Ночь в награду

Действующие лица

Отец – Егор Адамович Жук, профессор столичного университета одной из провинциальных русских республик недалекого будущего. Ему 59 лет, он хорошо известен в узких научных кругах, умело читает лекции, пишет статьи в популярных изданиях и любит заседать в президиумах международных форумов. Состоятелен, но не от трудов праведных, а от приданого жены.

Мать – Мария Ивановна Жук. 62 года. Женщина плотного сложения, до последнего дня – хозяйка в доме, частью которого был послушный муж.

Лидия – Лидия Егоровна Жук, дочь профессора. Только что закончила православную гимназию и начала выезжать в свет. Любимица папы, платит ему взаимностью. Ничего собой не представляет, через несколько лет превратится во второе издание мамы.

Руслан – Руслан Егорович Жук, сын профессора. Ему под тридцать, а он все никак не закончит аспирантуру и не защитит диссертацию «Значение «Слова о полку Игореве» в народном сопротивлении татаро-монгольскому нашествию». Предпочел бы стать гвардейским офицером, но подвело плоскостопие и отсутствие протекции. Гуманитарные науки его раздражают.

Бася – государственная женщина. Красавица двадцати пяти лет от роду. До определенной степени добродушна и покладиста. Порой вдруг догадывается, насколько она несчастна.

Густав Андреевич Пец – председатель Министерства внутренних дел. Раньше был великосветским львенком, но когда отец разорился, поступил на службу и научился быть нужным начальству.

Лукреция Ивановна – тетка и опекунша Баси. Елейная женщина средних лет. В душе страшно завидует племяннице, ворует у нее деньги и конфеты.

Бабкин – агент Комгосбеза. Маленький человек неопределенного возраста и неопределенной внешности. Всегда в шляпе. Не умеет воровать, потому – человек долга.

Маршал – Ахмет Рустамович Рустамов, маршал авиации. Готов к путчу, но мешают коллеги. Шутить не умеет и шуток не выносит, подозревая, что все они направлены против него.

Комментатор – лощеный телевизионный деятель. Ему передача о профессоре не принесет лавров. Не скрывает пренебрежения.

Оператор телевидения, дама-ассистентка, полицейский, солдат.

Действие первое

Квартира профессора Жука. Гостиная, она же столовая. Звонит телефон. Звонок обрывается, а после короткой паузы телефон начинает трезвонить вновь. Снова короткая пауза. Третий раз звонит телефон. Наконец в комнату вбегает Руслан. По пути он останавливается, оглядывает беспорядок, царящий в гостиной, поднимает с пола книгу, кидает ее на диван. За это время телефон успел еще раз замолкнуть и вновь проснуться. Руслан поднимает трубку.

Руслан. Да, квартира профессора Жука. Кто? Ах, конечно, узнаю, Семен Степанович. Нет, это не папа, это я, Руслан… Скоро будет, ждем с минуты на минуту. Спасибо. Сердечное спасибо. (Кладет трубку на рычаг, и телефон тут же звонит вновь.) Квартира профессора Жука. Нет, это не профессор, это его сын. Что вы сказали? Разумеется, большое спасибо, ваше сиятельство. От имени всей нашей семьи. Нет, это не профессор… (Бросает трубку.)

Приоткрывается дверь в спальню. Оттуда высовывается мать.

Мать. Лида, ну сколько же можно!

Лидия(входит со стаканом воды). Иду, мама, иду.

Телефон снова звонит. Руслан не берет трубку.

Мать. Вода кипяченая?

Лидия. Я из чайника налила.

Руслан берет трубку. Женщины прислушиваются.

Руслан. Квартира профессора Жука. Что вы сказали? Сам ты кобель вонючий!

Мать. Русланчик, ты с ума сошел!

Руслан. Это не я с ума сошел. А если тебе не нравится, подходи сама к телефону.

Мать. Не говори глупостей! Ты же видишь, в каком я состоянии!

Лидия. Ты все-таки циник, Русланчик.

Телефон надрывается. Лидия садится на диван, рассматривает свою коленку – не побежали ли колготки.

Мать. Возьми же трубку, наконец!

Руслан. Да. Да, квартира профессора Жука. А вам что надо? Нет, его нет дома! (Кладет трубку, и сразу снова звонок.) Да!.. Я же сказал тебе ясным языком… Простите, Алексей Азизбекович, простите!

Мать. Ну вот, видишь, ты оскорбил такого человека!

Руслан. Тут хулиганы звонили, я и сорвался… Папа сейчас придет. Ждем с минуты на минуту. Мама? Мама, ты как себя чувствуешь?

Мать исчезает в спальне, резко хлопнув дверью.

Мама немного нервничает… Я понимаю. Нет, Лида за ней присматривает.

Мать высовывается из двери.

Мать. Воды! Умоляю, воды!

Лидочка перекидывает ногу на ногу.

Лидия. Ма, ты стакан в спальню унесла. Он почти полный.

Дверь к маме захлопывается.

Сумасшедший дом, правда?

В гостиную входит отец. Он в пальто и в шляпе. Пальто сидит кое-как, шляпа съехала на ухо.

Папа, ты как сюда попал?

Отец. Разумеется, конечно, я бы приехал раньше, но в городе совершенно нет такси. У них забастовка, не знаешь?

Телефон звонит.

Меня нет дома, я еще не пришел! Русланчик, пожалуйста!

Руслан берет трубку.

Руслан(не слушая). Его нет дома.

Отец(раздеваясь). Нет, ты сначала спроси, кто меня спрашивает. А вдруг с кафедры?

Руслан. Уже бросили трубку. Ну как, здорово поддали на вашей кафедре?

Отец. Руслан, в такой день!

Руслан. Именно в такой день. Представляю, какие тосты квакали твои мухоморы.

Отец. Руслан!

Руслан. Трагедия поколений состоит в том, что одно из них получает награды, в которых уже не нуждается, а другое принимает за них поздравления.

Отец. Лида, ну скажи ему!

Лидия. Не кривляйся, Руслан. Ты никогда не отличался остроумием.

Отец. А мама уже знает?

Лидия. Передавали по ящику, в последних новостях.

Отец. Какой ужас!

Лидия. Папочка, все знают, что ты заслужил. Больше чем все остальные.

Руслан(приподнимает трубку звонящего телефона и кладет ее обратно). Возможно, мама этого не переживет.

Лидия. Фигляр!

Она помогает отцу раздеться и уносит его плащ и шляпу.

Руслан(берет наконец трубку, потому что телефон звонит короткими гудками – междугородний). Спасибо… откуда, говорите? Из Еревана? Вас слушают! Вас слушают, говорю! Да, квартира профессора Жука. Откуда? Из Еревана? Гур-ген? Записываю – Гурген!

Отец. Это Гургенчик. Мы с ним учились. Он всегда меня поздравляет с днем рождения.

Отец хочет открыть дверь в спальню, но в этот момент Руслан кладет трубку и наступает минута тишины. И в этой тишине слышны рыдания из-за двери. Отец останавливается как вкопанный. Тут возвращается Лида. Она видит замершего в неудобной позе отца.

Лидия. Папа, не обращай внимания. Мама всегда рыдает от избытка чувств.

Руслан снимает трубку и кладет ее рядом с аппаратом.

Руслан. Ты не спеши, отец. Перемелется, мука будет. Я правильно цитирую?

Отец. Это я написал?

Руслан. Ты все написал, папа. Ты прославил, оправдал и низвергнул. Теперь пришла пора заслуженных наград. Приятно?

Отец. Я не стал бы формулировать подобным образом.

Лидия. А я горжусь папой!

Отец. В конце концов, мне могли дать орден Святой Параскевы с пальмовой ветвью, правда? Я счел бы это заслуженной наградой. Я не рассчитывал на большее.

Лидия. Ты у нас молодец, папа.

Телефон начинает звонить без трубки.

Руслан. Я оторву ему глотку!

Лида подбегает к телефону.

Лидия. Я вас слушаю… Что вы говорите? Не может быть! Значит, нечаянно, не так трубка лежала. Конечно, конечно. (Оборачивается к мужчинам.) Это с телефонной станции. Оказывается, нельзя трубку класть.

Руслан. Это такая же телефонная станция, как я водовоз!

Отец. Но в принципе они правы. Ведь это непорядок, у них могут запутаться провода.

Телефон тут же начинает звонить снова.

Руслан. Это, наверное, дядя Сима. Он в абсолютной истерике. Звонил три раза.

Лидия. Еще бы! Всю жизнь добивался хотя бы ордена, а получил к пенсии медаль «За трудовую доблесть».

Отец. Не обижайте дядю Симу. Он достойный человек.

Руслан(взяв трубку). Да, квартира профессора Жука. С кем имею честь? Одну минутку! Отец – тебя замминистра просвещения зовет. Подойдешь?

В этот момент мать как раз открыла дверь и приготовилась громко зарыдать, но услышала, кто зовет отца, и спряталась вновь.

Отец быстро берет трубку.

Отец. Да, спасибо. Конечно, польщен, тем более ваше внимание к моим заслугам… Ну какие особенные заслуги? Да, еще раз спасибо. Супруга? Ну, конечно же, передает вам привет и благодарность.

Отец осторожно кладет трубку и говорит Руслану:

Он трижды поднимал этот вопрос в Государственном совете. Он буквально горой стоял за мою кандидатуру. Да-да, не улыбайся. Он уверял, что я взрастил несколько поколений нашей интеллигенции.

Лидия. Ты еще не такой старый, папа.

Отец. Он говорил, что как наставник я не знаю себе равных.

Руслан(не глядя на отца). А мне одна птичка донесла, что он голосовал на совете против тебя.

Отец. Ты хочешь быть циничным, но тебе это не идет. Вполне возможно, что он воздержался, но виноват не он – виновата моя близость к либеральной оппозиции.

Руслан. Они умудрились лишить тебя венца мученика за прогресс. Что же теперь скажут грядущие поколения?

Лидия(кидается на брата с кулачками и молотит его по спине). Не смей портить нам праздник!

Мать снова приоткрывает дверь.

Отец(не замечая ее). Я пойду к маме?

Он смотрит на детей, будто ожидая их разрешения.

Мать просовывает в щель руку с пустым стаканом.

Мать. Воды…

Лидия принимает стакан и идет на кухню.

Отец. Мари, я пришел!

Дверь громко хлопает. Отец остается перед ней.

Отец. Маша, это я, слышишь меня?

Дверь приоткрывается, и в нее вылетают клочья фотографии. Отец подбирает с пола клочки, несет на стол и старается их составить.

Это что такое? Зачем?

Руслан. Их во всех подземных переходах продают.

Отец. Какая гадость! Я представляю, каково маме… Зачем же они так фотографируют?

Руслан. Секс – движущая сила прогресса. А прогресс – это деньги.

Отец. Ты уверен, что это она?

Входит Лидия со стаканом воды, подходит к двери, стучит.

Лидия. Мама, это я. Возьми воду.

Дверь приоткрывается, мать хватает стакан и снова закрывает дверь. Пока это происходит, мужчины молчат, смотрят на дверь, будто матери их разговор слушать не следует. Отец складывает клочки фотографии. Руслан начинает ему помогать. Лидия подходит к ним.

Бедная мама! Она не выносит порнографии!

Руслан. Ну какая это порнография! Обычная эротика. Я эту картинку с шестого класса хранил.

Отец. Это твоя картинка?

Руслан. Наверное, мама у меня копалась в столе и вытащила.

Отец. Как это гадко!

Руслан. Я думаю, у Лиды тоже такая есть.

Лидия. Мама сама купила. Давно, еще когда тебя выдвигали на Нобелевскую премию. Помнишь?

Отец. У меня не было никаких шансов.

Руслан. А мать перепугалась, что ты станешь государственной ценностью и тебя наградят как маршала.

Лидия. Или эстрадного певца.

