, между собой. Придете к соглашению, продолжим разговор, – она встала с дивана, приблизилась к коляске Бориса и поправила плед у него на ногах. Он все это время с грустью молчал, продолжая потягивать из бокала бледно-зеленый тоник.

В конце концов Павлу удалось-таки убедить подругу смириться с тем фактом, что иногда решения принимает он сам, а с Марты взял обещание переговорить с Яной.

К всеобщему удовольствию, скоро из кухни вернулась Софья Иосифовна. Она закончила приготовления к чаю и пригласила гостей пересесть к большому столу, попробовать ее пироги. Все охотно покинули овальный диванчик и переместились на новые места. На этот раз Марта устроилась подальше от Натальи Степановны, сев между хозяйкой дома и Борисом. Она теперь только ему уделяла внимание, то предлагала кусок маминого пирога, то подкладывала второй кружочек лимона. В ответ он несмело положил ей на колено руку. Марта ощутила волну мужского интереса к себе и с наслаждением окунулась в нее. О недавнем эксцессе она моментально забыла. Только Наталья Степановна до окончания вечера просидела с насупленным видом, несколько старящим ее ухоженное лицо.

* * *

До Нового Года и начала сессии оставались считанные дни, когда Павел, сложив в папку все нерешенные задания по математике, отправился за помощью к Яне. Он легко отыскал нужный дом в Фонарном переулке, поднялся по крутой лестнице на последний этаж, позвонил в обшарпанную дверь коммунальной квартиры. Марта и Яна вышли открыть дверь одновременно – сбившись при подсчете звонков. Обе хлопотали вокруг него в коридоре, помогая раздеться. Под курткой на Павле оказалась только футболка с коротким рукавом. Она выгодно облегала его тренированный торс, но была легка не по сезону.

– У меня в комнате не жарко, – заметила Яна. Сама она была в сером, толстой вязки свитере, спадающем ниже бедер.

– «Ой – ой – ой, мама родная, а вода в Неве холодная», – пропел Павел песенку питерских моржей. У него напрочь отсутствовал деловой настрой. – Куда проходить, госпожа учительница?

Опережая ответ Яны, Марта воскликнула:

– Ребята, давайте сначала ко мне, выпьем чайку, а потом начнете заниматься!

Но Яна, открыв дверь своей комнаты, возразила:

– Делу время – потехе час. Чаепитие отменяется. Проходите, Павел, сюда.

Марта ретировалась к себе, повторив, однако, что ждет их после занятий. Она задумала свести ближе весельчака-инструктора и свою подругу, потому что Борис убедил ее, что Наталья Степановна и Павел – не подходящая пара. Чтобы заполнить время, пока за стеной идет урок, Марта достала вышивку – старинное занятие вновь входило в моду – и села с ней на диван. Музыку на сей раз она включать не стала, опасаясь помешать занятиям в соседней комнате.

Яна, уступив Павлу свое место за письменным столом, присела сбоку.

– Не будем терять время, Павел. Итак, сколько заданий нам надо выполнить и к какому сроку?

Марта, протыкая ткань иголкой, прислушивалась, что происходит за стеной.

Павел порылся в папке, достал несколько листов и выложил их на стол. Сказал, что сдать решения следовало еще вчера, но он надеется, что препод не будет столь суров и примет у него работу чуть позже.

– Не думаю, что мы сможем освоить материал за такой короткий срок. Разве что, у вас феноменальные способности, в чем я сильно сомневаюсь. Вот что: постройте-ка мне параболическую функцию.

Павел удивленно заморгал, потом откинулся на спинку стула, выпятив накачанную грудь, обтянутую белоснежным трикотажем:

– Что-то я не понимаю, госпожа учительница! Вы предлагаете мне, самому, построить функцию?

– Если будут затруднения, я помогу.

– Но ведь мы договорились по телефону, Яна, что ты сама выполнишь все эти задания, а мне потом растолкуешь, что и как. Кстати, твою челочку лучше немного отвести набок, так будет лучше, – Паша потянулся рукой к волосам Яны, но она грозно сверкнула глазами.

– Прекратите, Павел. Я не давала вам никаких обещаний. Запомните: я никогда не делаю задания за других. Это мой принцип. Я работаю, как репетитор. Я готова объяснить и раз, и десять, но решать задачи мои ученики должны сами. Мне кажется, что по телефону я сказала об этом довольно ясно.

– Ну, извини, не понял. Только сейчас поздно учиться решать. Мне сдавать работу надо. Давай договоримся, на этот раз я получаю готовые решения, а потом будет, как ты скажешь. Кстати, у тебя музычка есть? А то без ритмичной аранжировки мне плохо думается.

Марта, услышав через стену просьбу Павла, подпрыгнула на диване, и рука ее потянулась к полке с кассетами, однако она осадила себя – вряд ли Яна скажет ей спасибо.

Павел продолжал музыкальную тему:

– Ты какую музыку любишь: поп, кантри… Нет, погоди. Тебе, конечно, классику подавай.

Марта мысленно похвалила Павла за активность и повернула голову к двери, ожидая, что Яна сама сейчас забежит к ней за магнитофоном или пришлет Павла. Но Яна резко пресекла попытки ученика увильнуть от занятий:

– Музыку я вообще не терплю. Смотрите сюда, Павел: парабола строится так…

– Да-а, диагноз серьезен, музыку ты не любишь, – пропуская слова о параболе, протянул Павел и вдруг, с озорной усмешкой, предложил, – может, тогда телесными упражнениями займемся? Я такой трюк знаю! Хочешь, научу?

Яна скрестила руки, спрятав их в рукава своего свитера. Этот ученик становился ей все менее симпатичен. Павел сделал неожиданное сальто, едва не задев ногами книжную полку на стене.

– Хватит паясничать! – прикрикнула Яна. – Не хотите заниматься, уходите домой.

Не дожидаясь, когда ученик выполнит ее приказание, Яна сама выскочила из своей комнаты и нервно забарабанила в дверь Марты:

– Марта, пусти, пожалуйста. Этот ученик невыносим! С ним невозможно заниматься!

– Заходи, у меня не заперто.

Вслед за Яной к комнату Марты влетел Павел. Окинув помещение быстрым взглядом, сразу заметил наряженную игрушками новогоднюю елку:

– Какая прелестная у тебя елочка, Марта! Яночка, ради праздника, будь добра, сделай за меня уроки! А в следующий раз, клянусь, честное пионерское…

Яна отошла к окну и стала разглядывать елку, установленную в нише. Подвешенные на ветках мандарины пробудили в памяти ранние воспоминания: мама, елка в сельской школе, такие же яркие, душистые шарики. Кто завез их в те времена дефицита в далекое село? Яна приблизила к себе оранжевое солнышко, висящее на ниточке, и вдохнула пряный аромат детства.

Марта со свойственной ей чуткостью вмиг увидела перемену настроения у Яны, хотя и не знала, чем она вызвана. Если бы сейчас Павел… «Ну, подойди же к ней, олух, – молила она про себя. – Обними девушку. Сейчас можно».

– Пойду, чайник на газ поставлю, – нашлась Марта и выскользнула за дверь.

Павел, получив негласный приказ, медленно подошел к Яне, приобнял ее за плечи:

– Пожалуйста, Яна, помоги мне.

Незнакомое чувство тревожного ожидания нахлынуло на Яну – такое она испытала однажды, стоя на набережной Невы незадолго до наводнения. Вода перехлестывала через край, и надо было срочно убегать, но бушующие волны завораживали, не давая сдвинуться с места. Девушка повернула к Павлу лицо и совсем близко увидела его подрагивающие губы. Готовая сдаться на милость победителя, она даже слегка приоткрыла рот. Но Павел, скользнув взглядом поверх головы учительницы, по ее черным волосам, продолжал торг о зачете:

– Яна, я заплачу тебе вдвое.

Яна отшатнулась, вынырнула из наваждения:

– Извините, Павел, нет. Поищите другого математика.

Когда Марта вернулась с горячим чайником в руках, Павел в одиночестве сидел у стола, озадаченно постукивая пальцами по скатерти. Хозяйка выставила на стол три чашки, но Павел заметил:

– Яна ушла и сказала, что не будет с нами пить чай.

– Ты чем-то обидел ее?

– Толком не пойму. Предложил удвоить ей оплату, а она рассердилась. Как мне теперь быть – времени совсем не осталось? Не получу зачета – не допустят к экзаменам. Все очень плохо получается.

Марта отставила чайник в сторону и предложила Павлу выпить по рюмке коньяка, добавив, что подыщет ему в помощь другого человека. Спустя четверть часа привычное равновесие вернулось к Павлу, но остатки обиды на Яну еще требовали сочувствующего слушателя:

– Понимаешь, Марта, со мной такое впервые случилось: чтобы девушка отказала мне в просьбе. Обычно я с любой с лету нахожу общий язык. А эта ни в какую, уперлась как столб. Сушка маковая!

– Ты бери пирожное, – угощала Марта. – теперь они перешли к чаю. – Кстати, а ты сам-то помнишь эти сушки?

– Как не помнить, – улыбнулся Павел. – Бабуля, бывало, их в чае размочит и сосет как конфету. Ну а я мальчишкой был, их так разгрызал.

– Похоже, ты и Яну с ходу попытался разгрызть, а лучше было бы, чтобы она размякла вначале. Понимаешь, это она снаружи такой черствой кажется, а в глубине души она очень ранима. Мне кажется, она ждет чего-то совсем другого, а не разговоров о математике.

– Какая еще душа! Любите вы, женщины, накручивать. Есть ножки, фигурка, бывает и ум. А все остальное – характер. Так вот, Марта, характер у твоей Яны отвратительный. Точка. Я не хочу больше ничего о ней слышать.

– Неужели у твоей Натальи характер лучше? – не утерпела Марта.

– Наташа ради меня на все пойдет, только намекни. А тут в такой малости помочь отказалась.

– Жаль, что вы не нашли общего языка. А я хотела спросить, нельзя ли пригласить Яну в нашу компанию Новый Год встречать? Боря – не против.

– Извини, Марта. Вечеринка будет не в Бориной квартире, а в ресторане. Причем организует все Наташа, она же и большую часть расходов берет на себя. Нет, ей это не понравится, да и я уже сказал, что об этой девице думаю. Зря только с Наташей поссорился из-за нее. Думал, и мне польза будет, и учительнице выгода. Тогда на даче она такое жалкое впечатление произвела: я думал, из-за падения. Вот я и решил…

– Так ты из жалости решил дать ей подзаработать? Тогда пожалей ее еще раз. Яне совсем некуда пойти на Новый Год.

– Не делай из меня филантропа. Не собираюсь я больше никого жалеть. А то, что ее никуда не зовут, это и неудивительно. Такая любой праздник своим хмурым видом испортит.

* * *

Марта весело провела новогоднюю ночь. Общество собралось большое и шумное, так что ей удалось избежать общения с Натальей Степановной, но Павел не отходил от своей подруги. Народ ел, пил и дурачился под необременительные шутки приглашенного затейника. Марта большей частью была при Борисе, болтала с ним, приносила со стола сок или закуски, но изредка, когда приглашали, танцевала с другими мужчинами. Впечатления от вечера у нее остались наилучшие, поэтому первого января утром она чувствовала себя слегка виноватой перед Яной за то, что не сумела пристроить ее в свою компанию.

Марта зашла в комнату к Яне, поздравила с праздником, и, укрощая распирающий ее восторг, пересказала, как повеселилась. Яна зависти не испытала, сообщила, что встретила Новый Год за компьютерной игрой в преферанс, что бой курантов слушала по радиоприемнику, а вместо шампанского у нее было вдоволь пива. И добавила, что она так встречает Новый Год всякий раз, с тех пор, как не стало тети. И что для нее эта ночь не праздник, а условная черта на календаре.

– Может, ты вообще праздников не признаешь? – высказала догадку Марта.

– Отчего же. Я люблю подготовку к праздникам. В старших классах, помню, всякие конкурсы организовывала, помещение оформляла, ты тогда уже уехала в другой город. Кстати, не забыла, что в нашей школе через неделю намечен карнавальный вечер для старшеклассников?

– Да. В последний день каникул. Только это ведь для детей праздник.

– Для меня разницы нет.

Марта вспомнила, сколько времени перед каникулами Яна проводила со своим десятым «А». Оставалась с ребятами после уроков, обсуждала разные затеи, даже обучала карточным фокусам.

– Да, я замечала, что ты допоздна остаешься в школе, но посчитала это добросовестным отношением к обязанностям. Никак не думала, что подготовка к карнавалу – для тебя праздник.

– Ошибаешься. Карнавал – это классно. Могу признаться, что мне и самой интересно побыть невидимкой.

– Вряд ли тебе это удастся! Нас, взрослых – раз-два и обчелся. Дети сразу раскусят взрослых по голосу, по фактуре. А что у тебя будет за костюм?

– Это секрет, – лицо Яны порозовело от предвкушения. – Вот и проверишь свою проницательность, когда время придет.

– У нас, взрослых, другие заботы будут: смотреть, чтобы детки не пронесли спиртного в школу, не подрались, не уединялись парочками в темных углах.

Глаза Яны потускнели:

– От этих проблем никуда не спрячешься, ты права, Марта. И все же попробуем и свое зернышко склевать.

4

Школьный карнавал, назначенный на последний день зимних каникул, должен был стать мостиком от беззаботных дней отдыха к новому циклу учебы, однако он оказался под угрозой срыва. В городе вовсю свирепствовал грипп, люди кашляли и чихали, и массовые увеселения для детей не поощрялись, однако поезд уже набрал ход и остановить его было невозможно – ребята ожидали этого дня. Болеть начал и школьный персонал.

Утром Марте позвонила директриса и сообщила, что фельдшерица заболела гриппом. Поскольку у секретарши имелось удостоверение об окончании курсов домашних медсестер, директриса поручила ей дежурить на карнавале в качестве медработника. Когда Марта заглянул в комнату к Яне, чтобы поделиться новостью, она увидела, что подруга лежит в кровати с завязанным горлом. Заболевшая казалась расстроенной и сказала, что вынуждена остаться дома, так как у нее поднялась температура. Марта поохала, посочувствовала Яне, но вылечить ее моментально не могла. Она лишь сварила для больной клюквенный морс и поспешила в школу, чтобы за оставшиеся до карнавала часы освоиться с неожиданным для нее положением фельдшера.

К дежурству на вечере Марта готовилась тщательно: получив ключи от медкабинета, отыскала в стеклянном шкафчике йод, вату и бинты и выложила их на видное место. Она могла оказать первую помощь при легких травмах или поднести ватку с нашатырем ребенку, упавшему в обморок от духоты, а в более сложных случаях ей предписывалось вызывать «скорую помощь». Марта еще раз проверила, все ли под рукой, закрыла кабинет на ключ и отправилась в зал – там уже появились первые участники карнавала.

Марта, хотя и была возведена в ранг медика на этот вечер, пришла в костюме Сивиллы: юбка до пят, на плечах шаль, бусы-монисты на шее. Среди учителей было несколько монарших особ с коронами на головах, судьи в черных мантиях, генералы с алыми лампасами на брюках. Тучная директриса, надев белый медицинский халат и фонендоскоп на шею, превратилась в доктора. Возможно, когда-то она собиралась стать врачом, но поступила в пединститут, куда был меньше конкурс. В карнавальных костюмах педагогов так или иначе воплощались их былые мечты, в то время как их воспитанники пытались примерить свое будущее.

Но педагоги были начеку, опасаясь каверз старшеклассников. Многие из мальчишек пришли в полевых куртках спецназовцев, натянули черные шапки с прорезями на глаза, и лишь один или два были в безупречно строгих костюмах, представляя собой банкиров. Девочки воспользовались случаем изобразить из себя взрослых дам и с гордостью демонстрировали вечерние платья с глубоким декольте или с высоким разрезом вдоль бедра. На многих были надеты черные полумаски, как отголоски прошлых времен. Встречались среди персонажей и представители животного мира. Высокого парня в комбинезоне из бежевого искусственного меха, с настоящими лосиными рогами на голове – лицо свое он не прятал – можно было заметить отовсюду: так нарядился Иванов. Ветвистые рога плыли над залом, привлекая к себе всеобщее внимание. Иванов мимоходом задирал окружающих, то дергая кого-то за плохо пришитый хвост, то ныряя рукой в боковой разрез платья у девочек-дам, то терзая насмешками банкиров. Это был потенциальный нарушитель, и Марта пристально следила за ним. Она поняла, что этот лось требует присмотра, и старалась не терять его из поля зрения. И еще один персонаж неотступно следовал за непредсказуемым лесным животным.

Белая курточка и бриджи – спортивный костюм фехтовальщика – выделяли фигуру из толпы. Фехтовальщик небрежно поигрывал рапирой, перекидывая ее из одной руки в другую, а защитная маска из плотной проволочной сетки полностью закрывала лицо. Горя желанием узнать, кто скрывается за этой маской, Марта пошла следом. Изучив фигуру внимательнее, она поняла: что это не мальчишка, а девушка-фехтовальщица. Белоснежная куртка с воротником-стоечкой облегала заметные, хотя и небольшие груди, той же белизны бриджи повторяли контуры явно девичьих бедер. Заметив пристальный взгляд Марты-Сивиллы, фехтовальщица переместилась в дальний угол, но уйти от проницательного ока было непросто. Если бы Марта не была уверена, что Яна сейчас под двумя одеялами лежит в своей кровати с температурой, она бы не сомневалась в том, кто прячется за железной маской. Но как похожа! Даже пряди волос, видные из-под маски на затылке, были так же черны, как у Яны!

Не успела Марта разрешить свои сомнения, как снова привлек внимание Иванов. Он опять провоцировал ссору: сдернул шапочку с головы низкорослого мальчика-спецназовца и размахивал ею, пританцовывая перед ним. Коротыш подпрыгнул и сорвал ветвистые рога с головы обидчика. Завязалась потасовка. Но ловкость не была сильным качеством долговязого спортсмена – в какой-то момент низкорослый исхитрился и ткнул костяным рогом в низ живота верзилы. Иванов вскрикнул, согнулся, зажимая руками пораженное место, и рухнул на пол.

Одновременно к поверженному бойцу бросились Марта и неразгаданная ею фехтовальщица. И тут же она разоблачила себя: когда, отбросив в сторону рапиру и сдвинув за затылок железную маску, склонилась над подростком – все узнали Янину Станиславовну. Марта с обидой воскликнула: «Так я и думала, а еще сказывалась больной!». Торжествуя в своей проницательности, она на минуту забыла о возложенных на нее обязанностях медсестры, однако Яна уже расстегивала ворот на меховом комбинезоне лежащего на полу подростка, ощупывала его голову.

Иванов лежал неподвижно, губы его застыли в странной гримасе, похожей на усмешку. Один глаз был приоткрыт, будто мальчик подглядывал. Дышал он едва-едва. Яна распорядилась, вызвать «скорую помощь», но Марта перехватила инициативу и велела доставить парня в медкабинет. Интуиция подсказывала ей, что состояние пострадавшего не слишком тяжелое. Вскоре появились и добровольные помощники, и носилки – на них Иванов-лось уже перекатился сам. Однако, когда добровольцы взялись за ручки носилок, он вновь расслабленно распластался, спустил руки за края носилок и закрыл глаза. Кто-то услужливо подал Яне ее доспехи, кто-то взял лосинные рога Иванова – и процессия двинулась из зала.

Подростки дотащили носилки с Ивановым в медкабинет и переложили пострадавшего на топчан. Марта тут же выставила всех за дверь, сказав, что больному нужны покой и свежий воздух. А больной вдруг ожил и захлопал глазами, поглядывая на обеих женщин. Удар, нанесенный ему другим сорванцом, был слишком слаб, чтобы причинить серьезное увечье, и притворяться Иванову надоело. Марта однако попыталась осмотреть мальчика, попросила его расстегнуть комбинезон и обнажить пах. Но парень, в характерной для него манере шутовства, заявил, что откроет живот только, если Янина Станиславовна попросит. Яна молча отвернулась, а Марта повторила свое требование, пригрозив вызвать «скорую помощь».

– Ты хочешь в больницу, Иванов?

Но это не входило в планы симулянта. Лось, оставшийся без рогов, нехотя поднялся с топчана и выполнил приказ Марты. Он скинул с рук кожаные варежки-копыта, спустил комбинезон до ботинок, следом вниз поехали трусы. Затем снова улегся на белую простыню, выставляя себя для осмотра. Марта знала одно: живот должен быть мягким и не отличаться цветом от прочих частей тела. Синяки отсутствовали – это уже было хорошо. Марта помяла пальцами пах мальчишки – болезненной реакции не последовало.

– Не понимаю, Иванов! Ты получил удар рогами в живот или нет? – растерянно спросила она мальчишку.

– Нет, конечно. Я же не лох какой, чтобы подставляться, – заулыбался он, поднимаясь с топчана и приводя в порядок одежду.

– И упал нарочно?

– Каждый спортсмен умеет падать по-умному, чтобы руки-ноги не переломать. При моем росте, сами понимаете, неумелое падение чревато.

Яна приблизилась к топчану, злясь на подростка за розыгрыш:

– Забирай-ка свои рога, дружок, и отправляйся домой.

– За что, Янина Станиславовна? Я же на карнавал веселиться пришел.

– Ты уже повеселился, всех достал своим весельем.

– А я вас сразу узнал в костюме фехтовальщицы, как только вы в зале появились. Я вас и в скафандре бы вычислил.

– А как ты догадался? – поинтересовалась Марта.

– Знаете что, Марта Июльевна, это разговор для двоих. Оставьте нас, пожалуйста. Мы с Яниной Станиславовной сами разберемся в наших секретах.

Марта вопросительно посмотрела на фехтовальщицу без маски, сейчас – просто учительницу в белом спортивном костюме. На щеках Яны колыхнулся розоватый сполох, она в нерешительности сложила ладони, затем кивнула:

– Да-да, Марта Юльевна. Нам давно следовало побеседовать с Ивановым, обсудить его поведение. Оставьте нас, пожалуйста.

Марта покачала головой, окинула взглядом верзилу. От него можно было ждать, что угодно: а ну как накинется на Яну – ей с ним не справиться. Но спорить было бессмысленно. Марта вышла в коридор, прикрыла за собой дверь, оставив маленькую щелку, чтобы в случае чего быстро придти на помощь. Волны беспокойства, расходящиеся от Яны, не позволили Марте удалиться совсем. Она чувствовала себя ответственной и за подругу, и за парня.

Воспитательная беседа началась в разумном ключе:

– Иванов! Ну зачем ты устроил этот фокус с падением? Я не могу понять!

И тут ученик превратился в пылкого возлюбленного:

– Женя. Меня зовут Женя. – Запомните наконец, Янина Станисл… Яночка!

Марта зажала рот рукой и расширила щелку в двери – вот оно, начинается.

Назвав учительницу по имени, Иванов зажмурился от собственной смелости, затем вновь уставился ей в лицо. Дыхание Яны остановилось, она с трудом набрала в легкие воздух, но попыталась сохранить самообладание:

– Хорошо, Женя. Я запомню. И я не буду читать тебе нотации: все-таки сегодня у нас не урок, а праздничный вечер, однако должна сказать тебе…

– Яна, ты, наверное, догадывалась, что нравишься мне.

Иванов в мохнатом комбинезоне подошел вплотную к Яне и с юношеской неловкостью, поспешно, уцепился выше локтя учительницы и попытался привлечь ее к себе. Яна перехватила его руки, сбросила с плеч и постаралась удержать их перед собой, в замке собственных ладоней – это было нелегко: ученик на голову возвышался над учительницей, он был сильнее.

«Что я позволяю ему, что я позволяю себе», – в сладком страхе повторяла про себя Яна, вынужденно разжимая пальцы.

Марта ощущала ауру чужого волнения, протест нарастал в ней: «Яна, опомнись! Ты не имеешь права давать волю своим чувствам! Ты же – учительница!».

– Женя, ты не должен, мы не должны… – опустив, наконец, руки, произнесла Яна.

– Должны, Яна, должны! Я знаю, что ты – не процессор, а только хочешь им казаться. Я чувствую, что у тебя есть сердце. Посмотри на меня, Яна. Посмотри не как на ученика. Я же взрослый парень! У меня, между прочим, уже была женщина! – не удержался подросток от хвастовства.

В какой-то момент Марте показалось, что это ее чувства колеблются на чашах весов, между долгом и желанием, настолько она отождествила себя с Яной. Усилием воли Марта заставила себя посмотреть на ситуацию здраво, но не смогла понять, за кого болеть. Да, Яна старше мальчика, но они почти равны в своем опыте: продвинутый школяр и монахиня-учительница.

– Женечка, не надо… – почти стонала Яна.

Но подросток заставил ее замолчать, припечатав уста преступным поцелуем.

Колени Яны подгибались, а Иванов неуклонно подталкивал учительницу к топчану, где недавно лежал в качестве пациента. Она, как загипнотизированная, в нелепом медленном танце делала неуверенные шажки назад, уступая напору подростка.

Она чувствовала, как внутреннее напряжение выталкивает из нее жар, пылающий под белым полотном фехтовальной куртки, как плотно обхватывает ее шею высокая стоечка воротника. Иванов тоже ощутил этот жар, наплывающий на него от девушки и, нащупав на плече партнерши застежку, начал расстегивать ее. Не забывал он шептать Яне и ласковые слова, почерпнутые из примитивных фильмов, называл ее ласточкой и своей крошкой.

Марта, забыв о приличиях, прильнула к щелке. Надо постучать в дверь, прервать это безобразие: Яна совсем забылась. Тем более, что в любую минуту сюда могут прийти другие люди. Марта видела, что Иванов набирает очки, продвигается к победному финалу. Он уже скинул верхнюю часть своего комбинезона, и теперь пустые мохнатые рукава болтались у него по бокам, как вторая пара ног. Яна, казалось, не замечает этого. Марта мысленно умоляла подругу: «Опомнись!».

Вдруг Яна, будто подчиняясь безмолвному приказу, как настоящая фехтовальщица, резко переменила позицию. Она вырвалась из объятий подростка и села. От неожиданности он свалился с топчана, но тут же ухватился за ее колени. Яна протянула руку к белесой, вихрастой голове подростка и уже другим, нежным, материнским движением погладила ее.

– Ты замечательный парень, Женя, но…

– Ты думаешь, я несмышленыш? У меня уже были женщины! – Иванов вновь обхватил бедра учительницы, пытаясь расстегнуть боковую застежку ее белых бриджей.

Яна остановила руку парня – теперь не столько физическим усилием, сколько воспитательной интонацией:

– А любовь у тебя была?

– Я тебя люблю, Яна! Все остальное не в счет!

Марта боялась, что толчки ее сердца и учащенное дыхание услышат в кабинете. Не пора ли вмешаться! Но теперь появилась надежда, что Яна справится сама. В ее словах уже не было слабости, звучали лишь глубокая грусть и достоинство:

– Мне бы хотелось, Женя, видеть в тебе прекрасного рыцаря… Признаюсь… я очень одинока.

– У тебя нет мужика! – с торжеством уточнил Иванов. – Теперь будет. Я стану твоим рыцарем и твоим мужи… мужчиной!

– Хочу тебе напомнить, Женя, что рыцари поклонялись избранницам своего сердца издалека. Ты ведь читал «Стихи о прекрасной даме» Блока?

– Вроде, мы их проходили. Но это не то, Яна, что нам с тобой надо. Это отстой, нафталин. Побатониться – это святое дело, ты же взрослая, сама понимаешь.

– Что, что? – рассмеялась Яна, к ней возвращалось самообладание. – Побатониться! Ну, ты даешь, Иванов!

Яна отпустила руку мальчика и потянулась за своей курткой, лежащей в стороне. Марта за дверью тоже выпрямилась, отпрянула от щелки – стоять долго в согнутой позе при ее комплекции было затруднительно. Да и неловко, напомнила она себе, подглядывать за парой. Однако она продолжала слушать все, что говорилось в кабинете.

– Жаль, Иванов. Ты еще так юн, а в тебе столько цинизма.

– Меня Женя зовут, – угрюмо напомнил подросток.

– Неужели, Женя, в тебе нет ни грамма романтики и ты не способен испытывать одухотворенные чувства? Такие чувства я бы могла принять, а, возможно, и ответить на них.

Иванов замолчал, по-детски надул губы, растерянно блуждая взглядом по кабинету. Наконец он подыскал ответ:

– О чем ты говоришь, Яна? Такая любовь не в счет!

– О каком счете идет речь? Не понимаю.

– Так, вообще, – Иванов снова попытался обнять Яну, но уже без прежнего куража. – Я согласен быть твоим рыцарем. Я люблю тебя.

Марта, не выдержав, вновь припала к щели.

– И ты обещаешь подтянуться по моему предмету? – в Яне вновь заговорила учительница.

– Зачем ты так! Воспитываешь меня, как сосунка? – возмутился Иванов и отвернулся от Яны.

Неожиданно в коридоре послышался топот многочисленных ног, у Марты от испуга свело поясницу. Шумная толпа учениц в карнавальных платьях неслась к медкабинету. Еще мгновение, и девочки, тесня Марту, тоже сунули носы в щель. Дверь от их напора распахнулась, увлекая всех с внутрь кабинета.

Иванов и Янина Станиславовна не сразу поняли, что произошло. Только что они мирно сидели на топчане, беседуя друг с другом. И, если бы учительница и ученик не были полураздеты, их трудно было бы заподозрить в чем-нибудь крамольном. Но Яна, сидя в нательной майке, забывшись, теребила в руках свою белую (бежевую) курточку, а Иванов так и не удосужился натянуть на плечи приспущенный комбинезон.

Увидев вбежавших в кабинет школьниц, Яна поспешно закрылась курткой от взоров неожиданных зрительниц. Снова, как в тот раз! Когда-то Олег сфотографировал, чтобы выставить на осмеяние перед студентами, теперь она оказалась полураздетой перед девчонками. Иванов, наверняка, подстроил все это, чтобы похвастаться перед одноклассниками, а, возможно и поспорил на нее!

Застигнутый врасплох подросток держался непринужденно и чуть придурковато улыбался. Нет, злого умысла у парня не было, и вторжение девочек в кабинет для него тоже стало неожиданностью, однако неожиданный поворот событий сулил Иванову определенную славу, усиливал в школе его репутацию отчаянного парня и покорителя женских сердец.

Вбежавшие девочки, преодолев ошеломленность от увиденного, вспомнили, зачем они мчались в медкабинет. Выяснилось, что одному из школьников требовалась помощь медработника, так как ученик умудрился-таки пронести на карнавал бутылку и перебрать спиртного. Марта решала, кому больше нужна помощь: то ли мальчишке, отравившемуся алкоголем, то ли Яне, попавшей в ужасное положение. Нельзя было оставлять эту парочку наедине! Спустя три минуты в кабинет вбежала директриса:

– Марта Юльевна, почему вы медлите, мальчику плохо!

Но тут же она заметила, что в комнате что-то происходит. Хотя учительница и ученик уже привели в порядок свою одежду, оба стояли в неестественных позах, повернувшись спиной друг к другу. Девочки, что-то щебетавшие до ее появления, сейчас сбились робкой стайкой посреди кабинета. Сверля взглядом то одну, то другую ученицу, директор быстро выпытала детали. Затем уточнила у Марты:

– Это так, Марта Юльевна? Эти двое… Они, действительно, были полураздеты?

– Да. Но в кабинете жарко и…

– Можете не продолжать. Этот вопрос мы разберем на педсовете. Пригласим родителей Иванова. Выясним, что и как. Если факты подтвердятся, Янина Станиславовна, вам придется уйти из школы.

Директриса слов на ветер не бросала. Сразу после окончания зимних каникул состоялся педсовет. Вначале казалось, что ситуация поправима, ведь было множество свидетелей того, что Иванова принесли на носилках в медкабинет для оказания ему медицинской помощи. Марта сообщила, что затем ученик был оставлен с классным руководителем наедине – с целью проведения воспитательной беседы. Решающие показания давал подросток. Но Иванов даже в присутствии матери, приглашенной на педсовет, беззастенчиво врал. Он стоял перед дилеммой: стать посмешищем класса, ребенком, которого воспитывает учительница, или героем дня, крутым мачо. Он выбрал последнее. Иванов заявил, что у них с Яной всё было по взаимному согласию. Сказал, что Янина Станиславовна – все одноклассники это подтвердят – с появления своего в школе положила на него глаз. Что он тоже ее любит. Оправданиям молодой учительницы педагогический совет не поверил. Да и то сказать, даже она не отрицала, что оба они сняли часть одежд. Школа такого не прощает. Педсовет постановил: уволить Ковалевскую Янину Станиславовну без права работы в школе, а ученика Иванова Евгения перевести в другое учебное заведение. Марте поставили на вид ее невмешательство.

Яна не вернулась в школу даже за трудовой книжкой, да и кому придет в голову печалиться о трех месяцах пропавшего стажа, тем более – о записи об увольнении по волчьей статье. К тому же, она успела понять за это время, что школа – не синекура, и в три часа, с окончанием уроков, рабочий день учительницы не заканчивается. Ей было ясно, что все придется начинать с нуля.

Дома Яна обсуждала с Мартой случившееся. Марта поддерживала подругу:

– Я ведь знаю, ты не виновата. Ты пыталась остудить мальчишку, но боялась ранить его юношеское чувство. Ты вела себя правильно.

– Ну зачем лукавить, Марта. Ты сама знаешь, что дыма без огня не бывает. Я едва не потеряла контроль над собой. Был момент…

– Я знаю, – вырвалось у Марты, – догадываюсь, – поправилась она.

– Тогда нечего меня защищать.

– У тебя есть планы насчет новой работы?

– Придется пока у Катюши деньжат перехватить, а там что-нибудь придумаю.

– Если что, можешь на меня рассчитывать, – великодушно предложила Марта.

Но через неделю затрещал стул и под самой Мартой. Придравшись к какой-то мелочи, директриса предложила ей уйти по собственному желанию. Она не простила секретарше пассивного поведения в ситуации, покачнувшей авторитет школы.

Казалось бы, общая беда должна была сблизить соседок, но вышло наоборот. Яна понимала, что Марту уволили из-за нее и, чувствуя себя виноватой, избегала общения с подругой. Яна была человеком, переживающем неприятности в одиночестве.

* * *

Близилась весна: ярче светило солнце, наливалось синевой небо, громче чирикали воробьи. Марта энергично вела поиски новой работы, и ожившая природа прибавляла ей энтузиазма – несколько сорвавшихся вариантов ничуть не обескуражили ее. Отец, войдя в положение дочери, увеличил ей отсылаемые суммы. Она могла продержаться на эти деньги, но ей недоставало каждодневного общения. Яна не пускала Марту к себе – она целыми днями сидела взаперти, раскладывала пасьянсы на компьютере. Единственной отдушиной для Марты оставалось посещение фитнес-клуба, и она радовалась, что успела заплатить за три месяца вперед.

Клуб Марта теперь посещала по утрам. Она шла в спортивные залы к девяти часам, как прежде на службу. Но были женщины, к ее появлению уже закончившие тренировку – они заезжали в клуб перед работой. К ним Марта относила и Наталью Степановну, восхищаясь силой воли этой женщины: ехать через весь город в такую рань – на это не каждый способен. Но однажды она сделала открытие: бухгалтерша ночует в клубе.

Как-то Марта, сидя в раздевалке, собралась перед тренировкой сделать пару глотков кефира, но уронила на пол раскрытую пачку, и тут же перед ее шкафчиком разлилась белесая лужа. Другая бы на ее месте кликнула уборщицу, и все было бы тотчас приведено в порядок, но Марта не была избалована прислугой. Она направилась на поиски швабры или тряпки, тычась по коридору наугад в разные двери. За одной из дверей услышала голоса и узнала их: Павел и Наталья Степановна разговаривали на повышенных тонах. Марта коснулась двери, чтобы войти, спросить про швабру, но застыла на месте, отдернув руку – она поняла, что любовники выясняют отношения:

– Пашуля, дорогой, ну почему ты не хочешь переехать жить ко мне? Разве пристало мне, как девчонке, ночевать где придется, таиться по углам, чтобы побыть со своим любимым!

– Вряд ли эти шикарные апартаменты можно назвать углом! В нашем распоряжении, Киса, и просторный диван, и чистые простыни, и даже бар с коньяком. Это же комната отдыха для вип-клиентов! Про душ и ванну и говорить нечего – в гостинице пять звезд не всегда такую красоту встретишь.

– И все-таки, если бы наши встречи проходили в моей квартире…

– Зато ты не тратишь время на дорогу. Наверняка тебе было бы лень в такую рань вставать, чтоб и на снарядах потренироваться, и в сауне расслабиться. А я не могу отказаться от ночных дежурств в клубе, я получаю за них дополнительные бабки.

Наталья Степановна одновременно и журила любовника, и ласкала его, не отпуская от себя. Она была не прочь еще раз, вместе с ним, нырнуть в море безумной страсти, но Павел уже настраивался на рабочий лад и не испытывал желания близости. В его расписании на ближайший час стояло групповое занятие.

– Ладно, истукан! Я тебе еще припомню твою бесчувственность! – вновь повышая голос, пригрозила Наталья Степановна. – Сейчас можешь одеваться, но сегодня вечером ты должен приехать в мою квартиру. И больше никаких возражений!

– Сегодня у меня в институте семинар, – освобожусь не раньше одиннадцати. Так что, после занятий я поеду к себе домой. Ты не сердись, Киса.

Раздались звон бьющихся стаканов, глухой стук упавшей мебели, яростные выкрики отчаявшейся женщины: «Ненавижу твой институт! Ненавижу!». Разъяренный Павел, со скрежетом повернув ключ в двери, вылетел в коридор, Марта едва успела отскочить в сторону.

– А ты, Марта, что тут делаешь? – заметил он стоящую у стены женщину. – Почему до сих пор не переоделась в спортивную форму? Через десять минут начнется тренировка!

– Вот, проходила мимо, – растерянно отозвалась Марта, вмиг забыв, почему оказалась тут. В следующий момент память вернулась к ней. – Я тряпку ищу, разлила кефир в раздевалке.

– Какая еще тряпка! Какой кефир! Марта, опомнись! Ты уже за все уплатила: и за лужи, и за семечки, и за брошенные где попало прокладки. Возвращайся в раздевалку, сейчас я пришлю туда клинера.

– Киллера? – вздрогнула Марта, ослышавшись. – Зачем?

– Бог ты мой! Уборщицу, по-русски говоря. Она сейчас, наверное, сауну моет.

Обожженная искрами чужого скандала Марта повернулась и пошла переодеваться. Едва она натянула на себя спортивный купальник, в дверь постучали. Звонкий голос Павла вопрошал:

– Девочки, голых нет?

Но кроме Марты в раздевалке никого уже не было – женщины давно переоделись и ушли в зал.

Павел прошел в раздевалку, держа в руках швабру и ведро с водой. Марта с молчаливым удивлением посторонилась. Павел сам посчитал нужным объяснить свое появление в качестве клинера:

– Незадача вышла, дорогая Марта. Только что узнал от администраторши, что клинер-уборщица вчера уволилась. Дескать, не желает больше вылизывать говно за избалованными дамочками. Извини, это ее слова. Вот мне и…

– Это же замечательно! – воскликнула Марта. – Значит, у меня есть шанс!

– Шанс? Ты о чем, Марта?

– Устроиться сюда этим, как ее, клинером. Я сейчас оказалась без работы, на шее у отца сидеть стыдно, я ведь уже взрослая девочка, а он не олигарх.

Павел посмотрел на крупную Марту, облаченную в гимнастический купальник: мышцы на руках слабые, живот великоват, нелегко ей будет на этом месте.

– Не советовал бы, Марта. Работа здесь тяжкая, прав никаких, только одни обязанности.

– Так не на всю же жизнь, – бесхитростно заметила Марта.

Павел продолжал с сомнением разглядывать кандидатку в уборщицы, поглаживая раздвоенный кончик своего носа. Однако он так и не успел подыскать новых возражений. В раздевалку влетела Наталья Степановна. На бухгалтерше уже был строгий костюм, лицу придана искусственная свежесть, волосы завиты крупными локонами и присобраны на темени дорогой заколкой. Она торопилась в бухгалтерию, но услышав голос Павла в женской раздевалке, заглянула сюда.

– А, Марта, привет! О чем вы тут шепчетесь?

– Представляешь, Наташа, – ответил Павел, – наша Марта надумала наняться клинером в клуб. Прежняя женщина, оказывается, вчера уволилась.

– Работать здесь? – глаза бухгалтерши сузились, взгляд стал подозрительным. – Ну нет, этого я не потерплю! Теперь я окончательно раскусила тебя, Марта. Простая, простая, а себе на уме! Думаешь поближе к Паше прилепиться? Твое поведение меня еще тогда насторожило, когда ты, прикрываясь математичкой, затащила Пашу к себе в квартиру. Он сам мне признался потом, что коньяк пил с тобой. А, может, вы еще чем занимались?

Слегка опешив от напора Натальи Степановны, Марта сумела собраться с мыслями. Не чувствуя за собой вины, она не стала оправдываться. Напротив, решила позлить бухгалтершу, чтобы наказать ее за неуместную ревность:

– Ага, Наташа. Ты попала в точку. Я специально решила грязь за такими дамочками, как ты, подтирать. Единственно ради того, чтобы с Пашей рядом быть. Еще будут вопросы?

– Ты шутишь, Марта? – растерялась Наталья Степановна. Наглые люди часто теряются от чужой наглости.

Марта накинула на купальник кофту и направилась к стойке администраторши для оформления. Через десять минут она была принята на работу с двухнедельным испытательным сроком. У нее даже трудовую книжку не потребовали, пообещав сделать позже все нужные записи. Разговор с администраторшей шел под аккомпанемент новой ссоры любовников в женской раздевалке.

Работа Марты началась с устранения злополучной лужицы от разлитого ею же кефира.

Вечером Марте удалось пробиться в комнату к Яне, преодолев многодневный заслон отчуждения.

Яна, нахмурив брови, сидела у компьютера и с помощью мыши передвигала разномастные тузы и шестерки по экрану. Рядом с ней стояла банка пива, другая, пустая, валялась на столе. Сообщение Марты о трудоустройстве Яна приняла скептически, Марта, сидящая у стола наискосок, не видела реакции соседки – длинная челка девушки, скрывала выражение ее глаз. Но в Яне копилось раздражение, и она вдруг выкрикнула, что лучше пойдет пустые бутылки по скверам собирать, чем когда-нибудь согласится работать в таком месте. Марта отвернулась от Яны, с обидой надула губы. Потом не выдержала и сделала ответный выпад:

– Вот-вот. Ты такая стерильная, а пивко-то на чьи деньги покупаешь? Катькиной добротой пользуешься?

– Шла бы ты к себе, старушка! – Яна встала со стула, покачиваясь, прошла к двери и распахнула ее. – Прошу из нашего шалашу.

Вытолкнув Марту из комнаты, Яна заперлась на задвижку, упала на диван и зашлась в рыданиях. Она уткнулась лицом в подушку, чтобы Марта в своей комнате не услышала ее, но от этого рыдания только усиливались. В этих слезах были и безысходность, и стыд за себя, и злость на Марту, и даже зависть к ней. К тому, что Марта смогла пойти на черную работу, а ей самой не пересилить свою гордыню. После неожиданной истерики Яне полегчало, она повернулась на спину и бездумно уставилась в потолок. По мере того, как высыхали слезы на глазах, веки ее слабели и медленно закрывались. Незаметно для себя Яна заснула.

Шли дни. Марте приходилось выполнять так много физической работы, что она даже похудела без всякого фитнеса. У нее теперь не было ни желания, ни сил изнурять себя на тренажерах. Единственной отрадой стало – посидеть четверть часа в сауне клуба в свой обеденный перерыв. Выйдя из сауны, она успевала, присев за служебным столиком в кафе, съесть принесенные из дома бутерброды. Иногда, если Наталья Степановна уезжала в банк или по другим делам, к ней присоединялся с чашечкой кофе Павел. Эти короткие совместные трапезы сблизили их: они стали как брат с сестрой. Главной темой разговоров был Борис. Павел расхваливал достоинства друга, просил почаще наведываться к нему. Но Марте напоминаний не требовалось, она сама охотно почти каждый вечер навещала инвалида. Говорил Павел и о своих делах, об учебе, тренировках, избегал только темы отношений с Натальей Степановной.

Как-то Марта рассказала ему о Яне, о том, что в комнату к себе она соседку не пускает, по-прежнему без работы, и, кажется, стала регулярно попивать.

Округлое лицо Павла неожиданно вытянулось, ямочки на щеках исчезли. Помолчав, он сказал:

– А знаешь что, Марта, поговори-ка с ней обо мне еще разок. Сейчас, в середине семестра, времени побольше, я готов позаниматься математикой без дураков. Мы проходим новый раздел, для менеджеров весьма полезный – линейное программирование. Не зная его – далеко не уедешь. Оптимальные продажи, законы логистики, складирования – это всё на матрицах основано. А я в них совершенно запутался, хотелось бы вникнуть в тему.

Марта обрадовалась его участию и обещала передать просьбу Яне.

Вечером Марта робко постучалась в дверь к Яне. С того вечера, когда женщины поссорились, прошло почти три недели, и они ни разу не общались.

– Извини, Яна. Это опять я, Марта. У меня к тебе деловой разговор. Открой, пожалуйста.

Яна открыла. Лицо ее было помято и имело землистый оттенок. Голос был равнодушен и устал:

– Заходи.

Марта остановилась на пороге:

– Яна, я вот с чем к тебе пришла. Паша решил заняться математикой, снова хочет брать у тебя уроки.

– Опять надеется получить шпаргалки, не прикладывая усилий?

– Нет. На этот раз он…

– Ладно, не продолжай, Марта. Сейчас у меня нет иного выхода. Кстати, ты извини, что я в прошлый раз так… Понимаешь, все так скверно, одно к одному.

– Я уже и забыла, Яночка. С кем не бывает.

У Марты с сердца свалился груз, враждовать она не умела и не любила. Она бочком прошла в комнату, обходя Яну, и остановилась посередине. Увиденное поразило ее: всюду неряшливо разбросана одежда, грязная посуда на тумбочке, банки и бутылки из-под пива раскиданы там и сям. Но не осуждение, а глубокое сочувствие охватило Марту: Яна так одинока, так несчастна. Хотя обычно Марта за словом в карман не лезла, сейчас она не знала, как повести разговор:

– Яна, а твоя подруга, Катя, как поживает? Продолжает ублажать мужа?

– А что ей еще делать? Муж ведь. Кстати, Марта, мы с ней недавно разговаривали по телефону, она с ума сходит от скуки в своем тереме. Я предложила ей фитнесом заняться, какое-никакое общение, хотя она спорт не любит. Но, может, ей порекомендовать ваш клуб? Ты поможешь ей освоится.

– Замечательная идея! Я с Пашей переговорю, чтобы он личную опеку над ней взял. Она ведь может позволить себе оплатить персонального инструктора?

– Думаю, проблем с оплатой не возникнет.

– Она по-прежнему тебя деньгами ссужает? При ее возможностях…

– Это не Катины возможности, а Олега Котова. А муженек за каждую копейку отчета требует. Однако на то, что считает полезным, деньги дает. Полагаю, и фитнес оплатит. Ну, ладно, Марта, пока. Ты иди, а то я тут прибраться собиралась.

5

Катерину на тренировки обычно привозил шофер, он же забирал ее из клуба Но однажды за ней на машине заехал ее муж. Олега Котова можно было бы принять за тренера по тяжелой атлетике – в студенческие годы он отдал дань штанге. У него были крупная, наголо стриженная голова, накачанные шея и плечи, выпирающая колесом грудь, и рост, вполне приличный для мужчины. Сейчас он был в замшевой спортивной куртке и вел себя не только демократично, но и галантно. Он даже поцеловал Марте руку, когда жена познакомила их. Впрочем, в тот момент на Марте не было рабочей униформы, и он принял ее за одну из состоятельных посетительниц клуба. Марта, как многие женщины до нее, была очарована Олегом, однако не стала вводить его в заблуждение, тут же призналась, что работает в клубе клинером. Олег, улыбнувшись, заметил, что ценит людей, добивающихся всего своим трудом. Что он тоже сделал себя сам. Марта, польщенная его вниманием, желая порадовать Олега, кокетливо сообщила:

– А я слышала о вас и раньше, от Яны Ковалевской.

Котов нахмурился:

– И что же, позвольте спросить, она вам рассказывала?

Марта растерянно замолчала. Ничего конкретного ей Яна не говорила, только упомянула о нем, как о муже Катерины, хотя слова ее звучали скептически-холодно. Но этого ведь не передашь человеку! Марта так и не нашлась, что ответить, поэтому Олег продолжил сам:

– Вряд ли Яна могла быть справедлива ко мне. Она умна, тут не поспоришь, но у нее множество комплексов. Когда у женщины не устроена личная жизнь, она бывает неадекватна.

Марта подумала, что в чем-то Олег прав, но заступилась за подругу:

– Яна нормальная девушка, только очень ранимая.

Заступничество Марты вывело Олега из благодушного состояния. Яна, распускающая о нем бог знает какие сплетни, вовсе не относилась к разряду «несчастненьких».

