В основу сюжета повести легла подлинная история исчезновения золотого запаса Туркестанской республики в 1919 году. 70 лет спустя бесследно пропавшие сокровища вновь напомнили о себе. Ретроспективная панорама событий разворачивается в современном жанре приключенческого детектива с восточным ароматом
ru Andrey_Ch FB Editor v2.0 17 September 2009 http://www.litres.ru Авторский текст 04f35850-7fb0-102b-9c90-12cbc7843eac 1.0

Иван Медведев

Тропою снежного барса

1

Я уже переступил порог офиса, чтобы подняться этажом выше и получить плату с парочки из девятого номера, когда позвонила Зарина, младшая дочь Ирбиса.

– Рад тебя слышать, Збря. У вас всё в порядке? Как отец?

– Простите, что беспокою вас на работе, Евгений Алимович, но… вы друг отца и я подумала…

Я хорошо знал дочь Ирбиса Бухарова. В свои неполные восемнадцать лет в отличие от большинства ровесниц, это была на редкость разумная, правильная и хорошо владеющая собой девушка. Никакого жеманства, рисовки или слащаво-показного смущения. И когда она, всхлипнув, растерянно умолкла, я сразу понял, что случилась беда.

– Заря, ты звонишь из дома? Что? Пропал отец?… Успокойся, малыш, я через полчаса приеду.

Я работал менеджером небольшого горного отеля «У Чёрного альпиниста» на двадцать шесть номеров, две сауны, два бассейна и двухразовое питание. Зимний сезон закончился, а летний ещё не начался. В это тихое время межсезонья я всегда мог положиться на своих двух толковых помощников.

Прыгнув за руль своего синего «фольксвагена», который два года назад пригнал из Германии, я вырулил за ворота территории нашего отеля, миновал мост через небольшой сай[1], тугими водами гудевший на перекатах, и по крутому подъёму выбрался на главное шоссе. Было около семи часов вечера, в лучах багрового солнца пик Чаргам горел розовым цветом.

Ирбис жил в Старом посёлке, в пяти километрах от «Чёрного альпиниста» на восток по урочищу Чаргам. Трасса пересекала северо-западный склон Тянь-Шаня от Алдаркента до горного водохранилища Чорбоф. Через несколько минут я свернул с шоссе к посёлку. Тень от западного склона, засаженного садами, уже упала на приземистые дома, синие сумерки повисли в проулках. Я подъехал к небольшому оригинальному домику, выстроенного в форме сапога, у носка которого дугой росли серебристые тополя. В мансарде на втором этаже горел свет. Как только я заглушил двигатель, осветилась и застеклённая веранда. Зарина появилась на крыльце и молча ждала, когда я подойду.

Она была небольшого роста, но очень хорошо сложена. Хоте теперь в моде длинноногие и худосочные, но мне всегда нравились девушки, у которых на бёдрах и груди достаточно объёма. В обычном домашнем платье Зарина смотрелась, пожалуй, простушкой, если б не яркая индивидуальность и врождённая осанка собственного достоинства. Конечно, ей было далеко до её старшей сестры Камиллы, в которую я когда-то был влюблён. Между ними большая разница в двенадцать лет. Мы дружили с Зариной, когда она была ребёнком, я приносил ей сладости, но потом Камилла решила, что любит другого, а ещё спустя год уехала с ним в Израиль. С тех пор много воды утекло. Зарина выросла, правда некоторая припухлость губ и доверчивый взгляд, не обременённый опытом, ещё сохраняли на лице детскую беззащитность.

Изящный подбородок девушки был опущен, в синих глазах тревога.

– Успокойся, малыш, – сказал я.

Мы прошли в гостиную на первом этаже. Камин еле тлел, в комнате холодно.

– Поставь, малыш, чайник, а я займусь камином…

Я снял плащ и шляпу. Принёс из сарайчика во дворе дров и ведро угля. Из кухни появилась Зарина.

– Дядя Женя, может сварить кофе?

– Нет, Заря, чай, лучше зелёный.

Затрещали объятые пламенем ветки арчи. Смолистый запах горящего дерева наполнил комнату уютом. Зарина принесла поднос, и мы расположились в креслах за маленьким столиком.

– А теперь, малыш, расскажи, что случилось.

Девушка посмотрела мне в глаза и выдержала паузу. Я верю в местную легенду о затерявшемся в наших горах легионе Александра Македонского. Светлоглазые воины великого полководца искали путь в Индию, но тяжёлые перевалы утомили их силы. Дело было летом, горы цвели и пахли. Пройдя с боями полмира, македонцы решили остаться в этом раю навсегда. Они женились на местных девушках из горных племён и разбавили местную кровь. С тех пор голубоглазые восточные красавицы и светлоокие, но смуглые атлеты, в нашем районе не редкость.

– Три дня назад папа уехал в Алдаркент на рынок. Обещал вернуться вечером. – Голос у Зарины был низкий, но приятный. Иногда она делала короткие паузы, как бы подыскивая нужные слова. – Я прождала его до поздней ночи, беспокоилась, но потом решила, что он остался у немца Гарри. Папа иногда ночевал у него, но он всегда предупреждал меня. И вот уже три дня… как его нет…

Я поставил пиалу на стол.

– Понятно. Ты правильно сделала, что позвонила мне. Когда Ирбис вернулся с похода?

– В прошлую субботу. Это был его второй поход в этом году. Он всегда в апреле ходит куда-нибудь на ледники.

– Я видел его машину в понедельник утром на стоянке у Туркомплекса. Всё нормально, Заря, расслабься и ни о чём не беспокойся. Скорая помощь решит ваши проблемы. – Я улыбнулся, вспомнив наш старый жаргон, когда этой девушке было лет десять. – Я всё равно сегодня собирался после работы в Алдаркент. Я найду Ирбиса. Позвони мне сегодня часов в одиннадцать, если ещё не будешь спать.

Синие глаза взглянули с укором, будто я сказал бестактность.

– Хорошо, Евгений Алимович. Только я давно уже не маленькая девочка и ложусь поздно.

Я дал ей свой домашний телефон в Алдаркенте и поблагодарил за чай.

– Вот это печенье я сама пекла. Вам понравилось?

– Конечно, Заря. Ты молодец.

Она улыбнулась. Зубы у неё были белые. Я подумал, что великоватый рот не портит её. Правильный рисунок губ и широкие скулы сглаживали этот недостаток.

Зарина встала проводить меня до двери.

– Вам привет от Камиллы, – сказала девушка, когда я надел шляпу. – В последнем письме она спрашивала, не женились ли вы?

– Очень мило с её стороны вспоминать обо мне. До свидания, малыш.

2

По пути я заехал на работу в «Чёрный альпинист» проверить, как идут дела. К вечеру у нас бывает наплыв клиентов. Поужинал в малом зале нашего ресторанчика. Пока я ел, повар Мурат рассказал последние новости: приехало девять человек на трёх машинах.

– Те, что на «вольво», заняли люкс, заказали сауну. Парочка с «нэкси» поселилась на третьем этаже. Молодые люди – белый «жигуль» – попросили в номер телевизор.

Наши гости редко смотрят TV, не за этим они приезжают в наше уютное горное гнёздышко, одиноко прилепившееся на западном склоне урочища.

– Если будут смотреть парнуху, то пусть уберут звук, – сказал я. – У нас приличное заведение.

– Хорошо, шеф. Карим проследит. Провизия у них своя. До утра им хватит. А к обеду я сделаю чахохбили.

В «Чёрном альпинисте» я имел долю в двадцать процентов, дело процветало. Семь лет назад мы с друзьями взяли сначала в аренду, а потом и выкупили два здания зоны отдыха «Геолог». Один кирпичный двухэтажный домик с номерами люкс, двумя саунами и зимним бассейном, другой – трёхэтажный, деревянный, где на первом этаже располагались кухня и ресторан. Верхние этажи были предоставлены гостям. Зимой – лыжи, летом – туризм. На уиэк-энды отель обычно загружен полностью. Раньше я и не подозревал, что есть масса богатых людей, которые готовы щедро платить за отдых при условии, что гостям предоставляется известная свобода в выборе развлечений при полной анонимности и ненавязчивости персонала. Уже как три года я и ещё два компаньона были полными хозяевами «Чёрного альпиниста». За это время мы обнесли гектар своей территории высоким глухим забором и построили ещё два коттеджа. Один, стандартный, для персонала, второй – в виде лежащей на боку бутылки. Там находился бар и небольшое казино. Все дорожки посыпаны красным песком, которые вились по саду отеля к слабо освящённым укромным местечкам, где под сводами виноградников прятались летние беседки, и били фонтанчики.

Я дал последние указания своему заместителю Кариму и греку Роме. Жгучий красавчик Рома – один из моих старых университетских друзей. Бывший спецназовец, он служил в своё время в Анголе, а в «Чёрном альпинисте» занимался обеспечением безопасности отеля. Я рассказал ему про странное исчезновение Ирбиса.

– Рома, присмотри завтра за его домом. Так, на всякий случай.

– Понял, шеф. Тогда я возьму на пару часов нашу «авиа»?

– Ладно. Только не сажай в неё девочек.

Рома жизнерадостно улыбнулся.

– Не гони по трассе, Женя, – посоветовал он мне. – Асфальт мокрый.

Я заехал заправиться на станцию техобслуживания туристического комплекса «Чаргам». Три девятиэтажки и две дюжины коттеджей прилепились почти у самого подножия пика Чаргам – 3338 метров над уровнем моря. Ярко освящённый комплекс сиял стеклом и алюминием. Залив бак, я притопил газ до начала серпантина. Алдаркент в сорока километрах на запад от Чаргама. Это мой родной город. Раскинувшийся в предгорьях на берегу быстрой реки Чирчик, Алдаркент был раем для пенсионеров: чистый воздух, мягкий климат и утопающий в зелени обширный частный сектор, где можно недорого купить приличный домик. Раньше третью часть населения города составляли сосланные сюда во время войны немцы с Волги и Кавказа. Но вот уже как несколько лет основная их часть вернулась на историческую родину. Остались единицы, и среди них немец Гарри.

Сначала он, как и все, съездил на разведку в фатерлянд, пригнал оттуда два автомобиля, хорошую фотоаппаратуру, купил двухэтажный особняк на окраине Алдаркента и занялся свадебным извозом и съёмками торжеств.

– Чтоб мне так жить в Германии, – говорил Гарри, – надо пахать, как папе Карло, а здесь я двумя свадьбами в месяц покрываю все свои потребности.

Гарри подрабатывал фотографом в каких-то иллюстрированных журналах, а главное он, как и Ирбис, не мог жить в дали от Тянь-Шаня. Они часто вместе, заранее разрабатывая маршруты, уходили далеко за пятитысячники. Эта страсть сделала из них фанатиков. Когда-то и я был таким, но в двадцать пять лет я понял, что в жизни существуют не только горы.

Я выключил двигатель. Тихо накатом подъехал к особнячку немца Гарри. В одном из окон второго этажа из-за портьеры пробивался слабый свет. Я вышел из машины, нажал пару раз кнопку звонка. Тишина. Пустынная тёмная улочка нагоняла тоску. У следующего поворота на перекрёстке мелькнули задние огни джипа.

Прождав несколько минут, я нажал ручку калитки в железных воротах. Она мягко поддалась. Дверь в дом тоже была незапертая, и я вошёл.

– Гарри!

Прямо из холла наверх вела деревянная лестница. Я поднялся и открыл наугад первую же дверь. Это была проекционная. Гарри лежал в кресле, неестественно свесив голову набок.

