«Тайное станет явным» – такое предсказание обнаружила Джанин внутри печенья, которое ей подали в китайском ресторанчике. Но что именно считать тайным? То, что она решилась пойти на безобидный обман, чтобы получить место няни в семье шотландского аристократа… Или то, что влюбилась без памяти в отца своей очаровательной подопечной…
ruen Р.И.Горчаковаf27f7b4e-d61a-102c-9525-98d976c473f2 Roland FB Editor v2.0 09 August 2009 OCR: Ninel; Spellcheck: Tetyna 17faa17d-d61b-102c-9525-98d976c473f2 1.0 Символ любви Панорама Москва 2004 5-7024-1823-9

Линда Ингвуд

Символ любви

1

Это был один из бесчисленных китайских ресторанчиков на углу одной из бесчисленных пятиэтажек нью-йоркского Чайна-тауна.

Джанин так боялась опоздать на встречу, что пришла на целых полчаса раньше. Таким образом, она могла спокойно посидеть, попить зеленого чая и обдумать, как ей держать себя в разговоре, который состоится через тридцать минут. А разговор этот вполне мог изменить всю ее жизнь. Ей предстояла личная встреча с графиней Элизабет Макензи.

Все началось с того, что Джанин Кастелла обратилась в агентство по трудоустройству. Она была няней с хорошими рекомендациями, и работы у нее хватало. Но обстоятельства сложились так, что тех денег, которые платили, стало недоставать, и ей нужны были кардинальные перемены.

И надежда на такие перемены появилась. Пару дней назад в ее нью-йоркской квартире раздался звонок. Приятный голос с чистым, хотя и немного вычурным английским произношением сообщил, что ее кандидатура заинтересовала сэра Малколма Макензи, владельца старинного замка и обширных земель на юге Шотландии. Джанин буквально потеряла дар речи. Она и представить не могла, что агентство имеет отделения за пределами Соединенных Штатов.

Если мисс Касстелле будет угодно, невозмутимо продолжали на другом конце провода, то в пятницу с ней встретится леди Элизабет Макензи, приходящаяся сэру Малколму теткой. Ей назвали время, дали адрес этого ресторанчика, а затем, вежливо попрощавшись, положили трубку.

В последовавшие за этим два дня Джанин так и не смогла прийти в себя. Она-то рассчитывала, что ее наймет какой-нибудь богатей из Виргинии или, скажем – если повезет – из округа Колумбия. Ответа из Шотландии она никак не ожидала…

Хотя Шотландия, если подумать, тоже совсем неплохо, рассуждала она, сидя за столиком и глядя в окно на проходящих мимо людей. И потом, этот сэр Малколм, наверное, богат, как Крёз. Почему бы не бросить все и не поехать в Шотландию? Ее ничто не держало здесь, так как семьей к двадцати пяти годам она так и не обзавелась…

Вот только эта леди Элизабет Мак-Что-То-Там. Как к ней обращаться? Джанин ни разу не имела дела с настоящими аристократами. Леди Элизабет – графиня. Значит, надо обращаться к ней «ваше сиятельство»? Или менее претенциозно – «миссис Макензи»? А может, более душевно – «госпожа графиня»? И кто только придумал эти идиотские титулы? А что, если вообще…

– Мисс Кастелла?

Джанин очнулась от своих мыслей. Перед ее столиком стояла женщина, возраст которой определить не представлялось возможным: от сорока до семидесяти. На ее лице не было видно следов пластических операций или «подтяжек». И тем не менее оно все еще было красиво. В этой красоте необъяснимым образом чувствовалось благородное происхождение, как это, впрочем, всегда бывает с представителями древних знатных родов. Джанин посмотрела на часы. Минута в минуту. Недаром говорят, что точность – вежливость королей.

Джанин привстала.

– Добрый день, ваша милость. То есть… э-э-э… доблесть… – Она ужасно растерялась. В голове, как назло, вертелось только «ваше преосвященство», к делу явно не относящееся. Тьфу ты, черт бы побрал всех этих графьев с их титулами! Джанин взяла себя в руки. – Рада вас видеть, ваше сиятельство. Не угодно ли присесть?

– С удовольствием. – Графиня едва заметно улыбнулась. – Можете называть меня просто леди Элизабет, дитя мое. Могу я в свою очередь иметь удовольствие также называть вас по имени?

– Конечно! – выдохнула Джанин с облегчением. Хотя леди Элизабет и выражалась несколько старомодно, но не была той высокомерной и надменной особой, которую она боялась увидеть.

– Вот и хорошо, Джанин, – улыбнулась графиня. – Тогда перейдем сразу к делу. У меня очень мало времени: мой самолет улетает через четыре часа.

– Вы прилетели в Нью-Йорк специально для встречи со мной? – изумилась Джанин.

– Не совсем. У меня тут были кое-какие дела, но, смею вас уверить, встреча с вами занимает отнюдь не последнее по значимости место в их списке. Вы понимаете, выбор няни для единственной наследницы – дело очень ответственное. Когда мой племянник прочитал ваши рекомендации, он позвонил мне в Нью-Йорк и попросил, чтобы я лично с вами встретилась и оценила вашу кандидатуру. И мне было достаточно одной минуты, чтобы понять: на сей раз ошибки не будет. – Она внимательно посмотрела на собеседницу. – У вас очень добрые и умные глаза, а значит, вы легко поладите с Фиби. Фиби – это дочь моего племянника, – добавила леди Элизабет.

– Могу я считать, что меня приняли на работу? – отважилась спросить Джанин.

– Решающее слово скажет племянник после личной беседы с вами, но я не думаю, что у вас с ним возникнут какие-то проблемы. Возьмите на всякий случай вот это. – Графиня протянула Джанин какую-то бумагу. – Это образец контракта. В нем указаны все требования к будущей няне. Вы отвечаете почти всем…

«Почти»? О чем это она? Надо будет прочитать на досуге, мелькнуло в голове Джанин.

– …Так что я вам советую собирать вещи и по возможности скорее лететь в Шотландию, – заключила леди Элизабет. – Адрес указан в контракте, но вы можете позвонить из Нью-Йорка, и вас встретят в аэропорту.

Графиня замолчала и сделала несколько глотков из стакана с зеленым чаем. Как и во множестве других китайских ресторанчиков, к чаю здесь подавали так называемые «печенья с предсказаниями». Это были маленькие печеньица, в которых, если их разломить, можно было обнаружить бумажку с каким-нибудь туманным пророчеством. «Грядут перемены» или нечто подобное. Специфический восточный юмор.

Леди Элизабет разломила печенье, прочитала записку и, аккуратно сложив, положила в сумочку, пристально посмотрев на Джанин.

– Простите меня, дитя мое, но меня ждет такси, – улыбнулась графиня. – До скорой встречи.

Она оставила на столике несколько долларов и вышла.

Джанин задумчиво посмотрела вслед удаляющемуся такси и машинально разломила свое печенье. «Все тайное станет явным» – гласило предсказание на бумажке. Она так же машинально сунула ее, в сумочку, расплатилась, вышла и побрела по вечерним улицам домой.

Туда, где ее никто не ждал.

И вот это случилось: она стояла перед дверью кабинета сэра Малколма Макензи, наследника графского титула и родового замка. Джанин глубоко вдохнула и постучала.

– Войдите, – раздался приятный мужской баритон.

Она толкнула дверь и вошла.

С того дня, когда она встретилась с леди Элизабет, прошло полторы недели. Но Джанин, в свое время занявшую второе место на конкурсе красоты в колледже и даже снявшуюся чуть позднее для обложки «Мари Клер», теперь было не узнать. Она изменила свою внешность, ознакомившись с требованиями к няне, указанными в контракте. Она сделала это, чтобы соответствовать всем требованиям.

Джанин поправила огромные старомодные очки, дабы убедиться, что они достаточно сильно закрывают лицо.

– Добрый день, сэр Малколм. Я Джанин Кастелла, – сказала она молодому мужчине, от которого ее отделял идеально отполированный стол красного дерева.

– Да-да. Новая няня. Добро пожаловать в Хоршбург. Я искренне рад встрече.

Сэр Малколм был высок и строен. Настоящий король эльфов из сказки. Вежливо улыбаясь, он протянул руку.

Джанин почувствовала его теплую, сильную и в то же время нежную ладонь. Она почему-то оказалась не готова к этому рукопожатию, и на несколько секунд ею овладело странное волнение.

Обычно, идя на первую встречу с работодателем, Джанин надевала деловой костюм и слегка подкрашивала лицо, чтобы выглядеть уверенным в себе профессионалом. Но этот случай разительно отличался ото всех остальных. Тут чем привлекательней она выглядела, тем меньше шансов получить работу у нее было. А упускать такую удачу она не собиралась. Ставки были слишком высоки. Потеряй она столь выгодный заработок, и некому станет оплачивать счета за лечение матери. Все ее имущество, включая квартиру, было заложено, и долг составлял уже довольно внушительную сумму.

– Очень рада наконец-то лично встретиться с сами, сэр Малколм. Я изучила кое-какую литературу и открыла для себя много удивительного о вашей стране. Уверена, что работать тут мне будет очень интересно.

Он изучал ее пристальным взглядом.

– Контракт рассчитан на три года. По дому не заскучаете?

– Я буду писать в Америку письма, – ответила Джанин. – Мне сказали, что найти постоянную няню оказалось очень сложно. Вы ведь за последний год сменили уже пятерых, если не ошибаюсь?

– Именно так, – нахмурился Малколм. – Ох уж эта мне прислуга! Ведь это кто-то из них уже успел вам рассказать?

– Именно так. Водитель, по дороге из аэропорта. Но я искренне надеюсь сломать традицию и продлить контракт через три года.

– Отлично! – Он вновь повеселел. – Теперь я понимаю, почему тетя Элизабет отзывалась о вас так лестно после вашей встречи в Нью-Йорке.

– Леди Элизабет показалась мне женщиной большого ума и с прекрасным вкусом… – Джанин запнулась. Это прозвучало как-то уж слишком самоуверенно. К тому же она имела в виду совсем не то. – В том смысле, что она прекрасно выглядит для своих лет и отлично разбирается в современной моде.

– Надеюсь, и в нянях тоже.

Малколм Макензи был отцом пятилетней Фиби, за которой и должна была смотреть Джанин. И его одобрение автоматически означало, что ее примут на работу. Вот почему было так важно произвести правильное впечатление.

Конечно, Джанин предполагала, что на первой встрече могут возникнуть непредвиденные трудности. Но уж точно не такого характера. Старший сын графа Макензи был очень красив. Но она всегда верила, что красота не имеет ничего общего с внутренним миром. Интересно, а как обстоят дела с внутренним миром этого человека?

Если ее новый работодатель и не был самым красивым мужчиной, которого она видела в жизни, то уж точно одним из тройки лидеров. А Джанин была одета в наглухо застегнутый костюм да еще вдобавок нацепила эти ужасные очки. Эх, полцарства за косметику!

Дело в том, что одним из требований к няне, указанных в контракте, была «непривлекательная внешность». И для Джанин, не дотянувшей до звания королевы красоты только потому, что ее грудь на пару сантиметров превышала стандартный размер «девяносто», это стало настоящим испытанием. В Нью-Йорке все было ясно: успех напрямую зависел от внешнего вида. Здесь – тоже, но в обратном смысле. Теперь ее задачей было скрыть от Малколма Макензи тот факт, что на протяжении нескольких лет она являлась мечтой всех парней колледжа. Разгляди он сквозь весь этот маскарад ее истинную внешность, и ей придется немедленно собираться в обратный путь.

– Пожалуйста, присядьте, мисс Кастелла. – Он вежливо указал на стул.

– Благодарю. – Она буквально утонула в мягком кресле.

– Так как прошел полет?

Малколм обошел стол и сел в кресло напротив. Их взгляды на мгновение встретились.

– Достаточно мучительно, сэр Малколм, – честно призналась Джанин. – Боюсь даже предположить, сколько часовых поясов я пересекла!

– Гмм…

Малколм Макензи, старший из двух сыновей лорда Коннора Макензи, не любил пустые разговоры.

Вообще, это было во всех отношениях замечательное семейство. Младший брат Малколма сэр Уолтер Макензи слыл известным светским ловеласом. Глава семьи, недавно лишившийся жены, которая умерла от тяжелой болезни, до сих пор считался очень привлекательным мужчиной и был завидным женихом. Малколма также не связывали узы брака, а посему его внимания добивались многие светские львицы.

И неудивительно. Джанин хватило нескольких секунд, чтобы быть совершенно очарованной этим мужчиной. У него были очень правильные и благородные черты лица. Его необыкновенными серыми глазами она могла бы любоваться часами. Вдобавок ко всему он обладал потрясающей фигурой. Ну, просто-таки статуя древнегреческого атлета из Метрополитен-музея!

– Вы уже акклиматизировались? – вежливо поинтересовался Малколм.

– Не совсем. Но чувствую себя гораздо лучше, чем накануне. Вчера вечером мне казалось, будто по мне проехал каток, – ответила она и добавила, пробуя почву: – Думаю, я и выглядела так же.

– Уверен, что вы преувеличиваете.

– Вы очень любезны. – Почва, кажется, оказалась благоприятной. – Большое спасибо за то, что дали мне время отдохнуть. Я смогла хоть как-то привести себя в порядок, чтобы произвести благоприятное впечатление на вас и на Фиби.

– Расскажите о своем опыте работы с детьми.

Малколм внимательно ее рассматривал, но в его глазах не читалось ничего, кроме приличествующего случаю любопытства. А если уж кто и умел читать по глазам мужчин, так это Джанин. Столь сдержанная реакция работодателя означала, что ее маскарад сработал. Так почему же она расстроилась из-за того, что совершенно не заинтересовала его как женщина?

– Я оплачивала свое обучение в колледже, подрабатывая няней. – Дополнительная стипендия за второе место в конкурсе красоты тоже оказалась весьма кстати, но об этом говорить было необязательно. – Я получила диплом учительницы младших классов. Окончив колледж, год работала няней в одной семье в Сиэтле. Ведь вы получили рекомендации?

– Да, с рекомендациями у вас все прекрасно. Так говорите, вы – учительница? – Создавалось впечатление, что пристальный взгляд Малколма просвечивает ее насквозь, словно рентгеновский луч.

– Мне нравится работать с детьми. – Джанин сидела прямо напротив него и изо всех сил старалась не отводить взгляда: мол, смотри, сколько хочешь, мне скрывать нечего.

– А желания обзавестись собственной семьей не возникало? – Его брови чуть-чуть поднялись.

– Конечно, возникало. Но я должна кое-чего добиться в жизни, прежде чем влюбиться, выйти замуж и завести детей.

– Именно в таком порядке?

– А какой еще порядок здесь может быть?

По лицу Малколма скользнула едва уловимая усмешка.

– Ну, скажем, завести детей, а потом выйти замуж.

То есть, грубо говоря, сначала переспать с мужчиной, а уже потом сыграть свадьбу. Щеки Джанин зарделись. Сейчас уже такими вещами никого не удивишь. Но почему-то она начинала краснеть, стоило только этому человеку заговорить о вещах личного характера.

Джанин посмотрела ему в глаза.

– Я не столь наивна, сэр Малколм, и знаю, что женщины довольно часто поступают подобным образом. Однако я не из их числа.

– Похвально. Но разве американки не гордятся как раз тем, что могут заниматься карьерой и семьей одновременно? Зачем же ждать? А, мисс Кастелла?

– Потому что я не хочу смешивать работу и семью. Когда у меня появятся дети, я буду сидеть дома и заниматься только ими. Когда же они станут достаточно взрослыми, я снова смогу пойти работать.

– Да у вас четкий жизненный план! Вы очень организованны.

– Вы этого не одобряете?

– Напротив. Я считаю, что это еще одно положительное качество, которое следует добавить к вашей и без того замечательной характеристике. – Судя по выражению его лица, он не очень-то ей верил.

Джанин сложила руки на коленях.

– Могу я задать вам один вопрос?

– Конечно.

– Даже если он покажется вам несколько глупым?

– Да.

Джанин не могла понять, серьезен он или подтрунивает над ней. Но в конце концов сейчас это было неважно. И, так или иначе, они теперь будут постоянно общаться, поэтому пусть знает, что она привыкла говорить то, что думает.

– В общем-то, это не то чтобы глупый вопрос. Просто мне любопытно: почему вы нанимаете американскую няню? Ведь логичнее, чтобы за ребенком смотрела женщина, знакомая с культурой и традициями Шотландии.

– С культурой и традициями моей страны Фиби могут познакомить как я, так и другие члены моей семьи. Но в последнее время мы много сотрудничаем с Западом. Тем более услышать американскую речь для нее будет крайне полезно. Думаю, вы заметили, что наш английский достаточно сильно отличается от вашего.

Это было действительно так. Произношение членов семьи Макензи представляло собой интересную смесь несколько грубоватого шотландского диалекта и того нарочито правильного «кудахтающего» лондонского английского, над которым посмеиваются американцы.

Джанин собралась с духом.

– Можно еще один вопрос? По поводу требований к няне.

– Что-то осталось неясным?

– Меня интересует тот пункт, где говорится, что няня должна иметь «непривлекательную внешность». Почему это так важно для вас?

– Если не ошибаюсь, там написано: «Трудолюбивая женщина с непривлекательной внешностью, имеющая высшее образование и хорошо ладящая с детьми».

Трудолюбивой она была настолько, что смогла оплатить свое обучение в колледже. С детьми она тоже ладила прекрасно. У четверых ее братьев уже были дети, которых Джанин обожала, причем племянники отвечали ей взаимностью. Ее озадачило только упоминание о «непривлекательной внешности».

Интересно, сознает ли Малколм Макензи, что мог обидеть ее такой формулировкой?

– Я понимаю значение всех остальных требований. Но почему «непривлекательная внешность»?

– Потому что красивые женщины… – Малколм как будто вспомнил что-то, что некогда отравило ему жизнь. Его глаза стали холодными и жгучими одновременно. Джанин побледнела при виде столь резкой перемены, – могут создать много проблем.

– Понятно…

Чего-то в этом роде – а именно, высокомерия – она и ожидала, так что не расстроилась. Но это было не то мягкое благородное высокомерие, с которым он к ней обращался до того, как Джанин коснулась неприятной для него темы, и которое выглядело таким чарующим. Все говорило о том, что в жизни молодого человека имела место некая печальная история, в которой оказалась замешана красивая женщина. Интересно, что же случилось? Впрочем, если все пройдет удачно и ее возьмут на работу, у нее будет достаточно времени, чтобы узнать это.

– Сэр Малколм, – начала Джанин твердо, – давайте расставим все точки над «i». Вы хотите сказать, что если по какой-то причине вы не можете… как бы это сказать… держать себя в руках по отношению к красивой женщине, то в этом виновата сама женщина?

Она не считала себя Мисс Вселенной, к тому же Малколм общался с женщинами из высшего общества, которые могли дать Джанин сто очков вперед. Однако дома она не была обделена вниманием мужчин, правда не всегда доставлявшим ей удовольствие, о чем свидетельствовали раны на ее сердце. Но то, насколько женщина привлекательна или – как в данном случае – непривлекательна, по мнению Джанин, не должно было сказаться на том, возьмут ее на работу или нет.

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга.

– Давайте-ка разберемся, правильно ли я понял вопрос, – медленно начал Малколм. – Вы хотите знать, кто виноват в том, что я не могу сосредоточиться в присутствии красивой женщины?

– Именно.

– Естественно, женщина.

И вновь Джанин не могла понять, серьезен он или просто посмеивается над ней. Однако решила вести себя так, будто не сомневается в искренности его слов.

– Тогда, я думаю, вам следует кое-что знать обо мне, прежде чем решить, принимать меня на работу или нет.

– Что именно? – спросил Малколм с явным интересом.

– Я всегда учу детей тому, что каждый в ответе за свои поступки.

– В таком случае и вам следует кое-что знать обо мне.

– И?

– Я не ребенок… – Джанин уже готова была привести тысячу аргументов по поводу этого его утверждения, как вдруг Малколм ошеломил ее следующей фразой: – И я всегда прав.

Он так просто и спокойно сказал это, что она невольно восхитилась подобной наглостью.

– Что ж, всегда полезно знать, как твой работодатель ставит себя по отношению к другим. Ведь вы мой работодатель, не так ли?

– Да. С этого дня.

Только тут Джанин поняла, что ее окончательно приняли на работу. До сего момента это являлось ее заветной мечтой. Но, странно, теперь, когда дело уже было, что называется, в шляпе, она не чувствовала себя победителем. Скорее, наоборот. Отныне ей предстояло постоянно носить эти идиотские очки, собирать волосы в пучок на манер своей бабушки и ходить в старомодных, наглухо застегнутых костюмах. В противном случае ей грозит немедленное увольнение, потому что сэру Малколму Макензи будет трудно сосредоточиться.

В то же время, несмотря на его излишние прямоту и высокомерие, Джанин не могла не уважать человека, столь заботящегося о своем ребенке. Он не положился на мнение леди Элизабет, ему было важно лично встретиться с человеком, который будет рядом с его дочерью.

– А теперь мне бы очень хотелось увидеть Фиби, – сказала Джанин и не погрешила против истины.

– Сейчас я вас познакомлю. – На лице Малколма появилось выражение откровенной гордости.

Он поднялся из кресла и кивком предложил ей следовать за ним. Они подошли к двери одновременно и оба потянулись к ручке. Их руки соприкоснулись.

– Прошу вас. – Малколм вежливо отошел в сторону. Его мягкий, но мужественный голос звучал как музыка.

– Благодарю.

Они вышли из кабинета. Ноги тонули в мягком ковре. Малколм повел ее по галереям замка. Джанин, выросшая в трехкомнатной квартире, была просто поражена роскошной обстановкой. Вчера вечером она чувствовала себя слишком разбитой, а сегодня утром слишком взволнованной, чтобы что-то разглядывать.

А разглядывать здесь было что. Далекие предки Малколма взирали на нее с потемневших от времени портретов. Вдоль стен стояли рыцарские доспехи, которых хватило бы, чтобы снарядить небольшую армию. Тут и там висели сабли, мечи, алебарды, ружья и другое оружие, с помощью которого предки нынешних Макензи боролись со своими врагами.

Они свернули в очередной коридор, и Джанин услышала голоса. Один из них явно принадлежал ребенку. Они вошли в одну из дверей. В небольшой комнате на диване полулежал молодой человек. Он был похож на Малколма, и поэтому Джанин догадалась, что это его младший брат Уолтер. У него на коленях сидела маленькая девочка, самозабвенно мутузившая бедолагу, – без сомнения, Фиби, за которой и предстояло смотреть Джанин.

– А еще говорят, что мужчина не может быть хорошей няней, – не удержалась она.

– Смотрите, никому не рассказывайте, – усмехнулся Малколм.

По выражению его лица она догадалась, что у него хорошее чувство юмора. Джанин раздумывала, как бы распорядиться этой информацией, но тут девочка спрыгнула с колен Уолтера и бросилась к Малколму.

– Папа!

– Привет, малышка. – Он ласково потрепал ее по щеке. – Тут кое-кто хочет с тобой познакомиться. – На Джанин уставились два любопытных глаза. – Это мисс Кастелла. Что мы должны сказать?

– Здрасьте. – Девочка покосилась на отца. – То есть здравствуйте.

Малколм одобрительно кивнул и перевел взгляд на молодого человека.

– Эта жалкая пародия на воспитателя – мой брат Уолтер.

– Сэр Уолтер, – слегка поклонилась Джанин, зная, что по этикету сначала надо здороваться со взрослыми.

Уолтер поднялся с дивана, безуспешно пытаясь привести в порядок прическу. Он мог бы этого и не делать. Мужчина, играющий с ребенком в ущерб своему внешнему виду, все равно выглядел красивым в глазах Джанин.

– Рад встрече, мисс Кастелла, – сказал он, протягивая руку.

– И я, сэр…

– Зовите меня просто Уолтер. Я настаиваю. – Его тон не оставлял места для возражений.

– Хорошо. – Она внимательно посмотрела на девочку. – А ты, должно быть, Фиби?

– Как вы догадались? – удивилась она. Джанин отметила, что лет через пятнадцать, а то и раньше Фиби будет грозой всего мужского населения Хоршбурга.

– Твоя бабушка Элизабет сказала мне, как тебя зовут, когда мы встречались с ней в Нью-Йорке. И давай будем с тобой на «ты». Называй меня просто «няня», договорились?

– Договорились, – радостно кивнула девочка. – У тебя очень большие очки, няня.

– Это чтобы лучше тебя видеть, – сухо ответила Джанин и обратилась к Малколму: – Могу я задать вопрос, сэр…

– Просто Малколм. Мой брат прав. В домашней обстановке излишняя официальность ни к чему.

– Хорошо. Малколм… – Она словно пробовала имя на вкус. Хоть оно и звучало несколько непривычно для ее уха, но в нем слышалось нечто мужественное и благородное, что пришлось ей по нраву.

– Еще один глупый вопрос?

Теперь она уже могла понять по его лицу, что он шутит.

– Вы задались целью заставить меня пожалеть об этой фразе? – произнесла Джанин с улыбкой. – Ничего. Я рискну. Мне просто интересно: вы берете с собой дочь, когда ездите по делам?

– Нет, ни я, ни мой брат никогда не берем ребенка в деловые поездки, – ответил Малколм. – То, Что сейчас она с Уолтером, объясняется тем, что он считает себя немного виновным в спешном отъезде предыдущей няни.

– Я? Виновен? Ни в коем случае! – Уолтер деланно возмутился и подмигнул Фиби.

– Не выдумывай, дядя. Няня лежала голой в твоей постели.

– А тебе откуда это известно? – По лицу Малколма скользнула чуть заметная улыбка.

– Бабушка Элизабет рассказывала дедушке. А он ей сказал, что новая няня должна быть старой уродливой теткой.

– Они, что, разговаривали об этом при тебе? – спросил Малколм, теперь уже с явным неодобрением.

– Нет. Я пряталась за диваном, – призналась Фиби, затем несколько смущенно повернулась к Джанин. – Я рада, что ты не старая и не уродливая.

– Спасибо тебе, дорогая.

Джанин порадовало то, что хоть кто-то в этом семействе сумел разглядеть ее настоящее лицо.

– Подслушивать нехорошо, запомни это, – строго отчитал дочь Малколм.

– Просто мне не с кем было поиграть…

Малколма позабавила растерянность брата, который не подозревал, что его маленькая племянница в курсе деталей увольнения няни.

– Как и все женщины, имеющие дело с Уолтером, – счел своим долгом пояснить он, – бывшая няня по уши в него влюбилась. Видимо, хотела привлечь его внимание своим поступком. Внимания-то она добилась, но, думаю, не того, которого хотела.

– Догадываюсь, что вы имеете в виду, если я здесь, а она – нет, – вставила Джанин.

– Няню немедленно уволили, – подтвердил Уолтер. – Наш отец хотел даже высечь ее на заднем дворе, как поступали в старые добрые времена. Мне стоило больших усилий отговорить его.

– Опять выдумываешь, – хихикнула Фиби.

– Да уж, – согласился Малколм, – твой дядя вообще большой выдумщик. Он утверждает, что не запятнал честь девушки, поскольку не воспользовался ее ветреностью.

– Даю честное слово! – воскликнул Уолтер. – Я, абсолютно ничего не подозревая, вхожу в спальню и вижу распластанное на кровати тело. Я в ужасе выбежал и потом еще дня два боялся туда заходить. Мне даже отец поверил!

– Отца совершенно не интересовали детали. – Малколм обращался исключительно к Джанин. – Он отчитал Уолтера, строго-настрого запретив ему заводить романы с прислугой, и посоветовал поскорее найти жену.

– Я его понимаю, – ответила Джанин.

– Но, тем не менее, няня была нужна, потому что одного отца девочке недостаточно. А матери у нее, как вы знаете, нет. – Каждый раз, когда Малколм говорил о бывшей жене, в его глазах вспыхивали боль и ярость. – Тетя Элизабет собиралась в Нью-Йорк по кое-каким делам, – продолжил он, – и я попросил ее заодно встретиться с вами.

Малколм не стал уточнять, что не только не отверг предложения отца внести дополнительный пункт в перечень требований к няне, но и полностью с ним согласился. У него совершенно не было желания иметь дело с красивой женщиной, скрывающей алчность и расчетливость под маской невинности и добродетели. Ему вполне доставало уже имеющегося опыта.

Когда Малколм увидел Джанин, он подумал, что это именно то, что имел в виду его отец. Ее очки действительно были чудовищных размеров, как заметила Фиби. Но они не могли полностью скрыть карих глаз. Это были удивительные глаза. Они светились умом и говорили о наличии хорошего чувства юмора у их обладательницы. Он не мог полностью оценить ее лицо, так как очки закрывали добрую его половину, но на видимой части кожа была безупречно гладкой.

Ее волосы были собраны в аккуратный пучок на затылке. И как ни старался, Малколм не смог представить их распущенными.

Длинная широкая юбка, заканчивающаяся у лодыжек, полностью скрывала ноги. Мешковатый пиджак был застегнут у самой шеи. Так что не представлялось возможным узнать, какая у нее на самом деле фигура…

Любопытство погубило кошку, напомнил себе Малколм. То, что она одевается так консервативно, очень даже хорошо. Не зря тетя Элизабет уверяла, что Джанин им полностью подходит.

И он не мог с этим не согласиться. Он научился высоко ценить в людях отсутствие притворства. Джанин говорила то, что думала. А он редко встречал в женщинах такое качество.

Ему очень понравилось чувство юмора, которое она выказывала в разговоре. Это свидетельствовало о ее быстром и остром уме. Он подумал, что она ему нравится, и тут же насторожился. Да ладно, что здесь плохого, успокоил себя Малколм. Это означает лишь то, что их общение и совместное воспитание ребенка будут чуть более приятными, чем он предполагал. Если взаимно приятное общение начнет перерастать в нечто большее, он немедленно это пресечет.

Да, тетя Элизабет права: Джанин им полностью подходит. Единственная вещь, которая беспокоила Малколма, – это улыбка няни. Он наблюдал ее уже несколько раз и понял, что в ней есть один недостаток: она слишком обворожительна.

Джанин обворожительно улыбнулась.

– Фиби, я полностью согласна с твоим отцом: подслушивать чужие разговоры плохо. Но я рада, что ты созналась в этом.

– Еще бы, – заметил Малколм, – лжец в Шотландии самый презренный человек. Нас всех с детства учат говорить только правду.

– В таком случае я объявляю тебя самым презренным человеком! – с пафосом произнес Уолтер.

– Это еще почему? – изумился Малколм.

