Вот уже 200 лет многие поколения ученых-исследователей работают над проектом «Песочные часы» — секретным проектом по осуществлению путешествий во времени. Но успехи очень малы, притом что перед человечеством стоит острая необходимость предотвращения галактической войны, которая может уничтожить Землю, и сделать это можно лишь исправив прошлое. Но также за последние 30 лет произошло два необъяснимых происшествия — бесследно исчезли двое ученых, работающих над проектом, и возможно в этом следует искать ключ к разгадке.

Клиффорд Саймак

Девять жизней

I

Гилхрист Вульф подошел к полке и снял с нее журнал. На чистой белой странице он написал: «Сегодня Гофф закрыл дело Хендерсона. Никакого объяснения его исчезновению не найдено».

Сделав эту запись, он пролистал журнал назад, очень медленно, притворяясь, будто просто проглядывает страницы. Но в конце концов он дошел, как и рассчитывал, до той трагической более ранней записи, сделанной тридцать лет назад.

Она была датирована шестнадцатым октября две тысячи триста тридцать четвертого года и начиналась такими словами: «Сегодня исчез Энтони Такермен…».

Он не стал дочитывать до конца. В этом не было необходимости. Он мог бы отбарабанить эту запись наизусть, если бы его попросили.

А теперь в журнале появились и другие заметки и описания обстоятельств дела — сегодняшняя, которую он только что написал, и та, которую он оставил десять дней назад. И он от души надеялся, что ему удалось придать своей заключительной заметке столь же бесстрастный научный тон, как у первоначальной записи Уилфрида Сомса, сделанной тридцать лет назад.

Он снова вернулся к своей заключительной записи и с некоторым изумлением — хотя чему здесь было изумляться? — обнаружил, что, за исключением имен, он почти слово в слово повторил то, что записал Соме в тот давний октябрьский день: «Двадцать третье июля две тысячи шестьдесят четвертого года. Вчера вечером исчез Сартуэлл Хендерсон…».

Собственно, почему бы и нет, спросил он себя. Оба они писали об одинаковых происшествиях, хотя действующие лица были разными.

Вульф рассеянно задумался о том, были ли Хендерсон и Такермен знакомы между собой. И решил, что вполне могли быть. Но это еще не означало, что данное совпадение имело хоть какое-то касательство к их судьбе. Возможно, заключил он, этот аспект загадки вообще не имел никакого значения. Гофф проверил бы гипотезу об их отношениях, если бы счел ее сколько-нибудь важной: такого толкового начальника службы безопасности можно было только пожелать.

Вульф снова вернулся к записи о Такермене и еще раз перечитал ее, хотя и без того знал наизусть. Его мучил вопрос, не крылась ли в ней какая-нибудь зацепка, до сих пор остававшаяся незамеченной, — какой-нибудь неуловимый, скрытый намек. Но он быстро понял, что в ней не было ничего подобного — да и вообще ничего нового. Она была бесцветной и немногословной, как и всегда, потому что ее сделал человек, который не мог позволить себе питать даже малейшую надежду. Это было сухое изложение установленного факта и ничего более. И это, подумал Вульф, вполне понятно. В каждом из происшествий имелся один важный центральный факт: исчез человек. Не сбежал, не был похищен. Просто исчез. Только что был здесь и сейчас, а потом — раз! — и нет его.

Он медленно отпустил страницы, слегка придавливая их большим пальцем: серое, сливающееся мельтешение сделанных от руки записей, накопившихся за многие годы, — летопись мелких успехов, воображаемых революционных достижений, преследующих неудач и крушений древних надежд.

Вульф напомнил себе, что лишь в случае с Такерменом и Хендерсоном определение «неудача» могло быть поставлено под сомнение. Из тысяч ученых, которые долгие годы работали над проектом «Песочные часы», лишь эти двое, возможно, сбежали из настоящего в другое прошлое или другое будущее, подальше от «здесь» и «сейчас».

Он поднялся и поставил журнал обратно на полку.

А если Такермен и Хендерсон действительно преуспели, сказал он себе, если у их задачи было решение и возможность успеха, несмотря даже на то, что их мог ожидать и провал, — значит, у них все еще была надежда.

Он пересек комнату и прошел по центральному холлу. У входной двери охранник по-военному четко козырнул ему, повторяя действия своих многочисленных коллег, которые на протяжении этих долгих лет стояли перед выходом во дворик, где сквозь кружево кленовых листьев просачивался пятнистый солнечный свет.

— Слышали, сэр, — спросил охранник, — старая Молли сегодня утром принесла котят?

Вульф почувствовал, как чуть расслабилось его лицо, но так и не улыбнулся.

— Нет. И скольких на этот раз?

— Четырех, — ответил стражник, — Белый, серый и двое черных.

— Что ж, неплохо, — одобрил Вульф, — Спасибо, что сказали.

Он зашагал по брусчатой дорожке в тени кленов, направляясь к лабораторным мастерским, которые в старину, когда проект «Песочные часы» еще только набирал обороты, служили сараями, конюшнями и прочими подсобными постройками. Даже сейчас, подумалось ему, это было хорошее место, где старые кошки могли произвести на свет своих котят.

В этом чудесном краю, подумал он, мечты людей и кошек… кстати, а о чем мечтают кошки? Наверное, о полевых мышах, большущих мисках с желтоватой жирной сметаной и уютном кресле у волшебного окна, в которое вечно светит теплое ласковое солнышко. Определенно, кошек не посещает вдохновенное безумие, которое овладевает сознанием людей, точно толпа перепуганных чудовищ. Была лишь одна оговорка, которую он не мог не сделать. Мечты людей не были совершенным безумием, ибо все, что можно воплотить в реальность и найти этому практическое применение, нельзя назвать совершенно безумным.

Здесь, в тиши этих выбеленных солнцем древних строений, этих древних полей, поросших кустами шиповника и кишащих кроликами, этого неторопливого ручья и этих далеких холмов, голубеющих в полуденном свете, Человек отважно бросал свои честолюбивые замыслы и золотые мечты прямо в лицо Времени.

И на каменистой ниве многолетних неудач и поражений, удобренной беспримерной дерзостью Человека, пробивались робкие ростки достижений, грубые зачатки какой-то не отмеченной пока ни в одной энциклопедии науки, которая когда-нибудь, возможно, изменит мир.

И даже больше: два человека исчезли!

Дорога подошла к концу, и Вульф быстро зашагал по прокаленной солнцем утоптанной земле бывшего скотного двора. Лишь очутившись внутри первого сарая, он на миг остановился, давая глазам возможность привыкнуть к мягкой прохладной полутьме. Пока он стоял на пороге, щурясь, до него донеслись шаги Джо Стрэнга.

