На севере порой рождаются люди с горячим сердцем и пытливым умом, на которых положили свой глаз сами древние боги. Много испытаний ждет их — ведь боги жестоки к своим избранникам. И стать ли послушным проводником воли высших сил или, прислушиваясь к ним, самому делать нелегкий выбор, принимая все его последствия, каждый решает сам. Путь впереди нелегок. Эта книга повествует о событиях, происходивших во времена, предшествующие описанным в первой книге о Витом Посохе на территории севера и северо-востока той же каверны.

Иар Эльтеррус, Ларк Аэри

Витой Посох

Хроники Севера

Пролог

«Начинался второй день лета, но он не сулил радости. Низкие свинцовые тучи затянули небо над Дойном. Яркие зеленые луга, светлые озера и перелески выглядели омертвевшими. Восходящее в дымке над Архенарской грядой солнце оказалось багровым и отбрасывало на все вокруг зловещие блики. Солнечный диск еще был виден между вершинами скал и наползающим краем туч, но скоро тучи сомкнутся с вершинами гор, и тогда начнется действительно страшное. Уже клубятся на горных тропах белесые дымы.

Князь Эргисарен Ин Дари, статный светловолосый мужчина в сверкающих доспехах, лет пятидесяти на вид, с точеными чертами лица, стоял вместе с несколькими верными вассалами на вершине холма. Он смотрел на приготовившиеся к последнему бою войска.

„Лучше погибнуть в бою, чем попасть в руки жрецов Дора. Рабство и безысходность — вот удел оставшихся в живых“.

Старший сын и наследник на серебристом карайне во главе верного ему отряда, на платиновых волосах кровавый отблеск восходящего солнца, как свежая кровь. Он попросил права умереть первым, и отец не смог ему отказать. Даже Верелея, его старшая дочь, надела сегодня кольчугу и взяла в руки меч. Она тоже не желает стать храмовой рабыней — утехой для жрецов. Старшие дети смогут умереть достойно, как подобает детям правителя Дойна. Эргис беспокоился только о судьбе младших, оставшихся в родовом замке вместе с матерью и верными слугами: Лиерии было семь лет, а Энели всего четыре. Двое средних сыновей — близнецы пятнадцати лет Мелианор и Эйранел были при нем.

В свои сто семьдесят девять лет князь не питал иллюзий в отношении исхода грядущего сражения. Слишком мало защитников и почти не осталось магов. За победу дорцы заплатят дорогой ценой, но на сей раз вряд ли удастся удержать жадные полчища, рвущиеся через горы. Может, денери, как звали себя прародители и как до сих пор именовали себя чистокровные жители Дойна в память о них, прогневили богов своей надменностью? Но это в прошлом, как и былое величие. Или просто каждый народ приходит и уходит в свой черед, и теперь настала пора уйти светловолосым потомкам народа, покинувшего этот мир в незапамятные времена?..

С тех пор как южный сосед Дора — королевство Игмалион взялось планомерно вытеснять дорцев с Восточного материка, соединенного с Западным только узким Илайским перешейком, дорская корона, будучи не в силах справиться с растущей мощью южан, вновь устремила свой взгляд на север — на еще неподвластные ей богатые земли Дойна.

Противостояние двух народов длилось уже не первое тысячелетие. В давние времена денери жили по всей территории каверны, а может, это было и до разделения мира на участки, называемые теперь кавернами. Хроники освещали лишь период, когда потомки денери остались только на севере этой каверны. Предки нынешних дорцев пришли после глобальной катастрофы откуда-то с юга. Сначала их было совсем мало, и пришельцы не обеспокоили тогдашних правителей Дора, тогда еще Даэрна или Даэра. Даэрцы не были многочисленным народом и поначалу решили, что места хватит всем. Но со временем, где силой, а где хитростью и обманом пришедшие начали вытеснять даэрцев все дальше на север, отрезав их от исконных областей на севере Восточного материка. И вот теперь пришло время последней битвы.

Вдали показались ряды дорской панцирной пехоты, а за их спинами строились в ряды лучники. Где-то сзади копошились дорские жрецы и служащие им маги, там же черными пятнами виднелись и нигакте — зачарованные жрецами воины, но уж им-то развернуться он не даст. По традиции князем мог стать не просто чистокровный денери, а только тот, кто обладал даром настоящего мага.

Князь поднял руку, и карайны рванулись с места серебристыми стрелами, унося своих всадников в последнюю славную битву».

Молодой беловолосый мужчина оторвался от манускрипта, который только что перечитывал. Это был главный труд всей его жизни. Элианар ло’Райди еще некоторое время оставался в задумчивости, потом взял перо и дописал:

«Говорят, что от стрелы безвестного до той поры лучника князь умер далеко не сразу. Проклятие Дору, произнесенное им перед смертью, сыграло свою роль, когда южане решили присоединить полуостров к игмалионским землям. Те, кто слышал проклятие, давно мертвы, и никому теперь неизвестен его настоящий текст».

«Ветер разбросал нас, как палые листья поздней осенью. Время лишило былой славы. И даже наши имена стерлись из памяти потомков. Жизнь на чужбине горька, и нет ни единого просвета в доле покоренных», — с болью думал Элианар, перекладывая листы рукописи, разложенные на столе.

— Хасве! — услышал он голос хозяина. — Долго мне еще тебя дожидаться?!

«Хасве» было скорее ругательством, чем обращением, но слуга уже привык к этому и не обращал внимания на реплики хозяина, не относящиеся к сути дела.

— Одну минуту! Сейчас приду! — громко ответил он, чтобы глуховатый хозяин не заподозрил его в непочтении.

Со вздохом запихнув рукопись на нижнюю полку стола, мужчина поднялся и, захватив хозяйские бумаги, вышел в соседнюю комнату.

— Я уверен, что ты опять занимался посторонними делами! — забрюзжал хозяин, увидев вошедшего слугу. — Вечно ты занимаешься чем угодно, но только не тем, что тебе поручено!

— Что вы, да-нери Лорхи! Все, что вы мне поручили утром, уже дожидается вас! — С этими словами, поклонившись, он вручил пухлую папку в руки своего господина.

— Знаю я тебя, — продолжил бормотать тот, бегло просматривая бумаги. — Почему тогда не вышел сразу?.. — Но в его голосе уже не было прежнего недовольства.

«Хороший работник, только слишком уж любит отвлекаться на глупости», — думал он.

— Простите, да-нери, я еще раз проверил, все ли документы сложены в надлежащем порядке, — еще раз поклонился слуга.

Как обычно, увидев почтение и аккуратное отношение к работе, хозяин пришел в благодушное состояние и покровительственно потрепал исполнителя по плечу.

— Все. Пока свободен, но никуда не уходи, может, ты мне еще потребуешься, если нужны будут пояснения. — С этими словами он отослал слугу.

Элио вернулся в свою комнату и вновь достал рукопись, которая пока была озаглавлена просто: «Хроники Севера». В ней он пытался описать историю своего народа, а также самые интересные факты и легенды из прошлого земель, лежащих к северу от Игмалионского королевства, в состав которого они вошли не так уж давно. Записывал он и свои размышления на эту тему, без всякой надежды, что кто-либо когда-нибудь их прочтет.

Родом из денери — исконной аристократии Дойна, Элианар ло’Райди был рад, что ему удалось найти на территории Центрального Дора спокойную и не слишком обременительную работу, которая оставляла время на занятие любимым делом. А загадки древней истории с детства приводили его в трепет. На самом деле Элианар был гораздо старше, чем казался на вид, что было естественно для народов, живущих долго. Если бы не война, разрушившая привычный для него мир и отнявшая всех, кого он любил, денери продолжил бы свои научные изыскания в родных краях. Время распорядилось иначе. Но Элианар радовался и такой возможности, ведь многие из его соотечественников не имели и этого.

Глава 1

Пришедшие с моря

«Испокон веков мощное течение, как широкая река, несет свои воды с востока к берегам Дорского полуострова и, наткнувшись на неприступные скалы севера, поворачивает вспять. Эти воды богаты рыбой и морским зверем, особенно вблизи берегов Райна[1]. Но сколько человеческих жизней уносят каждый сезон внезапные и свирепые восточные шторма. Даже крупные корабли не рискуют покидать защищенные бухты, когда наступает время восточных ветров.

В легендах сохранилась память о том, что некогда с северо-востока приходили корабли. Ныне только море простирается до самого невидимого предела. Никому пока не удалось пересечь его и вернуться обратно. Однако из года в год на побережье непонятным образом появляются странные люди. Порой они даже не помнят своих имен, но каждый из них несет на себе печать тайны».

Элианар ло’Райди. «Хроники Севера»

В кромешной тьме под затянутым бурей небом тяжелые штормовые волны били в подножие узкого скалистого мыса, на котором стояло родовое жилище графа ло’Айри. Замком назвать его было нельзя — окруженный высокой каменной стеной дом в два этажа из дикого, слегка отесанного камня с деревянной надстройкой. Соленые брызги мелкой пылью долетали даже до ее окон, а от порывов ветра дребезжали стекла. На нижних этажах стекла уже не использовались, узкие оконные проемы защищали мощные двойные ставни. Но ничто не могло спасти молодую женщину, которая второй день умирала в этом доме.

Граф в оцепенении сидел у постели умирающей жены, которая так и не дожила до появления на свет их второго ребенка. Первенец, которому скоро исполнится семь, здоровый и крепкий мальчик, находился сейчас на попечении доброй пожилой служанки, нянчившей еще самого графа. «Море дало, море и уведет», — шептались слуги. Оно и правда, лодку с полуживой девушкой прибило к берегу после такого же шторма, пришедшего с востока. Откуда она, девушка объяснить не смогла, как то ли не могли, то ли не хотели говорить и другие пришедшие с моря. Их были единицы, но они появлялись, сколько помнили жители этих мест. Некоторых прибивало к берегу на лодках, других просто находили на берегу. Часть оседала здесь же, в приморских поселках, другие уходили вглубь страны по одним им известным причинам.

Светловолосая девушка с ясными серо-голубыми глазами не была красавицей, но молодому ло’Айри показалось, что она светится каким-то внутренним светом. В ее глаза хотелось смотреть не отрываясь, и граф взял ее в свой дом, а через полгода объявил о свадьбе. Через полтора года родился первенец, по мере возрастания становившийся все более похожим на своего отца.

Тяжелая жизнь на Северных Пустошах, как за глаза называли эти края редкие гости из центральных областей королевства и надменные дорцы, шла своим чередом. Скудная каменистая земля побережья не могла прокормить даже то малое население, что обитало в этих краях, кормильцем людей было неласковое северное море. Оно приносило улов рыбакам и охотникам за морским зверем, но порой забирало их самих. Потому в этих местах редко вспоминали Троих, но помнили о Морской Матери, Урагане и других древних богах, чтили, но не преклонялись в страхе, как этого требовали заезжие дорские жрецы. Но жрецы из Дора были здесь редкими гостями, в отличие от дорских пиратов, также желающих поживиться чужой работой, чужим телом и чужим страхом. Вот с ними шла постоянная война за право на жизнь.

Слез уже не было. Сорейн просто сидел, держа исхудавшую за сутки руку любимой в своих. Лаэрия запретила звать ведающих, сказав, что они все равно не смогут помочь, потому что это ее судьба. Граф, не послушав ее, сам отправился еще днем сквозь бурю к дому ведуньи и даже уговорил ее пойти с ним, хотя та сразу сказала, что ни в ее, ни в чьих-либо силах помочь его супруге. Придя в дом, ведающая ненадолго велела оставить ее наедине с уходящей. Пробыв с ней около получаса, ведунья вышла.

— Простите, милорд, не в моих силах помочь вашей жене, но… — Женщина запнулась, потом все же продолжила: — Выслушайте и отнеситесь серьезно к тому, что скажет вам она. Мне она поведала многое, и не все я могу открыть вам, но то, что вы услышите, очень важно.

— Спасибо вам за участие, матушка, — выдавил из себя Сорейн и подал ведающей плату — узелок с серебряным обручьем его покойной матери.

— Уберите, милорд, — нахмурилась ведунья. — Я не возьму и медной монеты. Только исполните то, что скажет вам да-нери Лаэрия. Держитесь — все в руках Высших. Да помогут милосердные вам и вашим детям.

Граф подумал, что ведающая оговорилась, ведь у него был только один ребенок, и не придал значения этой оговорке. Он попросил доверенных слуг проводить пожилую женщину обратно в ее дом и приказал, чтобы взяли для нее хотя бы сладостей, которые, как он знал, матушка Веранна очень любила и не должна была обидеться и отказаться от такого подношения.

Проводив гостью до дверей, Сорейн поднялся наверх и вошел в комнату Лаэрии. Она по-прежнему обессиленно лежала на кровати, только теперь на ее лице появилось какое-то необычно спокойное выражение.

— Подойди ко мне, — тихо произнесла молодая женщина. — Мне надо сказать тебе кое-что важное.

Граф подошел и сел, взяв ее руку в свои.

— Что ты мне хочешь сказать, милая? — спросил он.

— Не надо плакать обо мне. Мое время истекло, хотя я и не думала, что это случится так рано.

Мужчина стиснул ее руку и неотрывно молча смотрел ей в глаза.

— У тебя подрастает сын, он будет тебе надежным помощником. Ты знаешь это. Но я хочу попросить тебя о другом. Я не смогла родить тебе второго сына, но не печалься. Когда ты найдешь на берегу моря, так же, как нашел меня, маленького мальчика — возьми его и воспитай как родного сына. Я не могу тебе сказать всего… Но… дай ему все тепло, которое ты подарил бы своему сыну… Он… — Лаэрия хотела еще что-то сказать, но внезапно закашлялась и замолчала, прикрыв глаза.

Сорейн дернулся, но она с трудом открыла глаза вновь и продолжила:

— Береги его… и он… убережет тебя и всех… — На этих словах женщину затрясло, она из последних сил приподнялась на кровати, сжав руку мужа.

Слеза скатилась по ее щеке.

— Прощай, — прошептала она и ослабла, осев на подушки.

Глаза Лаэрии закрылись, и Сорейн почувствовал, что ее больше нет. Он закрыл лицо руками и просидел так неизвестно сколько, в полузабытьи. К утру граф очнулся и, приказав слугам готовить тело к морскому погребению, сам ушел на берег моря.

Буря уже закончилась, ветер понемногу слабел, но волны с пенными гребнями еще мощно накатывались на прибрежье. Граф заметил, что сильным прибоем подломило несколько столбов в сараях, где сушились сети, — надо будет потом сказать плотникам, чтобы заменили их, пока сараи не рухнули вовсе. Привычные мысли о повседневных заботах ненадолго отвлекли Сорейна от горя, в которое он погрузился после смерти жены. Граф пошел дальше вдоль берега туда, где серые от поднятого песка волны неумолимо с каждым большим штормом вгрызались в береговые скалы. В тихую погоду прибой уже не доходил до них, и там образовалась крохотная бухточка, где они с Лаэрией любили проводить время, особенно теплыми летними вечерами. Но сейчас волны еще захлестывали всю полосу песка под скалами.

«Вот войти бы сейчас в море и последовать за ней…» — мелькнула прохладная успокаивающая мысль.

Но граф оттолкнул ее, хотя это было смертельно больно. Нет, все же у него остался сын и эта странная просьба любимой. Такое пожелание всегда было законом для любого жителя побережья, и Сорейн, выросший, как и поколения его предков, в этом краю между морем, скалами и небом, думал так же. Что ж, если действительно море принесет ему сына, то так тому и быть. А уж что будет потом, так это будет потом.

Вечером Лаэрию положили в лодку, которую тянули вдоль берега сам граф и двое близких ему людей, и оттащили к Синей скале. Невдалеке от берега там проходило течение, уходившее в открытое море, на восток. Нечасто здесь вспоминали этот древний обычай, но тех, кто пришел с моря, возвращали ему именно в этом месте, когда на закате набирало силу течение, усиливаемое отливом. С началом отлива лодку оттолкнули от берега, и она поплыла, сначала медленно, потом все увереннее, словно знала, куда держать путь. Через час она стала просто точкой, мелькающей среди волн, и исчезла вдали.

С этого дня у графа ло’Айри вошло в привычку обходить морской берег утром и на закате, от Ржавых скал на западе до Синей скалы на востоке. В конце своего пути он подолгу стоял, глядя в море, пока не исчезали последние блики солнца на его волнах. Люди графа ничего ему не говорили и старались не обращаться к нему со своими делами в это время.

Поначалу эти обходы были ежедневными, но постепенно Сорейн начал возвращаться к обычному распорядку дел, и прогулки по берегу становились реже. Дружинники графа взяли большую часть патрулирования берега на себя. Только во время сильных бурь он регулярно сам проходил этот маршрут по берегу, не доверяя никому.

Так прошло полтора года.

Осеннее небо над окрестностями города Ройден на восточном побережье Дорского полуострова в этот день было на редкость ясным, и солнце пригревало почти по-летнему, когда на прибрежную полосу песка из подошедшей к берегу лодки выпрыгнули двое юношей, один темноволосый, постарше и выше ростом, а второй — скорее подросток со светло-пепельными волосами и хрупким телосложением. Они помахали мужчине, сидевшему на веслах, и лодка быстро отошла от берега, направляясь в обратную сторону. Оба товарища поспешили отойти от воды и углубились в лабиринт скал, окружающих храм. Они заранее решили, что днем у них будет больше шансов остаться незамеченными среди прочих обитателей храма и выяснить, где находится мать Калена, как звали старшего юношу. Найдя ее, они собирались вернуться обратно через скалы на открытый берег, где и подать условленный сигнал человеку, который доставил их сюда. В крайнем случае, молодые люди собирались вместе с матерью Калена добраться до ближайшей рыбацкой стоянки и там попросить доставить их с узкой косы, на которой находился храм, обратно в город.

Однако в этот день удача явно была не на их стороне или они своим дерзким поступком прогневили древнюю богиню: выбравшись из скального лабиринта, товарищи почти сразу натолкнулись на одного из старших жрецов храма, обходившего окрестности вместе с храмовой стражей.

Калена замучили до смерти там же, на пляже, останки тела по частям выбросили в море, которое сразу вскипело от любителей дармовой еды. Арен думал, что он будет следующим, но жрец посмотрел на него оценивающим взглядом и велел отвести в храм. Юноша понял, что значит этот взгляд, так смотрели на него охранники у дверей дома, куда его сестра устроилась служанкой. Иногда брат приходил проведать сестру, а охранники стремились дотронуться до него и делали вполне определенные жесты, — Арен с его тонкими чертами лица и шелковистыми пепельными волосами уродился слишком красивым для сына безродного плотника. Сестра была в мать, светловолосая и улыбчивая, а он вырос непохожим ни на нее, ни на отца. Тот порою качал головой, глядя на сына, но никогда ни единым словом подозрения не обидел их мать.

Арена быстро отвели в одну из комнат храма и заперли там одного. Чтобы отвлечься от страшных мыслей, юноша невольно вспоминал рассказанное его отцом.

Около пятнадцати лет назад соседний Игмалион завоевал их государство. Но на удивление грабежей и захвата рабов не случилось. Наоборот, страшный Мертвый Герцог запретил рабство и провел несколько рейдов против пиратов и бандитов. Правда, королевскую династию и некоторые из аристократических родов вырезал под корень, чтобы и не думали о восстановлении своего престола, но разве таким, как отец Арена, было до этого дело? Подати не увеличились, зато с центральных площадей исчезли рабские рынки, где пираты продавали невольников с континента, а рядом родители продавали детей, а мужья жен. Жуткое древнее Семейное уложение было отменено. По нему дети считались собственностью родителей до семнадцати лет, с этого возраста сыновья могли распоряжаться всем вновь приобретенным имуществом самостоятельно, а после смерти родителей — и своими сестрами, не вышедшими замуж. Замужние женщины переходили в собственность их мужей.

Отец Арена никогда не относился подобным образом ни к своей жене, ни к детям. Но в других семьях отголоски этих обычаев жили и до сих пор. С площадей ужас ушел за толстые каменные стены домов, а храмы хоронили свои темные дела в глубинах моря. Поэтому и до сих пор отцы женатых сыновей могли потребовать благосклонности от своих невесток, господа от слуг, а храмы брали оплату за долги живым товаром. Храмовые слуги теряли все — от своего достоинства до каких-либо частей тела, да и жили недолго — обряды требовали жертв.

Хромому рыбаку, отцу Калена, нечем было отдать долг храму, удача не сопутствовала ему последние декады. Сын был уже старше семнадцати, и храм забрал за долги его жену. Кален решил выкрасть мать из храма и уговорил отца эмигрировать в Игмалион, пусть даже на забытые всеми богами Северные Пустоши, лишь бы сбежать из этого кошмара. Арен взялся помочь товарищу.

Через несколько часов, когда уже начало темнеть, Арена привели в небольшое помещение, где его ожидал тот самый старший жрец, который стал виновником их неудачи. Первым делом этот человек спросил, кто помог им добраться до храма, и рассказал про путь через лабиринт; ну и, конечно, зачем товарищи пытались тайком пробраться в храм. Арен собрался молчать в любом случае, правда, судя по поведению жреца, того, пожалуй, больше интересовал сам юноша, а не его ответы.

Через час, когда Арена мутило и ноги едва держали его, жрец вновь приступил к расспросам. Юноша понимал, что у жрецов есть способы разговорить кого угодно, но решил держаться сколько сможет.

— Мразь! — От хлесткого удара старшего жреца по лицу из глаз Арена брызнули слезы, но он молчал.

Вырываться было бесполезно — двое дюжих послушников крепко держали его, вывернув руки.

— В подвал его! К агуалам! Посмотрим, что он запоет…

И парня оттащили в каменный мешок в подвалах храма. Жрецы ожидали, что вскоре услышат мольбы о милости, но не дождались. Попав в холодный и влажный изнутри каменный мешок, Арен на какое-то время впал в забытье от всего пережитого за этот день, а когда очнулся, десятки слизких тварей уже присосались к его телу в разных местах, он молча пытался срывать их, и они отрывались, оставляя проеденные дырки на коже. Потом, обессилев, он снова потерял сознание.

Когда через сутки юношу вытащили из подземелья, у него не хватало левого глаза, двух меньших пальцев на правой руке и многих кусков плоти на других местах. Кровь, правда, не текла, в слюне агуалов было кровоостанавливающее вещество. Младший жрец печально присвистнул:

— Да он теперь ни на что не годен! Все объели.

— Не совсем все! — хихикнул второй, глядя в упор на обнаженного юношу. — Может, исправить?!

— Да Храг с ним, пусть катится на все четыре стороны. Он нам больше не помеха.

— Как знаешь… А старшие не спросят потом с нас? Они же хотели что-то узнать.

— Хочешь, пойди и сообщи. Сам потащишь этот огрызок к ним и отчитаешься о работе. Я не буду больше руки марать.

— Ну вот еще, они спросят, почему не проверил раньше…

— Вот и я говорю: пусть катится.

— А если спросят, где?

— Скажешь, съели. Я подтвержу. Иногда на этих тварей и правда находит жор, так что чуть не уследишь, и тю-тю…

Вскоре, накинув на Арена старый плащ, его вытащили через калитку, ведущую на берег моря, и, оттащив к ближайшим скалам, бросили там. Молодые жрецы были совершенно спокойны — то, что не доели агуалы, доедят морские твари, стоит только юноше зайти в воду, да и вообще с такими ранами долго не живут.

Однако на этот раз жрецы ошиблись, свежий ночной воздух привел юношу в чувство, и он машинально пошел тем путем, по которому пришел на территорию храма. Потом, добравшись до первой же рыбацкой стоянки, никем не замеченный, отвязал какую-то лодку и, оттолкнув от берега, перевалился через борт. Некоторое время он даже смог кое-как поработать веслами, чтобы удалиться от берега, после чего упал на дно лодки и отдался на волю богов. Ветер и набирающий силу отлив потихоньку уносили хлипкое суденышко с беглецом в открытое море.

Прошло почти полтора года со времени смерти Лаэрии. Однажды, уже ближе к осени, когда подули холодные ветра и небо уже с утра все чаще оказывалось затянутым тяжелыми свинцовыми тучами, беспокойство вновь овладело графом ло’Айри. Его люди перешептывались, но приняли как должное, что их владетель все чаще стал делать обходы сам, иногда с кем-то из дружинников, иногда в одиночестве.

Море штормило уже третий день, выходить на лов было бесполезно и опасно — северо-восточный ветер легко мог сорваться стремительным шквалом с востока, да и рыба в такую погоду уходила в глубину. Сорейн отправился на запад, к Ржавым скалам, еще задолго до вечера. Ветер понемногу крепчал. На обратном пути к мысу, на котором находился его дом, начался дождь, ветер явно переходил к востоку, начиналась буря.

Накинув капюшон плаща, граф шел, наклонившись вперед, навстречу ветру, не забывая при этом внимательно оглядывать прибрежный песок и торчащие из него скалы, которые уже захлестывали первые штормовые волны. Вдруг между двух стоящих вертикально почти плоских обломков скал он заметил застрявшую лодку. Сорейн мог поклясться своим родом, что на пути от дома к скалам ее в этом месте не было, в то время еще хватало света, и он неспешно оглядывал берег.

Не обращая внимания на хлесткие струи дождя и резкий ветер, граф бросился к лодке. Слишком близко от воды, штормовые волны скоро разобьют скорлупку в щепки. Ожидал ли он то, что увидел? Наверное, да. Подогнув под себя ноги, на дне лодки сжался мальчишка, совсем еще малыш, судя по росту, лет трех-четырех. Сорейн подхватил его на руки, и тут же большая волна ударила прямо в створ скал, между которых застряла лодка. Граф чуть не задохнулся от потока солоновато-горькой воды, ударившего ему в лицо, но не отпустил прижатого к груди ребенка. Когда волна откатилась, лодки между скал больше не было, только несколько обломков досок застряли между камней. Сорейн, увязая в мокром песке, рванулся прочь от моря, унося найденыша.

Береговая тропа была опасна при таком разгуле стихии, пришлось по скользким от дождя камням, спотыкаясь, карабкаться наверх, на стежку, ведущую по холмам. Выбравшись на нее, Сорейн осмотрел мальчишку, тот находился без сознания, но видимых ран и переломов не было, и граф поспешил к дому со всей возможной скоростью. Но в такую погоду две мили, отделявшие его от дома, заняли в три раза больше времени, чем обычно.

Когда принесенный морем пришел в сознание, Сорейн спросил его: «Кто ты?» Мальчик ответил: «Халег». Объяснить, откуда он и как оказался в море, малыш не смог.

А через три дня шестьюстами милями к западу прибило старую лодку с обезображенным до неузнаваемости человеком, скорее всего подростком. Дело было днем, и жители поселка, узнав о находке, высыпали на берег. Однако, увидев незнакомца, все застыли в нерешительности. На первый взгляд юноша казался мертвым, и селяне спорили в основном о том, что могло оставить на нем такие чудовищные раны. Они тихо переговаривались, некоторые женщины всхлипывали, но никто не осмеливался приблизиться.

Однако через некоторое время в толпе раздался ропот, и она раздалась, пропуская высокую худую женщину лет сорока пяти на вид, темноволосую, в черном балахоне, с некрасивым, но властным лицом. В поселке ее прозывали Карада, вряд ли это было имя, но так уж повелось, она и сама отзывалась на это прозвище. «Ведьма, ведьма», — пронесся легкий шепоток. Женщина в черном только криво усмехнулась, прекрасно слыша даже самый тихий шепот в толпе. Впрочем, ей не было никакого дела до глупых селян.

Ту, кого называли Карада, уважали и побаивались, хотя за все тридцать с лишним лет жизни в этом забытым богами поселке она ни разу не причинила зла ни одному живому существу. Да, в порыве раздражения, например, на подростков, устроивших в пылу игры гвалт возле ее дома, она не раз обещала проклясть их всех, а потом снять проклятие с невиновных, буде такие случайно попадут под горячую руку. Но ни разу пока никого не прокляла, а, наоборот, лечила селян травами и заговорами, не раз ставила охрану и отвод злых умыслов, если поселку грозила опасность извне. Но досужие слухи все равно ползли по домам. Говорили, к примеру, что она самая настоящая черная дорская ведьма, которая проиграла своей сопернице и вынуждена была отправиться в изгнание. Правды не знал никто, поэтому домыслы были самые фантастические.

Учениц ведьма не брала, да оно и понятно, все местные с даром ведающих были светлыми, а дар Карады — темным. Это единственное, что известно было наверняка. И вот сейчас, пройдя через расступившуюся перед ней толпу, она, не останавливаясь, подошла к несчастному, лежавшему в лодке, и наклонилась над ним. Через несколько мгновений выпрямилась и сказала, повернувшись к селянам:

— Он жив. Жизненная искра еще не покинула тело. Я беру его к себе. Есть здесь хоть один мужик, кто поможет мне донести парня до моего дома?

Селяне громко зашушукались. Было что-то зловещее в принесенном волнами юноше, да и сама Карада внушала опаску. А не исполнить просьбу ведьмы — навлечь беду наверняка. В конце концов кто-то не выдержал и стал пробираться вперед.

— Я подсоблю, да-нери Карада, — вышел вперед крепкий мужик с какой-то клочковатой бородой и растительностью на голове.

В толпе кто-то хихикнул.

— Сован-непутевый несчастий на свою голову ищет, — послышался бабий голос.

— Али приглянулась ему ведьма, — добавил другой с издевкой.

— Молчали бы, беспутные, глядишь, и обойдет вас несчастье, — обронила, ни к кому не обращаясь, ведьма, и все голоса тут же стихли, стало слышно, как жужжат насекомые.

— Ну дак что ж? Беру это я парня? — спросил тот, кого назвали Сованом, поклонившись темной ведающей.

— Бери, раз вышел, — хмыкнула та, рядом стало видно, что ведьма чуть ли не на голову выше помощника, да и в плечах не уже. — Бери под руки, а я с другой стороны возьмусь.

— Дак, может, я сам? Я сам донесу-то, в убогом и веса-то нет.

— Делай, как велено! — оборвала его Карада. — Да неси не как мешок!

Вытащив юношу из лодки, они перехватили его поудобнее и пошли через широко расступившуюся толпу. Аккуратно ступая, Карада стала пятиться спиной вперед по направлению к своему дому, выстроенному на окраине поселка около скал. Идти было недалеко, и, несмотря на неудобную ношу, вскоре ведунья и ее помощник достигли дома. Карада велела заносить парня и класть прямо на ее кровать. Сован смутился было, но взгляд ведающей был строг и не допускал возражений. Вздохнув, мужчина исполнил приказ.

— А теперь иди сюда! — позвала его ведьма обратно во двор.

Сован послушно подошел.

— Останешься помогать мне по хозяйству, пока парень не оклемается. Мне потребуется много сил, чтобы поставить его на ноги, и недосуг возиться с хозяйством. Будешь делать все, как я скажу, и точно в срок — не обижу. На пока монету и иди колоть дрова.

Помощник промямлил что-то невнятное, но от монеты отдернул руку, как от ядовитой твари. Ведьма рассмеялась:

— Бери, не укусит! А впрочем, как хочешь… Топор возле поленницы. Наколи мелко, мне нужно много щепы, но не все, часть оставь половинками.

Сован покосился на нее, но монету так и не взял, направившись к поленнице. Оттуда вскоре послышались удары топора. Ведунья же направилась в дом, где без промедления занялась парнем.

Ее новый помощник по хозяйству во время передышек слышал то тихое, то громкое пение, прерываемое возгласами на непонятном языке. Сован уже корил себя за то, что вызвался в подручники, страх перед темной ведьмой был силен, а теперь она еще и привлекла его на постоянную работу. Кто знает, что еще ведьма придумает, а отказаться и того боязней. Поленья были не толстые, как и везде в округе, ладно хоть такие есть, говорят, что дальше по берегу настоящие дрова — роскошь, топят торфом и плавником, если случается найти, а все дерево возят далеко из-за прибрежных холмов.

Переколов почти все дрова, но не осмеливаясь остановиться, пока не разрешат, Сован увидел вышедшую во двор Караду и ужаснулся — на ту было просто жутко смотреть, не видел бы пару часов назад — не узнал бы. Лицо побелело и осунулось, глаза впали.

— Эй, помощник! — хрипло произнесла ведающая. — Подай-ка ведро воды.

Увидев, как заметался Сован, не зная, где его взять, добавила:

— Не мечись! Вон там, у плетня.

Сован схватил ведро и подбежал к ведьме.

— Опрокинь на меня все!

Глаза мужчины расширились, но он исполнил ее просьбу. Вода была совсем не теплая — не лето уже. Карада охнула, когда Сован окатил ее, но быстро встряхнулась. «Кажись, полегчало», — с облегчением подумал тот.

— А теперь бегом за водой. Надо еще ведер пять. Потом топи печь на улице, вон — в углу. Грей воду. Парня надо обмыть. А я пойду в дом. Сделаешь все — постучишь. — И она, набрав охапку дров и щепы, удалилась.

Когда часа через полтора запыхавшийся помощник постучался в дом, то услышал голос:

— Заходи. Я хороший отвар заварила, сил придает. Тебе тоже на пользу будет.

Мужчина вошел. Ведунья уже выглядела отдохнувшей. Он бросил взгляд на парнишку, все так же лежащего на кровати, и, о чудо, кошмарные раны почти исчезли с его лица, только глаз, понятное дело, не появился. Теперь он уже вовсе не смотрелся мертвецом, как недавно на берегу.

— Проходи, вон в кружке тебе отвар. Пей, а я напою мальчишку. — И Карада направилась к больному.

От ее прикосновения паренек открыл глаза и стал удивленно озираться.

— Очнулся, пропащий! — по-доброму усмехнулась ведунья. — Вот пей — это целебный отвар.

— Где я? — Мальчишка попытался приподняться, но со стоном рухнул на постель.

— Не скачи пока, потерпи. Тебе надо набраться сил, да и раны твои не зажили еще до конца. А где? Так у меня дома.

— Я сел в лодку, и меня понесло в море… Куда я попал?

— А откуда ты плыл?

— Из Дора. — Юноша поморщился.

— Да-а… порядки в Доре не меняются, — скривилась ведающая. — Да ты пей, потом поговорим, будет еще время.

Она стала аккуратно поить найденыша из чашки, затем продолжила:

— А попал ты на Северные Пустоши, знаешь такие? Кстати, как звать-то тебя?

— Арен. Про Северные Пустоши я слышал. Я вот добрался, а они нет… — из единственного глаза парнишки потекли слезы.

— Кто «они»? — озабоченно спросила Карада. — С тобой был кто-то еще?

— Нет. Калена убили, его мать так и осталась в храме, а что с его отцом — не знаю. Это они собирались бежать сюда, я только попытался помочь, и вот…

— Так ты бежал из храма? Это там тебя так изуродовали? — В голосе ведьмы заскрежетал металл.

У Сована мурашки побежали по коже. А парнишка как ни в чем не бывало ответил:

— Да. Мать Калена забрали за долги мужа в храм, мы хотели помочь ей бежать и попались сами. — Арена затрясло.

Сован, изумившись сам себе, подошел ближе к мальчишке с Карадой и сказал:

— Да ты лежи, сынок, не вспоминай пока. Мы вот сейчас помоем тебя, а потом отдыхай.

— И то верно, — вздохнула ведающая. — А то вода остынет.

Вскоре, разведя воду в лохани, Сован с Карадой отнесли в нее Арена и осторожно обмыли. Открытых ран на его теле уже не было, чему новоявленный помощник ведуньи изумился еще раз. Вытерев и принеся юношу обратно в дом, Карада отпустила Сована, сказав, что дальше справится сама, и велев приходить завтра днем. На прощание она насильно сунула ему в руку большую серебряную монету[2]. На этот раз мужик не посмел отказаться. Всю дорогу до своего домишки он думал то о монете, на которую мог прожить чуть ли не полгода, то о мальчишке, который напомнил ему о так и не сложившейся семье, то о темной ведьме, которая явно отдала немалую часть своих жизненных сил, чтобы вернуть найденыша к жизни.

Вечером, после мытья, Арен все же рассказал Караде свою историю. Покормив мальчишку бульоном и напоив его успокоительным настоем, после которого тот вскоре заснул, ведунья еще долго обдумывала его рассказ.

По всему выходило, что вряд ли он в таком состоянии протянул бы даже два-три дня, за которые лодку могло принести в эти края при благоприятных условиях, не говоря уже о том, что парня вынесло прямо к дому одной из лучших ведающих всего побережья, каковой не без основания считала себя Карада. Интересно, кто из богов положил на парня глаз и за что ему выпали такие страшные испытания?.. Может, не случайно глупые молодые жрецы походя помянули Храга — Собирателя Душ? Не всегда одноглазый Собиратель дожидается душ в Нижнем Мире, не зря его так боялись клятвопреступники, лжесвидетели и нарушители обетов, ох не зря… Не любит он и тех, кто, прикрываясь словами о благе, творит зло…

Закатное небо отражалось в мокрой прибрежной гальке, играя на ней рыжеватыми отблесками. Море катило зеленоватые волны вдаль от острова, к берегам Дора. Внезапно черная молния прорезала небо над каменистой косой, уходящей в море, и на гальке появился скорчившийся человек в черной кожаной одежде и с такими же черными волосами ниже плеч. Когда человек, застонав, разогнулся, стало видно, что это юноша со светлой кожей и голубыми глазами.

Извернувшись в падении, как кошка, Ирион приземлился на ноги и сразу перекатился, но одну ногу он все-таки повредил: сказалась высота падения. Ощупав ее, юноша убедился, что перелома нет. Но больно, очень больно!

Он сорвался при прыжке и упал на краю плато в каменный колодец, у которого, как говорили, нет дна. Зря говорили — вот оно дно. Преследуемый нехсаре, Ирион прыгнул через край провала на другую сторону. Семь шагов для него не расстояние, но ненадежный камень вывернулся из-под ноги и потянул за собой. Нехсаре — полулюди-полудухи, чистая сталь их не берет, раны затягиваются слишком быстро, только заклятая особым образом на крови, но Ирион был еще слишком молод, чтобы владеть заклятым оружием, приходилось полагаться на свою ловкость и скорость.

Где же это он оказался? Наверно, это другой мир, столько воды до самого горизонта… Море — вспомнил он название. Там, где Ирион прожил предыдущую часть жизни, море существовало, но где-то далеко от мест, в которых прошло его детство. Море юноше понравилось, хотя видеть столько воды до самого горизонта было непривычно. О существовании других миров он слышал, но никто не рассказывал, как они выглядят. Юноша потянулся к воде и попробовал ее — солоновато-горькая, значит, пить ее нельзя. Надо найти обычную воду. Но как ему теперь двигаться? Лодыжка распухала на глазах. При таком повреждении надо бы плотно замотать ногу и желательно привязать к ней какую-нибудь деревяшку. Вокруг не было видно ни деревца, ни кустика, одни камни и скалы. Даже замотать ногу было нечем, все его хозяйство — кожаная одежда на голое тело и меч с кинжалом на поясе, не считая разных полезных мелочей в мешочке.

Подавив боль, юноша, прихрамывая, побрел вглубь острова, где надеялся найти пресную воду, а может, и людей, которые смогут ему помочь.

Он прошел не так уж много, когда услышал вдали человеческие голоса, и направился на их звук. Приблизившись к источнику звуков, Ирион замедлил движение, человеческие голоса ругались между собой, что было понятно без слов. Однако искать других людей времени не оставалось — начинало смеркаться. Несколько раз споткнувшись, что вызвало острую боль в вывихнутой лодыжке, юноша вышел на источник голосов.

Посреди стоящих торчком скал раскинулся небольшой человеческий лагерь. Неопрятные люди сидели вокруг костра, на котором варилась пища, некоторые сварливым тоном разговаривали друг с другом, другие лежа обнимались с такими же неопрятными полураздетыми женщинами, третьи — со стеклянными бутылками с темной жидкостью.

«Эт шерх, нор ваэ?» — попытался произнести юноша стандартную приветственную фразу прибывшего в чужой лагерь, что означало: «Кто вы и куда лежит ваш путь?» — но его губы, к величайшему удивлению Ириона произнесли:

— Какого вы рода? Я хотел бы быть вместе с вами.

Почти все без исключения люди, даже занятые чем-то своим, повернулись на его голос. Они были удивлены не меньше самого Ириона.

— Ты кто? — произнес один из лежавших рядом с женщиной. — И вообще, откуда ты взялся?!

Голос не предвещал ничего хорошего, видимо, мужчина был главным у этих людей. Юноша хотел сказать нечто другое, но снова неожиданно для себя произнес:

— Я пришел с моря. Надеюсь на вашу доброту.

Кто-то при этих словах хихикнул, но главный сказал:

— Если хочешь быть с нами, тогда садись к костру, бабы тебя накормят. А потом, — добавил он, — можешь и поваляться с ними.

Юноша понял только одно: его не прогнали и позволяют поесть из общего котла. Он как-то поблагодарил главного и присел к костру. Одна из женщин, не занятая ни с кем из мужчин, навалила ему еды в глиняную миску и отползла в сторону. Ирион с удовольствием поел и решил вымыть миску, как полагается по закону гостеприимства. Однако его порыв был уничтожен на корню — молодая женщина подсела к нему и обняла за плечи. Ирион не запомнил, о чем они говорили, но в результате остался с ней на всю ночь.

Утром ему было хорошо. До этого раза ему не приходилось быть с женщиной — это была привилегия старших. Нога уже почти не болела — юноша восстанавливался очень быстро, что всегда вызывало зависть у соплеменников. Лежа под шерстяной накидкой рядом с весьма привлекательным женским телом, Ирион вспоминал, что его народ, как ни странно, тоже относился к нему как к чужаку до поры, пока он не стал вместе с воинами резать всех, кто посягал на их территорию. Таковых было немало, начиная от безродных кочевников и кончая существами, мало похожими на людей. Сам Ирион вырос в лесу вблизи большого озера Онг. Его воспитательницей была пожилая женщина, лечившая травами и наговорами все ближайшие людские поселения. Своих родителей он не знал, но его приемная мать сказала однажды, что он более чем просто человек. Что это значит, юноша не понимал до сих пор. Большое озеро, на противоположном берегу которого лес выглядел кустарником, Ирион преодолевал быстрее всех раза в два. Воду он любил, и она любила его. Юноша зачерпнул горсть песка и всмотрелся в него, — на берегах Онга не было песка, только земля и древесные корни. Песок тоже посмотрел на юношу и запомнил его.

Люди начали постепенно просыпаться; кто-то ругался, кто-то звал кого-то. Юноша освободился от объятий женщины и попробовал встать. Ему это удалось. Нога уже почти не болела, но Ирион знал, что для полного выздоровления ему нужно еще не меньше двух суток. Кто-то пристально посмотрел на него, юноше этот взгляд не понравился, в нем чувствовалась неприязнь и еще что-то.

«Сор элге раш шме?! — произнес он. — Зачем ты смотришь на меня так?» — Но окружающие услышали:

— Какого дерьма ты на меня так смотришь?!

Этот некто вскочил и обнажил клинок, с которым, видимо, спал. Юноша взвился, как смерч над водой. Клинок в его руках казался живым продолжением плоти. Он не видел, как главный вздохнул и отвернулся к своей женщине.

«Снорг был не из лучших, и при этом давно нарывался, — подумал капитан, увидев движения новичка. — Что ж, отсев слабаков делает команду сильнее».

Спустя три мгновения острие меча Ириона вошло в сердце невольного обидчика, и все было кончено. Юноша даже удивился, что вооруженный человек так плохо владеет своим оружием, мастер Изгол за такое умение избил бы его клинком плашмя по неприятным местам, иначе на плоскогорье любой мужчина не выживет и полдня. Женщин это не касалось, их защищали мужчины. Но даже некоторые женщины владели своим оружием значительно лучше его противника.

Две декады спустя под истошный скрип мачт, стонущих под порывами восточного ветра, Ирион вспомнил слова воспитавшей его женщины: «Время там, где ветер». Пираты, а он теперь уже знал, кем являются люди, к которым вывело его провидение, были в панике: живой товар, на прибыль от которого надеялись все, похоже, надо было скидывать с борта, — Мать Моря гневалась. Женщин по одной подводили к корме и заставляли прыгать в бушующие волны. Ирион не знал, умеют ли они плавать, как он. До берега ближайшего острова было шагов шестьсот, но на камнях вскипали пенные фонтаны.

Пираты юноше не понравились, хотя многие из них стали уважать его за хорошее владение оружием. Но сейчас, пожалуй, стоило помочь женщинам, да и общество пиратов надоело. И как был в одежде и с оружием на поясе, Ирион шагнул за борт.

Плавать в горькой воде оказалось гораздо легче, чем в обычной, но мешали волны. Немного приноровившись к ним, юноша стал оглядываться в поисках женщин. Вскоре он увидел их. Они плыли группой, явно стараясь держаться вместе, несмотря на волны. Они хорошо держались на воде, хотя двигались не очень быстро. Некоторые из них поддерживали друг друга, только одна из плывущих сзади постепенно начинала отставать все больше и больше, а остальные, похоже, не замечали этого. Ирион направился к ней.

Молодой женщине, кажется, было плохо, и она иногда судорожно хватала ртом воздух. «Не волнуйся! Держись за меня», — сказал ей Ирион и сам положил ее руку на свою талию, чтобы та не схватилась ему за шею, как это бывает иногда. Женщина сначала дернулась и удивленно посмотрела на юношу, но вроде поняла и уцепилась за его пояс.

Вдвоем плыть было намного тяжелее, но все же они постепенно приближались к остальным. Теперь главное было найти место, где нет больших острых камней. Поднявшись на очередной волне, которые у берега становились намного выше, будто вставая во весь рост, Ирион присмотрел такое место и стал грести к нему.

— Вы куда?! Гребите левее! — вдруг послышался громкий женский крик за его спиной.

Юноша очень удивился, но послушался: возможно, та, что кричала, лучше знала это место. В результате ему пришлось выгребать наискосок, что замедлило движение. Первые женщины, дождавшись большой волны, уже выбрасывались на берег, стараясь после этого отбежать вверх по склону как можно быстрее, когда Ирион со своей женщиной только приблизился к остававшимся в воде. Несколько женщин сгрудились на месте, поддерживая ослабевших подруг. Оглянувшись, он внезапно увидел огромную волну, приближавшуюся к ним, и в то же время услышал голос той самой женщины, что приказала ему грести левее:

— Девочки, это наш шанс! Хватайтесь за нее!

Через несколько мгновений волна докатилась до них, и все стали грести из последних сил, стараясь удержаться на ее мощной спине, неудержимо стремящейся к берегу. Было видно, как уже выбравшиеся на сушу побежали в сторону скал и стали карабкаться на них, чтобы не быть смытыми обратно в море этой волной. Волна ударила в подножие скал и стала откатываться назад, пытаясь утянуть с собой людей. Ирион схватился за какой-то обломок скалы, торчащий из песка, и сжал руки изо всех сил. Вода откатилась, оставляя его вместе с женщиной, судорожно вцепившейся в его пояс, на берегу. Но тут же он услышал крик отчаяния и, взглянув вниз, увидел, что какую-то из женщин, сорвавшуюся со скалы, утягивает обратно в море.

На то, чтобы расстегнуть пояс с оружием, хватило пары секунд, и юноша бросился вниз, утопая в мокром песке. Сзади послышались окрики, но он не слушал их. Понимая, что не успевает, в последнем рывке он упал, хватая скользившую по песку женщину за волосы, и тут же их накрыло новой волной. От неожиданности юноша наглотался горькой воды с песком, но, когда волна откатилась, рванувшись изо всех сил, он все же успел перехватить женщину за руку и протащить вверх по берегу, куда морские валы почти не докатывались. Там он в изнеможении упал на песок, а женщину подхватили под руки подоспевшие товарки.

Отплевавшись и отдышавшись, Ирион осмотрелся. Перебравшись несколько в сторону, где берег был повыше, женщины отжимали волосы и платья, тихо переговариваясь. Юноша встал и направился к ним.

Навстречу ему поднялась худая женщина средних лет, она держала в руках пояс Ириона. Юноша узнал ту самую, что командовала в море.

— Спасибо тебе за помощь! — негромко произнесла женщина, подойдя к нему и отдав вещь. — Если бы не ты, то мы потеряли бы еще двоих.

— Не всем удалось добраться до берега? — спросил юноша, ему было больно, что он не успел помочь.

Женщина, кажется, поняла его:

— Одна из нас не выплыла после прыжка с корабля, возможно, ударилась о воду и потеряла сознание…

Ирион тяжело вздохнул.

— Не кори себя! То, что спаслись остальные, уже чудо.

— А почему нельзя было выходить на берег правее? — решился он задать вопрос.

— Там зыбучий песок. Ты бы не смог выйти из воды. — А потом, поясняя непонимающему юноше, добавила: — Я родом с одного из соседних островов. На счету этого места немало погибших людей.

Ирион кивнул, и женщина спросила его:

— Почему ты ушел с корабля?

— Мне не понравились пираты, — ответил юноша.

Кто-то из женщин, услышав его ответ, истерически рассмеялся, остальные заговорили громче.

— Прости их! — вздохнула его собеседница. — Они еще не успели осознать до конца, что избежали страшной участи, которая их ожидала. Но почему ты тогда, придя в лагерь, сказал, что хочешь быть с ними?

— Надо же было что-то сказать, — дипломатично ответил юноша, понимая, что объяснение о случайно получившейся фразе только вызовет лишние вопросы, на которые он не сможет ответить. — У меня сильно болела нога, и не было воды, которую можно пить.

Женщина понимающе усмехнулась.

— Если хочешь, можешь пойти с нами, — сказала она. — На другой стороне острова есть два довольно больших поселка, там ты сможешь найти кого-нибудь, кто отвезет тебя домой.

Ирион грустно вздохнул. Собеседница поняла его по-своему и добавила:

— А если тебе некуда возвращаться, то, может быть, найдешь там работу для себя. Если что, я подтвержу, что тебе можно верить.

Ни молодой человек, ни женщины не видели, как рухнула на покинутом ими корабле задняя мачта, разрывая и путая паруса и такелаж передней. Неуправляемую пиратскую шхуну стало сносить к коварным Киранским отмелям, после каждого шторма меняющим свои очертания. Там она в конце концов и застряла в зыбучих подводных песках. Мало кому из команды удалось спастись, добравшись до окрестных островов. Спасшимся оставалось гадать, погубило или спасло их то, что неизвестно откуда взявшийся странный юноша непонятно почему выпрыгнул с корабля вместе с невольницами, сброшенными за борт.

На самом деле Ирион забыл и думать о корабле, покинув его. Добравшись до ближайшего поселка вместе с женщинами, он, не найдя ничего интересного там, отправился в странствие по островам Райнского архипелага, что находится к востоку от Дорского полуострова и к северу от земель, называемых Северными Пустошами.

Глава 2

Хальдра

«Путешественники рассказывают, что среди северных гор и в самих недрах Стайского хребта есть забытые храмы и города, а на склонах горных вершин вырезаны лестницы, которые не ведут никуда. В этих городах давно никто не живет, и неизвестно, кто жил там прежде. Стены храмов испещрены странными символами и надписями на неизвестном языке. Кому поклонялись там, о чем повествуют или предупреждают эти письмена? Сколько древних заклятий ждут своего часа, чтобы проявить себя?

Древние легенды упоминают о повелителях моря и неба. „Неведомы глубины морские, но еще больше тайн хранят небеса, а земля — только ступень между ними“, — так они говорят».

Элианар ло’Райди. «Хроники Севера»

Война за «присоединение» Дойна к Дору отошла в прошлое. Дорский полуостров успел стать Дорской провинцией королевства Игмалион. Мирная жизнь со скрипом вошла в обычное русло, когда из пограничных селений у подножия Стайского хребта и продолжающей его к западу Архенарской гряды неожиданно начали пропадать дети. В основном это были мальчики лет трех-четырех, хотя среди них оказалась и одна девочка того же возраста. Пропажи происходили с обеих сторон — и с основной территории Дора, и с территории области Дойн, поэтому те, кто обязан был следить за охраной порядка, не знали, что и предположить. Население пребывало в панике — ни заборы, ни охрана не были препятствием для неизвестного похитителя. Чаще всего дети пропадали под вечер, но когда перепуганные родители стали пораньше уводить своих чад за стены домов, похищения продолжились и днем. Даже у местного владетеля — Тарио Л’Ани, одного из немногих аристократов Дойна, сохранивших свое положение благодаря лояльности к дорской короне, пропал трехлетний младший сын.

Со стороны Дора не было известно ни одного прохода через Стайский хребет в сторону Дойна, там громоздились только отвесные скалы, прорезанные глубокими трещинами. Редко кто из местных охотников, да и то со специальным снаряжением, ухитрялся подняться наверх и пробраться через это каменное месиво на другую сторону хребта. Можно было бы списать исчезновение детей на дикого зверя, но на месте похищений ни разу не видели следов крови. Поэтому подозревали, прежде всего, пришлый люд из Центрального Дора или охотников за живым товаром, но и тут возникало некоторое недоумение, ибо работорговцы обычно предпочитали детей постарше, редко кто зарился на таких-то вот маленьких.

Усиление охраны поселений и патрулирование окрестностей сначала результата не дало, похищения детей продолжались. Правда, пару раз видели промелькнувшую серую тень какого-то крупного животного, а местные следопыты находили очень крупные следы, похожие на кошачьи.

Со слов старожилов, крупные дикие кошки некогда водились в этих горах, но никто и никогда их живьем не видел.

Однако через месяц с небольшим исчезновения детей прекратились. Похищенных, а их к тому времени насчитывалось одиннадцать, к сожалению, так и не нашли.

Релио с трудом выбирался из объятий тяжелого сна, всплывая вверх, к солнечному свету. Когда ему удалось все же приоткрыть глаза, оказалось, что этот свет бьет в узкое отверстие пещеры, в которой лежал юноша. Четких очертаний зрение почему-то не давало, все расплывалось перед его глазами, не желающими сфокусироваться. На мгновение что-то темное заслонило свет, а вскоре он почувствовал на своей спине шершавый язык и услышал басовитое мурлыканье. Его дрожащая рука наткнулась на кого-то, покрытого мягким густым мехом, мурлыканье стало громче.

«Гальдра», — всплыло в сознании имя зверя.

— Хальдра! — произнес юноша шепотом, потому что голос его тоже не слушался.

Обладательница густой шерсти и басовитого мурлыканья шутя опрокинула приподнявшегося и начала тщательно вылизывать его целиком, как маленького котенка. Релио порой пытался увернуться, но в целом жесткий язык вызвал прилив крови к коже и мышцам, и юноша постепенно начал более отчетливо воспринимать окружающий мир.

Примерно через полчаса он смог сесть и кое-как оглядеться. Небольшая пещера была вся расписана странными символами, наружу вел довольно узкий проход. Как он сюда попал? На задворках памяти теплилась уверенность, что залез он сюда сам, невзирая на протест Хальдры, просто очень хотелось спать, а заснуть на открытом месте, даже под присмотром карайна, опасался. Чем дольше он пытался вспомнить, тем больше уверялся в том, что помнит очень мало. В чем же дело? Возможно, эта пещера заколдована, и он случайно попал под действие неведомого заклятия? Сколько времени прошло? Судя по теплому солнечному свету и окружающей температуре — сейчас лето, а забрался он сюда в начале осени… или весны?.. В общем, было мокро и холодно.

В это время вернулась Хальдра, он привычно произносил ее имя так, как произносят на родном диалекте. Она принесла тушку какого-то мелкого животного, возможно, дарси[3]. Юноша попробовал найти свой мешок, где должно было находиться огниво и другие походные вещи, и только тут понял, что на нем вовсе нет одежды. Это привело Релио в шок. «Почему?!» После обнаружения под собой небольшой кучки почти истлевших тряпок до него начало доходить ужасное — не несколько месяцев он здесь проспал…

«О, боги! Что же произошло со мной?!»

Релио всегда отличался способностью попадать в самые странные ситуации и так же странно выпутываться из них. Например, с Гальдрой он познакомился, когда в тринадцать лет, за несколько часов до начала торжественного празднования его дня рождения, решил залезть на скалу, чтобы полюбоваться долиной сверху, и застрял там, и очень серьезно. Камни, на которые мальчик наступал по пути вверх и казавшиеся абсолютно надежными, при попытке спуститься начинали предательски скрипеть и грозили сорваться со своего места, а высота была около трехсот локтей. Испробовав все, кроме спуска по веревке, которую он как раз и не взял, Релио сидел в узкой расщелине и тихо плакал, не столько от страха — его рано или поздно нашли бы, сколько от бессилия. И тут появилась Гальдра.

То, что огромную серебристую кошку зовут именно так, он узнал позже. А в первый момент увидел, как из-за выступа скалы локтями десятью выше его выглядывает удивленная, иначе не описать, кошачья морда с встопорщенными усами и с интересом рассматривает застрявшего подростка. Почему-то он не испугался неожиданной гостьи, и та, видимо, тоже почувствовала это. Потом он не раз уверялся в том, что карайна чувствует его эмоции и понимает многие слова, он и сам иногда понимал ее без слов. Кошка тихо мяукнула и качнула головой. Релио показалось, что она приглашает его к себе. Мальчик встал, кое-как разминая затекшие ноги, и попытался подтянуться на обломке скалы, торчащем сверху. Обломок дёржался крепко, и со второй попытки Релио удалось вскарабкаться на крохотную площадку, расположенную выше места, где он находился до сих пор.

Релио присел, переводя дыхание, и неожиданно встретился глазами с кошкой. Что-то нахлынуло на него, тоска и боль скрутила внутренности — вот тогда он узнал, что карайна по имени Гальдра недавно потеряла двоих котят, которым не было еще и месяца. Потом первая волна чувств, передаваемых кошкой, схлынула, и она задумчиво посмотрела на мальчика. Тот протянул руку и погладил кошку по голове, прижавшись к ней и передавая свое сочувствие. Карайна сначала дернула головой в попытке отстраниться, но потом разрешила Релио приласкать себя. Немного посидев с Гальдрой, мальчик поднялся со словами:

— Ну куда же мне теперь идти? Сюда? — и попробовал начать спускаться с другой стороны, но был аккуратно схвачен кошачьими зубами за ремень штанов и развернут в противоположную сторону.

Подросток попытался спуститься там, куда указывала кошка, но, увы, ноги не доставали до опоры, а прыгать на ненадежные камни он не решался. Тогда кошка, почесав себя за ухом, опять посмотрела Релио в глаза и мотнула головой в сторону своей спины. Он понял, что она предлагает садиться верхом. Это было что-то! Мальчику приходилось слышать, что существуют обученные карайны, которые возят своих напарников, но самому подобного видеть не доводилось.

Осторожно он вскарабкался и распластался на спине лежащей кошки, вцепившись в ее шерсть, как клещ. Карайна встала, слегка потянулась и прыгнула. Как Релио не перелетел через ее голову при таком прыжке, оставалось только удивляться. Дальше спуск пошел медленнее, зато без головокружительных номеров. Карайна пробиралась между скал, то поднимаясь, то спускаясь, пока наконец не достигла почти самого низа. Там на небольшом карнизе она снова легла, явно приглашая спуститься с ее спины. Релио слез и, осмотревшись, понял, что дальнейший спуск не составит труда даже для ребенка.

Как умел, на словах он поблагодарил спасительницу, а та, ткнувшись в него мордой, развернулась, и только серая тень мелькнула среди серых скал. Мальчик спустился в долину и, слегка поцарапанный к неудовольствию матери, явился на празднество, которое должно было вот-вот начаться. Испугаться за Релио не успели, все привыкли к его долгим прогулкам по окрестностям.

Месяцы шли за месяцами. Нередко в своих прогулках будущий владетель Лос-анха встречал серебристую карайну, казалось, нередко знавшую, когда и куда он направится. Тогда они вместе бродили по окрестным горам, где Гальдра показала спутнику немало укромных лазеек, о которых не знали даже местные охотники, и кучу других интересных мест. Тайком Релио сшил из ремней некое подобие упряжи, позволявшее удержаться на спине карайны при ее головокружительных виражах, после чего они смогли вместе забираться все дальше и дальше. Среди неприступных скал обнаружились крохотные долины с журчащими ручьями, поросшие диковинными цветами, не встречавшимися на равнине. Над цветной галькой в кристально чистой воде резвилась рыбья мелюзга. Потом эти ручьи уходили в узкие промоины в толще скал, чтобы появиться на равнине прямо из-под земли. Хотя встречались и широкие лазы, уводившие глубоко в скальный массив.

Подрастая, Релио стал уходить в горы и на несколько дней. Он ночевал, прижавшись к теплому боку своей спутницы, разводил небольшой костерок, на котором жарил кое-что из добычи, принесенной Гальдрой. Вскоре они с серебристой карайной научились понимать друг друга без слов, «словами» она с юношей почти не говорила. Они стали не то чтобы напарниками, скорее, спутниками, путешествующими вместе. Однажды карайна провела юношу по одному из проходов на дорскую сторону гор. Обратно они возвращались уже другим путем, слишком уж сыро и неуютно было в подземельях, где скоро начинало казаться, что кто-то невидимый в темноте смотрит на тебя. Гальдра, правда, этих пещер не боялась, хотя в некоторые проходы заходить отказывалась. К сожалению, объяснений от нее добиться было невозможно.

Релио сидел на полу пещерки, щурясь от дневного света. Он уже обшарил ее в поисках вещей, найдя у входа свой кожаный дорожный мешок и очень старые следы от костра. Огниво сохранилось, хотя железка слегка заржавела; сохранился и кинжал, с которым он в тот раз пустился в путь. Однако огонь он разводить не стал, решив не заниматься пока поиском дров, и перекусил сырым мясом, принесенным Гальдрой, как случалось и раньше. Несмотря на длительное время, проведенное во сне без еды, желудок нормально принял пищу.

Память понемногу начала возвращаться к нему.

Года три спустя после знакомства они с карайной, как обычно, отправились в горы и забрались довольно далеко от дома Релио. На пустом неприветливом плато их застигла внезапная буря с холодным проливным дождем. Путешественникам ничего не оставалось, как спуститься в одну из широких расщелин, разрезающих плато, и попытаться найти там укрытие от ненастья. Если бы не карайна, Релио рисковал бы сломать себе шею, спускаясь по таким скалам. Даже Хальдра то и дело поскальзывалась на скользких от дождя камнях и раздраженно шипела, а когда все же спустилась на дно расщелины, у нее от напряжения дрожали лапы. Релио был абсолютно мокрым, его трясло от холода.

В таких условиях укрытие нужно было найти как можно быстрее, поэтому, обнаружив первую попавшуюся пещерку, юноша решил залезть в нее, прихватив несколько не совсем мокрых обломков дерева. Хальдра попыталась оттащить его от входа, но юноша был не в себе от холода, и кошка сдалась, отпустив его одежду. Кажется, он пытался зажечь огонь, но руки не слушались, промокшие дрова скорее тлели, чем горели, и, видимо, Релио, натянув на себя всю одежду, которая была с собой, просто лег у чадящего костра и отключился.

Сколько же времени прошло? Что делать теперь? Родные наверняка решили, что их сын погиб по неосторожности в горах. Надо бы навестить их, чтобы, хоть с опозданием, но дать знать, что он жив. Вся тряпичная одежда истлела. Пришлось делать из мешка некое подобие набедренной повязки, а остальные мелочи запихать в импровизированный кошель, который Релио сделал из его же обрезков. Карайна не тревожила своего товарища в его занятиях, бродя где-то в окрестностях, но ближе к вечеру, когда солнце скрылось за краем ущелья, она стала настойчиво входить и выходить из пещеры, поглядывая при этом на юношу своими желтыми глазами.

— Ну что тебе так не терпится? — спросил он, слегка раздраженный ее навязчивым поведением.

Карайна сначала не отреагировала никак, но еще через некоторое время, войдя, села прямо напротив юноши, уставившись ему в глаза.

«Пора!! — понял он. — Ночью снова можешь уснуть…»

Релио слегка ошарашенно покачал головой, — Хальдра удостоила его разговора. Значит, дело нешуточное. Вздохнув, он быстро приладил к поясу подобие одежды, кинжал с кошелем и выполз из пещеры.

За то время, пока он спал, как показалось юноше, местность заметно изменилась, хотя он помнил ее недостаточно хорошо, видел только однажды под потоками проливного дождя. Кажется, кое-где выросли деревья, а одна из скал обрушилась, образовав длинную осыпь, перекрывающую расщелину. Из-за осыпи, запрудившей маленький ручей, на дне появилось довольно большое озеро.

Уже выйдя из пещеры, Релио понял, что от нее действительно веет чем-то странным.

— Кажется, ты права, Хальдра, надо отсюда убираться.

Кошка подошла и одобрительно потерлась, глядя вверх на край расщелины. К сожалению, от упряжи карайны за истекшее время тоже мало что осталось, поэтому подъем предстоял очень тяжелый. Напоследок Релио решил искупаться. Хальдра на сей раз ничем не выказала своего неодобрения. Наклонившись к озеру, юноша увидел, как сильно он исхудал за это время. Впрочем, само то, что он невесть сколько времени обходился без еды, было непонятным. В остальном черты его лица почти не изменились, только светлые волосы стали чуть длиннее и выглядели свалявшимися и безумно грязными. Кое-как приведя себя в порядок, Релио напоследок обернулся к месту своего нечаянного заточения и, подозвав Хальдру, отправился в путь.

Закат уже догорал на горных пиках, когда человек и карайна наконец выбрались на злополучное пустынное плато. По относительно ровной местности карайна вместе с всадником продолжала двигаться и ночью, стараясь пересечь плато как можно быстрее, после всего происшедшего оно не внушало никакого доверия. Странники остановились на отдых, только достигнув края плато, когда после недолгой темноты вновь начало светать. Немного отдохнув, они продолжили свой путь.

Через четыре дня они добрались наконец до края гор. Дорога сильно осложнилась из-за отсутствия упряжи, что заставляло Хальдру искать наиболее простые спуски и подъемы. Релио хотел было сразу спуститься со скал и отправиться к родному дому, но карайна передала ему свое мнение, что лучше это сделать в ночной темноте, чтобы обезопасить себя от неприятных встреч. Юноша с трудом дождался этого времени.

Горы были совсем недалеко от жилища Релио, и уже на спуске он стал подозревать неладное, а, добравшись ближе, понял, что не ошибся, — дом оказался пуст. Более того, при ближайшем осмотре стало ясно, что пуст он уже давно и частично начал разрушаться. Или же его разрушили люди. Юноша не знал, куда бежать, кого спрашивать о судьбе родных. До восхода солнца он сиротливо бродил по останкам родовой усадьбы. Потом Релио решился все же поискать людей. Ближайшее селение сначала тоже показалось брошенным, пока юноша не услышал вдали стук топора. Осторожно, прячась за домами, они с карайной пробрались к этому месту.

Какой-то пожилой мужчина колол дрова на щепки. Оставив Хальдру на страже, Релио вышел на открытое место и двинулся к человеку. Он решил не раскрывать своего происхождения без нужды и, подойдя к мужчине, отставившему топор при виде юноши, сказал:

— Эллари, я долго не был в здешних краях, по пути решил завернуть в гости, но вижу, что все покинули это место, даже хозяйская усадьба разрушена. Не скажете ли, куда подевались все местные жители?

Мужчина вздохнул и присел на чурбак, на котором колол дрова:

— А что сказать, эллари, видно, вы находились очень уж далеко. Была война, потом грабежи. Кто не погиб и не попал в рабство, тот ушел. Говорят, что Дор потом тоже завоевали, да только здесь никто не появлялся.

У Релио затряслись губы, он еле сдерживался, чтобы не показать своего отчаяния. Но мужчина все равно все понял.

— У вас здесь были родные?

— Да… — едва выдавил юноша.

Внимательно посмотрев на него, мужчина сказал:

— Уходили бы вы отсюда… эллари… здесь часто останавливаются егерские патрули, а вы слишком похожи на прежних хозяев усадьбы… не ровен час…

— Спасибо, эллари. — Релио понял, что имел в виду собеседник. — Скажите только, война была с Дором? И не подскажете ли, где в округе можно достать одежду?

— Да, дорцы захватили наши земли… а одежду я вам сейчас кое-какую принесу, осталась от сына… — И мужчина ушел в хибару.

Через несколько минут он вернулся с охапкой одежды и положил ее на траву, потом, ни слова не говоря, посмотрел на юношу еще раз и снова ушел в дом, вернувшись на этот раз с заплечным мешком и куском хлеба.

— Вот, — сказал он, глядя в землю, — доброго пути вам, да-нери!

Релио не заставил себя ждать, догадавшись, что человек опасается того самого егерского патруля. Он быстро запихнул все в мешок и, уходя, тихо произнес:

— Да хранят вас добрые боги!

Зайдя за дом, где его ожидала Хальдра, он быстро вытряхнул одежду из мешка, надел штаны и рубашку, остальное запихал обратно. Одежда была широковата, но хотя бы что-то. Обняв карайну за шею, он тихо заплакал:

— Вот теперь мы совсем одни, Хальдра, и идти нам некуда. Лучше было бы не просыпаться!.. — добавил он в отчаянии.

Кошка посмотрела на него и легонько толкнула головой, что значило «пойдем». Релио грустно улыбнулся и, механически забравшись на спину карайны, отдал выбор пути ей. Хальдра, оглянувшись ненадолго, взяла курс к дальним отрогам гор.

Мужчина, коловший дрова, увидел, как мелькнула в конце улицы серебристая тень со всадником на спине, и все опять опустело.

— Да хранят вас добрые боги! — прошептал он вслед.

Некоторое время они неспешно путешествовали, стараясь избегать людских поселений. Дважды видели в отдалении егерские разъезды. Юноша кормился в основном мясом добытых Хальдрой животных, только изредка он заходил в отдельно стоящие дома, чтобы купить хлеба или сыра, благо серебро и золото оставались серебром и золотом, несмотря на смену власти. Кое-кто давал Релио еду просто так или в обмен на мясо. В конце концов он даже прикупил немного кожи и кое-какой инструмент и заново сделал упряжь для Хальдры. Так прошло лето.

К осени юноша восстановил силы и чувствовал себя прекрасно, только печаль по утраченному не давала ему полностью радоваться жизни. А еще он видел, что стало с его родиной за прошедшие годы. Всем теперь командовали дорцы. Большинство местных владетелей были лишены своих титулов, причем многие погибли или были захвачены в рабство и проданы в Дор. Крестьяне и мастеровые жили в страхе, не то чтобы налоги возросли слишком сильно, но дорские хозяева считали их людьми второго сорта. Да что говорить, если в самом Доре простые люди тоже жили в страхе, а дорские законы распространились теперь и на здешние земли. Правда, говорили, что Дор в свою очередь тоже захвачен своим южным соседом, где порядки более мягкие, но здесь это чувствовалось слабо. Единственно, что официально рабовладение было запрещено, но существовало немало обходных путей для закабаления любого человека. Про свою семью Релио узнать ничего не удалось, а выяснять напрямую он не рисковал.

Еще в конце лета они с Хальдрой присмотрели в горах старый, но еще крепкий домик, и Релио, убедившись, что там никто не появляется, начал делать запасы на зиму. К середине осени он почти перестал спускаться на равнину, радуясь последним сухим и теплым дням. Зазимовали они там же. Хальдре зима не мешала, иногда она пропадала на несколько дней, правда возвращаясь потом обязательно с добычей. Юноша порой волновался и ругал ее из-за этого, но, в общем, все шло тихо и спокойно, только скучновато.

Весной, когда на склонах наконец начал сходить снег, Релио, насидевшись в одиночестве, стал предпринимать все более дальние прогулки по окрестностям. Хальдра теперь появлялась вообще редко, и юноша, ворча, занялся охотой сам. Большого пристрастия к этому занятию он никогда не испытывал, но кое-что умел, теперь пришлось восстанавливать навыки. Во всяком случае, охотиться с легким луком на птиц и мелкую живность Релио наловчился довольно быстро. Встречался он порой и с другими охотниками, кто-то спешил вернуться с добычей в долину, а у других просто был такой образ жизни, и они задерживались на одном месте даже по два-три дня, травя байки и обмениваясь последними новостями.

Уже в начале лета случай свел его с одним из таких людей, живущих в горах, как теперь и сам Релио. Они нашли общий язык и потом встречались намеренно. Однажды охотник увидел юношу вместе с Хальдрой, и тому пришлось рассказать Вердану, что это его карайна. Правда, Релио не опасался нового знакомого, зная его отношение к происходящему в стране.

В тот вечер, естественно, разговор завертелся вокруг карайнов. Сначала охотник рассказал несколько баек на тему, а потом разговор повернул в более серьезное русло. Вердан сделался задумчивым и часто тяжело вздыхал. Релио аккуратно осведомился, не случилось ли чего.

— В общем-то нет, — ответствовал охотник. — Просто накатило что-то. Неравнодушен я к карайнам. Слишком красивые, слишком свободные, чтобы идти на поклон к людям, кто бы они ни были.

Релио несколько удивленно посмотрел на Вердана, а тот продолжал:

— Некогда даже в княжеском питомнике, где специально отобранные и обученные люди заботились о содержании карайнов, далеко не все котята запечатлевали кого-то. Если этого не происходило в течение года, молодого карайна отпускали на волю. Мой отец был княжеским лесничим в этих местах. Он рассказывал, как однажды зимой, в лютую бескормицу из-за внезапно выпавшего глубокого снега, к порогу его кордона приползла умирающая от голода карайна с полуторамесячным котенком. Увидев вышедшего из домика отца, она вытолкнула к нему котенка и не препятствовала, чтобы тот забрал его в дом. Сама же отказывалась брать еду из рук человека, пока не умерла. Видимо, только забота о жизни котенка заставила ее выйти к людям. Котенок, правда, оказался очень игривым и добродушным. Он легко принял заботу отца и вскоре запечатлел его. Так у моего бати появился собственный серебристый карайн — роскошь, доступная единицам. Карайн выбирает раз и навсегда, хотя ходили слухи, что иногда, в случае гибели напарника, через какое-то время карайн может признать еще кого-то, но первая любовь остается первой. Батя рассказывал, что, взглянув в глаза котенка после запечатления, он просто утонул в этом море любви. — Охотник потер глаза рукой и приглушенно добавил: — Я вот только до сих пор не пойму, зачем им нужны люди…

— А сколько живут карайны? — спросил Релио, страшась за Гальдру, ведь непонятно, насколько подействовало на нее заклинание стазиса, под действие которого попал он сам.

— Говорят по-разному — кто шестьдесят, а кто и все сто. — Вердан нахмурился. — Мой-то отец погиб вместе со своим карайном при захвате нашей земли дорцами… Впрочем, тогда погибли все серебристые карайны и их напарники, участвовавшие в бою.

Охотник вскинулся, словно пытался кому-то что-то доказать:

— Ты думаешь, что в отряде принца были одни вельможи?! Как бы не так! Вельмож там было всего несколько, остальные либо из простых военных, либо вообще из простонародья. Конечно, специальное обучение прошли все, так что воинами были хоть куда! Дрались так, что только клочья летели от дорской швали! Беда вот — мало их было…

Вердан снова сник и продолжил уже на тон ниже:

— У серебристых очень странная избирательность. Во-первых, они предпочитают тех, кто помоложе. И, во-вторых, вообще никто до сих пор не понял, почему они выбирают одних и игнорируют других, таких же порядочных и честных людей. О подонках я не говорю — ни один карайн их не примет. А за погибшего напарника карайны мстили, пока не погибали сами. Дорцы за все это так возненавидели наших серебристых, что за каждую шкуру обещали заплатить золотом. Из местных мало нашлось говнюков, польстившихся на кровавое золото, а дорским охотникам туда и дорога — из гор не вернулся почти никто. А из вернувшихся, не знаю, заработал ли кто хоть медяк.

— Так получается, что в горах живут и дикие серебристые карайны? Потомки тех, которых отпускали на свободу из питомника, хотя бы…

— А кто его знает… Если и есть, то людям они не показываются, особенно после войны. Наши горы очень древние, в них сколько угодно разломов, промоин, закрытых долин, и вообще Беранис знает чего. В одном из таких мест ты побывал, а из других мог не вернуться вообще. Бают, что в недрах Стайского хребта есть подземные города, только там никто не живет. И на поверхности немало старых развалин, даже есть лестницы, вырубленные в скалах, которые не ведут никуда. Дорцы далеко в наши горы боятся заходить, да и местные опасаются. Карайнам проще, они чуют, куда не надо соваться. Может, уцелевшие и живут где-то там.

— С твоих слов я понял, что есть и какие-то другие карайны?! — недоверчиво поинтересовался юноша.

— Есть, говорят… Где-то далеко на юге водятся. Мелкие пестрые и черные, типа наших серебристых. Это все отец говорил. Я-то неуч, а он с самим князем был знаком. — И охотник замолчал. — А кстати, что-то давно не видно твоей питомицы, — внезапно спросил он спустя некоторое время.

— Это еще вопрос — кто кому питомец… — усмехнулся Релио, вспомнив историю своего знакомства с Хальдрой. — Хотя что-то я действительно ее редко вижу последнее время. Вскоре после того, как мы спустились с гор, она занялась какими-то своими делами и меня в известность о них не поставила.

Он задумался.

— Будь она простой кошкой, я бы решил, что у нее где-то завелись малыши. Но ведь несколько лет после гибели котят до нашей истории с пещерой у нее не было никого…

— Не было, не было, а вот теперь, может, появился, — зевнул с усмешкой Вердан. — Ты ее спроси, когда в следующий раз придет.

— Так она и ответила, — вздохнул юноша. — Эта особа себе на уме. За все знакомство я ее «голос» слышал-то всего несколько раз, и то в случае крайней необходимости.

— Тогда ты прав. Похоже, ты у нее не первый.

— Да мне разницы нет. Мы и так ладим, просто я за нее волнуюсь. Мало ли что…

— Вот увидишь! — хохотнул охотник. — Придет твоя киса и прибавление в подоле, то есть в зубах, принесет.

— Дай-то боги! — вздохнул парень еще раз. — Давненько у нее не было радости. Все заботы да заботы.

Они еще немного поболтали о том о сем и улеглись спать у костра.

Хальдра появилась только через три дня, к этому времени Вердан уже ушел. Как всегда, она деловито осмотрела и обнюхала место, потом самого Релио.

— Ну и где ты была? — спросил немного обиженный юноша.

Карайна выразительно посмотрела на него своими желтыми глазами, а потом потянула парня зубами за рукав. Релио почему-то обиделся еще больше, сел на землю и сказал Хальдре:

— Может, хватит строить из себя неразумное животное?! Могла бы и ответить!..

Хальдра слегка недоуменно уставилась на него, и внезапно юноша услышал голос в своей голове: «Я думала, мы и так друг друга понимаем. Ты хочешь, чтобы я с тобой говорила? Тебе одиноко?»

Немного растерявшись, Релио ответил:

— Да, мне одиноко, и я хочу, чтобы ты со мной говорила. Если тебе сложно говорить так, укусила бы меня, что ли, я бы не обиделся, — сказал он, узнав от охотника, что именно так карайны запечатлевают людей, и тогда карайн с человеком могут легко общаться на расстоянии.

«Я и так слышу тебя, если ты недалеко. Я думала, что ты меня тоже. А кусают тебя пусть котята — я уже взрослая».

Релио не знал, смеяться ему или плакать после такого ответа. Почувствовав, что спутник в замешательстве, Хальдра добавила: «Пойдем со мной. Я тебе покажу много веселого».

И они пошли. То есть сначала пошли, а потом, видя, что человек движется слишком медленно, карайна предложила проехаться на ней верхом для скорости.

Миновав несколько узких расщелин, переходящих одна в другую, и небольшой горный кряж, они спустились в маленькую уютную долину, где журчал ручеек, а в маленьком озерце плескались небольшие рыбешки. Но вовсе не это привлекло внимание юноши. На протяжный мяв Хальдры как из-под земли выкатились откуда-то четверо котят. Двое помладше и двое постарше. Хальдра начала с мурлыканьем вылизывать всех четверых.