– Ты скомпрометировал меня перед нашей новой няней. Ты запятнал мое доброе имя! Ты дал понять, что я каким-то образом спровоцировал недостойное поведение той… легкомысленной молодой особы. А я, между прочим, благородного происхождения, и…

– Вы не помните, Джанин, что там сказал Шекспир в тринадцатом сонете по поводу чрезмерного возмущения? – прервал его патетическую речь Малколм.

Вполне возможно, что Уолтер действительно ничего не мог поделать с тем, что женщины находили его привлекательным и искали с ним встречи. В такое легко было поверить, но при условии, что женщина оказалась наивной и никогда до этого не обжигалась. Умный и тактичный мужчина в такой ситуации действительно не стал бы пользоваться ситуацией, а просто вышел бы из комнаты.

Уолтер посмотрел Джанин в глаза.

– Вы считаете меня человеком, который способен совершить бесчестный поступок?

– Я вас совсем не знаю. – Она спохватилась. – Я имею в виду, что вы…

– Не оправдывайтесь, – прервал ее Малколм, – ваш ответ был вполне корректным.

– В таком случае я хочу, чтобы вы узнали меня получше. – Уолтер совершенно не выглядел смущенным. – Приходите сегодня на ужин. Будут все члены семьи.

Ну вот, уже началось, со вздохом подумал Малколм. Уолтер пытается очаровать Джанин. По какой-то причине это ему не понравилось. Интересно, когда она сказала «влюбиться, выйти замуж и завести детей», – это было действительно выражением ее желаний или она просто старалась произвести благоприятное впечатление? Нет, Джанин слишком правильная, решил он, чтобы поддаться на заигрывания Уолтера.

К тому же Малколм знал свою дочь. Та никогда не ошибалась в людях и своим детским чутьем всегда распознавала фальшь.

– Мой брат опять прав. Вы должны познакомиться со всеми членами семьи. Ужин в семь. Придете?

– Конечно. Спасибо за приглашение.

Она очень легко произнесла эти слова. Но почему у нее был такой вид, словно она добровольно согласилась взойти на Голгофу? Я обязательно должен выяснить это, решил Малколм.

2

Прошло четыре часа с того момента, как Уолтер пригласил Джанин на семейный ужин. Интересно, удалось ли ей скрыть панику, обуявшую ее, когда она поняла, что вынуждена принять приглашение? Но еще более Джанин интересовало, сошла ли с лица ужасная бледность, не покидавшая его все время, пока она одевалась. Даже то, что ее признали полностью подходящей на должность няни, не радовало. Уолтер пошутил, что ее предшественницу хотели высечь. Но пошутил ли он? И потом, как говаривала ее мама: «В каждой шутке есть только доля шутки»…

– По-моему, наша новая няня немного темнит, – произнесла леди Элизабет после того, как долго и придирчиво изучила ее внешность.

Джанин так и обмерла. Ее рука с вилкой, на которой был наколот некий шотландский деликатес, вероятно мясного происхождения, замерла на полпути ко рту. Если бледность и начала проходить, то сейчас проявилась с новой силой. Она заставила себя посмотреть леди Элизабет в глаза.

– Простите, что вы сказали?

– Вы… вы теперь совсем не та миловидная молодая дама, с которой мы беседовали в Нью-Йорке.

Ага, это у местной знати такой специфический юмор, подумала Джанин. Ладно-ладно, нас так просто из колеи не выбьешь.

– Моя мама утверждает, что женщина, которая никогда не меняется, не просто неинтересна, а недостойна называться женщиной.

– Ваша матушка – мудрая женщина, – заметил лорд Коннор Макензи, носивший титул графа.

Джанин невольно посмотрела на него. Как и большинство мужчин в этой стране, он был высок и хорошо сложен. Ему перевалило за шестьдесят, но он прекрасно выглядел и вполне мог стать сыновьям достойным соперником, понравься им одна и та же женщина. Это был настоящий лорд. «Благородный со всех сторон», – как сказала бы ее мама.

Деборе Кастелле, матери Джанин, понравился бы ужин с кругу этой аристократической семьи. Она вышла замуж почти подростком и часто жаловалась, что ни разу в жизни не покидала Нью-Йорка. После того как Джанин окончила колледж, материальное положение наконец позволило ее родителям немного попутешествовать. Но мечта матери так и не осуществилась. Родители Джанин развелись, что явилось неожиданностью для всех, включая самих родителей. А спустя некоторое время произошла та ужасная автомобильная авария, ликвидировать последствия которой стоило огромных усилий и денег.

Вопреки, а может и благодаря собственному опыту, мать часто повторяла своей единственной из пяти детей дочери, что надо пожить в свое удовольствие, прежде чем заводить семью. Она очень обрадовалась, когда узнала, что у Джанин появилась возможность пожить в другой стране, да еще заработать при этом кучу денег. «Хоть кто-то в нашей семье получит от работы удовольствие», – сказала она.

– Означает ли ваше упорное молчание то, что вас что-то смущает? – спросил лорд Макензи.

– Напротив, ваше сиятельство. У меня еще никогда не было такого замечательного вечера.

Но, похоже, никого из сидящих за столом не обманули ее слова.

– Рад, что вам пришлась по вкусу еда, – сказал Коннор Макензи.

– Да и компания просто замечательная, – ответила Джанин, не придумав ничего более умного.

Скользя взглядом по лицам собравшихся, Джанин обнаружила, что сыновья очень походят на своего отца если не внешне, то, по крайней мере, манерой величественно и в то же время непринужденно держаться. И хотя она находила Малколма наиболее привлекательным из них, остальные тоже были весьма красивы и фотогеничны. Вероятно, поэтому все трое довольно часто появлялись на обложках не только местных, но и всемирно популярных журналов.

Помимо мужчин, Фиби и леди Элизабет, с которой Джанин уже встречалась, за столом сидела Мэрианн, семнадцатилетняя дочь графа Макензи. Удивительно красивая девушка с большими синими глазами и длинными русыми волосами.

– Расслабьтесь, – посоветовал Малколм новой няне. – У меня такое впечатление, что вы ужасно чего-то боитесь.

– Я? Боюсь?

Впрочем, хоть она и не была провинциалкой и родилась и выросла в таком городе-исполине, как Нью-Йорк, ей действительно было от чего прийти в замешательство. Она впервые ужинала в огромном зале с картинами на стенах и бронзовыми канделябрами на столе. Впервые в жизни ей прислуживал дворецкий в смокинге, настолько исполненный чувства собственного достоинства, что у Джанин, когда она на него смотрела, возникало нечто вроде комплекса неполноценности.

Да что там говорить, одна скатерть, покрывающая гигантских размеров стол, стоила, вероятно, столько, сколько самой Джанин не заработать и за месяц. Вот забавно будет пролить на него какую-нибудь ядреную ягодную настойку! А это вполне могло случиться: у Джанин от нервного напряжения ощутимо дрожали руки. И подступал идиотский истерический смех.

Черт, надо срочно себя чем-нибудь отвлечь. Она оглядела стол. Интересно, сможет ли на нем приземлиться небольшой самолет? Вполне возможно… Невольно вспомнилась крохотная кухонька в родной квартире. За обеденным столом с трудом умещалось шесть человек, и матери всегда приходилось есть за разделочным, если семья была в сборе. Джанин снова ощутила себя чужой в этой роскошной идиллической обстановке.

– Ну, если уж быть откровенной, то я действительно чувствую себя немного не в своей тарелке.

– Не стоит, – сказала леди Элизабет. – Мы такие же простые люди, как и все остальные.

Да уж, проще не придумаешь! Попробовал бы кто-нибудь из семьи Кастелла сесть за стол в вечернем костюме, и его бы немедленно признали сумасшедшим.

Джанин отметила, что Фиби перестала есть и полезла под стол в поисках салфетки, которую уронила с колен.

Лорд Макензи понимающе посмотрел на Джанин.

– Конечно, мы догадываемся, что наши порядки вам могут показаться несколько старомодными. Но я присоединяюсь к просьбе моего сына: расслабьтесь… Я уверен, что вы отлично поладите с Фиби… если она все-таки вылезет из-под стола.

Девочка захихикала. Джанин была бы рада приступить к своим обязанностям немедленно. Она бы отвела Фиби в спальню и уложила в кровать. Но сегодня она еще только гость. Ее первый рабочий день начнется завтра. Приподняв край скатерти, она подмигнула девочке и помогла ей выбраться из-под стола.

– Спасибо, ваше сиятельство. Я польщена, – улыбнулась Джанин.

Она действительно начинала понемногу расслабляться. Напряжение, охватившее ее после реплики леди Элизабет, что она темнит, начало спадать. Итак, никто не раскрыл ее обмана. Никто так и не понял, что на самом деле скрывается за гигантскими очками и безвкусной одеждой. Джанин следовало бы ликовать и прыгать от счастья. Однако такого желания почему-то не возникало. К чему бы это?

– Будьте любезны, расскажите, где вы учились, – попросила леди Элизабет.

– В Нью-йоркском педагогическом колледже.

– И кто вы по специальности? – спросил лорд Макензи.

– У меня диплом преподавателя младших классов и дополнительная специальность – детский психолог.

– Интересно было учиться? – полюбопытствовал Малколм.

– Студенческая жизнь всегда интересна, тем более в Нью-Йорке.

Мэрианн внимательно посмотрела на Джанин, затем на отца и неожиданно для всех сказала тихо, но решительно:

– Я хочу в Нью-Йорк.

Все разом уставились на нее.

– Это обыкновенный город, ничем не лучше Хоршбурга, – с досадой произнес лорд Макензи. – Ты должна жить здесь. Здесь твой дом и близкие тебе люди.

– Но я не хочу вечно вести тот образ жизни, который мне уготован тут. Я хочу сама добиваться всего в жизни. Я хочу…

– Прекрати, Мэрианн, – отмахнулся от нее отец. – Мне надоело выслушивать твои дурацкие выдумки.

– Это не дурацкие выдумки, это…

– Достаточно, Мэрианн! Я понятно выражаюсь?

Девушка ничего не ответила, только сверкнула глазами. Она молча продолжила есть, но было видно, что ей с трудом удается сдержать слезы. Джанин стало жаль ее. Хотя Шотландию и отделял от Штатов океан, местные подростки ничем не отличались от американских. То же желание быть принятым всерьез, тот же максимализм, то же стремление к независимости. Но, судя по всему, в семье к девушке относились примерно так же, как к пятилетней Фиби, и искренне возмущались, если она вдруг начинала высказывать свое мнение.

– Мисс Кастелла, – обратился к ней лорд Макензи, не глядя на Мэрианн, – вы нам еще не поведали о своих принципах воспитания детей.

– Буду рада сделать это по первому требованию.

– Тогда почему бы не сейчас? – спросил он, оглядывая сидящих за столом.

– Отличная идея. Что именно вы хотите узнать?

– Каков ваш взгляд на дисциплину?

Он сделал ударение на последнем слове и только тогда многозначительно посмотрел на дочь. Мэрианн демонстративно закатила глаза к потолку.

– Дисциплина – вещь необходимая, но наказание должно соответствовать провинности.

В это время Фиби, пытавшаяся надеть на голову чайное блюдце наподобие шляпки, ненароком выпустила его из рук, и оно, упав на пол, со звоном разбилось.

– Ой, няня! – воскликнула девочка и, вскочив со стула, спряталась за спину Джанин:.

– Ничего, моя хорошая. Это к счастью, – сказала она, привлекая девочку к себе.

– Мэрианн, – сказал лорд Макензи строго. Осколки блюдца тем временем убирал кто-то из слуг, – насколько я помню, за ребенком сегодня смотришь ты. Так, будь добра, оставь вселенскую печаль и удели Фиби немного своего драгоценного внимания, дабы избежать еще одной разбитой тарелки.

– Но, папа, Фиби слишком долго сидела за столом. Она устала, и…

Он снова от нее отмахнулся. Судя по всему, это был его привычный жест по отношению к дочери.

– Пожалуйста, отведи ее в спальню.

– С удовольствием. – Мэрианн встала, и швырнув салфетку на стол. – Пойдем, Фиби. Его сиятельство граф Коннор Макензи тяготится нашим с тобой присутствием.

Девочка повернулась к Джанин.

– Няня, что такое «тяготится»?

– Дедушка хочет, чтобы ты пошла спать. – И она слегка подтолкнула Фиби.

Девочка улыбнулась и побежала вслед за Мэрианн, уже выходившей из столовой.

Воцарилась тишина. Лорд Макензи кашлянул.

– А каким должно быть наказание за эту провинность? Я имею в виду Фиби.

– Ну, во-первых, она не нарочно разбила блюдце, а значит, никакой провинности тут нет… – Джанин не спеша оглядела всех присутствующих. Если уж она создала себе имидж женщины, всегда говорящей то, что думает, не стоит останавливаться на полпути. – А во-вторых, я полностью согласна с Мэрианн. Пятилетний ребенок способен просидеть спокойно не больше сорока пяти минут. Дальше он начинает искать себе развлечения, и никакие просьбы, убеждения и крики не заставят его сидеть смирно. Он просто физически не сможет. Мы же сидим уже около часа. Естественно, Фиби давно наскучили наши разговоры.

– А что бы вы сделали? – спросил Малколм.

– Я бы уже давно отвела ее в спальню и стала готовить ко сну, – немедленно ответила Джанин.

– Но Фиби не простой ребенок. Она потомок древнего аристократического рода, – запротестовал лорд Макензи.

– Но это не делает ее отличной от других детей ее возраста, по крайней мере, на физиологическом уровне, – возразила Джанин. – Фиби подчиняется тем же законам развития личности, что и другие дети. Благородное происхождение на это никак не влияет.

– Но Мэрианн могла хотя бы…

– Простите меня, ваше сиятельство, – Джанин уже вошла в раж, однако ее нетактичности никто не заметил: все были увлечены ходом спора, – но винить в чем-то вашу внучку совершенно бессмысленно. В такой ситуации совладать с Фиби не могли бы ни я, ни вы, ни самый лучший на свете педагог. Это все равно что пытаться сладить с ветром.

– Джанин, вы абсолютно правы. – Леди Элизабет элегантно вытерла рот салфеткой и положила ее рядом с тарелкой. – Лично я признаю свое полное невежество в вопросе воспитания детей. Мой брат Коннор тоже никудышный эксперт, хоть у него и трое детей. Всех их воспитывали сначала няни, а потом учителя в закрытых элитных школах. Но я с самого начала поняла, что вы прекрасно нам подойдете.

Джанин с благодарностью посмотрела на леди Элизабет. И заметила, что трое мужчин переглянулись и, кажется, выразили полное с ней согласие. Она почувствовала прилив гордости.

Обычно ее судили исключительно по внешнему виду. Некоторое время назад Джанин чуть не вышла замуж. Но неожиданно поняла, что человек, сделавший ей предложение, на самом деле хочет добиться карьерного роста за счет красавицы жены. Как-то они должны были идти на прием, и он попросил Джанин надеть что-нибудь «подчеркивающее ее великолепную фигуру», держать язык за зубами и просто мило улыбаться, стоя с ним рядом, после этого она расторгла помолвку и никогда с бывшим женихом не виделась.

Было в новинку то, что здесь ее встречают не по одежке, а сразу по уму. Но когда она перехватила быстрый взгляд Малколма, то не могла не пожалеть об отсутствии хотя бы самого простого и незатейливого макияжа и более подходящего ее фигуре платья. Однако она тут же отогнала от себя эти мысли. Пора привыкать, что для членов этой семьи она – серая мышка.

– Спасибо вам, ваше сиятельство, – сказала Джанин леди Элизабет, изо всех сил сдерживая улыбку.

– А почему у вас нет собственных детей? – тут же спросила та.

В глазах Малколма появился огонек. Наверное, когда в детстве он лазил по деревьям, забирался в подвалы замка или делал что-нибудь еще строго-настрого запрещенное, его глаза горели точно так же, мелькнуло в голове Джанин. Однако в данный момент он был не похож на юного шалопая. Этот блеск во взгляде придавал его лицу мужественную дерзость.

– Мисс Кастелла хочет влюбиться, выйти замуж и родить детей. Причем именно в таком порядке, – сказал он.

Леди Элизабет кивнула.

– Неужели вам ни разу не встречался человек, который заставил бы ваше сердце биться сильнее?

Джанин поймала себя на том, что посмотрела на Малколма, и слегка покраснела. Затем перевела взгляд на графиню.

– Как вам сказать, однажды я почти вышла замуж, но…

– Почти? – заинтересовался Малколм. – Как это понимать?

– Теперь все в прошлом, – вздохнула Джанин, для которой этот разговор все больше становился похожим на перекрестный допрос.

– И чтобы развеять грустные мысли, неизбежные при расставании с любимым, вы согласились работать в чужой стране, да?

– Еще когда я была маленькой девочкой, моя мама вдолбила мне, что нужно повидать мир, прежде чем обзаводиться семьей, – уклончиво ответила Джанин, предпочитая сменить тему.

– Вдолбила? Интересный слог, – заметил Малколм.

– У меня четверо братьев, и все они, так же как и мои родители, рано женились. Я единственная не обзавелась семьей и хочу, чтобы мама гордилась мной.

После первой неудачи в любви Джанин пообещала себе быть осторожной и разборчивой. Теперь она вышла бы замуж только за того мужчину, о котором могла бы сказать: «У него нет ни единого недостатка». Она подумала было о Малколме, но тут же одернула себя. Этот человек считает ее «синим чулком». Да и даже если бы не было всего этого маскарада, у нее все равно нет никаких шансов: он аристократ и никогда не посмотрит на женщину из простой семьи.

Весь этот разговор уже сильно утомил Джанин. К тому же с непривычки раздражали очки. У нее действительно были проблемы со зрением, но она предпочитала носить контактные линзы. Джанин на минуту сняла очки, чтобы их протереть.

– Вам в самом деле необходимо носить очки? – тихо спросила леди Элизабет, нагнувшись к ее уху.

Джанин как будто ужалили. Вот так оно и бывает! Только расслабишься, как немедленно получаешь удар в спину. Она даже не надела, а набросила очки на нос.

– А в ч-чем, собственно, дело?

– У вас очень красивые глаза и живое лицо. Но, к сожалению, их сложно разглядеть за вашими очками, – ласково на нее глядя, сказала леди Элизабет.

– Я действительно плохо вижу, – ответила Джанин вполне естественным тоном, потому что это являлось чистой правдой. – Без очков я не разгляжу и противоположного края стола. Хотя в свое оправдание могу сказать, что это очень большой стол.

– Вы правы, – вздохнула графиня. – Но при желании вы могли бы быть весьма привлекательной. Насколько я понимаю, когда мы с вами встретились в Нью-Йорке, вы носили контактные линзы. Что же случилось?

Джанин почувствовала себя загнанной в угол. И уже хотела было соврать что-нибудь совершенно неправдоподобное про то, как за полторы недели у нее неожиданно сильно ухудшилось зрение, но тут, на ее счастье, в разговор вмешался Малколм.

– Тетя, оставьте Джанин в покое. – В его голосе чувствовалось явное раздражение. – Она такая, какая есть. Вы придаете слишком большое значение внешности.

– Ага, братец, значит, ты способен жениться на женщине с лицом, подобным ночному горшку нашего привратника? – немедленно отреагировал на последнее замечание Уолтер.

– Ну, я этого не говорил…

– Если красота тебя совершенно не трогает, – медленно начал лорд Макензи, – то что в женщине ты считаешь самым привлекательным?

– Честность, – не задумываясь, ответил Малколм.

Вот уж с чем у Джанин были проблемы в данном случае, так это с честностью. Но ее потрясло то, что, хотя Малколм и общался с известными моделями и актрисами, их искренность его интересовала гораздо больше, чем красота.

Повисло напряженное, гнетущее молчание. Джанин, которой хотелось хоть как-то прервать его, сказала:

– Моя мама любит говорить: «Не будь складной, а будь ладной».

Все посмотрели на нее, соображая, что значат эти слова. Наконец лорд Макензи спросил:

– В чем суть поговорки?

– Не знаю. – Джанин смутилась от того, что внимание всех присутствующих было направлено на нее. – Что-то в том смысле, что быть ладной, то есть иметь доброе сердце, гораздо важнее, чем быть складной, то есть красивой, но при этом холодной. В общем…

Тут она окончательно сбилась, и все рассмеялись. Джанин была рада, что разрядила обстановку. Что ей не пришлось врать, отвечая леди Элизабет на вопрос о контактных линзах. И была благодарна Малколму за то, что он ценит в женщине не только красоту и прямо заявил об этом, спасая тем самым ее, Джанин, от неприятного положения, в котором она могла бы оказаться.

Но Джанин боялась даже думать, что произойдет, если Малколм узнает, что она может выглядеть гораздо лучше, если того захочет…

3

Малколм отложил папку с документами, которые вот уже пятнадцать минут бездумно перебирал, сидя за письменным столом в своей комнате. Чем больше он пытался сконцентрироваться на работе, тем неотступнее его преследовали мысли о новой няне его дочери. За ужином, который кончился час назад, он открыл для себя не только ее острый ум, но и сильный характер.

Малколм поклялся кровью предков, что больше никогда не будет очарован красивой женщиной. Нарушил ли он свою клятву? Конечно, она не такая эффектная, как те красотки из высшего общества, с которыми он привык общаться. Но, тем не менее, с ней приятно и интересно…

Вдруг он услышал легкие шаги. Кто-то шел по коридору. Малколм встал и осторожно приоткрыл дверь. Как он и думал, это была Джанин. Он осторожно последовал за ней, и вскоре она привела его в галерею.

Из огромных окон открывался прекрасный вид на горы. Сейчас луна ярко освещала острые пики вершин, крутые обрывы, придавая им нечто зловещее, но не делая их от этого менее завораживающими. В самой галерее была собрана обширная коллекция растений – от маленьких и беззащитно выглядящих цветов, растущих только в местных горах, до огромных растений семейства папоротниковых из долины Амазонки.

Джанин бродила между кадок и цветочных горшков, то и дело наклоняясь, чтобы получше рассмотреть цветок или его название.

Малколм вышел на свет.

– У вас бессонница?

Она испуганно обернулась.

– Боже, это вы!.. Да, мне что-то не спится, и я решила осмотреть галерею. Но как вы здесь оказались?

– Услышал шаги за дверью и решил посмотреть, кто это ходит. Вдруг наше фамильное привидение, – улыбнулся Малколм.

– Простите, что потревожила. Я не хотела вам мешать.

– Вы и не помешали, – солгал он.

На самом деле она тревожила его еще до того, как он услышал шаги в коридоре. Малколм заметил, что теперь ее волосы не собраны в пучок, как это бывает у школьных учительниц, а свободно падают на плечи, делая Джанин очень женственной. И его насторожило острое желание погладить их.

В галерее стоял полумрак – горело всего несколько ламп, – и Малколму потребовалось время, чтобы глаза привыкли к скудному освещению. Он всмотрелся в Джанин и с трепетом обнаружил, что на ней надеты лишь длинная атласная ночная рубашка, стянутая у самой шеи, и просторный халат, который был не застегнут. Неожиданно эта женщина показалась ему очень сексуальной. Но в то же время ее привлекательность, подчеркнутая одеянием, была особенной, какой-то чистой и девственной.

Малколм сглотнул, мысленно повторяя, что надо вернуться в свою комнату. Но вместо этого подошел к Джанин настолько близко, что уловил соблазнительный, пьянящий аромат ее тела.

– Уже поздно, – сказала она. – Я, пожалуй, пойду к себе. – Джанин говорила с придыханием и немного с хрипотцой, что делало ее и без того приятный голос еще более волнующим.

– Пожалуйста, побудьте со мной немного, – неожиданно для себя попросил Малколм. – Ведь вы все равно пока не можете уснуть. – И что его заставило это сказать? Глупое занятие – навязывать свою компанию кому-либо, а тем более женщине.

Но Джанин улыбнулась и кивнула. Какая у нее милая улыбка! Малколм нервно передернул плечами. Хватит глупостей! Она няня его дочери, и только. Вот о ней и надо говорить.

– Фиби уже спит?

Джанин снова кивнула.

– Как ангелочек.

– Спасибо вам за то, что так горячо защищали ее сегодня за ужином.

– Незачем меня благодарить. Она вела себя как и всякий ребенок ее возраста. Я просто попыталась это объяснить.

– Неловко, что вам одной пришлось ее защищать. Я, как ее отец, должен был вступиться первым.

– Иногда очень сложно понять, что является нарушением норм поведения, а что нет, если у вас нет специального образования.

– Пытаетесь успокоить мою совесть?

Джанин улыбнулась, показав красивые белые зубы.

– Нет, это действительно так. Как правило, отец видит своего ребенка лишь вечером, придя с работы. И только человек, проводящий с ним целый день, может полностью объяснить его поступки. Я считаю, что ребенок не должен отвечать за то, что не понимает, что он должен делать, а чего нет.

– Фиби – не такая, как все. Она потомок древнего рода, в ее жилах течет благородная кровь. Поэтому от нее всегда будут требовать больше, чем от обыкновенной девочки ее возраста.

– Да, я это уже слышала из уст вашего отца. Но если от ребенка требовать слишком многого, то это ему только повредит, – возразила Джанин.

– Ваша задача – следить, чтобы этого не произошло.

– Сделаю все, что в моих силах. Но ей нужно еще и общение с вами, Уолтером, тетей Элизабет, Мэрианн. Она, кстати, замечательно с ней ладит.

– Вы – тоже, как я успел заметить.

Трепетное отношение Джанин к его дочери обрадовало Малколма.

– Спасибо. – Она кашлянула. – Мне было бы очень интересно узнать, что…

– Что? – Он выжидательно посмотрел на нее.

– Это, конечно, не мое дело, но все-таки страшно любопытно. Что стало с предыдущими нянями? Почему пять за год?

– Хотите поучиться на чужих ошибках?

– Я все равно совершу свои, – с улыбкой заверила его Джанин.

– Будем надеяться, за них вас не захотят высечь.

– Будем надеяться, вы шутите.

– Шучу. – Малколм рассмеялся. – Дайте вспомнить. Про последнюю няню вы уже знаете.

– Знаю. И поверьте, у меня нет желания неожиданно оказаться в чьей-нибудь постели.

– Это радует, – сказал Малколм, хотя почему-то так не думал. – Одна заскучала по дому. Другая не смогла сойтись с Фиби. Третья не смогла сойтись со мной. А четвертая… – Он замолчал и внимательно посмотрел на Джанин.

– И что же сделала четвертая?

– Сбежала с шофером, – сообщил Малколм.

– О, жизнь в родовом замке похожа на сериал!

– Точно, – мгновенно подтвердил Малколм. – Он мог бы называться «Сбегающие няни, или Родовое проклятие рода Макензи».

Джанин рассмеялась таким звонким и мелодичным смехом, что было невозможно не улыбнуться.

– Если хотите, – предложил Малколм, – могу доверить вам роль в этом сериале.

– Ну уж нет. Сбегать с шофером я точно не планирую. Так что лучше буду сниматься в его продолжении. Он будет называться «Джанин – конец проклятия рода Макензи».

Она снова рассмеялась. Малколм посмотрел на нее и вдруг подумал, что последняя женщина, с которой он прогуливался по галерее, была его жена. Он заметил, что Джанин выглядит более раскованной, чем во время семейного ужина. И неудивительно, наверняка ей пришлось нелегко. Она ведь впервые общалась с аристократами, да еще в таком количестве!

– Надеюсь, ужин не стал для вас настоящим мучением, – произнес он. – Когда Уолтер пригласил вас, вы так изменились в лице, что можно было подумать, будто ужин состоится на эшафоте.

– Совсем нет. Все прошло легче, чем я предполагала. – В голосе Джанин внезапно послышалась напряженная нотка.

– Как вам показалась моя семья?

– Она напомнила мне мою. Это очень странно, потому что я полагала…

Малколм искоса поглядел на нее и понял, что она хочет, но не решается высказать свое мнение.

– И что же вы полагали?

– Не знаю, имею ли я право высказывать такие вещи.

– Но я хочу услышать ваше мнение, – настаивал Малколм. – Прошу вас, скажите. Обещаю, что не стану придираться к словам.

– А как же ваши едкие замечания вроде недавнего «интересный слог»?

– Вы мне не доверяете?

– Вообще-то, не очень.

Он посмотрел ей прямо в глаза и торжественно произнес:

– Я, Малколм Ульрих Дориан Алан Корнби Макензи из рода Макензи, клянусь кровью своих предков, что не буду придираться к вашим словам! И если я солгу, то пусть гнев великого Тараниса обрушится на меня молнией и низвергнет в Вечную тьму![1]

– Ого! – Джанин была слегка ошарашена. – У вас очень длинное имя, сэр Макензи, – только и смогла выговорить она.

– Теперь вы мне доверяете?

– Вполне. – Она помолчала. – Я просто хотела сказать, что, получив приглашение вашего брата, действительно немного испугалась, потому что думала, что богатые люди… ведут себя несколько не так, как остальные. Я боялась, что они окажутся…

– Снобами?

– Заметьте, не я это сказала, – осторожно произнесла Джанин. – Но, к счастью, мои опасения оказались напрасными, В вашей семье все любят и уважают друг друга. Даже когда вы с Уолтером поддразниваете друг друга, видно, что это всего лишь игра, а в действительности вы испытываете самые настоящие братские чувства.

Вне всякого сомнения, он испытывал гордость за свою семью.

– Материальное положение должно влиять только на внешние факторы. Но не должно сказываться на отношении человека к окружающим.

– Вы правы. Все старались сделать так, чтобы я чувствовала себя как можно свободнее в новой обстановке. Даже Мэрианн вела себя как обыкновенный подросток. Ей хочется быть в центре внимания, она ищет новых ощущений… Хотя от американских подростков она отличается тем, что держит язык за зубами, когда ее об этом просят.

– Это потому что по древнему шотландскому обычаю в противном случае ее могли лишить языка раскаленным мечом.

Джанин с испугом посмотрела на Малколма.

– Вы ведь шутите?

– Шучу.

– Рада слышать, – улыбнулась она. – Но, если серьезно, Мэрианн прекрасно относится к Фиби.

– Да, а Фиби просто обожает мою младшую сестренку.

– Вам повезло, что она занималась с ней, когда очередная няня сбегала.

– Да, наверное, – машинально ответил Малколм, не отреагировав на едкое замечание, так как о чем-то явно задумался. – Но Мэрианн слишком своенравна и упряма. – Прямо как мать Фиби, подумал он, но вслух этого не произнес.

– Это пройдет с возрастом, – успокоила его Джанин.

– Надеюсь. Но она имеет на Фиби большое влияние. Дочь во всем подражает своей «взрослой» подруге.

– Вы ревнуете?

– Может быть. – Малколм улыбнулся. – Но в любом случае хорошо, что вы разбираетесь в детской психологии и точно знаете, как надо вести себя с ребенком.

– Да, уж я-то буду подавать ей пример только хорошего поведения, – снова съязвила Джанин.