Я пощупал его пульс, похлопал по щекам, брызнул из стакана в лицо минералкой. Гарри застонал и открыл глаза.

– Майн Год, это ты… Мой череп цел?

– Ты в порядке?

Гарри осторожно ощупал свою небольшую черепушку.

– Дай мне выпить…

Пришлось вновь спуститься по лестнице и сделать набег на бар хозяина. У Гарри была лучшая в городе коллекция заморских спиртных напитков. Я не стал рассматривать этикетки на бутылках всевозможных форм и размеров, а просто плеснул ему в бокал водки «Смирнофф». Когда я снова появился в проекционной, Гарри уже поднялся с кресла. Ухо у немца распухло, часть шеи и скула отекли и покраснели.

– Кто тебя так?

Гарри залпом выпил водку, и протянул бокал.

– Принеси ещё. Скула болит, наверное, у меня трещина…

– Что здесь произошло?

– Я просматривал слайды, делал выборку для «Путешественника». Их было двое. Они неожиданно вошли, и один сразу схватил меня за горло… – Гарри сделал паузу.

– Как они выглядели?

– Одна такая уголовная рожа, светловолосый, в шрамиках…

Второй амбал, брюнет, на казаха похож…

– Что им было надо?

– Монеты… Золотые червонцы, которые Ирбис нашёл трещине.

Я так и знал, что дело этим кончится…

– Ирбис пропал без вести. Уже три дня. Теперь неизвестно кто врывается в твой дом и бьёт тебе морду. Гарри, прими добрый совет. Расскажи мне всё по порядку – это в твоих интересах. Ведь о н и всегда могут вернуться…

Немец пружинисто прошёлся по комнате. Он уже полностью пришёл в себя.

– Эта сволочь так ударила меня, словно это был Холлифильд! У меня даже мелькнула мысль, что он вышиб мне мозги…

– Гарри, не испытывай моего терпения. У меня мало времени.

– Да, да, конечно, Женя, я понимаю, мы в одной команде… Похоже, Ирбис вляпался в скверную историю. Мы были с ним на Арашанских озёрах. Ирбис спускался в трещину на леднике. Внизу оказались скальные породы и пещера… Это сказка и фильм ужасов в одном жанре, Женя. Такое случается раз в тысячу лет. Там лежал скелет, а рядом рассыпанная куча золотых монет. Ирбис сунул в карман пару горстей… Рядом валялась коробка с каким-то клеймом… Её он тоже вытащил. – Гарри встрепенулся и приял стойку сторожевой собаки. – Я сейчас!

Он вышел из комнаты, сходил в гараж и принёс проржавевшую железную коробку.

– Вот она.

Исследования и открытие пещер – хобби Ирбиса. Любитель-спелеолог, он один сделал для этой науки больше, чем все профессора страны в этой области вместе взятые. Ирбис каждый год находил по три-четыре новые пещеры и аккуратно наносил их на топографические карты.

– Когда ты видел его в последний раз? – спросил я Гарри.

– Он приехал через несколько дней после похода, во вторник.

Ночевал у меня, два раза ходил на рынок.

– Продавал монеты?

– Он говорил, что хочет сделать дочери подарок…

Только теперь тревога по-настоящему сжала мне сердце. До этой минуты я старался не думать о плохом.

– Гарри, как мужчина – мужчине, что ты сказал гориллам? Учти, я всё равно это узнаю, но мне надо знать сейчас.

Немец сделал виноватое лицо.

– Поначалу я растерялся, когда этот уголовник схватил меня за горло. Казах стал орать мне в лицо, где остальные монеты?.. Я сказал им, что… не знаю о чём речь… Тогда тот, второй, выхватил нож. Я испугался, я сказал им, что Ирбис живёт в Чаргаме.

Я замер.

– Это всё? Ты мне больше ничего не хочешь сказать?

– У них был мобильный телефон. Им позвонили. Уголовник от-

пустил меня, а казах неожиданно саданул в ухо, и я отключился. Женя, надо найти их…

Я спустился в холл к телефону, позвонил в Чаргам.

– Заря, у тебя всё в порядке? Слушай меня внимательно, малыш. Сейчас быстро собери самое необходимое и иди оврагом в «Чёрный альпинист». Не выходи на шоссе.

– Что случилось, Евгений Алимович?

– Не задавай вопросов, а только запоминай, у меня мало времени. В отеле снимешь номер семнадцатый, и не выходи из комнаты. Ужин и завтрак тебе принесут в номер. Завтра увидимся.

– Вы нашли отца?

– Всё нормально, малыш. Запомни: через две минуты тебя не должно быть дома.

Я дал отбой, потом позвонил и предупредил Карима.

Гарри, потирая скулу, тоже спустился вниз.

– Вроде кость цела, но синяк будет… Надо найти этих подонков. Да как они смеют позволять себе такое… У нас что, Чикаго?

У Гарри в многоэтажках Нахаловки жила пассия, ему было, где укрыться.

– Ты видел золотые монеты?

Гарри кивнул.

– Да, Ирбис показывал… Царские червонцы с профилем Николая II.

3

Я открыл дверцу машины, достал из бардачка электрический фонарик. Посветив на землю, я увидел на мокрой глине рядом со следами моего «фольксвагена» чёткий широкий отпечаток протектора, похожий на шины джипа «патрол». Накрапывал дождь.

Я сел за руль и устроил краткое совещание с самим собой. Итак, крутые нехорошие ребята упали Ирбису на хвост. А может он сам предложил им купить у него золотые монеты, потом они проследили его до немца Гарри… Расставили капканы…

Я познакомился с Ирбисом, когда мне было шестнадцать лет. В то время он находился в зените славы «снежного барса» [2], ходил в связке с самим Хергиани! Ирбис был не только моим инструктором по альпинизму, он дал мне первые самые ценные уроки жизни. Он научил меня выдержке, терпению, мужской дружбе и мужским поступкам. Он навсегда остался для меня учителем и героем. Вспомнилась давняя история, когда я сорвался в пропасть при восхождении на пик Победы, и Ирбис, рискуя собой, балансируя на отвесной скале, вытащил меня.

Я подвёз Гарри до Нахаловки, выехал на объездную дорогу, ведущую через Гальвасай в Чаргам. До подъёмов стрелка спидометра моего «фольксвагена» держалась в районе 85 км в час. Перед мостом у начала серпантина я обогнал рейсовый автобус, потом включил вторую скорость и пополз по затяжному первому подъёму. В зеркальце заднего вида блеснули фары догоняющей меня машины. Насилуя двигатель, я отжал педаль газа до конца.

Взревев, «фольксваген» вылетел на плоскогорье, увеличивая скорость, юркнул в тёмное ущелье. Я хорошо знал дорогу. В тупике ущелья резкий поворот на 120є и ещё два подъёма. Мощная машина сзади не отставала. За десять километров до Чаргама на последнем подъёме меня почти настигли. Это был «патрол ниссан» с никелированными дугами на бампере. Нас разделяло десять-пятнадцать метров, когда подъёмы остались позади. Дальше, до самого Туркомплекса дорога шла под уклон. Я оторвался, а через минуту показались огни Чаргама. Я подрулил к стоянке ночного ресторана.

Было около десяти часов вечера. Ночная жизнь модного горного курорта только началась. Из диско-бара доносилась музыка. Я вошёл в ярко освещённую дверь дежурной аптеки, купил жетоны и заперся в кабине телефона-автомата. Мобильно-сотовая связь в горах ненадёжная, поэтому приходится пользоваться дедовским способом.

Карим снял трубку со второго гудка.

– Отель «У Чёрного альпиниста».

– Это я, дружище. Девушка на месте?

– Да, шеф.

– Пусть Рома выйдет на шоссе. Через десять минут я подберу его.

– Понял, шеф.

Я вышел на улицу. Вздохнул полной грудью наш вкусный и целебный воздух. Огни Туркомплекса заливали ярким светом дорогу и прилегающие склоны, застроенные разноцветными коттеджами. «Патрол» с дугами нигде не было видно. Что ж, если кто-то хочет поиграть со мною в прятки, я не против. Я люблю такие игры.

Красавец Рома в белой широкополой шляпе эффектно смотрелся у рекламного щита нашего отеля. На пано легендарный Чёрный альпинист спасает летевшего в пропасть нелепого комичного туриста, подхватив его за задницу огромной мускулистой рукой. Конечно, не шедевр рекламного искусства, но клиентам нравится.

Я притормозил, Рома хлопнул дверцей, упал на переднее сиденье. Я знал его десять лет. Четыре года мы учились на одном факультете университета и уже тогда вместе проделывали кое-какие дела. Я знал, что в нужную минуту всегда могу рассчитывать на него.

– Рома, кажется, предоставляется случай размяться. Ты сегодня

в форме?

Рома изящным жестом а-ля Бельмондо поднёс зажигалку к сигарете.

– Куда мы едем?

Я вкратце рассказал ему предысторию. Про Гарри, Ирбиса и золотые монеты. Большие чёрные глаза Ромы стали ещё более красивыми: в них появился интерес.

– Хорошенькое дельце.

– Заринка пока поживёт в «Альпинисте», – продолжал я. – Ты пару дней присмотришь за ней. А сейчас, мне думается, в дом Ирбиса вломились непрошеные гости. Мы немного побьем их, а потом спросим кое о чём.

Я свернул с шоссе в старый посёлок. Потянулись однообразные глинобитные дувалы под старыми чинарами в лабиринте узких пустынных улочках. Я остановил машину в метрах пятидесяти от дома Ирбиса. Дальше мы пошли пешком.

Было темно. Дождь кончился. Со стороны луны надвигалась бесформенная туча. Её рваные нижние края задевали Малый Чаргам и спускались клубами тумана на Старый посёлок.

Мы вошли в калитку, пересекли небольшой дворик, засаженный кустами роз и сиренью. Я первым проник в дом, Рома прикрывал мой тыл.

Одним за другим я щёлкал всеми выключателями освещения, которые попадались на пути. Комнаты залило светом. Рома, расставив ноги, стоял посреди зала. Мебель была изуродована, книги, журналы, керамические поделки разбросаны по полу. Возле камина рассыпали муку, рядом валялся вспоротый мешок.

– Здесь что, пронёсся торнадо? – сказал Рома.

Я поднялся наверх проверить остальные комнаты, спустился в подвал мастерской – везде одна и та же картина разрушений.

– Сегодня я только и делаю, что опаздываю, Рома. Какие-то шустрые мальчики всегда на полкорпуса впереди.

– Здесь искали монеты?

– Ты догадлив, дружище, и, по всей видимости, нашли. Иначе, мы бы застали налётчиков.

Я опустился на корточки и принялся за исследование валявшейся на полу макулатуры. Сложил отдельной стопкой все топографические карты с пометками Ирбиса, упаковал их в рюкзак и отнёс к машине. Вместе с ржавой металлической коробкой всё это перекочевало на Ромино плечо.

– Рома, возвращайся в «Альпинист», и чтобы глаз не спускал с Заринки. Мы уже проиграли два раунда, третий будет решающим. Но перед тем как опять ударят в гонг, я хочу получить ответы на несколько вопросов.

4

Рома сдвинул шляпу на затылок и потопал по оврагу в отель, а я развернул машину в сторону небольшой горной речушки Аксаг-ата (Хромой дедушка).

