По данным похоронного бюро «Черный венок», в городишке Вересково с некоторых пор резко возросло количество смертей. Причем умирают не только старики, уходят из жизни и молодые люди. Среди жителей поднялась самая настоящая паника. Есть подозрения, что где-то в городе существует мощный источник радиоактивного излучения. Секретный агент Юлия Максимова по кличке Багира получила задание найти зараженный участок. Своими действиями Багира кому-то здорово помешала. Ее предупредили. Но люди, стоящие за всем этим, явно не ограничатся простыми предупреждениями…

Марина Серова

Тузы и их шестерки

* * *

Чернобыль, апрель 1986 года

Он схватил за несколько минут половину предельно допустимой дозы, и теперь его должны будут вывезти подальше от энергоблока, который взорвался всего четыре дня назад.

Волоков шел по обочине дороги и чувствовал, как сильно болит желудок. В связи со стрессом снова разыгралась язва. Он не ел уже больше пяти часов, желудочный сок разъедал ткани.

Кроме того, он был пьян. Точнее, тридцатилетний майор химических войск знал про себя, что перед тем, как идти в зону с повышенной радиацией, он выпил стакан водки и сейчас должен был чувствовать дурман в голове и вялость в конечностях. Но ничего этого не было. Огромная доза адреналина свела на нет действие алкоголя.

Его рота за три часа работы собрала полную машину радиоактивных обломков, разлетевшихся после взрыва на несколько сотен метров от эпицентра. Судя по тому, как просел выделенный им «КамАЗ», они накидали вручную около шести тонн.

Шесть тонн.

Майор остановился, закурил, посмотрел на небо. Синее, чистое. А мы здесь в дерьме по уши.

— Хорошо отработали, Дмитрий Сергеевич, — похвалил генерал, отмечая на карте очищенный сектор. — Теперь можете отправляться к месту постоянной службы. Вам должны дать отпуск. Судя по вашему индивидуальному дозиметру, вы схватили даже больше, чем ваши подчиненные. Как это случилось?

Волоков смотрел на генерала сквозь пелену водки и усталости.

— У меня двое детей, товарищ генерал, а ребята, которыми приходится командовать, еще и баб-то толком не распробовали. Просто напоролись на обломок, который фонил здорово. Я сказал, чтобы пацаны отошли, и сам, один, отнес его в машину. Мне уже можно не беспокоиться о том, что после меня никого не останется.

— Ну, вы еще молодой. — Генерал снова с удовлетворением посмотрел на отмеченный на карте зачищенный район и, почесывая безымянным пальцем неделю не мытую шею, сообщил, что у Волокова все шансы вырасти в звании и в ближайшем будущем получить под свое командование батальон.

Дмитрий Сергеевич вышел от генерала в приемную. Там он поймал собственный взгляд в зеркале и не упустил возможности внимательно рассмотреть отражение. Говорят, что после больших доз люди гниют заживо.

Он оттянул кожу на лице, осмотрел глазные яблоки, потом изучил руки. Ни ожогов, ни язв. Его не тошнит. Температура? Он пощупал рукой лоб. Да нет, температура нормальная.

Вернувшись в здание школы, где разместилась его рота, он сел за парту в одном из классов, попросив подчиненных принести ему бутылку водки, банку тушенки и хлеб. Когда все было сделано, он налил себе полный стакан, поднял его и еле слышно произнес:

— За твое здоровье, Дмитрий Сергеевич, которое ты тут оставил.

Выпил залпом, отломил небольшой кусок черняги и долго жевал. Водка обожгла язву. Говорят, так лечат эту гадость — прижигают спиртом.

Он достал нож, открыл банку тушенки и стал есть, не замечая вкуса.

— Сможешь ли ты, Дима, после сегодняшнего жену удовлетворить?

Тарасов. Наши дни

Я сидела на работе и маялась от безделья. Последние два часа я занималась тем, что играла в тетрис, держа в руках портативную китайскую игрушку. Работы не было. То есть она, конечно, никуда не убегала, но я могла себе позволить отложить часть бумажек на завтра. Или на послезавтра.

«Как настроение будет, так и напишу», — думала я, яростно шлепая по кнопкам и укладывая одну фигурку за другой.

Зазвонил телефон. Зараза. Я уже успела подняться на четвертый уровень и знала, что если нажму на паузу и выйду из игры, то удачного возвращения не будет. Телефон снова подал голос.

Пришлось снять трубку. Нужно ли говорить, что голос мой был явно раздраженным, так как меня оторвали от игры?

— Да, — отрывисто ответила я, — комитет солдатских матерей. Юрисконсульт Максимова Юлия Сергеевна. Слушаю вас.

Общаться нам чаще всего по роду своей работы приходилось с женщинами, отправившими своих сыновей в армию, или же с военными. И той и другой категории граждан необходимо было как можно четче отвечать, потому что одни плохо соображали из-за волнения, а другие по-иному вообще не могли разговаривать.

— Будь сегодня на работе до шести вечера, — сказал человек, голос которого я не могла не узнать.

Это была единственная фраза, произнесенная им, после чего позвонивший отключился. Это был майор Суров, по прозвищу Гром. Честно говоря, я не очень обрадовалась, так как еще не успела отойти от предыдущего задания, которое мне пришлось выполнять. Надо будет в официальном порядке попросить отпуск и в Комитете солдатских матерей, и у Грома, после чего уехать куда-нибудь, чтобы никто не мог до меня добраться.

Еще вот и на работе сиди до шести часов. Все нормальные люди уйдут в пять, а я должна в шесть. А Патрикеевна глаза вытаращит и подивится моему рвению, это уж точно.

Как я и предсказывала, в пять минут шестого дверь в мой кабинет открылась, и Светлана Алексеевна, вторгшись на мою территорию, удивленно произнесла:

— Ты еще здесь?

— Немного поработаю, — сообщила я, пряча под столом электронную игрушку.

Я вела себя как маленькая школьница, но желание довести игру до конца было столь велико, что я надеялась без труда досидеть в конторе до шести. Мне просто было необходимо поставить новый рекорд. Иначе жизнь представлялась мне в черном цвете.

— Ну хорошо, — сказала моя начальница, все еще не веря собственным глазам. На столе лежали раскрытые папки, документы — все чин-чином. — Будешь уходить — не забудь включить сигнализацию.

Я шутливо отдала ей честь и ответила: «Так точно», после чего уже серьезно попрощалась с начальницей:

— Всего доброго, Светлана Алексеевна.

— Всего доброго, — ответила она, закрывая дверь.

Я подождала, пока Патрикеевна отойдет подальше от двери, а затем снова принялась играть.

Ни без пяти шесть, ни в шесть ровно ничего не произошло. Я закрыла нашу контору и вышла на улицу. Сентябрьский вечер хорош тем, что еще светло и уже не жарко. После знойного лета приятно было каждый вечер окунаться в прохладу.

Не успела я пройти и ста шагов, как услышала за спиной:

— Добрый вечер, Юлия Сергеевна.

— Добрый вечер, господин майор, — ответила я еще до того, как повернулась. Я узнала его по голосу.

Гром был одет в черный костюм в едва заметную полоску, белую рубашку и цветастый галстук. Его волосы были аккуратно причесаны — в общем, мой шеф был не начальник, а просто жених.

— По вас не скажешь, что у вас был трудный день, — заметила я.

— Да ты тоже неплохо смотришься, Багира, — ответил он. — Позволите?

Гром взял меня под руку, и мы пошли по улице, как очень близкие люди.

— Поскольку я вас, сударыня, встречаю после работы, то давайте будем изображать немолодого ухажера и его даму.

Я была не против и даже заметила, что было бы неплохо отправиться, например, в ресторан.

— На посещение дорогих заведений мне денег никто не выделяет, — сухо заметил майор, — так что придется довольствоваться первой попавшейся кафешкой, где мы сможем спокойно посидеть и поговорить.

На улице было не холодно и не жарко — около пятнадцати градусов. Прекрасная погода для того, чтобы сидеть за столиком, вынесенным прямо на тротуар, и смотреть на майора — настолько он сегодня был обаятельным, — а вот слушать его я должна была с превеликим вниманием, потому как он появился передо мной не шутки ради, а для того, чтобы дать очередное задание.

— Ну что на этот раз? — первая начала я, загребая ложкой мороженое.

— Багира, тебе Тарасов не надоел? — Майор пригубил стакан с кока-колой.

Он считал не солидным для себя пить через соломинку, поэтому первым делом выкинул трубочку и снял с бумажного стакана крышку.

— Хороший город.

— В этом я с тобой согласен. — Суров поморщился от сильно газированного напитка. — Говорят, эта дрянь пластмассу разъедает.

— Так что у вас ко мне, гражданин начальник? — Не скрывая собственной информационной жажды, я продолжала есть пломбир.

— Поедешь в Вересково. Знаешь, где это?

— Вересково? — переспросила я. — Это же здесь, в нашей области. Райцентр, кажется.

— Вот именно, райцентр. — Гром снова стал обычным серьезным начальником нашего не существующего ни в каких штатных расписаниях подразделения службы государственной безопасности с такими проблемами, о которых вслух не говорят. — Поедешь завтра. Задача у тебя, прямо скажу, не простая. Сложность заключается в том, что тебе придется выполнить большой объем работы.

Он передал мне через стол небольшой приборчик. Я взяла его в руки. Всего две кнопки, небольшой жидкокристаллический экран умещается на ладони. В углу надпись «ДП-10».

— Это именно то, на что это похоже?

«ДП» означало дозиметрический прибор, «10» — видимо, просто серия.

— Я должна буду искать атомную бомбу?

Гром снова отпил из стакана, вздохнул и передал вслед за прибором бумажку.

— Это инструкция, как им пользоваться. На тот случай, если ты не будешь в состоянии разобраться. Советую прочитать эту бумажку и запомнить предельно допустимые дозы облучения. Поедешь в Вересково и там тихо будешь искать источник радиации.

Дело в том, что из этого райцентра за последний год в больницы Тарасова поступило девять человек с поражением костного мозга и раковыми заболеваниями. Есть предположение, что в городе произошло радиоактивное заражение. Мы не можем допустить разглашения этой информации, поскольку в этом случае будет большой скандал.

Тебе нужно не только найти дрянь, которая сжигает людей, также необходимо по возможности добраться до человека, который бросил смертоносную вещь где-то в Верескове.

Этот прибор обладает большой чувствительностью. Он в состоянии регистрировать природный фон, который колеблется от одиннадцати до тринадцати микрорентген в час, но с помощью его невозможно на большом расстоянии установить, откуда именно исходит радиоактивное излучение. Тебе придется исколесить город вдоль и поперек, чтобы найти радиоактивное пятно.

После того как ты обнаружишь источник радиации, тебе следует позвонить по телефону, который я написал на инструкции к прибору. Бумажку, после того как выучишь номер телефона, — сжечь.

Я посмотрела на цифры.

— Это московский номер? — Кода города указано не было.

Гром молча кивнул головой.

— У Патрикеевны возьмешь отпуск за свой счет на десять дней. Скажешь, что устала.

— А если она меня не отпустит?

— Отпустит, никуда не денется.

Почему Гром был так уверен в этом, я понятия не имела. И вообще, он своим заданием спутал мне все карты. Я на самом деле хотела уйти в отпуск.

— Задание, не буду от тебя скрывать, да, надеюсь, ты сама понимаешь, опасно для здоровья. И это далеко не курение, не алкоголь и не наркотики. Никто не знает мощности источника, и, если он окажется сильным, хватит всего нескольких минут для того, чтобы навредить собственному здоровью.

— Сколько мне заплатят за столь рискованное предприятие? — Я попыталась улыбнуться, но почему-то у меня этого не получилось, и вся улыбка съехала на сторону.

— Мы сочли возможным платить по пятьсот рублей за одни сутки командировки, и желательно уложиться в эти десять дней, так как люди начинают роптать. Есть одна журналистка, — при этом слове Суров поморщился, — некая Мария Ленская. По нашим данным, она твоего возраста, рост сто шестьдесят, полновата, волосы русые, длинные. Упряма, как баран. Живет и работает в Верескове. Состоит в штате местной газеты, которая еще с тех времен не поменяла название «Красный колхозник» на что-нибудь более актуальное. Тираж у нее три тысячи экземпляров, что для районного центра вполне неплохо. По нашим сведениям, газета хорошо раскупается и влияет на умы местных граждан.

Так вот, эта Ленская узнала о случаях заболевания раком и сейчас пытается проводить собственное расследование. Два дня назад главный редактор газеты пригрозил ей увольнением. Это было сделано для того, чтобы она не вытащила всю эту грязь наружу. Согласен, государственные органы проглядели эту ситуацию, но тем не менее шум нам не нужен. Она не слишком здорово копает, просто от недели к неделе приводит какие-то фантастические данные о количестве заболевших, которые превышают реальные цифры в несколько раз. Этим самым просто поддерживается тираж издания, и газету хорошо берут. Тот же главный редактор, пока ему наши органы не указали на несоответствие данных, приводимых в газете, смотрел на деятельность Ленской сквозь пальцы, так как за счет ее материалов тираж моментально расходился, а что сейчас еще нужно газетчикам?

Не исключено, что ты столкнешься с Ленской, так как отправляешься в этот город не частным образом, а с легендой. Будешь представлять областной Комитет по охране окружающей среды. Вот тебе соответствующий документ, — вслед за дозиметром и инструкцией к нему я получила зеленую книжечку с гербом России. — Эта журналистка, Ленская, послала письмо в администрацию области, подписанное доброй сотней человек, в котором она требует, чтобы разобрались с экологической ситуацией в городе. У нас хоть и демократия, но, насколько я знаю, правительство области не собиралось реагировать на запрос. По нашим каналам мы должны сделать проверку. Письмо будет объяснять твое появление в городе.

Я рассматривала удостоверение — двуглавый орел с золотым тиснением. Весьма симпатично.

— Этот документ должен открыть тебе любые двери. На том уровне будешь получать полное содействие. Председатель райисполкома Федотов уже извещен о том, что к нему из Тарасова выезжает представитель, который будет заниматься составлением отчета об экологической обстановке в городе. Когда ты доберешься до своего дома, то около подъезда обнаружишь «ВАЗ-2108», я передаю его тебе во временное пользование. Машину желательно вернуть в том же состоянии. Вот ключи.

Я забрала ключ и брелок с сигнализацией.

— Деньги забыли.

— Не забыл, — ответил он, вынимая банковскую упаковку с пятидесятирублевками. — Держи. В случае удачного завершения этой операции получишь еще столько же. Это немного, но, во всяком случае, пули над твоей головой свистеть не будут.

— Не должны, — поправила я. — Давайте не загадывать наперед. Что-то я не помню, чтобы меня посылали на задание, которое бы мне приходилось выполнять без перспективы словить немного свинца.

— Права, права, — тут же согласился майор, — но кому-то же надо делать эту работу.

— Я знаю. — Вздох у меня получился, наверное, слишком тяжелым, так как Гром посмотрел на меня с сомнением: справлюсь ли я с этим делом?

— Ты что, устала?

— Устала, — ответила я. — И что теперь? Кто будет жалеть бедную женщину? Я, товарищ майор, все отработаю.

Взяла деньги, прямо за столом разорвала пачку и отдала ему обратно бумажки от упаковки. Достала из сумочки резинку и перетянула ею деньги.

— Так удобнее.

Взглянув на купюры, я увидела, что резинка, дважды накрученная на пачку денег, переплелась восьмеркой. Замкнутый круг. Если восьмерку повернуть в плоскости, то получится знак бесконечности. Что это, бесконечная история? Дело покажет.

— Больше ко мне ничего нет?

Гром допил кока-колу и поставил пустой стакан на стол.

— Я пойду, Багира. Постарайся сделать эту работу побыстрее, и, так и быть, дам тебе отпуск.

— Вот спасибо, — поблагодарила я. — Буду жить только надеждой на отдых.

— Завтра сразу поезжай к председателю райисполкома. Он встретит тебя как надо. У него есть парочка предприятий, которые сбрасывают много дерьма в местную речушку, поэтому, думаю, тебя там будут умасливать весьма прилично.

— Может, и подарки преподнесут. — Я закатила глаза, предвкушая удовольствие от огромных коробок конфет.

— Пусть что хотят, то и делают, это их проблема. Твоя задача — найти источник радиоактивного заражения и позвонить по телефону в Москву. Установишь, кто хозяин этой гадости, — будешь умницей. Счастливо, Юлия Сергеевна.

Он ушел, оставив меня за столиком одну. Солнышко готовилось уйти за горизонт, на улице включили фонари, а я сидела и потихоньку доскребала ложкой остатки пломбира. Снова моя жизнь изменится через несколько часов. Ну что ж, мне к этому не привыкать.

Доев мороженое, я пошла домой, убеждая себя, что теперь мне следует хорошенько выспаться. Потому что, как показывает практика, во время выполнения задания много не подрыхнешь.

Подойдя к дому, я увидела во дворе на небольшой стоянке три «жигуленка», и какой из них мой — я понятия не имела.

Остановившись в задумчивости, вытащила брелок с сигнализацией. На нажатие кнопки, снимающей защиту, откликнулась зелененькая, которая стояла левее.

— Ты мне сразу понравилась, — пробормотала я, решив осмотреть бардачок и багажник. После чего проверить, работает двигатель или нет.

Я уселась на место водителя. В бардачке ничего не было. Судя по всему, машина была новенькая, так как ни царапин, ни каких-нибудь пятен я не обнаружила. Невозможно подержанную машину вычистить с такой тщательностью. Оставшись довольной салоном, я встала, открыла багажник. Увидела, что внизу лежат запаска, домкрат, насос и набор инструментов.

— Стоп. А где же доверенность? Майор мне ничего не давал. Забыл? Ты сама-то веришь, что Гром может что-то забыть? Как я буду разъезжать?

Я снова уселась за руль, еще раз все осмотрела, потом вставила ключ в замок зажигания и попробовала завести двигатель. Машина ожила.

— Отлично.

Судя по приборам, бак был полон, и я могла отправляться хоть сию минуту. Только где доверенность, черт подери!

— Неужели Суров не подумал о документах?

Я провозилась около двадцати минут, обыскивая машину, после этого пошла к себе.

По привычке заглянула в почтовый ящик, где обнаружила конверт, на котором ничего не было написано. Немедленно вскрыв его, нашла там доверенность на собственное имя от владельца машины, некоего Мосягина Вадима Григорьевича.

Мне-то все равно от кого, лишь бы ездить можно было. Документы теперь у меня были в порядке. Просто гора с плеч. А то я уже начала думать, что мне придется ехать в Вересково на общественном транспорте. И по городу перемещаться неизвестно каким образом.

Утром я отыскала в своем гардеробе зеленый деловой костюм и к нему зеленый с синими прожилками шелковый шарфик. Получилось весьма недурно. Буду вся такая зеленая выходить из зеленой «восьмерки», предъявлять зеленую книжку и представлять буду тоже зеленых.

От Тарасова до Верескова путь был неблизкий. Мне предстояло проехать около двухсот километров, прежде чем я попала бы в этот райцентр. Гнать на новом «ВАЗ-2108» было приятно. Машина шустро срывалась с места, а когда я выехала на трассу, то не составило никакого труда развивать скорость до 120–130 километров в час. Не ехала — летела.

Здание местной администрации нашла быстро. Дорога, идущая от Тарасова, практически упиралась в большое четырехэтажное здание, которое в прежние времена наверняка было райкомом КПСС. Да и районом скорее всего бессменно продолжал руководить бывший партаппаратчик.

Председатель райисполкома, некто Федотов Борис Всеволодович, занимал половину третьего этажа. Во всяком случае, так сказала мне вахтерша, которая сидела на входе. Никакой милиции я у здания не увидела, что свидетельствовало или о беспечности властей, или о постоянно спокойной и вяло текущей жизни одного из тысяч городков в России.

Поднявшись по ступенькам местного дворца, я наконец добралась до третьего этажа. Вошла в приемную председателя, где меня встретила мордатая и грудастая особа лет двадцати пяти. В приемной уже сидел один мужчина в потертых джинсах и старом свитере с нашитыми кожаными налокотниками.

Он похотливо оглядел меня, но я не стала обращать внимание на его скуластую, черноглазую физиономию.

— Вы? — с вопросительной интонацией секретарша встала со своего места и хотела было спросить меня, по какому вопросу я пожаловала.

Не дожидаясь каких-либо еще фраз с ее стороны, я вытащила удостоверение и протянула ей. Ознакомившись с документом, она вернула его обратно и сообщила, что сейчас доложит обо мне Борису Всеволодовичу.

— Так ты же говорила, что он занят? — подал голос мужчина, вскакивая со своего места.

— А вы посидите, — ответила обладательница больших грудей и проследовала в кабинет хозяина.

Не прошло и пяти секунд, как она вылетела обратно и чуть ли не шепотом попросила меня пройти. Видимо, босс ее здорово шуганул за то, что она не торопится препроводить к нему очень дорогого для председателя райисполкома человека, то есть меня.

Я перешагнула через порог и была вынуждена сфокусировать свои глаза на человеке, находившемся от меня не менее чем в пятнадцати метрах. Огромный кабинет, где размещался не только рабочий стол председателя, но и большое, овальной формы мебельное чудо, за которым могли сидеть человек двадцать—двадцать пять.

«Наверное, здесь в основном не хозяйственные вопросы обсуждают, а едят», — почему-то подумала я, цокая по паркетному полу, залитому толстенным слоем лака.

— Здравствуйте, здравствуйте, ждем со вчерашнего дня. — Из-за стола навстречу мне поднялся мужчина лет пятидесяти пяти с минимумом седых волос на голове и средних размеров животиком.

Его круглая раскрасневшаяся физиономия с серыми глазами, пышными усами и мясистым носом изучала меня сверху вниз и обратно. В кабинете стоял запах табака. Хозяин курил.

Он протянул мне руку, и я пожала ее.

— Юлия Сергеевна.

— Борис Всеволодович, — представился он в ответ. — Как доехали, Юлия Сергеевна?

— Нормально, — отмахнулась я, — трасса хорошая.

— Когда хотите приступить к работе?

— Я уже начала работать, — ответила я, — а где я буду жить?

— Уже все готово, — доложил Борис Всеволодович. — У нас здесь есть гостиница. Она находится в соседнем доме. Вам нужно пройти по улице всего сто метров, подняться на третий этаж, где для вас приготовлен номер.

— Я вам очень благодарна. — Я подошла к окну и полюбовалась видом. — Я здесь пробуду десять дней и надеюсь, что моей работе никто не будет мешать.

— Конечно, конечно, — егозил Федотов.

Он был на полголовы выше меня, но в данный момент, как ни крути, я смотрела на него сверху вниз, а не наоборот.

— Может быть, начнете работать завтра, а сегодня отдохнете?

— Отдохнуть мне действительно не помешает. У вас карта есть?

— Карта? — переспросил он, соображая. — Карту города вы имеете в виду?

— Именно, — согласилась я.

— Есть, а как же. — Он пошел к шкафам, стоящим в комнате, и стал открывать их один за другим.

Везде были или документы, или книги, причем, как я заметила, в основном сборники законов и книги по экономике и праву.

— Куда же я их задевал-то?.. — недоумевал Борис Всеволодович, открывая очередной шкаф.

Вскоре я увидела рулоны белой бумаги.

— Нашел! — радостно воскликнул председатель, бросая на большой овальный стол кучу карт. — Сколько вам штук?

Я ответила, что мне хватит и двух. Он с услужливым видом передал мне два экземпляра, после чего остальные убрал на место.

— Вы должны составить отчет? — чуть ли не шепотом спросил он.

Я ответила утвердительно.

— Надеюсь, наш город не попадет в разряд тех, где, по мнению экологов, невозможно жить?

— А почему вы так беспокоитесь? Воздух чистый. Дышится здесь намного легче, чем в Тарасове.

— Да, воздух у нас хороший, — подтвердил председатель. — Поэтому мне и непонятно, почему человек из правительства пожаловал в наше захолустье?

Хочет знать, что я здесь делаю. Официально. Ни с того ни с сего комиссии не ездят.

— Люди жалуются, — уклончиво ответила я.

— Кто?! — не выдержал он.

Федотову я дала взглядом понять, что он зарывается.

— Ну хорошо. Если появятся какие-нибудь вопросы, обращайтесь напрямую ко мне. Может быть, чаю?

— Нет, пожалуй, я пойду и посмотрю, где мне предстоит ночевать девять ночей.

Я попрощалась с пузатым, лысым и курящим Борисом Всеволодовичем, кивнула головой на прощание мордатой секретарше и пошла в гостиницу. Соседнее здание, в отличие от райисполкома, было победнее. Во всяком случае, гранитом здесь фасад не отделывали. И тем не менее дом был недавно покрашен, а тротуар и бордюр — целые, что само по себе было хорошо. Значит, средства находили.

Я вошла в единственный подъезд пятиэтажного дома, который, впрочем, был ниже четырехэтажного здания райисполкома. Здесь меня уже ждали. Видимо, был сделан соответствующий звонок, так как комендант гостиницы, а скорее всего это было общежитие, представилась мне лично.

Эту женщину я не назвала бы стройной, но в свои пятьдесят она сохранила некий намек на талию. Для русской провинции это вещь весьма редкая.

Комендантша сама открыла передо мной дверь номера, отдала ключи.

Я взяла ключи, поблагодарила за сопровождение и вошла в триста седьмой. Свет включать не пришлось. Дневного света было достаточно для того, чтобы я могла рассмотреть свое новое жилище во всех подробностях. Первое, что бросилось в глаза, — букет цветов, стоящий на столе. Не поскупились на розы. Ну что ж, очень даже хорошо.

Я прошла на кухню, где была современная плита, несколько шкафчиков, висящих на стене, небольшой холодильник и стол с двумя табуретками.

Открыв «Орск», я увидела бутылку шампанского, банку икры, колбасу, сыр и масло. Встречали меня, судя по всему, со всеми почестями. Вернувшись в комнату, я подошла к полутораспальной кровати и отвернула покрывало. Белье не просто чистое, а новое. Ну что ж, меня пытаются ублажить, чтобы я написала хороший отчет. Интересно, кто это все финансирует? Бюджет района или же средства берутся со счетов предприятий, активно загрязняющих окружающую среду?

Я выложила на стол карту города, которую позаимствовала у Федотова, и принялась рассматривать Вересково с высоты птичьего полета. Это был небольшой городок. Я насчитала десяток протяженных улиц, а остальные были длиною всего с километр, а то и меньше. Население города составляло немногим более пятидесяти тысяч человек, все его жители умещались на одном квадратном метре бумаги, где в одном сантиметре было пятьдесят метров.

После недолгих расчетов я прикинула, что на этой карте отображена площадь в двадцать пять квадратных километров. Все Вересково без труда размещалось на карте, а кроме того, оставалось еще место для недалеких окраин. Названия улиц и номера некоторых домов были проставлены на самой карте, что было весьма удобно.

