О Локнитовской «Короне». Повесть вполне в духе Локнита — поданная через монологи, добротно склепанная и написанная, но… как-то без огонька. Основное событие в жизни Вечного Героя — занятие аквилонского престола — можно было расписать повеселее и побойчее. Создается впечатление, что за него все сделали аквилонские тайные службы и пуантенские дядя с бойким племянничком. Мне в серости своей казалось, что такое событие достойно еще одной эпопеи, сравнимой с «Грозой» или «Битвой драконов». Персоналий побольше, квестов им нагрузить потруднее и все такое… Может, вещь с таким размахом еще ожидает своего создателя? Тогда последуем хорошему совету — будем ждать и надеяться… «Пулар Паленая АСТ, Северо-Запад Пресс, 2003, том 82 «Конан и Владыка Леса» Олаф Бьорн Локнит. Корона Аквилонии (роман), стр. 41-316

Олаф Бьорн Локнит

Корона Аквилонии

Краткое предварение

Сегодня исполняется ровно десять лет весьма примечательному событию: в этот день ныне благополучно царствующий государь аквилонии Конан I Каннах был торжественно коронован в главном храме Митры, что на площади святого Эпимитриуса.

Увы, король не очень любит вспоминать, при каких обстоятельствах он получил трон, но для меня, как летописца, отдавшего «Тайной летописи аквилонского королевства» полное десятилетие жизни, подробности переворота, случившегося в ночь с 9 на 10 дни третьей весенней луны 1288 года всегда представляли нешуточный интерес. В конце концов я веду хронику лишь ради удовлетворения своего неуёмного любопытства (которое, как уверяет Конан, однажды сведёт меня в могилу) и для того, чтобы потомки были осведомлены обо всех перипетиях весьма знаменательного царствования первого короля Киммерийской династии.

Бесспорно, по прошествии стольких лет собрать все сведения о заговоре против Нумедидеса представляется делом сложным, но как утверждают клеветники и завистники, я во всех тонкостях изучил коварное искусство развязывать языки. Чтобы разговорить дворцового лакея или повара достаточно подбросить им десяток золотых кесариев, канцлер Публио падок на старинные и весьма ценные безделушки, а с бароном Гленнором следует быть предельно честным и откровенным — глава нашей тайной службы ценит открытость.

С гордостью признаюсь, что я сумел разузнать кое-что интересное даже у самого Конана с помощью двух кувшинов «Золотой лозы» и умелой лести. Можете сказать, будто у меня нет ничего святого, но я тружусь ради общего блага — летопись навсегда сохранит для Аквилонии и наших детей уникальные подробности воцарения безвестного варвара на самом блистательном престоле Заката.

Эти воспоминания записаны мною со слов одних из наиболее решительных участников заговора против короля Нумедидеса — графа Кертиса и барона Гленнора, доселе занимающих весьма значительные, однако незаметные каждому посты в государственной иерархии Аквилонии…

Незачем далее объясняться — воспоминания непосредственных участников переворота перед вами. С тем раскланиваюсь и надеюсь, что мои труды будут оправданы временем и не пропадут втуне.

Подписано на праздник Середины лета 1298 года от основания Аквилонии. Хальк, барон Юсдаль-младший, тайный советник и библиотекарь при дворе короля Конана Канах.

Часть 1

Тайные игры

Глава первая

Барон Данкварт Гленнор

«Авантюризм как образ мыслей»

Если вы покинете Тарантию через Звездные ворота, расположенные со стороны Полуденного восхода, выйдете на мощеную дорогу Шамарского тракта, а через полторы лиги свернете на проселок, ведущий мимо редких загородных домов небогатых дворян, то вскоре узрите высокую каменную ограду, обносящую весьма обширное поместье «Латерана».

Сквозь решетку кованых ворот, непременно украшенных странным гербом — перо и кинжал в обрамлении венка из переплетенных розы и чертополоха — любой желающий сможет рассмотреть спрятавшийся в глубине старинного парка двухэтажный дворец и полдесятка иных строений, включая конюшню и дом для прислуги.

Обычная вилла, ничего примечательного. Хозяин, вероятно служащий одного из государственных коллегиумов, зимой наверняка живет в столице, а в теплое время года переезжает сюда, отдохнуть от городской суеты на лоне природы, насладиться запахом сосен, ухоженными цветниками и охотой на лис в соседнем лесу. Одно странно — даже зимой в поместье много посетителей, причем часть из них облачена в форму гвардии короны, другие же могут похвалиться темно-синими колетами с вышитыми на рукавах и груди листиками чертополоха.

Всякий почтительный и добропорядочный обыватель знает, кто именно носит синие облачения, украшенные колючими золотистыми листочками и предпочитает обходить этих достойных месьоров стороной, не забывая, однако, чуть раболепно поклониться — с тайной службой Его Величества короля Аквилонии лучше не шутить. Самое закрытое и незаметное ведомство королевства со времен Сигиберта Завоевателя пользуется вполне заслуженной зловещей славой.

Поместье «Латерана» вовсе не предназначено для отдыха скучающих дворян. Там, за оградой постоянно кипит какая-то своя, обособленная жизнь, чуждая и непонятная простому смертному. И, безусловно, никто кроме особо доверенных конфидентов (или государственных преступников, привозимых сюда в черных зарешеченных повозках) никогда не проникал за мшистую стену, в буковый парк и во дворец, построенный из серо-серебристого гандерландского гранита.

Знающие люди уверяют — ничего таинственного, а уж тем более романтичного, дворец в себе не содержит. Несколько десятков комнат и кабинетов, огромный архив, занявший почти весь первый этаж и часть подвала, в самом подвале устроены вполне уютные казематы — никаких тебе пауков, мокриц или капающей с потолка ледяной воды. О столь вульгарных деталях как пыточная или карцер с крысами, предназначенный для излишне впечатлительных и буйных постояльцах можно и не упоминать, но от суровой правды жизни не отвертишься.