– Вы считаете нормальным, что она через мою жену тянет из меня деньги? Два месяца без работы! А до своих коротких гастролей в школе тоже черт знает сколько времени валяла дурака!

Катерина, до сих пор молча слушавшая диалог, не выдержала:

– Она же ищет работу, Олежек! А ты не хочешь помочь ей.

– Она ко мне обращалась?

Супруги начали ссориться, видно, тема оказалась для них болезненной и застарелой. Марта посмотрела на часы и сказала, что ей пора домой. Олег спросил, в каком районе она живет, предложил подвести к дому – Фонарный переулок находился в трех минутах от Театральной площади, где жили Котовы.

Катерина и Марта, с комфортом устроившись на заднем сидении машины, всю дорогу обсуждали рецепты диетической кухни. Котов сидел за рулем, и не слушал их болтовню. Он вел джип уверенно, обгонял попутные машины, иных просто прижимал к обочине. На одном из перекрестков хотел проскочить на желтый сигнал светофора, но не успел, потому что на проезжую часть, прямо перед джипом, выскочила пара: мужчина в оранжево-синей робе и девушка в куртке с капюшоном. И мало того, что выскочили они внезапно, еще и завертелись на «зебре»: девушка, заметив близко машину, дернулась назад, к тротуару, а мужчина тянул ее за руку на другую сторону улицы. Олег чертыхнулся, резко нажал на тормоза, едва не наехал на безумцев. Девушка оказалась прямо перед передним бампером джипа. В следующий момент для пешеходов вспыхнул зеленый свет.

– Это же наша Яна! – запоздало воскликнула Марта и замахала ей рукой с заднего сидения.

Но Яна не вглядывалась в полутемный салон громоздкого автомобиля – коренастый мужчина в униформе с надписью «водоканал» на спине, торопил ее завершить переход улицы.

– Вот дура, прямо под колеса бросилась! – не мог успокоиться Олег.

– А кто это с ней, не знаешь, Марта? – спросила Катерина. – Заметила, на его куртке слово «водоканал».

– «Водоканал»? – повторила Марта. Догадка вспыхнула в ее голове. – Не знаю, Катя, есть ли тут связь, но у нас в доме на той неделе водопровод прорвало, прямо над ее комнатой, на чердаке. Яна говорила, что приезжали мастера из «водоканала», трубы заваривали. Не из той ли это бригады мужичок? Она мне, разумеется, ничего о своем знакомстве не рассказала, только про аварию сообщила. Тут ведь не промолчишь, и в моей комнате весь потолок тоже был залит.

В зеркальце водителя отразилась скептическая улыбка Олега, будто Яна, заведя знакомство с рабочим, чем-то компрометировала себя. Котов высадил Марту в Фонарном переулке – отсюда было недалеко до их дома у Театральной площади.

Марта весь вечер с нетерпением ожидала Яну, чтобы найти подтверждения своим догадкам и узнать подробности. Едва в дверном замке соседки со скрипом провернулся ключ, Марта выглянула в коридор.

– Яночка, отдохнешь, загляни ко мне. Я хотела тебе новые занавески показать, услышать твое мнение.

– Я же ничего не смыслю в этих рюшечках-оборках. Но хорошо. Сейчас переоденусь и загляну.

Было видно, что настроение у Яны на редкость хорошее, хотя она абсолютно трезва, что случалось нечасто в последнее время. Баночку-другую пива она опрокидывала чуть ли не ежедневно.

Марта вскипятила чай и выставила на стол сырники, чтобы побаловать домашней выпечкой соседку. Недавно она, действительно, поменяла плотные шторы на вуаль, но мнение Яны не слишком интересовало Марту. Она и так знала, что сделала лучший выбор! От занавесок быстро перекинула мостик к волнующей ее теме:

– Яна, если ты соберешься покупать занавеси, позови меня с собой. Я помогу тебе выбрать симпатичные.

– Пока не думала об этом.

– А мне показалось, что пора уже и подумать! – Марта лукаво улыбнулась. – А мы тебя сегодня на улице видели, и не одну. Давно водишь знакомство с работником «водоканала»?

– Кто это «мы»?

– Я и Котовы: Олег с Катей. Мы вместе ехали, а вы с этим мужиком прямо под его джип бросилась на переходе!

– А-а! Значит, это была машина Котова. Тогда все ясно: такие, как он, пешехода никогда не пропустят!

– Так и вы прежде разрешенного сигнала на дорогу выскочили! Яна, а скажи, этот работяга – из той бригады, которая аварию в нашем доме устраняла?

– Он не работяга, Марта, а мастер. Есть разница! Между прочим, институт заканчивал. Его Валера зовут.

– Извини, не знала. И куда вы с ним так торопились?

Против обыкновения Яна была сегодня словоохотлива:

– Мы с ним в железнодорожный музей рядом с Сенной площадью торопились. Он рано закрывается.

– Почему в железнодорожный? – удивилась Марта, не забыв подцепить вилкой очередной сырник. – Валера раньше на железной дороге работал?

– Ты как-то прямолинейно мыслишь, Марта. По твоей логике, в Эрмитаж должны ходить одни художники. Просто в военно-морском мы в субботу уже побывали, теперь вот в артиллерийский собираемся.

– С музеями ясно. Но это же так скучно! А как насчет кафе, ресторанов? Или он прижимист, денежки экономит?

– В технических музеях много интересного, но ты этого не поймешь, Марта. А в рестораны мы принципиально не ходим.

– Это почему же? – сырник Марты развалился на вилке и упал на стол. Она, не заметив этого, ткнулась губами в стальные зубчики.

– Понимаешь, Валерий подшит. Он пил по-черному, сам мне честно все рассказал. Я, кстати, тоже подумываю кончать пивные шалости. А то сама не замечу, как подсяду на злачный напиток. К тому же, на пиве вес быстро набираешь, а мне не хотелось бы терять фигуру. Вот мы с Валерой и ходим туда, где соблазна нет – где алкоголь в принципе отсутствует.

– Ладно, ходите, куда хотите! – почему-то рассердилась Марта. – Ты мне лучше вот что скажи: он холост или женат?

– Кажется, разведен.

– Кажется или разведен?

– Я паспорт его не проверяла.

– Я бы на твоем месте попросила показать. Сейчас такие мужики ушлые пошли. Да, вот что еще хотела сказать. Паша снова спрашивал, когда можно будет к тебе придти заниматься математикой.

– На той неделе, в любой день. Пусть только предупредит накануне.

* * *

На этот раз урок шел веселее. Павел проявлял интерес к предмету, со вниманием выслушивал объяснения Яны, задавал уточняющие вопросы. Она, в свою очередь, одобрительно кивала, когда он, схватывая на лету ее советы, выдавал решение задачки.

Марта, старалась не шуметь, не включала музыку, и, как в прошлый раз, тихо сидела с вышиванием в своей комнате. Помимо воли она слышала, как проходил урок, но слова «матрица», «уравнения», «определитель» навевали скуку, и несколько раз она роняла вышивание из рук, дремала под скучную тарабарщину за стенкой.

Зато Яна была возбуждена и радостна – недавно зародившиеся отношения с мастером «водоканала» придавали ей чувство уверенности, а наступившая весна с ярким солнцем и капелями тревожила сердце: сосульки, нависшие над ее окном с крыши, таяли на глазах, шлепая каплями о жесть водоотлива. Павел продолжал радовать правильными ответами, и Яна засмотрелась на его глаза, когда он, ожидая реакции учительницы на решение задачи, вопросительно взглянул на нее.

«Какой светлый парень, какие чистые и добрые у него глаза, будто озера!» – подумала Яна. У нее участилось дыхание, порозовели щеки. Она продолжила разглядывать Павла, будто впервые увидела его: рельефная шея, уши красивой формы – короткая стрижка полностью обнажала их. Заметила Яна и раздвоенный кончик носа, и след от сбритых усов над губами. Эти детали, такие обыкновенные, показались неприлично интимными, настолько неуместно было их замечать во время урока. «Что со мной происходит? – встряхнула челкой Яна. – Нет, я не поддамся его обаянию. Влюбиться, как дура, а потом быть обманутой? Это мы уже проходили!».

И, придав голосу строгости, она сказала совсем не то, к чему рвалась душа:

– Что ж, Павел. Сегодня вы неплохо поработали, но мы решали стереотипные задачи. Чтобы справиться с заданиями повышенной трудности, вам надо глубже изучить теорию.

– Разве мы снова на «вы»? – улыбнулся Павел, пропуская назидания Яны мимо ушей.

У Павла тоже было хорошее настроение. Он был доволен и собой, и учительницей. Она показалась ему сегодня вполне привлекательной девушкой, хотя и не в его вкусе. Черно-смоляные волосы, постриженные неровными прядями, и серая мужская рубашка, застегнутая под самый подбородок, противоречили друг другу. Ей не хватало женственности, а вдобавок она взяла еще этот противный учительский тон. Зачем? Он и так уважает ее знания и ум.

– Я готов обращаться к тебе, Яна, и по имени-отчеству, даже называть «Ваше величество», но мы ведь не в школе и не в институте. Давай по-простому, на «ты»!

Благодушие Павла победило напускную суровость учительницы:

– Хорошо, я не возражаю.

Марта проснулась от того, что услышала, как хлопнула дверь Яниной комнаты. Урок закончился, учительница с учеником вышли в коридор. Марта тотчас высунулась из своей комнаты и позвала их обоих к себе на чай. Павел не возражал, но идти чаевничать к Марте во второй раз с пустыми руками показалось неудобным:

– Подождите, девчонки. Я в магазин сбегаю, чего-нибудь к чаю принесу.

Не успела Марта и рта раскрыть, как он уже выскочил на лестницу и был таков.

Марта постелила на стол веселенькую в цветочках скатерть, достала из серванта чашки, ложки, сахарницу. Яна на правах гостьи сидела на стуле, сложив руки на коленях. Краски на ее щеках хотя и побледнели, но еще проступали сквозь тонкую кожу, в глазах отражалось болезненное возбуждение. Этот неровный свет уловила Марта:

– Сдается мне, Яночка, что сегодня вы с Пашей, не только математикой занимались, – она сделала многозначительную паузу. – Признайся, он флиртовал с тобой?

– Глупости. С чего ты взяла?

– А ты посмотри на себя в зеркало! Расцвела как майская роза!

Марта дразнила подругу, чтобы выведать подробности, а Яна поражалась, как Марта тонко чувствует ее состояние.

– От тебя ничего не скроешь! – вздохнула она.

– А есть, что скрывать?

Яна не собиралась делиться с Мартой внезапно нахлынувшими на нее во время урока чувствами, решила пустить соседку по ложному следу.

– Тебе кажется, что Паша своими ответами по математике вызвал во мне вдохновение?

– Неужели о своем сантехнике грезишь?

– На следующей неделе Валера переезжает ко мне.

– Ты шутишь? Так сразу? Ты же его совсем не знаешь!

– Уже знаю, – заявила Яна.

У Валерия с Яной накануне состоялось интимное свидание, хотя назвать таковым его можно было только с натяжкой. Валерий пришел к Яне днем, когда Марта была на работе, поэтому визит прошел мимо внимания соседки. Вначале он починил и укрепил петли у шкафа, затем приготовил обед и накормил им Яну. А после обеда они молча уселись на диване. Яна напряглась, застыла в неестественной позе – много лет она не знала мужчины. После инцидента с Олегом у нее был неудачный опыт с другим мужчиной – у них ничего не получилось, потому что она была слишком зажата. И вот снова сложилась щекотливая ситуация. Но Валерий был исключительно мягок. Он нежно обнял Яну, робко, как-то по-отцовски поцеловал в щеку. Яна повернула к нему свое лицо и увидела в его глазах такую робость, что собственное напряжение отпустило ее. Затем он, краснея, признался, что не состоятелен как мужчина. Возможно, подумала Яна, жена прогнала его из дома не только потому, что он пил, но и в связи с его немощью. Или все в комплексе сыграло свою роль. Его признание не испугало Яну, напротив, она обрадовалась бессилию Валерия. Ведь и с ней не все в порядке, близость с мужчиной вызывает не только ужас, но и реакцию тела. Яна поцеловала Валерия в лоб и сказала, что она тоже не стремится к физической близости и духовные отношения ценит превыше всего. Гость приободрился и стал еще нежнее, хотя нежность его выражалась только в поглаживании ее колена.

В разговоре Валерий пожаловался, что снимаемую им квартиру придется скоро освободить, так как она понадобилась хозяевам. В необъяснимом порыве жалости Яна предложила Валерию пожить какое-то время у нее.

– Ну как же? Неудобно!

– Ты очень вкусно готовишь! – нашлась Яна.

– Правда? Тебе понравилось?

– Еще никто ни разу в жизни не готовил обед специально для меня.

– Кстати, я и зарабатываю прилично, меня недавно на должность старшего мастера поставили. Начальство поверило, что я с водярой накрепко завязал.

– А ты, действительно, разведен? – Яна вспомнила опасения Марты.

– Могу паспорт показать, – Валерий полез в карман за документом.

– А и посмотрю, ты что думаешь! Должна же я знать, кого в дом пускаю!

Яна посмотрела и страничку с регистрацией, и штамп о разводе: все так и есть, как Валерий говорил.

Марта с трудом переваривала услышанное:

– Он же стар для тебя. Ему, наверное, за сорок перевалило.

– Мне самой до тридцатника недалеко, чего теперь ждать…

Марта чувствовала, что Яна что-то не договаривает, но свет в ее глазах уже потух, и лицо стало привычно бледным.

Следующий вопрос Марта задать не успела: раздался звонок в дверь, и она пошла открывать ее.

– А вот и я! – громогласно возвестил о себе Павел. – Представляете, девчонки: ближайшая лавка закрыта по техпричинам, пришлось три квартала до другого магазина топать. Может, где-то во двориках есть ларек? Но я не знаю вашего района, вот и плутал полчаса.

Девушки быстренько выставили на стол купленные гостем пирожные, какие-то булочки, конфеты, фрукты и уселись за стол. За чаем Павел заговорил о планах, о будущем бизнесе. Он еще смутно представлял, чем займется, но уже знал, что с деньгами ему поможет Наталья Степановна и она же станет работать бухгалтером в его фирме.

– Неужели Наташа согласится оставить работу в сети фитнес-клубов? У нее, наверняка, здесь стабильный и приличный доход, – недоверчиво спросила Марта, доливая кипятку в чашки.

– Ради меня она на все готова! Как только поняла, что мое решение стать менеджером твердое, стала подталкивать меня в бизнесмены. Думаю, мы свой спортклуб откроем, только профиль еще не выбрали.

Когда зашла речь о Наталье Степановне, Яна почувствовала тянущую боль в груди и сжала губы, забыв о пирожном. Марта считала с лица Яны огорчение и задумалась: если соседка собирается жить со своим сантехником, почему ее задели планы Паши? А Яна вдруг продемонстрировала несвойственное ей любопытство:

– Паша, если не секрет, у вас с Натальей Степановной есть и личные планы? Подарок к свадьбе когда готовить?

– Все так сложно, девочки. Но скрывать не стану: мне неплохо с Наташей – она заботится обо мне больше, чем мама, и в остальном меня в ней все устраивает.

При последних словах Павла Яна окончательно помрачнела, опустила голову, но темная завеса челки скрыла ее глаза. Павел продолжал говорить о своей подруге:

– Иногда Наташа бывает просто невыносимой. Она такая непредсказуемая.

– Что ж в этом плохого?! – неожиданно сверкнула взглядом Яна. – Я не знакома с твоей Натальей, Паша, но мне кажется, что непредсказуемость придает глубину отношениям. Напрасно этому качеству приписывают негативный смысл. В непредсказуемости есть определенная прелесть – она открывает новые стороны в человеке, нередко очень привлекательные.

Марта снова насторожилась: почему Яна защищает неизвестную ей женщину? Или она говорит уже о себе? Павел отхлебнул глоток чаю, уминая, наверное, уже пятую булочку. Разделавшись с нею, возразил Яне:

– Я люблю ясность и простоту. Если человек что-то скрывает – это его право, но я не любитель сюрпризов.

Яна посчитала такой ответ примитивным, но вслух мнение не высказала. Если человек не способен мыслить развернуто, она не станет терять время на споры.

– Что ж, спасибо за компанию, у меня еще есть на сегодня дела.

Она быстро встала и вышла из комнаты. Павел после ее ухода тоже поспешил домой, Марте оставалось вымыть за гостями посуду.

Павел наведался к Яне еще несколько раз, но ученик и учительница больше не оставались наедине в комнате, – у Яны поселился Валерий. Во время занятия он тихо сидел на диване и читал газету или разгадывал кроссворд, а Яна с Павлом говорили только об учебном предмете, не касаясь посторонних тем, и у обоих нарастало смутное недовольство друг другом. Вскоре уроки прекратились.

Совместная жизнь Яны и Валерия засветилась новыми красками. С наступлением теплых дней они перестали бродить по затхлым залам музеев, стали выезжать на экскурсии в парки Пушкина, Павловска и Гатчины. Весенняя природа и солнце дарили последователям Платона свежесть и энергию, восполняя ущербность их связи. В рабочие дни, когда Валерий дежурил в аварийной службе водоканала, Яна посещала лекции и семинары на фондовой бирже. Она решила сменить профессию и стать трейдером – специалистом по ценным бумагам. Валерий оплатил ей курсы.

* * *

Отношения Павла с Натальей Степановной тоже вошли в спокойные берега. Эксцентричная бухгалтерша прекратила устраивать своему другу бурные сцены в фитнес-клубе. Внешне она не выказывала теперь ревности, поскольку Павел пригрозил, что не будет дальше терпеть ее выходки. Чтобы загладить впечатление от былых ссор, Наталья Степановна предложила Павлу совершить на майские праздники небольшое путешествие, пригласив в компанию и Марту с Борисом. Она заверила, что обеспечит аренду клубного микроавтобуса «Фольксваген-транспортер». Маршрут выбирали все вместе. Ехать решили через Финляндию в Швецию – в ближайшую к Питеру заграницу.

Марта на этот раз сопровождала Бориса не в качестве нанятой работницы, а как близкая его подруга. Он радовался безмерно! Пока Марта вместе с матерью собирали Бориса в дорогу, он вертелся по квартире на своей коляске, вертелся в буквальном смысле этого слова, – выделывал опасные развороты и вращения, как подросток на байкерской площадке. Марта громко восхищалась своим байкером, а когда его мать вышла из комнаты, присела на колени к Борису и прильнула подбородком к его макушке. Коляска скрипнула, но выдержала двойной вес. Борис опрокинул голову назад и встретился губами с губами Марты. Их первый поцелуй был долгим и нежным.

Ласки прервал телефонный звонок. Марта подала Борису трубку. Звонил Павел. Он расстроенным голосом сообщил, что поездка отменяется, так как Наталья Степановна с дизентерией попала в боткинские бараки. Сказал, что в больницу к ней не пропускают и что она застрянет там как минимум на десять дней. Разговор опечалил Бориса, он рассказал ситуацию Марте и теперь ждал от нее слов утешения. Марта присела на диван, теребя руками куртку Бориса, приготовленную для поездки, задумалась. И вдруг – предложила ехать втроем, без Натальи Степановны. Борис возразил, что Наталья обидится, если Павел поедет без нее, а без Павла поездка вообще состояться не могла – ему ведь предстояло вести машину.

– А то, что деньги за бронь в отелях пропадут и билеты на паром «Силья лайн», ее не волнует? До начала поездки осталось всего ничего, нам едва ли вернут половину суммы, – напомнила Марта. – Может, для Натальи эти деньги ничтожны, а мы с тобой каждой копейке вынуждены вести счет.

– Если уж и ехать, то не втроем, иначе Пашке будет скучно. Тогда ищи ему девчонку взамен Натальи. Меня-то мало расстроит отсутствие этой тигрицы – она Пашке не пара.

– Потому что старше его?

– Это ерунда! Она все живое в моем друге убивает. Тянет парня в бизнес, а он такой доверчивый, его в три счета обведут вокруг пальца. В общем, идея неплоха, Марочка, – ехать без Натальи. Так подыщешь ей замену?

Марта быстро перебрала в голове имена знакомых девушек. Подходящей кандидатурой могла быть Яна, если бы не ее чудаковатый сожитель. Марта испытывала к нему такую же антипатию, как Борис к Наталье. Марта подозревала, что Яна сошлась со своим сантехником от одиночества, но не любит его. Вот пусть и проверит свои чувства: отдохнет в другой компании.

– Есть у меня подруга, она же моя соседка – Яна. Да ты знаком с нею! Помнишь, на даче в Комарово, она на велосипеде ехала и…

– Можешь не продолжать! Прекрасно помню! И Паша у этой самой Яны уроки математики берет, так?

– Да, я ее имею ввиду.

– Пашка говорил, что она не слишком веселая дева. И мне помнится, там, на даче, она на всех нагнала тоску.

– Ты ее плохо знаешь! – заступилась Марта. – Яна может нас кроссвордами и карточными фокусами развлечь.

– Это уже кое-что. Дай-ка трубочку, Марта. Я Пашке этот вариант предложу. Если он согласится, звони своей Яне. Но прежде узнай, есть ли у нее загранпаспорт, а визу мы за два дня оформим.

Наталья Степановна еще раз проявила благоразумие и дала Павлу добро на поездку троицы без нее – он, разумеется, умолчал о том, что планирует пригласить Яну.

Обстоятельства подталкивали Янину к поездке. Ее в определенном смысле этого слова виртуальный супруг, современный Иосиф, уже уехал на праздники в деревню, к матери. На этот раз он взял с собой и сына-подростка. Яна не обижалась на то, что Валерий оставил ее в одиночестве, отцовский долг – это святое. Она даже радовалась его отъезду, так как с трудом привыкала к совместной жизни с этим не слишком близким ей духовно и физически мужчиной. Даже его покладистость и заботливость временами раздражали ее. И вот теперь – это приглашение! Хотя ехать с шумной компанией, с Мартой, надоевшей и дома, не слишком хотелось, побывать за границей было заманчиво. У Яны даже имелся загранпаспорт, так как пару лет назад она собиралась выехать на работу в другую страну. Сейчас документ пригодился.

Однако сомнения одолевали Яну. Она позвонила Катерине. Подруга с энтузиазмом стала расхваливать скандинавские страны. Вспомнила, что бывала там с мужем не раз, и снова бы не отказалась прокатиться.

Яна постучала в стенку, объявила Марте о своем согласии ехать и пригласила ее зайти, обсудить детали. Марта прибежала сразу. Теперь ей редко удавалось общаться с Яной, поскольку та жила не одна. Но сейчас они обговорят всё-всё, и не только о путешествии. Можно будет обсудить и свои отношения с Борисом, и выведать у Яны о Валерии, и порасспросить о Кате, что-то та последнее время перестала появляться в фитнес-клубе.

Катерина, действительно, последнее время почти никуда не ходила – муж наказал ей не высовывать носа из дома. Сказал, что у него возникли проблемы: долг, который он не в состоянии отдать быстро. Кредитор угрожает ему и семье. Катя, безвылазно сидя в квартире, волей-неволей стала чаще общаться с Олегом. Вот и сейчас она, поговорив по телефону с Яной, поделилась новостью с мужем, рассказала, что подруга собирается ехать в путешествие. Олег, как обычно, вначале слушал жену вполуха, но потом вдруг стал расспрашивать о подробностях, с кем да как Яна едет. И вдруг замолчал, надолго задумался.

Да, это был шанс оттащить себя и Катю от края пропасти. Он долго противился приказу тех страшных людей, которым задолжал. Те требовали, чтобы в счет долга он помог им переправить из Финляндии в Питер амфетамин – синтетический наркотик. Всего один раз! Он не хотел рисковать, ведь у него имелся легальный рыбный бизнес, постоянная виза в Финляндию. Коммерсантов на границе проверяют тщательнее, чем туристов. А что, если тайно включить в наркотрафик Яну с ее компанией? Если все обделать аккуратно, комар носа не подточит. А если их задержат? Олег Котов впервые в жизни стоял перед моральным выбором: он может подвести невинного человека, женщину, под статью! Конечно, эта женщина когда-то нанесла ему смертельное оскорбление, оговорила его, опозорила перед народом. И все же он простил ее. А теперь стоит перед выбором: спасать жизнь Кати или рискнуть свободой Яны. Да и риск-то минимален. На российской территории он освободит этих лохов от груза и очистит их от угрозы ареста, а сам будет чист перед могущественным кредитором.

Котов прошел в свой кабинет и кому-то позвонил, а вернувшись в комнату продолжил разговор с женой необычайно ласковым тоном:

– Не прокатиться ли и нам, Катрин, на майские праздники к финикам? Что-то мы засиделись с тобой, женушка.

Катерина удивилась: то из дома не выпускал, то предлагает поездку за границу. Хотя, возможно, там можно не опасаться преследования, о котором он как-то обмолвился. Она высказала ответное предложение:

– В Финляндии мне каждый куст знаком, может, лучше в Чехию слетаем?

– В Чехии мы тоже бывали, не вижу разницы.

– Там есть замки, которые я еще не видела.

– Важно ведь не куда ехать, а с кем. Разве тебе не хочется лишний раз пообщаться с подружкой? Давай присоединимся к их компании!

– Олежка, ты предлагаешь ехать с Яной? Ты же ее на дух не переносишь! Помнишь, осенью как с ней обошелся? Чуть ли не вытолкал с дачи!

– У меня тогда были неурядицы на работе, Катюша. Я был раздражен. А тут представляется случай загладить мою грубость, навести мосты. Яна ведь твоя самая близкая подруга! На что не пойдешь ради любимой жены! – Олег обнял Катерину, поиграл кончиком ее косы, пощекотал им нос жены. – Разузнай их маршрут, можно будет состыковаться.

– Не могу поверить, Олег! Ты готов примириться с Яной?

– А не пора ли нам малыша завести? – выложил последний аргумент Олег, до сих пор он запрещал жене рожать ребенка.

Катя положила голову мужу на плечо.

– Катюша, Яна не рассказывала тебе, как она выставила меня однажды на посмешище перед всем университетом? Назвала импотентом!

– Не-е-т. Она говорила, что едва помнит тебя.

– Вот как?!

Олег быстренько сочинил историю, будто Яна без всякой на то причины разнесла о нем постыдный слух. Дескать, была влюблена в него и не добившись взаимности решила отомстить.

– Влюблена? – ревность уколола Катерину. – Этого она мне не рассказывала.

– Понятное дело. Знаешь, киска, ты не подымай с ней эту тему. Вообще-то я обещал Яне молчать, она упросила меня не рассказывать о ее гадости. Столько лет держался, но, вот, сорвалось с языка.

Вообще-то Олег решил изложить свою версию жене, чтобы упредить Яну. Столько лет она держала его на «мушке», могла рассказать, как он кидал девчонок, соблазняя и делая сомнительные фотографии для своей коллекции. Но ведь он тогда был совсем сосунком, сейчас бы ему и в голову не пришло самоутверждаться таким образом.

Катерина встала с кровати и вышла в гостиную. Она в смятении теребила косу. Да, они дружны с Яной со школьных лет, но между ними не принято обсуждать интимные вопросы. Это придавало их дружбе возвышенный оттенок, такие отношения редко встречаются между женщинами. Даже когда Катерина жаловалась на семейные неурядицы, она никогда не говорила о сокровенном. Олег был невоздержан и резок в постели. Он полагал, что подаренные жене бриллианты сторицей восполняют бесполезные нежности по ночам.

Олег Котов гордился своей женой перед своим мужским окружением. Ему нравились ее немного старомодный вид тургеневской девушки, узкое аристократическое лицо, толстая коса до пояса и стройная талия. Родители ее были художники, довольно известные в своей среде, но, не обнаружив у дочери таланта к живописи, направили ее по пути искусствоведения. И хотя после замужества Котов настоял, чтобы жена сидела дома, к месту и ни к месту он с гордостью сообщал: «Моя Катрин – искусствовед». Он был противоречивой натурой и сам страдал от полярных проявлений своего характера.

Катерина, взволнованная сказанным мужем, подошла к телефону, набрала номер Яны, но, услышав ее голос, малодушно положила трубку. В своем воображении она выстраивала сцены из прошлого Яны и Олега, но задать вопрос прямо у нее не хватало решимости. Наступила полночь, муж заснул, Катерина снова встала, прошла на кухню, налила рюмку коньяка. Выпив, позвонила снова – она знала, что Яна ложится поздно.

Вначале Катерина сообщила, что они с мужем решили поехать по тому же маршруту и что хорошо хотя бы часть путешествия провести вместе. Яне идея не показалась удачной, видеть лишний раз Олега ей было неприятно, но с другой стороны – было жаль подругу. Марта что-то говорила о том, что над Которыми нависла какая-то угроза, и Катя не выходит из дома. Поэтому Яна согласилась узнать у своих спутников подробности маршрута, чтобы плыть одним рейсом на пароме, а при случае остановиться в одном отеле. Она хотела уже пожелать Катерине спокойной ночи и повесить трубку, но вдруг услышал вопрос, казалось бы, невозможный в устах подруги:

– Яна, можно тебя спросить? Ты действительно прилюдно оговорила Олега в университете, назвав его импотентом?

Яна сглотнув слюну, уточнила:

– Он тебе все рассказал?

– Да.

– Ты была зла на него? Обиды на Карабаса переместились на Олега…

– При чем тут Карабас?

– Извини, я подумала, что детские неврозы… – Катерина искала оправдания для подруги.

– Странно все-таки, что Олег решил тебе рассказать эту историю.

– Он сказал, что ему трудно забыть тот случай.

Катерина отключила трубку, выпила вторую рюмку. Легкое головокружение растворило обиду. Она готова была простить Яне минутную слабость, оправдывая ее трудным детством, но все же уважение к подруге пошатнулось. Оговорить человека! И Олег вызывал сочувствие – получить такую моральную травму в студенческие годы, быть высмеянным всем курсом. То, что над ним посмеялась ее лучшая подруга, было особенно больно.

Еще в большем недоумении пребывала Яна. Она не могла понять: то ли Олег Котов каялся перед женой за прошлые грехи, то ли обвинял ее. Ей расхотелось ехать в Финляндию, но отказываться уже было неудобно – люди на нее рассчитывали. К тому же, где-то на самом донышке души тлела мыслишка, что Павел едет без своей женщины, а значит… «Ничего не значит», оборвала она себя.

6

Синий микроавтобус «Фольксваген» с четверкой путешественников быстро отмахал двести километров мимо дачных поселков Ленинградской области. На границе пришлось задержаться – там уже выстроилась очередь машин, ожидающих проверки. Лишь через два часа, пройдя таможенный контроль двух государств, туристы покатили по бархатной дороге соседней страны. Теперь с одной стороны их окружали аккуратные пастбища и еще не засеянные поля, с другой – пятиметровая стена розоватой скальной породы.

Яна ехала на переднем сидении рядом с Павлом, но в этой просторной машине между ними мог бы поместиться еще один пассажир. Сейчас незанятое пространство казалось нейтральной полосой, разделяющей государства. Яна отчужденно молчала. Павел сосредоточил внимание на вождении. Зато в салоне царила непринужденная обстановка. Марта и Борис снова с увлечением обсуждали китайские учения и фэн-шуй. Борис говорил об энергии гор и морей, в согласии с которой китайцы строили свои жилища, но относился скептически к современным популязаторам этой теории. Зато выяснилось, что сам он углубленно изучает техники Цигун и с их помощью значительно укрепил свое здоровье. В этой гимнастике акцент делался на духовной стороне упражнений, что давалось ему легче, чем физические движения. Тут же Борис с помощью рук изобразил ритуальные жесты – мудры, приносящие счастье и блаженство. Когда их с Мартой пальцы соединились в замысловатом сплетении, оба, не сводя друг с друга глаз, блаженно затихли, тем самым подтверждая правоту китайцев.

До отеля, где у путешественников были забронированы места, оставалось еще полсотни километров, но вскоре стало ясно, что в этот день туда не добраться. Павел то и дело останавливался, с трудом дотягивал до бензоколонок, где имелись туалеты. Вскоре стало ясно, что продолжить путешествие он не может. У всех промелькнула мысль: вдруг он заразился от своей подруги? А Марта суеверно подумала, не является ли болезнь Павла местью Натальи Степановны? Пребывая в больнице, она не знала, что вместо нее поехала Яна, но сердце могло подсказать неладное.

Решили остановиться в ближайшем мотеле, однако в связи с майскими праздниками и нашествием российских туристов свободных номеров не было. Портье подсказал: недалеко, на хуторе, можно снять коттедж. Павел, пересилив себя, вел машину в указанном направлении. Вскоре за поворотом показались несколько аккуратных домиков с красными черепичными крышами и постройки хозяйственного назначения. Один из гостевых домиков предоставили путникам – две спальни и примыкающая к ним комната отдыха устроили компанию.

Борис и Марта поселились в одной комнате. Другая спальня была предоставлена Яне, а Павел, добыв у хозяина раскладушку, устроился в комнате отдыха. Лечить его взялась Марта. В ее багаже было много всякой всячины – отыскалось и лекарство от живота, что спасло беднягу. Таблетки помогли Павлу, но не сразу. Ночь он провел беспокойно и заснул только к утру.

На следующий день компания приняла решение остаться на хуторе еще на денек. Павлу было необходимо окрепнуть. Да и торопиться смысла уже не было: паром «Силья Лайн» отчалил без них. Павел позвонил в пассажирское агентство порта, попросил забронировать четыре билета на следующий рейс. В агентстве обещали помочь, но гарантий не давали. План встречи с Котовыми на пароме тоже лопнул, но об этом все как-то забыли, потому что Котовы были чужими и путешествовали сами по себе.

Менее всего задержка печалила Марту и Бориса. Минувшей ночью они впервые оказались наедине. Марта ласкала Бориса, ерошила пальцами его густую шевелюру, глядела в его черные бездонные глаза. Она забывала о его неподвижных ногах, но не только ноги оказались ему неподвластны… Он жаждал реванша и уверял Марту, что в другой раз все будет иначе. Влюбленные собирались повторить опыт следующей ночью.

После завтрака Марта вывезла своего друга на прогулку, а Павел и Яна остались в домике. Павел был еще слаб, потому решил поваляться в кровати, а Яна включила в своей комнате телевизор и со странным чувством восторга смотрела чужую рекламу, слушала незнакомые ритмы финской речи.

Марта подталкивала инвалидную коляску, в которой сидел Борис, медленно вышагивала по безлюдным дорожкам вокруг хутора – туристы не задерживались надолго в этом месте, а переночевав, ехали дальше. К дорожкам с обеих сторон подступали корабельные сосны и разлапистые ели. Все было так, как в России, и все же по-другому. Серый мох между стволов был обихожен – ни сломанных бурей веток, ни консервных банок и бумажек. Вдоволь надышавшись настоянным на хвое весенним воздухом, пара свернула к коттеджу – бледные северные лица подрумянились под весенним солнцем и были оживлены. Влюбленные сочувствовали Павлу и Яне, томящимся в четырех стенах.

Однако у дома, на лужайке, подернутой едва заметной зеленой дымкой, гуляющие увидели своих затворников. Те вовсе не скучали в комнатах. Павел и Яна летали на высоких, грубо сколоченных качелях – казалось, что желтоватые столбы, врытые в стоптанный дерн, не выдержат раскачивания и вывернутся из земли. Попеременно каждый из пары то воспарял к небу, вытягиваясь струной, то ловко приседал, с силой нажимая на доску. Кулаки их еле удерживали натянутые тросы.

Марта неотрывно провожала глазами качели: вверх-вниз, вверх-вниз. От безумного полета этой пары ее голова пошла кругом – замелькали небо, деревья, постройки. Ей стало страшно за подругу. Но Яна не испытывала страха: преодолев барьер разума, душа ее вырвалась на свободу. Разухабисто и весело Яна в унисон с Павлом скандировала: «Эх, раз, еще раз, еще мно-го, мно-го раз!». И в такт этим словам скрипели тросы – завеса молчания между двумя упрямцами была прорвана. Главное, чтобы выдержал трос!

Борис с опаской заметил:

– Марта, смотри, что они творят. Пашка сошел с ума! Он уронит девушку!

– Летящую девушку уронить нельзя, – сейчас Марта завидовала смелости подруги. Сама она так раскачиваться не решилась бы.

– Мало вам одного инвалида, – с горечью заключил Боря. – Я не могу на них смотреть без содрогания. Увези меня отсюда, Марта.

Марта провезла коляску мимо качелей к домику, но в ее сердце еще звучал безумный дуэт.

На другой день Паша был здоров и полон энергии, компания продолжила путешествие.

Туристы, не выходя из микроавтобуса, мельком осмотрели столицу северного соседа – Хельсинки – и, единодушно решив, что Питер красивее, покатили дальше. Павел и Яна, сидящие рядом, уже не были посторонними людьми. И хотя слов они произносили мало, ушло то гнетущее молчание, которое давило их в начале поездки. Павел время от времени обращал внимание Яны на проносящиеся мимо картины – он не впервые проезжал эти края, Яна высказывала свое мнение. Встревал в разговор и Борис, читал целые лекции о нравах и обычаях финнов, об их медлительности и основательности. К вечеру третьего дня компания добралась в портовый город Турку. Здесь предстояло выяснить, есть ли билеты на ближайший паром, отправляющийся в Швецию. Смогут они продолжить путешествие или придется возвращаться назад?

Фортуна подыгрывала неохотно – имелась только дешевая каюта в чреве парома, одна на всех, зато нашлось местечко микроавтобусу. Оттого, что кое-как все уладилось, настроение у всех было приподнятое, путешественники с нетерпением предвкушали ночные развлечения на палубах и в салонах гигантского лайнера.

В крошечной каюте, похожей на купе поезда, было все необходимое для того, чтобы переночевать и привести себя в порядок: санблок с душевой кабиной, белоснежными полотенцами и феном для сушки волос, столик между двухъярусными койками и даже телефон для общения с администрацией. Не было только милого глазу пассажиров окошка-иллюминатора. Когда четверка втиснулась в тесноватое пространство (еще и коляска Бориса занимала место) все поняли, что передвигаться негде, можно только лежать, вытянувшись на койках. Но туристов мало расстроило это обстоятельство: они все равно собирались гулять всю ночь. По очереди освежились под душем, Марта помогла помыться Борису.

Приведя себя в порядок, путешественники отправилась на верхние палубы современного лайнера, где шла оживленная ночная жизнь. Демократичные правила допускали в мир развлечений всех пассажиров: и обитателей кают класса «люкс» и тех, кто мог рассчитывать лишь на койку над трюмом. Все вместе вошли в просторный лифт, куда без труда поместилась и коляска Бори, он и доставил их в царство роскоши: широкая парадная лестница, нарядные ковровые дорожки, сверкающие цветные огоньки над игровыми автоматами. Четверка медленно продвигалась среди разноязычной толпы по широкому пассажу со стеклянной крышей. С двух сторон их обступали многочисленные бутики, кафе и киоски с сувенирами – трата денег началась. Павел не забыл о Наталье Степановне, приобрел для нее флакончик духов с логотипом лайнера на этикетке. Яна на другом стенде остановила выбор на магнитном градуснике – сувенир для Валерия. Борис накупил журнальной продукции, Марта польстилась на сласти. После шопинга четверка направилась в ресторан на носу корабля.

За полукруглой прозрачной стеной, воздвигнутой над форштевнем, бушевал океан. Вечерняя тьма уже поглотила линию горизонта, только свет отдаленного маяка прорывался сквозь фиолетовую завесу. Проголодавшиеся туристы заказали бутылку вина и несколько горячих блюд. Едва официанты поставили на стол тарелки с мясом и затейливо выложенными овощами, друзья с жадностью накинулись на еду, не забыв о крепких напитках. Первый тост подняли за кругосветное путешествие, друзья чувствовали себя колумбами, открывающими миры – в Стокгольм все плыли впервые. Посмеялись над своими коллизиями, над тем, что пришлось пропустить паромный рейс и встречу с супругами Котовыми. Впрочем, последнее обстоятельство печалило мало.

Яна устремила взгляд в перспективу моря и все ее реплики заканчивались восклицанием: «Какой простор! Какая мощная сила! Какая дивная стихия океана!». А Марта слегка трусила. Она уселась спиной к гудящей бездне и рассматривала уютную, спокойную обстановку ресторана: здесь играла негромкая музыка, немолодая пара иностранных туристов, оба в мешковатых белых брюках, танцевала по-старомодному медленный танец. Остальные посетители сидели за столиками, ели, неспешно пили, тихо разговаривали или завороженно смотрели за борт. Когда Яна в очередной раз воскликнула по поводу стихии, наполняющей ее радостным восторгом, Павел поднялся из-за стола и протянул ей руку, приглашая на танец. Яна охотно подалась ему навстречу. Радость переполняла обоих. Борис сожалел, что не может доставить того же удовольствия Марте.

С чувством легкой зависти оба смотрели на танцоров. Вскоре Борис заметил, что Яна слегка отстает от партнера.

– Но ведь они впервые танцуют вместе, – заступилась Марта за подругу. – Ты не смотри на их ноги, смотри на лица: они просто светятся!

Светловолосый, плечистый Павел и тоненькая Яна со смоляными волосами выглядели замечательной парой. Павел махнул рукой друзьям, сидящим за столиком, как бы приглашая их разделить общую радость, и тотчас сбился с такта. Неловко повернувшись, он задел пожилую пару в белых брюках. Павел, виновато улыбнулся, извинился по-английски: «Sorry». Старички невольно теснее прижались друг к другу – в их позах читалось, что они живут вместе уже немало лет и только смерть способна их разлучить. Павел и Яна, заметив их встревоженные движения, вдруг подумали о собственном будущем.

После танца подошли к стене ресторана, где стояли игровые автоматы. Марта со своего места наблюдала, как Яна в каком-то безумии бросала в щель жетоны, громко хохотала, хваталась руками за голову – можно было подумать, что она порядком выпила. Павел качал головой, наблюдал, как Яна выгребает горсть жетонов, радуясь выигрышу. Наконец они вернулись к своему столику.

– Оказывается, наша царица чисел азартна! – пересказывал Павел перипетии их с Яной игры. – Стоило ей выиграть три партии подряд, как не стала удержу. Пока всю наличность не спустила, не угомонилась.

– Если следовать теории вероятности… – оправдывалась Яна.

– Я видела ее за компьютерной игрой, – присоединилась к шутливым нападкам Марта, – она загоняла шарики в какие-то лузы – тот же сумасшедший взгляд, тот же румянец на щеках.

Яна улыбнулась:

– Тогда, Марта, ты должна признать, что во мне абсолютно нет алчности. Ведь, гоняя шары на своем компе, я не получаю ни копейки. И сегодня я пошла до конца ради эксперимента, а не из-за желания выиграть.

– А я читал, – вставил всезнающий Борис, – что людям, любящим азартные игры, не хватает в жизни похвалы со стороны других людей. Им требуется «поглаживание», как считают психологи. Ту же роль играют и кроссворды. Победив, игроки как бы поглаживают себя.

Павел тут же положил свою руку на ладонь Яны, несколько раз провел пальцами по ее нежной коже, попутно комментируя свои действия:

– Лучше реальные поглаживания, чем в кавычках?

Яна вздрогнула и убрала свои руки за спину, лицо ее подернулось грустью.

Из ресторана четверка отправилась на открытую палубу, вдохнуть морской свежести. Снова пришлось пройти под сводами пассажа, миновать насыщенное белым светом ламп пространство бутиков, барных стоек и игровых автоматов. Наконец друзья оказались на узкой полосе открытой палубы, тянущейся вдоль борта судна. Сюда, на палубу, выходили и окна дорогих кают – лишь некоторые из них были освещены. Этого освещения хватало, чтобы видеть легкие ограждения, но дальше тонул в ночи невидимый океан: совсем рядом, совсем живой. Угрозу, исходящую от него, усиливали висящие на кран-балках спасательные шлюпки, они исподволь напоминали о морских катастрофах. Марте сделалось жутко, а Яна радостно подставляла лицо ветру, насыщенному брызгами моря.

Марта заявила, что хочет спать и возвращается в каюту, Борис поддержал ее намерение. А Яна, зябко обхватив себя руками, сказала, что хочет побыть здесь еще. Павел накинул ей на плечи свою куртку, и, пообещав вернуться, решил сбегать в каюту за свитером. Попутно он помог Борису добраться до койки.

Оставшись на палубе без друзей, Яна стала искать безветренный уголок. Вдоль узкого прохода, в полутьме, белели пластмассовые кресла – но все они были заняты пассажирами, укутанными в пледы или теплые куртки. Яна остановилась у ограждения, оперлась локтями на перила и устремила взгляд в темноту бездны – гудящий океан завораживал.

Марта с Борисом устроились в каюте на ночевку, а Павел, натянув свитер, снова побежал на палубу. Через четверть часа он вернулся. Борис уже заснул, но Марта еще ворочалась, приноравливаясь к узкой койке. Тусклая лампочка аварийного освещения отбрасывала синеватый цвет. Паша, поняв, что Марта еще не спит, склонился к ее изголовью и тревожным шепотом спросил:

– Марта, Яна сюда не забегала?

– Нет. Она осталась на палубе.

– Я всю палубу обежал, ее там нет.

– Может, она вернулась к игровым автоматам?

Паша хлопнул себя по лбу:

– Верно, как я об этом не подумал. У меня, вдобавок, в той куртке бумажник остался.

– Неужели ты думаешь, что она осмелилась бы…

– Побегу, посмотрю у автоматов. Спокойной ночи, Марта.

Паша выбежал из каюты, но теперь Марта не могла заснуть: ей представлялись жуткие картины бушующего моря и непредсказуемость Яны. Вспомнилось ее безумное раскачивание на качелях, странное оживление на палубе, потом внезапная смена настроения, нахлынувшая печаль.

Не в силах избавиться от беспокойных мыслей, Марта слезла с койки, оделась и решила отправиться на поиски Яны. Борис безмятежно похрапывал. Поправив ему одеяло и положив рядом надувное судно, Марта вышла из каюты, тихонько прикрыв дверь.

Она осмотрела все открытые палубы. Теперь здесь было еще темнее и безлюднее. Усилился гул моря. Белые пластмассовые стулья опустели и сейчас казались серыми. Вдруг Марта заметила под нависшей над палубой шлюпкой силуэт целующейся пары. Приглядевшись, поняла, что это чужие люди – ни Яны, ни Павла на палубе не было. Марта повернулась и снова направилась в светлое царство салонов, бутиков. Еще раз прошла мимо игровых автоматов и кафе, раскиданных там и тут. Вокруг нее, несмотря на ночное время, царило веселое, шумное оживление – все было похоже на ожившие кадры кинофильма «Титаник». Разноязычная толпа туристов равнодушно обтекала обеспокоенную Марту. И тут она увидела Павла! Он примостился за одиноко стоящим столиком недалеко от барной стойки, перед ним возвышалась огромная, с кувшин, кружка янтарно-светлого пива. Она была наполовину опустошена.

– Марта? Привет! Уже выспалась? Заказать тебе пива?

– Спасибо. Я и так толстая. Ты Яну нашел?

– Что? Яну? Ах, да, – на миг расслабившись от пива лицо Паши напряглось, затем вновь стало безмятежным. – Весь корабль обежал трижды. Ее нигде нет. Я думаю… нет, неважно, что я думаю, – Паша вздохнул с какой-то глубинной горестью и сделал еще несколько глотков пива.

– Ты думаешь, что она… что она выпала за борт? – задыхаясь от ужаса, спросила Марта.

Паша взглянул на нее так, будто только что увидел. Глаза его расширились от удивления:

– За борт? Нет, такая глупость не могла прийти мне в голову. Это вы, женщины, привыкли накручивать. Как она могла выпасть, если ограждение на палубе будет ей до груди?

– У схода с корабля низенькая дверца.

– Прекрати, Марта. Хорошо, скажу тебе, что я на этот счет думаю: она ушла с каким-нибудь мужчиной в его каюту.

– Это невозможно! Она не такая!

– О! Она такая отчаянная! Ты же видела, с какой силой она качели раскачивала. Она так возбудила меня в тот раз, что если бы нас не разделяла метровая доска, я всадил бы в нее, пардон…

– Тебе нравится Яна?

– Т-с-с, – Павел приложил палец к губам. – Наташке не настучишь?

Марта вытащила сигарету, Паша поспешно поднес ей зажигалку. Сам он не курил, но имел при себе огонек для таких случаев.

– Нет, конечно, Яна не может мне нравиться, – противореча себе же, возразил Павел. – Но она меня зажигает, если на то пошло.

– А как же Наталья Степановна?

– Наташа – совсем другое. В ней жизнь кипит во всей полноте. Причем не в отдельные моменты, не на качелях, а всегда. Она и в бизнесе, и в личных отношениях – борец. С ней я постоянно чувствую себя, как на ринге. Это позволяет держать форму: у меня появляются цели, устремления. А Яна – спящий вулкан. Раз в тысячу лет случится извержение, и снова все тихо.

– Ты преувеличиваешь. Яна – просто замкнутая девушка. Она таким образом защищается от мира…

– Вот, вот. И у меня появляется желание вскрыть эту защиту, разрушить, взломать, как хакер взламывает чужие программы, – Павел допил огромный бокал, отставил его в сторону. – Извини, Марта. Я тебя покину. Мне надо хоть немного поспать. Завтра опять рулить целый день.