— Это вы, Гил? — спросил молодой голос.

— Я, Джоэль, — отозвался он. — Как поживают твои питомцы?

— Здесь двенадцать. Пять исчезли. Я наблюдал за ними.

— Ты только и делаешь, что наблюдаешь.

— Мне интересно, что они собой представляют.

— А мне плевать, что они собой представляют, — сказал Вульф, — Что мне хотелось бы узнать, так это, куда они деваются — и как.

— Не «почему»?

— Господи, Джоэль, ну какая мне разница, почему?

— Такая, что это может быть как-то связано. Если бы нам была известна их цель и мотив — почему они исчезают и почему возвращаются снова, — тогда, быть может, мы сумели бы подойти немного ближе к «как»? Эх, если бы только я мог разговаривать с ними!

— Ты не можешь с ними разговаривать, — отрезал Вульф. — Они ведь животные. И все тут. Просто животные с другой планеты.

Он стиснул челюсти так сильно, что у него свело щеку. Очень глупо, напомнил он себе, бессмысленно пререкаться с Джоэлем Стрэнгом о Странниках. Если этот восторженный дурак считает, что он может разговаривать с ними, пускай себе считает так и дальше. В конце концов, это ничуть не большая утопия, чем сотня прочих вещей, которые уже были испробованы в ходе «Песочных часов».

До этого мгновения Вульф даже не осознавал того напряжения, под которым находился все это время, напряжения, которое он разделял со всеми остальными участниками проекта.

И ведь его нельзя было отнести исключительно на счет исчезновения Хендерсона. Дело было далеко не только в этом. Напряжение было неотделимо от самой работы. Оно увеличивалось, ширилось и нарастало у человека внутри до тех пор, пока не начинало душить его.

Возможно, подумалось ему, это было связано с необычной долговременной срочностью проекта, не утрачивающего своей важности не дни, месяцы или даже годы, а целые века. Еще сильнее, пожалуй, это было связано с ощущением неотвратимого рока, который будет знаменовать конец этих веков — если только «Песочные часы» не дадут ответ и не приведут наконец проект «Парадокс» в рассчитанное до мелочей действие.

Важность этих стремительно утекающих месяцев и лет была чем-то личным и понятным — чем-то таким, что каждый мог приравнять к своему существованию. Речь могла идти лишь о полной победе или полном поражении, и ни о чем более. Это был вызов, который волновал кровь и заставлял сердце учащенно биться, и ему сопутствовало ощущение личной и непосредственной необходимости.

Но в более долговременной срочности, растянутой на века, не было ничего непосредственного. Вопрос был почти теоретическим, несмотря даже на неумолимый рок. Именно по этой причине люди все время старались не забывать о срочности. Он просыпался среди ночи, насмерть перепуганный. Он пытался создать в своем воображении точный ужасающий образ их будущей участи, чтобы подхлестнуть себя. И таким образом боролся не за одно правое дело, а за два сразу.

Вульф заметил, что Стрэнг смотрит на него с озадаченным видом.

— Я просто задумался, Джо, — сказал он, — Над этим проектом работают уже почти двести лет, но до сих пор не добились особого прогресса. У нас есть только Странники, Доказательства Телмонта и уравнения Манна. А теперь еще два человека исчезли.

— Когда это случится, — сказал Джоэль, — то случится вот так.

Он неуклюже щелкнул пальцами.

— Почему ты так думаешь?

— Не знаю, — сказал Стрэнг.

Вульф двинулся к клеткам, где содержались Странники, и Стрэнг поспешил за ним. Очутившись перед стеклянной клеткой, Вульф задумался, получится ли у него когда-нибудь смотреть на ее обитателей без содрогания. Их безобразие еще можно было понять. Но почему они вдобавок еще столь омерзительно драчливы и жестоки? Размером они были не больше крупной крысы и выглядели так, будто с них заживо содрали кожу, причем так быстро и недавно, что они еще не успели истечь кровью.

Вульф смотрел на них как зачарованный, ожидая, что кровь вот-вот потечет, и они в ответ нахально уставились на него. Пожалуй, этот взгляд нельзя было с полным правом назвать злобным, но в их глазах светилось что-то очень близкое к злобе, к тому же сдобренной тем заносчивым высокомерием, которое могло смутить кого угодно.

— Теперь я понял, почему сказал, что все произойдет совершенно неожиданно, — пробормотал Стрэнг, — Когда я стою здесь и наблюдаю за ними, у меня порой возникает такое чувство, что я вот-вот пойму, в чем дело.

— Ты вроде говорил, что их было двенадцать, — заметил Вульф, — Сейчас их одиннадцать.

Стрэнг вздохнул.

— И такая петрушка — каждый день. За ними не уследишь.

Теперь Вульф увидел, что животных стало тринадцать. На гладком полу клетки, где всего миг назад никого не было, откуда ни возьмись появились еще два Странника.

— Джоэль, куда они деваются? Думаешь, они перемещаются во времени?

— Иногда мне кажется, что так и есть, — сказал Стрэнг, — Эх, если бы только я мог говорить с ними…

— Я знаю, что ты все проверил, но невидимость может быть довольно неуловимым свойством.

Стрэнг покачал головой.

— Мы знаем, мы абсолютно точно знаем, что невидимость здесь ни при чем. Они куда-то деваются. Перемешаются во времени или в пространстве. Если бы только я смог понять, почему они исчезают, возможно, мне удалось бы докопаться до того, куда.

— Тебе нравятся эти твари, Джоэль?

— Пожалуй. Скажем так, я привык к ним. Мне иногда кажется, что они, возможно, тоже начинают принимать меня. Но я не уверен. Если бы только можно было как-нибудь понять…

— Я знаю, — сказал Вульф, — Я знаю.

Он отвернулся от клетки и зашагал прочь. Стрэнг некоторое время шел рядом с ним.

— О Хендерсоне что-нибудь известно? — спросил он.

— Хендерсон исчез, — сказал Вульф.

— Как Такермен?

— Да, я уверен в этом.

— Гил, узнаем ли мы когда-нибудь?

— Я не могу ответить на этот вопрос, — отозвался Вульф, — Ты, разумеется, отдаешь себе отчет, в каком нелепом положении мы находимся — и как нелепо было это все с самого начала «Песочных часов». С таким же успехом кто-нибудь мог бы попросить нас придумать, как остановить солнце. А в этом проекте мы должны придумать, как перемещаться во времени. То, что нам нужны путешествия во времени, принимается как данность. Нам говорят: «Что ж, тогда давайте их разработаем». Организуют проект, называют его «Песочные часы» и говорят нам: «Через триста лет вы должны путешествовать во времени».