Давайте войдем в ворота, позволим обнюхать себя огромным сторожевым псинам кофийской бойцовой породы, оберегающим спокойствие поместья, направимся по кленовой аллее в сторону парадного входа во дворец, раскланяемся с молчаливыми верзилами из особой гвардейской сотни «Черный Кречет» и взойдем по главной лестнице на второй этаж. Если повернуть налево и пройти по коридору до следующего вооруженного караула, мы наткнемся на массивные двери мореного дуба, украшенные бронзовыми ручками в виде оскаленных львиных морд.

За высокими створками находится святая святых особняка — личные покои и кабинет его милости советника короны, барона Данкварта Гленнора. Барон Гленнор и является безраздельным хозяином «Латераны».

Войдем, познакомимся.

* * *

Давно известная истина непререкаемо утверждает: тайная служба является лучшим другом короля. Если, конечно, король достоин своей тайной службы.

Минуло шесть полных лет с того злосчастного дня, когда личным рескриптом государя Вилера ваш покорнейший слуга был назначен главой ведомства с пошлейшим названием «Департамент по охранению и поддержанию душевного согласия в делах королевств Заката, а такожде иных стран и земель».

Между прочим я немедленно приказал подчиненным впредь употреблять в бумагах и отчетах более простое наименование, а именно — Латерана.

Как изволил пошутить король, «вы, барон, стали теперь главным скорпионом в банке». Не скрою, моему самолюбию льстило то обстоятельство, что младший сын захолустного землевладельца с границы Пуантена и Таурана самостоятельно достиг эдаких высот и, благодаря своей настойчивости и стараниям, вошел в круг высоких вельмож Аквилонии. Однако тогда и предположить было нельзя, что барон Гленнор наверняка станет последним главой тайной службы королевства.

Впрочем, история моей жизни малоинтересна. Пускай она останется при мне. Побеседовать стоит о назревающей катастрофе. Говоря откровенно, к нынешнему положению дел нас привела неспособность короля Вилера своевременно подобрать себе подругу жизни.

Королевская женитьба есть не простое заключение брака, но событие политическое и символическое. Брачный договор обязывает монарха поддерживать семью избранницы, образуются новые союзы и распадаются старые, перечерчивается карта владений, товары на рынках Тарантии то дорожают, то дешевеют, офирские банкиры, как всегда, наживаются, а простецы на всякий случай предрекают великие потрясения и предвкушают бесплатную выпивку за счет казны.

Символика обретения королем законной супруги дает повод ожидать еще одного, куда более важного события — появления наследника. Династия укрепляется, дяди и тети монарха в ужасе представляют, что юному принцу (а вообразите, если принцев будет двое-трое!) король выделит ленные земли за счет любимых родственников, прежний наследник, брат или племянник правящего государя, теряет права на трон и от огорчения ударяется в запой, простецы сплетничают, привычно паникуют в ожидании новых налогов и снова жаждут непременной раздачи вина из королевских подвалов.

У нас в Аквилонии все произошло проще и страшнее.

… Я отлично знаю, почему после десятков казней и ссылок бывших фаворитов Вилера мне удалось сохранить пост начальника Латераны и свою жизнь. Дело в том, что однажды я нечаянно спас жизнь тогдашнему принцу крови — Нумедидесу.

События зимы 1284 года мне отлично запомнились. В один далеко не прекрасный вечер я был срочно вызван в замок короны на приватную аудиенцию к Вилеру. Король, обычно деятельный и решительный, выглядел слегка растерянно и долго не мог перейти от незначительных частностей к делу, помощи в котором он ожидал от своего секретного департамента. Наконец, Вилер решился:

— Барон, — понизив голос сказал король, ответьте, Латерана в состоянии тихо и безболезненно устранить моего племянника Нумедидеса, не вызвав при этом подозрений?

Я опешил. Как и для всякого аквилонца, королевская семья всегда являлась для меня чем-то святым и неприкосновенным, а тут, извольте видеть, царствующий государь предлагает мне убить наследника трона! Разумеется, мы без особых сложностей сумеем подбросить отраву в бокал Нумедидеса, затем «отыщем виновных» и снесем злодеям головы на площади Эпимитриуса под грохот барабанов и рев труб, но…

Никто не спорит, Нумедидес разумом не блещет и при «малом дворе» наследника нет достаточно серьезных людей способных в будущем занять первые посты в государстве. Но это вовсе не означает, что племянника короля необходимо бить по голове канделябром или душить подушкой! Я отлично знал, что король и наследник ненавидят друг друга — Нумедидес полагает, что дядя засиделся на троне (девятнадцать лет срок не маленький, с 1265 года!), Вилер же с легким ужасом представляет, чем может закончиться правление сына его младшего брата… И затем, в последнее время появилось еще одно, довольно пикантное обстоятельство: пятидесятидвухлетний король начал испытывать симпатию к одной из фрейлин двора. Ничего особенного в этом нет, иные и в семьдесят детьми обзаводятся. Мне, кстати, доложили, что королевская симпатия недавно переехала жить в загородный дворец, ибо выпирающий живот стал неприлично заметен.

Все ясно. Вилер решил жениться и узаконить ребенка. Дальнейшее можно легко просчитать — Нумедидес, столько лет дожидающийся короны, отодвигается на второй план, а учитывая его склонность не церемониться с противниками, жизнь вероятного наследника всегда будет под угрозой.

Простейший способ уберечь младенца — ликвидировать опасность в корне. Сиречь — отправить Нумедидеса туда, откуда можно вернуться (очень ненадолго…) только с помощью знающего некроманта.