Павел встал из-за столика и направился к лифтам. Там стояла небольшая очередь. Время шло к рассвету, и другие пассажиры, как и Павел, торопились вниз, в свои каютки без окон.

Марта, игнорируя лифт, спустилась на один пролет по нарядной, устланной красной дорожкой лестнице и снова свернула к выходу на открытую палубу. Так, на всякий случай. Теперь палуба была абсолютно пустынна. Исчезла даже целующаяся пара. Марта, дрожа от страха, прошла по длинному проходу вдоль темных окон кают, и остановилась. Дальнейший путь преграждала замкнутая на ключ железная решетка и табличка на английском языке, указывающая, что пассажирам дальше проход воспрещен. Небо уже светлело, размывало фиолетовой краской, слабо вырисовывалась полоска горизонта. Ветер затих, море почти замолчало. Марта показалась себе единственной песчинкой в бескрайнем мире. И тут она услышала сдавленные всхлипывания. Они доносились с другой стороны служебной решетки, с запретной для пассажиров части палубы. Марта несмело заглянула сквозь ячейки железной клетки. Тусклый свет аварийной лампочки не достигал укромного уголка за огромной бобиной с корабельным тросом, откуда доносились звуки.

– Тут кто-то есть? – неуверенно спросила Марта и тут же повторила на английском, – Who is it?

Всхлипывания прекратились. После короткого молчания раздался возглас:

– Марта! Это ты?

– Яна?! – Марта принялась трясти решетку, но она не поддавалась. – Ты как туда попала?

Яна, стуча зубами от холода, рассказала, что с ней случилось.

После того, как ее друзья ушли в каюту, она, походив туда и обратно, стала искать тихий уголок и дошла до решетки. В тот момент матросы перетаскивали какие-то канаты, и дверца была открыта. Яна прислонилась спиной к бобине, укрываясь от ветра. Сразу стало теплее. В результате она оказалась в ловушке – матросы, закончив дело, захлопнули решетку.

– И ты не могла покричать им? Позвать других пассажиров?

– Я не сразу поняла, что забралась туда, куда ходить не положено, а кричать мне было неловко. Я надеялась, что кто-то из служащих появится здесь. Потом я даже немного задремала, но проснулась от холода, хотя на мне две куртки – спасибо Паше.

– Он тебя тоже всюду искал. Ладно, пойду позову кого-нибудь из персонала.

– Давай подождем еще чуть-чуть. Ты ведь тепло одета? Я где-то слышала, что на корабле вахта меняется каждые четыре часа.

– Нормально. На, держи еще и шаль, она тебя согреет.

Марта сняла массивную шерстяную шаль, в очередной раз хваля себя за предусмотрительность. Смеются над ней, что барахла много набрала, а все пригодилось.

– Спасибо. А ты сама не замерзнешь?

– На мне, сама видишь, шапочка и теплая куртка.

Ждать предстояло, возможно, не мало, и женщины опустились на пол, на черный резиновый настил палубы. Они сели спинами к разделяющей их решетке, вполоборота друг к другу, такие разные, но странным образом дополняющие друг друга.

– Вот не думала, что ты умеешь плакать, – заметила Марта. – Ты казалась мне такой… такой железной.

Яна вспомнила, как рыдала в подушку, опасаясь, что Марта за стеной услышит ее. Да, она скрывала слезы от людей, хотя, как любая женщина, иногда плакала. Но сейчас, в предрассветной ночи, вблизи от морской стихии, она чувствовала себя раскрепощенной. Притворяться железной леди ей не хотелось.

– Я знаю, что он любит другую женщину. Я для него – простая случайность. Но я… но мне…

Марта мгновенно догадалась, что речь идет о Павле.

– А Валерий твоим чувствам – не помеха?

– Что о нем говорить! Я, конечно, благодарна ему за поддержку. Ты помнишь, в каком состоянии я была, когда познакомилась с ним. Так вот. Поверишь ли: мы с ним ни разу не были близки.

– Ты не подпускаешь?

– У нас у обоих проблемы… Я боюсь близости, а он не способен воодушевиться.

– А Паше ты нравишься, он мне сам говорил.

– Неправда! Этого не может быть!

Яна резко вскочила на ноги, подставила лицо ветру и морским брызгам – только закрытая решетка помешала ей в порыве радости обнять Марту. Марта, уловив счастливый экстаз подруги, вдруг погрустнела: ей самой были неведомы такие пылкие чувства. Обычно она находилась в ровном, хорошем настроении, но и только. Она поднялась на ноги, сказала Яне, что пойдет искать дежурного матроса, чтобы вызволить ее из плена. Через полчаса Яна была свободна. Покидая палубу, она еще раз посмотрела на море и заметила:

– Смотри, Марта. Небо какое волшебное: сколько разных оттенков розового! Уже утро. Кажется, мы подплываем к Стокгольму. Видишь там: зеленые островки, проливы, фиорды – просто сказка!

– Кажется, в тебе проснулся поэт?

– Поэт и математик – это две стороны одной медали, сказал кто-то из великих, – отозвалась Яна.

Прежде Яна находила красоту лишь в гармонии формул, в лаконичности аксиом, не замечая окружающего мира. Сейчас она впервые была очарована картиной реальности – волшебным морским пейзажем.

Через два часа паром пришвартовался в Стокгольме.

* * *

В Стокгольме друзья вновь пересели в свой «Фольксваген» и за полдня осмотрели город. Они решили сократить пребывание в Швеции, чтобы воспользоваться на обратном пути забронированными еще в Петербурге каютами. Павел за пять часов сна на корабле восстановился, чувствовал себя свежим и бодрым. Он ловко маневрировал среди потока машин. Сверяясь с картой дорог, перемахнул через несколько мостов – столица, расположенная на множестве островов, напоминала Петербург. Лишь переплетения вознесенных нал улицами эстакад вызвали у него затруднения, зато сверху город смотрелся особенно красиво. Пообедали в ресторане, побродили по узким переулкам старого города. К вечеру добрались до университетского городка Упсалы, наверстав окончательно отставание от графика.

В здешнем отеле их ожидали два номера – оба двуместные. Марта не сомневалась, что Яна и Павел уже готовы остаться наедине. Перед ней и Борисом даже вопрос не вставал – только вместе. Но Яна спутала карты. Она сказалась больной и упросила Марту переночевать с ней, пришлось объединиться и мужчинам. Объясняться с Мартой Яна не стала и в этот вечер рано легла спать.

Обратный путь до причала в Стокгольме проделали без происшествий, а при посадке на паром четверка встретилась с супругами Котовыми. Глава семейства так возликовал, будто воссоединился с любимыми родственниками. Жаловался, как скучно им с супругой было путешествовать без компании. Борис объяснил Котовым, из-за чего произошла задержка, смешавшая их планы. Яна тоже радовалась встрече с любимой подругой: можно будет обсудить с Катей щекотливый вопрос – делиться с Мартой, зная ее длинный язык, не хотелось. Все шестеро договорились встретиться в корабельном ресторане и разошлись по каютам, чтобы привести себя в порядок после долгой дороги.

И опять Яна оказалась в затруднительном положении, определяясь, с кем ночевать. Четверку друзей ожидали две прекрасные каюты высшего разряда. Окна выходили на прогулочную палубу, а за ней открывался чудесный вид на море. Когда поездка только планировалась, вопросов не возникало – пары были определены: Борис с Мартой и Павел с Натальей Степановной. В Упсале Яне пошли навстречу, она рассчитывала, что и здесь все образуется. Но теперь Марта и Борис не хотели расставаться. Не известно, удастся ли им еще когда-нибудь вот так, вместе, любоваться морем! Они хотели вдвоем смотреть на пылающий закат и, обнявшись, встречать утреннею зарю. Яне пришлось смириться с этим решением и отнести вещи в каюту Павла.

Павел не видел в этом ничего особенного – ездят же женщины в совместных купе на железной дороге. Он даже шутливо заверил ее: «Если ты не захочешь, чтобы я приближался, будешь просить – не подойду!». Однако Яна не столько опасалась напора Павла, сколько была неуверенна в себе. Она чувствовала, что ее тянет к нему, но страшилась близости. И не только ее невротический страх перед мужчинами вообще, но и моральные преграды мешали ей пойти до конца. Ведь у Павла есть постоянная подруга, отношения с которой не столь невинны, как у нее с Валерием. Оставив вещи в каюте, Яна сказала:

– Паша, я возьму свитер и плед и пойду ночевать на палубу, устроюсь в кресле на свежем воздухе.

– Тогда уж мне придется уйти! – взыграл в Павле рыцарь. – Не могу же я выставить даму из каюты, а сам развалиться на двух кроватях.

Однако спор пришлось отложить. Яна взглянула на часы и напомнила, что пора двигаться в ресторан. За столиков, накрытым на шестерых, уже сидели супруги Котовы и Марта с Борисом. Обстановка за столиком сложилась непринужденная: заказали ужин, обменялись впечатлениям о Швеции и Финляндии, договорились, что расход поделят на три части, хотя Олег порывался заплатить за всех.

Всем нравились и ресторанная кухня, и музыка, звучавшая в динамике, и чудесный вид на океан. Когда официант принес рыбную закуску, леща под томатным соусом, Олег вспомнил, как сам ловил таких лещей в озерах Финляндии. Потом заговорил о рыбопромысловом деле, о своем бизнесе. Он начал его с торговли шпротами, а теперь расширял ассортимент. Заключая рыбную тему, Олег, как бы случайно, сообщил, что знает один оптовый магазинчик, в котором рыбных консервов можно приобрести чуть ли ни задаром. Поскольку назад решили ехать вместе, не теряя машины друг друга из вида, он обещал показать это место.

Долго в ресторане на этот раз не засиживались: бурлящее за бортом море пьянило сильней, чем вино, и пары спешили уединиться.

Марта втолкнула коляску с Борисом в каюту и заперла за собою дверь. Как уютен их временный дом! Две широкие кровати, застеленные светлыми покрывалами, круглый стол, шкаф, сверкающая чистотой ванна – все, как в отеле достойной категории. А за окном – бескрайний простор моря. Правда, вид этот иногда закрывали пассажиры, сновавшие по палубе, а некоторые из них, проявляя нескромность, заглядывая в каюты. Прежде, чем начать раздеваться, Марта опустила жалюзи, ведь ее упругие, пышные груди дозволялось видеть только Борису! Однако он, устав за день, почти мгновенно заснул. Растерянная Марта скучала, не зная, чем себя занять – ей спать еще не хотелось. Она выключила свет в каюте, вновь приподняла шторки и приоткрыла окно. Свежий ветер с моря ворвался в помещение, остудил ее горячность: как жаль, что Боря так быстро устает. Марта легла под одеяло и попыталась заснуть.

В полудреме Марта услышала голоса Яны и Павла. Они оба сидели в креслах на палубе, почти под ее окном. Оба упорствовали, не желали идти в каюту. В голосе Павла слышались нотки обиды:

– Яна, возвращайся, пожалуйста. Тебе надо поспать.

– Поспать надо тебе, Паша. Завтра опять целый день за рулем.

– Хорошо. Вернемся вместе. Неужели ты меня боишься? Честное слово, обещаю: я к тебе не притронусь.

– Тогда зачем ты сейчас взял мою руку и гладишь ее?

– Но тебе же приятно? Какая у тебя нежная кожа!

Наступило продолжительное молчание. И снова голос Павла нарушил тишину:

– Зачем ты надела свитерок с таким неудобным воротом? Ты в нем, как водолаз в гидрокостюме, к тебе не подобраться.

Марта открыла глаза, прислушалась. Ей это пригрезилось или там, на палубе, что-то происходит? Послышался скрежет передвигаемых стульев, шелест синтетической куртки и еще какие-то трудно определяемые звуки. Марта запретила себе вставать и выглядывать в окно, хотя удержаться было трудно: всплески чужих эмоций опалили ее. Презирая себя за слабоволие, она приподнялась и, держась у стены, искоса посмотрела через окно в ту сторону, откуда доносились приглушенные голоса.

Яна сидела на коленях у Павла, а он, оттянув рукой высокий ворот ее свитера, блуждал губами по шее девушки. Другая его рука предприняла обходной маневр, поднырнула под свитерок снизу и поползла от талии вверх. Под тонким трикотажем вздыбилась горка, будто одна грудь стала больше другой.

– Паша. Мы не должны! – прерывисто дыша и теряя над собой контроль, пыталась сопротивляться Яна. – У тебя есть Наталья Степановна.

Павел закрыл Яне рот поцелуем, лишил ее возможности спорить. Не выпуская Яну из своих объятий, встал и с девушкой на руках отправился в каюту.

Марта откинулась на подушку. Дальнейшее она видела, будто стояла со свечей у их ложа. Картины страстного свидания в соседней каюте возникали в ее воображении, как полчаса назад реальные впечатления дня.

Проснулась Марта она, когда было уже светло. Выглянула в окошко, увидела линию горизонта над серебристой поверхностью воды, розовый шар восходящего солнца. Вспомнила вчерашние видения, гадала, что было на самом деле, а, что ей только приснилось.

Вскоре проснулся Борис, отвлекая подругу от раздумий, позвал ее. Он откинул свое одеяло и спокойно лежал, опираясь на высокую подушку, в длинной белой майке, доходящей до бедер. Бледные суховатые ноги, казалось, принадлежали другому человеку, но торс был по-настоящему мужским. Марта уже собиралась встать и заняться туалетом, но Борис движением руки остановил ее:

– Марочка, не торопись. У нас ведь есть еще время? Иди ко мне, приляг рядом. Пожалуйста.

Марта прилегла с краю его постели. Их тела разделял лишь тонкий шелк ее пеньюара и его белья. Борис заставил ее изменить позу. Лицо Марты теперь нависало над его лицом, а слой ткани, минуту назад разделяющий их, внезапно исчез. Счастливые глаза Бориса дарили любимой лучи тепла и счастья, а губы шептали:

– Я хотел бы всю оставшуюся жизнь смотреть на тебя снизу вверх!

На этот раз недуг не помешал Борису, он сумел дать женщине то, чего она желала. Старалась и Марта, с присущей ей чуткостью подчиняясь его движениям.

О Яне с Павлом она вспомнила лишь тогда, когда наступило время завтрака.

Утром друзья решили не ходить в ресторан, а, экономя деньги и время, вчетвером поесть в одной из кают. Оставалось лишь накрыть стол и приготовить еду. Женщины и Павел сновали из каюты в каюту с чашками, выпечкой и сухими концентратами, и в какой-то момент вышло так, что Марта и Яна оказались наедине. Пока Павел с Борисом оставались в другой каюте, у женщин возник свой разговор.

Марта поспешила поделиться своей радостью, сказать, что у них с Борисом все получилось.

Яна нахмурилась:

– Извини, Марта. Но об этих вещах тебе лучше помолчать.

Марта ощутила, как порозовели ее щеки от смущения и замолчала. Но спустя минуту заговорила вновь. Ее продолжал мучить вопрос: не приснилось ли ей вчерашняя картина на палубе и что было потом. Стараясь быть деликатной, спросила:

– А у тебя…у вас с Пашей вчера было что-нибудь?

Яна закусила губу и склонила лицо над сумкой:

– Не понимаю, куда запропастился кипятильник?

Потом внезапно выпрямилась и сухо подтвердила:

– Да, мы ночевали в одной каюте. Еще будут вопросы?

Не обращая внимания на тон подруги, Марта продолжала допрос:

– Между вами случилось это?

– Что это?

– Вы были с Пашей близки? – почти простонала Марта, не в силах отступиться – так мучается выпивоха, пытаясь устоять перед налитым стаканом.

– Не мучай меня, Марта! – взмолилась Яна. – А вот и кипятильник нашелся. Пошли скорее к ребятам, они нас заждались.

Не сумев выжать из Яны подробности, Марта сделала последнюю попытку – закрыла глаза и прислушалась к своим ощущениям. Зачем ей слова, ведь она умела чувствовать состояние других! На этот раз ответом ей был бесстрастный гул океана за бортом.

После суеты перемещений компания собралась в одной каюте и села за общий стол. Марта снова обратила внимание друзей на восхитительный вид за окном: солнечные лучи окрасили небо бледным ультрамарином. Борис живо откликнулся, процитировал к случаю стихотворные строчки. Зато Яна почти не реагировала на их восторг, оставалась печальной. Не слишком весел был и Павел. Он сидел в отдалении от ее, будто боясь ненароком прикоснуться.

Разговор перешел в деловое русло, решали, ехать ли прямиком к российской границе, или еще покружить по Финляндии. Согласовали план окончательно, когда в их каюту заглянул Котов. Бизнесмен напомнил о своем вчерашнем предложении показать друзьям магазинчик, в котором продается дешевая рыбная продукция. Договорились встретиться на выезде из порта после того, как вызволят из трюма свои машины. Павлу нравился энергичный Олег, он выразил сожаление о краткости общения, посетовал, что из-за его недомогания начало поездки оказалось скомканным. На что Котов с оптимизмом ответил, что впереди еще день езды, и стоянки, и обед, так что они смогут сойтись поближе. Через два часа обе машины – след в след – уже мчались по бархатистому шоссе в сторону России. Флагманом был черный джип Котовых, за ним двигался синий «Фольксваген-транспортер».

В последний момент сомнения вновь овладели Котовым: неприятно подставлять компанию под удар правосудия. Даже Яна на этот раз не выпендривалась, держалась в тени, а Пашка, вообще, парень – свой в доску. Борис – инвалид, у него и так жизнь не сладкая. Хотя… Если засекут, инвалиду, наверняка, поблажка выйдет. Да и вряд ли машину с инвалидом будут дотошно проверять! Олег приободрился – такого случая больше не представится. И он уверен, что все пройдет гладко.

Котов мельком взглянул на жену: молодая, красивая, коса до пояса – сколько нервов ему потрепали, угрожая расправиться с ней. Тут же подумал, что ее надо оградить от любых неожиданностей. Будет лучше, если она не увидит того, кто передаст им товар. Лучше для нее. Подбирая слова, сказал:

– Кэт, сейчас остановимся у оптового магазина, ты не выходи из машины, мы загрузимся и сразу дальше поедем:

– Олежка, а я как раз хотела спросить, нельзя ли мне в микроавтобус пересесть, по дороге поболтать с девчонками?

Котов вздрогнул, желваки задвигались на скулах, но он тут же придумал убедительные аргументы:

– Катя, я тебе говорил, что меня достает один зверюга. Угрожает разделаться с тобой, если я с долгом не рассчитаюсь. Мне показалось, что у нас на «хвосте» висят преследователи, они за «Фольксвагеном» прячутся. Надеюсь, они тебя не разглядели за тонированными стеклами. Так что, лучше подстраховаться, не мелькать без надобности.

Катя испуганно обернулась, всматриваясь в дорогу – Олегу зря не покажется – следом, действительно, ехали несколько машин.

Перед съездом на второстепенную дорогу джип притормозил, загорелись красные огоньки над его задним бампером – сбавил ход и синий микроавтобус. Олег высунулся в окошко джипа и прокричал Павлу, что теперь до оптового магазина рукой подать. Километра через два показался и маленький, похожий на баню, сарай-склад. Машины остановились неподалеку. Пассажиры микроавтобуса выбрались наружу, разминая затекшие ноги, Катя осталась сидеть в джипе.

На стоянке других автомобилей не было, на двери магазина висел замок.

– Не вешать носа, ребята! На складе работают допоздна: сортируют продукцию, подсчитывают прибыли, – Олег был взвинчен, но старался скрыть свою нервозность. – Сейчас попробуем пробить тему.

Он направился за угол склада в поисках служебного входа. Павел следовал за ним. На маленьком крыльце оба увидели кряжистого человека с выгнутыми колесом ногами. Павел сочувственно отметил, что жителям этой страны тоже не хватает солнца, а потому и они могут стать жертвой детского рахита. Мужик стоял у крыльца и курил – увидев визитеров, сказал им условную фразу по-фински. Олег ответил: разговорным языком он владел, а отзыв на пароль вызубрил слово в слово.

Кривоногий поманил пальцем Олега внутрь сарая, выставил перед ним две объемные коробки с консервными банками.

– Смотри, не перепутай, – просипел финн. – Здесь – просто закуска, а там банки с товаром.

Павел тоже вошел в полутемное помещение:

– Бери эту коробку и тащи к себе в машину, – приказал ему Олег.

– Сколько с меня?

– Иди, потом рассчитаемся. Вообще-то консервы здесь в три раза дешевле, чем в Питере.

Когда Котов снова сел за руль, жена спросила:

– Угроза миновала? Нас никто не преследует?

– Все будет о’кей, Кэтрин.

Компания продолжила путь. В приграничном магазинчике, где торговали без наценок, снова сделали остановку. Здесь накупили того, что брали все русские туристы: финский ликер, кофе, моющие средства. На финской таможне русских пропустили быстро – весь товар был оформлен легально и приобретен в разрешенных количествах.

Проехали несколько метров. И снова граница – теперь русская. Свои таможенники оказались придирчивее. Дважды осмотрели джип Котовых, причем один раз с собакой: к предпринимателям интерес особый – всегда можно найти зацепку и стребовать с толстосума непредусмотренную мзду. Проверили багажник и салон джипа, заглянули под сиденья – убедились, что нарушений нет. Не найдя, к чему придраться, с досадой шлепнули в паспорт штампы и дали отмашку на проезд. Олег крикнул Павлу, что будет ждать его за кордоном на ближайшей бензоколонке.

Микроавтобус досматривался менее дотошно, таможенники будто выдохлись на предыдущем транспорте. Да и безалаберная компания туристов не представляла для них интереса. Однако таможенников насторожило беспокойство розыскной собаки, неожиданно натянувшей поводок. Собака задергала головой и вдруг уткнулась носом прямо в коробку с консервами.

– Чей товар?

– Мой! – одновременно ответили Павел и Борис. Каждый услышал угрозу в тоне пограничников и взял огонь на себя.

Задержали всех. Однако женщин отпустили быстро. Марта и Яна подтвердили, что Павел купил банки с консервами на каком-то складе, с ним покупал товар и водитель джипа, которого таможня только что проверила – они говорили о Котове. Сами подруги в то время гуляли неподалеку, собирали подснежники. Служащие загранпоста записали паспортные данные гражданок и отправили в Петербург ехавшим следом туристическим автобусом. Мужчинами занялись всерьез: несколько банок, похожих на консервы, вскрыли – быстро подтвердилось, что они заполнены амфетамином. Всю коробку опечатали, приготовив для дальнейшей экспертизы.

Олег Котов остановил машину у бензоколонки, не доезжая Выборга. На этот раз он поторопил Катерину, приказал идти в кафе и ждать его там. Сказал, что присоединится, как только заправит джип. Едва она удалилась, как к нему подошло трое мужиков невзрачного вида, одетых в похожие черные куртки из дешевой кожи. Спросили, где товар.

– Сейчас будет. Привезут на синем микроавтобусе. Марка «Фольксваген-транспортер», остановится здесь. Имейте ввиду, мужики, товар идет через «слепого» курьера. Когда дверца откроется, водила и пассажиры выйдут, я отвлеку их, а вы не мешкайте, хватайте упаковку. Она точно такая, как эта, – Олег показал на коробку, лежащую в его джипе. – Только вы поосторожнее с людьми. Там среди них инвалид. Да и ни к чему привлекать к себе лишнее внимание. Не будет крови – все сойдет за мелкое ограбление. Я потом поделюсь с потерпевшими своей рыбкой, они и успокоятся. Никто не станет подымать шум из-за трех десятков банок дешевой ерунды.

Однако операция сорвалась. Олег забеспокоился, когда прошел час, а микроавтобус так и не появился. Прождав еще час, он хмуро отсчитал несколько зеленых бумажек наркокурьерам, сказал, что перед боссом ответит сам. Положение было во сто крат хуже. Он не только не смог погасить долг, провернув операцию, но подставил под удар приличных людей и оказался сам повязан по рукам и ногам. Олег пошел к телефонному автомату и сообщил своему кредитору, что «бобик сдох». В ответ услышал, что ему дается три дня отсрочки, иначе – кранты.

Пока тянулось томительное ожидание и велись переговоры, несколько раз появлялась Катя, спрашивала, почему задерживается Павел с компанией.

– Мы с ним, видно, не поняли друг друга. Павел ждет нас где-нибудь за Выборгом и тоже мечет икру. Жаль, что сотовой связи у нас пока нет. Я видел у финнов радио-трубки, отличная штука – где бы ты ни был, хоть в лесу – всегда можно с нужными людьми связаться. А у нас, слышал, где-то одна вышка построена, но при наших пространствах – это почти ноль.

– Скорей бы и у нас такой телефон появился! – воскликнула Катя, подумав, что тогда она не будет себя чувствовать оторванной от подруг.

– Появится! А сейчас я предлагаю сесть в джип и ехать домой.

* * *

Адвокат на суде изложил версию преступления. Сообщил, что в Финляндию разрешается ввозить вещества, служащие для производства амфетамина. Их ввозили в страну на законных оснований из стран Балтии, в подпольных лабораториях над ними колдовали химики. Получателем конечного продукта все чаще становились российские наркодельцы, но курьерами могли оказаться случайные люди. Однако суду показались неубедительными доводы адвоката о том, что Павел Ватагин и Борис Палей не были осведомлены о том, что перевозят: исчез главный свидетель – работник склада, упомянутый Павлом. Финляндия не предприняла достаточных усилий для установления его личности, а у русской стороны не было данных для розыска. Обвиняемый Ватагин запомнил лишь кривые ноги работника, но лицо его описал скупо. Не смог добавить ничего существенного о финне и свидетель Олег Котов. Поэтому составленный с их слов фоторобот был похож на всех людей в мире – и ни на одного конкретно. Цепочка, таким образом оборвалась на Павле с Борисом.

Суд торопливо, как будто на него давили сверху, вынес приговор. Павел получил семь лет строгого режима, а Борис ввиду его инвалидности и недоказанности вины отделался условным наказанием. При этом Павел брал ответственность на себя, заявлял, что коробку на складе купил сам и машину в фитнес-клубе тоже арендовал он. Женщин исключили из числа подозреваемых практически сразу.

Эхом болезней отозвался судебный процесс на близких осужденных. Сразу после задержания Павла его отца сразил инфаркт. Не было на суде и матери второго обвиняемого – Бориса. Софья Иосифовна тоже разболелась, вмиг одряхлела и стала по-старчески бестолковой. Она сама теперь нуждалась в уходе, не меньше, чем ее сын. Только благодаря заботам Марты старушка смогла остаться в своей квартире, иначе не миновать ей психоневрологического интерната. После выхода Бориса на условную свободу, он и с Мартой соединили свои судьбы.

Несчастной считала себя и Наталья Степановна. Она говорила, что судьба обокрала ее со всех сторон: лишила и любимого человека (присутствие в поездке Яны ей пришлось ему простить), и средств к существованию. Хозяйка фитнес-клуба, узнав об этой истории, практически сразу уволила бухгалтершу, потому что сотрудница, связанная с преступниками, бросала тень на ее заведение. Шансов найти работу в других серьезных фирмах у Натальи Степановны не оставалось, работодатель мог поинтересоваться у прежней хозяйки, почему уволился работник. Наталья Степановна уже готова была согласиться на место с нищенским жалованием в бухгалтерии поликлиники, как неожиданно сделал выгодное предложение Олег Котов – пригласил ее работать в один из своих магазинчиков. Котов силился как-то помочь всем участникам этой истории, но у него самого сейчас были нешуточные проблемы. Чтобы расплатиться с долгами и спасти себя и жену от преследования, ему пришлось продать половину бизнеса. Оставалась лавочка, куда он пригласил работать Наталью Степановну, и недвижимость в Комарово – под залог удалось взять банковский кредит. Так что, все предстояло начинать чуть ли не с нуля, находясь при этом под жестким прессингом криминала, связанного с наркотиками. Слишком много он теперь знал, чтобы его оставили в покое.

Поначалу Котову дали передышку, ничего не требовали, но затем капкан захлопнулся – ему велели прокачивать через свой магазинчик определенные деньги, происхождением которых было лучше не интересоваться. Наталья Степановна недолго оставалась в неведении относительно истинного положения дел – разобраться, что к чему, оказалось не так уж и трудно для опытного бухгалтера. Однако идти на попятную, разоблачать финансовые махинации – было поздно. Заяви она в органы о нарушениях, ее тоже привлекли бы к ответу, ведь подпись ее стояла на всех документах. Да и у мафии руки длинные. Зато солидная зарплата очень пригодились Наталье Степановне в хлопотах, связанных с Павлом. Она платила адвокатам, надеясь на пересмотр дела, подкупала начальников колонии, в которой он отбывал наказание, посылала дорогие полезные посылки. Она делала все возможное, чтобы помочь попавшему в беду любимому.

Совсем иначе эта криминальная история сказалась на Яне: она перенесла двойной удар. Арест Павла разлучил их окончательно, хотя разлука, как ей казалось, была предопределена еще на борту корабля. Когда они с Павлом оказались наедине в каюте, все и случилось. Поначалу все шло хорошо: она доверилась Павлу, а он так искусно и нежно ласкал ее, что еще минута – и без труда овладел бы ею. Но раздался случайный стук за стеной (возможно это неловко перевернулась в своей кровати Марта), он прозвучал для Яны как выстрел и отозвался привычным спазмом. Павел заскрипел зубами от боли. Он не произнес ни слова упрека, но Яна и без слов знала, что это конец. Конец их отношениям, конец ее надеждам на любовь, на нормальную женскую долю. Росток нежного чувства ей придется вырвать из своего сердца собственными руками. Павел стал за несколько дней их путешествия дорогим для нее человеком, но утром Яна, не вдаваясь в подробности, объявила ему, что они больше не должны встречаться. Времени для исправления ошибок уже не было: вечером того же дня Павла арестовали.

Когда осужденного, в наручниках, Пашу уводили из зала суда, он ни разу не взглянул в сторону Яны. Впрочем, на подвывающую Наталью, сидящую в первом ряду, Павел тоже не смотрел. Он не отрывал взгляда от матери, застывшей в своем горестном одиночестве: она не только прощалась сейчас с сыном, но теряла в эти дни и мужа, перенесшего обширный инфаркт. Павел, обратясь к родному лицу, неслышно шевелил губами:

– Я вернусь, мама. Я докажу, что невиновен.

Часть вторая

1

В этот день во всех цветочных павильонах неизменно подскакивали цены, но мужчины со смирением раскрывали кошельки, покупая мимозы, орхидеи, розы. Борис заказал для жены роскошный букет по интернету, его доставили прямо на квартиру – здесь с утра уже царило праздничное возбуждение. Помимо Женского праздника Борис и Марта отмечали в этот день маленький юбилей – пять лет семейной жизни. Все утро они готовились к приему гостей.

Супруги Палеи жили вдвоем в просторной «сталинской» квартире рядом с большим парком – мать Бориса умерла вскоре после свадьбы сына. Отношения пары были проникнуты любовью и взаимопониманием. И работали они вместе: вели оздоровительные группы по гимнастике цигун при обществе инвалидов. С весны по осень занятия проводились в близлежащем парке, а зимой общество арендовало зал в школе. Борис уже не сочинял фантастических романов, потому что был занят реальной жизнью. Друзей и знакомых у Палеев было с избытком, но на юбилей пригласили самых-самых.

Самым главным гостем должен был стать старейший друг, Павел Ватагин. Недавно он вышел из заключения, получил условное освобождение. Приглашать его пришлось, как водится, с женой. Наталья Степановна все эти годы поддерживала беднягу: нанимала адвокатов, отправляла посылки, навещала в зоне. Там же она и Павел скрепили свой брак печатью. После выхода на свободу Павел лишь однажды заглянул к Палеям, и то потому, что теперь работал рядом с их домом. Разумеется, о работе инструктором фитнеса не могло быть и речи – узнав его историю, работодатели обрывали разговор. Да и сам он не горел желанием угождать, как прежде, избалованным дамочкам. Трудился Павел разнорабочим в парке, причем и туда его приняли неохотно.

В бригаде озеленителей он получал гроши, но деньги не интересовали его – как не интересовали развлечения и женщины. Павел как будто спал наяву. Тюрьма сделала его замкнутым и даже суровым, хотя он, невинно осужденный, давно перестал строить планы отмщения – тем более, что злодеи, сломавшие судьбу Павла, остались ему неизвестны. В колонии требовались немалые душевные силы для того, чтобы противостоять окружению, ненависть не могла стать подспорьем – выстоять ему помогла вера. Она стала той соломинкой, которая удержала его на плаву. Беседы со священником как-то примирили Павла с несовершенством мира – вскоре он принял крещение и сумел внутренне отгородиться от страшной действительности. А его хорошая физическая подготовка вынуждала считаться с ним. Выйдя на свободу, Павел, по душевной лености в церковь ходить перестал, но остался жить с убеждением, что все в жизни случается по Божьей воле.

Также на юбилей к Палеям была приглашена и другая супружеская пара – Олег и Катерина Котовы. Олег Артурович Котов сумел возместить значительный ущерб, нанесенный ему беспощадными кредиторами. За минувшие годы он превратился в респектабельного коммерсанта, основал крупную продовольственную сеть. Бизнесмена уважали за благотворительность – его вклад в фонд помощи инвалидам, в котором работали Палеи, был самым весомым. У Котова подрастал сын, а сам коммерсант собирался баллотироваться в депутаты. Но сделка с совестью, попытка выпутаться из своих бед за счет другого, имела для Котова последствия непредсказуемые. Не только Павел оказался в заключении, сам Олег попал в тиски несвободы. Теневые авторитеты контролировали каждый его шаг, заносили над его головой домоклов меч угрозы разоблачения.

А еще Палеи, особенно Марта, надеялись увидеть у себя на празднике Яну Ковалевскую. Подруга жила теперь по соседству, в десяти минутах ходьбы от их дома, но появлялась у друзей считанные разы. Яна с головой погрузилась в финансовую деятельность, остальная жизнь ее занимала мало.

Яна въехала в новую высотку, выросшую на гребне уплотнительной застройки на Варшавской улице. Она выбрала этот микрорайон за удобную связь с центром, за почти прямой выход на правительственную магистраль. Яна оценивала теперь дороги и маршруты, как автомобилист, потому что у нее появилась аккуратная дамская машина – голубой «Пежо». Карьера Яны была на подъеме: безработная программистка, она же – учительница, уволенная за непригодность к профессии, нашла, наконец, свое призвание. Выпускница матмеха стала авторитетным аналитиком финансового рынка.

Наметились перемены к лучшему и в ее личной жизни: немалую роль в этом сыграло совместное проживание Яны с Валерием, мастером водоканала. Долгое время оба удовлетворялись расслабляющей негой, возникающей в те минуты, когда их обнаженные тела касались в постели друг друга. Но Валерий становился все активнее, раскрепощалась и Яна. Продолжение намекало о себе самым причудливым образом. Во сне Яна часто попадала в бордели и пыталась спастись от преследования клиентов. В иные ночи она со страхом поднималась по бесконечным лестницам средневековых башен, где за любым поворотом ее мог поджидать наводящий ужас разбойник с ножом в руке. Нередко он набрасывался на нее и заключал в свои объятия. Проснувшись от ужаса, Яна наяву ощущала незнакомые, но приятные толчки внизу живота. Тогда она крепко прижималась к спине Валерия, испытывая болезненное отчаяние от невозможности единения. Валерий рассказывал Яне, что тоже видит эротические сны, однако о подробностях умалчивал. Однажды их сны чудесным образом вошли в резонанс – оба проснулись одновременно на пике возбуждения. Все произошло так, как будто у любовников не было страхов и комплексов: спящую красавицу окропили живой водой, а заколдованного рыцаря коснулась палочка доброго волшебник.

Когда интимная жизнь слегка наладились, Валерий стал настаивать на оформлении брака. Яна тянула с решением, потому что новый этап их взаимоотношений осложнился новыми проблемами. Яне теперь недоставало пылкости Валерия, а он начал ревновать ее без всякого повода. Пошли конфликты в быту. С возвращением потенции к Валерию он стал самонадеян и менее внимателен к своей гражданской жене. Теперь он отказывался посещать музеи или ехать за город в выходные дни, а, как большинство мужчин, полеживал на диване, уткнувшись в телевизор или газету. Валерий напоминал Яне, что ему уже сорок пять и что он хочет нормальной жизни.

После переезда Марты к мужу Яна выкупила ее площадь, и теперь у них с Валерием было две смежные комнаты. Заколоченную межкомнатную дверь раскрыли незадолго до того, как между любовниками пробежала кошка. Но теперь дверь опять все чаще запирали, разбежались по разным комнатам. Валерий утыкался в телевизор, лежа на диване в спальне, а Яна застывала перед экраном компьютера в своем «кабинете», углубляясь в работу. Прежний ее опыт – высчитывание вероятности побед и поражений в спортивных поединках – пригодился в новой работе. Яна безошибочно определяла, когда следует скупать акции, а когда продавать их. Еще до официального объявления могла предсказать банкротство или крах фирм, предвосхитить взлеты. Приобретенная комната, а затем и машина стали материальным подтверждением того, что Яна состоялась в профессии. Следующим шагом обозначилась квартира в строящемся доме на Варшавской, уже частично оплаченная.

Домашнее хозяйство продолжало лежать на Валерии, хотя занимался он обедом и уборкой без былого энтузиазма. Яна вовсе не имела охоты кухарничать и равнодушно съедала приготовленную Валерием картошку с мясом или плов. Других блюд в его меню не было. В одно из воскресений Валерий объявил, что к обеду приглашен гость. Яна удивленно вскинула брови: гостей у них отродясь не бывало.

– Мы ведь собираемся расписаться, Яна, потому я и решил, что пора познакомить тебя с сыном. Он уже взрослый, все поймет, как надо. Вам давно пора познакомиться.

Яна временами забывала, что у ее гражданского мужа есть ребенок. По молчаливой договоренности, он оставался вне сферы их разговоров. Она даже ни разу не видела его. Вначале Валерий ограждал ее от встреч с мальчиком, полагая, что сын находится в трудном возрасте и надо щадить его чувства. Повзрослев, парень нарочито не интересовался частной жизнью отца. Залогом их равноправной мужской дружбы оставались ежегодные поездки в деревню, рыбалка и охота. И вот настало время предъявить сыну почти законную новую жену.

Яна приоделась, выбрала нарядный красный джемпер из тонкого трикотажа с махровыми кисточками по подолу – подарок Валерия, брюки надела обычные, в них она появлялась на бирже. Помогла организовать стол, расширив привычное воскресное меню двумя покупными салатами и бутылкой шампанского для гостя и себя: Валерий по-прежнему держался трезвенником.

Едва гость появился на пороге, у Яны ухнуло сердце: она узнала его. Да, возмужал: раздался в плечах, массивнее стали грудь и шея, гуще звучит бас. Правда, чуть поблекли прежде голубые глаза, а волосы, напротив, потемнели, стали русыми, но сомнений не было – это Женя Иванов. Ученик, из-за которого оборвалась ее школьная карьера. Евгений тоже узнал бывшую учительницу. Он же задал тон новому витку отношений: смеялся над самим собой в мальчишестве, говорил, что догадывается, сколько хлопот приносил учителям. Яна подхватила шутливые интонации, тоже рассказала забавные случаи на уроках и ни слова укора не принесла за убийственную ложь на педсовете. Ну, сказал мальчишка, что покорил учительницу, так сколько лет ему было! Оба вспоминали только приятные моменты из той жизни. К концу обеда Валерий почувствовал себя совершенно лишним – сын и Яна общались исключительно между собой. Торжественно задуманная им помолвка превратилась в фарс.

Расставаясь, молодые люди были уверены, что в скором времени встретятся вновь: тайком от отца Евгений сунул Яне в ладонь записку с номером своего телефона. Он, как истинный спортсмен, помнил, что не одолел планку, не сумел в юные годы добиться победы над этой женщиной, и теперь, возмужав, во второй раз хотел попытаться взять непокоренную высоту. А Яна и не собиралась возводить неприступный бастион. Ей было все равно, с кем испить хмельной напиток жизни, лишь бы забыть о хмуром мастере водоканала, правильном и скучном, как таблица умножения. С Валерием в их редкие интимные моменты, она не испытывала ничего, кроме раздражения. Яна переносила теперь свою неутоленную страсть на профессиональное творчество, так что Евгений подвернулся очень вовремя.

Квартира на Варшавской улице в новом доме была построена в рекордные сроки. Яна готовилась к переезду, и вместе с ней мечтал о новоселье Валерий. Однако ее подарок был иным: она предложила ему по сходной цене, с выплатой в рассрочку, одну из комнат в Фонарном переулке, где они прожили вместе несколько лет. Другую комнату она собиралась продать, чтобы рассчитаться с кредитом на квартиру. При этом Яна объявила, что переедет в новый дом одна. После небольшого скандала и двух дней недовольного молчания Валерий сам возобновил разговор о комнате и обещал собрать нужные справки, а деньги у него на книжке имелись. Эта квартирная сделка поставила точку в их отношениях. Умная женщина всегда уходит первой.

Едва переехав в новую квартиру, Яна отыскала записку с номером мобильного телефона Евгения и позвала его на новоселье.

Эта встреча решила все, да и связь их длилась уже третий год. Любовники не связывали себя обязательствами, решали по умолчанию, что остаются свободными людьми. Евгений месяцами пропадал на сборах и соревнованиях, потом некоторое время жил у Яны, не интересуясь, как и с кем она проводит время без него. Она тоже не спрашивала, есть ли у него другие связи – идеальный гостевой брак. Однако Яна неукоснительно требовала, чтобы Евгений не забывал в постели про защитные средства.

В промежутках между встречами Яна жила привычной жизнью: лихорадка на рынке ценных бумаг отчасти заменяла ей любовные страсти. Встречи с Евгением хоть и были редки, с лихвой восполняли месяцы воздержания. Прежний школяр-балагур стал искусным мастером любовных игр, и Яна временами испытывала экстаз, доступный немногим женщинам. О будущем она не задумывалась, жила сегодняшним днем, впервые за много лет почти в полной гармонии с собой. Ее финансовая независимость сказалась на стиле отношений с молодым другом. Это была зрелая женщина, знающая, чего хочет, и не нуждающаяся в покровительстве.

* * *

Гости в квартире Палеев собирались дружно. Хозяйка тоже управилась вовремя – лишь изредка забегала на кухню, проверить в духовке доходящее до готовности мясо. Марта подготовилась к празднику с блеском. Сегодня ей удалось не только сделать богатый стол, но и удивить друзей своим внешним видом. В последние годы она стриглась коротко, волосы золотистым одуванчиком пушились над головой. А по случаю юбилея она посетила салон красоты, откуда вышла неузнаваемой. Декораторы нарисовали ей модную линию бровей, скрыли умелым румянцем широкие скулы, яркой помадой подчеркнули чувственный изгиб губ. Не забыла Марта сделать и маникюр – ногти ее переливались розовым перламутром. А старое вечернее платье цвета густой зелени Марте удалось обновить белым кружевным воротником, собственноручно связанным. И даже пестрый кухонный фартук, временно накинутый на живот, не портил общего впечатления. Несомненно, Марта смотрелась королевой праздника.

Но хозяйка царила среди гостей лишь до тех пор, пока на пороге не появилась ее лучшая подруга в укороченной шубе «автоледи» из серебристой норки. Яна пришла с молодым человеком. Марта, открыв дверь, тут же, извинившись, упорхнула на кухню, выключить духовку. Когда она вернулась, гости уже разделись и поджидали ее, чтобы вручить цветы и подарок.

Яна, недавно переставшая краситься, вновь обрела естественный цвет волос, русый, с ореховым оттенком – так она выглядела и женственней, и моложе своих тридцати с небольшим. Она будто сошла с обложки гламурного журнала: облегающее черное платье с модными в этот сезон рукавами из мелкой сеточки, туфли на безумно высоких каблуках, длинная челка, органично сочетающаяся с современной стрижкой. Марта ахнула, всплеснула руками, восхищаясь новым образом подруги, и не предположила, что главный сюрприз ее ждет впереди. Спутник Яны, он чуть ли не упирался головой в потолок, вручил Марте цветы и теперь стоял, нарочито вытянув руки по швам и выпятив грудь. Он улыбался, игриво сверкал глазами, так мог бы улыбаться добрый знакомый. Заинтригованная фривольной улыбкой молодого человека Марта присмотрелась к нему внимательнее – и тут же узнала. Она кинулась обнимать высоченного парня:

– Женечка! Представить не могла, что ты еще вытянешься! Ну, Яна, ты и конспиратор! По телефону я только и слышала: «Мой друг, мой друг». Ты ни разу не назвала его по имени. Трудно ли было намекнуть, что это тот самый оболтус… Ой, прости, Женечка.

Евгений продолжал беззаботно улыбаться, хотя черный вечерний костюм, тугой галстук и новые ботинки стесняли его движения, как рыцарские доспехи. Яна, держа Евгения под руку, проследовала в гостиную и вызвала у гостей восхищенные взоры. Однако великолепная пара – подобно голливудским ветреникам – вместе держалась недолго. Вскоре они разбрелись по разным комнатам и потеряли друг друга в праздничном мельтешении гостей. Изредка Яна замечала Евгения флиртующим с той или иной женщиной, лучезарная улыбка не сходила с его лица. Она прислушалась к себе: ни капли ревности. Разве такое возможно? И вдруг поймала себя на том, что ищет глазами Павла. Ведь именно для него она старалась сегодня предстать в наилучшем виде, и даже Евгений, сам не подозревая о том, должен был сыграть роль ее главного украшения. Павел и Яна не виделись много лет, с того дня, когда его увели из зале суда в наручниках. И вдруг Яна поняла, что боится встречи с этим человеком. Она столько лет обманывала себя, уговаривая, что он ничего для нее не значит, но обманывать себя – пустая затея.

Марта сообщила по телефону, что Павел приглашен с женой. А вот и Наталья Степановна! С ней Яна тоже не встречалась после тех печальных событий. Сейчас снисходительно усмехнулась, глядя на платье бухгалтерши. Понятное дело, дама постарела, погрузнела, но сохранила пристрастие к вычурным фасонам. Расцветка – черный горошек на оранжевом – и бегущие по рукавам рюши делали женщину похожей на гигантскую «божью коровку», собирающуюся взлететь. Держалась эта «коровка» как и прежде уверенно: осаниста, ухожена, громогласна. Довершал туалет черный пышный бант, приколотый на затылке к высветленным волосам. Наталья Степановна вынула из коробки чайный фарфоровый сервиз на две персоны, высоко подняв в руках, продемонстрировала его гостям, и лишь затем вручила юбилярам.

Но Павла рядом с ней не было. Его не было нигде.

Яна с тающей надеждой продолжала всматриваться в лица гостей. Наталья Степановна тоже скользила взглядом по собравшимся в поисках нужного ей человека. Глаза женщин встретились и вновь разбежались: обе испытывали застарелую неприязнь друг к другу, но сейчас каждая была для другой лишь соринкой в глазу. Наталья Степановна с досадой отметила про себя, как похорошела эта «теорема», порадовалась, что финансистку не видит Павел – неизвестно, чем могла бы обернуться их встреча. А Павел не пошел с женой на вечер, так как теперь избегал многолюдных сборищ. В следующий момент она увидела сидящего на диване Олега Котова – именно его и искала Наталья Степановна, она хотела обратиться к шефу с просьбой в неформальной обстановке. Бухгалтерша приблизилась к боссу, подобострастно поприветствовала его, одновременно кинула недобрый взгляд на супругу бизнесмена – Катерину она недолюбливала за дружбу с Яной.

Отыскав пустой стул, Наталья Степановна поставила его напротив Котова и села:

– Олег Артурович, хотелось бы перекинуться с вами парой слов наедине…

– Катерина, иди прогуляйся, – бросил супруг.

Но жена Котова уже встала с дивана, не дожидаясь его приказа.

– Только будь осмотрительнее, помни, что я тебе говорил.

Катерине в последнее время все труднее удавалось сдерживать свое влечение к алкоголю. Находясь целыми днями дома, она то и дело подходила к бару и наливала рюмочку-другую. Хотя на матери и лежала ответственность за воспитание сына-дошкольника, фактически занимались с ребенком гувернантки и учителя – так что свободного времени у нее было с избытком. Иногда Катерина теряла счет рюмочкам, поэтому для домашних ее болезнь уже не являлась секретом. И в обществе ей все труднее становилось контролировать себя. Но сейчас она выглядела достойно и элегантно: строгая прическа с косой, уложенной на затылке, длинное черное платье, нитка жемчуга, туфли и сумочка составляли художественный комплект. Катерина присоединилась к гостям, свободно передвигающимся по квартире с бокалами аперитива в руках – современный этикет позволял это.

Когда Катерина удалилась, Наталья Степановна продолжила разговор:

– Олег Артурович! Не знаю, с чего и начать, но Павла все время осаждают какие-то личности. Звонят по телефону, пытаются войти в квартиру, угрожают, требуют от него не понять что. Ясное дело: ниточки тянется на зону, но мы не хотим… Паша не хочет снова попасть в тюрьму.

– Вряд ли я могу быть вам полезен, любезная Наталья Степановна. Я над той публикой не властен.

