Среди произведений знаменитой польской писательницы Иоанны Хмелевской особый цикл составляют пять романов о подростках и для подростков. Первый роман этого цикла "Дом с привидением" знакомит читателей с новыми героями - братом и сестрой Павликом и Яночкой Хабровичами и их необыкновенно умным псом Хабром. Неожиданны и невероятно интересны приключения героев и их друзей. Много веселых минут доставят эти книги и детям, и взрослым читателям. Веселых, ибо автор их - Иоанна Хмелевская, а ее романы всегда пронизывает юмор, даже если в книге говорится о самых серьезных вещах и самых опасных преступлениях. В цикл о подростках входят романы: "Дом с привидением", "Особые заслуги", "Сокровища", "2/3 успеха", "На всякий случай".

Иоанна Хмелевская

Дом с привидением

1

— Домашнее сочинение на тему как я провела каникулы, — читала Яночка монотонным голосом, полностью игнорируя знаки препинания. — Каникулы я провела на производственных совещаниях. Производственные совещания проходили с утра до вечера у нас дома, а один раз в доме моей бабушки и моего дедушки в очень нервной обстановке, потому что папа оборвал у них вьющуюся розу которая вилась по стене дома. И тогда бабушка сдалась и сложила оружие. А дедушке складывать было нечего он все равно голоса не имел и поэтому производственное совещание в их доме закончилось тем что большая половина перешла на нашу сторону... 

— Постой-ка, — прервала Яночку учительница, которая наконец поняла, что зачитываемое домашнее сочинение нетипичное, излишне интимное, что ли. Того и гляди будут обнародованы какие-то семейные тайны, о которых наверняка не следует знать всему классу.

— Нельзя говорить — большая половина, половины всегда равны, — автоматически поправила учительница и добавила:

— В твоем сочинении есть неясности. "Бабушка сложила оружие". Что за оружие?

Оторвавшись от тетради, Яночка взглянула на учительницу большими голубыми глазами и задумалась.

— Ручное, — ответила она, подумав.

— Ручное оружие?

— Да, именно ручное. Такая большая железная шкатулка, которая запирается ключиком. Бабуля держала ее в руках.

Смятение все больше овладевало учительницей.

— Шкатулка в качестве оружия? Постой, а что, собственно, бабушка с ней делала?

— Размахивала в разные стороны, а потом положила и сказала, что слагает оружие. А раз держала в руках — значит, ручное.

Исчерпывающий и вежливый ответ не только не прояснил, но, напротив, еще более запутал смысл домашнего сочинения. Шум в классе постепенно затих, ученики слушали Яночкино сочинение с растущим интересом. Назревала нездоровая сенсация. Надо было спасать положение и собственный авторитет, и учительница сухо произнесла:

— Ты пишешь о производственных совещаниях. Как производственные совещания? Почему на производственных совещаниях применяется ручное оружие? Что за совещания такие?

Яночка положила тетрадку с сочинением на парту, набрала полную грудь воздуха и затараторила:

— Производственные совещания это такие совещания на предприятиях, когда совещаются о производстве на предприятии. И у нас тоже были совещания, чтобы посовещаться. Дома все их называли производственными совещаниями. Бабушка была против, а дедушка всегда поступает так, как велит бабушка, значит, он тоже против. Вот они с дедушкой и были против, значит, надо было совещаться. Но сразу после того, как папа оборвал вьющуюся розу, бабушка сказала, что сдается, и сложила оружие. Ведь если вьющейся розы больше нет, то ей все равно и она может меняться.

— Меняться? В каком смысле?

— В квартирном, — ответила Яночка, слегка удивившись, что кому-то могут быть непонятны столь очевидные вещи.

Теперь учительница замолчала надолго, переваривая услышанное и чувствуя, как инициатива ускользает из ее рук. Пожалуй, из педагогических соображений не стоит касаться вопроса о дискриминации дедушки, деликатная это тема... Безопаснее вернуться к производственным совещаниям. И по возможности ровным, назидательным голосом учительница задала вопрос:

— Так какие же вопросы обсуждались на ваших производственных совещаниях?

Яночка с готовностью подняла тетрадь и продолжила чтение: "... на нашу сторону. И теперь только один человек был против. Дело в том, что мой папа получил наследство..."

— Что получил? — вырвалось у учительницы, хотя она и дала себе слово больше не прерывать чтение этого любопытного домашнего сочинения и не выяснять сомнительные места.

— Наследство, — вежливо ответила ученица и сочла нужным пояснить:

— Это такое имущество, проше пани, которое получают от покойников.

— А... ну да. Продолжай.

Яночка опять взяла в руки тетрадь. Почувствовав интерес к своему сочинению, она воодушевилась и теперь читала с выражением:

— «... папа получил наследство. В Аргентине умер наш родственник и составил завещание. Наследство состоит из дома в Варшаве и денег, но денег все равно не достанется, потому как они все уйдут на ремонт дома. И это наследство папе завещали при условии, что в доме поселятся все наши варшавские родственники, а в их квартиры переселятся те люди, которые сейчас живут в этом доме. И выходит, все наши родные должны сдать свои старые квартиры, вот почему бабушка была против. Она сказала, что ни за что не оставит своей квартиры, в том доме плющ разросся по всей стене, она его двадцать лет растила не для того, чтобы теперь оставлять чужим людям. И когда папа в нервах оборвал этот плющ, ту самую вьющуюся розу, бабушке стало все равно. А папа вовсе не хотел никакого наследства, он говорил, что ремонт — это катастрофа, но мама его переубедила. Она сказала, что там есть гараж, и папа переубедился, но мы с братом все там рассмотрели и поняли — на самом деле для мамы главной была терраса, на которой можно загорать. Там и в самом деле есть гараж, но терраса главнее. Конец.»

Яночка кончила читать. В классе стояла мертвая тишина. Прервала ее учительница:

— Я просила вас, дети, в своих домашних сочинениях коротко и правдиво описать летние каникулы. Ничего не выдумывать. А у тебя что? Сказки сочиняешь!

— И никакие это не сказки! — обиделась Яночка. — Тут одна сплошная правда, я ничего не придумала. Я не виновата, что на нас свалилось наследство... проклятое, как его называет папа. Так что все лето шли сплошные производственные совещания и разговоры только о доме. И мы с братом тоже должны были участвовать, папа очень переживал, а мы не хотели, чтобы он чувствовал себя, как последняя падаль...

— Как что? !

— Папа сказал, что он чувствует себя, как падаль, вокруг которой собрались шакалы, гиены и прочие стервятники, которые только и ждут, чтобы его растерзать. Бабушка очень обиделась. Я не написала, но в доме еще есть бассейн с фонтаном, ну, не в доме, а в садике. Это мы с братом назвали бассейном, на самом деле лужица, образовалась потому, что труба протекает, а из трубы иногда бьет фонтанчик. Там проходит водопроводная труба, она не наша, ведет в соседний дом, мы слышали, как один водопроводчик говорил — совсем худая труба, давно менять пора. И когда жильцы из того дома включают краны, наш фонтанчик не бьет и лужица подсыхает, а если они водой не пользуются, у нас опять целое озеро образуется. А ремонтировать никто не хочет, не известно, кому труба принадлежит...

Учительница наконец поняла, что Яночка не сочиняет, в их семье и в самом деле произошли исторические события — наследство аргентинского родственника, собственный дом в Варшаве, при доме садик с бассейном, а в доме терраса, на которой можно загорать! Не каждый день случаются такие события в жизни ее учеников.

— И где же этот дом? — поинтересовалась она все еще недоверчиво.

— На улице Красицкого, район Мокотув. А садик выходит на две улицы, дом угловой.

Класс молчал, оторопело уставившись на Яночку, которая совершенно спокойно рассказывала о таких невероятных вещах. Нет, они знали, такое бывает, но в другой жизни. А чтобы вот здесь, в Варшаве... Учительница отказалась от попыток преодолеть свое непедагогическое любопытство и спросила:

— И чем же кончилось дело? К чему вы пришли на ваших производственных совещаниях?

— Кончилось тем, что папа согласился, и теперь мы приступаем к обменам. И сразу же к ремонту. А пока вынуждены ютиться по углам, зато потом места будет много, потому что этот дом очень большой. И старый.

— А насколько старый?

— По-разному.

— Это как же понимать — по-разному?

— Ну, по-разному... Он состоит из двух частей, так одной из них целых сто лет, может, даже и сто пятьдесят, а второй всего сорок восемь. Тот самый аргентинский покойник построил ее собственноручно, там все в очень хорошем состоянии, отремонтировать можно без проблем, раз плюнуть, если не пожалеть денег...

— Яночка, что за выражения!

— Это не я выражаюсь, так сказал один пан, который будет заниматься ремонтом.

— А сколько этажей в доме?

— Два. Но зато есть чердак. Вот он жутко нас интересует, потому что никто не знает, что там, на этом чердаке. Во время войны потерялся от него ключ, и с тех пор туда никто не заглядывал. А ходят слухи, что там какой-то человек повесился и висит до сих пор, но это не точно. Через замочную скважину ничего не разглядеть! А во время войны в доме жил какой-то немец. Ну, не настоящий немец, а такой... фоке...

— Фольксдойч?

— Ага, он самый. Так тому было до лампочки, что в доме делается.

— А ты откуда знаешь?

— Знаю, потому что бабушкина подруга прятала в его доме разные вещи, оружие и боеприпасы, и многое другое...

— Яночка, что ты такое говоришь? — перебила ее учительница. — Как можно прятать такие вещи в доме немца, пусть даже и ополячившегося?

— Нет, проше пани, все так и было. Бабушкина подруга, пани Агата, работала у этого немца приходящей уборщицей и в этом большом доме могла спрятать все, что угодно, никому бы и в голову не пришло, что в немецком доме партизаны свое оружие прячут. А на чердак и вовсе никто уже тысячу лет не заглядывал. Ну, может, не тысячу, а лет пятьдесят... И там может оказаться все, что угодно! Класс слушал затаив дыхание, ни словом не перебивая, вопросы задавала одна учительница. На ее вопросы Яночка отвечала немного сбивчиво, но просто и бесхитростно, так что не приходилось сомневаться — говорит правду. Вот так неожиданно были нарушены монотонные школьные будни.

— А ты не приукрашиваешь? — пожелала убедиться учительница. — Может, сама все это придумала?

— Ведь вы же нам сказали — ничего не придумывать, описать жизнь такой, какова она в действительности, — снова обиделась Яночка. — А папа совсем не обрадовался дому, ни за что не хотел брать на себя эту обузу, но аргентинский покойник уперся, и ни в какую! Или мы берем все, или ничего, ему, этому покойнику, очень хотелось, чтобы весь дом перешел во владение наше фам... фамильное, потому как не только он, покойник, родился в этом доме, но и его дед здесь родился, и вообще все тут родились. Вот почему надо выселить из нашего фам... фамильного дома всех посторонних, оставить только фамилию, то есть родственников, и больше никого.

Учительницу настолько увлекла вся эта необычная история, что она махнула рукой на заранее составленный план урока и, чувствуя молчаливую поддержку класса, решила выяснить все до конца, успокаивая свою педагогическую совесть необходимостью знать жилищные условия своих учеников, ведь от этих условий так зависит успеваемость...

— Ты излишне сумбурно описываешь события, — сделала она Яночке замечание по существу. — Необходимо придерживаться логики и последовательности. — И в ответ на недоуменный взгляд больших голубых глаз пояснила:

— Попробуй рассказать все по порядку. И объясни, как это ваш аргентинский родственник мог родиться в доме, который он сам построил? Не мог же он построить дом до своего рождения.

— Так ведь он родился в старой половине, а построил новую. Уже после своего рождения.

— А сколько семей проживает в вашем доме? И много ли у вас родственников, то есть я хотела спросить — квартир? То есть, семей родственников? — сама запуталась учительница. Яночка поправила ее со знанием дела.

— Вы хотели сказать — комплектов? — спросила она и тяжело вздохнула. — Наша родня состоит из трех комплектов, но каждый желает заполучить царские апартаменты. Это папа так сказал. И еще сказал — не ляжет он костьми, чтобы каждому увеличить метраж. Какие три комплекта? Ну, первый — это мы, то есть мама, папа, мой брат и я. Второй комплект — бабушка с дедушкой. А третий комплект — тетя Моника со своим женихом и сыном Рафалом. И вместе с Моникиным женихом у нас набирается четыре квартиры на обмен. В доме как раз проживает четыре семьи. Три из них уже согласились на обмен с нами, а одна — ни в какую! Она вообще страшно подозрительная, эта семья, проше пани.

— Чем же она подозрительная? И что за семья? Многодетная?

— Да нет, всего три человека. Во-первых, старая грымза...

— Как ты отзываешься о старших! — укоризненно поправила ее учительница. — Невежливо так говорить.

Яночка подумала и постаралась выразиться повежливее:

— Во-первых, жутко старая... гражданка, во-вторых, ее сын, в-третьих, жена сына. В нашем доме они занимают две комнаты, а от нас хотят получить как минимум три! Трехкомнатную квартиру. Такие жадные! И еще хотят денежную доплату, а еще... Каждый раз они еще чего-то хотят еще. А я знаю, что это из-за чердака. Вот поверьте мне, они ни за что не выедут из нашего дома, пока не узнают, что там, на чердаке!

Учительница задумчиво произнесла:

— Говоришь, со времен войны на чердак никто не входил? Сорок или пятьдесят лет туда никто не заглядывал? Вряд ли. Даже если дверь заперта на замок, так ведь замок можно и спилить.

— Да нет, не на замок, — так же задумчиво возразила Яночка. — Там не только висячий замок, а железная дверь, и еще замки в этой двери. Не один замок, вся дверь в запорах! Чердак как раз над самой старой частью дома. И дверь целиком железная! И на ней такие прочные железные засовы, запертые на несколько замков, кошмар! Такое никому не отпереть, проще двери выломать, а тогда дом разрушится. Вот прежние жильцы и не трогали дверь, боялись, у них потолки обрушатся, да и не интересно им, что там, на чердаке. Так что у нас столько хлопот, проше пани...

Классная руководительница была молода, собственная кооперативная квартира еще очень неясно маячила перед ней в туманной дали, поэтому хлопоты семейства Хабровичей из-за собственного дома с террасой, садом и бассейном казались ей не такими уж отпугивающими. Да и можно ли назвать хлопотами приведение в порядок собственного особняка? Одно удовольствие... Впрочем... Вспомнив, что бассейном ученица называет лужу во дворе из-за неисправного водопровода, а также, предстоящие семейству Хабровичей мытарства по обмену жилплощади, учительница перестала завидовать и преисполнилась сочувствия к отцу Яночки, на которого милые родичи, похоже, возложили все хлопоты по ремонту дома и обмену квартир. И к концу урока она уже радовалась тому, что у нее нет родственников в Аргентине...

2

Первый раз Хабровичи увидели собаку, когда рано утром вместе с детьми выходили из дому. Собака сидела на площадке второго этажа и смотрела на них с надеждой. Была она крупная, рыжевато-коричневая, похожая на легавую или сеттера, с гладкой, блестящей шерстью. Правда, уши у нее были короче, чем у легавых, и хвост отрезан. Собака разрешила себя погладить.

Второй раз Хабровичи увидели эту собаку поздно вечером, когда возвращались домой. Теперь она переместилась на площадку четвертого этажа, к дверям их квартиры, казалась более грустной, чем утром, и вроде бы утратившей надежду.

— Гляди-ка, эта собака все сидит в нашем подъезде, — сказала мужу пани Кристина с некоторой тревогой. — Интересно, чья она?

Пан Хабрович был занят поисками ключей от квартиры и раздраженно рылся в карманах. В последнее время на него свалилось столько забот и хлопот, что ему решительно было не до каких-то посторонних собак!

— Понятия не имею, — рассеянно ответил он, бросив взгляд на собаку. — Ничего песик, красивый, но не чистопородный. Наверное, ждет хозяина. Наклонившись, пани Кристина погладила собаку по блестящей спинке. Та приняла ласку с явным удовольствием и благодарностью.

— Почему ты сидишь здесь, песик? — спросила пани Кристина. — А где же твой хозяин? Оставил тебя под дверью? Такая милая, ласковая собачка! И послушная, сидит, где ей велели, с места не сходит.

И обратясь к мужу, пани Кристина заметила:

— Наверное, хозяин пришел с собакой в гости к человеку, который не любит собак, и не пустил ее в квартиру, вот и пришлось оставить ее на лестнице. Надо же, какой варвар!

— Потише! — урезонил жену пан Хабрович. — Сосед может услышать.

— И пусть слышит! — разошлась пани Кристина. — Я ему и в глаза скажу, этому паршивцу. Разве можно издеваться над животными?

— Какое же издевательство? — возразил муж. — Собаке велели сидеть и ждать, вот она и ждет. А ты не гладь ее больше, нечего приучать к себе чужого пса.

Продолжая бормотать под носом нехорошие слова по адресу хозяина собаки и его негостеприимных знакомых, пани Кристина скрылась за дверью своей квартиры. Собака осталась на лестнице. После ужина Павлику велено было вынести мусор. Он послушно схватил мусорное ведро, но дальше прихожей с ним не пошел. Открыв входную дверь и выглянув на лестницу, мальчик вместе с ведром вбежал в кухню и взволнованно воскликнул:

— Знаете, а пес все еще здесь сидит!

Пес уже не сидел, а лежал, свернувшись в клубок, на коврике у их дверей, отчаявшийся и безгранично грустный. Первой к нему подбежала Яночка, присела на корточки, заглянула в страдающие глаза собаки, и сердце девочки больно сжалось.

— Она потерялась! — прерывающимся от волнения голосом сказала девочка. — Она боится, что теперь на веки веков останется одна-одинешенька. Давайте возьмем ее себе! Такая свинья, выгнала собачку из дому!

— Ну и люди! — возмутился Павлик. — Продержать пса весь день на лестнице! Интересно, чей же он?

— Неизвестно, — ответила пани Кристина, присоединяясь к детям. — Мы думали, пришел с хозяином к кому-то в гости в нашем подъезде. А хозяин квартиры не любит собак, вот ее и не пустили, велели ждать на лестнице.

Павлик ткнул сестру в бок:

— Ты про какую свинью говорила?

— Да про хозяина собаки! И вовсе он не приходил сюда в гости, оставил собаку, а сам ушел. Бросил ее! Глядите, песик весь дрожит! И дышит как-то странно...

Слушая все эти разговоры о себе, собака продолжала неподвижно лежать на придвeрном коврике. Она и в самом деле дышала с трудом, при каждом вдохе у нее внутри что-то хрипело, и время от времени все ее тело сотрясала мелкая дрожь. На людей она глядела уже без всякой надежды, разрешала себя гладить совершенно равнодушно. В глазах ее застыло выражение апатии и бездонной печали.

Теперь возле собаки столпилось все семейство Хабровичей. Пани Кристина присела возле нее на корточки с другой стороны и с тревогой произнесла:

— И в самом деле, как-то хрипло дышит, наверное, бронхит. Неужели песик простудился? Да где же его хозяин? !

— Сбежал! — повторила Яночка и с ненавистью добавила:

— Такой негодяй! Бросил беднягу на произвол судьбы. Возьмем его себе... ладно, мама?

— Как же мы можем взять чужую собаку?

— Да ведь она же ничья! Сама видишь! Лежит здесь, как... как подкидыш несчастный! И девочка ласково погладила собаку. Та по прежнему разрешала себя гладить, но теперь закрыла глаза, а ее дыхание стало еще более хриплым.

— Нет, у нее определенно воспаление легких! — с тревогой сказала мужу пани Кристина. — Тадеуш говорил, его собака умерла от воспаления легких, помнишь? Господи Боже, такой чудесный пес, надо что-то делать!

Яночку тоже стало трясти, и хотя она дышала нормально, но явно и у нее тоже повысилась температура, вон как пылали щеки.

— Так сделайте же что-нибудь! — умоляла девочка родителей. — Ну что вы так стоите? Собака больная, ей холодно, а вы ничего не делаете!

Павлик поддержал сестру:

— Как мы заболеем, так вы сразу целую банду докторов вызываете! А к больной собаке... Главе семьи передалось волнение детей и жены, и он понял, что надо что-то предпринять.

— Пожалуй, позвоню ветеринару, — сказал пан Хабрович. — И в самом деле, прекрасная собака, жаль ее. Еще совсем молодая, не больше года ей.

— И какая чистая! — подхватила пани Кристина. — Посмотрите, какая чистая, блестящая шерсть. За ней был прекрасный уход, наверное, потерялась она совсем недавно.

Павлик подхватил:

— Вот именно, и надо брать ее в дом, пока чистая! А то потом услышишь: грязная, запаршивевшая, такую нельзя пускать в квартиру.

Дежурный ветеринарной службы очень любезно разговаривал с паном Хабровичем, но помочь ничем не мог. Уже поздно, у них всего одна машина, и она давно ездит по срочным вызовам, вернется только к утру, не раньше. Да и в принципе выезжают они только в экстренных случаях по вызову, а так животных привозят к ним. Можете дать пока собачке аспирин. А вообще он, дежурный, советует утром отвезти пса в приют для бездомных животных, там его примут уже в семь утра, там — специалисты, там за ним будет необходимый уход и оттуда его может взять хозяин, если отыщется. Вот телефон приюта.

Пан Хабрович позвонил в приют, узнал адрес.

Оказывается, там круглосуточное дежурство. Тем временем на лестничной площадке разгорелась жаркая баталия между матерью и ее двумя детьми. Пани Кристина пыталась убедить Яночку и Павлика, что нельзя вот так, ни с того ни с сего взять в дом чужую собаку. Ведь она же не уличная, это сразу видно. Наверняка у нее есть хозяин, и он, возможно, где-то в их доме. Может, и в самом деле пришел в гости к кому-то из жильцов, может, выпил, забыл про собаку...

Павлик был неумолим:

Если упился до того, что забыл о такой собаке, значит, он ее не стоит!

Яночка внесла конструктивное предложение:

— Тогда мы сами попробуем найти этого негодяя. Сами, раз вы с папой устраняетесь. Значит, вы тоже недостойны такой собаки! Тут в дверях показался папа.

— Велели дать ему аспирин, — сказал он. — А вы обратили внимание, что пес без ошейника? Ни один хозяин не оставит собаку без ошейника. Последнее замечание вызвало бурную дискуссию на лестничной площадке. Пани Кристина предположила, что ошейник просто кто-то украл. Собачка ласковая, разрешает гладить себя совсем незнакомым людям, вот кто-то и воспользовался. Дети требовали немедленно решать судьбу собаки, и начать с аспирина. Яночка не выдержала, поднялась и принялась звонить соседям. Пес безучастно ждал.

Соседи с их этажа единодушно заявили о своей полной непричастности к псу. И у них сегодня никаких гостей не было. По лестнице поднимался сосед сo следующего этажа. Да, он видел эту собачку на их лестнице еще утром, но не знает, чья она и откуда. Соседи этажом ниже тоже ничего о собаке не знали. Выходит, собака бездомная?

И в душе Яночки зародилось глубокое, непреодолимое желание приютить эту собаку, быть всегда с ней, заботиться о ней. Пусть у собаки будет дом! Сколько раз до этого они просили родителей взять собаку! Те всегда разъясняли своим разумным детям всю сложность держать собаку в их тесной квартире, в центре города. Родители работают с утра до вечера, дети в школе, собаке придется сидеть весь день в запертой квартире, одинокой и заброшенной. Ну какая у нее будет жизнь? Собачья...

Дети понимали — аргументы убедительные. И на время расстались с мечтой завести собаку. А вот теперь Яночка вдруг почувствовала, что с этой ласковой, несчастной, брошенной, и, кажется, больной собакой ее связывает какая-то невидимая, но прочная нить. Да что там нить, корабельный канат, не разорвать! Скорей она, сама Яночка, тоже станет бездомной, чтобы не расставаться с собакой, но одну ее не оставит! Ведь она же ясно видит — пес ждет! Он понимает — решается его судьба. В его сердце еще теплятся остатки надежды. Как, должно быть, он сейчас волнуется и переживает! . — Возьмем его! — раздирающим душу голосом попросила Яночка. — Возьмем его себе! Пани Кристина, тоже очень расстроенная и печальная, тeм не менее твердо ответила:

— Нет, это невозможно.

— В таком случае я тоже лягу тут под дверью на циновку рядом с ним! — крикнул Павлик. — И буду лежать до тех пор, пока не получу воспаления легких!

— Нет, только собаки мне сейчас не хватало! — вспылил пан Хабрович. — Столько забот, завтра начинаем переезд в новый дом, съезжаем с этой квартиры, надо ее привести в порядок, наш дом пока полная развалюха, ремонт начинается, голова идет кругом. Только собаки мне сейчас и не хватало! Чужой собаки!

Возможно, пани Кристина и смягчилась бы мало-помалу, ей самой было жалко эту милую, несчастную собаку, да и дети давно просили, а тут вроде бы само получается. Однако слова мужа напомнили ей о том, какие хлопоты ждут семейство Хабровичей в ближайшее время. Дай Бог, чтобы хватило сил со всем управиться, куда тут еще собаку! И она решительно заявила:

— Нет, мы не можем ее взять. Дети, вы себе даже представить не можете, какое столпотворение начнется здесь с завтрашнего дня! Собаке такого не выдержать.

— А скитанье под чужими дверями выдержать? — отчаянно выкрикнул Павлик.

— Если вы оставите эту собаку на произвол судьбы, я откажусь от вас! — не помня себя от горя крикнула Яночка. — Я... я не знаю, что сделаю! В школу не пойду! Заболею!

Пан Хабрович совершенно растерялся. Он глядел на своих таких послушных и рассудительных детей и не узнавал их. Не зная, как убедить Яночку и Павлика, он лишь теребил волосы и бормотал:

— Если теперь я не сойду с ума, так это будет чудо!

Инициативу взяла в свои руки мама.

— Очень прошу вас, успокойтесь и постарайтесь понять, что я вам говорю, — обратилась она к сыну и дочке. — Вы же видите, собака больна, ее обязательно надо показать ветеринару, и потом она будет нуждаться в постоянном уходе. Мы же с завтрашнего дня начинаем переезжать на новую квартиру, такой переезд и для здоровой собаки был бы катастрофой, что же говорить о больной...

— Раз больная, дай ей аспирин, ветеринар же посоветовал!

— Аспирин тут не поможет. Пес к нам не привык, от переезда совсем потеряется, может и нервное расстройство получить, места себе не найдет, а ведь он нуждается в заботе и спокойствии.

— Вот что! — принял мужское решение папа. — Надо его отвезти в приют, действительно, мы не можем оставить собаку на произвол судьбы. В приюте ей окажут помощь, полечат, а там посмотрим... когда переселимся.

Дети переглянулись. Может, папа прав? Собака явно больна, ее действительно сначала нужно вылечить, а для этого она должна находиться под медицинской опекой. Завтрашнее столпотворение исключало возможность создать псу нормальные условия для выздоровления. Пусть и в самом деле немного поживет в приюте, подлечится, а они тем временем устроятся на новом месте и возьмут пса в большой, просторный дом. С садиком!

— А ты знаешь, где этот приют? — спросила мужа пани Кристина. — Тебе дали адрес?

— Где-то жутко далеко, за аэропортом Окенче. А пока попробуй напоить собаку теплым молоком, разведи в нем аспирин.

Схватив ведро с мусором, Павлик пулей вылетел из квартиры, загрохотал по лестнице и моментально вернулся. Пани Кристина даже мимоходом подумала, что вряд ли он успел добежать до мусорного бака. Неужели вывалил мусор сразу за дверью парадного? Однако спрашивать сына не стала, а занялась молоком для больной собаки. Яночка не отходила от матери, следила за каждым ее движением, словно боялась, чтобы та не отравила животное.

Аспирин очень плохо растворялся и, когда собака охотно вылакала молоко, обнаружился на дне миски. Пани Кристина пыталась на ложке дать его собаке, но та упорно отказывалась от предлагаемой гадости, в конце концов обиделась на пани Кристину и перешла на циновку к соседской двери. Пришлось отказаться от лечения. Поскольку оба отпрыска смотрели на мать осуждающе, пани Кристина сочла нужным оправдаться:

— Конечно, я смогла бы заставить собаку проглотить лекарство, разжать зубы ей я бы сумела. Но ведь эта собака чужая, мы совсем не знакомы, не знаю, как она себя поведет. И собака тоже меня не знает, у хозяйки она бы лекарство приняла, хозяйке собака доверяет...

— Хватит, поехали, — сказал папа, выходя из квартиры с веревкой в руке.

Яночка подозрительно взглянула на отца:

— А веревка тебе зачем? Такая толстая.

— А как я поведу собаку, по-твоему? — огрызнулся отец. — За ручку? Сейчас мы с мамой отвезем ее и быстро вернемся, а вы марш спать!

И он принялся завязывать веревку на шее собаки. Брат и сестра не шелохнулись. Казалось, их ноги вросли в лестничную площадку. Глаза не отрывались от собаки, руки дрожали.

— А если... — прерывающимся от волнения голосом начал Павлик. — Если мы торжественно поклянемся, что всегда, каждый день будем убирать за собой посуду...

... и рано ложиться спать, — подхватила Яночка и вдруг кинулась к отцу, закричав страшным голосом:

— Ты ее задушишь!

Пан Хабрович нервно вздрогнул, веревка упала на пол. Только теперь пани Кристина поняла в полной мере, какие чувства переполняют сердца ее детей. Чувства благородные, без всякого сомнения, и подавлять их не стоит.

— Хорошо, — быстро сказала она, — можете ехать с нами. Принесите какую-нибудь тряпку, подстелим для собаки в машине. Павлик бросился в квартиру и вернулся со старой наволочкой. Яночка не двинулась с места, продолжая наблюдать за тем, как отец, ворча сквозь зубы, принялся ловко завязывать веревку на шее собаки. А та, почувствовав на шее веревку, сразу оживилась, привстала, готовая немедленно двинуться к выходу.

— Собака приучена к ошейнику, — сказал пан Хабрович. — И вообще, пес умный, хорошо выдрессированный, послушный. Пошли! Пес охотно спустился с лестницы и радостно выбежал во двор. За воротами он принялся интенсивно нюхать воздух и вдруг застыл на месте, напряженный, как струна, вытянув морду и подняв переднюю лапу. Пан Хабрович от неожиданности остановился, Яночка с Павликом, догоняющие отца, налетели на него.

— Глядите, дети, ведь это охотничья собака! — воскликнул пан Хабрович. — Смотрите, как прекрасно делает стойку!

— Что делает? — не понял Павлик.

— Стойку! Когда почует дичь, становится вот в такую позу. Характерная поза охотничьей собаки, тем самым она дает знать охотнику, что почуяла куропатку, бекаса или какую другую дичь.

— А где же куропатка? — спросила Яночка.

— Я не говорю, что здесь обязательно должна быть куропатка, но вот такую стойку делают охотничьи собаки и на куропаток, — пояснил отец.

Несомненно, собака хорошо выдрессирована. Тем временем пес оживился чрезвычайно. Его трудно было узнать, куда подевались апатия и безразличие. Казалось, он сбросил груз печали, почувствовав хозяйскую руку, и теперь резво бежал по тротуару, интенсивно нюхая воздух и землю и направляясь в сторону автостоянки.

— Возьми-ка веревку, — сказал пан Хабрович дочери, — и беги за ним, куда он потянет, вдруг приведет к себе домой. Возможно, он здесь где-то недалеко живет, может, найдет хозяина. Перехватив веревку, Яночка побежала за собакой, которая стремительно рвалась к автостоянке. Добежав до нее, пес обнюхал всю площадку, рванулся в другую сторону, вернулся на прежнее место и остановился, сразу растеряв всю энергию.

Нет, место явно было ему незнакомо. Оглянувшись на Яночку, собака сделала попытку побежать в другую сторону. Яночка воспротивилась.

— Нет, — решительно сказала она, натянув веревку. — Сейчас мы туда не пойдем. Я понимаю, ты потерялся, но не горюй, песик, мы возьмем тебя. А пока давай сюда, в машину!

— Знаешь, у него такое же воспаление легких, как я прима балерина, — потихоньку сказал пан Хабрович жене, наблюдая за дочерью и собакой. — Просто пес замерз на лестнице, а сейчас — гляди, разогрелся и здоровехонек!

— Тихо, а то дети услышат! — перебила мужа пани Кристина. — И тогда опять начнут умолять, чтобы мы немедленно взяли собаку. А если не возьмем, сочтут нас бессердечными злодеями. И я вовсе не уверена, что собака не больна. Сама слышала, как она хрипло дышала.

В машину собака вошла послушно и даже охотно. Всю дорогу она просидела на старой наволочке, с интересом рассматривая то, что можно было увидеть в окошко, и даже заворчала на какую-то собаку, которая проходила недалеко от машины, когда пан Хабрович остановился, чтобы спросить дорогу. Пес явно чувствовал себя в машине, как дома. А в приюте разыгрались страшные сцены.

И на Яночку, и на собаку с первой же секунды он произвел ужасное впечатление. Запах карболки и других дезинфицирующих средств чувствовался уже на подходах к нему. Собаке не разрешили ознакомиться с новым помещением, не разрешили ничего обнюхать. Сразу же привязали к ручке входной двери в вестибюле. Пес бросился следом за Хабровичами, он потянул за веревку и с оглушительным грохотом захлопнул дверь. Это смертельно испугало его. Яночка поспешила развязать верёвку и осталась в вестибюле вместе с собакой.

Павлик присоединился к ним. Дети чувствовали себя такими же растерянными и несчастными, как и пес. Горло перехватило, сердце отчаянно билось. И этот невыносимый запах.. Отец сказал, что это очень хороший приемник для бездомных животных, что здесь для них созданы идеальные условия, что здесь царит чистота. Яночка так не считала — вон какая ужасная вонь и холод... собачий. И все кругом какое-то чужое, враждебное. А уж изоляторы для собак, боксы за сеткой вдоль длинного коридора и вовсе напоминали камеры для арестантов или преступников, сколько раз ей приходилось читать. Темные, мрачные, страшные. Похоже, мама тоже так считала, потому что стала отцу говорить громким шепотом, что такая ухоженная собака, как их песик, в таком боксе долго не выдержит. Отец ее успокоил: в боксе собака будет находиться только до утра, утром ее осмотрит ветеринар и направит в другое помещение. Да и что ей не понравилось? Вон как чисто, везде порядок, в каждой камере... то есть в каждом боксе подстилка из свежего сена...

— Сено! — презрительно фыркнула пани Кристина. — Это собака, а не коза, зачем ей сено? С тяжелым сердцем передала Яночка отцу конец веревки, замотанной на шее собаки. Умная, послушная собака вдруг стала отчаянно вырываться. В камеру ее втолкнули силой. Пан Хабрович решительно подтащил ее к охапке сена в углу и велел лечь. Громко приказал «лежать! «.Яночка заглянула в несчастные, перепуганные собачьи глаза, и у нее чуть не разорвалось сердце.

— Нет! — отчаянно крикнула девочка. — Не хочу! Не оставлю его здесь! Возьмем его домой! Смотрите, какой он несчастный!

Павлик не кричал, но, стоя рядом с сестрой, всем своим видом показывал, что согласен с ней. Пани Кристина растерялась и не знала, что делать, пан Хабрович не находил убедительных слов. Им на помощь пришла дежурная, женщина средних лет, которая сочувственно наблюдала за этой душераздирающей сценой.

— Ну, ну, успокойтесь, дети, — сказала она. — Не стоит так расстраиваться, ничего страшного. Каждая собака поначалу чувствует себя здесь плохо, через три дня привыкнет и успокоится. А пока ей здесь все чужое, незнакомое...

— Так давайте оставим ему на первое время что-нибудь знакомое! — крикнула Яночка. — Например, меня! Побуду с ним хотя бы до утра! Павлику пришла в голову хорошая идея.

— Оставим ему тряпку, на которой пес сидел в машине! — предложил он. — Наверняка уже привык к ней! Сейчас принесу из машины. Или жалко тряпку?

— Нет, тряпки нам не жалко, — обиделась мама, — но ведь тебе просто так не выйти из приюта, придется просить кого-нибудь опять отпереть тебе калитку.

— Не нужно отпирать, я перелезу через забор.

— Надо было совсем голову потерять, чтобы забрать детей с собой, — недовольно сказал жене пан Хабрович. — Мало мне хлопот и забот, теперь вот еще с собакой возись. Да перестаньте же. кричать! Успокойтесь! — прикрикнул он на детей. Яночка не могла успокоиться. Изо всех сил вцепившись в решетку бокса, она судорожно рыдала, выкрикивая сквозь слезы:

— Мы его обманули! Он уже думал, что мы его взяли к себе, так радовался, охотно поехал с нами, а мы, обманом... привезли его в тюрьму... посадили за решетку... оставляем одного-одинешенького... Пытаясь оторвать дочку от решетки, пани Кристина ласково ее уговаривала:

— Да не убивайся ты так! Ничего страшного не случится! Собака умная, все понимает, знает, что мы за ней приедем. А сейчас песик растерялся, ему плохо из-за того, что не успел здесь ничего обнюхать, освоиться с новым местом. И чем скорее привыкнет к нему, тем лучше и для пса. Поэтому нельзя тебе с ним здесь оставаться, да и нам всем лучше поскорее уйти, оставить его, пусть начинает осваиваться. Перестань плакать, ты же умная девочка. Он не такой уж несчастный, псу надо все обнюхать, без этого он на новом месте чувствует себя неуверенно. Не можешь же ты обнюхать за него! До утра выдержит, а утром придет ветеринар, осмотрит собаку. Ты ведь и сама понимаешь, нужно, чтобы ее осмотрел доктор.

Никакие уговоры до Яночки не доходили, а тут еще другие собаки проснулись и тоже стали волноваться. Пани Кристина сама чуть не плакала, отец решился и послал сына за старой наволочкой. Зареванная Яночка собственными руками набила ее сеном и уложила на ней пса. Дежурная с философским спокойствием наблюдала за драматической сценой.

— Ну вот, теперь у собачки все удобства, — сказала она. — Заснет на этом ложе и спокойно проспит до утра. Это кобелек?

— Но ему здесь темно! — продолжала рыдать Яночка.

— А зачем ему свет? Ведь он не собирается читать.

— Но ему плохо, без света!

— Плохо ему прежде всего из-за твоего рева! — решительно заявила мама. — Отцепись наконец от сетки и перестань нервировать пса! Видишь же, мы оставляем его в безопасности, на теплой подстилке.

— Но одного-одинешенького!

Проблему разрешил сам пес. Хорошенько обнюхав старую наволочку, он взял ее в зубы, уложил тюфячок немного по-другому, по-своему, сам лег на него, вздохнул и, взглянув на Яночку, закрыл глаза с безропотным смирением. Пани Кристина почувствовала, как ее всю переполняет глубокая благодарность к этому умному животному.

— Ну вот, сама видишь, — сказала она дочери, отрывая ее пальцы от сетки. — Песик хочет отдохнуть, у него был тяжелый день. Дай ему возможность спокойно поспать.

Всхлипнув последний раз, Яночка отцепилась наконец от сетки и позволила себя увести, оглядываясь на каждом шагу на оставленную в темном боксе собаку.

Извинившись перед дежурной за доставленное беспокойство, супруги Хабровичи покинули помещение приюта и направились к машине. Идя рядом с сестрой, Павлик ничего ей не сказал, а сказать мог бы многое. Ну, например, большое спасибо за то, что она взяла весь рев на себя, избавив его от необходимости принимать участие в драматическом представлении, и тем самым дала возможность сохранить его мужское достоинство. Схватив Яночку за руку, он немного придержал ее и, когда родители прошли вперед, прошептал:

— А теперь кончай представление! Все понимаю, у меня у самого сердце разрывается, но неужели не понимаешь — завтра начинается переезд, светопреставление, до нас предкам не будет дела? И мы придем сюда к нему на свидание. Ведь досюда доходит автобус от нашего дома, я специально смотрел!

Слова брата бальзамом легли на изболевшееся сердце Яночки. Девочка усилием воли прогнала грустную картину одинокой собачки в камере и, сразу успокоившись, настроилась на решение организационных вопросов. Ведь для решения таких вопросов необходимы спокойствие и сосредоточенность.

— А ну-ка быстренько сбегай к автобусной остановке и еще раз проверь, какой автобус и как ходит. А я тут еще немного пореву, а то они сразу почуют неладное...

3

Дом был большой, красивый и очень старый. Ранняя осень разукрасила окружающие его высокие деревья багрянцем и золотом, и теперь залитая нежарким осенним солнцем картина представляла собой воплощение тишины и спокойствия. Если бы не люди.

Люди начисто нарушили безмятежность. В доме, во дворе, на улице перед домом клубились толпы людей. Они вносили и выносили мебель и вещи, сталкиваясь друг с другом, роняя на землю узлы, свертки, отдельные предметы меблировки. Возникшее с самого утра светопреставление во второй половине дня постепенно выдыхалось, люди, растеряв энергию, уже не бегали, а двигались с трудом, как осовелые осенние мухи.

Из экономии Хабровичи наняли на целый день одну машину для перевозки мебели, и она неустанно кружила между этим домом и квартирами переезжающих в него жильцов, привозя одни вещи и вывозя другие. Запланировано и продумано было, казалось, все, но в результате такой упрощенной и, вроде бы, рациональной транспортировки буфет тети Моники и бабушкин диван совершили по два рейса, ибо по ошибке их загрузили на машину сразу после того, как только что разгрузили, а письменный стол Рафала, заброшенный первым рейсом жильцам с первого этажа, ухитрился совершить аж три поездки. Тем не менее, вопреки наихудшим опасениям пана Хабровича, каким-то образом удалось перевезти куда надо все крупные грузы, и теперь оставалось разместить оставшуюся мелочь.

За работой носильщиков внимательно наблюдали три человека: снаружи — Яночка и Павлик, которые недавно вернулись из школы, а изнутри, из дома, проживающая в нем престарелая особа. За суетой новых жильцов и носильщиков она наблюдала из окна первого этажа, прочно обосновавшись и удобно опираясь локтями о подоконник, наблюдала весь день, с самого утра, не оставляя ни на минуту свой наблюдательный пост, и на ее изрезанном морщинами лице застыло выражение злобного упорства.

Дети во двор не заходили, за происходящим они наблюдали с улицы, сквозь красивую решетку, окружающую весь участок их нового жилья — дом и сад. Ограждение сделано было солидно — декоративная чугунная решетка на прочном каменном фундаменте. Поставив на это удобное каменное основание школьный ранец, Яночка наконец выразила свое мнение:

— Мне страшно все тут нравится. А тебе?

Поставив свой ранец рядом и придерживая оба, чтобы не свалились, брат снисходительно поддержал мнение сестры:

— Ничего, годится. Места много, будет где пожить. И ему тут тоже понравится, ты как думаешь?

Хоть садик и небольшой, но побегать есть где. Что скажешь?

— Заберем его, как только закончится вся эта петрушка с переездом, ему тут тоже понравится. Только вот не нравится мне эта старая колдунья. И Яночка подбородком мотнула в сторону упомянутой колдуньи в окне. Павлик проследил за ее жестом и тоже увидел старуху.

— Ну и что? — удивился он. — Какое нам дело до этой... кикиморы?

— Еще какое! — возразила Яночка. — Она отсюда ни за что не уедет, попомни мое слово. Кретина с женой мы бы еще уговорили, а ее ни за что!

— Какого кретина?

— Ее сыночка. Заметил, голова у него, как большущая тыква, наверняка кретин.

— И вовсе не как тыква, а как большая груша... Ты и в самом деле думаешь, что она не захочет выехать из нашего дома? В их распоряжении половина чердака. Лучшая половина!

— Вот именно. И сдается мне, они там чем-то подозрительным занимаются.

Последнее замечание сестры так заинтересовало Павлика, что он, позабыв о ранцах, стремительно повернулся к ней.

— Чем занимаются?

Ранцы шлепнулись на землю. Подобрав их и поставив на место, Яночка задумчиво ответила, не отрывая глаз от старой колдуньи:

— Если бы знать! Вчера вечером я забралась незаметно в дом и слышала, как они там возились у себя на чердаке. Знаешь, мне показалось, что они пытались пробиться сквозь стену на нашу половину. Ту самую, которая заперта и куда никак нельзя проникнуть. Можно было бы забраться на их чердак и посмотреть, не пробили ли они дыру на другую половину чердака, но теперь туда не попадешь. Чердачную дверь они заперли на огромный висячий замок, знаешь, такой амбарный, и все время стерегут. Эта колдунья и стережет, из дому никогда не выходит. А замок, говорю тебе...

— Подумаешь, висячий замок! — презрительно фыркнул Павлик. — Большое дело!

— Думаешь? — оживилась Яночка.

— Тут и думать нечего! Гарантирую — когда захотим, в любой момент отопрем — у одного моего кореша миллион ключей. У него отец слесарь, так и он научился с любыми замками справляться. А уж с висячими тем более, в случае чего скобу снимем, винтики вывинтим, плевое дело. И отмычки у него есть.

Яночка одобрительно кивнула головой. Теперь оба с интересом наблюдали за переноской двух огромных ящиков с фарфоровой и стеклянной посудой, которые, вопреки ожиданиям, носильщикам удалось донести не уронив. Слышалось сопенье носильщиков и шелест золотых листьев под их ногами. Вот оба ящика осторожно поставили у двери дома. Носильщики передохнули, отерли пот с лица и снова взялись за ремни. Один за другим оба ящика исчезли в раскрытых дверях дома.

— Вчера я еще знала, где живу, — сказала Яночка, — а сегодня не знаю. Где наш дом? Там или уже тут? Куда возвращаться из школы?

— Сюда, наверное, — рассеянно отозвался Павлик, о чем-то с напряжением думая. — И не все ли тебе равно? Тоже мне проблема!

— А у тебя проблемы?

— Еще какие! Все время думаю — а вдруг не разрешат его взять! Ведь нам же не отдадут из приюта, туда за ним должен приехать обязательно отец. Что будет, если родители не согласятся?

— А вот это уж моя забота, — презрительно пожала плечами Яночка. — Если что — у меня сразу приступ случится. И будет тянуться до тех пор, пока они не согласятся.

— Какой приступ?

— Все равно какой. Самый настоящий! Даром, что ли, я учусь на круглые пятерки? Из-за этого пса стала отличницей, а ты — «не согласятся»! Круглые пятерки и приступ — такого им не выдержать. И тебе советую.

— Спятила? Учиться «на отлично» и еще приступ устраивать?

— Ты можешь и без приступа, хотя бы поучись на пятерки.

Павлик скривился и тяжело вздохнул.

— Ну ладно, на что не пойдешь ради собаки. Еще целую неделю ждать! Слушай, а что если нам поехать проведать его? Сейчас тут никому до нас и дела нет, не заметят, что мы из школы не вернулись.

— Это мысль! Только вот что делать с ранцами? Не тащить же с собой такую тяжесть.

— Забросим в гараж, там никто не заметит.

— И по дороге купим ему кусок колбасы, без гостинца нельзя никак.

Схватив оба ранца, Павлик постарался незаметно пробраться к полуразрушенному гаражу, стоящему в углу двора. Какое-то время Яночка наблюдала за братом, потом ее внимание привлек отец.

Страшно взволнованный, он бросился к человеку, вошедшему во двор с большой тяжелой сумкой в руках, и они вместе поспешили в дом. С удивлением отметила Яночка, как оживилась дотоле безучастно наблюдавшая за происходящим старая грымза. Поначалу Яночка приписала это появлению человека с тяжелой сумкой, но потом поняла, что ошиблась. Покинув пост в окне, старуха вышла из дверей своей квартиры, с трудом избежав столкновения с грузчиками, которые как раз в этот момент вносили диван, и, с неожиданной прытью сбежав по ступенькам крыльца, выскочила через калитку на улицу навстречу почтальону. Тот собирался войти во двор их дома, но в нерешительности остановился, увидев царящую во дворе суматоху. Почтальон вручил старухе какую-то бандероль или посылочку, и она столь же было вернулась к себе. Тут во двор спустилась Яночкина бабушка, громким голосом требуя от грузчиков немедленно отыскать и внести в ее комнату недостающий сегмент библиотечного шкафа. Грузчики упирались, настаивая на том, что сначала разгрузят вот эти связки книг, под которыми погребен сегмент, но бабушка настояла на своем. Сегмент был извлечен из-под связок книг, и предводительствуемые бабушкой грузчики потащили его в их с дедушкой квартиру.

Все это Яночка успела заметить, пока не вернулся Павлик. Дети проверили имеющуюся у них наличность — хватит ли на угощение для собаки, убедились, что хватит, и без сожаления покинули представление перед их домом.

Уже в четвертый раз приходили они с визитом к своей собаке, сразу после школы отправляясь за пределы города, на Окенче, Занятые переездом родители и дедушка с бабушкой не замечали их отсутствия.

Собака за эти дни успела привыкнуть к своим новым друзьям и, по всей вероятности, предвидела их приход, потому что терпеливо ждала у сетки своего бокса, явно оживляясь при виде их. Теперь она уже знала детей и помнила, не так, как было первый раз, в первое их посещение.

Первый раз Павлик с Яночкой отправились к своей собаке на третий день после того, как нашли ее в подъезде и отвезли в приют. Узнав в канцелярии, как найти собаку, с бьющимся сердцем и куском жареной колбасы они разыскали нужный бокс. Их собака лежала там на подстилке в обществе еще двух других, спокойных и милых собачек. Их собака выглядела совсем здоровой, но какая она была грустная!

Яночка присела у сетки на корточки и вполголоса позвала:

— Хабр, иди сюда! Хабр!

— Почему вдруг Хабр? — удивился Павлик, присаживаясь на корточки рядом с сестрой.

— Собака Хабровичей должна называться Хабром, разве не так? Это ведь мальчик, значит Хабр. Хабр, иди же сюда, смотри, что мы тебе принесли!

В глазах собаки блеснула искорка надежды. Вскочив с подстилки, она подбежала к сетке, охотно съела угощение, а затем, подняв голову, вопросительно поглядела на Яночку.

— Нет, — со вздохом ответила Яночка на немой вопрос, — пока мы тебя еще не можем отсюда забрать. Тебе придется побыть здесь целых две недели. Ты ведь выдержишь эти две недели, правда, Хабр?

— Ты умный песик, — вторил сестре Павлик, — хороший песик, ты ведь подождешь? Мы обязательно придем за тобой. Всего две недели — и ты будешь с нами.

Собака поняла, что пока она с детьми не идет. Потянувшись и зевнув, она села на пол, глядя на мальчика и девочку с грустной покорностью судьбе.

— Понял! — обрадовалась Яночка. — Видишь — недоволен, но согласен ждать. Тебе не кажется, что он уже не выглядит таким несчастным, как тогда?

— Очень неплохо выглядит! — подтвердил Павлик. — Надо же, какой умный и понимающий песик! Ну и собака нам досталась!

На следующий раз Хабр уже узнал их, а в третий раз стал реагировать на свое имя. Надо сказать, радовался пес при виде своих новых хозяев весьма сдержанно, как будто откладывал настоящее проявление радости на тот день, когда его заберут из приюта. Теперь, придя к своему Хабру в четвертый раз, Яночка с братом сообща убедили собаку отправиться вместе с ними на небольшую прогулку, предусмотренную правилами приюта. Рядом с боксами находилась маленькая площадка, где собаки могли размять ноги после постоянного пребывания в тесных боксах. И хотя площадка была очень небольшой, все равно приятнее было пообщаться со своим новым другом на свежем воздухе, под нежаркими лучами осеннего солнца, чем в полутемном помещении приюта.

С каждым приходом своих новых друзей Хабр все больше оживлялся, но его не покидала грусть, которую Яночка и Павлик приписывали необходимости все еще оставаться в собачьем приюте.

— Уже осталось совсем немного! — убеждала Яночка Хабра. — Перевезли уже почти все шкафы и кровати, теперь расставляют их по местам. Недолго осталось, скоро кончат. Неделька, осталась всего неделька...

— Надоела ему эта наша болтовня! — сказал Павлик. — Ты же видишь, как он тебя слушает. И не верит нам, все обещаем и обещаем, а сами каждый раз уходим без него.

— Вот и не правда! — возразила Яночка. — Он все понимает, ведь сам видишь, как смотрит! Песик прекрасно понимает, что еще надо подождать, а потом он пойдет с нами. А что глазки грустные, так это потому, что ему грустно тут оставаться без нас. Павлик недоверчиво качал головой и, протянув руку сквозь сетку, поглаживал пса.

— А что будет, если отец не согласится? Сама знаешь, он сейчас стал такой нервный. Давай-ка поторопимся, надо вернуться домой пораньше, сейчас опасно его еще больше раздражать.

Яночка успокоила брата:

— Отец сейчас занят с каким-то важным типом из конторы по ремонту квартир, я сама видела, как тот пришел, отцу сейчас не до нас. Но отправляться пора, здесь уже закрывают.

— Прощай, Хабр, — со вздохом произнес Павлик, вставая. — Потерпи еще немного, ничего не поделаешь. Знал бы ты, на какие муки идем из-за тебя! Яночка тоже со вздохом поднялась с корточек, но не уходила. Всем троим было тяжело расстаться.

— Хватит, пошли уж! — угрюмо проворчал Павлик, и они с Яночкой неохотно двинулись к выходу. Хабр смотрел им вслед.

Дома и в самом деле никто не заметил отсутствия детей. Пришел наконец долгожданный сантехник, чтобы заменить тот кусок поврежденной водопроводной трубы, из-за которого образовался упомянутый выше бассейн в саду. Замена трубы была произведена незамедлительно и заняла немного времени, после чего специалиста пригласили ознакомиться с состоянием водопроводного оборудования ванной и кухни на втором этаже, в квартире, доставшейся тете Монике. Их состояние вызывало тревогу. Еще до замены трубы в саду сантехник отключил в подвале воду, поэтому без промедления занялся заменой устаревшего оборудования в ванной тети Моники. Пан Хабрович с беспокойством наблюдал за его работой, время от времени оказывая посильную помощь. Прошел час. Демонтаж сантехнического оборудования ванной все еще находился в начальной стадии. Ругаясь сквозь зубы и вытирая пот со лба, сантехник мрачно ворчал:

— Попробуй тут открутить что-нибудь! Довоенная работа, холера!

— Ну и что же такого, что довоенная? — встревожился пан Хабрович. — Это плохо? Не отвечая, сантехник лишь как-то зловеще покачал головой, опять берясь за упрямую трубу.

Работа предстояла солидная. Теперешние ванная и кухня некогда были одной лишь ванной, из помещения которой выделили половину для кухни, не меняя при этом оборудования. Тетя Моника решила восстановить облик первоначальной ванной, сделав ее опять просторной и удобной, а кухню оборудовать в комнате рядом. Сделать это было очень трудно, ибо трубы и краны порядком поизносились.

С большим напряжением часа через два сантехнику удалось открутить два рассыпающихся в руках крана, которые он с торжеством продемонстрировал хозяину дома.

— Вот, смотрите, все насквозь проржавело. Этот вот еще ничего, одинарный, а вот этот, двойной, совсем развалился. И третий тоже такой же. Уж и не знаю, где вы сейчас найдете новые с такими параметрами, нестандартное тут у вас все, вряд ли я с помощью современных футорок да муфточек подгоню к трубам. Ну да ладно, пока забьем тут пробками, а уж вы поищите подходящую по диаметру арматуру, тогда и будем ломать головы. Сантехник забил пробки в отверстия труб, с которых открутил краны. Оба они с паном Романом уныло рассматривали довоенную инсталяцию, и их все больше охватывали самые мрачные предчувствия.

— Ничего тут трогать нельзя! — зловеще предрекал сантехник. — Только тронь — и все рассыпется. Сам удивляюсь, как еще держится. Потому только, что сделано было в свое время на совесть, а теперь этим никто давно не пользовался. Трубы тоже придется менять, а у вас они вмонтированы в стены, придется и стены ломать. Уж и не знаю... А трубы нестандартного сечения, уж и не знаю, футорки надо подобрать, одними муфточками не обойдешься. Уж и не знаю...

Хозяин в отчаянии смотрел на нестандартное довоенное оборудование, с ужасом представляя, сколько хлопот его ждет. Сантехник тоже смотрел, пытаясь по памяти представить диаметр сечения современных кранов и труб, сравнивая их вот с этими, и с сомнением качал головой.

Снизу донесся громкий голос Рафала. Парень интересовался, что там с трубой в саду, установили ли ее и можно ли уже пустить воду. Бабушка больше не может ждать, ей давно пора готовить обед или ужин, сегодня все перемешалось, во всяком случае, бабушке категорически требовалась вода. Пан Хабрович зычным голосом прокричал, что труба отремонтирована и воду можно пустить. Рафал спустился в подвал, нашел перекрытый вентиль и с маху открутил его.

То, что последовало за этим, с полным правом можно сравнить с внезапным извержением мощного гейзера или даже со всемирным потопом. В нижней кухне струя воды выстрелила с такой силой, что выбила у бабушки из рук тарелку, которая упала и разбилась на мелкие кусочки. В верхней же кухне, на глазах потрясенных хозяина и водопроводчика, вылетела из стены и грохнулась в ванну арматура, которую упомянутый водопроводчик тщетно пытался целых два часа вытащить и никак не мог открутить. Под носом пана Хабровича и сантехника выскочила только что забитая пробка, и их обоих сбила с ног мощная струя воды. Вслед за водой на них обрушился большой пласт штукатурки со стены, обнажив скрывающиеся за ней трубы. Затем выскочила и вторая пробка. Теперь в кухне били два фонтана. Сантехник потерял голову и суматошно метался между ними, пытаясь опять забить пробки, а пан Роман, разбрызгивая с себя грязную воду, кинулся в подвал, чтобы опять перекрыть проклятый вентиль. И вот в этот момент вернулись домой Яночка с Павликом. Войдя в прихожую, они остановились при виде паники, царящей в доме. Все семейство бестолково металось с ведрами и тряпками, а сантехник крутил вентиль, который регулировал поступление воды на второй этаж.

