Леонтьев К Н

Подлипки (Зписки Влдимир Лднев)

К.Н.Леонтьев

Подлипки (Зписки Влдимир Лднев)

Ромн в трех чстях

Чсть первя

I

Никогд, может быть, не собрлся бы я исполнить обещнное -- нписть вм что-нибудь о моей прошлой жизни, о детстве моем и первых годх молодости... Но сегодня, Бог знет почему, проснулся я рно... встл и подошел к окну... Если б вы знли, ккя томящя тоск охвтил мою душу! Н дворе чуть брезжилось; окно мое было в сд, и з ночь выпл молодой снег, покрыл куртины и сырые сучья. Если вы никогд не видли первого снег в деревне, н липх и яблонях вшего сд, то вы едв ли поймете то глубокое чувство одиночеств, которое нполнило мою душу!

Долго глядел я в окно -- вот все, что я могу еще скзть об этом утре; потом взял перо и решился исполнить обещние...

С чего нчть? Вы знете, я теперь в той смой деревне, о которой Я вм говорил столько рз. Никто не хвлил ее местоположения. Оно не живописно; но если б вы когд-нибудь зимою вздумли пронестись н тройке по ншим полям, то, верно, зметили бы чстую рощу, подступившую вплоть к пустынной почтовой дороге; может быть, если бы это было утром увидли бы вы нд голыми вершинми осин и берез струйки синевтого гостеприимного дым... Попробуйте тогд звернуть в рощу; посмотрите по бокм дороги н этот лесной снег, никем не тронутый, кроме зйц; посмотрите н узоры, которые он нчертил, н мелкий и ккуртный след лсочки, ходившей н добычу этою ночью...

Слышите, уж несется к вм по морозному воздуху, полному сверкющих пылинок, несется мнящий к жилью дымный зпх... Ближе, ближе... Вот збытый двор, по которому ходит только рыжий стрик-ключник, и то по одной и той же вековой тропинке. Вот розовый дом с дикими ствнями, осененный тремя елями, вечнозелеными и вечно мрчными великнми; тм, н той стороне клен, роскошь ншей рстительности: теперь вы его не отличите от другого дерев, но летом он вешет крйний сук, обремененный листьями, н струю гонтовую крышу. Нпрво з ркитми небольшой пруд, летом покрытый густою плесенью, теперь знесенный снегом почти нрвне с крями.

Смотрите, кк дым бодро и дружно подымется изо всех крестьянских труб... Звуков мло: лй собки д скрип колес н колодце под рукой девушки, рзрумяненной зимним утром.

Не думйте, однко, что деревня эт всегд грустн, кк в нынешнее утро. Нет, мло я знл деревень, в которых бы летнее солнце освещло ткую уютную зеленую и мирную крсоту!

Особливо при покойной тетушке, Мрье Николевне Солнцевой, было очень хорошо у нс в Подлипкх.

Тетушк был богтя и бездетня вдов-генерльш; полгод жил он в деревне, полгод в Москве, где у нее был собственный дом. Я приходился одним из прямых нследников ее с тех пор, кк не стло у меня ни отц, ни мтери; другие нследники были: снчл дядя, потом его сын, который служил уже в Петербурге, когд мне было всего 18 лет. Я рос у тетушки с того дня, кк отец мой поручил меня ей, уезжя н польскую войну. Он тм был рнен и, возвртясь, недолго жил. Тетушк был полн, ходил мло, д и то согнувшись, хотя сложения был длеко не слбого. Всегд был серезн, но без млейшей суровости. Ни рзу не случилось мне видеть у нее гневных глз или сдвинутых бровей, но зто и улыбку хрнил он для торжественных случев.

Зимой, дже и в деревне, он носил шелковые темновтые кпоты и большие чепцы с густой оборкой вокруг, в жркое время кждый день менял белые блузы, под которыми тк гремели крхмльные юбки.

В хозяйство он много не входил; особливо в полевое (для этого у нее был прикзчик из своих крепостных), но не терпел нечистоты в доме и сду и многим в жизни усдьбы своей интересовлсь. В Петровки, нпример, когд нствл веселя пор сенокос и брщин сбирлсь в сд трусить под окнми сено, тетушк сдилсь к открытому окошку почти н целый день и нблюдл з рботой и з нрядми бб, которые в нших крях н сенокос одевются, кк н прздник.

-- Ах ты мтушки! -- восклицл он, обрщясь к своей компньонке и нисколько не меняясь в лице при восклицнии.-- Ольг Ивновн, посмотри, ma chere ... Ккой Пршк ндел плток! Это ей брт подрил... брт из Алтев...

-- Почему же вы думете, что это брт? Может быть, муж? Это горздо нтурльнее,

-- возржет Ольг Ивновн и, доств лорнет, смотрит в сд.-- Может быть, муж! -повторяет он, окидывя взорми Пршкин муж.--Посмотрите, ккое у него прекрсное лицо!

-- Он ткой грубый! -- говорит тетушк.-- Где ему, ma chere! Это брт; я зню нверное, что брт ей купил... В зпрошлое воскресенье Февроньюшк говорил мне, что видел смого Пвл н торгу. Плток, говорит, купил прчовой, лый с золотом. Пршк, Пршк! поди сюд!

Пршк подходит и клняется.

-- Здрвствуй, мть моя; кто тебе плток дл? Ишь вырядилсь кк! Пршк хохочет, зкрывя рот рукой, н которой блестят серебряные и медные кольц.

Тетушк ждет; но Ольг Ивновн принимет суровый вид.

-- Прсковья! ты глуп,-- змечет он.-- Хохот тут не у мест. Ты должн отвечть брыне н вопрос. Ты не дитя!

Пршк смущен.

-- Э! ma chere, pourquoi? -- шепчет тетушк.-- Пршк, д скжи же, мтушк, кто тебе это дл?

-- О-о! д брт же! -- восклицет Пршк игриво, откидывясь нзд и снов поднимя руку к лицу.

Пршк отпущен, и тетушк торжествует.

-- Я говорил ведь, что брт! Февронья выдумывть не стнет... С ккой ей стти!

-- Il est tres riche! -- прибвляет тетушк, помолчв, и совсем другим голосом. Но больше всего н свете тетушк любил скзки. Кждое послеобед ложилсь он н дивн и здремть инче не могл, кк под звуки ккого-нибудь рсскз. Н ночь деллось то же непременно.

Во время моего детств был у нее для этого Аленушк-сухорукя, сороклетняя горничня, худя, бледня, с крсным носом и очень строгой нрвственности. Аленушк был очень добр ко мне, и я см не рз нслждлся ее крсноречием по зимним сумеркх, когд он грелсь, сидя н лежнке в угловой комнте, в той смой любимой моей комнте, которую звли еще с дедовских пор дивнной и где я теперь устроил себе кбинет. В смом деле, комнт эт всегд весел: в полдень нет светлее ее во всем доме, потому что окн ее прямо н юг, зимним вечером, бывло, в стрину зтпливлсь в ней печк, нполнявшя ее тинственно колыхющимся сияньем. Сиянье боролось с мглой ндворья, и все предметы скоро получли смешнный, прыгющий, волшебно-одушевленный вид. Тогд Ален оствлял чулок, который он вязл очень искусно, не сгибя зсохшей руки, ндевл синюю кцвейку с беличьим мехом и сдилсь н лежнку, где и болтл ногми до тех пор, пок жр не сгонял ее долой. Тут-то я, бывло, прибегл к ней и требовл сумереничнья, то есть потрясющих душу рсскзов. Особенно помню я одну скзку про Кривду и Првду, которую рсскзывл мне Аленушк, кк Кривд жил и жил Првд. Првд был добря женщин, Кривд зля. Првд был бедн и, нуждясь в хлебе, просил его у злой женщины. Т ее нкормил, но з кждый ломоть выклывл ей по глзу. Однко это не принесло никкой пользы звистнице, потому что один прекрсный цревич, гуляя с меньшими бртьями ночью в лесу, ншел Првду н сосне (он сослеп не знл, kуд деться), приходил с той ночи см мзть ей глз три утpa сряду росой, возвртил ей зрение и потом женился н ней.

Когд же Кривд вздумл тоже выколоть себе глз и збрться н дерево, ндеясь н меньших цревичей то судьб нкзл ее: цревичи посмеялись нд ней и он умерл с голоду в лесу, где тело ее рстерзли волки. Одно только обстоятельство в этой скзке зтрудняло мое вообржение.

-- Аленушк! -- спршивл я,-- и ей ужсно стршно было н сосне?

-- Уж конечно, голубчик мой, стрсти не обрлсь!

-- А кк же, Аленушк, этот принц женился н ней? Он ведь был простя женщин, ты говоришь?

-- Что ж, мой голубчик, что простя? Он был лицо крсвиц!..

-- А ты зчем же говоришь, что он женщин и бедня? Я думл, что он ткя, кк стрнниц Авдотья Всильевн, в черном плточке с белыми пятнышкми. Женщины всегд в плткх ходят...

И долго преследовл меня мысль о струхе, сидящей н сосне. Подойдешь, бывло, к окну, поднимешь штору, чтобы взглянуть в сд -- тут, кк нрочно, ткя темнот и большие ели у вход близехонько от дом. Тем более мне все это пмятно, что тетушк очень чсто спршивл меня поутру, что я видел во сне, и, тогд я отвечл, что приходилось, тетушк обыкновенно гс ^Р' вл:

-- А я видел во сне, что мой нос сидит н сосне, твой хохочет, туд же хочет...

С Аленушкой я рсстлся н одинндцтом году, когд покойный дядя Петр Николевич взял меня к ce6е.Он был тогд вице-губернтором в одном из восточных городов и хотел приготовить меня к университету под собственным ндзором. Возвртился я по семндцтому году. Аленушк без меня умерл, тетушк, всплкнув об ней, зменил ее молодым прикмхером, вернувшимся из ученья, прикмхером и по нружности -- крсивым брюнетом с звитыми вискми. Оh всегд описывл похождения Ивн-цревич, который женился н лягушке, оттого что, выстрелив из лук, попл в болото, оттуд вышл волшебниц (или, по словм Плтошки, волф) в виде лягушки, со стрелой во рту. Кроме того, тетушк без меня взял компньонку, Ольгу Ивновну Петрову, очень ученую девушку и пинистку. Но об ней подробно я скжу вм после. Все зведено у нс было по-строму: не крсить яйц к Псхе, не перечистить всю мебель, обрз и весь дом в чистый четверг было невозможно. В день святителя Мокия приходили священники служить молебен от грд, и тетушк, в белой кофте, в белой мнтилье с оборкми, молилсь горячо н водосвятии, и после шли мы и нрод з нми в поле и у межевых столбиков зкпывли скляночки со святой водою в землю. Кк блистли ризы священников тогд н дворе, у колодц, кк сверкли обрз и кички нших бб, которых я почти всех знл поименно! Кк прзднично рздувлись оборки тетушки, и мнтилья ее тогд ндувлсь, кк прус, если нбегл ветерок! Он клнялсь в землю, когд дьякон молил "о блгорстворении воздух и об изобилии плодов земных"...

И я думл тогд о блгорстворении голубого воздух тоже клнялся в землю. Я никогд не мог подъезжть к этой деревне без волнения, и теперь ничто здесь не утртило для меня смысл; но сил ощущений моих ослбел от времени и повтороений- Мухи по-прежнему спят зимой между двумя пыльными обломкми стекл в окне мленькой комнты около злы, в которой я прежде всегд ночевл. Печки, и душники все те же; все тк же в одной комнте н нтресолях клочкми висят обои и видны обнженные бревн стены с сучкми и жилми. Был пор, когд я мог чс и дв сидеть этой комнте и рзговривть с вообржемыми соседями, которых имения рскидывлись кругом. Рзные желтые пятн дерев н ободрнной стене были для меня и имения их, и плны имений, н которых кружки сучков обознчли дом. Фмилию соседей производил я от формы пятн. Одно, нпример, нпоминло мне чудовище, которое я видел в мифологической книжке, то смое, что испугло лошдей Ипполит; влдетель пятн поэтому звлся Зверьев, другой был Колоколов, третий Сковородкин. Любимый же мой, не зню почему, звлся Ныков. Лицо его я никогд вообрзить не мог, но беседовл с ним много. Тогд я был семейный человек: у меня было 40 детей; дочери: Орнгутнушк, Зир, Фрезочк, которя утонул однжды в Гнге, Ольг, Ндя и много других. Сыновья все были военные, один только был сттский. Имя его было Дюсюк; я терпеть не мог его гржднской фигуры и куклу соответственную этому предствлению (он был в черном фрке и привезен был смой тетушкой из Москвы) бросил в кмин. Тетушк схвтил ее щипцми и скзл: "З что ж ты это бедного Дюсюк швырнул?". До ккой степени мне стло жль Дюсюк, до ккой степени жль тетушки, обиженной в его лице, до ккой степени меня еще долго после этого грызло рскяние -- я передть не могу. Куд ни обернусь я, везде дышит передо мной предние или собствення пмять оживляет все. Зверну я ворот и посмотрю нлево, н пруд, покрытый снегом, тм нд сухой вершиной, в которую переходит пруд, стоит нгнутый столетний дуб, рзодрнный пополм. Одн половин его рзодрлсь и упл в ров в то время, когд еще мне было семь лет, не от грозы и не от ветр, в смый жркий, тихий июльский полдень... Ккой величественный гром оглсил ншу тихую усдьбу... Кк долго mы ходили смотреть н эту упвшую половину и думли подбегя под дубом: "Что, если бы мы были здесь в то время, когд он упл?" Вот н поле перед усдьбой высокий вяз. Говорят, что ндо смотреть в полдень н тень его и рыть в том месте, где он кончется. Тут, говорят, зрыт огромный клд; но никто не трогл его.

В большом сду ншем, которым мы гордились перед всей окрестностью, много липовых и стрых березовых ллей. В липовых хорошо, когд жрко, в смой длинной из березовых ллей, когд осенью шумит ветер и гонится з мной, вдруг вырстя н верхушкх, я слышу в этом шуме всякий рз много знкомого, много особенного, чего я не слышу в ветре других деревьев и чего не могу теперь вырзить вм...

В сду есть ткже посредине круглой сжлки кургн. С кургном этим связно кроввое предние. Влделец, У которого покойный тетушкин муж купил Подлипки, был суров и смовлстен. Он зствил обртить болото в круглую сжлку и нсыпть кургн. Крестьянм покзлось трудно, и некоторые убежли. Вскоре после этого он был здушен в постели.

Я долго не верил, что ткое стршное дело могло случиться в нших Подлипкх. Кургн теперь покрыт высокими деревьями клен; сжлк обросл по берегм лозняком, н вершине кургн стоит пмятник из дикого кмня с взой нверху. Н нем нписно: "Прху друзей", и около него девицы, жившие прежде в Подлипкх, хоронили своих собк, котят и птиц.

Не сердитесь з эти описния, не думйте, что я хочу хвлить одиночество. Нет, мое временное одиночество случйно и незлобно. Все, что двиглось и дышло здесь, плкло и веселилось -- дорого мне, и о людях-то, о прежнем многолюдстве я хочу вм говорить горздо больше, чем о смом себе. Прощйте, до другого рз. Мне хочется рсскзть вм историю моей первой любви. Стрсть в ней длилсь недолго, всего дней пять; но это было первое истинное чувство в моей жизни.

II Лет десять нзд я был студентом первого курс и сбирлся летом домой. Приехли з мной свои лошди с трнтсом, и пришло письмо от тетушки. Оно было писно не ее рукой; почерк кзлся почти Детским, но ошибок попдлось не слишком много.

После рзных лсковых нзвний, после поручений, советов, просьб не здерживть лошдей следовл приписк.

"Мленький секретрик мой тебе клняется --Пш, отц Всилия покойного дочь; ты ее, верно, помнишь. Он помнит тебя и говорит, что ты ее рз хотел было совсем притузить; ткой всегд был турухтн-повес, я совсем стл слеп: все он мне пишет. Целую тебя, душ моя. Д хрнит тебя мть Пресвятя Богородиц. Тетк и друг твой

Мрья Солнцев. P. S. Не збудь, ветрогон, хороших гвоздей купить". Я очень был рд, что в Подлипкх есть новя молодя девушк. Ей должно быть лет 17-ть. В детстве он был недурн, бледн, опрятн, ходил всегд коротко остриження и носил сетку. Отц ее я ткже збыть не мог. Он был у нс приходским священником и духовником всей ншей семьи. Я помню его высокий рост, худое, бледное, кроткое лицо, белокурые кудри и мелкие морщины н лбу -- от привычки, чсто здумывясь, поднимть брови. Помню ткже, кк приезжл он по великопостным вечерм служить у нс всенощную. Собирлсь семья в длинную белую злу, освещенную только н одном конце церковными свечми, и что з томительный восторг охвтывл мою душу, когд высокий отец Всилий, н полнив злу кдильным дымом, сквозь который из угл блистли нши обрз, нчинл звучным, густым, возрстющим голосом: "Се жених грядет во полунощи!" Тогд я, бывло, клнялся в землю, и мне, поверите ли, кзлось, что в смом деле идет откуд-то тинственный Божественный жених среди ночи... Рскрытя дверь темного коридор, глубокое молчние всех других комнт... смый лндшфт в огне, освещенный месяцем, зимний сд, полосы тени от деревьев по снегу, пустыння, обнження ллея, пропдющя з недоступными сугробми, и тинствення мысль о безлюдности огромных полей... Из родных кто молится усердно н коленях, кто, прислонясь к стене, вполголос поет з священником; сзди люди громко клдут поклоны, вздыхя... Еще помню отц Всилия в минуту моих тогдшних исповедей, когд я, нклонившись под эпитрхиль его, от которой всегд тк хорошо пхло лдном, слушл, кк он отпускл мои грехи, и прибвлял иногд, поглдив меня по голове широкой, но чистой рукой: "Иди! Бог с тобой... Душ-то, я зню, у тебя добря!" Отец Всилий тогд не был еще стр, лет 47 всего, умер он, когд мне был 14-й год, около смых Петровок, не зню, от ккой болезни. Тетушк, Мрья Николевн Солнцев, которя увжл его глубоко, говорил мне, что, з несколько чсов до смерти, он велел себя вынести н кровти в пчельник, который стрстно любил.

Я см помню, кк он описывл немного книжным языком любимых животных своих, утверждя, между прочим, с улыбкой, что мтк столько же похож н де-вицу, сколько трутень н мужичк.

Рсскзывли тоже у нс о женитьбе отц Всилия. Обыкновенной рсскзчицей был см тетушк, которя всякий рз (хотя бы в 20-й) почтительно нклонял голову, кк будто см отец Всилий стоял перед ней в ту минуту. Еще семинристом влюбился он в свою Анну Ефимовну. Дочь богтого протопоп и слышть не хотел о деревенской жизни, о плтке вместо чепц. Он привыкл ходить в брские и чиновничьи дом, не рботть и ни о чем не хлопотть; но скромный и крсивый блондин игрл хорошо н скрипке, был покорен и очень понрвился ей, несмотря н длинный оливковый сюртук. Он соглшлсь идти з него с тем только условием, что он нденет фрк гржднского чиновник. Увлеченный любовью, молодой человек решился взять н себя грех обмн; он дл ей слово быть светским, женился -- и через несколько месяцев после женитьбы посвятил себя духовному звнию. Он тяжко зплтил всей жизнью з эту женитьбу и з первые слдкие минуты: Анн Ефимовн терзл и грызл его.

-- Предствь себе, дружок мой,--говорил еще не тк двно покойня тетушк,-предствь себе, кк он хорошо чувствовл свой грех. Бывло, придет ткой убитый, что Боже упси; нчнем дружески его уговривть. Конечно, я догдывлсь, что его эт негодня бб беспокоит. "Нет, говорит, Мрья Николевн, я согрешил перед Господом и блгодрю небесную милость Его, что Он в этой жизни меня нкзует, не в той... В этом я Его милосердие вижу". "Д ведь вы, Всилий Ивныч, посвятились?" - скжешь; тк нет, mon cher, ни з что! Дорогой

"Не должно было жениться мне н ней, обмнывть; он не к ткой жизни был воспитн". Видишь, ккой был? Ткую тонкость вдруг скжет, что и не нйдешься отвечть ни з ккие блг в мире. Я уже стрлсь всегд ей дрить и ситцы, и мтерию, и домшнюю провизию, чтоб он не ершилсь н него. Он-то см ткой труженик был; снчл и пхл, и косил, и все. После я уж, ты знешь, освободил его от этого. Возможно ли это -- прямо с поля в церковь? С зри человек нд сохой, едв руки успеть помыть: рзве с ткими мыслями он должен приступть! Бывло, см кялся мне внчле, пок я не нзнчил ему всю провизию, что во время службы у него иной рз и то и се н уме, когд видит, туч н небе зходит или что еще. А эт ткя скверня женщин! Колотовк ткя! Анн Ефимовн подлинно был нстоящя колотовк. Не зню, что ншел в ней отец Всилий; быть может, внчле он был мил и привлектельн; теперь же просто ненвистн: круглое крсное лицо, нглые глз, кружев н чепце рзвевются, и, ко всему, несносня стрсть к болтовне, кривому употреблению выржений, нворовнных из дворянского словря, и сплетни, сплетни без конц... И все пронзительным голосом. Иногд скжет бессмысленную фрзу, улыбк плутовскя. Пш, еще шестилетний ребенок, приходит жловться, что млдший брт отнял у нее схр.

-- Ах, мой друг! ккя обязнность! -- возржет мть кротким голосом, см под столом грубо толкет ребенк рукою в грудь.

А то вдруг остервенится... В тот приезд мой к тетушке, которым я нчиню историю нших отношений с Пшей, тетушк имел неосторожность полушутя пожловться попдье н Пш) з то, что он мло стл читть с весны.

Анн Ефимовн кк звизжит вдруг: "Ах ты, тврь негодня! Ах ты, нкзние Божие з грехи мои! Ты должн, тврь ты эткя, помнить, что их превосходительство, можно скзть, тебя блуют! Что ты ткое? Сирот, голь, тврь" и т. п. Тетушк дже совсем рстерялсь: сидит и ктет в комок носовой плток. С 11-ти до 20-ти лет прошло столько времени, передумно было столько, что об отце Всилии почти никогд и не вспоминлось; но теперь, думя о Пше, я вспомнил и о нем с большим чувством. Вероятно, не для всех он был тем, чем был для меня. Другие его знли ближе, были стрше меня, когд он был жив, могли подметить что-нибудь. Я дже нрочно выспршивл, но ничего дурного о про него не узнл. Он служил хорошо, к крестьянм был, говорят, добр, не брнил их, кк другой сосед нш, отец Семен, не бил крестом по лицу, когд мужики приклдывлись толпою (одно только я зметил еще ребенком: пок мы приклдывлись, он держл крест обеими рукми и нклонялся немного вперед, когд нчинли подходить крестьяне, он выпрямлялся и спокойно держл крест в одной руке). Никогд не слыхл я от него про крестьян того, что говорит отец Афнсий, тоже соседний священник: "Мужик -- бестия; с ним держи ухо востро!" Одним словом, до меня не дошло об нем ничего дурного. Пш с млолетств считлсь умницей в детском смысле. Тетушк несколько привязлсь к ней с тех пор, кк был без меня больн горячкой. Удивительно, что в смом деле девятилетний ребенок тк хорошо умел угодить ей всем: и лекрство вовремя подвл, и звязывл, что нужно (только всего рз и толковли ей). Тетушк пришл, нконец, в пмять и стл скучть, леж в постели; тогд Пш вздумл плясть перед нею и рсскзывл скзки, когд сухорукя Аленушк был знят или отдыхл. Когд же, во время моей жизни у дяди, скончлсь Аленушк и тетушке ндоел лягушк со стрелой во рту, которую бросил Плтошкин исктель приключений, Пш был приглшен н постоянное житье в дом, и ей нзнчено было особое жловнье из инбирного киевского вренья, пстилы и смоквы, д сверх того по четыре плтья в год -- все з ежедневные рсскзы или громкое чтение, когд Ольг Ивновн был нездоров или знят.

Пш читл порядочно и стл через год читть хорошо; читл струшке гзеты, некдоты Блкирев и путешествие ко святым местм. Пстил и смоквы отпускл тетушк для Пши испрвно, но инбирного вренья тк он и не добилсь.

Кждую субботу тетушк ходил, согнувшись, в конторку, прикзывя Пше идти з собой. Пш тк и думл, что вот-вот велит Мрья Николевн достть бнку. Нот и нет! Зговорит сейчс о другом, велит влезть н лестницу, счесть, сколько схрных голов н третьей полке, нчнет рссмтривть гнездо в уксусной бутыли или пошлет з горничной, чтобы счистил с окн путину, и долго брнит ее и обещет нстукть дурцкий лоб з то, что збыл для этого прийти, когд рз нвсегд прикзно приходить в субботу. Девк зплчет и пойдет, тетушк долго смотрит вслед и н другой же день подрит ей ситцу или шерстяной плток, прикжет только не модничть, поступть по-стринному, т. е. носить его по будням низннку. Т блгодрит, тетушк грозится в следующий рз непременно нстукть лоб и, обртившись к кому-нибудь из нс, зметит серьезно. "С'est une tres bonne fille!"

А у Пши все-тки нет инбирного вренья! Пш поселилсь в первый рз в Подлипкх через полтор год после моего отъезд к дяде, по возврщении моем оттуд, когд мне было уж 17 лет, я опять не зстл ее. Родня тетк Пши, губернскя чиновниц, взял 15-летнюю девушку к себе, в ндежде выдть ее выгодно змуж, кк только созреет; но это не удлось, и Пш опять у нс.

Все это я, сбирясь домой, припоминл с удовольствием и уж спршивл себя -понрвлюсь ли я ей или нет? Ндеялся понрвиться? Нрвиться нужно всем женщинм. Что з жизнь без этого?!

III В этот год Вознесенье пришлось поздно.

Сторон нш глухя, и соседей у нс мло; однко прежде, когд дом был оживленнее, н Вознесенье у нс всегд бывли гости; в это ж лето никто к нм не ездил, кроме отствного кпитн Копьев и его дочери, Февроньюшки. Д и они не ездили, ходили, потому что Лобнове, в котором у них домик, крытый соломой, и четыре двор,-- всего полторы версты от Подлипок. Их никто у нс и не считл гостями. У кпитн, кроме фуржки с крсным околышем д седых усов, подбритых до половины, нет ничего воинственного. Трудно держться от улыбки, когд он вдруг, точно проснется, сделет стршные глз и сейчс же опять успокоится или когд он, рсскзывя, уствится н вс и скжет: "Что вы смеетесь -- ей-богу, прво, тк!" Февроньюшк никогд не имел телесной молодости: всегд был желт, нос луковицей и н вискх примзны колечки; но молодость сердц он хрнит до сих пор и готов всегд хохотть до слез от вздор; но теперь ее смех неприятно действует н меня; из людей, с которыми он в стрину смеялсь, стольких нет н свете, стольких судьб рзбросл в рзные стороны, стольких душевно рзъединил

-- он все т же!

Мы ездили в коляске шестериком к обедне в то село, где жили родные Пши, и привезли ее с собой.

После обед крестили кукушку. Вы едв ли знете, что знчит крестить кукушку. У нс в Подлипкх, в стрину, кждый год крестили ее в день Вознесенья после обед. Соберутся все дворовые и пойдут в рощу, к орешнику. Здесь тогд было много молодых березок (теперь они уже высоки), в тени позднее, к середине лет, рсцветет лиловый цвет кукушкиных слезок; около Вознесенья едв видны листья из земли, но после, возрстя, они покрывются черными пятнми, зслуживвшими нзвние слез. Я не зню, откуд взялся этот обычй. Мужчины остются почти всегд около опушки; кто-нибудь из них готовит небольшой костер для яичницы, которую ндо жрить, девушки и женщины бегут в рощу искть корешок кукушки. Корешок этот беловтый: у него есть обыкновенно две длинные ножки и другие придтки покороче. Если в толпе женщин есть беременные, они згдывют н этом корешке, кто будет у них, мльчик или девочк.

Корешок с небольшими листьями нйден; все бегут нзд и, одевши корень в юбку из куск ситц или кисеи, вешют его под сводом двух молодых березок, согнутых и связнных между собою верхушкми. Н куклу ндевют крест, н березки нкидывют большой плток, под которым должны цловться кум с кумой три рз. Рсскзл, кто был Пш и почему ее присутствие в Подлипкх знимло меня. Хрктер ее мне смому не совсем ясен. Кжется, в ней было много нежности и добродушной чувственности. Я помню, бывло, тетушк влчится чрез девичью или через угольную комнту, в которой Пш вышивл. Пш если и не знят, то при встнет чуть-чуть, нехотя, и сделет жлобное лицо. Это очень шло к ней. Ростом он был невелик, увльчив, бледн, но бледностью свежей, той бледностью, которя чсто предшествует полному рсцвету. Иногд, побегвши, поспвши, сконфузившись или просто пообедвши, он чуть-чуть зрумянивлсь. Волос у нее были светлые, кк лен или кк волос деревенских детей, улыбк мирня, взгляд жлобный, устлый.

Рзвернуться ей было негде, или, скорее, он был из тех создний, которым суждено быть поэтическими только в пору рсцветния, которым не дно никких особых сил н укршение зрелых годов. Я зню нверное, что он был нежн душою. Я не говорю о себе -- что з диво быть нежной к юноше, который понрвился! Но с Февроньюшкой кпитновой связывл ее тесня дружб, он чсто уходил в Лобново: не рз сиживл н коленях у Февроньюшки и лсклсь к ней, объясняя мне после, что Февроньюшк ее ужсно любит и ужсно з нее боится. Впечтление, оствшееся мне от нее, тк летуче и быстротечно, что я едв ли слжу с словми. Вот что рзве для дополнения портрет... Однжды, горздо спустя, уезжл я чсу в 8-м утр с деревенского свдебного бл, довольно веселого, кк видите--он длился до полного восход солнечного. Случилось это летом, и утро было росистое. Крестьяне уже рботли в полях, тм и сям; кучер мой остновился что то попрвить верстх в трех от мест прздник, я кстти вышел из трнтс, чтоб ндеть пльто вместо фрк и лечь спть поспокойнее. Незнкомый мне помещичий сд выходил редкой березовой ллеей, чстоколом и кнвой н пустынную дорогу. Взглянув нечянно н глину кнвы, я зметил стелющуюся ветку с белыми цветми, похожими формой н сдовые belles de nuit. Мшинльно, лениво, см не зня зчем, нгнулся я, сорвл цветок понюхл. Белые цветки были чуть подернуты розовым внутри и пхли слегк горьким миндлем, рзливя и кругом этот зпх н несколько шгов... Я тотчс же вспомнил Пшу: он мелькнул тоже н зре моей молодости без резких следов, но подрил меня несколькими днями смой чистой, смой глубокой неги и тоски. Я вместе с людьми пришел пешком в рощу крестить кукушку, тетушк приехл в четырехколесном кбриолете.

Очень мне хотелось попсть в кумовья Пше, но я стыдился. Тетушк помогл мне. Он совсем не хотел, чтоб мне пришлось Бог знет кого держть з руку и Бог знет с кем целовться.

У нс был в комнте кбчок, ровесник мне. И у него, и всей семьи его был н рукх ткя толстя кож, что ее отмыть было совсем невозможно. С детств и потом у него всегд тресклсь эт кож. Тетушк, когд еще мне было лет десять, смотрел рз, кк люди водили хоровод. Я хотел учствовть, и он не зпретил мне, только зкричл девушкм: "Смотрите, чтоб Гврюшк не брл его з руки!" Подобное чувство, вероятно, зствило ее теперь скомндовть: "В первой пре Володя и Пш". Мы стли и крестили кукушку. После этого пели песни, съели яичницу и вернулись домой. З ужином Пш, потупив глз, сидел около меня, и мне было приятно и неловко. IV

Недели две прошли после этого без всяких перемен, первя рдость остыл, и бездействие нчло томить меня. Что же, нконец, буду ли я любим или нет? И когд я буду любим, и скоро ли, и кем? Что делет Пш? Пш вышивет одн в дивнной. И вот я у пяльцев. -- Првд это, Пш, что ты скоро уедешь?

-- Мменьк хочет меня опять к тетеньке увезти. -- Зчем?

-- Не зню. Мменьк скучет одн ездить.

-- Это скверно. Пожлуй, тебя отддут тм з ккого-нибудь противного змуж. А я бы еще рз хотел бы тебя поцеловть, кк тогд под плтком. Я, кжется, влюбился в тебя...

Пш покрснел и молчл. В эту минуту вошел мой кмердинер Андрей, и я отскочил от пяльцев.

-- Экие вы прыткие, погляжу я н вс! -- зметил он, поглдив усы. -- А Ольги Ивновны здесь нет?

-- Ты видишь, что нет. Однко Ольг Ивновн пришл и вовсе помешл мне продолжть. Дня дв после того не было случя недине поговорить с Пшей. По утрм я иногд немного знимлся. Я пробовл переводить кой-что прозой из Шиллер нзло одному зрелому московскому знкомому, который уверял меня, что в 20 лет невозможно понять ни Шиллер, ни Гете.

Возвышя себя этими трудми перед строгими вопросми, которые здвло мне мое же смолюбие, я немного отводил душу, слишком полную нетерпения для однообрзия окружющего ее быт. Человеку, понимющему Шиллер, кзлось, можно было извинить многое.

Немецкя поэзия, к несчстию, действовл н меня в 20 лет точно тк, кк в 17 и рнее нбожность, внушення теткой. Бывло, помолишься усердно, постоишь у рнней обедни, попостишься, положишь поутру несколько земных поклонов, сочтешь себя квитом с совестью и ободришься после этого до того, что нгрубишь кому-нибудь, или рзругешь слугу, или дже побьешь ккого-нибудь мльчишку. Тетушк с Ольгой Ивновной собирлсь ехть в гости з 10 верст, я переводил "Der Abend" из Шиллер. Тетушк уехл, и я уже кончил перевод. Чс, должно быть, был 9-й в исходе, когд я решился взбежть нверх, пользуясь тем, что люди ужинли. Снчл я в темноте не мог ничего рзобрть. Пш перевесилсь н окне, отворенном в сд, и был прикрыт знвеской. Когд я отыскл ее и молч обнял одною рукою, другой облокотясь около нее, он скзл: "А тетушк, верно, скоро уж будет?" -- Ккой вздор! Он ночует тм. - Мне он ничего не скзл.

-- Ночует. Вроде этого был весь рзговор. Еще помолчв, я поцеловл ее в лоб; но миля девушк см протянул мне губы и, улыбнувшись чуть видной в темноте улыбкой, спросил:

-- А что, если б Ольг Ивновн увидл? -- И след з этим поцловл меня тк крепко, что я вышел из себя.

Я просил ее прийти н сдовый блкон, когд все улягутся. Боясь ее обидеть, я прибвил, помнится, что ночь будет месячня, что мы только посидим, погуляем и поговорим.

Пш соглсилсь. Вы, может быть, не поверите, что вечер был лунный, однко было тк... Я встретился с нею еще рз дв до ночи.

Я оствил ее в первый рз нверху и долго ходил по двору взд и вперед. О чем я тогд думл, не зню, но, вспоминя свою беспокойную судьбу, полгю, что недоумение боролось во мне с ндеждой. Однко он еще прежде срок сошл н зднее крыльцо и, севши н ступеньки тк, что розовый длинный фртук ее был виден издли, стл петь...

Я продолжл ходить и слушть, пок он не удлилсь. После, когд уже пробило половин 11-го в зле, я был готов сойти, потому что лег н постель в спогх и хлте.

Я вышел, перешгнул через Федьку, который ночевл в хорошие ночи н переднем крыльце, и пробрлся в сд к блкону.

Пши не было, но нд нвесом блкон было открыто окно в спльне Ольги Ивновны, и я ждл недолго.

Пш сперв повисл н окне, посмеялсь тихонько оттуд, сделл ккие-то знки и, скрывшись, скоро явилсь из-под сирени сбоку. - Откуд это ты? - В лзейку пролезл, около зднего крыльц.

-- А через клитку отчего не прошл?

-- Кк можно! У клитк Егор Ивныч спит -- знете, н чем он спит?

-- Н чем?

-- Н щиту н соломенном.

-- Тк что ж?

-- Тк это я говорю... Где ж мы сядем? Н блконе я боюсь, -- продолжл Пш,

--пойдемте н трву з блкон.

Н трве было очень сыро, и крпивы нбилось много в углу, между блконом, концом стены и сиренью.

Мы хотели сидеть долго и спокойно. Пш вспомнил о щите, который лежит иногд для крульщиков н блконе.

Мы его взяли и, рзостлв его, сели в сыром углу, н который из-з высоких груш светил полный месяц.

Мы много цловлись и говорили о житейском. Пш жловлсь н мть.

-- Он всегд брнит меня. Господи Боже мой! И что это я сделл ей? Вот тятеньк, когд еще был жив, тк очень любил меня. Мне не хотелось жлеть Пшу, потому что хотелось не любить ее, повеселиться с ней. Я спешил переменить рзговор, и время до чсу ночи прошло в переливнии из пустого в порожнее. Д мне все рвно было, о чем ни говорить. Дже, чем дльше от нс предмет рзговор, тем лучше, првдивее и свободнее. Дело было не в том, чтоб говорить о любви, которой нет, о нших чувствх, для которых язык у нс был рзный: дело было в том, чтоб сесть поближе друг к другу, чтоб звернуть ее в хлт, чтоб он не озябл, глдить рукой по ее чуть-чуть пушистой руке, по щекм, по волосм, причеснным з уши; ндо было целовть друг друг в губы, долго, не переводя дыхния.

Я хвлил ее невинную прическу, ее глз; он говорил, что этот черный флнелевый хлт с кистями идет ко мне, упрекл, зчем остриг волос, и тому подобное.

Пор и спть, однко! Повторения этой ночи не было.

Тетушк, во-первых, после уже не отлучлсь никуд. Пш спл с Ольгой Ивновной; я было и предложил ей рз ночную прогулку, но он и слышть не хотел о ткой смелости. Иногд пройдешь мимо нее, тронешь ее тихонько - он улыбнется и не скжет ни слов. Впоследствии я узнл, что чувством можно было довести ее до всего, но мне не говорилось тогд стрстно. В тких отношениях прошли еще недели две, и я, возбужденный препятствиями, стл думть не шутя о том, кк бы обольстить ее.

Вы, конечно, не думете, что сердце мое к двдцти годм было, кк белый лист бумги. Изо всех девушек, которые мне нрвились в стрину, Пш более всех нерзлучн с Подлипкми: здесь я встретил ее, здесь и рсстлся с ней. Но я не могу сделть шг без оглядки. Я не могу продолжть о Пше, пок не скжу о неизвестной вм Софье Ржевской... О Софье Ржевской не могу говорить, не скзв ни слов о домшних нших девицх. Смое нслждение тишиною Подлипок в лето моего сближения с Пшей не имело бы смысл, если бы перед этим не было множеств мелких бурь. Прощйте! Теперь ночью все стршно молчит в вымершем доме...

V Я еще не в силх рсскзывть вм все по порядку, писть хочется; смые воспоминния мои идут не тк, кк дело шло в жизни, следуют з моими нстоящими рзмышлениями и путются с ними. То помню я себя кк в глубокой мгле... Ни дом, ни деревьев не вижу перед собою, только перил блкон и н блконе трех девушек. Я же -- должно быть, еще очень мленький -- вхожу н этот блкон и пускю изо рт пузыри. Лиц этих девушек я не помню в ту минуту, но пестрый ситец одной мне знком -- дикий, с крсными узорми. Девушки вскрикивют и прикзывют мне оствить неопрятное знятие пузырями. И н все снов здергивется звес... Потом улыбется мне свежий молодой родственник в коричневой венгерке -- улыбется, н него лсково прыгет борзя собк... Двор вокруг зеленеет, солнце блестит, собк весело лет; корыто с кормом около меня, и молодой родственник мнит меня рукой: "Володя! Володя!" ...И снов тотчс з этим призывом зкрылсь жизнь, рзверзшяся н минуту перед непрочным детскими чувствми.

Молодой родственник, хотя ходил в коричневой венгерке тогд, но н смом деле был военный, офицер путей сообщения, и слыл з блгонрвнейшего человек в ншей семье; удивительно клеил он коробки, корзинки, рмки, прекрсно рисовл кврелью, еще лучше служил, всего дороже было для меня то, что первые пмятные дни мои укршены его снисходительной лской. Еще будучи в Петербурге кдетом, хживл он к нм по воскресеньям в отпуск (тетушк в стрину способн был и в Петербурге провести зиму!), и хотя для меня все еще было очень смутно кругом, но Сереж был ясен. Он любил сидеть з столиком у окн и рисовть по моей просьбе крндшом рзные виды. То корбль плывет по окену, я смотрю через борт вместе с тетушкой Мрьей Николевной -- мтросов мы не рисовли; нвстречу нм из Подлипок едет лодк, и в лодке Олиньк, Верочк и Клшеньк, нши брышни, сухорукя Аленушк, и ключник Егор Ивнович гребет... Случлось, что н берегу моря мыл прчк белье, по небу сверкл зигзг молнии и мчлись облк; другой рз изобржлся большой дом, корпус, жилище Сережи и Сереж у окн; от Подлипок к нему шл длиння ллея, и по ллее ехли мы с тетуушкой в коляске; нд зднием прил огромный орел, унося ягненк... Подобных рисунков было много; не зню куд они делись. Сереж, в знк дружбы ко мне, н всех свободных местх -- нпример, н столбх ворот, н крях крыш, н притолкх дверей, н борте корбля, н прусх и флгх -- ндписывл мелкими буквми: Володя, Володя, Володя.

Сообрзив время, я вижу, что кдет предшествовл коричневой венгерке, человек был все тот же. В свою очередь, коричневя венгерк был только временной о6олочкой, и скоро нстл веселый день, когд с утр съехлись в Подлипки гости; с утр, ндев змшевую перчтку н првую руку, звивлся Сереж горячими щипцми в дв кок перед мленьким зерклом н нтресоли, я, не отходя от него, любовлся н лицо его то тк, то в зеркло. Небольшого рост был нш Сереж, но строен, почти брюнет, но бел. Лет десять спустя я ншел, что он всегд был похож н тех лебстровых девиц с розовыми щекми, которых продют в лвкх; прибвьте только чуть пробившиеся темные усы, дв кок, один небольшой, другой совершенно a la coque marine, д мундир с известными отличиями путейской формы -- вот Сереж -- жених. Но тогд он был мил для меня, и его рдость меня рдовл Едв выпущенный из корпус, приехл он к нм и гостил более год. Он по-строму продолжл рисовть для меня все н свете. Вообржение мое требовло пищи, и он нсыщл его.

Вообржение было у меня всегд необузднное. Мдм Бонне, стря моя гуверннтк, поддерживл его деятельность геогрфическими знятиями, рсскзми о путешествиях Кук и других, кртинкми детских музеев, где гигнтские крктицы низвергли корбли, львы боролись с колонистми, рйские птицы рспускли желтые хвосты и т. п., более же всего "Вечерними беседми в хижине" Дюкре-Дюмениля. Все вырстло тогд вокруг меня: кмин, топившийся в зле, был для меня горящим древним змком, зл -- огромной пустынею, душники печей -отверстиями д, члены сборной семьи ншей и знкомые -- мифологическими богми, с которыми я познкомился по одной фрнцузской книжке. Эт книжк приндлежл мдм Бонне: я знл, что кртинки в ней были плохи, грции были горздо хуже нших деревенских девок, с которыми случлось мне ктться с горы н мсленице, Юпитер с бородой нисколько не величественнее Егор Ивнович. Текст был зто приятен: "Qui etait Vulcain?" Следовл ответ... Все читнное и слышнное стрлся и воплотить в окружющем меня. Тким обрзом Племон, отец "Вечепних бесед", слился у меня в одно с стрым лесником Пхомом, который издвн жил з сдом в молодой роще, поднимвшейся н прежних порубкх. Птрирхльного в нем было достточно: седя бород, клюк, избушк крошечня, н крошечной лужйке в глуби орешник; одного я не понимл: кк мог Племон, или Пхом, при ткой жизни дрться н шпгх; в книжке скзно, что он дрлся, если я не ошибюсь?..

Однжды переделывли злу; половицы были подняты, изобржя для меня глубокие пропсти. Едв мужики уходили обедть, кк я уже прокрдывлся туд и, отстегнув с гвоздя угол строго плетеного ковр, которым был збит дверь из мрчного коридор в волшебную пустыню, шел твердою ногою искть руду в неизвестных горх. Чсто случлось, что я не признвл своих умерших родителей и уверял, что мть моя был мерикнскя цриц и что мы ехли с ней в колеснице по берегу моря; лошди понесли -- мы упли, меня унес орел, но потом уронил в море; здесь я, кк Ион, был проглочен китом и, нконец, выброшенный им н берег Испнии, попл, кк воспитнник, в Подлипки.

Нужно было нйти приложение и для мифологии. Кроме душников -- отверстий д, были у меня другие сообржения: высокий толстый сосед Бек, приезжвший к нм н Святой и дривший мне всегд яйцо, рскршенное рзными ситцми, стл Юпитером; Юноной был см тетушк; Сереж то Мрсом, то Аполлоном; мдм Бонне был Минервой, бледня, стройня Олиньк -- Венерой. Ндо скзть, что последнюю считли у нс чем-то нпоминющим резец Фидия. С течением времени, когд своенрвные требовния личного вкус зговорили во мне сильнее, ткие лиц перестли нрвиться мне; но в детстве я любил эту кртинную девушку, высокую и тонкую, с природною восковой бледностью строгого лиц, с томным и скромным взглядом, в бедном ситцевом плтье, тнцующую гвот перед зезжим тнцмейстером.

Но ндо поскорее покончить историю свдьбы Аполлон и Венеры. Об кок звиты, тлия в рюмочку. Я сбегю вниз, В угловой комнте, в той смой, где пылл по вечерм печк и звучл с лежнки чродейк Аленушк, вижу тинственно полурстворенную дверь, и эт щель обличет особый род приготовлений, не виднный мною никогд. Боже! Что з прелесть! Блдхин не блдхин кисейный, оборки не оборки; розовый цвет белья... Стрюсь вспомнить, что пришло мне в голову тогд, и не могу; кжется -- я удивился: "Зчем же это вместе? неужели не стыдно?"

Гостей было немного, и я не помню их лиц; но из смутного предствления движущихся фигур мне ясно виден воздушный обрз небогтой невесты в белом плтье с черной брхткой н шее. Доримедонт с усми доклдывет что-то; все шумят. Тетушк три рз входит и уходит в рзных чепцх и дже все боком, потому что коридорня дверь узк, чепцы широки. Первый чепец огромен, и лиловые ленты стоят во все стороны. Вероятно, ей скзл кто-нибудь, что цвет слишком печлен, только он в другой рз вошл с орнжевыми лентми, опять ушл и вернулсь с белыми.

Все гудит в прихожей; белый призрк нклоняется ко мне и горячо целует меня; лицо мое омочено ее слезми. Все умолкет... Тетушк сидит одн у окошк н высоком вольтеровском кресле, игря тбкеркой, и не отводит глз от окн. У ног ее, н скмейке, Федотк-дурк в оливковом сюртуке и белом глстуке пилит что-то здумчиво н скрипке, я, схвтив обломок сбли, в исступлении ношусь и воюю по зле.

Еще виден мне, после, угол желтой комнты, ряд стульев, молодя в розовом кпоте н одном из них и Сереж в вицмундире, цлующий ее руку. Вечером Аленушк клдет меня в постель; я долго слышу звук оргн и смутные возглсы родных, веселящихся в больших комнтх.

Удивительня был прочк! Они уехли скоро; но долго еще после этого хрнились в душе моей их примерные личности. Жил я у дяди потом, возврщлся к тетушке, рос, учился -- но все в неприкосновенной чистоте сохрнялось вокруг меня предние о достоинствх этой четы, выпущенной н жизненное поприще из блгодетельных Подлипок. Вот их простя история, собрння из рзных источников. Инженер нш приехл в отпуск, влюбился и посвтлся. Тетушк нписл письмо к дяде; дядя нписл к ккому-то генерлу; генерл достл место Сереже. Тетушк не огрничилсь этим: он сшил Олиньке подвенечное плтье из кисеи, купленной еще прежде у рзносчик, подрил ей брхтку н шею; другие знкомые дли вуль. Тетушк колеблсь, говорят, несколько, сшить ли нволочки с оборкми или нет и вообще приготовлять ли все, что следует, в том розовом виде, в кком предстл мне тинствення спльня из полурстворенных дверей; но приезд дяди Петр Николевич попрвляет все дело. Приезд этот я помню. З несколько дней до описнных мною свдебных кртин н дворе уже было темно; я, помолясь Богу, ложился спть под ндзором Аленушки, кк вдруг дверь рстворилсь и кто-то скзл: "Петр Николевич приехл!" Аленушк, стоявшя н коленях перед моею кровтью, вскочил. В других комнтх поднялсь беготня. Мигом я одет и бегу в злу. По зле идет дядя в космтом черном пльто, тетушк ведет его под руку в гостиную, другие беспорядочно толпятся сзди и спереди, но кто и кк -- не помню. Дядя -- лицо немловжное: он был у нс предствителем всего того, что могло пробуждть в Подлипкх честолюбие; он был нчло всякого блеск, золот, крестов родни московской, вороных шестериков, зпряженных в крету (не ншей чет!)... Взгляд открытый и строгий, легкя лысин н блгородном лбу, и звитки слегк седеющих темных волос; Георгиевский крест всегд н модном сттском плтье, в случе прд -- мундир военный и целый ряд отличий н груди; белые большие руки и блгоухние от волос, одежды, дже от глдко выбритой щеки, которую он мне и н этот рз, кк всегд нгнувшись, подствил. Н зднем плне его жизни виднелись толпы турок в члмх и кривые сбли, рубящие головы нших солдт. Эй, кзк, не рвися к бою,

Делибш н всем скку Срежет сблею кривою

С плеч удлую бшку!.. Голов у него был рзрублен в одном месте; левя рук прострелен; в груди две рны. Когд тетушк, всегд экономня, покупл у рзносчиков стирксу для куренья и н коробке, чтобы укзть н восточное происхождение ромт, было изобржено и подписно: "Стржение между семью туркми и двумя кзкми", я вспоминл о грозном и вместе милостивом родственнике. Впереди несчстный мусульмнин, верхом, в зеленой члме, хвтлся з бок, пронзенный пикой воинственного Дон; другой турок лежл ничком н земле; от третьего остлись только куски: тм рук, тм голов, тм ног в туфлях торчли из дым, обвившего двух глвных бойцов. Подльше з холмми рубился против четырех мленьких неприятелей мленький кзк, горизонт змыклся рядом елей, в которых вообржение мое привыкло подозревть дядю с полком: он спешил выручить героев. См тетушк имел в спльне своей прекрсный бжур с рздирющими военными сценми -- но здесь уже гибли бедные фрнцузы в медвежьих шпкх и синих мундирх. Тетушк говорил, что брт см прислл ей этот бжур из-з грницы, и тк кк он тогд был рнен, то он не могл видеть перед собою кроввых рисунков, которым свет свечи по зимним деревенским вечерм придвл тк много выржения.

-- Ткой сумсшедший! -- говорил он,-- выдумл, что прислть! Кк, бывло, ни погляжу, тк дурнот и сделется!

Хотя я никогд не допускл, чтобы тетушк могл упсть нвзничь в обморок, потому что он очень плотно стоял н толстых ногх и упорно сгиблсь вперед н ходу, но впечтлению бжур сочувствовл.

"Поди-к, попробуй,-- думл я дже горздо позже Сережиной свдьбы: -- Поди-к! Ведь это здесь, в зле, легко рубиться или мбр брть приступом; кк нстоящий турок? Вот человек-то дядя!"

Он недвно еще предствлялся госудрю и рзговривл с ним. В Подлипкх шептли, говоря о нем; ему отводилсь лучшя комнт. Н столе кмердинер рсклдывл тысячи тулетных безделушек: серебряные коробочки, хрустльные и пестрые бночки, щетки в богтой опрве, перед которыми жлки и нечисты стновились склдное зеркльце, роговой гребень и стря щетк бедного Сережи! "Уж не он ли Мрс-то?" --подумл я однжды.

И Сереж был рз нвсегд рзжловн в Аполлоны. Тк кк Грецию я тогд знл по словм мдм Бонне и Гомер не читл еще, то и не знл, что у него Мрс прост и Минерв его бьет... Минерв, ученя женщин,-- мдм Бонне. При ее нклдке, при лице ее, блестящем и сморщенном, кк те моченые яблоки, которые по вечерм подвл нм Доримедонт, -- можно ли поверить, что он бьет воинственного Петр Николевич? Поди сообрзи все это!..

С. приездом дяди дело свдебное приняло иной оборот и при нем тетушк не смел откзться от приличных издержек. *

В кретном сре, от которого теперь остлись одни кирпичные столбы, был у нс простя кршеня бричке Ее выктили к пруду, и кучер мыл и сушил ее. Потом подвезли ее к крыльцу, и молодые влезли в нее с немногочисленными пожиткми и горничной девочкой. Плкли ли они или рдовлись -- не зню, но, говорят, тетушк дл им двести рублей д дядя трист ссигнциями -- вот и все! Згремел бричк по двору, свистнул Агфошк: "Ну, ворочйся!" -- и мигом скрылись ндолго-ндолго д стрижеными кциями изгороди мои дорогие мифологические существ! Десять лет не видл я их потом -- десять лет для меня, ребенк!

Они жили в трехстх верстх от нс и не приезжли ни рзу. Олиньк рз три в год писл тетушке, иногд вспоминя и меня. Тетушк снчл всякий рз сокрушлсь о бедности их, сделл им широкое одеяло из рзных ситцевых лоскутков, все шестиугольникми, рз три посылл им по сто рублей ссигнциями, потом стл рдовться, что они попрвились... д тк попрвились, что тетушке прислли, зня ее религиозность, из серебряной проволоки крсивыми цветми выделнную лмпду к обрзм ее спльни. Тетушк зплкл и скзл мне:

-- Вот видишь, Володя, что знчит, мой голубчик, воспитние хорошее. Посмотри, голубчик, ккя лмпдк -- это он, конечно, трудми рук своих приобрел. Д!

-- Что же они, ma tante, рзбогтели?

-- Он место имеет хорошее; к нчльству был почтителен, исктелен был, трудолюбив

-- я всегд стрлсь внушить ему нбожность. Отец его был большой приятель моему покойнику, они вместе служили -- они ведь троюродные бртья были, н одной квртире жили и все делили между собой. Видишь, мой друг, все нгрждет Бог в првосудии Своем. Кто к Нему прибегнет, тому всегд хорошо. Я помню рз, кдетом еще оскоромился он Стрстную -- уж я ему голову-то мыл, мыл!.. Скромный, почтительный был мльчик! "Что, бтюшк, стервятники покушл?" А он: "Ах, ma tante, я понимю свой грех, это в последний рз!" И см плчет в три ручья. Вот ему Бог и послл. А кто не верует, тому одно нкзнье и в этой жизни бывет и в той. Помнишь ты, у дяди Петр Николевич, в Троицком, н нтресолях есть портрет -- крсивый ткой мужчин, с большим жбо... ткое лицо... (тетушк сделл ткое лицо). Помнишь?

-- Помню.

-- Это был грф Коровев. Что же ты думешь? Этот человек имел все от Бог: и крсоту, и богтство, и жен у него был крсвиц... Ведь нет, подгдил-тки, поехл Приж, нчитлся Вольтер и вернулся тким безбожником, что ужс. Волос, бывло, дыбом стновится, кк он нчнет говорить. Мой муж см читл Вольтер: бывло, сидит вот в этих креслх и читет. II aimait la lecture. У него были всегд прекрсные пеньковые трубки, и он курил н кресле и нрочно читл Вольтер -- почитет, почитет и вдруг вскрикнет: "Ах, ккя скотин!" Непоколебимой был веры человек!.. А тот ничего священного не знл: перед причстием кофе со сливкми пил; в церковь и клчом не змнишь ни з что! Кк же он кончил, ты думешь? Жен у него умерл двно, он жил в Москве. Домин у него огромный был около Арбт. Только вот у него стли делться ккие-то припдки: вдруг упдет в обморок и трепещется весь, и пен у рт -- просто ужс! Вот дворецкий, его фворит, и вздумл одну стрнницу привести отчитывть его... Он клл лдонку небольшую н грудь больным и молилсь, и, говорят, всегд помогло. Сколько рз он приходил, не зню; только, видишь, дворецкий, кк он стнет приходить в себя, сейчс и уведет стрнницу: боялся его. Стло ему лучше; Друг он и увидл ее -- не успел уйти. "Это что ткое? -- зкричл. Вон, говорит, побродягу отсюд! я, говорит, покжу вм!..." И понес хинею. Ну, что ж? Сделлся с ним обморок рз, упл лицом вниз д об стол подбородком -- язык прикусил. Люди все рзбежлись, кто з лекрем, кто от стрх. Мой покойник, кк нрочно, входит к нему. Предствь себе, мой друг, язык до того рспух и вытянулся изо рт синий, что он тк и здохся. Глз нлились, смотрят н муж, скзть ни слов не может. Тот бегом с лестницы и без содрогния вспомнить не мог... Вот тебе пример!.. Сереж озрился в моих глзх новым светом блгонрвия. Недоствло только видеть его блженство в нстоящем; но и н это предствились случи. Однжды в Москве, семндцти лет, я скучл один после обед, кк вдруг вошел в комнту военный денщик и спросил, я ли Влдимир Алексндрович Лднев, и подл мне зписку.

Вот он: "Если вы не збыли вших родных, бывших для вс когд-то Аполлоном и Венерой, то приходите к нм сегодня н сткн чя, в шесть чсов вечер. Мы стоим в ткой-то гостинице, в 17-ом номере. Жен моя ждет вс с нетерпением... Вш Сергей Ковлев".

Бегу, бегу в 17-й номер -- шестой чс, нсилу пришел. Любопытство отнимет у меня ноги; я беру извозчик и скчу.

Это свидние не покзло мне ничего особенного. Mы обнялись, улыблись друг другу с Сергеем Пвловичем, он говорил, что я вырос; я говорил, что он ничуть не по стрел.

Олиньк по-прежнему хорош отвлеченно, но уже совершенно не в моем вкусе. Прошло десять лет: ей было двдцть семь, ему двдцть девять -- в смой поре!.. Шестилетняя дочк покзлсь мне слишком жирн и скучн; номер не совсем опрятен; открытые погребцы и ящики, рзброснное плтье, посуд где попло... Чй плохой, но прием рдушный. Чтобы не отвечть сухостью н изъявления их родственных чувств, я принялся говорить о прошедшем детстве, о Подлипкх, думя, что это будет приятно им. Смовр шипел; дочк дремл н скверном дивне; Сереж курил трубку и слушл, кк я рсскзывю. Олиньк прервл меня вопросом:

-- А что тетеньк? все ткя же скупя? Я с изумлением взглянул н бледную нимфу. Где же эт глубокя, нрвственно-религиозня связь между блгодетельницей и восхвляемой ею четой? Рзве может близкий нм человек быть скуп, зол и т. п.? Или если тк, тк пусть он не будет близким отныне. Стоит ли говорить о нем? Вот блгодрность!