Котов смотрел поверх головы подчиненной, зацепив взглядом ее черный бант. Да, Павел тонул в том же болоте, что и он. Только роли им отводились разные. Олегу предстояло стать человеком мафии во власти, а Павлу всего-навсего мелким распространителем зелья… Если, конечно, он не устоит против преступного клана.

Бухгалтершу покоробило безразличие шефа: сколько она для него делает, а он пытается отстраниться от ее проблем. Она уставилась на коричневую бородавку у него перед ухом. Прежде не замечала этого мелкого уродства – прямо-таки дьявольская отметина. И вдруг заявила напрямик о своей просьбе:

– Я просто думала, Олег Артурович, что если вы возьмете Павла к себе на работу, может быть, в охрану, они отстанут от него. Вашего человека они не посмеют тронуть!

– Ко мне, в охрану? Что ж, скажите ему, пусть позвонит. Такой разговор должен идти без посредников.

Наталья Степановна суетливо поблагодарила босса и отошла к другим гостям.

В соседней комнате, стоя у окна, потягивали из бокалов коктейль Яна и Катерина. Они редко встречались в последнее время и вначале просто молча смотрели друг на друга, отмечая перемены в облике. Однако крепкий коктейль погружал подруг в общий кокон, отделенный от других гостей:

– Яночка, ты совсем стала меня забывать. Звонишь редко, не берешь трубку, только и слышу голос твоего автоответчика. А так хочется пообщаться с родным человеком. Я целыми днями одна, – слезы жалости к самой себе уже наворачивались хмелеющей Катерине на глаза.

– Некогда, Катя, работы много. И почему – одна? У тебя же есть сынуля.

– Ах, я же совсем не об этом. Конечно, люди вокруг меня есть, но я о душевном одиночестве. Уже март. Скоро мы переедем на дачу, будем там с Костиком жить. А Олег пока в городе останется. Приезжай, когда его не будет.

– Он по-прежнему в разъездах?

– Если бы! Завел любовницу! Добрые люди донесли, что квартиру для нее снял.

– А почему ты с ним не разведешься?

– У меня ведь ребенок! – глаза Катерины округлились от ужаса. На что мы будем жить? Он такой ушлый, наймет адвокатов, все себе отсудит. Понимаешь, я его просто боюсь теперь. И… – Катерина понизила голос до шепота, давно собиралась тебе сказать, у меня недавно появилось подозрение, что в том давнем деле с Павлом и наркотиками он как-то замешан. Не так давно кривоногий финн с того склада-магазина, в котором мы покупали консервы, заезжал к Олегу по каким-то делам. И представляешь, прекрасно говорил по-русски.

– Как же ты вспомнила его? Ведь столько лет прошло. Да и видеть его ты могла только мельком, ведь ты сидела в машине.

– У меня отличная зрительная память. Ты же помнишь, Яна, я в студенческие годы в изостудию ходила.

– Ты думаешь, что Олег специально подставил Павла и все, что произошло с ним, не случайно?

– Т-с-с, – прижала палец к губам Катерина. – Забудь, что я тебе сказала, это же только мои догадки, я ничего не знаю наверняка. Может, и к лучшему, что Павла тогда задержали, ведь могли бы и убить за товар, если бы ему удалось пересечь границу. А кстати, вон и жена Павла в нашу сторону направляется – какой у нее недобрый взгляд! С ней надо быть начеку.

Яна прекратила расспросы. Стоит ли волноваться из-за того, о чем намекнула подруга? Что бы там ни случилось, все это дела давно минувших дней. Павел освободился, женат на этой бабище, а о ней, Яне, забыл и думать. Знал ведь, что она дружна с Мартой и должна появиться на этом вечере, но не подумал явиться.

В это время в комнату зашла Марта и объявила, что всем пора пройти в столовую, начинается главная часть. Гости поспешили на призыв и, громко двигая стульями, стеснились вокруг уставленного яствами стола. Последовали поздравления и тосты. Друзья называли мужа и жену Палеев идеальной супружеской парой и намекали хозяевам, чтобы те не забыли пригласить их на серебряный юбилей.

Марта в своем зеленом платье, отделанным белым кружевным воротником – фартук она наконец сняла – охотно позировала перед фотоаппаратами. Но Борис был невесел: подготовка к празднику утомила его. Он и вообще неважно чувствовал себя в последнее время: плохо спал, много работал. Он понимал, что взвалил на себя непосильное дело – клуб цигун для инвалидов. Но так хотелось быть полезным членом общества. А вокруг него сейчас шумели здоровые, веселые люди. Все они теперь вступили в возраст зрелости, все нашли себя, все преуспевают в той или иной сфере. Борис еще раз окинул проницательным взглядом всех гостей. Даже Яна, прежде выглядела несчастной, забитой, а теперь вон какая стильная дама. И его Марту годы будто не брали – тридцать семь, а все такой же живчик, подвижная, как девчонка. На ее плечах и уход за ним, и работа в клубе, а ей все нипочем. Он хотел повернуться к жене и погладить ее колено, но вместо этого схватился рукой за сердце и обмяк в своем кресле: голова упала на грудь.

Марта, заметила, что мужу плохо, выбежала из комнаты, быстро вернулась, сделала инъекцию, ловко введя шприц в плечо. Борис пришел в себя, в недоумении поморгал глазами, не сразу понял, что с ним произошло. Жена отвезла его в спальню, и это стало для гостей сигналом: пора расходиться.

Яна с Евгением, как пришли, так и ушли вдвоем.

2

В одну из пятниц страсти на бирже затихли к полудню, Яна освободилась пораньше. В эти дни она снова оказалась предоставлена сама себе, так как Евгений уехал на регату, посвященную открытию гребного сезона – снова шлюпка заменяла спортсмену женщину.

Оставив свой «пежо» около дома в гараже, Яна решила пройтись пешком до магазина. Ярко светило солнце, небо отдавало забытой голубизной, а влажная, освобожденная из-под снега земля дышала жизнью. Впервые Яне захотелось прогуляться в парке, она подумала, что третий год живет рядом, но ни разу туда не выбралась. При том, что и Марта настойчиво звала ее посмотреть, как они с Борисом проводят на природе занятия группы цигун.

Яна отнесла продукты домой и оделась полегче: сбросила надоевшие за зиму брюки и куртку и натянула мини-юбку, накинула сверху белый плащ с пояском и снова вышла на улицу. Быстрым шагом, спрямляя дорогу сквозными дворами, она устремилась в парк – светлая и легкая, как первая весенняя бабочка. Через десять минут женщина оказалась в другом мире, размеренном и неторопливом.

Яна остановилась на развилке дорожек перед небольшим холмом, раздумывая, куда свернуть. Марта говорила ей про какие-то павильоны, статуи, сразу за которыми занимается группа, но павильоны и статуи были везде. Пришлось по крутой тропинке взобраться на холм, чтобы взглянуть на местность с высоты. С другой стороны холма, в маленькой рощице, шумная группа работниц парка убирала граблями прошлогодние листья. Фигуры женщин в робах казались одинаково приземистыми и неразличимыми, тем заметнее выделялся среди них единственный мужчина, высокий и статный, обращенный спиной к Яне. Он орудовал граблями у подножья холма, и загребал ими вдвое реже, чем женщины – будто двигался во сне. Рабочий почувствовал на себе взгляд, поднял голову. В скользящих лучах солнца он рассмотрел вначале стройные женские ножки, обтянутые блестящим нейлоном. Эти ножки вдруг пробудили его к жизни. Полузабытое чувство мужчины-охотника ожило в нем. Он посмотрел на обладательницу ножек: русоволосая девушка в белом плаще кого-то смутно напоминала. Неужели Яна? Яна почувствовала на себе мужской взгляд, однако значения ему не придала. Выглядел работник непритязательно: большие залысины у лба, впалые щеки, заросшие рыжеватой щетиной – то ли отращивает бороду, то ли забыл побриться.

– Яна! Ты не узнаёшь меня?

Голос, повышенный на букве «ё» показался знаком, но Яне трудно было свести воедино два портрета: розовощекого, улыбчивого инструктора фитнеса и небритого, в нескладной робе мужика с граблями. И главное – тот был молод и свеж, а этот казался стариком: лоб его прорезали глубокие морщины. Работник улыбнулся, и хотя во рту не хватало нескольких зубов, Яна узнала его по ямочкам на щеках.

– Паша! – охнула она.

Павел широко расставил руки и крикнул:

– Давай, жми сюда! Слабо?

Яна мелко засеменила на каблуках – вниз по склону холма и почти упала в расставленные объятия.

Ощутив у своей груди хрупкое тело девушки, Павел растерялся и опустил руки. На ее белом плаще остались темные отпечатки его пятерни. Он виновато отступил на шаг:

– Что, страшен как черт? А ты почти не изменилась, укротительница цифр, разве что стала еще красивей. Тебе идет русый цвет волос, да и светлый плащ тоже. Я запомнил тебя в чем-то черном.

Яна подтянула ослабевший при беге поясок плаща, заметила на рукаве пятно. Стряхивая пальцами налипшую землю, спросила:

– Давно работаешь здесь?

– Второй месяц пошел. А ты, слышал, преуспеваешь: квартиру купила, машину. На личном фронте тоже порядок?

Павел заставлял себя держать бодрый тон – почему-то не хотелось предстать перед этим воздушным созданием в своей нынешней привычной угрюмости.

Яна не знала, что ответить, теребила пряжку на кушаке. Павел продолжал поддерживать разговор:

– Ты какими судьбами здесь? Еще ведь рабочее время! Или у вас, финансистов, свободный график?

«А он немало знает обо мне, видно, интересовался», – подумала Яна, и от этой мысли ей почему-то стало жарко. Она ослабила пояс, сняла его вовсе и распахнула плащ. Вряд ли она осознавала, что теперь еще сильнее зацепит внимание Павла, – ее мини-юбка была значительно короче плаща. Однако в голосе ее появились легкомысленные нотки:

– Как солнце сегодня припекает! Работать совсем не хочется. Устроила себе выходной, позднее наверстаю. Кстати, я ведь пришла посмотреть, как Палеи с группой цигун проводят тренировку. Марта говорила – где, только я заблудилась на этих дорожках.

– Да вон, рядом, за тем павильоном. Их группу с другими не спутаешь: то, как журавли, на одной ноге стоят, то изгибаются, как кошки.

– А ты надолго сюда устроился?

Павел не успел ответить. К нему уже направлялась крепкая, горластая бригадирша, на ходу осыпая его руганью:

– Эй, Паша, мать твою, опять перекур устроил? Кто норму будет за тебя делать? Баба Маня?

Ругань бригадирши вернула Павла в привычное философски-отстраненное состояние. Он опять улыбнулся беззубым ртом и обронил:

– Такая вот селяви, Яночка.

Между тем бригадирша приблизилась, подняла брошенные Павлом грабли и сунула их ему в руки. Затем злобно цыкнула на Яну:

– А ты, девушка, ступай по своим делам. Видишь, человек работает. Он у нас на испытательном сроке, – и снова повернулась к Павлу. – Имей ввиду, будешь отлынивать от работы, тунеядец, докладную директору отпишу.

Подзабытое слово «тунеядец» рассмешило молодых людей и как-то расслабило Павла. Без всякой злобы на бригадиршу он мягко ответил:

– До семнадцати ноль-ноль все будет сделано, баба Маня. Зуб даю.

– Ладно-ладно, герой. Зубов у тебя и так не густо, зря не бросайся, – сменила вдруг гнев на милость бригадирша. Вообще-то она радовалась, что в ее бабьем стане завелся хотя бы один мужичок. Другие мужчины-рабочие управляли тракторами, перевозили прицепы с мусором, а этот без ропота топтался вместе с бабами. Она ругала Павла больше для острастки, спускала ему многое. И сейчас, любовно подталкивая работника в спину, перегоняла его в другое место, поближе к остальной бригаде. Грабли в расслабленной руке Павла чертили неровный след на неубранном еще грязно-сером газоне.

Яна посмотрела на ссутуленную спину подневольного человека – минуту назад перед ней стоял крепкий, задиристый мужик, а сейчас на ее глазах он превратился в послушный механизм. Нечто, похожее на жалость, шевельнулось в сердце девушки. Она побрела в сторону поляны, на которой ожидала найти группу Палеев.

Павел обернулся, увидел удаляющуюся фигурку в белом плаще – стройные ножки, как ножницы, разрезали весенний воздух. Внезапно он бросил грабли на землю и побежал вдогонку за девушкой.

– Ну, что ты с ним поделаешь, – сокрушенно вздохнула баба Маня. – Оно, конечно, дело молодое, весна всех заводит.

Павел догнал Яну, пошел рядом, шаркая тяжелыми рабочими ботинками о песчаную дорожку. Он и сам не знал, зачем побежал за ней, куда подевалась его невозмутимость. До сего дня он просто жил: наслаждался отсутствием конвоя, сокамерников, необходимости каждый момент быть начеку. Все его бытовые проблемы решала Наталья, он признавал, что относится к ней потребительски, удивляясь той настойчивости, с которой она добивается его. Он уступил ее желанию, будучи несвободным – там, в зоне, он женился бы и на козе, только бы иметь редкую возможность отдохнуть от жизни в камере. Но ничего, похожего на любовь, по отношению к жене он не испытывал.

Яна, совсем иная, чем прежде, задела в нем какую-то душевную струну, а он ведь думал, что все струны оборваны. Несколько лет назад эта девушка, обуреваемая страстью и одновременно сопротивляющаяся ей, вызвала в нем интерес. Глубина полыхнувшего в ней чувства поразила его, ни с чем подобным он не сталкивался, встречаясь с более доступными девчонками. Он сразу устремился в атаку! Была ли тому причиной сдержанность Яны, пробуждающая в мужчине здоровое желание прорваться сквозь преграду? Или – Павел вспомнил лекции профессора биологии, рассказывающего о феромонах влюбленности – виновными в возникшем желании оказались всесильные ароматные молекулы? Павел укоротил шаг, заметив, что обогнал спутницу. Затем спросил:

– Яна, ты замужем?

– Наполовину.

– Как это? А, понимаю, без штампа в паспорте. Кстати, вон и группа цигун занимается, видишь: среди деревьев на полянке. Подойдем ближе или еще погуляем? Палеи только через час закончат.

– Обойдем пруд, а потом к ним вернемся, – голос Яны предательски осип, она почувствовала непонятное волнение.

От пруда тянуло сыростью и холодом. Павел поежился. Яна шла, не касаясь его:

– Скажи, Паша, тебе трудно было там?

– Там было очень весело, – ухмыльнулся Павел.

Яна во второй раз заметила ухмылку, обретенную им в местах лишения свободы. Но она не испугалась этой маски – напротив, Павел стал только ближе. Ей ли не знать, что значат все эти гримасы, сама пренебрежительно кривила губы, когда на душе кошки скребли. С большим трудом ей удалось избавиться от ставшей привычной мимики. Только уверенность в себе несет спокойствие и красоту лицу. Поэтому сейчас она пожалела Павла за взятый им ернический тон.

– Паша, ты в парке ежедневно работаешь?

– Пять дней, иногда и шестой прихватываю.

– Ты не против, если я тоже буду приходить в парк, когда удастся свободный часик выкроить?

– Зачем ты мне это говоришь? – Павел резко остановился, опустил руку на плечо Яны. – Зачем тебе эти встречи? Экзотики захотелось? Хочешь тюремные байки услышать? Или, может, с зэком потрахаться?

– Разве не ты сам догнал меня десять минут назад? – грустно улыбаясь, напомнила Яна и совсем как прежде сдунула вверх упавшую на глаз челку.

Павел пожал плечами:

– Ладно, пошли к Палеям. Посмотрим, как Борис размахивает дирижерской палочкой.

Борис и вправду был похож на дирижера, из своего вертящегося кресла управляющего оркестром. Одной рукой он крутил колесо инвалидной коляски, заставляя ее челноком метаться из стороны в сторону, другой – размахивал короткой указкой; направляя ее на того или иного ученика, одновременно хвалил его или делал замечания. В группе занимались люди, ограниченные в движениях, но стоящие на собственных ногах. Показывала упражнения Марта. Вот она широко расставила ноги, чуть присела, выгнув поясницу, вытянула перед собой полусогнутые руки. Борис комментировал:

– Вы готовы принять силу мира! Ваше положение описывает круг мироздания. Представьте, что вы превратились в сферу.

У Марты это упражнение получалась лучше всего, с раскинутыми полукругом руками, она выглядела настоящим колобком. Борис продолжал:

– Здесь также важно ощутить прохождение ци по телу…

Яна рассеянно смотрела на восточные позы занимающихся, с интересом слушала Бориса, и вдруг он обратился к ней по имени, назвал Яниной… В следующий момент она поняла, что речь шла о другом.

– …повторяю, ян и инь, мужское и женское начало. Взаимодействие ян-инь с пятью элементами – это формы проявления энергии ци. К примеру, если женщина успешна в работе, но не устроена в личной жизни, если женское начало у нее спит, то из-за неподвижности инь она сможет обрести гармонию, стать счастливой.

«И все же Борис говорит обо мне, – подумала Яна. – Только мой инь не спит, а бушует внутри, как пламя в печи. Инь сжигает меня, ведь то, что происходит с Женькой, любовью не назовешь!».

Борис замер на полуслове, как это случилось с ним на юбилее. Марта снова бросилась делать укол, а понятливые инвалиды медленно побрели к скамье, на которой была свалена их верхняя одежда. Они не впервые становились свидетелями приступа у тренера.

Марта вполголоса пояснила Яне:

– У Бори синкопальные состояния, приступы случаются чуть ли ни ежедневно. Особенно, когда перенапрягается во время занятий.

– Я уже в порядке, – объявил Борис спустя минуту-другую. – Но, вообще-то, дело хреново, ребята. Надо передавать вожжи правления в группе другому человеку. Взялся бы ты, Паша?!

Павел обещал подумать, ответил, что мог бы попробовать вести занятия в детской группе – Марта тем временем подталкивала коляску с Борисом к выходу из парка.

Борис оживился, заявил, что подыщет в интернете описание упражнений борьбы тай-цзы, для мальчишек будет в самый раз. Но предупредил, что с больными детьми нужно много терпения.

– Терпеть я научился, – философски заметил Павел.

Марта с Яной переключились на житейские темы. В районе, где они жили, почти не осталось продуктовых магазинов, и Марте приходилось пешком, за три квартала, добираться до рынка. Но особенно тяжело было возвращаться назад – сумки оттягивали руки. Яна раз в неделю на машине ездила в сетевой маркет за продуктами и предложила брать с собой Марту.

При выходе из парка к Павлу пристали два хмурых парня, по виду наркоманы. Все это время они держались в отдалении, а теперь потребовали отойти с ними для разговора. Павел сказал друзьям, чтобы шли вперед, остановился:

– Что надо на этот раз? – устало поинтересовался он.

– Хозяину надоело ждать. Долго будешь его разводить?

– Я же ясно сказал, что «нет».

– Смотри, пожалеешь! Закурить не найдется?

Павел отдал зачуханным парням пачку сигарет и догнал своих.

– Чего они от тебя хотят? – не скрывая тревоги, одновременно спросили Марта и Яна.

– Говорят, что я трешку им задолжал, – снова с вызывающей ухмылкой ответил Павел.

– Три тысячи рублей? – высказала догадку Марта.

– Скорее долларов, – заметила Яна.

– Три года, – внес ясность Павел.

– У них есть на тебя какой-то компромат? – спросил Борис.

– Они хотят тебя убить? – запричитала Марта.

– Нет, я нужен им живой, а компромат иметь не обязательно, его можно и подкинуть.

Павел замолчал, раздумывая, как избавиться от преследования криминальных авторитетов. Неужели придется бежать из родного города? Он не желал становиться пешкой в чужой игре, знал, как трудно противостоять в одиночку преступному миру.

* * *

Наталья Степановна поменяла несколько адресов в городе, прежде чем смогла купить четырехкомнатную квартиру на Охте – пусть не центр города, но до Невского проспекта четверть часа езды на машине: мостом через Неву, а там рукой подать. Пришлось расселять коммуналку, потратила немало энергии – риелторам не доверяла, все контролировала сама.

Сегодня хозяйка пришла пораньше и беспокоилась, что Павел задерживается. Мобильник его, как всегда, был отключен. Едва муж появился на пороге, как она стала осыпать его упреками, хотя при этом не забыла подать тапочки, чистое полотенце и проводить в ванную. Пока он мылся, разогрела обед. Наталья Степановна не держала домработницу, хотя и могла себе это позволить. Она успевала всё сделать сама: убрать, помыть, сварить еду. Когда Павел, посвежевший после душа, вышел в большую кухню-столовую, на столе уже дымилась тарелка рассольника. Рядом стояла и рюмка с водкой.

Пока Павел насыщался, Наталья Степановна обычно успевала пересказать ему все новости дня, ни на минуту не закрывая рта. Говорила о конфликтах на работе, о налоговых проверках, о бухгалтерских хитростях. Обычно он терпеливо выслушивал ее излияния, но сегодня вдруг стукнул кулаком по столу и резко встал:

– Все, хватит. Не грузи меня, мать. Ты хоть бы раз спросила: «Как у тебя, Паша, дела?».

– Ой, совсем забыла, Пашенька! У меня для тебя новость есть. Напрасно ты думаешь, что твои дела меня не интересуют. У меня все сердце изболелось, как подумаю, что ты там в парке с бабами граблями машешь. Это просто ужас!

– Не ужаснее, чем в зоне.

– Так вот, я еще раз с Котовым о тебе говорила на днях. Раз ты не хочешь идти в охранники, он согласен взять тебя рабочим по двору. У него в Комарово огромный участок, садовник один не справляется, нужны сильные руки.

– Он спятил?

– Почему спятил? Ты же в парке озеленением занимаешься? Та же работа, только оплата на порядок выше. Котов к себе не всякого возьмет!

Павел представил, как он снова окажется практически в тюрьме, за стенами частной крепости. Прощай необременительная работа в парке, крикливая, но беззлобная баба Маня, встречи с Палеями в летнем кафе. И, разумеется, прощай, личная жизнь. Новая встреча с Яной уже породила в нем зыбкие надежды.

– А ты у меня спросила, хочу ли я в это ярмо впрягаться? – грубовато оборвал жену Павел.

– Так ведь место замечательное, и эти, из зоны, перестанут к тебе приставать.

Напоминание о нависшей над ним опасности окончательно вывело из себя Павла.

– Все, хватит базарить. Пора на боковую.

– Ладно, Пашенька, никто тебя силой не заставляет к Котову идти, – и тут же переменила тему. – А когда мы паркетом займемся? Я уже и лак купила.

Павел ничего не ответил и отправился в спальню.

Вымыв посуду, в комнату пришла и жена. Она переоделась в прозрачную розовую сорочку – черные кружева по подолу едва прикрывали бедра – и возлегла на подушки. И, Павел, соблазненный богатым телом супруги, забыл о всех треволнениях дня. Наталья Степановна застонала, изображая наслаждение, хотя Павел в последнее время был слишком резок в постели.

Утром муж подтвердил свое решение отказаться от предложения Котова, сказал, что сам со временем займется поиском работы, а пока его все устраивает.

Борис, прекратив проводить занятия с инвалидами, энергично проталкивал идею организации группы тай-цзы для мальчиков младшего возраста. Он же заставил Павла взять несколько уроков у специалиста в этой области и дал объявление через инвалидные сайты о наборе детей в группу. Павел не смог отступить перед таким напором и договорился с бригадиршей дважды в неделю ради занятий с детишками уходить с работы раньше. Баба Маня разрешила, опасаясь, как бы мужик вовсе не уволился.

С наступлением весны бригада была брошена на озеленение: целыми днями работники, согнувшись над клумбами, высаживали цветочную рассаду. И на этот раз Павел с трудом разогнул поясницу, но плоды труда радовали: пестрыми лентами вдоль аллеи мерцали высаженные бригадой анютины глазки, перекликались с весенним небом голубые соцветия агератума. Работницы сложили на тележки инструмент, захватили и лопату Павла и потянулись к конторе. Павел остался на аллее у высаженных цветов. Обтёр ладони о штаны и огляделся, ища глазами Яну. Вечера становились светлее с каждыми новыми сутками – и прояснялись отношения между разнорабочим парковой бригады и преуспевающей финансисткой. Оба поняли, что уже не могут обходиться без этих ежевечерних встреч.

Яна спешила к Павлу, спрямляя путь через березовую рощицу. В своем белом плащике, перетянутом на талии пояском, она и сама смотрелась молодой березкой. Подойдя ближе, протянула вперед руки – и четыре ладони сплелись в узел: отношения двоих все еще оставались приятельскими.

– Скоро майские праздники, – заметила Яна. – Ты помнишь наш скандинавский круиз?

– Это было в другой жизни.

– А сейчас вы с Натальей куда-нибудь собираетесь ехать?

– Нет. Дома будем. Займемся хозяйством. Я уже наездился.

– Я тоже поработаю. Хочу обобщить котировки акций и сделать по некоторым позициям среднесрочный прогноз, – хотя Яна сообщила это спокойным тоном, глаза ее были грустны: сколько раз ей приходилось проводить праздничные дни за работой у компьютера!

Но Павел внимал не словам, а взгляду. Он снова взял ее ладони в свои и уже не отпускал. Затем посмотрел в глаза и, будто оправдываясь, сказал:

– Извини, я не смогу вырваться. Наташа будет дома, а у меня, она знает, нерабочие дни. А твой наполовину муж тоже тебя на праздники бросает?

– Его сейчас нет в городе, а, если бы и был… Мне нужен ты!

– Ты это всерьез, Яна? Мне казалось, что мы просто…

– Просто гуляем, как друзья? Я и сама так думала. Ну, ладно, мне пора идти.

– Так вдруг? Обожди, я провожу тебя. Только скоренько переоденусь в цивильное.

Павел быстрым шагом направился в контору, а Яна осталась ждать, прогуливаясь вдоль высаженных бригадой цветочных ковров. Напоминание о «наполовину муже» обратили ее мысли к Евгению.

За последний месяц у нее была одна встреча с ним. Он вырвался со сборов на два дня и сразу примчался к ней. Их свидание пошло комом. Все было не так, как всегда. Женька хоть и балагурил по-прежнему, временами замолкал, отвечал невпопад, как будто был озабочен какими-то проблемами. И сама Яна смотрела на него не так, как всегда, сравнивала с Павлом. Сравнение оказалось не в пользу Женьки. Вдруг стало очевидно, что ему не хватает культуры: сел не так, распялив ноги в стороны, к столу пришел, не вымыв руки, оборвал ее на полуслове. Павел был иной: ни страшные годы в колонии, ни нынешняя работа не сумели выбить из него воспитанности и интеллигентности.

В ту ночь развлечения в постели с Женькой закончились маленькой аварией.

– Носочек порвался, – неуклюже пошутил любовник.

– Тебе шуточки, а мне последствия?

Яна резво вскочила с постели и кинулась в ванную. Последующие две недели она нервничала из-за этого инцидента – рожать ребенка не входило в ее планы.

Лишь сегодня стало ясно, что пронесло. Только эта мысль сейчас и радовала, в остальном все было как обычно в критические дни: больная голова, разбитость, депрессия.

Павел снова появился перед Яной: посвежевший, в куртке кофейного цвета и белесо-голубых джинсах. Он казался таким же, как тысячи других мужчин, но для Яны был сейчас единственным.

Они вышли из ворот парка, пересекли оживленный Московский проспект, прошли под высокими арками проходных дворов, минуя детские площадки и скопления тут и там прилепившихся автомобилей. Вот и новый дом Яны на Варшавской улице. Они вместе поднялись в лифте. Здесь он поцеловал ее. Павел следовал по пятам, уверенный, что Яна пригласит его сегодня в квартиру. Но она сомневалась: сегодняшнее состояние мало подходило для интимного свидания. Отвечая на его молчаливый вопрос, Яна сказала:

– Не сегодня, Паша. Спасибо, что проводил. А теперь – иди!

Он оторопел. Почему она его гонит? Разве они не хотят одного и то же?

Яна посмотрела на его вытянутое от недоумения лицо и разрешила войти в квартиру.

Женщина принимает желанного гостя так же, как и мужчина. На столике перед диваном появились вино и конфеты, фрукты.

– А музыку ты по-прежнему не жалуешь? – Павел вспомнил свои давние уроки у Яны.

– Есть несколько дисков с классикой. Я ее, правда, по-прежнему не понимаю, но иногда улучшает настроение. Хочешь, Моцарта поставлю? Правда, у меня, кроме компьютера, больше не на чем диски прослушивать.

Яна вставила в дисковод серебристый кружок с записью мелодий великого композитора, и в комнате зазвучали волшебные звуки «Маленькой ночной серенады».

Они присели к столику, подняли бокалы.

– За что пьем? – лукаво улыбаясь, спросила Яна.

– Не за что, а за кого. За нас!

– Мелодия замечательная и вино отличное, – заметил Павел, рассматривая этикетку на бутылке. Только мне бы что-нибудь покрепче.

– Не держу в доме. Хочешь, пей всю бутылку. Я все равно больше не буду.

– А что так?

Яна, чтобы обозначить границы сегодняшнего общения, ввела Павла в курс недомогания. Он кивнул, с сожалением посмотрел на нее еще раз: Яна сидела на диване прямо – джемпер в полоску с большим соблазнительным вырезом, черная короткая юбочка заползла выше колен и остановилась на линии фола. Да, жаль, что такой день…

Павел выпил еще два бокала, один за другим, закурил:

– Видишь, как оно получается. Прежде ты держалась букой – теперь я чувствую себя не в своей тарелке. Забыл уже, как с интеллигентными барышнями обращаться.

– Ну, какая я тебе барышня. Просто не слишком устроенная в жизни женщина. Работа – единственное, что у меня есть.

– Ты намекала, что не только работу имеешь. Но так и не рассказала, кто он, твой приходящий муж?

– Давай не будем сегодня вспоминать о женах и мужьях.

Яна положила голову Павлу на плечо. Павел погладил ее по волосам, поцеловал, погрузился губами в ее светлую теперь челку. Она чуть отстранилась, посмотрела ему в глаза, приблизила лицо к его подбородку, затем прижалась к нему еще сильнее, не имея сил вести себя благоразумно.

– Родная! Ты возвращаешь меня к жизни. И насчет «нехорошего дня» не беспокойся. Есть тыща и один способ доставить женщине удовольствие и получить его. Мы же не дети!

По щекам Яны потекли слезы. В нынешнем состоянии она была во сто крат более слабой женщиной, чем обычно.

– Я обидел тебя, родная? – встревожился Павел.

– Мой любимый! Я так долго тебя ждала!

– Ждала? Меня?

Постепенно фразы влюбленных становились все короче, а паузы длиннее. И желанное единение свершилось.

– Я не отпущу тебя, Паша. Перебирайся жить ко мне, – сказала Яна чуть позднее, держа перед собой за хвостик буровато-красную ягоду черешни.

– Яночка, я хотел бы остаться с тобой, но, понимаешь… – Павел вынул изо рта косточку черешни и кинул ее в пепельницу. – Наталья столько сделала для меня, вытащила из тюряги. Я не могу предать ее.

– Ты ведь ее не любишь?

– До встречи с тобой я не знал этого слова. Извини, Яна, мне пора.

В комнате повисла пауза. Затем Яна резко встала с дивана, сняла с вешалки куртку Павла и распахнула дверь на лестницу.

– Ступай, Паша! Уходи сейчас же!

Павел, молча покачал головой и поспешно вышел из квартиры, радуясь, что Яна избавила его от долгого тягостного прощания.

Сцену устроила Наталья.

– Обед остыл – дело десятое. Но я вся издергалась. Одиннадцатый час, а его все нет. Мог бы предупредить. И мобильник не отвечает.

– Телефон разрядился.

– Мог бы у кого попросить. Где же ты был, оглоед?

– Понимаешь, с корешами встретился.

– С дружками из колонии? – подозрительно вскинулась Наталья.

– Они самые.

– Ты смотри, Паша. Держи ухо востро. Хочешь, я буду встречать тебя после работы? Мне на машине пару пустяков до твоего парка доехать.

– И думать не смей. Ты и так на работе выматываешься. А лишний раз стоять в пробках при твоих-то нервах – это не дело. Я на метро быстрее доберусь, а ты к тому времени что-нибудь вкусненькое приготовишь.

Как и многие изменяющие женам мужья, Павел после стороннего свидания был с женой непривычно ласков. Польщенная тем, что муж проявляет заботу, Наталья Степановна отступилась, но пригрозила:

– Хорошо, добирайся сам. Но чтобы в семь часов, как штык, был дома. А иначе буду тебя встречать, нравится тебе это или нет. Больше я таких задержек не потерплю!

Выход нашелся легко. Павел и Яна решили встречаться в рабочее время. Яна имела свободный график работы, а Павлу, чтобы уладить этот вопрос, пришлось приплачивать бабе Мане за отлучки. Впрочем, Яна финансировала его взаимоотношения с бригадой.

Теперь Павел все реже появлялся в бригаде. В иные дни, когда Яна была занята на бирже, он просто загорал на берегу пруда. Раздевшись до пояса, ложился на траву, подстелив под себя куртку, подставлял солнечным лучам израненное тюремными отметинами тело. Он не хотел никаких перемен, так хорошо, как сейчас, ему никогда еще не было. Пусть другие гонятся за деньгами, выстраивают карьеру, обрастают хозяйством. Восемь часов ежедневно он счастлив – у него есть свобода и любимая женщина. И даже сомнительные личности перестали наведываться к нему.

3

Близилась середина лета. В парке буйствовала зелень, ароматов и цвета. Майские тюльпаны, не имеющие запаха, стараниями работников уступили место благоухающим флоксам, пионам, розам. Раскачивались на ветру желтые метелки двухметровых астильд, благоухали кусты жасмина. В прудах появились стаи маленьких утят, рабочие не успевали подкашивать газоны – обильно поливаемая дождями трава подрастала слишком быстро.

Павел сноровисто водил по газону электрокосилкой, жужжанье ее заглушало все прочие звуки в округе – в горячую пору садового сенокоса он вновь стал помогать бригаде. Обработав участок, выключил мотор. Сегодня намечалось свидание с Яной, прямо здесь, в парке. Времени до назначенного часа оставалось всего ничего. Павел скинул рабочий комбинезон и с разбегу нырнул в пруд рядом с табличкой «Купание запрещено». Он, как и ныряющие рядом подростки, не особенно считался с предупреждениями, полагая, что эти фанерки с надписями поставлены для проформы.

Вдоволь накупавшись, вышел из воды. Едва он успел снять в кустах мокрые плавки, переодевшись в сухое, на импровизированном пляже появилась Яна. Она опять его пожурила за то, что купается в грязной воде и дно, наверняка, плохое, за прудами никто не следит – он оправдывался, что дна не касается, ныряет с разбега на глубину, а там и вода чище. Прочитав привычную лекцию, Яна разделась до купальника: он был ярко-синий и красиво выделялся на ее успевшем загореть теле. Затем оба легли на принесенное ею покрывало.

В это время Наталья Степановна разыскивала Павла, кружа по дорожкам парка. Ей было жарко в своем офисном костюме, хотя и светлом, но из плотной ткани, однако она не снимала пиджака, лишь расстегнула его пуговицы. Ей было не до красот вокруг: у Натальи Степановны начались такие неприятности на работе, что подскочило давление. И сюда она приехала не выслеживать мужа, а посоветоваться с ним.

Сегодня к ней в кабинет нагрянула налоговая инспекция. Изъяла документы, компьютеры. Ее выставили из офиса, взяв предварительно подписку о невыезде. Сказали, будут разбираться. За годы работы в сети магазинов Олега Котова бухгалтерша привыкла составлять белые и серые документы, но в офисе компрометирующих бумаг не хранила. Она знала, как обойти закон, по какой статье провести левые поступления, как утаить доходы. Обычно ее предупреждали о проверках, что же случилось на этот раз? Она не находила себе места.

Ходьба по парку помогла Наталье Степановне вернуть самообладание, настроение ее улучшилось. Она вдруг заметила играющие на ветру листья деревьев, яркую зелень газонов, цветочный ковер на клумбах и ощутила ностальгию по первозданной природе, ведь детство ее прошло в сельской местности. После смерти матери, она перестала ездить на родину. Отпуск брала поздней осенью, а летние дни использовала на ремонт и благоустройство квартиры. Наталья Степановна сорвала на ходу шелковистое сердечко сирени и мимоходом подумала, что надо бы в этом году вместе с Пашей съездить в свою деревню, сходить на могилку матери.

Мужа среди рабочих парковой бригады Наталья Степановна не обнаружила, ей сказали, что он давно ушел. Мобильник Павла, как обычно, не отвечал, и она, поняв, что разминулась с ним, решила просто погулять – в кои-то веки выбралась в парк. Наталья Степановна сняла пиджак и несла его теперь на руке вместе с сумочкой – в легкой блузке дышалось легче. Проходя мимо косогора, плавно сбегающего к пруду, она заметила загорающую на траве парочку, лежащую в недопустимой близости. Ее благонравие было задето: девица распласталась на спине, на ней был лишь куцый синий треугольник вместо нормальных трусов, а парень в черных плавках примостился на боку, закинув ногу на ноги девушки. Головы и грудь обоих были прикрыты одним широким полотенцем. Наталья Степановна повозмущалась про себя о нынешних нравах и хотела было уже пройти мимо, как что-то внутри будто кольнуло ее. Зеленое полотенце, совсем как у них дома! Она остановилась, все больше возмущаясь наглостью двоих: по их движениям можно было заподозрить, что они целуются. Хорошо, хоть трусы не сняли, бесстыдники! Он или не он? Она вспомнила, что Паша действительно в последнее время брал с собой плавки и полотенце, говорил, что жарко и он купается после работы. Ревнивая супруга на цыпочках приблизилась к загорающей парочке и ахнула: шрамы на спине мужчины были в тех же местах, что у ее мужа.

– Ах вы, негодные твари, сволочи, – разгневанная жена даже не пыталась сдержать себя. Сдернув полотенце, она узнала и девицу.

Пойманные на месте преступления любовники вскочили и сели как по команде, спиной друг к другу.

– Так, значит, мы загораем! Так, выходит, купаемся! Хорош голубчик! А ты, шалава, что за его спину прячешься? Думаешь, я тебя не узнала. А ну пошла прочь отсюда!

Яна встала во весь рост и, сделав пару шагов вниз, к берегу, повернулась спиной к чужой жене, как бы подчеркивая, что ее не касаются супружеские разборки. Наталье Степановне показалось, что на сопернице ничего нет. Она видела только голую спину и крепкие, обнаженные ягодицы, не заметив узкой вертикальной полоски у копчика. Обманутая жена стояла на вершине косогора, монументальная и величественная. И вдруг, с криком злости и отчаяния, она отбросила в сторону сумку и пиджак, скинула туфли на каблуках и ринулась вниз по траве, как танк, надвигаясь на соперницу. Достигнув ее, с силой столкнула в пруд, а сама едва удержалась на ногах. Яна взмахнула руками и упала в воду, подняв фонтан брызг.

Она не умела плавать. Судорожно барахтаясь и заглатывая открытым ртом воду, Яна начала захлебываться. Не мешкая, Павел бросился в пруд, ухватил Яну за волосы, поднял ее голову над водой, затем подвел руки под ее спину и выпрямился. В этом месте пруда ему было по пояс, но вязкий ил держал пленников. Павел, с трудом вытаскивая увязшие ноги и удерживая спасенную на вытянутых руках, сделал шаг-другой, и наконец выбрался на берег. Большой палец его ноги оказался порезан разбитым бутылочным стеклом, кровь, перемешанная с грязным илом, бежала из раны. Яна еще лежала на покрывале, отходя от пережитого страха, а Наталья Степановна уже промокала раненый палец мужа полотенцем, искала в своей сумке бумажный платок. Пока она занималась ногой Павла, Яна окончательно пришла в себя, встала и, забрав свои вещи, молча удалилась с места происшествия. Павел полностью вручил себя заботам жены. Она обтирала полотенцем его мокрые волосы, спину. Потом, отыскав подорожник среди травы, залепила палец и натянула ему носки.

Уже дома Павел подвергся допросу супруги: давно ли он встречается с Яной и как далеко зашли их отношения. Павел пытался все превратить в шутку, говорил, что они просто друзья по хорошей погоде – вместе загорают, а, что лежали слишком близко, так это потому, что покрывало было узкое. Затем он увлек жену в милое супружеское развлечение, старался быть в этот вечер особенно ласковым с ней.

После она рассказала ему о том, что тревожило ее весь день:

– Паша, ты спишь? Я хочу тебе сказать…

– Говори, киска.

– Понимаешь, у меня на работе проводят финансовую проверку.

– Давай лучше утром расскажешь. Я уже засыпаю.

– А мне не заснуть, Пашенька. Боюсь, как бы чего не вышло. Знаешь, если меня вдруг арестуют… но это так, на всякий случай…

При слово «арестуют» Павел вынырнул из сна, в который было совсем провалился.

– …Так вот. У Котова имеются дублирующие документы. Скорей всего, они хранятся на даче, там мы их подписывали прошлым летом в присутствии юриста. Эти документы подтвердят мою невиновность, я только выполняла распоряжения Котова. Он записал на меня активы фиктивно, чтобы уменьшить налоги…

Разговор об активах и налогах убаюкал Павла, но окончательно заснуть не пришлось. В дверь позвонили.

– Пойду открою, – сказал он, разлепив глаза. – Верно, опять мои типчики пожаловали, взяли манеру тревожить по ночам.

– Ты в глазок-то посмотри, сразу не открывай, – Наталья Степановна привстала с подушки и, опершись на локоть, прислушалась.

На вопрос Павла из-за двери ответили, что милиция. Потребовали немедленно открыть, пригрозили, что иначе взломают дверь. Павел увидел в глазок, что на площадке стоит группа омоновцев с автоматами в руках и трое в штатском. Он обреченно повернул замки и открыл дверь, уверенный, что пришли за ним. Вооруженная группа ворвалась в квартиру, приказала супругам оставаться на месте. Перерыли в комнатах все, что можно, изъяли какие-то бумаги и дискеты, принадлежащие хозяйке дома, старший группы приказал ей одеваться. Затем двое рослых бойцов взяли ее под руки и вывели из квартиры.

Павел растерянно стоял посреди комнаты, когда воющую в голос Наталью выводили на лестницу.

– Паша, не верь никому, я не виновата! – выкрикивала арестованная. – Запомни, что я тебе говорила. Документы у Котова!

– Молчать! – грубо рявкнул конвоир, ткнув женщине кулаком под лопатку.

Утром Павлу позвонил Олег Котов и выразил сочувствие – Павел послал его к черту. Коммерсант не обиделся, сказал, что наймет для Натальи Степановны адвоката и напомнил Павлу, что готов взять его на работу. Павел со злостью нажал кнопку отбоя на телефоне, и, тут же набрав номер Яны, сообщил, что в его доме беда: Наташу арестовали и он не знает, что теперь делать.

– Решается вопрос всей моей дальнейшей жизни, нашей с тобой жизни, – заключил он.

– Приезжай, – коротко ответила Яна.

В чашках остывал кофе. Павел рассказал Яне, как арестовывали жену, как утром звонил Котов, обещал помочь с адвокатом и снова, между прочим, предлагал ему работу.

– Я бы не слишком доверяла этому человеку. Скажи, Паша, ты никогда не думал о том, что его присутствие на финском складе, где тебе подкинули банки с наркотиками, не случайность?

– Что ты говоришь, Яна! Ты хочешь сказать, что это он подставил меня?

– Катя мне недавно рассказала, что видела в своем доме того человека со склада…

– Нет, я не хочу слышать об этом.

– Паша, неужели пять лет в тюрьме, в окружении подонков и подлецов, не научили тебя разбираться в людях?

– Я научился верить людям, даже таким, которым верить нельзя.

– Та-а-к. И ты веришь, что твоя Наташа не причастна ни к каким махинациям?

– Она говорила о каких-то документах Котова, которые смогут подтвердить ее невиновность. Ведь она действовала по принуждению!

– Это верх наивности, Паша. Бухгалтер всегда отвечает за свои действия. Кстати, а, почему ты не спросил у Котова про эти документы, когда он заговорил об адвокате?

– Ну да, не спросил. Я же понимаю, что если они есть, ему невыгодно предъявлять их.

– Ага! Сам себе противоречишь! Значит не такой уж белый и пушистый твой Котов?

– Яночка! Не лови меня на слове! Может, в самом деле, мне устроиться к нему на работу и разобраться, что к чему? Как помочь Наташе? Она столько сделала для меня!

– Боюсь так просто проблему не решить, – задумалась Яна. – Пойди ты работать к нему, тоже окажешься у него под колпаком, как и твоя Наталья. Нет, Паша. Держись от Котова подальше, да и в дела Натальи тебе лучше не влезать. Положись на Котова, он сам заинтересован, чтобы его бухгалтерша не наговорила лишнего, потому и предлагает ей адвокатов.

Павел вскочил со стула и быстрыми шагами стал ходить по комнате, что-то обдумывая. Наконец пристально посмотрел на Яну: она сидела на диване, закинув ногу на ногу, и казалась слишком спокойной.

– Яна, скажи честно, тебя ведь устраивает, чтоб Наташу устранили на долгий строк? Поэтому ты наговариваешь на нее и Котова?

– Пашуля, не надо говорить со мной таким тоном. Где бы ни находилась Наталья, это не повлияет на наши с тобой отношения: так или иначе, ты все равно оставишь ее, я уверена. И хотя ты защищаешь ее, я думаю, у власти есть основания, чтобы предъявить ей обвинение.

– Положим, в ее действиях есть вина, она подписала то, что не следовало. Но я не могу допустить, чтобы Наташа прошла те же круги ада, что и я.

Яна не успела возразить или что-либо посоветовать, потому что на столике зазвонил телефон. Взволнованный голос Марты, перемежаясь всхлипами, сообщил о несчастье:

– Яночка, только-что умер Боря. Я в полной растерянности, он лежит в соседней комнате. Не знаю, что делать, с чего начать!

– Марта, мы сейчас вместе с Павлом подойдем. Он как раз у меня. Крепись!

Павел по лицу Яны понял, что произошло. Борька! Единственный друг! В последнее время они мало общались – только по делам, связанным с группой тай-цзы. А он ведь знал, что Борис тяжело болен, что ему требуется участие, но нет, носился со своей болью. Павел вздохнул: Борька был ему как брат, и прощал ему все, как родители. Кстати, и родителей он давно не навещал, отделывался куцыми звонками. Павел взял мобильник и высветил их номер:

– Мам, как дела, как здоровье? – спросил нарочито бодрым голосом.

– Все ничего, сынок. А ты-то как? – встревожилась мать.

– У меня все в порядке, – ответил Павел. – Ни об аресте Наташи, ни о смерти Бориса он решил родителям пока не сообщать.

Марта пребывала в прострации, она сидела в инвалидном кресле мужа и беззвучно плакала. Павел погладил ее по спине, робко утешая, хотя в утешении нуждался и сам – со смертью друга какая-то частица его души тоже умерла. Яна тем временем звонила в разные службы, уезжала за какими-то справками и возвращалась вновь. Позднее приехал врач, освидетельствовал умершего. Ближе к вечеру явились санитары, и Павел помог вынести из квартиры остывшее тело друга.

Втроем сели у кухонного стола. Все разом постарели за минувший день, особенно Марта: потухший взор и бесформенная черная кофта, надетая на ней, делали ее похожей на старуху, хотя вдове не было еще и сорока лет. Водка в бутылке убывала медленно. Марта и Яна от утомления и переживаний запьянели от одной стопки, Павел пил, не хмелея. Только несколько раз повторил:

– Всех потерял, всех! И Бори нет, и Наташи нет.

Обида охватила Яну. Она больше не существует для Паши. У него на уме только Наталья. Он сказал, что она, Яна, радуется, что его жену замели. Нет, он ошибается. Яна надеялась, что Павел оставит жену сам и переедет жить к ней. Он не смеет упрекать любимую в фантазиях типа: «Чтоб жена умерла». Яна решила, что любыми путями достанет документы, смягчающие вину Натальи – если они существуют в природе. Пусть Павел раскается в том, что обвинил ее в мелочности и злорадстве! Пусть кусает себе локти, потеряв Яну.

Марта на минуту отвлеклась от своей боли, услышав странные слова: Наташи нет.

– А где Наталья Степановна? – удивленно спросила она.

– Наташу вчера арестовали, – сообщил Павел.

Он повторил свой рассказ о том, как и когда это случилось.

Яна попрощалась и ушла.

Из дома, хотя время было позднее, Яна позвонила Катерине, чтобы узнать, когда можно наведаться к ней в гости в Комарово: она не отступится от своего решения, принятого на скорых поминках. Она добудет бумаги! Катерина сообщила, что Олег сейчас в отпуске и как раз в эти дни живет вместе с ней и сыном на даче.

– Лучше приезжай на той неделе, Олег выходит на работу.

Однако Яна, удивив подругу, выразила желание приехать в Комарово завтра же утром. Катерина замялась:

– Нам при нем и поболтать толком не удастся. И, потом, не уверена, что он даст добро на твой приезд. Понимаешь, я же человек подневольный.