— Надо же, совсем не держит! — рассуждал он. — Ведь его я отключил, а тут резьба совсем стерлась и не держит! Первым делом надо его менять, иначе весь дом зальем. А пока опять забьем пробочки.

— Нельзя ли забить их посильнее, а то опять выскочат! — простонала тетя Моника, с отчаянием обозревая свою разоренную ванную. Пробочки забили, пан Хабрович осторожненько, постепенно открутил проклятый вентиль в подвале. Никаких катаклизмов больше не произошло, семейство вздохнуло с облегчением. Мокрый пан Роман с хмурым выражением лица о чем-то в сторонке совещался тоже с мокрым и грязным сантехником.

— Да, ты прав, — задумчиво сказала Яночка брату. — Теперь нам придется как следует постараться, чтобы наши заслуги были замечены. Кажется, папочка в плохом настроении.

Павлик легкомысленно радовался:

— Хорошо, что тот вентиль открутил Рафал, а не мы! Для старания у нас еще целая неделя, заслужим! За неделю настроение у папы улучшится.

— Давай сразу и начнем. Видишь, сколько тут дела! Знаешь, у меня идея...

Собравшемуся на поздний ужин семейству суждено было в этот день пережить еще одно потрясение. Как только все кончили есть, Яночка поднялась со своего места и, придав своим большим голубым глазам еще большее, чем обычно, ангельское выражение, произнесла сладким голосом:

— А теперь вы все идите отдыхайте, мы сами здесь наведем порядок. И ничего не разобьем! Вы устали за день, а мы не устали.

И не дожидаясь, пока ошарашенное семейство придет в себя, схватила поднос и принялась собирать на него грязную посуду со стола. Никто из родных и слова не сказал, настолько все были потрясены. «Полный отпад!» — удовлетворенно прокомментировал про себя Павлик. У пани Кристины мелькнула мысль — что-то тут не в порядке, уж очень ее дети стали послушными да работящими. Она вспомнила, что за все время переезда ей ни разу не пришлось делать им замечание. Да что там замечание! Они сами проявляли невиданную дотоле инициативу. — сами ходили за покупками, сами вовремя отправлялись спать, а теперь вот сами предложили вымыть посуду после ужина. Нет, что-то тут не в порядке...

Павлик отодвинул стул и поддержал сестру:

— Ну, чего сидите? Марш отдыхать! Мы сами тут все сделаем!

Первой пришла в себя бабушка.

— Рафал мог бы вам помочь, — неуверенно высказала она предложение.

— Езус-Мария! — ужаснулся Рафал. — Это обязательно?

— Вовсе не обязательно! — великодушно возразила Яночка. — Он тоже устал. И книги перетаскивал, и вентили откручивал. Мы и без него справимся. И с помощью Павлика она поволокла в кухню полный поднос. Тетя Моника шепотом поинтересовалась у пани Кристины:

— Как тебе удалось воспитать таких идеальных детей? Поделись опытом!

Мать идеальных детей задумчиво произнесла:

— Я как раз ломаю голову над тем, чего это они так стараются. Что на сей раз им надо заслужить? Это должно быть нечто грандиозное. Возможно, кое о чем я и догадываюсь, но не уверена. А идеальные дети принялись в кухне за мытье посуды. Яночка мыла, Павлик разыскал подходящий кусок чистой тряпки, который мог служить посудным полотенцем, и принялся вытирать вымытую посуду, складывая ее на полку.

— Знаешь что? — таинственно начал он, не прерывая процесса. — Странный этот наш новый дом. В старом гараже кто-то шуровал.

— Как это шуровал? — не поняла сестра. — Как этот кто-то мог туда проникнуть?

— Через крышу. Забрался на верх и оттуда внутрь.

— Почему ты так думаешь?

— Когда я прятал в гараж наши ранцы, я видел там такие... странные следы. Забыл тебе тогда сказать. Мох, которым поросла крыша у стены, был стерт. Когда я сам с ранцами полез в гараж через крышу, точно так же содрал мох, когда сорвался.

— Значит, тот тоже сорвался. Может, кто из наших? Может, отцу или Рафалу потребовалось зачем-то войти в гараж?

— Они не лезли бы через стену и крышу, могли войти и через дверь. Нет, это был кто-то чужой. Я тебе уже сколько раз говорил — что-то тут у нас на чердаке делается, и кто-то пытался забраться на него с крыши гаража, да сорвался. А может, потом встал и забрался на чердак.

Какое-то время брат с сестрой молча работали и думали. Яночка мыла посуду в огромном тазу, насыпав туда порошок для мытья посуды. Немного перестаралась и насыпала больше, чем нужно. Мыльная пена поднялась огромной шапкой, руки девочки по локоть скрывались в ней. Яночка не видели ни пены, ни грязной посуды. Перед ее мысленным взором предстала фигура неизвестного злоумышленника, который с полуразвалившейся крыши гаража пытался взобраться на возвышающуюся над гаражом и примыкающую к нему террасу. Крыша террасы, в свою очередь, тоже поросла чудесным мягким мохом, а поскольку эта крыша сохранилась лишь над половиной террасы, покосившаяся уцелевшая часть крыши образовала наклонную плоскость. Скатиться в гараж по покрывавшему ее мягкому мху ничего не стоило.

Придвинув к себе очередную стопку грязных тарелок, Яночка проворчала:

— Не понимаю, зачем каждому есть из ста тарелок, будто одной не хватает! И смотри, какая куча вилок и ножей! Неужели нельзя все есть одной вилкой? Скорей бы уже взять Хабра, кажется, больше я не в силах быть такой хорошей!

А когда-то люди и вовсе ели из одной миски и одной ложкой! — мечтательно вздохнул Павлик. — Каждый по очереди черпал и тащил в рот. Красота! И посуды мало...

Яночка наконец сформулировала свое мнение по главному вопросу.

— Думаю, ты прав, — сказала она. — Наверняка, там что-то происходит. Подождем немного, начнут ремонт на чердаке, и мы все узнаем.

— Не смеши меня! На чердаке начнут ремонт! — возразил брат. — Сама ведь слышала, как за ужином говорили — столько проблем! Решили ничего не трогать до того, пока старая грымза с сыночком не выедут. Тогда предки приступят к ремонту. Из грымзиной кухни мама хочет сделать ванную, потому что теперешняя мала. А отец сказал — перестраивать, так уж все сразу, а не частями. Тогда и до чердака доберутся, не раньше. Яночка пожала плечами.

— А грымза с сыночком не двинутся с места, пока мы не доберемся до чердака, — уверенно заявила она. — Теперь еще какой-то посторонний бандит появился... Он на чердак лез или с чердака спускался?

— Не знаю, — ответил Павлик. — Я там все окна осмотрел. Если лез на чердак с крыши гаража, тогда мог добраться только до окна, на котором решетка. Зачем ему это окно? Оно ведь от закрытой части чердака. Нет, сквозь окно не пролезешь. Прекратив процесс мытья посуды, брат с сестрой принялись обсуждать животрепещущую проблему.

— Никого из наших это не волнует, — сказала она. — Какими-то глупостями занимаются, а такая важная проблема их не тревожит!

— Какая? — не понял Павлик. — Что мы должны сделать?

— Выкурить грымзу. Неужели будем ждать, пока она сама не созреет? Надо узнать, чего она не любит, и действовать.

Павлику очень понравился такой проект, он сразу преисполнился желанием действовать немедленно.

— Вот только действительно знать бы, чего она боится. Мышей? А, может, змей?

— Пока мы можем только гадать, — заметила рассудительная сестра. — Надо узнать. Возможно хватит и тараканов. На днях я видела в продовольственном магазине два отличных экземпляра! Пока же принеси те ключи и отмычки, что обещал, в первую очередь нам следует побывать на чердаке.

— Спятить можно, сколько работы! — вздохнул Павлик. — И Хабр, и ключи, и какие-то бандиты, а ко всему этому еще и школа. Школа мне больше всего мешает.

— Не вздумай только прогуливать! — вскрикнула Яночка, стремительно поворачиваясь к брату, отчего на пол выплеснулась пена с ее рук. — Тогда все наше хорошее поведение пойдет насмарку. Зря, что ли, старались столько времени? Успеешь напрогуливаться потом, когда собака уже будет у нас.

— Не шуми, я и сам все понимаю, — успокоил сестру Павлик. — Я так думаю: злоумышленник добрался до зарешеченного окна, не смог в него пролезть, плюнул, ну и скатился вниз.

— Или... или все-таки пролез!

— Как?

— Распилил решетку на окне. Я читала, преступники всегда распиливают решетки на окнах. Павлик замер с полувытертым блюдом в руках. Интересная мысль! Действительно, дело может обернуться и таким образом. Глаза мальчика блеснули, неожиданный поворот развития событий ему явно понравился.

— Знаешь, вполне возможно! Что же там происходит? Старая ведьма с сыночком пытаются пробиться на чердак через стену, этот неизвестный бандюга знает об их намерениях и тоже пытается проникнуть на чердак, чтобы успеть до них... Может так быть?

— Очень может быть, но нам самим надо все проверить. Однако самое главное сейчас — довести до конца дело с песиком. Потом займемся остальным. — Яночка вылила мыльную воду из таза в раковину, и пена поднялась высокой шапкой, пришлось ее постепенно пропихивать в отверстие стока. — Надо же, как трудно быть примерной... Ничего, еще недельку выдержим!

4

Пан Хабрович пребывал в отвратительном настроении. Отчаяние все больше охватывало его. Столько проблем с домом, что руки опускаются! Вот и теперь, в отчаянии схватившись за голову, он стонал:

— Как я мог добровольно пойти на весь этот кошмар! Какого черта согласился принять проклятое наследство! Спятил, не иначе!

— Теперь уже поздно отказываться, все равно ничего не изменишь, — успокаивала его жена. — Не переживай так, постепенно все наладится. А сейчас нам с тобой надо решать вопрос не о наследстве, а о собаке. Я в принципе не против, дети ведут себя замечательно, видишь, как стараются, прямо их не узнать. Они заслужили награду. Ты ведь тоже не против собаки? Вот только не знаю, согласится ли твоя мама, ведь у нее кошка...

— Бабушка уже согласилась! — поспешила сообщить Яночка. — Она сказала, что тоже не против. Пан Роман перестал стонать и с удивлением взглянул на дочку.

— Не взирая на кошку? — недоверчиво переспросил он.

— Да, не взирая, — подтвердила Яночка. — Я сказала бабушке, что вы с папой решили взять собаку, чтобы стерегла дом, и бабушка сразу же согласилась. «Очень правильное решение», — сказала она.

— Что? ! Мы с папой решили? — вскрикнула пани Кристина. — Бабушка, небось, вообразила, что мы берем собаку, которая будет сидеть во дворе на цепи в будке!

— Не знаю, что вообразила бабушка, но согласилась, не взирая на кошку, — с самым невинным видом повторила Яночка.

Павлик понял, что надо помогать сестре.

— Если хотите, я схожу к бабушке и спрошу, правильно ли мы ее поняли, — сказал он, подходя к двери. — Скажу, вы считаете — у нее склероз, она не понимает, что ей говорят, поэтому надо спросить ее еще раз. Ничего страшного.

— Куда? — рявкнул отец, совершенно позабыв о проблемах с ремонтом дома. — Назад! Оставьте бабушку в покое! Забирайте собаку и перестаньте мне морочить голову. И без того заморочена! И он опять в отчаянии вцепился обеими руками в растрепанные волосы.

— Езус-Мария! Сантехник сказал — если я не найду муфточек нужного сечения, придется менять в доме и канализацию, и всю водопроводную систему! Все трубы, краны, все оборудование у нас еще довоенное, нестандартное, все трубы другого сечения, а вы тут со своей собакой! Тогда и полы придется менять, и стены долбить, спятить можно!

— Не все, не все! — опять успокоительно заметила пани Кристина. — Только самые старые. А собака с ними никак не связана.

— Помнишь, тот тип тебе сказал, что все сделает молниеносно, — вмешался Павлик. — Ну тот, с которым ты советовался с самого начала.

— Какой тип? — вскинулся несчастный пан Роман. — Тот грабитель? Тот разбойник с большой дороги? Да вы знаете, сколько он запросил? Даже если бы нам досталось наследство Ротшильдов, и то не хватило бы! Я не миллионер, с таким и говорить нечего!

— Вот и хорошо, вот и хорошо! — подхватила пани Кристина. — Ты и не будешь больше с ним говорить, зачем же волноваться? Договоришься с нормальным, порядочным сантехником, который не запрашивает миллионы.

— А муфточки? — взревел несчастный пан Роман. — Без них ничего не сделаешь. Как ты не понимаешь, мы сейчас оказались в замкнутом круге! Анджей не может освободить свою однокомнатную квартиру до тех пор, пока не переедет сюда, переехать не может, пока мы не отремонтируем их кухню и ванную, ведь с утра все в одной ванной не поместимся! Ремонт же нельзя начинать до того, пока не съедут прежние жильцы, ведь надо менять все оборудование, а им некуда съезжать! Нет, мне один выход — убить кого-нибудь, посадят меня в тюрьму, там и отдохну'. Никто не будет терзать меня с ремонтом!

— Хорошо, хорошо, иди в тюрьму, раз тебе так хочется, но сначала поехали с нами за собакой, — торопил Павлик. А Яночка, внимательно выслушав причитания отца, внесла предложение:

— Надо уговорить тетю Монику, чтобы официально вышла замуж за пана Анджея. Как миленький переедет, даже без ремонта!

Пани Кристина с восторгом восприняла идею:

— Прекрасная мысль! Действительно надо будет уговорить ее.

Павлик энергично поддержал сестру:

— Уговорим, чего там! Подговорим Рафала, он пригрозит, что перестанет учиться...

— ... и попадет в нехорошую компанию, — подхватила Яночка.

— Вот и прекрасно, попадет в нехорошую компанию, а теперь поехали за собакой! Пан Хабрович пригладил взъерошенные волосы и нерешительно заметил:

— Вроде и в самом деле есть выход из замкнутого круга. Ладно, отправляйтесь за собакой.

— Да не нам надо ехать, а тебе! — крикнул Павлик. — То есть ты должен ехать с нами, нам собаку из приюта без тебя не отдадут.

— Что?! — снова рассвирепел пан Роман. — Снова я?

— А ты как думал? — поддержала мама своих детей. — Ведь детям без взрослых нельзя.

— Но у меня куча дел! — отчаянно отбивался пан Хабрович. — Слишком многого вы от меня требуете...

Сын не дал ему докончить:

— Там работают только до четырех. Уйди с работы пораньше, и мы после школы поедем с тобой. Ведь ты уже согласился, чего же опять крутишь-вертишь? Разве можно маленьких обманывать?

— Если папа откажется с нами ехать, нам остается только выкрасть пса из приюта, — бросила, ни к кому не обращаясь, Яночка. — Ну и к чему это приведет? Вам же придется потом таскаться по комиссиям для трудных подростков... Тут вмешалась мама. Велела детям замолчать, и успокаивающе заметила:

— Только без всяких таких штучек, Папа поедет с вами, завтра после трех, я постараюсь его уговорить. А сейчас идите к себе. И она тихонько подтолкнула своих отпрысков к двери.

За дверью Яночка с торжеством заметила:

— А что я тебе говорила? Если человек женится, ему уже ничего не остается, как слушать свою жену. Вот и Анджей, если женится на тете Монике, сразу переедет.

Помолчав, Павлик серьезно заявил:

— Тогда уж я ни за что не женюсь. Ни за какие сокровища!

Какими аргументами оперировала пани Кристина — неизвестно, но на следующий день уже в полчетвертого пан Роман покончил со всеми формальностями, необходимыми для того, чтобы взять собаку из приюта. Странно, но у него было прекрасное настроение, словно, отложив на время заботы о проклятом ремонте, он вновь обрел свой прежний характер — спокойный и доброжелательный. Папа даже успокаивал своих детей, не находящих места от волнения и вконец истомившихся от ожидания. Они твердо решили не подходить к боксу, в котором находился Хабр, пока все формальности не будут улажены.

И вот наступила долгожданная минута. Поначалу Хабр не поверил своему счастью. Он уже привык к посещению детей и с грустной отрешенностью примирился с тем, что визит их непродолжителен, а потом они уходят и оставляют его одного. Теперь же его вывели из бокса и надели на него новый ошейник — верный признак того, что положение радикально изменилось. Собака перестала быть беспризорной, она обрела хозяина, вернее, хозяйку, теперь у нее есть и дом, и владелец. Ошейник на Хабра Яночка надела собственноручно, не позволяя никому, даже Павлику, к нему прикоснуться, ибо у собаки должен быть один хозяин. И в этот торжественный момент оба они — и Яночка, и Хабр — просто сияли от счастья. Наконец все четверо покинули здание приюта и остановились, ослепленные ласковым осенним солнцем. Здесь, на окраине города, вернее, за городом, расстилались пустые поля, и папа решил испытать понятливость нового члена семьи.

— Спусти собаку с поводка, — сказал он дочери. — Брось вот эту палочку и крикни ему — «апорт»! Спущенный с поводка Хабр радостно пробежал вперед, остановился и вопросительно посмотрел на Яночку, явно ожидая приказа.

— Апорт! — изо всех сил крикнула Яночка, бросив палку как можно дальше.

Как стрела, выпущенная из лука, устремился пес вперед и уже через несколько секунд, безгранично-счастливый, положил палку к ногам своей хозяйки. Не менее счастливая Яночка повторила операцию, и собака, которой явно доставляло наслаждение выполнять приказы, послушно принесла палку.

— Будет толк из собачки, — похвалил пан Хабрович, стараясь слишком уж явно не показывать радость, переполнявшую и его. Он помолодел, повеселел и не меньше своих детей восторгался умом и понятливостью Хабра. Нет, надо же сохранять солидность. И папа строгим голосом поинтересовался:

— Я слышал, вы назвали песика моей фамилией. Не мешало бы предварительно спросить меня о согласии!

— Так ведь это и наша фамилия! — обиделся Павлик.

— Но я раньше твоего был Хабровичем. Ты фамилию получил от меня.

— Ну и что? Ты тоже не сам ее придумал, а получил от дедушки. Дедушка же небось тебя не попрекает... А вообще что это только она бросает? Мне тоже хочется. Подумаешь, разбросалась! Ну убедилась, приносить палку он умеет. Не мешало бы проверить, как у Хабра с нюхом обстоит дело. Но сначала дай мне бросить!

— Пожалуйста, бросай, — великодушно согласилась Яночка.

Павлик бросил палку, и пес устремился за ней, но принес ее Яночке. Когда же пан Хабрович нагнулся, чтобы взять палку и тоже бросить, собака схватила ее в зубы и вежливо, но решительно отказалась отдать. Взять палку имела право лишь хозяйка Хабра!

— Нехорошо получается! — встревожился пан Роман, который давно позабыл о необходимости соблюдать солидность и не меньше детей увлеченно занимался собакой. — Нам следует с самого начала решить, будет ли собака слушать только Яночку, или всех нас. С первого же дня надо приучить, а то потом он привыкнет, а привычки у собак очень трудно исправлять. Вы как думаете?

— Я думаю, что меня он тоже должен слушать! — ответил Павлик.

Яночка не знала, на что решиться. В глубине души ей хотелось, чтобы собака принадлежала только ей и слушалась только ее, но девочка понимала, что для собаки это будет не наилучший выход. Вот, например, она уйдет в школу, а Хабр останется один-одинешенек, будет чувствовать себя позабытым-позаброшенным. Наверное, самым правильным будет поступить следующим образом: пусть Хабр всех членов семьи слушается немножко, ее во всем. Главное — она его хозяйка, ее он должен слушаться во всем. Вот только как этого добиться? И Яночка поделилась своими сомнениями с отцом и братом.

— Можно добиться такого, — успокоил ее отец — Некоторые собаки, самые умные, легко усваивают разницу между хозяином и членами его семьи. Но обучить его этому должна ты. Давайте сразу и начнем. Павлик, дай что-нибудь из своей одежды, Павлик недоуменно взглянул на отца. В этот теплый день ранней осени одежда его была более чем скромной: джинсы и футболка. Что он может дать? Окинув взглядом сына, отец заколебался, а Павлик уже принялся стаскивать с себя футболку.

— Дурак! — рассердилась Яночка. — Такую тяжесть песику таскать, он же устанет!

— Не только пес устанет, но и твой брат простудится, — поддержал дочку папа. — Павел, сними носок.

Хабр послушно и даже с энтузиазмом обнюхал подсунутый ему под нос Павликов носок, а потом столь же рьяно принялся обнюхивать его же ботинок.

— Оставь ботинок в покое, — строго сказала Яночка. — И посиди минутку спокойно, работа еще не началась.

Папа сказал:

— Подержи собаку. А ты, Павел, быстренько спрячь свой носок вон в тех кустах. Павлик помчался к кустам. Хабр внимательно смотрел ему вслед. Вот запыхавшийся Павлик прибежал обратно и с удовлетворением заявил:

— Я так спрятал носок, что ни одному человеку его не найти!

Пан Хабрович с тревогой подумал о том, какие слова придется ему выслушать от жены, если носки в самом деле не найдется. С надеждой глянув на собаку, он вполголоса сказал дочери:

— А теперь отпусти собаку и вели ей искать.

— Ищи! — крикнула Хабру жутко взволнованная Яночка. — Ищи носок. И принеси его мне! Дважды Хабру не надо было повторять. Как рыжая молния пересек он поле и скрылся в кустах. Глядя ему вслед, пан Хабрович думал о том, что по дороге домой надо будет заехать в магазин и купить сыну другие носки, авось жена не сразу заметит замену. Его тревога оказалась напрасной. Через несколько секунд из кустов показался Хабр. В зубах он держал носок Павлика. Папа поспешил бросить дочери, пока собака мчалась к ним обратно:

— Вели ему отдать носок Павлику и похвали песика.

— Отдай носок Павлику! — крикнула Хабру Яночка. — Вот он Павлик! Павлик! Отдай ему носок! Пес засомневался. Положив носок на землю, он сел рядом и вопросительно смотрел на свою хозяйку. Та была неумолима.

— Нет! — крикнула Яночка. И немного тише, но твердо добавила:

— Отдай Павлику. Вот ему. Быстро! И девочка жестом указала на брата. Хабр повернул голову в сторону Павлика, немного подумал, поднял с земли носок зубами и подбежал с ним к Павлику. Подбежав к нему, он снова тщательно обнюхал его ботинки, обернулся к Яночке, но услышал тот же приказ и неохотно отдал носок Павлику.

— Фантастический пес! — восхитился пан Роман.

Напоминать Яночке о том, что собаку следует похвалить, не требовалось. Хабр был просто осыпан похвалами и даже поцелован в нос. Собака с явной радостью принимала похвалу, довольная, счастливая, готовая выполнять новые приказы. Пан Хабрович решительным жестом сорвал с шеи галстук...

Стемнело. Пани Кристина не находила себе места от волнения. Давно было пора вернуться мужу с детьми и собакой, а их все не было. Не случилось ли чего? Приехали наконец! Все четверо были радостно оживлены. Еще с порога муж и дети наперебой принялись делиться своими впечатлениями. Естественно, довольно бессвязные восклицания и восторги относились к Хабру. Такой умный! Все понимает! Как слушается! На лету схватывает все приказы! А какой красавец, правда? Наконец папе удалось пробиться сквозь общий галдеж. Весь сияя от радости, пан Роман сказал жене:

— Мы очень умно поступили, решив взять эту собаку. Назвали Хабром. Знала бы ты, какой он умный, что-то потрясающее! И за две недели, проведенные в приюте, ни капельки не одичал. Понимает абсолютно все команды и охотно их выполняет, сам просит, заставлять не надо. Слушается в основном Яночку, она будет его хозяйкой. Тебе придется очень постараться, чтобы заслужить его благосклонность.

— Думаю, это будет не так уж трудно, — заметила пани Кристина. — У меня припасено несколько аппетитных косточек и две котлетки.

— Мамуля, Хабр — потрясающий пес! — кричал Павлик. — Найдет все, что ни спрятано. Уж на что папа старался, прятал свой галстук, специально, чтобы ввести в заблуждение Хабра, носился по полю туда-сюда, а тот моментально нашел и принес в зубах. И отдал отцу, потому что Яночка велела. А мои носки мне возвратил! И все носовые платки, которые мы запрятали, сразу же находил! И в зубах приносил! И машину тоже!

— Сынок, у тебя жар? — встревожилась мама. — Машину принес в зубах?

— Нет, не принес, но нашел! Папа знаешь как здорово придумал! Сел в машину, уехал в лесок, там неподалеку спрятал машину, облил ее колеса твоим одеколоном, который ты держишь в машине, нам принес флакончик, так Хабр по запаху одеколона как пошёл, как пошел! Видела бы ты, ни разуне свернул, прямехонько к машине вывел нас.

— Чем-чем облил колеса? — перебила мама.

Папа сделал попытку перевести разговор:

— Не мешало бы вымыть собаку, — сказал он. — И оборудовать ему свой угол. Павлик, поищи кусок какого-нибудь старого одеяла, быстренько...

— Место для собаки я уже приготовила, — сухо сказала мама. — Выкупаем ее после того, как накормим. Пока же пусть ознакомится с домом. А одеколон, будь любезен, не забудь мне купить новый. Хабр добросовестно обнюхал весь дом, обежал все утолки. Он обнюхал обе комнаты внизу, кухню и ванную, затем, вопросительно оглядываясь, нерешительно двинулся по лестнице вверх. Поскольку его не остановили, он изучил и верхний этаж. Там тоже обнюхал старательно все комнаты, бабушку с дедушкой, а на бабушкину кошку сделал стойку, как на куропатку, по ошибке приняв ее за дичь, но быстро понял, что она — животное домашнее, и оставил ее в покое, ибо домашние животные охотничью собаку не интересовали. Ознакомившись затем с тетей Моникой и ее сыном Рафалом, пес направился еще выше, на чердак. Яночка с Павликом пошли и туда вслед за собакой. Поднимаясь по скрипучим ступенькам, Яночка ворчала:

— И стоило так стараться целых две недели! Ведь это такая собака, что они взяли бы ее и без всяких наших особых заслуг. Взяли бы, будь мы даже круглыми двоечниками!

Павлик целиком и полностью согласился с сестрой и не упустил случая ее упрекнуть:

— А все ты! «Заслуги, заслуги»! Уж таким я стал примерным, самому противно! Знаешь, какой клевый прогул из-за тебя пропустил! А мы сразу поняли, что пес — потрясающий!

— Мы-то поняли, а вот они могли и не разобраться, так что стоило немного помучиться. Да ладно, чего теперь вспоминать об этом.

Потрясающая собака, оглядываясь то и дело на хозяйку, обежала предбанник чердака, обнюхав все углы и постоянно чихая от пыли, и добралась до железной двери. Там она вдруг застыла, прижав нос к узкой щели над полом, и вдруг первый раз подала голос. Дети явственно услышали глухое угрожающее рычанье. От этого зловещего звука мороз у них пробежал по спине. Они тоже замерли, не в силах произнести ни слова.

Первым пришел в себя Павлик.

— Надо же! — прошептал он. — Там и в самом деле что-то есть!

Яночка с трудом пошевелилась и ответила хриплым от волнения голосом:

— Конечно есть! Теперь мы это знаем наверняка. Хабр, к ноге!

Оглянувшись на хозяйку, собака отошла на шаг от двери и застыла в своей характерной стойке: вытянутая как струна, подняв переднюю лапу и уткнувшись носом в железную дверь. Застыла как статуя, не издавая ни звука.

— Отец объяснил нам, что так охотничьи собаки делают стойку на куропатку, — прошептал Павлик, недоуменно поглядывая то на Хабра, то на железную дверь. — Выходит, там куропатка?

— Хабр, дорогой песик, — прошептала Яночка на ухо собаке, — ты чего? Откуда на нашем чердаке взяться куропатке?

— А может, он делает стойку на голубей? — предположил Павлик. — Или на мышей?

— Пошли отсюда! — решила девочка. — Не надо, чтобы узнали, что наша собака что-то учуяла на чердаке. Хабр, пошли! Хороший песик, умный песик, к ноге! Пошли! Вниз!

Неохотно, то и дело оглядываясь, собака отошла от железной двери и спустилась с чердака. Внизу она вдруг забеспокоилась, подбежала к входной двери и заскулила тихонько. Яночка распахнула дверь, Павлик включил лампочку на крыльце, и все трое сбежали в темный садик.

Оглядываясь, чтобы убедиться, что Яночка следует за ним, Хабр обежал вокруг дома и подбежал к гаражу. Там было совсем темно, лишь кое-где пробивался свет из окон. Поднявшись по развалинам гаража на его крышу, собака тщательно обнюхала примыкающую к нему террасу с обрушившейся крышей, образовавшей поросшую мхом наклонную плоскость, и дети опять услышали уже знакомое глухое, зловещее рычанье... Их охватила тревога. Темный сад, тишина и только это угрожающее рычанье.

— Все ясно, — прошептала Яночка. — Ты был прав. Смотри, Хабр совершенно однозначно дал нам понять, что то самое, что было и на чердаке, залезло через гараж. Золото, а не собака!

— Значит, где-то здесь должна быть дыра, через которую оно забралось на чердак, — деловито заметил мальчик. — А не мог он на чердаке учуять повешенного?

— На чердаке мог, а тут нет! — возразила Яночка. — Не мог же мертвец взбираться на террасу.

— Вот и я говорю — не верю ни в каких повешенных, — подхватил Павлик. — Знаешь, мне пришло в голову...

— Потом! — ответила сестра. — Пошли отсюда, потом все обсудим. Хабр нам сказал такое, такое... А сейчас пошли, как-то не по себе тут, в темноте.

И она позвала собаку:

— Хабр, пошли! Домой! К ноге!

— Трусиха! Чего испугалась?

— Да ничего я не боюсь, только немного страшно. И вообще лучше осмотреть здесь все днем, а не в темноте. Мало ли что...

— Ты права, ничего не видно. Ладно, пошли домой, нас уже небось ищут, пора ужинать. Хабр с неохотой слез с полуразвалившегося гаража, обежал его с другой стороны, чего-то там понюхал и послушно побежал за детьми. А те даже удивились, до чего приятно, оказывается, увидеть ярко освещенное крыльцо и войти в дом. Войдя, Яночка повернулась к брату:

— Так о чем ты хотел сказать?

— Придется как следует там все осмотреть, особенно в тех местах, где Хабр рычал. А рычал он в двух местах — у железной двери и на крыше гаража. Интересно, что же он там унюхал?

Что-то нехорошее. Недоброе. Ну ладно, заберемся мы на гараж, а дальше что?

— Пока не знаю. Осмотрим решетку на окне. Может, ее и в самом деле распилили? Иначе каким образом то нехорошее забралось бы на чердак?

— Какой ты умный? — похвалила брата Яночка. Прямо почти как Хабр. Я и не подумала о решетке. Знаешь, кажется мне — самая трудная для него работа только теперь и начнется.

5

Наконец выдался подходящий день. У Павлика и Яночки было мало уроков, и они рано вернулись из школы, Рафал же, наоборот, предупредил, что вернется только к обеду. Бабушка прочно засела в кухне, решившись после долгих просьб всего семейства приготовить маринованные груши, а это требовало много времени. Никого из взрослых не было дома, и они просто не имели права появиться раньше обеда. Таким образом, у брата с сестрой оказалось в распоряжении, как минимум, три часа, можно приступить к операции «чердак».Еще накануне Павлик притащил целый ящик всевозможных ключей и отмычек и поставил его в коридоре. Никто и не обратил на него внимания, дом был забит всевозможными инструментами и стройматериалами для надвигавшегося ремонта. Одним ящиком больше, одним меньше — какая разница? Ящик с непонятными железками не привлек внимания взрослых. Теперь следовало из множества ключей попытаться подобрать подходящий к двери на грымзину половину чердака.

— С чего начнем? — спросил Павлик. — С ключей или сначала заберемся на гараж? В принципе мы можем сделать и то, и другое, — сказал он, взглянув на будильник. — Времени у нас хватит.

Подумав, Яночка решила:

— Начинаем с ключей, ведь может оказаться, что на чердаке обнаружим ту самую дыру и уже не надо будет лезть на гараж. Только сначала надо проверить, что делает старая, грымза, вдруг услышит, что мы полезли на чердак.

— А чего ей делать? — возразил Павлик. — Как всегда, сидит в окне. Она небось уже приросла к окну, с места не сдвинется весь день и смотрит, смотрит... А чего смотреть? Ведь на нашей улице ничего не происходит, даже машины не ездят, проедет одна за целый час и снова никого. И в самом деле, упрямая старуха, решительно отказавшаяся переехать из их дома, все дни, а может, и ночи проводила в окне своей комнаты, следя за всеми входящими и выходящими из дому злобным подозрительным взглядом слезящихся старческих глаз. Дети видели ее в окне, уходя в школу и возвращаясь из нее, выходя в сад, магазин, на прогулку. Старуха всегда неподвижно сидела на своем посту. Наверняка была там и сейчас, но на всякий случай следовало проверить.

Павлик с трудом приподнял тяжеленный ящик с ключами и кряхтя потащил его к выходу. Яночка распахнула дверь, собираясь выйти во двор и взглянуть на соседское окно, но внезапно попятилась, налетев на следующего за ней по пятам Хабра.

— Тссс! — прошипела она, прикрыв осторожно дверь.

— Что там? — спросил Павлик, оперев тяжеленный ящик о перила лестницы.

— Гляди-ка, наша грымза выползла из дому! Ну и чудеса!

Поставив ящик на ступеньку лестницы, Павлик поспешил взглянуть на эти чудеса.

— И в самом деле! Выползла из дому! Хорош бы я был, наскочив на нее с ящиком!

— Почтальон идет, — не отвечая брату, сообщила Яночка, хотя Павлик, глядя над ее головой в дверную щель, и сам прекрасно видел направляющегося к их дому почтальона в форменной фуражке, с тяжелой сумкой на плече. Приближаясь к калитке их дома, почтальон полез в сумку и вынул из нее небольшую посылку или бандероль. Распахнув калитку старая грымза сказала ему что-то и, приняв посылку, распрощалась с почтальоном. Тот кивнул головой и отправился дальше, а старуха закрыла калитку и собиралась вернуться в дом.

— А ну быстро! — скомандовал Павлик.

Яночка неслышно закрыла дверь, Павлик подхватил со ступеньки свой ящик, и оба они, предводительствуемые Хабром, в жуткой спешке кинулись вверх по лестнице, чтобы успеть подняться к чердаку до того, как старуха войдет в дом. На площадке второго этажа пришлось остановиться, чтобы перевести дух. Тяжело дыша, дети прислушались. Внизу хлопнула входная дверь, значит, старуха вернулась в дом. Сейчас должна отправиться к себе и опять занять свой пост у окна. Хотя... Может, она там только поджидает почтальона и сейчас ей незачем торчать в окне?

— Знаешь что, — зловещим шепотом поделился Павлик с сестрой своими подозрениями, — она явно поджидает почтальона, чтобы перехватить его. По-моему, она способна и наши письма перехватывать. Ты как думаешь?

— Так ведь почтальон дал ей не письмо, а какую-то посылку, — возразила сестра. — Но ты прав, мне тоже кажется, что такая способна на все, уж больно она подозрительная. Надо будет предупредить бабушку, пусть тоже поджидает почтальона.

— Бабушка не сможет, ее окна выходят на другую сторону дома, — резонно заметил мальчик. Яночка наморщила лоб. Брат, конечно, прав, но не может быть, чтобы не нашлось выхода из этого сложного положения. И Яночка нашла выход.

— Выдрессируем Хабра! Он такой умный, все поймет! Приучим его сторожить у, калитки, а потом, как только появится почтальон, сообщать о нем бабушке.

— Клево! — обрадовался Павлик. — И бабушку выдрессируем, она тоже понятливая. Ну, как там?

Думаешь, можем подниматься на чердак? А вдруг ведьма услышит нас?

— А ты потихоньку иди, зачем так дребезжать ключами, аж в Аргентине слышно!

— Попробовала бы сама тащить эту тяжесть!

Тихо, на цыпочках, дети поднялись к двери, ведущей на грымзину половину чердака. Яночка подозвала Хабра и приказала ему:

Сторожи, Хабр! Сядь вот тут и сторожи, никого не впускай! Если кто станет подниматься по лестнице, приди и скажи нам. Понял? Тут лежать! Стеречь!

«Стеречь» для Хабра означало одно: неподвижным камнем лежать на указанном месте и не допускать никого, пока Яночка не снимет его с поста. Собака послушно легла на указанной ступеньке. Павлик недоверчиво перевел с него взгляд на сестру.

— Ты уверена, что он понял?

— Совершенно уверена. Да ему и не обязательно звать нас, достаточно просто зарычать. Грымза его боится, ни за что не пойдет дальше, даже если и услышит, что мы забрались на ее чердак. Впрочем, на всякий случай давай договоримся: если что, мы с тобой просто играем на лестнице. Павлик уже успел, поставив ящик на пол, вытащить из него первую связку ключей. Услышав слова сестры, он повернулся к ней.

— Во что играем?

— Не все равно? Просто играем тут, на лестнице. Имеем право!

— Нет, мы должны все продумать, чтобы никто не догадался, что мы просто делаем вид. Так что думай, пока я тут буду подбирать ключи. И он занялся своим делом. Вздохнув, Яночка тоже занялась работой.

На просторной площадке у чердачной двери кучей были навалены доски, ящики, коробки и прочее барахло. Девочка принялась разбирать его и сооружать из досок и коробок нечто вроде двух курятников в свободном углу. Подперла их с одной стороны старой дверцей от шкафа, с другой — двумя хромыми табуретками, а сверху прикрыла кусками картона и фанеры. Брат с сестрой молча трудились, слышались лишь сопенье и покряхтыванье.

Бросив в ящик связку опробованных ключей и взяв новую, Павлик вытер пот со лба и окинул критическим взглядом дело рук сестры.

— Что это ты соорудила?

— Учти, мы с тобой играем в побег из Бастилии. Вот это темница, видишь, подземелье. Нет, даже застенок! Два застенка. В случае чего мы с тобой там сидим и не можем выйти. А у тебя как дела? Вилку я потом принесу.

— Да пока никак. А зачем нам вилка?

— Как то есть зачем? Ты чем собираешься делать подкоп? Узники всегда копают или вилкой, или сломанной ложкой, но у нас в доме не найдется сломанной.

— Большое дело — сломать ложку? — Павлик с охотой переключился на подкоп, отдыхая от своего тяжкого труда.

— Сама знаю — не большое, но зачем тебе лишняя работа? — возразила сестра. — Не хватает еще ложками заниматься! Ведь мы же только будем делать вид, что играем.

— Ты права, и вилка сойдет...

Яночка успела украсить свои застенки еще кое-какими живописными деталями, а Павлик все еще, сопя и пыхтя, возился с неподатливым замком. Осталось всего две связки не испробованных ключей, а вместе с испробованными уменьшалась и надежда. Но вот неожиданно один из ключей вошел в скважину и легко повернулся.

Павлик на мгновенье замер, не веря такому счастью, повернул ключ в обратную сторону, потом снова два раза запирая, потом опять дважды отпирая. Огромный амбарный замок был отперт!

— Ты, гляди! Открылся! — триумфальным шепотом позвал мальчик сестру.

От неожиданности Яночка выронила из рук старую оконную раму, сквозь которую Павлику предстояло выглядывать из своего узилища, и, запретив брату без нее открывать дверь, помчалась взглянуть, что делает Хабр. Собака спокойно лежала на той ступеньке, где ей велено было сторожить. Наказав Хабру еще раз сторожить и никого не пускать Яночка поспешила к брату. Тот честно не открывал без сестры заветную дверцу.

— Ну, как там?

— Все спокойно, Хабр сторожит. Теперь снимай осторожно замок. Ты хоть понимаешь, что мы с тобой совершаем взлом? Уголовно наказуемое преступление.

— Какой взлом? — возразил Павлик. — Я нормально отпер замок, ничего не взламывал. И он двумя руками с трудом снял с петель тяжеленный замок.

— Все равно, мы отперли чужой замок. И теперь войдем в чужое помещение. Ничего не поделаешь, преступники мы с тобой... Придется уж тебе с этим примириться.

Дверь раскрылась почти без скрипа. Оба преступника на цыпочках преступили порог чужого чердака и остановились. Чердак выглядел обычно, не страшно. Его даже освещало солнце, проникая через небольшое запыленное оконце. Заставлен он был, как и положено чердаку, всякими ненужными старыми вещами. В обозримом пространстве не виднелось никакой подозрительной дыры в стене.

— Фиии! — присвистнул Павлик. — Чердак как чердак, ничего особенного.

— Ничего не трогаем! Оставляем как можно меньше следов! — скомандовала Яночка. — А где тот?

— Какой «тот» ? — не понял Павлик.

— Ну, тот самый чердак, подозрительный!

— Погоди, дай подумать.

После некоторого раздумья и оживленного обмена мнениями было решено, что тот таинственный чердак, куда ведет железная дверца, должен находиться за стеной по правой стороне. Как раз посередине этой стены стоял большой старинный шкаф.

— Может, он провертел дыру в шкафу? — с надеждой в голосе предположила Яночка.

Подойдя к громадине шкафа и осмотрев его снаружи, Павлик ответил, что никакой дыры не видно.

— Придется заглянуть внутрь, — настаивала Яночка.

— Но ведь ты сама только что сказала — ничего не трогать!

— В исключительных случаях можно и тронуть. Нельзя же заглянуть внутрь, не прикасаясь к шкафу. Мы только дверцу приоткроем, осторожненько...

Открыть дверцу шкафа оказалось не так просто, как они думали. Обе дверцы с трудом держались на проржавевших петлях, казалось — тронь, и они вывалятся на пол вместе с петлями. Пришлось Павлику придержать их, а Яночка осторожно просунула, голову внутрь и принялась жадно ощупывать заднюю стенку шкафа.

— Ничего нет, — разочарованно сообщила она. — Задняя стенка целая.

— Значит, он проникал не отсюда. Помоги мне закрыть эти дверцы, того и гляди сорвутся с петель. Яночка так легко не сдавалась.

— Тогда что же они здесь волокли по полу? — спросила она. — Я собственными ушами слышала, по чердаку что-то волокли.

— Волокли по полу, — раздраженно отозвался Павлик. — Старуха выстирала белье и стала развешивать его для просушки на чердаке, а волокла по полу тяжелую корзину с бельем. Может, влезала на нее, видишь, веревки высоко натянуты, могла не достать.

Яночка с сомнением поглядела на огромную плетеную корзину, стоявшую у противоположной стенки. Подойдя к корзине, девочка осторожно приподняла крышку. Корзина доверху была забита стеклянными пустыми банками и бутылками. Попытавшись сдвинуть ее с места, девочка с сомнением покачала головой:

— Вряд ли старуха в состоянии сдвинуть с места такую тяжесть. Подумай, что еще может быть? Но Павлику уже наскучило на чердаке, где ничего интересного не оказалось, и он недовольно проворчал:

— Не знаю. И вообще, пошли отсюда. Дыры в стене здесь нет, это мы проверили, а больше тут делать нечего.

В общем-то Яночка была согласна с братом, если бы... Если бы не тот подозрительный звук, который она своими ушами слышала. Он доносился явно с чердака. Казалось, тут что-то тяжелое передвигали или волочили по полу. Нет, нельзя отсюда уходить, не попытавшись выяснить причину шума. Надо как следует поискать, и они с Павликом обязательно обнаружат эту причину.

— Послушай, надо все-таки поискать источник шума, — сказала она брату. — Останемся тут еще ненадолго. Погоди, я только пойду посмотрю, как там Хабр. Подожди минутку.

И не дожидаясь согласия брата, девочка на цыпочках стала спускаться с лестницы. Оставшись один, Павлик не стал ждать сложа руки. Выяснять, так выяснять! Он попытался приподнять корзину с пустой стеклянной посудой, но корзина даже не шелохнулась. Тогда он ухватился за плетеную ручку и потянул корзину к себе. Она проехала по полу с громким скрежетом. Этот скрежет услышала возвращающаяся Яночка и взволнованно подбежала к брату.

— Тот же самый звук! — громким шепотом воскликнула девочка. — Выходит, я слышала, как здесь, на чердаке, передвигали корзину. Павлик, поскорей поставь корзину на место и сматываемся! Там внизу что-то происходит!

Опасность придала мальчику сверхчеловеческие силы. Он навалился на корзину и передвинул ее на прежнее место, причем днище корзины, перевигаясь по полу, опять издало тот же самый продолжительный скрежет. Дети выскочили из чердачного помещения, захлопнули дверь. Дрожащими от волнения руками Павлик опять повесил замок и повернул в его скважине ключ. Яночка с громким шумом протащила по лестничной площадке какой-то ящик, влезла в один из застенков и жестами торопила брата занять второй. Тот послушался и, лишь оказавшись в своей темнице, поинтересовался:

— А что происходит?

На ответ не было времени. Надо было еще призвать сюда собаку. Высунув голову из своего застенка, Яночка громко позвала:

— Хабр, сюда! Хабр, быстренько ко мне!

Через мгновение пес был уже рядом, а девочка приказала ему:

— А теперь ложись вот сюда, видишь, я для тебя припасла ящик. Лежать, Хабр! Собака послушно улеглась в ящик рядом с Яночкиным застенком. Павлик сердился в соседнем:

— Что за глупости? Зачем нам залезать в эти клетки вместо того, чтобы нормально спуститься вниз и посмотреть, что там?

— Когда я спустилась к Хабру, он уже не лежал, а стоял, настороженно поглядывая вниз. И так, знаешь, чутко насторожил уши! Потом посмотрел на меня, и я поняла: там кто-то есть. Наверное, грымза попыталась подняться к чердаку, а он ее не пустил. Хороший песик, умный песик! Ах ты, мой золотой! — добавила девочка, лаская собаку. — Так я считаю, пусть старуха поднимется сюда, раз уж она что-то заподозрила, пусть убедится, что мы с тобой тут устроили игру и больше ни о чем не думаем.

Павлик одобрил решение сестры и внес свои коррективы в план:

— Классно! Старуха поднимется сюда, видит — мы с тобой сидим в подземельях и разрабатываем планы побега. А верный пес поддерживает связь с оставшимися на свободе друзьями.

В этот момент Хабр тихонько зарычал. Это было совсем не то рычанье, грозное и настораживающее, которое дети слышали у железной двери. Нет, на сей раз собака просто предупреждала — кто-то посторонний поднимается сюда.

— Тихо, Хабр! Лежать! Спокойно! — крикнула Яночка.

На лестнице сначала показалась словно вынырнувшая из-под земли голова, а затем и верхняя часть тела пожилой женщины. Вот уже можно было рассмотреть ее морщинистое лицо. И лицо, и все тело застыло на лестнице, не поднимаясь выше. Старуха внимательно оглядела понастроенные на лестничной площадке странные убежища, в которых сидели двое детей и их собака.

— Узник, а узник? — вдруг страшным голосом прокричал мальчик, — Слышишь ли ты меня, друг по несчастью? Направление подкопа — восток-север-восток!

— Ну и чего ты разоряешься, дурак? — так же громко ответила девочка. — Ты не кричи, а стучи! Узники всегда переговариваются стуком! Разве твой крик услышишь сквозь каменные стены? Возьми камень и стучи азбукой Морзе! Вот так!

— А я не знаю азбуки Морзе! — отозвался растерявшийся. Павлик, забыв, что весь этот крик они подняли напоказ.

— Ну так что! Узники брошены в сырые подземелья на долгие годы! У нас много времени! Научимся. Даже ты сумеешь выучить. А пока стучи как попало.

И вместо оглушительных криков раздался на лестнице не менее оглушительный стук. Павлик принялся колотить по днищу большого деревянного ящика, который отвечал мощным резонансом. Неизвестно, что было хуже. Павлик с таким усердием пытался установить связь с другом по несчастью, что, казалось, на лестнице сидят сотни Павликов изо всей силы колотят по деревянным ящикам. Только минут через пять сестре удалось докричаться до энергичного узника.

— Хватит! Перестань стучать. Старуха уже ушла.

— Ушла? — огорчился Павлик. — Жаль, я только разошелся. Так здорово барабанить по этому ящику! А она не стала подниматься сюда?

— Не стала, только посмотрела, поняла, что происходит, и спустилась вниз.

— Ты думаешь, она сюда поднималась только для того, чтобы узнать, чем это мы тут занимаемся?

— Не знаю, может, только поэтому. Видишь, как здорово мы придумали, не надо было ничего объяснять, сама все поняла. А мы зато поняли, что передвигали на чердаке.

И что из этого? Передвигали корзину, ну и что из этого?

Яночка удобнее расположилась в своем застенке и ответила:

— Пока не знаю, надо подумать. Одно знаю твердо — на гараж не старуха лазила. Ты заметил, на нее Хабр рычал совсем по-другому? Ты что? При упоминании гаража Павлик стремительно выскочил из своего убежища и помог выбраться сестре. Взволновало его не открытие сестры. Тоже мне открытие! И без помощи Хабра можно было бы догадаться, что вряд ли старухе под силу вскарабкаться на крышу полуразвалившегося гаража, с него перелезть на террасу, а затем взобраться по наклонной крыше, скользкой от мха, к зарешеченному чердачному окошку. Просто мальчик вспомнил, что они сегодня собирались пока не вернулись взрослые, еще при дневном свете рассмотреть все там, на гараже. Он напомнил об этом сестре.

— Очень хорошо! — сказала Яночка. — Только из дому нам надо выйти так, чтобы старуха нас не заметила. Пусть думает, что мы до сих пор играем здесь в узников.

Не так уж трудно было выбраться из дому незаметно. Подумаешь, спустились по лестнице бесшумно, на цыпочках, так же бесшумно проскользнули в дверь, мимо окна грымзы пробрались на четвереньках. Хабр был собакой неразговорчивой, послушной и необычайно умной, его и вовсе никто бы не увидел и не услышал. Не прошло и пяти минут, как вся компания из-под чердака переместилась к гаражу. Здесь было тихо, ни одной живой души, кроме них.

— Совсем не понятно, зачем кому-то потребовалось сооружать эту крышу над террасой, — недовольно заметила Яночка. Задравши голову, она рассматривала позеленевшую от времени наклонную крышу, возвышающуюся над террасой. — Ведь эта терраса предназначалась для того, чтобы на ней загорали. Кому нужна дурацкая крыша?

— Наверное, когда-то в доме жило много народу, вот и решили террасу сделать закрытой.

— И вместо того, чтобы ее застеклить, прикрыли вот этой дурацкой наклонной крышей? — удивилась Яночка.

— Что тебе не нравится? — в свою очередь удивился брат. — Не будь ее, мы бы не смогли влезть на ту часть чердака, к которой ни с какого конца не подберешься. А крышу при ремонте ликвидируют, еще успеете с мамой назагораться. Если нас тут кто застукает, скажем, хотели помочь при разборке развалин гаража и этой самой крыши. А пока я попробую забраться, погляжу, сможем ли мы влезть.

Дело оказалось гораздо сложнее, чем представлялось на первый взгляд. С крыши разрушенного гаража добраться до террасы было довольно просто, а вот позеленевшая от мха наклонная крыша террасы была настолько скользкой, что вскарабкаться на нее не представлялось возможным. Съезжать с нее — пожалуйста, замечательно можно было скатываться, а вот забраться вверх... А забраться надо было обязательно.

Некогда террасу перекрыли односкатной наклонной крышей, тянущейся от балюстрады к стене дома наподобие шатра. Замшелая и скользкая, она представляла собой серьезное препятствие на пути заветной части чердака. Над этой крышей виднелось окно старой ванной, по неизвестным причинам украшенное мощной замысловатой решеткой. Над этим окном вдоль всего фасада тянулся декоративный карниз, и уже над ним располагалось небольшое окошко чердака — цель экспедиции. Это окошечко тоже было забрано решеткой. Добраться до него было бы не так уж трудно, если бы не скользкий мох.

Сделав несколько безуспешных попыток взобраться по замшелой наклонной поверхности и неизменно скатываясь вниз, Павлик наконец пришел к выводу:

— Придется сюда что-нибудь вбить, лучше всего крючья. Видел я такие в прихожей, целый ящик, рядом с длинными палками, на которых развешивают оконные шторы. Сбегаю принесу.

— И не забудь прихватить молоток, — напомнила Яночка. — Мы с Хабром тебя подождем. Будешь пробегать мимо окон, обязательно нагнись. Крюки, на которых предполагалось закрепить карнизы для оконных штор, оказались идеальным средством для восхождения на крышу. Павлик вбивал их постепенно, один за другим, по мере восхождения, не отдавая себе отчета, что занимается скалолазанием или альпинизмом. Яночка взбиралась следом за братом, собаку дети оставили внизу, велев сторожить и дать им знать в случае какой опасности. Хорошо, что папа с мамой не видели сейчас своих деток...

Преодолев скользкую трассу, брат с сестрой оказались под декоративным карнизом. Справиться с этим препятствием было намного проще. Помогая друг другу, подсаживая и подтягивая, оба пыхтя взобрались на него. Яночка шепотом сердилась на брата:

— Ну что стоишь, прирос к месту, что ли? Интересно, а мне куда влезть? Весь карниз занял. Куда ни ткнись — везде твои ноги. Сколько их у тебя? Свою некуда поставить. Подвинься!

Осторожно подвинувшись, мальчик помог сестре взобраться на карниз, а сам подобрался к заветному чердачному окошку.

— Гляди! — крикнул он, забыв, что следует соблюдать тишину, но спохватился и перешел на громкий шепот. — Фиговая решетка! Не решетка, а прямо фотомонтаж, для красоты сделана. Открывается вместе с окном.

Яночка осторожно добралась до брата, и оба они убедились, что решетка и в самом деле крепилась не к оконному косяку, а к раме, и открывалась вместе с окном. Причем открывалась снаружи, а не изнутри. Павлик потянул за решетку, и она легко подалась вперед. Одностворчатое окошко открылось, причем рама со стеклом и решеткой не отошла в сторону, а поднялась вверх. Путь на чердак оказался открытым.

— Придержи раму! — приказал Павлик сестре, — а то еще свалится и меня пополам разрежет, когда буду влезать. Я первый лезу!

И мальчик сделал попытку просунуться в раскрытое окошко головой вперед.

— Ты что? — поддерживая раму, крикнула на брата девочка. — Зачем голову суешь? Залезай вперед ногами, а вдруг там высоко!

Она, конечно, права, но очень непросто на узком карнизе, расположенном так высоко над землей, изменить позицию. Извиваясь всем телом, как змея, упершись одной рукой и одной ногой в стену дома, а оставшимися конечностями в карниз, запутавшись, где у него руки, а где ноги, Павлик наконец занял позицию вверх ногами и просунул ноги в окошко. Яночка изо всех сил поддерживала раму в поднятом положении.

— Порядок! — услышала она после мягкого шлепка голос брата, доносящийся с чердака. — Здесь невысоко, лезь головой вперед, я тебя подхвачу. Отпусти раму!

Отпустив раму, девочка поспешила нырнуть головой вперед. Рама наподдала сзади, Павлик подхватил спереди, и Яночка благополучно приземлилась на мягкий пол. Окно с легким стуком закрылось, и наступила тишина.

На старом чердаке царила полутьма. Поначалу глаза ничего не видели, но вот постепенно в серой однородности окружающего пространства стали проступать контуры отдельных предметов.

— Темновато здесь! — вполголоса осмелилась нарушить тишину девочка.

— И никакого повешенного не видать, — разочарованно подхватил Павлик.

— За столько лет никакой повешенный не сохранится! — возразила благоразумная сестра. — Остался бы только скелет. Поищем, может, и валяется где-нибудь в углу. Я уже немного вижу. Глаза Павлика тоже привыкли к темноте, доказательством чего явилось восклицание, в котором слышались и изумление, и восторг:

— Надо же, какая пылища!

Пыль и в самом деле впечатляла. Она таким толстым слоем покрывала все окружающее, что трудно было различить, какие же предметы под ней скрывались. Зато на ее толстом ковре отчетливо выделялись чьи-то следы, тоже шедшие от окна.

— Гляди! — взволнованно схватила Яночка брата за рукав. — Он тоже шел отсюда, значит, влез через это же окно. И шел как-то странно, вроде еле ноги волочил. Может, специально, чтобы замазать следы? Чтобы не определили рисунок подошвы, ты как думаешь? И шел туда, вон в тот угол.

— Тогда мы должны идти так, чтобы не наступать на его следы. По стеночке пройдем, я с той стороны, ты с этой.

Дети осторожно двинулись в глубь мрачного, таинственного чердака, туда, куда вели следы неизвестного злоумышленника. Но хотя чем дальше от окошка, тем было темнее, видели они все лучше. Похоже, их глаза совершенно освоились с темнотой.

Внутренность чердака уже не представляла собой однообразное серое пространство. Оказывается, он буквально забит множеством самых интересных вещей. То и дело слышались полные восторга возгласы:

— Фантастическое старье! Гляди, старинные часы!

— А вот рыцарь в латах и с мечом! Отпад!

— Оставь рыцаря в покое, гляди — что это?