— У нас все получится, Гил.

Вульф протянул руку и похлопал Стрэнга по плечу.

— Спасибо тебе, — сказал он.

II

Вульф вышел во двор, на неожиданно яркий солнечный свет, от которого он зажмурился, способный смотреть на мир лишь сквозь прищуренные веки.

Он вдохнул сухой и жаркий аромат лета, смесь запахов сонной пыли, слишком зеленых листьев, нескошенного луга, старой облупившейся краски. Где-то вдалеке ворковал голубь, совсем рядом шелестели крыльями воробьи, и Вульф вдруг понял, что это воркование и шелест не просто подчеркивают тишину, которой были объяты эти безбрежные земли — земли, окруженные глухой оградой, охраной и гробовым молчанием официальных властей.

Значит, они организовали «Песочные часы» и держали это в секрете. Они настояли, что никто не должен знать, какова цель проекта, а когда, и если, она будет достигнута, открытие должно остаться тайной. И прежде всего никто не должен узнать о том, для чего будет использовано путешествие во времени.

И в кои-то веки они поступили по-умному. «Песочные часы» организовали на этой старой ферме, потихоньку, без обычной шумихи со строительством сверкающих новеньких зданий или внезапного паломничества целой армии правительственных чиновников. Работа над проектом началась постепенно, так что местное население если и удивлялось, то мимолетно, а поскольку ничего важного не просочилось наружу, у тех, кто работал над проектом, не возникало необходимости яростно от всего отпираться.

То, что этот проект был организован с такой изобретательностью почти два столетия назад, на взгляд Вульфа, лишь подчеркивало огромное значение, которое ему придавали с самого начала, и столь же упрямую решимость во что бы то ни стало сохранить его в строгой государственной тайне.

На дорожке, ведущей от дома, мелькнуло белое платье, и Вульф понял, что Нэнси Фостер, его секретарша, его ищет. Нэнси была хорошенькой, деловитой и добросовестной, и, куда бы он ни пошел, она всегда умудрялась разыскать его и приставить к работе.

Он был уверен, что Нэнси работает на Службу безопасности. Но это его не тревожило. Он был всего лишь разгильдяй, в меру своих сил пытающийся делать работу, которая была не по зубам ни одному человеку, и Служба безопасности могла сколько угодно проверять его при помощи тестов и диаграмм всякий раз, когда Нэнси отдавала распоряжение.

Он прошел по двору и увидел, что Нэнси остановилась у конца брусчатой дорожки и ждет его. Она держалась в тени, и лицо у нее было напряженное.

— Там Гофф, — сказала она. — Он кого-то привел.

— Спасибо, Нэнси, — поблагодарил Вульф. — Я уже иду.

— Что-то случилось, Гил?

— Да нет. А что?

— Этот человек, который пришел с Гоффом. Я почти уверена, что он из Центрального бюро.

Вульф заставил себя рассмеяться.

— Мы их не волнуем, Нэнси. Не настолько мы важны.

— Его фамилия Хьюз. Сидни Уодсворт Хьюз.

Она хмыкнула, произнося это имя.

— Прямо как стихи, — сказал Вульф.

Караульный у входа все так же стоял навытяжку, но на его любезности это никак не отразилось.

— Ну как, видели котят, сэр? — поинтересовался он.

— Нет, — ответил Вульф, — Я до них не дошел. Завтра посмотрю.

— На них стоит взглянуть, — сообщил охранник без малейшего выражения.

Гофф с Хьюзом ждали его в кабинете. Хьюз оказался крупным мужчиной — этаким лощеным типом. Такого, пожалуй, нелегко будет переспорить, сказал себе Вульф. Гофф представил их друг другу.

— Хьюз из Центрального бюро Службы безопасности.

Вульф пожал Хьюзу руку и изумился тому, как это Нэнси так хорошо разбирается в людях.

— Я пошел, — сказал Гофф. — У меня работа. Когда закончите, позвоните мне и я пришлю за вами машину.

— Благодарю вас, Гофф, — ответил Хьюз. Его слова определенно прозвучали как разрешение уйти.

— Сообразить вам чего-нибудь выпить? — спросил Вульф.

— Может быть, попозже, — сказал Хьюз. — Сейчас мне надо о многом с вами поговорить.

Разговор начинался на какой-то фальшивой ноте. Все было слишком поспешно, слишком натянуто, чтобы быть драматичным, хотя ощущение драмы все-таки проскальзывало. Ничего хорошего из этого не выйдет, подумалось Вульфу.

Интересно, не имеет ли это отношения к Хендерсону? Исчезновение Хендерсона казалось ему единственной причиной, по которой в его кабинете мог появиться человек из Центрального бюро. Но дело Хендерсона было закрыто. Гофф проделал такую работу, которая не оставляла в этом никаких сомнений. Каждый факт, каждый аспект этого исчезновения был учтен и расследован. Вся история — насколько там вообще было что-то известно — была черным по белому записана в официальных документах.

Хьюз грузно опустился в кресло и поставил перед собой свой портфель.

— Насколько я понимаю, пропал человек.

Вульф кивнул.

— Гофф рассказал мне об этом, — продолжал Хьюз, — Это очень похоже на дело Такермена.

— Гофф — молодец, — сказал Вульф.

Он знал: чтобы руководитель проекта хвалил начальника собственной службы безопасности — это уже на грани ереси. Но его это не волновало. Слишком уж напыщенным был этот Хьюз.

— Однако я здесь не затем, чтобы говорить о Хендерсоне, — как ни в чем не бывало продолжал Хьюз, — Я приехал сообщить вам, что мы нашли Такермена.

Вульф выпрямился в своем кресле. На мгновение он застыл, отчасти от безотчетного стремления взять себя в руки, порожденного почти врожденной решимостью не выказывать никаких эмоций, отчасти от поразившей его словно холодным стальным клинком мысли: если то, что сказал Хьюз, правда, значит, большая часть надежд, которые возлагали на «Песочные часы», только что развеялась как дым.

— Но это невозможно, — выдавил он в конце концов. — Это не имеет смыс… — Он осекся, увидев полуулыбку на лице своего собеседника.

— Я немного уточню, — сказал Хьюз, — Мы не нашли самого Такермена. Но у нас есть его отпечатки пальцев, и мы можем воссоздать картину произошедшего. Хотя бы ее часть.

Хьюз помолчал, ожидая какого-то отклика, но Вульф упрямо безмолвствовал. В конце концов он все-таки заговорил:

— Продолжайте. Вы говорили о каких-то отпечатках.

— Мы нашли отпечатки на больничной карте, — сообщил Хьюз, — и она датирована тысяча девятьсот восемьдесят пятым годом.