– У меня к Олегу есть дело, – Яна не стала уточнять какое, чтобы застать Олега врасплох. Потом добавила. – Марта поручила справиться по одному вопросу.

– А почему она сама…

– Я тебе не сказала? Борис скончался!

– Какой ужас! Передай ей мои соболезнования.

– Обязательно.

Рано утром Яна, сев за руль своего любимца, выехала из гаража, и вскоре небесно-голубой «пежо» весело катился по еще пустынным, умытым поливальными машинами улицам. На сидении рядом лежала вместительная летняя сумка, сплетенная из соломки. В сумке нашлось место ракетнице – неизвестно чем обернется операция по добыванию нужных бумаг.

Катерина, услышав гудки автомобиля, сама вышла к воротам встретить Яну. Она выглядела дачницей прошлых времен: коса вокруг головы, белое льняное платье, украшенное вышивкой, изящные босоножки на среднем каблучке. Рядом с ней стоял мальчик, облаченный в бархатный костюмчик, с брючками до колен, с бантом у воротника. Яна подумала, что попала в дворянское гнездо новой формации. После церемонного приветствия – мальчика учили, как надо здороваться – Катерина передала сына стоящей в стороне няне, похожей на добрую молодую бабушку. Машину Яны она поручила заботам гаражной обслуги.

Работник взял шланг, собираясь вымыть машину, но почему-то уставился на ее хозяйку. Яна, почувствовав взгляд, тоже посмотрела на него и резко побледнела:

– Что с тобой? На тебе лица нет! – участливо спросила Катерина.

– Как… как зовут того мужика со шлангом?

Подруга ответила и, в свою очередь, поинтересовалась:

– Ты его знаешь? Что у тебя с ним общего?

Яна посмотрела на мойщика внимательнее: широкоскулое лицо с перебитой переносицей, такое же, как у Карабаса, кошмарного воспоминания ее детства. Правда, мужа тетки звали иначе, да и с возрастом не срасталось. Этот казался моложе, несмотря на помятое, жеванное лицо. Сердце девушки продолжало стучать, выпрыгивая из груди: у страха глаза велики. Но в следующий момент Яна взяла себя в руки и спокойным голосом произнесла:

– Нет, показалось. Ладно, подружка, веди меня в дом, показывай обновления.

Катерина провела гостью на верхний, третий этаж. Подруги миновали отделанную древесиной нарядную комнатку и вышли на уютный балкончик под самой крышей. Небольшой столик из бамбука и два плетеных кресла свободно умещались в продолговатом пространстве. Вдоль ограждения балкона тянулись ящики с густо посаженными темно-синими цветами. Синева показалась Яне слишком навязчивой, но, видимо, отражала пристрастия хозяйки.

– Это моя летняя резиденция, Яночка. Располагайся.

Яна присела в плетеное кресло, пристроила соломенную сумку у его ножек.

– Ты можешь сумку в комнате оставить, давай отнесу.

– Спасибо. Не беспокойся, – Яна задвинула сумку под кресло: не вздумала бы Катя полюбопытствовать, что подруга с собой носит.

Хозяйка достала из шкафчика штоф с коньяком, разлила спиртное по рюмкам.

– Давай, за встречу, Яночка.

– С утра как-то не хочется. Ну ладно, если глоточек.

Яна рассказала, как и отчего умер Борис. У него давно были проблемы с сосудами. Инсульт поставил точку в его жизни. Она выразила беспокойство о Марте, так рано овдовевшей.

– И я тоже совсем одинока, – пожаловалась Катерина.

– А сынуля, а прислуга, а Котов?

– Сынулю я почти не вижу, Олег для него жесткое расписание установил, занятия такие-сякие, для каждого учитель нанимается.

– Он же еще совсем крошка!

– Котов считает, что пять лет – это уже возраст, когда можно требовать с ребенка. Да, что все обо мне? А ты не думала о бэби?

– Что ты! У меня такая работа, иногда ночи напролет сижу за компьютером. Ведь когда у нас ночь, где-нибудь в Штатах самый разгар рабочего дня. На фондовой бирже может такая горячка начаться – не до сна. И вообще, от кого рожать-то? Хотя я весной чуть было от Женьки не залетела. Представляешь такого папочку– мотылька, хомут на шею? Впрочем, обошлось.

– Зато он – хороший производитель. А что вечно в разъездах – не беда, ты и одна смогла бы поднять ребенка. Финансы позволяют?

– Оставим эту тему, Катя. Я хотела спросить тебя о Котове. Помнишь, у Палеев ты говорила, что к вам приезжал финн…

Катерина, задрожав, замахала обеими руками, будто рой пчел летел в ее сторону, и едва слышно прошептала:

. – Т-с-с, тут всюду жучки расставлены. – Затем нарочито громко сообщила. – У Олега все в порядке. Бизнес на подъеме. Он в администрации города на хорошем счету, потому что и на благотворительность денег не жалеет, и систему социальных скидок в своих магазинах ввел. Сейчас просматривает перспективу, с какой партией лучше выставляться в Думу.

– Единую Россию выбрал, надо полагать?

– Нет, на этот поезд он опоздал. Там все посты расхватаны. Он же не пойдет на рядовую должность, он привык руководить! Есть сходные течения, тоже одобрены Кремлем.

Говоря все это, Катерина взяла пачку сигарет и накарябала на ней ручкой: «Выйдем на улицу, здесь нельзя обсуждать серьезные вещи». Она налила себе последнюю рюмку, наскоро опрокинула ее, затем пошла, увлекая за собой Яну. Они спускались по деревянной лестнице, Катерина пошатывалась, но вовремя цеплялась за перила. Яна внимательно изучала дом и расположение комнат.

Хозяина они так и не увидела, Катерине доложили, что он ушел с сыном на конный манеж – отец любил наблюдать, как ребенок учится верховой езде. Мальчик еще гарцевал на низкорослом пони, но Котов уже приобрел породистую лошадь, тоже с прицелом на наследника. Пока она содержалась на коллективной конюшне, однако он подумывал выстроить свой денник и прикупить еще пару лошадей.

Подруги прошли поселком, миновали последний дом и вышли на лесную дорожку. По обеим сторонам ее тянулись ввысь сосны и ели, где-то стучал дятел, отсчитывала годы кукушка, звенели над ухом комары, но людей вокруг не было. Несколько раз у Яны звонил мобильник, но она, прочитав имя Павла на экране, давала сигнал отбоя. Затем и вовсе отключила телефон, сосредоточив внимание на разговоре с подругой:

– Катя, ты знаешь, что Наталья Степановна арестована?

– Впервые слышу: Олег ведь не обсуждает со мной свои дела. Ой, ведь и до него могут добраться! Что произошло? Она попалась на взятке?

– Павел не рассказывал, он и сам не знает, – и снова Яна умолчала о документах, интересующих ее: нет, в первую очередь надо добыть компромат. – Катя, расскажи подробнее о том человеке, о финне, который был у вас в доме. Как он выглядел, чем занимается?

Но Катерина избегала разговора о финне, зато ухватилась за имя «Павел»:

– Так ты все узнала от Павла, а не от Марты? Он так откровенен с тобой?

– Мы с Пашей уже третий месяц встречаемся, – неожиданно для себя призналась Яна.

Катерина, отмахивая веткой комаров от лица, замерла:

– Ты и Павел? Вы… А как же Женька?

– Женька пока не в курсе, ведь я его с весны не видела. Так вот, о финне. Катя, пожалуйста, я должна знать, ведь Павел пострадал в той истории. А теперь еще и Наталью арестовали, нет ли во всем этом вины Котова?

Катерина обдумывала ответ. Судьба нагловатой бухгалтерши и даже самого Павла волновали ее куда меньше, чем своя собственная. Тучи могут сгуститься и над Олегом, ее мужем. И, хотя любовь к этому человеку прошла, остаться без его поддержки было страшно: и профессиональные навыки она давно утратила, и зарплата искусствоведа до смешного мала. А у нее сын, да и сама уже привыкла к определенному уровню жизни. Тут же вспомнила, что однажды, убирая при ней какую-то бумагу в сейф, Олег помахал ею и сказал, что это для него, как кончик иглы Кощея – залог безопасности. Это было соглашение о том, что Наталья Степановна является директором подставной фирмы, через которую он «отмывал» свои деньги. Впрочем, жене он не открыл суть дела, а она в свою очередь не стала делиться известными ей фактами с подругой.

– Я ничего не знаю, Яна. Полагаю, что у налоговиков могли быть претензии к бухгалтерше, но Олег тут ни при чем. Он же не может один отвечать за всех работников.

– Тем не менее. Бухгалтер и директор всегда в общей связке.

В глазах Катерины полыхнул страх, но она опять промолчала.

К тому часу, когда женщины вернулись с прогулки, Олег уже перекусил и сейчас занимался с сыном, пребывая в хорошем расположении духа. Ему доложили, что приехала Яна, но приезд подруги жены не испортил настроения. В последний раз, когда он видел ее у Палеев, она даже понравилась ему: держится уверенно, одета более чем прилично, славится в деловых кругах, как удачливый трейдер. Котов даже надумал проконсультироваться с Яной относительно приобретения ценных бумаг. Ему и в голову не могло прийти, что Яну заинтересовали перипетии с бухгалтершей, что она принимает участие в судьбе ее мужа. В его дом приехала просто подружка жены, которая может быть теперь полезной. Разумеется, вначале он испытает ее, прежде чем доверить управление своим кошельком.

– Привет финансовому гению! – хозяин дома на отдыхе, одетый в простой спортивный костюм с белыми лампасами на брюках, с нарочитым радушием приветствовал гостью. – Давно не заглядывали в наши пенаты! Поди, биржа не отпускает? Как там дела? «Газпром» на подъеме? «Сургутнефть» держится?

Яна усмехнулась: самоуверенность Олега проявлялась даже там, где он ничего не смыслил.

– Ты, Олег, главное, за свой карман держись, о магнатах не беспокойся.

– Хотелось бы, Яночка, и нам приобщиться. Нынче не модно хранить баксы под матрасом.

Яна похвалила ландшафт вокруг особняка и способности ребенка. Котов польщенно улыбнулся, заметил, с каким трудом отыскал садовника, знающего местный климат, пожаловался, что тот имеет опыт, но силенок уже маловато – из-за возраста. Хотел ему в помощники пригласить Павла, да тот упирается. О сыне с гордостью поведал:

– Константин Олегович у нас тоже будет финансами ворочать, только не чужими, а собственными, батяня постарается. В школу его отдавать пока не будем, учителей на дом пригласим. А потом в Англию на обучение пошлем.

Олег выстроил чуть ли не всю предстоящую жизнь наследника, мысленно водрузив его на вершину общественной пирамиды. Себе он, то ли в шутку, то ли всерьез отводил роль советника при президенте.

Затем все вместе пообедали, съездили на машине на пляж к заливу. За ужином снова мирно беседовали о пустяках, деловых вопросов не касались. Когда длинный летний день закончился, Яну проводили в отведенную ей гостевую комнату. Усталости она не чувствовала, ей не терпелось приступить к задуманному. Если удастся найти и выкрасть нужные документы – прекрасно. Если нет, она будет искать компромат на Олега, а потом действовать по обстоятельствам.

Еще стояли белые ночи, и в помещение сквозь слуховые окошки проливался сумрачный свет с улицы. Яна осторожно пробиралась по лесенкам и коридорам; облаченная в бежевую пижаму, она была почти невидима на фоне отделанных деревянными рейками стен. Невыразительным пятном смотрелась и соломенная сумка на ее плече. Ноги Яны, обутые в легкие тапочки, ступали мягко и неслышно. Хотя она специально и не подбирала маскировочного снаряжения, сейчас поняла, насколько удачной оказалась ее одежда: камеры слежения, установленные в доме, вряд ли заметят скользящую по коридору тень. Яна приоткрывала двери и заглядывала в комнаты – некоторые помещения были заперты, но большинство оказались открыты и пустовали. Особенно лазутчицу обрадовало, что доступна комната, по виду похожая на кабинет хозяина или библиотеку – здесь она поищет документы.

Яна подошла к книжным полкам. Слабое освещение не позволяло прочитать названия книг, они тянулись неразличимыми, землистого цвета рядами. Яна наугад потянула за один из корешков – книга оказалась бутафорской, за ней стояли бутылки со спиртным. Девушка поставила корешок на место, зато на тумбочке у окна обнаружила более интересную вещь – портфель-дипломат. Замок легко поддался движению пальцев. Яна подивилась беспечности и самоуверенности хозяина: бумаги, лежащие в «дипломате» явно имели отношение к бухгалтерии. Новоявленная шпионка поспешно вытащила мобильный телефон и начала быстро фотографировать документы. В этой позе она была похожа на манекен, согнутый вопросительным знаком.

– Так, так! – в кабинете вспыхнул электрический свет. Олег Котов собственной персоной стоял на пороге и усмехался. – Шпионы в моем доме завелись. Теперь понятно, зачем ты на нашу голову свалилась. Дай-ка сюда свою мобилу.

Яна поняла, что попалась. Вряд ли появление Олега – случайность. У таких людей все просчитано. Почему она не насторожилась, когда увидела, что кабинет открыт?

Олег стер фотографии из памяти мобильника и стал просматривать справочник телефона с занесенными туда контактными номерами. Изредка брови его удивленно вздымались вверх и он переписывал имена и цифры себе в блокнот.

– Ну и для чего ты решила за мной шпионить? Пакетами акций я не владею, с финансовыми воротилами за власть не борюсь. Обыкновенный владелец нескольких магазинов со скромными доходами.

Яна начала что-то лепетать про тенденции финансового рынка, пунктирно отраженные в положении рядовых бизнесменов.

– Не лепи горбатого, ответ я уже нашел, а тебе полезно узнать, как наказывают любопытных девочек.

Яна вжала голову в плечи, ожидая удара. Но Олег не собирался пускать в ход кулаки. Он, гаденько улыбаясь, вспоминал:

– А я ведь помню, как хорошо нам с тобой было однажды, когда ты, зараза, прищемила мой хрен. В жизни ничего слаще не бывало, хотя и досталось мне на орехи. Но это уж, как водится, – награда и расплата в одной упряжке идут.

Яна попятилась к книжным полкам, в ужасе сдвигая колени.

– Быстро на диван, стерва! – скомандовал Олег, приближаясь к пленнице. – Не то твоему дружку Ватагину не поздоровится. Догадываюсь, это он тебя подослал.

– Он не друг мне, просто знакомый, – Яна старалась выгородить Павла, не ведающего, о ее намерениях.

Олег тем временем, вернулся к двери и закрыл ее на задвижку.

– Заливай мне тут! Имя стоит на первом месте в списке контактов, – Олег насмешливо перекидывал в руках изъятый у Яны телефон. – И что же Ватагин предполагал здесь найти?

Не дожидаясь, пока Яна объяснится, Олег швырнул ее на большой кожаный диван, стоящий в кабинете, и вновь скомандовал:

– А ну, раздвинь ноги, Мата Хари!

Увидев, что Олег распалился, Яна решила укротить его хитростью. Она бесстрашно откинулась на спинку дивана и ласковым тоном произнесла:

– Олежка, что ты в самом деле, как бандюган с большой дороги. Ты же достойный человек, мы оба взрослые люди. Давай расслабимся и оба получим удовольствие. Я знаю парочку приемов, не пожалеешь.

– Ты хочешь сказать, что сама?..

– Почему бы и нет? Только подожди минутку, я специальным кремом смажусь, у меня в сумочке. Мне детишки, сам понимаешь, не нужны, а тебе удовольствия добавится.

– Ладно, мажься быстрее, – Олег встал к ней вполоборота, наблюдая одним глазом за девушкой.

Яна демонстративно вытащила из сумочки гигиенические салфетки, затем засунула руку в другое отделение – и в следующий момент резко выдернула ее вместе с ракетницей. Олег с неожиданным для грузного мужчины проворством в два прыжка достиг ее и цепкой хваткой сильной мужской руки сжал ее запястье, отвернув дуло вверх. Выстрел прозвучал почти одновременно с его движением, и ракета полетела к потолку – гаснущие искры, падая на пол, чиркнули по ним обоим. У Яны занялась челка, но вспышка была краткой, и оставила только горстку пепла на лбу. А Олег и вовсе не пострадал, одна искра кольнула его у основания рыжей бородавки, заставив схватиться за ухо. Этот едва ощутимый укол вновь раззадорил его, и, уже, не помня себя, Олег повалил Яну навзничь.

На сей раз ей помогла фортуна в лице маленького Костика:

– Папа, папочка, открой. Я видел в окошке, что ты салют запускаешь, – причудливая архитектура дома с выступами и балкончиками позволяла ребенку наблюдать, что делается в кабинете отца.

– Папа работает, – с трудом усмиряя дыхание ответил Котов. – Иди, сынок, к себе. Кстати, почему няня тебя выпустила из комнаты?

– Няня спит, – признался малыш, а мне скучно.

– Я сейчас приду, Константин.

Ребенок еще немного поскребся в дверь и удалился, но Олегу уже не хотелось развлекаться. Мужской кураж сменился деловой озабоченностью, а Яна поняла, что насилие ей больше не грозит. Она уселась на диване, подобрала под себя обтянутые бежевым трикотажем ноги, приготовилась в серьезному разговору. Котов повертел в руках ракетницу и положил в письменный стол:

– Сохраню, как вещественное доказательство. Ладно, шутки в сторону. Давай на чистоту: что ты здесь вынюхивала?

– Мне известно, что у тебя есть документы, которые доказывают подневольность действий Натальи Степановны. Они смягчили бы вину бухгалтерши при судебном разбирательстве. Я требую отдать эти документа! Сколько это будет стоить?

Котов расхохотался:

– У тебя денег не хватит, дорогуша! Неужели ту думаешь, что я стал бы рубить под собой сук? Но мои адвокаты изыщут другие пути, так и передай своему Ватагину: его Наталью накажут по-минимуму, а то и вовсе выпустят. Только не понимаю, тебе-то какой в этом резон? Разве ты Не мечтаешь, чтобы ее засадили пожизненно?

– Ты не понимаешь и никогда не поймешь, потому что понятие чести тебе неведомо, – с пафосом произнесла Яна. – Ну, хочешь, я лягу сейчас на диван? Делай, что задумал.

– У меня уже настроение прошло, Яночка. Это я от возмущения взбесился. Думаешь, я девчонку себе не найду, если понадобится?

– А если мы заявим, что ты и финн одной веревочкой повязаны? – неожиданно сделала выпад Яна и испугалась, когда вмиг налившийся багрянцем Котов снова подскочил к ней.

– Какой еще финн? Катерина язык распустила? Что тебе известно?

– Катя не при чем, – испуганно попятилась Яна. – Мы с Павлом так думаем.

– Вот что, Яна. Не советую тебе строить домыслы на эту тему. Ни Наталье, ни Павлу ты этим не поможешь, а сама можешь погореть. И не смотри на меня так! Я тебя убивать не собираюсь, но есть люди…

Яна замолчала. Конкретных обвинений она не могла предъявить Олегу, а вид его был слишком угрожающ им, чтобы продолжать разговор. Взбешенный обвинениями Олег едва не залепил незваной гостье затрещину:

– Иди к себе в комнату, Яна. Переночуй, но чтобы утром, до завтрака, уехала. Я тебя давно предупреждал, ты в нашу жизнь не вмешивайся! А с Катериной я еще поговорю…

Едва наступил ранний летний рассвет, Яна села за руль своего «Пежо». Она осторожно вырулила со двора – работник, принятый ею за Карабаса, открыл ворота и придержал их. Она проехала короткой улочкой мимо глухой ограды дома-крепости, миновала низкие деревянные заборчики и за поворотом остановилась. Достав мобильник, без особой надежды набрала номер Павла. Она хотела уточнить день похорон Бориса и заодно сообщить о своем неудавшемся визите к Котову. Она больше не обижалась на Павла за то, что он заботится о делах супруги.

Павел откликнулся не сразу, сказал, что еще спал – она его разбудила своим звонком. Он сообщил, что находится в Комарово, на даче у родителей. Что хотел вчера предложить ей поехать вместе, но не смог дозвониться. Узнав, что Яна находится от него в пятистах метрах, обрадовался и велел рулить прямо к его дому – он встретит ее у ворот.

Павел подал руку Яне и помог выйти из машины, – привитое ему с детства уважение к женщине проявлялось даже в мелочах.

Родители Павла тоже уже встали и спозаранку возились на огороде: отец поливал грядки, а мама подвязывала к прутьям слабые стебли гороха. Она была болезненно-худощава, с тусклыми, разбавленными сединой волосами, стянутыми на затылке в узел. Поправив спадающие с переносицы очки, она дежурно протянула гостье руку. Приглядевшись, вспомнила, что видела девушку на суде, и легкое недоумение появилось на ее лице. Без жены сын приезжал на дачу часто, но других женщин с ним ей видеть не доводилось. Отец Павла, одышливый толстяк, поздоровался кивком головы – он видел Яну впервые, поскольку во время судебных разбирательств находился в больнице. Хозяйка дома, не выказывая любопытства относительно характера отношений сына с гостьей, пригласила ее пройти в дом. Мимоходом Яна сообщила, что приезжала к подруге, живущей в этом же поселке, на другом краю.

Завтракать сели все вместе, на веранде – Яна узнала это место. Именно завтрак на веранде с Павлом и Борисом, она и запомнила лучше всего из того своего давнего приключения. Но тогда стояла поздняя осень, вокруг все было мертво, а сейчас за стеклами весело помахивали листьями разбуженные ветерком кусты сирени и жасмина, трепетали похожие на пугливых бабочек салатно-желтые лепестки вьюнка. Сквозь многочисленные прорехи живой завесы проскакивали солнечные зайчики, а через дверь, распахнутую в сад, то и дело со стрекотом влетали стрекозы. Яна чувствовала необычную легкость в груди: стресс, пережитый в доме Котовых, обернулся безрассудной радостью. Может, прав Олег, нечего ей влезать в чужие дела – все как-нибудь само утрясется.

Родители задали гостье стандартные вопросы: с кем живет, где работает. Ответила сдержанно: живет одна, работает трейдером на фондовой бирже. Но мысли ее сейчас были далеко и от биржи, и от финансов. Яна думала о том, что скоро они останутся наедине с Павлом, а взгляд ее следил за жужжащей осой.

– А наш Павел до сих пор не может найти достойную работу, – глава семейства шумно вздохнул и вытер платком пот со лба. – Только и смог устроиться, что разнорабочим в парк.

Оса покружилась по веранде и снова вылетел в сад.

– Разве Паша вам не говорил, что тренирует мальчишек в оздоровительном клубе? – удивилась Яна, переведя взгляд на любимого.

– Что же ты молчал, сынок? – обрадовалась мама, привычно поправляя сползшие на нос очки. – Боря помог тебе устроиться? Передай ему нашу благодарность!

Теперь глаза Яны полезли на лоб – она сдула губами со лба спаленную вчера челку. Как? И о смерти друга не сообщил родителям?

– Мама, отец! Я не хотел вас расстраивать. Боря два дня назад умер.

Оживленное настроение за столом тотчас улетучилось. Еще несколько слов, сказанных на эту печальную тему завершили обед. Павел и Яна встали из-за стола:

– Ну, мы поедем с Яной в город.

– Побыли бы еще. На залив сходили бы. Погода-то какая чудесная. Хотя понимаем, вам не до погоды.

Павел не поддался на уговоры, и вскоре огорченные родители проводили до ворот сына с его подругой, как им показалось, случайной. Ни единым жестом или взглядом, Яна не выдала своих чувств. Да и сын держался скованно.

– Давай и в самом деле по пути сделаем остановочку, искупаемся в заливе. Эти дни такие тяжелые, – предложил Павел.

– Можно, у меня и купальник с собой.

Народ лениво заполнял пляж, в это раннее время загорали только мамаши с детьми или люди в возрасте. Яна и Павел лежали на песке, тесно прижавшись бедрами. Совсем как в парке, когда из застукала Наталья Степановна. Вспомнив о ней, Яна решила рассказать о цели своего визита в дом Котовых Павлу, ведь он думал, что она просто выехала в Комарово развеяться и пообщаться с подругой. Он только спросил, не Катя ли выстригла ей так странно, до корня, челку.

Яна рассказала, что пыталась выкрасть документы, чтобы помочь Наталье Степановне. Даже поведала о схватке с хозяином дома, в которой и лишилась своей челки.

– Я же просил тебя не делать глупостей! С наскоку такие дела не делаются, Яночка. Так. Отвези меня, пожалуйста, назад, в Комарово. Котов предлагал мне работу садовника, я согласен. Если мне удастся войти к нему в доверие, я смогу помочь Наташе. Как-то я сразу не сообразил.

– Боюсь, что твоя затея не лучше моей, Паша.

Договорились, что Яна будет ждать в машине на соседней улице. У нее на случай пробок имелся в бардачке финансовый журнал. Она запаслась терпением и углубилась в таблицы котировок акций.

Простовато одетый Павел, в футболке с короткими рукавами и мятых джинсах, показался охранникам у калитки не слишком достойным внимания визитером. Они сказали, что хозяин отдыхает. Но гость настоял, чтобы о нем доложили. Узнав, кто явился, Котов приказал впустить Пашу в дом.

Павла обыскали, изъяли у него из кармана перочинный ножик и проводили к хозяину. Котов принимал Павла в кабинете, там накануне разыгрался фарс с Яной. Графинчик водки стал молчаливым посредником в непростой беседе. Олег Котов держался уверенно, рубаха его была расстегнута до живота, а на шее виднелся массивный золотой крест на толстой цепи.

– Я рад, Павел, что ты пришел. Наталье твоей мы поможем, и работой будешь доволен. Садовником ты не захотел быть, есть другое предложение – хочу взять «дядькой» к моему сыну. Он уже парень взрослый, пять лет, хватит меж нянек тетешкаться. Будешь его на мужской манер воспитывать: учить, как за себя постоять, разные физические упражнения делать. Шесть дней работаешь по десять часов, седьмой выходной. Но среди дня тоже «окна» набегают; пока учителя с парнем занимаются, можешь телек смотреть, и видеотека имеется – там порнуха хорошая, боевики разные. А захочешь, купайся в бассейне, он здесь же, на участке. В общем, часов шесть по факту ты будешь загружен, деньгами не обижу. До октября поживешь с мальцом в Комарово, комнатуху тебе здесь выделим. А позднее решим, как быть дальше.

Предложение Павлу показалось приемлемым – занимаясь в парке с мальчишками, он легко находил с ними общий язык. Но когда он будет встречаться с Яной? Шесть дней в неделю! Она целыми днями в городе, он здесь, считай, взаперти.

– Надо подумать.

– Тут и думать нечего. Хочешь, чтобы я Наталье помог?

– Ты так уверен во мне, что доверяешь сына?

– Во-первых, я о тебе справки наводил…

– У кого же? У бригадирши в парке? – усмехнулся Павел.

– Есть люди, которые знают, как ты в зоне держался. Во-вторых, с тобой я рискую меньше, чем с кем-то другим: предки твои у меня под боком, на соседней улице. Если что… Впрочем, думаю, мы поладим.

Олег по-своему любил Павла, как любят людей, которым сделали гадость. Впрочем, его вынудили обстоятельства, поэтому сильно виноватым себя Олег не считал.

Водка в графине кончилась, на тарелках остались недоеденный салат и корки хлеба. Говорить дальше было не о чем. Котов дал времени на раздумье – три дня. Павел должен был приступить в службе сразу после похорон Бориса. В противном случае, намекнул Котов, дело Натальи он пустит на самотек.

Яна дожидалась возвращения Павла два часа. Она успела съездить на станцию, купила себе сока и чипсов и теперь сидела на бревне, рядом с машиной, похрустывая жареными кружочками. Павел вернулся хмурым, и когда он сел в машину, воздух в салоне наполнился кисловатым перегаром. Яна опустила боковое стекло.

– Ну, как, Паша? Убедился, что Котова на кривой козе не объедешь?

Павел, теряя нити мыслей, кое-как пересказал содержание беседы с Олегом.

Яна сосредоточенно смотрела на дорогу, положив руки на руль. Наконец уверенно сказала:

– Это невозможно: работать по десять часов, шесть дней в неделю! Котов ведет себя как крепостник! Нам это не подойдет, Паша.

– Да, брось, Янча, свой лепет. Воспитывать меня… меня не надо. Но если я не пойду, и Котов не пойдет… то бишь не станет помогать Наташе.

– Если я для тебя что-то значу, ты должен сказать Котову «нет».

– Я не позволю бабе решать за себя! – стараясь четко выговаривать слова, заявил Павел.

– Хоро-ош интеллигент! – Яна взглянула на своего пассажира. – Да ты пьян в стельку!

– Пьян – не пьян, это дела не меняет, – Павел икнул. – Как решил, так и будет.

– Ладно, отдыхай, Паша. Нам еще полчаса ехать. Обсудим в другой раз.

4

С Борисом простились в крематории, затем толпа провожающих на двух автобусах поехала к Марте домой, на Московский проспект. Совсем недавно здесь праздновали юбилей семьи, звучали смех и шутки – сегодня все было тягостно и печально. Поминки не затянулись, следующий день был рабочим, люди разошлись быстро.

Марта еле держась на ногах от усталости и переживаний, выпавших на ее долю, принесла Яне с Павлом комплект постельного белья и предложила ночевать в столовой на диване. Пожелав спокойной ночи, сама удалилась в спальню.

Яна медлила. Трещина, пробежавшая между нею и Павлом на обратной дороге из Комарова, углублялась. Паша не спешил каяться, просить прощение, тем более – отказываться от своего решения работать у Котова.

– Паша, надо убрать со стола, помоги мне, – наконец сказала она.

Он присоединился к уборке беспрекословно. Отнес в кухню грязную посуду, расставил по местам стулья, даже подмел пол и приготовил диван для сна. Тут же улегся, не дожидаясь Яны. Она долго возилась на кухне: мыла тарелки, рюмки, столовые приборы, убирала оставшуюся еду в холодильник. Наконец, доведя себя до полного изнеможения, пошла спать. Она легла на самый краешек, под двуспальное одеяло, рядом с Павлом и спиной к нему. Он уже засыпал и не обратил внимания на демарш подруги. Через несколько минут Яна, не выдержав муки, резко повернулась к Павлу и прижалась к нему всем телом.

– Пашенька, я хочу, чтобы ты знал: я не смогу без тебя!

– А? Ты про что? – спросонья он не ощутил взволнованности в голосе Яны.

– Если ты будешь заперт в крепости Котова, я не смогу видеть тебя целую неделю. Мне этого не пережить!

Павел открыл глаза:

– А Наташа не имела возможности видеть меня месяцами, но терпела и ждала. Я не могу бросить ее на произвол судьбы. Придется и нам с тобой потерпеть! – Павел положил ладонь на грудь Яны.

– Тут нечего и сравнивать. Тебя тогда насильно изолировали, а сейчас ты сам, добровольно, отгородился от меня. Говоришь, что ради Натальи. Я поняла: ты любишь ее! А я так – пустое место, поиграл мною и бросил.

– Зачем ты накручиваешь себя, Яночка? Ты же знаешь, что люблю я тебя одну, а перед Наташей я в долгу, – Павел попытался приласкать подругу, но прошедший траурный день отнял у него все силы. Он лишь нежно поцеловал Яну в лоб – колючки ее сгоревшей челки щекотали ему губы.

Но Яна вновь отодвинулась от него, напоследок пробормотала:

– Или я – и ты отказываешься от предложения Котова, или Наталья, – и ты идешь к нему в рабство. Другого решения быть не может!

* * *

Прошло несколько дней с тех пор, как Павел принял на себя заботу о наследнике Котова. В выходной он позвонил Яне и предложил встретиться, но она, узнав, что он поступил по-своему, бросила трубку. Целый день Яна просидела дома за компьютером, упрямо стараясь поймать упущенный за последнюю неделю пульс биржевой игры. Пока она занималась с похоронами Бориса и совершала бесполезные визиты в Комарово, ликвидность акций упала, а она проморгала этот момент. До позднего вечера Яна анализировала рост и падение ценных бумаг, прогнозируя его в долгосрочной перспективе.

Наступила полночь, в глазах появилась резь, разболелась голова. Отступившая в последние годы мигрень снова вернулась. Стиснув зубы, Яна изучала таблицы торгов. Вдруг послышался скрежет открываемого дверного замка. В первый момент Яна замерла от неожиданности, но потом вспомнила: ключи от ее квартиры были только у одного человека, у Евгения. С Павлом у нее всё закрутилось так быстро, что она не успела снабдить его ключами, а теперь и надобность отпала. Но почему Евгений не позвонил? Обычно он всегда предупреждал о своем приезде. Ах, она же отключила телефоны, не желая принимать звонки Павла!

Загорелый и посвежевший атлет – на воде загар пристает быстро – ввалился в прихожую, обхватил Яну, крепко сжал в объятиях. Он не появлялся с апреля, с того дня, как уехал на сборы, даже звонил считанные разы.

– Ну, погоди, зверь, задушишь! – Яна постаралась высвободиться. – Иди хоть руки вымой сначала.

Евгений послушно сунулся в ванную комнату и тотчас вышел: увидел чужую зубную щетку – эта щетка принадлежала Павлу. Прежде Евгений не обнаруживал следов присутствия других мужчин и даже не задумывался о том, есть ли они у Яны. Все было просто и ясно: он приезжает и уезжает, она – работает и ждет его. Евгений взял щетку двумя пальцами, и демонстративно, на глазах Яны выбросил в мусорное ведро:

– На сегодня только ты и я. Забудем на эту ночь об остальном мире. Где моя пижама?

– У тебя больше здесь нет пижамы. Я вынесла ее на помойку. Хочешь чаю?

– Чай так чай. Кстати, у меня в сумке коробка конфет. Сейчас принесу.

Евгений выскочил в прихожую и только теперь заметил в дальнем углу незнакомые мужские тапки. Видно, соперник начал обживаться в доме. С одной стороны, обнаруженная неверность женщины была Евгению кстати: он и сам собирался сообщить ей о расставании, но с другой – было обидно оказаться вытесненным из этого дома.

– Что ж, Яночка, кажется, нам обоим есть что сказать друг другу.

– Все, что я могла бы сказать, ты уже сам увидел.

– А у меня предстоит событие не рядовое. Я женюсь.

– И кто она? – равнодушно спросила Яна.

– Дочка члена федерации по секции гребли.

– Очень полезное для тебя родство.

– Нередко место в сборной зависит не от твоего мастерства, а от одобрения твоей кандидатуры вышестоящими функционерами.

– Поздравляю с удачным выбором.

– Ты же не слишком огорчилась, Яночка?

Яна промолчала – она тоже чувствовала себя ущемленной. То ли не избавилась окончательно от привязанности к этому шалопаю, то ли ее самолюбие было задето. Или сыграло роль то, что всё обрушилось на Яну одновременно – и ссора с Павлом, и разрыв с Женькой.

Евгений понял молчание Яны как обиду, как нежелание отпускать его. Он положил свою ладонь на руку Яны.

– Но я надеюсь, что мы оба, ты и я, выберем времечко, чтобы побатониться? – ввернул Евгений любимое словечко. – Ведь нам с тобой бывало хорошо!

– Не представляю, какой муж получится из такого кузнечика, как ты, Женька!

Евгений не обиделся на «кузнечика», разведя колени в стороны, притопнул ногами по полу и весело пропел: «Коленками, коленками, коленками назад!»

Яна, оставаясь серьезной, вдруг объявила:

– Что ж, повеселились, а теперь ступай, Женя, домой. И забудь этот адрес.

– Ты что, спятила, подруга, ночь на дворе.???(Какая работа?) А отметить «развод»? Тряхнем стариной напоследок, сыграем в камасутру!

Однако Яне было не до фривольных игр и она сумела выпроводить Евгения, не забыв отобрать у него и ключи. Закрыла дверь и расплакалась – ей так сейчас не хватало Павла.

Миновали недели, и стало ясно, что у Павла тоже есть характер, изменять свое решение он не собирается. Он уже освоился на новом месте, нашел общий язык с воспитанником: утром выходил с мальчиком в сад и делал зарядку, затем обтирал его до пояса влажной губкой, хотя утренники в августе уже были прохладными. Костик держался стойко и ни разу не заболел. А днем он охотно играл с дядей Пашей в охотников, индейцев или разведчиков. Воспитателю также вменялось в обязанности сопровождать мальчика на занятия в детскую конную секцию, и проверять, как тамошние конюхи смотрят за личным конем Котова – Воронком.

Павел с удовольствием заглядывал в денник, его успокаивала уютная полутьма – солнце проникало сюда только сквозь маленькие оконца под потолком. Паше нравился запах сена, смешанный с навозом, и смешливые девушки-коноводы. Иногда они просили его помочь принести ведро воды, задать овса или сена лошадям. Когда ветеринар делал Воронку прививку от сапа или сибирской язвы, Павел ободрял коня и скармливал ему с руки лишний початок кукурузы.

Однажды Котов пригласил Павла для разговора:

– Вот что, друг Паша, мне докладывали, что ты не вылезаешь с общественной конюшни…

– Да, но…

– Не надо оправданий! Хочу сообщить тебе новость, думаю, она обрадует тебя.

Я решил выстроить денник на своем участке, и для загона место найдется. Лесок за домом пока бесхозный, прирежу еще соток пятнадцать, с оформлением, уверен, сложностей не возникнет, деньги все решают. Мне на душе станет спокойнее, если Воронок будет при доме: как-никак я за него пять тясяч баксов отвалил. Инструктора верховой езды для Костика тоже приглашу, а к тебе, Паша, просьба: возьми на себя еще и заботу о коне. Пока мамки-няньки с Костиком возятся, ты не болтаешься без дела, а Воронка обихаживаешь. Ну как, по рукам?

– Да, у тебя не загуляешь, – усмехнулся Павел. – как говорится, два в одном, и коновод и воспитатель для мальчишки.

– Жалованье я тебе прибавлю, это само собой, а с Костиком будешь заниматься по-минимуму: физзарядка, теннис, роликовые коньки, а ваши лесные прогулки можно отставить.

Котов уже приготовился к отпору, но предложение заботиться о лошади пришлось Павлу по душе, и он согласился. Вскоре бригада рабочих поставила на участке Котовых сруб для денника на три стойла, строили про запас. Забор отодвинули дальше, и на месте небольшого лесочка появился песчаный манеж. Инструктор теперь обучал мальчика верховой езде на большой лошади, а Павел обихаживал животное.

Котов выполнил обещание помочь Наталье Степановне. Нанятые им адвокаты доискались до виновника, натравившего налоговую инспекцию на бухгалтершу – им оказался мощный конкурент Котова по бизнесу. Он был неуязвим. Зато адвокатам удалось выявить нарушения в процедуре ареста и умело отрубить концы, ведущие от бухгалтерши к хозяину. Они же организовали Павлу свидание с женой в следственном изоляторе.

Наталья Степановна явилась в комнату свиданий в кумачовом спортивном костюме с синими лампасами на брюках, подобие милицейской формы, только наоборот. Своим видом она подчеркивала, что стала жертвой судебного произвола: губы ее были обиженно поджаты, а прищуренные глаза смотрели с ненавистью. Весь гнев был обращен сейчас на Павла, будто именно он засадил ее в тюрьму. Она высказала ему все, что накопилось на душе за время заключения – что ее арест на руку мужу, что она была помехой его интрижке на стороне, а теперь он, безусловно, живет со своей любовницей. Уверениям Павла, что он сутками не вылезает из дома Котова, совмещает две работы и с Яной вовсе не встречается, она не поверила. И тут же напомнила супругу, сколько она сделала для него, когда его лишили свободы. Она требовала ответной помощи, умоляла не бросать ее на произвол судьбы. Потом начинала рыдать, потом деланно хохотать. Павел содрогался от ее истерики. Он не любил эту женщину, однако сочувствовал ей – не забыл, каково находиться в шкуре арестанта. Павел протянул руку, намереваясь приласкать, но охранник осадил его. С тяжелым чувством Павел покинул следственный изолятор.

Посещение тюрьмы обострило в Павле душевную боль, связанную с годами собственного заключения. Он позвонил Яне, не в силах выносить переживания в одиночку, пожаловался ей на тягостное свидание с Натальей. Яна с нетерпением ожидала его нового звонка, но как и в прошлый раз повесила трубка, едва услышав о причине, побудившей Павла позвонить. Опять жена! Все его помыслы об этой преступнице, набившей чужими деньгами свои карманы, а теперь взывающей к жалости!

Яна молча посидела, набрала телефон Марты – вот кто, действительно, достоин ее сочувствия: потеряла любимого мужа, не может найти работу, еле сводит концы с концами. Яна помогала ей деньгами и жалела ее. На этот раз Марта порадовала ее хорошим известием: она будет сдавать комнату.

– Ты готова добровольно превратить свой быт в коммунальный? – ужаснулась Яна, еще не забывшая жизни в коммунальной квартире.

– Коммунального быта не будет. Я остаюсь единственной хозяйкой, хозяйкой маленькой гостиницы – у меня будут останавливаться иностранцы.

– Где же ты будешь их находить?

– Мне искать никого не придется. Я заключила договор с одной принимающей турфирмой. Они будут посылать ко мне туристов, одного-двух, не больше, а я должна буду обеспечить им комфортное проживание: постельное белье, завтрак и ужин. Но ты же знаешь, что я люблю готовить.

– Но ты не знаешь языков! Как ты будешь с ними общаться?

– На языке желудка! – пошутила Марта.

Выслушав новости подруги, Яна пожаловалась ей, что у нее самой все разладилось с Павлом. Сказала, что он живет постоянно в Комарово, что забыл о ней, а думает лишь о том, как вызволить жену из тюрьмы.

Марта не увидела проблемы:

– А ты сама навещай Павла почаще, и не только по выходным. Так он скорее Наталью забудет!

– Не могу я навязываться, Марта, если он не любит меня. Видно, не суждено мне быть счастливой.

* * *

В сентябре Марта приступила к обязанностям хозяйки домашнего отеля. Поскольку она не владела иностранными языками, руководитель фирмы посылал к ней иностранцев, немного говорящих по-русски. И таких среди гостей Петербурга оказалось немало: останавливалась супружеская пара из Израиля, приезжали студенты и пенсионеры из Латвии, Болгарии и других стран.

Пан Станислав, профессор филологии, поразил воображение Марты при первом появлении в ее квартире: стройный, моложавый, в светлых куртке и брюках. Марте поначалу показалось, что ему нет и пятидесяти. И у нее возникло ощущение, что она уже где-то видела этого человека: высокий лоб, глаза чуть на выкате, мужественные губы. Светлые, с проседью, волосы его, были по старомодному зачесаны назад. Гость рассказал, что родиной его является Польша, но живет он в Америке, где владеет небольшой фирмой по оказанию образовательных услуг – учит родным языкам детей польских и русских эмигрантов. А в Петербург прилетел по делам одного из общественных фондов. Кроме того, пан Станислав имеет и личный интерес к стране, к истории. Марта поинтересовалась, где он сам так хорошо выучил русский язык, неуверенно спросила, не могли ли они встречаться прежде.

– Милая Марта, – гость широко улыбнулся, обнажая ряд ровных, абсолютно белых заграничных зубов. – Я проходил в вашем городе аспирантскую стажировку. Сейчас я скажу вам, когда это было.

Пан Станислав пошевелил губами, производя подсчеты. Вновь посмотрел на Марту. Она почувствовала неловкость от его внимательного мужского взгляда: на ней была свободная черная юбка и клетчатая рубашка из фланели – одежда, удобная для кухни и хозяйства, но мало подходящая для обольщения мужчин. Марта еще придерживалась траура, и рубашка, надетая на ней была из наследия мужа.

Оценив примерный возраст хозяйки, гость произнес:

– Тридцать лет и еще чуть-чуть – вот когда это было. Вряд ли вы могли меня видеть. Вы, как у вас говорят, тогда под стол пешком ходила. А теперь вы взрослая красивая девушка, а я почти старик.

Марта порозовела от неожиданного комплимента и, сопоставив цифры, поняла, что пану Станиславу уже к шестидесяти. Но он вовсе не казался стариком!

После завтрака гость уехал по своим делам, а когда вечером вернулся, не узнал хозяйку отеля. Марта вымыла волосы, взбила их пушистым одуванчиком, надела любимое темно-зеленое платье с кружевным воротником, а отвыкшие от каблуков ноги впихнула в нарядные туфли на шпильке. При этом она успела приготовить редкостный ужин из фаршированной рыбы, вспомнив рецепты своей покойной свекрови.

Пан Станислав отметил ее преображение:

– О! Меня встречает новая госпожа! А где же та хозяйка, которая кормила меня завтраком?

– Та повариха работала в первую смену, а теперь – моя очередь! – подыграла Марта.

За обедом гость подробно описал свой день и пожаловался, что не смог с ходу попасть в архив. Нужны всевозможные разрешения и отношения. Марта вспомнила, что ее покойный муж был историком и тоже сталкивался с бюрократическими препонами. К тому же, он был инвалидом.

– Да, для инвалидов у вас абсолютно не созданы условия. А он какой темой занимался?

Марта затруднилась с ответом, так как в то время, когда они познакомились, муж уже отошел от научной работы и думал о писательской карьере, а Пан Станислав не делал секрета из своей миссии. Оказалось, что его предки служили еще Российским государям. Семейное предание сохранило рассказ о прадеде, крупном конезаводчике, державшем производителей арабской, бухарской, персидской и других чистокровных пород. А выведенные им путем скрещивания новые породы соперничали даже с орловскими рысаками. Пан Станислав хотел поискать материалы о прадеде, ведь в советское время все архивы были закрыты.

Была у него и отдаленная надежда найти другую оборванную линию:

– Признаюсь, Марта, я ведь женился на вашей землячке, когда учился в аспирантуре. У нас родилась девочка, но следы жены, и дочери, к несчастью, потеряны. Я посылал запросы в Россию, но мне сообщили, что жена моя умерла, а про Яночку, нашу дочь, ничего не известно. Наверное, ребенка сдали в детский дом или удочерили добрые люди, изменили имя. Сельсовет в той местности – жена в деревне детей учила – давно упразднили, так что, вся история покрылась мраком.

Марта вскочила со стула, повалила его на пол. Она корила себя за тугодумство. Сходство отца и дочери она уловила сразу, а вот на имя и фамилию гостя не обратила внимания. Станислав Ковалевский – Янина Станиславовна. Все совпадает, и то, что мама ее работала в деревне, и то, что рано умерла.

– Что с вами? – испугался пан Станислав. – В тарелку что-то попало?

Марта торжественно выпрямилась, подняла вверх глаза, они горели безумным светом. Рыжеватый одуванчик на голове стоял дыбом.

– Вы не поверите! Я знаю вашу дочь!

До поздней ночи гость-постоялец и хозяйка говорили о Яне, просвещали друг друга. Марта укоряла пана Станислава за то, что оставил семью без поддержки: она помнила рассказ подруги об отце-спортсмене, не приехавшем даже на похороны мамы. Пан Станислав горько улыбался. Да, он занимался пятиборьем, когда учился в аспирантуре, но специальность его не была связана со спортом, как он уже сказал. Он не бросал семью, даже зарегистрировал брак с невестой в польском посольстве, дочери дал свою фамилию, собирался увезти обеих в Польшу. И сейчас он клялся, что стал жертвой преследования со стороны КГБ за попытки незаконного проникновения в архив – он ведь пытался узнать судьбы предков. Польского аспиранта поспешно депортировали из России, не разрешив ему даже попрощаться с семьей.

Еще пан Станислав рассказал, что позднее перебрался в Америку, женился там во второй раз, имел от жены двух сыновей. Но семья его погибла недавно во время жуткого смерча, налетевшего на побережье океана. Сам она находился в то время в Европе на научном симпозиуме. И вот теперь он снова решил наведаться в Россию.

Марта сразу включилась в историю:

– Пан Станислав, нам надо как-то подготовить Яну. Для нее встреча с вами будет полной неожиданностью.

– Доверяю, Марточка, вам эту миссию.

Станислав Ковалевский быстро разыскал дом на Варшавской улице. Случайно ли дочь выбрала этот адрес или польские корни подтолкнули ее к выбору при покупке квартиры? С этого вопроса он и начнет разговор с ней, а дальше – посмотрит по обстоятельствам.

Яна, предупрежденная Мартой по телефону, с волнением открыла дверь незнакомому мужчине – ее отцу. Нет, объятий не последовало. Оба чувствовали неловкость и беспокойство.

Пан Станислав – в светлом костюме – сидел в большом, удобном кресле, а дочь – в джинсах и черной футболке с тигром, напечатанным на груди – отдалившись от него на приличное расстояние, забилась в угол дивана.

– Специально ли я выбрала этот адрес? – Яна задумалась.

Она никогда не исследовала свою родословную, отсутствующий в ее реальной жизни отец был как глубокая яма за спиной. При покупке квартиры она могла поехать и на Кубинскую улицу в этом же районе, а подтолкнул ее к выбору тогда еще живой Борис. Он, помнится, сказал, смеясь: «С Ковалевской Варшавская улица лучше рифмуется, чем Кубинская». И Яна поехала на эту непомерно широкую улицу, посреди которой долгое время был пустырь – теперь там возводился ряд новых высотных домов.