Словом, я отказался. Казните, ссылайте на галеры или в рудники, но конфиденты Латераны не будут травить Нумедидеса черным лотосом или совать ему в спину что-нибудь острое. Неужели нет другого выхода? Латерана может состряпать липовый заговор, в котором обвинят нынешнего принца крови, а потом делайте с ним все, что заблагорассудится — ссылка за границу, пожизненное заключение в Железной Башне, лишение титулов и привилегий… Не мне вас учить, ваше величество.

Вилер пробурчал что-то невнятное и приказал мне уйти. Спустя два дня король умер. Я точно знаю, что его отравили и даже знаю чем: порошком из яда иранистанской змеи-могильницы. Средство весьма действенное, это я говорю как знаток. Вероятно, король обратился с аналогичной просьбой к ненадежным людям, те донесли Нумедидесу и любящий племянничек нанес упреждающий удар. Не уберегли мы Вилера, каюсь…

О том, что затем случилось с подругой короля, говорить бессмысленно — и так все понятно. В течение последующей седмицы Нумедидес сменил все высшее руководство страны — одни отправились на эшафот, другие были сосланы в отдаленные провинции.

Я со дня на день ожидал опалы и плахи (от тех, кто хранит опасные тайны, избавляются в первую очередь), однако обошлось. Лишь потом, один из придворных намекнул мне, что Нумедидес знает о моей беседе с предыдущим монархом и отказе принять участие в убийстве наследника. Либо Вилер проговорился, либо нас вульгарно подслушивали.

Так началось новое царствование. Раньше я и предположить не мог, что относительно благополучное государство можно развалить почти до основания всего за четыре года…

* * *

Аквилония в пределах ныне существующих границ сформировалась около трехсот лет назад, во времена бурного правления Сигиберта Завоевателя, иногда еще называемого Великим. Сигиберт присоединил к королевству Гандерланд и Боссонию, отбил у Немедии и Офира территории за рекой Тайбор и совершил еще множество выдающихся деяний, как на военном так и политическом поприще. С тех пор Аквилония составляется из пяти Великих герцогств (Пуантен, Тауран, Боссония, Гандерланд и Шамар), трех полунезависимых маркграфств и несчитанного количества мелких «благородных» ленов, дающих право на титул от барона до герцога включительно.

Одна беда: если в Немедии Великими герцогствами управляют ближайшие родственники монарха — сыновья, дяди или братья — то у нас бразды власти в крупнейших фьефах держат герцогские династии, ведущие родословную от первых королей, Алькоя и Олайета. Династии эти, по большому счету, никак меж собой не связаны и частенько враждуют промеж собой.

Пример: сто двадцать лет тому, владыки Пуантена заявили о выходе из состава Аквилонии — герцогам Гайарда не понравилась политика короля Арнульфа V. Арнульф, ничуть не чинясь, отправил на усмирение бунтовщиков три легиона, каковые быстро вразумили Великого герцога, доходчиво растолковав, что Аквилония — суть единая страна и неподчинение Трону Льва чревато крупными неприятностями.

Сигиберт завещал своим потомкам нехитрую истину: всегда поддерживай равновесие в государстве. Если канцлер у тебя из Таурана, то казначейство отдай пуантенцам, военный коллегиум — выходцу из Гандерской династии, и лишь тайную службу оставь себе. Сделай так, чтобы каждая династия получила свою долю власти и никому не было обидно.

Нумедидес, в угоду своим фаворитам из Шамара, равновесие разрушил. Судите сами: нынешний канцлер Редрик приходится Великому герцогу Даргену Шамарскому родным дядюшкой, сам герцог был осыпан звездопадом совершенно незаслуженных орденов и теперь является командующим войском, его сын Альфарус назначен легатом гвардии, граф Гедрих Аларский (тоже какой-то родственник) теперь генеральный казначей… Все прочие, а особенно герцог Троцеро Пуантенский, искренне возмущены таким положением вещей, но с королем ведь не поспоришь — мигом окажешься в списке изменников и мятежников.

Но и это еще не все. Когда я получил секретный доклад от моих конфидентов в казначействе, ярко повествующий о состоянии дел за прошлый, 1287 год, то вначале глазам своим не поверил. Приказал уточнить цифирь. Уточнили никакой ошибки, ваша милость, все правда. Моя милость в тот вечер напилась в компании со своим отражением в зеркале. Я ожидал чего угодно, но не таких скверных известий…

Известно, что в статьях государственных расходов всегда отводится одна тридцатая часть на воровство чиновников — ничего не поделаешь, человеческую природу не исправишь. Воровали, воруют и будут воровать. Такое было и при Вилере, и при тяжелом на руку Сигиберте Великом.

Однако, когда я узнал из доклада о том, что из казны исчезла пятая часть всех налоговых поступлений, то сразу понял — пора лезть в петлю. Бороться с казнокрадством на государственном уровне глава тайной службы может только путем героического самоубийства. Не думайте, я не святой Эпимитриус, сам иногда клал в свой карман кое-что лишнее и неучтенное казначейством, но это были сущие гроши по сравнению с сотнями тысяч кесариев украденных фаворитами короля…

И это тоже не все. В позапрошлом году глава военного коллегиума, герцог Дарген, своим приказом распустил четыре самых боеспособных легиона, оберегавших границу с пиктами — о, великий полководец! Ихняя светлость посчитали, будто пикты угрозы не представляют и дикари никогда не решатся атаковать великую Аквилонию, а если такая дурь и заскочит в головы варваров, то с ними запросто расправится одна гвардейская сотня. Результат известен — затяжная война с Зогар Сагом, за победу в которой следует благодарить только герцога Троцеро и его легатов. Впрочем, о пиктской войне мы еще поговорим отдельно.