— Э-это все т-твои?.. — подумав, что скоро станет заикой от таких новостей, с трудом выдавил Релио.

«Нет, мои — двое младших, а другие — моей сестры. Она сейчас охотится». — Голос карайны был очень довольный и счастливый.

— Твоей сестры?! — только и спросил обалдевший юноша, садясь на землю.

К нему немедленно, прячась в траве, стали подбираться котята, оставленные карайной в покое.

«Да, названой сестры. Мы встретились недавно. Она моложе, но ее мать была в том же отряде, что и я».

Котята, пока не решаясь подойти, смотрели на Релио из травы во все глаза.

— Но Вердан сказал, что весь отряд принца погиб, в нем служил его отец…

«Это тот человек, чей запах был на тебе?»

— Да.

«Он не солгал. Но был и другой отряд, небольшой. О нем мало кто знал. Князь чувствовал, что будет война, и отправил его на юг, в Игмалион. Надеялся заключить союз. Но пройти не удалось. Жрецы выследили нас. Погибли многие люди и карайны, но не все. — Ментальный голос карайны был окрашен глубокой печалью. — Несколько карайнов ушли в горы по просьбе своих братьев. Братья погибли. Только двое карайнов ушли вместе с людьми. Где они теперь — мы не знаем. Через несколько лет оставшиеся перестали их чувствовать. Возможно, они погибли тоже».

— Вот, значит, как… — только и сказал Релио.

Такого длинного монолога от Хальдры он не слышал никогда. Ему очень захотелось приласкать карайну, но он стеснялся сделать это. Что-то почувствовав, серебристая кошка подошла сама, и юноша обнял ее за шею, прижавшись к шерсти.

— Прости меня, дурака! — тихо прошептал он.

Релио понял все — во время рассказа Хальдры среди других образов несколько раз промелькнул юноша приблизительно его лет и даже внешне очень похожий, он был рядом с Гальдрой. В последней картинке юноша явно был смертельно ранен. Видимо, это и был тот, о ком она не могла забыть все эти годы, тот, кто, умирая, приказал карайне не мстить за него, а уйти в горы, чтобы сохранить ее расу.

Вечером Хальдра отвезла Релио обратно в его жилище и снова ушла. Он чувствовал, что она показала ему не все. Еще сомневается, стоит ли посвящать юношу в свои дела. С этого дня он ожидал появления кошки, но она не приходила дней шесть. Релио уже начал было волноваться, но однажды, когда уже к вечеру он возвращался с охоты, Хальдра перехватила его на пути к дому.

«Тебя ждут», — передала она.

Юноша хотел отложить поездку на утро, но карайна сказала, что дело срочное. Поэтому, заскочив в домик только за упряжью, они направились куда-то в сгущавшихся сумерках.

Ехали гораздо дольше, чем в прошлый раз, Релио уже начал клевать носом на относительно ровных участках пути. Однако в самом конце пришлось поволноваться. Конечно, юноша знал, что карайна прекрасно видит в темноте, но головокружительный спуск со скал в какую-то расщелину не раз заставил екнуть его сердце. Когда спуск закончился, они оказались в совсем небольшой горной долине, подробностей местности было не разглядеть, хотя небо над скалами уже начало сереть.

На этот раз Хальдра остановилась не сразу, продолжая путь куда-то в дальний конец долины. Неожиданно из-за выступа скалы показался небольшой дом, похожий на тот, в котором последнее время жил Релио, одно из окон светилось — видимо, в комнате горела свеча. Карайна поскребла когтями у входа и отошла.

Дверь почти сразу открылась, визита явно ждали. На пороге показался высокий мужчина.

— А, это вы, заходите! — сказал он.

Релио выпутался из самодельной упряжи и, размяв слегка затекшие ноги, вошел в дом. Карайна проскользнула за ним.

В тусклом свете масляной лампы юноша не сразу разглядел хозяина, зато обратил внимание на лежащего у его ног крупного серебристого карайна, занимающего заметную часть маленькой комнаты.

— Сагрио, подвинься! — вслух сказал карайну мужчина.

«Сагрио» на даэре[4] означало «отблеск», «сверкающий»[5] и тому подобное… Карайн нехотя переместился, освобождая проход. Гальдра обнюхалась с самцом и легла неподалеку.

— Ну вот, коты весь дом заняли, — усмехнулся хозяин. — Да ты не стесняйся, садись!

С этими словами он выдвинул стул для гостя. Стало видно, что волосы у него светлые, но не белые, значит, не чистокровный денери — хотя какое это теперь имеет значение… На суровом обветренном лице выделялись два светлых шрама, возможно от сабли, а на правой руке не хватало половины мизинца.

— Меня звать Райден, а тебя как?

— Релио.

— А если не на дорский манер?

Юноша смутился, почти наверняка Райден был ветераном войны с дорцами.

— Релианор. — Фамилию он все же называть опасался.

— Ну будем знакомы! Я о твоем существовании и узнал-то дней пять назад, заметив свежий след от упряжи на твоей подруге, ну и спросил, конечно. Иначе бы она, наверно, до сих пор держала это в тайне. Вообще, крайне таинственная особа, — снова усмехнулся хозяин.

— Это верно. — Релио с облегчением вздохнул: Райден оказался не таким уж мрачным, как можно было ожидать. — Как раз в то время она показала мне своих котят, а до этого ни словом не обмолвилась о причинах своих отлучек.

— Котят, говоришь?.. Интересно… А ты что… Хм… раньше не заметил, что она в положении?

— Да куда там!.. Вскоре после того, как мы спустились с гор, она в основном гуляла где-то и появлялась редко и ненадолго.

— Мы-то с твоей красавицей знакомы уже пару месяцев, хотя Сагрио, может, и больше… Эй, друг!

Карайн обернулся.

— Это твои котята?

Некоторое время Райден молчал, наверно мысленно разговаривая со своим карайном, чему Релио тут же позавидовал, потом повернулся к юноше:

— Он сказал, что котята Гальдры не его, хотя у него котята тоже есть, но от другой карайны. Все оказывается еще интереснее…

Кинув взгляд на Хальдру, чтобы посмотреть, как она отреагировала на раскрытие тайны, Релио увидел, что кошка лежит абсолютно безмятежно, щурясь на свет. Тогда он решился сказать:

— Тех котят я тоже видел, они были вместе с малышами Гальдры, только немного старше. Их мать ушла на охоту, но Гальдра назвала ее сестрой.

— Тогда я, кажется, знаю, чьи это котята, верно, Сагрио?

Юноше почудилось, что карайн улыбнулся, а Райден продолжал:

— Та самочка появилась раньше. Когда Сагрио ее впервые привел, она была почти дикая и шарахалась от меня, потом привыкла. Я даже не знаю, как ее зовут и есть ли у нее вообще имя. Похоже, у нее никогда не было партнера-человека, и она жила сама по себе.

Мужчина почесал в затылке и добавил:

— А вот то, что котята растут вдали от людей, это плохо — могут вырасти дикими, папаша ты хренов.

Сагрио опустил голову. Мужчина замолчал, потом рассмеялся:

— Извиняется он, видишь ли, не подумал. Боялся, что с котятами что-то может случиться. Ну женщины ладно, а он-то вроде мужчина, выросший в приличном обществе. — Райден вздохнул, видно что-то вспомнив.

Потом он спохватился:

— В общем-то я пригласил тебя по делу, хотя оно оказывается еще более запутанным, чем я подумал вначале. Но сперва расскажи мне, что вы делали в горах больше двадцати лет?

Увидев, как округлились глаза собеседника, он спросил:

— А ты что, не знал?

— Не-эт, — выдохнул Релио. — Я догадывался, что проспал долго, но столько…

И он вкратце рассказал свою историю.

— Да уж! — только и сказал Райден. — Я кое-что узнал от своего карайна, а он в свою очередь от твоей подруги, но хотел все услышать из первых уст. Карайна-то проснулась несколько раньше, хотя и ненамного. Скажи спасибо, что то заклятие, видимо, в меньшей степени воздействует на карайнов, а то проспал бы еще неизвестно сколько, да и проснулся ли бы вообще…

Релио вздохнул, временами ему хотелось, чтобы он тогда действительно не проснулся и не увидел того, что случилось с его родиной.

Райден, похоже, почувствовал его настроение, потому что сказал:

— Брось! Ушедшего не воротишь! Если бы не этот случай, ты погиб бы или попал в рабство, а так жив и можешь бороться.

Юноше стало стыдно перед ветераном, на своей шкуре прочувствовавшим все, что творилось за эти годы. Он опустил голову.

— Брось! — еще раз сказал тот. — У каждого своя судьба. Я как раз хотел поговорить с тобой о поведении твоей подруги и многом другом.

— Да…

— Кстати, пошли бы вы проветрились, — обратился хозяин к карайнам.

Сагрио вздохнул, проветриваться ему не очень хотелось, но, толкнув носом Хальдру, направился к двери, и карайны вышли. Райден закрыл за ними дверь и снова присел к столу.

— Видишь ли, — начал он, — я никак не могу понять поведение Гальдры, хотя с учетом того, что не так уж далеко подрастают четверо котят, кое-что можно предположить. Я не удивлюсь, если где-нибудь есть еще котята, хотя это не так важно.

— А в чем дело? — насторожился Релио.

— Да понимаешь, — мужчина замялся, — совсем недавно я узнал странную историю. В одном горном селении, неподалеку отсюда, один за другим появились неизвестно откуда одиннадцать малышей лет трех-четырех. После войны селение обезлюдело, и там на данный момент осталось всего трое жителей: старуха с взрослой внучкой и парень лет пятнадцати, забредший гуда несколько лет назад, да так и оставшийся. И вдруг эти дети… Я встретил девушку из этого селения, когда она тащила домой кое-какие продукты и материю на одежду, взялся ей помочь. По дороге она рассказала эту историю. Прокормить детей — это еще полдела, в селении остались огороды и несколько овец, но малыши же растут, да и ухаживать за такой оравой тот еще праздник… В общем, бедная девица и двое остальных взрослых просто сбились с ног. Да и страшно им, непонятно, ни откуда дети, ни чьи они, ни кому все это нужно. Поведала она и еще про одну странность: с тех пор у своего порога они нет-нет да и обнаруживали свежую дичь. И овцы порой стали вести себя очень беспокойно, что неудивительно, ибо на свежей земле люди несколько раз замечали отпечатки лап большой кошки. Ты, думаю, понимаешь, к чему я клоню?

— Милосердные боги! — Юноша возвел глаза к небу. — Вы думаете, это Хальдра?

— Показываться туда вместе с Сагрио я не решился, но мы побродили по окрестностям. Карайн утверждает, что, кроме Гальдры, это никто не мог быть. Но она отвечать на вопросы отказывается.

— Узнаю ее стиль. Всегда себе на уме. — Релио схватился рукой за щеку и покачал головой. — Что будем делать?

— Давай попробуем поговорить с нею вместе, может, на этот раз она объяснит смысл своей затеи. Хотя я начинаю догадываться…

— И что же?

— Погоди, я позвал своего, сейчас они вернутся.

Через три минуты в дверь поскребли. Райден открыл и посторонился, пропуская обоих карайнов. Хальдра вошла очень неохотно.

— Входи, входи, — хмыкнул Райден. — Сейчас будем разбирать твое поведение.

Сагрио ободряюще подтолкнул приятельницу. Оба карайна сели и уставились на людей.

— Ну так вот, Гальдра, скажи мне, пожалуйста, зачем ты натаскала столько детишек и оставила их всех на воспитание Рамелы? — задал вопрос Райден.

Хальдра сначала отвела взгляд, но потом ей, видимо, что-то сказал Сагрио.

«Я не нашла лучшего места, где бы о них позаботились», — неожиданно услышал Релио голос карайны.

— Но зачем ты их забрала из дома?! — не выдержал юноша.

«Там о них заботились неправильно. Котятам нужны братья, иначе они получатся дикими. Райден прав».

— Так ты выбирала будущих напарников для котят?! — Юноша был просто в шоке.

Райден, судя по выражению его лица, ожидал именно такого ответа, хотя все равно был удивлен.

«Да. У котят должен быть выбор. Аниален просил меня сохранить наш род».

Так вот как звали того парня, которого он видел в воспоминаниях Хальдры.

«Да. Его звали так. Ты на него немного похож».

Кажется, Хальдра восприняла «сохранение рода» не только как сохранение серебристых карайнов, но и привычного ей симбиоза с напарниками-людьми. Все стало понятно, только было неясно, что делать дальше.

— Хм… — сказал Райден, обращаясь сразу ко всем присутствующим. — Так, может, тогда нам всем перебраться в тот поселок? Патрули туда не заезжают, а от других опасностей трое взрослых карайнов и один бывший разведчик вполне способны защитить. Двух будущих мужчин еще придется учить владеть оружием, но этим я займусь на досуге.

Карайны оказались согласны. Релио тоже воспрял духом — по крайней мере, его жизнь обретала хоть какой-то смысл.

Глава 3

Новые тропы

«Как-то раз в юности я отправился в путешествие по заданию академии. Мой путь лежал в одну из малых долин в предгорьях Стайского хребта. Дело шло к весне. В южном и даже среднем Доре уже цвели сады, а к северу от горной цепи, пересекающей весь полуостров, еще лежал снег. Высокие скалы и северные ветра не давали проникнуть теплу с юга.

На десятый день пути от последнего крупного города в этом направлении я наконец добрался до предгорного массива, состоящего из разрозненных скал и высоких каменистых холмов. Где-то в центре этого странного места и находилась долина, которую я должен был найти.

Если на равнине снег уже осел под яркими лучами весеннего солнца, то в узких ущельях нередко приходилось брести в мокром снегу почти по пояс. Прошло еще два дня, пока я вышел в широкую долину, окруженную скалами со всех сторон. Промокший и усталый, я попросился на ночлег в один из первых же домов. Пожилая женщина пригласила меня, накормила и уложила спать на топчан подле печки в самом теплом месте дома.

Когда я проснулся ночью, мне показалось, что идет дождь, но тут же снова я погрузился в сон. Утром я встал довольно поздно и, отворив тяжелую дверь, не узнал окружающий мир. Сияло солнце, и по светлому небу летели легкие облачка, подгоняемые теплым ветром. Наверно, ночью действительно прошел дождь, потому что снега на открытых местах почти не осталось, зато было много луж и на прошлогодней граве искрились капли воды. От неожиданности на глаза навернулись слезы, мир был так прекрасен, и почти ничто не напоминало о сугробах мокрого снега и низком сером небе, которые я видел изо дня в день за время своего пути. Жители поселка в легких одеждах тоже высыпали из своих домов, отовсюду раздавались звонкие детские голоса, а откуда-то с озер была слышна девичья песня.

Весь день я не находил себе места, обошел половину долины, везде замечая признаки обновления и начала новой жизни. Небольшие озера еще были покрыты серым ноздреватым льдом, но на самом берегу прямо из-под пятен снега уже раскрывались первые весенние цветы. Жители готовились к празднику весны, наступало время свадеб.

Поздним вечером я снова вышел из дома и засмотрелся на звезды. С юга веяло теплом. Вслед за мной вышла хозяйка. Наверно, я вздохнул в такт своим мыслям о том, как неожиданно может измениться все в этом мире, потому что она тихо произнесла:

Не печалься о том, что было.
Каждый ветер песет перемены,
Открывая новые тропы
В потаенные дальние дали.

Я вздрогнул от неожиданности и удивления, услышав такое четверостишие из уст пожилой крестьянки, к тому же оно было произнесено на чистом даэре. Возможно, эти строки являлись отрывком из какой-то древней песни или легенды. Именно чтобы услышать что-то подобное, я пришел в эту затерянную долину, но то, что я там узнал позже, достойно отдельного рассказа».

Элианар ло’Райди. «Хроники Севера»

В горное селение, о котором говорил Райден, компания переселилась через два дня. Обе карайны перенесли туда же своих малышей, но устроили себе логово несколько поодаль от человеческого жилья у выхода из ущелья, в которое переходила долина в дальнем своем конце. Райден сразу же объяснил ситуацию местным жителям и взялся за их образование по части карайнов. Сначала детишки и котята побаивались друг друга, но уже через несколько дней весело играли все вместе.

Следом наступил черед военного образования для обоих молодых людей. Тот самый пятнадцатилетний подросток, которого звали Сэлги, сам ходил по пятам за бывшим разведчиком и просил его научить чему-нибудь. К всеобщему удивлению, Райден сразу решил начать тренировки и для малышей. На вопрос, почему так рано, он пояснил, что, во-первых, карайны взрослеют быстрее, и физическая подготовка понадобится их напарникам уже через год-другой, а во-вторых, то, что в детстве дается легко, потом наверстывать сложнее, а так к возрасту Релио и Сэлги ребята уже станут обученными бойцами, им останется только набраться физической силы.

Декада проходила за декадой. Дети и котята сдружились, но ни одного запечатления пока не произошло. Люди уже начали волноваться, когда в один из последних теплых осенних дней на детской площадке внезапно раздался плач. Релио, занимавшийся несколько в стороне, бросился туда. Младший из братьев Гарани, а Хальдра ухитрилась утащить двух погодков из одной семьи, всхлипывал и тряс укушенным пальцем, а около него сидел с виновато-задумчивым видом один из котят Хальдры, невдалеке стоял и второй из братьев, с недоумением глядя на сидящего перед ним другого котенка из того же помета.

— Тебя укусил котенок?! — подбежав, спросил Релио у хнычущего малыша.

— Да-а! Я не знаю почему. Я ничего плохого ему не сделал! — всхлипывая, произнес парнишка.

Релио погладил светловолосую голову малыша и успокаивающе произнес:

— Помнишь, Райден всем говорил, что котята могут укусить, если выбрали тебя в друзья.

Малыш перестал всхлипывать и с удивлением уставился сначала на Релио, потом на котенка.

— Приласкай его, — добавил юноша. — Теперь ты ему как брат, он тебя никогда не бросит.

Малыш нагнулся и осторожно погладил котенка по серебристой шерстке, тот замурчал и потерся о его руку.

— Он меня любит, — вдруг произнес малыш.

— Ну вот видишь! А палец твой скоро заживет.

Ребенок, уже успокоившись, стал гладить котенка, а тот всем своим поведением выражал ему ответные чувства. Релио вздохнул: «Вот и первое запечатление». Он радовался за мальчишку и котенка Хальдры, но ему самому было немного грустно. К нему подошел Райден:

— Ну что тут случилось?

Релио показал на мальчика и котенка.

— Вот, первая парочка, — и, грустно улыбнувшись, вздохнул.

Райден приобнял юношу за плечи:

— Не грусти! Между прочим, не первая, а вторая. — Он указал на брата мальчишки, который, размахивая рукой, что-то говорил, второй рукой он прижимал к себе котенка. — Хотя какая разница.

Вскоре и двое других котят один за другим выбрали себе напарников. Теперь Райдену пришлось хоть как-то начать и обучение котят, благо что они уже были довольно большими и воспринимали образы, передаваемые человеком. Но сладить с непоседами было сложно, если бы не Сагрио, уже имевший подобный опыт.

Через несколько дней Релио, наблюдая за окрестностями, сидел на утесе над долиной. К нему бесшумно подошла Хальдра и легла рядом, большие желтые глаза ее были грустны. Релио посмотрел на нее и сказал:

— Вот видишь, твои малыши нашли себе братьев.

«Я выполнила свое обещание».

В мысленном голосе карайны было столько печали, что юноше самому захотелось заплакать. Он почувствовал, что Хальдра не видит смысла в своей дальнейшей жизни.

— Не уходи! — сдавленным голосом произнес он, обняв карайну. — Я слишком привык к тебе. У меня больше никого не осталось…

Карайна несколько удивленно посмотрела на Релио, как будто видела его в первый раз. На этот раз юноша не уловил мыслей кошки. Они некоторое время сидели молча, потом в его голове раздался голос Хальдры:

«Хорошо, я подожду».

Карайна встала, потянулась и спрыгнула со скалы куда-то вниз.

Арен поправлялся медленно. Страшные раны, нанесенные агуалами, почти исчезли с его тела благодаря стараниям ведающей, но душа оставалась сжатой в комок боли. Постепенно юноша стал помогать Караде выполнять мелкую домашнюю работу, но как жить и чем заниматься дальше, он не представлял. До злосчастной истории с храмом Арен помогал отцу вырезать из дерева различные мелкие детали и за компанию порой выходил на лов рыбы вместе с Каленом и его отцом, хотя к этому ремеслу юноша большого интереса не испытывал.

Теперь искалеченной правой рукой он не мог наколоть даже щепок и тайком плакал от бессилия. Карада знала об этом и старалась, когда можно, ободрить его, но никогда не утешала юношу, считая, что он сам должен одолеть свое горе и бессилие. Арен уже не ребенок. В таких случаях сочувствие способно привести к тому, что жалость к себе может войти в привычку.

Первое время Арену, осознавшему, каким он стал, хотелось броситься вниз головой с высокого обрыва, но он не имел на это права. — Карада спасла юношу от смерти, и теперь его жизнь принадлежала ведунье. Она же никогда не разрешит подобного — зря, что ли, отдала столько жизненных сил. Сован, все еще продолжавший помогать Караде, тайком от нее рассказал Арену кое-что из истории его появления здесь. Но что ему делать дальше, ведающая тоже не говорила. На вопросы юноши она только отмахивалась, мол, наберешься здоровья, а там поглядим.

Селение, в котором жила Карада, было не маленьким, большинство жителей занималось не морским промыслом, а возделывало небольшие поля с посевами злаков и овощей в узкой долине между грядой невысоких прибрежных холмов и более высокими дальними холмами. При хорошем урожае излишки продавали в другие береговые поселки. Дичь в обмен на муку и овощи приносили охотники с лесистых дальних холмов. Так что селяне жили вполне неплохо. Земледелием занимались и в двух ближайших поселках к западу, но там пригодной под посевы земли уже было меньше.

Сверстников Арена в поселке хватало, но как-то ни с кем из них юноша не сошелся — люди по-прежнему сторонились его, хотя выглядел он теперь вполне сносно. И к самой Караде за помощью местные приходили только в случае крайней нужды. Торопливо отдав оплату и невнятно поблагодарив за помощь, они старались не задерживаться в доме ведьмы лишней минуты. Вот юноша и общался в основном только с ведающей и Сованом.

Постепенно набираясь сил, Арен прожил у Карады всю зиму. Подначиваемый Сованом, он, шипя и ругаясь, но переучивался держать топорик левой рукой и ближе к весне уже мог наколоть хотя бы щепок. Да и с другими домашними делами юноша понемногу осваивался заново, привыкая пользоваться тем, что есть.

— Ну голова-то у тебя осталась, значит, можешь и придумать, как приловчиться, — беззлобно посмеивался Сован.

Сам он, прозванный в селении непутевым за то, что любое его начинание приводило к полному конфузу, хотя руки у Сована работали вполне исправно, за истекшее время как-то приосанился, стал менее суматошным и даже стал казаться шире в плечах. Карада его от себя не гнала, а он уходить уже и не думал. «Околдовала ведьма», — то ли в шутку, то ли всерьез поговаривали односельчане. «Вам бы муку языками молоть — на мельницу не ездить», — отшучивался мужик. Да и, к слову сказать, сами селяне жили недружно, вроде не бедствовали, а не радовались жизни. Не то что в соседних поселках, где хоть бедно, да все вместе. И вовсе не ведьма была тому виной, до прихода Карады они жили так же. Ушел бы Сован отсюда счастья искать, да куда податься при такой невезучести? А теперь он вроде оказался при деле, и дело, на удивление, всегда спорилось. Сован не знал, что и думать по этому поводу, поэтому решил не думать вовсе и жить как живется. К пареньку-калеке он тоже как-то прикипел душой, учил его нехитрым житейским премудростям и радовался каждый раз, когда у того что-то начинало получаться.

Ранней весной, едва потекли ручьи, в дом ведающей заглянул молодой охотник с дальних холмов. Нужного ему снадобья среди имеющихся не оказалось, но дело было не спешное, и Карада пригласила гостя остаться на ночлег, пообещав, что к утру лекарство будет готово. За общим столом они с Ареном и познакомились. Юношу приятно удивило то, что охотник, которого звали Ролан, не ахал и не пялился на его увечья, как местные жители. Слово за слово, и Арен вкратце пересказал гостю свою историю. Тот хмуро выслушал о злоключениях юноши, а потом предложил погостить у него, когда немного просохнет земля, и даже обещал заскочить, чтобы показать дорогу.

Арен очень удивился внезапному приглашению, но Ролан сказал, что вместе с ним живет еще сестра, а ей бывает скучно, когда брат уходит на несколько дней.

— Да и оставить дом на мужчину — всегда спокойнее, — добавил охотник.

Юноша просто не знал, что подумать, ведь до мужчины ему было еще далеко, а, считая теперешнее состояние, пользы от него вообще никакой. Но Ролан сделал вид, что не понял сомнений Арена. Пообещав заглянуть через пару декад, утром охотник ушел.

Попробовав выяснить у Карады, почему охотник пригласил его, Арен получил глубокомысленный ответ: «Понравился ты ему. Думает, что из тебя выйдет толк». Уточнять, что ведьма имела в виду, юноша не решился — он все еще ее стеснялся и где-то в глубине души даже слегка опасался, хотя причины для этого не было никакой. Сован на тот же вопрос просто пожал плечами.

Когда глинистые тропки на откосах холмов просохли и перестали разъезжаться под ногами, молодой охотник действительно снова появился в доме Карады. На этот раз он спешил и сразу спросил, пойдет ли юноша с ним. Арен, уже порядком засидевшийся на одном месте, с радостью согласился. Сован с помощью Карады быстро собрал для него вещи и еду в дорогу, и юноша бодро зашагал за Роланом.

За ближними холмами потянулись поля и луговины, на которых среди темных сухих стеблей и жухлой травы яркими пятнами сверкали первые весенние цветы, но поля путники обошли стороной, углубившись по едва приметной тропинке в заросли на берегу притока речушки, протекавшей по долине. Вскоре тропка стала подниматься вверх и запетляла по склону высокого холма. В зарослях свистели и пищали мелкие пичужки, кто-то шуршал в сухой прошлогодней траве с уже начавшими пробиваться зелеными ростками. Когда запыхавшийся Арен наконец поднялся на вершину, где его поджидал Ролан, то с обрывистого выступа открылся потрясающий вид на долину и море с одной стороны и начавший покрываться листьями лес — с другой. Арен никогда раньше не видел леса. Распускающиеся листья разных цветов и оттенков, от светло-розового и золотистого до серебристого и изумрудно-зеленого, переливались на солнце под колышущими их порывами легкого ветерка. Все это казалось сказочной страной с неведомыми тайнами и ощущением, что здесь может произойти даже самое невероятное. Юноша застыл на месте, дыхание перехватило, он чуть не заплакал. Сейчас совсем не хотелось бросаться с обрыва, о чем он мечтал прошедшей осенью. Охотник стоял в стороне и не торопил своего спутника.

Потом они еще долго шли по холмам то вверх, то вниз, иногда переходя по поваленным деревьям болотистые низинки и мелкие ручейки. Везде кипела жизнь, весенний воздух пьянил. Иногда Ролан невзначай останавливался, чтобы дать передышку юноше, не привыкшему к долгой ходьбе. Но все же когда они наконец добрались до хижины охотника, проделав около пяти миль, не считая спусков и подъемов, все мышцы на ногах Арена гудели, и он со стоном опустился на траву. Ролан не стал его беспокоить и сразу вошел в дом, откуда вскоре вышел с миловидной сероглазой девушкой лет восемнадцати-двадцати.

— Познакомься! Это моя сестра Альна. А это Арен, о котором я тебе говорил, — кивнул Ролан на юношу, обращаясь уже к сестре.

Немного смущенная девушка улыбнулась и слегка присела. Арен тоже встал, стараясь не морщиться, и поклонился.

— Пойдемте в дом! — сказала Альна. — Я сейчас подогрею еду, вы, наверно, устали с дороги.

Арен не заметил, как Ролан усмехнулся, отвернувшись в сторону, фраза сестры была рассчитана явно не на него, потому что Альна знала, что брат привык порой преодолевать в день до тридцати миль.

Уже на второй день Ролан отправился на охоту, оставив сестру с Ареном дома. Первое время молодые люди немного стеснялись друг друга, а потом привыкли. Оказалось, что Альна в свободное время любит вышивать. Вышивки девушки чем-то тронули душу Арена. На первый взгляд на них были простые пейзажи, но они были выполнены так, что в каждом жили тайна и сказка — именно то, что юноша почувствовал, впервые оказавшись в этих местах.

Ролан не задерживался дома подолгу. Нередко, переночевав, он снова уходил в лес. Постепенно, увидев, что сестра и Арен хорошо поладили друг с другом, он стал уходить на более длительное время. Вот тогда выяснилось, что Альна любит еще и петь, она почему-то сильно стеснялась делать это при ком-то, даже при собственном брате.

За прошедшее время Арен немного освоился и стал иногда бродить по лесу невдалеке от жилища. Однажды, вернувшись раньше намеченного времени, юноша сначала услышал доносящуюся из дома негромкую мелодию под аккомпанемент какого-то струнного инструмента, а войдя в комнату, заметил, как смущенная Альна что-то прячет в шкаф. Никого постороннего в доме не было, и стало понятно, что пела сама девушка. Арен стал извиняться за несвоевременное вторжение, пытаясь убедить Альну, что вовсе не хотел ей помешать, отчего та смутилась еще больше.

Однако когда Ролан ушел надолго в следующий раз, закончив с домашними хлопотами, девушка достала из шкафа небольшой пузатый деревянный инструмент с несколькими струнами и, перебирая их, стала что-то тихо мурлыкать себе под нос, забившись в самый дальний угол за перегородку. Арену понравилось слушать, как Альна поет, хотя слов было не разобрать. Однажды он, смущаясь, признался в этом девушке. Та покраснела, но инструмент все же не спрятала.

Из последующего разговора выяснилось, что Альна в основном поет исторические баллады, но настоящим певцом себя не считает, потому и стесняется. Научилась петь и играть девушка у старика-менестреля, который долгое время жил на холмах неподалеку от жилища Ролана. Не так давно старик умер, и его инструмент достался в наследство единственной ученице.

Приободренная интересом и просьбами Арена спеть что-нибудь так, чтобы ему было слышно, Альна в конце концов набралась храбрости и исполнила ему одну из баллад. Голос у девушки был негромкий, но пела она от души, и, наверное, поэтому слова проникали до самого сердца. Юноша был просто потрясен.

Сама баллада повествовала о страшных временах дорского владычества на этих землях — бесправии, унижениях и бесчисленных караванах с рабами, которых увозили с родной земли в Дор. А далее рассказывалось о двух юношах, один из которых был охотником, а второй, младший, странствующим менестрелем, и о том, как они подняли восстание против дорских властей. Судя по тексту, несмотря на героическое сопротивление народа, восстание в конце концов было жестоко подавлено, а двух друзей тайком похоронили: «У подножья скалы одинокой, где впервые певец и охотник заглянули друг другу в глаза».

История, рассказанная в первой балладе, исполненной Альной, неожиданно запала юноше глубоко в сердце, хотя потом он слышал в ее исполнении и много других. Арен, в отличие от некоторых своих сверстников, не мечтал о воинских подвигах, а уж последнее время это стало и вообще бессмыслицей с его точки зрения. Тем не менее, когда однажды Ролан, оставшийся дома на несколько дней, неожиданно предложил юноше попробовать натянуть его запасной лук, Арен не отмахнулся, как это сделал бы еще недавно, а с интересом решил попробовать. Ролан тогда сказал ему безо всяких обиняков, что отсутствие левого глаза не будет помехой для того, чтобы точно прицелиться, а оставшихся трех пальцев на правой руке вполне достаточно для стрельбы.

В тот раз Арену не удалось натянуть лук охотника даже до половины, но тем не менее охотник одобрительно посмотрел на движения юноши и сказал, что это только вопрос тренировки. С этого дня, хотя и ругая порой сам себя за несбыточные мечты, Арен стал тренироваться натягивать лук. Его мышцы не были слишком сильными и прежде, а за последние месяцы и вовсе ослабли, но юноша не сдавался. Надежда стать полноценным человеком была призрачной, но все же появилась.

Лето уже начало клониться ко второй половине, когда однажды утром сквозь сон Арен услышал в доме чужой мужской голос. Гость разговаривал с Альной. Голос девушки был веселым, и юноша успокоился. Когда Арен поднялся и вышел в общую комнату, Альна познакомила его с прибывшим. Высокий рыжевато-русый молодой мужчина с короткой бородкой в зеленой куртке оказался еще одним охотником, старым приятелем Ролана. Было похоже, что Элан и Альна симпатизируют друг другу, впрочем, Арена это не касалось. Охотник поздоровался с юношей, но больше ничего не сказал.

Днем Арен тренироваться не стал и пошел гулять по окрестностям. К вечеру неожиданно вернулся Ролан. Поужинав и перебросившись парой фраз с сестрой и Ареном, он увел гостя к себе, где они беседовали до поздней ночи.

На следующее утро Ролан в присутствии Элана сказал Арену:

— Мы вчера обсудили твои дела, и Элан предложил свести тебя со старым мастером луков.

Юноша напрягся — он не понимал суть затеи, но чувствовал, что от этого шага будет зависеть его дальнейшая судьба. Альна, за последнее время сдружившаяся с Ареном, тоже внимательно смотрела на брата.

— Не волнуйтесь, — продолжил Ролан. — Если Арену что-то не подойдет, он всегда сможет вернуться обратно. Просто Элан подсказал, что мастер Нэдри может сделать лук с учетом рук конкретного человека.

Почувствовав, что эта фраза еще больше добавила напряжения, охотник пояснил:

— Те, для кого от качества лука зависит их жизнь, всегда заказывают себе оружие у настоящих мастеров под свои руки. Такой лук делается долго и стоит соответственно, зато он становится настоящим продолжением тебя самого.

Арен, уже привыкший к луку, непроизвольно начал представлять, как он натягивает лук и посылает в цель стрелу за стрелой, причем чувствует себя одновременно и стрелком, и луком, и стрелой, которая достигает намеченной цели. Вот только юноша не видел в своих фантазиях, в кого или во что он стреляет; там, куда уходили его стрелы, была только темнота. Возможно, именно это и почувствовали оба охотника, потому что Ролан добавил:

— Знакомство с мастером даст тебе еще один шанс: если ты не захочешь быть охотником, то, возможно, мастер Нэдри примет тебя в ученики. Ведь ты сам рассказывал, как помогал отцу делать мелкие деревянные детали, значит, ты чувствуешь дерево и сможешь с ним работать.

Арен кивнул. Сейчас он был не прочь вновь заняться работой с деревом, хотя когда-то работа отца казалась ему скучной. Правда, пока юноше не хотелось расставаться с новой мечтой, где он становился выдающимся лучником, но тут уж какова воля богов. Арен прекрасно понимал, что для того, чтобы стать охотником, мало научиться стрелять из лука, нужно еще много других знаний и навыков. А кроме того, юноша пока не мог представить себе вместо темноты какое-нибудь животное.

Обеспокоенный вполне практическими вопросами, относящимися к его дальнейшему пути, Арен не рассмотрел, что в той темноте, куда улетают его воображаемые стрелы, есть что-то, чему он пока не знает названия, но к этому чему-то юноша не испытывает ни ненависти, ни милосердия.

Глава 4

Взгляд из темноты

«Я смотрю на фигурку карайна, застывшего в прыжке. Она сделана из незнакомого мне металла, похожего на древнее серебро. Кто-то из искателей сокровищ принес ее из развалин древних городов на самом севере Дорского полуострова. Эта скульптура подтверждает легенды о том, что некогда карайны населяли всю территорию Дойна до самых северных областей.

Даже во времена процветания нашего княжества мало кто встречал свободных карайнов севернее Сириана. Под Сирианом я сейчас подразумеваю в основном отроги и многочисленные долины Стайского хребта, хотя в древности так именовалась вся горная гряда от восточного до западного побережья. Эта область считается исконным местообитанием наших карайнов, там же находятся и многочисленные свидетельства обитания древних народов, населявших полуостров. Я имею в виду не только предков денери, но и другие расы, воспоминания о которых ныне почти стерлись из памяти людей. Даже самые древние из легенд не дают точной информации о том, как они назывались и какими были.

Но древние города севера и Сириана заслуживают отдельной большой темы. Сейчас же, вспомнив о карайнах, я и хотел бы продолжить повествование об этих удивительных существах в облике больших кошек.

Нет, я не оговорился. Многолетние наблюдения, отраженные в научных трудах и народных легендах, наводят на мысли о том, что нелепо было бы считать карайнов просто очень умными животными типа собак. Я полагаю, что эти существа являются вполне сложившейся разумной расой, и только их облик, сродни облику малых домашних питомцев, может вводить в заблуждение людей, недостаточно знакомых с этим своеобразным народом. Не все карайны одинаково умны, но то же можно сказать и о представителях любой расы, имеющей облик, подобный человеку.

Известны как минимум три ветви этого рода, две из которых, черные и пятнистые, обитают в землях к югу от территории древнего Даэрна. Однако одиночных пятнистых карайнов нередко наблюдали в самых южных областях полуострова. Исконной расой севера являются серебристые карайны.

Я видел еще три фигурки серебристых карайнов, подобные той, что держу сейчас в руках. Скорее всего, они были найдены в одном районе. Но ни одна из миниатюрных скульптур не изображает карайнов рядом с человеком, хотя, начиная с самых древних хроник и легенд, встречаются упоминания о тесной дружбе карайнов и избранных ими людей. По всеобщему мнению, именно серебристые, в отличие от своих южных собратьев, наиболее независимы и свободолюбивы.

Кроме трех доподлинно известных людям ветвей рода карайнов, в легендах упоминается о еще более странных представителях древнего народа».

Элианар ло’Райди. «Хроники Севера»

«Ты уходишь вслед за летящей звездой все время на запад, за край», — пела женщина, и сердце Ириона сжималось от какого-то странного чувства утраты того, чего он никогда не имел или что забыл.

Стояла одна из редких теплых ночей второй половины лета, когда крупные звезды горстями рассыпаны в бескрайнем небе над островами, а их отражения перемигиваются на гладкой поверхности едва колышущегося моря. Юноша лежал у костра на песке рядом с небольшой группой рыбаков, дожидающихся рассветного ветра, чтобы снова выйти на промысел. Большинство мужчин давно уже спали, только некоторые, в том числе Ирион, слушали заезжую сказительницу.

Ее песни и баллады вызывали какую-то глубинную тревогу и желание бежать самому на край света вслед за летящей звездой. Эти чувства были непонятны юноше, всегда, насколько он помнил, предпринимавшему любые действия только по здравому размышлению. Иногда совершенно нелогичные действия окружающих людей ставили его в тупик и в то же время восхищали. Хотя не отдавал себе отчета, что его собственные поступки могут показаться странными кому-то. Например, не ведая, что такое страх за себя, юноша очень беспокоился, если опасность грозила другим.

Шел уже третий год с тех пор, как Ирион оказался в этом мире. Сначала все казалось вполне понятным, хотя необычного было много, но так ведь на то и другой мир. Но в последнее время юношей стало овладевать странное беспокойство — он начал чувствовать себя чужим, хотя большинство окружающих относилось к нему хорошо, кое с кем он даже подружился. Ириону казалось, что все его действия попадают мимо, он не чувствовал привычно следовавшего за ними ответа от мира, как это было до перехода сюда. Мир не отторгал его, но и не принимал, как будто находясь за невидимой границей.

Сначала сказительница пела песни о любви, о долге, о море, а после затянула длинную балладу о каком-то народе, покинувшем этот мир в незапамятные времена, о древних пророчествах и тайных путях. Кажется, к этому времени не спал один Ирион. Женщина внимательно посмотрела на него, а потом и начала эту балладу. Как заметил юноша, в здешних краях вообще встречалось немало женщин, внимательно смотревших на него и явно понимающих о нем больше, чем он сам.

Ирион пытался что-то вспомнить и не мог, это что-то могло бы дать ему понимание мира, людей и себя. Возможно, дело в том, что он не совсем человек, как сказала ему однажды приемная мать? А кто тогда? В мире, который помнил юноша, не совсем людей и совсем не людей хватало, но никто не был похож на него самого. Для удобства он все же считал себя человеком, потому как пока не находил между собой и окружающими людьми существенных отличий.

В дебрях лесов, чуть ниже пустынного плоскогорья, лежало озеро Онг. А еще его называли Великим, потому что другие известные людям этих краев озера были меньше во много раз. Даже с самых высоких деревьев едва просматривался противоположный берег Онга. Однажды юная девушка из прибрежного поселка на Великом озере встретила на пустынном берегу нечеловечески красивого мужчину с серебристо-голубыми волосами и глазами цвета аквамарин и уступила его нежной настойчивости. Когда они соединились в экстазе, Нараде показалось, что в ее тело проник упругий поток чистой воды. Только много позже мужчина, назвавший себя Ойнаром, открыл своей подруге, что он и есть тот самый дух Великого озера, которому поклонялись все озерные жители и чтили окрестные народы.

Нарада, выросшая сиротой в доме дяди, не стала возвращаться в поселок, только передав через первого встреченного в лесу соплеменника, что она жива. Молодая семья поселилась на одном из небольших островков, которые в беспорядке были разбросаны по водной глади. Ойнар стал для девушки не только заботливым мужем, но и учителем. Он рассказывал ей много интересного о мире, в котором они живут, и вообще обо всем на свете. На их столе всегда были свежие дары озера. Иногда супруг исчезал на несколько дней, но обязательно возвращался. Чтобы любимый не забывал ее в своих странствиях, Нарада подарила ему свой шейный платок, с которым он никогда не расставался.

Со своими соплеменниками она почти не встречалась. Хотя муж готов был в любое время доставить ее на берег, Нарада и там обычно гуляла одна. Сошлась она лишь со старой знахаркой из соседнего поселка, с которой познакомилась во время одной из своих прогулок. Только этой мудрой женщине Нарада рассказала свою историю. К ней молодая супруга Ойнара порой и просила ее отвезти поболтать о том о сем, заодно знахарка кое-чему учила свою новую приятельницу. Потом Нарада завела себе лодку и стала навещать знахарку сама, особенно во время длительных отлучек мужа.

Через два года у молодой четы родился сын. С виду мальчик был похож на мать, только голубые глаза, в которых чудилась вода, унаследовал от отца. Одно только беспокоило Нараду — малыш взрослел очень медленно. Ойнар утешал ее обещаниями, что их сын и проживет намного дольше, чем местные люди. Здешние люди в пятьдесят были уже пожилыми, а до семидесяти доживали единицы.

Прошло пять лет. Однажды Ойнар не вернулся в условленный срок. Нарада ждала его месяц, другой, не желая думать о дурном, потом стала взывать к духу озера, как это делали ее соплеменники. На третий день из глубины озерных вод поднялся ее платок и вновь ушел под воду. Нарада поняла, что муж больше не вернется. Замерев от горя, женщина упала на землю и так пролежала до заката. Вечером она собрала вещи и, усадив сына в лодку, отправилась к своей единственной старшей подруге.

На расспросы Нарады знахарка долго не отвечала, но потом все же рассказала, что около двух месяцев назад возле одного из береговых поселков местные жители, напуганные частыми нападениями нелюдей, убили заклятым оружием странное существо в облике мужчины. На глазах очевидцев тело истаяло голубоватым туманом, который втянулся в озерную воду. В довершение мудрая женщина сказала, что духи мест, уходя в породившую их стихию, хотя и не погибают насовсем, но принять повторно человеческий облик не могут достаточно долго. Нарада застыла, онемев от полной безнадежности.

Молодая женщина с сынишкой, которого отец назвал Ирионом, осталась жить у приютившей их знахарки. Постепенно она стала помогать пожилой женщине собирать травы и готовить из них различные снадобья. Людей Нарада видеть не хотела, только ходила по вечерам на берег озера и просиживала там часами.

Время шло. Пожилая знахарка умерла, и Нарада с Ирионом, который в шестнадцать лет был похож на пятилетнего ребенка, переселилась на другой берег озера, граничащий с владениями народа плато. Вскоре она познакомилась и с новыми соседями. Народ плато или просто Народ, как они себя называли, был суров, но женщине он понравился. Люди Народа были вынуждены отражать постоянные нападения кочевников и многочисленных порождений злых духов, типа нехсаре, но ценили каждого только по его поступкам. Видя это, Нарада решилась поговорить с местным шаманом.

Явившись в племя, женщина представилась знахаркой, которой, по сути, и являлась к этому времени. Пожилой шаман принял ее радушно, и Нарада решилась рассказать часть своей истории, беспокоясь о дальнейшей судьбе подрастающего сына, который не мог и дальше расти в лесу при материнской юбке. Шаману женщина сообщила только то, что у нее ребенок от духа озера, и она хотела бы в дальнейшем, чтобы он вырос настоящим мужчиной среди достойных людей. Шаман долго думал, перебирая какие-то амулеты, а потом сказал, что воины Народу нужны, а дети нелюдей всегда славились хорошей реакцией. И, поскольку дух озера испокон веков считался другом и покровителем людей, то его сын будет желанным гостем и сможет стать полноправным воином Народа. Пообещав привести сына, когда тот подрастет, Нарада ушла.

На следующий год старый шаман погиб во время отражения набега кочевников, но успел заблаговременно передать своему преемнику, что если придет знахарка с озера со своим сыном-полудухом, то нужно принять их как людей Народа. Ирион начал подрастать быстрее, но прошло еще несколько лет, прежде чем немолодая женщина привела странного мальчика лет восьми и попросила принять его в обучение. Сама Нарада оставаться не захотела, но переселилась поближе к поселку.

Люди Народа и особенно новый шаман, обученные с малолетства отличать людей от нелюдей, независимо от облика, и враждебных существ от всех остальных, долго присматривались к Ириону, хотя шаман умолчал о его происхождении. Мальчик казался почти человеком, только что-то неуловимое отличало его от людей Народа. Как и все другие мальчики, он начал учиться военному делу, и действительно скорость реакции и выносливость давали ему большое преимущество. Это наблюдение радовало шамана, в последние годы появилось новое поколение нехсаре, Народ нес большие потери, а молодые воины погибали, не успев достигнуть зрелости и войти в полную силу. Сын знахарки мог вырасти великим воином. Окончательно сомнения в его верности Народу рассеялись, когда юноша принес оружие двух первых нехсаре, убитых им простым клинком.

Ирион не вынашивал мечту стать великим воином, хотя испытывал радость, если ему удавалось победить более опытного и сильного противника. Причем даже к нехсаре он не испытывал ненависти, просто понимал, что если не он убьет их, то они убьют его или кого-то из людей.

Юноша не знал, что та, кто называла себя его приемной матерью, на самом деле была родной. Люди на планете, а особенно в их краю, жили недолго, а странный ребенок одинокой женщины подрастал слишком медленно для человека. И что бы сказала уже пожилая мать мальчику-подростку: «Хм. Духи места способны иногда принимать человеческий облик, и тогда у них могут появляться дети от людей…» Женщина не хотела испортить жизнь сыну, который и так отличался от людей своим поведением, поэтому решила не говорить правды, во всяком случае до определенного времени. Впрочем, это знание не помогло бы юноше сейчас. Не так многие знают, что существам его природы, как и народам фейри, при переходе на другую планету нужно устанавливать с ней личный контакт, иначе они останутся оторванными от энергии и полноценной жизни мира.

Уже светало, и даже Ирион начал подремывать под негромкий напев сказительницы. Над окрестностями стлался неизвестно откуда взявшийся густой белый туман, и было непонятно, где заканчивается море и начинается небо, земли не было видно совсем. Костер прогорел. Женщина отложила музыкальный инструмент и, еще раз посмотрев прямо в глаза юноши, спросила:

— Чего бы ты хотел?

— Передать матери, что я жив и со мной все хорошо, — не задумываясь, ответил Ирион.

— Я передам, — едва заметно улыбнулась сказительница.

Потом она поднялась и, сделав пару шагов босыми ногами по песку, канула в туман. Такой юноша и запомнил эту странную женщину — с очень светлыми длинными волосами непонятного оттенка и нежно-изумрудными глазами, в которых туман отражался так, что не было видно белков и зрачков.

Поутру рыбаки долго спорили, приходила ли к их костру заезжая сказительница и как она выглядела. Мнения сильно отличались. Ирион улыбнулся, поняв, что люди скоро запутаются окончательно, и уснул.

Во сне ему приснилась мать, она была далеко, но юноша махал ей рукой, словно с другого берега, и кричал, что с ним все хорошо. Мать увидела его и успокоилась.

Пожилой знахарке в ее хижине недалеко от озера Онг приснился сын, упавший в каменный «колодец без дна» несколько лет назад. Он улыбался и кричал, что с ним все хорошо. Вокруг него стлался белый туман, и не было видно, где мальчик находится. Женщина поняла, что ее сын жив, просто пока не может вернуться, и, вздохнув, утонула в успокоительном забытьи, которого не ведала со времени пропажи последнего близкого человека.

В долине, где поселились люди и карайны, даже ночами было довольно тепло от нагретых за день скал. Но светлые ночи раннего лета уже уступали место темным и теплым ночам его второй половины. На равнине начинался период сбора урожая, и Райден уехал договариваться с крестьянами о приобретении запасов на зиму. Огород уже не мог прокормить подрастающее население, а уж муку жителям горной долины приходилось приобретать или выменивать всегда.

Релио сидел на крылечке дома, который заняли они с Райденом, а после к ним перебрался и Сэлги. Он наслаждался тишиной и покоем, неугомонная орава уже легла спать, а тренировки ввиду отсутствия наставника закончились раньше. Мягкая темнота опустилась на долину, и только крики неизвестной птицы где-то среди скал иногда тревожили тишину. Юноша рассеянно смотрел по сторонам.

Неожиданно в темноте мелькнула светлая тень, за ней еще одна, а потом Релио показалось, что некто очень пристально смотрит на него из темноты. Юноша нервно поежился. Что за наваждение! Это ощущение возникало у него уже не впервой, и каждый раз Релио так и не мог найти причины.

Внезапно из темноты вынырнул Райден и, увидев Релио, тихо сказал:

— Позови Сэлги! Мне нужна ваша помощь.

— Я не видел его с вечера.

— Посмотри в пристройке. Я видел, что иногда он спит там, почему-то боится нас стеснить.

— Сейчас взгляну, — пожал плечами юноша.

Сэлги и правда нашелся в пристройке. Когда ребята подошли, бывший разведчик произнес:

— Я вернулся не один. Релио поможет донести гостя до постели, а ты, Сэлги, беги в дом, зажги две лампы и достань из-под моей кровати зеленый мешок, там есть все для перевязки.

Сэлги смутился, но перечить не посмел и бросился к дому. Релио пошел вслед за наставником.

В ложбинке за пригорком он увидел лежащего Сагрио с привязанным к его спине человеком. Незнакомец был без сознания, потому что ни разу не пошевелился, пока Райден отвязывал его. Освобожденный от ноши карайн сразу направился к входу в долину, а Релио с наставником пришлось нести мужчину к дому. К счастью, он весил сравнительно немного.

Предупреждая вопрос юноши, Райден сказал:

— Я пока не хочу втягивать остальных в эту историю. Хорошо, что все уже спят. Справимся сами.

Дойдя до дома, они уложили человека на кровать Райдена, и тот занялся осмотром и перевязкой ран. Незнакомец оказался денери, по виду несколько старше Релио.

— Кто он? — решился задать вопрос Релио.

— Сын старого знакомого и племянник одного известного в прошлом вельможи, — криво усмехнулся Райден. — Из-за своей горячности чуть не погиб сам и едва не подставил отца. Самый лучший выход — отправить его в Дор, к дяде. Теперь, благодаря Хальдре, нам известен короткий путь на ту сторону гор. Кстати, а где она?

— Не видел со вчерашнего дня, — покачал головой Релио. — А она вам показала свою тайную тропу?! — добавил он с некоторым удивлением.

— Показала, — улыбнулся Райден, продолжая заниматься обработкой ран гостя, тот слегка дернулся и застонал.

По ходу разговора Релио вспомнил о тенях, виденных в темноте, но не решился отвлекать наставника на постороннюю тему.

— Раны не тяжелые, кажется, парень без сознания больше от потери крови, — задумчиво произнес тот. — Ему нужен в основном хороший уход. Наверно, мы отправимся в Дор завтра же утром. Там будет кому о нем позаботиться.

Релио еще раньше начал подозревать, что бывший разведчик как-то связан с местным сопротивлением, теперь эта мысль получила новое подтверждение.

Вскоре гость пришел в себя, его покормили, а на рассвете, снова привязав юношу сзади, Райден отправился через горы в Дор.

Через несколько дней после возвращения Райдена, поздним вечером, когда мужчины по обыкновению сидели на крылечке, перед тем как лечь спать, Релио все же решился задать наставнику мучивший его вопрос о странных явлениях, замеченных им в день появления раненого юноши, которым он так и не нашел объяснения.

— Перед твоим появлением вместе с тем парнем я видел промелькнувшие силуэты двух карайнов, если одним был Сагрио, то кто же был вторым? Я сначала подумал, что на карайне приехал кто-то с тобой, но это оказалось не так. А потом мне показалось, что на меня кто-то пристально смотрит. Впрочем, это ощущение возникает уже не впервые…

— Нервы у тебя расшатались, — пробурчал себе под нос Райден. — Никакого второго карайна мы с Сагрио не видели.

Но голос разведчика был не настолько беззаботен, как тому хотелось бы. Возможно, всему виной легенда о тенях карайнов, которую ему однажды пересказал Райден. Но Релио искал более простое объяснение. Если это был не Сагрио со своей карайной или с кем-то еще, то оставалась Хальдра… А вот с кем она там расхаживала? Именно эту мысль он и сообщил наставнику, которым постепенно начал считать бывшего разведчика, взявшегося теперь за его обучение военному мастерству и многому другому.

Райден заметно приободрился:

— Можно попробовать позвать Гальдру через Сагрио. Было бы все-таки интересно узнать, кто отец ее котят. Вдруг мы знакомы.

Так они и сделали. Сагрио сообщил, что Хальдра согласилась прийти на разговор, хотя и не очень охотно. Вскоре появилась и сама карайна и, оглядев людей, легла напротив; ее глаза мерцали, как две луны. Сэлги уже дремал, прислонившись к одному из столбов крыльца.

— Так кто же у нас отец котят? — улыбнулся Райден. — Может быть, ты нас все же познакомишь? Или он против? — спросил мужчина.

Гальдра сначала отвела взгляд, но потом, ничего не ответив, встала и нырнула в темноту.

— Ушла, что ли?.. — пробормотал разведчик.

— Вряд ли, — покачал головой Релио. — Но она явно чего-то опасается.

Довольно долго никто не появлялся, и юноша тоже начал подремывать — время близилось к утру, факелы давно догорели. Неожиданно, как и в первый раз, по краю зрения мелькнули две светлые тени, потом еще раз. Юноша потряс головой, решив, что уже засыпает и видит сны. И вдруг из темноты появилось нечто, то есть появился карайн, но впечатление он производил странное.

— Мама моя! — пробормотал Райден. — Я думал, что это сказки.

А Релио понял, чей взгляд он почувствовал в темноте. Карайн был очень светлого окраса, хотя далеко не белый, но особенно поражал его взгляд, казалось, он видит тебя насквозь. Райден слегка вздрогнул, но спросил пришедшего:

— Как тебя называть?

«Раи’не», — услышал ответ Релио.

— Ты — гость?

«Нет. Мои предки жили на этой земле. Ты помнишь светлых котят даже в питомнике, в них кровь моего рода».

— Но котята Гальдры обычной окраски, — смущенно произнес Релио, подумав, что они совсем непохожи на отца, если Раи’не их отец.

В ответ он получил мысленную улыбку и фразу: «Иногда это приходит с возрастом, или они получились в мать».

— Береги Хальдру! — попросил юноша на прощанье.

Раи’не «улыбнулся» и растворился в предрассветных сумерках.

Вздохнув с облегчением, Райден повернулся к Релио:

— Возможно, встречи с подобными карайнами и легли в основу многих легенд. Ты заметил, что он понимает нас обоих одновременно, причем не глядя в глаза?

— Мне тоже так показалось, — тихо произнес тот.

— Согласно легендам, такие карайны способны слышать мысли любого человека приблизительно так же, как воспитатели котят слышат всех своих питомцев.

— Вполне верю, — пробормотал Релио. — Но почему Хальдра не хотела знакомить его с нами?

— Опасалась, что мы испугаемся, — обронил Райден. — Не все люди способны принять такое.

Закат догорал на дальних пиках Стайского хребта, а в долине было уже совсем темно. Сырой осенний туман пополз от лощины, где протекал небольшой ручей, к домам. Что-то тревожное было разлито в воздухе. Релио бродил взад и вперед возле дома еще и потому, что к ночи стало довольно зябко.

Сегодня дела закончили рано, и Райден с Сагрио отправились на равнину с кем-то поговорить, но уже наступила ночь, а они до сих пор не вернулись. Хальдра, которую можно было попросить связаться с Сагрио, тоже отсутствовала. Юноша начал волноваться, хотя наставник задерживался далеко не впервые.

Внезапно из темноты раздался голос Райдена:

— Зажгите свет! Я не один.

Сэлги поблизости не было, и Релио сам бросился зажигать оба факела, вставленные в кольца на фасаде дома. Когда они разгорелись, юноша обернулся. Бывший разведчик вынырнул из темноты неожиданно, несмотря на то что на его руку опирался изможденный светловолосый мужчина. Спутник Райдена едва держался на ногах. Юноша бросился помогать. В это время из дверей дома показался слегка заспанный Сэлги, но Райден отослал его обратно зажигать свет в доме и растапливать печь.

Пока Релио помогал наставнику вести незнакомца, который слабел на глазах, разведчик тихо сказал ему:

— В предгорьях неспокойно, везде егерские разъезды. Я хотел добраться до дома своего старого знакомца, чтобы разузнать последние новости, но побоялся его подставить — отпечатки лап карайна не спутаешь ни с чем, а егеря все же не законченные идиоты.

— А кто это? — кивнул юноша на еле переставляющего ноги человека.

— Пока не знаю, — усмехнулся Райден. — Я подобрал его на обратном пути почти без сознания, но мне кажется, что егеря всполошились именно из-за него, а стало быть, надо помочь.

— Где же вы были так долго, если почти сразу решили вернуться? — удивился Релио.

— Пришлось пробираться окольными тропами, чтобы не навести егерей на наше убежище. Хотя теперь на некоторое время придется усилить охрану. Егеря могут решить проверить все окрестные горные долины, из которых есть выход на равнину.

— Может, тогда завалить проход через нижнее ущелье, наверху достаточно камней, которые легко столкнуть? — озабоченно спросил юноша. — Рамеле теперь не обязательно ходить вниз. А если что-то понадобится там, то можно будет пробраться на карайнах, они дорогу найдут.

— Может, и так… — кивнул разведчик. — Случайных гостей нам не надо.

Дойдя до дома, они уложили незнакомца на кровать, и Райден занялся осмотром и перевязкой. На теле гостя обнаружились только ушибы и ссадины, а его состояние в большей степени, видимо, объяснялось истощением и усталостью. Оказавшись на кровати, гость сразу впал в забытье, и было решено покормить его утром, когда придет в себя.

Утром Релио сквозь сон услышал отдаленный грохот обвала, а проснувшись, узнал, что нижнее ущелье завалено. Райден уже успел смотаться туда и убедился, что обвал надежно завалил проход, но не перекрыл наглухо сток воды. Посмотрев друг на друга, мужчины только пожали плечами, кто-то успел реализовать идею Релио раньше их, и они подозревали, кто именно: во время той сокровенной беседы оба в какой-то момент почувствовали взгляд из темноты.

Когда приведенный Райденом незнакомец очнулся, его тут же накормили бульоном с овощами, оставив расспросы на потом. После еды лицо мужчины слегка порозовело и взгляд приобрел осмысленность. При дневном свете по волосам незнакомца стало понятно, что тот чистокровный денери.

— Где я? — наконец-то подал он голос.

— В горах, — слегка улыбнулся Райден, подходя на звук голоса. — Не беспокойтесь, место надежное.

Мужчина с облегчением откинулся на подушки:

— Я уже думал, что мне конец… До гор я добраться смог, а вот на дальнейшее сил уже не осталось. Не знаю, как и благодарить вас…

Судя по речи и манерам, незнакомец принадлежал к аристократам бывшего княжества.

— Никак, — ответил ему разведчик. — Я сделал то, что мог. — Потом добавил: — Хотя нам все же интересно, почему на ваши поиски было послано столько егерских патрулей? Возможно, тонкости вашей истории — не мое дело, но хотелось бы прояснить ситуацию, чтобы принять надлежащие меры безопасности.

— Вы, насколько я понял, из военных, — слабо улыбнулся незнакомец. — Причем из тех, кто давал присягу лично князю, судя по вашему карайну, и остались ей верны, раз до сих пор скрываетесь в горах. Поэтому мне нечего от вас утаивать.

— Это верно, — хмуро произнес бывший разведчик, видимо что-то вспомнив. — Меня зовут Райден, Райден Нерли.

— А меня — Данален Ларди, в прошлом маркиз и магистр княжеской Академии наук и искусств.

Райден вздохнул, а маркиз между тем продолжил:

— Во время войны почти все мои родственники погибли или были угнаны в Дор. О судьбе попавших в неволю ничего не удалось узнать до сих пор. Меня дорцы не тронули, просто лишили дворянских привилегий, как остальных аристократов, и заставили работать с сохранившимися архивами, особенно текстами, написанными на даэре, который толком не знает никто из дорцев.

Они надеялись найти что-то, что может дать преимущества дорской короне и ее войскам. Разумеется, они этого от меня не получили… — Маркиз торжествующе усмехнулся. — Я много раз думал бежать, но меня охраняли достаточно хорошо, как и других бывших ученых, которых удалось захватить. С приходом игмалионцев изменилось немногое — явная власть дорской короны поменялась на желание высокопоставленных дорских аристократов взять реванш над Игмалионом. Заброшенные подземные казематы Морхена, куда перенесли архивы и перевели всех работавших с ними, постепенно подорвали мое здоровье. Там есть что-то невидимое в воздухе или в окружающем камне… Если на архивах это не сказалось, то работники стали постепенно слабеть, а спустя несколько лет последовали первые смерти. В последние годы из первоначального состава остались только денери, да и те начали сдавать год от года. И вот наконец мне удалось бежать. Я надеялся перебраться в Дор и затеряться там среди прочих беженцев, но если бы не вы…

Данален устало замолчал, полуприкрыв глаза.

— Отдыхайте, лэри[6], — произнес Райден. — Мы поможем вам перебраться на территорию Дора, когда вы восстановите свои силы.

— Спасибо вам, наэри[7], — ответил маркиз.

Данален Ларди провел в долине почти два месяца, и только с наступлением заморозков Райден отвез маркиза на дорскую сторону. Провожая отъезжающих, Релио немного удивился повторению событий в течение нескольких месяцев, но он не мог и представить, сколько еще жизней изменит тайный путь через Стайский хребет, прозванный потом «проходом Хальдры».

Глава 5

Кольцо богов

Среди скал и ветров, среди волн и песков открывается тайная дверь.

На изломе волны, на изгибе струны встанет арка, ты только поверь.

И под грохот валов о скалистую твердь, среди горьких фонтанов воды

Вместе с ветром восточным сквозь Арку Богов пролетишь, и исчезнут следы…

Баллада о счастье. Из фольклора Райнского архипелага

По серому небу проносились небольшие косматые облачка, ветер крепчал. На пока еще небольших волнах появились клочья пены. Женщина средних лет в сером балахоне с серовато-русыми волосами, заплетенными в косу, задумчиво жевала губами, глядя на юношу в черной куртке и брюках и с черными же волосами чуть ниже плеч, абсолютно нетипичными для этих мест. Молодой человек с узким длинным мечом на правом бедре нетерпеливо переминался с ноги на ногу, опустив глаза и не осмеливаясь взглянуть на странную женщину прямо. Наконец та произнесла:

— Не быть тебе своим на этой земле, что бы ты ни делал, пока не пройдешь Кольцо Богов при восточном ветре. Вот и весь мой сказ.

Юноша все-таки поднял голову и с неподдельным любопытством взглянул на женщину. Глаза у него оказались голубыми, и в них будто бы плавали блики света, как в морских волнах в солнечный день.

— М-матушка! — произнес он пока непривычное для него обращение к тем, кого здесь именовали ведающими. — А где находится это Кольцо?

— Возле острова Горт, — ответила женщина.

— Ты совсем сошла с ума, Хальда! — неожиданно послышался голос совсем седой сгорбленной старухи, сидевшей на песке в нескольких шагах от беседующих. — Посылаешь парня на верную смерть! Там и при другом-то ветре пройти может разве что опытный моряк.

— Не мешай мне, Санна, — огрызнулась ведающая. — На все воля богов! Он сам попросил меня сказать, почему этот мир не принимает его, я только ответила.

— И многие ли прошли Кольцо?.. — проворчала старуха.

— Кому надо, те прошли. Остальным и соваться туда не стоило, — вздохнула женщина, которой и самой уже стало немного грустно за этого мальчика.

«А вдруг он не пройдет?..»

— Матушка, — уже увереннее произнес парень. — Расскажите мне, как добраться до этого острова и где там искать то самое Кольцо?

— Я покажу тебе карту, а Кольцо надо искать с восточной стороны, там каменная гряда уходит далеко в море и почти посреди нее это Кольцо — ты его увидишь сразу. Заходи с севера. Пройти можно только почти вплотную к нему справа, иначе тебя разобьет о камни. Впрочем, если боги будут милостивы, они сами укажут тебе путь, а если нет… — ведающая замолчала.

— Спасибо, матушка, я тогда пойду. Кажется, я смогу успеть уже сегодня.

— Не спеши, торопыжка, время еще есть. Дойдем до моего дома, и я покажу карту.

— Спасибо, я лучше спрошу у Сиглана, он должен знать дорогу. Может, и проводит меня.

— Запомни, никто не должен сопровождать тебя к Кольцу, хотя… до острова можете добираться и вместе.

— Доброго вам здоровья! — выкрикнул юноша, убегая, и вскоре скрылся за береговым откосом.

Ведающая села на песок и закрыла лицо руками.

— Да хранят тебя милосердные, и пуще всех Морская Мать, — раз за разом повторяла она.

Придерживая меч, Ирион вприпрыжку спустился к воде, где ожидал его на своей лодке пожилой рыбак Сиглан. Нелюдимый мужчина как-то по-своему привязался к шустрому пареньку, появившемуся в их краях неизвестно откуда. А больше всего они любили по очереди у ночного костра рассказывать разные были и небылицы. В лице юноши Сиглан нашел и внимательного слушателя, и неплохого рассказчика, на этом они и сошлись ближе всего. Управление лодкой Ирион освоил без труда. Жалко было только, что к промыслу, кормившему большинство местных жителей, парень не испытывал никакого интереса, но зато старательно помогал по хозяйству. Усталый рыбак знал, что если Ирион на берегу, то его всегда ждет горячая похлебка и чай из трав. Хотя порой юноша пропадал на несколько дней, а то и больше. В один сезон даже ухитрился наняться в охрану купеческого судна, но работа эта ему быстро надоела, и, как только окончился контракт, Ирион вернулся обратно. Вот только последнее время что-то стало тяготить его, но что именно, парень не рассказывал, только попросил свести его с кем-то из знающих мир людей. По своему разумению Сиглан отвез его к ведающей.

— Сиглан! — закричал юноша, еще не добежав до лодки. — Мы идем на Горт!

Осенив себя обережным знаком, рыбак подумал, что идти на Горт в такую погоду стоит разве что по крайней нужде — окрестности этого острова изобиловали подводными камнями, и разбиться там в шторм, который вот-вот грозил начаться, было проще простого.

Подбежав, запыхавшийся Ирион начал рассказывать:

— Мм… ведающая сказала, что мне надо пройти Кольцо Богов около этого острова. Я возьму лодку, которую ты мне сделал?

Пока юноша запрыгнул в их рыбацкое суденышко и устраивался на привычном месте, Сиглан стал молиться всем богам подряд, чтобы ему удалось отговорить непоседу от новой затеи. В народе поговаривали, что тот, кто пройдет в бурю Кольцо Богов, станет счастливым. Немало опытных моряков пытались сделать это, да вот только счастливых на островах как-то не прибавлялось.

— Так я возьму лодку?! — дернул задумавшегося рыбака за рукав его спутник.

Взглянув в глаза паренька, тот только вздохнул, поняв, что отговорить не удастся. Егоза-то егоза, но порой в его голубых глазах появлялся стальной отблеск штормового моря, и тогда Сиглан уже знал, что парень не пойдет на попятную, чего бы это ему ни стоило.

— Бери! Я ж ее сладил для тебя… — Рыбак снова вздохнул. Вот уж он не думал, что расставаться придется так скоро. Хотя кто его знает, может, и прорвется…

— Спасибо! — Паренек схватил Сиглана за руку. — Ты меня проводишь до острова? Дальше, говорят, тебе нельзя, я должен идти один.

Сиглан еще раз вздохнул и сказал:

— Ты знаешь, что мало кто возвращался оттуда?

— Да, знаю, — ответил Ирион, зачерпнув за бортом воды и пропустив ее между пальцев. — Старуха сказала. Но я попробую.

— Добрые боги тебе в помощь! — от души пожелал рыбак и замолчал.

До самой стоянки путь прошел в тишине, только ветер посвистывал в снастях.

Стащив вдвоем к воде лодку, которую почти заново перебрал для питомца нелюдимый рыбак, они присели на песок.

— Я хотел сказать, что ты стал мне как сын, — запинаясь, произнес Сиглан.

— Я знаю. — Юноша посмотрел на него ясными глазами. — Я совсем не знал своего отца… Но я вернусь. — С этими словами он встал и, не оглядываясь, направился к своей лодке, которой почти не пользовался до этого дня, столкнул ее на воду и прыгнул в нее. Потом оглянулся на рыбака. Лодка Сиглана тоже уже поворачивала к ветру, и вскоре оба легких суденышка вышли из-под защиты скал в подхлестываемый ветром хаос волн.

Дорога до Горта заняла больше трех часов. Сиглан уверенно выбирал путь между островами. Но легким лодкам постоянно приходилось лавировать, чтобы не попасть под шквальный ветер бортом к волне, обходя камни и отмели. Один раз рывком шкота Ириону чуть не сорвало кожу на ладонях, но он, зашипев себе под нос, терпел, понимая, что дальше будет труднее. Когда впереди показались скалы Горта и вскипающие вокруг него буруны на отмелях, Сиглан прокричал Ириону:

— Обходи остров слева по дуге! Я буду ждать тебя на Тилосе. — И он махнул рукой себе за спину на только что пройденный небольшой островок, однако хорошо закрывающий от ветра небольшую песчаную отмель.

Ирион кивнул и поднял вверх правую руку в странном жесте с разведенными пальцами, обращенными к небу.

— Я вернусь! — крикнул он и, отвернувшись, стал править влево.

Обойдя Горт с севера по широкой дуге, юноша задохнулся от резкого ветра, ударившего в лицо. Острова, расположенные восточнее Горта, были едва видны из-за штормовых волн, разгулявшихся на просторе. Ближе к берегу волны взлетали фонтанами, натыкаясь на подводную гряду, но и левее море вскипало от бурунов.

«Где же Кольцо?» — подумал Ирион, стараясь править по центру, где бурунов пока не было заметно.

И вдруг на очередной волне увидел нечто. Это и впрямь было огромное каменное кольцо, наполовину уходившее под воду так, что видна была только полукруглая арка.

«И впрямь Кольцо Богов, кто еще мог сделать эдакую махину и поставить в таком ненадежном месте так, что она простояла неизвестно сколько столетий?..» — Юноша был удивлен, но одновременно странный восторг начал подниматься в его душе.

Ветер, буря и штормовые волны почему-то вызвали прилив почти детской радости.

«Кому же там надо молиться в таких случаях? А впрочем, неважно!.. Если боги есть, они сами увидят меня. Я иду к ним навстречу!»

Ирион покрепче перехватил шкот, уперся ногами в скамью и позволил ветру войти в его парус. Лодка подпрыгнула на волне и рванулась вперед со скоростью восточного шквала, срезая гребни волн.

Возможно, он что-то кричал, но сам не слышал этого среди шума ветра. Юноша слился с окружающей стихией, и теперь она несла его прямо под гигантскую каменную арку, которая вблизи оказалась еще больше. Как по маслу лодка проскользнула створ кольца, а потом руки юноши сами повернули парус, чтобы избежать громадной глыбы прямо по курсу. Дальше последовало еще несколько резких поворотов, и вот, испустив торжествующий вопль, он вылетел на открытый морской простор.

Ветер, проверяя реакцию, рванул парус с новой силой, и парень от неожиданности чуть не выпустил его, но все же удержал. «Врешь! Не балуй!» Ветер немного притих и стал подталкивать лодку в сторону острова, но Ирион продолжал править в море, чтобы обойти Горт, минуя возможные отмели, которых он не знал.

Сколько времени прошло от прохода Кольца до того, как его лодка ткнулась в песок небольшого островка, юноша не знал, но, кажется, начинало темнеть, хотя из-за пасмурного неба судить о времени было сложно. Шатаясь, он выбрался на берег и упал, не выпуская из содранных в кровь ладоней причальный конец, со словами:

— Я вернулся.

Навстречу ему бросился пожилой рыбак.

Со времени переселения людей и карайнов с котятами в горный поселок прошло около трех лет. За это время Сирвил, как назвали вторую карайну, и Хальдра принесли в общей сложности еще семерых котят, и почти все из них были уже запечатлены, когда произошло новое событие.

Однажды утром из густого осеннего тумана, уже начавшего редеть под лучами солнца, вынырнула небольшая серебристая карайна и начала деловито обходить и обнюхивать человеческий лагерь. Когда Райден, привычно ночевавший у костра все теплое время года, заметил пришелицу, его сначала удивило то, что никто из местных карайнов не поднял тревогу. Это могло означать только одно: визит произошел с их ведома и согласия.

Молодая самочка, закончив обход, села невдалеке от потухшего костра и начала умываться, одновременно пристально разглядывая человека. Сагрио поблизости не было, и разведчик, решив не отрывать карайна от его дел, попробовал установить контакт сам.

«Привет! — мысленно передал он, пристально глядя в желтые глаза самочки. — Если ты к нам, то мы рады тебя видеть».

Карайна задумчиво наклонила голову. Через несколько мгновений, когда мужчина уже начал беспокоиться, поняла ли его дикая карайна, он услышал ответ:

«Привет! Я к вам. Мне сказали — здесь безопасно. У меня скоро будут котята».

Образы были несколько смазаны, но понять можно.

«Тебя пригласили?» — задал Райден интересующий его вопрос.

«Меня позвала Гальдра. Она сказала, что котятам нужны друзья».

Улыбнувшись, разведчик подумал, что Гальдра в своем репертуаре. Ну что ж, это неплохо, вот только незапечатленных ребят почти не осталось. Хотя почему бы и не продолжить традицию родоначальницы этой идеи, только уже более корректно. В предгорных селениях могут найтись дети и подростки, родители которых согласятся отпустить их в будущий отряд.

В этот момент из тумана тенью вынырнул Сагрио и лег у ног человека. Молодая кошка подскочила и попятилась, но потом успокоилась и снова села.

«Красивая девочка, — зевнув, сообщил Сагрио. — Но ее муж сильно опасается людей».

Райден фыркнул на первое замечание своего карайна, а потом передал ему: «Ничего, со временем познакомимся и с ним».

Карайн в ответ передал утвердительный образ.

С этого дня молодая карайна поселилась в их долине. Она оказалась очень общительной и вскоре перезнакомилась со всеми членами их небольшой компании. Две другие кошки отнеслись к ней очень тепло и даже разрешали заботиться о последних двух незапечатленных малышах в отсутствие мам.

Муж новенькой карайны ни разу на глазах людей не спускался в долину, но другие карайны говорили, что регулярно видят его издали на скалах, окружающих долину сверху. На близкий контакт с сородичами он пока не идет, однако занимается патрулированием подходов к убежищу вместе с другими.

Из людей карайна ближе всего сошлась с Ралией — единственной девочкой, некогда принесенной Хальдрой. К этому времени девчушка начала превращаться в нескладного голенастого подростка с постоянно облупленным носом и непокорными рыжевато-пегими вихрами, которые пыталась заплетать в четыре косички. Райден подозревал, что Ралия была старше других, когда ее утащила Хальдра. За две декады, истекшие после появления новой карайны, двое оставшихся котят тоже обрели своих братьев, причем один из них запечатлел восемнадцатилетнего Сэлги, к дикому восторгу последнего. Девочка оставалась последней незапечатленной из детишек. К счастью, она вроде бы не очень горевала об этом, начав заботиться о мальчишках, помогая Рамеле.

После знакомства с молодой карайной Ралия перенесла часть своей заботы и на нее. Она причесывала большую кошку своей расческой, рассказывала ей что-то и порой даже украшала свою любимицу ленточками и собственноручно сделанными подвесками из бусин и сухих ягод. Карайна не сопротивлялась. И когда девочка назвала ее Лорхи, вскоре начала отзываться на это имя. Когда у молодой мамаши появились первенцы, Ралия стала помогать ей заботиться о малышах.

Мужчины втихаря посмеивались над всем этим, но того, что произошло потом, не ожидал почему-то никто. Однажды вечером, когда после тренировки Ралия по обыкновению сидела напротив Лорхи, рассказывая ей что-то, мужчины, разговаривавшие у костра в стороне, вдруг услышали возмущенный вопль вскочившей девочки:

— Я ей сказки рассказываю, а эта неблагодарная кошка кусает меня!

Райден, до которого смысл события дошел первым, просто покатился со смеху.

— А ты сама подумай, почему она тебя укусила?! — выдавил он сквозь смех.

Ралия, полная негодования на такую реакцию, хотела было ответить учителю что-то гневное, но тут дошло и до нее. Она по привычке присела на корточки перед карайной и с удивлением прошептала:

— Киса! Так ты хочешь со мной дружить?! Ты выбрала меня?

Лорхи одобрительно ткнулась головой в плечо обретенной сестры, и та услышала ее мысленный голос: «Теперь мы вместе».

Девочка обняла карайну за шею и разрыдалась от счастья.

Когда Ирион очухался после прохода Кольца Богов, первое время казалось, что ничего не изменилось. Если не было дел, юноша мог часами в задумчивости сидеть на песке, выбирая из него ракушки и раскладывая их в какие-то непонятные фигуры. При этом он что-то нашептывал себе под нос. Заметив такое в первые несколько раз, Сиглан стал опасаться, что парень повредился в уме после перенесенных испытаний, хотя в остальном Ирион вел себя вполне здраво.

Однако недели через две начали происходить странные события. Однажды на их островок заглянул знакомый Сиглану рыбак и пожаловался тому, что последние декады улов упал настолько, что о продаже даже и думать нечего, а дело идет к зиме. Ирион, как обычно сидевший на песке со своими ракушками, внезапно поднял голову и поманил приезжего рыбака пальцем. Тот вздрогнул и спросил Сиглана:

— А это кто?

— Да так, мой пасынок, — неожиданно для себя ляпнул тот. — Немного не в себе после того, как попал в сильный шторм. Едва выжил.

Про поход на Горт Сиглан упоминать не стал, но подтолкнул знакомца в сторону юноши, чувствуя, что тот подзывает рыбака не просто так. Они сделали несколько шагов и приблизились к Ириону. Тот приподнялся и протянул к приезжему руку с чем-то зажатым в кулаке.

— На! — сказал парень. — Спрячь и никому не показывай, пока улов не наладится.