— Вроде бы гладильная доска, только вместо доски корыто, — сказал Павлик. — И отверстие внутри. Он заглянул в отверстие, потом заглянула Яночка, — Там какие-то железки торчат, острые...

— Как поломанные ножи! — подхватил Павлик. — Слушай, это не иначе как средневековая пыточная машина! Красота!

— И правда! — согласилась сестра. — Вот в это отверстие всовывали руку или ногу, потом поворачивали ручку... И по кусочку отрезали... Стало страшно. Вот какие жуткие тайны хранил, оказывается, старый чердак! Брат с сестрой не сговариваясь поспешили подальше отойти от страшного орудия пыток. Мальчик ткнул сестру в бок:

— Смотри, а это что?

Вздрогнув от неожиданности, девочка с трудом удержалась от крика, потом шепотом обрушилась на брата:

— Мог бы предупредить! Чего путаешь? И без того страшно! Ты про что?

— А вот про это.

— Вроде бы старинный колокол.

— Внутри пустой, — доложил брат, исследовав внутренность .непонятного предмета. — А вот, гляди! Что бы это могло быть? Старинный аккордеон? Да нет...

И оба принялись с интересом рассматривать какой-то кожаный предмет, сложенный гармошкой. Павлик нажал на торчащую вверх ручку, предмет издал вздох и выпустил струю пыли.

— Осторожно! — вскричала Яночка. — Дует!

— Откуда дует?

— Когда ты нажимаешь ручку, вот отсюда дует. Пыль летит.

— Значит, это старинный пылесос, только наоборот — выпускает пыль, вместо того, чтобы ее втягивать. Надо же, как интересно! И Павлик принялся энергично нажимать ручку, подняв тучи пыли. Оба расчихались. Может, с этой стороны сюда что-нибудь заталкивали по кусочку, — предположил он между двумя чихами, — а с другой стороны выдавливалось?

— Опять приспособление для пыток? — с сомнением произнесла Яночка, перестав чихать. — Ты думаешь, наши предки оборудовали здесь, на чердаке, камеру пыток? Ведь обычно людей пытали в застенках подземелья. Я не читала, чтобы на чердаках.

— Да нет, это не для пыток, хватит и одной пыточной машины. Погляди туда!

— Нет, это ты гляди сюда!

Оставив в покое старый патефон с погнутой трубой, ручку которого уже начал было накручивать, Павлик поспешил к сестре, так как по голосу понял: она увидела нечто из ряда вон выходящее. И в самом деле. У стены виднелся прямоугольник чистого пола. Без пыли! Прямоугольник небольшой, здесь мог стоять средних размеров чемодан или небольшой шкафчик. И взяли этот чемодан отсюда совсем недавно.

— Видишь! — взволнованно толковала брату Яночка. — Тысячу лет здесь стояло, а он совсем недавно забрал отсюда.

— И в самом деле, — согласился Павлик. — И паутина на стене, видишь? Вся порвана. Только вот каким образом он мог это вытащить в окно? Не пролезло бы. А, может дверь какая есть? Как ты думаешь, что бы это могло быть?

Сокровища, что же еще! Сокровища в чемодане или ящике. Или шкафчике...

— Да нет, это наверняка были старинные пистолеты! Или другое какое оружие, может, и не очень старинное. И боеприпасы к ним! факт, преступник явился за ними, и теперь примется грабить и разбойничать. Слышала, ведь в этом доме во время войны бабушка Агаты прятала оружие! Вот этот хмырь его и похитил! Надо же, из-под носа увел! Яночка поморщилась. Оружие и боеприпасы ее не устраивали, она предпочитала сокровища. Дети внимательно осмотрели прямоугольник незапыленного пола и убедились, что они правы — тут и в самом деле до самого недавнего времени стояло что-то — мебель, чемодан, сундучок, которые забрали неизвестные злоумышленники.

— Неужели найдется такой дурак, который из-за каких-то пистолетов станет забираться в чужой дом? Ведь столько намучается, чтобы вынести их отсюда! — удивлялась вслух Яночка.

— Сама ты дура! — возразил брат. — Пистолеты и боеприпасы почище твоих сокровищ будут! Решив, что сейчас не время ссориться, Яночка сказала:

— Ладно, времени у нас в обрез, давай посмотрим, не забрал ли он отсюда еще что. И оба осторожно двинулись дальше по мягкому ковру пыли. Осторожно не только потому, что следовало соблюдать тишину, но еще и потому, что каждое резкое движение взбивало кверху целые тучи пыли. Оба были уже с ног до головы покрыты этой пылью.

Увидев старинную шарманку, Павлик остановился как вкопанный. С криком «Потрясная штуковина» он кинулся к шарманке и, прежде чем Яночка успела его остановить, повернул торчащую сбоку рукоятку.

От звука, который издала старая шарманка, кровь заледенела в жилах. Павлик выпустил рукоятку и отскочил как ошпаренный. Утробное глухое завыванье, сопровождаемое гулом, скрежетом и тяжкими вздохами, потусторонним ужасом наполнило чердак и эхом пронеслось по всему дому. Явно повеяло чем-то зловещим, загробным. Бабушка в кухне замерла от ужаса. Всепроникаюший звук был ей слишком хорошо знаком и мог означать только одно. Побледнев и задрожав всем телом, бабушка поставила на стол банку с маринованными грушами, которую судорожно прижимала к груди, и выбежала из кухни. Из дверей своей квартиры выглянула старуха соседка.

— Ваши милые детки играют на чердаке, — сообщила она и ядовито добавила:

— Странные у них игры, в арестантов...

Ничего не ответив, бабушка побежала к лестнице, ведущей на чердак, и поднялась по ней. На площадке у чердачной двери царили тишина и спокойствие. И жуткий беспорядок, несомненно свидетельствующий о том, что дети здесь действительно играли, вон и понастроили что-то, наверное, камеры для арестантов.

Бабушка вернулась к себе и накапала в рюмочку валериановых капель, чтобы успокоиться, решив позже вернуться и к вопросу об арестантах, и отложить на вечер все проблемы — и ужасных звуков, и арестантов.

А на чердаке Яночка пилила брата:

— Думать надо, прежде чем поднимать шум на весь дом! Теперь нас точно услышали!

— Нет, это не музыкальный инструмент, — пришел к выводу Павлик. — Наверняка эта штука служила для того, чтобы предупреждать людей о нашествии врагов. Или даже для отпугивания врагов!

— Для чего бы ни служила, а нам пора отсюда сматываться, того и гляди прибегут искать нас! — стояла на своем Яночка. — Пошли.

— Ты что! — Мы еще столько здесь не осмотрели!

— Ничего не поделаешь, из-за тебя же, дурака, надо возвращаться. Не хватает, чтобы нас на чердаке застукали.

— Ладно, придем сюда еще раз. И захватим фонарик, а то там, подальше от окна, совсем темно.

— Погоди, давай поставим у окна что-нибудь такое чтобы легче было залезать в окно и слезать с него! О, вот подходящий сундучок!

И в самом деле, неподалеку стоял небольшой сундук, как раз подходящий по высоте и размерам для этой цели. Решили его осторожненько перенести к окну, ни в коем случае не тащить по полу, уже и без того подняли шум на весь дом. Ухватились за ручки с обоих концов сундучка, как вдруг Яночка опустила уже было приподнятый конец.

— Смотри! — чуть ли не крикнула она Павлику. — На нем же нет пыли!

— Ну и что? — буркнул Павлик, не выпуская из рук своего конца. Но тут до него дошло и он тоже выпустил из рук ручку сундука. — Ты думаешь? ..

— Вот именно!

Дети внимательно осмотрели сундучок. Он и в самом деле отличался от остальных предметов на чердаке почти полным отсутствием пыли. Подняв головы, Павлик и Яночка одновременно взглянули на незапыленное место у стены, замеченное ими раньше. Размерами оно полностью соответствовало габаритам сундучка.

— Выходит, перед этим он стоял там, — рассуждала Яночка. — А потом его перенесли сюда. Зачем? Хорошо бы в него заглянуть.

— Так заглянем! — решил Павлик. — Не взорвется же он от этого! И не завоет. Наученный горьким опытом с шарманкой, мальчик осторожно приподнял крышку сундучка. Он оказался пуст. Впрочем, не совсем. На самом дне лежала какая-то бумажка.

Брат и сестра одновременно схватили ее и чуть не разорвали, потом, все так же держа ее вместе, подбежали к окну. На бумажке, представлявшей собой страничку из школьной тетрадки в клетку, были написаны сплошные цифры: 1974-II-23, 24 VI 4 II, 2 II 6-11 23, 1-У1 I IV 4, 19 II 2 V 4 II (г. 17-20) II V 31 2 IV 3 1 2 (пол. 1643).

— Тысяча девятьсот семьдесят четыре, — вслух посчитал Павлик. — Римское два. Что это может означать?

— Откуда мне знать? — отозвалась рассеянно Яночка. Наморщив лоб, она изучала запись. — Смотри-ка, всего две буквы в скобках. После «г» семнадцать двадцать, а после «пол» тысяча шестьсот сорок три. — Подумав, девочка высказала предположение, что они имеют дело с исторической тайной. Запись относится к событию, имевшему место в тысяча шестьсот сорок третьем году. Павлик с такой трактовкой не согласился, заявив, что в то время еще не существовало школьных тетрадей в клетку. Он знает, они проходили в школе. По его мнению, таинственная запись зашифрована, вот и все.

— Получается, что злоумышленник потерял зашифрованную записку, — подытожила Яночка. — А больше он ничего не потерял? Давай посмотрим. Павлик обернулся и увидел возле сундучка на полу какой-то предмет. Подбежав, он поднял его. Это оказалась мужская, почти новая, перчатка. И незапыленная!

— Гляди! Совсем свеженькая!

— Рассеянный он какой-то, наш злоумышленник, — фыркнула Яночка. — Все теряет. А больше там ничего не валяется?

— Вроде больше ничего нет.

Переправить перчатку на волю оказалось непросто. Для того, чтобы вылезть в окошко, требовались обе руки, перчатку же нельзя было сунуть за пазуху или в карман, там она пропитается запахом Павлика, а до Хабра нужно было донести неискаженным запах ее владельца. Проблему Павлик решил просто: выбросил перчатку в окошко, проследив, чтобы она упала на землю, ни за что не зацепившись. С чердака брат с сестрой спустились сравнительно просто и без осложнений, если не считать разорванных брюк Павлика — зацепился-таки за один из гардинных крюков. Зато измазаны были в черной пыли с ног до самой макушки, и заметили это только оказавшись на земле у гаража.

— Теперь главная наша задача — добраться до ванны так, чтобы бабушка не заметила, — сказала Яночка. — В ванной запремся и через окно вытрясем одежду. Скорей, у нас осталось совсем мало времени! Ты заметил, куда упала перчатка?

— Заметил! — ответил Павлик и, повернувшись в ту сторону, вдруг схватил сестру за плечо. — Гляди!

Над перчаткой стоял Хабр. Почти касаясь ее носом, собака тихо, угрожающе рычала. То самое, уже знакомое рычанье...

6

— Надо было совсем ума лишиться, чтобы сменить нормальные квартиры на такую развалюху! — ворчала бабушка. — Уж и не знаю, чем мы думали. Говорю вам, дом рушится!

В сотый раз повторяла она одно и то же. Как начала ворчать в обед, так и не переставала до самого ужина. Вот и теперь, когда все собрались за столом, бабушка как заведенная продолжала предрекать близкую катастрофу. Даже пан Хабрович, всецело поглощенный заботами о предстоящем ремонте, прореагировал наконец на ее слова.

— Успокойся, мама. Почему ты решила, что дом рушится? Он в очень хорошем состоянии, требует ремонта, ясное дело, но здание прочное, еще сто лет простоит. И экспертизы это подтвердили, ведь делали их специалисты. С чего вдруг дому рушиться?

— Не обращай внимания на мать, — успокоил сына дедушка. — Опять она что-то выдумала.

— А ты молчи! — накинулась на мужа бабушка. — «Специалисты»! Они такие же специалисты, как я балерина! А я своими ушами слышала!

— Что же ты слышала своими ушами, мамочка? — примиряюще спросила тетя Моника.

— Да я уже сто раз говорила, только никто не слушает! Звуки я слышала! Я человек пожилой, две войны пережила, уж знаю, что говорю! И знаю, какие звуки издает здание перед тем, как рухнуть!

Тут уж пан Роман встревожился.

— Мама, давай конкретнее. Какие звуки ты слышала? Постарайся точнее описать. Что за звуки? Бабушка честно сосредоточилась и, подумав, дала конкретный ответ:

— Характерные. Типичные. Такие звуки слышатся в стенах домов, которые рушатся. Сначала вроде бы глубокий вздох и стон, потом начинает потрескивать и завывать, а потом утробно так урчать. Уж я знаю, что говорю. Того и гляди, обрушится нам на головы!

— А в которой части дома ты слышала эти утробные стоны? — продолжала расспрашивать тетя Моника. — Постарайся припомнить, мама.

— Точно сказать трудно, но кажется мне, в той, старой части, — ответила бабушка.

— Значит, трещало надо мной! — обрадовалась тетя Моника. — Так что не волнуйся, мама, пусть трещит, мне это не мешает.

Бабушка возмутилась:

— Как ты можешь так говорить! Не забывай, у тебя же ребенок!

— Мне тоже не мешает! — поддержал мать Рафал. — Наверное, выло и урчало в трубах.

Бабушка ужасно рассердилась: :

— Неужели я не могу отличить, трубы гудят или стены? Думаете, совсем старуха из ума выжила? Трубы — совсем другое дело, а тут и стены, и полы просто ходуном ходили!

— Главное, потолок не ходил! — тихонько пробормотал Рафал, чтобы еще больше не сердить бабушку.

Семейство принялось обсуждать новость и на все лады успокаивать бабушку. Одни придерживались водопроводной версии, другие высказывали предположение, что скрежетало и выло что-то на улице, третьи приписывали подозрительные звуки радиоприемнику Рафала, который давно был не в порядке и время от времени издавал совершенно кошмарные шумы. Бабушка твердо стояла на своем.

Рафал решил внести свою лепту в дискуссию.

— Вот если бы бабуля услышала потусторонние звуки ночью, — начал он таинственно, — мы бы решили, что это безобразничают привидения. Неприкаянные души наших предков...

— ... злодеев, — подсказал дотоле молчавший Павлик.

— ... наших предков-злодеев, — с разбегу подхватил Рафал и спохватился:

— А почему злодеев? Не только Рафала заинтересовало это неожиданное замечание. Все сидящие за столом выжидающе уставились на Павлика. Павлик дал исчерпывающее пояснение:

— А потому, что они пытали своих врагов. Отрезали им по кусочку руки и ноги, придумали специальную пыточную машину.

— Сынок, ты что говоришь? — ужаснулась пани Кристина.

Павлик мрачно продолжал, в его голосе явно чувствовалось осуждение преступных предков:

— И еще использовали другие орудия пыток...

Яночка не дала брату докончить:

— Мы сегодня долго играли в узников, которых содержат в подземельях и пытают, вот он и продолжает играть. Перестань, о таких вещах за столом не говорят, — заметила она тоном хорошо воспитанной барышни.

— У нас в роду никаких злодеев не было, — решительно заявила бабушка, — наши предки были приличными людьми. А вот вы все никак не настроитесь на серьезный лад. Дом рушится, а вы все шутите.

И разговор свернул на прежние рельсы. Пан Хабрович цитировал заключение экспертов, тетя Моника высказала соображение, что угрожающие звуки в стенах должны особенно хорошо слышаться ночью, а не днем, ночью же никто ничего такого не слышит, дедушка вызвался лично осмотреть стены и своды-перекрытия на втором этаже, Рафал предложил вызвать ксендза, чтобы прочел соответствующие молитвы.

Ничто не могло переубедить бабушку, она стояла на своем.

— Ладно, еще увидите, кто был прав, — зловеще предрекала она. — Подозрительный это дом, попомните мои слова!

Пани Кристина с беспокойством посматривала на своих притихших детей. Яночка и Павлик внимательно прислушивались ко всему, о чем говорилось за столом, и по их блестящим глазам и сосредоточенному выражению лиц было ясно — они ни слова не пропустили.

Обсудить услышанное брат с сестрой могли лишь на следующий день, после школы. Вчера после ужина они ни на минуту не оставались одни. Донельзя взволнованный папа до поздней ночи бегал по комнатам, ломая руки и громко жалуясь на свою несчастную долю. Для счастья ему недоставало каких-то редукторов или муфточек. Дети поняли, что это необходимая принадлежность сантехнического оборудования, без которой не сделаешь ремонта в их доме.

— Ну как ты не понимаешь, дорогая, — кричал он жене, которая тщетно пыталась его успокоить. — Ведь сантехника — главная забота. Надо везде сменить оборудование, старое вышло из строя. Я уж не говорю о кранах и вентилях, менять надо мойки, ванны, унитазы. А все они подогнаны к современному сечению труб, у нас же трубы довоенного образца. Тогда существовали другие нормативы. И если бы найти нужного размера переходники-редукторы или муфточки, как их называют сантехники, ремонт можно было бы провести шутя. Подогнали к старым трубам новое оборудование — и шабаш. Так нет же, нигде не могу найти редукторы подходящего размера. Нет их в Варшаве. Уж я все магазины обзвонил, во всех мастерских побывал. Так надеялся, что с их помощью быстренько покончим с сантехникой. Нет таких муфточек и баста! Я со всеми частниками познакомился, кладовщикам взятки предлагал! У меня нет больше сил! Без муфточек придется менять все трубы в доме, а это катастрофа! Я этого не переживу! И все из-за каких-то паршивых редукторов! Спятить можно!

Отчаявшись успокоить мужа, пани Кристина наконец вышла из себя и решительно потребовала прекратить истерику и больше не поминать на сон грядущий никаких редукторов, а то, не дай Бог, еще приснятся. А поскольку она не имеет понятия, как они выглядят на самом деле, могут присниться в самом ужасающем виде. Еще не хватало, чтобы по ночам стали сниться какие-то редукторы-вурдалаки.

Редукторы отца и вурдалаки матери так заинтриговали детей, что они просто не могли ни о чем говорить, стараясь ни словечка не упустить из причитаний отца. Так и заснули под разговоры родителей за стеной. К обсуждению собственных дел смогли приступить лишь на следующий день, придя из школы, наскоро поев и уединившись в шалаше. Шалаш они соорудили в самом углу садика, у решетки. Построен он был из досок и веток, осыпан опавшими листьями. И так хитро поставлен, что к дому обращен был задом, а передом — к улице, хорошо просматривающейся сквозь прутья решетки ограждения. Замечательный шалаш! Правда, немного в нем было сыро, но это пустяки. Бабушкина идея была воспринята внуками с восторгом.

— Бабушка у нас голова! — радовалась Яночка. — Мне бы ни в жизнь такое не придумать — дом рушится. Просто замечательно!

— Ясное дело, идея первый сорт! — подхватил Павлик. — Только вот я не уверен, что грымза тоже так думает, — добавил мальчик, заделывая щель в стене шалаша.

— Если бабушка так думает, то и грымза тоже должна так думать. Она ведь тоже наверняка пережила две войны. От нас теперь требуется окончательно ее в этом убедить.

— Что ты имеешь в виду?

— Придется опять туда подняться и еще немного повыть.

Павлик ничего не ответил, потому что в данный момент держал во рту гвозди. Заделав двумя новыми досками дыру в шалаше, он наконец отозвался:

— Мне кажется, неплохо было бы для убедительности повыть там ночью. Слышала, что сказала тетя Моника? Когда стены начинают рушиться, лучше всего это слышно по ночам. А Рафал считает, что и духи наших предков должны выть по ночам.

— Выбирай что-нибудь одно — стены или привидения.

— А почему одно? — не согласился мальчик. — Пусть воет и то, и другое. Нам не жалко. Если на грымзу не подействуют стены, может, привидения ее испугают?

Подумав, Яночка согласилась с братом. Согнав Хабра с мокрой подстилки, она заботливо подстелила ему захваченную из дому новую, брезентовую. Вежливо переждав, собака послушно улеглась на сухую подстилку, а Яночка объяснила ему:

— На мокром лежать нельзя, простудишься.

— А что мы предпримем против того злоумышленника, который и в самом деле залезал на старый чердак? — спросил Павлик. — Не мог бы Хабр нам что-нибудь о нем сказать?

— Слишком уж многого ты требуешь от собаки, — возразила сестра. — Он и так нам здорово помог. Благодаря ему мы знаем, что один и тот же человек залезал на наш чердак, оставил там шифрованную записку и потерял перчатку. И еще показал дыру в заборе. Хорошая собачка, умная собачка! — погладила девочка своего любимца.

А тот прекрасно понимал, что говорят о нем и хвалят его. Посмотрел на хозяйку, весь просияв и, готовый к дальнейшим подвигам, вскочил на ноги.

— Лежи спокойно, мой золотой песик, радость моя, — гладила Хабра Яночка. — Еще успеешь наработаться, пока отдыхай.

— И в самом деде золотая собака! — присоединился к похвалам Яночки брат. — Мало того, что показал дыру в заборе, еще сообщил, что злоумышленник вылез на улицу, прошел до угла и сел в машину. Автобусы тут не ходят, так что это была его машина. Золотая собака и в самом деле совершила все эти подвиги. Сначала подтвердила принадлежность шифровки и перчатки одному человеку, затем, по приказу «Ищи! « как по нитке прямиком отправилась к лазу в ограждении дома и, опустив нос до самой земли, добежала до перекрестка. Здесь собака остановилась — огорченная, расстроенная, всем своим видом показывая, что дичь упорхнула. Или дикий зверь сбежал. У него были две возможности — влезть на уличный фонарь или сесть в машину. Оглядев на всякий случай фонарь, Яночка с Павликом решили принять второй вариант.

— А теперь самое время научить Хабра реагировать на почтальона, — сказала Яночка. — Понятия не имею, как за это взяться.

Энергичный и деятельный Павлик всегда был оптимистом.

— А что тут сложного? Хабра выдрессировать просто, вот с бабушкой наверняка намучаемся. А Хабру покажем несколько раз почтальона и объясним, что при виде почтальона он должен мчаться к бабушке и сообщить ей о нем. И все. Делов-то! Уверен, умница Хабр сразу поймет, что от него требуется.

— Ну как ты не видишь сложностей? Начать хотя бы с того, что почтальон обычно приходит в то время, когда мы в школе.

Тоже мне сложности — прогулять школу! Я уже думала об этом.

— Никаких прогулов! — возразила Яночка. — Мы заболеем. По очереди. Два дня ты поболеешь, потом два дня я.

— А нельзя уж хоть бы три дня поболеть?

— Нельзя, чтобы не связываться с врачами. Два дня можно поболеть без справки.

— Ладно, — неохотно согласился Павлик, — хотя три бы лучше. А если за эти два дня почтальон к нам не придет?

— И об этом я тоже подумала. Видишь, какая я умная! — похвасталась Яночка. — Мы напишем письма друг другу. Я тебе, а ты мне.

— Порядок! — обрадовался Павлик. — Заказные!

— Зачем заказные?

— А с ними больше мороки. Придется расписываться, то да се... У Хабра будет больше времени на обнюхивание.

— И вообще не мешало бы сводить Хабра на почту, пусть он там сначала посмотрит на почтальонов.

— На почту с собакой не пустят, — возразил брат.

— Тогда подождать, чтобы почтальон вышел на улицу. А пока давай придумаем, какой болезнью заболеем.

Оба надолго задумались. Болезнь — дело нешуточное, а тут требовалось выдумать такую, чтобы их не уложили в постель, тогда весь план рухнет.

— Надо заболеть такой болезнью, какая не дает температуры, — стал вслух рассуждать Павлик. — Голова или живот.

— Если живот, сразу спросят, что мы такого съели.

— А мы скажем — те черные ягодки с куста, что в нашем саду.

— Ну, ты даешь! — рассмеялась Яночка. — Хочешь, чтобы тебе поставили клизму? Ягодок они страшно боятся. Нет, надо что-то привычное, обыкновенное. Например, сырая кукуруза или цветная капуста.

— На кукурузу я согласен, — сказал брат. — Кто первый болеет?

— Если хочешь, могу я. У меня круглые пятерки, меньше вызову подозрений. А потом заболеешь ты. Скажешь — захотел лично убедиться, в самом ли деле такая вредная сырая кукуруза. Видимо, атмосфера сырого шалаша очень благоприятно сказывалась на творческой фантазии, ибо до того, как из дома их позвали на обед, план был уже разработан во всех деталях. На почту решили отправиться уже завтра, сразу после школы, не откладывая ни на один день выполнение плана. Заодно узнать там, сколько времени идет заказное письмо. Завывать на чердаке начнут ровно в полночь в субботу, а болеть — с понедельника, ну в крайнем случае — со вторника. Все вместе взятое просто не имело права не привести к нужным результатам. А к каким результатам все это привело на самом деле — ни Яночка, ни Павлик даже и представить себе не могли, несмотря на всю свою буйную фантазию...

7

Стояла глубокая ночь, когда Яночка вдруг проснулась и не сразу поняла, что же ее разбудило. Все существо девочки было охвачено беспокойством, сердце тревожно билось. Да, вот опять этот звук. Приподняв голову с подушки, Яночка прислушалась и теперь явственно различила глухое, угрожающее рычанье собаки.

По телу пробежали мурашки, но девочка отважно встала, сбросив одеяло. Хабр стоял на задних лапах у окна, положив передние на подоконник, и, глядя в окно, в ночную темноту за окном, издавал уже знакомое глухое утробное рычанье. В свете какого-то далекого уличного фонаря голова собаки рельефно выделялась на более светлом прямоугольнике окна.

Выскочив из постели, девочка подбежала к брату и принялась будить его. Тот спал каменным сном, потребовалось немало времени и усилий, чтобы его разбудить. Пришлось как следует потрясти за воротник от пижамы и потянуть за волосы. Павлик испуганно вскочил, ничего не соображая со сна.

— Что такое? Ты чего?

— Тихо! — зажала ему рот сестра. — Проснись и слушай! Он тут! Хабр его почуял! И девочка показала на темную фигуру собаки в окне, силой повернув в ту сторону голову брата. Тот сразу все понял. Потирая шею — сестра от волнения чуть ее не свернула — мальчик уважительно произнес:

— Надо же! И давно он так стоит?

Услышав разговор своих молодых хозяев, Хабр понял, что первую часть своей задачи выполнил, теперь следует продолжение. Оглянувшись на детей, он коротко рявкнул и, отвернувшись к окну, застыл в своей характерной позе — опустившись на пол, вытянул одну поднятую лапу и нос в направлении черноты за окном. Делал стойку на злоумышленника!

Павлик не колебался ни секунды:

— Вылезаем в окно! Быстрее! Да куда же подевались мои тапки? Надо застукать его, пока не забрался на чердак!

— Хабр не умеет вылезать в окно! — напомнила Яночка.

— Пустяки! Мы ему поможем! Скорей!

Если бы детей спросили, зачем они в такой дикой спешке вылезают из окна и вытягивают собаку, они вряд ли ответили бы. Ведь понятно, что схватить злоумышленника они все равно не смогут. Да и злоумышленник ли он? Тот факт, что побывал на чердаке и потерял там перчатку, вряд ли можно зачислить в категорию особо тяжких преступлений. И тем не менее ни брат, ни сестра ни минуты не сомневались — они просто не имеют права оставить без внимания сигнал Хабра! Они просто обязаны выяснить, что же там происходит!

А Хабр прямо-таки весь дрожал от нетерпения. Выскочив первым в окно, Павлик шлепнулся на влажную мягкую землю, поднялся и вытянул руки, чтобы снять с подоконника собаку. Та не стала ждать помощи. Яночке не понадобилось поднимать Хабра с пола на подоконник, Павлику — снимать его с подоконника. Самостоятельно вскочив на подоконник, Хабр без понуканий выпрыгнул в окно, прямо на голову Павлику, съехал по нему на землю и бросился было в ночную темноту, но мальчик остановил его решительным шепотом:

— Хабр, стоять! К ноге! Стой!

Хабр неохотно послушался и вернулся, но не мог устоять на месте, нервно вертелся, привставая на пружинящих задних лапах и глядя в темноту. Тут выпрыгнула из окна Яночка, которую очень беспокоила собака. Ни брат, ни сестра так и не успели отыскать свои тапочки, выпрыгнули босиком и сразу же почувствовали пронизывающий холод влажной ночной земли.

Придерживая Хабра, они, пригибаясь на всякий случай под окнами, промчались вдоль дома туда, откуда был виден гараж. Тут, во дворе, было немного светлее, и наклонная крыша террасы просматривалась отсюда во всей ее протяженности. Вот только не определить, что там, на крыше, шевелится...

— Вон он! — прошептала Яночка.

— Точно, он! — подтвердил Павлик. — Слезает.

Значит, побывал на чердаке.

Дети замерли у стены дома, успокаивая и сдерживая рвущегося вперед Хабра. Черная фигура легко соскочила с крыши гаража и через сад направилась к дыре в заборе. Дети не столько видели ее, сколько слышали — опавшие листья громко шуршали под ногами неизвестного человека. Вот он добрался до загородки и, по всей вероятности, выбрался через лаз на улицу, потому что перестал шуршать.

— Теперь можно идти за ним! — решил Павлик. — Самое время!

— Как пойдем, босиком?

— А как же еще? Может, вернешься домой, обуешься — насмешливо поинтересовался Павлик.

Яночка отпустила собаку, скомандовав — «Ищи, Хабр! Ищи! « Все трое бегом кинулись следом за злоумышленником. Хабр давно ждал этот приказ. Молнией про мчался он через двор и сад, бесшумно проскочил через дыру в загородке, и выскочившие за ним дети успели заметить, как он мелькнул на перекрестке и исчез за поворотом.

— Да, чистые же будут наши ножки, — радостно выкрикивал на бегу Павлик, а сестра, тоже тяжело дыша от бега, посоветовала:

— Подверни брюки! А то придется тебе не только ноги мыть, но и стирку устраивать! Добежав до перекрестка, оба остановились, не зная, куда бежать дальше. Собаки нигде не было видно. Наконец острые глаза Павлика разглядели застывшее на следующем перекрестке под фона рем рыжее пятно.

— Гляди! Вон туда! Хабр сделал на него стойку, как на куропатку! Давай на ту сторону, добежим до угла и осторожно выглянем!

Но прежде чем они добежали до угла улицы, услышали тихий шум заработавшего двигателя машины. Хабр оглядывался на своих хозяев, взглядом поторапливая их: того и гляди, опять этот зверь уйдет. Ведь который раз выслеживают, может, хоть теперь его наконец застрелят, а он, Хабр, его подберет. Тут взревел мотор, сверкнули огни фар. Умный Хабр в мгновенье ока метнулся в сторону и исчез где-то во мраке. Толкнув Яночку, Павлик вместе с ней свалился в какие-то колючие кусты. Из-за угла вырулила машина, промчалась по мостовой мимо них и, свернув вправо, исчезла за поворотом, судя по звуку, набрав скорость. Дети выкарабкались из кустов.

— Нас он не заметил, факт! — удовлетворенно констатировал Павлик, стряхивая с пижамы сухие листья и вытаскивая какие-то колючки. — И Хабр прятался. Молодец пес! Сам сообразил, никто ему не приказывал!

— Я всегда говорила — Хабр умнее всех нас! Песик, сюда. Домой! Ты заметил, какая была машина?

— Обыкновенный «трабант». Номер двадцать восемь и сколько-то еще, последние две цифры я не разглядел.

— Зато я разглядела: 2822. Значит, вместе получается IУ8У 2822. Не варшавский номер.

— Да, откуда-то из-под Варшавы. Ой, совсем ноги замерзли. Бежим скорее!

Теперь, когда схлынул жар волнений, и девочка почувствовала, как замерзли ноги. Громко стуча по тротуару босыми пятками, они бегом кинулись к дому. Радуясь неожиданной прогулке и забыв об ускользнувшей дичи, Хабр резво бежал впереди.

— Умная, золотая собачка, — стуча зубами хвалила собаку Яночка, пролезая сквозь дыру в заборе. — Надо дать ему что-нибудь вкусненькое, он заслужил.

— Заслужил, еще как! — подтвердил Павлик. — Сбегаю в кухню, принесу ему кусок кекса. Он его любит больше мяса. А возвращаемся через окно, двери наверняка заперты на ночь.

— Только бы нам и в самом деле не простудиться, — волновалась Яночка, с помощью брата залезая в окно. — На всякий случай вымоем ноги горячей водой.

— Да я готов даже аспирин принять, на всякий случай, — вторил ей брат.

Вымыв в ванной ноги и пытаясь привести в мало-мальски приличное состояние пижаму, Павлик делился с сестрой своими соображениями:

— Этот наш злоумышленник просто дурак. Или чокнутый. Забирается по ночам на наш чердак, хотя ему там нечего делать. Из сундука уже и без того все повытащил. Не вернулся же он за потерянной перчаткой?

Вытащив из аптечки две таблетки, Яночка велела брату проглотить их и запить водой.

— Одна — аспирин, а вторая что? — вознегодовал брат.

— Витамин С, его всегда дают нам при простуде.Глотай без разговоров! А может, он вернулся за шифровкой? Или это был другой.

Павлик с интересом взглянул на сестру. Свежая мысль!

— Ты думаешь, преступников двое? Один из них оставил записку для второго на нашем чердаке? — Да. разве не может так быть?

— Не может! — твердо сказал мальчик. — Хабр ведь рычал одинаково во всех случаях, так что это обязательно должен быть один и тот же человек. Второй исключается!

Мнение Хабра для Яночки было решающим, и она отказалась от своей версии. Насухо вытерев тщательно вымытые ноги, она влезла в теплые тапочки и тоже выпила лекарство.

— Если мы не разгадаем эту загадку, я умру! — решительно заявила девочка. — Для этого надо обязательно расшифровать записку.

— Согласен, но не сейчас же этим заниматься! — ответил брат. — У меня глаза сами закрываются.

— У меня тоже. Идем спать. Ага, надо записать номер автомашины злоумышленника, а то забудем. А теперь как следует выспаться! И ни в коем случае не разболеться, если уж мы решили притвориться больными...

Ночные события заставили пересмотреть планы, столь тщательно продуманные. Вернее, коррективы внесла сама жизнь. Правда, дрессировку Хабра начали в соответствии с планом, а вот с ночным вытьем вышла осечка. Дети настолько намучились в предыдущую ночь, что просто не услышали будильник, заведенный на одиннадцать сорок пять ночи. Они продолжали спать каменным сном. Еще бы — половину предыдущей ночи пробегали по улице, утром пришлось невыспавшимся отправляться в школу, потом — множество дел, в том числе и дрессировка Хабра на распознавание почтовых работников. Не удивительно, что будильник звонил себе и звонил, а брат с сестрой спали как убитые. Настойчивый звон будильника через стену услышала мама. Пани Кристина встревожилась — у детей испортился будильник, не могли же они завести его на полночь, теперь еще в школу опоздают. Пришлось ей со своим будильником отправиться в детскую, поставив его на нужный час.

А дрессировка Хабра проходила очень интересно. Сначала заловили почтальона. Для этого при шлось немного подежурить с собакой у почты. Увидев возвращающегося туда почтальона, решили действовать.

Пожилой полный почтальон был очень удивлен, когда его остановила светловолосая девочка с большими голубыми глазами и, сделав вежливый книксен, спросила:

— Вы разрешите вас обнюхать, проше пана?

Почтальон был так ошеломлен неожиданным во просом, что просто остолбенел. Не ожидая ответа, а может быть, и воспользовавшись фактором внезапности, девочка сделала знак стоящему неподалеку мальчику с чудесной охотничьей собакой. Собака и словечко «обнюхать» подходили друг к другу, почтальон понял, что не ослышался, и слабым голосом выразил согласие. И не шевельнулся, пока умный пес по приказу своих хозяев старательно и с чувством обнюхивал его. Девочка сочла нужным дать ошарашенному работнику почты кое-какие пояснения:

— Мы занимаемся усиленной дрессировкой нашей собаки, проше пана. Хотим, чтобы она различала людей. Породистая собака, проше пана, должна постоянно дрессироваться, иначе потеряет навыки.

И хотя в сознании почтальона смутно пробивалась мысль о том, что любая собака, не только породистая, без всякой дрессировки умеет различать людей, он не протестовал. Затем уже из окна почты большим интересом наблюдал за процессом обнюхивания своего коллеги, тоже возвращающегося из обхода. Коллега был порядочно озадачен, дети культурны и вежливы, пес нюхал как черт!

— Жаль, не сообразила спросить, работают ли почтальоны по воскресеньям, — озабоченно говорила Яночка, когда они возвращались домой. — Сегодня суббота, завтра воскресенье. Если по воскресеньям не работают, получится перерыв в дрессировке, а я в книжке прочитала о том, что перерывы в дрессировках недопустимы, собака забывает, чему ее научили накануне.

— Наш Хабр не забудет, — ни секунды не сомневался Павлик.

— Может, и не забудет, но зачем же усложнять его задачу, — не уступала Яночка. После обеда дети продолжили нелегкую работу по натаскиванию собаки на почтовых работников. На сей раз они выбрали разносчиков телеграмм, отлавливая их возле почтового отделения на площади Конституции. Двух отловленных Хабр послушно обнюхал, а третьего выследил сам, когда тот был еще далеко от почты. Сообразительный песик понял, что должен охотиться за дичью, выделяющей специфический почтовый запах, вот только еще до конца не разобрался в том, что же ему делать с этой дичью. Дрессировка шла полным ходом.

Операция по завыванию на чердаке отложена была всего на один день. Ночь с воскресенья на понедельник Яночка с Павликом провели в тяжких трудах. Уже само проникновение на чердак — по скользкой крыше в кромешной тьме — требовало немало усилий. Зато эффект превзошел все ожидания.

Утром, перед уходом на работу, все взрослые собрались на кухне. Торопясь позавтракать, они не склонны были сейчас обсуждать ночные шумы, но бабушка заставила.

— Надеюсь, теперь все слышали? — нервно восклицала она. — Говорю вам, такие звуки издают стены перед тем, как рухнуть! Уж я знаю.

— Брось, мама, это могли урчать водопроводные трубы, — уверял пан Роман. — Старые трубы каких только звуков не издают!

— А ночью, в полной тишине, слышимость от личная. И все представляется страшнее, чем днем, — поддержала мужа пани Кристина. — И абсолютно все слышно! Ветка скрипнет...

— Что вы мне глупости говорите! — стояла на своем бабушка. — Не в трубах урчало, а в стенах рычало! И выло. Меня от всего этого инфаркт хватит!

— Я тоже слышала ночью странный шум, — сказала тетя Моника. — Точнее, в полночь, я еще не спала. И в самом деле, странные звуки.

— Трубы гудели?

— Да нет, в стенах стонало и выло!

— Любое здание начинает рушиться сверху, а тут как раз вверху и стонало! — утверждала бабушка.

— Скорее, выло, — выразил свое мнение дедушка.

— Мне тоже показалось, что выло, — поддержала свекра пани Кристина. — Кто-нибудь из вас слышал, что дом воет перед тем, как рухнуть?

— Точно, выло, — присоединился к их мнению и пан Роман. — А выло в трубах! Я верю экспертам.

— Так вели своим экспертам хорошенько про верить, что же происходит! — совсем рассердилась бабушка. — Стонет, рычит или воет:

— все равно! Без причины выть не может!

— А я думаю, что таким способом души наших предков выражают свое неудовольствие, — серьезно заявил Рафал.

— Чем же недовольны души наших предков? — саркастически поинтересовался пан Роман.

— А тем, что до сих пор в доме не начали ремонт!

— Так пусть эти души обеспечат мне редукторы! — в бешенстве выкрикнул пан Роман. — Выть каждый дурак сумеет, пусть раздобудут муфточки!

Своим высказыванием Рафал привлек внимание матери — А ты что здесь до сих пор сидишь? — на бросилась на сына тетя Моника. — Опоздаешь в школу.

— Нет этого нельзя так оставлять... — начала было снова бабушка, но терпение пана Романа кончилось. Он выскочил из-за стола и бросился к двери. Жена кинулась следом, на бегу попросив свекровь:

— Мама, извините нас, мы опаздываем. А вас я попрошу заняться Яночкой. Она немного приболела, не пошла в школу. Жалуется на боли в желудке. Призналась, что ела сырую кукурузу. Про верьте, пожалуйста, нет ли у нее температуры.

— Я позвоню...

— Быстрее, быстрее! — торопила тетя Моника. — Роман уже сидит в машине, еще уедет без нас.

— Господи, какое же легкомысленное выросло поколение, — вздохнула бабушка, собирая со стола.

8

Где-то ближе к обеду Яночка пришла к выводу, что ходить в школу намного легче и интересней, чем сидеть дома в качестве больной. Ей пришлось провернуть огромную работу, а тут еще бабушка с ее заботами мешала на каждом шагу! Как назло, и Павлик задерживается, уже давно должен был вернуться из школы, а его все нет. А Павлик задержался по очень уважительной причине. Выйдя из школы в обычное время, он увидел стоящую неподалеку на улице патрульную милицейскую машину. Сержант с кем-то переговаривался по рации. Ну как можно было не послушать? Павлик и слушал. Стоял и слушал до тех пор, пока дверцу машины не захлопнули. Взревел мотор. Только тут мальчик сообразил, что милиция могла бы помочь им кое в чем разобраться, и бросился к отъезжающей машине, чуть не угодив под колеса. Сидящий рядом с водителем сержант сначала рассердился, но светловолосый мальчик высказал свою просьбу с такой безграничной верой во все могущество милиции, что очень скоро сердиться перестал. Он внимательно, насколько ему позволяло время, выслушал мальчика.

— Сколько я дел переделал, знала бы ты! — крикнул Павлик, врываясь в комнату, где его уже давно с нетерпением ожидала «больная» сестра. Знаешь, оказывается, его машина зарегистрирована в Ломянках.

— Мы так и думали — где-то под Варшавой. А откуда ты знаешь? — Яночка как-то сразу поняла, о какой машине говорит брат, а тот принялся ей в подробностях рассказывать о своем знакомстве с сержантом милиции и долгом дружеском разговоре с ним.

— Он из нашего района, — кончил мальчик. — Парень что надо! Довез меня на патрульной машине до самого дома.

— Я тоже хочу на патрульной! — позавидовала брату Яночка.

— Все устроено! — небрежно бросил Павлик. — Я ему сказал, что у меня есть сестра, у которой как раз болит живот, и он обещал тебя тоже покатать.

— Зачем надо было обязательно о животе говорить? — возмутилась Яночка; — Небось, еще что-нибудь неподходящее ему выболтал?

— И ничего я не выбалтывал! — обиделся Пав лик. — Назвал номер машины и попросил сказать, откуда машина. А зачем нам это — не стал говорить. Просто так хотим знать, для общего образования. А у тебя что?

Теперь настала очередь сестры похвастаться своими достижениями.

— Хабр уже понял, что от него требуется, только пока не умеет — сообщать о почтальонах должен бабушке. Ко мне прибегает и сообщает. Не знаю, как лучше его дрессировать: поджидать вместе с ним у калитки и потом вместе с ним бежать к бабушке пусть прибежит сначала ко мне, а потом мы вместе с ним помчимся к бабушке? Ты как думаешь?

Мальчик подумал и ответил:

— Мне кажется, что лучше вместе подождать у калитки, а потом вместе мчаться к бабушке. А по дороге объясняй ему, к кому мчитесь и зачем. Так скажи: «Сообщи бабушке о почтальоне». Он поймет. Слово «почтальон» уже понимает. Думаю, поймет и то, что, когда нас нет, о почтальоне надо сказать бабушке. А вот как быть с бабушкой?

— С ней, конечно, труднее, но, думаю, и ее вы дрессируем. Главное, убедить ее, что грымза перехватывает нашу корреспонденцию.

— Кстати, о грымзе! — подхватила Яночка. — Ее тоже испугали наши завыванья. Она даже по лезла на чердак и стала осматривать там стены и потолок. Тоже думает, что дом рушится.

— Что и требовалось! — обрадовался Пав лик. — Повоем сегодня?

— Сегодня не получится. Я болею, мама может прийти ночью посмотреть, не надо ли мне чего. И завтра нельзя, завтра ты болеешь, будут о тебе беспокоиться. На чердак полезем, когда уже оба выздоровеем, может быть, послезавтра.

— Нехорошо получается, то выло, то вдруг перестало. Ни к чему такие перерывы.

— А я считаю, даже к лучшему. Не могут стены выть беспрерывно. Да и бабушке надо немного успокоиться, в нервном состоянии она и вовсе ни чего не поймет...

— Может, ты и права.

— А теперь слушай, что я еще сегодня сделала! — с гордостью сказала Яночка. — Весь день мучилась я с этой зашифрованной запиской. Столько просидела над ней — голова разболелась! Никогда за уроками столько не сидела.

— И что?

— И ничего. То есть кое-что все-таки поняла. Зашифровано по книге.

— И что это означает?

— Означает, что мы имеем дело с книжным шифром. Надо найти нужную книгу, и по ней в соответствии с цифрами шифра определить буквы И прочитать написанное. Вот эти цифры в нашей шифровке означают буквы в книге.

— В какой книге?

— Если бы я знала! В книге вся суть!

Павлик недовольно спросил:

— А с чего ты вообще вдруг решила, что это книжный шифр?

— А я тут принялась перелистывать шпионские детективы, так там шпионы только книжными шифрами и переписываются. Книжные труднее всего расшифровать, потому что надо знать, по какой книге зашифровано. А потом я попыталась написать тебе письмо книжным шифром. Половину написала. Вот, читай!

Павлик подозрительно глянул на письмо и толстую книгу, которую ему подсунула Яночка. Прочел название книги: «Польская литература для второго класса общеобразовательного лицея».

— У Рафала слямзила? Полегче книги не нашла?

— Эта показалась мне самой подходящей. Видишь, какие большие страницы и как много на них букв. Уже на первой странице я нашла почти все нужные буквы. Читай же!

И девочка подсунула свое письмо под нос брату. Тот недовольно сморщился:

— Спятила? Мне это придется читать? Ведь у тебя тут такие большие цифры, гляди — аж триста семь. Мне что, считать до трехсот семи, чтобы найти буквы? А вот и триста тридцать восемь! Не могла найти поближе?

— Не могла, — вздохнула Яночка. — Я и сама измучилась, считая их. Ну читай же! Мальчику ничего не оставалось, как приняться за тяжкий труд. Долгое время в комнате слышалось только пыхтенье Павлика. Наконец он расшифровал первое слово.

С недоумением глядя на лист бумаги, то на сестру, Павлик сказал:

— Странно... У меня получилось «идн». Это что слово такое? — Покажи! — сказала Яночка, заглядывая через плечо брата. — Ты ошибся, должно получиться «иди».

— Ну нет, с меня хватит! — возмутился Павлик не хочу больше считать, в глазах рябит от этих букв.

— Придется, если ты хочешь прочесть мое письмо.

— И вовсе я не хочу, — заявил Павлик. — А если ты хочешь мне что-то сообщить, скажи своими словами. Жуткая работа!

— Вот и я говорю — жуткая! — согласилась сестра — Знаешь сколько времени у меня заняла! А я и половины не написала.

Мальчик решительно встал со стула и отодвинул подальше учебник.

— Так вот что я тебе скажу! — произнес он веско. — Не верю я, что наш злодей сидел столько времени на чердаке и мучился над запиской! Хотя... Мальчик взял в руки зашифрованную записку, обнаруженную на чердаке, и внимательно ее рас смотрел.

— ... хотя, — закончил он, — вот в этой записке нет таких больших цифр, одни маленькие. Кроме вот этих дат.

— Может, ему попалась другая книга, где все буквы встречаются в самом начале?

— Уж учебником по литературе польской он точно не пользовался.

Подумав, мальчик снова сел за стол и пододвинул к себе упомянутый учебник.

— Знаешь, я сделал бы по-другому, — сказал он. — Например, «иди». Я бы зашифровал его по-друтому. Сейчас... пять... шесть... Седьмая буква в седьмой строке! До семи считать легко, каждый сумеет. Я бы сделал так: использовал только пер вые буквы в каждой строке и обозначил, какая это строка. И получатся только маленькие цифры.

— Вот умник! — фыркнула Яночка. — А я как узнаю, которая из цифр означает букву, а которая строку?

— Их надо просто по-другому пронумеровать, — ответил мальчик. — Как бы это сделать? А, знаю! Нумеровать римскими цифрами. Строки — римскими, а буквы обычными.

Тут Яночка издала такой торжествующий трубный вопль, что брат даже вздрогнул и с недоумением посмотрел на сестру.

— Ты чего?

— Молодец! — крикнула Яночка и даже под прыгнула от радости. — Это же надо, какой ты умный! Ведь записка так и зашифрована! Видишь — тут и римские, и арабские цифры. И ты догадался! Разгадал!

Ошеломленный собственной мудростью Павлик принялся разглядывать текст на тетрадном листке в клеточку.

— Вот еще бы разгадать, какая это книга! — наконец вздохнул он.

— Да, этого мы не знаем.

— Наверняка не польская литература. Гляди, тут у него одна и та же буква два раза. Три раза! Но без книги не узнаешь какая.

Мальчик приуныл. Яночка попыталась вдохнуть в брата бодрость и надежду:

— Не унывай. Может, книга как-нибудь тоже сама объявится.

— А что в детективах написано про шифровальные книги?

— Это не шифровальные. Шифровальные бывают только у специалистов-дешифровщиков, а для того, чтобы зашифровать записку, пользуются главным образом такими книгами, которые трудно достать.

— Значит, «Домашняя энциклопедия», — решил Павлик. — Мама говорит, что нигде не достанешь. Или сказки «Тысячи и одной ночи». Надо их достать!

— Сначала шпионы сговариваются, какой страницей из этой книги пользоваться, — сказала начитанная Яночка. — Ты хочешь перепробовать все страницы из «Тысячи и одной ночи»?

Павлик сразу одумался.

— Да нет конечно, тогда пришлось бы мучиться над книгой до конца дней своих. Слушай, мне снова пришла в голову умная мысль. А что, если обратиться за помощью к этому моему знакомому милиционеру?

— Ты что! — возмутилась сестра. — Тогда пришлось бы ему обо всем рассказать, выдать все наши секреты.

— И вовсе не обязательно выдавать! Скажу, вот нашел зашифрованную записку, интересно знать, о чем в ней написано. Для общего образования. А у них в милиции много всяких специалистов.

И наверняка есть расшифровочные книги. Яночка совсем уж было собралась отругать брата, но сдержалась. Может, он и прав? С шифром они могут промучиться неизвестно сколько времени, помощь специалистов очень бы пригодилась.

— Не знаю, — неуверенно сказала девочка. — Специалисты-то у них должны быть, во всех детективах есть. Только ни в коем случае не говорить, при каких обстоятельствах мы нашли записку.

— Дурак я, что ли? — обиделся Павлик. — Ни чего не скажу, попрошу, только, чтобы ихние специалисты разгадали, какая это книга. Не обязательно им читать, прочтем мы сами, они пусть только книжку вычислят.

Яночка никак не могла избавиться от сомнений.

— Кто их знает, этих специалистов. Может, ничего не отгадают, а к нам прицепятся — откуда шифр. Или сами прочтут, узнают нашу тайну. И придется нам оставить грымзу в покое. И выть больше не сможем.

— А мне кажется, обязательно узнают книгу, — убеждал сестру Павлик. — Ведь тут есть всякие под сказки, смотри вот это: 1974 и все эти приписки в скобках. Может, они сразу вспомнят, какая это книжка? Особенно если недавно прочитали. Я бы все-таки обратился к ним.

Наконец ему удалось убедить Яночку. Та согласилась и сразу же принялась распоряжаться:

— Тогда сделаем так. Записку им не отдадим еще потеряется. Давай перепишем ее, и ты отдашь им переписанную. Но сначала поближе познакомься с сержантом, узнай его получше, прежде чем доверяться. Не мешало бы тебе с ним поближе подружиться.

— Так я уже подружился. А для виду могу и твое письмо захватить и тоже попросить расшифровать. Ты о чем мне писала?

— Забыла... Ох, придется снова все вычислять, с ума сойти можно.

— Ты начала со слова «Иди», — напомнил мальчик. — Куда я должен был пойти?

— А! — обрадовалась сестра. — Вспомнила! Я хотела, чтобы ты пошел на почту и отправил мне заказное письмо. Мне пока не разрешают выходить из дому. Если поторопишься, до обеда успеешь. Вот, письмо себе я уже написала.

Павлик взял запечатанный конверт, сунул его в карман и свистнул Хабру.

— Прихвачу Хабра, еще разок потренируемся, пусть какого-нибудь почтальона обнюхает. А ты пока напиши шифрованное письмо. По его способу — римскими и арабскими цифрами. Я оба отдам сержанту для расшифровки.

Тяжело вздохнув, Яночка после ухода брата опять села за стол. Но тут она вспомнила, что завтра уже можно идти в школу, и настроение у нее сразу улучшилось.

9

— Ну, наш Хабр выдрессирован на классно! — заявил Павлик сестре, вернувшейся из школы. Сегодня сам устремился на почту, а когда увидел почтальона впереди меня, помчался к бабушке. Теперь очередь за бабушкой.

— Боюсь, с ней придется повозиться, — озабоченно отозвалась Яночка. — Бабушка не такая послушная, как Хабр. И вообще не представляю, как начать. — Все равно как, лишь бы поскорее. Не могу я болеть долго, у меня дела.

Яночка и сама понимала, что не мешало бы Павлика освободить из-под домашнего ареста. Дел действительно было много. Два дня назад, еще до того, как у Павлика испортилось здоровье, знакомому милицейскому сержанту были вручены две шифровки, и он мог уже их расшифровать. Болезнь Павлика озадачила и встревожила родных. Что такое? Сначала у Яночки, а теперь у него ни с того ни с сего разболелся живот. Особенно недоумевала бабушка — как можно при болях в желудке сохранить столь отменный аппетит? Но если какие подозрения у кого и возникли, они так же быстро и исчезли, ибо брат с сестрой приносили из школы одни пятерки. Итак, в принципе все шло по плану. Сначала четыре дня болезни, по два на нос, дрессировки Хабра. Теперь следовало приступать к выполнению следующих пунктов. Ни о чем не подозревавшая бабушка готовила в кухне обед. Сначала она довольно спокойно восприняла какую-то подозрительную возню в прихожей, перешептывание детей, хлопанье дверьми. Потом ей это надоело. Когда в очередной раз с силой грохнула входная дверь, бабушка высунулась из кухни и поинтересовалась:

— Дети, вы чем тут занимаетесь? Перестаньте грохать дверью!

Дети, похоже, только этого и ждали. Они тихонько проскользнули в кухню и уселись на табуретки.

Вежливые, воспитанные, кроткие дети, прямо два ангелочка.

— Бабуля, ты все равно отвлеклась, мы тебе не помешаем? — поинтересовался Павлик.

— Нет, конечно, мои дорогие, всегда рада вас видеть. А что?

— Бабуленька, скажи прямо, ты любишь эту гры... — начал было Павлик, да поперхнулся от сильного толчка в бок, который ему задала Яночка, ...эту пани? — поправился Павлик.

— Какую пани? — удивилась бабушка.

— Ту, что живет в нашем доме. Нашу соседку.

Бабушка задумалась — педагогично ли признаться собственным внукам в нехорошем чувстве, которое вызывает у нее неприятная соседка. Подумав, решила, что частично признаться можно.

— Не очень, — прямо ответила бабушка на вопрос. — А почему тебя это интересует?

— Потому что мы ее не любим, — ответила Яночка, а Павлик добавил:

— Рафал говорит — она ни за что из нашего дома не уедет. Дождется, когда мы сделаем ремонт, и заживет, как королева.

— Глупости говорит Рафал! — вспыхнула бабушка. — Соседка выразила согласие на обмен, даже договормы с ней заключили.

— Подумаешь, договор! — презрительно фыркнула Яночка. — Она видит — мы сторона заинтересованная, ну и будет здесь сидеть до упора, пока мы не заплатим ей миллионы. И будет делать нам гадости, чтобы мы поторопились заплатить.

— Уже делает! — поддержал Павлик атаку сестры.

Оставив без присмотра на плите сковороду с кот летами, бабушка повернулась к своим разговорчивым внукам.

— Что она делает?!

— Гадости! — не моргнув глазом повторил Павлик.

— Какие гадости? — захотела уточнить бабушка.

— Всевозможные, — ответила Яночка. — Бабуля, мы тебе скажем по секрету, только ты никому не говори. Она крадет наши письма! Бабушка в изумлении взглянула на внучку. Та глядела на нее невинными голубыми глазами.

— Детка, ты понимаешь, что говоришь? Зачем ей наши письма?

— Они ей не нужны. Она делает это просто из вредности.

Павлику аргументы сестры показались недостаточно убедительными, бледными какими-то. Надо их сделать более красочными.

— Крадет наши письма, рвет их на мелкие части и обрывки спускает в унитаз! — веско добавил он. Теперь совершенно ошеломленная бабушка уставилась на внука. Она словно воочию увидела жалкую судьбу несчастных писем. Ужасно!

— Езус-Мария! — вскричала она. — А ты откуда знаешь? Видел?!

— Нет, слышал, как она спускала воду у себя в уборной.

Бабушка немного пришла в себя. Перевернула уже немного подгоревшие котлеты, потом сказала, явно шокированная:

— Мало ли зачем человек спускает воду в туалете, не обязательно смывает наши письма.