Бек жил в верхней части посёлка, у подножия Малого Чаргама. Приземистый одноэтажный домик из глиняных кирпичей ничем внешне не отличался от соседних жилых построек. Бек не любил выставлять напоказ атрибуты жизненных успехов, но внутри комнаты дома снизу доверху были выстланы лучшими образцами бухарских ковров с умело подобранной расцветкой. Меня сразу провели к хозяину. Я давно знал Бека, и только он мог помочь мне в данную минуту.

Бек сидел на шёлковой курпаче за небольшим дастарханом. При виде меня он улыбнулся.

– Здравствуй, Женя, – сказал он на чистом русском. – Ты редко заходишь ко мне. Садись. Скоро плов будет.

Красивый молодой узбек в лёгком халате принёс чайник, пиалы, сладости. Приложил правую руку к сердцу.

– Угощайтесь.

Восточный этикет не позволяет сразу приступить к делам. А за едой о них вообще не думают. Мне пришлось остаться на плов и длительную чайную процедуру, которая повторилась за вечер три раза. Но от водки под плов я наотрез отказался.

– Извини, Бек. Как-нибудь в другой раз. Сегодня мне нужна ясная голова.

Беку было чуть за сорок лет. Узкое обычное лицо, каких сотни, худощавая фигура, когда он идёт по улице в тюбетейке и повседневном халате, ни за что не догадаешься, что это один из влиятельнейших людей Чаткальского района. Родом он из Алдаркента. Я знал его ещё с тех пор, когда лет пятнадцать-двадцать назад среди молодых людей считалось модным драться улица на улицу солдатскими ремнями. Это была настоящая мужская игра. Уже в то время Бек был авторитетом новогородского района. В союзе с ним мы не один раз били старогородских. Потом, пока я служил в армии, получал высшее образование и работал на русском севере, Бек сидел три раза в тюрьме. Последний раз он вышел на свободу как раз перед тем, как мир поменял цвета и форму. Бек одним из первых зарегистрировал в районе несколько частных предприятий. Примерно в то же время и я вернулся домой – заработки на севере резко упали, а сколоченный небольшой капиталец, чтобы его не скушала инфляция, надо было вкладывать во что-нибудь стоящее и надёжное. Бек порвал с криминальным прошлым. Зачем рисковать свободой, если появилась возможность хорошо зарабатывать, не нарушая закон? Сначала у него были проблемы с налоговой инспекцией. Я порекомендовал ему молодого, почти гениального бухгалтера, недавно закончившего институт. Фарид виртуозно жонглировал цифрами, умело и профессионально мог на бумагах скрыть и упрятать доходы при драконовских налогах. С тех пор наши дела пошли в гору. Бек владел сетью магазинов в Алдаркенте, двумя заправочными станциями, через подставных лиц прибрал к рукам две чайханы в Чаргаме и недавно построил на склонах Бельдерсая новую канатную дорогу для лыжников. По сравнению с ним мои дела были делишками, но мы всегда поддерживали отношения равных, основанные на старой дружбе. Бек частенько снимал в нашем отеле люкс, когда его влиятельные партнёры из столицы не хотели светиться на людях.

За последним чайником я счёл, что этикет соблюдён и приступил к делам.

– Старый[3], кто-то запустил палкой в наше болото. Похитили Ирбиса. Ты знаешь, он никому не делает зла. Лазает по скалам и никого не трогает. Из последнего похода он принёс несколько золотых монет и пытался их продать на рынке Алдаркента. С тех пор его никто не видел. Его дом разгромили. Меня сегодня преследовал «патрол ниссан». Мне это не нравится. Мы делаем бизнес у себя дома. Наш район тихий, основной источник доходов – туристы. И вот появляются какие-то новые типы, беспредельщики, воруют людей, наезжают и избивают наших друзей. Никому не надо, чтобы милиция начала шерстить всех подряд. Если дело получит огласку, прекратится поток туристов, и мы все – ты и я в том числе – сядем на мель.

Я посмотрел в спокойные внимательные глаза Бека. Подождал, что он скажет, но хозяин только осуждающе покачал головой.

– Я пришёл к тебе за помощью. Ирбис мой друг. Мне надо знать, кто посмел поднять на него руку. Тебе не составит большого труда выяснить, чьи это люди. В наших общих интересах вышвырнуть их из района или сдать ментам. То, что они делают – беспредел.

Бек допил пиалу чая, спросил:

– Откуда у Ирбиса рыжьё[4]?

– Где-то высоко в горах он нашёл тайник. Больше я пока ничего не знаю.

– Клад в наших горах? Интересно… И много там?

Я пожал плесами.

– Не имею представления. Через день-другой я буду знать больше. Предлагаю тебе долю – двадцать пять процентов. Я дал бы и половину, но клад нашёл Ирбис, последнее слово за ним, но, думаю, он не будет против одной четверти за своё освобождение. По-моему, такой расклад будет справедливым.

Бек посмотрел на часы. За полночь. Пора и честь знать. Хозяин встал проводить меня до двери. Остановился у журнального столика, черкнул на листочке пять цифр.

– Это мой новый номер телефона. Позвони мне завтра вечером.

– Бек, я оставлю свою машину пока у тебя? Пусть твои джигиты присмотрят за ней.

– Хорошо, Женя. Если хочешь, возьми взамен «жигуль» Аслана. Пусть пешком походит, а то разжирел за последнее время.

5

На белой «пятёрке» я вернулся в «Чёрный альпинист». Для страховки попетлял с полчасика по Старому посёлку и в районе Туркомплекса. Хвоста не было.

Я поставил машину под навес вместе с автомобилями наших клиентов. Из двухэтажного кирпичного здания доносились звуки энергичной музыки, слышался смех у летнего бассейна. Распахнулась дверь сауны. Мальчики спортивного вида резвились со своими подругами, бросая их в бассейн. Одним из правил нашего заведения является не ограничивать гостей в выборе развлечений. Если клиент заплатил за отдых, он вправе оттягиваться так, как ему хочется.

По внешней лестнице деревянного трёхэтажного здания я поднялся на веранду второго этажа. Здесь было потише, половина номеров пустовала. Рома сидел в полумраке холла третьего этажа напротив небольшого ТV «Сонни». При приглушённом звуке смотрел футбольный матч. Справа от телевизора стояло трюмо. Как только моя фигура появилась в зеркале, Рома тотчас развернулся в кресле на колёсиках.

– Женя, ты посмотри, что немцы делают с бразильцами!.. Уже два ноль. Клинсманн только что попал в штангу!

– Всё нормально?

– В полном порядке, шеф. Здесь на этаже только я и Заринка в семнадцатом… Час назад она поужинала и никуда не выходила. – Рома немного подумал и добавил: – У неё плохой аппетит.

Носком туфли я поддел под столиком рюкзак с железной коробкой и картами Ирбиса.

– На пару часиков можешь исчезнуть, Рома. Я ночую в отеле.

Я занял свободный номер рядом с семнадцатым. Оставил в нём рюкзак, умылся и сменил рубашку. Вышел в холл, постучал в дверь напротив.

– Заря, это я. Ты не спишь?

Щёлкнул замок. Заринка открыла дверь и отступила на пару шагов. Я вошёл. В чёрных колготках и мужской сорочке навыпуск она смотрелась на десять баллов. Девушка неожиданно приблизилась, в следующую секунду её руки сомкнулись у меня на спине.

– Ну что ты, малыш. Всё нормально. Успокойся.

Заринка прижималась щекой к моей груди. Мне показалось или на самом деле кто-то шмыгнул носом?

Я погладил её волосы, положил ладони на плечи.

– Через пару дней Ирбис будет дома. Я знаю, где он.

– Правда? Папа вернётся?

– Конечно. Выбрось все дурные мысли из головы.

Она изящно, естественно отстранилась, прыгнула обратно в постель, несколькими ударами взбила подушки и пуховое одеяло, соорудив себе уютное гнёздышко.

Я присел на стул у торшера. Номер освещал слабый ночник.

– Заря, отец тебе говорил что-нибудь о тайнике в горах?

– Тайнике?..

– Он нашёл клад на Арашанских озёрах.

– Нет. Он показал мне только мумиё, которое собирался сдать в аптеку… и ещё он сказал, что скоро я смогу уйти с работы и поступить учиться в медицинский… Что с ним случилось?

– Заря, ты уже взрослая девушка, и, надеюсь, поймёшь всё как надо. У папы неприятности из-за золота в тайнике. Ирбис всегда был далёк от многих проблем реальной жизни. Только ему могло придти в голову продать на рынке золотые монеты ханыгам-валютчикам. Крутые ребята взяли его в оборот. Но я уже нашёл ключ. Особо беспокоиться не о чем. Главное – он жив и здоров. Остальное – дело техники, – бодро добавил я.

Она протянула руку, положила узкую, но сильную ладошку на мой рукав.

– Не знаю, как благодарить вас, Евгений Алимович…

– Ирбис мой друг, Заря. А теперь расслабься и постарайся уснуть. Завтра утром позвонишь на работу и скажешь, что заболела. Пару дней поживёшь в отеле. Хорошо, малыш?

– Евгений Алимович, вы только что назвали меня взрослой девушкой, а говорите со мной, как с ребёнком. Почему вы не хотите замечать, что я выросла?

Заринка приподняла подбородок и расправила грудь. Я улыбнулся: она умела преподнести свои достоинства.

– Ну, разумеется, ты выросла. Ты красивая, Заря.

– Красивее Камиллы?

– Это нельзя сравнивать. Вы – разные.

Я пожелал ей спокойной ночи. Настало время заняться картами Ирбиса и железной коробкой, которую он приволок с ледников. Я спустился на первый этаж. В подсобном помещении вооружился стамеской, отвёрткой и молотком, вернулся в номер, извлёк из рюкзака коробку. На верхней крышке просматривался плохо сохранившийся герб с двуглавым орлом. Я соскоблил с него ржавчину. Внизу проступили слабые очертания букв « УРК СТ И БАНКЪ СК Я ПЕРИЯ». Я взял в руки молоток и стамеску. Через две минуты я снял проржавевшую крышку. Постелил газету на стол и высыпал на неё содержимое коробки. Придвинул ближе настольную лампу. Передо мной лежала кучка полуистлевших бумаг с печатным текстом на английском и французском языках. Кое-где виднелись следы от чернильного пера, обрывки печатей, буквы и цифры с поблёкшим золотым тиснением.

«Что это может быть? – подумал я. – Похоже на ценные бумаги…».

Я закурил сигарету и прилёг на кровать. Картина начала проясняться. Кто-то когда-то опрокинул банк и потерял или спрятал золотишко и акции в наших горах. Скелет в пещере наводил мысль о трагедии. Я медленно перебирал в памяти исторические события в нашем регионе за последние сто лет: эту цифру подсказал профиль Николая II на золотых червонцах. Вероятно, клад – начала века, времён революции и гражданской войны.

Я нуждался в информационной поддержке толкового краеведа. Вспомнился Коля Сумников, один из тех всезнаек, что мелькают в передаче «Что? Где? Когда?». Мы вместе протирали джинсы в аудиториях альма-матер, постигая «премудрости» преимущества социализма над «корчившимся» в агонии капитализмом. Потом Коле предложили аспирантуру на историческом факультете. На тему «Разгром контрреволюции в Туркестане» он защитил кандидатскую, и уже несколько лет работал директором школы в Алдаркенте. Надо повидать его завтра.

Я аккуратно ссыпал содержимое коробки в целлофановый пакет. Распахнул окно и посмотрел на небо. Распогодилось. Над Чаргамом сияли крупные, словно ненастоящие, звёзды. Луна заливала наш сад матовым светом, и весенний воздух приятно холодил лицо.