Но отцу она ответила, что просто было такое предложение от строительной фирмы.

– А знаешь ли, дочка, что на месте этих красивых домов прежде пролегала железная дорога на Варшаву. А я жил в аспирантском общежитии, из окон которого виднелись проносящиеся мимо поезда. Не думал, что буду, можно сказать, парить над полотном дороги, беседуя со взрослой дочерью.

– Отец, а ты любил маму? – Яну покоробил восторженный тон свалившегося на ее голову отца. Она сбросила тапочки и сидела теперь на диване, обняв руками колени. Постепенно взрослая женщина в ней уступала место неуверенной в себе девочке.

– Конечно, Яночка. Я любил вас обеих, и маму, и тебя. И никогда бы не оставил, если бы не вмешались грубые силы.

Пан Станислав встал с кресла и подсел к дочери, затем провел ладонью по ее волосам. И тут между ними пробежала волна взаимной нежности, было уже не важно, как и почему их развела жизнь. Яна уткнулась лицом в грудь отца и надолго замолчала, не замечая, что из ее глаз текут слезы. Впервые она чувствовала себя чьей-то дочкой. Она перестала быть неприкаянной былинкой в этом жестоком и чужом мире.

– Папа, – губы Яны выдавили незнакомое им сочетание. – Папочка!

На другой день Яна позвонила Павлу в Комарово, сказала, что была неправа. Что она любит его и понимает необходимость работы у Котова. И что будет рада даже его редким визитам. Павел растерялся от перемены ее настроения:

– Яна, с тобой случилось что-нибудь?

– Пашенька, у меня нашелся отец!

Получив импульс доброты, человек несет его дальше.

Павел, не раздумывая, пригласил Яну вместе с паном Станиславом приехать в воскресенье на родительскую дачу. Яна, с разрешения Павла, позвала в Комарово еще и Марту, без которой не состоялась бы ее встреча с отцом.

5

Прохладный осенний воздух, настоянный на красках минувшего лета, обретал силу пьянящего напитка. Заметнее всего его бодрящее действие ощущалось за городом, потому дачники, не связанные работой или учебой детей, еще продолжали жить в Комарово.

Старшие Ватагины радушно встретили приехавших, раскрыли ворота перед голубым «Пежо» Яны, предложили гостям умыться с дороги. Среди встречающих не было только Павла. Мать сказала, что сына полчаса назад попросил зачем-то подойти его начальник, не может, якобы справиться с ребенком без «дядьки». Павел обещал обернуться быстро.

Марта освоилась в новом месте легко, и уже вскоре помогала хозяйке готовить стол. А пан Ковалевский, филолог-исследователь, быстро нашел общий язык с главой семейства, специалистом по археологии. Узнав, что у коллеги-иностранца возникли трудности с посещением архивов, отец Павла обещал уладить вопрос, поскольку у него имелись связи в научных кругах. Лишь одна Яна неприкаянно бродила вокруг дома, собирая букеты из оранжево-красных листьев клена. Павел опять подводил ее.

Наконец, Павел позвонил Яне на мобильный и виноватым голосом сообщил, что ему придется задержаться. Выяснилось, что сегодня, в связи с закрытием осенне-летнего сезона, на открытом манеже состоится конный праздник. Ожидались соревнования наездников-любителей. А Олег Котов был не просто зрителем на таких мероприятиях, он слыл заинтересованным болельщиком, владельцем породистой лошади. Но главное – в программу мероприятия включались и показательные выступления детей. Костику предстояло участвовать в них, но он на вдруг расхныкался и потребовал присутствия дяди Паши. Павел просил Яну передать остальным, чтобы садились за стол, не дожидаясь его.

Узнав о празднике в поселке, пан Ковалевский воодушевился, вспомнил, как в юности, будучи пятиборцем, сам брал награды в конных состязаниях. И тотчас выразил желание пойти к манежу, посмотреть соревнования. Ватагины, уступив пожеланию гостя, изменили программу приема, решили перенести обед на более позднее время. Однако, они тут же собрали корзинку с бутербродами и квасом, и скоро вся компания отправилась пешком на окраину поселка.

Манеж был устроен на открытом воздухе – обыкновенная песчаная площадка, огороженная сосновыми жердями. С трех сторон манеж был окружен лесом, а с одной граничил с тихой поселковой дорогой. Соревнования здесь проводились редко, большей частью на площадке тренировались спортсмены-любители или катались за плату отдыхающие, поэтому и трибун не было – лишь со стороны дороги в землю была вкопана длинная скамья для случайных зевак. Сегодня все места были заняты, многие сидели на принесенных с собой складных стульях. Среди зрителей Яна заметила и свою подругу Катю, и Павла, по которому так соскучилась. Она окликнула его. Павел приветливо махнул рукой и вновь обратил свой взгляд на манеж. С противоположной от зрителей стороны уже выезжали на низкорослых пони юные наездники, но Костика среди них не было. Когда маленькие всадники под аплодисменты зрителей, сделав круг, удалились, на манеж, изящно пританцовывая, вышел Воронок. Вел коня под уздцы его владелец Олег Котов, а в седле сидел пятилетний сын, одетый в красный комбинезон, с черной жокейской шапочкой на голове. Зрители еще сильнее зааплодировали смельчаку – на крупном коне мальчик выглядел миниатюрным. Отец его сохранял серьезный вид, сдерживал самодовольную улыбку: кроха в седле держался уверенно.

Павел приветливо помахал своему воспитаннику, но в этот момент за спиной зрителей затарахтел проезжающий по дороге трактор. Непривычный к шуму молодой конь взбрыкнул и понесся вскачь. Мальчик в страхе ухватился за край седла, пытаясь удержаться. Старясь не отстать и не выпустить из рук поводья, следом подпрыгивал Котов. Воронок встал на дыбы, закинул вверх передние ноги, хозяин повис на поводьях, но щетинистая шея лошади, как наждак, прошлась по щеке укротителя. Котов, охнув от боли, выпустил поводья из рук и схватился за лицо. Мальчик каким-то чудом еще удерживался в седле. Павел и пан Станислав одновременно вскочили со скамьи и бросились на манеж, чтобы обуздать коня. Павел тут же получил удар копытом в плечо и был отброшен в сторону, но пан Станислав сумел схватить поводья и усмирить лошадь. Едва конь опустил ноги на землю, маленький наездник торпедой вылетел из седла и, описав дугу над головой коня, полетел на землю. Но подоспевший Павел изогнулся в акробатическом прыжке и сумел подхватить ребенка на руки.

Олег Котов пригласил спасителей сына и всю компанию, включая старших Ватагиных, Марту и даже Яну к себе в дом. Щека его под ухом уже была залеплена пластырем, на белой ткани проступало розовое пятнышко крови. Злосчастная бородавка, обожженная искрой от ракетницы и так чесалась в последнее время, а тут ей досталось снова. Павел потирал ушибленное копытом плечо, а Костик и пан Станислав не получили ни царапинки, отделались легким испугом.

В гостиной был накрыт богатый стол, принесены особой выдержки вина из заветного погреба. Хозяин был щедр – выставил лучшее, имевшееся в доме. Он неустанно благодарил пана Станислава и Павла за спасение наследника.

– Я в долгу не останусь, господа. Просите что угодно, Котов все может! У тебя, Павел, кажется, нет машины? Мой старый мерс тебе подойдет? А чем я могу быть полезен вам, пан Станислав? О цене не задумывайтесь, выполню любое пожелание.

Котов, переволновавшийся за сына, был возбужден. Он вскочил со стула, подбежал к этажерке и ткнул пальцем в стоящее там изваяние лошади.

– А как вам этот красавец? Скульптура Императорского фарфорового завода, девятнадцатый век! Дарю! – сверкающий белой эмалью конь непокорно вздыбился на задние ноги и, казалось, вот-вот оторвется от подставки.

Пан Станислав улыбнулся и польстил хозяину:

– Спасибо. Вещица ценная, сразу видно. Думаю, что таким экспонатом мог бы гордиться даже Эрмитаж! Но как я вывезу это сокровище за границу? Набегаешься бумаги оформлять.

Мать Павла в этот момент прошептала на уху сыну:

– Пашенька, попроси у хозяина второй выходной.

Павел озвучил ее подсказку:

– Олег, у меня есть к тебе просьба. Мне нужен еще один выходной на неделе: нервы не выдерживают шесть дней подряд пахать. Боюсь, что сорвусь, это и на Костике может отразиться.

Олег нахмурился:

– Я имел ввиду деньги, машину, но менять распорядок твоей службы не входило в мои планы.

– Мой друг добивается соблюдения трудового законодательства? – уточнил пан Станислав. – А куда же смотрит профсоюз? В любом случае – я готов поддержать Павла.

Все, кроме Котова, рассмеялись, услышав замечание американского профессора о профсоюзе, а сам Олег под прицелом нескольких пар глаз неожиданно смутился. Тем более, что он выступал сейчас в роли благодарного отца. Он помолчал и неохотно выдавил из себя:

– Ладно. Против профсоюза не попрешь. Так и быть, Павел, получишь второй выходной день. Заметь, весь остальной персонал у меня работает шесть дней.

Затем снова обратился к пану Станиславу:

– Но как мне отблагодарить вас?

– Вы уже сделали мне подарок, удовлетворив просьбу жениха моей дочери!

На этот раз пришел черед смущаться Павлу: вряд ли свадьба будет скоро, да и будет ли – еще вопрос.

Яне и Павлу так и не удалось побыть в этот день наедине. Она лишь успела, прощаясь, передать ему ключи от своей квартиры – теперь Павел сможет приезжать к ней в любое время. Вместе с Яной в город возвращались только отец и Марта.

* * *

Жизнь Павла входила в нормальное русло: и с Яной отношения наладились, и работа ему нравилась. В деннике уже стояли три лошади, а Павел помимо рутинных обязанностей по уходу за ними, помогал приходящему ветеринару. Он научился делать лошадям «педикюр» – проводить расчистку копыт своим питомцам – а также обновлять им подковы. Нередко работники двора приносили к Павлу то заболевшую кошку, то сбитую машиной собаку. Он не только припоминал полученные когда-то на биофаке знания о животных, но и углублял их, изучая литературу по лечению зверья. Поэтому, когда в октябре хозяева стали готовиться к возвращению на зимнюю квартиру, в Петербург, вопрос с Павлом был решен: он остается в Комарово, при лошадях. Павел назначался старшим в конюшне, а в его распоряжение поступало еще двое работников: ночной сторож и человек, убирающий навоз из денника.

Глава семейства благоразумно решил, что здесь от Павла будет больше толка – ребенок в городе обойдется и без него. Мальчику вот-вот исполнится шесть лет, нечего бить баклуши, играя в индейцев, пусть учит языки и постигает азы математики, там услуги Павла не понадобятся. Костик, садясь в машину, ревел, не желая расставаться с «дядькой», но Павел обещал, что они останутся друзьями, будут ездить друг к другу в гости и следующее лето вновь проведут вместе.

С отъездом хозяев из загородного особняка в доме стало тише и спокойнее. В Питер уехала и большая часть прислуги. Павел, отработав обговоренное с хозяином время, передавал коней помощникам и шел ночевать на родительскую дачу. Теперь он остался там один – родители тоже уехали в город. В эти спокойные вечера Павел читал ветеринарную литературу или бездумно смотрел по телевизору спортивные каналы. Нервы его укрепились, ушла раздражительность, он стал почти прежним Пашей, добрым и покладистым, только не было в нем прежней суетности. Ему исполнилось тридцать шесть лет.

Выходные дни приятно нарушали размеренное течение жизни. Приезжала на машине Яна и забирала его в город. Иногда они посещали кино или театр, но чаще проводили время вдвоем, не выходя из квартиры на Варшавской улице. А еще Яна настояла, чтобы он, наконец, вставил себе зубы.

Пан Станислав улетал к себе в Америку в начале ноября, в канун праздника, утратившего название и смысл. Яна и Павел провожали его в аэропорту. Гость так и остался в заблуждении относительно семейного положения Павла, считая, что он холост. Зато американский профессор был скрупулезен ко всему, что касалось дел. Он заверил Павла, что добьется в польском землячестве выделения гранта на архивные исследования, связанные с жизнью его предков в России, так что его отец, взявшийся за эту работу, обязательно будет вознагражден. Уже подходя к заградительному турникету, Пан Станислав обернулся в последний раз и воскликнул:

– Передавайте сердечный привет пани Марте. Я буду звонить ей!

И вот они снова вдвоем, на Варшавской улице. Яна успела за короткое время общения с отцом привязаться к нему, и сейчас, после расставания, ей сделалось грустно. Павел присел рядом на диван, обнял любимую:

– Не хандри. Я ведь – с тобой!

– Сейчас, да. Но что будет дальше?

И вдруг она сделала признание, которое долго оттягивала. Впрочем, молчать дальше было просто бессмысленно:

– Паша, у нас будет ребенок.

– Ребенок! А ты уверенна? Ты же говорила, что предохраняешься. Средство не сработало?

– Ты, кажется, не слишком рад, Паша. Да, я говорила, что предохраняюсь, не хотела тебя волновать. Но мне ведь уже тридцать три, и так припозднилась с этим делом. Тебя это ни к чему не обязывает.

– Не сердись, глупенькая. Но это все так неожиданно. Тебе ведь известно мое положение: я даже не могу требовать развода, пока с Натальей все не уладится. Если я сейчас заговорю об этом, она совсем упадет духом. А срок какой?

– Срок такой, что менять решение уже поздно. Да неужели ты сам не замечал, что я пополнела? – Яна приподняла свитер.

Павел впялился в открытое место: да, вроде бы животик округлился, хотя определенно сказать трудно:

– Под одеждой совсем незаметно, – он осторожно положил ладонь на ее живот.

Затем Павел поинтересовался, делала ли она исследования, известно ли ей, кто родится: девочка или мальчик? Яна ответила, что все жизнь ее любимым занятием было составлять прогнозы, и в этом случае она попытается угадать сама.

– Но как? На биржевом рынке ты опираешься на предварительные данные. А тут от чего оттолкнешься?

– Тоже от статистики, – улыбнулась Яна. – Пятьдесят один процент за то, что родится мальчик, и сорок девять – за девчушку.

– Я бы девочку хотел, – робко заметил Павел.

– А я мечтаю о парне.

В эту ночь, каждый из них долго не мог заснуть. Павел ворочался, будто пытался вырваться из кольца проблем, обступающих его со всех сторон. Яна ругала себя за то, что не нашла мужества поделиться своими сомнениями: доктор предположил, что у нее срок больший, чем выходило по ее расчетам. Но если прав был доктор, отцом ребенка мог быть Евгений. Однако Яне это казалось абсолютно невероятным, ведь Павел впервые появился у нее в доме, когда началось лунное недомогание. Этим и была подведена черта под связью с Евгением. Она, правда, слышала, что бывают аномальные случаи нарушения границ, но с ней этого не могло произойти. Яна всем нутром ощущала, что отцом будущего ребенка является Павел.

Приближался Новый Год, а снега все не было. В Питере установилась по-европейски теплая зима с моросящими дождями и туманами. Врач рекомендовал Яне больше времени проводить на свежем воздухе. Располневшая Яна, перебирая в шкафу вещи, наткнулась на короткую шубку «автоледи» из серо-голубой норки. В прошлом сезоне она едва успела обновить ее, надела разок на юбилей к Палеям. Потом сразу наступила весна, и о шубе пришлось забыть. По нынешней теплой и сырой зиме мех также был некстати, но растущий в утробе ребенок требовательно захватывал жизненное пространство и теперь смог бы уместиться только под широкими полами этой шубки. К тому же, и смотрелась она в комплекте с комбинезоном для беременных очень эффектно. В этой шубке неспешно выгуливал теперь свою истинную жену Павел, приезжая на выходные из Комарово, а в будние дни компанию Яне охотно составляла Марта, живущая по соседству.

Женщины встретились ранним вечером у входа в парк и медленно пошли по стылым, бесснежным дорожкам. В другие годы в это время лыжники уже осваивали трассу по периметру ограды, дети на санках и фанерках катались с многочисленных горок, а добропорядочные папаши лепили для своих малышей снеговиков. Нынче наступление зимы и Нового Года обозначалось мерцанием электрических гирлянд, свисающих между фонарями, и нарядной елью на центральной площадке парка. Народу было немного.

Подруги прохаживались по освещенным дорожкам, предусмотрительно избегая темных аллей. Среди людей можно было чувствовать себя в безопасности. Женщины обменялись последними новостями. Марта сообщила, что ожидает появления очередного гостя, Яна рассказала о решении суда по делу Натальи Степановны: ей назначили наказание в пять лет лишения свободы.

– Бедняга! – воскликнула Марта. – Как же она теперь?

– Когда она людей обирала, чужие зарплаты себе в карман клала, то бедной себя не чувствовала, – жестко сказала Яна. – Зато мой ребенок успеет подрасти и привыкнуть к отцу. Хотя, конечно, Павел не оставит ее без внимания. Они оба, вместе с Котовым, будут помогать ей. Хотя, возможно, Котов забудет о своем обещании. Кстати, я давно ничего о нем не слышала. Как он переехал в город, Павел перестал упоминать про него.

– И ты ничего не знаешь о его болезни? – Марта остановилась, зябко поежилась, подняв воротник осеннего пальто. – Катя тебе ничего не говорила?

– Я в последнее время с ней почти не общаюсь. Она звонит только, когда выпьет. И такую чушь начинает нести, готова часами болтать ни о чем. А у меня времени в обрез до родов осталось. Я должна денежек впрок заработать нам с малюткой. Павел в этом смысле человек не слишком практичный: на конюшне получает чуть больше, чем прежде в парке. Да и Наталье будет деньги высылать. Так что, мне не до болтовни. Если на моем определителе номер Катиного телефона высвечивается, я трубку не беру. Но в последнее время она поняла, кажется, что я не хочу с ней общаться, когда она наберется. Перестала звонить!

– Яна! Разве можно так с лучшей подругой поступать!

– Рюмка ей лучшая подруга.

– Значит, ты в самом деле ничего не знаешь, раз так говоришь. Олег-то, ее муж, умирает!

– Ты про Котова? – теперь в остолбенении замерла Яна. Затем, скрестив руки, спрятала их в широкие рукава шубки, как будто отстраняясь от этой вести. – Неужели его подстрелили?

– У него быстротечная форма рака кожи. Помнишь, когда отец твой приезжал, Олег бородавку об коня сорвал? Тогда все и началось. Теперь ему химию делают, но надежды мало. Он едва передвигается. Метастазы.

– Вон оно что! Паша наверняка знал его ситуацию, ведь он на его конюшне в Комарово работает. Почему промолчал?

– Паша боялся тебя волновать. Все эти страшные истории на беременных плохо влияют.

– Боже, какая я свинья, что с Катькой отказывалась говорить. А вдруг ей нужна моя помощь? И она ведь, часами меня забалтывая, о главном не обмолвилась.

Яна вытащила из сумочки мобильный телефон и набрала номер Кати. Подруга отозвалась сразу:

– Яночка! Какое счастье, что ты позвонила! У тебя то занято, то аппарат не отвечает. Ты справься на станции, что с твоим телефоном.

– Уже все в порядке, Катя. Телефон я починила, теперь звони в любое время, – сгорая перед Мартой от стыда за свое вранье, поторопилась сказать Яна. Пар от прерывистого дыхания пушистыми облачками вылетал в морозный воздух. – Как дела у Олега?

– Ты уже знаешь? Плохо. Тебе Паша говорил, что я теперь целыми днями в больнице дежурю? Вот только сейчас домой еду, а на ночь мы сиделку нанимаем. А ты-то как? Уже вот-вот?

– Ты о чем? А! Нет, рожать мне не скоро, ближе к весне. Мы сегодня с Мартой выбрались в парк погулять. Да, спасибо. Позвоню, как домой приду.

Марта, невольно подслушав разговор о сроках, сразу уцепилась за эту тему. Спросила, как протекает беременность, нет ли осложнений и сделала ли Яна наконец УЗИ, чтобы узнать пол ребенка.

Яна открыла было рот, чтобы рассказать о непредвиденной проблеме в беременности, но передумала. Утром она была у доктора, и та срочно велела сделать УЗИ, напугав пациентку определенными осложнениями. Яна могла бы сообщить Марте, чего опасается врач, если бы больше доверяла ей, но Марта не относилась к числу людей, умеющих хранить тайны. Поэтому Яна ограничилась краткой информацией:

– Врач дала мне направление на обследование. Получу результаты – скажу.

– Я уверенна, что все у тебя будет хорошо. Ты ведь не в районной консультации наблюдаешься, а в дорогой клинике!

Через полчаса подруги распрощались. Яна не стала, как обычно, спрямлять дорогу домой дворами, вечером безопаснее ходить по улице. Она шла медленно – живот с каждым днем наливался тяжестью – и думала об услышанной от Марты новости: Олег Котов, ее давний враг, обречен на смерть. Однако она не испытывала радости, потому что нависшая над человеком кончина меняет отношение к нему. Ураган, несущий смерть, обметает с человека все наносное, случайное и обнажает его детскую душу. Яна вспомнила, каким симпатичным и умным парнем был старшекурсник Котов в университете, с какой легкостью выручал студентов перед стипендией, отдавая последний рубль – ведь он всегда умел заработать. И даже стремление Олега множить счет победам над девушками, похвальба трофеями-фотокарточками в мужском обществе теперь вызвали у Яны только грустную усмешку. К сожалению, когда Олег пришел в бизнес, не слишком четкие моральные границы обернулись против него самого. Яна раздумывала, навестить ли Олега в больнице или считать, что они уже попрощались в Комарово, когда он подарил ее отцу фарфорового коня.

Яна пересекла улицу и пошла вдоль серого бетонного забора, огораживающего соседнюю новостройку. Еще тридцать метров – и она дома! Неожиданно на полутемном, пустынном отрезке пути на нее напал первобытный страх: эхо собственных шагов показалось шагами преследователя. Она оглянулась – никого. Яна пошла быстрее. Наконец, забор кончился, припозднившаяся путница перевела дух. За поворотом виднелся дом, свет окон придавал бодрости. Вот и контейнерная площадка для мусора, за ней, прямо по дорожке – подъезд Яны. Но вдруг не тень, зловещая мужская фигура выскочила из-за помойки. Помятое, скуластое лицо с перебитым носом, не раз приходившее в ее кошмары – оно мерещилось ей всюду – возникло неожиданно. Яна снова превратилась в девчушку, преследуемую неумолимым Карабасом. Она лишилась сознания за мгновение до того, как бандит нанес ей удар кулаком.

Налетчик метил жертве в висок, а попал в лицо, потому что она инстинктивно повернулась в его сторону. Впрочем, он не собирался ее убивать. Грабитель приметил толстуху в дорогих мехах на пустынной дороге, преследовал, скользя другой стороной улицы, и, лавируя между припаркованных у дома машин, устроил засаду у помойки. Здесь риск попасться на глаза милицейскому патрулю или случайному прохожему был минимален. Когда Яна, теряя сознание, упала на асфальт, бандит стянул с нее вожделенную шубку и затолкал добычу в объемистый рюкзак. Туда же, не глядя, вытряхнул содержимое женской сумочки, а саму сумку выбросил в помойку. Он собирался для разрядки трахнуть свою жертву в темном углу, но, когда принялся расстегивать комбинезон, вдруг понял, что это не просто толстуха, а беременная баба – и отступился.

Яне повезло: вскоре ее обнаружил таксист, приехавший к дому по вызову. Свет фар выхватил из темноты лежащую на асфальте полураздетую женщину. Таксист вызвал «скорую помощь», и четверть часа спустя бригада врачей уже занималась жертвой уличного нападения. Пострадавшая пришла в себя и что-то сумбурно бормотала, но связности в ее словах врачам обнаружить не удалось. Она не смогла назвать себя, сообщить, где живет. Медики заподозрили, что женщина – к тому же беременная – находится в шоке.

По счастью, большая многопрофильная больница находилась в десяти минутах езды от места происшествия, и сложную пациентку быстро доставили в приемный покой.

6

Яна очнулась утром и обнаружила себя в незнакомой палате на десяток коек. Ее кровать находилась у самой двери, рядом с умывальником. Заметив, что новенькая, поступившая ночью, уже не спит, женщины заговорили с ней. Одна из них, та, что подошла к умывальнику, поинтересовалась, на каком она месяце. Яна не сразу поняла, что вопрос относится к ней, думала, что женщины общаются между собой. Зато разглядела, что спросившая – беременна. Окинув взглядом других больных, уже вставших с постели, Яна увидела, что и они тоже имели характерную полноту. Машинально ощупала свой живот, обнаружила, что он довольно велик. Она тоже беременна? Очень странно! Разве она ждет ребенка? Что-то с ней не так.

– Угрожающий выкидыш, да? – продолжали расспрашивать Яну женщины. – А что с твоим лицом? Упала?

Из-за ее молчания, соседки решили: новенькая – глухонемая, но скоро поняли, что ошиблись. Пришла медсестра с историей болезни и, сев у кровати Яны, стала задавать ей вопросы:

– Больная, вы сейчас можете говорить? Вчера в приемном покое врачи не смогли заполнить вашу карточку, они сказали, что вы были в шоковом состоянии. Вы помните вашу фамилию?

Яна правильно назвала имя, отчество, фамилию, год рождения, только адрес сообщила не нынешний – в памяти почему-то всплыл Фонарный переулок. И телефон дала той же квартиры – он врезался в память намертво.

Сестра записала данные в карточку и напомнила больной, чтобы она попросила родственников принести паспорт и страховой полис.

После ее ухода Яна снова попыталась восстановить цепочку событий. Может, ее полнота не связана с беременностью? Но тут где-то в глубине чрева невидимый кулачок пнул ее изнутри живота, и безошибочный материнский инстинкт подтвердил – это двинул ножкой будущий ребенок. Пока Яна пыталась осмыслить новое телесное переживание, вновь появилась постовая сестра и отвела ее к гинекологу, лечащему врачу новенькой. Гинеколог рассердилась на Яну за то, что она не смогла точно назвать сроков начала своей беременности. Затем врач осмотрела ее и, не желая того, напугала. Сказала, что роды могут начаться вот-вот – преждевременные или нормальные, ей при таких скупых данных определить трудно.

– Ваше счастье, что этого с вами не случилось вчера. Ведь вас подобрали на улице в ужасном состоянии: без верхней одежды, с травмой лица, почти без сознания. Ваш ребенок мог бы погибнуть, да и ваша жизнь была под угрозой. Одним словом, Янина Станиславовна, – лежать и лежать. Я вам предписываю полный покой. Вставать можно только в туалет. Я назначу вам капельницу в вену и витамины внутримышечно.

Назад в палату Яну привезли на кресле-каталке – врач не разрешила идти самой.

Дневная жизнь больницы уже была в полном разгаре: к одним женщинам пришли посетители, другие тайком включали кипятильник, третьи без умолку болтали – фоном ко всему этому разноголосью вещало радио. Яна прислушалась к голосу диктора: «Приглашаем на новогодние распродажи!». Разве сейчас не весна? А если близится новый год, какой по счету? У одной из соседок по палате нашелся календарик, и Яна с облегчением увидела, что цифры уходящего года ей знакомы. Она уточнила текущую дату: ей назвали конец декабря. Медленно перебирая в памяти месяцы – январь, февраль, март – Яна вспомнила последнее событие: юбилей у Палеев. Он всегда приходился на восьмое марта. У Палеев они были вместе с Женькой. На ней был сногсшибательный наряд, в тот вечер она обновила серебристую норковую шубку. Яна детально припомнила обстановку: Наталья Степановна в оранжевом платье с черным горохом, похожая на огромную божью коровку, Марта, Борис, Катерина. Боре, кажется, стало плохо, и на этом вечеринка закончилась. А что же происходило дальше? За яркими красками праздника стояла темная мгла.

И снова к Яне пришел доктор, на сей раз невропатолог. Он сосредоточенно сгибал и разгибал ее пальцы, стучал молоточком под коленями, задавал хитрые вопросы.

– Какое сегодня число?

Яна ответила. Она чувствовала себя, как студентка на экзамене: только что перед входом в аудиторию прочитала билет, и вот он ей попался!

– Вы помните, что с вами вчера произошло?

Тут пригодились слова, оброненные на приеме гинекологом.

– На меня напали на улице, ударили, сняли куртку. Нет, норковую шубу! – сказала наугад Яна, прикидывая, что вряд ли преступник польстился бы на куртку.

– Скажите, – спросила доктор, – а у вас прежде не было сотрясения мозга или выпадения памяти?

Мгновенно вспомнился давний случай в Комарове, когда ее, катающуюся на велосипеде, сбила машина. Тот факт тоже не зафиксировался в ее памяти, очевидцы рассказали ей о нем. Однако Яна решила, что сообщать об этом врачу необязательно: иначе ею займется психиатр, а этого боится любой нормальный человек.

– Нет, никогда.

– У вас есть близкие? Муж, родственники?

Наличие мужа было вероятно, раз она беременна. Скорее всего – это Женька! А если не он?

– Я не хочу говорить о нем, – ответила она.

– Хорошо, не буду больше вас мучить. Только одно настоятельное требование – соблюдать полный покой: у вас, определенно, сотрясение мозга.

– Мне и гинеколог прописала постельный режим, так что, я плясать не собираюсь, – пошутила Яна.

Невропатолог записала в карточку Янины несколько диагнозов, пометила их вопросами – и покинула палату.

Медики Яну больше не беспокоили, зато появилась санитарка с тележкой, привезла обед для лежачих больных. Потом наступил тихий час, и Яна ненадолго заснула. Но отдохнуть как следует и тут не удалось. В палату пришел милиционер, допросить потерпевшую. Ничего полезного она сказать ему не смогла, преступников не запомнила. Даже толком не знала, сколько человек на нее напало. Зато у милиционера имелся для нее сюрприз:

– Хочу вас порадовать, гражданка! Хотя преступников по горячим следам задержать не удалось, мы обнаружили в мусорном контейнере пустую сумку. Однако она оказалась не совсем пуста – в потайном кармашке имелся паспорт, выданный на ваше имя. А из больницы нам сообщили, что поступила больная Ковалевская с признаками насильственных действий. Посмотрите внимательно, узнаете сумку?

– Да, это моя.

– Что еще в ней находилось?

Янина перечислила стандартный набор мелочей, наполняющих женские сумочки – была уверенна: все равно ничего не найдут!

– Только одна нестыковочка выходит. Вы зарегистрированы по Варшавской улице, где кстати, на вас и было совершенно нападение, а в медкарте указали Фонарный переулок. Это фактическое место вашего проживания?

– Да, я назвала адрес квартиры, где живу, – попыталась вывернуться Яна.

После ухода милиционера она внимательно изучила паспорт, и внезапная вспышка озарила ее мозг: она ведь уже три года живет на Варшавской улице! Именно там и навещает ее Евгений. Детали ее жизни постепенно проясняются! Но мгла, застилающая месяцы беременности, а точнее, все, происходившее после юбилея в доме Марты, оставалась непроницаемой. Штампа о регистрации брака она в паспорте не обнаружила. Или Женька не пожелал расписываться, или она сама отказалась, решив воспитывать ребенка в одиночку. Выходило, что ожидаемый ребенок будет внебрачным. Яна вдруг спохватилась, что надо позвонить Женьке или Марте, но наизусть их телефоны не помнила, а мобильник с их номерами, вероятнее всего, пропал вместе с другими вещами.

Длинный больничный день подходил к концу. Измученная переживаниями и неуверенностью в будущем, Янина, прикрыв веки, старалась заснуть. Женщины тоже легли, но продолжали обсуждать насущные вопросы – говорили о родах и выкидышах, о «материнском капитале». Закон о нем вступал в силу как раз с первого января, и некоторые беременные опасались родить ребенка до этого срока. Яну ни с какой стороны закон не касался, речь шла о вторых или третьих детях, а она ожидала первенца. Она и вообще не принимала участия в общем разговоре. Но соседки по палате удовлетворили любопытство относительно ее, пока Яна отвечала на расспросы врачей и милиции. Они поняли, что с новенькой случилось несчастье – и больше не беспокоили.

На следующий день в палате появился Валерий с пакетом снеди. Он случайно узнал, где находится Яна. Женщина из ее палаты подслушала, как Яна называла свой телефон медсестре, позвонила в квартиру, попросила к телефону родственников Яны. Добрая самаритянка была брошена своим возлюбленным и в Яне видела подругу по несчастью, поэтому и решила помочь. Валерий обрадовался звонку, подумал, что Яна сама пожелала его видеть: вспомнила о нем, попав в беду!

Яна удивленно смотрела на Валерия: обрюзгший, с большой лысиной и кустистыми с проседью бровями, он показался Яне совсем стариком. Что ж, пусть готовится – скоро станет дедушкой. Спросила, как узнал, что она находится здесь. Соседка по палате тут же призналась, что это она позвонила ему. Яна вздохнула.

Валерий начал суетливо хозяйничать, освободил тумбочку от забытых кем-то туалетных принадлежностей, выстлал дно полки газетой, сложил принесенные апельсины и конфеты. Наконец, закончил суетиться, снял пиджак, остался в застиранной рубашке в крупную полоску, и сел на табурет перед кроватью Яны.

– Значит, ожидаем наследника? – он с легким смущением улыбнулся.

Валерию было известно, что сын перехватил у него Яну, и он очень переживал по этому поводу. Краем уха он слышал, что связь была длительной. Но недавно Евгений пригласил отца на свадьбу, и Валерий узнал, что тот женился на другой девушке – он воспрял духом: появилась надежда вернуть Яну. Однако, когда женщина, позвонившая вчера, сообщила, что Яне предстоит рожать, он в первый момент растерялся. Зато обдумав все хорошенько, пришел к выводу, что Яна в безвыходном положении будет сговорчивее. Получается, что сынок обрюхатил ее и переметнулся к другой девке. Валерий принял решение усыновить будущего внука или внучку. В согласии сына он не сомневался, поскольку молодожену был бы некстати внебрачный ребенок. Предстояло склонить к этой идее Яну. Валерий продолжал ласково расспрашивать ее, не слишком интересуясь ответами:

– Животик у тебя симпатичный, Яночка. Да, мой пострел – везде успел. Кстати, он, случайно, тебе не сообщал, что их команду представили к правительственным наградам! Он сейчас в Москве. Поехал награды получать, говорил, что вручать ордена будет сам Президент.

У Яны груз спал с плеч. Хоть Женька и был ветреником, стало ясно, что на сей раз он не виноват. Он не бросил ее на произвол судьбы. Он потому не искал Яну, что в эти дни находится в отъезде.

– Женька, наверное, вернется к моей выписке. Сообщи, пожалуйста, ему, чтобы принес верхнюю одежду. У меня, кажется, шубу украли.

– А мой герой знает, что должен родиться ребенок? – спохватился будущий дед.

Яна подумала, что маловероятно, чтобы она скрыла эту новость от Женьки. В любом случае будет полезно, если он приедет за ней на выписку и все разъяснит. Скажет, почему они не зарегистрировали брак, если ждут ребенка. Однако говорить о своих сомнениях Валерию она не стала. Валерий, поняв ее молчание по-своему, начал излагать возникшие планы. Сказал, что готов записать ребенка на себя и, забыв старые обиды, скрепить отношения брачным свидетельством.

– Ребенка еще родить надо, – ответила Яна.

Замечание Валерия, что он готов числиться отцом, расстроило ее. Значит, все-таки Женька не хочет брать на себя ответственность. Но это – не причина, чтобы снова прислониться к мастеру водоканала. И она твердо добавила:

– Знаешь, Валера, в одну реку дважды не входят. Мы ведь с тобой расстались три года назад, я верно говорю?

– Не торопись, Яночка с ответом. Я к тебе завтра снова приду, ответил он.

* * *

Марта и вообразить не могла, что случилась с Яной. Перезваниваться друг с другом, докладывать, как добрались, у них было не заведено. Но когда через несколько дней она снова захотела предложить Яне вместе прогуляться и не смогла дозвониться до нее, стала бить тревогу. Связалась с Павлом. Он продолжал жить в Комарово и тоже подтвердил, что безуспешно звонил Яне на неделе, но все телефоны были глухи.

– Ты же знаешь ее! То спит, то работает, то просто трубку не снимает!

– Ты хоть соображаешь, что она беременна?! – взорвалась Марта. – Только мужики могут быть такими непонятливыми! Чует мое сердце: что-то неладно.

– Может, Яна у Кати поселилась? С Котовым дело плохо, приехала поддержать подругу.

– Кате я уже звонила. Она тоже удивляется, что Яна не отзывается на звонки. А как на финансовую биржу позвонить ты знаешь, Паша?

– На бирже у Яны нет постоянного места, она, в основном, дома работает или в офисах заказчиков – держит с биржей связь через интернет.

– Тогда звоню в милицию! – твердо заявила Марта.

– Ладно, я выезжаю, через два часа буду в городе, на Варшавской улице. Ключи у меня есть!

Марта бросила трубку и не медля выполнила свое намерение. Ответ дежурного милиции ввел ее в смятение: на Яну было совершенно нападение недалеко от ее дома. Случилось это в тот вечер, когда они с Мартой расстались после прогулки. Второй звонок Марта сделала тут же, после чего перевела дух: Яна лежит на дородовом отделении, состояние удовлетворительное. И снова Марта позвонила Павлу.

Они встретились у ближайшего к больнице метро и, пересев на маршрутку, дальше ехали вместе: эти скорбные заведения власти прячут в глухих закоулках города. Оба недоумевали, почему Яна не позвонила никому из них, не рассказала о своей беде.

– Может, она находится без сознания? – предположил Павел.

– Тогда бы ее положили в реанимацию. А она лежит в дородовом, что вполне понятно в ее положении.

– Я все понял! – Павел хлопнул себя по лбу. – У бедняжки угроза выкидыша, и она решила нас не волновать.

– Возможно. Ведь на нее напали! Но молчать почти неделю, на это только Яна способна. Ты будь с ней, Паша, помягче.

Едва в больнице стали пускать посетителей, как Марта и Павел вошли в лифт. Яну они встретили в зале отдыха. Несмотря на запреты врача, она ненадолго выходила из палаты. Будущая мама стояла у подоконника в казенном байковом халате грязно-голубого цвета – больничной униформе всех времен – и смотрела в окно.

– Яна! – окликнул ее Павел и, раскинув руки для объятий, заспешил к ней.

– Ты решила спрятаться от нас? – укорила подругу Марта, приближаясь следом.

Яна с изумлением смотрела на новых посетителей. Появление Марты удивило ее не слишком – подруга часто возникала ниоткуда и без предупреждения. Но как здесь оказался Павел? Последний раз она видела его на суде шесть, нет уже семь лет назад. Марта говорила, что он освободился досрочно, но в обществе он не появлялся. Его не было и на юбилее у Палеев, это она хорошо помнит. Или тоже забыла?

Яна всматривалась в почти незнакомого ей человека. Как он постарел: лоб изрезан глубокими морщинами, над губами глубокие складки. А эти залысины! Яна опустила глаза. Совсем не таким остался в ее памяти чудесный, смешливый парень – Паша-инструктор фитнеса. Как божественно они раскачивались на гигантских качелях в Финляндии. А что ей известно о нынешней жизни этого человека, кроме того, что он опять на свободе? Марта, наверняка, рассказывала.

Но, как часто бывает, ненужные сведения не застревают в нашей голове. Яна не смогла точно припомнить, что говорилось о Павле. Вроде бы где-то работает и по-прежнему связан с бухгалтершей. Любопытно, они, наконец, оформили свои отношения, или так и живут в гражданском браке?

Павел приблизился к Яне, обнял, поцеловал ее в щечку. Озабоченно спросил, как дела и нет ли угрозы выкидыша. Яна в ответ не шелохнулась, стояла, как изваяние, в своем унылом халате. Она лихорадочно соображала: почему Павел принимает участие в ее жизни. Неужели Женька все-таки бросил ее, и все знакомые сочувствуют ей и проявляют заботу? Марта тем временем отыскала в холле общий холодильник и принялась заталкивать туда принесенные ею творожные сырки и йогурты. Потом она спросила, есть ли у Яны деньги, заявила, что в больницах приходится платить за каждую процедуру. Яна покачала головой, ответила, что ей и процедур никаких не назначено – только покой. Марта немедля достала из кошелька несколько бумажек и сунула их подруге в карман халата. Затем все трое уселись здесь же, в комнате отдыха, на диван и продолжили беседу.

Яна старалась скрыть от своих нежданных посетителей, что у нее не все ладно с памятью. Они ведь могут пойти на беседу с врачом и все рассказать ему, а ей совсем не хотелось, чтобы ее признали сумасшедшей и упрятали в психушку. К счастью, в присутствии Марты ей много говорить не пришлось. Марта тараторила без умолку, высказывала гипотезы, задавала вопросы – и сама же на них отвечала. Удивил Павел: он так подробно излагал свои дела, будто они коротко общались. Но характер этого общения был Яне не совсем ясен. Жил Павел, как она поняла, в Комарово, там же, по всей видимости, и работал, как ни странно, на конюшне. Но его работе угрожали какие-то обстоятельства:

– Котов в связи с болезнью продает конюшню. Я, скорее всего, потеряю это место.

Яна выразила сочувствие и Павлу, и подзабытому ею Котову, оба они были посторонними для нее людьми.

– А как Боря поживает? Клуб цигун на взлете?

Марта округлила глаза, переглянулась с Павлом, затем переспросила:

– Ты имеешь ввиду, живет ли его дело? Ты ведь помнишь, что Боря умер?! Или у тебя все вылетело из головы после этого потрясения?

Марта и сама не догадывалась, насколько близка к истине. Яна поняла, что задавать вопросы не следует. Как жаль, что милый, интеллигентный Борис умер после семейного юбилея. Что еще произошло за неполный год ее беспамятства? К счастью, и на этот раз разговорчивость Марты выправила положение:

– Ты только о своих финансах и думаешь! Ведь с уходом Павла из клуба все китайские группы закрыли. Мне тоже не до того. Эти иностранцы столько внимания требуют: приготовь, накорми, выстирай. Кстати, я недавно на могилку к Боре ездила, на его день рождения. Хорошо, что снега в этом году почти нет, могилку не засыпало, я веночек положила. Следующим летом надо памятник ставить. Ой, забыла тебе сказать, Яночка. Звонил твой отец, передавал тебе привет. Спрашивал, как чувствует себя его конь. Сказал, что в новом году опять собирается прилететь в Россию.

– Это… приятная… новость, – медленно произнесла Яна.

Она старалась унять дрожь в голосе. Отец! Его она не знала в детстве и не знает сейчас. Однако он каким-то удивительным образом объявился в последний год. То ли разыскал ее по Интернету, то ли приезжал. Хорошо бы уточнить, но Яна не стала торопиться. Марта сама продолжала раскрывать карты:

– Надеюсь, пан Станислав опять поселится у меня. Может, к тому времени у него уже и внук родится! Ты говорила, что ближе к весне ожидаешь это событие? И вот еще, Яночка, обязательно позвони накануне выписки. Мы с Пашей приедем за тобой. Скажи, какие вещи тебе привезти.

– Спасибо за заботу, друзья, но думаю, что меня встретит Женька.

– Почему он? – привстал с дивана Павел и пристально посмотрел на Яну.

– Как-никак, он отец моего ребенка. Пусть привыкает к ответственности.

Павел замер, сердце его сжалось, но в следующий момент боль прошла. Внезапно он ощутил такое бескрайнее разочарование, будто из него вынули все внутренности. Он не чувствовал ничего. Только одна мысль билась в его мозгу: почему Яна призналась, что отцом ребенка является Евгений, только сейчас? Но Яна не заметила его растерянности. И, напоследок, забыв о принятом решении не задавать вопросов, спросила:

– А как Наталья Степановна поживает?

Павел понял вопрос по-своему: вот причина, из-за которой Яна решилась сказать правду. Она не верит, что он разведется и женится на ней, поэтому и высказала сейчас то, что тщательно скрывала. Ах, Яна-Яна…

– Наташу уже отправили в колонию, но адвокат обещает добиться пересмотра дела.

Яна тут же сделала свой вывод: подругу Павла за что-то арестовали, и он, оставшись без женщины, затосковал. Возможно, Марта попыталась его свести с ней, Яной – подруга известная сводница. Но насколько ее попытки оказались успешны?

Яна вновь повернулась к Павлу, посмотрела на его огрубевшее, постаревшее лицо: при всем старании она не могла разглядеть в нем романтического героя-любовника с корабля «Силья-лайн». Перед ней стоял абсолютно чужой человек.

В дородовом отделении на Новый Год была произведена массовая выписка, а те, кому требовалось продолжение лечения, отправлялись домой на краткие каникулы. Тридцать первого днем почти все палаты стояли пустыми. Яна, не уверенная, что ей будет с кем встретить новогоднюю ночь, домой не торопилась. В палате их осталось двое. Кроме нее еще та больная, будущая мать-одиночка, которая позвонила Валерию и сообщила ему, где находится Яна.

Перед обедом неприкаянные женщины в халатах и шлепанцах отправились в маленькое путешествие. Они решили спуститься в вестибюль больницы, где была развернута торговля. На столиках перед гардеробом продавались аптечные товары, газеты и журналы, носки и трусики, а в отдельном закутке было открыто кафе-мороженное. У Яны теперь имелись деньги, оставленные Мартой, и она могла разнообразить покупками монотонный ход больничных будней.

У лифта очередь отсутствовала и промежуточных остановок, против обыкновения, не было, так что кабина плавно спустилась с поднебесного девятого этажа на грешную землю. Зато в вестибюле было оживленно, больных со всех отделений набралось порядком. У торговых мест даже скапливались очереди из двух-трех человек, а в центре зала светилась огоньками елка, украшенная пушинками ваты и гибкими прозрачными трубочками от капельниц. Восторженные путешественницы накупили всякой безделицы и отправились в кафе, полакомиться мороженным.

Едва они сели за столик, как Яну окликнул мужской голос, показавшийся знакомым. Она обернулась и увидела больного в незатейливом спортивном костюме. В следующий момент она узнала мужчину, хотя это было нелегко. Олег Котов так мало походил на себя прежнего! Он исхудал, совсем полысел, щека его была прикрыта повязкой, будто он маялся зубной болью. Этот человек мог вызывать только сострадание и ужас – о былой ненависти речи быть не могло.

– Здравствуй, Олег!

– Разрешите, я к вам присяду?

Женщины заказали мороженного, а Котов бутылку пива, продающегося в предпраздничный день в больничном кафе.

– Значит, ты ждешь ребенка. Мне Катя говорила, а я не верил.

– Почему же?

– Ну, ты такая деловая была, вся в работе. И кто отец?

Официантка принесла женщинам вазочки с мороженным и поставила их на стол:

– С Новым Годом, поправляйтесь, мамочки!

Яна, в молчании, подцепила ложечкой морозный комочек и задала Олегу встречный вопрос:

– Олег, врачи разрешают тебе пить пиво? Разве воспаленному зубу это полезно?

– Зубу? – пожал плечами Олег. – Мне теперь все разрешено. Врачи отпустили полгода жизни, максимум год: рак третьей степени. Эта шалава, – Олег потрогал повязку, – меня в могилу вгоняет.

Яна ужаснулась и вспомнила разговор Павла о продаже Котовым конюшни. Значит, болезнь его так серьезна!

Спутница Яны съела свое мороженное и, поняв, что оказалась лишней, встала:

– Я, пожалуй, вернусь в палату. Приятного аппетита.

– Подожди, я с тобой, – Яна торопливо выскабливала дно вазочки.

– Яна, не уходи, – Котов коснулся ее локтя. Посиди еще немного. Может, последний раз видимся.

Старинные знакомые остались за столиком вдвоем.

Яна продолжала прощупывать ситуацию. Почему Олег на Новый Год оказался в больнице среди тех, кого никто не ждет дома? Может, он с Катей развелся?

– Олег, а как ты оказался в этой больнице? Есть ведь специализированные учреждения. И почему ты не уехал домой на праздники?

Олег монотонным голосом поведал, что курсы химиотерапии проходит в онкодиспансере, а в этой больнице набирается сил после них. Мог бы находиться дома, под присмотром сиделки и жены, но там хочется выть от безысходности. А здесь люди вокруг, хотя он и занимает отдельную палату. Также добавил, кивнув на соседний столик, что личная охрана глаз с него не спускает. Говорить о себе Олегу не слишком хотелось, и он вновь свернул разговор на дела Яны:

– Да, ты великая скрытница. Можешь не говорить, но я уверен, что тут Паша постарался, – он окатил взглядом живот Яны. – Стоило на вас обоих посмотреть в последнее время, как все становилось ясно. Завидую я Павлу – у него все впереди. А у меня есть деньги, недвижимость, бизнес, и все это теперь ни к чему. А, главное, что с Константином без батяни будет? На Катерину надежды мало, совсем баба свихнулась, я ее трезвой в последний месяц уже и не видел. Сама понимаешь, каково мне с ней дома в новогоднюю ночь. Опять напьется да уснет, не дождавшись боя курантов.

Яна горестно покачала головой: еще одно открытие, одно другого черней.

– Я могу поговорить с ней, чтобы начала лечиться, – неуверенно предложила Яна.