– По крайней мере, вы прямой и честный человек, насколько я могу судить.

– Ну, столовое серебро я красть не буду, не беспокойтесь.

– А я и не беспокоюсь, – спокойно ответил Малколм. – Если хотите знать, ваше прошлое тщательным образом проверили.

– Как интересно!

– Как и прошлое каждого, кого принимают на работу в замок. Тетя Элизабет сказала, что вполне удовлетворена тем, что узнала о вас.

– А что она еще сказала?

– Что вы отлично мне подойдете… то есть отлично подойдете на роль няни.

– Приму к сведению. – Только тут Малколм заметил, что они уже давно вышли из галереи, прошли по коридору и остановились у двери спальни Джанин. – Извините меня, но я пойду спать. День выдался тяжелый. Завтра я приступаю к своим новым обязанностям. Спокойной ночи, Малколм.

Джанин открыла дверь и через секунду исчезла за ней. Может, я сказал что-то не так? – подумал Малколм. Нет, не может быть. Он говорил только правду, как делал всегда. Правдивость для него была бесценным качеством.

Неожиданная ночная беседа заставила его пожалеть, что он распланировал деловые поездки на несколько недель вперед. Но, с другой стороны, Малколм был рад, что за его дочерью будет смотреть эта удивительная женщина.

Некоторое время он смотрел на закрывшуюся дверь. Ему было легко и приятно в обществе Джанин, и, когда она ушла, он почувствовал себя необычайно одиноким. С чего бы? Этого чувства раньше он никогда не испытывал. А может, просто не замечал его?

Джанин убрала со стола грязную посуду и загрузила ее в посудомоечную машину. И тут ей неожиданно пришло в голову, что она живет в Хоршбурге уже два месяца. Как же быстро летит время! Наверное, оттого, что ей очень нравится здесь работать.

Почти все время Малколм находился вне дома. Он постоянно был в деловых разъездах, лишь изредка проводя с семьей день или два. Джанин знала, что компания «Макензи инк.» – одно из крупнейших шотландских нефтяных предприятий и требует постоянного внимания Малколма. Однако она не предполагала, что он уедет так быстро. Малколм даже не провел в замке и нескольких дней, дабы убедиться, что его дочь ладит с новой няней. Но, с другой стороны, это можно было воспринимать как знак полного доверия к ней.

Правда, Малколм звонил Фиби каждый вечер, а потом Джанин давала полный отчет за день. И хотя их разговоры велись в нейтральном ключе, она каждый вечер с нетерпением ждала его звонка. Мягкий и в то же время мужественный голос Малколма волновал ее, хотя она и не хотела в этом себе признаваться. Она млела от его спокойных, уверенных интонаций. Чувствовала, как через нее словно проходит электрический разряд, когда он со своим легким северным акцентом произносит ее имя…

– Доброе утро, Джанин.

Она мгновенно очнулась от своих мыслей, когда услышала знакомый голос. Его ни с чьим нельзя спутать. Джанин порывисто обернулась.

– С приездом, Малколм. Когда вы вернулись?

– Этой ночью.

Он медленно обвел взглядом ее белую блузку и длинную черную юбку. Но по его лицу нельзя было понять, что он в этот момент думает.

– А где Фиби? – спросил Малколм наконец.

– Чистит зубы в ванной.

Он внимательно посмотрел на Джанин, затем подошел к посудомоечной машине, открыл ее и снова посмотрел на молодую женщину.

– Что вы делаете? – спросил он.

– Мою посуду, – невозмутимо ответила Джанин. – А чуть раньше учила Фиби готовить овсянку.

– Вы могли бы заказать на кухне любое блюдо, которое считаете нужным. Вам незачем этим заниматься, а тем более привлекать к этому Фиби.

– Напротив, – возразила Джанин с полным сознанием собственной правоты, – девочка должна уметь готовить, будь она хоть трижды аристократка. К тому же она очень обрадовалась возможности научиться хоть в чем-то обеспечивать себя самостоятельно. Понимаете, я хочу показать ей, что нельзя всегда рассчитывать только на слуг, что человек должен уметь многое делать сам, если в этом возникнет необходимость. Вы одобряете мою точку зрения?

– Более чем. – Малколм прошелся по кухне и остановился, облокотившись на стену. – Расскажите мне, как проходит ее обучение.

– Фиби занимается пять дней в неделю. Ее расписание построено так, чтобы она усваивала как можно больше и уставала как можно меньше. Она изучает основы математики, чтения и правописания, учится петь и рисовать. Всем этим с ней занимаются профессиональные педагоги из местного университета, которые приезжают в замок несколько раз в неделю. Отдельный педагог занимается с ней иностранными языками, как вы указали в вашей рекомендации.

– Да, – кивнул Малколм, – я считаю, что моя дочь должна свободно говорить на нескольких языках.

– Практически все обучение построено на игре, поэтому Фиби обожает заниматься и очень жалеет, что у нее нет возможности учиться по выходным.

– Так почему же вы не предоставите ей эту возможность?

– Все хорошо в меру, – улыбнулась Джанин. – А вот, кажется, и Фиби.

Через несколько секунд девочка действительно вбежала в кухню. В руках она держала внушительных размеров плюшевого зайца. Увидев отца, Фиби с радостным криком, отчасти похожим на воинственный клич идущих в атаку индейцев, бросилась к нему в объятия.

– Спасибо за подарок, папочка!

Она прижималась к нему и жмурилась от удовольствия, когда Малколм ее гладил. Девочке явно не хватает отцовского внимания. Как было бы хорошо, если бы он бывал дома почаще! Это сделало бы Фиби много счастливей… Да и меня тоже, неожиданно подумала Джанин. И густо покраснела. Она поспешно отвернулась, делая вид, что возится с тарелками.

– Мы с няней готовили овсянку! – с восторгом рассказывала меж тем Фиби.

– И как у вас получилось?

– Очень вкусно!

– Здорово! – похвалил Малколм. – Может, она и меня научит?

Интересно, что он имеет в виду? К сожалению, узнать это не представляется возможным, мысленно вздохнула Джанин.

– Фиби, пора заниматься, – строго произнесла она. – Миссис Робинсон тебя уже ждет.

– Папа, а ты проводишь меня? Ну пожалуйста! – попросила девочка, с надеждой глядя на отца.

– Конечно, милая. Я же так соскучился по тебе!

Он улыбнулся дочери и, посмотрев на Джанин, встретил ее задумчивый взгляд.

А по мне он соскучился? Ну какая глупая мысль! – подумала Джанин. Но отогнать ее оказалось не так-то просто. С некоторых пор она поняла, что ей не хватает Малколма.

Они втроем вышли из кухни и пошли по коридору. Фиби шла посередине и правой рукой держала за руку отца, а левой – няню. В комнате, отведенной для занятий, уже ждала учительница.

– Сегодня я нарисую для тебя картинку, няня, – пообещала девочка.

– Буду ждать с нетерпением, – улыбнулась Джанин. – А теперь иди к миссис Робинсон. Я загляну тебя проведать через некоторое время.

Она поцеловала ее в обе щечки. И Фиби расплылась в улыбке.

– Пока, няня, – сказала она. – Пока, папа.

Дверь за ней закрылась, и молодые люди остались наедине. Некоторое время оба молчали, и Джанин почувствовала себя неловко.

– Вот типичный пример нашего утра. Как видите, Фиби очень по вас скучает.

– И именно поэтому она рисует картинки вам.

Да это же ревность! – удивилась Джанин. Как же ему объяснить, что ребенок привязывается к тому, кто постоянно находится с ним, и ему необходимо время, чтобы перестроиться?

– Просто вы отсутствуете слишком долго, – осторожно произнесла она. – Подождите, Фиби и вам картинок нарисует.

– Оставим это, – холодно сказал Малколм, посмотрев на часы. – Мне пора.

Опять? Джанин почувствовала обиду и разочарование.

– Вы позвоните сегодня вечером? – спросила она как можно суше.

– А с какой стати?

– Хотя бы потому, что Фиби будет ждать. Ведь вы делаете это каждый вечер.

– Когда уезжаю из дому, – уточнил он.

– Так вы остаетесь? – просияла Джанин.

– Конечно, остаюсь, я же только приехал. Я хотел сказать, что мне просто надо сделать несколько срочных звонков, – невозмутимо ответил Малколм и, слегка поклонившись, пошел по направлению к своему кабинету.

Сердце Джанин радостно билось, пока она смотрела ему вслед. Он остается! Она будет видеть его, слушать его голос, который обволакивает ее подобно сладкому пьянящему дыму ароматической свечи в лавке восточных сувениров…

Нет, хватит! Эти мысли только отвлекают от работы. Не стоит думать о глупостях. Предыдущая няня, наверное, тоже слишком часто размышляла об Уолтере. А потом ей пришлось спешно собирать чемоданы.

Подойдя к двери своей спальни, Джанин обнаружила дожидающуюся ее служанку.

– Леди Элизабет просила вас к ней зайти, – сказала миловидная девушка.

– Спасибо, Нора. Я буду у нее через несколько минут.

Джанин была у леди Элизабет всего несколько раз, когда ее приглашали на чай и когда Фиби приходила навестить свою двоюродную бабушку. И хотя абсолютно все в замке, от мебели до салфеток, было высшего качества, она каждый раз невольно восхищалась вкусом и тонким чувством стиля графини, сумевшей сделать свои апартаменты такими красивыми и уютными…

Молодая женщина вошла в открытую дверь гостиной и остановилась у резного столика из дерева какой-то редкой породы, на котором красовалась китайская ваза с изображением дракона. В вазе стоял букет луговых цветов, наполнявших комнату необычайно приятным ароматом.

– Леди Элизабет!

– Я здесь, Джанин, – раздался приятный голос из соседней комнаты. – Проходите сюда и садитесь, пожалуйста, – сказала хозяйка.

– Спасибо, – поблагодарила Джанин, усаживаясь на мягкий диван напротив леди Элизабет, удобно устроившейся в глубоком кресле с книгой на коленях. – Могу я что-то для вас сделать?

Леди Элизабет собралась было ответить, но тут раздались шаги – мужские, как отметила Джанин, – и в комнату заглянул Малколм. Она почувствовала, как ее сердце забилось сильнее.

Малколм посмотрел на тетю, затем перевел взгляд на Джанин.

– Добрый день. – Казалось, он не совсем понимает, зачем леди Элизабет попросила его прийти.

– Добрый день, Малколм. Садись, пожалуйста. Я рада, что вы оба пришли так быстро, – сказала она, пока ее племянник усаживался на диван рядом с Джанин.

– Мне сказали, что это касается дочери. Что-то не так? – встревоженно спросил он.

– Нет, что ты. С Фиби все отлично, она настоящий ангел. И Джанин с ней чудесно ладит.

Это был небольшой диван, и Малколм оказался настолько близко от Джанин, что ему не пришлось бы даже наклоняться, чтобы поцеловать ее в щеку. От этой мысли на лице молодой женщины выступила краска. Малколм покосился на нее, и ей показалось, что в его глазах она прочитала отражение своих мыслей.

Интересно, что же такое, касающееся Фиби, хочет им сказать эта женщина? – недоумевала Джанин. И немало удивилась, когда леди Элизабет спросила:

– Джанин, вы умеете ездить на лошади?

– Каталась пару раз в Центральном парке. Но не скажу, чтобы от этого стала лихой наездницей. Это плохо?

– Нисколько, – улыбнулась леди Элизабет. – Но я думаю, вам стоит взять несколько уроков верховой езды. Ради Фиби.

Какое совпадение! Она всегда хотела научиться ездить верхом. Когда интересы работодателя совпадают с твоими мечтами, жизнь становится поистине прекрасной и удивительной!

Сидящий рядом Малколм одобрительно кивнул.

– Я понимаю, к чему вы клоните, тетя. И согласен взять на себя обучение Джанин верховой езде.

4

Малколм стоял у ворот конюшни. День выдался теплый и солнечный. Вдалеке виднелся лес, а за ним хорошо различимые только в ясную погоду равнодушные ко всему и неприступные даже для времени горы.

Он думал о том, что очень давно не любовался знакомыми, но милыми его сердцу пейзажами своей северной страны, не вдыхал полной грудью сырой и прохладный даже весной, но чистый воздух. Он устал от монотонности деловых поездок по шумным мегаполисам и был рад возможности преподать Джанин несколько уроков верховой езды на лоне родной природы. Малколм улыбнулся своим мыслям.

После разговора с тетей он, не откладывая, велел Джанин переодеваться, а сам пошел в конюшню отдавать распоряжения насчет лошадей. Леди Элизабет вызвалась посидеть с Фиби, когда у нее закончатся занятия, так что Малколм и Джанин могли не торопиться.

Эта мысль радовала его гораздо больше, чем он ожидал. Снова привязанность к женщине? Малколм вспомнил ее огромные очки и усмехнулся. Нет, это исключено. Просто она действительно хорошо выполняла свои обязанности и отлично сошлась со всеми членами семьи. Нет, не то…

Малколм вдруг понял, почему расположение, которое вызывает в нем Джанин, так его тревожит. Он постоянно о ней думает. Больше, чем о какой-либо другой женщине. Даже когда находится в отъезде, и то с нетерпением ждет их вечерних разговоров. Ее мелодичный ласковый голос давал ему возможность хоть на несколько минут забыть обо всех делах. Он слушал отчет о том, что произошло за день, и получал заряд хорошего настроения, которого хватало – Малколм точно знал это – как раз до следующего вечера, когда он снова услышит ее голос.

А теперь, когда он вернулся, его интерес к Джанин только увеличился. Малколм увидел, как она вышла из замка и не спеша пошла ему навстречу. На ней была та же белая блузка, но вместо широкой юбки она надела джинсы, облегающие, как выяснилось, стройные ноги и упругие бедра. Он залюбовался ее фигурой. Так вот что она прятала под бесформенными и старомодными костюмами!

Джанин подошла и улыбнулась. Он внимательно оглядел ее и заметил кроссовки.

– Я распоряжусь, чтобы к следующему занятию вас обеспечили подобающей обувью.

По ее лицу пробежала тень сомнения.

– Я понимаю, что вы отличный наездник. Но ведь вы, наверное, очень заняты. Почему меня не может учить кто-то другой?

– Ерунда, так мне будет спокойнее. Научив вас, я буду уверен, что моя дочь в безопасности.

– Ага, – обрадовалась Джанин возможности удовлетворить свое любопытство. – Я хотела вас спросить, еще когда мы были у вашей тети, но вы так быстро ушли, что я не успела и рта раскрыть. Какое отношение к Фиби имеет то, умею я ездить верхом или нет?

– Самое прямое. Фиби уже пять лет, и ей давно пора учиться верховой езде, как и многим другим вещам, необходимым потомкам знатного аристократического рода. Вы же должны везде ее сопровождать, а значит, вам просто необходимо освоить этот способ передвижения.

– Почему же вы не указали это в списке требований, предъявляемых к няне? Скажем, «трудолюбивая женщина с непривлекательной внешностью, имеющая высшее образование и умеющая ладить с детьми и лошадьми».

– Это ни к чему, – возразил Малколм. – Если вы окончили колледж, да еще с отличием, значит, вполне обучаемы и после определенного количества тренировок станете замечательной наездницей.

– Хочу заметить, что черпать знания из книг и трястись в седле – вещи разные. А вдруг бы я панически боялась лошадей, что тогда?

– Думаю, женщина, не испугавшаяся пересечь океан в поисках работы, вряд ли станет бояться лошадей, – сказал Малколм и вдруг пристально посмотрел на нее. – И вообще, Джанин, я вас не понимаю. Вы, кажется, упомянули, что всегда мечтали научиться ездить верхом. Или я чего-то недопонял?

Джанин смутилась.

– Нет конечно… то есть да, хотела… Но, видите ли, мне не дает покоя мысль, что, возможно, я отрываю вас от каких-то важных дел. Вы очень великодушно поступили, когда вызвались учить меня. Но, повторяю, на мой взгляд, это вполне мог сделать кто-нибудь другой.

Кто-нибудь другой? Обучение предполагает близкий контакт. И этот «кто-нибудь другой» будет дотрагиваться до нее, вдыхать аромат ее духов? Ну уж нет! Потому что это его долг… как ее работодателя и отца Фиби, тут же поправил себя Малколм. И только поэтому. Но Джанин, похоже, пыталась избежать его общества. Ей оно неприятно? Исключено. Они довольно мило общались, и она никогда не выказывала неприязни. А судя по ее нервозности, я ей нравлюсь, не без самодовольства подумал Малколм. Эта мысль его неожиданно обрадовала.

– Вашим учителем верховой езды буду я! – заявил он после некоторой паузы. – И никаких возражений даже слушать больше не хочу! – прибавил он, увидев, что Джанин открыла рот, видимо для того чтобы снова вступить с ним в спор.

– Ну что ж, – вздохнула она, – тогда к делу.

Ну наконец-то сдалась, с облегчением выдохнул Малколм. Интересно, когда ему в последний раз приходилось уговаривать женщину провести с ним время? И было ли вообще такое когда-нибудь? Малколм отбросил все эти мысли. И решил просто радоваться возможности проводить время наедине с Джанин. Он был благодарен тете, подсказавшей ему такую замечательную идею.

– Итак, знакомьтесь. Это Люси. Ее специально отобрали для вас. Она смирная, понятливая и безропотно подчиняется командам.

Люси оказалась молодой кобылой вороной масти, с чрезвычайно умными глазами-огоньками. Она с любопытством смотрела на молодую женщину и слегка пофыркивала. Джанин с удовольствием погладила ее по морде. Люси это явно понравилось.

– Моего коня зовут Гром, – продолжал тем временем Малколм, стоя рядом с гнедым жеребцом вполоборота к Джанин. – Теперь, когда все друг другу представлены, предлагаю начать занятие. Прежде всего вы должны уметь правильно садиться в седло. Запомните: к лошади надо подходить с левой стороны. Вы ставите ногу в стремя таким вот образом, и…

Малколм так увлекся объяснением, что не смотрел на молодую женщину. И обернулся только тогда, когда услышал скрип седла и звон стремян за спиной.

– Я все правильно сделала? – спросила Джанин, уже сидя верхом на Люси.

– Я не видел, как вы это сделали, но, судя по тому, что вы сейчас в седле, это правильно.

Он неожиданно для себя пожалел, что лишился возможности помочь ей.

– Просто в детстве я любила смотреть вестерны, – с улыбкой объяснила Джанин.

– Ну что ж, тогда поехали, – скомандовал Малколм и одним отточенным движением оказался в седле. – Управлять лошадью гораздо проще, чем машиной. В какую сторону вы хотите ее направить, в ту и натягивайте повод. Если собираетесь лошадь остановить, ослабьте натяжение поводьев. Чтобы тронуть ее с места, напротив, слегка натяните оба повода, пришпорьте и скажите «но».

– Но, – сказала Джанин, и они не спеша двинулись вперед.

Поначалу ей было непривычно и она чувствовала себя очень скованно. Но уже через несколько минут стала держаться увереннее и даже рискнула посмотреть на Малколма. Тот ехал рядом и с интересом наблюдал за ней.

– Вы делаете большие успехи, – сказал наконец он. – Мало кто так быстро осваивается в седле.

– Ну и ну, – только и смогла вымолвить Джанин, озабоченная в этот момент исключительно тем, чтобы не потерять равновесие, – а вы, оказывается, льстец.

– Вы мне не верите?

– Как вам сказать? Если я отвечу, что не верю, то вам придется повторить ваши слова, хоть и лестные для меня, но не являющиеся правдивыми. А это может вызвать гнев вашего Тараниса. Я не хочу, чтобы вас сразила молния, да еще когда вы так близко ко мне. Поэтому лучше скажу, что верю.

– Зря иронизируете. – Его серьезный тон особенно контрастировал с полушутливой речью его спутницы. – Я всегда говорю только правду.

– Всегда? – переспросила она, резко поворачиваясь к Малколму, и чуть не потеряла равновесие.

Джанин инстинктивно натянула нужный повод и, заняв правильное положение в седле, продолжила прерванный на мгновение разговор.

– Да бросьте, я ни за что не поверю, что вы всегда говорите правду. Наверняка иногда хоть в чем-то отступаете от этого правила. Вот, например, ваша тетя вас спрашивает, полнит ее новое платье от Кардена или нет. Неужели вы расстроите чудесную женщину?

– Я скажу ей правду.

– Понимаю, у вас жесткие принципы, но ведь иногда, в мелочах, можно от них отступить ради собственной пользы или, как в моем примере, чтобы не расстраивать близкого человека. Почему вы так…

– Цель ни в коем случае не оправдывает средства, – прервал ее Малколм. – Любое, даже самое ничтожное отступление от правды уже является бесчестным поступком. Я хочу, чтобы вы знали: я презираю лживость в других и не допускаю ее в себе.

Эта добрая и отзывчивая душа не знает, что это бывшая жена научила меня безгранично ценить в людях искренность, подумал он. Теперь Эстер навсегда ушла из моей жизни, но раны, которые она нанесла, не заживут никогда.

Да, конечно, Эстер родила ему Фиби, отраду всей его жизни. Только сегодня Джанин упрекала его в том, что он отсутствует слишком долго и девочка растет фактически без родителей. Но если бы она знала Эстер, то поняла бы, что Фиби лучше жить совсем без матери, чем с такой, как его бывшая жена. Она бы также не поняла, почему он не в восторге от влияния на его дочь Мэрианн, в чем-то очень похожей на Эстер.

– Не надо дергать поводья, Джанин. Лошадь и так все прекрасно понимает.

Хорошо, что время от времени приходилось делать замечания. Это отвлекало от мыслей, которые неотступно преследовали его. Малколм еще раз взглянул на Джанин. Она отлично справлялась и для первого занятия держалась более чем уверенно.

И тут он вдруг понял, как хочет вызвать улыбку на ее сосредоточенном лице, увидеть, как чудесным светом озарятся глаза. Как хочет прикоснуться к ней, прижать к себе, почувствовать вкус сочных губ. Хорошо Уолтеру, он за рекордно короткий срок может очаровать любую женщину. Он всегда знает, что сказать и как расположить женщину к себе. И чем больше Малколм думал об этом, тем мрачнее становился.

Так они ехали в полном молчании и несказанно удивились бы, если бы узнали, насколько схожими были их мысли в этот момент.

Они катались около часа. И хотя Джанин очень понравилось такое времяпрепровождение, к концу занятия ноги и спина уже даже не болели, она их просто не чувствовала.

Немного поспорив о пользе правды, они затем ехали молча, и каждый думал о своем. Любая женщина знает, что представления мужчин о правде варьируются в зависимости от ситуации. Так почему же именно она, Джанин, не только столкнулась с единственным на свете абсолютно правдивым мужчиной, но и должна на него работать? После того, что она услышала, ей было вдвойне неловко от своей тайны.

Признаться или не признаться? Из письма матери Джанин узнала, что удалось расплатиться почти со всеми кредиторам и, по крайней мере, она не лишится квартиры. Но оставались еще горы счетов за лечение. И потом – Фиби. Пять нянь за год! И пока искали очередную замену, с девочкой занимались родственники или слуги, если у первых не находилось времени. Только с приездом Джанин у малышки наконец появился строгий распорядок дня и человек, который постоянно с ней находится. Словом, все то, что так необходимо ребенку. Если Джанин сейчас раскроет свой обман и ее уволят, для Фиби это станет настоящей психологической травмой.

Она решила, что подождет. Пусть Малколм увидит, насколько близко его дочь сошлась с новой няней, и тогда риск быть уволенной уменьшится. Даже если он и будет недоволен, все равно не сможет причинить Фиби боль, лишив ее такого близкого человека, как Джанин.

Она искоса взглянула на Малколма. Он тоже был погружен в свои мысли. Как бы ей хотелось узнать, о чем он сейчас думает! Быть может, о ней? Словно почувствовав ее взгляд, он обернулся.

– Вы замечательно управляетесь с лошадью, – с улыбкой заметил Малколм, затем несколько секунд пристально смотрел на нее и сказал уже чуть тише, но с той же улыбкой: – А у вас, оказывается, длинные волосы.

Удивительно. Он только сейчас заметил, хотя Джанин потеряла заколку еще минут двадцать назад, когда Малколм показывал, как надо пускать лошадь в галоп.

– Да, надо, было лучше их закрепить, – сказала она как можно равнодушнее и по его глазам поняла, что он с ней не согласен.

– Вам понравилось ездить верхом?

– Очень! – воскликнула Джанин.

Они подъехали к конюшне. Так же грациозно, как садился в седло, Малколм одним движение спрыгнул с лошади. Он привязал Грома к ограде, обернулся и с удивлением обнаружил, что Джанин все еще не спешилась. На его лице появилась чуть заметная улыбка.

– Одно дело – смотреть вестерны. И совсем другое – в них участвовать, не так ли?

– Если вас интересует состояние моего тела, то оно более чем плачевное. И не надо так радоваться этому, – притворно обиделась Джанин.

– Я вовсе не радуюсь, – ответил Малколм, даже не пытаясь скрыть улыбки. – К сожалению, так бывает всегда: когда человек впервые садится на лошадь, те части тела, на которые приходится основная нагрузка, проходят период адаптации, что и вызывает неприятные ощущения. – Он подошел к Джанин, все еще сидящей верхом. – Я помогу вам слезть.

– Благодарю, но я справлюсь сама.

Она оперлась обеими руками о седло и, с усилием приподняв правую ногу, перенесла ее на левую сторону. Так, это оказалось просто. Теперь осталось слезть на землю. Джанин начала медленно сползать, продолжая держаться за седло. Но вдруг ее руки разжались, и она бы неминуемо упала, если бы Малколм, который, казалось, только этого и ждал, не поймал ее.

– Возможно, я перестарался и вам не стоило проводить столько времени в седле на первом же занятии, – заметил он, не выпуская ее из объятий.

– Что вы, мне понравилось! К тому же, мне кажется, неважно, сколько времени я провела в седле. Упомянутым вами частям моего тела в любом случае пришлось бы худо.

На самом деле ее переполняло ощущение блаженства от близости с ним. Джанин чувствовала его широкую грудь, сильные мускулистые руки, держащие ее за талию, и упругие бедра, что вызывало в ней приятную, но неведомую доселе дрожь. Ее сердце билось так, словно это она скакала по долине в течение часа.

Малколм загадочно улыбнулся.

– Все же мне следовало быть более внимательным к вам. Я постараюсь загладить свою вину.

Как? Когда она посмотрел в его глаза и увидела, что они полны огня, то испугалась, что задаст этот вопрос вслух. Но сдержалась. А он продолжала смотреть на нее, как дети смотрят на огромный шоколадный торт, с одной мыслью, легко читающейся во взгляде: я хочу. У Джанин перехватило дыхание. Способность здраво рассуждать она утратила еще раньше, когда только очутилась в его объятиях, так что о способности шевелиться не приходилось и думать.

В следующее мгновение Малколм склонил голову – и по всему ее телу будто прошел электрический ток. Джанин даже вздрогнула, настолько его губы были горячими и нетерпеливыми.

Его язык уверенно скользнул ей в рот, заставив молодую женщину напрячься. Малколм обнял ее крепче, и она с новой силой почувствовала натиск его сильного мускулистого тела, одновременно обрадованная и испуганная его страстностью. Одной рукой он провел по ее щеке, затем запустил ее в мягкие густые волосы, все еще продолжая удерживать губы в поцелуе. Наконец, когда воздуха было уже недостаточно, Малколм оторвался от нее и посмотрел ей в глаза. Джанин видела, как вздымается его грудь, и чувствовала, как неистово бьется его сердце.

– Вы полны тайн, – прошептал он с необычайной нежностью. – Кто бы мог подумать, что в вас столько пыла?

Она пыталась прийти в себя и отдышаться и совершенно не знала, что сказать.

– Малколм, я не…

Он протянул руку к ее солнцезащитным очкам.

– Я так хочу посмотреть в ваши глаза.

Он хочет снять с нее очки? Джанин резко отстранилась. Распущенные волосы. Вместо бесформенной юбки облегающие джинсы. Так что темные очки оставались последней защитой, которой она не имела права лишиться.

Лорд Макензи категорически не одобряет, если его сыновья флиртуют с симпатичными горничными и нянями. Но ее, Джанин, симпатичной назвать сейчас сложно. Так почему вдруг Малколм поцеловал ее?

– Мне пора, – быстро произнесла она, не глядя на него.

– Подождите…

Она замотала головой.

– Фиби осталась с леди Элизабет. Она, должно быть, удивляется, почему меня так долго нет.

– Тетя знает, что вы со мной.

– Все равно мне пора идти, – упрямо повторила Джанин.

Она уже повернулась, чтобы исполнить свое намерение, но Малколм снова ее окликнул:

– Постойте! Ответьте: я чем-то расстроил вас?

– Да… Нет… Я… я не знаю…

– Этого больше не повторится.

Он что, хочет ее уволить? Малколм еще раз провел рукой по ее волосам.

– Но я не жалею, что увидел вас в новом свете. В вас много загадок, и мне не терпится разгадать остальные.

Джанин перевела дыхание. Ее не уволят. Это хорошая новость. Плохая же заключается в том, что он хочет узнать о ней больше. И ведь узнает, потому что всегда исполняет то, что обещает.

Нет, нельзя этого допустить ни в коем случае!

– Послушайте, Малколм, раз уж мое первое занятие прошло столь удачно, может, я попрактикуюсь одна?

Он покачал головой.

– Нет, вас еще многому нужно обучить.

Интересно, чему?

– И все же, мне кажется, что я отрываю вас от более важных, насущных дел, – настаивала Джанин.

Что может быть важнее аромата ее кожи и тепла ее губ?

– Наоборот. Научить вас уверенно держаться в седле в короткие сроки – основная задача, которая стоит сейчас передо мной. Через две недели мы поедем на графскую охоту. По традиции каждую весну и осень все Макензи вместе с родственниками и прислугой едут в Элденский лес охотиться, а затем устраивается грандиозный пикник. Вам придется поехать с нами, потому что Фиби тоже примет участие в охоте.

– Понимаю.

Они вместе дошли до замка, и все это время Джанин прилагала отчаянные усилия, чтобы не побежать. Когда же она шла по коридору к своей спальне и Малколма уже не было рядом, ей вдруг подумалось, что он так и не извинился за то, что случилось. Но Джанин была этому даже рада, хотя и предполагала, что он вообще никогда не извиняется, считая себя всегда правым.

С тех пор как мужчины стали обращать на нее внимание, она не могла отделаться от ощущения, что всех в ней интересует только внешность. И была благодарна Малколму, что он поцеловал ее, несмотря на то что она тщательно скрывала свою привлекательность.

Но все-таки ей казалось, что произошло то, чего ни в коем случае не должно было произойти.

5

С того дня, как Малколм внезапно поцеловал Джанин, прошло две недели.