Еще один пример рачительного управления страной, не менее показательный. Король (читай — придворная клика) внезапно решил, что военный морской флот Аквилонии не нужен — слишком дорого его содержание, а кроме того Аквилония есть держава сугубо сухопутная и континентальная. Все военные корабли, квартировавшие по договору с Зингарой в гаванях Кордавы и Карташены, были… Верно, были проданы королю Фердруго, каковой в два раза усилил флот королевских корсаров и лихо разгромил на море соперников-аргосцев. Деньги от продажи кораблей осели в домашних сундуках известных персон, названных поименно чуть выше. У Аквилонии теперь осталось четыре десятка речных гребных галер для торговли с Полуденным побережьем по Хороту и Ширке. Не удивляюсь, что над нами втихомолку смеются все прибрежные державы.

Можно привести десятки подобных примеров, один смешнее (и страшнее) другого. Латерана по-прежнему исправно следит за происходящим в королевстве, постоянно доставляя мне новые огорчения.

Я, исполняя свой «долг» (и отлично понимая всю бесполезность этого действа) счел нужным составить пространный доклад Нумедидесу, где обрисовал тяжелейшее положение дел в стране и предложил конкретные меры по пресечению казнокрадства. Пакет, украшенный надписью «лично в руки Его величества», отправился во дворец, но король его не видел — обожаемый государь Всея на Свете изволил развлекаться охотой в Руазельском лесу. А я получил весьма тяжелый и напряженный разговор с его светлостью канцлером. Редрик обвинил меня в гнуснейшей лжи и неоправданных поклепах на вернейших слуг монарха («Понимаете, Гленнор, это попахивает государственной изменой!»), а засим настоятельно посоветовал мне заниматься своими делами — сиречь заграничной разведкой и заговорами внутри страны.

— Между прочим, «Скрытая Башня» раскрыла в этом году пять заговоров! Спрашивается, куда смотрели соглядатаи Латераны? — патетично воскликнул канцлер, а меня едва не стошнило прямиком на шитый золотом вицмундир его светлости.

Редрик упомянул еще одно наиглупейшее изобретение «друзей короля». Латераны им показалось мало, вот они и уговорили Нумедидеса создать «карманную» тайную службу. Набрали где-то отпетых палачей и немыслимых олухов, отлично умеющих выполнять самые грязные приказы. Пять заговоров за год — это вам не шуточки! Только злоумышленниками почему-то всегда оказываются недруги герцога Шамарского и компании. Схема проста — арест, пытка, признание, плаха. И, конечно, проскрипция земель и состояний заговорщиков в пользу короля и его достойнейших придворных. От наименования новой тайной службы меня откровенно мутит — «Скрытая Башня»! И кто это придумал? От кого эта самая башня скрыта? От кого угодно, только не от меня — по крайней мере Латерана отлично осведомлена о действиях и замыслах кретинов из «Башни», а я считаю своим долгом предупредить достойных людей, над которыми занесен топор, о грядущей опале — многие успели бежать за границу…

— Вот кстати, — продолжал меж тем канцлер Редрик. — Отчего Латерана берет на себя так много совершенно излишних обязанностей? Ловите шпионов, следите за соседними державами, но к чему вам надзор за казначейством, городской стражей и торговлей? Советую, господин барон, побыстрее составить рескрипт о передаче части обязанностей Латераны «Скрытой Башне». Буду ждать пергамент через две седмицы. Идите. И впредь не тревожьте Его величество столь… неточными докладами.

Это и стало последней каплей. Если вы собираетесь развалить тайную службу, то распад страны, который я предрекаю на 1290 или 1292 годы произойдет значительно раньше! Пуантен и Боссония уже ропщут, армия ослаблена, налоги подняты до беспредельных высот… Убежден, через год-два Гайард и Танасул объявят о выходе из Аквилонии на правах независимых королевств — далее терпеть выходки Нумедидеса и его дружков Великие герцоги не станут. Исход понятен — гражданская война, а на развалинахздания Аквилонии, которое строилось почти тысячу триста лет, буйно порезвятся любезные соседушки, наши заклятые союзники — Немедия и Офир. Наверняка и Зингара присоединится к каннибальскому пиршеству: новые земли, богатые рудники, леса… Такое приобретение!

Будьте уверены, месьоры — разгромить Латерану я вам не позволю. Только через мой труп, в самом прямом смысле данных слов!

Нумедидеса надо убирать, это понятно. Каким способом — неважно. Увы, достойного наследника я не вижу, а сажать на трон кого-нибудь из Великих герцогов нельзя — история повторится. Пригласить одного из заграничных принцев, например второго сына короля Нимеда? Тоже нельзя — дворянство не примет короля из династии Эльсдорфов, никак не связанных с Аквилонией. Что же делать?

Дожили — король и канцлер довели начальника собственной тайной службы до того, что он готов самолично организовать заговор! И плевать мне на святость и неприкосновенность монаршей особы — короли уходят, Аквилония остается! Пока я жив, никто не сможет безнаказанно уничтожать мою страну!

* * *

— Какие новости, граф?

— Как обычно, скверные. Кажется, мы все-таки дождались мятежа.

Мой первейший помощник, начальник «стола безопасности королевства», граф Кертис уселся в кресло напротив и передал мне кипу пергаментов с последними донесениями. Кертис сравнительно молод — ему нет и тридцати — однако я уверен, что однажды он сменит меня на посту главы Латераны. Граф изощренно умен, обладает великолепной памятью, а про его работоспособность в нашем ведомстве ходят легенды. Кроме того, он великолепный актер: во дворце граф может изображать никчемного паркетного шаркуна и обольщать фрейлин, а во время напряженных разговоров с постояльцами подвальных казематов Латераны он превращается в сущего монстра — немигающий змеиный взгляд блекло-голубых глаз вгоняет в трепетную дрожь самых хладнокровных и уверенных в себе личностей.