Вульф сидел сгорбившись и чувствовал, как в душе у него мало-помалу нарастает ликование. Он видел, что Хьюз наблюдал за ним с этой своей полуулыбочкой на губах, как будто внутренне забавлялся, — выражение, которое было не совсем снисходительное, но очень к тому приближалось.

— Вы уверены? — спросил Вульф, — Точно уверены или есть сомнения?

— Мы убеждены.

Вульф кивнул. Неплохо. Если Центральное бюро было убеждено, обычно это означало, что любая битва, любая борьба с трудностями на девять десятых выиграна.

— Его доставили в госпиталь, — продолжал Хьюз, — он пострадал в какой-то уличной драке. Ему здорово досталось, и, судя по записям в карточке, никто не верил, что он выкарабкается.

— Но он выкарабкался?

— Наверняка мы не знаем. Он снова исчез, — Хьюз больше не улыбался, — Боюсь, Такермен задал им работенку. Поступил без всяких документов и совершенно ничего не помнил о своей прошлой жизни. Поэтому его записали как неизвестного и стали ждать. Но даже когда он пошел на поправку, он все равно ничего так и не вспомнил. Они объяснили потерю памяти трещиной в черепе, которую он получил в драке. О нем нигде не было никаких упоминаний, и они, должно быть, никак не могли взять в толк, как человек его возраста… ему ведь было сорок, да?

— Да, — подтвердил Вульф.

— Должно быть, им нелегко было понять, как человек мог прожить сорок лет и ни разу не подвергнуться процедуре снятия отпечатков пальцев и не иметь даже никаких документов, по которым можно было бы установить его личность. А потом еще вдобавок ко всему он исчез — прямо с больничной койки.

— Он снова переместился во времени, — сказал Вульф, — Ему там не понравилось, поэтому он просто отправился дальше. Вы искали его в каком-нибудь другом времени?

Хьюз покачал головой.

— Что толку? Мы и сейчас его не искали — наткнулись на его карту по чистой случайности. Он совершил прыжок на четыреста лет назад, не забывайте. В какое время его занесло во второй раз? Отпечатки пальцев — единственный надежный метод установления личности, который был доступен в прошлом, но его изобрели сравнительно недавно. Если он прыгнул из тысяча девятьсот восемьдесят пятого года хотя бы еще на пятьдесят лет назад, он потерян для нас безвозвратно.

— Но он путешествовал во времени, — сказал Вульф, — Вот что важно. Теперь мы знаем, что это возможно.

— А раньше не знали?

— У нас были определенные доказательства, — сказал Вульф. — Были определенные рабочие теории. Но мы действовали наобум. Полной уверенности у нас не было.

— Даже спустя двести лет?

— Двести лет еще не прошло.

— Ну ладно. Почти двести лет. Должен заметить, для людей, которые так не уверены в своих силах, ваши отчеты казались крайне обнадеживающими.

Он пристально взглянул на Вульфа.

Вульф ощутил внезапную вспышку гнева и постарался обуздать ее.

— Вы забываете, — сказал он, — что Центральное бюро поручило нам задачу, которую практически все с самого начала считали гиблым делом. Мы начинали на пустом месте. Нам было не на что опереться, если не считать нескольких абстрактных философских концепций, которые на самом деле ни черта не значили. Мы создали этот проект с нуля. Центральное бюро должно радоваться, если у нас через тысячу лет что-то получится.

Поведение Хьюза изменилось. Теперь и в нем угадывалась искорка гнева — гнева и неприкрытого нетерпения.

— Тысяча лет — это слишком долго, — сказал он, — Результат нужен нам через сто, а лучше — через пятьдесят лет. Я знаю, что это долгосрочная программа, но время уходит. Так говорят наши калькуляторы. Собственно, тут вполне довольно и простого здравого смысла. Дипломатическая ситуация становится напряженной.

Он немного помолчал, как будто не мог решить, стоит ли говорить то, что было у него на уме. Потом чуть склонился вперед, и на скулах у него заиграли красные пятна.

— Я не могу выразить, как это важно, — проговорил он медленно, — Только вы можете предотвратить войну. Вряд ли надо напоминать вам, какой катастрофой обернулась бы подобная война.

Вульф закрыл глаза и увидел ее в мучительной вспышке. Все заливал яркий, ослепительный свет, на фоне которого темнели немногочисленные крохотные точки — расплавленные ядра планет, рвущихся на части.

— Плеяды наседают на нас, — сказал Хьюз, — Но они не станут нападать, если у них не будет заведомого перевеса в силе. Если мы сможем удержать своих союзников и нарастить силу, мы сохраним мир. После этого на следующее тысячелетие нам будет обеспечено превосходство, и опасность минует.

Он провел пальцами по редеющим волосам.

— Это вопрос морали и этики, — сказал он. — В прошлом мы допустили несколько ошибок в ходе своей экспансии. Теперь мы поумнели. Мы считаем…

— Я в точности знаю, что вы считаете, — с горечью перебил его Вульф. — Вы считаете, что Земля не должна нести ответственность за свои прежние ошибки. Вы считаете, что мы переросли их. Вы считаете, что у нас есть полное право переместиться назад во времени и все подправить.

Он поджал губы.

— Проект «Парадокс» предусматривает, гак можно обстряпать это дельце в полной тайне. Вы хотите пустить в ход задний ум, и существует всего один по-настоящему действенный способ сделать это. Вы говорите тем, кто работает над проектом «Песочные часы»: «Теперь все зависит от вас. Если вас постигнет неудача, всю федерацию ждет сокрушительное поражение». Нет — не просто поражение. Полное уничтожение.

Он медленно поднялся.

— Хьюз, — сказал он, — Такого гнета «Песочные часы» не вынесут. Мы будем делать все, что в наших силах, чтобы вы получили свое путешествие во времени. Мы напряжем каждую жилку и пустим в ход все свои ресурсы. Но мы не примем более широкие последствия нашей неудачи. Мы даже не возьмем на себя полную ответственность за возможную неудачу. Иными словами, Хьюз, не надо разговаривать со мной в таком тоне.

Хьюз тоже поднялся.

— Что-то мне не нравится ваше отношение, — сказал он.

Вульф пожал плечами.

— Да ради бога. Нравится оно вам или не нравится, мне неважно. Но не пытайтесь давить на нас. Не пытайтесь подгонять нас. На нас и так предостаточно давления.

Он потянулся к телефону.

— Я попрошу Гоффа прислать машину, — сказал он.

Он выставлял этого человека за дверь, а это был не самый разумный поступок. Но почему-то его это не волновало.

В службе безопасности подняли трубку. Вульф без колебаний попросил вызвать машину.