Рыбак вздрогнул и хотел было открыть ладонь, чтобы посмотреть, но Ирион зажал его кулак и осуждающе покачал головой.

— Не надо. Дома посмотришь, хотя ничего необычного там нет — просто раковина, — юноша улыбнулся.

Рыбак в растерянности посмотрел на Сиглана, но тот только пожал плечами:

— Бери, хуже не будет.

— Да уж верно, — вздохнул его приятель. — Куда уж хуже!..

Он спрятал подарок Ириона за пазуху и поспешил распрощаться, видно чувствуя себя не в своей тарелке.

Когда гость отчалил, Сиглан подошел к юноше, опять сидевшему со своими раковинами. Он сам был несколько выбит из колеи поступком Ириона. Несколько замявшись, пожилой рыбак спросил:

— Ты что ему подарил?

— Я же сказал — просто раковину. — Юноша поднял на него совершенно ясные глаза без всякой тени безумия. — Не знаю, как это объяснить, но мне показалось, что мой подарок сможет ему помочь. Вот и все…

Юноша снова опустил глаза. Сиглан потрепал его по волосам, и тот не отшатнулся, как бывало порой.

Во время прохода Кольца Богов Ирион наконец почувствовал единство с этим миром, которого жаждал так долго. Однако кроме этого юноша начал ощущать в себе и что-то новое, ранее незнакомое. Это нечто шло изнутри него самого, из глубины его сути, о которой юноша до сих пор ничего не знал. Получив свое законное место в мире, это нечто желало теперь выразить себя в действии, причем Ирион чувствовал, что это нечто — он сам. Не в силах осознать происходящее, юноша, раскладывая ракушки, старался хотя бы почувствовать, что ему делать. «Правильная» по ощущению комбинация вызывала мгновенное осознание чего-нибудь. Например, услышав сетования приятеля Сиглана на плохой улов, юноша понял, что ситуацию можно исправить, и он имеет право это сделать. Ирион вложил в ракушку свое желание этого. К сожалению, все это пока не давало ответа на главные вопросы: кто он и что ему делать дальше?

А декады через две по ближайшим островам поползли слухи. Сиглан на вопросы других рыбаков хмурился и ссылался на то, что ничего не знает. Слухи были о том, что рыбак, заезжавший к Сиглану жаловаться на жизнь и получивший подарок от Ириона, неожиданно стал возвращаться с большим уловом хорошей рыбы в любую погоду. Что и от кого он получил, счастливец благоразумно не рассказывал, но слухи пошли, и другие знакомые и незнакомые Сиглану рыбаки стали выяснять, где бы и им достать такой амулет.

Вернувшись, пожилой рыбак смущенно задал вопрос юноше, сможет ли тот сделать еще несколько подобных амулетов. Ирион вздохнул и ответил, что может, но не видит в этом смысла, если люди не попали в крайнюю нужду. На этом разговор в тот раз и закончился. Но слухи не утихали, и через пару дней на их островке один за другим стали появляться знакомые и незнакомые Сиглану рыбаки, надеясь на удачу. Некоторым Ирион, посмотрев на них, и вправду что-то давал, но не всем, а при виде других даже уходил вглубь островка.

Однажды под вечер, спровадив наконец очередных гостей, Сиглан сам завел разговор с юношей:

— Я думаю, что тебе на некоторое время стоило бы куда-то перебраться, а то мужики совсем срам потеряли, доконают тебя просители.

Сам Сиглан за все время даже не заикнулся о каком-либо амулете для себя, хотя уловы у него были средние. Из-за нашествия просителей Ирион уже и сам подумывал, что неплохо бы перебраться в другое место, но не хотел оставлять в одиночестве пожилого рыбака, который стал ему почти родным человеком. Такого поворота дел, что случился после прохода им Кольца Богов, юноша совсем не ожидал.

Ирион вздохнул:

— А как же ты? Ведь скоро зима. Может, переберемся на другой остров вместе?

— Да я уже привык жить здесь. Ничего, зиму как-то переживу и один, а там, глядишь, народ и успокоится.

Сиглан тоже вздохнул, он понимал, что люди так быстро не забудут этой истории, и чувствовал, что его путь начал расходиться с путем Ириона. Ну что ж поделать, на все воля Высших.

Еще несколько дней они обсуждали, куда лучше отправиться юноше, чтобы там пристроиться на зиму, и чинили его суденышко. Потом Ирион собрал свои немногочисленные вещи и, закинув их в лодку, обратился к Сиглану:

— Я буду скучать по тебе, — стесняясь, произнес он. — Ты никогда ничего не просил, только отдавал. Если бы не твоя вера и доброта, не знаю, как бы повернулся мой путь.

Пожилой рыбак смутился и не сразу нашелся, что ему ответить, а потом сказал:

— Я тоже буду скучать…

Ирион улыбнулся и обнял Сиглана. Потом юноша достал из кармана своей одежды и подал тому на открытой ладони небольшой округлый предмет размером со среднюю монету. Рыбак присмотрелся — раковина не раковина, камень не камень, а нечто полупрозрачное, золотисто-зеленое, обточенное морем до неузнаваемости.

— На счастье! — как-то виновато улыбнулся юноша. — Я не знаю, каким ты видишь свое счастье, но пусть это поможет тебе обрести его!

Сиглан взял странный предмет и крепко зажал его в кулаке.

— Не забывай! — сказал он Ириону.

— Не забуду! — ответил тот и, столкнув свою лодку на воду, запрыгнул в нее.

«Вечерние тучи напомнили мне о родине. Я уже начал забывать ее из-за всех событий, случившихся за прошедшее время, а ведь там остались те, кого я когда-то знал и любил», — думал Арен, глядя на улицу через частые переплеты окна в доме мастера Нэдри. Начиналась уже четвертая зима с того времени, как ветер и волны по воле Высших прибили лодку с умирающим юношей к берегам Северных Пустошей. И третья зима с тех пор, когда Арен поселился у мастера луков и стал его учеником.

Три года назад Арен ушел с охотником Эланом к мастеру, решив, что достаточно ему быть обузой и вызывать только жалость окружающих. Юноша хотел было навестить перед этим ведунью Караду, которая спасла ему жизнь и вернула здоровье, насколько это было возможно, и спросить у нее совета, но Элан сказал, что задерживаться еще на пару дней, поскольку быстрее Арен не обернется, он не может. Ролан пообещал в ближайшее время заглянуть к Караде и сообщить ей новости. И Арен решился идти с Эланом в тот же день.

До пристанища мастера они добирались почти четыре дня вместо двух, обещанных Эланом. Арен не успевал за длинноногим тренированным охотником, и тому приходилось замедлять шаг. Спать прямо в лесу для Арена было непривычно, и к утру он начинал дрожать от холода, но терпел, раз уж сам решил начать новую жизнь. Они бы добрались и на третий вечер, но юноша от усталости и недосыпа начал спотыкаться, и пришлось остановиться на ночлег раньше времени, поскольку дальше предстоял не очень удобный длительный подъем по каменистой тропинке.

Мастер, вопреки мнению Элана, оказался не старым, а скорее пожилым и очень бодрым человеком лет пятидесяти на вид, с коротко стриженными темно-пепельными с прядями седины волосами и внимательными серыми глазами. Гостей он увидел издалека и сам поспешил навстречу к ним. Оказалось, что он пристреливал новые луки как раз в долине, из которой хорошо просматривался весь подъем. Они по-дружески поздоровались с Эланом. Охотник коротко представил Арена и, отказавшись даже зайти в гости, поговорил с мастером в стороне несколько минут и стал спускаться обратно. Арену тогда стало очень неловко, получалось, что Элан пошел к Нэдри только ради него.

Мастер внимательно, но ненавязчиво окинул юношу взглядом и пригласил идти с ним. В доме он предложил Арену поесть и передохнуть с дороги, а сам, ни о чем не став расспрашивать гостя, тут же занялся какой-то мелкой отладкой луков, которые только что пристреливал. Поев, юноша почувствовал себя очень неуютно, он не знал, как ему вести себя дальше. Мастер по-прежнему занимался своим делом, но в то же время Арен чувствовал, что тот наблюдает за его действиями. Решив, что надо помыть за собой посуду, Арен, смущаясь, спросил Лодана, где можно взять воду. Тот ответил так, будто юноша просто спросил, куда переставили ведро со вчерашнего дня.

Помыв посуду и поставив ее сушиться, Арен осторожно присел рядом с мастером и стал смотреть, что и как тот делает. Потом юноша осмелился задать вопрос. Мастер ответил коротко и емко. Постепенно Арен немного осмелел и продолжал задавать вопросы, если ему было непонятно, или просто наблюдать за работой. Так пролетел день. Вечером они поужинали и, немного еще поработав, мастер сказал Арену, что пора спать, потому что завтра у них будет много работы.

На следующий день Лодан стал кое-что показывать юноше, и тот начал понемногу помогать ему в некоторых операциях. Так и пошли дни за днями. Арен все больше втягивался в работу, постигая секреты мастерства, а мастер по-прежнему казался полностью безразличным к прошлому своего нового ученика. Кроме этого, юноше пришлось взять на себя немалую часть домашней работы, чтобы освободить время мастера. Лодан делал по дому лишь то, с чем Арен пока справиться не мог.

К осени в дом мастера начали приходить заказчики и забирать свое новое оружие. Арена тогда поразило, как бережно и с поклоном эти сильные мужчины принимают луки из рук мастера. Юноша вспомнил, как Ролан однажды сказал, что в каждом настоящем оружии поселяется часть души мастера и часть души его владельца.

Только к концу осени, когда уже кружились первые снежинки, зашел разговор о луке для самого Арена, да и то Лодан всего лишь сказал, что скоро придет пора заготавливать древесину для новых луков, в том числе и для его лука. Причем выяснилось, что заготовленная древесина пойдет в дело не раньше чем через год-два, выдержанной древесины, подходящей, по мнению мастера, для лука Арену, к сожалению, не нашлось.

Когда все срочные дела были наконец завершены, Лодан достал один из легких луков и начал заново обучать Арена стрелять из него. Не то чтобы мастер был недоволен тем, как начинал учить юношу Ролан, но считал, что тому нужно сначала освоить некоторые особые приемы, которые позволят чувствовать себя более раскованно.

Зимой Лодан сам нередко ходил на охоту, хотя охотники всегда были готовы поделиться с ним своей добычей. Первый год Арена он с собой даже не приглашал, но и без этого юноша все больше входил в новую жизнь. Прошлое уходило, а его место занимало настоящее, где Арен постепенно начинал чувствовать себя хозяином своей жизни.

На второй год мастер начал рассказывать юноше не только премудрости изготовления луков, но и особенности охоты на разную дичь. Когда Арен однажды заикнулся, что вряд ли ему необходимы такие тонкости, если он не собирается жить охотой, то Лодан обругал его, что случалось не часто. В числе прочего мастер сказал юноше, что уметь добыть себе пропитание должен каждый мужчина, если он не собирается всю жизнь зависеть от прихоти торговцев или заняться земледелием. А потом саркастически добавил, что раз уж некто мечтает стать великим лучником, то пусть научится попадать во взлетающую из кустов птичку, поскольку попасть в человека можно вообще не имея ни рук, ни глаз. От стыда Арен покрылся красными полосами, как небо на закате, поскольку ни разу даже не обмолвился о своих фантазиях.

Глава 6

Тени прошлого

«Милая, я почти забыл о тебе, но знаю, что ждешь меня позади бурь и морей на том скалистом островке, где мы встретились впервые!»

Элианар застонал и оторвался от своей рукописи. Стояла глубокая ночь. Хозяин видел десятые сны, а ему не спалось. В маленькой комнатушке горела свеча, и бывший исследователь северных земель лист за листом убористым почерком записывал все подряд, что вспоминалось ему о прошедших временах. Эта рукопись уже превратилась в ритуал, в заклинание, которое он твердил день за днем, воскрешая образы прошлого.

Жена и дети, убитые дорцами во время нападения на поселок, часто снились Элеанару, хотя прошло немало лет. Не раз он был на грани того, чтобы последовать за ними, но снова и снова вспоминал слова матери: «Не стоит жить в прошлом, иначе будущее не наступит никогда». Элианар слишком уважал свою мать, он не мог себе позволить оказаться слабее ее и добровольно отказаться от борьбы, хотя порой не видел никакого смысла в собственной жизни.

Он был поздним ребенком. Мать родила последнего сына после гибели всех четверых детей во время снежной пурги. Племянник Элианара был на два лета старше его.

— Боги, я прошу лишь об одном, — взмолился летописец, — чтобы мой путь оказался не напрасным!

Он снова взялся за перо, представляя себя лыжником, идущим по снежной пустыне от горизонта до горизонта.

Когда застынет северное солнце
Над миром, воссиявшим белизной,
Тогда мы снова встретимся с тобой
И прошлое обратно к нам вернется.

— Возможно, так оно и будет, — прошептал Элианар, — но до года, когда солнце застынет на вершине своего пути на несколько часов, еще немало лет. Надо продолжать свой путь…

Элианар ло’Райди. «Хроники Севера»

Однажды зимой Арен все же рассказал мастеру историю своих злоключений в Доре, приведшую его в конечном счете в этот дом. Лодан внимательно выслушал юношу, не перебивая и не задавая вопросов. Потом он некоторое время молчал и наконец заговорил:

— Я вижу, что тебя до сих пор тяготит случившееся с тобой в храме. Другой бы сказал, что об этом просто пора забыть, но я расскажу тебе о том, чего не знает никто. Я чувствую, что это может тебе помочь, а вот мне самому действительно пора об этом забыть. — Мастер криво усмехнулся. — Дело было еще во времена до завоевания этих земель Игмалионом, когда здесь полновластно командовали дорцы. Никто не был застрахован от посягательств на свое имущество или на самого себя. Дорские аристократы приезжали в эти края поохотиться и просто поразвлечься, в те времена мало кого миновали их жадные похотливые руки. Даже местные аристократы старалась отправить с глаз долой своих женщин и молодежь, когда наезжали «гости» из метрополии. Они творили, что хотели, и топили любые попытки заявить о своих правах в людской крови.

Арен вспомнил балладу о восстании против дорцев, некогда услышанную от Альны, тогда эта история что-то задела в его душе и вытащила из отупляющей жалости к себе, заставив по-новому взглянуть на мир и начать бороться. Юноша слушал затаив дыхание.

— Мне было тогда не больше шестнадцати, приблизительно как и тебе в начале твоей истории…

Увидев округлившиеся глаза Арена, мастер усмехнулся:

— Сейчас мне много больше ста, только я держу это в секрете, чтобы не смущать окружающих. А почему я дожил до этих лет и сохранил свою внешность такой, как она есть, я не знаю и сам. Возможно, за счет жизни в лесу… — Лодан рассмеялся. — Сначала, когда после шестидесяти я продолжал выглядеть на сорок, меня это смущало, один раз я даже обратился к какой-то ведающей, но она тоже не объяснила ничего, отделавшись от меня фразой: «У каждого свой путь». Потом я решил просто не думать об этом и жить, пока живется. Но, увидев тебя, я усомнился в правильности выбранной тогда тактики. Возможно, не зря ты заговорил о своем прошлом, а мне вспомнилось мое.

Мастер вздохнул, минуту помолчал и продолжил:

— Однажды к нашему барону явились некие высокородные гости из Дора, правда, у самого барона они не задержались и отправились на охоту. По дороге решили покутить в нашем поселке. Поселок был очень маленький, всего пять дворов. Дорцы заняли дом старосты, приказав хозяину с его домочадцами выметаться и не появляться им на глаза. Тот не заставил себя упрашивать и, пока гости не передумали, свалил вместе с семьей в соседний поселок к своей родне. Потом, спохватившись, что готовить и прислуживать теперь некому, они решили силой принудить к тому первых попавшихся людей.

Я просто шел по улице, когда меня кто-то грубо схватил за плечо. Обернувшись, увидел рослого жилистого мужчину с блестящими серебристо-пепельными волосами до плеч и неприятным пронзительным взглядом серых глаз. «Пойдем!» — только и сказал он. Воспротивиться я тогда не посмел, за ним стояли еще трое крепких мужчин из высшего сословия и четверо воинов охраны. Потом они отловили еще двух подростков и жену нашего соседа, чтобы готовила для них. По счастью девчонок старше восьми лет в то время в поселке не было.

Сначала я был на их пирушке вместо слуги — приносил и уносил что-то по требованию господ, менял салфетки и вытирал стол от пролитого вина. Потом уже заметно подвыпивший пепельноволосый господин сгреб меня, когда я проходил мимо, и усадил на широкое кресло рядом с собой. Приобняв, как девушку, и дыша перегаром мне в ухо, он начал рассказывать о том, что я по своей дикости не знаю того, что принадлежу к роду, на который возложена великая миссия. Когда я попытался заикнуться о том, что вообще-то я — законнорожденный сын своих родителей, он прервал меня словами: «Заткнись и слушай!» Из его слов следовало, что потомки некого древнего рода разбросаны по всей территории каверны, поэтому большинство из них даже не догадываются о своем происхождении. Этот род ведет свое начало от древних Повелителей Смерти — магов, жрецов и великих воинов, которым близки по силе были только их антиподы — Повелители Жизни. О вторых он ничего больше не говорил, а о Повелителях Смерти распространялся еще долго. Но я запомнил далеко не все. В основном это были общие похвалы в их адрес. Еще он говорил, что Повелители-жрецы могут напрямую обращаться к силе Смерти и забрать у любого жизнь вместе с посмертием. Жречество меня особо не интересовало, и его, судя по всему, тоже. Самым интересным мне тогда показалось то, что кровь Повелителей даст возможность видеть некую другую грань мира и благодаря этому наносить удары, которые обычный противник не может предугадать.

К ночи дорская охрана притащила еще двух женщин из поселка, и началась общая оргия. Правда, меня это в тот раз не коснулось, пепельноволосый изрядно нагрузился вином и был задумчив, только изредка рассеянно поглаживал меня то по спине, то по бедру. Потом он задремал, сидя со мной в обнимку. Я же не мог заснуть до утра и видел все, что творили остальные дорцы с людьми из нашего поселка.

Утром всех односельчан отпустили, кроме меня. Мне же дорец сказал, что возьмет с собой, и если я буду беспрекословно ему подчиняться, как это принято в нашем роду, то расскажет еще много полезного и кое-чему со временем научит. Беспрекословного подчинения требовали все вельможи, этим меня было не удивить. Сбежать в ближайшее время я не рискнул, чтобы не навлечь гнев на родных и односельчан. Так я отправился на охоту вместе с дорцами.

Мой новый хозяин действительно сумел удивить меня не только прекрасным владением мечом, как я успел заметить по его тренировкам со спутниками и солдатами охраны, но и мастерским обращением с луком, хотя в нашем поселке большинство кормилось охотой и умело обращаться с этим оружием с детства. Мне было действительно интересно. Дорец сказал, что когда в меня войдет сила, то весь мир начнет выглядеть иначе. Только он воспринимал это как-то по-своему…

Лодан слегка скривился и, ненадолго замолчав, вновь заговорил:

— В результате со мной все же случилось то, через что прошло большинство моих сверстников. Однажды на вершине высокого холма, где дорцы устроили привал, он раздел и изнасиловал меня под шутки и комментарии своих приятелей. Для дорцев подобное было в порядке вещей. Однако другим он попользоваться мной не дал, запретив даже думать об этом. Наверно, пепельноволосый был среди них главным, потому что все выполняли приказ безоговорочно. Сейчас я уже могу говорить об этом почти спокойно, но тогда меня вывернуло наизнанку. Несмотря на боль и унижение, я почувствовал, что все, о чем он говорил мне до этого, — правда, и нас объединяет нечто общее, что выше и древнее нас. Я испытывал влечение к нему, но не как к партнеру, а как одна часть разрозненного целого стремится соединиться с другой. Впрочем, это различие я понял уже гораздо позже. Тогда меня ужаснуло бессознательное притяжение к своему обидчику. Если бы он действовал не так грубо и нагло, я, возможно, пошел бы за ним, как он и предполагал. Но, несмотря на притяжение, я не смог простить ему того, как он поступил со мной. Я сбежал при первом же удобном случае и поклялся перед богами отомстить не только за себя, но и за всех, чьи жизни и честь он и подобные ему втоптали в грязь по своей прихоти.

Мастер во время рассказа был слегка бледен, но в его взгляде не чувствовалось боли, только железная решимость довести дело до конца. Арен, живо представляя все описанное, кусал губы и поражался самообладанию своего наставника.

— Сначала я затаился и стал продолжать тренировки с оружием, особенно с луком. Теперь я по-другому стал его чувствовать, словно у меня открылось какое-то новое ощущение, и, как мне казалось, мог даже управлять полетом своей стрелы. Правда, иногда, перетренировавшись в таком режиме, я начинал видеть мир странно блеклым, но потом каждый раз тщательно возвращал свои ощущения в привычный с детства вид. После четырех лет ежедневных изнурительных тренировок я уже не встречал никого, кто стрелял бы лучше меня, но продолжал тренироваться, чувствуя, что моему противнику тоже знакома эта методика. Тогда, вспоминая его, я понял, что мы действительно одной крови, и эта кровь несет что-то неведомое многим другим. Между прочим, в тебе есть то же самое. — Мастер посмотрел в глаза ученика. — Или что-то очень близкое. Именно это я почувствовал при первой же встрече и решил, что твой приход не случаен.

Арен сначала очень удивился, а потом неожиданно вспомнил, как, еще тренируясь у Ролана, он ощущал себя одновременно и стрелком, и стрелой, летящей в цель. Возможно, именно об этом ощущении и говорил мастер, когда рассказывал о том, как ему казалось, что он может управлять полетом стрелы?.. Но рассказчик больше ничего не сказал про самого Арена и вернулся к прерванному повествованию:

— Я учился и ждал случая, который позволит мне выполнить свою клятву. Сначала мне казалось, что должно начаться очередное восстание против дорцев, но произошло иное. Игмалионское королевство решило присоединить к себе наши земли, и началась война. Местный народ, наслышанный о порядках в Игмалионе, большей частью стал добровольно переходить на сторону противника Дора. И люди не ошиблись — на отвоеванных у дорцев землях были установлены такие же законы, как и в самом Игмалионе. Однако дорцы не сдались так уж легко, у многих из дорских аристократов на этих землях имелись свои вассальные вотчины, с которых они тысячелетиями получали дополнительные доходы. Будучи разбиты в открытых боях с игмалионской армией, дорцы с верными им людьми уходили в леса и нападали на оставленные без защиты армии селения, грабя и убивая. Тогда народ взялся за луки и мечи, и началась кровавая охота за бывшими хозяевами и их приспешниками. Немало людей полегло в те годы, но дорских бандитов вырезали всех.

Мастер вытер рукой лоб и со словами: «Что-то я увлекся», вернулся к собственной истории.

— С моим обидчиком мы встретились снова лет через семь-восемь, уже во время войны. Дорец был все так же самоуверен и, увидев меня на голой вершине одного из холмов, помахал мне рукой и стал доставать стрелы из колчана. Я понял его без слов, как и прежде: он приглашал меня на поединок лучников. Если бы он взял меч, мне было бы сложно тягаться с ним, хотя я умел владеть и мечом, но он выбрал лук. Зря он это сделал… В глубине души я не хотел убивать его, несмотря на то, как он обошелся тогда со мной, потому что именно его появление на моем пути разбудило дремавшую во мне силу. Но он выбрал сам… За годы, прошедшие с нашей первой встречи, я научился многому, а он остался на том же уровне. Одновременно наложив стрелы на тетиву, мы встали боком друг к другу. Мой давнишний обидчик был хорошим лучником и отпустил стрелу почти не глядя. Я знал, что при такой технике стрельбы его стрелы прекрасно чувствовали цель, как будто имели глаза. Если бы я остался неподвижен, стрела нашла бы меня, но я схитрил, задержав выстрел. Я отклонился с пути его стрелы в самый последний момент, когда она уже не могла изменить путь, и отпустил свою. Дорец был абсолютно уверен, что поразит цель, и даже не сдвинулся с места, повернувшись лицом в мою сторону. Моя стрела вошла ему прямо между глаз чуть выше переносицы.

— Но как же?! — удивился Арен. — Разве стрела может пробить лобную кость?!

— Стрела в руках даже обычного опытного лучника с тяжелым луком может еще и не то, а мой противник и я к тому времени умели еще кое-что, — пояснил мастер. — Впрочем, это самое «кое-что» ты и сам скоро начнешь чувствовать, а я тебе помогу научиться этим пользоваться, — завершил он после короткой паузы.

Прошло еще два года. В долине, где поселились люди и карайны, жизнь шла своим чередом. Однажды вечером у костра разговор завертелся вокруг последних новостей, которые принес Райдену Сагрио, а именно о происхождении мужа новой молодой карайны, названной ими Лорхи. Карайну охотника все же удалось завоевать доверие у безымянного дикого карайна, сторонившегося людей, но защищавшего их долину от любых посягательств извне. Новый знакомый сообщил, что его матерью является карайна Майден. Райден хмыкнул и сказал, что Майден в свое время была весьма известной личностью. Она была карайной князя Дойна Эргисарена до самого его исчезновения.

Вечером, после тренировок и дел по хозяйству, Релио попросил разведчика рассказать о Майден и вообще о серебристых карайнах. Юноша страшно завидовал детишкам, уже запечатлевшим котят, а не так давно уже взрослая Лорхи, к всеобщему удивлению, запечатлела единственную девочку, некогда принесенную Хальдрой в числе прочих.

— Если в прайде серебристых карайнов нет доминирующего самца, то главной становится старшая самка, если она обладает необходимыми качествами, — начал Райден. — Не каждый муж королевы — король. Это как раз относилось к Майден — карайне князя, она была настоящая королева, а ее мужа никто никогда не видел. Майден встречалась с ним на стороне, в свободное время, и возвращалась к своему напарнику довольная и время от времени беременная.

Легче добиться уважения у десяти котов, чем у одной подобной кошки. Это ты знаешь и по Хальдре, а Майден была еще более независимой особой со сложным характером. Уважала карайна только самого князя, остальных людей просто терпела. Может быть, Эргисарен и был ее «королем». Когда князь ушел, Майден оставалась на этом месте два дня, потом походила кругами, забрала трех своих незапечатленных котят разного возраста и ушла неизвестно куда. Дети Майден вообще трудно шли на запечатление, но если уж выбирали… Майден вообще-то была стерва — могла сделать гадость и спокойно сидеть, наблюдая за реакцией окружающих. Но для этого она должна была очень сильно что-то или кого-то невзлюбить. К тому же она была умной стервой.

После захвата власти дорцами какая-то кошка довольно долго изощренно мстила захватчикам. Почти наверняка это была именно Майден. Убивала она не так уж много, но доводила мелкие гарнизоны до белого каления, став для них воплощением злого духа, а может, и самого Темного Прохвоста. Например, могла тайком, как мышь, пробраться и перегрызть тетивы у луков, поломать арбалеты, а потом, вытащив кого-то из зазевавшихся солдат на безопасное, при отсутствии лучников, расстояние, демонстративно выпускать ему кишки и делать тому подобные вещи на виду у всех, и, лишь когда появлялась опасность, неспешно удалялась. Говорят, что несколько раз она была ранена, но уж тогда виновники могли заблаговременно рыть себе могилы. Хотя некоторых людей из группы она оставляла в живых по совершенно непонятным причинам. История с дорским флагом вообще стоила головы кому-то из высокопоставленных офицеров, потому что это представление, иначе не скажешь, видело довольно много народа, в том числе и местные жители.

— Что за история с флагом? — с интересом переспросил Релио.

— A-а, ты же не знаешь. Вообще-то она некогда стала притчей во языцех. Уж не знаю, как Майден добралась до флагштока на башне одной из небольших крепостей, ставшей перевалочным пунктом для дорских войск и караванов с захваченным добром и рабами, но дорский флаг она оттуда сорвала. Затем, как всегда расположившись так, чтобы все было прекрасно видно, но никто не мог ей ничего сделать, она медленно и скрупулезно разорвала этот флаг на мелкие клочки, потом нагадила на них и зарыла в землю. Дорские военные, наверно, исходили бессильной злобой, а среди рабов, несмотря на их незавидную участь, стоял гомерический хохот.

Релио тоже громко рассмеялся, образно представив себе описанную картину.

— А куда же она делась потом? — спросил он, отсмеявшись.

— Не знаю. Наверно, ушла к диким соплеменникам. Это для нас они дикие, а понимают все не хуже. Просто не хотят общаться с людьми.

— Так… э-э-э… муж Лорхи — один из сыновей Майден, если я правильно понял?

— Получается, что так, если верить Сагрио. — Райден усмехнулся. — Во всяком случае, по повадкам похож. Взять хотя бы того охотника за наградами, которого он притащил, как придушенную мышь, и если бы не мы, то еще долго развлекался бы с его трупом.

Релио вспомнил эту историю, произошедшую ранней весной. Тогда супруг Лорхи, после длительного увещевания, скинул им со скал труп мужчины, который, судя по бумагам, обнаруженным при нем, действительно являлся одним из ловцов удачи и явно направлялся в горы по их души.

Заметив, что молодой человек задумался о том случае, старый разведчик добавил:

— Майден тоже не знала никакого милосердия к врагам…

— А как же те, которых она отпускала, ты же сам рассказывал?

— Значит, их она сразу отнесла к другой категории, вот и все. — Райден вздохнул.

За кругом света от костра появились два желтых фосфоресцирующих глаза и пристально уставились на мужчин.

«Не шумите! Моя девочка спит», — услышал молодой человек «голос» Лорхи.

— Все-все, извините, мы уже ложимся спать, — слегка улыбнувшись, произнес вслух разведчик, а потом, повернувшись к Релио, тихо добавил: — Вот и кем они нас считают в результате? Кто кого воспитывает?.. Девочкой-то она назвала свою напарницу — Ралию. Вряд ли когда-нибудь мы сумеем их понять до конца…

Он зевнул, и мужчины, завернувшись в одеяла, улеглись спать у догорающего костра.

Сухой ветер поднимал облака соленой пыли, от которой щипало во рту и в носу. Пересохшие болотистые низины шумели высохшими камышами. Не так он представлял себе эти места по рассказам местных жителей. Небо хмурилось тяжелыми тучами, но не давало ни капли дождя, только зарницы вспыхивали на горизонте. Нет ничего страшнее сухой восточной бури, разве что шквал на море.

Подкованные копыта ульхаса то царапали, то скользили по соляной корке, покрывшей бывшую болотину. Проклятые места — Эйгенские болота. Только узкие каналы, проходимые для лодок и плоскодонных барж, служили путями сообщения в этой обширной низменности с немногочисленными пресными озерами и бесконечными солеными мелководными заливами, переходящими в такие же соленые болота с провалами бездонных трясин.

Здесь добывали соль для всего Игмалиона, кое-где встречались залежи торфа, а ближе к предгорьям сохранились каменоломни горючего сланца, уже почти истощенные. Жили здесь недолго, и радости эта жизнь не приносила. На разработках соли в основном применялся труд каторжников, совершивших тяжелые, но недостаточные для смертного приговора проступки.

Тусклое солнце иногда выныривало между туч и резало воспаленные от соленой пыли глаза. Шла вторая декада с тех пор, как Ирион покинул побережье и отправился вглубь материка. Только отъехав от моря миль на сто, он наконец избавился от нервозности из-за постоянного ощущения пронизывающего взгляда со стороны, и это уже утешало. Юноша не был трусом, но в этом взгляде было столько ожидания каких-то неизвестных и непонятных ему действий, к которым он был еще не готов, что Ирион откровенно сбежал, чтобы обдумать все происшедшее в последнее время в спокойной обстановке и разобраться в самом себе.

Спокойной обстановка становиться явно не желала; правда, и реальных опасностей юноше пока не встречалось.

— Да-нери! Подайте нищему! — из-за полуоблетевшего куста на каменистую тропинку вывалился однорукий бродяга в невероятном тряпье.

У мужчины средних лет не было правой руки чуть выше запястья, и он тянул к Ириону заскорузлую левую со скрюченными пальцами. Юношу передернуло, до сих пор он не встречал подобного отребья и не знал, что такие люди существуют в этих местах. На архипелаге и побережье многие семьи жили бедно, но не опускались до попрошайничества. Наверно, беглый каторжник. Ирион достал из кошеля серебряный далер и протянул бродяге. Денег у молодого человека было немного, но все же не настолько, чтобы не поделиться с бедствующим.

Глаза бродяги удивленно расширились — вряд ли он ожидал получить больше пары мелких медяшек.

— Если благородному да-нери будет угодно, я могу проводить его туда, куда он держит путь, и прислуживать, как смогу. — Мужчина чуть ли не распластался в поклоне у копыт ульхаса.

Ириона внутренне передернуло. Он был бы рад избавиться от общества бродяги как можно быстрее и уже клял себя за излишнюю щедрость, привлекшую такое внимание к его персоне. Но внешне юноша постарался не подать вида и сказал:

— Я направляюсь в Сарандер. Если желаете, то можете сопровождать меня, хотя я сам справляюсь со своими делами.

Сарандер был единственным городом на болотах, своеобразной столицей этого захолустья, где, по слухам, проживало только начальство соле- и торфоразработок и охрана. Там же останавливались купцы, приехавшие за товаром. Почему Ирион целью своего путешествия избрал именно этот городок, он затруднился бы ответить, поскольку мог отправиться и в сторону центральных областей Игмалиона, где жизнь была более размеренной. Может быть, он хотел держаться поближе к воде, хотя и старался отдалиться от моря? Непонятно…

Покинув архипелаг, юноша добрался до побережья материка. Пришлось наняться в основном за пропитание в дружину одного из мелких владетелей. Осенью и весной нередко случались пиратские набеги, и многие владетели на это время нанимали дополнительных воинов. Но юноше не сиделось на месте, поэтому, дождавшись лета, он отпросился и нанялся в охрану торгового корабля, где были свободные места. Однако и странствия по морю не принесли удовлетворения, как и в первый раз. По окончании контракта Ирион сошел на берег в первом же понравившемся ему месте. Расспросив местных о том, что находится дальше от побережья, и купив ульхаса, он медленно потрусил вглубь материка.

— Тогда я последую за вами, если не возражаете. — Оборванец еще раз поклонился.

«Возможно, он и не каторжник», — подумал Ирион. То, что у бродяги может оказаться корыстный интерес к его кошельку, юноше даже не пришло в голову.

В другой раз такая беспечность могла бы стоить молодому человеку минимум всех его сбережений, но сейчас ему повезло. Бродяга, назвавшийся Расом, вел себя тихо, помогал собирать хворост для костра и без претензий ел вяленую рыбу, которой в основном питался и сам Ирион.

Заполненные грязью низины и пересохшие болотины тянулись по обеим сторонам тропы еще дней шесть. Потом дорога пошла сначала вверх, через возвышенность с чахлой выгоревшей травой, непригодной даже для овец, а еще через два дня начался спуск обратно в болотный край. Тут среди зелени и грязи болот изредка виднелись пятна чистой воды, а на третий день показался небольшой городок посреди крупного озера, к которому с разных сторон вело несколько каменных дамб с проложенными по ним дорогами.

— Сарандер, — хрипло пробурчал спутник Ириона, ткнув грязным пальцем в направлении немногочисленных каменных построек посреди водной глади.

Даже издалека городок показался очень странным. Некоторые дома имели обычную прямоугольную форму, но многие были круглыми или в форме многогранников с низкими конусовидными сводами из буровато-желтого камня. Улицы были вымощены такой же брусчаткой, все вместе это производило своеобразное впечатление поселения каких-то насекомых.

Ирион вздохнул: это место привлекало и отталкивало одновременно. О том, чем он собирается заниматься в Сарандере, молодой человек немного думал по дороге, но так и не пришел к определенному выводу, решив, что разберется на месте. Он уже знал, что для жизни в городе придется зарабатывать деньги, чтобы оплачивать еду и кров. Это смущало Ириона, привыкшего жить более свободным и естественным образом, но он надеялся приспособиться.

Молодой человек стал спускаться к ближайшей дамбе, бродяга следовал за ним. За всю дорогу Рас так и не объяснил, почему он оказался в столь бедственном положении. Хотя некоторые другие бедолаги, которых встречал Ирион, как раз наоборот с удовольствием описывали свои злоключения, доведшие их до нынешнего плачевного состояния.

Копыта ульхаса зацокали по брусчатке, и вскоре молодой человек уже въезжал в городок. Из наставлений рыбака и других людей он знал, что для жилья надо найти трактир и снять там комнату, просто так люди в городах постояльцев пускали нечасто и тоже за деньги.

Трактир в Сарандере обнаружился всего один, что говорило о минимальном количестве приезжих, правда, был еще некий постоялый двор недалеко от пристани, но местный житель, которого Ирион спросил о месте для ночлега, не советовал останавливаться в «этом прогнившем клоповнике». Трактир располагался почти в самом центре городка и звался «Именным призом». Что это означало, юноша не понял, но свободные номера там нашлись. Комната на месяц стоила целый золотой, но молодой человек для начала снял жилье на три дня, чтобы осмотреться и сообразить, зачем же, собственно, он явился в этот город.

Рас как-то по умолчанию продолжал изображать то ли слугу, то ли помощника Ириона и остался в трактире, когда юноша отправился погулять по городу. Кое-где через город проходили каналы, а на главной площади даже находился фонтан, который, правда, едва выбрасывал невысокие струйки разной высоты. Вода в фонтане оказалась пресной, но весь он был покрыт сероватой коркой. Видимо, даже в пресной воде тут все же содержалась немалая примесь солей.

— Молодой эллари! — услышал Ирион оклик из-за спины и повернулся.

Перед ним стоял крепкий мужчина в плотной синей куртке и таких же брюках, в темных волосах его было немало седины, а серые глаза пристально смотрели на молодого человека. Ирион заметил на его поясе кинжал в добротных, но потертых ножнах.

— Вы прибыли в город только сегодня? — уточнил мужчина.

— Да. А что?

— Если вы приехали по делу, то не смею вас задерживать, только поставьте отметку в вашей подорожной. Канцелярия города находится там. — Мужчина махнул рукой себе за спину. — Если же вы прибыли без определенных намерений, то вам стоило бы зайти к префекту и обсудить с ним вопрос и статус вашего присутствия в Сарандере.

Молодой человек смотрел на собеседника и не понимал ровным счетом ничего, а в первую очередь, что именно хотят от него узнать. Увидев совершенно непонимающие глаза юноши, мужчина усмехнулся:

— Вы, должно быть, с побережья, и здешние порядки вам непонятны, тогда поясню: Сарандер имеет особый статус из-за того, что в окрестностях расположены поселения каторжников и солеразработки, на которых те отрабатывают свои проступки. Местных жителей здесь почти нет, поэтому город подчиняется ведомству колонии. И все вновь прибывающие должны быть поставлены на учет в этом самом ведомстве.

— Я с островов, — промямлил окончательно сбитый с толку Ирион. — Не знал, что для поездки нужна определенная цель. Я просто захотел приехать в этот город.

Молодой человек окончательно стушевался, а мужчина громко рассмеялся. Это обидело Ириона, но он стерпел, потому что по незнанию сам нарушил какие-то местные обычаи.

— Так ты с Райнского архипелага? — улыбнулся мужчина. — Далеко же тебя занесло. Наверно, и городов-то вообще не видел…

— Видел, — хмуро произнес юноша. — Я два сезона отработал в охране торгового корабля.

Глаза молодого человека начали поблескивать, и комендант города счел за лучшее сдать назад и вернуться к более ровному тону. Нет смысла без нужды провоцировать молодого северянина. С островитянами ему сталкиваться не приходилось, но, судя по жителям побережья, молодежь там гордая, горячая и оружием владеет выше среднего, хотя, к их чести, слово старшего для них — закон. Дисциплине обучены с малолетства.

— Тогда, может, и здесь захочешь пойти в охрану, если у тебя желание остаться в этих местах на какое-то время? Или ты здесь проездом?

Ирион немного расслабился, поняв, что незнакомец не желает обидеть его.

— Не знаю, надолго ли я здесь… — начал юноша. — Но в охране каторги я работать не хочу…

Эреми ло’Вари хмыкнул про себя, такого отношения можно было ожидать.

— Нет, не в охране каторжников. — Эреми позволил себе легкую улыбку. — В охране особого рудника. И охранять придется от тех, кто может решить поживиться плодами чужого труда и государственным имуществом.

Ирион удивленно посмотрел на мужчину, о каких-то особых приисках в этих краях даже слухов не было. Или были, но не всем об этом рассказывали… Может, там добывают золото?.. Впрочем, какая ему разница. Терять свободу, заключив контракт, юноше не хотелось, но и бесцельно бродить по округе смысла не было. Если что-то его притянуло сюда, оно само даст о себе знать, чем бы Ирион ни занимался.

— Можно, я подумаю… до завтра? — спросил он.

— Конечно, можно, — усмехнулся комендант. — Если надумаешь, приходи в комендатуру, — он показал на самое высокое здание, выходящее на площадь, — и спроси коменданта Эреми ло’Вари, то есть меня.

Молодой человек снова смутился. Выходит, он разговаривал с одним из главных, если не самым главным человеком города и вел себя не очень почтительно. Однако тот не представился, поэтому поведение Ириона простительно. Поклонившись коменданту, юноша вернулся обратно в трактир.

На следующее утро Ирион проснулся затемно — мешала то ли духота, то ли проникшие в комнату мелкие мошки, кусавшие всю ночь, то ли он просто разнервничался непонятно с чего, но юноша скорее дремал, чем спал, и встал с рассветом. Идти в комендатуру было явно рано, да и не решил еще Ирион, чем займется. Молодой человек двинулся по улицам едва начавшего просыпаться городка куда глаза глядят и вышел к одной из дамб, соединявших Сарандер с окрестностями. Ветра практически не было, над мочагами висела легкая сизоватая дымка, и слегка пахло гарью, наверно, где-то горела высохшая трава. Болотистые низины с редкими островками деревьев расстилались от городка во все стороны, насколько хватало глаз. Где-то в отдалении слышался мерный плеск весел, только этот звук нарушал бескрайнюю тишину болот. Вскоре среди сизоватых прядей тумана на горизонте показался алый краешек восходящего солнца. Молодой человек вздохнул — начинался новый день, и нужно было принимать какое-то решение о своем будущем.

Почти до полудня Ирион бродил по окрестностям, обошел по периметру весь городок, потолкался у пристаней, где носильщики грузили мешки с солью на лодки и баржи, даже побывал на местном крохотном рынке на набережной, окружавшей весь город снаружи. Там полуголые смуглые невысокие люди прямо с привязанных к кольям лодок продавали какие-то травы, странную болотную живность и даже сушеных насекомых, которых предполагалось употреблять в пищу взамен нормального мяса. Свежая рыба, которую привез на узкой долбленке долговязый парень, разошлась в момент. Похоже, ситуация с продуктами в этом городе была хуже, чем на побережье. Правда, со слов горожанок, покупавших рыбу, выяснилось, что ожидается большой торговый караван с зерном и вяленым мясом, но вот когда…

Купив на медяк большой пучок сладкой зелени, Ирион, медленно пережевывая травинку за травинкой, уселся на один из камней парапета набережной и принялся размышлять. Вчера вечером у него впервые состоялся серьезный разговор с Расом. Помывшись и купив новую одежду на деньги Ириона, который относился к ним наплевательски, бродяга наконец-то привел себя в сносный вид и стал выглядеть обычным мужчиной средних лет. Войдя в номер, юноша даже не сразу узнал своего попутчика.

На ужин подали похлебку из вяленой рыбы с какими-то сушеными овощами и большим количеством неизвестной травы. Ирион даже поморщился от такой еды. Поев, он сообщил Расу:

— Мне предложили пойти в охрану. Я бы, может, и не прочь. Только вот что тогда делать с тобой?

— Небось каторжников охранять?! — сипло произнес Рас. — Там завсегда места есть… — и сплюнул.

— Да вроде нет. — Юноша замялся. — Комендант сказал, что на том руднике каторжников нет.

— Интересно, что за рудник такой? — оживился было мужчина, но потом опять досадливо сплюнул. — А ну их всех!

Ирион внимательно посмотрел на собеседника, поняв, что тот о чем-то умалчивает. Этот взгляд не укрылся от внимания Раса.

— Ну что зыркаешь? У меня младшой брательник на соляных разработках лямку тянет. Вот и весь сказ.

— Да мне-то что за дело? Вот только куда ты подашься, если я наймусь на рудник? Опять под куст?

Мужчина удивленно посмотрел на юношу, не понимая, почему того заботит дальнейшая судьба случайно встреченного бродяги. Хотел что-то сказать, но не смог.

— В краю, где я вырос, считали, что кара найдет виновных рано или поздно, но нельзя карать дважды за один проступок, — произнес Ирион.

Рас хрипло вскрикнул, грязно выругался и, потрясая в воздухе культей правой руки, заговорил, чуть не срываясь на крик:

— Ты хоть понял, что сейчас сказал?!! Да куда там!!! А может, ты колдун?!! Так ведь нет! Я колдунов и всяких там таких чую, есть у меня это. Ты — другой! Но вот какой?! — Немного успокоившись, он продолжил: — Служили мы с братом у одного вельможи под Наритом, молоды были, глупы. Хотели сделать богатые подарки своим девкам, и попутал нас Беранис, или кто там еще есть. Залезли в хозяйскую кладовую, где праздничная посуда хранилась, и позаимствовали пару позолоченных фужеров. Решили заложить у ростовщика, а потом в рассрочку выкупить с жалованья. Жалованье у нас было приличное — на хорошем счету мы были у хозяйской четы, с малолетства при доме служили. Думали, что месяца три никто не хватится, а затем мы вернем пропажу. Но через декаду к хозяину нагрянули гости из столицы… Брата повязали в доме — ростовщик сообщил хозяину, ведь тот был владетелем всей округи. Я пустился в бега. Думал, ушел, повезло. Пристроился работником к мельнику, работал как вол за троих. Однажды встали жернова, полез смотреть, может, попало что между шестерен, а они возьми и пойди… Боль была дикая, думал, умру. Спасла знахарка. Зачем спасла?.. Как жил после — вспоминать тошно. Лет шесть назад добрые люди позволили свидеться с братом, так он сказал со слов хозяина, что если бы мы признались сами и случай не получил огласки, то нас бы только выпороли и оставили без жалованья на полгода, а так… Брату пятнадцать лет каторги, а я… Ему уже год с небольшим остался, вот я и вернулся в эти края.

Ирион вздохнул:

— Пойду наниматься — похлопочу у коменданта, глядишь, и найдет тебе работу по силам. А там и брат твой освободится. Вдвоем проживете.

Рас покачал головой:

— Ну похлопочи… А тебе-то что неймется? Зачем тебе сдались эти болота?

— Сам не знаю. Потянуло меня сюда и не отпускает. Может, позже пойму.

— Пропадешь, парень! Недобрые слухи ходят про эти болота, и не в мошке, не в каторге тут дело. Иных людей сюда и золотом не заманишь, а ты сам пришел. Такие редко возвращаются обратно…

— Ничего. Как-нибудь… — пробормотал Ирион.

На этом разговор вчера прервался, хотя позже Рас отпускал еще некоторые расплывчатые замечания про «влюбленных в болота» и их незавидную судьбу. Эти странные намеки мало обеспокоили молодого человека, но, осмотрев все окрестности, он никак не мог понять, что же его притягивает в этих местах. Однако уезжать из этого забытого богами места юноше пока не хотелось, несмотря на всю убогость здешней жизни. Дожевав травинки, Ирион принял решение и бодрым шагом направился в комендатуру. Другого варианта обосноваться здесь он не нашел, а дальше будет видно…

Комендант принял юношу приветливо и подтвердил вчерашнее предложение, предупредив только, что работать Ириону придется в нескольких часах пути от Сарандера и жить там же в течение недели, после чего полагается отдых в течение двух с половиной суток, на которые молодой человек может приезжать в город и проживать там в казармах отряда, но без всякого регламента на эти дни. Юноша согласился подписать контракт. Небольшая заминка вышла только с фамилией Ириона, у людей Народа такого понятия не было вообще.

— У меня нет фамилии, — сказал он коменданту.

— Может быть, тогда записать вместо нее имя вашего отца? — спросил тот. — Иногда пишут, к примеру, не Лонар сын Крейта, а Лонар Крейти.

— К сожалению, я не знаю имен своих родителей, моя приемная мать ничего не рассказывала о них, только сказала, что я нечто большее…

— Как же вас тогда записать? — уточнил Эреми, подумав, что молодой человек, очевидно, бастард какого-то вельможи, на что было похоже по его стати с самого начала.

Задумавшись, Ирион вспомнил любимое озеро Онг, на берегу которого он вырос.

— Напишите что-нибудь от слова Онг, — предложил юноша.

— Хорошо, — улыбнулся комендант. — Пусть будет Ирион Онги. Вас это устроит? Хотя фамилия получается странная, но и ваше имя тоже.

— Для меня это неважно.

— Ну и хорошо…

Комендант дописал бумагу и протянул ее на подпись молодому человеку. Писать и читать Ирион до сих пор не умел, но писарь владетеля, в дружине которого он служил некоторое время, научил юношу рисовать красивую закорючку в форме буквы «И», чем тот и воспользовался.

— По месту службы вам следует отбыть этим вечером вместе с двумя охранниками, возвращающимися с отдыха.

Ирион кивнул, лично его в городе ничего не задерживало, но оставалась проблема с Расом, за которого он пообещал похлопотать. Молодой человек попросил коменданта устроить на работу человека с покалеченной правой рукой, который дожидается освобождения с каторги своего младшего брата, попавшего туда за мелкое воровство. Об этом факте Ирион не счел возможным умолчать, но о проступке самого Раса говорить не стал, ибо тот, по мнению юноши, был уже наказан достаточно и раскаялся в своем проступке. Эреми ло’Вари велел позвать соискателя работы к нему.

Уже позже молодой человек узнал, что Раса наняли учетчиком на торфоразработки, потому что тот, как ни странно, мало-мальски понимал грамоту и немного умел писать левой рукой, к тому же он был согласен работать даже за содержание.

Серые тени собирались по углам, превращаясь в серую дымку, как только погасишь лампу, а когда зажигаешь ее снова, они прятались обратно в углы, притворяясь просто тенями, но не уходили. Если удавалось заснуть, чьи-то бестелесные руки тянулись к нему и твердили: «Ты наш! Ты будешь с нами!» «Нет! Нет!» — вскрикивал маленький Халег и просыпался. Ему хотелось позвать мать, но ее он совсем не помнил. Отец сказал, что она умерла, когда Халег был совсем маленьким. А потом он долго болел, поэтому воспоминания стерлись из его памяти. Иногда мальчик почти беззвучно плакал в своей комнате, чтобы не привлечь внимания старших, ведь он должен быть сильным.

Сорейн забеспокоился после того, как нянька проговорилась, что его приемный сын, нет, просто сын, кричит по ночам и не хочет гасить лампу, когда ложится спать. Да и днем Халег нередко бывал растерянным и задумчивым. Сколько сил и заботы стоило графу отходить найденного в лодке малыша, знали только самые близкие люди и матушка Веранна. На первый взгляд мальчик казался здоровым, но день ото дня что-то вытягивало из него жизнь. Ведающая так и сказала:

— Что-то не хочет его отпускать.

На вопрос Сорейна: «Так что же?» — она отвела взгляд и нехотя проворчала:

— Лучше вам не знать этого, милорд.

Граф настаивать не стал, но обретенного сына не собирался отдавать никому. Несколько раз малыш, назвавшийся Халегом, был на грани смерти, но через пару месяцев все же пошел на поправку и с тех пор рос вполне здоровым мальчиком.

Халег рано пристрастился к военным играм и мог вести сражения со сверстниками с утра до ночи. Заметив это, старый десятник Бирен стал понемногу учить мальчишку настоящим военным премудростям вместе с его старшим братом.

Неприятности начались после того, как мальчишка побывал то ли у знахарки, то ли ведуньи из-за холмов, несколько месяцев назад поселившейся в их долине. На следующий день пожилую женщину нашли мертвой в своем жилище. Досужие языки болтали разное, а Халег не отвечал на вопросы, говорил только, что не виноват в смерти знахарки. Сорейн и не думал про сына ничего подобного, но чувствовал, что связь между смертью ведающей и теперешним состоянием мальчика есть.

Вечером граф пригласил в гости матушку Веранну. Халег в своей комнате старательно прислушивался, о чем они будут говорить, но до него долетали только отдельные фразы. Один раз ведающая произнесла:

— Возможно, он принял ее Последнее Слово.

Что ответил отец, мальчик уже не расслышал.

Матушка Веранна была права. Старая знахарка, на самом деле оказавшаяся ведающей, почему-то не выбрала себе ученицы и жила совершенно одна. Когда мальчик заглянул к ней из простого любопытства, она уже лежала в постели и тяжело дышала. Халег принес ей воды и спросил, не может ли еще чем-нибудь помочь. Но ведающая сказала, что ее время истекло, только она поняла это слишком поздно, и попросила мальчика подойти. Когда Халег подошел, женщина взяла его за руку и сказала:

— Жалко, что ты не девочка и дара ведающей у тебя нет, но в тебе есть что-то другое, но что, я сейчас не могу разглядеть. Возможно, Последнее Слово, которое я тебе передам, поможет тебе выжить и даст возможность помогать близким тебе людям.

После этого она произнесла несколько непонятных слов и откинулась на подушку.

— А теперь иди! — сказала ведающая, и мальчик, поблагодарив ее, вышел.

На следующий день Халег узнал, что знахарка умерла, но только через несколько дней ему начало чудиться странное.

Веранна между тем рассказала графу, что если ведающая, умирая, действительно передала его сыну Последнее Слово, то оно могло открыть видение у ребенка, а проще говоря, разрушить барьер между реальным миром и тем, что скрывается за его границами. А там скрывается очень много всего — от бесплотных существ до сил мира и путей предназначения любого человека. Именно то, с чем имеют дело настоящие ведающие и отчасти маги. Если у Халега есть хотя бы намек на дар, то именно это и должно было произойти.

Сорейн вздохнул:

— И что же нам теперь делать, матушка?

— Попытайтесь откровенно поговорить с ним. Мальчик не должен оставаться наедине с тем, что он видит. Если он сломается, то может стать вместилищем для чего-то иного, что будет только иметь оболочку вашего сына.

Сорейна передернуло, но он не привык сдаваться.

— Может быть, лучше направить его к вам? — спросил он.

— Вам он доверяет больше как отцу. В конце концов, вы всегда можете посоветоваться со мной.

Ведающая немного помолчала, а потом добавила:

— Даже я до конца не знаю, с чем он был связан и от чего ему удалось оторваться, когда он появился здесь.

Граф с удивлением смотрел на Веранну:

— Но я думал, что вы…

— Я сделала много, — улыбнулась ведающая. — Но если бы он не приложил свое желание, то все мои усилия могли остаться бесполезными.

Сорейн только покачал головой.

— Запомните, он очень сильный мальчик и сам может справиться очень со многим, но ему, как и всем, нужно чувствовать, что его понимают и принимают таким, какой он есть, с чем бы он ни был связан.

— Спасибо, матушка, — поклонился ведающей граф. — Вы вселили в меня надежду. А Халег мне дорог такой, какой есть, он — мой сын. Я завтра же поговорю с ним.

Из всей беседы Халег услышал только несколько последних фраз: «очень сильный мальчик», «сам может справиться», «мне дорог такой, какой есть». Начав засыпать, он снова увидел тени, но, ободренный мнением ведающей и словами отца, твердо сказал им: «Уходите! Я пока не желаю вас видеть!» — и уткнулся носом в подушку. В эту ночь он впервые спал без всяких кошмаров.

На следующий день отец поговорил с ним, как и собирался. Халег рассказал ему все без утайки, даже про то, что подслушал часть разговора, и сразу порадовал Сорейна тем, что тени он уже прогнал и они ушли.

Обрадованный отец даже не выругал сына за подслушивание, испугавшись только, что тот мог услышать слишком много, но, узнав, что именно слышал Халег, успокоился. В тот же день Сорейн рассказал все Веранне. Ведающая грустно покачала головой и сказала, что ей нечего добавить к вчерашнему, но она очень рада, что ситуация разрешилась.

Повзрослев, Халег практически забыл историю с тенями, запомнив только свой разговор с пришлой ведающей и то, что всегда может положиться на отца. Но в его памяти, как и в памяти мира, отложилось все.

Глава 7

Именем Закатного Огня

«Маги, жрецы, да и простой люд не раз видели встающие над волнами призрачные арки из странного света. Кто знает, сколько древних святилищ и порталов в иные каверны и даже в иные миры скрыто в глубине вод.

Летние ночи на севере светлы и коротки, но раз в триста лет наступает Негаснущий День, когда солнце ночью совсем не уходит за горизонт. И почти две декады в тот год вечерняя заря сливается с утренней. Старые ведающие говорят, что в такие ночи можно не только увидеть Закатный Путь, но и пройти по нему».

Элианар ло’Райди. «Хроники Севера»

Маленькие пальчики Лерики уже не болели от холода, они почти перестали чувствовать, несмотря на то что девочка уже в который раз растирала ими лицо и руки незнакомца. Слезы, катившиеся от бессилия из ее глаз, начали застывать мелкими бусинками и склеивать ресницы; звезды на небе мерцали, мороз усиливался.

Надо же было ей решиться на ночь глядя пойти от рыбачьей стоянки в поселок по берегу бухты. Была ведь более короткая дорожка, протоптанная в снегу. Ну не любила Лерика продираться между каменных глыб по заносам, за день заметавшим эту узкую тропку. Девочке больше нравился путь по береговому галечнику — он хоть и длиннее, зато свободен от снега. Конечно, всегда была опасность замочить обувь в набегающих волнах, но застудить ноги она не успевала — всего-то полчаса быстрым ходом, а потом жаркий огонь очага и пахнущая травами жгучая растирка быстро согрели бы их, если что. Девочка знала, что немного рискует, но поступала так уже не в первый раз и поэтому не волновалась.

До поворота к поселку ей оставалось ходьбы минут десять, от силы пятнадцать, когда прямо за чертой прибоя она увидела какое-то темное тело. Издалека Лерика приняла его за выбросившегося на берег небольшого морского зверя, израненного хищными рыбами или своими же собратьями, что порой случалось. Тогда в поселке будет внеочередной пир, да и впрок, может, удастся что-то заготовить, хотя бы жир для светильников. Поэтому девочка без страха подошла к непонятному телу. Каково же было ее удивление, когда оказалось, что это человек. Рыбак с утонувшего баркаса? Но известий о пропаже в море людей за минувшие два-три дня не приходило. К тому же одежда мужчины была не похожа на рыбацкую, да и вообще типичную для их мест. Разве что высокородные, например, сам граф ло’Айри, изредка надевали подобную. Хотя это как раз дела не меняло — раз человек в беде, его надо спасать.

Лерика прислушалась. К счастью, незнакомец дышал, хоть и тихо, судя по звуку, вряд ли в легких была вода. Поэтому делать искусственное дыхание не требовалось, и девочка сначала понадеялась, что человека достаточно будет напоить эликсиром и растереть лицо и руки. Если переохлаждение длилось недолго, то этого будет достаточно, чтобы хотя бы на некоторое время привести его в чувство, а дальше они бы выбрались из зоны прилива, а может, даже удалось бы довести мужчину до поселка. Оставлять выброшенного на берег на месте вообще без всякой помощи и сразу бежать в поселок за взрослыми девочка не решилась — иногда для спасения жизни играют роль и одна-две минуты — это она знала твердо.

К сожалению, эликсир и первое растирание хотя и вызвали какую-то реакцию у незнакомца, но в чувство его не привели. Тогда Лерика стала пробовать все другие известные ей от наставницы методы спасения людей в таких условиях. Усилия юной ведуньи, а наставницей девочки была самая опытная из ведающих в ближайших окрестностях, не были безрезультатны — мужчина несколько раз застонал, но заставить его очнуться не удавалось. Она уже применила все известные ей заклинания, подходящие для данного случая, и теперь плакала — то ли состояние незнакомца оказалось слишком тяжелым, то ли просто не хватило личной силы у двенадцатилетней девчушки. Неожиданно она вспомнила еще один заговор, слышанный некогда даже не от наставницы, а от одной очень старой знахарки, которая в числе двух других ведающих, включая ее наставницу, старалась вернуть к жизни тяжелобольного паренька. Совсем еще маленькая Лерика тогда стояла рядом с наставницей и слушала. Помнится, тогда паренька удалось спасти. И ни минуты не усомнившись в своих действиях, Лерика, глядя на почти угасшую над морем полоску заката, произнесла, как запомнила:

Именем Закатного Огня,
Именем Негаснущей Зари,
Именем Немеркнущего Дня
Заклинаю, брат, тебя: живи![8]

Как только прозвучали последние слова заклинания, пальцы мужчины так сильно сжали руку девочки, что та от боли и неожиданности даже вскрикнула, но голос ее пресекся, когда Лерика услышала тихий хриплый голос незнакомца:

— А ты знаешь, маленькая колдунья, что смерть очень не любит, когда у нее отбирают то, на что она уже предъявила свои права?

Лерику затрясло, она хотела что-то ответить и не смогла. А мужчина продолжил:

— Но у тебя горячая душа и чистое сердце. Так пусть же Закатный Путь будет твоим. Ты сможешь проходить по нему в оба конца и вести за собой других.

Голос незнакомца прервался. Девочка уже подумала, что тот опять впал в забытье, но мужчина вдруг заговорил снова, причем его голос не был похож на прежний.

— Помоги мне встать и дойти до жилья, девочка, — еле слышно попросил он.

Кое-как Лерика помогла мужчине подняться и, спотыкаясь вместе с ним, повела его в поселок. Как шла, девочка уже почти не сознавала, дорога казалась бесконечной, и, только спустившись в знакомый дом наставницы и увидев горящий в передней комнате открытый очаг, она что-то произнесла и, потянувшись к огню, чуть не упала в него. Лерика еще слышала, как матушка Альда, накормив незнакомца, о чем-то его расспрашивала, что-то с ним делала, а потом ушла провожать его к Старейшей, как попросил странный гость.

Когда наставница вернулась, девочка, согревшись, почти уснула и в полусне недовольно старалась убедить Альду, чтобы та ничего не делала с ней и оставила ее спать как есть. Однако, невзирая на сопротивление ученицы, ведунья отвела ее в заднюю комнату, уложила на постель около печки и еще долго поила отварами и растирала разными снадобьями. Несмотря на это, Лерика проснулась ночью и поняла, что худшее впереди — у нее начинался страшный жар.

Ближайшие несколько декад после этого Лерика запомнила урывками. Приходили ее родители и сначала хотели перенести девочку домой, а потом, поговорив с наставницей, просто просили ее спасти их дочь. Потом ей виделась матушка Альда, сидящая у ее постели и тихо, безответно задающая вопрос: «Что же ты натворила, девочка?..» Выныривая из забытья, Лерика и сама понимала, что висит на грани гибели, ее мучило тяжелое воспаление легких, постоянный кашель, клокотание в легких, потом еще добавились колющие боли при дыхании. Кажется, однажды даже приходила Старейшая, но девочке это могло и показаться.

Со временем весна, юность и жизнь стали брать свое. Девочка начала поправляться. Когда потекли ручьи, матушка Альда даже разрешила родителям Лерики перенести дочку домой, где она и провела, не выходя из дома, время до появления листьев. Целыми днями Лерика смотрела в окна на веранде, в которых стояли настоящие стекла — дорогое, но стоящее того удовольствие, как распускаются почки на кустах и деревьях, как начинают копаться в оттаявшей земле прилетевшие с юга птицы, и думала.

Уже начав поправляться, Лерика не раз задавала себе вопрос: почему ее наставница, столь сильная и опытная ведунья, так долго не могла справиться с обычным воспалением легких, пусть и тяжелым? А если считать появление Старейшей не горячечным бредом, то и подавно непонятно. Да, без вмешательства ведающих люди нередко умирали и от менее тяжелых простуд, но так это без вмешательства. Лерика помнила, как наставница рассказывала ей, что можно излечить и более тяжелые недуги, но для этого нужны не только травы, но и сложные заклинания, и многое другое, что девочке пока изучать было рано. Но сама-то Альда владела всем этим… Может, все дело в использованном Лерикой заклинании?

У самой наставницы Лерика спросить стеснялась, а та почему-то так и не заговорила с ученицей о том случае, что было не менее странно — как правило, все ошибки она разбирала и объясняла тут же. Учеба девочке нравилась и давалась легко, но без ошибок, конечно, не обходилось.

Вспомнилось, что, приведя незнакомца в землянку Альды, она наткнулась на разожженный очаг. Отапливался дом печкой, сложенной из камня, которая находилась в дальней комнате. На ней же готовили еду, но никогда не совершали магических действий, для них служил очаг, который разжигался в передней; значит, в тот вечер наставница совершала обряд или другие действия, для которых требовалось открытое пламя. Может, Альда и так знала все, что случилось с ученицей? Или не все?

Думала девочка о многом, особенно потому, что порой к ней начали приходить странные сны о Закатной Дороге. Сначала она представлялась просто дорожкой, ведущей от берега по воде к заходящему солнцу. В следующих снах дорога стала еще более невесомой, состоящей из огненно-рыжего солнечного света, каким он бывает на закате. Были во снах и встречи с разными людьми, порой весьма странными. Одни из них что-то говорили девочке, даже объясняли, другие просто безучастно уходили в сторону заката. Из снов она запомнила далеко не все, а поняла очень мало, но каждый раз старалась запомнить как можно лучше, чтобы обдумать потом, когда придет истинное знание.

В один из дней к ним неожиданно пришла наставница и сказала, что через декаду девочка переезжает жить к ней, потому что обучением теперь придется заняться всерьез. И Лерика переехала в полуземлянку ведающей, где стала помогать той во всех делах, заучивать многочисленные рецепты снадобий и новые заговоры.

Девочка не знала, что в ту страшную ночь, когда она сама, едва живая, привела в дом наставницы странного незнакомца, выброшенного на берег морем, матушка Альда пошла вместе с ним к Старейшей ведающей этих мест.

— Ну кого там принесла нелегкая?! — сварливо отозвалась та, когда поздним вечером раздался стук в ее дверь.

— Это я, Альда, мать Сорана! Простите, что в столь поздний час, но дело очень срочное!

— Открываю, открываю! — проворчала Старейшая, распахивая дверь. — Ну входите! Только не студите дом!

Ворчливость Старейшей была напускной, о чем Альда прекрасно знала и другой раз она бы улыбнулась на такое приглашение, но сейчас ей было невесело. Судя по сбивчивому рассказу человека, принесенного морем, и состоянию ученицы, ведающая поняла, что спасение гостя не обошлось без запредельного вмешательства, но какого именно, она пока не смогла отследить. Ученица промолчала, а незнакомец ничего толком не помнил, поэтому она и решилась потревожить Старейшую. Простой разговор с ней, на чем настаивал гость, можно было отложить до утра.

— Садитесь, молодежь непутевая! — проворчала Старейшая, скидывая с лавки какое-то тряпье и зажигая масляную лампу.

Она села напротив и уставилась пронзительным взглядом на пришедших. На вид это была пожилая, но еще крепкая женщина, однако сколько ей лет — толком не знал никто.

— Ну говори, девочка, — обратилась она к Альде.

Та смутилась, как юная ученица, но начала говорить:

— Матушка! Моя младшая ученица привела в дом этого человека с берега. Я не ведаю, что она сделала! Я боюсь за нее, матушка! — Альда еле сдерживала себя, чтобы не броситься более опытной ведающей в ноги, моля о помощи.

— Тише! Тише, дитя! Сейчас посмотрим. А теперь рассказывай ты! — обратилась Старейшая к незнакомцу.

Тот задержался с ответом, явно не зная, с чего начать.

— Я не знаю, Старейшая, что случилось со мной, — начал он. — Раньше я никогда не бывал в этих краях, и здешние звезды на небе мне незнакомы. Как я очутился на этом берегу, тоже не имею ни малейшего представления!

— Ты помнишь что-нибудь, что было до того, как ты очутился на берегу? — с интересом спросила его пожилая ведающая, давая знак Альде, что о ее вопросе она тоже помнит.

Незнакомец вздохнул:

— Сначала мне казалось, что я что-то помню, но теперь я уже не так уверен в этом… Возможно, это был бред, ведь я уже замерзал.

— И что же ты помнил? Не стесняйся!

— Я видел город с домами в пять-шесть этажей, хотя и не знаю, был ли это мой родной город или я просто путешествовал в тех местах.

— А ты почувствуй свое отношение к этому городу, — наклонилась к нему Старейшая.

Незнакомец ненадолго прикрыл глаза и ушел в свои мысли, потом ответил:

— Я не уверен, но мне кажется, что тот город не был моей родиной, хотя, возможно, я прожил в нем некоторое время.

— А что для тебя представляется при слове «родина»?

Гость опять задумался, потом неуверенно продолжил:

— Простор. Степь. — Увидев непонимание во взгляде собеседницы, он пояснил: — Очень большое пространство, заросшее травой, деревьев немного, и они в основном встречаются возле рек и озер или в других низменностях.

— А было ли там море? — задала свой вопрос заинтересовавшаяся Альда.

— Нет. То есть, наверное, нет. Я не помню такого большого пространства воды, по крайней мере в том месте. Возможно, позже я и видел что-то подобное.

— Странно, — пробормотала Старейшая. — Но ты рассказывай все, что помнишь.

— Больше ничего не приходит в голову, — смутился мужчина. — Потом стало холодно, очень холодно, я быстро начал замерзать, потому что был мокрый.

Ведающая пожевала губами и уточнила:

— Там тоже была ночь? Воду или лодку ты не помнишь?

— Наверно, там была ночь… Воду не помню, но, кажется, был дождь, сильный дождь. Скорее всего, я сбился с пути…

— Да уж!.. — вздохнула Альда. Ей стало жаль незнакомца, судя по всему, попавшего неизвестно как в абсолютно чужой для него мир.

— А что ты помнишь дальше, после того, как стало холодно? — продолжила расспрос Старейшая.

— Некоторое время я ничего не слышал и не чувствовал, кроме холода, потом неожиданно ощутил чьи-то прикосновения и голос.

— Что говорил этот голос? — нетерпеливо поинтересовалась Альда и тут же смутилась, вызвав неодобрительный взгляд старшей ведающей, которую она нечаянно перебила.

— Я помню только одну фразу: «Именем Закатного Огня» и еще что-то было о Закатной Дороге, но до или после — не помню, а потом что-то произошло, и я очнулся окончательно.

Обе женщины на мгновение застыли в ступоре, они-то хорошо знали, откуда могла взяться эта самая фраза. Древнее, очень древнее заклятие «на жизнь» начиналось с нее. Заклятие страшной силы, требующее огромной отдачи от заклинающего. Альда побледнела, она помнила, где и когда ее ученица могла его услышать. У малышки оказалась на редкость хорошая память, из-за чего теперь ее жизнь висела на волоске — заклятие такого уровня даже она сама поостереглась бы произносить, что, уж тут говорить о Лерике.

— Да помогут ей добрые боги! — пробормотала Старейшая, тоже поняв все. — Теперь жизнь девочки в руках Высших.

— Матушка!!! — бросилась Альда к Старейшей, но та жестом остановила ее.

— Молчи, беспутная, я буду думать, чем можно помочь твоей ученице! А пока ступай к ней!

Гость, ничего не понимая, смотрел на обеих знахарок, как он их привычно воспринимал. Заметив его реакцию, старшая сказала:

— Та девочка, что спасла тебя, заплатила за это своей жизненной силой, теперь ее жизнь висит на волоске! Тебе больше ничего не грозит, если сам не найдешь приключений на свою задницу! Но помни о той, которая заплатила за тебя!

Незнакомец сник, осознав сказанное, но все же решился на вопрос:

— А что такое Закатная Дорога?

— Дорога Жизни и Смерти, — проворчала старая знахарка. — Не тебе про то знать! Ступай! Не хочу тебя больше видеть! Альда проводит тебя к Торну, там и заночуешь. Хотя… — пробормотала она себе под нос, — давненько я не слыхала о Закатной Дороге и тех, кто был бы с ней связан… Может, ты и неспроста явился в наши края…

Посмотрев на застывшую Альду, она сказала:

— Ступай же! Я сама укажу дорогу пришлому. Мне надо еще кое-что посмотреть!

Альда вышла. А старая колдунья еще долго бормотала что-то над металлическим зеркалом, зажигала странные воскурения из трав, порой внимательно глядя на мужчину, но как бы сквозь него, от чего у того по коже ползли противные мурашки. Но постепенно он начал дремать и, когда ведунья наконец-то закончила свои непонятные ритуалы, подошла к нему и взяла за руку, не сразу понял, где находится.

— У тебя свой путь, — негромко сказала она. — Теперь пойдем, я укажу дорогу.

И пожилая женщина проводила его до порога какой-то хижины, стоящей неподалеку, велев выскочившему заспанному хозяину уложить гостя спать. Тот, ничем не показав несвоевременности визита, поклонился и проводил неожиданного гостя в дом, где и уложил на топчан возле печки.

Сперва Райсен Норль, как звали человека, спасенного Лерикой, очухавшись за пару дней после своего неожиданного прибытия в этот мир, несмотря на снежные заносы, решил отправиться в ближайший крупный город, в надежде найти там ученых, знающих или способных разгадать тайну «пришедших с моря», к которым его причислили местные ведающие. Но вскоре чужая неведомая жизнь мягко взяла его в свои стальные объятия, подобно лапе карайна.

С этими великолепными животными Норль познакомился в первую же зиму. До Ирвайда, куда он намеревался добраться, конечно же дойти не вышло. День ото дня снега становилось все больше, и местные ездовые животные не могли его преодолеть. Соорудив снегоступы, Райсен ухитрялся пройти около тридцати с лишним миль от побережья от жилища к жилищу, где его всегда пускали переночевать и кормили, чем богаты; потом зима заставила его остаться в хижине охотника. По словам последнего, дальше человеческое жилье встречалось слишком редко, чтобы успеть преодолеть расстояние между селениями на снегоступах за день. Ночевать же в крепчающие морозы в снегу и без горячей пищи Райсену не улыбалось — очень легко не проснуться очередным утром.

На побережье зимы были несколько мягче. А здесь, за прибрежным кряжем, холода стояли те еще. Райсен поддался на уговоры одинокого охотника зазимовать вместе с ним, благо тому удалось сделать запасы на зиму, вполне достаточные, чтобы прокормить двух взрослых мужчин.

Декады через две, после трехдневной пурги, избушку замело до окон. Расчищать входную дверь стало бессмысленно, и хозяин откупорил специальный зимний лаз, ведущий наружу с чердака. В один из дней после пурги, когда светило яркое солнце, они, сидя на краю лаза, и увидели двух огромных палевых, с темными пятнами, кошек, резвящихся на снежной целине. Вероятно, это были самец и самка. Они катались в снегу, играли в догонялки и просто радовались жизни. Взлетающий фонтанами снег искрился на солнце. Густая шерсть и длинные сильные лапы с широкими подушечками давали великолепным зверям возможность чувствовать себя прекрасно в такую погоду и свободно передвигаться даже по глубокому снегу.

— Какие красавцы! — с завистью выдохнул Дирен-охотник. — Жаль, что их так мало!..

— А если они доберутся до нас? — с беспокойством спросил Райсен, с опаской поглядывая на мощные когти огромных кошек, которые вряд ли питались растительной пищей. — Они наверняка смогут забраться по этой стене.

— Конечно, смогут. — Охотник недоуменно обернулся к Норлю. — Только вряд ли станут. Карайны предпочитают не нападать на людей, разве что в крайнем случае. А в этих местах для них достаточно другой пищи.

Райсен в сомнении покачал головой, а Дирен продолжил:

— Диких карайнов вообще мало. Я даже не думал, что они остались в этих краях, хотя слухи ходили. Почти все однохвостые содержатся в питомниках.

— Зачем?! — удивился Райсен.

— Ты, видать, совсем из диких краев?! — удивился охотник в свою очередь. — Малыша карайна можно запечатлеть, и тогда он становится твоим другом на всю жизнь.

Собеседник непонимающе хлопал глазами:

— Запечатлеть?..

— Если котенок выбирает человека и кусает его, то между ними устанавливается тесный мысленный контакт, и они могут слышать друг друга на любом расстоянии.

— Они еще и говорят!! — совсем удивился Норль.

— Конечно, они ведь разумны, хотя и мыслят по-своему. Поэтому мало кто не хотел бы запечатлеть котенка. Только вот в питомнике даже попытка запечатления пятнистого стоит бешеных денег — две тысячи золотых. — Дирен вздохнул. — И без всякой гарантии, что какой-то котенок тебя выберет. Поэтому личные карайны есть только у очень богатых людей, да и то у немногих. Редко кто случайно запечатлевает дикого котенка. За дикого, особенно двухвостого, платят огромные деньги золотом, но для этого надо убить его родителей. И то, к убийце родителей котенок никогда не пойдет, для убийцы укус котенка смертелен. Обычно перепродают, если уж повезло. Но я считаю это подлостью.

— Я бы тоже не смог так поступить… — произнес Райсен, все еще любуясь на игры карайнов.

— Ну большинство из охотников за карайнами становятся их добычей, — хмыкнул охотник. — Таковых они не жалеют, а убить карайна очень сложно, разве что из арбалета или тяжелого лука. Карайн — боевая сила не хуже хорошо обученного бойца. Поэтому невидимок боятся как огня. Только у них есть черные карайны, а они еще больше.

— Куда уж больше?! — покачал головой Норль. — И кто эти невидимки?

— Ну ты совсем с дикого острова! — хохотнул Дирен. — Черные карайны — двухвостые; говорят, они в холке ростом с человека, хотя сам тоже не видел. А невидимки — элитный боевой отряд, куда много кто мечтает попасть, да берут мало кого.

— Ты сказал, что черные карайны двухвостые? Я правильно понял? Как это может быть?

— А Беранис его знает как! Двухвостые — и все. Может, маги постарались. Но если и так, то это было когда-то очень давно.

— Странно, зачем котам два хвоста?.. — пробормотал Райсен. — Может, ошибка в эксперименте?..

Тем временем карайнам надоело играть, и они бодро поскакали в сторону ближайшего мелколесья, быстро скрывшись из виду.

Ну вот и все!.. — разочарованно протянул охотник. — Да и ладно, пора закрывать дверь и спускаться в дом, и так уже настудили.

Спустившись в почти темную комнату, поскольку единственное маленькое окошко было практически занесено снегом, хозяин зажег две масляных лампы и подкинул дров в печку. Усевшись за стол, он повернулся к Райсену и сказал:

— Я тебе еще не то расскажу. Моя бабка, добрая ей память, сказочница еще та, говаривала, что в стародавние времена на наших землях и дальше к северу располагалось великое княжество. Народ в нем жил странный — вроде люди, а вроде и нет. В наших краях до сих пор сохранились их потомки. Города строили сказочной красоты и чистоты, что теперешним до тех. Был я раз в Ирвайде — не город, а убогий клоповник. Магия там была на первом месте, только что по небу не летали. А так, что захотел — щелкнул пальцами, вот оно и появилось. Денег, понятно, не считали, да, может, их не было вовсе, зачем колдунам деньги. А уж женщины там были! И не захочешь — сам за такой пойдешь, каждая как королева. Жили долго, ничем не болели. Путешествовать тогда можно было по всем мирам, да и в нашем никаких каверн тогда не существовало — иди куда захочешь. И ездили те люди на серебристых карайнах, типа теперешних черных. Они были быстры, как мысль, даже сквозь скалы могли проходить.

Рассказ становился все фантастичнее. Райсен слушал повествование охотника и прикидывал, сколько процентов в нем может быть от реальных событий, а на сколько приукрасила народная молва. Если хоть что-то подобное существовало, то должны были остаться какие-никакие следы — тех же городов, к примеру, о чем он и не преминул спросить:

— А что-то от тех времен сохранилось?