Яночка продолжала ковать железо, пока горячо:

— Ты заметила, она всегда торчит в окне? А знаешь почему? Поджидает почтальона, чтобы перехватить его. И забирает у него все письма и посылки, которые он приносит в наш дом. А тебе хоть раз отдала?

— Вот именно! — подхватил Павлик. — Тебе хоть раз хоть одно письмишко отдала? Бабушка почувствовала, как внуки окончательно задурили ей голову. Явно несут чушь, но есть что-то такое в их словах... что-то похожее на правду. Соседка с самого начала казалась ей очень необщительной, неприятной особой, не вызывала симпатии, но чтобы до такой степени... Хотя кто ее знает?

— Но ведь мы иногда получаем письма, — по пыталась она возразить, однако Яночка тут же вы двинула контраргумент:

— А ты уверена, что все? Половину получаем, а другую половину она перехватывает. Из вредности! Бабушка перестала возражать, теперь и ей казалось, что дети правы. Вон сколько времени она ждет письмо от старой подруги из Кракова. И что? Письма нет как нет! А Моника только вчера жаловалась, что до сих пор не пришло письмо из-за границы, о котором известно, что его давно выслали. И Роман тоже о чем-то таком говорил...

— Но это же ужасно! — громко обратилась бабушка к внукам. — Это просто безобразие! Какова наглость! Об этом надо обязательно сказать вашему отцу.

— Ни в коем случае! — поспешила возразить Яночка. — Об этом никому нельзя говорить. Бабушка, ну как ты не понимаешь — разразится же жуткий скандал!

Павлик энергично поддержал сестру:

— А главное, мы ничего не докажем! Она отопрется, и мы окажемся в дураках! А она еще что-нибудь придумает.

— Но ведь нельзя же это так оставить! — волновалась бабушка.

— Вот именно, нельзя! — подхватила Яночка. — Надо обязательно принять меры. И мы кое-что при думали.

Тут бабушке срочно пришлось опять заняться котлетами на сковороде. Быстренько сняв их и положив новую порцию, она спросила с любопытством:

— Так что же вы придумали?

— Мы разработали план. Просто замечательный план!

— Понимаю, раз вы разработали, значит, он просто гениальный. А в чем же он состоит? Наступил самый ответственный момент. Яночка набрала полные легкие воздуха и выпалила:

— Ты тоже будешь подкарауливать почтальона, ведь в то время, — когда он приходит, из нас всех в доме бываешь только ты! И ты должна будешь подстеречь его и первой получить письмо, чтобы она не успела!

— А ее письма тебе не обязательно рвать на части и спускать в унитаз, — разрешил Павлик, — можешь отдавать ей, если хочешь.

— Вы случайно, не спятили? — возмутилась бабушка, — Как это я стану подкарауливать почтальона, на улице околачиваться, что ли?

— Зачем же на улице? Можно и дома. Будешь спокойно заниматься своими делами в кухне, подстерегать почтальона на улице за тебя будет Хабр.

— И не на улице, а у калитки, — уточнила Яночка. — Мы его уже научили, он свои обязанности знает. Как только увидит почтальона, сразу при мчится к тебе и скажет. А тебе останется только побыстрее выйти и встретить его. Понятно? Хабр прибежит к тебе и, возможно, даже залает. Это означает — идет почтальон. Ты, пожалуйста, не копайся, сразу же выходи, иначе та гры... та пани опять перехватит наши письма.

— А потом не забудь похвалить Хабра. Скажи:»Умный песик, хороший песик». Он очень это любит.

Не зная, как отнестись к неожиданному поручению, бабушка повернулась к плите и занялась таким привычным и понятным делом. И только сложив котлеты со сковороды в миску, сообразила, что поджарила их лишь с одной стороны. Пришлось снова выложить на сковороду.

— Оригинальный план вы разработали, ничего не скажешь, — отозвалась бабушка после продолжительного молчания, которое дети не решались нарушить. Они облегченно вздохнули, по тону поняв, что бабушка не сердится. — Выходит, я буду сотрудничать с собакой?

— А что здесь плохого? — обиделась за Хабра Яночка. — С ним сотрудничать одно удовольствие. Бабушка опять задумалась. По ее лицу было видно — она еще не решилась. Павлик счел целесообразным подтолкнуть ее в нужном направлении.

— От тебя зависит — будем ли мы все получать письма или нет! Ведь только ты можешь этим заняться.

— Бабуленька, согласись! — повисла на шее старушки Яночка. — Скажи, что согласна! Бабушка явно колебалась. План детей, безусловно, был довольно необычным, но в то же время — почему не попробовать? Неприятно действовать хитростью, но ведь надо же как-то противостоять козням этой неприятной особы. Вот только не подведет ли собака? Хотя известно, что для некоторых целей используются именно собаки... И все-таки бабушка еще долго не могла решиться. И только когда закипела вода для киселя, атакуемая с двух сторон бабушка сдалась.

— Хорошо, — сказала она, — так и быть, поработаем с Хабром, но только три дня. Пусть это будет испытательный срок. Если за три дня ничего не получится, обо всем расскажу вашему отцу, пусть сам принимает меры. Так когда мы приступаем к делу с вашей гениальной собакой?

— Да завтра и приступайте, — обрадовался Павлик. — И не смейся, он и в самом деле гениальный. Ты сама в этом убедишься.

— Прекрасно, может, в сотрудничестве с ним и я малость поумнею? Кто хочет облизать кастрюлю из-под киселя?

— Я! — одновременно воскликнули Яночка и Павлик, срываясь со своих табуреток. Гениальная собака полностью оправдала свою репутацию. Она уже твердо знала: как только появляется существо, от которого пахнет почтой, не медленно следует что-то предпринять. Последние три дня с ним в этом случае бежали к бабушке. Поскольку сейчас дома не было ни молодой хозяйки, ни заменяющего ее молодого человека, следовало самостоятельно мчаться к бабушке. Хабр, который издали почуял запах почтальона, так и сделал. Открывать дверь Хабр научился давно. Ничего сложного — подпрыгнуть и навалиться на ручку. Бабушка как раз кончила стирать и вышла из ванной. Увидев вбежавшую в прихожую собаку, она подумала — напачкает, придется подтирать пол. К сожалению, больше ни о чем и не подумала. Хабр сам заставил ее вспомнить наставления внуков. Он беспокойно крутился по прихожей, под бегал то к бабушке, то к двери, будто приглашая ее последовать за ним. В общем, явно чего-то от нее требовал.

— Что с тобой, песик? — спросила бабушка. — Ты чего-то от меня хочешь?

Оглядываясь на бабушку, Хабр направился к двери. Любой бы понял, чего хочет собака. Бабушка тоже поняла.

— Хочешь, чтобы я вышла с тобой? Зачем? Что там случилось? И вдруг вспомнила.

— Неужели ты и в самом деле предупреждаешь меня о почтальоне?

И даже не вытерев рук, бабушка помчалась к выходу, лишь сменив домашние тапочки на туфли, стоящие в прихожей. Обрадованный Хабр большими прыжками обогнал ее во дворе и первым под бежал к калитке. Почтальон уже приближался.

— И в самом деле — почтальон! — удивилась бабушка. — Надо же, просто поразительно умная собака! Намного умнее меня. Я-то, старая перечница, совсем забыла о своих обязанностях. Еще не много, и прозевала бы! Добрый день, добрый день! Последние слова адресовались почтальону, который уже остановился перед калиткой.

— Есть что-нибудь для нас?

— Добрый день, пани! — весело ответил почтальон. — Кажется, есть. Сейчас посмотрю. На фамилию Хабрович, — подсказала бабушка. — Или на Новицкую.

Вытащив из сумки пачку писем, почтальон перебрал их и одно протянул ей.

— Письмо Рафалу Новицкому. Вот, пожалуйста — Это мой внук, — сказала бабушка, принимая письмо. — А больше ничего нет?

— Больше ничего, — ответил почтальон, кладя оставшиеся письма в сумку. — Это ваша собака? Какой красавец! Последнее время я всегда вижу его у вашей калитки. И мне кажется, песик меня уже узнает.

Последнее обстоятельство явно льстило самолюбию работника почты, судя по тону, каким были произнесены эти слова.

— Не только красивый, но на редкость умный песик, — сказала бабушка, нежно гладя стоящего рядом Хабра. — И очень хорошо воспитан. А вас он и в самом деле узнает, даже издали. До свиданья!

На недостаток похвал Хабр никак не мог по жаловаться. Бабушка пришла в такой восторг от его сообразительности, что буквально засыпала его похвалами. Мало того, вернувшись в дом, угостила умную собачку большим куском сладкого кекса. Благодаря этому Хабр окончательно утвердился в убеждении, что когда появляется пахнущий почтой человек, о нем лучше всего сообщить именно бабушке, потому что, кроме ласк и похвал, получаешь еще и вкусный кекс. Правда, приходится при этом претерпеть довольно неприятную операцию, когда тебе вытирают тряпкой все четыре лапы, но ведь это сущие пустяки...

В этот день Яночка с Павликом вернулись позже обычного, потому что пришлось после уроков остаться на дополнительные занятия английским. Кроме того, Яночка зашла в библиотеку, чтобы сдать книги и взять новые, а Павлик общался со знакомым милиционером. Вот и получилось так, что они не успели переговорить с бабушкой до обеда, а теперь ей надо было накрывать на стол. Все собрались к обеду.

Улучив момент, когда в кухне была одна бабушка Яночка с Павликом спросили ее, как прошел день. — Вижу, что вы были правы, — ответила бабушка — И в самом деле, просто удивительно умная собака! Пришла ко мне и так ясно дала понять, что идет почтальон, будто сказала это человеческим голосом!

— О наконец-то ты его оценила! — заметил Павлик. — И что?

— И я вместе с ним встретила почтальона, когда он уже подходил к нашему дому.

— Были письма? — с волнением спросила Яночка.

— Было одно, Рафалу. Они оба с почтальоном уже знают друг друга.

— Рафал с почтальоном? — удивился Павлик.

— Если бы Рафал, бабушка бы сказала — втроем! — назидательно заметила Яночка. — А бабушка сказала — «вдвоем». На троих не говорят «вдвоем». Бабушка почувствовала, что у нее опять голова идет кругом.

— Не морочьте мне голову! — сердито сказала она внукам. — Я должна собирать на стол. А знают друг друга почтальон и Хабр. При чем тут Рафал?

— Бабуля, а как к этому отнеслась гры... наша соседка? — быстро задала Яночка главный вопрос. И в самом деле, времени в обрез, знакомство почтальона с Хабром можно обсудить и позже.

— То есть, в каком смысле? — удивилась бабушка.

— В смысле — что она делала? — поддержал сестру Павлик.

— Да ничего не делала, а что она должна была сделать? Броситься на меня и вырвать письмо у меня из рук? — саркастически поинтересовалась бабушка. — Письмо же было адресовано Рафалу.

— Нет, конечно, — не очень уверенно ответила Яночка, поскольку ожидала от соседки приблизительно такой реакции. — Но она ничего тебе не сказала? Ничего не предприняла? Ведь наверняка сидела в своем окне и видела почтальона.

— На нее я не обратила внимание, — виновато сказала бабушка, сознавая, что допустила оплошность. — Может, и сидела, да я на нее не смотрела. А собаку я похвалила! — добавила бабушка, чтобы перевести разговор с неприятной для нее темы. — И скормила ему последний кусок кекса. Наверное придется печь свежий.

— Что за собака! — восхитился Павлик. — Сколь ко пользы от него! Теперь еще и кекс спекут! Тут в кухню вошел Рафал. В руке он держал распечатанное письмо.

— Бабуля, — озадаченно произнес он. — Ты не знаешь, откуда взялось это письмо?

Бабушка удивилась вопросу:

— Что значит «откуда»? Почтальон принес.

— Ты уверена? Так просто почтальон взял и принес?

— Конечно, так просто. Я сама сегодня утром приняла от него. А в чем дело?

— Да странное оно какое-то. Похоже на глупую шутку...

Рафал не успел пояснить, чем именно письмо походит на глупую шутку, так как в этот момент в кухню заглянула пани Кристина в поисках своих детей. Кого-то из них она собиралась послать в магазин за хлебом. Правда, на сегодня хлеба хватило бы, но завтра воскресенье, магазины закрыты, так что хлеб следовало купить еще сегодня.

— Кто пойдет, Павлик или Яночка? — спросила мама.

— Можем вместе идти, только немного погодя, — ответил Павлик. — А что в письме? — спросил он Рафала.

— Говорю же, похоже на чью-то глупую шутку. Глупый розыгрыш!

— Да какой розыгрыш, скажешь наконец? — рассердился Павлик. — В чем дело? — заинтересовалась пани Крис тина. — Что случилось?

— Письмо я получил, — вздохнул Рафал. — Странное какое-то, вот я и подумал, может, кто из вас поможет разобраться.

В кухню заглянула пани Моника и, увидев сына, сказала:

— Рафал, там на столе лежало письмо... А! Ты уже его прочел?

— Он говорит — не письмо, а чей-то глупый розыгрыш, — пояснила бабушка.

— Не понимаю, — вошла в кухню тетя Моника — В чем дело? Что случилось? Всеобщее внимание окончательно вывело Рафала из себя.

— Да ничего не случилось особенного! — огрызнулся он. — Просто я получил дурацкое письмо. Собственно, даже не письмо, а просто коротенькая записка. Вот она, написана печатными буквами, без подписи. И Рафал зачитал вслух:

— «Имеем честь сообщить, что сегодня четверг».

— Четверг? — удивилась бабушка. — Ведь сего дня суббота.

Остальные молча глядели на Рафала, не зная, как отреагировать на странное послание. Особенно заинтригован был Павлик. Он первым и спросил:

— И что ты по этому поводу думаешь?

— Не знаю, что и думать! — раздраженно ответил Рафал. — Не иначе, кто-то из моих приятелей вздумал пошутить.

Особенно возмущена была бабушка.

— И из-за этого дурацкого письма я должна была как сумасшедшая мчаться вместе с собакой к почтальону, чтобы перехватить его!

— Бабуля! — предостерегающе крикнула Яночка, но бабушка никак не могла успокоиться.

— Мчаться сломя голову только для того, чтобы узнать, что сегодня суббота!

— Не суббота, а четверг! — поправил Рафал.

— Да нет же, сегодня суббота! — поправила его в свою очередь пани Кристина.

Все окончательно запутались с этими днями недели, какое-то время в кухне царила полная неразбериха. Тетя Моника громко кричала — она точно знает, сегодня суббота, ведь именно сегодня должен начаться ремонт в ее кухне. И вообще сюда она спустилась только для того, чтобы узнать — где ее брат. Ведь это он распоряжается ремонтом. Выяснилось, что пан Роман поехал за черепицей для крыши и неизвестно, когда вернется. Ремонт кухни тети Моники можно, в принципе, начинать без него. Пан Анджей, будущий муж тети Моники, уже пришел и принес необходимый инструмент, а Рафал ему поможет. Но без Романа тетя Моника не решалась начать ремонт, он, Роман, имел какую-то свою концепцию...

— Не концепцию, а краны, — вмешался Рафал. — Сто раз повторял — «избави вас Бог тронуть хоть один кран! « Ну вот, снова откладывать, — расстроилась тетя Моника. — Кристина, придется тебе примириться с мыслью, что мы до конца дней своих будем на вашем иждивении!

Это замечание напомнило пани Кристине об ее обязанностях.

— Я для того и пришла сюда. Дети, кто идет за хлебом? Поспешите, а то весь раскупят. Только на улице Яночка соизволила наконец вы вести из заблуждения брата:

— Ну что ты так удивляешься? Письмо Рафалу написала я. Надо же было проверить, успеет ли бабушка перехватить почтальона! Обычное письмо, даже не заказное. К тому же нельзя было допустить, чтобы почтальон не пришел, тогда нарушится ритм дрессировок и у бабушки, и у Хабра. Видишь, как здорово получилось!

— Здорово! — подтвердил Павлик. — Придумала ты здорово. Только при чем тут четверг?

— Потому что писала я в четверг, — пояснила Яночка. — Написала письмо в четверг, отправила пятницу, а пришло в субботу. Хорошо работает наша варшавская почта, правда?

— Правда, только я бы придумал что-нибудь по интереснее. А ты — «четверг»! Смотри, какой шум из-за этого поднялся!

— Ничего, главное — письмо пришло, бабушка усвоила свою задачу. Надо будет написать еще несколько писем, чтобы Хабр не потерял навыков, так написано в книге о служебном собаководстве. «Дрессировку собак следует проводить последовательно, главное, без перерывов», — процитировала ученую книгу девочка. — Так что у тебя будет возможность написать интересные письма.

— А зачем ты писала Рафалу? — не унимался брат. — Ведь мы же решили писать друг дружке.

— Тогда письма будем получать лишь мы с тобой, бабушка может что-то заподозрить. Нам никогда много писем не приходило, вот я и подумала — надо писать всем по очереди. И начала с Рафала.

— И теперь мы всем будем писать, что сегодня четверг? Сегодня суббота. А завтра воскресенье... Яночка рассердилась.

— И без тебя знаю. Ведь только что объяснила: можно о чем угодно, главное — чтобы все получали письма, а бабушка с Хабром постоянно находились в хорошей форме. — Павлик помолчал, обдумывая услышанное, потом возразил:

— Нет, о чем угодно писать нельзя. Тогда все начнут поднимать такой же шум, как Рафал сегодня. Надо какие-то осмысленные письма писать. И не очень важные. Такие, когда письмо прочтут, примут к сведению и выбросят в корзину. Например, такие, как бюллетень, который приходит отцу раз в неделю. В нем сообщаются всякие ненужные вещи — какие пройдут лекции, кто в их профсоюзе назначен на новую должность, а кто умер.

— Ну, во-первых, такие бюллетени приходят не в конверте, а во-вторых, отец их выбрасывает в корзину не читая, — возразила Яночка. — Вспомни, в прошлом году, когда собирали макулатуру для школы, у нас были сплошные бюллетени.

— Так я же не настаиваю именно на бюллетенях. Я сказал — такие, например, как бюллетени. Чтобы не вызывало недоумения. А то опять поднимут крик — «розыгрыш, глупая шутка».

— Ну, тогда я и не знаю, о чем писать, — приуныла Яночка.

Брат проявил фантазию, которой явно не хватало сестре.

— Можно писать о паровозах! О погоде на следующую неделю! О...

— ... о «зеленом друге»! — подхватила Яночка. — «Имеем честь напомнить о необходимости бережно относиться к зеленым насаждениям», — сочинила она на ходу.

— Прекрасно, зелень так зелень, — согласился Павлик. — И еще придумаем что-нибудь в том же духе. Например, извещение о том, что в нашем парке все скамейки заново окрашены. «Осторожно... « — А мама получит приглашение на «Собрание кружка домашних хозяек». Она терпеть не может собрания, разозлится и выбросит письмо. — «Дешевая распродажа», — предложил Павлик.

— Тоже неплохо. Хотя нет, бабушка может заинтересоваться. Ладно, придумаем что-нибудь. И писать будем не от руки, а на пишущей машинке тети Моники. Придумала! Напишем, что изменяется расписание скорых поездов. Теперь все они отправляются на минуту раньше.

— На минуту?

— Ну да, чтобы никто не опоздал, если и в самом деле придется ехать куда-нибудь. Минута роли не играет.

В булочную только что поступил свежий хлеб, набежала очередь. Дети пристроились в хвосте и продолжали разговор. Еще столько всего надо обсудить!

— Теперь расскажи о встрече со своим другом-милиционером, — попросила Яночка. — Расшифровали они нашу записку?

— Не состоялась встреча, — вздохнул Павлик. — Совсем не было времени.

— У тебя были дела поважнее? — рассердилась Яночка. — «Времени не было»!

— Не у меня, у него не было времени, — пояснил Павлик.

— И ничего тебе не сообщил?

— Сообщил, а как же! Что записку они еще не расшифровали, не такое простое это оказалось дело, но они еще не потеряли надежды. Мы договорились с ним встретиться на будущей неделе.

— И напомни ему, чтобы обязательно покатал меня в патрульной машине. А сегодня давай немного повоем. Начали ремонт в кухне тети Моники, нельзя упускать такой случай. Павлик кивнул головой, соглашаясь. Он сразу понял, что Яночка имела в виду.

— Ясно, они днем будут там стучать, а ночью как завоет! Значит, расшатали стены. А мы прихватим фонарик, чтобы на чердаке все хорошенько осмотреть. Прошлый раз я заметил там железки, из них получится потрясный поезд. И еще кое-что заодно прихвачу...

10

А через неделю, уже с самого понедельника, события пошли развиваться в потрясающем темпе. Бабушка не могла дождаться возвращения внуков из школы, выглядывая то и дело в окно, и встретила их на пороге дома.

— Ну где вы запропастились? — накинулась она на детей. — Жду и жду, тут такое, такое, а вас все нет! Куда вы запропастились? Ответа на свой вопрос бабушка не получила. Оба, и Яночка, и Павлик, не сочли нужным информировать бабушку, что Павлик ожидал милицейскую патрульную машину, а Яночка ждала Павлика. По этому Яночка невежливо ответила вопросом на вопрос:

— А что случилось, бабуля?

— Раз уж у нас с вами завелись секреты, — на чала бабушка. — Павлик, вытирай как следует ноги на улице грязь! А куртку повесь, опять бросил! Раз уж у нас с вами общие секреты, а с Хабром я сотрудничаю, надо кое о чем посоветоваться. Павлик переобуйся в тапки! А ботинки нечего разбрасывать посередине комнаты, поставь где следует, сколько раз тебе говорить!

Павлик поторопился все скоренько сделать, иначе бабушка так и не соберется сказать, что же случилось.

Наконец дети разделись, переобулись в домашние тапочки, вымыли руки. Теперь можно было спокойно разговаривать.

— Знаете, сегодня соседка успела до меня пере хватить почтальона! — выпалила бабушка свою потрясающую новость.

— Ну, бабуля! — возмутился Павлик. — Небось, ты долго копалась?

— Или вздремнула? — добавила Яночка.

— Ничего подобного! — возмутилась бабушка. — Я сидела вот здесь, внизу, вязала. И сразу услышала, как Хабр прыгает на дверную ручку. Просто он слишком поздно прибежал.

— Хабр подвел? — вскрикнул Павлик. — Быть такого не может!

— Да нет, не в этом дело! — нервно пояснила бабушка. — Хабр не виноват, потому что он не был уверен. Видели бы вы, как собака волновалась, беспокоилась, места себе не находила. Я даже испугалась. А Хабр просто не был уверен, что поступает правильно. Дело в том, что сегодня посылку принес кто-то другой. Не наш почтальон.

— А кто же?

— Говорю вам — какой-то незнакомый. И я сразу извинилась перед ним, что обругала его.

— Бабуля! За что ты обругала незнакомого почтальона?

— Да не почтальона, а Хабра! Выхожу, а соседка уже у калитки стоит и принимает посылку почтальона. Вот я Хабра и обозвала «растяпой». А он не виноват, это был совсем другой человек, может, запах у него другой, я не знаю, в запахах не разбираюсь...

— Бабуля, да расскажи же толком, что произошло! — попросила Яночка. — Похоже, событие и в самом деле из ряда вон выходящее, надо знать все подробности.

Бабушка и сама понимала, что рассказывает несколько сумбурно. Вздохнув, она села в кресло.

— Правильно, подозреваемых всегда усаживают! — сказал Павлик, швырнул в угол ранец и сел напротив бабушки на стол. Бабушка в спокойном состоянии ни за что не разрешила бы внуку такое, но сейчас просто не обратила внимания. Яночка села рядом, нормально на табуретку, подогнув под себя ноги, и, опершись локтями о стол, приготовилась внимательно слушать. Бабушка сосредоточилась.

— Сначала пришел незнакомый почтальон, — сказала бабушка. — А наш пришел позже.

— Бабуля, начни сначала, — сурово сказала Яночка. — Что-то ты крутишь.

— Подозреваемая путается в своих показаниях, — с удовлетворением констатировал Павлик.

— Если вы будете меня. прерывать на каждом слове, я больше ничего не скажу! — рассердилась бабушка. — Поймите, наконец, Хабр промедлил только потому, что это не был типичный почтальон.

— А по виду почтальон? — уточнил Павлик.

— Вроде, я не присматривалась, потому что очень расстроилась, увидев соседку уже у калитки. И он ей что-то передавал.

— Наши письма?!

— Нет, не похоже. Какую-то посылку. Я спросила, нет ли чего для нас, он буркнул, что нет, есть только посылка вот для этой пани. Я хотела его еще спросить, почему пришел он, а не наш постоянный почтальон, но он повернулся и ушел. Такой невежливый!

Яночка вскочила со стула.

— Надо было подсмотреть, что в той посылке! — взволнованно крикнула она. — Может, посылка тоже была наша?

— Почтальон ясно сказал — для этой пани! — возразила бабушка. — И как бы я стала подсматривать? Соседка схватила свою посылку и сразу с ней ушла к себе. Я еще почтальона расспрашивала, а ее уже не было!

— Подозрительно, — задумчиво протянул Павлик. — А что с нашим почтальоном?

— А наш пришел немного позже, через пол часа примерно. Принес письма для нас. Так что, думаю, все в порядке, — закончила бабушка не очень уверенно.

— Не думаю, что все в порядке, — сказала девочка, а брат продолжал по всем милицейским правилам допрос «подозреваемой».

— Ты спросила нашего о том, первом?

«Подозреваемая» давала теперь четкие и ясные ответы, с полуслова схватывая смысл вопросов.

Прямо на глазах дозревала!

— Конечно, первым делом спросила.

— И что он сказал?

— Что у них посылки действительно иногда разносят другие, внештатные сотрудники. Даже сказал, в каких именно случаях, да я не запомнила.

— Очень плохо! — выразил недовольство Павлик.

— Самое плохое — что она успела перехватить посылку! — сказала Яночка. — Наверное, от того доставщика и в самом деле не пахло почтой. Ни чего, в следующий раз Хабр уже о нем обязательно предупредит. Только ты не подкачай, бабуля. Нам тоже могут приходить посылки.

— А ты объяснила собаке, в чем ее промашка? — сурово поинтересовался у бабушки внук.

Бабушка виновато вздохнула.

— Как-то так все получилось неожиданно... Я и сама не сразу разобралась в этих почтальонах и сначала накричала на Хабра, отругала его, потом извинилась. Не знаю, понял ли.

— Уж Хабр наверняка понял, — уверенно сказала его хозяйки. — Теперь будет сообщать тебе обо всех почтальонах. Не огорчайся, бабуля, постарайся в следующий раз не оплошать.

Павлик был очень недоволен.

— Ничего никому нельзя поручить! — разворчался он. — За всем приходится следить самому. Тут бабушка заметила наконец, что внук сидит на столе, и к ней вернулись прежняя энергия и властный тон.

— Павлик, немедленно слезь со стола! Хоть мы и сотрудничаем, это вовсе не означает, что ты можешь вести себя, как хулиган! А я специально для Хабра испекла кекс. И он получит кусок больше, чем ты!

Домой супруги Хабровичи вернулись поздно и сразу за порогом споткнулись о какие-то железки и провода. Оказалось, вся их квартира, начиная с прихожей, представляет железнодорожные пути, по которым движутся поезда. Вот этот должен наконец доехать до вокзала. Дети всецело были заняты новой игрой.

— Смотреть под ноги надо! — раздраженно крикнул на родителей Павлик. — Того и гляди развалите нам все! Не могли прийти немного позже?

— А вы знаете, сколько времени? — строго поинтересовалась пани Кристина. — Вам уже спать пора, а вы, наверное, еще и не ужинали?

— Ужин от нас не уйдет, а вот поезд никак не доберется до станции!

— Чтобы вы не придирались, я уже накрыла на стол! — сказала Яночка, занятая проталкиванием через туннель какой-то сложной металлической конструкции.

— Если не хотите, чтобы к вам придирались, немедленно уберите с пола все это железнодорожное безобразие, — сказала пани Кристина, направ ляясь в кухню. Поскольку в комнатах ступить было негде, пан Роман отправился на кухню тоже, продолжая начатый в машине разговор:

— И собственно, можно было бы заняться стенами, если бы не эти водопроводные трубы в них. Крышу нам сделают за два дня, полы — за неделю, кухню Моники тоже за неделю могли бы закончить, ванная ее займет всего несколько часов, и Анджей мог бы переселяться. Если бы не проклятые трубы!

— Ты и в самом деле не можешь нигде найти эти, как их...

— Муфточки! Редукторы! И в самом деле!

— Даже в валютных магазинах? — не поверила пани Кристина.

— Даже! — в отчаянии выкрикнул пан Роман. — В валютке о них и понятия не имеют. Запчасти для машин — пожалуйста! Оборудование для ванных — пожалуйста! А вот чтобы только какие-то редукторы — так нет! Правда, сегодня в одном месте сказали — назовите нам фирму-производитель, мы с ней свяжемся и доставим вам что надо. Откуда, черт возьми, мне знать, какая западная фирма производит редукторы? И как они называются по-иностранному?

— Может, обратиться к Бонифацию? — посоветовала пани Кристина, нарезая хлеб.

— Я уже сам о нем подумал, позвонил ему в Лондон. Так он мне ответил: как я могу покупать вещь, если не знаю, как она выглядит и называется по-английски? Нет, я спячу, больше я не выдержу!

— Успокойся, все образуется, — как обычно, от реагировала жена. — Вот, сядь, поешь, а детям я от несу бутерброды, знаю, их не скоро дождешься. Видел, игра в самом разгаре? А ты пока почитай письмо, вот, тут тебе пришло какое-то письмо.

Пани Кристина пододвинула мужу бутерброды, налила стакан чаю, дала в руки письмо, которое лежало на столе, а сама отправилась к детям с под носом.

Страдать в одиночестве не имело смысла. Пан Роман со своим бутербродом и письмом пошел следом за женой, продолжая жаловаться:

— Как я могу успокоиться, когда обо всем уже договорено, сантехники меня торопят, скоро зима, и если сейчас не сделаем ремонт, неизвестно, на сколько вообще придется его отложить. А это еще что?

— Дети, поешьте, потом уберете свою игру, — распорядилась пани Кристина и повернулась, к мужу:

— Ты о чем?

— «Информируем, что торги на поставку железнодорожных шпал проводятся третьего ноября с восьми часов утра. Цены снижены. Не упустите свой шанс! « — прочитал вслух письмо пан Роман и в полном недоумении спросил:

— На кой мне железнодорожные шпалы?!

— Не удивляйся, последнее время вообще стали рассылать какие-то странные сообщения, — сказала пани Кристина.

— А что, не только я получил?

— Не только ты. Папе, например, сообщили о том, что скамейки в нашем парке свежеокрашены. Представляешь, красить скамейки осенью! А маме и вовсе прислали объявление, лишенное всякого смысла: рекламу фирмы по обустройству яхт крейсерского класса. Дети, поешьте, потом уберете свою железную дорогу.

У пана Романа и в самом деле была нелегкая жизнь. Переезд в новый дом и обустройство последнего смело можно было приравнять к катастрофе. На каждом шагу проблемы, а помощи никто оказать не может. Одному приходится заниматься всем. Проклятое наследство обернулось для него лишь негативной стороной, никакой пользы от него.

— Маме только этого и не хватало, — сказал пан Роман. — Она и без того вот-вот спятит из-за того, что дом разваливается. В кухне Моники не разрешила вбить ни одного гвоздя, боится — из-за малейшего сотрясения стены рухнут. По ее словам мы нарушили какое-то там равновесие, и теперь каждую ночь все трещит и разваливается. К тому же воет и стонет.

— Не огорчайся, — отозвался из своего угла Павлик, гремя железками. — Бабушка того и гляди дозреет и перестанет нервничать.

— Что ты сказал? — не поверил своим ушам папа, а мама крикнула:

— Павлик! Кому я сказала — поешь! Потом уберешь за собой. Руки вымой!

— Ты же сказала — убрать с пола все наше железнодорожное безобразие, — обиделся сын, — вот я и убираю. Уже сама не знаешь, чего хочешь!

— Ты как выражаешься? — напустился на сына пан Роман. — Бабушка дозреет? В каком смысле?

— В умственном, — пояснил Павлик. — А что такого? Я очень хорошо о бабушке выражаюсь. Она стала почти такая же умная, как и наш Хабр. Ей на пользу дружба с ним. Она сама так сказала, и не придирайся ко мне. Ну вот и все! — и мальчик поднялся с пола. Все железки были аккуратно со браны в угол.

Сравнение с Хабром как-то не убедило пана Романа, он не мог оставить без внимания неуважительное отношение к своей матери. И вообще, в последнее время дети разболтались. Неудивительно, у родителей с этим переездом совсем не остается времени для их воспитания.

— Мне кажется, — суровым тоном начал пан Роман, решив провести воспитательную работу не медленно, — мне кажется...

И он вдруг замолчал, уставившись в угол, куда Павлик только что свалил свои железки. Давно уже сидевшая за столом послушная Яночка проследила за направлением отцовского взгляда и встревожилась Как назло, Павлика в этот момент не было, он в ванной отмывал руки. А пан Хабрович так долго и неподвижно глядел в угол, что встревожилась и пани Кристина.

— Что с тобой? — спросила она. — Ну не убрали до конца, ничего, после ужина унесут эту груду железа. Не нервничай так!

— Господи Боже мой! — странным, прерывающимся голосом произнес пан Роман и, с трудом встав со стула, на подгибающихся ногах направился в угол, не сводя с него взгляда. Нагнувшись над кучей железок, он издал какой-то сдавленный крик и схватил один из массивных железных предметов, лежащих сверху кучи.

Павлик вернулся из ванной и уселся за стол.

Пани Кристина и Яночка обеспокоенно наблюдали за хозяином дома. Яночка притихла, как мышь под метлой, боялась дохнуть.

— Павлик! — страшным голосом крикнул вдруг пан Хабрович. — Откуда это у тебя?! Вздрогнув от неожиданности, ни о чем не по дозревавший Павлик уронил на стол бутерброд.

— Что? — не понял он.

— А вот это! — прогремел отец, потрясая над головой железным предметом, поднятым с кучи. — Ведь это же муфточка! Редуктор! Я из сил выбиваюсь, ищу их по всему свету, а они тут играют ими! Переглянувшись с сестрой, Павлик ответил не винным голосом:

— Пожалуйста, я могу его тебе подарить. Мне не жалко.

Щедрый дар как-то не удовлетворил пана Хабровича, он требовал от сына ответа — откуда у него бесценная запчасть. Павлик молчал растерянно, не зная, что ответить. Яночка тоже молчала. И ей не приходила в голову ни одна светлая мысль.

— Павлик! — осуждающе промолвила мама. Больше молчать было нельзя, срочно надо что-то придумать.

— Ну... — неуверенно начал Павлик и так же неуверенно закончил, ничего лучшего, как видно не придумав:

— Нашел я его.

Прижимая к груди драгоценный редуктор, пан Роман бросился к столу, споткнулся о собственный стул и принялся под лампой рассматривать неожиданную находку. Сомнений не осталось — то, что нужно! Лицо папы сияло таким светом, что было странно — зачем еще свет лампы?

— Где нашел?! — прокричал он. — Сынок, где ты нашел это богатство? Это сокровище! Довоенная муфточка, латунная, теперь таких ни за какие деньги не найдешь! В прекрасном состоянии! Где ты ее нашел?

До Павлика наконец дошло, что отец не собирается разорвать его на части, напротив, он неимоверно счастлив. Переведя дух, мальчик подобрал бутерброд, затолкал его в рот и принялся жевать, чтобы выиграть время и придумать правдоподобный ответ.

— Как тебе сказать, — прошамкал он, — в таких, знаешь... старых кучах металлолома...

— А где эти кучи? — не отставал отец. — У склада металлолома?

— Ну, не совсем у склада, — мальчик взглянул на сестру. Почему не приходит на помощь? — Вернее, совсем не у склада...

— Павлик! Не выводи меня из себя! — рассердился отец.

— Мы нашли это на свалке! — подала голос Яночка. — Вернее, он нашел. Здесь, недалеко! Сев наконец на стул, но все еще дрожа от возбуждения, папа обратился к обоим своим детям:

— Слушайте, надо на этой свалке как следует поискать! Может, там найдутся еще! — Сначала поужинайте! — вмешалась мама. — Садись и ешь! Покажи свою драгоценную муфточку! Папе кусок в горло не шел. Вручив жене латунное сокровище, он принялся объяснять:

— Вот видишь резьбу внутри? Накручивается трубу, а вот с этой стороны монтируется на... на что хочешь — кран, мойку, унитаз. Вот тут под крутишь и подгонишь к нужному сечению труб. Без них просто невозможно подогнать новую арматуру к старым трубам, понимаешь? Вот тут вставляется, а вот так накручивается и регулируется... Потому редуктором и называется.

— И такой малости ты нигде не мог достать? — удивилась пани Кристина, вертя в руках невзрачную железку.

— Вот именно! «Малости»! — опять взорвался пан Хабрович. — Продаются у нас, но в них вот эта часть короче, чем надо, а тут сечение неподходящее! Трубы в нашем доме довоенного диаметра, таких теперь не делают! Дети, после ужина отправляемся на свалку! Вместе и поищем! Дети тем временем успели прийти в себя и без слов поняли друг друга. Родители ни в коем случае не должны узнать об их ночных эскападах на чердак. Впрочем, будь они дневными — тоже не следует о них знать предкам.

— Что ты, папа! — возразил Павлик. — Туда в темноте и соваться нечего! Мы потом сами поищем. А у меня есть еще один, я могу тебе и его подарить.

— Где?! — вскинулся папа.

— В прихожей, там у нас остался второй паровоз...

Не дожидаясь сына, папа помчался в прихожую. Оттуда послышался шум, бренчанье, и вот папа вернулся, с торжеством показывая бесценную запчасть.

— Вот он! Редуктор! И в самом деле! Дети, вы мне жизнь спасли! Немедленно говорите, где эта свалка, на которой валяются такие сокровища? Ну вот, опять он о свалке! А Павлик уже надеялся, что хотя бы до завтра их оставят в покое, до тех пор они с сестрой что-нибудь придумают приходится врать снова. И тяжело вздохнув, Пав лик ответил:

— Ну что с того, даже если я тебе и скажу? Все равно тебе туда ходу нет.

— Почему это нет? Вам есть, а мне нет? — не унимался папа.

— Вот именно! — пришла Яночка на помощь брату. — Мы туда пролезаем через дыру в заборе. Мы пролезем, а ты непременно застрянешь. Она узкая, а ты толстый. Бабушка напрасно уверяет что ты тощий. И вообще мы считаем, что тебе не солидно по свалкам шляться. Мы сами поищем, я помогу Павлику. А тебе, в твоем возрасте...

— Думаю, они правы, — поддержала детей и мама.

— Да я же сегодня ночью глаз не сомкну! Подумаешь, несолидно! Ладно, не пролезу в дыру, так пойду с вами и подожду снаружи.

— Удивляюсь я тебе, папа, — укоризненно за метил сын. — Ты занимаешь такую важную должность, сколько раз твердил нам, когда тебя о чем-то просили. Помнишь? Ты говорил, что занимаешь такое положение... несолидно при твоем положении... что станут говорить знакомые... Мы тоже считаем, при твоем положении несолидно по свалкам шастать, у тебя есть дела поважнее.

— Сейчас нет для меня ничего важнее этих редукторов! — воскликнул папа. — Из-за вот этой маленькой штучки приостановлен ремонт. Она мне жизнь отравляет, спать по ночам не могу! Ладно, отправитесь без меня, но чуть свет! Еще до школы! А то еще вывезут куда эти муфточки или кто другой их украдет.

— Не вывезут, успокойся, — сказала Яночка.

— А ты откуда знаешь?

— Знаю, — твердо ответила дочь. — Оттуда не вывозят.

Пани Кристине показалась подозрительной такая уверенность. Сердце матери подсказало, — что-то тут не так.

— Дети, а может, вы нашли их не на свалке? — спросила мама. — Может, они на складе лежали, а вы незаконно проникли в чужое помещение?

— Нет, не в чужое, — неуверенно начал Павлик, сестра, толкнув его в бок, ответила уверенно:

— нет. На этот раз нет. Папа явно наплевал на хорошее воспитание. Он непедагогично воскликнул:

— А пусть даже и украли! Мне все равно.

— Роман! — строго одернула его мама. — Что ты говоришь?

Папа спохватился:

— Ох, и в самом деле... Уже не знаю, что и говорю, голова кругом идет от всех этих забот. Я хотел сказать — если даже украли, скажите где, я пойду и отдам деньги.

Пани Кристина поняла, что мужу сейчас не до педагогики, и поспешила перевести разговор:

— Дети, не слушайте папу, папа немного нервничает. Кончайте ужин, Павлик, налить тебе еще чаю? Поешьте спокойно. Сегодня у всех нас был тяжелый день, надо пораньше пойти спать, отдохнуть.

Никогда еще дети в таком темпе не справлялись с ужином, никогда с такой охотой не отправлялись спать. Самостоятельно, без всяких уговоров и отговорок. Скорей, скорей, закрыться в своей комнате, избавиться наконец от бесконечных расспросов отца о муфточках. Столько проблем надо обсудить!

— Выходит, сегодня ночью придется лезть на чердак, — мрачно сказал Павлик. — Не знаю, как незаметно мы проберемся туда, если отец, как обещал, глаз не сомкнет. Еще услышит!

— Это он только говорит, а потом спит как убитый, — успокоила Павлика сестра. — Слышал, как храпит? И бабушка тоже. «Спать из-за этих стуков не могу», а потом рассказывает, какой сон видела.

— Будем надеяться, — вздохнул Павлик. — Все равно придется подольше подождать, пока все не заснут. Вот только найдем ли мы на чердаке еще эти чертовы редукторы? Вдруг там больше ничего нет! Тогда ни за что не отговоришь отца, придется вместе с ним на какую-нибудь свалку отправиться.

— Придется, — согласилась сестра. — А ты помнишь, там были еще? — Кажется, были, и вроде много. Я не брал, мне ни к чему, — ответил Павлик.

— Не знаю, как и быть, — сказала Яночка. — ну влезем мы на чердак, принесем еще немного этих железяк. А как дальше поступить? Ведь отец собирается чуть свет с нами отправиться за ними на свалку. Сказать, что нам стало жалко его будить и мы без него сбегали? Или спрятать на какой-нибудь подходящей свалке и привести отца в это место?

— Второе исключено! — сказал рассудительный Павлик. — Где ты так с ходу найдешь подходящую свалку с узкой дырой, в которую папа не пролезет? Да и когда искать, сейчас, ночью? Нет придется из жалости.

— Значит, придется нам в пять утра вставать, — Яночка зевнула во весь рот. — И постараться сделать так, чтобы он нас увидел, когда мы будем делать вид, что возвращаемся домой из города.

— Ну и жизнь! — недовольно проворчал Пав лик. — Среди ночи просыпайся и лезь на чердак. Потом вставай чуть свет и делай вид, что возвращаешься домой. Неужели эти взрослые никогда не научатся сами решать свои проблемы? Когда ранним утром Павлик с Яночкой забра лись в свой шалаш в саду, карманы куртки мальчика оттягивали четырнадцать латунных муфточек. Первая часть задачи была выполнена. Оставалось время немного передохнуть и подкрепиться кексом, захваченным из кухни. Подкрепились. И Хабру, разумеется, дали.

Папа еще спал, делать было нечего. Глаза слипались, чтобы не заснуть, дети, отчаянно зевая, тихонько переговаривались. Хабр съел свой кекс, поблагодарил и лег, но вдруг навострил уши, принял сидячее положение и принялся глядеть на улицу. Павлик посмотрел туда же и ткнул сестру в бок.

— Гляди, — сказал он. — Там кто-то шевелится.

Приглядевшись, дети заметили, как рядом с одной из запаркованных у тротуара машин сидел я корточках человек и что-то делал. Слышался лишь негромкий скрежещущий звук. Но вот человек привстал — видно, ноги затекли — и переменил положение. Дети поняли, чем он занимался: на дверце автомашины выводил большую букву «д», соскребая лак. Половину буквы уже изобразил.

— Хулиган, — равнодушно сказала Яночка.

Человек усердно трудился. Вот уже на дверце красовалось «Д» целиком. Немного кривое, зато большое.

— Фии, — пренебрежительно присвистнул Павлик, — мог бы что похлеще написать.

— И вовсе нет! — живо возразила сестра. — Следующая буква вовсе не «у», гляди, что пишет! «ДВОР»! Разве хулиганы такие слова пишут?

Павлик тоже удивился.

— И вообще, чего так мучиться? Вон сколько труда стоило это «в» изобразить. Если хотел исчертить лак, не обязательно писать трудные буквы.

— Погоди, он еще не кончил, — перебила девочка.

Странный хулиган и в самом деле продолжал сопя трудиться над дверцей автомашины. После первого слова он изобразил нацеленную вверх стрелу и тоже большими кривыми буквами написал слово «ДЫМ». Оглянувшись, не видит ли кто, он принялся опять царапать дверцу машины перочинным ножом, но тут до Павлика вдруг дошло.

— Слушай! — чуть не во весь голос крикнул он.

— Ведь это же наша машина!

— Америку открыл! — презрительно прошептала Яночка. — Я это поняла с самого начала. А теперь надо понять, в чем тут дело. Явно какая-то тайна, но при чем тут наша машина? Не мешай ему.

— Ты что? ! Глядеть спокойно, как хулиган портит нашу машину? Отец нам шеи свернет!

— С чего это? — поинтересовалась Яночка. — не мы ведь портим.

— Но мы спокойно глядим, как на наших глазах портят! — И вовсе мы не глядим. Даже при желании мы с тобой ничего не могли бы заметить. Ведь нас тут нет!

— А где же мы? — не понял Павлик.

— На свалке! — веско сказала сестра. — Разыскиваем в мусоре эти его железные штучки.

— Латунные, — автоматически поправил Павлик.

— Пусть латунные, А они для отца — самое главное, ведь он нам это вчера сто раз повторил. Остальное для него не существует. Машина тоже.

— Ты как хочешь, а я не могу спокойно смотреть на такое варварство! — решительно заявил Павлик.

Тихонько вылез из шалаша, тихонько пробрался вдоль забора к дыре, тихонько протиснулся в неё и, подкравшись к хулигану, запустил в него камешком, захваченным в саду. Застигнутый врасплох хулиган как-то по-заячьи вскрикнул и не оглядываясь пустился наутек. Когда он уже скрылся за углом, Яночка выпустила из объятий рвущегося вслед за злодеем Хабра и принялась успокаивать собаку и ругать брата.

— Спокойно, песик, не беги за этим нехорошим человеком, успокойся, оставь его в покое, лежать, Хабр. Неужели нельзя было предупредить? Испугал мне собаку!

— Сбежал бандит! — расстроился Павлик. — Всю дверцу исчертил! Что мы отцу скажем?

— Ничего говорить не будем! Раз мы не могли видеть, как ее уродовали, ничего и говорить не можем. Неужели непонятно?

— Так ничего и не скажем?

— Ни словечка! — подтвердила Яночка.

— Ну, не знаю, — продолжал сомневаться огорченный Павлик, — Я бы этого так не оставил. Слушай, а своему знакомому милиционеру я могу сказать о хулигане? Вдруг это вообще какой преступник? Пусть его поймают.

— Ну милиционеру, пожалуй, можно, — согласилась Яночка. — А это преступник, точно! — оживился Павлик. — Я немного увидел его лицо, когда подкрался ближе — рассмотрел. Знаешь, какая морда? Тупая, как у барана.

— А какие у него черные когти, заметил? — спросила Яночка. — Наверное, никогда руки не моет. — Когтей черных я не заметил, — задумался Павлик, — А вот такую черную лепешку под ухом видел. Думаешь, тоже от грязи?

— Да, я тоже заметила, но, по-моему, это большая родинка, а не от грязи. Хотя... Родинки тоже могут быть грязные. Так что же будем делать?

— Думаю, можем уже возвращаться домой, — ответила сестра, — Никто не знает, сколько времени нас не было дома, мы с тобой сто раз успели на свалку сбегать.

Папа уже проснулся. Полуодетый, он по всему дому разыскивал пропавших детей и перебудил всю семью. Услышав, как хлопнула входная дверь, папа кинулся в прихожую.

— Куда вы запропастились? — накинулся он на своих отпрысков. — Я давно жду. Ведь мы же собирались с самого утра на свалку!

Последние слова услышала спускавшаяся по лестнице его сестра, тетя Моника, и поинтересовалась:

— Почему на свалку? Больше ты уже ни на что не годишься?

Брат не ответил ей, потому что Павлик отвечал отцу:

— Тебе туда уже не надо. Мы без тебя сбегали.

— И что? — в волнении выкрикнул папа.

Вместо ответа сын полез в карманы и вытащил пригоршню блестящих металлических штучек.

— Вот, мы там нашли. Четырнадцать штук. Хватит тебе?

И Павлик принялся опорожнять карманы. У папы перехватило дыхание. Он замер, вытянув вперед руки, в которые уже не вмещались со кровища. Павлик наклонился, подбирая с пола пыльные муфточки. Пан Роман стоял, как памятник самому себе, с той лишь разницей, что лицо его попеременно то бледнело, то становилось пунцовым. И в этот момент в прихожую вышла в халате пани Кристина.

— Так я и думала, что они отправятся за этими штучками без тебя, — сказала мама и крикнула:

— Моника, придется тебе поторопиться со своей ванной!

Любопытная тетя Моника поспешила в прихожую.

— А что случилось? Что вообще тут происходит? У Романа такой вид, будто ему явился ангел господень.

— Просто он получил наконец свои драгоценные муфточки. Теперь можно начинать ремонт, — ответила пани Кристина.

И тут пан Хабрович ожил.

— Ура! — диким голосом завыл он. — Гоп-ля! У-ха-ха!

И пустился в какой-то сумасшедший разбойничий танец, кружась и подпрыгивая. Сделал попытку заставить плясать с собой жену, которая с криком вырывалась от него. Ошеломленная тетя Моника в страхе попятилась из прихожей, дети забились в угол. Отец безумствовал. С криками и воплями, огромными прыжками носился он по прихожей, радость переполняла все его существо и требовала выхода.

— У-ха-ха! — выкрикивал он. — Гоп-ля! Танцу ют все! Оркестр, туш! У-ха-ха!

— Мама, Роман сошел с ума! — во весь голос кричала испуганная тетя Моника.

Пани Кристина пыталась образумить мужа:

— Роман, успокойся же! Да отпусти ты меня, тапки спадают! Весь дом ходуном ходит! Успокойся. Дом и в самом деле ходил ходуном, но пана Романа это не беспокоило. Он плясал, пел, орал во весь голос и пытался приобщить к своей радости всех родных. На лестнице появился ничего не понимающий Рафал. Глядя на дядю, откалывающего коленца сумасшедшего танца, он только и произнес:

— Вот дает!

— Не надо было отдавать отцу сразу все! — озабоченно прошептала брату Яночка. — И в самом деле, — ответил тот. — Никак не успокоится! Я слышал, в таком случае, если само не пройдет, придется отца связать. — Пройдет, не беспокойся, — ответила сестра. — Как увидит дверцу своей машины, сразу и пройдет. Маме удалось наконец вырваться из рук безумца и она поспешила сбежать в свою комнату. Рафал же отважно спустился вниз.

— Насколько я понимаю, на нас свалилось очередное счастье, — сказал он. — Дядя получил новое наследство?

Тетю Монику очень огорчила глупость сына:

— Ты что? Стал бы он так радоваться наследству! Не видишь? Действительно получил, да толь ко не наследство, а свои драгоценные редукторы. — И обращаясь к бабушке с дедушкой, которые, ожидая объяснений причины утреннего переполоха, тоже вышли на лестницу, добавила:

— Теперь можно будет начать ремонт.

— А детей он за что собирается задушить? — встревоженно спрашивала бабушка, наблюдая, как ее сын сжимал в объятиях сына и дочь. Вернувшаяся пани Кристина принялась наводить порядок. Вырвав у мужа детей, она отправила их собираться в школу, Монику с сыном погнала в их ванную умываться, свекру и свекрови в двух словах пояснила причину радости. И решительно потребовала от мужа собираться на работу. Теперь мы быстренько отремонтируем ван ную и кухню наверху, понимаешь, — радостно говорил жене пан Роман, одеваясь. — Не придется менять трубы, не надо будет ломать стены, понимаешь. Анджей сможет переехать, в его квартиру спровадим соседей и проведем ремонт внизу! Понимаешь? ! Все малой кровью, и трубы, и стены останутся целые! А если соседи не захотят переезжать в квартиру Анджея, я подыскал для них еще две квартиры на выбор, уже можно осмотреть их хоть сейчас.

— Сейчас нам всем пора на работу! — сказала тетя Моника. — Правда, ты перебудил весь дом, ни свет ни заря поднял всех на ноги, но сейчас мы того и гляди опоздаем.

Пани Кристина, не слушая протестов мужа, решительно сгребла со стола пыльные редукторы, спрятала их в шкаф, а мужа буквально вытолкала из комнаты. Но одну муфточку пану Роману уда лось незаметно от жены стащить и спрятать в карман, чтобы весь день наслаждаться, поглаживая наглядное свидетельство своего счастья. Тетя Моника, поглядывая на часы, торопила брата, тем более что Рафал, воспользовавшись хорошим настроением дяди, выклянчил, что тот его подбросит на машине до школы. В машину садились в дикой спешке, на ее внешний вид никто не обратил внимания. В машине все были радостно оживлены, на все лады обсуждая .подробности предстоящего ремонта, которому наконец-то стал виден конец. Только бабушка, оставшись одна дома, ворчала и зловеще предрекала:

— Никакие муфточки не помогут, дом как валился, так ничто его не остановит. И эта старая гры... эта соседка ни за какие коврижки не согласится уехать отсюда. Уж попомните мои слова...

11

Раньше всех освободились Яночка с Павликом. У обоих сегодня было мало уроков, и они рано от правились домой. Редкий случай, возвращались вместе. И очень кстати, потому что накопилось множество тем, которые требовалось немедленно обсудить. В последнее время произошло много странных событий, и много подозрительных личностей крути лось У их дома. Яночка с Павликом отдавали себе в этом отчет, как и в том, что заняться всеми этими проблемами придется им. Взрослые проявляли потрясающее легкомыслие, их интересовали всякие пустяки вроде каких-то муфточек да труб, так что о серьезных вещах приходилось думать детям. Брат с сестрой нарочно шли медленно, чтобы успеть все обсудить. Яночка по дороге собирала красивые осенние листья, Павлик гонял по тротуару ногой камень вместо футбольного мяча, одно временно рассказывая сестре о состоявшейся встрече со знакомым милиционером.

— У него опять было мало времени, — говорил Павлик, — так что мне пришлось быстренько все рассказать. Вечно они торопятся, эти милиционеры! С клена кружась медленно падал красивый лист. Дождавшись его и присоединив к остальным в своем букете, Яночка бегом догнала брата.

— И что он тебе сказал? — нетерпеливо спросила она.

— А ничего особенного. Сказал, что у них это хулиганье уже давно сидит в печенках, и обещал приглядывать за нашей машиной.

— А как приглядывать? — хотела знать Яночка. — Установят там пост?

— Ну, поста, наверное, не установят, — неуверенно ответил мальчик, — ведь неизвестно, в какое время хулигану вздумается опять приняться за машину. Просто, когда будут патрулировать улицы, на нашу машину обратят особое внимание.

— Много толку от такого присмотра! — фыркнула сестра. — Ведь надо угодить в тот момент, когда бандит начнет скоблить лак на дверце.

— Ну и что! — возразил Павлик. — Ведь это же занимает у него уйму времени! Вспомни, сколько он пыхтел, пока два слова написал. Пока будет вы водить эти свои «дымы», его десять раз успеют схватить.

— В следующий раз он может писать покороче, — возразила Яночка и, нагнувшись, подобрала еще один золотой лист. — А ты описал, как выглядит наш хулиган? А то еще другого поймают.

— Описал, конечно. Его фамилия Гавронский.

— А ты откуда знаешь? — удивилась Яночка.

— Он мне сам сказал.

— Хулиган? — еще больше удивилась девочка.

— Да нет же, милиционер!

— А ты ему хорошо описал внешний вид нашего хулигана?

— Да описал же, не беспокойся.

— И об идиотской бараньей физиономии сказал, и о черных когтях, и о черной лепешке под ухом? — пожелала убедиться сестра.

— О физиономии и лепешке сказал, а о когтях забыл, — честно признался брат. — Завтра обязательно скажу. Он сказал, что такого не знает.

— Как не знает? — возмутилась Яночка. — Должен знать всех подозрительных хулиганов в своем районе. А тот явно подозрительный.

— Они знают тех, с кем имели дело, — терпеливо разъяснил несмышленой сестре Павлик, — а наш может быть начинающий.

— Вряд ли начинающий сразу столько сумеет соскоблить!

— Откуда ты знаешь, может, он способный!

Разговор пришлось прервать, потому что камень отлетел в сторону и Павлику пришлось вы бежать на мостовую и оттуда пригнать его снова на тротуар.

— Ну ладно, а что с нашим шифром? — спросила Яночка.

— Пока не расшифровали, — вздохнул Пав лик. — Гавронский очень извинялся, но у них не было времени заняться им. Очень много накопилось срочной работы. В первую очередь они расшифровывают такие документы, которые связаны с убийствами, шпионажем или другими преступлениями.

— А откуда они знают, что наша записка не связана с преступлениями? — возмутилась девочка, — Пока не расшифровали?

— Как это откуда? — удивился Павлик. — Я ему сам сказал.

Яночка чуть не задохнулась от возмущения.