— Так как, выпить не хотите?

Хьюз был вне себя. Он вытащил из портфеля папку и бросил ее на стол.

— Здесь все данные на Такермена, — сказал он Вульфу, — Я подожду машину за дверью.

Вульф проводил его взглядом.

III

Вульф нажил себе врага, ничего не достиг, а его поведение было глупым до крайности. Но он был исполнен решимости дать Центральному бюро понять, что им не нужно напоминать об их задаче.

Они и так знали свою задачу и уже почти две сотни лет пытались решить ее всеми мыслимыми способами — утыкаясь в тупики, двигаясь по ложным путям, но ни на миг не прерывая поиска, ни на миг не теряя из виду их конечной цели. Проекту «Песочные часы» не нужен был напыщенный дурак вроде Хьюза, чтобы подталкивать его на этом пути.

Может, в Центральном бюро и теряли терпение, но он ничего не мог с этим поделать. В Центральном бюро долго ждали, но придется подождать еще.

Возможно, еще не очень долго. Работа над проектом «Парадокс» была завершена почти пятьдесят лет тому назад, и теперь все было готово. Как только путешествие во времени перестанет быть лишь теоретической возможностью, проект «Парадокс» может вступать в действие. Но пока этот день не наступил, он не продвинется ни на шаг.

И очень жаль, сказал себе Вульф. Он сел за свой стол, положил руки перед собой и стиснул их. Это все нервы, сказал он себе. Каждый из нас — комок нервов.

Хотя он горячо отрицал это в своем разговоре с Хьюзом, срочность висела над ним, как дамоклов меч, и пугала его — отчаянная необходимость предотвратить первую галактическую войну, в которую Земля будет вовлечена и, по всей вероятности, уничтожена.

Он попытался представить последствия подобной войны — и не смог. Это будет крупномасштабная война, основанная на долгосрочной стратегии, не поддающаяся научному осмыслению человека, далекого от военных дел. Планеты займут место городов в старой, устаревшей и вышедшей из обращения концепции мировой войны и будут превращены в пыль в ходе ка-кого-нибудь тактического маневра той или иной стороны.

И эту войну можно предотвратить. Можно сделать так, чтобы она никогда не началась. Как только путешествия во времени станут возможными, проект «Парадокс» продолжит осуществление плана, который уже был разработан и ждал своего часа: люди смогут переместиться в прошлое, чтобы переписать страницы, которые были темным и трагическим пятном на дипломатической истории Земли. Ибо идеологическое сражение, которое шло сейчас полным ходом, было борьбой за умы на множестве разных планет. И это, подумалось Вульфу, была та еще работенка. Ведь то, что на одной планете считалось правильным образом мыслей, на другой могло показаться изменой или еще чем-нибудь в том же роде.

Внезапно Вульф обнаружил, что пункт за пунктом вспоминает перечень достижений проекта «Песочные часы». У них были Доказательства Телмонта — документы, найденные на мертвой заброшенной планете в созвездии Сеятеля. Эти бесценные таблички, по всей видимости, указывали на то, что раса, некогда обитавшая на Сеятеле III, использовала путешествия во времени для того, чтобы сделать богаче и разнообразнее свою повседневную жизнь. Но имелась одна загвоздка. Видимо, путешествия во времени были для них делом столь обыденным, что им не пришло в голову упомянуть о том, какого рода были эти путешествия.

Вульф негромко выругался себе под нос, вспомнив, как они работали, словно бешеные, чтобы расшифровать письменность телмонтиан. И как, когда ключ был уже найден, они впустую перелопатили уйму записей.

Они умели это делать, подумал Вульф и грохнул кулаком по столу. Но что лежало в основе этого умения? Механический процесс? Природная способность? Умственная тренировка? Что?

А Странники, привезенные на Землю двадцать лет назад из зоны Лобзика, — как быть со Странниками? А уравнения

Манна, дело рук крошечного сморщенного человечка, который упорствовал в безумном старомодном убеждении, будто все во Вселенной можно объяснить при помощи законов математики.

А теперь еще два человека исчезли!

Его ждала работа. Надо встать и взяться за дело, а не рассиживаться здесь в раздумьях, полных горького гнева и досады. Но ему не хотелось работать.

Ему хотелось на рыбалку.

Он сидел и думал о зеленой глади воды, представлял, как, разомлевший на солнышке, зачарованно следит за танцующим поплавком. Его ждали синежабрые окуньки и солнечники, а они за улов могли бы сойти с большим трудом. Но он рассматривал их как терапевтическое средство и хотел на рыбалку.

«Клянусь богом, — подумал он, — я пойду. Улизну от Нэнси и всех остальных и наловлю прорву рыбы».

Он поднялся и протянул руку к папке, которую Хьюз швырнул на стол. «Такермен, — подумал он, — Как все произошло с Энтони Такерменом в тот октябрьский день тридцать лет назад?

Он знал, что делает, или просто столкнулся с каким-то непредвиденным и совершенно необъяснимым явлением? Что он сделал, чтобы отправиться в прошлое? Чем он там занимался, что видел, чувствовал и думал? И что случилось с Сартуэллом Хендерсоном всего десять дней назад? Что такого особенного сделали Такермен и Хендерсон? Почему с ними случилось то, что не случалось больше ни с одним человеком на Земле?»

И все-таки это было не совсем справедливо!

Сколько, спросил он себя, человек может блуждать в потемках? Он положил папку обратно на стол и с изумлением и неудовольствием заметил, что рука у него трясется.

Мгновение он стоял, напряженный, пытаясь унять дрожь, и когда рука перестала трястись, он снял телефонную трубку и попросил оператора:

— Свяжите меня с Центральным бюро информации.

После недолгого ожидания ему ответили.

— Вульф, «Песочные часы», — представился он, — Я хочу запросить все важные аналитические данные, которые у вас имеются на пропавших без вести людей. Ну, скажем, за последний десяток лет.

— Это займет некоторое время, сэр.

— Хорошо. Перезвоните мне, когда соберете сведения.

— Вам не нужны непосредственные факты? Только статистика, распределение и еще несколько простейших аналитических показателей?

— Естественно. Чтобы полностью просмотреть каждое дело, мне придется засадить десяток человек за работу на месяц.

— На какие детали обращать особое внимание? Если бы нам была известна причина, по которой вы…

— Нет никакой причины, — перебил Вульф, — Можете считать это мимолетным капризом.

— Но, сэр…

— Черт побери, можете вы произвести простую исследовательскую работу, не возводя ее в степень дела вселенской важности? Подготовьте для меня эти данные и позвоните, когда получите их.

Он с грохотом бросил телефонную трубку и тяжелыми шагами вышел из кабинета.