Дирен вздохнул, прерванный на самом интересном месте:

— Города, говорят, сохранились, только все под воду ушли.

— А что же случилось? Неужели все так и ушли, и на земле ничего не осталось?

— Может, и осталось, да потом землей все занесло, — недовольно ответил охотник. — А что случилось, так слушай дальше.

Райсен уточнять не стал, поняв, что от рассказчика ничего толком он не добьется, и приготовился слушать, может, хоть капля информации позволит напасть на след истинных событий тех давних времен.

— Но потом, откуда неизвестно, появились у них враги-завистники, — продолжил Дирен. — Как водится, не понравилось кому-то, что людям хорошо живется. Силой тот народ было не победить, вот и стали строить против них всяческие козни.

Те враги тоже были магами, только другими. Исподволь они стали изменять землю за пределами Великих Стен. От их магии зеленеющие поля превращались в пустыни, а чистые озера в зыбкую трясину, испускающую миазмы неведомых доселе болезней. Рыба уходила от тех берегов, дикие и домашние животные умирали или сходили с ума. Люди стали болеть и голодать. И воззвал тогда князь к своим сородичам: «Доколе мы будем терпеть, как уничтожают людей, поверивших нам?! Встанем как один! Уничтожим бездушных тварей в человеческом обличии, как делали наши предки!» Но не было единства в их рядах, не все захотели идти в бой ради людей, чуждых им по крови. «Мы выживем под защитой Стен в наших заколдованных замках, — думали они, — а остальным пусть помогают боги! И выберем князя среди своих, если не вернется нынешний». И решили они сделать так, чтобы князь не вернулся и не узнал про их подлость и малодушие.

Князь и верные ему сородичи вышли из-под защиты Стен и вступили в схватку с врагами. Месяц шел за месяцем, год за годом, а битва не стихала. Враги прятались в глубинах земли, но маги находили их и там; они поднимались в горы, прячась среди облаков, но птицы докладывали князю, где притаился неприятель, и тени погибших карайнов преследовали врагов по пятам, не давая им покоя даже в мире теней. И падали горы, и реки уходили в открывавшиеся провалы земли, и горело небо, и морская вода становилась черной как ночь. Люди бросили свои города и прятались в лесах и холмах, как дикие звери. Во множестве гибли враги, но и ряды магов-защитников таяли день ото дня.

Но оставшиеся под защитой Стен были недовольны, что битва не закончена и живы обе противоборствующие стороны. Предатели стали опасаться, что если победят враждебные маги, то они и будут править на завоеванной земле, а территория внутри Стен все же была довольно мала. И тогда предатели решили столкнуть обе стороны в последнем бою и послали вести к обеим, чтобы свести их в выбранном месте.

Противники встретились на краю мира. Что происходило там, не ведомо никому. Видать, были пущены в ход заклятия такой страшной силы, что ткань мира порвалась, и то место упало за его предел, где пребывает и ныне.

Но недолго предатели радовались своей находчивости. Увидев, что было сотворено, боги прокляли не только врагов этой земли, оставшихся в живых, но и рода всех изменников до скончания времен. А потом боги ушли. И остатки древнего народа стали угасать из поколения в поколение, потому что те, кто мог править ими, оказались прокляты, а достойные погибли или оказались вне сего мира.

Дирен кашлянул и отер пот со лба; видно, давно не приходилось ему держать столь длинную речь. Райсен, увлеченный повествованием, в котором явно прослеживались отголоски каких-то реальных событий, вздохнул:

— Неужели все закончилось так плохо?

— А чего было ожидать? — сказал нахмурившийся Дирен. — Даже среди людей предательство марает род до семнадцатого колена. Хорошо хоть боги вообще не уничтожили мир, а всего лишь покинули его.

— Но как же люди и остальные, кто не имел отношения к предателям? Да и у защитников наверняка остались семьи, они же не виноваты…

— Так-то оно так, да кто богам указ… Правда, люди бают, — на минуту оживился охотник, — дескать, князь обладал такой силой, что вышел из того места, которое исчезло из мира, и отправился с заступничеством за оставшихся тут к самим богам. И те, мол, дали за это миру второй шанс, но возвращаться князю сюда запретили. Но так то ж люди бают… Им вечно подавай, чтобы кто-то за них просил и заступался, а иные и за соседа не вступятся, если его бьют двое, не то чтобы мир спасать…

Дирен, похоже, сам расстроился от собственного рассказа, но Райсен решился задать наудачу последний вопрос:

— А что за Великие Стены и где они находятся?

— Где-то на крайнем севере и недоступном юге, только для обычных людей они неощутимы. И вообще, это только сказка, — пробурчал охотник.

На этом разговор и прервался.

Ранним безоблачным летним утром Рада шла по одной из мощеных улиц Сейгала невдалеке от порта, еле переставляя ноги и думая, что ее погибшему брату, возможно, повезло все-таки больше. Несчастья начались четыре года назад, когда сначала заболел и умер отец, а за ним и мать. У отца было неладно с сердцем, а что у матери — кто ее знает, все свободные деньги ушли на лечение отца. Шестнадцатилетняя Рада осталась с двенадцатилетним братом без родственников и без друзей. Добро хоть все закрывали глаза на то, что домом владеет несовершеннолетняя.

Девушка решила пойти работать, но все торговцы и конторы в основном вели дело семьями, нанимая со стороны разве что грузчиков. Попытка устроиться хотя бы служанкой в какой-нибудь из зажиточных домов их городка тоже оказалась безуспешной. Возможно, сыграла роль ее внешность? Вообще-то Рада была вполне симпатичной девушкой, коренной доркой, но темные вьющиеся волосы, доставшиеся в наследство от матери, не поддавались никакой укладке и при малейшем дуновении ветра взлетали вокруг ее головы темным ореолом. То ли из-за этого, то ли еще из-за чего, девушку сторонились и раньше, поэтому даже близких подруг у нее не было.

Продавая понемногу домашнюю утварь и еле сводя концы с концами, они прожили полтора года, а потом случилось страшное…

Их небольшой городок не имел крупных храмов, зато славился в округе фанатичной приверженностью культам некоторых древних богов. Их последователи нередко доводили себя до полного исступления, не брезгуя и наркотическими воскурениями в часовнях. Молитвами и жертвами люди надеялись заслужить внимание богов в надежде, что те взамен оградят их от всех ведомых и неведомых напастей. Иногда одурманенная толпа выплескивалась на улицы, и тогда ее жертвой мог стать любой, кто не успеет убраться с дороги. Однажды на пути обезумевшей толпы оказался ее брат…

На то, что от него осталось, было жутко смотреть не только ей, но и видавшим виды ветеранам военных действий. Мальчишку тихо похоронили, и Рада осталась совсем одна.

Месяца через полтора здоровый мясник и продавец скота на убой, знакомый Раде только по рынку, где она изредка на свои гроши покупала у него обрезки, вместе со своими дружками подстерег девушку на одной из глухих улиц и предъявил обвинение в колдовстве.

— Это из-за тебя, паскуды завистливой, у меня вся скотина передохла! — орал он, брызгая слюной. Дружки же только посмеивались.

Как ни пыталась девушка воззвать к его голосу рассудка и объяснить, что она никогда не думала о нем ничего дурного и уж тем более не колдовала, все было безуспешно. Да и, судя по поведению дружков торговца, вряд ли это обвинение было основной причиной случившегося. Так оно и оказалось…

После того, что произошло в тот день, Раде оставалось лишь податься в портовые шлюхи, благо ближайший порт, и к тому же достаточно крупный, находился всего в сорока милях от их городка. Даже продать родительский дом девушка не могла — женщина не имеет права распоряжаться недвижимым имуществом. Продав за бесценок часть домашней утвари, девушка направилась в Сейгал, или, но-старому, Сейхал.

Порт располагался в удобной бухте, закрытой скалами от западных ветров, и поэтому был достаточно оживленным, хотя не мог сравниться с Кенсалом или даже Харнадом. Крупные корабли нечасто заходили в Сейхал, но множество небольших юрких судов постоянно теснилось в запутанных ответвлениях мелководной гавани — настоящем раю для контрабандистов. Правда, работу она там нашла только ту, которую ожидала. Но все же Раде очень хотелось жить, поэтому надежда, что все когда-нибудь изменится, еще теплилась в ее душе.

В этот день все сложилось неудачно, и девятнадцатилетняя девушка чувствовала себя разбитой старухой.

— Девочка! — Рада неожиданно услышала женский голос, явно обращенный к ней, и подняла глаза.

В нескольких шагах напротив нее стояла немолодая, но ухоженная и даже элегантная темноволосая женщина в черной одежде — это первое, что бросилось в глаза, а потом девушка похолодела: устремленный на нее пронзительный взгляд принадлежал не иначе как настоящей ведьме. А та, слегка улыбнувшись, продолжила:

— Не бойся меня! Я хочу тебе кое-что предложить. А если вдруг откажешься, то смогу дать несколько полезных советов для твоего рода занятий. — Женщина уже откровенно насмехалась.

«Ведьма! Настоящая ведьма!» — Рада была просто в панике, но не в силах повернуться и уйти.

Женщина, с полуулыбкой глядя на оцепеневшую девчонку, подошла еще на пару шагов и теперь стояла почти вплотную. Зрачки ее серо-зеленых глаз расширились настолько, что глаза стали казаться двумя бездонными черными колодцами, и Рада падала в них. Одновременно девушка почувствовала, что ведунья мгновенно прочитала ее всю, как тонкую книжку, от корки до корки.

— Девочка, — слышала она голос. — Тобой пользуются, как половой тряпкой, а ты можешь стать госпожой. Если ты не трусливая дура, я приглашаю тебя в ученицы.

Глаза ведьмы приняли обычный вид. Ноги Рады тряслись, она чуть не падала. Заметив это, женщина поддержала ее под руку.

— Й-й-а! М-меня?! — только и выдавила из себя Рада, губы не слушались тоже.

— Тебя, тебя, малышка! — уже открыто смеялась женщина. — Ну так как? Согласна? Или продолжишь заниматься своей работой?

— A-а… да… Я согласна, — сквозь всхлипывания произнесла девушка.

Не то чтобы она хотела стать госпожой, но была готова почти на все, чтобы вырваться из грязи, в которой жила в последние годы.

— Если у тебя остались какие-нибудь милые сердцу безделушки, назовешь адрес, я пошлю слугу, чтобы забрал их.

Рада только кивнула.

— Как тебя звать, девочка? — придирчиво оглядев новую ученицу, задала вопрос ведьма.

— Рада, то есть Радана, — промямлила девушка.

— Неплохое имя, наверно, его можно будет оставить, — немного подумав, ответила наставница. — А меня можешь звать Араной.

Новая наставница, поддерживая нетвердо держащуюся на ногах девушку, вскоре остановила свободного извозчика, и они, сев в крытую повозку, запряженную ульхасами, направились к ведьме.

Путь к дому наставницы оказался неблизким: экипаж проследовал через полгорода, правда объезжая его центральную часть, миновал городские стены, а потом, отъехав на некоторое расстояние, вновь свернул в сторону города, но уже по другой дороге. Рада, хотя и очень хотела спать, с интересом следила за дорогой и была несколько удивлена таким маршрутом. Однако до города они не доехали, повернув на узкий проселок, отходивший от главной дороги. По бокам проселка росли высокие старые деревья, которых почти не было вблизи города, причем с дороги этих деревьев тоже было не видно, хотя в этом девушка могла и ошибаться из-за своего состояния.

Проехав по проселку пару миль, они оказались в маленькой круглой долинке среди холмов, где также среди высоких деревьев стоял небольшой двухэтажный дом, крытый черепицей. Никакой ограды вокруг него не имелось, что удивило Раду еще больше — окрестности такого города, как Сейхал, нельзя было считать спокойным и безопасным местом. Заметив удивление девушки, хозяйка пояснила:

— Вся долина и дорога к ней зачарованы, далеко не каждый сможет найти сюда подходы, не говоря о том, чтобы беспрепятственно добраться до дома. А кроме того, я сразу узнаю, как только кто-то все же вступит в мои владения. Да и охрана здесь тоже есть. — Странная торжествующая улыбка скользнула по губам ведьмы. — Ну вот мы и дома! Можешь выходить.

Впрочем, она помогла выйти оробевшей девушке сама, и они вместе подошли к низкой зеленой изгороди, окружающей дом. Как только женщины вступили на песчаную тропинку, ведущую к входным дверям, неизвестно откуда перед ними появился костлявый мужчина средних лет с довольно странным лицом, которое сразу же показалось Раде ненастоящим. Взгляд мужчины впился в Раду, но она его выдержала, тогда он опустил глаза и произнес, обращаясь к хозяйке дома:

— Да-нери Арана, все спокойно, — и поклонился.

— Спасибо, Карее! Можешь пока быть свободным.

Мужчина повернулся было, чтобы уйти, но его остановил голос Араны:

— Да, запомни эту девушку — это моя новая ученица. Будешь звать ее Раденой.

Рада хотела поправить ее, но ведьма легонько толкнула ее локтем в бок, и она промолчала. Тот, кого назвали Каресом, еще раз поклонился и удалился в сторону маленького флигеля. А обе женщины прошли в дом. Войдя в прихожую, хозяйка дома остановилась.

— Милая, — обратилась Арана к Раде. — Далеко не обязательно всем знать твое настоящее имя, даже здесь, не говоря уже о посторонних. Имя имеет над человеком некоторую власть, хотя значение этого многие преувеличивают. Но врагам не надо давать ни малейшей зацепки.

— Но у меня нет врагов, — пробормотала удивленная девушка.

— Странно! — отозвалась ее будущая наставница. — Значит, скоро появятся… — беззаботным голосом прибавила она.

Рада поняла, что не понимает ничего в этом новом для нее мире, и решила придерживаться советов Араны, поскольку та явно не желала ей зла.

Дав девушке немного передохнуть после всего случившегося, наставница повела ее в ванную, где велела тщательно вымыться «от всякой гадости» и просто привести себя в порядок, «потому что теперь начинается новая жизнь». Рада и сама была счастлива, увидев полированную каменную ванну, полную горячей воды, а вдобавок целую миску жидкого мыльного настоя с отдушкой из трав. Кроме того, на столике около ванны обнаружилась новая мочалка, ножницы, несколько расчесок, какие-то непонятные мелкие инструменты и куча коробочек и флакончиков с неизвестными снадобьями. Девушка с упоением начала отмывать и отскребать с себя грязь.

Вытершись после купания мягким полотенцем, она вышла в маленькую комнатку перед ванной и не обнаружила там своей прежней одежды. Впрочем, понятно, что та была далеко не первой свежести, хотя Рада, несмотря на все тяготы, старалась соблюдать чистоту и поддерживать свой внешний вид в порядке. Стоит начать опускаться — потом остановиться будет сложно.

Пока Рада стояла, не зная, что предпринять, вошла наставница. Девушка смутилась и попыталась прикрыться полотенцем, на что Арана только фыркнула и подала ученице чистое платье. Платье оказалось иссиня-черного цвета из добротной дорогой материи, но без всяких изысков.

— Теперь это — твоя одежда. О финтифлюшках до посвящения забудь, — прокомментировала колдунья.

Девушка облегченно вздохнула: «И всего-то?!» Она и прежде придавала украшениям мало значения, чем не раз вызывала насмешки знакомых. Рада просто не чувствовала в них необходимости, хотя была не прочь чем-то подчеркнуть свою внешность, однако спокойно обходилась и без украшений.

— Да, да-нери! — И девушка поклонилась.

— Расшаркивания можешь оставить для публичных выходов! — усмехнулась наставница. — Я не нуждаюсь в них для поддержания самоуважения. Лучше уложи свои волосы, и пойдем обедать.

День прошел сумбурно. Наставница знакомила Раду с усадьбой, с новыми для нее обязанностями и общими канонами будущего ремесла. Девушка старалась запомнить все и к вечеру, учитывая бессонную ночь, вымоталась окончательно. Заметив, что подопечная начинает зависать на полуслове, Арана хлопнула в ладоши и сказала:

— Ну все! На сегодня хватит. Сейчас ужинаем, потом ты идешь отдыхать до утра. А завтра мы приступим к настоящему делу.

Рада попыталась возразить, что еще рано и она вполне может продолжить, но под строгим взглядом наставницы, не допускающим возражений, замолчала и с облегчением согласилась.

Ужин оказался накрыт на летней веранде, стены которой состояли из ажурных рам, застекленных от пола до потолка. Часть окон была открыта, что создавало ощущение моря света и воздуха, напоенного запахом цветов, доносившимся из сада. Длинный стол был застелен белой кружевной скатертью, на которой теснились в небольших керамических, серебряных и стеклянных блюдах и графинах разнообразные угощения и напитки, а также несколько ваз со свежими фруктами. Если бы девушка не настолько устала, она бы не выдержала и разрыдалась, настолько происходящее было похоже на сказку.

Наставница, уже в другом платье, но таком же дорогом и элегантном, из блестящей синей ткани, отливающей бордовым, с белым стоячим кружевным воротником, появилась, держа в руках два небольших канделябра. Поставив их на стол, она движением пальцев зажгла свечи сразу на обоих и торжествующе поглядела на Раду.

— Вот так ты будешь теперь жить, — сказала она ошеломленной девушке. — Свечи скоро научишься зажигать сама. Садись и можешь приступать к еде. Я же расскажу тебе еще кое-что познавательное.

Рада присела на плетеный стул с гнутыми ножками и несмело ткнула маленькой серебряной вилкой в ближайшее к ней блюдо.

— Да ты не бойся, — прокомментировала наставница. — Здесь нет ничего, что бы могло укусить.

Девушка залилась краской. И постаралась выглядеть более уверенно, пробуя всего понемногу. Некоторые блюда оказались ей незнакомыми, но все было очень вкусно. Наставница тоже положила на свою тарелку немного снеди и налила в бокал вина. Выждав некоторое время, чтобы дать ученице расслабиться, она продолжила разговор:

— Девочка моя, тебе приходилось слышать о зорхайнах?

Рада поморщилась — очень подходящий разговор за столом. Слышать ей, конечно, приходилось, но видеть, к счастью, нет, в их краях эти твари никогда за ее жизнь не появлялись, о чем она и сообщила Аране.

— Ну так вот, теперь у тебя появится возможность увидеть зорхайна, причем не просто безмозглую тварь, а высшего, преодолевшего стадию дикости.

Глаза девушки округлились, она еле спохватилась, чтобы не застыть с открытым ртом, такого поворота она не ожидала никак. С трудом сглотнув, она продолжила слушать наставницу, стараясь не упустить ни слова.

— Как ты думаешь, кем является наш дорогой привратник Карее, он же по совместительству охранник, лицо которого тебя так поразило? — От взгляда ведьмы явно не укрылось ничего.

— Мм… не знаю, — пробормотала Рада. — Но лицо у него действительно странное, будто и не его вовсе.

— Ничего странного, хотя лицом он до конца владеть не научился. Обычный высший зорхайн. — Голос наставницы был торжествующим, она любила удивлять.

Девушка на время предусмотрительно прекратила есть, чтобы не подавиться невзначай.

— Кареса можешь не опасаться, хотя он сволочь редкостная, но связан моим заклятием подчинения. На всякий случай. Против меня он и так не пошел бы, но мне не нужно эксцессов на стороне.

Рада слушала молча, потому что о высших зорхайнах она вообще не слышала, а те, о которых рассказывали, были просто безмозглыми кровожадными летучими тварями. Наставница же говорила, уже дирижируя вилкой в воздухе:

— Укушенный зорхайном человек сам становится таким же, верно?

Девушка кивнула.

— После чего он пребывает в состоянии дикой твари лет десять — пятнадцать. В это время он не соображает ничего, имеет только желания жрать и убивать, в том числе и других диких. Но к тем, кто выживает, со временем возвращается рассудок и вся память, начиная от бытности человеком до всех приключений в диком виде. Те, кто до перевоплощения были порядочными людьми, редко выдерживают такое — совесть не позволяет. Но наш Карее был наемным убийцей, так что имидж себе он не испортил. — Колдунья рассмеялась. — Единственное, о чем он сожалеет, что во время дикости действовал слишком хаотично и неэффективно.

Рада, почти не глядя, налила себе в бокал какого-то вина и выпила его залпом, в голове тут же зашумело.

— Ну это ты зря, — сказала Арана. — Это того не стоит. Тебя может развезти с усталости.

— Да нет, я ничего… — прокашлялась девушка, вино оказалось слишком крепким.

Наставница накапала в бокал с водой какого-то зелья из флакона и подала ученице:

— Выпей, это предотвратит последствия.

Рада выпила, и правда через несколько минут ее состояние начало возвращаться в норму, даже появилась некоторая ясность мыслей, которой не было до того. Она обрадованно сообщила об этом наставнице.

— Это л’шар, запомни, — прокомментировала та. — Зелье хорошее, но злоупотреблять им не стоит — в больших дозах или при частом употреблении может вызывать ложные видения.

Девушка кивнула.

— Ну ладно, если ты уже поела, иди умываться и спать. Тебе необходимо хорошо отдохнуть.

— Но я теперь не хочу спать, — возразила Рада.

— Действие зелья скоро пройдет, я дала тебе совсем небольшую дозу. Если все же заснуть будет трудно, на столике у кровати возьми зеленый флакон и накапай три капли, не больше. Это настойка из ягод рола, она поможет тебе расслабиться.

На этом беседа закончилась, и, съев еще несколько кусочков сладкого пирога, девушка встала из-за стола. Когда Рада умылась, наставница сама проводила ее в отведенную для ученицы спальню. Как ни странно, но слуг девушка пока в доме не заметила. Забравшись в мягкую постель, она быстро уснула без всяких снадобий.

Стояла душная и жаркая середина лета, над Сарандером колыхалось зыбкое влажное марево. А как только жара начинала к вечеру спадать, в городе появлялись тучи кровососущих мушек с болот. В мокрых низинах в сухую погоду мушки прятались в траве, но нападали на потревоживших их даже в солнечный день. Недавно в Сарандер привезли новую партию каторжников, так те, еще не приступив к работе, решили, что возмездие богов уже настигло их.

Ириону теперь было смешно наблюдать за подобной реакцией новичков в этих местах. Таким он был когда-то и сам, но пришлось привыкнуть ко всем «прелестям» местной жизни и сразу после утреннего умывания натирать все открытые участки тела специальным бальзамом из болотных трав, который отпугивал кровожадных насекомых.

Вчера вечером Ирион прибыл в город с рудника, и у него оставалось еще два дня, чтобы хорошо отмыться, отоспаться и не видеть одни и те же рожи, то есть расслабляться как получится. Ночевал он, конечно, в казарме, но это шло не в счет — у охранников их рудника не существовало никакого установленного распорядка на время отдыха.

Сейчас молодой человек бесцельно бродил по городу, поскольку особых развлечений тут не было. Даже в качестве проституток в Сарандере обитало только несколько особ неопределенного возраста и настолько подержанного вида, что при виде их у юноши появлялось лишь желание подать несчастным несколько медных монет на пропитание.

Наверно, при воспоминании о первых днях пребывания в Сарандере ноги сами повели его к центральной площади городка. Стены домов почему-то скрадывали звуки, и то, что на площади происходит что-то необычное, Ирион понял, только увидев на ней значительную по здешним меркам толпу народа, то есть человек сто.

Еще издали молодой человек услышал девичий голос, выводивший какую-то странную печальную песню. Даже пробравшись поближе и прислушавшись, Ирион не смог понять, о чем повествует песня, о прошлом или о будущем. Оказавшись в первых рядах, он увидел и саму певицу — невысокую темноволосую кареглазую девушку со слегка желтоватой, точнее, смуглой кожей и уставился на нее во все глаза. В девушке не было ничего, что могло бы привлечь внимание, если не считать того, что симпатичные молодые женщины здесь вообще встречались нечасто. Исполнительница смолкла, и слушатели одобрительно зашумели, прося спеть еще что-нибудь. Голос у певицы был красивый, а слова все больше начинали ускользать от восприятия Ириона. Правда, иногда он видел странные картины, но не запоминал их.

Девушка спела еще одну песню, на этот раз последнюю, и собравшийся народ, одарив исполнительницу деньгами и продуктами, начал расходиться. Несколько молодых людей, тоже, видимо, служивших в какой-то охране, задержались на площади явно с намерением подойти к певице попозже, но Ирион опередил их.

— Кто вы? — мягко спросил он, подойдя к девушке, которая в этот момент укладывала продукты в котомку.

Та, оторвавшись от своего занятия, немного удивленно посмотрела на молодого человека необычной для этих краев внешности, но ответила:

— Меня зовут Лела.

— А меня — Ирион. Вы позволите вам помочь?

— Я уже уложила почти все.

— Тогда давайте погуляем по городу. Я понесу ваши вещи.

Лела сперва хотела отказаться, но, заметив среди остававшихся на площади мужчин кое-кого, с кем ей не хотелось бы общаться, согласно кивнула. Незнакомый парень был по крайней мере вежлив, хотя его активность настораживала, но девушка пока не чувствовала опасности с его стороны.

Распрямившись, Лела оказалась Ириону примерно до подмышек. Молодой человек беспечно закинул котомку девушки на плечо, и они вышли с площади под хмурыми и раздраженными взглядами некоторых прежних поклонников певицы.

Удалившись от площади на некоторое расстояние, Ирион осторожно прикоснулся рукой к кончикам пальцев Лелы.

— Вы поете красивые песни, но я за несколько лет увидел вас впервые. Хотя и то сказать, я в городе и бываю-то нечасто — служу на дальнем руднике.

— Я сама бываю здесь изредка. А пою… Сама я песен не сочиняю, пою те, что слышала. Мой отец был младшим сказителем, хотя часть песен из других мест.

Увидев непонимающий взгляд спутника, Лела пояснила:

— Мой отец был из народа болот, а мать — обычным человеком, поэтому у меня немного странная внешность.

— Красивая внешность, — задумчиво произнес молодой человек, слегка золотистая кожа девушки завораживала его. — Ваши родители умерли… — печально продолжил он.

— Их убили… два года назад. — Пальцы девушки в его руке сжались. — Непонятно, кому это было нужно…

У Ириона встал в горле ком, и острым ножом полоснуло по сердцу. Случившееся было неправильно. Так не должно было быть. В происшедшем чувствовалась чья-то злая воля.

Неожиданно он взял девушку за плечи и развернул к себе лицом, заглянув в ее глаза. На их дне плескалась темная болотная вода, но там было что-то еще. Внезапно юноша ощутил, что может потерять ее тоже. Ее нельзя было отпускать, и он сам не хотел, чтобы Лела ушла.

— Пойдем со мной, — тихо произнес он. — Я не знаю, как у вас здесь говорят… Я не хочу жить без тебя…

Лела вздрогнула, но тоже всмотрелась в мерцающие и переливающиеся всеми оттенками голубого глаза Ириона: он не лгал. Зачем судьбе нужны были такие игрушки, она не понимала, но в этот момент пути молодых людей сплелись неразрывно, как и пальцы их рук. И они пошли вместе.

Точнее, юноша подхватил Лелу на руки, как пушинку, и понес, рассказывая своей спутнице всякие истории, а она рассказывала ему свои. Через некоторое время Ирион пересадил девушку на плечи, и они опять бродили по городу, разговаривая и не замечая дороги. Когда стемнело, молодой человек снял номер в трактире, а на следующий день они снова гуляли, взявшись за руки.

К вечеру, когда Ириону полагалось отбыть по месту службы, он явился к коменданту за руку с девушкой и спросил, где полагается записать жену.

— Вы хотите провести обряд бракосочетания? — уточнил Эреми.

— Нет, мы уже поженились, — махнул рукой Ирион.

— Ваши супружеские отношения можете зарегистрировать в канцелярии, если хотите, — с тихим вздохом произнес комендант.

Парень, конечно, странноват, что и говорить, но на деловых качествах это не сказывается. Затем, посмотрев в затуманенные глаза молодого человека, ло’Вари выписал тому отпуск еще на пять дней. Пусть он будет малой частью благодарности лично от Эреми за то, что два года назад именно благодаря способностям этого парня был отбит очень серьезный налет крупной банды на вверенный его охране прииск, а ведь золото — не основное, что там добывают…

Обрадованный отпуском, Ирион в ту же ночь потащил Лелу купаться в озере и прыгать в воду с дамбы. В небе ярко сверкали обе луны и гирлянды звезд. Ласковая вода была вокруг них и внутри них, тела и души слились с ней и друг с другом. К утру Лела почувствовала, что у них обязательно будет ребенок, и решила не препятствовать его появлению.

Глава 8

Придет ли сумеречный странник…

Придет ли сумеречный странник во дни беды,

Поднимет, нанизав на палец, свои следы;

Придет в бушующем прибое Морская Мать,

Чтоб пасынка по зову крови поцеловать;

Возденут руки трое нищих;

Пройдет фрегат с дырою в днище;

И от полярного восхода

Вернутся снова три народа.

Предсказание Лорны

Окончательно оправившись от болезни, Лерика наверстывала упущенное, и если бы только в обучении. Пшеничные волосы девчонки мелькали то тут, то там, над порослью высоких трав в центре долины вдоль ручья, ее смех отдавался в скалах, окружающих поселок со всех сторон, а тонкие ноги усердно протаптывали новые пути на этой земле. Порой казалось, что непоседа была везде. Пожилые люди укоризненно покачивали головами — куда смотрят родители и наставница, негоже дочери почтенных родителей и будущей ведающей вести себя как последней пацанке. Родители иногда пытались утихомирить дочь, а наставница, сама еще не очень-то старая, хотя и журила порой, но чаще улыбалась — успеет еще насидеться.

В один из летних вечеров, после занятий у наставницы, Лерика бродила по берегу моря. Там попадалось множество интересных раковин и обточенных прибоем камней, а изредка встречались совсем уж странные вещи. Например, в прошлом году она нашла кусок очень старого ожерелья с несколькими сохранившимися самоцветными камнями, правда, огранка камней была почти стерта песком, но можно было представить, как они выглядели на какой-нибудь древней царице или жрице. На побережье ходили легенды о затопленных городах под водой, но кто и когда в них обитал, в памяти народа не сохранилось. Тогда свою находку родителям она не показала, да и наставница посоветовала ее спрятать и никому не рассказывать. Похвастаться, конечно, хотелось, но наставница ничего просто так не говорит, и Лерика смирилась, глубоко закопав находку около одного из каменных столбов ограды, окружавшей родительский дом.

В тот день других местных ребятишек на берегу не оказалось, видимо, все были заняты по хозяйству, зато появился новичок — худой задумчивый подросток ненамного старше самой девочки, но почти на голову выше. Он тоже бродил по берегу, иногда что-то выковыривая из песка носком сапога и что-то шепча себе под нос. Судя по обуви, мальчишка являлся аристократом, поскольку почти новые сапоги были сшиты по его ноге.

Родители Лерики имели фамилию ло’Эрди и формально тоже считались аристократами, но титула не имели, а своего благополучия добились за счет мастерской по пошиву кожаных изделий, поэтому в коже девочка разбиралась.

В мастерской шились накидки, штаны и даже плащи из шкур морского зверя, а из шкур овец и редких пушных зверей шилась теплая одежда. Также из рук мастеров выходили пояса, сумки, бурдюки, упряжь на хранов[9] и многое другое. Семья Лерики считалась зажиточной и давала работу нескольким десяткам мастеровых.

Лерика быстро познакомилась с мальчиком. Оказалось, что зовут его Халег и он младший сын самого графа ло’Айри, который приехал погостить на несколько дней к соседу — местному барону ло’Ринди. Мальчика совсем не пугало, что от поселения, где жил барон, он забрел мили на три, а то и больше.

— Неужели отец тебя не выпорет за то, что ты ушел так далеко один? — с удивлением спросила девочка.

На ее памяти братьев пороли нещадно лет до пятнадцати, а кое за что и позже.

— Нет, — немного удивившись, ответил тот. — Отец знает, что со мной ничего не случится. Хотя… — Халег вздохнул, — все равно иногда беспокоится.

— И не порет? — уточнила Лерика.

— Нет, никогда. А зачем? Я же все понимаю и к тому же лучше него чувствую опасность! — По губам Халега скользнула легкая торжествующая улыбка.

Ученица ведающей поняла, что тот втайне гордится своей способностью, хотя и скрывает это, чтобы не казаться слишком самоуверенным и не демонстрировать превосходства. Почему-то это сразу в нем понравилось Лерике. И вообще, когда они разговорились, виконт оказался вполне обычным мальчиком, только что-то грызло его изнутри, какая-то мысль не давала покоя. В этот день они успели поговорить о многом: об изменчивых морских течениях, о подводных рифах, на которых живут странные моллюски, о внезапных восточных бурях, о разнице в камешках на берегу ручья и моря, о том, как удержаться на скользких от туманов скалах, и еще о тысяче важных вещей.

Только упоминание о зимних штормах вызвало у девочки зябкую дрожь и что-то необычное искрой мелькнуло в ее глазах. Халег заметил это, но Лерика не сказала ничего, а значит, спрашивать не следовало. Это был неписаный этикет: не говорят — не спрашивай, если тебя просто мучает любопытство, а веской причины нет. Разговаривать с новой приятельницей оказалось легко, не то что с девчонками из их поселка, у тех всегда были какие-то дурацкие секреты, куклы, тряпки, ни о чем действительно интересном поговорить с ними было невозможно. Правда, Лерика один раз упомянула, что она — ученица ведающей. Возможно, именно это сказалось на ее интересах? Юный виконт не знал, но девочка ему сразу понравилась. В результате они заболтались на берегу почти до темноты, когда в тихо плещущемся о берег море отсвечивает угасающее небо.

Первой вспомнила, что пора возвращаться к наставнице, Лерика. Халег вздохнул, он мог бы задержаться и еще, хотя новая приятельница была права — надо идти домой, то есть к отцу, чтобы тот не беспокоился лишний раз. Попрощавшись, они расстались, уговорившись встретиться завтра у этих же скал ближе к вечеру, когда девочка освободится от занятий.

Вернувшись в полуземлянку наставницы и присев к печурке, на которой закипал котелок ароматного чая с травами и ягодами, Лерика стала греть руки у приоткрытой дверцы.

— Ну и с кем ты сегодня гуляла, дочка? — поинтересовалась ведающая.

— С Халегом, матушка.

— Сыном графа ло’Айри? Хороший мальчик, но немного странный, какой-то нездешний… — проронила наставница.

Лерика про себя удивилась, почему та так отозвалась о Халеге. Долго размышляла, но расспрашивать не стала.

Поздней осенью в домишке пожилой ведающей, находящемся в нескольких днях пути к северо-западу от Архенарской гряды, маленькая темноволосая девочка старательно выводила буквы. Иногда, отрываясь от полоски светлой коры и глядя на пламя свечи, она что-то тихо нашептывала себе под нос, встряхивала короткими волосами, покачивала головой и снова бралась за перо.

— Что ты там пишешь, деточка? — обратилась к ней женщина, занимавшаяся стряпней в другом углу комнаты при тусклом свете масляной лампы — свечи даже она использовала только для письма и чтения.

— Историю, матушка! — откликнулась девчушка, подняв голову.

На ее худеньком светлокожем лице выделялись огромные, широко открытые темные глаза.

— И о чем же история? — ласково поинтересовалась ведающая.

Она баловала найденыша, не имея возможности завести собственных детей. Девочку нашли возвращавшиеся ни с чем охотники три года назад в сильную пургу, случайно наткнувшись на нее возле проезжей дороги. Малышке на вид было от силы года три-четыре, она уже посинела и почти не дышала, мало кто надеялся, что девочка выживет, но отнесли дитя к местной знахарке.

Девочка нахмурила бровки и нараспев произнесла:

Придет ли сумеречный странник во дни беды,
Поднимет он, надев на палец, свои следы.

— Вот, — сказала девочка и смутилась.

Женщина тоже смутилась, оставив свою стряпню, но, посмотрев в невинные глаза ребенка, отбросила все сомнения. Однако стихи были очень странными.

— Как это, «надев на палец свои следы»? — переспросила она.

— А вот! — Девочка повертела пальцем, поднятым в воздух, наверное решив, что она опять сказала что-то не так.

Девчушка до сих пор говорила с заметным странным акцентом, нередко путая слова или заменяя их незнакомыми женщине, но писать и читать научилась очень быстро — знахарка не знала, что и думать, тем более что некоторые полузнакомые слова были явно на даэре. Даэр Тарела не знала, да и вообще мало кто толком помнил древний язык, хотя отдельные фразы и слова встречались в обиходной речи.

— Но как можно надеть на палец следы? — вздохнула женщина.

— Не знаю пока. — Девочка пожала плечами. — Этого еще не было…

— А кто этот странник? — поинтересовалась Тарела.

— Халег, матушка… — обронила та. — Ой! Это не я сказала, это сказала девочка…

— А ты кто? — изумилась Тарела. — Разве ты не девочка?

— Я — Лорна, — очень серьезно ответила юная собеседница.

Действительно, на первый же вопрос: «Кто ты?» — малышка сразу сказала, что она — Лорна и долго не реагировала на любые другие обращения. Ведающая задумалась, а девочка, увидев это, снова вернулась к своему письму.

Тарела была скорее знахаркой, чем ведающей, ее дар был очень слаб, но она всегда делала все, что в ее силах. Вот и в тот день, увидев найденную кроху, женщина растерла ее настойками, напоила отваром вместе с принесшими ее охотниками и, укутав, уповала только на волю Высших; большего она сделать не могла.

Малышка вскоре очнулась, но молчала и только, дрожа, жалась к теплу. Тарела час от часа ждала ухудшения состояния, но девочка чувствовала себя по-прежнему. Она и заснула, почти прижавшись к раскаленной каменной печке, а знахарка до утра не спала, подкидывая дрова в огонь. Следующий день прошел почти так же, только малышка перестала дрожать и с охотой поела несколько раз. На третий день она наконец стала отходить от печки, а на четвертый и сама Тарела почувствовала, что опасность миновала.

Откуда она, Лорна говорить отказалась, женщина настаивать не стала. Когда девочку нашли, на ней было надето только подобие платья из старой мешковины, а на ногах изношенные войлочные тапочки, в которых ходят по дому богатые люди в сильные холода. Все решили, что девчонку выкинули из повозки проезжавшие в тот день дорские господа. Однако Тарела сомневалась, что все так просто.

Очнувшись от воспоминаний, знахарка увидела, что девочка продолжает писать. Малышка, узнав, что слова можно записывать буквами, очень увлеклась этим занятием. Женщина подошла к ней, и Лорна подняла голову.

— Я дописала, — выдохнула она с видом выполненного долга и подвинула к Тареле полоску желтоватой коры, на которой приходилось писать в последние годы.

Та аккуратно взяла ее и прочитала:

Придет ли сумеречный странник во дни беды,
Поднимет он, надев на палец, свои следы;
Придет в бушующем прибое Морская Мать,
Чтоб пасынка по зову крови поцеловать;
Возденут руки трое нищих;
Пройдет фрегат с разбитым днищем;
И от полярного восхода[10]
Вернутся снова три народа.

Тарела вздрогнула, закончив читать, все же она имела дар и не могла не понять, что написанные девочкой фразы не просто странные стихи — эти слова являлись сложным многоуровневым предсказанием. Если бы еще догадаться, о ком оно… Предсказание было написано далеко не детским языком и включало понятия, не очень знакомые даже самой Тареле, например, «фрегат».

— А кто такие «трое нищих»? — спросила женщина в надежде понять хотя бы что-то.

Девочка наморщила лоб.

— Это те, у которых ничего нет, — ответила она после некоторых раздумий. — Только я сомневаюсь, двое или трое.

Тарела хотела спросить еще про три народа, хотя предполагала, что одним из них могли быть легендарные прародители денери, ушедшие из мира в давние времена, но не успела задать вопрос — в дверь постучали.

— Кто там? — с некоторым недовольством поинтересовалась знахарка, отвлеченная от размышлений.

За дверью послышалось что-то невнятное.

— Спрячь! — тихо шепнула девочке Тарела, отдавая ей кусочек коры с предсказанием. — И иди за занавеску!

Лорна молча соскользнула со стула и, зажав кору в руке, отправилась в крохотный закуток за печкой, где была теплая лежанка. Когда к ведающей приходили посетители, девочка скрывалась там, чтобы не мешать.

В дверь вошли две женщины. Одна из них была старшей ведающей округи. Старейшей, как принято, Тарела ее никогда не называла, слишком вздорный и неуживчивый характер был у той. Вторую ведающую хозяйка дома тоже видала, но только мельком. Женщина пригласила гостей к столу. Те сели, но от угощения отказались, и она сразу почувствовала напряжение, исходившее от гостей.

— Ты хоть знаешь, кого пригрела?! — с вызовом спросила старшая без предисловия.

— Девчонку-подкидыша, которую выбросили в метель проезжие господа. — Тарела упрямо сжала губы, она давно не была уверена в причине появления Лорны, но решила придерживаться общего мнения.

— Ты хоть видела ее глаза?

— А что глаза? Она же не местная…

— Дура ты! Не хочешь видеть того, что видят уже все, — она не девочка…

— А кто же? — в сердцах прервала собеседницу Тарела, хотя прежде не позволила бы себе такого.

Тарела подозревала, кого имеет в виду старшая ведающая, но до этого момента не хотела признаваться даже самой себе в своих сомнениях. В конце концов, девочка и девочка, кто бы она ни была. Последнее время малышка относилась к женщине почти как к матери.

— Нелюдь! Существо в человеческом облике! Если ты настолько слаба, что не видишь даже этого, слушай более опытных!

— Я должна была оставить ее замерзать?!

— Может, это было бы к лучшему!

— Ты имеешь в виду байки о «приходящих»?! Ты их встречала хоть раз?!

— Это не байки! Эти существа прокляты и навлекают проклятие на всех, кто рядом.

— Я была бы достойна десятикратного проклятия, если бы бросила беспомощного ребенка!

— Повторяю тебе: она — не ребенок. У подобных ей существ нет возраста, они только прикидываются детьми, чтобы вызвать жалость к себе.

— Кто б тебя пожалел так же, как ты… — едва слышно произнесла хозяйка дома.

— Ну как знаешь, мое дело предупредить, расхлебывать тебе!

— Спасибо за предупреждение!.. — процедила Тарела.

— Кстати, а где она? — поинтересовалась гостья.

Хозяйка усмехнулась:

— Гуляет.

Женщина знала, что обе ведающие не почувствуют присутствия девочки, пока та находится в запечном закутке. Дом не раз перестраивался, но печка с теплой лежанкой за ней сохранилась еще от прабабки, а она в свое время была Старейшей этих мест и до смерти не имела себе равных. Что уж там сделала прабабка, неизвестно, но этот закуток был невидим для взглядов ведающих, в чем сама Тарела не раз убеждалась еще раньше. К сожалению, хотя в данном случае к счастью, и слышно оттуда не было почти ничего, только неразборчивые голоса.

— Ну тогда мы пошли, а ты еще раз подумай! — сказала старшая ведающая, вставая.

— Путь полотном! — отозвалась хозяйка и пошла проводить посетительниц.

Закрыв дверь, женщина некоторое время стояла посреди комнаты, а девочка сидела за печкой тише воды, пока хозяйка не даст знак, что можно выходить.

В девочке всегда чувствовалось что-то странное, и другие люди вскоре начали ощущать это и сторониться ее. Лорна и сама больше любила гулять по окрестностям одна, а зимой чаще сидела в доме и думала о чем-то своем. И вот теперь еще это предсказание… Впрочем, и раньше, почти с первых дней, дитя нет-нет да и выдавало что-то настолько странное, что даже ведающей было понять нелегко. А легенды о «приходящих» или попросту о «гостях» ходили в этих краях испокон веков. Никто не знал, откуда они приходят. Возможно, «с изнанки мира», как считали некоторые. Так или иначе, но за ними закрепилась дурная слава — принявшие их в дом рано или поздно погибали странной смертью. Чаще всего «гостей» принимали у себя ведающие, поэтому среди них эти предания получили наибольшее распространение. Все предания не могли лгать, но в изначальное проклятие странных существ Тарела не верила. Гибель ведающих, близко общавшихся с «гостями», могла быть вызвана какой-то иной причиной.

Может, дело в предсказаниях? Из преданий явствовало, что многие «гости» были сильными видящими и, следовательно, наверняка делились своими прозрениями с близкими им людьми. Возможно, в чьих-то интересах было то, чтобы люди не получали этих предсказаний? Лично у Тарелы складывалось впечатление, что смерть людей, пригревших «приходящих», нужна была для того, чтобы отвратить остальных от подобных контактов. Такое мнение было чисто человеческим, зато вполне логичным.

Истинные предсказания предостерегали людей от непоправимых ошибок и направляли в выборе пути. Именно способность видеть невидимое и делать невозможное для остальных вызывало уважение к ведающим и магам. Но даже среди ведающих тех, кто отчетливо видел хитросплетения событий и судеб, были единицы. Не в этом ли разгадка? Ну почему Тарела не имеет силы своей прабабки?!! Возможно, она бы смогла правильно истолковать предсказание Лорны и сообщить его тем, кому нужно о нем знать… Что бы ни говорила старшая, сама девочка еще так мала, что не в состоянии понять своих собственных видений. Значит, Тареле остается одно — постараться дать малышке как можно больше знаний об окружающем мире и оберегать ее, пока она растет. Возможно, в дальнейшем Лорна и сама найдет тех, кому предназначено ее предсказание.

«Высшие, дайте же мне разума, сил и жизни, чтобы дитя успело вырасти и стать самостоятельным!»

Размышляла ведающая не так уж долго, после чего отправилась за занавеску, где находилась Лорна, и присела рядом с ней. Задремавшая было девочка села и доверчиво прижалась к ведающей, а та стала гладить ее по растрепанной головенке.

Когда Арен впервые взял свой тяжелый боевой лук, сделанный мастером Нэдри при участии самого юноши, у него так затряслись руки, что пришлось на несколько минут отставить лук в сторону, чтобы унять дрожь. В этом оружии действительно чувствовалось нечто необъяснимое, хотя, возможно, это казалось только молодому человеку, потому что он ждал этого момента так долго.

Первый лук, изготовленный лично для него мастером на четвертый год, был легким скорострельным оружием для охоты. Тонкий и гибкий, он идеально лег в руку Арена, заражая его своим веселым пением, когда стрелы одна за другой срывались с тетивы и, сверкая оперением на солнце, уходили в цель. К тому времени юноша окреп и в свободное от работы с мастером время подолгу бродил по лесам, не расставаясь со своим новым оружием. Непосредственно добычей дичи он занимался не так уж часто, но тренировался постоянно.

Новый лук Арена был непохож на все остальные, виденные им за время работы у мастера, хотя каждый из них тоже имел свой неповторимый облик. Лук был склеен из нескольких пород дерева и усилен сухожилиями разных животных, но не это удивило юношу, так делались все хорошие луки. Кроме дерева, сухожилий и кости в лук были вставлены тонкие полоски какого-то сероватого металла, и все вместе создавало странный рисунок, похожий на необычную вязь. Арену не давало покоя, значит ли этот рисунок что-нибудь или он получился случайно.

Три дня юноша мучился этим вопросом, пока не решился задать его мастеру. Тот ответил очень неопределенно, мол, иногда рисунок складывается сам собой, но ему тоже порой чудится, что он что-то означает. Арену показалось, что Лодан знает больше, чем говорит, но то ли не уверен в своем мнении, то ли юноше пока рано об этом знать. Однако главные странности оказались еще впереди.

Арен начал пристреливать новый лук. Сначала все шло привычно, но ближе к вечеру, стоило ему сосредоточиться на прицеле, как он начинал сначала неясно, а потом все отчетливее видеть в направлении цели отверстие, похожее на маленькую открытую дверцу. За дверцей не было видно ничего, но создавалась уверенность, что цель находится сразу за ней. В первые разы юноша начинал встряхивать головой, отгоняя наваждение, но чем дольше он тренировался, тем быстрее начинала появляться дверца. К концу декады Арен просто замучился с этим видением, мешающим нормально целиться. Обращаться к мастеру юноша стеснялся, полагая, что все дело в его отсутствующем глазе, и он должен научиться справляться сам.

Так бы Арен думал и дальше, пока однажды во сне не оказался в мире без красок. Мир и сам был довольно странным, казалось, что там никто не живет, хотя в нем имелись и поля, и леса, и море, и даже какие-то пустые поселения, но главное, все виделось только в разных оттенках серого. Он сам двигался сквозь этот мир как бесплотная тень. Проснулся юноша в ужасе от такого сна, а самое неприятное оказалось в том, что за дверцей, которую он видел, прицеливаясь, строго говоря, не то чтобы совсем уж ничего не было, там виднелся смазанный кусочек этого самого мира.

Дело происходило осенью, и пасмурные серые дни были не редкостью даже в реальном мире. В такие периоды Ареном овладевало странное сосущее чувство, что его что-то или кто-то тянет к себе, и юноша не находил места, стараясь отвлечься на какую-нибудь простую работу. Спустя декады полторы после нескольких пасмурных дней он снова во сне оказался в сером мире. На этот раз Арен был скорее не испуган, а раздражен, и мир ответил ему тем же — при попытке прикоснуться к серому растению оно осыпалось хлопьями пепла, камни превращались в горсть серого песка, юноша закричал, но только странные птицы безмолвно взлетели из развалин заброшенных строений. Арен проснулся в холодном поту — со всеми этими видениями надо было что-то делать, иначе он тронется рассудком.

Юноша подумал, что стоит навестить ведающую, у которой он не появлялся с начала весны, но тут неожиданно навалилась срочная работа, и пришлось помогать мастеру. Однажды между делом Лодан спросил, как продвигаются тренировки Арена с новым луком и все ли его устраивает в нем, но тот только отмахнулся, сославшись на усталость. Мастер внимательно посмотрел на ученика и ничего не сказал.

Серый мир продолжал являться Арену, и ему приходилось учиться в нем жить. По сути, в том мире не было ничего безусловно неприятного или пугающего, просто он сильно отличался от того, который юноша видел каждый день, да и тут зимний день разительно отличался от летнего, ночь от дня, а то и другое от сумерек. Постепенно неприязнь к серому миру сменилась интересом, а потом Арен понял, что ближе всего к тому миру именно сумерки.

«Я никогда не променяю вечерний сумрак серебра на дня начищенное золото…» Юноша уже не помнил, где и по какому случаю слышал эти строки, но к серому миру, постепенно начинавшему восприниматься серебристым и ласковым, они подходили в самый раз.

Когда срочные дела закончились, уже наступила зима, но снега пока выпало немного, и Арен отпросился у Лодана навестить Караду, все же юноша чувствовал себя немного не в своей тарелке, пока не разберется, что за странный мир он видит и какое тот имеет отношение к нему самому. Теперь Арена уже не страшил почти трехдневный путь к жилищу ведающей с ночевками у костра, и он радостно отправился в дорогу.

Карада встретила юношу радушно, а Сован просто просиял, похлопав парня по плечу и с ходу заявив, что тот становится настоящим мужчиной. Арен и сам удивился, почему давно знакомые люди кажутся ему ниже ростом, чем он помнит. Со слов Сована стало ясно, что юноша за лето заметно подрос и раздался в плечах; сам Арен, занятый другими проблемами, как-то не придал значения тому, что за это время штаны стали ему коротковаты.

— Ну рассказывай! — велела юноше ведунья после того, как они вместе поужинали и Сован отправился спать к себе в пристройку. — Вижу ведь, что не просто в гости заглянул.

Арен сначала улыбнулся в ответ на ворчливый тон Карады, а потом посерьезнел:

— Мне кажется, что все началось после того, как мастер Нэдри сделал мне настоящий боевой лук. Нет, не этот, — ответил он на взгляд ведающей, брошенный на стену, куда Арен повесил легкий охотничий лук. С ним юноша теперь почти не расставался, отправляясь в путь.

— Что ж не пришел с тем? — Карада была явно недовольна несообразительностью юноши.

— Того я как-то побаиваюсь, что ли, — смутился он. — А дорога неблизкая.

— Ладно, рассказывай!

И Арен поведал ей по порядку, как все началось и до чего успело дойти сейчас, а также передал кое-что из рассказа Лодана о неком народе, к которому он имеет отношение, чтобы узнать мнение ведающей и на эту тему. По ходу повествования ведающая не раз поминала мастера и его ученика не очень приличными словами за непроходимую тупость, а потом на некоторое время задумалась, то и дело поглядывая на Арена.

— Так, значит, этот старый болван сказал, что вы из одного народа? — прервала она свое молчание.

— Да, вроде того… — Юноше было неловко за такой нелестный эпитет в адрес своего наставника, к которому он успел проникнуться большим уважением.

— Ты слышал когда-нибудь такое наименование, как Дети Сумерек? — спросила Карада и сама же ответила: — Хотя с чего бы?..

Арен вздрогнул, но отрицательно покачал головой. Его реакция не укрылась от глаз ведающей.

— Что-то напоминает?

— Мне показалось, — замялся юноша, — что серый мир чем-то напоминает сумерки.

— Правильно показалось, — пробормотала Карада. — Только это далеко не единственная его грань.

Арен внимательно смотрел на нее, стараясь понять.

— Некоторые говорят, что этот мир лежит между жизнью и смертью, другие — что он относится уже к владениям Смерти, третьи — что он существует сам по себе. — Ведающая вздохнула. — Никто не помнит толком, слишком много знаний утеряно. Иногда, возвращая уходящие души, ведающие видят тот мир, да только далеко не всем это проходит даром. Но рассказывают, что есть такие люди, которые могут заходить в него без опаски, потому что сами отчасти принадлежат ему. Их-то и называют Детьми Сумерек. Хотя с твоих слов я поняла, что и для таких он может представлять опасность, если они не научатся правильно держать себя там.

Арен понял, что и от ведающей он не сможет получить однозначного ответа, не зря мастер без восторга вспоминал свой визит к ведунье. Карада поняла его настроение и усмехнулась:

— А что ты хотел, чтоб тебе все принесли на блюде?..

— Нет, но…

— Так вот что я тебе скажу. Во-первых, открой все своему мастеру, и пусть не умалчивает о том, что видел он. Если будет отпираться, можешь передать ему мои соображения по поводу его умственных способностей.

Арен краснел и бледнел, но пока молчал, стараясь уловить все, а ведающая продолжила:

— Во-вторых, ты нашел правильное решение. Того мира бояться не надо, надо относиться к нему спокойно и с приязнью, тогда он ответит тем же. Но и отходить от мира живых человеку нельзя, иначе он станет просто воплощенным здесь существом того мира. Кстати, ты их еще не встречал, а они там есть.

— Но тот мир всегда был пуст! Это тоже меня удивило, — возразил юноша.

— Тебе просто повезло, что быстро перестал бояться, а полюбить тот мир еще не успел, — улыбнулась ведающая. — Те существа приходят на сильные чувства, и тогда от них очень трудно отвязаться. Их стоит уважать, но вряд ли ты захочешь стать таким же…

— Почему? — полюбопытствовал Арен.

— По многим причинам. Но как минимум потому, что они неспособны любить. Хотя некоторые из них очень привлекательны… в определенном смысле… Особенно для тех, кто имеет отношение к тому миру. — Карада хихикнула, увидев, как смутился юноша. — Не переживай, найдутся еще существа из плоти и крови, которым ты станешь дорог и любим во всех смыслах.

Арен вздохнул. Ведающая ненароком задела одно из его больных мест. Молодому человеку было уже за двадцать, и ему хотелось не только дружеских отношений, но свободных девушек в этих краях вообще было намного меньше, чем претендентов на их руку, да к тому же Арен сам стеснялся ухаживать за ними, не в силах забыть о своем уродстве. Альна, которой он долго и скорее по-детски симпатизировал, уже два года как уступила ухаживаниям Элана, добивавшегося ее руки несколько лет, и они сыграли свадьбу. В прошлом году Арен на протяжении почти четырех месяцев встречался с одной девушкой с дальнего хутора, но она сразу дала понять, что их отношения временные, потому что ей хочется стабильной и обеспеченной жизни, которую ей не сможет дать охотник и даже ученик мастера. Зимой она тоже вышла замуж за какого-то зажиточного человека с юга и уехала к нему. Думать же о подобных отношениях с мужчинами, к чему, бывало, приходили некоторые парни, не сумевшие завести свою семью, Арену не хотелось. Полного отвращения он уже не испытывал, но интереса тоже не было.

— Да, кстати, — предупредила ведающая, похоже угадав его мысли. — Не стоит принимать голос крови и зов силы за любовь, это может быть очень опасно.

Арен хотел что-то возразить, но промолчал, вспомнив рассказ мастера о своей юности.

Релио сидел около озерца, образовавшегося после обвала, некогда перегородившего ущелье, ведущее из их долины на равнину. Они с Райденом подозревали, что обвал каким-то образом устроил карайн Раи’не, услышав идею юноши о том, что неплохо было бы таким образом обезопасить долину от появления егерских разъездов. Так это или нет, люди не знали, а сам муж Хальдры с того времени не показывался, хотя иногда Релио казалось, что он чувствует взгляд из темноты, но с каждым годом все реже.

Стояли теплые ясные дни начала осени, а юноша печально сидел у запруды, в то время как остальная молодежь под руководством Райдена отрабатывала какие-то трюки на своих карайнах. У Релио своего карайна не было. Возможно, если бы Хальдра или даже кто-то из котят признали молодого человека, он чувствовал бы себя иначе, но Хальдра, перестав приносить котят, даже появлялась нечасто и не проявляла никакого интереса к тренировкам. У нее теперь была своя жизнь, а у Релио ее не было.

Несколько лет после организации отряда юноша с азартом принимал участие в общих делах, помогал наставнику тренировать детей и юных карайнов, обсуждал какие-то планы на будущее. Однако постепенно он все больше стал выпадать из общей компании. Котята карайнов выросли, и первым помощником Райдена в тренировках постепенно стал Сэлги, у которого был свой карайн.

Релио, вырванный безжалостной рукой каких-то сил из знакомого ему мира, где у него хоть и не было близких друзей, но существовала родня, оказался в мире, разительно отличавшемся от прежнего. Близких друзей у него так и не появилось, а Хальдра, являвшаяся для юноши последней призрачной ниточкой к прошлому, стала редко бывать с ним. Даже создание отряда, которое сначала так вдохновило Релио, теперь казалось не такой уж хорошей затеей. Возможно, бывший разведчик, как и Хальдра, действовал больше по привычке? Мир изменился даже со времени войны с Дором. Дорские чиновники по-прежнему притесняли народ, но, по сути, они теперь представляли не захватившую их земли Дорскую империю, а совсем другое государство. Пока от завоевания Дора Игмалионом изменилось не так уж много, но со временем игмалионские власти, наверное, возьмут дела под свой контроль. В Центральном Игмалионе, по слухам, порядки были значительно мягче. С кем же отряду тогда воевать? Для чего все это нужно?

Погруженный в свои тяжелые раздумья, Релио не сразу осознал, что на него давно и пристально смотрит кто-то. Может, сыграло роль еще и то, что сейчас стоял ясный день… Молодой человек вздрогнул и повернул голову — светло-серый карайн как тень скользнул на фоне серых камней завала и сел в нескольких шагах перед Релио. Вот так чудо! Раи’не, о котором юноша не так давно вспоминал, сам пожаловал к нему, да еще и среди бела дня!

— Здравствуй! — ошалело произнес Релио в своих мыслях.

«Светлого дня и темной ночи! — услышал он в ответ. — Пусть будут здоровы все ваши котята!»

У повзрослевших карайнов их отряда на самом деле уже начали появляться собственные котята, на днях окотились еще две карайны, принеся троих котят. Но Раи’не объявился явно не из-за этого…

«Наступают тяжелые времена… — раздался „голос“ светлого карайна. — Будьте внимательны и берегите друг друга!»

Релио понял, что Раи’не зашел попрощаться.

«Свободные карайны уходят к заброшенным городам», — подтвердил его догадку тот.

— Но зачем?

«Не потому, что там безопаснее, чем здесь. Те места о многом напоминают нам. Мы должны бороться».

Молодой человек недоуменно смотрел на карайна, не понимая смысла вложенного тем в свои образы.

— С чем бороться? Вы оставляете нас?

«Я не могу тебе этого сказать. Мы знаем время, когда нужно уходить и когда возвращаться. Когда наступит ВРЕМЯ, мы вернемся. Вы увидите нас. Взрослые карайны не придут к людям, но молодые придут».

Релио хотел еще спросить Раи’не о Хальдре, но тот уже встал и, взмахнув хвостом, просто исчез; во всяком случае, Релио не заметил, куда тот ушел. Только мгновение спустя до него долетел ответ Раи’не: «Хальдра остается с людьми». Релио давно заметил, что всех двуруких и двуногих карайны называли одним словом, вне зависимости от расы, хотя прекрасно разбирались в различиях.

Юноша бросился в поселение и едва дождался окончания тренировки, чтобы поговорить с Райденом. Выслушав рассказ Релио, тот нахмурился.

— Я слышал легенду, что серебристые карайны уходят в «запретные города», когда миру угрожает беда, но не более того.

— Какая беда? Раи’не тоже не захотел отвечать. И почему города «запретные»?

— Не знаю, — еще больше помрачнел Райден. — А «запретные» они потому, что не каждый может туда пройти. Вот и все, что я знаю.

Глава 9

Западный ветер

Западный ветер приносит ненастье,

Западный ветер приносит несчастье.

Народная мудрость

«Испокон веков люди замечали, что разные ветра приносят не только холод или тепло, солнечную или дождливую погоду. Народная молва приписывает разным ветрам характерные мистические признаки. С ветрами связано немало странных и необъяснимых событий.

Дожди и хмарь — не единственная напасть, когда приходит пора западного ветра. Во влажном воздухе, напитанном потоками дождя, проявляют себя разнообразные лихорадки даже в местах, далеких от заболоченных низин. Эти наблюдения одинаково верны как для побережья, так и для центральных областей Дора. Лично я не вижу в этом факте ничего неестественного. Лихорадки свойственны влажному климату.

Меня смущают лишь нередкие упоминания в легендах и рассказах очевидцев о том, что в пору западных ветров начинают происходить различные неприятные события, почва для которых нередко возникла давно, но последствия проявились именно в сезон, когда пришел ветер с запада».

Элианар ло’Райди. «Хроники Севера»

Несмелые прикосновения пальцев к ее лицу, сбивчивая речь, смущение на лице юноши, — Лерика познала это, когда ей исполнилось почти пятнадцать. Странно, но факт, что до этого времени мужчины любого возраста ухаживать за ней просто опасались — ведающая, сколько бы ей ни было лет, и этим все сказано.

Время шло. Взрослеющая девушка узнавала все более интересные и странные ответвления своего будущего ремесла. А чем, как не ремеслом, считалось ведовство в этих забытых всеми краях? Кто-то ловит рыбу, кто-то разводит тощих пятнистых овец, а кто-то лечит раны, вывихи и нежданные болезни у остальных жителей побережья.

Прошлым летом после очередной встречи с Халегом, приехавшим вместе с отцом к их барону, юная ведающая вернулась в полуземлянку Альды раскрасневшаяся и смущенная, что не укрылось от наставницы. Альда стояла спиной, когда Лерика вошла.

— Что, целовалась, бесстыжая?.. — без всякого осуждения проворчала ведающая.

— Да, матушка. — Девушка еще больше залилась краской.

— Он тебя любит… — не то спросила, не то ответила Альда.

Лерика подошла к наставнице и прижалась к ней. Та потрепала девчонку по волосам.

— Только воли ему все равно не давай. Рано тебе еще. Возраст не вышел, — и вздохнула.

— Да, матушка, — пробормотала ученица, удивившись, почему та реагирует так странно.

О предупреждении наставницы Лерика не только не вспомнила, но и сама нарушила его — она уже не мыслила своей жизни без этого долговязого юноши, ставшего таким близким. После всего случившегося между ними Халег твердо сказал, что возьмет девушку в жены, как только ей исполнится семнадцать; а наставница, узнав, только еще раз вздохнула. Поздней осенью виконт повез свою невесту во владение ло’Айри, представить отцу и брату. Там они и прожили до весны.

Едва стаял снег, Лерика все же вернулась к наставнице, поскольку ждать до свадьбы было еще полтора года. На этот раз та встретила ученицу неласково.

— Зачем ты погубила себя, девочка? — произнесла она, глядя мимо Лерики. — Что стоило тебе потерпеть с ребенком хотя бы до восемнадцати?! Ты разрушила свою охрану. Теперь ты только половинка человека, твоя сила стала неустойчивой, и хорошо, если ты вновь обретешь ее в полной мере к тридцати годам.

Однажды зимой Лерика забыла вовремя употребить простое и проверенное веками зелье, предотвращающее зачатие, которое было известно не только ведающим, но и всем женщинам побережья. Потом она понадеялась, что все обойдется, и теперь продолжала надеяться на лучшее, несмотря на предупреждение наставницы, ведь она любила и была любима.

Несмотря на устойчивый западный ветер, подувший с вечера, утро выдалось ясное, хотя по краю неба уже начала появляться легкая дымка, предваряющая приход низко стелющихся облаков, наполненных дождем. Было довольно прохладно, и Лерика вышла из землянки Альды, накинув длинную шерстяную жилетку. Сама наставница еще позавчера отбыла на плоскогорье, где сейчас начиналось время сбора многих лекарственных растений, цветущих именно в эту пору и недолго. Все хозяйство и дела она оставила на выросшую ученицу, благо с обыденными причинами обращения к ведающим девушка была способна справиться сама. В самом крайнем случае Лерика могла обратиться за помощью к двум другим ведающим, живущим поодаль, у входа в горную долину, из которой вытекал ручей, тем более что одной из них являлась Старейшая этих мест.

Косые паруса быстроходного пиратского судна первыми заметили несколько рыбаков, чинивших свои сети на берегу. Большинство мужчин поселка ушли в море еще рано утром. Даже мастеровых почти не осталось в поселке, потому что запас старых кож практически закончился, а сезон поступления новых еще не настал.

Услышав истошные женские крики с берега, Лерика бросилась туда и, только приблизившись, поняла, что стало причиной, — пиратская шхуна уже заворачивала в сторону берега. До высадки пиратов оставалось не более часа. Отослав первого же попавшегося мальчишку за помощью к барону, Лерика лихорадочно соображала, что еще можно успеть сделать. Сражаться за поселок было некому, поэтому единственным выходом для большинства было бежать в сторону прибрежного кряжа, оставив свои дома на разграбление. Кое-кто из женщин понял это и, захватив самое ценное, уже бежал по направлению к скалам, таща за руку хнычущих малышей.

Лерика бросилась к родительскому дому — надо предупредить семью и немногочисленных мастеровых, которые еще, быть может, и не знают о нависшей угрозе. За жилище Альды она не опасалась — оно находилось на отшибе и было надежно накрыто пологом невнимания, завязанным на амулет. Ставить полог на весь поселок бессмысленно — пираты выбрали цель заранее и уже направлялись к ней. Можно было попытаться поставить полог на родительский дом и мастерскую, тогда укрывшиеся там, если не будут привлекать внимания, останутся незамеченными. Лерика начала творить заклятие.

Когда девушка закончила, из дома как раз показался один из ее братьев.

— Сорди! — прокричала ему сестра. — Не высовывайтесь из дома! Я поставила заклятие на дом и на мастерскую.

— Что случилось?! — крикнул в ответ брат.

— Пираты. Они уже близко.

— Я лучше соберу мужчин, надо защищаться!

— Не надо! Уже поздно! И в поселке нет почти никого — все ушли на лов. Лучше затаитесь!

Юноша быстро ушел в дом. Лерика, посчитав свою задачу в этом месте выполненной, оглянулась на поселок. Жители убегали, но не так быстро, как было нужно, некоторые еще только выскакивали из своих домов. Девушка побежала по поселку, заглядывая в каждый дом, чтобы поторопить отстающих.

Поселок был не так мал, а учитывая то, что иногда приходилось еще тратить время на объяснение, оно закончилось быстро. С берега донеслись крики и лязг оружия, видимо, пираты уже высадились, и кто-то все же решил оказать сопротивление нападающим. Надо было убегать самой.

Пробегая мимо родительского дома, девушка неожиданно вспомнила про кусок древнего ожерелья, закопанного ею в детстве около одного из столбов ограды. Почему-то именно сейчас ей показалось очень важным достать его. Но под каким из столбов? Лерика остановилась, вспоминая. Кажется, под этим… Она нагнулась, чтобы откопать свой клад, и в этот момент мужская рука схватила ее за бедро и потянула к себе, одновременно грубые пальцы второй стали протискиваться в ее промежность. Девушка вскрикнула, дернулась и, падая, ударилась головой о столб. Все померкло в ее глазах.

Когда Лерика очнулась, у нее страшно болела не только голова, но и все тело. Платье было разорвано. Бессознательно продолжая начатое, девушка выкопала обрывок древней драгоценности и зажала его в кулаке, потом с трудом поднялась на ноги и побрела по улице. Ветер холодил полуобнаженное тело, но Лерика не замечала этого. В поселке было почти тихо, только откуда-то из-за домов доносился детский плач. Дойдя до берега, она опустилась на песок. Пиратской шхуны уже не было видно на море. Солнце перевалило за полдень.

Сколько Лерика просидела на берегу, она не отдавала себе отчета. Мыслей почти не было, только тяжелая, глухая боль в душе. Вот о чем говорила Альда… Дар не предупредил девушку о приближении опасности, и теперь все было кончено… В этот день она потеряла все, в том числе и своего будущего ребенка. Ей нечего сказать родным, и тем более нечего сказать Халегу.

Когда к ней подошел какой-то человек и предложил уехать с ним в другой поселок, из которого он прибыл по делу, но застал только пустые разграбленные дома, та лишь молча кивнула. Молодой рыбак, поддерживая спотыкающуюся девушку, усадил ее в лодку, и они отчалили от берега.

Булыжная мостовая блестела, отмытая дождем. Вышло солнце, и на узких улицах Сайхала стало даже душно. Рада уже выполнила поручение наставницы и теперь возвращалась из города в усадьбу, но путь предстоял еще неблизкий, и девушка, не ограниченная временем, не очень спешила.

Прошло больше двух лет с тех пор, как где-то на этих улицах она встретилась с Араной и та пригласила ее в ученицы. За это время Рада научилась многому, наставница была довольна ее успехами, но главное, она почувствовала уверенность в себе, и жизнь снова начала приносить ей радость. Девушка шла упругой походкой, откинув голову, и ее неброские, но добротные туфельки на невысоком каблуке легко отсчитывали милю за милей. Длинное черное платье без каких-либо украшений подчеркивало ее ладную фигуру, а непослушные темные волосы, которые в прошлом принесли Раде немало огорчений, теперь развевались, как знамя.

Да, она ведьма, настоящая черная ведьма, точнее, станет ею через каких-то полтора года, когда состоится посвящение. В том, что она выдержит испытание, девушка уже не сомневалась. Прохожие тоже понимали, кого они видят перед собой, на их лицах было уважение и страх, некоторые осеняли себя священными обережными символами от сглаза и порчи. Но Раде теперь не было дела до их уважения или неуважения, она знала, кем является и что собирается делать дальше. Ей неинтересны мелкие людские пороки, хотя она с каждым днем стала замечать их все отчетливее, и уж тем более глупо наводить на них заклинания, приносящие несчастье, люди сами прекрасно умеют сделать несчастными себя и своих близких без всякого колдовства.

Одно только волновало Раду, она знала, что сильно изменилась и продолжает меняться с каждым днем, не станет ли она глуха и слепа к настоящему человеческому горю, когда хочется кричать, но некого звать на помощь. Девушка еще не забыла злоключения, которые привели ее в этот город. Когда ее подобрала Арана, Раде было все равно, кем быть, лишь бы избавиться от постоянной нищеты и страха. Теперь же будущую ведьму начало беспокоить, не станет ли она такой же, как многие из виденных «сестер» по ремеслу — надменной и своенравной, беспокоящейся только о своем личном благе. Как-то раз она осмелилась спросить об этом наставницу, но та только рассмеялась в ответ, сказав, что каждый становится таким, каким хочет, вне зависимости от своего положения или ремесла. Девушка до сих пор пыталась разгадать эту загадку, но не находила четкого ответа, ведь буквально все, что она видела, доказывало обратное.

Задумавшись, Рада не заметила, как зашла в незнакомый район, видимо, пропустила нужный поворот. Все-таки девушка еще не слишком хорошо знала город, бывая в нем не так уж часто. В этот час узкие кривые улицы предместья были немноголюдны, фасады домов выступали здесь на разное расстояние, словно наползая на брусчатку проулка. Впечатление было неприятное, в воздухе чувствовалось напряжение.

«Стоп! Не просто напряжение, а напряжение магического поля!» — внезапно осознала Рада.

Реальный мир казался все более зыбким, в воздухе веяло черной магией. Девушка инстинктивно замедлила шаг, не хватало еще попасть под руку схватившимся между собой ведьмам.

В отдалении раздавались едва слышные голоса. Рада осторожно дошла до изгиба улицы и выглянула за угол очередного выступающего фасада. Никого видно не было. Она прошла еще несколько десятков шагов. Воздух уже начинал звенеть от магии.

«Да что же такое происходит?!» — выругалась про себя Рада.

Поминать имена темных божеств наставница отучила ее быстро.

«Никогда не поминай того, чего не хотела бы увидеть! — говорила она. — Чем больше возрастет твоя сила, тем меньше ты должна употреблять слова без разбору, даже в своих мыслях».

Пройдя еще немного, девушка услышала голоса почти рядом — странные шутки играют городские улицы — причем один из голосов явно принадлежал ее наставнице. Что она здесь делает? Ведь Арана послала ученицу в город, сославшись на неотложные дела в усадьбе. Хотя это не забота ученицы, наставница делает то, что считает нужным. Второй голос, тоже женский, Раде был незнаком.

— Гардана! — произнесла наставница. — Этим действием ты залезла на чужую территорию! Сколько можно тебя предупреждать?! Моему терпению тоже есть предел.

— Выскочка! — раздался надтреснутый голос Гарданы. — Ты живешь здесь без малого двадцать лет, а я прожила в этом городе всю свою жизнь! Так кто из нас на чужой территории?! И давай оставим эти упреки! Я делаю то, что считаю нужным! Мальчишка мой!

— Ах вот как ты заговорила?! Давно ли просила о помощи?!

— Что было, то было и быльем поросло!

Раде не понравилась эта фраза, слишком уж она была похожа на одно из известных ей заклятий. Но наставница не девочка, понимает не хуже. Это выяснилось сразу.

— Летела мимо, да не падала, перелетела, да не попала.

Ого! Наставница начала злиться, раз решила ответить.

Интересно будет послушать. Рада еще никогда не присутствовала при поединке двух ведьм.

— Огонь светит в окно, но в окне темно, — парировала соперница и тут же перешла в наступление: — По городу ходит царь, под городом сидит князь, дорога свилась, косою сплелась, с собою слилась.

На неискушенный взгляд подобные «стихи» выглядели нелепой тарабарщиной, но ученица знала, что рифмованные фразы с определенным ритмом в таких заклятиях являются только формой, фокусирующей магический посыл, главное делается в уме. Странно, почему она применила заклятие, замыкающее дорогу, ведь наставница и так не уйдет посреди поединка, такой поступок был бы равносилен проигрышу.

Все выяснилось тут же. Раздался детский крик, топот ног и заклятие наставницы, которое Рада не расслышала. Из-за поворота выскочил растрепанный светловолосый сероглазый пацаненок лет восьми и с ходу остановился, чуть не упав, когда увидел Раду. Его глаза заметались, мальчик явно решил, что тут ловушка, и соображал, как вырваться из нее.

— Девочка! Уводи его! Я прикрою вас! — раздался громкий голос наставницы.

Так, значит, она все это время знала, что ученица стоит за углом и слушает?! Впрочем, а чего было ожидать… Но времени на размышления не было. Если Арана воспользовалась помощью ученицы, значит, эта помощь ей необходима, иначе она сделала бы все сама. Рада поманила пацаненка и громко шепнула ему:

— Давай сюда! Будем убегать вместе!

Тот, что-то решив для себя, направился в сторону девушки, и тут из-за угла потянуло черным дымком, сгущающимся в тучку. Это уже серьезно! Действительно пора делать ноги! Против заклинаний такого уровня Раде долго не устоять. Девушка схватила мальчишку за руку и рванулась по переулку в обратную сторону. Сзади что-то сверкнуло, раздался грохот и шелест осыпающейся со стен щебенки.

— Быстрей! — крикнула она мальчишке, обернувшись.

Из-за поворота рванулся порыв ветра, запахло гарью.

Стены домов подернулись зеленоватым маревом, как болотной жижей. Мама дорогая! Волоча за собой мальчишку, девушка улепетывала со всех ног, но мешали туфли, не приспособленные для быстрого бега.

Внезапно впереди выросла стена из такого же мерзкого слизистого камня. Ни одно из подходящих к случаю сложных заклинаний не вспоминалось. «Недоучка!» — обругала себя девушка. А вот огненное копье может подойти и энергии берет немного. С размаху, будто бросая настоящее копье, Рада засадила в стену сгустком энергии. Копье почти пробило «стену», но потом зашипело и потухло. «А-а! Мм!..» — Девушка подула на обожженные пальцы — немного не рассчитала. Из-под ее подмышки высунулась кудлатая голова мальчишки:

— Давай я попробую!

— Ты-ы?!.

Но паренек уже что-то творил, размахивая обеими руками, как будто отгонял насекомых, попутно пришептывая непонятные слова. Рада была готова рассмеяться, если бы не серьезность положения. Постепенно стена перед ними начала менять цвет и как бы становиться тоньше — через нее уже просвечивала улица.

— Помоги! — попросил мальчишка. — У меня сил не хватает.

— А что надо делать?

— Не знаю. Что-нибудь вроде «Сгинь-развейся!», она же почти не настоящая.

И тут Рада наконец вспомнила подходящее заклятие. Силы должно хватить. Она зачитала заклинание и сделала несколько пассов руками — стена побледнела окончательно и лопнула, как мыльный пузырь.

— Теперь бежим! — крикнула Рада своему неожиданному помощнику, но увидела, что тот не может сдвинуться с места.

— Куда это вы собрались?! — вдруг раздался насмешливый голос Гарданы со всех сторон. — Рано радоваться! Поиграем еще?

На них начало опускаться небо и верхние этажи домов, во всяком случае, так казалось. Рада лихорадочно думала, что можно предпринять против этого.

— Экая ты прыткая! — вдруг услышала она слегка запыхавшийся голос наставницы, обращенный, видимо, к Гардане.

— Я еще не то могу! — с апломбом заявила та.

— А ну-ка посмотрим, что ты можешь против такого?!

Вокруг потемнело настолько, что не стало видно ничего вокруг. Рада сообразила, что наставница опять дает им шанс уйти. На ощупь она нашла мальчишку, благо тот остался на том же месте.

— Идти можешь?

— Нет. Меня приклеили, — с обидой сообщил тот.

— А ну-ка… Вода, молоко, лети далеко… Ура! Сработало! — Дернув мальчишку еще раз, она поняла, что его ноги свободны.

Однако чувствовалось, что «небесный свод» уже где-то прямо над их головами.

— Пригнись немного! — шепнула она мальчишке и пригнулась сама. — Пошли!

Почему-то казалось, что время остановилось и они идут уже несколько часов по нескончаемо длинному коридору, который становится все ниже и ниже. Под конец пути им обоим пришлось передвигаться почти на четвереньках. На серьезную магию сил уже не хватало.

Наконец Рада увидела впереди улицу, по которой время от времени проходили люди, и вскоре смогла распрямиться только для того, чтобы увидеть прямо перед собой наставницу. Та выглядела почти не уставшей.

— Вы смотрелись очень естественно, как будто ползли по трубе, — хмыкнула Арана.