-- Чем же тетушк скуп? - спросил я. ,

-- Ну уж тк скуп, кк нельзя хуже,-- скзл Сереж, -- хорошо он нс отпустил тогд! Я скжу при ней (он укзл н жену), что, не будь ее прекрсный хрктер, я бы с ум сошел. Ведь у нс ни ложки не было, ни чйник -- ничего ровно. Я должен был ходить н службу н другой конец город по морозу, по слякоти, по дождю; возишься тм целое утро, придешь домой -- перекусить нечего! Олиньк тихо зсмеялсь, устремив н меня томные глз.

-- Я, знешь, всегд стрлсь все ему в збвном виде предствить... Зчем отчивться?.. Он, бывло, придет устлый, злой, я и предствлю ему ккую-нибудь штуку, плочкой или щепочкой чй ему мешю... Он рссмеется. Нет, любовь и хороший, веселый хрктер не зменишь ничем! Сергей Пвлович взял проснувшуюся дочь н колени и нчл лскть ее; потом присовокупил:

-- Конечно, все ндо судить по средствм. Тетушк, не збудь, имел более 1000 душ и в то время не выезжл из этих Подлипок. Ккие тм рсходы? Смешно! Ни тебя, ни других нследников он бы не огрбил, если бы помогл нм хорошенько. А тут ребенок родился -- кково это!.. То-то... Все эти хнжи тк... черт бы их побрл!

Олиньк зхохотл.

-- Полно, что ты брнишься! -- скзл он.--Не все бывют щедры н свете; у всякого свой недостток. Тетушк все-тки очень добр. Помнишь, он одеяло нм сшил, которым нш Авдотья одевется... Ты смотри, Володя, не скжи тетушке... Я был смущен. Мне рисовлсь бедня, душня квртир в губернском городе, устлый труженик, неопытный отец нового семейств... А тм, у нс в Подлипкх, большие, чистые и широкие комнты, цветы, стриння, но прочня и удобня мебель, тетушк с нствлением н устх и спокойным взором, пуще всего -- ящики ее тулет, всегд зпертые... Тм-то хрнились сокровищ, достточные для услждения жизенной муки двух десяток семей... О Боже! Кк это ново все!..

Отчего эт похвльня жизнь Ковлевых тк чужд мне теперь? Родного сердцу уже нет в них ничего!

Грустно покинул я 17-ый номер. Год через три судьб снов сблизил меня с Ковлевыми; но чем ближе подходили они ко мне в действительности, чем живее стновились нши ежедневные встречи, тем более немело сердце... Еще год или дв, и они для меня не существовли. VI

Жить мне было хорошо у тетушки. Хотя прв нследств после нее я делил с стршим бртом моим, с дядей Петром Николевичем и с его сыном, Петрушей, но я был Веньямином родств. Петрушу, двоюродного брт, Мрья Николевн видел редко; брт мой был уже велик,

двендцтью годми стрше меня, и учился в петербургском корпусе; он знимлся порядочно, но чсто огорчл тетку своими шлостями, и, сверх того, мть моя, вторя жен покойного отц, был любимой невесткой тетушки. Мть стршего брт был женщин легкомыслення и гордя и, по словм Мрьи Николевны, изменял мужу.

-- Слв Богу, -- говорил мне тетушк, когд я уже был большой, -- что он подобру-поздорову скоро убрлсь... Ткя пустоголовя ббенк! Он бы мужу год в три шею свернул... Вообрзи себе, мой друг, что он сделл: вздумл рз с своим возлюбленным вечером в снях ктться! Уверил твоего отц, что у него жр, уложил в постель, нпоил липовым цветом, нвлил н него целую медвежью шубу -- и был тков: "Не смей вствть без меня; если ты зболеешь, я не перенесу!"

Моя же мть был иного род, и отец женился н ней, когд ему было уже под сорок лет.

-- Он много стрдл от рны около того времени, -- скзывл Мрья Николевн. -Бывло, сидит в хлте н беличьем меху. Куд уже тут с молодой женой! Рз вышл он в гзовом плтье, вся юбк вышит белым шолком, н голове брильянтовя нить, жемчуги н шее: н бл в Москве собрлсь. Он был прелесть кк хорош! Что ты ее н этом портрете видишь, mon cher? Локоны одни белокурые чего стоили! Бывло в мзурке несется, головку нбок, еще девушкой -- просто згляденье! Ну, вбежл, плтьем шумит, брт и вздрогнул. "Что ты, говорит, Сш, тк шумишь? Если ты хочешь плясть и муж бросешь больного, по крйней мере не пугй его". Он сейчс глз опустил. "Если тебе, говорит, неприятно, я плтье сниму и с тобой остнусь". Ну, смягчился, знешь. "Ничего, нгел мой; это я тк скзл. Поезжй, дружок, веселись, пок весело". Он чмок его, чмок меня -- и помчлсь. Брт вздохнул и рукой только покзл ей вслед. А я ему говорю: "Помилуй, Алексндр Николич, возьми ты ее год в рсчет! Рзве ты можешь в чем-нибудь ее винить?" -"Ни в чем, ни в чем, -- говорит, -- кротк, кротк кк нгел!" А см зкшлялся и слезы н глзх. Взял меня з руку... "Мш! Мш! -- говорит -- хотел бы я с вми еще пожить!" Д нет, через полгод скончлся... Мть моя тоже умерл н рукх у тетушки, и всю дружбу свою к отцу и к ней, все свое врожденное чдолюбие, которому, по бездетности ее, не было прямого исход, обртил он н меня. До десяти лет спл я в ее спльне; см он зботилсь о моей одежде, о моем ученье, нсколько умел; учил см меня читть "Отче нш", "Богородицу" и смую любимую мою молитву, в которой я кк бы зпросто и детски рзговривл с Богом: "Господи, дй мне счстья, здоровья, ум, пмять и доброе сердце! Избвь меня от всех болезней и спси меня от всех бед!" Володя был кумиром Мрьи Николевны. В большой спльне ее висели портреты всех родных. Акврели, большие портреты в рмх, силуэты: я же был изобржен в нескольких видх. Нд большим креслом ее прил крылтый херувим без тел: это был я, едв рожденный н свет. В другом месте я в локонх сидел н ковре, в третьем -- сккл н деревянной лошдке...

И не он одн -- все в доме, если не любили, тк по крйней мере бловли меня. Стрый буфетчик кчл меня н ногх, приговривя иногд: "чю, чю, величю". Девушки звли меня нгелочком, квлером и носили меня н рукх. Одн из них, которой имя было Пш Потпыч (потому что отец ее был Потпыч), нередко збвлял меня по зимним сумеркм -- пел, сидя со мной н плетеном ковре, или рсскзывл мне что-нибудь, когд зпс Аленушки истощлся, или, бегя н четверенькх, предствлял волк и тк стршно склил зубы в полумрке, что дже Аленушк, сидя н лежнке, боялсь. Никто не смел сгрубить мне или непочтительно со мной обойтись. Когд одну зиму, помню я, выпл ткой глубокий снег, что от строения до строения прокпывли ходы, я любил гулять с нянькой и мдм Бонне под сенью этих снежных стен; к нм тогд чсто выходил ровесник мой, Федьк, сьн кучер, ствший потом комнтным кзчком. Он был резов и смел, и тщиться сзди з мной ему мло было охоты; но ни мдм Бонне, ни Аленушк не позволяли ему ни з что збегть вперед, и он только нступл н меня и шептл мне в зтылок тихонько: "рысью, брин, рысью!" И я бежл немного рысью. Не только тетушк бловл меня всевозможными подркми и лскми, не только люди, и особенно Аленушк, любили меня, но и мдм Бонне вовсе не был строг, несмотря н всю свою хрбрость. В хрбрости ее я был тк уверен, что не боялся ходить с ней в густой орешник, где жил Пхом, или Полемон, в ветхой хижине, где жили Леон, Бенедикт и другие дети "Вечерних бесед". Однжды, когд пьяный кучер опрокинул ншу коляску в промоину, он ни мло не потерялсь, схвтил меня н руки и, передвя соскочившему слуге, зкричл только: "дэти, поскорее дэти!" Эт хрбрость мдм Бонне в тком опсном случе немного мирил меня с тем, что он Минерв! Минерв эт стрлсь всячески збвлять меня; чсто сдилсь он к фортепьяно и пел мне премилый ромнс: молодой негр хочет жениться н белой девушке и говорит ей:

Restez ma toute aimable! Tournez la tete a moi и т. д.

A потом, под конец: Va, ma petite reine!

Ne pas toi mettre en peine. L'ivoire avec l'ebene

Font de jolis bijoux! Он умел ткже делть мленькие куклы, не больше полувершк: сми из тряпочек, ноги из конского волос. Оденет их по-русски -- женщину в срфн, мужчину в кфтнчик, откроет фортепьяно, поствит их н внутреннюю доску и зигрет русскую плясовую. Тогд куклы нчинют плясть сми собою н доске, я, уже взволновнный родной музыкой, с ждностью слежу, кк нлетет мужичок н молодицу, или кк он, подпершись рукми, нгоняет его, или кк они, згнв друг друг в угол, толкутся тм вместе. В эти минуты я любил мдм Бонне со всем жром удовлетворенной созерцтельности.

Кроме Олиньки-Венеры, у нс жили еще две девушки, родные сестры. Стршую звли Верочкой, млдшую Клшей. Последняя был четырьмя годми стрше меня, Вер шестью. Вер был простя, веселя, полня, беля девушк, которя после, вышедши змуж, родил двендцть детей. Но еще прежде обвенчлись мы с ней в Подлипкх в день моих именин 15 июля.

В этот день я всегд был осыпн подркми; во время утреннего чя я сидел в креслх, и вся дворня приходил цловть мою руку. День же ншей свдьбы с Верой был особенно весел и торжествен в тот год, когд мне минуло девять лет. Фворитк моя, Олиньк, уже уехл прошлой осенью, но две оствшиеся девушки смотрели н меня кк н существо особое, црственно-избрнное. "Црь мой, Бог мой!" -- говривли они, обнимя и цлуя мои щоки и руки, особенно стршя; млдшя, Клш, полня, кк сестр, но бледня и вяля, был вообще не предприимчив, и я любил ее немного более жолтой Фев-роши Копьевой, которую прогонял всегд, уверяя, что от нее пхнет рыбой. Вер с утр, в день моих именин, поствил в зле горку и прикрыл ее кисеей. Когд я вбежл, глз мои прежде всего невольно обртились в ту сторону, где ждли меня сюрпризы. Еще з неделю до этого терзлся я вопросми о том, кто что подрит мне. Поздороввшись с тетушкой, с брышнями и с мдм Бонне, я подошел к горке и поднял киссею. Чего тм не было: и сбля железня с ножнми, и мленькя уточк из синего стекл, нполнення духми, с пробочкой в том месте, где бывет хвост; был и шкпчик вышиною не более 1/4 ршин, в нем стояли геогрфия, грммтик и рифметик, по которым я мог дже учить своих детей (тк они были Млы); был и тбкерк с музыкой, и ружье, и шлем из кртон. Было, нконец, небольшое сердце вместо льбом: оно рзвертывлось звездою, и листья его еще были белые. Я пошел блгодрить всех и всем подносил свой льбом, прося вписть что-нибудь. Тетушк нписл: "Я тебя люблю; веди себя хорошо и учись, я тебя еще больше буду любить"; Вер нписл розовыми чернилми:

Dors, dors, mon enfant, Jusqu'a l'age de cent ans

Клш по совету сестры: Je vous aime tendrement,

Aimez moi pareillement. См он ничего не могл придумть. К обеду приехл помещик Бек и сын его, юнкер лет восемндцти. Я им подл свое сердце. Сын нписл: В глуши богемских диких гор,

Куд и голос человек Не проникл еще до век!

Отец же черкнул огромными буквми: "Приношу вм чувствительнейшую блгодрность!" После обед я решился осуществить мои двнишние мысли о семейном быте: я предложил Вере обвенчться со мной. Он соглсилсь, и мдм Бонне, укрсив ее голову струсовыми перьями, ндел н нее вуль; мне под куртку через жилет подвязли крсный шолковый пояс, вместо генерльской ленты; Клш нрядилсь тоже, и н юнкер ндели рисовнные кресты и ленту. Нс поствили перед высокой рбочей корзинкой; стрик Бек нчл читть что-то громко из первой попвшейся книги и водил нс вокруг. После свдьбы нчлся бл. Тк кк мдм Бонне не умел игрть тнцев, то Бек предложил свои услуги:

-- Дйте мне ккую-нибудь книгу, -- скзл он.

-- Вот "Живописный Крмзин".

-- Все рвно, -- скзл стрик, -- берите дм. С этими словми он сел к столу, рскрыл книгу где попло и увидв, что н кртине был предствлен убииц Святополк, зкричл:

-- Нчинйте! Вльс Святополк окянного!

-- Святопо-олк, Святопо-олк, Святополк-полк-полк. Я носился в восторге то с Верой, то с Клшей, то с большой куклой.

-- Мзурк Мономх! -- комндовл Бек. -- Мономх-мх-мх!... Но бл кончился грустно. Музык "Живописного Крмзин" не удовлетворял брышень. Скоро они ушли нверх; Бек удлился к тетушке в гостиную, я, в стршной досде, ходил по зле и нпрсно ждл дм. Нконец, услыхв, что они хохочут нверху, я взбежл туд и нчл их брнить. Клш, которя в этот день был оживленнее обыкновенного, стл передо мной н колени и хотел поцловть меня; но я, не зню почему, взбесившись, дл ей пощочину. Клш хнул, посмотрел н меня грустно и, отойдя в сторону, зплкл. Вер, погрозившись мне, бросилсь утешть ее. Я глядел со стыдом ей вслед, глядел н ее бльный нряд и н руки, которыми он зкрыл лицо. Мне стло невыносимо -- я убежл в тетушкину спльню, где всегд горел лмпд, и зплкл. Ни Вер, ни Клш ни слов не скзли тетушке.

К счстью, я не был слишком зол: во все время моего детств я хлднокровно сделл только дв дурные дел: вымзл лицо Аленушки мылом д, зспорив с Федькой о том, что я все смею сделть, толкнул его в сжлку! Для игр дли мне сверстницу. Еще мне не было и восьми лет, когд привел с деревни крестьянк двух девочек. Обе девочки плкли и утирли слезы передникми: одн голубым, другя жолтым с крсными цветми. Тетушк колеблсь с полчс и выбрл стршую.Тетушк любил, чтоб служнки ее были чисты и крсивы, стршя был крсивее. Ктюшке было 10 лет. Я был, верно, тронут появлением нового ребенк в доме и в сумерки посоветовлся с тетушкой нсчет подрк Ктюшке. У меня были две деревянные куклы величиною в 1/4 ршин, которые стли немного рябовты оттого, что я мыл их в корыте, в котором кормили собк у переднего крыльц. Куклы эти были мне дочери и звлись Орнгутнушк и Ндя: они гнулись по всем суствм. Тк кк в это время меня горздо больше нчинли знимть взятия приступом шлшей, нбров, битвы н сдовых мостикх и н необитемом острове ншей круглой сжлки, чем куклы, то я и решился отдть обеих дочерей грустной девочке в зтрпезном полостом плтье. Тетушк одобрил меня, и когд я, не без смущения, отнес голые куклы в девичью и отдл их Ктюшке, все девушки похвлили меня и кукол, Ктюшк отвернулсь к окну и угрюмо скзл: "это для Евгешки". Евгения был ее меньшя сестр, и Ктю похвлили з доброту. Кжется, ее никто не обижл; но дикя девочк с бегющими серыми глзми дня через дв исчезл. Ее ншли в кнве, верстх в двух от деревни, пожурили ее, пожурили мть и оствили. Но он еще долго никк не могл привыкнуть к хоромной жизни. Тетушк велел сухорукой Аленушке взять ее себе в помощницы, и они вместе ходили з тетушкой. Аленушк уже не рз бил ее здоровой рукой з неиспрвность и отвжную небрежность, но он испрвлялсь туго. То н прикзние шить отвечет потягивясь "не хочется"; то пойдет стлть постель брыне и зснет н ней см. Ищут, ищут, где Ктьк -- нет Ктьки! А Ктьк спит н брской постели ногми вверх н подушку, головой к ногм. Отучили от кровти -- он стл кждый вечер, убегвшись, зсыпть н медведе, н которого ствил тетушк ноги, вствя с постели.

Я тоже повредил ей однжды. Игря с ней во что-то в зле, в сумерки, я стл уверять ее, что неприлично звть господ по имени и отчеству, что они могут счесть это з недостток любви к ним, что ндо звть тетушку Мш, меня Володя, брышень, живущих у нс, тоже в этом роде, и он, послушвшись, в тот же вечер принесл однрй из воспитнниц орехи кедровые от тетушки и скзл: -Клшеньк! вм прислл Мшеньк... Меня хотели нкзть без ужин, но простили, Ктя простоял н коленях около чс. Ее взяли осенью, н следующее лето он еще был тк дик, что убежл н три дня, вот по ккому случю. Однжды Вер, вствши поутру, не ншл кольц, которое ей было дорого, потому что в нем были змкнуты волосы ее мтери. Взысклись, туд-сюд -- нигде кольц не видть. Аленушк, которой Ктя чсто досждл неиспрвностью, посоветовл обртить внимние н девчонку, и тетушк рзрешил ей допросить ее кротко. Аленушк звел ее в чулн и нчл стрщть крпивой и розгми. Ктя слушл, отнекивлсь и нконец был оствлен. Девушки в девичьей продолжли стрщть ее, боясь, вероятно, чтоб подозрение не пло н них. В сундуке ее ничего не ншли. Воспользоввшись минутой, когд н нее вовсе не обрщли внимния, Ктя вышл в сени и, бросившись в сд, пропл. Все были в смятении. Все бросились искть ее.

Нстл темный вечер. В роще, которя сурово чернелсь з лугом у сд, згорелись и змелькли фонри: люди были и пешие и верховые. А я, исполненный нетерпения и восторг, стоял у сдовых ворот с двумя девицми, и все мы не сводили глз с рощи. Поиски были нпрсны в этот вечер. Н другие сутки привел ее после обед лесник из другой рощи, которя исполнен был, по моим тогдшним мыслям, величвой дикости. Большя промоин с боковыми отрогми змеилсь по всему ее протяжению. Из этого вертеп привели Ктю. Тм провел он всю ночь. Мы сидели все н коврх в липовой ллее. Дядя, Петр Николевич, гостил у нс. Он велел привязть девочку к дереву и стл было кричть н нее, мы и люди обрзовли около него почтительный полукруг. Тетушк Укрощл дядю и, кзлось, был тронут испугнным видом одичлого ребенк. Ктя не плкл; опустив голову, стоял он, и глз ее прыгли; ноги были босы, в пыли и ободрны; руки тоже. Дядя, смягченный ее видом и сострдтельными змечниями тетки и девиц, лсково взял ее з подбородок и долго уговривл ее признться. Ктя скзл нконец: "Оно здесь в дупле".

-- Тк ты взял? -- спросил тетушк. -- Я.

-- Куд же ты его дел? где дупло?

-- Вот здесь... в том дупле. Ее рзвязли, и дядя см повел ее к дуплу. В дупле кольц не было.

-- Я его повесил н эту ветку. Оно не упло ли? Все нгнулись и поискли, кольц не было. Тетушк,

спрведливо думя, что он слишком устл и нпугн, велел отвести ее в девичью, обмыть, нкормить и успокоить, потом опять попробовть допросить. Все было исполнено. Когд Аленушк стл снов склонять ее к призннию и вывел ее н зднее крыльцо, чтобы быть с ней недине, Ктя скзл ей, что прежде он все лгл, что кольцо спрятно н острове. Ален пошл с ней туд; но едв только порвнялись они с круглой сжлкой, кк девочк кинулсь в сторону, вихрем понеслсь к клитке, отворил ее, через луг, и в рощу!.. Ален двно лежл н куртине, зцепившись з кочку в ту минуту, когд хотел броситься з беглянкой.

Опять волнение. Но с фонрями не поехли, не зню почему. Один мужик приходил скзть, что видел ее н большой дороге, куд он шл, не знет. В этот же вечер, вскоре после того, кк Ктю отвязли от дерев, нши девицы уехли к соседке-вдове, з три версты, к той смой, у которой были нкнуне пропжи кольц. Соседк шутя снял с руки Веры кольцо, и, болтя и прогуливясь, все три збыли об этом и не вспомнили и по возврщении. Все были поржены, когд во время ужин брышни воротились и объяснили згдку.

-- Зчем же эт негодня звезд взял н себя? воскликнул дядя Петр Николевич.

-- Очень ее зпугли, -- возрзил тетушк, -- глупые девки скзли ей, что ее высекут, если он не признется. Снофиды эткие дурцкие! Н следующее утро чсов в восемь отыскл ее лихоя кзчок нш в крестьянских конопляникх. Он уже гнлся з ней, когд он повернул в конопли. Он влез н овин, увидл ее, спрыгнул и схвтил.

Ей не сделли ничего особенного, только остригли косу. Год через полтор он стл очень опрятной девочкой, весьм зботливой, веселой и услужливой: тогд ей прикзно было игрть со мной. Особенно ясное впечтление оствили во мне нши игры в длинные зимние и осенние вечер в ншей длинной зле, где пол был тк блестящ, лмпы в углх тк весело сияли. Тут Ктюш строил крепость из стульев по моему укзнию; мы мирно и по очереди возили друг друг в тележке, игрли в кухню и сржлись с неверными. Руководствуясь одной кртинкой, которя кзлсь мне очень изящн (он изобржл девочку н столе и мльчик у стол), я сжл ее н стол в темной клссной и см, ствши у стол, цловл ее руки, говоря, что есть ткя история. Никто не узнл ншей тйны. Но больше всего утешл меня Ктюш, когд я был слегк болен. Простудишься, положт тебя в спльне у тетушки н постель. Знвески н окнх спущены; в углу золотые обрз; перед темными неземными лицми горит лмпд; в комнте тк много вещей, тк тихо, тепло и волшебно. З стенми слышен оргн, Ктюшк стоит н коленях у кровти моей и говорит мне скзки, или о деревне что-нибудь рсскзывет, или здет згдки.

-- А угдйте, душеньк, что это ткое: у нс, у вс поросеночек увяз? Я молчу.

-- Это знчит мох. А это: гляжу я в окошко, идет мленький Антошк, -- это что? Это дождик.

Зто же и зступлся я з нее. Буйный Федьк любил ее бить, кк попло, где только встретит. Схвтит, нчнет ей руки нзд ломть или просто повлит ее н землю и приговривет:

-- Постой, вот я тебя бхну! постой, вот я тебя тррхну! Бед был Федьке, если я зствл его в ткую минуту! Тк и кинусь сзди его душить, з волосы рву, з что попло; рз укусил, рз поленом из кминной корзинки по спине удрил. И он между тем опрвится вскочит и н него. Тогд уж он бежит от нс.

VII Сегодня воскресенье; около полудня я ндел дубленку и пошел гулять. Время было тихое и не холодное. Все небо было сплошное серое, и мокрый, крупный снег пдл тихо. Я вошел в рощу... Боже! ккя тишин! Ни шелест, ни голос. Деревья покрыты снегом, и легкий снег не сыпется с них нигде; нигде не видно следов, не слышно жизни! Чем больше прислушивлся я, не двигясь см, тем величественнее стновилось молчние. Я вышел опять н дорогу. Приходской пятиглвой церкви ншей н полдневном горизонте з снегом не было видно, но слышлся дльний и тихий блговест. Вдли по дороге между вешкми тихо ехл мужичок в дровнях... никких крсок не было в этой широкой кртине... Белые поля, белые березы, чорные сучья, темные остров длеких деревень... Только з мною н близких избх и овинх Подлипок солом был желт, д нши неувядемые ели синелись из сду. Около этой рощи, 20 лет тому нзд, в морозный полдень, неслись мы н четырех тройкх с колоколми. Сни были полны молодых девушек и женщин; мужчины стояли сзди, лепились н облучкх. С хохотом брослись молодые люди н встречных мужиков и опрокидывли их дровни в глубокий снег. Брт мой, гврдеец, был тогд в отпуску, и он-то придумл эту збву. Ббы кричли, просили или смеялись; но один стрый мужичок, одиноко влчившийся, кк тот, которого я видел сегодня издли, упл ничком и потом, не скзв ни слов, встл, серьезно поглядел н нс, отряхнулся и продолжл свой путь. Кк ни веселились в этот день и в следующие з ним дни, но грустный стрик еще не рз лежл ничком передо мною! Я скзл, что тогд был в отпуску мой покойный брт. Тогд я любил его. При нем я в Подлипкх удлялся н второй плн: при нем я уже был лицо будничное, шлун, который чсто ндоедл всем. С тех пор, кк я стл себя помнить, брт уже был в корпусе, и мы рз дв совершли с тетушкой уже очень двно полуволшебное путешествие в длекий Петербург. Из чорной ночи блестят до сих пор передо мной огни стнций с ккими-то новыми именми, к которым я тогд ждно прислушивлся... Влдй, где приносили колокольчики и брнки; Клин, где вечером под стеклом блистло столько великолепных тульских вещей; Торжок с пестрыми туфлями, ермолкми и спогми; древний Новгород, где жил Рюрик; Померния, Подсолнечня... Ккие имен! Фонри у дилижнсов, мрчные лиц зкутнных высоких незнкомых пссжиров -- все это нрвилось мне, и все это соединялось с мыслью о добром брте, который нс ждет. Днем я помню огромные поля -- пустые, болотные, тумнные; огромные коряги и пни рядми стояли н них. Не чорные ли чудовищ это ждут чего-то н этих полях? Не нчнут ли они борьбу? Здесь я вижу их мельком, в Подлипкх осенью слышу их вой... Мы пронеслись мимо... В крете тепло, и в городе ждут нс великолепные дом с огромными окнми, ряды вечерних фонрей, веселя квртир и милый, хотя и мло знкомый брт... Он водил меня гулять, покзывл мне кртины и Дорогие вещи в окнх н Невском; когд он, не боясь мороз, шел по улицм в солдтской шинели, и султн его тк высоко кчлся н кивере; когд он выбегл к нм в приемную корпус из толпы жужжщих под лмпми товрищей или молодецки делл фронт офицерм, я с любящим, робким внимнием следил з кждым его движением, он обрщлся тогд со мной осторожно, кк с ккой-нибудь хрупкой и ценной вещью; внимтельно сжл меня к себе н колени, с любопытством рссмтривл мои шолковые рубшки, глдил мои кудри большой солдтской рукой и с почти подобострстной веселостью выслушивл все мои рссуждения. Но вот прошло дв-три год, и в одну зимнюю ночь приехл он в Подлипки гврдейским прпорщиком. Проснувшись утром, вскочил я с постели, нскоро одевшись, выбежл в злу и увидл его з чйным столом. Я был поржен его видом. Молодой, с чуть звитыми небольшими усми, русый, румяный, голубые глз, тк шутливо и лукво добрый... Вот он сидит передо мной... Н нем пестрый кзкин с турецкими букетми и с синими брхтными отворотми, вышитя золотом и шелкми норня феск, немного нбекрень. Одн рук, лихо изогнувшись, оперлсь н ляжку, другя держит длинный чубук с янтрем. Все ожило, все зшевелилось в тихом доме. Вер одевлсь по-прздничному с утр, люди охотнее плясли в нрядх н Святкх, беспрестнно звучло фортепьяно. См тетушк иногд совсем опустит сонные глз, губ отвиснет, сидит себе в креслх и постукивет тбкеркой; но кк только брт войдет, тк он сейчс откшлянется громко и бодро, кк будто ей легче жить стнет. Подумешь, он что-нибудь хочет скзть, но он только выпрямится и посмотрит н брт. Зкипело все! Соседние помещики, полковые, уездные чиновники десяткми стли ездить к нм и жили по двое, по трое суток. Н дворе мороз, мы уже с утр летем н тройкх туд и сюд; крик, ктнье н горе, веселье, смех, обеды при свечх, звон рзбитых боклов... Вот уже и в окнх темно, хоть глз выколи, в крйней избе з ркитми догорет огонек, здесь музык... Огромный городничий, стрик с седым хохлом, дремлет в углу, двигя чубук из одного угл рт в другой; я смотрю н него и не верю, что он бился кк лев в 12-м году. Жен его, струх, улыбясь, тнцует мзурку в белом плтье с розовыми бнтми, тот гремит кблукми и зствляет дм летть вокруг себя, другой крутит ус и, взявши под руку брт, шепчет ему: "Душ моя, высвиснем вместе!" К обеду идут попрно; тетушк ведет под руку дму в большом чепчике с пунцовыми брхтными лентми. Ккой знтной, блестящей дмой кзлсь тогд эт спутниц тетушки! Я долго не мог збыть ее лент; позднее я узнл, что он вовсе не знтн и дже тк дурн, что муж ее в день свдьбы долго ходил в хлте по зле и говорил, удряя себя по лбу рукой: "Боже, чем я Тебя прогневил? ккой тяжкий грех совершил?" Шумно проходят дни; их сменяют другие потише, погрустнее; но в однообрзии теплеют чувств. Брт влюбляется в Верочку, Верочк в брт. Н лестнице вечером, под конец Святок, вижу я однжды молодого турк в члме из белой мтерии; он обнимет н площдке русскую девушку в голубом срфне; он отвечет ему поцлуями, и долго стоят они неподвижно, обнявшись... Я смотрю сверху, притив дыхние.

-- Ангел мой! душк! -- шепчет турок.

-- Пусти меня, милый мой, пусти меня...

-- Ангел мой, еще рз!

-- Еще... вот еще... Вот еще... Ты см нгел... А я, легкомысленный профн, я кричу: "Слдкие губки, слдкие губки у Верочки!" Меня умоляют молчть, дют мне все, что я хочу, конфект, шолковый плток, книжку с кртинкми. Я молчу дней пять; но вот в одно утро нпдет н меня вольнодумство. Брт ходил с трубкой по зле, Верочк в клссной учил меня по-русски и священной истории; я был рзговорчив и в книгу мло смотрел.

-- А что, Верочк, Бог везде? -- спросил я.

-- Везде, везде, -- отвечл он, грустно покчв головой и подняв глз к небу.

-- И дже в этой коробочке есть?

Конечно, есть; полно глупости говорить, учись!

-- И Он все, все решительно видит? - Рзумеется, все.

- А кк брт тебя цловл, Он это видел? Вер покрснел. Кк стыдно! -- скзл он, -- учись. - А эту црпинку н руке у меня Он видит? Вот я болячку сковырну, Он и не будет видеть. Вер с ужсом схвтил меня з руку.

-- Не трогй, -- зкричл он, -- Бог тебя нкжет и рук отвлится. Руку я оствил, но просил Веру предствить зйчик. Зйчик мы чсто предствляли. Пок я учился или списывл что-нибудь, Вер иногд рисовл, и, если ей ндоест моя грммтик, он возьмет, бывло, трелку с крскми, нведет ее н солнце, светлое пятно нчнет мелькть по стенм. Я схвчу тряпку, скомкю, нмочу ее и нчну пускть изо всех сил в зйчик; бью в стену и в мебель грязной тряпкой, дже себя в лицо, когд свет попдет н него. А Вер ктется со смеху по дивну. Этого-то зйчик требовл я от нее. Но Вер не соглсилсь и, подозвв меня к крте, стл спршивть у меня из геогрфии.

-- Где Гвдлквивир?

-- Ты см не знешь; покжи, где Гвдлквивир?

-- Вот он, -- отвечл Вер и положил всю руку н Испнию.

-- Положи еще другую руку; это и я умею!

-- Боже мой, что с ним делть? -- жлобно скзл Вер, вышл в злу и позвл н помощь брт. Он грозил пожловться тетушке, и, когд я отвечл ему: "не смеешь, то я скжу про лестницу!", брт схвтил меня з ухо. Н крик мой все сбежлись: тетушк, Аленушк, Клш, мдм Бонне, и я все рсскзл им... Вообрзите вы себе теперь кучу удивленных лиц, хнья, объяснения и спор, слезы Веры, досду брт и мой собственный стыд! Еще проходят дни. Тетушк сидит у окн, брт стоит здумчиво у печки, изредк вынимет плток и утирет глз. Н дворе смеркется, и бубенчики гремят у крыльц. Вот еще рз простились; он ничего не скзл мне обидного или сурового, крепко поцловл и вышел в прихожую Вот он сел зкутнный в повозку; чуть бряця, съезжет тройк со двор -- и брт уж нет.

-- Ккой он чувствительный! -- говорит тетушк л не. -- Вчер ночью пришел ко мне, схвтил себя з голову и говорит: "Кк, говорит, я стрдю!"

-- Добря, добря душ... -- отвечет Аленушк.

-- Д что ж делть? -- продолжет тетушк. -- Ведь никк нельзя!

-- Нельзя, нельзя, -- отвечет Аленушк. Я желю узнть, что "нельзя", но меня прогоняют; я ищу Веру. Збившись в темный угол, рыдет он н дивне, и около нее плчет меньшя сестр. Я хочу обнять бедную Веру, но он оттлкивет меня тихо рукою и говорит тк кротко:

-- Бог с тобой! Бог с тобой, Володя!.. Это ты все нделл... Все темнее и темнее в окнх; уже и елей в виду не видть; Вер все плчет в углу.

-- Квлер-брин! -- кричит мне Федотк-дурк, мхя смычком.

-- Сыгрй мне брыню, Федотушк; Федотушк!..

-- Брыню? Вот он.

Слушю брыню, н сердце тк и ноет, тк и ноет... От музыки еще хуже. Скорее в постель, и слезы ручьем!

Опять бегут будни з буднями, ткие беззботные, тучные ккие-то. Новя весн с первыми вербми, с перистым листом тысячелистник н влжной земле, с молодыми березкми в Троицын день; лето с ягодми и грибми; новя осень с визгом невидимых чудовищ в опустошенных полях; зим, мороз и волки где-то вдли. А я рсту. Вот уже мне 10 лет; я уже с рзбором веду войну. Летом хожу издлек. Сперв я дикий, живу н кургне посреди сжлки и иду н войну; беру шлш н огороде, беру дв мостик через ров и мрчный яблочный срй. Роздых; тм опять з дело. Уже я близко подошел к столице, я вижу -- крйнее окно розового дом выглядывет н меня из-з огромной груши. Почти жль, ндо продлить нслждение. Сперв возьмем сушильню! Кровопролитие ужсно. Кревым соком ягод покрыто мое лицо и руки. Пять рз был я отринут, рз или дв пдл с лестницы; рот у меня зболел от крик, стрельбы и комнды... Но еще, еще усилие -- и мы ворвлись! Женщины, дети и стрики молят меня о

пощде... Пусть молят -- я незметно для смого себя просветился дорогой; я срывю ветвь и в венке, безоружный, выхожу н блкон сушильни говорить речь нроду. Я не произношу ни одного звук; но поз, жест и взоры говорят кк бы более слов. Весело, гордо и миролюбиво подняв голову, гляжу я н здний дворик, где рстет крпив, клохчут индюшки. Глядишь, глядишь -- гордость пройдет, голов опустится, сядешь тут же н блконе и здумешься, что-то будет со мною? Исполнит ли Бог мои молитвы?

Годм к 11-ти я принужден был оствить Подлипки. Дядя Петр Николевич однжды приехл к нм, и, дня через дв после его приезд, меня призвли к тетушке в кбинет. Мрья Николевн плкл.

-- Дружок мой, -- скзл он, -- дядя хочет зняться твоим воспитнием. Блгодри его...

-- Д, брт Влдимир, -- прибвил дядя, -- пор шлдыблды бросить! Поезжй-ко со мной...

Что было дльше, не зню. Зню только, что пмять моя сохрнил впечтление стрх и рдости. Тогд ли, в другой ли рз, стоял я у притолки зльных дверей и, быть может, не зпомнил бы ничего о тогдшнем состоянии моего дух, если б Вер не скзл кому-то, укзывя н меня:

-- Посмотрите, ккой он хлднокровный и не плчет, кк следует мужчине. Но во мне уже не дремло тщеслвие. Я рисовл себе с блженством, кк я живу в губернском городе, кк блистю. Все это было смутно: только одн несбывшяся кртин будущего жив во мне до сих пор. Передо мной тетр губернский. Что дют

-- я не зню. Д и н что мне это знть? Смешння прелесть крсок, музык, толп везде -- и под ногми, и рядом, и нверху, кк в том цирке, в который возил меня тетушк в Петербурге... В том волшебном цирке я видел Турньер и Нимфу н яркой зелени знвес, и Пьерро, и Арлекин, и нездницу голубом плтье, которя сверху мне покзлсь тк мил,

что я тут же, бросившись н шею тетушки, объявил ей о своем нмерении жениться н этой крсвице. Тетушк отвечл: "Ах, бтюшки мои, д он урод. Помилуй! крсня, толстя девк!" Неясное подобие ткой кртины носилось передо мной; но больше всего знимло меня то, кк я буду одет. Н мне будет коричневя куртк или чорня брхтня; волосы в кружок, но не по-русски, тк, кк у пжей, молодых рыцрей и принцов, с которыми ознкомили меня la chatte blanche, le chat botte и т. п. Я видел дже, что я то лорнирую кого-то, то склоняюсь к кому-то в ложу и говорю игриво, и все смотрят н меня и снизу, и с боков, и сверху; все спршивют: кто? кто этот charmant garcon? -- Это племянник вице-губернтор. -Quel delicieux garcon, n'est-ce pas? -- Oh oui, il est ravissant! A после что? После я военный, я жент, я иду с женою под руку. О, конечно, я военный! Я не мог понять, кк люди могут быть шттскими; шттского я вообржл себе не инче, кк в виде уездных чиновников нших или в виде доктор, который ездил к нм иногд. Он был горздо меньше дм, с которыми тнцевл, и смотрел н них снизу томными голубыми глзми. И тких шттских, которые могли удовлетворить моему чувству прекрсного, я знл только двух: дядю Петр Николевич и одного родственник его, г. Ржевского. Но они об были отствные, и в оснке их, в молодцевтости, в усх я видел ту смую высокую печть, которую желл бы со временем носить н смом себе. То ли дело военный! Н нстоящую войну положим не нужно... зчем губить людей? И с кем сржться? С фрнцузми? жлко: все эти Альфреды и Альфонсы ткие слвные молодые люди; я с ними по рзным книгм дже короче знком, чем с своими Николями и Ивнми; у них есть тоже мтери, тетки, они будут плкть! Горздо лучше в Петербурге мршировть по Мрсову полю с сблей нголо, в белых пнтлонх с крсными отворотми, или с гусрским полком нестись мрш-мршем. Решено: я военный и иду с женою под руку. Удлившись в свою комнту, я бросился н колени перед обрзом и поклялся Богу быть безгрешным до женитьбы, не позволять себе никогд до брк тех ужсов, о которых случйно последним летом я слышл в роще от ншего отчянного Федьки. "Ккя стрсть, ккой грех!" -подумл я, приникнув лицом к дивну.

-- Милый Бог! -- воскликнул я нконец, -- пожлей меня... Я клянусь никогд не грешить, пошли мне только счстья! Я ведь добр, очень добр... Дй мне, Боже, счстья: ни одного бедного без помощи я не оствлю! Однко нстл и чс рзлуки с Подлипкми. Аленушк подошл обувть меня поутру и вдруг зплкл.

-- Дй мне ручку: я поцлую, -- скзл он мне. Я подл руку.

-- Дй мне ножку, -- скзл Аленушк. Я протянул ей еще необутую ногу: он ее со слезми поцловл; потом см я подл ей другую руку и другую ногу. С брышнями, с Пшей Потпович, с Ктюшей я едв простился. Тетушк и мдм Бонне сильно плкли, когд нм подли крету; но я не пролил почти ни одной слезы. И вот мы сели с дядей в дормез; почтовый шестерик помчлся, и скоро мне стло и жлко и жутко. Я молч прислонился к углу и вздыхл. Лошди сккли шибко по грязи; ямщики кричли. Дядя посмотрел н меня.

-- Что же ты, Влдимiр, молчишь? Не грусти. Я тебе подрю верховую лошдь и полуфрк отличный сошью. Только учись. Неверных рзбивть и брть крепости полно

-- учиться ндо! Боишься ты меня, ?

Этот вопрос был сделн с тким веселым лицом, кк будто дядя был рд, что я его боюсь.

-- Д кк вс не бояться! Все говорят, что вы строги.

-- Кто же это все?

И дядя опять весело посмотрел н меня. -- Я не могу скзть вм этого. Нельзя все говорить.

-- Отчего нельзя?

-- Свет стоит н политике, -- зметил я. Дядя рссердился.

-- Вот уж и сморозил чушь! Терпеть не могу, когд ты понесешь ерунду. Свет стоит н политике! Кк противно! Уж лучше низвергй неверных, Иеруслим бери, не говори глупых фрз, которых ты не понимешь. От кого ты слышл эту глупость?

-- Тетеньк Мрья Николвн тк говорит! -- отвечл я с достоинством. Дядя улыбнулся, откинулся в угол и скзл:

-- А! Ну, хорошо. Вперед не повторяй, чего не понимешь, крндш ты эткой! Дня три мы не остнвливлись, сккли под дождем и по грязи и приехли вечером. VIII

Я могу не инче вспомнить Нстсью Егоровну Ржевскую, кк уходящею в коридор из злы в синем мрсели-новом плтье с белыми клеткми, с гордо зкинутой нзд головой.

Подумешь, Нстсья Егоровн был горд? О, нет! Я, будучи лет семи-восьми, дже спросил у кого-то: "Отчего это Нстсья Егоровн, когд одет получше, тк у нее и мнеры другие стнут?" -- И мне ответили: "Оттого, мой друг, что Нстсья Егоровн дом всегд ходит в кпоте, когд нденет корсет, тк ей неловко!" Удивительные отношения црствовли в доме Ржевских! Ржевский, Дмитрий Егорыч, был крсвец собой. И теперь еще висит в их деревне, н здней стене гостиной, портрет его в лейб-гусрском мундире. Крсный ментик остлся недоконченным; но лицо тк и дышит счстьем сознтельной крсоты и молодечеств; легкий чорный ус чуть зметно, рыцрски зкручен; крие глз смотрят н вс улыбясь и не без силы... А кк он пел! Детскя душ моя дже ныл, когд он пел: "Что трв в степи перед осенью" или "Le vieux clocher de mon village, que j'ai quitte pour voyager".

Посмотрели бы вы н него в последнее время: толст, отек, сед и грязен. Вточное пльто, покрытое мур-нтиком коричневого цвет -- и ни слов, ни слов! Что он был з человек, не зню. Но жену его я в детстве долго не любил. Зто позднее я стл ценить ее очень высоко. В мифологии моей он долго был Мегерой, хотя и лскл меня охотно. Женщин он был почти одних лет с мужем, белокуря и сттня, с нсмешливыми нежными чертми и ндменным лицом; взбитые локоны и безукоризненно изящня, хотя и небогтя одежд. Люди в доме трепетли ее. У них был всего одн дочь, годом стрше меня. Сонечк взял силу выржения и мелкие черты у мтери, цвет волос и глз у Дмитрия Егорыч. Он был в институте, я у дяди Петр Николевич, когд произошел между родителями ее рзрыв. Дмитрий Егорыч был удлен во флигель... Ржевскя вдруг зимой, в метель и мороз, приехл к дяде Петру Николевичу, и тогд я узнл кой-что об них. Но вы ничего не поймете, если я дм волю рзброду мыслей и не рсскжу основтельно, ккя связь был между Ржевскими и Петром Николевичем. Петруше было 15 лет, мне 11, когд дядя взял меня к себе. Мрс изменил мне. Негодуя н рны, болевшие при переменх погоды, он отдл сын в "првоведение", готовил и меня, кк бртнин сын, туд же и в звещнии, открытом по смерти его, умолял Петрушу не быть никогд военным. Осмотрительный Петруш охотно соглсился быть покорным сыном. После глубокого добродушия, милости, бловств Подлипок мне покзлось тяжело у Петр Николевич.

Взял меня дядя от тетушки и привез прямо з 400 верст в тот город, где служил вице-губернтором. Жену его, тетушку Алексндру Никитишну, я уже знл немного. Он рз дв н короткое время приезжл в Подлипки, во время моего рннего детств. Приехли мы вечером, кжется, в вгусте. Город был мло освещен, дом вице-губернтор еще меньше.

Дядя тотчс же пошел куд-то з слугой, который светил ему, я остлся в большой темной зле, с одной восковой свечой н столе. Три люстры в белых чехлх... ночь кругом. Н мрчных стенх мрчные, глубокие кртины, с пятнми посветлее тм и сям.

Дом был н нбережной реки, и я, подойдя к окну, увидел не огни и строение, небо, уже темное, и чорную тучу н крю. В звонком доме во все время хлопли двери. Нконец внесли лмпу, потом вошл тетк в млиновой брхтной кцвейке, обшитой горностем. Тут в первый рз стло ясно мне, ккое у нее лицо. Он был высок ростом и очень худ; румянец груб и бгров. Взгляды я еще плохо тогд умел рзличть, но, кжется, ее взгляд был беспокоен. Он поцловл меня и, взяв мою руку холодной и влжной рукой, повел через коридор к Петруше, который был не совсем здоров и лежл в постели. Двоюродный брт принял меня не то чтобы сухо, просто, кк умел, вяло. Я облокотился н стол и не сводил с него глз. Он тоже смотрел н меня.

-- Вот дв козл! -- скзл тетк, -- полноте кзокться... Познкомьтесь. Я вс оствлю одних. -- И ушл.

-- Vous frequentez beaucoup? -- спросил Петруш грустно. Боже! ккой срм! Что это знчит "frequentez?" В первый рз слышу это слово. Я переспросил.

Опять: "Vous frequentez beaucoup" (кков же был моя досд, когд н другой день, спросив перевод у тетки, я узнл, что см Петруш сделл ошибку, збыл прибвить кого!)

Я онемел н секунду, вспомнил о том, что он из столицы, после скзл робко: "Не понимю!" -- Петруш скзл: "Это знчит ездить в гости".

-- Д, -- отвечл я, -- я чсто...

Потом Петруш покзл мне дв игрушечные грфинчик, один с млгой, другой с квсом, один синий, другой млиновый, прибвив, что зеленое стекло дороже всех, потому что в него клдут золото, и незметно перешли мы к чему-то другому; к чему -- не помню... помню только, что Петруш рсскзывл, кк рки едят рыб и хвтют их з морду клешнями.

-- Вот тк и схвтит! -- скзл он, схвтив себя з подбородок двумя пльцми. И что это? скжите. Интерес ли рсскз, или ккое-нибудь периодическое возвышение впечтлительности в моей душе -- только фигур его в эту минуту рз нвсегд неизглдимо озрилсь передо мною точно тк же, кк фигур Нстсьи Егоровны, без корсет, но с гордостью ушедшей в коридор. Тк и умру, не збыв его голубого шлфрок, кровти с знвесом и лиц его, немного клмыцкого. Вечер кончился грустно. Терентий, устый дядьк, которого Петр Николевич еще в Подлипкх приствил ко мне, н последних стнциях был пьян и рздржил дядю. Когд посередине темной и прохлдной злы был нкрыт стол н три прибор и я шел з супругми ужинть, я зметил, что дядя, ведя под руку жену, что-то шептл ей и пожимл плечми.

Из злы послли з Терентием. Тетк сел к столу. Терентий явился, дядя, вдруг сжв кулки, подошел к нему и громовым голосом зкричл: "Пить?! Бестия, кнлья!.. Пить?! Срмиться с вми везде? А?" Терентий молчл.

-- Ах, ты, пьяниц, вор!

-- Помилуйте, вше превосходительство, мы не воруем...

-- Мы! мы! Кто мы? Ты пьяниц, скот! -- И дядя тк сильно удрил высокого Терентия в лицо кулком, что то едв устоял н ногх. Дядя хотел повторить, но тетк скзл: "Ну, что это.  И дядя, крикнув только "вон!", вернулся к столу.

Он, улыбясь, сел около жены, которя печльно пригорюнилсь у прибор, поцловл ее руку и, смеясь, пожловлся ей, что при удре ушиб себе плец своим же лмзным перстнем.

После ужин бедный Терентий повел меня нверх со свечой по широкой и темной лестнице. Я увидел пустую горницу, с белыми стенми, простые ширмы и одинокую кровть свою, без коврик у ног, кк бывло дом. Мне стло очень грустно. Я протянул Терентию ногу, чтобы он снял спог, и спросил его: "Ну, что, Терентий?"

Он молч кивнул головою и укзл н окроввленную верхнюю губу, рссеченную лмзным перстнем.

Я содрогнулся, лег и взглянул с постели в близкое окно; длиння чорня туч нд бледной зкриной длекой зри не уходил.

Вскоре и Терентий лег около меня н войлоке и згсил свечу; но долго слышл я, вздргивя в первом збвении полусн, его вздохи и шопот молитв... Тогд нстли дни один однообрзнее другого. Многое, между тем, попрвилось в моем внешнем быту.

Петруше н другой день было лучше; он см желл видеть меня в своей комнте, и меня перевели к нему; когд же брт уехл в Петербург с дворецким, нзнченным ему в провожтые -- я остлся полным хозяином его Удобной и веселой спльни. У дяди я прожил подряд пять лет, от 11 до 16 лет. Тетушк нзывл дом их склепом -- и не нпрсно. Скоро узнл я тйную отрву дядиных дней -- узнл, что кольчуг воинственности и ристокртизм, перед которыми я не мог не склоняться, был пронзен во многих местх. Шире и неисцелимее других был одн рн -- Душевня болезнь жены. Вероятно, в долгих шептниях и толкх с глзу н глз тетушки Мрьи Николевны с дядей и другими не рз изъявлено было опсение з меня: кк я буду жить в доме умлишенной женщины? Отпускя меня, мягкя воспиттельниц моя обливлсь слезми и после говорил мне, что решилсь отпустить, только понимя, кк может быть полезен мне человек с тким весом, хрктером и ткими связями, кк Петр Николевич.

Но и тетушк Алексндр Никитишн не был дурня женщин. Он любил меня. Но кк неприятн был ее лск! Кк стрнно, что-то оттлкивло меня от нее! В пять лет я не мог привыкнуть без отврщения цловть ее влжную руку. Безумие ее было временное и для людей не вредное прямо; только оно было рзорительно для дом. Руки ее сокрушли все в эти дни. Турецкя шль в несколько сот рублей летел в кмин; жемчуги брослись в окно прохожему. Он брл ткже ножницы и рзрезл по целому брхт и сфьян дивнов. Иногд сидит со мной в гостиной и шьет молч; я что-нибудь делю тоже; все тихо... Вдруг тетушк схвтывет иглу и вклывет ее себе в лоб... Если шьется или вышивется что-нибудь небольшое и нетяжелое, оно висит н игле, Алексндр Никитишн хохочет. Если ей стрлись помешть, он выходил из себя, брнил муж и кричл рздирющим душу голосом.

Нпрсны были строгие взгляды Петр Николевич, нпрсны его увещния -- то кроткие: "Сш! Сш, мой друг! Успокойся!", то нетерпеливые: "Алексндр Никитишн! будет ли конец этому?" Нпрсен дже крик его: "Тише! Тише! В спльню! Н кровть!.. К себе! Тише!"

Впрочем, в обыкновенное время дядя был не только кроток с женою, но и любезен с нею.

Бывло, в эти дни мрк ( мрк длился шесть недель и дв месяц!), ходит он здумчиво по длинной зле, зложив з спину белые руки с лмзным перстнем. Не спсли его ни сн, ни шестерики рьяных коней, пленявших весь город, ни походк величвя, ни кресты и звезды, ни блгоухние усов и звитки волос н блгородном челе!...

Ходит, ходит, я сижу и смотрю в окно, не смея вымолвить слов. Я не знл, кого жлеть -- тетку или дядю... и снчл от стрх, потом от отврщения к их мрчному обрзу жизни не жлел никого. По многим источникм имел я случй убедиться горздо позднее, что отношения дяди моего к госпоже Ржевской были когд-то глубже обыкновенной приязни. Рненый, богтый, крсивый и молодой генерл здумл жениться и приехл в Москву искть невест. У г. Крецкого были три дочери: стршую звли Евгения, вторую Алексндр, третью, кжется, Анн. До третьей нет нм дел. Тетушк Мрья Николевн умел рсскзывть об этой свдьбе довольно смешно.

-- В Москве был тогд, mon cher, одн свх из блгородного звния. Мы ее звли дм-свх. Ккой был вид внтжный! Он состряпл все. Приезжет рз к брту

-- тот в хлте, только что умылся. Ты знешь его щеголевтость -- хлт превосходный. Человек скзл было ей, что брин дом нет, Петр Николевич см вышел в дверь и говорит, что для дм он всегд дом -- принял ее в хлте. Ну, подумй хорошенько, ккя это дм? Крецкий, стрик, имел низость доверить ей. Рзвртный стрикшк! Зто Бог и нкзл его: три год без здних ног влялся! Дяде нрвилсь воздушня Евгения; он был горздо умнее, тнцевл лучше, умел лучше одевться. Дм-свх и рзвртный стрикшк устроили з него Алексндру. Но дядя, видимо, продолжл глубоко увжть сестру жены. Я не хочу злословить, и все докзтельств в пользу того, что дружб их был безукоризненн, что в этом деле они были высоки, несмотря н побочные дел -- н рссеченную губу Терентия, н домшнюю суровость Ржевской, которя, быть может, тоже... Знете -- стршие нши умели искусно мирить в себе дв рзнородные Mipa... Внезпный приезд Евгении Никитишны порзил всех. Не прошло и двух чсов, кк в кбинете дяди, где зперлись обе сестры и Петр Николевич, рздлись громкие рыдния, и тетку Алексндру Никитишну вынесли н рукх муж и слуг. Он был в обмороке.

Встретив несущих в зле, я взглянул н сестру ее, которя шл сзди. У нее глз тоже были крсны, но я уловил н лице ее ткое выржение презрения и гнев, что никогд его не позбуду.

Верстх в полуторст от нших Подлипок течет несудоходня рек. Лесистые берег ее попеременно возвышются то по ту, то по другую сторону, и перед одним из сосновых учстков стоит боком к реке большой дикого цвет дом. С обеих сторон редея выбегют полукругом ели и сосны из сплошного лес, покрыввшего поле з домом.

Пониже, в беспорядке, широко рсстилются брские огороды, еще ближе к реке смотрят снизу н брский дом избы дворовых семейных людей. И тм живут! Тм рзвешн невод, тм к рките у избы прислонен рыбчья сетк н длинной плке; рзноцветное белье сушится н плетне. Рек течет, вдли ревет чужя мельниц, з рекою луг, где летом мльчики рзводят н ночную огни. Ширин, зелень и сил везде! Здесь, по сю сторону, с левого бок, з покинутой и рзрушенной псрней, поднялись четыре изящные ели, и новый сруб виден под сенью их. Тм, по ту сторону, з лугом, небольшя дубовя рощ, и см луг иногд целыми полосми кжется розовым от густого клевер. Почтовые колокольчики звенят вдли невидимо; нд блконом, обрщенным к этой кртине, носятся с пронзительным криком стрижи. Евгения Никитишн шл змуж, говорят, по склонности; и хотя брк их состоялся тк скоро после брк моего дяди, что ей, влюбленной в Петр Николевич, конечно, не было возможности перенести вдруг все чувство н жених. Но не нрвиться кк муж Дмитрий Егорыч, при своей крсоте и тогдшней любезности, едв ли мог. И он скоро стрстно привязлсь к нему. Тетушк Мрья Николевн умел и про молодость Ржевских рсскзывть тк же хорошо, кк про безбожник Коровев и про отц Всилия, и про дму-свху. Он говорил, что, приехв к ним в первое время их супружеств, он ншл их в цветнике, гуляющих вместе, и был поржен их блженством и крсотою обоих. Я поздно узнл крсоту лесистого берег, где протекли их медовые годы; но теперь уже дом, рек, цветник и лес слились для меня в одно с Евгенией Никитишной в белом плтье и в крсной турецкой шли, в которых увидл я ее в первый рз, будучи ребенком.

О муже я уже скзл вм, кк он был хорош. Было одно тинственное место у них в деревне: н нем остлись уже одни гряды когд-то росшей здесь клубники д кирпичи фундмент. Н этом месте стоял прежде теплиц; в теплице жил сдовник Яков; Яков любил молодую прчку. Брин тоже обртил н нее внимние; но он не польстилсь н брские слов. Ржевский решил сослть ее куд-то з дурное поведение, з связь с сдовником. Но Евгения Никитишн узнл все.

Он двно уже змечл беспорядочное его упрвление. Недовольня проджей другого имения, он желл сохрнить пристнище для себя и придное для дочери. Имение, описнное мною, приндлежло ей, его едв было не продли с укцион. Тогд-то Ржевскя приехл к дяде. Дядя зплтил долги Ржевских; он поехл с нею в ее деревню, и ккие у них были толки с мужем, никто мне не передл. Евгения Никитишн с этого дня взял все дел в свои руки, з историю с прчкой перестл быть женой Дмитрия Егорыч и дже удлил его во флигель. В течение пяти-шести лет обртился Ржевский в тучного ипохондрик. Дочери было 17 лет, когд ее взяли из институт и когд я познкомился с ней. Но рзговор об ней отложим.

IX Несмотря н строгую скуку вице-губернторского дом, я созрел в нем не только годми, но и опытом. В первые три-четыре год я много прочел и кое-кк мирил в себе мечты с действительностью. Я мло помню живого из этого спокойного и скучного времени. Не зню дже, кк нзвть эту эпоху моей жизни, переходною или нет. Хотя я думю, что всякя пор в жизни переходн, но вопрос здесь тот, н чем следует больше остновить вше внимние -- н том ли, что игры перестли збвлять меня, что мечты о военном блеске сглживлись тогд мло-помлу принужденным одиночеством, рзмышлением и чтением, которое нчинло сильно знимть меня; н том ли, что светлые и холодные мечты детств незметно уступли место теплоте и грусти, сознтельным мыслям о женщинх, о возможности взимной любви, о Пвле и Виргинии... Или, вглядывясь, нсколько можно, во внешний свой обрз, видеть, кк мло было во мне тогд яркого, кк мло дрмы проявлял я тогд волею и неволею... Личность моя этого возрст, когд я смотрю не нее теперь внимтельно, ничем не бросется мне в глз. Ряд бессвязных кртин, не одушевленных ни чем-нибудь особенно горячим, но сложным и стрдльческим, ни успокоительно-торжественным, которое не могло и существовть в эти неопределенные годы -- вот что я помню. Огромня крепостня стен с бшнями и брешми, неясное воспоминние о 12-м годе, бродящее по строму городу... большие лужи з стеной и цветы, которые я рву н берегх... сдик з домом дяди; много чсовен, ворот с обрзми и церквей; иногд (не рз я это помню) звонили к вечерне в этих церквх, я сидел в сду и слушл звон, и помню, что мне было хорошо, что меня приятно томило...