В холле он услышал голос Нэнси — она препиралась с поваром. «Господи, — подумал он, — она что, не может не совать свой нос хотя бы на кухню? Она обижает первоклассного повара. Если из-за ее придирок он уйдет…»

Он прошел за сарай, где держали Странников, и вытащил из-под навеса длинную бамбуковую удочку. Но когда он стал искать лопату, ее там не обнаружилось. Вульф выругался и, продолжая ворчать, отыскал старую консервную банку и направился в сад. По пути он сказал себе, что сможет накопать достаточно червей, чтобы хватило порыбачить часок-другой, голыми руками и какой-нибудь попавшейся под руку палкой.

Пропавшая лопата отыскалась под его любимой яблоней. Ее держал в руках маленький, похожий на гнома человечек, который прислонил удочку к дереву и усердно перекапывал землю в поисках червей.

— Эй, док, — окликнул его Вульф.

Доктор Оскар Манн метнул на него возмущенный взгляд и швырнул лопату.

— Я увольняюсь, — заорал Манн, — Ухожу сию минуту из этого проекта.

Он зашагал к сараям, но Вульф быстро забежал вперед и преградил ему дорогу. Манн остановился в нескольких дюймах, и его нелепая щетинистая бородка оказалась точно на уровне груди Вульфа.

— Какая муха вас укусила, док? — осведомился Вульф.

— Это все цифры, — свирепо сказал Манн, — Они никак не желали вытанцовываться. Отказывались становиться в строчку. Шарахались то туда, то сюда. Ну я и решил сходить порыбачить, чтобы немного развеяться. Но стоит мне только прийти сюда, как тут же собирается целая толпа.

— Вы предпочли бы, чтобы я сегодня не ходил на рыбалку, док?

— Да делайте вы что хотите, — огрызнулся Манн, — только без меня.

— Вы — человек огромной проницательности, — сказал ему Вульф, — и поэтому я восхищаюсь вами. Из меня компания никудышная. Я сегодня на всех бросаюсь.

— Я тоже, — признался Манн.

— Что с нами такое, док?

— Мы слишком редко ходим на рыбалку, — сказал Манн. — Чересчур редко. Давайте копать червей.

— Вы уже накопали достаточно, — сказал Вульф, — Теперь моя очередь.

— Вы копайте, а я буду собирать, — предложил Манн. — Без проворного червяка вы от меня не отвяжетесь.

Вульф подобрал лопату и вонзил ее в землю.

— Меня только что осенила одна мысль, док.

— Вот как, — отозвался Манн.

— Я позвонил в Центральное информационное бюро и попросил аналитические данные по без вести пропавшим людям.

Манн хмыкнул.

— Сколько вы уже здесь, Гил?

— Не понимаю, какое это имеет отношение к делу? Пять лет, если вам так хочется это знать.

Манн хихикнул.

— Это уже было раньше, — сказал он, — Примерно каждые пять лет кого-нибудь осеняет такая же идея. Вы просто пропустили последнюю.

Вульф перевернул полную лопату земли, и Манн набросился на нее, как разъяренный терьер. Он выудил оттуда четырех крупных червяков, двух поменьше и еще одного, которого перерезало напополам.

— Значит, я зря это сделал, — сказал Вульф.

— Не зря, — возразил Манн.

— Может быть, позвонить им и сказать, чтобы ничего не искали?

— Вы что, хотите разбить им сердце? — спросил Манн, — Выказать такое неуважение к этому огромному энциклопедическому устройству с его миленькими кнопочками и упорядоченными архивами?

— Пожалуй, не стоит мешать им развлекаться, — решил Вульф.

— Копайте еще, — велел Манн. — Мы, кажется, собираем червей. Только больше никаких разговоров о работе.

— Я только хотел сказать вам. Такермен нашелся.

Манн, который сидел на корточках перед лопатой, полной земли, быстро поднял глаза.

— Он нашелся! Так, значит…

— Это значит в точности то, на что мы надеялись. Нашлись его отпечатки пальцев, сделанные в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году.

Манн зачерпнул горсть земли, и она посыпалась у него между пальцами.

— Когда-нибудь, — сказал он. — Когда-нибудь мы найдем решение. Оно придет к кому угодно — может быть, к вам или ко мне. А когда это произойдет, у нас хватит ума оставить подсказку Джоэлю или еще какому-нибудь смышленому парнишке.

Он сидел на корточках с задумчивым видом.

— Мы подходим к этому под таким множеством разных углов в основном потому, что у нас нет уверенности — мы сами не знаем точно, что ищем. Интересно, а Такермен и Хендерсон… — Манн раздраженно махнул рукой, — Копайте, пожалуйста.

IV

Солнце уже скрылось за деревьями на холме за лугом, когда доктор Манн и Вульф решили, что с них достаточно. Они намотали лески на удочки, воткнули крючки в поплавки и зашагали к дому.

Манн то и дело поглядывал на улов.

— Самый лучший день за все лето, — заявил он, — Теперь можно возвращаться, и цифры и наши мысли прояснятся.

Они украдкой пробрались в дом с черного хода и оставили рыбу у повара, который от души выругался, поняв, что в ближайший час ему предстоит все это чистить.

Нэнси уже ждала их в гостиной; щеки у нее пылали, сердитые глаза смотрели с упреком.

— Где вы были весь день? — напустилась она на него, — Центральное бюро информации вас разыскивало.

Вульф виновато вздрогнул. Он совсем забыл о Центральном бюро информации.

— Спасибо, — сказал он, решив не вдаваться в подробные объяснения.

Он направился в кабинет и закрыл за собой дверь, оставив Манна на милость, вернее на растерзание Нэнси.

Он вызвал оператора и стал ждать.

В Центральном бюро информации даже не пытались скрыть недовольство.

— Мы весь день пытались связаться с вами, — сказал укоризненный голос.

— Я был занят, — объяснил Вульф.

— Мы собрали информацию, которую вы запрашивали. Можно выводить ее на экран?

Вульф нажал на кнопку видеовывода, и вспыхнул квадрат. На нем появился аккуратно построенный график.

— Мы крайне заинтересовались вашим вопросом, как только углубились в него, — сказали в трубке. — Вы просили сведения за десять лет, но мы просмотрели пятьдесят. Вы увидите постоянный рост исчезновений с каждым годом. Это имеет значение.

— Какое значение? — спросил Вульф.

— Ну, я не знаю точно. Но должно иметь. Вы увидите…

— Спасибо, что обратили мое внимание, — оборвал его Вульф, ухмыляясь при мысли о том, что уличил этого зануду в незнании.