— Но-о…

— Действие заклятия Гарданы закончилось пятнадцать минут назад, а ты даже не удосужилась проверить! — Ведьма только что не смеялась.

Рада вздохнула. Она опять показала себя дурочкой, а ведь как гордилась собой…

— Ладно. Все равно молодцы! — неожиданно заявила Арана. — Без тебя, Рада, мне сложновато было бы вытащить мальчишку живым-здоровым. Гардана все же достаточно сильная ведьма, могла причинить ему серьезный вред, только чтоб не достался никому. А ты, Селли, тоже молодец! Показал старым бабкам, что значат юные маги! — При этих словах наставница уже откровенно расхохоталась.

И Рада, и мальчишка недоуменно хлопали глазами, пытаясь сообразить, что сказано ведуньей в шутку, а что всерьез.

— А где Гардана? — осмелилась спросить девушка.

— A-а… стоит где-то там! — махнула рукой Арана. — Постоит дня два, потом найдет, как выйти.

На немой вопрос ученицы она ответила:

— Я не стала ее уничтожать. Должны же оставаться какие-нибудь враги, иначе быстро потеряешь форму. Ну едем теперь домой!

И Арана замахала извозчику.

— Так ты что, правда маг? — спросила мальчика Рада, когда они на какое-то время остались вдвоем.

— Не знаю, — пожал плечами тот. — Так говорят.

— А откуда ты знаешь это и нужные слова? — Девушка воспроизвела его размахивание руками тогда, в переулке.

Мальчик смутился:

— В детстве я прочитал одну книжку, она была в библиотеке отца. Мне очень понравилось, и я многое запомнил. Хотя потом отец узнал, что я ее читаю, и спрятал. — Мальчик насупился.

— Сколько же тебе лет? — удивилась Рада.

— Скоро восемь. А что?

— Когда же ты успел прочитать ту самую книгу?

— Да уже давно, года три назад. — Увидев, что глаза собеседницы расширились, он добавил: — Я рано научился читать.

Рада покачала головой, она, конечно, тоже умела читать, но научилась гораздо позже и, честно говоря, к литературе большого интереса не испытывала. Впрочем, книг дома было немного и все для взрослых.

— А о чем была книга?

— Она называлась «История магических войн».

— Здорово! И там действительно были описаны магические войны?

— Там была просто история этих войн — кто с кем воевал и названия использованных противниками заклинаний. Зато в конце книги прилагался список заклинаний, причем даже не один. Первый был «Простые эффективные заклинания», а второй «Лучшие заклинания Третьей эпохи». Первый я прочитал и выучил почти весь, а перед вторым было написано, что их «можно использовать только по достижении надлежащего уровня», но ни слова про то, что значит «надлежащий» и как его достичь.

— Очень интересно! — раздался голос Араны, которая, оказывается, успела незамеченной войти в комнату к беседующим. — А из второго ты что-нибудь запомнил?

— Кое-что, — немного смутился Селли. — Они действительно были очень сложные — я почти ничего не понял.

— Жалко… — пробормотала себе под нос Арана. — Но мне вот еще что интересно, какой еще «Третьей эпохи»? Я, конечно, не специалист по истории нашей каверны, но не припомню подобной.

Мальчик вздохнул и пояснил:

— На самом деле я не из вашей каверны. Почти год, как меня украли из дома, но мне удалось бежать по пути.

— А из какой же и кто же тебя украл?!

— Наша каверна называется Тайгво. А кто украл — не знаю. Они говорили, что у меня есть дар и для его правильного формирования нужно специальное обучение. Родители бы меня не отпустили, — вздохнул Селли. — В этом они были правы. Но я и сам не очень-то хотел отправляться незнамо куда. Может быть, попозже, когда бы я подрос, тогда и родители бы не так волновались…

Он замолчал. Обе ведающие тоже переваривали неожиданную информацию. Потом Арана спросила:

— А кем же работает твой отец, что у него в доме есть подобная книга? Ведь она, наверное, большая редкость?

— Вторым помощником в городской магистратуре. Многие из его предков тоже собирали книги, в том числе запрещенные. — Мальчик потупился.

— Так эта книга была из разряда запрещенных? — прищурилась Арана.

— Не знаю. — Селли покраснел. — Но про некоторые другие я слышал такое.

— А магия в вашей каверне разрешена? — поинтересовалась Рада.

— Не вся. Отец рассказывал, что самым сильным магам работать не дают, говорят, что они своими действиями могут нарушить равновесие.

— А ведающие у вас есть?

— Не знаю, ни разу не встречал. Хотя слышал, что они бывают, — улыбнулся мальчик.

— И то хорошо, — усмехнулась Арана. — Как же ты оказался у Гарданы?

— Очень просто. Я побежал и произнес заклинание, препятствующее видению и поиску. Те, кто меня украл, не смогли меня найти. А дальше я обратился к первой женщине, обладающей магическим даром. Я думал, что она меня не обидит и я смогу спокойно вырасти, а потом найду путь домой.

Мальчик задумался.

— В общем-то Гардана меня и не обижала, вот только…

— Что?! — в один голос спросили Рада и ее наставница.

— Она хотела, чтобы я написал ей все заклинания, которые прочитал в той книге. А мне почему-то совсем не хотелось. Тогда она начала злиться и пообещала, что если я ей не помогу, то она сама найдет тех, от кого я сбежал. Я испугался и решил бежать и от нее. Когда я увидел Арану, то подумал, что она сможет мне помочь, и обратился к ней.

— Интересно, — пробормотала та.

— Я все равно бы сбежал…

— Ну что с тобой поделаешь?.. Оставайся, если хочешь. Я уж точно не буду искать тех, от кого ты убежал.

— Да?! — В глазах мальчишки светилась радость.

Арана только вздохнула — несмотря на вполне зрелые рассуждения о некоторых вещах, в остальном Селли оставался ребенком своего возраста.

— Не буду, не буду, — подтвердила ведьма. — Хотя ты сам понимаешь, что новые, особенно «эффективные» и «лучшие» заклинания интересны для всех обладателей магического дара. Но я не буду тебя принуждать — если захочешь, расскажешь. Мне вот что интересно, было ли в этой книге что-то написано, для кого предназначены эти заклинания, ведь не все годятся для всех.

— Разве?! — Мальчик был удивлен. — Там было написано «для обладающих магическим даром» и все.

— Понимаешь, во всяком случае, в нашей каверне есть маги стихиальные, визуальные, есть магия ведающих; говорят, что у зорхайнов тоже есть своя магия; когда-то были у нас и маги, называемые «истинными» — и у всех магия разная. Я слышала, что истинные маги были сильнее всех, но их почему-то не осталось.

Теперь озадачен был мальчишка.

— А я думал, что есть просто магия, и все. Только кто-то слабее, а кто-то сильнее.

Обе ведающие смотрели на юного мага и не могли взять в толк, кто из них сходит с ума. Арана начинала кое-что подозревать, но информации было катастрофически мало, чтобы прийти к окончательному выводу. А вот сам мальчишка с его структурой дара, заметно отличавшейся и от стихиалов и даже от визуалов, приводил ведающую в еще большие раздумья — может, он как раз из тех, кого в древности называли «истинными»? А кто же тогда люди, которые посмели украсть юного мага из родного дома и говорили о необходимости его правильного обучения? И куда, наконец, делись местные истинные, ведь не могли они пропасть сами собой, обладая самым высоким потенциалом из всех имеющих магический дар? Ох, нечистое тут дело!

Западный ветер, как всегда, принес дожди декады на две, а то и на три. Вторую декаду мелкая морось сыпалась с небес, то слабея, то усиливаясь, но без остановки. Над болотистыми лугами повисла дождливая дымка, земля раскисла, местами превращаясь в трясину. На болотах броды и гати ушли под воду, и пробираться по ним стало смертельно опасно.

Рослый русоволосый человек средних лет в видавшем виды зеленом плаще с капюшоном размеренно шел среди невысоких холмов, стараясь не выходить далеко на луга, но все равно временами проваливаясь в грязь по колено. Он невольно вжимал голову в плечи, чтобы укрыться от дождя, отчего казался сутулым. Вся его одежда давно промокла, а в окрестностях не осталось ни единой сухой ветки, чтобы развести хороший костер, приходилось греться только ходьбой. До цели пути оставалось дня три при нормальной погоде, а по такой распутице и все пять. Прямой дороги в те места не было, а окольная шла в обход низин, что удлинило бы путь еще на декаду.

Райсен Норль был в этих местах не первый раз. Он продолжал искать то, что поможет объяснить ему загадку его собственного появления в этом мире и странности самого этого мира тоже.

Впервые он попал сюда больше трех лет назад, неизвестно как оказавшись на незнакомом побережье в начале зимы. Тогда его, почти замерзшего, спасла от смерти маленькая девчушка, оказавшаяся ученицей ведающей. Как оказалось, в здешних краях, называемых Северными Пустошами, эти самые ведающие имели большое влияние и немалые способности, что удивило Норля, привыкшего к редким и слабым проблескам магического дара у своих соплеменников. Где были его родные края, мужчина теперь не знал, хотя местный язык почему-то понимал и говорил на нем. Довольно быстро стали блекнуть в памяти и отголоски прежней жизни. Местные ведающие назвали его «пришедшим с моря», что не объясняло ничего, кроме того, что он был далеко не единственным таким. Но и другие, если и могли что-то рассказать, то не знали, в какой стороне отсюда находятся их родные края. Так что для жителей побережья они были скорее явлением природы, как гроза или шквал на море. «На то воля богов», — считали они. Но Райсен не мог успокоиться, его пытливый ум всегда пытался найти причины всего, что происходит вокруг.

За три года он исходил весь северо-восток в поисках разгадки своего прибытия сюда и устройства этого странного мира или системы миров, как считали некоторые. Он побывал в Ирвайде, самом крупном городе этих земель, и обшарил там все доступные библиотеки, расспрашивал немногочисленных городских ученых и ведающих. Многие советовали ему отправиться в столицу Игмалиона и обратиться там за информацией в Королевский университет или даже в академию магии — Антрайн, но Райсен сомневался, что магистры с ходу решат поделиться всей доступной им информацией с неизвестным чужеземцем. А кроме того, как он подозревал, даже в столице нужной ему информации сохранилось мало — слишком многое говорило за то, что этот мир пережил далеко не одну глобальную катастрофу, и с каждой из них уменьшалось число знающих хоть что-нибудь. Отголоски минувших эпох придется искать в запечатленных на камне рисунках и письменах, а также в древних легендах, к которым в этих краях относятся бережно и уважительно.

За прошедшее время Норль привязался к местному народу, не дающему цветистых обещаний, но умеющему держать свое слово. Сейчас Райсен направлялся в одно местечко на островах среди бескрайних Эйгенских болот. Однажды он попал туда случайно. Низкорослые люди с темной кожей, которую выдубили до такого вида солнце и темная торфянистая жижа, в которой они возились ежедневно с раннего детства до смерти, доброжелательно приняли чужака. Жили они охотой на болотную живность — от многочисленных птиц и крупных мягкотелых койхасов с огромными глазами, живущих в протоках между островами, до мелких земноводных типа болотных траг, собирали семена диких злаков и каких-то личинок, живущих в торфяниках.

Жители земель, отстоящих от низин, считали болотных людей дикарями. Но от этих самых дикарей он услышал немало очень сложных философских рассуждений; кроме того, среди них также встречались провидцы, причем не только женщины, но и мужчины. Да и сами острова представлялись достаточно странными: одни из них были обычными болотными островами, закрепленными корнями деревьев, а вот на других из-под земли выступали камни, причем часть камней сохранила следы обработки человеком. Каменные блоки уходили в воды болота, и, возможно, такие острова образовались на фундаментах древних строений, занесенных песком и землей.

Болотные люди поклонялись овальному камню, стоящему на одном из островов, называя его «мировым яйцом». Они знали основы геометрии, а в своих поселениях играли в странные математические игры, успех в которых зависел в равной мере от логики и предвидения.

В одно из посещений очень старый ведун преподнес ему свою трактовку идеи о «воле богов». Он сказал тогда:

— Если бы твое появление в этих местах было ненужным, ты бы сюда не попал, если бы Высшие не хотели этого, ты бы поскользнулся на обломке гнилой ветки и расшиб себе голову о камень.

До Райсена не сразу дошло, о чем говорит старый мудрец, а сообразив, он поежился. В самом начале пути через болота он слегка поскользнулся на осклизлом обломке старой гати, но удержал равновесие, после чего решил остановиться, чтобы перекусить перед тяжелой дорогой, и присел на камень, торчавший рядом из-под земли у самого начала гати и, видимо помечавший его. Поскольку на болотах все было скользким, Норль поскальзывался многократно и не придал никакого значения этому моменту. Но провидец болотного народа воспринял тот случай иначе.

По долгом размышлении под влиянием философии местных людей картина происходящего в этом мире и с ним самим стала выглядеть несколько иначе. Получалось, что каждый приходит в свое время и в свое место, чтобы сделать доступное или предназначенное именно ему. На первый взгляд, такое толкование сильно отдавало фатализмом. Но Райсен по натуре был не фаталистом, а ученым, поэтому, положив данное мнение в основу, он начал пытаться сообразить, зачем боги или не боги подталкивают разных людей в каком-то определенном направлении действий. Потому что считать все происходящее набором случайностей или капризов природы не получалось. За время своих странствий Райсен уже собрал достаточно повествований о тех, кто, подобно ему, неожиданно оказывался втянутым в странные и нелогичные на первый взгляд события. Значит, где-то или у кого-то, обладающего большей силой, чем человек, был определенный план или, по крайней мере, задумка. И Норлю хотелось ее разгадать.

Райсен добрался до территории болотного народа только через шесть дней, едва не переломав себе ноги; видимо, боги на этот раз были не столь обрадованы его появлению в болотном краю. Поприветствовав старейших поселка, он закинул свой дорожный мешок в хижину женщины, у которой останавливался и в прошлый раз. Муж Галады умер несколько лет назад, а взрослые дети обзавелись своими семьями и жильем.

Вечером у общего костра Норль с удовольствием отдался напевному речитативу, которым рассказывались древние легенды и поучительные истории. Эти общие посиделки были для народа не просто развлечением, но и своеобразной академией, где старшие передавали свои знания более молодым соплеменникам. Райсен же надеялся услышать нечто неизвестное или забытое в других местах.

Сначала истории были довольно простые — о жизни, о людях, о любви, в них передавалась житейская мудрость. Потом поднялся высокий, по меркам народа, сухощавый старик и начал сказание «О городах». Соплеменники, наверное, никогда не видевшие ни одного города, сидели затаив дыхание, видимо, это сказание исполнялось редко, и не все его слышали.

Языки костра свивались в живые узоры и вместе с напевом сказания гипнотизировали Норля. Вскоре мужчина, вопреки своему желанию, начал видеть в огне странные картины. Голос сказителя почти не воспринимался, но вел его, как заботливый поводырь слепого.

Устремленные в небо изящные башни, шпили которых сливались с облаками, многолюдные улицы, непонятная многоязыкая речь. Даже люди нередко отличались от виденных им ранее — немного другие движения, иная форма глаз, хотя многие были вполне привычной внешности. Неожиданно он увидел действительно нечто странное — с неба, как мыльные пузыри или осенние листья, начали неспешно опускаться лодки. То, что это именно лодки, Райсен почувствовал почти сразу, хотя на них не было ни мачт, ни парусов, ни весел. Ярко расписанные и украшенные затейливой резьбой, они по очереди приземлялись на зеленую траву большого поля где-то за пределами города. А потом из лодок начали выходить высокие статные люди с золотисто-рыжими волосами, в сверкающих доспехах и с оружием на поясе. Этих людей было немного, и они стояли недалеко от своих лодок, с интересом оглядывая окружающий мир. Вслед за ними стали появляться невысокие загорелые люди, поспешно выносящие какие-то тюки и коробки. Райсен понял, что они-то и были предками болотного народа.

Потом картина сменилась, стало понятно, что прошло много лет. Норль увидел как бы с большой высоты города, подобные уже виденным им в первой картине, хотя архитектурный стиль не везде был одинаков. Многие из них располагались не только на берегу моря, но и вдали от него, среди зелени лесов и полей, и даже среди высоких скал, на вершинах горных хребтов тоже стояли дома и замки, в которых жили люди. Норль мог бы поклясться, что, вопреки местным представлениям о мире, видел три или четыре крупных материка, совсем нё соответствовавших нынешней карте каверны, хотя некоторые картины были неотчетливы. Потом он увидел места, которые, судя по всему, являлись территорией, где ныне жил болотный народ. Болот не было, только кое-где виднелись небольшие светлые озера, часть из них соединялась рукотворными судоходными каналами, по которым оживленно сновали маленькие и средние суденышки, перевозящие грузы и пассажиров. На берегах озер и каналов были разбросаны усадьбы и городки, сооруженные из желтоватого камня разных оттенков, на зеленых лугах, окружающих их, паслись стада каких-то животных с длинными рогами. Некоторые поселения и замки еще строились, причем строительством занимались те же самые низкорослые предки болотного племени. Картины отдельных эпизодов строительства были довольно подробными. Причем некоторые из сооружаемых построек имели непривычную многоугольную форму. В одном из промелькнувших фрагментов Райсен, к своему большому удивлению, увидел в руках смуглого строителя какой-то очень сложный чертеж.

Прошло еще много лет. В очередной картине чувствовалось напряжение, что-то зловещее нависло над миром; при взгляде на север казалось, что небо изрезано черными молниями и оттуда тянет бедой. Вокруг был белый снег и черные извилистые трещины. Райсен видел, как собирались на битву воины, прощаясь со своими семьями. Среди уходящих были и рыжеволосые, и люди с очень светлыми волосами, вплоть до хрустально-белых, и разные другие. Предки болотного народа, очевидно, не являлись воинами, потому что картина представлялась несколько со стороны. Потом виделись только разноцветные вспышки посреди черноты, но было ясно, что идет бой. Скорее всего, непосредственных очевидцев этих событий не осталось.

Временами Норль стал слышать голос сказителя: «Бесчисленные проходы открывались на севере и юге. Оттуда появлялось зло, которому нет названия. Все воины ушли на битву. Часть женщин, взяв оружие, тоже последовала за братьями и мужьями. Вернулись немногие. Оставшиеся в живых решили уйти. Кто-то говорил, что уходит искать мир, откуда они пришли прежде, другие хотели найти источник зла и способ закрыть его. Города опустели, крепости были заброшены». И снова картины прощания. На этот раз Райсен рассмотрел, что среди остающихся довольно многие люди имели черты разных народов, явно межрасовые браки не были в этом мире редкостью. «По небесной дороге, вслед заходящему солнцу, пока не опустится тьма…» Непонятным образом уходящие поднимались по едва заметному, благодаря слабому свечению, подобию дороги прямо в небо. Их силуэты постепенно таяли на фоне заходящего солнца. Причем некоторые, хотя в темноте их было не разглядеть, уходили, наоборот, ночью. А кто-то уходил морем на кораблях. Исход продолжался несколько дней. Затем солнце размылось в большое бледное пятно и пропало, на землю опустилась кромешная тьма.

Райсен подумал, что на этом сказание закончилось, и не понимал, что же стало с миром потом, но сказитель продолжил свое повествование, и вновь перед глазами потекли образы.

Вероятно, темнота продержалась недолго, так как в следующей картине опять была зеленая трава, на которой возле полузанесенной песком летающей лодки играли дети. Почему спустившиеся на этих лодках бросили их, было непонятно, но уходили они, судя по предыдущим картинам, пешком.

Потом Норль снова увидел города, они отчасти сохраняли черты прежних, но уже имелось много отличий. Наверно, опять прошло немало времени. Особенно ему понравились строгие, но устремленные ввысь здания из белого или светло-серого камня на крайнем севере материка и ажурные, украшенные мозаикой строения, соединенные бесчисленными арками и подвесными переходами где-то восточнее их. На востоке теперь было только море и многочисленные малонаселенные острова Райнского архипелага. Изящные города с их причудливыми мостами над узкими каналами лежали где-то под толщей морских вод. А вот на крайний север хорошо было бы отправиться через какое-то время, там многие города находились вдалеке от моря, и что-то должно было уцелеть, а может, в народе сохранились и легенды о давних времёнах. Еще он мельком увидел какие-то странные, словно созданные из дымчатого стекла, башни на крайнем северо-востоке, но вблизи их рассмотреть не удалось, вокруг башен растекалась непонятная дымка, которая вскоре скрыла их из виду.

Потом началась серия катаклизмов, каждый раз изменявших лик земли: рушились и поднимались новые горные вершины, морские воды то захлестывали сушу, то она вновь поднималась из вод в огне и дыму. Наверно, между катастрофами проходили тысячи лет, но в восприятии рассказчика и слушателей они сливались в сплошную цепь. С каждой новой катастрофой людей становилось все меньше, войны, голод и эпидемии не давали им времени задуматься ни о чем, кроме выживания. Прежние прекрасные города лежали в руинах, а новые возводились куда беднее и примитивнее.

Сказание заканчивалось картиной водяной стены, идущей с моря, фонтанов огня, дыма и пара, бьющих из-под воды и земли, покрытой гигантскими трещинами. А потом хлопья пепла медленно падали с неба и застилали ее непроницаемым ковром.

Судя по всему, во время последней глобальной катастрофы данный континент, занимавший основную часть ограниченного участка планеты, называемого каверной, разломился в нескольких местах, и его большая часть опустилась под воду. Остались только две полоски суши, гордо именуемые сейчас Восточным и Западным материками, и многочисленные острова на месте ушедших под воду горных цепей и плато. Большинство выживших людей едва не дошли до полной дикости. О сохранении научных знаний и говорить не приходилось, если уж потомки строителей, прибывших с другой планеты, ныне жили собирательством посреди торфяных болот.

Райсен Норль пребывал в шоковом состоянии от увиденного. Вокруг постепенно выходили из транса, вызванного сказителем, болотные люди. Вот, кстати, еще одна загадка, как сказитель ухитрился вызвать столь ясные видения у окружающих, даже таких совершенно не склонных к ним, как Райсен? И ведь содержание подобных сказаний наверняка передавалось и дополнялось из поколения в поколение, начиная от самых первых людей народа, попавших на эту планету. Интересно, какие еще истории такого типа хранит память болотных мудрецов? Помнят ли они, например, каким образом их предки путешествовали с планеты на планету?

На следующий день Райсен долго собирался с мыслями и с духом, чтобы обратиться со своими вопросами к тому самому сказителю, в исполнении которого он слышал сказание «О городах». Но, когда он начал выяснять у местных жителей, как найти этого сказителя, те ответили, что старик отбыл в свое поселение еще ночью. Норль проклинал себя за несообразительность. Надо было подойти сразу после посиделок, но тогда Райсен как-то постеснялся сделать это, да и еще хотел поточнее сформулировать свои вопросы.

Когда он попытался расспросить о содержании сказания старейших поселка, в котором остановился, они не смогли ответить ничего определенного, потому что сами видели это сказание только в чужом исполнении. К расстройству Норля, оказалось, что каждое древнее сказание известно только одному-двум людям из народа. То ли болотные жители постепенно теряли способность обучать и обучаться новым сказаниям, то ли не видели в этом нужды. Тогда Райсен, несмотря на усталость после дороги сюда, решил последовать за тем самым сказителем. Старейшины даже дали ему мальчишку-проводника на лодке, что было актом неслыханной вежливости в этих местах.

И потянулись бесконечные протоки с нависшими над ними деревьями и заросшие водной растительностью, которую приходилось раздвигать шестами. Норль с проводником побывал на нескольких островах, где останавливался сказитель, однако отыскать его удалось только на третий день. В тот вечер старик должен был исполнять какое-то сказание на одном из крупных островов, где располагались целых два поселения.

Вечером возле костра повторилась та же история, что и в первом поселке. Сперва шли нравоучительные сказания, и только в самом конце вышел тот самый сказитель, и опять люди замерли. Теперь Норль уже начал соображать, что дело было не только в теме сказания; очевидно, сказителей такого уровня у болотных людей остались единицы.

На этот раз старик начал сказание с очень странным названием — «Об утерянном времени». Сначала Норль не мог понять ничего, картины расплывались, сливались одна с другой и дробились на части. Возможно, повлияло напряженное состояние слушателя, перенервничавшего за время поисков сказителя, или содержание не ложилось на его восприятие. Только спустя какое-то время образы стали четче и потекли более плавно, тогда Райсен увидел совершенно фантастическую картину.

В золотистом небе между тончайших шпилей плыли те самые летающие лодки, которые он видел в сказании «О городах». Их было много. Далее взгляд переместился на довольно большую группу рыжеволосых людей, стоявших вокруг пожилого человека в длиннополом одеянии, то ли мага, то ли правителя, он указывал рукой в небо. А в том месте, куда указывала его рука, очень медленно увеличивалось темное пятно, похожее на кляксу.

Потом вокруг началась суета, но если вокруг мужчины в балахоне она напоминала организованные, хотя и спешные сборы, то в изящном городе, над которым плыли лодки в первой картине, воцарилась настоящая паника. К счастью для зрителей, картина виделась с большой высоты, и подробностей было не разглядеть. Однако Норль, ставший однажды свидетелем того, что творилось в городке, зажатом между большим озером и внезапно пробудившимся вулканом, когда на него надвигалась стена огня, хорошо представлял весь ужас, который творился в городе рыжеволосых. Сам Норль во время начала извержения находился вблизи берега и успел сесть на одно из последних судов, отходящих от пристани. В городе рыжеволосых так же одна за одной стартовали в небо летающие лодки и исчезали где-то в вышине. Увы, становилось понятно, что на все население их не хватит.

В следующей картине было видно, как отдаляется земля; постепенно небо вокруг стало черным, как ночью, и на нем также были звезды. Земля внизу превратилась в небольшой кружок, и Райсен понял, что видит планету из космоса.

Последним видением стал исказившийся и поплывший прочь кружок планеты. Потом промелькнул образ нескольких вытянутых ажурных серебристых тел, висящих неподалеку друг от друга в черноте ночи, и черная клякса на фоне оранжевого солнца. На этом сказание закончилось.

Норля трясло. Остальные слушатели, или, точнее, зрители, чувствовали себя лучше, поскольку явно не были свидетелями больших катастроф и не могли осознать до конца весь ужас происходящего, но и они были подавлены. Райсен понял, почему рыжеволосые бросили свои лодки, им некуда было возвращаться привычным путем через космос, а на странной дороге, которой уходили люди из этого мира, летающие лодки оказались ни к чему.

Собравшись с духом, Райсен подошел к сказителю. Тот сидел возле одной из хижин, укутанный в теплое одеяло, и женщины отпаивали его каким-то горячим отваром. Видимо, сказание нелегко далось старику, и он потерял много сил. Поняв, что долгий разговор не получится, Норль, извинившись за причиняемое беспокойство, задал наиболее интересовавший его вопрос:

— Скажите, как были устроены летающие лодки и более крупные корабли и за счет чего они перемещались в воздухе и между звездами?

Райсен назвал серебристые конструкции кораблями по аналогии с морскими судами. Внимательно посмотрев на чужеземца, старик ответил:

— Наши предки строили эти лодки так же, как и города, но точные знания о том, как это делалось, сохранить не удалось. Многие носители текстов погибли, не успев передать их кому-то еще. Слишком редко рождаются дети, способные воспринимать тексты и рассказывать их так, как это делаю я. Мой учитель заложил в меня эти тексты, когда я был еще очень юн. Много лет я безуспешно искал ученика, которому могу передать то, что заложено во мне. Но год назад появилась надежда — я нашел девочку, которая сможет их воспринять, когда немного подрастет.

Норль удивился такой откровенности сказителя. Тот факт, что старик начал отвечать и на второй, еще не заданный вопрос, мужчину уже не удивил.

— Только двигать эти лодки мы не могли, — неизвестно почему улыбнулся сказитель. — Зато это могли делать орай — так звали золотоволосый народ, с которым наши предки сотрудничали издревле. Ладола никогда не были воинами, зато орай ставили воинскую доблесть превыше других заслуг. Мы строили для них, а они защищали нас от посягательств врагов. Среди орай тоже встречались строители, но их было не так уж много, тем более что эта работа пользовалась меньшим уважением. — Старик усмехнулся и на мгновение замолчал.

Райсен осмелился повторить свой вопрос в другом варианте, опасаясь, что сказитель мог его понять не до конца:

— А как они заставляли двигаться лодки? Там были какие-то особые устройства? — и смутился.

Он не знал, как объяснить болотному человеку простейшую механику, которой тот явно не мог видеть сам на этих болотах, хотя вряд ли ход мысли Райсена понял бы даже кто-то из городских мастеровых, потому что в здешнем мире техника вообще была развита крайне слабо. Этот факт удивлял исследователя, потому что магия тоже не удовлетворяла всех людских потребностей и была доступна единицам. Но, как оказалось, мудрец смог понять его.

— На лодках не было никаких конструкций, которые двигали бы их, иначе ладола тоже смогли бы двигать лодки. Орай двигали их своей внутренней силой. Маленькую лодку мог двигать один из них, а для того, чтобы двигать большие, требовалось несколько орай. Правда, не все из них делали это одинаково хорошо, для путешествий на больших лодках отбирали лучших. Зато некоторые устройства были для удобства жизни и для сложных расчетов. Вместе мы могли многое… — Сказитель стал печален. — Все погибло, когда погибла наша планета и наше солнце. Тех, кто успел уйти, злой рок преследовал по пятам. На этой земле нас приняли с миром и позволили строить свои города рядом с городами тех, кто уже жил здесь, но и тут появилось нечто, что несло миру гибель… Все орай как один ушли на битву, даже женщины. — Сказитель возвысил голос, в нем чувствовалась гордость за близкий ему народ. — Они убивали врагов силой, исходящей из их рук, и шли в первых рядах, считая за доблесть пасть в бою. — В глазах старика заблестели слезы. — Вернулись единицы… Потом они ушли вместе с беловолосыми воинами севера, чтобы найти и покарать зло… А ладола остались…

На Райсена повеяло такой неизбывной печалью, что он был уже не рад, что спровоцировал старого сказителя на откровения. Но вопрос о неких «беловолосых воинах севера» напрашивался сам собой, тем более что именно на севере Норль видел заинтересовавшие его города во время первого сказания. Райсен даже не заметил, спросил ли он вслух или сказитель почувствовал вопрос сам, но старик ответил:

— Я слышал, что люди называли их денери — «господа» или «повелители», но сами они называли себя иначе, а вот как, я уже забыл.

По неодобрительным взглядам женщин, которые ухаживали за стариком до начала их беседы, Райсен понял, что разговор пора прекращать, да и конкретных вопросов на ум больше не приходило, а остальные требовали долгих объяснений. Он уже было собрался поблагодарить сказителя и откланяться, но тот внезапно внимательно посмотрел на Норля и заговорил:

— У меня нет дара видеть будущее, но я чувствую, что нечто недоброе идет за тобой по пятам. Оно еще не увидело тебя, поэтому поспеши. Уходи из этого края на север, там древние стены, возведенные до начала времен, они выдержат многое. — Взгляд сказителя смотрел словно бы сквозь Райсена. — Но и тебе многое придется испытать и превозмочь, не зря же ты явился в этот мир. Уходи!!!

Окружающие недобро зашумели, и Норль испугался, что они решат сами принять меры, чтобы избавиться от источника возможных несчастий. Кто его знает, может, за века миролюбивость ладола дала трещину?.. Но старик оглядел взбудоражившихся соплеменников неожиданно засверкавшими глазами и громко сказал:

— Дайте этому человеку лодку и проводника! Если он покинет нас сегодня, то беда обойдет стороной наш край. Ему много предстоит еще сделать, и не вам, корнеедам, судить о чужом пути! Соберите ему еды на три дня и чистой воды! Никто, пришедший к ладола с добром, не должен уходить с нашей земли как изгнанник! — В голосе старика прозвучала такая властность, что женщины вспорхнули с места стайкой бабочек под резким порывом ветра и бросились выполнять поручение.

А старик пальцем поманил Райсена к себе и, когда тот наклонился к нему, тихо прошептал:

— Прости этих дур! Личинки, которыми они питаются, давно выели их мозг. А ты запомни — этот мир не всегда был таким. Есть те, кто хочет, чтобы он продолжал быть таким или сделался еще хуже. Но и на них найдется управа, вот увидишь! Только надо объединиться с другими, кто желает того же. — И, предваряя очередной невысказанный вопрос Норля, добавил: — Они сами тебя найдут. А ты занимайся тем, чем занимался до сих пор. — И уже громче сказал: — Иди! Я буду спать!

Увидев лукавый взгляд старика из-под полуприкрытых ресниц, Норль низко поклонился ему и, взяв приготовленный для него женщинами мешок снеди и небольшой бурдюк с водой, зашагал вслед за хмурым мужчиной к лодке.

На исходе третьего дня, добравшись на верткой лодчонке по узким каналам, известным, видимо, только местным жителям, до твердого берега, Райсен поблагодарил проводника и зашагал прочь от болотистых низин на северо-запад. Именно на Дорский полуостров он и собирался отправиться в будущем, только это будущее настало несколько раньше, чем он предполагал.

Глава 10

Восточный ветер

«Легенды гласят, что на северо-востоке мира лежат неведомые земли, скрытые от глаз людей. Лишь сухие северо-восточные ветра напоминают нам о их близости. Внезапны и страшны бури, пришедшие с востока, и редко кто может им противостоять.

Однажды летом на закате я гулял по берегу моря. Когда последние солнечные лучи скользнули по поверхности вод, внезапно на горизонте возникло странное видение: из темно-синей воды на фоне редких облаков появились очертания нескольких острых шпилей, отсвечивающих, как стекло, и тут же исчезли. Настали сумерки, а я долго не мог успокоиться и покинуть берег.

В легендах денери и народов Севера, близких к ним, я ни разу не встречал упоминаний о подобном явлении, однако за несколько лет перед этим мне довелось побеседовать с одной очень пожилой женщиной из приморского поселка. Не знаю, являлась ли она ведающей, но среди односельчан слыла странной и непредсказуемой особой. Внезапно ухватив за плечо своей костлявой рукой, она развернула меня лицом на восток и, ткнув в сторону горизонта тощим пальцем, резким голосом произнесла:

— Мои предки пришли оттуда! Оттуда приходят все люди нашей крови. В давние времена путь был открыт, и мы могли путешествовать туда и сюда. А нынче я не ведаю ни о ком из нашей породы, кто не родился бы здесь. — Она хрипло рассмеялась и продолжила: — Но однажды вы увидите их снова.

Женщина замолчала, вглядываясь в горизонт, и внезапно добавила:

— Тебе и таким, как ты, не стоит их опасаться. Мы не враги.

На мои расспросы старуха отвечать не захотела и, не оборачиваясь, ушла в свою хижину. О ком она говорила, я не знаю и до сих пор».

Элианар ло’Райди. «Хроники Севера»

Буря неслась с востока. Клубящиеся черные тучи, как два крыла, охватывали горизонт. Внезапно поднявшийся шквальный ветер гнал тяжелые холодные волны, быстро украсившиеся гребнями и, срывая эту пену, бросал в спину пригнувшегося человека, правящего одинокой лодкой.

«Неосторожный… — казалось, свистел и насмехался ураган, кидая на лодку горы соленой воды и сталкивая этот ненадежный островок в провалы между волн. — Пропадешь!..»

Человек не успевал добраться до материка и выброситься на первый попавшийся песчаный пляж и теперь, закусив губы, правил в сторону архипелага, где на острых прибрежных камнях вскипали и опадали накатывающиеся волны. Хоть бы один проход между островов, защищенный от ветра, или узкая бухта! Но еще кое-как державшийся на отчаянно скрипящей и гнущейся мачте парус нес лодку вдоль сплошных каменных утесов и каменистых отмелей.

Кожа на ладонях уже была содрана мокрым шкотом в кровь, но боли пока почти не чувствовалось — морская вода притупляла ее. Эйлинала уже прокляла тот утренний час, когда, с сомнением поглядев на море, катящееся мелкими волнами под устойчивым, хотя и зябким северо-восточным ветром, снарядила свою лодку и отправилась на промысел. Девушку подгонял уменьшающийся с каждым днем запас продуктов, скоро закончится даже вяленая рыба, от которой уже тошнит, но которую все-таки можно было обменять на крупу.

Эйлинала с пожилой матерью и младшим братом, которому было одиннадцать, жила в одиноком домишке почти у самых дюн, которыми на востоке заканчиваются Великие Северные Пустоши. Дальше начинался океан. В дюнах гнездились мелкие птицы и водились дикие храны, способные питаться жесткой клочковатой травой. Когда отец и старший брат были живы, они даже иногда охотились на хранов, хотя мясо у них было жестким и малосъедобным. Два года назад обоих бурей, пришедшей с запада, унесло в море, а сильное течение, уходящее на восток, не дало им возможности вернуться обратно. Двадцатилетняя Эйлинала осталась единственной кормилицей семьи.

Когда прямо перед лодкой из-под пенного гребня вынырнула острая треугольная скала, больше похожая на обелиск, Эйлинала едва успела увернуться от падающей мачты и под хруст разваливающейся лодки полетела в бурлящую воду.

Очнувшись на узкой песчаной полоске между скал, куда она даже не помнила, как доплыла, девушка увидела над собой пялящихся на нее людей, увешанных оружием и отпускающих между собой грязные шуточки. Эйлинала поняла, что попала к пиратам, и закрыла глаза.

Беда пришла ночью. Халег уже давно собирался в свою комнату, чтобы немного почитать, а затем и лечь спать, но неясное предчувствие тревожило и не давало успокоиться. Он бродил по нижнему залу, стараясь собраться с мыслями, когда отец вытащил завибрировавший кристалл связи и поднес к уху. Слов его собеседника было не различить, но юноша увидел, что граф мрачнеет с каждой минутой. По его резким ответам виконт понял, что произошло нападение пиратов на один из поселков подопечной территории, но подробности были неясны. Халега затрясло, в душе начала закипать ненависть — после пиратского набега весной, во время которого пропала Лерика, этот был первым. Жители поселка тогда остались неотомщенными, пираты успели уйти задолго до прибытия графской дружины.

— Что случилось, отец?! — спросил юноша сразу же, как только разговор закончился.

— Пираты высадились во владениях барона ло’Дайли. По его оценке — до ста человек. Барон просит о помощи.

Ты поведешь дружину? — вспыхнули глаза Халега. — Можно я пойду с тобой?!

— Нет. Рыбаки, предупредившие барона, сообщили, что второй корабль направился дальше, в эту сторону. Я не могу оставить нашу землю без прикрытия. Пираты могут высадиться неподалеку в одном из двух наших береговых поселков.

В глазах юноши воодушевление сменилось негодованием.

— И ты позволишь им разграбить землю ло’Дайли?! Он же твой вассал, а ты знаешь, что при нем сейчас почти нет боеспособных мужчин, все ушли на лов в шхеры на неделю, не меньше!

— Знаю. Это мне и не дает покоя. Кто-то наверняка передал пиратам, где слабое место. А если я с дружиной уйду отсюда, чего пираты могут ожидать, то они нападут здесь. Арвит хорошо разбирается в делах, но командовать воинами он не сможет. Ты же знаешь!

Арвитом звали старшего из сыновей графа, он с годами стал хорошим помощником отцу в хозяйственных делах, но к военному делу душа у него не лежала. Хотя наставник гонял обоих братьев одинаково, но младший схватывал все на лету, а старший обучался только по необходимости. Мужчина должен уметь защитить себя и своих близких — это был неписаный закон здешних краев. Не то чтобы Арвит показал себя в командовании дружиной полной бездарью, но до отца ему было, как до неба. Халег это прекрасно понимал, как и то, что на сотника отец свою вотчину тоже оставлять не захочет. Но что же делать?! Время неумолимо летит!

— Отец! Дай мне хотя бы двадцать воинов, только опытных. Я поведу их!

— Ты?! — В голосе Сорейна слышалось неподдельное удивление. — Но…

Он, конечно, знал об успехах в военном мастерстве своего сына и втайне гордился этим. В конце концов, один сын прекрасно соображает в хозяйственных делах, второй в военных — чего еще надо отцу? Но чтобы командовать отрядом? Граф задумался.

— Ну что же ты, отец, дорога каждая минута! — Глаза Халега были похожи на небо в бурю, когда среди черного бушующего водоворота вспыхивают разряды молний.

Сорейн непроизвольно даже поежился. Если говорить честно, не хотел бы он иметь такого врага. После исчезновения любимой девушки парень порой стал просто пугать, как, например, сейчас. И тут он нашел выход:

— Я дам тебе полусотню Эгра, надеюсь, этого хватит для помощи барону.

Халег внутренне скривился, понятно было, что отец, по сути, командиром отправляет самого Эгра, а виконт будет при нем всего лишь символом поддержки графом своего вассала. Но это уже не имело значения. Через несколько минут юноша с оружием выскочил во двор, ярко освещенный факелами, где готовилась к выходу поднятая по тревоге полусотня Эгра. Вскоре отбывающие на помощь соседу воины были уже в пути.

До владений ло’Дайли по береговой тропе миль пятнадцать, а по холмам и все двадцать. Можно было попробовать добраться на лодках, но слабый переменчивый ветер не внушал доверия, а по берегу передвигаться тяжелее — песок и обломки скал, да еще ночью, затрудняли движение. К счастью, большая луна была почти полной и хорошо освещала местность, когда выходила из-за туч. Даже при сплошной облачности в полнолуние значительно светлее. Малая луна тоже показалась над горизонтом, скоро станет видно еще лучше. Передвигаясь то бегом, то шагом, кое-где срезая путь по известным местным жителям тропинкам среди холмов, отряд надеялся успеть за час. Час люди барона должны продержаться; когда воины покидали обнесенный частоколом двор, граф сообщил ло’Дайли, что помощь идет.

Не доходя до баронского владения шагов триста, отряд остановился, чтобы прояснить обстановку. Для этого решили подняться на один из невысоких холмов, так как прямой обзор затрудняли разбросанные по берегу скалы. На несколько мгновений все остановились.

Халег привычно вслушался в темноту, открыв все свои чувства. В районе баронского дома порой раздавались крики, но звона оружия не было слышно — значит, защитники укрылись в огороженном крепкой стеной владении и отстреливались из луков и арбалетов. Вряд ли попаданий было много, но это не давало возможности пиратам пойти на штурм. Поселок пираты наверняка уже разграбили, но жители, предупрежденные бароном, ушли за стены. Домов нападавшие не поджигали, чтобы не добавлять освещения защищающим имение стрелкам. Но где-то неподалеку, скорее всего, притаились пиратские часовые. Да, вот один из них, как раз слева за скалой, на которую они сами хотели подняться.

Виконт сообщил об этом Эгру. Тот несколько недоверчиво посмотрел на юношу, но, наслышанный о его странных предчувствиях, послал одного из людей в указанном направлении. Вскоре раздался едва слышный шум, и путь оказался свободен.

Быстро взобравшись на холм, полусотник, Халег и с ними два воина осмотрели местность. Все было почти так, как и предположил про себя юноша. Большинство пиратов собралось вокруг укрепленного дома ло’Дайли, укрываясь от стрелков за обломками скал, остальные оттаскивали награбленное к лодкам. Кажется, там были только вещи, рабов на этот раз пираты не брали или им помешали защитники поместья.

Спустившись вниз, командир велел своим людям разделиться. Тридцать человек он взял с собой, остальные должны были отсечь пиратов от лодок и дождаться, когда он вместе с людьми барона погонит нападавших к морю. Отдав распоряжение, Эгр посмотрел на виконта. В принципе тот мог отменить приказ, если считал нужным, но Халег не видел смысла вмешиваться в распоряжения ветерана, к тому же план полностью устраивал его. Полусотник свое дело знал.

В ответ на невысказанный вопрос юноша кивнул и добавил шепотом, как рассказывали потом, больше напоминавшим шипение:

— Гоните их, Эгр, я пойду вдоль моря с остальными.

Полусотник со своими воинами тихо ушел в сторону господского дома, чтобы вскоре поднять там шум, изобразив подход большого отряда на помощь защитникам. Халег вместе с остальными двадцатью воинами стал пробираться между скал к морю, где качались у берега пиратские лодки. Боевую шпагу и кинжал он держал наготове. Люди графа рассыпались между скал, заодно проверяя, не спрятался ли между ними кто-то из незваных гостей.

На одного из таковых юноша наткнулся на самом выходе из лабиринта скал на территорию поселка. Высокий мужчина развернулся на звук, но шпага виконта оказалась быстрее. Халег не успел испугаться или удивиться, как рефлекс, вбитый постоянными тренировками, сделал свое дело — шпага пронзила грудь неизвестного, раздался только короткий хрип, и тело начало падать, юноша едва успел выдернуть оружие. Задумываться над происшедшим было некогда, сверху от дома барона раздались громкие крики, лязг оружия — это вступил в бой отряд, ушедший с Эгром.

Виконт рванулся догонять свою группу воинов, которые за это время успели уложить пиратов, находившихся около лодок, и схватились с теми, кто тащил добычу. Началась всеобщая схватка. Халег кого-то колол, кого-то рубил в полутьме, пока врагов поблизости не осталось. Несколько человек убегало к лодкам, пришвартованным немного дальше по берегу. Юноша рванулся за убегавшими, но тут от дома метнулись к берегу тени в попытке оторваться от преследователей. На мгновение отвлекшись, Халег споткнулся на бегу обо что-то мягкое. Опустив взгляд, он увидел тело молодой женщины с разрубленным лицом — видно, не все жители успели вовремя уйти под защиту стен. На какой-то момент перед глазами поплыло, в голове колоколом звучало одно слово: «Лерика». Потом: «Не дайте им уйти!» Или это уже был голос барона, ведущего в бой остатки защитников. Халег стряхнул оцепенение и рванулся к дальним лодкам, одна из которых уже отчаливала, не дожидаясь других. Вслед за виконтом в ту же сторону бросились еще трое воинов их отряда.

Первого из убегавших Халег заколол, даже не потрудившись окликнуть, — с подонками не дерутся, их уничтожают. Двое из воинов, следовавших за виконтом, встретились с убегавшими от основного отряда пиратами и задержались. Не считая успевшей отчалить лодки с тремя людьми, на берегу оставались еще трое. Юноша встретился с ними взглядами, и звуки исчезли для него, а время замедлилось. Он фехтовал, как на тренировке, стараясь не пропустить ни одного из движений противников. Первого он достал броском кинжала. Тот вошел прямо в горло, и хлынула кровь. Второго — шпагой, но удар оказался не слишком точен, и пират только отшатнулся, зажимая рану в груди. Третьему удар Халега пришелся в живот, и тот упал на колени. Тогда виконт выдернул кинжал из горла первого пирата и, схватив за плечо второго, дернул его к себе. Когда их взгляды встретились, лицо разбойника исказилось от ужаса, но рука Халега с кинжалом уже рванулась к его горлу. Перерезая горло третьему, он тихо произнес:

— Умри… Навсегда…

Из перерезанного горла хлынула черная в неверном свете лун кровь. Что-то колыхнулось во тьме в ответ на его слова. А подоспевший следом за виконтом воин рассказывал потом, что глаза Халега засветились в этот момент, хотя, скорее всего, это был отблеск одной из лун, ведь обе стояли в это время высоко над морем, а юноша находился к ним лицом.

Звуки вернулись. Вокруг толпился подбежавший народ. Двоих из успевших отплыть пиратов сняли арбалетчики, только одному удалось уйти. Пиратская шхуна, не дождавшись своих товарищей с добычей, уже поднимала паруса.

Вскоре на берегу собрался весь отряд, отправленный графом на подмогу. От Эгра Халег узнал, что погибло четверо. Пятый погиб бы тоже, но вовремя подоспела местная ведающая и заговорила кровь, а потом, сняв боль, забрала раненого к себе. Теперь за него можно было не беспокоиться, как поправится, сам вернется домой. У барона потери оказались значительно больше, его люди дрались до последнего, давая населению поселка время уйти под защиту стен. Серьезно был ранен сын барона, Ларген, но ведающая сказала, что опасности для жизни нет и вскоре тот встанет на ноги.

Несмотря на потери и разруху, барон Эрвин ло’Дайли пригласил виконта и всех прибывших с ним отдохнуть в его доме и отужинать, хотя время близилось к утру. Халег и Эгр не хотели стеснять хозяина, хотя виконта трясло после недавней схватки; но обратный путь предстоял неблизкий и, посмотрев на усталых воинов, десятеро из которых оказались ранены, они поняли, что придется принять приглашение. К счастью, раны дружинников были нетяжелые, ведунья вместе с дочерью барона обработали и перевязали их, после чего всех пригласили к столу. Учитывая беженцев из полуразрушенного поселка, народу во дворе набралось немало. Столы накрыли там же, поскольку в небольшом господском доме все бы не разместились. Люди барона вынесли сельчанам что-то из снеди и бочку темного эля для снятия напряжения. Поскольку холода еще не наступили, большинство воинов остались отдыхать во дворе, а местные жители постепенно начали расходиться по домам. Раненых устроили под крышей на первом этаже. Халега и Эгра барон ло’Дайли попросил отужинать вместе с его семьей.

Однажды вечером в дом Лодана постучали двое мужчин и потребовали показать им самый лучший лук. Мастер ответил, что лучшие луки заказываются за годы вперед, но посетители были настойчивы и захотели увидеть лучшие из имеющихся. Лодан попросил незваных гостей подождать в комнате и пошел в сарай-мастерскую, где хранились уже готовые и близкие к завершению луки.

Арена в этот вечер не было дома. Он убежал на один из хуторов, где, по его словам, объявилась незамужняя девушка, приехавшая к своей родне. Лодан смотрел на отчаянные потуги молодого человека найти себе пару несколько снисходительно, хотя прекрасно его понимал, поэтому отпускал ученика на свидания, если не было срочной работы. Сам мастер за свою жизнь был женат дважды, правда, первый брак продолжался недолго, около пяти лет, а потом супруги расстались просто приятелями, поняв, что не нашли в лице другого того, что искали. Зато второй брак продолжался тридцать семь лет и мог продолжаться еще, если бы не скоротечная маранская лихорадка, унесшая жизнь супруги Лодана за два дня. Как ни странно, его Натина была чистокровной доркой, поселившейся в этих краях вместе с братом, а в тот злосчастный год поехавшая навестить свою родню на полуострове. Обратно она не вернулась, и мастер за прошедшие со смерти супруги пятьдесят с лишним лет больше семьи не заводил.

Однако сегодня отсутствие ученика оказалось кстати. Поздние посетители мастеру очень не понравились, Арен же был достаточно горяч, чтобы наделать глупостей.

Выбрав пять луков, Лодан принес их гостям, предупредив, что два из них еще не совсем готовы, но он может довести их в течение недели, если выбор падет на один из них. Мужчины долго разглядывали принесенное оружие и примеривались к нему, однако мастеру показалось, что совершать покупку они не намерены. Провозившись около получаса, один из гостей отложил оружие в сторону и посмотрел на Лодана в упор.

— Вы хотите сказать, что это лучшее, из того, что вы можете предложить? — спросил он с легкой издевкой. — Мы были о вас более высокого мнения, судя по слухам, которые ходят вокруг вашего имени.

Посетители явно нарывались на конфликт; понять бы еще, зачем им это нужно… Нэдри пожал плечами:

— Я же предупредил, что лучшие луки изготавливаются с учетом личных особенностей человека, и работа над таким оружием длится в течение двух-трех лет. Те, что я принес, просто хорошие луки…

— То есть, если бы я заказал у вас оружие сейчас, то получил бы готовое только через три года?! — Второй из мужчин неодобрительно покачал головой.

— А не осталось ли у вас луков, изготовленных под заказ? — поинтересовался первый.

Оба посетителя так и не назвали мастеру своих имен, что уже было проявлением невежливости и выглядело подозрительно.

— Нет. К сожалению, заказы этого года все розданы. — Мастер покривил душой, произнося это, но он вовсе не собирался показывать и тем более продавать оружие, сделанное для других людей.

— А если мы проверим? — угрожающе произнес первый, — в его руках оказался один из принесенных мастером луков и стрела, видимо переданная вторым мужчиной.

— Если успеете… — Из-под руки Лодана в лицо противника смотрел взведенный самострел. — Не советую даже пытаться… — Лодан не уважал самострелы, но случайные посетители не вызвали доверия с самого начала.

Мужчина нехотя опустил лук. Мастер пристально смотрел ему в глаза. В чем же дело? Надо быть законченным идиотом, чтобы провоцировать мастера оружия в его собственном доме, а эти двое не были похожи на сумасшедших. Снаружи раздались голоса и шум. Взглянув на гостей, которые, к удивлению Лодана, расслабились, откинувшись на спинки стульев, он выскочил наружу.

Все стало понятно сразу — мастерская уже пылала, какие-то люди суетились возле нее, но явно не в попытке потушить огонь. Поняв, что «покупатели» просто отвлекали его внимание, Лодан сжал зубы. Такого наглого нападения даже он, повидавший на своем веку многое, ожидать не мог, а самое печальное, не мог понять его причины.

Понимая, что с одним самострелом и несколькими запасными стрелами к нему со всеми нападавшими не управиться, Лодан решил вернуться в дом. Мастерскую и не вынесенное мародерами оружие было уже не спасти. Зато в доме, не считая денег, хранились заказные луки и собственное оружие мастера и его ученика.

Никто, кроме хозяина, не знал, что дом, выстроенный вскоре после дорской войны, имеет запасной вход. Даже Арену Лодан забыл рассказать о нем, не ожидая ничего подобного. Под вторым входом имелась в виду не чердачная дверь, которую делали на случай сильных снегопадов, а нечто другое. Да и сам дом был выстроен не простым прямоугольником, такую форму имела только передняя часть, где располагалась большая комната. Старая часть дома обладала более сложной конфигурацией и до середины высоты была сложена из камня, частично обшитого деревом.

Нажав на потайной рычаг, Лодан аккуратно отвернул внутрь небольшой кусок стены в задней части дома. Протиснувшись в узкую щель, он оказался в тесном проходе. Мастер задвинул секцию стены на место и направился в чулан за кухней. Нападения он давно не ожидал, но по старой привычке хранил самые ценные вещи в этом маленьком закутке.

Из комнаты раздавались голоса, похоже, «гости» как раз и искали место, где хранится самое ценное, но пока не могли найти и громко спорили друг с другом. Мастер приник ухом к стене и уловил обрывок разговора.

— Жалко, что щенка не оказалось в доме, уж он-то рассказал бы нам все как есть, — говорил первый.

— Зря надеешься! Та еще гнида!.. — Далее шло неразборчиво.

— Ничего, я сначала показал бы ему, в какое место вставляют то, чем он посмел мне угрожать!

— Уймись и ищи! А то так ничего и не найдем! Дом вот-вот займется!

Лодан поморщился, получалось, что нападение спровоцировал Арен, даже если и не ожидал такого поворота. Ну с парнем еще будет время поговорить. Сейчас надо разобраться с бандитами. О доме мастер волновался не так сильно, тот если и мог загореться, то далеко не сразу — ветра не было, а мастерская расположена не впритык. К тому же с той стороны каменная стена не была обшита деревом снаружи, разве что огонь перекинется на крышу… Однако надо спешить, Арен, уходя, не предупредил, когда собирается обратно, не ровен час, вернется этой ночью.

Тихо, на цыпочках Лодан вышел из чулана и притворил дверь. Старый лучник прекрасно видел в темноте. На второго из «покупателей» он наткнулся в коридоре на кухню. Кинжал тихо вошел между ребер бандита, и тело осело на пол. Мастер хотел было найти второго из «гостей» и разобраться с ним, но тут из большой комнаты послышались голоса, видимо, остальные бандиты, сделав свое грязное дело, тоже зашли в дом. Тогда Лодан решил действовать иначе.

Он вернулся обратно в чулан и на всякий случай запер дверь на засов, потом снова открыл проход наружу и вынес все, что представляло реальную ценность. Мастерская уже догорала. Спрятав все добро за грудой камней, наваленных позади дома, Лодан взял свой лук и направился вкруговую к той стороне, куда выходили окна большой комнаты и вход в дом. Перед дверью маялись двое бандитов, ожидая, пока остальные начнут выносить найденные ценности. Эти двое умерли первыми, даже не захрипев. Постепенно начали выходить остальные, таща кто что. Если они надеялись, что темнота помешает мастеру рассмотреть, куда целиться, то сильно ошиблись, но мало кто успевал это осознать. Благодаря особому зрению, связанному с силой, Лодан видел в темноте, как кошка.

К сожалению, последние бандиты перед уходом решили все же поджечь дом изнутри. Увидев заметавшиеся внутри отсветы пламени через окно, Лодан опустил лук, сплюнул и пустился в обратный путь к потайному входу — запасы воды находились на кухне. В результате одному или двоим задержавшимся бандитам удалось уйти, но мастер полагал, что вскоре узнает, кто это был, и возмездие их не минует.

Огонь в доме, хоть и с трудом, удалось потушить. Сгорело и было испорчено немало домашних вещей, но мастер не горевал, самое ценное он вынес еще до пожара. Впрочем, и остальное, находившееся в чулане, бандиты тоже не нашли, и сам чулан почти не пострадал. Многие хорошие вещи, кроме двух луков из тех, что он демонстрировал «гостям», нашлись около дома рядом с телами мертвых бандитов.

Начало светать. Занеся в дом последние предметы из награбленного добра, которое так и не унесли мародеры, Лодан устало уселся на пороге дома и, глядя на тела, стал обдумывать, где удобнее без хлопот закопать эту падаль. Внезапно из-за пригорка показались два человека. Мастер уже потянулся к оружию, но узнал в направлявшихся к дому Арена и какую-то женщину, несущих узлы с вещами. Когда они подошли ближе, Лодан, к своему удивлению, понял, что усталая женщина, идущая рядом с Ареном, — Альна, сестра охотника Ролана. Мастер пошел к ним навстречу, чтобы взять поклажу у молодой женщины.

Лодан хорошо знал брата с сестрой, до свадьбы Альна иногда даже прибегала к мастеру в гости на пару дней. Но сейчас она выглядела не просто повзрослевшей оформившейся женщиной, горькие складки залегли в уголках губ, а глаза были усталые и печальные.

— Можно Альна поживет у нас? — спросил с надеждой Арен, опуская на землю довольно увесистый тюк с поклажей.

Лодан понял, что его ученик все уже решил за него, и, вздохнув, кивнул:

— Пусть поживет. — И, обращаясь к Альне, добавил: — Тебя, девочка, я всегда рад видеть.

Лицо девушки на мгновение смягчилось и стало почти прежним, но это продолжалось недолго, она снова погрузилась в какие-то невеселые раздумья.

Когда все подошли к дому, Арен с удивлением уставился на трупы возле порога, потом взгляд метнулся в сторону сгоревшей мастерской, и его глаза расширились; видимо, занятый по дороге своими мыслями, молодой человек только что заметил следы ночного происшествия.

— Ну заносите вещи в дом, только, уж извини, у меня сейчас не прибрано. — Мастер ободряюще кивнул Альне и посмотрел искоса на Арена.

В доме сильно пахло гарью. Обгоревшие занавески, постель и другие безнадежно испорченные вещи Лодан уже успел выкинуть из дома, но везде виднелись следы огня, а потолок в большой комнате был полностью закопчен. Девушка и Арен остановились в оцепенении.

— Пойдем, милая! — сказал мастер, взяв Альну под руку, и повел ее в комнатушку, которую до пожара занимал сам.

Это помещение не успело пострадать от огня, и Лодан предложил гостье располагаться в ней, а свои вещи перенес на кухню. Потом он вернулся к ученику, продолжавшему стоять в большой комнате, разглядывая последствия пожара.

— Выйдем, поговорим, — обратился мастер к нему. — А заодно поможешь оттащить и закопать всю эту шваль.

Арен молча вышел вслед за наставником.

Некоторое время они молча ходили по склонам холма, на котором стоял дом Лодана, отыскивая подходящее место для захоронения трупов бандитов. Наконец нашли узкую и достаточно глубокую расщелину, которую легко было засыпать сверху землей и камнями, после чего вернулись к дому. Все это время Арен хотел расспросить учителя о происшедшем в его отсутствие, но не решался заговорить первым, ощущая, что его вина в том, что случилось, есть.

Заглянув в дом, мастер увидел, что Альна вовсю занялась уборкой. Он ободряюще улыбнулся девушке и снова вышел. Перед домом Лодан разложил трупы нападавших, осмотрел их и вытащил свои стрелы. Из восьми человек, относительно знакомыми мастеру оказалось лишь двое, и тех он видел разве что мельком в каком-то из поселений, охотниками они не были. Взяв первый труп, мастер с учеником потащили его к выбранной расселине.

— Ты знаешь этих людей? — спросил он у Арена, когда они отошли от дома. — И что случилось с Альной?

— Сталкивался с некоторыми, но всех не знаю, — ответил парень после недолгой паузы. — Один из них точно приятель Керта Санги, а другие, скорее всего, из той же шайки.

Увидев заинтересованный взгляд мастера, молодой человек продолжил, подбирая слова:

— Около года назад Керт собрал шайку и начал заниматься мелким вымогательством у тех, кто не может за себя постоять. Но все началось раньше… Сперва он стакнулся с дорскими торговцами и стал покупать у них всякую гадость, от которой люди сначала не понимают, что делают, а потом и вовсе могут потерять рассудок. У нас… — Арен осекся и замялся, поняв, что до сих пор воспринимает Дор как родные места. — В Доре некоторые храмы производят эту дрянь, но пользуются ею в основном на храмовых обрядах для создания настроения. Говорят, что при употреблении два-три раза в год подобные зелья не наносят вреда. Хотя и в Доре некоторые рьяные «богомольцы» порой слетают с катушек из-за пристрастия к этой гадости.

Мастер слушал молча.

— А насчет Альны… Года два назад я застал ее в гостях у брата. Она плакала и не хотела возвращаться к мужу, но через день все же ушла. Потом Ролан сказал, что Элан ее бьет, а сестра не привыкла к такому обращению. Раньше они с Роланом были почти друзьями, но потом Элан начал меняться, а Ролан не знал, что ему делать.

— Так что же теперь случилось у Альны и какое ко всему этому имеешь отношение ты? — не выдержал Лодан. — Между прочим, нападавшие надеялись застать именно тебя…

— Альна ушла от мужа, — выдохнул Арен. — А я обещал Керту, что если он еще будет продавать свою дрянь Элану, то я ему не спущу…

— Та-а-ак… — протянул мастер. — Очень здорово! А сообщить обо всем этом мне ты даже не подумал! Тебе очень повезло, что бандиты не застали тебя дома вчера…

Арен смутился:

— Такого я никак не предполагал. Думал, что сюда-то они не пойдут. Я хотел вернуться ночью, но Альну всю трясло после ссоры с Эланом, который снова набрался, и мы заночевали на Подгорном хуторе у одной женщины. Она-то и к брату не пошла потому, что там более опасно.

Сбросив труп в расщелину, мужчины пошли за следующим. По дороге Лодан молчал, обдумывая сказанное, но потом спросил:

— А этого самого Керта среди мертвых нет?

Арен покачал головой:

— Я узнал бы его сразу, подонка!

— А как он выглядит?

— Роста чуть выше среднего, но сильный и самоуверенный. Стриженые светло-каштановые волосы и слегка желтоватая кожа, глаза серые. Обычно ходит в коричневом кожаном костюме.

— Кажется, он здесь был… — Лодан вспомнил «первого» из незваных гостей.

Арен напрягся.

— Надо было перестрелять всех, — с досадой произнес мастер. — Дом можно отстроить, а подонка лучше уложить в могилу пораньше.

— Ничего, я его еще найду… — сжал зубы Арен. — Пора исполнить свое обещание.

Лодан ничего не сказал на этот раз.

Перетаскав все трупы в расщелину и надежно завалив ее камнями, усталые мужчины пошли прогуляться по склону холма. Время перевалило за полдень. Осеннее солнце слегка пригревало, и ветер шуршал в опавшей листве. Природе были неведомы людские печали.

Неожиданно возле тропинки, ведущей в сторону, где располагалось жилище Ролана, Арен, идущий чуть впереди, заметил сначала клок торчавших из-под листвы рыжевато-русых волос, а потом и тело человека в зеленом охотничьем костюме. Ветерок задумчиво перебирал пряди, местами спекшиеся от крови. У Арена сжалось сердце. Наклонившись, молодой человек перевернул труп на спину и на него взглянули широко открытые глаза Элана, который все еще сжимал в руке сломанный лук.

Мастер Нэдри подошел и молча встал рядом. Он узнал и Элана, и один из пропавших из дома луков. Ночью уйти удалось двоим — одним был Керт, а вот, значит, кто был вторым. Лодан вздохнул. Когда-то Элан был открытым жизнерадостным юношей… Потом они вместе со своим приятелем Роланом получили луки-близнецы — два совершенно разных лука, но сделанные из одного дерева. Сейчас при Элане был только краденый лук. А еще оставался вопрос, почему Керт убил своего подельника. Серьезной ссоры между ними, похоже, не было, Элан не ожидал удара сзади.

Не сговариваясь, Арен с учителем решили поднести труп ближе к дому и похоронить где-нибудь на прогалине вблизи вершины. А еще ведь предстояло рассказать о находке Альне…

Увидев тело Элана, Альна сначала долго плакала, а потом вытерла слезы, встала и, не оборачиваясь, ушла в дом. Арен с Лоданом похоронили охотника и тоже пошли домой. Внутри уже был наведен порядок, насколько это вообще было возможно, даже на потолке почти не осталось следов сажи. Девушки ни в большой комнате, ни в кухне не оказалось, видимо, она ушла в предоставленную ей комнату. Только к вечеру Альна вышла к мужчинам, по обыкновению беседовавшим в гостиной.

Постепенно жизнь начала входить в привычное русло. Альна занялась домашним хозяйством. Лодан с Ареном отстроили новую мастерскую, потом пришла пора заготовки древесины на новые луки, и все пошло своим чередом. На свидания с девушкой молодой человек больше не отлучался, только буркнув на вопрос мастера, что она давно уехала обратно. Лодан пожал плечами, но расспрашивать ученика ни о чем не стал. Несколько раз Арен пытался найти Керта или хотя бы что-то узнать о его местонахождении, но тот как в воду канул.

Ночь, черно-синее небо над вершинами деревьев и тишина, изредка нарушаемая только шорохом сползающего и осыпающегося с ветвей снега. Одинокий человек в такое время в лесу — ничто. Любая случайность может прервать его путь, и он исчезнет среди камней, деревьев и снегов навсегда. Выросший в здешних краях Ролан как никогда почувствовал это, когда, уже возвращаясь домой с охоты, внезапно потерял равновесие на крутом склоне, припорошенном свежевыпавшим снегом, и покатился вниз по откосу с нарастающей скоростью. Удар о дерево — и темнота.

Когда охотник очнулся, то понял, что не так уж долго провалялся без сознания, судя по тому, что руки и ноги почти не потеряли чувствительности. Но, попробовав встать, молодой человек сморщился — правая нога была не то сильно растянута, не то сломана в лодыжке. При осмотре подтвердилось худшее. Сломана была и одна из лыж. Подстреленная вечером дичь затерялась где-то в снегу на склоне, с которого скатился охотник.

Вверх по такому склону сложно было подняться даже на здоровых ногах, и, прибинтовав поврежденную ногу к обломку лыжи, Ролан медленно поковылял вдоль склона, молясь только синекосой и синеглазой Охотнице, издревле правившей в лесах Севера, чтобы она послала ему возможность добраться до человеческого жилья прежде, чем у него иссякнут силы и начнется снежная лихорадка.

Он шел днем и ночью, останавливаясь только на краткий отдых, чтобы не замерзнуть. По счастью, морозы стояли пока небольшие, и движение согревало в достаточной степени. На третью ночь молодой охотник стал видеть синие всполохи на снегу — предвестники снежной лихорадки.

Снежная лихорадка была бичом Великих холмов и прилегающих к ним земель, а вот южнее и на побережье с ней не сталкивались даже в коварные зимы с частыми оттепелями. Самыми опасными являлись начало и конец зимы, в сильные морозы случаи лихорадки были единичны. Никто не знал, от чего она возникает, но обычно ею заболевали те, кто ослаб или получил серьезные раны. Спасение было только одно — корень ралхи. Это растение изредка встречалось по берегам лесных речушек и цвело в начале лета метелкой невзрачных желтых цветков, но ценился корень ралхи на вес золота в прямом смысле. Тогда еще юному Ролану много лет назад показала это растение Карада, и теперь у него был небольшой собственноручно собранный запас ралхи, но он находился в доме, до которого молодому охотнику в данной ситуации было не добраться.

В прежние годы он обязательно носил с собой хотя бы маленький корешок, но в конце этой осени из-за странных и неприятных событий в округе, переезда его сестры к мастеру Нэдри и нелепой гибели старого приятеля Ролан очень нервничал. Даже охота не приносила прежнего удовлетворения. В результате охотник начисто забыл проверить зашитый в одежду корешок и при необходимости поменять на новый в начале зимы, а прежний оказался испорчен из-за бестолковой беготни по холмам в конце осени под проливным дождем. И вот теперь Ролан с ужасом представлял, как у него сначала начнет пропадать зрение, потом станут трястись и неметь руки и ноги, а дальнейшее и так было понятно. На то, что первый встречный поделится драгоценным корнем с незнакомцем, особенно если он не собирал его сам, надеяться не стоило. До прибрежного поселка, где жила ведающая, тоже слишком далеко, поэтому молодой охотник надеялся только на то, что успеет добраться до мест, где может повстречаться с мастером Нэдри или Ареном.

На четвертый день рано утром, когда Арен спустился к ручью за водой, он увидел сидящего рядом с подернутой свежим ледком полыньей Ролана. Тот едва смог узнать парня, потому что при свете дня слепота начинала быстро усиливаться. Арен бросил ведро и хотел помочь охотнику подняться в гору сам, но, увидев ногу Ролана, побежал за мастером.

Так в доме Лодана Нэдри появился еще один жилец. Мастер в свое время тоже узнал, как выглядит заветный корень ралхи не только в сушеном виде, поэтому проблемы с лекарством не возникло. Тащить больного Ролана к Караде несколько дней зимой было огромным риском, поэтому Лодан занялся лечением брата Альны сам, и довольно успешно. Через две недели молодой охотник пошел на поправку, однако об охоте и любом сильном напряжении мастер и думать ему запретил, пока зрение не восстановится полностью, иначе могло начаться новое ухудшение, с которым справиться было бы значительно сложнее.

Со времени нападения бандитов на дом мастера прошло несколько месяцев, но Арен, Лодан и Ролан так и не смогли понять, почему Элан оказался в компании местного отребья. Когда-то он был веселым и уверенным в себе парнем, а потом что-то словно сломалось в нем. При Альне они старались не говорить на эту тему, видя, что та до сих пор переживает о случившемся с мужем. Но однажды молодая женщина случайно услышала отрывок их разговора об Элане из коридора.

Альна вошла и увидела смущенные взгляды резко замолчавших мужчин.

— Если хотите, — сказала она, — я расскажу то, что знаю, а дальше судите сами.

Как поведала Альна, родители Элана переехали в эти места, когда сыну было около семи лет. Отец постоянно пил и вскоре умер. Оставшись без мужа, мать Элана, ко всеобщему удивлению, повеселела, завела скотину и даже стала развозить на быках дрова по прибрежным поселкам, а обратно привозила вяленую рыбу и другие дары моря, продавая их в лесных хуторах. Элану с детства приходилось много работать, но бедности он не знал. Подрастая, юноша увлекся охотой. Старые охотники с удовольствием рассказывали свои премудрости ловкому и отзывчивому подростку. Тот учился легко и вскоре смог не только снабжать мясом мать, но и продавать излишки. Тогда мать забросила тяжелые дальние поездки и занялась только домашним хозяйством. Все шло хорошо, но однажды мать Элана нашли убитой в лесу. Убийцу так и не отыскали, возможно, это был беглый каторжник или другой подонок, случайно забредший в эти края. Элан долго горевал и большую часть времени стал пропадать в лесах, откуда возвращался только для того, чтобы продать добычу и приобрести что-то необходимое.

А потом он женился. Два года после свадьбы молодые были вполне довольны жизнью и друг другом, а потом объявился Керт. Он поселился на соседнем хуторе и довольно быстро собрал вокруг себя компанию из весьма сомнительных типов со всей округи или вообще неизвестно откуда. Как судьба свела его с мужем, Альна не знала, но через некоторое время после появления Керта Элан временами стал приходить домой раздраженный, а потом и пьяный. Тогда-то он и начал срывать свое раздражение на жене. На попытки Альны успокоить мужа тот раздражался еще больше. Тогда же он перестал встречаться и с Роланом, который упрекнул его в плохом отношении к своей сестре и пытался воззвать к здравому рассудку товарища. Альна сначала не понимала ничего, но через некоторое время по оговоркам поняла, что Керт приехал из тех же мест, что и родители Элана. Этот подонок в присутствии своей шайки стал говорить гадости о прошлом покойной матери охотника. Что именно говорил Керт мужу, Альна не знала, но, видимо, тому нечем было ответить, и он пил еще больше, а потом и вовсе стал приходить в странном затуманенном состоянии. Из-за всего этого охота у Элана шла все хуже, а однажды он и вовсе явился домой без лука, заявив, что тот сломался из-за брака, допущенного мастером в работе. Альна не поверила мужу, но ничего не сказала, потому что он в очередной раз был не в себе. На последние деньги Элан купил себе другой лук, но тот не шел ни в какое сравнение с прежним. С этой поры семья едва сводила концы с концами.

— Я был свидетелем того, как Элан остался без лука, — хмуро произнес Ролан. — В тот день он в очередной раз был не в себе — начал задираться, попытался вызвать меня на поединок, но я опустил свой лук, осознавая, что Элан просто не соображает, что творит. Тогда он поднял лук и дрожащими руками начал натягивать его. Вдруг в какой-то момент его лук сломался посередине, как прошлогодняя тростинка. Такого быть просто не могло, но это случилось на моих глазах. Стрела упала, Элан отбросил обломки лука и, закричав что-то невразумительное вроде «все против меня!», убежал не оглядываясь. Рассказывали, что с того времени удача изменила ему.

— Неужели ты не знаешь, что ваши луки были, по сути, братьями? — поинтересовался мастер.

— Я слышал об этом от вас, но как-то не придавал серьезного значения, — покачал головой Ролан.

— Он, видимо, тоже не придавал. А зря. Настоящее оружие более верно своим принципам, чем некоторые люди.

Зрение Ролана полностью восстановилось только к весне. И то было счастьем, поскольку люди, перенесшие лихорадку, нередко оставались слепыми на всю жизнь, если вовремя не обращались к ведуньям.

Большинство прежних припасов пропало во время пожара, поэтому всю зиму Лодан и Арен вынуждены были по очереди ходить на охоту, чтобы обеспечить едой увеличившееся население дома. Одному из боеспособных мужчин приходилось оставаться дома, потому что не было никакой гарантии, что Керт или кто-то из его дружков не наведаются вновь.

За это время Арен посуровел и возмужал даже внешне, и для остальных не стало неожиданностью, что со временем они с Альной все больше времени стали проводить вдвоем. В конце концов Арен переехал жить в комнату сестры Ролана, чему ее брат был, похоже, даже рад.

Глава 11

Уроки древних

«Я не раз натыкался в древних легендах и поверьях народов, населяющих наши земли, на совершенно другое отношение к вопросам жизни и смерти, чем бытуют сейчас. В чем-то взгляды древних кажутся мне более близкими и естественными, чем разглагольствования на эту тему современных последователей различных культов.

Древние теснее чувствовали свое единство с природой, вероятно, поэтому они и были способны найти такие изящные философские решения. Современным исследователям многому стоит у них поучиться, чтобы сохранить хотя бы те крохи, которые дошли до нас из прошедших веков».

Элианар ло’Райди. «Хроники Севера»

«Узкий корабль с высокими мачтами вошел в один из безымянных фьордов и бросил якоря. С его борта сошли на прибрежную гальку высокие мужчины в серых плащах, с длинными узкими мечами. Они сразу повели себя как хозяева, хотя не потребовали ничего».

— Марвик! Ты опять не слушаешь! Зачем же тогда попросил почитать тебе сказку?!

— Но мам, я слушаю! — Двенадцатилетний подросток поднял голову с такими же, как у матери, светло-пепельными волосами от листка бумаги, где выводил какие-то одному ему понятные каракули. — Пожалуйста, почитай дальше!

«Жители береговых поселков принесли незнакомцам дары, но те отвергли их все, кроме серебряной чаши, поднятой со дна моря в незапамятные времена. Та чаша служила для приношений в святилище древних богов уже многие поколения, но двое жрецов сочли за лучшее принести ее в дар пришельцам. Боги поймут, если люди отдают сокровище во спасение собственной жизни. Именно так и думали люди, принося дары за дарами, надеясь избежать гнева грозных пришельцев, которыми, без сомнения, являлись сошедшие с неизвестного корабля. Отказ ото всех даров мог означать только одно — гости явились, чтобы покарать людей, нарушивших какие-то неизвестные им запреты. Но, к общей радости, гости приняли чашу.

Также прибывшие мужчины отвергли всех женщин поселка, кроме одной».

Дальше шло весьма двусмысленное описание времяпрепровождения пришельцев. Райсен Норль, сидевший рядом с мальчишкой за столом и слушавший сказку вполуха, был в шоке. Разве можно читать подобные истории детям?! Но молодая вдова, у которой он снял комнату, и ее сынишка, похоже, не придавали этим подробностям ни малейшего значения, обращая внимание только на художественное содержание «Легенды о Тордане и Эйлинале». Впрочем, а чего было ожидать, это же Дор — иная культура, иные традиции, его об этом предупреждали… Райсен сам хотел послушать местные легенды, так вот…

«А в предрассветной мгле корабль отчалил от берега и вскоре превратился в струю серебристо-серого тумана, втянувшегося в горловину фьорда по направлению к морю.

Через положенный срок у женщины родился сын с глазами серыми, как туман, и волосами цвета древней стали, какую находили в курганах на побережье. Люди с такими волосами встречались в прибрежном краю, но у младенца волосы были словно бы с прядями седины или будто его голову припорошил падающий с небес пепел.

Юноша мужал быстро, и не было ему равных во всем, от военных утех до любовных игр. В семнадцать лет он прошел кровавое посвящение и стал полноправным членом рода».

Повествование и далее сопровождалось такими подробностями, что взрослый мужчина готов был покраснеть, но сын хозяйки слушал все это совершенно беззаботно, болтая ногами и продолжая что-то вычерчивать на листке. Однако повествование начало увлекать и Райсена, поэтому дальше он старался не обращать внимания на некоторые его особенности.

«Тордану было уже двадцать лет, и он имел двух жен и троих детей, когда в гавань вновь пришел неизвестный корабль. Но на этот раз мужчины захотели видеть только сына той самой женщины. Тордан вышел к ним без колебаний. Увидев гостей, он сразу подошел к одному из них и сказал:

— Ты мой отец.

Другие мужчины засмеялись, но потом поздравили своего предводителя с сыном. Сын ушел на корабль с отцом и прислуживал ему в течение трех дней. По истечении срока отец вручил юноше меч со своего пояса и, проводив на берег, велел хранить эту землю. Рано утром корабль исчез, как и в прошлый раз.

Сын предводителя стал править этим краем и блюсти право каждого. Только воров и клятвопреступников он карал без жалости. Если же кто нарушал чужое право, то должен был заплатить делом за принесенный урон. Так были установлены законы на этой земле.

Но не все были довольны тем, как правит новый властитель земель. Некоторые замыслили предать его и сговорились с исконными врагами, обитавшими в шхерах западных островов. Те люди испокон веков жили грабежом, и нарушить клятву для них было не сложнее, чем плюнуть. Жители побережья ненавидели обитателей шхер и убивали, сколько могли.