Жил я очень одиноко. В доме было просторно и богто, но безжизненно. Здесь уже не ходил тетушк в белом кпоте с оборкми в день святителя Мокия молиться об отврщении грд от полей; здесь некому было зкпывть под межевые столбики стклянки с святой водой; здесь не крестили кукушку, не нряжлись н Святкх, збывли н Троицын день укршть углы березкми. Но зто здесь я выучился впервые принуждть себя; дядя зпретил рз нвсегд Терентию обувть меня в постели, прикзывл рно будить, говорил по-своему о твердости и дворянской чести. Ндобно зметить, что Мрья Николевн нрочно дв рз приезжл к дяде в город, чтоб со мной повидться. Всякий рз любовь моя ко всему, что жило и дышло в ее деревне, пробуждлсь с новою силой. Но, кжется, этой-то любви и боялся дядя. И Мрья Николевн см не соглшлсь брть меня к себе н лето. Дядя не хотел, чтоб мои уроки прерывлись, и т теплот, которой обдвло мое вообржение при одной мысли о кком-нибудь дереве Подлипок, о собке ккой-нибудь, не говоря уже о ' людях, был, конечно, ему не по вкусу. Желя сделть из меня человек, он опслся добродушного рстления Подлипок. Он говорил дже прямо об этом: "Я зню, тебе, хочется к тетке; д я не пущу. Сестр слб, я твоего отц любил и не хочу, чтоб ты сделлся Митрофном. Я лучше сын отпущу туд: тот флегм, для тебя нужн ежовя руквиц!" Сестр слб! Ккя презрительня мин! И это говорил тот смый дядя, который в детстве, по собственному рсскзу, рыдл однжды н улице оттого, что уронил и ' рзбил хрустльную игрушку, купленную им н последние деньги для Мши, для единственной сестры! Кк ни стршен был иногд дядя, но я слышл в нем родную кровь и видел общие точки привязнностей; я упивлся его редкими, любопытными рсскзми о турецкой войне, о польской революции, о том, кк он был проколон пикою и кк нд головой его знесен был сбля, кк целую ночь проспл в луже и кк см глвнокомндующий н другое утро ободрял его и угощл водкой с кренделями. Однжды мы вместе с ним гуляли зимним вечером по общественному сду; дорожки были рсчищены, деревья в инее, небо все в звездх...

-- Видишь, кк много звезд, -- скзл он, остновясь и поднимя лицо к небу. -- Кк они хороши, кк они блестят! И это все миры. И тм, быть может, ткие же люди, кк мы с тобой... веселятся, тоскуют, хлопочут, умирют... Скзвши это, он вздохнул, и мы пошли дльше. Он все-тки кзлся мне лучшим лицом в доме. Тетк продолжл быть совершенно чуждою той поэтической струне, которя мло-помлу нчинл озряться во мне созннием. Ничего, кроме пустых некдотов и сплетен, от нее не услышишь; кк попло одетя, в большом плтке, едв причесння, бродит он из комнты в комнту, смотрит по окнм или схвтит иногд ромн, пробежит стрницу и бросит. Фрнцуз Ревелье, которого мне нняли, был несносный стрик угрюмого нрв. Он ходил в синем фрке с медными пуговицми и в крсном флнелевом жилете, почти ни н что, кроме пив, не издерживл денег, см штопл себе плтье и целые дни проводил в своей комнте. Войдешь к нему, воздух тяжелый, см он сидит, читет Агрп или игрет н флейте. Спросишь у него, что он больше любит, ромнтизм или клссическую тргедию?

-- Ah bah! j'aime tout ce qui est bon!

-- Скучно мне, мсье Ревелье!

-- Vous me sciez le dos avec votre "скучно"! Tracez vous un cerle et ne sortez pas de la!

С Петрушей мы не лдили. Он приезжл кждое лето из Петербург, и всякий рз я был рд его приезду, кк рзнообрзию, но всякий рз выходили у нс ссоры. Все мне не нрвилось в нем: его ккуртное прилежние, его нерзговорчивость, его физическя лень и вялость. Про него говорили, что он в "првоведении" ведет себя безукоризненно, и все профессор довольны им. А я своих учителей чсто выводил из терпения: бывли минуты, когд я решительно не мог ничего понять. Я несся куд-то, смотрел в окно; в голове спутывлось все, урок с мечтой о слве, о любви и о войне, я не зню еще о чем. Я глядел тумнно н учителя и отвечл не то. И, несмотря н успехи в нукх, которыми скромно гордился Пьер, я чувствовл, что я лучше его, умнее... Мы ни в чем не сходились. Снчл я еще любил воевть в сду, строил небольшие укрепления из кирпичей и брл их с криком, рзбил однжды окно в хозяйской беседке и должен был, по прикзнию дяди, купить стекл н свои крмнные деньги. Пьеру ткие збвы кзлись глупыми и скучными. Рз, внчле, он попробовл было взять сблю и пойти со мной; я был рд и предложил ему брть редут с првой стороны, пок я буду лезть слев. Он соглсился, и мы рзошлись. Вот я рвусь, бьюсь изо всех сил, мшу сблею, стреляю из пушек, жлуюсь н боль, комндую, борюсь и с громким "ур" взбегю нверх! Петруши нет... Бегу через весь кургн н првую сторону и вижу: мой првовед присел здумчиво н бревнышко и ковыряет землю сблею.

-- Что ж ты? -- кричу я.

-- Д скучно! -- отвечл он и побрел домой. В одно лето я лучше выучился ездить верхом, чем он в три год. Я всегд готов был вскочить н седло, подходил ко всем лошдям, трогл, лскл их, дже кляч не оствлял в покое. Петруш ездил неохотно и робко, хотя и имел большую претензию быть знтоком в лошдях; он чсто ходил удить рыбу н реку, я презирл это стриковское знятие. Рз пришел он в сд вместе с Плтошкой, своим любимым кзчком.

-- Посмотри, Плтош, что это з умор, -- скзл он, -- Володя с ум сходит... Эх ты воин! Ну куд тебе? В сду тебе только с деревьями и воевть.

-- Уж не тебе бы, трусишке, говорить! -- возрзил я ему. -- Н струю водовозку боишься сесть! Ноги рстрщишь -- сидишь кк бб... Петруш покрснел.

-- Ну что? -- продолжл я, смягчившись немного в душе, но не желя явно уступить.

-- Что смотришь? Н поцлуй мою ручку...

-- Цлуй мою.

-- Твоя жолтя, гдкя, моя, посмотри, ккя!

-- Ишь вы ккие нежные! -- зметил Плтошк с негодовнием. -- Из чего вы это взяли, чтоб Петр Петрович Д вшу ручку стли цловть!

-- А чем он лучше меня?

-- У них ппш генерл, и сми они...

-- Молчи, мерзвец!

-- Ругться не извольте; я дяденьке скжу.

-- Ах ты эткой! -- зкричл я и дл пощечину Плтошке изо всех сил. Плтошк зплкл; я было хотел схвтить его з волосы, но Петруш кинулся, повлил меня и стл дрть з уши, приговривя: "Ах, ты молокосос, мльчишк, дрчун!" Я вырвлся в бешенстве и, подняв с земли свою тупую сблю, удрил Петрушу по руке, что было силы. Петруш зкричл, Плтошк зкричл тоже, я побежл домой кк безумный. Я знл, что меня ждет. Мне уже пришлось испытть гнев дяди, и вот по ккому случю. Один небогтый дворянин желл отдть куд-то сын, н кзенный или дворянский счет, не помню. Однжды дядя позвл меня в кбинет и зствил меня вынимть из шляпы билетики. В комнте было несколько человек дворян и см предводитель.

-- Ну, это еще невинный нгел, -- скзл бедный отец, -- выньте мой билетик, крсвчик мой!

Все окружили меня; я вынул билетик и прочел: "Золотников".

-- Мой, мой! -- зкричл отец, рсцловл меня и обещл фунт конфект.

-- Вздор! -- скзл дядя, -- он не возьмет. Однко дня через три после этого я решился подойти к сыну Золотников н гулянье и спросил у него, когд отец нмерен прислть мне конфекты. Н другой день дядя увидел с блкон слугу Золотниковых и спросил у меня: что это ткое он несет в бумге, не зню ли я? Я покрснел и отвечл: "Не зню, прво... прво, не зню!"

-- Поди, спроси у него, что ему ндо.

Я вернулся с конфектми и скзл, опять крснея:

-- Это мне конфекты. Не зню, зчем это он прислл!

-- А зписки нет?

-- Есть. Я подл зписку, и дядя прочел:

"Милый мой, Влдимир Алексндрович! Нпрсно вы думете, что я збыл о своем обещнии. Рзные дел отвлекли меня. Посылю и т. д."...

-- Тк ты нпоминл? -- спросил дядя, и глз его зговорили. Я молчл.

-- А! взяточник и лгун! Хорош. Попрошйк и лгун! Д ты знешь ли, что ткое мужчин, который лжет?.. Негодяй!

Дядя позвонил. Вошел человек. Я обомлел.

-- Возьми эти конфекты, отдй их человеку Золотни-ков и скжи, что я... я, понимешь? велел их отнести нзд. Д приготовь мне в кбинете розги! Пойдем-к. Я упл н колени, просил, плкл... Нет, ничего не помогло. Пришл тетк и тоже стл просить; но дядя не отвечл ей ни слов, взял меня з руку и увел с собой. Тм Ефим меня больно сек, дядя сидел н дивне и смотрел. Тетк после этого позвл меня к себе и дл мне гофмно-вых кпель. Испытвши все это, я понимл, чему я подвергюсь, и решился н этот рз не быть робким и слбым. Петруш прибежл к Ревелье и покзл ему свою руку, н которой вздулся крсный рубец и в одном месте покзлсь кровь. Ревелье требовл, чтоб я просил прощенья, но я не мог видеть скромного генерльского сын без ненвисти и откзл нотрез.

-- A genoux, mauvais sujet! -- кричл Ревелье, -- genoux! Pss, pss, silence! Est ce qu'on ne rosse pas ici, comme partout ailleurs par hasard?

-- Еще бы не rosse! -- возрзил я, -- в тком проклятом доме и хуже бывет! Кончено все! Я обречен н кзнь. Отчяние овлдело мною, отчяние и отвг. Петр Николевич не было в городе, но я знл, что недели через две он вернется, и рно или поздно я рсплчусь з все. Алексндр Никитишн ткже узнл об этом; он прибежл ко мне в

бешенстве и нчл было: "я тебя, д я тебя!" Но я презрительно молчл, и он успокоилсь.

Прошло недели с полторы. Дядя не возврщлся, Петруш, кзлось, збыл оскорбление; зпустив руки в крмн и посвистывя, штлся он по комнтм, или шел себе удить рыбу, тк что мне иногд стновилось его жлко. Тетк обрщлсь со мной по-прежнему. Он очень любил нрушть обыкновенный порядок дня -- пить чй или кофе не вовремя, посылть з сыром ни с того, ни с сего, но не при муже. Нередко приходил ко мне горничня, когд дядя был в гостях или в присутствии, и тинственно звл меня н теткину половину; иногд же и см тетк говорил мне с глзу н глз:

-- А не выпить ли нм чйку, Володя? Кк ты думешь, дядя твой не узнет?

-- Выпьемте; что ж!

-- Ты, смотри, не проболтйся; он ведь, ты знешь, месяц меня з это будет точить, скжет mauvais genre, беспорядок, хрчевня... Вот тк-то случилось нм и теперь вдвоем с нею пить кофе; он объявил мне, что дядя будет звтр.

-- Ты не рд, кжется?

-- Чего же мне, ma tante, рдовться? -- я отвечл ей. -- Я зню, что меня высекут.

-- А ты зчем нпрокзил?

-- А зчем они с Плтошкой мою дворянскую честь унизили?

-- Скжите, ккой фрное! Ну, пей, пей кофе. Я уже ничего не скжу и Пьер тоже. Если б я зхотел, рзве я не могл бы см тебя нкзть?

-- Еще бы! конечно бы могли!

Он уговорил Петрушу оствить это дело тк; "отец рсстроится, будет шум, что з охот". Петруш обещл молчть и смолчл. Долго меня смущл мысль о его великодушии.

Вся эт обстновк привел к тому, что я, подросши, всем сердцем стл понимть слово "сирот". Не рз пл'

кл я, один-одинешенек, жлуясь н то, что здесь меня никто не любит и что я всеми покинут. Я писл стрстные письм в Подлипки, иногд клялся все сносить и ждл терпеливо той минуты, когд мне можно будет вернуться домой; иногд уверял, что я жду смерти и верно никогд не увижу ничего и никого домшнего. Я берег с блгоговением не только обрз в оклде, блгословение Мрьи Николевны, но и зклдку из бисерной кнвы с вышитым souvenir, которую прислл мне Вер, и подрок Аленушки -- мленькую чшку стринного фрфор, с белыми овечкми н лугу и хижинми вдли, глядя н которую и вспоминя о бедной уже умершей тогд мдм Бонне, я повторял стихи:

Dans ces pres fleuris Qu'arrose la Seine,

Cherchez, qui mene Mes cheres brebis.

J'ai fait, pour vous rendre Le destin plus doux...

Н смую книжку, которую дл мне н пмять мдм Бонне, стихотворения г-жи Дезульер, я долго смотрел кк н зветный тлисмн и долго, дже горздо позднее, нходил в ней больше поэзии, чем в смых генильных вещх. В Подлипкх, кзлось мне, никто не стрдет -- все цветет и зеленеет; лй собк, пение петухов, шум ветр многознчительнее, не ткие, кк в других местх; мужички все, встречясь, улыбются, собки знют меня, и умирть тм, должно быть, легче, чем где-нибудь в другом месте! Годм к 16-ти и сознние добр и религиозное чувство стли во мне сильнее. Не рз вечером нрочно уходил я из дом и клл по дв, по три рубля в церковную кружку н углу; нищим стыдился подвть тк, чтоб мне было нечувствительно: подвл серебро, не медь, постился, вствл к рнней обедне, чувствовл себя крепче и светлее, когд ел просфоры; не уходил никогд прежде конц службы из церкви, вспоминя слов тетушки: "кто уходит рно из церкви, тот, кк Иуд, который ушел с тйной вечери до конц".

К грусти одиночеств, к стрху нкзния з гробом, к ндежде н помощь в жизни примешивлись и другие чувств. С одной стороны, пмять о кртинх детств жил нерзрывно с молитвми и ндеждми; в вообржении я видел тетушкин кивот с лмпдой... Кк вспомнишь об нем, о ней смой, о ее спльне, о коврике, о беззботном счстье, тк и потянет душу и домой, и н небо! Когд случлось мне уйти прежде срок из церкви или рссыпть н пол крошки просфоры, я кзлся см себе грубым оскорбителем чего-то невинного и снисходительного. Любил я ткже иногд читть священную историю. Когд, под конец ветхого звет, стновилось, в последних глвх книжки, кк-то пусто и мирно, и строгие римляне были уже тут, чувство чуть слышного, едв зметного, слдкого ожидния шевелилось во мне. Зря лучшей жизни кк будто ждл весь мiр... И не было еще свет, было грустно и легко. Вот родилось бедное дитя в Вифлееме... Кк хорошо в этих сухих пустынях, где рстут только пльмы и люди ходят босые в легких одеждх! Вот уже и Петр плкл ночью, когд пел петух, и я плкл с ним; все стемнело -- кмни рсселись, мертвые встли из гроб и пошли в город, рздрлсь звес во хрме... Передо мной кртинк... Христос является н минуту двум ученикм, шедшим в Эммус. Ккой-нибудь бедный городок этот Эммус; трое небольших людей спешт из ккой-то долины; н них рзвевется плтье; с боку склы, вдли куч мелких домов с плоскими крышми... Кк опустело все! Точно после обед, когд уже не жрко, войдешь в большой зеленый сд, которым никто не пользуется, и где только тени деревьев стновятся все длиннее и длиннее... Кк будто смый близкий человек уехл из дому и из сд этого, по которому он мог бы гулять, если бы хотел. И уже нчинется что-то новое, чуть брезжится... А что? И тогд не умел я скзть, не умею и теперь.

Мелькнет ткя мысль, явится чувство н миг -- и опять влчтся простые дни: клссы, прогулки с Ревелье, обед, з которым и дядя, и тетк, и я просидим почти все время молч. К несчстью, я не мог дже скрыть своей нбожности, и слов Алексндры Никитишны: "что это Влдим1р нш в святость удрился?" способны были одни уже зпятнть прелесть моих тйных ощущений. В 17 лет нконец бежл я от дяди в Подлипки, и глвной причиной моего побег было что-то вроде любви.

X К этому времени я уже решился быть сттским. Смый гржднский костюм стл мне нрвиться. Я слил в одно смутное предствление множество обрзов, особенно фрнцузских: Родольф "Прижских тйн", кких-то умных и смелых людей, упрвляющих н Зпде, в модных фркх с бкенбрдми или бородми, с сияющим бельем, Бйрон, Онегин, дже порочного, но непобедимого Сципион из "Мртын-нйденыш", ртистов в острых шляпх, с длинными волосми, смелых студентов в широких клетчтых пнтлонх... Все это соствило одну величественную, переливющуюся из обрз в обрз идею; все это шептло мне о чем-то высшем, чего я тогд нзвть не умел и в чем позднее узнл гения свободной гржднственности, новой мысли и изящных нрвов, гения, открыввшего себе дорогу в тщеслвное и неопытное сердце одеждми, прическми и всеми соблзнительными внешними првми н общественный успех. Все это совершлось постепенно в течение четырех-пяти лет; все было неясно, отрывочно, не сознно... Снчл, только что приехв, я любил брть у дяди большой портфель с рскршенными рисункми всех гврдейских мундиров, переводил их стртельно н стекле, тушевл, рзрисовывл и думл долго тогд: кто счстливее -- гуср ли н серой лошди, в крсном ментике и голубых брюкх, или этот квлергрд в белом колете с

крсным воротником, или конный грендер, у которого рзвевется сзди пунцовый язык н мохнтом кивере, когд он несется во весь опор? Когд дядя, увидв эти рисунки, скзл мне, что "о мундире я мечтю нпрсно", я просто ужснулся. Не зня, что сделть, чтоб смягчить его и докзть, кк он не понимет моего призвния, я силился зплкть. Но дядя снисходительно спросил, отчего мне тк противн сттскя служб.

Я долго боялся скзть нстоящую свою мысль, но нконец преодолел стрх.

-- Н сттских в свете, mon oncle, не смотрят, дже дмы и те... Дядя зсмеялся и перебил меня:

-- Кков ловелс! в четырндцть лет! Ккой же ты свет-то видел? Ты видел свет плохой. Ныньче совсем не то... И если б мне пришлось нчинть теперь... Тут дядя кк бы с грустью кивнул головой, потом дружески взял меня з ухо и прибвил:

-- Ничего, не плчь. Что з бб! Будешь обрзовнный человек. А я тебе подрю тогд брильянтовые зпонки н рубшку.

Зпонки и ободрение дяди успокоили меня, и через сколько-то времени, не помню, уже окрепший крндш мой чертил эскизы нового род из головы. Вот дуэль. Молодой человек безбородый, кроткий, с длинными волосми пдет н руки секунднт; он рнен в грудь шпгой соперник. Сопернику уже тридцть лет (я смотрел н этот возрст врждебно); у него густые бкенбрды и длинные усы. Женщин в шляпе стоит н коленях... Тм плнтции, лины, пльмы и бнны. Молодя мерикнк вышл змуж з прекрсного индийц; у нее уже дети. Тм чорня мск; все юноши торжествуют. Ромны в эскизх н полулистх длятся-длятся без конц; мне жль покинуть моих героев. И они все фрнцузы, нгличне, мерикнцы, все во фркх, в жкеткх, в пльто, с бичми; русскя жизнь не предствил мне тогд ничего приблизительного; мужчины, которые по четвергм собирлись у дяди игрть в крты, возмущли меня своей прозичностью, ухрством или тупостью. Нсилу-нсилу удлось мне встретить н одном вечере двух молодых людей в белых жилетх и тких фркх, ккие мне были нужны. Я упивлся своими героями, упивлся и женщинми, упивлся см собою. Однжды весной сидел я под цветущим кустом черемухи и с бешеным восторгом читл Гомер. Когд я дошел до того мест, где Ахиллес, оствив у себя н ночь стрик Фенокс, ложится спть с нложницей, около Птрокл тоже возлегет девушк тонкя стном, я бросил книгу.

Для чего эт весн? Зчем эт черемух в цвету, если нет нстоящей жизни, нет подруги молодой, сверстницы Виргинии, или Manon Lescaut? Я и н то и н другое соглсен. А лучше всего и то и другое вместе. Но не брк ли это? Д, если б жениться теперь втйне, встречться здесь под черемухой, любить друг друг до исступленья, до бешенств, до боли... Потом говорить, читть... вместе. А то что брк в тридцть или тридцть пять лет? Кк это пошло, обыкновенно! И что хорошего нходят девушки в этих згрубелых лицх, в этих изношенных сердцх?.. Неизящное, простое не соблзняло меня. О, нет! ткого я боялся, хотя уже двно в душе рзвязл клятву о безбрчии до брк. Был у дяди в доме высокя, белокуря девушк Лен (я после узнл, что тетк имел прво не любить ее); эт Лен, не зню почему, любил шутить со мной. Тк кк внизу было много пустых комнт, и он жил недлеко от меня, то нм случлось встречться нередко. Он брослсь з мной, згонял в угол, смеялсь, цловл, щипл меня; он был сильнее меня, и я с трудом от нее отделывлся. Я не решлся ни ответить ей грубо, ни оттолкнуть ее сильно, потому что здесь дорожил всяким внимнием, всякой лской, он готов был всегд услужить мне с добродушием и веселостью. Но я смущлся и избегл ее, потому что он нпоминл мне -- годми ли своими, рзговором ли, или ростом и дородством -- непостижимые по своей грубости грехи взрослых. Нет, не того мне хотелось. Я желл бы нйти милую сверстницу, невинную, чистую, стрстную, кк я, стыдливую для всех, кроме меня; чтоб он, в локонх и фртучке, с книжкой в руке, гулял где-нибудь в лесной стороне под липми, около строй колокольни, поросшей мохом.

Вполне ткой я не ншел, но встретил Людмилу Слеву, дочь одного советник, и убедился н время, что я не хуже Онегин, потому что он сделл первый шг см.

Советник дядя любил и звл его Фбием Кункттором з то, что он очень долго обдумывл ходы в префернсе. Однжды он звез меня случйно к Слевым, и тут я в первый рз увидл Людмилу. Он еще не носил длинных плтьев и стриглсь в кружок. Ткя прическ доствлял ей случй очень кстти взмхивть головой, и при этом движении голубые, немного выпуклые глз ее взглядывли искос и вниз кк нельзя луквее. Он см зговорил со мной в зле, сел н стол, около которого я стоял, и спросил, люблю ли я тетр. Я отвечл, что люблю, но бывю в нем редко.

-- Кк это можно редко бывть! Тетр... это блженство! Мстислвского тргик знете?

Но тут гуверннтк отозвл ее. Немного погодя нс очень сблизил детский мскрд, который дл губернтор для меньшой своей дочери. Советник упросил дядю отпустить меня, и дядя не только отпустил, но дже дл денег н костюм. Я знл, что я буду в пре с Людмилой, и мне хотелось, чтоб нс одели Гмлетом и Офелией. Я предлгл ндеть н Людмилу белое тлсное плтье со шлейфом, укрсить ее голову венком из белых роз, см хотел быть весь в чорном брхте, в ' берете с длинным пером, с золотою цепью н шее. Н ткую одежду недоствло дядиных денег, и змужняя дочь советник, которя зведывл всем, скзл, что мленькя Людмил со шлейфом будет точно мртышк. Тогд решили ее одеть Розиной, меня Фигро; костюмы вышли очень хороши. Вязные, крсные с золотом колпки, ее короткя юбк с чорными кружевми, мои тлсные пнтлоны и брхтня куртк, перчтки, духи, плтки нши -- все было великолепно. Когд мы вошли под руку в гостиную, где ждло нс семейство советник, все вскочили и нчли хвлить нс. Отец обнял дочь и посдил с осторожностью, любуясь ею, к себе н колени, змужняя сестр Людмилы нчл цловть меня, нзывя персиком и нстоящим южным смуглым крсвцем.

-- А он будет со временем иметь успех, -- скзл он, обрщясь к отцу, -- у него вся нружность кк у героя ромн. Посмотрите, пп, ккие у него чорные волосы и огромные чорные глз!

-- Еще бы! -- отвечл отец, -- держи ухо востро! Кково мне было это слышть? Я не могу уже теперь

ясно предствить себе моего блженств. Ожидние торжеств, гордость, ккие-то стрстные движения к Розине, крет, в которую мы сели, ночь, мороз и освещенный дом губернтор, нше вступление в злу, хвлебные восклицния стрших, кучи гимнзистов, которые смотрели с почтением и внимнием н меня, когд я, зложив з жилет руку в плевой перчтке и нпрягя икры, проходил мимо них... Вот кк был полн жизнь в этот вечер!

Первую кдриль я тнцовл с Розиной; вторую с меньшой дочерью губернтор, которя был слегк кос, но в высшей степени грциозн и миловидн; потом с стршей ее сестрой, мзурку опять с Розиной. В рзговорх я был небрежен и оригинльно-нсмешлив, отчсти вспоминя мнеру брт Николя.

-- Посмотрите, -- говорил я, -- кк этот путейский офицер похож н орнгутнг.

-- Quelle idee!

-- А кто эт девиц в плтье небесного цвет? Ккие У нее сонные глз...

-- Это моя кузин.

- Ah, pardon! Кк эти гимнзисты стучт спогми! Я Двич думл, что это лошди взошли.

Когд мы с Людмилой пошли польку и делли pas de majeste, все плодировли нм. Ткого упоенья я долго не Испытывл после и едв ли испытю еще рз в жизни. Весь следующий день я еще не мог прийти в себя и нписл Мрье Николевне огромное письмо с рскршенными виньеткми собственной рботы; глвные костюмы были тут, и см Фигро. Я нзывл себя црем бл, Людмилу црицей. Тетушк, говорят, прослезилсь нд этим письмом; недвно, перебиря ее бумги, я ншел этот грустный обрзчик тщеслвного сморстления и рзорвл его в клочки. После этого вечер дядя стл позволять мне иногд по субботм ездить к Слевым. XI

Алексндр Никитишн, змечя иногд, что я грущу, говорил:

-- Э, д сегодня суббот! Ну, постой, я пойду попрошу у дяди для тебя сни. И всякий рз почти выпросит. Тогд-то торжество! Я обрщюсь в Онегин: Уж поздно. В сни он сдится. Поди! поди! рздлся крик. Морозной пылью серебрится

Его бобровый воротник... И воротник у меня дже был бобровый.

Где я нйду ткое гостеприимство? Любезности моей изумлялсь вся семья. Тм я стновился до того рзговорчив и рзвязен, что не уступл ни одному из взрослых молодых людей, служивших у нс в городе, в остроумии, нсмешливости и говорил иногд ткие фрнцузские фрзы, что до сих пор, вспомнив об них, сгорю от стыд. Я дже помню некоторые из них, но не повторю их здесь ни з что. Кроме пятндцтилетней Людмилы, у советник было еще трое детей: сын моих лет -Митя, очень грубый повес, и две дочери: одн змужняя, другя девушк лет восемндцти, довольно свежя и простенькя, по которой вздыхл высокий гимнзист Юрьев.

Домом Слевых упрвлял стршя, змужняя дочь, г-ж Дольскя. Женщине этой было не более двдцти пяти лет; пять лет нзд он пленил муж своего, человек скромного, смирного и богтого, своим сценическим, истинно змечтельным тлнтом. Все лучшие роли в блгородных спектклях исполнял он превосходно; роль Софьи Пвловны, Кетли, молодой причудницы в пьесе "В людях нгел, не жен" всегд предлглись ей. Он смой бесцветной роли переводного водевиля умел придть жизнь и привлектельность. К тому времени, кк я познкомился с нею, лицо ее уже поблекло; кож н нем был крсновт, под глзми были небольшие мешки, кк у полнокровного отц, но сми глз еще были хороши, и стн еще был гибок и строен. Держл он себя с ленивым достоинством, тнцовл хорошо, умел из немногого создть крсивый и своеобрзный нряд, говорил об искусстве с живою, хотя и одностороннею ловкостью, потому что вкус ее воспитн был, конечно, только фрнцузскими пьесми. Девицей он был необыкновенно тонк, никогд не перетягивлсь. Тлья ее пережил свою слву, и муж ее хвлился, что он когд-то мог обхвтывть ее обеими рукми. Тот, кто полгет, что для семейного мир необходим строгя нрвственность, очень удивился бы, узнв это семейство. Отец никогд не брнил дочерей, гуверннтку, смуглую и еще не струю девушку, лскл кк Дочь и звл ее Нстей. Нстя только изредк и робко пытлсь остнвливть меньших дочерей. Дольский содержл все семейство и почти не жил дом.

В крсиво убрнной и веселой гостиной был в углу плюшевя беседк, и тм н эсе с г-жею Дольской поочередно сиживли см губернтор, молодой прокурор с энергическим подбородком, приезжие из Петербург, военные, жндрмский полковник, белокурый двдцтилетний крсвец инженер и дже, кк говорят, одно время см Петр Николевич. Тетк Алексндр Никитишн не рз, возврщясь откуд-нибудь, говорил при мне своим грубовтым языком:

-- Эт противня Дольскя опять губернтору вешется н шею. Двно ли, кжется, он с Федоровым возилсь... ккя дрянь!

-- Ткой умной, ловкой женщине все позволительно, -- возржл ей иногд дядя.

-- Не зню, -- ответит тетк и пойдет, бывло, нденет огромный плток и ходит "рсхлебесьей", кк выржлсь про нее Мрья Николевн. Я, рзумеется, предпочитл г-жу Дольскую дешевым добродетелям Алексндры Никитишны. Чсто, когд после обед отец Слев спл, сдились мы с Юрьевым около нших девиц и дельно беседовли с ними.

-- Мне вше лицо с первого взгляд понрвилось, -- говорил мне моя подруг, -- оно непрвильно, но очень приятно. Я тотчс почувствовл к вм дружбу. Конечно, это не стрсть. Я зню, что ткое стрсть... Вы видели ктер Мстислвского в Гмлете? Кк он дивно хорош!

-- Д, он хорошо игрет, -- говорил я, жлея, зчем он ствит меня ниже этого взрослого Мстислвского.

-- Хорошо? Только?.. Подите; я не хочу с вми говорить. И Людмил вствл; потом тотчс же возврщлсь снов и продолжл:

-- Если вы не будете говорить, что он дивно игрет, я с вми нвсегд поссорюсь...

-- Не сердитесь; я буду говорить, что он дивно игрет, -- отвечл я без особого стрх, потому что любил больше кртину моих сношений, чем смую Людмилу.

-- Ну, смотрите же. Я вм скжу, кк я его любил. Когд рз мы уезжли из тетр, он стл подсживть нс в крету и взял меня з руку повыше локтя... У меня были короткие рукв. Знете, что я вся здрожл! Я молчл обыкновенно, никк не понимя, что он нходил в этом 40-летнем великне, который ревел н губернской сцене... Пок мы говорили с Людмилой, Юрьев и Мш сидели в углу и тоже шептлись. Иногд по вечерм Дольскя игрл нм н фортепьяно, и мы тнцевли. Я предпочитл всегд мою Людмилу, Юрьев, почтительной рукой издлек обвивя полный стн Мши, опускл глз и, улыбясь, глопировл с другой стороны. Высокий, бледный, уже двно брившийся Юрьев кзлся плтоническим мечттелем. Он судил о жизни по стрым русским книжкм, и иделом человек для него были Рослвлев и Леонид г. Зотов. Когд взимня помощь, которую и мы друг другу окзывли по сумеркм у Слевых, сблизил нс, я узнл, что он боготворит женщину, но женщин боится.

-- Они коврны, -- говорил он и рсскзывл мне об одном Влдимiре и грфине. Влдимiр любил грфиню стрстно и безумно. Грфиня любил тоже Влдимiр, но изменил ему. Влдимiр, зтив н время злобу, пришел ночью в ее роскошный будур и рздвил нд лицом ее стклянку с ткой едкой жидкостью, что он уже никому не могл после этого нрвиться. В другой рз он прочел мне свои стихи: Когд блеснет восток луч

И, грустный путь мой озряя, Прогонит сонм зловещих туч,

К тебе тогд, о грудь млдя! Я припду, желний полн .

О, прочь сомнения, тревоги! Средь холод житейских волн

Мы счстливы, кк боги... И что прелестнее отрды -

Душ с душой слиясь тонуть .. Прочь, свет гнусные прегрды,

Прочь, терние змкнувши путь! Но жди еще в тоске бесплодной!

Минут счстья не близк, И голос рзум холодный

Грозит тебе издлек. Я покровительственно хвлил стихи, и скромный гигнт дл мне списть их; я тоже сочинил стихи для Людмилы н фрнцузском языке, и у меня остлись в пмяти только дв стих:

Т taille legere Comme une mince fougere...

Я пробовл читть их Юрьеву, но он скзл:

-- Ничего нельзя понять; это не по-ншему, -- потом, вздохнувши и взяв меня з руку, прибвил:

-- Не женись, Володя, н фрнцуженке; у них все фльшивое -- и душ и тело. Возьми лучше русскую, добрую. Господи, кк подумешь, ккя это счстливя тебе достнется! А мы-то, мы-то...

-- Отчего же, -- возржл я, -- и ты можешь нрвиться женщинм. Ндобно иметь только мнеры. У тебя вовсе нет мнер, но ты можешь их приобрести.

-- Нет, уж без мнер-то мы, блгодря Создтеля, проживем! Людмил не всегд кокетничл; иногд делл он з меня переводы или немецкие спряжения и приготовлял крсивую тетрдку из голлндской бумги, сшивя ее голубым шолком, тк что мне оствлось только переписть и подть учителю. Я мог бы долго тк блженствовть, если б не увлекся и не вздумл обмнывть дяди. Иногд не в субботу и не в прздник приходил я к Ревелье и уверял его, что дядя меня отпустил к Слевым. Ревелье говорил, что ему нет до этого дел, puisque votre oncle est assez fou, pour autoriser la debauche; однко это скоро дошло до дяди; меня кликнули к нему в ту минуту, кк я только рзоделся впрх и хотел идти.

Дядя осмотрел меня с ног до головы.

-- Что ты это думешь, что ты, в смом деле, ккой-нибудь денди? Ты этого, любезный мой, не вообржй. Дурк дурком! Булвку еще вздумл в глстух втыкть! И где ты видел, чтоб порядочный человек стл носить бронзовые булвки? Пожлуйст, брт Влдимiр, оствь подобный вздор. Посмотри н меня: я встю в семь чсов и не рзгибючи спины сижу нд бумгми.

-- Помилуй, Петр Николич! -- земетил тетк, -- рзве ты не знешь, что он влюблен в Людмилу? См Дольскя говорил мне об них...

-- Что-о-о?

-- Ах, ma tante, что вы это? Ккой я влюблен; неужели бы я лучше ничего не ншел! Дядя презрительно зсмеялся и встл.

-- Кково? Брво! Д ты, я вижу, Дон Жун! -- кричл он, подступя ко мне, -- ? говори, ты Дон Жун?

Он смотрел мне прямо в глз, точно смотрел н Терентия в день моего прибытия в его дом.

-- Нет-с, я не Дон Жун...

-- Ну, кк же нет! я теперь буду звть тебя Дон Жун подлиповский, слышишь? А ходить туд и не смей. Ступй, денди, рзденься. Булвки этой чтоб я не видл, Митрофн!

Целые полгод я не бывл у Слевых. XII

К весне тетушк Алексндр Никитишн знемогл смертельно. Снчл он не выходил из комнты и кшлял, потом перестл вствть с постели. Дядя все свободное время посвящл ей, читл громко, ухживл з ней и н меня не обрщл почти внимния. Однжды, в добрую минуту, великим постом, он уступил мне свой билет в концерт. В зле дворянского собрния было довольно много нрод, я двно не выезжл никуд; глз у меня рзбежлись -- я зслушлся музыки и не зметил снчл, что в трех шгх от меня сидели Слевы. Обернулся... Людмил! В розовом кисейном плтье, подросшя и созревшя, он сверкл глзми. Он нвел н меня лорнет и улыбнулсь. Я робко подошел к ней и объяснил, что не мог бывть, потому что... потому что...

-- Оствим это, -- скзл Людмил, игря лорнетом, -- когд вы к нм будете?

-- Прво, я не зню.

Дня через дв пришел ко мне Юрьев и принес зписку; я прочел в ней следующее: Я вс люблю; чего же боле? Что я могу еще скзть? Теперь, я зню, в вшей воле Меня презреньем нкзть.

Я спросил у Юрьев, знет ли он содержние зписки; он отвечл, что не знет, что, отдвя, он скзл ему: "Ндеюсь н вше блгородство". Я покзл ему зписку и не знл еще, рдовться ли мне или смеяться. Юрьев, кончив, грустно взглянул н меня и скзл, покчв головой:

-- Зчем ты мне дл прочесть, Володя? Девочк любит тебя, ты глумишься!

-- Я ведь дл тебе только...

-- Эх, Володя! Ветер, Володя! Больше ничего не скзл Юрьев об этом. Я решился ходить к ней тйно от дяди. Весн приближлсь, и я уже не рз и не дв, три и уже более рз в неделю спешил спуститься с горы, где, н углу небольшой площдки, стоял, почти н конце город, трехэтжный купеческий дом и где свет из окон бельэтж уже издли обещл мне блженство.

Юрьев, нпротив того, около этого времени поссорился с Мшей и, несмотря н то, что его в доме принимли очень хорошо, несмотря н то, что см стрик Слев звл его всегд "муж рзум и чести", стл ходить к ним горздо реже.

-- Отчего тебя не видть? -- спросил я его однжды н улице.

-- Все это дребедень. Я хочу нписть стихи с припевом: Дребедень, дребедень, Твержу целый я день.

-- Неужели ты мог тк скоро рзлюбить? Любовь ткое отрдное чувство...

-- Не зню, -- отвечл Юрьев.

-- А плток?

-- Ккой плток?

-- Помнишь, ты см мне рсскзывл, что рз в сумерки ты стл перед ней н одно колено, он зплкл и уронил плток. В это время кто-то вошел, ты встл, поднял плток и подл ей.

-- Ну-с, это я, должно быть, для форсу вм скзл. Поди-к с вми! Ведь вы, шутк, вице-губернторский племянник... Ндо ж вм понрвиться. Причудливя Людмил теперь стл горздо нежнее. Никто не препятствовл нм беседовть. Гуверннтк Нстя вздумет зметить ей иногд, зчем он слишком долго сидит со мной, но Людмил с полуулыбкой и косым взглядом посмотрит н нее и скжет:

-- Что с вми? вы злы сегодня? Оствьте нс. Тк что ж вы говорили, pardon... Он не будет больше злиться, продолжйте.

-- Я говорю, что в мои год мужчины больше всего зслуживют любви.

-- Почему это? Вы тк молоды. Ккя у вс слвня цепочк! Покжите.

-- В эти год все чувств свежее и сильнее. Eugene Sue говорит...

-- Рзве вы недовольны? Чего ж вм еще? Ах, кстти, отдйте мне то... Вы знете...

-- Что ткое?

-- То, что я вм писл.

-- Прво, со мной нет. Я принесу вм в ту субботу.

-- Кк! Вы осмелитесь мне принести? Вы рсстнетесь с ним? Подите прочь -- у вс нет сердц! Вы лед. Я не хочу с вми сидеть... Пш! сыгрй нм Анну-польку... Митя! пойдем.

-- А со мною? Не хочу! Иногд он бывл горздо грустнее.

-- Будешь ли ты верен? -- спршивл он шопотом, пожимя мне руку.

-- Еще бы!

-- Будь! Не збывй меня. Я без тебя жить не могу. Соглситесь, что это было приятно. Но Митя отрвлял все мои удовольствия. Я никогд в жизни не видл ничегоотвртительнее его. Отец принужден был взять его из корпус, потому что тм беспрестнно нкзывли з лень и шлости. Жирный, крснощекий, курносый, мленький, он совлся везде в курточке и с отложным воротником, ездил везде в собрнья, лез ко всем взрослым, вмешивлся в рзговоры. Дом зтеивл шутки одну грубее другой; перепортить рботу сестрм, нгрубить снисходительному отцу, зжрить живую кошку в печке, индюшке ни с того, ни с сего отрубить голову -- вот его любимые дел. Бедной строй фрнцуженке, гостившей у них одно время, он нсыпл н голову целую коробочку с ткими нсекомыми, которых я нзвть не хочу. Мне он всегд стрлся досждть, хотя и говорил, что очень меня любит, звл меня Володей и подольщлся иногд ко мне с гдкою улыбкой. Входишь, бывло, в гостиную... тк слвно идешь... Н столе лмп, ковер. Стрик сидит н дивне с трубкой, ткой крсный, седой, почтенный; Мш и Людмил рботют около него или читют громко; Дольскя с кем-нибудь н эсе... Идешь рзодетый, причеснный, поклонишься -- он вдруг выскочит из угл и схвтит з ногу, которую отствишь, чтоб шркнуть. Рз дв я чуть-чуть не упл. Иногд тк ловко отстегнет штрипку, что я и не змечу, и хожу -- штрипк болтется. Были у меня н одной курточке рельефные бронзовые пуговицы с кбньими, оленьими и собчьими головми; я их очень любил, он измрл их мне потихоньку кким-то соством. Однко я был сильнее его, и он боялся меня, несмотря н всю свою нглость. Нчнет рсскзывть что-нибудь, непременно рзвртное, грязное, грубое: о том, кк поступили офицеры или прикзные с ккой-нибудь несчстной женщиной, кк жен муж ндул и что из этого вышло; покзывет смые грязные кртинки, которые нзывет почему-то соблзнительными... Меня никогд ничто подобное не могло соблзнить; я слишком высоко ствил чувственные нслждения; я дорожил своею невинностью не для невинности, которую вовсе не ценил, для того, чтоб быть достойным чего-нибудь изящного. И ккие-нибудь пьяные стихи, особенно нши русские, ккое-нибудь непристойное сочинение XVIII столетия, где мть, дочь и гуверннтк предются смой необузднной жизни -- все это возмущло меня и все это нрвилось Мите. Вероятно, он и снчл в душе не жловл меня. Отец, сестры, зять, все ствили меня ему в пример, дже при мне беспрестнно говорили, что я умен, обрзовн, тк хорошо одет, тк скромен и любезен... Он, вероятно, чувствовл ко мне то, что я чувствовл к Петруше дом. Это был звисть и досд более буйной нтуры против сверстник более приличного, сдержнного и блгорзумного. Но Митя не стрлся с нмерением вредить мне, пок не приехл из Москвы погостить н лето к Слевым двоюродный брт их, Березин. Он был годом стрше меня; бледное лицо его было довольно крсиво, но постоянно выржло кприз и гордость. Родители его имели состояние и очень хорошо обрзовли его. Он слыл з дельного ученик; по-фрнцузски говорил не хуже меня, по-немецки горздо лучше, выписывл см н крмнные деньги русские журнлы, много читл, еще больше рзрезывл листы и ствил книги н полку. Встретившись в первый рз, мы робко нблюдли друг друг и рзговор нчли тк:

-- Очень приятно познкомиться, -- скзл я. -- Очень приятно.

-- Вы в Москве живете?

-- В Москве.

-- Ккие вести с Зпд?

-- Бюжо рзбил мрокнцев при Исле.

-- А! Бюжо! я очень рд.

-- Вы что теперь читете?

-- Les trois mousquetaires.

-- Фрнцузскя литертур пуст! -- воскликнул он. -- Вот Шиллер, Гете, нш Гоголь...

-- Кто это Гоголь?

-- Кк, вы не знете Гоголя? неужели? Это великий поэт; это молодой человек, крсвец собой, с черными кудрями до сих пор. Ни одн женщин не может устоять против него, когд он посмотрит... вот тк... Он теперь в смых близких сношениях с грфиней Неверовской.

Кк не взять поэт, против которого и грфиня не имеет сил! Быть может, он нучит меня, дст мне в руки неслыхнное орудие! Березин дл мне Гоголя и укзл н сттьи Белинского. Блгодря ему, я вдруг погрузился в совершенно новый для меня поэтический мiр, где о высоком говорилось тким своеобрзным языком, где смех был неслыхнного род, но кк-то непостижимо знком и близок смым недрм моей души. Белинского я кждое после-обед с педнтической честностью клл н вышитый пюпитр и читл его, местми нслждясь, местми только увжя себя з способность смотреть н ткие строчки. Бывло, в голове потемнеет, н душе легко и пройдешься рз три гордо по комнте или отворишь окно и покзывешься прохожему: пусть; мол, знют, ккой человек тут живет! В связи с этими дргоценными ощущениями во мне быстро вырстло рсположение к нчитнному сверстнику, и беседы с ним стли мне тем более дороги, что Юрьев, Бог знет почему, около этого времени стл отдляться от меня. Ко мне он вовсе не ходил; у Слевых был всего рз; когд я протянул ему руку, он осторожно дотронулся до нее концми пльцев, сжл губы, зкрыл глз, вежливо поклонился, пробыл несколько минут и ушел. Другой рз я встретил его н улице и остновил его; он улыблся и молчл.

-- Ты не поверишь, кк мне это больно, -- скзл я ему. -- Помнишь, кк мы слвно проводили время, гуляли по вечерм или у меня сидели н широком дивне с сигрми! Приходи...

-- Знете ли, кого ныньче нзывют обрзовнным человеком? -- спросил он.

-- Кого?

-- Вот стихи: Нд всем смеяться кто умеет, Кто по-фрнцузски говорит, Крмны пухлые имеет, И к тому же сибрит...

-- Прощйте, успехи вс ждут везде! Опять коснулся пльцев и с холодным спокойствием лиц ушел в своей длинной шинели. Волей-неволей я должен был оствить его и спешил нполнить пустоту сердц дружбой с Березиным. Мы читли вместе Купер, рзговривли о линх и бннх, о молодых негритянкх, о том, что ккя-нибудь пышня креолк лежит теперь в кисейном плтье н пестром дивне и обмхивется веером... А нс-то нет тм, где мы должны были быть. Не всегд, однко ж, мы были соглсны. Он слишком высоко ценил ловкость, смелость и успех; когд прочтет книгу, только и слышишь от него: "А кков молодец! кк он ему зктил! кк он ее ндул!" А я всегд жлел тех, кому не везло. Любезничть с дмми он считл делом презренным и дружескую выпивку предпочитл смому нежному свиднию, рсскзы о буйных и грубых приключениях любил не меньше Мити. Несмотря н это, я беспрестнно приглшл его к себе и еще чще прежнего стл ходить к Слевым, чтоб встречть его. И при нем стыдился слишком долго сидеть с Людмилою. Но в его душе уже зрел ненвисть. Не зню, что зствило его строить против меня ковы: предпочтение ли дм возбудило его звисть, желние ли куд-нибудь нпрвить жжду тинственной, ромнтической деятельности, которя его пожирл, досд ли з то, что рз я поборол его при всех, Другой рз выигрл при о том, кем нписн "Цинн": Корнелем или Рсином... не зню...

Внчле он писл ко мне ткого род немецкие зписки, по дв рз в день: "Душ моей души! Сердце моего сердц! С тех пор, кк я тебя узнл, я понял, что мне прежде недоствло друг. О, кк я люблю тебя! Одно твое присутствие озряет все. Приходи, приходи. Ккие стихи я тебе прочту!" Я отвечл в том же духе по-фрнцузски, потому что по-немецки хорошо не мог писть:

"Блгодрю тебя, мой добрый и милый Евгений. В одинокой и печльной жизни, которую я принужден вести в суровом доме тирн, дружб твоя для меня неоцененн. В 6 чсов мы будем вместе. О, не покидй меня! Ты знешь, у меня только и есть н свете дв существ, невырзимо любимые: Людмил и ты". Перед отпрвкой я рз или дв всегд перечитывл свои зписки, зботясь о слоге. Кково же мне было видеть после этого, что Березин подучет Митю повторять ндо мной свои прокзы, нзывет меня иногд дмским угодником и полушутя зступется з Митю, когд я н того рссержусь.

Людмил смотрит иногд н него пристльно и кчет головой.

-- Что вы? что с вми? -- говорит он,крснея.

-- Молчите, молчите! -- скжет Людмил. А он покрснеет еще больше и отойдет. Нконец все рзрзилось. Однжды я пил у Слевых чй вместе с Юрьевым и другим, весновтым, курносым и уже большим гимнзистом. Стол для чю был уже нкрыт, но в зле никого из стрших не было, кроме беспечной гуверннтки Нсти. Я предложил Березину и Мите прыгть из окн в сд (с Юрьевым мы едв поздоровлись). Березин нсмешливо посмотрел н меня, мхнул рукой и скзл:

-- Куд нм, бтюшк! Вы люди светские, ловкие; мы труженики, книгоеды! При последнем слове он дружески обнял Митю и потряс его, кк бы возбуждя к отпору.

-- Ну, уж Митя, -- отвечл я, -- совсем не книгоед! Он, скорее, дрмоед! Юрьев и другой гимнзист зхохотли.

-- Если я дрмоед, тк я удивляюсь, зчем вы к дрмоеду ходите? -- возрзил Митя. И глз его зблистли.

-- Я совсем не к вм хожу, -- неосторожно ответил я.

-- Другие тоже не нуждются, и вы можете прекртить вши посещения. В это время подошл Нстя.

-- Что вы говорите глупости! -- скзл он Мите, -- я скжу вшему пп.

-- Попробуй-к! -- возрзил Митя, покзывя ей кулк, -- я всем рсскжу про тебя ткую штуку... помнишь, во вторник? Я тебя выучу у стрик н коленях сидеть! Нстя покрснел, глз ее помутились, и он быстро ушл. Я сел один к чйному столу в волнении и решился спросить у Дольской, следует ли мне обрщть внимние н слов нглого ее брт; между тем врги мои беспрестнно входили и уходили, то спусклись в сд, то шептлись н блконе, и курносый гимнзист был с ними. Юрьев тоже ушел из злы, но в их компнии его не было видно. З чем Людмил шепнул мне:

-- Не ходи в сд, умоляю тебя, не ходи.

-- Отчего?

-- Прошу тебя, не ходи. Однко я взял плку и пошел в сд. Едв я успел сделть дв шг, кк н меня из-з кустов полетели куски земли, Щепки и дже обломки кирпич. Вслед з этим из-з куст выскочил Митя и схвтил меня схди. Я удрил его плкой, но он успел ее вырвть и сломл. Я кинулся н Березин и повлил его; но в эту минуту кто-то нкинул мне н голову шинель, уронил меня нземь и изо всех сил удрил меня кулком по спине. Я в бешенстве стрлся высвободиться и вдруг услыхл грозный голос Юрьев:

-- Прочь, мужик! И рздлся громкий удр, з ним другой и третий; я высвободил голову и увидел, что весновтый гимнзист

лежит н земле, Юрьев с презрением толкет его в бок ногою.

-- Своих-то, своих-то, свинья! -- жлобно говорил гимнзист. Но Юрьев был бледен и спокоен; он взял меня з руку, привел в пустую злу и, не говоря ни слов, отыскл мою фуржку. Я протянул ему руку с чувством; но он строгими глзми посмотрел н меня, почтительно поклонился и укзл н дверь. Я ушел.

Не стну описывть моих чувств, они понятны; но этим не огрничились преследовния Березин.

XIII

Я, рзумеется, решился не ходить к Слевым; но в тот же вечер принесли мне зписку от Людмилы. Человек скзл, что ее принес Юрьев, отдл и ушел. Вот что писл Людмил:

"Милый, милый мой Вольдемр! Не обрщй внимния н козни этих злых людей. Я не виновт и жду тебя. Я все скзл сестре, и они не осмелятся более вредить тебе. О, когд я прижму тебя к моей груди! Когд в объятиях твоих я збуду весь мiр, верный мой друг! Уже полночь. Свеч моя догорет, но я ложусь с упоительной, стрстной мечтой о тебе. Прощй! Прилгю зписку от Березин, из которой ты увидишь, з что он ненвидит тебя. О, если бы я могл тебя прижть к своему пылющему сердцу!" Я ншел, что зписк эт очень подходит к тому иделу, который я соствил себе для любви; но письмо Березин к Людмиле порзило меня и неожиднностью и горестью:

"И вы могли полюбить этого пустого, светского болтун! Вы не способны ценить любовь глубокой, поэтической нтуры! Но я отмщу; я неумолим. Хрктер мой похож н хрктер Люкреции Борджи".

Я обождл несколько дней и пошел к Людмиле. С смущенным сердцем взялся я з ручку двери, отворил ее и спросил у слуги, дом ли господ.

-- Дом, только вс не велено принимть. Я посмотрел н него с удивлением и вышел. Оскорбление не мучило меня: помню, что я с спокойною решимостью шел домой, не чувствуя з собой никкой вины; об одном я молил Бог, чтоб не узнл никто о моем стыде, и пуще всего дядя. Июнь был в исходе. Алексндр Никитишн немного попрвилсь, ходил по своей комнте и сидел иногд у открытого окн. Чтоб ей легче было сходить в сд, дядя перевел ее в нижний этж. Прошло не более двух дней после того, кк Слевы откзли мне от дом; я знимлся с Ревелье, кк вдруг Алексндр Никитишн прислл з мной.

-- Что это з письмо, -- скзл он, -- я почти ничего не рзобрл... Ккие-то козни, бульвр! Кто-то подкинул, должно быть, ошибкою сюд; Лен ншл его н окне.

Я взял письмо. Оно было очень нечетко нписно; но в изломнном с нмерением почерке я узнл руку Березин. Тетк, утомлення и рвнодушня ко всему, прилегл н постель и спрятл лицо в подушку, я подошел к окну и прочел: "Все вши козни открыты. Все поняли, что вы хотите воспользовться доверием невинного ребенк-девушки, которя любит вс. Но кк вы ни коврны и сколько ни умели вы скрывть вши иезуитские плны под мской скромности и светского приличия, ншлись люди хитрее и умнее вс. Они вс рзгдли, и войн будет безжлостн и беспощдн! Не советую вм ходить около 9 чсов по бульвру. Вс хотят изувечить. Вы встретите тм трех людей: двое будут в синих чуйкх, один в сером пльто".

-- Не говорите дяде, прошу вс, рди Бог! -- воскликнул я, обртясь к тетке.

-- Ступй, ступй, -- скзл он тихим голосом и укзл н дверь исхудлою рукой.

Долго ходил я по зле, перечитывя письмо. Который чс? Еще 8... Нет! я буду тм... Они не посмеют тронуть меня; они знют, что будет им от дяди и от городского нчльств! Но я пойду, не осрмлюсь, и пускй лучше буду избит, чем обвинен в трусости. Оружия нет со мной, трость дже сломн и остлсь у Слевых; но я возьму узловтую плку Ревелье, в боковой крмн положу большой циркуль вместо кинжл. Подойди тогд! В глз, тк в глз, в щоку, тк в щоку! В половине девятого я уже был н бульвре. Снчл тм не было никого; потом прошли двое рбочих; прошел пожилой офицер с мленькою девочкой; несколько пролеток проехло мимо, но моих синих чуек не было. До половины десятого ждл я их в торжественном волнении и нконец смодовольный вернулся домой. Но здесь уже ждл меня дядя; он встретил меня в зле, и глз его были огромны.

-- А! господин исктель приключений! Подите-к сюд.

-- Что вм угодно?

-- Что? что? Ты думешь, что я тебя взял для того, чтоб в мой дом подкидывли письм, чтоб имя Лдневых позорилось по городу... чтоб тебя выгоняли? Он сжл кулки и подступил.

-- Н Квкз! хочешь н Квкз солдтом? Но и я уже был вне себя, не нходя нигде ни опоры, ни отрды. Дрожщим голосом, но с внутренней решимостью я отвечл, что он не опекун мне, и н Квкз солдтом никто меня не смеет сослть. Дядя поглядел н меня пристльно; он вдруг охлдел и утих.

-- А! ты думешь? Ну, хорошо... Он позвл Ефим и велел зпереть меня нверху в одной комнте, где, кроме дивн, двух стульев и столик, ничего не было.

-- Постой, брт! тебе еще всего 17 лет, -- скзл он. -- Чтоб у него ни книги, ничего не было, ничего! Посидишь ты у меня н пище св. Антония. Отвели меня в мой крцер; в нем я тяжко проспл ночь и провел мучительный день, который тянулся и тянулся без конц. Курить было нечего: кроме воды и хлеб мне ничего не двли.

Стло уже немного смеркться, вдруг кто-то подкрлся, просунул под дверь несколько ппирос и шепнул:

-- Брин, брин, молодой пленник... Я узнл голос Лены.

-- Ах, Лен! -- скзл я, -- спсибо, что хотя ты не збыл меня!

-- Дядя вш уехл в гости. Не хотите ли погулять?

-- Ккое тут гулянье! Мне бы вот кк нужно было сходить к одному человеку...

-- Ключ мы сейчс достнем; я зню, где он лежит...

-- Ах, Лен! спсибо, Лен! А ну кк тебе от него будет бед?