— Мятеж? — у меня под грудиной сжался противный склизкий ком. Вот оно, началось! — Где? Боссония?

— Почти. Если ваша милость помнит, седмицу назад военный коллегиум предписал герцогу Троцеро Пуантенскому увести с Черной реки гвардию Гайарда и распустить наемников, поскольку опасность нападения пиктов миновала. По совершенно точным сведениям, герцог не дал аудиенции королевскому гонцу и передал в столицу письмо, в котором утверждает, будто пикты готовят новое вторжение, а посему приказ коллегиума выполнен не будет.

— Бред, — я покачал головой. — Троцеро разбил пиктов наголову, Зогар Саг уничтожен. Варвары не решатся перейти границу еще лет десять! Тебе не кажется, что Троцеро намеренно идет на ссору с королевским двором?

— Справедливое замечание, ваша милость, кивнул граф. — После того, как Нумедидес и Дарген Шамарский буквально украли у Троцеро победу, он не будет спускать оскорблений. Полагаю, план герцога таков: за неисполнение приказа короля наши дальновидные повелители из замка короны от большого ума объявят Троцеро и его легатов злодеями короны, а пуантенцы на вполне законных основаниях начнут Рокод против Нумедидеса. Последствия предсказать?

Я непроизвольно присвистнул. Рокод — освященная временем традиционная дворянская вольность, узаконенный мятеж против монарха или любого другого сюзерена, ущемившего права дворянина. Рокоды в Аквилонии случались, тем более, что главу и участников такого мятежа нельзя казнить — обычно бунтовщики отделываются заключением в собственном поместье лет на пять-десять. Но если прежде знамя Рокода поднимали мелкие бароны и их малочисленные дружины, то теперь ситуация прямо противоположная.

Под рукой Троцеро Пуантенского и его молодого племянника Просперо ходит двенадцатитысячная, отлично обученная и прошедшая войну с пиктами армия головорезов, частью составленная из гвардии Гайарда, частью — из наемников. Это уже не просто мятеж — это многократно предсказанная мною гражданская война.

— Конные тысячи прорубят пуантенцам дорогу к Тарантии, потом подойдет пехота, — продолжал говорить граф Кертис. — Почти уверен — они сметут верные королю войска и начнут осаду… Это, конечно, в случае, если Троцеро действительно намерен объявить Рокод. Боссонцы его поддержат — все-таки именно владыка Гайарда спас Боссонию от нашествия пиктов. Что будем делать?

Этот вопрос я задаю себе уже четыре года, со времени коронации Нумедидеса, — проворчал я, рассеянно просматривая бумаги. — Есть повод призадуматься, граф.

— Только думать придется быстро…

* * *

Сначала надо рассказать о подоплеке этих событий.

Боюсь, во всей истории Заката нельзя отыскать прецедента, когда один из высших Дворян королевства по собственной инициативе спасает страну от нападения варваров, не требуя при этом поддержки со стороны короля и денег из казны. Собственно, вся кампания против пиктов была организована на деньги Троцеро Пуантенского, а король и двор просто наблюдали из безопасной Тарантии, как один из Великих герцогов при помощи своей «частной» армии уничтожает опасного и коварного врага.

Если вкратце, то первые донесения о неспокойствии в Пуще Пиктов начали приходить три с половиной года назад. Да-да, не удивляйтесь, Латерана запустила свои щупальца в и Пущу даже среди некоторых вождей племен пиктов найдутся люди, которые любят золото, красивые украшения или тонкие ткани из Турана или Шема. А в обмен за эти чудесные вещи мы просили одно: следить за событиями в глубинах лесов, своевременно осведомлять о том, кто из вождей возвысился, сколько у него военной силы, планируется ли большой набег и не желает ли кто создать межплеменной союз… Тогда-то я впервые услышал имя Зогар Сага.

Талантлив был мерзавец, ничего не скажу. Если мне будет позволено охарактеризовать этого вождя варваров с цивилизованной точки зрения, то Зогар Саг являлся как выдающимся политиком, сумевшим за краткое время объединить враждующие племена пиктов, так и редкостно талантливым магом. А поскольку в Пуще последние десятилетия стоял мягкий климат, даровавший ее обитателям изобильные урожаи, женщины стали рожать больше детей и в итоге леса за Черной рекой оказались перенаселены.

Зогар Саг нашел выход из трудностей — по его мнению, следовало внезапно захватить порубежные форты Аквилонии на нашей стороне Черной реки, разгромить немногочисленные аквилонские сотни в Боссонии и продвинуться вплоть до реки Громовой, по которой и должна будет пройти новая граница. Удайся Зогар Сагу его план — мы потеряли бы Боссонское герцогство.

И обязательно потеряли бы! Как я уже говорил, благодаря главе военного коллегиума оберегавшие пиктское порубежье легионы были распущены. На мои панические донесения об усилении пиктов Нумедидес и герцог Шамарский внимания не обращали — полагали, что Латерана, как всегда, паникует и преувеличивает. По мнению короля и приближенных, один аквилонец стоил десяти варваров. Они не учли главного: пускай пикты почти незнакомы с военным искусством, но дикарей слишком много… И на каждого нашего воина как раз и приходилось по десятку варваров. В итоге Зогар Саг захватил около дюжины фортов, за исключением Велитриума и Тусцелана, отряды пиктов проникли в Боссонию, даже в Тауран. Лишь тогда канцлер проникся всей опасностью положения — великая Аквилония неожиданно (полноте! Вполне «ожиданно!») терпела поражение от диких обитателей Пущи!