Отец. Ну уж это слишком!

Лидия. А кто был майским лауреатом?

Отец. Кто?

Лидия. Шансонье Сечкин!

Руслан. Он тоже государственное достояние. Гастроли шансонье Сечкина прошли в прошлом году в Шанхае с громадным успехом!

Отец. Ничего смешного в этом нет. Нам приходится идти на компромиссы на международной арене. Я вполне разделяю точку зрения президента.

Снова звонит телефон. Отец знаком показывает Руслану, чтобы тот снял трубку. Руслан берет трубку.

Руслан. Дядя Сима? Папа еще не приходил. Нет, я не думаю, что он отказался. При чем тут его передовые взгляды? Ничего с ними не сделается. Конечно, обязательно передам. (Кладет трубку.) Этот старый ишак не переживет твоей славы.

Отец. Сима младше меня.

Руслан. Это уже не имеет значения. Интересно, нас кто-нибудь намерен кормить обедом?

Лидия. Смотрите, я сложила.

Она показывает на большую фотографию, сложенную из кусочков.

Отец. Это она?

Руслан. Вот именно.

Отец. Как же она могла позволить так себя сфотографировать?

Руслан. Вот и спросишь у нее.

Отец. Когда же обед, в конце концов?

Дверь в спальню распахивается. В дверях мать в халате. Она театрально восклицает.

Мать. Обедать будешь в ресторане!

Мать кажется распятой, волосы спутаны – она являет собой фигуру из трагического хора. В момент, когда все замерли и не знают, что сказать, звонит телефон. Руслан и отец бросаются к нему, сталкиваются, и отец вырывает у Руслана трубку.

Отец. Да, это я! Именно я… Какие коммунисты? Демократические коммунисты? Послушайте, я никогда не был коммунистом… Нет, нет, я не отвечаю за свои детские увлечения. Вы роковым образом заблуждаетесь… Нет! Я рассматриваю эту высокую правительственную награду как награду всему университету, всей нашей отечественной науке… Вот так!

Отец бросает трубку как гранату.

Мать отрывается от двери и медленно идет к нему. Отец делает шаг назад.

Маша… Маша…Машенька!

И тут снова звонит телефон. Отец тянется к трубке. Мать останавливается.

Да, я вас слушаю. Говорите же! Не молчите, говорите!.. Хулиган!

Кидает трубку.

Трубка тут же начинает звонить особенными короткими тревожными гудками. Отец отшатывается, Руслан берет трубку.

Руслан. Да, разумеется… спасибо!

Отец. Это междугородняя?

Он вынужден отступить под напором приближающейся матери.

Руслан. Нет, это из Комгосбеза. Спрашивали, не отключить ли телефон.

Отец. И ты согласился?

Руслан. Я берегу свои нервы.

Отец. А если поздравления?

Руслан. Пришлют по почте.

Мать резко отодвигает телефон. Опирается рукой о край стола.

Мать. Воды! Умоляю, воды!

Лидия. Мама, твой мочевой пузырь не выдержит такого напряжения.

Мать. И ты?

Тут она видит фотографию на столе, закрывает рукой глаза. Она пытается сесть на пол, и детям приходится удерживать ее, чтобы довести до дивана. Отец идет за ней.

Отец. Маша, подумай, я же получил высшую награду нашей державы! Ее получают в год лишь двенадцать человек! Двенадцать. Помнишь у Блока? Там двенадцать революционеров идут по засыпанному снегом Питеру? Миллионы людей мечтают о награде.

Мать. Разумеется! Тебе это нужно!

Отец. Неважно, нравится тебе награда или нет. Это символ.

Мать. Неужели тебе мало было ордена Андрея Первозванного? Ни один профессор еще не был удостоен.

Руслан. Мама, ты ошиблась. Никто не предлагал папаше ордена Андрея Первозванного. Его выдвигали на Нобелевскую премию. Всего-навсего.

Мать. Ах, Руслан, ты же знаешь, что никто всерьез не рассчитывал. Там были куда более серьезные конкуренты.

Отец. Почему ты так считаешь, Маша? Если бы не дурацкое стечение обстоятельств, я вполне мог рассчитывать. У меня есть на этот счет письмо господина Андерсона.

Лида достала из бара бутылку и бокалы. Ставит все на стол.

Лидия. Папа, мама, Русланчик, идите к столу, давайте отметим.

Мама по-военному шагает к столу, смахивает в сторону сложенную из клочков фотографию, поднимает бокал.

Мать. За тебя, ничтожество! Да, да! Ты всегда был ничтожеством и останешься ничтожеством. Таракашка!

Руслан. Браво, мама, а теперь дай ему с правой!

Отец. Я ведь сдерживаюсь, но и у меня терпение может лопнуть!

Лидия. Папа, мама, не ссорьтесь. В такой день! Ведь наш папа – всемирно известный гуманитарий.

Мать. Он не нашел в себе элементарной порядочности, чтобы отказаться.

Руслан. А разве кто-нибудь когда-нибудь отказывался? Я бы тоже не отказался.

Отец. Ради чего, ради чего я должен отказаться? Народ и правительство меня почтили.

Мать. Ради твоих детей, ради меня, наконец!

Лидия. А мы его об этом не просили! Мы гордимся папочкой.

Обнимает, целует папу.

Звонок в дверь.

Я открою. (Уходит.)

Отец(протирая очки). Моя Родина переживает трудный период исторического развития. Многие покинули ее, многие предали… Но в хаосе анархии, в паутине национальных конфликтов, в страхе военных блоков мы пытаемся сохранить великую русскую цивилизацию, возродить славные обычаи наших далеких предков…

Мать(наливая себе еще коньяка). Об этом рассказывай со своей кафедры. Нечего нам лапшу на уши вешать.

Руслан. Браво, мама.

Возвращается Лидия. За ней посыльный с большой корзиной цветов. За посыльным входит незаметный человечек Бабкин – агент Министерства внутренних дел.

Лидия. Поставьте сюда.

Она показывает на стол. Потом дает посыльному на чай.

Отец. Откуда это?

Посыльный. Там есть визитная карточка.

Он уходит. Бабкин внимательно смотрит на него.

Руслан. Я погляжу, от кого.

Отец. Я сам. Я надеюсь, что этот скромный букет станет важным аргументом в нашем с мамой споре.

Отец протягивает руку к корзине, но Бабкин быстро проходит от двери и протискивается между профессором и корзиной.

Бабкин. Не трогайте ничего, профессор.

Бабкин наклоняется к букету, раздвигает цветы, запускает руку вглубь и извлекает оттуда серый блестящий предмет. Осторожно приподняв его одной рукой, другой поддерживает провода, наклоняется и перекусывает их зубами.

(Показывая всем серый предмет.) Пластик. Действует от натяжения. Потяните за визитную карточку – и ба-бах! Детские игрушки.

Бабкин поднимает пластиковую бомбу и несет к окну. Не глядя, кидает ее вниз.

Лидия. Что вы делаете…

И тут же, перекрывая ее слова, раздается громкий взрыв. Мать хватается за сердце и садится в беспамятстве на стул.

Отец. Что вы наделали! Вы же могли кого-нибудь убить.

Бабкин смотрит вниз, прижимаясь спиной к раме.

Бабкин. Вы совершенно правы. Я кого-нибудь убил.

Руслан(подбежав к окну). Это посыльный!

Лидия присоединяется к нему.

Лидия. Это варварство. Вы убийца!

Бабкин приподнимает шляпу и обращается к профессору.

Бабкин. Разрешите представиться. Бабкин. Служба безопасности Министерства внутренних дел. Придан вам, Егор Адамович, в качестве личной охраны.

Он протягивает отцу руку, и тот пожимает ее.

Отец. Я вам обязан жизнью.

Бабкин. Да уж. В таком замкнутом пространстве никто бы не уцелел.

Руслан все еще у окна.

Руслан. Кто они?

Бабкин. Радикалы. Потом разберемся.

Приближается вой полицейской машины.

Руслан. Ну и оперативность. Когда нужно – не дозовешься, а тут через три минуты.

Бабкин. Особый случай. Вся страна, не отрываясь, следит за этим скромным домом на Малой Пушкинской.

Лидия. А вы и циник?

Бабкин. При моей зарплате я не могу себе этого позволить.

Он подходит к стулу, смотрит сверху на бесчувственную мать.

Лидия. Мама сильно переживает.

Бабкин. Сейчас мы ею займемся.

Он наклоняется и дает матери две пощечины.

Отец. Как вы смеете!

Бабкин. Простите. Так надо. С минуты на минуту здесь будет телевидение. Желательно, чтобы к их приезду все было нормально. Мария Жановна, рекомендую срочно попудриться и причесаться. Лида, помогите маме.

Руслан (стоя у окна и глядя наружу). Они его по кускам собирают.

Отец. У него, наверное, дети были.

Бабкин и Лидия, поддерживая мать с двух сторон, ведут ее в спальню.

Отец. Но он, безусловно, заслужил такой участи. Он поднял руку не только и не столько на меня, как на женщин и детей.

Мать сопротивляется, не хочет идти. Агент заламывает ей руку за спину.

Бабкин. Егор Адамович, подскажите супруге, чтобы она поторопилась.

Отец. Маша, он прав.

Мать. А я не пойду. И не будет никакого телевидения.

Бабкин. Не советую. Вы хотите поспорить с государством? Некоторые спорили. Чем это кончилось? Где они – Пугачевы, Пестели, Троцкие?

Руслан. Браво, мы встретились с начитанным стукачом!

Мать. Только в память твоих родителей, из жалости к тебе, слюнтяй, я соглашаюсь. Пусть тебе будет стыдно.

Бабкин. Ему стыдно. Я гарантирую.

Отец. Ты настоящий друг, Маша.

Мать. Господи, он ничего не понял!

Она уходит в спальню и захлопывает за собой дверь.

Отец. Лидочка, налей нам с господином агентом… простите, не знаю вашего имени.

Бабкин. Моя фамилия Бабкин. Я не пью на работе.

Звонок в дверь.

Руслан(обращаясь к агенту и признавая этим его главенство). Открыть?

Бабкин. Я сам.(Оборачивается к профессору.) Одну рюмку, не больше. Вы же сегодня ничего не ели. И в вашем возрасте…

Отец. Конечно, конечно, только одну.

Бабкин уходит открыть дверь. Лидия подходит к столу, наливает. Подходит и Руслан. Момент единения семьи.

За здоровье мамы!

Они выпивают. За дверью из прихожей слышны крики, голоса, какая-то возня.

Руслан. Я посмотрю…

Отец. Не надо. Бабкин работает.

Крики боли. Хлопает дверь. Входит Бабкин, потирает ушибленные костяшки пальцев.

Бабкин. Депутация от союза матерей-одиночек. Откуда они таких набирают?

Отец. И что?

Бабкин. С вашего разрешения, я их петицию выкинул в мусорную корзину, а их самих спустил с лестницы.

Лидия бежит к окну.

Лидия. Папа. Папа, смотри! Некоторые даже с детскими колясками.

Отец. Я тут ни при чем.

Бабкин. Отлично. Сохраняйте чувство юмора. Оно вам пригодится.

Отец. Лида, отойди от окна. Не старайся быть циничнее, чем ты есть на самом деле.

Бабкин. Это еще цветочки.

Отец. А вам уже приходилось охранять награжденных?

Бабкин. Я в этом специализируюсь. Человек восемь через мои руки прошло. Все остались довольны.

Слышно, как тормозит машина. Лидия видит ее.

Лидия. Телевидение приехало! А я в ужасном виде! (Бежит к спальне. От дверей оглядывается.) В колледже все лопнут от зависти. Можно я шорты надену?

Бабкин. Лучше пойдут брюки.

Лидия. Вам не нравятся мои ноги?

Бабкин. Хорошие ноги. Только толстоваты.

Лидия. Хам!