-- Вот еще! Он прежде полуночи не вернется. Он убежл и, немного погодя, вернулсь с ключом. Я поцловл ее от всей души и вышел н улицу. Целый день думл я о побеге в Подлипки, все в голове моей спутлось и притупилось, и только теперь, дохнувши вечерней свежестью, услышв со всех сторон стук и шум, почуяв везде прострнство и свободу, овлдел я см собою. Ндо было идти к Николеву, молодому губернторскому чиновнику, и просить у него денег взймы; своих же не было ни грош. Николев был для меня один из тех людей, которые только проходят по крю душевной жизни; связь между нми был чисто умствення, но, быть может, поэтому-то смому он долго стоял передо мною н безукоризненном пьедестле. Когд я лет четырндцти нчл присмтривться к встречным мужчинм и искть между ними русского джентельмен, долго пестрые жилеты н крточных вечерх у дяди, покрой фрков и дух рзговоров не подходили к тому, что я встречл в "Прижских тйнх". Нконец увидел я Николев и скзл: "Вот он". Не только профиль его был сух и блгородно-строг, не только белье его было превосходно, но дже он иногд ндевл, подобно Родольфу, изящный синий фрк с бронзовыми пуговицми. Н столе его лежли немецкие и нглийские книги, и, глядя н них, я смирялся. Чего, кзлось, нельзя было ожидть от ткого человек? Он ншел философский кмень жизни. Кк хороши были его бичи, его летние фуржки! кк он служил! кк его увжл губернтор! кк дядя его хвлил всегд при нс с Петрушей! Что з лошдь игрл под ним, когд он выезжл в квлькде с стршей дочерью губернтор! И с ней он был тк прост, беспечен, кк будто бы он был ткой же человек, кк и все. А я не мог ни вести ее под руку, ни ехть с нею рядом верхом без священного ужс; когд он обрщл ко мне свое продолговтое и цветущее лицо, поднимя длинные ресницы томных и темных глз, я тк и ждл чего-то бснословного в будущем... Точно неслыхнную невесту доствит он мне, ккую-нибудь милую Мери или бледную Тти, точно прв мои после двух ее слов уже будут не те, и см я стну лучше, умнее, и все женщины будут жлеть меня. А он, железный человек, н одной вечерней прогулке з городом уступил ее другому, едет со мной и говорит: "Вы верно слышли, что я женюсь н ней? Это непрвд... Н двоих у нс будет слишком мло! Я люблю в ней ее простоту". А см сидит кое-кк н седле и, холодно глядя вперед, слбою рукой болезненного кбинетного человек првит вороным конем, тк что кирсир бы другой позвидовл! Всякому мужику н поклон он отвечет, снимя фуржку; ни к одной женщине, кроме губернторской дочери, не подходит; не смотрит, кжется, никуд, видит все. Он ходит согнувшись, другой првовед, молодой прокурор, тк сводит лоптки нзд н ходу, что сюртук у него всегд продольно морщится. Что ж мне-то делть? Вперед или нзд гнуть спину? Я делл иногд тк, иногд этк, хотя и то и другое мне было не по нтуре, и спин моя, кк я после узнл, был лучше, чем у обоих обрзцов. Одно нехорошо в Николеве -- слишком хвлит бездушную скромность Петруши и ствит его чсто в пример. Я зстл его дом; он лежл н дивне в удивительном хлте из чорной шерстяной мтерии, который порзил меня скромной и строгой крсотой. Дым гвнских сигр нполнял комнту, и в белой руке его был Бэкон.

-- Вы читли Бэкон? -- спросил он.

-- Нет... где ж! -- не читл...

-- Читйте его. Андрюш! -- прибвил он тихим голосом. Вбежл грум.

-- Я хочу одевться.

Грум стл готовить, я решился приступить к делу.

-- Арсений Николевич, -- скзл я содрогясь, -- я к вм с просьбой...

-- Очень приятно.

-- Уж не зню, кк вм скзть... Николев не отвечл, сел к своему серебряному зерклу и нчл пробирть пробор.

-- Глстух! -- скзл он чуть слышно Андрюше. Андрюш достл целую кучу шейных плтков и подл ему один. Николев помотл головой. Андрюш подл другой -- опять то же.

-- Не зню, прво, кк уж мне вм скзть...

-- Не хотите ли сигр? -- спросил он холодно, -- это трбукос.

-- Мне нужны деньги...

-- Что же глстух? Нконец Андрюш ншел тот глстух, который ему был нужен. Тогд он встл и скзл:

-- Андрюш, я хочу ходить... Держи сзди хлт, чтоб он не свлился с плеч. Грудь слб -- ндо ходить... Н что же вм деньги? Вш дядюшк, вероятно, доствляет вм все необходимое.

-- Я не могу просить у дяди денег.

-- Верно н шшни! Нпрсно, нпрсно это! И почтенный дядюшк вш недоволен вми.

Время шло; ндо было спешить.

-- Вышлите Андрюшу, -- скзл я. Андрюш вышел.

-- Вы не скжете дяде?.. Прошу вс; если вы мне не поможете, я пропл. Николев остновился передо мной и взглянул н потолок.

-- Нкутили? -- спросил он. -- Я уже слышл, что вы все н мироносицкую площдку ходите. Нпрсно, нпрсно: тм вс добру не нучт.

-- Вот вы все нствления читете... А ндо помочь... Я уж вм все скжу... И я рсскзл ему все, не убвляя и не прибвляя ни слов; объявил ткже, что нмерен бежть.

-- Вот видите, -- зметил он, -- что знчит рзврт нрвов!

-- Ккой рзврт! что это? Мы любили друг друг, кк Paul et Virginie. Вот то-то и бед, если б вы меньше читли Кювье... Кювье, кжется, это нписл?

-- Ну, вот вы притворяетесь, будто не знете! Ккой Кювье! Это Бернрден де-Сен-Пьерр.

-- Д. Вот если бы вы меньше читли этого Кювье, тк не нделли бы столько беспокойств почтеннейшему вшему дядюшке.

-- Мне очень нужно думть о его беспокойстве! Гнусный деспот!

-- Будьте уклончивее, будьте уклончивее! Посмотрите н меня: я уклончив, и о нрвственности моей никто дурно не скжет.

-- Полноте, Арсений Николевич! Вы нрочно взяли н себя эту роль. Я бы вм скзл, кк я об вс думю...

-- Скжите; мне очень приятно (лицо его не изменилось ничуть).

-- Имя вше негромко, вы и в Петербурге и здесь живете с знтными людьми. Чтоб отличить себя от других, вы и взяли н себя роль уклончивого оригинл и все эткое... А тк кк у вс много энергии...

-- Д, энергии, это првд, у меня много. Вы првду скзли. Я встл.

-- Тк вы не ддите мне денег?

-- Не могу, никк не могу входить в ткое дело. Я не могу идти против вшего дядюшки, которого очень увжю.

Я протянул ему руку; он, дружески улыбясь, пожл ее и зботливо прибвил:

-- Петру Николевичу передйте мое почтение и тетушке, пожлуйст. Зходите почще...

-- Кк же зходить! Я уеду, убегу от дяди непременно.

-- Нпрсно! -- продолжл он вежливо, провожя меня в прихожую. -- Вы себя этим зпутывете.

-- Только прошу вс, не говорите дяде.

-- Я никогд ничего не говорю. Только жль, что этого Кювье тк много читли. До свиднья... Зходите; мне очень приятно... Андрюш, сюртук мне тот, знешь, и тильбюри!

Вот я опять н улице. Ничего не слдил и еще ухудшил свое положение. Кто его знет -- вздумет и скжет дяде... Боже мой! Боже! нучи меня! ндоумь меня, к кому обртиться! Где нйти опору? Тетушк, миля тетушк Мрья Николевн, где ты? У тебя легко жить, и никто тм меня не обидит. Когд бы он знл, что ее Володя тк грустит, тк измучен... А в Подлипкх теперь уж скоро ужинть сядут; окн отворены, в сду все блгоухет, свежеет, шелестит змиря и темнеет... Что ж Делть? Тут блеснул мысль обртиться к Юрьеву. Сегодня суббот: он, может быть, у всенощной, и мы поговорим свободно.

Юрьев я скоро ншел з колонной и, взяв его з локоть, прошептл: "Выйдем, рди Бог, поскорей! Со мной ткие дел делются, что это ужс; одн моя ндежд н тебя". Он пошел з мной н церковный дворик и выслушл мой рсскз, смеясь и приговривя изредк: "Кково! кково! Ну-к! ну-к!"

-- Что ж? деньги нужны? -- спросил он.

-- Д. Мне очень совестно...

-- Есть у меня пятндцть рублей серебром д еще дв двугривенных. Поезжй поэкономнее, тк доедешь.

Он достл из бокового крмн стрый голубой бисерный кошелек, которого вид меня глубоко тронул, и отсчитл деньги; оствил у себя рубль д н здток ямщику еще взял рубль и скзл, что звтр к вечеру все будет готово. "Только смотри, не удрь в грязь лицом -- не рздумй!" -- прибвил он. Н другой день я утром выпросил у дяди прощенья, и меня выпустили; в сумерки я сунул из окн Юрьеву свой чемоднчик; Юрьев положил его н извощик и уехл. Вслед з ним и я вышел в шинели н зднее крыльцо. Ефим увидл меня н дворе и лсково спросил:

-- Куд вы это в ткую теплынь в шинельке собрлись?

-- Сыро вечером, -- отвечл я, почти бегом уходя к воротм, бросился н дрожки -- и з Юрьевым.

Юрьев обделл все: дешево ннял долгих до ншего губернского город, условился, чтобы первые 60 верст ехть проселком (я все боялся погони и розысков). Ншлись и попутчики: хохлтый немец-птекрь н всю дорогу и стря мещнк с сыном до первого уездного город. Все было готово; я протянул руки к моему избвителю.

-- Прощй, прощй! Блгодрю тебя, Андрюш! Я не збуду того... Я буду богт, и тогд приходи прямо ко мне з всем.

Юрьев прижл меня крепко, и слезы нвернулись н его глзх.

-- А ведь больно с эткой дрянью рсствться! -- прошептл он. Ехли мы проселком долго, рысцой и шгом; н стнциях мужичок кормил; мы с немцем рскрыли свои чемодны, покзывли друг другу жилеты, шрфы, фрки, рсскзывли друг другу некдоты, пили молоко -- я с чорным, он с белым хлебом и схром, докзывли мещнке, что все христине -- христине; он слушл, поводил глзми, кивл головой или отвечл: "тк-с"... А я гремел против нетерпимости!

Денег бы достло до Подлипок, если б я был блгорзумен. Но вот выехли н большой тркт; нроду стло попдться больше; чсто нс обгоняли лихие тройки; поплось и дв-три большие экипж. Выглядывя из своей колымги, я мучился звистью и стыдом. Мне кзлось, что проезжие смотрят с сожлением и презрением н меня. Оствлось еще 60 верст до ншего губернского город... Нет, это невозможно; нет сил...

Приезжем н стнцию к ночи.

-- Есть здесь вольные ямщики с трнтсми? Живо! Аптекрь уговривл меня остться; но с нми увязлся, взмен струхи, из последнего город молодой лвочник; он взялся обрботть все дело повыгоднее и поскорее, если я соглшусь довезти его. Дело слжено; но толстый хозяин приходит и спршивет:

-- А вы, бринушк, с стриком своим до губернии рсплтились? Тк полгется... Эх, досд! остнется всего дв рубля, если отдть ему. Стрик спит в другой избе, и мещнин выводит меня н крыльцо. Месяц светит; ночь свеж. Трнтс с лихой тройкой уж выехл из-под нвес.

-- Сдитесь, -- шепчет мещнин. -- Стрый чорт дрыхнет.

-- Не могу. Это вздор! -- отвечл я и пошел в другую избу. Я не зню, ккое дть имя моему чувству. Это был не простя ясня твердость: это был дрожщя, стыдливя, но непреклоння решимость. Я не знл, с чем я доеду до Подлипок, если отдм, но принес и отдл три рубля стрику, которого ямщики двно уже рзбудили.

Сели; ворот стли отворять; вдруг выскочил мужик нш и згородил дорогу.

-- Стой! стой! -- кричл он мещнину, -- мошенник, з тобой полтор рубля...

-- Пошел! -- кричл мещнин. Трнтс не троглся; собрлись ямщики.

-- Хм ты! собк!.. -- говорил стрик, -- вот брин честный, смотри.

-- Пошел! Врешь ты: я тебе все отдл...

-- Выходи вон! -- скзл я мещнину, -- ямщик, трогй... выходи... Мошенник вылез; мы тронулись, но едв только успели отъехть немного рысью от двор, кк рздлся топот и слов: "Стой! стой! Брин! брин!" Мещнин догнл нс, вскочил н подножку и зкричл: "Пошел!" Опять топот и опять крик: "Стой! стой! Полтинник... Стой!.."

Я принудил нконец своего спутник рсчесться решительно, грозя выгнть его из трнтс.

Одно дело кончено: поступлено честно; еду шибко, и встречные смотрят не с сожлением, с звистью и почтением н меня. Кк теперь добрться без беды до Подлипок? Ну! Бог поможет!.. Утром мы были уже в городе, и н постоялом дворе я узнл, что вице-губернтором здесь человек, двно знкомый с тетушкой. Что долго думть! Ндел коричневый фрк a la Napoleon, глстух голубой с золотыми полоскми, белый жилет и брюки дикие с широкими клеткми; волосы a la polka -- и готов.

-- Лднев, племянник Мрьи Николевны Солнцевой. Вице-губернтор, полный, курчвый, добродушно-нсмешливый человек со стеклышком в глзу. Он лорнирует меня снисходительно, жмет руку и ведет к жене. Т еще добрее, еще приветливее. Оствшись с нею недине, я прошу ее войти в мое положение, рсскзывю ей с волнением, что я бежл от дяди, говорю о тетушке и Подлипкх.

-- Calmez vous, calmez vous, mon enfant! -- говорит миля женщин и подет мне худую душистую руку, покрытую перстнями; я подношу ее к губм. И я тк понрвился добрым супругм, что они не только снбдили меня деньгми, но дже н свой счет повезли вечером с собою в воксл. Тм я тнцовл со всеми лучшими дмми и девицми, был скромен, любезен, не острил, не ломлся; словом, до ужин вел себя отлично, но только до ужин! Ужинли мы в особой комнте. Вице-губернтор, жен его, я, пожилой путейский полковник-немец, предводитель, белый, высокий, толстый мужчин с синим шрфом и брильянтовой булвкой; молодой белокурый дъютнт и худощвый, длинный доктор, который сидел против меня, все время кчлся н стуле и, ктя шрики, срдонически смотрел н меня. С смого нчл ужин сосед мой, предводитель, нчл подливть в мой сткн змороженное шмпнское, и я скоро звлдел внимнием обществ. Хвлили одну девушку, из бывших в воксле; говорили, что у нее еврейско-библейский тип крсоты.

-- Д! -- зметил я, отхлебывя понемногу шмпнское, -- я в этом роде вообржл Иродиду в "Juif errant".

-- В чем? в чем? -- спросил вице-губернтор, нводя н меня глз со стеклышком. -В "Juif errant"... Кков! Вы знете, господ, он убежл ведь от дяди. Рсскжи пожлуйст, кк это было...

Я поствил сткн и, откинувшись н спинку стул, нчл:

-- Д, я бежл. Но прежде всего ндо скзть, что з человек мой дядя. Это тирн. К другим он очень строг -- к себе не слишком... Все зхохотли. Я продолжл рсскз.

-- Д это сокровище! -- воскликнул, прерывя меня, дъютнт. -- Нельзя ли что-нибудь из скндлезной хроники того город?

-- Зчем рзврщть мльчик! -- зметил вицегубернторш, -- ободрять его н глупости?..

-- Ему и ободрений не ндо, -- возрзил муж. Доктор, который до той минуты молчл, удрил по столу кулком и скзл:

-- Нет, видно, дядя его тирн плохой! Плохо он его в рукх держл! Я бы его не тк...

Он опять сжл кулк и стиснул зубы.

-- Ндо же оствлять молодым людям немного поэзии, -- мягко и склонив голову нбок, возрзил путейский полковник.

-- Д помилуйте, господ! Это ккой-то нрвственный урод! -- зкричл доктор.

-- Ну, вот! Вы, Яков Ивныч, всегд trouble fete, -- скзл вице-губернтор; -рсскзывй, рсскзывй что-нибудь про тмошнее общество. Несмотря, однко, н то, что в голове моей сильно шумело, мне покзлось, что жолтый доктор прв: я смутился, решительно откзлся рсскзывть -- и меня з-' были.

После ужин я в углу простился с вице-губернтором и его милой женой, получил от них деньги и, проспв до полудня, выехл под вечер из город очень грустный. Погод испортилсь; шел чстый, мелкий дождь; мне было стыдно, и после этого случя я стл лучше понимть, и в чтении и в словх других людей, что знчит чувство собственного достоинств и что ткое блгородня скромность. Однко и до родины недлеко. Вот уже и большое торговое село миновли, переехли речку; вот горк, с которой сейчс я увижу то, чего не видл шесть лет. Вот оно! вот они -- мои милые, несрвненные мои, мои Подлипки. Рскяние, дядя, Людмил, строгий доктор, Березин все мне нипочем; теперь я всккивю н облучок.

-- Еще полтинник тебе н водку, пошел скорее! пошел, рди Бог! Господи! кк все мне здесь знкомо... Вот луг нлево и три березки; кк они выросли с тех пор! Здесь мы с мдм

Бонне встретили стршную, рыжую, быть может, бешеную собку, и добря струшк скзл: "Беги, беги, Володя!" Мне было тогд 6 лет всего! Но собк не обртил н нс внимния.

Вот дорог рсходится ндвое около небольшого кур-гнчик; вот ркиты, избы, пруд, см рыжий Егор Ивныч с тчкой; зеленый двор еще зеленее от дождя. Ямщик несется во весь опор... Я могу скзть: вот что я видел, вот кого я встретил, могу дже вспомнить некоторые слов; но то, что я чувствовл, изобрзить я не в силх.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ I

Тетушк обещл не отпрвлять меня к дяде, обещл нписть ему кк можно скорее письмо, и я зснул крепко; но было еще очень рно, когд я проснулся в приятной тревоге. Первым делом было обегть, осмотреть все знкомые углы. Много переменилось в Подлипкх и к худшему, и к лучшему. И в сду, и в доме, и н дворе, и в людях, и во мне смом было много перемен. Сд стл горздо гуще; мленькие елки н куртинх прежде чуть были видны от земли, теперь они горздо выше меня; пруд со стороны двор зслонился целым рядом серебристых тополей... Дом осел; все комнты мне кзлись млы, окн кривы и обои сморщены и стры. Великолепня угольня комнт был уже не пунцовя, зеленя; узоры н обоях новые, без жизни и знчения в моих глзх. Аленушки нет н свете; мдм Бонне умерл; Пши Потпыч нет в Подлипкх -- он змужем з крестьянином в другой деревне; Верочк двно уехл с мужем; Ктюш созрел; Клш двно невест; Ольг Ивновн здесь; ее племянниц, Дш, тоже у нс. Анбр снесли; дв новые сруб з людской. Только и остлись по-строму: рзодрнный пополм дуб нд вершиной, величвые вязы, купющие нижние ветви в пруду. Егор Ивныч все рыжий с сизым носом и дровми, д см тетушк, в большом чепце, то н кресле у окн спльни, то н кресле у окн в угольной, то н кресле у окн в зле. Недели через три пришел ответ от Петр Николевич: он писл, что видеть меня у себя более не может и "дже рд, что судьб избвил его от ткого негодяя и пустоголового млого... Теперь мне не до него. Жен приговорен докторми, и жить ей остлось не более

недели... Предствь себе, Мш, что я должен чувствовть?.." С того дня дядя уже не имел влияния н мою жизнь; Алексндр Никитишн умерл, и см он прожил после нее недолго. Изредк получли мы от него письм; под конец своей жизни он простил мне и вспоминл иногд обо мне в своих припискх. Скоро стл я всмтривться в нших девиц. К Дрье Влдимировне уже я чувствовл некоторое недоброжелтельство з то, что он племянниц Ольги Ивновны. Эт тридцтишестилетняя брюнетк с мелкими и првильными чертми лиц, томными глзми, величественною походкой и тяжелым рзговором не нрвилсь мне еще во время своего приезд с тетушкой к Петру Николевичу. Здесь же он кзлсь мне совершенно не н своем месте. Во-первых, он беспрестнно говорил о нрвственности, о религиозных обязнностях, о порядке мертвым и сухим языком; говорил целые тирды из Рсин, я тогд, признвя его гением н словх, не мог дочесть до конц ни "Федры", ни "Гофо-лии". Вместо "Айвенго", Ольг Ивновн говорил "Ивн-гое"; возьмет Делиля, подтянет подбородок, поднимет руку и глухо нчнет: "Oh! comme en voyageant dans le vaste empyree l'imagination parle a l'ame inspiree!" Иногд, прохживясь вместе с Дшей по комнтм, вдруг скжет громко ккую-нибудь фмилию: Roger de Rabutin, comte de Bussy. Всем он рспоряжлсь в доме и сду; с томною гордостью и молч смотрел н слуг и горничных, если пыль где-нибудь не был стерт; н сдовник, если он не тм посдил георгины, где он велел, не доделл, переделл... Медленно и системтически деятельня, точно нерусскя, носилсь он в чорных, синих и коричневых плтьях и с локонми везде, где ее не спршивли... и дже (о Боже!) однжды, вошедши случйно в девичью, я увидел, что он дл громкую пощочину Ктюше, которой было тогд уже семндцть лет и которя тотчс же зплкл. Но ничто тк не отвртило меня от нее, кк ее поступок с Пшей Потпыч. У нс был один беглец, Ефим; без меня он вернулся и просил прощения. Ефим был бледен, худ, одн рук был переломлен и плохо злечен. Тетушк сделл его лесником в той смой роще, в которой Племон воспитывл Бенедикт и Леон и дрлся н шпгх. Он скоро сблизился с Пшей. Рябины, худощвость и чорня бород не мешли ему нрвиться, Пш был чувствительн. Я помню, кк он здумчиво вздыхл, когд я читл ей из "Живописного Крмзин" о борьбе Мстислв с Редедей: "Если ты меня победишь, возьми жену, детей и всю землю мою", -- говорил бедный великн. Я грустил в душе, Пш, громко вздыхя и кчя головой, повторял з мной: "Возьми жену и детей!" Иногд он пел про девушку, которую н охоте встретил брин и взял з себя, и всякий рз плкл. В Петербурге, когд мы с тетушкой ездили к брту, он водил меня в Летний сд, в церковь, смотрел со мной вместе по вечерм в окн н Невском; н свой собственный бедный пятчок покупл мне яблок или пряников н лоткх. Ее молодое, курносое и доброе лицо не выходило у меня из пмяти. Едв ли бы у тетушки достло духу тк строго нкзть ее, если б не Ольг Ивновн. Узнвши, что Пш в тягости, он с негодовнием прибежл к тетушке и скзл ей, что ндо примерно нкзть ткую бесстыдницу, которя збыл, что в доме есть молодые брышни, збыл всю доброту Ольги Ивновны, дв ситцевые плтья, которые он двл ей в год, и дже стрый мериносовый слоп! Пш осмелилсь отвечть, что служит он не ей, Мрье Николевне.

Я вообржю, что говорил Ольг Ивновн о рзврте в доме и о слбости тетушки! И вот, Пшу отдли з мужик, который недвно овдовел, Ефим сослли в рестнтскую роту. Ольг Ивновн хотел дже нстоять, чтоб Пш носил не кичку, сборник: пусть все видят, что он нкзн; но тетушк не соглсилсь н это и, говорят, дже зплкл, услыхв из спльни рыдния Пши. Кково же мне было слышть все это! Еще долго строгие и дельные хрктеры будут у нс неприятны, неувжительны; тогд-то кково было смотреть н все подобное и чуять неопытным умом, что одно спсение в снисходительной рспущенности, дже в слбости!

Дрья Влдимiровн был приятнее тетки. Он, бесспорно, был крсив собой: высокя, гибкя, черноволося, с римским носом и живыми крими глзми, во мнении многих он могл слыть з крсвицу; но я ненвидел тогд все монументльное, высокое и величвое и любил только доброе, свежее и простое. А он прост не был. Походк ее был еще величественнее теткиной, потому что при росте ее и стройном стне ей было сподручнее и больше к лицу тк ходить; но Клш скоро сообщил мне тйком, что это вовсе не ее мнер, что он провел последнюю зиму в Петербурге у одной грфини, которя тк ходит и говорит дже всегд протяжно и слбым голосом, кк Дш теперь, но что у Дши это скоро пройдет. Дрья Влдимiровн был горздо обрзовннее Клши; воспитывлсь он в очень светском доме; по-фрнцузски говорил изящно, хотя иногд слишком игриво и изыскнно для русской; знл немецкий язык и немного нглийский; читл множество ромнов; тнцовл кк сильфид, склоняясь слегк к квлеру; могучим контрльто исполнял смые знменитые итльянские рии. Цыгнские ромнсы пел он по-цыгнски, с теми же движениями, с теми же непрвильностями выговор: вместо силы употреблял всегд рздржительность; не скжет просто: мы две цыгнки чернобровый, всегд черррнобррровыя. Клш Удивлялсь и звидовл ей.

-- Посмотри, -- говорил он мне, -- ккие у нее прекрсные руки.

-- Что ж тут хорошего! Длинные, предлинные пльцы, большя, беля, мягкя рук... кк мертвя! Твоя лучше, -- отвечл я, поднося мленькую, сухую руку Клши к своим губм.

-- Кк же! -- возржл Клш со злобой в глзх, -- где нм с ней рвняться! Он петербургскя, мы здешние. Он крсвиц, я что?

-- Крсвиц! -- возржл я. -- Терпеть не могу тких нглых глз. Прыгют, прыгют, и рукми жесты, и что з позы!

До поз Дрья Влдим1ровн был большя охотниц. Рскинется н дивне, ноги подберет под себя или выствит слегк носок крсивой ботинки, рук висит где-нибудь, голов нзд. Тетушк был не совсем довольн этой мнерой и, зствя ее неожиднно в тком положении, любил срвнивть ее с Клшей.

-- Я бы вс обеих в одной ступе столкл: тогд бы из вс, может быть, что-нибудь путное вышло. Ну, посмотрите: одн всегд толкчом сидит, кк деревяння, другя целый день кость-костью по софм вляется. Клш был совсем иного род. В те год чувственное избиртельное сродство было сильнее всего, прежняя вяля, бледня и полня девочк сделлсь к этому времени тоже довольно полной и довольно медленной, но цветущей блондинкой. Глз ее были бездушны; но нд ними чернелись брови ткие тонкие, ровные, точно нрисовнные, и белый лоб был без млейшей морщины. Двиглсь он робко, чсто озирлсь при чужих, боялсь хоть н минуту подняться нд смыми вседневными рзговорми, считл себя неуклюжим существом, приходил в отчяние от полноты своего стн, вльсировл тяжело, сгоря от робости и смолюбия. При чужих и в гостях я не любил ее; но я любил ее дом, в простом холстинковом плтье, с ншей домшней речью, в роще з грибми, в сду н клубнике, в моей комнте н дивне. Тут мы беседовли, шутили, смеялись без конц. Он, точно тк же, кк и я, любил Подлипки, знл до совершенств кждый зкоулок, понимл меня, когд я говорил, что в Подлипкх и умирть должно быть легче, что здесь смя трв имеет больше смысл, чем в других местх; знл по имени кждого крестьянин, кждого ребенк в деревне; знл, кто злой и бьет жену, кто добр и не бьет, или бьет мло; любил ходить н свдьбы осенью и зимой, сидел тм в почетном углу, и ее величли в песнях. С одного взгляд понимли мы друг друг; тетушк кшлянет от рдости или гордости, когд я войду, Ольг Ивновн сделет тонкое или блгородное лицо -- мы переглянемся только, и знем кждый, о чем думет другой.

По возврщении моем от дяди, мы недолго церемонились с нею; через неделю стли н ты, игрли в фофны, дурки, зевки, пьяницы, дже в носки. Я гонялся з ней по комнтм, ловил, бил кртми по носу, Дрья Влдимировн скзл мне, когд я хотел с ней сделть то же: "Нет-с! Уж меня оствьте. Une fois pour toutes je vous prie d'etre poli. Я не охотниц до грубых мнер. Я к ним не привыкл". От Клши узнл я все, что случилось без меня в Подлипкх: узнл, кк умирли мдм Бонне и Аленушк, кк Степн женился н Нтлье, кк Нтлья испуглсь, что брыня будет гневться, и убежл из Подлипок, кк ее вернули, ккой плток был у нее н голове в день свдьбы, ккой сюртук н Степне -- все, одним словом, все в смых живых и збвных чертх. И доброты я в ней видел много смой утонченной. Еще прежде, в один из своих приездов к дяде, тетушк Мрья Николевн жловлсь, что Клш сбирл всех зкинутых, больных и некрсивых щенят, вырстил полон двор Жучек, Арпок, Крикс, Розок, кормил их см в корыте у крыльц и цловл их всех в морды. Нконец принуждены были половину рздть, половину перебить.

-- Вздумл дже трехногого котенк воспитывть! Я его велел утопить. Ткя гдость! -- говорил тетушк.

Я был возмущен и, вспомнив об этом в Подлипкх, спросил у Клши, жлел ли он его.

-- Еще бы! -- отвечл очровтельня Клш, -- я Ужсно плкл... Терпеть не могу этой злости. Кк не хотят понять, что именно вот его-то и ндо было взять, потому что у него только три ноги и его никто не любит... Потом он вздохнул и прибвил: "Д! сиротм и Некрсивым всегд плохо!" II

Если б я мог всегд жлеть -- жлеть не всех, не многих, хотя бы одну и ту же!

-- Что это вы, когд оденетесь, Дш, ходите кк Нстсья Егоровн Ржевскя... голову нзд? -- говорит Клш.

Дш вспыхивет, и дело доходит до Ольги Ивновны.

-- Что это, mesdames, вы опять грызетесь?

-- Клвдия Семеновн не дет проходу с своими глупыми змечниями.

-- Видно они не тк глупы, -- возржет Клш, -- когд вы обиделись.

-- Молчите! у вс язык, кк у змеи!

-- Вы не можете зпретить мне говорить... Я одобряю Клшу взглядом. Ольг Ивновн обрщется к племяннице:

-- Я удивляюсь тебе. При твоем уме, при твоем серьезном воспитнии, ты можешь доводить себя до этого! Это непростительня слбость. Ты должн презирть этот вздор и не збывть тон того обществ, к которому ты привыкл с детств. Дрья Влдимiровн совсем збыл этот тон. Он дже кричит теперь, когд сердится, в сентябре он говорил тким певучим и нежным голосом... Дрья Влдимiровн уничтожет полувзглядом; он продолжет гордо ходить по зле, и шелковое плтье ее шумит. Клш, лукво улыбясь, толкчиком сидит у окн; я рд, что нш деревенский принцип победил; но входит тетушк, и дело принимет новый оборот.

-- Ты, мть моя, опять курлесишь? -- говорит он Клше. -- Другя бы н твоем месте стрлсь лучше позняться чем-нибудь хорошим от людей, которые больше свету видели... ты только причудничешь д жлишь всех. Не збудь, что ты сирот!

Клш убегет в угольную; тетушк, которя был тогд еще бодр, следует з ней и флегмтически точит ее еще с

полчс. Кончется тем, что Клш, рыдя и зткнув себе уши, нчинет биться головой об стену. Тетушк в испуге уходит, я обнимю сироту и утешю ее лскми, словми, нсмешкми нд ншими противникми. Он смеется, пьет воду, которую я ей подю, припдет ко мне н грудь и потихоньку продолжет рыдть. Потом утихет вовсе, улыбется, и мы цлуемся. Ккой свежий поцлуй! Кк не зступиться!

Опять целый ряд живых, но бессвязных кртин... В чсы стрстного уединения я любил вообржть себе стрну, где девушки просты и уступчивы, мужчины невинны и молоды, кк я. Не шутя збывлся я иногд нд мечтой о прелестном кре. Вот жертвенник; солнце зходит; пльмы и хлебные деревья осеняют чистые, прохлдные хижины. Кругом окен; несколько простых земледельческих орудий... Десять молодых девушек в венкх из листьев и цветов выходят из хижин и тнцуют около лтря. Никкие лишние укршения не скрывют их едв созревшего стн, простое ожерелье из береговых рковин н шеях и полостя одежд около бедер... В числе их Клш, Людмил и две губернторские дочери, с которыми я когд-то тнцовл. А мы, их верные и преднные супруги, идем с охоты домой. И н нс нет ничего лишнего. Мы молоды, крсивы и сильны. Здесь нет безвкусия, нет иделов, бледности, стрдний, злобы, холодного рзврт обыкновенных мужчин; нет Ольги Ивновны; но есть книги и музык, и выбор здесь основн н нивном влечении. Хотя и жлко мне было Дрьи Влдимировны (все же он в Подлипкх живет!), но я не мог ее допустить н этот остров, бедного Юрьев допустил з голубой бисерный кошелек, сделнный, быть может, ккой-нибудь непривлектельной, но любящей родственницей. Но мдрепоровые склы, н которых должн рсцвесть ткя жизнь, еще не готовы; стрдния не ждут!

Не только пльм я не могу видеть, но не вижу двно груш и яблонь нших н близкой куртине, не слышу, кк шелестит нш серебристый тополь под моим окном... Вот уже неделя, кк я не встю... Бесконечные дни, душные ночи, жр, жжд... боль!.. С ккой стрстной блгодрностью обрщю я взгляды н дружескую руку, которя подет мне пить, попрвляет подушки, освежет пылющую голову!

-- Подержите мне голову, -- говорю я сквозь сон, -- у вс ткя беля, прекрсня рук... Мне легче тк!..

Тетушк рстерялсь, и ходить з больными он не умеет; Клш все говорит: "Пройдет! Это он тк только!" Он ведь, кк я, не верит величественному, не любит тргедии, улыбется при виде хлопот, деятельного добр, которое редко обходится без неловкого нпряжения... Но кто же это ухживет з мной с педнтическим рвением, кто ловит взгляды мои, кто сносит мои причуды? чей првильный профиль вижу я ночью при свете лмпды н креслх в углу? Взгляну, зноет душ смутной блгодрностью, и опять ночь и беспмятство... Долго не смыкл ндо мной глз Ольг Ивновн; только в последние дни сменял ее племянниц, и он не пренебрегл мною, холодные голые ноги мои грел в своих рукх... Мучения мои невыносимы... Приходит священник... Я плчу и верю и не верю, что буду жив... Кк, мне, мне умереть? Нет, это невозможно! Для чего же я жил?... Я плчу и говорю стрику, который вздыхет, нклоняясь к моему изголовью: "Клянусь, ей-Богу, я зл никому не желл. Ах, помолитесь, помолитесь з меня! Я рзвртен и очень грешен... Боже! прости мне... Я ведь никому зл не желл..."

Тогд и Клш входит робко.

-- Что? кк ему? Дш, дйте я посижу, вы отдохните...

-- Нет, нет, Дш, -- говорю я, -- не ндо мне ее, не ндо никого, кроме вс... Скжите ей, чтоб он ушл...

Однко время бежит своим чередом, и я уже н ногх, понемножку выхожу в сд, осмелился и в поля, но тк ослбел, что встречный мужик подвез меня н телеге. А тм, глядишь, уж я и н лошди... Цвету опять, смотрю, кк едет впереди Дш верхом и около нее молодой белокурый поляк с эспньолкой, с нею ему веселее, чем с Клшей: Дш умеет говорить, Дш поет не одни пустые ромнсы, Дш молодецки ездит верхом, с Дшей он мог бы гордо гулять под руку по улицм... Бедня Клш едет сзди в коляске с струхой. Легким глопом я догоняю ездоков и прислушивюсь.

-- Чувство, -- говорит он, игря концом мундштук и опускя глз, -- чувство может быть рзвито или приостновлено, кк все другое, если хотите...

-- Если хотите? -- спршивет Дш, оборчивется к нему и, гордо подняв голову, бросет н него нсмешливый и томный взгляд.

-- Конечно, -- отвечет он, немного нклоняясь к ней: -- о! конечно! все звисит от женщин... Qui est tu Leli? Ange ou demon? Вот в чем вопрос! Еще гордый, но не гневный взгляд; удр хлыстом, и он понеслсь. Мы з нею. Бедня, бедня Клш!

Я решился спросить у поляк откровенно, кк он нходит мою фворитку.

-- Он мне не родственниц, и мне, прво, все рвно, -- прибвил я.

-- Что же... Если хотите, откровенно... Белый хлеб! Поляк может нрвиться. Он строен и худ, был рзжловн з что-то и носил солдтскую шинель; он читл Знд и Бльзк. Глядя н него, я думю о чем-то лихом и свободном. Косцюшко, Хлопицкий, Бторий пособили бы ему, если б он дже был и не строен, и не худощв, и не говорил бы ни слов из "Лелии". Но что скзть о ншем уездном судье? Видли ли вы подло-крсивых Деньщиков с сережкою в ушх и с нфбренными усми, небольших ростом? Вот вм судья. Н дворе зим, ночь и мороз; уездный городок нш спрвляет Святки. Нрод гуляет и поет н улицх; в светлых окнх мелькют тени; У предводителя мскрд. Тогд чувств не было никких, кроме снисходительности, веселости и тщеслвия; я не удивлялся ничему, но зрубил себе кое-что н пмять. Особенно то, что судья был одет в длинную чорную мнтию и н шляпе его колеблись три огромные струсовые пер, и еще то, что дм его, испнк, в чорном вуле, был горздо выше его. Он сидел здумчиво в углу целый чс, он, сняв мску, долго говорил с нею. Вечер пролетел; исчез огромный секретрь, одетый султном, и его худя султнш, испрвниц; исчезли все тирольцы, кучер, цыгнки и путеводительницы ншего польского день и ночь -- одн в белой кисее с золотыми блесткми, другя в чорной кисее с золотыми звездми... Пришл и нстоящя ночь. День нступил псмурный и снежный. В Подлипкх кк-то лучше! Мне хорошо, и Клш улыбется. Збрвшись нверх, игрем мы с нею в носки, и хохочем, и возимся... В минуту отдых и молчния мы слышим громкий рзговор внизу... Идем к лестнице; Ольг Ивновн сердится. Он ходит по зле, зложив руки з спину; тетушки нет, Дш стоит, опершись н экрн, у кмин, и лицо ее обезобржено рыдниями.

-- Стыдитесь, стыдитесь! -- говорит Ольг Ивновн, -- ккя-нибудь секретрш смеет говорить про вс, смеет делть мне нмеки. И что вы ншли в этом судье? Жлкое вы существо!..

Дш, все еще рыдя, всходит н лестницу, и мы с Клшей молч дем ей дорогу... Бедня крсвиц!

Годм к восьмндцти я успел, однко, соствить себе плн будущей жизни, и многое кзлось в нем првдоподобным. Все прежнее мне не нрвилось, предствлялось чем-то суетным и беспорядочным. Я крснел, вспоминя о любезностях своих с дмми, о полькх, об плодисментх, о Фигро и Розине; нходил, что злобное презрение Березин и добродушное пренебрежение Юрьев были основтельны, и идел мой стл ясен, хотя и не слишком прост. Стть добросовестным чиновником вроде Николев (его сделли, я слышл, кмер-юнкером), входить куд-нибудь не шркя, но серьезно и немного увльчиво, в виде молодого нгличнин, скрывющего под суровой оболочкой плменное сердце... Пусть будущий юнош вступет ко мне в комнту с тким же блгоговением к незнкомому Бэкону или Юму, с кким входил я когд-то к Николеву. Судил я почти всех молодых людей строго.

-- Помилуйте! Он ничего не знет, ничего не нблюдет, ничего не делет. У него нет никкой теории. Что это з человек!

Я двл себе слово не следовть примеру брт Николя, который, кк я слышл, готов волочиться з всякой и недвно писл к нм из Петербург, что он дв рз сидел под рестом з ккие-то шлости в немецком клубе. Я буду не тков; для чего это молодечество, этот глупый ромнтизм? Ндо быть положительным человеком. Пусть говорит обо мне и нчльник, и товрищ с теми ндеждми и тем увжением, с кким говорят о Николеве. Я ткже тверд и пренебрегю женщинми; но он болезнен, я здоров, крепок, я невинен кк Поль и буду после умеренно рзгулен и добр, кк Rogers-Bontemps. Умн и счстлив т девушк, которя проживет вместе со мною (кмер-юнкером, читющим нглийских мыслителей) этот переход от первого к последнему. Я трудился, учился, читл и думл, что открыл еще никому не известный путь к счстью.

Веселя доброт, комфорт, постоянный труд и постоянное нслждение без вред другим -- вот мои девизы... что-то вроде Бернже; но думть об этом духе, высокой стороне фрнцузского хрктер, вырботнном из животворного единения христинств, чувственной философии и гржднского рвенств, не знчило, к несчстью, облдть этим духом... Смя внешняя сторон жизни, незвисимя от меня, не поддвлсь подобному иделу; я не видел около себя ни свободной Лизетты, ни сестры милосердия, увенчнной розми. Большой тополь, который осенял верхние окн и блкон ншего небольшого, но крсивого кменного флигеля,

сводил меня с ум. Он и зимою был живописен, когд весь покрывлся инеем и н сучьях его дремли глки, стряхя с него серебряную пыль. Внутри верхний этж недвно отделли зново; никто еще не ннял его, и я решился обртиться к Ольге Ивновне, просить ее помощи для переселения в живописное и уединенное жилище. Одинокя смобытность сглживет что-то, думл я. Евгений Онегин жил один; все герои фрнцузских ромнов жили одни; конечно, Бенедикт у Знд жил н ферме дяди; но рзве не мешли ему тм? Жк? тот был жент, но это все не то: выбрнное им смим семейство, в котором все смотрели н него кк н первого, в котором смые стрдния были высшего рзбор и откуд только не прктический ум вырвл его для неуместной смерти. Рзве это то? Конечно, у нс в доме просторно, опрятно, дже богто; но у Дормедонт руки всегд тк грязны, у него ткое деньщицкое лицо с огромными усми; тетушк до сих пор не позботилсь ввести перчток для обед, и люди нвертывют слфетки н пльцы. Ольг Ивновн, Дш... ккя скучня птрирхльность! Еще недвно меня выгнли из моей комнты, потому что Вер (моя бывшя няня), остновилсь у нс с шестью детьми. Ккя он стл толстя, ходит без воротничк, в ситцевой блузе... Не тк бы я жил отдельно.

-- Не скрывйте, -- скзл я Ольге Ивновне, -- что вы имеете огромное влияние н тетушку. Вы не виновты; он имеет большое увжение к вм. Другя бы употребил во зло ее доверие, вы... Мленькие все эти ссоры!.. Стоит ли н них обрщть внимния. Устройте-к мне это дело!

Ольг Ивновн пожл мне руку и зсмеялсь.

-- Vous etes un bon garcon. Пострюсь и сделю, что могу. Через неделю я перебрлся во флигель, несмотря н то, что Дормедонт остлся при мне и по-прежнему говорил: "Лучше дм голову срезть, чем сбрить усы". Блженство мое дошло до ткой силы, до ккой не доходило оно никогд уже после и н лучших квртирх. Никкие поверхностные фнтсмгории детств не могли срвниться с той глубокой теплотою, которою я тогд согревл и нстоящее, и мрк будущего; я доходил до стрдльческой, незнкомой до того времени неги. Помню, кк не рз, уств от рботы, ходил я быстрыми шгми по комнте, и все, что попдлось мне н глз, все волновло меня тк слдко, тк чудно, что подобных минут после я не помню. Все рдовло меня в этот год: и то, что в кмине совершется процесс горения, не просто горят дров, и то, что в Подлипкх прозябют рстения по всем првилм нуки, выдыхя кислород и поглощя углекислоту -- (точно в Америке ккой-нибудь!), и то, что в Москве в морозный и солнечный день н соседней стене пробегет тень от дым; и реформция, и походы Алексндр, и Белинский, нд которым я уже тогд не дремл... Куд ни оглянусь, везде меня ждет счстье!.. Книг у меня много, одн лучше другой; не говоря уже о содержнии, ккие есть переплеты! Роскошные сфьянные и скромные с белыми, голубыми и крсными буквми н дикой и гороховой бумге... В Москве вечером мильон огней, и сколько милых девушек ожидют меня со всех сторон -- и з зеркльными окнми, и з рдужным стеклом лчужек, в которых есть своя крсот. Тогд и Клш чсто прибегл ко мне в слопе по сумеркм. Вечер месячный; мы сядем с ней н дивн или У окн; н улице мелькют сни, скрипят креты. Обниму ее одной рукой; он приляжет ко мне и поет:

С ним одной любви довольно, Чтобы век счстливой быть!... Или:

Что зтумнилсь, зореньк ясня...

-- Неужели, Клш, все у нс с тобой тк и кончится?

-- Не зню.

-- А я зню, что если тк чсто буду ходить к тебе сюд, я влюблюсь в тебя...

-- Что ты!.. Мы обнимемся.

-- Ты знешь ли, что мне дже иногд неприятно, если ты нчнешь вспоминть о своей Людмиле...

-- Миля! миля! -- говорю я... Он уходит, я, кк возрожденный, бегю по комнтм, пою, тнцую; но не ее минутня любовь мне дорог -- мне дорого прво ндежды н многое в будущем, если в восьмндцть лет я слышу ткие речи.

III и IV Н эту же зиму приехл к нм брт из Петербург. Он вышел в отствку, отпустил небольшую бороду, и сттское плтье шло к нему еще больше военного. Выржение лиц его по-прежнему было привлектельно; он возмужл. Н несколько времени он сделлся для меня иделом, противоположным Николеву, полюсом его; они дополняли друг друг, об годились бы в герои тех длинных ромнов, которые я рисовл у дяди н полулистх... Джентельмен и лев, блондин с короткими волосми, глдко выбритый и брюнет с бородой, делец и вивер, нгличнин и фрнцуз. Впрочем, фрнцуз Николй был плохой и рз, немного рстерявшись, при одной княгине, скзл вместо "un chien enrage" -- "un chien arrange". Ткие промхи случлось делть ему нередко, и я скоро стл чувствовть смутно, что он не имел бы большого успех в том обществе, где мог иметь вес Николев и где я ндеялся со временем блистть. Особенно сильно, если и не ясно, почувствовл я это один рз, когд брт, рссмтривя меня, скзл:

-- Ты собой недурен; но ты никогд не будешь производить фурор между женщинми. Ходишь ты кк-то согнув колени, неловок...

Тк стло досдно! И я с удовольствием подумл, что есть большя рзниц (не только кчествення, но и количествення) между Николевым и подобными ему людьми, трудолюбивыми, увльчивыми и небрежными в обществе, и бртом, у которого и фрк всегд рзлтее, и волосы звиты, и лицо уж слишком триумфльно. Через несколько лет я узнл, что я тогд был прв; ншлись люди, которые скзли мне: "У вшего брт много молодцевтости не совсем хорошего тон, и потом, к чему он, кк рзоденется, тк и шляпу уж не просто ндевет, локоть отведет, и все движения сделются кк будто риторические?"

Но все-тки Николй был порзительно крсив; нельзя было не любовться им, когд он входил, нпример, в собрние... Десятки взглядов обрщлись н него: рост, блгородные черты лиц, сил и легкость движений, фрк, споги -- все было тк хорошо, что почти все другие мужчины перед ним кзлись и хилы, и неловки, и дурно одеты. Зто же и нрвился он женщинм! Его убили двдцти девяти лет, н Квкзе, после того кк он, проигрвшись, поступил опять н службу, и в эти девять-десять лет, от восьмндцти до двдцти девяти, сколько приключений, успехов, ромнов! Были тут и молодые крестьянки, и девицы, и вдовы, и змужние женщины. Одн не хотел рсстться с ним, дней пять держл его н стнции: сядет в возок -- дурнот, ндо еще подождть; другя, которой доктор зпретили иметь детей, умерл в родх, скрыв от него свою тйну; богтые нследницы искли его руки. Но стрнно то, что все женщины брнили или ненвидели его потом, жловлись н него, презирли себя и его, и одн из них скзл своей приятельнице, з которой он тогд ухживл: "Что тебе з охот!? J'ai eu aussi le malheur de m'encanailler jadis avec lui!". Конечно, я все это узнл после, не в этот рз, мло-помлу; тогд же я видел в нем только изящного и Доброго человек. Жль только, думл я, что он ездит по ночм в ккие-то темные, грязные, стршные мест и смеется нд постом и проч(ее). Впрочем, это он, я думю, не от души, тк перед другими покзть... это все лучше. Клш был в восторге от него. Ккие мнеры! Кк добр! Кк тнцует! Кк одет! Кк хорош! Брт обрщлся с нею снисходительно, весело и небрежно; скоро стл он ее нзывть просто "толстенькя".

-- Эй вы, толстенькя! -- кричл он иногд после обед, рзвлившись н дивне, -подите сюд! Рсскзывйте мне скзку.

-- Что я вм буду рсскзывть? И с чего вы это взяли?

-- Ну-ну, не сердитесь...

-- Д я не сержусь. Я не зню ничего.

-- Сдитесь около меня н кресло и дйте мне вшу руку... Рук недурн! Влдимiр, рук ведь недурн? А? Ты, я думю, с ней коротко знком... Рсскжите, толстенькя, в кого вы были влюблены прошлого год?.. Он молчл; я, лишь бы только угодить Николю, збывл дружбу и рсскзывл ему про нее, кк он ревновл поляк к Дше, кк он выписывл из книги стихи... Он рвлсь бежть; брт держл ее з руки, я предствлял все в лицх.

Однжды я зстл Клшу в слезх.

-- Что с тобою? Что с тобою?

-- Оствь меня...

-- Скжи, прошу тебя.

-- Ах, оствь!..

-- Ты не имеешь ко мне доверия. Ты скрытн со мной... А мне можно все скзть.

-- Тебе-то и нельзя. Ты будешь смеяться...

-- Если ты влюблен, тк я не стну смеяться... Если б имел привычку фрсить, я бы смеялся; но когд ткие люди, кк мы с тобой, которые не фрсят, влюбятся, тогд смеяться нельзя. Ты влюблен в Николя? Клш, не отводя рук с плтком от лиц, покрснел и кивнул головой...

-- Тк что ж з бед? -- скзл я, -- он может н тебе жениться...

-- Никогд, никогд! -- возрзил Клш. -- Рзве я пр ему?... Он ткой distingue! A я и мзурки порядочно тнцовть не умею... Я утешл ее, кк мог; пробовл дже очернить брт для ее пользы и для своей выгоды,

-- Он ничего не делет, -- нчл я...

-- Ничего не нблюдет, ничего не читет, -- докончил Клш. -- Ах, если б ты знл, кк эт ученость в тебе противн... философ! Ревновть и сокрушться Клш имел полное прво. Брт веселился и кутил в Москве, и Ольг Ивновн донесл тетушке, что он стршно ухживет з одной фрнцуженкой, которя живет у г. Тренин, богтого и сильного человек. Г. Тренин почти не выпускет ее из дом; они видятся урывкми в мскрдх, и, говорят, он хочет бежть с бртом в Петербург от своего тирн. Слухи эти были основтельны, и Amelie был дже у меня один рз во флигеле. Вот кк это случилось.

Однжды вечером брт приехл очень здумчивый и долго говорил с тетушкой в ее кбинете. Я слышл, что тетушк плкл, брт говорил что-то громко, потом вышел оттуд с рсстроенным лицом и, обртясь к Ольге Ивновне, которя вышивл в зле, скзл ей:

-- Это все вши кляузы и доносы. Ольг Ивновн вспыхнул и хотел отвечть, но брт перебил ее.

-- Нслждйтесь, нслждйтесь тем, что струху тревожите... Мне-то все рвно. Помните только, что и н моей Улице будет прздник.

-- Вы с ум сошли! -- скзл Ольг Ивновн. -- Я вс не понимю...

-- Хорошо-с! Влдимiр, пойдем со мною.

Во флигеле брт несколько времени ходил скоро и угрюмо по комнте. Я, нконец, решился скзть ему:

-- Послушй, Николй! зчем ты тетеньку сердишь?.. Может быть, это в смом деле тебе будет вредно...

-- Что? И ты веришь этой строй хнже?

-- Кк тебе не грех говорить тк! Тетеньк почти святя женщин... Брт сперв зхохотл, потом вдруг, нсупив брови, подступил ко мне:

-- Святя? святя? Это почему? Потому что он эпит-рхили и воздухи золотом зкзывет по брхту вышивть?.. А помочь племяннику не ндо? Н это нет денег? А? Что? н это нет денег?.. Хнж, скряг стря!.. Я молчл, и хотя был сильно огорчен з бедную тетушку, но все-тки подумл: "Вот человек! Дже сердится-то крсиво! кк он согнется! кк рукой мхнет!.."

-- Слушй, Влдим1р, -- нчл вдруг брт спокойнее. -- Првду ты скзл тогд, что Клш меня любит?

-- Любит, любит... Он вчер плкл об этом... Брт усмехнулся, сел к столу и нчл писть зписку, зпечтл ее и просил меня отнести поскорее к Клше. Клш с трепетом открыл ее. Лицо ее вырзило волнение, глз блистли, щоки згорелись.

-- Н, прочти, -- скзл он. "Выручите меня из беды (писл Николй). Я проигрлся... Сделйте, что можете, я вечно буду помнить вс. Умоляю вс, выручите меня!.." Клш, пок я читл зписку, бросилсь к своему тулету, достл оттуд сторублевую бумжку, потом жемчужное ожерелье с бирюзовым фермуром, мленькие брильянтовые серьги и кольцо.

-- Мло ведь? -- скзл он. -- Вот обрз! Я не зню, кк быть... Ведь это грех.

-- Грех, -- отвечл я.

-- Что ж делть?.. Ах, Боже мой! Он сел н дивн и нчл все это звертывть бумгу. В эту минуту вошл Дрья Влдимiровн. Мы об покрснели.

-- Это что знчит? -- воскликнул Дрья Влдимировн с изумлением. -- И обрз сняли. Для чего это?

-- Тк; это мы смотрели, -- скзл Клш.

-- А вм что з дело? -- спросил я строго.

-- Зню, зню я зчем! -- отвечл он. -- Ах, Claudine! Ккие глупости! Ндо знть, для кого делть. Неужели тебе не стыдно жертвовть блгословением мтери и всем, для ккой-нибудь гдкой фрнцуженки?..

-- Душеньк! -- скзл Клш, -- не говорите никому, умоляю вс.

-- Д я тебе говорю, чтоб ты это оствил. Ндо знть, стоит ли человек ткой жертвы. Одн мысль, что это для этой отвртительной женщины!

-- Вы ничего не понимете после этого! -- скзл я. -- Чем эт фрнцуженк отвртительн? Вы, я думю, читли "Лукрецию Флорини".

-- Что з срвнение? Впрочем, и Лукреция вш гдкя.

-- Если б вы не жили у нс в доме, я докзл бы вм, кто хуже: вы или Лукреция Флорини!

Клш умолял меня глзми и жестми, но я топнул и прибвил с большой досдой:

-- Подите, доносите. Вы всегд з стрших!..

-- Я одному удивляюсь, скзл Дш грустно, -- кк это я имею терпение жить в тком доме!

Он мхнул слегк рукой и вышл. И поделом, -- думл я; -- можно ли препятствовть тким делм?

Когд я принес вещи брту, он точно воскрес: схвтил их, бегло рссмотрел, ндел шляпу, снял ее, бросился к одному шкпу, к другому; позвл человек, дружески взял его з плечо, отвел к углу и шепнул ему что-то... Человек вышел, сел в сни и уехл.

-- Что, эт Амлия хорош? -- спросил я, когд мы остлись одни. Он не крсвиц, но тк мил собой и тк умн... Д вот, если хочешь, ты можешь увидть... - Где?

-- Здесь, сейчс... Он зедет сюд, если только умудрилсь отпроситься к отцу чс н дв сегодня... Вот ты увидишь, что это з женщин! Кк он поет из Бернже... И еще одну песню:

Chicandard et balochard! Fuyez la boutique, Ou s'fabrique la politique, Par un tas d'bavards!...

Д вот ты увидишь. Вообрзите себе мой восторг, мое нетерпение. Амлия приехл чс через полтор с ншим человеком н изво-щике, вбежл и бросилсь н шею к брту. Я почтительно встл.

-- А это что з херувим? -- спросил он (он чисто говорил по-русски).

-- Это мой млдший брт. Он зрнее был уже от тебя в восторге. Амлия поцловл и меня и скзл:

-- Ah! mon petit chou! если б я не обожл твоего брт, я бы тебя любил. После этого я их оствил одних...

Вечером перевез человек бртнины вещи н другую квртиру, н другой день уже многие в Москве знли об успехе его. Амели вернулсь к себе. Г. Тренин, подозревя, что он зезжл к брту, зпер ее, но Амели выствил см потихоньку внутреннюю рму, выскочил из окн, сел н извощик и уехл к брту. Через неделю Николй простился с нми и увез Амели. Клш опять плкл; брт из Петербург прислл ей письмо, в котором блгодрил ее з все -- и ей стло легче.

Долго не решлсь он быть откровенной; нконец скзл:

-- Кк приятно жертвовть тому, кого любишь! Ты видел эту Амели; ккя он -скжи.

-- Он очень недурн. Небольшя брюнетк; лицо белое, нос немного en bec d'oiseau...

-- Счстливя! -- воскликнул Клш. -- Тким гдким всегд счстье. И кк он может ее любить? Мне все женщины, для которых он делет что-нибудь, противны. Я целую неделю Ктюшу видеть не могл, когд он ее в крету от дождя пустил, см сел н козлы...

-- Он должен был это сделть...

-- Вот еще! для всякой дряни...

При этих словх все сострдние мое к Клше пропло. Ктюш к этому времени уже был для меня не горничня, и не просто Ктя, подруг детств, дровитя простолюдинк, священный предмет.

V Н этот рз рсскжу вм, мой друг, о том, кк я познкомился с двоюродным бртом моим, Модестом Лдневым. Я не рз и прежде слыхл о родном дяде, Ивне Николевиче, отверженце ншей родни. Говорили, что он женился н потскушке, что он згубил его век, был ему неверн, родных всех ненвидел и, случйно упоминя об ней, нзывли ее фигурой.

-- Ну, что ж, долго был тм эт фигур? Ольг Ивновн отзывлсь о них всегд торжественно: "Это несчстное семейство!" или "я видел вчер н Никитской этого бедного Модест Лднев!" Тетушк Мрья Николевн, выговривя мне однжды з то, что встретил меня в прихожей с Ктюшей (он, улыбясь, глядел мне в глз, я держл ее з руку), прибвил:

-- Смотри, мой дружок, не шли! Вот дядя твой Ивн Николич очень был добрый, век свой погубил через эти глупости. Лрису Онуфриевну помнишь? Вот ту смую дму, которя тебе игрушечную тбкерку с пружиной подрил?

-- Не помню.

-- Эх, ккой ты! Тебе уже тогд 7 лет было. Еще горбтый стрик из тбкерки высккивл вдруг. Тк эт тоже... Elle a ete aussi son amante!.. Мть Модест был дочь бедного чиновник из духовного звния. Вся семья ее пользовлсь очень худой слвой; одн из сестер Аннушки зствил своего муж дть себе письменное обещние жениться, при двух свидетелях; другя рзъезжл по рзным городм с мужчинми. Дядя сумел, однко, ввести Аннушку в дом своей мтери; ббушк ничего не знл; он слегл год н дв в постель и не вствл уже с нее. Аннушку пускли з стол, но после жркого ей прикзно было выходить, "чтоб не ззнлсь"; пирожное относили к ней нверх. О любви Ивн Николевич к Аннушке струх узнл нездолго до своей смерти, призвл сын, плкл и зклинл его не жениться... Ивн Николевич тоже плкл и обещл, но через месяц, не дождвшись дже смерти мтери, женился. Струх лишил его нследств. Нчлся рздел. Петр Николевич и мой отец взяли по 400 душ, тетушк Мрья Николевн получил 300. Бртья из жлости решились отдть Ивну Николевичу 100 душ в отдельной деревне. Он нчл усовещевть их, требовть, чтобы они выделили ему все сполн. Отец мой отвечл, что мть не велел.

