Вот что значит оказаться не в то время не в том месте… Не хотела Юлия Максимова, секретный агент по кличке Багира, идти ночью к этому бандюге Анастасьеву, но очень уж быстро развивались события. Юля боялась, что ей не удастся разыскать экстрасенса Осокина раньше охотящегося за ним Макарова. Но Юля опоздала. Едва войдя в спальню, она поняла, что бандит мертв. И судя по всему, убийство произошло всего несколько минут назад. И вполне возможно, что… Из прихожей раздался негромкий щелчок — сработал замок. Дверь закрылась. Это мог быть сквозняк, но Багире уже было совершенно ясно, что она попала в ловушку…

Марина Серова

Стоит только захотеть…

Глава 1

— Сергей, я же тебе говорила! — прошипела женщина и оглянулась. — Ну зачем ты опять пришел?

Она хотела захлопнуть дверь, но он помешал ей, поставив на порог ногу в армейском ботинке.

— Пусти! — Она толкнула дверь. — Пусти, говорю!

— У меня такое ощущение, что ты меня боишься, — сказал он.

— А как мне тебя не бояться? — воскликнула плачущим голосом женщина, но тут же снова оглянулась в теплую и темную глубину квартиры и перешла на шепот: — Ты пропал пять лет назад, ни слуху ни духу от тебя… А ведь мы собирались пожениться! И теперь появился — неизвестно откуда… непонятно… И… — она пристально всмотрелась в него, наверное, в первый раз за несколько последних встреч. — На тебе что — тот самый плащ? Ты же его пять лет назад покупал в универмаге на… на Ленина. Погоди… ботинки эти… Ты в них из армии пришел. Свитер… это же мой свитер, это я его тебе вязала… А джинсы — польские, теперь давно не носят такие. Сергей, где ты был? Почему ты не говоришь? Ты что — в тюрьме сидел?

— Нет, — ответил он.

— Я слышала, что заключенным, когда их на свободу выпускают, выдают ту самую одежду, в которой арестовывали. Твоя одежда почти не ношенная… Вообще-то… я в милицию обращалась, когда ты пропал, — мне ничего не сказали, а если бы тебя посадили, то сказали бы?

На это он ничего не ответил.

— Слушай, — попросил, — вынеси попить.

Женщина снова оглянулась в глубину квартиры.

— Нет, — сказала она, — Славик проснется. Ну, муж, муж, я же тебе говорила в прошлый раз… Он и так, наверное, уже проснулся из-за сквозняка.

— Так закрой дверь, — проговорил он.

— Убери ногу — закрою. Сам же ногу держишь…

— Света, — сказал он, — пойдем со мной.

— Куда? — очень удивилась женщина.

Он пожал плечами.

— Я работу найду, буду работать, — сказал он, — у меня еще от матери квартира должна остаться… Там сейчас сестра живет.

— Вышла замуж твоя сестра, — качнула головой женщина, — года три назад, как вышла… А мать… — она не договорила.

Он промолчал.

— Ты вообще, ты… — женщина смешалась, потом оглянулась в очередной раз и заговорила быстро и еще тише: — Я вообще ничего не понимаю. Ты мне ни слова не сказал о том, куда ты пропал на пять лет. Я тогда чуть с ума не сошла, да и мать твоя тоже… А потом она… А теперь ты появляешься с таким видом, будто за хлебом ходил. И меня с собой зовешь. У тебя же ничего нет — ни квартиры своей, ни работы… У тебя, наверное, даже одежды сменной нет…

В недрах квартиры протяжно заскрипела кровать и кто-то глухо закашлялся. Женщина тут же замолчала, прихлопнув рот ладошкой.

— Славик? — спросил он.

— Сергей, убери ногу! — шепотом взмолилась женщина. — Он проснулся. Он же… Я тебе не говорила — он видел нас, когда мы встречались в последний раз — ты меня у подъезда ждал. Он… предупредил, что… в следующий раз он тебя… он еще говорил мне, что сказал своим друзьям, чтобы они ему помогли. А знаешь, какие у него друзья? Настоящие бандиты! Соседа он нашего по лестничной клетке подозревал, что тот ко мне… неравнодушен… не знаю — почему, я никаких оснований для этого… Грозился. Так сосед с женой уехали на курорт на время, пока Славик остынет. А то он ведь горячий — понабрался всякого от своих дружков-бандитов…

— А он что — тоже бандит?

— Он — предприниматель…

— Понятно.

— Света! — позвали из квартиры. — Ты где? Три часа ночи!

— Ногу! Сережа, пожалуйста! — всхлипнула женщина, и он убрал ногу.

Дверь тут же закрылась.

Сергей спустился на первый этаж. Остановился у стены с почтовыми ящиками и достал сигарету.

Он полез в карман за зажигалкой, но так и застыл, о чем-то тяжело задумавшись. Потом все-таки достал зажигалку, щелкнул ею и снова замер, глядя на колеблющееся пламя. Сигарету он теребил в пальцах, пока не переломил пополам. Достав другую, он приблизил ее к огоньку зажигалки и так держал, пока кончик сигареты не затлел красным.

Рассеянно затянувшись, Сергей опустил зажигалку обратно в карман.

Потом вышел на улицу.

На лавочке у подъезда сидели трое. Сергей вспомнил, что видел их, когда проходил здесь полчаса назад.

Как только дверь за спиной Сергея хлопнула, закрывшись, трое переглянулись и поднялись с лавочки. И загородили ему дорогу.

Он не видел их лиц в ночной темноте, да и не интересовали его их лица, а когда один из них спросил его:

— Куда направляешься? — он ничего не ответил.

— Тебе говорят, — нарочито гнусавым голосом проговорил второй, — ты чего там делал?

— Я живу в этом доме, — ответил Сергей и затянулся сигаретой.

— Врет, — сказал третий, — он вошел в подъезд — ни одно окно не горело. Он полчаса там пробыл — тоже ни одно окно не зажглось.

— Чего ты там делал? — снова спросил гнусавый.

Сергею не хотелось разговаривать. Он отодвинул плечом того, кто стоял ближе всех к нему и направился к подворотне, ведущей на освещенную улицу.

Трое на несколько мгновений опешили. Потом гнусавый сказал:

— Да это он… Про которого нам шеф говорил. Ну, тот ублюдок, который к его жене таскается…

Сергей успел уже дойти до подворотни, когда трое догадались побежать за ним.

Он остановился, не поворачиваясь, и напряженно вслушивался в топот бегущих ног. И когда первый из бегущих подобрался к нему почти вплотную, он резко развернулся, одновременно сжимая кулак для удара.

Подбежавший вскрикнул и упал навзничь, словно его сильно ударили в лоб тяжеленным железным молотом.

Второй остановился, пораженный видом молниеносной расправы над своим товарищем, неподвижно лежащим теперь на грязном асфальте. Он пропустил тот момент, когда Сергей шагнул к нему, отводя в сторону правую руку.

Через мгновение и второй из подбежавших, страшно хрипя размозженным горлом, полетел на землю.

Третий отступил на несколько шагов, растерянно опустив руки. Ему вдруг пришла в голову мысль заглянуть в глаза стоящему напротив него человеку в длинном плаще. Неизвестно, что он там увидел, но он вдруг вскрикнул и, повернувшись, попытался убежать.

Сергей левой рукой схватил его за плечо и с силой оттолкнул его.

Тот упал, снова вскочил, потом побежал, не разбирая дороги и крича от внезапного и непонятного ужаса, окутавшего его с ног до головы.

Двое лежали не шевелясь.

Сергей опустил руки в карманы плаща. Сигарета, зажатая в уголке губ, догорела почти до фильтра, и теперь Сергей ощутил, как синий табачный дым ест ему глаза.

Сергей уронил окурок, повернулся и, сгорбившись, шагнул в подворотню.

* * *

Через час он стоял в гостиничном номере возле неразобранной кровати. На столе перед ним торчали две бутылки водки. Сергей минуту смотрел на бутылки, потом решительно свернул одной жестяную головку, опрокинул горлышком над стаканом и держал так до тех пор, пока уровень прозрачной жидкости не достиг краев стакана.

Потом он пил стакан за стаканом, чтобы поскорее провалиться в черную бездну…

* * *

Я выехала из ворот своего особняка, поднялась на высокую насыпь загородного шоссе, повернула в сторону города. Мой «Ягуар», быстро набирая скорость, помчался по гладкой асфальтовой поверхности. До города было недалеко, но до пяти часов осталось времени совсем немного, а я никогда не опаздывала на встречи.

Тем более с Громом — генералом Андреем Леонидовичем Суровым.

Я посмотрела на часы и немного сбросила скорость. Впереди контрольно-пропускной пункт ГИБДД, если меня остановят, тогда я еще больше времени потеряю.

Конечно, можно воспользоваться мобильной связью и сообщить ожидающему меня Грому причины, заставившие меня задержаться, но это уже будет… прокол.

А секретным агентам не дозволяется допускать проколов ни при каких условиях. К тому же вот уже год, как я перешла на совершенно особое положение.

В недрах ФСБ был создан новый — абсолютно секретный — «Отдел по борьбе с организованной преступностью и терроризмом». Возглавил его Андрей Леонидович Суров — Гром, получивший в связи с этим генерала.

Теперь у него в подчинении находится разветвленная сеть секретных агентов по всей стране и мобильный отряд особого назначения.

Отдел вправе использовать любые методы борьбы, в том числе незаконные, по принципу «с волками жить…».

В связи со всеми этими событиями изменилась и моя жизнь — Юлии Сергеевны Максимовой — Багиры.

Ну и, разумеется, уровень заданий суперагента Багиры вырос, под стать этим изменениям.

* * *

Я проезжала через центр города Тарасова. Встречу Гром мне назначил в городском парке — в глубине парка располагается небольшой стадион — бывшее футбольное поле. Этот стадион пятый год ремонтируют и никак не могут отремонтировать.

Место для встречи — идеальное. На территории этого стадиона никогда никого не бывает.

Я въехала в парк, по специальным дорожкам для автомобилей проехала к стадиону.

На лавочках под деревьями сидели пенсионеры и влюбленные парочки. А вот и стадион.

Я оставила машину у шлакоблоков, наваленных у главного входа, и направилась на территорию стадиона.

* * *

Гром, покуривая, сидел на самом верху изувеченных строителями трибун. Я добралась до него, села рядом и поздоровалась.

— Здравствуй, Юля, — кивнул он мне, не выпуская сигаретку изо рта.

— Надо думать — новое задание? — поинтересовалась я.

— Точно, — подтвердил Гром, — возможности увидеться в другой ситуации у нас с тобой, Юля, нет. К сожалению, — добавил он.

— К сожалению, — улыбнулась я.

Я не видела Грома примерно месяц. Конечно, за это время он не мог сильно измениться, но мне показалось, что ежик его седых волос стал еще белее, а вертикальная морщина поперек лба врезалась в его кожу еще глубже и походила теперь на темную расщелину в скале.

— Так в чем же заключается задание? — спросила я.

Мы могли разговаривать без боязни, что нас кто-нибудь подслушает. Пространство здесь открытое.

Гром неторопливо докурил сигаретку.

— Погода хорошая, — сказал он, — люблю. Ранняя осень, небо прозрачное, как холодная вода… Редко удается выбраться на свежий воздух, а если и выберешься, то обязательно — по делу. Тогда не до любования чудесами природы… Ладно, — внезапно оборвал он себя и сменил этот неожиданный для меня тон, — теперь к делу.

Слава богу. А то я подумала было, что с Громом что-то не так — генерал ФСБ, а ведет себя, как впавший в депрессию десятиклассник. Хотя, понятно, конечно, — невероятные нагрузки, никакого отдыха, и это в его-то возрасте.

Я подумала вдруг, что никогда не обращала внимания на то, сколько Грому лет. А знакома я с ним уже довольно значительный отрезок времени. Для меня Гром всегда оставался… эдакой константой. Всезнающим, всевидящим. Человеком без возраста, без слабостей.

— К делу, — повторил Гром. — Времени у нас немного.

Я непроизвольно посмотрела на часы.

— А разговор предстоит долгий, — проговорил Гром, усмехнувшись, — и начинать надо, я думаю, с того, что… Ты, Юля, ничего не знаешь об ОИБП?

— О чем? — изумленно переспросила я.

— ОИБП, — повторил Гром, — в структуре ФСБ был такой Отдел по изучению боевой психологии.

— Что-то слышала… — задумчиво проговорила я. — Давно что-то слышала. Отдел собирал людей, которые обладают не совсем обычными способностями… экстрасенсорными. И тому подобными.

— Вот-вот, — подхватил Гром, — руководство ФСБ собрало штат ученых, которые занимались тем, что изучали таких людей, да еще думали о том, как можно их необычные способности использовать на благо государству.

— Дальше? — спросила я, когда Гром на несколько секунд замолчал.

— Отдел существовал около пяти лет. И совсем недавно его ликвидировали, — сказал Гром, — людей, обладающих экстрасенсорными способностями, распределили по другим отделам… — тут Гром снова непонятно по какой причине замолчал, потом нахмурился и продолжил: — Вот тут-то и появились сложности, в которых тебе, Юля, предстоит разобраться.

Он опять замолчал и сдвинул брови. Как будто ему не давала покоя какая-то неприятная и назойливая мысль.

— А почему ликвидировали отдел? — спросила я, удивленная странным поведением Грома.

— Потому что… — вздохнул Гром. — Потому что оказалось невозможным использовать экстрасенсорную энергию в определенных целях. Эта энергия оказалась совершенно неуправляемой. Даже те самые люди, которые имеют такие способности, не могут в полной мере управлять ею. Знаешь, я изучал материалы… И мне показалось, что экстрасенсорной энергией управляют не сами люди, ею обладающие, а… какая-то единая сила. Не из нашего мира сила, нездешняя. Из… космоса, что ли, откуда эта энергия черпается. Понимаешь?

— Не совсем, — сказала я.

— И я тоже, — признался Гром, — не до конца все понимаю. Хотя какое-то время работал с Отделом. До определенного момента все шло гладко. Сотрудники Отдела даже провели несколько удачных операций, а потом все пошло… псу под хвост. Они стали творить что-то невообразимое… То есть не они стали творить, а — космос.

— Н-да-а, — протянула я, — странное задание я сегодня получила.

— Странное, — подтвердил Гром.

— Так конкретно — в чем же оно заключается? — спросила я.

— Из-под нашего наблюдения исчез один из сотрудников Отдела. Это очень опасно. Никто не знает, чем может обернуться для нас… для всех это его исчезновение. Такие люди, как он, непредсказуемы и могут подчас совершать вещи… — тут Гром снова недоговорил. Он вздохнул и полез еще за одной сигаретой.

— Где же мне его искать? — спросила я. — И кого мне искать?

Гром достал из кармана фотографическую карточку и передал ее мне.

— Осокин Сергей Владимирович, — сказал он. — Сейчас ему двадцать восемь лет. Поиски нужно начинать с городка под Самарой.

— Под Самарой? — переспросила я. — Это же совсем недалеко.

Гром кивнул.

— Елань, — продолжал он, — это родной город Осокина. Он родился там и всю свою жизнь прожил. Выехал только один раз — когда его завербовали в Отдел.

— Вы думаете, что он теперь вернется на родину? — задумчиво проговорила я. — Он ведь знает, что его ищут, и понимает, что там его будут искать прежде всего. Зачем же ему туда ехать?

— Мало кто может предугадать мысли людей, с которыми работал Отдел, — ответил Гром, — а то, что Осокин был в Елани и, возможно, по сей час там, — это точно. Он уже успел оставить следы в городе.

— Какие следы? — поинтересовалась я. Мне не понравилось выражение, употребленное Громом: «оставить следы».

— Во дворе дома номер двадцать пять по улице Мичурина вчера утром были найдены два трупа, — сообщил Гром, — причина смерти уже установлена, и совершенно ясно, что смерть в обоих случаях насильственная и наступила около трех часов ночи. У одного — сломана носовая перегородка, сломана сильнейшим ударом — осколки кости прорезали мозговую оболочку и вонзились в мозг. Моментальная смерть.

— Кто же такое мог сделать? — спросила я. — И чем — кистенем? Кастетом?

Гром усмехнулся.

— Кстати, социальный статус покойного — боевик одной из местных преступных группировок. Проще говоря — бык. А убил его тот, кого тебе нужно разыскать. И — голой рукой, без каких-либо специальных приспособлений убил. Видишь ли, в Отделе, кроме обучения приемам психологического воздействия на противника, разрабатывали и совершенно новую методику ведения боя, когда рукопашная схватка заканчивается в течение двух-трех секунд, то есть риск проиграть сводится к минимуму. Специально обученному человеку достаточно нанести только один удар противнику — смертельный удар.

— Н-да, — протянула я, — проще говоря, Отдел формировал универсальных бойцов — машины для убийств.

— Не совсем так, — возразил Гром, — главный упор делался именно на психологическую сторону развития человека. Слишком долго объяснять все подробности, но… Люди, над которыми работали в Отделе, обладали способностями и навыками почти моментально вводить в транс противника и под гипнозом отдавать ему любые приказания. В международной разведке такие люди были бы совершенно незаменимы.

— Научная фантастика какая-то, — улыбнулась я.

— Вовсе нет, — снова возразил Гром, — техника гипноза разработана уже очень давно и совершенно незасекречена. А в остальном — постоянные тренировки и кое-какие способности, которые принято называть экстрасенсорными. Множество людей обладают такими способностями, но не все могут их в себе обнаружить. А насчет умения одним ударом сломать носовую перегородку, с тем еще расчетом, чтобы осколки костей вонзились в мозг, — это достигается только тренировкой и тоже практически общедоступно — обыкновенные каратисты ведь ломают ребром ладони кирпичи.

— Ага, — подтвердила я, — и я так могу. Очень просто. Тут главное — сконцентрироваться и сфокусировать силу удара в одной точке.

Гром выбросил окурок далеко на грязное поле стадиона и продолжал:

— Второй труп обнаружили в нескольких метрах от первого, — сказал он, — труп также принадлежит боевику той же группировки. И на этот раз причину смерти определили быстро — асфиксия. Ему единственным ударом размозжили дыхательное горло, ткани сплющились, и человек задохнулся.

— Дела, — сказала я и ничего больше решила не говорить. Эти страшные находки, о которых рассказывал мне Гром, совсем не похожи на обыкновенные последствия бандитской разборки. Лучше послушать, что Гром дальше будет говорить, а потом, когда вернусь домой, сопоставить факты и хорошенько подумать.

— Всего несколько часов назад, — продолжал Гром, — нашли третьего боевика той же группировки, который явно был вчерашней ночью в том дворе, где сегодня утром обнаружили два трупа.

— Третий убитый, — пробормотала я.

— Он жив, — сказал Гром.

— Жив? — удивилась я. — Его уже допросили?

— Допросить его не представляется возможным, — четко выговорил Гром, — он абсолютно невменяем. Проще говоря — сошел с ума.

— В ту же ночь?

— В ту же ночь, — подтвердил Гром. — Медики говорят, что такой внезапный приступ неврастении, ведущий к полному помутнению рассудка, наступает обычно в результате сильнейшего стресса. Парня кто-то очень сильно напугал.

Я покачала головой. Совершенно не представляю, что может сильно напугать бандита-боевика, привыкшего к выстрелам, смерти, взрывам, вспоротым животам и оторванным головам.

— Этого сумасшедшего, — проговорил Гром, — звали… Зовут — Никита Сергеевич Петров. Неоднократно судим, два раза сидел. Разбой, тяжкие телесные, — короче говоря, весь набор. Уже два года состоит в преступной группировке. Состоял…

— Симулирует? — несмело предположила я.

— Исключено, — твердо сказал Гром, — помутнение рассудка — по утверждениям специалистов — явное. Никто, кроме людей из Отдела, не способен сделать такое. Вот тебе налицо — результаты подготовки психологических методов ведения боя. Моментально человек вводится в транс, а потом ему внушается такое… что способно свести его с ума.

Он снова закурил. А, выпустив первые клубы дыма, проговорил:

— Итак, что мы имеем. Можно совершенно точно утверждать, что два ночных убийства и сумасшедший — дело рук Осокина. Это ему по силам, — не прибегая к помощи какого-либо оружия или психотропных препаратов, убить двоих и одного свести с ума. Я точно не знаю, как там было дело, пока нам это сложно восстановить, но думаю, что Осокин просто проходил мимо, а эти трое к нему зачем-то пристали. Люди, обладающие экстрасенсорными способностями, — в большинстве своем — не агрессивны. Свои способности они проявляют, только когда им грозит опасность. Это своего рода инстинкт самосохранения. Давно известно, что, когда человеку грозит какая-либо опасность, организм мобилизует все свои силы. А у экстрасенсов — в таких случаях практически в полную мощь проявляются их сверхъестественные способности. На этом утверждении, кстати, и основывались принципы работы с ними, — добавил Гром, — ведь большинство обладающих экстрасенсорными способностями почти не умеют правильно управлять своими способностями, но стоит поставить их в хорошо сконструированную ситуацию смертельной опасности… Впрочем, детального механизма я не знаю — этим делом я не занимался, это не по моей специальности.

— Да и я не занималась, — сказала я, посмотрев на светло-голубое небо, — это тоже не по моей специальности.

— Ты — лучший агент, Багира, — строго напомнил Гром, — а Осокин лучший… лучше всех подготовлен из всех сотрудников Отдела. И его экстрасенсорные способности очень мощны. Он прекрасно умеет использовать свои сверхъестественные способности и полученные навыки в нужных ему целях. Он вовсе, я думаю, не хотел убивать тех двоих и того Петрова с ума сводить… Он, скорее всего, просто хотел защитить себя и не рассчитал своих сил.

— Ничего себе силы, — покачала я головой, — убил двоих, а одного с ума свел… И это так — мимоходом.

— Если бы я тебя не знал давно, — улыбнулся Гром, — я подумал бы, что ты испугалась.

— Я?!

Тут я даже не нашлась, что ответить. Гром несколько секунд смотрел на меня, потом стер с лица улыбку и заговорил снова:

— Вот дискета, — он протянул мне дискету, — здесь досье на Осокина. Там немного, но больше я достать не смог. Осокин, прежде чем… пропасть из виду, стер из компьютера все файлы, касающиеся его личности. Ну, почти все, как видишь.

Мне опять показалось, что Гром чего-то не договаривает. «Пропасть из виду», — очевидно означало «сбежать». Тогда зачем употреблять эвфемизмы, вместо того чтобы сказать прямо?

Ладно, годы службы приучили меня к тому, что, если мне чего-то не говорят, значит, этого мне знать не нужно. Значит, так надо для дела.

Я спрятала дискету в сумочку, где уже лежала фотография.

— На поезде до Елани ехать долго. Поэтому могу посоветовать тебе добраться до городка на собственном автомобиле, — проговорил Гром.

— Спасибо, — сказала я, — за совет.

— Тебе могут понадобиться какие-нибудь местные сведения, — сказал Гром, — запомни телефон. По нему выйдешь на связь с человеком из отдела ФСБ города Елани. Он в курсе дела.

Гром продиктовал мне телефон, я с первого раза запомнила его, как запомнила все факты, фамилии и цифры, которые Гром мне называл в сегодняшнем разговоре.

— Цель твоей миссии, — добавил Гром, — обнаружить Осокина. Задержать его ты не сможешь — хоть ты и суперагент… Но он — не обыкновенный человек. Оставь это дело специалистам.

— Слушаюсь, — сказала я.

— Теперь еще, — Гром осторожно достал из кармана маленький кулон на золотой цепочке — кулон вроде тоже золотой был.

— Что это? — рассмеялась я от неожиданности. — Подарок?

— Передатчик, — Гром не улыбнулся, — посмотри повнимательнее — вот кнопочка. Нажав на нее, ты подаешь сигнал нам — мы выходим на связь. А вот микрофон — в него говорить.

Микрофон был размером с мушиный глаз. Я перевернула кулон — на этой стороне я увидела крохотный динамик.

— А как я узнаю, если вы захотите выйти со мной на связь? — спросила я.

— Сигнал в передатчике настроен на режим вибрации, — сообщил Гром, — передатчик должен быть всегда с тобой. Носи кулон на шее. А преимущество вибрации перед звуковым сигналом — очевидно. Посторонним не слышно. Понятно?

— В первый раз, что ли?.. — пожала я плечами.

— Если у тебя нет возможности уединиться для сеанса связи, используй азбуку коротких сигналов, вот кнопочка, видишь?

— Я знаю, Андрей Леонидович.

— Вот и прекрасно.

— У меня замечание одно… Небольшое.

— Пожалуйста, — немного удивленно проговорил Гром.

— Кулон золотой, — сказала я, — вернее, сделан под золотой. И цепочка тоже золотая. Будет здорово бросаться в глаза. Лучше было бы что-нибудь поскромнее… Если кто-то попытается у меня этот кулон… позаимствовать… Короче говоря — лишние проблемы.

— Гм-м… — промычал Гром. — Учтем. Действительно, золото — слишком броско.

— За меня не беспокойтесь, — улыбнувшись, добавила я, — кулон я обработаю особым раствором, превращу в серебряный.

Мы немного помолчали. Мне было приятно сидеть под холодным небом на пахнущих сырой свежестью деревянных скамьях — рядом с Громом.

— Задание понятно? — пошевелившись, спросил Гром.

— Понятно, — кивнула я, — кроме меня, поисками никто не занимается?

— Нет, конечно, — ответил Гром, — не беспокойся — никакой сумятицы и неразберихи не будет. Задание твое и только твое. И ты с ним справишься — ты ведь лучший агент в нашем ведомстве.

— Служу России! — по привычке ответила я. Официальный разговор был уже закончен, и я, при всем своем уважении и любви к Грому, едва могла продолжать отвечать на вопросы — в моей голове кружились сотни вариантов и домыслов относительно нового задания. Я уже начала свою работу.

Гром прекрасно понимал это.

— Можешь быть свободна, — сказал он и добавил негромко: — Удачи, Юля.

— Служ… До свидания, Андрей Леонидович.

Я спустилась с трибун и направилась к своей машине, а Гром остался сидеть. Когда я обернулась, прежде чем покинуть территорию стадиона, он закуривал очередную сигарету.

Глава 2

Пространство за окном казалось сконструированным из кусочков стекла и готово было разлететься в осколки от малейшего толчка.

Сергей открыл глаза и посмотрел на часы на стене. Было всего только — половина седьмого утра.

Он рывком сел на кровати и тут же ощутил, что, укладываясь спать, не снял ни плаща, ни даже ботинок.

Под столом валялись две опорожненные бутылки водки. Стакан был разбит. Сергей нахмурился, но так и не смог вспомнить тот момент, когда он разбил стакан.

Начинала болеть голова. Сергей провел ладонями ото лба к затылку, как будто зачесывал волосы назад — и боль тут же сползла куда-то в основание шеи, а потом исчезла совсем.

— Что теперь? — спросил Сергей у пустой квадратной комнаты.

Он поднялся и прошел в ванную. Напился из-под крана и закурил, усевшись на край ванны.

«Свете я уже не нужен, — мысли сменяли одна другую, — матери… Когда я понял, что с ней случилось, понял и то, что жить с ней уже не смогу… В сущности, это ведь я виноват в том, что… осталось матери вместо меня… Тогда что меня удерживает в этом городе?»

Сергей докурил сигарету и затушил окурок в раковине. Он заглянул в пачку — это была его последняя сигарета. Денег у него не было уже несколько дней, а документов — вовсе, но это его мало беспокоило. Вчера вечером, когда он выходил из гостиницы в город, тетенька-ларечница дала ему те сигареты, которые он у нее попросил, и, конечно, не вспомнила потом ни о деньгах, ни о самом Сергее.

Примерно так же он устроился и в гостиницу — спросил у портье, какая комната свободна и, получив ответ, предупредил, что будет там жить.

Портье тут же передал ему ключи, и Сергей, абсолютно уверенный в том, что никто его не побеспокоит, поднялся в свой номер.

Позже воздействовать гипнозом пришлось и на дежурную по этажу, и на горничную. Сергей знал, что держать в повиновении многих людей сразу он не сможет, поэтому еще вчера принял решение покинуть гостиницу.