В дверь въезжает телевизионная камера. За оператором идут толстый неопрятный человек в свитере – режиссер и дама с чемоданчиком – гримерша и ассистентка. Режиссер оглядывает комнату, включает верхний свет. Обращается к даме.

Режиссер. Займись клиентами.

Дама раскрывает на столе чемоданчик с гримом. Подзывает профессора, пододвигает стул – жестом велит профессору садиться. Начинает быстро работать.

Дама. Мы вам мешки под глазами уберем. Лет двадцать скинем, идет?

Отец. Мне бы не хотелось. Я никогда в жизни не пользовался косметикой.

Руслан. Возьмите меня. Я не уроню честь университета.

Отец. Руслан, не паясничай!

Руслан. Хватит меня учить! Беда с вами. Интеллигентами. Вам обязательно надо продаваться так, чтобы все считали вас неподкупными. Ладошку за спину и мзду в задний карман! А на лице верность высоким идеалам и оскорбленная невинность.

Режиссер хлопает в ладоши. Он уже расставил свою команду по местам и останавливает отца, который пытался кинуться на Руслана.

Режиссер. Браво, браво, я вас, молодой человек, использую в передаче «Внутренний голос». А вы, профессор, не суетитесь, грим нарушите. Все готовы?

Дама откладывает чемоданчик, берет хлопушку.

Садитесь за рабочий стол, профессор. Мы вас случайно застали за работой. Прибавьте книжек на столе!

Руслан спешит помочь.

Так, лучше, а то не профессор, а депутат Верховного Совета. Кто поставил сюда этот веник? Убрать его!

Руслан убирает корзину с цветами.

Отец. Подумать только – цветы несут в себе смерть!

Бабкин. Не бойтесь, второй раз не взорвется.

Режиссер. Профессор, сколько раз вас просить?

Отец. Но я не работаю за этим столом. Это обеденный стол. Я работаю в моей комнате.

Режиссер. Исключено – там мы не поместимся.

Режиссер и оператор передвигают по комнате вещи. Дама пуховкой припудривает профессора.

Дама. Не беспокойтесь. Передача в эфир не пойдет. Ее еще повезут в цензуру. Если что не так скажете, не переживайте, вырежут.

Режиссер. Где семья? Жена! Не вижу жены!

Отец. Мари! Машенька! Ты нам нужна.

Из комнаты выплывает жена профессора в вечернем платье, вся в блестках, с обнаженными плечами.

Режиссер. Это еще что за пугало?

Жена. Что вы сказали?

Режиссер. Я хотел сказать, что естественнее было бы увидеть вас, мадам, в вашем обычном платье. Ведь вы еще ничего не знаете. Для вас все случившееся – нежданная радость!

Мать. Я всегда от него ждала какой-нибудь гадости!

Режиссер. Может, переоденетесь?

Мать. И не подумаю! Пускай все видят! Это мой протест!

Режиссер. Черт с ней… Дети! Где детишки? Вы детишки?

Входит Лидия в брюках. Идет к режиссеру соблазняющей походкой.

Без этого, мисс, со мной такие штучки не проходят.

Лидия. Почему?

Режиссер. Потому что я люблю негритянок.

Дама(Руслану). А вам пошла бы гусарская форма.

Руслан. Мне уже говорили.

Режиссер(смотрит на ноги Лидии). Может, откроем ей задние лапки?

Лидия(агенту). Я же говорила!

Агент. Не стоит. У нее ляжки толстые.

Режиссер(Бабкину). Вы член семьи или жених-ревнивец?

Бабкин. Почти.

Режиссер. Что-то мне ваше лицо знакомо.

Бабкин. Еще бы! Мы с вами шестое мероприятие вместе проводим.

Режиссер. А, вспомнил! Вы же из Комгосбеза!

Бабкин. Почти что.

Режиссер(хлопает в ладоши). Стоп, стоп, стоп! Все на местах! Снимаем сцену «Неожиданная новость!». Мирная атмосфера профессорского дома. Профессор кончает свой очередной эпохальный труд. Его бабуся только что узнала радостную весть. Где бабуся?

Мать поворачивается, чтобы уйти, агент Бабкин обгоняет ее и протягивает ей двумя пальцами пилюлю.

Бабкин. Глотайте, это от нервов.

Мать. Мне нечем запить.

Бабкин. Неважно. Не надо запивать. Сама проскочит.

Режиссер(смотрит на Бабкина). Конечно, вы из безопасности!

Бабкин. Откуда Мария Жановна у нас входит?

Мать. Я скорее умру, чем буду участвовать!

Режиссер. Вам не надо участвовать. Только войдите и скажите: «Милый мой, у нас в доме нечаянная радость!»

Мать. Убью!

Бабкин. Она не будет.

Отец. Не надо, оставьте ее в покое.

Режиссер. Хорошо, хорошо! Садитесь, мадам, возьмите книжку. А дети… дети будут играть в шахматы. У вас есть шахматы?

Бабкин. У них нет шахмат.

Режиссер. Вы принесли шахматы?

Дама. Шахматы взяла группа Винникова. Они поехали в дом для престарелых.

Режиссер. Черт возьми! Что делать Борьке Винникову в доме для престарелых?

Дама. Там произошло зверское убийство на почве ревности.

Режиссер. На почве маразма!.. Полная тишина! Дети тоже читают книжки. Вся семья читает книжки. Типичная интеллигентная семейка. Где текст для профессора? В текст не глядеть!

Режиссер садится по другую сторону стола, напротив профессора.

Камера, мотор! Поехали!

Дама выбегает вперед с хлопушкой, сует ее между режиссером и профессором.

Дама. В гостях у лауреата. Дубль первый!

Режиссер. Добрый вечер, дорогие зрители! Сегодня судьба забросила нас в скромный небогатый дом известного ученого, заведующего кафедрой гуманитарных дисциплин нашего университета, почетного члена-корреспондента Литовской, Мордовской и Чилийской Академий наук, профессора Жука. Здравствуйте, Егор Адамович.

Отец. Здравствуйте.

Режиссер. Простите, что пришлось оторвать вас от работы. Над чем вы трудились?

Отец. Я сейчас занят… (Он пытается отыскать смысл в книгах и бумагах, что свалены перед ним.) Я пытался обобщить… знаете, я только что пришел из университета… Маша, где мои очки, я ни черта не вижу!

Режиссер. Стоп, стоп, стоп! Никакой отсебятины! Что еще за Маша? Какие очки? Вы – образец вирулентности, мужской мощи, вы самец, в конце концов!

Отец. Что вы сказали?

Мать. Он тебя оскорбляет.

Руслан. Самец – это я.

Режиссер. Полная тишина в павильоне!

Дама с хлопушкой втискивается между ними.

Дама. В гостях у лауреата. Дубль два!

Режиссер(с широкой улыбкой). Я пришел сообщить вам, что решением Президентского совета вы объявлены лауреатом июльской премии «Мужчина номер один!».

Отец(ведет пальцем по тексту). Я удивлен и растроган.

Режиссер. Вместе со всей нашей страной мы разделяем, профессор, вашу радость и ваше волнение. Мы гордимся тем, что лауреатом стали именно вы – профессор. Педагог, учитель, который внес такой большой вклад в дело морального воспитания наших детей.

Отец. Нет, нет, не надо так выпячивать мою роль.

Режиссер. Какие чувства обуревают вас, профессор, в этот знаменательный день?

Он показывает профессору на текст, который лежит перед ним на столе. Профессор читает.

Отец. В этот знаменательный день моя душа преисполнена гордостью за нашу родную науку, которая в моем лице высоко оценена правительством и Верховным Советом.

Режиссер. Стоп, стоп, стоп! Так не пойдет. Где естественность, я спрашиваю? Да бросьте вы бумажку!

Отец. Вы сами мне ее подсунули!

Бабкин. Сценарий утвержден в инстанциях.

Режиссер. Без вас знаю. Сам утверждал… мне нужна картинка! Продолжаем. Читайте, мы потом подложим крупный план радостной бабуси.

Мать. Хам!

Лидия. Мамочка, потерпи еще немножко.

Режиссер. Ваша очередь сейчас подойдет, Мария Жановна.

Бабкин. Многие через это проходили. И ничего, живут.

Отец(снова глядит в текст). Я искренне хотел бы разделить эту награду с моими коллегами, ибо без их помощи я никогда бы не смог… я не то говорю?

Режиссер. Про помощь коллег мы снимем, это лишнее. Сегодня ночью, надеюсь, их помощь вам не понадобится.

Руслан смеется, мать прикладывает платок к глазам.

Руслан. Простите, я не подумал. В самом деле получается бессмыслица.

Дама с хлопушкой лезет к ним. Режиссер отмахивается от нее.

Режиссер. Кончайте, профессор, и постарайтесь не отступать от утвержденного текста.

Отец(скучным голосом). Награда пришла ко мне неожиданно, как песня… простите, как весна в горах.

Режиссер. Еще раз и веселее!

Отец. Награда пришла ко мне неожиданно, как весна в горах! Когда читаешь, что подобной чести удостоен маршал или общественный деятель, поэт или тенор, то понимаешь – они заслужили. Но чем заслужил это я? Чем? (Смотрит на режиссера.) Тут больше нет текста.

Режиссер. И отлично. Выражайте благодарность, и дело с концом.

Отец. Всей своей последующей деятельностью я постараюсь оправдать доверие, оказанное мне правительством. Вся моя семья преисполнена гордостью и радостью. Правильно? Почему вы так критически на меня смотрите?

Режиссер. Все! Снято, снято! Стоп, камера. Всем спасибо, переходим к следующему эпизоду. Камера на меня!

Дама поднимает хлопушку перед лицом режиссера.

Дама. В гостях у лауреата, эпизод второй, дубль первый!

Режиссер. Как всегда в такой тихий вечер, дружная семья лауреата собралась у камина. Даже сегодняшняя новость не смогла нарушить распорядка. Супруга профессора, с которой он прожил в мире несколько десятков лет…

Мать. Что вы имеете в виду под несколькими десятками?

Режиссер. Я имею в виду, чтобы вы не лезли со своими репликами, когда вас не зовут. Ладно, это запишем в студии. Камеру на бабусю. Расскажите нам, Мария (смотрит в блокнот) Жановна, какие чувства овладели вами, когда вы узнали о высокой награде вашего супруга?

Мать сильно сглотнула слюну, вытерла нос. Бабкин ободряюще машет ей.

Где текст? У нее есть текст?

Мать(читает). При получении известий о высокой чести, оказанной моему супругу, меня охватило счастье. Это был счастливейший день в моей жизни… Мы не надеялись даже на орден «Знак Почета».

Режиссер. Больше о чувствах!

Мать. Счастье пришло в наш скромный дом… Заверяю, что мой супруг и впредь не посрамит…

В окно влетает предмет, агент Бабкин бросается к нему и накрывает своим телом. Остальные кидаются в разные стороны. С грохотом рушится камера. Пауза. Потом Бабкин медленно и брезгливо поднимается, пытается что-то стряхнуть с пиджака.

Бабкин. Где ванная? Там?

Дама(из-под стола). Что это было?

Бабкин. Дерьмо. (Уходит в ванную.)

Мать. Кто-нибудь, кто-нибудь, умоляю, вытрите!

Режиссер. Продолжаем работать. Спасибо, Мария Жановна, за теплый и откровенный разговор. Надеемся, что дети тоже разделяют ваши чувства.

Оператор. Так работать нельзя. Тут же воняет.

Режиссер. Потерпишь. Помнишь, как мы с тобой в морге работали? Где сын? Давай.

Руслан. Моя биография обычна для нашего светлого времени. Я благодарен нашему правительству, которое дало мне возможность получить высшее образование. Мечтой моей жизни было поступить в авиацию и охранять воздушные рубежи нашей родины. Но мой отец, выдающийся ученый нашего времени, пожелал, чтобы я пошел по его стопам.