-- Ты и возьми себе, -- отвечл Ивн Николевич, -- после от себя... хоть деньгми... Тебе особенно, Петр Николич, стыд... Ты холост и молод, у меня положим двое детей умерли, д третий, Бог дст, будет жить!.. Петр Николевич вспылил и скзл ему, что человек, опозоривший семью низким брком, должен з счстье считть, если бртья и 100 душ уделят ему Христ-рди. Вышл ссор, и отцу моему много стоило труд удержть бртьев дже от поединк. Ивн Николевич взял свою деревеньку и прекртил все сношения с бртьями и сестрой.

Все это я узнл после знкомств с Модестом; тетушк всегд, вспоминя с сострднием о бедном брте, никогд не винил ни себя, ни богтых бртьев. Я знл, что Модест в Москве, что он студент, и чсто думл, кк бы сойтись с ним, кк бы помирить его с тетушкой и уступить ему (со слезми н глзх) половину своего нследств; спршивл себя, умен ли, добр ли он, интересн ли его мть. Нконец один знкомый студент скзл мне, что Модест ему товрищ по курсу и что он нс сведет у себя, если я хочу. Я желл встретить бледного юношу, ристокртически привлектельного, изящного дже посреди нужды, но встретил высокого, худого, весновтого, курчвого и толстогубого молодого человек, не совсем опрятного, с изменчивым взглядом и огромным чубуком в руке. Он холодно пожл мне руку и улыбнулся нсмешливо. Когд хозяин дом зчем-то вышел, я взял Модест з руку и предложил ему дружбу.

-- Что нм з дело до нших отцов! -- скзл я. Модест откинулся нзд, не выпускя моей руки, тускло и долго глядел н меня; губы его дрожли: потом вдруг он бросил трубку и обнял меня крепко, приговривя: "Володя, милый Володя!"

Слово з слово, мы освоились друг с другом и, еще рз обняв меня в сенях, он скзл: "Приходи, если ты не презирешь скромной жизни". Он жил с мтерью н бедной квртире. Жолтый домишко с зелеными ствнями н одном из смых дльних и пустых бульвров, полиняля вывеск крсильщик, нвозный двор, девк нечисто одетя -- вот что встретило меня н их пороге. Имение их было недвно взято под опеку, и струх приехл к сыну в Москву. Бедный Модест содержл ее почти одними урокми. Я приехл к ним вечером в ненстный мртовский день. Меня повели н нтресоли по узенькой лестнице, и тм увидел я и мть, и сын, и комнту их, довольно опрятную, но тесную и жрко нтопленную... Н столе, покрытом голубой бумжной сктертью, кипел смовр. Модест сидел с трубкой; струх рзливл. Н ней не было чепц, и вообще он кзлсь рстрепнною; но осттки крсоты зметны были в смуглой коже, больших чорных глзх, в густой косе, еще мло поседевшей. Глядел он тоскливо, говорил жлобно, нрспев, стонл, хотя и не громко, но беспрестнно склонял голову то нбок, то н грудь.

Когд Модест, с чувством глядя н меня, предствил меня ей, я поцловл у ней руку, но не скзл ни слов. Пустословить не хотелось, с грустного прямо нчть было неловко. Анн Сергеевн покчл головой и спросил:

-- Кк это вы нс вспомнили, миленький мой?

-- Я двно желл, тетушк...

-- Полноте, милый ристокртик, полноте! Что з охот богтым родственникм с бедными знться... Что в нс? Угостить нечем, рзговоров у нс нет...

-- Что же это вы, мменьк, -- кротко перебил Модест, -- тким приветствием его встречете?.. Это не любезно.

-- Ах, Модестушк! Ах, дитя! Рзве можно от больной струхи любезности требовть?.. Видишь, кк ты неопытен, мой милый друг, тоже судишь!.. Модест пожл плечми. Я был смущен и стрлся звести рзговор с ним, чтобы не слышть стонов мтери; но все шло с трудом. Я боялся говорить тк, кк говорил обыкновенно, боялся оскорбить их чем-нибудь, обдумывл кждую фрзу, тянул, остнвливлся, беспрестнно мысленно оглядывясь нзд... Модест был угрюм, чсто попрвлял волосы, беспокойно взглядывл н мть. Когд струх ушл, нм стло легче.

-- Д, Володя, -- нчл он, вствя и прохживясь с трубкой взд и вперед. -- Не легк жизнь ншему брту... Боже! буди милостив, Боже! буди милостив!

-- Тебе очень трудно? -- спросил я тихо.

-- Нет, ничего, -- отвечл он, тряхнув головой, -- сил нужн, воля крепкя, железное сердце, меня не обидел этим Бог. Без этого, брт Володя, я двно бы зчх. Ходи пешком з три версты н лекции д по урокм езди н внькх по тким ухбм, что живот ндорвешь... Дом больня струх, плохой обед... Мысли своим чередом, стрсти кипят вот здесь! (он удрил себя в грудь кулком...) Иногд грудь тк зболит, тк зболит, что схвтишься з притолку д изо всех сил к ней прижмешься... немного и отдохнешь!

Я облокотился н стол в волнении, снял локоть, опять облокотился, снял нгр со свечи (пусть видят, что я не презирю сльных свечей!). Модест продолжл ходить по комнте.

-- Модест! -- скзл я робко.

-- Что, душ моя?

-- Переезжй к нм с мтерью... Я зню тетушку Мрью Николевну. Он не откжет мне. Ты ей поговоришь что-нибудь о почтении к стршим: он рстрогется... Модест сжл мою руку.

-- Нет, Володя, нельзя! Я не могу тк легко мириться с людьми, которые отрвили жизнь моим родителям... моей мтери, лучше которой нет н свете. Володя, друг мой! Тетушк Мрья Николевн вжня госпож. Он стыдится нс. Мы позор ее родни. Он первя перестл переписывться с отцом моим после его женитьбы.

-- Он добр. Позволь мне нписть и просить у нее позволения.

-- Пускй себе, пиши. Только я не повезу к ней свою струху. Я зню, ты блгороден, Володя; но я чувствую ткую ненвисть при одном имени тех, которых преследовния сокртили жизнь моего отц и испортили здоровье бедной мтери...

-- Послушй, Модест, кто же их преследовл?

-- А смолюбие, Володя? Ты еще не знешь, что ткое amour propre rentre. Ты знешь, н острове св. Елены, когд Нполеону скзл доктор, что у него рк, вошедший внутрь, тк он отвечл: "Нет, это Втерлоо, вошедшее внутрь". Многие имеют ткое Втерлоо. И он имел! Несчстня женщин! что он сделл им! Вин ее был т, что он не говорил по-фрнцузски, что он был не Дворянк, обер-офицерскя дочь. Отец докзл, что он блгороден, женился н ней; но все-тки он был мужчин, обеспечен; он обольстил ее, увлек. А он виновт тем, что человек хотел зглдить свою вину против нее. Д ведь это -- чорт их побери, всех гордецов, собк безмозглых -- д ведь это свинство, нконец. Эх, я зню... он был скрытн, скрытн, скрытн; и под простой оболочкой иногд живут сильные чувств. Обид глодл ее. А брось он ее, и если бы он потерялсь, бедня, ее же бы в грязь втоптл всякий. Хоть при нем поел слдко, голубушк, поспл покойно. Д! им всем, этим хнжм и скотм, подобно покойному дядюшке Петру Николевичу, что з дело? Тк-то, бтюшк мой! А тебе все-тки спсибо... "Сколько прв н счстье!" -- думл я, возврщясь домой. VI

Это новое знкомство внесло новый луч счстья в мою и без того полную жизнь. К новому жилищу моему, к морозным лунным вечерм, к тополю, к книгм, к Клше и к Ктюше, к нтологическим стихм -- прибвилсь живя христинскя черт. Конечно, я уже и прежде стрлся усовершенствовть свой дух; но все это было тк легко, тк мло пхло жертвой, тк скоро збывлось, приедлось, кк будто портилось н воздухе... В смом деле, что стоило мне не дрться с людьми, не брнить их? Были редкие минуты, в которые удержться точно было трудно; но ведь я говорю, они были редки. Зол я не был от природы, и у нс в доме не с кого брть дурного пример. Тетушк никогд не дрлсь; рзве, когд был больн и ей стновилось скучно, он позовет девочку и скжет ей: "Поди сюд, Мтрешк; дй-к я тебя толкну пльцем в живот". Ольг Ивновн... Хотя я и принимлся несколько рз ненвидеть ее з пощочину, которую он дл Ктюше, но в другой рз он ни с чем подобным не попдлсь мне... Прикщик, кк я после узнл, бил мужиков в поле, но до меня это не доходило. Перейдя во флигель, я дл себе слово не толкть кмердинер нзд в живот кулкми, когд он подет мне сюртук, не брнить его, не кричть: "Эй, вы! Кто тм! Федьк! Плтошк!", не свистть. Но это было не столько из доброты, сколько из делния быть порядочным человеком, годиться со временем в герои ромн. Милостыня? Но рзве он дорого обходится мне? Тетушк дет мне двдцть рублей крмнных денег; и что мне стоило уделить гривенник слепому стрику, который стоял н коленях н бульвре и бил себя в грудь, выслть что-нибудь свояру, который тк хорошо говорит "pour l'amour de Dieu", или помочь бедной женщине н Кузнецком Мосту (ее, должно быть, кто-нибудь нучил вместо Христ-рди кричть: "Дйте мне денег -- я голодн!"). Все это потрясло и рдовло меня н минуту. "Нет, -- говорил я, -- сделй ткое добро, чтобы чувствовть боль... Вот случй тебе: Модест... Сведи его с тетушкой и потеряешь чсть нследств!"...

Он стл чсто ходить ко мне, нговорил столько з один рз, что мне стновилось и скучно, и стыдно з него. То он отдл последний грош товрищу. "Фмилия его был Дуров,-- говорил Модест,-- я его звл Дуршк, a он меня Бршк, потому что у меня курчвые волосы; мы с ним встретились недвно в мгзине. Дуршк! Бршк! и ну, обнимться при всех, кк безумные". То он любил свою деревню больше жизни...

-- Под окном у нс, -- говорил он с большой теплотою, -- стоит огромня берез н кургнчике... Отец-покойник любил это окно. Голубчик мой толст был очень в последнее время; все трубочку курит и глядит сюд... дже и зимой. Березу эту он в смый день моего рождения посдил... Мть был очень хорош собою. Бывло, утром, придет мменьк в эту гостиную с венчиком, знешь, из индеичьих перьев, см пыль с этжерок сметет, стнет обед зкзывть при отце или рботет. А он сидит и смотрит н нее. Зхочет он уйти, он ее остновит: "Аннушк ты моя, куд ты? Посиди. Смерть люблю, кк ты тут около меня шушлишься!" Он покзывл мне миньятюр Анны Сергеевны н слоновой кости, обделнный в золото, и клялся, что только смя крйняя нищет, голод доведет его до проджи этого медльон.

В стром шкфу у них стоял большой пестрый кофейник отличного стринного фрфор: я тотчс же узнл, что он из одного сервиз с ншими двумя стринными чшкми, которые, кк святыня, хрнились у Мрьи Николевны з стеклом, и вы не поверите, что рсшевелил во мне этот прелестный кофейник! Модест рсскзывл мне нежно, что у него в деревне есть молодя крестниц...

-- Поверишь ли, Володя, он тк хорош, тк грциозн, тк деликтно сложен, что ей приличнее было бы сидеть з роялем в шелковом плтье, чем в пневе и босиком з сохой ходить.

Эт крсвиц вышл змуж, по словм Модест, дв год нзд, з смого богтого прня из всего селения.

-- Ребенок, совершенный ребенок! -- зметил Модест; -- вообрзи себе, он еще рстет и тк меня любит, что весь вспыхнет, когд меня увидит, н лошди едет, обернется и долго смотрит мне вслед... "Бтюшк, бтюшк!" -- прибвил он стрстно совсем не тким голосом, кким говорят крестьяне. Все эти рсскзы: крестниц, берез, медльон, дедовский кофейник, стенящя струх, жолтый домик с грязным двором и бедный блгородный студент, ныряющий н вньке из ухб в ухб, из-з рубля серебром в чс... Кков эт смесь? Ккие кртины сменяли одн другую! Сколько прв н счстье, сколько близкой возможности! Кких-нибудь три-четыре тысячи серебром, и имение спсено. Несколько рз я думл, не попросить ли тетушку, чтобы он отдл мне мое имение в руки, и дть ему тысяч пять? Но, во-первых, тетушк умолял, зклинл меня не брть моих доходов до полного совершеннолетия; с другой стороны, ндо же быте положительным человеком: никто тк не поступет, тк верно что-нибудь тут есть нелдное, глупое или смешное, или неудобное? Лучше просто сблизить его с Мрьей Николевной и, вместо того, чтоб делиться после нее только с Петрушей и Николем, поделиться и с ним. Он же и теперь может дть ему деньги. Новый мiр мыслей, который открывлся тогд передо мной, зствил меня презирть всякое безотчетное влечение; я стрлся не поддвться ему в поступкх и в выборе друзей, стновился все больше привержен ко всему тому, что вязлось с подобными мыслями, что хоть несколько нпоминло их. Сколько ни шептло мне чувство в пользу брт Николя, кк ни было мне "по себе" при нем, я считл его ягодой не ншего поля и нмерен был сблизиться с Модестом, который в первые дв-три свидния рзложил передо мной, кк продвец, духовный товр свой. Товр этот кк нельзя более подходил под мои потребности, и когд во мне в присутствии Модест возмущлось чувство оскорбленной грмонии, поэзии ткт, я пренебрегл этим внутренним голосом, считя его смой гнусной неспрведливостью к человеку, который н скверных внькх ездит во всякую погоду двть уроки, носит одежду студент, кормит мть и жлеет простой нрод. Тотчс по возврщении в Подлипки я рсхвлил его тетушке, Ольге Ивновне и девицм и выпросил у Мрьи Николевны позволение нписть к нему от ее имени приглсительное письмо. Я здвл себе вопрос: полюбит ли он Подлипки, поймет ли тетушку? Перед новым лицом и Дш, и Ольг Ивновн стновились уже своими, и ими дже я не прочь был блеснуть перед двоюродным бртом. Особенно Дш... Он могл бы быть тк предствительн, могл говорить ткие известные фрнцузские фрзы; нд этими фрзми мы могли смеяться с Клшей; но рзве тот, кого я жду, не должен плениться всем у меня? И он пленится, это верно! Тетушк соглсилсь без труд. Он не имел ничего личного против племянник. Врждебное чувство против отц и в стрину, вероятно, не было сильно, год и легкую пмять досды убили в ней. Модест приехл рно утром. Он не велел меня будить, см пошел гулять по сду. Я недром ндеялся н брышень; они покзли себя в смом выгодном свете. Обе оделись к лицу: Дш в белом кисейном плтье с оборкми, с пунцовой лентой н шее, Клш -- в голубом с белыми горошкми. Ее пышный стн, щоки, не уступвшие в нежности и яркости тем розм, которые были еще в полном цвету в нших клумбх, бледня свежесть брюнетки Дши, гостеприимство тетушки, нш вкусный чй и крепкий кофе, рстворенные окн, шум ллей в сду, пение птиц

-- все это обворожило Модест.

-- Счстливец, Володя! -- скзл он, обнимя меня, когд мы остлись одни. Встреч его с тетушкой был очень любопытн. Я ввел его в гостиную; он бросился к ней и нчл цловть ее руки с жром. И слезы дже покзлись н глзх. Тетушк зсуетилсь, совлсь цловть его то в щоку, то в лоб...

-- Здрвствуй, здрвствуй, дружок мой, -- говорил он взволновнным голосом, -очень рд, что ты меня вспомнил. Здрвствуй. Кк ты н отц похож! Сдись, сдись... Я слышл, мой друг, о вшем несчстии. Что же делть... Богу было тк угодно!

-- См бы я ничего, ma chere tante, но моя струшк...

-- Конечно, мой дружок... Une mere! З обедом Модест был очень рзговорчив. Нчл рсскзывть, кк он игрл в блгородном спекткле в губернском городе год тому нзд, смеялся нд некоторыми провинцилми, выствляя себя в виде ловкого и светского человек, тк что н меня под конец обед из-з скромного труженик выглянуло вовсе незнкомое лицо. Н другой день он уже стл совсем кк дом, деклмировл стихи, особенно "Последнее новоселье", по-кртыгински гремел, шипел и стллся по комнте; делл ткже и комические штуки, предствлял н тени не только обыкновенного зйчик, но и жующую струху, и немц из плтк с узлми. По утрм выходил уже не в студенческом сюртуке, в коричневой жкетке, с носовым пестрым фуляром н шее и в широких клетчтых шроврх; умел с рзбегу перебрсывться н рукх через перил блкон и стрлся быть кк можно ровнее с девицми; во время прогулок подвл руку то одной, то другой, тк что похвльня цель стл уже слишком зметн. Клш просил меня брть всегд ее. "Он не в моем вкусе", -- прибвил он.

Рсскзывя что-нибудь, он чсто приходил в сильный пфос, и всегд было ясно, что он нсилует, подгоняет себя и не знет дже, кк выпутться из своего рсскз. Мне тогд стновилось совестно и стршно. Клш сознвлсь мне в том же смом. Особенно, когд он рсскзывл мне про дуэль, которую чуть-чуть было не имел в том губернском городе, где он укршл собою сцену год тому нзд. Под конец рсскз он стл зпинться, крснеть, всккивл, мхл рукой и говорил Бог знет что. К счстию, дуэль кончилсь примирением; противник извинился, и мы с Клшей переглянулись и вздохнули свободнее. Ольг Ивновн н подобные оттенки не обрщл внимния и хвлил его во всех отношениях:

-- Он очень должен быть добр. У него много познний. Он некрсив, но у него знчительное лицо.

Дше тоже:

-- Он очень интересен, -- говорил он и уже нчинл кокетничть с ним. Модест сочувствовл всему в Подлипкх. Плотно поужинв и выпив по рюмке херес, уходили мы в ншу комнту и ложились с трубкми в постель. Тогд он мне говорил:

-- Здесь у вс во всем видно довольство. Видно, что люди не угнетены, бловство не сделло их ндменными.

Другой рз:

-- Мть твоя очень хорош собой был. Я с удовольствием срвнивл вчер ее портрет с портретом моей. Между ними большой контрст. Одн белокуря, нежня, нстоящий ристокртический цветок, другя смугля брюнетк, с свежим румянцем

-- нродня кровь! В одной все нерв, в другой -- все кровь! Или:

-- Тетушк, однко, вжный млый, птрирх ткой милый, bon enfant в высшей степени! И, знешь, у нее есть

поэзия. Я зметил это сейчс: все сидит у окн и созерцет; ничего не пропустит. Смый выбор горничных покзывет, что у нее есть вкус. Ккой ты, однко, счстливец, Володя! Я думю, ты тут кк сыр в мсле ктешься. А? признйся.

-- Ну уж, -- воскликнул я -- я тк тебе звидовл. Здесь нет возможности позбвиться. Тетушке все доносят, и он з поведением смотрит строго. Кк это глупо, не првд ли? Он кк узнет про ккую-нибудь из своих горничных, тк сейчс предлгет человеку, который ее обольстил, в рекруты или жениться. Один ткой осел пошел в рекруты прошлого год, не хотел жениться. Удивляюсь! Я бы сейчс н его месте... Он был очень недурн. Вот хотя бы взять пример из ншего сословия... Неужели бы ты не женился с удовольствием н девушке, которя пожертвовл для тебя всем? Чего еще хотеть?.. Кк люди блуют себя, я не понимю!

-- Это блгородный иделизм еще в тебе не остыл, Володя!

-- Ккой иделизм! Нет, я очень просто говорю, что жениться приятно н той, которую уже знешь. Д и жлко ее. Девушки бедные всегд от мужчин стрдют.

-- Ах, Володя, Володя! ты уж слишком ценишь женщин. Они сми не знют, чего хотят. Я был знком с женой одного молодого чиновник. Муж был горздо крсивее меня, однко я успел без труд. Он писл мне смые стрстные письм. Я бы тебе их прочел, д они остлись в Москве.

Девиц он определял тк:

-- Ккие дв хрктер! Я сейчс понял их. У меня взгляд тк проництелен, что смому иногд больно. Клш мягче сердцем; он способн сильно любить, кротко и в молчнии: это Rose Bradwardine Вльтер Скотт; т вся дышит силой и энергией. Ккой рост, ккой профиль, ккой огонь в глзх! Вчер мы долго говорили с ней в сду. Я чувствую, что мы сойдемся... Он нпоминет мне Сильвию в Жорже Знде.

-- А ты любишь Знд? -- поспешил спросить я с жром.

-- Нет, -- отвечл он, -- некоторых лиц нельзя не любить -- вот, кк Сильвия или Лелия; но вообще, что з пошля у нее борьб женщины против мужчин! Эт фрз очень огорчил меня; но я скоро збыл ее, блгодря похвлм, которые он рсточл моей обстновке; з похвлы окружющему, з умение поднять это окружющее, придть ему высший смысл, я готов был простить все пороки, всякую мелочность, всякое отсутствие првдивости и чувств меры. Кроме всего скзнного, я не мог не полюбить Модест и з то, что он обрщлся со мной кк с ценной и крупной вещью, беспрестнно повторяя мне: "Твоя невинность и умня неопытность пленяют меня". Он прожил у нс две недели и чуть не со слезми уехл в Москву.

-- Побыл бы и больше, д струху жль: он больн. Тетушк был очень довольн им и советовл мне подржть ему.

VIII О Софье Ржевской я чсто мечтл, еще не видв ее. Вообржл я ее себе девушкой сильной, недоступной, прекрсно воспитнной, может быть, умной. Иногд кзлось мне, что Софья т смя подруг-сверстниц, которя гуляет в локонх с книжкой, ожидя меня где-то длеко, в лесу, н берегу реки. Клш и Дш познкомились с нею без меня у Колечицких, молодых супругов и родственников нших, которые любили жить весело в своей прекрсной деревне верст з 50 от нс. От Колечицких нши брышни с тетушкой ездили к смим Ржевским и прогостили тм с неделю. Бесцветные похвлы, которые рсточли Софье Дш и Клш, не могли еще сми по себе сделть ей большую честь в моих глзх; нпротив того, уже первя потребность отчуждения от своих для любви был знком мне; уже мне нрвилось особенно то, о чем не могли знть и говорить нши, когд я услыхл от Клвдии Семеновны, вместе с похвлми, и живые описния из домшнего быт небогтых, но блестящих Ржевских. Клш рсскзывл мне о неприятных отношениях Софьи с мтерью. Зметно было, однко, что он, признвя их неприятностями, придвл общему духу жизни, в которых они зрождлись, привлектельное знчение. Никкой нсмешки, никкого юмор не было в ее словх. У Колечицких Ржевскя брнил свою дочь з то, что он встет беспрестнно з другими девицми, когд те, от нечего делть, целой вереницей то уходят, то входят, из злы в сд, из сд в злу. Ржевскя увезл дочь в смый рзгр удовольствий, не позволил ей игрть роль помещицы в "Брской спеси и Анютиных глзкх", скзл, что пьес эт грязн... Он был, знчит, скучной помехой молодости; но кк он умн и нчитн! Кк мил ее кбинет с резной дверью, з которой он собственным стрнием рзводил дорогие цветы!

-- Дш, кк хорош рояль у Ржевских!

-- Д... Помнишь, Клш, вечером н блконе: темнот ткя в сду и рояль?

-- Мне нрвится, Дш, походк Евгении Никитишны. Вот уж можно скзть une grande dame. Зметили вы ее руки? Кк хороши! У Софьи хуже, больше...

-- У Софьи руки отцовские.

-- Кк это вы помните его руки?.. Я его боюсь и не гляжу н него. Ккя жен и ккой муж!

-- В молодости он был горздо лучше ее. Рзве ты не видл его портрет? Соня нпоминет его иногд.

-- Вот, Володя, тебе предмет -- влюбись в Софью. Он получше твоей Людмилы. "Когд бы увидеть ее!" -- думл я.

Желние мое исполнилось вскоре. Недели через две после отъезд Модест из под Подлипок Ржевские, мть, дочь и тетк, приехли к нм и провели у нс целые сутки.

Софьи не было в гостиной, когд я вошел: он ушл с брышнями н кчели. Тетушк сделл мне знк, чтобы я подошел к руке Евгении Никитишны, и меня немного обидело, что эт гордя дм поцловл только воздух нд головой моей. Боясь оскорбить нервенством Нстсью Егоровну, я и к ее руке приложился -- и он сделл то же, что Евгения Никитишн. Но к ндменному лицу г-жи Ржевской это шло, золовк ее покзлсь мне в эту минуту очень жлким существом: сухя, некрсивя, без чепц, веснушки... А туд же! Поворчивя з деревья, з которыми стояли кчели, я был немного взволновн. Тм з зеленью рздвлся незнкомый женский голос. Софья стоял н доске, схвтясь рукми з веревки, и я вдруг увидел в двух шгх перед собою ее цветущее лицо. Нет сомнения, это он! Он в локонх, в диком плтье с белыми полоскми; он покрснел, когд Дш (с той прздничной гордостью, с которой мы чсто рекомендуем близких людей, вовсе не любя их) скзл:

-- Вот нш Вольдемр! Н кого он похож? Глз темные, большие, кк у отц н портрете, и губы ткие же добродушные, кк у него, все остльное и все вместе кк-то нпоминет силу выржения и непрвильные черты мтери. Кудри темные, румянец мрморный; робк, говорит мло, смеется мило. Что бы ей скзть? Н этот рз не скзл ничего; но, когд он перед отъездом похвлил нши розы, я нрвл их целую кучу, исколол все руки второпях и поднес ей букет с почтительным поклоном. Он блгодрил, не поднимя глз.

В конце сентября мы с тетушкой собрлись отдть им визит. Что з погод стоял тогд! Кк хорош их деревня, я скзть не могу. Я уже описывл вм ее в глвных чертх, сколько живых подробностей я должен был опустить! Особенно помню я первый ясный и прохлдный вечер: мы ходили гулять в лес и по берегу реки; Евгения Никитишн остлсь дом с ленивой тетушкой; я повел Софью под руку, з нми шл Нстсья Егоровн с одной соседкой, про которую я могу скзть только, что он был девиц, немолод, носил большой зеленый плток, косу обвивл вокруг головы, кк в стрину мленькие девочки. Нстсья Егоровн не спускл глз с племянницы и изредк кричл ей: "Софи, иди потише". О чем мы говорили, не помню; помню, что я трепетл от рдости. Н возвртном пути, в оврге, увидли мы рстерзнный, стоптнный труп белой кошки.

-- Несчстня! -- скзл Софья. -- Вы видели серого котенк в зле? Это ее котенок.

-- Вы верно любите котят? -- спросил я.

-- Ненвижу, -- отвечл он с гримсой, -- я всех этих животных ненвижу: котят, мленьких собчонок, мышей... Тк гдко... Я люблю только больших собк и лошдей. Этих котят maman велел взять; они были голодны и кричли в хворосте тут... Maman очень жлеет этих всех животных, мне ничего; только пок крик слышу, жлко, знимться ими терпеть не могу. Я вспоминю, кк я брнил Дшу одно время точно з ткие вкусы, кк я говорил, что он фрсит, кк язвили мы ее с Клшей з это, тут совсем не то... Мне кзлось, что это тк и должно быть, что дже стыдно любить кких-нибудь котят... То ли дело конь, большой пес?.. В них есть сил -- и в Софье есть сил. После этого мы поднялись н пригорок и увидели Дмитрия Егорович. Он лежл н трве один-одинешенек. Зметив нс, толстяк зсуетился, схвтил свою трость и, поднявшись с трудом, медленно побрел к флигелю. Дочь следил з ним глзми. Он миновл дом, присел было н своем крыльце, но, увидв нс опять вблизи, опять зторопился, встл и, нгнувшись, ушел в свою низкую дверь. Софья, поблгодрив меня, тотчс же убежл к нему.

-- Бедный Дмитрий Егорыч! -- скзл тетк своей спутнице в зеленом плтке, -- кк он, я думю, счстлив теперь, что Соня пошл к нему. Он ее обожет... Соседк глупо усмехнулсь и зметил, что ведь и Софья Дмитриевн "очень жлеет ппшу".

Тогд я не имел еще ни млейшего понятия о прчке, которую Дмитрий Егорович хотел когд-то зсечь, нимло не думл о вредной рсточительности его и знл только, что Евгения Никитишн -- нчло строгости, экономии в доме... Поэтому з ужином я ненвидел г-жу Ржевскую и не мог отвести глз от бедной дочери и гонимого отц, который сидел все время молч, много ел и в промежуткх между блюдми, облокчивясь н стол, зкрывл рукми лицо. Я не жлел Софью; не зню, кк другие, я никогд не умел сильно жлеть того, кто мне сильно нрвился; но я увжл, увжл ее глубоко, когд он нклдывл н трелку отцу его любимые куски, шептл ему что-то н ухо, зствляя чудк улыбться, или см звязывл ему н шею слфетку.

"Мегер! Мегер!" -- думл я, глядя н Евгению Ни-китишну, и с холодностью слушл ее умные рсскзы о Петербурге, о грфине N*, о князе С*, об итльянской опере, о m-me Allan и Virginie Bourbier.

Мы хотели ехть н следующее утро, но, проснувшись, увидли, что все небо обложило тучми и что дождь теперь нескоро перестнет идти. Евгения Никитишн скзл тетушке:

-- Куд вы спешите, Мрья Николвн? Я, прво, тк рд вс видеть и вспомнить с вми стрину! Прежде мы видлись чсто. Посмотрите, что делется н дворе. Подождите, быть может, звтр будет лучше.

Тетушк взглянул н меня, я улыбнулся. Евгения Никитишн обртилсь к дочери:

-- Это вше дело, Софья Дмитриевн, знять молодого человек, -- скзл он. Софья покрснел и я тоже.

Дождливый день прошел с приятной медленностью. Д, я был рд, что время между звтрком и обедом тянулось Долго. Софья принесл см в гостиную целую кипу книг с политипжми и грвюрми, и мы чс дв рссмтривли их, сидя рядом н дивне против дверей, чтоб стршие могли нс видеть. Изредк входил к нм Нстсья Егоровн и, нклонясь нд столом, спршивл:

-- Это кто, бишь? я збыл...

-- Это Godefroi de Bouillon, -- отвечл Софья.

-- А! д! Godefroi de Bouillon! -- восклицл Нстсья Егоровн и гордо отходил. Софья покзывл мне иногд пльцем н кртинки; руки ее (првду скзл Клш) были немного велики; но ккими почтительными и вместе стрстными глзми я впивлся в них! После прекрсного обед Софья, Нстсья Егоровн и я игрли в домино. Потом Нстсья Егоровн сел з рояль и игрл нм тнцы, и мы тнцевли, с позволения мтери... Вечером в гостиной зтопили кмин, и Евгения Никитишн вызвлсь прочитть нм что-нибудь громко (крт тетушк не любил, скзки слушл охотно). Выбрли "Ундину" Жуковского, и г-ж Ржевскя читл с чувством и с уменьем. Печльный муж ее слушл тоже, в темном углу з кмином.

-- Кк это свежо! -- скзл Ржевскя, зкрывя книгу. -- Вы верите этому, Мрья Николвн?

Тетушк не ншлсь, рзвел рукми, улыбнулсь...

-- Хотелось бы верить! -- прибвил Ржевскя, опустив глз и рссмтривя кольцо н своей прекрсной руке.

Он покзлсь мне очень молодой в эту минуту. З ужином посмеялись и пошли спть. Я зснул в упоении. Нс хотели удержть еще н дв дня, но тетушк спрведливо думл, что дождя этого не переждешь.

-- Что? не скучл? -- спросил он дорогой.

-- Ккой скучть! Ккя умня женщин Евгения Никитишн!

-- Еще бы не умня! -- воскликнул тетушк; потом прибвил, громко прищелкнув языком, -- жль только, нрвн очень! Ктюш мне вчер, кк я спть ложилсь, рсскзл, от девок слышл... не только дочь или муж, золовк пикнуть не смеет; кк т голос поднимет, эт уж и дрожжи пролил от стрх! Тогд, дорогой, я узнл от тетушки всю историю Ржевских. Я не понимл, кк могл женщин тк круто поступить с крсвцем-мужем, кк у нее достло духу. Ум и силы сколько! Кков-то дочь?

Умн Софья покзлсь мне с тех пор, кк девицы нши нписли мне в Москву, что Ржевские еще рз в ноябре по первому пути были у нс, что Софья в восторге от меня, говорит: "ккой милый!" и дже цловл при них мой дгерротип (не збудьте, что он не более год тому нзд оствил институт). Я говорю, что с этой минуты он покзлсь мне умною девушкой; и говорю я это без всякой нсмешки нд смим собой. К этой поре я уже любил и увжл в себе двно не то, что увжл и любил прежде, и мне все кзлось, что он понимет это; кзлось, что я бы ей не понрвился, если б он не слыхл или не угдывл кой-чего; я думл: "до нее долетит блгоухние юноши-дельц", тк точно, кк до меня долетл смутный дух ее домшних стрдний!

IX Я двно уже скзл вм, что Ктюш выросл и похорошел. Свежее, не слишком белое лицо ее было продолговто, кштновые волос густы и мягки, хотя и пхли немного ночником; руки невелики и всегд чисты; ростом он был невысок и смотрел весело и бегло. Он был стройн без корсет и могл бы выдержть срвнение с смой привлектельной субреткой, если бы в мнерх ее было поменьше грубовтого простодушия. Он ходил иногд немного согнувшись, рзмхивл рукми, был всегд знят и всегд добр; когд ей случлось смеяться при господх, он зкрывл рот рукой, несмотря н то, что зубы у нее были горздо лучше, чем у всех нс, и зкрывть поэтому было нечего. Долго не решлсь он зботиться о своей нружности, носил узкие, обтянутые Рукв, кк нши стрые горничные, и стыдилсь подржть брыням в покрое плтьев и прическе. Когд ей нужн был вод для чего-нибудь, он не посылл, кк другие девушки, мужчин н колодезь и не спорил с ними, шл см, сильной рукой вертел колесо, доствл бдью и потом тщил огромный кувшин домой, перегнувшись н один бок, оттопырив свободную руку и рскрывши иной рз, в рссеянности, рот. Зто все люди любили и увжли ее, никто н нее не жловлся, никто не брнил ее, никто дже не звл Ктькой; один нзывл ее кум, другой -- свтьюшк, третий -душечк-Ктюшечк, четвертый -- Ктя. Стоит зйти ей н минуту в людскую, уже сейчс ззвенит тм бллйк, зтянется песня, зигрет грмония, зходят половицы... См тетушк говорил:

-- Терпеть н могу этих рсфуфыренных модниц! Вертит, вертит хвостом, только ветер поднимет, толку ни н грош! Вот Ктюш -- девк, кк девк: и рботящя, и безответня, и опрятня.

Я скоро стл обрщть внимние н струю подругу моих игр: снчл возобновлял дружбу всякими шлостями, беготней по здним дворм, ловлей н чердкх, нконец, просто, борьбой, в которой я хотя и брл всегд верх, но не без труд, потому что он был смел, сильн и увертлив. Под влиянием детски грубых стрстей я збывл иногд мужское смолюбие и говорил ей в деревне: "Знешь, что... Пойди-к со мной в сени; тм огромня собк... я один с ней не слжу". Он поверит и пойдет, собк выйду я см и брошусь н нее. Иногд он был не прочь от прокз, но другой рз сурово оттлкивл меня рукой в грудь и восклицл: "Ах, Господи! отстнете ли вы от меня? Я, прво, тетеньке скжу". Я обижусь, уйду и после долго хожу по зле с гордым и холодным лицом. Потом, около того времени, кк я перешел во флигель, осененный серебристым тополем, и поклялся нчть совсем новую жизнь, я и с ней переменил обрщение: говорил с ней вежливо, дружески, рзумно, покупл ей иногд дорогую фрнцузскую помду, чтоб зглушить хоть немного скверный зпх ночник, привозил ей конфекты и фунтми, и по две, по три в крмне, откуд-нибудь из гостей, дрил плтки, косынки, перчтки, чй, схр... Он принимл все с блгодрностью и, приподнимясь н цыпочки, цловл меня в губы с почтительной осторожностью.

-- Эх, Ктя! -- говорил я грустно, -- не тк ты меня цлуешь!

-- Кк же еще вм? Вы скжите. Я буду знть вдругорядь.

-- Зчем вдругорядь? Ты теперь поцлуй меня тк, кк ты бы Авдошку или Григорья поцловл, если бы любил его...

-- Уж не зню, прво! Постойте-к, я для пробы, н первый рз, хоть тк... И, взяв меня одной рукой з шею, нгибл к себе и цловл крепче прежнего. Сколько рз обмнывл он меня! Зхочется мне видеть ее у себя, я приду в сумерки в девичью и скжу кк нельзя суше и величвее: "Девушки! мне ндо вот эту тетрдку сшить: кто свободен?., хоть ты, Ктюш". Уйду опять во флигель, жду, жду -- он нейдет. Зверну в людскую... тк и есть: Ктя уже носится с плтком по избе; кум Григорий игрет н бллйке; двое-трое людей молч любуется н нее, у нее глз тк и сверкют. Вздохнешь и пойдешь домой, здумчиво зсунув руки в крмн, и думешь:

-- Что это женщины кк стрнны! Чего они хотят? Кк здесь во флигеле хорошо и удобно, все устроено кк нрочно для смого обворожительного и скромного житья!.. И вдруг плясть в людской, где пхнет дегтем, Щми и мхоркой! Что з вкус!

Доримедонт, должно быть, зметил мою слбость к ней. Всякий рз, кк только он приходил при нем з кким-нибудь делом во флигель, он кричл н нее смым зверским голосом: "Чего ходишь з пустякми? Нет того, чтобы вечерком звернуть, когд брин дом!.."

-- Молчи ты, грч! нстоящий грч, кк есть!

-- То-то грч. Помни ты мое слово: умрешь, черви источт и крысы съедят. Ступй-к, ступй-к... не то, вот я тебя щеткой отсюд пужну! При мне не покзывйся н глз; без меня ходи, говорят, слышишь?..

-- Ах, ты грч! Прямой грч!..

-- Чего смеешься? Прямой грч... Известно, не кривой: об глз целы. Ну, ступй, ступй, пок жив!..

Я всегд слышл из своей комнты, кк они спорили в прихожей, и помирл со смех.

Нконец судьб доствил мне случй мимоходом окзть ей довольно вжную услугу.

У нее не было ни отц, ни мтери; но родной дядя ее, вольноотпущенный, держл, верстх в двдцти от нс, порядочный постоялый двор в большом торговом селе. С ним жил струх-мть его, родня ббушк Ктюши, и он очень любил сироту. Двно уже собирлсь он откупить ее и, не имея денег, уговривл сын внести з племянницу сто рублей серебром. Рз три приезжл струх в Подлипки, но тетушк не решлсь отпустить

Ктюшу.

-- Успеешь еще, мтушк, успеешь... Я только что привыкл к ней, д и отпустить... Посуди см...

-- Зню, мтушк, Мрья Николвн, зню. Д если вш милость будет... Толкуют-толкуют две струхи целый чс, Ктя все крепостня. Возврщясь от Ржевских с тетушкой и Ктей, мы зехли к дяде, покормить и нпиться чю. Ндобно зметить, что тетушк был всю дорогу очень довольн Ктей. Я, кжется, говорил уже, что з день до ншего отъезд крсный сентябрь стл мрчным октябрем; небо обложило; шел мелкий, холодный дождь; дороги рзмокли и испортились. Мы ехли оттуд н вольных, в двуместной, очень высокой крете. Ктюш сидел сзди в колясочке. Человеком с нми был крсивый прикмхер Плтошк; он збыл зхвтить с собою шинель, озяб, промок, рскис; н стнциях брослся прежде всего н печку и, жлуясь н ломоту в рукх и ногх, не хотел ничего выносить из экипж. Ктюш все делл з него.

-- Где нш дурлей? -- спршивл тетушк.

-- Он н печке... очень нездоров, -- отвечл добря Ктя.

-- Кто же нм чй подст?

-- Я подм. А у смой ноги и все плтье внизу мокрые. Н Трех Горх мы с ней вместе выходили, чтоб облегчить лошдей; лезли пешком, по грязной дороге в гору, и я, признюсь, выходил только потому, что перед ней было совестно. Н мне были клоши и большое втное пльто, он в легкой клетчтой кцвейке и козловых бшмкх не только не отствл, но и перегонял меня подчс.

-- Возьми мое пльто, -- говорил я.

-- Вот еще что выдумли! Сейчс я тк и взял вше пльто. Я еще эткое стршилище долгополое и не зхочу ндеть. Не бойтесь, не рстю. Жив буду, и с вми еще дом покутим.

А см хохочет. Лицо мокрое, свежее; глз блестят тк, кк, бывло, во время пляски блестели. См тетушк ее звл сесть в крету н лрчик, у нс в ногх; но он откзлсь.

Когд тетушк, нпившись чю, легл отдохнуть, я вышел в сени, в ндежде встретить Ктюшу. И точно, он вдруг выскочил из избы и скзл мне очень торопливо:

-- Пойдите-к сюд; ббушк что-то хочет вм скзть. Н ббушку эту я смотреть не любил. Он был очень мл ростом, ужсно сух и сморщен; по всему лицу и по рукм крсные и синие жилки и шишки; глз нечистые. Кк увидит меня, тк сейчс и зпищит смым жлобным, тоненьким голосом, охет, вздыхет, стонет.

-- Бтюшк, бтюшк! Здрвствуйте, бтюшк... Ккой большой вы стли, ккой крсвец!..

А см и нпрво нгнет голову, и нлево -- все любуется.

-- Не можете ли вы, бтюшк, попросить вшу тетеньку... тетеньку вшу попросить, бтюшк... Просьбицу ншу передть потрудитесь...

-- Д что ткое?

-- Ктю, бтюшк, внучку мою, Ктю... откупить хотим. Я пошел к тетушке, стл уговривть ее, урезонивть, уверять, что Ктя будет и после ей служить з умеренную плту. Дв рз призывли Ктюшу, дв рз см ббушк приходил и пдл в ноги, утверждя, что Ктя з млую цену рд будет хоть век служить, что "ей у вс хорошо, мтушк, ей у вс очень хорошо!". Нконец мне удлось тронуть тетушку. Я поцловл ее руку и скзл: "Уж Бог с ней! Ведь струх ее столько же любит, сколько вы меня... Струхе бедной немного жить остлось. Утешьте ее". Тетушк соглсилсь, взял у струхи сто рублей и обещл, тотчс по возврщении домой, приготовить отпускную. Когд совсем стемнело, и тетушк, згсив свечу, зснул в большой комнте н дивне, я ушел з перегородку. Немного погодя дверь из сеней тихо скрипнул, и Ктя вошл н цыпочкх.

-- Вы не спите? -- спросил он.

-- Нет. Ккой тут сон!

-- Что ж тк не спится? -- спросил он, сдясь н мою кровть и нклоняясь ко мне, -- дйте-к мне вшу ручку...

-- Когд ты отвыкнешь от этих ручек и ножек? Тк противно... У другого брин рук в полршин, ты все "ручк!".

-- Я хотел поблгодрить вс, -- отвечл он шопо-том и нклоняясь к смому лицу моему.

-- Тк блгодри по-человечески, не этк. Ктя прилегл к моему плечу, чтобы зглушить смех.

-- Что это, ккие вы ныньче сердитые стли! И приступу к вм нет! Стрсть, д и только!.. Я зню, з что вы н меня сердитесь... Подождите -- и н ншей улице будет прздник...

-- Д; до тех пор и Авдошк, и Плтошк, и все тут будут!..

-- С чего же вы это взяли, чтобы я д н ккую-нибудь дрянь д вс променял? Я с вми... говорить если тк... просто... с смого детств росл... И вот тк же, кк теперь, н кровти у вс ребенком сидел... Ах ты Господи! Помните, кк я вм згдки-то здвл... Господи ты Боже мой! чего-чего только не было... Он вздохнул и обнял меня.

-- Я звсегд дже буду з вс Бог молить. Вот вм мое слово!.. И змуж не хочу! З ккого-нибудь дьявол, прости Господи, пойдешь, еще бить меня будет... Ни з что! Ну-с, прощйте, покойной ночи, приятных снов вм желю... Я слдко уснул.

Тетушк, конечно, сдержл свое слово, через месяц Ктя был свободн. Я добросовестно ждл, изредк упрекя ее з холодность. Но он всегд нходил опрвдния.

-- Что вы? беды мне что ли желете? Я от вс этого, признюсь, дже не ожидл! Скзть, теперич, вм по првде: мы с вми вместе росли и всегд игрли, и всю вшу доброту я помню... Дйте мне с деньгми спрвиться... Дядя дже ббушке все глз мной колет...

X Модест, конечно, рсскзл тетушке о бедственном своем положении; не зню, что отвечл ему тетушк, но он, уезжя, скзл мне:

-- Добр струшк, д не совсем! Эх, брт, не дй Бог тебе иметь мой др предчувствовть и угдывть людей! Прощй.

После его отъезд мы с Ольгой Ивновной чс дв ходили по зле и придумывли, кк бы помочь бедным Родственникм.

-- Мрья Николевн, -- скзл солидня вестлк, -- не в силх внести з них в опекунский совет или зплтить другие долги. Вы судите об этих вещх слишком легко и поверхностно, Вольдемр. Добро должно иметь свои пределы, кк и все другое н свете. Ковлевы, может быть, будут у нс жить в доме эту зиму; з брт вшего зплчено 3000, урожи плохи. Вы знете ли, сколько копен стло н десятине?

-- Пожлуйст, об копнх не говорите!

-- Хорошо вм пренебрегть этим!..

-- Будемте говорить пожлуйст о деле, о Модесте...

-- Что же я могу сделть? Мрья Николвн, может быть, нйдет им уголок в своем доме, хоть внизу во флигеле. В тком случе вм придется перейти опять н вше строе пепелище, в зеленую комнту, верх отддим Ковлевым... Он поглядел н меня с твердым и внимтельным добродушием. Меня подрл мороз по коже. Опять з строе! Эт жертв кзлсь мне свыше сил. Опять дитя, ученик! Опять все н глзх, опять домшние девицы, мленькие ссоры, невозможно принять к себе кого-нибудь тйком... (хоть бы Ктюшу, которя, может быть, отойдет от нс к этому времени, или что-нибудь вроде Amelie). Что делть? Почти дрожщим голосом, решившись устршить себя собственным смолюбием, -- скзл я Ольге Ивновне: "Что ж з бед? я готов н эту жертву" -- скзл для того, чтобы уж после нельзя было отступиться. Но один Бог знет, кк унизил бы меня в собственных глзх эт жизнь в тесной зеленой комнте, в двух шгх от тетушкиной спльни. Тк и решили. Но см судьб нгрдил меня з это доброе нмерение: через две недели после ншего возврщения от Ржевских Модест прислл письмо.

"Finita la comedia! -- писл он. -- Струхи нет, и нет имения! Я зстл ее больною; все мои стрния, все усилия врчей не повели ни к чему. У нее был водяня в груди. Молюсь и блгодрю Бог з то, что он дл мне возможность успокоить ее последние дни и похоронить ее с честью. Ты понимешь, Володя, кого я лишился в ней. Имение продно с публичного торг". Модест ошиблся, говоря, что я пойму его утрту. Я вздохнул свободнее и з себя и з него. Что ж делть! С мыслью о мтери я привык соединять чувство изящного, глядя н белокурую женщину в голубом гзовом шрфе с букетом белых роз в руке, которя висел н стене тетушкиного кбинет. А его струшк, кзлось мне, только мешл ему жить охньем и рстрепнными волосми. Ни китйский кофейник, ни рсскзы сын, ни миньятюр н слоновой кости нимло не озряли ее в моих глзх: все это только согревло ккой-то темной душной теплотою. В конце октября, когд я вернулся к моим учителям, Модест поселился у нс. Я с рдостью уступил ему крйнюю комнту, и тетушк см приходил во флигель, чтобы взглянуть, все ли тм есть, что ему нужно.

Модест схвтил ее з руку, сделл ткое лицо, ккое бывет у человек, изо всех сил стрющегося сдержть слезы, и скзл:

-- Ma tante, ma tante! Я блгодрю вс не з себя, з бедного одинокого человек, которого вы утешете.

Тетушк поцловл его в лоб.

-- Что ж делть, мой дружок?.. Богу тк было угодно. Никто, конечно, не зменит мтери.

Потом, помолчв, тетушк покчл головой и прибвил:

-- Oui, les soins d'une mere... Тебе рукомойник ндобно поствить сюд. В ноябре было ее рождение, и блгодрный Модест в течение недели просиживл все вечер з клейкой рбочего ящик, особенно з крышкой, где под стеклом был поствлен хорошя грвюр, тщтельно и не без вкус рскршення смим Модестом. Не ней был изобржен Мрия Мгдлин в пещере, полунгя, прикрытя голубой мнтией; глз ее были грустно опущены н человеческий череп.

-- Ккой он, в смом деле, скромный, исктельный молодой человек! -- скзл тетушк, покзывя мне подрок.

Модест скоро сделлся привычным лицом в ншем доме. Он долго еще был грустен; по лицу его, кзлось, беспрестнно проносилсь ккя-то тень. Он мло говорил, большею чстью ходил по зле, зсунув одну руку з другую в рукв, изредк улыблся нм кротко и здумчиво, кк опытный, добрый стрдлец улыбется игрм детей. С Клшей он не сошелся, но Дрье Влдимiровне окзывл много внимния. Они тихо беседовли в небрежных позх н дивне, мы с Клшей не прочь были посмеяться нд ними.

-- Может, это грех, -- говорил Клш, -- только мне все кжется, что он вовсе об мтери не грустит...

-- Знешь ли, -- отвечл я, -- мне то же кжется! Мы робко поглядывли друг н друг и смеялись.

-- И зчем это он отвертывет под вицмундиром ткие огромные воротнички? Лицо ткое худое, некрсивое, щоки ткие длинные! Тк гдко! -- прибвлял он с легкой гримсой презрения.

-- Не понимю, -- говорил мне со своей стороны Модест, -- что ты ншел особенного в этой булке. Чорт знет, что ткое! Я ведь ее нсквозь вижу. Хитрит и подтрунивет, посмотрел бы н себя! Я встречл ткие хрктеры и зню им цену. Язвить очень легко...

Однжды, вспомнив стрые рспри, брышни зспорили. Дш ходил по комнте и был вне себя; Клш сидел, бледнел и улыблсь. Спор шел о ревности.

-- Я никогд не унижусь до того, чтобы покзть свою ревность; я слишком гор-р-р-д! -- воскликнул Дш.

-- Вы, вы? А помните, кк дже к женщине меня ревновли, помните?

-- К женщине скорее! Мужчине всегд ндо меньше покзывть, чем чувствуешь. Бегть з мужчиной -- это унижение!

-- Ах, полноте, Дш! Терпеть не могу, кк вы нчнете брть н себя. Вы вообржете, что вы никогд не унижлись! Вы очень чсто унижлись!

-- Когд-с? Потрудитесь объяснить, когд. Вот вы тк подобострстны всегд с знтью. Кк скоро ккой-нибудь человек из beau monde, тк вы и рстете. Клш покрснел.

-- Ну что ж? Признюсь, к знти я всегд имею слбость и всегд буду иметь. Богтство, чины, крсот -- это все не тк мне нрвится кк имя... и эткие мнеры. Я про это и не говорю; я говорю про мужчин, которым вы всегд готовы покориться.

-- Где вы видели этому пример? Что вы улыбетесь?.. Вш злость ничего не докзывет.

-- Уж пожлуйст не требуйте пример! Вм будет неприятно: ведь я вс зню... Модест в эту минуту вскочил, грозно согнувшись подбежл к Клше и, пронзив ее взглядом, зкричл н весь дом:

-- А я вс, судрыня, вижу нсквозь! Клш немного испуглсь, не скоро опрвилсь и отвечл:

-- Что это вы? Я рзве с вми говорю?

-- А я хочу с вми говорить, и вы будете меня слушть.

-- А если я не хочу?

-- А! Знчит вы боитесь. Нет позвольте!

-- Что вм нужно?

-- Я хочу докзть вм, что нрв вш отвртителен. Вы обвиняете m-lle Dorothee, a сми кк вы поступете с ней? Когд вм нужно куд-нибудь ехть и у вс нет кких-нибудь тулетных финтифлюшек, вы сейчс подделыветесь к ней, нчинете с ней говорить дружески до тех пор, пок он вм нужн. А после огорчете ее вшими неспрведливыми нсмешкми. Вы дже, я зню, вздумли ндо мной смеятся... Но предупреждю вс, что я вс отбрею тк, кк вы и не ожидете. Клш в негодовнии встл. Дш, отдыхя, опустилсь в кресл. Модест величво отступил к дверям.

-- Пустите меня к двери; я хочу пройти, -- скзл Клш. -- Конечно, я в чужом доме, вы можете меня обижть.

В эту минуту Ольг Ивновн быстрыми шгми вошл в гостинную, остновилсь и всплеснул рукми.

-- Mesdames! Что это? вы точно пусрдки. Fi, comme c'est vilain! Вы только подумйте, кк бы это -покзлось тем мужчинм, которым вы желете нрвиться. Я жлею о вших будущих мужьях!

Скзв это, пожиля девиц крсиво зпхнулсь в свою шолковую мнтилью и вышл в зл. Модест грустно опустился в кресло около Дши. Клш убежл к себе, я пошел беседовть с Белинским, Бюффоном и другими учеными и мирными моими друзьями в мой несрвненный поэтический флигель.

-- Зймусь чсок-другой, -- думл я, вздыхя, -- тм, Бог дст, Ктюш звернет. С ней что-то веселее!

Зступничество еще более скрепило дружбу Модест и Дши. Они продолжли полулежть по рзным углм и дже рз три уходили вдвоем н один пустынный бульвр, который был недлеко от нс. Тетушк нчл беспокоиться и, предполгя, что они влюблены друг в друг, хотел зпретить им эти прогулки, но Дш скзл о ей:

-- Я хожу для моцион и мне не с кем ходить...

-- Ах, мтушк! что у тебя от него моциону, что ли, прибвится! -- воскликнул тетушк и прикзл брть с собой Плтошку или Дормедонт; если все мужчины зняты, тк хоть девушку, которя должн, не покзывя вид, что провожет их, сидеть где-нибудь н лвочке во время их прогулки. Не рз случлось, что мленькя Мтрешк, в длинном вточном шушуне, зябл н дльнем конце бульвр, пок они предвлись мечтм.

Но недолго продолжлсь поэтическя дружб Модест с Дшей. Н Святкх стл Модест уже не тк здумчив. Он весело спорит, смеется иногд, нпевет ромнсы. Он ходит и ездит к прежним знкомым своим, к Фредовским и Пепшиковским. Фредовские живут в Сдовой, з крсивым плисдником, и тм есть дочк лет семндцти, Нин, немного рыжевтя, но свежя и причесння дом a la chinoise. Пепшиковские живут длеко, в Змоскво-речьи, но у них тнцуют под фортепьяно и з ужином всегд подют соус из тетеревей с вреным изюмом. Модест любит рсскзывть про своих добрых знкомых, и з вечерним чем в зле только и слышно: Нин Фредовскя, Полин Пепшиковскя.

-- Кк это ему не стыдно, -- говорит Клш, -- беспрестнно повторять ткие фмилии! При чужих я всегд боюсь з него, что он вдруг сейчс скжет. В Нине он хвлит нивную откровенность и говорит с сожлением, что едв мог удержть стрстного ребенк от переписки с собой; в Полине ему нрвится способность к живописи и змечтельня физическя сил: по его словм, он поднял рз в сенях ткой ушт с водой, который иные мужчины нсилу сдвигли с мест. Он был дв рз в тетре и говорит, что глупо со стороны людей хорошей фмилии стыдиться звния ртист, человек, который в живых обрзх передет нм борьбу людских стрстей. Шесть лет тому нзд он видел Кртыгин в "Гмлете" и знет много сцен низусть.

Все просят его деклмировть. Он соглшется и предлгет Дше сесть посреди комнты н стул. Он будет королев, он Гмлет. Дш не в духе с утр. (Я после узнл от Модест, что он двно сбирлсь опровергнуть н деле обвинение Клши, твердо зпрещл Модесту ходить к Фредовским и взял с него честное слово, что он не пойдет. Но Модест сострил: он взял извощик и поехл к Нине).

-- Терпеть не могу предствлять из себя ккие-нибудь штуки, -- шепчет Дш томно, вяло встет и сдится посреди комнты.

Модест бежит в девичью, достет себе брхтную мнтилью, отпрывет от чорной летней фуржки козырек и недевет ее вместо берет. Тетушк выходит из гостиной и знимет место н угловом дивне; Ольг Ивновн оствляет рботу; мы с Клшей смотрим н дверь. Нстет молчние.

-- Что же это? -- восклицет вдруг Дш. -- Я встну!

-- Сидите, сидите!

Дверь из коридор отворяется, и Гмлет входит; мнтилья н одном плече; берет немного ндвинут н ухо. Взгляд его суров, руки скрещены н груди. Выствив подбородок, мерными, тяжелыми шгми и несколько боком подходит он к мтери... остнвливется, молчит, потом глухим бсом:

-- Что вм угодно, мть моя, скжите?

Дш глядит н него; Модест торопливо шепчет: "Гмлет, ты оскорбил меня ужсно!".

-- Ты оскорбил меня ужсно! -- произносит Дш с живым упреком в глзх. Но Модест не змечет этого взгляд: ртист поглотил человек. Он нклоняется к ней, дрожит и бешено шепчет:

-- Мть моя, отец мой вми оскорблен ужсно!!! В эту минуту в дверях покзывется куч горничных и см Степн из буфет с полотенцем в руке.

-- Ах, сколько нроду! Я не могу! -- С этими словми Дш всккивет, Гмлет зкрывет лицо рукми и топет ногой.

-- Сядьте, сядьте! -- просим мы все. Он опять уходит, притворяет дверь и возврщется снов.

-- Что вм угодно, мть моя, скжите?

-- Ты оскорбил меня... Ну кк это тм, все рвно... Модест вне себя.

-- Что же это ткое? тк невозможно игрть! Эх вы' У вс вовсе нет сценического тлнт.

-- Не всем же иметь вши тлнты, -- отвечет Дш. -- Актер! -- произносит он потом вполголос и гордо уходит.

Горничные рсступются перед ней; Гмлет в берете и мнтилье с бессильным презрением глядит н опустелую дверь.

-- Окрысилсь! эткие хрктерцы нм Бог послл! -- змечет тетушк, мхнув рукой. -- Пойти-к свой кмушек докончить.

Н другой день между Модестом и Дшей было тйное объяснение, которое еще более рссорило их.

Пок двоюродный брт мой тртил свою энергию н рспри с ншими домшними девицми, я по-строму втихомолку встречлся с Ктюшей, но он говорил все то же.