Он поднялся, вышел из номера, закрыл его на ключ, а ключ, спустившись на первый этаж, отдал портье.

Потом вышел на улицу.

Тетенька-ларечница, услышав за собой стук хлопнувшей двери, обернулась к нему от своего прилавка.

— «Космоса» две пачки, — проговорил Сергей, когда встретился с ней глазами.

Спустя тридцать секунд, он уже быстро шел через улицу к черневшей подворотне. Одна пачка сигарет лежала у него в кармане плаща, а другую он терзал худыми пальцами, срывая целлофановую оболочку.

Мысль, пришедшая ему в голову тогда, когда он принимал от ларечницы сигареты, была настолько неожиданна и вместе с тем проста, что захватила его целиком. Сергей прикурил от вспыхнувшего на мгновение огонька зажигалки и, перекатив сигарету в угол рта, моментально забыл о ней. Сунул руки в карманы и быстро пошел вперед.

* * *

Правой рукой я покрепче перехватила руль своего «Ягуара», а левой — достала из кармана фотографию, которую мне передал Гром.

«Вот так да, — вдруг мелькнула у меня мысль, — ну и задание. Да где это видано, чтобы суперагент моего уровня занимался работой частного детектива? Вот этого парня мне нужно отыскать… Правда, обыкновенный частный детектив с этим заданием не справится — парень-то не простой человек, а, как назвал его Гром, экстрасенс».

С фотографии смотрел на меня человек лет… Странно — Гром сказал мне, что Осокину двадцать восемь лет, а судя по фотографии… Этому человеку могло быть и тридцать, и больше лет. Сначала — если смотреть издали — казалось, что изображенный на фотографии молод: улыбается, щурит глаза, как будто смотрит против яркого солнца, но, присмотревшись повнимательнее, можно было заметить паутину мельчайших морщинок, и тогда казавшаяся счастливой и легкомысленной улыбка становилась будто приклеенной.

Черные волосы, темно-карие глаза, которые, из-за прищура, были почти не видны.

Я сунула фотографию обратно в карман и прибавила скорость. Уже давно стемнело, а к утру я собиралась прибыть в Самару.

Конечно, поездку можно было отложить и до утра, но… времени на такую роскошь у меня не было. Этот экстрасенс Осокин успел здорово наследить в Елани, и вполне естественным было бы предположить, что он очень скоро уберется из родного городка.

Только мне почему-то казалось, что никуда он из Елани не денется.

Ведь он знал, что в этом городке его будут искать прежде всего, и тем не менее вернулся туда. Значит, у него там есть какое-то важное дело.

Какое именно — я не знаю. Пока.

Я смотрела на беспрестанно появляющуюся и моментально исчезающую в свете фар моей машины прерывистую белую полосу на асфальте и вызывала в своей памяти сведения, которые получила с дискеты Грома.

Сведений там и правда было немного.

Родился Сергей Осокин в городе Елани. Отца своего не знал, вырастила его мать Осокина Светлана Александровна. В файле, находящемся на дискете, была представлена ее фотография — еще довольно молодая улыбчивая женщина, но уже с ранней сединой в черных волосах и печатью будущей беды в темных глазах.

О сестре Сергея сведений не было вовсе, отмечен только факт ее существования.

Детство Осокина прошло, как и у всех детей, — школа, которую он, кстати, закончил с серебряной медалью, педагогический институт. Из института Сергея отчислили с первого курса за неуспеваемость.

«Странно, — подумала я, — серебряный медалист — а тут отчислен за неуспеваемость, да еще с первого курса».

Дальше — армия. Служил на Дальнем Востоке. О прохождении Осокиным службы в армии также нет ничего. Видно, файл, который попал ко мне, составляли из кусочков, чудом сохранившихся после того, как в служебном компьютере побывал сам Сергей, уничтожавший все, что могло бы помочь отыскать его.

Хотя — с другой стороны — поехал туда, где его стали бы искать в первую очередь.

Дальше… закончив службу, вернулся в родной город, где собирался жениться на любимой девушке. Ага! В сведениях, сообщающих о жизни Осокина до армии, нет никакой информации о любимой девушке, а ведь он познакомился с ней явно еще до армии.

Вот, в общих чертах, и все сведения об Осокине Сергее Владимировиче, если не считать еще отдельной вставки в файл.

Странно, что никак не отражены в документе сверхъестественные способности Сергея. Либо такие сведения утеряны, либо Сергей был исключительным человеком с детства и составители файла экстрасенсорные способности Сергея посчитали само собой разумеющимися и не стали делать вкрапления по всему тексту, а дали вставку в конце.

Эту вставку — несколько предложений — я запомнила практически дословно.

«Осокин Сергей Владимирович, помимо гипнотических и экстрасенсорных талантов, обладает способностью концентрировать в себе и использовать по собственному усмотрению энергию исключительной мощности. Природу и источник энергии определить не удалось, сам объект исследования объясняет, что черпает энергию из космических сфер. Детально описать этот процесс объект не смог, более ясно пояснить его механизм — тоже. Однако особенности личностного поведения объекта — крайняя замкнутость, недоверие и враждебность по отношению к окружающим — позволяют предположить, что объект просто не имеет желания контактировать с исследующими его организм учеными…»

И так далее. Еще абзацев пять там написано о том, как объект, то бишь Осокин, уклонялся от обязательных для всех исследуемых процедур, о том, как несколько раз пытался использовать свои способности, чтобы навредить сотрудникам госслужб, о том, как отказывался выполнять учебные задания…

Видимо, много накипело у работавших с Осокиным.

Кстати, еще я заметила одно несоответствие. Гром называл Осокина сотрудником Отдела по изучению боевой психологии, а в тексте из файла чаще звучит обозначение — «исследуемый».

Впрочем, можно предположить, что «исследуемые объекты», начинавшие тесно сотрудничать с фээсбэшниками, именовались уже «сотрудниками».

Наверное, так.

«Завербован на службу в ФСБ 30 декабря 19… года по схеме 32-а…»

Знаем, что это за схема. Отлично известно.

По схеме 32-а вербуют людей, очень нужных органам, но не желающих с органами сотрудничать. Выглядит это примерно следующим образом — подстраивается так, что объект (опять это дурацкое слово) попадает в какую-нибудь заварушку и становится замешанным в серьезном преступлении, причем фигурирует по делу главным обвиняемым.

А потом уже, когда вербующийся стынет в одиночной камере следственного изолятора, как бог из машины, появляется сотрудник ФСБ и предлагает сделку, при заключении которой длительный тюремный срок вербующемуся уже не грозит, но вербующийся теперь обязан сотрудничать с ФСБ под страхом реанимации обвинения.

В трудных случаях, как, наверно, и было с Осокиным, вербующемуся напоминают, что у него есть близкие родственники, которыми он, конечно, очень дорожит.

К тому же — все это дело отягощается обязательной подпиской о неразглашении.

Так, так… Это нам хорошо известно — человек, раз в жизни связавшийся с органами государственной безопасности, уже никак не может существовать сам по себе — он сотрудник навсегда.

Это почти всегда очень угнетает человека, и я прекрасно понимаю Осокина, который решился на то, чтобы оторваться от спецслужб.

Я-то выбрала свою профессию по призванию, а ему каково было?

Тем более что он — экстрасенс. Не такой, как все нормальные люди.

Интересно, какой мощности заряд энергии он мог сконцентрировать в себе? В файле об этом ничего не говорится. Как не говорится и о том, что стало с другими экстрасенсами, которые не смогли уйти из-под наблюдения, когда Отдел ликвидировали.

Нехорошее это слово — ликвидировали. Вызывает ассоциации…

Ладно. Не буду пока об этом.

Я военный. Я секретный суперагент. Джеймс Бонд в юбке, как иногда называет меня Гром. Я не провалила еще ни одного своего задания, а этих заданий у меня было столько, что…

И это мое задание я обязана выполнить, используя тот запас сведений, который мне предоставили. Недостающие — собрать сама.

А то, что мне не надо знать, мне… не надо знать.

Я резко оборвала себя и заставила задуматься о том, что я предприму прежде всего, когда попаду в город Елань.

Осокина Светлана Александровна. Мать Сергея Осокина. Я вызвала в своей памяти ее адрес. Первым делом, конечно, надо наведаться к ней.

Потом — в психиатрическую клинику к свихнувшемуся бандиту.

Затем…

В файле не было никаких сведений о любимой девушке Сергея, кроме сведений о факте ее существования. Не было, наверное, потому, что Осокин уничтожил эту информацию в первую очередь.

А значит, велика вероятность того, что его привело в этот город дело, связанное именно с ней.

Я заметила выхваченный светом фар из темноты дорожный указатель в виде стрелочки «На Самару» — и повернула туда, куда стрелочка указывала.

Надо же — чуть не проехала мимо… Неудобно, конечно, в темноте ехать, но времени ждать утра нет.

«И вот что еще странно, — подумала я, — почему так мало сведений осталось об Осокине? Понятно — он уничтожил служебные файлы, но ведь есть люди, которые занимались его делом — вербовка и все остальное… От них можно было почерпнуть информацию. Почему не сделали так, и мне теперь приходится довольствоваться сведениями — более чем скудными?»

Гром ничего об этом не говорил. Значит… Значит, нужную мне информацию получить было невозможно. Иначе — какой смысл лишать меня того, что помогло бы мне быстрее завершить задание?

* * *

Сергей остановился, еще не ступив в черную пасть подворотни. Он увидел, как во дворе дома, на том самом месте, где на него вчера напали трое, люди в милицейской форме копошатся вокруг темного пятна на асфальте.

«Не рассчитал, — мелькнуло у него в голове, — хотел их просто напугать, а вон как получилось. Просто я задумался, а они так внезапно… Я не проследил за степенью концентрации энергии».

Сергей вдруг вспомнил свою жизнь в Отделе. Как он изо всех сил сопротивлялся давлению на него сотрудников Отдела, когда они пытались буквально вскрыть его черепную коробку, руками залезть в его мозг и копаться там, чтобы понять наконец — откуда берутся сверхъестественные способности Сергея.

Как Сергей ни объяснял им, что причина не в нем самом, а в темном, изрытом ярчайшими звездами пространстве, которое и днем, и ночью висит у него над головой, — достаточно только закрыть глаза, — они ничего не понимали и продолжали свои дурацкие допросы и эксперименты.

Потом, когда Сергей окончательно остервенел от всего этого идиотизма и замкнулся в себе, сотрудники на время оставили его в покое, а уже через неделю предложили первое задание.

Сергей отказался от выполнения задания, даже не вникнув в его суть.

От него тогда неожиданно легко отступились, а спустя несколько дней принялись снова. Напомнили в очередной раз о подписке, которую Сергей дал им когда-то давным-давно; о том, что, если он откажется выполнять задание, его ждет тюремная камера, о том, что у него есть еще мать и, кажется, невеста, свидание с которой, между прочим, можно разрешить, если только…

Сергей давно убедился в том, что все угрозы толпящихся вокруг него сотрудников — несущественны. Он был самым сильным экстрасенсом, попавшим к ним за всю историю существования Отдела. И, естественно, они могли себе представить, что получится, если перевести Сергея с его экстраординарными способностями в тюрьму.

А при упоминании о матери Сергей тотчас закрывался от допрашивающего плотнейшим черным пологом, через который невозможно было пробиться никаким чужим — ни звукам, ни зрительным образам.

С того самого дня, когда Сергея арестовали на улице за какое-то мифическое убийство, он пытался выйти на телепатическую связь со своей матерью, как он делал обычно, когда служил в армии.

Теперь у него ничего не получалось — связи не было. Сергею не хотелось об этом думать, но он точно знал, что если нельзя установить канал связи с человеком или просто почувствовать его астральное стремление к контакту или, наоборот, сопротивление, то это значит, что человек мертв.

Это уже потом, после своего бегства, Сергей узнал, что мать его не мертва, а…

А невеста… Что невеста? Почти год как Сергей пропал и не подавал о себе никаких вестей ни матери, ни ей. Войти с ним в телепатический контакт Света не могла — для этого нужно обладать либо такими же способностями, как у Сергея, либо находиться с ним в близком родстве.

Сергей просто знал, что Света жива, что все с ней в порядке и…

Все.

Сергей вошел в подъезд.

* * *

В Самаре я была под утро. Остановилась на выезде из города — рядом с будкой контрольно-пропускного пункта ГИБДД. В машине я проспала часа два — этого времени мне вполне хватило, чтобы восстановить потраченные за бессонную ночь силы.

Когда я проснулась, давно уже рассвело. На моих часах было — половина девятого. Я завела машину и двинулась в путь.

Через полтора часа я была в Елани. Для того чтобы добраться до центра города, мне понадобилось всего пятнадцать минут.

Город Елань — небольшой. Из всех видов общественного транспорта я заметила только автобусы.

Автомобилей на улицах было немного, зато сколько угодно — велосипедистов.

«Пожалуй, напрасно, я поехала в этот город на „Ягуаре“, — подумала я, — слишком уж выделяться буду. Надо оставить машину на стоянке поприличнее, а самой передвигаться пешком. Или на такси».

Я остановилась у обочины дороги. Слева от меня тянулся высокий грязно-зеленый забор, за которым серой кирпичной громадой возвышалась глухая стена какого-то предприятия, а справа — находился пятиэтажный дом.

Я припомнила адрес и сверила его с табличкой на углу дома.

Все верно. Я на месте. Именно в этой вот пятиэтажке живет мать Осокина — Осокина Светлана Александровна. И первый свой визит я нанесу именно ей.

Свою машину я оставила на обочине дороги — показывать свой роскошный «Ягуар» во дворе было неразумно. А сигнализация у меня в машине хорошая стоит.

Глава 3

Легенду, под которой я собиралась проводить свои поиски, я придумала, когда еще знакомилась с материалами по делу Осокина.

Четвертый этаж, грязная лестница — стены сплошь покрыты абстрактными ругательствами на английском и русском языках, уверениями в любви к неведомым Машам, перемежающимися со схематическими изображениями мужских и женских половых органов, — в общем, очень похоже на декорации к чернушному фильму о молодежи застойной эпохи.

Квартира пятьдесят три.

Я позвонила. За дверью раздалось торопливое шарканье, и я тут же натянула на лицо привычную улыбку.

— Вам кого? — спросил из-за двери женский голос.

— Осокину Светлану Александровну, — ответила я, — я насчет вашей пенсии. Понимаете, руководство нашего Комитета решило провести пересмотр общих сумм пенсий…

Дверь открылась, и в образовавшийся проем просунулось круглое старушечье лицо.

— Вы — Осокина Светлана Александровна? — спросила я, стараясь, чтобы голос мой не казался очень уж удивленным.

— Я, — закивала головой старушка.

Она была очень маленького роста. Несколько секунд я всматривалась в ее лицо, чтобы убедиться, что это точно та женщина, которую я видела на фотографии.

Сомнений нет, это она, но… Судя по материалам файла, ей должно быть пятьдесят с небольшим лет, а она выглядит по меньшей мере — на семьдесят.

— Проходите, конечно, — пригласила Светлана Александровна.

Она пропустила меня вперед, заперла дверь и засеменила, обгоняя меня, по общему коридору, заваленному тюками и коробками. Двери в соседские квартиры были закрыты, но я почему-то была уверена, что к каждой из них изнутри кто-то прилип ухом.

— Вот сюда, сюда…

Я прошла в квартиру и невольно поморщилась от едкого удушливо-теплого запаха старушечьего жилья.

— На кухню, на кухню проходите, — шамкала Светлана Александровна, — тут и поговорим. А то я в комнатах давно не убиралась…

На кухне было относительно чисто. На покрытом пузырящейся от времени клеенкой столе стояла большая чайная чашка с отколотой ручкой и блюдце, по которому извивалась черная трещина. Другой прибор — чистенькие чайная чашка и блюдце — стоял на маленьком холодильнике.

— Садитесь вот на стульчик, за стол, — указала мне старушка, — сейчас я вам чайку…

— Не беспокойтесь, — сказала я.

«Два чайных прибора, — подумала я, — не похоже на то, что Осокина живет одна. Одинокий пожилой человек, конечно, имеет право на дополнительную посуду, но обычно он эту посуду держит в шкафчике или на полке на какой-нибудь, и уж точно не на карликовом холодильнике, откуда чашку легко можно смахнуть».

— Вы одна живете? — спросила я, достав из кармана куртки заранее приготовленные блокнот и ручку.

— Не-ет, — даже как будто удивившись такому вопросу, протянула старушка, — с сыночком я живу.

Тут уж я имела полное право спросить:

— С сыночком? По нашим сведениям, Светлана Александровна, вы живете одна, и потому имеете право на социальную помощь в размере…

— Почему это одна? — Старушка села за стол напротив меня и нахмурилась обиженно. — У меня, слава богу, сынок есть. Сереженька… Вот он скоро придет, тогда вы сами увидите.

«Приехали, — стукнуло у меня в голове, — меня опытного суперагента посылают на задание, которое под силу любому частному детективу. Остается только дождаться Сереженьку и брать его теплым. Надо, наверное, сразу вырубить его, чтобы он не успел применить свои исключительные способности».

«Нет, все-таки я что-то не то думаю. К тому же Гром дал мне точное указание — вычислить местонахождение Осокина и не пытаться самой взять его. Может быть… Может быть, Осокин настолько уверен в своих силах, что даже не скрывается? Человек, сбежавший от спецслужб, живет по тому адресу, где он прописан, — бред какой-то… Конечно, определенный смысл тут можно найти — по месту прописки никому в голову не придет его искать, но все же…»

По идее я должна была тут же связаться с Громом по передатчику, висящему в виде кулона у меня на шее, и сообщить ему о том, что операция завершена, — мне оставалось только проверить информацию.

— А ваш сынок… — начала я, но тут же была перебита старушечьим восклицанием:

— Сереженька-то? Он у меня хороший. Он и в институте учился хорошо, и в армии был примерным солдатом. Он вернулся недавно, теперь работу ищет.

— Откуда, — спросила я, — вернулся?

— С армии, — ответила Светлана Александровна и, сложив на груди до прозрачности худые ладони, умильно склонила набок птичью головку.

— Из армии?.. — растерянно переспросила я.

Из армии Осокин вернулся шесть лет назад. Или… или он сказал матери, что проходил какую-то службу… Впрочем, так оно и было.

— А пойдемте, я вам его комнату покажу! — предложила вдруг Светлана Александровна. — Пойдемте, пойдемте… А потом он и сам подойдет. Он за хлебом вышел, через полчаса, может быть, придет…

Старушка вскочила со своего стула и засеменила прочь из кухни. Она заметно оживилась, после того как я завела разговор о ее сыне.

Я поднялась из-за стола и пошла вслед за Светланой Александровной. Странное чувство вдруг овладело мною. Что-то непонятное было в поведении старушки — только я не могла понять — что именно.

Мы прошли заваленную тряпьем и заставленную старой мебелью прихожую и оказались перед красной занавеской, скрывающей, как я поняла, вход в комнату Сергея Осокина.

Я невольно опустила руку в карман и коснулась пальцами тонкой стальной цепочки, змеей свернувшейся у меня в куртке. Обычно, в моем распоряжении было оружие всех конфигураций и видов, какие только могут быть, но, как я смогла убедиться за много лет работы в органах, оружие самое безотказное и удобное — собственное тело. К тому же в смертельное оружие можно превратить абсолютно любой предмет, имея, конечно, определенные навыки. А стальная цепочка — очень удобная штука.

За занавеской оказалась дверь.

— Вот тут, — осторожно касаясь пальцами двери, прошептала Светлана Александровна, — вот тут, — повернувшись ко мне, повторила она.

Я кивнула.

Торжественность и благоговение, с которыми Светлана Александровна открыла дверь в комнату Сергея, похожи были на торжественность и благоговение жреца, заглядывающего в святая святых своего храма.

Тонко скрипнув, дверь отворилась, и Светлана Александровна вошла в комнату, я — следом.

Комната была небольшая, самая обыкновенная — письменный стол, на котором лежали стопкой книги, узкая, безукоризненно заправленная кровать, шкаф для одежды и книжный шкаф. В комнате было полутемно — шторы были спущены, и мне показалось, что они никогда не поднимаются.

— Вот тут мой Сереженька и живет, — не глядя на меня, но улыбаясь, проговорила Светлана Александровна, — это он сам тут все устроил. Сам убирается в своей комнате, он хороший у меня мальчик, старательный. Нет, когда нужно, я тоже здесь все уберу, мне нетрудно… Я ведь сейчас не работаю… по состоянию здоровья, вот и пенсию мне платят… А посмотрите, какие обои!

Я посмотрела.

— Ничего обои, — похвалила я, — хорошие обои… Такие…

Тут я осеклась, а старушка, заметив это, тихонько рассмеялась.

Я подошла поближе. То, что я поначалу приняла за обои, были наклеенные на стены листы ватмана, сплошь покрытые рисунками.

— Это Сереженька сам рисовал, — сообщила Светлана Александровна, — правда, очень красиво получилось?

— Правда, — сказала я.

Я прищурилась.

С пола и до самого потолка — на бумаге, которой были заклеены стены, Осокин оставил тысячи крохотных — в четверть спичечного коробка — изображений звезд. Я почувствовала, что у меня начала кружиться голова, и на мгновение опустила глаза в пол.

Потом снова посмотрела на стены.

Спору нет, самодельные обои довольно оригинальны, только звезды в изображении Осокина получились странные и немного — я не могла не почувствовать это — жутковатые. Похожие в одно и то же время и на осколки разбитого стекла, и на невиданных многоногих чудовищ.

У меня опять начала кружиться голова, и мне вновь пришлось отвести глаза от стен.

Вот уж никогда не думала, что обыкновенные рисунки смогут так… взволновать меня.

— Так он… — заговорила я, двинувшись к письменному столу. — Сережа только демобилизовался?

— Да, да, — закивала старушка, — совсем недавно. Еще не успел работу найти…

Новая мысль мелькнула у меня.

— А что, — поинтересовалась я, — из армии его ждал кто-нибудь? Девушка?

Светлана Александровна долго молчала, прежде чем опять заговорить.

— Не хочу я… — с трудом выговорила она, — не буду про нее… Не любит она его. Он ее любит, а она его… Крутит только…

— Не дождалась? — кажется, невпопад спросила я.

Светлана Александровна отвернулась от меня и посмотрела на дверь, ведущую из комнаты.

— Чай, — вспомнила она, — пойдемте, я чаем вас напою…

Вот черт, не удалось мне выяснить, где живет девушка Осокина. То есть, получается, бывшая.

— Сюда, сюда! — снова щебетала Светлана Александровна, — на кухню вот! Чайку… А сейчас и сам Сереженька придет. За хлебом он пошел…

А книги, лежащие на письменном столе в комнате Осокина оказались школьными учебниками — «История Отечества», «Основы тригонометрии» и «Русский язык».

* * *

У Светланы Александровны я просидела еще около часа. Все это время она, не давая мне вставить ни слова, рассказывала о том, каким прелестным ребенком был ее Сереженька в раннем детстве.

Все мои попытки направить разговор в другую сторону ни к чему не привели — Светлана Александровна ни за что не желала выбираться из вороха милых воспоминаний почти тридцатилетней давности. Так что никаких новых сведений о Сергее Осокине мне узнать не удалось, кроме того, что родился он, оказывается, трех килограммов пятидесяти пяти граммов весу и до трех лет очень любил сладкое, а потом почему-то разлюбил.

Наконец, произнеся несколько довольно-таки расплывчатых фраз насчет выдуманной два часа назад цели моего прихода, я принялась прощаться.

Светлана Александровна никак не хотела меня отпускать, все повторяла, что Сереженька придет буквально через полчаса или, может, быть, даже, минут через двадцать; потчевала слабозаваренным чаем и несокрушимыми пряниками, хранящимися в ее буфете, должно быть, с того самого времени, когда трехлетний Сережа разлюбил сладости.

Старушка проводила меня до дверей и пригласила заходить еще.

Я сказала, что зайду обязательно — такая служба.

Когда дверь в квартиру Осокиных закрылась, я застыла в неподвижности в общем коридоре.

Никакого сообщения Грому я передавать уже не собиралась. Странно все было. Мне вдруг вспомнились жуткие обои в комнате Сергея. Будто тысячи насекомых выползли из щелей, да так и застыли на покрытых белой бумагой стенах. Звезды, похожие на пауков…

Дверь с лестничной площадки в общий коридор распахнулась и на пороге показался низкорослый молодой человек в драных спортивных трико. Старая длинная кожаная куртка была накинута прямо на грязную хлопчатобумажную майку. Увидев меня, он остановился, и цинковое мусорное ведро в его руках качнулось.

— Вы к кому? — неприязненно щурясь на меня, проговорил он.

— Я ухожу, — улыбнулась я, шагнув вперед.

Однако молодой человек не посторонился. Он выставил перед собой ведро, явно желая преградить мне путь.

— Ходят тут, — проворчал он, — а потом вещи пропадают…

На это я не нашлась что ответить.

— Вы к кому приходили-то? — спросил молодой человек.

— К Осокиной, — ответила я, — из Комитета социальной защиты. Может быть, вы меня пропустите, мне еще по двум адресам сегодня зайти нужно…

— По адресам… — прогудел молодой человек и вдруг, пошарив по стене рукой, щелкнул выключателем.

И примерно минуту внимательно изучал меня при свете ярко вспыхнувшей электрической лампочки. Заложив руки в карманы, я терпеливо стояла под его взглядом до тех пор, пока он не задал следующий вопрос:

— Что вам у Осокиной надо-то было?

«И профессиональному терпению сотрудника Комитета социальной защиты может прийти конец, — подумала я, — какие, однако, странные соседи у Осокиной».

— А вам какое дело? — строго спросила я. — Вы, извините, кто такой?

— Сосед я Осокиной, — представился молодой человек, — Санек… то есть Александр Михайлович. А ваше удостоверение можно посмотреть?

— Нельзя, — твердо сказала я, — удостоверение, будет вам известно, предъявляется людям, интересующимся личностью предъявляющего исключительно из служебных интересов — милиционерам, охранникам… Понятно?

Произнеся эту галиматью, я начальственно нахмурилась.

— П-понятно… — пробормотал молодой человек, которому, судя по выражению его лица, ничего понятно не было. — А это… мы в ваш Комитет, кстати, уже заявление подавали. Насчет Осокиной.

«Вот это уже интересно», — подумала я.

— Во-первых, кто это мы? — осведомилась я. — И по какому поводу заявление?

Молодой человек поставил мусорное ведро себе под ноги. Растерянность понемногу начинала покидать его.

— Мы — это соседи по коридору, — внушительно выговорил он, — а заявление по такому поводу: Осокина очень больной человек, за ней нужен уход. А мы — соседи — этот уход осуществляем. То есть продукты покупаем ей, квартиру ее убираем, понятно? Без нас она бы давно уже… в грязи утонула. Она ведь это… больная и одинокая.

— Одинокая? — переспросила я, — я только что разговаривала с Осокиной, она говорит, что живет с сыном…

— С сыном?! — Молодой человек хихикнул. — Который только что из армии вернулся? Который ушел за хлебом и через полчаса должен подойти?

— Н-ну да…

— Совсем вы уже в своем Комитете… — сбитый с толку поначалу молодой человек стал вдруг очень уверен в себе. — Да нет у нее никакого сына!

— Как это нет? — очень натурально удивилась я. — По документам — Осокин Сергей Владимирович. Год рождения, прописка…

— Прописка! — фыркнул молодой человек, извлек из кармана куртки папиросу и закурил, немедленно наполнив тесный коридор клубами сизого табачного дыма. — Ее сын пять лет как пропал без вести! Пять лет назад из дома вышел: за хлебом, сказал, пойду — и… все. Так и не вернулся. А старуха его ждала-ждала — заявление писала в милицию, бегала целыми днями по городу… Эта… девчонка тут его… бегала тоже… А потом — через месяц, наверное, — смотрим — притихло все. Мы к Осокиной зашли, а она уже того…

— Что — того? — не поняла я.