Наступил день традиционной охоты, и она ехала верхом по Элденскому лесу в числе небольшой группы людей – женщин и прислуги. Джанин думала о том, что теперь, сама не желая этого, делит свою жизнь на два периода: до поцелуя и после. Прежде она не подозревала, что в одном поцелуе может быть столько нежности, страсти и огня. Но теперь, испытав это, тайно, не признаваясь даже самой себе, жила надеждой на повторение блаженства.

В то же время ей не давала покоя мысль, почему Малколм повел себя именно так. Ведь она делала все, чтобы казаться непривлекательной. Джанин вспомнились строки из стихотворения самого почитаемого в Шотландии поэта Роберта Бернса:

Над нами свет был голубой,
Колосья нас кололи.
Я усадил перед собой
Ее в ячменном поле.

В одно слились у нас сердца.
Одной мы жили волей.
И целовал я без конца
Ее в ячменном поле.[2]

Вполне естественно, что человек, смолоду начитавшийся такого рода стихов, не будет испытывать особой робости и может поцеловать девушку просто так, от нечего делать.

Тут Джанин на ум пришла совсем уж непристойная песенка, которую как-то напевала горничная:

Кувыркаюсь я с Дженни во ржи.
Дженни, не ржи,
Эх, Дженни, не ржи!

Джанин поморщилась. Нет, с Малколмом у нее было нечто другое. Это не целовал ее «от нечего делать». В его глазах и прикосновениях чувствовалась неподдельная страсть.

Но почему тогда он не исполнил своего обещания разгадать остальные ее тайны? У него была масса возможностей. Все эти две недели он обучал ее искусству верховой езды, лишь изредка их сопровождала Фиби или леди Элизабет. В основном же, как и на первом занятии, они оставались наедине. Но Малколм не только не попытался снова поцеловать ее или хотя бы завести разговор о том поцелуе, он вел себя так, будто между ними ничего не произошло.

Так и не найдя ответа на мучившие ее вопросы, Джанин прогнала прочь навязчивые мысли и осмотрелась по сторонам.

Они двигались рысью по довольно широкой и утоптанной лесной тропе. Справа от нее ехала Фиби вместе с главным графским конюхом по имени Алан Макнил. Это был красивый молодой человек примерно одного с Джанин возраста. Он поступил на службу в замок уже после того, как она приехала, и все говорили, что никто не умеет лучше него обращаться с лошадьми. Фиби, которую Алан придерживал своей мускулистой рукой, очень интересовало все происходящее вокруг, так как она тоже участвовала в охоте впервые. Девочка вертела головой и постоянно задавала вопросы.

Чуть впереди на красивой белой кобыле ехала Мэрианн. Она преимущественно молчала. Позади Джанин в очень шедшем, ей костюме для верховой езды на вороном жеребце восседала леди Элизабет. Она, как и всегда, пребывала в спокойном и благодушном настроении и то и дело перебрасывалась короткими фразами со всеми остальными.

Замыкали кавалькаду несколько человек из прислуги, которые везли все необходимые вещи.

Ежегодная весенняя охота, как рассказали Джанин, происходила по одному и тому же сценарию. Мужчины семейства Макензи вместе с егерями и загонщиками отправлялись в глубь леса по одним им известным тропам рано утром. Женщины вместе с прислугой трогались в путь несколько часов спустя и не спеша двигались к заранее намеченному живописному месту. Там разводили костер, расстилали скатерти, в общем, готовили все для пикника. Когда возвращались мужчины, их добычу здесь же, на лоне природы, разделывали и готовили умелые повара.

– Бабушка, скоро мы приедем? – в сотый раз спросила Фиби, которой не терпелось увидеть, как разжигают большой костер.

– Еще полчасика, малышка, – терпеливо ответила леди Элизабет.

– Няня, я хочу покататься с тобой, – попросила девочка. – Можно, я пересяду на нянину лошадку, дядя Алан?

Джанин и Алан переглянулись.

– Почему нет? Вы не возражаете?

– Не возражаю. Иди сюда, Фиби.

Алан подъехал почти вплотную к лошади Джанин, легко подхватил Фиби и посадил ее в седло перед няней.

– Дядя Алан рассказывал мне о лесных зверях и растениях, – начала пересказывать Фиби их разговор с конюхом. – Он такой умный! Знает о животных все-все!

Джанин собралась было ответить, как вдруг послышалось громкое ржание и женский визг. Она посмотрела вперед. Лошадь Мэрианн встала на дыбы, испугавшись внушительных размеров гадюки, выползшей на дорогу, а в следующее мгновение стремительно помчалась вперед. Каким-то чудом девушка удержалась в седле. Видимо, так испугалась, что вцепилась в поводья мертвой хваткой.

Остановить понесшую лошадь тяжело даже опытному всаднику. А Мэрианн опытной всадницей не являлась. Она ездила верхом от случая к случаю, и единственное, чему успела выучиться, так это изящно поднимать ногу, когда садилась в седло. Пока еще она держалась, но очень скоро ее пальцы могли ослабнуть. В этом случае она неминуемо упадет и расшибется.

– Там впереди обрыв! – услышала Джанин крик леди Элизабет.

Но Алан уже мчался во весь опор за лошадью Мэрианн. Дорога не петляла, так что Джанин могла видеть, как оба всадника быстро удаляются. К счастью, лошадь конюха была гораздо резвее белой кобылы Мэрианн. Уже секунд через десять он поравнялся с ней. Не медля ни секунды, так как дорого было каждое мгновение, Алан спрыгнул на землю и схватился за поводья испуганной лошади Мэрианн. Она протащила его с десяток метров, но все же остановилась перед самым краем обрыва. Жеребец Алана, почувствовав, что остался без седока, остановился еще раньше.

Конюх отпустил поводья и помог слезть Мэрианн, которая тут же разрыдалась в его объятиях.

Молодому человеку достаточно быстро удалось ее успокоить, но все равно вышла небольшая задержка, потому что Мэрианн в сопровождении леди Элизабет отправилась умываться к ближайшему роднику и приводить себя в порядок. Только минут через двадцать кавалькада снова возобновила движение, но уже гораздо быстрее, чтобы успеть все приготовить к появлению мужчин.

На протяжении всего оставшегося пути Мэрианн ехала рядом с Аланом и, не переставая, болтала с ним. Джанин невольно любовалась этой парой: как здорово смотрелись вместе этот молодой крепкий мужчина и миловидная хрупкая девушка. Как жаль, что у них совершенно нет шансов быть вместе. Наследница древнего и богатого рода и простой конюх – не ровня друг другу… Как и она с Малколмом…

От невеселых мыслей Джанин отвлекла Фиби. Девочка уже заскучала и начала хныкать. Тогда Джанин стала рассказывать ей о том, какие ветки лучше подойдут для костра. Фиби заинтересовалась и быстро повеселела.

А еще минут через пятнадцать они въехали на поляну, предназначенную для пикника.

При слове «пикник» среднестатистическому американцу или европейцу обычно представляется лужайка, на ней расстеленное одеяло или небольшой столик, а на нем самые незамысловатые продукты, то есть то, что просто приготовить и легко нести.

Именно поэтому пикник по-шотландски так поразил воображение Джанин. Во-первых, на внушительных размеров поляне стояли не только несколько прочных дубовых столов и навесов на случай дождя, но и уютный деревянный дом.

Во-вторых, основным блюдом в тот день были не сандвичи или яйца вкрутую, как это бывает на пикниках, которые ньюйоркцы устраивают в Центральном парке каждые выходные, а зажаренный на вертеле кабанчик – охотничий трофей лорда Макензи с сыновьями. Также в это день можно было полакомиться разнообразными салатами по местным рецептам и утолить жажду, вызванную жареным мясом, как чистейшей родниковой водой, так и дорогим французским вином.

Нет, что ни говори, а повара лорда Макензи постарались на славу! Как и было обещано Фиби, слуги разожгли большой костер. Помощь в поиске дров им оказали не только счастливая малышка, за которой присматривала Джанин, и Алан, но и Мэрианн. Это было ей так несвойственно, что даже леди Элизабет в шутку заметила:

– Наша девочка так сегодня перепугалась, что даже стала трудолюбивой.

Героем дня был конечно же Алан. Лорд Макензи поднял за него первый тост и пожал ему руку. Бедняга засмущался, но все-таки старался держаться непринужденно в компании такого количества знатных людей, что было вдвойне нелегко, ввиду многочисленных выражений благодарности, то и дело сыпавшихся на него.

Джанин неотступно следовала за Фиби, которой очень хотелось уйти подальше в лес. Природа и впрямь была очень красивой и сильно отличалась от американской. Уставший, но чрезвычайно довольный Малколм в охотничьем костюме, который подчеркивал красоту и пропорциональность его телосложения, сменил на некоторое время Джанин, заняв Фиби игрой в бадминтон, догонялки и другие простые детские игры. Джанин смотрела на эту почти идиллическую картину – отец, играющий со своей дочкой, – и не могла нарадоваться.

К четырем часам пикник стал подходить к концу. Все начали понемногу готовиться к возвращению в замок. Тогда Малколм подошел к Джанин и предложил ей полюбоваться окрестностями.

– Здесь чудесная природа, – сказал он. – Мне очень стыдно, что вы так долго у нас работаете, а я вам до сих пор не показал, какие тут есть живописные места.

– Но как же Фиби? – попыталась робко возразить Джанин.

– Мы приедем к ужину. И потом, у вас ведь сегодня выходной. С Фиби найдется кому посидеть. Нельзя же безвылазно торчать в замке все свои выходные.

Действительно, у Джанин был один выходной в неделю, но она почти всегда проводила его так же, как и остальные дни. Исключение составляли лишь случаи, когда она ездила в город отправить матери письмо или денежный перевод.

– Веди себя хорошо, Фиби, мы с твоей няней приедем попозже, – сказал тем временем Малколм, хотя Джанин еще не успела согласиться на его предложение осмотреть окрестности.

– Когда попозже? – спросила девочка, любящая во всем точность. – Мне нужно показать няне кое-что.

– У нее сегодня выходной, так что наберись терпения.

– Зачем няне выходной?

Малколм улыбнулся.

– Потому что она устала и ей нужно отдохнуть.

– От чего она устала? Мы же с ней просто играем.

– Представь, даже от игр можно устать.

– Нельзя! – возразила Фиби. – С няней интересней, чем с тетей Элизабет.

– Да ну? – вновь улыбнулся ее отец.

– Да, и почти так же весело, как с Мэрианн. Но с няней все равно лучше всего.

Малколм подумал, что и ему с некоторых пор стало просто необходимо постоянное общение с Джанин. После того как поцеловал ее тогда, во время первого занятия по верховой езде, он уже не мог думать ни о чем другом. В тот день у него возникло столь непреодолимое желание прикоснуться к ней, что он забыл и о своем обещании никогда не увлекаться женщинами, и вообще обо всем на свете. Единственное, о чем он жалел, так это о том, что они столь поспешно возвратились в замок. Но в тот момент он был слишком ошеломлен страстностью, с которой она ответила на его поцелуй, чтобы контролировать свои действия.

Малколм вздохнул и внимательно посмотрел на Фиби.

– Я рад, что ты так любишь няню. А ты хочешь, чтобы и ей было с нами хорошо?

– Да, – серьезно ответила девочка.

– Я тоже, – сказал он. – Поэтому мы должны давать ей отдохнуть.

– Няня, я поеду домой, так что ты можешь отдохнуть, – обратилась Фиби к стоящей рядом Джанин. – Только отдыхай, пожалуйста, не очень долго, – быстро прибавила она.

– Я не устала и могу поехать с тобой, если ты хочешь, – ответила растроганная Джанин.

Девочка покачала головой.

– Не надо, я поиграю с кем-нибудь еще.

– Например, с тетей Мэрианн, – подсказала Джанин.

Фиби кивнула.

– До свидания, няня.

– Веди себя хорошо, – сказала Джанин и обняла ее.

Услышав имя Мэрианн, Малколм нахмурился. Характер его сестры был удивительно похож на характер матери Фиби, которая отличалась своенравием и упрямством. Если ей чего-то хотелось, она непременно этого добивалась, неважно, хорошо это было или плохо. Эти же качества были присущи и Мэрианн…

– Мы поедем верхом или пройдемся? – спросила Джанин, вырвав его из задумчивости.

– Верхом. Пешком было бы слишком утомительно. Вы не возражаете?

– Ничуть, – ответила она с улыбкой.

Эта улыбка радовала его больше, чем все охотничьи трофеи вместе взятые.

– Замечательно! В таком случае, Люси ждет вас.

Джанин снова улыбнулась и пошла к своей лошади. Эта улыбка заставила улыбнуться и Малколма. Так вот почему ему так хорошо с ней: он улыбался в ее присутствии гораздо чаще, чем обычно! И это не имеет никакого отношения к тому поцелую, хотя он и запал ему в душу. Тогда длинные волнистые волосы ниспадали ей на плечи в художественном беспорядке. В этом вроде бы не было ничего сверхъестественного и в то же время выглядело зовуще-искушающе. Он просто не мог устоять против соблазна. Даже сейчас, когда ее волосы были собраны в аккуратный хвост, он весь преисполнился желания от одного воспоминания.

Они сели на лошадей и не спеша отправились в путь. Малколм оказался прав. Джанин не переставала поражаться простотой и величественностью северной природы. Они перешли вброд речку с небольшим водопадом и подъехали к развалинам древнего храма. Малколм рассказал, что никто точно не знает, сколько веков этой постройке, но, скорее всего, она была возведена друидами для ведомых только им целей.

Он прекрасно знал историю своей страны и очень интересно рассказывал. О чем Джанин не преминула сообщить своему спутнику.

– Шотландцы очень гордятся своей родиной и своими традициями, – ответил Малколм. – Пора уже и Фиби знакомить с ними.

– Но ей всего пять лет. Не рановато ли?

– Пять лет – это обычно тот возраст, когда детям начинают прививать любовь к стране, ее обычаям и традициям.

– Так вот почему вы хотели, чтобы Фиби тоже поехала на охоту. А с ней и я.

Малколм кивнул. Но про себя отметил, что это совершенно не объясняет того, почему он захотел, чтобы сейчас она была здесь без Фиби. Надо быть осторожнее. Схватка с диким кабаном ничто по сравнению с опасностью, вызванной влечением к женщине… Впрочем, эта женщина не может представлять никакой опасности. Не зря ведь тетя Элизабет, изучив множество заявок, остановила свой выбор именно на Джанин.

Но если так, то почему он обрадовался, когда она согласилась с ним прогуляться? Его жена никогда бы не приняла подобного приглашения. В понимании Эстер это было пустое времяпрепровождение, сопряженное с такими неприятностями, как пыль, дым от костра и тому подобное. Прическа и макияж могли пострадать, что, по ее понятиям, выглядело равносильным смерти.

Нет, конечно, его предложение показать Джанин местные красоты было вызвано исключительно гордостью за свою страну и желанием сделать приятное такому хорошему работнику, как она. Только это, и ничего больше, убеждал он себя, когда они проезжали живописнейшее маковое поле… Женщины очень похожи на это поле, неожиданно промелькнуло в его сознании. Ты думаешь, что подошел ближе только, чтобы полюбоваться его красотой, и не замечаешь, как дурманящий аромат кружит тебе голову. Итак, он покажет ей окрестности, как и обещал, а затем они вернутся в замок, где уже не будут наедине.

Джанин посмотрела на Малколма.

– Расскажите мне о графской охоте.

Нейтральная тема. Чудесно!

– Любовь к охоте у мужчин нашего рода всегда была огромной. Мои предки охотились не столько для того, чтобы добыть себе пропитание, сколько забавы рады. Отец же всегда нас учил, что глупо убивать больше, чем можешь съесть. Поэтому мы охотимся два раза в год – весной и осенью. Это отличная разрядка после всех собраний акционеров и деловых встреч. А для того, чтобы все семейство могло попробовать свежего мяса на открытом воздухе, отец установил дубовые столы и навесы на поляне и построил дом на случай непогоды.

Джанин хотела спросить что-то еще, но вдруг раздался оглушительный раскат грома. Лошади беспокойно запрядали ушами.

Малколм посмотрел вверх. Приближалась гроза, которая могла начаться в любую минуту. До замка они добраться не успевали, это точно. Мало того, что в этом случае оба рисковали промокнуть до нитки и того и гляди простудиться, большой участок дороги пролегал через поле, ехать по которому в грозу считалось опасным.

– Мы должны вернуться в дом на поляне, – принял он решение. – С грозой лучше не шутить.

– А в замок? Разве в нем не безопаснее?

– Да, но мы уже не успеем. Гроза будет сильной.

– И когда же мы окажемся в замке? – с беспокойством спросила Джанин.

– Может быть, через пару часов…

– Не так плохо, – взбодрилась она.

– …или больше.

– Мы рискуем остаться там на ночь?

– Вполне возможно. Но не волнуйтесь: вы будете в полной безопасности. Обещаю, что ничего дурного с вами не произойдет.

Испуг в ее глазах не прошел, и было в нем столько детскости, что Малколму захотелось подхватить ее на руки, прижать к себе и защитить ото всех ненастий на свете. С трудом переборол он это желание.

– Вы будете в полной безопасности, – повторил он.

О, она в этом не сомневалась! Дом на поляне послужит прекрасной защитой от дождя. А больше опасаться ей нечего.

Ведь так?..

6

Едва они вошли в дом на поляне, как дождь, уже некоторое время накрапывавший, перешел в настоящий ливень. Это была не просто гроза, а самый настоящий шквальный ветер с громом, звучащим каждые полминуты, и ослепительными вспышками молний.

Сидя в предоставленной ей комнате со свечой, потому что в доме не было электричества, Джанин вслушивалась в звуки за окном и улавливала традиционные шотландские мотивы, полюбившиеся ей в последнее время. Даже в дроби капель дождя по крыше можно было расслышать знакомые ритмы. Ветер, завывающий снаружи, удивительным образом напоминал волынку – такой же грустный и протяжный. И как кульминация музыкальной темы – оглушительный раскат грома.

Какого шотландского бога или духа мы прогневали и как его снова умилостивить? – размышляла Джанин. Она так и видела этого титана, сидящего на одной из горных вершин и радующегося тому, что загнал двух глупых людей в маленький домик, изолировав от всего остального мира. Быть может, ему так понравился результат, что он решил сделать несколько снимков своим гигантским фотоаппаратом. А люди каждый раз вздрагивают от его вспышки, считая, что это молния…

Обуздав разгулявшуюся фантазию, Джанин вернулась к реальности. Итак, она осталась с Малколмом наедине посреди разбушевавшейся стихии, и, судя по всему, надолго. Вряд ли кому придет на ум отправляться их искать. Наверняка в замке догадались, что они укрылись в доме, и не беспокоятся о них.

Они поужинали при свечах тем, что осталось от пикника. Но сразу после этого Малколм извинился и ушел в другую комнату.

В доме оказалось много книг, и Джанин выбрала себе одну, чтобы скоротать время. Но не могла сосредоточиться на чтении, потому что от каждого раската грома ее пробирала нервная дрожь. Джанин жалела, что Малколм покинул ее, и удивлялась, насколько спокойнее чувствовала себя в его присутствии…

– Вы еще не спите?

Она подняла глаза и увидела в дверях Малколма.

– Я заметил свет под вашей дверью, – объяснил он.

Джанин полулежала на кровати с книгой на коленях. На ней были очки, но волосы – распущены. Она поспешила плотнее запахнуть на груди халат, который нашла среди огромного количества одежды в гардеробе, и лихорадочно соображала, что бы такое сказать в ответ.

– Как вы себя чувствуете? – спросил Малколм.

– Никак не могу уснуть, – призналась она. – Когда я слышу этот ужасный вой ветра за окном, мне кажется, что вот сейчас наш дом взлетит, как в сказке про волшебника из страны Оз.

– Если не ошибаюсь, – улыбнулся Малколм, – там упоминался торнадо. А у нас обыкновенная гроза, к тому же достаточно частая в наших краях.

– И как вы обычно проводите время во время этих гроз?

– Лично я предпочитаю быть запертым в доме с очаровательной женщиной, – ответил он, ничуть не погрешив против истины.

Улыбка его была столь обворожительной, что Джанин бросило в жар. Да, действительно, лучшего времяпрепровождения придумать сложно. Особенно если всей душой желаешь еще раз испытать вкус его губ. И именно поэтому Джанин мысленно умоляла оставить ее одну, дабы не подвергать соблазну.

– Вам что-то нужно… – начала она и, еще не закончив фразы, поняла, что говорит не то. – То есть, может, я могу для вас что-то сделать? – Нет, теперь получилось еще хуже: она как будто на что-то намекает. – Зачем вы пришли? – выпалила Джанин наконец, наплевав на приличия.

– Судя по вашей реакции, такую грозу вы переживаете впервые. Я хочу удостовериться, что вам нестрашно.

То, что творилось за окном, не шло ни в какое сравнение с бурей, бушующей в душе Джанин.

– Со мной все в порядке, – солгала она. Снаружи раздался оглушительный раскат грома, и Джанин буквально подпрыгнула на кровати.

– Теперь я вижу, что вы действительно не боитесь, – сказал Малколм.

Он подошел к ней и сел рядом, обнял за плечи. Джанин повернула к нему голову.

– Все нормально. Я просто немного… удивилась. Вы можете идти. Правда.

– Прошу вас, не надо волноваться.

– А я и не волнуюсь, – ответила она и почувствовала, что дрожь во всем ее теле свидетельствует об обратном.

– Я побуду с вами и постараюсь вас развлечь. Кстати, может, несколько глотков вина вас успокоят?

Да, это отлично помогло бы ей сейчас. И все же Джанин ответила:

– Нет, спасибо. Не надо.

Хорошо, пусть Малколм останется. Все равно она сейчас не заснет. Невыносимо лежать одной в полной темноте, слушать завывание ветра и раскаты грома за окном и наблюдать, как комната то и дело на несколько мгновений озаряется яркими вспышками молнии. И хотя быть с ним наедине – не самая лучшая идея, но так ей правда будет спокойнее.

– Ну ладно, давайте поболтаем несколько минут, – сдалась она наконец.

Малколм был так близко, чтобы она могла уловить жар его тела и запах, без сомнения, дорогого дезодоранта. Она почувствовала, что просто пьянеет от этого аромата.

Он внимательно посмотрел на нее.

– Вы до сих пор бледны. Все еще боитесь?

Джанин покачала головой.

– Не то чтобы боюсь… Просто мне как-то неуютно. Эта гроза… И потом, мы с вами совершенно одни.

– Успокойтесь. Гроза ничего вам не сделает… и я тоже.

– Вас я не боюсь. Я видела, как вы играли с Фиби. Человека, который так любит свою дочь, не следует бояться.

– Рад, что вы мне доверяете. Пока вы со мной, вы и ваша честь в безопасности.

– Благодарю вас от себя лично и от имени моей чести, – улыбнулась Джанин.

Он пристально посмотрел на нее.

– Знаете, по нашим древним неписаным законам, если мужчина скомпрометировал девственницу, то ее отец имеет право потребовать, чтобы он женился на ней.

– Ваше счастье, что мой отец никогда не узнает, как мы провели этот вечер.

– Вы – девственница? – Малколм с удивлением смотрел на нее.

Вот это да! Хотела пошутить, а он воспринял ее слова буквально. Щеки Джанин неистово зарделись.

– Я бы не хотела обсуждать это с вами.

– Но ведь, насколько я помню ваши слова, вы однажды чуть не вышли замуж. Как же так получилось?

– Так и получилось: я не спала с тем человеком. И ни с кем другим, – добавила Джанин, понимая, что краснеет еще больше, хотя, казалось бы, больше уже некуда.

– Но почему?

Вот уж чего она совсем не хотела, так продолжать этот разговор. Но по его тону было ясно, что он не позволит ей сменить тему. Джанин вздохнула.

– Я не совсем доверяла этому мужчине. И в конце концов мои опасения подтвердились.

– Что же с ним было не так?

Ну не говорить же ему, что она дала от ворот поворот жениху, потому что ему вместо жены требовался живой манекен!

– Он оказался не тем, кем я его считала.

– В таком случае, вы правильно сделали, что не отдались ему сразу, а решили получше узнать его.

– Спасибо.

Некоторое время они молчали. Наконец Джанин не выдержала и спросила:

– Насколько я понимаю, если бы я переспала этой ночью с вами, мой отец имел бы все основания требовать, чтобы вы сделали меня графиней?

– Да.

– А если бы я не захотела выйти за вас замуж?

– Выбор всегда остается за женщиной. Этот неписаный закон и существует для того, чтобы защитить женщин от мужчин, которые хотят ими воспользоваться, а потом бросить.

– Защитить? Зачем же ей тогда выходить за негодяя?

– Есть хоть какая-то возможность родить ребенка и иметь семью.

– Но вы компрометировать меня не будете, потому что не собираетесь жениться, ведь так?

– Так.

– Мне следует обидеться?

– О нет. – Малколм слегка улыбнулся. – К вам это, если можно так выразиться, не имеет никакого отношения. По традиции нашего рода у каждого мужчины должен быть наследник или наследница. У меня уже есть Фиби. Так что свою задачу я выполнил и жениться второй раз мне незачем.

– Но почему?

Его глаза потемнели, и с лица мгновенно улетучилось все благодушие.

– Я бы не хотел ворошить прошлое, – произнес Малколм твердым как сталь голосом. – Просто знайте, что ваша честь не будет запятнана.

– Итак, я могу быть спокойна, что вы не воспользуетесь тем, что мы с вами заперты вдвоем в этом доме.

– По своей инициативе я никогда не остался бы наедине с женщиной, но мы, как вы выразились, заперты. Поэтому будем воспринимать друг друга просто как интересных собеседников. Повторяю, я не собираюсь снова жениться, а значит, вам нечего бояться.

Ага, этот великолепный мужчина однажды уже сильно пострадал из-за женщины. Теперь она знала это так же хорошо, как то, что ее зовут Джанин Кастелла. Бедный, он вспомнил о том, что с ним когда-то произошло, и помрачнел. И виной этому она, Джанин. Ей захотелось развеять его грусть, чтобы он снова стал таким же страстным и нежным, как во время их первого… и единственного поцелуя.

Нет, думать об этом крайне опасно, предостерегла себя Джанин. Я как минимум могу потерять работу. А то еще и высекут на заднем дворе, как говорил Уолтер.

Она посмотрела в окно. Казалось, гроза стала сильнее. Когда раздался очередной раскат грома, от которого у Джанин заложило уши, она инстинктивно схватила Малколма за руку.

Он осторожно накрыл ее ладонь своей.

– У вас холодная рука. Никак не можете успокоиться?

– Нет, я…

– Не лгите, – остановил он ее, – тем более что у вас это плохо получается.

Какая досада!

– Хорошо, ваша взяла. Я действительно до сих пор не успокоилась.

– Знаю, – улыбнулся Малколм. – Но вы переживаете понапрасну.

– Гроза пугает меня. Каждую секунду я жду, что на дом упадет одно из тех огромных деревьев, что растут поблизости, и мы будем заживо погребены под обломками крыши и стен.

– Уверяю вас, этого не произойдет. Я видел грозы, по сравнению с которыми эта – грибной дождик. – Он медленно провел пальцем по тыльной стороне ее ладони. Это так возбуждало, что у Джанин по спине побежали мурашки. – Что мне нужно сделать, чтобы успокоить вас? Я готов на все…

– Поцелуйте меня.

Господи, она это сказала! То, о чем думала все последнее время.

Малколм озадаченно посмотрел на нее. Но это длилось лишь мгновение. А потом, прежде чем Джанин успела произнести что-нибудь вроде «один – ноль в мою пользу», сведя все к шутке, его губы впились в ее. Одну руку он положил ей на плечо, второй нежно гладил щеку.

Джанин закрыла глаза от удовольствия. Когда их губы соприкоснулись, она не смогла сдержать радостного вздоха. Теперь, когда он осторожно ласкал ее жившие ожиданием этого момента губы, она чувствовала жар его тела. Чувствовала и отчаянное биение его сердца, хотя внешне Малколм оставался спокоен.

У Джанин же перехватило дыхание. Ей казалось, что по венам бежит не кровь, а электрический ток. Вот он начинает свой путь от сердца и с каждым ударом пульса распространяется по всему телу, возбуждая ее все больше.

Малколм осторожно обнял Джанин за талию и посадил к себе на колени. Затем провел губами по ее шее.

– Что вы делаете? – еле слышно прошептала она.

– То, чего вы хотите: стараюсь отвлечь вас от мыслей о грозе.

Он поднес ее руку к губам и поцеловал.

– О грозе? Какой грозе?

Малколм посмотрел на нее своим глубоким, проникновенным взглядом.

– Ваши руки уже не холодные. Вы больше не боитесь?

Если он имел в виду грозу, то ответ был утвердительный: да, она больше не боится ее. Если себя, то тем более. Ее страх относительно него улетучился в тот момент, когда она увидела его в дверном проеме. Скорее, она боялась, что этого не произойдет.

Конечно, до Малколма ее целовали мужчины. Были и такие, которым она позволяла и большее. Но такого не испытывала никогда. Малколм был сильный, нежный, сексуальный, и он заставлял ее забыть обо всем: о грозе, о том, что он ее работодатель…

Работодатель!

От этой мысли ее буквально подбросило. Предыдущую няню уволили за то, что она потеряла голову от красавца Уолтера. Джанин не хотела следовать ее примеру. Она не желала стать объектом едких насмешек этого благородного семейства. И, главное, не могла потерять работу в силу причин сугубо материальных. Ей были необходимы эти деньги.

– Простите меня. Это было очень глупо с моей стороны, – произнесла она, отстраняясь.

В конце концов, Малколма винить было не за что. Она сама его попросила.

– Наоборот. Это было замечательно.

Она покачала головой.

– Думаю, вы понимаете, о чем я. Могу сказать в свое оправдание только то, что некоторые люди склонны совершать в грозу неадекватные поступки.

– Поверьте, вам не в чем передо мной оправдываться.

– Уже поздно, – с сожалением вздохнула она.

– Да, конечно. – Похоже, Малколм понял ее буквально и пересадил на кровать. – Вы собираетесь спать?

Едва ли ей это сейчас удастся. Тем не менее она утвердительно кивнула.

Он встал и пошел к двери, но на пороге обернулся.

– Если вам вдруг…

– Не беспокойтесь, со мной все будет в порядке.

Малколм провел рукой по волосам.

– Хорошо, – покорно вздохнул он, – спокойной вам ночи.

– Вам тоже.

Он ушел, но сердце Джанин все так же неистово билось. Она подошла к окну. Гроза поутихла, и за окном шел самый обыкновенный дождь, ничем не отличающийся от тех, что бывают в Нью-Йорке. Она открыла створки рамы, и на нее повеяло прохладой и запахом мокрой листвы. Джанин глубоко вздохнула. Постепенно к ней начало возвращаться прежнее спокойствие.