Режиссер. Нет, невозможно! Здесь воняет. Кто-нибудь должен вытереть.

Из ванной выходит Бабкин с тряпкой. Начинает на четвереньках вытирать пол.

Входит Пец. Гладкий, безукоризненный, как его костюм.

Пец. Закругляйтесь, коллеги. Время.

Режиссер. Еще пятнадцать минут.

Пец. Ни минуты. Чем это у вас так воняет?

Бабкин. Экстремисты дерьмом кидаются.

Отец. Мне это так неприятно.

Режиссер. Пять минут. Три минуты… две!

Пец. Ничего, дополните передачу документальными кадрами выступления нашего президента на Верховном Совете. Наберите фотографию профессор-сорванец бегает по лугам. Не мне вас учить. (Оборачивается к отцу.) Разрешите представиться. Пец, Густав Андреевич, начальник протокольного отдела Министерства внутренних дел. Ведаю награждениями. Моя профессиональная обязанность сопровождать вас, заменить вам няньку, сваху и повивальную бабку. Коллеги, выключите, наконец, ваши прожектора. Я же сказал, что съемки закончены.

Отец. Очень приятно с вами познакомиться. Наконец-то появился компетентный человек.

Пец. О моей компетентности вы будете говорить завтра, когда все кончится. Собирайтесь! В нашем распоряжении пять минут.

Отец. Как жарко. Никогда не думал, что сниматься так жарко.

Пец. Вы слышали, профессор?

Отец. А что мне собирать? У меня, знаете, нет никакого опыта.

Пец. Ничего особенного. Возьмите с собой все… как будто вы уезжаете в краткосрочную командировку… или убегаете на ночь к любовнице.

Мать. Я не вынесу этих намеков!

Отец. Может, мне отказаться? У Маши нервный криз.

Пец. К сожалению, поздно. Весь мир следит за вами. Идите, переодевайтесь.

Отец. И галстук?

Пец. Галстук обязательно.

Лидия. Я помогу тебе, папочка.

Мать. Нет, я пойду с ним! (Идет к двери первой.)

Пец(обращается к Бабкину). Происшествий не было?

Бабкин. Одна попытка взрыва, одна биологическая бомба.

Пец. Вижу, воняет, как в свинарнике.

Руслан. Простите, я сын моего папы.

Пец. Я уже догадался. Чем могу быть полезен?

Руслан. У меня есть высшее образование и четыре года аспирантуры. Могу ли я рассчитывать на офицерскую должность в вашем министерстве?

Пец. Вам лучше идти в армию, у вас выправка. Для нас вы слишком заметны.

Руслан. В армии без связей придется начинать с рядового. А вы же знаете, как быстро проходит жизнь.

Пец(не обращая никакого внимания на Руслана, говорит Бабкину). Нам придется заехать в ресторан. Там заказан ужин в судках. Поедешь на машине с нами. В случае чего стреляй без предупреждения.

Бабкин. Не в первый раз. И дай бог, не в последний.

Руслан. Можно я с вами?

Пец. Нет. Вашему отцу не нужна конкуренция.

Лидия. Он не в том смысле.

Бабкин. А у меня сегодня с утра подавленное настроение.

Пец. Потому что все еще воняет.

Руслан. А если у вас появится вакансия, вы не могли бы мне позвонить?

Сует Пецу визитную карточку и деньги. Пец брезгливо, двумя пальцами берет деньги и рассматривает их как таракана.

Пец. А это зачем? Я вас не понял. Это взятка? Возьмите обратно и постарайтесь научиться очень важной житейской мудрости – распознавать, кому можно сунуть взятку, а кому не следует.

Руслан. Всем можно.

Пец. Заблуждение. Есть люди, которым невыгодно брать взятки. Я к ним отношусь.

Руслан. Неужели есть альтернативы?

Пец. Есть, мой милый. (Нежно похлопывает Руслана по щеке. Потом проходит к закрытой двери и стучит в нее.) Пора, мои друзья, пора!

Действие второе

Гостиная в доме Баси. Дешевая роскошь – таким представляет себе шикарный разврат генерал, проведший всю жизнь по гарнизонам.

Главная черта гостиной – низкие диваны и кресла. Между ними возвышаются узкие вертикальные зеркала, а пол покрыт пушистым ковром, скрадывающим шаги. За широкой двойной дверью виден холл и лестница на второй этаж.

Входят Пец и оте ц. За ними полицейский с большой корзиной.

Пец(раздраженно полицейскому). Ну куда вы с продуктами? Не в первый раз, что ли? Несите в кухню.

Отец растерянно снимает очки и начинает протирать их большими пальцами. Он роняет очки, нагибается. Пец помогает ему – поднимает и протягивает.

Отец. Нет, я не могу! Меня всего колотит.

Пец. Он был готов к этому. Такую он выбрал себе профессию. У вас на рукаве кровь.

Отец. Где?

Пец показывает, отец старается оттереть пятно.

Пец. У вас платок есть? Дайте.

Отец. Совершенно новый костюм. Ни разу не надевал, вы можете поверить?

Пец трет рукав платком профессора. В комнату выплывает пожилая, цветущая дама в длинном платье. Это Лукреция Ивановна.

Лукреция. Густав Андреевич, на тебя совершенно нельзя положиться. Я решила, что вас убили по дороге.

Пец. Почти.

Лукреция. Не пугай меня. Что еще стряслось?

Пец. Покушение. Агенту удалось заслонить собой профессора. Познакомьтесь.

Лукреция. Очень приятно. Меня зовут Лукреция Ивановна. У Баси я единственный близкий человек.

Отец. Я до сих пор не могу прийти в себя.

Лукреция. Охрана работает совершенно безобразно. Я буду писать председателю Комгосбеза. Вчера кто-то вышиб окно на кухне.

Пец. Оно же бронированное.

Лукреция. Одно название, что бронированное. В один прекрасный день нас всех разорвут на куски, а вы, Пец, принесете на похороны венок с трогательной надписью. Я этого агента знала?

Пец. Это Бабкин. Он тут раз десять был, охранял лауреатов.

Лукреция. Господи, упокой его грешную душу. Это маленький такой?

Пец. Всегда в шляпе. Он стеснялся своей лысины.

Лукреция. И в шляпе он казался выше ростом.

Пец. У него двое детей осталось.

Отец. Я ничего не успел понять. Мы подъехали к ресторану, а там стоял какой-то молодой человек. Совсем мальчишка. Он так закричал и кинул.

Лукреция. Я всегда говорила, что лауреатов надо перевозить в броневиках. Не надо рисковать такими ценными людьми. Вам, наверное, надо в туалет и вымыться… у вас кровь на рукаве.

Отец. Я знаю.

Лукреция. Я вам покажу, какое полотенце брать. Вам пятьдесят девять? Значит, перед пенсией дали?

Отец. Вы знаете?

Лукреция. Мы вашу объективку получили. Нам всегда присылают объективки на лауреатов. Идемте, идемте, вы пиджак снимите… Пец, а ты подожди. Густав, ты подожди, хорошо? Ты знаешь, где бар.

Лукреция выводит профессора из комнаты.

Пец открывает бар, достает оттуда бокал, наливает, потом включает магнитофон. С бокалом проходит к телефону.

Пец. Котик, это я, твой котище! Твоя мышка… Ты ждешь меня? Я скоро сбуду профессора и к тебе… Нет, это было так ужасно, что я не скажу. А ты что делал? Смотри, я ревнивый!

Входит профессор. За ним Лукреция несет его пиджак.

Отец. И все же мне непонятно, почему такая оппозиция?

Лукреция. На той неделе я схватила повара за руку, когда он сыпал нам в суп мышьяк. С тех пор и возим еду из ресторана. Это не жизнь, а каторга. На месте президента я давно бы ввела чрезвычайное положение.

Пец. Лукреция Ивановна не только родственница, но и экономка, домоправительница…

Лукреция. Домомучительница… Вы тут без меня посидите, а я на кухню пойду. Там у меня вместо повара полицейский приспособлен. Обязательно что-нибудь у него сгорит.

Пец. Наливайте себе из бара, профессор. (Развалился на диване и разговаривает с профессором свысока.) Судя по вашему виду, вы разочарованы встречей.

Отец. Я не могу не думать о Бабкине.

Пец. Оркестра не будет. Должен вам сказать, что ожидание Рождества всегда интереснее, чем пляски вокруг елки. В каждом празднике заключена капля разочарования, ибо приход праздника и есть его смерть. В этом отношении любой орден, самая паршивая медаль долговечней, чем ваша высокая награда. Впрочем, я могу ошибаться. Говорят, что для некоторых важно кольцо, которое вам дадут на память.

Отец. Кольцо? Ах да, я читал.

Пец. Значение награды в ее символичности. Учреждая эту награду, наш президент воспел торжество красоты. От этого происходит и оппозиция. Оппозиция красоте! Ее возглавляют неполноценные люди. Сексуальные маньяки. Так что не ищите здесь политических причин.

Отец. Бабкин тоже их не искал… Его смерть тяжелым камнем лежит на моей совести.

Пец. Скиньте этот камень. Вы тут ни при чем. Погибнув, Бабкин приобщился к прекрасному. Он нежится теперь в райских кущах.

Входит полицейский в фартучке поверх мундира и начинает накрывать на стол.

Отец. Густав Андреевич, можно я домой позвоню?

Пец. А что случилось?

Отец. Скажу, что доехал благополучно. Может быть, они слышали, что была стрельба, и беспокоятся за меня?

Пец. Если бы вас пристрелили, тогда бы ваша жена получила об этом сообщение.

Отец. А что, нельзя звонить?

Пец. Это нежелательно.

Отец. Мари сама просила меня позвонить. Очень просила.

Пец. Бог с вами, звоните. Хотя ничего из этого хорошего не выйдет.

Отец набирает номер.

Отец. Это я, дорогая. Ну я, Егорушка. Неужели не узнала? Значит, богатым буду… Как у вас дела?… Как дети? Никто не звонил? Дядя Сима? Скажи ему, что я буду завтра. Валидол? Зачем валидол? Ну прости, мне еще никогда в такой ситуации не требовался валидол… Я не хуже тебя знаю, сколько мне лет… Ну зачем же сразу плакать? Я не сказал ничего циничного. Машенька, я тебя умоляю… (Осторожно кладет трубку на телефон.) Она думала, что я уже… что все уже кончилось.

Пец. Женщины непоследовательны. Она вам изменяла?

Отец. Кто?

Пец. Ваша жена.

Отец. Что вы, это совершенно исключено! Это немыслимо. Она посвятила всю жизнь мне и детям.

Пец. Хорошо вам внушили эту версию. А вот по нашим досье она вам изменяла.

Отец. Ни в коем случае! Я не позволю вам порочить имя Марии Жановны! С кем она мне изменяла?

Пец. Вам нужны детали?

Отец. Нет, ни в коем случае. А с кем?

Отец отходит к бару, наливает себе в бокал.

А в самом деле у вас и это отмечено?

Пец. Я сделал запрос в Комгосбез. Это рутина. Так всегда делается.

Отец. Зачем?

Пец. Чтобы предусмотреть возможные конфликты.

Входит Лукреция Ивановна.

Лукреция. Я хотела вам предложить выпить, а вы уже сами. Ну и хорошо. Сейчас будем ужинать.

Пец. Я приглашен к друзьям. Спасибо. Мне нужно перекинуться парой слов с Басей, и я уеду.

Отец. Я тоже не голоден.

Он оборачивается к Пецу, умоляюще кладет руку ему на рукав.

Может, вы еще побудете, а?

Лукреция. Пора уже становиться мужчиной. Сумели заслужить награду, сумейте ее красиво принять. Вы когда-нибудь слышали, отчего повесился аграрий Мартинсон?