— Это еще не все, — сказали из бюро информации, — Мы наткнулись на этот факт совершенно случайно. Но он оказался настолько поразительным, что мы построили еще один график.

Равномерно уходящая вверх кривая первого графика исчезла, и ее место заняла другая, столь же равномерно снижающаяся.

— Здесь, — сказали в бюро информации, — показано снижение числа случаев сумасшествия. Возможно, между двумя этими графиками нет никакой связи, но если вы посмотрите…

Экран снова дрогнул, и на нем появились два графика рядом.

— …если посмотрите, возрастающая и убывающая кривые совпадают друг с другом почти в точности.

— Я весьма признателен, — сказал Вульф, ни с того ни с сего раздражаясь, — что вдобавок к ответу на мой запрос получил еще и этот поразительный пример вашего служебного рвения.

— Спасибо, — сказал дурацкий голос, — Нам показалось, что столь необычная ситуация может показаться вам интересной.

— И какие же выводы из этого следуют? Что люди, которые сходили с ума, немедленно сбегали и терялись, или… быть может, у вас есть какие-то еще более удивительные гипотезы?

— Мы не делаем выводов, сэр, — отозвался голос. — Наша единственная задача — предоставлять запрашиваемые данные.

— И вы справились с ней в высшей степени достойно, — заверил его Вульф, — сделали куда больше, чем того требовал от вас ваш служебный долг.

Но, насмешничая, он ощутил, как в его мозгу всколыхнулось возбуждение.

— Мы сейчас же отправим вам все данные, — сказал человек из Бюро информации, — Почтой. Или с нарочным.

— С нарочным, пожалуйста, — ответил Вульф, — И спасибо вам большое.

Он повесил трубку и застыл в кресле, прямой как стрела, в полумраке кабинета.

Неужели эти тупые болваны что-то нащупали? Неужели существует связь между исчезновениями и сумасшествием? Неужели действительно имеет какое-то значение факт, что число исчезновений с каждым годом становится все больше и больше, тогда как число случаев сумасшествия уменьшается? Два графика показывали прямую связь, но можно ли доверять этим графикам?

Он сидел, перебирая в памяти годы — годы, когда он участвовал в проекте, и годы до этого, когда казалось, что весь здравый смысл и весь человеческий опыт противоречат их затее, что из нее ничего не выйдет, что все их усилия пойдут прахом, как уже не раз случалось с прочими честолюбивыми замыслами Человека. Долгие и бесплодные годы, когда они не получали никаких результатов и даже хуже — когда, казалось, умерла уже всякая надежда. Скудные годы мучительных метаний, когда Доказательства Телмонта продемонстрировали, что цель проекта далека от безнадежной, но не указали никакого пути к ней.

И наконец, годы лихорадочной надежды, годы наблюдений за Странниками, которые нахально таращили на них свои пристальные, как у сфинксов, глаза, и в то же самое время совершали, возможно, то самое, что люди безуспешно пытались совершить на протяжении двух столетий, — совершали это без малейших раздумий и усилий, как человек переходит из одной комнаты в другую.

Так, значит, это природная способность, а не какой-то рецепт, который можно свести к математическим формулам, — философская концепция, ловкая манипуляция общими факторами? Неужели это нечто такое, что кроется в мозгу Человека, какая-то скрытая возможность, еще не до конца развившаяся, о существовании которой никто даже не подозревал?

«Предположим, — сказал себе Вульф, — только предположим, что…

Предположим, что эти исчезновения были своеобразным предохранительным клапаном, в точности так же, как и сумасшествие. Предположим, что Человек многие столетия спустя наконец-то развил лучший предохранительный клапан. Предположим, что, вместо того чтобы сойти с ума, человек, изнемогший под гнетом жизненных невзгод, попытался сбежать от них в прошлое. И предположим, он обнаружил там, что этих невзгод больше не существует, поскольку обстоятельства, которые создали их, остались в будущем и больше не существуют в той реальности, в которую он попал.

Если все это так, тогда получится именно та картина, которую показали графики, — снижение числа случаев сумасшествия и рост числа исчезновений. К тому же это вполне имеет смысл. По крайней мере, ничуть не меньше, чем сумасшествие. Пожалуй, даже побольше, поскольку сумасшествие навсегда ставило на человеке крест, тогда как тот, кто перемещался во времени, мог сохранить свою неповторимую личность и человеческую суть.

Выживание. Эта способность могла быть фактором выживания. Она развилась под давлением обстоятельств, когда оказалась отчаянно нужна человечеству.

А если он наконец-то стоит на правильном пути, это открывает новый простор для исследований. Конечно, нельзя свести человека с ума, чтобы заставить его переместиться в другое время, но должны быть и другие способы. И если окажется, что эта способность внутренне присуща человеческому сознанию, тогда со временем она будет принадлежать всей человеческой расе в противоположность собственности, которую можно продать тому, кто больше даст».

Вульф был потрясен, но напряжение куда-то исчезло. Он встал из-за стола и пошел к выходу из кабинета. Но не успел он сделать и пяти шагов, как дверь распахнулась и в комнату ввалился Гофф, который держал за локти какого-то перепуганного пожилого человека и подталкивал его вперед. Свою кепку Гофф где-то потерял, и волосы у него были всклокочены, лицо подергивалось от ярости.

Следом за Гоффом и незнакомцем шли Манн, Нэнси и повар с испуганными и изумленными лицами.

V

Гофф дал незнакомцу такого тычка, что тот вылетел на середину комнаты.

— Вот, крутился у сараев, — проговорил он дрожащим от гнева голосом, — На вопросы отвечать отказался. Делает вид, будто не знает, как здесь очутился. Все время лопочет что-то о том, как все вокруг вспыхнуло.

Человек медленно обернулся и в первый раз посмотрел на них. Вульф увидел, что губы у него пепельно-белые, а в остекленевших глазах застыл дикий страх.

— Все вдруг вспыхнуло, — запинаясь, проговорил он, — Небо — вдруг как солнце!

— Вы не присядете? — спокойно спросил его Вульф.

Незнакомец заколебался, ошеломленное выражение в его глазах стало еще сильнее.

— Вот туда, — продолжал Вульф.

Человек побрел к столу Вульфа и сел в кресло.

— Или он спятил, — сказал Гофф, — или ломает комедию.

Нэнси закрыла дверь и прижалась к ней спиной; глаза у нее были широко распахнуты.

— Какой-то на нем странный костюм, — сказала она.

— Он вообще странный, — с отвращением отозвался Гофф.

Вульф подошел к креслу, и человек шарахнулся от него.

— Не надо бояться, — сказал ему Вульф. — Я рад, что вы здесь.

— Как он мог сюда попасть? — сердито спросил Гофф. — Через нашу изгородь не переберется никто, и радар ничего не показал.