Стал бы он целовать ее, если бы не хотел? То есть только для того, чтобы развеять ее страх? Джанин этого не знала. Скорее всего любой мужчина не станет противиться, если ему подставляют губы. Малколм наверняка уже и забыл об этом поцелуе. Скольких дурех, теряющих голову в его присутствии, он уже видел!

Однако теперь Джанин была, как никогда ранее, заинтригована его прошлым. Точнее, женщиной, которая так сильно настроила его против женитьбы. Она во что бы то ни стало должна разузнать, что же произошло. Ради Фиби, мысленно добавила Джанин, в глубине души прекрасно зная, что простое женское любопытство тоже отчасти тому причиной.

7

Малколм задумчиво бродил по галереям замка, и за ним неотступно следовал образ Джанин. Он видел бездонные глаза и густые длинные волосы, в портретах своих прапрабабушек, развешанных по стенам. В статуэтках, изображающих древнегреческих богинь, – ее стройную фигуру. В журчании фонтана в центре огромного холла слышал мягкие интонации ее мелодичного голоса. Неужели с того поцелуя прошло только двадцать четыре часа?

Он понял, что недооценил Джанин. Ему доставляло большое наслаждение находиться с ней наедине. Даже то, что она будила в нем воспоминания о бывшей жене, не остановило его. Он не просто поцеловал ее, ему хотелось делать это снова и снова. Несмотря на то что он уверял себя, что уж эта-то няня проблем не вызовет.

К счастью, Джанин вовремя его остановила, иначе финал мог бы быть непредсказуемым. Более всего его настораживало осознание того, что он бы все равно ее поцеловал, даже если бы она его не попросила.

Возвращаясь утром в замок, они не произнесли ни слова, слишком ошеломленные всем произошедшим. А прямо в дверях его встретил секретарь с целой кучей неотложных дел.

Быть может, будет правильнее поговорить с ней сейчас и расставить все точки над «i»?

Приняв решение, Малколм направился к комнате няни и, уже подходя, услышал голоса. Он остановился и прислушался. Один голос – тихий и спокойный – принадлежал Джанин. Он был для него все равно что любимая мелодия для меломана. Но сейчас его больше заинтересовал другой, в котором Малколм без труда узнал голос Мэрианн.

– …Он говорит, что уже не первый месяц за мной наблюдает. Я тоже давно его заметила. Но я знала, что мои отец и братья будут против. Однако сегодня…

Малколм с шумом распахнул дверь.

– У вас тут междусобойчик? Как мило! – Он обращался исключительно к сестре, словно Джанин вообще не было в комнате.

Мэрианн стояла у изголовья кровати и держала в руках грязные кроссовки. С ее волос стекала вода, одежда основательно промокла.

– Я попала под дождь… – начала она.

– Вижу, – резко прервал ее Малколм. – Но еще я знаю, что это случилось, когда ты тайком с кем-то встречалась.

– Малколм, успокойтесь, – попыталась защитить девушку Джанин, но он не обратил внимания на ее слова.

– Я хочу, чтобы ты немедленно назвала имя человека, общение с которым не одобрили бы твои отец и братья.

Мэрианн тем временем взяла полотенце, которое ей протягивала Джанин, и стала нарочито медленно вытирать волосы, прекрасно понимая, что этим только разжигает злость брата. Тот выжидательно на нее смотрел. Закончив и отложив полотенце в сторону, Мэрианн вновь посмотрела на Малколма. В ее глазах был страх, но она старалась не показать его.

– Не думаю, что это что-то изменит, – сказала наконец она.

– Тебя никто не просит рассуждать. Просто назови мне имя!

Джанин снова попыталась исправить ситуацию.

– Малколм, не надо горячиться. Мэрианн и так хотела мне все рассказать.

– Имя этого подонка!

– Вот уж кому я этого никогда не скажу, так это тебе, – спокойно ответила девушка.

– Увидим. Марш в свою комнату! Думаю, отец, узнав обо всем, захочет с тобой поговорить.

– Ай, боюсь, боюсь!

Малколм указал на дверь.

– Иди! И даже не думай снова убежать: я предупрежу охрану.

– Наконец-то мое заточение в фамильном склепе получит официальный статус! – Она виновато посмотрела на Джанин. – Простите, что впутала вас в семейные дрязги.

Напоследок Мэрианн окинула брата испепеляющим взглядом и вышла, громко хлопнув дверью.

Он снял телефонную трубку и набрал номер.

– Это Малколм. Моя сестра отправилась к себе в комнату. Проследите, чтобы она никуда оттуда не выходила.

Он повесил трубку и посмотрел на Джанин, на лице которой было написано негодование.

– Что такое?

– Я… я… – Она остановилась, чтобы глубоко вдохнуть. – Я не знаю, что и сказать!

– В каком смысле?

– В таком, что все, что приходит на ум, насквозь неприличное.

– Я не обижусь.

– Вы когда-нибудь думали, что обидеть можно не только вас?

– Вы рассержены.

Джанин громко рассмеялась, но в ее смехе не было и тени радости.

– Сказать, что я рассержена, значит, ничего не сказать.

– Отчего же?

– Как вы могли такое сделать?

– Тем, что я отправил ее в комнату, наказание не ограничится.

– Не сомневаюсь. Но если вы не заметили, я пыталась с ней поговорить. Думаю, что вы слышали достаточно, чтобы понять: она была на свидании.

– Да.

– И если бы вы не появились так не вовремя, мне наверняка бы удалось выяснить не только имя того, с кем она встречалась, но и как далеко у них все зашло. Теперь же Мэрианн не расскажет об этом даже мне, потому что будет думать, что я немедленно доложу об этом вам.

– Расскажет, если ее хорошенько попросить.

Джанин снова рассмеялась.

– О, в упрямстве она может превзойти даже вас!

– Она расскажет мне обо всем, о чем я ее попрошу. В противном случае последствия для нее будут самые плачевные. – Малколм очень надеялся, что Джанин не догадается спросить, как именно он будет добиваться от сестры признания и какие последствия ту могут ожидать. – Она ведет себя как своевольный непослушный ребенок, и такое поведение ни в коем случае не следует поощрять.

Джанин сложила руки на груди.

– А вам не приходит на ум, что она просто пытается достичь желаемого и думать своей головой? Вряд ли разумно наказывать ее за это.

– Это самый обыкновенный протест и неповиновение!

Джанин приказала себе успокоиться. Для того чтобы что-то ему объяснить, нужно рассуждать здраво, а не находиться во власти эмоций.

– Малколм, – снова начала она, – у Мэрианн сейчас переходный возраст. Она обыкновенная девочка, которая только-только учится понимать жизнь.

– У нее есть семья, которая ей во всем помогает.

– Неужели? В тот первый вечер, когда я присутствовала на семейном ужине, я получила отличное представление о том, как ей помогают. Ее же никто не слушает. Ею только командуют, дают понять, какая она глупая, или как-нибудь по-другому ущемляют ее достоинство.

– Это неправда.

– Нет, чистая правда. И поэтому Мэрианн чувствует себя одинокой. Ей нужны друзья ее возраста. Это нормальное желание.

– Она – дочь графа!

– Да как же вы не поймете такую простую вещь? Неважно, где человек живет, в родовом замке или в трущобах, ему необходима любовь. И если он не находит ее дома, то начинает искать где-нибудь еще. И Мэрианн нашла. Мне остается только «поблагодарить» вас за то, что вы не дали мне ее выслушать.

– Она – дочь графа, – упрямо повторил Малколм. – Ее предки были знаменитейшими людьми Шотландии.

– Если вы думаете, что сословное преимущество может отвратить ее от того, что нужно каждой девушке в ее возрасте, то вы очень похожи на полковника из одной американской книги, который полагал, что офицеры и рядовые молятся разным богам. – Джанин вздохнула. – Таким отношением вы не принесете ей блага.

Малколм какое-то время молчал.

– Я согласен, что в ваших словах есть рациональное зерно, – сказал он наконец. – Но вы должны понять, что сословие, представителем которого она является, накладывает на человека определенные обязанности. Ей нужно учиться жить по более высоким стандартам, нежели всем остальным. Это то, чему учились мы все.

– Хорошенький стандарт! – взорвалась Джанин. – Вы думаете, что раз она аристократка, то обязательно должна быть бесчувственной? Я уже заметила, что вы стыдитесь проявления любой человеческой слабости. И если вы бессердечный, то это не значит, что все вокруг должны быть такими же!

Его глаза полыхнули яростью.

– Моя красивая, но лживая жена научила меня подавлять любые чувства.

– Простите, Малколм, я не знала…

– Мне не нужны ваши извинения. Прошлое осталось в прошлом.

– Вы не правы.

– Я всегда прав.

О Боже! Джанин тяжело вздохнула.

– Мы можем спорить с вами до скончания века. Но я просто прошу вас: не заставляйте вашу сестру расплачиваться за ваше прошлое. Она ни в чем не виновата. И до тех пор, пока вы не сможете взвесить все без лишних эмоций, мы будем просто сотрясать воздух.

Малколм хотел сказать, что любит свою сестру и желает ей только добра, но Джанин повернулась к нему спиной и вышла из комнаты. Может, и к лучшему, потому что спорить ему расхотелось.

Несмотря на то что она не стеснялась в выражениях, он лишь еще больше стал уважать Джанин. Она еще раз доказала, что не боится высказывать свое мнение даже ему, своему работодателю.

И все-таки трюк с требованиями к няне, которые сделают ее неспособной нравиться, себя не оправдал. Малколм постоянно думал о Джанин, причем все время находилось что-то, что делало ее в его глазах еще лучше.

Когда придется нанимать следующую няню, в список требований обязательно нужно будет внести что-нибудь вроде: «Стаж работы с детьми – не менее пятидесяти лет». Тогда уж точно удастся избежать подобных осложнений.

Нет, решил Малколм, хватит думать о глупостях. Сейчас у него есть дела поважнее. Нужно рассказать отцу, что его единственная дочь, его жемчужина, ведет себя недостойным образом. Единственное препятствие он видел в том, что, как истинно благородная леди, Мэрианн тоже всегда держала свое слово.

А это означало, что узнать имя того, с кем она встречалась, будет почти невозможно.

О благотворительном аукционе в пользу сирот начали говорить недели за две. Причем не только в Хоршбурге. Событие имело огромный общественный резонанс во всем мире, и неспроста. Деньги, которые рассчитывали выручить от аукциона, были сравнимы с годовым бюджетом небольшого государства и все до последнего пенса шли в фонд помощи несчастным детям.

За несколько дней до аукциона Джанин получила письмо от матери. В конверт также была вложена вырезанная из «Нью-Йоркера» статья о неслыханной щедрости шотландского нефтяного магната лорда Макензи. Дебора Кастелла обвела фломастером тот абзац в статье, где перечислялось то, что будет выставлено на торги. На полях мать аккуратно приписала:

Если это правда, хотя бы наполовину, то тебя здорово прокатили с зарплатой. Ты бы могла получать раз в пять больше. Целую, мама.

И вот назначенный день настал. Открытие благотворительного аукциона должно было проходить в одном из самых больших залов замка. Все утро графские повара готовили изысканные блюда для фуршета. Джанин видела приготовления во всем и везде. Даже Мэрианн, которой разрешили присутствовать на вечере при условии, что она все время будет находиться под присмотром родных, на время забыла о конфликте с семьей и то и дело советовалась то с леди Элизабет, то с Джанин по поводу того, что ей лучше надеть.

На вечере должны были присутствовать все члены семьи, кроме Фиби, еще слишком маленькой для этого. Девочке было нелегко объяснить, что, хотя дети являются прямой причиной всего происходящего, самих детей там не будет. Итак, для Фиби этот вечер должен был закончиться так же, как и остальные. А значит, и для Джанин тоже.

Что ж, заниматься с ребенком – ее прямая обязанность. А поскольку этот день не был ее выходным, Джанин и не питала иллюзий, что ее пригласят.

Она вышла из комнаты Мэрианн, которая только что продемонстрировала ей пятое платье, и направлялась в комнату Фиби, когда из соседней гостиной раздался голос Малколма:

– Мы здесь!

Джанин вошла и остановилась на пороге.

– Вот это да! – только и смогла вымолвить она.

Малколм выглядел на редкость привлекательным в идеально сидящем на нем черном вечернем костюме и белоснежной рубашке. Густые русые волосы пребывали в художественном беспорядке, что придавало ему мужественности. Прямо-таки живое воплощением благородства и красоты.

Джанин мысленно порадовалась, что он не выглядел настолько безупречно, когда они остались вдвоем в лесном доме. Иначе она могла бы не устоять.

– «Вот это да»… Это означает, что вам нравится? – спросил он, небрежно засовывая руку в карман брюк.

– Д-да… Думаю, лучше выглядеть просто нельзя.

Она услышала звук, похожий на тихий всхлип, и вернулась с небес на землю. Джанин стало стыдно от того, что она только сейчас заметила сидящую тут же на софе Фиби.

– Что случилась? – спросила она, опускаясь рядом с девочкой и сажая ее к себе на колени.

Фиби обняла ее.

– Папа говорит, что я должна смыть лак с ногтей.

Джанин пригляделась повнимательнее и заметила не только блестящий лак на пальцах девочки, но и слегка подведенные глаза и подкрашенные губы. Но поскольку Фиби, по-видимому, недавно всплакнула и утиралась рукавом, следы макияжа были на ее некогда белоснежном платье. Ее достаточно длинные волосы были тщательно завиты и волной спадали на плечи.

– А я не буду смывать, – продолжила девочка с обидой. – Почему мне никогда не разрешают ходить с распущенными волосами? Вот я и попросила тетю Мэрианн сделать меня красивой.

Малколм подошел к софе, присел на корточки и взял дочь за руку. Фиби демонстративно отвернулась.

– Ты и так красивая, – тяжело вздохнув, сказал он. – И тебе не надо разрисовывать лицо, чтобы это доказать.

– Нет! – упрямо повторила Фиби. – Няня, скажи ему, что так лучше!

Джанин посмотрела Малколму в глаза и увидела в них боль и тщательно скрываемую злость. Нет, она не могла судить его, пока не узнает, что же произошло у него с бывшей женой. Мужчине нельзя так просто привить стойкую ненависть к женитьбе.

Но как-то разрядить ситуацию было необходимо. Джанин дотронулась пальцем до носика девочки.

– Знаешь что? Тебе уже давно пора в ванную. И если будешь умницей, то мы с тобой будем купаться больше, чем обычно.

– Насколько больше? – Девочки тут же оживилась.

– А насколько ты хочешь?

– На час!

– Ну уж нет, – рассмеялась Джанин, – тогда ты превратишься в губку.

– А сколько же?

– Как насчет… – Она показала восемь пальцев. Фиби помотала головой и отогнула два загнутых.

– Десять минут? Договорились! – снова рассмеялась Джанин, перехватив восхищенный взгляд Малколма.

– Я люблю тебя, нянечка. Ты очень хорошая. – Девочка обняла Джанин и съехала по ее ногам на пол. Она встала и посмотрела на отца, но не прямо, а искоса. – А ты, папа, плохой! – И с этими словами выбежала из комнаты.

Джанин снова попыталась разрядить обстановку – теперь уже, чтобы прогнать угрюмое выражение с лица Малколма.

– Начали торговаться с часа, а закончили десятью минутами, ну не забавно ли? К сожалению, когда Фиби подрастет, такой фокус уже не сработает.

– Действительно, к сожалению, – мрачно заметил Малколм. – Иногда мне кажется, что было бы лучше, если бы она никогда не вырастала.

– Да успокойтесь вы! Она же говорила несерьезно.

– Неужели?

– Конечно. Она забудет о своих словах через пять минут. И потом, зачем так кипятиться из-за какого-то лака на ногтях?

– Все привычки взрослой жизни закладываются в детстве, – сказал Малколм.

– Это так, – согласилась Джанин. – Но я не вижу ничего плохого в том, что девочка с детства хочет быть красивой. Дети ее возраста во всем подражают взрослым. Например, дочки любят примерять мамины платья… – Джанин осеклась, но было уже поздно.

– Я не желаю, чтобы Фиби походила на свою мать! – моментально отреагировал Малколм на ее последние слова.

Она вздохнула.

– Послушайте, Малколм, воспитывая детей, нужно быть очень осторожным с запретами. Не разрешишь ребенку есть варенье, и добраться до заветной банки на шкафу станет для него мечтой всей его жизни. И так во всем. Запрещая Фиби краситься и быть, как она считает, красивой, вы только больше разжигаете ее желание. Конечно, не мне вас учить, но, на мой взгляд, вы бы могли иногда потакать ее невинным детским желаниям.

– Ладно, – сказал Малколм таким тоном, что Джанин поняла: он не желает больше продолжать этот разговор, – сейчас мне надо идти, но я зайду пожелать Фиби спокойной ночи.

С этими словами он удалился. Джанин с тоской посмотрела ему вслед. Да, сегодня на бал она точно не поедет, поскольку на визит доброй феи-крестной рассчитывать явно не приходилось.

Она шла в комнату Фиби и размышляла о том, что произошло. Поступок девочки был обыкновенной детской игрой, но Малколм почему-то увидел в нем что-то дурное. Любое напоминание о жене приводило его в ярость. Что же все-таки произошло?

Конечно, сегодняшний конфликт она прекратила в зародыше. Но такие ситуации будут повторяться все чаще, когда Фиби начнет подрастать. И поэтому надо во что бы то ни стало узнать о прошлом Малколма, чтобы понять, как заставить его пересмотреть свои взгляды на некоторые поступки дочери.

И кажется, Джанин знала, кто ей в этом поможет.

8

В дверь постучали. На пороге стояла леди Элизабет в вечернем платье потрясающей красоты. Да уж, вкус у всех членов благородного семейства был просто отменный!

– Здравствуйте, – сказала Джанин. – Вы выглядите замечательно!

– Спасибо. Вы просили меня зайти перед тем, как я отправлюсь на благотворительный вечер?

– Да, – сказала Джанин и объяснила: – Фиби очень хотела пойти вместе со всеми и очень расстроилась, когда узнала, что должна лечь спать в обычное время. Вот я и подумала: раз Фиби не идет на праздник, то почему бы празднику не прийти к ней? Поэтому попросила всех членов семьи зайти к нам в вечерних нарядах. Девочка просто обожает рассматривать праздничные туалеты. Вы – единственная, кого мы еще не видели.

Позади Джанин раздались быстрые шаги.

– Бабушка! – радостно закричала подбежавшая Фиби и обняла леди Элизабет, затем отступила на несколько шагов и с серьезным видом произнесла: – У тебя очень красивый наряд.

– Спасибо, милая, – улыбнулась графиня и погладила Фиби по голове.

– Да, твое платье мне нравится даже больше, чем платье тети Мэрианн. – И, видимо вспомнив о том, что произошло некоторое время назад, Фиби добавила: – А папа не любит, когда тетя Мэрианн меня наряжает.

Леди Элизабет нахмурилась и внимательно посмотрела на девочку. Очевидно, то, что она сказала, не было для нее новостью.

– У папы есть на то причины, – примирительно произнесла она. – Не забывай, что он любит тебя больше всего на свете.

Джанин положила руки Фиби на плечи.

– Ладно, молодая леди. Теперь ты видела всех, кто идет на благотворительный вечер. Время ложиться спать. Иди чисть зубы и выбирай книжку, которую мы будем читать.

– Две книжки, раз я никуда не иду.

– Хорошо, – вздохнула Джанин, – две так две.

Фиби издала победный вопль и побежала в ванную.

– Вам кажется, что я слишком мягка с ней? – спросила Джанин, увидев взгляд, которым леди Элизабет проводила девочку. – Просто я знаю, как она расстроена, что ее не взяли.

– Судите по себе?

– Хождения по светским мероприятиям не значились в списке моих обязанностей.

– Мне вас очень жаль. Вы не могли не чувствовать предпраздничную атмосферу подготовки. Конечно, для такой молодой женщины, как вы, трудно все время заниматься только ребенком.

– Да-да, конечно. – Джанин машинально соглашалась, думая в этот момент о другом. – Вы знаете, есть еще кое-что, что меня тревожит…

– Я вас слушаю. – Графиня была вся внимание.

– Это касается Малколма. Сегодня произошло нечто… – Джанин осеклась, сообразив вдруг, что перед ней стоит женщина в вечернем платье и дорогих украшениях и сейчас вряд ли подходящий момент для разговора. – Простите меня. Вы, наверное, уже ждете не дождетесь, когда я отстану от вас со своими глупостями. Не смею вас больше задерживать.

– Ерунда! – Леди Элизабет энергично взмахнула рукой. – Давайте присядем и поговорим. Вечер никуда не убежит.

– Ну, если вы не против…

Они направились с соседнюю гостиную и сели на диван.

– Так что там с моим племянником? – спросила графиня. – Это как-то связано с тем, на что пожаловалась Фиби?

Джанин утвердительно кивнула, опять поразившись проницательности этой женщины.

– Все прихорашивались к празднику. И Мэрианн накрасила Фиби. Потом я пошла к Мэрианн, посмотреть очередное платье, а когда вернулась, застала Малколма, который в приказном порядке требовал от дочери немедленно смыть всю косметику… Мне кажется, он перегибает палку. Фиби всего лишь маленькая девочка. А всем девочкам нравится выглядеть как взрослые. Я знаю, что такая реакция как-то связана с его бывшей женой. Но когда я завела об этом разговор, он отказался говорить на эту тему.

Джанин потупилась, не решаясь смотреть в глаза своей собеседнице.

– Вы хотите знать, что у него произошло с женой?

– Да. И это не досужее любопытство, – быстро произнесла Джанин. – Просто я вижу, что прошлое постоянно влияет на его взаимоотношения с Фиби. И я хочу найти способ прекратить это.

– Я вас понимаю, – сказала леди Элизабет и глубоко вздохнула. Некоторое время она молчала, потом начала, тщательно подбирая слова: – Малколм женился на женщине удивительной красоты. Но она страдала страшным пороком… нимфоманией. Вы знаете, что это такое? – Джанин отрицательно покачала головой. – Это значит, что она была не в силах отказать мужчине, который пытался ее соблазнить. Она даже не понимала, что делает что-то плохое. Ведь Эстер по-своему любила Малколма и, конечно, свою дочь. Но она просто ничего не могла с собой поделать. Представьте, что чувствовал Малколм, когда, находясь в какой-нибудь деловой поездке, знал, что его жена сейчас может спать с его партнером по бизнесу, секретарем или даже шофером? Эстер не делала различий. Она просто не могла отказать… никому.

– Так ему все было известно?

– Сначала, конечно, нет. Когда все открылось, он пробовал как-то воздействовать на нее. Но все оказалось бесполезно.

– Значит, они развелись и он оставил дочь себе, – предположила Джанин.

– Если бы все было так просто, – вздохнула леди Элизабет. – Люди его положения, как правило, не разводятся. Поэтому Малколм продолжал жить с женой под одной крышей и делать вид, будто все идет нормально. Наверное, это был самый мучительный период его жизни. Он длился чуть меньше года. В конце концов мы уговорили его откупиться от Эстер, то есть дать ей некую сумму, чтобы она согласилась жить отдельно. Для нее это тоже стало своего рода потрясением. Ведь она испытывала к моему племяннику нежные чувства. И еще Эстер очень оскорбилась, когда поняла, что ее хотят «выгнать». Но тем не менее согласилась. И она продолжала приезжать в замок почти каждый день, чтобы навестить Фиби.

– Но я ни разу ее не видела, – заметила Джанин. – Неужели потом Малколм запретил ей видеть собственную дочь?

– Нет, что вы. Ведь он прекрасно понимал, что она отчасти не виновата в том, что делает. Нимфомания – это своего рода болезнь. Все кончилось само собой… Эстер умерла.

– О Господи…

– Да, она ехала из поместья, которое ей купил Малколм, к нам в замок, чтобы в очередной раз навестить Фиби, и… Ее машину нашли в реке под мостом. И она, и ее водитель погибли, причем… – Графиня замялась. – Причем состояние их одежды и то, что оба оказались на переднем сиденье, говорило о том, что скорее всего они решили заняться любовью на полном ходу. – Леди Элизабет тяжело вздохнула. – Теперь вы понимаете, почему Малколм опасается, что Фиби станет похожей на свою мать. По этой же причине он так негативно относится к влиянию Мэрианн на дочь. Его сестра своенравна и порой не думает ни о чем, кроме своего удовольствия. А он считает, что именно это качество явилось основополагающим фактором болезни Эстер.

Какой же это был для него кошмар! – подумала Джанин. Ведь Малколм такой самолюбивый и гордый, и ему приходилось терпеть этакое. Есть от чего возненавидеть брак!

Леди Элизабет встала с дивана и пошла к двери. Джанин последовала за ней.

– Теперь я все понимаю, но ведь Фиби этого не объяснишь, – сказала она. – Малколм до сих пор переживает из-за того, что произошло, поэтому не всегда правильно оценивает поведение дочери. Нельзя, чтобы ни в чем не повинная девочка расплачивалась за дурные поступки матери. Иначе между ней и отцом разверзнется пропасть, как между Мэрианн и лордом Макензи.

– Наверное, вы правы. – Графиня улыбнулась. – Именно поэтому я так рада, что вы здесь. Вы поможете ему понять, что он делает не так.

– Но я не имею права предъявлять ему какие-либо претензии.

– Тем не менее вы не можете молчать, когда видите, что с Фиби поступают несправедливо.

– Вы обо мне слишком высокого мнения. Я каждый раз боюсь, что потеряю работу, когда делаю что-то, что делать по идее не должна…

Например, когда целуюсь с Малколмом. Да, поцелуй, которым они обменялись в лесном доме, был просто замечательный. Но больше она никогда не потеряет контроля над собой настолько, чтобы не только не противиться столь интимным ласкам, но и самой их выпрашивать.

Леди Элизабет взялась рукой в длинной перчатке за ручку двери и ласково посмотрела на Джанин.

– Вы замечательная няня. Фиби вас просто обожает. Спасибо за то, что вы делаете.

Графиня ушла, а Джанин прислонилась спиной к двери. То, что она узнала сегодня о матери Фиби, потрясло ее. Ей стало невыносимо неловко за то, что она пыталась заговорить с Малколмом о его прошлом. Человек, который всегда прав, оказался неправым в одной из главных в жизни вещей – в выборе жены. Сколько же стыда и унижения принес ему этот брак, и все же он продолжал относиться к жене с пониманием и заботой…

– Няня…

Голос Фиби вывел Джанин из задумчивости.

– Ты выбрала книжки? – спросила она. Девочка помотала головой и посмотрела на няню настолько ясными и бесхитростными глазами, что Джанин тут же догадалась: малышка что-то задумала. Так и оказалось.

– Я хочу пойти на праздник, – сказала Фиби с самым невинным видом.

– Да, но твой наряд едва ли соответствует случаю, – возразила Джанин, многозначительно глядя на ночную рубашку девочки. Этот аргумент должен был подействовать безотказно. Ну кто же ходит в таком виде на праздник, где все прекрасно одеты? – Тем более мы договорились, что будем сегодня читать две книжки.

– Я знаю одно секретное место, – прошептала Фиби с видом заговорщицы. – Там нас никто не увидит, зато мы сможем видеть все, что делается в зале.

Джанин неожиданно понравилась эта безумная идея. Почему бы и нет?

– Хорошо, – сказала она, – мы пойдем в твое секретное место, немного понаблюдаем за тем, что делается на празднике, а потом ты ляжешь спать. Книжки на сегодня отменяются. Обсуждению это не подлежит, – прибавила она, видя, что девочка уже готова вступить в пререкания. – Иди надень халат.

Фиби побежала в свою комнату, и Джанин поймала себя на том, что с нетерпением ждет ее возвращения.

Через несколько минут они уже шли по коридорам и переходам замка. Джанин, которая до этого успела ознакомиться только с малой частью здания, не уставала поражаться обилию массивных дверей, которым была, наверное, не одна сотня лет, и множеству винтовых лестниц. Очень скоро она поняла, что сама уже не найдет дороги назад.

Фиби же чувствовала себя в замке как рыба в воде. Она не только уверенно шла вперед, но и рассказывала о том, мимо чего они проходили.

– Вот эта комната раньше была темницей… Эта тоже… А вот эта – камерой пыток. Теперь здесь стоит помпа и нагреватель воды для бассейна. А вот в этой стене по легенде мой прапрапрадедушка заживо замуровал свою жену за то, что она родила ему пять дочерей подряд… Ты не бойся, няня, просто мы сейчас в подвальной части замка. Другого пути нет. Я тут все укромные уголки знаю… Вот сейчас поднимемся по этой лестнице – говорят, в полнолуние здесь бродит призрак замурованной жены – и окажемся на первом этаже. Теперь войдем в эту дверь и снова поднимемся… Осталось совсем немного…

Вскоре они действительно оказались у цели. Это была небольшая галерея над тем самым залом, где проходило торжественное открытие благотворительного мероприятия. Ее закрывали огромные свисающие с потолка драпировки. Но если сесть на корточки и чуть-чуть раздвинуть ткань, то можно было увидеть все, что творится в зале, и при этом остаться незамеченным.

– Молодчина, – улыбнулась Джанин. – Давай посмотрим.

Они сели на край драпировки, лежащий на полу, и стали наблюдать. Внизу, в большом зале, под приглушенные звуки музыки, исполняемой струнным квартетом, не спеша передвигались мужчины в смокингах и женщины в вечерних платьях. Из своего укрытия Джанин могла видеть блеск дорогих украшений на их шеях и запястьях. Между этими мужчинами и женщинами деловито сновали слуги с подносами, уставленными бокалами с напитками. Слуги были одеты во все белое и напоминали Джанин муравьев: с серьезным видом двигались по одним им известным маршрутам и никогда не сталкивались.

– Смотри, няня, вон дедушка Коннор, – прошептала Фиби.

Джанин проследила за ее взглядом. Лорд Макензи разговаривал с каким-то высоким черноволосым мужчиной, должно быть партнером по бизнесу.

– А вон тетя Элизабет. А там дядя Уолтер. Видишь, рядом со светловолосой девушкой?

Ветреный молодой человек с веселым видом шептал что-то на ухо некоей миловидной особе.

– А где же тетя Мэрианн? И папа? – спросила Фиби, внимательно разглядывая собравшихся внизу.

– Не там ищешь, родная, – раздался за их спиной спокойный голос Малколма.

Джанин замерла, не смея повернуться. Какой стыд! Малколм, видимо, уже некоторое время за ними наблюдал. Хорошего же теперь он будет мнения о няне, которая поощряет такие сомнительные выходки своей подопечной!

Фиби вскочила на ноги.