— Свихнулась! — четко выговорил молодой человек. — Сидит за столом и ждет своего Сереженьку. Говорит: он сейчас придет. Ну и… все пять лет так. И девчонка та куда-то пропала. А Осокина…

«Так вот оно в чем дело, — подумала я, — что-то в этом роде я и подозревала… Как же я сразу не догадалась — только что из армии…»

— Так что, — заключил молодой человек и выплюнул окурок папиросы себе в ведро, — вам тут, можно сказать, делать нечего. Мы за ней ухаживаем и это… В обиду ее не даем. Живет бабка.

— А что же? — спросила я еще. — Родственников у нее больше никаких нет?

— В том-то и дело, что никаких, — сказал молодой человек и цокнул языком, как будто был очень рад тому, что у Светланы Александровны Осокиной, кроме пропавшего сына, нет никаких родственников.

— А по документам, — снова сказала я, — у нее еще дочь…

— Дочь замуж вышла и совсем про мать забыла, — отрапортовал молодой человек, — такая, между нами говоря, сука… В прошлом году была один раз, полчаса посидела и выбежала. Рыдает, говорит: не могу я на нее смотреть на такую, — понятно, человек-то сумасшедший, кому же смотреть приятно. А мы так ничего… Приходим, продукты приносим, убираемся у нее…

— Хорошие соседи попались бабушке, — заметила я, — альтруисты.

— Чего? — не понял молодой человек и нахмурился, — вы тут не очень-то… За оскорбления тоже можно, между прочим, в суд подать. Да, да, не обрадуетесь…

— Извините, — проговорила я, — я просто хотела сказать… это хорошо, что вы несчастную женщину в беде не оставляете.

— Не оставляем, — подтвердил молодой человек, — так что по закону имеем все права… И нечего тут ходить, воду мутить…

— Какие права? — переспросила я.

— А то вы не знаете! — воскликнул молодой человек и достал еще одну папиросу. — Квартирку хотите оттяпать себе, да? Бабку в приют какой-нибудь или в психушку, а квартирку — себе. Не выйдет. Мы уже заявление подавали и писали куда следует. Мы теперь полные права имеем… Ходят целыми днями, — добавил разволновавшийся молодой человек, закуривая.

— Я первый раз только пришла, — осторожно напомнила я.

— Это вы в первый раз, — тут же отозвался молодой человек, — вчера заходили какие-то… в костюмах с «дипломатами», целую сумку жратвы принесли Осокиной, все про сына ее выспрашивали…

«Что-то никакой сумки я не видела у… Постойте, — вдруг ударило меня, — Гром ведь говорил, что никто, кроме меня, этим делом не занимается. Ни менты, ни… Вот так новости…»

— А откуда они приходили? — быстро спросила я. — Из какого ведомства?

— А хрен их знает, — ответил молодой человек, мигом помрачнев, — они со мной даже разговаривать не стали, гады… Сказали только, что из какого-то… опекунского совета. Я про такой и не слышал.

«Я тоже, — подумала я, — и вообще, сомневаюсь, существует ли такое ведомство».

Молодой человек поднял ведро, выплюнул туда второй окурок и, буркнув что-то на прощание, прошел мимо меня и скрылся за дверью, располагавшейся как раз напротив двери в квартиру Осокиной.

Я вышла на лестничную площадку и медленно начала спускаться вниз по лестнице.

«Что же мы имеем? — размышляла я. — Немного, надо сказать. Осокин тут явно не появлялся… Представляю, какой резонанс вызвало бы среди соседей его неожиданное возвращение. А с другой стороны — я получила важную информацию. Настолько важную, что сообщить ее Грому необходимо. Может быть, он что-то скажет мне о тех людях, что заходили к Осокиной».

* * *

Он вошел в подъезд, поднялся по лестнице на нужный ему этаж, привычно повернулся к двери, нажал на кнопку звонка и услышал хорошо знакомую ему трель.

За дверью было тихо. Сергей терпеливо подождал несколько минут и снова позвонил.

Потом он звонил еще и еще, но дверь ему так никто и не открыл.

Сергей ударил кулаком по ребристой поверхности двери и только сейчас ощутил, что никакого живого тепла в квартире нет.

Он тряхнул головой и снова позвонил, хотя уже знал, что этот звонок бесполезен.

В квартире никого нет. Или… Мертвое тело не излучает живого тепла, которое мог почувствовать Сергей через дверь.

«Он ее убил, — шевельнулась в его голове мысль, — убил — и все… Как мавр Дездемону…»

Отчетливо качнулась перед его глазами перекошенная черная физиономия, и на белой подушке в окружении разбросанных темных волос — посиневшее лицо. И потянулась черная рука к длинному кинжалу, низко — по последней моде — висящему на бедре.

— Бред! — отшатнувшись от двери, прохрипел Сергей. — В квартире просто никого нет. Она ушла в магазин или… Или уехала куда-нибудь… Этот ее муж… как его… мог отправить ее от греха подальше… на Канарские острова, например…

Сергей закурил и поднялся на лестничную площадку на этаж выше. Там он закрыл глаза и опустил голову, совершенно исчезнув в клубах синего дыма.

Через полчаса, выкурив несколько сигарет подряд, он немного успокоился.

«Подожду, — решил он, — идти мне все равно некуда. А если… Сколько понадобится, столько и буду ждать. Хоть год. А как дождусь… Мне бы только увидеть ее. И она пойдет вместе со мной. Пусть это нечестно, но когда все успокоится, тогда… я со своими способностями могу дать ей гораздо больше, чем этот бандит. Только пусть пойдет со мной. Пусть сначала не по своей воле, но потом… Она же любила меня раньше, значит, сможет полюбить снова. И ничего страшного нет в том, что я использую свою силу внушения, чтобы увести ее. Она ведь считает, что я ничего не могу ей дать и потому не уходит, она даже боится меня. Она и раньше немного побаивалась моих фокусов — как она называла мои… сверхспособности, но теперь она поймет, что я многое могу… Я просто помогу ей понять. Эти кретины из ФСБ, сами того не зная, своими дурацкими упражнениями и опытами разбудили во мне силы гораздо большие, чем… чем раньше у меня были. Спасибо им. Наверное, кого-нибудь уже пустили по моему следу…»

Сергей быстро сбежал вниз по лестнице и приложил ухо к двери — ему показалось, что из квартиры раздался какой-то шорох.

Когда он понял, что ошибся, то снова поднялся на лестничную площадку этажом выше.

«Материалы, те, что были на меня в служебных компьютерах, я постарался уничтожить, — опять ухватил он мысль своих рассуждений, — может быть, что-то и осталось, но… но это мелочь. А те люди, что занимались мною и много обо мне знали… волшебным образом потеряли память. Сомневаюсь, что теперь какие-нибудь штатные гипнотизеры и психоаналитики смогут им помочь. Конечно, я наследил уже в этом городе, но… плевать. Я пять лет терпел унижения и… Пока не понял, что у меня достаточно силы для того, чтобы навсегда исчезнуть из поля зрения секретных служб. Черт, я просто хочу, чтобы меня оставили в покое! Почему я не могу жить так, как хочу?»

Сверху послышались шаги спускающегося по лестнице человека. Немного поколебавшись, Сергей все же отошел за колонку мусоропровода и прижался спиной к стене так, чтобы его не было видно с лестницы.

Прошаркали по лестничной площадке.

— Опять накурили здесь, гады, — проскрипел злобный женский голос, — и окурков набросали, козлы. Мордой бы вас в эти окурки…

Звук шагов переместился ниже, потом еще ниже, потом исчез совершенно.

Сергей стряхнул со щеки приставшую ниточку паутины и медленно опустился на корточки. Потом снова закурил, осторожно пуская дым по стене. И почему-то подумал, что ждать ему придется довольно долго.

— Сволочи, — тихо проговорил он, и если бы кто-нибудь вдруг услышал его, то наверняка бы не понял, кого Сергей имеет в виду.

Глава 4

Возле моего «Ягуара» уже болтались два долговязых подростка в одинаковых спортивных шапочках. Они то и дело оглядывались по сторонам и перебрасывались короткими, но, судя по всему, очень значимыми для них фразами.

Увидев, что я подхожу к машине, вынимая на ходу ключи, они переглянулись и неторопливо отправились к располагавшейся неподалеку крытой автобусной остановке.

«А вовремя я подоспела, — подумала я, — еще бы немного и… На эту улицу все менты города съехались бы. Едва эти сопляки попытались бы вскрыть машину, как поднялся бы такой вой…»

— Так, — проговорила я вслух, — сейчас мне нужно связаться с человеком из местного отделения ФСБ, про которого мне говорил Гром. Так как этот человек в курсе моего задания, то он поможет мне немного — с жилищем и с надежной стоянкой для моего автомобиля. А пока… Пока нужно передать сообщение Грому…

Я свернула на улочку потише, и, выбрав безлюдное место у дороги — рядом с глухой стеной какого-то здания, — остановилась.

Потом включила передатчик, который я покрыла специальным составом, чтобы он выглядел серебряным.

Произнеся позывные, я несколько секунд напряженно прислушивалась, пока из крохотного динамика не раздалось:

— Багира?

— Гром, — сказала я.

— Да, это я, — проговорил Гром, — добралась до места?

— Конечно, — ответила я.

— Приступила к выполнению задания?

— Немедленно после прибытия.

— Отлично, — в голосе Грома, обычно спокойном, зазвучало одобрение, — задание требуется выполнить как можно быстрее. Объект крайне опасен прежде всего тем, что его действия абсолютно непредсказуемы. Чем раньше ты его разыщешь, тем лучше. Черт его знает, что он натворит…

— Я была у его матери, — заговорила я, как только смолк голос Грома.

— Осокина Светлана Александровна, — тотчас вспомнил Гром.

— Вот именно.

— Что-нибудь удалось у нее выяснить? — поинтересовался Гром.

— Ничего, — проговорила я, — у нее — ничего. Вряд ли Осокин заходил к матери и вряд ли зайдет. То есть я не исключаю такую возможность, что он был в квартире у Осокиной, но чтобы он там скрывался — это совершенно невозможно…

Я вспомнила физиономию молодого человека — Александра Михайловича. Точно — если он вдруг узнает, что объявился Сергей, он такой шум поднимет…

— Значит, в Елани у Осокина есть какое-то определенное дело, — задумчиво проговорил Гром, — настолько серьезное, что он даже не зашел повидаться с матерью. Плохо… Совсем плохо…

Я промолчала. Воспоминания о свидании со Светланой Александровной, особенно после того, как я узнала, что она безумна, нагнетали на меня тягостное настроение. Тем более для самого моего дела особенного интереса эта информация не представляла. Так что пересказывать досконально всю встречу не было нужды.

Отчет о текущей операции, как учили меня, должен включать в себя только важные факты.

— Гром, — позвала я, так как в переговорах по передатчику нельзя было называть настоящие имена — лишь специально оговоренные позывные.

— Что-нибудь еще?

Я помолчала немного, думая, как лучше сформулировать информацию, и неожиданно для себя спросила:

— Тот человек, чей телефон вы мне дали в Тарасове, — насколько в курсе дела?

— Он, — ответил Гром, — знает, что проводится операция — и все. Тебе не нужно информировать его о ходе операции, просто используй его как тебе заблагорассудится. Ну, тип А-123, разве я тебе не говорил?

— Нет, — ответила, — если бы сказали, я бы не спрашивала.

— Старый стал, — помолчав, усмехнулся Гром, — лет двадцать назад я… Извини.

Я деликатно промолчала. Тип А-123. Таких сотрудников агенты моего уровня обычно называют «болванами». Грубо, зато очень верно — «болваны» помогают в ходе операции, и здорово помогают — в бытовом плане люди эти просто незаменимы, но о самой операции «болваны» не знают почти ничего. В лучшем случае им известно только направление, в котором работают агенты.

Тип А-123… Значит, он никаких важных сведений не имеет об операции. Тогда откуда же произошла утечка информации? Ведь кто-то еще, кроме меня, разыскивает этого сбежавшего Осокина.

Гром говорил мне, что в курсе всей операции лишь несколько человек — все люди, проверенные многолетней службой.

— Гром, — снова позвала я, — думаю, вам нужно провести небольшое расследование. Возможна утечка информации. У меня, кажется, появились конкуренты.

— Конкуренты? — Гром был изумлен до крайности, но в его голосе было только удивление. — Знаешь, Багира, это вряд ли возможно.

— Однако так оно и есть, — сказала я.

— Я начну проверку, — сказал Гром, — хорошо… То есть ничего хорошего. Какие-нибудь еще сведения? Вопросы, информация?

— Еще один вопрос, — сказала я, — а что будет с Осокиным, после того как я найду его?

Гром явно не ожидал такого.

— Н-не знаю точно, — помедлив ответил тот, — не я это решать буду. Но… Багира, ты сама должна понять — Осокин обладает исключительными навыками и совершенно поразительными экстрасенсорными способностями. Как говорится, такого человека лучше иметь другом, чем врагом. Особого желания, насколько я понимаю, у Осокина сотрудничать с нами нет, а вдруг его попытаются завербовать агенты разведок других стран? И потом… Осокин — носитель огромной мощности, то есть объект, представляющий большую опасность для нашего государства… потенциально…

Гром внезапно замолчал. Я поняла, что он хотел мне сказать. Если Осокин не согласится сотрудничать с ФСБ, то скорее всего Осокин больше ни с кем и никогда сотрудничать не будет…

— Спасибо, — сказала я, — за откровенность.

— Отбой. До связи.

— До связи, — и я отключила передатчик после того, как отключился Гром.

Потом я достала из кармана телефон и, на мгновение зажмурив глаза, восстановила в памяти номер телефона, тот, что Гром дал мне в Тарасове.

Набрала номер и, дождавшись, когда снимут трубку, проговорила слова пароля.

* * *

Я прошла еще несколько шагов по оседающей под ногами почве и перепрыгнула страшно урчащий ручей, по дну которого струилась дурно пахнущая черная жидкость, не имеющая ничего общего с водой.

Потом я ступила в местность, сплошь заросшую кустарником, кустарник попался колючий, без листьев, ветви сплетаются намертво — так, что никакого просвета не видно.

Через кустарник я продралась довольно скоро, расцарапав, правда, при этом себе руки.

Когда кустарник кончился, передо мной открылась маленькая полянка среди высоких старых деревьев. Посреди полянки стояла скамейка, почти до высоты изогнутой спинки заваленная опавшей осенней листвой.

Оглядев полянку, я заметила небольшую тропинку между деревьями — и едва удержалась от того, чтобы не выругаться. Чтоб мне пойти прямо, а не сворачивать через заросли старого парка города Елани.

Думала, так короче будет.

На скамейке — спиной ко мне сидел человек в длинном коричневом осеннем пальто.

Это он назначил мне встречу. Впрочем… Нужно еще назвать пароль, который он сам мне сказал в конце нашего с ним телефонного разговора.

— Койот!

Он сильно вздрогнул, когда я произнесла пароль прямо над его ухом, он не слышал, как я подходила к нему.

— Ба… Багира, — выговорил он, обернувшись ко мне, — ну, даете…

— Извините, — сказала я, — не хотела испугать.

— Да я и не испугался…

Сразу видно «болвана». Настоящий агент никогда не допустил бы, чтобы к нему кто-то незаметно подкрался. А этот «болван» ждал меня со стороны тропинки, а все варианты моего появления с какой-нибудь другой стороны он, конечно, не принимал во внимание.

Я присела рядом с ним на лавочку. Чемоданчик, который был у меня в руках, я поставила себе под ноги.

— Листьев-то сколько, — сказал Койот, — в этой части парка давно не убираются — перерыли все, — трубы второй год ремонтируют. Все заросло… А я и не ожидал, что вы такая… Красивая… Как… Как киноактриса. Я вас другой представлял.

— Какой? — поинтересовалась я.

— Ну… Я представлял себе такую… Джеймса Бонда в юбке.

— Спасибо, — усмехнулась я, — за комплимент.

— Пожалуйста… — словно извиняясь, проговорил Койот. — То есть… Фотографии-то я вашей не видел. Не положено — секретность все эта.

— Понятно, — сказала я и выразительно посмотрела на часы.

— Да, — спохватился Койот, — извините. Чем я могу вам помочь?

Я уже успела рассмотреть своего собеседника. Он был невысок, — наверное, ниже меня ростом. Худощав — об этом можно было судить по его узким ладоням и тонким запястьям и еще по тому, как мешковато сидело на нем длинное пальто. Поначалу я думала, что лицо его посерело от внезапного испуга, но потом поняла, что этот цвет лица у него — постоянный: бледное у него было лицо, землистое какое-то.

— Во-первых, — сказала я, — нужно поставить мою машину на надежную стоянку. «Ягуар» серебристого цвета. Я оставила ее у ворот парка.

— Будет сделано, — кивнул Койот и, достав из кармана мобильный телефон, произнес туда несколько слов. — Все, — проговорил он, обращаясь ко мне, отключив телефон, — машина будет находиться на специализированной стоянке, пока вы будете пребывать в нашем городе.

— Отлично, — оценила я, — хорошо работаете.

— Что еще? — серьезно спросил Койот.

— Мне нужно жилье, — сказала я, — номер в недорогой гостинице… Не самый лучший номер. Но — обязательно — отдельный.

— Это как раз нетрудно, — неожиданно улыбнулся мой собеседник, — в нашем городе дорогих гостиниц нет — одни недорогие. Отдельный номер вам обеспечен. Секундочку…

Он снова достал свой телефон, набрал какой-то номер и говорил на этот раз несколько дольше, чем тогда, когда распоряжался относительно моей машины.

— Все, — опять проговорил он, отключая телефон, — ваш номер в гостинице «Славянская» — пятьдесят восемь. Это на втором этаже. Одноместный.

— Хорошо, — сказала я, — теперь последнее и самое главное. Мне нужны документы на имя оперативника местного отделения МВД. Скажем, капитан милиции. Естественно, с моей фотографией.

Койот задумался на несколько минут.

— Пожалуй, через два часа удостоверение было бы готово, — сказал он, — но нужно еще вас сфотографировать, так что, — наверное, завтра…

— Фотографировать не надо, — сказала я, — принесите мне, пожалуйста, ветку потоньше и подлиннее.

— Какую ветку? — оторопел от неожиданности Койот.

— С дерева, конечно, — сказала я, — не с кустарника же… Мне длинная и тонкая нужна.

Койот пожал плечами и поднялся с лавки. Поколебавшись немного, он одернул пальто и направился к ближайшим деревьям.

Когда он повернулся ко мне спиной, я быстро положила чемоданчик себе на колени и набрала код. Открыв чемоданчик, я достала оттуда небольшую папочку, предусмотрительно захваченную мною из дома.

Из папочки я извлекла несколько своих фотографий для документов, отобрала одну, остальные сунула обратно в папку, а папку положила в чемоданчик.

Потом чемоданчик закрыла и крутанула колесики на шифровом замке.

И повернулась к Койоту.

Он, неловко подпрыгивая, пытался дотянуться до нижних ветвей высоченного тополя. Я права оказалась, оценив его рост — немного ниже среднего.

Добыв, наконец, мне ветку, он обернулся.

— Такая пойдет?

— Да, — сказала я, — хорошо, спасибо.

Чемоданчик мой снова стоял у ног. Конечно, у меня не было причин не доверять Койоту, но ведь причин доверять ему тоже не было. Он являлся сотрудником ФСБ, я связалась с ним по телефону, указанному мне Громом, но самого Койота я видела первый раз в жизни. И самое главное правило секретного агента — никому никогда не доверять.

Вот я и отправила его за совершенно ненужной веточкой, чтобы без боязни, что он увидит код на моем чемоданчике, извлечь оттуда фотографию.

Я не хотела выказывать явно свое недоверие и просить его отвернуться, пока я буду открывать чемоданчик, — элементарная психология — мне же с этим человеком еще сотрудничать придется.

— Вот. — Койот протянул мне веточку и снова уселся рядом.

— Спасибо, — сказала я, положив на колени веточку, — красивая какая… А это вам фотография.

На фотографию Койот посмотрел будто пятилетний мальчик на куриное яйцо, извлеченное цирковым фокусом из уха. Но ничего не сказал, хмыкнул и положил фотографию во внутренний карман своего пальто.

— Теперь все, — сказала я, — да, кстати, как мне быстрее добраться до гостиницы?

Койот снова пожал плечами:

— Поймаете любую машину на улице. «Славянскую» все знают.

— Действительно, — рассмеялась я, — я еще не привыкла к вашему городу — он такой маленький, — пешком можно пройти через него насквозь за два часа.

— Это точно, — вздохнул Койот, — у нас не развернешься…

Я усмехнулась. Так вот ты о чем. Мечтаешь карьеру сделать. Что ж — успешное выполнение мною этого задания принесет успех и Койоту — пусть тогда его непосредственное начальство думает о повышении в должности ценного сотрудника.

— Ладно, — сказала я, — спасибо. Когда снова мне понадобятся ваши услуги, я позвоню. Пароль изменим. Вот таким образом…

Койот выслушал предложенный мною вариант. Попросил повторить еще раз и опять выслушал, с видимым напряжением сведя брови на сером лице и склонив голову.

— Запомнили? — спросила я. — Повторите.

Койот послушно повторил пароль слово в слово.

Кивнув ему, я поднялась с лавочки.

— До связи тогда… Да! Как мне забрать документы свои?

Койот минуту подумал и проговорил:

— Я вам в гостиницу позвоню, — предложил он, — скажу, что… ваш багаж доставлен. Мы тогда на этом самом месте и встретимся.

— Нет уж, — усмехнулась я, — снова через эти дебри лезть…

— Зачем через дебри? — удивился Койот, — там тропинка есть. Я по ней и дошел сюда.

Я на мгновение задумалась. Дело было совсем не в колючках. Я не забыла, что к этой скамейке можно выйти и по тропинке.

Просто мне казалось нецелесообразным возвращаться снова в этот заброшенный парк лишь для того, чтобы провести там несложную операцию передачи удостоверения.

Тем более что два раза на одном и том же месте назначать встречу позволительно только влюбленным романтикам, а никак не сотрудникам службы государственной безопасности.

Ну ладно, Койот — всего лишь «болван». А я профессионал, и поэтому…

— Нет, — сказала я, — эту встречу назначили вы, а следующую назначу я.

— Вы же… не знаете город, — как-то неуверенно выговорил Койот.

«Я ехала через этот город, — вспомнила я, — по улице Энгельса, это, кажется, центральная улица. Там я обратила внимание на кафе „Красавица и чудовище“. Хорошее, судя по всему, кафе — неоновая вывеска и стены не стеклянные. Вот там — я думаю — встречу и назначу. Только не сейчас сообщу об этом Койоту, а потом».

— Позвоните мне на мобильный, — сказала я, — через два часа. Я назначу встречу. Запоминайте номер.

Я продиктовала номер, потом заставила Койота дважды повторить его, пока не удостоверилась в том, что он его точно не забудет.

— Все поняли? — спросила я наконец.

— Да, — ответил Койот и осторожно усмехнулся.

Смейся, смейся. Тебе, наверное, все эти предосторожности кажутся играми в шпионов, но на то ты и «болван», а не секретный агент.

Никому не доверять — первое правило. Из всего ведомства, с которым я связала свою жизнь, я доверяла только Грому. И больше никому.

— До связи, — сказала я.

— До свидания, — попрощался и Койот.

Я кивнула ему и, подхватив чемоданчик, пошла по направлению к мелькавшей за деревьями тропинке, и, надо думать, Койот смотрел мне вслед — как я на ходу тонкой длинной веточкой тополя сбивала немногочисленные оставшиеся еще желтые осенние листья с деревьев.

* * *

Сергей почти всю выкурил одну из своих пачек сигарет. Окурки он аккуратно собрал с пола лестничной площадки и ссыпал в пасть мусоропровода.

Он ждал уже несколько часов, и за это время не меньше десяти раз ему приходилось прятаться от спускающихся или поднимающихся по лестнице жильцов в укрытие между стеной и колонкой мусоропровода.

Снизу снова послышались шаги.

Не вынимая изо рта незажженной сигареты, Сергей отступил к колонке.

Человек поднимался по лестнице довольно быстро — почти бежал. Сергей даже слышал, как он насвистывал себе под нос что-то веселое.

Человек, отделенный от Сергея теперь одним только лестничным пролетом, на ходу достал из кармана ключи — зазвенело — и, продолжая насвистывать, бодро взбежал на лестничную площадку и остановился как раз у той самой двери, у которой Сергей так долго стоял несколько часов назад.

Сергей вышел из своего укрытия и осторожно выглянул из-за угла.

Дородный мужчина в дорогом кожаном плаще с небольшим «дипломатом» под мышкой нетерпеливо ковырялся ключом в замочной скважине.

«Муж, — стукнуло в голове у Сергея, — ее муж. Этот, как его… Славик. Бизнесмен-бандит… Мерзкая харя какая…»

— Что за черт? — недоуменно проговорил вдруг Славик. — Не открывается…

Он вытащил ключи из замочной скважины и принялся рассматривать их, близко поднеся к глазам.

— Все нормально, — буркнул он и снова попытался открыть дверь. — Ни хрена не понимаю, — в изумлении прохрипел он после нескольких минут безуспешных попыток.

Сергей вдруг вздрогнул. Ему показалось, что… Да нет, не показалось, а так оно и есть. Сергей, двигаясь совершенно бесшумно, сделал несколько шагов и заглянул в провал лестничного пролета.

Точно. С первого этажа поднимались люди. Сергей насчитал троих, идущих гуськом. Они старались не шуметь, ступали тихо и не разговаривали друг с другом.

«Вот так дела, — удивленно подумал Сергей. — Постойте, так это они к Славику… Можно предположить, что они специально испортили замок в его двери, чтобы задержать Славика на лестничной площадке… А зачем на лестничной, если можно в квартире? Хотя… Я слышал, что у этих… новых русских в квартире теперь сигнализации больше чем в Эрмитаже понатыкано… А на этой лестничной площадке только две квартиры — бандиты могли подгадать, когда в соседней квартире… Черт возьми! — вспомнил Сергей, — Света же говорила мне, что соседи у нее уехали на курорт отдыхать!»

Снизу показалась голова первого из идущих — в черной спортивной шапочке. Нет, это не спортивная шапочка — это маска с прорезями для глаз и рта — такие маски используют в своей профессиональной деятельности киллеры и бойцы ОМОНа.

Сергей тут же отшатнулся назад — снова спрятался за стену.

«Господи, а Света! — вдруг ударила его мысль. — Как же она?! Где она? Может быть, она в квартире, она там связанная… Нет, в квартире никого нет — я же чувствовал. Значит, Светы либо нет в квартире, либо она там, но она… Нет, нет, не может такого быть, просто не может… Сейчас мне лучше не вмешиваться, лучше послушать и посмотреть, что будет…»

— Да что это в самом деле такое?! — громко возмутился дородный Славик, опять вытащив из замочной скважины ключи. — Я этих козлов, которые мне дверь ставили… Я их, в натуре… Ой.

«Заметил троицу, — решил Сергей, — вот сейчас и послушаем. Только бы они его сразу не убили. Нет, не убьют — зачем тогда надо было заваривать всю кашу с испорченным замком…»

— Ч-что вам надо? — захрипел Славик. — У меня, между прочим, охрана внизу. Я сейчас крикну и…

— И я тебе башку прострелю сразу, — договорил за него низкий голос, — понял, придурок? Ни хрена у тебя внизу нет никого…

— Я… Я… Что вам от меня надо?

— А ну давайте… — Обладатель низкого голоса обращался теперь, как догадался Сергей, не к Славику, а к своим подручным. — Давайте — один наверх, один вниз — этажи проверить.

Тут же зашелестело вниз, и Сергей услышал, как кто-то быстро взбегает по лестнице к нему. Сергей отстранился немного от стены — спустя секунду перед ним возник невысокий крепкий парень в кожаной куртке и черной маске, скрывающей лицо.

Увидев Сергея, парень остановился. В нижней прорези маски шевельнулись губы, но крикнуть парень не успел — только получилось у него издать какой-то неопределенный звук.

— Эй! Что там наверху? — немедленно долетел снизу приглушенный окрик.

— Ничего, — спокойно ответил парень, подчиняясь глазам Сергея, — тут чисто все…

— Ну, так спускайся, придурок! Чего ты там торчишь-то?..