Я пошла на кухню и заварила себе чай. Затем, уже с чашкой, вернулась в комнату и продолжила изучать карту. Мне необходимо было позаботиться о том, чтобы собственная легенда не вызвала никаких замечаний и вопросов. Я должна была каждый день инспектировать какой-нибудь объект.

Время час дня. Не упускать же возможность покататься по городу, тем более что у меня под окном стоит новенькая «восьмерка».

Я спустилась вниз, села в машину и положила на соседнее сиденье дозиметр. В этот миниатюрный прибор была встроена весьма полезная штучка. Когда уровень радиации превышал допустимый на пять процентов, раздавался звуковой сигнал.

Естественно, меня интересовало любое изменение, которое будет выше природного фона, то есть тринадцати микрорентген. Я решила ехать по городу медленно для того, чтобы прибор смог уловить даже небольшие изменения.

Поездка со скоростью двадцать пять—тридцать километров в час даст результат в том случае, если источник радиации будет мощным и если он находится не в центре частного сектора, который занимал примерно половину всей территории города, а непосредственно около дороги.

Настраивая себя на то, что мне придется прокататься впустую, так как на быстрый успех рассчитывать не приходилось, я выехала на одну из центральных улиц города, которая фактически являлась продолжением трассы, идущей из Тарасова.

Насколько я знала, транзитному транспорту было не обязательно въезжать в Вересково, и машины обходили этот город стороной, в результате чего загазованность здесь была минимальной. Улица носила название Церковной, что было весьма странно. Непонятно, как она пережила весь коммунистический режим?

Я проехала от здания райисполкома около четырехсот метров, прежде чем увидела храм, который, в противовес бывшему зданию райкома партии, не травмировал души, а лечил их.

Храм, построенный еще до революции, стоял на небольшой возвышенности, в результате чего его было видно практически с любой точки города. Миновав его, я начала спускаться вниз по Церковной.

В глаза бросалась чистота улиц, что свидетельствовало о работе, которую проводило муниципальное управление. Только вот в этом чистом месте что-то уж часто стали болеть люди.

Неожиданно навстречу мне попался автобус с черной полосой. Я посмотрела в зеркало заднего вида. Автобус остановился, и из него стали выходить пожилые мужчины и женщины.

Приехали с кладбища.

Я притормозила. Развернулась и подъехала к людям, которые потихоньку заходили в подъезд одного из серых трехэтажных домов. Я вышла из машины и, подождав, пока все родственники покойного или покойной выйдут из автобуса, подошла к водителю, стоявшему на улице.

— Кого хоронили? — спросила я.

Он молча пожал плечами.

— Мужик какой-то, лет тридцать пять, молодой еще, а уже туда, — при этом он показал глазами на небо.

— И много у вас…

Я осеклась на полуслове. Он поспешил меня переспросить:

— Что?

— Да ничего, ничего, — ответила я, отступая. — Не подскажете, где ваша контора находится?

Повернувшись к автобусу, я прочитала на лобовом стекле:

— «Черный венок». Где это?

— Вы что, тоже собрались? — осведомился он, после чего затянулся сигаретой.

— Нет, повременю. Так как мне проехать?

— Сейчас по Церковной вниз, пересечете одну улицу, на следующей повернете направо и проедете квартал. Увидите вывеску. Двухэтажное желтое здание. Мимо не проедете.

Я поблагодарила водителя и отправилась в похоронное бюро. Контора располагалась на первом этаже и занимала всего две комнаты. Меня встретила женщина с дежурной скорбью на лице.

— Здравствуйте, — сказала я.

— Здравствуйте. Что вы хотели?

Она, наверно, поняла по моему виду, что у меня из родственников никто не умер.

— Я представляю областной Комитет по охране окружающей среды. — Я показала ей удостоверение. — Понимаете, мне необходимо написать отчет об экологической обстановке в городе. Я подумала, что вы мне в этом можете помочь.

Женщина, одетая в черную юбку и черную кофту, нахмурилась, пытаясь сообразить, что мне от нее нужно.

— Не подскажете, много ли у вас работы в последнее время? Как, бизнес процветает?

— Об этом вам лучше говорить не со мной, а с директором, — сказала принимающая посетителей дама. — Пройдите. — Она кивнула на обитую кожзаменителем дверь. — Евгений Павлович.

— Спасибо, — поблагодарила я.

Директор оказался жирным дядькой с всклокоченными волосами, обвислыми усами, длинной и спутавшейся густой бородищей. Он был похож скорее на раскормленного дьякона, нежели на директора предприятия. Я представилась, снова показала свое удостоверение и задала вопрос, касающийся его бизнеса.

— Вас интересует точная статистика? — прищурив черный глаз, спросил Евгений Павлович.

— Если вы считаете возможным дать мне эти цифры, то я была бы вам весьма благодарна. В городе подобное предприятие одно?

— Да, можно обращаться в антимонопольный комитет, — утвердительно ответил на мой вопрос директор.

Он встал из-за стола, и я увидела, что на его сиреневом галстуке проступает небольшое белое пятно. Фу, какая гадость! Мужик за собою явно не следил. Тем временем директор подошел к небольшому комоду, который был приспособлен под хранилище документов.

Выдвинув второй сверху огромный ящик, он достал из него толстенную книгу и с ней вернулся к столу. Послюнявив палец, дошел до страницы, где была сделана последняя запись. Нахмурился, затем залез в конец тома и пробормотал:

— Так… статистика. С ноября месяца прошлого года усопших у нас становится все больше и больше. Ежемесячная прибавка в среднем на пять-шесть человек… Последние два месяца — на десять. Как видим, идет неуклонный рост.

— Чем вы можете это объяснить?

— Не знаю. Вы не читали статью в «Красном колхознике»? Наша корреспондентка, Мария Ленская, задается вопросом, почему мы все умираем.

Я смотрела на него и видела, что этот человек отнюдь не рад тому, что его бизнес неуклонно расширяется.

— Вы не видите на моем лице оптимизма? По-вашему, я должен был бы потирать руки? Но, если так пойдет и дальше, то через пару лет в городе некого будет хоронить. Думаю, и ваш приезд сюда не случаен. За август у нас умерло сто сорок три человека.

— Среди них много молодых?

— Молодые попадаются все чаще, — согласился Евгений Павлович. — Да и стариков стало больше умирать. Не знаю, что случилось. У меня у самого не так давно умерла мать. Хотя год назад мне казалось, что она проживет еще десяток-другой лет. Рак — банально и в то же время ужасно.

— Для вас уже онкологические заболевания стали банальностью? — переспросила я.

— Да, веселого мало.

— Спасибо вам за статистические данные, я это непременно учту. Могу я вас попросить, Евгений Павлович, дать мне кого-нибудь, кто отметил бы дома, в которых умирали люди?

Я вытащила из сумочки карту города и развернула ее.

— Это около тысячи адресов, — тут же прикинул бородатый директор. — Знаете, вряд ли я смогу вам выделить для этой цели людей. Мы здесь разжились компьютером, и, в принципе, я мог бы дать вам дискетку, но у вас есть, где просмотреть?

Я развела руками.

— А не могли бы вы мне распечатать все адреса?

Директор закатил глаза.

— Сейчас так возросло количество вызовов, у меня люди очень напряженно работают. Вряд ли я буду в состоянии…

— Вряд ли у вас будет возможность спокойно работать. Не хотите познакомиться с моим очень хорошим знакомым? Он налоговый инспектор.

Запаршивевший дядька посмотрел на часы, с шумом втянул носом воздух, потом сказал, что полчаса времени он найдет.

Лазерный принтер выдал мне пачку листов с адресами. Я забрала бумаги и поблагодарила директора за содействие.

— Знаете, вы только что забрали весьма конфиденциальные данные, но я близко знаком с Борисом Всеволодовичем, и он говорил о том, что должен приехать человек, который будет составлять отчет об экологической обстановке в нашем городе. И справка об уровне смертности — вещь естественная. Надеюсь, что вы не станете использовать эту информацию в официальном документе?

— Я ничего не могу обещать, — неопределенно ответила я, сворачивая бумаги и запихивая их в сумочку. — А ваша близкая дружба с Федотовым позволила вам стать монополистом. Не так ли?

Он улыбался в бороду и едва заметно утвердительно кивал головой.

— Поменьше вам работы, — пожелала я на прощание.

Сев в машину, я решила еще покататься по городу, рассчитывая на то, что «ДП-10» все-таки подаст голос. И в то же время мне не терпелось сесть за стол, выискивать по карте названия улиц и ставить ручкой крестики на тех домах, где были зарегистрированы случаи смерти.

Я предполагала, что после того, как эта рутинная работа будет проведена, обозначится некий район, где людей умирает больше, и я смогу определить примерное местонахождение источника радиации. Пока я колесила по улицам, мне пришло в голову, что во время работы с картой надо отбросить все смертные случаи с людьми старше шестидесяти, так как здесь есть большая вероятность, что человек умер не от рака, а по какой-либо иной причине.

Остановившись, для того чтобы сориентироваться, куда меня занесло, я увидела по карте, что совсем недалеко от меня находится редакция газеты «Красный колхозник». Сама карта была отпечатана в прошлом году, что свидетельствовало о большой точности. Делали ее толково, обозначили практически все учреждения Верескова, начиная от администрации и заканчивая детскими садами.

Познакомиться с этой корреспонденткой? Надо. В конечном счете письмо писала именно она.

Я поднялась на второй этаж деревянного гнилого дома и увидела на обшарпанной двери табличку с надписью «Главная редакция газеты „Красный колхозник“», толкнула незапертую дверь и попала в большую комнату, где сидели четыре человека: двое мужчин и две женщины.

— Могу я поговорить с Ленской? — спросила я у всех сразу.

— А вы кто? — Одна из женщин отвернулась от компьютера, и я вспомнила описание, которое мне дал Гром.

— Я из Комитета по охране окружающей среды.

Моя ровесница встала со своего места и поспешила подойти и протянуть руку.

— Я — Мария Ленская. А вы? — спросила она меня в свою очередь.

Я пригласила ее выйти из комнаты в коридор. Русые длинные волосы Марии были заплетены в косу, которая сейчас лежала на груди. Когда мы очутились за дверью, я протянула ей удостоверение. Мария с интересом рассмотрела документ, отдала мне и сказала, одновременно кивая головой:

— Очень приятно, Юлия Сергеевна.

— Я знаю о ваших статьях, которые вы печатали в газете. Честно говоря, я их не читала, но слышала о том, что вы очень озабочены тем, что увеличилось количество заболевших раком. Кроме того, вы писали письмо в область.

— Дошло? — все еще не могла поверить она.

— Как видите. С чем вы связываете увеличение количества онкологических заболеваний?

Она неожиданно, несколько по-мужски, заложила руки за спину, нахмурила брови, и тут я вспомнила замечание Сурова о том, что корреспондентка весьма упряма. Так это и было на самом деле. С первых минут общения мне стало ясно, что эта дама будет упрямо доказывать даже то, чего не существует.

— Я считаю, что в этом виноват завод, который здесь построили итальянцы.

— Вот как. И что это за предприятие?

— Я удивлена, что вы об этом ничего не слышали, — съязвила Ленская. — Два года назад концерн «Роситалпластмасса», есть такой, начал строить у нас завод по производству всяких домашних мелочей: совков, горшков, ну и всего прочего. Они очень быстро закончили это строительство, уверяя, что производство будет экологически чистым. Но на самом деле все далеко не так гладко, как нам, то есть жителям Верескова, хотелось бы. Во-первых, поставили трубу, правда небольшую, не такую, как у котельной, но все равно из нее постоянно идет белый дым, который наверняка не безвреден. Затем с этого предприятия сделали отвод прямо в реку. Что туда сбрасывают, мы не знаем. Но дело в том, что наша речушка Северная протекает по окраине города, а завод стоит выше по реке. Соответственно, вся зараза проплывает мимо нас. И, между прочим, в этой реке купаются наши дети, и из нее же идет и водозабор. А водозабор опять же стоит ниже по течению, чем этот завод. Я просто уверена, что вся вода, которую потребляет город, загажена этим заводом.

— Вы упоминаете об этом предприятии в ваших статьях?

— А как же, — взвилась корреспондентка. — Вы что же думаете, я буду печатать отсебятину? Ни в коем случае! Все проверено.

— Что, и цифры о количестве больных?

Этот вопрос ей не понравился.

— Ну откуда же я буду знать реальные цифры? Кто мне скажет? Я вижу, что происходит с моими соседями, знакомыми, со мной, наконец.

— А что с вами происходит?

— Со мной? — Она скрестила руки на груди, прижимая толстую косу. — Со мной ничего. Пока ничего, слава богу. Но люди умирают.

— Хорошо… У вас есть результаты химического анализа воды, взятой из реки?

— Нет. Зачем?

— А вам не кажется, что эту истерию нужно прекратить?

— Я не понимаю, — возмутилась она. — Вы сюда приехали проконтролировать экологическую обстановку или же уговорить меня перестать писать правду?

— А в чем заключается ваша правда? В том, что завод, который производит бытовую утварь, загрязняет воду в реке? А если при проверке выяснится, что это не соответствует действительности?

— Как же не соответствует? — снова возразила мне пухленькая Ленская. — Это так и есть. Меня даже на территорию предприятия не пустили, и со мной не стал никто разговаривать. И именно это говорит о том, что на предприятии незамкнутый технологический цикл. Вы меня понимаете? Идет сброс ядов в реку. Все это токсично. И все это оказывает негативное влияние на здоровье наших жителей. Мы должны закрыть этот завод.

— Вы обиделись на руководство предприятия, которое не пустило вас на территорию и отомстили им, опубликовав статью, не так ли?

— Это мое право. Право журналиста!

Провинциальный фанатик борьбы за право совать свой нос в любую нору. Жаль ее…

— Подождите, подождите. — Я попыталась ее успокоить, перекрыть хотя бы на время фонтан эмоций. — Вот что я вам могу предложить. Давайте мы вместе с вами попытаемся установить, загрязняет ли совместное итальянско-российское предприятие окружающую среду или нет? Думаю, что с моим документом нас пропустят на территорию, и мы сможем познакомиться со всем технологическим процессом.

— Почему бы вам не взять пробу из реки и не сделать соответствующие анализы? Вы что, приехали без оборудования?

Мне нужно было найти какой-то ответ на вполне резонный вопрос. Гром не собирался снабжать меня портативной лабораторией для того, чтобы я здесь на самом деле брала пробу воды и почвы.

— Вы знаете, нас не очень хорошо финансируют. — Я начала рассказывать басню. — Для того чтобы проводить дорогостоящие анализы, необходимо иметь на руках какие-то факты. А для простых сгодится оборудование обычной санэпидстанции. Надеюсь, у вас имеется такая структура?

— Да, конечно. — Ее голос был наполнен сарказмом. — Там одна старая бабка, которой уже лет семьдесят, да и она не собирается ничего делать. Просто сидит и получает за свою работу денежки из местного бюджета. Вы думаете, тут кто-либо заинтересован в развитии санитарно-эпидемиологического надзора? Мы можем здесь все, как мухи, передохнуть, и никто палец о палец не ударит, включая нашего многоуважаемого господина Федотова.

— Откуда вы взяли информацию об участившихся случаях заболевания раком?

— Откуда? — Она развела руками. — Да кого ни спроси, у кого-нибудь родственник или знакомый загибается. Вот откуда информация. У нас в городе пятьдесят три тысячи жителей. Это тьфу! Знаем друг друга в лицо.

При этом она отвернулась в сторону. Затем снова уставилась на меня исподлобья.

— Вы думаете, мне кто-нибудь даст реальные цифры?

С этой женщиной было все ясно. Она, похоже, постоянно находилась в состоянии легкой истерии, и не важно при этом, по какому поводу выплескивались эмоции. Лишь бы что-нибудь выплескивать и лишь бы чем-то возмущаться. Хотя в этот раз Ленская била в точку, но, похоже, даже и не подозревала об этом. Брать такого товарища себе в помощники я не хотела и уже пожалела о том, что пригласила ее на совместную инспекцию. Она тем временем и не собиралась забывать о моем предложении.

— Так когда вы намерены наведаться к итальянцам?

— Знаете, — я собиралась по-тихому смотать удочки, — мне необходимо время, чтобы осмотреться в вашем городе, и я думаю, что сообщу об этом через день-два.

— Ну-ну, а мне надо работать. — Резкость ее слов была поистине мужской. — Завтра выходит наш очередной номер, и мне нужно подготовить материал. Без моей статьи газета будет плохо продаваться.

Последние слова были произнесены столь уверенно, что диагноз я ей поставила окончательный: дамочка весьма недалекая.

Можно было как угодно относиться к самой журналистке, но разговор с ней дал мне информацию о заводе. Я села в машину и стала внимательно рассматривать карту. Вдоль речки Северной никакого завода обозначено не было. Значит, его построили позже, нежели была отдана в печать карта города Верескова.

«Выше по реке». Я вспомнила слова журналистки и провела пальцем по голубой ленте в верхней части карты. Где-то в районе хлебозавода должен был находиться и цех по производству пластмассовых изделий. После этого стала искать по карте, где же находится упомянутая в беседе с Ленской санэпидстанция.

Как и ожидалось, данное учреждение, которое при правильно поставленной работе может притянуть к ответу любую организацию за явные нарушения санитарных норм и даже закрыть, находилось рядом со зданием администрации города, и туда я собралась направиться, к тому же это было совсем недалеко от моего нынешнего места жительства.

Санэпидстанция занимала несколько комнат на первом этаже здания, чье основное назначение было гордо обозначено на табличке, прибитой к дереву. «Дом культуры», — прочитала я. Рабочий день уже подходил к концу, была половина пятого вечера, когда я позвонила в дверь, на которой были мелом выведены три крупные буквы «СЭС».

Мне никто не открыл. Пришлось попытку повторить. Наконец в дверях появилась старушка с коричневой сумкой в руках. По всему было видно, что она собралась уходить, что и подтвердили ее слова, которые она произнесла:

— Сегодня больше не работаю. Приходите завтра.

— Завтра я никак не могу, — возразила я, вытаскивая книжицу.

На лице бабки появилось легкое смятение. Она поставила кошелку на пол, перешагнула через порог, не желая все еще впускать меня в свои владения, и, вытерев руки о юбку, протянула руки за документом. Я отдала удостоверение, и она стала читать, что написано у меня в документе. Хмыкнув, она протянула мне удостоверение обратно.

— Завтра, — более услужливо повторила она. — К девяти часам приходите. А сегодня мне надо идти.

— Вы, наверное, плохо прочитали, что там написано? — Я была не склонна потакать чисто российскому нежеланию работать. — Вы, должно быть, неплохо устроились, если учесть пенсию и плюс еще оклад. Может быть, пора освободить свое место для более молодых и энергичных?

Старуха перестала звенеть связкой ключей, одним из которых она собиралась закрыть дверь, и посмотрела на меня. Ее цепкие, умудренные жизненным опытом глаза рассматривали меня, оценивая, шучу я или всерьез? Я постаралась, чтобы на моем лице не было и тени блефа. Все должно было выглядеть абсолютно серьезно, чинно, спокойно, без малейшего намека на игру.

— Мне надо внука из садика забрать, — уже оправдываясь, сообщила бабка.

— Мы можем поговорить и по дороге, — предложила я. — Мне нет необходимости сидеть вместе с вами за столом, заваленным бумагами.

— Это хорошо, — тут же с облегчением сообщила старуха. — Вас Юлей зовут?

— Юлия Сергеевна. Так будет более корректно.

— Лидия Федоровна, — устало представилась она. — Вот уже тридцать лет бессменный руководитель местной санэпидстанции.

— Я хотела вам задать несколько вопросов об экологической обстановке. Кому, как не вам, быть осведомленной обо всех источниках загрязнения окружающей среды.

Мы вышли на улицу и пошли по частному сектору. Я не знала, далеко ли нам идти, но меня это сейчас мало волновало. Главное — разговор с Лидией Федоровной. А куда она там шла — это вопрос двадцать пятый. В принципе, я и сама была не прочь прогуляться после долгого сидения за рулем.

— Что вы мне можете сказать о заводе, который построили итальянцы?

Директор СЭС смотрела все больше вперед или себе под ноги, в мою сторону голову не поворачивала.

— Итальянский завод? — переспросила она. — Да ничего не могу сказать. Все у них нормально.

Вот так сразу? Меня задело столь категоричное заявление, ведь были и сведения несколько иного плана.

— А как же сброс отходов в реку?

— Ну, конечно, — протянула Лидия Федоровна. — Они туда сбрасывают кое-какие отходы, но все это ложится на дно и оседает практически рядом с трубой, немного уходит вниз по течению, но это химически неактивные компоненты, и их процент весьма мал. У них очень хорошая очистная система, и я не думаю, что это должно вызывать какое-то беспокойство. Другое дело, наша известная на всю область ферма, которая сбрасывает в Северную большое количество навоза. Это проблема… Но ферма находится вне нашего города, вниз по течению, и это никак уже не касается жителей Верескова.

— Может быть, вы тогда сами назовете мне какие-нибудь предприятия, которые доставляют вам неприятности по работе?

— Ничем не могу помочь, — сухо ответила бабуля, семеня по проселочной дороге, которую еще бог знает сколько времени не будут асфальтировать.

Конечно, ее Борис Всеволодович хорошо проинструктировал. Это было заметно: «Ничего не знаю», «У нас все хорошо», «Всего вам доброго». К такому повороту я была морально готова, так как никто не захочет выставлять свое грязное белье напоказ, но придется. А пока зайдем с другой стороны.

— Вам что-нибудь известно о случаях заболевания раком?

Бессменная директриса покачала головой:

— Нет, ничего такого не слышала.

— Странно, Лидия Федоровна. Весь ваш городок только об этом и говорит, а вы ничего не слышали. Как же так?

— А так, — ответила она мне в тон. — Ничего не слышала, ничего не знаю. Воздух, чувствуете, какой чистый? Никаких у нас тут загрязнений не было и быть не может. Этот наш воздух намного лучше, чем воздух в Тарасове, например. Никто же не делает трагедии из-за того, что в Тарасове нечем дышать. А у нас — дыши, не хочу.

Диалог не клеился, и не клеился он не по моей вине. Для того чтобы расшевелить Лидию Федоровну, нужно было или время, или же некое сильное воздействие извне. И это воздействие должна была оказать не я, так как моя персона воспринималась ею в штыки, а кто-либо из близких к Лидии Федоровне людей. Мне пришла в голову мысль о том, чтобы поговорить с дочерью или с сыном директрисы. Мы подошли к детскому садику.

— Ну что ж, нет так нет.

Я приостановила этот поединок, но оставила за собой право продолжить разговор. Причем об этом я ей не сообщила. Это я делала для себя. Запомнить черноволосого, черноглазого мальчишку лет трех не составило труда. Теперь я смогу по нему выйти и на детей Лидии Федоровны. Вот такая у меня работа.

Вернувшись в гостиницу, я обнаружила на столе коробку конфет и визитную карточку. Моим таинственным дарителем оказался генеральный директор СП «Роситалпластмасса» Мирсков Геннадий Петрович.

На визитке были указаны его рабочий и домашний телефоны, что, в принципе, могло бы и пригодиться. Оборудование итальянское и стены, можно сказать, итальянские, а люди-то русские, и подход русский: приехал инспектор — не забыть проявить внимание. Ну что ж, это мне льстило. Только вот то, что без разрешения ко мне могут войти в номер, — не очень меня обрадовало.

Я не поленилась спуститься вниз и разыскать комендантшу. Ее я попросила сделать так, чтобы в мой номер без моего ведома никто никогда не заходил. Начальница заверила меня, что подобных проколов больше не будет, и попросила не сердиться. Я пообещала не точить на нее зуб и вернулась к себе, где меня ждала большая рутинная работа.

Я выложила на стол карту Верескова и список адресов, взятых в «Черном венке». После этого сняла с себя деловой костюм, надела халат, домашние тапочки и пошла готовить кофе. Когда чашка с горячим напитком оказалась у меня в руках, я лишь от одного запаха почувствовала себя лучше.

Мне, кроме всего прочего, было с чем пить кофе. Открыла огромную коробку с конфетами и была удивлена обилием разных по форме и на вкус сладких финтифлюшек. Фабрика «Россия» ерунду не делает.

* * *

— Вы уверены, что у нас нет необходимости в замене оборудования?

Волоков сидел в огромном кожаном кресле и пил молоко.

— Нет, — ответили ему. — Мы считаем, что эта женщина не помешает нашей работе. К тому же, Дмитрий Сергеевич, вы и сами прекрасно понимаете, что на данный момент лишних средств у нас нет.

— Оставьте вопрос о средствах мне, — заметил Волоков, поглядывая на телефон, с помощью которого он и общался сейчас с абонентом. — Насколько она активна?

— Эта женщина у нас только первый день, но за это время она успела посетить главу администрации, затем была в похоронном бюро, в местной газете и на санэпидстанции.

— Думаю, что у нас все же могут возникнуть проблемы. — Дмитрий Сергеевич так и не допил свое молоко и отставил стакан в сторону. — Знаете, не будем рисковать. Спишите оборудование и замените его новым.

— Но для этого требуется обоснование, — возразил голос. — А ведь данное имущество находится на балансе нашего предприятия, и для того, чтобы списать его, необходима веская причина.

— Делайте, а затем придумайте причину. Я, кажется, вам доверяю часть своего имущества не шутки ради. И надеюсь, что у вас достанет ума для того, чтобы все сделать как надо. Никакого фона в цехе быть не должно.

— Но списать целую производственную линию…

— Думайте! — рявкнул Волоков. — И смотрите, чтобы эта девчонка не узнала все наши секреты.

Дмитрий Сергеевич отключил связь и вернулся к своему молоку.

«Будь неладна эта тарасовская администрация со своими инспекциями. Свалилась на нашу голову. Может быть, пронесет и все спишут на этот итальянский завод, а нас обойдут стороной? Рано или поздно это оборудование все равно пришлось бы менять, но сейчас экономическая ситуация была очень неблагоприятной, и тем не менее надо найти средства для того, чтобы сделать все надлежащим образом».

Волоков поднялся со своего места и мельком посмотрел на часы. Восьмой час вечера. Он не должен пока уходить с работы. В восемь обещал прийти его доктор. Послушать, померить давление.

«После тех дней в Чернобыле я сильно сдал, — подумал Волоков, подходя к зеркалу и расчесывая седые жиденькие волосы. — Жаль, а мне нет еще и пятидесяти. На сколько меня еще хватит? — Он вернулся на свое место и медленно опустился в кресло. — Тем, кто был там со мной, повезло намного меньше. Они не нашли денег на операцию по пересадке костного мозга, а я нашел». — Он закрыл тяжелые веки и позволил себе отключиться. До прихода врача оставалось не больше пятнадцати минут.

* * *

Перед моими глазами стояло серо-зеленое пятно. Сколько я уже сижу над картой? Я не засекала время, и теперь мне оставалось только гадать: пять часов или шесть? Этих адресов оказалось очень много. Кроме того, я не знала город, и, чтобы найти какую-нибудь улицу, уходило по несколько минут.

Волосы у меня на голове были всклокочены из-за того, что по ним непрерывно путешествовала моя пятерня. Под глазами явно намечались круги, так как я просидела уже большую часть ночи.