— Ну и дурак! Что же ты ему сказал?

Павлик тоже остановился и обиженно возразил:

— Что записку мы нашли случайно, а трупа ни какого поблизости не было. Разве не так?

— Ну что мне с тобой делать? — вздохнула Яночка. — Разве можно быть таким глупым? Не надо было так говорить, пусть бы думали, что был.

— Сама глупая! — крикнул брат. — Неужели не понимаешь — скажи я про труп или даже просто намекни, уж Гавронский вцепился бы в меня, как пиявка, и заставил признаться, где найдена записка. И вообще обо всем. Я старался... как это? Не заострять его внимания, то есть не хотел, чтобы он придавал записке особое значение, а ты сразу «дурак»! От такой слышу!

Подумав, Яночка признала, что несколько погорячилась и брат, возможно, прав. Невзирая на интересный разговор, сбор листьев и время, затраченное на ссору, дети наконец добрались до дома. Уже издали они увидели поджидавшую их у калитки бабушку, и прибавили шагу. Оставив в покое камень, Павлик бросился бегом к дому, на ходу бросив поспешающей за ним сестре:

— Раз на улице ждет, значит, проштрафилась с почтальоном! Я всегда говорил: бабушка — это не Хабр!

Бабушка была сама не своя. Издали она пода вала внукам знаки, чтобы поторопились, не могла устоять на месте и первая устремилась в дом, оглядываясь, следуют ли внуки за ней. В прихожей она остановилась и, еле дыша от волнения и бы строго бега, проговорила:

— Ну что вы так долго не возвращались ? Что такое... Павлик, ноги... Павлик недовольно пробурчал:

— Только и слышишь — ноги да ноги! Надоело!

К счастью, бабушка не расслышала, а сестра одернула брата:

— Не пререкайся с бабушкой! Вытри скорей, дай ей рассказать. Бабуля, что случилось? Шаркнув для вида раза два по коврику у двери, Павлик сурово потребовал:

— Сразу признавайся — кто на этот раз проштрафился? Только честно.

— Ничего не понимаю, — входя в кухню, нерв но сказала бабушка. — На этот раз, кажется, почтальон. И зачем только я позволила втянуть себя во все эти интриги...

— Бабуля, не волнуйся так и расскажи все по порядку, — попросила Яночка, садясь на табуретку. — Хабр прибежал к тебе и сказал про почтальона?

— Какие интриги? — вскинулся Павлик, но его перебила бабушка:

— Да, Хабр прибежал и сказал.

— И ты что?

— Конечно, успела! — с гордостью ответила бабушка. — Хабр вовремя предупредил, даже раньше времени. И в первый раз, и во второй.

— Ну как ты рассказываешь? — опять не вы держал Павлик. — Тебя же просили по порядку. Что значит — и в первый, и во второй? Ты говоришь о прошлом разе?

— Да нет же, о сегодняшнем! — Бабушка гроз но взмахнула ножом, которым стала нарезать хлеб. — А если будете меня на каждом слове прерывать, то я и вовсе ничего не расскажу. Не с моими нервами, говорю вам, заниматься такими интригами. Из-за вас стала какой-то нахальной бабой, которая сует нос не в свои дела. И бабушка принялась так быстро нарезать цикорий для салата, что Яночка испугалась, как бы она не отрезала себе палец.

— Бабуленька, успокойся; пожалуйста, и расскажи нам все сначала, с первого раза. А мы не будем больше перебивать.

Сменив гнев на милость, бабушка положила нож на стол, отодвинула доску с цикорием и села, чтобы по возможности связно поведать о происшедшем сегодня утром. Она и в самом деле была очень расстроена и недовольна. — Ладно, слушайте. Примчался, значит; ко мне Хабр, я вышла к калитке вовремя и собственноручно приняла от почтальона наши письма... А потом вдруг, приблизительно через полчаса, Хабр опять примчался. Я очень удивилась...

— Об этом ты уже говорила, — не выдержал Павлик, — что ничего не понимаешь. Валяй дальше!

— Павлик, как ты со мной говоришь! — возмутилась бабушка.

— А что я такого сказал? — удивился внук.

— Бабуля, не слушай его? — примиряюще сказала Яночка. — Рассказывай мне; я не перебиваю. Удивилась ты, и что дальше?

— Удивилась, но к калитке побежала. А почтальон уже подходил к нашему дому. Не тот, что был только что, а другой. Тот самый, который тогда передал посылку нашей соседке, ну тот, которого я прозевала, помните? — Помним, конечно, — подтвердила Яночка. — Ты тогда не успела, грымза тебя опередила. И что?

— Он уже подходил к нашей калитке и на ходу вынимал из сумки посылку, точно такую же, что и в тот раз.

— А грымза? — снова не выдержал Павлик. Весь дрожа от волнения, он слушал бабушкин рассказ с горящими глазами. — Она что?

— Опоздала! Выбежала, но после меня! Я первая была у калитки! — с гордостью информировала бабушка, — Молодец, бабка! — Вскочив с табуретки, внук чмокнул бабушку в морщинистую щеку. — Обскакала старую ведьму! Обошла её на финише! « Бабушка не знала, как отреагировать на восторженные похвалы внука, выраженные, однако в грубой форме, и замолчала в нерешительности.

Яночка одернула брата:

— Да замолчишь ты наконец? Ведь сам же перебиваешь, мы так никогда не узнаем, чем дело кончилось, Педагогическое начало все-таки победило в бабушке, и она недовольно проворчала:

— Нет, пожалуй, я больше не стану с вами сотрудничать, с такими невоспитанными. Яночке снова пришлось разряжать напряжение;

— Бабуля, он просто хотел похвалить тебя за оперативность. Рассказывай же! Вынимал он, значит, посылку, и что дальше?

Бросив грозный предупреждающий взгляд на внука, бабушка продолжила рассказ:

— Вынул посылку, но увидел меня и не захотел мне ее отдать!

И в самом деле, невероятное событие! Сорвавшись со своих мест, Павлик с Яночкой обступили бабушку и принялись тормошить ее:

— Как это — не захотел? А что сделал?

— Увидев, что у калитки я, а не соседка, тут же сунул ее обратно в сумку! — возбужденно рассказывала бабушка. — Я его спрашиваю, нет ли чего для нас. «И для соседки могу передать», — говорю. А этот грубиян, вместо того, чтобы передать посылку мне или хотя бы сказать, что тогда соседка должна лично расписаться на квитанции, нагло говорит: «Нет ничего! «. И быстро-быстро пошел прочь.

— А соседка что сделала? — поинтересовалась потрясенная Яночка.

— Ничего. Она даже не подходила к почтальону. Как увидела меня у калитки, так сразу же в дом вернулась. Сразу повернулась и скрылась за дверью. Ничего не понимаю! Похоже, ей не хотелось, чтобы я видела, как она примет посылку? Почему?

— Ясно, не хотелось! — торжествующе под твердил Павлик. — Видишь, как все это подозрительно? Ну, рассказывай же!

— Да вроде и все, больше ничего не было, — ответила бабушка.

Но внуки не оставили ее в покое, засыпали распросами. И выяснилось, что посылка была небольшая скорее, бандероль, размером с книгу средней величины. Завернута в бумагу, но странная какая-то.

— Я видела ее очень хорошо, почтальон вытащил почти целиком из сумки. И, знаете, на ней не было ничего написано! — удивлялась бабушка. — Не похожа она на почтовые посылки. Даже марок не было!

Бабушка и в самом деле совершила потрясающее открытие. Яночка бросилась в прихожую, лежащий под столом Хабр за ней. Распахнув входную дверь, девочка крикнула:

— Хабр, к калитке! Стереги почтальона!

Как рыжая молния Хабр пересек двор и занял пост у калитки. Павлик одобрил действия сестры:

— Ты тоже думаешь — он еще вернется?

— Обязательно, раз не отдал ей посылку, — уверенно ответила Яночка. — Ведь потом бабушка торчала на улице, высматривая нас. Теперь все понятно! Вот почему эта ведьма все время сидит в окне! Значит, ей надо получать посылки так, чтобы никто не видел, понятно? Бабуля, ты просто обязана каждый раз первой встречать этого подозрительного почтальона!

Такая перспектива почему-то отнюдь не вдохновила бабушку. Она даже сделала попытку воспротивиться:

— Дети, вы с ума сошли! С чего это я стану перехватывать соседкины посылки? Ясно ведь, не наша.

— Боевое задание — и никаких отказов! — командовал Павлик. — Мы должны узнать, в чем дело. Бабушка отмахивалась от внука обеими руками, как от надоедливого комара.

— Ни за что! Такое задание мне не по силам . Это некультурно — так вести себя! Никогда в жизни не совала нос в чужие дела и не собираюсь на старости лет! — бушевала старушка.

— Предпочитаешь подождать, пока дом не рухнет окончательно? — зловещим полушепотом поинтересовалась внучка.

— А при чем тут дом?

— При том, что пока соседка живет в нашем доме, ремонт нельзя закончить. Ведь она же не позволяет подняться на ее половину чердака, а ты сама говорила, дом начинает разрушаться сверху. Вот и будет разрушаться ее чердак, а так бы мы все там отремонтировали. Видишь же, как папа переживает из-за ремонта. Не хочешь помочь собственному сыну!

С осуждением глядя на бабушку, Павлик горько произнес;

— Вот, теперь и от собственных детей отрекается! Бедная тетя Моника! Так и не выйдет замуж, Рафал останется без отца.

Яночка ковала железо, пока горячо.

— А папа прямо на глазах седеет! Мы хотим ему помочь, видишь, делаем все, что в наших силах, муфточки раздобыли, теперь грымзу выследили с помощью Хабра, а ты...

— Дом рушится! — уже кричал Павлик. — Без ремонта совсем рухнет!

Ошеломленная таким натиском бабушка не знала, на что решиться.

— Не из-за почтальона же он рушится! — попыталась она возразить. — И не из-за соседских посылок.

— Езус-Мария! — схватился за голову Павлик. — Ну какая непонятливая! Сто раз ей повторяешь, а она ни в зуб! Хабр давно бы понял. Прежде, чем бабушка успела обидеться, вмешалась Яночка.

— Помолчи, я сейчас ей все объясню, — сказала она брату и обратилась к бабушке:

— Ты знаешь, папа уже нашел квартиру...

— Две квартиры! — перебил Павлик.

— ... две квартиры, куда она могла бы переехать, может выбирать. Но ей здесь хорошо, она и не думает переезжать. Зачем возиться с переездом, обживать новую у, когда здесь так удобно? А то, что мы сидим на головах друг у друга, не можем начать ремонт — так ей это до лампочки. Вот и нужно сделать так, чтобы она сама захотела съехать отсюда.

— Поняла? — наседал на бабушку Павлик. — А ты как барыня какая, не хочешь лишний раз пробежаться к калитке!

Увидев опасный огонек в глазах бабушки, . Яночка снова постаралась разрядить обстановку:

— Насчет барыни это не он выдумал, это дедушка говорит.

Павлик продолжал агитацию:

— Рухнет дом, и все мы под развалинами погибнем. А все из-за тебя! Неужели так трудно иногда к калитке сбегать?

— Да сбегать совсем нетрудно, — произнесла слегка ошеломленная таким натиском бабушка, — только не люблю я совать нос в чужие дела.

— Какие же они чужие? Самые что ни на есть наши! — убеждала бабушку внучка, целуя и обнимая ее. — Папа сказал — больше тянуть нельзя.

— Значит, у тебя нет выбора, — поставил точку в дискуссии Павлик. — Спасая близких, человек может пойти на все! Мы имеем право на самозащиту. Пожалуйста, если тебе так трудно, почтальона будем встречать мы, но тогда придется прогуливать занятия в школе...

— Ну-ну! Только без демагогии и шантажа! — рассердилась бабушка.

— Какая же тут демагогия? — обиделась Яночка. — Мы тебя обрабатываем... то есть, я хотела сказать — убеждаем, а не принуждаем. Не грозим, не шантажируем, а если ты не согласна, так готовы пожертвовать собой. Для нас жизнь наших родных важнее, чем даже учеба в школе. Не то что для некоторых...

— Такое бессердечие, можно сказать, даже бездушность... — вздохнул Павлик.

— Перестаньте морочить мне голову, — из последних сих отбивалась бабушка. — Говорите глупости, думаете, поверю вам? Правда, с тех пор, как мы с Хабром начали дежурить у калитки, нам стало приходить намного больше писем...

— Вот видишь? — подхватил Павлик, а Яночка добавила:

— Зато ни одной посылки мы не получили! Бабуля, мы не морочим тебе голову, ведь и в самом деле тут что-то нечисто. Сколько раз ты нам твердила, что честные люди делают все открыто, им не надо прятаться и скрываться! Зачем же соседка скрывает от нас, что получает посылки? Не кажется ли тебе это подозрительным? И что, ты намерена потакать нечестным людям вместо того, чтобы вывести их на чистую воду?

Бабушка явно стала колебаться, доводы внуков подействовали на нее, но она все еще не могла решить, как правильнее поступить в педагогическом отношении. Она еще не выразила своего согласия на выполнение боевого задания, когда вдруг стукнула ручка входной двери.

— Хабр! — срываясь с места, крикнул Пав лик. — Почтальон возвращается! Все вниз! Яночка бросилась следом за братом, бабушка тоже вскочила с табуретки, напрасно призывая внуков одеться, не выскакивать раздетыми. А внуки, скользя по мокрым листьям двора, уже добежали до калитки. Молодец, Хабр! И в самом деле по улице к их дому шел какой-то незнакомый почтальон. И хотя дети во все глаза уставились на него, Павлику каким-то чудом удалось заметить, как от крылась входная дверь, из нее выглянула грымза, увидела их с Яночкой у калитки, помедлила и скрылась в доме.

— Грымза выползла, увидела нас и смылась, — информировал мальчик сестру. — Срочно надо чем-то заняться, — отреагировала та, — чтобы она не догадалась, что мы специально ждем почтальона.

Павлик думал не дольше секунды. — Давай на калитке кататься! — И, увидев недоуменный взгляд девочки, предложил:

— Сначала я. Гляди, как это делается.

Жуткий скрежет заржавевших петель заполнил двор и сад, и эхом понесся по улице. Хабр в недоумении насторожил уши. Бабушка на кухне нервно вздрогнула. Отталкиваясь от земли одной ногой, Павлик несколько раз проехался на калитке. Сестра в нетерпении кричала:

— А теперь я! Пусти меня! Или давай вдвоем!

— Вдвоем не получится, не выдержит калитка, — ответил Павлик, слезая и освобождая место сестре, Приближавшийся к их дому почтальон, услышав скрежет и детские голоса, замедлил шаг, потом перешел на другую сторону улицы, быстро дошел до перекрестка и скрылся за углом. Яночка без всякого удовольствия каталась на калитке, искоса наблюдая за ним. Лязг и скрежет не умолкали.

— Видишь, сделал вид, что он шел совсем не к нам! — взволнованно шептал Павлик сестре, помогая раскачивать калитку. — Бабушка права, он и в самом деле не хочет отдавать ей посылку при свидетелях.

— Не успокоюсь, пока не узнаю, в чем тут дело! — ответила девочка.

Согнав сестру с калитки, Павлик принялся кататься сам. Теперь Яночка помогала ему, незаметно бросая взгляды в ту сторону, где скрылся почтальон. Она заметила, как он несколько раз выглядывал из-за угла, явно ожидая, когда они уйдут. Павлик тоже его заметил.

— Долго он будет там сшиваться? — недовольно проворчал он. — Еще немного, и ржавые петли не выдержат. Попадет нам от папы.

— Вроде бы ушел. А тебе не кажется странным, что бабушка на нас не кричит? Не оглохла же она. Павлика как-то совсем не встревожила глухота бабушки. Гораздо больше его интересовал в данный момент почтальон.

— А если он там притаился и Ждет, чтобы мы ушли? Не можем же мы здесь до вечера прохлаждаться.

— Тогда давай пустим Хабра! Тот его сразу найдет и нам скажет.

— Прекрасно? — обрадовался Павлик и соскочил с надоевшей калитки. — Объясни собаке ее задачу. Объяснять Хабру было нетрудно, он сразу понял, что от него требуется. Охота была его стихией и доставляла наслаждение. Выскочив на улицу, он взял след и не отрывая носа от земли помчался к перекрестку, за которым скрылся почтальон.

— Ты чего это не качаешься? — укоризненно заметил брат. — Твоя очередь. Яночке пришлось залезть на вновь заскрипевшую калитку. Обязанности свои девочка выполняла небрежно, все ее внимание поглощала собака. А собака не подвела. Добежав до перекрестка, она перебежала на другую сторону и застыла на углу в своей характерной позе. Хабр сделал стойку на дичь. Значит, почтальон находился где-то недалеко. Постояв довольно долго неподвижно, Хабр наконец в недоумении оглянулся на своих хозяев, пересек ту улочку, куда свернул почтальон, покрутился на той стороне, потом вернулся на прежнее место и, снова обернувшись к своим хозяевам, сел наконец на землю, явно ожидая дальнейших поручений.

— Ушел почтальон, — расшифровал Павлик действия собаки. — Хабр спрашивает, что ему делать дальше — идти за ним или возвращаться к нам. Собака легко могла догнать ускользнувшую дичь, идя по свежему следу, но хозяева явно не торопились ее ловить. Решение зависело от хозяев. Собака послушно ждала... Яночка решилась. Павлик свистнул, Хабр прибежал, и хозяйка осыпала его похвалами:

— Мой золотой песик, самый умный в мире, самый дорогой! Сиди здесь и стереги почтальона, понял? Если замерзнешь, иди домой.

— Просто не представляю, что бы мы делали без соба ки . — говорил Павлик, в свою очередь не жалея похвал Хабру. — Отдам ему сегодня мое желе.

— Я тоже! — подхватила Яночка. — Он заслужил. Наверное, вся округа вздохнула с облегчением. так как наконец перестали разноситься скрежет и визг несмазанных петель. Золотой песик остался караулить у калитки — счастливый, довольный тем, что угодил своим хозяевам. Дети вернулись в кухню, где их встретила разгневанная бабушка. Оказалось, гневалась она не на них.

— Решено! — торжественно заявила бабушка.

— Я согласна, буду подстерегать подозрительно го почтальона. Когда так нагло себя ведут... я готова день и ночь околачиваться у калитки! Такого я даже от нее не ожидала!

— Вот видишь! — обрадовался Павлик. — А что мы тебе говорили! Теперь убедилась?

— Бабуля, а что она сделала? — спросила Яночка.

Бабушка кипела от возмущения, как чайник на плите.

— Вы только представьте! Пришла ко мне и по требовала, чтобы я запретила вам кататься на калитке! Я как раз собиралась выйти и отругать вас за это, но она так нагло, так... нехорошо со мной говорила... В приказном порядке — запретите детям, и все тут! Очень невежливо!

— Вот что значит плохое воспитание! — осуждающе заметил Павлик. — А что она еще сказала?

— Что это вы невоспитанные, подняли шум на всю округу, людям покоя нет. И калитку сломаете. А если я не приму мер, она милицию вызовет.

— Не вызовет она милицию, успокойся, бабуля, милиции она сама боится, — успокаивала старушку внучка, но та уже закусила удила и не слышала, что ей говорят.

— А я ей на это — если вам так не нравится в этом доме, никто не мешает вам отсюда съехать! Мы готовы даже в этом помочь пани. А она — уеду, когда захочу, и никто меня не заставит. Вы правы, так нельзя этого оставлять. Марш снова кататься на калитке!

— Очень хорошо, — немедленно согласился Пав лик, — вот только поедим и пойдем.

— А уроки придется отложить, — добавила Яночка. — Чего не сделаешь ради семьи!

Папа с мамой вернулись поздно, так как после работы пришлось заехать к столяру. Переговоры с ним отняли много сил и времени, были нелегкими, но продуктивными. Еще издали супруги Хабровичи услышали какой-то душераздирающий, заунывный скрежет и, выйдя из машины, увидели своих детей, повисших на железной калитке с мученическим выражением лица. Последнее обстоятельство особенно изумило родителей.

— Чем вы тут занимаетесь? — перекрикивая жуткий скрежет, спросил папа. — Немедленно слезьте с калитки! Сорвете ее с петель! Дети с радостью послушались папу, а Яночка со вздохом пояснила:

— Насчет петель мы тоже беспокоимся, да что поделаешь? Бабушка велела нам кататься на калитке.

И она самоотверженно повисла на калитке, от толкнувшись от земли ногой. Прекратившийся было скрежет возобновился. Решительно остановив калитку, пани Кристина потребовала объяснений:

— Я не ослышалась? Бабушка велела вам портить калитку?

— Бабушка! — подтвердил Павлик. — Нам давно надоело, но мы боимся закончить.

Пан Роман ничего не понимал:

— В наказание велела?

— Не совсем, — пояснил сын. — Вернее, совсем не в наказание, а в рамках сотрудничества. с тобой.

И повиснув на калитке, он проехался на ней с противным душераздирающим скрежетом. Пан Роман взглянул на жену:

— Ты что-нибудь понимаешь?

Пани Кристина проявила решительность.

— Перестаньте сию же минуту! Павлик, слезь с калитки!

— А бабушка? — упорствовал мальчик.

— На мою ответственность! Не могу больше слышать этот лязг!

Павлик охотно послушался маму, ему и самому давно надоело это сомнительное развлечение. Слезая, он бросил взгляд на машину отца, припаркованную у тротуара.

— А это что такое? !

— Где? — спросила Яночка и, увидев, куда смотрит брат, воскликнула:

— Надо же!

— Вот именно, — сказала мама. — Видите, какой-то негодяй исцарапал лак на дверце, папа и без того расстроен, не нервируйте его больше. Пошли домой, пора обедать.

— Не один негодяй, целая свора негодяев, — проворчал пан Хабрович, входя в дом.

— Что ты сказал, папа? Свора негодяев? — не понял Павлик. — Можно, я посмотрю машину? Мы сейчас придем.

— Да, похоже, их целая шайка! — гневно под твердила пани Кристина. — Утром мы заметили по корябанную дверцу, а днем кто-то еще добавил. Наверное, в то время, когда машина стояла на стоянке у папиной работы. Дети, домой! Но дети словно вросли в землю, глядя на несчастную машину. На дверце, где утром было нацарапано «ДВОР ДЫМ» и стрелка, теперь все покрывала небрежно выскобленная решетка. И если дети не знали, что там написали утром, теперь ни за что бы не прочли.

— Он что же, за машиной погнался? — вслух недоумевал Павлик.

— Тоже не понимаю, — вторила ему сестра. — Специально разыскал нашу машину, чтобы вот так ее испаскудить? Других нет?

— Вряд ли это один и тот же хулиган, — пред положил мальчик. — Какой дурак станет сначала мучиться, буквы выводить, для того только, чтобы тут же их зачеркнуть? И тоже мучиться, гляди .сколько работы!

— Ты думаешь, что первый начал, а решетку изобразил второй?

— Думаю, наверное, их было двое. Может, они не любят друг друга и второй сделал так назло первому, чтобы тому стало обидно, ведь вся его работа пошла псу под хвост.

Брат с сестрой присели на корточки у дверцы и принялись внимательно изучать художества не ведомых негодяев.

— Гляди! — в волнении крикнул Павлик. — Он не просто портил работу коллеги, он соскреб то, что тот изобразил, и дописал свое! Видишь?

— А почему ты думаешь, что это дописал второй? Может, осталось от первого? — предположила Яночка, водя пальцем по почти незаметной надписи сбоку от решетки.

Цифры и буквы не очень бросались в глаза, тем не менее можно было ясно прочесть: ПОЛ 1943 17-20. Яночке показалось — надпись какая-то знакомая, что-то такое она уже где-то видела. Наморщив лоб, она постаралась вспомнить. На память девочка никогда не жаловалась, это и помогало ей учиться «на отлично». Вот и сейчас она быстро вспомнила и ткнула брата в бок:

— Точно! На нашей зашифрованной записке было написано то же самое!

— Правда! — воскликнул Павлик. — То же самое, помню, в скобках было приписано. Я же говорил — хулиган помчался за машиной и на стоянке дописал. А Хабр на него не рычал.

Яночка горячо возразила;

— Это не мог быть один и тот же! Двое их было! Один потерял перчатку, тот самый, который по нашему чердаку лазил. И Хабр на него рычал. А второй написал записку и машину исчертил. Он написал на нашей машине послание второму, вернее, наоборот, второй написал послание первому...

Павлик недовольно смотрел на сестру, которая заикалась от волнения и даже подпрыгивала на месте.

— Болтаешь сама не знаешь что! Хабр сказал, что записку писал один и тот же. Тот самый, что на чердак залезал и перчатку потерял.

— Вот именно! — подхватила сестра. — Написал второму негодяю, а второй вот здесь ответил первому...

— Ты хочешь сказать, что они устроили себе переписку на нашей машине?

Яночку так переполняли эмоции, что она заикалась от волнения и не могла связно изложить суть сделанных ею открытий.

— Понимаю, на листке писать легче, может, они и письма нормальные пишут. А тут сам видишь — послание на дверце машины. И значит, второй должен прийти и прочитать!

— Ну уж нет, больше я в пять утра не встану! — категорически заявил Павлик.

— И не вставай, никто тебя не просит! Хабр...

— Что Хабр? — теперь от возмущения и Павлик подпрыгнул. — Что может сделать Хабр? Посмотрит, какой такой тут околачивается читатель, а потом нам расскажет? Слишком многого ты хочешь от собаки. Как ему объяснишь, что должен караулить читателя?

Яночка была озадачена;

— Ну... сама не знаю. Как-нибудь... Мне тоже совсем не хочется просыпаться в пять утра. Уставясь бессмысленным взглядом на изуродованную дверцу машины, Павлик глубоко задумался. В том, что выкрикивала сестра, был определенный смысл, и очень желательно было застать предполагаемого злоумышленника на месте... чтения. Ведь наверняка за все этой непонятной историей скрывается какая-то тайна. Не станут люди по ночам карабкаться на чужие чердаки без вес кой причины, не станут мучиться над дверцей автомобиля, выводя буквы послания. Обязательно надо узнать, кто и почему занимается такой стран ной перепиской. И в то же время перспектива про вести на улице всю ночь, подстерегая негодяев, казалась неприемлемой. Надо придумать что-то другое.

— Придумал! — вскричал Павлик. — Сразу же с самого утра завтра расскажу обо всем сержанту Гавронскому! Они милиция, пусть они и стерегут.

— Правильно, сообщи в милицию, — согласилась Яночка, — но только не завтра, а еще сегодня. Чтобы с завтрашнего утра они уже установили наблюдение за нашей машиной.

— Интересно, где его сейчас искать? — возмутился Павлик. — Ведь надо сказать только знакомому милиционеру, а его может не быть под рукой. Думаешь, он стоит на углу и ждет меня? Делать ему больше нечего! Сегодня он дежурил до двух.

— Что же тогда делать?

— Ничего не поделаешь. Если бы отец пораньше вернулся с работы, я бы его еще застал, а так... Придется ловить его завтра.

Тут детей позвали на обед. Нехотя поплелись они в дом, обсуждая множество дел, которыми предстоит заняться завтра с утра. Яночке пришла в голову идея.

— Как ты думаешь, — спросила она брата, — если твой сержант узнает о том, что и в записке, и на дверце машины одинаковый шифрованный текст, не заставит ли это их ускорить расшифровку?

— Ну! — восхитился брат. — Еще как заставит! Ведь это же почти как труп!

12

Вся семья собралась за ужином в кухне Хабровичей, потому что кухня пани Моники еще не была готова, так что по-прежнему обеды и ужины были общими для всех. Дети вымыли руки и тоже сели за стол. Сверху с грохотом спустился по лестнице Рафал.

— Бабуля, где дедушка? — крикнул он.

Дедушки и в самом деле не было за столом.

Тетя Моника призвала сына к порядку:

— Что ты так кричишь, напутал нас! Садись за стол, видишь, все собрались.

— Не все, — возразил, усаживаясь на свое место, Рафал. — Дедушки нет. Где он, бабуля? Бабушка, которая начала нервничать с первого дня после получения ее сыном наследства, сегодня была особенно взволнована.

— Нет его, — ответила она внуку. — И я понятия не имею, куда он подевался. Обещал рано вернуться, и вот до сих пор его нет.

У дедушки не было постоянных часов работы, ибо он работал консультантом при Главном управлении Общества филателистов. На работу он ходил в самое разное время, в зависимости от необходимости и собственного настроения — то уходил утром, то только к обеду, но вечера, как правило, проводил дома, поэтому его отсутствие было странным. Из внуков лишь Рафал унаследовал страсть дедушки к маркам, с упоением занимался ими, и они с дедушкой без конца говорили на разные филателистические темы.

— А куда он пошел, ты не знаешь? — настаивал внук.

— Кажется, в свое Общество, — ответила ба бушка.

— Какое может быть сейчас Общество? — уди вился Рафал. — В это время там уже никого не бывает. Я и сама начинаю беспокоиться, — сказала бабушка. — Кажется, у него была назначена с кем-то встреча, он мне говорил, да я слушала вполуха, — сокрушенно добавила она. — Уже давно положено ему быть дома.

— Мама, ты напрасно тревожишься, сейчас всего полдевятого, — успокаивающе заметил пан Хабрович. — В конце концов, папа уже с некоторых пор взрослый...

— Что ты там понимаешь! — прикрикнула на сына бабушка. — Что с того, ведет он себя просто, как ребенок, за ним глаз да глаз нужен.

— Оставьте папу в покое, — потребовала тетя Моника, — расскажи лучше о квартирах. Ну, по казали вы нашим соседям ту чудесную квартиру, и что?

— И соседка раскритиковала ее так, что живого места не осталось! — в гневе выкрикнул пан Роман. — Словно я предложил ей не трехкомнатную квартиру со всеми удобствами, а сарай или курятник!

— Вы и представить не можете, как она там придиралась! — подхватила пани Кристина. — И то не так, и это плохо. И такую чушь несла — уши вянут. А ведь квартирка — прелесть: второй этаж, три большие комнаты, просторная светлая кухня, большая ванная, балкон. Намного лучше бывшей нашей, а она... а она заявила, что не собирается жить в такой норе!

— А что конкретно ее не устраивало? — допытывалась тетя Моника.

— Нарочно придумала несусветную глупость, — ответил пан Роман. — Ей, видите ли, хочется, чтобы ванная была обязательно с окном, а двери в комнатах находились бы не посередине стены, а по углам. Да таких квартир вообще не бывает! Я эту квартиру лишь потому и нашел, что мы платим в валюте, из тех денег, что в наследство достались. И район прекрасный, и сама квартира в доме рядом с парком, сплошная зелень.

— А знаете, что ответила эта старая гры... эта пани? — подхватила пани Кристина, оглянувшись на детей. — Она сказала, что вот это как раз и плохо, от зелени в доме появляются комары и муравьи в сахаре!

— Явно ненормальная, — убежденно сказала тетя Моника. — Или притворяется такой? Всем понятно — это только придирки, просто она не хочет переезжать или набивает цену.

— Не знаю я, что она хочет, — раздражённо бросил пан Роман. — Я потом говорил с ее сыном, тот знай одно твердит — все решает мамочка, он сделает так, как скажет мамочка. А мамочка, по всему видать, явно ненормальная! — повторил он слова сестры. Сестра, однако, успела сменить мнение.

— Да нет, она просто себе на уме. Видит, мы очень заинтересованы в том, чтобы она выехала из нашего дома, вот она и привередничает. Наверное, рассчитывает на то, что мы ей хорошо доплатим.

— Чем платить-то? — вскинулся пан Роман. — Все деньги ушли на переезд, на доплату за трёх комнатную квартиру и на ремонт. Просто не знаю, что с ней сделать!

— Придушить! — буркнул в тарелку Рафал.

— Мы ведь ей показали и вторую квартиру, — пожаловалась пани Кристина. — Чтобы было из чего выбирать. Во второй и ванная с окном, и зелени нет поблизости. Интересно, какие она найдет недостатки на сей раз? Может, ее не устроит размещение батарей парового отопления и она потребует, чтобы их развесили под потолком?

— Если такая упрется, всегда найдет отговорку, — печально произнесла тетя Моника. — Нельзя ли на нее как-нибудь надавить? Неужели нет ни какого выхода? Роман, ты бы поговорил с юристом.

— Говорил уже! — безнадежно махнул рукой пан Роман. — Выход один — судиться с ней. Есть такая статья, по которой можно привлечь к ответственности за злостное уклонение от... Забыл формулировку. В общем, когда всеми недозволенными методами препятствуют выполнению воли завещателя. А вы знаете, что такое судиться? Из-за этого проклятого наследства мы и так почти разорены, а если начнется судебный процесс и станет тянуться и тянуться... Нет, я просто не знаю, что делать. Полнейшая безнадежность.

— А ведь уже, казалось, самое худшее позади, — вздохнула пани Кристина.

— Да, невесело, — ответила тетя Моника и положила вилку. — Даже аппетит потеряла. Неужели нет никакого выхода?

Неожиданно в разговор вмешалась бабушка. До сих пор она слушала молча, не подливала, по своему обыкновению, масла в огонь, и вдруг произнесла слова, которых от нее никто не ожидал:

— Напрасно вы так переживаете. Есть выход!

— Какой же выход вы видите, мама? — удивился пан Роман.

— Да очень простой. Попридержите на какое-то время эти квартиры и спокойно подождите. Все образуется. Ведь попридержать можно?

— Зависит, на какое время, — ответил пан Роман. — Впрочем, владельцы квартир совсем не торопятся, они и не собирались меняться, просто их наши доллары соблазнили. Могут подождать. Вряд ли они еще от кого получат такое предложение, как от нас. Ведь тут обмен производится совершенно легально, они получают от нас доллары тоже легально, кладут их в банк и используют, как хотят. У других валюта может быть нелегальная, а у нас из-за этого идиотского наследства самая что ни на есть легальная. Нет худа без добра. Только вот не знаю, как долго нам придется ждать.

— Не так уж долго, как ты думаешь, — сказала бабушка таинственно. — Я уверена — очень скоро наша соседка согласится.

Яночка встревожилась: вот-вот бабуля выдаст их общую тайну. Эх, жаль, она далеко сидит, а то бы толкнула бабулю в бок, чтобы не проговорилась. Собравшиеся за столом смотрели на бабушку во все глаза, ожидая разъяснений. А бабушка, довольная тем, что всех заинтриговала, замолчала и принялась есть.

— Мама, почему ты так в этом уверена? — спросила тетя Моника.

— Если бы мама видела, как вела себя соседка во время осмотра квартиры, она бы так не говорила, — кинула в пространство пани Кристина.

— А вот это не имеет значения, — веско произнесла бабушка. — Я знаю, что говорю. Очень скоро ей надоест жить с нами под одной крышей и она изменит свое мнение относительно квартиры.

Слова бабушки отнюдь не разъяснили причины ее уверенности в скором переезде соседки, но в них звучала такая убежденность, что все немного ожили. Не станет бабушка так говорить, если у нее нет оснований. Пан Роман попытался все же прощупать старушку.

— Мама, ты говоришь так лишь для того, чтобы меня утешить?

— И вовсе не для того! — был решительный ответ. — Повторяю, я знаю, что говорю. До сих пор она пользовалась полной свободой, а теперь эта свобода будет ограничена...

"Ну вот! — встревожилась Яночка. — Сейчас проговорится!"

— Что ты собираешься ограничить? — не поняла тетя Моника.

— Свободу, — пояснила бабушка. — Она считала себя полной хозяйкой в доме, у нее завелись свои секреты и она думает...

— А дедушки до сих пор нет!!! — нечеловеческим голосом вдруг взревела Яночка, да так, что стекла в окнах задребезжали. Сидящий рядом с ней Рафал подпрыгнул от неожиданности. Бабушка всполошилась:

— И в самом деле, где же он? Не случилось ли с ним чего? Ведь ваш дед как ребенок.

Пани Кристина шепотом упрекнула дочь:

— Ну зачем ты бабушке напомнила? Теперь она будет волноваться.

Пан Роман тоже гневно смотрел на дочь. Может быть, его мать действительно нашла способ справиться со строптивой соседкой?

— Мама, ну что ты в самом деле? С папой ни чего не случится, не маленький. Так что ты хотела сказать? Какие секреты?

Бабушка, однако, уже не могла вернуться к прерванной теме, целиком переключившись на отсутствие дедушки. Как она вообще забыла о том, что его до сих пор нет дома? Как могла заниматься посторонними глупостями, когда дедушки до сих пор нет дома?!

— Отстаньте от меня с вашими секретами! — крикнула она. — Скажите лучше, куда мог подеваться ваш отец? Может, под машину попал.

— Мама, перестань нагнетать! Успокойся и нас не дергай! Ничего с папой не случилось, — напрасно пыталась успокоить мать тетя Моника. Все напрасно. Бабушкино беспокойство лавиной смело приятную атмосферу семейного вечера и постепенно передалось другим. Уже ни о чем не говорили, только о дедушке — где он да что с ним. Когда беспокойство достигло апогея, вдруг по слышался стук входной двери и дедушкины шаги в прихожей. Все высыпали ему навстречу. — Как хорошо, что вы вернулись! — бросилась к нему пани Кристина. — А то мама уже напридумывала Бог знает какие катастрофы.

— Катастрофы, говоришь? — спросил дедушка, садясь за стол. — Она недалека от правды. И в самом деле произошло такое!

— Что именно? — подскочил к нему Рафал.

Павлик тоже передвинулся поближе к дедушке.

— Во что это такое ты влип? — грозно поинтересовалась бабушка.

— Папа, тебе с молоком чай или без? — спросила тетя Моника.

— С молоком, спасибо, детка, — ответил дедушка.

Пани Кристина пододвинула ему хлеб и ветчину. Павлик теребил дедушку за рукав:

— Дедушка, ну говори же, что случилось!

Дедушка ошарашил собравшихся:

— Раскрыта грандиозная афера!

— Какая афера? — допытывалась Яночка.

— Филателистическая, — ответил дедушка. — Боюсь, вы не поймете. Разве что Рафал в состоянии оценить весь ужас случившегося.

Услышав об ужасной афере, бабушка перестала ворчать. Все были страшно заинтригованы и по требовали объяснений.

— Представьте себе, кто-то занялся подделкой надписей на марках, — сказал дедушка. — Сегодня мы выловили поддельный Гондурас.

— Быть не может! — вскочил с места Рафал. Лицо его вспыхнуло от волнения. — Гондурас с надписью «Авиа»?

— Вот именно! — подтвердил дедушка. — Говорят, видели уже несколько таких марок. И не только Гондурас, еще и другие. Речь уже идет о целых миллионах.

— Еще бы! Ведь один Гондурас стоит бешеные деньги!

Остальные и в самом деле не очень разбирались в марках, и они попросили дедушку объяснить, что же все это значит. Дедушка с набитым ртом махнул вилкой Рафалу:

— Объясни им, а я пока поем спокойно.

Взбудораженный до предела, с блестящими глазами и пылающими щеками Рафал попытался возможно понятнее просветить своих темных родственников:

— Ну так вот, того... в филателистике не так просто разобраться. Марки бывают разные, одних много, а других мало. Те, которых мало, дороже, понятно? Мало потому, что или изначально мало отпечатали, или потом сделали надпись не на всем тираже.

- Какую надпись? — не поняла мать Рафала.

— Ну, например, выпустили серию, а тут вдруг понадобилась марка другого номинала, дороже. Так чтобы не печатать еще раз, на части уже существующего тиража делают дополнительную надпись чтобы продавать марку дороже. Напечатают, на пример, «Авиапочта», и это уже другая марка, не та, что без надписи. А если напечатают на небольшом количестве марок, они становятся для филателистов особенно ценными. Некоторые собирают только марки с надписью.

— Значит, тот Гондурас, о котором ты сказал...

— Гондурас был сначала самым обыкновенным — марка как марка, до тех пор, пока в 1925 году не понадобилось на нем напечатать надпись «АВИА»., .

— По-польски? — опять перебил брата Павлик.

— Ты что, при чем тут польский? — удивился Рафал. — По-португальски, «AEREO CORREO», что по-ихнему означает «Авиапочта». Выпустили серию такого Гондураса, небольшую, и эта марка сразу же стала жутко дорогой. Прочих Гондурасов пруд пруди, а таких, чтобы «Авиа» — всего ничего. И марка сразу стала раритетом, редкостью значит. И поэтому очень дорогая. А в самой серии тоже различаются Гондурасы с надписью красными буквами, синими или черными. Или еще лучше — вверх ногами.

— А в чем же заключается афера? — спросил внимательно слушавший пан Роман.

— В том, что всякие прохиндеи стали подделывать марки. Берут простой Гондурас, которых до вольно много, а на нем делают надпись. И не только Гондурас, другие редкие марки тоже. Например, на марке надпись сделана в 1918 году, всего таких марок на свете не больше тысячи, а этот подонок нашлепает надпись на десяти тысячах и продает марки по бешеным ценам. Коллекционеры раскупают, и пока мы спохватимся в своем Обществе, рынок уже наводнен фальшивками, мерзавцы разбогатели, а мы не знаем, как навести порядок. На такую аферу вы напали, дедуля?

— На такую. Немного схематично изложил Рафал суть дела, но в принципе правильно, фальсифицируют надписи на марках.

— И что? — поинтересовался пан Роман. — Вы узнали, кто этим занимается?

— В том-то и дело, что нет, — вздохнул дедушка. — Известно только, что дело поставлено на широкую ногу, а кто этим занимается — не знаем. Милиция говорит — целая шайка действует, потому что им известно о нескольких похищениях марок в последнее время. Кражи до сих пор не раскрыты. Причем это не были крупные кражи, немного тут, немного там... Немного в смысле количества марок, потому что если переводить на деньги, похищены огромные суммы. Сегодня мы долго просидели в Обществе, и Гондурас рассматривали, и другие марки с поддельными надписями. Все они были похищены недавно, и надписи на них свежие. Филателистическая афера всех заинтересовала, дедушке задавали множество вопросов. Пани Кристина заметила:

— Странно, что об этом не писали в газетах.

— А о чем писать, моя милая? — вздохнул де душка. — Что у такого-то старичка в Радоме некто украл четыре марки? Или из Почтового Музея пропал редкий экземпляр? Впрочем, может, и писали об этом, кто обратит внимание на маленькую за метку? Не такое уж это эпохальное событие. Не глупые люди в этой шайке, на крупные кражи не идут, понемногу крадут то здесь, то там, где придется. Впрочем, кражи — дело обычное, всегда были. Хуже то, что они занялись подделкой надписей. Столько людей обманули!

— А экспертизу делали? — задал профессиональный вопрос Рафал.

— Как раз сегодня мы этим и занимались. И, по моему мнению, пока немного продано марок, но понаделали, я думаю, громадное количество. Сужу по количеству краж. Я считаю, что осторожные преступники пока стараются свои фальшивки продавать, в основном, иностранцам, продают по немного, не торопятся, а товар у них где-то при прятан. Так я думаю, — ответил дедушка.

— А что думает милиция? — спросил его с пан Роман.

— Это мне не известно, милиция меня не информировала. Милиции подавай вещественные доказательства и прочие улики, а я занимаюсь марками уже пятьдесят шесть лет, мне всего пять стукнуло, когда я начал их собирать, и у меня свое мнение. А милиция ищет, как это... их малину печатный станок, готовую продукцию, не знаю что там еще. А у меня интуиция. Филателистический нюх!

Высказавшись, дедушка вытащил из кармана трубку, собираясь покурить после ужина. Бабушка раздраженно фыркнула:

— Нюх у него! Да эта трубка давно всякий нюх в тебе забила! Столько куришь!

— Бабуля, хоть сейчас не пили дедушку! — вступился за старика Рафал. — Ты же слышала, какой у него был тяжелый день и какие важные вещи он открыл!

— Спасибо, внучек, — уныло поблагодарил де душка. — А в другое время, значит, меня можно пилить?

— Папа, не отвлекайся! — перебила его тетя Моника. — И что говорит тебе твой филателистический нюх?

— А то, что они очень хорошо организовали свою, эту самую...

— Малину! — нетерпеливо подсказал Павлик.

— Малину, и там пока держат весь запас поддельных марок. Реализуют товар понемногу, когда подворачивается подходящий покупатель. А кто этим занимается, я тоже понятия не имею. Филателистическая сенсация на какое-то время отодвинула на второй план квартирный вопрос. Рафал вспомнил, что хотел показать дедушке какую-то марку, и кинулся было за ней, но бабушка решительно воспротивилась:

— Никаких марок за ужином! Уже поздно, кончайте есть и отправляйтесь в постель!

Бабуля, еще не поздно. И мы только немножко посидим! — пытался умилостивить бабушку Рафал. Та была непреклонна. — Уж я вас знаю! Всегда говорите — посидим немного, а потом в полночь приходится вас разгонять. И нечего перемигиваться, на сей раз уж я за вами прослежу!

Яночка послушно отправилась спать, зная, что теперь бабушка всецело занята присмотром за дедушкой и Рафалом, совершенно позабыв о соседке. Павлик сделал было попытку выклянчить у мамы хоть полчасика — очень уж интересной представлялась дедушкина афера, но мама решительно от правила его спать. Как маленького!

— Не огорчайся, — утешала его сестра. — Завтра попросим дедушку рассказать нам все подробности. Главное, удалось попридержать бабулю, чуть было не выболтала наши секреты. Прямо не знаю, что с ней делать, все время приходится быть на чеку...

13

— Гляди-ка! — крикнул Павлик сестре и остановился как вкопанный. — Это что-то новенькое! Брат с сестрой возвращались из школы и уже подходили к дому. Яночка поглядела, куда показы вал брат, и тоже остолбенела.

Остолбенеешь тут! По тротуару, ведущему от их калитки до перекрестка, прогуливалась грымза. В данный момент она шла к перекрестку, так что дети видели лишь ее спину, а она их не видела. Яночка дернула брата за руку.

— Прячемся! Она не должна нас увидеть!

И спрятавшись в кустах, растущих вдоль загородки, окружающей их участок, дети осторожно принялись наблюдать за соседкой. Вот грымза дошла до перекрестка и повернула обратно; дошла до калитки, постояла немного, поглядела по сторонам и опять не торопясь направилась к перекрестку.

— Что это ей вздумалось прогуливаться? — удивлялся Павлик. — Надоело торчать в окне?

— Неужели не понимаешь? — в свою очередь, удивилась Яночка. — Ведь она же намерена перехватить почтальона. Похоже, бабушка ее достала-таки...

Павлик согласился с сестрой. Молодец бабушка! Грымза прогуливалась настойчиво и упорно, от калитки до перекрестка и обратно, не меняя марш рута, Иногда она останавливалась и с явным не терпением оглядывалась по сторонам. Точно, ждала почтальона. Яночка заметила с глубоким удовлетворением:

— Уже третий день он никак не может отдать ей ее посылку.

— Ты думаешь, это все одна и та же посылка? — спросил брат.

— Конечно! Ведь у него нет никакой возможности передать ее, бабуля с Хабром всегда начеку. Иначе зачем бы она тут расхаживала?

— Ну, не знаю, — ответил Павлик, — он вполне мог вручить ее ночью. Ночью мы собаку не вы пускаем. А сейчас она свободно может ждать следующую.

— Может, — согласилась сестра. — Но даже если это и так, жизнь мы ей осложнили. Видишь, уже не может спокойно сидеть в окне, приходится по улице расхаживать. А если дождь? Или мороз?

— Тогда ей остается одно из двух: или простудиться, или переехать на другую квартиру, — сказал Павлик.

Очень неудобно было сидеть в колючих кустах, к тому же листья с них почти все облетели и грымза могла в любую минуту увидеть детей. Надо было срочно найти себе другое убежище.

— Как только опять повернется задом, выскочим и спрячемся вон за той тумбой, — решил Пав лик. — А когда потом снова пойдет к перекрестку, нырнем в калитку. Поняла? Короткими перебежками.

— Поняла, — кивнула Яночка, — только когда побежим, беги тихо, а то грохаешь своими ботинками по тротуару, как не знаю кто. Действуя в соответствии с намеченным планом, оба выскочили из кустов и на цыпочках преодолели первую дистанцию. Массивная тумба надежно скрыла их от глаз соседки. Переждав немного, они пробежали и вторую дистанцию и тихонько при крыли за собой калитку в тот момент, когда грымза приближалась к перекрестку.

Дома Хабр с радостью приветствовал своих хозяев.

— Тихо, песик, успокойся, — ласкала любимца Яночка. — Здравствуй, мой хороший, мой умный, мой красавец! Сейчас пойдем на охоту.

— Какое счастье, что у нас такой умный пес! Все понимает! И не гавкнет без надобности! — вторил ей брат. — Скорее в шалаш, оттуда все отлично видно.

Что именно собирались дети подглядеть из шалаша и без слов было ясно. Они просто обязаны были увидеть почтальона, доставляющего соседке посылку. По ее внешнему виду можно было определить, та ли это посылка или другая. Местоположение шалаша выбрано с умом: из него отлично просматривались часть улицы и перекресток. О приближении почтальона первым узнал, разумеется, Хабр. Он вскочил, стал нюхать воздух, беспокойно вертеться и вопросительно поглядывать то на детей, то на перекресток. Понятно, значит именно оттуда покажется почтальон. Грымза не могла знать этого и находилась где-то на пол пути, когда почтальон вывернул из-за угла. Она поспешила к нему, и они встретились на улице как раз перед шалашом, всего в каких-то двух метрах от него, так что дети могли все отлично разглядеть. Почтальон достал из сумки и передал грымзе посылку — точно такую, как описывала бабушка, так что это могла быть та самая, что и прошлым разом. Вот о чем почтальон говорил с грымзой дети, к сожалению, не могли расслышать, потому что разговор велся очень тихим шепотом. И хотя Яночка с Павликом затаили дыхание и навострили уши ни словечка не расслышали. Яночка выскочила из шалаша, когда грымза уже входила в дом.

— Быстрее! — крикнула она брату. — Попробуем заглянуть к ней в окно, надо знать, что в посылке! Раз уж мы не помешали ее получить, по крайней мере попытаемся подглядеть, что в ней.

— Надо было натравить на него собаку! — говорил на бегу Павлик.

— Дурак! Он ведь мог с ним что-нибудь сделать! — на бегу же ответила Яночка.

— Ну и что! — возражал запыхавшийся Пав лик. — Пусть бы даже его укусил! Так этому почтальону и надо. Как ты можешь его жалеть?

— Опять же дурак! Не почтальона я жалею, а Хабра! Кто знает, на что способен такой подозрительный тип, как этот почтальон! Влезай на дерево, быстро!

В квартире грымзы было три окна — одно в кухне, по одному в комнатах. Занавески ни на одном из них не были задернуты. Павлик в момент вскарабкался на дерево, растущее перед окном соседкиной квартиры, Яночка так же быстро залезла на груду кирпичей у гаража, откуда можно было заглянуть в соседкину кухню. И в комнатах, и в кухне было пусто. Ни одной живой души!

— Куда она могла подаваться? — ломал голову Павлик. — Ведь в дом вошла, мы сами видели. Вот ведь старая ведьма!

— Может, как ведьма, в трубу вылетела? — предположила Яночка, а когда Павлик недовольно взглянул на нее, поспешила добавить:

— Да шучу я. Хабр! Ищи грымзу! Ищи! Грымзу!

Умный пес прекрасно понял, к кому относится словечко «грымза». Он бросился к двери в дом, а когда ее открыли, пересек маленькую прихожую устремился вверх по лестнице, ведущей на чердак. Дети на цыпочках последовали за ним.

— Видишь! — радовался Павлик. — Точно, дело нечисто, раз она сразу поперлась со своей посыл кой на чердак.

— Тихо! — шипела на него сестра. — Не можешь тише подниматься? Трещишь, как трактор.

— Это ступеньки трещат, а не я, — оправдывался Павлик.

Замок на двери, ведущей на чердак соседки, был отперт, самой соседки не было видно, но о ее наличии на чердаке очень выразительно проинформировал Хабр. Прислушавшись, дети услышали тихий шелест бумаги.

— Интересно, что она там делает? — прошептал одними губами Павлик.

— Не знаю, — так же тихо ответила Яночка, — но думаю — посылку свою распаковывает. Слышишь, бумага шелестит?

— А почему на чердаке? — недоумевал Павлик.

— Откуда мне знать? Может, догадалась, что мы станем подглядывать в окна, и забралась на чердак?

Вот шелест бумаги прекратился, что-то легонько стукнуло, а потом послышался уже знакомый не понятный звук — будто что-то тяжелое волокли по полу. Павлик ткнул сестру в бок, но она и без того навострила уши. Потом послышалось легкое потрескивание и снова тот же самый звук. Тут до сих пор спокойно сидящий у ног Яночки Хабр вскочил и, беспокойно оглянувшись на девочку, чуть слышно предостерегающе рявкнул. Схватившись за руки, брат с сестрой бросились с о всех ног наутек. Они еще не успели спуститься с лестницы, когда услышали лязг запирающегося замка.

Яночка поцеловала Хабра в нос.

— Песик, дорогой, ты просто спас нас!

— Что бы мы без него делали? — вторил Яночке брат. — А чем она так трещала, ты не поняла?

— Ничего я не поняла, — раздраженно ответила сестра. — Сначала вроде бы тащила по полу корзину, а потом трещала. Непонятно! Из кухни выглянула удивленная бабушка.

— Дети, вы уже пришли? Как же это я не слышала, когда вы входили? Раздевайтесь скорее, у меня для вас новости...

— Мы уже знаем, бабуля, — с горечью произнесла Яночка, повесив куртку в прихожей и вслед за бабушкой входя в кухню. — Грымза специально прогуливалась по улице, чтобы получить свою посылку.

— Ах, Господи! — всполошилась бабушка. — Значит, все-таки получила? А я так старалась! Сегодня целых два раза я успевала раньше нее встретить почтальона! Потом я видела, как она вышла из дому, но надеялась, что почтальон ей не попадется. Выходит, попался?

— А как ему было не попасться, если она часа два прогуливалась по улице, поджидая его? — раздраженно спросил Павлик.

— Бабуля, ты не огорчайся, — садясь на свою табуретку за стол, сказала Яночка. — Как бы ты ни старалась, все равно бы не устерегла его. Они сговорились, что она выйдет и встретит его, а тебе он ни в коем случае ее посылки не отдал бы. Тут какая-то тайна.

— Так что будем делать? — огорчилась бабушка.

Павлик вздохнул:

— Пока мы не знаем. Но что-то делать надо, нельзя этого так оставить. Расстроенная бабушка принялась за приготовление бутербродов. Она уже втянулась в партизанскую войну с соседкой и твердо уверовала в то, что это лучший путь к достижению цели — переезду соседей из их дома. И бабушка уже вот-вот одержала бы верх в войне, как вдруг неожиданный тактический маневр неприятеля принес ему успех. Дети без аппетита принялись за бутерброды, думая о последних событиях. В кухне воцарилось тягостное молчание. Нарушила его Яночка.

— Бабуля, — сказала она, — а ты не рассказывала настоящему почтальону об этом... самозванце?

— Нет, ничего я ему не говорила, а разве нужно? — удивилась бабушка.

— Конечно, нужно! — подхватил Павлик. — Надо было пожаловаться, что не отдает тебе посылку и вообще ведет себя подозрительно. Бабушка отмахивалась от напиравших на нее внуков куском сыра:

— Отстаньте вы от меня! Ну как я могла признаться человеку в том, что шпионю за соседкой? Ни за что в жизни! Что он обо мне подумает?

— Ничего плохого не подумает, а рассказать ему надо, — сурово заметила Яночка. — И ни в чем шпионском не признаваться, зачем? Просто скажи — удивляет тебя такое его поведение. Ты случайно оказалась у калитки, он принес посылку...

— А почему это я оказалась у калитки? — ехидно поинтересовалась бабушка.

— Ты что, не имеешь права стоять у калитки собственного дома? — подключился к агитации старушки внук. — Стояла себе, а тут идет почтальон. Ты удивилась — ведь знаешь вот этого, а тут другой какой-то, подозрительный.

Бабушка уже обрела присущую ей твердость.

— Кажется, мои внуки учат меня, старуху, говорить не правду? — веско произнесла она.

— В твоем возрасте могла бы уж и без нас научиться! — бестактно брякнул прямолинейный внук, а умненькая внучка поспешила разрядить обстановку:

— Какая же тут ложь? Чистая правда. А если о чем и умолчишь, то это тоже не ложь. Бабушка собралась было сурово отчитать внуков и преподать им основы морали, но тут ей вдруг пришло в голову — очень несвоевременно — весьма обескураживающее соображение: а ведь то, о чем ей сейчас толкуют дети, в мире взрослых называется дипломатией. Да, так оно и есть, не надо лгать, следует говорить правду, только не всю. О чем-то надо умолчать, что-то дипломатично обойти...

— А врать нехорошо! — не удержалась бабушка от поучения и добавила:

— Ложь — это не просто нечестность. Ложь еще и отвратительная трусость...

Встретив полные упрека взгляды внуков, она вздохнула:

— Ну ладно, скажу ему правду. Скажу, что тот почтальон показался мне подозрительным и я специально поджидала его. И пусть думает, что хочет!

— Правильно, бабуля! — похвалила Яночка. — Пусть настоящий почтальон скажет тебе, кто этот подозрительный — тоже почтальон или самозванец какой, и почему себя так странно ведет.

— А ты сможешь описать внешность подозрительного самозванца? — спросил Павлик. — Чтобы настоящий почтальон мог его узнать.