6

В пять утра я уже был на ногах. Наши гости наконец угомонились. Отель спал мёртвым сном. На кухне я сам себе сварил кофе и затемно выехал в Алдаркент.

Сумников жил в центре города, в симпатичном частном домике, увитом виноградником, на улице под вековыми чинарами. Оглушительный птичий гомон в кронах могучих деревьев приветствовал восход солнца. У ворот в палисаднике расцвёл розовой пеной урюк. Залаяла собака.

Я помахал рукой появившейся на крыльце жене Сумникова. Она подержала кобеля, и я вошёл в дом.

– Доброе утро, Аня. Прошу извинить за столь ранний визит. Супруг дома?

– Завтракает. Проходите на кухню.

Николай, свесив пузо под стол, намазывал булочку «рамой» и улыбался весь рот, демонстрируя крепкие белые зубы, достойные украсить собой рекламный ролик зубной пасты.

– О, явление Христа народу! – пробасил Николай. – Тебя ещё не выдали замуж? Верный рыцарь Круглого стола ждёт в горной обители, когда возлюбленная вернётся из земли обетованной и броситься ему на шею со словами: «Прости меня дуру, милый. Сердцем я любила только тебя». Ещё пару лет и останешься в девках.

Сумников, удивительное сочетание ума, пошлости и цинизма, жизнерадостно заржал.

– Заткни фонтан, дружище. Анюта, как ты живёшь с этим циником? Кто доверил ему воспитание детей?

– Видел бы ты его на педсовете, Женя, – заметила она. – Макаренко и Ушинский в одном лице.

– А ну, жена, сделай омлет одинокому, голодному и несчастному страннику. Падай за стол, старый.

Меня вкусно накормили яичницей, горячими лепёшками и ранними огурцами. Потом, продемонстрировав хозяину целлофановый пакет, я приступил к делу.

– Умник, посмотри эти бумажки и напряги мускулы в голове. Вместе с ними нашли золотые царские червонцы. Кто бы мог организовать тайничок в наших горах?

Николай вынул несколько затхлых бумажек.

– Акции, – авторитетно изрёк кандидат наук. – Вот эти – бельгийские, акционерное общество «Ташкент-Трамвай». А это английские и французские, банков и промышленных предприятий… Девятьсот седьмого, двенадцатого года… Пойдём в кабинет, я посмотрю внимательнее…

Сумников нацепил на нос круглые очки.

– Откуда ты их выкопал? Слушай, некоторые компании существуют до сих пор! – Азарт зажёг его глаза. – По тем акциям, на которых сохранился номер и номинал можно получить проценты! Представляешь, сколько там наварило за девяносто лет?

Я предъявил ему полустёршуюся надпись на коробке. Николай наморщил лоб и через минуту выдал:

– «ТУРКЕСТАНСКИЙ БАНК», РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. Цифры – это номер отделения или что-то в этом роде. Так ты говоришь, вместе с акциями нашли золотые червонцы? На Арашанских озёрах у Чаткальского хребта? Так вот, что я тебе скажу, дружище: вероятно, это клад Осипова!

– Какого Осипова?

– Константина Павловича! Военкома Туркестанской республики! Ты ничего не слышал о мятеже Осипова в 1919 году?

– Только в общих чертах. Ты – гений, Коля! Но какое отношение имеют мятежники к акциям и золоту?

Сумников стал рыться в книгах на стеллажах, которые до потолка прикрывали три стены кабинета.

– Нет, это не здесь… Наверное, в архивах… Я дам тебе толковую статью об этих событиях, там всё написано. – Кандидат наук встал на стул, достал с верхней полки большой коричневый пакет. Вытащил из него пачки перевязанных по годам папок. – Начало 1919 года, январь… Вот оно. «Вестник Востока».

Николай сунул мне в руки исторический журнал за прошлый год.

– Один ушлый дяденька тиснул здесь любопытный очерк. Он тебе лучше расскажет, чем я. А сейчас, извини, мне пора на работу. Труба зовёт.

– Спасибо, старый. Приезжай как-нибудь с женой ко мне в Чаргам кумыс пить. Я всегда рад вам.

– Лучше пригласи на свою свадьбу.

Я легонько двинул его свингом в плечо.

– Пока. Увидимся. Ты здорово помог мне. И не болтай об этом деле.

Сумников понятливо кивнул головой.

– Будь спок. Полная тайна вкладов.

7

Я отъехал на автостоянку возле здания хакимията[5] и заглушил мотор. Алдаркент ниже Чаргама почти на тысячу метров. Солнце здесь уже припекало. Судя по всему, весенний период дождей закончился и теперь до середины октября не будет осадков.

Я устроился поудобнее, опустил боковое стекло, раскрыл журнал. Очерк назывался

«ЗОЛОТО КРАСНОГО ПУТЧИСТА»

«20 января 1919 года. Ташкент.

Во второй половине дня к Народному банку Туркестанской республики подъехал броневик, сопровождаемый конным отрядом. С прилегающих к городскому скверу улиц доносились выстрелы, там рвались гранаты, ухали орудия – мятежники военного комиссара Осипова вели бой с наступающими частями Реввоенсовета.

Соскочивший с броневика офицер быстро расставил своих людей, заблокировав все подходы к зданию; пружинистым шагом вошёл в банк.

– Приказ командующего: грузите в броневик деньги и все ценности, – сказал он командиру боевой «двадцатки», захватившей накануне банк. – Быстро. До наступления темноты мы покинем город.

Сражение в городе принимало всё более ожесточённый характер, но исход его был предрешён. Глава мятежников Константин Осипов подтянул оставшиеся резервы к скверу, а к вечеру и сам прибыл к Народному банку на легковом автомобиле «Русобалт». Офицер доложил командующему, что изъято три миллиона рублей николаевскими кредитками, пятьдесят тысяч рублей золотой монетой, драгоценностей и золотых изделий почти на два миллиона, а также валюта – фунты стерлинги, франки, бухарские таньга, индийские рупии…

Осипов не дослушал:

– Золото в мою машину…

Покрасневшие глаза командующего слезились на морозе, – он не спал двое суток. Помятое, бледное узкое лицо, голубые со стальным отливом глаза. Как обычно подтянутый, уверенный в себе. Отрывистые приказания, выверенные движения. Бывший военный комиссар Туркреспублики Константин Осипов демонстрировал перед подчинёнными великолепную выдержку, хотя несколько часов назад пережил крушение всех своих надежд и стремлений. Единственное, что ему теперь оставалось, это бегство. Правда, ему было что взять в дорогу.

В сумерках колонна мятежников – четыре грузовика, броневик, «Русобалт» Осипова и большой конный отряд – двинулась через город на восток. Мороз крепчал. Невиданно суровая зима пришла в Ташкент. По заснеженным тёмным улицам колонна выползла на Чимкентский тракт. Вместе с Осиповым город покинули шестьсот мятежников. Они надеялись прорваться в Семиречье к белоказакам.

ВОЕНКОМ ТУРКРЕСПУБЛИКИ

Константин Павлович Осипов родился в 1986 г. Большевик, член партии с 1913 года.

После окончания одной из ташкентских гимназий, выдержал в Москве экзамен по программе для вольноопределяющихся. Прослужив в началеI-ой мировой войны два года в запасном полку, был командирован в 4-ю Московскую школу прапорщиков, которую с блеском закончил. По традиции, лучших курсантов оставляли на курсах преподавателями, и до революции прапорщику Осипову пороху нюхать не пришлось. В конце 1916 года он получил назначение в Туркестан.

Осипов быстро делал карьеру. Энергичный щеголь, толковый офицер нравился всем: и генералам, и солдатам, и женщинам. Когда грянула Февральская революция, он уже служил вторым адъютантом у генерала Полонского в Скобелеве (г. Фергана).

Константин Павлович быстро сориентировался в новой обстановке. Сорвал портрет царя в кабинете своего генерала и выбросил под ноги собравшимся солдатам. Подражая Керенскому, вдохновенно говорил на митингах. В октябре 1917 года молодой честолюбец – член Совета солдатских депутатов, а летом следующего года он отличился в боях по разгрому Кокандской автономии и белоказаков под Самаркандом. В 22 года молодой красный командир стал военным комиссаром Туркестанской республики.

В КОЛЬЦЕ ФРОНТОВ

В Туркестане к началу 1919 года сложилась очень сложная ситуация: край оказался в кольце фронтов, отрезанным от центральной России, без продовольствия и топлива. На юге активизировался курбаши Мадамин-бек, на западе англичане контролировали Ашхабад, на востоке, в Семиречье, хозяйничали белоказаки, с севера угрожал атаман Дутов. Правительство большевиков и левых эсеров напрягало все силы, но складывалось впечатление, что оно обречены. В Ташкенте действовала подпольная Туркестанская Военная Организация (ТВО) царских офицеров, не пожелавших служить новой власти. На деньги иностранных дипломатических миссий готовилось восстание. Осенью 1918 г. ТуркЧК совместно с уголовным розыском раскрыла заговор. Опасаясь арестов, руководители подполья бежали в Ферганскую долину к Мадамин-беку, но некоторые ответвления организации уцелели и продолжали действовать.

Норма хлеба в «хлебном городе» уменьшалась, уголовники терроризировали город, рабочие открыто выражали недовольство правительством большевиков присланного в Туркестан Лениным.

«СОВЕТ ПЯТИ»

На обломках ТВО образовался «Совет Пяти», куда вошли член партии большевиков с 1903 года комиссар железнодорожных мастерских Василий Агапов, лично знавший Ленина, два бывших полковника царской армии – Цветков и Руднев, крупный советский чиновник Александр Тишковский. Быть пятым осторожно предложили военному комиссару Осипову. Ему и раньше через посредников предлагали измену лидеры ТВО, но красный комиссар в конспиративных переговорах искусно маневрировал, выигрывая время, – политическая и военная обстановка могла измениться. Заговорщики предполагали использовать его, как главную ударную силу, затем он подлежал ликвидации – слишком опасный соперник в борьбе за власть.

Осипов же преследовал свои цели. Он видел себя только военным диктатором и никем больше. Люди, работавшие с военкомом и неплохо его знавшие, за глаза называли своего начальника «Наполеоном» – клички редко прилипают случайно. Сложившаяся ситуация, непомерные амбиции, жажда власти, характер, склонный к авантюризму, предопределили выбор военкома. Все, кроме большевиков, считали, что дни их сочтены, и Осипов спешил застолбить участок на развалинах империи.

МЯТЕЖ

Шансы заговора на успех можно расценить как 50/50. Как любой другой переворот, он во многом зависел от непредсказуемых случайностей, которые качают маятник истории в ту или другую сторону.

Объединённые силы мятежников составляли около двух тысяч человек. В случае планируемого захвата Главных железнодорожных мастерских, где хранился арсенал рабочих, заговорщики могли вооружить ещё тысячу. Осипов делал ставку и на большую часть левых эсеров. Он считал, что в критический момент они переметнутся на его сторону. Местные большевики, отстранённые от власти людьми из Москвы, находились к ним в скрытой оппозиции.

Туркестанское правительство было осведомлено о готовящемся заговоре, но сам Осипов оставался вне подозрений. Даже когда чекисты вышли на его след, арестовав адъютанта военного комиссара Евгения Ботта, вмешался сам председатель Совнаркома Фигельский и отдал арестованного на поруки Осипову. Верхушка большевиков – Войтинцев, Фигельский и Шумилов – беспредельно доверяли военному комиссару. И когда вечером 18 января 1919 года начался мятеж, они в полном составе поехали к Осипову выяснить обстановку.