Я встала и начала ходить по комнате в поисках своих часов. А, вот они, на диване. Пятнадцать минут четвертого. Я вернулась к столу, по пути разминая затекшую поясницу.

В результате моих изысканий четко выявились два района города, где количество смертных случаев было больше, чем в других местах. На доме, где умирал человек, я ставила крестик. С частным сектором было сложнее, так как на карте были отмечены только многоэтажные дома в центре города, приходилось ставить крестики просто на ту или иную улицу.

Я за ночь отметила примерно половину всех адресов и принципиально выбирала людей помоложе из тех, что отправились на небеса. Один очаг располагался около хлебозавода, а второй непосредственно в центре, рядом с местным универсамом.

Я решила отдохнуть, но уже рано утром хотела выехать и замерить уровень радиации в этих районах. Причем на этот раз я намеревалась прогуливаться пешком, чтобы гарантировать обнаружение источника. Похвалив саму себя за проделанную работу, я повалилась спать.

Утро для меня началось в половине девятого. Приехав к универсаму, я положила дозиметр в карман и отправилась рассматривать самый большой из местных магазинов.

Ажиотажа никакого не наблюдалось, народ вяло покупал самое необходимое, игнорируя завезенные из областного центра импортные моющие средства и консервы также зарубежного производства. Люди в основном брали наш дешевый порошок, хозяйственное мыло, спички. В продовольственном отделе расходился в первую очередь хлеб. Обычная картина для города, где люди не имеют высоких заработков. Пройдя из конца в конец, я снова вышла на улицу и вынула из кармана прибор.

— Что же ты молчишь, мой дорогой?

Я самым что ни на есть прогулочным шагом обошла вокруг магазина, затем решила пройтись по дворам домов, где было больше всего похорон за этот год. После двух часов безрезультатного топания меня стала мучить мысль, что в этом ребусе не все так просто. Плюнув на все, села в машину и отправилась на завод, где из пластмассы штамповали всякую домашнюю утварь.

Новенький цех, смонтированный из стандартных металлоконструкций, смотрелся очень нарядно. Красочка свеженькая, нигде ничего еще не успело облезть или облупиться. Порядочек наведен. Заборчик из сетки рабицы, покрашенный. На въезде для транспорта поставили шлагбаум. Культурно.

Я не стала проходить на территорию завода, обошла его вокруг, постояла. При этом я уже не доверяла звуковому сигналу, предпочитала время от времени бросать взгляд на жидкокристаллический экран, дабы лично убедиться, что никаких изменений не происходит.

У меня не было никакого желания болтаться по улицам, которые были расположены ближе всего к заводу. Но не могла же я не проверить свои собственные выкладки, которые делала всю ночь. Надо ли говорить, что, кроме мозоли на ноге, я ничего на своем хождении не заработала.

После столь длительных и, что самое главное, бесцельных прогулок я почувствовала насущную потребность в пище. Нельзя сказать, что в Верескове было много заведений, где можно было бы перекусить, тем не менее парочка кафе имелась. А что еще нужно человеку в командировке?

Я села за один из пяти столиков, заказав пельмени и блины со сметаной.

— Не слишком ли калорийно? — спросило меня мое второе «я».

Но я напомнила себе, что пришлось очень много болтаться пешком. Теперь мне требовалось восполнить потери.

Я села так, что могла видеть входную дверь. Я сделала это не специально, просто так получилось. К тому же можно было время от времени отрываться от еды и рассматривать интерьер заведения.

Так, ничего особенного. Но не грязно. Светильнички над головой, потолок, покрытый декоративной плиткой. Интересно, из чего ее делают? Пол из мраморной крошки. Нельзя сказать, что это дешево.

Еда понравилась: то ли проголодалась сильно, то ли на самом деле сносно готовили.

Сытая и довольная, я вывалилась на улицу и посмотрела по сторонам. Немногочисленный народец топал по своим делам. А меня потянуло в сон. Дабы хоть как-то прогнать дремоту, я решила пройтись до газетного киоска и вернуться обратно.

Я как раз размышляла о том, что сегодня же надо выйти на детей Лидии Федоровны, для того чтобы объяснить им ситуацию, после чего старуха должна стать более разговорчивой, и в этот момент «ДП-10», лежащий у меня в кармане пиджака, подал голос. Я вытащила его и заставила прекратить подавать сигналы. Посмотрев на индикатор, я увидела, что уровень радиации подпрыгнул до сорока микрорентген в час.

Покрутив головой из стороны в сторону, я ничего подозрительного не увидела и решила пройти несколько метров вперед. По мере того, как я шла, цифры на экране стали бежать вниз к отметке «естественный фон». Что же это такое было? Что я оставила у себя за спиной?

Чтобы не привлекать внимания прохожих, я решила не бегать с дозиметром по улице и не подносить его к каждому попавшемуся на глаза предмету. Я напрягла память и вспомнила, что за моей спиной остались два автомобиля, фонарный столб, несколько ящиков из-под молока, урна и мальчишка, накачивающий велосипедную шину. Развернувшись, я пошла в обратную сторону, изредка посматривая на «ДП-10».

Когда я проходила мимо «Нивы», уровень радиации возрос на несколько микрорентген. По мере того, как я приближалась обратно к кафе, счетчик все стремительнее повышал свои показатели. Столб, машины и мальчишка остались позади.

Вот, стоп! Снова сорок! Я стою напротив пустых ящиков из-под молока. Как это может быть? Хватит гадать! Подойдя к ним поближе, я покрутила головой по сторонам. Пока осматривалась, уровень превысил сто микрорентген.

— Черт! — выругалась я себе под нос. — Это уже нехорошо.

Из подсобки вышел мужик в синем халате и поставил к выставленным на улице ящикам еще несколько.

— Простите, — обратилась я к нему.

Он посмотрел на меня исподлобья, но тем не менее кивнул в знак того, что готов меня выслушать.

— Вы можете раздвинуть эти ящики?

Небольшого роста крепыш лет сорока уставился на меня, потирая небритую скулу.

— Это вам зачем? — еще больше нахмурился он.

— Мне это необходимо. Можете отодвинуть?

— Они вам что, мешают?

Тон его был сердитым. Я даже сказала бы — грубым. С другой стороны, его можно было понять. Появилась какая-то девка и лезет туда, куда ей не следует. Я вытащила из сумочки полтинник и протянула ему.

— Пожалуйста, давайте разгребем эту кучу. Я ищу своего котенка. Может быть, он залез за эти ящики?

— Да ладно, уберите деньги. — Он отмахнулся. — Я, конечно, человек небогатый, но все эти ваши барские замашки… — Он оглядел меня с головы до пят, принимая меня, видимо, за состоятельную женщину. — Я вам сейчас и так все разберу. Долго, что ли? Ящики-то пустые.

Он в три приема раздвинул кучу. Но, как выяснилось, ящики ничего не скрывали.

— Спасибо…

Я изобразила смущение и сказала:

— Наш котенок стал уже как член семьи, понимаете?

— Ничего, ничего, — пробурчал он себе под нос и снова скрылся в подсобке.

Когда грузчик удалился, я взяла один из ящиков и вместе с ним отошла немного в сторону. Поднесла к нему дозиметр «ДП-10», и тут он мне такое выдал! Вот так дела… Откуда ящики? Вот основной вопрос!

— Ты что, Юля, совсем уж глупенькая стала? Откуда ящики из-под молока? Конечно, с молкомбината. Где здесь этот молкомбинат?

Я села в «восьмерку» и стала рассматривать карту. Вот ферма, которая вынесена за город. Ближе всего к ней, но уже за пределами городской черты, молкомбинат-14. Ну что же, теперь туда.

* * *

Дмитрий Сергеевич снова смотрел на собственное отражение в зеркале. После Чернобыля он изучал самого себя по несколько часов в день. Он мог сидеть и смотреть себе в глаза, отрешившись от реального мира, и, по его мнению, это помогало преодолеть стыд за то, что он сжигает людей после того, как сгорел сам.

Зазвонил телефон. Волоков включил внешнюю связь, чтобы не поднимать трубку, и буркнул, что он слушает.

— Дмитрий Сергеевич, у нас ЧП.

Бывший майор без труда узнал голос своего холопа.

— Что случилось?

— Похоже, эта дамочка все узнала.

— Как? Так быстро? — не поверил собственным ушам Волоков.

— Оказывается, наши ящики фонят. Сейчас она направляется к молкомбинату. Что нам делать?

— Ну, для начала вы намекните ей, что лучше всего уехать из города, а отчет об экологической обстановке в Верескове лучше писать, сидя у себя дома в Тарасове. И, кроме того, не пускайте ее на территорию молкомбината. Под любым предлогом.

— А если нам не удастся с ней справиться?

— Ну, в этом случае вам придется искать другого хозяина.

Волоков оборвал связь и снова уставился в небольшое зеркало, стоящее у него на столе. Подумать только, у него проблемы из-за какой-то девки. Ничего, ребята должны справиться. И не с такими разбирались.

* * *

Не успела я подъехать к воротам молкомбината, а ко мне уже шел человек в камуфляже. Он приветливо помахал рукой и, подойдя к машине, нагнулся к окну:

— Здравствуйте, вы Максимова Юлия Сергеевна из Комитета по охране окружающей среды?

Я постаралась не удивляться тому, что о моем приезде уже известно во всем городе, и чинно кивнула в ответ.

— Я начальник службы охраны. Знаете, если вы к нам, то извините, сегодня ничего не получится. — Он улыбался, показывая желтые зубы. — Дело в том, что у нас сейчас идет ремонт. Мы остановились на пару дней. Как только все будет закончено, вы в любое время сможете проинспектировать наше предприятие.

Я слушала его, а сама не могла взять в голову, где же это я так лопухнулась, неужели за мной постоянно кто-то следит? Если это так, то все мои манипуляции с ящиками на улице получили соответствующую оценку. Я совсем забыла об осторожности. Люди, которые не хотели, чтобы я добралась до источника радиации, теперь знали о том, что я очень близка к разгадке.

— А вы не могли бы мне показать ваше удостоверение? — попросила я.

— Вы знаете, мы здесь не носим с собой удостоверений. Вересково — небольшой город, и все знают друг друга в лицо, зачем удостоверение? — Он продолжал улыбаться, облокотившись на крышу автомобиля. — Дня через три, — вежливо попросил он, — приезжайте дня через три. У нас в городе еще много предприятий, на которые вам стоило бы взглянуть. Вот, например, «Роситалпластмасса», они очень сильно загрязняют окружающую среду.

— Да? А вы откуда об этом знаете?

— Ну, об этом все говорят, — уверенно произнес молодой человек, чья физиономия была более чем подхалимской.

Его тоненькие губы, слегка вздернутый носик и оттопыренные ушки просто сводили меня с ума. Не стала бы с ним общаться ни при каких обстоятельствах, разве вот только по работе.

— Из администрации мне можно с кем-нибудь поговорить?

Парень вытаращил голубые глаза и отрицательно покачал головой:

— Нет, вы знаете, Юлия Сергеевна, сегодня ничего не получится. Из-за того, что у нас начался небольшой ремонт, все начальство разъезжает по области в поисках недостающих стройматериалов. Как оказалось, нам много чего не хватает, и сейчас у завода масса проблем.

— Значит, ближайшие дни город будет без молока?

— Ну что ж делать.

— Понятно.

Я не собиралась сейчас настаивать на том, чтобы проникнуть на территорию предприятия, но весь этот ремонт как-то некстати. Поблагодарив сотрудника охраны за проявленное внимание, я отъехала и направилась к детскому саду, общаться с воспитательницами. Кто-кто, а они должны располагать какой-то информацией о родителях тех детей, с которыми занимаются с утра до вечера.

Я подъехала к уже знакомому мне детскому садику и прошла на его территорию. Черноволосый и черноглазый мальчишка, внук Лидии Федоровны, возился с остальными своими ровесниками в песочнице, а молодая девица со средней длины белыми волосами сидела рядом и читала какой-то журнал.

— Здравствуйте. — Я давно не находилась в обществе маленьких детей и сейчас чувствовала себя слегка дискомфортно, потому что малявки бегали у меня под ногами, кричали, визжали и постоянно размахивали то совочками, то ведерками. При этом на одном конце песочницы один пацаненок лупил другого, а на другом — шла конструктивная работа по созданию большого замка.

— Здравствуйте, — поздоровалась в ответ воспитательница и поднялась со своего места.

— Знаете… — Я почесала пальцем у виска, надеясь, что мне это поможет придумать нечто такое, что сойдет за правду и объяснит мои вопросы, касающиеся родителей внука Лидии Федоровны, но в голову почему-то ничего не пришло, и я решила говорить правду-матку. Не всю, конечно.

Достала удостоверение, объяснила ситуацию, сказала, что приехала с инспекцией и сообщила, что после первой встречи Лидия Федоровна произвела на меня впечатление тяжелого человека, с которым не так-то просто сблизиться, а мне необходима лаборатория и необходимо также провести ряд анализов почвы и воды.

— Понимаю, понимаю, — кивала воспитательница, одновременно одним глазом продолжая следить за своими подопечными. — Действительно, Лидия Федоровна, будем говорить, весьма черствый человек, но почему вы решили спросить о ней у меня?

— Знаете, я хотела бы поговорить с ее детьми.

— С детьми? — воспитательница почему-то нахмурилась. — Нет ничего удивительного в том, что она показалась вам сухой и необщительной.

— Да? Это почему же?

— Дело в том, что ее дочь работала вместе с ней, а чуть больше года назад ее убили.

Подобные сведения для меня были откровением.

— И как это произошло?

— Никто не знает. Нашли на своем рабочем месте задушенной. Лидия Федоровна отошла на несколько минут, а когда вернулась, то дочь была уже мертва.

Я тут же подумала, что нелепо в данной ситуации подозревать мать в убийстве дочери. Соответственно, был кто-то, кто, что называется, наложил руки на чужую шею. Неудивительно, что она нервничала, когда я пыталась с ней поговорить. Просто бабулька торопилась забрать своего внука.

— Как звали покойную?

— Лена.

— Лена? Я запомню. Спасибо вам. Бабуля каждый день забирает внука около пяти?

— Да, у нас в это время в основном за всеми и приходят.

Я посмотрела на часы. Пожалуй, не имеет смысла ждать. Лучше всего съездить на работу к Лидии Федоровне.

Добравшись до места, я заметила, что дверь была открыта, и вошла в небольшую комнату, где, кроме рабочего стола, был книжный шкаф, напротив которого у противоположной стены стоял длинный стол с массой лабораторного стекла и микроскопом. Директор санэпидстанции сидела и что-то писала в большой тетради.

— Здравствуйте.

Она прервала свое занятие, обернулась и посмотрела на меня.

— Это снова вы? — проскрипела она. — Что вам от меня нужно?

— Вы знаете, что это такое? — Я показала ей дозиметр.

Она взглянула на прибор, затем снова уставилась на меня.

— Предположим.

— Как вы думаете, какой самый высокий уровень радиации в вашем городе?

— Что вы хотите этим сказать? — Она встала со своего места, одернула белый халат и сквозь очки уперлась в меня взглядом.

— Всего пару часов назад я нашла в Верескове пятно, которое в десять раз превышает естественный природный фон. Вы знаете, где находится источник заражения?

Директриса снова опустилась на стул, на этот раз очень медленно. Она больше не смотрела мне в глаза, а предпочитала изучать незамысловатый рисунок кафельной плитки на полу.

— Почему убили Лену?

Пожилая женщина вздрогнула, но не повернула головы, продолжая смотреть в одну точку.

— Вы не из Комитета по охране природы, — проскрипела она еле слышно.

— Предположим. — Я не стала переубеждать ее. — Так что вам известно о радиоактивном заражении города?

— Мне? — ровным, лишенным эмоций голосом переспросила она. — Ничего. Я знаю только, что с недавних пор заниматься экологией в нашем городе опасно для жизни. Моя дочь взялась делать все необходимые анализы и собирать данные, но ее работа быстро закончилась.

Лидия Федоровна повернулась к столу, положила на стол очки и, уткнувшись в свои руки лицом, зарыдала. Я подошла к ней и погладила ее плечо.

— Я помогу, поверьте мне. Я помогу положить этому конец. Здесь больше никто не будет умирать.

Она очень быстро взяла себя в руки и посмотрела мне в глаза.

— Вы не боитесь?

— Боюсь, — ответила я. — Но мой страх заставляет меня работать, а не прятаться.

— Никто не знает, почему убили Лену. Следствие так и не закончилось. Милиция не смогла найти преступника. Знаете, я сама не делала никаких анализов. Мне это не нужно. Зачем семидесятилетней старухе лезть в какие-то дрязги и убеждать наших новых царьков не загрязнять окружающую среду?

Это же ерунда. У них столько денег, что они способны состряпать любое заключение о том, что их производственный цикл не наносит никакого вреда природе. У нас здесь в провинции борьба за экологию — вещь немодная. Любой, кто приезжает из города, вдохнет пару раз свежего воздуха: «О, все хорошо, все нормально», — разворачивается и уезжает. А мы остаемся здесь.

Лена, прежде чем ее убили, проработала рядом со мной чуть меньше года. Знаете, она была ответственной девочкой и подходила ко всему очень серьезно. После того как родила, ей надо было куда-то приложить собственные силы.

Образование у нее было, и я взяла ее к себе, думала, что под мамино крылышко. Так нет, она все куда-то выезжала, привозила пробирки с водой, небольшие пакетики с почвой. Проводила какие-то анализы. У меня здесь есть парочка ее дневников — это весь материал, который она смогла накопить за время своей работы.

Лидия Федоровна поднялась, подошла к сейфу, стоящему в углу комнаты, и достала из него две толстые тетради.

— Почитайте, здесь нет ничего личного, лишь сведения о проделанной работе. Может быть, найдете для себя что-нибудь интересное.

Я забрала материалы, пообещав все это вернуть.

— Скажите, вы на самом деле что-то нашли?

— Думаю, да, — ответила я. — Спасибо за помощь, Лидия Федоровна.

Одолеваемая жаждой познания, я помчалась в гостиницу, чтобы изучить очередные материалы. Поднявшись на свой этаж, я открыла дверь под номером триста семь и вошла к себе. Меня снова ждал неприятный сюрприз. На этот раз на столе не было коробки конфет, которая свидетельствовала бы о том, что меня кто-то посещал. У меня в гостях находился лично Борис Всеволодович Федотов.

— Здравствуйте, здравствуйте, Юлия Сергеевна. — Он поднялся из-за стола.

— Добрый вечер, — ответила я ровно. — Вообще-то я просила, чтобы ко мне без моего ведома не вторгались.

— Ну, вы уж простите комендантшу. Мне-то она не может отказать. — Председатель райисполкома снова опустился на стул. — Как ваши дела? Что можете сказать о Верескове? Можно здесь жить или уже нет?

— А вы хотите оказать мне помощь в моей работе?

— В общем, да. — Он протянул руку и взял с подоконника небольшую красную папочку, которую до этого я не могла видеть, так как она была спрятана за шторой.

— Вот здесь типичный отчет, который обычно составляют такие инспектора, как вы, при выезде в какой-нибудь райцентр. Я понимаю, что вам приходится собирать материал. Это все очень муторно. Неужели такой молодой женщине, как вы, доставляет удовольствие мотаться с одного конца нашего захудалого городишки на другой?

— Но вы, видимо, очень плохо представляете суть моей работы. В ней должно быть большое количество цифр, и, если бы вы даже и дали мне типичный отчет, — кстати, спасибо за заботу, я обязательно с ним ознакомлюсь, — мне все равно придется вписывать туда те данные, которые я соберу с помощью санэпидстанции.

— Вы уже встречались с Лидией Федоровной?

— Да, — подтвердила я. — Она мне показалась женщиной, которая мне может быть весьма полезной.

Борис Всеволодович обнял собственный живот и нахмурился:

— Да что вы говорите? В этом возрасте надо уже думать о жизни после жизни, а не об экологической обстановке.

— Когда доживем, тогда и узнаем, о чем человек думает в семьдесят лет, — парировала я. — Если доживем, конечно. А сейчас, Борис Всеволодович, позвольте, я останусь одна. Я очень устала и хочу отдохнуть.

Самый большой местный начальник поднялся, сказал пару фраз о том, что меня поселили в хорошем номере, и стал потихоньку продвигаться к выходу. Я терпеливо смотрела на то, как он крохотными шажками движется к двери, но вот Федотов остановился и повернулся ко мне.

— Знаете, быть может, вам стоит потратить один день, чтобы придумать какой-нибудь отчет и уехать отсюда?

— Это что, предложение? — вызывающе спросила я.

— Скорее пожелание. Если завтра утром вы покинете мой город, я заплачу вам десять тысяч рублей. Это хорошие деньги.

— Неужели я вам так сильно мешаю?

Он не проявил желания вступать со мной в прения и, уже закрывая дверь, сказал, что деньги на кухне в столе с вилками и ложками.

Я прошла на кухню и проверила, так ли это. Выдвинула ящик и увидела пачку сотенных.

Борис Всеволодович не шутил. Ну что же, можно подвести итог рабочего дня: своими действиями я кому-то очень сильно стала досаждать, и темные силы решили для начала вежливенько попросить меня очистить горизонт. А что будет, если этого не произойдет? И как далеко они готовы зайти? Ведь дочь Лидии Федоровны убили. Неужели они попытаются сделать то же самое и со мной?

Из-за того, что я мало спала прошедшей ночью, усталость навалилась на мои женские плечи и старалась уложить меня в горизонтальное положение. Но я, прежде чем уступить сну, пошла на кухню и вытащила из холодильника приготовленные для меня сыр и масло. К бутылке шампанского я не притрагивалась, решив, что выпью ее тогда, когда закончу дело. А вот банку с икрой я выпотрошила в первый же вечер.

Намазав батон маслом и положив на него кусок сыра, я получила весьма аппетитный бутерброд, который так и хотелось слопать. Вообще с питанием в командировках дело обстоит туго: так не хочется возиться с кастрюлями и готовить, даже когда ты знаешь, что в состоянии сделать это.

Вот и мой бутерброд — ах, какая прелесть! Я открыла рот, мои зубы уже коснулись толстого ломтя сыра, и тут я чуть не поперхнулась. Медленно положила бутерброд на стол, пошла в комнату, взяла дозиметр и вернулась на кухню. Фон от молочных продуктов составил тридцать два микрорентгена в час.

— Ни хрена себе! — выругалась я. — Я уже успела съесть половину из того, что мне оставили в холодильнике. Вот почему количество раковых заболеваний в Верескове увеличилось. Местный молкомбинат выпускает зараженную продукцию. Местные сыры и масло поглощают дети, старики. Это ужасно. Похоже, мне необходимо позвонить.

Я спустилась вниз, на вахту. Справилась о возможности сделать междугородний звонок.

— Вы знаете, этот телефон я вам не дам. Потом мне придется платить из своего кармана, — категорично заявила вахтерша, весившая чуть меньше центнера, сопровождая свои слова резкими жестами.

— Ста рублей хватит?

Толстуха напрягла собственный мозг.

— А куда вы будете звонить?

— Двести.

— Ну мало ли, — все продолжала упрямиться она.

— Не в Америку и не во Владивосток. Триста?

— Ну хорошо, — согласилась она, забирая деньги. — Раз вам лень идти на переговорный пункт…

— Вот именно. И, пожалуйста, выйдите из комнаты.

Она хотела что-то возразить, но затем посмотрела на три сотенные бумажки и решила, что не следует терять так неожиданно свалившийся на нее дополнительный заработок.

Когда я осталась наедине с телефоном, набрала заученный наизусть московский номер и, как только услышала мужской голос, который сообщил, что готов принять информацию, сказала ему всего два слова:

— Молкомбинат. Багира.

Получив подтверждение, что сообщение принято, повесила трубку и вернулась к себе наверх, не забыв по пути поблагодарить вахтершу за оказанную услугу.

— Так быстро? — удивилась она.

— Ага, — бросила я на ходу, поднимаясь к себе.

Меня ждали дневники Лены. Надо ли говорить, что я так и не смогла съесть этот бутерброд и отправила его в мусорное ведро.

«Какая дрянь, она же фонит, а я здесь уже два дня!» — мысль о том, что мой организм постоянно подвергается воздействию радиации, давила на психику.

Мусорное ведро было на кухне, я же находилась в комнате за бетонной стеной. Прибор не улавливал никаких изменений. Тем не менее я прошлась по комнате вдоль и поперек. Ничего.

И, несмотря на то, что цифры на экране не менялись, мне хотелось одеться потеплее и провести ночь в машине, стоящей внизу. Хотя спать-то еще рано, время только шесть вечера. Вздохнув, я принялась изучать записи дочери Лидии Федоровны.

До самой интересной записи в дневнике я добралась через полчаса. Ей было уже больше двух лет:

«19 июля. В нашем городе фирма „Молочный дождь“…

„Ну и название, — подумала я. — Ничего оригинальнее придумать было нельзя“.

— …открывает цех по переработке молочной продукции. Молоко будет поступать на завод с нашей, известной на всю область фермы. Поставлено оборудование. Оно не новое, но на нем вполне, по заявлению руководства, можно производить и масло, и сыр. Моя задача — проверить качество выпускаемой продукции».

После этой записи Лена приводила результаты анализов, которые она сделала. Все данные были за то, чтобы признать продукцию чистой и годной к потреблению. Теперь у меня была дата — девятнадцатое июля. То есть чуть больше двух лет назад завод начал свою работу. И после двух лет работы ремонт. Не рано?

Дальше шли записи, относящиеся к химическому составу воды в речке Северной, и тому подобное. Наконец девятого марта, сразу после женского праздника, последняя строка в дневнике:

«По совету доктора Стеклова я решаю проверить уровень радиации на молкомбинате».

Доктор Стеклов — кто это? Необходимо выяснить, и сделать это не позже чем завтра.

Ночь спала плохо, несмотря на то что постель была мягкая. Я сквозь сон чувствовала, как моя голова мечется по подушке, а время от времени во сне дергается то рука, то нога. Плохой знак, свидетельствующий о накопившейся за несколько месяцев интенсивной работы усталости. Мне надо в отпуск. В отпуск.

Когда я проснулась и села на кровати, то подумала о том, что, может быть, я даже бредила. Сунув ноги в родные мягкие тапочки, пошла умываться. Пока чистила зубы, перед глазами встало лопоухое лицо начальника охраны молкомбината. Как он узнал, что я езжу по городу в зеленой «восьмерке»? Ведь мне не пришлось его ждать. Он сам выбежал ко мне навстречу и попытался по-быстрому завернуть меня. Потом визит главы администрации. Федотов лично снизошел до меня. Значит, он в курсе всех моих перемещений по городу. Как они это делают? Уж что-что, а распознать «хвост» я была в состоянии.

Когда с туалетом было покончено, настала очередь завтрака. После вчерашнего фокуса с маслом и сыром мне уже больше ничего не хотелось покупать в местных магазинах и пить воду из-под крана. Может быть, временно перейти полностью на импортные продукты? От них, надеюсь, не фонит.