Пец. Бросьте, Лукреция, ваши шутки. Не портите хорошему человеку его звездный час.

Лукреция. С каждым днем вы говорите все красивее.

Пец. Разрешите поднять этот бокал за ваше здоровье и успехи, профессор. За немногие минуты совместных испытаний я сблизился с вами и вы мне стали симпатичны. Прозит!

Отец. Давайте за Бабкина, а?

Пец. Ну ладно, если вы настаиваете. Только тогда не чокаемся. Где Бася, у себя? Я на секунду. Буквально на секунду. До свидания, профессор.

Пец уходит во внутреннюю дверь.

Лукреция. Егор Адамович, вас никто не собирается мучить и терзать. Не делайте вид, что вы агнец, которого привели на заклание. Все будет, как вам приятно. Или не будет.

Отец. Я не боюсь… просто я раньше не получал награду.

Лукреция. Постарайтесь расслабиться. В спальне на верхней полке буфета валерьянка. Накапайте себе двадцать капель.

Отец. Спасибо, вы очень добры.

Входит Пец.

Пец. Все в порядке, мы можем ехать.

Отец. А я?

Пец. Сейчас Бася придет. Крепись, старина. Потом все мне расскажешь!

Лукреция. Вы помните, где валерьянка?

Отец. Да, спасибо.

Лукреция. Густав, вы подкинете меня до Гоголевской?

Пец. Сочту за честь. До завтра, профессор. Я за вами заеду, надо будет подписать документы о выполнении обязательств.

Лукреция. Чао, профессор!

Они уходят. Отец один в гостиной. Он идет к телефону, берет трубку, но не набирает номера – прислушивается, не идет ли кто. Отец испуганно кладет трубку на рычаг. Подходит к зеркалу, поправляет галстук. Проверяет, хорошо ли замыто пятно на рукаве.

Бася, войдя в комнату, стоит, не приближаясь, разглядывая гостя. Она очень красива. Одета она просто, волосы не уложены – словно профессор хороший ее приятель и заглянул на чашку чая. Потому из-за него не надо приодеваться и краситься – он и такой ее примет. В то же время понимаешь сразу, что Бася – уникальный образчик человеческой самки – даже край ее платья до безумия возбуждает самцов. Ради обладания такой женщиной мужчина может забыть о долге, совести, чести.

Отец чувствует, что Бася в комнате. Он еще не увидел ее, он еще не обернулся, но весь напрягся и стал похож на старого растрепанного вороненка.

Бася. Добрый вечер, профессор.

Отец вскакивает.

Отец. Здравствуйте. Мне очень приятно.

Бася. Поздравляю вас, Егор Адамович, с получением высокой награды – правом провести ночь со мной.

Отец. Ну что вы, я никак не заслужил…

Бася. Садитесь, профессор, в ногах правды нет. У вас, наверное, сегодня был трудный день.

Отец. Спасибо, я постою.

Бася. Я настаиваю, Егор Адамович. Вы же мой гость. А я страшно проголодалась. Еще спасибо, что они оставили нам холодное.

Отец садится. Он все еще толком не смотрит на Басю, взгляд его падает то на ее щиколотки, то на пальцы…

Бася. Налейте мне вина. И себе тоже. Я так боялась, что Лукреция с Густавом все вино вылакают. Это же страшная компания.

Отец. Нет, что вы, они совсем не пили.

Бася. Можете на меня смотреть. Только не сразу. Вы по кусочкам на меня смотрите. А то вы пожилой человек, кондрашка может случиться.

Отец. Кондрашка?

Бася. Это у нас так говорили, в детстве. На самом деле это инсульт. У вас был инсульт?

Отец. Почему у меня должен быть инсульт?

Бася. Знаешь, как мне попадется старикашка, сразу или инсульт, или инфаркт. Прямо наказание какое-то. Наливайте, наливайте, мы сейчас с вами славно напьемся. У меня настроение есть напиться. У вас так бывает или доктор не велит?

Отец. У меня никогда не было такого желания. Я всегда мог углубиться в работу, и неприятности отступали.

Бася. Счастливый. Мне бы такую работу. А в мою разве углубишься.

Отец. Простите, я не хотел вас обидеть. Я понимаю… специфика вашего труда требует, конечно…

Бася. Хватит. В словах запутался. Берите цыпленка. Цыпленок совсем холодный. Они его в морозилке, что ли, держали? Я сама виновата – у меня есть места застревания. Вы понимаете?

Отец. Нет, простите, нет.

Бася. Места застревания – это места, где я застреваю. Очень просто. Я застреваю в ванне, потому что очень люблю мыться, и я застреваю перед зеркалом, потому что люблю себя раскрашивать так, чтобы никто не догадался, что я себя раскрасила. Вот скажите, по моей роже видно, что я раскрашена?

Отец. Нет, ну что вы!

Он рассматривает Басю, и постепенно страх перед ней, смущение сменяются желанием – отец как бы вспоминает, зачем он здесь и для чего находится эта женщина. Он даже привстает в своем неожиданном стремлении к Басе, и той приходится остановить его.

Бася. Перестаньте так на меня смотреть, Егор Адамович. Вы же пожилой человек, это может плохо отразиться на вашем здоровье!

Отец. Ах, бог с ним, со здоровьем. Живем один раз!

Бася. Налейте мне еще, пожалуйста.

Отец, разливая вино, вынужден отвести взор от Баси.

Бася. Я сама виновата, что цыпленок остыл. Ну кто меня просил брать с собой в сортир Агату Кристи? Вы любите читать в сортире? Ах, так нельзя говорить при профессоре! Ну не сердитесь, не дуйтесь. Я так красиво устроена, что даже на стульчаке смотрюсь не хуже Мадонны.(Ест быстро, весело, как ребенок, который нагулялся.) Знаете, когда мне сказали, что у меня будет настоящий профессор, я чуть от радости не лопнула. Это же такая редкость!

Отец. Ну уж редкость! У нас в университете профессоров человек двести.

Бася. Мне плевать, сколько в университете, мне интересно, сколько в моей постели. Я думала раньше, что профессорам меня в награду не дают. Они бедные, но ужасно умные.

Отец. Если я не ошибаюсь, я первый.

Бася. А я точно знаю, что первый. Налейте мне еще. Вы не бойтесь, я не напьюсь. У меня почти все министры перебывали. Но больше всего мне понравился один певец. Баритон. Я его раньше только на пластинках слушала, а вдруг открывается дверь – батюшки светы! Он самый, толстый, веселый… Вы знаете, все думают, что он курчавый, а у него на затылке лысина. Представляете, такой молодой, а уже лысый. Ужас!

Отец. А я не лысый!

Бася. Но вы же не молодой! В вашем возрасте, что лысый, что не лысый, все равно на помойку… Это не я выдумала, так моя бабушка говорила. А еще у меня были генералы и маршалы. Знаете, наше правительство очень уважает генералов.

Отец. Да, куда больше, чем ученых.

Бася. Ученые всегда что-то противное изобретают. Вы атомную бомбу изобрели?

Отец. Нет, я пишу книги по истории и этике и обучаю студентов. Я обучил много студентов, несколько тысяч.

Бася. Несколько ты-сяч… во дает!

Отец. Только я не уверен, что это пошло им на пользу.

Бася. А вы честный. Это редко бывает. Жалко, что я не в университете. Но я плохо в школе училась, куда мне в университет. Да и на какие медные шиши мне учиться?

Отец. Ну сейчас вы, наверное, обеспечены?

Бася. А сейчас мне в университет нельзя. Вы про Троянскую войну по телевизору смотрели?

Отец. Я в книжке читал.

Бася. Неважно. Там про что? Про то, как из-за Елены Прекрасной кобели сцепились между собой. Друг дружку перебили и ее не пожалели.

Отец. Об этом я не знал.

Бася. По рукам она пошла. Я точно знаю. Мне один интеллигентный человек говорил.

Отец. Надо будет проверить. Значит, вы утверждаете, что Прекрасная Елена стала гетерой?

Бася. Стала – кем?

Отец. Девушкой… развязного поведения.

Бася. Ничего я вам такого не говорила. Я говорила только, что бывают женщины, из-за которых начинается война. Помните Сталина?

Отец. Я его, правда, не застал…

Бася. У него была жена Светлана, ослепительной красоты. И она увлеклась Гитлером. Слышали про такого? Немецкий фашист.

Отец. Рассказывайте, это очень любопытно.

Он подливает себе и девушке вина. Он заметно охмелел и чувствует себя куда более свободно.

Бася. Сталин их застукал и задушил свою жену Светлану. Она умерла в мучениях, потому что платок подсунул Берия.

Отец. Кто подсунул?

Бася. Это такой слуга был, очень вредный. Слушай, слушай, вот Сталин задушил Светлану, а потом начал с Гитлером драться до смерти без пощады. За жену мстил и за поруганную честь.

Отец. Откуда эта легенда?

Бася. Лукреция рассказывала. Про это все знают, а вы профессор и простых вещей не знаете. Ваше здоровье! Вы совсем не похожи на военного.

Отец. Меня в армию не призывали, у меня плоскостопие.

Бася. И не надо в армию. Я генералов не выношу. Они громко разговаривают, даже командуют – ложись, раздевайся, ноги шире! Нет, не морщитесь, я шучу, я в переносном смысле. А самый противный – Ахмет. С таким вот носищем…

Отец. Маршал Ахмет Рустамов? Командующий ВВС?

Бася. Он самый. Он президенту ультиматум поставил: или меня ему навсегда, или он всех свергнет.

Отец. Он, наверное, шутил.

Бася. Он не умеет шутить.

Отец. У него такое простое, обветренное, даже привлекательное лицо. Я видел его по телевизору.

Бася. Вы бы лучше присмотрелись. Но мне повезло. Знаете почему?

Отец. Не знаю.

Бася. Потому что главный адмирал ему сказал – он своим линкором обстреляет все аэродромы – тут Ахмету и конец!

Отец. Откуда вы все это знаете?

Бася. А мне Густав рассказывает. Густав Пец. Он единственный мужчина, который в меня не влюблен. Я его за это очень уважаю.

Отец. А почему? Почему не влюблен?

Бася. Ну что за любопытство – почему да почему? Разве по нему не видно, что он по мальчикам специализируется? Он любит мальчиков и свою карьеру. А вы влюбились, Егор Адамович?

Отец. Я должен вам сказать, что сейчас я испытываю особенное, теплое, нежное, трепетное чувство именно к вам.

Бася. Ну с вами все ясно. Для того вас и привели, чтобы влюбляться. А раньше?

Отец. Раньше?

Бася. Тупой какой-то! А еще профессор. У вас жена есть?

Отец. Есть. Мария Жановна.

Бася. А раньше вы ее любили?

Отец. Я не помню.

Бася. Ну что с вами будешь делать! Боитесь, что я ревновать буду? А я не буду. Я сама влюблялась. В школе еще. Мы в одном классе учились, я ему записку написала – давай дружить и так далее. А он решил, что другая девочка написала. В тысячу раз некрасивее меня. Потом они поженились. Правда, очень грустная история?

Отец. Почему грустная? Они, наверное, были счастливы?

Бася. Они уже развелись. А у вас детей много?

Отец. Двое. Руслан и Лидочка.

Бася. Уж взрослые, наверное?

Отец. Лидия помоложе вас, она еще учится в колледже, а Руслан хотел стать офицером, но его из-за плоскостопия не взяли.

Бася. Надо было на лапу положить.

Отец. Мы не знали, кому надо давать, и боялись обидеть человека. Руслан сейчас учится в аспирантуре в университете, но ненавидит свою специальность.

Бася. Фотографии покажете?

Отец достает бумажник и извлекает из него фотографию.

А эта старая, жена? А знаете – она немножко похожа на мою маму. Руслан мужественный. Я бы могла его полюбить… Да не, я так, шучу. А Лида просто прелесть. Я хочу с ней подружиться. Как вы думаете, она будет со мной дружить?