— Иди, — совсем неслышным шепотом разрешил Сергей, — никого не видел.

Парень медленно развернулся и начал спускаться вниз по лестнице, двигаясь, как деревянная кукла на шарнирах, а потом вдруг остановился и тряхнул головой.

— Ну, чего ты возишься, идиот? — снова услышал Сергей низкий голос и сразу после этого ответ парня:

— Ничего… так…

Спустя секунду после этого короткого диалога до Сергея долетел звук двух почти одновременных ударов и незамедлительно после этого — едва слышный хрип, в котором Сергей с трудом узнал голос дородного Славика:

— Что ж вы делаете?..

— Молчи, сучара! — низкий голос. — И слушай, что я буду тебе говорить, слушай внимательно и хорошенько запоминай, потому что от этого зависит твоя жизнь, понял, нет?

Еще один удар.

— П-понял… Не бей больше…

«Хорошо работают, — отметил Сергей, — быстро и организованно. Профессионалы… А сейчас можно и выглянуть — посмотреть мизансцену. Пока эти ребята Славиком занимаются…»

Сергей осторожно высунулся из-за стены. Славик стоял на коленях, прикрывая локтями живот, — кожаный плащ разметался по грязному полу лестничной клетки, как крылья плененной птицы. Прямо над Славиком возвышался рослый мужчина в маске. Два парня стояли немного поодаль, напряженно переступая с ноги на ногу.

— Не дрыгайся, мразь потная, — приглушая и без того низкий и хриплый голос, заговорил рослый, когда Славик что-то прохныкал, — слушай…

* * *

Обладатель низкого голоса говорил быстро, но четко и внятно. Сергей слышал каждое слово.

Сергей уже не прятался за стеной, он забыл о том, что его могут заметить. Речь хриплоголосого так поразила его, что он забыл вообще обо всем на свете.

— Ну, ты понял, короче, урод, — закончил рослый и сплюнул, едва не угодив Славику на голову, — она у нас, и не вздумай рыпаться. В ментовку или еще как… Братве своей базарить про все это дело не вздумай, понял? Просто скажи всем, что твоя жена уехала на курорт, понял? Объясни, что отдохнуть ей захотелось. Это просто, даже такой говнюк, как ты, сможет объяснить…

— Что вам… — все скулил Славик, который, судя по всему, мало что соображал от страха и плохо понимал, что ему говорят. — Сколько вам надо денег, чтобы вы ее вернули? Я найду…

Парни за спиной рослого переглянулись.

— Вот тупой, — вздохнул рослый и под маской почесал себе макушку, — я же тебе сто раз повторял — никаких денег нам не надо. Мы ее не для выкупа похищали. Просто твоя баба какое-то время побудет у нас, потом мы ее отпустим. Никаких денег с тебя не возьмем. Теперь дошло?

— А… — Славик перекосил лицо, мучительно соображая. — Это… А зачем вам она, если вы не это… не для выкупа?..

— Пристрелить его — и все, — сказал один из парней, — так точно лучше будет. А то он все-таки донесет куда-нибудь. Или сдуру что-нибудь выкинет.

— Нельзя, — сквозь зубы пробормотал рослый, — я бы сам его с удовольствием… Приказа не было его убивать. К тому же он нам нужен для дела…

Внизу послышались шаги. Кто-то поднимался вверх по лестнице. Парни, словно по команде, обернулись и достали из карманов одинаковые черные пистолеты.

— Отставить, — быстро приказал рослый, — сворачиваемся. Ты!

Он наклонился к Славику и, глядя ему прямо в глаза, проговорил, торопясь:

— Про нас никому ни слова, понял? С бабой твоей ничего не случится. Теперь слушай сюда… Вот тебе фотография. Если этот человек придет к твоей жене, будет искать ее, ты пошли его по этому адресу… Адрес на оборотной стороне фотографии. Понял?

— П-понял, — стуча зубами, пробормотал Славик.

Он схватил фотографию и прижал ее к груди.

— Только вы это… — проговорил он, когда рослый выпрямился.

— Что?

— Не троньте ее… я никому не скажу. Не троньте ее… Отпустите потом… Я вам любые деньги…

— Не ссы. Никто ее не тронет, — пообещал рослый и кивнул одному из парней.

Тот неслышно сбежал вниз и заглянул в лестничный пролет. Вернулся и проговорил, облизывая пересохшие губы:

— Бабуся какая-то прется. С палкой. Медленно, как черепаха.

— Уходим, — сказал на это рослый.

И они ушли, оставив стоящего на коленях Славика.

Сергей привалился к стене. Вся отхлынувшая от сердца кровь стучала у него в висках. После всего того, что он услышал, он уже мало что понимал.

Шаги трех бегущих людей простучали вниз по лестницам, а потом хлопнула дверь в подъезде. Только тогда Сергей очнулся. Он отлип от стены и бросился вниз.

Пробежал мимо застывшего на лестничной площадке Славика, мимо безучастной ко всему происходящему старухи — и вылетел на улицу.

И ничего там не увидел, кроме мелькнувшей у самого въезда в подворотню машины.

«Не догнать, — подумал Сергей, — ушли, теперь…»

Он бросился обратно в подъезд. Старуха за то время, пока он был у подъезда, одолела еще три ступеньки и, натужно пыхтя, упрямо перлась вверх.

Славик так и стоял на коленях. Не поднялся он и тогда, когда Сергей сильно пихнул его кулаком в плечо. Только дернул головой и простонал:

— Говорил же я ей… Надо было переехать в другой дом… Где домофоны и охрана, и… А она все — не хочу с родительским домом расставаться… Мать у меня тут жила и отец…

— Фотография, — сказал Сергей.

— Не дам! — испуганно вскрикнул Славик, прижимая к груди четырехугольный клочок бумаги.

Сергей рванул его за кисть руки и выхватил уже изрядно помятую фотографию.

— Так и есть, — прошептал он, вглядываясь в нее.

Это и фотографией-то в полном смысле слова назвать было нельзя. Просто выполненный на фотобумаге плохой ксерокс с компьютерного фото.

Сергей сразу узнал, откуда вывели этот снимок. С его файла, того, что он уничтожил уже потом, когда убегал из секретной лаборатории ФСБ.

— Так они… — пробормотал он, — меня ищут. Затем и похитили Свету… Как приманку, чтобы я клюнул и пришел за ней… Приду, — криво усмехнулся он, — а когда приду…

Сергей недоговорил. Какой-то странный звук долетел до него. Сергей вздрогнул и спрятал фотографию в карман.

— Отдай! — снова попросил Славик и заплакал. — Отдай, они же теперь убьют ее! И меня… И тебя тоже убьют! Они всех убьют…

— Заткнись, — сказал Сергей, отступая к лестнице, ведущей вниз. — Адрес, — колотилось у него в голове, — на обратной стороне — адрес…

— Отдай, — продолжал хныкать Славик, — мне нужно передать это фото тому, кто придет… А! — заревел он вдруг, неловко пытаясь подняться с колен. — Так это — ты! Ты — тот ублюдок, из-за которого они похитили Светочку! Да я тебя, да я… Да я тебя пристрелю сейчас!

Держась за стену, он поднялся. Исподлобья глядя на Сергея, зашарил в карманах плаща, словно в поисках оружия, потом какая-то новая мысль посетила его и он опять упал на колени.

— Скажи им, чтобы они… Скажи им, чтобы они отдали мне ее… — размазывая по щекам слезы, завыл он. — Они ведь, я их видел, это страшные люди… — Он пополз на коленях к Сергею, попытался обхватить его за ноги, но упал.

— Придурок, — пробормотал Сергей, срываясь с места.

Он кинулся вниз по лестнице, едва не сшибив все волочившуюся старуху.

«Так быстро они меня не ждут, — мысли одна за другой возникали в сознании Сергея, — если я поспешу, то наверняка застану их врасплох… Похитили Свету… Поганые фээсбэшники! Сволочи, когда же вы оставите меня в покое!»

Старуха сделала еще несколько шагов и оказалась рядом с распластавшимся на лестничной клетке Славиком.

— Нажрутся и валяются, — переводя дыхание, неприязненно проворчала она, — вот в милицию заявлю на вас… Алкаши…

Глава 5

Номер в гостинице у меня оказался одноместным, скудная мебель была изготовлена еще в незапамятные спартанско-советские времена — навеки сбитая тумбочка из материала, очень похожего на дерево, кровать с железной панцирной сеткой, крытая твердым, как доска, матрацем и серым постельным бельем сверху, массивный шкаф и устойчивый столик, напоминающий вставшую на ходули черепаху; в заклеенные монотонными обоями стены вбито несколько гвоздей, заменяющих, надо думать, вешалки.

Из всех достижений цивилизации в номере были туалет и ванна.

Осмотрев номер, я уселась на кровати и посмотрела на часы. Еще час остался у меня до того, как мне нужно будет звонить Койоту.

За этот час мне необходимо сделать одно дело. Я открыла свой чемоданчик, достала из него небольшой прибор, похожий на черную мыльницу. Потом поднялась и, щелкнув кнопкой на покатой крышке «мыльницы», принялась водить прибором по ближайшей ко мне стене, как будто мыла обои, стараясь не пропустить ни сантиметра.

Конечно, маловероятно, что в этом номере окажутся «жучки» или какие-нибудь другие подслушивающие устройства — именно для выявления подобных электронных штучек изготовлен мой прибор, — но проверить надо в любом случае, всегда необходимо подстраховываться.

А когда я закончу со стенами, нужно будет так же исследовать мебель, благо ее в этом номере совсем немного.

Я управилась ровно за час. Упрятав прибор обратно в чемоданчик, я достала из кармана мобильный телефон и набрала номер Койота.

* * *

Встреча с Койотом прошла нормально. У дверей кафе, где я назначила встречу, уже стоял автомобиль, на котором мне предстояло передвигаться по городу — «Жигули» шестой модели белого цвета.

На этой «шестерке» я и подъехала через полчаса после встречи с Койотом к массивным железным воротам психиатрической больницы номер один.

Оставив машину у высокой кирпичной стены, я подошла к воротам и забарабанила кулаком в тотчас загудевшее железо. Никакого звонка на воротах не наблюдалось.

Почти тотчас открылось маленькое окошко в одной из створок ворот.

— Вам чего надо? — неприязненно осведомился охранник, просовывая наголо бритую голову в окошко.

— Милиция, — сказала я, предъявляя только что полученное от Койота удостоверение, — уголовный розыск. Юсупова Антонина Васильевна, капитан.

Лысая голова охранника исчезла, окошко захлопнулось, и через минуту с ужасающим скрипом в сторону отошла правая створка ворот.

— Проходите.

Я прошла через ворота и оказалась в довольно широком пустынном дворе, похожем на солдатский плац.

— К восемнадцатому, что ли? — поинтересовался охранник, закрывая за мной ворота.

— Что? — не поняла я.

— Ну… к восемнадцатому, к Петрову то есть, — поправился охранник, — бандюгана к нам привезли на днях. Все менты… э-э… милиция к нему ходит. Что он такое натворил-то?

— Ведется следствие, — уклончиво ответила я и спросила тотчас: — А сколько раз к нему приходили уже?

— В мою смену два раза, — сказал охранник, — а напарник, который вчера дежурил, говорил, что снова приходили из милиции к нему.

«Странно, — подумала я, — как я поняла из рассказа Грома, Петрова привезли в больницу прямо из отделения, где безуспешно пытались допросить. Вполне законно менты могли зайти к нему… пару раз, выяснить у докторов, как продвигается лечение, и попробовать допросить опять. Но даже два раза — это много. А уж три… Не те ли самые товарищи, посещавшие Осокину, заходили к Петрову, на этот раз представившись милиционерами? Не исключаю такой возможности. В этом случае моя версия о том, что у меня в моих поисках Осокина есть конкуренты, подтверждается. Впрочем, довольно просто проверить — настоящие ли менты нанесли Петрову три визита подряд. Нужно сегодня вечером позвонить Койоту и дать соответствующее задание…»

— Куда мне? — спросила я.

— Прямо, — ответил охранник, — а как через главный корпус пройдете, внутренний двор будет, пересечете его, там левое крыло найдете, а дальше вас проводят…

— Спасибо, — сказала я и добавила: — Большое какое здание. Неужели в городе столько психов?

— Хватает, — усмехнулся охранник.

Я направилась в главный корпус, прошла его насквозь — там мне снова пришлось предъявлять удостоверение — и вышла во внутренний двор.

Здесь царила абсолютная тишина. Я огляделась. Вообще, психиатрическая больница номер один производила впечатление потрясающее. Здание, в котором она располагалась, судя по внешнему виду, было очень старое и во многом напоминало средневековый замок, в первую очередь внушительными размерами, архитектурой и атмосферой мрачного уныния — ни один звук не проникал во внутренний двор больницы.

Входная дверь в левое крыло была закрыта, а сбоку сиял никелированным металлом большой электрический звонок.

Я позвонила.

Открыла мне женщина в белом халате с лицом усталым и равнодушным. Осведомившись бесцветным голосом, к кому и по какому поводу я направляюсь, она заперла входную дверь на ключ и повела меня по гулкому пустынному коридору, по обеим стенам которого чернели прямоугольники железных дверей тюремного типа — со смотровыми глазками и кормушками, запирающимися на тяжелые засовы.

— Пусто здесь у вас, — попыталась я заговорить с женщиной.

— Отделение для буйнопомешанных, — коротко ответила женщина, потом помолчала немного и добавила: — У нас всего трое больных было в этом крыле — двоих вчера перевели в главный корпус. А этого новенького — бандита, к которому вы все ходите, вряд ли скоро отсюда переведут куда-нибудь.

— Почему? — поинтересовалась я.

— Обычно в это крыло помещают алкоголиков, у которых приступы… белой горячки протекают не так, как у других, — пояснила женщина, — они побуйствуют, кризис минует и мы их переводим. А ваш бандит — дело другое. У него паранойя в открытой форме.

— Это поддается лечению? — спросила я.

— Практически никогда, — ответила женщина, — то есть улучшение наступить может, а вот о полном выздоровлении даже и говорить не приходится. А в случае с этим больным… восемнадцатым… Петров его фамилия, кажется?

— Да.

— Случай с этим больным особенный. Болезнь началась вследствие сильнейшего потрясения. Больной почти полностью потерял рассудок. Мания преследования, постоянные галлюцинации… При таком течении болезни человек обычно считается обреченным. Я думаю, что улучшения в его состоянии не предвидится, — закончила женщина, — по крайней мере в ближайшие полгода.

Я сочувственно качнула головой.

— Вот мы и пришли…

Женщина остановилась напротив одной из дверей.

— Только недолго, — сказала она мне, — через два часа ему процедуры назначены, а после посещения вашими коллегами у восемнадцатого… у Петрова всегда ухудшается состояние. Буйствует он.

Женщина потянула засов кормушки. Лязгнув, открылось окошечко.

— Пожалуйста, — сказала она.

— Что это? — удивилась я. — Вы мне не откроете дверь?

— Ни в коем случае, — женщина даже усмехнулась, — разговаривайте через окошко. Он ведь буйный, его поведение непредсказуемо, он нападет на вас, что-нибудь случится, а отвечать буду — я.

— Ничего не случится, — заверила я, — я сумею постоять за себя. Откройте дверь.

— Исключено, — сказала женщина, и лицо ее словно постарело.

«Как же мне быть? Ведь через окошко мне ни за что не установить более или менее устойчивый контакт, — подумала я, — как же мне…»

— Послушайте, — сказала я, — если я буду общаться с больным через окошко, то он бессознательно будет сопоставлять меня с теми… кто его здесь задерживает. К тому же Петров сидел в тюрьме, и он должен сохранить воспоминания о таких дверях — с глазком и окошечком для выдачи пищи. Другое дело, если я присяду с ним рядом и спокойно поговорю. Обещаю вам, что ничего не случится.

Женщина в белом халате задумалась.

— С точки зрения психологии правильный подход, — проговорила она. — А вот у тех ваших коллег, которые до вас приходили, допрос не получился скорее всего из-за того, что они общались с больным через окошко для выдачи пищи… Но взять на себя такую ответственность и пустить вас в палату…

— Обещаю вам, что все будет в порядке, — снова сказала я.

Женщина поколебалась еще минуту и решилась наконец.

— Хорошо, — вздохнула она, — только… Напишите мне расписку, что вы… ну и так далее. Вот листок из моего блокнота и ручка.

— С удовольствием! — воскликнула я и мгновенно написала требуемую медсестрой расписку. — Открывайте, — попросила я.

— Я буду неподалеку, — сказала женщина, — если что-нибудь случится — кричите, я тут же подам сигнал тревоги. Дверь я закрывать не буду.

— Хорошо, хорошо…

— И еще одно, — предупредила она, — не спрашивайте его, пожалуйста, напрямик о том дне, когда он… При воспоминании о своем потрясении больной впадает в беспокойство и может сделаться буен. Он сейчас, правда, в смирительной рубашке, но вы себе не представляете, на что способны больные, когда у них обостряется заболевание…

— Я приму к сведению.

Лязгнуло железо, и толстая, обитая металлическими пластинами дверь отворилась.

Я вошла в палату…

* * *

Палата почти ничем не отличалась от тюремной камеры-одиночки. Парашу заменял по горло забитый испражнениями унитаз, нары — койка, прикрученная ножками к полу; а стены были обиты какими-то мягкими матерчатыми пластами, вроде спальных матрацев, — видимо, для того чтобы пациент в припадке не разбил себе голову.

На койке, забравшись туда с ногами, сидел крупный мужчина. Он был коротко стрижен и давно не брит, почти совершенно заплывшие глаза его были покрасневшими. Красен был и его нос — с горбинкой от давнего перелома. Спеленутый смирительной рубашкой и горбоносый, он походил на больную поникшую птицу.

— Здравствуй, Никита, — сказала я, усаживаясь рядом с ним на койку.

— Чего… надо?.. — отрывисто проговорил он. — Ты это… доктор?

— Да, — сказала я, — решено перевести тебя на другой режим, если ты, конечно, будешь вести себя прилично. Вот я и пришла поговорить с тобой по этому поводу.

Петров поднял на меня больные глаза. Из его носа текло прямо на смирительную рубашку.

— На какой режим? — спросил он. — Мне и здесь хорошо. Тут дверь такая… прочная.

— Хорошая дверь, — похвалила и я, — у нас в каждой палате такая… Тогда, Никита, ты сам лучше скажи, чего бы тебе хотелось?

Петров долго молчал, уткнувшись подбородком в грудь. Шмыгал носом. Несколько раз в видимом испуге оглянулся на голую стену палаты.

— Я тебя не тороплю, — проговорила я, — подумай, подумай…

Но Петров не стал больше думать. Он вдруг резко подался ко мне, будто хотел ударить меня головой в лицо. Я инстинктивно вскочила.

Петров снова рванулся ко мне, но — спеленутый — упал с койки, разбив себе лицо.

— Доктор! — захрипел он, когда я наклонилась к нему. — Мне бы не здесь быть… Мне бы не в больничке…

Он извивался на животе, пытаясь подняться. По его покрасневшему от натуги лицу бежали две тонкие струйки крови — из разбитого носа через губы на подбородок и из рассеченной брови — по щеке.

— Доктор! — Голос его звучал сдавленно. — Мне бы лучше закрыться… В СИЗО бы мне лучше! Тут больно страшно одному… И охрана тут, наверное, плохая… Лучше на нарах с пацанами, чем тут одному… Я боюсь… Я все жду, что он ко мне придет… Он все может, он… если захочет, сюда легко пройти может…

Он резко вдруг замолчал, словно захлебнувшись.

Огромного труда мне стоило перетащить тяжелое тело обратно на койку. В двери открылось окошко, там показалось встревоженное лицо женщины, — видимо, она услышала крики Петрова. Я знаком показала ей — «не мешайте». Она удивленно кивнула и исчезла, с лязгом захлопнув окошко.

— А теперь успокойся и расскажи мне по порядку, чего ты боишься, — как можно мягче выговорила я, вытирая кровь с лица снова водворенного на кровать Петрова.

Он судорожно выдохнул и замотал головой.

«Хорошо, — подумала я, — так не вышло. Не будет он рассказывать мне ничего про Осокина. Тогда пойдем другим путем… Нужно узнать, как Петров со своими боевыми товарищами оказался в том злополучном дворе».

— Послушай, — сказала я, — чтобы тебя перевести в тюрьму, нужны какие-либо факты, подтверждающие, что ты… совершил что-то незаконное.

— Во всем… Во всем признаюсь! — закричал Петров. — Только вытащите меня отсюда. Я здесь уже не могу… Он… — Тут Петров снова боязливо оглянулся и прикрыл глаза. — Он уже два раза приходил ко мне, — шепотом сообщил он, — вон из той стены выходил… Понимаешь? Мне нужно выбраться отсюда! А мусора, которые приходили, наоборот, говорили — не бойся, мы тебя не посадим. А я больше всего боюсь, что меня здесь опять одного оставят… На целые дни… А ночью…

Петров снова зажмурился.

— Скажи мне, — осторожно начала я, — за последние дни ты совершил что-нибудь… противозаконное? Например, что ты делал накануне того самого вечера, после которого ты оказался сначала в милиции, а потом в психушке?

Петров открыл глаза и немедленно завел их к потолку.

— Тогда… — протянул он. — Ну, я плохо помню, что было… А! Вот — шеф послал меня с пацанами должок вытрясти с одного козла… Ну, как обычно все было — по морде пару раз, стволом в ухо потыкали… По почкам постучали…

— Отлично, — сказала я, — нанесение тяжких телесных повреждений… Угроза убийства. Деньги-то забрали у того коз… человека?

— А как же!

— Ограбление, значит. Неплохо. Тебя уже можно упечь. Продолжай в том же духе.

Петров на мгновение просиял, даже что-то вроде улыбки появилось на его лице.

Он заговорил быстрее:

— А вечером еще в баре разборка была с братвой из Самары. Они с наших пацанов, которые на трассе между Самарой и нашим городом работают, хотели бабки снять. Типа — за территорию. Ну, постреляли там… — Петров возбужденно шмыгнул носом, — постреляли и разбежались, пока мусора не подъехали. Я одного самарского урода, кажись, зацепил…

— Насмерть? — поинтересовалась я.

— Не… Говорю же — зацепил… — тут что-то мелькнуло в глазах у Петрова и он быстро поправился: — Да, насмерть. Убил я его… Прямо в сердце целился и выстрелил. Наповал.

— Убийство… — протянула я. — Умышленное. Хорошо, совсем хорошо.

Петров уже тяжело дышал. Он даже перестал оглядываться на пустую стену. Надежда на перевод в следственный изолятор из палаты психиатрической больницы так ободрила Петрова, что его речь почти утратила бессвязность душевнобольного, слова лились из него свободной скороговоркой. Кажется, он начал уже кое-что сочинять, приукрашивая свои подвиги, поэтому я решила время от времени прерывать Никиту, не давая его больному воображению развиваться до степени чрезмерной.

— На тот день вроде все, — закончил Петров, — про следующий день рассказывать?

— Конечно, рассказывай, — кивнула я, — хотя и того, что ты наговорил, вполне достаточно для того, чтобы взять тебя под стражу.

Петров радостно рассмеялся, из его носа опять потекла кровь. Он заговорил снова — еще быстрее. От напряжения у него начала дергаться голова — я не могла поэтому вытереть как следует ему кровь, только размазала ее по всему лицу.

— На следующий день шеф позвонил мне и приказал попасти одного урода, который к жене его пристает, — продолжал Петров, — ну, я взял пацанов двоих, и мы болтались у подъезда шефа. Весь день проболтались — ни хрена ничего подозрительного нет. Вечером уже я с мобилы позвонил шефу — типа замерзли и устали, домой хотим… А он нам говорит — ночью стойте, ждите… Ну, мы остались, а куда деваться-то? — Петров дернул стянутыми за спиной руками, словно пытаясь всплеснуть ими, чтобы показать мне, насколько тяжела жизнь у рядового бандита. — Стоим ночью, тут какой-то фуфел зашел в подъезд, — говорил Петров, — мы за окнами смотрим — ни одно не загорелось, — ага, или поссать зашел в подъезд, или… Короче, не живет он там — это точно, а в три часа ночи в гости не ходят… Потом он выходит — через полчаса, наверное… Мы к нему… А он…

Тут Петров вдруг замолчал. Ужас появился в его глазах, и будто невидимая рука легла на его лицо и с невероятной силой сжала кулак — лицо Петрова исказилось так неестественно, что я невольно поднялась с койки.

— Это он был… — глядя в пустую стену, прошептал Петров. — Это он… Он убил пацанов, он меня хотел убить, но я убежал… Вот только сейчас я понял, что он точно придет за мной.

Петров на мгновение замолчал, прикусив губу, а потом вдруг страшно закричал, зажмурившись и едва не оглушив меня. Я отшатнулась к стене.

Петров снова рухнул на пол с койки и извивался, как огромный червяк, не переставая при этом издавать непереносимые вопли.

Он замолчал лишь на несколько секунд — когда его вырвало… Я вышла за дверь. По коридору уже бежали санитары. В руках одного из них был шприц.

— Вот он! Вот он!! — неслись из палаты крики сумасшедшего. — Ай, он смотрит на меня!! Он идет сюда!! Помогите мне! Помогите!..

У выхода из левого крыла медсестра, которая заставила меня написать расписку, протянула мне платок. Свой, окровавленный, я выбросила в урну в коридоре.

— Спасибо, — поблагодарила я, принимая платок и вытирая им руки, — он с койки рухнул, лицо себе разбил.

— Бывает, — вздохнула женщина и вдруг внимательно посмотрела на меня, — странно, — проговорила она.

— Что?

— Вы только что пережили такое, чего обыкновенному человеку на четыре инфаркта хватило бы, — сказала она, — а у вас даже пальцы не дрожат.

— Я же из… уголовного розыска, — усмехнулась я, — и не такое видела.

— У нас часто милиция бывает, — качнула головой женщина, — они в палату даже к тихим шизофреникам заходить опасаются. Не боятся, а — опасаются, я по глазам вижу… А вы вот…

— Не знаю, — сказала я, ища глазами, куда бы выбросить испачканный платок, — индивидуальная особенность организма. И порядочный жизненный опыт.

— Вот урна, — показала женщина.

Глава 6

На этом участке пути грязь была совершенно непролазная, но Сергей чувствовал, что идти ему осталось совсем недолго.

Он еще раз посмотрел адрес на обратной стороне фотографии. Улица Крайняя, дом семьдесят шесть.

Сергей находился уже на самой окраине города. Многоэтажные дома остались далеко позади, он почти прошел и сектор одноэтажных деревянных строений. Сергей с самого детства жил в этом городе и знал, что через несколько домов дорогу ему пересечет речка Паршивка, один из многочисленных притоков Волги.

Моста через Паршивку в этом месте не было никогда, а желающие перебирались на другой берег вброд — во времена детства Сергея воды в речке было ровно по колено. Сейчас же, как он подумал, Паршивка пересохла совсем.

И оказался прав.

Сергей спрыгнул с невысокого берега в черную илистую грязь. Увязая по щиколотку, он прошел несколько метров и перешагнул чахлый ручеек, в который превратилась речка, еще десяток шагов — и он уже взбирался на противоположный берег.

Теперь перед Сергеем стояли два полуразрушенных деревянных домика, в которых, кажется, давно никто не жил, а немного поодаль серело в наступающих сумерках почти развалившееся кирпичное строение. Сергей посмотрел на прекрасно сохранившуюся номерную табличку на доме, и ему пришла в голову мысль, что табличку эту прикрепили специально для него.

Сергей вынул из кармана плаща фотографию. На оборотной стороне снова прочитал адрес — да, точно — вот в этом строении, если верить табличке, ему назначили встречу.

«Они думают, что я вернусь в лабораторию, — подумал Сергей, не скрываясь, быстрыми шагами направляясь к кирпичному дому, — для того и похитили Свету. Жизнь Светы за мою свободу. Они знают, что я не могу заплатить такую цену. И если у меня не получится отбить Свету сейчас, то… Нужно соглашаться на их условия и опять ждать потом подходящего момента…»

Двери в подъезд не было вовсе. Сергей поднялся по ступенькам. На обратной стороне фотографии были указаны только улица и дом, номера квартиры там не было, Сергей теперь понял — почему.