– Я пробовал. Бесполезно. Она начисто отрицает свой алкоголизм. Я уже думал опеку над ней установить, а парня к моим предкам на воспитание отправить. Знаешь! Если вы с Пашкой согласитесь, я вам своего отпрыска доверил бы на какое-то время. Хотя понимаю, свой малыш скоро будет, не до чужого.

Яна совершенно растерялась, поплотнее запахнула халат. Столько всего произошло за последнее время, она ничего не понимает. Отец ребенка – Павел? А как же Женька? Если узнают о провале в ее памяти, над ней самой могут установить опеку. Ответила расплывчато:

– Я не знаю. Мне рожать скоро. Давай позже вернемся к этому вопросу.

– Для меня может быть слишком поздно. Ты подумай, Яна. И вот еще что. Я прощения никогда ни у кого не просил, но теперь, когда самому перед высшим судом скоро предстать придется, придется себя ломать. Ты прости меня, Яночка, за все. За мои студенческие проделки, за то что Павла… – Олег прервал свои излияния, отпил еще глоток пива, но сил на признание своей вины за судьбу Павла у него не хватило.

– С твоей подачи ему товар на финской стороне подсунули? – вспомнила давние слухи Яна.

– Нет, я не при чем.

Крохотная надежда выжить еще теплилась в сознании умирающего, ему не хотелось выворачивать наизнанку всю подноготную. А если и придется смириться с неизбежной участью, то и тогда не стоит плодить врагов семьи. И новая мысль, поручить судьбу сына Павлу и Яне, тоже сдерживала его искренность.

– Я не виноват, – продолжил Котов. В той истории на границе мои враги хотели меня подставить, но ошиблись. Загрузили товар в машину Пашки, и он оказался крайним.

Умирающему принято прощать все, принято верить ему, и Яна приняла оправдания Олега.

– Что ж, Олег, выздоравливай. Мне пора возвращаться в отделение, у меня перед обедом еще процедуры назначены. Всего хорошего.

– Хорошо, иди, Яночка, а я еще посижу здесь, у меня свое расписание. С Новым Годом тебя, и, как говорится, с новым счастьем.

Яна подошла к лифту и увидела, что там появилась табличка: «Лифт на ремонте». Она поняла, что придется подниматься наверх по лестнице, как нарочно, времени до назначенной ей процедуры оставалось в обрез. Она неуверенно одолела второй этаж, третий. Ее обгоняли больные из других отделений, постепенно рассеиваясь на нижних этажах. На шестом остановилась, перевела дух, придерживая живот руками, продолжила восхождение. На седьмом этаже внезапная боль в пояснице заставила скрючиться. Она опустилась на ступеньку, не в силах сдержать стон. Рядом никого не было. Боль отступила, и Яна, цепляясь за перила, одолела еще пол-этажа. И вновь болезненные схватки скрутили ее. Она закричала, призывая на помощь кого-нибудь. Но те немногие больные, которые оставались в больнице, разошлись по столовым и палатам. На лестнице тоже не было слышно ничьих шагов. Только через полчаса, когда кто-то из больных вышел на площадку восьмого этажа покурить после обеда, Яну заметили. Она изгибалась в немыслимых позах на ступенях, стонала и плакала попеременно.

Санитары доставили Яну в родильное отделение, а врачи решили, что необходимо делать кесарево сечение – естественные роды уже были опасны. Яне дали наркоз и начали операцию. Вскоре врачи извлекли на свет двух жизнеспособных, но очень слабых младенцев: девочку и мальчика. Дети оказались недоношены – большой живот роженицы ввел врачей в заблуждение.

В послеродовой палате те женщины, у которых появился второй ребенок, печалились об одном: все они родили накануне Нового года и не подпадали под новый закон о «материнском капитале». Но у Яны были опасения иного рода – у нее теперь двое малышей – и никакой поддержки. И даже неизвестно, кого считать отцом близняшек.

7

Яне пришлось пробыть в больнице еще три недели, пока новорожденные достаточно не окрепли. За это время она убедилась, что не одинока, оба предполагаемых отца готовы были помочь ей с двойняшками. Ее навещал и Евгений вместе с вероятным дедом Валерием, и Павел, из-за какого-то упрямства настаивающий на своем отцовстве. Часто наведывалась Марта и даже Катерина, когда приезжала в больницу к мужу. Яна так и не смогла разобраться, кто отец детей, и доверяла скорее эмоциям, чем на фактам. К Женьке она чувствовала расположение, а Павел казался по-прежнему чужим, хотя она предполагала, что и у него имелись какие-то основания считать себя причастным к событию. Однако она не помнила, чтобы между ними были близкие отношения.

Наступил день выписки. Санитарка принесли из гардеробной комбинезон Яны, совершенно ей незнакомый – из синей джинсы, с квадратной грудкой и лямочками на спине. Белую блузку под ним она тоже не помнила. Яна облачилась в этот костюм, но чувствовать себя участницей маскарада. Ей вернули и ключи, обнаруженные в кармане ее комбинезона и сданные на хранение сестре-хозяйке. Можно было ехать домой, но с кем? Санитарка заявила, что ее встречают две компании, и каждая принесла по два комплекта белья для новорожденных. Не хочет ли мамочка посмотреть и выбрать? Яна ответила, что полагается на выбор санитарки, и пусть невостребованные комплекты остаются в больнице для тех младенцев, которые будут в них нуждаться. Наконец Яна вместе с санитаркой, держащей на руках близнецов, спустились в вестибюль.

Оба претендента на отцовство, каждый с группой поддержки, поспешили навстречу.

Один папаша – Евгений, смотрелся настоящим героем: высокий, осанистый, на лацкане строгого костюма – новенький орден, недавно врученный президентом. Евгений был уверен, что является отцом ребенка, ведь девять с небольшим месяцев назад они еще встречались с Яной, был даже аварийный случай, скорее всего, давший начало двум новым жизням. Рядом с Евгением стоял Валерий, уже протягивающий руки к санитарке, чтобы взять одного из внуков.

Второй предполагаемый отец – Павел, выглядел скромнее, хотя тоже ради торжественного случая облачился в новый свитер с орнаментом на груди. Рядом с ним стояли Марта и Катерина. Все эти дни они убеждали Павла, что это его дети, хотя Яна говорила нечто несуразное, называя отцом другого человека. Однако не их аргументы, связанные с подсчетами сроков беременности, привели его в этот час в больницу, он приехал потому, что так подсказало его сердце. Он знал одно: он любит эту женщину и за последние полгода настолько сроднился с ней, что жизнь без нее станет бессмыслицей. И он решил не допытываться, чьи это дети. Если Яна останется с ним, то и дети будут его родными детьми.

Оба папы бросились к Яне, чтобы поцеловать ее – и чуть не расцеловались друг с другом, потому что Яна в испуге отступила на шаг. Она лихорадочно соображала, как быть. Молодая мама больше не пыталась вслушиваться в свои чувства или что-то вспоминать, а руководствовалась только интересами детей. Марта, нанося ей визиты, ненароком то и дело упоминала жену Павла. То, что он временно, в связи с арестом Натальи, был холост, не меняло положения. Да и вид его был слишком непрезентабелен, чтобы всерьез рассчитывать на его помощь. А Женька, хотя и ветреник, кажется, выправляется. Заработал орден! Но главное – холост!

Евгений был уверен, что Яна в курсе его женитьбы, ведь в свое время он честно сказал ей об этом событии. Но он, как и его отец Валерий, избегали разговора на эту тему, навещая Яну в больнице. Они справедливо полагали, что эта тема не слишком приятна для молодой матери.

Яна шагнула навстречу Евгению – красивому, элегантному, свободному. Он поцеловал Яну в щеку, а Валерий накинул на плечи невестке новую, только что купленную сыном шубу из курчавого козленка. Санитарка передала мужчинам детей, и, получив взамен цветы и чаевые, удалилась. Процессия с младенцами двинулась к выходу. Проигравшая группа разочарованно стояла на месте. Вдруг Павел кинулся вслед уходящим, догнал Яну и всучил ей свою связку ключей от ее квартиры:

– Вот твои ключи, Яна. Прощай. Желаю тебе счастья.

– Оставь ключики себе на память, – бросил через плечо Евгений. – Я сменю замок.

На улице Евгений подошел к красному «ауди», своему недавнему приобретению, передал младенца матери и открыл дверцы машины. Валерий и Яна с новорожденными разместились на заднем сидении. Евгений под плач проснувшихся малышей включил мотор.

Павла и компанию ожидало у подъезда заказанное ими такси.

– Куда поедем, девочки? – растерянно спросил он Марту и Катерину.

– Вы меня извините, я вернусь к Олегу в палату. Он себя сегодня неважно чувствует, – отозвалась Катерина.

– Предлагаю, Паша, поехать ко мне, – сказала Марта. – Нам не следует так легко сдаваться. Посидим, обсудим положение.

Павел кивнул. По пути он купил бутылку водки и пакет томатного сока.

Они сидели на кухне в квартире Марты. Она налила Павлу борща и сейчас разогревала на сковороде жаркое со специями. Павел выпил стакан водки и теперь курил сигарету за сигаретой, едва различая в облаке дыма хозяйку.

– Почему она так поступила со мной, Марта? Или ты была заодно с Яной? – вдруг в пьяной подозрительности вскинулся он. – Ты знала, что ее близнецы от этого спортсмена?

– Клянусь, Паша! Она всегда говорила, что ждет ребенка от тебя. Она только не говорила, что ожидает двойню, хотя обмолвилась о каком-то осложнении. Но все это было до больницы. После несчастного случая ее как подменили. Она не только снова прониклась симпатией к Евгению, но и резко отдалилась от меня. Когда я ее навещала в больнице, из нее трудно было слово вытянуть.

– Мне все ясно: она отказалась от меня, потому что я женат! Или отец, в самом деле, не я? А знаешь, Марта, адвокат выбил мне в этом месяце свидание с Наташей, но я отказался ехать в колонию, думал, что буду нужнее здесь. Если не поздно, переиграю ситуацию.

– Меня тоже родители – они ведь уже старенькие – звали погостить на Новый Год. И я тоже из-за Яны не поехала. А она просто наплевала мне в душу, сказала, что не нуждается в моей помощи. Завтра же еду брать билеты на поезд.

За разговором оба не заметили, как опустошили бутылку, однако под сытную еду выпитого Павлу показалось мало. Марта достала из домашней заначки еще пол-литра.

Павел пил и одновременно прощался с надеждой на новую, счастливую жизнь. Он пришел к выводу, что ничего уже не изменишь. Через неделю от отправился в Пермскую область, где отбывала наказание его жена.

Марта через два дня оказалась в небольшом городке у родителей.

Родители постарели, но держались молодцом. Отец, несмотря на свои семьдесят, продолжал работать сторожем. Мать вела подсобное хозяйство – держала несколько кур и борова. Оба посочувствовали Марте в раннем вдовстве, хотя в глубине души были, пожалуй, рады, что дочь избавилась от добровольного ярма – заботы об инвалиде. На похороны зятя они не приезжали, так как не на кого было оставить хозяйство, да и денег на дорогу было бы непросто наскрести. Последний раз они видели молодых на свадьбе, почти шесть лет назад. Марта сильно изменилась. Тогда их дочь была жизнерадостной пампушкой, а ныне родители увидели озабоченную, заметно постройневшую женщину столичного вида. На похудевшем лице глаза казались крупнее, а сочно-розовые губы заметнее. И золотистый одуванчик волос над ее головой был, в их понимании, последним писком городской моды. Мать быстро смекнула, что для Марты еще не все потеряно, и начала сватать дочке местного жениха, тоже недавно овдовевшего хозяина-пчеловода. Единственным его недостатком был пенсионный возраст, но Марта сказала, что не пошла бы и за более молодого: ей даже думать о новом замужестве неприятно, ведь после кончины Бориса не прошло и года. Марта вынудила себя пробыть в родительском доме две недели и с чувством облегчения возвратилась в Петербург.

Поездка Павла оказалась еще менее удачной. Для свидания супругам была выделена на три дня комнатка с зарешеченным окном. И казенная обстановка: кровать, стол и тумбочка – мало способствовали лирическому настроению. К тому же, Наталья Степановна огорошила Павла заявлением, что хочет развестись с ним! И это тогда, когда он, отлученный от Яны, уже не нуждался в свободе. Выяснилось, что супруга его устроилась в колонии сносно: она составляла калькуляции в арестантской столовой – перед ее приездом как раз освободилось место. Но у Натальи Степановны имелись и более радужные планы: она рассчитывала на пересмотр дела или на амнистию, а также на послабление режима. Павел так и не понял, чем вызван оптимизм жены, тем более, почему возникло это желание поспешного развода. Однако согласие дал, и подпись его была заверена нотариусом. Все же под конец свидания он вырвал из нее признание, почему она, прежде цеплявшаяся за него чуть ли не зубами, теперь отпустила. Наталья Степановна снисходительно усмехнулась:

– Паша, я же не дурочка. Видела, к чему у нас дело идет. Когда на пляже ты с этой девкой чуть ли ни в обнимку валялся…

– Наташа! Ты не так все поняла. И, вообще, у нас с Яной все кончено. Давай попытаемся начать заново. Может, нам обвенчаться? – предложил он от безысходности.

– Разбитую чашку не склеишь, все равно будет пропускать воду. С Яной, говоришь, закончено, с другой красоткой начнется. Ты – мужик молодой, еще не перебесился. А я хочу надежную гавань найти, жизнь свою всерьез устроить.

– Но не здесь же, Наташа. Подожди, выйдешь на свободу…

– Мне ждать некогда, Пашенька. Сорок годков уже минуло. А люди всюду счастье свое находят, и в тюрьме тоже.

– Но здесь же женская колония. Неужели ты…

– Нет, до греховных пристрастий еще не дошла. Есть у меня на примете один мужичок, из администрации.

– Это он тебя «придурком» в столовую пристроил?

– А ты догадливый, Паша. Сказывается, что эту же школу прошел. Теперь понимаешь, почему я с разводом тороплюсь?

Наталья Степановна провела с мужем два дня из трех, отпущенных на свидание, и, получив нужную бумагу, вернулась в камеру. Она готовилась к новой жизни, и ревность нового возлюбленного ей была ни к чему.

Павел уехал домой. Еще недавно он разрывался между двумя женщинами, а теперь у него не было ни одной. В конюшне его ожидали новые неприятности, лошади Котова были выставлены на продажу – он лишался последних, чутких друзей. Как он будет жить без уютного запаха навоза, без задушевного ржания вороных и гнедых приятелей, шершавым языком ласкающих его ладони?

Пока Марта и Павел находились в дальних уголках России, Яна осваивалась со своим новым положением. Временами оно казалось невыносимым. Уже в день возвращения домой Яна выяснила, что Евгений женат. И поняла, что ей полагалось бы это знать, но она ничего не помнила ни об этом событии, ни о многом другом.

Доставив Яну и близнецов из больницы домой, Евгений немного потоптался в квартире, а затем виноватым голосом заявил Яне, что должен покинуть ее. Жена держит в суровых рукавицах, требует, чтобы он ночевал дома.

Эти слова чуть не убили Яну, но она удержалась от возгласов, решив позднее выведать у Валерия подробности. А Валерий остался с ней, чтобы помочь на первых порах.

К следующему приходу Евгения Яна уже была готова к разговору.

– Женя, ты мотаешься туда-сюда. Что же будет дальше?

– Яночка! Подожди немного. Я скоро разведусь с ней. Мы абсолютно разные люди!

– Зачем же ты женился?

– Ты забыла? Я говорил тебе: по расчету. От ее отца зависит, получу я место в олимпийской сборной по гребле – или нет.

– И тебе наплевать на меня и наших малышей?

– Конечно, нет, ласточка моя. Кстати, я не понял, чего это там в больнице мужик в свитере права качал? Ты спала с ним, что ли?

– Ты ведь ушел от меня к этой дочке функционера!

– Это не в счет, это мои дела. Я говорю о наших детях. Я не собираюсь бросать их, но я должен быть уверен, что это мои дети. Вот подрастет мелочь, обязательно сделаем тесты на отцовство. Хотя и так вижу: девчушка – моя копия!

– Ты готов отказаться от своих детей, если процент вероятности тебе покажется малым?

– От своих – ни за что! Я готов помогать им и тебе, сколько потребуется. Но чужих отпрысков душа не приняла бы. Только откуда чужим-то взяться, ведь ровно девять месяцев прошло с тех пор, как у нас с тобой резинка порвалась. Зато парочка вылупилась – что надо!

Евгений подошел к плачущей девочке и пощекотал ей шейку, заодно улыбнулся и сыну.

– Фамилию и отчество я им свои дам, – это заметано. Ивановыми земля русская держится. А имечки можешь сама на досуге придумать, я на любые согласен. Но если Женькой кого назовешь, буду только приветствовать.

Евгений чмокнул Яну в нос и опять заторопился: на другом конце города его ждала законная жена. Валерий суетился в кухне, подогревая до нужной температуры детский кефир из молочной кухни. У Яны не хватало молока для двоих, надо было прикармливать детей. Покормив обоих детей этим продуктом, он перепеленал малышей, взял одного за другим на руки, и, покачивая и что-то напевая, попытался успокоить их. Наконец, малыши затихли. Валерий подошел к Яне и несмело погладил ее по спине:

– Ты не слушай моего балбеса про отцовский тест. Дети будут наши, Яночка – твои и мои, при любом раскладе. Но я уверен, что физиологический отец Женька.

Яна хотя и отупела от бессонных ночей, от многочасового сцеживания, от беготни из кухни в комнату и обратно, на какой-то момент словно вырвалась из страшного сна. Она каким-то новым взглядом посмотрела на Валерия – и увидела в нем еще не старого мужчину. Что делает здесь этот человек, постепенно опутывающий ее сетью своей заботливости? Она помнила, что с большим трудом избавилась от его занудной опеки, и вот он снова пытается втереться в ее жизнь. Конечно, Валерий оказал ей поддержку, даже отпуск оформил, чтобы быть при ней первое время, а сейчас подыскивает няню, чтобы не оставлять Яну одну после выхода на работу. Неужели она так зависит от него, что не сможет вырваться?

А, что, если обратиться за помощью к Марте или Катерине? Она так закрутилась с близнецами, что ни разу после выписки из больницы не позвонила подругам. Янина тотчас набрала номер Марты, но ответом ей были только гудки. Яна удивилась: обычно в эти вечерние часы Марта всегда находилась дома. Она окликнула Валерия:

– Валера! Марта не звонила в эти дни?

– Нет, а что?

– Не могу дозвониться. А были, помню, какие-то звонки, ты подходил.

– Нет, это не она. Это твои финансисты пытались тебя достать. Но я их пока подальше отсылаю.

– Это правильно. Мне сейчас не до них. Но если Марта позвонит… или Катя…

– Я понял. Обязательно тебя позову.

Но Марте было бы затруднительно звонить Яне, ведь она находилась далеко от Питера. Да и обиделась она на Яну.

Яна продолжала обдумывать, сможет ли она прожить без Валерия. Он ведь не только помогал ей ухаживать за малышами, но и вел домашнее хозяйство, делал закупки, причем, на свои деньги. Яна задумалась о деньгах: неужели, готовясь стать матерью-одиночкой, она не скопила сумму хотя бы на первое время? Без Валерия тщательно осмотрела все ящички и полочки в доме. Янина была похожа на вора-домушника, прикидывающего, где хозяева могут прятать свои ценности. На глаза попадались только многочисленные дипломы об окончании курсов, договоры, – и вдруг она увидела несколько банковских карточек. На счету, определенно, должны были быть деньги. Вопрос заключался только в кодах доступа – о них она не имела представления. Но это было поправимо: придти с паспортом в банк – и ей восстановят пароль. Яна повеселела, не все так плохо. Следом пришла мысль позвонить Кате. У нее, наверняка, можно будет перехватить денег на первое время, пока она не разберется с картами.

Катя подошла к телефону сразу, но ее заикающаяся речь, невнятные паузы и повторы подтвердили сказанное ее мужем в больнице – подруга пьет. Однако Яна решилась попросить у нее денег, а также сказала, что ей не помешала бы чья-нибудь помощь в уходе за детьми. Может, Катя сможет навещать ее хоть изредка?

– Да-да, Ян-ночка. Но, извини, я с-сегодня уже никак-кая. Даже добраться до тебя не смогу. Постараюсь приехать завтра с утра. Я до п-пяти часов еще держусь, стараюсь не пить… Но сейчас, не по-поверишь, мне с дивана да-даже не встать.

– Ой, Катя-Катя! Ну ладно: жду завтра. А ты, случайно, не знаешь, где Марта?

– Не-а.

Яна повесила трубку, поняла, что на поддержку со стороны Кати вряд ли можно рассчитывать – она сама нуждается в помощи.

Однако на другой день с утра Катя, как и обещала, приехала к подруге. Вел машину ее личный шофер, он остался ждать ее во дворе. Катя появилась в квартире Яны в удачное время: Валерий как раз собирался гулять с малышами. Пока Яна одевала младенцев и укладывала их в широкую двуспальную коляску, они дуэтом заливались на всю квартиру. Но едва Валерий взялся за никелированную ручку коляски и покатил ее к лифту, близнецы затихли.

Яна, в замызганном пестром халате в изнеможении опустилась на диван, сдвинула в сторону несвежие памперсы и груду детского белья. Веки ее опускались – спать хотелось круглые сутки, однако ночью не давали сомкнуть глаз плачущие близнецы, а днем накапливалось много дел.

Катерина, облаченная в светлую модную юбку с неровно подрезанными краями и в тон ей джемпер с поперечными полосками, чувствовала себя не в своей тарелке среди этого бедлама.

– Помочь чем, Яночка? – участливо спросила она, испытывая вялость после вчерашнего возлияния. Может, рожки и кастрюльки помыть – вон их сколько накопилось!

– Оставь, – махнула рукой Яна, – Валера вернется с прогулки, помоет. Посиди просто рядом, Катюша.

Катерина присела рядом, не забыв расправить юбку и обдав усталую мамочку облаком водочного перегара. Яна непроизвольно отодвинулась. Подруга спохватилась, достала из кармана флакончик с освежителем дыхания и пару раз нажала на кнопку.

– Так лучше? – пристыженным голосом спросила она.

Яна не ответила, с трудом выдержала аромат адской смеси ментола и перегара, разлившийся по комнате. И все равно, она была рада, что подруга навестила ее.

– Катя, милая, спасибо, что ты здесь. Боюсь, я не выдержу больше напряжения, свалюсь от недосыпа.

– У тебя помощник хороший. Вы снова сошлись с Валерием? А что Женька? Ты уверена, что именно он отец ребенка?

– Дело не в том, кто отец – Валера повязал меня своей добротой. А я мечтаю избавиться от этой унизительной опеки. Мне бы хотелось няню пригласить, но у меня сейчас с деньгами напряженно.

Яна рассказала о проблеме с банковскими карточками – она даже не знала, как велик открытый счет – и еще раз попросила у Кати денег в долг.

Катерина не слишком удивилась, что подруга забыла код доступа к картам, она и сама часто теряла бумажки с записанным на них паролем, о чем и сказала Яне.

Яна покивала головой и неожиданно для себя решилась на признание:

– Катя! Дело в другом! Я забыла не только пароли, почти год жизни провалился в памяти.

– Ты шутишь?!

– К сожалению, это правда, – Яне трудно было скрывать свою беду от всех. Пусть хотя бы Катя узнает и, может быть, поможет ей заполнить зияющий провал. – Только ты никому, Катя, не проговорись! Обещаешь?

– Ни словечка. Клянусь! Признаюсь, я и сама часто стала забывать, что случилось со мной накануне. Но у меня, ты видишь, другая беда. Я уже не могу без алкоголя.

– Ты бы взяла себя, Катя, в руки. У тебя же сын!

– Думаешь, это так просто? До обеда, пока с Костиком общаюсь, я еще так-сяк, хотя желудок крутит – куда там. А после, как мальчика няне передам, сразу вворачиваю рюмочку. Следом – другую, и пошло-поехало.

– Тебе лечиться надо!

– Пробовала – сорвалась. Это медленное умирание Олега совсем меня доконало. Ни живой, ни мертвый. Разговариваю с ним, будто с человеком с того света общаюсь. Хотя разговоры наши все реже случаются. Он видит, в каком я состоянии, и гонит меня прочь. Еще и общения с сыном грозит меня лишить, собирается его осенью отдать в закрытую школу, Костику ведь скоро семь исполняется. Я совсем впадаю в отчаяние и снова напиваюсь. Получается замкнутый круг.

Катерина уткнула лицо в ладони и расплакалась.

Яна обняла голову подруги, склонила к себе, на крепкую грудь, наполненную подступающим молоком – старенький халат едва застегивался на груди у кормящей матери. Катерина, ощутив прикосновение чужого тела, отпрянула, выпрямилась и смахнула рукой слезы. Называется, приехала помочь, а вместо этого сама расхныкалась.

– Я достану тебе денег, Яночка. Можешь на меня рассчитывать. И насчет няни поинтересуюсь.

– Большое тебе спасибо, Катюша. Но мне бы хотелось и тебя саму почаще видеть в своем доме. Надеюсь с твоей помощью вспомнить утраченные месяцы своей жизни.

Говоря это, Яна преследовала не только личную цель – она надеялась отвлечь подругу от выпивок.

– Я бы с радостью, Яна, тебе помогла, но ты видишь, в каком я состоянии. Сама от меня нос воротишь, и детям таким воздухом вредно дышать. Я не смогу.

– А мы проветрим комнату к их возвращению.

Яна встала с дивана и направилась открывать форточку. Но теперь на ее глаза навернулись слезы: помощи ждать неоткуда. Придется и дальше терпеть Валерия и радоваться редким приходам Женьки. Катерина заметила, как расстроилась подруга. Она тоже встала с дивана и подошла к окну, обняла Яну за плечи:

– Я сделаю еще одну попытку завязать с чертовым зельем, Яна. Но ты должна помочь мне, а постараюсь быть тебе полезной.

Яна вновь подошла к дивану и стала собирать разбросанные вещи: скоро вернется Валерий с детьми – и тогда будет не до уборки.

Когда Валерий вкатил коляску в прихожую, Катерина уже собиралась уходить. На ней была короткая шубка из норки, по фасону похожая на ту, которую украли у Яны, только сшитая из шкурок темно-шоколадного цвета. Катерина попрощалась со всеми и направилась к лифту, в лифте поспешно достала из сумочки фляжку с коньяком и хлебнула пару глотков. Больше ей не требовалось для поправки здоровья.

Шофер привычно распахнул дверцу машины перед загостившейся хозяйкой.

После обеда к малышам наведался Евгений. Валерий, не слишком довольный этим обстоятельством – сын по-прежнему представлялся ему конкурентом и мешал его замыслам вернуть Яну – расстроившись, уехал к себе.

Евгений кинул куртку на коляску и радостно воскликнул:

– Яночка, у меня для тебя хорошая новость.

– Ты все-таки решил развестись? – попыталась догадаться Яна.

– Это само собой, только придется немного обождать, пока не будет оглашен список сборной. Как только – так сразу. Но я хотел сказать о другом: думаю, Яна, надо вам с малышами перебраться в квартиру побольше. Я берусь ее оплачивать. А твою каморку сдадим, и у тебя будет на хлеб с маслом.

– Я из своей квартиры никуда уезжать не собираюсь! – Яна испугалась, что поменяв квартиру, уже никогда не сможет восстановить в памяти утраченные месяцы.

– Зря! Я хотел, как лучше.

Евгений подошел к широкой кроватке, в которой распеленатые для «проветривания», сучили ножками малыши. Взял на руки мальчика, улыбнулся ему и получил в ответ гримасу, отдаленно похожую на улыбку.

– Осторожно, Женя. Ты головку-то ему придерживай!

В этот момент безымянный еще малыш окатил лицо Евгения крепкой струйкой.

– Нет, парень, так мы не договаривались! – Папаша положил мальчика и извлек из кроватки другого ребенка, – лучше я свою красавицу покачаю.

Но и девочка накуксилась, начала хныкать – пришлось и ее вернуть на место.

Евгений расстегнул брючный ремень:

– Давай, Яночка, и мы побарахтаемся, пока детишки сыты и не слишком верещат.

– Извини, Женя, я устала, и на кухне куча дел.

Весь минувший месяц эта тема не затрагивалась, так как Яна была еще слаба после родов. Но сейчас она уклонялась от близости, не отдавая себе отчета в причине.

Гость нехотя привел одежду в порядок:

– Да, с тобой кашу не сваришь.

– Как раз кашу я и собралась варить.

Яна придерживалась молочно-растительной диеты, чтобы иметь побольше грудного молока. И Евгению она кроме каши ничего предложить не могла. Он обиделся на ее невнимание, быстро собрался и ушел.

Через несколько дней вновь приехала Катерина, чтобы помочь подруге в кухонных делах. На этот раз она пробыла почти целый день, и одета была попроще: в джинсах и в синей домашней кофтенке. Катя заявила, что вновь договорилась с психотерапевтом о лечении и будет теперь посещать его ежедневно по утрам. А от него – сразу приезжать к Яне.

– Очень кстати, Катюша: Валерию как раз на работу пора выходить, у него отпуск кончается. А как насчет няни?

– Пока я буду за няню.

– Только ты не подведи меня, Катя.

– Постараюсь. Кстати, пойду-ка я в ванную, рот пополощу.

Катерина закрыла за собой дверь ванной комнаты, достала фляжечку и отхлебнула несколько глотков. Пока она лечила себя самостоятельно. Выйдя из ванной, резво прошла на кухню и повеселевшим голосом произнесла:

– Где тут у нас грязная посудка? Сейчас она у нас заблестит!

Яна не заметила оживления Катерины, поскольку кормила в этот момент детей грудью, прикладывая к сердцу то одного, то другого.

В последующие дни Яна разоблачила Катю с ее «полосканиями». Пьющая женщина призналась, что пока не может обходиться без поддерживающих порций. Но она уже начала посещать специалиста, скоро все изменится. Яна удрученно кивнула и велела больше не прятаться в ванной, справедливо полагая, что запретный плод слаще. Несмотря на свою пагубную страсть, Катерина оказывала подруге существенную помощь со стиркой, уборкой и готовкой. Только младенцы не подпускали ее к себе, начинали дружно орать при приближении тети, пребывающей под легким хмельком.

Катерина пыталась помочь Яне вспомнить забытые ею месяцы. Прежняя замкнутость Яны сослужила сейчас плохую службу. Катерина только смогла сообщить подруге, что видела ее с Павлом у себя в Комарове, а также то, что у Яны нашелся отец – живет в Америке. Но они познакомились, когда он прилетал в Петербург по делам. Яна прикрыла глаза, силясь что-нибудь вспомнить, но облик отца оставался погруженным во мрак. Когда Катерина предложила позвонить ему в Штаты, Яна испуганно отшатнулась – ни за что! Как она будет общаться с незнакомым ей человеком?

После нескольких бесед с подругой Яне стали известны подробности событий, о которых она слышала мельком, но не помнила. С горечью выслушала, как умер Борис, с удивлением узнала, что Марта устроила домашнюю гостиницу. Выспросила подробности судебного дела Натальи Степановны, историю развития рака у мужа Катерины – Олега Котова. Но все эти знания оставались для нее формальными, будто почерпнутыми из учебника, себя во всех описанных обстоятельствах Яна не помнила. И главное – ничего не шелохнулось в ее груди при рассказе подруги о жизни Павла.

8

Марта быстро вернулась в Питер не только из-за скуки в родительском доме – ее торопили дела. Она ожидала нового приезда Пана Станислава. Отец Яны планировал визит на лето, но ускорил его, узнав о рождении внуков. По телефону Марта заверила желанного клиента, что снова с радостью примет его в своем доме.

За две недели отсутствия Марта успела забыть об обидах на Яну, связанных с ее уходом от Павла. Чтобы сделать подруге сюрприз, она даже не стала предварительно звонить, решила нагрянуть к ней домой, прикинув, что вечерами Яна с детишками должна быть дома. Она рассчитала верно, но удивилась, когда дверь ей открыла Катерина.

– Ой, Катя! И ты здесь?

Катя приняла у Марты пальто, повесила на вешалку, подала тапочки – в общем, вела себя по-хозяйски.

Марта на цыпочках – вдруг малыши спят – прошла в комнату. Близнецы и вправду засыпали, у них уже смыкались веки, замедлялось дыхание. В комнате было тесно: детская кроватка под снова вошедшим в моду балдахином, пеленальный столик, весы для взвешивания детей и прежняя мебель – занимали всю площадь у стен, в центре оставался маленький свободный пятачок, на котором и застыла Марта. Хотя гостья была в простой юбке, собственноручно связанной, и кофте, сейчас она почувствовала себя одетой в офисный костюм – ее серьезный настрой слишком контрастировал с хаосом, царящим в комнате. Катя, в бриджах и футболке, и Яна, в накинутом на плечи халате, сидели на диване, с усмешкой наблюдая за Мартой: она привыкла в своей квартире все углы вылизывать – ни детей, ни животных – как в музее, а здесь все было иначе.

– Да, такой у нас бедлам, Марточка! – перехватив ее растерянный взгляд, подтвердила Яна. – Проходи, что остановилась?

Марта подошла ближе, пытливо вгляделась в Яну – чем-то она неуловимо изменилась. Яна выглядела простоватой кормилицей – таких в былые времена изображали художники-передвижники. Русые волосы ее придерживались гибким обручем надо лбом, халат у груди распахнут, в раскрытом проеме виднелся белый лифчик с пуговицами между чашек – она только что закончила кормить детей. Пуговицы лифчика уже были застегнуты, но вокруг сосков темнели полукружья проступившего молока.

Яна застегнула халат и расслабленно откинулась на спинку дивана:

– Молодцы мои котятки, выдоили мамочку дочиста, и сцеживаться не надо. Пойдемте, девочки, на кухню, попьем чаю.

На кухне все трое почувствовали себя свободнее, здесь можно было разговаривать во весь голос. Марта не преминула сделать Кате замечание, когда увидела, сколько заварки она льет в свою чашку:

– Катька, ты с ума сошла. Это же настоящий чифир. Ты знаешь, как это вредно для сердца!

– Оставь ее, Марта, в покое, – отрезала Яна. – Значит, говоришь, родителей навестила? Как они?

Марта бегло рассказала о жизни родителей, потом вспомнила о главной новости. Она уже успела пообщаться по телефону с Павлом и узнать об итогах его поездки к жене на зону.

– Девочки, а вы знаете, что Наталья, жена Паши, сама пожелала с ним развестись? Он ведь недавно ездил к ней на свидание, и вот – такой поворот!

– Вряд ли Паша будет тужить об этом! – иронично скривив губы, заметила Катерина.

Она подлила еще крепкой заварки себе в чашку. Чайное зелье отчасти заменяло ей более крепкий напиток, но сердце в груди стучало, как рота барабанщиков. Увидев, что подруга дышит, широко раскрыв рот, Яна предложила ей долить молока в чай – Катерина отрицательно помотала головой. Марта тем временем продолжила:

– У Натальи в колонии мужчина появился, кто-то из начальников, – сообщила Марта. – И, знаешь что, Яна? Наталья ведь тебя обвинила в развале семейной жизни. Ты встала между супругами, и сама же ушла в кусты. Разве так поступают нормальные женщины?

Яна отчаянно посмотрела на Катерину: мол, выручай, подруга, скажи что-нибудь. Марта не должна догадаться о ее беспамятстве, иначе растрезвонит на всю округу.

Катерина пожала плечами:

– Павла за уши никто от жены не оттягивал. Яна появилась в его жизни, когда ему стало невмоготу с этой теткой.

– И все же, Яна, почему ты вернулась к Евгению? – упорствовала Марта.

– Иногда беременные женщины выкидывают разные выкрутасы, потом и сами не могут объяснить, почему они так поступили, – отбивалась за подругу Катерина. И тут же высказала просьбу. – Марточка, ты не могла бы завтра придти к Яне вместо меня? Мне с утра к врачу, потом Костика на английский язык везти – учительница звонила, что сама на этот раз не сможет приехать, и к Олегу надо наведаться. В общем, дел много набирается.

– Завтра я могу пробыть здесь хоть целый день, но в дальнейшем… извини. Я же вам еще не сказала главную новость: пан Станислав прилетает на днях в Россию. Мне надо убраться в квартире, закупить продуктов. Но потом мы вместе с ним обязательно, к тебе заглянем, Яночка.

Яна опустила голову: перспектива встречи с незнакомым отцом пугала ее.

Утром следующего дня Марта снова была в доме Яны. Она не умела ухаживать за грудными детьми, так как своих у нее не было и к посторонним до сих пор не довелось приобщиться. У Марты на лбу выступила испарина, когда она коснулась попки ребенка, чтобы сменить ему памперс.

– Яночка, посмотри, я все правильно сделала?

– Надо ослабить немного, ты слишком животик малышу перетянула.

– Ну почему я только и слышу: малыш, зайка, котенок! Ты собираешься детям имя дать? Когда регистрация? Ребятишкам уже второй месяц пошел, а они до сих пор безымянные.

Яна и сама задумывалась над этой проблемой, но тянула с решением. Это было связано и с легкомысленным поведением Евгения, и с возникшими у нее самой сомнениями в его отцовстве. С фамилией она уже определилась – даст малышам свою, а над именами раздумывала.

– Не буду возражать, если ты присоветуешь что-нибудь. Тебе какие имена нравятся?

– Ой! Надо подумать!

Однако сейчас раздумывать было некогда: малыши плакали, требовали к себе внимания, не оставляя ни минутки покоя двум женщинам. Наконец, они совместными усилиями упаковали детей в одеяльца, уложили в коляску, быстро оделись и отправились на прогулку. Вскоре, положив четыре руки на широкую ручку двухместной кареты, они неторопливо двинулись в сторону парка.

Февральский день был ясен: солнце светило приветливо и открыто. Зима, так и не успев поцарствовать в отведенный ей срок, готовилась уступить престол проснувшейся весне. Марта на минуту остановилась, склонилась над коляской, всматриваясь в укутанного в голубое одеяльце малыша:

– Знаешь, Яна, я что думаю. Давай мальчика Станиславом назовем, в честь твоего отца!

Яна задумалась: имя не избитое, звучит красиво, но ведь отец оставил их с матерью в далекие времена. Непонятно, почему он сейчас появился. Хотя… есть компромиссный вариант:

– Тогда уж лучше девочку назвать Станиславой, Стасей, – пробуя на слух имя, отозвалась Яна.

– А мальчику дадим имя – Ян, в честь тебя! – воскликнула Марта. – Ян Ковалевский – очень складно получается.

– А если Женька все-таки будет настаивать на своей фамилии? Ян Иванов, как-то не вяжется. Тогда придется Иваном записать.

– Я тебе уже говорила, что думаю о твоем Женьке. Он же не собирается разводиться со своей? А навещает хотя бы?

Яна вспомнила последний визит Евгения и нахмурилась. Недавно он сообщил неприятную новость:

– Тут такое дело, Яночка, тесть достал нам с женой две путевки на Багамские острова. Настаивает, чтобы мы ехали.

Яна молчала, не зная, как реагировать. Как она могла хоть на минуту поверить, что Евгений переменится, обретет ответственность, став отцом. Не следовало забывать и о том, что он моложе ее почти на десять лет. Допустим, он причастен к появлению на свет близнецов, но вряд ли можно всерьез рассчитывать на его поддержку. Евгений продолжал оправдываться:

– Обиделась, зайка? Но я не могу отказаться. Дело не только в отдыхе, но и в моей спортивной карьере.

– Конечно, поезжай, Женя! От тебя тут все равно пользы мало.

– А деньги вот, я привез, – Евгений положил на столик пачку долларовых банкнот, – на месяц хватит, потом еще подкину. Да, и купи, наконец, новый мобильник взамен украденного!

– Я же дома теперь целыми днями, обхожусь стационарным телефоном.

Яна пересказала диалог Марте. Марта возмутилась, заочно укорила легкомысленного отца. Затем поправила погремушки, висящие перед глазами близнецов в коляске, и твердо заявила:

– Яна, раз он с тобой абсолютно не считается, то и тебе нечего на него оглядываться. Пусть с женушкой развлекается, а нам надо деток побыстрее зарегистрировать.

Вскоре в одном из ЗАГСов Петербурга были зафиксированы новые граждане страны – Ян и Станислава Ковалевские. Отчество им записали по польскому деду. На регистрации помимо виновников торжества а также Катерины и Марты, присутствовали пан Станислав, прилетевший из Америки и мастер водоканала Валерий Иванов. Последнего Яна пригласила в благодарность за поддержку в трудный момент, однако твердо дала ему понять, что впредь не считает возможным принимать от него помощь.

Пан Станислав – хоть возраст его и приближался к шестидесяти – был строен и подтянут. Коротко стриженные ежиком волосы маскировали седину, ладно скроенные черные брюки и пиджак из тонкой кожи казались сшитыми на заказ, настолько удачно облегали худощавую фигуру профессора-бизнесмена, а безупречно свежая сорочка в мелкую полоску идеально сочеталась с галстуком. Марта не отходила от своего постояльца, в этот приезд он выглядел еще привлекательнее. Станислав тоже нашел хозяйку квартиры похорошевшей. Осенью она носила траурные одежды, а сейчас впервые надела кофейного цвета трикотажный костюм, купленный незадолго до его приезда. Распахнутые полы короткого жакетика скрывали излишки объема Марты, перенося акцент зрителя на цветастую блузку. Удлиненная, расклешенная юбка также стройнила. Так они и стояли рядом с паном Станиславом, главные свидетели регистрационной процедуры.

После церемонии Яна, сославшись на беспокойное поведение малышей и усталость, мужчин к себе не пригласила. Домой ее провожала Катерина – как всегда, в ее распоряжении была машина с шофером.

Валерий уехал один, а Марта и пан Станислав вернулись в квартиру-гостиничку на Московском проспекте. И, хотя обед гостя не был включен в перечень оплачиваемых услуг, Марта пригласила постояльца отобедать. Он охотно согласился.

Обедали в гостиной. Современная тефлоновая скатерть исключительной белизны подчеркивала достоинства дорогого старинного сервиза из наследия Палеев – тарелки с ночной синевой по краям, очерченные тонким золотым ободком, придавали особенную торжественность трапезе.

Перешли к чаю, говорили о детях и Яне.

– Как вам ваши внуки, пан Станислав? Вы узнаете свой род?

– Они еще такие маленькие, пока трудно судить. Кстати, я удивлен поведением своей дочери – после церемонии даже домой не пригласила. Она держалась сегодня со мной так холодно, будто я чужой для нее человек. А мне казалось, что в прошлый приезд мы нашли общий язык.

– Она с детьми совсем замучилась, не высыпается. Да и тесно в квартире.

– Мне показалось, что дело не только в этом. Возможно, она ожидала от меня богатого подарка? Но мои подарки еще впереди – я дал понять ей это. Хотите приоткрою вам тайну?

Марта подалась ему навстречу, боясь пропустить хоть слово. Пан Станислав начал говорить о своих планах. Он собирался осмотреться в России и в сфере платного образования подыскать нишу для своего бизнеса – решил перебраться сюда на постоянное жительство. Вторым пунктом его планов было желание непременно проследить свои корни, ведущие к известному в царской России конезаводчику. Этот пробел в кроне семейного древа создавал в душе эмигранта чувство непреходящего беспокойства – как будто голос с небес заставлял его продолжать поиски. Во всех этих планах первоначально он отводил место и дочери, и Павлу, и внукам. Однако на церемонии регистрации детей он узнал от хмурого гостя по имени Валерий, что отцом детей является некий Евгений. Это имя пан Станислав услышал впервые. Новость озадачила американского поляка, и он не стал торопиться с запланированным ранее щедрым предложением, решил разобраться в обстановке получше.

Он сказал Марте, что хочет пригласить дочь с близнецами в эту квартиру, в свое временное прибежище. Марта не возражала и вызвалась организовать стол к их приходу.

Время встречи подгадали под режим младенцев: после обеда Яна выходила с ними гулять на два часа – на этот раз прогулку заменили визитом к Марте.

Пан Станислав с волнением смотрел на спящих внуков – его продолжение! Потом перевел взгляд на дочь: сколько сдержанной женственности и красоты появилось в ее облике! Хотя Яна была похожа на отца, в ней проступали и черты матери, его первой жены: изящно очерченные губы – это от нее. Он недоумевал, как Павел мог отступиться от такой хорошенькой женщины, как его дочь. Тем более что, судя по всему, его соперник по имени Евгений получил отставку. В тайне от Марты и Яны пан Станислав решил пригласить на встречу и Павла – как человек, оплачивающий свое жилье, он имел право принять у себя любого гостя.

У Яны сейчас было немного времени, чтобы смотреть за собой. Сняв пальто в прихожей, она осталась в комбинезоне, купленном еще в период беременности. Регулируемые застежки позволили снова уменьшить размер изделия, подходящего для прогулок с коляской. И волосы были убраны без затей: зачесанные назад, они просто удерживались пластмассовым обручем. Вместе с ней пришла и Катерина, ставшая незаменимой помощницей молодой мамы. Она продолжала курс лечения, но до трезвости было далеко. Психотерапевт, следуя новомодной методике, вначале разбирал с пациенткой ее жизненные проблемы, чтобы, выявив причину пристрастия к алкоголю, потом перейти к лекарственной терапии.

Коляску со спящими малышами выставили на балкон, а взрослые – три женщины и пан Станислав – устроились в гостиной перед маленьким столиком, уставленным вазами с бананами, апельсинами и яблоками. Беседа не клеилась: Яна то и дело вскакивала и подходила к балконной двери, посмотреть, спят ли малыши, Марта убегала в кухню, чтобы следить за пирогом, поспевающим в духовке, а Катерина была напряжена, так как ее подмывало выйти в коридор, отхлебнуть глоток из фляжки, спрятанной в сумке. Яна попросила Марту не выставлять спиртного, поскольку сама не могла пить ввиду кормления грудью, а Катерину старалась избавить от искушения. Пан Станислав нетерпеливо поглядывал на часы: Павел задерживался. Когда, наконец, раздался звонок в квартиру, он поспешил встретить гостя в прихожей, Катерина с Яной недоуменно переглянулись – они никого не ждали.

Марта опередила пана Станислава и открыла дверь сама:

– День добрый, Марта! – раскрасневшийся на морозе Павел стоял перед ней в мешковатых джинсах и полурасстегнутой черной кожаной куртке, и был похож, скорее, на сантехника, пришедшего по вызову, чем на гостя. – Пан Станислав дома?

– Привет, Паша! Раздевайся. Мы тебя ждем! – пан Станислав приветствовал Павла из-за спины Марты.

– Мы? У вас торжественный прием? Гости? – Павел посмотрел на вешалку и вдруг увидел шубу Яны из крученого козлика, подаренного ей в роддоме Евгением. – И Яна тут? Почему вы меня не предупредили, уважаемый пан?

Павел повернулся, пытаясь уйти, но Марта удержала его за рукав куртки:

– Не дури, Паша. Снимай куртку и проходи, тапочки лежат под стулом.

– Извини, Павел. Я ввел тебя в небольшое заблуждение. Просил принести бумаги, добытые твоим отцом в архивах, но одновременно хотел, чтобы вы поговорили с Яной.

– О чем нам говорить? – согнувшись над ботинками, пробурчал Павел. Однако, сменив обувь и сняв куртку, направился вглубь квартиры. Из гостиной доносился смех женщин, беспечный голос Яны:

– Ни на что, девчонки, времени не хватает: ни на себя, ни на телевизор, ни на чтение!

– Положим, ты и прежде не читала, – заметила Катерина, в прошлом – заядлый книголюб.

– Ты права, Катюша. Но сейчас, когда абсолютно не стало времени, можешь себе представить, захотелось почитать какой-нибудь легкий романчик. Чтобы были страсти, неземная любовь и обязательно счастливый конец! – Яна вновь рассмеялась.

В комнату вошли Павел и пан Станислав – женщины замолчали. Американский гость взял на себя труд объяснить появление Павла, а затем попросил еще минутку внимания:

– Я хочу вам сегодня объявить, что решил сделать близнецам подарок. Я оформил на них в интернете дорогую страховку на все случаи.

– В страховом обществе США или России? – спросила Яна, в ней вдруг ожил игрок финансового рынка.

– Разумеется в российском. Я и сам собираюсь вернуться на родину предков и прожить здесь отпущенные мне годы. Я отыскал в интернете очень выгодное предложение: хороший процент, а через двадцать лет, если не будет страховых случаев – дети получат премиальную выплату, равную стоимости хорошей квартиры.

– Через двадцать лет? – хором спросили женщины и разразились хохотом.

– В России и на два года трудно загадывать! – пояснила Катерина. – А вы – через двадцать лет! Тогда уже и фонда этого не будет, и, тем более, накоплений.

– Ай-яй-яй! – начал сокрушаться пан Станислав. – Вы думаете, что я попал в лапы жуликов?

– Не думаем, уверены!

– Я завтра же заберу свой взнос обратно!

– Смиритесь, пан Станислав, с тем, что ваши деньги пропали.