Отец. Почему бы и нет… но вот разница в возрасте…

Бася. Плевала я на разницу в возрасте. В самом деле вы не хотите, чтобы она со мной дружила, потому что вам стыдно?

Отец. Мне? Стыдно?

Бася. Из-за моей репутации. Вы все хотите спать со мной, а чтобы домой в гости пригласить – вас нет как нет.

Отец. Вы не правы. Откройте любую газету – вас называют символом чистоты, символом сексуального здоровья нашего народа.

Бася. А ваша жена никогда бы не разрешила мне дружить с Лидой.

Профессор, тронутый интонацией Баси, подвигается к ней по дивану, осторожно берет ее руку и целует пальцы.

Я такая несчастная, потому что у меня нет подруг и друзей, которым не нужны мои связи и знакомства, а просто так… Я сейчас же звоню вашей жене и прошу ее разрешения дружить с Лидой!

Отец. Может, не стоит? Сейчас уже ночь на дворе.

Бася. Какая еще ночь! Десяти часов нет. И ваша жена наверняка не спит. Она переживает, убивается, потому что думает, что мы с вами резвимся в постельке.

Отец. Бася, я вас прошу, не надо так!

Бася. А что? Вы этого не хотели? Или сейчас расхотели? А вы посмотрите, чувствуете, как ваша кровь помчалась?

Отец старается отвернуться, закрыться от оголенной ноги Баси, которую та ему демонстрирует.

Отец. Бася!

Бася. Двадцать четыре года Бася. И лучше тебя, милый мой, разбираюсь в людях. Знаете, чего ваша жена больше всего боится? Что вы совсем не вернетесь. Что выкинетесь из моего окна, что покончите с собой, или еще хуже – понравитесь мне так, что я вас оставлю у себя. Как Клеопатра в кавказском замке.

Отец. Это не Клеопатра была, а царица Тамара.

Бася. Ты меня своей образованностью не дави. Я что хотела сказать – никто у тебя дома не спит. Как будто тебе сейчас операцию делают, от которой зависит, будешь жить или нет. Вот все ходят по комнатам и делают вид, что ничего не случилось. Ты мне веришь?

Отец. Может быть.

Бася. Не может быть, а наверняка… не надо так расстраиваться. Ты симпатичный, ты лучше всех генералов, вместе взятых. Даже ни разу меня за коленку не схватил. Ну, какой у тебя телефон?

Отец. Восемнадцать-три-три-восемьдесят два.

Бася. Налей мне еще вина. У меня хорошее настроение. Я никого не боюсь, папочка. Ты меня защитишь?

Отец. От кого?

Бася. А я знаю – от кого? От маршала Ахметки или от тех, кто Бабкина убил.

Отец. Я хотел бы.

Бася. Вот и отлично. Даю тебе прозвище – Дон Кихот! Давай теперь твоей Марусе звонить. Мы ее попросим разрешения, чтобы Лида со мной дружила. А ты тоже пей. За здоровье.

Бася набирает номер телефона.

Привет. Кто у телефона? Ты, Лида? Ну, мне сказочно повезло, что ты, а не мамаша. Что у тебя голос такой? Ничего? А папа уже поехал награду получать?… А там мать рыдает? Скажи, чтобы не рыдала, я сделаю так, что она будет довольна. Кто говорит? А я думала, что ты меня уже узнала… Какая еще Лана? В жизни я не слышала ни о какой Лане. Нет, не Горина… Неужели у твоей Горины такой красивый голос? Погоди, не вешай трубку. Это я, Бася! Да, государственная Бася. Мы с твоим папочкой ужинаем. А потом я тебе его сразу верну, не съем. Господи, никакая это не шутка. Папуля твой показал мне твою фотографию, и ты мне очень понравилась. Хочешь, я его позову к телефону?

Бася со вздохом смотрит на трубку, из которой слышны короткие гудки.

Она мне не поверила… А кто мне поверит? Сделали из женщины пугало, а теперь я расплачиваюсь.

Отец. Давайте, я позвоню и все им объясню, они мне поверят.

Бася. Еще чего не хватало! Чтобы я стала унижаться перед твоей прыщавой дочкой? Да если я захочу, они передо мной на пузе ползать будут, туфли мне будут целовать. Кто она, скажи, такая? Дочка занюханного профессора? Сморчка гнутого? Онаниста проклятого! Это я о тебе! Я тебя оскорбляю, понимаешь ты или нет? Ты чего терпишь, гад? Ты убить меня должен за такие слова!

Отец. Бася, я умоляю вас, не переживайте. Я все понимаю. Унижение, которое вам приходится испытывать…

Бася. Нет, вы на него поглядите, он еще меня утешает. Ты что, влюбился уже, что ли? Так я тебя лишу невинности, а потом прикую на цепочке на кухне, и будешь ты чай мне разогревать. Хочешь?

Отец. Мне искренне жалко вас.

Он протягивает руку, чтобы погладить ее, но Бася неправильно истолковала его жест. Она вскакивает с дивана.

Бася. Руки убери, кобель паршивый! (Быстро ходит по комнате.) Символ нации! Придумали тоже! Символ блядства, вот что я такое! С какой бы радостью я тебя выбросила из дома! Даже твоя вонючая дочка не хочет со мной разговаривать…

Отец. Это недоразумение. О вас все очень высоко отзываются.

Бася. Это было испытание. Я себе сказала – может, я найду на свете хоть одного человека, который согласен относиться по-человечески. Хоть одного. А она со мной разговаривать не захотела. Так что теперь убирайся отсюда. Посидел, выпил, полялякал, теперь убирайся.

Отец. К сожалению, это невозможно. Это же государственная награда. Я должен утром получить от Густава Андреевича кольцо – вы же знаете. Иначе моей репутации будет нанесен непоправимый ущерб. В конце концов, каждый из нас выполняет свой долг, даже когда ему это не нравится… Вы обязаны, Бася.

Бася. Ах, вот что! Ты, значит, хочешь, чтобы я выполнила. И именно с тобой? Неужели ты решил, что я с тобой спать буду?

Отец. Я не говорю о наших с вами желаниях, Бася. Я говорю об обязанностях. Поверьте, мне в жизни неоднократно приходилось делать то, чего не хочется. Это и называется чувством долга.

Бася. Ах, чувство долга! Значит, когда я с тобой сплю, это чувство долга, а когда ты в публичный дом побежишь, это культурное мероприятие! (Говоря так, она раскрывает сумочку и достает оттуда пистолет.) Ты только подойди ко мне, попробуй. Я тебе не завидую.

Отец. Извините, вы меня совершенно неправильно поняли.

Отец отступает к стене, Бася делает шаг следом за ним, но тут ее гнев иссякает, она бессильно опускается на диван и прячет лицо в ладонях. Отец садится на диван рядом с Басей и дотрагивается до ее плеча.

Успокойтесь. Уверяю вас, ничего страшного не произошло. Это совершенно понятный и естественный в вашем положении срыв. Все придет в норму. А я сейчас уеду. Бог с ним, с кольцом…

Бася. Сиди ты спокойно, не трожь меня!

Она скидывает с плеча его руку. Потом берет пудреницу и начинает приводить себя в порядок. При этом она как бы рассуждает вслух.

Ну куда ты сейчас пойдешь? Там полицейский у входа. Может и не выпустить – у него приказ: никого до утра не выпускать… (Наливает себе вина.) Да не хотела я твоей дочке навязываться! Бог с ней. Если захочу, завтра министерские жены сюда прибегут. И устрою я салон.

Отец. Разумеется.

Бася допивает вино, потом кладет пистолет в сумочку.

Бася. Ты не представляешь, сколько народу мне твердят о долге. Буквально миллион человек. И никто не спрашивает, а может, у меня есть свое мнение.

Отец. Мы все выполняем долг, который придумали за нас другие.

Бася. Но ведь это чепуха?

Отец. Без этого рухнуло бы общество и наступила анархия.

Бася. А что это значит? Вот меня пугают – рухнет общество и наступит анархия. Ну и что? Мне хуже будет, да?

Отец. Вас, я думаю, захватит какой-нибудь князь анархистов.

Бася. А вдруг он молодой и красивый? И будет меня любить?

Отец. Это я не могу вам гарантировать.

Бася. Значит, я за анархию и разруху! Мне надоели старые, пузатые, вонючие, с одышкой, хрюкающие, ни к чему не способные лауреаты! Отдайте меня анархисту!

Отец. Но вас могут и убить.

Бася. Почему?

Отец. Если вы понадобитесь сразу нескольким и не будет порядка, который бы устанавливал ваши права и обязанности, вас могут буквально растерзать.

Бася. А мой князь анархистов, он не поможет?

Отец. Его тоже убьют.

Бася. Я знаю, я знаю – ты хитрый! Ты хочешь, чтобы все осталось как раньше, и тогда ты получишь свое. Ты хочешь, чтобы все получили свой паек по очереди.

Отец. Может быть, вы и правы. Когда у тебя нет физических возможностей вырвать свой кусок мяса у соперника, ты начинаешь надеяться на цивилизацию. Цивилизация охраняет физически слабого, дает ему шанс.

Бася. Вот ты целую жизнь прожил, а не догадался еще, что все это липа. Лапша на уши для простаков. Никто не выполняет своего долга. Все только думают как увильнуть.

Отец. Агент Бабкин погиб, закрывая меня.

Бася. Он всегда был отсталый. На отсталых твоя цивилизация только и держится. Они всерьез свою зарплату понимают. Вот их и убивают.

Отец. А вы?

Бася. А меня научили. Долго били, пока не научили. Я ведь сначала, пока девчонкой была, тоже всю твою цивилизацию всерьез принимала, замуж хотела, в подъездах со слюнявыми школьниками целовалась. Но девчонка сексуальная, длинноногая. Глупая и смешливая. Меня ведь невинности Миша один лишил, потому что рассмешил сильно. Я даже не заметила… И не буду я тебе в своей глупой жизни исповедоваться. Только скажу, что меня использовали десять лет, пока я сама не научилась вас использовать.

Отец. А как тогда случилось, что вы согласились на эту роль? Ведь вы ее играете уже пять лет?

Бася. Пять лет и три месяца. Государственная шлюха!

Отец. Вы – государственная награда, государственная ценность. Никто вас не смеет так назвать!

Бася. Не смеет? Не будьте наивным, папуля, давай сейчас позвоним снова твоим – они, может, и посильнее слово найдут.

Отец. И все же, как ни говорите, но вы – один из важнейших наших государственных институтов!

Бася. А само твое государство? Оно же – липа!

Отец. Так в вашем возрасте нельзя говорить. Это цинизм.

Бася. Если бы ты знал, сколько здесь высокопоставленных мужиков на твоем месте сидело, ты бы про цинизм не говорил. Я в три раза тебя старше.

Отец. И все же вы не правы. Наше государство стабильно.

Бася. Оно дышит на ладан. А я не хочу с ним тонуть. Поэтому и принимаю гостей с пистолетом в косметичке.

Отец. Вы опасаетесь насилия?

Бася. Мало сказать – опасаюсь. Оно уже было и будет. Один генерал мне так и сказал – сюда все рвутся, чтобы сорвать цветочек. Сорвут, а потом давай топтать ногами. Поэтому я и не даю меня сорвать.

Отец. Я чего-то не понимаю… Как так не даете сорвать?

Бася. А чего тут понимать? Не сплю я с вами, с кобелями. Вот и все. Одного запугаю, другого заговорю, третьего напою, а четвертый и сам не по этой части. Ты учти, голубчик, – красота это моя слабость, но еще и сила.

Отец. Нет, уму непостижимо. А как же потом?

Бася. А потом все молчат. Как воды в рот набрали. Ну скажи, кому хочется, чтобы над ним потом вся страна хохотала. И ты будешь молчать, папуля.