– Я хотела посмотреть на праздник и показала няне, как сюда попасть, – тихо сказала она, стараясь не глядеть на отца.

– Гмм…

Джанин тоже поднялась. И хотя чувствовала себя как провинившаяся школьница, все же нашла в себе мужество посмотреть Малколму в глаза.

– Мы с Фиби договорились, что вместо того, чтобы читать на ночь книжку… немножко посмотрим, что тут происходит, и ляжем спать…

– Гмм…

– Малколм, ведь вы, не очень рассердились? Просто я подумала…

– Я не рассердился, – сказал он, сверля взглядом дочь.

Джанин, испугавшись, что девочке сейчас достанется за проделку, поспешила взять ее за руку.

– Я отведу Фиби в спальню.

– Подождите, – остановил ее Малколм, – у меня приготовлен для нее сюрприз. – Он сделал жест рукой, и на галерею вошел слуга, который расстелил на полу скатерть и поставил на нее несколько тарелок с едой и бокалов с соком. – Как я могу жертвовать что-то детям-сиротам, не накормив собственную дочь?

Пока Фиби наслаждалась принесенными лакомствами, Малколм налил в два бокала вино из непонятно откуда взявшейся бутылки. Один бокал он подал Джанин.

– Предлагаю тост за двух новоявленных шпионов, – с улыбкой произнес он, и Джанин слегка покраснела. – Вы знаете, сегодня в зале присутствует начальник Разведывательного управления Шотландии. Он, кстати, мой близкий приятель. Могу вас с ним познакомить. Ему нужны такие предприимчивые сотрудники.

– Напомните мне об этом, когда срок моей работы у вас подойдет к концу, – отшутилась Джанин.

В зале зазвучала медленная музыка. Малколм поставил бокал на пол и обратился к дочери:

– Леди, разрешите пригласить вас на танец.

Фиби застенчиво посмотрела на него из-под длинных красивых ресниц, слегка кивнула и поднялась. Малколм взял ее за руку, она поставила ноги, обутые в мягкие тапочки, на его лакированные ботинки, и они стали танцевать. Джанин не могла нарадоваться, глядя на эту картину. Фиби с обожанием смотрела на отца. Она то и дело соскальзывала с его ботинок и смущенно хихикала.

Когда музыка затихла, девочка сделала изящный реверанс. Затем бросилась к отцу и овила его шею руками.

– Папочка, я тебя страшно люблю! Спасибо тебе!

Когда она вернулась к прерванной трапезе, Малколм спросил Джанин:

– Скажите, а вы всегда идете на поводу у Фиби?

– Только в особых случаях. – Она посмотрела вниз. – Надеюсь, эти люди проявят щедрость на завтрашнем аукционе.

– Да уж, Всемирный благотворительный фонд помощи детям-сиротам будет долго нас вспоминать добрым словом. Потому что столько денег, сколько получат сейчас, они обычно собирают за несколько лет.

– А откуда вы знаете, что нынешний аукцион принесет такую большую прибыль?

– Все очень просто. Большинство предметов, которые мы выставляем на торги, уникальны в своем роде. Например, украшения из золота и драгоценных камней, принадлежавшие еще моей прапрабабке. Никто из женщин нашей семьи их носить не хочет, говорят, что слишком массивные. Так почему бы их не продать? За них можно выручить солидную сумму. Или, скажем, «роллс-ройс», сделанный по индивидуальному заказу. Не машина, а мечта! Ну и по мелочи: дом на берегу океана, мебель викторианской эпохи… Не помню, что там еще, потому что упомянутое мной будет выставлено только в первый из трех дней.

– Ого!

– Впечатляет?

– Еще бы! А сколько будет стоить «роллс-ройс?

Малколм задумался.

– Где-то порядка четырехсот – пятисот тысяч фунтов.

Джанин грустно вздохнула.

– А моя машина стоила восемь тысяч долларов…

– Хотите, я подарю вам этот «роллс-ройс»?

Что ж, в конце концов, она привыкла всегда говорить правду.

– Хочу!

Как же здорово, когда можешь позволить себе все самое дорогое, не задумываясь о деньгах! И как жаль, что она никогда не сможет вести такой образ жизни! Ей бы расплатиться с врачами за лечение матери, и то будет хорошо.

– Между прочим, тетя Элизабет поставила мне в вину то, что я не пригласил вас на сегодняшний вечер.

Ее? На вечер? Это было бы здорово. Но вот беда, для людей, собравшихся внизу, ее душевные качества вряд ли играют первостепенную роль. А с внешним видом у нее сейчас было неважно.

– Я всего лишь няня.

– Неважно, вы гость в нашей стране. И не очень вежливо с моей стороны забыть об этом. Но я намерен исправить ситуацию.

– Каким же образом?

– Тетя Элизабет заметила, что вы подглядываете с галереи. И как раз в это время Мэрианн сказала, что плохо себя чувствует и. хочет пойти к себе. Вот тетя и предложила моей сестре посидеть с Фиби, пока я буду заглаживать свою вину.

Джанин насторожилась.

– Что случилось с Мэрианн?

Малколм пожал плечами.

– Говорит, устала. Впрочем, не мудрено, – ехидно усмехнулся он, – бедняжка перемерила столько платьев!

На мгновение какая-то тревожная мысль промелькнула в голове Джанин. Она вспоминала их прерванный Малколмом разговор на следующий день после охоты. С тех пор прошло уже около трех недель… Нет, это все домыслы. В том, что девушка плохо себя почувствовала, нет ничего необычного.

– Если Мэрианн нездоровится, то незачем навязывать ей девочку.

И тут в дверь заглянула Мэрианн. Вид у нее был действительно немного уставший, но вполне жизнерадостный.

Секретный уголок, который мне обещала показать Фиби, на поверку оказался проходным двором, подумалось Джанин.

– Я отведу Фиби в комнату и уложу спать, – сказала Мэрианн.

– Как ты себя чувствуешь? – обратилась к ней Джанин.

– Нормально, просто немного утомилась. Пойдем, детка, – сказала она зевающей девочке.

– А ты почитаешь мне книжку? – спросила та, искоса глядя на Джанин.

– Ты разве забыла, о чем мы договорились? – с напускной строгостью произнесла Джанин.

– А учительница говорит, что на ночь читать очень полезно, – хитро прищурившись, ответила Фиби.

Мэрианн взяла ее за руку.

– Почитаем, почитаем, только пойдем.

– Но только одну маленькую книжку, – сказал Малколм.

– Хорошо, папа.

Девочка еще раз обняла отца, попрощалась с няней и вышла вместе с Мэрианн.

Джанин посмотрела им вслед. Затем окинула скептическим взглядом свою одежду, мягко говоря, не очень подходящую для сегодняшнего приема в замке. Юбка в складку, на блузке мокрые пятна, которые остались после того, как она купала Фиби.

– Нет, – решительно сказала она, – я выгляжу ужасно. Я не могу пойти в таком виде.

– Тогда я провожу вас до вашей комнаты, где вы сможете переодеться.

– Но мне не во что переодеваться. – Теперь Джанин пожалела о том, что специально не взяла ни одного красивого наряда, чтобы не иметь соблазна его надеть и таким образом потерять работу. – Я очень тронута заботой леди Элизабет, но, к сожалению, не могу принять приглашения. Я буду выглядеть как огородное пугало среди греческих богинь.

– Интересное сравнение. Но я предвидел такой ход событий. И поэтому, раз гора не идет к Магомету, Магомет должен пойти к горе.

По спине Джанин пробежали мурашки. Ей следует немедленно отказаться от приглашения и пойти в свою комнату. Но будет ли это вежливо? В конце концов, она провела ночь в одном доме с ним и ничего плохого не произошло. Тот поцелуй она уж точно не могла записать в разряд плохих событий своей жизни.

– Спасибо, – сказала Джанин. – Вы очень добры.

А еще безумно красивы. Не пожалеть бы о своей минутной слабости, когда станет уже слишком поздно…

9

Малколм взял бутылку шампанского с тележки, которую по его распоряжению привез на галерею слуга. Он чувствовал себя замечательно вдали от суеты. Конечно, все члены семьи Макензи посещали светские рауты и благотворительные мероприятия, но это вовсе не означало, что они получали от них удовольствие.

Во всяком случае, Малколму до крайности опротивели все эти репортеры, бизнесмены и желающие породниться со знатной фамилией женщины, все, как на подбор, высокие и худые блондинки, так что создается ощущение, будто присутствуешь на конкурсе двойников. Чем дальше от этой толпы, тем лучше. Только в обществе Джанин он может расслабиться и просто получать удовольствие от общения.

С того первого дня, как появилась в его кабинете, она не выходила у него из головы, даже несмотря на свою неброскую внешность. А может, и благодаря ей. Она не старалась подольститься к нему и всегда говорила то, что думает. Она придавала какой-то новый смысл его жизни. Фиби ее просто обожала. И он… он старался посвятить все свое свободное время Джанин.

Когда некоторое время назад леди Элизабет заметила Джанин и Фиби на галерее, Малколм несказанно обрадовался. Он уже поговорил с несколькими известными и влиятельными людьми, сфотографировался для нескольких модных изданий и теперь мог с чистой совестью скрыться, не вызвав своим уходом удивления. Ему нужен был только предлог. И вот предлог нашелся. Он не мог не быть благодарным Джанин за то, что она избавила его от скучнейшего времяпрепровождения.

Малколм разлил золотистое шампанское.

– За что выпьем? – спросил он, подняв свой бокал.

Джанин задумалась лишь на несколько секунд.

– За понимающих работодателей!

– А поточнее? – сказал Малколм.

Уголки ее рта приподнялись в легкой улыбке.

– Я уже давно потеряла счет тому, сколько раз мы с вами не соглашались в вопросах воспитания детей вообще и ваших дочери и сестры в частности. Но вы терпеливо меня выслушиваете и не выказываете злости или раздражения.

– Вы признаете себя неправой?

– Ни в коем случае. Просто мне приятно, что, несмотря на то что у нас с вами очень различные точки зрения на некоторые вопросы, вы не стараетесь меня за это наказать.

– Итак, вы продолжаете считать, что сегодня вечером я несправедливо обошелся со своей дочерью.

– Моя мама говорит, что никогда нельзя судить человека, пока не съешь с ним пуд соли. У меня нет своих детей, и я никогда не была замужем. Поэтому эту ситуацию вижу только со всей колокольни.

– Ваша мать – мудрая женщина.

– Да уж. – Джанин вздохнула, и по ее лицу пробежала тень. – Я заметила, что часто ее цитирую. Надеюсь, вас это не утомляет.

– Нисколько. Для мудрости не существует государственных границ. Вашему отцу повезло с женой.

Она сделала несколько глотков из своего бокала и покачала головой.

– Он уже не пользуется своим счастьем: они развелись.

Малколму стало неловко.

– Мне очень жаль.

– Мне тоже. – Она допила то, что осталось в бокале. – Мои родители вырастили пятерых детей. Я была самой младшей. Когда я поступила в колледж, это, наверное, было лучшее время в их жизни. Но все рухнуло в одночасье. Они вдруг поняли, что дети – это единственное, что их связывает.

– Их развод стал для вас тяжелым испытанием, верно? – Малколм понял это, увидев печаль, что сквозила во всех ее движениях и интонациях. – Но вы все же верите, что можно влюбиться, выйти замуж и иметь детей.

Джанин посмотрела ему в глаза.

– Знаете, моя мама утверждает, что брак будет счастливым только в том случае, если сначала, в пределах разумного, конечно, ты получишь от жизни все, чего хочешь, до замужества. «Поживи сперва в свое удовольствие, тогда и брак будет одно удовольствие», – любит говорить она. Может быть, именно поэтому она так обрадовалась, когда узнала, что я еду в другую страну. У нее самой никогда не было возможности путешествовать. Она вообще редко думала о себе, постоянно делала что-то для нас, для отца. Если бы только мама была чуть эгоистичнее, возможно, судьба ее сложилась бы иначе…

Джанин смутилась, почувствовав, что сказала лишнее.

– Что с вами? Договаривайте, – попросил Малколм, внимательно на нее глядя.

– Неважно. Вам незачем это выслушивать.

Он снова наполнил шампанским ее бокал, потому что к своему почти не притронулся.

– Напротив, – возразил Малколм, поставив бутылку, – я хочу знать о женщине, которая проводит столько времени с моей дочерью, как можно больше. Мне кажется, то, что мне удалось выяснить, лишь вершина айсберга. Вы очень сложная натура.

– Пожалуйста, не думайте, что я буду впутывать вашу дочь в свои проблемы.

– Что вы, мне такое и в голову не приходило. Все видят, как вы любите Фиби и как хотите, чтобы ей всегда было хорошо.

Джанин мечтательно улыбнулась.

– Она такая милая девочка. Как я рада, что у вас есть возможность ни в чем ей не отказывать. Это здорово – осознавать, что можешь позволить своему ребенку все самое лучшее.

Малколм был несколько озадачен ее последней фразой. Конечно, его дочь получала все самое лучшее. Но он не то что не задумывался об этом, просто не понимал, что может быть иначе. Он внимательно посмотрел на Джанин. Она стояла совсем рядом, облокотившись на перила галереи, и он мог чувствовать тепло ее тела, смешанное с ароматом ее духов. Эта смесь была столь пьянящей, что Малколм заметил, что ощущает приятную расслабленность во всем теле. Другого объяснения своему состоянию он не находил, потому что шампанского почти не пил.

– Расскажите о вашей семье, Джанин. Что могли позволить себе ваши родители?

– О, лучше не сравнивать, – засмеялась она. – Деньги всегда были камнем преткновения в нашей семье. Сколько бы родители ни зарабатывали, всегда требовалось больше. К каким только ухищрениям они не прибегали! Думаю, они с облегчением вздохнули, когда у них родилась девочка: по крайней мере, она ест меньше.

Малколм улыбнулся.

– И к каким же ухищрениям прибегали ваши родители?

– Мои братья донашивали одежду друг друга. Мама часто шила мне платья, особенно для…

Джанин внезапно остановилась, и он был достаточно близко, чтобы почувствовать, как она напряглась.

– Особенно для чего?

– Так, – неопределенно ответила Джанин, – для всяких внеклассных занятий. Танцами, например…

Это прозвучало так нарочито спокойно и буднично, что обоим стало неприятно от маленькой фальши в ее интонации. Чего же она недоговаривает? – подумал Малколм и спросил:

– Джанин, почему вы не хотите говорить со мной откровенно? Чего вы боитесь?

– Ничего, – пожала она плечами. – Просто я вспомнила о своей матери. Она до сих пор не оправилась.

– От чего? Я могу чем-то помочь?

Джанин покачала головой.

– Зачем вам это? Это не ваши проблемы.

– Неправда, если это касается вас, то касается и меня, хотя бы как вашего работодателя. А, как вы сами сказали, я отношусь к разряду понимающих. В моих же интересах делать все возможное, чтобы все, кого я нанимаю, чувствовали себя хорошо и не думали на работе о личных проблемах.

– Я и не думаю. Малколм, мне действительно очень нравится моя работа, нравится ваша страна, ваш замок, ваша семья. И я ни за что не покину вас до окончания контракта.

Он понял по вздоху Джанин, что каким-то образом расстроил ее. И тут до него дошел смысл ее последних слов. До этого момента ему как-то не приходило на ум, что Джанин может когда-нибудь уехать. И, осознав в полной мере, что придет время, когда ее уже не будет рядом, он как будто получил неожиданный удар обухом по голове.

– Вы можете остаться и дольше, – тихо предложил Малколм.

– Надеюсь, со временем вы не измените своего решения.

– С чего бы я должен его менять?

– Действительно, не с чего. – Джанин подошла к тележке и поставила на нее пустой бокал. – Мне пора идти к Фиби.

– Может, еще шампанского?

– Спасибо, но два бокала шампанского – это слишком для моего пустого желудка, – сказала Джанин.

– Вы не ужинали? – спросил Малколм тоном экзаменатора.

Она отрицательно покачала головой.

– Сначала я помогала Мэрианн выбирать платье, а потом пришла пора купать Фиби.

Малколм вспомнил ее недавнее замечание по поводу нехватки эгоистичности. Джанин говорила о своей матери, но это в полной мере относилось и к ней самой.

– У вас выдался тяжелый вечер. – Он взял спелую клубнику с одной из принесенных слугой тарелок. – Пришло время другим о вас позаботиться.

С этими словами Малколм поднес ягоду к ее рту. Она осторожно взяла ее губами и прожевала. Джанин нисколько не смутили его действия, скорее ей нравилась эта игра. А он стоял так близко от нее, что слышал, как часто бьется ее сердце, чувствовал необычайно женственный аромат ее кожи, ощущал ее свежее дыхание и не мог оторвать взгляда от сочных алых губ. Как она нежно берет ими ягоды из его руки! Мгновение – и она, помогая себе языком, проглатывает клубничку. Малколм испытал нечто вроде жара.

Внизу музыканты заиграли медленный вальс. Он отставил тарелку и галантно поклонился.

– Разрешите пригласить вас на танец.

– Но я…

И прежде чем Джанин успела отказаться, Малколм одной рукой обнял ее за талию, а другой нежно сжал ее ладонь и они закружились. Оба почувствовали необычайное умиротворение. Словно все, что они делали до этого, было дурным сном. И вот наконец-то они проснулись и будут теперь танцевать всю жизнь. Или, наоборот, – будут жить, пока длится танец.

Малколм думал о том, что внизу собрались множество женщин, которые при взгляде на Джанин даже не посчитали бы ее соперницей. К нему всегда тянулись шикарные дамы, да и он не избегал их общества. Но с некоторых пор Джанин затмила для него их всех. И не потому что была этакой красоткой с обложки. Хотя, может быть, именно в этом и заключался ее секрет. Она привлекала его не внешностью – и ему все чаще казалось, что Джанин нарочито старается сделать себя менее симпатичной, – а остроумием, обаянием и деликатностью.

Во время танца Малколм чувствовал ее округлые формы. Широкая одежда, скрывающая ее фигуру, не уменьшала, а разжигала желание, давая простор для фантазии.

Они медленно кружились, не боясь, что их увидят снизу, – драпировки надежно скрывали танцующих от посторонних глаз. Малколм смотрел на Джанин и увидел на ее щеках румянец.

– Вы покраснели, – прошептал он ей на ухо.

– Я не часто пью шампанское. – Похоже, она подумала, что это ему не нравится.

– Я не говорю, что это плохо. Вам очень идет румянец. Вы выглядите замечательно.

Джанин резко остановилась и отстранились от него.

– Не говорите так. Я вовсе не выгляжу замечательно.

– Вы забыли, что я всегда прав? – Малколм по-прежнему не отрывал взгляда от ее рта. – Я не могу забыть вкуса ваших губ. Это было целую вечность назад, но я все еще живу надеждой снова ощутить его.

Он медленно притянул ее к себе. Глаза Джанин, спрятанные за стеклами очков, становились все больше. Вдруг ему больше всего на свете захотелось снять их. Малколм отпустил ее талию и потянулся к очкам.

– Я должна идти к Фиби, – выдохнула Джанин и попятилась, как маленький испуганный зверек. А затем выбежала вон, не дав ему ничего сказать.

Малколм остался стоять в одиночестве там, где еще не развеялся аромат ее духов и в воздухе звенело эхо ее голоса. Джанин чего-то испугалась, в этом он не сомневался. И очень хотел знать, чего именно. Но еще больше ему хотелось, чтобы она научилась доверять свои мысли и переживания ему.

– «…и Золушка с принцем жили долго и счастливо».

Джанин, сидевшая у изголовья кровати Фиби, закрыла книгу и посмотрела на девочку в надежде, что та наконец-то уснула. В это время за ее спиной выросла тень, и Джанин не нужно было оборачиваться, чтобы понять, кто пришел. Тот, кого она совсем недавно так спешно покинула.

Фиби немедленно открыла глаза.

– Папа. Это опять ты?

Малколм подошел ближе к кровати.

– Да, я пришел проведать тебя, а ты до сих пор не спишь. Быстренько закрывай глазки и засыпай.

– Я не могла уснуть, потому что няня читала мне очень интересную сказку про Золушку.

– Чудесно.

Он ласково погладил дочь по головке.

Джанин старалась не дышать, чтобы не чувствовать пьянящего аромата его одеколона. Но этот благой порыв был изначально обречен на неудачу. Малколм, похоже, уходить не собирался, а вдохнуть рано или поздно придется, если она не хочет потерять сознание. Тогда он совсем развеселится. Подумает: совсем ума лишилась! Мало того, что сама просит ее поцеловать, так еще хлопается в обморок, стоит ему войти в комнату!

А ведь еще несколько минут назад она танцевала с ним. Как это было прекрасно – они вдвоем, и никого больше! Но Малколм вдруг захотел снять с нее очки, чтобы поцеловать.

Джанин жаждала этого поцелуя, но не могла позволить ему увидеть ее без очков, которые остались единственной надежной защитой. Лишаться ее она не собиралась – слишком многое было поставлено на карту.

– Няня?

– Что, дорогая?

– Мой папа почти принц. Он красивый? Ну как тот, что в сказке?

– А ты как думаешь?

– Не знаю. Он просто папа.

Ну что она могла ответить, когда Малколм стоял в двух шагах от нее?

– Ну… принц и граф – это немножко разные вещи.

Джанин услышала, как за ее спиной хмыкнул Малколм.

– А еще в этой книжке Золушка тоже сначала все делала по дому, а потом вышла замуж за принца, – продолжала Фиби. – Может, и вам с папой пожениться? Тогда ты никогда от нас не уедешь…

Последние слова она говорила уже сквозь сон и в следующую минуту уже уснула.

Джанин поправила одеяло, выключила ночник и на цыпочках вышла из комнаты вместе с Малколмом.

Она пожелала ему спокойной ночи и хотела идти к себе в спальню, но он остановил ее.

– Мне нужно с вами поговорить.

Она направилась в гостиную, на ходу пытаясь догадаться, что ей предстоит услышать. Может быть, Малколм рассержен тем, что, несмотря на все старания Мэрианн, а потом еще и ее, Фиби так и не удалось вовремя уложить спать?

Он предложил ей присесть.

– Простите меня за то, что Фиби еще не спала, когда вы пришли, – начала Джанин. – Это моя вина. Мне не следовало идти с ней на галерею непосредственно перед сном. Она явно перевозбудилась.

Джанин чувствовала, что и сама возбуждена не на шутку. Близость Малколма действовала на нее опьяняюще, а тут еще она выпила два бокала шампанского.

– Что вы, тут у меня нет к вам никаких претензий. Рано или поздно Фиби тоже станет посещать подобные мероприятия, и ей полезно увидеть, как все происходит. А если бы вы привели ее раньше, то там просто не на что было бы смотреть. Такие торжества начинаются ближе к ночи.

Малколм снял смокинг и повесил его на спинку стула. Затем расстегнул пуговицы на рукавах рубашки и аккуратно закатал их до локтей. Развязал галстук-бабочку, но отчего-то передумал снимать. Джанин завороженно следила за всеми его действиями. Теперь он выглядел еще более сексуальным благодаря той небрежности, которая появилась в его внешнем облике. Хотя Джанин и не представляла, что такое возможно, но он нравился ей сейчас даже больше, чем когда она видела его час назад.

Она просто не могла отвести от него взгляда. Ловила каждое его движение, каждое мимолетное изменение выражения лица. Вот он подошел к окну – видимо, ему было жарко, потому что его грудь высоко вздымалась при каждом вдохе. Вот дергает за ручку, но что-то заело в механизме. Уголки его рта чуть заметно поднимаются. Он нажимает на ручку сильнее – Джанин видела, как мышцы его руки напрягаются, – и окно поддается.

Как же она хотела снова поцеловать его сегодня! Одному Богу известно, какое усилие над собой ей пришлось сделать, чтобы уйти с галереи, когда он был так близко к ней. Но она знала: если даст себя поцеловать, то уже больше не будет ничему сопротивляться.

Что-то, несомненно, происходит между ними, и Малколм не может этого не чувствовать. Значит, им надо обсудить происходящее. Вместе они смогут что-то предпринять.

Опасно ли это для ее карьеры? Скорее нет, чем да. Она прожила в замке достаточно, чтобы Малколм убедился в ее профессионализме и искренней любви к своей подопечной. Да и Фиби ни за что не захочет, чтобы няня уехала.

– Я бы хотел поговорить о том, что сказала моя дочь несколько минут назад относительно нашей с вами женитьбы. Вы каждый вечер потчуете ее подобными сказками?

Враждебный тон Малколма сразу развеял ее романтический настрой. Какая же она дура!

– Простите? – Джанин растерялась и не знала, что ответить.

– Вам непонятен вопрос?

– Во-первых, книжки каждый вечер выбирает сама Фиби. Думаю, вам не надо объяснять, что опытным путем было неоднократно подтверждено: дети, которым читают перед сном книги, быстрее развиваются и лучше успевают в школе. Хотя, если потребуется, я могу предоставить вам соответствующие исследования в области детской психологии. – Джанин говорила медленно, громко и как можно более внятно, словно каждым словом забивала новый гвоздь в гроб своих дурацких иллюзий и никчемных мечтаний. Теперь ее переполняла злость. Причем она сама не понимала, на кого больше злится: на него – за его неоправданное высокомерие или на себя – за детскую веру в то, что жизнь может быть так же прекрасна, как сказка. – Во-вторых, у вашей дочери просто хорошо развитое воображение.

– Все это так. Но я хочу, чтобы она поняла: в жизни не всегда все происходит так, как хочется.

– Конечно-конечно, – поспешно произнесла Джанин, соображая, что же он имеет в виду. Пытается сказать, что она ему небезразлична? Ну уж нет, она не позволит идиотской надежде зародиться второй раз за вечер! Надо немедленно сжечь все мосты. – Если Фиби снова начнет говорить что-нибудь подобное, я объясню ей, что мы с вами просто не можем пожениться. Это абсурдно.

По лицу Малколма неожиданно пробежала тень.

– В самом деле?

– В самом деле, – твердо сказала она.

– Почему же?

Малколм был явно озадачен. Едва ли он ожидал такое услышать.

– Просто вы мужчины не моего типа.

– И каков же ваш тип мужчины?

– Не похожий на вас, – ответила Джанин после некоторого колебания.

А что она еще могла сказать? Что он тот, о ком только может мечтать женщина? Даже если это и так, она не станет лишний раз тешить его высокомерие и самолюбие.

– Отлично, – произнес Малколм задумчиво. – Я рад, что вы расставили все по местам.

– Поймите, Малколм, – продолжала она, – Фиби еще ребенок. Она привязалась ко мне старается показать это. Я тоже ее очень полюбила. – Джанин перевела дыхание. – Но от вас я не жду ничего. Я просто пытаюсь как можно лучше выполнять свою работу.

Он кивнул.

– Ваша работа состоит в том, чтобы заботиться о девочке и оберегать ее… И не создавать при этом никаких сложностей.

– Я прекрасно это понимаю. А поскольку вы сказали мне еще во время нашего первого с вами разговора, что если человек привлекает ваше внимание, то это полностью его вина, я стараюсь вести себя как можно тише и неприметнее. И когда срок моего контракта закончится, я так же тихо соберусь и уеду.

К счастью, по истечении двух лет она уже оплатит все счета за лечение матери. Впрочем, Джанин старалась не думать о том, что будет делать в будущем, покинув Шотландию, предпочитая сосредоточиться на дне сегодняшнем.

Красота – в душе, так она всегда считала. Джанин думала, что сможет это проверить, работая в замке Макензи. И вроде бы почувствовала, что стала небезразлична Малколму, едва ли выглядя в его глазах красоткой. Поцелуй в лесном доме был тому подтверждением. И поцелуй, которого она в последний момент избежала некоторое время назад, тоже как будто говорил, что между ними протянулась некая незримая нить. Но, судя по его словам, она жестоко ошибалась.

Джанин встала.

– Теперь, когда мы все выяснили, я…

– Постойте. – Малколм стоял у окна, засунув руки в карманы брюк. – Я просто хочу, чтобы вы поняли: я никогда не потеряю над собой контроля настолько, чтобы снова влюбиться.

– Я понимаю вас. Сегодня вечером я разговаривала с леди Элизабет, которая рассказала мне о ваших непростых взаимоотношениях с покойной женой.

Малколм резко повернулся. В его глазах вновь вспыхнуло раздражение.

– Кто дал вам право вмешиваться в мою личную жизнь?

– То, что вы пережили, сильно влияет на ваши отношения с дочерью и сестрой. А я вижу свою задачу в том, чтобы помочь ребенку, к которому вы не всегда бываете справедливы.

– Неужели? И вы выяснили почему?

– Да. Сами того не желая, вы заставляете дочь расплачиваться за грехи матери. Моя работа, как вы сами изволили сказать, состоит в том, чтобы оберегать девочку и заботиться о ней. А это больше, чем кормить, купать и укладывать в постель. У Фиби тоже есть чувства. Она очень умный и ранимый ребенок. И рано или поздно она начнет задавать себе вопрос: за что отец меня так ненавидит?

Малколм шагнул к ней.

– Я люблю мою дочь и готов пожертвовать всем ради ее счастья!

– Не надо громких слов, – поморщилась Джанин. – Поступки говорят сами за себя. Сегодня вечером вы отругали Фиби только за то, что она повела себя как любой ребенок на ее месте: подражала взрослым. Ей нравится выглядеть, как ее «подруга»» тетя Мэрианн. Что же в этом дурного? Если вы постоянно будете одергивать и ругать ее, она вырастет забитой и замкнутой. Или, наоборот, станет делать все вам наперекор.

– Этого не произойдет.

– И как же вы этому помешаете? Высечете дочь на заднем дворе? Или все время будете ей показывать, что она ни на что не способна, то есть вести себя с ней, как ваш отец с вашей сестрой? – Джанин перевела дыхание. – Я попросила леди Элизабет рассказать мне о вашей жене только для того, чтобы понять, как помочь Фиби справиться с ситуацией.

– Тут не с чем справляться, – резко возразил Малколм. – Я ее отец. И я никогда больше не женюсь. Вот и весь разговор!

– И таким вот образом вы планируете в дальнейшем воспитывать вашу дочь? Никаких объяснений, делай, что я говорю, и точка?

– Вы правильно как-то сказали, Джанин, что, споря о подобных вещах, мы просто сотрясаем воздух. Вам не понять, что я чувствую.

– К счастью, это действительно так. Я никогда не испытывала того, что пришлось испытать вам. И не могу быть объективной, потому что я – лицо незаинтересованное, – солгала Джанин.

Он помрачнел.

– В таком случае, закончим этот бесполезный спор. Уже поздно, и нам обоим нужно отдохнуть.

Малколм сухо попрощался и вышел.