Выйдя на улицу, я первым делом решила отыскать в Верескове станцию технического обслуживания. Самое что ни на есть современное оборудование я нашла в центре. Какой-то предприниматель решил делать деньги в провинции. Вряд ли у него здесь много клиентов. Я попросила механика, облаченного в комбинезон немецкой фирмы «БМВ», поднять машину с помощью подъемника, чтобы была возможность осмотреть днище.

— Что, поймали камень? — справился он, нажимая на кнопку, после чего моя «восьмерка» стала подниматься вверх.

— Да, — тут же согласилась я, благо не надо было придумывать никаких объяснений.

— Сильно ударило?

— Боюсь, как бы не покорежило кишки.

— Понимаю.

Мужик провел рукой по топорщившимся усам и, когда машина была поднята на достаточную высоту, взглянул на «восьмерку» снизу вверх.

— Ну, где?

— Не знаю. Но тряхануло сильно.

Он стал осматривать машину, этим же самым занялась и я. Только искали мы разное. Он — механические повреждения, а я — вещичку, которая не крепится к автомобилю на заводе-изготовителе. Мои поиски увенчались успехом: небольшая черная коробочка, прилепленная к днищу под багажником, была оторвана мною и засунута в карман. Механик обернулся.

— Что, грязь?

— Да, — односложно ответила я.

Он посмотрел мне под ноги, но не увидел на полу ничего, что могло бы сойти за комок чернозема.

— Похоже, с вашим автомобилем все в порядке. Не хотите пройти у нас полное техническое обслуживание?

— Спасибо, но как-нибудь в другой раз. Сейчас у меня просто нет времени. Я не хотела бы расставаться с машиной ни на час. Ведь, несмотря на то что машина новая, вы обязательно что-то найдете.

— Ну конечно. — Он развел руками. — Автомобиль — это большой сложный организм, который нужно постоянно держать в форме.

«Ну да, и брать с клиентов деньги», — подумала я про себя.

— Опустите мое сокровище, я поеду.

Местная районная больница не произвела на меня большого впечатления. Точнее говоря, я увидела то, что и ожидала увидеть. Хроническое отсутствие средств привело к тому, что территория, огороженная старым металлическим забором, пришла в упадок: деревья не белились, асфальт растрескался, на входной двери была трещина в толстом стекле.

Я вошла внутрь и увидела медсестру, сидящую за столом.

— Вы к кому? — Она смерила меня взглядом, каким обычно встречают охранники в казино плохо одетого клиента.

— Я хотела бы увидеть доктора Стеклова.

— Стеклова? — переспросила она. — Поднимитесь на второй этаж в ординаторскую.

Я поблагодарила и хотела было уже отправиться на поиски врача, но в этот момент мне в спину донеслось:

— Наденьте халат.

Я обернулась и увидела на вешалке нечто с короткими рукавами, старенькое, но чистенькое. Накинув тряпицу, стала подниматься по лестнице, которая привела меня в мир коек, стоящих в коридоре, и лежащих на них людей, в мир тишины и редких стонов. Такая обстановка мне показалась мрачной.

— Где ординаторская? — спросила я у деда, который держал в руке бутылку с водой.

Он показал мне костлявым пальцем в нужном направлении.

Пару раз стукнув в дверь, я открыла ее и увидела, что в комнате находятся несколько человек в белых халатах. Из мужчин в ординаторской был только один: высокий и лысый с крупными чертами лица.

Никто не гарантировал мне, что это именно доктор Стеклов, поэтому я просто поинтересовалась, где я могу его увидеть. Все повернулись в мою сторону, и одна из дамочек просветила меня, что он будет с минуты на минуту.

Я поблагодарила и собралась было уходить, но в этот момент в комнату вошел молодой человек. Он был сутул, с крохотной козлиной бородкой и тоненькими усиками. На его огромном орлином носу сидели очки в тонкой оправе.

— Здравствуйте, — тихо поздоровался он со всеми и пошел к своему месту.

— Вениамин Евгеньевич, — окликнула его все та же дама. — Это вас спрашивают.

Он повернулся, посмотрел на меня и, положив «дипломат» на стол, показал пальцем на стул. Приняв язык жестов, я кивнула головой в сторону коридора, и скоро мы уже разговаривали вполголоса, стоя у окна, выходящего во двор больницы. Я представилась и вкратце изложила ему ситуацию. Он внимательно слушал меня, не перебивая, лишь все время шевелил губами и, не переставая, сжимал и разжимал кулаки.

— Да, все правильно, — подтвердил он. — Я посоветовал Лене проверить молкомбинат. У меня были серьезные подозрения насчет того, что там находится источник радиации, и, как выясняется теперь, я был прав.

— А почему вы не забили тревогу после того, как Лену убили?

— Вы что? — Он саркастически ухмыльнулся. — Хотите, чтобы я поставил под угрозу и собственную жизнь?

Его крохотные глазки за толстыми линзами очков смотрели на меня так, будто я сейчас предложила ему отказаться от своей квартиры, раздать все деньги бездомным и после этого стать таким же нищим, как те, которым он все отдал.

— Да, нынче это не в моде — рисковать жизнью за общественные интересы.

— Может быть, обойдемся без высокопарных фраз? Знаете, у меня работа. От того, что я умру, много пользы не будет. Каждый день людям помогаю.

— Не могу с вами не согласиться. От того, что человек умирает, тем более доктор, пользы никакой нет. А почему вы решили, что на молкомбинате находится источник радиации?

Вениамин Евгеньевич пару раз моргнул глазами, потом почесал указательным пальцем переносицу. Наконец мысль у него в голове созрела, и он стал выдавливать из себя одно предложение за другим:

— Понимаете, с некоторых пор к нам в больницу стали обращаться люди, скажем так, с общим недомоганием. Естественно, мы делали анализ крови и обнаруживали слишком уж малое количество эритроцитов. После чего рекомендовали человеку больше отдыхать и лучше питаться. Когда же эти самые люди стали приходить к нам с резкими болями в области живота, мы, к нашему сожалению, обнаруживали раковые опухоли. Самое распространенное, что мне встречалось за последнее время, — рак желудка и кишечника. Однажды произошло очень неприятное событие. Я живу в частном доме вместе с матерью, ей уже восемьдесят четыре. За ней нужен постоянный уход. Жены у меня нет. Братьев и сестер тоже. Хотя она и двигается пока, но все равно ей надо помогать, смотреть за ней.

Впрочем, я не об этом, — опомнился он. — Мне пришлось принимать роды у соседей, через два дома живут. Молодая женщина работала на молкомбинате на конвейере, на линии, запаковывающей сливочное масло. Я не знал, чего ждать от этих родов, потому что она не наблюдалась у гинеколога, УЗИ не делали. Я видел, что если сейчас даже «Скорая» приедет, то родит она в машине. То есть практически роды уже начались и были скоротечными. У меня была практика, связанная с акушерством, и я решил, что справлюсь с ситуацией, тем более что в доме была мать роженицы. Двух человек вполне достаточно для того, чтобы помочь женщине родить. Вначале все шло нормально. Но затем ребенок застрял, и, что бы мы ни делали, у нас ничего не получалось. Мне пришлось сделать кесарево. У меня, знаете, как у всякого запасливого врача, на крайний случай есть пара ампул с морфином… Может быть, вы меня найдете уж слишком предусмотрительным, но, как показала жизнь, наркотик под рукой — вещь совсем не лишняя, и поверьте, у меня уже были ситуации, когда приходилось выключать человека, чтобы он не сошел с ума от боли.

Я стояла и внимательно слушала, боясь пропустить хоть слово.

— Когда я достал ребенка, то, честно говоря, мне захотелось его тут же прикончить. Извините.

Я видела, что доктор волновался.

— Его надо было… — он помахал в воздухе рукой, подыскивая нужное слово, — он не должен был жить на этой земле. Когда бабка увидела внука, она упала в обморок. Хорошо, подъехала «Скорая», я вместе с другим врачом смог спасти матери жизнь. Была большая кровопотеря. Ребенок умер, не прожив и двадцати минут. Он был просто не способен жить.

— Так что же случилось?

— Знаете…

Стеклов снял очки и посмотрел на меня невооруженным взглядом.

— Воздействие малых доз радиации на организм человека до конца не изучено. Есть даже мнение, что небольшим повышением можно лечить некоторые заболевания. Но точно установлено, что радиация вызывает сильные мутации. Я знал, что эта женщина работала на молкомбинате, и существо, которое она произвела на свет, вряд ли можно назвать человеком. Как такового лица у младенца не было, а его сердце было вынесено за пределы телесной оболочки и… — Он попытался подобрать слова, потом махнул рукой и сказал прямо: — Урод, в общем. После этих родов я больше десяти дней не оперировал. Вы знаете, выбивает из колеи, хотя вроде бы профессионал и можешь все объяснить с научной точки зрения. Вот после этого случая я и посоветовал Лене проверить, что там, на этом комбинате.

— Вы знали, что ее убили?

— Да, конечно. Но я вам честно признаюсь: я испугался.

— Спасибо, доктор, — вымолвила я и пошла к лестнице.

Ступеньки одна за другой оставались позади, и чем ближе я была к выходу из больницы, тем сильнее во мне росло чувство ярости.

Сев в машину, я поехала на заправку. Здесь мне предстояло проделать несложный трюк: поставить датчик на любую другую машину, приехавшую наполнить бак горючим. Под руку подвернулся «четыреста двенадцатый» «Москвич». Я мимоходом прилепила к нему коробочку, после чего взяла шланг и стала заливать бензин.

Водитель помеченного мною «Москвича», шустрый сухонький пенсионер в серой кепочке, быстрее, чем я, закончил заправляться и отправился со стоянки. Сейчас я должна была прекратить заливать бензин и ехать за ним. Осталось еще десять литров. Вливать или нет? Нет! Я села в «восьмерку» и прицепилась к «Москвичу».

Теперь мне было необходимо вычислить тех, кто следил за мной, за моими перемещениями по городу. Слава богу, что за рулем четыреста двенадцатого сидел пенсионер, который не спешил разбить свою машину. Поэтому мне не составило труда приблизиться к нему. Сейчас мне нужно было, чтобы он остановился рядом с каким-нибудь домом, а затем снова тронулся с места.

Я посмотрела в зеркало заднего вида: за мной едет «Волга», белая «двадцать четвертая» старушка. За ней… Пришлось на мгновение напрячь зрение, чтобы рассмотреть следующую машину. Я видела только фрагмент кузова. Похоже, сестричка: или «восьмерка», или «девятка». Больше никого. Я была уверена, что ни та, ни другая машины за мной по городу постоянно не ездили. Как же они, поганцы, меня «топчут»?

Тем временем пенсионер остановился около магазина «Автозапчасти» и пошел смотреть железки. Обычное дело для автолюбителя, каким поневоле становишься после приобретения российской машины. Дед молодец, делает все как надо. Я последовала за владельцем «Москвича».

Магазинчик размещался всего на нескольких квадратных метрах, но был сверху донизу завален товаром. Лучше маленький магазинчик, но забитый под завязку, чем большой, в котором товар разбросан то там, то сям. Создается впечатление скупости ассортимента товаров. А в маленьком магазине, когда покупатель видит, что яблоку негде упасть, ему так и хочется приобщиться к этому празднику, созданному предпринимателем.

Меня, в принципе, не интересовала ни одна из представленных групп товаров, то есть ни детали кузова, ни запчасти к двигателю, ни свечи, ни аксессуары. Ничего веселее брелоков, которые вешают на лобовое стекло, я не нашла. Тем более стенд с безделушками располагался весьма удобно — рядом с окном.

Делая вид, что рассматриваю изделия, я следила за улицей. И «двадцать четвертая» «Волга», и «Жигули», которые шли за мной и пенсионером, давно проехали мимо. Рядом с нами никто не припарковывался. Насколько позволял обзор из окна, я осмотрела улицу. Ничего и никого. Я была уверена в том, что передатчик работает и кто-то принимает посылаемый им сигнал. Дед закончил экскурсию по магазину, так ничего и не купив, и пошел к выходу. Иду за ним.

Один за другим мы вышли на улицу, которая хорошо просматривалась в обе стороны. Я, что называется, глазела по сторонам. Не заметно ни одной машины поблизости, и ни один человек не смотрел в мою сторону. Или же я не заметила. Но это вряд ли. Люди обязательно должны были быть на колесах, иначе как они собирались следить за мной?

Дед уже садился в машину. Я тоже села в машину, запустила двигатель, но с места не тронулась. Естественно, датчик, установленный на «Москвиче», показал движение, и вот он, момент истины: «шестерка» цвета кофе с молоком вывернула из-за угла и, резко остановившись, сдала назад.

«Поздно, ребята».

Теперь я знала не только марку машины, но и номер. Беседовать с этими деятелями у меня никакого желания не было. Они поняли, что прокололись, и я надеялась, что после этого они перестанут таскаться за мною. Теперь можно направиться и на молкомбинат.

По дороге я сделала еще пару петель, чтобы убедиться, что за мной никого нет, и только потом поехала к тем самым воротам, от которых мне лопоухий начальник охраны вчера, что называется, дал поворот.

На этот раз меня никто не ждал. Естественно, «хвост» — то я сбросила, поэтому мое появление должно было быть сюрпризом. Нахально посигналив, я потребовала, чтобы мне позволили въехать на территорию предприятия. Ворота вздрогнули, но не открылись полностью, а лишь чуть отошли в сторону. В образовавшуюся щель протиснулась крепко сбитая широкоплечая вахтерша и начала спрашивать меня, кто я такая и что мне здесь нужно. Пришлось показывать удостоверение.

— Не могу пропустить, — твердо заявила она. — Приказ директора.

— Так я к директору и приехала.

— Тогда вам не отсюда надо заезжать, зайдите с проходной.

— Знаете, я беспокоюсь за свою машину.

— Ничего не знаю, зайдите на предприятие с проходной. Вам надо проехать двести метров. — Она указала пальцем нужное направление. — Там вход на территорию предприятия для работников. Вам выпишут разовый пропуск, и вы пройдете.

— Хорошо. — Я сделала все так, как мне рекомендовала женщина в синей униформе.

Прежде чем выписывать мне пропуск, начальник охраны позвонил секретарше директора. Как я поняла из разговора, меня никто не собирался принимать. Позже мою догадку подтвердил пузатый дядя, командующий пропускным режимом предприятия:

— Вас не велено пускать.

Надо ли говорить, что я не удивилась такому повороту дела. Выйдя на улицу, я проверила, работает мой дозиметр или нет.

Ну что ж, пора брать быка за самое чувствительное место. Я вернулась к автоматическим воротам, вахтерша снова вышла ко мне.

— Я же вам объясняла! — Больше она не сказала ничего и гордо удалилась в свою будку.

Я поджала губы и посмотрела на свое одеяние: юбка, чулки и туфельки — не очень удобная экипировка для того, что мне предстояло сделать.

Ну да ладно. Я стала рассматривать двухметровый забор, ища подходящее место для того, чтобы перелезть на другую сторону.

Не успела я пройтись вдоль преграды и десяти метров, как снова появилась вахтерша. На этот раз у нее в руке был пистолет.

— Ну-ка, — выкрикнула она, — ложись на землю, сука!

Я прекрасно понимала, что эти слова адресованы мне, но на всякий случай я обернулась и посмотрела, одна я или нет. Действительно я была одна. И эти слова могли быть адресованы только мне.

— Можно, я вот сюда, на травку? — спросила я, делая несколько шагов в сторону.

— Я тебя сейчас арестую. — Женщина раскраснелась и явно была не в себе.

Да уж, здорово ее начальство напугало. Мою скромную особу этой бабе небось расписали как суперагента международного терроризма. Единственное, чего ей не хватало, так это хладнокровия.

Я кокетливо одернула зеленую юбочку и встала на колени.

— Мне что, ложиться?

— Ложись! — подтвердила она свой приказ, при этом дуло пистолета постоянно смотрело на меня. — Развелось вас, мафиози! — кричала она. — Всю страну загадили, сволочи!

Женщина вытащила из кармана форменной куртки наручники, когда я уже была на четвереньках.

Вся эта сцена вызвала интерес у проходящих мимо двух школьников лет двенадцати, которые встали и смотрели на все это, разинув рты. Да, одно дело — по телевизору, другое — в реальной жизни. Тетка-охранница арестовывает молодую красивую женщину — будет о чем друзьям в школе рассказать.

Также они наверняка не забудут упомянуть эпизод, когда молодая женщина схватила неосмотрительно близко подошедшую охранницу руками за ноги и с силой дернула на себя, так что баба плюхнулась на газон и ударилась о землю спиной. Трюк был из разряда силовых, если бы я не держала себя в форме, то сорвала бы спину. При ее массе это был явно чувствительный удар. Во время падения эта дура нажала на курок, прогремел выстрел. Мне хватило секунды, для того чтобы обезоружить ее.

Не говоря ни слова, я перевернула бабу лицом вниз и теми самыми наручниками, которыми она хотела сковать меня, захомутала ее. После этого подняла ее и приказала:

— Пошли.

— Куда?! — завыла она.

— К директору, овца сумасшедшая.

Для острастки я подтолкнула ее в спину, когда мы вошли через ворота на территорию предприятия.

— Как зовут хозяина?

— Константин Иванович, — пробормотала она, топая по асфальтовой дорожке по направлению к административному зданию.

Не успели мы пройти и пятидесяти метров, как навстречу нам выбежал уже знакомый мне лопоухий начальник охраны еще с каким-то мужиком. У обоих в руках было оружие. Я поспешила поднять руки вверх и закричать им, чтобы они не стреляли.

Вахтерша остановилась, остановилась и я. Мужчины медленно подошли к нам, не опуская оружия. Я положила пистолет на асфальт и отошла в сторону.

— Произошло недоразумение, — ровным голосом сообщила я. После этих слов ноги у вахтерши подкосились и она упала без чувств.

Ее падение напомнило мне пингвина, который шлепается на гладкий ледяной склон, чтобы скатиться с него, — видела я такое в «Мире животных», только в данном случае вахтерша никуда не заскользила, а уткнулась лицом в собачьи экскременты — видимо, подарок от одной из шавок, разгуливающих по двору.

— Стала стрелять, — оправдывалась я. — Может быть, надо вызвать милицию, чтобы все оформили?

Поддержка властей мне бы сейчас не помешала.

— Ну зачем же? Сань, подыми ее и сними наручники, — распорядился лопоухий. — Мы сами разберемся, нам милиция ни к чему. Вы спровоцировали вахтера, и она была вынуждена достать оружие — так было дело?

Он смотрел на меня, словно был царь и бог. Знал бы ты, молокосос, что я могу сделать с тобой за пятнадцать секунд. Я могу тебя отправить к прадедушке и прабабушке. Вместо этого приходится стоять, смотреть ему в глаза и корчить виноватую физиономию.

— Ты давно работаешь на этом предприятии, парень?

— Что? — не понял он.

— А то, что если давно, то от тебя можно ожидать только лягушат, а не здоровых детей, хотя, наверное, про детей тебе уже неинтересно. Не тянет, да?

Он не знал, что мне на это ответить. Видимо, я попала в точку. Пока он соображал, я снова напомнила про милицию:

— Надо вызвать власти.

По асфальтовой дорожке к нам подошел мужчина в темно-синем костюме. Он был чуть выше среднего роста, немного полноват, в его движениях чувствовалась уверенность.

— Не надо милицию, — произнес он, видимо, услышав мои последние слова. — Нам это ни к чему.

— Вот, Константин Иванович, спровоцировала охранника.

— Что-то у вас много оружия, — заметила я. — Кого-нибудь боитесь?

— Позвольте, — оборвал меня директор, — вы, собственно, кто такая?

Я передала ему удостоверение, он долго смотрел на него, затем вернул его мне.

— Что вы хотели? — строго спросил Константин Иванович.

— Да, в общем-то, ничего особенного — с вами пообщаться. Вы даже себе представить не можете, что творится на вашем предприятии.

Одного его движения было достаточно для того, чтобы лопоухий спрятал собственный пистолет и то оружие, которое я добровольно отдала ему.

— Давайте поднимемся ко мне.

— Давайте, — согласилась я. — Видать, вы невысоко сидите, раз успели так быстро спуститься.

— Признаюсь, собирался уезжать. А здесь — выстрелы.

— Знаете, — начала я, — когда представляешь правительство области, как-то непривычно объяснять каждому охраннику, кто ты такая и что тебе надо.

— Да-да, раздражает, — согласился Константин Иванович.

Как оказалось, директор сидел на втором этаже и, пройдя мимо секретарши с тонкой талией и плоской грудью, мы вошли в большой кабинет.

— Извините, — начал он замаливать грехи своих шестерок после того, как мы остались в кабинете один на один, — у нас сейчас ремонт. Стройматериалы, оборудование, народ у нас тупой и наглый — воруют все, что плохо лежит. Даже то, что под замком, воруют. Вот и раздал оружие. Думал хоть половину из того, что привез, пустить на реконструкцию.

Действительно, я во дворе заметила аккуратно сложенный красный кирпич и гору песка.

— Ни одной машины на предприятие и обратно без моего ведома не пропускаю. Людей нанял столько, чтобы за неделю все закончили.

— Это у вас плановые работы?

— Да-да. — Его тон был очень убедительным. Он давал мне понять, что я стала неким заложником ситуации. — Мы давно хотели уже закупить новую итальянскую линию, и вот буквально несколько часов назад начали ее монтаж в нашем цеху.

— Итальянскую?

— Да, хорошее оборудование.

— Можно посмотреть?

Он поднял брови вверх.

— Ну конечно, Юлия Сергеевна. Какие могут быть вопросы? Боюсь, как бы мне не пришлось за этот инцидент извиняться лично перед губернатором.

— Вы знакомы? — Это был далеко не праздный вопрос. Мое пребывание в этом райцентре могло закончиться очень быстро и тихо.

— Да, сиживали за общим столом, и за рабочим, и за обеденным, правда на разных концах, — выразился неопределенно директор молкомбината, указывая мне путь.

Для того чтобы попасть в производственное помещение, необходимо было выйти из небольшого административного здания, пройти несколько метров и войти в неаккуратно покрашенную коричневой краской старую дверь.

На первом этаже находились раздевалка и душевая для рабочих. Кроме этого, был небольшой гардероб, где можно было получить в пользование новенький белый халат. Это мне понравилось. Несмотря на то что шел ремонт, чистота здесь была на уровне — как-никак пищевое производство.

Мы поднялись на второй этаж, в цех. В нем работало человек десять-двенадцать. Мужчины снимали с нового оборудования полиэтиленовую пленку, освобождали его от упаковки и шустро монтировали.

— А где старое?

— Старое? Старое мы выкинули. Оно уже исчерпало свой ресурс. Через день мы будем обкатывать линию. — Он обвел рукой помещение.

Я набралась смелости, взяла директора под руку и повела вперед, в центр цеха.

— Константин Иванович, не можете ли вы мне показать точно место, где стояло старое оборудование?

— Ну почему же… — Он подошел и топнул ногой. — Вот здесь.

Я посмотрела ему прямо в глаза и вынула из кармана дозиметр.

— Не возражаете, если я проверю уровень радиации в этом помещении?

Ни один мускул на его лице не дрогнул, он пожал плечами и улыбнулся:

— Пожалуйста, раз это необходимо. Я понимаю — контроль.

У меня закрались сомнения в том, что моя догадка верна и вообще имеет право на существование. Я поднесла прибор к полу. Только одна-единственная цифра дрогнула — вместо тринадцати микрорентген стало четырнадцать.

Но что такое четырнадцать микрорентген? Таким иногда бывает природный фон.

Господи, неужели здесь ничего нет?

Но что это? Плитка вроде новая.

Я потерла лоб, поднялась и была вынуждена произнести фразу, которая мне очень не нравилась:

— Все в порядке, Константин Иванович.

Эта сволочь поменяла пол. За ночь. Я просто была в этом уверена. Вот скотина! Поди, еще слой бетона положил. Теперь, чтобы доказать, что здесь стояло радиоактивное оборудование, мне необходимо добраться до старого основания, на котором лежал старый кафель, и лишь затем замерить радиоактивность, надеясь обнаружить какие-то следы. А сейчас новый бетон и плитка служили препятствием для проникновения радиоактивного излучения.

В этом цеху теперь действительно будет безопасно работать.

— Может быть, попьем чаю, инспектор?

Слово «чай» вызвало во мне положительные эмоции, но рассиживаться с этим типом настроения не было. Я ответила отказом, сославшись на то, что у меня еще много дел в Верескове.

Я нашла свою машину на том самом месте, где ее и оставила. Успевшая прийти в себя вахтерша предпочла меня вовсе не заметить, когда я проходила через небольшую щель, образовавшуюся от того, что ворота немного отошли в сторону. Видимо, специально для меня открыла. Молодец.

Я села в зеленую «восьмерку». Первым делом надо было освободить въезд на предприятие, так как моя машина загораживала дорогу «КамАЗу», который привез очередную кучу песка. Надо ли говорить, что водитель самосвала был, мягко скажем, раздражен долгим моим отсутствием. Несмотря на то что чаев я с директором не пила, «восьмерка» простояла на въезде не менее двадцати минут.

После того как я отъехала от молкомбината, я намеревалась посетить завод по производству изделий из пластмассы. Для того чтобы выбрать оптимальный маршрут, мне пришлось остановиться и свериться с планом города. Мои изыскания были прерваны сержантом милиции, который подошел к моей машине и постучал полосатой палкой по стеклу, требуя, чтобы я его приоткрыла. Посмотрев в зеркало заднего вида, я увидела машину дорожной инспекции, которая подкатила следом за мной.

Не подозревая ничего дурного, я поздоровалась с автоинспектором. Он вместо «здрасьте» попросил у меня права и техпаспорт. Избегая ненужных вопросов, я сразу передала ему и доверенность. Сержант взял документы, отошел чуть в сторону от машины и стал их рассматривать. Поскольку изучение моих «аусвайсов» затянулось, я решила поинтересоваться, нет ли каких проблем?

— Проблем никаких нет, — ответил он. — Тем не менее вам придется покинуть наш город.

Услышав это, я уставилась на конопатую, голубоглазую, молодецкую физиономию, не желая всерьез принимать слова сотрудника милиции.

— То есть как это? — возмутилась я. — Вы знаете, кто я такая?

— Мне все равно, — ответил сержант. — Мое дело выполнять приказы. Мне приказали выпроводить вас из города, и я это сделаю.

— Кто приказал?

— Послушайте, дамочка, давайте не будем друг другу трепать нервы.

Он засунул права и документы на машину к себе в карман.

— Все свои бумаги вы получите за пределами городской черты. Официально вас больше в этом городе нет. Это все, что меня просили вам передать.

— Кто велел?

— Это уже вас не касается. Следуйте за нашей машиной, если хотите, конечно, чтобы все обошлось без неприятностей.

— Это кто, Федотов вам приказал?

Сержант уже не слушал меня. Он шел к своей машине, не желая продолжать разговор.