Я негодовл и жловлся тоскуя Модесту, что мне ни в чем нет успех.

-- Рно еще! Потерпи, Володя. Случя нет, уменья мло. Можно ли думть, чтоб ткой молодой человек, кк ты, прожил бы без успехов? Лесть услждл мою слбость, и я решился ждть. Но Модест не ждл, действовл, не сообщя мне снчл ничего.

Однжды все были у обедни; я читл в зле у окн; Ктюш отворил дверь из коридор и, покзывя яблоко, которое ел, скзл:

-- Видите, вы все говорите, что я вс любить не хочу, я вот ем яблоко вше. Вы его обгрызли и бросили в девичьей, я его ем. Вы вшему бртцу любезному скжите, чтобы он ко мне не приствл. Дром что чужой брин, я все рвно тетеньке скжу, кк есть н него прямо. Эткой сумсшедший, н лестнице вдруг вчер схвтил цловть!

-- Ты был очень рд, я думю? -- скзл я с го-речью.

-- Вон рдость-то ншли! Он нехорош! Губстый ткой, долговязый; лицо весновтое! Ну-с, до свидния-с!

Прощенья просим! Не взыщите н ншей деревенской простоте-с! Я говорил об этом Модесту, он стл смеяться и признлся, что хотел тоже испытть счстья, д видно он в смом деле строг и недоступн.

-- А слвня девушк! -- прибвил он.

XII Великий Пост. Н улицх тет. Модест ходит н лекции и готовится к выпускному экзмену. С Дшей он уже не сидит ни в столовой под окном, ни в угольной комнтке, где по вечерм горит млиновый фонрь. Дш ходит по зле с видом человек, способного нести одиноко ношу смого стршного горя. Он курит, гордо поднимя голову, неприятно поджимя губы, чтоб не мочить ппиросу, и бросет н всех нс искос взгляды мимолетного презрения. Особенно вид ее величв и грустен и лицо ее бледно, когд он выходит к обеду в чорном пу-де-су с ног до головы. Он см дже говорит: "Я посвящю себя нвсегд черному цвету!". Потом опускется в глубокое кресло, кчется н нем и шепчет томно: "Мне кжется... у меня спиння кость attaquee".

-- У княжны Тт, кжется, тоже болел спин? -- спршивет Клш. Дрья Влдимiровн збывет боль в спине, всккивет и, стиснув зубы, уходит из комнты. Вечером я сижу у себя один во флигеле и читю. Вдруг дверь в прихожую рстворяется с шумом, портьер откинут, и передо мной высокя, бледня женщин в чорном плтье! Он решилсь вырвть из груди всякую нежность, любовь, жизнь, вырвть, кжется, смое сердце. Никто ей не нужен более! В рукх ее дв дгеротип: н одном светло и смело смотрит Модест в рсстегнутом вицмундире, н другом Клш, пышно и не к лицу причесння, в клетчтом плтье. Дш не глядит н меня; он молч ствит портреты н мой стол и быстро уходит, не скзв ни слов. Но слов и не нужно было: я понял ее!

Приходит Модест; увидев портреты, он хохочет, вляясь по дивну, и говорит: "Умру, умру!".

Я хотел было скзть: "кк ты скверно хохочешь!", но вспомнив, что деревня его продн с публичного торг, что отец его был обижен Петром Николевичем и моим отцом, что он некрсив и принужден ухживть з Ниной Фре-довской и Pauline Пепшиковской, промолчл.

И с Клшей прервл все и нвсегд злопмятня брюнетк. Но в конце пост, проходя по коридору большого дом, я слышу в комнте Клши громкое чтение. Прислушивюсь...

Что-то из "Грфини Монсоро". Ольг Ивновн встречет меня в зле.

-- Вы слышли? -- спршивет он.

-- Что ткое?

-- Это чтение. Кково? Есть ли в ней хоть н волос смолюбия, в этой племяннице, которую послл мне Бог? Клвдия Семеновн полюбезничл с ней, потому что ей зндобился чтец, и он теперь ндсживется тм... Ккое отврщение! Теперь з Ольгой Ивновной очередь брость презрительные взгляды н девиц; но н пятой неделе пост дел принимют иной оборот. Приезжет из Петербург г. Те-ряев. Он бывший товрищ брт по полку, недвно вышел в отствку и жил в имении отц своего верст з 500 от нс. Теперь отец дл ему 200 душ в шести верстх от Подлипок; он провел зиму в Петербурге и привез письмо от брт. Тетушк плкл, читя это письмо; я зстл ее еще в слезх; глз ее были тусклы, нижняя губ опустилсь, руки кк-то беспомощно висели н ручкх кресел. Ольг Ивновн стоял около письменного стол и считл новые рдужные ссигнции, вынимл их из ппки и рзглживл рукой... Я бросил взгляд н них и подумл: "Сколько? Одн сотня, другя, третья, десять, двдцть сотен. Что же это ткое?".

-- Вот, дружок мой, полюбуйся н письмецо! -- говорит тетушк: "Ma tres chere, ma adorable tante! (пишет Николй, тот смый Николй, который нзывл ее год тому нзд несносной хнжой! Легкое, но неприятное чувство стыд мелькет у меня в душе. Не зня ему тогд имени, я однко не збывю его и продолжю читть).

"К кому обртиться мне в несчстии, кк не к вм? Скжу откровенно -- я проигрлся. Низкя женщин, которую я имел нечстие полюбить всеми силми моей души, бросил меня. Он блженствует теперь, но не ндолго. Я неумолим во мщении! Я отыщу ее н дне морском! Теперь ее нет в Петербурге: он з грницей с стрым своим волокитой, который известен здесь кк дурк и отъявленный шут. О, ma tante! мне нечего говорить вм, кк я несчстлив. Вы знете сми, что я должен был продть свое рязнское имение, и этот новый долг сводит меня с ум. Летом я ндеюсь отдохнуть в милых Подлипкх".

-- В милых Подлипкх! Он не совсем еще рстртил душу... -- подумл я. Деньги (4.000 р. сер. ) отослны н почту. Теряев ездит к нм чсто и употребляет все усилия, чтоб утешить тетушку и примирить ее с бртом. Тетушке не нрвится его бледное, изношенное лицо, его густые бкенбрды, выдвшийся подбородок и плоский нос.

-- Ткя дмов голов! -- говорит он с досдой, но слушет его рсскзы про брт и верит его почтительной лести.

-- Поверьте, Мрья Николвн, он обожет вс! -- уверяет Теряев.

-- Добр-то он добр. У него всегд было золотое сердце, смое чувствительное сердце, -- отвечет тетушк, здумчиво постукивя тбкеркой. Мне Теряев кзлся отвртительным. Если брт мой, почти крсвец и цветущий мужчин, добродушный и любезный, мог нводить н меня ужс своими ночными поездкми куд-то, небрежными отзывми о понедельничьи и постх, своими бесстыдными песнями, то кково же было слышть то же смое от дмовой головы? Он был горздо обрзовннее брт, отлично говорил по-фрнцузски, немного по-немецки и блгоговел перед гнусным Штрусом. Я зтыкл уши и просил его молчть, когд он приходил во флигель и нчинл излгть передо мной и Модестом свою энциклопедию.

-- Вы молоды, господ, признйтесь, что вы молоды! Вы еще белый блох, не чорный, прыгть не умеете!

-- Мы гордимся ткой неопытностью! -- возржл Модест, поднимя глз к небу и улыбясь искренно, вдохновенно.

Я жл ему руку. Но не всем Теряев кжется дмовой головой. Ковлевы н эту зиму еще не переходили к нм: они живут н своей квртире и жить умеют не совсем дурно. Гостиня у них уютня, голубя; много недорогой мебели, н столх и стенх много гипсовых бюстов и небольших сттуй н крсивых подствкх; есть и ковры, и рояль порядочный в столовой, и книги, глвное -- много простоты и веселости. См Ковлев не веселит никого; он умеет только зрбтывть деньги и никому не мешть. Теперь он в сттском плтье, сбрил усы и стл еще моложвее, женоподобнее прежнего; но взгляд его тк же сух и серьезен; он переменил службу и рботет все утро до четырех чсов. Бледня Олиньк црствует дом. Он сзывет гостей, угощет их во всякое время чем и кофе, у нее можно сидеть, тнцевть и дурчиться до двух чсов ночи. Он любезн со всеми, и ей можно привесть кого угодно -- грф, военного, лекря, инженер, ктер, учителя -- лишь бы он не был слишком скучен. Все у нее кк дом, непрошенные сдятся з рояль, поют, тнцуют, любезничют; он н всех смотрит пристльно и томно, беспрестнно курит и делет резкие, проництельные змечния: "Вы никогд ни н чем не остновитесь в жизни, я вижу это по глзм". -- "Вы должны быть очень влюбчивы".

-- "Вы не пишите ли стихов?" и т. п.

Дш очень дружн с ней Великим Постом и чсто, выпросив человек, проходит с ним мимо моего флигеля в новой шляпе, с муфтой, в шолковом слопе, рспустив локоны; походк ее весело волнист и движения игривы, кк походк и движения счстливой и блестящей женщины. Чорное пу-де-су висит в ее спльне. Однжды он подходит ко мне и, приветливо улыбясь, берет з руку.

-- Не сходить ли нм к Ковлевым? Погод слвня... Приходим. Теряев уже тм, и Дш сдится з рояль.

Поет один ромнс, поет другой и поет великолепно, помогя себе и глзми, и легкими движениями стн, то лежит грудью н пюпитре, кк будто он близорук, то откидывется нзд, призывя всех к жизни и нслждению. "Лови, лови чсы любви!.." И Теряев, следуя ее совету, уходит с ней в кбинет хозяин. Теряев либерл; он говорил, что крестьян необходимо освободить, еще тогд, когд одним это кзлось бредом, другим мечтой, несбыточной по смой высоте своей, иделом вроде вечной, стрстной любви, или бедного, но честного русского гржднин.

-- Что ткое нрод? Нрод -- мшин, грубя мсс, -- скзл однжды Ковлев, презрительно мхнув чубуком.

-- Нет, нрод не мшин, -- возрзил Теряев. И, скзвши это, он тк вырзительно передернул бровями и мельком взглянул н моего прежнего Аполлон, что "дмов голов" озрилсь вдруг передо мною минутным лучом смой высшей жизни.

-- Нет, нрод не мшин, -- повторил он еще теплее, -- вы знете, что скзл Гизо: "Здрвый смысл есть гений толпы!".

-- Вот ккие он вещи говорит! -- подумл я. Хотя я знл только, что Гизо -- Гизо; но, вспомнив, что в "Иллюстрции" я видел рисунок медли, н которой были предствлены головы и руки, простертые к мленькому человеку строгого вид н кфедре и во фрке, с ндписью: "On peut epuiser ma force, mais on n'epuisera jamais mon courage!,.", вспомнив это, я извинил Дше ее легкомысленную ходьбу с локонми мимо моего флигеля. Они чсто спорили при мне с Ковлевым. Ковлев не любил стихов; признвлся, что не понимет ни Фет, ни Тютчев, ни нтологических пьес Мйков и, подло сгорбившись, кк и следовло человеку, непонимющему стихов, восклицл:

-- Ох уж мне все эти охи д хи! Пор бы бросить это д знимться делом! Ни слов не возржя н это, Теряев прочел низусть "Тройку" Некрсов с тким искренним одушевлением дв рз сряду, что у меня мороз пробегл по спине, когд он доходил до слов:

Не нгнть тебе бешеной тройки! Кони сыты, и крепки, и бойки, И ямщик под хмельком, и к другой Мчится вихрем корнет молодой. После этого Теряев стл для меня своим человеком. Были минуты, в которые я дже не мог удержться от улыбки легкой рдости, когд он входил в комнту. Но в преле, после святой, тетушк тронулсь в путь с тремя девицми. Мы с Теряевым провожли их до первой стнции н почтовой тройке в телеге. Он рсскзывл мне о своей деревне, которя всего шесть верст от Подлипок, о том, кк он умеет жить и кк он будет угощть меня смым лучшим зпрещенным плодом, и прибвил:

-- У меня, бтюшк, тм ткое древо познния добр и зл, что вы, отец, целый месяц облизывться будете. Superfine.

Древо познния добр и зл нпомнило мне об дмовой голове, и я невольно улыбнулся. Он принял это з Улыбку ликующего зрнее вообржения и, с жром схвтив меня з колено, продолжл:

-- Д-с, упою вс смой квинтэссенцией! Я люблю вс. Если б не вше ббье воспитние, тк вы были бы отличный млый. Д я вс переделю. Я был уверен, что переделк не удстся, потому что под словми "ббье воспитние" он рзумеет, вероятно, смые зветные мысли и чувств мои, которые я любил и лелеял, кк смые нежные, изящные цветы моей жизни, и только по врожденной неосторожности и детской суетности выствлял нпокз, всегд с внутренним упреком и болью. Но слов "я вс люблю" действовли сильно. Соединив их с воспоминнием о Гизо и волосх, откинутых з пылющие уши, я готов был см полюбить его. Случй спс меня. Нвстречу ехл обоз.

-- Сворчивй, сворчивй, чорт возьми! Передний мужичок спит ничком н телеге. Еще мгновение -- и кнут в рукх Теряев. Ни одного не пропустил он тк, здел хотя слегк или по крйней мере зствил откинуться в сторону. Н возвртном пути я отвечл ему только д и нет; он поглядел н меня пристльно и угдл в чем дело.

-- А! вы не любите этого! -- воскликнул он смеясь, -- это првд; теперь оно скверно, но вот ндо отпустить их всех и тогд можно будет тешиться. Это уже будет отношение одной свободной личности к другой... XIII

Нездолго до моего отъезд в деревню, я ехл однжды в пролетке по Кузнецкому Мосту. Вдруг смотрю, идет высокий мужчин в чорном пльто и серой шляпе, под мышкою зонтик. Вглядывюсь: это мой спситель -- Юрьев!

-- Стой! Стой!

Долго не збуду я выржение рдости н его бледном лице. Он скзл только: Володя! -- и протянул мне руки. Мы сели в пролетку и не рсствлись до полуночи. Все было перебрно, перескзно; был и смех, был и невеселя бесед. Юрьев жил в Хмовникх, в крсном домике с желтыми укршениями, у рзбогтевшего чиновник и знимлся его детьми. Ему не хотелось поступить н кзенный счет в университет, н свой без рботы он не мог. Я стл звть его в Подлипки, но он зметил, что подлипки не мои, "д и куд-де мужику в вши нтресоли збирться!"

-- Почему же нтресоли? -- спросил я смеясь. -- Полно, поедем!..

-- Посмотрите, -- отвечл он, -- у нс и перчток нет. И сейчс сымпровизировл: С голыми студент рукми И с небритой бородой Принужден был жить трудми У чиновник зимой...

Дльше помню только игру слов "ристокрт" -- и "ори-стокрт". И, несмотря н все мои мольбы, он остлся непреклонен.

В день отъезд он пришел провожть меня, был серьезен, говорил мне: "Вернись же, Володя, скорее! при тебе все теплее". Но в ту минуту, когд я знес ногу н подножку трнтс (Модест уже сидел в нем), он спросил: -- "Позвольте мне всегд звть вс "Дон-Тбго"?"

-- Хорошо, зови, -- отвечл я, не обижясь слишком, но все-тки поморщился и прибвил: "Что з бессмыслиц! ".

-- Он грубовт и, должно быть, эгоист, -- зметил Модест, когд Юрьев скрылся из глз.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ И ПОСЛЕДНЯЯ I

Двно уже Подлипки не были тк оживлены, кк в последнее лето перед моим студенчеством. Со всех сторон съехлись гости. Модест кончил курс, и мы выехли с ним из Москвы в июне. Вслед з нми приехли брт и Ковлевы. Теряев был тоже в своем имении и нчл ездить к нм беспрестнно. Утром от 9 до 12 чсов не снимли со стол сктерти, смовр, кофейников и чшек. Кто придет рньше, кто позднее. Позднее всех приходили брт и м-м Ковлев. Все шумели, спорили, смеялись, рсскзывли. До трех чсов рссыплись куд попло; всякий выбирл себе общество по вкусу; обрзовлись небольшие кружки: после вечернего чя все ходили гулять пешком в поле или ездили верхом, в тртйке, в телеге, в беговых дрожкх. Нши брышни, Ковлев и брт большею чстию были вместе; сидели н нтресоли у Клши или шумели при тетушке в гостиной; Ковлев бродил по дому с трубкой, читл гзеты тетушке и Ольге Ивновне или беседовл с кпитном, который в свободные минуты нередко приходил к нм, несмотря н жр, в форменном сюртуке без эполет и в высокой рзлтой фуржке. Его Февроньюшк беспрестнно гостил у нс. Мы с Модестом н этот рз поселились для простор в стром флигельке с изломнной печью и полинялыми обоями. Он стоял н зднем дворе, и перед окнми его был крсивый широкий огород. Мы чсто читли тм с Модестом или рзговривли; уходили вдвоем в сд и в рощу. Снчл не было зметно никкой врждебности между нми и остльным обществом. Модест иногд, впрочем, скжет, уходя из гостиной, где все вместе рсскзывли некдот, смеялись и пели:

-- Ккя скук! Что з деревянное лицо у этого Ковлев! Сидит кк кукл целый день с трубкой; у жены ткое выржение лиц, что ее не следовло бы в порядочный дом пускть. Брт твой фт; он н весь мiр смотрит кк н орудие своих нслждений. Аз в глз не знет и кутит в Петербурге! Эт худя Дрья Влдим1ровн сидит в углу с своим чхлым Теряевьш... Что тут хорошего? Дв скелет, две голодные кошки любезничют друг с другом! Одн только и есть порядочня душ, это Клвдия... Он по крйней мере не глуп. Я не соглшлся с ним и возржл ему искренно:

-- К чему это рзочровние? Я, признюсь, не понимю Бйрон. Все это вздор!. Ндо уметь быть счстливым. Ндо быть твердым и положительным... пользовться минутой. Все это ходули и румян. Доброты и простоты нет -- вот что! К чему Жк у Знд бросился в пропсть? Из-з ккой-нибудь женщины? Рзве нет других? Жк был очень умен в теории, но прктически он был глуп. Говоря тк, я иногд стучл кулком по столу и выходил из себя от досды н людей, не понимющих всю прелесть жизни.

-- Ты судишь кк богтый мтушкин сынок. Тебе все улыбется, -- отвечл Модест. После этого мы стновились н сутки, н двое суше друг с другом. Брт тоже делл иногд ккие-нибудь змечния нсчет Модест, тоже з глз.

-- Что это у м-сье Модест з привычк носить н Шее носовые плтки и при всех ходить в тких клетчтых Шроврх, которые порядочный человек только по утрм ПОД хлт ндевет?

Или:

-- Двно что-то Модест Ивныч не рсскзывл о ^редовских, Пепшиковских, Филипповских... Влдим1р, Tbl знком с этими Филипповскими?..

-- Филипповских нет вовсе...

-- Ну, все рвно... Кк их тм, его ристокртия-то? Но брт говорил все это без злобы; у Модест лицо

искжлось от рдости, когд он успевл что-нибудь подметить. Один рз только вышл ссор посерьезнее. Мы все пошли гулять в поле и встретили крестьянин с возом сен. С нми были бртнины борзые; з одним из возов бежл дворняжк среднего рост. Увидв борзых, он бросилсь сперв под воз, потом выскочил оттуд и побежл полем к деревне. Борзые з нею. Брышни зкричли: "Ах, Боже мой! рзорвут!" Но брт зхохотл и нчл трвить: "ту его! ту его!" Борзые нсккли, собчк звизжл и поктилсь, вырвлсь; опять нсккли, опять поктили ее; опять он вырвлсь...

-- Эх! -- скзл Кто-то около меня тихо. Я обернулся. Хозяин собки, снявши шпку, стоял около воз и жлобно смотрел туд. Вырзить не могу, что я чувствовл в эту минуту. Дш и Клш кричли: "Отбейте, отбейте ее! Они ее рстерзют!" Олиньк, муж ее и Теряев смеялись нд ними. Мы с Модестом бросились отбивть. Собчке вырвли клок мяс из боку и искусли зднюю лпу: хромя и визж, ушл он н деревню, борзые вернулись к брту. В это время подошел к нему Модест.

-- Это свинство! -- скзл он, бледнея.

-- Почему это, позвольте узнть? -- спросил брт, вежливо склоняясь к нему.

-- Потому что... Это понятно!.. Что тут (Модест здыхлся от гнев) у мужик...

-- А! -- воскликнул брт, -- понимем! Это гумнность, -- прибвил он немного в нос.

-- А? это гумнность! Тк ли я произношу? Pardon!.. Я ведь человек не ученый... Модест посмотрел н него с презрением и покчл головой.

-- А если б хозяин этой собки д вс бы кнутом хорошенько или лицо бы вм все рзбил?

Глз у брт помутились; он схвтил Модест з руку и прошептл:

-- Кк? мужик? Д я бы его туд зпрятл, куд ворон костей не зносит! -Послушй ты, -- продолжл он, обрщясь к мужику, который между тем побрел з своим возом, -- ты кк смеешь водить собк, когд господ ходят гулять? Мужик поклонился.

-- Я, бтюшк, Николй Алексндрыч, не знл, что вы изволите гулять. Брт остыл.

-- Ступй, -- скзл он, -- вперед чтоб этого не было. Мы ушли с Модестом домой. Остльные продолжли прогулку. Но скоро новые впечтления зствили збыть историю бедной собчки. II

Смой любимой partie de plaisir ншего обществ были прогулки пешком в Лобново, к Копьевым. Лобнове от нс всего полторы версты. Через деревню протекет ручей; есть березовя рощ з овинми; много больших лугов; домик кпитн покрыт соломой и стоит з ркитми н склоне горы. У кпитн есть небольшой сд. Теряев тм чсто гулял с Дшей по вечерм, уходил с нею в поле длеко. Клш хохотл в углу с Февроньюшкой, мы с Модестом слушли рсскзы кпитн о его походх, о том, кк девки любили их в Укрине, кк они рз с воем провожли полк, тк что их плочьем солдты вернули Домой. Иногд все вместе игрли в горелки, в четыре угл, пели хором, тнцевли под кпитнскую гитру. Модест, впрочем, чсто оствлся дом или уходил Прежде других домой. Ревность грызл меня иногд, но

Ктюш был мил со мной, повторял стрые обещния, и я верил ей. Однжды молодежь нш ужсно рсходилсь в Лобнове. Олиньк Ковлев отлично умел предствлять и передрзнивть. Он то рсскзывл про одного брин, который был влюблен в нее и говорил ей бсом: "я с этого дня с вми н другой ноге"; то предствлял, кк ткя-то стря девушк тнцует мзурку и хохочет в ткт от рдости. З ней поднялся Теряев; он тоже был мстер н эти дел; мы все просто здыхлись и плкли от смех. Модест долго был здумчив, но вдруг и он вздумл выйти н сцену, сел посреди комнты и стл предствлять ккого-то учителя. Больно было смотреть н него, голос его дрожл, он збывл дже, что нужно говорить, тянул... все из учтивости улыблись. Нконец он вскочил со стул, зхохотл один и, вскрикнув: "Преуморительня был фигур!", вышел вон и скрылся.

Немного выждв, я поспешил домой; я полгл, что он стршно стрдет. Во флигеле его не было; я пошел в сд, но, увидв издли н сжлке розовое плтье Ктюши, збыл о нем и бросился к ней.

Ктюш мыл ккие-то воротнички, присевши н плотике, и пел вполголос очень грустно: Ты поди, моя коровушк, домой. Я рздвинул лозник. Вообрзите мое удивление, мою досду: Модест лежл под кустом. Он улыбнулся кк счстливый соперник. Ктюш обернулсь, зсмеялсь тоже и скзл:

-- Ну! все притщились!

-- Ты будто и не рд? -- неосторожно спросил Модест. Ктюш сурово посмотрел н него.

-- Уж пожлуйст! Скучно слушть дже... Мло я вс отсюд гнл. Об одном вс прошу: отстньте от меня. Вы все лезете ко мне, не я к вм. Мне, может быть, целый день от одних людей покоя нет, все ко мне с вми пристют. Чорт знет, что плетут... Рд! Есть чему рдовться, скжите пожлуйст! Ккую рдость ншел!

-- Ну, мтушк, понесл хинею! -- возрзил Модест, с пренебрежением взглянул н нее и встл.

Мы вышли с ним из лозник.

-- Груб! -- скзл Модест, -- не будет из нее толку!..

-- Ккого же ты хочешь от нее толку?..

-- А ты?

-- Я? Я бы желл только иметь ее любовницей...

-- И ты нходишь подобное желние нрвственным?

-- Год через дв я буду в состоянии обеспечить ее...

-- Нет! -- продолжл Модест, и лицо его прояснилось, -- я не тк понимю нрвственность. Ах, если б я мог всех судить по своему блгородству!..

-- Для чего же ты уходишь рно из Лобнов или остешься здесь, когд мы идем?

-- Делй свое дело, -- отвечл он, -- я свое. Н чьей улице будет прздник, увидим после. Я не сержусь н тебя, и ты не сердись... Ткое условие было в моем вкусе, и мы остлись друзьями. Но мне противн был нстойчивость: я нходил ее унизительным делом; то по целым неделям не говорил с Ктюшей, то, собирясь остться вечером в Подлипкх и мешть Модесту, не мог устоять против улыбки брт и его голос, когд он говорил мне:

-- Ну, ну, бери фуржку! Едем к Теряеву. Или:

-- Володя, что ж ты в Лобнове с нми?

А Модест шел своей дорогой, и хоть многие змечли, что у него есть что-то с Ктюшей, хотя см тетушк сделл ей выговор з то, что он мло принесл грибов из рощи, и прибвил дже: "не грибы н Уме, мть моя, не грибы!", но скндл не было еще никкого.

Ковлев уехл в Москву, обещя вернуться в половине вгуст з женой. Без него еще стло зметнее, что брт ухживет з Олинькой. Дже и я, неумевший тогд ничего подозревть, нчл обрщть н них внимние. Модест, который был и опытнее, и меньше знят собою, чем я, и тут пособил мне.

-- Уехл кукл, -- скзл он, -- теперь лев нш потешится! И точно. Николй ходил горздо чще прежнего с Олинькой по зле и по сду; в рощх они стрлись удляться от других; вечером н блконе просиживли по целым чсм вдвоем, и все остльные стрлись не мешть им, уходили с блкон, не вмешивлись в их рзговоры. С другой стороны, Теряев все нстойчивее и нстойчивее увивлся з Дшей, привозил ей ноты, книги, ездил с ней верхом в нших мленьких квлькдх. Они чсто все четверо удлялись в комнту Ковлевой, и мы слышли тм смех и пение хором стрстных или грустных ромнсов: "Когд все пирует и блещет вокруг" или "Что зтумнилсь, зореньк ясня". Ольг Ивновн не следил з племянницей, он ндеялсь н Теряев и говорил о нем тк:

-- Мне кжется, что в этой голове сосредоточивется весь человек ншего времени! Клш иногд принимл учстие в этих сборищх, иногд сидел у себя нверху с Февроньюшкой, вышивл с нею вместе в пяльцх брхтным швом великолепный дорожный мешок для брт и в чсы отдых ел с ней толокно и землянику со сливкми. Мы с Модестом чще бывли у нее, чем у Ковлевой.

-- Знешь, -- скзл он мне однжды, -- Николй Алексндрович сегодня ночью в хлте пробрлся через девичью к Ковлевым.

-- Неужели?

-- Спроси у Ктюши. Половицы скрипят в коридоре. Он проснулсь и смотрит: крдется в туфлях и в своем львином хлте. Ндобно будет поздрвить мосье Ковлев с куфюрой! А что бы брякнуть ему хоть письмецо: тк мол и тк?

-- Не может быть. У нее ребенок спит в комнте; девочк уж велик...

-- Э! пустое! Зхотят, тк девочк ничего не узнет. Уж не хвтить ли письмом? Лицо его опять искзилось.

-- Нет, не делй этого. Ковлев хоть и мленький, сердитый, кк бы он не нделл чего-нибудь брту.

-- Не беспокойся! Дуэли не будет: все фнфроны, подобные твоему брту, серковты.

-- Перестнь, ты уж слишком н него нпдешь. Что ты звидуешь ему, что ли?

-- Мне и дром это привидение не нужно, -- гневно возрзил Модест, взял рпник и ушел в поле.

В течение нескольких минут он был мне противен; но чс через дв после этого я случйно увидл его через сдовый збор н лугу около рощи; опершись н збор, я долго смотрел, кк он уходил не торопясь по дороге в орешник. Он шел, повеся голову, тк одиноко, невинно и безвредно, твиновое пльто его было тк не ново и не модно, луг тк зелен и свеж, что я помирился с ним. Я рсскзл Клше про ночное приключение брт. Он хнул, покрснел, но скзл, что не верит и что н сплетни этих горничных нельзя полгться; но потом здумлсь что-то и згрустил.

Между тем врждебность обознчлсь все яснее и яснее. Брт нзывл нс с Модестом прямо в глз министерством нродного просвещения. Выйдем поутру к чю, °н рсклняется с нми, подст нм обе руки рзом и скжет:

-- А! министерство нродного просвещения! Мне это не нрвилось, но я улыблся, потому что не Мог устоять против его улыбки, которую мне бы хотелось Нзвть цветущей улыбкой. Модест отвечл ему молчнием и презрением. Для ссор и рзноглсий было много случев. Во всем мы рсходились. Вкус, мнения, понятия -- все было рзное. Поехли, положим, ко всенощной. Тетушк и Ольг Ивновн стли н обыкновенных местх своих в большой церкви. Нши девицы, м-м Ковлев и Теряев остлись в зднем приделе нрочно, чтоб удобнее рзговривть. Снчл и мы с Модестом стояли около них; Теряев что-то шептл дмм, те двились от смех и зкрывлись плткми. В приделе было мло нроду, только изредк сильный взрыв смех зствлял оборчивться нзд седого и сухого стрик, который молился громко и усердно в темном углублении окн. Модест толкнул меня локтем и, покзв н них глзми, покчл головой и скзл:

-- Отойдем к окну, туд, к стрику. Я снчл не послушлся, но когд брт, рзвлившись н кресле, з которым он нрочно посылл стрик, вынул из крмн ккую-то книгу и нчл читть громко то место, где отец и мть героини знимются нверху мозолями, я тоже отошел от них. Теряеву и брту и этого было мло; под конец всенощной они пошли в большую церковь, при всем нроде серьезно и нбожно стновились н колени перед нлоем, н котором лежл обрз, крестились, пдли ниц и приклдывлись. Дмы едв-едв удерживлись от смех.

-- Стоит все это рсскзть тетушке! -- зметил я Модесту.

-- Бог с ними! -- отвечл Модест, -- струхе будет больно, мерзвцев не испрвишь.

Кпитнов Февроньюшк был очень смешлив, робк и добродушн. Испугть ее можно было всем: прыгнул вдруг кто-нибудь около нее, стукнул, хнул из угл, тронул ее сзди -- довольно, Февроньюшк уже кричит блгим мтом. Стоит сделть гримсу перед ней или рсскзть ей н ухо что-нибудь не совсем пристойное и збвное -- Февроньюшк и пошл киснуть и ктться. Брт любил ее или, лучше скзть, любил збвляться ею. Он при всех цловл ее нсильно, звл ее всячески: "Ховриньк, Февр, Фебрур, Янур!" Игрл с ней в крты, в фофны, в дурки, в зевки; если он проигрывл, он ндевл н нее колпк из схрной бумги или кричл ей прямо в лицо, кк будто зевя: "зев---к, зев---к". Рз в дождливый вечер вздумли мы вместе игрть в зле в горелки, в жмурки, в четыре угл. Потом уже нчли возиться и бегть кк попло. Дже Модест рзыгрлся. Мы гонялись з дмми по всем комнтм; они прятлись от нс в шкфы, з кровти. Тетушк и Ольг Ивновн сидели в зле, любуясь н нс. Февронья сел н пол з спинку тетушкин кресл и прикрылсь концом оконной знвески. Брт вытщил ее оттуд и зкричл:

-- А, Ховря, Ховря! вы смеете меня тк мучить... Вот вм з это. И он толкнул ее к Теряеву, Теряев к нему, он опять к Теряеву... Ховря снчл смеялсь, потом просил перестть, потом вдруг присел н пол и зплкл. Брт поднял ее и хотел поцловть, но он отклонилсь и тихо скзл:

-- Рзве тк шутят? Еще ккие люди!

Зкрылсь плтком и пошл к коридору. Дш подбежл к ней, обнял ее и увел нверх.

Брт долго смотрел ей вслед и воскликнул: "Вот тебе рз! Кков Фебрур?" -- и, рвнодушно нпевя что-то, стл ходить по зле.

-- Нпрсно, Коля, ты тк неосторожен, -- нчл тетушк... Но в эту минуту вышел из угл Модест и обртился к брту:

-- А ведь вы, Николй Алексндрыч, не сделли бы этого с княжной Н. или с грфиней В.?

-- Что-с? -- спросил брт, сбирясь, должно быть, с мыслями.

-- Вы слышли, что я скзл...

-- Что-с? княжн? Я полгю, что здесь дело звисит не от княжны, от понятий, от maniere d'etre... Поверьте, он все это простит и очень будет довольн мной...

-- А если б у нее был брт, который бы... -- зкричл Модест громовым голосом и сделл движение рукою...

-- Ах, мть моя! -- воскликнул тетушк, -- кк зкричл!.. Что с тобой? Модест стоял бледный и зверски смотрел н брт. Брт был спокойнее; не вынимя рук из крмнов, он отвечл:

-- Тот, кто бы это сделл, не был бы жив. И ушел в свою комнту. После я узнл, что брт нкнуне предлгл Ктюше деньги и золотую брошку; он откзлсь от них и потом, когд проходил без нс с Модестом и без тетушки через злу, брт при Ковлевой и девицх сперв зствил ее по-цловть у себя руку, потом подствил ей ногу тк, что он рстянулсь кк нельзя грубее и ушибл себе колено.

IV Февронья тк оскорбилсь, что н другой день ушл рно утром домой. З чем все стли делть выговоры брту.

-- Во время шутки ндо удерживть себя в грницх, -- зметил Ольг Ивновн.

-- Он очень долго плкл, -- прибвил Дш. Клш скзл, что не могл уговорить ее остться;

Модест молчл, я советовл брту сходить в Лобнове извиниться. Николй зсмеялся и отвечл:

-- Теперь жрко, ужо пойдем все вместе. Чсов около восьми вечер привели Ховриньку из Лобнов; Николй шел с ней под руку впереди всех.

-- Вот он сердитя Ховря! -- воскликнул брт, вводя ее в гостиную к тетушке.

-- Что это ты, мой дружок Ховря, вздумл кпризничть? -- спросил тетушк, когд т подошл к ее руке. Ведь ты знешь, здесь все тебя любят.

-- Д они-то не всех одинково любят, -- зметил Теряев. -- Они обуревемы стрстью к одному...

Все зхохотли... Ховря тоже зсмеялсь и покрснел... Брт пристл к ней:

-- Кк? Кк, Ховря? Вы влюблены?..

-- Ей-Богу, ей-Богу -- нет... ей-Богу нет! Это...

-- Знчит я лгу? -- перебил Теряев, -- нволочк?

-- Что, что? что ткое нволочк? ккя нволочк?

-- Не говорите! Ей-Богу! Ах! Всилий Петрович... кк это можно... Это непрвд...

-- Позвольте, позвольте, -- продолжл Теряев, -- Февронья Мксимовн сшил себе, Николй Алексндрыч, подушку из шолковой подклдки вшего строго хлт, покрыл ее белой, смой белой нволочкой и ни з что н другой подушке зснуть не может.

Все опять хохочут.

-- Ах, Ховря! Ах, Ховря!!

-- Непрвд, ей-Богу, непрвд... В это время Клш с Ковлевой вошл в злу; я з ними; скоро и Дш с Модестом пришли туд же...

-- Кк я не люблю, когд тк пристют! -- скзл Клш Ковлевой.

-- Вот сострдтельня душ! -- воскликнул Ковлев, -- Ховря очень рд; он готов все перенести, чтобы только бывть здесь. Ты, Клш, уж слишком чувствительн. А еще соперниц!

Клш вспыхнул.

-- Не зню, кто больше соперниц, вы или я!

-- Это почему же? Ковлев переменилсь в лице.

-- Полноте, полноте! -- продолжл Клш, -- все понятно, все видно... очень видно (я дернул ее з рукв).

Но у нее уже сделлись те злые глз, которых я не любил; он нчл потирть и пожимть одну руку другой (у нее это верный признк сильного волнения) и продолжл:

-- Поверьте, я зню и понимю больше, чем вы думете. Ковлев устремил н нее неподвижный, нглый взор, скредно вытянул вперед свое поблекшее и првильнее лицо и, помогя себе движениями рук, отвечл быстрым полушепотом:

-- Что вы? что вы хотите этим скзть? Вы думете испугть меня? Нет, вы меня не испугете! Зню, зню я. Вы хотите уверить всех, что я влюблен в Николя Алексндрыч, что он з мной ухживет. Тк что же в этом? Здесь тйны нет никкой. Я вольн делть, что хочу. Один муж может судить меня...

-- Что вы рскричлись! -- возрзил Клш улыбясь, -- Вы сми все скзли теперь.

-- Полноте, mesdames, -- зметил Дш. -- Что з ссоры! Fi, comme c'est vulgaire!

-- Я уж не зню, что тм vulgaire, -- грубо продолжл Ковлев, -- я не хочу, чтоб он говорил вздор. Ну, можно ли тк глупо смешивть позволительное кокетство Бог знет с чем!

Он мхнул рукой и ушл. Модест все время ходил по зле и был, кзлось, очень рд; он то жлся к стене кк человек, который боится, то подмигивл мне, то притрвливл шопотом, то молч зкидывлся нзд, схвтившись з бок, кк помирющий со смех. Дш, нпротив того, был очень недовольн.

-- Все от звисти ты это, Клш... -- скзл он.

-- Ах! пожлуйст, вы не мешйтесь! -- возрзил Клш, -- вы все з одно! Теряев и Николй Алексндрыч помогют друг другу.

-- Интригнтк! дрянь эткя! С этим словом Дш ушл з Ковлевой... Меня знимл тогд эт рспря; без всякой горечи смотрел я н них; но н другой день дело приняло серьезный оборот. V

Сплетня дошл до тетушки. Мы с Модестом упросили Клшу еще рз побожиться, что он не выдст Ктюшу, и он сдержл свое слово при всех объяснениях, тк что ясно ничего не было выскзно о ночной прогулке брт... Но объяснения следовли з объяснением... Сперв объяснялись en tete-a-tete брт в сду с Ковлевой; брт вернулся угрюмый, крутил усы и, встретив меня, спросил: "Где эт толстя сплетниц?"

-- Кто?

-- Клвдия Семеновн.

-- Клш у себя нверху, -- ответил я кротко, -- не ходи к ней, Николй, пожлуйст... не брни ее. Он, прво, тебя любит. Я хотел взять его руку, но он отдернул ее и скзл:

-- Нельзя ли без тндресс? Я до них не охотник. Ты об ней, впрочем, не беспокойся, я не стну вступть в объяснения с эткой горничной девкой! Дш вызвл Ольгу Ивновну н блкон и шептлсь с нею; обе шептлись с тетушкой в спльне. Модест пропл куд-то; я сбирлся тоже пошнырять где-нибудь по здм, в ндежде встретить Ктюшу у пруд или з людской и звести ее хоть н минуту во флигель. Вдруг слышу, меня ищут, зовут. Что ткое?

-- Клвдия Семеновн просит вс к себе. Прихожу. Клш с письмом в руке сидит у окн; глз ее крсны.

-- Прощй! -- говорит он мне, протягивя руку.

-- Что с тобой?

-- Вот письмо, -- продолжет Клш, -- это к Мрье Николвне... Читй... "Я вижу, что я в вшем доме лишняя. Здесь никто меня не любит, все пренебрегют мною; может быть я см этому виной... мой неприятный хрктер. Я никого не виню и блгодрю вс тысячу рз з все то, что вы для меня сделли... Вс, chere maman, я никогд не збуду; но позвольте мне ехть к сестре. Тм мое нстоящее место. Я буду тм жить небогто, но что ж делть! Всякому своя судьб..." Тетушк соглсилсь, и все стихли.

Было ли мне жлко рсствться с Клшей? Снчл нет. Я любил еще ее по строй привычке; но он судил иногд убийственно, и будь он еще во сто рз свежее, добрее к котятм и щенкм, я все бы не простил ей многого. Еще недвно унизилсь он в моих глзх похвлми Теряеву.

-- Он очень некрсив, но я понимю, что в него можно влюбиться, -- скзл он, и ничем я не мог выбить из нее этого мнения.

-- Истскн, бледен, худ, -- говорил я... Он отвечл, что румянец приличен только мльчишкм.

-- Дурно одевется: пнтлоны нтянуты н штрипкх и морщт кругом...

-- Женщины в ткие тонкости вшего тулет не входят.

-- Мужиков бил кнутом...

-- Д рзве больно? Это он шутя...

-- Рзвртен.

-- Все мужчины ткие... И ты см... сколько рз я тебя встречл с Ктюшей! Ну можно ли любить ее после этого? Поди объясни ей рзницу между моими сношениями с чуть рсцветшей, полудикой подругой детств и ккими-нибудь проискми бледного теист!

VI З день или з дв до отъезд Клши все смягчилось, повеселело; з вечерним чем, вернувшись с прогулки, все много смеялись и рзговривли. Я смотрел н смовр, н тени знкомой формы н стене, смотрел н вырзительное лицо брт, н Олиньку и Клшу, и мне стновилось вдруг тк жлко, тк обидно з Подлипки, что все их покидют... Клш по-стринному взглянул н меня пристльно и улыбнулсь; я думл -- он понял меня, и вздохнул. После чя Ольг Ивновн сел з рояль, и нчлись тнцы. Брт кнкнировл; он был моим визви, дмой

моей был Клш. Он, кк ни в чем не бывло, брл ее з руки, з стн, кружился с ней, когд приходилось; мне кзлось, что он был смущен. Когд кончились тнцы, я вышел н блкон посмотреть н звездное небо и освежиться. Не успел я облокотиться н перил, кк кто-то подошел и взял меня лсково и тихо обеими рукми з голову. Я обернулся и увидл Клшу. Взгляд ее, обрщенный к небу, кзлся вырзительнее обыкновенного. Потом он прилегл к моему плечу; в первый рз позволил он себе ткую сердечную лску. Я обнял ее молч. В это минуту большой серебристый тополь, который стоит у нс в плисднике перед блконом, зшевелился, зшумел вдруг кк живой и смолк.

-- Прощй, прощй, Подлипки! -- скзл Клш.

-- Не уезжй. Полно... Рзве тебе моей любви не довольно?..

-- Твоя любовь -- не любовь, дружб... Прощй, прощй, Подлипки!.. Модест вышел н блкон.

-- Уговори ее остться, -- скзл я ему. Модест подошел медленно, нгнулся к Клше, посмотрел ей в лицо и пожл ей руку.

-- Ты судишь тк потому, что слишком молод, -- скзл он. -- Ехть ндо во что бы то ни стло. Знешь ли ты, что ткое презрение к смому себе, к собственной слбости, Влдимф?..

-- Э! все это вздор! ромнтизм! Ндо быть просто веселым...

-- Легко скзть! Нет, душ, это не ромнтизм; узнешь ты и см когд-нибудь обо всем этом. Видишь, он молчит? Клвдия Семеновн! (Клш зкрылсь плтком). Видишь, он лучше твоего понимет жизнь. Плчьте, но помните, что Бог нм дл волю! -- прибвил он и ушел.

Низенькя светло-лиловя комнт н нтресолях опустел... Кровть Клши был без тюфяк; кисейные знвески сняты с окон; темня шифоньерк с медными кольцми и полосми пуст; только несколько обрывков кисеи и холстинок, стрые бшмки и рзбитя мыльниц нпоминли о Клше. Н стене остлсь большя кртин в стринной деревянной рмке -- огромня бородтя голов Леонид Спртнского в кске, нд которой чорным крндшом трудился когд-то брт, еще кдет.

Мы с Модестом только что проводили Клшу до первой стнции. Мы ехли верхми около трнтс; Клш, спрятвшись в подушки, плкл. Струшк Аксинья провожл ее до город.

Последний рз привств посмотрел Клш с горы н сд и рощу: они слились уже в одну зеленую полосу.

Я стоял один в ее пустой комнте и глядел н Леонид, кк вдруг вошл туд Ковлев.

-- Я тебя везде ищу, -- скзл он, -- ты здесь грустишь. Пойдем-к в сд... У меня до тебя есть просьб...

Никто не мог быть мне тк противен в эту минуту, кк эт нгля, бледня львиц. Чувство мое было поругно ее приходом. Нечего делть, однко, -- подл ей руку, и мы пошли в сд.

-- Попроси тетушку, -- нчл он, -- чтоб он уговорил твоего брт уехть отсюд... Это для его пользы. Мне смой, соглсись, неловко... Приедет мой муж... Приятельниц твоя нплел...

-- Рзве он ревнив?..

-- И д, и нет... мы двно предоствили друг другу полную свободу... Кто из нс первый был виновт -- Бог знет... Я кокетничл, он кутил исподтишк. Мы живем дружно, ты знешь; но он ненвидит сплетни и скндл. И кто это любит, посуди см? Н него нходят минуты, он ткой вспыльчивый, что я ни з что не поручусь...

Через неделю или две брт уехл, Ковлев вернулся в половине вгуст. VII

С Ктюшей у нс во все это время было ни то, ни се... Однжды я зшел в чулн, где з перегородкой висели плтья нших горничных и хрнились их пожитки. Я видел, что Ктюш прошл туд. Он сидел н полу перед сундуком.

-- Вот, -- скзл он, -- плточек, который вы мне третьего год подрили... Шутк скзть, сколько времени я вс вожу!..

-- Д, пор бы обрзумиться, -- отвечл я, -- пойдем сегодня после ужин в сд... Ктюш здумлсь; лицо ее стло грустно; он взял меня з руку и молчл, опустив глз... Я продолжл убеждть ее. Он все молчл, изредк вздыхя... Вдруг дверь скрипнул; мы обернулись -- Модест стоял перед нми, Ктюш встл и покрснел...

-- Нет, -- скзл Модест, -- он не пойдет гулять с тобою.

-- Отчего это?

Модест посмотрел н Ктюшу и опять повторил: "нет, он не пойдет!" Ктюш стоял у стены и, опустив глз, перебирл рукми фртук...

-- Не првд ли, Ктя, ты не пойдешь? -- спросил он. Они обменялись взглядми; он вздохнул...

-- Пойдем отсюд, -- скзл мне Модест, -- зчем ей делть вред?.. Кто-нибудь увидит нс. И без того много болтовни и грязи... Я не понимл, в чем дело, и прямо оттуд, сгоряч, пошел к тетушке просить денег.

-- Двести рублей довольно, -- думл я, -- зплчу дяде з ее выкуп... Остльное н подрки. Устрою ее в Москве... -- Слово з словом, дошло у нс с тетушкой до ссоры.

-- Н что тебе ткя куч денег?..

-- Это мое дело, тетушк, н что...

-- Погубишь, погубишь ты себя! Уж случится с тобой что-нибудь, кк с дядей, с Модестовым отцом!.. Я вижу двно, что у тебя вкусы низкие... Все больше с простонродьем...

-- Не всем иметь блгородные вкусы: ндо кому-нибудь и низкие иметь... Все мои знкомые, Синевский,

Яницкий, Киреев, сми получют доходы с своих имений. Я один только до тридцти лет буду в пеленкх ходить! И не требую дже всего, вот пустую сумму прошу -- и ту зтрудняетесь дть. Вы говорите всегд, что я не могу еще см знимться хозяйством... Хорошо... А вы сми знете ли, что делется в моей деревне? Вы верите прикщику и никогд туд не ездите. Тетушк зплкл.

-- Выйди отсюд, оствь меня, -- скзл он кротко, -- выйди, прошу тебя. Н дворе я встретил Модест.

-- Что с тобой? -- спросил он.

-- Тк, ничего; оствь меня.

-- А я хотел поговорить с тобой.

-- Нельзя ли после?

-- Мне тяжело ждть... Это дело вжное... Пойдем в сд. В сду он долго сбирлся с духом, нконец взял меня з руку и нчл:

-- Послушй, не оствить ли тебе Ктюшу в покое? Ты нпрсно себя тревожишь. Деньгми ты ее не купишь, Влдимiр: он выше этого, горздо выше. А смого тебя... ты не обидься, смотри... Он еще вчер мне говорил, что считет тебя мльчишкой, что ты еще слишком молод.

-- Не верится мне что-то, -- возрзил я с досдой, -- н нее это непохоже. Он взят с деревни; я уверен, что свежесть и добродушие ей нрвятся больше, чем все эти гнусности, которые выдумли брышни -- опыт, сил, бледность, стрднье... чтоб их чорт побрл!.. Двно ли он про тебя говорил, что ты губстый, весновтый, худой...

Модест сперв покрснел, потом долго шел молч, вздохнул и продолжл:

-- Быть может, он обоих нс проводит. Ошибиться можно всегд, особенно тому, кто блгороден... Однко стрнно!..

Помолчв еще, он вдруг обернулся ко мне с выржением торжеств и веселья н лице и скзл:

-- А что, если я тебе скжу, что все уже кончено? если я тебе скжу, что он приндлежит уже мне... что ты скжешь? Послушй, Володя (он взял мою руку), для тебя он был бы игрушкой, для меня он -- святыня! Я никогд не говорил тебе тк. Я зню, что все это остнется между нми. Я все скжу тебе... я хочу н ней жениться...

-- После этого, -- отвечл я грустно, -- мне нечего тут мешться... Я не буду вм мешть.

-- Ты будешь тк блгороден, Володя? -- воскликнул он.

-- Еще бы! Это уж не то. Вот тебе мое честное слово, что я не буду подходить к ней, если ты этого не зхочешь...

Оствшись один во флигеле, я долго думл об этой рзвязке. Я был см не свой; потрясен, удивлен, огорчен и обрдовн вместе... Итк, уж эти умные глз, эти губы, молодой стн, знкомые руки -- все это не мое? Больно... Но кк вспомнишь, что дикрк нш будет "дмой", что он нденет шолковое плтье, что Ольг Ивновн принужден будет говорить ей "вы", и "Ктерин Осиповн", тк стнет легче... Вот ккие вещи делются у нс в Подлипкх! Ольг Ивновн легк н помине: человек принес мне от нее зпечтнную зписку с деньгми:

"Тетушк вш очень рсстроен; он поручил мне писть вм, что двухсот рублей у нее в эту минуту нет, посылет он 170. Звтр прикщик отдст вм 30. Не ходите к ней: он нездоров и не желет вс видеть..." Н что мне теперь эти деньги? Я бросил их н стол и думл, что Бог меня очень скоро нкзл з бедную тетушку.

Я еще не успел прийти в себя и сновл из угл в угол по флигелю, когд см Ктюш отворил дверь и шопотом спросил: "одни?"

-- Один, -- отвечл я.

Ктюш обнял меня и прослезилсь.

-- Я виновт перед вми, -- скзл он, -- зню я см... А я вс всегд больше чем его любил... Кк это случилось -- не зню см... Простите мне, что я вс обмнывл... Духу не хвтило вм скзть; кк увижу вс, то есть просто тк жлко стнет... Господи!

-- Что же, Ктя? -- отвечл я, -- это к лучшему. Я бы никогд не женился н тебе, он... Ты будешь Ктерин Осиповн Лднев...

-- Кк же! сейчс тк я и поверил этому! Ну, д ткя моя судьб... Узнет он, что я здесь был...

Он хотел бежть, но было уже поздно. Модест зстл ее. Он не скзл ей ни слов, но едв только он зтворил з собой дверь, он кинулся кк безумный н кровть, потом вскочил, зплкл и, прижв плток к глзм, скзл: "Он тебя, тебя любит! Все пропло!"

Я уговривл, упршивл его, клялся ему, что не прикоснусь к ней, что он пришл см, из сострдния ко мне.

Но долго еще ревность его не остывл; он бегл по комнте, божился, плкл, рстерялся до того, что чуть-чуть было не уронил этжерку с книгми, опершись н нее с рзмху локтями. Видно было, что он искренен, что не знет, куд деться. Я увел его в поле. День был тихий, осенний, везде блестел и неслсь путин; бедный Модест умилился и успокоился... Я вспомнил о тетушкиных деньгх и предложил ему 100 рублей.

-- Спсибо, -- скзл он. -- Деньги нужны... Ндо уговорить ее уехть отсюд. Я не могу еще выбить из нее привычек низкопоклонств, ей ничего смя грязня служб, я подумть об этом не могу без ужс. Впрочем, к концу сентября увезу ее непременно...

После этого Ктюш не рз приходил к нм во флигель по сумеркм; Модест см ствил смовр и поил ее чем; он был очень внимтелен к ней, дже нежен, и я стрлся избегть их обществ, потому что он был неинтересен, он холодно весел, и мне все кзлось, что ей противно, что он его не любит. Немного спустя вышл в доме история, которя принудил Ктюшу оствить Подлипки. До тех пор он все не соглшлсь уехть, боялсь чего-то. См говорил мне: "Стршно что-то! Вы не поверите, ей-Богу!.." VIII

Дня через три после этого в скотной ночью был пир. Тетушк, с тех пор, кк к нм знесли пдеж приятели скотник, зпретил ему рз нвсегд принимть гостей; но Филипп любил поигрть в крты и выпить, жен у него был молодя и плясунья. Я еще спл, когд Модест н цыпочкх и совсем одетый вошел в ншу общую комнту. Я открыл глз.

-- Ты проснулся?

-- А что?

-- Проснись, проснись. Рди Бог, слушй... Он поедет, теперь -- я уверен -- он поедет!.. Молодец Филипп! Молодчин! Я видел ее сейчс. Кк он грустн, кк мил!

Нконец-то я понял, в чем дело. Когд мы кончили чй, в столовую позвли всех девушек; тетушк сел н кресле, у окн. Ковлев (он недвно вернулся), с чубуком в руке, рсхживл по зле. Прикщик доклдывл, кто был н пиру и кк. Девушки молчли; курнося Мтрен, Мш, московскя швея, с острой головой и большими кокми, стояли рядом; из-з них, презрительно улыбясь, выглядывл Мвруш, горничня Ковлевых, высокя, цветущя, толстя, черноглзя и рзодетя в прх. Впереди всех вытягивл шею нш простуш Ктюш. Модест отвернулся к сдовому окну и брбнил по стеклу.

-- Воля вш, я в скотной не был, -- скзл Мш.

-- Кк же ты отпирешься? -- продолжл прикщик. -- У тебя и подол весь згвоздн... Прсковья-стряпух см видел, кк ты через збор лезл, чтоб мимо моих окон не идти... Вот что!..

Ковлев в эту минуту вдруг остновился перед Мврой и спросил: "А ты был? Смотри, не лгть, не лгть!" И грозно поднял руку.

-- Был, был, -- скзл прикщик, -- в брской шли был... молчи уж! Ковлев еще ближе подступил к Мвре.

-- Говори, был? Мвр презрительно улыбнулсь.

-- Отчего ж и нм иногд не погулять? Ведь господ гуляют... А брской шли я не брл.

Ковлев изо всех сил удрил ее по щеке. Мвр зплкл.

-- Serge! -- зкричл жен.

Дш хнул. Модест взглянул н меня и поднял глз к небу. См тетушк покчл головой и обртилсь к Ктюше.

-- И ты, мть моя, туд же?

-- Куд люди, туд и я-с, -- отвечл Ктюш и поклонилсь ей в ноги. Модест взбесился и вышел вон. Девушек отпустили.

-- Все эти беспорядки от вшей слбости, тетушк, -- зметил Ковлев. Тетушк, грустно прищелкнув языком, отвечл:

-- Мужчины нет в доме, нет мужчины -- вот бед...

-- А Володя? -- спросил Ковлев улыбясь.

-- Э! бтюшк...

Вечером мы с Ктюшей в последний рз беседовли в Подлипкх. Я уговривл ее уехть с Модестом. Он был бледн, горько плкл, но говорил: "Здесь я привыкл; родные есть... будет ли лучше с ним?" При всем моем желнии быть блгородным, я не умел тогд быть блгородным по-своему, не имел нходчивости для отдельных случев и больше боялся прослыть з бесчестного человек, чем быть им в смом деле. Првду говорит Ктюш, ехть стршно; но если я буду молчть, если не истощу всех доводов, чтоб зствить ее ехть, Модест вдруг взглянет н меня с сожлением, улыбнется и скжет: "Позвидовл, позвидовл, Володя!", -- скжет тем убийственным тоном, которым Юрьев скзл когд-то: "ветер, Володя, ветер!"

-- Поезжй, поезжй, Ктюш! Он тебя любит, он не оствит тебя... Охот тебе чорной рботой эти милые руки портить... Поезжй, не бойся! Н другой день Модест пришел ко мне опять поутру и, ствши передо мной, скзл томно:

-- Он решилсь. Мы едем.

-- Когд?

-- Послезвтр. Сегодня он будет просить рсчет. Я уеду звтр, вечером, и буду ждть ее в городе.

-- Володя! -- прибвил он, взяв меня з обе руки, -- поедем с нми. Я ндеюсь н тебя и н Юрьев. Вы будете у меня свидетелями... Где-нибудь в деревне, н Воробьевых Горх... Поедем; мы будем ктться в лодке, ездить з город... Кк теперь хорошо в Москве! Все листья в сдх пдют, прохлд...

-- Я очень рд, Модест, быть тебе полезным, -- отвечл я со вздохом. Мне тяжело было рз нвсегд рсстться с мыслями о чепчикх, мнтильях, кружевх, н которые я смотрел, бывло, проходя по Кузнецкому Мосту и думя о том, кк бы я мог одеть в них перерожденную Ктюшу. Деньги были, и я пришел, н следующий вечер, прощться с тетушкой. Струх огорчилсь и просил меня остться.

-- Все тебя этот Модест смущет... Ткой фльшивый!.. Проживи с нми еще... Или струх тебе ндоел?..

Стоит ли жлеть женщину, которя нзывет меня мокрой курицей, и з что же? з доброту к людям! Если б он еще тридцть рз больше любил меня, тк все-тки этого я не простил бы ей.

Мы все уже сели з вечерний чй, когд Ольг Ивновн вошл и скзл:

-- Вообрзите, Ктюш сейчс упл в ноги Мрье Николвне и просил рсчесть ее... Зтвердил одно: рзочтите д рзочтите! Все переглянулись. Но Модест довольно нтурльно спросил:

-- Неужели? Что это з фнтзия?..

-- Уж не похищение ли это, Володя? -- спросил, смеясь, Ковлев.

-- Д! пожлуй... От него все стнется, -- зметил бесстршный Модест и поглядел мне прямо в лицо.