— Постараюсь, — ответила бабушка, чувствуя, как у нее с сердца спадает тяжелый камень. — Может, и в самом деле поможет нам разгадать загадку. А вы почему ничего не едите? Пока вот перекусите немного, сегодня пришлось мне с обедом задержаться. Ничего страшного, ваши родители поехали за какими-то трубами и вернутся поздно, а дедушка совсем замотался со своими фальшиво... марочниками, предупредил, что вернется поздно.

14

— Вот и получается, что грымза всех нас оставила в дураках, — с горечью констатировал Павлик, вытаскивая из-под подушки свою пижаму. — Сделала свое дело — и большой привет! С тяжелым вздохом мальчик присел на кровать. За день он страшно вымотался, так как пришлось помогать родителям. В доме наконец начали ремонт, и Павлик один, по его словам, перетаскал на помойку столько строительного мусора, что им можно было наполнить два самосвала. Теперь все эти доски, битый кирпич, железки он ощущал в костях и во всем теле. Болели руки и ноги, ныла поясница. Физическая усталость явно сказывалась на настроении.

Возможно, потому, что устала меньше, Яночка была настроена более оптимистично. Она поспешила вселить в брата бодрость:

— Не так уж все плохо. Бабуля поговорила с нашим почтальоном. И он ей сказал — никакой посылки по нашему адресу не приходило. Если бы пришла, доставить ее должен был он, это входит в его обязанности. Разве что заграничная, тогда, случается, доставка поручается внештатным почтальонам.

Павлик немного оживился.

— Когда она тебе это сказала? Почему я не знаю?

— Ты еще из школы не вернулся. А я не успела сказать, тебя сразу запрягли в работу. Сам знаешь, потом разговаривать не было никакой возможности. Какая все-таки страшная вещь ремонт!

— А что она еще говорила?

Кончив стелить свою постель, Яночка тоже при села на ее край.

— Сказал — раз о посылке ничего не знает, значит, она заграничная. Сказал — того подозрительного почтальон не знает и не представляет кто это, хотя бабуля его красочно описала. А бабуле все это показалось еще более подозрительным, она знает, как должны выглядеть заграничные посылки, а та совсем на них не похожа.

— А если и заграничная, то еще больше подозрительная, — убежденно заметил мальчик, но Яночка перешла уже к следующему подозрительному моменту:

— Как ты думаешь, зачем она там, на чердаке, двигала корзину? Прятала туда посылку? Тайны всегда действовали на Павлика вдохновляюще. Вот и теперь он забыл об усталости и целиком переключился на непонятную историю посылкой.

— Зачем ей лезть в корзину? Ведь она битком набита пустыми банками-склянками. А в посылке судя по словам бабули, никак не могла быть банка. Да мы и сами видели, вспомни.

— Конечно, зачем бы ей прятать так старательно какую-то банку? — согласилась Яночка, задумчиво глядя в темноту за окном.

Павлик тоже уставился туда, и, возможно, имен но темнота вдохновила его, ибо он высказал дельное соображение:

— Если это была банка с вишневым вареньем... еще можно понять. А вдруг она прятала ее от сыночка, чтобы не сожрал?

— Ты не о варенье думай, а о том, как ей жизнь отравить, — одернула сладкоежку-брата строгая сестра. — Я ничего путного придумать не могу.

— Я тоже, — вздохнул Павлик. — Дом рушится... рушится дом, ничего нового в голову не приходит, — безнадежно махнул рукой мальчик, сознавая всю слабость этой устаревшей концепции.

— Надоело! — фыркнула Яночка. — И грымза привыкла, и даже бабушка.

— Бабушка не привыкла, просто мы переключили ее на почтальона, а сама идея что надо! — воодушевился вдруг Павлик. — Только завыть надо теперь посильнее, как-то убедительнее... А грымза не привыкла, а тоже была занята охотой на почтальона.

Подумав, Яночка согласилась:

— Почему бы и не повыть немного? Сколько мы с тобой не выли? Кажется, целых четыре дня? Самое время. А она там еще чем-то трещала, помнишь?

— Да, надо посмотреть, чем там можно трещать. Решено, лезем на чердак!

Перспектива ночной вылазки так вдохновила Павлика, что он совсем забыл об усталости, будто и не таскал весь день тяжести. Чердак притягивал мальчика с таинственной силой, столько там было еще неисследованного! Как он не подумал об этом раньше? Может, именно там хранится ключ к разгадке непонятных событий.

— Ну так что? Лезем? — вскочил он с постели — Мне совсем не хочется спать.

— Мне тоже! — Яночка уже была на ногах. — Только смени батарейки в фонарике, он у тебя слишком слабо светит.

Дети давно освоили технику ночных вылазок на чердак с собакой, и все трое очень полюбили их. Из окна Хабр спрыгивал сам, а обратно забирался в два приема. Сначала прыгал на спину на клонившегося Павлика, с нее на подоконник. По росшую мхом наклонную крышу над террасой преодолевали с помощью давно вбитых в нее крючьев. Научились дети и более рационально использовать короткое время, отпущенное на изучение чердака. Они не стали отвлекаться на осмотр уже исследованной части чердака, а, чихая от пыли и светя фонариком, сразу направились на менее изученную. Действовать тут приходилось осторожно, малейшее резкое движение поднимало тучи пыли, толстым слоем покрывавшей все вокруг. Каждый заинтересовавший их предмет приходилось или брать в руки, чтобы осмотреть, или хоть немного стряхнуть с него пыль: по внешнему же виду трудно было определить, что это такое. Яночка нащупала какой-то круглый предмет и не могла понять, что он собой представляет. Пришлось призвать на помощь брата. Оставив в покое деревянное колесо, похожее на штурвал с торчащими в стороны деревянными спицами, Павлик осторожно, стараясь не поднимать пыли, извлек не понятный круглый предмет из кучи позвякивающего мусора. Стерев рукавом пыль, он осветил предмет фонариком и неуверенно произнес:

— Похоже на тыкву.

Взяв в руки непонятную находку, сестра оглядела ее.

— Легкая. И какие-то дырки, вот здесь, видишь?

Дети с интересом принялись рассматривать старую высохшую тыкву, в которой и в самом деле виднелось несколько дырочек разного размера. Но вот Павлик повернул тыкву под каким-то новым углом и воскликнул:

— Гляди! Ну прямо морда!

— Точно! — подхватила Яночка. — Вот глаза вот нос... и зубы торчат! Что бы это могло быть?

Заглянув через самое большое отверстие внутрь тыквы, Павлик сделал открытие:

— Там остаток свечи. Вон огарок, видишь? Зажжем?

— А у тебя есть с собой спички?

— Спички у меня всегда с собой! Зажигаем?

Велев Яночке светить фонариком и освободив руки, мальчик сначала перевернул тыкву отверстием вниз и вытряхнул из нее скопившуюся пыль. Яночка светила на брата и тыкву двумя фонариками — своим и брата, с интересом наблюдая за братом. А тот зажег спичку и, наклонив тыкву, тщетно пытался зажечь запыленный и высохший фитиль свечи внутри тыквы. Пришлось потратить несколько спичек, прежде чем свеча внутри тыквы зажглась ровным ярким пламенем. Дети выжидающе уставились на нее, но ничего интересного не происходило.

— И что? — не выдержала Яночка.

— Не знаю, — разочарованно ответил брат и вдруг сообразил:

— А ну, потуши оба фонарика! Яночка послушно потушила фонарики, и у детей перехватило дыхание. В наступившей темноте они узрели перед собой страшную рожу, отсвечивающую каким-то потусторонним, призрачным светом. Тыква покачивалась, огонек свечи колебался, рожа строила страшные гримасы — скалила зубы и дьявольски подмигивала.

Яночка не могла произнести ни слова. Павлик восхищенно выдохнул:

— Привидение! Морда привидения! Полный отпад!

— Красота, — немного дрожащим голосом подтвердила сестра, будучи не в силах отвести взгляда от страшного зрелища. — От такой красоты можно помереть на месте!

— А это мысль! — обрадовался брат, тоже не пускавший глаз с тыквы. — В полночь показать ей такое, а? Ты как думаешь? Во дворе ночью темно, хоть глаз выколи, хорошо, что фонарь перед нашим домом испортился. Увидеть такое в окне! Ты как думаешь?

Обретя способность думать, Яночка с восторгом восприняла идею.

— Потрясающе! — произнесла она все еще дрожащим голосом, но сразу же принялась распоряжаться:

— Погаси свечу, а то вся прогорит! И давай по торопимся, времени мало.

Включив фонарик, дети принялись дуть на свечку, наконец мощным «фууу! « Павлику удалось ее погасить. Еще раз как следует обтерев драгоценную тыкву рукавом, Павлик осторожно положил ее в угол, чтобы на обратном пути захватить с собой. Как бы не поломать по пути, слезая с чердака! Придется осторожненько передавать друг другу, значит, на обратный путь понадобится больше времени, значит, остальные дела на чердаке надо проделать в ускоренном темпе.

И мальчик поспешил к брошенному штурвалу. Странное колесо со спицами было прикреплено к ажурной деревянной подставке. Павлик не мог рас смотреть, чем эта подставка оканчивалась, потому что ее придавило старое кресло или остаток дивана. Мальчик попробовал отодвинуть в сторону эту мебель, но сил не хватило.

Недалеко от брата Яночка занималась своими изысканиями. Ей удалось пробраться к стене чердака, и она обнаружила висящий на этой стене мешок — почти пустой, только на самом дне лежало что-то тяжелое. Рядом с мешком стояли какие-то длинные палки с ручками в виде молотка Девочка взяла в руки одну из них, она оказалась страшно тяжелой.

— Павлик! — вполголоса позвала Яночка брата. — Пойди сюда, гляди, какие-то странные молотки. На длинной-предлинной палке. Пришлось Павлику опять оставить в покое свой штурвал. Мальчик перелез через кучи какой-то рухляди и, подойдя к сестре, взял в руку одну из палок.

— Это не молоток, — сказал он. — Погоди, я как-то видел в кино, в Англии играют в такую игру... Как же она называется? Ага, вспомнил, крикет!

— А как в это играют? — заинтересовалась девочка.

— А вот так, — стал показывать Павлик, стараясь вспомнить, какую позицию принимали игроки в крикет в том кино, которое он когда-то видел. Согнувшись и расставив ноги, мальчик взмахнул палкой с молотком. Мешал фонарик. Отдав его се стре, Павлик пояснил:

— Представь, что вот тут, на траве, лежит мячик, деревянный. И я со всей силы бью по этому шарику.

Мальчик размахнулся, наглядно демонстрируя, как следует играть в крикет, и при этом зацепил молотком за висящий на стене мешок. Послышался такой грохот, что брат с сестрой кинулись друг к другу и оцепенели от страха, на всякий случай при гнув головы и сжавшись в комок. Ветхий мешок разодрался, находящиеся в нем деревянные крикетные шары с оглушительным грохотом обрушились на деревянный, пустотелый пол чердака и гремя покатились в самые отдаленные углы его. Мощное эхо прокатилось по всему дому, дошло до подвала и возвратилось на чердак. Казалось, валится не один дом, а целый живой квартал. Дети оцепенели от страха и не скоро пришли в себя. Первым опомнился Павлик.

— Захотелось тебе пошуметь, можешь быть довольна. — раздраженно бросил он сестре. — Теперь нет никакой надобности, ни у кого не останется ни малейших сомнений — дом вот-вот свалится им на головы. Что теперь делать?

— Бежать! — решила девочка. — И как можно скорее! Наверняка родители в панике кинутся в нашу комнату спасать детей.

И оба бросились к окошку, через которое за брались на чердак. Тут девочка вспомнила о тыкве:

— Стой! Привидение забыли!

— Какие могут быть привидения?! — потянул сестру за руку Павлик. — С тыквой быстро не выберешься! Завтра захватим. А пока сматываемся! Обратный путь с чердака проделан был за рекордно короткое время. В паническом бегстве дети скатились со скользкой крыши террасы, как на санках, причем Павлик опять разорвал брюки о крючья. Внизу их ожидал встревоженный Хабр, беспокойно кружась на месте. Вот все трое уже в комнате. Разбуженная страшным грохотом мама кинулась, естественно, в комнату к детям, только халат накинула. Сына и дочь она обнаружила в их кроватях. Закрывшись до подбородка одеялами, они спали каменным сном. Их учащенное дыхание свидетельствовало о том, что сны им снятся неспокойные. «Ничего удивительного, — подумала мама, — при таком грохоте. Слава Богу, с ними все в порядке». К счастью, маме не пришло в голову поправить на детях одеяла, иначе она обнаружила бы, что ее детки легли спать не раздеваясь и даже в обуви. При чем и одежда их, и особенно обувь, такие грязные, что маме наверняка стало бы плохо. Но мама ни чего не заметила и вернулась к себе успокоенная. Семейный скандал разразился с самого утра, за завтраком. Бабуля с трудом дождалась, когда все с оберутся за столом, сама же она так и не сомкнула глаз. Наконец все собрались, даже дедушка, который в последнее время отправлялся к себе в Общество филателистов чуть свет.

— Слышали? — напустилась бабушка на несчастную, невыспавшуюся семью. — Что теперь скажете? Какое доказательство еще нужно? Грохотало так, что я подумала — трубы валятся.

— Трубы на месте, я видел, — пытался успокоить бабушку Рафал, к нему присоединился пан Роман:

— Если бы этот грохот действительно означал что дом рушится, утром мы бы уже были погребены под развалинами.

Бабушка вышла из себя:

— А что он, по-твоему, означает? Ангельское пение?

И она взглядом велела мужу подключиться. Дедушка не смел ослушаться, но сделал это в свойственной ему культурной и деликатной манере:

— Дорогие мои, это и в самом деле становится невыносимым! Каждую ночь меня что-то будит: то какие-то шумы, то ваша мать. Я уж и не знаю, что хуже...

— Может, это наша соседка чем-то занималась у себя на чердаке? — робко предположила пани Кристина.

— Нет, не соседка! — бушевала бабушка. — Когда я выскочила из комнаты, она тоже выскочила! И собиралась подняться на чердак, а не спускалась с него.

— Роман, может, стоит еще раз пригласить экспертов? — предложила тетя Моника.

— Как ты себе это представляешь? Ведь им придется ночевать у нас в доме, шумы раздаются только по ночам! — ехидно поинтересовался ее брат. — И вообще, дом стоит прочно, не шелохнется!

— Тогда что означает этот грохот? — вне себя крикнула бабушка.

Детям было пора отправляться в школу. Жаль, не услышат продолжения интересной дискуссии. Когда Павлик уже выходил из кухни, мама обратила внимание на его куртку.

— Павлик, а ну подойди сюда! Что это у тебя на спине?

— Откуда мне знать, что у меня на спине? — притворился возмущенным Павлик.

Сестра немедленно пришла ему на помощь:

— Мама, нам надо бежать, а то опоздаем в школу! Подумаешь, к чему-то прислонился. Отругаешь его потом. А ну-ка, пошевеливайся! И она подтолкнула брата в спину. Мама не успела опомниться, как они оба скрылись за дверью. Ничего не понимающий Павлик упирался, но сестра силой тянула его на улицу. Только здесь она отпустила брата.

— Ну, и к чему такая спешка? — ворчал Пав лик. — И вовсе мы не опаздываем, еще успели бы немного послушать.

— А как бы ты объяснил маме, откуда взялись на твоей куртке следы?

— Какие еще следы? — начал было удивляться брат, но Яночка уже стаскивала с него куртку. На спине во всей красе отпечатались все четыре лапы Хабра.

— Надо же! — говорила Яночка, пытаясь стереть грязь. — Должно быть, Хабр попал в лужу. А я и не заметила, что куртка грязная, вроде все отчистила.

— Я и сам ее чистил, — оправдывался Пав лик. — Помнишь? Целый час, наверное, в окне вытряхивал. И ее, и все остальное. Недоглядел, темно было. А здорово получилось! Всех перебудили! Даже грымза всполошилась, так ей и надо. А если еще мы на нее привидение напустим... И по дороге в школу дети принялись обсуждать детали предстоящей операции.

— Лучше всего, чтобы это висело, — рассуждал Павлик. — Представляешь, висит, светится и скалится! И время от времени стучит ей в окно!

А может, лучше снизу поднять, на палке? И тоже в окно постучать.

— Нет, лучше пусть висит, так страшнее. Я бы сама испугалась! — решила Яночка.

— А если ей захочется рассмотреть привидение вблизи или пощупать, оно возьмет и отлетит! — фантазировал мальчик.

— Ты что? — возражала сестра. — Кому захочется такое щупать? Да она тут же на месте окочурится! Вот только как сделать так, чтобы свисал сверху? С чердака спустить? На веревке? Павлик внес рациональное предложение:

— Сверху лучше, это факт, но не на веревке Ну будет тыква висеть на веревке и скалить зубы Только-то! Как постучишь? Что бы такое приду мать? А, знаю! Удочка!

— Гениально! — восхитилась Яночка.

Павлик принялся за техническую сторону операции:

— Значит, возьмем удочку отца, все равно какую, лучше спиннинг, на крючок зацепим тыкву. И спустим привидение с балкона бабушки!

Яночка раскритиковала проект:

— Тоже мне придумал! Бабуля знаешь как чутко спит? Просыпается от малейшего шума, на их балкон не проберешься. Нет, надо спустить при видение с чердака грымзы! Окошко их чердака как раз находится над окном ее комнаты, в котором она вечно поджидает почтальона. Ты еще не потерял ключ от замка? Ну, от двери на их чердаке?

— За кого ты меня принимаешь? Я еще тогда купил его у приятеля. Три злотых ему заплатил, из собственных денег! Так и подумал, что ключ нам еще пригодится.

Яночка похвалила брата за предусмотрительность, и они продолжили обсуждение технических деталей операции «Привидение», сделав поправку на чердачное окно. В области техники Павлик был бесспорным авторитетом, сестра слушалась его беспрекословно.

Мальчик рассуждал вслух:

— Значит, берем удочку папы. Ту, с катушкой, тогда можно будет тыкву поднимать и опускать. И легче потом втащить.

— А что делать с дыркой в тыкве, куда вставляют свечу? Дырка нам совсем ни к чему.

— А мы ее бумагой заклеим, — решил брат. — Я возьму плотную бумагу, вырежу кружок и заклеим.

Конечно, нам ни к чему, чтобы оттуда пробивался свет. И чтобы увидели свечу, если привидение от ветра развернется задом. Значит так: сначала за жжем свечку, вставим ее в тыкву, а потом я отверстие заклею. У меня есть хороший клей, сразу схватывает...

15

На Варшаву опустилась чудесная ночь, абсолютно черная и безветренная. Соблюдая тысячу предосторожностей, Яночка с Павликом пробрались на грымзин чердак. Тыкву нес лично Павлик, нежно прижимая ее к груди, Яночке он доверил спиннинг — удочку с катушкой. Еще в комнате мальчик как следует зацепил тыкву крючком за черенок и приготовил бумажный кружок с клеем. Предусмотрительно оба переоделись в пижамы и даже тапки — на всякий случай. Тихонько отперли дверь чердака, тихонько, на цыпочках, подсвечивая электрическим фонариком, пробрались к окошку, открыли его и выглянули. Никакого выступа крыши под окном не было, и под ним прекрасно просматривалось окно комнаты грымзы. Несколько в стороне виднелся бабушкин балкон.

Павлик зажег свечку внутри тыквы и быстренько заклеил отверстие заранее приготовленным кружком плотной бумаги. В спешке налепил кружок немного кривовато, сбоку осталась узкая щель, но переклеить было нельзя: клей и в самом деле моментально схватывал.

— Да ладно, оставь, — шепнула Яночка. — Не страшно, пусть остается. Только бы у нас эта тыква не оторвалась.

Павлик подергал за крючок:

— Крепко держит. Вот как бы ветер свечку не задул.

Яночка высунулась в окно:

— Ветра, кажется, нет совсем.

Оттолкнув от окна сестру, Павлик просунул в него тыкву и стал ее осторожно опускать, потихоньку разматывая катушку спиннинга. Задыхаясь от волнения, Яночка заглядывала брату через плечо.

— Погаси фонарь! — зашипел Павлик на сестру. — Пусть светит только наше привидение! Яночка послушно погасила фонарик и сделала попытку просунуть голову в окно, навалившись всем телом на брата. Она увидела, как светящаяся морда, величественно покачиваясь, медленно спускалась вниз.

— А ну слезь с удочки! — шипел Павлик. — Мне и без того трудно! Не толкайся! Сначала я спущу ее вниз, на уровень окна, а потом немного отодвину. Ну что под руку толкаешь!

— Хватит! — волновалась Яночка. — Вот, уже как раз на уровне ее окна! Мне кажется, хватит!

— Тогда слезь с удилища, попробую осторожно стукнуть в ее окно.

И он принялся медленно отодвигать привидение от стены дома с помощью удилища. Затаив дыхание Яночка следила за манипуляциями брата. Кошмарное привидение неторопливо отплыло по воздуху вдаль, потом стало так же медленно приближаться к дому. Кругом царила тишина. В кромешной тьме трудно было сориентироваться, на каком расстоянии от дома парит призрак. Ага, теперь понятно. Павлик немного не рассчитал и слишком далеко высунул удочку. Яночка взволнованно сопела над ухом брата.

— Ну что ты! — шипела она. — Никак рассчитать не можешь!

Вспотевший Павлик и без того страшно волновался. Не понимает девчонка, что не так просто справиться с этой длинной удочкой. Малейшее неосторожное движение приводило к тому, что светящийся шар отклонялся в самом неожиданном направлении. Повисший в воздухе призрак выделывал совершенно непредусмотренные пируэты, плясал и подпрыгивал, вращался вокруг своей оси, удалялся от дома то в одну сторону, то в другую. Наконец сверхъестественными усилиями мальчику удалось заставить привидение повиснуть неподвижно. Оно замерло в воздухе. Брат с сестрой тоже замерли затаив дыхание.

Вот кошмарная морда привидения качнулась в сторону и с легким размахом негромко стукнула в оконное стекло. Ага, получилось! Окрыленный успехом Павлик заставил тыкву еще раз качнуться в сторону и еще раз стукнуть в окно. И еще, уже сильнее.

От стука раскрывшейся внизу оконной рамы брат с сестрой вздрогнули — так громко он про звучал в ночной тишине. Яночка даже подпрыгнула от неожиданности, а у Павлика дрогнула рука, за ставив и морду устрашающе подпрыгнуть. Жуткий крик, от которого кровь застыла в жилах, прорезал тишину ночи и разнесся далеко по округе. За ним последовали какой-то непонятный грохот и стук.

— Ага, углядела! — удовлетворенно проговорил Павлик и отвел привидение подальше от окна, не много вверх. Яночка посоветовала:

— Вверх не надо! Пусть отлетит в сторону, чтобы было видно во всей красе. Вот так, здорово! Павлик принялся крутить катушку, одновременно манипулируя удилищем. Призрак задвигался, скаля зубы и отбрасывая во все стороны блики потустороннего света. Второй страшный крик раздался в ночной тишине.

— Бабушка! — перепугался Павлик и принялся спешно подтягивать вверх свое привидение. Яночка испугалась не меньше.

— Езус-Мария, что теперь будет? Скорей, вытягивай его, но не прямо вверх, а то увидят, куда скрылось. Пусть немного подрейфует во дворе. Пусть попляшет!

Об этом не надо было просить брата. От волнения у того так тряслись руки, что и без всяких указаний призрак извивался и дергался в кошмарном загробном танце. Вот он стремительно взмыл вверх.

Услышав стук открывавшейся балконной двери, Павлик в панике швырнул удилище назад, угодив в ногу Яночке, и принялся руками тянуть леску, к которой была прикреплена тыква. Во что бы то ни стало следовало втащить привидение на чердак, пока не увидели, куда оно подевалось! Как назло, тыква застряла в окне. Еще бы, его половина была занята головой Яночки.

— Убери свою башку! — шипел брат. — Да отойди же! Надо высунуть и погасить свечу, пока нас не заметили. Зачем зажгла фонарик, совсем сдурела?

Наклонив тыкву руками так, чтобы верхнее отверстие оказалось на уровне его губ, мальчик дунул. Видимо, отчаяние заставило его вложить все силы. От могучего дуновения свеча сразу погасла. И вовремя! Дети услышали, как кто-то вышел на балкон. Дедушка, наверное. К счастью, он уже ни чего не мог разглядеть. И двор, и чердак тонули в непроглядной тьме, а в доме, на первом и втором этажах, вспыхнул свет. Ощупью Павлик втащил тыкву внутрь. Это было непросто, так как мальчик весь оказался опутан леской.

— Закрой окно! — шепотом приказал он сестре. — Не могу шевельнуть ни рукой, ни ногой. Да осторожней!

— Ничего не вижу! — в отчаянии прошептала Яночка. — Не подталкивай меня и не двигайся, в темноте что-нибудь заденешь! Зачем под ноги лезешь?

— Не лезу я, это леска сама по себе разматывается. Пощупай, тут где-то рядом спиннинг с катушкой, может, сумеешь немного намотать на катушку, а то мы совсем запутаемся в леске. Действуя в полной темноте и жуткой спешке, дети все-таки сумели выпутаться из сложного положения и как-то добрались до двери. Открыв ее, они отпрянули — их буквально отбросили назад шум и гвалт внизу. Крики разносились по всему дому.

— Похоже, все галдят у бабушки под дверью, — шепнул Павлик. — Теперь не пройти.

— Немного подождем. Давай я тебя распутаю, — сказала сестра. — Вот, подержи фонарик и посвети, только заслони свет. Они не услышат. Потом Яночка подержала фонарик, а Павлик осторожно запер замок чердачной двери.

— С привидением что делаем? И удочку надо спрятать.

— Пока спрячем их в застенках, — решила Яночка. — Тут никто не найдет. А завтра незаметно унесем к себе.

Не так просто было в кромешной тьме спрятать тыкву и удочку, да еще не шуметь при этом. Зажигать же свет опасно, снизу могли обратить внимание. Наконец вещдоки спрятаны, можно подумать и о том, как спрятаться самим. Спустившись на один пролет лестницы, дети прислушались. Вроде бы гомон несколько утих, во всяком случае звучал глуше.

— Зашли в бабушкину квартиру, — поняла Яночка. — Путь свободен. Быстро вниз! Интересно, что они там делают? Дерутся что ли? Такой крик подняли!

Не очень-то он был свободен. Сбежав на площадку второго этажа, дети услышали, как снизу кто-то бегом поднимается по лестнице. Спрятаться было некуда, обратно подняться на чердак — не успеют. Брат с сестрой в растерянности замерли, держась за перила, и тут на них налетел отец. Не обратив на своих детей никакого внимания, он скрылся за дверью бабушкиной квартиры. Яночка с Павликом немедленно втиснулись за ним. А в квартире бабушки было форменное столпотворение. Тетя Моника хлопотала вокруг лежащей в нервном припадке бабушки.

— Успокойся же, мамуля! Нет, больше валерьянки ты не получишь. И без того выпила целый стакан!

— Ох, мое сердце! — стонала бабушка. — Еще этого не хватало! Мало того, что дом валится, так в нем еще и привидения водятся! Я всегда говорила — тут нечисто! Ох, мое сердце. Того и гляди инфаркт получу!

Рафал помогал матери успокаивать бабушку, выдвигая свои аргументы:

— Ну и что, что нечисто? Подумаешь, привидение! Оно же еще никого не задушило!

Пани Кристина придерживалась своей версии:

— Наверняка маме это привидение приснилось.

Но тут в разговор вмешался дедушка:

— Нет, не приснилось, я тоже его видел!

— Во сне? — поинтересовалась пани Кристина.

— Нет, на балконе! То есть на балконе стоял я, а не привидение.

— И что ты видел? — заинтересовалась его дочь.

— Я видел, как что-то большое и светлое стремительно полетело куда-то вверх.

— Может, какая-нибудь птица? — предположила тетя Моника.

— Может, и птица, — согласился покладистый дедушка. — Очень может быть, что это была сова. И я вовсе не намерен из-за нее умирать от инфаркта. Бабушка душераздирающе зарыдала в своем кресле:

— Потому что ты бесчувственный чурбан!

Бедный дедушка совсем растерялся, не зная, как успокоить жену. Ведь хотел как лучше... К счастью, он увидел вбежавшего в комнату сына.

— Роман! Ну что?

Все замолчали и уставились на пана Романа, ожидая его ответа. Даже бабушка перестала рыдать.

Пан Роман выглядел совершенно сбитым с толку. — Она сказала — сначала что-то постучало в ее а потом как дыхнет на нее огнем! Прямо так и сказала — привидение заглядывало в окно и извергало огонь и пламя. И когда прямо на нее извергло пламя, она и закричала, — закончил пан Роман свой отчет. По его лицу было видно: он не знает, что и подумать. — А на тебя, мама, привидение ничего не извергало?

— Мне только огня не хватало! — разозлилась бабушка. — Достаточно было одного вида!

Дедушка тоже вполне разделял ее возмущение:

— Что ты несешь, сынок? Какое пламя?

— Это не я несу, это соседка говорит, — в свою очередь рассердился пан Роман. — Сами посылаете меня к этой полоумной, и сами же недовольны.

— На нее извергли пламя, она кричала, все понятно, — рассуждал Рафал. — Интересно, зачем же бабуля кричала, если на нее ничего не извергали?

Пан Роман решил прекратить дискуссию:

— Мне это надоело! Нечего поднимать шум из-за пустяков. Пролетела птица или ветер поднял с земли кучку листьев, старая идиотка подняла шум, а вы и рады. Ветер может поднять в воздух что угодно.

— Но ведь этой ночью не было ветра, — осторожно заметила пани Кристина.

— Все равно! — упорствовал пан Роман. С дерева что-нибудь свалилось.

— И ты говоришь — оно ей в окно постучало? — уточнила тетя Моника.

— Это не я говорю, это она утверждает! По окну могла стукнуть любая падающая веточка дерева. А она спросонок...

— Ну нет! — возразила бабушка. — То, что видела я, не похоже было ни на птицу, ни на веточку! И светилось собственным светом!

— Может быть, спутник из соседней галактики? — невинно предположил Рафал.

— Что бы это ни было, еще не причина поднимать весь дом на ноги среди ночи! И кричать как полоумная! — сказала тетя Моника. И видя огонек в глазах матери, поспешила добавить:

— Я говорю не о тебе, а о соседке. Ты кричала уже после нее.

— Лично я считаю — она просто истеричка, — убежденно проговорил пан Роман. — Огонь извергало, тоже мне... дракона нашла!

— А мне кажется, она сделала это нарочно, — предположила пани Кристина. — Всеми силами старается отравить нам жизнь, вот теперь и привидение выдумала. Наверняка ничего не видела, только устроила спектакль среди ночи, чтобы нас всех перебудить.

Начавшая было успокаиваться бабушка опять вскинулась:

— Так я, по-вашему, тоже истеричка? Ведь своими глазами видела — летит и светится, летит и светится, летит и светится...

— Худо дело! — обеспокоенно прошептал Рафал. — Бабушка заговариваться стала. Тетя Моника неодобрительно покачала головой и укоризненно сказала матери:

— Я бы на твоем месте никому об этом не говорила. Мало ли что может привидеться человеку со сна! Это же несерьезно.

— Вот именно! — подхватил дедушка. — Ты что, веришь в нечистую силу? В разные привидения?

— Так я же видела... — снова начала было старушка, но ее невежливо перебила внучка:

— Ну так что? Перед нашими окнами ничего такого не летало. Кроме тебя, никто не видел при видение.

— Перед моими окнами летало! — упорствовала бабушка.

Подойдя к ней, Яночка обняла ее за плечи и произнесла ласково и в то же время веско;

— Бабуля, послушай меня! Ты ничего не видела, тут ничего такого не летало! Понимаешь? Никто из нас не видел, видела только она. Значит, только у нее появляются какие-то галлюцинации, только она истеричка! Зачем тебе галлюцинации, правда ведь? Ни к чему они.

Замолчав, все с изумлением уставились на девочку, которая с самым невинным видом говорила такие, потрясающие слова.

— Что ты сказала? — вырвалось у папы.

— Как ты сказала? — неуверенно переспросила бабушка. — Галлюцинации?

— А что же еще? — подтвердила Яночка. — Дедушка тоже ничего не видел. И никто из нас.

— Охотно отрекаюсь! — поспешил согласиться покладистый дедушка. — Я ничего такого не видел. Остальные потрясение молчали, переваривая Яночкину концепцию. Рафал смотрел на девочку с нескрываемым уважением. Бабушка начала сомневаться и проявлять первые признаки капитуляции.

— Ну не знаю... Значит, у нее галлюцинации? Что касается меня — не знаю, что и сказать... Ночью, со сна человеку и в самом деле Бог знает что может почудиться. Может, я действительно ни чего не видела?

Пани Кристина вдруг вспомнила о своих материнских обязанностях. Наверняка многое, о чем говорилось здесь сегодня ночью, не предназначалось для детских ушей. Как же она сразу об этом не подумала?

— Дети, немедленно в постель! — приказала она, — Видите, бабушка уже успокоилась, так что все в порядке. Сейчас я приду посмотреть, легли ли вы.

Тетя Моника гладила мать по голове и приговаривала:

— Ну конечно же, ты ничего не видела! Ты просто услышала, как соседка заорала, и сама испугалась. Любой бы испугался.

А пани Кристина внимательно поглядела вслед уходящим детям. Странно — послушно отправились спать, слова не сказали. Не похоже на них...

— Отлично все получилось, — радовалась Яночка, залезая в кровать. — Жаль только, что бабуля испугалась. Привидение наше, оказывается, еще и огонь изрыгало! До такого мы с тобой не додумались.

— А на нее и в самом деле огнем могло повеять, жаром, ты как думаешь? — спросил Павлик И подумав, сам себе ответил, потому что сестра не знала, что ответить:

— Очень даже свободно Может, от того, что распахнулось окно, на свечу подуло ветром и огонь вспыхнул сильнее? Ведь щель же осталась.

— Да, — согласилась Яночка, — вряд ли грымза сама выдумала, что изрыгает. Сама виновата, никто ей не велел раскрывать окно, могла и сквозь стекло полюбоваться на наш призрак.

— Могла, конечно, — зевая, согласился брат. — А она сразу открывать...

Яночка забралась под одеяло, подоткнула его как следует со всех сторон и совсем приготовилась заснуть, как вдруг вспомнила о важном деле.

— Эй, спишь? — окликнула она брата.

— Нет еще, — ответил тот, взбил подушку горой и опять опустил на нее голову. — А что?

— Не забыть бы с самого утра незаметно за брать тыкву из застенка, а то вдруг грымза ее там обнаружит, и все раскроется. Представляешь? Мы с тобой столько сегодня ночью наработались, и все пойдет псу под хвост!

— А куда девать тыкву?

— Лучше всего отнести обратно на чердак.

— Ну уж нет, для этого придется вставать чуть свет, а я жутко хочу спать.

— Ладно, тогда в нашу комнату. Спрячем пока в шкаф, там посмотрим, — проговорила, засыпая, Яночка.

Через несколько минут в дверь супругов Хабровичей постучала тетя Моника.

— Вы еще не спите? — спросила она, входя в комнату и закрывая за собой дверь. — Можно вам помешать?

— Конечно, — ответила пани Кристина. — Мы еще не легли. А в чем дело?

— Да вот, — как-то нерешительно начала тетя Моника, — хотела с вами посоветоваться. Знаете, мне кажется... Есть у меня подозрение...

— Не мямли, — прервал ее брат. — Выкладывай, какое подозрение.

— Может, и глупое, — вздохнув, ответила тетя Моника, — да вот никак не могу от него отделаться. Вот и решила с вами посоветоваться.

— Это ты уже говорила, — потерял терпение пан Роман. — Говори — в чем дело. Тетя Моника решилась.

— Да вы и сами подумайте. Помните, как уверенно мама нам заявила, что соседке очень скоро надоест жить в нашем доме и она из него выедет? А когда мы спросили, почему она так думает, ответила: уж она знает, что говорит. Ну и вскоре затем привидение изрыгает на соседку огонь и пламя.

— Ты на что намекаешь? — в изумлении вскричала пани Кристина. — Что мама сама организовала привидение с огнем?

— Да, что-то в этом роде. Не то чтобы я была в этом уверена Ни сто процентов, но вот подозрение такое появилось. Ну, сами подумайте...

— Ты спятила, моя милая! — кипятилась пани Кристина. — Глупости!

Ее муж отнесся к подозрению сестры не столь критически.

— Знаешь, в этом что-то есть, — задумчиво произнес пан Роман. — Не так уж это глупо. Я бы сказал — совсем не глупо. Мама и в самом деле так уверенно тогда сказала...

— Вот и я говорю! — подхватила тетя Моника.

Пани Кристина пожала плечами.

— Тогда почему же она так кричала? — Чтобы ее не стали подозревать. Сделала вид, что испугалась.

— И так легко согласилась с Яночкой, заметили? — оживился пан Роман. — Сразу отказалась от утверждения, что видела собственными глазами за окном привидение.

— Ну а все эти ночные шумы, до этого? — не сдавалась пани Кристина. — В этом ты тоже подозреваешь маму? Считаешь, что это она воет по ночам?

— Почему бы и нет? Так усиленно нагнетает панику — дом рушится, что невольно закрадывается мысль-все это рассчитано на эффект. Разве не так? Дом-то стоит крепко.

— Пожалуй, ты права, — ответил, подумав, пан Хабрович. — Как-то все сходится. Наша мама на все способна! Вспомни, сколько раз ей приходили в голову совершенно невероятные идеи.

— Из них последняя — на редкость удачная, — заметила вскользь пани Кристина. Поначалу ей по казалось просто абсурдным подозревать свою строгую свекровь в таких мальчишеских выходках. Просто невозможно представить, что, желая вы жить из дома неприятную соседку, она является той под видом привидения и изрыгает огонь на вредную бабу. А перед этим периодически страшно воет по ночам и чем-то гремит. Однако постепенно такие подозрения стали казаться пани Кристине не столь уж абсурдными. Может, под влиянием мужа и его сестры?

Тетя Моника поднялась со стула и заметила уходя:

— Но мы ни в коем случае не должны говорить о каких-либо подозрениях. Мы ничего не знаем и ни о чем не догадываемся.

— Ясное дело, — подтвердил ее брат. — Если мама обидится и прекратит свою деятельность, для всех нас будет хуже. Пусть продолжает, пожелаем ей успеха. В этом мы все заинтересованы.

— Значит, никому ни словечка, а маме всяческих благ? — подвела итоги совещания тетя Моника.

— Ни словечка и всяческих благ! — в один голос произнесли супруги Хабровичи.

Меж тем в бабушкиной квартире страсти не утихали. Бабушка никак не могла успокоиться, вспоминая все новые подробности необычного явления и делясь впечатлениями с дедушкой. Впрочем, это был сплошной монолог, но все равно, слушатель при этом просто необходим, а дедушка несколько раз пристраивался заснуть, даже уже всхрапывал, но очередной взрыв эмоций супруги вырывал его из сна. Наконец дедушка не выдержал:

— Дорогая, дай же мне поспать! Ведь у меня с раннего утра очень сложные экспертизы, для этого необходима свежая голова, а после такой ночи вряд ли что буду соображать. Словечко «экспертизы» заставило бабушку оставить в покое привидение и перескочить на другую тему, не менее волнующую.

— Хорошо, что ты мне напомнил! — воскликнула она столь же темпераментно. — А я никак не могу вспомнить — что такое важное мне надо тебе сказать! Слушай! Нет, слушай сейчас, потом я опять забуду. Есть у меня такое подозрение... Бедный дедушка только приладился заснуть, да не тут-то было.

— Что у тебя есть? — удивился он.

— Подозрение...

— Какое подозрение?

— Касающееся твоей аферы. Той самой, филателистической.

— Да не моя это афера, — попытался оправдаться дедушка. — Честное слово, я не участник, кто-то другой подделывает марки...

— Все равно, — отмахнулась бабушка. — Мне показалось подозрительным... Знаешь, это гры... эта наша соседка получает такие подозрительные посылки...

Поняв, что ему все равно не дадут заснуть, дед ушка был вынужден отреагировать на подозрения супруги:

— Чем же они такие подозрительные?

— Потому что их приносит ей очень подозрительный почтальон и старается отдать так, чтобы никто не видел. Втайне от всех, понимаешь? Только из рук в руки. И для этого они встречаются на улице.

— А ты откуда знаешь? — удивился дедушка — Хабр сказал.

— Что?! — дедушка даже сел на постели.

— Хабр сказал! — повторила бабушка.

— Как ты себя чувствуешь, дорогая? — встревожился дедушка. — Боюсь, волнения этой ночи сказались на твоем здоровье. Нет ли у тебя жара?

— Оставь в покое мое здоровье! — рассердилась бабушка. — Никакого жара у меня нет, слушай, что говорю! Хабр ясно дал понять... впрочем, не это главное. Я сама видела, как она постоянно получает какие-то странные посылки при подозрительных обстоятельствах. А ты нам рассказал об этой твоей филателистической афере, дескать, кто-то где-то прячет основную массу готовой продукции, а тут постоянные таинственные передачи, вот я и подумала, нет ли тут какой связи... Мое дело сказать тебе, а об остальном ты сам думай. Дедушка принялся думать. Спать уже не хотелось.

— Постой, постой, все это так неожиданно... Говоришь, собственными глазами видела эти посылки?

— Собственными! — подтвердила бабушка. — И говорю тебе, делается это в таком секрете, что поневоле подумаешь...

— Ну не знаю... — сомневался дедушка, пытаясь осмыслить сообщение, свалившееся на него среди ночи. — Чепуха какая-то...

— Как ты сказал? — вскинулась жена. — Чепуха? !

— Нет... то есть, я хотел сказать — может, про стостечение обстоятельств, — неуклюже оправдывался дедушка. — Надо бы как-то дипломатично проверить... Ну хорошо, хорошо, я займусь этим, сообщу сотрудникам милиции, которые работают в нашем Обществе. И если только будут веские основания. Потому что так, ни с того ни с сего бросать подозрение на людей...

— Да что ты мямлишь? Я и не прошу тебя без всяких оснований сразу привлекать милицию, просто не мешает проверить, нет ли какой связи между этими двумя... фактами.

— Ты права, ты совершенно права, дорогая, — сдался дедушка. — Обязательно проверим. А сейчас можно, я немного посплю?

— Да спи, кто тебе не дает? — обиделась бабушка. — Есть же такие бесчувственные люди, которые могут спать, что бы ни случилось, даже такие вот экстраординарные события. От всей души желаю тебе увидеть во сне ту самую, кошмарную морду!

Постепенно весь дом, встревоженный появлением привидения, успокоился и погрузился в благодетельный сон...

16

Донельзя взволнованная Яночка с нетерпением поджидала Павлика, который сегодня что-то слишком задержался в школе. Бездельничает себе, в то время как она сделала столько важных дел. Во-первых, составила список всех таинственных происшествий и непонятных событий и проработала его по пунктам. Какое-то время колебалась — зачислить в список таинственным образом исчезнувшие крючья от карнизов, вбитые Павликом в наклонную крышу террасы, чтобы легче было взбираться на чердак. О том, что они туда вбиты, знали лишь они с Павликом, остальные члены семьи ломали себе головы над тем, куда крючья могли подеваться, и как-то не очень активно их искали. Бабуля приписала их исчезновение действию подозрительных таинственных сил в их доме, а пан и Кристина с тетей Моникой, уверяя, что в доме водятся не только привидения, но и просто воры, украдкой переглядываясь, как-то слишком легко с ней соглашались и только делали вид, что ищут. Если бы Яночка не знала совершенно точно где именно вбиты непонятным образом исчезнувшие крючки, наверняка заподозрила бы мать, и тетю в их похищении. Во-вторых, грымза опять отправилась на прогулку и опять получила посылку. С почтальоном она встретилась на перекрестке, специально отправилась так далеко, ибо в калитке незыблемо торчала бабушка и следила за ней нагло, нахально невоспитанно. Это бабушка так сама о себе отозвалась, с горечью заметив, что из-за этой неприятной особы скоро станет такой грубой хамкой что просто противно. Еще неделю назад она бы никогда не позволила себе столь бестактно вести себя, а теперь?! Подумать страшно!

С треском распахнувшаяся входная дверь и грохот в прихожей известили о возвращении Павлика из школы. В прихожую выглянула бабушка.

— Павлик, ноги! Ты что так поздно? Мы тебя заждались. Ведь у тебя всего на один урок сегодня больше, чем у Яночки, а она уже давно пришла.

— Так получилось! — пробурчал Павлик, шаркая подошвами ботинок о половик при входе. — Общественная работа.

— Заходи в кухню, поешь.

— Потом, бабуля! Сейчас некогда. Я еще не за кончил свою общественную работу. Потерплю до обеда.

В комнату к Яночке Павлик ворвался, как вихрь, и с порога крикнул:

— Слушай, тут такие дела, такие дела. Никогда бы не подумал? Быстро одевайся, бежим!

— Что случилось? Говори же! — быстро сменив тапочки на уличные ботинки и срывая с вешалки куртку, крикнула Яночка. — Куда бежим?

— В милицию?

— Ты что? !

— Я только что оттуда! Они прочли наш шифр!

— Тихо! — остановила девочка брата, готового выкрикнуть их секрет на весь дом. — На улице рас скажешь.

Выскочив из дома, дети помчались по улице. Павлик рассказывал на бегу:

— Расшифровали нашу записку! Уж они меня мурыжили, и о том, и об этом, сержант Гавронский и один капитан, настоящий, хотя и не в форме. Неплохой парень. Но темные они, скажу я тебе! Ничего не знают, все им расскажи! А я и говорю, что пока с тобой не посоветуюсь, ничего не скажу. Они там тебя ждут. Скорей!

— Ну уж нет! — остановилась Яночка. — Никуда я не пойду, пока ты мне всего толком не расскажешь. А я еще подумаю...

— Но ведь они там ждут! — волновался Павлик.

— Ну и что? — холодно произнесла Яночка. — Пусть подождут. А ты расскажи обо всем по порядку, а не так, как бабушка. Что прочитали в нашей записке? Какой книгой пользовались? И о чем тебя... мурыжили?

— По порядку, а сама сразу обо всем спрашиваешь! — огрызнулся брат. — И тоже мурыжишь, не хуже милиции. Давай по порядку, только тогда надо сделать так, чтобы они нас пока не увидели.

— Так они же в милиции!

— Нет, сидят в патрульной машине. Меня подвезли. Но я им велел остановиться подальше от дома, чтобы бабушка не увидела. И они сразу по слушались.

— Правильно сделали, значит, тоже соображают, — похвалила Яночка милицию. — Ну а теперь рассказывай по порядку, как было дело. Брат с сестрой уселись на широком каменном основании ограды соседнего дома. Сквозь ограду пробивались ветви кустов и скрывали Яночку с Павликом от глаз прохожих, а также от любопытной бабушки и сотрудников милиции, ожидавших их в патрульной машине.

Павлик начал без предисловий:

— Капитан с сержантом приехали к школе и там поджидали меня. Он сказал, что расшифровали наконец нашу записку...

— Так какая это была книга? — нетерпеливо перебила брата Яночка.

— Ни в жизнь не догадаешься! Ценник иностранных марок за 1974 год.

Яночка даже подпрыгнула от неожиданности — Если бы знать! У дедушки есть такой ценник!

— Нам такое и в голову не приходило! — вздохнул Павлик. — А они догадались из-за того самого «пол», помнишь? И еще там цифры шли тысяча шестьсот с чем-то. А это оказался номер польской марки в ценнике, на марке Виланов, королевский дворец. И в записке написано, что этот бандит желает встретиться в Виланове...

— Во дворце? — удивилась Яночка.

— Да нет, в кафе. Так он в записке написал. Что будет ждать в кафе, есть там такая забегаловка, что будет ждать каждую пятницу от семнадцати до двадцати в той самой польской марке, то есть в Виланове, я хотел сказать.

Яночка слушала и напряженно над чем-то думала.

— Выходит, и на нашей машине он тоже накорябал эту самую марку? — взволнованно спросила она.

— Как ты сказала? — не понял Павлик и вдруг сообразил. — Ну конечно же, правильно! Погоди...

— Что?

— Погоди, мне уже пришло в голову, когда они меня расспрашивали, только я тогда не до конца додумал, а вот сейчас, когда ты сказала... Ты была права, их было двое!

— Я с самого начала так говорила!

— Правильно! — подхватил Павлик. — Значит, первый написал записку второму, чтобы им встретиться, но у них ничего не получилось, потому что записку перехватили мы с тобой. А милиция ни чего не понимает, ведь я им не сказал, как у нас оказалась записка. Второй, наверное тот, что нашу машину портил. — Тот, с черными когтями и черной родинкой ухом — подсказала Яночка, а Павлик дополнил портрет злоумышленника:

— И с лицом кретина. Они не смогли встретиться, и он второй раз написал ему письмо на нашей машине. Марку накорябал и время, помнишь? Там еще было нацарапано — «семнадцать двадцать». Тогда тот понял, что должен сидеть и ждать его в забегаловке от семнадцати до двадцати.

— А когда? — спросила Яночка. — Тоже в пятницу?

— Не знаю, — засомневался Павлик. — Пятницы не нацарапал. Может, каждый день?

— Может, — согласилась, подумав, Яночка:

— Делать ему нечего...

— И, наверное, они все-таки встретились, — предположил Павлик. — А капитана это очень интересует...

— Погоди, — перебила брата Яночка, — что-то у меня не сходится.

— Ты о чем?

— О переписке бандитов. Откуда второй узнал, что должен написать письмо на папиной машине? Ведь кретин первым принялся царапать на ней письмо...

— ... и наверняка написал его тоже шифром! — подхватил Павлик. — А тот прочитал и догадался, что должен ответить на той же машине. Соскреб шифр и дописал свой ответ.

Яночка глубоко задумалась. Представила себе, как оказавшийся в безвыходном положении злоумышленник с черными когтями и бараньей мордой кретина трудолюбиво корябает на их машине свое послание сообщнику. Сообщник читает, до него доходит, что произошло недоразумение, и он шлет ответ, в котором назначает время и место встречи. Злоумышленник с черными когтями получает ответ и едет в Виланов, где ждет сообщника... Что ж, могло быть и так.

— Вот только не понимаю, — сказала девочка — откуда этот кретин узнал, что сообщник прочитает его шифр? Ведь машина же наша! Железная логика Яночки заставляла дать столь же логичный ответ на вопрос. Брат напряг все свои умственные способности:

— Если исключить участие отца в сговоре... значит, остается предположить, что второй бандит находится там, где обязательно должен увидеть нашу машину. И не просто по пути, а где отец оставляет ее на стоянке.

— Значит, — с надеждой в голосе подхватила сестра, — если мы хорошенько продумаем все места стоянки, то и бандюгу сможем вычислить!

— Сможем, наверное, — ответил мальчик. — Куда отец ездит, я знаю. На бензоколонку, ту, что на Вислостраде, в авторемонтную мастерскую, на свою работу, на работу мамы, на работу тети Моники.

— И в банк, — подхватила Яночка, — и в Ломянки в столярную мастерскую, и на Служевец за трубами, и в магазин стройматериалов на Галчинского...

Надежда постепенно улетучивалась.

— Многовато получается таких мест, — грустно констатировал Павлик.

— Мама почему-то сказала, что машину папы раз рисовали на его работе, на стоянке, помнишь? — вдруг вспомнила девочка.

— Не могут в папиной конторе работать какие-то бандиты! — веско заметил мальчик.

— Я и не говорю, что работает. Может, он просто где-то там живет неподалеку.

— В Жерани живет? Да там и нет жилых домов, сплошные фабрики и заводы.

Оба замолчали. Невеселый получился разговор, ничего из их предположений не оправдалось. Яночка носком ботинка ковыряла дыру в тротуаре, Павлик задумчиво грыз ногти.

— Жить он там не может, — пробормотал он, — а вот работать вполне...

— Жить он может и в Ломянках, и возле бензоколонки, — вторила брату Яночка.

Павлика вдруг осенило:

— Слушай, а его машина! Помнишь, тогда ночью Хабр до машины его проводил и мы выяснили что машина как раз из Ломянок! Значит, он живет в Ломянках. А тот, с когтями, знал об этом!

— И выходит, знал также и о том, что отец по едет в Ломянки? — скептически заметила Яночка. — Откуда он мог знать, что отец собирается ехать в столярную мастерскую?

— Не знаю, — ответил Павлик, — но милиция может узнать.

— А я думаю, все было по-другому, — высказала Яночка свою версию. — Тот, что живет в Ломянках, видел там нашу машину, и ее же он видел тут, у нашего дома. Ведь это он по чердаку шастал? А папина машина всегда стоит у дома. В основном у ворот, на улице, иногда во дворе, пока гаражом нельзя пользоваться. А он несколько раз был на чердаке, значит, несколько раз видел нашу машину и запомнил. И видел того, с когтями, как он тоже тут крутится...

— И тоже на чердак залезает?

— Не знаю, Хабр на него не рычал, так что точно не скажу. Ну и первый нацарапал послание для второго, потому как не дождался его в Виланове. Наверное, что-нибудь маленькое. А этот с когтями увидел и написал ответ. Тогда тот, первый, прочитал и сразу же ответил!

— Если первый написал что-то маленькое, может, оно еще осталось на дверце, как думаешь? — пред положил Павлик. — Надо было внимательней нам тогда смотреть.

— Ничего не потеряно, еще можем посмотреть, отец покрыл лаком только исцарапанную часть дверцы, а больше ничего не трогал. Если маленькое было в другом месте, могло и сохраниться. Когда вернется домой — проверим.

— Надо же, выходит, мы уже все знаем! — в полном восторге выкрикнул Павлик.

— Не совсем, — охладила его восторг сестра. — Я, например, пока не знаю, зачем он залезал на чердак и что оттуда забрал. И что означают «ДВОР» и «ДЫМ». И зачем пишут себе послания на машине вместо того, чтобы нормально позвонить друг другу или домой прийти? Или послать письмо по почте. Ведь на машине намного труднее...

— А вот это как раз капитан мне объяснил! — важно сказал Павлик, — Ведь у преступников как принято? Не доверять друг другу! Вот они и притворяются, что не знают один другого, когда встретятся где-нибудь на людях. А во-вторых, и в самом деле, раз не доверяют, не говорят ни своего адреса, ни телефона. Даже имен и фамилий не знают, у них только клички. И если вдруг почему-либо по теряют друг друга, им очень трудно опять друг друга найти, тут уж они на что угодно пойдут, даже на машине письмо напишут. А капитан как раз потому меня так и мурыжил, хотел узнать от меня все, чтобы разыскать преступников и арестовать. Надо им сказать!

— Я еще не пришла к окончательному решению! — важно ответила сестра. — Сначала скажи, что ты успел уже ему выболтать.

— Да ничего! — обиделся брат. — Я не болтливый, не как некоторые девчонки. Сказал только, что настоящая записка с шифром у нас дома, мы им дали копию, боялись, что у них в милиции за теряется. А больше ничего, даже о машине из Ломянок ничего не сказал. Решил сначала с тобой посоветоваться.

— Ну и правильно сделал! Машина бы их сразу на чердак привела, а о чердаке, сам знаешь, ничего говорить нельзя.

Такая глупая мысль и в голову Павлику не приходила. Еще чего, болтать о чердаке! Дурак он, что ли? Трудно даже ли представить, какой крик поднялся бы в доме!

Яночка уточнила:

— Они сразу же догадались бы, что это мы шастаем по чердаку. И воем там, и шум поднимаем. И привидение тоже мы организовали. Страшно подумать, что нам за это могут сделать!

— Хабра отберут, — мрачно предположил Пав лик. — А тогда лучше не жить.

— Типун тебе на язык! — как бабушка, крикнула Яночка. — Еще напророчишь. Тогда хоть из дому беги. А мне совсем не хочется бежать из дому.

— Мне тоже, — подтвердил брат. И, помолчав, спросил:

— Так что же мы решили?

— Никому ничего не скажем! — твердо произнесла Яночка. — Пусть милиция сама разбирается.

— Самой ей ни за что не разобраться, — печально заметил брат.

В унылом молчании сидели брат с сестрой. Какая-то безнадежная складывалась картина, никакого выхода. Павлик снова принялся грызть ногти. Очень не по вкусу пришлось ему решение полнейшего соблюдения тайны. А он-то уже представлял себе, как они окажут милиции помощь в поимке злоумышленников, а милиция, в свою очередь, сообщит им, какое же преступление те совершили. Павлик даже надеялся в глубине души и лично поучаствовать в какой-нибудь боевой операции. А потом, когда справедливость восторжествует, как бы он гордился и собой, и сестрой! Ведь только с их помощью она, справедливость, восторжествовала! И вот теперь приходилось распрощаться со своими мечтами. Нет, все-таки не правильно это! Столько они узнали, столько всего раскрыли и что же, теперь это никому не пригодится?

— Ты, послушай! — ткнул он сестру в бок.

— Что еще? — недовольно спросила Яночка.

— Не уверен я, что мы поступаем правильно, — нерешительно проговорил Павлик. — Капитан сказал мне — у них огромные трудности, дело чрезвычайно запутано, а мы могли бы оказать совершенно бесценную помощь. Нельзя же так... Словно собаки на сене, и им не помогаем, и сами ничего не делаем.

Яночка молчала. Так долго молчала, что Павлик не выдержал:

— Ну чего молчишь? Скажи что-нибудь.

— Я думаю, — ответила сестра. — В чем-то ты прав...

— Вот я и говорю! — обрадовался Павлик. — Нельзя быть такими эгоистами. А я обещал им, что приведу тебя и мы им что-нибудь расскажем. Они ждут в патрульной машине. Решай скорее, сколько им еще ждать! У них ведь масса дел. И еще я обещал принести им настоящую записку.