Вот так, просто берут среди бела дня и выпроваживают человека с заповедной территории, где могут находиться только те особи, которым местная власть дает личное «добро».

— Может быть, это удостоверение несколько остудит ваш пыл, — грозно сказала я, что заставило милиционера повернуться.

Он увидел в моих руках зеленый прямоугольничек, в коем значилось, что я лицо ответственное на предмет охраны окружающей среды, и направился ко мне. Взяв в руки удостоверение, он прочитал, кто я такая, и без каких-либо эмоций отправил его в карман вслед за другими моими бумажками с круглыми печатями.

— Это тоже получите за пределами города.

Похоже, парень был куплен на корню. Мне ничего не оставалось делать, кроме как подчиниться ему.

Мы выехали за пределы Верескова за считанные минуты. Везли меня со всеми почестями. Менты включили мигалку и сирену, что позволило нам пролететь несколько километров за три минуты. На обычной дороге, по левую сторону которой было поле, а по правую — лес, милицейская машина остановилась.

Из нее вышел все тот же сержант с документами в руках. Когда он передавал мне их через окошко, я решила было покачать права:

— А как же мои вещи? Они остались в гостинице. И вы не думайте, что это все вам сойдет с рук.

— Думаю, сойдет, — возразил сержант и махнул рукой напарнику.

Второй мент подошел к багажнику «жигуленка», открыл и достал оттуда огромную дорожную сумку черного цвета. Он с видимым напряжением доволок ее до моей машины, молча бросил в пыль, развернулся и пошел обратно.

— Все ваши вещи здесь, — сказал конопатый. — Надеюсь, мы больше с вами не увидимся. Черная сумка — это подарок.

— Передай своему хозяину, что он поздно опомнился!

Мент пошел к служебной машине, а я осталась на обочине дороги.

Какая наглость! Неужели у нас подобным образом могут обращаться с теми, кто представляет правительство области? Или же они не воспринимали мою инспекцию всерьез, или же у них была такая крыша, пробить которую не представлялось возможным, во всяком случае, по мнению людей, выдворивших меня из города. Хорошо бы сейчас посидеть спокойно, попытаться расслабиться и обдумать сложившуюся ситуацию.

Но судьба мне не уготовила передышки. Как только милицейская машина уехала, при этом на ней уже никакие мигалки не горели, со стороны города проехала черная «Ауди» с тонированными стеклами. Миновав меня, машина прокатилась еще сотню метров, затем развернулась и подъехала ко мне.

Я с интересом наблюдала за всеми этими действиями, тем более что вслед за этим из машины вылез в буквальном смысле этого слова здоровенный дядька, который неизвестно как там вообще умещался. Человек подошел ко мне и, чуть склонившись, поздоровался:

— Здравствуйте, Юлия Сергеевна.

— Здравствуйте, — ответила я, откладывая на соседнее сиденье все свои бумажки. — Не имею чести знать.

— Я присылал вам конфеты. — Его светло-карие глаза, прямой, чуть загнутый вниз нос, густые брови, квадратный подбородок и плотно сжатые губы выдавали в нем человека волевого.

— Так вы директор «Роситалпластмассы»?

— Я директор завода, находящегося в Верескове, а не всего концерна, но, я думаю, мы могли бы быть полезны друг другу. Смотрю, вас просто выкинули из города. — Он кивнул в сторону черной сумки, продолжавшей стоять на дороге.

— Я, честно говоря, плохо представляю, чем мы можем быть полезны друг другу.

— Давайте обсудим это в другом месте.

— Но вы же видели, что они сделали со мной.

— Это не страшно. Можете пожить у меня. Дом большой, и я вполне мог бы предоставить вам одну из комнат. — Он продолжал стоять, чуть нагнувшись, чтобы было удобнее разговаривать.

Я вышла из машины. Как оказалось, он был выше меня на полторы головы. Эдакий Геркулес. На самом деле — Геннадий Петрович. Ему было под сорок. Во всяком случае, он так выглядел.

— Можете не опасаться за собственную честь. Я женат. У меня двое детей.

Я встретила его слова с одобрением:

— Спасибо, что так вот прямо.

— У меня к вам чисто деловой разговор. Думаю, будет целесообразным закинуть эту сумку в багажник вашей машины. После чего мы поедем ко мне домой. Если вы не возражаете, я сяду с вами, а мой шофер поведет «Ауди» следом.

— Отлично, — согласилась я. — Так и сделаем.

Нежданно-негаданно у меня появился союзник. А я уже хотела было жаловаться Грому на произвол властей и просить у него если не помощи, то возможности применить против нехороших людей все свои способности.

Мы не стали въезжать в город и проехали по кольцевой. Дом Мирскова — трехэтажный особнячок из красного кирпича — стоял в гордом одиночестве на окраине леса.

«Здесь, вдалеке от областного центра, люди с деньгами могут себе позволить жить практически в уединении. С одной стороны — хорошо, а с другой — ведь случись что, и нет никого рядом», — раздумывала я, когда мы по засыпанной мелким гравием дорожке подъезжали к крыльцу.

Нас, а точнее, господина директора, встречал человек. Он открыл дверцу, и Геннадий Петрович выбрался наружу.

«Слуги — свидетельство или роскоши, или лености самого хозяина», — отметила я.

Мне пришлось выбираться из-за баранки самостоятельно, так как ко мне никто никакого внимания не проявлял. Ну ничего, мы привыкшие, мы не баре.

— Пройдемте со мной наверх, в мой кабинет. Дети в школе, а жена вернется из города часов в семь вечера. Вы, в принципе, если не хотите, можете с ней не встречаться.

— Она работает?

— Да. У Ирины свой цех по пошиву верхней одежды из кожи. Я купил ей его. Надо же женщине чем-то заниматься.

— Да, это вы точно подметили, — согласилась я, пока мы поднимались на третий этаж.

Здесь, наверху была небольшая комната, сплошь уставленная книжными шкафами. Он посадил меня в большое кожаное кресло, сам сел напротив в точно такое же.

— Знаете, ваш приезд для большинства людей в этом городе ничего не значит. Но, к сожалению, есть несколько человек, которым ваши действия доставляют головную боль. Понимаете, когда наше совместное предприятие решило здесь построить небольшой завод, казалось бы, все были за. Мы создали пятьсот пятьдесят новых рабочих мест, это не считая водителей, работников кафе, — в общем, наберется всех и вся под тысячу.

Для такого небольшого города, как Вересково, это серьезное предприятие, которое приносит реальные деньги в местную казну. Дело в том, что мы положили людям хорошие зарплаты. Больше, чем на молкомбинате или на хлебозаводе, не говоря уже о школах и больницах. Специалисты, все, какие были, потянулись к нам. Естественно, люди заинтересованы в получении высокооплачиваемой работы. Мы выдернули всех более-менее толковых людей и задействовали их на своем производстве. Те, кто остался в проигрыше, не хотят мириться с подобной ситуацией.

В общем, мы, я имею в виду наше совместное предприятие, нажили себе врагов в лице директора молкомбината и непосредственно главы администрации. Федотова, перед тем как здесь строиться, хорошо подмазали, и он долгое время не подавал голоса. Но как только он понял, что ему не собираются отстегивать постоянно, начал вставлять нам палки в колеса. В местной прессе начали появляться статьи о том, что наше производство загрязняет окружающую среду. И самое неприятное то, что все эти демарши действительно совпали с несколькими случаями заболевания лейкемией и увеличением количества онкологических заболеваний. Я готов допустить вас на наш завод в любое время, для того чтобы вы могли лично убедиться, что никаких вредных веществ мы в атмосферу не выбрасываем.

— А что с рекой? Говорят, у вас есть сток в реку.

— Да, но это практически чистая вода, пригодная для питья. Я сам могу у вас на глазах набрать стакан воды и после того, как она пройдет очистку, выпить ее. По соглашению с местной администрацией мы не должны выбрасывать никаких вредных веществ. Мы так и работаем. Но шум в прессе дает право администрации голословно обвинять нас. Для того чтобы сдерживать общественное мнение, приходится, я скажу прямо, прибегать к подкупу, чтобы на какое-то время заткнуть глотки, но, похоже, дело прекратится только тогда, когда будет найдена причина, по которой люди болеют. Если же этого не случится, то есть количество смертей будет неуклонно расти, не исключено, что нам придется всерьез доказывать собственную чистоту и невиновность, а это дорого. Чем крупнее твои габариты, — при этом он развел руки в стороны, да уж, действительно огромный дядя, — тем дороже обходится собственная репутация.

— Понятно, — ответила я, устраиваясь поудобнее в кресле. — Не расскажете, каким образом вам удалось вычислить меня?

— Нет, не расскажу, — неожиданно твердо ответил Мирсков. — Скажу только, что у меня есть свои люди в милиции. Начальник районного отдела — неплохой мужик, но он, как и все, хочет нормально и спокойно доработать до пенсии, а после него хоть потоп. Вступать в конфликт с Федотовым он не будет. Никто не будет.

Кроме нашего совместного предприятия. У нас есть деньги, и они могут решить почти все проблемы. Кроме одной: в нашей ситуации за деньги невозможно купить правду и переломить общественное мнение. Дело в том, что ни одна даже самая скрупулезная экспертиза нашего производственного цикла не убедит людей, что загрязнения нет.

Надо найти причину всех этих болезней. Вот тогда шума будет намного меньше. Кроме этого, естественно, необходимо найти виновных. И вот поскольку вас выдворили из города, я думаю, что вы добрались до каких-то фактов, которые могут помочь докопаться до истины.

— До этого несложно додуматься. Действительно, у меня есть кое-какие соображения, но их надо проверить.

— Пожалуйста, — Мирсков развел руками, — я в вашем полном распоряжении. Все, что в моих силах, а это немало, я сделаю для того, чтобы помочь вам. Гарантирую, что вам больше не стоит опасаться выходок шестерок Федотова. Говорить мне что-либо поперек здесь никто не будет, во всяком случае, напрямую, потому что можно очень резко сократить отчисления в местный бюджет, не показывая абсолютно никакой прибыли. Да даже и без этого. Видели, как чисто на улицах? Это заслуга муниципального предприятия, которое поддерживает практически только наша фирма. Этим больше здесь никто не занимается. Местным чинушам наплевать на то, как выглядит Вересково. Им главное хапнуть. А мы осуществляем направленную социальную политику, улучшаем жизнь людей.

— Можно бутерброд с маслом? — попросила я.

— Нет проблем, — отозвался Геннадий Петрович.

Директор поднялся со своего места, вышел в коридор и крикнул:

— Варя!

Было удивительно смотреть, как в таком шикарном доме до сих пор не провели домофон. Хозяину приходится выходить в коридор и кричать. Вскоре молодая девушка лет двадцати поднялась наверх, после чего Мирсков попросил чай, хлеб и масло.

— Обязательно масло, — подчеркнул он.

Девчонка хмыкнула себе под нос и удалилась. Когда нам принесли все, что мы потребовали, я вытащила дозиметр и поднесла его к маслу. Цифра прыгнула на значение «26». Я передала прибор Геннадию Петровичу.

— Это показания в микрорентгенах.

— Черт меня подери! — Светло-карие глаза директора сверкнули из-под бровей. — Вот оно откуда все! Меня удивляет, что вы еще остались в живых!

— Теперь, после того, как я не прислушалась к рекомендациям, меня могут попытаться пришить. А вы сами-то не боитесь ввязываться в эти дрязги?

Ни он, ни я не раскрывали рта, в результате чего вопрос повис в воздухе.

— Мы поможем друг другу решить собственные проблемы. — Геннадий Петрович покосился на стол, где не так давно стояло масло, которое унесли сразу после того, как я продемонстрировала, что от продукта идет радиоактивное излучение.

Он взял в руки чашку.

— Надеюсь, чай не радиоактивен?

— За чай можете быть спокойны. — Я отпила сама и, слегка покачав чашкой в воздухе, предложила ему присоединиться.

Не успел Мирсков сделать и пары глотков, как дверь открылась и в комнату вошла служанка. Следом за ней, держа пистолет у ее виска, появился уже знакомый мне лопоухий начальник охраны молкомбината. Мне некогда было рассматривать, как реагирует на все происходящее хозяин дома, так как я должна была что-то предпринять.

Вначале я подумала, что конопатая личность пожаловала сюда в одиночестве. Но мои надежды не оправдались. В комнату вошли еще три человека. Двое из них были в милицейской форме — те самые, которые выпроваживали меня из города.

— Ну вот, и вся банда в сборе. — Я попыталась улыбнуться, но мне тут же посоветовали закрыть рот. Причем сделали это в грубой форме.

Служанка таращила наполненные ужасом глаза и ждала помощи от хозяина, но что он мог сделать, когда на него были направлены два пистолета? Еще один ствол смотрел в мою сторону, а еще один был приставлен к голове служанки.

— Вас же просили уехать. — Начальник охраны с силой вдавил пистолет в голову служанки, и та закричала.

— Перестаньте, — взволнованно попросил Мирсков, вставая со своего места во весь свой огромный рост.

— Сядь, — тут же рявкнул один из ментов, — и сиди.

— Кто-то из влиятельных людей развязал вам руки, — продолжила я за него. — Теперь вы чувствуете, что вас не может покарать закон, и обнаглели окончательно.

— Я смотрю, раздеться вы еще не успели. — Начальник охраны осклабился, после чего попросил нас с Геннадием Петровичем встать и спуститься вниз, на улицу.

Мы переглянулись и стали перемещаться под дулами пистолетов. Сейчас, когда у наших противников было оружие, рыпаться мне было небезопасно, так как можно было не только потерять собственное здоровье, но и навредить еще Геннадию Петровичу с Варей. Я решила отложить применение своих навыков рукопашного боя.

Мы вышли на улицу, где около дома директора СП «Роситалпластмасса» выстроились в ряд три новые машины: милицейская «канарейка», старенькая трехдверная «БМВ» и уже знакомая мне «шестерка» цвета кофе с молоком.

В ней, как я заметила, сидели несколько человек, которые не стали заходить в дом. Вообще люди в «Жигулях» оставались для меня загадкой, кто они такие — я не знала. Насколько позволяли стекла салона, я пыталась рассмотреть людей в машине. Это были четыре крепких парня. Никаких эмоций их лица не выражали.

Служанку отпустили. Меня посадили в «БМВ», а Мирскова попытались засунуть в милицейскую машину.

Геннадий Петрович попробовал возмущаться и тут же получил пистолетом по голове. После этого он уже без возражений сел в автомобиль.

— Куда едем? — спросила я у начальника охраны.

— Сейчас двух человек похороним — и все дела. — Он посмотрел на меня и осклабился. — Ты или дура, до тебя не доходит, что тебя скоро грохнут, или тебе безразлична собственная жизнь. Я бы на твоем месте плакал и молил о пощаде.

— Я в этом не сомневаюсь. Но ты на моем месте никогда не будешь.

Он отвернулся от меня, передоверив наблюдать за мной своему напарнику, который не отличался ни большими габаритами, ни здоровьем. Я мельком посмотрела на человека, сидящего рядом со мной на заднем сиденье и приставившего к моему боку пистолет. Его лицо было серым, глаза лихорадочно блестели. Я не могла определить, находится он под действием наркотика или нет, но вел он себя очень нервно.

Мы тронулись следом за милицейской машиной.

— Куда везете?

— Заткнись, — посоветовал мой непосредственный охранник.

Я взглянула ему в глаза и увидела, что зрачки неимоверно расширены. Обкололся, сволочь, ему теперь все нипочем. Мне пришлось попридержать язык, иначе я могла действительно спровоцировать его. Не дай бог, еще пустит в меня пулю. Тогда прощай всякие надежды на то, чтобы выбраться из этой заварушки живой.

Мы ехали по городу. Я смотрела через окно на улицу и видела людей, беззаботно идущих по своим делам и не подозревающих, что в проносящихся мимо них машинах везут заложников. Благодаря тому, что я целую ночь просидела за картой, я хорошо выучила план не только города, но и его окрестностей.

После того как мы проехали по Церковной и свернули налево, я решилась высказать возникшее у меня предположение:

— Никак на молкомбинат едем?

— Да, у нас там строительного материала мало, — подтвердил начальник охраны. — Не хватает наполнителя. Может, полежите лет сто в слое бетона? Ничего особенного, будет от вас хоть какая-то польза.

— Шутник, — процедила я, и тут же ствол ударил мне по ребру.

— Он у тебя с предохранителя снят? — Я резко повернула голову и посмотрела в глаза охраннику.

Обколотый дядя — ну натуральный идиот — убрал от меня оружие и посмотрел на свет. Этого было достаточно для того, чтобы я отодвинулась от него на несколько сантиметров, после чего уже смогла ударить его ногой в лицо. Затем открыла дверцу автомобиля и на полном ходу вывалилась на дорогу.

Я здорово ушиблась, но, слава богу, ничего не сломала себе. Удар был такой силы, что на секунду, а то и больше у меня потемнело в глазах.

Я прокатилась к тротуару, и только чудом меня не задавила ни одна из машин, идущих по встречной полосе. Повезло мне, но тут, приподняв голову, я увидела огромную автомобильную шину, которая приближалась ко мне. За считанные секунды я вылетела на тротуар, а мимо проехала груженная под завязку «Татра».

Мои похитители тут же остановились. Из машины выскочили начальник охраны с напарником. Оба с пистолетами в руках. Они были на другой стороне дороги и проехали вперед не более пятидесяти метров.

Я поднялась на ноги, скинула туфли на высоком каблуке и бросилась бежать, стараясь уйти как можно дальше от дороги в частный сектор. Кто меня будет догонять? Этот наркоман, что ли? Или же худощавый лопоухий начальник охраны в камуфляже? Им со мною не тягаться. Я задала такого стрекача, какого за собой давно не помню. Бежала во всю прыть.

Надо сказать, что мужики оказались более шустрыми, чем я предполагала. Они бросились за мной следом и, хотя и проиграли начальный рывок, все же не отставали от меня. Я позволила себе оглянуться и увидела, что за мной, кроме непосредственных опекунов, несутся еще четыре крепыша с автоматами в руках.

«Ага, — подумала я, — люди из „шестерки“. Вооружены. Ничего себе, и это все среди бела дня в центре небольшого русского городка».

Я бежала изо всех сил, и лишь за счет своей собственной физической подготовки смогла оторваться, но псы, бежавшие следом, не желали прекращать погоню. Я сворачивала с одной улицы на другую, с другой на третью.

Вот впереди небольшой магазинчик, за ним автобусная остановка, дальше химчистка. Я бегу с такой скоростью, что большие вывески мелькают у меня перед глазами. Куда, куда мне деться?

У этих уродов хватило ума не бросаться за мной в погоню на машине, так как невозможно проехать по улицам Верескова на большой скорости и не сбить кого-нибудь. Люди здесь смотрят на дорогу, только когда пересекают Церковную, на всех остальных улицах обладателям автомобилей никто не будет уступать дорогу. Вначале уж сами перейдут, а затем и ты, уважаемый, можешь проезжать — это я уже выучила.

Тем не менее мне пока не удалось оторваться от преследования. Ребятки, топающие за мной с автоматами наперевес, не желали отставать.

Куда мне деваться? Впереди — высоченный забор, выложенный из белого кирпича. Посмотрим, успеют ли эти дяденьки за Багирой. Я подпрыгнула, вцепилась в кромку, подтянулась и очутилась с другой стороны забора в небольшом ухоженном палисадничке, где росли несколько рябин, а также кусты шиповника. Совсем близко ко мне стоял человек в черной рясе с крестом на груди. Я ошарашенным взглядом окинула пейзаж. Вот это да, меня занесло на задний двор местного храма.

— Святой отец, спасите грешную душу.

Бородатый священник смотрел на меня, насупив брови, потом посмотрел на забор, который я преодолела, затем вновь на меня, точнее, на мои босые ноги. Надо сказать, я успела их сильно поранить, и теперь они кровоточили.

— Ты, видимо, торопишься, дочь моя, — пробасил он.

Я упала перед ним на колени и попросила:

— Скорее.

Священнослужитель кивнул головой и попросил следовать за ним. Он двигался так медленно, что мне не терпелось подтолкнуть его или же схватить за руку, чтобы заставить шевелиться. До нас донесся топот ног, а затем мы увидели, как через забор перелезает один из мужчин, преследовавших меня.

Увидев, кто за мной гонится, святой отец пошел быстрее, и мы завернули за угол какого-то сарая.

— Может быть, тебе не стоит здесь оставаться, дочь моя, а я тем временем пущу их по ложному следу?

— Очень мудро, святой отец. Кого мне благодарить?

— Благодари отца Александра, дочь моя.

Я с удвоенной энергией — не знаю, бог ли мне помог или общение со священником, но сил прибавилось — понеслась дальше от своих преследователей.

Оторвавшись от погони, я стала лихорадочно соображать, что же мне делать. Ни денег, ни документов у меня с собой не было. Во время погони я успела испачкаться, ноги мои были изранены, и когда я наконец попробовала перейти на шаг, то почувствовала сильную боль в левой стопе.

Мне необходимо было осмотреть ее, но на улице, которую образовали частные дома, не было ни одной лавки. Я невдалеке увидела колонку. Подошла к ней, умылась и промыла ногу. Держась одной рукой за рычаг, который обычно нажимают вниз, чтобы полилась вода, я стояла на одной ноге и осматривала стопу другой, положив ее на колено.

Поза была та еще.

Порез, как оказалось, был не очень большим, но, похоже, острый предмет, скорее всего стекло, воткнулся глубоко. В самой ране ничего не было, но вот боль от прокола была сильной.

Если не привести в порядок ногу, мне не удастся вытащить Мирскова, что я как раз и собиралась сделать. В новых обстоятельствах это свидетель. Зря они стали размахивать оружием. Плохо это все закончится.

Наступая одной стопой полностью, а раненой — лишь на носок, я заковыляла в сторону дороги.

Мне во что бы то ни стало нужно было поймать машину и доехать до дома директора СП «Роситалпластмасса». Там осталась стоять моя «восьмерка», в которой была сумочка с деньгами Бориса Всеволодовича Федотова.

Надо ли говорить, что, когда я шла по частному сектору, немногочисленные граждане изучали меня. Не каждый день увидишь босоногую молодую женщину в испачканном деловом костюме, бредущую по улице. В принципе, мне было глубоко наплевать, могут смотреть сколько влезет. Главное, что никто не подошел и не предложил помощь, так, глазами провожали.

Я кое-как доковыляла до дороги. Машин совсем не было. Наконец показался какой-то грузовичок, ехавший в нужном мне направлении. Когда он приблизился, я увидела, что это новый «газик». Помахала водителю рукой, но тот проехал мимо.

За грузовичком последовала «тридцать первая» «Волга», которая также не соизволила остановиться рядом со мной. Я побрела по дороге к дому Мирскова, надеясь, что рано или поздно какая-нибудь машина остановится.

Наконец удача мне улыбнулась. Молодой парень сидел за рулем старушки «Победы». Я в принципе знала, что такие машины еще у кого-то на ходу, но чтобы прокатиться на легендарном автомобиле — даже и не думала.

Он лишь окинул меня взглядом, поправил пятерней русые волосы и спросил, куда мне ехать.

— Дом Мирскова знаешь?

Он покачал головой:

— А кто это?

Я отмахнулась:

— Не важно. Знаешь, где стоит большой трехэтажный особняк?

Он утвердительно кивнул:

— А, это. Этот дом я знаю.

— Вот туда мне и нужно.

Мои предположения, связанные с тем, что слуги, ставшие свидетелями похищения, вызовут милицию, не оправдались. Когда парень довез меня до моей машины, я сказала ему, чтобы он подождал, пока я схожу за деньгами.

Открыв «восьмерку», я взяла сумочку. Протянула ему стольник. Он удивился:

— Так много? Зачем? У меня не будет сдачи.

— Не надо сдачи, — ответила я. — И уезжай отсюда. Спасибо тебе и твоей машине.

Я пару раз хлопнула по стальному черному капоту и увидела, что это понравилось хозяину автомобиля. Он кивнул головой мне на прощание, развернулся и был таков. После этого я поднялась по ступенькам.

Наступил вечер, и перед домом зажгли парочку красивых фонарей, которые освещали пятачок перед входной дверью. Я вошла. Меня встретил тот самый мужчина, который открывал дверцу перед своим хозяином.

Он удивленно посмотрел на меня и первым делом поинтересовался тем, где его хозяин. Я объяснила ему, что он остался в руках у бандитов. Это заметно расстроило слугу, который явно думал о своей работе, каковая, похоже, накрылась, и о высоком жалованье, тоже оказавшемся под угрозой.

В вестибюль спустилась Варя. Она проявила себя куда более человечной.

— Что с вашей ногой? — воскликнула она. — Вам необходимо перевязать ее. У вас вся нога в крови!

Я посмотрела на пол и увидела, что действительно оставила несколько кровавых пятен на паркетном полу.

— Извините, я тут немного напачкала.

Сверху по лестнице вслед за служанкой спустилась высокая стройная женщина с короткими волосами цвета воронова крыла.

— Что с Геной? — выкрикнула она.

— Ничего, не волнуйтесь.

Я вытянула руку вперед для того, чтобы успокоить ее.

— С ним ничего не случится, но в любом случае нам надо поторопиться.

— Чем я могу вам помочь?

Я показала взглядом на свою ногу, и хозяйка дома моментально сообразила.

— Иван, не стой как столб! — крикнула она слуге. — Дай даме стул! А ты, моя дорогая, — она обратилась к служанке, — неси аптечку. Сейчас мы должны первым делом остановить кровотечение.

Мне понравился деловой подход. Видимо, люди, которые привыкли в жизни руководить и принимать решения, как правило, не теряются в экстремальных ситуациях. Хозяйка дома представилась. Я уже знала, что ее звали Ирина.

— Болит? — поинтересовалась она, после того как я была усажена на стул.

— Немного. Да вы не беспокойтесь, сейчас залепим пластырем и все будет нормально. Мне бы какую-нибудь обувь.

Хозяйка дома сняла со своей ноги домашнюю тапочку и приложила к моей окровавленной стопе.

— Так у нас с вами один размер. Иван, принеси мои кроссовки.

— «Рибок» или «Пуму»? — тут же спросил мужчина.

— Те, что получше. Я уже не помню, что мы там когда покупали.

Он кивнул головой и подошел к шкафу, в котором стояло не меньше тридцати пар обуви.

Когда я сама себе залепила рану пластырем и всунула ноги в кроссовки, то сразу почувствовала себя намного уверенней.

— В доме есть оружие? — спросила я.

Ира развела руками.

— Вы знаете, муж не охотник. У него есть револьвер, который он держит у себя в ящике стола. Больше никакого оружия в доме нет.

— Вы не могли бы мне этот револьвер одолжить?

— Конечно, я принесу.

Хозяйка дома поднялась наверх и вскоре спустилась вниз с револьвером тридцать второго калибра. Не бог весть какая пушка. Я взяла в руки поблескивающий ствол и открыла барабан.

— А где патроны?

Хозяйка пожала плечами и вопросительно посмотрела на слуг, но те лишь развели руками и потупили глаза. За окном раздался шорох гравия, и, когда я посмотрела через стекло во двор, мне стало на мгновение очень холодно.