Думаете, Нумедидес и Редрик отправили на Закат гвардию и сняли с немедийской и офирской границ несколько легионов, обязанных спасти страну от нашествия? Да ничего подобного! Полководческий талант герцога Шамарского, никогда не участвовавшего в маломальски серьезной войне и не державшего в руках ничего опаснее придворного эспадона с бриллиантами на рукояти, проявился здесь во всей красе и самобытной мощи. Все лучшие гвардейские отряды остались рядом с Тарантией — оберегать священную особу государя и благополучие двора. Вдруг пикты нападут? Вместо активной обороны военный коллегиум разослал по всем Великим герцогствам панические призывы — спасите Аквилонию! Выделите столько войск, сколько сможете! Казна даже отпустит… э… немного золота ради святого дела избавления государства от напасти!

Вот тогда на сцену и вышли пуантенцы. Меня немало удивило странное послание, пришедшее в Тарантию из Гайарда — герцог Троцеро и его прямой наследник Просперо всеподданнейше уверяли Нумедидеса в преданности и лояльности, и просили высочайшего дозволения действовать на пиктской границе самостоятельно, то есть ввести в Боссонию пуантенскую гвардию. Причем Троцеро согласен оплатить все расходы на войну из собственного кармана.

Надо ли говорить, с каким восторгом было принято в замке короны предложение Великого герцога! Главное — никаких казенных трат и требований помочь подкреплениями!

Я сразу понял, что дело это очень нечисто, однако мер не принял. Уже тогда я начал понимать, что правление Нумедидеса окончится очень и очень плохо.

Латерана спокойно наблюдала за тем, как воинство Пуантена отбило у пиктов несколько фортов и освободило часть Боссонии, затем установилось шаткое перемирие, которое было использовано герцогом для создания наемной армии (Нумедидес, великий политический гений, разрешил…). Мы даже помогали Троцеро распространить по странам Заката воззвание, обещавшее каждому наемному мечу три золотых кесария за четыре седмицы службы и продовольствие за счет казны Гайарда. К осени 1286 года Троцеро набрал семь с лишним тысяч отборных людей войны, способных заработать на хлеб, вино и женщин только своими клинками. Меня успокаивало одно: герцог и его племянник твердо пообещали распустить армию, как только Аквилония вернет утраченные земли и опасность со стороны Пущи будет устранена.

При этом я был отлично осведомлен о том, что пуантенцы выложили на организацию похода против Зогар Сага сумму, составлявшую две трети состояния династии. Рассчитывать на деньги королевского двора им не приходилось.

Очень подозрительно. Я не верю в идеалистов и бессеребренников, трудящихся лишь ради торжества правого дела. Нет, конечно Троцеро спас Аквилонию, но… За его вполне искренним патриотизмом наверняка стоят и другие соображения, куда более серьезные и менее возвышенные. Но какие?

Впрочем, это пока неважно.

Военная кампания 1286 и 1287 годов принесла пуантенцам вполне заслуженную блестящую победу. Войско пиктов частично уничтожено, частично отброшено за Черную реку. Зогар Саг погиб. Боссония полностью освобождена, форты на границе восстановлены. Триумф! Да такой триумф, что многие вначале не поверили в сообщения с Черной реки. Разве может нечто подобное произойти при короле, который за столь малыйсрок правления заслужил репутацию едва ли не слабоумного? Оказалось, что может. И последствия сего триумфа могут быть невероятны печальны для самого монарха, да вот только знают об этом немногие…

Фантастическое, просто не укладывающееся в голове и немыслимое при любом ином положении дел самолюбие и тщеславие правящего двора толкнуло Нумедидеса и королевских фаворитов на самоубийственный шаг — пуантенские герцоги даже не были приглашены в Тарантию для того, чтобы отметить «большое коронное торжество», посвященное завершению войны.

Герцогов Гайарда в столице представлял один из тысячников пуантенского войска — некий Конан Канах из Киммерии, сравнительно молодой полководец, за время войны просквозивший из десятников аж в легаты. Собственно, этот человек стал для горожан Тарантии чем-то вроде знамени победы — каждый знал, что Конан сыграл первейшую роль в уничтожении Зогар Сага и совершил множество подвигов во время рейдов нашей конницы за Черную реку, когда Троцеро решил добить воинство пиктов на их же земле.

А сама победа была попросту украдена. Высочайшим рескриптом было объявлено, что «славнейшая аквилонская армия и отряды гвардии, руководимые Великим герцогом Даргеном из Шамара…» одержала верх над злокозненными пиктами, тут же упоминалась роль самого Нумедидеса и всех прочих хозяев коронного замка, не предпринявших ни единого шага, чтобы защитить Боссонию от нападения войска Зогар Сага. Короче говоря, Троцеро, Просперо и их полководцы в рескрипте не упоминались вовсе. Таковых будто и не существовало. Конану Канах навесили ничем не примечательный орден Короны (его обычно дают сотникам гвардии за многолетнюю безупречную службу), и тем ограничились. На «большом торжестве», устроенном в столице, восхваляли короля и иже с ним.

Тогда-то Конан Канах всерьез обратил на себя внимание тайной службы. Как человек простой, чуть ли даже не из народа, он позволил себе несколько откровенных выпадов в сторону двора — насколько я смог понять, Конан был искренне оскорблен лицемерием клевретов Нумедидеса, позволивших себе позабыть о дворянской чести (и вообще о понятии «честь») и нагло присвоивших чужие заслуги. Замечу, между прочим, что бездельные чины военного коллегиума получили массу наград, от самых высоких орденов, до поместий и титулов — Троцеро же не дали ничего. Понимаете? Ничего! Конан, ясное дело, возмутился и откровенно высказался в обществе…

Последствия не заставили себя долго ждать.