Враги пришли бессчетным числом, и некому было предупредить об их приближении — некоторые дозорные оказались подкуплены, а остальные — мертвы. Предатели отравили и некоторых предводителей отрядов, которые отвечали за охрану своего участка побережья. Только сирота-рыбачка, вышедшая на лов в неурочное время, потому что в доме взрастившей ее пожилой женщины закончилась всякая еда, увидела вдали сотни малых судов, крадущихся от шхер под покровом сгущавшихся сумерек. Девушка обрезала невод, на удивление полный рыбы, и, попросив прощения за это у Матери Моря, поспешила предупредить властителя о надвигающейся беде.

Охрана предводителя не хотела впускать бедную девушку, перемазанную с ног до головы рыбьей чешуей и вонявшую, как залежалый улов. Но, услышав шум у дверей, властитель вышел сам. Он выслушал бедную сироту и велел служанкам накормить и помыть девушку теплой водой с лучшим мыльным раствором, а сам вручил ей кошель, полный монет, и отправился облачаться в доспехи.

Никто не знал, что отец дал сыну не только меч, он вернул ему и чашу, которая была принесена в дар пришельцам в первое их посещение. Юноша налил в чашу воды и бросил две монеты — медную и серебряную, медная означала кровь, а серебряная — смерть, золотую он бросать не стал — знал, что легкой победы не будет. Нехотя медная монета поднялась со дна, но молодой предводитель был рад и тому. Когда всплывает серебро — надо готовиться к далекому пути и отдавать приказания тем, кто останется. Потом он надрезал левое запястье и пролил в воду кровь. Если боги будут милостивы и примут жертву — рана зарастет до боя, а если нет, то не будет разницы, сколько ран появится на теле.

Перевязав рану, Тордан облачился в легкие доспехи и нацепил отцовский меч. Выйдя из своих покоев, он спросил, где юная рыбачка. К нему привели девушку странной красоты, как лунная ночь над морем, облаченную в новое платье из дорогой серебристой ткани. Так же серебром струились и ее блестящие волосы. Тордан обомлел, не сразу узнав сироту в этой красавице.

— Боги послали тебя на мой путь! — произнес ошеломленный властитель, опускаясь перед ней на одно колено. — Быть тебе повелительницей и моей сестрой.

— Встань, мой повелитель! — сказала ему девушка. — Негоже великому преклонять колени перед малой. Все, что я сделала, это выполнила свой долг перед нашей землей, и мне не нужно иных даров, кроме твоей победы.

Тогда Тордан посмотрел на девушку по-иному и увидел, как бьет из ее груди чистое белое пламя, дающее жизнь.

— Велика твоя сила! — произнес он, припадая губами к ее руке. — Воистину мне нечего дать тебе сверх того, что ты имеешь. Если люди моей крови способны лишь забрать жизнь, даже не прикасаясь к врагу, то ты ее даруешь. Молю тебя об одном — будь рядом со мной в моей неравной битве! Любой почтет за честь закрыть тебя своим телом от вражеских стрел.

— Я не боюсь вражеских стрел и готова встать рядом с тобой, ведь если погибнешь ты, погибнет и вся наша земля. Враги не пощадят никого, и лучше умереть в бою, чем стать разменной монетой в грязных руках.

— Эй, слуги! — крикнул Тордан. — Облачите эту великую женщину в мою детскую кольчугу, ей она придется как раз впору.

Вокруг Эйлиналы, а именно так звали юную рыбачку, засуетились все домашние слуги, и седые ветераны помогали подобрать для нее подкольчужник и легкий шлем.

Облаченная в доспехи девушка стала похожа на мальчишку-подростка, если бы не ее прекрасное лицо. Воины наперебой начали предлагать ей разное оружие, но Эйлинала только звонко смеялась:

— Не обижайтесь, мудрые защитники, но женщине не нужно оружие!

Кто-то нахмурился, а кто-то одобрительно хмыкнул при этих словах, думая, что она признает, что женщине не место среди воинов. Но девушка продолжила:

— Мое оружие — я сама.

Многие стали напряженно думать, что же имела в виду юная рыбачка. Только властитель сообразил первым и громко рассмеялся под непонимающими взглядами своих людей.

— Ты воистину достойна быть повелительницей не только по красоте и преданности своему народу, но и по уму, — произнес Тор дан, отсмеявшись. — Эта женщина сказала, — обратился он к окружающим, — что жизнь неизбежно побеждает смерть. Как трава всходит на пепелище, как весна сменяет зиму, потомки сменяют ушедших предков, так смерть — лишь краткая передышка между одной жизнью и другой. Жизнь вечна, иначе миры давно перестали бы существовать.

— Ты абсолютно прав, мой властелин, — улыбнулась девушка.

— А как же Властители Смерти, господин наш? — вопросил один из собравшихся вокруг людей. — Ведь и твое семя принадлежит к их славному роду.

Посуровел взгляд пепельноволосого властителя:

— Смерть и Жизнь, как брат и сестра. Если не было бы жизни, не было бы и смерти. Брат охраняет сестру, когда та слаба, но, когда она сильна, брат занимает место возле ее дверей. Так Смерть сохраняет жемчужину жизни, когда слетает телесный покров, так земля сохраняет семя до той поры, пока придет его черед дать новый росток. Мой отец и повелитель многое показал мне за те три дня, когда я был призван на его корабль, далеко не все я в силах и вправе поведать. Повелители Смерти призваны оберегать жизнь от более страшного зла. Порой приходится обрывать чье-то существование во имя того, чтобы не знали горя остальные. Но когда наступает наш час уходить, мы так же даем ответ за все, что совершили, перед нашей повелительницей, как и простые люди. — Произнеся это, он поклонился в сторону востока.

Пока властитель говорил, вокруг незаметно собралась большая толпа, почти все жители поселения были тут. Люди слушали своего владыку, затаив дыхание. Никогда и никто не говорил им об этом так просто и так сложно. Когда Тордан закончил свою речь, только один пожилой рыбак осмелился спросить его:

— А от какого же зла смерть оберегает жизнь?

Многие посмотрели на него косо, но Тордан ответил:

— Лучше бы вам этого никогда не узнать. Прости, старик, но я даже в свои мысли не стану призывать этот образ перед грядущей битвой!

Люди тихо зашумели, не все еще знали, что их ждет в ближайшее время и какая беда нависла над всем побережьем. Тордан тоже понял это и громко, так, чтобы услышали даже в самых задних рядах, произнес:

— Нас предали свои же! И теперь огромный флот обитателей шхер стремится к нашим берегам, надеясь на легкую добычу. Возблагодарим же богов и эту прекрасную женщину, — он кивнул в сторону стоящей рядом с ним Эйлиналы, — что она вовремя принесла нам эту весть! Уводите детей в горы и беритесь за оружие! Сегодня нам всем предстоит великая и кровавая битва. Отправим же грязные души грабителей и клятвопреступников туда, где им самое место! И да примет Великая души погибших защитников в свое материнское лоно, чтобы дать им возродиться вновь, когда придет срок! К оружию!

Где-то прогрохотал гром, зарницы осветили небо над перевалами, и резкий порыв восточного ветра взвил боевые штандарты. Корабль предводителя заплясал на резко вздыбившихся волнах, напрягая зарифленные паруса.

Люди стали быстро расходиться. Десятники и сотники собирали свои отряды, а морские дружинники бросились к кораблям.

Властитель отправился к своему кораблю вместе с верными ему людьми. Девушка задержалась на минуту около кряжистого старого воина с изуродованным лицом и слезящимися глазами, он держал тонкий гибкий лук, совсем не подходящий под его руки.

— Дочка! — окликнул он Эйлиналу, когда она проходила мимо. — Возьми этот лук! Это все, что осталось от моего единственного сына после набега островитян на наш хутор. Мне он ни к чему, но я помню, что твой отец неплохо умел обращаться с луком и учил тебя. Может, он тебе и пригодится.

Девушка смутилась, не сразу узнав мужчину с соседнего хутора. В тот день Эйлиналу с другими детьми старухи увели в горы, а из тех, кто остался, не выжил почти никто. Отец и правда учил девчонку стрелять, да вот только убивать животных ей было жалко. Но сейчас она не решилась огорчать старика и протянула руку:

— Я возьму.

Мужчина протянул ей лук и полный колчан. Эйлинала взяла и, поблагодарив, бросилась догонять предводителя.

— Помоги уходящим в море на битву за жизнь, Морская Мать! — выкрикнул Тордан, опустившись на колени у причала, и плеснул горсть морской воды из набежавшей волны в сторону кораблей.

Судорога скрутила его тело, и дыхание застряло в гортани, но женские руки легли на его плечи, и боль отпустила.

— Это я должна молиться о жизни, — услышал он мягкий и слегка укоризненный голос Эйлиналы. — А твое дело — пресекать путь ее врагов.

Вместе взошли они на борт быстроходного судна и направились прочь из фьорда в море, чтобы преградить путь рвущимся к родной земле врагам.

Два дня и две ночи продолжалась схватка. Над морем мелькали вспышки молний и слышались раскаты грома. Это повелитель силой своего рода уничтожал нападавших одних за другими, несмотря на день или ночь».

Увлекшийся легендой Райсен вместо патетического повествования иногда начинал представлять события такими, какими, скорее всего, они являлись на самом деле, хотя и несколько приукрашенными в духе героического эпоса. Получилось приблизительно следующее:

«Напрасно нападавшие надеялись укрыться под покровом ночи, властитель мог увидеть скорлупку среди бушующих волн с закрытыми глазами. Его корабль носился как черная птица возмездия взад и вперед вдоль побережья, подбадривая защитников и сея смерть среди врагов. Не раз и не два окованный железом острый штевень судна сминал и распарывал суденышки обитателей шхер, а с рук повелителя сыпались на его врагов то странные вспышки, то багровые молнии, то еще что-то, чему сложно было найти название, но такое же смертоносное. Понадеявшись, что предатели зажгут огни, указывающие путь, нападавшие теперь не могли пристать к берегу, потому что не знали фарватера в узких фьордах и не видели проходов среди коварных скал, которыми изобиловало побережье. Схватка продолжалась в море почти вслепую. Но врагов было слишком много, и защитники тоже гибли, и шли на дно их корабли.

Занялся рассвет. Море уже было покрыто обломками судов и цепляющимися за них людьми. Где свои, где чужие, нельзя было разобрать. И тут смогли вступить в бой лучники. Тучи стрел взвились в воздух. Море огласилось криками и стонами.

Нападающие теперь старались пройти дальше от фьордов к более доступному, хотя и малообитаемому побережью в надежде высадиться там, а уже потом добраться до главных поселений по суше. Некоторым это удавалось, но там их встречали береговые отряды. Оставшиеся корабли защитников продолжали атаковать вражеские суда, чтобы если не уничтожить их, так хотя бы отогнать на время и не допустить массовой высадки. У лучников закончились стрелы, и многие суда пошли на абордаж и, сцепившись крючьями, заплясали на волнах, пока люди дрались не на жизнь, а на смерть.

Четверо воинов погибли, прикрывая Эйлиналу, но она ходила между оставшимися и своими прикосновениями вливала жизнь в измученные и израненные тела.

Наступила вторая ночь. Не сумевшие высадиться враги и оставшиеся целыми корабли защитников дрейфовали вблизи берегов. Большинство матросов и воинов лежали вповалку на палубе, забывшись тяжелым, тревожным сном. Только дозорные и властитель не смыкали глаз. К Тордану подошла Эйлинала.

— Мой повелитель, — обратилась она. — Люди устали. Может быть, пока темнота закрывает море, вернуться в поселение и встретить врага уже на берегу? Раньше утра они не придут, да и не все смогут пройти.

— Врагов осталось слишком много, а на берегу наши дома, наши дети и те, кто уже с трудом держат оружие. Туда же отошли поврежденные корабли. Но главное, о чем я тревожусь, — пока никто не встретил тех, кто предал нас и сговорился с врагами. Они ушли на двух больших кораблях, не считая мелких. Изменщики ждут, когда мы, потеряв силы, станем легкой добычей, и они знают все проходы среди скал… Значит, и я буду ждать.

Схватки на море продолжались и на второй день, только теперь кораблю повелителя приходилось покрывать все большие расстояния от одной сражающейся группы до другой и выискивать суденышки островитян, пытающиеся тайком пробраться к берегу. Усталые защитники двигались как деревянные куклы и с трудом понимали родную речь.

На землю спустилась третья ночь. Где-то вдали полыхало зарево от горящих домов, но море было спокойно.

А на рассвете дозорный увидел два больших судна, крадущихся вдоль скал ко входу в фьорд, где располагалось главное поселение. И прозвучала тревога…»

Потом Райсен снова начал слышать то, что читала хозяйка дома:

«На третий день утомленные защитники увидели два больших корабля, на которых пришли переметчики. Корабль повелителя пошел к ним навстречу, и начался ужасный бой, которому не сыскать равного. Воины на кораблях отщепенцев были свежи, а их колчаны полны. Уставшим дружинникам повелителя было трудно им противостоять. Многие сразу же погибли от стрел. А потом предатели решили взять повелителя живым, и оба корабля пошли на сближение, чтобы зажать одинокий корабль с двух сторон и высадиться на него.

Тогда молодая рыбачка скрепя сердце взяла в руки подаренный лук и встала за спиной своего владыки. Он же обнажил свой узкий и длинный меч, подаренный отцом. Стрелы Эйлиналы были тонки, зато они проникали даже через кольца кольчуг. Меч повелителя рассекал доспехи, как гнилую холстину, и оружие нападавших не раз ломалось при встрече с ним. Все вокруг было залито кровью, и люди скользили и падали под ноги преданного ими владыки. Но и у властителя стали иссякать силы, а врагов все еще оставалось много. Все защитники своего господина уже пали от рук врагов, кроме девушки. У Эйлиналы тоже подошли к концу ее смертоносные стрелы, и она достала кинжал, чтобы не достаться в руки врагов живой.

И тогда повелитель произнес СЛОВО, и застыли вокруг люди, и замерли волны, и ветер перестал дуть, не коснулось оно только юной рыбачки, и она с изумлением смотрела на то, что сделал владыка. А тот повернулся к девушке и произнес:

— Уходи! Бери лодку и возвращайся в поселение. Большинство островитян уже нашли свой конец в этих водах и на этой земле, остальные ушли восвояси, я видел это ночью. Предателей я отправлю туда, где место таким, как они. Но и мне придется уйти. Я перешел порог, теперь мне не место среди людей.

По лицу девушки потекли слезы, она готова была умереть рядом с повелителем, но ей не было пути вслед за ним.

— Не плачь, — сказал Тордан. — Возьми мой перстень. Он является знаком власти, а чтобы кто не подумал дурного, я укажу тебе несколько мест, откуда ты должна достать другие предметы, принадлежащие мне. Один из них — чаша, а два других — стеклянный жезл и стальное кольцо. Кольцо перепрячь и никогда не доставай, а жезл возьми себе, со временем сама поймешь, что с ним делать.

Повелитель снял перстень и отдал Эйлинале, затем назвал места, где хранятся все предметы, которые нужно найти. Потом он вздохнул и сказал:

— Об одном только жалею: что не успел дать тебе сына, который стал бы нашим наследником. Найди себе хорошего мужчину и заведи ребенка как можно быстрее, только мужчина пусть остается только твоим мужчиной. Всем же скажи, что ребенок от меня.

— Ты остановил время, и не поздно сделать то, о чем ты жалеешь, — усмехнулась девушка.

И они сделали это. А потом Эйлинала села в лодку и стала отгребать от сцепленных кораблей. Когда она отгребла на достаточное расстояние, два враждебных корабля рассыпались пеплом, а корабль повелителя тихо начал набирать ход. Он легко скользил против северо-восточного ветра с обвисшими, словно в штиль, парусами, быстро удаляясь от берегов. Где-то на горизонте на мгновение возникли силуэты стеклянных башен, а потом исчезли и они, и корабль. Только море тихо катило свои волны. Наступал вечер».

Дальше там было что-то про то, как она переживала, но, вернувшись в поселок, предъявила свои права на власть, а затем родила сына и правила долго и счастливо до его совершеннолетия, а потом еще дольше вместе с сыном к всеобщей радости окрестного населения. Но не описание похождений героев привлекало внимание в этой легенде. Во-первых, упоминание неких Повелителей Смерти и Жизни; во-вторых, очень интересная философия на эту тему, а вот то, что было в-третьих, и вообще засело занозой в мозгу Райсена — стеклянные башни. Что-то в этом роде он видел мельком, когда слушал среди болотного народа сказание «О городах». Что это? Совпадение или какие-то реальные объекты? И где они находятся? В обоих случаях башни виделись неясно, как бы за туманной расплывчатой гранью, но явно проницаемой для живых существ при определенных условиях.

На следующий день Райсен решился расспросить у хозяйки дома все, что она знает сама о том, что говорилось во вчерашней легенде. Он вышел в большую комнату. Марвика дома не было, наверно, убежал играть с товарищами, а молодая женщина сидела на кровати и вязала длинные теплые носки из разноцветной шерсти. Они поприветствовали друг друга, и Райсен присел на стул возле кровати.

— Простите, Эленара, — произнес Норль, несколько стесняясь. — Я хотел бы спросить у вас кое-что про вчерашнюю легенду.

— Да. — Хозяйка подняла голову от вязания и улыбнулась.

— Я прибыл из далеких краев и многое мне непонятно, но вы, возможно, знаете, о чем идет речь, и сможете мне объяснить.

— Я постараюсь, хотя эта легенда довольно древняя, и самих событий, естественно, никто не помнит, хотя в той книге есть и более древние легенды. — Женщина потянулась к полке и достала довольно увесистый том, переплетенный в темную кожу. — Вот, — сказала она, протягивая книгу Норлю.

На обложке было вытеснено название «Легенды народа си», а внутри на тонком пергаменте шел достаточно мелкий рукописный текст, изобилующий витиеватыми закорючками и дополнительными значками. Райсен вздохнул и отложил книгу, он уже научился довольно бегло читать на местном языке, но некоторые древние рукописи, как и эта книга, были написаны настолько нестандартным почерком и с такими значками, что вызывали большое затруднение с их пониманием.

От хозяйки не укрылась реакция гостя, и она добродушно усмехнулась:

— Вот и Марвик хотя умеет читать, но эту книгу всегда просит почитать меня.

По наблюдениям Райсена, в Доре грамотных людей было гораздо больше половины. Мужчине стало несколько стыдно, что его сравнили с двенадцатилетним ребенком, но пришлось проглотить и это, если уж он взялся выяснять интересующие его факты.

— Кстати о Марвике. — Райсен вспомнил свою реакцию на некоторые житейские подробности в тексте. — В этой книге слишком много подробностей интимной жизни героев… Не рано ли ему?

Эленара поправила волосы и посмотрела на Райсена:

— Значит, автор решил, что без этих описаний будут непонятны причины некоторых поступков героев, а также развития тех или иных отношений между ними. Это тоже часть жизни. А Марвик… Он уже взрослый мальчик и о жизни знает не только из книг.

Райсен поперхнулся и зарекся заводить разговор на подобные темы в этих краях. Он уже заметил, что у здешних жителей не существовало табу ни на многие виды интимных отношений, ни на упоминания об этом. Они воспринимали жизнь во всех ее проявлениях и называли вещи своими именами.

Чтобы загладить неловкость, Норль поспешил перевести разговор на другую тему.

— А что это за народ си? — поинтересовался он. — И кто такие Повелители Смерти? Или это просто художественный образ?

Этот вопрос почему-то вызвал смущение у хозяйки. Но, собравшись с мыслями, она ответила:

— И я, и мой сын принадлежим к народу си, точнее, к его потомкам. Кровь си передается по материнской линии. Многие наши соседи родственны нам по крови. Мы стараемся селиться поближе друг к другу, в том числе и для того, чтобы сохранить наши традиции. В этом городке и в некоторых других местах есть небольшие общины, которым удалось сберечь кое-что из наследия предков. Например, этой книге около восьмисот лет, но она далеко не самая древняя. Нас осталось мало, и, в отличие от денери, у нас даже никогда не было собственного государства, по крайней мере несколько последних тысяч лет.

Райсен Норль мысленно присвистнул и поздравил себя с удачным съемом жилья. Это ж надо, чтоб его первое близкое знакомство в Дорской провинции оказалось с представительницей одного из древних народов, да еще и сохранившей информацию о своих предках. О народе денери он уже кое-что слышал, но довольно расплывчато. Единственное, что пока подтвердилось из ранее полученных сведений, так это факт, что некое княжество действительно существовало на севере этого полуострова, причем сравнительно недавно. Глаза Норля загорелись.

— Пожалуйста, продолжайте, для меня это очень интересно и может оказаться очень важным для понимания того, что происходит сейчас! Глаза Эленары удивленно расширились. Она никак не могла предполагать, что история ее народа может быть не только интересна, но и почему-то важна.

— Дело в том, что на материке я слышал одно очень древнее сказание, упоминавшее об ушедших народах и последовавших за этим катастрофах, — поспешно произнес Норль, опасаясь, что рассказчица замкнется и не решится поведать остальное постороннему человеку. — А еще мне много приходилось слышать о «пришедших с моря». Я и сам один из них. Я даже не знаю, как и почему попал в эти места. Только помню, что пришел из другого мира.

Райсен не знал, что на него нашло и почему он решился открыться в общем-то незнакомой женщине. То ли просто наболело, то ли он надеялся найти именно здесь ключи к пониманию происходящего с ним самим и с этим миром.

Эленара давно забыла о своем вязании и смотрела на мужчину во все глаза. Она хотела что-то сказать, но слова застревали в ее горле. Райсен заметил это и, положив руку на ее колено, скороговоркой произнес:

— Простите, если я чем-то вас обеспокоил! Я только хочу узнать правду!

Женщина немного успокоилась.

— Не надо извиняться! Просто все, что вы сказали сейчас, очень сложно осознать. Но я расскажу вам все, что знаю. — Последняя фраза далась Эленаре с большим трудом, но она в глубине души почувствовала, что следует поступить именно так. — Пожалуй, я начну с самого начала, то есть с ответа на ваш вопрос, — начала она после недолгой паузы. — Повелители или Носители Смерти действительно существуют или, по крайней мере, существовали. Мы называем их Старшим народом, потому что си — это Младший народ. Но сила у нас одна — сила Смерти. Правда, мы представляем ее не так, как многие из людей. В той легенде, которую я читала вчера, объяснение сути этой силы очень похоже на то, что мы думаем сейчас. Великая, которая упомянута в легенде, это одна из древних богов, которой мы служим. У нее есть имя, но я не буду его называть без нужды. Многие считают, что древние боги ушли, потому что они перестали проявлять себя в храмах, но мы так не считаем. Возможно, на это есть совершенно другие причины. Вы упомянули легенду об ушедших народах. Это были денери и кто-то еще из родственных им. Денери еще называли Повелителями Жизни. Повелители Смерти или ‘але, — Эленара произнесла это слово с придыханием в начале, и Норль понял, почему в тексте используются дополнительные значки, — никогда не уходили из этого мира, по крайней мере все. Говорят, что они обитают где-то на северо-востоке, только путь туда закрыт, или они сами больше не хотят посещать наш мир. Этого я не знаю. — Женщина вздохнула.

Райсен пытался переварить полученную информацию, но пока это ему плохо удавалось. По натуре он был не особо склонен объяснять мир с точки зрения магии, а тем более с точки зрения вмешательства богов в людские дела, но приходилось привыкать учитывать в своих рассуждениях и эти факторы, раз уж в этом мире на них было завязано так много.

— А чем Старший народ отличается от Младшего?

— У Старшего народа волосы более темные, еще есть разница в способностях, мне сложно объяснить сейчас, но я подумаю. Во всяком случае, Повелители не мечут громы и молнии, как написано в легенде. — Эленара фыркнула. — Легенду наверняка записывал человек, а не си. Повелители обладают ни на что не похожей магией. Нынешние потомки Повелителей используют жезлы из особого металла. О стеклянном жезле я больше нигде не слышала, и непонятно, как он использовался. Истинные потомки Старшего народа встречаются очень редко, я сама видела за свою жизнь только одного, и то мельком, он даже не обратил на меня внимания. Хотя я тогда была совсем девчонкой… — Глаза молодой женщины затуманились на несколько мгновений. — Вам трудно будет это понять, но любой из Младших готов для Старшего на все, хоть пойти за край мира. Особенно женщина… Мать Тордана, скорее всего, была си, поэтому Повелители заметили ее среди всех, и та пошла с ними по своей воле. Кровь Старшего народа передается по мужской линии, женщина сочла за честь родить ребенка от одного из них.

Эленара смущенно улыбнулась и добавила:

— К тому же они нам очень нравятся.

Райсен не знал, куда девать глаза от такой детской непосредственности.

— Но далеко не все, кто претендует на происхождение от Старших, являются таковыми по сути. Цвет волос еще не дает права крови! Большинство только считают себя таковыми, но, кроме гонора, в них нет ничего.

«Кажется, хозяйка на кого-то обижена», — подумал Норль, но не подал виду. Он хотел задать еще вопрос о стеклянных башнях, но в это время вернулся с улицы Марвик, и мать пошла готовить обед, чтобы накормить сынишку.

— Раз, два, три, четыре. Повернулась на левой ноге и, приседая, вытянула обе руки вперед. Не забывай — правая ладонь чуть впереди левой. Голова немного отклонена вправо. Произносить заклятие нужно в ритме движения. Плавность будем отрабатывать позже, чтобы добиться точности.

Рада, повторяя это движение в восемнадцатый раз, выругалась:

— Интересно, какой больной на голову придумал это сопровождение?!

— Не скажи, девочка, — покачала головой Арана. — Древняя школа уподобляла движения мага при произнесении заклятия тому явлению или существу, к которому шло главное обращение. Это позволяло слиться с ним и почерпнуть дополнительную силу. А она лишней не бывает.

Четвертый день девушка под руководством наставницы занималась изучением некоторых элементов из той самой «древней школы магии». Уже на второй день от этих, с позволения сказать, «заклинаний» у нее начали болеть мышцы и сухожилия. А ведь «самое интересное», со слов наставницы, было еще впереди. Пока шли только короткие связки движений для самых простых заклинаний.

— Но, да-нери Арана, существуют же более простые в исполнении заклятия, дающие тот же эффект, — пробормотала ученица, чуть не упав при очередном танцевальном движении.

— Конечно, существуют. Более того, многие простые действия можно сделать десятками разных способов, если не больше.

— Но зачем же тогда десятки способов?! — удивилась девушка.

— Вот тут мы подходим к самому главному. Не считая того, что часть формулировок была придумана людьми, просто не знающими, что они уже были созданы в другом месте, каждому обладателю магического дара ближе что-то свое.

— Вы имеете в виду стихиальных магов?

— Не только. Всех остальных это тоже касается, хотя бы по причине чисто личной любви или нелюбви к чему-либо. Человеку с «кошачьим характером» будет сложно уподобиться собаке, к примеру. Ну и так далее.

— Я, кажется, поняла, о чем речь. Но «древня школа» все равно очень уж отличается от современной…

— Самое главное отличие древней и современных школ в том, что нынешние короткие формулы реализуются за счет личной силы мага, а вот древняя задействует силу самой природы.

«Нам, ведьмам, конечно, далеко до истинных, но и мы кое-что умеем», — подумала Арана.

После упражнений по магии Рада поливала из лейки цветы около южной веранды — это было одной из ее обязанностей. Слуг в доме не существовало вообще, если не считать Кареса, но его обязанности были совсем другие. Многие хозяйственные дела Арана, к огромному удивлению ученицы, делала сама, но не избегала при этом различных интересных заклинаний. Впервые узнав о заклинаниях чистоты, Рада пришла в восторг. Например, к ее повседневному платью, зачарованному Араной подобным образом, грязь не пристала бы, даже если бы ученица извалялась в самой грязной луже. При этом платье выглядело только что отглаженным, несмотря ни на что.

Однако нательное и постельное белье Арана стирала, потому что, по ее мнению, тряпки, во-первых, не стоили расхода магических сил, а во-вторых, наставнице просто нравился запах чистого белья. Хотя Рада подозревала, что и в этом процессе опытная ведьма чем-то облегчает свой труд, как и в процессе уборки дома. Но девушка пока не могла понять, зачем уважаемой и обеспеченной даме самой возиться с домашним хозяйством и садом. Арана любила и умела красиво отдыхать, но утверждала, что праздность рук ведет к лености ума, а оттуда недалеко и до фантазий о мировом господстве за чужой счет. Раде до сих пор не всегда был понятен парадоксальный ход мыслей наставницы, но она старалась, понимая, что если выбирать идеал среди знакомых ей людей, то это была бы Арана.

Арана сидела в кресле и, перебирая магические безделушки, думала о своей новой ученице.

Сильная девочка, сильная и умная. Смогла не ожесточиться, но и не сломаться, отдаваясь на милость обстоятельств. Из нее может вырасти достойная смена. Но слишком много ей еще придется пройти, пока она не станет безошибочно понимать, насколько можно доверять силе и людям. Иначе девочка превратится в одну из десятков черных сестер, заботящихся исключительно о своем благе и стремящихся только властвовать.

Наверно, некрасиво так думать, но если бы жизнь Рады сложилась иначе, то из милой девчушки со временем могла вырасти жестокая и своевольная женщина. Темная сила слишком велика и слишком привлекательна для слабого человека, она предлагает возможность повелевать другими, но делает тебя самого своей послушной марионеткой, если ты отдаешься ей безоглядно. Тяжело обрести контакт с силой, но еще тяжелее сохранить после этого независимую от нее личность.

Сама Арана некогда сумела пройти этот путь, но таких, как она, было слишком мало.

Арана вспомнила, как сама была ученицей. Первые четыре года ее наставница Сарта почти не обучала девочку заклинаниям, кроме самых обиходных. На нетерпеливые просьбы ученицы она однажды ответила:

— Сила не в заклинаниях. Заклятие лишь формирует волю в действие. Сила настоящей ведьмы, темной или светлой, в ее близости с природой. Почувствуй себя ее частью, и ты получишь все — от понимания, как и почему происходит то или иное, до силы ветра, земли, воды и солнца. И получишь бесплатно, как цветок пользуется землей, водой и солнцем, чтобы расти, и ветром, чтобы раскидать свои семена. Только не забывай, что все в природе не только забирает, но и отдает в той же степени, иначе цепь прервется.

— Но зачем же тогда нужен дар?! — изумилась Арана.

— Дар нужен, чтобы почувствовать все это и постичь законы, по которым существует мир. Только почувствовав гармонию природы, можно в любой ситуации найти точку, воздействие на которую даст наибольший результат при наименьшей затрате личной силы.

— А обычные люди этого не могут?

— Могут, только им понимание дается тяжелее. Зато с того, кто может больше, больше и спросится, — закончила Сарта.

Но, несмотря на наставления, далеко не сразу юная ведьма постигла, ради чего Сарта заставляет ее, сбиваясь с ног, собственноручно ухаживать за огромным садом наставницы. Сначала у Араны, не привыкшей к работе на земле, все шло вкривь и вкось.

— Почувствуй себя деревом, цветком, землей, и ты поймешь, как и что нужно делать, — говорила пожилая ведьма.

Выросшая в городе девчонка все больше злилась, но не осмеливалась выказать свое неудовольствие наставнице. В округе поговаривали, что непослушных учениц ведьма превращает в цветы. И правда, была у Сарты под окном ее спальни клумба с любимыми цветами, к которым она ученицу не подпускала, сама ухаживала за ними изо дня в день. Таких необычных цветов не встречалось нигде в окрестностях, и двенадцатилетняя Арана, косясь на эту грядку, предполагала, что именно на ней теперь растут нерадивые ученицы.

Наставления Сарты начали доходить до Араны только после одного случая. Как-то раз в одном из горных поселений приключилась некая непонятная ерунда, из-за чего жители рисковали остаться без урожая. Невзирая на летнюю жару, наставница пообещала просителям разобраться с их проблемой на месте и на следующий же день собралась в путь, захватив с собой Арану. К обеду они отмахали под палящим солнцем около десяти миль вверх по тропинке между пышущими зноем скалами, почти не останавливаясь на отдых.

К исходу пути девочку, еще с утра полную сил, шатало, ей хотелось только лечь и не отрываться от ковша с водой, который принесли ведающим селяне. Пожилая же наставница, которой было неизвестно сколько лет, даже не запыхалась, лишь отерев с лица пот. На безмолвный вопрос ученицы: «Почему?!!» — Сарта, усмехнувшись, ответила:

— Я брала силу от земли, — но потом добавила: — А вот теперь мне придется ее отдать.

Несколько часов ведающая бродила то в окрестностях поселка, то среди пораженных неведомой хворью посевов и расспрашивала селян. На закате она провела какой-то ритуал прямо посреди поля, и ведающие пустились обратно. К концу пути Аране пришлось иногда поддерживать усталую Сарту. Но уже на следующий день наставница выглядела, как обычно.

Никто не знал, сколько на самом деле лет Сарте. На редкие вопросы она с девчоночьим озорством отвечала: «А сколько вам нужно?»

Несколько позже наставница проговорилась, что необычные цветы на ее клумбе принесены с далеких горных долин и поэтому нуждаются в особом уходе. Однако прошло еще немало времени, прежде чем Арана научилась чувствовать, что нужно каждому растению именно сейчас. И как-то раз на рассвете полусонная Арана засмотрелась на мохнатую букашку, вылезающую из цветка, раскрывающегося навстречу восходящему солнцу, и ощутила себя ею. Букашка осторожно попробовала свои крылья, просушила их от ночной влаги в теплых лучах солнца и вдруг взмыла в яркое летнее небо. «Мама! Я лечу!» — хотела закричать Арана и очнулась, снова ощутив себя девочкой, стоящей посреди благоухающего сада.

Зато другое объяснение: почему наставница начала обучение Араны с умения чувствовать природу и пользоваться ее силой, а не своим темным даром, — девушка поняла легче.

— Темная сила велика, человек не в состоянии вместить ее всю, она же поглотит любого неосторожного, даже не заметив, — сказала Сарта. — В ней нет ни зла, ни добра, как и в любой силе, но, отдав ей однажды право решать за тебя, трудно будет возвратить его обратно. Так происходит, когда, не имея постоянного заработка, берешь деньги в долг под большой процент, потом в лучшем случае ты успеваешь оплачивать проценты, а долг висит над тобой. Даже могущественный раб остается рабом своего хозяина.

Арана, отец которой как раз был ростовщиком в одном из небольших городков вблизи Новайда, с малолетства видела, как уверенные в себе люди постепенно под гнетом долга превращаются в раболепствующих отверженных, а то и вовсе за неуплату долгов кончают жизнь рабами. Отец девочки относился к должникам достаточно лояльно и нередко давал отсрочки, но она знала и другие истории. А однажды Арана стала свидетельницей совсем уж дикого случая, когда двое богато одетых господ вышли на площадку старой башни над гаванью, и один из них по приказу другого вдруг влез на ограждение, и только в последний момент приказ прыгнуть вниз был отменен. Девочка видела ужас и безнадежность в глазах того, кто стоял на перилах. Чуть позже она узнала, что богатый человек, чуть не прыгнувший с башни, был рабом второго, он давно мог бы выкупить себя, но хозяин не хотел отпускать такого прибыльного раба. Что уж там случилось между ними — возможно, хозяин просто пошутил, но случай запал в душу Араны на всю жизнь.

Прожив и повидав немало, ведьма знала наверняка, что именно то же может случиться при слепом подчинении силе — однажды ты шагнешь с парапета, даже не обязательно понимая это, а твое место займет другой неосторожный в своей самоуверенности дурак.

Арана чувствовала, что время неумолимо уходит. Успеет ли она донести до Рады главное, чтобы девушка смогла пройти по тонкой нити над пропастью?

Глава 12

Грань тонка

«Юноша ушел на охоту, чтобы добыть пропитание недавно обретенной жене, которая зачала от него ребенка. Наступал вечер, когда он возвращался с добычей домой. Задумавшись, молодой человек немного сбился с пути и перестал узнавать места в сгущавшихся сумерках. Решив продолжить путь утром, он заночевал у костра.

На восходе солнца он постучал в дверь своего дома. Печальная женщина открыла ему. Сзади к юбке матери жался мальчуган лет семи.

— Где ты был? — устало спросила жена.

— На той стороне, — ответил охотник, опустив глаза.

— А где же „та сторона“? — не сдавалась она.

— Рядом с этой. Иногда достаточно протянуть руку…»

Легенда народа арани

«Я засыпаю и вижу другие миры. Просыпаюсь ли я в том же мире, где засыпал? Ко мне приходят грезы, где я нахожусь в это время? Грань тонка, и за этой гранью находится неизмеримо больше, чем вмещает обыденный мир. То, что за гранью, ищет возможность воплотиться здесь. Любой может стать открытой дверью, но он в ответе за то, чему даст проход, как и за другие поступки.

Точно знаю, что я уже не тот, каким был в юности. Каждый новый день изменяет меня. Но порой чудится, что и я изменяю мир каждой новой написанной строчкой. Легенды минувших веков дают свои ростки в настоящем. Я чувствую, как что-то начинает изменяться вокруг, и надеюсь дожить до того дня, когда перемены станут осязаемой реальностью».

Элианар ло’Райди. «Хроники Севера»

К невысокому особняку из светло-желтого камня на одной из улиц зажиточного предместья города Ирнат на юге Дорской провинции подкатила дорогая, но почти без украшений карета из темного дерева. Из нее, с помощью кучера, вышла стройная женщина в черном платье до пола, с волосами, полностью покрытыми черной же вуалью, немного прикрывавшей и ее лицо. Привратник дома узнал прибывшую и хотел было услужливо распахнуть перед ней ворота, но гостья остановила его.

— Эрхи Линоди, будьте добры, позовите своего хозяина, — мелодично произнесла она.

— Как будет угодно, да-нери! — поклонился привратник и скрылся за оградой.

Через непродолжительное время, сопровождаемый привратником, появился невысокий полноватый мужчина с прилизанными волосами неопределенного светлого цвета.

— Саглио! — обратилась к вышедшему женщина. — У меня есть к тебе небольшое, но очень важное дело. Я надеюсь на твою помощь.

Тот едва сдержал неприязненную гримасу — он давно отринул свое прошлое и теперь звался не иначе как барон Саглен ло’Стени. Это когда-то, много лет назад его звали Сейгел Стени или, по-дорски — Саглио Л’Стени; теперь это прошлое было надежно похоронено вместе с многочисленными бумагами городской управы, а сам новоявленный барон ло’Стени ухитрялся одновременно работать на второй аррал Игмалиона и заниматься довольно щепетильными делами сограждан, беря за свои услуги немалую мзду.

Со всеми просителями он общался с высоты нынешнего положения, тщательно сохраняя дистанцию, однако эта молодая женщина с плоской грудью порой вызывала у него внутреннюю дрожь. Было ли тому причиной живое напоминание о прошлом или что-то еще, более глубинное, Саглио даже не хотел обдумывать. Эта особа редко появлялась на его горизонте, но каждое ее появление обычно сопровождалось суммой не просто сложных, а скорее неприятных для него хлопот. Но отказать той, кто сейчас скрывалась под чужим именем и была известна, как баронесса ло’Ранти, он не решился бы, — вопреки всем переменам в его жизни, эта женщина вызывала у него уважение, замешанное на глубоком внутреннем страхе.

— Да, баронесса, я вас слушаю, — ответил ло’Стени, украдкой облизнув мгновенно пересохшие губы. — Может быть, пройдемте в дом?

Барон подал ей руку, как полагалось гостеприимному хозяину, хотя даже прикосновение к ней вызывало у него дрожь. Сейчас ее тонкие руки были затянуты в легкие черные перчатки с едва заметной серебристой вышивкой, но он видел их и без перчаток — тонкие пальцы, стянутые шрамами от страшных ожогов. Все его существо требовало поскорее если не закончить дело, то хотя бы убраться с глаз всевидящих соседей.

— Спасибо, эллари! — ответила женщина. — Я не собираюсь задерживать вас надолго. Все мои пожелания вы узнаете из этого письма.

Она извлекла из складок одежды и вручила собеседнику свернутый лист бумаги с печатью.

— Если вам станет что-либо известно по данному вопросу, — по ее губам скользнула легкая полуулыбка, — дайте мне знать. Я не настаиваю на личной встрече, можете прислать ответ с посыльным.

Саглио облегченно вздохнул и слегка расслабился, что не ускользнуло от внимания баронессы, наградившей его еще одной, на этот раз саркастической, полуулыбкой.

— Я сделаю все, что в моих силах, — поклонился тот.

— Надеюсь, — ответила гостья. — Я не требую поспешности, мне важен результат.

На этом они распрощались, и баронесса уехала. Саглен же отправился в свой кабинет. Там он распечатал письмо и чуть не взвыл, прочтя следующее: «Одновременно со мной дорцами был захвачен и мой четырехлетний брат. Вскоре нас разделили, и пока мне ничего не удалось узнать о его дальнейшей судьбе. Буду очень признательна за любую информацию о его возможном местонахождении. Баронесса Хильдра ло’Ранти».

Исполнение данной просьбы, несмотря на любое вознаграждение, обещало ему такую головную боль, которую трудно было представить. Разыскать захваченного во время войны ребенка, пусть даже и такого непростого, спустя почти сорок лет?! И это учитывая факт, что при захвате Дора Игмалионом многие бумаги были специально уничтожены, чтобы скрыть следы минувших дел! Да и большинство свидетелей тех событий давно мертвы. Но оправдываться этим перед баронессой, а в те давние времена еще княжной, бессмысленно. И дело даже не в том, что в свои сорок с чем-то она, по меркам своего народа, считается недавно вышедшей из юношеского возраста, ведь чистокровные денери, как они себя называют, свободно живут до трехсот лет, дело в том, что поручение придется исполнить… Правда, об оплате можно не беспокоиться, вознаграждение от баронессы за выполненные поручения всегда бывало более чем достойным.

Род Сейгела не принадлежал к чистокровным аристократам Дойна, но и он надеялся прожить не меньше чем до ста пятидесяти. Теперь, после присоединения к Игмалиону, постепенно стирается разница в положении между коренными дорцами и населением ранее захваченных ими земель. Юные дорцы все более смотрят на юг, свободный от исконного рабства и преклонения перед заносчивым жречеством. Но слишком многое живо в памяти тех, кто видел иное. Особого патриотизма барон ло’Стени никогда не испытывал, предпочитая выгодное положение призрачным идеалам, но порой и ему чего-то начинало не хватать… Может, ему доведется сделать нечто, что поднимет престиж утраченной родины?.. И Саглио принялся за дело.

Однажды вечером Райсен сидел за столом в большой комнате и разбирал древние манускрипты народа си, которые ему дала на время старейшая и самая уважаемая женщина общины — можно сказать, местный матриарх. С нею совсем недавно познакомила его Эленара, видя неподдельный интерес своего постояльца к истории ее народа. Норль уже заметил, что си, особенно молодые, относятся к старшим женщинам с большим уважением и слушают их, как дети собственную мать. Возможно, сыграл роль фактор, что кровь си передается по материнской линии, и во главе рода, по сути, стоит старшая женщина.

Знакомство оказалось очень интересным не только для Норля. Он нашел в хранительнице знаний, каков был ее местный титул и обязанности, кладезь информации, однако и женщину почему-то заинтересовал странный чужеземец. Она очень много и подробно расспрашивала его о прибытии в этот мир и о том, что он помнит о мирах, где побывал прежде. К обоюдному сожалению, память Норля о других мирах сильно повредилась после перехода сюда, а хранительница живо и образно описывала отдельные исторические события, но нередко затруднялась в их хронологии, не зная, какие происходили раньше, а какие позже и сколько лет прошло между ними. Впрочем, и сколько лет ей самой, она уже точно сказать не могла. Однако собеседники расстались довольные друг другом и договорились обязательно встретиться вновь в ближайшем будущем.

Сидевшая на своей кровати и занимавшаяся неизменным вязанием Эленара неожиданно произнесла, обращаясь к Норлю:

— В тебе нет крови Повелителей, но есть что-то другое. Не знаю, было ли оно в тебе прежде или наложило отпечаток то, что ты прибыл с восточным ветром. Но это ощутила не только я, но и некоторые из моих сородичей. — При этом женщина игриво улыбнулась.

Райсен вспомнил, как последнее время нередко стал ловить на себе заинтересованные, если не сказать больше, взгляды некоторых молодых жительниц поселка. Норлю было лестно, но до этого момента он даже не догадывался о причинах подобного внимания.

Райсен не ощущал в себе ничего эдакого, но его нет-нет да и посещала мысль, что неплохо было бы обзавестись своей женщиной и своим домом. Все-таки ему шел уже восьмой десяток лет, хотя выглядел он на тридцать пять, и большую часть жизни он провел в дороге, путешествуя из страны в страну, из мира в мир и не имея из-за этого ни постоянного дома, ни близких людей.

— Мальчику нужен отец. И сам Марвик тоже не против, чтобы ты стал его новым отцом.

Райсен уже знал, что отец мальчика был убит около двух лет назад непонятно кем и непонятно за что прямо на улице городка, в предместье которого и проживала маленькая община си. Норль молчал, обдумывая неожиданное предложение.

— Может быть, ты боишься, потому что си живут дольше людей? — спросила его молодая женщина.

Но этого Райсен не боялся, о чем и сообщил Эленаре. Сородичи Райсена жили в среднем лет до двухсот, так что он как раз был мужчиной в самом расцвете сил. Старость у его народа наступала поздно и длилась недолго. Тогда женщина подошла и приникла к губам Норля.

Райсен перевел дух. Молодая вдова ему тоже нравилась, и не только как обаятельная женщина. Эленара была умна, и не только той житейской сметкой, которой отличаются хорошие хозяйки во всех мирах. Молодой женщине была небезразлична история собственного народа и причины происходящего вокруг, чем также интересовался Норль везде, где ему приходилось бывать. Кроме этого Эленара делала весьма неглупые логические выводы на основе известных ей фактов и ей была чужда зашоренность и слепая приверженность устоявшимся традициям, чем нередко страдали даже самые умудренные опытом и знаниями исследователи. В общем, если бы Норль верил во вмешательство богов, он бы подумал, что они наконец-то послали ему достойную спутницу жизни.

Свадьбу сыграли через месяц. На нее пришли все родственники и хорошие знакомые Эленары, то есть больше половины общины; остальная половина заглянула на торжество с поздравлениями и желанием поближе рассмотреть чужеземца, которому женщина си отдала предпочтение перед сородичами. Спиртного почти не пили, только очень легкий сладковатый эль, настоянный на странных, непривычных по вкусу травах. Как заметил Райсен, многие си вообще испытывали брезгливость по отношению к крепкому спиртному. Однако гуляли четыре дня и по всей территории поселка. Эль слегка кружил голову, и весь мир казался сказочным и переливчатым. К концу празднества и без того любвеобильные си окончательно запутались, кто кем кому приходится. Зато вроде бы умудренный жизнью мужчина насмотрелся такого, что после этого его стало сложно смутить чем-либо, и он понял, почему си никак не реагируют на весьма откровенные подробности жизни, описанные в их легендах. Райсена сильно удивило то, что сцен ревности в результате всего этого он так и не увидел. После окончания свадьбы, разыскав своих супругов и прочих родственников, семьи радостно объединились, как после долгой разлуки, и чинно удалились по своим домам.

Райсен Норль, Эленара, ее сын и племянник лет восемнадцати остались в доме вчетвером. Лаег, то есть племянник, обнаружился в доме на второй день после окончания свадьбы, да так и остался там жить. Откуда он взялся, вообще было непонятно. Эленара была полностью уверена, что племянник — сын ее старшего брата, живущего по соседству, который вернулся от своей матери в прошлом году, а Норль припоминал, что юноша неоднократно заходил к ним в гости, однако брата, которого имела в виду Эленара, по соседству обнаружить не удалось, и установить истину оказалось невозможно. Сам Лаег утверждал, что приехал к своей двоюродной сестре, но, не найдя ее, отправился к ближайшим родственникам.

Лаег, как самый младший в доме, не считая Марвика, стал заниматься домашним хозяйством, а Эленаре и Райсену пришлось искать работу, чтобы прокормить разросшуюся семью.

Эленаре очень повезло — ее взяли гувернанткой в одно из зажиточных семейств, правда дома она теперь появлялась только под вечер, и Райсен очень волновался за нее. Самому Норлю после долгих мытарств удалось устроиться приказчиком на небольшой лесоторговый склад. Его взяли благодаря умению безошибочно и быстро пересчитывать объем привезенной и отпускаемой древесины, не пропуская при этом откровенного брака, и четко, аккуратно вести документацию. По словам хозяина, место освободилось только потому, что прежний приказчик сильно потянул спину и больше не мог справляться со своими обязанностями. Это заявление немало удивило Райсена. Подоплека выяснилась довольно быстро — хозяин оказался жмотом и постоянно пытался сэкономить на грузчиках, в результате во время срочных погрузок, наскоро завершив свои расчеты, Норлю нередко приходилось подставлять свое плечо под бревна вместе с рабочими. Однако он старался работать аккуратно, чтобы не повторить судьбу своего предшественника.

В такие дни Райсен уставал, как ломовой ульхас, но общество Эленары после этого окупало все тяготы работы. Бывший путешественник немного жалел о потерянной свободе, но был счастлив. Он надеялся, что со временем удастся перевести свою трудовую деятельность в более спокойное русло.

Арана лежала на мостовой, полуприкрыв глаза. Рада сидела на корточках возле нее, не зная, что делать. Она спешила на зов наставницы, но успела только к тому времени, когда все уже закончилось. Что случилось, девушка даже не знала. Арана была жива, но на присутствие ученицы и ее вопросы не реагировала.

Рада в который раз взяла наставницу за руку и попыталась с ней заговорить:

— Что надо делать, матушка? — Девушка редко называла ведающую так, но сейчас она чувствовала, что это единственный близкий ей человек на всем свете.

Веки Араны слегка шелохнулись, и раздался ее сдавленный голос:

— Девочка моя, уходи вместе с Селли… куда угодно, но не оставайтесь долго на одном месте. Может, года через два они забудут о нем.

— Кто они, матушка?!

— Те, кто украл мальчика из дома. Гардана навела их на меня, но древняя защита усадьбы закрывала от поиска. А в городе они все же меня выследили.

— Гардана?! — Руки Рады сжались в кулаки, в глазах заполыхал недобрый огонь.

«Напрасно наставница обошлась с этой ведьмой так мягко в прошлый раз! Врагов не стоит оставлять за спиной!» — подумала Рада. Ей оставалось всего несколько месяцев до того, как она должна была стать полноправной ведьмой, и вот… Следовало набраться сил и найти эту паскудную Гардану!

Арана заметила реакцию ученицы и прошептала:

— Зря, девочка. Местью ничего не изменишь, а вот сделанного не воротишь. Может, и стоило тогда наложить на нее более серьезное заклятие, чтобы впредь не вздумала мешать, но…

Видно было, что каждое слово дается наставнице с трудом, и девушка покраснела:

— Чем я могу вам помочь?!

— Ничем, только отвези меня в усадьбу, Карее знает, что надо сделать. Я зачитала заклинание стазиса на выздоровление, если это возможно, оно вылечит меня лет через десять — пятнадцать.

Рада застыла в шоке — десять — пятнадцать лет…

— Поторопись, девочка, заклятие уже начало действовать. Мальчика, если сможешь, отправь в игмалионский Антрайн. Возможно, там ему смогут помочь. А твое испытание может провести любая ведьма. Ты выдержишь его, если не струсишь.

«Вот еще!» — подумала Рада сначала, но при мысли о том, что это будет не Арана, горло девушки сдавило, она хотела что-то сказать и не могла.

— Не плачь… Карее скажет тебе все. Удачи! — И ведьма замолчала, все больше впадая в оцепенение, вызванное заклинанием.

Доставив тело уснувшей Араны в усадьбу, девушка бросилась искать Кареса. За все это время она так и не смогла до конца привыкнуть к этому человеку, бывшему на самом деле зорхайном, но терпела его и уважала за исполнительность. Поисковые заклятия тут не действовали, во всяком случае у нее.

Карее обнаружился, как всегда внезапно, на одной из дорожек парка; было видно, что он спешит.

— Юная да-нери, — поклонился он, пытаясь обойти девушку.

— Постойте, Карее! — Рада заставила себя посмотреть прямо ему в лицо. — Арана… она… просила вас…

Карее остановился.

— Что с госпожой?! — спросил он, глядя в глаза девушки.

Рада не отвела взгляда, как делала это порой.

— Она серьезно пострадала от магического воздействия и зачитала заклинание стазиса. Сказала — вы знаете, что нужно делать дальше.

Карее сел на старую скамейку и опустил голову.

— На сколько времени рассчитан стазис, вы знаете? — бросил он.

— До выздоровления, — тихо произнесла девушка.

Несколько минут он молчал, потом встал, бросил на Раду взгляд, полный боли, и протянул ей руку.

— Идемте, молодая да-нери!.. — сказал он с едва заметным вздохом.

Когда они подошли к неподвижному телу старшей ведающей, Карее уже успел взять себя в руки, и по его голосу нельзя было понять ничего:

— Да-нери Арана предусмотрела возможность такой ситуации. На этот случай подготовлен специальный склеп, он находится за пределами основной территории усадьбы, в склоне холма. Подходы к нему и сам склеп защищены долговременными заклинаниями, не завязанными на саму Арану.

Девушка слушала молча, все еще пытаясь осознать случившееся.

— Я знаю «ключ», — продолжал высший зорхайн. — Вам он тоже должен быть известен.

Рада порылась в своей памяти и вспомнила, что около года назад наставница действительно заставила ее скрупулезно заучить довольно сложный ритуал, называемый «ключ», но ключ к чему, не пояснила.

Девушка кивнула.

— Вам, наверно, объясняли, что заклятие стазиса весьма специфично — чем на дольший срок оно налагается, тем больше поддерживает само себя. Неопределенность срока и условий пробуждения усиливает этот эффект. Я хочу сказать, что для того, чтобы вывести кого-то из длительного стазиса, нужен посторонний человек, иначе заснувший может не проснуться вообще, медленно угасая во сне.

— Но заклятие же наложено «до выздоровления»?! — несколько удивилась Рада.

— Это как раз самый неприятный случай. Заклинание не имеет ума, — криво усмехнулся Карее. — «До выздоровления» в данном случае означает только одно — раньше того, как силы и здоровье человека не восстановятся хотя бы до среднего уровня, разбудить его попросту невозможно.

Девушка хотела заплакать и не могла. Что же это получается, ее наставница на десять — пятнадцать лет останется закрытой в склепе, и только по истечении этого срока можно будет попытаться ее разбудить? И получится ли?.. А Карее как раз спросил:

— Через сколько лет ориентировочно госпожа просила ее разбудить?

— Лет через десять — пятнадцать, — через силу произнесла Рада.

— Хорошо. Тогда вы можете появиться здесь лет через восемь и начать попытки разбудить ее.

— То есть? — недоуменно спросила девушка.

— Большинство маскирующих это место заклинаний скоро рассеется. Может, что-то и останется, но я не знаю. Место станет доступно любому прохожему. После помещения Араны в склеп надо будет спрятать основные ценности. Я останусь здесь на некоторое время и приведу дом в такой вид, чтобы его можно было оставить лет на десять, йотом уйду. Вам с мальчиком, я полагаю, стоит уходить как можно раньше.

Рада кивнула. Именно то же говорила ей наставница.

На исходе зимы Тарелу начали беспокоить странные ощущения. Временами она чувствовала тяжелый взгляд со стороны, хотя вокруг никого не было, а порой окружающий мир казался нарисованным на тонкой ткани. Тарела вздыхала и отгоняла от себя дурные предчувствия, но как ведающая понимала, что грань, отделяющая ее от какого-то чуждого для людей мира, становится все тоньше. Потом появились сны. Сперва они вызывали просто ощущение безотчетного ужаса из-за враждебного присутствия чего-то, чему она не знала названия. Постепенно это присутствие начинало ощущаться все отчетливее, и нечто, воспринимаемое как голоса, стало требовать у нее отдать, точнее, вернуть Лорну, для чего Тарела должна была отказаться от девочки.

За эти годы ведающая узнала о появлении «гостей» все, что смогла, и теперь не питала иллюзий в отношении своей судьбы, но это не смогло поколебать ее решимость выполнить свой долг перед приемышем и перед миром так, как она его понимала. Пришла ли Лорна в этот мир по своей воле или ее привели Высшие, но никто не имел права мешать ее девочке идти своим путем, и ведающая решила бороться до конца.

Знахарка сопротивлялась как могла, но к весне поняла, что заболевает и надеяться на выздоровление бессмысленно, если она не согласится отдать Лорну. При этом Тарела понимала, что неведомые голоса лукавят — девочка действительно принадлежала к той стороне мира, но она не принадлежала к ним.

Когда на деревьях стали набухать почки, знахарка начала осознавать, что проигрывает бой — скоро она умрет, и девочка останется совсем без защиты. Правда, за последние три года Лорна, вопреки счету прожитых здесь лет, стала выглядеть и соображать, как девочка лет двенадцати-тринадцати, но этого было слишком мало, чтобы отпустить ее в самостоятельную жизнь, особенно с учетом того, что за ней охотятся те, кто хочет оборвать ее путь на этой земле. И знахарка лихорадочно начала искать выход, чтобы защитить свою подопечную.

Со стороны казалось, что Тарела большую часть времени находится без сознания или в бреду, но на самом деле она в это время пребывала своим сознанием где-то посредине между жизнью и смертью. Очень многое, что прежде было недоступно ее, да и не только ее пониманию, стало простым и логичным. Вот только поделиться этим знанием умирающей ведунье было не с кем. Другие ведающие стали обходить ее жилище тридесятой дорогой, да и не стала бы Тарела говорить им многое из того, что узнала, а воспитанница была еще слишком мала.

Знахарка согласилась бы променять свою жизнь на жизнь Лорны, но не знала, как это сделать. Темные тени, которые клубились вокруг нее, иногда намекали на то, что согласны забрать к себе Тарелу вместо ее воспитанницы, однако их обещания не внушали доверия. Хотя если бы ведающая была уверена в их честности, то согласилась бы даже на такой обмен, даже осознавая, что ее душа навсегда останется там.

Но однажды во сне Тарела увидела непонятного человека. Он резко контрастировал с зыбким и странным окружающим миром, в который женщина была погружена почти все время. Молодой мужчина просто стоял, скрестив руки на груди. Внешностью он походил на кого-то из северных народов, близких к денери, хотя тонкости ускользали от восприятия ведающей. Тарела долго смотрела на него, пытаясь понять, кого же она видит перед собой, он не был похож ни на кого из известных ей богов, но очутился во сне ведающей явно не просто так.

Когда она наконец осознала, кто это, то рука непроизвольно дернулась, чтобы осенить себя знаком Альтери — бога Жизни. Тарела уважала Троих, чаще упоминаемых в этих краях просто как «добрые» или «милосердные» боги, впрочем, уважала она и всех остальных богов, считая, что каждый из них играет свою уникальную роль. Но этот…

Почувствовав смятение и отторжение в душе женщины, молодой мужчина грустно улыбнулся, но не исчез, как этого ожидала знахарка. Ма’эль, а это был он — наиболее известный как бог самоубийц, с печалью смотрел на Тарелу, которая в ужасе старалась понять, почему к ней пришло именно это существо.

Собственно говоря, Ма’эль считался не богом, а кем-то вроде полубога или приближенного к богам существа. В Центральном Дойне его помнили немногие и только в одной ипостаси. Считалось, что он спасает души самоубийц. Даже ведающие, в дополнение к расхожему мнению, знали только одно: этот странный полубог может проявить свою заботу лишь о тех, кто кончает с собой не из-за усталости или отчаяния, а лишь по крайней необходимости.

Если бы Тарела родилась среди народов, населяющих самый север полуострова, то эта своеобразная личность была бы известна ей совсем в другом свете. Там молодой человек занимал свое место в череде легендарных героев, и существовало предание о том, что некогда, оказавшись в пути в лютую зиму и не в силах обеспечить близких пищей, он покончил с собой, чтобы оставить им пропитание, что и спасло всю семью. Именно поэтому его призывали те, кто прерывал свою жизнь, спасая близких людей, и он помогал. Родня и друзья таких самоубийц спасались самыми невероятными путями. Ходили слухи, что души тех, кто ушли из жизни при подобных обстоятельствах, не попадали в нижний мир, но и не совершали свой путь наравне с остальными усопшими. Такие души, служа полубогу, были призваны и в дальнейшем помогать живым и оберегать их. В чем именно — мнения расходились.

Ведающая ничего этого не знала, но вспомнила рассказ одного человека о событиях времен завоевания дорцами их земель. Спустя три года после решающей битвы, где погиб весь цвет княжеского воинства, дорцы, добравшись до крайнего севера, начали наводить там свои порядки, и вот тогда вспыхнуло восстание. Оно было безнадежным, и все участники понимали это. Просто молодые люди, не успевшие принять участия в решающей схватке той войны, не смогли смириться с тем, что должны подчиниться исконному врагу, жестоко насаждающему свои порядки, вот и вспыхнул стихийный бунт. Не желая остаться совсем без населения на этих территориях, дорцы даже не стали трогать семьи погибших бунтовщиков. И молодые северяне, если был риск попасть в плен или угроза жизни родных, перерезали себе горло на виду у окруживших их врагов или прыгали со скал с именем Ма’эля на устах. Что стало потом с их душами — неизвестно, но, подавив восстание, дорцы как-то быстро стали покидать те места, не делая попыток обосноваться всерьез.

Когда-то, услышав этот рассказ, молодая Тарела была в ужасе, но, вспомнив его сейчас, она осознала многое. Теперь ее не волновала ни собственная смерть, ни то, что будет с ее душой после. Женщина желала только одного — чтобы ее воспитанница осталась жива, и те, кто желают прервать ее путь, отступились от девочки хотя бы на время, пока та сможет противостоять им сама или обретет надежных защитников. Знахарка задала всего один вопрос:

— Ты сможешь выполнить то, о чем я попрошу, если я уйду с тобой?

И Ма’эль ответил:

— Да.

Тарела поверила ему сразу.

Мужчина исчез, и темные тени, которые мучили женщину не первый месяц, стали блекнуть и удаляться, пока не пропали совсем. Два дня ослабевшая Тарела была в полном сознании и успела сделать заплаканной Лорне все наставления. Весь вечер второго дня они сидели на постели Тарелы обнявшись, и ведающая рассказывала девочке разные интересные истории.

Утром знахарка не проснулась. Злые языки утверждали, что она, будучи не в себе, приняла слишком большую дозу успокоительного зелья. Только Лорна знала, что это неправда. Но девчушка не стала спорить ни с кем, особенно с «сестрами», прибывшими на похороны Тарелы все как одна. Наверно, часть из них были умными и добрыми женщинами, помогающими людям в меру своих сил, как это делала Тарела, но в тот день они казались Лорне стаей крикливых птиц, слетевшихся на падаль. Девочка сидела в запечном закутке и тихо плакала, пока ведающие совершали какие-то обряды и готовили тело к погребению. В самом начале пришедшие попытались задать ей какие-то вопросы, но Лорна только плакала и, сжав губы, качала головой. Какая-то из женщин попыталась накормить девочку, но та отказалась и от еды. От Лорны отстали и предоставили ее самой себе.

Через два дня после похорон Тарелы девочка начала собирать свои вещи. Наверно, никто не посмел бы выгнать сироту из жилища и даже наверняка ей не дали бы умереть с голоду, но Лорна не хотела оставаться в доме, где все напоминало о единственном близком человеке, который уже не вернется сюда никогда. И девочка отправилась куда глаза глядят с тайной надеждой отыскать место, где она снова станет кому-то нужна.

Мела поземка. Девчушка лет двенадцати-тринадцати с виду, одетая в старую шубку, брела против ветра, не поднимая головы, за ее спиной болталась полупустая котомка. От деревни к деревне, живя подаянием добрых людей, осмелившихся пустить в свой теплый дом странную оборванку, Лорна шла все дальше и дальше на восток, постепенно отклоняясь к югу. Впрочем, никакой цели у нее и не было, просто она была никому и нигде не нужна.

В темных глазах девчонки стояли слезы. Еще год назад все было хорошо, и она грелась в любимом запечном закутке, ожидая, когда Тарела закончит свои дела и они вместе сядут на лавку у печки и будут читать какую-нибудь книжку. Вспомнив воспитательницу, девочка всхлипнула. Все было так хорошо, пока та была жива. Умирая, Тарела не рассказала девочке всего, но та поняла, что ведающая ушла, чтобы выжила она, Лорна.

Тарела дала своей подопечной очень много разных наставлений, чтобы та смогла как-то устроиться в дальнейшей жизни без нее, но с тех пор Лорна не чувствовала никакого интереса к этой самой жизни, только сосущую пустоту в душе.

Так девочка и шла от хутора к хутору, от поселка к поселку, не замечая, как становится коротковата и тесна детская шубка, отданная ей осенью какой-то доброй женщиной. Правда, со временем она научилась не просто проситься на ночлег, но и предлагать свою помощь в поиске потерянных вещей — за это девушку принимали гораздо охотнее. Лорна умела находить вещи всегда, но до последнего времени как-то не задумывалась, что этим можно зарабатывать на жизнь, хотя видела, что Тареле за находку чего-то пропавшего приносят еду и другие подарки.

Остановившись в одном селении, девушка отыскала пропавшего мальчугана лет семи, который упал в расщелину и не мог выбраться сам. Родители были вне себя от счастья и отдали ей много теплых вещей и старые лыжи, не считая еды, которую собирали для нее не только они сами, но и некоторые из односельчан.

В последнем из поселков где побывала Лорна, люди сказали ей, что совсем недалеко есть полуопустевший хутор, и там, вероятно, можно будет зазимовать в одном из заброшенных домов. А поземка мела и мела, скрывая все вокруг сплошной пеленой.

Девушка вышла к тому самому хутору днем. Только из пяти труб шел дым. Постучавшись в первые попавшиеся двери, она сказала:

— Я пришла с миром, добрые люди! Подскажите дом, где можно поселиться на зиму. Я — видящая. Если вам нужна моя помощь, то я могу найти все, что вы потеряли, пусть даже это было много лет назад.

Кряжистый мужик в засаленной рубахе шмыгнул носом и, оглядев девушку с головы до ног, почесал в бороде и изрек:

— Как-то в начале зимы обронил я молоток в снег и не приметил где. Вот ежели ты его отыщешь, то я даже крышу подлатаю в той хибаре, что в овраге. Хибара хоть и мала, но цела, только крыша течет, и полы прогнили, ну с пола не есть, а крышу починю, ежли сподобишься пособить…

Даже не спросив попить горячего с дороги, Лорна молча вышла во двор, кое-как пролезла за сарай, где сугробы намело уже с нее ростом и, опустившись на колени, стала рыть снег руками. Хозяин через какое-то время вышел звать задержавшуюся гостью. Когда он на голос пробрался за сарай, то некоторое время стоял, почесывая в бороде, и только потом принес кол и лопату. Вдвоем дело пошло быстрее. Хозяин кряхтел, сплевывал, но тоже не отступал, раз уж сам затеял это дурное дело. Его жена долго звала мужа с крыльца, но в снег не полезла.

Когда яма достигла Лорне почти до горла, она онемевшей от холода рукой наконец-то нашарила молоток. Мужик долго и громко поминал всех кого надо и не надо, но все же выбил молоток изо льда. Достав его, он подхватил девушку под руку и потащил в дом, где усадил на лучшее место возле теплой еще печки и приказал жене хорошо ее накормить. Та долго ворчала, ругала своего мужика, додумавшегося в такую пору искать молоток, но накормила Лорну, а потом и постелила ей на ночь в углу на сундуке.

У первых знакомых девушка прожила почти декаду. Мужик сначала сам, а потом с помощью одного из соседей кое-как подлатал крышу дома, где планировала поселиться видящая, и даже немного починил пол, настолько, чтобы Лорна невзначай не провалилась сквозь него.

Спустя немного времени, заинтересовавшись способностями девушки находить потерянные вещи, к ней обратилась жена соседа, помогавшего чинить крышу хибары для Лорны. Впрочем, спросила она больше ради интереса, не поможет ли девушка найти тонкое серебряное колечко, потерянное еще в юности. Колечко обнаружилось под доской пола на кухне, влипшее в многолетний слой грязи. Молодая женщина только всплеснула руками. Но потом стала сначала изредка, а потом все чаще приглашать девушку посидеть с ее четырьмя детьми, пока сама была занята хозяйством. На хуторе все держали скотину, поэтому свободного времени имели немного, зато и жили не впроголодь. Дети соседки, старшему из которых не было и десяти, Лорну слегка побаивались, поэтому не шалили и не лезли куда нельзя, а большего от няньки и не требовалось. Так Лорна и стала жить на безымянном хуторе.

Глава 13

Трудные решения

«На извечный вопрос: „В чем смысл жизни?“ — многие отвечают, что в детях. Дети — наш путь из прошлого в будущее.

Меня же мучает другой вопрос, очень похожий на первый, но неизмеримо более сложный: „В чем смысл жизни потомков древних народов, некогда правивших этими землями?“ Старинные легенды рассказывают о том, что наши предки хранили жизнь в этом мире. В своей мощи они могли сдвигать скалы и поворачивать реки, все высоты и глубины покорялись их разуму и воле, но древние прародители покинули мир в незапамятные времена.

Мы, далекие потомки славных родов, давно утеряли знания своих предков, наши возможности ненамного превышают человеческие. Должны ли мы постараться сделать для мира все, что в наших силах, или, покорившись судьбе, смешаться с окружающими нас, из поколения в поколение теряя нашу культуру, язык и облик?»

Элианар ло’Райди. «Хроники Севера»

Город Дор — бывшая столица империи, а теперь всего лишь Дорской провинции королевства Игмалион, привольно раскинулся на невысоких холмах по берегу залива. Вокруг него, в отличие от большинства других дорских городов, не было даже крепостной стены. На каменистой вершине одного из холмов расположилось приземистое здание из светло-серого камня с толстыми колоннами, красивый старый парк раскинулся ниже, на склонах холма, но ни одно из деревьев не росло около древних стен. Еще не так давно это строение не очень типичной для Дора архитектуры принадлежало имперской канцелярии, а ныне было почти заброшено. Местным жителям чудилось, что над ним витает тень проклятия, унесшего в прошлое мощь и величие империи.

Поздним вечером в одной из внутренних комнат старого здания собрались семь человек, впрочем, людьми как минимум пятеро из них называли себя редко. У четверых мужчин из шести волосы были практически белые, один оказался светло-русым, а еще один явно гордился своими роскошными локонами золотисто-рыжего цвета. Волосы женщины и ее лицо полностью закрывала темная вуаль под цвет платья. Комната освещалась несколькими свечами и двумя магическими огнями, испускающими странный серебристый свет.

— Эллари и вы, принцесса![11] — произнес с поклоном в сторону женщины высокий мужчина с хрустально-белыми волосами в серебристо-сером камзоле из тонкой шерсти. На нем не было никаких украшений, кроме перстня с крупным прозрачным камнем на правой руке. — Мы собрались сегодня для того, чтобы обсудить наши дальнейшие действия.

Он сделал паузу.

— Некоторые из присутствующих в приватных беседах выразили мнение, что было бы правильно от имени нашего собрания обратиться к императору, точнее, королю ныне правящей династии Игмалиона за помощью и поддержкой.

— Я полагаю, эти некоторые не учли того, как поступил Игмалион в отношении свергнутой дорской династии, — поднялся еще один беловолосый мужчина, судя по голосу и движениям, очень старый, хотя по его лицу трудно было определить возраст. — Я не думаю, что Игмалион заинтересован в образовании любого анклава на своей территории, пусть даже в рамках ограниченной автономии.

Рыжеволосый мужчина в красной атласной одежде с золотым шитьем хотел что-то вставить, но выступающий не дал ему заговорить, продолжив:

— К тому же первую партию в решении политических вопросов играет вовсе не король, а глава второго аррала, так называемый Мертвый Герцог. Его отношение к любым попыткам разделения страны известно.

— А вы что скажете, принцесса? — поднялся коротко стриженный светло-русый мужчина с бородкой в темно-коричневом кожаном костюме.

— Я полностью согласна с герцогом Синари, — раздался голос женщины из-под вуали. — Вряд ли игмалионские власти будут приветствовать восстановление на своей территории другой правящей династии. К тому же поиски моего брата пока безуспешны.

— Я полагаю, это вопрос времени, — возразил ей русоволосый. — Вы же сами утверждали на прошлом собрании, что полностью уверены в том, что ваш брат жив.

— В тот раз я имела в виду Энелиона. Не думаю, чтобы он чем-либо смог нам помочь. Он дорог мне просто как брат.

— В смысле?

— Вряд ли, зная привычки дорских жрецов, он остался мужчиной. Дорская корона ничуть не менее ревниво относилась к обезвреживанию соперников, чем второй аррал Игмалиона. — В голосе женщины послышались горькие нотки. — А княжеству нужны наследники. Я имела в виду одного из средних братьев, Мелианора. Ходят упорные слухи, что он не ушел вместе с отцом.

— Вы хотите сказать, что ваш отец жив и он просто «ушел»?! — привстал рыжеволосый.

— Он был настоящим магом и мог уйти в любой момент, — пожала плечами женщина. — Во всяком случае, мертвыми их не видели.

— Почему же он не вмешался в ход битвы?! Насколько я понимаю, у дорцев не было магов такого уровня.

— Зато у дорцев хватало жрецов и верных им людей с магическими способностями. Отец блокировал их действия и не дал им развернуться позже. Если бы он применил магию для нападения, это развязало бы противникам руки. Уничтожить же всю дорскую армию было не под силу даже ему.

— Вы хотите сказать, что дорцы мало «порезвились» на нашей земле?!

— Нет. Но магические действия с их стороны в результате были минимальными. Даже жрецы понимали, к чему может привести нарушение равновесия.

— Почему же он тогда до сих пор не вернулся, не помог своему народу в трудные годы?

— Откуда я знаю?.. — устало вздохнула принцесса. — Что мы можем знать о путях настоящих магов…

— Тогда, получается, что Мелианор и Эйранел являлись магами, раз один из них ушел?

— Я не знаю, был ли Мелианор магом. Отец просто мог забрать одного из них с собой. В конце концов, мне тогда не исполнилось и семи лет, причем не семи лет денери, а семи человеческих.

На лице русоволосого мужчины, сидевшего напротив, возникла покровительственная гримаса.

— Нет, я уже не была младенцем, но подобные вещи меня всерьез еще не интересовали, — бросила ему женщина.

«Беранис меня побери! Она же ведающая, к тому же темная ведающая!» — спохватившись, подумал он.

— Не стоит на этом настаивать! — усмехнулась принцесса.

— Вы даже читаете мысли?!

— Нет, но все, что вы думаете, написано на вашем лице.

Дородный мужчина в богатой одежде смутился, даже легкая краска проступила на его щеках.

— А вы, принцесса?.. — задал вопрос еще один из присутствующих, бледный мужчина-денери с истощенным лицом.

— А что я? Как женщина, я способна произвести ребенка. Но у меня пока не возникло ни малейшего желания вступить в брак. А еще стоит учесть, что законный наследник не может быть рожден от тайного брака.

— Это старый закон, и его давно пора пересмотреть, как и многие другие, — махнул рукой русоволосый. — Много ли вообще осталось чистокровных денери…

— Неизвестно, — подал голос тот, кто начал обсуждение. — Слишком многие все еще скрываются под чужими именами и не хотят, чтобы их нашли. Например, Носитель Мечей почти наверняка жив-здоров.

— Боюсь, граф, ваши надежды слишком радужны, — устало произнес пожилой денери. — По разным областям погибло или было угнано в рабство от четверти до половины населения. Больше всех пострадали дворяне и люди с ярко выраженной кровью денери. Их почти не брали даже в качестве храмовых рабов, поскольку жрецы постановили, что денери — не люди, а потому принесение их в жертву может стать оскорблением для богов.

— Во-первых, это постановление появилось не в первые месяцы оккупации, при этом, насколько я помню, дорские власти не препятствовали иммиграции на основную территорию Дора семей с маленькими детьми, даже дворянских, только лишили их титулов, — не согласился тот. — Они рассчитывали, что родители откажутся от мести ради детей, а те уже вырастут в почтении к своим будущим хозяевам. В первую очередь уничтожалась молодежь — она еще не привыкла ценить собственную жизнь и была способна пойти на все.

— Хорошо бы расспросить ведающих, — потер руки русоволосый. — Они наверняка могут выяснить, кто и где находится.

— Так они и расскажут вам, если не сочтут, что время пришло, — усмехнулся денери в сером камзоле.

Женщина под накидкой вздрогнула, услышав последнюю фразу, но этого, к ее облегчению, никто не заметил.

«Надо бы присмотреться к этому графу Л’Гори, — подумала ведающая. — Что-то он знает слишком умные слова для провинциального владетеля, которым был представлен большинству».

Еще ее чисто из детского любопытства интересовало, кому принадлежит второй из магических огней; первый, она знала, принадлежал герцогу и хранился у него еще с давних времен, зажигаясь только по особым случаям. И что из себя представляет молодой денери, который за всю беседу не проронил ни слова, хотя видно, что слушает внимательно. Было известно только его имя — Сариаль Аралани. Интересно, это полное имя? И чей он сын, если так? Внешне юноша годился принцессе в ровесники, но кто его знает…

Пока мужчины обсуждали еще какую-то, по ее мнению, чепуху, она размышляла о своем, хотя краем сознания внимательно следила за беседой. Вопрос о магах поднял тему, недостаточно известную самой принцессе, выросшей среди врагов на чужой земле. Более осведомленных в данном вопросе денери ей пока, к величайшему сожалению, встретить не удалось. Были, конечно, еще несколько ведающих-денери, но они по каким-то своим причинам не очень стремились контактировать с дочерью ушедшего князя, попросту избегая ее.

Ведающей было известно только то, что у чистокровных денери и полукровок магический дар проявлялся иначе, чем у людей. Многие денери владели минимальными магическими способностями, но это не принималось в расчет. Другие имели более выраженный дар, просто обладали им в разной степени. И только настоящие маги стояли особняком — предел их возможностей определить было сложно, он зависел только от личной силы, обучения и опыта. Ее отец, увы, являлся далеко не самым сильным среди известных настоящих магов, но другие пропали еще раньше.

Ведающие-денери не делились изначально на темных и светлых, женщинам с подобным даром были подвластны обе стороны, просто некоторые отдавали больше предпочтения одной из них, но не все. Она сама стала темной, с точки зрения людей, только из-за ужасов, перенесенных в детстве.

Дальнейший разговор присутствующих вертелся вокруг того же, и принцесса не услышала ни одной свежей идеи. Только в самом конце беседы маркиз Данален Ларди, как звали мужчину с бледным лицом, объявил, что официально берет опекунство над Сариаленом Аралани до полного совершеннолетия того. Выяснилось, что юноша, будучи сыном герцога Аралани, остался сиротой уже после войны и в настоящее время воспитывается в небогатой человеческой семье, которая заботится о Сариале, но не в состоянии дать ему соответствующее образование. Сам же маркиз Ларди был известным ученым еще во времена процветания княжества. Что ж, юноша оказался заметно моложе ее, но это не так важно.

Больше ничего интересного не произошло, и присутствующие вскоре покинули помещение.

К концу лета в предместье одного из маленьких городков южного Дора, где теперь обитал Райсен Норль со своей семьей, стало неспокойно. Впрочем, это касалось всей провинции. Люди начали срываться друг на друга по пустякам, а си сделались отстраненными и задумчивыми. Эленара иногда вскрикивала во сне, на расспросы Норля о том, что ей приснилось, не отвечала.

Через полгода после свадьбы Эленаре пришлось уйти с работы из-за ставшей заметной беременности, и обеспечение семьи во многом легло на плечи Райсена, хотя жена, как и до его появления, продолжала продавать связанные ею вещи Норль теперь работал все время, пока требовалось его присутствие на складе, в том числе и грузчиком, чтобы заработать побольше. Более подходящей работы ему найти так и не удалось.