Кофейного цвета авто затормозило около дома, причем так, что заблокировало своим бампером дверь моей «восьмерки». Теперь я не могла попасть в машину. Четыре амбала, которые плохо бегали и еще хуже лазили по заборам, выскочили из машины, не забыв захлопнуть дверцы, и стали подниматься на крыльцо.

Пока они все это проделывали, я посоветовала хозяйке сказать, что женщина, которая приехала к ней, увидела, что погоня приближается, и спряталась где-то в доме. Ира кивнула головой в знак того, что поняла меня. Я после этого бросилась наверх, стараясь не топать. Благо у кроссовок была мягкая подошва, что позволяло перемещаться абсолютно бесшумно.

У меня в руке был револьвер, в котором не было патронов. Почему Мирсков не заряжал оружия? Боялся застрелиться в один прекрасный день?

Когда я была на втором этаже, дверь открылась, и в дом ввалилась вооруженная автоматами четверка. Я услышала грубые мужские голоса: «Где она?», «Где эта сука, куда она подевалась?» и «Что вы молчите, как бараны?» Один голос сменялся другим, более грубым, а я тем временем поднималась все выше наверх.

Третий этаж. Здесь кабинет хозяина дома и, должно быть, по логике вещей, одна-две спальни. Я не знала планировку всего жилища директора и предпочла устроить небольшую засаду в знакомой мне комнате. Именно там, где мы пили чаек и благоразумно отказались от радиоактивных бутербродов.

Так как преследовавшие меня вооруженные мордовороты не знают, где я нахожусь, им придется обыскивать одну комнату за другой. Если у них хватит ума делать это сверху вниз, то есть они все вчетвером поднимутся на третий этаж и с него начнут осмотр, то выбраться из такого дерьма мне будет ой как тяжело. Хоть бы разделились, пошли по двое. Будь они уверены в том, что у меня нет оружия, они могли бы бродить по дому и в одиночку, этакие здоровяки.

Мне во что бы то ни стало необходимо завладеть автоматом. Появись в моих руках настоящее оружие, и ситуация переменилась бы. Несмотря на то что у людей, преследовавших меня, был численный перевес, я могла не сомневаться в том, что смогу им достойно ответить.

Я вошла в комнату, где в столе лежал тот самый револьвер, который принесла мне жена Мирскова. В надежде на то, что она просто не увидела патроны, я подошла к столу и стала выдвигать один ящик за другим. Но везде были лишь бумаги и никакого намека на патроны. Жаль.

Я услышала шаги, которые приближались к комнате. Прятаться мне было некуда. Я затаилась за столом и совсем перестала дышать. Вот чуть слышно поворачивается ручка двери, затем кто-то делает один нерешительный шаг в комнату. Наверняка этот человек будет обыскивать помещение.

Я сжала во вспотевших ладонях револьвер и сосредоточилась на улавливании звуков, которые помогут мне сориентироваться. На мою беду, бандит пошел прямо к столу. Он делал один осторожный шаг, затем еще, видимо, постоянно ожидая нападения с любой стороны. Хотя в этой комнате, кроме как за письменным столом, диваном и креслом, прятаться больше негде. Я не стала высовываться поверх крышки, а, наоборот, рискнула склонить голову до самого пола и определить местонахождение противника.

Носки черных ботинок смотрели в сторону от меня. Может быть, это и есть единственный шанс. Хотя его корпус и мог быть повернут в мою сторону, но выбора у меня не было. Если я замешкаюсь еще на мгновение, взять его на мушку мне не удастся никогда.

Я резко выпрямилась и увидела, что выиграла. Он стоял и смотрел в сторону. Когда же моя фигура с вытянутым вперед оружием появилась из-за стола, он понял, что проиграл.

— Положи автомат и отойди к стене.

Мой противник, среднего роста плечистый и мордатый парень лет двадцати двух, молча положил автомат и отошел от него.

— Я сказала, к стене!

Он смотрел на меня, не желая расставаться с жизнью. Если бы он знал, что в моем револьвере нет патронов, вел бы себя иначе. Он не хотел рисковать и правильно делал. Я подошла, взяла автомат и проверила магазин. С патрончиками. Какая прелесть!

— Запасной магазин есть? — спросила я.

Он покачал головой и опустил глаза.

— Снимай свитер, — скомандовала я шепотом.

Он поколебался, но все же снял с себя одежду.

— Повернись!

Когда он повернулся ко мне спиной, я увидела, что из-за ремня торчит еще один.

— Что ж ты врешь? — Я подошла к нему, уперла ствол в позвоночник, вытащила боеприпасы и спросила, где находятся его напарники.

— Они обыскивают второй этаж, — ответил он.

— Не так громко! — прошипела я. — Будешь шуметь — отправлю на тот свет.

Револьвер я переправила в карман своего пиджака в надежде на то, что рано или поздно патроны к нему я найду. В другой карман для противовеса я положила запасной магазин. Теперь было чем стрелять. Взглянув на автомат, я перевела его на одиночный режим стрельбы.

— Пошли.

Он поднялся и поплелся к выходу. Я ожидала в любую секунду, что захваченный мною врасплох бандит попытается исправить собственную ошибку. Но он не предпринимал попыток выбить у меня из рук оружие и завладеть ситуацией.

Он спокойно вышел в коридор, и тут я услышала голос:

— Боря, ну что там у тебя, никого?

Я застыла в дверном проеме. Напарник этого Бори меня еще разглядеть не успел.

— А где твой автомат? — услышала я очередной вопрос.

Теперь уже раздумывать было некогда. Их еще трое, и, вероятно, они смогут разделаться со мной. Я выбежала в коридор и спряталась за спину парня. Тут же грянули выстрелы, и мне ничего не оставалось, как распластаться на полу.

Пули прошили Борю насквозь и врезались в стену. Лежа на боку я успела сделать четыре выстрела, и этого оказалось достаточно, чтобы стрелявший в меня любитель охотиться на молодых женщин упал и скатился с лестницы.

— И их осталось двое, — произнесла я одними губами строку из стишка про десять негритят.

Только стрельба стихла, а я уже услышала топот ног. Кто-то явно бежал вниз. Мне хватило ума выдержать паузу и не броситься за ними в погоню, потому что можно было легко нарваться на пулю.

«Пусть уйдут, пусть уйдут, — думала я. — У меня теперь есть пара автоматов. К ним патроны».

Затем какой-то чертик дернул меня и закричал в ухо:

— Да что ж ты делаешь, они же сейчас исчезнут, а затем появятся вновь. Хочешь добавить себе работы? Они явно поедут на молкомбинат, охранять захваченного Мирскова. Или же вынимать из него кишки.

Я, прыгая через ступеньку, помчалась следом и выбежала на улицу, когда «шестерка» была уже на расстоянии нескольких десятков метров от дома Мирскова. Вскинув оружие, я моментально поймала на мушку удаляющуюся машину. И в этот момент твердая мужская рука опустила ствол вниз. Я повернулась и увидела Ивана.

— Не стреляйте, — попросил он. — Там, в машине, жена Геннадия Петровича.

— Какой дурдом! — выругалась я, поднялась ко второму застреленному мной бандиту, забрала у него автомат и запасной магазин.

Кроме этого, я еще обнаружила у него армейский штык-нож, которые, как известно, имеют свои собственные номера. Сомнения закрались в мою душу, и я стала обыскивать убитого. Вскоре в моих руках был военный билет, из которого следовало, что убитый мной человек — сержант-контрактник, и проходит он службу в воздушно-десантной дивизии. Номер части 86089.

У второго покойного тоже был военный билет. Как оказалось, эти двое были из одной части. Теперь уже можно было не сомневаться, что и другая парочка также принадлежит к десантным войскам.

Молодые, работали непрофессионально. Как же так, взять и застрелить своего же. Ай-яй-яй!

Борис Всеволодович Федотов сидел за столом, обхватив голову руками. Перед ним стоял директор молкомбината и продолжал оправдываться:

— Мы должны были предпринять какие-то меры, иначе она бы…

— Что она бы? — перебил председатель райисполкома. — Теперь я должен звонить Волокову и говорить ему о том, что мы потеряли двух сержантов. Вы представляете, какая у него будет реакция? Может быть, сами расскажете, как все было?

Константин Иванович покосился на сотовый, и на его лице отразились душевные муки.

— Вижу, не желаете. — Федотов махнул на него рукой и взял аппарат.

Дмитрий Сергеевич сидел в своем кабинете на восемнадцатом этаже в центре Москвы и изучал бумаги очередного акционерного общества, которое он создавал в свободной экономической зоне.

Он давно уже понял одну простую вещь: если хочешь, чтобы все было как надо, должен делать это сам. Он никогда не доверял просмотр документов своим помощникам. Слишком уж важные вещи — эти бумажки. Именно они влияют на твою судьбу. Иногда Дмитрий Сергеевич ощущал себя рабом этих бумажек, от которых он был не в состоянии отвязаться.

Заверещал сотовый. Бывший майор химических войск, а ныне инвалид по здоровью и богатый человек дотянулся до «Моторолы», лежащей на другом конце стола.

— Это Борис Всеволодович беспокоит.

— Ну что там у вас? — недовольно пробурчал шеф, даже не пытаясь предугадывать развитие событий. Он ждал четкого доклада, и желательно было, чтобы этот доклад содержал лишь положительные моменты.

— Мы попытались предотвратить утечку информации, взяли в заложники директора «Роситалпластмассы», Максимову задержать не удалось.

— Идиот! — пробурчал в трубку Волоков.

— Кроме этого, мы потеряли еще двух сержантов.

Повисла пауза. Дмитрий Сергеевич поднялся со своего места и стал прохаживаться вокруг рабочего стола, благо размеры кабинета позволяли ему ставить стол не у стены, а чуть ли не посередине огромного помещения.

— Кажется, вы там завязли по самые уши. В общем, так… Как я понял, Мирсков в курсе того, какое оборудование стояло у нас на молкомбинате.

— Мы еще не разобрались, — жалобно простонал в трубку Федотов.

— Ублюдки. Мирскова выпускать нельзя. Он давно нам мешал. Надеюсь, вы меня поняли. Воспользуемся ситуацией и поставим в конечном счете своего человека. Максимову ликвидировать я вам помогу. Ждите. Через три-четыре часа к вам прибудут двое спецов. Они должны с ней справиться. Скажите вашему начальнику милиции, чтобы он по-тихому разобрался с трупами сержантов. О родственниках солдат можете не беспокоиться. Эти парни были контрактниками, и шуму по поводу их исчезновения не будет. Это я вам гарантирую. Задача вашей милиции — сделать так, чтобы никто не выказывал никаких претензий по поводу стрельбы. Я так понимаю, без выстрелов не обошлось?

— Да, да, — поддакивал Федотов, вытирая платком выступивший пот.

— Максимову не пытайтесь убрать собственными силами. Конечно, если она полезет на рожон, то в этом случае действуйте по обстановке. Я еще раз повторяю, что для ее поиска и дальнейшей ликвидации вам будут присланы люди. Вы меня поняли, Борис Всеволодович?

— Да, да, — подтвердил глава администрации, — будем ждать. Я сегодня в своем кабинете всю ночь.

— Натворили дел, теперь расхлебывайте.

Хромая на одну ногу, я вошла в вестибюль больницы и спросила у дежурной сестры, как мне найти доктора Стеклова. Боль меня достала.

— Как найти? — переспросила молоденькая девица с крупными и слегка опухшими чертами лица. — Время — девять вечера. Надо только к нему домой. А вы что, его невеста?

— Что, никак не жените своего доктора? — с улыбкой сказала я. — Не подскажете, где он живет?

Она объяснила мне, как добраться до частного дома Вениамина Евгеньевича, за что я была ей весьма признательна.

Я поблагодарила сестричку, вышла на улицу, поправляя на ходу увесистую спортивную сумку с оружием, которую презентовала мне Варя. Теперь надо добраться до доктора, чтобы он разобрался с моей раненой ногой, иначе я просто не смогу нормально перемещаться.

Снова надо ловить попутку.

В девять вечера жизнь в райцентре уже замирала. Изредка можно было увидеть людей, идущих быстрым шагом домой. То тут, то там слышался рев двигателей мотоциклов, девичье повизгивание и матерщина подростков — обычное дело. Темнота — друг молодежи.

Надо ли говорить, что Стеклов был удивлен столь позднему гостю, но тем не менее не стал держать меня в дверях и впустил в дом.

— Что это вы прихрамываете? — тут же заметил мою неуверенную поступь врач.

Я положила сумку в коридоре, при этом два ствола звякнули друг о друга.

— Что там у вас?

Я посмотрела на сумку.

— Да так, железки. Вы не поможете мне, а то вот случайно ногу распорола.

— Веня, кто там пришел? — услышала я старческий женский голос из другой комнаты.

— Да так, по работе, мам, — ответил ей сын, приглашая меня присесть на стул и снять обувь.

Пластырь, как выяснилось, не слишком хорошо залепил рану, и теперь вся стелька была испачкана кровью.

Перед тем как заняться моей ногой, доктор вымыл руки, после чего протер очки краем рубашки и присел на корточки передо мной. Оглядев порез, он шмыгнул носом.

— Болит?

— Очень, — призналась я. — Может быть, сделаете мне местную анестезию? Я знаю, сейчас препараты дорогие, но уж чего-чего, а денег у меня достаточно.

Я дала ему тысячу.

Он был ошарашен.

— Зачем деньги?

Через некоторое время до него дошло, что не стоит отказываться от заработка, и он сказал скромно:

— Но здесь так много.

— Ничего, — ответила я. — Вы мне поможете?

Он еще раз взглянул на распоротую стопу и утвердительно кивнул:

— Действительно, придется вам обколоть ногу, для того чтобы я мог спокойно заняться раной. Штопать будем.

Мне пришлось водрузить ногу на стол, под лампу. Доктор принес хирургические инструменты, которые я предпочла не рассматривать. Он мне посоветовал любоваться узорами на занавесках и не обращать внимания на его манипуляции.

— Это не вы сегодня бегали по улицам от вооруженных людей?

— Я, больше некому.

— Серьезные, видать, у вас проблемы.

— Проблемы скорее всего у вас и у тех, кто рожает не детей, а уродов.

— То есть вы нам помогаете?

Я посмотрела на него, он — на меня.

— Я просто стараюсь преодолеть сопротивление местных властей, которые не желают, чтобы я совала свой нос в чужую нору. Ай!

— Потерпите. И ногой не дергайте, — посоветовал он. — Если вы хотите уйти от меня с вылеченной конечностью, сидите и не дергайтесь.

— Я буду стараться. Сколько это займет у вас времени?

— Торопитесь?

— Можно и так сказать.

— Посидите еще минут пятнадцать. После этого можете продолжить свою беготню.

На прощание доктор протянул мне два одноразовых шприца с какими-то составами.

— Что это?

— Вот этот, побольше — это на тот случай, если станет совсем невмоготу от боли. Вколите себе в ягодицу. Вот этот, поменьше, с маленькой иглой, — местное обезболивающее. Вы в достаточной степени профинансировали операцию. А я не люблю быть в долгу.

— Спасибо, — поблагодарила я, пряча шприцы в карман пиджака.

— Вид у вас неважный, — окинул он меня взглядом и остановился на юбке. — Может, в брюках удобнее будет?

Я немедленно согласилась. Он принес мне старые джинсы. Я даже не просила его отворачиваться, а он и не отвернулся. Переоделась, поблагодарила за помощь и вышла с сумкой в ночь.

По словам доктора, действие обезболивающего кончится часа через два. После этого нога заболит снова. А пока можно не волноваться за то, что боль постоянно будет напоминать о себе.

Я припомнила карту Верескова. Как же мне добраться теперь до молкомбината? Я без труда определила направление, но вот сколько мне топать — этого я не могла сказать. Как ни крути, все равно идти меньше пяти километров. Городок небольшой, и заблудиться здесь невозможно.

Я шла темными улочками, опасаясь наткнуться на милицейский патруль. Вся местная милиция, конечно, оповещена о том, что по городу разгуливает одинокая злая женщина с оружием. Мне бы не помешало позвать на помощь, но откуда звонить по межгороду? Заходить в какое-нибудь учреждение и просить разрешения — это означало светиться, чего мне делать не хотелось.

К тому же через сколько времени Гром сможет перебросить сюда людей? Через час? Через два? Может быть, через сутки? А между тем семейная пара в руках местной мафии.

Старенькие джинсы пришлись мне впору и абсолютно не мешали ходьбе. Хотя я поначалу ожидала, что к чужим джинсам какое-то время надо будет привыкать. А эти — нет. Надела и пошла, как будто для себя покупала.

Меньше чем через час я подошла к забору молкомбината. Территория этого предприятия была небольшой, и я, прежде чем перелезать через забор, обследовала весь периметр. Вряд ли здесь стоят датчики движения и вообще какая-нибудь сигнализация. Это же не государственная граница в конце концов.

В тени одного из домов, стоящих по соседству с молкомбинатом, я поставила на землю сумку и расстегнула ее. Два ствола. Решила взять один. Ни к чему таскать на себе лишнюю тяжесть. Кроме этого, у меня есть штык-нож, дозиметр, два шприца с обезболивающим.

Я закинула автомат на плечо и посмотрела на фонари, которые предательски освещали подступы к молкомбинату. Для того чтобы приблизиться к забору, мне надо было пересечь дорогу. Сейчас по ней не ездили машины, и это было замечательно.

Я почему-то была уверена, что Мирскова держат именно на молкомбинате. А куда их еще могли бы увезти, я понятия не имела. Посмотрела по сторонам — ни машин, ни людей, лишь только эти проклятые фонари.

Вдох-выдох, вдох-выдох, и вот я уже быстрым шагом направляюсь к забору. Подпрыгнула, подтянулась, перелезла. Старалась не шуметь, и, похоже, мне это удалось. Спрыгнув на землю, я оказалась в тени забора. Сюда не падал свет от фонарей, и я себя чувствовала в безопасности. Никто не смог бы разглядеть меня, пока я не вышла на более освещенное место.

По территории предприятия никто не ходил. А между тем где-то сидели стрелки ВОХР, которым раздали оружие в связи с начавшимся ремонтом. Чисто российское мероприятие, имеющее целью отпугнуть местных любителей разворовывать стройматериалы. Каково?

Я повесила автомат за спину, так, чтобы он не мешал. Пригибаясь к земле, быстренько подбежала к стене здания. Вход в цех был в двадцати метрах.

Я подошла к двери и потянула ее на себя. Заперто. Черт, как же мне залезть в цех? Отошла, посмотрела на окно. Выбьешь — услышат звон стекла. Тогда прощай внезапное вторжение.

По водосточной трубе я поднялась на уровень второго этажа и через стекло увидела, как среди цеха, прямо на полу, лопоухий начальник охраны охаживает какую-то женщину. Приглядевшись, я узнала в ней секретаршу Федотова. Больше в цеху никого не было.

Ну что же, надо разбить окно. Иначе не влезешь. Я с размаху ударила автоматом по стеклу, увидела, как вздрогнули и вскочили с пола голубки. Только вот штаны спущены, бегать неудобно. Пока суд да дело, я уже влетела в цех и попросила граждан не волноваться и спокойно оправлять свою одежду.

Лопоухий смотрел на ствол автомата, вытаращив глаза. Его партнерша по любовным утехам не отставала от него и, кажется, собиралась зареветь.

— Не надо эмоций, — попросила я. — Где вы держите Мирсковых?

Он стоял и, как рыба, вытащенная на берег, беззвучно шевелил губами.

— Я ничего не слышу, — сказала я.

— Тебя все равно прикончат.

— Мы сейчас не об этом. Знаешь, у меня указательный палец чешется. Сейчас возьму и нажму на курок. Вот будет несчастный случай — пуля-то в башку влетит. Где вы держите заложников?

— Слушай, я поговорю с шефом, он даст тебе денег, чтобы ты уехала.

— Не могу, милый мой. Я ведь на правительство работаю, а не просто так здесь, ради своего личного интереса появилась. Денег у вас не хватит, потому что придется не меня покупать, а мое начальство. А оно очень серьезное, намного серьезнее, чем ты думаешь. Так где заложники?

— Топить их повезли.

— Что? — не поняла я. — Как топить?

— Очень просто, — огрызнулся он. — Камень на шею и вниз с моста — вот и вся процедура. Они уже задолбали всех.

— Что ты говоришь? — Секретарша Федотова смотрела на своего кобеля, ничего не понимая.

— На речку поехали?

— На речку, на речку, — подтвердил он.

— Сколько мостов через реку?

— Один — автомобильный, другой — железнодорожный. Поехали скорее всего к железнодорожному — по нему сейчас редко поезда ходят. Место безлюдное.

— Мы сейчас спустимся вниз без проблем?

— Без проблем, — подтвердил он. — Людей в цеху больше нет, все уехали.

— Хорошо, бери свою подругу за ручку, и идите впереди меня.

— Я никуда не пойду! — закричала баба.

— Молчи, понятно? — Я махнула стволом. — Вперед, детки.

Они стали спускаться вниз по лестнице, взявшись за руки так, как я и советовала.

Сразу, как только они спустились на первый этаж, лопоухая сволочь подняла крик и метнулась в сторону какой-то двери. Я была готова выстрелить, но за ним последовала его подруга, которая прикрыла его своей спиной. Ну не убивать же эту девчонку.

— Мужики, у нее автомат! Она в здании! — кричал он.

Я стремительно сбежала вниз, но дверь захлопнулась перед моим носом. Попробовала выбить ее ногой, но у меня ничего не получилось. Тогда отошла на несколько метров и выпустила по замку очередь. Пули раздробили замок, и я смогла войти.

Они стояли, прижавшись к стене спинами и взявшись за руки.

— Я не собираюсь вас убивать. Мне нужно знать, куда сваливали старое оборудование и ту плитку, что была в цехе на полу.

Начальник охраны не видел моего лица. Он смотрел на оружие, будто все время ожидал, что из ствола вылетит пуля.

— Я не знаю, — прошептал он.

За спиной послышались мягкие шаги. Кто-то хотел подойти ко мне как можно ближе, не выдав себя.

«Доорался, зараза», — подумала я, отходя в сторону и вставая за ящики.

В комнату вошел кто-то, кого я пока не видела. Парочка продолжала стоять у стены.

Затем вошел еще один человек. Теперь их двое с оружием. Не надо много ума для того, чтобы догадаться, что я стою за ящиками.

— Сдавайтесь! — выкрикнул мужчина, которого я не могла видеть. — Мы вызвали милицию, у вас нет никаких шансов!

Я ткнула пальцем в девушку и показала ей, чтобы она шла ко мне. Та вначале нервно отрицательно покачала головой, но я настаивала на своем.

— Стойте на месте! — закричал все тот же мужчина, когда девчонка двинулась в мою сторону.

Я продолжала молчать и манила ее к себе рукой. Мне было просто необходимо, чтобы эти двое с оружием поверили, что я буду прикрываться девушкой. В тот момент, когда она была на полпути, я выкатилась из своего угла и в два выстрела упростила ситуацию, послав пули в своих противников.

Била по ногам, понимая, что за мокруху Гром будет меня сильно ругать. А то и от суда отмазывать придется. Это сейчас «пиф-паф», а через пятнадцать минут — «что же я наделала?». Поэтому мне нужно было выбраться отсюда без лишней крови.

К моему удовлетворению, у охранников оказались пистолеты, которыми они так и не смогли воспользоваться. Каждый получил по пуле в ногу и сейчас, схватившись за бедро, лежал и стонал от боли.

Я подобрала брошенные пистолеты — хреновые оказались вояки — и посмотрела на начальника охраны.

— Ну так как, будем говорить? Где старое оборудование?

— Об этом знает только директор.

— Машина какая-нибудь есть в пользовании?

— У меня есть машина, — сказала секретарша Федотова, — «десятка». Стоит у входа.

— Пошли.

— А мы? — застонал один из раненых.

— А вы сами до телефона доползете, — ответила я. — Нечего было пистолетами размахивать.

Мы вышли на улицу. Я попросила девушку, которую, кстати, звали Наташа, открыть багажник. После этого я предложила лопоухому залезть внутрь. Он запротестовал: мол, там мало места, и он задохнется.

— Давай, давай, — подтолкнула я его. — Не тяни время, а то Мирсковых отправят на дно, если ты не соврал, конечно.

— Я не врал, — ответил он, поджимая к себе колени.

— Устраивайся поудобнее, — напутствовала я его. — А ты, Наталья, садись за руль и направляйся к железнодорожному мосту.

Я села рядом с ней на переднее сиденье и положила на колени автомат. Пистолеты побросала в бардачок. Оружия у меня теперь было хоть отбавляй.

Когда мы выехали за город, я проинструктировала ее, чтобы она не подъезжала близко. За городом была тьма кромешная, так как набежали облака и закрыли луну.

— Все, приехали, — сказала она, притормаживая. — В сотне метров впереди мост и река.

Я больше всего боялась опоздать. Вставила в автомат полный рожок, засунула пистолеты за пояс джинсов и напоследок посоветовала Наталье не выпускать ее дружка из багажника и тем более не уезжать отсюда.

— Ты сумасшедшая, — сказала она мне вслед.

Я даже не стала оборачиваться. Действительно, пройдя по дороге не больше тридцати метров, я дошла до поворота и увидела блеск воды и мост через реку. На мосту я никого не заметила. Рядом с ним не было ни одной машины.

Я развернулась и пошла обратно. К моему неудовольствию, Наталья выпустила все же своего ухажера, но смотаться они не успели. Я вскинула автомат и сказала, чтобы он лез обратно.

— Жаль, что вы вдвоем там поместиться не можете. Я же просила тебя не выпускать его!

Она старалась не смотреть в мою сторону и скребла длинным ногтем поверхность багажника.

— Ты что, его любишь, что ли?

— Да нет сейчас мужиков нормальных.

— А этот тоже не мужик, — я постучала по кузову. — Он все время сидел рядом с радиоактивным оборудованием, какой из него теперь самец? Что, хочешь залететь, а потом обливаться слезами?

— Что ты говоришь, как тебе не стыдно, ты же женщина!

— Ладно, молчи, будешь меня жизни учить. Не вздумай, мой тебе совет, в город раньше чем через сутки возвращаться, спрячься где-нибудь. В лесу переночуй.

Я села на ее место и поехала назад в Вересково, так и оставив ее стоять.

На окраине города я выбрала местечко, где можно было спокойно поговорить с начальником охраны, который лежал у меня в багажнике. Я остановилась и выпустила его.

— Вылезай, — скомандовала я.

Он удивленно смотрел на меня. Понятное дело, ведь все оружие я оставила в салоне. Увидев, что я безоружна, он тотчас же кинулся на меня и получил пальцем в глаз. Закрыв лицо ладонями, парень застонал и согнулся пополам.

— Как тебя зовут, смелый воин? — спросила я.

В ответ он некультурно высказался в мой адрес, что было весьма опрометчивым поступком с его стороны, так как он видел, что я не настроена церемониться с людьми и могу запросто прострелить кому-нибудь конечность. А то и в голову попасть, бывает такое, рука дрогнет…

— Ты мне глаз выбила!