Джанин чувствовала себя, опустошенной и обессиленной. Если до этого разговора в ней еще теплилась надежда, то теперь она окончательно умерла. Джанин поняла, что некое чувство, которое якобы их связывает, было всего лишь иллюзией. По крайней мере, если говорить о взаимном чувстве. И если Малколм относится к ней с нежностью и вниманием, то только, чтобы ее дружески поддержать, а может, и расслабиться самому…

Сегодня судьба нанесла ей два тяжелых удара. Во-первых, окончательно выяснилось, что Малколм не хочет больше связывать свою жизнь с женщиной. И заявил он ей об этом как раз тогда, когда Джанин поняла, что чувствует к нему нечто большее, чем просто симпатию. И во-вторых, она вынуждена молчать о своем влечении к нему, иначе будет сей же час уволена. Если бы дело касалось только ее, Джанин, она, не раздумывая, уехала бы. Но в таком случае ее мама оказалась бы заживо погребенной под огромной толщей счетов за лечение, чего конечно же допустить было нельзя. Да и жаль было ни в чем не повинную девочку, которая так привязалась к ней. Поэтому придется стойко терпеть его присутствие, понимая, что они никогда не смогут быть вместе.

10

Он вдруг осознал, что уже полчаса сидит за письменным столом с ручкой в руках, но лист бумаги, лежащий перед ним, по-прежнему девственно чист. Мысли о Джанин преследовали его, не давая ни на чем сосредоточиться, вот уже неделю, с вечера, открывавшего благотворительный аукцион.

Малколм отложил ручку.

– Кайл! – позвал он секретаря, который находился в соседнем кабинете.

Тот не замедлил явиться с выражением готовности к любым приказаниям на лице.

– Я вас слушаю.

Малколм поднялся из-за стола.

– Отмени все мои сегодняшние встречи.

– Даже встречу с мистером Зибвескисом? Он уже несколько дней ждет, когда вы подпишете с ним контракт.

– Да, даже эту встречу. – Малколм не мог думать ни о чем, кроме Джанин. Надо сначала разобраться с ней, а потом уже спокойно заниматься делами. – Скажи мистеру Зибвескису, что мы можем встретиться завтра, когда он только пожелает. В соответствии с этим перепланируй мое расписание. Если я куда-то не буду успевать, то попроси съездить моего брата, у него все равно сейчас нет никаких важных дел.

– Слушаюсь.

Малколм прошел мимо озадаченного секретаря и скрылся за дверью. Замешательство Кайла можно было легко понять. Малколму было не свойственно ни с того ни с сего отменять деловые встречи. Он старался не подводить своих партнеров, ценя их время. Но сейчас все, о чем он мог думать, это Джанин и ее слова, что он заставляет Фиби расплачиваться за грехи Эстер.

А еще он не в силах был забыть аромата ее духов, жара ее тела, мягкости и податливости ее губ… И то, что она уедет, когда кончится время, отведенное ей по контракту для работы в замке. Малколм хотел во что бы то ни стало найти способ удержать ее в Хоршбурге как можно дольше.

Но после довольно резкого разговора, произошедшего между ними в тот злосчастный вечер, они стали видеться гораздо реже. Как только он приходил, Джанин уводила Фиби в комнату или в сад и встречалась с Малколмом, только если это было крайне необходимо. Короче говоря, она стала просто избегать его. И он был намерен прекратить это. Прогулка верхом – то, что нужно, решил Малколм, улыбаясь своим мыслям.

Они смогут снова съездить в тот дом, где пережидали грозу. Там на Джанин нахлынут воспоминания о прекрасном поцелуе, и, возможно, она не станет сопротивляться, если на этот раз инициативу проявит он.

Малколм вошел в гостиную. Там не было никого, кроме Мэрианн, которая полулежала на диване с холодным компрессом на голове. Рядом на столике лежали таблетки. По названию Малколм понял, что это обезболивающее.

Он опустился на корточки перед диваном.

– Что с тобой, сестричка? Врача вызвать?

Она приоткрыла воспаленные глаза.

– Врач уже был. Сказал «обычное женское недомогание».

– Ну, в таком случае все скоро пройдет. А почему ты здесь, а не у себя?

– Я присматривала за Фиби, но сейчас она с тетей Элизабет.

– А где же Джанин? – поинтересовался удивленный Малколм.

– У нее сегодня выходной. Вроде бы она собиралась в город. Посмотреть достопримечательности и сделать кое-какие дела.

– Какие именно?

Мэрианн пожала плечами.

– Не знаю, она не сказала.

Досада, которая овладела Малколмом, уже через минуту покинула его. Раз он хочет во что бы то ни стало увидеть Джанин, он ее увидит. Он великолепно знает Хоршбург и его окрестности, так что найти в нем кого-либо не составит для него труда. А если надо, всегда можно прибегнуть к помощи многочисленных слуг.

Малколм наклонился и поцеловал сестру в висок.

– Отдыхай. Я отправляюсь в город.

Как ни плохо чувствовала себя Мэрианн, она не могла удержаться от лукавой улыбки.

– Ну, раз тебе так надо в город, то советую пройтись по банкам. Тем более Джанин сказала, что должна зайти в один из них. А если все-таки ее встретишь – совершенно случайно, естественно, – передай от меня привет.

– Обязательно, – улыбнулся Малколм.

Он не стал опровергать догадку сестры. Ну и что зазорного в том, что он хочет увидеть Джанин? Пусть ехидничает, сколько хочет, на то она и младшая сестра.

А ему просто невтерпеж побыть в обществе Джанин. И пусть еще пару месяцев назад ему показалась бы нелепой сама мысль, что он может бегать как влюбленный юнец по всему городу в поисках женщины, сейчас это было неважно.

Главное – поскорее найти Джанин.

Малколму не пришлось искать долго. В Хоршбурге было всего несколько банков. Прикинув, какие из них имеют филиалы в США или переводят деньги за границу, он еще больше сузил пространство для поиска и с первого же раза угадал.

Он увидел Джанин сквозь окно. Она стояла в очереди – перед ней было еще несколько человек – и не видела подъехавшего на джипе Малколма. Он вышел из машины, облокотился на дверцу и с удовольствием вдохнул теплый воздух.

Он любил вялое северное лето. Тут никогда не бывает испепеляющей жары, от которой задыхаются люди в том же Нью-Йорке. Один литератор, близкий знакомый Малколма, однажды очень удачно описал шотландское лето: «Такое ощущение, что здесь весна застревает на два месяца дольше, а потом плавно переходит в осень». И действительно, все лето в воздухе чувствуется свежесть, характерная в других странах исключительно для весны.

Малколм еще раз глубоко вдохнул.

Хоршбург не был мегаполисом или даже просто крупным городом. Ему очень подходило определение «провинциальный». Все производственные предприятия располагались за городской чертой, и характер застройки мало изменился за прошедшие десятилетия. Те же невысокие постройки, тихие улочки и неторопливо идущие по ним люди. Лишь в ярмарочный день город оживал, чтобы с закатом солнца вновь погрузиться в полудрему до следующей субботы…

А ведь сегодня суббота, неожиданно вспомнил Малколм. Надо бы сводить Джанин на хоршбургскую ярмарку. Такого она точно не увидит в своем Нью-Йорке.

В это время она как раз вышла из банка и, остановившись на тротуаре, оглядела улицу. Не заметив Малколма, она не спеша направилась вниз по улице. Малколм ее окликнул.

Джанин обернулась, подошла и с беспокойством спросила:

– Что вы тут делаете? Что-то случилось с Фиби?

– С ней все в порядке, – успокоил ее Малколм. – Мэрианн сказала мне, что я найду вас здесь. Может быть, я могу вам чем-то помочь?

Она покачала головой.

– Нет, я просто отправляла денежный перевод. А сейчас, если позволите, я пойду.

Джанин попыталась обойти его, но он преградил ей путь.

– Почему вы уходите? Я подумал… может, вы не против провести свой выходной в моем обществе…

Ее обычная очаровательная улыбка почему-то в этот раз упорно не желала появляться на лице.

– Что вы, Малколм! Как я могу отрывать вас от важных дел!

Джанин сказала это таким тоном, что даже у вареного рака пробежал бы мороз по коже… то есть по панцирю. Правильно, подумал Малколм, так мне и надо. Зачем было говорить ей о том, что он никогда ни в кого не влюбится? Он же видел, как Фиби привязалась к ней. У них было достаточно нянь, чтобы понять: девочка очень быстро распознает малейшую фальшь в поведении взрослых, потому что совершенно не обращает внимания на то, как они выглядят. Она видит прежде всего сердцем, а не глазами.

И раз Фиби так прониклась к ней, значит, Джанин действительно достойна этого. Да и сам он давно заметил, что испытывает к няне своей дочери отнюдь не чувства хозяина к толковой прислуге. И, говоря Джанин, что никогда больше не женится, в первую очередь он пытался убедить в этом себя. Вдвойне неприятно, что это так задело ни в чем не виноватую молодую женщину.

– Вы ни от чего меня не отрываете. – Малколм осторожно взял ее за локоть. – Пойдемте, я покажу вам местный рынок. Ручаюсь, вы такого никогда не видели.

Джанин мягко, но решительно высвободила руку.

– Я не планировала провести в городе много времени. Мне нужно возвращаться домой. Мэрианн неважно себя чувствует.

– Фиби сейчас с тетей Элизабет. Я хочу, чтобы хотя бы один свой выходной вы провели вне замка…

– И не потчевала вашу дочь глупыми сказками?

Малколм тяжело вздохнул.

– Вы злитесь. В тот вечер я…

– Я не злюсь. Просто стараюсь соблюдать правила и не выходить за рамки. Мое мнение по поводу воспитания ребенка не учитывается, хотя я дипломированный детский педагог и психолог. Чудесно! Тогда не старайтесь добиться от меня чего-то большего, чем исполнение моей работы.

– Джанин, я бы хотел восстановить те добрые и простые отношения, которые у нас были до спора неделю назад.

– Для чего? Я всего лишь няня, и моя работа – заботиться о ребенке и оберегать его. Я знаю, вы всегда стараетесь создать наилучшие условия для своих работников. Так вот, наилучшим для меня будет вернуться в замок, где меня уже, наверное, ждет Фиби. Поэтому, если вы меня наконец отпустите, будем считать, что наши прежние взаимоотношения восстановлены.

Джанин сложила руки на груди и застыла в выжидательной позе.

– Мне кажется, это отличается от того, что было раньше. Послушайте, я сожалею, если обидел вас во время того разговора. Даю слово, что я этого не хотел.

– Вы извиняетесь? – Ее губы сложились в еле заметную улыбку.

– Я? Извиняюсь? Это бы подразумевало, что я оказался не прав. А такое, как мы оба знаем, невозможно. – Уловив ее улыбку, Малколм не мог скрыть и своей радости.

– Если бы я была достаточно беспечной, чтобы рисковать работой, я бы сказала, что невозможны вы. Но я не столь неосторожна, поэтому скажу то, что часто повторяет моя мама: кто старое помянет, тому глаз вон.

– Ваша мать – мудрая женщина. Вы так часто ее цитируете, что я даже недавно услышал от Фиби: «Хочу быть умной, как нянина мама».

Джанин рассмеялась.

– Надо же, а я и не знала. – Затем вздохнула. – Я скучаю по маме. Если бы я была хотя бы вполовину такой же сильной, как она.

Сердце Малколма сжалось. Джанин заскучала по дому. Неужели она собирается уехать раньше срока? От одной этой мысли можно было впасть в уныние. Нет, вряд ли. Просто вспоминает родину и семью. Это вполне естественно для человека, который оказался вдали от родных.

– Вы общаетесь с мамой? – спросил Малколм после некоторого молчания.

– Да, я часто ей пишу. Иногда звоню, но не чаще одного раза в неделю. Для меня это слишком дорого.

– Если хотите, можете звонить из замка сколько угодно. Пусть вас не пугают счета за телефон, это не ваша забота. Как вы заметили, я могу позволить себе не думать о деньгах.

– Решили сделать широкий жест? – немедленно съехидничала Джанин. – Ладно, ловлю вас на слове. А если серьезно, то я вам очень благодарна. Вы не представляете, как это много для меня значит! Знаете, я согласна восстановить мир.

– Вот и отлично.

Малколм получил в награду обворожительную улыбку. Но все же разговор с Джанин о ее матери оставил в его душе неприятный осадок. Он снова вынужден был вспомнить, что настанет время, когда ей придется возвращаться в Штаты. А он совершенно не желал, чтобы она покинула Фиби… и его. Но как же сделать так, чтобы она осталась? Можно, конечно, продлить контракт, а можно… жениться.

Женившись, он заключит контракт на всю жизнь. И это хотя бы отчасти избавит его от назойливого внимания красоток, желающих в одночасье превратиться из топ-моделей с сомнительной репутацией в благородных дам.

Фиби обожает Джанин, да и он с каждым днем привязывается к ней все больше и больше. Она не стесняется высказывать ему свое мнение. Она вполне освоилась в Шотландии. Если он сделает ей предложение – исключительно из практических соображений, разумеется, – что в этом будет плохого? Конечно, она заявила, что он мужчина не ее типа. Но заставить Джанин думать иначе будет не так уж и сложно.

Ему очень понравился этот план. Особенно то, что тонкий расчет здесь полностью совпадал с тем, чего безумно хотело его сердце.

Джанин никогда не проводила день так интересно и приятно. Что бы Малколм ни утверждал, она знала: он старается загладить свою вину. Конечно, прямо он ничего не говорил – такое было не в его правилах, – но старался быть как можно внимательнее и заботливее.

Он привел ее на ярмарку и показал всевозможные изделия народных промыслов: традиционные шотландские наряды, музыкальные инструменты, домашнюю утварь. Купил ей ожерелье из удивительно красивого камня, который добывают в одной из шахт на Севере страны, и оно очень шло Джанин. Затем они отправились в премилый ресторанчик, где в уютной обстановке можно было спокойно поужинать и отдохнуть от ярмарочной суеты.

А потом они возвращались в замок в роскошном джипе Малколма. Джанин смотрела в окно и представляла, как в мельчайших подробностях опишет маме прогулку по рынку с сыном графа, который знает его не хуже местных торговцев.

Но, приехав в замок, оба поняли, что пришла пора расходиться по своим комнатам. И хотя они жили под одной крышей, у них было ощущение, будто каждому предстоит удалиться в свою галактику.

– Спасибо за прекрасный день, – поблагодарила Джанин.

– Поверьте, для меня он тоже был прекрасным. Я словно увидел знакомые с детства вещи свежим взглядом.

– У вас очень красивая страна и интересные традиции. Редко встретишь людей, которые так свято соблюдают обычаи предков.

Оба чувствовали, что именно сейчас следует пожелать друг другу спокойной ночи и попрощаться до утра. Интересно, хочет ли он сейчас меня поцеловать? – думала Джанин. Если да, то он заранее прощен.

Она стала открывать дверь своей комнаты, но Малколм осторожно положил теплую ладонь на ее руку. Джанин порывисто обернулась и почувствовала, как прижимается к стене спиной под давлением его тела. Она ощутила жар желания, исходящий от него, услышала подобное барабанной дроби неистовое биение его сердца.

– Чего вы хотите? – прошептала Джанин севшим от волнения голосом, который сейчас казался Малколму особенно завораживающим и заставлял его дрожать от предвкушения.

– Я хотел сказать, что прекрасно провел время.

– Но вы уже это говорили.

Джанин не покидала мысль, что они находятся в коридоре и их могут увидеть. Она попыталась освободиться, но почувствовала, как Малколм расстегивает заколку, скрепляющую ее волосы. Светлые пряди заструились по плечам Джанин. Он с удовольствием погрузил в них руку и стал пропускать сквозь пальцы. Она хотела запротестовать, но не могла вымолвить ни слова.

– У вас очень красивые волосы, – тихо произнес Малколм. – Почему вы все время скалываете их в скучный пучок?

– Это удобно. Знаете, я, пожалуй, пой…

– Минуточку.

Решительным жестом, так что она не успела среагировать, Малколм снял с нее очки и положил в нагрудный карман своего пиджака.

– Пожалуйста, – в испуге залепетала она, – не надо… Я не могу лишиться этого…

– Так вам идет гораздо больше. – Он был явно доволен, что наконец-то имеет возможность разглядеть лицо Джанин.

Неожиданно ее желание возражать как-то само собой прошло. Возможно, потому, что Джанин почувствовала неодолимое влечение. Их губы стали приближаться, и вот уже они соприкоснулись. Джанин закрыла глаза. Она мечтала снова изведать блаженство его поцелуя, но до последней секунды не верила, что такое возможно. Как прекрасно, что можно полностью отдаться нахлынувшему чувству и ни о чем не думать!

Сначала его прикосновения были весьма сдержанными. Но Джанин все равно таяла, когда Малколм ласкал губами ее губы и гладил рукой волосы. «Возьми меня!» – словно кричало ее тело.

Ей хотелось, чтобы время остановилось. Хотелось вечно тонуть в его объятиях, задыхаться от долгих поцелуев, на миг выныривать, чтобы набрать воздуха в легкие, и еще глубже погружаться в пучину страсти.

Малколм оторвался от ее губ. Он тяжело дышал и взглядом, полным нежности, взирал на Джанин.

– Что же вы со мной делаете? – спросил он, качая головой. – Я никогда не испытывал ничего…

Внезапно где-то по соседству открылась дверь.

– Папа? Няня? Я слышала ваши голоса. Почему вы не заходите?

Джанин вырвалась из объятий Малколма. С трудом переводя дыхание, она судорожно соображала, что надо сказать.

– Привет, – только и смогла выдавить она.

– Наконец-то вы дома! – Девочка было явно чем-то встревожена.

Малколм уже вполне овладел собой. Сквозь мутную пелену, вызванную отсутствием очков, Джанин видела, как он подошел к дочери и присел на корточки.

– Что случилось, милая? – спросил он.

– Я играла с тетей Мэрианн, а ей вдруг стало плохо и она побежала в ванную. Я испугалась, не знала, что делать, и тут услышала, как вы говорите в коридоре.

– Я схожу к Мэрианн, – тут же предложила Джанин.

Малколм кивнул.

– Хорошо, а я пока побуду с Фиби.

Подойдя к двери ванной, Джанин услышала звук, похожий на тихий стон. Затем послышался шум льющейся воды. Она постучала.

– Мэрианн, это я, Джанин. Что с тобой? Открой дверь!

– Сейчас, – раздался слабый голос. Спустя несколько секунд дверь отворилась.

Мэрианн действительно выглядела неважно: лицо бледное, под глазами темные круги.

– Как ты себя чувствуешь? – встревоженно спросила Джанин. – Фиби сказала, что тебе внезапно стало плохо.

Девушка медленно провела рукой по лицу, как бы собираясь с силами, чтобы ответить.

– Теперь мне уже гораздо лучше. Думаю, наш повар оказался не на высоте.

– Может, позвать врача? Я сейчас за ним…

– Нет, не надо! – Мэрианн схватила ее за руку. – Он… он уже осмотрел меня.

Джанин старалась не делать поспешных выводов, но они напрашивались сами собой. В свое время Мэрианн чуть было не рассказала ей о мужчине, с которым встречается. Как далеко у них все зашло? Было ли продолжение у, их романа после того, как девушку фактически подвергли домашнему аресту? На эти вопросы могла ответить только сама Мэрианн. Но она ни с кем не говорила на эту тему. И если кто-нибудь пытался что-то у нее выведать, неизбежно натыкался на стену молчания.

Как все это ужасно! Уж кто-кто, а Джанин знала, как легко потерять контроль над собой. И то, что произошло между ней и Малколмом три минуты назад, было ярким тому подтверждением.

Она осторожно взяла Мэрианн за плечи.

– Давай я помогу тебе дойти до кровати.

Мэрианн помотала головой.

– Не надо. Теперь мне правда стало лучше. Я дойду сама. Просто мне надо отлежаться.

– Хорошо.

Но на всякий случай Джанин пошла рядом с девушкой, слегка поддерживая ее под локоть. Мэрианн уже опустилась на кровать, как вдруг снова обратилась к Джанин:

– Ой, я совсем забыла. Фиби нашла ваш фотоальбом и захотела его посмотреть. Мы все так наслышаны о вашей маме, что мне тоже захотелось посмотреть на ее фотографию. – На лице девушки появилась виноватая улыбка. – Конечно, мы должны были сначала спросить разрешение, но вас не было дома. Вы не рассердитесь?

Нет, она не рассердится, но что скажет Малколм, если, не дай Бог, увидит фотографии?

– Ничего страшного. Пойду уберу альбом, – быстро произнесла Джанин и уже на бегу добавила: – Выздоравливай, Мэрианн!

Ну и вечер, думала она. Постоянно приходится бегать туда-сюда по коридорам замка, как какому-то безумному привидению.

Тем временем Малколм уложил Фиби в кровать и поджидал Джанин в ее комнате. От скуки он решил полистать фотоальбом, лежащий на столике. Когда Джанин вбежала в комнату, она застала его именно за этим занятием. Ей захотелось вырвать альбом из его рук, но она поняла, что делать это уже поздно.

– Малколм, где Фиби? – спросила Джанин потому что чувствовала, что надо что-нибудь сказать.

– Я отправил ее спать раньше в наказание за то, что она без спроса берет чужие вещи. Но, с другой стороны, если бы не этот ее поступок, я бы никогда не узнал о вас правду.

– Я готова все объяснить.

– Не сомневаюсь. – Он взглянул на фотографии. – Так, значит, вас выбрали вице-королевой красоты колледжа. А для обложки «Мари Клэр» вы снялись до или после этого?

– Пожалуйста, выслушайте меня!

– Что ж, – усмехнулся Малколм, – почему бы и нет? Одной ложью больше, одной меньше – не все ли равно?

11

Итак, они стояли друг против друга. Он держал в руках фотоальбом и с ненавистью смотрел на нее, а она застыла в дверном проеме, но не видела мрачного выражения его лица.

Ноги не держали ее, но сесть она все равно не решалась. Вот так из-за какой-то мелочи в одночасье теряешь все!

– Пожалуйста, верните мои очки, – попросила Джанин и вытянула вперед руку, как будто просила подаяние. Рука дрожала, но она ничего не могла с этим поделать.

– Может, пора уже прекратить маскарад? Теперь это уже неактуально. – И он с отвращением посмотрел на ее очки, торчащие из нагрудного кармана его пиджака.

– «Маскарад» – не очень подходящее слово, – попыталась возразить Джанин.

– А по-моему, вполне подходящее. Вы делали все, чтобы выглядеть хуже, чем есть на самом деле, и у вас это здорово получалось.

– Вы преувеличиваете.

Малколм оглядел ее с головы до ног.

– Так вот вы какая на самом деле.

– Да, но я не изменяла свой облик каким-то радикальным образом. Не рисовала себе шрам, не надевала фальшивую повязку на глаз или парик. Просто не красилась, собирала в пучок волосы и носила большие очки.

– Теперь ясно, почему они были вам так необходимы. Ваши глаза могли открыть ваш секрет.

Главное, чтобы они не выдали ее главный секрет: то, что она любит его. Любит, несмотря на его упрямство, а может, и благодаря ему. Любит страстно и безоглядно. Любит так, как птица, парящая высоко над землей, любит свои крылья. Как прозревший слепой – многоцветье окружающего мира. Как попавший в окружение солдат – свой последний патрон.

Но она ни за что не скажет ему этого. Ни за что!

– Не понимаю, – продолжал тем временем Малколм, – как я раньше не видел этого?

– В таком случае отдайте мне мои очки, потому что сейчас ничего не вижу я.

– Выходит, вы не врали насчет плохого зрения.

– Да, но обычно я ношу линзы.

– Ну конечно.

Он протянул ей очки, старательно избегая даже малейшего прикосновения рук.

Джанин надела их, и неприязненный взгляд Малколма буквально ожег ее. Тем не менее она заговорила по возможности твердым голосом:

– Малколм, я не понимаю вашей реакции. Неужели я проявила себя недостаточно опытной в воспитании ребенка? Или пренебрегала своими обязанностями? Или, может быть, я совершила некий дурной поступок?

Молчание Малколма говорило о том, что ничего этого не было. Однако она видела, как в его глазах сверкнула ярость, прежде чем он успел затушить ее и снова сделать свой взгляд обжигающе ледяным.

– Это неважно, – сказал он.

– Даже несмотря на то что Фиби привязалась ко мне и на то, что я, по вашему же признанию, лучшая няня из всех, которые у вас были, вы можете так просто меня прогнать? – Она не на шутку рассердилась. – У меня были серьезные причины, чтобы так поступить.

– Например, выскочить замуж за богатенького графского сына, да?

Малколм всем своим видом выражал презрение и разочарование. И Джанин немедленно почувствовала себя виноватой. Она не предполагала, что ее с виду невинная затея может причинить такую сильную боль этому замечательному человеку. Если бы он только смог ее выслушать!

– Подумайте, Малколм, – снова начала она, – вы же сами себе противоречите. Ну зачем бы мне выглядеть как можно непривлекательнее, если бы я собиралась влюбить вас в себя? Да будь это так, я бы действовала с точностью до наоборот: старалась бы подчеркнуть достоинства своей внешности. Как вы понимаете, я хорошо знаю, как это делается. На обложку журнала так просто не попадешь. Поверьте, мне не нужен титул и я не мечтаю жить в замке. Нет, мои желания куда скромнее: просто я хотела заработать денег.

– Заработать денег?

По его лицу было видно, что Малколм не ожидал такого ответа. Но легче от этого ей не стало. Джанин глубоко вздохнула.

– Все мои рекомендации настоящие, и вы можете это легко проверить.

– Ваш профессиональный уровень никто и не подвергает сомнению. В отличие от ваших методов устраиваться на работу. – Его холодный тон заставил ее поморщиться.

– Когда я встретилась в Нью-Йорке с леди Элизабет, она сказала, что я подхожу на место няни почти по всем характеристикам. Поскольку мне очень нужна была эта работа, я решила подходить по всем характеристикам. В этом даже был некий азарт.

– Азарт? – изумился Малколм.

– Ну да. Смогу ли я? Справлюсь ли? Мне правда нужны были деньги, но не для меня самой, а для мамы.

– Ну, Джанин, вы могли бы придумать что-нибудь пооригинальнее.

Она решила не обращать внимания на его сарказм.

– Мои родители рано поженились и завели пятерых детей. Им было очень трудно содержать большую семью. И на такие вещи, как путешествия, естественно, денег не хватало. Каждый из нас старался внести посильный вклад в семейный бюджет.

– Так, значит, своей игрой в переодевание вы зарабатывали мамочке на путешествие?

– Нет конечно. – Джанин вздохнула и в бессилии опустила руки. – Ну как вы можете меня понять, если не знаете, что значит откладывать деньги на еду, на учебу. Никогда не позволять себе лишнего, считать каждый цент.

– Да, в силу определенных причин я никогда не испытывал ничего подобного.

– Я несколько раз собиралась рассказать вам правду, но каждый раз меня что-нибудь останавливало.

Джанин замолчала.

– Пожалуйста, продолжайте, – все так же холодно произнес Малколм. – Мне не терпится узнать, что же для вас важнее правды.

У Джанин не оставалось другого выхода. Да, она расскажет все как есть, а там будь, что будет.

– Я полюбила Фиби, и она полюбила меня. И хотя девочка родилась в привилегированной семье, это не всегда означает, что она самая счастливая на свете. Мы с ней очень подружились. Она стала делиться со мной своими проблемами и радостями.

– Пятилетнюю девочку не очень сложно обмануть.

Джанин не понравился выбор слов, но она решила для себя, что расскажет ему все до конца.

– Моя мама всегда говорила, что, прежде чем заводить семью, надо попробовать все, чего хочешь, иначе потом уже не будет времени. По крайней мере, в ее жизни все случилось именно так.

– Каким же образом?

– Я была последней из детей, покинувших родительский дом. И вскоре после того, как я переехала, мои родители развелись. Видимо, поняли, что дети – единственное, что их связывало. Впрочем, я вам это уже говорила.

– Почему они развелись?

– Возможно, потому, что поженились слишком рано. В конце концов они признались друг другу, что несчастливы вместе… И вот мама осталась одна в пустой квартире. В квартире, где прошла ее молодость, где она пережила лучшие моменты своей жизни…

– Так-так, – Малколм посмотрел на нее полным скепсиса взглядом, – продолжайте. Очень любопытный рассказ. – Он с особым нажимом произнес слово «рассказ», видимо желая подчеркнуть, что воспринимает все, что она говорит, исключительно как некий акт спонтанного творчества, а не правдивую историю.

Джанин снова глубоко вздохнула. Ну и какая ей разница? Она просто расскажет правду, а он пусть делает, что хочет. Наверное, если бы у Малколма не было таких сложных взаимоотношений с покойной женой, он бы мог понять ее. Но сейчас она расплачивалась за боль, которую причинила ему Эстер.

Она провела рукой по волосам. Наконец-то можно не собирать их в дурацкий пучок. От него всегда так болела голова. Во всем есть своя положительная сторона. Может, это то хорошее, что можно найти в сложившейся ситуации?

Хотя нет, есть еще как минимум одно: теперь у нее не лежит на душе этот камень. Джанин чувствовала себя все свободнее, по мере того как рассказывала Малколму о причинах, побудивших ее сделать то, что она сделала. Вот только все счета оплатить теперь ей явно не удастся. Ну да это ничего, она найдет новую работу. Основная часть долга все равно уже погашена.

– Мама неплохо справлялась одна, – продолжала Джанин, – но однажды ее сбил пьяный водитель. – Она посмотрела на Малколма и не обнаружила на его лице ни следа сострадания. Это ее разозлило. – Об этом писали в газетах. Можете проверить, если хотите.

– Обязательно проверю.

– Мама сильно пострадала. Она неделю лежала в коме, и мы думали, что она не выкарабкается. Но она пришла в сознание, и начались новые неприятности. Медицинской страховки у нее не было, а лечение требовалось очень дорогое. В итоге пришлось заложить все имущество. Вместе мы, наверное, смогли бы что-нибудь придумать, но мама никогда не жаловалась и стойко переносила все удары судьбы.

– Я не совсем понимаю, какое отношение имеет все рассказанное к тому, что вы сделали.

– Не понимаете и никогда не поймете. Потому что не знаете, что такое отсутствие денег. Не знаете, что значит отказаться от страховки только потому, что она стоит слишком дорого. Но мама все же старалась подбодрить и себя, и нас. Она говорила, что неприятности полезны, поскольку закаляют характер. – Слезы наворачивались на глаза каждый раз, когда Джанин вспоминала свою маму в больнице. Изможденное тело, всюду кровоподтеки. На лицо страшно смотреть – одна сплошная рана. – Я никогда не буду такой сильной и мудрой, как мама.

– Продолжайте.

Джанин рассчитывала, что примерно на этом этапе ему уже наскучат ее объяснения и он уйдет. И то, что он до сих пор был здесь и просил продолжать, вселяло в нее надежду.