— Езус-Мария, как все сложно! — вздохнула Яночка и выпрямилась, опершись спиной о железные прутья ограды. — Я уже решила, что ничего говорить нельзя, а ты канючишь, теперь приходится перерешивать. Кое-что им сказать можно, вот опять надо думать. Голова заболела от постоянного думанья!

— И еще у нас есть перчатка, — напомнил Павлик.

— Значит, надо забрать и передать им и записку, и перчатку, — раздраженно сказала девочка. — Все ты забываешь! Записку я спрятала на дно правого ящика, лежит под тетрадкой по пению, а перчатка в вазе, что стоит на шкафу. А ну быстренько сбегай за ними, но так, чтобы бабушка тебя не за метила!

Обрадованный Павлик сорвался с места и со всех ног кинулся домой. Оставшись одна, Яночка еще раз обдумала создавшееся положение и нашла что-то вроде компромисса. И когда запыхавшийся брат вернулся к ней с драгоценными вещдоками, у нее уже созрело решение.

— Сделаем так; отдадим им записку и перчатку. Скажем, перчатку нашли рядом с запиской. Скажем о машине из Ломянок. Скажем о переписке на дверце нашей машины. Скажем, что Хабр рычал на перчатку и на хулигана из Ломянок. А о чердаке — ни словечка!

Павлик внимательно выслушал мнение сестры и высказал сомнения:

— А они спросят — где вы нашли зашифрованную записку и перчатку? Лежали вместе, понятно, но где? А насчет машины из Ломянок... Обязательно спросят, что мы делали в нашем саду в шесть часов утра и вообще откуда вдруг взялся тип из Ломянок?

У Яночки был готов ответ:

— Врать не станем. Честно скажем — не скажем! Просто эта наша тайна, и о ней мы не станем говорить. И без того о многом сообщим, пусть и за то будут благодарны. Раз Хабр рычал, сразу догадаются, что перчатку потерял тот бандит из Ломянок. С них достаточно, а о чердаке им знать не обязательно, ведь изловить они должны бандита, а не чердак.

Столь ясные и убедительные аргументы чрезвычайно понравились Павлику. С сердца мальчика скатился тяжелый камень. Теперь он сможет и милиции помочь, и тайну чердака сохранить.

— Мне и самому не хочется, чтобы они узнали про чердак. Нечего им туда лезть! — сказал он с такой подозрительной радостью, что девочка встревоженно поинтересовалась, почему именно не хочется.

— Да потому, что там множество интересных вещей, а мы еще не все изучили. И незачем милиции видеть пыточную машину, а то еще начнут родителей таскать в милицию из-за их предков, а чем родители виноваты?

— Думаешь? — встревожилась Яночка.

— А то нет!

— Значит, тем более о чердаке они не должны узнать.

Воспрянувший духом Павлик вскочил на ноги и стал торопить сестру. Теперь, когда принято такое мудрое решение, его просто распирало от желания поделиться с милицией своими сведениями.

— Ну, идем же скорей! Значит, обо всем, что не касается чердака, расскажем, а о чердаке — ни словечка. Обойдутся!

17

Капитан милиции и сержант Гавронский между тем ожидали в патрульной машине, стоявшей за углом. Разумеется, адрес Павлика они знали, но капитан решил не оказывать на мальчика никакого давления. Он знал по опыту, как непросто иметь дело с несовершеннолетними свидетелями, к каким нежелательным результатам приводят попытки за ставить их помочь милиции и, напротив, к каким потрясающим успехам приводило их добровольное сотрудничество. А капитан уже понял, что мальчик располагал чрезвычайно важными для милиции сведениями, которые весьма помогли бы в распутывании очень сложного и запутанного дела. Он не терял надежды, что светловолосый симпатичный паренек не подведет и вернется, как обещал. Оба они с сержантом Гавронским настроились на длительное ожидание и сохраняли философское спокойствие. Ждать пришлось и в самом деле долго. Но вот из-за поворота показалась живописная группа — светловолосые мальчик с девочкой и при них красивая собака рыжей масти. Все трое решительно и целеустремленно направлялись к их машине, Зашифрованная записка Павлика долго провалялась в милиции без внимания, а когда ее наконец расшифровали, оказалась вдруг недостающим камешком в мозаике чрезвычайно запутанной аферы, над которой давно бились уголовные службы. Теперь любой ценой следовало получить от детей недостающие сведения. Капитан решил напрячь все свои дипломатические способности. Внимательно, не перебивая, с большим интересом выслушал капитан четкое, ясное и, к сожалению, очень короткое сообщение. При этом выяснил, что главную роль играла не записка, а собака по кличке Хабр. Это Хабр сообщил о том, человек, приезжающий из Ломянок на машине марки «трабант», потерял перчатку и оставил зашифрованную записку. Это Хабр выяснил, что в деле замешаны два человека, ведущие друг с другом переписку. Это Хабр информировал о прибытии злоумышленника из Ломянок и довел детей до его машины. Странно, что Хабр еще и шифра не прочел...

— Вашему Хабру я доверяю целиком и полностью, — сказал капитан, поглядывая на красавца пса, который, обнюхав патрульную машину, сел у ног своей хозяйки, — Как можно не верить такой умной и рассудительной собаке? Но в отчете вашего Хабра есть кое-какие пробелы. Вот, например, шифр. Вы его запомнили, надеюсь?

— Вы имеете в виду тот первый, который на царапали на дверце нашей машины? Который потом соскребли? — как-то сразу поняла Яночка.

— Да, именно его.

— Еще бы! Конечно, помним! — пренебрежительно фыркнул Павлик. — Сначала он нацарапал «ДВОР».

Капитан поспешил вытащить из кармана блокнот.

— Минуточку, я сразу попробую записать. Итак, «ДВОР». Печатными буквами?

— Печатными, — подтвердила Яночка, проверяя, правильно ли записывает капитан. — Только у вас лучше получается. У бандита буквы шли вкривь и вкось. А сразу за этим, вот здесь, — девочка ткнула пальцем в страничку, — вот тут он накорябал стрелку. Нет, она указывала вверх. Ага, теперь хорошо. И рядом со стрелкой, тоже вверху, написал «ДЫМ».

— Как?! — вскрикнул вдруг капитан. Его бросило в жар, сердце сильно забилось.

— Дым, — повторила Яночка, с удивлением глядя на него. — Мы тоже считаем, что это глупость, но что я поделаю, если он именно так написал? Лицо капитана пошло пятнами, руки дрожали. Вот так, совершенно неожиданно, он вдруг разгадал один из самых непонятных моментов запутанного уголовного дела.

— Дым! — повторил капитан дрожащим голосом, еще не веря своему счастью. — Дым! Надо же!

— Мы не знаем, что это означает, — сказала девочка. — А вы знаете?

— Еще бы мне не знать! — воскликнул счастливый капитан и тут же спохватился: нельзя выбалтывать тайну следствия посторонним лицам, пусть даже и бесценным помощникам. — Не то, чтобы так уж совсем точно знал, но немного догадываюсь...

— Ну так скажите нам! — потребовал Павлик.

Но капитан уже успел овладеть собой.

— Минуточку, не торопитесь, мы с вами еще не все выяснили о вашем ночном госте. У меня тоже создалось впечатление, что он действительно проживает в Ломянках. А что он делал в вашем саду?

— Да ничего он в саду не делал, — ответила Яночка. Чистую правду сказала, в их саду злоумышленник действительно ничего не делал, садик его не интересовал. — Просто через дыру в загородке вылез.

— Ага! — задумчиво протянул капитан. — Значит, из садика он вылез через дыру в загородке. Раз вылез, значит, перед этим залез. А зачем?

Павлик решил прийти на помощь сестре:

— Наверное, искал свою перчатку. Увидел, что потерял, вот и принялся искать.

— Или хотел проверить, взял ли его записку тот, второй, — осторожно предположила Яночка, чувствуя, что ступает на очень скользкую почву.

Капитан чувствовал — они коснулись главного момента, кружат вокруг него. Павлик отказался сообщить, в каком месте найдена записка, и капитан понял, что настаивать на ответе не стоит. Дети упорно старались увести капитана в сторону, а для него очень важно обследовать место, где преступник оставил записку и потерял перчатку. От этого зависели все последующие действия следственной группы. Что-то там, в саду этих симпатичных детей было такое, что привлекало преступников, а дети ни за что не желали об этом говорить и следствие будет топтаться на месте...

Капитан ломал голову, как подипломатичнее попытаться получить необходимые сведения, дети вежливо ожидали дальнейших расспросов. Ничего дипломатичного не придумав, капитан просто вздохнул:

— Жаль, что вы не хотите сказать нам, где нашли письмо и перчатку.

Такая горечь прозвучала в его словах, что Павлик не выдержал:

— Да нет же! Не в том дело, что мы не хотим, мы не можем! Честное слово, просто не можем!

— Это я могу понять, — согласился капитан. — Не можете. Бывает. Тогда по крайней мере скажи те, почему не можете?

Мальчик замолчал, не зная, что сказать, а девочка, подумав, неохотно ответила:

— Потому что не должны знать о том, что мы там были.

— Где? — быстро спросил капитан.

Не на такую напал! Яночка холодно ответила:

— Там, где находились записка и перчатка.

— И мы честно признаемся, что не можем вам этого сказать, — добавил обиженно Павлик. Не отчаиваясь и не теряя надежды, капитан путем длительных дипломатических расспросов установил одно: если узнают родные о том, где найдены вещдоки, в семье его добровольных помощников разразится грандиозный скандал, чреватый для детей самыми ужасными последствиями. И тогда капитан решился на еще одну дипломатическую попытку:

— А нельзя сделать так, чтобы об этом месте узнал только я, а семья ваша по-прежнему пусть ничего не знает?

Интересная мысль, новая, с ходу на такое предложение не ответишь. Дети задумались. Капитан с надеждой и тревогой смотрел на них.

— Вам бы это все равно ничего не дало, — наконец произнесла Яночка.

— Почему же? — упорствовал капитан. — Я бы осмотрел это место...

Павлик перебил сотрудника милиции:

— Вот как раз это место вы и не можете осмотреть! Это место вообще нельзя осмотреть! Капитана охватила легкая паника. Что же это за место такое, куда и добраться невозможно? Какой недоступный для других тайник придумали бандиты и куда все-таки добрались эти дотошные дети?

— Но почему же я не могу его осмотреть? — почти простонал капитан. — Почему?

Паника охватила и брата с сестрой. Надо было честно ответить на вопрос и при этом не выдать своего секрета. Нелегкая задача.

— Потому что это место... это место... недоступно! — вырвалось у Яночки.

— Ну как же недоступно, если преступники там были? — удивился капитан, — Один был, по крайней мере, раз потерял там записку и перчатку.

— Он был именно потому, что он преступник, — вежливо пояснил Павлик. — А вам не пристало лазать туда, куда забираются всякие преступные элементы.

Яночка поддержала брата:

— Преступнику можно, а офицеру милиции не к лицу. Тем более, что преступные элементы забирались туда ночью.

— Я бы тоже мог ночью! — в отчаянье выкрикнул совсем замороченный капитан.

Павлик был шокирован:

— По ночам шастают бандиты, а не милиция. Вы что, пан капитан? !

Капитан пожалел, что не догадался выдать себя за бандита, да поздно было. Пришлось отступить.

— Ты прав, конечно. Уж и сам не знаю, что говорю.

Голова идет кругом от всех этих проблем. Ума не приложу, что сказать сотрудникам по следственной группе и начальству, как объясню, откуда у меня взялись эти бесценные вещдоки? Дети удрученно молчали, не зная, как помочь симпатичному капитану, которому грозят неприятности по работе, и в то же время не выдать свою тайну. Не дождавшись от них согласия, капитан попытался подступиться к ним с другого боку.

— Послушайте, — сказал он, — мне теперь совершенно ясно, что без вашей помощи и, главное, помощи вашей собаки мне не обойтись. Мы сейчас распутываем чрезвычайно сложное дело, в которое замешаны люди...

— ... оставившие в том самом месте эти самые вещдоки, — подхватил Павлик. — Так ведь?

Капитан не имел права отвечать на вопрос, тем более, что весь разговор в патрульной машине записывался на магнитофонную пленку, но он уже понял, что этих детишек ему не провести, а, кроме того, их помощь может оказаться следствию очень полезной.

— Так, — признал он. — И чтобы поймать преступников, мне обязательно надо осмотреть то место, где они оставили эти вещи. С вами вместе, разумеется. Там могут оказаться не замеченные вами следы, а для нас — вдруг для нас станут путеводной ниточкой? И вдруг именно они помогут установить, кто именно совершил преступление...

— А какое преступление? — снова перебил Павлик.

Тут капитану пришла в голову страшная мысль — эти дети намного лучше допрашивают его, чем он их. Ловят на слове, не поддаются на его уловки, подмечают все мелочи. Что ж, тем ценнее может о казаться их помощь.

Капитан сделал последнюю попытку увильнуть от прямого ответа.

— Ну то, которое они совершают, — ответил он — А какое они совершают? — на сей раз спросила Яночка.

— Вас это очень интересует? — вздохнул капитан — Очень! — в один голос сказали брат с сестрой — Ну делать нечего, скажу, но помните — это большой секрет, о нем никому нельзя говорить. Хотя что это я? Ведь вижу, секреты вы хранить умеете Так и быть. Вот только не уверен, что вы поймете Вы имеете какое-нибудь представление о филателистике? Это такая наука о почтовых марках. К большому удивлению сотрудника милиции брат с сестрой в ответ лишь пренебрежительно фыркнули. А так как капитан глядел на них с недоумением, Павлик соизволил пояснить:

— Еще бы не иметь! Еще как имеем!

— Откуда?

Павлик небрежно пожал плечами, а Яночка гордо заявила:

— Наш дедушка самый лучший в Польше эксперт по маркам! Он занимается ими уже пятьдесят шесть лет.

Капитан подумал — тем лучше, значит, не напрасно он выдал служебную тайну, может, и в самом деле дети смогут ему помочь.

— А, тогда другое дело! Тогда мне легче будет вам объяснить... — начал капитан, но тут его перебила девочка:

— Можете не объяснять! Наверняка эти ваши преступники занимаются подделкой надписей на Гондурасе!

Капитан был ошеломлен:

— А вы откуда знаете? Тайна следствия...

— Нет, со следствием это никак не связано. Просто нам сказал дедушка. Он работает экспертом в Обществе филателистов, и там очень обеспокоены появлением Гондурасов с поддельными надписями. Он сказал — страшная афера!

— И еще он говорил, что в последнее время про исходят всякие кражи марок, — вмешался Павлик.

— И никто не знает, какие преступники занимаются этим, — закончила Яночка. — А вы, выходит, знаете.

— Откуда?

— Тот, с черными когтями, из Ломянок, марки ворует?

Теперь капитан перестал сомневаться и упрекать себя — нет, он сделал правильно, заручившись поддержкой этих умных и сообразительных детей, тем более, что они и без того много знают. Вот только как эту сообразительность направить на пользу следствию? Надо с ними во что бы то ни стало подружиться.

— Я вам могу сказать откуда. Хотя вы такие умные, наверное, уже догадались. Помог ваш шифр. Если для написания тайного письма человек пользуется каталогом марок — значит, он как-то причастен к филателистике. Логично? А мне с некоторых пор приходится заниматься кражами марок и подделкой надписей на них. Ничего удивительного, что я связал эти два факта. А вот в том, что занимаются филателистической аферой именно ваши два бандита, я совсем не уверен.

— Как это не уверены? — возмутилась Яночка. — Конечно, они!

— Немедленно арестовать их — и делу конец! — выкрикнул Павлик.

— Допустим, — согласился капитан, — я их арестую и какое предъявлю обвинение?

— Как это какое? Филателистическое! Кража и подделка, марок! — кипятился Павлик.

— Но у меня пока нет доказательств! Пока я могу обвинить их в том, что они написали... что один из них написал второму шифрованную записку. Это еще не преступление.

— А то, что исцарапали дверцу нашей машины?

— Мелкое хулиганство. За это — ответят, но марки им не удастся инкриминировать. Вас это устраивает?

Возразить детям было нечего. Яночка и Павлик молча смотрели на капитана. Да, это не преступление.

— Но ведь они залезли... — нерешительно начала девочка.

— Куда?

— Ну, туда... Надо, надо...

Павлик пришел на помощь сестре:

— Надо найти их малину, — посоветовал мальчик. — И ту, где они печатают поддельные надписи и ту, где хранят... как это дедушка сказал? Ага готовую продукцию!

— Правильно! — подхватила Яночка. — Вы их поймайте и заставьте сказать!

— А они ответят — не скажем! Так, как вы. — не удержался от колкости капитан. — А в остальном — идея прекрасная.

— Зачем вы сравниваете! — обиделась Яночка. — Мы же не преступники.

Капитан спокойно ответил:

— Они пока тоже. Человек не считается преступником, пока ему не докажешь, что он преступник. Люди имеют право залезать куда угодно, писать таинственные записки, терять перчатки, ботинки, шляпы, и они все еще не преступники. Арестовать человека можно только тогда, когда имеются доказательства, что он преступник, что он крадет и подделывает марки. Только тогда! А вы не хотите мне помочь.

— Как это не хотим? — возмутился Павлик, — Хотим! И мы все вам рассказали за исключением одного...

— А как раз это одно и может оказаться для меня самым главным! — подхватил капитан. — Честно говорю — без этого мне не распутать дела, И капитан вздохнул так душераздирающе, что у детей защемило сердце. Яночка подумала — капитан сейчас так же. глубоко несчастен, как тогда, в подъезде, был несчастным бездомный Хабр.

— Ну что вы так переживаете? — жалостливым голосом произнесла девочка. — Не надо!

— Как же мне не переживать? Ведь у меня вся работа застопорилась. Павлик беспокойно вертелся на месте, он тоже мог вынести таких страданий этого симпатичного офицера милиции.

— Слушай, — сказал он сестре, — я уж и не знаю...

— Мы бы вам сказали, — запинаясь начала Яночка, если вы... не того...

— Могу чем угодно вам поклясться — никому словечка не пикну! — оживился несчастный капитан. — При свидетелях. Вот сержант будет свидетелем.

Павлик махнул рукой:

— Да нет, дело не в том, что вы разболтаете. Просто если вы туда полезете, то все сразу узнают...

— И сразу догадаются, что это мы... — не договорила Яночка.

А Павлик закончил уже совсем трагическим голосом:

— И мы потеряем все! Сразу догадаются, что дом и не думает разваливаться, и морду привидения увидят, и поймут, что грымза вовсе не спятила...

Капитан уже мог бы привыкнуть к тому, что эти ни на кого не похожие дети преподносят ему сюрприз за сюрпризом, но этот скорбный перечень понесенного ими ущерба озадачил.

— Погодите, не все сразу, — промолвил он в полном ошеломлении. — Ты сказал — морда привидения? И какая-то грымза? И дом валится? Тайник запрятан в каких-то развалинах? На кладбище? Или, может, у вас в саду обнаружены развалины старинного склепа?

— Да никакой не склеп! — пренебрежительно махнул рукой Павлик. — Со склепом было бы в сто раз легче!

— Придется, видно, все вам рассказать, — сказала удрученная Яночка. — Все началось с получения наследства...

И дети поведали капитану, по возможности коротко и доступно, историю с наследством. Он узнал о переезде семейства Хабровичей в унаследованный дом, о сложностях с обменом квартир, о ремонте и о грымзе, которая не желает выезжать из их дома, хотя ей предлагают роскошные варианты.

— И она ни за что не согласится! — совсем уж упавшим голосом закончила Яночка. — Ни за какие сокровища в мире! Делает нам гадости, а справиться с ней нет никакой возможности.

— А папа из-за нее седеет на глазах, — добавил Павлик. — Вот мы и подумали — надо выкурить ее А для этого надо сделать так, чтобы она думала — дом валится, вот-вот развалится, и в нем водятся привидения.

— Но это большой секрет! — еще раз предупредила Яночка капитана.

А у того на этот счет и не было никаких сомнений.

— Ясно, секрет! Я уже дал и слово и еще раз могу пообещать, что никому ни словечка не пик ну. Особенно о привидениях и грымзах. И мордах тоже.

— Но ведь если вы туда войдете, сразу же все наши секреты будут раскрыты! Как вы не пони маете? — расстроилась Яночка. — Тогда уже никто не поверит, что дом разваливается. До капитана все еще не доходило — какое же удивительное место предоставляет детям такие ограниченные возможности, которых они лишатся, как только постороннее лицо там побывает. Капитаном овладело любопытство — уже не служебного, а, можно сказать, личного порядка.

— Если я вас правильно понял, вы туда проникаете потихоньку, незаметно, — задал капитан на водящий вопрос. — А если вы можете потихоньку, то почему и я не могу потихоньку?

— Потому что вы обязательно разорвете брюки, — возразил Павлик.

Капитана ничто уже не могло остановить.

— Что поделаешь, если это нужно!

Яночка начинала сдаваться.

— Если войдете только вы один, — нерешительно произнесла она. — Я хотела сказать — чтобы из наших никто не знал!

— Это просто сделать, — поспешил согласиться он — Буду я и еще один наш человек. И больше никого! Пожалуйста, разрешите пойти со мной этому человеку. Он специалист по следам, оставленным преступниками. Человек очень порядочный и тоже умеет держать язык за зубами.

Яночка выдвинула следующее условие:

— Вы должны пообещать, что к нашим родным у милиции не будет претензий из-за предков.

— Каких еще предков? — удивился капитан.

— Предков-злодеев, которые пытали свои жертвы на пыточной машине. Вы ее обязательно там увидите, а они все уже и так давно померли.

— И вообще у нас с ними ничего общего! — добавил Павлик.

Капитан не был новичком в своем деле, но с такими свидетелями ему еще не приходилось сталкиваться. Казалось, он уже добился доверия детей, но на пути к сотрудничеству с ними одно за другим появлялись все новые и новые препятствия, причем нетипичные какие-то... Нет, во что бы то ни стало следует увидеть таинственное место, даже если там и не ступала нога преступника!

— Ну дак как? — спросил Павлик, вопросительно глядя на сестру. — Скажем ему? Девочка все еще колебалась.

— Не знаю, стоит ли...

Капитан пошел ва-банк:

— Послушайте, я вам торжественно обещаю, вот, видите, руку на сердце положил, вот, при официальном свидетеле, торжественно обещаю сделать все, что в моих силах, чтобы никто не узнал вашей тайны! Буду молчать о грымзе, развалинах дома, морде привидения и вашем участии! Разорву сколь ко надо брюк! Только скажите же наконец, где находится то место?

— Ну дак как? — повторил Павлик.

Яночка решилась:

— Ну хорошо, но вы нам скажете, что было написано в нашей зашифрованной записке.

— Хорошо. Скажу.

Девочка тяжело вздохнула. Все-таки очень жалко расставаться с тайной, но аргументы капитана убедили ее. И она сказала:

— Это наш чердак.

— Что?!

— Чердак нашего дома, — вежливо пояснила Яночка.

— Точнее, старый чердак, — не мог не вмешаться Павлик. — На нашем доме два чердака, и на старый никто не мог проникнуть, потому что там железная дверь с огромным висячим замком.

— Который не отпирался больше сорока лет, — добавила Яночка.

— Как же вы проникли туда? — поинтересовался капитан.

— А через окошко, — объяснил Павлик. — Очень неудобно! Сначала надо забраться на крышу разрушенного гаража, а с него на наклонную и жутко скользкую крышу террасы. Вот на ней те самые крючья, о которые вы разорвете брюки, А без крючьев ни в жизнь не влезть. А потом будет решетка и окно. И преступник тоже залезал этим путем. Другого нет.

Капитан решил больше ничему не удивляться. Если он позволит себе отвлекаться на ненужные эмоции, то не сумеет сосредоточиться на конкретных аспектах предстоящей операции. Надо взять себя в руки. И капитан стал задавать конкретные вопросы. Яночка с Павликом теперь отвечали на них полно и откровенно, ничего не скрывая. Узнав, что именно дети обнаружили на чердаке, капитан все же не смог удержаться от восторженного возгласа;

— Фантастика! Это же настоящие сокровища!

— Еще бы! — подтвердил Павлик. — А мы пока и половины не осмотрели.

— Потому что там темно и приходится все разглядывать по частям, — добавила Яночка.

— Там нет света? — спросил капитан.

— Нет. Мы фонариком светим.

Капитан озабоченно произнес:

— Могут возникнуть сложности. Не проще ли через дверь и подключить электричество?

— Ясное дело, проще, но ту дверь не отпереть. Я уже пробовал, — заявил Павлик.

— В милиции работают разные специалисты, том числе и такие, которые любой замок отопрут, — возразил капитан. — Как вы относитесь к тому, чтобы мы открыли дверь и дали электричество?

Яночка сразу же решительно воспротивилась;

— Да вы что? Тогда сразу же весь дом сбежится! И все поймут, что не стены рушатся, а работает машина для отпугивания врага.

— А грохот от крикетных шаров! — подхватил Павлик.

— Спокойно, все можно уладить! — сказал капитан. — Надо только продумать как следует, и никто ничего не узнает. Вашу машину можно спрятать, шары тоже. Ведь это нетрудно сделать. Туда войдем только мы и никого не пустим...

— И мы тоже? — пожелала убедиться Яночка.

— Конечно, и вы тоже. Все осмотрим, проведем необходимые для нас изыскания, припрячем то, что считаете нужным, а потом и остальным раз решим войти в помещение. Так, кстати сказать, милиция обычно и действует. А мне не придется драть брюки на крыше. Да и вам тоже!

Дети обдумывали неожиданный поворот дела. Новый проект имел свои положительные стороны.

— Ну, ладно, станете вы открывать дверь, а наши спросят, откуда вы знаете, что на нашем чердаке побывали ваши преступники?

— Скажу, мы видели, как тот злоумышленник влезал на чердак через окно.

— Выходит, соврете, — укоризненно заметила девочка.

— И вовсе нет! — горячо запротестовал капитан. — Вы так ярко описали, что я себе просто зрительно представляю, как он взбирается на ваш чердак.

Павлик вдруг подпрыгнул от радости и ткнул сестру в бок.

— Здорово получается! Если капитан скажет им что собственными глазами видел, как бандит лез на наш чердак, то на него можно будет все свалить.

— На капитана? — удивилась девочка.

— На бандита! И гремел он, и выл, и привидение — тоже его рук дело! Ведь он мог туда сто раз залезать! Каждую ночь! И ничего прятать не надо.

— Особенно морду, которую мы уже и так спрятали, — заметила девочка, но идея ей тоже по нравилась. Жаль только, что придется расстаться с мыслью о выкуривании грымзы.

— В конце концов, вы можете хоть чем-то по жертвовать для блага общества? — поинтересовался капитан.

— Можем, конечно, — кисло согласился Павлик. — А теперь вы скажите нам, что же было на писано на дверце нашей машины. А капитан надеялся, что дети забудут об этом! Ничего не пожелаешь, надо выполнять обещание. Впрочем, с другой стороны... Эти потрясающие дети уже проделали за него половину работы. Интерес но, справятся ли они с очередной загадкой? И хитрый капитан произнес индифферентным тоном:

— Странно, что вы сами не поняли. Так и быть, я вам подскажу, а вы попробуйте догадаться сами. Идет?

— Ну, не знаю, — засомневалась Яночка. — Без Хабра мы вряд ли сумеем.

— Давай попробуем, что нам стоит! — оживился Павлик. — Валяйте, подсказывайте!

— Итак, начинаем. Какое слово он накорябал в самом начале?

— «ДВОР», — с ходу ответил Павлик.

— Как вам кажется, что это слово означает.

— Ну двор, просто двор. Во дворе, на дворе... Дом и при нем двор, — сказал мальчик.

Так как капитан молчал, Яночка высказала другую версию.

— Может, королевский двор? При королях придворные всегда составляли двор. Раньше во дворцах... О! Может, он хотел написать дворец из-за технических трудностей сократил слово? Очень уж трудно скрести железкой на дверце машины.

— Очень хорошо! — похвалил капитан. — Остановимся на этом варианте. Что дальше шло?

— Стрела, — сказала девочка.

— Направленная вверх, — сказал мальчик.

— Если стрела при дворце показывает вверх, то что это может означать?

— Чердак! — в один голос воскликнули дети. — Чердак на королевском дворце, — уточнил Павлик.

— Не обязательно королевский, — снова под сказал капитан. — Так, идем дальше. Что он написал после стрелы?

— «ДЫМ»! — ответила Яночка и озаренная внезапно мелькнувшей идеей воскликнула: Знаю! Труба!

— Ну конечно же труба! — подхватил брат. — Труба на крыше! Или на чердаке.

Капитан восхищенно покачивал головой.

— Надо же, как быстро вы все отгадали!

Дети не позволили сбить себя с толку.

— И вовсе не все! — возмутился Павлик. — Какой дворец? Где он? И что находится в его трубе? Ответ на письмо?

— А вот этого я и сам еще не знаю, — сказал капитан, и нельзя было понять, правду он говорит или не совсем. — Немного догадываюсь, какой это может быть дворец, есть у меня основания... Под Варшавой, совсем недалеко, сохранился полуразваленный дворец одного из магнатов.

— Если полуразваленный, значит, труба в нем не используется! — фантазировал Павлик. — Значит, что-то можно в ней спрятать!

На Яночку снова снизошло озарение:

— Знаю! То, что он забрал из сундука на нашем чердаке, он спрятал в той трубе! И известил об этом сообщника. В трубе они устроили склад, о котором говорил дедушка! Вовсе не малина, а труба! Капитана ужаснули результаты собственного эксперимента. Нет, ни за что на свете не станет он больше загадывать загадки этим ужасным детям: слишком уж шустро они их разгадывали. Чуть ли не с суеверным страхом смотрел он на этих ясновидящих, стараясь не обращать внимания на ехидное хихиканье сержанта Гавронского.

— Хватит, хватит, сдаюсь! — быстро проговорил капитан. — Слишком уж быстро вы разгадываете загадки. Следовало бы вас привлечь к разгадке второго документа.

— Что за документ? — поинтересовался Павлик.

— Да вторая зашифрованная записка, которую ты передал нам вместе с первой. Первую мы быстро расшифровали, догадавшись, что ключом служит каталог марок. А тут наши дешифровщики головы себе сломали и никак не могут разгадать, какой книгой пользовались в этом случае.

— Ой! — вырвалось у Павлика, и он всполошенно посмотрел на сестру. Та проявила присутствие духа.

— Так скажите вашим дешифровщикам, чтобы перестали ломать головы! — хладнокровно посоветовала девочка.

— Почему? — снова удивился капитан, хотя только что твердо решил уже ничему не удивляться.

— Не стоит ее читать, ничего интересного в ней нет.

— А вы откуда знаете?

— Знаем! — ответил Павлик. — Чего уж темнить. Мы сами ее и написали. А для шифра пользовались польской литературой для второго класса, надо же было проверить, сможем ли мы зашифровать. — А в учебнике все буквы были уже на первой странице, — пояснила Яночка. Капитан опять не нашелся, что на это сказать, сержант опять давился от смеха, боясь расхохотаться во весь голос.

— Так что выбросите ее и дело с концом, — посоветовала Яночка. — А нам пора домой, на обед нельзя опаздывать.

Хлопнула дверца патрульной машины. Капитан молча глядел вслед таким вежливым и симпатичным брату с сестрой. Рядом с ними весело бежала тоже вежливая и очень красивая собака...

18

— Во всяком случае, одна несомненная польза для нас в этом есть, — философски заметил пан Хабрович. — Дверь на чердак они открыли. Заняться ею я предполагал в последнюю очередь, и еще не известно, чего бы мне это стоило.

— Еще бы, — заметила тетя Моника. — Милиция промучилась с ней полдня, а ведь у них специалисты по этой части.

— Раньше замки делали на совесть, — вздохнула бабушка.

В доме уже действовала и вторая кухня, в квартире тети Моники, но за ужином сегодня все семейство собралось по-прежнему в кухне супругов Хабровичей. Всем хотелось поговорить о сенсационных событиях последних дней. Ни с того ни с сего в дом заявился очень вежливый и очень настойчивый капитан милиции и огорошил их сообщением, что милиция располагает сведениями о проникновении в этот дом некоего подозрительного субъекта, дав понять, что субъект подозревается органами в совершении тяжких преступлений. В каких — служебная тайна, но милиции жизненно необходимо осмотреть старый чердак в их доме, естественно, добропорядочные граждане не стали возражать и расспрашивать, раз служебная тайна, но всех просто распирало любопытство. Вот и хотелось поговорить на эту тему.

Капитан милиции чрезвычайно удивился, узнав, что старый чердак намертво заперт с незапамятный времен и дверь его невозможно отпереть. Еще больше он удивился, узнав, что оттуда доносятся разные подозрительные звуки, свидетельствующие о том, что дом рушится. Звуки еще больше подогрели интерес милиции к старому чердаку, и капитан заявил, что они вписываются в концепцию о преступной деятельности упомянутых злоумышленников. Пан Хабрович без возражений разрешил милиции вскрыть запертую дверь, робко намекнув лишь на соблюдение при этом, разумеется, по возможности, бережного отношения к упомянутой двери, ибо у него, пана Хабровича, на почве всяческих ремонтов развилось уже полное умопомешательство. Эти ремонты, знаете ли, довели его пана Хабровича, до ручки и в моральном, и в материальном смысле, он, пан Хабрович, скоро спятит того и гляди. Капитан вежливо пресек дальнейшие жалобы хозяина дома на ремонт, выразил сочувствие и понимание и обещал обращаться с дверью как можно бережнее.

Вот и пришлось многоопытным милицейским специалистам в поте лица полдня провозиться с хитрыми старинными запорами, чтобы не повредить ни их, ни двери. Потрясенная их самоотверженным трудом, исполненная к ним всяческого со чувствия бабушка подкрепляла силы специалистов то кофе, то чаем с кексом собственной выпечки, поднимаясь к ним на чердачную площадку с подносом. Специалисты подкреплялись, вежливо благодарили и, набравшись новых сил, снова принимались за свой каторжный труд, вполголоса, чтобы не услышала пожилая пани, на все корки кляня проклятую дверь.

Но вот наконец дверь была открыта. Никто из обитателей дома не был допущен даже на лестницу ведущую на чердак, хотя к этому времени все уже вернулись в работы. Рафал сделал было попытку прокрасться на второй пролет лестницы, но его оттуда вежливо согнали. Милиция вошла на чердак, пробыла там какое-то время, что-то делала, а потом удалилась заперев и опечатав дверь наклеенными полосками бумаги с государственными печатями. Все видели, как удалялись стражи порядка с каким-то большим предметом, но никто не знал, что это такое. А в ответ на расспросы заинтригованных жильцов дома капитан заявил, что вполне удовлетворен достигнутыми результатами. Более того, в ответ на настойчивые расспросы хозяина дома он соизволил несколько приоткрыть служебную тайну:

— Сейчас мы забираем с собой вещественное доказательство, которое, я убежден, не усугубит ваши материальные потери. Потерпите немного, придет время, и все узнаете. Не возражаете, если я еще и завтра приду?

— Пожалуйста, пожалуйста, — разрешил хозяин. — Не знаю, что вы забираете, но поскольку до сих пор я обходился без него, надеюсь обходиться и впредь.

Вот так потрясающая сенсация осталась тайной для всего семейства, и, естественно, семейство терялось в догадках.

— Интересно, что же такое они обнаружили на нашем чердаке? — ломала голову пани Кристина. — Наверняка что-то важное, иначе не стали бы тратить столько сил на дверь.

— А я им не верю! — заявил Рафал.

— То есть как не веришь? — поинтересовалась его мать.

— Не верю, что столько времени пыхтели над дверью только потому, что какой-то злоумышлен ник, по их словам, прокрался в наш дом. Ведь у нас же ничего не пропало? Они искали что-то конкретное, ожидали обнаружить это на нашем чердаке и обнаружили. Надо бы заглянуть туда...

— Рафал, не смей! — встревожилась тетя Моника.

— Погоди, заглянешь, как только они снимут печати, — успокоил племянника пан Хабрович.

— А я думаю, что раз сорок лет никого не интересовал наш чердак, ничего там интересного обнаружить не могли. Раз никто туда не входил...

— А может и входили, да мы не знаем, — предположила пани Кристина. — Милиция без причины не станет столько сил тратить на какую-то дверь — повторила она.

Рафал выдвинул свою версию:

— Вынесли они что-то большое, видели? Наверняка труп. То есть, раз сорок лет, то скелет.

— Погодите-ка! — вспомнила вдруг бабушка и повернулась к дедушке:

— Послушай, дорогой, вроде ты что-то говорил о подозрительных пропажах? Из-за всех этих событий я тебя как следует не расспросила.

— Какие такие пропажи? — заинтересовалась тетя Моника.

Яночка с Павликом затаили дыхание. Бабушка уже открывала рот, чтобы выболтать что не нужно, Следовало немедленно действовать!

— Бабуля, еще варенья! — рявкнул Павлик так громко, что сидящий рядом Рафал нервно вздрогнул.

— Ты чего? Бабуля не глухая. А варенье стоит у тебя под носом.

— А я хочу клубничное! — упорствовал Павлик.

— Что с тобой, внучек? — удивилась бабушка. — Ты же не выносишь клубничное. Твое любимое вишневое, вот оно стоит.

— А у него, бабуля, с возрастом меняются вкусы, — поспешила Яночка на выручку брату.

— Вишневое варенье стоит в кухне, в буфете, пойди и возьми, — строго сказала мама. — То есть, я хотела сказать — клубничное. Сходи и возьми сам, зачем заставляешь бабушку бегать? И, к огорчению детей, разговор опять вернулся к подозрительным пропажам.

— Мама, так о чем ты говорила? — снова повторила тетя Моника.

Махнув на нее рукой, бабушка опять повернулась к мужу:

— О каких пропажах ты мне говорил, да я слушала вполуха? Дедушка, по своему обыкновению, не торопился с ответом.

Попыхивая трубкой, он лишь подтвердил:

— Да, я говорил.

— Так скажи же толком! — рассердилась бабушка. — Тут мы все головы ломаем, а вдруг это как-то связано с нашим чердаком? А ты сидишь и молчишь!

— Дедуля, никак ты продвинулся в своей филателистической афере? — догадался Рафал.

Павлик в отчаянии шепнул сестре:

— Ну конец! Сейчас бабуля все выболтает!

— Тихо! — ответила та. — Раз переключились на дедушку, может, и пройдет стороной.

А тот и в самом деле не торопился с пояснениями.

— Меня просили держать язык за зубами, я и держу, — неохотно заговорил дедушка. — Не знаю, связано это как-то с нашим чердаком или нет. В свое время узнаем, зачем торопиться? Удивленный пан Роман переводил взгляд с матери на отца.

— Вы и в самом деле думаете, что на нашем чердаке нашли приют фальшиво... марочники? Так как дедушка не торопился с ответом, не терпеливая тетя Моника ответила за него:

— Сомнительно. Ведь мы уже живем в этом доме несколько недель. Ни один фальшивомарочник не выдержит столько без воды и пищи.

— Они могут питаться консервами, — предположила пани Кристина.

— Или погибли голодной смертью! — стоял на своем Рафал. — И милиция начала выносить их трупы.

— Перестаньте молоть ерунду! — рассердился пан Роман. — Как бы они туда проникли? Дверь, сами знаете, была заперта намертво, а на окне решетка.

Пани Кристина возразила;

— Но ведь мы понятия не имеем о том, что происходило в этом доме до нашего переезда. Кто-нибудь из прежних жильцов мог и заниматься чем-нибудь таким, недозволенным...

— Ни один из прежних жильцов ничего не знал о чердаке и понятия не имел о ключе от двери, — напомнил пан Роман. — Я же всех расспрашивал — О ключах, — поправил Рафал. — Пока меня не вытурили с лестницы, я подглядел. Там ведь три внутренних замка, врезных, и один висячий наружный. И к каждому замку был свой ключ, так что всего должно было быть аж четыре ключа . Целая связка!

Пан Хабрович пояснил:

— Когда я опрашивал прежних жильцов, все в один голос утверждали, что ключи от двери исчезли еще в незапамятные времена.

Бабушка уже довольно долго не мутила воду как-то притихла, думая о чем-то своем. Но вот она задумчиво проговорила, сняв очки с носа:

— Знаете, что-то такое мне смутно вспоминается. Ты, — обернулась она к дедушке, — сказал нам о том, что кто-то занимается подделкой надписей на марках. А мне вспомнилось, что вроде бы кто-то когда-то говорил мне что-то о какой-то нелегальной типографии в этом доме. Вот у меня и ассоциировалось в сознании — раз типография, значит, печатают. Раз печатают — значит, должна быть типография. Но вот от кого я слышала о нелегальной типографии — никак не могу вспомнить.

— От бабушки Агаты, — тихонько подсказала Яночка.

— Что ты сказала? — повернулась к ней бабушка. — А, правильно, я разговаривала с бабушкой Агаты, Яночкиной подруги, она бывала в нашем доме во время оккупации Варшавы...

— Агата? — удивилась тетя Моника.

— Да нет же, ее бабушка, ведь это было во время войны. Она тогда была молодой женщиной. Ну вот, вспомнила! Бойцы Сопротивления устроили в этом доме нелегальную типографию, на которой печатали листовки. И здесь же хранили оружие.

— А после войны что с этим стало, она не говорила? — спросила пани Кристина.

— Нет, не говорила. Ее отправили на принудительные работы в Германию, и она не знает. Возможно печатный станок остался на чердаке и им вовсю пользуются преступники.

— Мы бы наверняка слышали, — не поверила тетя Моника. — Хоть что-нибудь.

Бабушка с возмущением накинулась на дочь:

— А того, что ты слышала, тебе еще мало? Все эти непонятные шумы — и стук, и грохот, и завывание... Вы что так на меня уставились? Над столом повисло тягостное молчание. Яночка и Павлик, по понятным причинам, сидели тихо, как мышки. Рафал слушал с любопытством, а тетя Моника и супруги Хабровичи не знали, что и поду мать. Они уже свыклись с мыслью, что их мать таким нетипичным способом пытается выжить из дому неприятную особу, Неужели они ошибались? Не может быть, чтобы бабушка проявила такое потрясающее коварство, пытаясь скрыть свои действия на чердаке. Тогда что же там грохотало и выло?

— Ничего, — поспешила ответить пани Кристина, — Мы просто думаем.

— Думаем над тем, можно ли на нашем чердаке печатать поддельные надписи на марках, — дополнил пан Роман. — Может, ты и права. Значит, папа что-то говорил тебе о своих подозрениях?

— Это не мои подозрения, а вашей матери, — открестился дедушка.

— Мамины? Пусть так. Достаточно того, что ты упомянул о них. И тут сразу милиция принялась шарить у нас на чердаке. Связь очевидна, вы с мамой правы.

— Клево! — тихо радовался Павлик. — В случае чего станут думать на дедушку.

— В случае чего дедушка получит орден! — одновременно воскликнул Рафал. Дедушка, как всегда, молчал, будто и не о нем шла речь.

— Да скажи же что-нибудь! — бабушка нетерпеливо схватила дедушку за плечо.

— Если я что и скажу, то только завтра утром, — спокойно отозвался дедушка, вытряхивая пепел из трубки. — Или даже послезавтра. Когда уже будет известно что-то конкретное. Пришлось на время оставить дедушку в покое и продолжить дискуссию без его участия. В конце концов присутствующие пришли к выводу, что бабушка, пожалуй, права. Как-то очень логично складываются в единое целое все три компонента: визит милиции, туманные намеки дедушки и прекращение на чердаке прежних шумов. Преступники пока не научились проходить сквозь стены, а в то, что они постоянно обитают на чердаке, никто не верил. Но это только предположения. Загадка так и осталась загадкой.

Тишина и спокойствие в доме, совершенно не выносимые для Яночки и Павлика, продержались весь последующий день. Но вот наконец пришло долгожданное послезавтра. Выйдя из школы, дети увидели знакомую патрульную машину. Сержант Гавронский с очень таинственным видом сообщил, что в пять часов вечера к ним в дом прибудет капитан и они вместе с ним поднимутся на чердак. Как и договорились, осмотрят там все и попрячут что надо, а затем на чердак будет открыт доступ и всем остальным. И больше ничего не сказал твердокаменный сержант, как дети его ни просили! Зато довез их на машине до дому. И уехал.

Дом оказался пустым. Павлик с Яночкой, не имея ключа, обошли вокруг дома, надеясь, что какое-нибудь окно оставлено открытым и они смогут проникнуть внутрь. Напрасные надежды! Дети снова стучали в дверь, но в ответ слышали лишь тихое попискиванье запертого в доме Хабра. Бедный пес от противоречивых желаний буквально разрывался, не зная, радоваться ли приходу своих молодых хозяев или отчаиваться от невозможности выйти к ним.

Ничего не понятно! Ведь бабушка знала, что у ее внуков нет ключей, что они придут из школы голодные и не смогут попасть в дом. Никогда такого не было!

— Глупейшее положение! — сердилась Яночка, стоя у калитки и выглядывая на улицу в надежде, что бабушка вот-вот придет, в то время как Павлик без всякого энтузиазма раскачивался на калитке. — Похоже, грымзы тоже нет дома, дверь заперта. Ни одной живой души в доме! И как раз сегодня, когда у нас столько дела.

— Как же ни одной? — попытался утешить сестру Павлик. — А мы с тобой? И Хабр тоже.

— А потом обед начнется поздно и нас не отпустят, пока не окончится. К пяти может и не окончиться.

— Брось! До пяти мы десять раз успеем по обедать.

— Нам еще надо будет уроки приготовить, а то крик поднимут. Ну куда же могла подеваться бабушка ?

Павлик высказал предположение, что она следит за грымзой, которая опять отправилась на подозрительную прогулку. Оставив в покое калитку, дети обежали все окрестные улочки. Бабушки и грымзы нигде не было видно. Пришлось вернуться обратно к дому.

— Пора бы уже нам рассказать, как обещали, — заметила Яночка, садясь на камень ограды. — Сколько можно тянуть?

— Они говорят, что три дня — совсем немного, — ответил ей брат с высоты калитки.

— Как же немного? — возразила девочка. — Мы им почти все рассказали, остальное подсказал дедушка, могли бы и за один день обернуться? Милиция называется!

— Много они от дедушки узнали! — фыркнул брат. — А если что и узнали, совсем про другое. Все равно! Главное, узнали! Забрали сундук, и все следы изучили, чего же еще ждать?

— Гляди, дедушка идет! — обрадовался Павлик. И тут же огорчился:

— Раз дедушка возвращается значит, уже поздно.

— А бабули все нет! — сказала девочка. Но в этот самый момент показалась и бабушка. Она появилась с другой стороны и неслась домой как на пожар.

— Гляди-ка, мчится бабуля так, что пятки сверкают, — воскликнул Павлик. С верхней перекладины калитки очень хорошо просматривалась вся улица — в обе стороны.

Яночка встала с ограды и сквозь прутья принялась наблюдать за своими почтенными родственниками.

— Бабуля торопится, потому что хочет прийти раньше дедушки, — информировала она брата.

— Чтобы он никаких претензий не высказал, — подтвердил Павлик.

— Какие претензии? У дедушки никогда никаких претензий не бывает, — рассудительно заметила сестра. — И слезь с калитки, а то еще влетит.

— Бабушка же сама велела нам кататься на калитке!

— Только когда грымза слышит.

Только Павлик слез с калитки, как к ней, почти одновременно, с разных сторон улицы подошли дедушка и бабушка. Бабушка уже издали махала внукам и одновременно пыталась на бегу отыскать ключи на дне сумки.

— Ну, вот и я! — объявила она, запыхавшись. — Не думала, что это продлится столько времени. Куда же подевались ключи?

Но дети все внимание уделили дедушке. Он сам на себя не походит от крайнего волнения и позволил себе перебить супругу, чего никогда не делал. А тут он раздраженно крикнул, не взирая на присутствие внуков:

— Дорогая, ну что ты делаешь из меня какого-то идиота? Заставляешь выдвигать обвинения совершенно абсурдные. Я вне себя.

Забыв о ключах, бабушка в изумлении уставилась на мужа.

— Что ты сказал? Это что за скандал, да еще при детях? Я тебя заставила что-то выдвигать? Крайне взволнованный дедушка открыл калитку пропустил всех во двор и опять закрыл, а сам остался на улице, даже не заметив этого.

— Ты, конечно! — кричал он уже с улицы. — Кто мне все уши прожужжал о подозрительных посылках? Может, я сам?

Бабушка, естественно, не осталась в долгу:

— И какие у тебя претензии, разрешите узнать? Что тебе не нравится?

— Мне не нравится выглядеть дураком! — совсем разошелся дедушка и даже топнул ногой.

— Не люблю я этого!

— Чего ты не любишь, скажи толком! — бабушка рассердилась вконец и распахнула калитку, чтобы ее супруг мог наконец войти во двор. Тот сделал попытку снова с силой захлопнуть калитку.

— Ох, разобьют они нам калитку! — встревожился Павлик.

— Если еще раз попытаются грохнуть, попридержи, — быстренько посоветовала брату Яночка, — а то и вправду разобьют. Ишь, разошлись! Дедушка и в самом деле сделал попытку снова в сердцах стукнуть калиткой, но предусмотрительный Павлик не позволил. Бабушка силой оторвала мужа от калитки.

— Так чего же ты не любишь? — громким скандальным голосом повторила она. — Дураком ему, видите ли, не нравится выглядеть и он не любит абсурдные обвинения. Все в голове перемешалось!

— Ничего у меня не перемешалось! — возразил дедушка. — А наша соседка не имеет с этим ничего общего! Она ни в чем не виновна, а ты меня заставляешь выдвигать против нее беспочвенные обвинения!

Бабушка уже успела добраться до крыльца, но услышав последние слова мужа, она резко обернулась к нему и разъяренно выкрикнула:

— Это ты меня беспочвенно обвиняешь! А нашу соседку, ни в чем не виновную, как ты говоришь только что милиция увела! Арестовала! Дедушка сразу же перестал скандалить.

— Как ты сказала? Арестовали!

— Вот именно! — торжествующе выкрикнула бабушка. — Я как раз из милиции возвращаюсь, давала свидетельские показания. «Ни в чем не виновна» , скажешь тоже!

— Слышишь? — спросил сестру ошеломленный Павлик.

— Слышу, не глухая! — огрызнулась сестра. — Не мешай, может, что еще скажет. Остолбеневший дедушка наконец ожил и сделал неудачную попытку подняться на крыльцо, но тут же забыл об этом.

— Езус-Мария, а что же она сделала? Ведь филателистическая афера раскрыта, а соседка не имеет с этим ничего общего!

— Не с этим, так с другим! — загадочно бросила бабушка и добавила:

— На след вышли благодаря собаке...

Тут, к сожалению ее взгляд наткнулся на ошеломленных внуков, и она вспомнила, что они голодные и усталые. Недокончив, старушка оставила дедушку в покое, поднялась по ступенькам и снова принялась искать ключи, приговаривая:

— О Боже, там заперта бедная собака, одна в доме, а дети голодные, и обед я так толком и не приготовила! С ума сойти!

И такой восторг прозвучал в последних словах, явно не соответствуя их смыслу, что дедушка был шокирован.

— Я лично не вижу в этом поводов радоваться, — укоризненно заметил он. — Главное, обед не приготовлен.

Но заметил тихонько, просто проворчал себе под нос.

Отыскав наконец ключи, бабушка отперла дверь схватила в объятия счастливого пса. В прихожей Яночка, Павлик и дедушка совместными силами попытались отнять у нее собаку, снять с нее пальто немного успокоить, чтобы она связно рассказала им о том, что же произошло, потому что все трое были одинаково заинтригованы. Немало понадобилось времени, пока бабушка немного успокоилась. Но вместо того, чтобы рассказывать, она бросилась в кухню и принялась спешно готовить бутерброды. Какой теперь обед! Дети сделали попытку помочь ей, но только мешали, поэтому они уселись на свои табуретки и Павлик задал наводящий вопрос:

— Бабуля, так что, грымзу-таки сцапали?

— Сцапали, сцапали! — радостно отозвалась бабушка, но спохватилась и поправилась:

— Арестовали! Как ты выражаешься! Сейчас все расскажу, вот только приготовлю бутерброды.

— А ты не можешь готовить и рассказывать? — внес предложение Павлик.

— Ничего не понимаю! — ответил дедушка, садясь на стул на всякий случай ближе к двери. — Объясни же наконец, что сделала наша соседка. Ведь с филателистической аферой она не имеет ничего общего, я за это головой ручаюсь! Яночка и Павлик с удивлением взглянули на де душку, оставив бабулю на момент в покое. Наверняка он уже все знает, значит, на него надо нажать, чтобы рассказал, а не на бабулю. Хотя, с другой стороны, бабуля только что из милиции, куда пре проводили арестованную соседку. Что интереснее? С ума сойти, столько новостей сразу!

Решила, как всегда, Яночка:

— Начнем с бабули, дедушка потом расскажет. Ну, бабуля, начинай!

Бабушка тем временем уже начала приготовлять бутерброды.

— Так я же и без того говорю! Нечто потрясающее! Милиция разобралась, что происходит с ее посылками и подозрительными почтальонами... Видишь, я тебе дело говорила! — перебила она сама себя, обратясь к дедушке. — Они потому и занялись ими, что ты поделился своими подозрениями.

Дедушка возразил в полном отчаянии:

— Но ведь подозрения были совершенно абсурдные!

— Ну и что! Главное — ею заинтересовались и сразу выяснили, что там на самом деле. Пусть даже не марки, хотя, я уверена, такая способна на все, даже марки подделывать...

— Да пусть даже не только способная, пусть талантливая, но ведь не подделывала! — отчаянно отбивался дедушка.

— Ты что меня нервируешь? — грозно вопросила бабушка. — Ты никак ее защищаешь.

— Что ты, что ты, вовсе не защищаю...

— Бабуля, скажи же наконец, что она сделала? — не выдержала Яночка. — Что было в ее посылках?

— Совершенно невероятные вещи! — вскричала бабушка. Глаза ее блестели, щеки разгорелись, она словно помолодела лет на тридцать. — Драгоценности! Золото!

— Что ты сказала? ! — не поверил своим ушам дедушка.

— Золото! — с такой гордостью повторила бабушка, словно это было ее собственное золото. Или она сама раскрыла преступление.

— Откуда? !

— Крала, ясное дело! — убежденно предположил Павлик.

Бабушка вроде немного опечалилась и, постучав о стол яйцом, сваренным вкрутую, принялась его очищать, одновременно поясняя уже без прежнего торжества:

— Нет, к сожалению. Сама она не воровала. Только укрывала краденое и занималась его перепродажей. Перекупщица, так сказали в милиции. И еще сказали, что скупкой краденого она занималась уже лет тридцать. Скупала всевозможные драгоценности — краденые, нелегально через границу перевезенные, на черном рынке приобретенные. Очень ценные! А тот подозрительный почтальон был посредником. И никакой он не почтальон, раньше был, да его давно с работы уволили. А форму он сохранил и использовал. Его тоже арестовали.Затаив дыхание слушали Яночка с Павликом рассказ бабушки. Дедушка тоже жадно слушал, чуть ли не с ужасом внимая супруге и не зная, верить ей или нет. Уж он-то ее хорошо знал, выдумщица она была, часто принимая желаемое за действительное.

— Ну, знаешь! — наконец произнес дедушка. — Ушам своим не верю. Получается, наш дом — на стоящее преступное гнездо!

— Значит, пора это гнездо искоренить! — твердо заявила бабушка. — И пусть отныне в доме живут только честные люди! — несколько напыщенно заключила она.

— То есть мы? — пожелала уточнить Яночка.

— Мы, конечно! Но с ней еще не все кончено, обыск в их квартире ничего не дал, милиция собирается весь дом обыскать. Они думают, она спрятала краденое все-таки где-то в доме, раз посылки приносили сюда.

— Точно! — вырвалось у Павлика. — В доме! На...

— Молчи! — рявкнула на него сестра. — Бабуля, поэтому она так боялась, как бы ее посылки не по пали в чужие руки?

— Именно в руки! — подтвердила бабушка. — Она боялась, что если кто из нас возьмет их в руки — сразу догадается, ведь они маленькие, а жутко тяжелые. Любой бы догадался. Там, в милиции, мне дали одну подержать, так пришлось держать двумя руками, золото ведь страшно тяжелое. А она такая была осторожная, такая предусмотрительная, что за тридцать лет никто не догадался!

Дедушка вдруг встал, налил из-под крана стакан воды и залпом выпил.

— Никак в себя не приду, — пояснил он. — А я так переживал, что оговорил невиновного человека. Так переживал! Знали бы вы, как мне было неприятно.

— Мне тоже! — подхватила бабушка и вдруг вспомнила, что ей положено обидеться на мужа, — Так на меня напустился! Первый раз в жизни! Изверг! Вместо того, чтобы поблагодарить... Да разве от него дождешься благодарности? — бросила она в пространство и, решив, что достаточно отчитала мужа, вернулась к более интересным вещам.

— Теперь понимаете, почему она не хотела уезжать из нашего дома? Ну где бы еще она смогла заниматься своей коммерцией с такими удобствами? — рассуждала бабушка, яростно намазывая горчицей бутерброды. — Отдельный дом, все его закоулки ей давно известны. Окно их квартиры выходит прямо на улицу, никто бы и не заметил, что она поджидает своего почтальона и лично принимает от него посылки. Ну ничего, теперь-то мы от нее избавимся.