— Неправда, — ответила я. — Не выбила, но могу исправиться, если хочешь.

Он снова полез в драку, что меня взбесило, и я вывернула ему кисть.

Айкидо — полезная штука. Чем с большей яростью на тебя кидается противник, тем хуже ему после этого становится. Чего-чего, а негодования в этом молодом теле было достаточно. Соответственно, он и получил по полной программе. Теперь у него болел не только глаз, но и рука.

— Будем продолжать битву или все-таки спокойно поговорим? У тебя большая часть тела пока не требует медицинской помощи. Предлагаю задуматься.

Он сел на траву, поджал под себя ноги и стал раскачиваться взад-вперед, обняв поврежденную руку.

— Ну вот, я вижу, что теперь ты настроен поговорить со мной. Так как тебя звать?

Звали его Егор.

— Начнем, Егор, с самого начала. Как ты узнал, что я еду к молкомбинату? Я имею в виду первую нашу с тобой встречу.

— Мне сказал директор, — ответил он.

— Очень хорошо, едем дальше. Именно директор приказал тебе не пускать меня на территорию предприятия?

— Да, он, — согласился начальник охраны.

— Следующий вопрос. Куда Константин Иванович распорядился привезти Мирсковых?

— Ты что, не поняла? — Он поднял голову. — Их трупы сбросили с моста. И его, и ее задушили прямо на территории комбината, засунули в багажники двух «Волг», а затем выкинули тела прямо в реку.

— Да? И кто же душил?

— Есть у нас один специалист, которого все боятся. За счет него директор и держит в страхе всех людей. Для этого полудурка человека убить — все равно что стакан воды выпить.

— И кто же это?

Лопоухий улыбнулся и снова опустил голову вниз.

— Не знаю, зачем я говорю тебе это, потому что, если он узнает о том, кто его сдал, он убьет меня.

— Не убьет, — успокоила я.

— У него есть основное место работы, но считается, что он человек Федотова. Это директор похоронного бюро. Редкий ублюдок. Таких я в своей жизни больше не встречал.

Я вспомнила бородатого неряшливого мужика с пятном на галстуке, который услужливо показывал мне статистику смертей за год.

— Лихой поворот, — согласилась я. — Я с ним разговаривала. Вот точно так же, как с тобой. Правда, рук ему не выкручивала. Но и он на меня не бросался. Для меня теперь главное — найти старое оборудование. Куда его отвезли перед тем, как поставить новое?

Егор сглотнул слюну и посмотрел на руку.

— Слушай, ты можешь вправить?

— Могу, — ответила я. — Только ты вначале скажи, куда дели линию, а я в долгу не останусь.

— Ее отвезли на ферму. Все железо похоронят в яме, которую готовили под силос. Эта работа бульдозеристу на два часа. После этого никаких следов не останется.

— Ты знаешь, где живет директор молкомбината?

— Знаю.

Я подсела к нему и спросила адрес. После того как он назвал мне координаты, я вправила ему кисть.

— Надеюсь, что ты по достоинству оценишь мою доброту, — я постучала по багажнику. — Залезай на место, поедем к директору.

— Я не хочу, чтобы он меня видел.

— А он тебя и не увидит. А будешь лежать тихо — и не услышит.

Я подъехала к большому двухэтажному дому, стоящему в центре города, и подошла к подъезду. Сбоку от железной двери был звонок. Нажав его, я услышала, как в доме раздался бой кремлевских курантов.

Вскоре дверь громыхнула сталью и открылась. На пороге стояла полная крашеная блондинка и вопросительно смотрела на меня.

— Можно мне поговорить с Константином Ивановичем?

— Его нет, — грубо ответила женщина, окидывая меня взглядом с ног до головы.

Вид у меня был далеко не парадный, и впечатления, во всяком случае положительного, я не производила.

— А где он? Мне надо срочно его найти.

Женщина посмотрела мне за спину и увидела «десятку». Потом вышла на небольшое бетонное крылечко для того, чтобы взглянуть на номер. После этого она посмотрела на меня с подозрением.

— У вас машина секретарши Федотова?

— Ну и что? — ответила я. — Я и есть его новая секретарша. Вы что, не в курсе?

Тень сомнения пробежала по лицу полной блондинки. После этого она нахмурилась:

— Да? Но вы не похожи на секретаршу.

Я посмотрела на джинсы и на кроссовки.

— Ну, после работы каждый гуляет так, как ему вздумается. Меня как раз Федотов и послал за Константином Ивановичем.

— Так он уже уехал к вам.

— Извините, значит, мы разминулись по дороге.

Раскланявшись, я пошла обратно к машине, размышляя, где это я так научилась врать. Сама от себя не ожидала столь талантливого подхода к делу. Придется нам с господином, а скорее, с гражданином Федотовым встретиться еще раз.

Я не стала выезжать на площадь перед зданием райисполкома и подъехала к нему со стороны частных домов. Несколько одноэтажных деревянных строений так и не снесли. Видимо, план застройки города этого не предусматривал.

Я оставила машину, взяла автомат и два пистолета и направилась к главе администрации. Мне не представилось возможным войти с черного хода, так как дверь была закрыта, а брать штурмом здание или, проще говоря, шуметь я не собиралась.

Что делать, что делать?

Я открыла багажник и выпустила из него Егора.

— Ты чего такой бледный, кислорода тебе там не хватает?

— Угу.

— Ну ладно, сейчас подышишь. Иди к парадному подъезду, зайди внутрь. Посмотри, есть ли милиция. Все, что увидишь, запоминай. Придешь — расскажешь. Обманешь меня и побежишь стучать — найду и пристрелю, как собаку. Слова банальные, но я думаю, что ты не сомневаешься, что я здесь не шутки ради.

Он еще два раза угукнул и пошел выполнять поручение. Вернулся быстро, чем заслужил мою похвалу, и все же я должна была его снова запереть в машине. Тесно, зато живой, руки-ноги целы. Только глаз болит и рука немного ноет, но это мелочи жизни.

Перед тем как улечься назад в багажник, начальник охраны молкомбината сообщил мне, что сейчас в здании пост милиции. Два человека сидят на месте вахтерши и, что самое интересное, не спят.

Что же мне теперь, опять людей убивать? Я осмотрелась. В принципе, можно залезть на второй этаж. Вначале на дерево, затем перехвачусь за карниз, и, если повезет, я смогу, разбив окно, попасть на второй этаж, минуя пост милиции внизу. Может быть, они и не услышат звон бьющегося стекла. Во всяком случае, как бы хотелось, чтобы так все и было.

Я полезла на дерево. Кто посадил здесь эту яблоню — я не знала, но лазить по этому дереву было удобно. Надо бы узнать и человеку спасибо сказать. Наверное, он или она не думали и не гадали, что это пригодится мне для того, чтобы забраться на второй этаж здания исполкома.

Я примерилась. Для того чтобы зацепиться руками за карниз, мне было необходимо пролететь в воздухе всего чуть-чуть, каких-то двадцать сантиметров. Но отталкиваться я должна была от весьма жиденькой веточки, которая могла и не выдержать. Впрочем, легкая я, легкая.

Если промахнусь, то окорябаю физиономию о стену и, кроме того, как это ни печально, буду падать спиной вниз. А за спиной висит автомат. Упаду на оружие — отшибу себе всю спину. После этого боец из меня будет никакой.

Мрачные мысли. Я заставила себя успокоиться и настроилась на работу. Вот уже собралась прыгать, ан нет. Вдох-выдох, вдох-выдох. Вытерла рукавом пиджака пот со лба. Надо прыгать.

Раз, два, три — пошли. Я оттолкнулась. Ветка, слава богу, меня не подвела. Пальцы вцепились в карниз, и я повисла в трех метрах от земли. Теперь надо подтянуться и попробовать очень осторожно выбраться наверх.

Хорошо строили, карнизы широкие, не Московская кольцевая автодорога, конечно, но пять ладоней наберется. Есть куда руки поставить и пространство для того, чтобы голову и корпус чуть вперед вынести.

Я кое-как забралась на карниз, чуть было не сорвавшись, но бог миловал. Прошла вдоль стены пару метров и оказалась рядом с окном. Заглянув внутрь, я увидела, что это какой-то кабинет. Свет в нем не горел, и я могла рассчитывать на то, что влезу внутрь незамеченной.

Чтобы не производить много шума, я не стала разбивать стекло, а постаралась надавить на него так, чтобы появились многочисленные трещины. Для этого я использовала рукоятку пистолета.

Действительно, после незначительного давления через огромное стекло пошла трещина. Одной мне было недостаточно, и перспектива падения большого куска стекла со второго этажа на асфальт меня никак не устраивала. Я хотела потихоньку выставить стекло и сбросить осколки на небольшой газончик, чтобы избежать шума.

Постукивая рукояткой, я раскрошила несколько частей, которые с предательским звоном упали между двумя рамами. В конце концов мой труд увенчался успехом. Я влезла внутрь и перевела дух.

Теперь, когда под ногами был твердый пол и за спиной не было пропасти, стало намного легче. И с моральной, и с физической точки зрения.

Замок, к сожалению, изнутри не открывался. Нужен был ключ, чтобы отпереть его. Я прислушалась. В коридоре вряд ли кто-то шлялся. Все, кто работает в исполкоме, уже давно дома, за исключением главы и его холопа в лице директора молкомбината.

Когда я представляла себе, как вваливаюсь в кабинет главы администрации с автоматом в руках, как эти жабы смотрят на меня, все во мне просто звенело от удовлетворения.

Что же делать с этим замком? Походив по комнате, я не нашла ничего более подходящего, чем собственные руки. Схватившись покрепче за ручку, с силой дернула дверь на себя.

Если бы я была в какой-нибудь средней школе, то обязательно выдернула бы слабенький запор. Здесь же финансирование было на уровне, и внушительная дверь на все мои попытки открыть ее никак не отреагировала. Неужели придется расстреливать замок, чтобы попасть в коридор?

Я не нашла ничего лучшего, как опять вылезти на улицу. Я не могла сама себе поверить, что снова делаю это. Потихоньку двигаясь по карнизу, добралась до замазанного белой краской окна.

Добро пожаловать в сортир, Юлия Сергеевна. Не знаю, в мужской я лезу или в женский. Впрочем, какая разница, там уже явно никого нет и быть не может. Пришлось со стеклами проделывать ту же самую процедуру, что и с большим окном неизвестного мне кабинета.

Я потихонечку выставила стекла двойной рамы и влезла внутрь. Прошла по туалету и вышла в коридор. Никого. Только лампы дневного света горят под потолком, освещая темный, заботливо натертый паркет.

Федотов сидит на третьем этаже. Я посещала уже это здание, поэтому немного ориентировалась внутри. Поднялась по лестнице на третий этаж. В коридоре тишина. Из крохотной щелочки под дверью проникает свет.

Приемная. Я точно знала, что секретарши Федотова там нет. Тем не менее сняла автомат с предохранителя и открыла дверь. Никого. Подошла к кабинету председателя райисполкома. Прислушалась.

Голос Бориса Всеволодовича мне был знаком. Затем раздался густой бас. Человек говорил так громко, что я явственно расслышала фразу:

— Не надо нам никого ждать, мы и сами в состоянии справиться. Как только наша доблестная милиция засечет ее, я сам отверну курице головешку.

Тут я поняла, что это не кто иной, как разрекламированный мне Егором директор похоронного бюро, который собственными руками душит людей. Эдакий душитель-потрошитель.

Директор молкомбината возразил ему, что, мол, надо подождать.

— Кого ждать? — спросила я, открывая дверь. — Кого вам надо подождать?

Три мужика смотрели на меня, как на привидение.

— Ты даже не представляешь себе, как это трудно — убить человека. — Бородатый неряшливый мужик, возглавлявший «Черный венок», двинулся на меня.

Он видел, что автомат направлен в его сторону, но не останавливался, рассчитывая на то, что я не предприму никаких действий. Проще говоря, что я не выстрелю. Поверив своему подельнику, следом поднялись со своих мест и Федотов с директором молкомбината. Прямо как в той песенке: «На меня надвигаются трое пьяных ребят, ну и пусть надвигаются, у меня автомат. Нажимаю на кнопочку…»

Я посмотрела в глаза идущему на меня мужчине, и он дрогнул. Можно сказать, что я сначала убила его морально, а затем физически. Пуля вылетела из ствола и, попав в грудь, прошла навылет и ударила в стену, чуть не задев Федотова. Удар отбросил душителя назад, и он упал на спину.

Остальные двое остановились, разинув рты. В ушах звенело от грохота.

— Ты, ты, — задергался Федотов, останавливаясь, как будто наткнулся на стену, — ты не нервничай.

— Да ладно, я и не нервничаю, — ответила я, садясь на стул. — Его все равно надо было пристрелить, он слишком много народу тут поубивал. Не так ли? Это ваш, Борис Всеволодович, — я указала пальцем на лежащего на полу бородатого дядьку, — штатный убийца. Видать, его усилиями и росло количество смертей в городе от месяца к месяцу. Или я ошибаюсь?

— Тебе статистику показали не для того, чтобы ты ходила и нарушала закон и порядок на наших улицах.

— Да что вы говорите, уважаемый глава администрации? Не с вашего ли ведома закопали радиоактивное оборудование в одной из ям, подготовленных под силос на ферме?

— Откуда ты знаешь? — вытаращил глаза директор молкомбината.

— От верблюда. Сядь на стул и рот закрой. Я буду вопросы задавать, а вы будете давать на них четкие и конкретные ответы.

Они послушались и притихли. Видимо, в надежде на то, что снизу прибежит наряд милиции. Про этих ментов я не забыла.

— Давай, Константин Иванович, собирайся с мыслями. Сейчас будешь объясняться с нарядом, который уже, видимо, бежит сюда. Выйдешь в приемную и скажешь сержантам, что вы просто балуетесь как дети. Понятно? Если возникнет какое-либо недоразумение, я твоему шефу пущу пулю в лоб. Вопросы есть? Вопросов нет. Вставайте, идите к двери.

Я закинула ногу на ногу и положила на колено автомат так, что его дуло смотрело точно в грудь сидящему за своим столом Федотову. Директор молкомбината посмотрел на своего шефа.

— Иди и делай, как она говорит. Все козыри у нее на руках. Пока.

— А мы не будем колоду пересдавать, поэтому все, как было, так и останется. Давай, Константин Иванович, шевели ногами, а затем — языком.

Не успел он еще выйти из кабинета, как мы услышали топот ног и звук резко открывающейся двери приемной.

— Спокойно, спокойно, — это директор молкомбината начал рассказывать басню сотрудникам милиции, которые вряд ли войдут в кабинет без приглашения самого хозяина.

В принципе, я рисковала, он мог ведь и шепотом сказать им, что все не так гладко, как представляется. Но я сама показываться не решалась. Пока в этом не было необходимости. Учитывая то, что вся милиция здесь повязана, у меня были все шансы остаться в этом городке навечно.

Он вернулся обратно в кабинет довольно быстро.

— Я надеюсь, вы там не устраивали игр глазами, на бумаге ничего не писали? В противном случае я пропущу вас в моем списке смертников впереди Бориса Всеволодовича. Борис Всеволодович, не возражаете? Почему вы убили Мирсковых? Это вопрос вам обоим, вначале отвечает старший в иерархии.

Борис Всеволодович барабанил пальцами по столу и молчал.

— Я бы вам не советовала долго держать язык за зубами. Вот видите, у вас уже один товарищ помер скоропостижно. Будете молчать — я снова занервничаю.

— Кто ты такая? — прохрипел Федотов.

— Твоя судьба. Отвечай на вопрос.

— Мы никого не убивали, это все чушь какая-то.

— Предположим, — легко согласилась я. — Правда, в это я не верю, у меня есть другие данные, но все равно, предположим. Вопрос номер два. Кого это вы ждете? Кто должен приехать и со мной разобраться?

Константин Иванович хотел было открыть рот, но Федотов строго посмотрел на него.

— Не стесняйтесь, — подбодрила я. — Пусть его взгляды вас не пугают. Хотите сесть всего лет на пять? Давайте рассказывайте. А то ведь можно и все десять получить. Я надеюсь, своими руками вы никого не убивали? Потому что следствие установит все. Количество фактов будет весьма большим, мы доберемся до седьмого колена в вашей организации и вытрясем всю подноготную. Поэтому я не советую молчать. Можете считать наш разговор допросом, ну, может быть, с пристрастием. Вот труп тут лежит — нехорошо получилось, но вы ведь сами напросились. Он мог бы тоже остаться в живых.

— Мы ждем двоих офицеров спецназа.

— Как интересно! И они, я так понимаю, приедут по мою душу следом за теми сержантами-контрактниками. Где, кстати, два уцелевших обалдуя?

— Отправлены в часть, — проскрипел Федотов. — От них никакого толку.

— Я думаю, из них выйдут неплохие свидетели.

На это Борис Всеволодович смог лишь выматериться.

— Знаете, мне вас неприятно слушать, — предупредила я. — Весь ваш деревенский фольклор оставьте при себе. Когда должны приехать «специалисты»?

— Я не знаю, — развел руками председатель райисполкома. — Как приедут, так и приедут.

— Наверняка они торопятся, а поскольку вы собирались их подождать, дело измеряется не днями, а скорее часами. Вопрос номер три адресуем директору молкомбината. Кто, когда, при каких условиях поставил вам оборудование, которое вы на днях в спешном порядке закопали? Это самый интересный вопрос из всех, вам так не кажется?

Константин Иванович стал тяжело дышать, а Федотов высказал вслух мысль о том, что мне не выжить. На столе зазвонил телефон.

— Внешнюю связь включайте, чтобы я слышала весь разговор, — первым делом сказала я. — И надеюсь, что все обойдется без эксцессов. Малейший намек — и из ствола вылетает пуля. На этот раз никому не придется объясняться с нарядом милиции, потому что сюда наверх подниматься уже никто не будет. Константин Иванович так все хорошо объяснил господам ментам, что они как сидели внизу на вахте, так и будут сидеть. Кстати, чего это вы милицию поставили? Когда я приехала в ваш городок, поста милиции здесь не было. Меня боитесь? Молчите? Правильно, надо бояться. Своего противника надо уважать. Снимайте трубку, Борис Всеволодович.

— Что там у вас? Почему вы так долго мне не отвечаете? — голос был хриплый, с надрывом.

— Да вот, решаем проблему непосредственно с виновником всех событий, которые произошли здесь у нас.

— Это вы о Максимовой?

— Да, она здесь, прямо передо мной.

— Дайте ей трубочку.

— Я разговариваю по внешней связи.

Голос не стал больше общаться с Федотовым, а обратился ко мне:

— Юлия Сергеевна?

— Да, — громко ответила я, не вставая со своего места и не приближаясь к столу.

Мне не хотелось в очередной раз провоцировать мужиков на то, чтобы они стали выхватывать из моих рук автомат и пытаться меня завалить. Я-то знаю, что у них ничего не получится, а они нет.

— Сколько вы хотите?

— Мне вот господин Федотов десять тысяч уже дал. Вы знаете, у меня отвратительная манера вести дела. Я беру деньги, которые мне дают за то, чтобы я чего-то не делала, и пускаю их на разрешение именно этой проблемы. Как правило, это лишь приводит к ухудшению положения моих оппонентов. Поэтому деньги я вам не советую мне предлагать. Я нахожу им хорошее применение.

— Вы сильно рискуете, — сказал голос.

— Для меня это норма жизни. Я в некоторой степени наркоман. Потому что без хорошей дозы адреналина моя жизнь превращается в болото. Надо время от времени встряхивать нервишки.

— Борис Всеволодович, я вас прошу, — голос был подчеркнуто интеллигентным, — изолируйте эту женщину, желательно навсегда.

Я выпятила нижнюю губу и посмотрела на Федотова. Мне было интересно, что же он ответит под дулом автомата.

— Здесь есть небольшая проблема, — проговорил он.

— Что? Проблема? — переспросил голос. — Так устраните эту проблему.

— Боюсь, это невозможно сделать. У нее в руках оружие.

Связь неожиданно прервалась, и Федотов отключил телефон. Кровь отлила от его лица, а тело охватила мелкая дрожь.

— Страшно? Это хорошо.

Я подошла к столу и, взяв трубку радиотелефона, который лежал на столе, вернулась на свое место так, чтобы контролировать движения директора и главы местной администрации. Набрала номер в Москве и попросила прислать людей, причем сделать это как можно быстрее.

— Сколько у вас времени? — переспросил голос.

Я ответила, что, в принципе, могла бы просидеть без проблем в здании райисполкома до утра. Тут я припомнила наряд милиции, который может, в конечном счете, поинтересоваться, что это так долго заседают их начальники, и поправилась:

— Часа три.

— Ждите, из Тарасова к вам выедет бригада.

— Пускай берет с собой побольше людей и оружия. Здесь столько дерьма, что, если приедут с чайной ложкой, будут вычерпывать всю жизнь. — Я прервала связь и позволила себе улыбнуться. — Ну вот, дорогие мальчики, скоро приедут представители закона и увезут вас отсюда далеко-далеко. Знаете, я иногда думаю, почему в России так много ворья и убийц? А ответ прост: потому, что у нас есть Сибирь. Места много, ссылать есть куда. Вот и поедете работать ручками. Лес валить. Как? Нет возражений?

Оба сидели и молчали.

— Давайте подождем, скоро все закончится. — Если бы я знала, что конец не близок, может быть, я бы и не расслаблялась.

— Как же так, Дмитрий Сергеевич? — Изрядно постаревший за пятнадцать лет генерал-лейтенант прохаживался в черных, надраенных до блеска ботинках по пушистому персидскому ковру. — Как же вы завалили столь прибыльное дело? Нам и нужно-то было всего ничего — продержаться еще месяц-другой. Затем, глядишь, экономическая ситуация стала бы более благоприятной, и мы свернули бы весь этот бизнес.

— Вы так говорите раз в квартал, — напомнил Волоков, глядя на себя в зеркало, стоящее у него на столе. — К тому же, товарищ генерал, прежде чем обвинять меня в чем-либо, вы не должны забывать, что инициатива по организации нашего бизнеса принадлежала именно мне. Именно я получил дозу в Чернобыле.

— Но это к делу не относится, — заметил генерал. — Разве что ваша болезнь послужила стимулом для того, чтобы любыми средствами достать деньги на лечение. Это уже другой вопрос, майор.

— Я уже давно не майор, — поправил его Волоков, — я президент крупной компании.

— Да-да, я не забыл этого. Где дискета с адресами фирм, которым была продана зараженная техника или оборудование?

— А зачем вам эта информация?

— Дайте мне дискету.

Дмитрий Сергеевич встал со своего места, подошел к сейфу и достал небольшую пластиковую коробочку, в которой и лежала дискета. Он протянул ее генералу, при этом рука его дрогнула. Генерал-лейтенант забрал диск и засунул его во внутренний карман темно-серого пиджака.

— Знаете, в чем проблема? В том, что погибли люди из дивизии, которой я командую. У меня хочешь не хочешь будут проблемы по их списанию. Также мне придется убрать и тех, кто остался в живых, так как они являются свидетелями. Как я понял из телефонного разговора, в Верескове все кончится для нас очень плохо, а между прочим, мы планировали поставить в этот небольшой город почти новые очистные сооружения, правда, от них немного фонит, но это мелочь, больше будет клиентов у похоронного бюро. Разрешите позвонить?

Генерал подошел к рабочему столу Дмитрия Сергеевича, снял трубку и набрал известный ему номер.

— Двадцать первый. Узнали? Слушайте меня внимательно. Сейчас я выхожу от Волокова и больше я с ним не должен встречаться ни при каких обстоятельствах.

— Но вы не можете… — Экс-майор вытаращил глаза на своего начальника, который практически только что подписал ему, в его же присутствии, смертный приговор.

— Почему я не могу? Вы ведь тоже свидетель. Я не уверен в том, что вы будете молчать, а у меня, знаете ли, дети, внуки, о них надо заботиться. И если мне для этого придется убрать какого-то майора, то я не буду слишком долго раздумывать. Прощайте, Дмитрий Сергеевич.

Генерал ушел, оставив Волокова в одиночестве. Майор знал, что из подъезда дома ему не дадут выйти. Он может какое-то время оставаться внутри здания, даже может вызвать милицию, но в конечном счете его убьют. Генерал был в такой степени уверен в своих людях, что отдал им задание убрать мишень в присутствии самой мишени. Это действовало угнетающе.

Волоков вскочил со своего места, подошел к большому зеркалу и, глядя в него, шептал:

— Мне не уйти, мне не уйти.

В столице была ночь, но в кабинете Дмитрия Волокова, героя чернобыльских событий, горел свет. Если бы кто-нибудь зашел к нему в кабинет, то увидел бы, что глава известной корпорации сидит в кресле, руки его опущены вдоль туловища, голова наклонилась вперед, а за ней — кровавое пятно. На полу — пистолет «ТТ». Для Волокова игра закончилась.

От этого молчаливого сидения меня начало клонить в сон. Я часто моргала глазами, потягивалась. Время двигалось вперед и перевалило за час ночи. Я чертовски устала сегодня, но осталось потерпеть всего час, может быть, два. Я надеялась, что спецы уже на пути в Вересково.

— Мне надо в туалет, — сообщил Федотов.

— В туалет? — передразнила я. — Мне тоже. Что будем делать?

Он пожал плечами и повернул голову в сторону окна.

— На что вы надеетесь? — прокудахтал директор молкомбината.

— На чудо, — огрызнулась я. — И оно случится в том случае, если ты заткнешься.

После этого снова наступила тишина. Мы молча сидели, пыхтели и смотрели друг на друга. Неожиданно я уловила, что мужики обмениваются взглядами. Делают это весьма умело, но от меня такие вещи не ускользают.

Я как бы невзначай отложила автомат в сторону, а сама достала пистолет, повертела его в руках и сунула обратно за пояс, но так, чтобы была возможность быстро достать его. При этом я дослала патрон в патронник и сняла с предохранителя. Все выглядело так, будто я просто проверила состояние оружия.

Прошел еще час, но никто не появлялся.

— Мне надо в туалет, — снова завелся Федотов.

— Писай под стол, больше я тебе ничего предложить не могу.

Он смутился, опустил глаза и замер.

Волоков проснулся. Он вскочил с кресла и обернулся: на светло-коричневой коже, которой была обтянута мебель, не было и намека на кровь. Приснится же такое. Он сидел в кабинете и размышлял над тем, как ему уйти из своего офиса незамеченным.

Ему действительно было страшно после того, как генерал отдал приказ о его уничтожении, но пускать себе пулю в голову — это крайняя мера даже для смертельно больного человека.

Дмитрий Сергеевич размышлял о том, что должен прожить столько, сколько ему отпущено, а не умереть от руки какого-то наемника. Он стал прохаживаться по ковру, размышляя о том, какой он удивительный человек. Его собираются убить, а он после двух часов мучений и раздумий уснул в кресле. Другой бы, наверное, на его месте перестал спать вообще, если бы осознал, что угроза действительно реальна. А Волоков это очень хорошо знал.