– Мама очень медленно выздоравливала. Да она и до сих пор не оправилась до конца. И даже когда полностью перестанет пользоваться лекарствами и регулярно посещать врачей, все равно уже не будет прежней. Например, работать она уже не сможет. Но я и мои братья стараемся ей помочь. Каждый делает, что может.

– Вносит посильный вклад, – вставил Малколм.

Она кивнула.

– Да, как и делали всегда. Но у моих братьев есть собственные семьи, которые они должны содержать. Так что в основном за лечение платила я. В противном случае…

– В противном случае – что?

– В противном случае моя мать лишилась бы квартиры, то есть осталась бы без крыши над головой. – Джанин остановилась и перевела дыхание, чтобы ее голос не дрожал так сильно. – А я ни за что не допущу, чтобы это произошло.

– Скажите, – спросил Малколм, – а ваша мама знает о том, что вы собирались водить меня за нос?

– Нет, – призналась Джанин. – Но я так обрадовалась, когда в агентстве меня утвердили как одну из кандидаток на эту должность! С такой зарплатой, которую мне обещали, я могла относительно быстро расплатиться с кредиторами да еще сменить обстановку, посмотреть другую страну. И когда леди Элизабет сказала, что я почти принята, я решила еще больше увеличить свои шансы.

– Значит, мама не одобрила бы ваших действий?

Джанин покачала головой.

– Она твердо убеждена, что в любом, даже самом затруднительном случае надо говорить только правду.

– В этом я с ней полностью согласен. – Малколм снова посмотрел на нее своим пронизывающим холодным взглядом. – А почему вы не взяли кредит в банке?

– Потому что, даже если бы я заложила все свое имущество и себя вместе с ним, этого хватило бы в лучшем случае на оплату половины счетов. И потом, довольно странно было бы закладывать свою квартиру, чтобы выкупить мамину.

– И все же цель не оправдывает средства. Я просто не верю, что не было другого выхода.

– Ну конечно, не верите, потому что никогда не сталкивались даже с тенью тех проблем, которые есть у огромного количества людей. Для вас понятие «нет денег» то же самое, что, к примеру, «полет на Луну». То есть это на слуху и реально существует, но вас совершенно не касается. – Она распалялась с каждой минутой все сильнее. – Ну, скажите, если бы ваша тетя, брат или дочь нуждались в помощи и у вас не было бы другого выхода, кроме как пойти на невинный обман, неужели бы вы остались в стороне из-за каких-то идиотских принципов или этических соображений?

– Я бы нашел другой выход. Если есть неверный путь, значит, есть и верный.

– Как вы можете такое говорить? Вы просто не понимаете, что я чувствовала.

– Нет, я вас прекрасно понимаю. Но то, что вы сделали, – непростительно. – Малколм на миг замолчал. – В любом случае, я думаю, что, если бы вы предстали передо мной во время нашей первой встречи в своем… гмм… естественном виде, ничто не помешало бы мне принять вас на работу. Вашим рекомендациям могли бы позавидовать куда более опытные педагоги.

– Я не могла рисковать: слишком много было поставлено на карту. И потом, я всегда считала, что красота человека в его душе. Это стало для меня шансом увидеть, смогут ли меня оценить только за мой ум и душевные качества, а не за внешний вид. Но случилось обратное. При первой нашей встрече вы сказали мне, что красота в женщине для вас является не объектом восхищения, а чуть ли не пороком. Если у меня и было желание отказаться от маскарада, то после ваших слов оно пропало. И поскольку я выглядела этакой вполне заурядной особой, вы запросто со мной общались. Мы обсуждали с вами политику, литературу, проблемы образования и так далее. Вы можете это отрицать, но вы прислушивались к моему мнению. Таким образом, вы ценили меня за мой ум и характер. А я неожиданно открыла для себя…

Малколм с любопытством посмотрел на нее.

– И что же вы открыли?

– Вы очень хороший человек.

– Думаете, лесть вас спасет?

– Я понравилась вам, несмотря на то что отнюдь не красавица. Вы не представляете, как много это значит для меня.

– Вы заблуждаетесь.

– Неужели? Тогда как вы объясните поцелуй в лесном доме?

– Я не собираюсь ничего объяснять!

Джанин даже всплеснула руками и нервно заходила по комнате.

– Как, наверное, хорошо быть боссом! Если вдруг запахло жареным, можно прикрыться своим положением и сказать, что никому ничего не должен.

– Прикрываться – это ваша привилегия, не моя.

– Неправда, я была с вами самой собой. Мне не нужно было кого-то из себя изображать или подстраиваться под вашу точку зрения. Я говорила, что думала, и поступала, как подсказывала мне совесть. И даже вопреки тому, что мы с вами очень разные, вы заинтересовались мной. Вы провели со мной весь сегодняшний день. Вы поцеловали меня.

– Это было до того, как я узнал вашу истинную сущность, – сказал Малколм.

– Вы отказываетесь меня понимать, потому что сердитесь, – возразила Джанин. – Но если будете честны с собой, то не сможете не признать, что нас связывает некая невидимая нить.

– Если то, что вы говорите, и было правдой, то вы сделали все, чтобы эту нить порвать. Моя жена в свое время преподала мне отличный урок о двуличности женщин. Вы, как нельзя лучше, его подтвердили. Третьего раза не будет, так и знайте!

– В таком случае, мне жаль, что вы неверно усвоили урок.

– И как же, по-вашему, будет верно?

– По одежке только встречают.

Малколм одарил Джанин ледяным взглядом, от которого по всему ее телу побежали мурашки.

– Прекратим этот ненужный разговор! – резко бросил Малколм. – Я думаю, самым лучшим для вас будет собрать вещи. Завтра утром мой шофер отвезет вас в аэропорт, к первому рейсу на Нью-Йорк.

И хотя у нее почти не оставалось сомнений, что именно так все и будет, ее будто ударили под дых. Неимоверным усилием Джанин сдержала наворачивающиеся на глаза слезы.

– Замечательно. Я немедленно начну складывать вещи.

Малколм вышел из комнаты, не говоря больше ни слова. Что ж, его тоже можно было понять. После такой семейной жизни удивительно, что человек вообще остался вменяемым. И с определенной точки зрения он был совершенно прав. Правда, и она, Джанин, тоже была по-своему права. Но поскольку хозяином положения в данной ситуации оказался Малколм, пострадала противоположная сторона.

Ладно, если бы она просто лишилась работы. В конце концов, новую с ее-то рекомендациями будет найти не так уж сложно. Самое ужасное, что она уезжала с разбитым сердцем. Джанин полюбила Малколма, и ей была невыносима сама мысль о том, что завтра она уедет и больше никогда его не увидит. Сила ее любви была столь огромной, что любая, даже самая неистовая гроза показалась бы мелким моросящим дождиком по сравнению с тем, что творилось в душе Джанин.

На следующее утро Малколм зашел в комнату леди Элизабет. Уже стуча в дверь, он старался, чтобы тетя поняла, как он раздражен. Когда услышал приглашение, он вошел и был поражен безмятежным видом, с которым эта достойная дама расположилась за маленьким круглым столиком и пила утренний чай. Как она может сидеть как ни в чем не бывало, когда все благополучие семьи трещит по швам! Если только известие об очередном увольнении няни выйдет за пределы замка, его будут неделю смаковать в местных газетах. А то еще, не дай Боже, о ней не побрезгуют написать и в столичной прессе, придумав нелепейшие объяснения всему происходящему. И во всех бедах виновата исключительно леди Элизабет, которая сидит и умиротворенно попивает чай.

Но не успел Малколм начать свою обличительную речь, как леди Элизабет обратилась к нему нарочито светским тоном:

– Здравствуй, Малколм. Ты уже слышал новость о своей сестре?

– Какую новость? – спросил он, застыв в дверях.

– Она беременна.

Малколм привалился к косяку.

– Вот черт! Теперь понятно, что за загадочная болезнь мучает ее последнее время.

Джанин предупреждала его, что, если игнорировать желания подростка, тот только из чувства противоречия может поступить по-своему. И попала в самую точку.

– Вы узнали у Мэрианн, кто он?

Леди Элизабет невесело рассмеялась.

– С таким же успехом можно попытаться это выяснить у мраморной статуи.

– Как отец воспринял известие?

Она усмехнулась.

– Так, как этого можно было от него ожидать: рвет и мечет. Он сам себя загнал в угол, поскольку очевидно, что все это следствие его неправильного к ней отношения. Но он ни за что этого не признает. Поэтому ему остается только вставать в позу и заявлять, что отныне Мэрианн ему не дочь.

– Да… я обязательно поговорю с отцом об этом. – Новость заставила Малколма на несколько минут забыть о цели своего визита, но только на несколько минут. – Однако сначала я хотел бы побеседовать кое о чем с тобой, тетя.

– О чем же? – Леди Элизабет была сама невозмутимость, что очень злило Малколма.

– Няня, которую ты нашла, оказалась неподходящей. Мне пришлось ее уволить.

– Неужели?

Это уже явная издевка, подумал Малколм. Уж кто-кто, а тетя всегда в курсе всего, что происходит в замке. Но, тем не менее, он не высказал этого вслух.

– Да, это так. И когда ты будешь искать замену, постарайся получше изучить кандидатуру. Возраст ее не должен быть меньше пятидесяти лет.

– Если мне не изменяет память, ты сам выбрал ее и позвонил мне в Нью-Йорк, чтобы я все проверила на месте. Что я и сделала, – по-прежнему спокойно ответила леди Элизабет.

– Значит, в следующий раз проверяй тщательнее, – заявил Малколм, подчеркнуто игнорируя ее первую фразу.

Леди Элизабет внимательно посмотрела на племянника.

– Судя по твоему рассерженному тону и порывистым жестам, ты понял, что она гораздо красивее, чем желает казаться.

– Так ты знала?

– Еще бы мне не знать! Я же общалась с ней в Нью-Йорке, когда она еще не носила эти жуткие очки. И прическа у нее тогда была совсем другая. А ты-то как об этом узнал?

– Мне попался в руки ее фотоальбом. Она же настоящая фотомодель. Говорит, что затеяла весь этот маскарад для того, чтобы оплатить счета за лечение матери.

– Чистая правда, – подтвердила леди Элизабет.

– Откуда тебе это известно?

– Я наводила справки о ее семье.

– Почему же мне ничего не сказала?

– Ты не спрашивал.

Но у Малколма назрел более важный вопрос.

– Тогда почему ты вообще одобрила ее кандидатуру, если она не отвечала требованиям, которые выставил отец.

– Она отлично подходила тебе. А твой отец никогда не понимал таких вещей.

– И я не понимаю.

– Конечно, не понимаешь. Когда в агентстве мне дали досье еще нескольких женщин, мне сразу понравились отличные рекомендации Джанин. Я решила навести справки и узнала, что она работает для того, чтобы помочь матери. Это меня тронуло. Ну а когда я встретилась с ней лично, у меня не осталось никаких сомнений.

– Но Джанин же столько времени нас всех водила за нос!

– Нет, мой друг, если она и водила кого-то за нос, то исключительно тебя. Я все знала с самого начала, а остальным просто не было до нее никакого дела.

– Она лгала! – сказал он, повысив голос.

– Нет. Ты видел то, что хотел видеть. А ты влюбился в нее, разглядев красоту ее души.

Глаза Малколма сверкнули.

– Я – Малколм Ульрих Дориан Алан Корнби Макензи! И я не мальчишка, чтобы влюбляться!

Но слова тети уже пробили брешь в панцире, которым он прикрывался от правды. Джанин говорила ему вчера то же самое, но он был слишком взбешен, чтобы вдуматься в ее слова. Теперь же от своих чувств было не скрыться.

Он действительно целовал ее. Он действительно хотел ее. Он чувствовал, что ему необходимо быть с ней, когда во что бы то ни стало решил вчера найти Джанин в городе. И хотя старался не думать об этом, он даже без подтверждения леди Элизабет знал, что все то, что говорила Джанин о своей больной матери, – правда. Но влюбиться? Нет, он не мальчишка!

Малколм покачал головой.

– Ты ошибаешься.

– Малколм, – тетя посмотрела на него с жалостью, – ты же сейчас занимаешься тем, против чего так отчаянно выступаешь: лжешь. Причем, что хуже всего, не кому-нибудь, а себе.

– Это Джанин лгала мне. Подумать только, я же хотел жениться на ней!

– Ага! Так я и подозревала. Ну, если ты до сих пор не можешь признаться себе в том, что любишь ее, то ты круглый дурак, племянничек, извини уж за прямоту. И я умываю руки.

– Но я собирался это сделать из сугубо практических соображений.

– Ну-ну.

Почему ему так необходимо оправдаться?

– Моя дочь полюбила ее. И когда кончился бы контракт и Джанин пришла бы пора уезжать, Фиби очень расстроилась бы. Вот я и…

– Я видела, как ты целовал ее вчера вечером. Так уж получилось, что я как раз шла проведать Мэрианн, которой нездоровилось. Знаешь, когда мужчина так страстно целует женщину, сразу понятно, что если у него и есть практические соображения, то они едва ли являются основополагающими.

– Это было до того, как я узнал, какая она на самом деле.

Леди Элизабет вздохнула, допила чай и отставила чашку в сторону.

– Ты настрадался от своей жены. И боишься совершить ошибку, которая повлечет за собой такую же боль.

– Я ничего не боюсь.

– Расскажи это офицеру береговой охраны. – Леди Элизабет привела старинную и весьма популярную английскую поговорку, машинально отметил Малколм. – Ты сделаешь все, что угодно, чтобы избежать унижения. Но для меня так очевидно, что ты влюблен в Джанин, что мне даже не хочется тебе возражать. Прости, Малколм, ты, конечно, очень любишь свою дочь, но не настолько, чтобы ради ее блага жениться. И ты нашел отличный повод убрать Джанин из своей жизни. Может, это у тебя и получится, но пострадаешь от этого в первую очередь ты сам.

Тетя была права, и он прекрасно понимал это. Но было уже поздно. Малколм в изнеможении опустился на диван.

– Она ушла, тетя.

– Ушла?

– Машина уже везет Джанин в аэропорт. Думаю, что ее самолет скоро взлетит.

Неожиданно раздался телефонный звонок. От резкого звука оба вздрогнули. Леди Элизабет сняла трубку.

– Что значит «нигде нет»? – В ее голосе звучала тревога. – Немедленно сообщите охране. Ее надо найти немедленно!

– Фиби? – спросил Малколм, хотя уже знал ответ.

Она кивнула.

– Ее нигде нет.

Вот так денек. Удары сыплются один за другим!

Нет, осадил себя Малколм. Нельзя впадать в панику. Он отыщет дочь, а потом уже придумает, как разобраться с любимой женщиной и сестрой.

12

Джанин ехала в машине и смотрела в окно. Она сняла очки и распустила волосы. Мимо проносились полюбившиеся ей шотландские пейзажи, и она старалась не думать о том, что видит их в последний раз. Джанин старалась вообще ни о чем не думать. Водитель, сидящий справа от нее, каким-то непостижимым образом знал о ее ссоре с работодателем и хранил молчание. Как ни странно, но сейчас Джанин хотелось, чтобы ее отвлекли от печальных мыслей чем угодно. Пусть даже разговором о карбюраторе.

Чтобы хоть чем-то занять себя, Джанин открыла сумочку, решив снова проверить, не забыла ли паспорт. Запустив руку внутрь, она вдруг нащупала какую-то бумажку. Надо же, сколько мусора скопилось! Она достала бумажку и развернула. Это оказалась записочка с предсказанием из китайского ресторанчика, в котором она впервые встретилась с леди Элизабет. «Все тайное станет явным» – гласило пророчество. Джанин усмехнулась. Вот и не верь после этого предсказаниям, когда простое печенье может знать, что с тобой случится через полгода!

Вдруг она услышала странный звук, доносящийся с заднего сиденья. Как будто кто-то с большим трудом сдерживался, чтобы не чихнуть. Она обернулась, но поначалу никого не увидела. Только приглядевшись повнимательнее, Джанин разглядела скорчившуюся на полу Фиби.

– Что ты тут делаешь? – удивилась Джанин.

– Прости, няня.

– Хорошо, прощаю. Но что ты тут делаешь?

Водитель остановил машину на обочине, но в разговор предпочел не вмешиваться.

– Я поеду с тобой, няня. Мы будем жить с твоей умной мамой в Нью-Йорке.

У Джанин на глаза навернулись слезы.

– Я больше не няня. И тебе придется вернуться домой. Разворачивайтесь! – скомандовала она водителю.

– Но, мисс, вы опоздаете на свой рейс.

Фиби можно отвезти домой и после того, как ее, Джанин, доставят в аэропорт. Но тогда у нее останется неприятный осадок от чего-то недоделанного, и потом, вся семья Макензи за это время просто сойдет с ума.

– Не опоздаю. Ведь вы такой замечательный водитель. Неужели не успеете доехать до аэропорта вовремя?

Водитель прикинул. Если ехать с нормальной скоростью, то наверняка не успеет. Но ради такой красивой женщины можно совершить маленькое чудо.

– Успею, – решительно ответил он.

– Тогда разворачиваемся.

Джанин пересела на заднее сиденье и обняла Фиби. Как же малышка сюда забралась и осталась при этом незамеченной? Для этого нужно обладать большой хитростью. Девочка грустно посмотрела на Джанин.

– Няня, не уезжай. Ну чего тебе стоит? Выйди замуж за папу. Тогда я буду звать тебя мамой. Я бы хотела иметь такую маму. А твоя умная мама стала бы моей бабушкой. Представляешь, как было бы здорово!

Джанин не могла произнести ни слова. Она уже не сдерживала слез, которые текли по лицу. Но если только откроет рот, чтобы что-нибудь сказать, то сразу же разрыдается в голос. Так они и ехали молча.

Вскоре машина миновала ворота замка, и Джанин решила лично отвести Фиби домой, чтобы та еще чего-нибудь не придумала. Она вошла в холл, и охранник, увидев девочку, начал немедленно что-то кому-то докладывать по телефону. Джанин сразу поняла, что Фиби уже хватились. Когда они проходили мимо большой гостиной, им навстречу выбежал Малколм.

– Фиби, малышка, как я рад!

Он бросился к дочери, встал на колени и крепко ее обнял. Он целовал ее лицо, волосы, плечи. Фиби обвила своими ручками шею отца. При виде подобной сцены Джанин снова захотелось плакать. Но она сдержалась. Через пять минут в машине она сможет дать волю чувствам. Но разрыдаться здесь – значит расстроить Фиби и показать свою слабость Малколму.

Наконец Малколм поднялся.

– Никогда больше не делай таких вещей, – обратился он к дочери. – Я не знал, что и думать.

– Прости, папа, но я слышала, что ты прогнал няню. Зачем ты это сделал? Ведь она такая хорошая!

Он ничего не ответил, лишь посмотрел исподлобья на Джанин.

– Зачем ты убежала? – снова обратился он к Фиби.

– Я хотела жить с няней.

– А как же я? Ты не подумала, что будет со мной?

– Малколм, она же еще маленькая! – вступилась за девочку Джанин.

Он снова посмотрел на нее, потом перевел взгляд на дочь.

– Да, наверное… Ладно, – сказал он наконец, – иди и умойся.

– Ты хочешь, чтобы я ушла, папочка?

– С чего ты взяла? – изумился Малколм.

– Потому что я чистая и мылась час назад.

– Значит, иди поиграй где-нибудь. Или поешь. Но мне надо поговорить с няней наедине.

Малколм чуть подтолкнул девочку к двери. Но прежде чем уйти, она подбежала к Джанин.

– Я очень-очень люблю тебя, нянечка!

Джанин присела на корточки и обняла Фиби.

– Я тоже тебя очень люблю, детка. – Господи, как же ужасно думать, что она потеряла и эту чудную девочку, и ее отца навсегда! – А теперь сделай, как сказал папа.

Фиби медленно пошла к двери. Замедли она шаг еще немного, и совсем остановилась бы. Наконец она вышла из комнаты и пошла по коридору в ванную, оставив дверь открытой.

– До свидания, Малколм, – сказала Джанин, когда шаги Фиби затихли. – Мне пора, иначе я опоздаю на самолет.

Он с грустью и надеждой смотрел на нее. Он чувствовал, что настал решающий момент. Если он не сделает этого сейчас, то через пять минут возможность будет упущена навсегда. Малколм уже открыл рот для того, чтобы сказать самое важное, но с удивлением обнаружил, что с его языка срываются совсем другие слова.

– Вы слышали: моя сестра ждет ребенка.

– Я этого боялась.

– Да, Джанин, вы оказались правы. Правы, как всегда. – Малколм в волнении прошелся по комнате. Подойдя к окну, он увидел знакомый пейзаж, и это его ободрило. Пора, решил он. – Джанин, вы удивительно проницательный человек. Я никогда раньше не встречал такой умной и тонко чувствующей женщины, как вы. Раньше и особенно после того, как я женился, мне казалось, что женщины всегда думают только о себе. Им нравится, когда выполняют их капризы, и они сердятся, если что-то происходит не так, как они хотят. Таким образом, мы, мужчины, сами того не желая, воспитываем в женщинах эгоистичность, когда ухаживаем за ними и стараемся выполнить каждую их прихоть.

Малколм говорил то, о чем много думал, поэтому его речь лилась плавно. Но он не поворачивался, боясь, что что-нибудь собьет его с мысли и он не сможет сказать главного, поэтому продолжал смотреть на идеально чистую и блестящую на солнце машину, которая должна была отвезти Джанин в аэропорт.

– После того как моя жена умерла, я думал, что никогда не смогу с уважением относиться к женщине. Мне каждый раз становилось тошно, когда на каком-нибудь светском приеме со мной начинала заигрывать очередная красотка. Я отлично понимал, что ей нет до меня никакого дела. Просто она знает, что я богат. И такие ситуации лишь укрепляли мое мнение о женщинах как о существах эгоистичных и приземленных. Но все изменилось, когда я повстречал вас. Мне сразу понравилось, что вы не боитесь высказывать мне свое мнение, хотя я ваш работодатель и вы полностью зависите от меня. Мне нравились ваши удивительно верные суждения обо всем, о чем бы мы ни говорили. И я сам не заметил, как понял, что хочу вас поцеловать. Я еще не отдавал себе отчета, почему хочу этого. Просто знал, что мне это необходимо. И я был поражен той страстью, с которой вы мне ответили. С тех пор я не мог думать больше ни о чем, кроме вас. Я скучал, если не видел вас полдня. Но и тогда я не смел признаться себе в своих чувствах… И вдруг я случайно увидел ваш фотоальбом и понял, что вы не та, за кого себя выдаете. Простите меня за чересчур бурную реакцию. Просто я не выношу лжи. И то, что вы делали это, не желая причинить мне зла, что вы не могли поступить иначе, не было для меня уважительной причиной…

Моя жена тоже не желала причинить мне зла. Она тоже не могла иначе. Но сегодня утром, когда вы уехали, я понял, что не могу без вас. У меня в сознании вдруг все встало на свои места. И то, что вы гораздо красивее, чем притворялись, не такая уж и беда, если рассуждать здраво. Хотя я привязался к вам благодаря вашей внутренней красоте. Итак, я люблю вас. Люблю вас больше всего на свете. Пожалуйста, Джанин, будьте моей женой. Вы сделаете меня самым счастливым человеком на земле.

Малколм говорил все это, по-прежнему глядя в окно. И когда захотел обернуться и посмотреть на реакцию Джанин, он увидел во все то же окно, как кто-то выбегает из парадного входа и спешно направляется к машине. Не может быть, это же… Джанин!

Малколм резко обернулся. В комнате было пусто. Джанин, видимо, ушла в самом начале его проникновенной речи и все это время петляла по коридорам замка. Надо немедленно ее догнать!

Он бросился к выходу, но в дверях столкнулся с каким-то высоким мужчиной. Малколм попробовал было его обойти, но тот преградил ему дорогу.

– Простите, но мне нужно с вами поговорить об одном очень серьезном деле, – сказал вошедший.

Интересно, кто пустил сюда этого верзилу? Малколм поднял негодующий взгляд на посетителя. Так это же Алан, конюх, которого взяли на работу в замок несколько месяцев назад.

– Хорошо, обязательно поговорим, но сейчас мне некогда. Зайди через пару часов, – произнес Малколм и снова попытался обойти Алана, но тот опять встал перед ним.

Малколм не на шутку разозлился. С каждой секундой Джанин уезжает все дальше от него, а этот недоумок сейчас наверняка станет рассказывать о какой-нибудь заболевшей кобыле. Он уже хотел повысить на конюха голос, но тот заговорил первым:

– Можете меня казнить, можете миловать, но я отец будущего ребенка леди Мэрианн. Я пришел просить ее руки, потому что мы с ней любим друг друга.

Вот это да! Потрясений сегодняшнего дня нормальному человеку хватило бы на месяц, отстраненно подумал Малколм. Он отступил на несколько шагов и, не зная, что ответить конюху, с недоумением воззрился на него. Тем временем, видя, что хозяин больше не пытается сбежать, Алан продолжил уже увереннее:

– Простите, что я пришел только теперь. Но, видит Бог, я не знал, что стряслось с леди Мэрианн. После того нашего свидания, когда… – Алан запнулся, – когда мы так неожиданно и стремительно сблизились, она стала замкнутой и скрытной. К тому же она почти не выходила из своей комнаты и мы мало виделись. Если бы она только сказала мне, что ждет ребенка, я бы немедленно пришел просить у лорда Коннора ее руки. Но я узнал только сегодня, когда об этом заговорили все слуги… Простите меня… и помогите мне добиться разрешения на наш брак. Я знаю, вы поймете меня как мужчина. Уж вам-то хорошо известно, что такое по-настоящему любить и желать женщину, – произнес конюх, заканчивая.

Ага, значит, об этом тоже уже говорят все слуги, сделал вывод Малколм. Впрочем, все равно. Он наконец-то пришел в себя.

– Я обещаю тебе помочь, Алан, – твердо сказал Малколм. – Я сделаю все, чтобы ваша с Мэрианн свадьба состоялась. Но сейчас я должен отлучиться. Подожди меня здесь, если хочешь, я скоро буду! – крикнул он уже на бегу.

Он ворвался в гараж и лихо впрыгнул в спортивный «феррари» – самую быструю машину, какая у них была, и помчался в сторону аэропорта.

Но Джанин, естественно, не догнал. Подъезжая к терминалу, он видел, как взлетает ее самолет, но все еще не хотел в это верить.

В Нью-Йорке на Джанин навалилось столько проблем и нерешенных вопросов, что у нее не оставалось свободного времени винить себя за то, что она ушла из замка, не выслушав Малколма. Только ночью, когда за окном ее крохотной квартиры раздавались пьяный хохот и звон разбитого стекла – обычные звуки ночного Бруклина, от которых она успела отвыкнуть, – Джанин тихо плакала. Она плакала о северной стране, где благородные люди живут в собственных замках и знают свою родословную, начиная с пятнадцатого века. О мужчине, которого она полюбила и никогда уже больше не увидит. О девочке, которая стала ей близка как дочь и которая так хотела называть ее мамой.

Но теперь все это осталось в прошлом. Надо искать новую работу, как-то устраивать свою жизнь. С работой все обстояло совсем не просто. Ей предлагали место учительницы в школе, но там платили слишком мало, а проценты по счетам все росли. Прошла уже почти неделя с того дня, как она покинула Шотландию, а определенности в жизни не прибавилось. Целые дни Джанин проводила на бирже труда или бегала по городу в поисках подходящей работы.

Вечером, ложась спать, она размышляла, правильно ли все сделала. И каждый раз убеждалась: да, правильно. Конечно, она безумно любит Малколма, но он дал ей ясно понять, что между ними ничего не может быть. А выслушивать очередную лекцию о том, что он никогда больше не женится, и, как следствие, опоздать на самолет, желания не было.

Жизнь в замке – это больше похоже на сказку. А сказка рано или поздно кончается…

Джанин проснулась около восьми утра. Погода стояла солнечная, но нежаркая. Сегодня ей опять предстояло провести день в утомительных и, возможно, безрезультатных поисках работы. Она выглянула в окно. Ничего интересного. Разве что у тротуара припаркован роскошный «роллс-ройс». Идеально отполированный и стоящий, вероятно, столько, сколько она заработала бы в лучшем случае лет за пять. Джанин вздохнула.

И тут раздался звонок в дверь. Она поправила волосы, открыла дверь. И на несколько секунд потеряла дар речи.

– В-вы? Что… что вы тут делаете?

– Можно войти? – невозмутимо поинтересовался Малколм, как будто жил этажом выше и пришел проведать соседку.

– Д-да, конечно. Но чего вы хотите? Малколм вошел и закрыл за собой дверь.

– Знаете, у меня к вам очень важное дело. – Теперь он обращался к ней, только глядя в глаза. Он боялся отвернуться даже на миг. Вдруг опять сбежит не дослушав? – Место няни, как вы знаете, опять вакантно, но я вам его не предлагаю, хотя вы и лучшая няня, которая у нас была, да и, наверное, в мире. Место няни – вещь ненадежная хотя бы потому, что контракт имеет ограниченный срок. Но есть еще одно вакантное место, и я прошу вас его занять. Будьте моей женой. Я вас люблю. А чтобы вы не думали обо мне плохо и знали, что я всегда держу слово, я дарю вам тот самый «роллс-ройс», который выставлялся на аукционе. Можете выглянуть: он прямо под вашим окном.

Джанин обессиленно опустилась в кресло.

– Да… – только и смогла вымолвить она.

– Могу я считать это ответом на мое предложение? – улыбнулся Малколм.

– Мне надо подумать, – ответила Джанин, едва сдерживая радостную улыбку.

– Только думайте, пожалуйста, быстрее, – ничуть не смутившись, попросил он. – Через неделю состоится свадьба Мэрианн и конюха Алана, и моя сестра утверждает, что без вас ей выходить замуж будет скучно.

– В таком случае успокойте вашу сестру. Я… согласна.

И тут Малколм поцеловал ее. Этот поцелуй не застал ее врасплох, как тот первый у конюшни. И она не вымаливала его, как тогда в лесном доме во время грозы. Нет, этот поцелуй был символом их любви, той любви, что соединяет людей навеки.

Нет, мечтательно подумала Джанин, сказка не кончилась, а только начинается. С таким мужчиной, как Малколм Макензи, просто не может быть по-другому…

И вдруг романтический настрой ее размышлений нарушила одна странная мысль. Интересно, а какое предсказание нашла леди Элизабет в своем печенье, когда они впервые встретились в Лондоне в том небольшом китайском ресторанчике? Что, если эта достойная дама уже тогда знала, как сложится ее, Джанин, судьба, и была не против этого? Маловероятно. И все же, все же…