— Бабуля, а ее сын? Тоже замешан в этом грязном деле? Его тоже арестовали? — спросил Павлик.

Бабушка отрицательно покачала головой:

— Нет. Он с этим делом никак не связан. Милиция проверила.

— Значит, он останется в нашем доме! — огорчился Павлик. — Вместе со своей женой. Неужели ты не могла как-нибудь и его поприжать?

— Не было необходимости, он как раз охотно переедет на другую квартиру, — пояснила бабушка. — Представляю, как обрадуется ваш отец. Но каков Хабр! Боже, что за чудесный пес! Хабр, сокровище мое, иди сюда, песик, я поцелую тебя! В порыве горячей любви к чудесной собаке бабуля бросила свои бутерброды и снова схватила Хабра в объятия. Тот с удовольствием позволил обнимать себя и целовать. От бабушки он перешел в объятия Яночки и получил еще порцию похвал и ласк.

Павлик презрительно наблюдал за этими бабьи ми нежностями.

— Лучше бы дали ему кусок колбасы! А лучше — торта!

— Я ему кекс испеку! — растрогалась бабушка. — два кекса! Специально для него! Он кексы больше всего любит.

Дедушка скептически отнесся к этому взрыву чувств к собаке.

— С ума посходили! — резюмировал он. — Я уже слышал, что именно собака разоблачила поддельного почтальона. Нет, это — не преступное гнездо, это сумасшедший дом!

Бросив грозный взгляд на мужа, бабушка не много успокоилась, вымыла руки и вернулась к брошенным бутербродам, продолжая свой рассказ:

— Когда за ней пришли, она такой шум подняла! А милиция сразу ко мне — расскажите, что знаете по данному делу. Ну я и дала показания. Немного затянулось это, в милиции обо всем дотошно выспрашивали... И очень огорчились, что у нее ничего не нашли. Доказательства им нужны железные, сказали, а не нашли ничего. Вот потому и собираются произвести обстоятельный обыск, чтобы эти доказательства обнаружить. Но и без того доказательства у них есть, улики называются. Они прихватили почтальона с посылкой, можно сказать, на месте преступления, он как раз ее передавал. И прихватили еще кого-то по этому делу, я не поняла кого, каких-то подозрительных личностей...

— Видишь, как пригодились твои показания! — не выдержал Павлик. — А ты не хотела сторожить и к калитке бегать. Не хотела с Хабром на пару работать!

— Пригодились, я и не отрекаюсь, — согласилась бабушка. — Просто потрясающе! И твоя филателистическая афера тоже пригодилась, — обратилась она к дедушке. — Если бы не она, кто знает, занялась бы милиция нашей соседкой. А так, разыскивали марки, нашли золото — тоже неплохо Дети, бутерброды готовы, перекусите пока, обед или ужин, уж и не знаю — будет сегодня поздно. Дети с восторгом набросились на бутерброды приготовленные бабушкой в такой нервной обстановке и потому изобилующие просто невероятны ми количествами перца, горчицы и маринованных огурцов. Такого представить себе они не могли даже в самых смелых мечтах! Обычно бабуля очень экономно использовала острые приправы. Дедушке тоже дали бутерброды. Пододвинув к столу свой стул, он вместе с детьми с аппетитом принялся за них, Подождав, пока дед съест два бутерброда, Яночка решила, что имеет моральное право приступить к расспросу дедушки.

— Дедуля, а ты откуда знал, что это не соседка подделывала надписи на марках? — спросила она с набитым ртом. — Что-то прояснилось с твоими марками? Раскрыли аферу?

— Представьте, раскрыли! — с гордостью ответил дедушка.

Оставив кастрюлю на плите на произвол судьбы, бабушка накинулась на мужа:

— И он молчит! Я места себе не нахожу от беспокойства, вся извелась, а он молчит! Выходит, они на нашем чердаке все-таки что-то нашли? Пришлось дедушке отложить надкусанный бутерброд и давать показания:

— На нашем чердаке как раз они ничего особенного не нашли, только следы. Оказалось, здесь действительно стоял их печатный станок и здесь они печатали свои поддельные надписи на марках. И станок, и прочие материалы с чердака забрали недавно, совсем недавно, и оставили множество отпечатков пальцев и прочих интересных для следствия следов, так что установить по этим отпечаткам преступников они смогли без труда.

Павлик проглотил наконец уже давно прожеванный кусок хлеба с горчицей, ибо слушал разинув рот, и поспешил задать вопрос:

— И благодаря этому получили свои железные улики?

— Железобетонные, — успокоил его дедушка. — И кроме того, обнаружили место, где они хранили изготовленную продукцию. Я всегда говорил, что они должны ее держать где-то в укромном месте сплавлять потихоньку. И представьте себе, они такое место отыскали! Кажется, с помощью каких-то добровольных помощников, не из органов. Благодаря им милиция разыскала этот склад просто в молниеносном темпе, даже поверить трудно! Как-то очень быстро следствие от состояния полнейшей неуверенности и растерянности перешло к решительным действиям, увенчавшимся полнейшим успехом. Говорю вам, поразительный успех! Яночка вдруг опять наклонилась к своему любимцу, спокойно лежащему под столом.

— Хабр, сокровище мое! Драгоценная, умная, замечательная собачка!

Павлик допытывался:

— И этих преступников посадили?

— Разумеется, — ответил дедушка, снова беря в руку бутерброд. — Их шайка состояла из пяти человек, и, скажу я вам, продумано все было замечательно! Полнейшая конспирация, они почти не знали друг друга, о шефе же известно было лишь то, что он живет где-то в Ломянках...

— Ну! — воскликнул вдруг каким-то сдавленным голосом Павлик и чуть не подавился очередным куском хлеба. Яночка этим немедленно воспользовалась, и пока бабуля стучала брату по спине, задала сама вопрос:

— И что дальше? Дедуля, не обращай на него внимания, он просто подавился.

— Вот, запей чаем! — подсунула бабушка внуку стакан. Ее явно встревожило его состояние. Мальчи к никак не мог отдышаться.

— И что дальше, дедушка? — повторила Яночка Пришлось бедному дедушке снова положить на тарелку бутерброд. Случай с Павликом наглядно свидетельствовал о том, что нельзя одновременно есть и говорить.

— У меня создалось мнение, — сказал рассудительный дедушка, — что преступникам все карты спутал наш переезд в этот дом. Такую превосходную оборудовали здесь клубнику...

— Малину, дедушка! — через силу поправил внук.

— Правильно, малину, так все прекрасно организовали, к тому же с кем-то из прежних жильцов были в сговоре, могли свободно бывать в этом доме, а тут вдруг мы — как снег на голову!

— Как же этот подозрительный жилец согласился переехать? — удивилась Яночка.

— Он не был жильцом нашего дома, а родственником одного из жильцов, поэтому свободно тут бывал. А живущие в доме родственники ничего не знали о его преступной деятельности. Почему же им не переехать, если Роман предложил им такую прекрасную квартиру взамен?

Несмотря на всю бдительность Яночки, Павлик все-таки прорвался со своим замечанием:

— Понятно! Поэтому он не мог входить в дом нормально, через дверь, и был вынужден карабкаться на чердак по крыше!

— И его заметила милиция, — подтвердил дедушка.

— А у него не было ключей от чердака? — поинтересовался внук.

— Не знаю. Может, и были, но ведь в дом он не мог попасть, — ответил дедушка. То, чего опасалась Яночка, произошло. Бабушка вдруг насторожилась:

— А вы откуда знаете, что по крыше лез? Ведь его милиция видела, а не вы.

Пришлось хладнокровно соврать.

— Ну как же, ведь милиция сама нам об этом говорила, разве не помнишь? Бабушка не упорствовала. Ее мысли переключились на другое. — Это не преступник, а хулиган какой-то! — возмущенно выкрикнула она. — Такой шум поднимал на чердаке. Я была уверена — дом рушится! Сколько я из-за него напереживалась!

— Наконец-то перестанешь переживать и меня оставишь в покое, — обрадовался дедушка. — Сегодня или завтра нам разрешат войти на чердак, сама посмотришь, чем там можно шуметь, грохотать и выть. И успокоишься!

Нет, бабушку отнюдь не устраивала такая перспектива — успокоиться, ей надо было понервничать, и она тут же нашла повод.

— Успокоишься! — гневно фыркнула старушка.

— Какое может быть спокойствие, если будут проводить обыск. Ты что, не знаешь, как выглядит обыск?

И когда дедушка сокрушенно вынужден был признаться, что действительно не знает, бабушка его просветила:

— Содом и Гоморра! Весь дом перевернут вверх ногами. Что тут будет твориться — представить страшно! Ведь они совершенно не представляют, где искать.

Внуки больше не вмешивались в разговор старших, торопясь покончить с замечательными бутербродами. Дедушке было не до еды, ему пришлось успокаивать супругу и объяснять ей, что не так страшен черт, как его малюют.

В прихожей хлопнула дверь, раздались быстрые шаги. Павлик счел нужным проинформировать бабушку и дедушку.

— Идет Рафал. Теперь вам придется еще раз обо всем рассказать.

— Ох, боюсь, что обо всем рассказывать нам придется еще много раз! — проворчал дедушка и мечтательно добавил:

— А не уйти ли мне на сегодняшний вечер из дому?

19

— Прошу вас! — произнес капитан, склонившись прямо-таки в придворном поклоне. — Сокровищница открыта! Как мы и договаривались в входите первыми, все остальные — после вас.

Со скрежетом открылась тяжелая железная дверь, блеснула подвешенная к потолку временная электрическая лампочка. Наконец-то можно было как следует осмотреть весь огромный, запыленный чердак!

Брат с сестрой замерли на пороге.

— Классно! — восхищенно произнес Павлик, — При свете он выглядит еще лучше! Неожиданно в дверь протиснулся взбежавший по лестнице Хабр. Осторожно сделав по чердаку не сколько шагов, он замер, опустил нос к полу, взъерошил шерсть на загривке и глухо, угрожающе зарычал.

— Он тут первый раз! — объяснил Павлик, а девочка обняла собаку и принялась ее успокаивать:

— Успокойся, мой золотой, мой хороший! Ты учуял бандита? Да, мы знаем, он приходил сюда, но теперь его уже здесь нет. Успокойся, песик, не надо нервничать! Его уже поймали, с твоей помощью, мой ненаглядный, больше тебе не надо выслеживать негодяя.

Хабр постепенно успокоился, все понял и от правился знакомиться с чердаком, тщательно обнюхивая все по дороге. Капитан с порога наблюдал за собакой.

— Надо же, сразу учуял! — восхищенно сказал он. — Феноменальный нюх у вашей собаки!

— Еще бы! — подтвердил Павлик. — Он один стоит всех ваших вещдоков!

Капитан тоже прошел на чердак и закрыл за собой железную дверь.

— Послушайте, — спросил он, — а вас не удивляет, что ваш пес рычит только на одного человека и больше ни на кого? Мне это кажется странным. Насколько я понял, ваш Хабр — милый, доброжелательный песик, ко всему он относится с симпатией, и вдруг рычит на одного человека. Вас это не удивляет?

— А вас удивляет? — холодно поинтересовалась Яночка.

— Разумеется!

— Не понимаю, чему тут удивляться, — высоко мерно произнесла девочка. — Наш Хабр очень умный, он сразу понял, что имеет дело с преступником. И ясно дал нам это понять.

— Просто сказал нам об этом, — подтвердил Павлик. — Но ведь второй, тот, что ободрал вашу машину, он ведь тоже преступник. Почему же Хабр не рычит на него?

— Может, он не такой уж преступник? — предположил Павлик.

— Точно такой же! — убежденно ответил капитан. — А поскольку меня это удивило, я решил на свой страх и риск заняться этим феноменальным явлением и выяснить его.

— И наверняка сделали какое-то потрясающее открытие? — насмешливо спросила Яночка.

— Вот именно, открытие. Откуда у вас эта собака?

Сердце Яночки на миг остановилось, а потом забилось быстро-быстро.

— Нашли мы его, — ответил Павлик. — В подъезде нашего старого дома. На лестнице сидел. Без ошейника. И вообще без хозяина.

— Видели бы вы, какой он был несчастный! — с содроганием вспоминала Яночка. — Совсем бездомный, ничейный, ему некуда было пойти. Он очень плохо себя чувствовал, чем-то был жутко расстроен и мы боялись, что он заболеет. Сначала папа отвез его в собачий приемник, а потом мы уговорили родителей взять Хабра к себе. Капитан задумчиво следил за Хабром, который внимательно обследовал незнакомое помещение.

— Меня не удивляет, что он был жутко расстроен и плохо себя чувствовал. После того, что ему при шлось перенести...

Дети бросились к капитану.

— Вы знаете что-то о Хабре? Расскажите!

И капитан начал:

— Хабр, совсем еще молодой сеттер, жил спокойно и счастливо со своим хозяином, пожилым одиноким человеком. Культурным, выдержанным как раз таким, которым самой судьбой предназначено воспитывать, все равно — людей или собак В доме царила спокойная благожелательная атмосфера, без крика, ругани, нервных срывов. И со бака с детства привыкла жить в тишине, окруженная нежностью, заботой и лаской. Хозяин понял какое сокровище его собака, с ее феноменальной памятью, умом и нюхом, и успешно обучил ее многим собачьим премудростям, в том числе и навыкам охоты.

— И этот пожилой ласковый человек вышвырнул на улицу свою замечательную собаку? — воз мутился Павлик.

— Да нет, что вы! Вернувшись как-то вечером с охоты, хозяин Хабра застал в своей квартире вора. А надо вам сказать, что хозяин был известным филателистом, дома у него хранились весьма дорогие марки. Вор именно за ними и явился. Хозяин попытался задержать вора с помощью собаки и сдать его в милицию. Но этот культурный и благожелательный человек не приучил свою собаку бросаться на людей, она была натаскана только на дичь и лесного зверя. Вор, сильный молодой громила, без труда справился с обоими. Пожилого хозяина избил и оглушил, так что тот потерял сознание, а собаку, по всей вероятности, пинал ногами. Первый раз в жизни на Хабра подняли... ногу! Хозяина пришлось отправить в больницу, собаку взяла к себе его дочь. Очень занятый человек, она не могла уделять много времени собаке, впрочем, вообще не имела понятия, как следует обращаться с животными. Даже присмотреть за ним как следует не смогла и в результате Хабр потерялся. Каким-то образом он оказался в подъезде вашего дома...

— А негодяй, который пинал собаку ногами, это самый бандит из Ломянок? — догадался Павлик. Капитан кивнул головой.

— Да, единственный человек, который издевался ним, поэтому Хабр так хорошо его и запомнил. На всю жизнь!

Яночка долго не могла прийти в себя. Так из деваться над ее ненаглядным Хабром! Жаль, нет под рукой этого негодяя. Уж она бы ему показала! Она бы... она бы... она бы его укусила! Да, да, изо всей силы укусила бы!

— Каков мерзавец! — крикнула девочка. — Издеваться над собакой! Негодяй, подлец! Чудовище!

— Подонок! Дрянь последняя! — вторил ей брат. — И вообще... таракан!

— Просто плохой человек, — подвел итоги капитан. — Для собаки это был первый встреченный ею плохой человек, ко всему остальному роду человеческому собака относилась с доверием. А Хабр постарался как можно доходчивее сообщить вам об этом нехорошем человеке и предостеречь. Яночка прижала к груди голову чихающего от пыли Хабра.

— Мой дорогой песик! Добрая, умная собачка!

Павлик мстительно произнес:

— Пусть этот подонок сгниет в тюрьме!

— Не уверен, что именно сгниет, — возразил честный капитан, — там как раз довольно сухо. Но вот посидеть посидит!

Хабр вежливо и осторожно освободил голову из рук девочки и продолжил исследование чердака. Яночка с интересом наблюдала за собакой.

— Глядите, подонок не ко всему тут прикасался. — заметила она. — На некоторые вещи Хабр не рычит, просто обнюхивает.

Павлик вспомнил, зачем они собственно вообще сюда пришли. Столько дела, нечего больше тратить драгоценное время на подонка. Есть вещи и поинтереснее. И мальчик решительно устремился в еще неизведанные глубины чердака. Капитан двинулся следом. По дороге мальчик объяснял:

— Вот, видите, это та самая машина для отпугивания врагов. Не трогайте, а то завоет! Бабушка очень ее пугалась.

— Прекрасная идея — свалить все на злоумыш ленников! — сказала присоединившаяся к ним Яночка. — Осторожнее, пан капитан, к чему ни прикоснешься, сразу поднимаются тучи пыли. Больше всего капитану хотелось увидеть пыточную машину, но он не напоминал о ней, чтобы не задеть фамильные чувства своих молодых спутников. Сами покажут, надеялся он, потому что отгадать не было никакой возможности. Яночка явно почувствовала себя экскурсоводом. Или хозяйкой дома? Во всяком случае она с приятной улыбкой знакомила гостя с обстановкой чердака:

— Вот эта штука, проше пана — старинный пылесос, Наши предки пользовались им. Вот тут они нажимали на ручку и...

И девочка изо всей силы нажала на торчащую кверху ручку. Огромные мехи, которые некогда служили для разжигания огня в гигантском камине, проявили себя как в свои лучшие времена. Облако пыли взметнулось под потолок, на минуту скрыв из глаз все вокруг. Стало темно. Пыль моментально за била носы и рты, густым слоем припорошила волосы.

— Ты что? — возмущенно воскликнул Пав лик. — Хочешь Хабра задушить?

Бедный пес, как заведенный, чихал и фыркал. Пыль опускалась медленно и величественно, покрывая толстым слоем уже другие предметы.

— Вот я и говорю — непрактичные были у наших предков пылесосы, — продолжала Яночка отряхиваясь. — Может, еще немного попылесосить, чтобы пыли поубавилось?

И она снова потянулась к ручке мехов.

— Нет! — диким голосом воскликнул капитан, удерживая девочку за руку. — Очень вас прошу, не надо. Наведением порядка займетесь в другой раз. И без того я не уверен, что коллегам удастся вы бить из меня эту пыль. Хорошо, что ждут внизу, иначе как бы я в таком виде на улице показался? Яночка взглянула на капитана. И в самом деле, бедный сотрудник милиции выглядел очень странно. Пытаясь стряхнуть с себя пыль, он хлопал по брюкам и пиджаку, что давало двойной эффект: от каждого хлопка в воздухе поднималась новая туча пыли, а на хлопнутом месте оставался четкий белесоватый след растопыренной пятерни. Очень интересно выглядел его костюм, покрытый такими маскировочными пятнами.

— На лице у вас тоже пыль, — услужливо сообщил Павлик. — И на волосах много.

— Холера! — только и проговорил капитан, — глядя на совершенно черные руки.

— Ну что вы так переживаете, пан капитан? — удивилась Яночка. — Потом вымоете руки в ванной тети Моники, тут сразу, на втором этаже, только с чердака спуститься. Там уже краны действуют и вода идет.

А капитан ругал себя за то, что не пришел в защитной одежде и противогазе. Ведь уже немного знает этих детей...

— Я-то думал, что уже все опасности позади, — грустно вымолвил он. — Выходит, ошибался. И разрешите заметить — это вовсе не пылесос.

— Не пылесос? — поразился Павлик. — А что же?

— Мехи. Приспособления для разжигания огня в каминах, на очагах. Дули из такого меха или мехов на огонь и разжигали топку. Видите, кожаные растягивающиеся складки? Они нагнетали воздух.

— В печь? — недоверчиво произнесла Яночка. — Скорее в камин. А вот этот огромный мех, пожалуй, применялся в кузнице, впрочем, не знаю.

— Дует как дьявол! — с уважением констатировал Павлик.

— Да уж дует! — пробурчал капитан, — Этого у него не отнимешь.

Яночка была сбита с толку разъяснениями капитана. Она уже привыкла к определенной трактовке предметов быта их далеких предков, теперь приходилось оценивать его заново. В сложных условиях жили предки, ничего не скажешь. Что же у них вовсе не было пылесосов? Павлик же припомнил себе еще некоторые невыясненные капитаном обстоятельства расследования и решил, что сейчас самое время их прояснить.

— Вы еще должны нам рассказать о куче вещей! — сказал мальчик. — Получается, что даже дедушка знает, а мы до сих пор темные. Он сказал, вы нашли склад поддельных марок в трубе. Так? Яночка сразу оставила предков в покое. Какие могут быть предки, когда еще столько неясностей в их собственной жизни?

— Да, да! Расскажите, что же нашли в трубе того разрушенного дворца?

— Представьте себе, абсолютно все! — удовлетворенно ответил капитан и направился к окну. — Надо открыть окошко, пусть пыль немного повыветрится. Сейчас все вам расскажу, вы заслужили. Совместными усилиями они открыли окошко и подперли его каким-то чурбачком, чтобы не за крывалось. Капитан вытащил из кармана «Жиче Варшавы», разостлал газету на перевернутом вверх дном старом ведре и, убедившись, что ведро вы держит, уселся на нем. Павлик с Яночкой сели на против него, на развалившемся перевернутом деревянном корыте. Пыль на чердаке постепенно оседала, стало светлее. Капитан начал рассказ:

— Мы и в самом деле нашли большой запас поддельных марок на чердаке того самого полуразрушенного дворца. В трубе были спрятаны. Там такая огромная труба, так вот в ней они сделали из досок полку и на нее сложили свою добычу. А снаружи заложили кирпичом, чтобы не было заметно. Видимо, вообще намеревались там прочно об основаться.

— И ничего у них не вышло! — радовался Павлик.

— Так им и надо!

У Яночки были свои невыясненные обстоятельства дела.

— Мы еще не знаем, кто из них первым принялся писать на нашем автомобиле, — сказала девочка. — Тот, что из Ломянок, или тот, что с черными когтями? Мы очень внимательно осмотрели всю машину и ничего маленького на ней не нашли.

— А что такое маленькое должно там быть? — удивился капитан.

Павлик пояснил:

— Просто мы подумали, что тот, из Ломянок, начал первый. Ведь он знал, что когтистый залезает на наш чердак, знал, что папа ездит на этой машине. Когда пришел и не обнаружил в сундуке записки, понял, надо как-то по-другому вести переписку.

— И первый написал. И что-то маленькое, по тому что мы этого не заметили, — добавила Яночка. Капитан кивнул головой, который уже раз поражаясь проницательности этих необыкновенных детей.

— Вы правильно рассуждали. Действительно, тот, из Ломянок, начал первый. И написал на вашей машине первым. И действительно, изобразил что-то очень маленькое.

— Что же ?

— Воспользовавшись тем, что в тот день не было дождя, он на двух колесах мелом начертил маленький значок.

Вот и настал этот момент, краткий миг долгожданного полного счастья, которое Яночка испытывала всегда, узнавая долго мучившую ее тайну.

— Какой знак? — одними губами выдохнула девочка.

— Кружок с точкой посередине и звездочка, — ответил капитан. — Знаете, что они означают?

Павлик нагнулся, наморщив лоб, и пальцем нарисовал на пыльном полу эти знаки.

— Такие?

— Такие.

— Конечно, знаем! Марки. Звездочка означает марку чистую, а кружок с точкой — погашенную — Наш дедушка постоянно пользуется такими значками, — пояснила Яночка.

— Все правильно, — подтвердил капитан — Именно марки. Здешний бандит понял, что сообщник подает ему знак, ведь их афера связана с марками Он стер мел и принялся писать ответ на дверце.

— А почему обязательно на дверце? — недовольно поинтересовалась Яночка. — Переписывались бы себе на колесах!

— Так ведь погода испортилась, накрапывал дождь, он боялся, что мел смоет или колеса просто грязью покроются. На дверце надежнее. Яночка внимательно слушала, стараясь ни слова не упустить из пояснений капитана. Сердце переполняло все то же чувство полнейшего счастья. Вот теперь, наконец, все события складывались в логичное целое.

— Значит, он информировал того, из Ломянок. Выходит, тот не знал? Не знал, что марки припрятаны именно там и вообще, что их где-то спрятали?

Спрашивала маленькая девочка, а капитан вдруг почувствовал себя так, словно его с пристрастием допрашивает строгое начальство. И он, капитан, не имеет права ничего скрывать, даже уйти от ответа, а должен немедленно прояснить все неясные обстоятельства. Очень неприятное ощущение! Стряхнув с себя наваждение, капитан стал прояснять:

— Да, и в самом деле не знал. Дело в том, что здешнему злоумышленнику было поручено отыскать безопасное место для хранения фальшивых марок и перепрятать их туда. Необходимость в этом возникла внезапно, они ничего не успели подготовить заранее. Все это происходило в отсутствие того, из Ломянок, а когда он вернулся, уже не нашел сообщников на прежнем месте. Психанул конечно, ломал голову, что же произошло, из себя выходил...

— Так ему и надо, — прокомментировал Павлик.

— О развалинах того старинного дворца под Варшавой преступники и раньше не раз говорили, оценивая его как одно из возможных укрытий на будущее. Тайников там было множество, место уединенное. Ну и, как вы знаете, он составил за шифрованную записку, сообщая время и место встречи.

— А до того, как наше семейство переехало в этот дом, они пользовались чердаком? — догадался Павлик. — У них был ключ от него?

Капитан снова кивнул головой.

— Да, пользовались, и у них был ключ. Один из них приходился родственником кому-то из здешних жильцов. И еще мальчишкой, после войны, даже какое-то время жил в этом доме. Он подобрал ключи ко всем дверям и тайно проводил в дом своих сообщников. Уже тогда он занимался всякими темными делишками. А родным не понравилось такое его поведение, видимо, они о чем-то догадывались и всячески стремились избавиться от милого родственничка.

— Порядочные люди, — на сей раз прокомментировала Яночка.

Капитан продолжал:

— Вот почему они охотно поменяли свою жилплощадь на новую квартиру, предложенную вашим отцом, и не сочли нужным заранее предупредить подозрительного родственника о переезде из дома. Для него это явилось полнейшей неожиданностью. Явившись по своим делам в дом, он вдруг не мог отпереть дверей, потому что замки были уже сменены, а его родственников в доме не оказалось.

— А все бабушка! — восхитилась девочка. — Это она настояла на том, чтобы поставить новые замки. Папе очень не хотелось.

— Точно! — вспомнил и мальчик. — Бабуле иногда приходят в голову неглупые идеи. Она утверждала, что крутится тут какой-то подозрительный индивидум...

— Во всяком случае, бабушкина идея доставил много неприятностей преступникам, — продолжал капитан, — и в конечном итоге, как видите, это привело к поимке преступников. Разумеется, хотя начала бабушка, главная заслуга в этом ваша.

— И Хабра! — подчеркнула Яночка.

— Разумеется, и Хабра. Всем вам в торжественной обстановке будет вынесена благодарность Павлик встревожился:

— Только чтобы никого из наших при этом не было!

— Хорошо, — согласился капитан, — это будет секретная благодарность.

— А как вы, пан капитан, объясните решетку на чердачном окне? Это они такую закрепили? Для видимости?

— Ну, не совсем так. Решетка сделана была еще во время оккупации Варшавы. Ведь здесь, на чердаке, хранили свое оружие бойцы Сопротивления. И печатали листовки.

Закончив рассказ, капитан поднялся со своего ведра и закрыл окошко, о котором только что шла речь. Дети тоже встали с корыта, собираясь продолжить исследование чердака. Капитан задержал их.

— Послушайте, — как-то нерешительно начал он. — Мне давно хотелось узнать...

— Ну? Выкладывайте, — подбодрил капитана Павлик, видя, что тот не решается о чем-то спросить. — Вроде мы уже все вам рассказали.

— Спрашивайте, спрашивайте, — снисходительно произнесла Яночка. — Возможно, мы и ответим. Вам что-то еще неясно?

— Вот именно. Не хотелось бы быть навязчивым, но страшно хочется увидеть ту самую пыточную машину, о которой вы говорили. Покажите ее.

— Да вот же она! — удивился Павлик. — Стоит на самом виду. Мы только что прошли мимо. И Павлик ткнул пальцем в упомянутую машину. Капитан подошел к таинственному экспонату и замер, а мальчик принялся объяснять действие машины, как заправский экскурсовод:

— Видите вот эти отверстия, внутри железки торчат? Вот сюда засовывали руки и ноги, так в книжках написано. Сейчас, возможно, машина не действует, много времени прошло с тех пор, когда ее применяли, лет сто, не меньше. Ножи не много затупились и покривились. Но ведь вы, пан капитан, обещали, что не станете за это привлекать к ответственности наших родных? — с беспокойством добавил мальчик, видя впечатление, произведенное страшным орудием пыток на сотрудника правоохранительных органов. — Обещали, что претензий не будет.

Капитан действительно был ошарашен, но не тем, что узрел перед собой орудие пыток. Дело в том, что он узнал машину с первого взгляда. Именно такой пользовалась его деревенская бабушка... Капитан пришел в себя и с полной серьезностью ответил:

— Торжественно клянусь, что за эту машину не стану привлекать к ответственности вашу семью. И вообще никого не стану преследовать и выражать претензии. Спасибо, что показали, превосходный экспонат. В свою очередь очень прошу, не пылесосьте вашим мехом моих коллег, которые придут сюда завтра.

— Какие еще коллеги? — неприязненно поинтересовалась Яночка.

— Те, которые собираются делать обыск. Не сомневаюсь, вы все уже знаете о вашей соседке..

— Знаем, — спокойно ответила девочка. — Бабушка нам очень доходчиво объяснила, что такое обыск. Катастрофа и конец света. И нет никакой необходимости его делать.

— Как это? — удивился капитан. — Почему?

— А потому, — небрежно заметил Павлик, — мы прекрасно знаем, где она хранит свои богатства.

— Как?! — вскричал капитан.

— А вот так! — удовлетворенно произнесла Яночка. — Хотите, покажем?

Капитан уже решил для себя, что пыточная машина — последнее, что его ошеломит на чердаке. Выходит, не последнее. Нет, с этими детьми не со скучишься.

— Откуда вы знаете?

— Подслушали, — вежливо пояснила девочка. — Да что же вы стоите? Не хотите посмотреть? Это недалеко, на ее части чердака.

— Хочу, конечно! — поспешил капитан с ответом, а про себя подумал, что все-таки недооценил этих двух милых помощников милиции. Все бы так помогали, не нужны тогда никакие оперативные сотрудники, гнать их всех к чертовой матери!

— Хочу, хочу! — еще раз крикнул капитан. — Показывайте скорее!

— Тогда пошли, — ответила Яночка.

Павлик подозвал Хабра, который безуспешно пытался схватить зубами один из крикетных шаров, с грохотом перекатывая его с места на место и подымая тучи пыли. Все четверо подошли к двери на грымзин чердак. Дверь, как известно, была за перта на висячий замок и оклеена многочисленны ми полосками бумаги с государственной печатью, — Так у меня же нет с собой ключей, — огорчился капитан.

— Ничего, у меня есть, — успокоил его Павлик и полез в карман. — Вот ключи от замка, но отец за претил нам срывать эти бумажки. Вы сами сорвете? Лично?

— Сорву, конечно! — ни минуты не колебался сотрудник милиции. — Лично! И признаюсь. Меня простят...

И капитан принялся перочинным ножом разрезать бумажные полоски, а Павлик тем временем отпирал замок. Яночка давала пояснения:

— Каждый раз, как получала посылку, грымза снималась к себе на чердак и двигала корзину. Мы уже потом узнали, что корзину. Сначала просто слышали — что-то тяжелое волочат по чердаку. А когда мы играли вот тут, видите застенки? — И девочка показала на странные клетушки у стены на чердачной площадке. — Когда мы себе играли в узников, так она подглядывала за нами и хотела нас отсюда прогнать.

— Прошу! — галантно произнес Павлик, распахивая дверь. — Входите. Вон та корзина. Капитан стремительно бросился на чердак, дети не торопясь шли за ним следом. Яночка продолжала рассказ:

— А в корзине пустые банки и бутылки, так вы не обращайте внимания. Надо корзину отволочить в сторону. Схватив за ручку большую плетеную корзину, капитан оттащил ее в сторону. Корзина отъехала, издав уже знакомый звук. Под ней оказались доски пола, за ней стена чердака.

— А дальше что? — спросил капитан, разгляды вая пол и стену.

— А теперь надо трещать, — сказал Павлик. — Она чем-то трещала.

Капитан растерялся. До сих пор все было понят но, только последняя инструкция была несколько... туманной.

— Чем я должен трещать? — поинтересовался капитан, вновь и вновь рассматривая гладкий пол и каменную стену.

— А вот этого мы не знаем, — пояснила Яночка — Она сначала оттаскивала в сторону корзину, а потом начинала чем-то трещать. Мы слышали.

— Если бы прятала свое золото в корзине, тогда бы бренчала, — рассуждал Павлик. — Значит, не среди бутылок. Выходит, или в полу, или в стене. Так что ищите сами.

Капитан понял, что больше рассчитывать на помощь детей не может. Они привели сотрудника уголовного розыска на место, где было спрятано краденое народное достояние, и теперь с надеждой смотрели на этого сотрудника, ожидая, что он на конец сам проявит знания и профессиональные навыки и обнаружит тайник. Не может он обмануть их доверие, не может скомпрометировать в глазах детей всю польскую милицию. Думай, капитан, шевели мозгами!

— Что ж, приступим, — солидно сказал следователь и приступил.

Дети во все глаза смотрели ему на руки, следили за каждым его движением, взволнованно дышали ему в затылок. Призвав на помощь весь опыт многолетней работы в следственных органах и знания, полученные еще в спецшколе, чувствуя себя, как на ответственном экзамене, капитан принялся обстукивать пол и стену, нажимать на каждую неровность в поисках тайника. Они сказали — трещала. Чем, холера, она могла тут трещать? И вдруг с легким треском и скрипом поднялись две доски в полу, раскрылись, словно дверца шкафчика, обнажив тайник. Прикрытый картонкой там покоился клад.

— Классно! — восхитился Павлик. — Ай да капитан! И в самом деле трещало! Ну, доставайте скорее!

— Погодите, дайте прийти в себя. Надо же! И в самом деле — тайник. Нет, мы не имеем права заглядывать туда сами. Надо прикрыть обратно. И капитан осторожно опять прикрыл найденные сокровища картонкой, несколько раз закрыл и от крыл «дверцу» — доски двигались послушно — и окончательно уложил на место половицы.

— Неужели вы хотите, чтобы ваши коллеги мучились, отыскивая тайник? Пусть производят обыск, по-вашему? — возмутился Павлик. — Не по-товарищески это! Не хотите им говорить?

— Да ты что? — возмутился в свою очередь капитан. — Конечно, скажу! Но, видите ли, это не мое дело. Я марками занимаюсь, — Это дело всех нас! — сурово одернула эгоиста Яночка. — Дело всех честных граждан!

— Вы не так меня поняли! — оправдывался капитан.

— Конечно, это дело всех честных людей, но у в отделе тяжких преступлений дело о драгоцентях ведет мой коллега, и я просто не имею права без него изъять клад. Он должен сделать это сам, причем не один, а в присутствии понятых, так принято. Существуют строгие правила на этот счет. А то подумают что мы с вами специально это подбросили.

— Ну вы даете! — возмутился Павлик. — Откуда у нас такие богатства?

— В данном случае вы должны послушаться меня, — меня настаивал капитан. — Сделаем все по закону. А вы выступите в качестве свидетелей. Можете? Или опять нам придется соблюдать тайну? Признаетесь?

— В этом мы, пожалуй, можем признаться, — не очень уверенно сказал Павлик. — Все знают, что мы играли в узников, могли слышать подозрительные звуки на чердаке. Ты как думаешь?

— Думаю, что можем быть свидетелями, — со гласилась Яночка.

— Порядок! — обрадовался капитан. — Значит, завтра утром...

— Завтра утром у нас уроки в школе! — напомнила девочка.

— Вечно из-за этой школы мы пропускаем самое интересное! — расстроился Павлик. Капитан задумался. Нежелательно оставлять со кровище без охраны на ночь, мало ли что... Собственно, сейчас еще не так поздно, всего полседьмого, а коллега был бы счастлив получить информацию о тайнике даже глубокой ночью. Осчастливить что ли его сейчас?

— Ладно, сделаем это еще сегодня, — решил капитан. — Сейчас позвоню коллеге, пусть немедленно приступает. Вы расскажете все, что видели и слышали, думаю, много времени это не займет. А вам, мои дорогие, полагается награда, это точно! Вот так получилось, что поздним вечером же дня все семейство собралось на чердаке. Милиция вынесла с соседкиного чердака какие-то тяжелые упаковки и открыла доступ на чердак всем желающим. В желающих недостатка не было. Толпясь в дверях и толкаясь, ринулись на чердак потомки некогда проживающих здесь предков, с любопытством оглядываясь по сторонам. Поглядеть действительно было на что.

— Боже, какое восхитительное старье! — восторгалась на каждом шагу тетя Моника. — В жизни не видела ничего подобного. Глядите, старый утюг углем разогревается.

— Похоже, наши предки никогда ничего не выбрасывали, все складывали на чердак, — вторил ей брат, роясь в куче мусора у стены. — Целые поколения предков складывали здесь все, чем уже не пользовались.

Бабушка с горящими глазами и пылающими от возбуждения щеками бросалась от одного интересного предмета к другому, на бегу выкрикивая:

— Теперь понимаю, почему капитан так выглядел, спустившись с чердака. Я еще подумала — плесенью он, что ли, покрылся? А это пыль. Пыль веков!

— Пыль веков, пыль веков, — вторила ей пани Кристина, которая, в отличие от других, не бегала по чердаку, а намертво приклеилась к изящному старинному комоду без ящиков. — Просто бесценный антик...

В другом конце чердака капитан представил одному из сотрудников милиции в гражданском Яночку и Павлика, и тот воззрился на детей с таким восторженным изумлением, что тем стало неловко. Похоже, капитан расписал их заслуги в деле обнаружения драгоценностей и наверняка сильно их преувеличил. Во всяком случае коллега неизвестного звания с горячей благодарностью пожимал руки детям, рассыпаясь в похвалах. Его бригада, избавленная от необходимости производить утомительный обыск, присоединилась к своему начальству.

Вырвавшись от них, Павлик поспешил к родным, которые только сейчас открыли для себя сокровища чердака.

— Не бойтесь! — крикнул им мальчик. — Капитан обещал никому не говорить о пыточной машине, так что вас не привлекут к ответственности. — Он слово дал!

— А за что нас привлекать? — не поняла тетя Моника.

— Да за наших предков-злодеев.

— Какая машина? — не понял папа.

— Я же говорю — пыточная, — пояснил сын. — Вон она стоит.

— Пыточная машина? — встревожилась бабушка. Наши предки кого-то пытали? Дошло наконец и до пани Кристины. Оставив в покое комодик, она вылезла из угла, отряхиваясь от пыли, и поспешила к сыну. А тот уже демонстрировал жуткий экспонат.

— Вот, видите? Вот отверстия, сюда наши предки совали руки и ноги своих врагов, а в середке, видите? Железяки торчат, острые как ножи. Вот они по кусочкам, значит, конечности и отрубали. Р-раз, р-раз — и готово!

Грохот железа, донесшийся откуда-то из глубины чердака, заглушил вдруг все звуки. Это Рафал докопался до старинных доспехов, с восторгом извлекая из вековой пыли то панцирь, то фрагменты наплечников, то какие-то непонятные составные части нижних партий доспехов, которые вдруг об рушились со звоном и грохотом, вздымая тучи пыли. Столпившиеся у пыточной машины родственники нервно вздрогнули. Восторженный вопль парня известил о потрясающей находке.

— Рафал, иди сюда! — слабым голосом позвала тетя Моника. — Тут такое!

Вот туча пыли немного опала, и взорам присутствующих опять предстала во всей своей жуткой красе старинная машина для пыток. Первой пришла в себя бабушка.

— Так это же шинковальня! — в волнении вскричала она. — Настоящая шинковальная машина для шинковки капусты. Хотите, наквасим на зиму капусту? Теперь, когда есть машина... Стряхнув с себя пыль и ужас, семейство обретя способность по достоинству оценить находку.

— Мама, это памятник старины, нельзя им пользоваться в таких низменных целях, — укоризненно заметила тетя Моника. — Капусту можно купить в магазине.

Пан Роман с интересом рассматривал памятник старины.

— Значит, дети, вы решили, что это машина для пыток? Что ж, пожалуй, вы и правы, шинковать капусту настоящая пытка...

Потрясенные Яночка с Павликом не скоро переварили услышанное. Вот тебе и предки! Никакие они не злодеи. Павлик решал, обижаться или не стоит, но тут он увидел Рафала со шлемом на голове, который равнодушно отнесся к пыточной машине и поспешил в свой угол к доспехам, надеясь обнаружить там еще щит и меч, однако по дороге споткнулся о какой-то странный предмет и нагнулся. Большой деревянный ящик с торчащей сбору ручкой.

— Эй, а это что?

— Не прикасайся! — заорал, бросаясь к нему, Павлик, но было уже поздно. Рафал повернул ручку. Помещение наполнил могучий хриплый рев, мрачный и угрожающий. Так, наверное, звучали бы трубы Страшного Суда. Все замерли, будучи не в силах ни пошевелиться, ни издать слова.

Павлик накинулся на Рафала:

— Ну кто тебя просил трогать? Это машина для отпугивания врагов.

— Вот, значит, чем пугал меня негодяй! — пришла в себя бабушка. — Точно такой звук. Тетя Моника как только голос к ней вернулся прокомментировала;

— Наверное, счел тебя врагом.

Ожив, пан Роман подошел к машине:

— Дайте и мне посмотреть на эту чудо-машину. Интересно, интересно... Что бы это могло быть? Отложив на время старые письма, которые с волнением перебирал, дедушка тоже приблизился к группе родных, окруживших странную машину.

— Какая прелесть! — воскликнул он. — Старинная шарманка в очень неплохом состоянии. Ну, не много испорчена, звуки издает неподходящие... Супруга моя утверждает, что именно такие производит дом, который вот-вот рухнет. Пережив очередное потрясение, семейство, вдохновленное уже сделанными открытиями, с энтузиазмом принялось за дальнейшие изыскания. Яночка раскопала калейдоскоп, и они с братом увлеченно принялись рассматривать разноцветные узоры, не обращая внимания на остальных. Рафал раскопал-таки щит, бабушка — старинную медную ступу и приставала ко всем, чтобы отыскали и пест. Пани Кристина обнаружила за старинным штофным креслом старинную же швейную машинку, а за ней, в углу, кучу железных и латунных предметов. Среди них отыскался и недостающий массивный пестик. Бабушка была счастлива.

— Глядите, старинная люстра на двенадцать свечей! — восторгалась тетя Моника. — Чудо! Можно, я повешу ее в своей комнате?

— Вешай что хочешь, — рассеянно отозвался пан Роман, внимание Которого привлекла куча всевозможных железок, раскопанная его женой.

— Краники, коленца, прокладочки, трубочки, — в упоении бормотал он, не веря своему счастью, — винтики, разводные ключики...

Очень мешало штофное кресло, но хозяину дома в голову не приходило отодвинуть его в сторону, он делал тщетные попытки целиком пролезть между его ножками и добраться до водопроводных сокровищ в углу. Призвав на помощь Рафала, пани Кристина извлекла сначала мужа из-под кресла, потом они с Рафалом отодвинули кресло в сторону. Пан Хабрович на четвереньках полез под швейную машину, не дожидаясь, пока и ее отодвинут. Но вот путь к куче деталей был свободен. Бормоча под нос и радостно вскрикивая, обнаруживая все новые и новые сокровища, пан Роман самозабвенно рылся в них, как вдруг замолчал. Обеспокоенная пани Кристина поспешила к мужу.

— Ты что?

— Езус-Мария! — одними губами прошептал пан Роман, протягивая ей какой-то предмет. — Гляди муфточка!

Повторять не было необходимости, пани Крис тина все поняла. Теперь и она замерла, глядя на бесценную деталь. Зато встревожилась бабушка:

— Что у вас там? Что случилось?

— Латунный редуктор, — шептал пан Роман. — Точно такой же... Павлик!

Жена схватила его за руку и попросила:

— Тихо! Пока не зови его. Я все поняла. Надо как следует подумать.

И оба оглянулись в поисках детей. Павлик с Яночкой по-прежнему увлеченно занимались калейдоскопом в другом углу чердака, поближе к окну, — Гляди, — зашептал жене пан Хабрович. — Точно такой же! Что теперь будем делать?

— Понятия не имею, — вздохнула пани Крис тина. — Знаешь, у меня уже тогда зародились подозрения. Помнишь, как они упорно не хотели говорить, где нашли? Кажется, они уже побывали на чердаке.

— Ясно, побывали! Но как же они сюда влезли, хотел бы я знать?

— О чем вы там шепчетесь? — с подозрением спросила бабушка. Внимание тети Моники тоже привлекла сцена в углу. Вслед за ней туда подтянулись и дедушка с Рафалом.

— Представляете, мои дети уже побывали на чердаке! — взволнованно говорил им пан Роман. — Раньше всех, еще до этих событий. Понятия не имею, как же они сюда залезли!

— Как как! — невежливо отреагировал Рафал. — Нормально, по крыше и через окно. — Но ведь на окне решетка!

— Тоже мне решетка! — презрительно сплюнул Рафал. — Открывается вместе с оконной рамой. Я уже проверил.

Не зная, как отреагировать на это сообщение, все нерешительно переглядывались и почти с ужасом бросали украдкой взгляды на ничего не подозревавших Яночку и Павлика.

— Ведь они же могли разбиться насмерть! — простонала бабушка.

Один Рафал подошел трезво к потрясающему открытию.

— Сразу и разбиться! Они с умом влезали, а чтобы не упасть, вбили крючки от гардин в крышу террасы. Я бы и сам влез, да времени у меня не было.

— А ты откуда знаешь? — напустилась на него мать.

— Видел, и не один раз! — спокойно ответил сын.

— И не сказал нам! — возмутилась пани Кристина. — Они ведь маленькие, могли свалиться, руки-ноги переломать!

— Да я ведь только что польским языком вам , объяснил — с умом влезали! А чтобы не соскользнуть, не упасть, не переломать рук-ног, вбили, как альпинисты, крючья от гардин, на них и опирались. Взрыв возмущения матери, тети Кристины и бабушки заставил парня схватиться за голову и замолчать. Ну что эти женщины понимают?

— Оказывается, умненькие у меня внуки, — заметил дедушка. — И не трусливые.

— А ты бы помолчал! — набросилась на него бабушка. — Уж как скажешь... вечно невпопад!

— Что же мне теперь с ними делать? — беспомощно спросил пан Роман.

— Пытать на пыточной машине! — предложил Рафал.

— Рафал, тебе тоже лучше помолчать! — прикрикнула на сына тетя Моника.

— Придется все-таки их наказать, — проговорила неуверенно пани Кристина.

— Разумеется, мы должны их наказать! — подхватил пан Роман. — Никто не знает, что им придет в голову следующим разом. Должны же они знать, что дозволено, а что не дозволено! Вопрос был не столь прост, как казалось. Это быстро выявилось в ходе оживленной дискуссии, которую семейство лихорадочным шепотом проводило в углу запыленного чердака. Естественно, непослушные дети должны быть обязательно наказаны. С одной стороны. А с другой? ... Пан Роман вдруг подумал, что бы он делал, не найдись вовремя муфточки, и его непоколебимое решение строго наказать детей немного поколебалось. Как же лучше поступить? Первой смягчилась бабушка.

— Послушайте, мои дорогие, может быть, на сей раз можно их простить? Ведь только благодаря им мы избавились от гры... соседки и, главное, от обыска! Мне кажется, можно простить.

Дедушка, как всегда, разделял мнение жены:

— Ну как вы не понимаете, что только благодаря им... благодаря вашим непослушным детям милиция смогла распутать очень запутанное дело?

— Даже два дела! — почти крикнула бабушка.

— Правильно, целых два. И только потому, что они без разрешения забрались на чердак. Кроме того, сынок, не ты ли говорил, что найденные ими редукторы спасли тебе жизнь?

— Сколько раз кричал! — подтвердила тетя Моника.

— Так что, на мой взгляд, — продолжал обстоятельный дедушка, — в этом деле можно усмотреть весьма смягчающие обстоятельства. Весьма!

— Но нельзя же этого так оставить! — все слабее протестовал пан Роман. — Ведь они же совершили такой проступок... это непедагогично...

— Постой! — перебила мужа пани Кристина, которой пришла в голову некая педагогическая уловка. — А ты откуда знаешь, что совершили?

— Да ты что? — изумился пан Роман. — А вот эта муфточка? — И он поднял ее высоко вверх, чтобы всем было видно. — Я уже не говорю о том, что только что нам Рафал рассказал.

— Я?! — в свою очередь изумился Рафал. — Если я и говорил что-то, так это просто мои предположения...

— Вы хотите сказать, что мне следует притвориться, будто я ни о чем не догадываюсь? — сообразил пан Роман. Павлик с Яночкой, занятые калейдоскопом, вдруг обратили внимание на наступившую вокруг тишину. Оглядевшись, они увидели всех родных, стол пившихся в углу, которые о чем-то конспиративно шептались. Яночка ткнула брата в бок.

— Гляди! Что-то они обнаружили, — встревоженно сказала она.

— О! От толчка все голубое получилось! — отозвался брат. — Как ты сказала? Обнаружили? Что они такое обнаружили?

— Не знаю. Пойдем посмотрим! И оба на цыпочках подкрались к горстке родных. Как раз в этот момент их отец потрясал муфточкой и возмущенно шипел:

— С ума сошли! Выбросить! Как можно такие ценности выбрасывать?

— Тогда спрячь, чтобы они не увидели, — посоветовала тетя Моника.

Пани Кристина приняла решение:

— Поговорим с ними по душам. Дело непростое, надо подойти к нему осторожно. По-педагогически.

— И обязательно учесть все аспекты, — напомнил дедушка. — Принять во внимание как мотивы поведения детей, так и конечный результат их... м... инициативы.

Не проронив ни слова, дети благоразумно, опять на цыпочках, никем не замеченные вернулись к окну.

— Ну, влипли! — сокрушался Павлик, донельзя взволнованный.

— А я говорила, говорила тебе! — приняла пилить его сестра. — Говорила же — как следует все обыщи, чтобы этих проклятых муфточек больше тут не валялось! — Так я же хорошо искал! Все осмотрел — оправдывался брат. — Может, предки их по всему чердаку разбросали, а я за них отдувайся!

— А теперь из-за дурацкой муфточки они нас вычислили, — расстраивалась Яночка. И оба настороженно поглядывали в сторону родственников, не зная, что же им теперь делать — Так что, может, не ждать? Смываемся из дому? — спрашивал Павлик.

Девочка проявила рассудительность:

— Погоди, с этим не станем торопиться, может как-нибудь обойдется. Вот только бы Хабра они не тронули...

— За него я спокоен, — возразил брат. — Ведь у него теперь такие заслуги! И его вся семья обожает. Не как нас...

Раз ее любимцу не угрожает опасность, значит, остальное уже не так страшно. И Яночка почти спокойно ответила:

— Ладно, в таком случае сами ничего предпринимать не станем, посмотрим, какой оборот примет дело...

20

Опавшие листья весело золотились в косых лучах заходящего солнца, покрывая праздничной позолотой оконные стекла. Лишенные листьев голые кусты чернели за оградой сада. Павлик с Яночкой возвращались домой не торопясь. Мальчик гнал перед собой по тротуару камешек, девочка трещала палкой по прутьям ограждения. Брат с сестрой возвращались с грандиозного торжества, устроенного в их честь в милиции и за вершенного вручением наград. Несмотря на бодрящую свежесть поздней осени, оба закатали рукав курток, чтобы во всей красе предстали новеньки собственноручно надетые на их запястья комендантом милиции. Превосходные, восхитительные, настоящие, совершенно взрослые часы! Жаль, что их не принято носить поверх рукавов. — Сколько на твоих? — спросил, останавливаясь, Павлик.

Яночка тоже охотно отбросила палку и, подвернув рукав, взглянула на циферблат.

— Четыре часа семь минут, — ответила она. — а у тебя?

Произведя ту же операцию, мальчик взглянул на свои:

— Тоже столько же. Точно ходят наши часы!

— Еще бы! Не могли же они наградить нас испорченными часами!

И дети снова двинулись к дому. Павлику пришлось выискивать какой-то другой камешек, прежний куда-то запропастился.

— А я и не знал, что за поимку бандитов милиция дает часы, — продолжил он прерванный раз говор, живо переживая грандиозное событие. — Надо же, сколько их там собралось! А тот, заливал о... как это он выразился? Не упомнишь.

— Тот, что речь толкал? «Наша признательность безгранична» — говорил. И что-то о «гражданском долге». И еще — «на благо общества».

— Так вот, я считаю, это был сам генерал.

— Генерал, конечно, — подтвердила Яночка. Ее совершенно не удивил тот факт, что милиция не поскупилась на похвалы и премии, так и положе но, считала девочка. И премию должен вручать генерал, ничего удивительного. В одном она была не согласна с братом.

— Награду мы получили вовсе не за бандитов, за то, что знали, где грымза прятала свое золото.

— Ну нет! — возразил брат, — Подумаешь, знали, где прятала. Велика штука подслушать! С бандитами мы больше намучились. Где логика?

— Какая может быть у взрослых логика? Не смеши меня.

— Вот именно. Хабра наградили медалью! Придумали тоже. Он наверняка предпочел бы что-нибудь вкусненькое. Услышав, что речь идет о нем, Хабр остановился и повернул к детям голову, прервав обнюхивав ограды. Впрочем, она явно не вызывала у него особого интереса. На груди собаки покачивалась при крепленная к ошейнику красивая блестящая медаль с благодарственной надписью.

На сей раз сестра не согласилась с братом.

— Ну что ты говоришь! Ведь он же прекрасно понимал, что его награждают, и знал, за что именно. А медаль ему явно нравится, вон как гордо ее носит Вкусненькое же он и без того получит от бабули.

И дети снова вернулись к событиям последних дней, о которых можно было говорить бесконечно.

— Надо же, сколько посылок она набила в тайник! — вспоминал Павлик. — Едва поместились. На верное, силой заталкивала.

— Некоторые распаковывала, а другие так в бумаге и прятала, — заметила Яночка. — Ума не хватило все развернуть, тогда больше бы поместилось.

— Они говорили, что не все ей принадлежали, — пояснил Павлик. — Некоторые были ее, а некоторые чужие. Она их прятала, а потом отдавала. Не задарма, ясное дело. И тайник оборудовала не сама грымза, факт! Где ей! Ведь как хитро придумано — тут нажать, там приподнять. А доски не так уж громко трещали, просто пол малость рассохся...

Яночка не дала брату докончить:

— Не сама, конечно! Я забыла тебе сказать. Агатина бабушка сказала, что еще во время войны наши партизаны там оборудовали тайник для этой... как ее... конспирации. Прятали там всякое...

Павлик в полном восторге так пнул камешек, что он укатился далеко на мостовую. Махнув на него рукой, мальчик сказал:

— А милиция думала искать под шкафом. Корзина никому в голову не пришла. Вот и искали до посинения. Если бы даже весь пол на чердаке простукали — и так толку чуть, ведь там под полом везде пусто. Наработались бы, как ишаки, и все без толку!

— Значит, не напрасно мы подслушали и догадались куда она прячет свои сокровища, — заключила Яночка, — а то обошлись бы без нас. Ведь все равно нашли бы. А так у нас теперь большие заслуги. Ты думаешь, родители ни о чем не догадываются? И если нам все сошло с рук, так только из-за этих самых больших заслуг.

— И из-за пятерок, — вздохнул мальчик. — Ты тогда заставила меня стараться, я и сам понимал — надо ну и старался вовсю, наполучал пятерок, а теперь уже как-то само собой идет. Не знаю, что и делать...

— Не жалей! Сам видишь — стоило постараться, иначе бы нам здорово влетело. И неизвестно еще, чем бы кончилось. Они ведь тоже о благе общества заботятся, ты их знаешь.

— А благо налицо. Ладно, так уж и быть, пусть радуются своему благу, — великодушно разрешил Павлик. — Мне не жалко. А мы с тобой этих благ сколько угодно можем напридумывать.

Осторожная сестра заметила:

— Знаешь, они еще и потому решили закрыть глаза на наши ночные вылазки, что уверены — больше ничего не будет. Грымзу выкурили, чердак обследовали. Считают, больше нам с тобой ничего такого в голову не придет, больше нам нечем заняться.

Павлик озадаченно посмотрел на сестру, без всякого удовольствия поддал носком кроссовки очередной камень и вздохнул.

— И в самом деле. А жаль...

— Что в самом деле? — напустилась на него сестра. — Дом большой и очень мало исследованный. А подвалы?

— Что подвалы?

— Ты забыл, что в нашем доме еще и подвалы есть? Тоже намертво запертые, туда не ступала нога человека. Надо же знать, вдруг там тоже найдется что интересное? Бабушка недаром уверяет что в доме нечисто, а раз водятся привидения.

— Мы же сами его изобразили!

— Это сами, но кто знает...

Павлик почесал в затылке.

— Да, но ведь мы обещали родителям больше не лезть туда, где опасно для жизни.

— Это на чердаке было опасно! — живо возразила сестра. — С крыши упасть можно. А в подвале низко, упасть некуда...

— Разве что в подземелье провалиться, — заметил брат.

У девочки заблестели глаза:

— Слушай, это здорово! Вдруг в самом деле там и подземелья есть, и застенки, а может быть, и склеп какой? Вдруг повезет?

— А они думают — нечем заняться! Не в доме, так в другом месте всегда найдется работа энергичным и любознательным. Мир велик!