Нстл свежя ночь, и мы выехли с Модестом, об очень грустные. Модест не притворялся. В голосе его, н лице, озренном месяцем, я читл смущение и полноту чувств человек, приступющего к решительному и блгородному делу, от которого нет уже возврт к прежнему. Не жениться, мне кзлось, он не мог после своих слез, своих слов и клятв. Не жлей он простой нрод, будь он человеком вроде брт -- обмнуть Ктюшу было бы в порядке вещей. Но он одинокий и мыслящий бедняк, он понимет, что ткое бесчестие.

Мы мчлись с бубенчикми по тихому проселку, мимо сжтых полей ржи, мимо теплых деревень, уснувших нд прудми, опусклись в прохлдные оврги, въезжли в рощи. Бгровя лун долго стоял н крю неб; в полях пхло горелым. Модест первый прервл молчние.

-- У нее очень сильный голос и верный слух, -- нчл он. Третьего дня, ты знешь, я долго убеждл ее оствить Подлипки. После этого я ушел в сд и проходил мимо окн, у которого он плкл и пел. Сколько души! Я сделю из нее ктрису.

-- Ты думешь, у нее есть сценический тлнт?

-- Есть, поверь мне, что есть, -- здумчиво отвечл он и прибвил помолчв:

-- Я и см пойду в ктеры. Что мне имя!

-- Что имя!

Целый следующий день ждли мы Ктюшу в городе. Нконец он приехл н телеге одиночкой, пересел в нш трнтс, и мы посккли н почтовых. Через сутки, рно утром, я проснулся перед въездом в Москву. Город блистл вдли, и трв по сторонм

шоссе был седя от холодной росы. Я поглядел н своих спутников. Модест, угрюмо нсупившись, дремл, прислонясь к углу; Ктюш, в чепчике, румяня, рскрыв немного рот, слдко спл между нми н подушке. Я блгословил их молч н новый и трудный путь и дл себе еще рз слово помогть им и дружбою, и деньгми, сколько можно, з то, что они у меня н глзх, в России, исполняли один из моих иделов -- идел соединения обрзовнного человек с простолюдинкой высокой души. Толстогубое, неприятное лицо Модест немного портило мой идел... Если бы он был посимптичнее или покрсивее! Вот, если б я был н его месте! Тут я вспомнил ревность его ко мне и его слов: "Я буду отдлять ее от тебя, когд женюсь". И вдруг передо мной явилсь смя яркя кртин, кк будто не из будущего, из прожитого. Сумерки. Его нет дом. Молодя женщин в диком шолковом плтье сидит з роялем. Н рукх у нее кольц, брслеты, кружев. Я молчу и слушю. Вдруг он нклоняется, берет мою руку, припдет к ней -- и слезы текут у нее грдом. Он любит меня, новя, неизвестня еще мне Ктюш! А я?.. Об этом я не думл, и через чс или полтор подъехли мы к гостинице. В Подлипкх поднялсь без нс стршня сумтох, когд все узнли, что Ктюш уехл с нми. Тетушк был в отчянии и проклинл Модест з то, что он помогет в подобных делх. Он дже решилсь сесть в коляску и ездил см н стнцию, в город, узнвть всю првду.

-- Погубит, погубит он его! -- говорил он.

-- Д не беспокойтесь, Мрья Николвн, -- скзл ей Теряев, -- он уехл с Модестом, Володя помощник... студент, зщитник невинности. Тетушк нписл мне длинное нствление, просил не принимть рспутник и прибвил, что Ольг Ивновн прозвл его Дон-Кишотом, меня Снхо-Пнсой. Я рзорвл это письмо с негодовнием.

Снчл все идет хорошо у Модест с Ктюшей. Он одет со вкусом, весел, пополнел, выучилсь кк рз игрть кистью н блузе (он ли это?); нумер у них светлый, чистый; н дверях окно с крсной шерстяной знвеской; стучусь в него...

-- Кто тм? - Я, я.

-- Ах! это он!..

С веселыми лицми они отворяют мне дверь. Где моя звисть? Я не грущу и вздыхю у них не тяжко, легко... Модест не тужит о будущем. Деньги есть. О чем мы только не говорим! Все их смешит, все знимет; они рсскзывют мне о своих соседях по нумерм: кк фрнцуз в зеленом хлте жлобно просит смовр кждое утро у коридорного; кк молодой немец щиплет свою жену; кк рмянский купец любит белокурую Шрлотту, которя живет против них. Приходит к ним чсто стря чепечниц Серфим Петровн, которя в свое время тк пожил, что до сих пор збыть не может, и говорит мне: "Поверьте, Влдимiр Алексндрыч, незконня любовь всегд слще зконной!" Мы ее зовем просто "Чепечниц Петровн" и хохочем всегд, когд он тут. Модест провожет меня всегд с лестницы и говорит с чувством:

-- Прощй, Володя... Зходи... Прощй, Модест! (говорю я см себе). Прощй, и верь, что я не обмну тебя! Сколько рз случлось мне проводить с ней целые чсы без него, отдыхть вместе с ней после обед -- он н кровти, я н дивне -- и никогд никкя непозволительня мысль не зкрдывлсь мне в душу... Бртский поцлуй н прощнье, и только.

Он беспрестнно хвлит ее; смые шутки его стли веселее и проще, смех искреннее, голосистее... И ккому вздору они смеются!.. Однжды подхожу к окну: тм н штуктурке нписно крндшом рукою Модест: "Что у меня з ножк, кк купеческя дрожк!" "В. Отчего ты болтешь кк сорок?"

"О. Оттого я сорок, что н лестницу летю высоко!" (Их нумер в третьем этже). Это счстливый Модест зписывет остроты Ктюши. Мы гуляем вместе; ездим в Кунцево, в Нескучное, в Кусково; везде пдют листья, и погод стоит ясня. Они жлеют меня, и Ктюш нрочно приглшет потихоньку от рмянин Шрлотту. Немк свеж, и глз у нее совсем голубые; к тому же тень Лермонтов носится ндо мной, когд я вспомню о чорных усх рмянин (рмянин, грузин, черкес -- не все ли рвно?). Он дже может убить меня... жутко немного, но все-тки хорошо. Я бы и не прочь полюбить ее, но кк только он сожмет сердцем губы и скжет: Herr je! Herr je! -- тк меня холодом и обдст. И я опять один. Здесь в Москве недурно, но из Подлипок вести нехороши. Теряев уехл. Тетушк пишет мне:

"Бедня Ольг Ивновн много плчет. Он доверилсь этому негодяю. Дже глз рзболелись от слез. От Клши весть пришл добря: з нее свтется хороший человек, ты его видел -- г. Щелин".

Кк не видть г. Щелин! Он еще прежде, бывя у нс, зсмтривлся н Клшу, Хорош весть! Быть невестой человек, у которого бкенбрды идут по середине щеки к носу, лицо жирное и белое, Стнислв н шее, живот большой, руки сырые... Нет, не пойдет он з него, кк может он решиться пойти з него, когд он см слышл, кк и что он говорил! Знчит, он говорил хорошо, если из всех слов его мы с нею зпомнили только одно:

-- Когд я был посылй н Квкз для узнния порядк службы, грф Андрей Арсеньевич...

И ведь читл же он "Нос" и знет, что Ковлев был квкзский коллежский ссесор точно ткже, кк и Щелин! Этого одного, кжется, довольно. Нет, это бредни: он не пойдет з него.

Я пишу ей лихордочное письмо; но он отвечет мне кротко: "Что ж делть, Володя? Я бедн; сестр моя тяготится мной; он добр и души во мне не слышит".

У меня и письмо из рук выпло! Жлеть или презирть? Боже, кк жизнь что-то стновится темн и стршн!

Х и ХI В эту зиму дом нш в первый рз опустел: не было ни Модест, ни брт, ни Клши, ни Ктюши. Ольг Ивновн глядел сурово из-под зеленого зонтик. Дш похудел, много читл и мло говорил, чсто брл простого вньку и уезжл к Ковлевым, без локонов, без игривости... Придешь вечером в большой дом; только что отрботл, рспрвил спину, душ полн, совесть спокойн... хорошо жить н свете! Кжется, и всем должно быть хорошо... Что-то нши? Весело ли им, кк мне? Нет, им не весело (они не умеют жить!). Тетушк сидит в большом кресле, в простенке, перед столиком с двумя подсвечникми, и щолкет кртми. Приостновится, побрбнит пльцми и зпоет:

-- Эх... двойк!... Где моя двойк... двойк, двойк... тузик, где ты, тузик?.. Ольг Ивновн около круглого стол тоже щолкет кртми или вяжет, почти не глядя. Дш читет, вышивет или ходит по зле взд и вперед одн. Скучно! Рзве кто-нибудь зйдет... д и кому зйти?.. Гости почти все бывли у нс по утрм с визитом или поздрвлением, вечером что им у нс делть? Москв велик, люди живут врозь; кому охот из Хритония в Огородникх к нм в Струю Конюшенную ехть?.. По утрм еще можно было встретить у нс кого угодно: и строго князя***, и пехотного офицер, мленького, скромного, который от робости попдл большим пльцем не в ту сторону, где его можно было зпустить з борт, и только трогл им поочередно все пуговицы, и гврдейцев, прежних бртниных товрищей, и богтых родственниц с дочерьми и сыновьями, и толстую, крсную жену мелкого помдного мтер, которя, вышедши змуж, привезл к нм муж и скзл: "вот мы хоть и плохи, нс люди любят!" Приезжл и рхимндрит; он остнвливлся в прихожей, вынимл стклянку с духми и нливл их себе н руки; монхини приносили просфоры; стричок Хорохоров, тетушкин charge d'affaires, рспрострнял иногд при всех свой любимый зпх -- смесь лимонной помды и вин. Ходил еще к нм один молодой рхитектор; печльным бсом пел он у нс ромнсы, избоченясь у рояля, не только во фрке и рубшкх, рсшитых глдью, но дже в полубрхтной жкетке, кк дом. Он был очень смугл и крсив, носил широкие, круглые бкенбрды, кк те испнцы, которые сржются с быкми, и в мягкой медленной улыбке его, в здумчивых глзх, кзлось, скрыт был ккя-то тйн. Дш вел одно время с ним секретную переписку (в промежуткх между поляком и Модестом), но потом бросил его и говорил, что он толст, груб и скучен, что он похож н смовр. И несмотря н лимонную помду Хорохоров, н вышитые рубшки и плисовый сюртук рхитектор, н жену помдного торговц, по большим прздникм н круглом столе ншем встречлись, в груде визитных крточек, имен тких людей, о которых стоит только подумть, чтоб стло легче жить н свете! У одного блкон с золотыми перилми, слуги в штиблетх и ливрейных фркх стоят н дрпировнном подъезде; другому госудрь, месяц нзд, рескрипт в гзетх писл; иному уж восемьдесят лет, он в голубой ленте, звездх, ездит н все кты и зседния кких-то ученых обществ (к которым я ни з что н свете не хотел бы приндлежть, но рд, что они существуют); у третьего обедл дв рз d'Arlincourt; y четвертого племянниц з немецким грфом, в отечестве Шиллер и Гете, двоюродный брт ездил в Индию, откуд один мысленный шг до того необитемого остров, где мужчины молоды и невинны, девушки просты и стрстны. Но в будни и по вечерм у нс редко бывли гости. Тетушк щолкет, щолкет кртми, потом смешет их, постучит тбкеркой и вдруг скжет: "Посмотрите! кк эт тень от люстры похож н черепху!" Все двным-двно знют, что он похож; я дже зню, в который угол смотрит голов, в который хвост, однко, все мы глядим н потолок и говорим: "Д, это првд!" Молчим минут с десять. Опять рздется голос тетушки:

-- А холодно н дворе?

-- Двич я смотрел, -- отвечет Ольг Ивновн, -- около одинндцти грдусов мороз.

-- Одинндцть грдусов! Вот и зим приктил опять. Кому вздохнется, кто зевнет, и опять все молчим. Дш все еще сух с теткой; тетк суров с ней. "Подите, возьмите, прочтите мне это громко!" -- "Хорошо, сейчс!" Больше ничего не услышишь от них. Мне тк жль иногд стреющую Дшу, что я дже избегю ее. О чем бы он ни зговорил, мне слышится в словх ее отчяние. "Мне двдцть семь лет! Я покинут. Меня никто не любит... Я стря девушк, бедн и презирю себя!" Жестокя, грубя Клш! И я бездушный человек! Зчем мы говорили ей, что он ходит кк Нстсья Егоровн Ржевскя! Он вяжет мне одеяло теперь; я привожу ей билеты в стли и говорю: "Поедемте с Ковлевой в стли; двйте кутить!", у смого сердце тк и щемит, и улыбнуться дже больно. Собствення моя личность в эту зиму бледнее прежнего. Я уже не помню тех нучно-поэтических восторгов, которые зствляли меня бегть по флигелю в священном безумии; не помню той душевной неги при одной мысли о том, что я -именно я, не кто другой, что я живу, дышу, ем и мыслю, буду любить и буду любим. Подобные чувств, конечно, были и теперь, но сознние привыкло, должно быть, к ним, не удивлялось им, и пмять о них ослбел. Я жил рзнообрзно; был уже студентом, сибритствовл, хохотл и мыслил с Юрьевым, жлел Дшу, презирл Клшу, посещл нумер Модест и Ктюши, ездил в тетр, тнцовл изредк, изумлялся, делл мелкие открытия -- но почв подо всем этим был стря. Я доншивл прежнюю кожу положительно идельного эклектизм, не змечя, что к средине зимы он уже сквозил во многих местх. Я нчинл чувствовть в себе что-то тоскующее, трепетное; но желчного было еще мло. Юрьев ннес мне несколько легких удров. Юрьев первый зговорил со мной языком, от которого пробудились все струны моей души. В оригинльной, беспорядочной шутке его не только не было нтяжки, кк у Модест, но от нее стновилось легче, дже тогд, когд он глумился или кощунствовл. А он это делл чсто. Бедный Вольтер, которого оклеветл тетушк, покзлся мне, когд я познкомился с ним, безвредным ребенком, сухим и поверхностным перед моим домшним Мефистофелем. Куд девлся тот скромный юнош-делец, прилежный, идельный, тот "муж рзум и чести", который говорил мне о женщинх с волнением, с здумчивым взором, который умоляет меня жениться н русской? Стоило только вспомнить всенощные в городе, где дядя был вице-губернтором, чтоб видеть, кк он переменился. Я любил тогд ходить ко всенощной больше, чем к обедни. Темные своды, блеск строго иконостс, лмпды и густой голос Юрьев рсполгли меня к ткой плменной молитве, которой слдости и чистот не повторялись другой рз в моей жизни. Юрьев пел здумчиво и стрстно, прислонясь головой к стене и скрестив н груди руки. Хор гимнзистов был склден: у двух бртьев, мльчиков одинндцти или двендцти лет, были небесно-кроткие голос; слушя их из-з колонны в темном углу, я верил в нгелов уже не по привычке, по внезпному сердечному вдохновению; скрывшись от нрод, я стновился н колени и не вствл Долго, плкл и не стыдился простирть руки к небу, когд октв Юрьев и нежные голос двух мльчиков соглсно покрывли все остльные и пели об этом стршном "житейском море", которое волнуется и в которое я тк бы хотел тогд безнкзнно погрузиться!.. Легче было жить тогд! Отойдет служб; нрод стнет сходить с пперти, я уже жду его н церковном дворике. Встречемся: он рд и жмет мне руку. Мы об улыбемся.

-- Ну, что?

-- Ничего -- хорошо.

-- А ведь слдко, когд помолишься?

-- Конечно, слдко! И пойдем вместе или ко мне, в мою веселую комнту, или, если погод хорош, пойдем бродить по улицм, н бульвр; вздыхем легко, здумчиво и бодро и, "предв себя весело Богу добрых людей", говорим о женщинх -- он о своей Мше; я о Людмиле.

Теперь он уже не тот. Я скоро зметил, что склонность к осуждению и нсмешке стли в нем сильнее, что ему во мне не нрвилось многое. Меня это удивило. Я не умел рспознть тогд ту летучую сумму приемов, которя зовется нтурой человек; я не видел никкой рзницы между ним и собою -- видел только одно общее нпрвление. Голов моя был тк полн литертурными мыслями о женщинх, любви, дружбе, Боге и природе, тонкой путницей неопытного смолюбия, лекциями, мелкими и новыми встречми с теми людьми, которые игрют в ншей жизни роль гостей, сенторов, дм, воинов и нрод, что для умения ясно узнвть цельных людей во мне не хвтло мест; я не успевл и не умел отчетливо следить з чужими движениями, тоном и взглядми; "серя теория", по выржению Мефистофеля, все более и более приобретл мое увжение, и "золотое дерево жизни" предствлялось уже менее "зеленым", блекло нечувствительно с кждым месяцем. "Голос рзум", которого когд-то боялся Юрьев в своих стихх, уж не издлек грозил мне! Знятый этими теоретическими вопросми, я збывл о Юрьеве, кк о полном человеке, и видел в нем только струны ум, однозвучные с моими, хотя и признвл добросовестно (это я помню), что мои длеко не рвносильны. Лет через пять, не прежде, я рз, проснувшись поутру н стнции, догдлся, что Влдимiр Лднев для Юрьев был почти тем же, чем был Дш для меня: добр, безвредн, дже не лишен по временм нервной энергии, но не ловк духовно и чсто нпоминл игрющего щенк, который смотрит не туд, куд ндо смотреть, прыгет не туд, куд ндо прыгть, поскчет, поскользнется, тут же здремлет н минуту и, проснувшись дрожит и пищит жлобно. Юрьев, быть может, не всегд был прв в сущности, но всегд был силен и ловок приемом...

-- Куд нм з вми, грф! -- скзл он мне однжды, -- вы дже и в лошдях знете толк... Вы любите лошдей, грф? Что ж вы молчите?

-- Рзве я могу тебе скзть првду? Я дже не могу объяснить тебе, отчего я не могу скзть этой првды.

-- Говорите, говорите... Вот вм об ух рзом... Ни одн волн воздух, можно скзть, не пропдет...

-- Не могу! -- отвечл я, здыхясь.

-- Ну, прошу тебя, скжи, чудк!.. Я нчл медленно:

-- Видишь ли! Я имею состояние, ты беден... Нш фмилия... Но Юрьев не дл мне кончить: он уже лежл н земле, зкрыв глз и без движения, кк в глубоком обмороке. Все кончилось смехом, но я был прв. Лошди у меня бывли свои и хорошие; я знл их и любил иногд знимться ими от всей души. У Юрьев лошдей не бывло, и он мне не верил. Вздумл он ткже звть меня сил воли, особенно, когд зствл з рботой.

-- Господи! -- говорил он, -- Господи ты, Боже мой! Что это з человек! Н все руки! И лекции изучют, и н блы в ккие мест ездят, и чстной блготворительностью отличются. Нищим, кк Чичиков, никогд не преминут... "Левя, говорит, рук чтоб не знл"... Оттого они левую руку в крмне всегд и держт. И пером иной рз могут влдеть! Вы думете, кто это Мильтон рскритиковл?..

Они! Првительство дже кк в одном месте политично здел! "Мильтон, говорит, тк и тк..." Вот они! Вот они... (кричл он изо всех сил и, с беспокойством в лице, обрщясь вдруг к пустому углу, зкрывлся от меня рукой и шептл) Вы знете, кк ихнее имя? Сил воли! Сил воли! Я просил перестть и чс н дв стновился печльнее; но по-прежнему всякя тоск, всякое стрдние кзлись мне ошибкой, слбостью, непрвильным состоянием души. В этих минутх сердечного дрожния (если можно тк вырзиться) я не умел еще видеть первые черты того, нд чем я тк смеялся, чего не понимл и что считл постыдной мской, двно оствленной лучшими людьми -- первые черты рзочровния... Я и не подозревл, что во мне повторится то, что двно съедло молодость многих, приготовляя их к лучшему и что я всякую рдость год через полтор или дв стну считть слбостью, непрвильностью и смообольщением. Но пок еще я по-пержнему не понимл "Думы", относил ее к людям, подобным брту -- и Печорин был мне противен.

XII Сентябрь двно прошел, и Филипповки были уже близки, Модест с Ктюшей не были еще обвенчны. Тетушк, несмотря н презрение свое к Модесту, поручил своему Хорохорову поискть для него место, но Модест откзлся от ее помощи.

-- Не ндо! Гнусность! -- воскликнул он сурово; потом прибвил: -- Поедем-к сегодня в купоны, "Горе от ум" смотреть, и Ктюшу возьмем. Сперв у меня в нумере чю нпьемся. Помнишь, кк он в Подлипкх плясл и пел: "Ах, жизнь не мил, в трктире не был"... Поедем! ?

Мы нпились чю в нумере и поехли в тетр все трое в нших прных снях. Тетушк не знл, для чего я взял ее сни, и я с удовольствием осквернил их Ктюшей.

Когд он стл сдиться в них, кучер, отстегивя полость, не обртил н нее внимние, но он см скзл ему со смехом (без которого он дже и плкть не могл):

-- Здрвствуйте, Григорий Кондртьич... Вы никк згордели уж ноньче?

-- Ах, ты Господи! Ктерин Осиповн! Здрвствуйте, кум, здрвствуйте! Кк поживете? Ах ты Господи! Не узнл, не узнл!

-- Сдись, сдись, -- скзл Модест, -- дорогой можно любезничть. И точно, дорогой, когд приходилось проезжть по площдкм и переулкм, в которых встречлось мло экипжей и пешеходов, кучер придерживл лошдей, беспрестнно оборчивлся к ней и отвечл н все ее вопросы о Подлипкх, о дворовых людях, о родных из других деревень. Он был вне себя от рдости: то смеялсь, то хл, когд кучер говорил о чем-нибудь печльном: "стрик Герсим н пчельнике у себя помер", или "в Петровском десять дворов сгорело..."

-- Скжите, ккя жлость! -- говорил Ктюш, покчивя головой.

-- Ну, скжите, пожлуйст, кк теперь у вс... -- нчинл он вдруг совсем другим голосом и опять хохотл.

Мы с Модестом любовлись н них. В тетре Ктя сперв зметил про Щепкин:

-- Ну, уж стрик!., пошел строе время хвлить! Потом знялсь Лизой и н возвртном пути не рз вскрикивл в снях: "Ну, кк, не полюбить буфетчик Петрушу! Тк он это говорил?"

Модест беспрестнно смотрел н нее во время предствления, ловил игру впечтлений н ее лице и подмигивл мне н нее тк кстти, что я опять увидл пред собою того искренно влюбленного и счстливого человек, которого знл месяц дв-три нзд.

Если б они всегд были тк милы об! Ккой слдкой обязнностью счел бы я вести з них войну с тетушкой и Ольгой Ивновной!

Д! если б у Модест с Ктей все было хорошо! Но Бог с ними! Уже в янвре признлсь мне Ктюш, что он беременн, и Боже! сколько теплоты проснулось во мне!

-- Душ, душ моя Ктя! -- скзл я ей, обняв ее с смой чистой, священной нежностью брт.

-- Ах, прощй, моя молодость! -- прошептл он, припл ко мне и плкл. Я смотрел н обезобрженный стн ее и н крсные пятн, которых я прежде не змечл н ее лице, и что со мной стлось в эту минуту, никкими понятными словми передть не могу!

Мло ли беременных н свете? Уже и от муж Клши пришло к тетушке письмо, в котором он говорит, что "мой нгел, Клш, не совсем здоров, и сердце убеждет меня, что я отец!" Отец! Щелин -- отец, и Клш, ндворня советниц -- мть; Модест, почти студент -- отец, и Ктюш, нш деревенскя девственниц, мть, мть тйня, мть-стрдлиц, в бедном нумере, посреди чужой и незнкомой толпы! Я вернулся домой -- и нд судьбой ее здернулсь тогд для меня непроницемя звес. Нд Клшей тоже опустил я знвес, но совсем другого род, и, когд тетушк скзл мне: "Что-то от друг твоего нет вестей. Здоров ли он?", я спросил:

-- Кто этот друг?

-- Клш... Муж хотел еще нписть что-нибудь повернее об ее положении.

-- Стоит ли интересовться этим! -- воскликнул я. Все это тк, конечно: Ктюш выше Клши; но когд

Модест пришел ко мне и повторил ту смую новость, которя тк сильно порзил меня, лицо его было скучно, и я не решился спросить: " что же свдьб?" Я думл, ему будет больно от этого вопрос.

И ссоры у них нчлись. Модест вздумл вдруг ревновть ко мне. Однжды я долго стучлся к ним в дверь -- никто не отпирл, коридорный скзл, что Ктерин Осиповн дом.

Нконец покзлсь Ктя. Он был невесел.

-- Что с тобою?

-- Ах, уж что толковть! Веселиться нечему... Не н веселье родилсь... вот что...

Отчего ты меня тк долго не пускл?

-- Оттого, что вш милый бртец не велел без себя вм отворять дверь. Пусть при мне, говорит, ходит... Д не то, что к вм: с монхом вчер н пперти дв слов скзл, тк и то он ткой крик поднял... И зчем это я послушлсь вс?.. Все вы виновты... Зчем я поехл с ним! Н свою погибель... Молодость и здоровье с ним потеряю... Несчстня я, несчстня!..

Он долго плкл, и я с трудом н этот рз рссмешил ее. Модест зстл нс, но был очень весел и любезен со мной и ни млейшего признк ревности не покзывл ни в этот рз, ни после. Они то ссорились, то лскли друг друг; ссоры огорчли, лски смущли меня; особенно мне было противно, когд он рз поцловл у него руку и поцловл без стрсти, тк, чуть-чуть прикоснулсь: видно было, что потребности к этому у ней вовсе не было. Еще одним иделом меньше!

-- Д, брт, человеку не угодишь! -- зметил Юрьев, когд я ему жловлся н них. И мне вдруг кзлось, что я виновт, что я многого требую, что они счстливы, и ссоры у них, кк перец и соль в кушнье, улучшют вкус. XIII

Юрьев бывл у меня почти кждый день, обедл, уходил чс н три к своим воспитнникм и вечером приходил опять; ночевл, просиживл у меня до поздней ночи. Я збывл всякое горе, когд поднимлсь знвеск н моих Дверях и он приветствовл меня всякий рз н новый лд.

-- "Дон Тбго, дон Тбго?! -- Или: -- Змечтельня нтур, кк вше здоровье?" Кк бы ни было мне грустно, но стоило только услыхть его голос и стновилось весело. От улыбки я ни з что в свете не был в силх тогд удержться! Мло-помлу я утрчивл всякую способность мыслить смобытно; я только думл мимолетно, но докнчивл рботу мысли он з меня; услыхв его приговор, я отклдывл в сторону вопрос, кк нвсегд решенный. Зпс живых и нучных фктов рос в моей пмяти с кждым днем; взгляды рсширялись; блгодря ему я нчинл понимть форму в искусстве; но см я, кк умственный производитель, кк личность, живущя см собой, пдл все ниже и ниже. Взгляд его чорных глз, улыбки, покчи-внья головы было достточно, чтобы зствить меня переменить нмерение, оствить всякое нчинние, утртить веру в собственное мнение. Я не испытывл еще ничего подобного; я думл теперь, что без него жизнь не жизнь, что никкое богтство, никкя любовь, никкя слв не будут полны, если вечером нельзя будет рсскзть о своем счстье ему, услыхть его изящную похвлу, его неумолимую критику, умирть со смех от его импровизций в стихх и прозе. Его прикосновение никого не оскверняло в моих глзх. Смеяться нд тетушкой я не позволил бы никому; другой бы не нд тем смеялся, нд чем можно, и не тк, кк ндо; но н него я не сердился, когд он нзывл Мрью Николевну "рыдвном", или рсскзывл мне, кк он ездил с Ноем в ковчеге.

-- Ты ступй, говорит, н Аррт! -- "Нет, я н Гимли уж пойду!" Н Аррт, зкричит, д кк топнет; ну, Ной и сробел. "Н Аррт, говорит, тк н Аррт!" Он уж ныл, ныл... С тех пор и стли его звть Ной... Ндо было видеть, кк он это рсскзывл! И всем он дл у нс в доме прозвния ткие удчные, что я и объяснить не могу. Ольгу Ивновну он звл "нблдшник", и это очень к ней шло; Дшу -- "стебель, колыхемьш ветром", но прибвлял, "что и стебель может быть блгоухнен и что им можно зметить слвную стрницу в жизни"; Модест он видеть не мог спокойно и нзывл его то "жеребцом-водовозом" з худобу, то просто "весной" з веснушки. "Весн, весн идет!" -- кричл он, увидв Модест н улице. Однжды Модест скзл при нем, что Гоголь -- русский Поль-де-Кок. Юрьев вскочил, сгорбился, схвтился рукми з живот и нчл с ужсом, выпучив глз, бросться по всем углм комнты, кк будто не мог нйти дверей. Ндо было знть его стрстную любовь к Гоголю, ндо было видеть его фигуру и выржение тонкого, блговоспитнного презрения н лице Модест, чтобы понять мое блженство.

-- Что з шут гороховый! -- прошептл Модест. Только узнвши от меня, что Ктюш уже мть,

Юрьев стл мягче смотреть н Модест и скзл тогд, здумчиво вздохнув: "Тоже человек ведь, поди!"

О чем мы только ни говорили с ним! Никогд у нс не умолкли чтение и бесед. Говорили о нуке, о любви, о домшних делх; от него узнвл я ткие вещи, о которых и в книгх тогд не читывл.

-- А кк ты думешь, Володя, ведь обезьянк ккя-нибудь слвня сидит теперь н пльме около Бенрес ккого-нибудь и думет! Кк по-твоему, думет он, или нет?

-- Еще бы! Рзве у нее нет души... Потом, помолчв, я прибвлял:

-- А ведь это стршно, если вдумться!

-- Нет, именно, если вдумться, тк и стрх пройдет. Впрочем, ты, Володя, живи верой: к тебе идет, идет к твоей комнте и ко всему твоему. Но к чему вел ткой совет? Прежде нук только согревл для меня Mip: он беспрестнно нпоминл мне тo о чем-то творящем, добром, то о чувственном, стрстном; я думл, что з доброту мою и з мое знние нгрдит меня Бог и в этой жизни и в той; в его словх нук приобретл ткое рзлгющее, ядовитое свойство, что меня бросло иногд и в жр и в холод во время нших ночных и послеобеденных бесед. То он уверял меня, что человек весь состоит из кких-то пузырьков, что н низшей степени нет никкой существенной рзницы между человеком, рстительной ячейкой и инфузорией; то рсскзывл, что можно соствить ткую внну, в которой рзойдется весь человек, кк схр в воде (и см хохочет!); то говорит, что вес условно; звисть, корысть, тщеслвие нзывет "общечеловеческими чувствми", уверяет, что у всякого человек есть все то, что есть у других. И если бы еще он строил системы, ясные, увлектельные, то скзл дв-три слов и пошел -- тут обдумывй и терзйся! Я все чще и чще нчинл грустить и думл уже изредк о серьезной любви, об утешении, не о збвх с женщиной.

Нсчет этого он меня ободрял.

-- Не бойся, -- говорил он, -- не т, тк другя полюбит... С твоею рзвязностью, с твоим профилем и стрстью н конце язык...

-- Только н конце?

-- Немного рзве дльше... Д что тебе з дело? Любили бы тебя! XIV

Не удлось мне избежть переселения в нижний этж флигеля, где не было ни чугунной решетки с бронзовыми звездми н блконе, ни кмин, ни рки с полуколоннми, ни обоев. Ковлевы переехли, нконец, к нм. Я не буду рсскзывть, кк я был взбешен, кк я долго не хотел дже отделывть нижних, мертвых для меня комнт, и н деньги, которыми стрлсь утешить меня тетушк, нкупил множество подрков сестре моей перед Богом -- Ктюше. Рдость ее и тепля блгодрность Модест немного рзвлекли меня; потом пришел Юрьев и скзл: "Дон Тбго! Я столько рз бывл турим в моей жизни из хороших мест, что ныньче понимю вс! Вдругорядь будете знть, что все непрочно... не скжу в свете, потому что в нстоящем свете не бывл, хоть бы и в том полумрке, в котором вы, Дон Тбго, игрете ткую знчительную роль!.."

-- Перестнь! -- отвечл я, -- тетушк не понимет, кк это для меня вжно! Я рботть здесь буду меньше и ей этого никогд не прощу!

-- Влдимiр Лднев! Влдимiр Лднев! -- возрзил Юрьев кротко, -- будь с доброй теткой не только Лднев, но и Покорский! (У нс был знкомый студент Покорский, очень тихий, бедный и добрый человек).

Я смягчился, скоро привык к новому жилью и убрл получше нижний этж. Через неделю, не больше, судьб нгрдил меня: Ржевские, мть и дочь, приехли в Москву.

Они остновились у одной богтой родственницы. Муж этой дмы был двоюродный брт смой Евгении Никитишны; он умер генерлом лет з шесть до этого времени и оствил ей взрослого сын и трех дочерей, из которых стршей было 16 лет, млдшей 10. Тетушк делл г-же Крецкой дв-три рз в год визиты, и Крецкя приезжл к нм изредк в большой крете четверней с форейтором. Он внушл мне небольшую робость и большое увжение. Ее томный вид, медлення, слбя походк, большие, чорные, здумчивые глз, удивительный вкус и роскошь ее одежды и сн ее покойного муж, который с обнженной сблей сккл верхом через трупы (в пышной рме н крсных обоях гостиной) -- все это рсполгло меня к ней. Говорили, что дел ее рсстроены, что он не умеет хозяйничть, что он не в силх поддерживть огромный дом, который достлся ей после отц, что он все деньги издерживет н сын, потому ли, что он любимец ее, или потому, что флигель-дъютнт; говорили ткже, что н долю дочерей придется не более двдцти тысяч серебром. Иные смеялись нд ней, звли ее строй мечттельницей и Рсскзывли, что он в Приже отыскл сестру милосердия, soeur Marthe, ездил с ней к больным и врил с ней вместе тизны. Но я, молч, сочувствовл ей и любил, небрежно взбивя волосы, взбегть по узорной чугунной лестнице в ее больших сенях... Две большие бронзовые нимфы н высоких пьедестлх, кчнувшись вперед, встречли меня н верхней площдке и простирли ко мне руки с подсвечникми. По ту сторону бездны, нд лестницей перед другой площдкой, стоял ряд белых колонн коринфского орден, и з золоченым блюстрдой видн был тинствення дверь внутренних покоев. Дочери, все три белокурые и стройные, были робки и стыдливы; они редко ездили в гости, много учились и много знимлись музыкой. Я желл со временем жениться н второй дочери, Лизе; он больше других нрвилсь мне лицом. Этим брком я мечтл звершить пир моей молодости. Тетушк случйно укрепил во мне эту мысль; прошедшим летом он скзл мне: "Вот бы тебе, Володя, со временем невест. Мть тебя очень любит: ткой, говорит, он слвный! "

-- Почтення женщин! -- подумл я, содрогясь от рдости, -- ккое у нее доброе лицо!..

Я дже спршивл себя не рз, ккой жилет я буду носить дом под толстым синим пльто, когд буду мужем этой хорошенькой Лизы, которя тк нивно отствляет локти от стн, и, крснея, приседет в ответ н мой почтительный поклон? Короткие посещения по прздникм не могли нсытить меня, бывть чще меня не приглшли и незчем было приглшть.

Когд Ржевские приехли, мы стли чще ездить к Крецким, и Софья с мтерью бывли у нс по нескольку рз в неделю.

Софья выросл и немного похудел, но мрморный румянец все еще игрл н ее щекх; он стл смелее прежнего, рзговорчивее, тнцовл тк легко, что дже стновилось иногд неловко: не знешь, один ли тнцуешь или с ней. Я долго рздумывл, кк решить дело: объясниться ли ей прямо в любви, или сойтись с ней просто дружески и просить ее помощи для влияния н Лизу, н будущую невесту. Случй зствил меня выбрть первое... Лизе было только четырндцть лет, мне ждть уж ндоело. Однжды, все мы -- тетушк, Ольг Ивновн, Дш и я были у Крецких. Дш пел песнь Орсино в мленькой гостиной около блкон нд лестницей. По блкону ходили взд и вперед Ольг Ивновн с одним приятелем моим, Яницким (с которым я вс еще познкомлю), мы с Софьей прохживлись по сю сторону бездны. Песнь Орсино, белое плтье Софьи и великолепня тень н стене от сквозных узоров лестницы рсположили меня к решительности.

-- Вы верите, -- спросил я, -- что можно полюбить человек, почти не говоривши с ним?..

-- Верю.

-- Вы помните ншу встречу н кчелях?..

-- Помню.

Он опустил глз и улыбнулсь.

-- Вм смешно, -- продолжл я, -- я никогд этого не збуду. Не зню, кк для вс, для меня эт встреч... Я ничего не требую взмен. Я прошу только одного: могу ли я говорить вперед тк прямо, кк я говорю вм теперь?

-- Вы могли зметить сми, что я нхожу удовольствие с вми и еще, кроме того... Он здумлсь. Я встл и скзл ей:

-- Я уйду. Нельзя тк долго оствться нм одним. Прошу вс, скжите мне что-нибудь...

-- Вы еще очень молоды, -- скзл он. Я стл уверять ее, что он см не имел случя убедиться, кто рньше созревет

-- девушк или юнош, и повторяет это з стршими, стрики судят по прежним молодым людям.

-- Может быть, это првд, -- отвечл он и, посмотревши н меня пристльно, подл мне руку, которую я крепко пожл и поднес к губм... Тйный союз был зключен, и через полчс, проходя з шляпой через площдку, я увидл ее по ту сторону лестницы. Он сидел н блюстрде, прислонясь головой к колонне, и кзлсь здумчивой. Увидев меня, он обернулсь ко мне лицом, медленно и многознчительно покчл головой; потом встл и ушл во внутренние комнты; но белого плтья ее з золотым блконом я никогд не збуду! Через несколько дней я опять увиделся с нею и успел оствить в руке ее зписку. Я нчинл тк:

"Вм может покзться стрнным, что я без всякого ткт нпоминю вм о вещи, о которой многие сочли бы нужным умолчть. Я говорю о моем, портрете и о том, кк вы были у нс в деревне. Вы были, конечно, институтк тогд, и я, поверьте, не хочу употреблять во зло вшу тогдшнюю нивность; но я бы хотел знть только, н что мне ндеяться? Стрсти я еще не слышу в себе, но думю беспрестнно об вс. Скжите мне что-нибудь и не примите эту зписку з дерзкую смоуверенность: это только искренность!"

Я покзл зписку Юрьеву; он похвлил ее, особенно з слов "стрсти я еще не слышу в себе!".

-- Ничего, ничего, -- скзл он, -- легко, душисто и глдко, кк см бумжк, н которой вы нбросли, грф, эти плоды вшего вообржения... Если он вс не полюбит, знчит, у нее вкус нет, и он глуп, Дон Тбго, поверьте! Я хотел бы, чтоб он объяснил мне, кк соглсить ткой лестный отзыв с его нсмешкми, но он взял шляпу, зсмеялся и ушел, промолвив:

-- Живите, живите!..

Я долго ждл ответ. Ответ не было. Я зезжл к Крецким, но Софьи не было дом. Нконец однжды, чсов около двух перед обедом, н двор нш въехл крет с форейтором; мдм Крецкя вышл н тетушкино крыльцо, з нею Софья в чорном тлсном слопе и розовой шляпе. Он обернулсь, поискл меня глзми по окнм флигеля и, увидв меня, мельком поклонилсь и ушл з своей теткой. Я нрочно не шел в дом и, волнуясь, думл: "что-то будет!" Через полчс Крецкя уехл; я догдлся, что Софья остется у нс обедть, и собрлся идти в дом, кк вдруг он см в слопе и без шляпки перебежл через двор к Ковлевым. Я рстворил свою дверь молч.

Он остновилсь; лицо ее было весело.

-- Вы здесь живете? -- спросил он.

-- Здесь...

-- Дйте, я посмотрю в дверь. Кк мило!

-- Оно будет еще милее, если вы войдете туд хоть н секунду. Он не отвечл, смотрел н меня, но не в глз, рссмтривл, кзлось, мое лицо, лоб, волосы, кк рссмтривют вещь.

-- Нгнитесь, -- скзл он и, взяв меня з шею той рукой, н которой не было муфты, поцловл меня в лоб...

Я хотел схвтить ее з руку, но он блеснул глзми, укзывя нверх с веселым стрхом в лице, и убежл н лестницу к Ковлевым. После обед, когд он уехл, я послл зписку к Юрьеву и донес ему обо всем.

-- Вперед, вперед! -- воскликнул он, -- нш взял! Только смотри, не зевй. Он должн быть плутовк.

-- Не проведет! Вскоре после этого Евгения Никитишн уехл в Петербург. Прощясь, он скзл тетушке: "Ma cousine Крецкя просил оствить Соню с ее дочерьми до весны. Не збывйте и вы ее, Мрья Николвн! Я вм буду очень блгодрн". Без нее мне стло легче, см не зню отчего. Он всегд был любезн; лицо ее при встречх со мной кзлось приветливым; он дже цловл теперь не воздух нд головой моей, кк прежде, смую щоку или волос мои, когд я робкими губми прикслся к ее прекрсной руке, покрытой кольцми. "Cher Voldemar! -говорил он, -- вш походк, вши мнеры очень нпоминют мне покойного Петр Николич. Дй Бог вм быть счстливее его". Кто знет? Быть может, он чувствовл ко мне живую симптию; быть может, в смом деле он во взгляде, в голосе моем, в походке узнвл Петр Николевич, не того, которого я знл, другого Петр Николевич, того, которого отдельные, мгновенные обрзы в ее пмяти были светлы и согреты ее собственной молодостью, были тк чисты, кк те обрзы, в которых являлся мне добрый отец Всилий. Я слышл, что ей трудно жить: дом муж -- больной, неопрятный и убитый, хозяйство, умеренные средств при изящных вкусх и богтом родстве, дочь, поездки по делм в длекий Петербург. Он не боялсь говорить о Петре Николевиче при всех, кк о лучшем друге своем, и однжды, когд у Крецких Дш зпел не новую тройку, смую струю: "Вот мчится...", мдм Крецкя вдруг подошл к роялю и скзл резко:

-- Оствьте этот ромнс! Кто это выдумл его петь? Бедня кузин плчет.

-- Дядя вш любил этот ромнс, -- прибвил он, обрщясь ко мне. Но кк бы то ни было, мне всегд кзлось, что он вот-вот сейчс спросит: "А что ты делешь с моей дочерью?" -- и без нее стло лучше. См Софья повеселел без мтери. Он нходил множество средств бывть у нс: то нгличнк звезет ее к нм обедть, то Ольг Ивновн съездит з ней, то он одн приедет в крете Крецких. Мне было рздолье! Я узнл после, что он к Ковлевым бегл тйком от мтери, и теперь кждый рз просиживл у них целые чсы вместе с Дшей. Проходя мимо моих дверей, они всякий рз или тронут змок, или позвонят, или стукнут. Я уж и зню; посмотрелся в зеркло, опрвился -- и з ними. Юрьеву он не слишком понрвилсь.

-- Не по нс он что-то, -- говорил он. -- Я люблю больше что-нибудь тихое и кроткое, прозрчное, кк хрустль...

Софья нходил, что у Юрьев умное лицо, и спросил рз:

-- Вы очень с ним дружны?

-- Очень...

-- Очень, очень?..

-- Очень, очень!

-- Кого вы больше любите, его или меня?.. Я подумл и спросил:

-- Првду говорить?

-- Рзумеется, првду...

-- Првду?.. Его.. Рзве молодя девушк может понимть то, что он понимет?.. И рзве н вс можно ндеяться? Зболел, подурнел, поглупел, сделл ошибку -- вы и рзлюбите.

Пок я говорил, он, по-прежнему, рссмтривл меня внимтельно; глз нши встретились; мы угрюмо помолчли об; нконец он встл и, скзвши: "Хорошо, если тк, я этого не збуду!", отошл от меня. Ссоры, однко, не вышло никкой. По-прежнему он жл мне руку крепче, чем принято, и в темных углх позволял мне покрывть ее смыми стрстными поцлуями. К несчстию, внчле, не имея кк-то рз под рукою Юрьев и не считя еще дел вжным, я рсскзывл Модесту о тйном пожтии рук; но о поцлуе в дверях не скзл ему ни слов. Для ткого доверия он, по-моему, уже не годился; об руке необходимо было скзть, чтоб он не считл меня з слишком жлкого человек.

XV Иногд, блженствуя и любуясь смим собой, я срвнивл себя с лиловым цветом, и вот почему. Не слишком длеко от нс, н углу тихого переулк, стоял з чугунной решеткой и плисдником небольшой дом, белый, кменный, одноэтжный, и в нем жил знкомец и ровесник мой -- Яницкий, снчл с отцом и с мтерью, потом один, когд ему минуло девятндцть лет. Плисдник нрвился мне дже зимою: рстения, обернутые рогожей, чистый снег без следов н земле, н полукруглой террсе, н белых взх блюстрд... По вечерм з готическими окнми спусклись тяжелые знвесы; у террсы в углу росл молодя ель, ткя густя и брхтистя издли, что я всегд вздыхл, проезжя мимо. См Яницкий был некрсив и болезнен, но строен и ловок; глядя н профиль его, несколько фрикнский, н доброе выржение его одушевленного лиц, н его курчвую голову, я чсто вспоминл то о Пушкине, то об Онегине. Долго дже не мог я решить, кто больше -- Онегин, он или я. Кбинет и спльня его, кзлось, были укршены женской рукой. Ни тени беспорядк, сор, ни одной грубой черты, ни одного тяжелого предмет! Дорогя мебель, ковры, фрнцузские книги в сфьяновых и брхтных переплетх с золотыми обрезми...

Фрфор и бронз н столе, И чувств изнеженных отрд. Духи в грненом хрустле...

Стихи эти против воли шептлись в его жилище. Чудня жизнь! Обедет в пятом чсу; зедешь к нему поутру, он игрет н превосходном рояле; мть пройдет вдли по большим комнтм, вся в брхте и горносте... Зйдет отец: кк вежлив! кк сед! ккой здоровый цвет лиц! Н чорном фрке кульмский крест и звезд; споги мягкие; улыбк еще мягче. Пожмет руку мне, поговорит с нми и уйдет.

С Яницким я не мыслил; но зто во мне пробуждлись ткие легкие ндежды, ткие воздушные думы!

О чем мы говорили с ним?

-- Здрвствуй!

-- Здрвствуй!

-- Ты был вчер тм? Видел ту?

-- Приезжй ко мне обедть en tete-a-tete...

-- Я покжу тебе сттуетку, которую привезли мне из Приж.

-- Поедем! Пойдем...

Все фкты д фкты!.. Утомишься, нконец, и пойдешь к Юрьеву. "Зчем, -- думл я, -- не нйду я до сих пор ни одного человек, который был бы и Яницкий и Юрьев вместе? Где этот человек? Д не я ли уж этот избрнник? Конечно, я не тк умен, кк Юрьев, и не тк блестящ и не тк грциозен духовно, кк Яницкий... Что ж, тем лучше! Если они выше меня н двух концх, то я полнее их. Я кк лиловый цвет -- смесь розового с глубоко синим!" Яницкий нередко бывл у Крецкой; я думл, что он имеет виды н одну из дочерей, и, охотно уступя ему стршую или млдшую, когд он подрстет, не рз звидовл их доброй мтери: "Ккие у тебя будут зятья! Счстливя женщин!" Однжды вечером я вздумл пойти пешком к Крецким. Юрьев провожл меня. Когд передо мной рстворилсь дубовя дверь огромного дом и оттуд блеснули лмпы, узорня лестниц и колонны, Юрьев скзл: "Прощй, Володя. Иди туд, где светло! д будь смелее... успех тебя ждет везде!"

Я с чувством блгородной рдости пожл его руку и вошел. Из дльних комнт слышн был музык. Лиз сидел з роялем; Елен пел, стоя около нее; Софья ходил под руку с Дшей; около них был Яницкий. Дш скзл, что от ее волос сыплются искры в темноте и предложил испытть это н деле. Англичнк позволил. Все были очень рды. Лиз побежл з гребнем, принесл его, и мы пошли в небольшую темную комнту, около прдной лестницы. Стли в кучку; Дш рспустил прядь передних волос и нчл честь их гребнем. Искры посыплись -- все были в восторге. "Что это знчит? -- спросил меньшя (Мрия), -- это не знчит ли, что вы сердиты, Дш? Дйте, я попробую..." Я стоял рядом с Софьей; плечо ее, покрытое чем-то легким, было около моего лиц. Я осмотрелся: все зняты волосми Мри -- нгнулся и поцловл милое плечо. Плечо дрогнуло, но см он не шевельнулсь. У Мри не было искр. "Нет ли у Сони?" -- скзл кто-то.

-- У меня нет, -- отвечл Софья. -- И что это з скук! Пойдемте отсюд. Яницкий в следующей комнте остновил меня и, пристльно посмотрев н меня, покчл головой.

-- Зчем при всех! -- скзл он, -- это слишком смело. Я покрснел и отвечл:

-- Молчи, рди Бог! Я см не рд жизни, что сделл эту глупость!

-- Во мне ты можешь быть уверен, -- продолжл добрый Онегин, -- другие? Впрочем, это твое дело...

Он нчл тогд хвлить Дшу, говорил, что он нпоминет ему Marie Stuart, и спросил, сколько ей лет.

-- Мне двдцть; знчит ей двдцть пять, двдцть шесть...

-- Я думл, он еще стрше. Но это ничего. Что хорошего в этих ingenues! Не првд ли, они скучны? Опытня женщин горздо лучше. Меня звли к этим Ковлевым. Что это ткое? Впрочем, извини: они, кжется, твои родные? Я скзл ему прямо, кк думл о Ковлевых.

-- Это очень удобно, -- скзл он, -- не все же ездить в общество! Когд ты будешь у них?

-- Я? Я могу у них бывть, когд хочу... Дш звтр будет тм.

-- Во всяком случе, -- прибвил я, сжв его руку, -- молчи, прошу тебя; я пострюсь помочь тебе во всем... Мои комнты, если нужно, и я см. Софьи не было, когд мы вернулись с ним в ту гостиную, где собрлись все девицы. Он жловлсь н головную боль и ушл к себе. С этого дня Яницкий стл ездить к Ковлевым. Он держл себя у них тк же просто и рзвязно, кк дом и в том кругу, к которому с детств приучил его мть... Только одн рзниц: у Ковлевых он кзлся скромнее обыкновенного. С удивлением увидл я, что нпрсно тк жлел Дшу; я думл, что для нее все кончено, вышло ноборот: лучшя пор жизни ее только что нчинлсь... И мне суждено было увидть ее любимой... Кем же?.. Яницким, кудрявым Онегиным; суждено было видеть ее в роскоши, видеть, кк потом он вырстл нрвственно, по мере ее общественного пдения, и кк последние дни ее были облгорожены мтеринским чувством. Но до того еще было длеко...

Пок мое дело шло хорошо. Софья недолго сердилсь з мой неосторожный поцлуй. Внимнием, искренним рскянием, лестью я успел зглдить вину, и дже об строй угрозе "не збыть, что я Юрьев больше люблю", не было и слов. Мы все четверо -- Онегин, племянниц Ольги Ивновны, другой Онегин и Софья, бывли чсто у Ковлевых или ходили все четверо с Олинькой н тот пустынный бульвр, где еще не тк двно зябл Мтрешк, нблюдя з Модестом и Дшей. Олиньк был знят в это время одним высоким блондином с рыжей бородой и не мешл нм. Мы с Дшей понимли друг друг с полувзгляд, не нзывя ничего словми. Яницкий, иногд, прощясь, говорил мне:

-- Bonne chance! Понимешь?..

Все было хорошо; Модест все испортил!.. XVI

Я двно уже перестл говорить Модесту о Софье. Юрьев -- другое дело: он мой духовный отец; в нем я не видл почти ничего морского, не считл бесчестным обрщться к воплощенному рзуму, советовться с ним, говорить ему, что вчер я здл себе вопрос: "У кого больше чувственности -- у женщины, которя знет, кким стрдниям он подвергется дже и тогд, когд ее огрждет зкон, или у мужчины?" И это я подумл потому, что Софья, дочь строгой мтери, отворил мою дверь и обнял меня... Юрьев мог слышть все, знть не только мои, но и чужие тйны; он ни кем не знимлся, ни з кем не ухживл, не имел ни семьи, ни привязнности; он был не человеком, мой собственный дух, возвышенный в квдрт. Но Модест я очень боялся с тех пор, кк Софья доверилсь мне.

-- Что твоя Софья? -- спршивл он, -- все тк же дет руку в темной комнте? Или еще больше?..

-- Бог с ней, -- отвечл я, -- я об ней не думю. Модест улыблся и молчл. Он видл ее изредк у

Ковлевых, но ни рзу еще долго не рзговривл с нею; я тревожился, вспоминя о моей прежней откровенности, но он мло обрщл н нее внимния, и я успокоивлся.

Рз мы встретились с Софьей неожиднно н вечере. Он был весел, моими приглшениями не дорожил, потому что все кдрили ее были рзобрны, едв отвечл мне, и когд я хотел отвести ее от форточки, под которой он сел рзгоревшись и едв дыш, он скзл мне сурово:

-- Оствьте вши зботы. Вы, вероятно, хотите покзть всем, что между нми что-нибудь есть...

Я был неприятно удивлен и в негодовнии уехл домой. Н другой день перед обедом Софья перебежл через двор и взошл н мое крыльцо. Змок не шевелился н моей двери... Я прибежл нверх и, улучив минуту, скзл ей:

-- Вы суровы? Вы сердитесь з мою вчершнюю зботливость? Мрморный румянец зигрл н щекх, и в тех смых глзх, которые недвно глядели н меня лсково, вырзились ндменность и гнев.

-- Вши поступки меня обидеть не могут... -- скзл он.

-- Вы хотите унизить меня... Но моя совесть не упрекет меня ни в чем, и я зню, чего я стою...

-- Чего вы стоите -- не зню. Я зню, что я см ничего не стою. Я был глуп, поверил вм. И кому вы скзли, кому!

-- Кому? -- спросил я с изумлением.

-- Вшему cousin Модесту. Он, дня четыре тому нзд, делл ткие нмеки... улыблся. Плтье ему мое понрвилось; он скзл: "оно к вм идет" и тк противно спросил: "il vous Г dit?"

-- Клянусь вм Богом! Вот моя рук... Ему! Я ни слов. Вы не верите... Вы не верите... Хорошо! Тк вм же будет хуже!..

Он молч обвел меня глзми с ног до головы. (Кк нехорош покзлсь он мне в эту минуту!) Я чувствовл, кк кровь у меня подступил к лицу, кк злоб стеснил мне дыхние.

-- Если бы вы знли, -- возрзил я ей, дрож от бешенств, -- кк нейдут к вм эти гордые взгляды, вы бы сми откзлись от них. Советую вм быть скромнее. Он отошл от меня, я велел зпречь сни и послл з Юрьевым. Он хохотл, когд я жловлся, хохотл добродушно; но я прочел в этом смехе презрение.

-- Я ее тк сильно нчинл любить! -- скзл я.

-- Нсчет этого, -- зметил Юрьев, -- мы еще подумем, любил ли ты ее или нет?..

-- Я чувствовл к ней большую нежность, я жлел ее уже двно... Мть ее строг, отец больной, он небогт.

Юрьев вздохнул и покчл головой.

-- Умный человек, -- продолжл я, -- не может не быть любящ: он знет, что любовь лучшее укршение молодости!

-- Это что-то слишком глубоко для меня, -- отвечл Юрьев, -- нет, ни ум, ни доброт, ни нежность не нужны для любви. Нужн любовь... Любовь может быть зл, груб... Он кусется иногд. Не поэзия любви нужн любящему -- нужен см человек, кк воздух, кк кусок

хлеб... Высокое, брт, чсто близко к грубому и меряется им, грф!..

-- Зчем же он обвинил меня дром? зчем не дослушл... Чтоб я Модесту... Снчл точно об руке, но после!..

-- Ой ли, брт? уж не скзл ли ты ему всего... Ой, скзл! Ой, скзл!..

-- Молчи! Молчи, или я...

В исступлении я покзл ему руку. Он вынул свою из крмн.

-- З чем же дело? я готов.

-- Ступй вон... вот двери... Юрьев, не торопясь, взял шляпу, сдул с нее пыль, ндел перед зерклом, отыскл трость в углу. Я чувствовл, однко, что он взволновн. Нконец он ушел; я проводил его глзми из окн. Губы его были сжты, но он шел спокойно, только что-то бойчее обыкновенного глядел н прохожих. Я не мог остться дом и уехл в кондитерскую. Но и тм преследовло меня презрение моих двух лучших друзей.