(… Я видел Конана Канах в замке, на приеме у канцлера. Оценок несколько. Бесспорно, он низкого происхождения — длинная череда предков Конана оставила за спиной столетия беспросветного варварства. Однако, при всем этом, месьор Канах очень умен, опытен, на нем прекрасно сидит как темно-синяя с серебром форма личной гвардии Троцеро Пуантенского, так и кожаный наряд примитивного наемника, он обходителен с дамами высшего света и способен обаять самую утонченную аристократку чуть грубоватой непосредственностью человека из низов, который благодаря природному таланту достиг определенных высот… Одновременно с этим Конан по своему честен, обладает здоровой долей как благородства, так и довольно злого цинизма. Вывод у меня один: Троцеро нашел себе верного помощника, который будет готов разорвать глотку любому недоброжелателю своего господина).

Вернемся, однако, к событиям последовавшим вслед за «коронным торжеством». Я получил с полдесятка доносов на Конана — увы, работа у нас грязная, и я обязан был принять их к сведению. Суть всех рукописных творений (как моих осведомителей на жаловании Латераны, так и «доброжелателей») сводилась к одному: легат пуантенской гвардии Конан Канах — опасный бунтовщик, неприкрыто высказывающий свое недовольство действиями Его королевского величества.

Как и всегда, у меня было три выхода. Первые два стары как мир: или закрыть глаза на выходки победителя пиктов, или отправить его в подвалы Латераны для задушевной беседы с графом Кертисом. Обычно такие беседы, когда тебя буквально берут за душу и лезут в нее с сапогами, заканчиваются полным признанием в измене и всем отсюда вытекающим, включая топор палача.

Выход третий — аккуратно предупредить Конана о грозящей опасности и настоятельно посоветовать ему немедля покинуть Тарантию.

Именно это я и собирался сделать.

В кои-то веки Латерану в моем лице опередило бездарное сообщество костоломов под названием «Скрытая Башня». Личная тайная служба канцлера Редрика и Нумедидеса не долго думая арестовала неблагонадежного легата. Конан оказался в Железной Башне.

И тут произошло непредвиденное. Бунт черни в Тарантии.

Напомню, что Три Высоких Сословия нашего богоспасаемого королевства составляют дворяне, купцы и горожане, а последние являются нешуточной силой, контролировать которую иногда не в состоянии даже Латерана. Имели место прискорбные прецеденты, когда жители Тарантии держали в осаде замок короля, добиваясь отмены неугодных ремесленникам указов, а злосчастного Гийома II (этот «монарх» был даже похуже Нумедидеса, но правил всего полгода, от коронации до тихого переворота) они даже заставили подписать отречение!

В отличие от погрязших в фантазиях и самоувещеваниях в собственной значимости высших дворян, простецы отлично знали, кто победил в войне не Черной реке.

Как только по городу прошел слух об аресте легата Конана Канах, жители столицы вышли на улицы.

«Да как так можно! Героя, защитника Аквилонии, и вдруг бросать в тюрьму? Не позволим! Отпустить его! Невиновен!»

Нумедидес, никогда не отличавшийся решительностью и смелостью, как обычно испугался. Во-первых — глас народа есть глас богов. Во-вторых, усмирение бунта гвардией чревато скверными последствиями.

Гвардия предназначена для войны с настоящим врагом, а не с простецами, вооруженными дубинами и вилами! Гвардия не станет исполнять обязанности городской стражи (которая показательно бездействовала, ибо стража набирается из тех же горожан). Мнение гвардии стало решающим.

Уверен, что канцлер и король думали таким вот незамысловатым образом: «Да кто он такой, этот подзаборный- пес? Будет лучше его отпустить, чем ссориться с Тарантией! Спустя полгода простецы даже имя его забудут!»

На том и порешили.

Конану устроили изящный (даже я не могу этого отрицать) побег. Беглец, путь которого соглядатаи Латераны по моему приказу проследили от Железной башни до Боссонии, вернулся в форт Велитриум, под крыло герцога Троцеро. И пока что Конан находится там, на порубежье. Бунт утихомирился сам собой. Все остались довольны.

Кроме меня. Что-то беспокоило. Наверное, то самое пресловутое шестое чувство, которое барона Гленнора пока не подводило.

На следующее утро я приказал начальнику канцелярии отыскать в архиве Латераны бумаги, где упоминается имя Конана Канах. Имя киммерийца, как кажется, мне мимолетно знакомо по прошлым временам в связи с каким-то громким скандалом не то в Немедии, не то в Кофе.

К полудню мне принесли «экстракт» из донесений многолетней давности. И я понял, что столкнулся с весьма необычным делом.

Кто же он, этот Конан из Киммерии?

С чувством легкого изумления я читал доставленные канцеляристами пергаменты и попутно размышлял о том, что на фаворита Троцеро Пуантенского следовало бы взглянуть попристальнее гораздо раньше. Эх, барон, похоже вы теряете с возрастом хватку бывалого цепного пса… Я ожидал узнать о Конане нечто необычное, однако не предполагал, что скрупулезно зафиксированные заграничными конфидентами Латераны факты окажутся настолько ошеломляющими.

В разные годы этот прохвост был замечен при многих королевских дворах Заката и Восхода, служил в гвардии императора Илдиза Туранского, являлся личным телохранителем королевы Тарамис Аскаур, совсем недавно владел патентом королевского корсара Зингары и входил в число друзей наследницы трона Кордавы принцессы Чабелы.

Так-так, интересно… Ого! Попытка мятежа в Кофе в 1272 году, мятеж подавлен Страбонусом, Конан Канах был приговорен к смерти, бежал. Вскоре после этого — довольно странная история с похищением сына короля Нимеда I, участие в крупных шайках контрабандистов. 1285 год вообще уникален — сразу два переворота, в Пограничье и Бритунии. На престолах этих государств теперь восседают, соответственно, короли Эрхард и Альбиорикс, а сам Конан принимал в судьбе этих месьоров самое живое участие. М-да, странно.