Отец. Но ведь в газетах… я сам читал. Там интервью – впечатления о получении награды. И все отвечают… вспоминают о счастливых минутах, о совершенстве вашего, простите, тела.

Бася. На то и газеты, чтобы писать. Вот ты утром получишь от Густава свое заветное колечко – доказательство того, что ты со мной спал, и будешь таскать, не снимая, всю жизнь – в могилу с собой потащишь. Это главнее ордена. А я иногда думаю, почему их жены эти пальцы не отрубили? А жены молчат или еще хуже, как твоя, я видела, как она по телевизору распиналась, слушать противно! Отдает тебя другой бабе и говорит о счастье и радости, ну?

Отец. Это, конечно, неприятно. Но поймите, Маша это сделала ради любви ко мне, она хотела, чтобы мне было лучше.

Бася. А она тебя вообще-то по бабам легко отпускает?

Отец. Вы с ума сошли! Я никогда!

Бася. А сейчас?

Отец. Вы же знаете – это другое, это не имеет отношения к греху, к измене!

Бася. Как вы умеете ловко устраиваться! А мне твою жену жалко было. Я почему к вам не выходила – я телевизор смотрела. Последние новости. Смотрела на ваше семейство и думала, вот сейчас выйду, а ты уже здесь пресмыкаешься. Мне твою жену и твоих детей было жалко.

Бася поднимается, доливает из бутылки в бокал, выпивает, отходит к окну, чуть отодвигает штору.

Отец. Простите меня, Бася, я только сейчас осознал, что был не прав.

Бася. Папуля, не старайся показаться лучше, чем ты есть на самом деле. Я тебе все равно не дам. Лучше насосемся с тобой вдрабадан! У меня настроение такое. Я, знаешь, с выпускного вечера в школе так не насасывалась. Давай – никого дома нет… Только ты моей слабостью не пользуйся. Я, может, даже буду тебе навязываться по пьянке, а ты меня не бери. Хорошо?

Отец. Я обещаю вам, Бася, что не трону вас пальцем.

Бася снова наливает себе, садится на диван.

Бася. Но вот что грустно, папуля…

Отец. Что?

Бася. Чует мое сердце – недолго я продержусь.

Отец. Что вы хотите сказать?

Бася. Сама не знаю – только чую. Или Ахметка переворот устроит и меня изнасилует – он только об этом и мечтает. Или государственный визит меня укокошит.

Отец. Что значит – государственный визит?

Бася. А это значит, что на этой неделе должен американский министр приехать. Читал?

Отец. Не припоминаю.

Бася. Пец говорил, что если не получим от них займа – нашему президенту каюк. И президентский совет уже принял тайное решение – наградить министра нашей государственной наградой. Мной наградить, понимаешь?

Отец. Уверяю вас, он не посмеет. Там у них очень сильное общественное мнение, влиятельные газеты…

Бася. Это не будет объявлено.

Отец. Все равно – он испугается.

Бася. А вот если не испугается? Глаза ему, что ли, выцарапать?

Отец. Я верю, что у вас есть возможности и… скажем, хитрости.

Бася. А если Ахмет сделает переворот?

Отец. В нашей стране нет традиции военных переворотов. Это невероятно.

Бася. Ты добрый, папуля, а вот не понимаешь, как мне страшно. У меня даже образования нет… у меня ничего нет – все деньги Лукреция забирает. Она захочет – выкинет меня на улицу.

Отец. Ну не надо, не надо, успокойтесь… (Держит девушку за руку.) Может, вам куда-нибудь уехать?

Бася. Куда? Где я скроюсь? Здесь хоть полиция. А в другом месте сначала в меня анархисты бомбу кинут, потом матери-одиночки на куски разорвут, а потом – даже подумать противно. Останется от меня котлета… Ой, как мне страшно… Спрячь меня!

Бася разревелась, уткнувшись лицом в грудь отцу, он гладит ее сказочные пышные волосы и сам готов заплакать. Сквозь слезы Бася продолжает свой монолог.

А дом не мой, дом государственный и платья почти все из театрального гардероба. Если бы Пец мне не платил, мы бы разорились, с голоду померли на полном государственном обеспечении.

Отец. Пец вам сам платит?

Бася. Пец моими фотографиями торгует. Подпольно. Для гимназистов и старичков – неприличные картинки. Только я на них одна, без мужиков, ты не думай…

Отец. Послушайте, Бася. У меня есть небольшие сбережения. Они совершенно личные, никто на них не претендует. Может быть, вы согласитесь их у меня взять? Взаимообразно. А потом, когда найдете свое место в жизни, выйдете замуж, тогда и отдадите.

Бася. Милый мой, папуля, добренький. Я бы у другого взяла, у них деньги бешеные, а твои, трудовые, не возьму, ты и не проси. У тебя семья…

Отец. Боюсь, что я уже не нужен семье.

Отец копается в бумажнике.

У меня есть чековая книжка…

Бася заталкивает бумажник ему обратно, и они начинают бороться, но в результате оказываются друг у друга в объятиях…

Бася. Не делай глупостей… не связывайся со мной. Это смерть.

Отец. Нет, я все сделаю для вас, я вас спасу.

Бася. Отравлюсь. А то они меня отравят. Ты достанешь яду, папуля?

Отец. Не говори так, у тебя вся жизнь впереди.

Бася. Ты веришь в это? Ты веришь, что я буду жить?

Они полулежат, откинувшись на спинку дивана, они перестали бороться. И разговаривают тихо, мирно, дружески.

Я старая, я уже не смогу полюбить.

Отец. Ты с ума сошла, моя драгоценная. Ты еще совсем девочка, у тебя вся жизнь впереди. И она будет счастливой.

Бася. А я полюбила еще в школе, я ему записку послала, а он думал, что записка от другой, от уродины. И они поженились, представляешь? Два урода!

Отец. Ты такая красивая, что ради тебя можно забыть обо всем.

Бася. А ты добрый. Добрый и честный. Тебе не нужно мое тело – ты хочешь, чтобы мне было хорошо. Тебе важно, какой я человек, да?

Отец. Да, моя дорогая. Я любуюсь твоей душой.

Бася. Ты их не боишься?

Отец. Я сейчас никого не боюсь. Ты вливаешь в меня силы.

Бася. Ты самый смелый.

Отец. Не говори так.

Бася. А ты красивый, у тебя красивая линия носа.

Бася проводит пальцем по лбу и по носу отца, она трогает его, постепенно возбуждая его и возбуждаясь сама.

Отец. Можно, я поцелую эти пальцы?

Бася. Поцелуй, мне приятно.

Отец. Ты родная, как будто я знаю тебя давно-давно.

Бася. А я тебя с детства помню, только не помню, кто ты такой?

Отец. В тебе есть совершенство, которому хочется поклоняться.

Бася. Обними меня, обними меня крепче… еще крепче, мне холодно, меня знобит!

Отец. Бася, не надо, я весь трепещу, остановись, я не владею собой!

Бася. Я рада, что ты не можешь. Ты первый, который увидел во мне человека, несчастного одинокого человека… ты меня понимаешь?

Отец. Я понимаю тебя.

Бася. Ты не оставишь меня?

Отец. Я старый, я прожил почти всю жизнь… и не встретил тебя.

Бася. Ты совсем не старый, у тебя молодые глаза, у тебя молодые руки.

Речь их становится все более бессвязной, разговор прерывается поцелуями и объятиями. Они как бы сползают все ниже, и вот они уже лежат рядом на диване.

Ты увезешь меня отсюда? Ты увезешь меня в Америку. Меня приглашали в Голливуд. Там меня не тронут.

Отец. Милая, нас поймают на границе.

Бася. А если не поймают?

Отец. Ты меня бросишь, ты меня сразу бросишь.

Бася. Может быть, и брошу, но перед этим отдам тебе все, что есть во мне, чтобы ты всегда вспоминал меня с благодарностью. И больше у меня никого не будет.

Отец. Это мучение!

Бася. И ты умрешь. Ты умрешь от любви ко мне!

Отец. Да, я готов на это!

Бася. Мы умрем вместе… ох, ты мне делаешь больно! Мы умрем вместе, ты убьешь меня и потом покончишь с собой, ты обещаешь?

Отец. Да, я клянусь, что так сделаю.

Бася. Ты мой мужчина! Ты мой единственный, ты мой первый мужчина! Погоди, ты сам не разберешься в моих застежках – это я защищаюсь так от настойчивых клиентов. Погоди, погоди, я сама…

Бася протягивает руку и гасит свет.

Отец. Бася… какое ласковое имя…

Бася. Только не делай мне больно… О, мой любимый! Иди ко мне… Иди!

И тут неожиданно свет зажигается вновь. И он куда более яркий и холодный. Горит верхняя люстра, а раньше горел лишь торшер у дивана. В дверях стоит автоматчик. Рядом с ним – мужчина средних лет в форме генерала. Еще какое-то мгновение длится поцелуй, но при свете и поза, и даже дыхание любовников кажутся смешными и уродливыми.

Маршал Ахме т. Та-ак… я опоздал. Вот значит, кто твой кавалер, Басечка.

Бася и отец вскочили, они встрепаны, и отец похож на старенького вороненка. Они никак не могут привести себя в приличный вид, отца это страшно заботит, но Бася об этом не думает.

Бася. Убей меня, убей! Задуши! Зарежь – я не хочу так! Сволочи, сволочи, сволочи!

Отец. Вы не имеете права! Вы мешаете! Я имею право на получение награды.

Маршал(подходя ближе). В самом деле? А ты кто такой, разрешите узнать?

Отец. Я лауреат. Сейчас я дам вам визитную карточку. Бася, где мой пиджак?

Бася. Дурак, какой дурак! Никому не нужна твоя визитная карточка.

Маршал. Нет, почему же, я собираю визитные карточки.

Он подходит к Басе, берет ее за подбородок и смотрит внимательно, чуть улыбаясь. Она покорна маршалу.

Отец отыскал пиджак и достал визитную карточку.

Отец. Вот, можете убедиться!

Он видит странную дуэль и замирает. Маршал отталкивает девушку. Она чуть не теряет равновесия, отступает назад. Маршал оборачивается к профессору.

Маршал. А ты что здесь делаешь? А ну, вон отсюда! Чтобы и духу твоего не было.

Отец. Вы просили мою карточку…

Маршал берет карточку, рвет и отбрасывает.

Бася. Папуля, уходи, пожалуйста. Ахмет – человек дикий.

Отец. Я не могу вас оставить.

Бася. Господь, кого ты посылаешь мне в защитники! Уходи сейчас же!

Маршал. Тебе сказали. Иди. Кольцо получишь завтра у Пеца. Всем расскажешь, как ты замечательно провел ночь – твое счастье, что я добрый.

По знаку маршала автоматчик ведет Басю наверх.

В гостиную входит господин Пец.

Ты здесь, Пец? Что так быстро? Телестанция наша?

Пец. Там некому сопротивляться. С минуты на минуту она падет, мон женераль.

Маршал. Отлично. А как казармы милиции?

Пец. Там и не было сопротивления. Подходим к президентскому дворцу.

Маршал. Отлично. Тогда мы имеем право отдохнуть. Отдохнуть в объятиях прекрасной дамы.

Пец. Я полагаю, что народ вас поймет.

Маршал удаляется к лестнице на второй этаж, следом за Басей. Пец видит отца. Раньше он его не замечал.

Егор Адамович, чего же вы не уходите? Я вам рекомендую здесь не задерживаться. У Ахмета Рустамовича очень несдержанный характер.

Отец. Какое он имел право так врываться!

Пец. Не волнуйтесь, в вашем возрасте это вредно. Он не врывался. Он произвел военный переворот. Армия давно уже с тревогой присматривалась к тому, как развиваются события в нашей стране, как разваливается экономика, как растет внешний долг и набирают силу антиобщественные элементы. И наконец сегодня ночью наступил момент, когда армия сочла необходимым взять власть в свои руки.