Дом был заброшен, квартиры открыты. Он обошел их все — нигде никаких признаков присутствия людей, если не считать следов давнего пребывания здесь бомжей — пустые бутылки, груды тряпья в углах, мусора и фекальных кучек.

Сергей снова спустился в подъезд.

«Обманули? — подумал он. — Какой им смысл обманывать меня? Нет, здесь что-то не так… Они… они должны быть где-то…»

Он резко обернулся и увидел за своей спиной черный провал входа в подвал — под лестницей, по которой он только что поднимался.

— Здесь, — сразу почувствовал он.

Сергей сбежал по ступенькам и наткнулся на запертую железную дверь — ее явно недавно поставили здесь.

Заперто?

«Как так может быть, ведь они ждали моего прихода, — подумал Сергей, — ведь… Ага! — вдруг вспомнил он. — Они как раз и не ждали меня — так скоро. Они не рассчитывали, что я стоял лестничной площадкой выше и за всем наблюдал. Они еще — чего доброго — не успели как следует подготовиться к моему приходу…»

Он постучал в дверь.

Минуту было тихо, потом по ту сторону двери послышались осторожные шаги и чей-то голос спросил:

— Чего надо?

«Жаль, что я не вижу того, кто спрашивает, — пронеслась мгновенная мысль в голове у Сергея, — он бы живо открыл мне дверь…»

— Это я, начальник… — просипел Сергей, — живу я тут… на этажах. На пузырек бы мне… Помираю совсем, начальник…

— Вот черт, — пробормотали за дверью, — опять бомжи… Вам же велели валить отсюда подальше! — услышал Сергей. — Пошел вон, придурок, а то выйду сейчас и башку тебе оторву…

Сергей выдержал паузу в полминуты и, когда услышал за дверью удаляющиеся шаги, засипел снова:

— Начальник! Помру ведь я сейчас! Дай на пузырек, я сразу уйду… И больше никогда здесь не появлюсь, честное благородное…

— Кто там? — донеслось до Сергея едва слышно из самых, казалось, недр подвала.

— Бомж какой-то, — ответил страж металлической двери, — на бутылку просит.

— Гони к чертовой матери, — теперь голос из недр подвала зазвучал взволнованно, — скоро Макаров подъедет, а тут… Он строго-настрого запретил, чтобы в доме кто-нибудь из этой швали находился. Гони! Неизвестно, когда еще… объект будет…

«Объект — это, судя по всему, я, — догадался Сергей, — а Макаров? Что-то… знакомое…»

Эта фамилия сразу вызвала в памяти Сергея какие-то неясные ассоциации. Каким-то образом эта фамилия была связана с той, прошлой, жизнью Сергея — с пятилетним пребыванием в Отделе по изучению боевой психологии. Вспомнить подробности Сергею не удалось.

— Начальник! — опять загнусил Сергей. — Ну, честное благородное, век воли не видать — дай на пол-литра, и ты меня больше не увидишь…

— Ну, все! — В двери лязгнул замок. — Сейчас я тебе дам… на пузырек… Гнида магаданская…

Тяжелая металлическая дверь с шумом распахнулась, и на пороге возник громадного роста детина в камуфляже и с резиновой дубинкой в руке.

Увидев Сергея, он зарычал и бросился к нему, одновременно протягивая руку, чтобы сразу схватить за шиворот. Но на полдороге детина вдруг остановился — замер, словно заколдованный, — рука его застыла в воздухе.

Сергей сделал шаг вперед.

Детина вдруг съежился и, не говоря ни слова, подчиняясь глазам Сергея, отступил и опустил руки. Резиновая дубинка выпала из его рук, глухо стукнувшись о каменный пол.

— Что там? — полетел голос из темноты подвала. — Прогнал бомжа? Надо было дать ему еще хорошенько по шее, чтобы и дорогу забыл сюда…

— Я… прогнал, — ответил детина, и голос его дрогнул на первом слове.

— Ну так закрывай дверь и иди сюда, — позвали его, — мне помочь нужно перетащить…

— Сейчас, — сказал детина, однако никуда не пошел и вообще повел себя довольно странно — закрыл зачем-то лицо руками и медленно опустился на корточки.

Потом почти неслышно завалился на бок, проскулил что-то и, несколько раз дернувшись, затих.

Сергей поднял с пола его дубинку и направился в подвал — туда, откуда раздавался голос. Сергея встретил длинный, совершенно не освещенный коридор.

— Дверь закрой! — напомнили ему.

Он вернулся и запер тяжелую металлическую дверь.

«Интересно, сколько их здесь? — подумал Сергей. — И где они держат Свету? Вполне может быть, что здесь ее нет. Она находится в другом месте, а меня собирались заманить сюда — во избежание, так сказать, ненужных эксцессов. Ну, ничего, посмотрим…»

Коридор оборвался неожиданно. Сергей вошел в ярко освещенную комнату. Посреди комнаты стоял какой-то большой четырехугольный предмет, размером с обеденный стол. Предмет был покрыт чехлом, а рядом с ним, спиной к Сергею, стоял человек в таком же камуфляжном костюме, как и тот детина, который лежал сейчас у входа в подвал перед запертой дверью.

Человек в камуфляже услышал шаги Сергея.

— Явился наконец-то, — проворчал он, не оборачиваясь и опуская руки на торчащие из-под чехла крепления, — берись за тот конец — надо в другую комнату перенести. Я один не справлюсь.

Сергей шагнул к человеку и поднял дубинку. Почувствовав резкое движение за своей спиной, человек хотел было обернуться, но не успел.

Дубинка с силой опустилась на его затылок, и человек неловко вскинул руки и стал медленно оседать.

Сергей подхватил его и мягко уложил на пол.

«Вот так, — подумал он, выпрямляясь, — двое уже готовы. Этот теперь около часа в себя не придет — ударил я точно. Я сейчас взвинчен — лучше не применять приемы, которым меня обучали, — зачем лишние жертвы?»

Обогнув странный предмет посреди комнаты, Сергей подобрался к двери, находящейся как раз напротив той, в которую он вошел полминуты назад, и осторожно заглянул.

Такая же проходная подвальная комната, только абсолютно пустая.

Он прошел ее — снова темный коридор.

Сергей на ощупь двинулся дальше. Он шел в полной темноте не больше минуты, когда вдруг впереди мелькнула полоска желтого света.

Сергей, ступая совершенно бесшумно, добрался до желтой полоски и обнаружил, что свет падает из едва приоткрытой двери.

Сергей прислушался — за дверью негромко гудели голоса, разобрать, о чем говорили, было невозможно. И видно в щель только кусок белой стены, покрытой частично обвалившимся кафелем.

Дождавшись, когда голоса зазвучали чуть погромче, Сергей легонько толкнул дверь. Полоска желтого света стала немного шире, и стали понятными некоторые из произнесенных в комнате слов — «подготовиться», «к встрече», «скоро», «девчонка».

Услышав «скоро», Сергей криво усмехнулся про себя: «Вы еще не знаете, насколько скоро»; последнее слово его подкинуло так, что он и не заметил, как распахнул дверь, пролетел несколько шагов и оказался вдруг на середине довольно большой комнаты.

На мгновение Сергей замер, успев окинуть комнату одним взглядом, — стены завалены непонятными вещами, закрытыми чехлами, у противоположной Сергею стены стоит новенький, наскоро свинченный стол, над столом — большие часы с зеленым электрическим табло, на столе — компьютер; сидящий за компьютером молодой человек в очках с длинной реденькой бородкой обернулся к Сергею. Стоящие вокруг стола люди — четверо в камуфляже — недоуменно уставились на Сергея — каждый из четверки, словно по команде, положил правую руку на кобуру, висящую на широком армейском ремне.

Несколько секунд продолжалось молчание, потом молодой человек в очках проговорил, вглядевшись в Сергея:

— Это он… — и в его голосе Сергей ясно различил ужас.

Четверо в камуфляже тут же рванули с места, едва не опрокинув стол, и исчезли за небольшой, но очень толстой металлической дверью в углу комнаты — эту дверь Сергей сразу не заметил.

Отчетливо щелкнул замок, когда захлопнулась за ними дверь.

Молодой человек в очках, запоздало проскулив что-то, вскочил со стула, но упал, запутавшись в черных проводах, змеящихся по полу, опрокинул на себя стул.

Выбравшись из-под стула, он предпринял еще одну попытку добраться до металлической двери в углу, но снова упал, споткнувшись на этот раз об ножку опрокинутого стула.

Сергей подошел к столу. Экран компьютера был черен и пуст, очевидно, молодой человек, неподвижно лежащий теперь на полу, испугавшись внезапного появления в комнате Сергея, при падении задел ногой провода и отключил компьютер.

— Жаль, — проговорил вслух Сергей, — было бы интересно… Ладно.

Он шагнул к парню, сгреб его за шиворот и одним движением поставил на ноги. Первое, что сделал молодой человек, приняв вертикальное положение, — судорожным жестом поправил очки и другой рукой схватил себя за бородку.

— Где она? — спросил Сергей.

— К-кто? — выговорил трясущимися губами молодой человек, снова поднял к очкам руки, но, вместо того чтобы поправить, снял их вовсе.

Сергей глубоко заглянул ему в глаза. Молодой человек вытянул руки вдоль туловища, замер и замолчал; только его реденькая бородка тряслась так, будто ее трепал ветер.

Всего несколько секунд Сергей смотрел в глаза молодому человеку. Потом лицо его исказилось, он оттолкнул молодого человека — тот, падая, опрокинул стол, монитор ухнул на пол, и было слышно, как загомонили за металлической дверью четверо в камуфляже.

Светы не было в этом подвале — это Сергей ясно прочитал в мозгу молодого человека, который, ополоумев от страха, даже и не старался защитить свои мысли от чужого вторжения. В этот подвал Сергея собирались заманить, чтобы задержать, а где находилась Света на самом деле — молодой человек не знал и сам.

Кроме того, неожиданно для себя, Сергей, за столь короткое время экстрасенсорного сеанса успевший основательно покопаться в мыслях молодого человека, не получил подтверждения тому, что затея с поимкой Сергея исходит от федеральных служб.

«Странно, — было первое, что подумал Сергей, когда спало напряжение, — кому же я еще понадобился? Ну… то есть кто еще знает об уровне моих способностей, кроме работавших со мной фээсбэшников»?

Сергей зачем-то бросил взгляд на зеленое табло электронных часов — «19:50» светилось там.

Можно было бы попробовать еще что-нибудь вытащить из мозга трепыхавшегося на полу молодого человека, но Сергей вдруг почувствовал, что ему пора уходить.

Немедленно.

Сергей успел уловить на самом дне сознания молодого человека начатки какой-то очень важной для него — Сергея — мысли. Расшифровать ее, не достаточно еще сформировавшуюся, Сергею неудалось, но странное ощущение коснулось его — так было перед самым арестом тогда, пять лет назад, почти сразу после которого перед Сергеем предстал человек из ФСБ.

Ощущение серьезной опасности. И также Сергей чувствовал, что это ощущение непостижимым образом вяжется с недавно услышанной им фамилией — Макаров.

Сергей поморщился, но вспомнить ничего не смог. Для того чтобы как следует сосредоточиться, конечно, не время было и не место.

Он тряхнул головой и вышел в темный коридор. Сергей поспешил к выходу. Когда молодой человек в очках и с длинной бородкой, дрожа, поднялся на ноги, на зеленом табло светилось — «19:53», а Сергея в подвале уже не было.

* * *

Уже порядочно стемнело, когда я припарковала свою «шестерку» на гостиничной стоянке.

Я поднялась по ступенькам высокого крыльца и вошла в просторный холл гостиницы, напоминающий большой предбанник, — наверное, из-за обитых уродливыми деревянными планками стен.

Беспрестанно зевающий портье, похожий на охотящуюся на мух лягушку, передал мне ключи. Поднявшись на свой этаж, я пошла по длинному коридору, высматривая свою дверь в бесконечной веренице совершенно ничем не отличающихся друг от друга гостиничных дверей.

Ага, вот моя…

Я остановилась перед своим номером, сунула ключ в замочную скважину и два раза повернула. Дверь отворилась. Я переступила порог и тут же остановилась, будто попала в невидимую паутину.

Странное ощущение вдруг коснулось меня. Дверь за мной затворилась, а я все не могла понять, в чем дело. И двинуться с места не могла несколько секунд, пока…

— Не шевелись, — тихо прошелестело позади меня.

Я ощутила затылком холодную сталь. Кто-то двинулся у меня за спиной — две руки моментально обыскали меня — обыск закончился безрезультатно — оружия у меня с собой не было.

— Документы… — хрипнуло у меня над ухом. — У нее ментовская ксива.

— Липа, — отреагировал, видимо, тот, кто держал пистолет у моего затылка, — дверь запри.

Щелкнул дверной замок, и щелкнуло что-то у меня в голове, будто встал на место последний недостающий кусок мозаики.

«Ну конечно, — усмехнулась я, — дверь. Я запирала ее на один оборот ключа, когда уходила, а минуту назад — когда открывала — она была заперта на два оборота. Черт, почувствовать-то я почувствовала неладное, а сообразить… Старею, наверное. Интересно, кто это устроил на меня засаду? — подумала я еще. — Наверняка это мои неожиданно объявившиеся конкуренты…»

— Не… реальная ксива, — все сомневался кто-то невидимый.

— Дурак, — обругали его, — ты что — не знаешь, кто она такая? Какие на хрен ментовские документы… Липа и есть.

«Вот как. Еще интереснее. Они, похоже, знают, кто я на самом деле… Да нет. Не может этого быть. Операция сугубо секретная — о ней всего несколько человек знают. Откуда эти бандиты…»

— Четыре шага вперед, — негромко скомандовали мне, — и тихо. Не дергайся и не делай глупостей, тогда останешься жива.

«Да, как же… Сколько раз я сама говорила такие слова. Останусь я в живых или нет — это вовсе не зависит от того, как я себя буду вести. Сейчас я целиком в их власти. Если бы им нужно было меня убить, убили бы немедленно. А раз я еще жива…»

— Стой, не шевелись.

Я повиновалась. А что мне оставалось делать? Ствол пистолета все еще упирался мне в затылок, хотя давление немного уменьшилось, — очевидно, держащий меня на мушке человек уверился в том, что никуда я от него не денусь.

Двое позади меня. Какой-то шум в комнате — стук шагов, — еще один человек. Значит, трое всего… Интересно, что им от меня надо?

— Что вам от меня надо? — спросила я.

Ствол пистолета тотчас врезался мне в затылок так, что я едва не вскрикнула от боли.

— Стоять, сука! — прошипел кто-то позади меня. — Я тебе велел говорить?

— Нет.

— Заткнись!

— Васек! — позвали откуда-то из ванной. — Посмотри-ка, что я здесь нашел!

Давление на мой затылок снова ослабло. Тогда я резко развернулась, одновременно двинув назад локоть правой руки с тем расчетом, чтобы угодить как раз в лицо стоящему позади меня — я могла точно определить по звуку, куда направлять удар.

* * *

Вполне пришла в себя я только тогда, когда мои часы показывали ровно восемь. Не знаю, зачем мне понадобилось первым делом посмотреть на часы, — наверное, чтобы определить, как долго я пробыла в бессознательном состоянии.

Я сидела на стуле за пустым столом, опустив голову на руки. Как я попала на этот стул, почему я сидела за столом — я этого совершенно не помнила. Не помнила я и того, что произошло со мной, когда я вошла в свой гостиничный номер. Воспоминания стали всплывать постепенно, как разбухшие от воды сваленные в пруд после расстрела тела.

…Я резко развернулась, одновременно двинув назад локоть правой руки с тем расчетом, чтобы угодить как раз в лицо стоящему позади меня — я могла точно определить по звуку, куда направлять удар.

Васек — так звали того человека, что приставил мне к голове пистолет, — отлетел к двери, потеряв свое оружие.

Я отшвырнула ногой пистолет подальше и прямым ударом кулака в лицо встретила молодого безусого парня, выскочившего из ванной.

Он что-то прохрипел, успев изумленно глянуть на меня, потом, когда я добавила ему коленом под дых, согнулся пополам.

Коротко размахнувшись, я ударила его ребром ладони по шее — он без звука повалился ничком.

Я повернулась к Ваську, который, опираясь о стены, поднимался с пола. Кровь залила ему все лицо, он едва мог смотреть.

— Сука! — прошипел он, отводя для удара руку назад.

Конечно, он не успел ударить. Я пнула его носком туфли в пах и локтем сильно ударила в висок. Он без сознания, ничком, как тот парень из ванной, рухнул на пол…

…У меня вдруг разболелась голова. Неестественно как-то разболелась — боль появилась в затылке, куда несколько минут назад упирался ствол пистолета, и за крохотную долю секунды объяла всю голову.

Удерживаясь, чтобы от невыносимой боли не застонать, я опустилась на диван. С дивана я вдруг заметила, что у двери валяется какая-то книжечка.

Присмотревшись, я без труда узнала свое удостоверение, которое сегодня мне передал Койот. Очевидно, Васек в драке потерял отобранное при обыске удостоверение.

«Потом подниму», — решила я и все-таки застонала, когда боль железным кольцом сдавила мою голову.

«Нужно сосредоточиться, — подумала я, массируя себе виски, — как меня учили… Лечить саму себя… В экстренной ситуации обходиться без медикаментов…»

Я стиснула зубы и на несколько мгновений прикрыла глаза. Это ли не экстренная ситуация… Когда боль немного схлынула, я улеглась на диване, вытянула руки вдоль туловища и снова закрыла глаза.

Задержала дыхание, потом медленно выпустила из стесненной груди воздух, одновременно поглаживая кончиками пальцев виски — по часовой стрелке. Затем опять задержала дыхание… И так несколько раз.

Наконец боль утихла, позволив мне припомнить продолжение недавних событий.

«В комнате еще где-то третий, — подумала я тогда, стоя над двумя неподвижными телами, — из их компании. Что-то не слышно его — притих. У него вполне может быть оружие — это серьезные ребята… Нужно вести себя поосторожнее».

Я поискала глазами пистолет, выбитый из рук валявшегося сейчас без сознания Васька…

* * *

…Но подобрать его не успела. Из угла комнаты стремительно и широко прошагал ко мне высокий человек. В тесной комнате гостиничного номера он выглядел довольно странно в длинном черном плаще, а кудрявые волосы, словно у женщины, падающие ниже плеч, и острая бородка клинышком делали его похожим на Мефистофеля.

Помню, что я не могла двинуться с места.

Он постоянно смотрел на меня, но я отчего-то не запомнила его глаз и вообще — лица; только — бородку клинышком и длинные волосы.

— Не двигайся, — сказал он мне, хотя я и так не могла пошевелиться, — хорошо, — сказал он еще, — теперь ты будешь отвечать на все вопросы, которые я тебе сейчас задам.

«Ну да, как же, — подумала я, — так я и буду с тобой разговаривать. Я не произнесу ни слова, пока не выясню, что здесь происходит».

— Вопрос первый, — медленно проговорил длинноволосый, — как тебя зовут? Я имею в виду твое настоящее имя.

Губы мои зашевелились — я не ожидала этого. Однако я вовремя успела задержать дыхание и из моего горла вырвался только невнятный полуписк-полухрип.

— Не понял, — удивленно сказал длинноволосый, — как тебя зовут? — снова спросил он.

На этот раз я плотно сжала губы.

— У-ди-ви-тель-но, — подойдя вплотную ко мне, по складам проговорил длинноволосый. Он заглянул мне в глаза и покачал головой: — Странно…

За моей спиной кто-то зашевелился и застонал. Кажется, это Васек пришел в себя. Парень из ванной все еще неподвижно лежал на полу в прихожей.

— Макаров… — захрипел Васек и немедленно закашлялся. — Макаров… — откашлявшись, выговорил он. — Убей эту суку…

Длинноволосый, который, как выяснилось, носил фамилию Макаров, не обратил на эту реплику ни малейшего внимания. Он продолжал внимательно смотреть мне в глаза.

— Удивительно, — повторил Макаров, — твое сознание сопротивляется моей воле. Хм, не ожидал этого, честно говоря. Ну так…

Тут он внезапно махнул рукой передо мной, и глаза мои закрылись сами собой. А спустя несколько секунд мозг мой стал застилать какой-то серый туман. Туман рвался на куски, как от сильного ветра, но наплывал все гуще и гуще и скоро заполнил полностью мое сознание.

Дальше я ничего не помню…

…Я поднялась с дивана. Подошла к окну и распахнула его настежь. Сырой ветер немного освежил меня. Не закрывая окна, я прошла к двери и подняла с пола свое милицейское удостоверение.

Потом заглянула в ванную. Мой чемоданчик лежал на полу прямо напротив унитаза. Когда я уходила на встречу с Койотом, я спрятала чемоданчик под ванну. На всякий случай — многолетняя привычка перестраховываться.

А тот парень нашел мой чемоданчик. Правда, единственное, что он успел сделать, это обнаружить его и вытащить из тайника.

Я вдруг остановилась. Непонятные слова зазвучали в моей голове, и спустя несколько секунд я внезапно вспомнила, что говорил мне тот странный… страшный длинноволосый человек — Макаров.

— Вот теперь ты готова отвечать, — говорил он, когда глаза мои закрылись сами собой.

— Да, — сказала я, хотя не собиралась ничего говорить.

— Как тебя зовут?

— Максимова… Юлия Сергеевна, — выговорили мои губы, как я ни старалась сжать их.

— Псевдоним?

— Багира…

— Отлично. Ну-с, в вопросах, мне кажется, больше резона нет, — ясно прозвучали слова Макарова, — переходим непосредственно к твоему новому заданию…

«Заданию? — удивилась я тогда. — Да что он о себе возомнил? Он что — думает, что я буду выполнять его приказы? Да кто он такой?! Я никому не подч…»

Помню, что не успела тогда я закончить свою мысль, как она оборвалась. А внезапно пришедшее ко мне понимание того, что я действительно буду выполнять то, что прикажет мне этот Макаров, ужаснуло меня.

— Итак, — снова заговорил он, — первое твое задание заключается в…

Его слова прервал мягкий звоночек. Тогда я — одурманенная неведомой и неощутимой, но грозной силой — не поняла, что это такое, а сейчас догадалась, что это был телефонный звонок. Звучало приглушенно, — очевидно, мобильный телефон лежал у Макарова в кармане.

— Слушаю! — быстро проговорил он.

Голос, рвавшийся из динамика телефона, я слышала — так громко кричал тот, кто разговаривал с Макаровым, а Макаров стоял вплотную ко мне.

— Макаров! — доносилось до меня. — Он уже здесь!

— Не может быть, — немного помедлив, сказал длинноволосый.

— Да может, может! Он здесь! Мы сами его не ждали так быстро. Просто невероятно, что он… пришел в наш подвал… Мы с пацанами заперлись в каморке, — ну, за железной дверью. Он нас не достанет.

— Я немедленно выезжаю.

— Он Пашку-очкарика поймал… Ну, нашего, того, что на компьютере… Что-то выспрашивает у него теперь… Приезжай, Макаров, он… Пацаны волнуются!

— Уже еду.

Туман понемногу рассеивался в моей голове. Я даже смогла приоткрыть глаза. Макарова передо мной уже не было.

— А с этой что делать? — раздался позади меня голос Васька.

Ему никто не ответил.

— Макаров, давай я ее того… Башку прострелю — и все. Чтобы больше проблем никаких не было. Давай, пока она не оклемалась, а?

— Не трогать! — громыхнул голос Макарова. — Она пригодится мне еще. С ее помощью можно со всеми этими уродами из спецслужб покончить… По крайней мере, замести следы так, чтобы нас никто никогда не нашел.

Вот ублюдки! Глаза мои открылись полностью. Я вполне могла уже шевелить руками. Теперь нужно попробовать двинуться с места. Я попыталась сделать шаг — у меня получилось. Правда, при этом я едва не потеряла равновесие и не упала.

— Тогда возьми ее с собой, — не унимался Васек. — Прикажи ей — и она с тобой пойдет. Видишь, какая она крутая? В другой раз мы ее просто так не возьмем!

— Черт! — воскликнул Макаров. — Она уже выходит из транса! Просто невероятное сопротивление! Слишком много времени уйдет на то, чтобы снова ввести ее в транс… А времени у нас нет совсем. Тот, кого мы ищем, пришел на место встречи немного раньше, чем мы его ждали. Господи, она уже может двигаться!

— Она сейчас… Она сейчас придет в себя! — кажется, мне тогда послышался в голосе Васька откровенный страх. Помню, что это польстило мне.

— Так выруби ее! — приказал Макаров. — Побыстрее! Рукояткой пистолета по голове. Только смотри — не переусердствуй! Она мне нужна живой.

— По-онял, — протянул Васек.

Я успела сделать только несколько неровных шажков и почти добралась до стены, на которую могла опереться, когда страшный удар швырнул меня на пол…

…А потом я очнулась и ощутила себя в своем гостиничном номере сидящей за пустым столом, опустив голову на сложенные руки.

Глава 7

«Это место совсем на другом конце города. Макарову будет довольно трудно найти меня. Я знаю — экстрасенсы такого уровня, как я и он, способны чувствовать чужую силу на расстоянии — если, конечно, расстояние не очень большое…»

Сергей устроился на последнем сиденье автобуса, разбитого в страшной аварии много лет назад. Он хорошо помнил этот автобус — еще мальчиком приходил сюда, на задний двор городского автобусного депо номер один, — выбитые стекла, покореженные борты, остовы сидений и смятая в лепешку кабина водителя. С того самого времени, как Сергей обнаружил этот автобус, — он учился тогда во втором или третьем классе, — он никого здесь никогда не видел, и получалось, что автобус принадлежал ему…

Да и сейчас не похоже было на то, чтобы бомжи использовали старый автобус под временное жилье. В самом городе и в его окрестностях было много заброшенных домов. А в автобусе не было стекол… со всех сторон продувался.

Сергей поежился. Становилось холодно — был, наверное, второй или третий час ночи.

Он закурил. В пачке оставалось только несколько сигарет, но Сергея это мало беспокоило, — в конце концов, можно обойтись и без курева. Сейчас нужно было думать о вещах, более важных.

Макаров…

Сергей теперь вспомнил, где и когда он слышал эту фамилию — четыре с половиной года назад, когда с ним только начинали работу в лаборатории, принадлежащей спецслужбам.

Выпустив струю дыма, Сергей вздохнул. Если за похищением Светы стоит Макаров, значит, это похищение — дело рук вовсе не фээсбэшников, те-то, наверное, потеряли его. А может быть, решили оставить в покое, от греха подальше, как говорится, — они ведь знали, на что способен Сергей Осокин.

— Да нет, — вслух проговорил Сергей, — сотрудники наших спецслужб от меня не отступятся. Слишком уж я для них ценен. Они… Ну, да ладно. На данный момент это меня меньше всего беспокоит. Как же мне, черт возьми, вытащить Свету из лап Макарова? Совершенно очевидно, что, если я снова приду туда, они ее не отпустят. А меня…

Сергей закрыл глаза и откинулся на спинку сиденья автобуса, как будто пассажир, приготовившийся к долгой поездке.

Он припоминал разговор, который он случайно подслушал четыре с половиной года назад.

* * *

Сергей остановился перед неплотно закрытой дверью. Кажется, в этот кабинет вел его конвоир, оставшийся теперь в пустом коридоре этого полуподвального помещения. Конвоир сидел на скамейке, предназначенной для посетителей, которых никогда в этом коридоре не бывало. Сергей заглянул в его глаза и приказал ему сидеть ровно час, не двигаясь с места и не издавая никаких звуков.

Вообще-то, Сергей был немало удивлен, когда его конвоир сразу после того, как он отдал приказ, уселся на скамейку и совершенно пустыми глазами уставился в противоположную голую стену, — он тогда еще мало что знал о своих способностях.