Дмитрий Сергеевич вернулся за рабочий стол, выдвинул самый нижний ящик и достал оттуда коробку с сигарами.

— Черт!

Он никогда не курил сигары. Ему подарили эту безделицу пять или шесть лет назад, и он поклялся сам себе, что, если доживет до преклонных лет, распечатает эту коробку и вдохнет дым отличного табака. Похоже, судьба распорядилась несколько иначе, и не стоит оттягивать.

Он открыл коробку и вытащил одну. Легкая. Сколько же здесь дурманящего яда? Волоков втянул носом воздух и почувствовал запах. Приятно.

Он находил, что сигареты, как и табак вообще, пахнут намного лучше, чем дым, который образуется во время курения. Он затянулся.

— Как крепко, черт!

Вынув изо рта сигару, прокашлялся. Отвратительно. А что, если ему ответить? Нет, до генерала он вряд ли доберется. А вот не попробовать ли выйти на эту женщину, если ее, конечно, не пришили двое спецназовцев, которых послал генерал-лейтенант по его просьбе.

— Я ведь могу напоследок громко хлопнуть дверью, и можно даже рассчитывать на то, что генерал-лейтенанта разжалуют. Правда, у военных все это сложно. Покрывают своего брата до последнего. Государство в государстве.

Он заставил себя оставить эти мысли на потом, подошел к сейфу, достал оттуда именной пистолет, который получил из рук этого самого генерала месяц спустя после чернобыльских событий. Тот поступок с радиоактивным обломком обсуждали в части. Мужики даже смеялись, что теперь он будет дядькой для всех детей, которые появятся на свет крепкими и здоровыми у тех солдат, которых он не подпустил к этому обломку.

— Майору Волокову от командования семьдесят шестой армии, — прочитал он на рукоятке. — Ну что ж, пора пострелять из этого пистолета. Сегодня будет немного необычная ночь. Я в первый раз зажег сигару, в первый раз дослал патрон в патронник в подаренное мне несколько лет назад оружие, и, похоже, сегодня придется убить человека собственными руками.

За всю службу бывшему майору химических войск ни разу не приходилось убивать людей, хотя он к этому был морально готов. Во всяком случае, ему так казалось. Сейчас он должен был поступить очень рассудительно и уйти из здания. Стрельба — это крайняя мера, и он рассчитывал избежать этого.

Закрыв свой кабинет, Дмитрий Сергеевич спустился вниз, на первый этаж, ежесекундно ожидая нападения.

«Но вряд ли меня будут убивать в здании, на входе», — размышлял он, топая по первому этажу в сторону подвала.

Спустившись под лестницу, он обнаружил дверь и замок, который не позволял спуститься еще ниже. Посмотрев по сторонам, майор не нашел ничего, чем мог бы воспользоваться, чтобы снести далеко не внушительный запор. В конечном счете, он просто схватился за ручку двери и с силой дернул. Одного усилия оказалось недостаточно. И все же он выдрал навесной замок вместе с петлями, прикрученными шурупами к косяку и двери, через которые была продета дужка замка.

Спустившись в подвал, он прошел по длинному коридору. С левой стороны шли небольшие дверцы хозблоков, где был свален всякий хлам, а с правой, на высоте двух метров, — маленькие, узкие стеклянные щели, через которые днем проникал какой-никакой свет.

Он прошел по подвалу до торца здания и, поставив ящик себе под ноги, встал на него рядом с одним из узких окошек. Нет ничего проще. Выставить стекло и вылезти отсюда, причем сделать это так, что тебя никто не заметит.

В коридоре раздались шаги. Я почему-то подумала, что это снова наряд милиции, и сказала Константину Ивановичу, чтобы он опять отвадил их отсюда.

Директор поднялся со своего места и прошел в приемную. Я прислушалась. Открылась дверь, которая вела из коридора в приемную. Судя по шагам, вошли двое. Затем кто-то выбежал в коридор. Скорее всего это был директор молкомбината. Дела мои были хреновыми. Я сорвалась со своего места и встала сзади Федотова.

— Ну что, можешь радоваться. Похоже, приехали твои мальчики. Как ты говорил? Офицеры спецназа? Сейчас посмотрим, как они будут разбираться с нами.

Шашка со слезоточивым газом влетела в кабинет. Не успела она коснуться ковра, а я уже сорвалась со своего места в сторону окна. Третий этаж! Чертовски высоко! Но я помнила, что где-то там, в метре или чуть больше, под окном, точно такой же карниз, как и у окон второго этажа. Архитектура. Не оборачиваясь, я выпустила очередь в Федотова.

— Ты проиграл! — выкрикнула я, следующим движением разбивая автоматом стекла и вылезая в окно.

В результате получила несколько порезов. Только я успела встать ногами на карниз, как в кабинет ввалились два спецназовца в противогазах. Они обильно поливали свинцом направо и налево, но я к этому моменту уже перебиралась по карнизу, мечтая оказаться как можно дальше.

Время стремительно таяло. Вот сейчас один из них высунется в окно, увидит меня, выпустит очередь. И все. После этого, даже если не убьет, я упаду с высоты обычного четырехэтажного дома. Посмотрев вниз, я увидела под собой дерево. Яблоня, та самая яблоня, по которой я забралась на второй этаж. Надо было рискнуть. Нужно уходить от них.

Кроме всего прочего, я наглоталась дыма и сейчас не могла подавить в себе кашель. Так, кашляя и плача от ядовитого газа, я прыгнула вниз прямо на это дерево. Только бы не напороться на толстенную ветку. Шансов поломать себе руки и ноги у меня было более чем достаточно. Но другого пути я не видела.

Сильнейший удар пришелся в бок, и я почувствовала, как что-то хрустнуло у меня с левой стороны. Я перевалилась через огромный сук и стала падать вниз, к земле. Еще один удар. Уже с другой стороны, по бедру. Снова мое тело меняет направление, и наконец я плюхаюсь на землю. При этом автомат, который до прыжка я сжимала в руках, остается висеть где-то на сучьях дерева.

Хрипя и глотая воздух, я работаю ногами и руками и ползу, ползу к машине. А в то место, где я только что была, уже бьют пули. Кое-как заползла за «десятку». А эти уроды сверху продолжают поливать меня из двух автоматов. Мысли садиться за руль у меня не было. Кое-как я стала отползать от автомобиля все дальше в сторону частного дома. Завалившись за бетонный блок, неизвестно зачем валяющийся на заднем дворе исполкома, я достала пистолеты.

Меня спасло то, что на улице была ночь. Скорее всего они знали, где я нахожусь, но не могли точно прицелиться. И это дало мне шанс. Прикинув, что одной вспышкой выстрела я выдам себя и получу в ответ шквал огня, я отползла дальше. Скатилась в небольшую канавку рядом со старым забором.

Мое частое дыхание сопровождалось похрустыванием в боку. Пару ребер можно списать. Еще легко отделалась. К тому же сильно болит бедро. Не исключено, что и с ним не все в порядке.

Шприцы. Два укола. Сейчас полегчает. Сейчас полегчает! Скорей бы! Скорей!

Я не пыталась встать, а только ползла, но и из этого ползанья я поняла, что нога моя основательно повреждена. Я посмотрела наверх.

Стоят. Стоят в проеме окна в противогазах. Свет потушили, и лишь по бликам стекол можно определить, что внутри кабинета председателя райисполкома находятся люди. Хорошо, что эти уроды в противогазах — хочешь не хочешь, а поле зрения сужено, и вести прицельный огонь тяжело.

Я тихонечко приподнялась и затаила дыхание. Скорей бы приехали те, кого послали сюда по моему вызову. В конце концов, рано или поздно это должно случиться.

Я часто моргала, чтобы разогнать слезы, к горлу подкатывала тошнота. Сволочи какие, отравили меня. Ну да ладно, это еще не конец песни, лишь один куплет закончился.

Я поползла на животе вдоль забора, подальше от здания райисполкома. Теперь, когда автомат остался висеть на дереве, у меня была лишь пара пистолетов с двумя запасными обоймами к ним. Еще можно воевать, только вот в боку хрустит и нога еле волочится. Партизанка.

Я проползла худо-бедно метров пятьдесят, после этого решилась подняться на ноги. Отсюда они меня уже достать ни при каких обстоятельствах не могли.

Встав, я отдышалась и поковыляла по одной из улочек. Собаки предательски начали гавкать, почуяв, что кто-то идет.

Я обошла кругом здание исполкома, выбирая для себя позицию, где бы мне лучше перехватить подъезжающую команду, так как люди будут явно не готовы к встрече с двумя спецназовцами, которых нельзя отнести к разряду дилетантов.

Я вот кое-как уцелела, но это просто чудо. Щека кровоточит. Я коснулась ладонью пореза, и тут же моя рука окрасилась в красный цвет. Кроме этого, было посечено плечо и предплечье во время моих прыжков. Стекла, как мне надоели эти стекла.

Я решила добраться до дороги, которая, ответвляясь от трассы, ведет прямо к зданию исполкома. Другого маршрута для того, чтобы въехать в этот вонючий городишко, нет. Боли в ноге и в боку были столь острыми, что я чувствовала, что у меня глаза вылезают из орбит. Кроме этого, все мои порезы… Господи, кровь не останавливается.

Сколько я еще протяну? Полчаса? Час? Потом отключусь, и весь вопрос будет в том, кто меня найдет. Если местная милиция, можно сказать, что мне хана. Единственный свидетель у меня остался. Это Константин Иванович, поганец. Все-таки побежал свою шкуру спасать и на Федотова плюнул.

Жестокая я женщина, убила председателя райисполкома. Но я же предупреждала, чтобы никаких фокусов. К тому же по его вине столько людей сгнило — от него уже давно было пора очистить этот свет.

Добралась-таки до дороги. Прошла от исполкома метров двести пятьдесят—триста и завалилась на обочине — больше нет сил идти. Я смотрю в сторону, откуда должна прийти помощь, и вижу свет фар. Две машины. Две «Волги».

Приближаются стремительно. Надо встать и помахать рукой, иначе сейчас проедут мимо. Заставляю себя подняться и стреляю из пистолета в воздух. Первая машина начинает тормозить. Идущая за ней следом врезается ей в бампер. Черт, что я наделала! А впрочем, какая разница?

Из машин выскакивают вооруженные люди и бегут ко мне. Я стою, по моим пальцам стекает кровь. Сил больше нет, я чувствую, что падаю вниз, и в этот момент чьи-то руки подхватывают меня.

— Багира? — слышу я.

— Да. В исполкоме — спецназ.

После этого я лечу куда-то по большому темному туннелю, впереди свет. Яркий свет. Хочется, как хочется прийти к нему! Потом какая-то сила тащит меня обратно, и я возвращаюсь в этот мир. Открываю глаза.

Передо мной стоит доктор Стеклов.

— Юля? — Он наклоняется ко мне и смотрит прямо в глаза.

Я хочу ему что-то сказать, но лишь моргаю.

— Как ты себя чувствуешь?

Наконец появляются силы, и я могу говорить.

— Знаете, доктор, мне намного лучше.

— Я рад, что вы можете общаться. Здесь к вам посетитель.

В моей голове продолжает стоять туман, но, когда появляется он, я силюсь улыбнуться.

— Товарищ майор.

Суров кивает мне головой и ставит на стол букет цветов. Не поскупился, принес большой букет роз. Три красные, шесть желтых.

— Как здоровье?

— Я надеюсь, что доктор меня починит.

Стеклов кивает мне головой и удаляется из палаты.

— Давно приехали, товарищ майор?

— Да нет, — отвечает он. — Может, часа полтора. Ты потеряла много крови. Но в больнице в тебя вкачали достаточно, должна оклематься. Сразу скажу, что у тебя сломано два ребра, а бедро лишь сильно ушиблено. Вот, — он показал мне тюбик с какой-то мазью и положил на тумбочку, — скажи врачам, чтобы втирали. Ушиб рассосется за пару-тройку дней.

— Спасибо, — благодарю я и смотрю сквозь пелену усталости на аккуратного, интеллигентного Андрея Леонидовича. — Я вот хотела у вас спросить, вы арестовали директора молкомбината?

— Не наше дело, Багира, арестами заниматься. Да и откуда же мы знаем, кого арестовывать? Вот ты проснулась, сейчас мне все и расскажешь.

Я начинаю говорить, но уже через две минуты чувствую, что мой язык заплетается. Гром внимательно слушает, просит не торопиться и все записывает. Когда я дошла до Егора, начальника охраны, он прервал меня:

— Этого бедолагу нашли в багажнике машины. Парня серьезно ранило, он истек кровью и умер. Пули, которые предназначались тебе, прошили кузов и убили его.

— Надо найти двоих солдат, — продолжила я. — Двоих из четырех. Они контрактники и служат в в/ч 86089. Я забрала у них военные билеты, они должны быть у меня в сумочке, в вашей машине, она стоит на окраине города рядом с домом Мирскова — директора местного предприятия. Их надо найти прежде всего не для того, чтобы арестовать, а для того, чтобы спасти им жизнь. Не исключено, что люди, которые хотели убрать меня, уберут их. Сделать это в условиях воинского гарнизона не составляет большого труда. Дадут задание по хозяйственной части и где-нибудь в военном городке прирежут или пристрелят.

— Хорошо, мы отработаем этот момент, — сообщил Гром. — Ты отдыхай, а мы поедем разговаривать с Константином Ивановичем.

— Может быть, у него хватило ума смыться? — предположила я.

— В этом случае наши поиски будут затруднены. Тогда переключимся на сержантов-контрактников, которые бегали за вами по городу с автоматами. Они-то должны знать, кто им отдавал приказ.

Снова вошел доктор.

— Думаю, что на сегодня достаточно. Ей необходимо поесть и снова уснуть.

Майор подчинился, тем более что все, что нужно, он узнал.

— Знаете, доктор, — я посмотрела на Стеклова, — с каждой нашей встречей мне все хуже и хуже. Если так дело пойдет и дальше, то в следующий раз мы с вами увидимся уже на небесах. Помните, как все начиналось? Вначале просто беседа. Затем я пришла к вам с раненой ногой, а теперь вот вы собирали меня по кусочкам. Долго я была без сознания?

— Можно сказать, что вы просто спали, хотя этот сон был весьма глубоким. Вас доставили в больницу в третьем часу ночи, а сейчас четыре часа дня. Вам надо продолжать в том же духе, — скомандовал врач. — Вам необходимо отдыхать.

Наутро снова пришел Гром. Пришел не один. Привел вместе с собой задержанного директора молкомбината.

— А он здесь зачем? — обиделась я на майора, справедливо полагая, что могу отдохнуть от дел хоть на больничной койке.

— Этот засранец не верит, что ты жива. Его сейчас уведут. Ты просто скажи ему: «Добрый день, Константин Иванович». Будет кому следует все рассказывать: что, откуда, куда, зачем.

— Подождите, — остановила я, когда майор стал передавать задержанного конвоиру. — Так откуда же вам поставлялось оборудование для пищевого производства?

— Я уже говорил: я не знаю. Это оборудование было закуплено при содействии местной администрации. Всем занимался Федотов, которого, кстати, убили вы.

— Ничего бы не произошло, — возразила я, — будь у вас побольше мозгов. Вы же, вместо того чтобы отвадить от кабинета главы администрации спецназ, юркнули за дверь, видимо, шепотом сообщив им, что глава администрации в заложниках. Надеялись на то, что вам все сойдет с рук? Однако получается по-иному.

— Как думаешь, он расколется? — спросила я, когда дядю увели.

Гром пожал плечами:

— Как работать будем. Если официально, то есть задавать вопросы и ждать на них ответы, то можно ничего и не дождаться, если неофициально — в этом случае есть какие-то шансы. Мы уже сегодня с семи утра на ногах. Водолазы из Тарасова приехали в половине восьмого, а в половине девятого мы уже вытаскивали из воды трупы супругов Мирсковых. К сожалению, их действительно убили. Что касается закопанного на ферме оборудования, мы еще не нашли технику, но там, на месте, люди побывали, замерили радиационный фон. Сто микрорентген. Думаю, когда откопаем, будет тысяча. Неудивительно, что с этой линии сходили зараженные продукты питания, которые в результате длительного приема — речь идет о сроке в два года — стали причиной массовых онкологических заболеваний. Наше законодательство отнюдь не совершенно. Представляешь, какому количеству людей здоровье подорвали, а получат за это пару-тройку лет, да пусть даже двадцать. Тот же Константин Иванович, которого ты только что здесь наблюдала. Он ведь никого не убивал, не грабил. Он просто знал о том, что у него на предприятии стоит зараженная линия. При этом он был винтиком в одной большой машине, и все взятки с него гладки. По его нынешним утверждениям, шефом был Федотов, а по твоим словам, тот самый Федотов звонил еще куда-то и с другого конца провода получал указания. Кстати, ты слышала голос этого человека. Что можешь сказать?

— По-моему, он не здоров.

— Кто? — не понял Гром.

— Главарь всей этой шайки. Он немного хрипел, и дыхание шумное. Видать, у него вся грудная клетка ходуном ходит. Кстати, как мне хочется, Андрей Леонидович, набрать полную грудь воздуха, а нельзя. Вот, всю умотали и говорят: «Дыши равномерно и неглубоко, а то ребра не срастутся».

— Придется выполнять указания врачей. Мы еще поутюжим директора молкомбината. Может, нам и удастся из него что-нибудь выжать. А ты что делать собираешься?

— На улицу пойду, мне можно. Только ходить надо потихоньку. Погода хорошая, солнышко. А то скоро октябрь, тучки набегут, дождики польют.

— Давай, давай, — похвалил меня начальник, хлопая по-товарищески по руке. — Выздоравливай.

Гром ушел, после чего я спустила ноги с кровати, сунула их в казенные тапки и подошла к окну. Действительно, хорошее утро.

Первым делом я попросила сестру-хозяйку принести мне мои вещи.

— Вам никуда нельзя, — ответила она.

— Я и не собираюсь, только переоденусь в свой халат и в свои тапки, хочу выглядеть покрасивее. А то у этих, — я посмотрела на ноги, — вид не очень.

Маленькая полная женщина чуть улыбнулась и пошла за моей сумкой черного цвета, той самой, которую подарила мне местная власть, выселив меня из гостиницы.

Когда на теле оказалась родная одежда, я почувствовала себя совсем хорошо и спустилась вниз, во двор больницы. Доктор Стеклов советовал мне провести у них в заведении аж целую неделю. Я заранее для себя решила, что больше пяти дней никак нельзя, и уже настроилась на то, что мне здесь еще три денечка, а затем на волю, на волю и скорей в Тарасов. Со всем остальным пускай Гром разгребается.

На улице на солнышке было чуть больше двадцати градусов. В тени — чуть поменьше. Дул легкий ветерок.

«Можно и заболеть, — почему-то подумала я. — Ведь мой организм сейчас ослаблен после всех этих приключений. Восстанавливаться придется еще долго».

Обойдя кругом больницу, я села на лавку и принялась разглядывать стоящий напротив меня куст сирени. Вот как японцы — садятся и смотрят на цветущую вишню. Сирень уже давно отцвела, но листочки на ней все еще были зеленые. И мне вполне хватало этой сирени, потому что позавчера я не рассчитывала увидеть своими глазами вообще хоть что-нибудь. А уж сидеть на лавочке и разглядывать куст сирени — это просто роскошь.

Они бесшумно подсели с двух сторон и подхватили меня под руки.

— Хорошо прыгаешь, сучка, — сказал один.

Второй не удосужился и рта раскрыть.

— Не рыпайся, иначе мы тебе башку свернем.

Я чувствовала крепость их мускулов, и у меня от этого подкашивались ноги. Два здоровяка в отутюженных костюмах вели меня под руки к «Волге», стоящей у ворот, ведущих на территорию больницы.

— Как же это ты выжила-то? — все продолжал разговаривать со мной тот, что был более болтливым. — Мы уж думали, что ты и костей не соберешь. Однако везет тебе. Правда, везение рано или поздно заканчивается.

Я была морально подавлена и не готова к сопротивлению. Они посреди бела дня тащили человека в машину, и никому до этого нет дела. Я покрутила головой, но… Что делать? Звать на помощь? Кто бросится ко мне? Гром, Гром, как же так, почему же ты не оставил охрану? Да и я об этом не подумала. Неужели я частичка, расходный материал и меня списали в утиль? Я в это не верила.

— Не вертись, дурочка, а то сейчас здесь и кончишься, — пригрозил мне второй, чей голос оказался очень низким и грубым.

Дмитрий Сергеевич Волоков приехал в Вересково и первым делом обратился в местную больницу, чтобы узнать, не поступала ли к ним некая Юлия Сергеевна Максимова. Когда он выяснил, что женщина с таким именем лежит в больнице, то был рад. Кажется, ему повезло.

Он наводил справки вечером, ему посоветовали прийти на следующий день ближе к полудню, чтобы пообщаться с пациенткой, так как ее травмы были очень серьезными и она на данный момент отдыхала. Волоков поблагодарил медсестру и обещал непременно прийти на следующий же день.

Стрелки еще не успели отсчитать десять утра, а Дмитрий Сергеевич уже шел к больнице. Когда он увидел, как две гориллы генерала ведут под руки молодую женщину в больничном халате, он сразу все понял. Посмотрев на белую «Волгу», стоящую у въезда на территорию больницы, он увидел знакомые номера.

Дальше он действовал, уже не думая о том, что рискует собственной жизнью. Для него теперь самым главным было добраться до генерал-лейтенанта и убрать этого зарвавшегося старого маразматика.

Подойдя к машине, он под дулом пистолета вытащил из нее шофера и приказал ему бежать и не оглядываться, а сам надел его черную кожаную кепку и сел на место водителя.

Меня впихнули в машину, а сами устроились по бокам.

— Поезжай, — скомандовал один из моих опекунов.

Волоков повернулся. Он выстрелил одному в лоб, а другому — в бедро. От неожиданности я вскрикнула. Незнакомый мне мужчина посоветовал мне не нервничать.

— Я тот, кого ты ищешь. Но самое интересное в том, что я — только надводная часть айсберга. Меня приговорили к смерти, и мне это очень не нравится. Где генерал? — обратился он к раненому.

Тот, несмотря на адскую боль, молчал. И лишь когда сидящий на месте водителя человек повел дулом, сказал, что генерал в гостинице, в номере триста семь.

«Какое совпадение, — подумала я. — Какая-то сволочь спит на той самой кровати, на которой не так давно еще спала я».

Похоже, генерал сюда приехал не войска проверять, а со мной познакомиться. Видимо, знакомство состоится в несколько неожиданной для него форме.

— Моя фамилия Волоков. Я тот самый человек, которому пришло в голову продавать зараженное оборудование на территории России. — Водитель запустил двигатель, и машина тронулась с места. — Для этого мы с генералом Новиковым сколотили небольшую бригаду, которая демонтировала оборудование на зараженных предприятиях Чернобыльской зоны и завозила его в Россию. Здесь мы его реализовывали, на чем сколотили свой начальный капитал. Кроме технологических линий, продавали автомобили, бытовую технику: стиральные машины, пылесосы. Реализовывали стройматериалы. В общем, все, что можно.

Я отодвинула труп одного в сторону, другого попросила ко мне не прикасаться и своей кровью не пачкать. Тем временем мы неслись по городу.

— Не так быстро, — предупредила я, — остановит милиция, тогда хлопот не оберешься. К тому же у нас на заднем стекле кровь. Вашими стараниями.

— Мне очень надо к генералу, — сказал Волоков. — Он велел своим ублюдкам прикончить меня, боясь, что в конечном счете органы правосудия выйдут и на него. Своя шкура ближе к телу.

Мы ехали недолго, благо городок маленький. Я кое-как выбралась на улицу через еще не остывший труп. Заставлять двигаться человека, раненного в ногу, по моим понятиям, было аморально.

Халатик на мне был очень миленький, и все же это было далеко не самое удобное одеяние. Шлепая тапочками, я поднялась следом за моим спасителем по ступеням, и мы вошли в гостиницу.

Сидящая вахтерша открыла было рот, но, когда Волоков навел на нее пистолет, она забыла, как он закрывается.

— Дай ключ от триста седьмого, — рявкнул он.

Женщина, пошарив по ящику, отдала ему запасной ключ. Мы стали быстро подниматься по лестницам. Номер триста семь. Он вставил ключ в замочную скважину, повернул его и первым вошел в номер.

Тут же раздались выстрелы. Отдачей Волокова отбросило назад в коридор, его пистолет выпал и отлетел как раз ко мне. Я подобрала оружие и, не дожидаясь, пока невидимый противник застрелит меня, высунула в проем всего лишь руку с пистолетом, стреляя так, чтобы покрыть как можно большую площадь.

Раздался стон, и я поняла, что пуля попала в цель. После этого я, не обращая внимания на боль в ребрах, вкатилась в номер и увидела лысого растолстевшего человека среднего роста в синем спортивном костюме, который держался за правую руку. Пистолет лежал на полу.

Он хрипел, пятился назад и не говорил ни слова.

— На колени!

Он подчинился. Я вернулась к лежащему в коридоре Волокову. Он был еще жив.

— Как это все нелепо. Видимо, он засек нас в окно. Знаешь, найди дискету. На ней вся информация об оборудовании, что мы продавали.

Я мельком взглянула на раны на его теле.

— Подожди себя хоронить, у тебя есть все шансы выжить.

— Нет у меня шансов. У меня рак. Если бы я не был директором крупной фирмы и не имел возможности покупать себе лекарства и обезболивающее, давно бы отправился на тот свет или сошел бы с ума от боли.

Он закрыл глаза и испустил дух.

Я вошла в номер гостиницы.

— Ну что, товарищ генерал, поздравляю, на тебе труп. Где дискета?

— Какая дискета?

Я выстрелила ему под ноги.

— Извини, промахнулась. Еще раз попробовать?

— В шкафу. В кителе.

…Я пошла в местный храм и нашла отца Александра.

— Вот…

Он, не говоря ни слова, взял меня за руку, в которой была пачка не растраченных мною федотовских денег, и подвел к ящичку, куда прихожане жертвовали на реконструкцию храма.

— Вот сюда, дочь моя, вот сюда.

Духовное заведение осталось у меня за спиной. Легко, как мне легко!

Я вернулась обратно в больницу.

Гром сидел у меня в палате.

— Куда ходила? Ума нет совсем?

— Надо было, — ответила я, устало опускаясь на койку.

— Как же это так? Как же это так? — повторял он.

— Охрану могли бы оставить, Андрей Леонидович, — с укором заметила я.

— Знаешь, вот никогда не думал, что тебе понадобится охрана.

— Но я же сейчас не в форме.

— Да, не в форме, — повторил он. — Зато была в форме. Ты здесь столько натворила, что мне теперь месяц разгребаться.

— Я не справилась?

— Справилась, справилась.

— Так, может, мне в отпуск?

— В отпуск? — переспросил он.

— Да, в отпуск.

— И не мечтай, Багира!

Я обиделась.

— Ну, хорошо, хорошо, я подумаю.