XVII Омерзение, жестокое омерзение чувствовл я при одной мысли о духовной нищете моей! Эти дв существ, которые только что нчинли вырстть перед нищенской душою -- они об отвергли меня. Н что мне флигель мой, шолковый хлт нового покроя? Н меня пхнуло мертвым холодом от этих немых стен, от всей семьи, от мiр, от себя. Рзве того, н кого, изнывя в бессилии, глядел теперь совесть моя, того хотел я ввести в эту обитель, по воле одинокую и по воле шумную? Нет, не презренного мльчишку и не вдруг одряхлевшего без зрелости человек... Мой Володя Лднев был не тков! Он был скромно мыслящ, осторожен и тверд в делх, н добро и зщиту слбого отвжен, кк тигр... Конечно, он любил себя это ничего; но он мелок не был, он был спокойно горд, под нружной небрежностью скрывл плменную душу и высокий ум; он рзумел "ручья лепетнье, был ему звездня книг ясн", и хотя не было у него близко "морской волны", но он умел видеть тйную жизнь везде -- и зеленя плесень пруд дышл перед ним. О, Володя мой, Володя мой! Милый Володя! Где ты? И вот, едв только открылсь перед ним дверь жизни, едв пхнул н него свежий воздух любви, он рзлетелся в прх, кк стрый труп, кк одежд труп, двно без движения лежщего в склепе! И кк мог противопоствлять я себя тем легкомысленным людям, которых промхи без полной кротости и стрдния без достоинств нводили улыбку н мое лицо? Непоследовтельня Дш, Модест -- ктер перед смим собою, с которыми еще непостижимо для грубого рссудк связн был Нстсья Егоровн Ржевскя... Все люди громких слов и жлкого исполнения, люди эффект и позорных слез, и опять эффект и снов слез! Где вы, мои собрты? Зчем я покинул вс и здумл было идти одним шгом с теми, от которых веяло н меня осторожностью и силой? Рзве товрищ я Юрьеву, "мужу рзум и чести", у которого смя лень црственн? Товрищ ли я ему оттого, что стрдтельно быстрый ум мой удобен для сток его мыслей? Рзве пр я энергической Софье? В ней связно живут и ткт и решимость, доходя то до хитрости, то до блгородной удли... См Ольг Ивновн! Пускй он скучн, пускй до сих пор говорит Ивнгое, не Айвенго (мелочь моя и в этой придирке видн!), но рзве не подст он руку совсем иному рзряду личностей? Првд, ходит он, кк племянниц, с збвной гордостью, и псевдоклссик в душе, но во всем другом рзве он Дш? Рзве он не рботл всю жизнь свою, рзве он не постоял бы з себя, кк делец, не поборолсь бы хоть с смой Ржевской-мтерью? А Дш? По крйней мере, он был обмнут Теряевым, стрдл от блгородного доверия; ему стыдно, не ей... Теперь он любим привлектельным Яницким, он укршен им. И он см, Яницкий?.. Золотообрезные книги, пустые рзговоры, бльный идел!.. А кк он ккуртно ведет свои любовные дел! Никто нд ним не смеется; и кк честен и верен!.. Не только Софья не слыхл от него ни одного лишнего слов, мне он не делл нмеков; кроме "bonne chance!" ничего не говорил, дже не произносил ее имени с луквой улыбкой! Итк, из высокого эклектик, соединявшего в себе жр неопытности с мудрой теорией жизни, легкость с блгорзумием, доброту с здрвым эгоизмом, религию с нукой -что вышло? Исчезло живое воплощение его -- поэтический, воздушный Влдимiр Лднев, и остлся нместо его не труп, конечно (боль был стршно сильн), тк ккя-то формул, понимющя все, но без всякой личности, без всякой смобытной, движущей силы инстинктов. Не Онегин уже я видел перед собою, не Рльф, не Бенедикт, дже не ловкого Рймонд де-Серси, Ноздрев, Нозд-рев, трижды Ноздрев!.. Хоть и шевельнется иногд в душе мысль: может быть, они об, и Юрьев и Софья, непрвы? Может быть, один просто глумился, другя кпризничл? Он не дл мне объясниться оскорбительным тоном, отбил охоту подробно опрвдывться. Он оскорбил меня дьявольским смехом, не дождлся докзтельств, не поверил мне, и что з мнер: "ой, скзл! ой, скзл!" Но можно ли доверять себе? Фкты з меня; д это все вздор! Скжи я это Юрьеву, он зсмеется и ответит: считть себя првее других -- общечеловеческя штук! Этк, пожлуй, будешь чорт знть с кем нрвне и никогд до нрвственной высоты не дойдешь!

И кого брнить? Везде горе, слезы; н улицх грязь, и снег все тет и бежит, н дворх все гниет. Дом тетушк зевет тк долго и крикливо; веки у Ольги Ивновны все еще крсны; Дш печльн; Модест ищет мест. Деньги у него все почти вышли; в плече ревмтизм; см еще больше прежнего исхудл... Я не могу брнить его з неудчную любезность с Софьей; он еще рз откзлся от денег, которые я хотел выпросить для него у тетушки. Он принужден целые дни ходить по Москве; он бегл дже, зплетя ноги, з мленьким сыном богтого блондин с рыжей бородой, который гуляет по бульврм с Олинькой Ковлевой. У этого блондин родной брт откупщиком и по откупу есть мест; и Модест не только бегл з сыном его по гостиной у Ковлевых, он пищл, кртвил, игря с ним, тк что я принужден был встретить его взгляд строгим взглядом. Д то ли еще делется! Он еще нходит себе и обеды у знкомых, и ужины. А бедня Ктюш? Он ест одно простое блюдо дом, и целый день одн. С тех пор, кк Софья стл реже к нм ездить и не говорить со мной, с тех пор, кк Юрьев я вовсе не вижу, я бегу из дом. Ссоры нельзя скрыть, вопросы, шутки и сострдние ужсны! Куд бежть? Поеду в нумер, к бедной Кте, вспомнить с нею стрину з сткном чя. А чтобы ей было веселее, куплю ей шолковый плток и возьму фунт схрного печенья н Кузнецком Мосту.

Стучусь в дверь нумер... Ктюш отворяет... Волосы ее мокры и рспущены; он худ и бледн. Он дже не улыбется мне.

-- Здрвствуйте, -- говорит он сурово, -- я только что из бни.

-- Ты что-то переменилсь, рзве все кончено? -- спршивю я.

-- Двно уж! А вы не знли? Девочк...

Лицо ее н минуту просветлело, но потом он опять стл грустн и продолжл:

-- Отнесли ее в воспиттельный дом.

Он отходит к окну и, откинув нзд голову, чешет см свою длинную косу и крсиво взмхивет ею.

-- Однко есть еще охот нрвиться, -- змечю я шутя... -- Вот косой кк! Ндо было видеть, кк он рссердилсь.

-- Оствьте меня, пожлуйст, я ни в ком не нуждюсь... Вм легко смотреть... Д знете ли вы, что он говорил? Он говорил, что никогд не позволит отдть ребенк в воспиттельный дом, что он будет оборвнный см ходить, мне и ребенку хорошо будет. Вишь ведь ккой чувствительный -- скжите!.. А теперь скжи-к ему... Кк ведь зкричит!.. "Ты меня не понимешь!" Зчем же он ткую необрзовнную брл?.. Я ведь к нему не просилсь.

-- Д я-то чем виновт?

-- Ах, оствьте меня!.. Вы смеетесь, я здоровье все свое потеряю с ним тут... Вот что!

Приходит Модест. Он очень весел, поет, зигрывет с Ктюшей, но он не отвечет ему.

-- Une petite coquetterie, fort gentille, -- шепчет мне Модест. А мы вот скоро с Ктериной Осиповной уедем, Влдимiр Алексндрыч... д-с, уедем! Не будет нс в Москве; не з кем вм будет ухживть, Влдимiр Алексндрыч!.. И прекрсно! отбивть жен у своих друзей не годится!

Ктя молчит.

-- Ты скоро едешь? -- спршивю я.

-- Д, место есть... н днях все решится. А ты полюбуйся, душ, н хрктерец Ктерины Осиповны... Вот тк-то он меня кждый день угощет!

-- Стыдились бы, стыдились бы говорить!.. -- нчл было Ктюш; но, встретив его холодный, презрительный и дже угрожющий взгляд, отвернулсь молч к окну. XVIII

Я вытерпел около двух недель: не ехл ни к Юрьеву, ни к Софье, обедл кждый день то у Мореля, то у Шевлье, проигрл рублей сто н бильярде; пил шмпнское с ткими молодыми людьми, которых имен дже не всегд верно знл, -- все не было легче. Яницкий откзывлся от всех этих пиров и пртий: все сидел дом по вечерм. Один рз, впрочем, он позвл меня к себе обедть. Мы ели вдвоем: я был не рзговорчив в этот день, он здумчив.

-- Послушй, -- скзл он нконец, -- ты влюблен в Софию Ржевскую и поссорился с ней? Мне говорил Dorothee.

(Прежде он говорил вш Dorothee, a теперь просто Dorothee). Я, рзумеется, не мог объяснить ему, что ссор с Юрьевым для меня ужснее всех любовных ссор.

-- Д; он мне нрвится, и мы поссорились; что? -- спросил я.

-- Если ты не хочешь быть откровенным, тк я покжу тебе пример... Ты знешь, что я хочу увезти Dorothee. Уж мы условились. Он сбирется.

-- Кк! Что ты? Когд?

Яницкий зсмеялся и взял меня з руку.

-- Когд он хочет... Сегодня, звтр... Я подорожную взял. Дорог теперь ужсня, но это не бед...

Я долго не мог прийти в себя от удивления, рдости, жлости и увжения к Дше. Хитрец дл мне рспечтнную зписку и позволил прочесть ее: "У меня все готово. Если хотите, придите сегодня вечером с Вольдемром ко мне". Я после догдлся, что он, открывши мне секрет, зствил ее быть решительнее. Я примчлся домой и отдл зписку.

Дш и улыблсь, и вздыхл, и глядел с тким нивным беспокойством, что я вдруг полюбил ее.

-- Идем, -- скзл он нконец. Тут уж и я испуглся з нее.

-- Не остться ли? -- спросил я, -- подумйте, Дш, что вы делете?

-- Что делть! Уж я думл, думл...

И см торопится, ндевет шляпку, руки дрожт; я беру узелок; он прячет шктулку под слоп. Сделл шг дв и сел опять н дивн.

-- Ноги дрожт... -- скзл он.

-- Идти, тк идти, то будет поздно.

-- Пойдемте.

Спустились с лестницы. Н дворе подмерзло, и первые звезды уже блестят. В переулке тихо; извощиков нет.

Я смотрю н свою бледную, высокую спутницу и не верю глзм своим.

-- Д кк же это у вс тк скоро?..

-- Ах, -- отвечет он улыбясь, -- ккое скоро! Двно уже об этом речь... С того мскрд, в котором вы тк долго меня искли...

-- И вы не боитесь?

-- См не зню: и боюсь и не боюсь! Я его тк люблю... Не првд ли, кк он мил!

-- Я увжю вс, Дш!

Дш змолчл и до смого угл шл молч, с светлой гордостью в лице. Остновились.

-- Прощйте, Вольдемр! Простите мне, если я чем-нибудь...

-- Вы... вы мне простите, -- отвечл я, с жром обнимя ее и поднося потом к губм ее душистую перчтку... -- А кк быть дом?..

-- Никк... скжите, что ушл, что уж уехл с Яниц-ким... и только... Что мне з дело!.. Прощйте!

-- Прощйте! Он спустил вуль, и я видел см издли, кк он вошл к Яницкому в ворот. Выждв еще минут с пять, я прошел мимо дом: сквозь сторы светился огонь в его кбинете; остльное все было темно.

Ткой фкт нельзя не передть Юрьеву! Ссор збыт, о достоинстве и помин нет; дело в том, чтобы узнть его мнение, остльное все вздор, и мы с ним под дюжинные зконы не подходим!

Он принял меня очень любезно, и о стром не было и помин.

-- Я говорил тебе, что он молодец! -- скзл он про Дшу. -- И выбор ничего, дже хорош... А Ольг Ивновн что? Ее, бедную, жль кк-то стло... Н другой день я еще рз убедился, что Юрьев всегд прв: Ольгу Ивновну точно жль. Я не стну описывть, что деллось с нею и отчсти с тетушкой, когд они узнли об отъезде Дши; вспомню только, что говорил мне Ольг Ивновн, стоя передо мной в своей спльне. Он говорил без жестов, без нтяжки, тихо и смым искренним голосом:

-- Вот до чего мы дожили, Вольдемр! Вот до чего я, бедня, дожил! Обмнуть меня! Зчем? Что я ей з злодейк был?.. Д если уже стрсть ее увлекл, приди, признйся... Обмнуть! И кк бездушно! Третьего дня -- смотрю: он свои вещицы фрфоровые в шктулку уклдывет. Я ей говорю: "Дш, что ты это делешь?" -- "Я хочу подрить их". -- Мне стло больно. Половину их я отдл ей, когд он еще ребенком был; стринные вещи... Ведь и мой отец, Вольдемр, имел состояние, и мы бы могли жить кк другие, если бы не несчстня стрсть его к кртм... Д, о чем я говорил?..

-- О фрфоровых вещх, -- отвечл я. И мне вздох-нулось.

-- Д... мне очень стло больно смотреть н эти вещи... Кк будто сердце мое чуяло! Бог же с ней, если тк... Желю ей счстья, обо мне он не услышит больше! Я свое дело делл, и неблгодрность для меня гнуснее всего... Сколько знятий, сколько труд, сколько ходьбы было з ней, когд ее несчстня мть умерл!.. Д знете ли вы, что если он жив, тк он обязн этим мне... А потом сколько пренебрежения от богтых людей, от их лкеев я перетерпел, выводя ее в люди! А? Вы понимете это... Ведь вы думете, что я всегд был бездушня, стря девк? Нет, и я был молод, д знл стыд и в долге, в труде нходил отрду... Д не стоит об ней и говорить!..

Глз Ольги Ивновны после Теряев болели, теперь стли еще хуже. Тетушк н другой день призвл меня к себе после обед. Он лежл н дивне и, когд я вошел, рзвел только рукми и скзл:

-- Ну, домок мой стл -- нечего скзть -- домок! Притон рзврт, не дом! Ты-то, бтюшк, кк туд змешлся? Везде твоя срезь... Рсскжи, кк все это было. Я нчл говорить, что знл о знкомстве Дши с Яниц-ким, стрлся оствлять в стороне Ковлевых, потому что они были мне нужны для свидний с Софьей, но тетушк понял, что Дш видлсь свободно с Яницким у них, и воскликнул:

-- Ох, уж эт мне хлдейк, Олиньк!

Потом стл дремть, и я еще не кончил, кк он уже зснул. Одн новость сменяет другую. Модест решительно едет служить по откупм и Ктюшу пок не берет с собою. Он устроил ее у Чепечницы Петровны и обещет выписть после к себе. Серфим Петровн живет в смом нижнем этже деревянного домик, живет бедно и не очень чисто, почти под землею... У Модест две жкетки, много цветных летних глстухов, дв сюртук, бич, новя трость, зеленый хлт с крсной оторочкой и кистями. Ездит он н дорогих извощикх. Ни н лице, ни в словх его я не могу прочесть угрызений совести. Светел и тверд! Он случйно угощет меня чем в трктире, сидит н дивне тк прямо, рзливет чй тк ловко и весело, синее трико н пльто его тк толсто и дорого, что я решюсь спросить у него: "знчит, ты н ней не женишься?"

Он улыбется тк, кк будто двно ждл этого вопрос.

-- Пусть меня осуждют, -- говорил он, -- я зню, кто и кк, и з что меня осудит. Низусть зню. Но у нее хрктер стл невыносим... Спроси у нее, пусть он по совести тебе скжет: обязн ли я н ней жениться... Он знет мой обрз мыслей и свой хрктер.

Проводив его, я зехл к Ктюше и спросил у ней, кково ей здесь?

-- Д ничего. Мло только денег оствил. Мне-то Бог бы с ним. Д вот женщин эт очень зл, со свету сживет, если недостнет...

-- Что ты? Чепечниц Петровн зл?

-- А вы думете что? Бедовя! Ее муж через ндрв ее дже бросил... Д где ему обо мне думть, когд он об родной дочери об своей, поверите ли, и не спросит! Видите ли, плтья себе ншил? Вот он любовь-то его... Зстрелиться хотел... Я дже, вм скжу, себя нисколько не жлею; меня Бог уж з одного з вс должен нкзть, з то, кк я вс обмнывл... А только обидно видеть, что блгородный человек, носки цветные в мгзине фрнцузском купил, д смому уж видно стыдно стло, спрятл их от меня потихоньку в чемодн. Он встл и принесл из другой комнты четыре пры носков.

-- Вот это я вязл -- тк не взял. Не может толстых носить... Вдруг кож нежня стл... Не возьмете ли вы?.. Возьмите-к н здоровье, в пмять строй дружбы!.. XIX

Я не помню ясно ншей встречи с Софьей после ссоры и первых слов, которыми мы обменялись. Но недром же у меня остлсь пмять об упрямстве ее... Верно, мне было очень трудно возвртить ее к добрым отношениям. Весн приближлсь; пришл и Псх; Евгения Ники-тишн воротилсь из Петербург; Дши не было; не для кого было и Софье ездить чсто к нм в дом. Мть ее узнл, что он познкомилсь без нее с Ковлевыми, и скзл ей, кк я после узнл: "бывть у них можно, но чем реже, тем лучше, и долго не сидеть!" Рз, однко, после обед, Ольг Ивновн зехл к Крецким и привезл оттуд Софью. У Ковлевых были гости. Все пошли в нш мленький сдик, где зелень еще не рспустилсь, но было уже сухо и тепло.

Нчли игрть в горелки. Юрьев не было, и я был очень рд. Хотя я уже двно был рзвлечен рботой к экзмену и Мечтми о новых встречх летом, однко все-тки видел в

Софье что-то родственное и привычное и приглсил ее бегть со мною. Я долго не уступл ее никому, стрлся быть вежливым, предупредительным и скромным, чтобы обновить себя в ее глзх, и ей, кжется, это нрвилось. Я помню ее лсковые взгляды, дружескую улыбку и слов: "Я вс двно не видл!" Я веселился, игрл от всей души. Гореть пришлось Ковлеву; мы с Софьей бежли. Ковлев, споткнувшись, стл н об колен; Софья зцепилсь з него и со всего рзмх упл ничком. Я бросился к ней и поднял ее. Он смеялсь, но был смущен, и шолковое плтье ее рзорвлось. С содрогнием увидл я, что одн из лдоней ее сильно ссжен. Я хотел бежть з водой, но Ольг Ивновн увел ее в дом, обмыл ей плтье и обвязл руку. Они вернулись, и мы продолжли игрть. Вечер был прекрсный. Ковлевы предложили проводить Софью пешком, когд другие гости уедут. Пошли; Ковлев шел впереди с женою и Ольгой Ивновной, я з ними вел Софью под руку.

Я помню, что спросил у нее: "болит ли рук?", он спросил: "вм жлко рзве?"

-- Нет, я рд, -- отвечл я, -- потому что теперь жлею вс... Я смелее н вс смотрю... Я бы желл, чтобы вы почще были несчстливы, тогд я мог бы докзть вм чем-нибудь мою дружбу.

-- Я тоже бы хотел докзть вм мою дружбу...

-- Прво?..

-- Прво. Нучите, что мне для вс сделть?.. Я подумл...

-- Что сделть?.. Знете ли что? Вы можете сделть для меня много. Я буду с вми откровенен. Вш кузин Лиз мне очень нрвится... Я всегд был склонен к семейной жизни. Если бы год через три, когд я кончу курс, жениться н ней... Он, кжется, ткя тихя, добря, и з ней тысяч двдцть серебром ддут... Ндо быть положительным...

Софья зсмеялсь.

-- Он вм нрвится? Что ж вы мне двно не скзли?.. Лиз очень добря... Я бы очень желл для Лизы ткого муж, кк вы... Все-тки вы, я думю, лучше многих... Кто, кроме вс, скжет ткие вещи! Ккие вы смешные!.. Он с очровтельной веселостью зглянул мне в лицо.

-- А меня уж совсем не ндо? -- и слегк тк мило мхнул рукой, что я пришел в восторг.

-- Вс не ндо? -- отвечл я, прижимя к себе ту руку, которя лежл н моей... -Послушйте... Не будем гоняться з многим... Вы помогйте мне у Лизы, и не бойтесь, я буду ей верный и добрый муж... божусь вм! А пок отчего не пожить? Любви, рзумеется, не ндо... Но вы тк умны, тк милы, что с вми и без любви хорошо!

-- Вот, если бы вы всегд были тк откровенны! Кк это к вм идет!.. Кк же мы будем с вми теперь?.. Дружб это будет?..

-- Зчем эти нзвния... Будем тк себе... Будем рды, когд встретимся, не будем мешть друг другу; вот это иногд...

Я укзл н губы.

-- Нет, это уж не дружб...

-- Это не простя дружб... Это amitie poetisee... Умоляю вс...

-- Редко, очень редко...

-- А кк?

-- Рз в год.

-- Нет... дв рз в неделю.

-- Рз в месяц... Ни з что чще не хочу...

-- Хорошо и это, -- отвечл я, подвя ей руку. Мы рсстлись весело, и я здыхлся от умиления, рдости, гордости, возврщясь домой. Через неделю он уехл с мтерью в деревню и, прощясь, звл меня в вгусте к Колечицким.

-- Я пострюсь быть тм непременно, если меня пустят... Будем тнцевть тм и ездить верхом.

Я взял слово с нее, что в квлькдх он будет моей дмой, и приглсил ее н мзурку.

Юрьев тоже скоро после этого уехл с своими хозяевми в деревню, дня через дв после него и тетушк с Ольгой Ивновной пустились в путь. Мне оствлось кончить экзмен и ехть в Подлипки. Хорошо было тогд!.. XX

Теперь я рсскзл вм все, что со мной было до встречи с Пшей. Вы понимете, кк мне было и грустно, и просторно в Подлипкх; кк я отдыхл с Пшей, после Софьи Ржевской и Юрьев.. Когд Пш уехл, я не то чтобы збыл ее, думл, что все уже кончено, и погрузился в чтение, прогулки, лень и с удовольствием собрлся в конце июля к молодым супругм Колечицким, к которым звл меня Софья. У них и без нее было приятно. Дом у них двухэтжный, кменный, белый, стринный сд, пруды, много лошдей, лихя псрня. Приглшли они только молодежь. Хозяин дом -- отствной конногврдеец, белокурый, крсивый и нсмешливый; жен собой похуже его, но стройн и мило кпризн; лицо ее может очень нрвиться. Одевется он отлично; очень рдушн и любезн у себя в доме. Муж обрзовннее ее; с ним и поговорить не скучно, и см он скзл один рз при мне:

-- Глвное, ндо любить все... Я все стрстно люблю .. Читть мне предложт -- я умру нд книгой; охоту обожю, верховую езду -- тоже... Политик, хозяйство.. Я все, все люблю!..

Лучше всего было то, что они ни не стесняли и друг другу не мешли, кк Ковлевы, только в другой форме. Одно время они были моим иделом, именно тогд, когд я с Клшей сиживл н дивне и уговривл ее идти з другого, меня сделть счстливым.

Отпускя меня к Колечицким, тетушк прикзл мне зехть в монстырь, который был верстх в пяти оттуд, и отслужить пнихиду по родным: тм были похоронены отец мой, дед, мть и дядя, муж Мрьи Николевны. Чсов в одинндцть утр я приехл к молодым супругм.

-- Все господ у обедни, -- скзл слуг. Переодевшись, я вышел в пустую бильярдную, постоял

н блконе, пересмотрел кртины н стенх, потом нчл от скуки толкть кием шры. Вдруг стекляння дверь из сд з спиной отворилсь со звоном... Софья стоял н пороге. Никогд, ни прежде, ни после, не был он тк хорош! Он пополнел з лето; н лице легкий згр и румянец; темные волосы острижены в кружок и звиты; глз рсширились и зблистли, когд я, онемев от рдости, обернулся к ней. Плтье н ней легкое, пестрое (с удивительным вкусом пестрое!), везде оборки, кружев... Он сложил зонтик и улыбнулсь, когд я бросился к ней.

-- Кк это вы здесь? -- спросил он.

-- И вы могли думть, что я не приеду, когд вы сми звли меня!

-- Рзве звл? Я не помню.

-- А я не збыл, -- отвечл я грустно. Он сел н дивн и, встряхнув кудрями, скзл:

-- Кк я голодн, если б вы знли! Скоро ли это есть ддут? Обедня эт ткя долгя; я нсилу ушл.

В эту минуту все общество со смехом поднялось н крыльцо з стеклянной дверью. Первый вошел мсье Сль-ври, бледный и худой москвич, с густыми рыжими бкенбрдми. Он вел под руку Колечицкую... Я встречл этого Сльври в Москве, и мне всегд не нрвились его ничтожные черты, немного кривой нос и все движенья, рзвязнные без простоты. Если он шел с тростью по улице, то непременно судорожно, сурово и нискось подвшись вперед; или зяб, когд не было холодно, поднимл воротник у пльто; в кругу мужчин клл ноги н стол или упирл их в окно; в мзурке, сидя около дмы, стрлся поствить стул кк-нибудь спинкой к ней, руки положить н спинку, бороду н руки; стнет у притолки, стеклышко в глз, большие пльцы зсунет под мышки, з жилет, ногу зплетет з ногу; противно "фредонирует", в тнцх прижимет дму к себе донельзя, чуть не клдет ей лицо н голову, если он мл (см он среднего рост), н плечо, если высок. Я видл его и пьяным в мскрдх, и знл, что он рзвртен, и не говорил с ним ни слов, ненвидел его.

Входя в бильярдную, Сльври и хозяйк дом продолжли нчтый спор...

-- Не говорите мне о првильных чертх! -- воскликнул Сльври.

-- Я бы желл быть крсвицей! -- отвечл Коле-чицкя.

-- Вот для пример, -- продолжл Сльври, -- вы и m-lle Sophie: и у вс, и у m-lle Sophie нет ни одной порядочной, строгой черты, a ensemble вш может свести с ум. Не првд ли, m-lle Sophie?

Он подошел к Софье, я к хозяйке дом. З звтрком и з обедом он сидел около Софьи, болтл без умолку по-фрнцузски, нливл ей воду и не сводил с нее глз.

После обед шел небольшой дождь, и вздумли тнцо-вть. Софья был приглшен н две кдрили; я взял ее н третью. Тнцуя с Колечицкой, я стрлся не покзывть вид, что грущу; но он все-тки зметил.

-- Вы рссеянны, -- скзл он. -- Не влюблены ли вы?

-- Нет, -- отвечл я, -- я дже не зню, верить ли или нет в существовние любви...

-- Вы рзочровны? -- спросил он с мтеринской улыбкой.

-- О, нет... Я только безочровн! И вздохнулось что-то. Проклятый Сльври тнцевл с Софьей. Нконец очередь дошл и до меня.

-- Я очень рд, что вы здесь, -- скзл он, подл мне руку, когд можно было сделть это незметно, и ушл н другую сторону. Я дождлся и, покружившись с ней, отвечл:

-- Н что я вм?

-- Кк н что? Я рд...

-- Кк другу? Глз ее лукво улыбнулись.

-- Кк вы сми хотите...

-- А этот господин?

-- Ккой господин?

-- Этот бледный и кривоносый господин с отвртительным шиком?..

-- Чем же он вм не нрвится?.. Он очень умен и интересен. Я сейчс говорил ему, что я желл бы влюбиться, что тк жить скучно. А он мне говорит: "влюбитесь в меня, я буду очень рд".

Я стиснул зубы и, помолчв, скзл:

-- Знчит, я нпрсно приезжл? Софья взглянул строго.

-- Вы, кжется, обещли не иметь никких претензий?

-- Я не имею их... Но, впрочем, это в смом деле глупо с моей стороны! Извините... Скжите, будут здесь квлькды?

-- Верно будут... Я буду с вми ездить... Сдержу обещние, сдержите и вы... Чсов около девяти взошл полня лун и тк ярко осветил все, что одн из дм предложил всем ехть верхом. Колечицкий стл отговривть, уверял, что лошди будут пугться и бить. Вообще мужчины неохотно поддвлись н это, но воля женщин взял верх. Колечицкя скзл мужу:

-- У тебя много лошдей; выбери смирных для нс, ces messieurs могут ехть н кких хотят.

Спршивли, кто из женщин хочет непременно ехть... Хотели все. Сльври обртился к Софье и спросил:

-- Могу я ехть с вми? Во мне все змерло.

-- Я обещл m-r Лдневу, -- отвечл он, -- я с ним уЖ ездил прежде... Сльври шркнул и, отступя, сделл мне рукой в сторону Софьи, кк будто хотел скзть: честь и место! Я сухо поклонился. Ткой отвртительный! Шестндцть лошдей стояли у крыльц. От рдости я едв сошел с лестницы; лун светил еще ярче прежнего. Дорог был видн, кк днем; кждя рытвин, кждя кочк отделялись н лугу перед домом.

Пустились в путь. Что з блженство! Я выбрл нрочно лошдь побойчее; он три рз встл н дыбы около Софьи, когд я сдился н нее. "Постой же, -- думл я, -- теперь ты не будешь презирть меня! Не подумешь, что у меня нет хрктер".

Снчл все шло прекрсно. Мы ехли с Софьей впереди; з нми Сльври и Колечицкя; з ними остльные. Мы изредк перебрсывлись словми и шуткми с другими, но между собой почти не говорили. Софья немного боялсь; он смотрел то н уши лошди, то н дорогу; я не хотел нчть первый. Выехв з чудный еловый лесок, мы стли спускться с горы. Дорог был вся в промоинх. Аошдь Софьи вдруг зупрямилсь и повернул нзд. Я хотел схвтить ее повод, но мой вороной пятился в сторону и приподнялся слегк опять н дыбы. Нконец я спрвился с ним, бешено взял его в шенкеля, удрил и подскочил к Софье.

-- Оствьте! оствьте! -- зкричл он, -- вш лошдь пугет мою... оствьте! Я уеду нзд. M-r Salvary!

Больше всего боялся я срм. Когд тут докзывть ей, что я горздо лучше знком с эквитцией, чем мерзвец Salvary?.. Схвтил з повод, рвнул з собой; мой конь перескочил через рытвину, ее лошдь з ним... Софья вскрикнул.

-- Нет, это ни н что не похоже! -- скзл он, ткя стршня лошдь. Я уеду... M-r Salvary!

-- Молчите, -- возрзил я, -- молчите, не зовите этого... Мы спустимся! Sophie! Рди Бог!

-- M-r Salvary!

-- Боже! Ккой пронзительный вш голос! Не тяните поводьев. Д молчите же. Я позову вм его...

-- Я боюсь остться одн. Но я не слушл ее, посккл и встретил в роще Salvary, который уже см спешил к ней н помощь (Колечицкя услл его от себя). Мы поменялись дмми. Печльно и постыдно кончился для меня этот вечер. Я не мог влдеть собою и ни слов не говорил с Колечицкой.

-- Вы поссорились с Соней, я это вижу, -- скзл он.

-- Нимло! А вот что... Я звтр рно уеду... Он упршивл, умолял меня, нзвл mon charmant cousin, дрзнил Софьей, но я решился ехть, и после шумного ужин, который для меня был и длинен и несносен, простился с доброй кузиной и ее мужем и ушел спть потихоньку, умоляя их не мешть моему отъезду...

XXI Н всех окнх были спущены мркизы и сторы, и все в доме еще спло, когд я сел в коляску.

-- Домой! -- скзл я кучеру. Мы порвнялись с церковью; кучер снял шляпу и помолился, и я вспомнил о пнихиде, которую мне велел тетушк отслужить мимоездом нд могилою родителей.

-- Нет, не домой, Григорий, прежде в монстырь зезжй. Я скзл вм уже, что монстырь этот в пяти верстх от имения Колечицких. Стря кирпичня огрд, церковь с большой и звонкой лестницей под сводми, березовя Рощ з стеной -- все здесь было двно мне знкомо. Я послл з иеромонхом и бесчувственно оперся н решотку Родительской могилы... Нд отцом лежл плит, нд мтерью стоял большой крест из черного кмня, и он обрщен был ко мне не той стороной, где нписно имя ее, год и звние, той, где золотыми буквми вырезны (по желнию смой покойницы) слов: "Господи! прости грехи молодости моей и незнния". Слов эти я двно знл, но они были до той минуты бездушны для меня.

Солнце нчинло греть. Пришел отец Мельхиседек и нчл... Он пел тихо, слбым, стрым голосом; дьякон густо и грустно вторил ему; кдильный дым быстро исчезл в воздухе; стрижи визжли; клдбище зеленело... Я зрыдл, припв к решотке, плкл долго, до тех пор плкл, пок отец Мельхиседек не кончил. Тогд я подл ему деньги и блгодрил его; монх взглянул н меня печльно и спросил: "Домой к тетушке отселе?"

-- Домой, отец Мельхиседек...

-- Почить не зйдете ко мне?..

-- Нет, уж ндо домой...

-- Ну, с Богом!

И стрик блгословил меня. Мы ехли тихо; лошди утомились от зноя. Солнце было уже невысоко, когд мы стли подъезжть к Подлипкм.

-- Что, если б Пш был здесь? -- подумл я. Слезы н могиле родных смягчили меня, и эт близость смерти снов пробуждл жжду нслждений... Вместе с тем я видел немой упрек н всех знкомых предметх, попдвшихся мне по мере приближения к усдьбе с северной стороны, где рощи долго скрывют ее от глз. Дуб, нклоненный нд вершиной, у пруд... второй рз скошенное сено лежло мирными рядми н зелени, кк бы помолодевшей от покос. Прчк Фекл, которя, нгнувшись нд водою в том месте, где стояли опрокинутые нши вязы, бил вльком... послеобедення пустот двор... все молч взывло ко мне: "Зчем ты покинул нс для тщеслвных збв? И з то, что ты предпочел жизнь чужую жизни всегд тебе родной и дже подвлстной тебе во многом, з это Бог нкзл тебя!.." Мы быстро въехли н двор. Ольг Ивновн в белом кпоте рботл н блконе; около нее сидел Пш. Они обе встли и сошли с блкон ко мне нвстречу. Улыбки н всех лицх! Здесь-то я црь! Я поцловлся с Ольгой Ивновной, поздоровлся с Пшей и бросился к тетке. З чем зствили меня рсскзывть все подробно; и я рсскзывл, но умолчл о своем уроне. Немного погодя я проходил через коридор, встретил Пшу и поглдил мимоходом ее по голове, он схвтил мою руку и крепко ее поцловл... И вот с этой минуты я влюбился в нее.

Мы рзошлись, но я весь вечер был рссеян и отвечл тетушке невпопд. Он дже брнил меня мтерински з это и хотел, "нстукть лоб". И кк шли к Пше мленькие косы в этот вечер!.. Миля моя Пш! Я долго не мог зснуть!

Н другой день утром я, зствши ее одну в дивнной з пяльцми, умолял прийти ночью в ллею.

-- Стршно! -- отвечл он, -- вы рзве не слыхли, кк сов всю ночь вчер кричл?.. У нее есть дитя в дупле, в яблоне нпрво. Я обещлся убить сову; зрядил ружье и, не нйдя смой совы, вынул совенк, посдил его н ветку и безо всякой нужды рсстрелял н 10 шгх. Пш обещлсь выйти в ллею. Я сгорл от нетерпения и, чтоб сокртить время между чем и ужином, поехл ктться верхом. Месяц светил ярко, и было очень свежо и грустно вокруг, когд я вернулся домой. До ужин оствлся еще чс.

Тетушк, Ольг Ивновн, Пш и Февроньюшк сидели н блконе. В сду рздирющим голосом кричл стря сов; я ушел к себе и, не умея писть стихов, вырзил в прозе см не зню что!

Я недвно читл Штобрин и помнил ночную песню молодого крснокожего, который говорит, что он оплодотворит чрево своей милой (je fertiliserai son sein). Сов, месяц и сырость, Пш и ее мть, коврня Сонечк и ее мть... все это порхло около меня. Я сел и писл кк бы от лиц девушки к себе. Листок этой рукописи цел до сих пор, и помрок в нем почти нет. Я никогд не мог решиться ни сжечь, ни рзорвть его.

"Друг мой! зчем это бледное облко н крю неб? Уже темно, и воздух в поле полон влжного холод.

Друг мой! душ моя ноет! Я ушл длеко от своих, ушл из дому в поле, душ все ноет! Кк нзову я тебе, брт мой, кк нзову я чувство, от которого млею? Я нзвл бы его музыкой дльней смерти, милый мой; но рукм моим тк холодно, в лицо из рощи прилетет ткой оживленный воздух... Что делть, я не зню слов!

Всю ночь вчер кричл сов в сду... Брт мой, зчем ты убил ее дитя!., дитя еще невинно, милый брт... Помнишь, и твоя мть был суров и нелюбим людьми, и отчего же ты тк вздохнул, когд услыхл вчер вечером жлобный плч совы нд яблоней, под которой лежло рзбитое до крови, еще нехорошо оперившееся тело ребенк?

Я слышл, друг мой, кк ты вздохнул; прости же мои слов, бедные слов одинокой сестры твоей...

Вот видишь свет сквозь поблекшие осенние кусты? Это дом мой, милый брт. Пойдем ко мне... В поле холодно!..

Я согрею тебя у кмин, и озябшие руки твои отойдут под дыхнием моей любви... Пойдем же, пойдем, милый избрнник мой. Пойдем; душ моя ноет! Тм мы долго будем одни в светлой комнте, в поле тк темно, и кругом везде сырость и ночь!"

XXII Я лег в тревоге. Пок в доме все шевелилось, я был еще терпелив; но скоро в буфете перестл звонить Степн; из дльней девичьей тоже не слышлось шум; в окне Ольги Ивновны еще светился огонь. Нконец и он погс... Тогд я весь обртился в слух, дрожл, всккивл... Вот вдли скрипнул дверь и змолкл, еще скрипнул и опять змолкл (я знл по звуку, ккя это дверь). Я ожидл, что нконец эт дверь зскрипит вдруг и коротко, потому что Пше ндоест нерешительность. Тк и случилось через минуту. Если б он пошл тотчс же смело в девичью, то з этим знкомым мне скрипом щолкнул бы змок н коридорных дверях, потом в сенях звизжл бы блок; но видно, он пробирлсь осторожно; между первым звуком и вторым прошло тк много времени, что я стл думть: "верно это не он!" Один Бог знет, кк я мучился, но н всякий случй был готов. Нконец стукнул змок, звизжл и хлопнул сення дверь... Нет сомнения, это он! Он бросилсь скорее мимо горничных, чтоб не успели ее рссмотреть, если которя и проснется. Я схвтил фуржку, отворил окно, выскочил в сд и поспешил по темной ллее к огороду. З воротми н мостике покзлсь Пш; он был покрыт большим плтком. Я дождлся ее в ллее в темноте, и он бросилсь ко мне н шею...

-- Ах, мой миленький, это вы! кк я дверей боялсь, кк они скрипят! это просто стрсть!

Мы решились идти в поле, к холмм, где был кирпичный срй. И недлеко, и пусто, и в срй можно спрятться -- в сду крульщики. Пш боялсь и зябл, но был н все соглсн. Кк очровтельно кзлось мне ее послушние, ее детскя кротость, ккое-то увжение ко мне, которое я змечл и в словх, и в робких взорх, обрщенных ко мне! Кк все это мне нрвилось после кокетств и обмнов Ктюши, после причуд и безвкусия Клши, после дерзостей Софьи! Когд мы шли с ней по пустой дороге мимо болот и смотрели н огромные поля, покрытые тумном, бедный и бледный ребенок стновился кк бы священным для меня... Смя чувственность моя был проникнут ткой искренней нежностью, тким умилением, что я вдруг зхотел не рсствться с ней ни н миг, звернул ее в свою шинель, и мы скоро дошли до кирпичного сря. Здесь, обнявшись крепко, сидели мы долго н пригорке и молчли. Я смотрел н это кроткое, отроческое лицо, н этот детский чепчик, н белокурые косички, которые выствлялись из-под него, смотрел н ее глз, переходившие с тумн и полей н меня, с меня опять н тумн и поля, и все не мог произнести ни слов. Что я скжу ей: "я люблю тебя!" Д, я точно люблю в эту минуту всей душою. А дльше, жертвы? Я зрнее откзлся от них. О Пш, миля Пш! Ты не знешь, с ккими ккуртными рсчетми нчл ухживть з тобой тот, с которым ты не боишься ходить в поле! Однко я сжл ее руку и, вопреки себе, с усилием скзл:

-- Тк ты соглсн, Пш, полюбить меня совсем?

-- Кк совсем? Д я просто удивляюсь, кк это дже можно чужого мужчину тк полюбить, кк я вс люблю!

-- Нет, Пш... ты не то... Совсем, совсем... Я боялся произнести оскорбительное слово или позволить себе немую вольность. Пш понял, однко, и здумлсь.

-- Вот что, -- нчл он, помолчв, -- что будет? Стршно подумть, душеньк! Мменьк моя, вы знете, ккя строгя. Он меня не любит, я не зню, з что. Вот теперь, кк мы в город ездили, то и дело, то и дело твердит: "от тебя, от пкостницы, ничего путного не добьешься". Зчем вот не понрвилсь жениху?

-- А ты бы пошл, если б понрвилсь?

-- Конечно бы пошл. Кк же не идти? Хоть он и гдкий, очень дже гдкий, что ж делть -- пошл бы. Зверните-к меня получше, тк холодно... Вздохнув глубоко, Пш продолжл:

-- Д. Я не зню, з что мменьк меня не любит. Вот тятеньк покойный -- тот меня любил. Бывло возьмет меня н колени, прилскет, и я его совсем не боялсь. Рз мменьк взял и зперл меня в чулн, уж не помню з что. Господи! душеньк, вот стрх-то был! Темно; крысы визжт, дерутся... А я тк и плчу, тк и плчу. Только тятеньк пришли из церкви, узнли и отперли мне. "Не плчь, говорит, Пшеньк". Я и перестл плкть. И см бледный тятеньк! Очень он меня жлел... О чем вы здумлись?

Что мне было скзть ей? О чем я здумлся! Я был в невырзимом смущении; я смотрел н тумнные поля: это были те смые поля, по которым, з непроходимым зимним сдом, шел когд-то жених во полуночи. Когд-то! Когд я верил всей душой, когд отец Всилий пел у нс вечером в облкх дым. И я оскверню шткой стрстью этот чистый обрз, я обмну его? Нет, я этого не сделю! Я встл и скзл ей: "Пойдем домой". -- "Пойдемте", -- отвечл он вздохнувши. И мы пошли нзд. Ей не хотелось еще скоро рсстться со мной; он проводил меня в ллею, и тут мы простились и обнялись в темноте. Сов, кк и вчер, кричл жлобным, стршно жлобным голосом. Пш уходил, шумя сухими листьями. Я провожл ее глзми; он тоже остновилсь н конце ллеи перед огородом, и н светлом месте между деревьями я еще рз рссмотрел ее клетчтый плток и детский ее чепчик.

-- Прощйте, миленький, прощйте! -- скзл он мне оттуд. XXIII

Спть я не мог; зжег свечу и долго ходил по комнте, но все было душно; я вышел в злу и ходил по зле.

-- Что делть? Оствить ее? Но кк оствить, когд он перед глзми? А охлжденье... А Модест с Ктюшей?.. Обеспечить -- рзве все?.. А вся эт неловкость,

недорзумения, фльшивые слов рзлюбившего?.. А ужс быть хоть недине с смим собою, хоть рз в жизни похожим н Модест? И что скжет Юрьев?.. Он говорил, что именно тихую, робкую и физически холодную девушку грех обольстить, что он не нйдет в стрсти той отрды, которую нходит плмення женщин. Мне было стршно жль ее, но смое сострдние только удвоивло желние облдть ею. Бедня моя Греция, где ты? Где же тот блгословенный угол, где я могу нйти любовницу без упреков и без рзврт, бескорыстную и бесстршную жрицу любви? Неужели жизнь моя должн идти тк, кк жизнь всех? Д это лучше б и не родиться! Д лучше стрстный порок, чем гнусня посредственность! Стрстный порок -- тк! Но если связь с этой бедной девушкой приведет меня к другого род пошлой посредственности, к дряхлым колебниям чувств, к стесняющему дыхние стрху низости и стрху жертвы? Если мне суждено будет вызвть в чьей-нибудь душе, в кком-нибудь, дже длеком отсутствующем, положим в душе Юрьев или Софьи... если мне суждено будет вызвть презрительное сожление, не лучше ли откзться от всего, от Греции, от смой жизни... Снесу ли я всю тяжесть ответ? Жениться после? Душно! Стршн худоб после родов, синие жилки н поблекших рукх; но это все не тк ужсно, кк моя собствення слбость... Но если мне суждено, упившись рзом и слдострстием и сострднием, нслдившись ее отроческим телом и мягкой душою, если мне суждено слышть или только подозревть, что кто-нибудь осмелился срвнить меня с Модестом, если кто-нибудь скжет про меня: д! он думл, что любит; он любил свое вообржение, не ее!.. О, Боже мой! не лучше ли стть схимником или монхом, но монхом твердым, светлым, знющим, чего хочет душ, свободным, прозрчным, кк свежий осенний день?.. Не лучше ли это отвги с пятном н душе, той отвги, которой увлекся Модест, почуяв вокруг себя презрение смых близких людей? Эт светля, одинокя жизнь не лучше ли и душного брк, где должны тк тргически мешться и жлость, и скук, и бедные проблески последней пропдющей любви, и дети, и однообрзие?.. Уж не лучше ли жениться, дть имя и бросить после? Тогд опять один и свободен! Но все порицют это... быть может, оно и в смом деле гдко. И неужели вся жизнь тков? Или это только моя? Но чья же лучше... чья? Куд не обернусь я, везде вижу слезы, и слезы пошло утертые, и опять слезы... Чью жизнь я предпочту моей? Тетушк не жил и не живет, приближясь к могиле... Юрьев ждут только лишения и одиночество; недром же говорит он, дьявольски весело смеясь, "терпи, кзк, тмном не будешь!" Яницким быть стыдно, потому что он не мыслит, мло знет; Клшей -- стыдно, потому что он жен Щелин; Дшей -- потому что слб и неверн смой себе, кк я; но я по крйней мере мыслю, у ней и того нет! Софья? Вот это что? Д что! Придного мло, мть строг, тетк глуп, отц жль, грустит, может быть, что руки велики и не тк хороши, кк у других, плтьев мло, грустит , что не встретил еще никого, кто бы порботил ее любовью... В этом кривоносом Сльври он скоро рзочруется... И кк бы это было хорошо! Он, быть может, к зиме поймет всю рзницу между им и мною... Чему ж я рд?.. Вот мои прв н Пшу!.. И кк душно везде! Дже великие люди... кк кончили они? Смертью и смертью... К чему же привел их жизнь?.. Кк жив передо мною кртинк, где Нполеон в круглой широкой шляпе и сюртуке стоит, зложив руки з спину!.. Перед ним ккя-то дм и негр, обремененный ношей... Кк ему скучно! И еще кртинк: M-me Bertrand с высоким гребнем, рк внутри, рскрытый рот и смерть! Еще я виже Гете в стромодном сюртуке, строго Гете, жентого н кухрке... кк душно в его комнте! Шиллер изнурен ночным трудом и умирет рно; Руссо муж Терезы, которя не понимет, кто ее муж... И это еще все великие люди! Не ужс ли это, не ужс ли со всех сторон?..

Я схвтил нконец фуржку и бросился вон из дом; шел, шел, шел до речки по дороге к селу, походил в холодном тумне по берегу и вернулся домой устлый и прозябший, но укрепясь дорогой в нмерении сделть первый истинный опыт воли и отречься от Пши. Я скжу ей: уезжй отсюд!.. Все понемногу утихло в душе моей, и я зснул. XXIV

Н другой день поутру я нписл зписку смой Пше: "Если ты, Пш, себя жлеешь и меня любишь, отпросись ты к мтери сегодня же, потом у родных просись к тетке в город и пробудь тм до тех пор, пок я уеду в Москву. Если же моя просьб ничего для тебя не знчит, тк я скжу Ольге Ивновне, что мы с тобой гуляем по ночм, и попрошу отпрвить тебя, чтоб не вышло тебе вред".

Пш тотчс же стл проситься домой, и велено было для нее приготовить тележку к вечеру.

После обед, когд струхи нши легли отдыхть, я долго ходил один, убитый и бессильный, по зле. Дверь отворилсь, и Пш вошл, взял свою чшку из буфет, ндувшись и молч прошл мимо меня дв рз, и хоть бы оглянулсь!.. Я было хотел идти з нею, но, вспомнив, что Юрьев нзвл бы ткое движение общечеловеческим, смутился и ушел в свою комнту. Не успел я сесть у стол и зкрыть лицо, кк дверь скрипнул, и Пш печльня, тихя вошл ко мне. Не говоря ни слов, он припл ко мне н грудь, подл мне детскую вилочку из слоновой кости и зрыдл...

-- Возьмите, возьмите, -- говорил он, -- возьмите н пмять, миленький мой, нгел мой, возьмите н пмять. Я не ншл ничего другого... Прощйте, прощйте, прощйте! -- повторил он с необыкновенной силой и громким плчем, обливя мои руки слезми и цлуя их...

И я цловл ее руки... И чего бы я не дл в эту минуту, чтоб он остлсь еще хоть н одни сутки!

Через чс ккой-нибудь тележк згремел по мосту. И я опять не спл всю ночь. Пшу не отвезли еще в город н другой день, не отвезли и н третий. Февроньюшк был у нс и скзл мне тихо, не нзывя ее по имени: "плчет очень!" Я ходил, кк безумный, по дому, по сду; ни о ком и ни о чем, кроме ее, не мог думть, не спл ночей до рссвет, стонл один, хвтл себя з голову. "Зчем, зчем я упустил ее? Вот он, кроткя, невиння!.. Что бы было! что бы могло быть!.." В сду иногд я брл толстый сук и бил им себя по ногм, по рукм, по спине до тех пор, пок кож крснел; ппетит потерял; язык и глз пожелтели. Н четвертый день я велел оседлть лошдь и поехл в то село, где жили родные Пши.

Кк войти в дом? Невозможно! Мть, сестр! Все знют! Все увидят и догдются. Объехл з овинми, чтоб кто-нибудь из церковников не увидл меня, постоял в роще поодль; нконец решился и выехл н улицу.

-- Поди сюд, -- скз я одной струшке. -- Не знешь ли ты, увезли Пшу-поповну в город?.. Меня брыня из Подлипок прислл...

-- Сегодня утром увезли...

Я повернул лошдь и сккл, не переводя дух, до дом... Но и дом было не лучше. Нет, бежть, бежть отсю-д!.. Дв дня еще колеблся. Потом скзл тетушке робко (стршно было ее огорчть -все рзъехлись от нее):

-- Я уеду.

-- Что ж, дружок, поезжй; рзвлекись, моя рдость... отдохни... Куд ехть? В Москву еще рно: Москв пуст. Юрьев в деревне; Ктюш с месяц тому нзд уехл к Модесту. К Яницкому? Недвно Дш звл меня в письме тк рдушно, говорил, что у них тк хорошо, тк много тени, цветов и книг; писл, что он день ото дня больше любит ее... Туд, туд, где живут не тк, кк все, в убежище

противозконной любви! Првду говорил Чепечниц Петровн: "незконня любовь слще зконной!" Не нужно мне слуги: я хочу быть один! В 20 верстх от нс шоссе идет н Москву, тм опять шоссе почти вплоть до Яниц-кого. В мльпост, и туд!..

-- Я еду к ней, -- шепнул я Ольге Ивновне. Ольг Ивновн отвернулсь к окну и отвечл:

-- Посмотрите, кково ей... И скжите ей, что нпрсно он меня обмнул; я и теперь готов ей помочь, если он будет в горе... Прощйте!.. Мльпост пришел н рссвете. Погод был ясня, и я взял нружное место. Громд поктилсь под гору, промчлсь по мягкому мосту, в гору... и городок нш скрылся. Солнце вствло; мы сккли шестериком во весь опор; кондуктор трубил. Рощи, зелень, деревни, обозы -- встречлись и пропдли... Обрз Пши бледнел все больше и больше, и спокойное сознние честного, удобного поступк нчинло знимть его место.

"Что ж, -- думл я, -- если я не могу игрть и блистть перед людьми, кк лихой конь, потщу в гору воз, кк деревенскя лошдк! Юрьев скзл же мне однжды: "Ндо много, много дровний иметь, чтоб чстыми успехми не опротиветь людям". Впереди ткя бездн дней! И не одни Подлипки, не одн Москв н свете!.. Прощй, прощй, Подлипки! прощй, миля Пш! блгослови тебя Бог н спокойный и добрый путь, я теперь злечу длеко от всех вс и збуду все строе!" Вперед, вперед, молодя жизнь!

XXV Шг з шгом светлел моя мысль... Кк легко кзлось тогд спрвиться с будущим!.. З одну кртину будущего можно было бы отдть совесть н вечный позор... кк отдл ее Модест... Ведь и он не зслуживл одних только упреков! Когд лет через пять после всего рсскзнного случй опять свел меня с Ктей, поблекшей, больной и пвшей, и я узнл нездолго до этого с содрогнием, что он умирет, с кким негодовнием зкипел я н Модест!

-- Зчем вы ездите всегд в крете? -- спршивет его одн дм.

-- Н воздухе тк портится прическ... Я принужден звивться, потому что у меня мло волос.

А я вдли вижу кургн, покрытый кленом и рябиной, лозник н берегу круглой сжлки... Розовое ситцевое плтье и синяя лент н шее, и цветущее лицо... Душ, быть может, полня простых ндежд... Ему было отдно все. А он? Стря история -- полня для меня всей новизны пережитого! Он гремит в крете, купленной н женины деньги; зеленые концы чорного глстух вовсе нейдут к бледному, жиреющему лицу, сюртук от лучшего портного и скучня, кк скзывют, добря жен!

Это все издлек. Но вот я в двно знкомом переулке. Смерклось, когд я вошел к ней... Перед этим узнл я, что он жив и попрвилсь. Попрвилсь, д... мне кзлось дже, что он выросл!.. Хотя это уже не т Ктя, что плясл по вечерм в людской, не т, что плкл по детям, отднным в воспиттельный дом и умершим потом, не т, что бегл дикой девочкой по рощм и коноплям... Но все тот же очерк продолговтого лиц, все т же болтливость и рдость при встрече со мной.

Он вызвлсь провожть меня.

-- Откуд у тебя это ткой слоп и шляпк слвня?

-- См купил. Модест Ивныч не збывет меня. Господи! Ведь приктил, когд я зболел. Он был в Москве, узнл, что я больн, и сейчс ко мне. Я ему тут сгоряч, знете, этк... Уж, конечно! у меня кровь дже горлом шл перед этим! Я ему, кк есть, все нчистую. Конечно, говорю, вы можете н меня сердиться, кк вм угодно, ведь вм не следует оствлять меня. Что вы со мной сделли? Рзве я ткя был? С тех пор ккуртно высылет деньги и пишет, что нужно...

-- А с женою кк они?

-- Он говорит, что он нгел. А я слышл, что он н него прикрикивет. Что ж, мудрости большой тут нет: имение ее! Поверите ли, волокит ткой же, кк был... Уж он ведь и не тк молод теперь... Толстый ткой стл, здоровенный, в деревне спуску никому не дет. А все-тки, если по-божески судить, он не мог н мне жениться... Я не верил этому... Пусть не збывет только, то трудной службы я теперь нести не могу: грудь все болит... Ах, Господи, вспомнишь молодость-то! Помните, кк я вс обмнывл? Обещю прийти во флигель, см в людскую, д под бллйку и пляшу! Вот бы, кжется, Бог знет что дл, чтоб в Подлипки в нши опять!..

Мы простились под фонрем, и хотя в поблекшем лице, в игривости, уже нпоминющей изученность, не видится мне т простодушня, деятельня и грубовтя Ктя, которя с ткой силой вертел колесо н колодце тетушкин двор, чтоб не утруждть других людей, однко, блгодря щедротм Модест, живет он спокойно пок, отдыхя от порочных необходимостей, ввергнувших ее в болезнь...

Жертв не возбудил вблизи глубокого сострдния, он предстл в смягченном виде. И я не удивлюсь, если звтр же или через три год, пробудившись н минуту от духоты семейного эгоизм, стеснит он себя в чем-нибудь и обеспечит судьбу Ктюши!

Я блгодрен ему з пример: пмять об отце Всилье одн не спсл бы Пшу... Не поступок мой особенно дорог мне, но мне дорого то, что хоть одно лицо из первой молодости моей остлось в неподвижной чистоте; все обмнули, все рзочровли меня хоть чем-нибудь -- одн Пш нвсегд остлсь белокурым, кротким и невинным ребенком. Он недолго жил после встречи со мной. Кпитн немного пострел, хотя и повторяет двдцть рз совсем не смешно, что он н точке змерзния, и мло уже теперь меняется; он чсто ходит по вечерм ко мне, пьет чй и курит трубку. Февроньюшк стл получше; лицо перестло предупреждть год, и виски примзны все ткже колечком. Он змужем з одним упрвителем из дворян, говорят, смирным человеком, иногд гостит у отц и все хочет, чтоб он продл мне свой клочок и переселился к ней. Кпитн вчер зходил ко мне и вспоминл о Пше,

-- Вжня девушк был! -- скзл он, -- простот был, ей-Богу! просто удивительня! Он ведь пил и теперь сильно пьет!

-- Кто это пил?

-- Муж-то ее. Он ведь, знете, крестник мне... Тимофея Гврилыч Ерохин сын. Знкомый человек был, в уездном суде служил. А мне к тому времени пришлось в городе быть... Я и крестил сынк-то! ей-Богу! Через это он и знкомство с Пшей свел. Д. Вот извольте... Кк тетушк вш померл... вс не было... ну, он ко мне и приезжй н Петровки. Я, признться, думл Февру з него пристроить. Ну, где ж! Увидл ту... Он о ту пору гостил у нс. Ткя, ей-Богу, здумчивя был; нет, нет, д и зплчет, он и рсходись вдруг: "Я, говорит, жизнь з нее отдм!.." Ей-Богу! Ткой рзгульный был человек. Сейчс гитру это и все, д и ну стонть: "С ней любви одной довольно!" И стонет, и стонет... А он пуще плчет. Мть лих больно был, шельмовскя попдья!.. "Эй, говорю, Митя, полно стонть... душу всю вытянуло". -- "Эх, говорит, дй пожить". И моя тоже руку держит им. Что вы смеетесь? Не шутя. Вот и женился. Приехли мы к ним в город чрез годик, тк осенью. Ничего. Худ только больно он стл. Я говорю: "Что это ты, Прсковья Всильевн, ткя выдрочк стл?" А он зсмеялсь... -- "Что это вы, Мксим Григорьич, говорит: я не худ". Вечером уже пришел н втором взводе. Споги все и голенищ в глине. "Ну, кричит, Пш! снимй с меня споги сейчс! Ты моя рб!" -- и понес... "Полно, говорю, Дмитрий, видишь, человек больной, нежный... оствь ее". -- "Нет, он, я зню, пренебрегет мною!" А т, голубушк моя, ни словечк, гнец эткой! и ну тщить споги. "Подожди, говорит, Митя; я сейчс з чистыми носкми схожу; ты н дивн пок ноги поствь!" Хоть бы что! А он кк зкричит: "Не ндо мне носков! кричит, не ндо! Я, говорит, скот! Подобие скот! Скотин носков не носит!" Д кк были ее руки в глине -- ну их цловть... "Ты, говорит, моя жен! нгел небесный, не рб!.." Ткое свойство у него... ндрвен уж очень, ее любит. Вы думете, это его Гков, Семен Алексеич, споил? Ни! Боже мой! Не верю. Грусть, тоск одолел: после ее смерти спился; в родх умерл. Пятеро суток стрдл. Февр моя у ней тогд был. Через Дмитрия и змуж он вышл, Шевр-то. Он посвтл Николя Фи-липпович. "Блгодрю, говорит, вс, Февронья Мксимовн!" Шут его знет! пропл млый, веселый молодой прень! Прво! В комиссии тоже его все любили, и нчльство им было довольно. Приедет, бывло, еще женихом ко мне сюд. Увидит -- мужики молотят у меня н гумнишке. Цеп -- д и двй крестить!.. Я узню в рсскзе кпитн мою милую Пшу, и хотя муж ее, кк видите, служил в комиссии и любим был нчльством, но он для меня больше человек, чем многие честные и умные люди...

[1] Дтируется 1852 г. Впервые: Отечественные зписки. 1861. Т. CXXXVIII. С. 1-92, 319-374. Т. CXXXIX. С. 1-78. Здесь публикуется по К.Н. Леонтьев "Египетский голубь" М., 1991 (Чсть I, глвы I-V); Констнтин Леонтьев Полное собрние сочинений и писем. Т. 1. СПб, 2000 (окончние Чсти I и чсти II, III).