Осипов хладнокровно написал приказ о расстреле туркестанских комиссаров. Приговор был приведён в исполнение тут же, за казармами мятежного второго полка, на навозной куче. Этой кровавой акцией диктатор намеренно отрезал путь к отступлению всем своим соратникам. Теперь им оставалось только победить.

У мятежников тоже не всё шло гладко. За сутки до восстания по приказу председателя Ташсовета Шумилова сменили охрану Главных железнодорожных мастерских. Мятежник-ленинец Агапов не смог поменять пароль – ключевой момент в плане захвата арсенала, был разоблачён и арестован рабочими. А главное – комендант военной крепости левый эсер Иван Белов на ультиматум Осипова о сдаче пообещал шестидюймовыми гаубицами разнести логово мятежного комиссара. Позиция Белова во многом предопределила судьбу мятежа.

К утру осиповцы захватили бульшую часть города, встречая сопротивление только в отделениях милиции и ЧК, но главные объекты противника – железнодорожные мастерские (цитадель рабочих) и военная крепость – отбили все нападения. Осипов не учёл энергию и бескомпромиссность эсеров. Весь день 19 января к железнодорожным мастерским прибывали отряды рабочих и бедноты старого города. Был создан Временный Реввоенсовет, в основном из левых эсеров. Утром 20-го при поддержке орудий Ивана Белова рабочие отряды совместно с оставшимися верными революции войсками начали теснить мятежные части. К полудню стало ясно, что восстание провалилось.

Осипов на некоторое время потерял самообладание. Укрывшись в подвале от рвущихся снарядов, он лихорадочно искал выход из критической ситуации. Беспорядочные планы спасения метались в воспалённом мозгу Осипова, пока вдруг не вспыхнула мысль о Народном банке. Мятежник нащупал цель, ради которой стоило жить дальше.

Когда последние островки сопротивления были подавлены, Реввоенсовет принял решение любой ценой вернуть похищенные ценности. По железной дороге в Чимкент, чтобы опередить Осипова, отправился Перовский отряд Селиверстова численностью в пятьсот человек. Эскадрон под командованием Лея (двести сабель) бросился в погоню своим ходом по следу конвоя мятежников.

В БЕЛОМ АДУ

Остатки «армии» Осипова приближались к Чимкенту. Отряд Селиверстова, усиленный лёгкими орудиями, всю ночь просидел в снежных окопах на подступах к городу. Мороз достигал 30 градусов, редкая для Центральной Азии стужа сковала бескрайнюю степь.

К утру 23 января появилась колонна мятежников. Первым же залпом орудий артиллеристы накрыли головной грузовик, гружённый горючим. Взметнулся смерч огня. У осиповцев началась паника. С криками «ура» Перовский отряд пошёл в атаку. Под огнём Осипов в спешном порядке перегрузил золото на лошадей и бросился на юг, надеясь укрыться в горах. К концу боя подоспели кавалеристы Лея. Прямо с марша они устремились в погоню.

Осипова травили, как загнанного зверя. Замученный преследованием, он ежедневно терял своих людей. Обмороженных и раненных оставлял в юртах и кишлаках, клал им на грудь пачки николаевских кредиток и обещал вернуться… Трупы устилали путь несостоявшегося диктатора.

Алайский хребет Тянь-Шаня встретил беглецов холодной враждебностью. Вершины прятались в облаках, белый саван покрыл крутые склоны. Осиповцы упорно ползли по горным тропам всё выше и выше, вязли в глубоком снегу, срывались в пропасть. Но назад пути нет, смерть идёт по следу.

У подножия пика Чимган Осипова ждала новая засада, спешно сформированные отряды из охотников местных кишлаков. Здесь капкан должен захлопнуться. Сзади на пятки мятежников наступали красные части, с двух других сторон высились непроходимые горы, покрытые снегом глубиной до двух метров.

Осиповцы сражались отчаянно, с мужеством обречённых. На седьмой день боя с большими потерями они прорвали цепь мобилизованных горцев и укрепились в высокогорном селении Карабулак. Дальше начинались труднодоступные перевалы, в зимнее время наглухо закрытые снежными завалами. У Осипова оставалось около ста человек, два пулемёта и дюжина лошадей. Но ни одной золотой монеты, ни одного драгоценного камушка он не бросил по дороге.

Мёртвой хваткой держался Осипов за последний рубеж. Вгрызался в скалы и лёд, до последней возможности сдерживал беспрерывные атаки красных. И только когда были расстреляны последние пулемётные ленты, осиповцы, взяв с собой местных проводников, под покровом ночи ушли по склонам реки Пскем. Им ничего не оставалось, кроме как победить скованные льдом и засыпанные снегом перевалы или замёрзнуть на их вершинах.

Утром красноармейцы вошли в селение. В доме местного бая обнаружили сундук, набитый николаевскими кредитками, золота и драгоценностей не было. Красные снова бросились в погоню.

У высокогорного озера Ихначкуль завязался последний бой. Потревоженная стрельбой лавина проснулась и в гневе обрушилась на людей – снежным обвалом завалило шестьдесят пять мятежников.

Проваливаясь по грудь в сугробы, цепляясь обмороженными руками за выступы скал, теряя последних соратников, Осипов уходил всё дальше и выше в белое безмолвие. Погоня отстала.

Наступал вечер. Осипов в меховом охотничьем тулупе всматривался в перевал. Снег в потемневших ущельях отливал синим, а вершина в лучах заходящего солнца горела красным. Там, далеко на юге, – Фергана, там – спасение.

СУДЬБА ОСИПОВА

Весной горцы под присмотром чекистов откопали тела осиповцев из-под снежной лавины. Ни золота, ни трупа главного мятежника не нашли.

Летом в Ташкент поступила сенсационная агентурная информация: Осипов жив. Невероятно, но он уцелел. В лютую стужу, практически без всякого снаряжения перевалил через Пскемский и Чаткальский хребты (каждый из которых достигает 4-х тысяч метров над уровнем моря), немного отдышался в кишлаках по ту сторону гор и в апреле 1919 года в сопровождении небольшой группы сподвижников, уцелевших в ледовом походе, спустился в Ферганскую долину к Мадамин-беку.

Некоторое время несостоявшийся диктатор Туркестана подвизался у курбаши в роли главного военного советника, используя старые связи в Коканде, доставал оружие. Разработал с Мадамин-беком план захвата Скобелева, но джигиты повстанческой армии не выдержали кавалерийской атаки красных и потерпели поражение.

Поняв, что у курбаши нет будущего, Осипов со своими людьми перебрался в Бухару, которая пока ещё сохраняла свою независимость от красной России, где примкнул к белогвардейцам. Здесь его и засекли агенты советской разведки. Полномочный представитель Советского правительства при эмире бухарском решительно потребовал выдачи мятежников. Сеид Алим-хан, эмир Бухары, опасаясь за своё маленькое царство, не стал сердить Ташкент. Группу офицеров из ближайшего окружения Осипова арестовали, но сам он вновь исчез. Как оказалось – навсегда. По непроверенным данным в 1926 году он проживал в Кабуле при дворе бежавшего из Бухары Сеид Алим-хана.

СУДЬБА ЗОЛОТА

Куда же подевались золото и драгоценности Туркестанской республики? Выданных советскому правительству ближайших сподвижников Осипова, которые могли бы что-то рассказать, после первичных допросов срочно расстреляли в застенках ЧК. Похоже, что их показания угрожали разоблачением весьма влиятельным людям в правительстве Туркестанской республики.

Вероятно, прежде чем спуститься в Ферганскую долину бульшую часть сокровищ Осипов припрятал в горах, дабы не подвергать себя риску при встрече с джигитами Мадамин-бека в уединённых предгорных аулах. Вернулся ли он за золотом? Был ли единственным тайник? Осиповцы могли наделать их и до ледяных перевалов, чтобы избавиться от груза.

Вопросов больше, чем ответов, а горы умеют хранить свои тайны».

8

К обеду я вернулся в «Чёрный Альпинист». Мухтар приготовил наше фирменное блюдо – чахохбили – курицу с луком плюс чаргамские приправы. Яркое солнце освещало пик Чаргам, в небе ни облачка. Ребристые гранитные скалы вершины величественно предстали в своём естественном серо-стальном цвете. Земля подсыхала, на территории отеля зацвёл миндаль. Горные цветы наполняли воздух волнами разнообразных ароматов. Райское местечко!

Мухтар накрыл стол на открытой веранде. Рома сходил на третий этаж пригласить Заринку к столу, и мы втроём отдали должное талантам нашего повара. Во время еды Рома намекал что-то насчёт винного погребка и красненького.

– Всё равно клиентов нет. Вчерашние уехали. Давайте устроим себе выходной.

Межсезонье – самое опасное время для туристического и гостиничного бизнеса. Простои разрушают не только дисциплину, но и весь отлаженный механизм заведённого порядка.

– Ты, Рома, получаешь зарплату независимо от того, простаивает отель или нет. Наша работа построена на смежности профессий и взаимозаменяемости. Сам знаешь, при высокой конкуренции без этого не обойтись. Займитесь с Каримом утеплением сауны. Клиенты жалуются, что температура не поднимается выше ста градусов.

После обеда Заринка заявила, что хочет прогуляться.

– Не могу же я всё время сидеть в комнате. На улице такая теплынь.

В её глазах мелькнуло лукавство, будто она придумала хорошую шутку. В детстве Заря была своенравной девчонкой, мало ли что могло ей придти в голову. Я на всякий случай составил ей компанию. Девушка взяла меня под руку, когда мы проходили по верхней аллее мимо двух горничных и садовника.

– Пусть все думают, что вы мой мужчина.

– Боюсь, в этой роли я староват для тебя.

– Какие глупости! Вы старше меня только на двенадцать лет и как раз в том возрасте, который наиболее интересен для современных девушек.

Заринка присела на скамейку в самом нижнем углу сада. Здесь протекал играющий солнечными лучами быстрый сай, и росли две цветущие белым и розовым цветом персины. Я вытащил из кармана пачку «Винстона» и закурил.

– Мне нравится, когда мужчины курят хорошие сигареты, – сказала она. – Я тоже в школе два раза пробовала.

– Нашла чем хвастаться.

– Да мне не понравилось.

Я подумал, что настал удобный момент поговорить с Заринкой на серьёзные темы.

– Послушай, Заря, как ты относишься к деньгам?

– Странный вопрос… Они никому не помешают.

– Я имею в виду много денег. Твой отец нашёл клад. Сегодня я кое-что узнал. Там может быть золота на сумму около миллиона долларов, не считая драгоценностей и бриллиантов, которые унесли почти сто лет назад из банка Туркреспублики.

Синие глаза девушки стали ещё больше.

– Так много?

– Но там может быть только и часть сокровищ. Как ты думаешь, стоит ли это проверить?

Заринка задумалась.

– Не знаю. Сейчас меня беспокоит судьба отца.

– Потерпи ещё немного, малыш. А теперь вернёмся. Надо разобрать карты Ирбиса. Поможешь мне?