Однажды вечером, возвращаясь с работы, Норль застал обычно мечтательного Лаега на лавочке перед домом за тщательной заточкой большого кухонного ножа. Увидев Райсена, «племянник» смутился и засунул нож под лавочку. На удивленный возглас: «Зачем ты его точишь?» и наводящий вопрос: «Эленара попросила?» — юноша начал что-то сбивчиво объяснять, глотая звуки и целые слова, поэтому Райсен понял только одну фразу: «На всякий случай». Это было что-то…

К родственнику Эленары непонятного происхождения прозвище «племянник» приклеилось с первых дней. Между собой супруги нередко называли молодого человека именно так. Из-за этого со временем даже в разговоре с Лаегом Норль начал порой оговариваться, называя того «племянником». Необидчивый юноша воспринял это обращение абсолютно спокойно. Лаегу была чужда вспыльчивость и вообще воинственные наклонности. И вдруг такое…

Райсен попросил молодого человека пройти в дом вместе с ним, чтобы выяснить ситуацию с Эленарой. В другое время он не стал бы беспокоить жену, но сейчас решил прояснить все странные поступки в семье разом. Эленара уже уложила спать их маленького сынишку и ждала возвращения мужа в большой комнате.

Выслушав историю про Лаега, который все это время задумчиво стоял сзади Норля, не решаясь присесть, женщина молча опустила глаза. Прошла не одна минута, пока Норль не выдержал и спросил Эленару напрямую:

— Что все это значит?! Почему вы молчите?! Что вы от меня скрываете?!

Женщина вздохнула и подняла глаза.

— Тише! Разбудишь ребенка, да и Марвик тоже лег спать, — тихо сказала она, лицо Эленары было странным.

— Но что случилось?! — еще раз спросил Норль, перейдя на громкий шепот.

— Нужно бежать! — произнесла женщина едва слышно.

— Как?! Почему?!! — Норль едва не сел на пол там, где стоял.

Ему начало казаться, что все вокруг сошли с ума.

Эленара пересела на кровать и поманила мужа пальцем, тот подошел и сел рядом. Племянник наконец-то тоже осмелился усесться на стул.

— Мы не хотели расстраивать тебя раньше времени, думали, что, возможно, все рассеется и станет, как прежде. Но теперь уже сомневаться не приходится, хотя можно подождать еще месяц-другой.

Норль был в отчаянии — он не понимал ничего из этих туманных намеков, но перебивать жену не стал.

— Здесь скоро будет небезопасно. Может начаться война. Видящие предупредили народ, что наступает тяжелое время. Тем, кто не сможет защищаться, лучше уйти в безопасное место, пока все не закончится.

— Но с кем может быть война?! — не выдержал Норль. — Поблизости нет других государств. И куда уходить в таком случае?!

Он понимал, что в случае реальной опасности мог бы защитить себя, но у него теперь жена с двумя детьми и этот самый «племянник», который тоже вряд ли сможет за себя постоять.

— Дор не так давно находится в составе Игмалиона, аристократам неймется восстановить свое государство и старые порядки. При первом же удобном случае они возьмутся за оружие, а пострадают, как всегда, мирные жители. — Эленара вздохнула.

Райсен понял, что она права. Такие настроения бродили среди людей, особенно в последнее время. Их городишко Сонн не принадлежал никому, зато вокруг хватало замков аристократов, у каждого из которых имелась своя маленькая армия. Многие из них были недовольны захватом Дора соседним государством. Случись что, первыми пострадают местные жители, на которых аристократы решат напасть для тренировки и ограбить для пополнения средств перед войной.

— А уходить можно только на север, — продолжила после небольшой паузы Эленара.

— Неужели там будет безопасно? Хотя от границы, конечно, лучше уйти подальше.

— От недобрых людей — вряд ли. Люди везде одинаковы. Но древние стены хранят север от чуждого зла. В горах Сириана мы сможем найти приют.

«Древние стены». Какая-то мысль промелькнула в усталом мозгу Райсена, но тут же угасла. Расспрашивать уже не было сил. На север так на север. Некоторое время на подготовку еще есть.

Халег и Арвит, его старший брат, сидели друг напротив друга за столом в большой комнате графского дома. Между ними на подставке тускло мерцали кристаллы связи, рядом была развернута карта северо-восточных земель. Отец ненадолго вышел и велел братьям позвать его, если вдруг придет вызов. Сорейн неохотно брал кристаллы с собой — случись что, придется снова посылать гонца за две сотни миль в Ирвайд, чтобы купить новые. Кристаллы связи дороги, путь неблизкий и не в любое время легко проходимый. Ульхасы медлительны и строптивы, а заводить тирса в этих краях не только дорого, но и просто бессмысленно, слишком холодно большую часть года. О карайнах приходилось только мечтать.

Халег хмуро теребил в руках кисточку на ножнах. Осенью ему исполнялось девятнадцать. За последнее лето он сильно вытянулся и перегнал в росте не только коренастого брата, но и довольно рослого отца.

Лето заканчивалось, скоро начнутся осенние шторма, а вместе с ними могут пожаловать и дорские пираты. Пиратов по привычке называли дорскими, хотя всем было известно, что основные их гнезда теперь находятся где-то среди многочисленных островов Райнского архипелага. На территории самого Дора эту шваль неплохо вычистили королевские войска. Хотя… если бы не дорцы, охотно скупающие пиратскую добычу — от шкур морского зверя до захваченных в плен людей, то пиратство давно бы угасло само. Драгоценностями в этих краях было поживиться сложно, а все остальное требовало сбыта в надежные руки. Дорские аристократы, многочисленные храмы и просто дельцы как раз и были такими руками. Да, королевские власти их заметно прижали, но не секрет, что запрещенное в Игмалионе рабство тайно сохранялось на территории Дора. Тысячелетние порядки за три десятка лет не исправишь.

Еще весной, как только просохли дороги, отец по настоянию Халега отправил доверенного человека в Ирвайд купить побольше кристаллов связи, чтобы снабдить ими все поселения и артели рыбаков, уходящие в море. Это позволило наладить постоянную связь по всему принадлежащему графу побережью. С вассальными владетелями и ближайшими соседями связь была установлена еще в прошлом году. Зато в этот год удалось не только вовремя организовать отпор пиратам в двух поселках, но и спасти многих рыбаков, попавших в беду.

Прошлый теплый сезон выдался очень тяжелым. Халег мотался с отрядом отцовских дружинников по всему побережью, чтобы вовремя успеть на помощь то в один, то в другой поселок. Кристаллов связи катастрофически не хватало, не раз только чутье младшего ло’Айри позволяло вовремя предотвратить непоправимое. Дружинники отца теперь уже не смотрели на виконта снисходительно — видели его в бою, да и его чутье на опасность не раз спасало людям жизнь.

Сейчас же, прослышав о рейдах королевского флота против пиратов в западных водах, с подачи графа летом начались переговоры между окрестными владетелями об организации совместного похода на Райнский архипелаг, чтобы очистить его от постоянной угрозы всему побережью. По общим подсчетам, пиратов было не так уж и много, они выигрывали в основном за счет внезапности нападений и неслаженности действий прибрежного населения. Теперь надо было положить этому конец.

Халег посмотрел на брата:

— Как ты думаешь, где могут располагаться пиратские стоянки?

— Тут и думать нечего, — ответил тот, тыча пальцем в карту, — на Агрейне и Ловере, судя по имеющимся сведениям. И еще одна где-то между Сорном и Давером, на одном из безымянных островков. Впрочем, — добавил Арвит, слегка скривившись, — отец все равно оставит меня на хозяйстве.

— Эта информация мне известна, — было видно, что младший брат нервничает. — Только мне кажется, что мы чего-то не знаем…

Халег повернул карту к себе и склонился над ней, задумчиво водя пальцем по очертаниям островов. Через несколько минут он поднял голову и, развернув карту к брату, указал на группу небольших островков на краю архипелага:

— Мне кажется, что вот здесь находится еще одна база и, возможно, стоит начать именно с нее.

— Почему ты так думаешь? — недоверчиво спросил Арвит.

Он знал о способности младшего брата к провидению, но никак не мог свыкнуться с нею. Одно дело — ведающие, к ним нередко обращались именно за тем, чтобы они подсказали, где искать то или иное, да и то далеко не все из них обладали сильным даром провидения. Но дар ведающих, как известно, был свойствен женщинам. Правда, однажды он слышал легенду об одном то ли колдуне, то ли ведающем, обладавшем подобными способностями, но то легенда.

— Не знаю, почувствовал. Ты ведь помнишь нападение на владение барона ло’Ринди в позапрошлом году? — Халег на секунду замолчал. — Так вот, там были пираты именно с этой базы.

Арвит покачал головой. Он хорошо помнил историю, во время которой пропала невеста брата, и ему показалось, что причина напасть на эту базу первой ясна.

— Нет, не поэтому, — продолжил Халег. — Начать именно с нее стоит потому, что она находится вдалеке от трех остальных, нас вряд ли заметят с других островов. Возможно, представится шанс взять в плен кого-то, хорошо ориентирующегося в водах архипелага, мы ведь знаем места стоянок только приблизительно и ничего не знаем о подводных скалах и течениях между островами. Пираты наверняка позаботились выбрать бухты, проход в которые весьма затруднителен для тех, кто придет туда в первый раз.

— Тогда расскажи отцу, вероятно, он скоро уже отправится на совещание с баронами.

Как раз в это время хлопнула дверь, и в комнату вошел Сорейн.

— Ну чем вы здесь занимались? Как я понимаю, вызова еще не было. Что-то он задерживается.

— Отец, — ответил Арвит, — Халег тут предположил местонахождение еще одной базы, но пусть расскажет сам.

— Интересно, — сказал граф, присаживаясь. — А ну показывай! — обратился он к младшему сыну.

Тот показал место и повторил отцу причины, по которым стоит начать именно с этой пиратской стоянки.

— Хорошо! — хлопнул Сорейн по столу. — Я обязательно сообщу на совете об этой стоянке. Думаю, союзники прислушаются к моему мнению.

Вызов вскоре пришел, и граф отправился на совет.

В путь корабли союзников вышли еще затемно, чтобы, несмотря на любые неожиданности, прибыть в район архипелага в течение суток. Подгоняемая легким ветром флотилия разномастных суденышек скользила по невысоким волнам. Крупных кораблей ни у кого из союзников не было, что и понятно, на всем ближайшем побережье не имелось ни одной глубоководной и хорошо защищенной от ветра бухты, пригодной для их стоянки. Поэтому всем, кто хотел высадиться на этой части побережья, от торговцев до пиратов, приходилось оставлять свои корабли далеко от берега, а потом добираться на лодках, рискуя быть застигнутыми внезапным шквалом. Это была одна из причин, по которой торговцы появлялись здесь нечасто, выбирая сезон с достаточно устойчивой погодой.

Союзный флот состоял в основном из достаточно тихоходных, но устойчивых рыбацких баркасов и трех более быстроходных штаек[12] с косыми парусами, в обычное время использовавшихся как посильные суда. Однако выходить на последних далеко в море было делом рискованным. Тем не менее граф ло’Айри с младшим сыном и два его барона предпочли именно их, надеясь на силы и опыт своих команд.

Сначала погода благоприятствовала экспедиции, но ко второй половине дня по небу потянулись стрелы перистых облаков, предвещавших ненастье. К вечеру, когда флотилия уже приближалась к архипелагу, подул резкий встречный ветер, и суда вынуждены были лавировать, чтобы не слишком удаляться от намеченного курса. А вскоре посыпался и частый мелкий дождь.

Из-за сгустившихся туч стемнело раньше времени. Халег, закутавшись в непромокаемый плащ из шкуры морского зверя, стоял, вцепившись в мачту, под потоками лившейся с неба пресной воды, смешивающейся с каскадами горько-соленой морской, то и дело окатывающей палубу. Временами от ударов штормовых волн легкое суденышко почти ложилось бортом на воду. Рулевой уже давно привязал себя к стойке руля, чтобы его не смыло за борт, а трое матросов в основном следили, чтобы какой-то из парусов не сорвало ветром.

Отец уже давно предлагал юноше сойти вниз в трюм, поскольку править к архипелагу, изобилующему рифами, в такую погоду было смерти подобно, и все суда только крейсировали в его окрестностях, единственно стараясь избежать сильного ущерба от разгулявшейся бури. Но виконт знал, что союзники согласились начать поиски пиратов с названной им стоянки только благодаря авторитету его отца, выдавшего предположение сына за реальную информацию. Поэтому теперь он клял себя последними словами и старался в штормовой круговерти почувствовать точное местонахождение пиратской базы.

Ближе к утру, когда внезапная буря начала утихать и абсолютно мокрый и замерзший Халег наконец спустился в трюм, он уже точно знал, что сможет найти нужное место. Сбросив мокрую одежду и закутавшись в одеяло, юноша повалился на деревянный топчан. Отец, ни слова не говоря, вопросительно посмотрел на сына. Тот понял его немой вопрос.

— Теперь я точно знаю, где находится база. Утром я поведу штайку сам.

Граф одобрительно кивнул, и виконт провалился в недолгий беспокойный сон.

К утру от ночной бури не осталось и следа, даже ветер почти стих. По ясному небу бежали легкие розовые облачка, а море переливалось всеми красками, как дорогой восточный перламутр. Уставшие и озябшие люди стали подсчитывать урон, нанесенный стихией. Его, к счастью, а точнее благодаря умению команд оказалось совсем немного. Только у одного баркаса шквалом сломало мачту, и его пришлось взять на буксир. Остальные суда отделались минимальным ущербом. Из людей серьезно тоже никто не пострадал, так что рейд, невзирая на задержку, начинался благоприятно.

Определив по солнцу свое местонахождение, выяснили, что за время шторма флотилию все же снесло несколько к востоку от архипелага, что было не так уж и плохо, потому что база, по утверждению Халега, находилась как раз на одном из крайних островов с востока.

Проснувшийся виконт сам встал у штурвала и начал отдавать распоряжения команде. Вскоре из легкой дымки возникли очертания первых островов. Растянувшись в цепь и прижимаясь к берегу, благо море почти успокоилось, флотилия в полной тишине двигалась вслед за штайкой графа. Обогнув первый остров, судно Халега через узкий пролив вошло в шхеры. Несколько раз приходилось обходить подводные скалы, порой почти прижимаясь к высоким обрывистым берегам с узкой полоской гравия у самой воды. Следующие за флагманом суда старательно повторяли его маневры, и вскоре открылся вид на подобие лагуны, закрытой со всех сторон от моря. Люди, столпившиеся на палубе, сразу заметили на фоне скал дымки от нескольких костров. Совершив еще несколько маневров на подходе к берегу, виконт передал штурвал рулевому.

— Все. Дальше вода чистая, — бросил он на ходу. — Спускаем шлюпки. — И первым двинулся к ним.

Дружинники графа на этом и на следующих за ним судах тоже бросились к шлюпкам, и все закрутилось. На прибрежную гальку в отдалении от лагеря пиратов граф с сыном спрыгнули почти одновременно и сразу разошлись в разные стороны каждый со своей группой. Сзади подтягивались остальные союзники. Суда с небольшой осадкой подходили прямо к берегу, и люди прыгали с борта в неглубокую воду.

Пробравшись между скал, а где-то и прямо по ним, союзники вышли почти в тыл совершенно не ожидавшим их визита морским разбойникам. Их лагерь лишь начал просыпаться. Кто-то раздувал костер, чтобы нагреть воды, другие еще только появлялись из матерчатых шатров и немногочисленных деревянных хибар. Однако надо отдать должное, пираты сориентировались быстро. Кто-то успел дать сигнал горна, и весь лагерь взорвался топотом и руганью. Закипел бой.

Водоворот схватки вынес Халега на отчаянно сопротивлявшуюся группу пиратов, главным из которых был рослый худощавый человек с длинными светлыми волосами, перехваченными желтой налобной повязкой, — судя по многочисленным нелепым украшениям на его боевой куртке, один из пиратских главарей. Он умело фехтовал своим длинным, изогнутым на конце клинком, так что двум дружинникам графского отряда никак не удавалось перейти в контратаку.

Виконт, лавируя среди дерущихся, стал пробираться к нему. Когда пиратский капитан оказался ближе, юноша рассмотрел одно «украшение» на его «мундире» — светлые человеческие волосы. Халег вздрогнул, а потом отодвинул противников капитана и сам вступил в поединок.

Серией выпадов соперники прощупали оборону друг друга, потом виконт пошел в контратаку. Некоторое время они фехтовали на равных. Неожиданно взгляд Халега вновь наткнулся на кусок человеческого скальпа, украшавшего куртку противника, в этот момент ему показалось, что волосы были женские.

Внезапно весь окружающий мир покачнулся и изменил очертания. Виконт выругался, но не услышал своего голоса. От неожиданности он замедлил темп и встряхнул головой, но наваждение исчезло не сразу. Когда же спустя несколько мгновений мир приобрел обычный вид, то Халег рванулся вперед с удвоенной скоростью. И вдруг пиратский главарь отскочил на пару шагов, разорвав дистанцию, и, бросив свой клинок на землю между ними, развел руки в стороны.

— Я сдаюсь! Не убивайте меня! — прокричал он.

Халег едва успел остановиться. Другие пираты тоже прекратили схватку, опустили оружие и молча стояли, переводя взгляд со своего предводителя на виконта и других воинов. Такое изменение в поведении пиратов, только что ожесточенно сражавшихся, сильно озадачило юношу.

— Ты! — шагнул Халег к главарю, указывая на него острием шпаги. — Подойди сюда!

В тот же момент один из пиратов, стоявший поодаль, с криком: «Нет!!!» ринулся бежать, бросив оружие. Но сзади уже подходили новые дружинники, и беглеца схватили. Услышав шорох, Халег кинул взгляд вбок. Это был Тери, один из людей отца.

— Тери! Ты понимаешь, что произошло?

Тот пожал плечами:

— Не знаю, чего они так испугались.

— Ты бы видел его лицо, — сплюнул главарь. — Это была сама Смерть. Я не суеверен, но не хотел бы потерять вместе с жизнью еще и душу. Отведите меня к вашему предводителю. Мне есть что сказать, если он сохранит мне жизнь.

Остальные пираты тоже побросали оружие, и дружинники повели их к берегу. В других местах острова пираты дрались до последнего, и кроме группы, сдавшейся в присутствии виконта, пленных оказалось всего трое, а в общей сложности набралось двенадцать. Потери среди людей графа и его союзников были невелики, но все же были. Раненых оказалось немало.

Что делать с пленными — решали недолго. Многие в этот момент пожалели, что рабство в Игмалионе запрещено. Люди были сильно озлоблены на пиратов, десятилетиями терроризирующих побережье, и даже смерть казалась для них слишком легкой карой. В результате решили отправить пленников на Эйгенские соленые болота, где каторжники добывали торф и соль, — там работников всегда не хватало.

Вечером из разговора между отцовскими дружинниками Халег услышал еще одну подробность о дневной стычке с его участием. Один из пиратов, кажется, тронулся рассудком, и время от времени повторял: «Это сама Смерть!» К счастью, большинство дружинников не приняли это происшествие всерьез, но Халег задумался.

Пленный капитан, которому граф действительно пообещал сохранить жизнь, как и другим захваченным пиратам, рассказал много интересного. Он подтвердил и уточнил сведения по другим разбойничьим стоянкам и даже посоветовал несколько интересных ходов, чтобы быстрее и с меньшими потерями захватить пиратов и освободить пленников, которые могли у них находиться. Рассказал он и о тайных проходах к бандитским убежищам, часть из которых тоже знал. Граф и остальные были немало удивлены такой разговорчивости пленника. Но тот только отшучивался, ссылаясь на то, что давно собирался сменить род занятий.

Халег при общем разговоре не присутствовал, несколько выбитый из колеи последним происшествием. Но вопросы к капитану у него были, и он решил поговорить с ним с глазу на глаз.

Такой случай представился, когда после суток передышки войско союзников собралось продолжить поход. Теперь большая часть графской дружины погрузилась на захваченное пиратское судно, благо проливы архипелага, ведущие к пиратским базам, были достаточно глубоководны.

Ветер был слабым, и дорога до цели несколько затянулась. Дружинники, пользуясь неожиданной передышкой, отдыхали. Виконту не сиделось в трюме, и он большую часть времени проводил на палубе, погода благоприятствовала этому. Тут он и встретил пиратского капитана, вызвавшегося на роль лоцмана. Как ни странно, ему поверили, и теперь, пока его услуги еще не были нужны, бывший пиратский предводитель Артис стоял, облокотившись о фальшборт, и глядел на море. Халег подошел к нему.

— Ты ведь не дорец? — спросил он в упор. — Откуда-то из наших краев. Почему ты с ними?

Мужчина оценивающе посмотрел на юношу через плечо и с легким вздохом, сопровождавшимся неприязненной гримасой, ответил:

— Что ты в этом можешь понимать?.. А хотя… — Он повернулся к Халегу. — Да, я действительно не из Дора, хотя наш поселок располагался не так далеко от караванных путей на полуостров, а заодно и от порта. Дархал — это почти напротив Кенсала, только на восточной стороне Шерского перешейка. Формально это игмалионская территория, присоединенная еще почти сто лет назад, а на самом деле — те же дикие земли, где дорские и игмалионские законы почти равноправны. И такая же нищета… Невдалеке от нашего поселка дорские жрецы организовали что-то типа школы, где могли за весьма умеренную плату обучаться местные дети. Жрецы учили их читать, писать, считать на простейшем уровне, а вот историю там преподавали дорскую — мощь, слава, победоносные походы. Кроме того, все уши прожужжали о древних богах и правилах поклонения им. Ну мне в те годы это было мимо — в одно ухо влетело, в другое вылетело. Хотелось большего.

— К нам тоже заезжали дорские жрецы, — задумчиво сказал Халег. — Все пугали гневом богов, требовали строить храмы и приносить жертвы. Отец их быстро отправил восвояси. Больше в нашем владении они не появлялись.

— Наши действовали умнее. Вот мне и захотелось большего. А чего большего можно достичь в наших краях, даже и с грамотой? Работать в конторе какого-нибудь купца меня не тянуло, самому торговать — тоже, про морской промысел я уже не говорю. А потом, когда мне было лет семнадцать, Беранис или кто там еще, занес меня в дархальский порт. Свобода — вот что меня поразило. Громадные парусники отправлялись во все стороны света, в далекие неизвестные земли, населенные самыми разными людьми. Свободы — вот чего я хотел. Чтобы не тянуть опостылевшую лямку изо дня в день, от рождения до смерти.

Халег слушал молча, пытаясь представить себя на месте собеседника, и в чем-то даже понимал его чувства. А бывший пират, глядя куда-то в море, говорил:

— Мечтал я несколько часов, бродя вдоль пристаней чуть ли не с открытым ртом. Вдруг меня окликнули матросы с одного из бригов, пришвартованных почти в самом конце пирса. Одеты они были довольно живописно — кто во что горазд, и все при оружии, сразу становилось понятно, что судно не купеческое. О пиратах я, конечно, слышал, как же иначе, но не думал, что они вот так открыто швартуются практически на территории королевства, сперва решил, что это вольные торговцы, промышляющие где чем и путешествующие в поиске новых товаров по всему северу и востоку. «Эй, парень! — окликнули меня. — У нас освободились места матросов. Хорошую выпивку и веселую жизнь обещаем!» — И они дружно засмеялись. Я стоял в недоумении и нерешительности — мечты мечтами, но так вот бросить сразу все… Хотя младшие дети на мне не висели, и мать была еще в полных силах. Один рослый мужчина со шрамом на виске подошел ко мне и бесцеремонно ощупал мои мышцы на руках. Они у меня были крепкие, и он одобрительно покивал. «Ну что, пойдешь к нам? — повторно спросил он. — Или будешь сосать тухлую вяленую рыбу на берегу?» Я вспыхнул и хотел ответить что-то гневное, но моряк отечески похлопал меня по плечу: «По стати вижу, что из тебя выйдет хороший боец, если не будешь лениться, а там и до капитана, гляди, дорастешь». Что покорило тогда меня больше — радужные перспективы или это отеческое отношение, ведь я рос без рано погибшего отца, не знаю, видимо, все вместе. Я дал себя уговорить.

Пират усмехнулся.

— Сначала меня гоняли, как ленивого ульхаса в караване; бывало, что и палкой вытягивали по хребту, но я быстро учился. Через год стал полноправным членом команды. В ту пору наш бриг занимался в основном контрабандой и немного вольной торговлей, как я и подумал вначале. Дальше Дора на западе и Нарита на востоке мы, правда, не заходили, но и это меня устраивало, мне нравилась новая жизнь. Хорошая выпивка, еда, девки, а денег, по меркам нашего поселка, было просто немерено. Сложно было не купиться на такую жизнь, и я не хотел ничего большего. Случались на корабле и драки, но я быстро научился стоять за себя.

Он задумался на некоторое время, потом продолжил:

— Все изменилось лет пять назад. Сначала помер старый капитан, а помощники, давно уже видевшие себя на его месте, передрались из-за корабля, втянув в это всю команду. Трупов было немало. В результате один из помощников вместе с частью старой команды ушел. Потом рассказывали, что он приобрел себе корабль поменьше и продолжил заниматься тем, чем мы занимались при старом капитане. Второго помощника зарезали, а третий стал капитаном. Кстати, это именно его волосы, — усмехнулся пират, заметив, что юноша то и дело поглядывает на скальп, пришитый к его куртке. — Сволочь была редкостная.

— Он был твоим врагом? — спросил юноша.

— Сначала нет, но это с его подачи наш корабль сперва занялся охотой за малыми торговыми судами, а потом и откровенными грабежами на побережье. Правда, бриг в тот же год разбило во время шторма о Хирденскую гряду — проклятое место! Оставшаяся команда распалась на несколько групп, каждая на своем судне, хотя квартировали мы все в одной и той же гавани, где вы нас и застали. Но убил я Рандора за другое. Один раз он уговорил меня на продажу детей в один из богатых дорских храмов. Говорил, что там вместо постоянной нищеты они будут обеспечены всем. А потом я увидел, что этим детишкам приходится делать там… Даже выкупить обратно я их не смог — жрецы отказались наотрез. Вот тогда я вызвал этого мерзавца на поединок. Правда, сперва мне пришлось его догонять, в ту пору у меня уже появилось собственное судно.

— Он не принял вызов?! — удивился виконт.

— Он послал меня к Беранису и прочим темным богам, обозвав чистоплюем и моралистом. Но я его все же догнал и заставил пристать к одному из малых островков, где мы нередко набираем воду. Там и состоялся поединок. Рандор выбрал кинжалы, которыми он владел лучше многих, но это его не спасло.

После этого я решил было вернуться к честной контрабанде, но доход с нее оказался уже не тот, и команда, сменившаяся с прежних пор на отребье из разных мест, пригрозила бунтом. Я старался избегать откровенного грабежа и работорговли, но, врать не буду, бывало всякое.

— Два года назад люди с вашей стоянки в конце весны напали на один из поселков во владении барона ло’Ринди. Поселок был полностью разграблен, пропали и некоторые жители. — Халег решился наконец спросить о том, ради чего он вызвал пирата на разговор.

Тот отрицательно покачал головой:

— Откуда мне знать имена владетелей какого-то там рыбачьего поселка.

— В этом поселке находились кожевенные мастерские, если это поможет тебе вспомнить. Весь готовый товар, остававшийся на складе, тоже был увезен, — с нажимом продолжил виконт.

— Кажется, припоминаю. Я в тот раз даже не сходил на берег, оставался на корабле. На берегу орудовали молодчики Кенси. У него не было хорошего корабля, зато много людей, поэтому мы нередко действовали вместе.

— Как ты понимаешь, меня сейчас интересуют не шкуры. Во время набега пропала одна девушка, но среди погибших ее не видели, — напрягся юноша.

Капитан сначала хмыкнул, а потом задумался. Через несколько минут он поднял голову и сказал:

— В тот раз я строго-настрого запретил Кенси брать пленных. Мне все это уже поперек горла стояло. Он, правда, все равно приволок с собой двоих, но это были молодые мужчины. Куда он их потом дел — не знаю, но женщин точно не было ни одной.

Последняя надежда Халега найти следы Лерики рухнула, хотя… это значило как минимум то, что девушка не попала в рабство к дорцам, а следовательно, оставалась надежда ее найти. Юноша чувствовал, что Лерика жива, но, увы, его дара не хватало, чтобы отыскать ее. Словно какая-то пелена скрывала все каждый раз, когда он пытался хотя бы почувствовать направление, в котором надо вести поиски. Дальнейшее он слушал не слишком внимательно.

— Может, я бы отошел от этого дела, но куда было податься — в рыбаки, рискующие своей жизнью за несколько ведер рыбы?! — говорил бывший пират. — Наверно, мои навыки пригодились бы на военном флоте, но кто согласился бы взять бывшего пирата — наши края обширны, но слишком тесны, каждая муха знает, кто кем был. За свою жизнь я приобрел немало «доброжелателей», которые не поленились бы сообщить во второй аррал, что я был пиратским капитаном, а дальше финал известный… В Доре меня могли взять, но мне, несмотря на мои занятия, противен их образ жизни в постоянном страхе перед вельможами и перед богами. Считай, что именно ты поставил точку в моей прежней жизни. Посмотрев в твои глаза, я понял, что если не остановлюсь сейчас, то это конец…

— Что же ты увидел в моих глазах? — спросил очнувшийся от раздумий Халег, которого этот вопрос тоже мучил уже не первый день.

— Смерть. А именно мою смерть, после которой не будет ничего и никогда. Возможно, я стал нервным, но мне не захотелось это проверять. Лучше Эйгенские болота, оттуда когда-нибудь можно выйти и начать другую жизнь.

— Говорят, там очень тяжелая работа, и доживают до свободы далеко не все.

— Да уж! Я бывал там однажды: тучи насекомых и соль, разъедающая даже небольшие раны. Жуткое место! Каторга для тех, кого ссылают туда за проступки, и повседневная жизнь для местных, другой работы там нет. Но, если дадут Трое или кто-то там еще, я переживу это и выберусь; может, они подскажут мне новый путь.

Глава 14

Возмездие

«К востоку от Дора, на месте плодородных земель легендарного Райна, ныне лежат бесчисленные скалистые острова. Множество каменных утесов и гряд лишь частью виднеются над водой, подстерегая неосторожных моряков. Сколько тайн скрывают морские волны? Сколько крови смешалось с горькой водой? Сколько жизней оборвали коварные течения, зыбучие пески, рифы и внезапные ураганы?

Скалы. Тысячи скал. Миллиарды бесплодных камней, усеивающих бесплодные земли. Нечасто удается человеку найти в этом краю землю, пригодную для жизни. Малолюдные рыбачьи поселки жмутся к подножию отвесных обрывов. Охотники за морским зверем, рискуя жизнью, проникают в лабиринты шхер.

Испокон веков находят пристанище в этом диком краю любители легкой наживы. Шкуры ли морского зверя, вяленая ли рыба или дочери и жены рыбаков — все, что удается добыть, идет в торг. Проклятиями отмечен их путь, но им неведомы страх или жалость. Горе. Отчаяние и горе приносят они в рыбацкие становища и редкие укрепленные поселки владетелей тех земель. Но ходят среди народа островов легенды о Детях Ураганов, что приходят с северным ветром по зыбким волнам. Пронзительны их взгляды, остры их клинки, и нет спасения нарушившим законы бытия».

Салхио Райли. «Дети Ураганов»

Бывшая пиратская шхуна шла под всеми парусами вдоль подветренной стороны Райнского архипелага. День клонился к вечеру. Ветер ласково потрепывал паруса разномастной флотилии, следовавшей за флагманским кораблем. Вроде бы все шло как задумано, но Халега снедало беспокойство. Ему казалось, что он что-то не предусмотрел. Уже не раз он переговорил с пиратским капитаном, уточняя место последней крупной стоянки пиратов и все возможные трудности, которые могут возникнуть при высадке. Тот уже смотрел на виконта с беспокойством, возможно опасаясь новых опасных странностей с его стороны.

Халег и бывший пиратский капитан Артис стояли на носу судна. По прикидкам последнего, вскоре должно было показаться устье протоки между Ловером и Агрейном, куда им следовало свернуть, чтобы добраться до последней пиратской базы, которую предполагалось штурмовать сегодня.

Справа виднелись необитаемые скалистые островки, часть которых представляла собой просто каменные массивы, торчащие из воды. Слева на расстоянии около восьмисот локтей тянулись откосы большого острова Харн, с сильно изрезанной береговой полосой. Неожиданно впереди них справа по борту из-за скал вынырнула пиратская шхуна и также внезапно, меньше чем через милю, снова свернула направо в лабиринт островов. Люди на палубе даже не успели принять решение, стоит ли ставить дополнительные паруса, чтобы попробовать догнать разбойников.

Артис с досады стукнул кулаком по ладони и, повернувшись к виконту, бросил ему:

— Они наверняка нас заметили! Впрочем, неважно. Это Глан, Беранисов выкормыш. Принесла его нелегкая! В этих водах он появляется от силы пару раз за сезон. Вообще-то у него своя база где-то у побережья Дора, но уж если он здесь, то бросает якорь именно на той стоянке, которую мы ищем. А команда у него не слабая, в лучшие годы доходила до трехсот с лишним головорезов! Правда, тогда он ходил на двух кораблях… Видно, второй где-то просрал, или он сушит днище на основной базе. — Капитан поморщился. — Во всяком случае, на его «Горлодере» и так не меньше двухсот рыл. И не какие-нибудь крестьянские увальни, взявшиеся за ножи с голодухи. На две трети — бывшие моряки. Не пошел бы я против них в лоб с нашими силами, на стоянке и без его команды может оказаться до трехсот отчаянных голов. Хотя команда Рона проигрывает глановской по всем статьям, но поселок укреплен…

Артис внезапно замолчал, явно соображая, не сболтнул ли в запале чего лишнего. Халег с интересом посмотрел на капитана, отметив про себя, что тот все чаще стал говорить «мы» и «наши», когда речь шла о союзной дружине, участвовавшей в кампании против пиратов. Кроме того, виконт понял, что Артис рассказал о пиратских стоянках далеко не все, что знает, хотя, вполне возможно, без всякой задней мысли. Так или иначе, но с появлением пиратской шхуны ситуация резко изменилась и, с учетом комментариев бывшего пиратского капитана по этому поводу, вопрос о дальнейших действиях союзной флотилии надо было решать срочно. Немного поколебавшись, он пригласил с собой слегка удивленного Артиса и направился в каюту отца. В первую очередь Халег хотел обсудить положение с Сорейном, а дальше уж как тот сочтет нужным.

Граф, выслушав от сына рассказ о недавнем событии, тотчас же приказал лечь в дрейф и сообщить на остальные суда, что высадка временно откладывается, а также просьбу к союзникам прислать своих представителей на флагманский корабль через полчаса.

Отдав все распоряжения, Сорейн запер каюту изнутри и бросил Артису:

— А теперь рассказывай об этой стоянке все, что «забыл» сообщить раньше!

Тот пожал плечами и ответил:

— При прежних обстоятельствах то, что я по вашему выражению «забыл», не сыграло бы никакой роли. Разве что о стенах вокруг пиратского поселения я действительно забыл упомянуть. Эта подробность вспомнилась только сейчас, я же сам на этой стоянке не бывал. Стены там не очень высокие — где-то в полтора человеческих роста; став друг другу на плечи, преодолеть их нетрудно. Тем более что роновская братия вряд ли содержит их в образцовом порядке, наверняка там так и остались проломы еще со времен захвата ими же этого поселка.

Граф хмуро посмотрел на капитана, а потом жестом предложил ему и Халегу присаживаться к столу. Похоже, разговор предстоял несколько более длинный, чем он полагал вначале. Артис благодарно кивнул и сел, тут же придвинув к себе расстеленную на столе карту архипелага. Карта была ужасной, о чем он и не преминул сообщить графу, ткнув пером в несколько грубых ошибок. На заинтересованные взгляды собеседников капитан пояснил, что некогда сам для себя составлял и дополнял карту, а заодно помечал на ней чужие стоянки и особенности прохода к ним, насколько это удавалось узнать. Карта потом пропала, но к тому времени Артис запомнил ее до мельчайших деталей.

Халег усмехнулся:

— А зачем понадобились такие точные сведения о чужих стоянках? Разве вы не одним делом занимались?

— Ну-у, — криво усмехнулся Артис, — если бы я доверял остальным капитанам, то был бы последним дураком. Редко когда для общего дела объединяются две команды, разве что в случае, когда можно сорвать большой куш, который силами одной команды не взять. Да и то разборки потом неизбежны. Всегда лучше держать козырь в рукаве. — Он еще раз усмехнулся. — А еще лучше — не один…

— Давайте вернемся к той стоянке, которая нам нужна, — прервал его размышления Сорейн. — Что еще вы можете дополнить о подходах к ней, ее положении?

Артис развернул карту к графу и показал точку на восточном берегу острова Агрейн, отделенного в этом месте от соседнего Ловера только узким проливом.

— База находится где-то здесь, только пролив возле нее немного расширяется, образуя бухту, удобную для маневрирования.

Халег с отцом переглянулись — база располагалась совсем не там, где утверждала известная им информация, как и некоторые предыдущие пиратские стоянки, и юноша понял, что же его беспокоило.

Правильно оценив взгляды собеседников, капитан добавил:

— Сначала она располагалась севернее, на берегу Ловера, но место оказалось не слишком удачным. Поэтому года два назад Рон и его команда решили не мелочиться и взяли штурмом главный поселок этого острова. Оттуда и стены вокруг стоянки. Правда, к тому времени в поселке оставалось немного народа, из-за близости пиратского гнезда, появившегося там лет восемь назад, люди начали покидать поселения на Агрейне задолго до окончательного захвата острова пиратами.

— Что же нам предпринять теперь? — задумчиво поинтересовался Халег.

— Если бы не прибытие Глана, я бы посоветовал высадить часть людей чуть раньше расположения основной базы. Там есть место, откуда в долину ведет узкий проход между скал, выходящий немного выше поселения. А остальные пусть штурмуют прямо с хода. Но теперь даже не знаю… Протока со стороны Ловера узкая, как трещина между утесами, а глубина ее изрядная. Берега и вовсе нет — сплошь отвесные скалы. Перед самим поселком, с учетом двух пришвартованных больших кораблей, нет места для одновременной высадки большого отряда. Не зря когда-то Рон положил больше полусотни бойцов за обладание этой стоянкой.

— А нельзя ли пройти в поселок с другой стороны острова? — спросил Халег, склонившись над картой. — Чтобы штурм оказался для засевших там пиратов неожиданностью.

Артис почесал висок и взял в руки перо.

— Южный и западный берег — тоже отвесные скалы, — сказал капитан, водя кончиком пера по очертаниям острова. — С севера есть пляжи, но вблизи береговой полосы полно рифов, поэтому кораблям приходится огибать Агрейн по широкой дуге, рискуя вписаться в ползучие Киранские отмели с зыбучим песком, на северном берегу самого острова таких песков немало. Да и ваши посудины, кроме трех штаек и шхуны, не смогут маневрировать среди скал против восточного ветра при восточном течении. Агрейн не обходят с юга на север, только наоборот.

Вынеся свой вердикт, капитан положил перо и уставился в стену. Граф думал о чем-то и пока не вмешивался в обсуждение, а Халег водил пальцем по карте, что-то шепча себе под нос. Неожиданно юноша распрямился и посмотрел на Артиса.

— А пройти с северного побережья к базе можно?

— Наверно, можно, — неохотно отозвался тот. — Там на побережье раньше находилось рыбацкое поселение, и вполне вероятно, что от него есть тропа в главный поселок. Через остров миль семь будет.

— Если я проведу корабли вокруг острова и мы высадимся там, то сможем напасть неожиданно с тыла. А остальные подождут, пока мы доберемся, и нападут с берега, пройдя по той самой расщелине, о которой упоминал Артис. Время нападения согласуем по кристаллам.

Виконт выжидающе посмотрел на отца, а капитан с легким недоумением и интересом уставился на него.

— Ты надеешься, что сможешь провести корабли через рифы, а потом добраться до поселка, не зная дороги? — Граф с сомнением покачал головой.

— Но я уже один раз проводил нашу штайку через рифы! — воскликнул виконт. — А экипажи на судах опытные. Не собираемся же мы возвращаться несолоно хлебавши и ждать, пока этот Глан уберется обратно в свой Дор, чтобы потом вернуться опять!

Граф тяжело задумался. Он верил сыну, видение которого о еще одной пиратской базе оправдалось полностью и к тому же принесло немало пользы, учитывая плененного пиратского капитана, выдавшего месторасположение и подходы к остальным разбойничьим стоянкам, насколько это было ему известно. Однако граф слегка опасался, что юношеская горячность Халега может взять верх над здравым смыслом. Теперь от видения виконта зависело, удастся ли нанести неожиданный удар по врагу и избежать лишних потерь. План был не так уж плох, если удастся его осуществить аккуратно и в срок. Оставалось убедить союзников. Халег почувствовал, что Сорейн опасается, рискнут ли воины доверить юноше свою судьбу, когда все так неопределенно.

— Надо собрать общий совет дружины, — сказал он отцу. — Пусть со мной идут только те, кто согласится без приказа.

Сорейн кивнул, а потом обратился к Артису, указывая на восточную оконечность вытянутого в сторону Ловера мыса и верхнюю часть протоки между островами:

— А в этих водах рифов нет?

— Нет. Или я ничего о них не слышал. Протока чистая на всем протяжении.

Граф хлопнул ладонью по карте и повернулся к Халегу:

— Хорошо. Если наберется достаточно добровольцев, которые согласятся рискнуть идти с тобой вокруг острова и далее, то ты поведешь шхуну и две штайки. Высадив большую часть воинов, они обогнут остров с востока и войдут в протоку, перекрыв, таким образом, второй выход из нее, а мы войдем с юга, как и собирались. Зажмем всю эту мразь в клещи, и из протоки выйдет тот, кто победит.

Халег кивнул. Он полностью поддерживал план отца, а вот Артис про себя решил, что население Северных Пустошей склонно к групповому самоубийству.

Совещание с союзниками продолжалось недолго. План, предложенный графом, был принят единодушно. Предводитель уже доказал, что умеет принимать верные решения и выполнять их. После этого состоялся краткий совет всей дружины, который созвали благодаря кристаллам связи, не высаживаясь на берег. Сто семьдесят три человека вызвались идти в опасный поход вокруг острова вместе с виконтом, этого было вполне достаточно, чтобы совершить задуманное. После чего граф ло’Айри сошел со шхуны на свою штайку, и суда, остающиеся ожидать идущих в обход, оттянулись к берегам острова Харн, чтобы не привлекать ненужного внимания.

Две остальные штайки с добровольцами и шхуна, подняв все паруса, быстро уходили на запад. Как ни странно, бывший пиратский капитан в последний момент вызвался идти с уходящими. Артис объяснил свое желание тем, что может оказать помощь в поиске правильного пути и места для высадки. На самом деле ему становилось все более интересно, что же собой представляет этот странный виконт, безумный план которого одобрили умудренные опытом владетели, а не менее умудренные военные ветераны добровольно согласились рисковать своей жизнью, приводя этот план в действие. Чувство опасности будоражило Артиса и толкало вперед, хотя он полагал, что в случае чего сумеет выпутаться из любых обстоятельств.

Обогнув западную оконечность Агрейна, корабли столкнулись с достаточно сильным течением с востока. К счастью, ветер был хотя и восточным, но умеренным и без резких порывов. Суда пошли галсами бейдевинд. Стоящий у штурвала Халег всем своим телом ощущал, как вода обтекает киль корабля и его крутые, как бедра женщины, обводы. Юноша пребывал в какой-то странной эйфории, ему казалось, что все идет так, как надо, и это угодно Высшим. Вскоре показалась и кривая скала, за которой начинались рифы. Халег впился в штурвал, и все остальное перестало для него существовать. Идущим на штайках с меньшей осадкой было в этом смысле несколько легче, но рулевые старались следовать за флагманом в кильватере.

Еще по пути с подачи Артиса решили высаживаться не около бывшего рыбачьего поселка, где могли оказаться дозорные пиратов, а на три мили к западу, где тоже была галечная отмель, удобная для высадки со шлюпок, до нее с запада прямо под прибрежными скалами тянулись зыбучие пески.

Сколько прошло времени с момента, когда Халег встал к штурвалу, до того, как он почувствовал, что рифы остались позади, юноша не ведал. Внезапно он ощутил, что опасность наконец миновала, и снова почувствовал ветер и увидел волны, напористо бегущие с туманного востока к берегам Дора. Справа проплывали крутые берега Агрейна, обрывающиеся прямо в воду, потом у подножия скал появились приветливые с виду песчаные пляжи из зыбучего песка. Медленно оглядевшись вокруг, Халег заметил неподалеку Артиса, задумчиво смотрящего на него.

— Скоро ли отмель? — устало спросил юноша бывшего капитана.

— Уже недалеко. Вон за теми скалами. — Артис махнул рукой, не отрывая взгляда от виконта.

В эту авантюру он пустился отчасти потому, что чувство опасности всегда щекотало ему нервы, и окружающий мир от этого становился более ярким и объемным. Во-вторых, Артис был убежден, что его способностей хватит для того, чтобы выбраться на берег, даже если все корабли пойдут ко дну. Однако то, что Артису довелось наблюдать только что, переворачивало все его представления, хотя повидал он немало. Капитан верил в свою счастливую звезду, но пока юный виконт вел вслепую корабль через рифы, он ощутил присутствие чего-то неизмеримо большего, перед чем звезды — как песчинки на морском берегу. К счастью, Артис не был склонен к глубоким раздумьям, но в душе у него что-то повернулось.

Если бы Халег посмотрел на пиратского капитана внимательно, то понял бы, что тот озадачен даже больше, чем при их первой встрече. Но молодому человеку было не до подобных наблюдений.

— Готовьтесь к высадке! — скомандовал он, а когда корабль завернул за небольшой скалистый мыс, добавил: — Пора! Спускайте шлюпки!

Корабль огласился криками и шумом шагов. Люди графа, проверив оружие, прыгали в шлюпки и отгребали от судна.

На этот раз Халег шел одним из последних. Передав уже ненужный ему штурвал рулевому, юноша, слегка покачиваясь, спрыгнул в одну из последних шлюпок, и весла гребцов понесли ее к неведомому берегу.

Учитывая сведения пиратского капитана, шлюпки шли к галечной отмели. Подступы к ней тоже изобиловали подводными камнями, три лодки разбились об них и еще несколько получили повреждения. Но люди, порой почти вплавь, рвались к берегу, благо волнение было несильным.

Немного передохнув и наскоро приведя в порядок одежду и оружие, союзники выступили по направлению к заброшенному рыбачьему поселку. Дозорных там не обнаружилось, видимо, пираты были полностью уверены, что не надо ждать нападения с этой стороны. От поселка в горы вела узкая тропка, по которой, посоветовавшись, и решили пойти.

Тропа сначала петляла между скал, потом людям долго пришлось идти по нашпигованному острыми камнями песку невысокого плато. Расчищенная людьми тропа была очень узкой, и большинство дружинников шло по каменной крошке, нет-нет да и поминая недобрым словом силы, создавшие этот остров. Шесть с лишним миль, которые им пришлось пройти, даже несколько взбодрили Халега, но он нервничал, понимая, что после марша добровольцам предстоит схватка не на жизнь, а на смерть.

Незадолго до спуска в долину воины остановились на короткий привал. Алое солнце садилось за скалы. Виконт связался по кристаллам с отцом и командиром группы кораблей, которые должны были войти в протоку с севера. Получив подтверждение, что все готовы к намеченному маневру, Халег поднял людей, и они выступили быстрым маршем в направлении пиратского поселка, чтобы успеть преодолеть нагромождения скал вокруг него до полной темноты.

Перед спуском в долину, где находился поселок, дружинникам, ведомым виконтом, пришлось разделиться на несколько групп. Первую из них вел по узкой тропинке сам Халег, другие собирались спуститься по скалам. Группа виконта должна была отвлечь на себя внимание пиратов, чтобы остальные смогли подойти незаметно и преодолеть стены поселка с разных сторон.

Артис как-то незаметно для себя оказался во главе спускающихся цепочкой по узкой тропинке людей рядом с Халегом. Оружие бывшему пиратскому капитану вернули еще перед отплытием добровольцев по настоянию виконта, несмотря на неодобрительные замечания некоторых союзников, и теперь его охватило возбуждение, как всегда перед отчаянной дракой.

Почти бегом, но стараясь при этом не шуметь, дружинники графа и воины остальных союзников по одному как тени выныривали из скального прохода в сгущающиеся сумерки долины. Поселок, занятый пиратами, оказался всего шагах в трехстах, оттуда доносился людской гомон и пьяные выкрики. Невдалеке от берега горел большой костер, а среди домов иногда мелькали огни факелов.

Пираты, решив, что неизвестная флотилия давно миновала их остров и теперь уже где-то далеко, праздновали прибытие союзного экипажа из удачного набега. На кораблях, стоящих в бухточке, остались только вахтенные, да и то относительный порядок соблюдался только на шхуне Глана. На корабле Рона двое пьяных вахтенных уже раздевали какую-то пленницу.

Кораблей союзников, которые должны были появиться из протоки с двух сторон, пока не было видно. Виконт остановился и всмотрелся в окружающие скалы; даже ночью он видел неплохо, а полная темнота еще не наступила. Остальные группы уже нашли удобные места, и воины один за другим спускались со скал и ожидали внизу своих товарищей. Судя по поведению пиратов, происходящее за стенами поселка их пока беспокоило мало, и принятые меры предосторожности оказались излишними. Поэтому Халег подождал, пока в долину спустится большинство добровольцев, и только тогда направился со своей группой к стенам поселка.

Как и говорил Артис, в сложенных из камня стенах поселка в нескольких местах зияли заметные бреши. В один из таких проломов и запрыгнули Халег с капитаном, сразу напоровшись на группу пиратов. Причина, приведшая тех в отдаленный край поселка, обнаружилась почти сразу: чуть правее бреши находился каменный загон с женщинами. Стараясь не терять самообладания, Халег бросился на пиратов, рядом с ним вступил в схватку Артис. Сзади них через тот же пролом продолжали запрыгивать другие дружинники из их группы, и началась общая резня, где главным было вовремя отличить своих от противников.

Сначала на звуки боя стали подтягиваться находившиеся неподалеку пираты, и нападавшим приходилось очень тяжело. От неистовой брани Артиса содрогались, наверно, не только небеса, но и Нижний Мир. Халег дрался молча и сосредоточенно. Но вскоре крики и звон оружия послышались уже со стороны берега, видимо подошли союзные корабли, и противники перестали прибывать. Через некоторое время бой шел уже по всей территории поселка и прилегающей к нему местности.

Подошедшие на кораблях союзники были вынуждены вступить в бой еще на воде. Заметившие их пираты, пировавшие на берегу, быстро оценили обстановку, и часть из них попыталась прорваться между вражескими судами на лодках. Особенно туго пришлось судам, замкнувшим протоку с севера, потому что на них после высадки десанта почти не оставалось людей. Шхуна Глана с капитаном и двадцатью пиратами на борту, подняв якоря, тоже попробовала проломить строй мелких суденышек и вырваться в море, но ветер в протоке был слаб, и она не смогла быстро набрать нужной скорости. Два баркаса затонули, не успев увернуться, но союзники, подоспевшие с другой стороны, закинули на борт шхуны крючья, и корабль был очищен от пиратов задолго до выхода из протоки. Разобравшись с теми, кто попытался вырваться из капкана, люди графа и союзников стали высаживаться на берег и вступать в бой с основными силами врага.

Пришедшие через горы прочесывали поселок с разных сторон, высматривая затаившихся и пытающихся скрыться пиратов и не давая им уйти от возмездия. Иногда темнота разрывалась огнями факелов, которые вскоре падали и гасли. Несмотря на царившее безумие, Халег с Артисом ухитрились остаться вместе, и теперь бывшие враги шли плечом к плечу. Артис был почему-то зол и срывал свое раздражение резкими и точными взмахами своего изогнутого клинка, редко проходившими впустую.

Около одного из домов в тусклом свете догорающего на фасаде факела Артис неожиданно увидел высокую молодую женщину. Сначала бывшему капитану показалось, что она обнимает сзади за шею какого-то из пиратских вожаков, наклонившись к его уху. Но тут женщина сделала короткое резкое движение и оттолкнула от себя уже мертвое тело. Сзади подбежал еще один пират, и она, почти не глядя, рассекла ему горло обратной отмашкой кинжала. Восхищенный ее ловкостью, Артис рванулся было к женщине, понимая, что та по какой-то причине заодно с ними, но тут слева из прохода между домами вывалилось несколько озверевших головорезов, и им с Халегом стало на какое-то время ни до чего, кроме схватки.

Поняв, что на пиратов напали не такие же бандиты, а некто решивший уничтожить их за все, что они успели совершить, Эйлинала вышла из дома на темную улицу и начала подстерегать зазевавшихся одиночек, поскольку понимала, что с несколькими опытными бойцами ей не справиться. Помогало то, что в компании Рона ее знали все; уже больше года как подобранная пиратами после крушения лодки рыбачка стала подругой одного из помощников Рона. К своему мужчине Эйлинала не испытывала ни любви, ни уважения, связь с ним всего лишь давала возможность быть женщиной одного мужчины. Убивая его, Эйлинала шепотом попросила у него прощения; все же он научил ее пользоваться кинжалом не хуже среднего матроса. За проведенное среди пиратов время что-то умерло в душе Эйлиналы, и она хотела, чтобы умерли и те, кто привел к этому.

Пираты не ожидали нападения, но почти пятьсот человек могли бы дать отпор любому случайному набегу, однако не в данном случае. Люди графа знали, за что они рискуют жизнью, и бились, не считаясь с полученными ранами. Коса нашла на камень, и этот камень стоял крепко.

На сей раз не было никаких странных событий, просто сила переломила силу и отправила ее к заждавшимся приношений кровавым богам. Кровь пропитала песок на протяжении семисот локтей в округе, даже захлебываясь собственной кровью, непримиримые враги тянулись к горлу друг друга. Люди продолжали сражаться в неверном свете двух лун, пока не упали на мокрый песок последние из пиратов.

Виконт ло’Айри устало вытер окровавленный клинок о чью-то одежду и посмотрел на небо: обе луны — большая голубовато-серебристая и малая оранжевая — стояли в зените, почти сливаясь одна с другой, что происходило крайне редко. Вокруг лун дрожал тревожный кровавый отсвет, который появлялся только в моменты их слияния. Тоска по чему-то несбывшемуся сжала сердце Халега. Нет, в этот раз он убивал из мести не только за Лерику, но и за всех, кто не успел познать счастье из-за грязных рук, делавших деньги на чужом горе.

— Благие боги! — прошептал он. — И все, кто видит, примите эту дань во имя жизни! Кровь к крови, смерть к смерти, и только жизнь продлится одна…

Сказать, что ему стало плохо в этот момент, значило не сказать ничего, но Халег выдержал. Ночное небо разорвали струи колышущегося красноватого пламени, бьющего из-за горизонта, а потом все небо пошло разноцветным мерцанием, и никто не заметил, как виконт, скорчившись от боли, упал на песок. Темные струйки крови стекали с прокушенных губ, извиваясь как живые, и впитывались в песок, уже щедро напоенный людской кровью.

Серебристая трава колыхалась под ветром на обочине темной дороги, поперек которой лицом в траву лежал без движения высокий юноша. Две тени наклонились над ним.

— Он умер? — с надеждой спросила одна.

— Нет. Он просто устал. Нелегко платить за жизнь тому, чьей дорогой является смерть, — ответила вторая и отвернулась, чтобы уйти.

Халег лежал лицом в прибрежный песок. Когда он очнулся и поднял голову, луны уже разъединились, и малая быстро катилась к горизонту, почти успев скрыться за высокими прибрежными скалами. Серебристая зыбь воды в протоке казалась волнами на траве, колышимой ветром.

Артис встретил ту самую женщину уже на берегу, где собрались все оставшиеся в живых после схватки. Там же находились и четырнадцать освобожденных пленниц. Женщина стояла в отдалении от всех, не зная, что делать. Артис взял ее за руку и подвел к графу ло’Айри.

— Она помогала нам во время захвата поселка, хотя я и не знаю, кто она, — сказал он и отошел.

— Кто вы? — спросил женщину граф.

— Эйлинала, — ответила та, опустив глаза. — Остальное неважно. Если позволите, я хотела бы отплыть на материк, когда представится возможность.

— Вы из наших краев? — поинтересовался Сорейн.

— Да, только я думаю, что мои родные погибли за время моего отсутствия, я была их единственной кормилицей.

Дальше разговор Эйлиналы с графом стал неразборчив, потому что они отошли в сторону и стали говорить тише. Артис с размаху саданул кулаком по собственной ладони.

— Ты чего?! — удивленно спросил подошедший к нему Халег.

— Я мог бы додуматься стать военным капитаном, если бы не они!.. — бросил тот и отвернулся.

Потери союзников оказались большими, хотя людей погибло не так много, как можно было ожидать; но почти никто не избежал ран. Тяжелораненые требовали помощи ведающих и хорошего ухода, поэтому их вместе с погибшими в этом бою, которых удалось отыскать, отправили на материк. Зато во время передышки к поредевшей коалиции союзников присоединился один из дальних береговых владетелей, поверив в то, что поход против пиратов может закончиться победой. Он прислал на двух кораблях сто шестьдесят свежих воинов.

Две другие пиратские стоянки оставшиеся в живых дружинники графа и его союзники разнесли с ходу, хотя части пиратов все же удалось бежать. Если в самом первом бою еще брали пленных, то постепенно прекратили, слишком много боевых товарищей полегло в песках безымянных островов, по которым преследовали последних пиратов.

Сорейн ло’Айри за месяц превратился в бледную тень самого себя, а Халег держался только на упорном желании выжить несмотря ни на что. Юноша помогал разыскивать оставшихся пиратов, а затем принимал участие в схватках вместе с отцовскими дружинниками. Двое из союзных баронов пали в боях с дорским отребьем, и их тела со скорбью отправили в родные края. Оставшиеся в живых шли с острова на остров, вычищая последние очаги сопротивления и вспоминая всех, кто не дожил до этого дня.

На одном из последних островов, когда местные жители привели к ним двоих схваченных ими пиратов, граф и остальные предоставили им право самим разобраться с пленными по своей воле. Рыбаки были очень злы, и от досаждавших им много лет подонков вскоре не осталось ничего. Им не мешали, понимая, что каждый достоин того, чего заслужил.

Море хмурилось две декады, но это не помешало союзникам возвратиться на родные берега. В прибрежных поселках мужчины склоняли головы перед защитниками, а женщины приносили детей, чтобы вернувшиеся с победой коснулись их своими руками.

После возвращения на материк выяснилось, что мать и младший брат Эйлиналы остались живы. В тот год мальчишка из последних сил добрался до границы владения ло’Айри, а потом люди вывезли на лодке и его мать.

Артиса Гейри, несмотря на протесты Халега и некоторых других воинов, побывавших с ним в бою, отправили на каторгу на Эйгенские болота, как и других пленных пиратов. Сорейн объяснил свое решение тем, что остальные люди не поняли бы снисхождения к бывшему пиратскому вожаку, но дал слово ходатайствовать о его скорейшем освобождении от своего имени и под свою ответственность.

Вернувшись в родовое поместье, граф ло’Айри позвал к себе младшего сына и заперся с ним в крайней комнате надстройки, окнами выходящей на берег моря.

— Халег, ты понимаешь, что ты сделал? — спросил Сорейн, посмотрев в глаза сына.

В отличие от многих других, он уже не страшился взгляда Халега, в каком бы тот настроении ни находился, — слишком много граф успел повидать за последнее время.

— Нет, — честно ответил юноша.

— Для многих ты стал символом возмездия.

— Почему? — не понял виконт.

— У людей есть уши и порой глаза… Ты поставил себя вне известных им границ, и они это нескоро забудут.

— Но, отец… я не хотел этого! — воскликнул юноша.

Он действительно не очень задумывался о том, как будут восприняты окружающими людьми события, сопровождавшие его в последние годы.

— Мальчик, — с горечью произнес Сорейн. — Ты можешь больше, чем они, и именно поэтому люди запомнят все, что произошло на их глазах.

— Что же мне делать?! — Халег опустил взгляд.

— Я думаю, что тебе стоит уехать отсюда на некоторое время, — начал Сорейн.

— Но куда?! — Юноша посмотрел на отца, в его глазах блеснуло отчаяние.

— В Игмалион.

— В Игмалион?! Зачем?!!

— Там ты сможешь поступить в Военную академию. Пока закончишь обучение, пройдет достаточно лет, чтобы рассказы очевидцев превратились в досужие байки. А потом, если захочешь, сможешь вернуться домой.

Юноша слегка прикусил губу. Странно, но он до сих пор действительно не понимал последствий своих неожиданных поступков. Халегу казалось, что остальные тоже не принимают их слишком серьезно. Нет, юноша, конечно, чувствовал, что все не так просто, как кажется на первый взгляд, но думать об этом не хотелось.

— Разве я не нужен здесь?! — попытался воспротивиться Халег.

— Нужен, но… — Сорейн не знал, как еще объяснить сыну свое решение.

— Прости, отец! — Юноша прикоснулся пальцами к запястью Сорейна. — Ты думаешь, что мне действительно стоит уехать на некоторое время?

— Да…

— Я верю тебе. Когда мне отправляться в путь?

— Через две декады сюда прибудет корабль торговцев из столицы. Я поставлю условием торговли скорейшее возвращение в Игмалион. Ты отправишься с ними…

— Хорошо, отец. Я сделаю все, что необходимо.

Вернувшись в свою комнату, Сорейн долго не мог уснуть, вспоминая все эпизоды, в которых Халег показал себя с непривычной для обычных людей стороны. Граф понимал, что этому когда-нибудь найдется объяснение, но не сейчас. Сейчас для Халега гораздо лучше будет уехать туда, где его никто не знает, а потом, быть может, все объяснится намного проще, чем кажется нынче.

Осенние шторма только начали набирать силу, пробуя на прочность давно знакомые им берега, когда игмалионский корабль с грузом шкур морского зверя, драгоценных раковин и загадочных находок с северо-восточного побережья королевства поднял паруса, чтобы успеть вернуться в столицу страны до начала сезона непредсказуемых северо-восточных шквалов, способных потопить любое неосторожное судно, не успевшее вовремя уйти под защиту надежной бухты. У фальшборта галеона стоял высокий пепельноволосый юноша в сером плаще и смотрел на серые осенние волны. Халег держал путь в столицу, где ему предстояло провести несколько лет, пока в его родном краю не улягутся страсти, причиной которых он же сам и стал. Молодой человек ни о чем не жалел, но надеялся, что время покажет, куда ему держать дальнейший путь.

Глава 15

Путь в неизвестность

«Едешь ли ты на запад, идешь ли ты на восток, любой путь может приблизить или отдалить тебя от того, к чему ты стремишься, если ты не слышишь голоса своего сердца и дыхания тех, кто идет рядом».

Эрдан-полукровка. «Сказания и притчи народов Дора»

Сборы к отъезду естественно затянулись. Пока Норль пытался заработать последние гроши на авральных работах, пока Эленара распродавала наиболее ценную домашнюю утварь, чтобы набрать денег на покупку ульхасов и крепкой двухосной повозки с навесом, лето прошло, и началась осень. Повозку, правда, посчастливилось купить еще летом, а вот с упряжными ульхасами к осени встала серьезная проблема — уезжала не только семья Норля, но и многие другие, во всяком случае из общины си.

Эленара отдала большую часть своих книг хранительнице знаний, чтобы та спрятала их в тайник вместе с другим достоянием общины, оставив себе только две — те самые «Легенды народа си», с которых началось близкое знакомство Райсена с приютившей его семьей, и еще одну, ценность которой в основном была в подробной карте Дорского полуострова, хотя многие названия не соответствовали нынешним.

С продажей дома в такое время Эленара даже не стала возиться, оставив его под присмотром остающейся родни. В середине первого месяца осени повозка, нагруженная самыми необходимыми вещами и всей семьей Райсена, наконец тронулась в путь.

День за днем они ехали сначала на запад и северо-запад, в обход озерного края, изобиловавшего болотами. Восточным путем, пролегающим мимо крупных городов и самой столицы, Эленара отправиться не рискнула, решив, что он более опасен, и к тому же в этом направлении, судя по карте, задолго до предгорий начинались леса, через которые проехать на повозке могло оказаться затруднительно.

Как Эленара ухитрилась оформить подорожную на всех — осталось загадкой для Райсена, хотя он подозревал, что в ход пошли не только связи, но и некоторые фамильные драгоценности жены. Согласно подорожной, семья с двумя детьми и племянником Эленары отправлялась на жительство к своей родне в один из мелких городков в предгорьях Стайского хребта. Сам Райсен, записанный Райсеном Л’Норли, числился теперь седьмой водой на киселе какому-то мелкому владетелю с западного побережья. Почти единственное, что давало подобное происхождение, было право на ношение длинного клинка, чем новоиспеченный аристократ и не преминул воспользоваться, истратив на покупку довольно среднего меча остатки своих сбережений. Мечом Райсен пользоваться более-менее умел, хотя удовольствия от этого процесса не испытывал. Однако отмахаться от двух-трех бродяг с ножами, буде они решат поживиться чужим добром, он бы смог.

Большую часть пути Норль шел рядом с неспешно катящейся повозкой, чтобы не нагружать тягловых животных без необходимости. На козлах сидел Лаег. Однажды утром на заупрямившихся ни с того ни с сего ульхасов возымела действие только пространная эмоциональная речь племянника, да и позже молодого человека эти упрямые бестии слушались лучше, чем остальных. Поэтому общение с ульхасами стало обязанностью Лаега.

Добравшись до равнинных областей среднего Дора, повозка повернула на север, и чем дальше туда, тем спокойнее становились люди и размереннее жизнь. Каменные замки южного Дора сменились небольшими городками и поселками, нередко даже не имеющими стен.

…Серое небо, серые звезды, черные ветви искореженных неведомой силой деревьев; нет сил, чтобы приподняться, встать, закричать… Кто видел такую картину хоть раз — не забудет никогда.

Когда на горизонте показалась долгожданная синяя полоска гор, Райсена внезапно начали мучить кошмары.

Повозка катилась под гору по широкому тракту, ведущему на север. Комья липкой глинистой земли с разъезженной дорога налипали на колеса, все больше замедляя ход. Унылое серое небо повисло, как нестираное полотно, прямо над головой. Казалось, что горы совсем недалеко, но проходил день за днем, а они не приближались. Даже меланхоличный Лаег начал терять терпение и порой обзывал ульхасов словами, не предназначенными для детских ушей.

…Обезображенные трупы мужчин, женщин, детей. Виселицы и ямы, полные гниющих костей и мяса, которые еще недавно были людьми. Пряди человеческих волос на придорожных кустах. Разжиревшие на падали мелкие хищники на дорогах даже не прячутся от людей, только отбегая в сторону от проносящихся мимо закрытых повозок. Крики и стоны навечно впечатались в камни скал…

Стоило Райсену прикрыть глаза, как начинались видения. Он сходит с ума или это предвестие лихорадки, от которой уже слегла жена?

Еще один захолустный поселок с покосившимися домами и прогнившими изгородями. На вопрос, есть ли где переночевать, беззубый старик машет рукой куда-то вперед по дороге, сзади около него трется тощий облезлый кобель.

— Нет никого, — шамкает старик. — Впереди миль через пять будет постоялый двор. — Потом, подумав немного, добавляет: — Только там не ночуйте — ограбят.

— Может, есть тут хоть пустой дом, где мы могли бы поспать до утра? Холодно уже, — не выдержал Райсен.

— Все сгнило. — Старик вытер рукой слезящиеся глаза. — Дожди.

Норлю захотелось кого-нибудь убить… от тоски. Старик повернулся, чтобы уйти, но неожиданно остановился.

— Под горой есть часовня. Там тоже никого нет. Но она каменная, и крыша цела.

— Спасибо, отец! — вздохнул Райсен.

Старик недоуменно посмотрел на него и поспешно направился к дому.

«Что же творится в этих местах?!» — захотелось крикнуть Норлю, но он сдержался.

— Поедем хоть туда, — обратился Райсен к остальным. — Под крышей и то лучше, чем под дождем, может, и костер найдем из чего разжечь.

— В часовне? — недоуменно произнес Лаег.

— Там же никого нет, старик сказал.

Лаег пожал плечами и тронул ульхасов с места. Эленара лежала почти неподвижно, ее лицо осунулось, глаза ввалились. Декаду назад все было в порядке. Марвик сидел подле матери, вытирая ей лоб — женщина все время потела, несмотря на холодную погоду, хорошо хоть кашля не было. Но что с женой, Райсен не понимал, а ведающих, со слов встречных людей, нет на мили вокруг.

На счастье, рядом с часовней обнаружился сарай с земляным полом, как и везде в округе. Щели от сгнивших досок и отсутствующая дверь давали выходить дыму от небольшого костра, разложенного прямо внутри. Глаза щипало, зато удалось вскипятить воду и приготовить горячую еду, которой не ели уже два дня. Эленаре Лаег заварил какое-то гнусное пойло, но та с одобрением выпила его. Да хоть что, лишь бы ей стало легче…

«Снег. Снег. Обгорелые доски из-под снега. Кровь на снегу. Плач ребенка».

Райсен очнулся от недолгого беспокойного сна. Ребенок и правда плакал, но никто не проснулся. Отец взял мальчика на руки и стал баюкать, поплотнее завернув в одеяло. Так и заснул.

Проснулся Норль от холода. На улице сыпал мелкий снежок. Лаег потянулся и вылез из-под одеяла — его тоже пробирала дрожь. На Эленару сложили все теплые вещи, и та пока спала. А где же Марвик? Пошел прогуляться?

Лаег наломал досок и опять зажег костер. Проснулась Эленара. Марвик не появился даже к концу завтрака. Передав маленького сына жене, Норль вышел из сарая.

На припорошенной снегом земле еще были заметны отпечатки детских ног. Мужчина последовал по ним. Следы привели в заброшенную часовню, покружили по ней и вывели обратно. У проезжей дороги следы обрывались, и на другой стороне их не было. Утром кто-то проезжал по дороге, и даже не единожды…

Обдумывая, что сказать Эленаре, Райсен вернулся в часовню. На стенах некогда находились фрески, но они потемнели, а расписной потолок часовни был покрыт копотью — наверно, тут жгли костер какие-то не слишком религиозные путники. Когда-то Норль обязательно внимательно рассмотрел бы все изображения, ведь именно интерес к древней истории этих краев некогда заставил его отправиться на север, но в последнее время исследовательский пыл стал угасать, уступив место повседневным заботам. Правда, искры этого интереса еще теплились.

Норль подошел к первой попавшейся на глаза фреске и всмотрелся в нее. На полукруглом сероватом или серебристом прежде фоне, как на полукруге луны, встающей из-за горизонта, была изображена темная женская фигура, воздевшая руки. Почему-то она напомнила Норлю воздетые к небу темные ветви деревьев без листьев на таком же сером фоне из его видения. Внезапно все стало нереальным, как во снах.

«Марвик! Марвик! Где же ты?!»

Он даже не был в состоянии понять — голос ли это Эленары или его мысли.

«Марвик! Марвик!»

Когда Райсен, отойдя от короткого транса, вернулся в сарай, Эленара, сжавшись, сидела на одеялах.

«Она все поняла, — подумал Норль. — Ее сына украли, правда, совершенно непонятно, кто и зачем».

Но в его душе теперь теплилась какая-то неясная надежда. Мужчина нацепил ремень с мечом и кинжалом. Лаег удивленно смотрел на него.

— Доставай свой нож, — хмуро улыбнулся Райсен. — Тебе придется быть защитником, пока я не вернусь.

Лаег безмолвно подчинился. Он надел теплую куртку, укрыл одеялами Эленару с ребенком и, выудив откуда-то из-под груды вещей тот самый нож, который и ознаменовал начало этой истории, присел на корточки у дверей сарая.

— Меня может не быть несколько дней, — сказал «племяннику» Райсен. — Позаботься о них.

Тот кивнул, и Норль вышел в дверной проем.

Он двинулся прямо по целине через поля, что-то навязчиво билось серебристой жилкой в мозгу, — Норлю казалось, что он видит тропинку, которая ведет в нужном направлении, хотя, конечно, никакой тропинки не было.

Как заведенный Райсен шел весь день, а потом всю ночь, останавливаясь только для редких передышек, чтобы хлебнуть из фляжки воды и пожевать немного хлеба. Есть почему-то не хотелось. На следующее утро он подошел к некой усадьбе или хутору, огороженному частоколом. Мужчина решил обойти ограду по периметру, надеясь найти удобное место, чтобы перебраться через нее. У Норля не было никакого сомнения, что Марвик где-то внутри. Если бы кто-то сказал Райсену раньше, что он будет вести себя настолько странно, он бы никогда не поверил.

Марвик скорчился на соломе в сарае, спина болела от вчерашних побоев. Неожиданно за дверью послышались тихие шаги, потом скрип щеколды. Мальчик натянул на себя кусок старой кожи, которая служила ему одеялом этой ночью. На местного хозяина не похоже, но кто их знает…

Вчера Марвик проснулся, когда остальные еще спали, и решил пойти немного прогуляться. Заглянул в часовню, о которой рассказал старик, постоял немного там, рассматривая фрески, потом вышел. Он уж собрался было обратно в сарай, чтобы разжечь костер, но зачем-то пошел вдоль дороги. Тут все и случилось. Раздался шум подъезжающего экипажа, мальчик даже не успел обернуться, как некто, зажав ему рот рукой, затолкал в повозку.

О дальнейшем мальчику и вспоминать не хотелось. Прибыв на хутор, пьяный хозяин без всяких предисловий принялся издеваться над ним и в конце концов, привязав к ограде возле стойла, избил плеткой. Почему и за что, нечесаный темноволосый мужчина даже не объяснил. Вечером Марвик, уже запертый в сарае, слышал снаружи крики другого мальчика.

Когда дверь отворилась и Марвик увидел Райсена, он готов был кинуться ему на шею.

— Как ты меня нашел? — прошептал мальчик сквозь слезы.

— Потом, — ответил мужчина, оглядывая помещение. — Ты здесь один?

— Здесь один, — прошептал Марвик, проглотив слезы. — Но я слышал голос еще одного мальчика. Его тоже били.

— Били?

Лицо Норля заледенело, мальчик никогда не видел таким своего приемного отца.

— Ты знаешь, где он?

— Нет.

— Хорошо. Тогда спрячься пока. Я быстро.

Обнаженного до пояса светловолосого мальчишку с исхлестанной плеткой спиной он обнаружил привязанным к кольям у дома. Подросток уже посинел, но был жив. Райсен отвязал парнишку, но что делать дальше, не представлял. Бедняга наверняка простыл, хотя еще не мороз. Но пока Райсен думал, он успел перетащить мальчишку на ту сторону ограды, потом быстро вернулся за Марвиком и помог ему перебраться тоже. Хозяин дома спал. Разбираться с этим подонком, увы, было некогда.

Сначала Норль хотел направиться обратно к сараю по своим же следам, которые хорошо были заметны на подтаявшем снегу, но тут светловолосый подросток сказал:

— Нет. Надо идти в горы. Я знаю дорогу.

Райсен попытался объяснить ему, что возле дороги в сарае он сможет обогреться, хотя не очень верил в эффективность такого лечения, но мальчик опять сказал:

— Нет.

Тогда мужчина постарался поплотнее укутать мальчишку в свою теплую рубашку и взял его на руки, попросив указывать дорогу.

Райсен был в пути вторые сутки, но, как ни странно, силы у него еще оставались. Только к вечеру им удалось добраться до какой-то хибары в предгорьях.

— Все. Можешь меня оставить здесь, — сказал светловолосый подросток, когда Норль жарко натопил печку и приготовил кое-что из еды, обнаруженной в тайнике, — наверно, это была охотничья избушка.

— Ты простыл. Тебе нужно лечение! — ответил Норль, потому что к вечеру у мальчика начала подниматься температура.

— Меня спасут, — слабо улыбнулся тот.

И тут Райсен, к своему ужасу, понял, что не сможет найти даже дороги обратно к хутору, не говоря уже о прямой дороге к сараю, где остались Эленара с ребенком и Лаег. Все это время он шел, не очень-то разглядывая окрестности, и если утром еще мог вернуться от хутора к сараю по своим следам, то к вечеру неожиданный снег почти стаял.

Мальчик уверял Норля, что ему помогут найти родных, надо только дождаться одного человека. Норль ждал, постепенно сходя с ума от тревоги за тех, кто зависел от него.

Только на второй день, когда уже стемнело, дверь неожиданно отворилась, и на пороге появился высокий светловолосый человек в кожаной одежде и с оружием на поясе. С удивлением незнакомец осмотрел собравшихся в доме, а Райсен не знал, что ему делать. И тут мальчишка, который привел их в этот дом, высунувши голову из-под одеяла, радостным голосом прошептал:

— Райден!

Вошедший вздрогнул и посмотрел на паренька.

— Силхи?! Как ты оказался здесь?

— Я потом расскажу. Этим людям надо помочь!

Мужчина подошел к Норлю и сделал какой-то жест, видимо означавший приветствие.

— Я Райден Нерли, — произнес он.

— А я Райсен Норль, — ответил Райсен, вставая.

Мужчины с легким недоумением несколько мгновений смотрели друг на друга. Оба были почти одинакового телосложения, только Райсен оказался на несколько сантиметров ниже, а волосы у Райдена были значительно светлее. Пришедший сделал жест, приглашающий присесть, и они сели.

— Что у вас случилось? — спросил Райден. — И в чем нужна помощь?

— Я с женой, двумя детьми и племянником жены уехал с юга, спасаясь от войны. Мы надеялись поселиться где-то в этих местах, но тут оказалось очень странно…

— И страшно… — прошептал Марвик, прижавшийся к Норлю.

Тот кивнул, он был согласен с мальчиком. Райден не задавал вопросов, и Райсен продолжил:

— По дороге жена заболела какой-то лихорадкой. Мне начали чудиться разные кошмары, возможно, я тоже заболел, хотя в остальном пока чувствую себя нормально. Но дело даже не в этом. Три дня назад Марвика, — он посмотрел на мальчика, — украли, когда мы остановились на ночлег в придорожном сарае. Я нашел его и второго паренька, который был там же. Хозяин хутора избивал их и неизвестно что еще делал. Я бы вернулся с Марвиком к своей родне, но Силхи попросил меня доставить его сюда, поскольку сильно замерз. Я не запомнил дорогу… — Райсен смутился, для опытного путешественника нелегко было признавать такое, но он не хотел говорить незнакомцу, что большую часть пути пребывал в странном состоянии.

— Вполне верю, что на этом тракте могли привидеться кошмары, — задумчиво произнес Райден. — Это старый дорский тракт, по которому после завоевания Дойна везли в Дор награбленное добро и гнали пленников в рабство.

Местное население тоже сильно пострадало «за нелояльность».

Вид у него на какой-то момент стал угрюмым, даже злым, но он стряхнул с себя это и спросил:

— Значит, ваши родные так и остались в том сарае, где вы ночевали в первый день?

— Надеюсь, — вздохнул Норль. — Если только хозяин хутора не решил вернуться на место, где прихватил Марвика. Я не очень надеюсь на то, что племянник сумеет защититься от такого типа.

Норль был уверен, что не сможет, поэтому так переживал.

— Силхи, что за хутор? — обратился Райден к пареньку. — И как ты там оказался?