Из-за двери раздавались голоса — разговаривали два человека. Сергей уже хотел было распахнуть дверь и войти — один, без конвоира, но вдруг опустил руку, потянувшуюся к дверной ручке.

Прислушался к разговору.

Да, сомнений быть не могло — разговор шел о нем — об Осокине Сергее Владимировиче.

— Осокин, — сказал кто-то за дверью, — еще один подопытный кролик?

— Ну нет, — возразили этому «кому-то», — мне кажется, его потенциал гораздо больше, чем у остальных изучаемых нами.

Этот голос Сергей уже слышал раньше — глуховатый, чуть надтреснутый, как будто его обладатель был навечно простужен.

«Полковник Никодимов, — вспомнил Сергей, — вот как его зовут. О моем потенциале говорит… Интересно послушать, какого мнения о моем потенциале руководитель секретной лаборатории».

— Да? — удивился собеседник Никодимова. — Тогда это дело действительно стоящее. А то — я слышал — наверху уже сомневаются в успехе наших исследований. Понабрали кучу лоботрясов, большинство из которых только и умеют, что лепить себе на задницу железные предметы и с грехом пополам угадывать мысли. Хорошо еще, что цыганок с вокзала не пригласили в лабораторию — у них тоже вроде получается будущее предсказывать.

— Прекратите! — Никодимов резко повысил голос и оборвал говорившего. — Уже сейчас — когда отдел только-только начал формироваться, мне иногда страшно становится, как я подумаю, с какой силой мы пытаемся сотрудничать. Если у нас что-нибудь не так пойдет и вся эта… паранормальная энергия, которая еще никем толком не была изучена, выйдет из-под нашего контроля… А у вас все шуточки.

— Извините, — примирительно пробормотал собеседник Никодимова, — я не свои слова… Я вам передал то, что слышал. А насчет того, что страшно, — так это да. Я сегодня узнал, что у вас какие-то успехи?

Никодимов усмехнулся.

— Ну, успехами это трудно назвать, — проговорил он, — а кое-какие сдвиги в работе все-таки появились. Наверху уже знают о нашей… так сказать, звезде? Я доклад, правда, еще не представлял.

— Вы о том парне говорите? У которого вдруг обнаружились какие-то особенно мощные способности? Как его фамилия?..

— Макаров, — подсказал Никодимов. — Способности у него совершенно поразительные. Самое интересное, что он и сам не подозревал об их наличии… Вообще-то это часто бывает — многие экстрасенсы вовсе и не знают, что они экстрасенсы. Живут себе своей жизнью. Нужно только создать экстремальную ситуацию, чтобы паранормальные способности проявились. Вам, наверное, приходилось читать рассказы о матерях, выносящих своих детей из такого огня, к какому профессиональные пожарные и подойти боятся? Очень часто такое поведение объясняют наличием каких-то скрытых в организме каждого человека сил. То есть организм любого человека мобилизует в минуты смертельной опасности все свои силы и — человек спасается от этой опасности.

— Ага, ага, читал, — усмехнулся собеседник Никодимова. — И что же натворил ваш экстрасенс Макаров? — поинтересовался его собеседник. — Насколько я знаю — что-то совершенно невообразимое.

— Это вы точно сказали — невообразимое, — вздохнул Никодимов. — Макаров два дня назад вышел из подчинения и пытался бежать из лаборатории — терять ему нечего, родственников у него нет, сам он из детдома. Бегству удалось воспрепятствовать, и Макаров знал, что его накажут. Перед началом эксперимента я объявил ему, что ненадежные сотрудники нам не нужны. Также намекнул, что методы у нас жесткие, а после полугодового пребывания в лаборатории знает он слишком много, чтобы его просто отпустить. Понимаете?

— Ага, — ответил его собеседник. — Понятно. У вашего Макарова были все основания подумать, что его собираются пустить в расход.

— Вот именно, — подтвердил полковник Никодимов и продолжал: — Чтобы создать видимость смертельно опасной ситуации, мы поместили Макарова — связанного, кстати, по рукам и ногам — в небольшую яму — что-то вроде окопа, Макаров находился там сидя, но выбраться из окопа не сумел бы, конечно… Будь он обычный человек. Наш лаборант, вооруженный револьвером, пошел к Макарову — тот мог его видеть и видел, что он вооружен. Еще несколько наших сотрудников находились неподалеку — их Макаров тоже видел. Другими словами, он был в безвыходной ситуации, из которой, тем не менее, умудрился выбраться.

— Каким образом?

Сергей услышал, как Никодимов усмехнулся.

— Как он избавился от веревок — неизвестно, — говорил Никодимов, — но это не так невероятно, как то, что произошло несколькими секундами позже.

— И что… произошло?

— Макаров вдруг выпрыгнул из окопа, как будто на нем и не было никаких веревок, — голос Никодимова зазвучал громче — ясно было, что Никодимов не на шутку разволновался, переживая недавние события, — наши сотрудники, честно говоря, опешили. Кто же думал, что так все… Макаров стал метаться среди сотрудников — из стороны в сторону… И вихлялся — ноги, руки… будто его кто-то за веревочки дергает. Страшно было смотреть, — неожиданно заключил Никодимов и замолчал.

— А потом что было? — спросил его собеседник.

— А потом наши сотрудники начали палить друг в друга из своих пистолетов, — проговорил Никодимов, — а Макарова будто не видели вовсе. Он вдруг успокоился и ушел оттуда. После его, конечно, перехватили. Сделали пару укольчиков…

— Ничего себе, — протянул пораженный рассказом собеседник, — сколько человек погибло?

— Нисколько, — ответил Никодимов, — оружие у наших ребят было заряжено холостыми патронами. Мы же хотели только напугать Макарова и тем самым создать для него видимость ситуации смертельной опасности. Ребята еле оклемались — ничего не помнят из того, что с ними происходило. С одним истерика. А ведь они люди проверенные, опытные — не первый год в органах, много всякого повидали.

— Н-да… — неопределенно высказался собеседник Никодимова. — Ну и дела у вас тут творятся. Действительно — серьезными вещами занимаетесь. А если таких Макаровых заставить сотрудничать с нами… Ого-го! Только жаль, что подобных Макарову экстрасенсов высокого уровня пока под вашим наблюдением нет.

— Уже есть, — сказал Никодимов, — помните, я вам об Осокине говорил? С ним почти еще не работали, но по всем признакам — потенциал у парня огромный. Может быть, даже не уступающий потенциалу Макарова. Хотя, конечно, вряд ли…

Сергей вздрогнул после этих слов. Неужели и он может то, о чем сейчас рассказывал кому-то Никодимов. Вот бы познакомиться с этим Макаровым и поговорить с ним — так думал тогда Сергей.

Он действительно несколько раз виделся с Макаровым в лаборатории, но пообщаться с ним у него никогда не было возможности.

А через год Макаров получил свое первое ответственное задание, его повезли из секретной лаборатории в посольство одной из европейских стран.

Вернуться он должен был на следующий день, но не вернулся. Мало того — вместе с ним бесследно исчезли и двое сопровождавших его сотрудников.

Почти ни у кого не было сомнения в том, что Макарова похитили или переманили агенты иностранной разведки.

* * *

Явно, что этот Макаров — экстрасенс. Черт возьми, первый раз в жизни испытываю на себе сверхъестественные способности экстрасенса.

А мне-то казалось, что все ощущения, которые можно испытать в этой жизни, я испытала.

Я лежала на диване с мокрым полотенцем на голове. Голова опять разболелась жутко и не помогали уже ни упражнения аутотренинга, ни таблетки из моей аптечки. Конечно, голова болела не из-за того, что Васек ударил меня рукояткой пистолета по затылку, — с болью такого рода я умела справляться быстро.

Это скорее всего — остаточные явления после воздействия паранормальной силы.

Я лежала еще минут пять, потом вдруг увидела себя со стороны — расслабленная, глаза томно заведены в потолок, полотенце на лбу.

К черту полотенце!

Я сбросила полотенце на пол и — не без труда, конечно, — поднялась на ноги с дивана.

Кто знает, может быть времени у меня осталось совсем немного, а я по диванам валяюсь. Мои конкуренты — люди серьезные, и я не удивлюсь, если они сейчас вернутся, чтобы завершить то, что не успели…

А что они, собственно говоря, хотели?

Я вспомнила слова этого жуткого Макарова и не могла удержаться от мгновенной дрожи, как электрический разряд, пронизавшей все мое тело.

Если бы у него было побольше времени, он ввел бы меня в транс и дал приказ, который я не могла бы не выполнить. Он говорил, что таким образом рассчитывает избавиться от преследования со стороны отечественных спецслужб.

Какой, интересно, он дал бы мне приказ?

Поехать в Москву и срочно собрать на экстренное совещание как можно больше начальства из ФСБ. А как они соберутся, так вытащить из-под подола автомат и…

Я вдруг представила, что могло бы случиться, если бы Макарову ничто не помешало снова ввести меня в транс и дать приказание. Если меня натравить на отечественную ФСБ, структуру которой я прекрасно знаю, как знаю и адреса многих секретных лабораторий, складов, штабов… Сотрудники наших спецслужб не скоро смогут меня… нейтрализовать. Если смогут вообще. Теперь понятно, почему Макаров не разрешил этому быку Ваську просто пристрелить меня.

Во мне начинал подниматься гнев. Меня хотели использовать как смертельное орудие против того ведомства, на которое я работаю! Против моей воли, против… Он даже не убил меня, как не убивают незначительных противников, которые не могут доставить серьезных неприятностей.

Макаров откуда-то знал, кто я такая на самом деле; когда я сообщала ему свое настоящее имя и псевдоним, удовлетворенно кивал головой, будто и так знал все, но просто хотел удостовериться, подействовала ли его сила на меня или нет…

А если он знает меня, то оставить меня в живых — непростительная глупость с его стороны. Или он настолько уверен в своей непобедимости?

Интересно, зачем он ищет Осокина? Предложить ему сотрудничество?

Я попробовала представить, что будет, если мощь этих двух экстрасенсов объединить, и мне стало не по себе.

Собственно, боевую силу они представляют небольшую — их можно подстрелить из-за угла или с далекого расстояния, используя снайперов, их-то экстрасенсы не смогут ввести в транс. Но если они будут действовать осторожно… С их способностями они могут далеко пойти и много вреда причинить стране.

Ладно… Что сейчас думать об этом. Просто мне нужно при малейшей опасности — как только увижу этого Макарова — открывать огонь на поражение…

А сейчас мне надо поразмыслить о том, как этот Макаров со своими ребятами смог выйти на меня.

Ведь о проводящейся секретной операции знали только Гром, несколько всегдашних подручных Грома в Москве и…

Койот.

Грому я доверяю безгранично. Я работаю с ним уже много лет и уверена в том, что он меня никогда не предаст.

А вот Койот… С ним я только познакомилась. Он еще никакой не агент, а только — «болван». Переходная ступень от обыкновенного сотрудника к начинающему секретному агенту спецслужб.

Неужели он ведет двойную игру?

Или Макаров добрался до него и, воздействуя своей паранормальной мощью, заставил предать меня?

Да, но как он узнал об операции и как вышел на самого Койота?

А может быть, Осокин вовсе не самостоятельно бежал из-под наблюдения ФСБ? Может, Макаров помог ему с тем условием, что тот будет работать на него? Ага, значит, Макаров был точно уверен, что за Осокиным будут охотиться спецслужбы. И уже без чьей-либо помощи вычислил агента, приехавшего в город специально из-за Осокина и рыщущего по его следам, — то есть меня.

Нет, не подходит.

Вернее, все это может быть, но ведь Макаров явно знал, как меня зовут и мой псевдоним.

Откуда, черт возьми?!

И задавал вопросы специально для подтверждения своей правоты — секретные агенты не обыкновенные люди, психологическая подготовка у меня отличная — Макарову с трудом удалось ввести меня в транс, и он справедливо предположил, что я могу и обмануть его, сказав вымышленное имя и вымышленный псевдоним.

А он задавал вопросы, уже в точности зная ответы на них.

Нет, что-то здесь не то.

Макаров откуда-то получил сведения относительно моей персоны, но откуда он мог добыть их…

Нужно срочно связаться с Громом и попросить его поднять досье на Койота и попытаться выяснить что-нибудь об этом Макарове.

Кстати, надо еще переговорить с Койотом, он должен дать мне адрес лидера преступной группировки, членом которой был несчастный сумасшедший Петров. Я, конечно, подозреваю Койота, но мне нужно продолжать свои поиски. И скорее всего, как мне кажется, Койот — не предатель.

Нет сомнений в том, что жена этого лидера преступной группировки и есть бывшая девушка Осокина — Осокин бы не успел завести новые знакомства за столь короткий срок пребывания на свободе.

Вполне возможно, что эта женщина является причиной, заставившей Осокина задержаться в родном городе. По крайней мере, других причин для этого я пока не вижу.

Господи, что это должна быть за женщина, чтобы идти из-за нее почти на смерть? Я вдруг ощутила острую зависть к той неведомой девушке Осокина, а после мне в голову пришла вдруг странная мысль — мне показалось, что я поняла все, чего хотел и к чему стремился Осокин.

Он просто хотел жить, как все обычные люди. Он покоя хотел, и эта девушка была для него как бы это… основополагающей покоя… Началом новой жизни.

«А ведь с моим заданием ничего не получится, — внезапно подумала я, — Осокин никогда не будет сотрудничать со спецслужбами. Мне кажется, что он уже сделал свой выбор. А если он не будет сотрудничать, то его… Так что гоняться за ним — бесполезное занятие. Впрочем, мое задание состоит только в том, чтобы вычислить координаты его местонахождения и сообщить Грому…»

Я вышла на балкон, потому что опасалась, что люди Макарова могли поставить в номер подслушивающее устройство, искать которое сейчас у меня не было времени, и положила на ладонь свой передатчик-кулон.

Потом передумала немедленно связываться с Громом и решила сначала позвонить Койоту.

Я достала свой сотовый телефон.

* * *

— Макаров… — проговорил вслух Сергей и поднялся с сиденья. — Хорошо, что я успел уйти из того подвала раньше, чем туда прибыл этот Макаров.

«А может быть, это вовсе не тот Макаров, что был когда-то в Отделе? — пришла в голову Сергея неожиданная мысль. — Фамилия-то довольно распространенная. В таком случае у меня есть только одна возможность это проверить. Он сейчас скорее всего находится в том подвале. В этой стране он давно вне закона, а подвал — неплохое укрытие, как я уже успел выяснить. Мне нужно попытаться выйти с ним на телепатический контакт — я ведь точно знаю его местонахождение. Если этот Макаров — тот самый Макаров и он находится сейчас в подвале, то я почувствую его присутствие. Вот тогда-то все и должно выясниться».

«Хоть бы он не оказался тем Макаровым, — подумал еще Сергей, — тогда все становится намного проще. С обыкновенным человеком я справлюсь легко. А с экстрасенсом высшего класса… Я не знаю, чьи экстрасенсорные способности больше — мои или его. Когда-то он считался сильнейшим экстрасенсом в стране, но после того, как он исчез, сильнейшим стал я. А проводящиеся со мной на протяжении нескольких лет эксперименты помогли мне яснее представить свои возможности и научиться грамотно управлять своей силой».

Сергей выплюнул докуренную до фильтра сигарету и снова уселся на сиденье автобуса.

Он закрыл глаза и начал подробно представлять дорогу от заднего двора автобусного парка — через весь город, который он знал прекрасно, — к заброшенному дому на противоположной окраине.

Мысленно пройдя весь этот путь, он уже полностью погрузился в гипнотический транс. Перед ним возникла железная дверь, сквозь которую он прошел легко, словно сквозь завесу тумана, миновал спящего стража и проник в большую комнату, где он был несколько часов назад.

Есть!

Макаров был там. Он стоял рядом с обломками стола, разбитый монитор компьютера валялся у его ног.

Да, теперь сомнений быть не могло — это тот самый Макаров, которого Сергей неоднократно встречал в секретной лаборатории. Изменился, конечно, — длинные волосы, дурацкая мефистофельская бородка, но и это понятно, — насколько Сергею было известно, Макаров всегда питал особую любовь к внешним эффектам. В лаборатории, к примеру, тратил по чем зря свою ужасающую по мощи энергию, передвигая по воздуху нужные ему вещи. Для большинства экстрасенсов эффект телепортации не казался чем-то сверхъестественным, а рядовые сотрудники лаборатории смотрели на Макарова, как на средневекового колдуна, и обращались с ним с подчеркнутой почтительностью, едва ли не с благоговейным ужасом, хотя кроме Макарова способностями к телепортации обладали еще несколько экстрасенсов, включая и самого Осокина.

Макаров разговаривал с тем самым парнишкой в очках, с которым уже пообщался сегодня вечером Сергей. Парнишка теребил свою бородку и что-то взволнованно рассказывал Макарову, стараясь не смотреть ему в глаза.

Внезапно Макаров жестом остановил его и весь напрягся, словно прислушиваясь к чему-то. Потом стремительно шагнул на середину почти пустой комнаты. Парнишка испуганно взглянул на него и выбежал из комнаты.

«Ага, — подумал Сергей, — почувствовал чужое телепатическое присутствие…»

Лицо Макарова вдруг исказилось, он резко взмахнул руками, и темнота вползла в сознание Сергея. Он открыл глаза и ощутил давящую боль в затылке — так бывало всегда, когда он неожиданно выходил из транса.

— Не получилось, — усмехнулся Сергей — усмешка получилась кривой, — тогда попробуем по-другому, — проговорил он.

В его памяти всплыли цифры, которые он выудил со дна сознания бородатого юноши в очках. Это был номер мобильного телефона Макарова.

— Осталось найти телефон, — сказал себе Сергей, — за то время, пока я… был оторван от внешней жизни, каждый второй успел обзавестись этими штучками… сотовыми. Так что найти человека, у которого можно этот сотовый позаимствовать, будет не так трудно… Правда, сейчас ночь…

«Рестораны! — подумал он. — Или ночные бары. В моем городе этого добра, как я заметил, тоже хоть отбавляй стало… Я поговорю с ним по телефону и… постараюсь выяснить, что ему нужно от меня. Да, телефонный разговор много лучше прямого или телепатического контакта. Телепатические способности Макарова могут оказаться сильнее моих, а разговаривая по телефону, невозможно ввести человека в транс. Расстояние между нами, через которое пронесутся радиоволны, обезопасит меня от мозговой атаки Макарова».

Холодный осенний ветер гудел в пустых окнах старого автобуса. Сергей вышел из автобуса и направился через двор; когда он был уже у ворот, ему пришлось поднять воротник плаща, потому что начался дождь.

Глава 8

Я отключила сотовый телефон. Несмотря на то, что было уже половина третьего ночи, Койот заверил меня, что узнать адрес лидера группировки, членом которой являлся Петров, совсем нетрудно — достаточно связаться с агентами, работающими с МВД; и сообщил, что нужная мне информация будет у него уже через пятнадцать-двадцать минут.

Я пообещала перезвонить.

Койот тут же попрощался и отключился. И на этот раз он ничем лишним не интересовался. Он только добросовестно выполнял мои поручения. Ничего подозрительного в его поведении я не заметила.

Затем я включила передатчик.

— Багира, — проговорила я в микрофон передатчика, когда шипение в динамике прекратилось и по всем признакам установилась связь.

— Гром, — донеслось до меня из крохотного динамика в кулоне-передатчике.

— У меня к вам несколько просьб, — сказала я, решив, не теряя драгоценного времени, сразу перейти к делу.

— Слушаю, — сказал Гром.

— Во-первых, — начала я, — мне нужно, чтобы вы подняли досье на человека, который сейчас работает со мной. Сотрудник местного отделения ФСБ. Того самого «болвана», телефон которого вы мне дали.

— Хорошо, — проговорил Гром, — я сделаю. А что случилось — у тебя есть основания для подозрения?

— Прямых — нет, — уклончиво ответила я, — но мне кое-что надо проверить.

— Ладно, — сказал Гром, видимо, решив больше не расспрашивать меня. Он знал меня уже давно и безгранично мне доверял. Он сделает все, чтобы помочь мне, поскольку уверен: что бы я ни предпринимала, это пойдет на пользу операции.

— Во-вторых, — продолжала я, — мне нужны данные на некоего Макарова. К сожалению, кроме его фамилии, я о нем почти ничего не знаю, но мне точно известно, что он экстрасенс. Вероятно, в материалах Отдела по изучению боевой психологии какая-то информация по нему есть. Должно быть, экстрасенсорные способности у этого человека чрезвычайные.

— Хорошо, — снова проговорил Гром, — я постараюсь выяснить. Когда все это будет мне известно, я свяжусь с тобой.

— Договорились, — сказала я. И заметно повеселела после разговора с Громом. Его звучный уверенный голос, как всегда, укрепил во мне пошатнувшуюся было веру в удачный успех операции.

— Макаров — это… случайно не тот самый конкурент, о котором ты мне говорила? — спросил вдруг Гром после небольшой паузы.

— Да, — коротко ответила я.

— Интересно, — задумчиво сказал Гром, — экстрасенс охотится на экстрасенса. Зачем бы это? В целях усиления своего могущества? Или…

— Пока не знаю, но я уже поняла одно — мне нужно добраться до Осокина быстрее, чем это сделает Макаров. Иначе… Последствия, как мне кажется, могут быть непредсказуемыми.

Гром что-то утвердительно промычал. Очевидно, он полностью разделял мою точку зрения.

— Как ты просила, — сказал он, — я провел тщательную проверку среди сотрудников, которые находятся в курсе операции. Как видишь, это не заняло у меня много времени, потому что таковых сотрудников, кроме меня и тебя, еще только двое. Я с ними работаю давно и могу за них ручаться. В этом звене утечка информации исключена.

— Значит, мой «болван»? — спросила я.

— Тоже маловероятно, — задумчиво произнес Гром, — я лично знакомился с его досье, когда подбирал сотрудников для этой операции. Досье у него безупречное — восемь лет безукоризненной службы, ни единого замечания… — Гром на несколько мгновений замолчал, видимо, припоминая досье на Койота. — Не лишен честолюбия, очень стремится получить статус секретного агента. Явных способностей у него для этого маловато, но все равно, мне кажется, что своего он добьется. Он очень аккуратен в выполнении поручений. Эта операция, которую ведешь ты, у него уже третья по счету. Так что, для «болвана» он в наших делах довольно серьезно подготовлен. И уж точно — в «болванах» он долго не засидится. Если эта операция пройдет удачно, его ждет непременное повышение, — Гром снова помолчал немного, — хочется думать, что твои опасения насчет этого сотрудника не подтвердятся, — сказал он.

— Мне тоже так хочется думать, — уверила я Грома, — но все-таки…

— У него отличное досье, — повторил Гром, — он усидчив и добросовестен. Зачем ему вести двойную игру? Он человек… иного склада.

— Добросовестность его я уже отметила, — сказала я, — но факт остается фактом. Где-то, в каком-то звене наличествует утечка информации. Если, конечно, Макаров, используя свои исключительные экстрасенсорные способности, не нашел какой-то другой канал, по которому он получает интересующую его информацию.

— Очень даже может быть, — откликнулся Гром, — но как бы то ни было — я проверю все, что ты меня просила проверить.

— Отлично, — проговорила я, — тогда у меня больше вопросов нет.

— До связи, — сказал Гром.

— До связи, — ответила я.

Я отключила передатчик и задумалась. Неужели правда то, что Макаров способен подключаться к мозгам людей, как к сетевым компьютерам? И скачивать оттуда все, что его интересует?

Или его могущества для этого недостаточно? И тогда — среди сотрудников, обслуживающих эту операцию, действительно есть предатель — человек, ведущий двойную игру?

Все-таки мне не очень в это верится.

Я посмотрела на часы и достала мобильный телефон. Набрала номер Койота.

— А я так и знал, что это вы позвонили, — обрадованно затараторил он, — я все уже узнал.

— Я очень рада, — сказала я, — какой адрес у этого бандита?

— Его зовут Вячеслав Петрович Анастасьев…

Койот назвал мне адрес. Так и есть — я запомнила улицу и номер дома, во дворе которого Осокин убил двоих бандитов, — та же улица, тот же дом.

— Записали? — осведомился Койот после того, как сообщил мне адрес. — Ах да, — тут же спохватился он, — вы же ничего не записываете — память.

— Вот именно, — подтвердила я, — за информацию — спасибо. Когда вы мне понадобитесь, я вам позвоню. Спокойной ночи.

— Спо… Служу России! — с готовностью отозвался Койот.

— Служи, служи…

Я отключила телефон и сунула его в карман. Задумалась, опершись локтями на парапет балкона. Идти мне к этому бандюге сейчас или дождаться утра? Конечно, невежливо беспокоить людей по ночам… Но что-то уж очень быстро развиваются события. Боюсь, что мне не удастся разыскать Осокина раньше Макарова. Макаров мне показался расторопным человеком…

Ладно. Не буду ждать до утра. По крайней мере, у меня есть уверенность, что этого бандита я застану дома, — все-таки семейный человек, должен по идее ночевать в своей квартире.

Ночь выдалась довольно холодной. Город спал — редко-редко, где светилось окошко.

«Машину брать не буду, — решила я, — здесь недалеко — дойду пешком. К тому же ребята, посетившие меня, легко могли вычислить и мою машину — поставить на нее маячок или еще что-нибудь в этом роде. Этот Васек и его приятель — просто мелкие сошки. А вот Макаров… Серьезный конкурент, от него всего можно ожидать».

Голова у меня уже почти не болела. Я наскоро причесалась, накинула куртку и, прихватив свой чемоданчик, вышла из своего гостиничного номера.

Дверь за собой я запирать не стала — незачем. В эту гостиницу я больше не вернусь — конкуренты знают, что я здесь, и каждую минуту можно было бы ждать повторного визита.

Чемоданчик я спрятала в кустах неподалеку от гостиницы — скоро он мне понадобится.

* * *

В подъезде дома, где жил Анастасьев, висела абсолютная тишина — четвертый час ночи. Неслышно ступая, я поднялась на нужный мне этаж.

Остановилась перед дверью, подняла было руку к звонку, но вдруг заметила, что дверь прикрыта неплотно. Света из образовавшейся щели на лестничную клетку не падало — в прихожей квартиры было темно.

Я прислушалась — тихо.

«Вот так да, — ошарашенно подумала я, — либо хозяин забыл закрыть дверь, что маловероятно, либо дверь открыли какие-то гости — скорее всего незваные. А я, кажется, опоздала. Ничего мне Вячеслав Петрович Анастасьев сказать не сможет…»

Я осторожно отворила дверь — тихо-тихо, чтобы она не скрипнула, — и вошла в прихожую. В квартире не горела ни одна электрическая лампочка. Никаких шорохов слышно не было.

Я медленно прошла прихожую и повернула туда, где, по моим расчетам, должна была находиться спальня. Ага, вот и спальня. Тихо. Неужели и в самом деле хозяин просто-напросто забыл закрыть дверь?

Не может быть.

Конечно, следуя теории вероятности, допустить такое можно, но…

Я вошла в спальню и остановилась, едва перешагнув порог.

Предположить можно все что угодно, но чтобы лидер преступной группировки забыл запереть на ночь дверь своей квартиры — это уже почти невероятно, какой бы отмороженный он ни был.

В спальне над широкой постелью горел ночник — не ярко, но легко можно было разглядеть массивное тело, наполовину зарытое в подушки и одеяло.

Я подошла поближе — на покрытой редкими волосами груди чернели два пулевых отверстия. Кровь двумя струйками стекала вниз и впитывалась свежим и, несомненно, дорогим постельным бельем.

Это говорило о том, что убийство произошло всего несколько минут назад. И вполне возможно, что…

Из прихожей раздался негромкий щелчок — это закрылась дверь, сработал английский, судя по звуку, замок. Это мог быть сквозняк, но мне уже было совершенно ясно, что я попала в ловушку.

Наверняка меня не ждали, и те, кто убил Анастасьева, просто не успели покинуть квартиру, — очевидно, их спугнули мои почти неслышные шаги в подъезде. Они решили подняться обратно в квартиру и переждать, не желая выдавать себя случайному свидетелю, — и в спешке забыли или не успели запереть дверь.

А я направлялась как раз в эту квартиру.