За полчаса мы с Заринкой рассортировали карточно-топографический архив её отца. Я отложил в сторону топографическую карту с пометками на полях, сделанные рукой Ирбиса: «19-24 апреля 1999 г. Поход на Арашан». По крупномасштабной карте с указанием всех ущелий, родников и перевалов пунктиром вился маршрут Ирбиса и немца Гарри. У границ альпийских лугов и пятитысячников, среди россыпи небольших озёр, было помечено чёрным крестиком, а чуть ниже дан ориентир – белая скала «свечка», расстояние и азимут к трещине.

Я аккуратно сложил карту, сунул её в карман куртки.

– Отлично. Ты не представляешь, какой это козырь у нас в руках, – сказал я.

– Что вы задумали?

– Сделку. Всего-навсего.

– Это опасно?

– Если повезёт, то не очень. Но другого выхода нет.

– Вы… такой герой, Евгений Алимович. Вот не знала, что они ещё не вымерли.

Я погрозил ей пальцем.

– Не льсти мне, малыш.

Я решил позвонить Беку. Возможно, у него уже есть для меня новости. Я выпроводил Заринку из номера и остался один. Бек снял трубку с третьего гудка. Мы договорились встретиться через час в чайхане «Двенадцать ключей». Я приехал пораньше в это живописное местечко в низине урочища, чтобы позаботиться о достархане – чай, сладости, сушёные фрукты. Бек появился минута в минуту.

– Кушать будем?

– Извини, Бек. Я сыт.

– Майли[6]. Тогда о деле. Твоего друга закрыли люди Боганча.

Где его держат – не знаю. Сам Боганч здесь, в Чаргаме. В здании «С» Туркомплекса на последнем этаже снял два номера – 946 и 947. С ним ещё трое.

Я помнил Боганча, авторитета Заканальского района. Год назад он вернулся после очередной ходки в места, которые охраняют автоматчики на вышках. Я слышал, что его команда делала попытки наезда на мелких торгашей, и кое-кто согласился платить.

– Мне надо встретиться с ним, – сказал я.

– Боганч – бандит, Женя. Он не признаёт никаких правил. И очень опасен.

– Я просчитал свою игру на ход вперёд в нескольких вариантах. Мне нужен только гарант моих слов. Я могу сослаться на тебя, если в этом возникнет необходимость?

– В разумных пределах. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

– Спасибо, Бек. Я всегда буду помнить об этом.

9

Фешенебельный корпус «С» стоял особняком от остальных зданий Туркомплекса. Его возвели три года назад, когда многие состоятельные любители горных лыж и туризма поняли, что для активного здорового отдыха совсем не обязательно летать в Австрию или Швейцарию. Северо-западные склоны Тянь-Шаня ничем не хуже, сервис, правда, уступал европейским стандартам, зато солидная разница в цене сводила на нет это преимущество.

Неторопливый степенный персонал и немногочисленные постояльцы – редкие приверженцы отдыха в мёртвый сезон – слонялись по огромному мраморному холлу. Под ленивым взглядом портье я прошёл к лифту, нажал кнопку девятого этажа и ещё раз мысленно пробежался по возможным вариантам предстоящего матча. Проигравший рискованный турнир, навечно выбывал в лигу подземного чемпионата.

Коридор девятого этажа, отделанный пластиком пастельных тонов, сверкал чистотой и свежестью. Зеркала и пол, выстланный толстым зелёным ковром. Узорчатый подвесной потолок с национальным орнаментом. Корпус «С», в основном предназначенный для иностранцев, отвечал всем мировым стандартам.

Миловидная горничная, разносившая по номерам бельё, указала мне правильный путь. Я свернул в левое крыло. Смежные номера 946 и 947 располагались в конце тупика, где у окна в кованной металлической вазе росла огромная китайская роза. В кресле сидел смуглый молодой человек в спортивном костюме. Следуя американской моде, он положил ноги на журнальный столик. При моём появлении спортивный мальчик затушил сигарету, сделал стойку и преградил мне дорогу.

– Сюда нельзя. Убирайся.

Это был наиболее ненавистный мне типаж, поклонник манер дешёвого американского киногероя из второсортного боевика. Он презрительно улыбнулся и сквозь зубы нагло процедил:

– Не то испорчу твою шкурку.

– Я пришёл к Боганчу.

Спортивный мальчик протянул руку к вороту моего плаща. Мне пришлось отклониться чуть в сторону, перехватить его ручонку, приблизиться на полшага и нанести ему короткий дзуки в солнечное сплетение. Спортивный костюм сразу обмяк, в поисках опоры прислонился к моему плечу. Я подхватил неосторожного парня под мышки и оттащил его за куст китайского розы. Потом я вежливо постучал в номер 947, надавил на ручку двери и вошёл.

Я давно не видел Боганча, но он мало изменился. За полированным под красное дерево столом сидел крепкий мужчина сорока пяти лет с обширными залысинами и крепкой челюстью.

– Привет, Боганч!

Он не был лишён обаяния грубой первобытной силы, но подозрительный недружелюбный взгляд серых глаз отталкивал.

– Кто тебя пустил сюда?

– Поговорим, Боганч. Я не отниму у тебя много времени. Мне есть что сказать тебе интересное.

– Я вспомнил тебя. Ты – Женька Таулов.

Я приземлился в боковое кресло у стены, чтобы не выпускать из виду две двери – входную и в смежный номер.

Боганч изобразил на своём лице что-то наподобие улыбки, сверкнув передними золотыми зубами.

– Я пришёл предложить посреднические услуги. Кое-кто хочет поменять Ирбиса на карту.

– Твоя губа что-то шлёпнула? – Боганч обладал своеобразным чувством юмора. – Какую карту? Кто это – Ирбис?

– Боганч, мы знаем друг друга не первый день. Давай начистоту. Четыре дня назад Ирбис пытался продать в Алдаркенте золотые царские монеты. Его видели, как он садился в «патрол ниссан». С тех пор Ирбис исчез. Боганч, зачем он тебе?

– Откуда ты узнал, что это я закрыл скалолазку?

Неожиданно открылась дверь в смежный номер, и в комнату вошёл плотный казашонок с крепкими мускулами.

– Боганч, кто-то выключил Илёса… – сказал он и с удивлением уставился на меня. – Это тот самый…

– Убирайся к чёрту! – заорал Боганч на него. – Никого не впускать и не выпускать! И выгони этого Илёса, мне не нужны дешёвки.

Когда казах поспешно ретировался, я улыбнулся Ьоганчу.

– Извини, что пришлось выпустить пар из мальчика, – он хотел оторвать мой воротник.

– Итак, о чём это ты так красиво пел?

– Про карту. Я дам тебе карту, на которой толково помечено место, где Ирбис нашёл золотые монеты. Я провёл небольшое расследование. Там клад почти на миллион долларов, а может быть и больше. Зачем тебе Ирбис? Возьми карту и забери сокровища.

Губы Боганча вытянулись в ниточку, глаза нехорошо блеснули.

– За придурка меня держишь? Откуда я знаю, что карта не липа?

Я терпеливо объяснил, что Ирбис не один десяток лет каждый год совершает пять-шесть больших походов высоко в горы. Потом наносит свои маршруты на топографические карты, отмечая открытые им новые пещеры, любопытные разломы и прочие дыры в скальных породах.

– Откуда ты знаешь, что там так много золота?

– Хожу в библиотеки и читаю исторические журналы. Я даже знаю, чей это клад. Но вернёмся к нашим баранам. Ирбис тебе всё равно не скажет, где золото, даже если твои джигиты забьют его насмерть. Я знаю его, он мой друг.

– Я не верю, что в пещере так много золота. Ты финтишь.

– Гарант моих слов – Бек, мы на его территории. Если в указанном месте на карте не окажется рыжья, ты всегда можешь вернуться и спустить с меня шкуру. Если не веришь мне, позвони Беку, но он не любит дважды перетирать одну тему.

Боганч задумался.

– Покажи карту.

– Карта в обмен на Ирбиса. Но сначала я должен убедиться, что с ним всё в порядке.

Боганч откинулся на спинку мягкого стула и целую минуту внимательно смотрел мне в глаза. За это время я почувствовал, что он действительно способен содрать с меня шкуру.

– Конечно, мои ребята помяли его немного, – наконец сказал он, когда я выдержал проникающий в душу колючий и цепкий взгляд. – Но он сам виноват – молчал, как идиот. Что деньги с людьми делают. Ради них они готовы принять любые муки!

– Ирбис молчал не из-за золота. Просто он сделан из другого теста.

– Ладно, не умничай, все мы сделаны из одного теста.

Я чувствовал, что Боганч уже принял решение, но хочет ещё меня прощупать.

– Чей это клад?

– Запишись в библиотеку, Боганч. «Вестник Востока» за прошлый год, второй номер. Там всё написано, а теперь не будем терять времени. По рукам?

– Бек знает о кладе?

– Да. Но он вне игры. Кажется, он не хочет становиться у тебя на дороге. В данном случае он только гарант моих слов.

– Хорошо, – кивнул Боганч своей крупной головой. – Сегодня в полночь у канатки на Бельдерсае.

– Ты забыл, я хочу удостовериться…

– Ирбис далеко. Высоко в горах у верных людей. Там нет телефона, так что тебе тоже придется поверить мне на слово.

– Так не пойдёт, – сказал я.

– Пойдёт. – Боганч ударил по столу рукой. – Моё слово, как и гарантии Бека, тоже кое-что значит. А не хочешь, так я засуну твоему Ирбису паяльник в задницу. Всё равно он рано или поздно расколется.

Своей последней тирадой он окончательно убедил меня остановиться на втором варианте созревшего в моей голове плана. Эта сволочь дорого заплатит.

– Сегодня в полночь на Бельдерсае, – жёстко повторил Боганч. – Приедешь один с картой. Я знаю, ты считаешь себя умником, но не вздумай поиграть со мной.

– Какие игры, Боганч, ты напугал меня до середины следующей недели. Я приеду один. Ровно в полночь. А теперь я ухожу, скажи своим джигитам, чтобы не дёргались понапрасну.

10

Тихий тёплый вечер опускался на Чаргам. Малиновый закат окрасил вершину пурпуром, по ущельям наползали сумерки. По пути в «Чёрный альпинист» я заехал к Беку и пересел на свой «фольксваген».

В отеле жизнь текла обычным руслом. Под навесом на стоянке появились две новые машины, ещё неделя-другая, горы подсохнут от весенних дождей, и от клиентов не будет отбоя. Мухтар готовил на ужин форель. Карим с Ромой умывались под краном на улице. Заринка выглянула в окно, помахала мне рукой.

– Пять человек сняли два полулюкса до утра, – доложил Карим. – Заказали сауну, но мы с Ромой уже разобрали заднюю стенку.

– Затопи им зимнию. Аванс получил с них?

– Всё в полном порядке, шеф.

На крыльцо выскочила Заринка. В короткой джинсовой юбке, с распущенными чёрными волосами и загадочной полуулыбкой на подкрашенных губах, она смотрелась настоящей красавицей. По правде сказать, я и не заметил, как она расцвела за последние два года.

– Жень, она определённо неровно к тебе дышит, – тихо сказал Рома, вытирая лицо полотенцем. – Классная девочка. Я бы на твоём месте не терялся, – добавил бабник со стажем.

– Заткнись. Она дочь моего друга.

В урочище накатывала волна первой ночной прохлады. Заринка ловко сбежала по ступенькам мне навстречу.

– Заря, простудишься. Вернись лучше в корпус.

– Мне скучно там. Я хотела узнать… Вы видели отца?

– Нет. Зато сегодня ночью ты его увидишь.

– Правда?

– Конечно, малыш. Разве я когда-нибудь тебя обманывал?