Отец. Ну, это неправда!

Пец. Это правда чистой воды. Я вам читал наизусть отрывки из официального коммюнике, которое будет опубликовано завтра. А перед вами его автор. Армии всегда нужны гражданские советники и друзья. Кстати, вот ваше кольцо. Оно может вам понадобиться. Кольцо как воспоминание о счастливой ночи в объятиях самой красивой женщины нашей родины.

Отец пытается надеть кольцо на средний палец – не лезет, тогда на указательный – не лезет.

Надевайте на мизинец – эти негодяи экономят на всем. Даже на мельхиоре для памятных колец. Идите, профессор.

Отец. Он не причинит вреда Басе?

Пец. Что вы имеете в виду? Какой вред? Он просто станет ее постоянным лауреатом, а она его ежедневной наградой. Рано или поздно это должно было случиться.

Отец. Но она же не любит маршала авиации!

Пец. Она вам сказала об этом?

Отец. Да.

Пец. Значит, стерпится – слюбится… Она с вами была излишне откровенной.

Отец. Мы полюбили друг друга.

Пец. В каком смысле?

Отец. В самом прямом. Вот здесь. (Показывает на диван.)

Пец. Не говорите глупостей. Я лучше вас знаю, что нужно Басе. Такие мужчины, как вы, ей не нужны.

Отец. Я с вами не спорю. Есть вещи, о которых не говорят… Но теперь я имею право заботиться о ней. Хотите, я пожертвую жизнью ради ее спасения?

Пец. Простите, ваша жизнь никому не требуется. Лучше берите кольцо и убирайтесь. И если даже Бася неудачно пошутила, забудьте об этом – в ваших же интересах.

Отец. Нет, это непорядочно. Она просила о помощи.

Пец. Послушайте меня в последний раз. Не будьте занудой. Сейчас господин новый президент нашей страны обнимает вашу недавнюю подружку. Ваше присутствие в ее жизни настолько теперь нежелательно, что лишнее слово может стоить вам головы. Вы понимаете, что ваша голова сейчас еле держится на шее?

Отец. Понимаю.

Пец. Она много пила? Впала в истерику?

Отец не хочет отвечать.

С ней это бывает. Вы еще не ушли, профессор? Я вынужден позвать автоматчика. В газетах мы выразим скорбные чувства по поводу трагической, случайной гибели во время переворота одного профессора.

Отец. Это ужасно.

Пец. Это обыкновенно. Бася завтра забудет о своих неприятностях и сохранит свой пост первой шлюхи государства, а вот горе вашей семьи будет безутешным. Уходите.

Отец. Я ухожу… ухожу. (Идет к двери. Как побитая собака. У двери останавливается.) Простите, Густав Андреевич, но вы видите, что я совершенно лоялен. Я ухожу, спокойно ухожу, не сопротивляюсь.

Пец. Что вам нужно? Только быстро!

Отец. Если вы имеете отношения с маршалом Ахметом Рустамовичем…

Пец. Имею. Но у меня десять секунд времени.

Отец. Это вопрос о месте в Военно-воздушных силах для моего Руслана. Он очень способный мальчик, но ему совершенно не подходит судьба филолога. Если бы не плоскостопие, он давно бы уже был в армии. Но, может быть, в порядке личного одолжения, я не постою за ценой, Густав Андреевич…

Пец. А вы интересный фрукт, профессор. Совершенно стандартное порождение нашего подлого времени. Вам суждены благие порывы, но не благое поведение.

Отец. Вы меня неправильно поняли. Я никогда бы не стал просить ни о чем для себя лично, я понимаю аморальность такого поведения, но просьба за Руслана – это совсем другое дело. Это попытка вымолить прощение у моей жены.

Сверху спускается автоматчик.

Пец. Обращайтесь с таким заявлением в канцелярию нового президента с восьми до трех по пятницам, ваше заявление будет благожелательно рассмотрено.

Отец. Я все понял. Мне не надо было просить.

Пец. Конечно, не надо было.

Отец. Считайте, что я ничего не говорил.

Пец. Чепуха, слово не воробей, вы наговорили тут на целую кассету. Вы мне надоели. Хотите, чтобы я приказал автоматчику вас вывести?

Отец. Нет, я сам.

Пец наливает себе вина. Хочет выпить. Отец так и не ушел, он стоит у двери.

Это ее бокал. На нем отпечатки ее губ.

Пец. Автоматчик, выведите этого типа.

Автоматчик идет к профессору, и тот отступает, глядя на бокал. Пец допивает, проходит к проигрывателю, делает звук громче.

Эпилог

Действие эпилога происходит перед входом в дом Баси. Лестница в несколько ступеней ведет наверх к подъезду, дверь которого сейчас приоткрыта и бросает пятно света на мостовую.

Профессор выходит из дома и, пройдя несколько шагов, останавливается в полной растерянности. Темно. Тихо. Слышны шумы ночного города, в них вторгаются чуждые звуки – отдаленный грохот танковых гусениц, потом отдельные выстрелы.

Над профессором балкон второго этажа. В окне горит свет, но штора опущена. Это окно притягивает профессора. Он отступает от дома, не отрывая взгляда от окна.

Из темноты появляется его жена. Профессор, намеревавшийся уйти, поворачивается и видит ее.

Отец. Маша, что ты здесь делаешь?

Мать. Тебя отпустили?

Отец. А меня в сущности никто и не задерживал. Какой ужас, это все произошло совершенно неожиданно!

Мать. Ты знаешь? Да? Только что объявили, что президента освободили от его обязанностей, а местонахождение его неизвестно.

Отец. Наверное, они его застрелили.

Мать. Временно обязанности президента будет исполнять маршал авиации Ахмет Рустамов. Ты его знаешь?

Отец. Рустамов. Я его только что видел.

Мать. Там?

Отец. Разумеется.

Мать. Я приехала сюда, когда они уже вошли. Я очень испугалась за тебя. Ведь они могли взревновать и убить тебя.

Отец. Все обошлось, все обошлось.

Мать. А этот телефонный звонок? Лидия сказала, что звонила эта шлюха, ты представляешь, какая наглость?

Отец. Это правда. Она очень хотела подружиться с Лидой. И с тобой хотела поговорить.

Мать. Какая наглость! Я бы растерзала ее этими руками.

Отец. Но ведь она не хотела такой жизни. Ей ее навязали.

Мать. Все проститутки говорят, что они – жертвы обстоятельств. А я тебе скажу, что тысячу раз труднее остаться порядочной женщиной и не продаваться озверевшим самцам.

Отец. Все не так просто, как ты представляешь. Черное – черное, белое – белое.

Мать. А у нее серо-буро-малиновое. Ах, как это глупо! Ты раньше говорил, что у тебя ни с одной женщиной не было, как со мной. А теперь все изменилось, да?

Отец. У нас с тобой это было так давно!

Мать. Для меня – вчера. Но ты не сознался.

Отец. Мне не в чем сознаваться.

Мать. Я должна благодарить маршала авиации?

Отец. Отчасти да.

Мать. А я так за тебя боялась. (Подходит ближе, берет мужа за рукав.) Ты знаешь, я шарф с собой взяла. У тебя горло слабое, а сейчас такие прохладные ночи стоят…

Она достает из сумки шарф и начинает завязывать его на шее мужа. Тот покорно стоит.

Отец. Как дети?

Мать. Дети? Не знаю, я им не сказала, что пошла к тебе.

Отец. Мари, а ты знаешь, что я сделал? Я попросил у маршала место в авиации для Руслана.

Мать. Только не в авиации. Это слишком опасно.

Отец. И так неловко получилось. Будто я продал им Басю за место для сына. И они заметили. Этот Пец заметил. Но мне сказали, что я могу прийти в пятницу, с восьми до трех.

Мать. Ты о ней все еще помнишь?

Отец. Ты ее совсем не знаешь. Она очень порядочная и добрая девушка.

Мать. Замолчи, если ты не хочешь, чтобы я тебя убила!

Отец. Мари, как тебе не стыдно! Я тебя не обманываю, у нас с Басей не было близости…

Мать. Вы просто не успели. Я по глазам вижу, что не успели. Вас прервали. Ах ты, старый развратник, – сколько ты студенток перепортил? Дядя Сима мне обо всем рассказывал.

Отец. Неужели ты слушала этого идиота?

Мать. Да, слушала. Всегда его слушала.

Отец. Он мне всю жизнь завидовал.

Мать. Я так больше не могу! Ты мысленно с ней – я чувствую, что ты думаешь о ней.

Отец. Ей сейчас плохо.

Мать. Я пришла, чтобы сообщить тебе, что я тебе изменяла. И неоднократно. Я даже не знаю, твой ли сын Руслан. Ты меня слышишь?

Отец. Господи, помолчи, Маша, ты в истерике, ты потом будешь жалеть о том, что говорила такие ужасные вещи! Пойдем отсюда, может, поймаем такси?

Мать. Ты не веришь, что я тебе изменяла? Я тебе изменяла даже с твоим братом, потому что ты всегда был ничтожеством… Ты думаешь, я старуха? А еще двадцать лет назад за мной стаей ходили мужики!

Отец. Маша, успокойся, это не играет роли.

Мать. Не тяни меня!

Отец. Пойдем, пойдем!

Он отводит ее от дома. И вдруг наверху, за балконом гаснет свет. Становится темнее. Отец останавливается.

Тихо, это ее спальня!

Мать. Ты чего остановился? Какое тебе до них дело? Пошли, миленький, пошли, Егорушка. Сейчас домой пойдем, баиньки, там нас деточки ждут, глазки просмотрели.

Теперь мать тащит отца, а он сопротивляется.

Вдруг слышен выстрел. За ним второй. Дверь на балкон распахивается, и из комнаты выбегает Бася. Она кидает вниз пистолет, и он громко ударяется об асфальт. Затем она перепрыгивает через поручни балкона и повисает на руках. Отпускает руки и падает вниз. Поднимается. Она растрепана. Платье на ней порвано. Слышны крики, в комнате зажигается свет.

Отец. Бася, я здесь!

Бася. Папуля! Ты меня дождался! Не отдавай меня им.

Они бегут навстречу друг другу и обнимаются.

Отец. Мы убежим, мы тебя спрячем, у нас в доме тебя не найдут. Ты его убила?

Бася. Не знаю. Бежим же!

Отец. А вот Мари, Маша, она все понимает, она хорошая, ты не думай, она добрая. Ну чего же ты, Маша, скажи, что ты не сердишься.

Мать отступает от них.

Профессор и Бася, взявшись за руки, рывками двигаются прочь от дома.

Широко распахивается дверь на балкон, и в ней виден силуэт автоматчика.

Распахивается входная дверь, по лестнице сбегает Пец. В руке револьвер.

Профессор и Бася убежали уже на край сцены, но Маша стоит.

Отец. Маша, ну чего же ты!

Бася. Скорее! Ты ничего не понимаешь!

Отец. А как же Маша?!

Бася. Твою Машу никто не тронет. А меня убьют. Ты понимаешь – меня убьют!

Теперь она вырывает руку у профессора и бежит прочь. Профессор за ней. И тут оживает мать.

Мать. Они вон туда побежали! Она его уводит! Вот она!

Сверху с балкона автоматчик стреляет по беглецам. Пец бежит за беглецами. Мать за ним.

Потом, уже на краю сцены, Пец останавливается, прицеливается и стреляет.

Профессор и Бася лежат у кулис, может быть, мы их и не видим – видна только рука Баси.

Остальные медленно подходят к телам.

Автоматчик ногой пробует, жива ли Бася.

Мать. Ну как же так? Я же просила – ее. Только ее. А зачем вы его убили?

Автоматчик. А ты не бегай.

Конец