Вот что значит оказаться не в то время не в том месте…

Хотя… Новая мысль, внезапно посетившая меня, заставила меня улыбнуться.

Я шагнула в сторону и встала, прижавшись спиной к стене у самого дверного проема — так, чтобы меня не было видно входящему в спальню.

Явно не Осокин убил Анастасьева. Он не стал бы пользоваться пистолетом, который кстати ему совсем и не нужен. И сообщников у Осокина нет. По крайней мере, мне об этом ничего не известно.

Убить Анастасьева могли и бандиты из враждующей преступной группировки, но мне все же казалось, что это убийство должно быть каким-то образом связано со всей этой странной историей со сбежавшим экстрасенсом и другим экстрасенсом, охотящимся на него, — жены Анастасьева в постели не было, и это навело меня на такую мысль.

А ведь жена Анастасьева — бывшая подруга Осокина.

План моих дальнейших действий немедленно созрел у меня в голове. Я нащупала в кармане своей куртки стальную цепочку и снова улыбнулась: хорошо, что в данный момент это мое единственное оружие — сейчас мне никого не нужно убивать и еще надо постараться, чтобы не убили меня саму.

* * *

Первый нападавший повел себя очень неосмотрительно — он влетел в комнату, выставив перед собой пистолет, как будто хотел кого-то этим пистолетом заколоть, словно турнирным копьем.

Пистолет я выбила у него из рук, а самого — ударом обмотанного стальной цепочкой кулака по шее — отправила в неглубокий нокаут. Думаю, минут через десять он должен прийти в себя.

Этот парень, которого я вырубила, был одет в камуфляжный костюм, лицо его скрывала черная маска, оставляющая открытыми только глаза и рот, вроде тех, что перед операцией надевают бойцы ОМОНа.

Второй нападавший, одетый точно так же, как и первый, повел себя более здраво. Видимо, из коридора он заметил меня, когда я вступила в непродолжительную схватку с его коллегой.

Он вкатился кувырком, на середине комнаты замер, приподнялся и, стреляя от бедра, всадил несколько пуль в стену, у которой я стояла всего секунду назад.

Выстрелы прозвучали глухо, почти неслышно, как будто какие-то тяжелые предметы один за другим упали на толстый ковер, — пистолет у стрелявшего был с глушителем.

Заметив, что меня нет там, где нападавший ожидал увидеть, он завертел обтянутой маской головой по сторонам, а через мгновение уже лежал, распластавшись на полу. Его пистолет я держала в своих руках — приставленным к его голове.

— Ой… — только и смог изумленно выговорить мой поверженный противник. Увлеченный стрельбой, он не мог видеть, как я прыгнула к нему из-за спинки кровати, куда спряталась незамедлительно после того, как вырубила первого вбежавшего в комнату.

А уж дальше — обезоружить и обездвижить — дело техники.

Боковым зрением я заметила, что на пороге спальни остановился еще один ночной визитер квартиры Анастасьева. Тот же камуфляж и черная маска. Интересная у них униформа…

Парень на пороге на мгновение растерялся, потом быстро поднял свой пистолет на уровень моей головы. На ствол его пистолета также был навинчен глушитель.

— Убери ствол! — приказал он мне. — Считаю до трех и стреляю!

Я сильно ткнула лежащего на полу человека пистолетом в лоб. Он глухо застонал.

— Понял? — поинтересовалась я. — Если тебе дорога жизнь твоего приятеля, сам лучше брось оружие. И ногой толкни в мою сторону.

Парень какое-то время колебался. Я даже испугалась, что он все-таки бросит свое оружие. Не надо бы этого — это нарушило бы мой план, осуществление которого началось так удачно.

Однако парень решил не сдаваться так просто.

— Кто ты такая? — спросил он. — Чего тебе здесь понадобилось?

— А вы кто такие? — немедленно парировала я. — Что вам здесь понадобилось — ясно и без вопросов, — я кивнула на мертвеца на кровати.

— Не важно, кто мы… — пробурчал парень, — у нас задание. Мы его выполнили и собирались уходить. Зачем ты сюда пришла? Может, отпустишь моего друга, и мы разойдемся по-хорошему?

— Не пойдет, — качнула я головой, — слишком просто все. Вот расскажи мне, за что вы убили этого дяденьку, тогда я подумаю…

— Не могу, — выговорил парень, — отпусти его, — снова попросил он.

Я опять ткнула своего пленника стволом пистолета — на этот раз сильнее. Он вскрикнул. Мне показалось вдруг, что я узнала этот голос, но вот где и когда я его слышала… Ладно, сейчас не время думать об этом.

— Для начала можешь опустить пистолет, — сказала я, — он меня раздражает.

Парень, не сводя с меня настороженных глаз, медленно опустил пистолет. Рука его — я заметила — вздрагивала от напряжения.

— Отлично, — похвалила я, — а теперь можно продолжить наш с тобой содержательный разговор.

Произнеся это, руку, в которой сжимала пистолет, я отвела немного в сторону, как бы расслабившись от того, что пистолет стоящего на пороге парня уже не направлен мне в лицо.

Как я и предполагала, этой моей «оплошностью» не замедлил воспользоваться лежащий подо мной парень. Заметив, что дуло пистолета на секунду съехало с его лба, он немедленно перехватил мою сжимающую пистолет руку и отчаянно крутанулся, одновременно довольно сильно двинув мне локтем свободной руки в грудь.

Выпустив из рук пистолет, я опрокинулась навзничь.

— Ну слава богу, — с облегчением вздохнул стоящий на пороге парень, — а то я уж думал, что нам здесь придется надолго задержаться.

Он снова поднял свой пистолет и прищурил левый глаз, прицеливаясь.

Такого поворота событий я не ожидала. Я предполагала, что убийцы заинтересуются моей персоной и, так сказать, возьмут меня в плен. На крайний случай я собиралась выдать им кое-какие факты об Осокине и к тому же — дать понять, что у меня еще есть информация. Тогда они наверняка не станут сразу убивать меня.

Мой расчет был на то, чтобы они доставили меня к своему убежищу, а уж там… Предприятие, которое я затеяла, безусловно, очень опасно, но другого способа отыскать ниточки, ведущие к Осокину, у меня не было. Муж его подруги — Анастасьев, который мог бы мне что-нибудь сообщить, уже ничего никому никогда не расскажет.

— Стой! — крикнул тот, который отнял у меня свое оружие. — Не стреляй!

— Что такое? — удивился парень.

— Эта баба нам нужна, — объявил он, поднимаясь на ноги и сдирая с себя маску, — узнаешь? — осклабился он, повернувшись ко мне.

Это был Васек. Тот самый ублюдок, который несколько часов назад вырубил меня ударом по затылку. Значит, я не ошиблась — убийство Анастасьева все-таки связано с Осокиным. Тут мне в голову пришла неожиданная мысль — Макаров похитил бывшую подругу Осокина, намереваясь использовать ее в качестве приманки — очень просто и даже тривиально.

— Узнаю, — сказала я.

— Как ты нас выследила? — Васек покачал головой. — Ну, прямо Джеймс Бонд. Только, как видишь, немного тебе не повезло.

— Ты что, ее знаешь? — не опуская пистолета, проговорил, обращаясь к Ваську, парень.

— Познакомился, — усмехнулся Васек. — Слышал о секретном агенте, который разыскивает того… кого разыскиваем мы? Так это она.

— Она? Что-то не особенно крутая для секретного агента…

— А вам зачем Осокин? — не удержалась я.

— Заткнись! — враз посерьезнел парень и тряхнул своим пистолетом. — Не твое собачье дело. Твои дела, кстати говоря, на этой земле уже закончены…

— Не хотелось бы тебя убивать, — добавил Васек, — раз ты нужна Макарову. Но если ты будешь создавать нам проблемы, придется тебя грохнуть… Понятно?

— Куда уж понятнее, — вздохнула я.

— Мы возьмем тебя с собой, — важно объявил мне Васек и повернулся к парню, держащему меня на мушке, — сейчас поедем. Позвоню только…

Он достал из кармана камуфляжных штанов мобильный телефон и набрал номер.

— Это я, — проговорил он в трубку, — мы дело сделали. Этот толстый… который вам больше не нужен… того… нейтрализован.

Васек замолчал, слушая, что ему говорили. Потом неожиданно подмигнул мне и сказал, глядя на меня:

— А у нас тут для вас… Вот черт, — прервавшись, пробурчал он, отнимая от уха трубку, — отключился уже. Хотел ему сообщить еще одну приятную новость… Ладно, — он махнул рукой, — поехали…

На полу зашевелился и застонал парень, которого я вырубила несколько минут назад.

— Где… я? — было первое, что он спросил, приподняв голову.

Васек рассмеялся.

Глава 9

Хоть Васек и знал, что я секретный агент, но, судя по всему, он слабо представлял, что это такое. Относительно меня вся троица уже не испытывала большого беспокойства, хотя ребята и не расслабились совершенно — Васек надел на меня наручники, а двое его коллег, которые так и не сняли своих масок, все время держали меня под прицелом пистолетов.

Потом мне заклеили рот липкой лентой и вывели из квартиры. Вел меня — под руку — Васек, а позади нас неотступно следовали двое в масках, и я была уверена, что при малейшей моей попытке освободиться они пустят в ход свое оружие, которое держали наготове.

Но я-то не собиралась сопротивляться. По крайней мере — сейчас.

Васек, пока мы спускались вниз по лестнице, едва слышно хихикал и шепотом отпускал шуточки насчет того, что менты и гэбисты просто котята по сравнению с нормальными пацанами. Насколько я поняла, к категории нормальных пацанов он прежде всего причислял себя самого.

«Рано обрадовался, — подумала я, — первый раз тебе удалось добраться до меня, потому что я не до конца вышла из гипнотического транса. А во второй раз… Если бы мне не было нужно сдаться на милость победителя, я бы отвернула вам троим головы за несколько минут — голыми руками».

За домом стоял большой джип. Один из парней тут же прыгнул на водительское место, а вот относительно того, куда сажать меня, между Васьком и вторым конвоиром разгорелся небольшой спор.

— На заднее сиденье ее, — сказал парень, — и безопасно, и все такое… Я с ней поеду рядом — если что, у меня ствол.

— Нет, — возразил Васек, — а вдруг мусора тормознут? А она вякнет что-нибудь? Ну или знак им подаст какой… Лучше ноги ей связать и в багажник кинуть. Рот заклеен — шуметь не будет. А руки у нее за спиной наручниками скованы, так что ленту со рта она не сорвет. К тому же из багажника она не увидит дорогу. Хотя… если б даже и увидела, — усмехнулся вдруг Васек, — все равно, после того как Макаров с ней поговорит, она ничего помнить не будет. Кроме, конечно, того приказания, которое он ей даст.

Я едва не вздрогнула. А вдруг мой план не сработает и мне придется предстать перед Макаровым? После его общения со мной мне действительно уже ничто не поможет.

Нет, вряд ли. Я и не из таких ситуаций выкручивалась.

— Ну, как знаешь, — пожал плечами парень, — в багажник так в багажник… Только ноги ей стяни посильнее.

— Стяну, — пообещал Васек и достал из кармана тонкую и очень прочную на вид бечевку, — я ей «ласточку» сделаю — она не то что знак подать — пошевелиться не сможет, курва…

* * *

Вся сложность была в том, чтобы выбрать подходящий момент. Штаб-квартира этих ребят наверняка находится на окраине города. Значит, сколько-то времени у меня есть, чтобы подготовиться к…

Мои руки были скованы за спиной наручниками, а ноги крепко связаны, согнуты в коленях, подтянуты к скованным рукам и намертво примотаны к перемычке наручников; лежала я на животе на дне багажника — спина была выгнута колесом, и уже начинал болеть позвоночник, неприятно хрустевший при каждом резком движении автомобиля.

Васек оказался прав: «ласточка» — штука серьезная. Этот широко используемый недобросовестными милиционерами способ выбивать из подследственных показания оправдал себя и на этот раз — любое движение мне действительно причиняло сильную боль, а когда автомобиль подпрыгивал на очередной колдобине, я всерьез опасалась, что мой позвоночник не выдержит и просто-напросто переломится, как сухая ветка.

Надо было что-то делать, как-то выбираться из этого положения. Находящиеся в салоне джипа — на заднем сиденье — даже не оборачивались, чтобы удостовериться, — на месте я или нет, справедливо полагая, что обездвиженный «ласточкой» человек не то что убежать — с места сдвинуться не сможет.

Перво-наперво, я перевалилась на бок. Конечно, так оказалось намного легче — меньше было давление на позвоночник. Теперь нужно попытаться избавиться от наручников.

Инструкторы, которые готовили меня к работе секретного агента, знали свое дело. Мне было вполне по силам в течение нескольких секунд молниеносным движением кистей рук освободиться от наручников (исключая, конечно, специальный тип наручников — в которых перевозят государственных преступников).

Эти наручники были обыкновенными — такие продаются в любом оружейном магазине, их покупают — по большей части — новоиспеченные супружеские пары и экзальтированные любовники. Но вся сложность была в том, что, кроме наручников, я была скована «ласточкой», так что — любое резкое движение грозило мне переломом позвоночника.

«Однако рискнуть стоит, — усмехнувшись про себя подумала я, — если меня в таком виде привезут туда, где скрывается Макаров и поставят пред его светлыми очами, тогда мне точно несдобровать. И не только мне, кстати говоря. Ведь Макаров с моей помощью может серьезно навредить сотрудникам моего ведомства».

Я выгнула спину, чтобы получить больше возможностей для рывка. Мне пришлось стиснуть зубы, чтобы не закричать, — боль была такая, что казалось, будто меня проткнули раскаленным арматурным прутом.

Я сделала несколько пробных движений кистями рук, и у меня перед глазами поплыли белые пятна; а после того, как я сильным рывком сбросила наручники, мне понадобилось около минуты времени, чтобы прийти в себя после приступа невероятной боли в перегруженном позвоночнике.

Зато теперь руки мои были свободны, наручники болтались на веревке, стягивающей мои ноги, а спину я могла наконец разогнуть.

Освободиться от пут на ногах и липкой ленты, закрывающей мне рот, — было делом нескольких минут. После этого я осторожно высунула голову из-под брезента, которым меня предусмотрительно накрыл Васек на тот случай, если машину остановит милицейский патруль.

— …Жрать хочется, — долетел до меня обрывок разговора.

— Ничего, — раздался голос Васька, — через пять минут будем на месте. Еще пару поворотов…

Пять минут! Пора переходить к решительным действиям. Дождемся первого поворота, — а пока не лишним будет размять порядком затекшие руки и ноги.

* * *

Во время поворота внимание водителя на несколько секунд приковывается к проведению маневра — всего на несколько секунд, но этого мне вполне хватило, чтобы высунуться из багажника джипа в салон, обхватить обеими руками голову сидящего на заднем сиденье человека и одним движением сломать ему шею.

Еще три секунды ушло на то, чтобы молниеносно перекинуть свое тело из багажника на заднее сиденье, — р-раз, и я уже у ног только что убитого мною человека.

— Жрать, говоришь, хочешь? — не оборачиваясь, лениво сказал Васек. — Что-то ты, братец, много потреблять стал в последнее время… Макаров нам щедро бабки выдает на хавчик, можно было бы и на бухло сэкономить, если бы не твой аппетит… А? Чего молчишь?

Парень на заднем сиденье, к которому обращался Васек, ничего ответить не мог. Переломанные позвонки не держали его голову — теперь свесившуюся на грудь, и на меня капали кровь и слюна из его рта.

— Чего молчишь-то? — усмехнувшись, повторил Васек и обернулся, чтобы сказать что-то еще, да так и замер.

В лоб его уперся ствол пистолета, который я вытащила из-за пояса убитого парня.

— К-как… Как это? — только и смог выговорить Васек за секунду до того, как я нажала на курок.

Через мгновение еще горячий после выстрела ствол уже упирался в основание шеи водителя.

— Не сбавляй скорость, — приказала я, — если хочешь жить.

Водитель, как видно, жить очень хотел, поэтому послушно, хотя и заметно трясущимися руками, выровнял машину, которую после глухо громыхнувшего в салоне выстрела резко бросило в сторону.

— Не убивай, — сглотнув, попросил водитель, — я только шофер у них… я ничего…

Как будто это не он собирался хладнокровно пристрелить меня там — на квартире у Анастасьева.

— Подумаю, — коротко сказала я, — далеко еще осталось до вашей… штаб-квартиры?

— П-почти приехали…

Правая сторона лица водителя была забрызгана кровью — труп привалился к дверце автомобиля.

Вот так. Все мне удалось. А как может быть иначе?

Впереди показался большой кирпичный дом, похожий в сумерках на серого слона. Даже с расстояния и в ночной темноте можно было определить, что дом этот — нежилой, оставленный под снос.

— Этот дом? — спросила я.

— Д-да…

— Понятно, — сказала я и на несколько мгновений задумалась, — сверни-ка с дороги и притормози.

— Зачем?

— Делай, что говорю!

Водитель крутанул руль, и джип слетел в кювет; здорово тряхануло, когда водитель вдавил в пол педаль тормоза.

— Что мне теперь делать? — дрожащим голосом спросил водитель.

Этот человек мне больше не нужен. Он доставил меня туда, куда мне надо. И оставлять его в живых нельзя. Слишком рискованно — я должна незаметно пробраться к дому, где скрывается Макаров, а водитель может выдать меня. Кажется, дело близится к развязке — теперь мне нельзя делать промахов.

— Что мне делать? — снова спросил водитель.

Я нажала на курок.

Потом вышла из машины и сунула пистолет за пояс. Усилием воли подавила дрожь в пальцах. Да, не часто мне случается убивать человека, у которого нет ни малейшего шанса как-либо противостоять мне, но… Оставь я его в живых — он мог бы помешать всему делу. И я поступила правильно.

* * *

Окна дома не светились. Теперь, когда я подкралась к нему ближе, заметила, что почти ни в одном окне нет стекол.

Значит, Макаров и компания обитают скорее всего в подвале. Что ж, вполне логичное предположение.

Ступая совсем неслышно, я двинулась дальше, высматривая в темноте возможных часовых, но так никого и не заметила за все время, пока пробиралась к самому зданию.

Начался дождь — это мне на руку. Шелест дождя приглушит случайно произведенный мною шум.

Вот вход в единственный подъезд…

Я замерла. Мне показалось, что в подъезде кто-то есть — вроде бы кто-то прошел вверх по лестнице. Я прислушалась — все тихо.

Может быть, показалось или..? Я вошла в подъезд.

Ага, мое предположение относительно местонахождения штаб-квартиры моих конкурентов в поисках Осокина оказалось верным — дверь в подвал железная и явно заперта, что довольно странно, для необитаемого дома. Можно попробовать…

Тут меня насторожил какой-то шорох на лестничной площадке этажом выше. Значит, и в первый раз мне не показалось — на площадке кто-то есть.

Бомжи?

Вряд ли — люди Макарова должны были выгнать всех поселившихся в этом здании бродяг. Тогда — кто? Нужно проверить.

Я отошла от железной двери и, опасаясь произвести малейший шум, стала пробираться по лестнице, ведущей наверх.

* * *

В старом автобусе Сергей чувствовал себя в безопасности, поэтому он вернулся туда же, после того как прогулялся к ближайшему ночному бару.

У бара он простоял минут пятнадцать — до тех пор, пока из дверей бара не вывалился один из засидевшихся посетителей — огромного роста мужик в косматой зимней шапке и клетчатом пиджаке.

Покачиваясь, мужик направился к стоящей у обочины дороги красной «шестерке», до самой крыши забрызганной грязью. На вопрос Сергея:

— Не угостишь сигаретой? — мужик обернулся, икнул и полез во внутренний карман пиджака.

Сергей шагнул к нему, задал еще какой-то совершенно ненужный вопрос, мужик что-то ответил, вскидывая на Сергея глаза, и через секунду уже протягивал ему пачку сигарет и допотопный сотовый телефон размером с руку взрослого мужчины.

После того как Сергей вывел его из транса, мужик немедленно осел на землю, уронив косматую шапку.

«Удобная вещь, — подумал Сергей, усаживаясь с сотовым телефоном в руках на сиденье старого автобуса, — только громоздкий очень, ну да хоть такой есть — мне повезло вообще-то, что у того мужика телефон с собой оказался… Попытаюсь договориться с Макаровым. Все-таки ему нужен я, а не Света… Света… Светает уже…»

Он включил мобильный телефон и стал набирать номер, старательно нажимая пальцем на порядком расшатанные кнопочки.

— Алло? — сказал он через минуту. — Узнал мой голос? Догадался… Я подумал, что нелишне будет поговорить с тобой, пока… пока что-нибудь не случилось… Света у тебя?

* * *

Он стоял у начинавшего уже светлеть окна. Хоть я и видела его со спины, я сразу его узнала — длинные волосы, черный плащ.

Я замерла, пригнувшись к щербатым перилам. Он не видит меня и не слышал, как я подкралась, но — кто знает, — может, он способен почувствовать мое присутствие?

Что он делает здесь?

— Извини за паузу, — сказал Макаров.

Я вздрогнула — мне подумалось, что он обращался ко мне; но нет — он говорил по сотовому телефону. А почему для того чтобы поговорить по телефону, ему понадобилось покинуть свой подвал? Интересно…

— Разговор у нас серьезный будет, — сказал Макаров, глядя в медленно светлеющее окно, — поэтому мне пришлось… отойти. Чтобы меня не подслушали случайно мои подопечные. Так что — извини за паузу…

Я напрягла слух. Дождь уже закончился, расстояние между мною и Макаровым было совсем не велико, а в заброшенном доме стояла глубокая предутренняя тишина, так что я могла слышать голос, доносящийся из динамика его телефона. Не все слова, конечно, я разбирала, но общий смысл того, что говорил собеседник Макарова, я вполне понимала.

— Зачем я тебе понадобился? — услышала я голос из динамика сразу после извинения Макарова.

— Неужели трудно догадаться? — усмехнулся Макаров. — Я узнал, что ты ушел из-под наблюдения наших общих друзей — на вольные хлеба, надо полагать? А, Осокин?

Осокин! Так вот он с кем говорит! Что ж, вовремя я решила навестить Макарова.

— Что-то вроде этого, — не стал спорить Осокин, — а тебе как живется? На вольных хлебах?

— Неплохо, — ответил Макаров, — правда, в полной мере вольным мое сегодняшнее положение назвать нельзя, но… Мои новые работодатели позволяют мне гораздо больше, чем поганые фээсбэшники в нашей несчастной стране.

— Ты работаешь на иностранную разведку, — утвердительно проговорил Осокин, — что ж. Если вспомнить, при каких обстоятельствах ты исчез, то это совсем не так невероятно.

«Макаров работает на иностранную разведку? — эта новость ошеломила меня. — Теперь понятно, что ему нужно от Осокина, — переманить того на свою сторону».

— Соображаешь, — снова усмехнулся Макаров, — кстати, ты знаешь, что по твоим следам руководство ФСБ послало ищеек? Мне тут уже пришлось пообщаться…

— Конечно, знаю, — ответил Осокин, — вернее, предполагаю. Я слишком ценен для них. Только они зря стараются…

— Не для них, — поправил его Макаров, — ты ценен сам по себе. Таких экстрасенсов, как ты и я, больше нет. Только представь себе, что будет, если мы объединим свои усилия? До меня дошли слухи, что твои способности раскрылись практически в полной мере и оказались… почти такого же уровня, как и мои. Впрочем, я уже видел твою работу — впечатляет. Двоих бандюг во дворе у своей зазнобы ты мастерски завалил. И я чувствую, что ты затратил на это лишь малую толику одноразового заряда космической энергии. Это так?

— Примерно, — сказал Осокин. — Впрочем, я их не хотел убивать — тело и разум будто сами отреагировали на грозящую им опасность… Все так быстро произошло. Я бы мог их не убивать — просто уйти… Ну ладно об этом. Так что ты мне конкретно хотел предложить? Поступить на службу в иностранную разведку? Чтобы снова терпеть все эти издевательства, которые почему-то называются экспериментами? Зачем я тогда бежал из лаборатории? Выполнять задания, то и дело пачками отправляя людей на тот свет… Ну нет. Никогда этого не будет… Хватит. Наша ли разведка, иностранная… Хрен редьки не слаще…

— Вообще-то слаще, — возразил Макаров, — хотя дело не в этом. Видишь ли, я тоже решил оставить своих работодателей. На родину меня потянуло. А мое задание состояло в том, чтобы я нашел тебя и попытался завербовать.

— А если бы у тебя этого не получилось? — поинтересовался Осокин.

— Тогда я должен был убить тебя, — просто ответил Макаров, — но опять же повторяю: я тебе предлагаю не это… я тебя не вербую. Я предлагаю тебе равноправное сотрудничество. Только ты и я. Вместе мы сможем подтянуть к себе других экстрасенсов и со временем создать целую армию, каждый солдат которой будет стоить дивизии обыкновенных людей. Понимаешь, о чем я?

— Бред о мировом господстве? — Мне показалось, что Осокин усмехнулся. — Прямо как злодей из мультфильма. И действуешь ты соответственно. Зачем ты похитил Свету, если хотел предложить мне равноправное сотрудничество? Как вы все не поймете, что я просто жить хочу, как все люди… Со Светой… И откуда у тебя столько информации обо мне? Ведь там… в лаборатории, мы практически не общались.

— Насчет информации — это мое дело, — сухо ответил Макаров, — а насчет бабы… Ну, решил немного подстраховаться. Разговоры разговаривать — так дело не сделаешь. Короче, ты согласен?

Осокин проговорил несколько слов, которые я не разобрала. Но их очень хорошо понял Макаров, — судя по тому, как он дернулся и что-то злобно прошипел про себя, я могла предположить, что Осокин вовсе не собирался присоединяться к Макарову в борьбе за мировое господство.

— Поругайся мне еще… — придушенным голосом сказал в трубку Макаров. — Твоя телка у меня — так что у тебя выбора нет: или ты идешь со мной, или я ей…

За окном совсем уже рассвело. Потянуло холодным утренним ветерком — стекла в окне, рядом с которым стоял Макаров, были выбиты. Где-то далеко-далеко загудели первые автомобили — день неудержимо вступал в свои права, и мне все хуже и хуже был слышен голос Осокина в динамике сотового телефона Макарова — я едва могла разобрать одно слово из десяти.

— Короче говоря, так, — продолжал Макаров, — все это не телефонный разговор. Давай встретимся. Что? Никакого подвоха. Встретимся как коллеги. Обсудим все условия. Согласен? Ну и хорошо. Так — назначаю место встречи… Что?..

Осокин что-то говорил ему в течение минуты, что именно — я разобрать не могла. Кажется, Осокин хотел сам назначить место встречи.

— Ладно, — хмуро ответил Макаров, — называй место встречи сам.

Я вся превратилась в слух, но…

— Хорошо, — сказал Макаров спустя несколько секунд, — пусть будет так. Значит, сегодня в час дня?

Черт возьми! Я не знаю места встречи. Правда, мне известно время встречи, но ведь этого мало.

Макаров отключил телефон и стал поворачиваться ко мне. Я выхватила из-за пояса пистолет в твердой решимости стрелять в него, лишь только он окажется ко мне лицом, — слишком уж опасным был этот человек.

Но он не обернулся ко мне. Только отвернулся от окна и замер в задумчивости. Потом снова потянулся за телефоном и медленно, как будто еще обдумывая какую-то тяжелую мысль, начал набирать номер.

Свет из окна падал на телефон в руках Макарова, и я ясно видела цифры на кнопках, которые нажимал Макаров.

— Алло, — проговорил он, набрав номер, — это я. Узнал?

Ему что-то ответили.

— Собери своих людей, — сказал Макаров, — я скоро перезвоню. Сегодня вы мне понадобитесь.

Я стала медленно пятиться вниз по лестнице.

— Да, кстати, — говорил Макаров по телефону, — что это моих ребят до сих пор нет? Ты сказал, что никаких осложнений с этим делом у них не будет. Они уже, наверное, час как звонили, и до сих пор их нет… Что? Да тут ехать минут пятнадцать… Что?