– Я буду бороться! Я подам в суд! Кроме того, я не такой глупец, чтобы отдать неизвестной компании последние деньги. У меня есть небольшой презент и для Паши с Яной. Не знаю, почему вы, дети мои, поссорились, да и знать не хочу, но есть у меня одна задумка. Я хотел организовать языковую школу, подобие той, что у меня имеется в штатах, но конкуренция в этой области здесь очень сильна. Да и не слишком это прибыльное дело в нынешних условиях. Теперь мои планы немного поменялись. Я хочу заняться разведением породистых лошадей – это мне кажется перспективным направлением – продолжу, так сказать, традиции предков. Когда, Павел, я был у вас прошлым летом в Мухино…

– В Комарово, – поправили гостя.

– …в Комарово, я заметил, что хороших пород там мало. Только конь господина Котова, чей сын так неудачно выступил на манеже. Так вот: если вы, Павел и Яна, а вместе с вами и я, организуем совместную фирму, я готов вложить 90 %…

Намерения отца, вернее, его фантазии, удручали Яну. Она так и не вспомнила первоначального ощущения от знакомства с этим человеком, не помнила событий на манеже. И вообще, не хотела ввязываться в сомнительное предприятие с людьми, казавшимися ей чужими.

– Хоть в Мухино, хоть в Комарово, играйте без меня, – твердо высказала она свое мнение.

– Как же так, Яночка! – расстроился пан Станислав. – А близнецы подрастут? Детям полезно для здоровья общаться с лошадьми, кроме того, с финансовой стороны…

Но в глазах Павла уже загорелся огонек интереса. Еще утром он и мечтать не мог о таком повороте дел. После продажи Котовым конюшни ему предстояло подыскивать работу, а это было очень непросто. А здесь – такое выгодное предложение! Разумеется, он не собирается быть нахлебником, он согласится участвовать в строительстве конюшни только на паритетных началах, если пан Станислав даст денег в долг. Почему нет? Но захочет ли пан Станислав иметь с ним дело, если дочь не поддержит начинание? Спрашивать он постеснялся.

Яна снова вышла на балкон, проверить, спят ли дети. Павел последовал за ней. Он разглядывал спящих младенцев со странным чувством родства между ними и собой. Малышка в розовом одеяльце – наверняка девочка – казалась ему чуть круглее и милее; карапуз в голубом был, на его взгляд, менее красивым. Имен близнецов он еще не знал:

– Как зовут принцессу?

– Стася, – отозвалась подошедшая к группе Катерина.

– А ковбоя как назвали?

– Яном.

– А Стася, между прочим, похожа на мою детскую фотокарточку. Я был такой же круглолицый и курносый. Ян, тот другой породы, сразу видна польская кровь: носик разрастется – станет носище, и лоб покруче.

– Ты уверен, что Яна сказала правду, назвав другого отца? – напрямик спросила Катерина.

– Почему я не должен ей верить? Конечно, у девчушки есть сходство со мной, но в этом возрасте судить трудно. Да и по срокам рождения не стыкуется, мы с ней только после майских праздников сошлись, а дети родились в конце декабря.

– А то, что Яна подверглась нападению, и дети раньше времени появились на свет, ты в расчет не берешь?

– Сказать можно что угодно.

– Я думаю, что это твои дети, Паша, а также напомню, что Яна до сих пор не замужем. Тебе еще нужна информация?

– Почему же она оттолкнула меня? Ушла к другому мужчине? Признала его отцом детей?

– Паша, я пока не могу открыть тебе всю правду, так как обещала Яне молчать. Попробуй сам поговорить с ней. Проводи сегодня ее и детей домой.

Близнецы дремали недолго, и взрослые не долго наслаждались покоем и тишиной. Поскольку коляска стояла на месте, и не было привычного покачивания, как при езде, через час дети проснулись и возвестили о своем пробуждении дружным ором. Младенцев перенесли в спальню, Яна перепеленала их, приложили к груди одного, затем другого. После этого засобиралась домой. Павел, следуя совету Катерины, помог вынести Яне коляску из подъезда и зашагал с ней рядом.

Солнце, хотя и спряталось за облаками, еще светило где-то в вышине. Сумрак возникал постепенно. Был час пик, люди расходились с работы. Павел и Яна шли вдвоем, вместе подталкивали широкую коляску. Павел чувствовал себя неуверенно:

– Яна, почему ты держишься со мной, как чужая?

– Ты и есть для меня чужой, – будто нырнув в холодную воду с головой, призналась Яна.

– С каких пор? Ты забыла, как мы были счастливы с тобой летом и осенью?

Яна не ответила, не решилась раскрыть свою тайну. Она наклонилась к коляске и вставила в рот одному из малышей соску, которую тот постоянно выплевывал.

Не услышав от Яны ответа, Павел сменил тактику и стал говорить, как бы обращаясь к малышам:

– Яник! А ты не знаешь, почему твоя мамочка с ходу отвергла предложение дедушки завести конюшню? Ей ведь там не обязательно работать. Я все смогу делать сам. Да, да, Стасенька, не улыбайся! Я уже начал посещать ускоренные курсы ветврачей, специально открытые для биологов.

– Не нужны нам никакие конюшни, верно, Яник? – подключилась к своеобразной игре Яна. – Мы лучше станем банкиром. Что куксишься? Ладно, инженером тоже неплохо.

– А при конюшне, Стасенька, можно и бассейн устроить. На лошадке покаталась, в водичку – бултых!

– У нас в ванной свой бултых имеется. Сейчас домой приедем, ребятки, наполню ванночку, водичка будет теплая.

Павел продолжал шутливый диалог, неизменно возвращаясь к теме конюшни. Яна удивлялась его настойчивости. Она помнила, что человек провел несколько лет в тюрьме, и чуть побаивалась его. Павел помог Яне поднять коляску на этаж и остановился перед дверью. Яна не приглашала его. Он вспомнил, что так было и в первый раз, когда он оказался у этой двери. Но тогда Яна жила одна, а сейчас в ее квартире мог оказаться еще один человек:

– Евгений постоянно с тобой живет? Или, как прежде, только навещает?

– Постоянно, – солгала Яна, прикрывшись отсутствующим спортсменом как щитом.

– Ну, я пошел. Можно, я звонить тебе буду, хотя бы на мобильник?

– У меня нет теперь мобильника.

– А я теперь без него, как без рук.

И как бы подтверждая слова Павла, в его кармане зазвонил телефон – мелодией, напоминающей солдатскую побудку. Дети испуганно заревели.

Павел отошел на шаг:

– Слушаю. Когда? Он выкарабкался? Да, через полчаса буду.

Яна поворачивала ключ в своей двери, абсолютно не вслушиваясь в чужой разговор – ей надо было поскорее раздеть детей, пока они не вспотели.

Павел спрятал трубку в карман и удрученно сказал:

– Представляешь, Яна, какая штука! На Олега Котова совершенно покушение. Злоумышленники среди дня проникли прямо в хоспис.

– Он жив?

– Адвокат его звонил, пуля чуть-чуть задела. Наверное, его припугнуть хотели. Он вызвал нотариуса, Катю и зачем-то меня. Надо ехать.

– Поезжайте, Павел! Занимайтесь своими делами.

Павел отметил это холодное «поезжайте». Яна определенно отвергает его общество, перешла на «вы». Она тем временем уже вкатила коляску в прихожую и закрыла за собою дверь.

* * *

В палате, где медленно угасал Олег Котов, все ждали только Павла. У больного не было сил радоваться, того, что он избежал пули – он и сам уже торопил свой конец, желая избавиться от мучений. Нелепый выстрел он воспринял как знак того, что надо срочно завершать земные дела. С этой целью и были приглашены близкие и нотариус.

Павел увидел умирающего и испугался: Котов казался абсолютно плоским под тонким байковым одеялом. Голова и лицо его были перебинтованы, будто у египетской мумии, и душа общалась с миром только через узкие щелочки для глаз и рта. В вену под ключицей была воткнута игла, прилепленная к телу пластырем, и через нее по прозрачной трубочке, свисающей с капельницы, в сосуды медленно вползал питательный раствор. Олег уже неделю не мог принимать пищу самостоятельно. Так же трудно ему было разговаривать. Да и соберись Олег с силами, он не стал бы говорить присутствующим, что узнал человека, наставившего на него в палате пистолет. Сейчас этот господин занимался криминальной вырубкой леса в области и гнал древесину за границу, а когда-то именно он, втянув в свои делишки Котова, переправлял из Финляндии в Россию синтезированные наркотики. Нынче, прослышав о смертельной болезни давнего подельника, лесоторговец решил завладеть легальной сетью магазинов, принадлежащих Котову. Розничная торговля – удобный способ отмывания денег, полученных от продажи леса. Однако физически устранять Котова этому человеку было невыгодно: возникло бы слишком много хлопот с переоформлением собственности – ему выгоднее было заручиться подписью еще живого коммерсанта. Он дал умирающему сутки на раздумье, но в эти сутки больной решил обыграть его, упредить действия противника.

Судьба жены мало интересовала Котова – он и прежде не слишком считался с ее интересами, а после того, как Катя стала спиваться, и вовсе махнул на нее рукой. Но сын – это святое! Уходя в неведомые дали, Олег знал, что на земле остается его продолжение, и о нем хотел позаботиться перед смертью. Вокруг больного в почтительном ожидании стояли все приглашенные.

– Паша, – гнусавый голос вырвался из уродливой щели, бывшей когда-то ртом несчастного, – я прошу тебя стать опекуном Костика до его совершеннолетия, а лучше – до получения им высшего образования.

– Ты уверен, что я проживу еще двадцать лет? – усмехнулся Павел.

– Я уверен в тебе. Я собираюсь перевести на Костика все движимое и недвижимое имущество, а тебя наделить полномочиями распоряжаться им, пока ребенок мал.

– Боюсь, что тогда я стану следующей мишенью для твоих конкурентов.

– Не станешь. Нотариус составит бумаги так, что твоя смерть будет невыгодна врагам. Но они, конечно, тебя в покое не оставят.

– И я о том же. А потом: меня от всей этой торговой сети, и от твоих магазинов просто воротит.

– От магазинов ты со временем избавишься, тебе помогут адвокаты. Я бы и сам продал торговый бизнес, но времени уже не остается. Значит так: вырученные от продажи бизнеса деньги переведешь за границу, откроешь счет на Костика. Особняк в Комарово и конюшни тоже перепишу на тебя, я велел приостановить сделку по их продаже.

– Олежка! А как же я? – напомнила о себе Катерина. Она сжала руки в замок, чтобы не расплакаться.

– Ты все равно, милая, спустишь наследство на пьянки, – просипел Котов. – Ну, если сумеешь обольстить Ватагина – благословляю. Возьмешь Катьку в жены, Паша? Мне говорили, что Яна тебе отставку дала.

– Надеюсь, это условие в договор не войдет? – угрюмо обронил Павел.

Он уже начал свыкаться с мыслью, что на него будет возложена новая миссия – вести по жизни младшего Котова. Нотариусы тут же подкорректировали составленные договоры и дали подписать участникам соглашения. Павел получил в дар конюшни, все остальное имущество передавалось ему во временное управление.

– Олег! – Катерина стояла на коленях перед кроватью мужа, уронив голову и руки на одеяло. – Ты не можешь оставить меня нищей! Я подам в суд!

– Тебе отойдут фарфоровые безделушки, так и быть. Они тоже потянут на приличную сумму. Запишите, ребята, – просипел Котов своим помощникам. – Ты же у нас была когда-то искусствоведом, так что, тебе и карты в руки: исследуй, изучай, а можешь и продать, и пропить, как пожелаешь.

Олег устало прикрыл глаза, чуть видные сквозь бинты, и замолчал, набираясь сил для завершения разговора.

– Пашенька, уговори его, – метнулась к новому управителю Катерина.

Но Павел отвернулся, не желая вмешиваться в сложные отношения супругов. Однако в следующий момент, коснувшись ее плеча, заставил приподняться и, обнадеживая, сказал:

– Успокойся, Катя. Я тебя без средств не оставлю.

– Эта парочка неплохо смотрится, – посмотрев на присутствующих, попытался пошутить Олег. Но шутка прозвучала горько, поскольку замотанное в бинты лицо оставалось неподвижным. Олег стал серьезным и продолжил. – Если бы мне дали шанс, я на все бы согласился: пошел бы в грузчики, убирал бы сортиры, даже бабой готов стать.

– Олег, ты не хочешь облегчить душу? – вдруг предложил Павел, с жалостью глядя на забинтованную мумию. Он знал, что в иных ситуациях, утешения бесполезны. – Я видел рядом с больницей часовенку, могу сходить за священником.

Котов нащупал на груди огромный крест и, задумавшись, молчал. Присутствующие на подписании договоров люди потянулись к выходу.

– Да, да. Но это потом… Паша, задержись… – попросил Олег. – Я хочу еще сказать тебе…

Олег, часто прерываясь, начал говорить о том, что тяжким грузом лежало на его совести. Павел нахмурился, затем остановил его:

– Олег, не надо мне душу бередить! Да и толку не много – передо мною виниться, схожу я лучше за батюшкой? Еще раз спрашиваю: позвать его?

Олег вновь суетливо стал теребить надетый поверх рубахи нательный крест, хотел что-то сказать и… испустил дух.

9

Обыкновенно зима упорствует, подпускает под занавес морозца, чтобы не уступать места красавице-весне. «Не даром злится»? – как заметил русский классик. Но в этом году злиться было некому – северная весна, как птица с перебитым крылом, перезимовала в родных краях. Оттого и лето вылупилось раньше времени – полуденное солнце прогревало воздух, побивая рекорды мартовских температур – и сразу стали лишними куртки и плащи. А чуть позже, в апреле, мысли горожан обратились к отпускам и дачам.

Особняк в Комарово юридически уже значился на Павле, как на опекуне младшего Котова, но право распоряжаться им он оставил за Катериной, матерью ребенка. Катерина, в свою очередь, пригласила к себе на все лето Яну с близнецами. У Яны оставался месяц, чтобы перед отъездом сделать детям нужные прививки и еще раз показать их специалистам.

Сама Катерина продолжала лечиться от алкогольной зависимости. Она уже прекратила заваривать себе чифир, бросила курить и готовилась сделать последний шаг – расстаться с рюмкой. Она с таким воодушевлением рассказывала о психотерапевтических сеансах и о докторе, что Яна заподозрила сердечное увлечение:

– Уж не влюбилась ли ты, Катюша? – как-то высказала она подозрение.

Радостный румянец выступил на бледном лице Катерины, она тихо сказала:

– От тебя ничего не скроешь. И знаешь, такое состояние никаким наркотиком не заменишь. У меня будто крылья выросли.

– Он отвечает тебе взаимностью?

– Я надеюсь, что его внимание вызвано не только профессиональным интересом. Но наверняка сказать пока не могу. Ах, если бы толькоты видела его!

– Катя, а нельзя ли мне и в самом деле его увидеть? Я давно хотела обратиться к психотерапевту в связи с провалом в памяти, но все как-то не решалась.

– Я запишу тебя на прием.

В один из ближайших дней Яна, оставив детей с Мартой, поехала к психотерапевту. Он, действительно, оказался интересным мужчиной лет сорока пяти: пышная темная шевелюра, аккуратная бородка, проницательный взгляд – классический «доктор Фрейд». В такого можно влюбиться! Яна тоже прониклась к доктору доверием и без утайки рассказала ему свою историю, призналась, что несколько месяцев начисто выпали из ее памяти. «Доктор Фрейд» успокоил ее, сказал, что случаи ретроградной амнезии, к которой он отнес ее заболевание, не редки и что надежда на восстановление памяти всегда есть. Они стали проводить сеансы дважды в неделю.

От сеанса к сеансу Яна чувствовала себя все увереннее. Уходили детские страхи, рассыпались мучившие ее комплексы девочки, выросшей без родителей. А под гипнозом она сумела вспомнить и главные события минувшего года. Теперь Яна знала, что Павел не был в ее жизни случайным человеком, что с Евгением она порвала еще прошлой весной, и что первая встреча с отцом была для нее чуть ли не самым счастливым событием жизни. Вспоминались факты, но еще не ожили эмоции, вызванные воспоминаниями под гипнозом. Не смотря на это, Яна решилась сделать шаг навстречу Павлу, надеялась, что возобновление отношений поможет оживить чувства. Несколько раз позвонила ему, пригласила в гости, но Павел, недавно отвергнутый ею, вежливо отказался, да и времени у него на светские визиты не было.

Еще вчера Павел Ватагин был конюхом, отвечающим только за порядок в конюшне, а ныне на него обрушился рой дел, связанных с принятием наследства Котова. С помощью юристов Павел оформлял продажу сети магазинов, переводил деньги в швейцарские банки на имя младшего Котова, утрясал дела с участком в Комарово. В эти же месяцы Павел и пан Станислав продолжали обсуждать план по разведению породистых лошадей. Три случайно приобретенных Котовым лошади годились для верховой езды, но конезавод требовал иного подхода. Людный поселок Комарово мало подходил для нового строительства. Требовалось подыскать место где-нибудь в тихом селении под Питером, где были бы поля для выпаса коней, речка, а затем уже одолеть волокиту с оформлением документов на аренду земли и ведение бизнеса – всего этого за один день не сделаешь.

Пан Станислав пока помогал лишь советами, поскольку еще не получил вид на жительство в России, хотя здесь у него теперь были и дочь, и внуки. Появилась у польско-американского эмигранта и любимая женщина – они с Мартой решили связать свои судьбы. Она же стала его помощницей, взяв на себя всякого рода бумажную канитель.

К Павлу, обремененному в эти дни собственными заботами, обратилась за помощью и бывшая жена. Наталья Степановна написала из колонии, что в ближайшее время освобождается по амнистии и рассчитывает вернуться в Питер на исходе лета. Что приедет она не одна, а со своим новым мужем, майором в отставке Федором. Однако он поставил условие: жить они будут не в городе, а в тихой деревушке. За годы работы в тюрьмах и колониях майор устал от людей и жаждал покоя – деревенскую жизнь он романтизировал.

Федор вырос в детском доме, расположенном на окраине села. Порой с удовольствием вспоминал, как воспитанники и он вместе с ними лазили в огороды «куркулей», как взламывали погреба и умыкали оттуда большие бутыли с яблочным вином. А к концу службы, готовясь выйти в отставку, майор стал выстраивать планы, как бы обзавестись личным хозяйством: поставить дом, баньку. Однако за годы службы он так и не сумел подкопить денег – скромная зарплата разлетались на выпивки и случайных женщин. А и будь он бережливее – разорила бы инфляция. Однако и ему выпал счастливый шанс. Заключенная бухгалтерша призналась Федору, что купила до ареста приличный дом под Выборгом, и, записав его на свою тетку, спасла от конфискации.

В письме Наталья Степановна просила Павла съездить в названное место, проверить, в каком состоянии находится ее загородный дом, и, если надо, что-нибудь подправить к их приезду. Просьба не показалась Павлу затруднительной, поскольку у него теперь имелся мощный джип, перешедший к нему от Котова.

Павел добрался до поселка, когда солнце еще не вошло в зенит. Покружив по улицам когда-то финского селения – кое-где еще виднелись старые фундаменты – отыскал недостроенный дом, принадлежавший Наталье. Лишь одна сторона была заделана вагонкой, с трех других взгляду были открыты сероватые бревна с вылезающей из щелей паклей. Павел поговорил с теткой Натальи Степановны и ее мужем – они добросовестно охраняли постройку. Пожилые супруги, стоя перед Павлом, походили на двухцветье анютиных глазок: хозяйка была в желтой байковой пижаме с прилавков секонд-хенда, а супруг ее – в темно-фиолетовом спортивном костюме. Они доложили, что в доме все в порядке, хотя он и не достроен, но внутри тепло – можно жить и зимой. Беда, однако, нависла над участком. По документам Наталье принадлежало тридцать соток земли – тридцать соток отличного соснового леса. Старик в фиолетовом пожаловался, что некий делец, неформальный глава поселка, отхватил от Наташиной территории заметный кус. В той стороне, куда показывал рукой старик, было оголенное пространство, от обилия опилок и подсохшей хвои казавшееся бурым – глаз цеплялся лишь за торчащие на нем пеньки.

– Там был Наташин лесок, – продолжал старик, – она его не успела оградить, дак и спилил все деревья-то.

– Супостат тут все кругом подчистил, – добавила яично-желтенькая супруга, – пилит где ни попадя и лес финнам продает. Всех в страхе держит, и милиция у него подкуплена. Кстати, вон в тех новых домах у озера милицейское начальство и обитает.

Павел окинул взглядом округу: большинство построек имело довольно новый вид. И дому Натальи Степановны было не больше десяти лет, скорей всего, она перекупила его у другого быстро разбогатевшего в лихие времена собственника. И ведь утаила в свое время от Павла это приобретение, не была уверена, что муж одобрит ее подозрительно быстро возросшее материальное благосостояние.

Павел решил, что в земельные споры вникать не будет – приедет хозяйка, пусть и разбирается. Попрощался с пожилыми супругами, сказал, что Наталья скоро появится сама и все уладит. Но едва он сделал шаг к джипу, у дома затормозил не менее внушительный черный «мерседес».

– А вон и сам леший пожаловал! – супруги испуганно прижались друг к другу.

Из «Мерседеса» вышел крупный мужчина, черная футболка обтягивала его крутой, как барабан, живот; спортивные штаны свисали ниже пупа, пляжные шлепанцы были надеты на босу ногу. Крутой лоб мужика был стянут хлястиком от повернутой козырьком назад бейсболки.

Косолапо переваливаясь с ноги на ногу, бросив на Павла мимолетный взгляд, он приблизился к старикам. Здоровила снял головной убор, обтер ладонью вспотевший лоб – и, обращаясь к старикам, рыкнул:

– Почему, господа-товарищи, на водопровод деньги не сдали? Мне сборщики доложили, что вы уже за три месяца задолжали.

– Так нет у нас, милый, – хозяйка резко побледнела от страха, и одновременно с этим поблекла ее ярко-желтая пижама.

Павел поспешил на выручку. Едва он встал лицом к лицу с бесцеремонным распорядителем, как сразу понял, что видел и раньше эту круглую, как блин, безбровую физиономию, с короткой порослью соломенно-рыжих волос. И ноги колесом – тот самый «финн»! Сколько раз, лежа на нарах, Павел пытался вспомнить эту бесцветную морду, но возникал только силуэт кривоногой гориллы без лица. Всевозможные планы мести выстраивались тогда в его мозгу. Теперь же, после предсмертной исповеди Котова, Павел знал истинного виновника своих бед. Мстить кривоногому не имело смысла, но теперь этот тип представлял опасность для других.

– Сколько тебе должны с этого дома? – угрюмо спросил он «финна».

Мужик не узнал Павла – он не помнил тех, с кем общался в разовых операциях.

– Пять кусков.

– Здесь есть банкомат? Я готов рассчитаться, но только под расписку.

– Банкомат – не проблема! До Выборга на машине четверть часа. Я с тобой своего парня отправлю. А ты кто? Родственник? Коль не хочешь, чтобы твой домец сгорел случаем, плати дань вовремя.

Павел понял, что и проблему незаконных поборов придется решать Наталье, он мог только дать отсрочку беспомощным старикам, следящим за домом. По дороге сумел выпытать у подручного кое-какие подробности о хозяине. «Финн» царил в этих краях три года, занимается лесозаготовкой и продажей леса. Рубки оформлял, как надо, с местными властями наладил контакт. И население поселка с ним считалось, иные вовсе называли его благодетелем: он и дорогу заасфальтировал, и новый магазин у развилки построил. А на вопрос, почему в поселке такие высокие сборы на водопровод, парень только усмехнулся.

Покончив с малоприятным поручением, Павел вернулся в Комарово. Он жил в маленькой хибаре при конюшне, не считал себя вправе селиться в особняке – дом собирался в ближайшее время переоформить на вдову, нарушив волю ее покойного мужа. Вместе с ним на даче обитали только охранники и обслуга, поддерживающая дом зимой в надлежащем виде. Здесь было тихо и спокойно. Но сегодня, загнав джип в гараж, Павел обнаружил, что во дворе царит непривычное оживление: слышались воинственные крики приехавшего Костика и распоряжения Катерины, обращенные к прислуге. А из-за дома разносился по всей округе детский плач, причем рулады исполнялись дуэтом. Как же он забыл, что именно на сегодня назначен выезд двух семейств на дачу!

Павел обогнул дом, вышел на полянку и увидел стоящую рядом с клумбой двуместную коляску. Верх коляски был откинут, а близнецы в белых вязанных комбинезонах взмахивали ручками и ревели, как две одинаковые заводные куклы – их можно было различить только по разноцветным панамкам. От крыльца к малышам уже спешила Яна, тоже одетая по-летнему: в кремовых бриджах и легкой цветастой курточке. На ходу она укоряла малышей:

– Ну, что за безобразие такое! На минутку нельзя оставить одних. Идет мамочка, идет!

Павел приблизился к шумному семейству:

– Добро пожаловать, дорогие гости! Как доехали?

– Ой, не спрашивай. Поездка с детьми – сплошное мучение!

Павел увидел оживленный блеск в глазах молодой матери – возбуждение, связанное с переездом, еще переполняло ее. Он подумал, что Яна стала заметно красивей, чем год назад, когда они только начали встречаться. Павел и тогда находил ее интересной, но теперь лицо ее наполнилось женской одухотворенностью и обаянием, которых не было у Яны раньше. Павел удивлялся себе, как он мог держать обиду на Яну, отказался приехать, когда она позвала в гости! Сейчас он понял, что любовь никуда не ушла.

Подойдя к коляске прежде Яны, Павел коснулся никелированной ручки и покачал ее. Но продолжить разговор не успел, так как на балконе дома появилась Катерина – все та же коса вкруг головы и белое полотняное платье – и позвала подругу:

– Яна! Неси детишек в дом, я уже приготовила комнату.

– Я помогу? – Павел вопросительно посмотрел на Яну.

Он подхватил на руки сразу двух малышей и направился к дому. Яна бежала за ним:

– Давай я хотя бы одного понесу. Ой, осторожно. Смотри под ноги, тут Костик вертится.

Шестилетний Костик, хотя и чувствовал себя почти взрослым после кончины отца, в мужской опеке нуждался. Он теперь еще сильнее привязался к Павлу, в какой-то степени заменившему ему отца. А сейчас Костик испытывал незнакомое ему чувство ревности: эти близнецы тоже претендовали на внимание его старшего друга. Костик крепко обхватил ноги Павла и не отпускал их.

– Покажи, Костик, дорогу в комнату. Я, дружок, без тебя заблужусь в этом доме.

Мальчик отпустил ноги дяди Паши и пошел впереди, проникаясь гордостью от своей миссии проводника. Яна завершала процессию. Растерянные мордочки малышей смотрели на нее, покачивались над плечами Павла, как генеральские эполеты. На лестнице глаза Яны оказались на уровне узких мужских бедер – небольшие упругие ягодицы вдруг взволновали ее: «Что со мной? Неужели я хочу его?».

После рождения малышей, Яна ни разу не была близка с мужчиной. Даже когда Евгений навещал ее и заговаривал о постели, она отклоняла его притязания, сраженная усталостью и бессонницей. Кормление отбирало у нее последние силы. Но теперь малыши подросли, им было уже пять месяцев, и ночью они спали крепче. Вместе со сном к Яне возвращались живость и бодрость.

Вновь глаза Яны уткнулись в зад Павла, в его синие джинсы. Захотелось дотронуться до этой аппетитной части, крепко сжать ее пальцами. Яна поспешно убрала руки в карманы бриджей, как будто не уверенная во власти над своими чувствами. И вдруг тело ее охватила знакомая дрожь – оно вспомнило упругие бедра этого мужчины. А Павел, не ведая, какие страсти захватили его подругу, завершил подъем по лестнице, прошел вслед за Костиком по коридору и внес малышей в комнату, приготовленную Катериной. Детскую кроватку еще не распаковали, и он положил детей на широкое супружеское ложе, огражденное стульями, чтобы близнецы не скатились на пол.

Освободив руки, Павел ласково потрепал за вихры Костика и случайно взглянул на Яну. Поймав ее горящий, почти безумный взгляд, он инстинктивно, почти тотчас, загорелся ответным желанием. Однако в комнате присутствовали большой мальчик и Катерина, поэтому едва заметным кивком головы Паша дал Яне понять, что слышит ее зов.

Остаток дня Яна пребывала в лихорадочном возбуждении, как человек, охваченный любовью с первого взгляда. Ночью, когда все в доме улеглись и заснули близнецы, в ее дверь постучали. Яна ждала этого стука, она знала, кто стоит за дверью.

– Не заперто. Входи, – тихо, чтобы не разбудить малышей, сказала она.

Взгляд, которым они мельком обменялись с Павлом на людях, не был взглядом посторонних. С этого взгляда для Яны началось волнующее узнавание. И теперь, сойдясь в объятии посреди комнаты, они замерли. Павел робко простер руку под халат Яны – под ним не оказалось одежды – и с нежностью погладил округлые плечи и налитые груди возлюбленной. Секунду помедлив, рука заскользила вниз.

– Я люблю тебя, Яночка! Эти месяцы без тебя я словно спал, кошмар казался бесконечным: вокруг были мрак и холод. Только лошади дарили мне толику тепла и понимания.

– Я хочу, хочу тебя! – призналась Яна. Янина не могла пожаловаться в ответ на свои страдания, ведь до нынешнего дня она почти не думала о Павле. – Я счастлива, что ты пришел ко мне!

– Но ты ведь сама позвала меня днем, не так ли?

Оба, не сговариваясь, приближались к широкой двуспальной кровати, где Яна еще совсем недавно замерзала одна – близнецы удовлетворенно посапывали уже в собственной кроватке.

Павел разделся фантастически быстро, а Яна уже была раздета. Их губы слились в ненасытном поцелуе, крепко сцепленные руки сжимались и разжимались в такт неслышной музыке. Мужчина и женщина наверстывали упущенные дни, недели и месяцы. Наслаждение прервали проснувшиеся малыши. И тотчас любовники умерли в них на их месте лежали озабоченные супруги – родители плачущих младенцев.

– Сейчас, я их успокою, – приподнялась с кровати Яна.

– Лежи, я сам подойду к ним.

Встали оба. Взяв по младенцу, принялись укачивать их на руках.

У Павла хватало сердца на всех троих детей. Воспитанника он назначил «старшим братом» близнецов, и теперь Костик с гордостью нес свою миссию: в основном бегал по просьбе Яны из дома в сад и обратно за какой-нибудь срочно понадобившейся вещью. Иногда Яна, уходя на несколько минут, просила мальчика присмотреть за малышами.

Однажды она оставила его с младенцами, а сама побежала на кухню, чтобы натереть им яблочка. Но близнецы, едва мама скрылась за дверью, начали хныкать. Костик неумело тряс перед ними погремушками, но увы, мельтешение трескучих шариков пугало детей, и они плакали все громче. Мальчик не знал, как успокоить их. Он бросился в соседнюю комнату, там, на столике, застыв в мятущемся порыве, красовался большой белый конь. Костик, с трудом обхватив фарфоровое чудо, потащил показать его малышам. Однако на пороге мальчик споткнулся и покрытая блестящей глазурью скульптура выскользнула из его рук, с грохотом упала на пол и разбилась на мелкие кусочки. Малыши от неожиданности замолчали, вытаращили глазенки в сторону двери.

На звук падения сбежались взрослые. Яна, увидев с порога, что близнецы целы-невредимы, принялась ругать Костика за то, что тащил сюда такую огромную вещь: мог ведь и надорваться.

– Да и вещь ценная, не игрушка, – добавила с сожалением она.

Вошедшая следом Катя прижала испуганного сына к себе и вдруг сказала:

– А ну его, этого коня, от него одни несчастья. Олег купил его у какого-то старого антиквара и вскоре заболел этой ужасной болезнью. – Она погладила Костика по голове. – Ладно, хоть сам не поранился. Но все же на будущее, сынок, имей ввиду: нельзя брать вещи из коллекции.

Появился и Павел, увидев катастрофу, отправился за веником и совком, чтобы убрать черепки. Пожалуй, он расстроился больше всех, хотя не показал этого – ведь он был неравнодушен к любым лошадям, даже к фарфоровым. Подметая осколки, Паша прикидывал, не удастся ли их склеить. И вдруг среди белых черепков мелькнула золотистая капля. Павел поднял осколок и увидел с внутренней стороны приклеенную к фарфору золотую монетку. Перочинным ножичком отковырнул ее. Приглядевшись, понял, что это не денежный знак.

– Здесь что-то написано, – сказал Павел, присматриваясь к едва заметным штрихам. – Костик, у тебя есть лупа?

Мальчик с готовностью принес увеличительное стекло. Павел, приставив его к золотому кружочку, увидел имена – Ян и Зося, а на обратной стороне прочитал название католической церкви в Санкт-Петербурге и дату – 187*, последняя цифра разбиралась смутно.

– Да, отец говорил, – заметила Яна, что его петербургскую прабабушку звали Зосей.

– А одного из братьев-конезаводчиков – Яном, – добавил Павел. – Это памятная медалька о дне их бракосочетания.

Молчавшая при этом открытии Катерина, напомнила остальным:

– А ведь покойный Олег хотел подарить эту скульптуру пану Станиславу! Как предчувствовал, что она из фамильного наследия Ковалевских. Получается, что твой Яник, подруга, – и тезка, и наследный принц конезаводчиков.

Чуть позднее Павел позвонил пану Станиславу и обрадовал его находкой, оборванные нити славного рода связались в узелок.

В свою очередь тесть сообщил, что зарегистрировал новый журнал «Мои лошади». Еще до того, как началось строительство новой конюшни, пан Станислав решил, что можно заняться просветительством в области коневодства и начать зарабатывать деньги рекламой. Марта уже дала согласие стать секретарем издания. Смелые мечты компаньонов начинали воплощаться в жизнь.

* * *

В середине лета Павел, не таясь, поселился вместе с Яной. Он простил ей все: и неясное положение с отцовством, и странное поведение зимой, когда Яна отстранилась от него. Из-за какого-то непонятного страха она по-прежнему молчала о случившемся у нее провале памяти.

Однажды в комаровский особняк по приглашению Катерины наведался «доктор Фрейд». Поскольку он был в курсе проблем Яны, она попросила его поговорить с Павлом, прояснить ее ситуацию. Психотерапевт выполнил ее просьбу. Павел поверил не сразу, полагая, что Яна ищет оправдания своим, как он считал, закидонам. После отъезда доктора Павел вызвал Яну на откровенный разговор:

– Признайся, Яна, ты придумала эту историю с провалом памяти? Все еще не веришь, что я простил тебя?

– Паша, все это случилось на самом деле. Я и теперь еще не все вспомнила, но вспомнила главное – Евгений не мог стать отцом ребенка. Чтобы ты не сомневался, я предлагаю сделать тест на отцовство.

– Что ж, раз с тобой приключилась амнезия, тем более обсуждать нечего. Никакие тесты я делать не собираюсь. Это мои дети – и точка.

Но несмотря на то, что отношения наладились, Павел не спешил делать предложение Яне, так как считал, что вначале надо самому прочно стать на ноги. Тем временем намечалась другая свадьба: пана Станислава и Марты.

Оставив детей на попечение Катерины, Павел и Яна отправились на скромную церемонию – они были приглашены в качестве свидетелей. Марта была в нарядном розовом платье с игривыми воланами, вновь вошедшими в этом сезоне в моду, в ушах ее сверкали золотые сережки – подарок жениха. Сам пан Станислав был в строгом костюме и галстуке-бабочке, отчего выглядел стареющим модным режиссером. После ЗАГСа все четверо отправились в суши-бар.

Разбираясь в мудреных названиях рыбных деликатесов и запивая их крепким пивом, попутно говорили о жизни. Разговор принял почти родственное направление.

– Теперь, Марта, ты – моя вторая мама, – пошутила Яна, – не зря с детских лет ко мне в воспитательницы набивалась.

– Тогда мне придется назвать себя бабушкой твоих близнецов, – невесело поддержала шутку Марта.

– Никаких бабушек! – погрозил женщинам пан Станислав. Режиссер получил приз под названием «Марта» и вовсе не хотел, чтобы его достижение было обесценено. – Марта у нас всегда будет просто Мартой, так и детишек своих, Яночка, приучи.

Заказали новые японские диковинки, еще пива. Наконец, компаньоны заговорили о деле. Обсудили местонахождение деревушки, в которой будут выстроены новые конюшни и подсобное хозяйство. Павел изложил свое видение дела: никаких конных прокатов, только разведение лошадей. Обозначили главное: Павел будет постоянно жить в деревне, при конезаводе, пан Станислав остается в Петербурге, за ним – журнал, рекламная поддержка и международные связи.

Под конец вечера пан Станислав нерешительно спросил, обращаясь к дочери и ее другу:

– А вы, друзья мои, не собираетесь узаконить свои отношения?

Яна не обижалась на Павла за его нерешительность, считала, что он вправе не доверять ее чувствам, хотя сама пошла бы теперь за него, не раздумывая.

– Боюсь, что ничего не получится, – заметил Павел.

– Почему? – дуэтом воскликнули Марта и пан Станислав и посмотрели на Яну.

Она молчала. Объяснил Павел:

– Я уже сказал, что собираюсь жить в деревне. А Яна до кончика ногтей – горожанка. Не думаю, что она с детьми согласится поехать со мной в глушь.

– Это можно считать предложением? – вспыхнула Яна и нервно затеребила пальцами столовую салфетку.

– Если тебя не пугают условия, можешь считать это предложением! Или лучше так: дорогая, любимая Яночка, будь моей женой!

– Деревни я не боюсь, ведь и мама моя работала в деревне, и дошкольное детство мое там прошло. Но вот в чем загвоздка, Паша! Я знаю себя, долго оставаться домохозяйкой, как Катя, я не смогу. Я уже снова начала прислушиваться к сводкам с финансовой биржи. Впрочем, все равно, за месяцы, которые я занималась детьми, мои клиенты разбежались к другим трейдерам.

– В селе тоже можно найти работу. Ты же преподавала информатику в школе, там наверняка имеется школа, – вставила Марта.

– Я хотела бы все тщательно обдумать. Спасибо тебе, отец, и тебе, Паша, что поддерживаете меня с малышами. А с остальными, Павел, чуть-чуть подожди.

Предложение Павла повисло в воздухе.

10

Близилось первое сентября – начало учебного года – и Катерине с сыном предстояло возвращение в город, потому что Костик шел в первый класс. Он был хорошо подготовлен к занятиям, умел читать и писать, приобрел кучу сведений о своем городе и государстве, у него не было только опыта общения со сверстниками. И потому в последний момент перед отъездом будущий первоклассник запаниковал.

Лето он прожил беззаботно, не задумываясь, как сложится его жизнь дальше. Но сейчас он понял, что уезжать придется вдвоем с мамой, а дядя Паша, тетя Яна и близнецы – это другая семья. Но ведь и мама его не была лишней – обедали они все вместе, на пляж тоже ходили вместе. Он приставал к взрослым, уговаривая их и в городе жить рядом. Костик никак не мог понять, почему разрушается его счастье. Из-за этого он стал совсем неуправляем.

В последний день пребывания на даче обе женщины вышли на прогулку в лес. Они шли по песчаной дорожке, толкая коляску с близнецами перед собой. Непоседливый Костик то обгонял группу, то ненадолго отставал, разглядывал муравьиные дорожки, ловил жуков, сбивал ногой мухоморы, сам похожий на грибок из-за красной курточки, надетой на нем. Ему было неинтересно чинно вышагивать рядом. Разговаривая друг с другом, подруги не сразу заметили его исчезновение. Катя вначале подумала, что сын шутит – дети любят прятаться.

– А я тебя вижу, вылезай! – игривым голосом кричала Катерина, делая вид, что обнаружила мальчика. Но он не отзывался.

Не на шутку обеспокоенные женщины забегали взад и вперед, окликая ребенка. Но углубиться в лес они не имели возможности, поскольку по черничнику и мху не проехала бы коляска. И вдруг откуда-то раздался едва слышный тоненький зов ребенка:

– Ма-а-м-а-а…

Было непонятно, откуда доносится звук. Катерина отошла от дороги и начала спускаться по склону оврага: вдруг ребенок провалился в трясину? Яна, не отпуская ручки коляски, выставила ухо в сторону крика, более похожего на завывание ветра. Ей показалось, что жалобное «ма» звенит над деревьями. Яна запрокинула голову вверх и увидела на вершине густой ели, растущей недалеко от дороги, маленькое красненькое пятнышко – Костик!

– Ты зачем туда забрался? – закричала Яна. – Слезай немедленно!

Но мальчик в страхе прижался к стволу и не мог сделать ни движения – ветер сильно раскачивал вершину ели.

Прибежала Катерина, глаза ее расширились от ужаса:

– Его и в овраге нет, нигде нет. Может, он домой убежал?

– Он там и не может слезть, Катя! – прошептала Яна, показав рукой на вершину ели.

У мальчика уже не было сил кричать, он только тихонько скулил.

– Что же делать? Я не умею лазить по деревьям, – Катя, одетая, как обычно, в длинное платье, беспомощно заметалась вокруг ели. – Костя, сыночек, попробуй слезть.

Но мальчик не слышал ее и вряд ли видел. Яна решилась:

– Я в детстве лазала на черемуху за ягодами, но когда это было! – Она прикусила губу. – Впрочем, посмотри за малышами, я попробую. Держись, Костик. Я тебе помогу.

Влезть на дерево взрослой женщине оказалось не так-то просто. Самые нижние ветви ели уже отсохли, а те прутики, по которым залезал мальчик, не выдержали бы ее веса. Яна попросила Катю сесть и пригнуться, затем встав ей на плечи, преодолела первую высоту. Дальше было легче. Яна карабкалась по толстым ветвям, работая руками и ногами. Но Костик был все еще высоко, а там ветви снова утончались. Тонкая вершина поскрипывала, раскачиваясь. Яна поняла, почему мальчик не мог спуститься – когда не видно, куда ставить ногу, от страха невозможно оторваться рукой от ветки.

– Держись, Костик. Я уже близко.

Яна ухватила мальчика за ножку и потянула вниз:

– Ну, давай осторожно. Только руки сразу не отпускай. Чувствуешь веточку под ногой?

Сказать, что Яне было страшно, значит – не сказать ничего. Она чувствовала себя как под куполом цирка, а там обычный человек может оказаться только во сне! Ей казалось, что ее слабые руки не удержатся за ствол, а ведь надо было еще подбадривать Костика.

Когда оба преодолели половину высоты и до земли оставалось меньше трех метров, мальчик потерял опору и стал падать вниз. Яна на лету ухватила его, оторвав свои руки от ветки, за которую держалась – падать стали оба. Катя поймала сына и вместе с ним свалилась на усыпанную старой хвоей бурую площадку под елью. Яна повисла вниз головой, не то цепляясь, не то запутавшись в ветвях ногами. Затем, пытаясь замедлить падение, проскользила в этой позе еще чуть-чуть, чудом перевернулась, царапая лицо сучьями, шлепнулась на землю уже с небольшой высоты – и тут же потеряла сознание.

Через минуту она пришла в себя. Рядом, прижимая к себе ребенка, сидела под елью Катерина. Яна тоже села и вдруг произнесла:

– Я вспомнила, Катя.

– Ты о чем?

– Вспомнила, как у нас все начиналось с Павлом. Теперь я уверенна, что это его дети.

– Значит, ты выйдешь за него замуж? Поедешь с ним в деревню?

– В какую деревню?

Две части расколотой памяти Яны слегка покачнулись, но слились воедино.

– Ах, в деревню! Ну, конечно, мы разговаривали об этом в день свадьбы моего отца! Я поеду с Пашей хоть на край света.

Близнецы в коляске мирно спали все эти тревожные для женщин и Костика полчаса.

Тридцатого августа за Катериной и ребенком приехал в Комарово «доктор Фрейд». Он, перестав быть ее лечащим врачом, постепенно становился близким человеком. В городе они предполагали поселиться вместе.

У Яны после падения с ели сильно болела голова, и Павел настоял, чтобы она, пользуясь случаем, еще раз показалась эскулапу.

После осмотра Яны доктором, он снова подошел к нему:

– Представляете, доктор, к Яне после пережитого в лесу стресса вновь вернулась память. Как вы думаете, это окончательное выздоровление?

– Гадать не берусь. Если условия жизни будут благоприятны, если вы сможете оградить ее от стрессов, психика ее восстановится полностью. Для профилактики я бы прописал ей сейчас курс транквилизаторов.

– Ей надо наблюдаться у психиатра?

– Пока я не вижу необходимости в диспансерном наблюдении, но так или иначе я – всегда к вашим услугам. И вот что еще я вам скажу: большинство людей каждую ночь просыпаются в другой жизни, а утром забывают ночные коллизии. А у некоторых сном становится часть жизни – в психике человека немало загадок.

Катерина с сыном уехали, и на даче в Комарово стало тише. Яна прожила здесь с Павлом и детьми весь сентябрь, хотя он не радовал погодой: пасмурное небо, частые дожди, прохладный воздух. Но благотворная тишина и природа лечили лучше докторов, зажили царапины на лице и синяки на теле, и, главное, полностью восстановилась память. Мельчайшие детали жизненной мозаики встали на свое место. По возвращении в Петербург Павел и Яна подали заявление на бракосочетание.

* * *

Свадьба состоялась в начале декабря, и сразу после нее молодожены начали готовиться к отъезду. В Тосненском районе Павел уже купил маленький домик, рядом с ним строилась конюшня, чуть поодаль был заложен фундамент большого дома.

В то время, когда будущие конезаводчики переселялись под Тосно, другая бывшая горожанка – Наталья Степановна – обживались в поселке под Выборгом вместе со своим новым мужем, майором внутренних войск в отставке Федором Степановичем. Общее отчество вносило дополнительную теплую нотку в отношения супругов, как и в некоторой степени общее прошлое. Едва ли не больше, чем к супруге, майор привязался к инструменту – новой бензопиле. Вначале он распиливал дрова себе, затем стал предлагать услуги соседям. Брал сущие копейки – ему нравился сам процесс работы. Федор чувствовал безраздельную власть над бревном, когда оно под его руками разваливалось на куски. Но оказалось, что бескорыстный пильщик нарушил монополию местного лесозаготовителя, «финна». У того перестали брать распиленные дрова, покупали цельные бревна, экономя на распиловке.

Когда «финн» стал поперек дороги новоселам, Наталья Степановна припомнила рассказ Павла об этом злодее. Прежде у нее не было резона бороться за правду, но теперь сведения о криминальном прошлом человека, мешающего им жить, пригодились бы. Наталья Степановна связалась по телефону с бывшим мужем и выпытала у Павла подробности. У Федора Степановича обнаружились в местной милиции старые друзья по профессии, и вскоре «финна» взяли под прицел правоохранительных органов. В округе набралось уже много недовольных этим беспредельщиком, и им, наконец, решили заняться. Тем более, что объявили очередную кампанию по борьбе с коррупцией. Под флагом этой компании быстро установили, что делец вовсе не «финн», а российский преступник, находящийся в розыске. Он жил по липовому паспорту.

Федор Степанович теперь единолично занимался распилкой дров для населения, довольствуясь скромной долей от необъятного пирога лесозаготовителей и торговцев древесиной.

* * *

Павел и Яна впервые зимовали в деревне. Сугробы завалили избушку по самые окна, а тусклый зимний свет с улицы едва пробивался сквозь покрытые изморозью стекла. Однако в детской комнате было жарко натоплено, а маленькие солнышки – прозрачно-круглые бра, развешанные по стенам, создавали ощущение веселого лета. Павел в майке и трусах лежал на спине посреди комнаты на белоснежном мохнатом паласе, отбиваясь от наседающих на него малышей: Стася и Яник, отпихивая друг друга, пытались вскарабкаться папе на живот.

– Мама, ты кашу нам сварила? Нам завтракать пора! – крикнул Павел в сторону кухни, где хлопотала Яна.

– Иду, иду! – раздался голос жены, но совсем с другой стороны – из комнаты под названием «мамин кабинет». Там был установлен компьютер Яны, оттуда она, включив радиопоиск, выходила через интернет на фондовую биржу.

– Наша мама – неисправимый работоголик, дети. Опять высчитывает финансовые риски, считает длинные и короткие деньги. – Павел повернулся на бок и сделал попытку отстранить от себя детей. – Придется папе самому варить кашу.

– Мама – голик! Мама – голик! – повторила за отцом Стася, а Яник, еще не начавший говорить, отпихнул сестренку и уселся верхом на отца.

– Вот что приходится терпеть человеку, имеющему умную жену! – Павел жаловался, повысив голос, чтобы его слышала Яна.

Наконец она вышла из своего кабинета: в голубом махровом халате, гладкие волосы, откинутые со лба назад, придерживались обручем, на ногах были надеты объемные мягкие тапки в форме ёжиков – недавний подарок мужа. Яна чувствовала легкое утомление, но была довольна проделанной работой: анализ фьючерсов проведен, из него вытекала необходимость сокращения коротких позиций – рекомендации клиентам она уже отправила по интернету. Павел поднялся с пола, приблизился к жене и осторожно обнял свое сокровище: халат уже едва сходился на Яне, хотя нового малыша супруги ожидали только весной.