— Думаю, я знаю, — сказал Вульф, — Думаю, я точно знаю, как он это сделал.

«И если то, что он думал, было правдой, — сказал он себе, — проект „Песочные часы“ потерпел крах».

— Значит, все вдруг вспыхнуло, — проговорил он.

Незнакомец кивнул. На щеках у него заходили желваки.

— Мы не успели, — пробормотал он, — Мне так жаль.

— В каком году это было, дружище? — спросил Вульф.

Человек словно бы и не слышал.

— В каком году это было, спрашиваю? Нам нужно знать. Когда Плеяды напали?

— Всего минуту назад, — сказал незнакомец, — Двадцать девятого декабря две тысячи пятьсот девяносто пятого года.

— Вот и ответ на ваш вопрос, Гофф, — сказал Вульф, не оборачиваясь и все так же глядя на пришельца.

Гофф сердито возразил:

— Он сам не знает, что несет.

— Еще как знает, — сказал Вульф. — «Песочные часы» закончились провалом. Мы так и не открыли секрет путешествий во времени. Вернее, открыли, но не так, как думали. Его открыли люди, а не мы…

— Все вдруг вспыхнуло белым светом, — проскулил незнакомец. — Он был далеко, но приближался так быстро и был таким ярким, что закрыл все небо. Потом я… я очутился здесь.

Вульф замер рядом с креслом, в который раз представляя, как это будет: внезапная ослепительная вспышка и темные точки — расплавленные осколки разлетевшихся на куски планет.

Но останется миг, прямо перед тем, как разразится катастрофа и огненная смерть охватит землю, миг, которого может оказаться достаточно, чтобы включить в мозгу людей этот новый, только развивающийся предохранительный клапан, срабатывающий в последнюю минуту.

«Фактор выживания, — сказал он себе, — и вот перед ним сидит живое свидетельство, доказательство его существования — фактор выживания на случай наступления такого дня, когда будет некогда бежать и негде укрыться.

А проект „Песочные часы“ окончился крахом. И что теперь?»

Словно подслушав его мысли, Нэнси подошла и встала рядом с ним, глядя на незнакомца, сжавшегося в комочек в кресле.

— Давайте-ка лучше уложим его в постель, — сказала она, — Он почти в шоке. У вас есть какой-нибудь суп? — спросила она повара.

— Уже несу, — отозвался тот и скрылся за дверью.

— Помогите-ка мне, док, — попросил Гофф Манна.

Вульф отошел в сторонку и смотрел, как эти двое помогли человеку подняться на ноги и повели к двери.

Нэнси потянула его за рукав.

— Что все это значит, Гил?

— Это значит, что у нас ничего не вышло, — сказал Вульф, — Это значит, что у нас есть врожденная способность перемещаться во времени, но мы пока что не сумели развить умение контролировать ее. Мы можем наугад отправиться в прошлое или даже в будущее, но способны лишь полагаться на удачу. Мы сами не можем определить, где и в каком времени окажемся. Это все еще совершенно случайное проявление того, что, возможно, является самой могущественной силой в физической Вселенной.

— Значит, война все-таки будет!

— Она уже идет, — мрачно сказал ей Вульф. — Где-то в будущем, двести лет спустя, конверсионная бомба превратила Землю в обугленную головешку.

— Мяу, — послышалось вдруг.

Вульф вскинул голову. На пороге стояла Молли, старая кошка, такая же невзрачная, как и всегда, и вежливо ждала, когда ее пригласят войти.

— Привет, Молли, — поздоровалась с ней Нэнси. — Как поживает твое семейство?

Молли надменно прошествовала по кабинету, помахивая гордо поднятым хвостом. Она заурчала, мяукнула и принялась тереться о штанину Вульфа.

— Смотри не гуляй по ночам, — посоветовал он и почесал ей за ушками. — А не то большой кролик, который живет за поленницей, подкрадется и утащит тебя.

Молли, судя по всему, эта мысль нисколько не обеспокоила. Она жмурилась и мурлыкала.

— Да, ей надо начинать беречься, — сказала Нэнси. — У нее осталось всего четыре жизни.

— Осталось четыре жизни? — переспросил Вульф, — Ах, да, я и забыл. «У кошки девять жизней».

Он мгновение смотрел на Нэнси, потом снова перевел взгляд на Молли.

— Боже мой, — сказал он, — я никогда не думал об этом.

— О жизнях Молли? — поинтересовалась Нэнси.

— Да нет, не об этом. Как вы не понимаете — мы все находимся в таком же положении. Мы взялись за дело и проиграли. Но теперь по меньшей мере один человек, который видел последние минуты «Песочных часов» и Земли, вернулся к нам, и он может оказаться не последним. Значит, мы начнем все сначала, с помощью тех, кто будет возвращаться, и снова возьмемся за дело. На этот раз у нас может все получиться, потому что теперь мы будем знать больше. Но даже если у нас опять ничего не получится, после каждой неудачи будут возвращаться все новые и новые люди, и «Песочные часы» смогут еще раз начать все с самого начала, и в конце концов придет время…

Он с силой потер ладонью щеку.

— Я не знаю. Не знаю. Манну придется все проверить. Я не вполне уверен. На столько вопросов еще предстоит дать ответ. Существует ли множество альтернативных будущих или необходимо исправлять единственное наше будущее, точно так же как мы собирались исправить прошлое?

— Но вы действительно верите, — спросила Нэнси, — что у нас будет второй шанс?

— И третий, и четвертый, и пятый, — ответил Вульф, — И даже больше, если нам это понадобится. Если это верно для первого раза, то должно быть верно и для всех последующих.

Зазвонил телефон. Вульф подошел к столу и снял трубку.

— Это Хьюз, — сообщил сердитый голос.

— Как поживаете, мистер Хьюз?

— Что происходит? — осведомился Хьюз, — Нас со всех концов света засыпают сообщениями о незнакомцах, которые появляются как из-под земли. Их тысячи. Они говорят, что прибыли из будущего!

— Это беженцы, — сказал Вульф.

— Вы отвечали за этот проект, — напустился на него Хьюз. — Это полностью на вашей совести.

Вульф с такой силой швырнул трубку, что она подскочила.

Охранник покинул свой пост и топтался у двери.

— Там три человека, сэр, — сообщил он, — У них какой-то ошарашенный вид.

— Пришлите их сюда, — сказал Вульф, — Я давно их жду.

Охранник колебался.

Вульф не выдержал.

— Ведите их сюда! — почти закричал он, — Нам надо делать дело!

Охранник развернулся и вышел в холл.

Все в порядке, сказал себе Вульф.

Он снова был взведен как пружина.