Я выбралась из подъезда. Оглянулась — никого вокруг нет. Неслышно пробравшись вдоль стены заброшенного дома, я направилась к зарослям кустарника, за которыми, как я помнила, проходило шоссе.

А как только опасность преследования перестала тревожить меня, я достала из кармана свой сотовый телефон и набрала тот самый номер, который набирал несколько минут назад Макаров.

Занято.

Вероятно, еще разговаривает с Макаровым. Подождав немного, я набрала номер снова.

Мне ответили. Я узнала голос.

— Койот, — назвала я его.

— Багира, — отозвался он.

Глава 10

Я назначила ему встречу — ровно через полтора часа после моего звонка. Койот беспрекословно согласился, — а что ему еще оставалось делать? Я приказала ему в означенное время выйти на перекресток у гостиницы и ждать моей машины, в которой и будет проходить разговор.

Таким образом я обезопасила себя от очередной подлянки предателя. В машине один на один он не страшен. Это ведь он — сомнений нет — навел Макарова на гостиничный номер, где я жила; это он снабжал Макарова информацией об Осокине, да и о моей скромной персоне тоже.

И, судя по всему, в структуре местной ФСБ Койот не единственный предатель: во-первых, Койот лично никогда не смог бы достать нужную ему информацию; во-вторых, Макаров приказал ему «собрать людей» — вполне возможно, что эти люди также имеют отношение к местному отделению ФСБ.

Интересно, чем обусловлено предательство Койота? А, впрочем, что тут гадать — честолюбивый, но бездарный сотрудник жаждет славы и высокого положения. Корпит над мелкими поручениями, а предел его вожделений видится далеко-далеко впереди — недостижимо далеко. И тут является Макаров и предлагает сразу все… Скорее всего Макаров предложил Койоту сотрудничество с иностранной разведкой и высокое положение — там.

Что ж… Кстати говоря, меня спасло то, что я решила пойти к Анастасьеву ночью. Узнав, что я вышла на Анастасьева, Койот сразу же сообщил об этом Макарову, и они решают убрать Анастасьева и — кто знает, — предположив, что я соберусь нанести визит Анастасьеву утром, могли устроить покушение на меня. Только я их опередила. Самого Анастасьева мне спасти не удалось, да и черт с ним — бандит он и есть бандит, хотя бы он был при этом еще и бизнесменом.

На попутной машине через полчаса я добралась до гостиницы. Отыскала свой чемоданчик, прошла на гостиничную автостоянку и с помощью прибора тщательно обследовала «шестерку», а обнаружив-таки маячок, тут же уничтожила его, как уничтожают пойманного насекомого-паразита.

Кстати, «жучок» оказался отечественного производства, что навело меня на мысль — не люди Макарова его поставили, а сам Койот еще до их визита в мой гостиничный номер прикрепил этот крохотный приборчик слежения к днищу автомобиля.

Ну, ничего, сейчас у меня на руках все карты. Теперь мне нужно выяснить место встречи Осокина и Макарова и… Умывать руки. Задержать их обоих я, конечно, не смогу, но вот вызвать подкрепление — вполне мне по силам.

* * *

До встречи с Койотом у меня оставалось всего полчаса. Я сидела в «шестерке», стоящей в самой глубине гостиничной стоянки. На коленях у меня лежал мой чемоданчик.

Вот и пришла пора им воспользоваться.

Я открыла чемоданчик, вытащила из-за пояса и бросила на его дно пистолет, захваченный в джипе. Эта дрянь вряд ли мне понадобится — у меня есть оружие посолиднее.

В первую очередь я извлекла свой любимый «магнум» — оружие безотказное и, что самое главное, страшной убойной силы.

«Магнум» я сунула за пояс, а в карман положила небольшой пистолетик, похожий на стартовый, стреляющий иглами со снотворным — раствор; тоже пригодится.

После этого я достала телефонный «жучок» последней модели и осторожно вынула с самого дна чемоданчика небольшую коробку, похожую на черную мыльницу.

Коробку я аккуратно завернула в платок и положила во внутренний карман куртки; крохотного «жучка», и впрямь похожего на тщедушное тельце насекомого, прикрепила к рукаву куртки, а миниатюрный наушник, принимающий сигналы от «жучка», разместила в левом ухе. Я сидела за рулем, и Койот, которого я собиралась подсадить в машину, не должен был заметить наушник…

* * *

…И, конечно, не заметил его. Он прыгнул в машину, как только я притормозила на перекрестке.

— Что случилось? — спросил он, едва успев отдышаться.

Ему с минуты на минуту должен был позвонить Макаров — прошло ровно два часа с тех пор, как я, никем не замеченная, покинула заброшенный дом.

— Случилось, — кивнула я, доставая свой сотовый телефон, из которого предусмотрительно вытащила зарядное устройство, — сейчас я позвоню одному человеку и, исходя из итога нашего с ним разговора, дам тебе соответствующее поручение.

Койот кивнул и отвернулся к окну. Я стала набирать номер, потом, чертыхнувшись, швырнула свой телефон на заднее сиденье автомобиля.

— Не работает, — сказала я, — дай-ка твой…

Он немедленно протянул мне свой телефон. Я набрала произвольный номер и дождалась, когда снимут трубку.

— Вас слушают, — сообщил мне строгий мужской голос.

— Я направляюсь к месту, — проговорила я, — со мной еще один человек. Объект прибудет в скором времени.

— Как? Ч-что? Кто это говорит?

— Понятно, — сказала я, кивнув головой, будто принимая во внимание только что полученные инструкции, — я так и поступлю.

— Вы это… Прекратите хулиганить!.. Вы какой номер набирали?

— До связи, — и я отключила телефон.

Койот вопросительно посмотрел на меня.

— Пока никаких поручений, — сказала я, — но вечером будь готов. Я тебе позвоню. Извини, что выдернула.

— Ничего, — с видимым облегчением сказал Койот, — работа такая.

Немедленно после этих слов у него зазвонил телефон. Я как раз сбавила ход и свернула к обочине.

— Я могу идти? — спросил Койот, вертя звенящий телефон в руках.

— Конечно, конечно.

Он вышел из машины, и я покатила по дороге. В зеркало заднего вида я могла наблюдать, как Койот остановился на тротуаре и тут же включил телефон. Он не заметил «жучка», который я поставила ему на телефон, когда говорила со случайным собеседником, — приборчик совсем крохотный.

— Почему так долго не отвечал? — прозвучал у меня в наушнике голос Макарова.

— Она была рядом, — быстро ответил Койот, — ну… ты понимаешь, о ком я. Неожиданно вызвала меня и так же неожиданно отпустила.

— Хм-м… — неопределенно протянул Макаров. — Джип с тремя моими ребятами я сегодня утром нашел неподалеку от нашего подвала. Двое застрелены в упор, у одного сломана шея. Кто это мог сделать? Не отвечай, и так понятно… Кстати, вчера, когда я говорил по телефону с тобой и с… Меня не покидало чувство, что кто-то наблюдает за мной. Хотя никто не мог за мной следить. Меня вот что в связи со всеми этими случаями беспокоит — не работаешь ли ты, братец, на обе стороны?

— Я?! — от неожиданности Койот лишился дара речи. — Конечно, нет!

Конечно, нет. Такие люди, как этот Койот, продаются только один раз. На более сложную игру у них не хватит ни сил, ни воображения.

— Насчет того, что кто-то наблюдает за мной, мне могло и показаться, — смягчился Макаров, — но ребята в джипе? Ты сам навел их на этого жирного бандита и сам попросил их, чтобы они его завалили, пока эта сучка не успела с ним пообщаться и узнать адрес нашего подвала. Говорил, что все нормально пройдет… А теперь все трое мертвы. И жирный бандит мертв.

— Не знаю, как это получилось… — растерянно проговорил Койот.

— Ладно, — после недолгого молчания сказал Макаров, — в любом случае сегодня все должно закончиться. Возьми своих ребят — всех возьми. У меня еще пять человек. Нам надо взять Осокина. Живым! Понимаю, это будет сложновато даже для меня, но это сделать необходимо. Я назначил ему встречу в час дня на стройке в Заводском районе. Долгострой у завода знаешь?

— Конечно, — поспешно ответил Койот, — для рабочих завода дом строят. Фундамент заложили и стены возвели, а на большее денег не хватило — завод разорился. Так стройка и стоит по сей день.

— В час дня, — повторил Макаров, — понял?

— Конечно, — снова сказал Койот.

Потом в моем наушнике раздалось громкое шипение.

* * *

Сразу после того как я подслушала телефонный разговор, я вышла на связь с Громом. Подробно обрисовав ему всю сложившуюся ситуацию, я замолчала, чтобы выслушать дальнейшие инструкции.

— По окончании этой операции нужно будет провести проверку всех наших периферийных отделений, — вздохнул Гром, — я не мог ожидать, что твой «болван» окажется перебежчиком. Досье у него исключительное, да и участвовал он уже не в одной операции. И насчет Макарова — по твоей просьбе я смотрел материалы, — действительно, он был какое-то время в Отделе по изучению боевой психологии, но потом исчез — все поиски не дали никакого результата. Появилось мнение, что он переметнулся, — мнение это теперь подтвердилось…

— Человеческое поведение предсказать трудно, — сказала я на это, — этим-то мы и отличаемся от животных. Предатели встречались в любом обществе и при любом строе.

— Да… — проговорил Гром и ненадолго замолчал. — Ладно, — продолжал он, — отряд специального назначения нашего отдела вылетит в Елань через несколько минут. При задержании я тебе запрещаю присутствовать. Пусть этим занимаются специально предназначенные для этого люди. Ты отлично провела расследование, и на этом этапе твоя миссия закончена.

Я промолчала. Странно, но я чувствовала себя неудовлетворенной. То, что сделала я, в принципе мог сделать любой детектив… Ну, конечно, не любой, а очень хороший детектив. Вообще-то нет — детектив на это задание не подходит. Посмотрела бы я, как он пытался бы сопротивляться экстрасенсорному влиянию Макарова. Да и на квартире Анастасьева… Какой уж тут детектив…

— Приказ есть приказ, — строго сказал Гром, всегда точно угадывавший мое настроение, даже если нас с ним разделяли сотни километров, — отдыхай. Можешь дождаться окончания операции, можешь прямо сейчас уезжать к себе в Тарасов. Гонорар, причитающийся тебе, я переведу на твой счет через несколько дней. Погоди секунду, не отключайся. Сейчас с тобой будет говорить командир спецотряда, который вылетит в Елань. Меня самого на месте задержания не будет, поэтому передаю ему…

— Багира? — Голос Грома уже сменил другой голос. — Багира, вы меня слышите?

— Да, — сказала я.

— Нам нужно с ребятами знать… Там ведь будут просто бойцы и этот… Как он выглядит? Он ведь крайне опасен — в первую очередь при задержании надо знать внешность того человека, который представляет наибольшую опасность.

У меня было всего несколько секунд на раздумья. Я вспомнила звучащий через динамик сотового телефона голос Осокина, окрепший на словах «никогда этого не будет…». Как он тогда сказал: «выполнять задания, пачками отправляя людей на тот свет… Никогда этого не будет…» И еще промелькнуло у меня в голове — «Просто хочу жить, как все люди…».

— Багира? Вы меня слышите?

— Да, — проговорила я, — вы его сразу узнаете — длинный черный плащ, волосы ниже плеч… острая бородка. Он представляет наибольшую опасность…

* * *

Я сидела в небольшой закусочной в центре Елани. И не могла понять, что со мной происходит. А со мной странное что-то происходило.

Свое задание я выполнила. Сообщила координаты местонахождения Осокина. Время и место. Больше ничего от меня не требовалось. А этот командир сформулировал свой вопрос так, что… Конечно, он имел в виду Осокина, но Макаров, как мне кажется, представляет намного большую опасность, чем Осокин.

Но ищут-то Осокина, а не Макарова. Да ладно, Юля, — просто-напросто ты дала шанс Осокину бежать от бойцов спецотряда.

— Да, — призналась я сама себе, — пока солдаты будут заниматься Макаровым, как объектом, представляющим особую опасность, Осокин имеет возможность скрыться… А мне, черт возьми, не хочется, чтобы задержали Осокина. Не хочется — и все тут… А вот Макаров — другое дело. Этот человек должен быть задержан. И Койот…

Странное шипение в левом ухе отвлекло меня от моих мыслей.

Господи, а я совсем и забыла о том, что наушник от телефонного «жучка», благодаря которому я могла прослушивать телефон Койота, все еще торчит у меня в ухе. Благо наушник почти незаметен для окружающих.

— Алло! — сквозь треск помех донесся до меня голос Макарова. — Алло!

Что-то скрипнуло — это Койот включил свой телефон.

— Слушаю, — сказал он, — случилось что-нибудь?

— Случилось, — проговорил Макаров, и я поняла, что он едва сдерживается, чтобы не заорать от злобы, — этот кретин перенес встречу на час раньше!

— К-как это?

— Да вот так! На том же самом месте, но на час раньше!

— Зачем ему это надо? — недоумевал Койот.

— Ты что — идиот? Затем, чтобы мы не успели как следует подготовиться к встрече! Осокин не глупый малый, я всегда это знал. Отказаться от его теперешних условий — значит признать, что вовсе не разговоры мы собрались с ним разговаривать, а захватить его… Понятно?

— Понятно… Что же делать?

— Бери своих людей и дуй на стройку, придурок! — все-таки заорал Макаров. — Сейчас половина двенадцатого. Встреча была назначена на час дня, Осокин перенес ее на двенадцать. Успеешь?

— Должен успеть, — с сомнением в голосе ответил Койот, — но это так… неожиданно…

— Давай. Мы тоже выезжаем.

Макаров отключился. В моем ухе зашипело с такой силой, что я на несколько мгновений оглохла.

Я медленно вытащила наушник из уха. Вот так дела… Спецотряд уже вылетел. Они рассчитывают попасть в город Елань к часу дня. А встреча к этому времени уже может закончиться.

Я вдруг улыбнулась. Ну вот, Юля, ты опять на коне. Теперь снова — как и всегда — исход операции зависит только от тебя. Я должна во что бы то ни стало задержать встречу до появления спецотряда.

Забыв даже расплатиться, я выскочила из-за столика и опрометью бросилась к машине.

* * *

Я подъехала к стройке в начале первого. Территорию окружал высокий забор из железобетонных плит, возле него я и оставила свою машину.

Еще издалека я увидела у открытых ворот несколько автомобилей — два джипа и четыре иномарки-легковушки. Немного в стороне стоял длинный черный «Мерседес».

С трудом перебравшись через высокую стену, я двинулась к центру стройки, где, по моим предположениям, и должна была проходить встреча; довольно скоро я услышала приглушенные голоса.

Я остановилась, прошла еще несколько шагов вдоль недостроенной стены дома и выглянула из-за угла. Среди разбросанных кирпичей, шлакоблоков и арматурных прутьев была небольшая ровная площадка, будто специально расчищенная для какой-то цели. В центре площадки стоял Макаров (увидев его, я вздрогнула), позади него пятеро в камуфляже и черных масках, скрывающих лица. У каждого из пятерки в руках был автомат Калашникова. Напротив Макарова, опершись спиной о торчащую из земли высокую арматурную решетку, стоял человек в наглухо застегнутом старом плаще и армейских ботинках. Человек держал руки в карманах. Смуглое лицо его было спокойным, но по выражению глаз я поняла, что он сильно взволнован. Я сразу узнала в этом человеке Осокина, лицо его я видела на фотографии, которую передал мне Гром.

Койота с его людьми нигде не было видно. Вряд ли он опаздывает. Скорее всего Макаров держит его на подхвате. Койот и компания появятся на сцене тогда, когда Макаров сочтет это необходимым.

Я осторожно огляделась. Вроде никого не видно и не слышно ничего. Где Койот со своими людьми может прятаться?

— Сергей, — проговорил Макаров, видимо, продолжая уже начатый разговор, — почему ты заставляешь себя уговаривать? То, что я предлагаю тебе, лучшее, чего ты сможешь добиться в этой жизни. Ты смотришь на меня как на врага. А ведь я хочу только…

— Где Света? — перебил его Осокин. По тому, как поморщился Макаров, было видно, что этот вопрос на сегодняшней встрече он задал не впервые.

— Опять двадцать пять, — вздохнул Макаров, — я тебе сто раз говорил. Как только я получу от тебя согласие на сотрудничество, ты немедленно получишь свою Свету.

— А если я не соглашусь? Она-то здесь при чем?!

Макаров развел руками.

Я вдруг заметила, что Макаров и Осокин избегают смотреть друг другу в глаза, — встречаясь взглядами, немедленно отворачиваются.

«Ни один из них не уверен, что сильнее — именно он, — догадалась я, — они сейчас… прощупывают почву. Осокин явно не прочь помериться силами с Макаровым. А Макаров… Если ему удастся ввести Осокина в транс, то тогда его людям легко будет Осокина схватить. Однако где же Койот со своими людьми?»

Я неожиданно подумала о Свете. Кто она такая? Что она собой представляет, если этот человек идет из-за нее на все?

Я обернулась и увидела, что в стене, у которой я стою, есть дверь — небольшая железная дверь, настолько засыпанная кирпичной пылью и измазанная краской и грязью, что я не сразу ее и заметила. Я легонько толкнула ее — дверь подалась без малейшего сопротивления и скрипа, что показалось мне несколько странным.

Переступив порог, я оказалась на маленькой площадке, с которой начиналась ведущая вверх лестница. Перил у лестницы не было, а по лестничному пролету тянулись какие-то провода и железные тросы. Прикрыв за собой дверь, я начала неслышно подниматься по лестнице.

Пройдя два пролета, я остановилась. Возле незастекленного окна стоял молодой человек в строгом черном костюме и накинутой сверху очень дорогой кожаной куртке, у его ног к стене был прислонен автомат Калашникова.

Молодой человек не видел меня, он сосредоточенно раскуривал сигарету. Очевидно, это был один из людей Койота, дожидавшийся сигнала от Макарова, — позиция, которую он занял, была очень удобна. Из этого окна прекрасно просматривалась вся площадка.

Стараясь не шуметь, я вытащила из кармана пистолет со снотворными иглами.

Молодой человек раскурил сигарету и с удовольствием затянулся. Осторожно выпустив струю дыма, он хотел было затянуться еще раз, но, вздрогнув, выронил сигарету и дотронулся до шеи — там торчала игла. Я метнулась к молодому человеку, который уже закатил глаза и стал падать, подхватила его и аккуратно опустила на пол.

Хорошая штука этот мой пистолетик — и работает бесшумно, и снотворное действует практически мгновенно.

Посмотрев на часы, я выглянула в окно. Было уже половина первого, — а встреча, надо думать, стремительно близилась к завершению — Осокин, отстранившись от арматурной решетки, со сжатыми кулаками подступал к пятившемуся Макарову, камуфляжники настороженно ворочали стволами своих автоматов, не зная, что им делать.

— Успокойся! Успокойся! — кричал Макаров. — Мы хотели спокойно все обсудить и… А так, дорогой друг, добром все не кончится…

— Да пошел ты! — немедленно получил он в ответ. — Не верю я тебе! Вообще никому не верю! Оставь меня в покое! Какого черта… Ты можешь сказать: Света жива или нет?

— Конечно, жива! — поспешно проговорил Макаров и остановился.

Остановился и Осокин; тяжело дыша, он опустил руки.

— Тогда скажи… — начал Осокин, поднимая на Макарова глаза, и осекся.

Макаров шагнул к нему. Осокин дернулся, словно от удара, но не отступил. Голова Осокина начала трястись, будто от огромного, нечеловеческого напряжения. Макаров подошел уже вплотную к Осокину. Камуфляжники за спиной Макарова переглянулись и опустили стволы своих автоматов.

Мне показалось, будто отчетливо щелкнул замок захлопнувшегося капкана.

Макаров застал врасплох своего противника и теперь получил преимущество. Осокин все еще сопротивлялся, но ясно было, что долго он не продержится и вот-вот…

Я вытащила свой «магнум» и навела его на ближайшего ко мне автоматчика. Я могла бы застрелить Макарова, но посчитала, что для ребят из службы внешней разведки он живой будет гораздо полезнее, чем мертвый. К тому же — у меня удобная позиция для стрельбы — я могла убить Макарова в любой момент.

Бах! — и один из парней в камуфляже, вопя, полетел на землю. Я прострелила ему плечо и, кажется, угодила в кость. Такая рана довольно болезненна.

Макаров отшатнулся от Осокина, а Сергей, сжав ладонями виски, обессиленно опустился на землю.

— Кто стрелял?! — заорал Макаров. — Кто?..

Автоматчики только озирались по сторонам, испуганно припадая к земле.

Я подстрелила еще одного — раздробила ему кисть правой руки — стрелять он уже не сможет, по крайней мере, сегодня.

— На землю! — закричал Макаров.

Он бросился куда-то в сторону. Автоматчики залегли за ближайшей кучей битого кирпича. Одного из них я могла достать, но пока не стала этого делать. Интересно, куда подевался Макаров? Кажется, это он кричит, там…

Я метнулась к другому краю окна, снова осторожно выглянула — и увидела Макарова, который тряс, схватив за грудки, тщедушного Койота.

— На две стороны играешь, сука?! — орал Макаров. — Продажный ублюдок!..

Кто-то из людей Койота выстрелил в Макарова, тот сразу присел, выпустив брякнувшегося на задницу Койота. Пуля цвиркнула по бетонной стене над головой Макарова. Секундой спустя бабахнуло еще два выстрела — Макаров упал на землю, а Койот, стараясь не поднимать головы, проворно пополз к огромной цистерне с давно засохшим цементом.

Потом застучали автоматные очереди. Трое в камуфляже короткими перебежками передвигались к Макарову. Откуда-то со стороны цистерны с цементом раздался вскрик, а после — предсмертный стон, — видимо, пули автоматчиков Макарова достигли своей цели.

Макаров вдруг сорвался с места и, низко пригибаясь к земле, куда-то побежал.

Услышав шорох рядом с собой, я обернулась и отскочила от окна. Молодой человек, из шеи которого торчала иголка, вращая совершенно безумными глазами, пытался подняться на ноги.

Быстро вытащив из кармана пистолет, я всадила ему в грудь сразу две иглы — молодой человек моментально рухнул на пол. Звук падения его тела неожиданно совпал с тяжким грохотом во дворе стройки.

Я выглянула в окно — на том самом месте, где только что ворочался в луже крови парень, которому я прострелила руку, полыхал огромный костер — черный дым сразу же накрыл площадку.

Громыхнуло еще, и я узнала звук гранатомета, — очевидно, о тяжелом оружии позаботились люди Койота — автоматчики в камуфляже стремглав бежали прочь от цистерны, куда уполз от Макарова Койот. Позади них снова бабахнул взрыв — сбитые с ног ударной волной, они попадали на землю. В окно влетел осколок кирпича, — пройдя всего в нескольких сантиметрах от моего лица, он в пыль разбился о противоположную стену.

Автоматчики залегли за двумя огромными железобетонными блоками и открыли шквальный огонь по своему противнику.

«Ну и дела, — подумала я, — не ожидала, что после двух моих выстрелов заварится такая каша. Надо же — гранатомет. Хорошо еще, что никто на танке не приехал… Нужно спуститься отсюда. Спецотряд должен быть здесь с минуты на минуту».

Внезапно налетевший порыв ветра развеял черный дым, и я замерла, увидев, как по площадке, совершенно не обращая внимания на гремевшие вокруг выстрелы и взрывы, катались, вцепившись друг в друга, два экстрасенса — Макаров и Осокин.

Они сейчас лупили друг друга кулаками, как самые обыкновенные грузчики из винно-водочного магазина. Ну, не совсем как грузчики — очень умело каждый наносил и отражал удары, — ведь оба экстрасенса обладали исключительным боевым мастерством и, кажется, в равной степени: я не могла пока заметить, чья берет верх.

Черный дым на несколько мгновений опять накрыл площадку, а когда новый порыв ветра отогнал дым в сторону, я увидела, что в драке произошел перелом — теперь Осокин сидел верхом на Макарове — одной рукой он стискивал его горло, другой, сжатой в кулак, бил его по лицу. Макаров почти не сопротивлялся — лицо его вспухло и было залито кровью, отчетливо видны были только широко открытые глаза.

— Где она? — закричал вдруг Осокин, обеими руками хватаясь за ворот своего противника и приближая свое лицо к его — окровавленному. — Говори мне! Где она?!

Осокин вдруг замер, глядя прямо в глаза Макарову, и я вдруг ясно увидела, как на изуродованном лице Макарова проступает безумный ужас.

«Осокин ввел его в транс, — сообразила я, — и рыщет теперь в его мозгу, как во вскрытом чемодане…»

Черный дым снова закрыл площадку. Я отвернулась от окна — и очень вовремя: грохот опять потряс недостроенное здание, и там, где секунду назад находилась моя голова, пролетел, словно пущенное копье, полуметровый обломок арматурного штыря.

В это время я услышала чей-то истошный крик:

— Менты!!

Наконец! Я сделала то, что должна была сделать — задержала Макарова с Осокиным до прибытия спецотряда, только вот у меня такое впечатление, что один из экстрасенсов вряд ли теперь сможет дать показания.

Выстрелы сейчас звучали гораздо чаще, чем раньше — один за другим грохнуло сразу три взрыва. Выглянуть в окно, чтобы посмотреть на происходящее, я не рискнула.

Я шагнула к лестнице, но вдруг кто-то со страшной силой выбил у меня из-под ног цементный пол — я полетела в черное небытие, и последнее, что я успела почувствовать, — удивление, почему я не услышала грохота взрыва гранаты, убившей меня.

* * *

— Не-ет, — проговорил кто-то из серой пустоты, — нас так просто не убьешь… Секретные агенты — люди крепкие.

С большим трудом я разлепила веки и увидела лицо склонившегося надо мной Грома.

— Где… я? — получилось выговорить у меня.

— Очнулась! — радостно констатировал Гром. — А доктор говорил, что еще несколько часов спать будешь. Ты — в Москве, в спецбольнице для сотрудников Федеральной службы безопасности. Не беспокойся, с тобой все в порядке. Просто небольшая контузия и нога… Открытый перелом.

— В Москве?..

События последних дней смешались в моей голове в кашу — я толком ничего вспомнить не могла.

— Можно сказать, что операция завершилась успешно, — говорил мне Гром, — Макаров задержан, но он находится сейчас в больнице и, надо сказать, вряд ли выживет. Кто-то его очень хорошо отделал. Ваш «болван» тоже задержан — вместе с двумя своими подручными, переметнувшимися на сторону иностранной разведки, — Макаров их завербовал. Так что ты, Багира, раскрыла заговор внутри структуры нашего ведомства. Таких гадов нужно давить в зародыше, пока они не успели наделать дел…

Веки мои сомкнулись сами собой. Решив, что я уснула, Гром замолчал — я ощутила его холодную руку на своем лбу. Какая-то мысль колыхалась у меня в мозгу и не давала мне покоя. О чем-то мне надо обязательно узнать… Ах да!

— О… Осокин? — спросила я, не открывая глаз.

Гром ответил мне после небольшой паузы:

— Осокин? — повторил он. — Он… Пока его взять не удалось. Но задержим обязательно. Наши агенты снова вышли на его след — его видели в районе Самарского вокзала несколько часов назад — он был с какой-то женщиной. Теперь он никуда не денется… А ты спи. Ты молодец, Багира… Не беспокойся, мы обязательно задержим Осокина. Я не хотел говорить тебе, что он улизнул, — твое состояние и так не великолепное, а тут еще окажется, что ты зря работала… В любом случае — ты работала не зря. Никуда Осокин не денется — теперь мы у него на хвосте висим…

Я хотела открыть глаза, но у меня ничего не получилось. Смертельная усталость навалилась, как свинцовое покрывало.

Мне кажется — наши агенты все-таки найдут Осокина; если он уйдет и на этот раз, по его следу пустят еще кого-нибудь, а если он уйдет снова… все равно когда-нибудь достанут. Странная, наверное, вызванная контузией мысль появилась в моей голове — мне подумалось, что всегда кто-то бежит, а кто-то догоняет…

Не успев додумать эту мысль до конца, я уснула.