Заринка явно намеревалась броситься мне на шею от избытка радости, но зыркнув взглядом на моих помощников, решила отложить изъявление чувств до более благоприятной минуты.

– Ты голодна?

– Из кухни так вкусно пахнет. Кажется, Мухтар готовит нечто фантастическое.

После ужина я скоротал пару часов с Ромой за королевским покером. Заринка устроилась рядом, смотрела телевизор, время от времени поглядывая в нашу сторону. В полдвенадцатого я смешал карты.

– Мне пора.

Поднялся в номер и положил во внутренний карман костюма карту Ирбиса, предварительно ещё раз взглянув на маршрут снежного барса, азимут и ориентир. Горы я знал неплохо, память никогда не подводила, и я не стал ничего записывать.

– Женя, давай я поеду с тобой? – предложил Рома. – Вдвоём надёжнее.

– В этом нет необходимости. Через час я вернусь.

Заринка вышла проводить меня до машины.

– Евгений Алимович, я понимаю, сейчас не время, но ничего не могу с собой поделать… Скажите, когда всё кончится… мы… то есть я и вы… – Она замолчала и смущённо посмотрела в сторону переливавшихся огней Туркомплекса.

Я провёл пальцами по её щеке.

– Заря, я тороплюсь. Потом поговорим.

Девушка поднялась на носки и, закрыв глаза, поцеловала меня.

– Я люблю вас, – тихо сказала она. – Можете думать обо мне что хотите, но я не такая дура, чтобы сидеть и ждать, пока мой принц сам отыщет меня. Скажите только, я вам хоть немного нравлюсь?

Я молчал. Что я мог сказать? Заринка опустила плечи.

– Понятно… Вы до сих пор любите Камиллу, а со мной возитесь только потому, что папа ваш друг. Но это ничего не меняет. Я всё равно буду любить вас, хотите вы этого или нет.

Ночь была звёздная, полная луна – такая большая, какая бывает только в горах – заливала всё вокруг белым светом. Ровно в 24.00 я въехал на пустынную в это время автомобильную стоянку у Бельдерсая. На выступе скалы виднелись покатые строения канатной дороги. Я выключил двигатель. Тишина. Только ночные насекомые тихо звенели в траве.

Я закурил сигарету и неподвижно просидел пять минут, пока с ближайшего склона не спустилось несколько тёмных фигур. Я вышел из машины, поджидая их, встал у переднего бампера.

– Ты один? – спросили из темноты.

– Конечно. Как договаривались.

Вспыхнул фонарик.

– Не двигайся, – сказал тот же голос.

Фигура подошла ближе, осветила салон «фольксвагена».

– Всё в порядке. Он один.

Ко мне подошли трое мужчин. В одном я с трудом узнал Ирбиса. Разбитые губы, оплывшее лицо, глаз почти не видно.

– Давай карту.

– Пусть он сначала сядет в мою машину, – сказал я. – Где Боганч?

– Сегодня не вечер вопросов и ответов. Давай, катись!

Ирбиса толкнули. Хромая, он подошёл к машине. Я вынул из кармана карту.

– Боганч сказал, если что не так, он повесит тебя на твоих собственных кишках.

Я отдал карту, повернулся к ним спиной. По позвоночнику пробежал холодок – они могли ударить сзади. Несколько шагов показались вечностью. Я смотрел на Ирбиса, в случае чего он предупредил бы меня.

– Как ты, брат? – спросил я его.

Ирбис открыл и закрыл рот.

– Зубы. Эти подонки выбили все зубы, – прошамкал он.

Тени исчезли. За поворотом заурчал двигатель. Я открыл дверцу.

– Садись, поехали. Они за всё заплатят.

11

По дороге я заехал в Новый посёлок, разбудил частного практикующего врача.

– Док, поедемте с нами. Здесь недалеко. – Я сунул ему в карман две бумажки по двадцать долларов. – Это только аванс.

Врач, плотный мужчина пятидесяти лет, быстро собрался, и в «Чёрный альпинист» мы прибыли втроём. Ирбиса поместили в отдельный номер на третьем этаже. Им занялся док, а я позвонил в Алдаркент немцу Гарри. Он пообещал завтра утром приехать в Чаргам.

Заринка всю ночь не отходила от отца. Док сказал, что утром больного надо доставить в больницу – сделать снимок.

– Похоже, у него трещина челюсти и сломаны рёбра.

Я сжал пальцы в кулаки. Ненависть бурлила во мне. Ох, Боганч! Я не успокоюсь, пока не достану тебя!

В 08.15 утра «мерседес-190» немца Гарри лихо въехал через открытые ворота, подрулив к стоянке отеля. Гарри в спортивной шапочке с большим козырьком, в шерстяной маячке и синих шортах выглядел крутым туристом. Он извлек из багажника рюкзак, похлопал его по пухлому боку.

– Я привёз всё, что ты просил.

Мы заперлись с Гарри в моём номере. Я расстелил на столе привезённые им карты северо-западного Тянь-Шаня. Выбрал нужную, прочертил маршрут Ирбиса к Арашанским озёрам. Рядом с Белой скалой я поставил крестик.

– Трещина здесь?

– Да, чуть выше, на южном склоне над озером. Ты найдёшь её  без труда. Солнце печёт – ледник отступил. Ирбис сказал, что пещера в середине трещины на глубине семи-восьми метров.

Немец Гарри – умный парень, схватывает всё на лету. Я достал из рюкзака верёвки, карабины, крючья, молоток, бинокль и шикарные альпинистские ботинки на рифлёной подошве с шипами.

– Сорок второй, как ты и просил, – сказал Гарри. – Примерь.

К альпинистскому снаряжению я присоединил связку патронов аммонита. Не бог весть какая взрывчатка, но атомная бомба и не требовалась. Списанный аммонит уже больше десяти лет хранился на складе геологической экспедиции, зону отдыха которой мы и превратили в «У Чёрного альпиниста». Когда-то геологи подрывали им шурфы.

– А это зачем? – спросил Гарри, указав на взрывчатку.

– Сколько дней пути до Арашана?

Гарри посмотрел на карту, привычно разбил путь на ночёвки.

– Пять-шесть дней.

– А другой путь на Арашан есть?

Гарри слегка провёл концом карандаша по водохранилищу Чорбоф и дальше с востока на запад через Пскемский хребет.

– Можно и здесь пройти, через перевал Ак-Булак. Так даже ближе, но тропа тяжёлая и туристы ею не пользуются.

– Ты бы за сколько дошёл по ней до Арашана?

Гарри уже включился в свою любимую игру. Подготовку к походу они с Ирбисом превращали в культ своеобразных гурманов, для которых сам процесс укладки снаряжения, продовольствия и обсуждения этапов горного приключения составлял наслаждение особого рода.

– Четыре дня, особо не напрягаясь, – сказал Гарри.

– Можно опередить Боганча. Гарри, не будем терять времени.

Проложи новый маршрут, лучше тебя никто не знает наши горы. Через час Рома подвезёт меня до моря.

– Я думал, мы пойдём вместе. Одному опасно ходить в горы, Женя, ты же знаешь.

– Это не тот случай, Гарри. На этот раз я должен идти один. Ты поймёшь, потом…

Гарри был разочарован, но я не хотел впутывать его. Мало ли как может развернуться сюжет?

Под окнами заглушила двигатель наша служебная «Авиа». Это вернулся Рома из больницы, куда по настоянию врача поместили Ирбиса. Заринка осталась ухаживать за отцом.

Гарри зашнуровал рюкзак на 17,5 килограммов.

– Половина веса – провизия. Обратно пойдёшь налегке. Здесь спальник, снаряжение, аптечка. В левом кармашке в целлофане завёрнуты спички. Как для себя готовил.

– Спасибо, Гарри.

– Я попрошу Чёрного Альпиниста, чтобы он помог тебе.

Я улыбнулся. Скалолазы со стажем верят в романтическую легенду о Чёрном Альпинисте, что он приходит к ним на помощь в трудную минуту.

– Гарри, тебя надо использовать в рекламной компании нашего отеля: «Мсье и мадам! Вы видите человека, которого Чёрный Альпинист вытащил из пропасти!»

Рома радостно заржал, подхватил рюкзак и отнёс его в «Авиа».

– Удачи, Женя, – пожелал Гарри.

Рома сел за руль, и мы поехали. Водохранилище Чорбоф – искусственное горное море – лежало в пятнадцати километрах от Туркомплекса. Двадцать лет назад у Старого посёлка перегородили плотиной русло реки Чаткал, затопив огромную впадину в сердце Чаргама. Голубая чаша моря многочисленными широкими и узкими рукавами живописно вписалась в ущелья и каньоны.

– Может, заедем к Нурмату, возьмёшь обрез? – предложил Рома.

– Обойдусь.

Пляжи ещё были пустынны. На лодочной станции я взял напрокат лодку с мощным мотором. Перетащил в неё рюкзак и переоделся. Рома принёс из машины меховую куртку.

Мотор взревел. Серебристая узкая лодка летела по волнам, словно ракета. Через час мы достигли другого берега в точке, помеченной немцем Гарри. Отсюда начинался маршрут.

– Рома, возвращайся, – сказал я, спрыгнув на землю. – Через десять дней будь на этом же месте. Если я задержусь на пару дней, подождёшь, дружище?

– Ты смотри… поаккуратней там, – сказал Рома. – Нехорошо, что ты идёшь один.

– Не дрейф, Маруся. Всё будет хоккей.

12

Я подождал, пока лодка с Ромой не скрылась за скалой, на которой росли две старые арчи. Солнце стояло в зените. Если Боганч со своей командой уже отчалил, он меня опережает на полдня. Но мой путь короче. Надо торопиться. Я должен быть на Арашане, как минимум за сутки раньше Боганча, чтобы как следует, без спешки подготовиться к встрече.

Я ещё раз посмотрел карту, сверился по компасу и взвалил рюкзак на плечи. За первым подъёмом открылось выгнутое плато, покрытое сочной зелёной травой. Кое-где распустились первые тюльпаны. Плато плавно выгибалось к горизонту, к серым скалам.

До самого вечера я шёл строго на юго-запад, вокруг буйствовала красотой проснувшаяся после зимы природа. Цветущий миндаль на террасах сопок вдалеке смотрелся в беспорядке разбросанным пухом белых и розовых тонов. На пути попадались рощи орешника и диких яблонь.

До наступления темноты я наспех разбил лагерь для ночёвки, заготовил дрова и занялся ужином. Аппетит на свежем воздухе разыгрался волчий. На скорую руку я сварил густой питательный суп из тушёнки и макарон. Заметно похолодало. Я плотно поел, подбросил в костёр дров и залез в спальный мешок. Ноги и плечи ныли после дневной нагрузки. Конечно, за последние годы я потерял форму. Лет десять назад такая прогулка показалась бы мне детской забавой. Сказывалась и бессонная ночь накануне. Я глубоко вздохнул, расслабился и уже через пять минут спал крепким сном.

На рассвете, бодрый и отдохнувший, выпив две кружки кофе со сгущённым молоком, я продолжил путь. Когда солнце брызнуло лучами из-за зубчатых вершин Пскемского хребта, я уже входил в Бискамское ущелье. Еле заметная тропа круто вилась зигзагами, огибая огромные валуны, пропасти и хаотичный каменный цирк. Горы вырастали всё выше и выше, и там, где они сливались с небом, где в дымке гордо парили хищники, голубые скалы наливались синим, а ближе к вершинам – густым фиолетовым цветом. Почва ещё не просохла от утренней росы, ботинки скользили на крутых сложных участках. Растительность становилась всё беднее: высоко в горах весна только начиналась.