— Хутор Черного Райли… — пробурчал паренек. — Он вконец чокнулся. Я даже мимо не проходил…

Мужчина строго посмотрел на парнишку.

— Мы с сестрой рыбу пошли ловить на плотину, — еще тише и неразборчивее произнес Силхи в подушку. — Она успела сбежать, а я нет…

Райден глубоко вздохнул, наверно желая высказать мальчишке все, что он думает по поводу его поведения, но потом решил не оглашать подробности из-за присутствия посторонних.

— Сюда Райли не сунется. Оставайтесь пока здесь. Я быстро смотаюсь до хутора, проверю, не притащил ли этот ублюдок еще кого-то, а потом за вашей родней, — сказал он, уже обращаясь к Норлю. — Где находится тот сарай? Там есть поблизости что-то приметное? И что сказать вашим родным, чтобы они поверили, что я от вас?

— Там рядом заброшенная часовня, но я шел от тракта до хутора почти сутки.

— Это не проблема. Я обернусь за пару часов.

Норль удивленно смотрел на Райдена, ничего не понимая, но сказал:

— Мою жену зовут Эленара, у нее маленький ребенок, а племянника — Лаег. Там у нас еще повозка с ульхасами.

— Повозку придется бросить, в горы все равно на ней не проехать, а об остальном поговорю с вашей родней.

Райден резко поднялся и, пригрозив Силхи кулаком, вышел.

— Как же он успеет? — недоуменно спросил Марвик, обернувшись к товарищу по несчастью.

— Он на карайне! — гордо заявил тот.

Райсен наконец-то немного расслабился и вспомнил карайнов, виденных им в первую зиму пребывания в здешнем мире. С тех пор эти животные Норлю не встречались, а всадников на карайнах он вообще ни разу не видел. Зато вспомнился рассказ охотника об элитном боевом отряде на карайнах.

— Райсен — невидимка? — обратился Норль к мальчику.

— Кто-о? Да вроде нет… Его же видно.

— Я слышал об элитном боевом отряде на карайнах, они называются невидимки.

— Не знаю. — Теперь был удивлен Силхи. — Вроде бы отряд Райдена никак не называется. Но я потом спрошу.

Райсену стало очень интересно. Он бы еще порасспрашивал Силхи, но заметил, что тот чувствует себя плохо, и решил оставить вопросы на потом.

— Я давно к ним прошусь, но меня не брали. Может, теперь возьмут. — Парнишка завернулся в одеяло, его опять бил озноб.

Райден вернулся намного быстрее, чем обещал. Сначала у дверей раздался шум, а потом вошел мужчина, ведущий обвисшего на его плече Лаега. Норль поспешно вскочил и бросился к ним, подхватывая «племянника» с другой стороны. Картина была та же, что и у обоих мальчишек, только руки и ноги парня тоже все были в порезах и ожогах. Пока Лаега укладывали на освобожденный Марвиком топчан, в дверь, пошатываясь, вошла Эленара с ребенком на руках. Райсен дернулся теперь уже к ней.

— Как ты? — выдохнул он, подхватывая ребенка и поддерживая жену.

— Нормально, — тихо произнесла Эленара.

— Если бы этот гад посмел тронуть женщину или ребенка, я бы зарезал его на месте, — раздался приглушенный голос Райдена из-за их спин. — А так придется немного подождать.

Разложив по лежанкам всех наиболее пострадавших, Райден вздохнул:

— Лазарет… — и вышел из дома.

Однако вскоре он вернулся с небольшой сумкой и начал доставать из нее разные склянки и пакетики, раскладывая их на столе.

Потом двое мужчин при помощи Марвика стали обрабатывать и перевязывать всем раны, готовить еду и заваривать какие-то снадобья. В конце к ним присоединилась даже Эленара, которая, как ни странно, в последние два дня стала постепенно чувствовать себя лучше. Хлопоты закончились только к утру, после чего Райсен и Марвик легли спать на полу, а Райден снова куда-то уехал.

Вернулся Райден уже к вечеру, и не один. Вместе с ним, немного стесняясь, вошли четверо парней и одна девушка. Однако Райсен, размышлявший совсем о другом, с первого раза не запомнил их имен. Еще раз внимательно осмотрев повязки, их новый знакомый не стал заниматься перевязкой, а сообщил, что все они уезжают отсюда немедленно. Родственники Райсена, не очень понимавшие, в чем дело, удивились, почему нужно уезжать так внезапно и практически ночью.

— Здесь вам оставаться небезопасно, да и нам смысла нет. Мы поедем верхом на карайнах. Они прекрасно видят в темноте, но совсем не нужно, чтобы кто-то видел нас. Пока наш отряд предпочитает действовать тайно и не слишком нарушать сложившийся уклад жизни местного населения. Если поползут слухи, то рано или поздно они дойдут и до властей. Это нам ни к чему. Только поэтому я пока не стал трогать Черного Райли, от которого пострадали не только вы, но и немало местных жителей, особенно подростков. Хотя… — Райден задумался на мгновение. — Когда мы вывезем семью Силхи, с этим подонком все же стоит разобраться окончательно.

Мужчина сжал руки в кулаки, а Силхи, услышав, что его забирают вместе с семьей Райсена, и более того, вслед за ним и остальных родных, несмотря на свое состояние, чуть не подпрыгнул от восторга.

— Вы возьмете нас к себе?! — не веря своим ушам, переспросил подросток.

Райден еле заметно вздохнул.

— Не совсем. Хотя можно сказать и так. Вам придется поселиться в одной из горных долин, где вы будете в безопасности, но чуть поодаль от основной базы отряда. В том месте уже живут две семьи, которых пришлось вывезти в горы раньше.

— А как же с едой и прочим? — встревоженно спросила Эленара, она даже не осмелилась заикнуться про ульхасов с повозкой, которые остались неизвестно где.

— Не волнуйтесь, едой мы всех обеспечим, на зиму сделаны основательные запасы, и ваше присутствие скажется незначительно.

— А потом?

Женщина не понимала, зачем забираться вглубь гор, кроме интересов безопасности. Первоначально она планировала поселиться в одном из мелких городков и честно зарабатывать на жизнь, как всегда.

— Бросьте! — поморщился Райден. — В такой обстановке не до сантиментов. Будете делать, что сможете, а основное обеспечение пойдет наряду со всеми жителями базы.

Увидев нерешительность и сомнения в глазах женщины, он продолжил:

— Вы полагаете, что здесь так уж легко найти работу, способную прокормить вас всех? Даже местные жители нередко голодают, хотя работают на земле. А господ, нанимающих слуг, в окрестностях единицы. Если не верите, расспросите на досуге Силхи, он как раз из одного небольшого поселка невдалеке отсюда. Его старший брат сейчас в отряде, потому этот обормот спит и видит дернуть в горы. И дернул бы, если бы не еще четверо детей в семье, из которых только одна из сестер на год старше его, остальные младше.

Силхи потупился, Райден прекрасно знал всю его подноготную, а Эленара наконец-то призналась себе в том, что последние дни они ехали по таким местам, где коренные жители выглядели нищими бродягами. А значит, приезжим рассчитывать вообще не на что… Женщина кивнула и стала заворачивать младшего сынишку, затем помогла Марвику с Лаегом одеться.

К ней подошел Райден и со словами: «Это за ваших ульхасов и повозку. Их пришлось продать. В горы они не пройдут», — хотел было высыпать ей в руки пригоршню монет, среди которых было даже три золотых, однако женщина отстранила его руку.

— Нам в горах деньги не нужны, как я поняла; пусть пойдут на продукты и лекарства для всех.

Мужчина, улыбнувшись, убрал руку с деньгами и сказал:

— Остальные ваши вещи мы разделили между всеми всадниками. Ребята на месте вам все отдадут.

Лицо Эленары посветлело. Несмотря на ужасные обстоятельства, в которых произошло их знакомство, этот немолодой уже человек или не человек, внушал доверие и чувство безопасности.

«Возможно, так оно и к лучшему», — подумала женщина.

Марвик с Лаегом вышли на двор первыми. Справа высилась темная громада Стайского хребта, а предгорья были залиты голубым лунным сиянием. Большая луна была почти полной и хорошо освещала шестерых огромных, похожих на кошек животных, ожидавших людей.

— О! — только и смог произнести Марвик, глядя на серебристо-серых котов ростом чуть не по плечо взрослого мужчины.

Два карайна лежали, глядя куда-то в сторону, один прохаживался, а еще два сидели почти у самого порога хижины. Мальчишка посмотрел на ближайшего, его глаза засияли в свете луны. Кот почему-то отвел взгляд.

— Не смотри на него так пристально. Он тебя стесняется, — прошептал парнишке Лаег, тоже во все глаза смотревший на карайнов.

— Почему?! — удивился тот.

— Ты странно выглядишь и пахнешь, по его мнению. И-и… не похож на других существ. Впрочем, я тоже, — смутился юноша и слегка отвернулся.

Вышедший вслед за молодыми людьми Райден с интересом вслушивался в слова Лаега.

— Почему ты думаешь, что Призрак, — как он перевел имя молодого карайна с даэра на общий, — именно стесняется? — задал он вопрос юноше.

Тот пожал плечами.

— Он недавно стал покидать долину и пока видел мало разных людей, а такие, как мы, ему не попадались совсем. Наверно, в этих краях си редко встречаются.

Райден все внимательнее смотрел то на Лаега, то на Призрака, который и в самом деле только третий раз покинул горы надолго. Карайн, как и его напарник, были самыми младшими в боевой пятерке, которую пришлось вызвать, чтобы разрешить ситуацию. Наставник хотел переговорить с напарником Призрака, чтобы проверить сказанное Лаегом, но молодые люди вывалились из дверей все гурьбой, и разговор пришлось отложить на потом.

Всадники надежно закрепили поклажу и вторых седоков и, после того как наставник дал добро, тронулись в путь. Пришлось двигаться не слишком быстро, учитывая состояние большинства новичков.

Карайны цеплялись за едва заметные выступы скал, прыгали с камня на камень, балансировали на узких гранях отдельно лежащих камней и поднимались все выше. А потом один за другим нырнули в узкую щель между скал, где всадникам тьма показалась абсолютной. Но карайны, хотя и сбавив темп, продолжали довольно быстро бежать вперед в полной темноте.

— Почему вы не зажжете факелы? — тихо спросил Райсен, сидевший позади Райдена.

Что-то невидимое пробирало его до костей, вызывая нервную дрожь, хотя на свои нервы Норль никогда не жаловался. Хотя со временем, возможно, после странных «повествований» болотного народа, и он порой начинал ощущать что-то нематериальное и необъяснимое, отчего чувствовал себя выбитым из колеи.

— Место здесь странное, — нехотя ответил всадник. — Эти горы очень древние, и что скрывается в пещерах, неизвестно никому. Лучше его не тревожить.

Подобное объяснение еще дальше уклонялось от научного описания мира и нервировало Норля, но ему оставалось только терпеть и ждать.

Путь по подземным тоннелям закончился, когда небо уже начинало сереть. За это время, по самым скромным подсчетам, путники проделали миль двадцать. Наконец-то увидев обычный мир с землей и небом, Райсен облегченно вздохнул. Правда, совсем обычными назвать эти места было нельзя. Тоннель вывел путников в узкое ущелье между отвесных скал, почти закрывавших небо. По дну ущелья змеился крохотный ручеек, извиваясь между каменными глыбами. Было зябко. Карайны прибавили темп.

По узким долинам, через осыпи и трещины в скалах, миновав еще один, к счастью короткий, тоннель, к полудню путники добрались до небольшой уютной долины, где стояли четыре домика, а невдалеке виднелось маленькое озерцо. Из двух труб уже шел дым, запахло человеческим жильем.

— Вот здесь вы и будете жить, — громко и весело произнес Райден. — Два дома пока пустые. Занимайте любой. Силхи поедет с нами.

Зима, будь она проклята! Еще не так холодно, но недавно выпавший снег под колесами повозок превратился на дорогах в раскисшую снежную кашу. Рада и Селли пришли в этот город уже за полдень и теперь блуждали по узким грязным улицам в надежде найти скромный, но приличный трактир, где можно остановиться на ночь, а то и на несколько дней. Последние три дня они провели в дороге, останавливаясь на ночлег то у сердобольных сельчан, то в полуразвалившемся трактире.

Многих людей охватило безумие, они ненавидели всех и каждого и разрушали все встречавшееся на пути. Имеющие оружие могли из чистой прихоти сжечь попавшееся им село, после того как ограбят дома и поиздеваются над местными жителями. К счастью, полных безумцев попадалось немного. Но чтобы не нарваться на военный отряд какого-либо барона или просто банду мародеров, приходилось выбирать малолюдные места, а значит, редкие паршивые трактиры и разбитые дороги. Дальше к югу, говорят, вообще шла война — восставшие против игмалионской короны дорские аристократы хотели восстановить свою власть на южных территориях, а может, в союзе с местными предателями, и захватить столицу Игмалиона.

Уже здесь, в этом городе, все озлоблены и напряжены, опасаются друг друга, а пришлых особенно. Даже на вопрос о трактире не могут ответить толком, приходится самим сбивать ноги в поисках необходимого.

— Девушки, а не пора ли вам раздеться?! Немного развлечемся. — Добротно одетый, крепко сбитый мужик внимательно оглядел Радану и Селли, одетого в женскую шубку с капюшоном, почти закрывающим лицо, черное платье Рады тоже было скрыто под теплым шерстяным плащом. — Найдем закуток в ближайшей таверне. Я даже заплачу, если будете паиньками.

— Кажется, нам не по пути! — парировала Рада, но мужчина не унимался.

— Я так надеялся на взаимность….

— Попутного ветра вам к ближайшей проститутке, — бросила ему девушка, ее глаза недобро сверкнули, изнутри поднялась холодная ярость.

— Вы что, мне отказываете?! — Мужик схватился за кинжал.

— Временем, бременем… что встало, да падет! — отрывисто произнесла Рада, и незваный ухажер схватился за причинное место.

— Сука! Ведьма! Убью-у-у!

— Да, ведьма, а что? — саркастически поинтересовалась она. — Сначала научись ходить!

С этими словами девушка толкнула мужчину, и тот упал на четвереньки. Попытки встать не увенчались успехом. Раздался нечленораздельный вой, а потом отборная ругань. Рада повернулась, чтобы уйти.

— Может, зря ты так? — с сомнением спросил мальчик.

— Что? Мужская солидарность?! — зло бросила молодая ведьма.

Это заклятие было одним из первых, которое она выучила. Наставница, узнав целиком историю девушки, сама посоветовала несколько подходящих заклинаний для подобных случаев. «Не всегда достаточно обычных слов, — сказала тогда Арана. — А любая ведьма должна уметь себя защитить от подобного дерьма».

— Нет. Но… Он просто не понял… Может, можно иначе? — Паренек смотрел на нее просящим взглядом.

— Через месяц, через год, что пришло, опять уйдет! — Рада выплюнула эти слова сквозь зубы, закусив губу.

— Так через месяц или через год? — Дородный мужчина был почти в истерике.

— А это как вы будете относиться к женщинам. — В голосе ведьмы звучала неприкрытая насмешка. — Влюбитесь, женитесь, и все пройдет.

— Сучка!!!

— Не-э-эт! — засмеялась девушка. В ее глазах был виден приговор.

— А если со шлюхой? — почти с мольбой спросил бывший мужчина.

— Шлюха тоже женщина, если откажет — катись в темный закуток! И…

— Можно мне уйти? — просительно произнес незваный ухажер.

— Ступай! — милостиво разрешила Рада, хотя в горле у нее стоял ком. — И помни, только при добровольном согласии партнера у тебя может получиться что-либо, а нет — так каждый раз будет повторяться то, что сейчас.

Покачиваясь, мужик кое-как поднялся и ушел.

— Дело в том, что подобное заклятие коварно, — пояснила ведьма. — Оно на самом деле действует не больше года, но если некто не сможет преодолеть в себе тягу к овладению партнером против его воли, то каждый раз будет вспоминать свое состояние в момент наложения заклятия, и у него ничего не будет получаться.

Селли смотрел на нее с ужасом.

— Ты хотел, чтобы он изнасиловал меня? — спросила девушка у своего спутника.

— Не-эт. Но зачем быть такой жестокой?..

— Разве я жестока?!. Я могла бы заставить его каждый раз испытывать боль, когда он попробует переспать с кем-то, никогда не иметь потомства и так далее. Между прочим, ты тоже мог вполне подойти ему на закуску.

— Но я же мужчина!

— А это с какой стороны посмотреть, — криво усмехнулась она. — Во-первых, ты пока еще не мужчина, а мальчик, причем не страшненький, а во-вторых, немало местных не против поиметь и мужчину.

— Я не знал, — тихо и удрученно произнес Селли. — У нас такого нет.

— Или ты просто об этом не слышал…

Селли озадаченно молчал, и Рада добавила:

— Может, у вас подобное не встречается так часто, как здесь. К тому же ты вырос в обеспеченной семье и приличном городском районе. А где-нибудь в трущобах мальчики-подростки зарабатывают на жизнь и этим тоже, так же, как и женщины.

— Прости!.. — пробурчал мальчик, опустив взгляд.

— Не за что. В чем-то ты прав…

С того времени, как им с Селли пришлось покинуть усадьбу Араны, Рада, по совету наставницы, старалась нигде не задерживаться надолго, странствуя по территории Срединного Дора. Вскоре пришлось отказаться от поездок на наемных экипажах и передвигаться пешком вне зависимости от погоды, чтобы сохранить деньги, отложенные на плавание в игмалионскую столицу. Потом Рада начала предлагать в маленьких городках свои услуги как ведающая, зарабатывая на еду и ночлег для себя и Селли. Призрак нищеты снова замаячил впереди. Наконец девушка, решив, что указанное наставницей время, когда необходимо прятаться, прошло, повернула к ближайшему порту, чтобы сесть на корабль до Игмалиона. Но ни в том, ни в следующем более крупном порту игмалионских кораблей не было, а дорские капитаны, предлагающие подвезти в нужном направлении, не внушали ни малейшего доверия.

От местных ведающих Рада узнала, что на юге разгорелась смута, больше похожая на войну. По уму им стоило бы повернуть обратно к северу, но Рада, не ощущая серьезной опасности для себя и Селли, решила двинуться в Игмалион по суше. Молодая ведьма была уверена, что сумеет обойти все напасти, а пока они доберутся до границы, смута уляжется. Она не отдавала себе отчета в том, что вперед ее гонят скорее упрямство и желание как можно скорее выполнить поручение наставницы — сдать мальчишку в Антрайн, чтобы заняться своими делами.

Сумрачные дни, серые тучи, серые дожди и сумрачный мир по ночам, только там с неба падал не дождь, а мелкий пепел. Но эти картины уже не могли вывести Арена из равновесия. Тревога нависла над окружающим миром, и он не находил себе места, потому что не мог понять, откуда грозит опасность. Мастер Нэдри изготовил несколько луков не под заказ, а остальное время они с учеником делали и делали стрелы. Много стрел. Их скопились уже тысячи, а работа не прекращалась.

Осень в этот год затянулась, не спеша уступать место зиме. Когда же наконец ударили первые серьезные морозы и пошел снег, вместе со ставшими на лыжи охотниками по Великим холмам подобно пожару понеслась весть: «Война!»

Хуже всего, что никто не мог сказать, кто воюет и с кем. По одним слухам, в Нарите войска восстали против герцога и короны, по другим — дорские аристократы решили поквитаться с Игмалионом и вернуть обратно свои исконные земли. На мутной волне мятежа поднялась со дна и разная шваль, желающая просто пограбить и поиздеваться над беззащитными людьми. Крестьянские семьи из Наритской губернии, бросая нажитое добро, потянулись на северо-восток в надежде сберечь свою жизнь.

Но жители Великих холмов не были легкой добычей, каждый или почти каждый мужчина умел держать лук, а многие жили охотой с юности до смерти. Население холмов было невелико, но знало родной край как свои пять пальцев. Бандитские шайки приходили с юга, мелкие отряды дорцев с запада. Их встречали летучие отряды молодых охотников, которые, забыв об усталости, выслеживали, заманивали в ловушки и безжалостно уничтожали грабителей.

Самые мелкие хутора опустели, пополнив население более крупных. Вокруг оставшихся поселений выросли засеки и частоколы, которые строили все, кто был в силах держать топор. Молодые мужчины ушли выслеживать бандитские шайки на подступах к холмам, более старшие остались защищать поселения.

Все запасы стрел у Лодана разошлись за пять дней, луки тоже. Арен вместе с Роланом примкнули к одному из отрядов, прочесывающих леса в поисках бандитов. Мастер спрятал домашнее барахло в тайник на склоне холма вместе с заготовками для новых луков и отвел Альну к Караде. Ведающая с радостью приютила подругу воспитанника, каковым считала Арена. Приглашала она остаться и Лодана, но тот взял боевой лук и ушел неизвестно куда.

Глава 16

Жизнь на всех одна

«В бескрайнем океане темной воды плавало мировое яйцо. Время покоилось, ничего не происходило вокруг, только волны и ветер носили яйцо по бесконечным просторам океана. Но внутри яйца зрела жизнь. Однажды яйцо раскололось, и из него родились миры. Горячие молодые звезды воссияли, разбрасывая свой огонь на омытую водами землю, и из их искр появились живые существа. В каждом живом существе с тех пор горит частица изначального пламени, дающего жизнь. Жизнь на всех одна, от начала и до окончания вселенной».

Из сказания народа ладола

Ночное небо было черно, только зарева пожаров ложились багровыми отсветами на низкие облака. Молодой полусотник охраны тайного прииска, стоя у отверстия горной выработки, внюхивался и всматривался в окружающий мир. Нынешняя осень выдалась сухой, и в воздухе, как в тот год, когда Ирион только прибыл в эти места, неистребимо висел запах гари, а по утрам вставало красное солнце в сизой дымке, затянувшей болота. Только теперь горела не только пожухшая к зиме болотная трава — горели торфяники, а где-то пылали и людские поселения — в запахе дыма чувствовался смрад сожженных жилищ. Что-то неладное творилось в окружающем мире.

Уже третью декаду не приходило никаких вестей из Сарандера. Сначала перестали возвращаться охранники и горняцкие смены, уехавшие на отдых, в том числе сотник и второй полусотник охраны. Остававшимся на прииске рабочим и охранникам пришлось запретить отпуска до выяснения ситуации. Четверо гонцов, посланные начальником шахты и оставшимся полусотником, не вернулись тоже.

Шахтерам сократили норму, и теперь они работали полдня. В самой шахте было как-то спокойнее, а вот охрана, находившаяся снаружи, становилась все более нервозной. Ссоры и перепалки возникали из пустяков, и чем дальше от выработки, тем быстрее появлялось раздражение у людей. Ирион заметил это и где приказами, где уговорами заставил охранников переселиться в помещения, вырубленные в скале у начала штольни, разрешая отдаляться от нее только на время дежурства. Самые дальние посты по той же причине пришлось снять — на одном из них размолвка двух охранников дошла до поножовщины, и оба остались живы только чудом. Люди сначала роптали, не желая переселяться со свежего воздуха в сырые и затхлые помещения, но вскоре сами поняли, что там жить спокойнее.

Сам Ирион почти неотлучно находился при руднике, потому что здесь же жила его жена и четверо детей, младшему из которых недавно исполнился год и три месяца. Лела отказалась поселиться в Сарандере и последовала за мужем в рудничный поселок. Большинство шахтеров и охранников только ночевали в нем в дни работы. Лишь две шахтерских семьи жили тут же.

— Послушай, парень! — К Ириону, присевшему на один из камней у входа в выработку, подошел один из старейших охранников рудника, попыхивая трубкой с каким-то тошнотворным болотным зельем.

Во внеслужебное время субординация среди охраны была не в чести, да и сам Ирион на ней ire настаивал.

— Да… — Молодой полусотник обернулся к ветерану.

— Ты хоть знаешь, что на самом деле добывают на этом руднике? Что это за камешки?

Ирион пожал плечами. Охране и шахтерам этого знать не полагалось, но проработавшие на руднике довольно долго все же кое-что начинали понимать, если умели сопоставить факты и обмолвки начальства. Лично Ирион до последнего времени знал только, что золото добывают здесь из «пустой породы», основная разработка ведется ради неких голубоватых кристаллов. Но их попадалось настолько мало, что приезжавший раз в полгода королевский курьер увозил всю добычу прииска в большом кошеле. Однако их стоимость, видимо, была такова, что ради этого стоило платить шахтерам и содержать хорошую охрану. Золота здесь добывалось тоже немного. Шахтерам, правда, платили не выше среднего, доплачивая по далеру лишь за находку кристалла, а вот охрану нанимали из профессионалов, и жалованье было соответствующим. Только год назад комендант города ло’Вари, производя молодого человека в полусотники, неожиданно обмолвился, что кристаллы предназначены для магических целей.

— Я вырос в горах, хоть и намного южнее, — продолжил пожилой воин, расценив реакцию Ириона как отрицание. — Это не кварц и даже не бриллианты. — Наклонившись к уху молодого человека, мужчина выдохнул клуб смрадного дыма, от которого Ириона чуть не стошнило, и прошептал: — Я вообще не знаю, что это за камни. Но их увозят прямо в Нарит для тайных магических исследований Антрайна.

Охранник выпрямился и, еще раз затянувшись, подмигнул Ириону. Молодой человек отдышался и задумался. Информация казалась правдоподобной, даже если некоторые детали и были приукрашены.

У входа в штольню раздался шум шагов, и из отверстия появился молодой охранник из недавно принятых в отряд. Парень начал озираться вокруг и, заметив полусотника, направился было к нему, но тут же увидел второго охранника и остановился.

— Да-нери Онги, — несколько смущенно произнес молодой человек. — У меня к вам важное дело!

— Так говори! — Ирион напрягся.

Молодой охранник, которого звали Рой, стрельнул глазами в сторону своего старшего сослуживца и замялся. В другой обстановке Ирион предложил бы парню прогуляться за уступ скалы, но сейчас это показалось небезопасным.

— Ори, зайди в штольню и заодно присмотри за обстановкой там! — скомандовал полусотник пожилому охраннику, а сам отошел на несколько шагов от входа вместе с Роем.

Приблизившись к командиру, парень тихо сказал:

— Начальник прииска решил сбежать вместе…

Внезапно ощущения Ириона обострились, и он почувствовал под ребром острие кинжала за мгновение до того, как тот проткнул бы ему печень. Этого времени при скорости реакции полусотника хватило, чтобы оттолкнуть охранника, пытавшегося его удержать, и отскочить в сторону. Кинжал проткнул его тело не больше чем на полсантиметра. Ирион уже схватился за свой кинжал, но Рой, закричав что-то нечленораздельное, бросился прямо в сторону болот. Внизу раздался удар тела, упавшего с высоты семидесяти локтей на камни.

С криком: «Ори, поднимай всех надежных людей! Измена!» — Ирион вбежал в штольню. Перекрывая проход с обнаженным оружием в руках, он вспомнил, что начальник рудника Дамиан ло’Ронги два дня назад отлучался примерно на сутки с тремя воинами общей охраны, среди которых был и Рой, и личными телохранителями куда-то за кряж. Там находилось поместье, где жила Дамианова зазноба. Все настолько привыкли к подобным поездкам, что не обратили никакого внимания и на сей раз, а зря…

Не понимая, чего ожидать после странного поступка молодого охранника, Ирион сразу велел запереть в отдельной комнате двух парней из общей охраны, сопровождавших Дамиана в последний раз, остальные четверо были его личными охранниками.

Телохранителей, не ожидавших нападения изнутри, быстро разоружили и связали. После этого Ирион, взяв с собой Ори и еще двух надежных и опытных людей, постучался в дверь начальника прииска.

— Именем короля, откройте! — крикнул полусотник.

Охрана прииска не находилась в ведении начальника горных работ. Ирион подчинялся только сотнику, а выше того стоял непосредственно военный комендант Сарандера. Поскольку здесь не было никого из вышестоящих, а прииск принадлежал короне, то полусотник в данный момент олицетворял королевскую власть.

— По какому праву?! — раздался раздраженный голос начальника прииска. — Что вы себе возомнили?!

— Вы подозреваетесь в государственной измене! Если факт не подтвердится, то вам ничего не грозит!

— Вы обнаглели, молодой человек! Убирайтесь вон!

— Нам ломать дверь или вы откроете? — холодно поинтересовался Ирион.

Раздался скрип отпираемого замка.

— Хватайте его за руки и сразу вяжите! — прошептал командир воинам. — Сейчас нельзя быть уверенными ни в чем.

Вломившись в открытую дверь, охрана ловко и крепко связала хозяина комнаты. Тот уже не ругался, только скрипел зубами, ложиться спать Дамиан явно не собирался, поскольку на нем была дорожная одежда.

— Обыщи! — бросил Ирион Ори.

Когда ветеран потряс в воздухе извлеченным из-за пазухи небольшим мешочком, полусотник процедил сквозь зубы:

— Отродье нехсаре!

Впрочем, нехсаре не предавали людей, в отличие от этого…

— Кому ты собирался продать кристаллы? Ну!

— Я только хотел вынести их в безопасное место! Вокруг творится такое!

— Что творится вокруг?! И почему молодой охранник, который сопровождал вас, сошел с ума и покончил с собой?!

Начальник прииска выругался, он понял, от кого полусотник мог узнать о готовящемся побеге.

— Вокруг безумие! Все увивают всех! Здесь долго не продержаться — надо спасаться!

Ирион был готов поверить, но что-то не давало ему покоя. Ведь запас продуктов действительно не бесконечен, а впереди зима.

— Почему же Рой сошел с ума, а вы — нет?

— Кристаллы… Один я всегда носил с собой… на счастье! И только недавно понял, что он дает защиту.

Ирион мысленно обозвал себя самыми последними словами — надо было догадаться, почему внутри выработки раздражение у людей проходит — в породе сохранились очень мелкие кристаллы, непригодные для добычи, но их много…

Проливать кровь без нужды Ирион не хотел, хотя даже попытка бегства с государственным имуществом тянула на смертный приговор. Дамиана ло’Ронги развязали и заперли в его комнате. Молодой человек забрал себе ключи от закрытых комнат, мешочек с кристаллами и поставил охрану у выхода из штольни, запретив пока выпускать наружу кого бы то ни было.

Полночи Ирион думал, что же ему делать, если везде в округе смута и любой может стать твоим врагом, если попадет под некое непонятное влияние извне. По недолгому размышлению молодой человек пришел к мысли, что раз кристаллы применяются для магических целей и защищают от непонятного воздействия, то это воздействие, вероятно, тоже магическое. О магии Ирион не знал ничего. Обеспокоенная Лела долго смотрела на мужа, но подойти с расспросами не решилась. Он пересчитал кристаллы. Достаточно крупных оказалось девятнадцать, еще было полгорсти мелких. В эффективности защиты отдельными мелкими кристаллами молодой человек сомневался, но спрятал мешочек с ними себе под одежду.

Утром на свой страх и риск он раздал самым надежным воинам по кристаллу и приказал строить укрепления вокруг входа в штольню. Кроме неизвестного влияния оставались еще обычные бандитские шайки, число которых за это время могло вырасти в разы, и просто обезумевшие люди, способные напасть на прииск даже не ради грабежа.

Первое время Ирион пребывал в страшном напряжении и приказал всем охранникам, работавшим снаружи, следить друг за другом. Однако час шел за часом, а люди вели себя вполне нормально. Значит, ло’Ронги оказался прав по поводу кристаллов, и это давало хотя бы какую-то надежду.

В первый день строители укреплений устали жутко, хотя работали в две смены. К вечеру полусотник понял, что уставшая охрана не сможет эффективно обороняться, случись что, и был вынужден поговорить со старшим шахтерской смены, попросив того выделить десяток наиболее проверенных людей на устройство внешних укреплений. Всем, кто не понимал происходящего, он сообщил, что в округе смута, поднятая, судя по всему, магами, но штольня защищает от магического воздействия, поэтому высовываться из нее не следует — надо потерпеть и немного переждать, пока королевские власти не восстановят порядок. Самому Ириону в быстрое окончание проблем почему-то не слишком верилось. Он начал прикидывать, на сколько хватит запаса продуктов и где их доставать потом, особенно с началом зимы.

Через три дня некое подобие укреплений было достроено, и воины с кристаллами возобновили обход окрестностей и наблюдение за прилегающей территорией.

На пятый день Ирион с высоты заметил человека, медленно ковыляющего по тропе через болота со стороны Сарандера. Предупредив Ори, ставшего десятником группы с кристаллами, молодой человек бросился вниз по горной тропе, чтобы первым встретить путника. Даже если он шел не на прииск, требовалась любая информация о происходящем, истерические выкрики перепуганного Дамиана таковой считать было сложно.

Пожилой полуседой человек брел по тропе, едва переставляя ноги и зажимая левым локтем окровавленный бок. Форменная одежда была вся в копоти и грязи с пятнами запекшейся крови. Когда он поднял посеревшее лицо с черными провалами вокруг глаз и потрескавшимися губами, Ирион не сразу узнал хорошо знакомого ему Эреми ло’Вари — военного коменданта Сарандера. Затуманенными от боли глазами Эреми посмотрел на Ириона и узнал его.

— Ты жив! — хрипло произнес он и криво усмехнулся. — Это хорошо. Уводи людей. Сарандер пал.

— Нам некуда идти! Люди сойдут с ума и перережут друг друга, если мы покинем шахту.

— Значит, ты понял! Умный парень. Я всегда верил в тебя…

Ирион подошел к коменданту и попытался подставить ему руку, чтобы тот смог опереться об нее, но Эреми отошел на шаг вбок.

— Пойдемте! Вам надо перевязать раны.

— Поздно! Я умираю. Я понадеялся, что на вашем прииске кто-нибудь да остался в живых из надежных людей. Мне только надо передать вам несколько бумаг. — С этими словами он полез за пазуху. — А самому мне лучше уйти и умереть так, чтобы дорские бунтовщики не нашли моего тела раньше времени.

— Дорские бунтовщики?! — опешил Ирион, но тут же спохватился. — Идемте! Расскажете все позже! У нас достаточно безопасно, чтобы вы смогли отлежаться и встать на ноги.

Когда молодой человек осторожно взял его под руку, Эреми скривился, но вырываться не стал, потому что в голосе Ириона на последних фразах прорезалась сталь. Чем-то парень ему понравился с первой встречи, хотя ло’Вари так и не смог понять его до конца.

Двое охранников, увидев, что их командир кого-то ведет к руднику, спустились и подхватили застонавшего Эреми на руки.

— Несите очень осторожно! — сказал им Ирион. — Дела оказались еще хуже, чем мы думали. Сначала я поговорю с комендантом сам, а потом соберем общий совет.

Ирион не знал, принято ли здесь собирать общие советы, если приходила опасность, угрожающая жизни всех, но люди Народа поступали именно так. Один из охранников, родом с побережья, кивнул в ответ на его слова как на само собой разумеющееся, второй промолчал.

Эреми пришлось устроить в той же комнате, где сейчас жил Ирион с семьей. Свободные помещения еще были, но так Ириону показалось безопаснее. К тому же Лела сможет ухаживать за раненым, не отходя далеко от детей. Когда охранники принесли коменданта в комнату, дети сразу затихли и сбились в угол на матрасе. Ирион попросил охранников на время оставить их, и те вышли. Лела хотела заняться перевязкой, но ло’Вари отстранил женщину:

— Рана тяжелая и запущенная, я могу надолго потерять сознание, а мне много надо сказать.

Лела села рядом мужем напротив коменданта.

— Во-первых, я хочу предупредить, что это не просто смута. Город заняли какие-то люди с юга провинции, но, с их слов, они в союзе с дорцами. Дор восстал, чего опасались давно. Но даже не это главное. Многие люди вообще не понимают, что они делают. Я не знаток магии, но уверен, что без магов тут не обошлось. Поэтому и хотел, чтобы карты района остались в целости, но не попали в руки чужим магам.

— Чужие маги… — задумчиво пробормотала Лела себе под нос.

А Эреми продолжал:

— Ваш рудник не единственное место, которое может представлять для них интерес, хотя эти кристаллы уникальны. Я думаю, именно благодаря кристаллу я остался в здравом уме.

— Вот и Дамиан так считает, впрочем, мы это уже проверили. Только он собирался сделать с этими кристаллами ноги. Утверждает, что хотел унести в безопасное место.

— Проверили? Ну хорошо. А что там наш ло’Ронги? Он же трус, но не дурак.

— Он ездил к своей э-э-э… пассии несколько дней назад. Когда выяснилось, что он хочет сбежать, я сначала подумал, что он решил продать кристаллы кому-то. Но Дамиан чуть не клялся, что просто хотел их увезти в надежное место.

— Не верь его клятвам! — Эреми потянулся и сморщился. — Скорее всего, его поймали дорские прихвостни, и он пообещал им все, что угодно. Хотя… может, и просто решил сбежать, а кристаллы продать, да только ведь простому ювелиру их с рук не сбыть, а для личного удовольствия он себе и так наверняка давно заначил.

— Он так и сказал, — хмыкнул Ирион. — Что один кристалл у него был с собой, поэтому он и не тронулся умом в поездке. А вот Рой, бедняга, это он сначала сообщил мне о готовящемся побеге, потом попытался убить меня, а когда не вышло — бросился с обрыва.

Комендант помрачнел:

— Много у вас потерь?

— Пока только Рой. Еще двое были серьезно ранены в поножовщине, но их удалось спасти. Двоих из общей охраны, что сопровождали Дамиана в той поездке, и личных телохранителей пришлось запереть, как и самого начальника.

— Это правильно. Веры Дамиану нет. А своим людям он, скорее всего, тоже дал по кристаллу, когда просек их действие. Вряд ли он один себе отложил, — хохотнул Эреми и опять скривился, хватая ртом воздух. — Надо поторопиться с обсуждением, а то умру ненароком раньше. Сколько вас тут осталось вообще?

— Тридцать семь человек общей охраны, не считая меня, сорок шахтеров, Дамиан с двумя клерками и четырьмя телохранителями, еще три женщины и семеро детей. — Ирион хмуро вздохнул.

— Как я понимаю, четверо детей твои, — позволил себе Эреми легкую улыбку. — А остальные?

— Еще двух шахтерских семей.

— Да… Серьезного нападения вам не отбить. Хотя я могу предложить парочку мер, которые сведут вероятность случайного нападения к минимуму. — Ло’Вари перевел дух и сказал: — Дорога из Сарандера идет по одной из старых дамб, только она уже заросла, поэтому не видна. Там достаточно разобрать мосты в двух местах, и часть дороги уйдет в трясину. В горах тоже есть несколько узких мест. Если завалить хотя бы одно, то первый попавшийся не пройдет. А на лодках по болоту мало кто сунется. Да и вряд ли кто будет искать специально, не зря все же держали это место в секрете. Пришлые вряд ли задержатся в городе надолго — нечего им там делать.

— А что с теми охранниками и шахтерами, которые не вернулись? — задал волнующий его вопрос Ирион.

— Кое-кто погиб, напоровшись на отряд чужаков или просто в уличных беспорядках, остальные — в бою за город.

— Как же защитники города остались в здравом рассудке?

— Не знаю. Но в городе попавших под это магическое воздействие было не так уж много, только мне с моим заместителем не повезло. — Ло’Вари снова скривился. — Не ожидал я от него удара. Да и не виноват он вроде, не только у него крышу снесло.

— Но что же это за магическое воздействие? Я ничего в магии не смыслю. Кто-то из магов предал своих и работает на дорцев?

— Наверно, есть и такие, но подобное им вряд ли удалось бы сотворить и удержать так долго. По слухам, безумие во всем Нарите, в Доре, а что там к западу — неизвестно. Может, и в столице то же самое — тогда вообще помощи ждать бессмысленно. Часть охраны каторги по непонятным причинам ушла в банды, каторжники наполовину разбежались. Так что ничего хорошего не ждите.

Они на минуту замолчали, и тут подала голос Лела:

— А что за «чужие маги»? В наших сказаниях я слышала такое название. Они тоже принесли людям всякие бедствия. Но это было давно, и тогда маги воевали с магами.

— Ну я имел в виду дорских магов, — смутился комендант. — У них свои наверняка есть. И говорят, имеются даже некроманты и черные ведьмы.

— Нет. Это не о них, — сказала Лела. — Те маги были огромной силы. По тексту сказания выходит, что не все они погибли, как мне кажется. Может, это они опять пришли погубить людей и навели безумие?

Мужчины смущенно переглянулись и пожали плечами. Разговор опять вернулся в практическое русло. Они обсудили распределение продуктов и возможности найти продовольствие в округе. Узнав, что Ирион изъял у начальника прииска не только кристаллы, но и деньги, ло’Вари одобрил его поступок и посоветовал большую их часть оставить на закупку продовольствия, если смута не уляжется в ближайшее время, а часть пообещать шахтерам за находку новых кристаллов, поскольку они оказались нужны, как воздух.

Обсудив все в узком кругу, сразу же собрали общий совет в самом большом помещении. Ирион хотел было дать коменданту отдохнуть, но тот отказался, да и Лела, закусив губу, отрицательно покачала головой, — Эреми держался из последних сил.

Еще раз изложив положение в ближайших провинциях и суть происходящего в той форме, о которой они договорились с комендантом, Ирион сказал, что наилучшим будет переждать смуту на руднике, поскольку он защищает от магического воздействия. Шахтерам полусотник пообещал, что за находку кристалла будет платить по два золотых. По сравнению с истинной значимостью кристаллов это была полная ерунда, но по отношению к прежним премиям — доплата серьезная. За продовольствием предполагалось отправить воинов охраны после того, как будут максимально перекрыты подступы к руднику в местах, предложенных комендантом.

После речи Ириона Эреми ло’Вари подтвердил его слова как полномочный комендант города и округа и добавил от себя несколько фраз о том, что происходит с теми, кто остается без магической защиты. Собравшиеся долго спорили и ругались между собой, но в результате пришли к тем же выводам. Работы по разрушению дамбы из Сарандера было решено начать с рассветом.

После общего сбора в комнату Ириона постучался старый горняк Ронар и смущенно попросил выслушать его. Из сбивчивого рассказа шахтера выяснилось, что он представляет третье поколение своей семьи, работающей на этой шахте. Ронар уверял, что в самом крайнем случае сможет вывести людей по заброшенным штрекам на поверхность в другом месте, и сообщил, что там, внизу, на случай осады, есть целое озеро с питьевой водой. Комендант с полусотником поблагодарили горняка, и тот вышел.

Лела наконец смогла заняться раной Эреми. Как и предполагал ло’Вари, он потерял сознание уже в самом начале. Смрадный запах гноя распространился по комнате, как только с коменданта сняли одежду. Лела тихо заплакала, разглядывая рану и пытаясь добраться до живой плоти сквозь струпья засохшего гноя и гниющее мясо.

— Здесь нужна целительница, — прошептала она, продолжая очищать гноище. — Я сделаю все, что смогу, но вряд ли моих скудных навыков хватит, чтобы поднять его на ноги.

Ирион сидел, сжав зубы, и не мог сообразить, что же делать. Раньше какой-то целитель жил в Сарандере, но это было до смуты… Как умела, Лела очистила и промыла рану, наложила бальзам и забинтовала.

С рассвета, сменяя друг друга, группы, состоящие поровну из горняков и охранников, занимались разбором дамбы, ведущей к городу. Древние строили на совесть, да к тому же за истекшие века сверху нанесло немало земли, перемешанной с камнями и проросшей крепкими корнями болотных трав. К вечеру короткого дня удалось разобрать только первую из двух перемычек. Ирион был на месте работ с утра до вечера. Переживая, что дело продвигается слишком медленно, он то и дело брался за кирку или лопату вместе с другими и только в полдень, когда с рудника принесли обед, дал себе передышку.

Вечером Лела, укоризненно посмотрев на перемазанного в иле и едва не падающего с ног мужа, заявила ему его же словами, что «охрана должна заниматься своими прямыми обязанностями», а он и подавно, потому как кроме Ириона достаточно тех, кто способен рыть землю и долбить камень, но не умеет того, что умеет он. Ирион начал возражать, они поспорили. В конце концов молодому человеку пришлось согласиться с доводом, что даже его переутомление или травма могут привести к печальным и даже очень печальным последствиям для всех, в зависимости от внешних факторов.

На вопрос, как чувствует себя комендант, Лела печально ответила, что тот почти не приходил в сознание, и его только раз удалось напоить целебным отваром.

На следующий день при разрушении второй перемычки дамбы предостережения Лелы подтвердились наихудшим образом. Последний скреплявший перемычку камень долго не удавалось сдвинуть с места. Старые шахтеры предложили выбить его снизу, сразу сказав, что дело очень опасное. Ирион хотел было сладить это лично, полагаясь на свою скорость реакции, но старшина шахтерской смены отстранил его почти с теми же словами, что и Лела. Он сам взялся за опасную работу и даже успел выскочить из-под оседающей груды камней, но неизвестно откуда хлынувшая, будто открыли шлюзы, жидкая болотная грязь утянула человека в трясину в течение нескольких мгновений. Весь участок дамбы между двумя разрушенными мостами, как и предупреждал комендант, погрузился в болото. Путь на Сарандер был отрезан.

Возвращавшиеся на рудник люди были нервны и мрачны. Ириона трясло. Смерти он не боялся, но происшествие заставило задуматься о многом. Ни при каких обстоятельствах он не должен забывать, что в данный момент только его влияние способно предотвратить бардак и разброд на руднике, который неизбежно приведет к гибели большинства в нынешней обстановке. И это не считая Лелы и детей…

Вернувшись в свою комнату, Ирион застал жену посреди разложенных вещей. Четырехлетняя Ная жалась к матери, а близнецы двух с половиной лет друг к другу. Женщина обернулась на звук шагов и жестом подозвала мужа. Тот подошел и сел подле нее. Лела обняла его. За это время они научились понимать друг друга без слов. Ирион знал, что скажет жена, но все равно не выдержал и прижал ее к себе.

— Я уезжаю, — тихо сказала Лела. — Попробую найти целителей своего народа. Без них Эреми не снасти.

«А как же дети?» — хотел спросить Ирион, но не смог выговорить ни слова.

— Детей возьмет Олия, только ты их навещай…

Собрав вещи, Лела взяла детей и отвела их к Олии, жене одного из горняков, у которой было двое своих ребятишек, а Ирион отнес туда же детские вещи и кое-что из продуктов.

Большую часть ночи супруги просидели в обнимку, тихо переговариваясь. С рассветом бредившего коменданта погрузили в плоскодонку и укутали одеялом. Лела положила в лодку длинный шест в дополнение к веслам и запрыгнула сама. Вскоре плоскодонка со стоявшей в ней женщиной с шестом миновала прибрежные заросли. Выйдя в русло древнего канала, Лела села на весла, и лодка стала быстро удаляться из виду.

Еще некоторое время Ирион стоял на берегу, вспоминая, как на этой же лодке они дважды навещали родичей Лелы, причем второй раз уже с двумя близнецами. Это было счастливое время. Весной и летом на той же лодке они катались по окрестным болотам, точнее каналам между ними, и любовались островами с зарослями удивительных цветов. Теперь исход путешествия маленькой женщины болотного народа был неизвестен. До ближайшего поселения ладола около трех дней пути, но что обнаружится там, учитывая творящееся вокруг?.. Запретить Леле ехать Ирион не мог, после этого она навсегда перестала бы уважать его. А сопровождать жену не имел права. Он попытался отправить с ней кого-то из надежных охранников, но Лела отказалась наотрез:

— Если я не пройду одна, вдвоем мы тоже не справимся с опасностью. Ладола же опасаются чужаков, особенно если вокруг война. Меня как дочь сказителя примут даже в самом сердце болот и помогут, а постороннего не пропустят.

— А как же комендант? — не понял тогда Ирион.

— Ладола не отказывают в помощи даже чужаку, если отказ грозит человеку гибелью.

Этим было сказано все…

С тяжелым сердцем Ирион ушел с берега. Сегодня надо было завалить наиболее опасный проход через горы к руднику, а потом начинать поиск продовольствия.

Первый день путь Лелы шел по глади огромных болот с редкими островками. Иногда женщина с трудом находила участки чистой воды и старые каналы. Только к ночи далеко впереди наконец показались первые острова болотного края. Самые опасные места как раз были на подходе к ним. Женщина решила не рисковать на ночь глядя и, привязав лодку к дереву, легла спать прямо в ней.

На следующий день ей пришлось обходить гнилую трясину, вонявшую даже сейчас так, будто в ней что-то сдохло, в теплое время запах был совершенно невыносим. Потом потянулся затопленный лес — мертвые черные стволы торчали из-под воды, растопырив крючковатые сучья. Здесь водилось множество всякой дряни, но сейчас было холодно, и опасность, что какая-то гадость шлепнется тебе за шиворот, была невелика. Обычно эти места обходили стороной, но Лела спешила. Всю ночь женщина гребла между мелких островков, изредка останавливаясь, чтобы передохнуть и определить дальнейшее направление. Только утром, выйдя в знакомое безопасное озеро, она немного подремала, а потом вновь продолжила путь.

К обеду она добралась до первого из поселений ладола. Селение было пустым. Привязав лодку, женщина выпрыгнула на берег, решив осмотреться. Часть хижин оказалась разрушена, но личных вещей обитателей деревни не было, наверное, они ушли до набега. В одной из ям Лела увидела два распухших трупа чужаков, но подходить не стала. Больше задерживаться в покинутом селении смысла не имело.

Она плыла от острова к острову и везде находила одно и то же — опустевшие жилища. Но следы нападения попались только однажды, вблизи от первого поселения.

Увиденное опечалило женщину — это значило не только то, что чужаки как-то проникли в их край, но и то, что ладола ушли, бросив свои дома. Она догадывалась, куда могло скрыться местное население, но путь к Сердцу болот по запутанным протокам был не близок. Эреми, рану которого Лела обрабатывала и перевязывала два раза в сутки, был еще жив. Но долго ли он протянет?.. Оставалась последняя надежда… Приняв решение, Лела стала править к нужному острову.

Женщина вспомнила про овальный камень в одном из крупных поселений, служивший объектом почитания у ее народа. Камень назывался «мировым яйцом». Когда она ребенком бывала в том поселке и играла подле камня с другими детьми, то ничего особенного не замечала, хотя относилась к святыне с уважением. Однако старейшие люди народа делали вокруг него или с ним что-то неизвестное детям, потому как это происходило тайно и ночью. Еще одной загадкой было, почему почитаемая святыня находится не в Сердце болот, а не так уж далеко от края их территории. Однажды Лела, уже будучи лет двенадцати, спросила отца об этом камне.

— Это все, что осталось от нашей родины, — ответил он и ничего пояснять не стал.

Может, сейчас он рассказал бы, но, увы… Единственное, что узнала девушка, став более взрослой, так это день, точнее, расположение лун, при котором проходил обряд. По ее воспоминаниям, это происходило в начале зимы, как сейчас.

Лела добралась до брошенного поселка, где находился тот самый камень. Было довольно холодно, и женщина в ожидании темноты надела на себя все теплые вещи, которые не требовались, пока она гребла. В заболоченной котловине, где лежали земли ладола, морозы случались, но небольшие, а протоки и вовсе не замерзали никогда. Это под Сарандером Лела впервые столкнулась с настоящими зимами, когда нельзя спать под открытым небом, а пресные водоемы покрываются льдом, который с трудом приходится разбивать, чтобы набрать воды.

Первая из лун — Тайла — голубым сияющим диском медленно начала подниматься из-за крон деревьев. Прошло еще не меньше часа, и навстречу ей оранжевым мячиком быстро стала подниматься Лойра. Сегодня или не сегодня?.. А может, точность не так уж важна? Лела приложила руку к каменному яйцу. Под ладонью ощущался просто холодный камень. Кольнуло в палец. Или это руки занемели? Что-то колючее вонзилось прямо в центр ладони, женщина ойкнула и отдернула руку, разглядывая ее. Ничего…

Лела подняла голову — маленькая Лойра, став золотой, замедлила свой бег и теперь, хотя и намного быстрее своей голубой сестры, покачиваясь, плыла навстречу Тайле. Неужели сегодня?! Лела бросилась к лодке и, подтянув ее к берегу, попыталась вытащить коменданта. Мужчина был почти в полтора раза тяжелее маленькой женщины. Она никак не думала, что застанет поселки пустыми и будет абсолютно некому ей помочь.

Плача и надрываясь, Лела кое-как перевалила Эреми на песок, теперь ей вряд ли удастся уложить его обратно в лодку. Подстелив одеяло, женщина перекатила на него раненого и, упираясь изо всех сил, потащила его вверх по берегу к камню. Всего-то шагов сто…

Семьдесят шагов. Пятьдесят… Сорок. А луны сходились все ближе. Лела заметалась между человеком и камнем, не зная, что вообще полагается делать в этих случаях. Тридцать шагов. Лела приложила обе руки к камню — в ладони ударило, словно горячими искрами. Что с этим делать?! Двадцать шагов. Рыжая луна встала чуть позади и выше голубой, к земле заструился странный голубой поток, или это уже в глазах у Лелы все поплыло от перенапряжения… Десять шагов… Еще немного. Упершись ногами в последний раз, чтобы подтянуть одеяло с неподвижно лежащим на нем человеком к себе, женщина прикоснулась лопатками к камню. Вселенная взорвалась у нее в голове, жидкий огонь потек по всему телу. Лела кричала, но не слышала ничего, глаза перестали видеть. Падая на четвереньки, она случайно оперлась ладонями о плечи коменданта, и того затрясло, как в страшнейшей лихорадке, выгибая дугой.

Эреми ло’Вари начал приходить в сознание на рассвете. Еще не открыв глаза, он почувствовал, что весь левый бок мокрый от крови, значит, открылась рана. Надо бы перевязать. Когда же он взглянул на окружающий его мир, то не понял ничего. В сероватой рассветной дымке над ним под легким ветерком качались кроны высоких деревьев. Было очень тихо, только слышался слабый плеск воды. На его плече лежала чья-то голова, и волосы щекотали его щеку. Повернувшись, он узнал лицо — жена полусотника Ириона с прииска. Изо рта и носа женщины вытекали струйки крови. Что же случилось?! Последнее, что помнил Эреми, был общий совет на прииске, а потом эта женщина, кажется, собиралась делать ему перевязку. Помнится, он был очень плох, потому что рана уже загноилась.

Комендант осторожно положил голову женщины на землю и присел. Бок болел немилосердно, но с перевязкой можно немного подождать. Оглядевшись, ло’Вари увидел вокруг какие-то деревянные хижины, а позади женщины возвышался немалого размера овальный камень, похожий на яйцо. Людей не было слышно. Закрыв грудь женщины, вероятно, ею же порванной одеждой, Эреми вздохнул, он не понимал вообще ничего. Себя он чувствовал на данный момент довольно сносно, а вот состояние жены Ириона ему не нравилось — дыхание было очень слабым, а сердцебиение прерывистым. Надо было что-то делать. Встав на четвереньки, потому что голова кружилась и ноги держали плохо, комендант увидел на берегу одинокую лодку. Скорее всего, это была лодка, на которой они прибыли сюда, поскольку других людей он не видел.

Эреми уже успел дополнительно стянуть свою рану полосами материи, найденной в лодке, и, вытерев кровь с лица женщины, попытался как-то облегчить ее состояние с помощью холодного компресса на лоб, когда с протоки раздались мужские и женские голоса. Через пару минут коменданта и Лелу обступили около полутора десятков пожилых ладола.

— Что вы здесь делаете? — задал вопрос выступивший вперед мужчина.

— Я не знаю, — вздохнул Эреми. — Наверно, эта женщина хотела отвезти меня к целителям ладола, потому что рана, нанесенная мне несколько дней назад во время штурма города, загноилась. Но при первой же перевязке я потерял сознание и очнулся на рассвете этого дня. Не знаю, почему мы оказались здесь и что произошло за это время.

Ладола зашумели. Внезапно сзади от камня раздался чей-то возглас:

— Он пуст!!!

Несколько человек побежали к камню, потом вернулись обратно. Кто-то наклонился над Лелой и с удивлением пробормотал:

— Она сделала это раньше времени!..

— Кто она? — спросил тот же старик у Эреми.

— Раньше она иногда пела в нашем городе, ее отец был сказителем вашего народа, теперь она замужем за охранником рудника.

Ладола долго переговаривались, потом одна пожилая женщина сказала:

— Я узнаю ее. Это Леала, дочь Таноя. Она приезжала с мужем и детьми два лета назад.

— А кто ты? — спросил Эреми старик.

— Комендант Сарандера.

В голове Эреми шумело, начала наваливаться слабость. Его спрашивали о захвате города, о смуте, и много еще о чем, он, как мог, отвечал. Из дальнейшего комендант запомнил только, как их с женой Ириона погрузили в разные лодки и отчалили от берега. На каком-то из островов ему обработали и перевязали рану, а потом накормили. Путь продолжался несколько дней. Во время остановок коменданта лечили и кормили, но больше ни о чем не спрашивали. Большую часть времени он пребывал в полузабытьи.

Снова четко осознавать реальность Эреми начал в последний день их путешествия по болотам, рана почти не беспокоила, только некоторая слабость мешала почувствовать себя совсем здоровым. Огромные кроны могучих деревьев закрывали небо, сплетаясь в высокий зеленый тоннель, темная вода тихо журчала вдоль бортов лодки, которая быстро скользила по узкому каналу. На носу лодки сидел единственный гребец. Других лодок поблизости не было.

— Где Лела?! — сразу спросил Эреми.

— С ней разговаривают старейшие, — невнятно ответил тот.

Из этого ответа ло’Вари понял, что женщина жива, остальное пока было не так уж важно.

В первый момент Леле было очень больно, дыхание остановилось, сердце трепыхалось, как пойманная птичка, и пыталось вырваться из груди, но через несколько мгновений все прекратилось. Лела больше не чувствовала своего тела, она поднималась вверх в столбе яркого света. Две вставшие друг за другом луны в этот день давали направление на древнюю прародину ладола. Правда, за истекшие сотни тысячелетий этот ориентир уже не являлся настолько точным, как некогда, и девушка чуть не заблудилась, но пролетевшая звезда указала ей путь. Лела увидела древний храм и древний город, занесенный песками. Именно отсюда орай, путешествовавшие по ближайшим звездным системам на своих летающих лодках, некогда вывезли всех остававшихся в живых ладола, когда их планета после столкновения с большим куском камня, плавающим между планетами, изменила свой путь и слишком приблизилась к солнцу.

Потом Лела отправилась дальше. Она летела от звезды к звезде, иногда заглядывая на наиболее понравившиеся ей планеты. Кто-то строил изумительные подземные города, кто-то летал по воздуху. Даже в глубинах огромного океана, занимавшего почти всю поверхность одной из планет, жили маленькие разумные существа, которые были не похожи ни на что знакомое девушке, они строили какие-то тоннели и купола, украшая их светящимися подводными цветами. Везде пульсировала жизнь, и Лела чувствовала единство со всем живым. Ей хотелось обнять все миры и защитить от чего-то темного, чему не было названия, но оно желало погубить жизнь. Какие-то очень большие существа внимательно смотрели на девушку, хотя она и не видела их.

Неожиданно Леле захотелось вернуться в начало времен и посмотреть, как все появилось, она знала, что может это сделать. Но тут кто-то большой мягко, но непререкаемо сказал: «Нет. Тебе пора возвращаться. Еще не время». Лела подчинилась и полетела назад.

Приблизившись к болотному краю, она увидела, как Ирион с двумя товарищами сражается на узкой горной тропе с шестью бандитами, и враги падают, сраженные его клинком. А в старой штольне плакали голодные дети, и женщины не знали, чем их накормить. Лела ужаснулась, как она могла хоть на минуту забыть об этом, и рванулась вниз. Кто-то аккуратно поправил ее полет.

Боль от разорванных сосудов и порванных в судорогах связок навалилась и скрутила Лелу, она хрипло застонала. С трудом открыв глаза, Лела увидела только расплывчатые пятна и заплакала. Чьи-то заботливые руки отерли мягкой влажной тканью ее лицо и поднесли к губам питье, пахнущее знакомыми травами. Лела услышала голос пожилой женщины:

— Отдыхай, девочка! Набирайся сил.

— Что с Эреми? — сипло прошептала девушка. — Он жив? Его спасли?

— Кто это? Тот, что был с тобой?

— Да.

— Ты сама спасла его, едва не погубив себя. Твое тело чудом выдержало выброс энергии из камня, хотя он не успел набрать всей силы. Обряд общения с Миром должен был состояться на следующую ночь. А твой спутник уже почти здоров. Гниль ушла из его ран в землю. Целительницы присматривают за ним. Теперь он — один из нас.

— Как? — не поняла Лела.

— Камень нашего народа вернул ему жизнь, значит, он теперь связан с нами как брат. Надеюсь, ты поправишься к обряду принятия в род нового члена. — В голосе женщины чувствовалась улыбка. — Только прежде ты расскажешь все, что видела у камня, старейшинам родов и сказителям, раз уж ты опустошила его прежде времени, — сварливо, но без осуждения добавила она.

— Я улетела далеко… — начала было девушка.

— Потом, потом, — прервала ее собеседница. — Отдыхай!

Неожиданно Лела вспомнила то, что видела уже на подлете к болотному краю. Ирион тогда отбился, и его спутники остались живы, а вот дети…

— На руднике голод… — выдавила из себя она. — Людям нужна помощь. Хотя бы немного еды для детей…

— Что? — не поняла беседовавшая с ней целительница. — На каком руднике?

— Там, где остались мой муж и дети и другие люди со своими детьми. Они не могут оттуда уйти — вокруг безумие. Думаю, мой муж сможет заплатить за еду на всех, только надо успеть…

Целительница задумалась, а потом произнесла:

— Твой спутник сказал, что не помнит пути, а ты пока нездорова. Через три дня соберется совет родов, может, с твоих слов кто-то поймет, о каком руднике речь. Это лето принесло много плодов. Думаю, у каждого рода найдется чем поделиться с голодными.

Лела вздохнула и позволила себе впасть в забытье.

Через три дня собрался совет родов ладола. К этому времени Лела, благодаря усилиям целительниц, чувствовала себя гораздо лучше, только зрение еще не восстановилось до конца и ей запретили любые тяжелые нагрузки еще на полторы декады. Сначала молодая женщина поведала старейшинам всю историю, приведшую ее вместе с раненым человеком в край ладола, потом все, что видела, потеряв сознание у камня. Старейшины задавали много вопросов, и Лела подробно отвечала на все. После расспросов и обсуждения того, что она видела, старейшие пригласили ее участвовать в обряде через год, хотя до ста двадцати лет Леле было еще очень далеко.

На совете родов женщина не присутствовала, ее пригласили только под самый конец, для того чтобы сообщить ситуацию на руднике и описать его местонахождение. К большому облегчению Лелы, рудник оказался известен ладола, они даже знали, что там добывают «слезы земли», как народ называл бледно-голубые кристаллы. Помощь голодающим решили отправить после обряда принятия в род Эреми.

На такое редкое событие, как обряд принятия в народ чужака, собралось множество ладола, поэтому действо происходило на острове с самой большой поляной в Сердце болот. Сперва старейшие вызвали по одному всех, кто что-либо мог сказать о коменданте Сарандера, и они говорили о нем все, что считали нужным. У ладола оказалась долгая память. Выступающие начали даже не с него самого, а с того, что отец Эреми, также долгое время служивший комендантом города, своим приказом разрешил ладола торговать в городе и его окрестностях беспошлинно. Надзор за торговлей осуществляла канцелярия, через нее же проходили все налоги и сборы, но комендант считался верховной властью в городе. На долю военного коменданта выпадало обеспечение стабильности и безопасности, а также надзор за каторжными работами и рудниками, принадлежащими короне. Комендант жил на жалованье и получал все шишки от вышестоящих, поэтому на этот пост желающих находилось немного. Молодой Эреми, закончив Военную академию в Игмалионе, занял бывшее кресло отца к большому облегчению человека, служившего комендантом последние лет восемь.

Несколько отвлекшийся на свои мысли, пока ладола перечисляли заслуги рода ло’Вари перед народом, Эреми вновь стал слушать, когда выступающие наконец перешли к описанию его собственных деяний с точки зрения ладола. Сам Эреми, приняв пост, подтвердил указ отца, который не посмел отменить его преемник, несмотря на злобное шипение некоторых служащих канцелярии, наживающихся на торговле где можно и где нельзя. Молодой комендант посчитал взимание налога с нехитрых товаров болотного народа идиотизмом и крохоборством. Зато обидчиков миролюбивых и не способных дать серьезный отпор ладола комендант карал жестко, чтобы у других и мысли не возникло последовать по их стопам. Вспомнили ладола и дружеские отношения Эреми с некоторыми из представителей народа, в частности с отцом Леалы, как именовали здесь жену Ириона. Младший ло’Вари, как и его отец, никогда не разделял презрения многих окрестных жителей к «болотным дикарям», и ладола отвечали их роду взаимностью. Например, секрет опускающейся дамбы на дороге к тайному руднику поведал еще отцу Эреми один старик ладола, которого тот лично защитил от какого-то отморозка на улице Сарандера.

Конечно же кульминацией рассказа стало повествование о том, как древняя святыня ладола, некогда привезенная с их исторической родины, исцелила смертельно недужного от раны Эреми. Сам комендант думал, что получившийся эффект зависел вовсе не от святости камня, хотя механизм действия оставался непонятным. Возможно, старейшины ладола и сами понимали это, но официальная формулировка гласила:

«Мировое яйцо, которое почитали поколения наших предков, святыня, дарующая силы и мудрость народу ладола, посредством действий юной дочери младшего сказителя Таноя, ныне отбывшего к прародителям народа, дала вторую жизнь чужому по крови Эреми ло’Вари из Сарандера, чтобы он возродился среди народа ладола как наш сын и брат».

Народ ладола ликовал. А Эреми подумал, что если вычесть из речи старейшины витиеватые высокопарные пассажи, то суть передана верно. Если бы не Леала, которая наполовину была дочерью болотного народа, и не этот странный камень, то Эреми уже давно был бы мертв. Так что ладола и на самом деле дали ему вторую жизнь.

Эреми встал и от всего сердца поблагодарил ладола за оказанные ему и всему роду ло’Вари помощь и добро. Он также поклялся защищать интересы ладола среди людей на вверенном ему посту коменданта округа. За спасение жизни среди ладола благодарить было не принято, это считалось само собой разумеющимся поступком любого. Эреми только сказал, что будет чтить ладола, как чтут мать и отца. Последние слова коменданта вызвали бурю восторга, видимо, он нашел верные слова.

После этого на затерявшемся среди проток островке пожилая пара ладола попросила встать Эреми на четвереньки, оставаясь позади него и что-то тихо бормоча. Потом ему измазали обе ладони какой-то темной маслянистой жидкостью, а на лоб нанесли узор жидкой глиной. В довершение странного обряда Эреми попросили собрать из кучки подготовленных плоских камней шестиугольную пирамидку. Попотев над задачей некоторое время, комендант справился с испытанием и одновременно понял, почему на улицах Сарандера встречаются каменные дома в форме различных многогранников. Возвращаясь к лодке, в траве и кустах он заметил уже завершенные пирамидки разной формы и размеров, — наверно, это было испытанием на зрелость, подумал Эреми. А еще он подумал, что Ирион не прогадал, выбрав в жены женщину ладола. Его собственная жена, не желая «всю жизнь прожить в этом болоте», уже семь лет, как уехала в столицу вместе с сыном и дочерью. Детей, слава Троим, она догадалась отдать на обучение, а сама вела светскую жизнь на деньги, присылаемые мужем, о чем раз в полгода писала увлекательные, с ее точки зрения, письма.

Дети скоро получат профессию, так, может, начать жизнь сначала?..

Заканчивалась вторая декада с тех пор, как Лела вместе с комендантом уехала на поиски целителей своего народа. Ирион, сжав кулаки, расхаживал около входа в штольню. Жертва старого горняка при разрушении дамбы оказалась не напрасной — на четвертый день после этого охранники с верхнего поста заметили на дороге крупный отряд вооруженных людей, пришедших со стороны Сарандера. Вероятно, они хотели пройти по этой дороге в северо-восточную часть провинции. Но если воду можно пересечь на лодках, то трясину нельзя. Потеряв несколько людей и притащенных на следующий день из города лодок, отряд убрался восвояси.

Самый опасный горный проход тоже был завален в день отбытия Лелы. А потом Ирион с отрядом безуспешно пытались найти продукты в селениях за кряжем. Некоторые поселки были сожжены, жители других бежали на север, где, по слухам, было спокойнее. Оставшиеся поселяне со страхом встречали вооруженных людей, но мало что могли им предложить даже за золото или прятали продукты на черный день, не зная, когда окончится смута и можно будет вернуться к привычному укладу жизни.

Между тем при ревизии запасов продовольствия на руднике выяснилось, что часть продуктов давно непригодна в пищу, просто их забыли выбросить. Несколько человек отравилось и двое умерло от такой еды, после чего Ирион на глазах у голодных людей вывалил испорченные продукты в болото.

Когда начальник шахты собрался бежать со своими телохранителями, он дал приказ охране не задерживать беглецов, кристалл оставался на этот момент только у Дамиана. Доступа к другим кристаллам начальник шахты уже не имел, хотя за это время на шахтеров, работающих, чтобы хоть как-то убить время, свалилась невиданная удача — сначала были найдены семь кристаллов, а потом еще двенадцать. Теперь при необходимости обороны можно было снабдить кристаллами всех охранников.

Стало холодно, пресная вода покрылась тонкой коркой льда. Голодные люди мерзли и постепенно все переселились на нижние уровни шахты, где было теплее. Ели мясистые корни болотных растений, но многих потом тошнило от них. Желудок Ириона пока справлялся с поеданием всего, что напоминает пищу, лишь бы оно не было ядовитым, но больших сил такая еда не давала. К детям отец уже боялся заходить, только отдавая присматривающей за ними женщине свой паек. Дети плакали, просили есть и спрашивали, когда вернется мама. Ирион не хотел верить в худшее, но порой на него накатывало отчаяние. Если бы Лела была жива, она давно бы вернулась…

Заваленный проход через кряж не был единственным. На других, более узких тропах постоянно патрулировали охранники, и время от времени случались стычки с бандитами. Когда полусотник с двумя охранниками наткнулся на сытую и наглую шестерку бандитов, только ловкость начальника спасла двух его подчиненных. Потом Ириона стошнило, но не от вида разрубленных костей и растекшихся внутренностей — просто переход на слишком быстрый темп вызвал спазмы в голодном желудке.

Четыре лодки ладола с продуктами добрались до прииска к концу третьей декады, проламывая лед в пресноводном канале тяжелыми шестами. Некоторые жители прииска, плача, обнимали спасителей. Ириону сообщили, что Лела и комендант живы, но его жене еще стоит немного подлечиться. В обратный путь ладола согласились забрать детей и самых истощенных людей. Мужчины с прииска уходить отказались, тем более что голод закончился. С ладола отправили детей Лелы и жену одного из шахтеров с трехлетним сынишкой, которая была очень слаба. За продовольствие болотные люди взяли немного из предложенных денег, но больше всего обрадовались девяти кинжалам, шестнадцати железным лопатам и двум киркам, которые им предложили охранники и шахтеры, не зная чем отблагодарить. Ирион честно закрыл глаза на тот факт, что лопаты и кирки являлись имуществом короны. Ладола обещали приехать еще.

Вместо эпилога

Если хочешь остаться собой —

Уходи!

Если замерло время в ночи —

Не кричи!

Если сдвинулись стрелки часов —

Это зов.

Если сердце стучит как набат,

Если звезды кострами горят,

И тебе до утра не уснуть —

Значит, в путь!

Из сборника предзнаменований

Странно и страшно бывает в ночи, когда порой время останавливает свой бег и наступает звенящая тишина. Так случилось в одну из ночей, когда Лорна осталась в доме одна. Сначала привычные звуки дома убаюкивали девушку, она уже начала дремать, и вдруг началось это… Лорна вздрогнула и подняла голову — тихо, словно весь мир вокруг перестал существовать. Ни шелеста ветра за окном, ни потрескивания дров в печи, даже огонь масляной лампы будто застыл. Захотелось кричать, но девушка знала, что нельзя, — грань миров в такие минуты слишком тонка, и на крик могут прийти те, кто ждет только повода, чтобы пересечь тонкую грань. Страх всегда порождает только страх.

Превозмогая вязкий ужас, Лорна встала и подошла к маленькому окну. Звезды не мигая смотрели на нее, словно ждали, что она станет делать. Девушка накинула на плечи теплый платок и вышла за дверь. Замерший мир обступил ее со всех сторон, но это все же было лучше, чем стены крохотной комнаты. А звезды ждали. И Лорна пошла, сначала медленно, но постепенно убыстряя шаг.

Куда она идет и зачем? Девушка не знала, но чувствовала, что идти надо, только это может спасти ее от неминуемой паутины безвременья и страха. Сначала путь шел по знакомым холмам, поросшим низким кустарником, но постепенно деревья становились выше. Узкая тропка, едва видимая в темноте, вела куда-то вперед. Сначала под ногами была мягкая трава, потом заскрипел песок, и наконец ноги девушки пошли по мелкой гальке, деревья расступились, и Лорна вышла в закат. Она стояла на вершине высокого каменистого холма, где-то далеко внизу раскинулось море или озеро, но его не было видно из-за густого молочно-белого тумана. Туман стелился волнами, и его пряди отражали багрово-красное зарево, только между волокнами тумана виднелась густая синева, и в ней запутались мелкие звезды, тусклые, как стеклянная пыль.

Девушка присела, обхватив колени руками, и стала смотреть на закат. Постепенно зарево становилось ярче, посреди него образовался тонкий светящийся овал с золотистым ободком. Девушка поняла, что пора, и шагнула на туман, услужливо легший ей под ноги. Туман был мягким и почти невесомым, он ласкал голые щиколотки, как шерсть неизвестного зверя. Лорна стала подниматься все выше и выше, пока не коснулась неба. Оно было слегка прохладным и гладким, как полированный металл. Девушка протянула руку и отдернула небо, как занавеску, и ей открылись звезды — целое море звезд. Они были живые, они перемигивались друг с другом и подмигивали Лорне, а самые нетерпеливые срывались с места и кружили вокруг нее, потом отлетали обратно, словно зовя за собой…

Лорна встала, подошла к окну и отдернула занавеску. Пальцы коснулись гладкого прохладного стекла — девушка вздрогнула. Временами видения слишком тесно переплетались с явью. На ночном небе мерцали крупные осенние звезды, их было очень много, как будто кто-то щедро посыпал солью все небо, а потом поджег ее. Лорну слегка трясло, так всегда бывало после неожиданных видений, а только что увиденное повторялось уже не первый раз. Что оно могло значить, девушка не понимала до сих пор, но поражалась настойчивому порыву. Впрочем, она понимала далеко не все из своих видений, или разгадка находилась намного позже. Она была видящей, но не видела своего собственного пути, словно кто-то неизвестно зачем отгородил от Лорны ее судьбу. Девушка страдала из-за этого, она могла предсказать чужой путь, но ничего не знала о своем. Другие ведающие только качали головами и утверждали то же самое. Лорна шла на ощупь, как заблудившийся в темной комнате ребенок.

Вот и сегодня знакомое видение снова вывело девушку из равновесия. Что же ей делать? Куда идти? Чего ждут от нее высшие силы, если они вообще знают о ее существовании?! Ответа не было. Лорна готова была заплакать от растерянности и бессилия, но в дверь тихо постучали.

— Хозяйка! Можно войти? — раздался мелодичный юношеский голос.

Девушка рванулась к двери так, будто от этого зависела ее жизнь.

У порога в свете звезд стоял молодой беловолосый парень, который открыто улыбнулся, увидев, кто является хозяйкой дома.

— Пустите переночевать! — Увидев некоторое сомнение на лице девушки, он добавил: — Добрые люди посоветовали обратиться в вам за помощью в выборе пути, но, если вы будете возражать, чтобы я остался, не волнуйтесь, я найду другой ночлег.

Лорна хмыкнула и улыбнулась одновременно — знала она, кто эти самые «добрые люди», но да спросу с них нет, а ночевать в обществе гостя девушка не опасалась ничуть. Во-первых, чувствовала, что тот попросился на ночлег без задних мыслей, а во-вторых, ощущала, что может в случае чего дать от ворот поворот любому мужчине, ну, или почти любому.

— Заходите — будете гостем! — произнесла она, распахивая створку шире.

Юноша слегка поклонился и вошел. Лорна заперла дверь и стала собирать небогатый ужин. Когда она села за стол, молодой человек представился:

— Меня зовут Эрсиан. Я родом из предгорий Тан-хи, с побережья у Рандорана.

Девушка молчала, и юноша, не зная, что еще от него ждут, продолжил:

— Отец у меня денери, а мать… — Тут он запнулся, и Лорна почувствовала внутреннюю боль и пустоту: матери уже не было в живых. — Она из арани.

Юноша почему-то смутился, но девушка его не перебивала, и он добавил:

— Я хочу найти отца. Его зовут Элианар Райди, по-нынешнему ло’Райди. Мне стало известно, что он не погиб во время войны, но решил, что погибла вся семья, и ушел куда-то. Предположительно в Дор. Он был ученым…

— Вы хотите найти отца?.. — задумчиво спросила Лорна, она не хотела говорить юноше всей правды, которую увидела.

— Да, очень хочу! Кроме него у меня не осталось близкой родни. Да и, кроме того, хочу посмотреть мир. Отец был исследователем и путешественником, он осел на месте только из-за прибавления семьи.

— Дор — не самое удачное место для познания мира, — пробормотала девушка, но гость, кажется, не расслышал, потом она громко сказала: — Мне надо обдумать увиденное. Ложитесь спать, я все расскажу вам утром.

Гость послушно улегся на топчане в углу и вскоре заснул. Лорна долго не спала, она понимала, что юноше пока нельзя идти в Дор, слишком велика вероятность, что он не найдет отца и погибнет сам. Но и говорить про это прямо было нельзя — девушка знала, что молодой человек пренебрежет предостережением и сделает все по-своему. Оставалось одно — направить парня по ложному следу, но так, чтобы он вернулся повторно через год. К тому времени опасность минует, и Эрсиан сможет благополучно осуществить задуманное. Решив, что нужно сказать гостю, видящая заснула.

Встав утром, девушка увидела, что топчан, на который она укладывала вечером гостя, пуст. Лорна подошла к двери, та оказалась заперта изнутри. Она отворила дверь, и сырой холодный воздух принес горький запах опавшей листвы. Лорна вздохнула, она начала понимать, что встреча приснилась, но не была до конца уверена даже в этом. Нередко сны были настолько реальны, что явь казалась их продолжением, и сложно было понять, проснулась она или просто один сон перешел в другой. Состояние постоянной неопределенности изматывало хуже реальных событий, но Лорна продолжала надеяться, что со временем ей удастся разобраться во всем и найти свой собственный путь.

Райнский архипелаг.
На севере Игмалиона имеют хождение не только игмалионские далеры, но и старые дорские монеты, а также более древние. Оцениваются они по весу. Большая серебряная монета приблизительно в десять раз больше игмалионского далера и ценится наравне с игмалионским золотым и даже несколько дороже.
Дарси — небольшой грызун, нечто среднее между крысой и кроликом. Живет небольшими колониями на лугах. Мясо вкусное и нежное, мех ценности не имеет.
em
В более точном переводе «сагрио» означает «иней» или «покрытый инеем».
Во времена существования княжества, наряду с обращениями, принятыми на остальной территории каверны, а также вместо них, использовалось много других. Кроме того, обращения к высшим и низшим разделялись на несколько рангов.
em
Закатный Огонь, Немеркнущий День и многие другие понятия, для перевода которых на русский язык используются словосочетания, на языке данного мира произносятся одним словом.
em
В данном случае с северо-северо-востока.
Хотя правитель народа денери именовался князем, в отношении его детей кроме титулов княжич или княжн
em