В середине дня я сделал короткий привал. Пскемский хребет уже хорошо просматривался. Перевал Ак-Булак освободился от ледника, только белые проплешины виднелись в ложбинах. Я на минуту представил себя на месте преследуемых осиповцев в феврале 1919 года. Хватило бы у меня сил и мужества на такой зимний переход в жестокий холод? До Ферганской долины двадцать-тридцать дней пути, и я мысленно благодарил судьбу за то, что, слава богу, я на своём месте.

Вторую ночь спал плохо. До перевала Ак-Булак уже было рукой подать, прилетевший с ледников ветер проникал в спальник, покусывая пальцы ног. Приходилось через каждые два часа вставать и подкидывать дрова в костёр.

Рассвет я встретил на перевале. Во все стороны, на сколько хватало взгляда, разбегался гигантскими складками и вершинами Тянь-Шань. На юге, с востока на запад протянулся Чаткальский хребет. Ненадолго я почувствовал себя песчинкой среди заоблачных великанов. Вот что значит долго не ходить в горы. Тушуется гордый человеческий дух, наша мышиная возня в долинах и городах кажется нам самым важным делом на свете. Человек не замечает, как постепенно превращается в заурядного обывателя с мелочными эгоистичными интересами и хлипкой душонкой.

Я хватал ртом вольный горный воздух, чувство беспричинного восторга охватило сердце. Здесь, когда встаёшь на одну ступень с вечностью, особенно остро чувствуешь единение с миром и острый вкус жизни.

Половина пути пройдена, дальше тропа пошла под гору. Попадавшиеся горные речушки я проходил вброд не разуваясь – через час горячее солнце высушит штаны и ботинки. Осталось два дня пути. Я петлял по ущельям, нырял в тенистые своды подлеска, пересекал альпийские луга. Всюду пели птицы самых разнообразных видов и окраса. Непуганое царство пернатых!

К вечеру следующего дня я, вконец измотанный, подошёл к Арашану. На высоте 3,5 тысячи метров над уровнем моря два десятка крупных и мелких озёр покрывали холмистую долину, упиравшуюся в Чаткальский хребет. Под красными лучами заката я внимательно, участок за участком, осмотрел в бинокль поле предстоящего сражения. Нетронутая тишина и первобытная красота вокруг. Здесь водились медведи, да и снежный барс заглядывал, выслеживая горных козлов.

У излучины сая я сбросил рюкзак. Плечи ломило, ноги от усталости мелко подрагивали, но я всё равно был доволен собой. В запасе как минимум оставались сутки, чтобы восстановить силы, отыскать заветную пещеру у Белой скалы и отсалютовать Боганчу. Я вытащил из рюкзака один патрон аммонита, поджёг бикфордов шнур и бросил его в тихую заводь речушки. Хлопок взрыва. На поверхность пузом кверху всплыли три крупные форели. Отлично, взрывчатка в порядке, и на ужин у меня будет отменная уха.

Я пораньше залез в спальник, чтобы завтра встать до рассвета. Вспомнилась Заринка с её нехитрыми женскими приёмчиками и поцелуйчиками. Засыпая, я улыбнулся. Что она выкинет в следующий раз? Зачем я ей? Она слишком юная, да и перед Ирбисом неудобно. Надо будет тактично поговорить с ней…

Ночью облака затянули небо, но дождя не было. Утром у излучины я разбил временный лагерь и налегке, только с картой и компасом, отправился на поиски Белой скалы.

Пришлось около часа полазить по лысым холмам и кряжам, прежде чем я обнаружил её. Белый ребристый шпиль уходил в небо на перемычке между двумя небольшими озёрами. Я взял от него азимут, указанный в карте Ирбиса, – цифры навечно отпечатались в моей памяти. Весна укоротила язык подтаявшего ледника, бульшая часть Арашана освободилась от ледника. Трещина пряталась в узком, тёмном и сыром ущелье.

Я сходил в лагерь за альпинистским снаряжением, размотал верёвки, вбил молотком в гранитную породу крючья, повесил за спину пустой рюкзак и начал спуск.

Ноги коснулись дна трещины. Я отстегнул карабин, осмотрелся. Тёмная ниша пещеры сумрачным гладким сводом уходила в недра скалы. Рядом лежал скелет одного из спутников Осипова. Вероятно, бедняга отбился от основной группы мятежников, провалился в трещину и умер в одиночестве без всяких шансов на спасение. Я невольно поёжился: страшная смерть.

Фонарик осветил сочащиеся влагой стены пещеры. Блеснуло жёлтым. Монеты лежали бесформенной кучкой у большого шишковатого камня. Я присел и быстро, горстями по десять штук, стал кидать их в рюкзак. Где-то рядом тихо журчал подземный ручей.

Тысяча семьсот монет… Я был немного разочарован. Это только третья часть золотых червонцев Осипова! Значит, мятежники разделили между собой ценный груз, когда пошли на приступ ледяных вершин. Я поискал на всякий случай среди песка и камней золотые изделия и бриллианты. Пусто. Остальное осиповцы унесли с собой.

– Извини, дружище, – тихо сказал я скелету, – но пришлось выпотрошить твой банк. Деньги должны работать, а тебе зачем они?

Я быстро поднялся на поверхность. Рюкзак приятной тяжестью оттягивал назад плечи. Даже при таком раскладе у меня за спиной болталось около трёхсот тысяч долларов. Четверть я отдам Беку, остальное по праву первооткрывателя принадлежит Ирбису.

Я вернулся к Белой скале. Ещё утром я заметил, что одно озеро почти наполнилось до краёв. Естественная каменная запруда – когда-то осыпавшаяся и перегородившая высокогорный ручей порода – удерживала многотонный резервуар воды в гранитной чаше. В дождливую весну или осень часто случается так, что подобная плотина не выдерживает давления воды. Озеро выдавливает запруду, и освобождённый каскад стихии, сметая всё на своём пути, устремляется вниз.

Я вбил крюк в Белую скалу, закрепил на нём верёвку. На противоположном холме через ущелье обвязал вокруг валуна её второй конец. Верёвка под наклоном как раз прошла по центру каменной плотины. Что ж, всё готово. Боганч, добро пожаловать. Ты сам напросился на холодную ванну.

Я перетащил своё имущество к Белой скале, устроил у её подножия наблюдательный пункт и принялся терпеливо ждать. Томительно тянулись часы, на Арашан опустилась ночь. Я не стал разжигать костёр, чтобы случайно не обнаружить себя. В рюкзаке Гарри я нашёл металлическую фляжку с хорошим коньяком. Крепкий напиток согревал тело и успокаивал взвинченные нервы.

На рассвете я обшарил в бинокль окрестности. Рябь на озёрах, по ущельям и впадинам туман. К полудню распогодилось, выглянуло солнце. Я уже начал беспокоиться, не случилось ли что с Боганчем в пути, когда в окуляры попали четыре движущиеся по седловине точки.

Облегчённо вздохнув, я приготовил связку патронов аммонита. Постепенно приближаясь, цепочка фигурок то появлялась на гребнях, то исчезала в складках. Боганч, следуя карте, точно повторял маршрут Ирбиса. Через час группа вошла в последнее ущелье, направившись прямо к Белой скале. Когда расстояние между нами сократилось примерно до ста метров, я пристегнул карабин и мягко заскользил по верёвке вниз. У середины запруды я притормозил, сунул в расщелину между валунами связку патронов аммонита. За моей спиной, приглушённый расстоянием, раздался крик:

– Боганч, вон там! Смотри!

Я поднёс спичку к концу бикфордова шнура. В ту же секунду где-то слева от меня ударила пуля. Брызги каменных осколков полоснули по щеке. Я сильно оттолкнулся ногами и устремился дальше вниз. Боганч, вытянув руку, посылал пулю за пулей в мою сторону, но попасть в движущуюся цель из пистолета на такой дистанции – задача сложная.

Я коснулся ногами грунта, быстро отстегнул карабин и бросился под камень. Раздался взрыв. Следом по дну ущелья серия мощных ударов, шум нарастающего водопада, переходящий в рёв взлетающей ракеты. Окрестности пару раз тряхнуло, словно при землетрясении в пять-шесть баллов. Оглушённый, я поднял голову, чтобы посмотреть на джина, которого выпустил из бутылки.

Чёрная мокрая чаша озера была пуста. По дну ущелья бурлила грязная речушка, клокоча у разбросанных в беспорядке огромных валунов. Травяной покров до половины склона был содран, на пути мощного потока не осталось ни одного деревца. Я вытер рукавом кровь на рассечённой щеке. Прощай, Боганч!

Через пять дней я вышел к знакомому месту у залива моря Чорбоф. Рома сидел в лодке с удочкой в руках, а под натянутым тентом кто-то загорал в чёрных шортиках.

– Ну что, клюёт? – спросил я.

Рома встрепенулся, выбросил удочку и лихо изобразил один из жестов форвардов НХЛ, забившего шайбу в ворота противника.

– Хача! – выдохнул Рома. – Ты ранен? Что у тебя с лицом?

– Так, ерунда. Заживёт.

– А Боганч?

– Несчастный случай. Ему не повезло, попал под селевой поток.

Ты не один?

Заринка поднялась с надувного матраса, сняла тёмные очки.

– Огонь, а не девчонка, – одобрительно отозвался Рома. – На следующий день, как я проводил тебя, она явилась в отель и устроила мне форменный допрос с пристрастием. Ты уж извини, но мне пришлось пообещать взять её с собой встречать тебя.

Заринка улыбалась, ветерок подхватывал и относил её волосы назад, за развёрнутые плечи.

– Я не знаю, чего ты выпендриваешься, Женя, – тихо сказал Рома. – Ты посмотри, какая она! Если б за мной так бегали…

– Здравствуйте, Евгений Алимович. – Красиво перебирая ножками, девушка подошла ближе. – Вам больно?

– Нет, просто немного устал и голоден. Как отец?

– Он поправляется.

Заринка устроилась на носу катера ядом со мной. Рома вырулил из ущелья на большую воду, взяв курс на лодочную станцию.

– Знаете, Евгений Алимович, я рассказала папе про нас с вами, про то, что мы с вами уже целовались и всякое такое… В общем, он не против, даже рад…

Несколько секунд я находился в полной прострации. Потом спросил:

– Что значит «и всякое такое»? Он может подумать что угодно…

– И пусть думает, так даже лучше. Вы мне только скажите, теперь, когда всё позади…и ничто не мешает…

Я обнял её рукой за плечи. Эта девчонка всё же достала меня, она тоже выиграла. Заринка зарылась лицом в мою куртку. От неё приятно пахло хорошим шампунем. Рома подмигнул мне и показал кверху большой палец.

Я постучал носком ботинка по рюкзаку, внутри тяжело, смачно звякнуло.

– Что это? – спросила Заринка, подняв лицо.

– Твоё приданое, малыш. Ты теперь богатая невеста. Простой менеджер караван-сарая тебе не пара.

– Глупый. Я люблю тебя. А сколько там?

Я наклонился и поцеловал её.

– На наше кругосветное свадебное путешествие хватит. Ты предпочитаешь первым классом, дорогая?

body
section id="n_2"
section id="n_3"
section id="n_4"
section id="n_5"
section id="n_6"
Майли (узбекск.) – ладно, хорошо.