Это, смею заметить, лишь самые выдающиеся события, бесстрастно учтенные нашими соглядатаями из коллегиума, отвечающего за иностранные дела.

Впрочем, и вышеперечисленных сведений вполне достаточно для того, чтобы сделать важный вывод — Конан Канах или редкостный авантюрист, которому покровительствует богиня удачи, или… Или столь же удачливый конфидент одной из могучих тайных служб, вероятнее всего — немедийского Пятого департамента, чаще именуемого Вертрауэном. В бумагах подозрительно часто мелькает имя графа Мораддина Эрде, моего визави в Бельверусе и весьма опасного человека. Конан как-то связан с месьором графом, это ясно из донесений.

Если мои выводы верны, то что же у нас получается? Неужели я случайно наткнулся на самый настоящий, невыдуманный заговор, провоцируемый немедийцами? Глядя с политической точки зрения, ничего особо сложного тут нет: Аквилония слаба как никогда, король — ничтожество, придворные — воры и интриганы, армия, торговля и казна в упадке… Вот и придумала некая умная голова из Бельверуса, как подтолкнуть любезных соседей к гражданской войне, чтобы под шумок вернуть отобранные Сигибертом Завоевателем территории и рудники в Немедийских горах. А то и выше бери — хапнуть все земли до Тайбора! Мне доносили, что в войске Троцеро замечены немедийские лазутчики, а уж если Конан — доверенное лицо графа Мораддина, то он просто обязан в соответствии с данным планом склонить пуантенцев к смуте тогда Аквилония вспыхнет, как связка сухого хвороста и нам будет не до обороны границ на Восходе!

Нет, кажется я перемудрил. Немедийцы отнюдь не дураки, они прекрасно понимают, что большой мятеж у соседей ударит по ним же: нарушение устоявшихся столетиями торговых связей, разгул контрабанды, разбой на дорогах, закрытие старинных путей для купеческих караванов и прочие прелести смутного времени Бельверусу не нужны. Я знаю в точности, что король Нимед и его секретная служба во главе с графом Эрде рьяно стоят за равновесие на Закате, а у Немедии хватает своих трудностей с управлением империей — протектораты Коринфия и Замора жаждут выйти из под сени Трона Дракона, а приобретение новых земель только добавит головной боли королю Нимеду и его наместникам.

Однако, это никому не интересная высокая политика, вернемся к нашим делам.

Итак, что же мы имеем? Готовый к мятежу Пуантен, этот загадочный Конан, неким странным образом связанный с Немедией… Постойте! А если все обстоит несколько проще? Да, немедийцы могут подталкивать Троцеро к мятежу, но делают это ради общего спокойствия и пресловутого равновесия? Бельверусу будет приятнее видеть на Троне Льва сильного и жесткого человека, чем нашего драгоценного Нумедидеса, успевшего и в межгосударственной политике дров наломать — один указ о новых налогах с речных судов, проходящих по Хороту чего стоит! Договор может звучать примерно так: месьор Троцеро, мы помогаем пуантенской династии взять власть, а новый король в благодарность уступает нам часть территорий, дает послабления немедийским купцам и все такое прочее… Звучит? Вполне звучит! Однако немедийцы не могут не знать, что узурпация Трона Льва одной из династий Великих герцогов вызовет открытое недовольство со стороны остальных, а это опять же гражданская война. Или у них и на этот случай план имеется?

Так или иначе, я лучше поддержу наших заклятых друзей из Бельверуса, чем буду и дальше терпеть Нумедидеса сотоварищи, которые за неполные четыре года нанесли государству ущерба больше, чем все чужеземные тайные службы вместе взятые за целое столетие! Главное обернуть дело так, чтобы не причинить Аквилонии еще больших бедствий.

Троцеро Пуантенский — король Трона Льва? Возможно. А возможно и нет. Если владыки Гайарда действительно решились на мятеж, то это открывает простор для самых разных комбинаций. С помощью пуантенцев я попросту усажу на престол человека, который устроит всех.

Только где бы его найти? Причем найти безотлагательно — время играет против нас. И против Аквилонии.

Самому, что ли, предъявить претензии на корону? О нет, не беспокойтесь, это просто шутка — я предпочитаю теневой престол Латераны обычному престолу Тарантии.

Ведь если смотреть непредвзято, мы вполне способны управлять государством без всяких королей.

Сейчас настало самое время применить незаметную власть тайной службы в полной мере, без остатка.

* * *

Кертис, терпеливо дожидаясь результатов моих размышлений, с вальяжной ленцой перелистывал том «Стигийской иероглифики» завалявшийся на моем столе. Полезная книга — я ее использую для составления зашифрованных посланий, благо иероглифы Стикса уму обычного человека неподвластны. Чересчур уж запутана система стигийской тайнописи — я потратил лет десять на ее постижение.

— Вот что, граф, — я побарабанил пальцами по деревянному подлокотнику кресла. Кертис взглянул на меня своими холодными голубоватыми глазами спокойного убийцы. — Скажи, тебе нравится наш король?

— Король не может нравиться или нет — он король, — верноподданно ответил Кертис, подумал и хладнокровно добавил: — Своими руками бы прирезал, без всяких оглядок на дворянскую честь. Никаких поединков, дуэлей… Как свинью на бойне, мясницким ножом по его священному горлышку. И чтобы кровь фонтаном.

— Как ты, однако… — тихо сказал я с мимолетной улыбкой. Иногда мы с графом позволяли себе (за толстыми стенами моего кабинета) высказываться напрямую и большинство наших речей непосредственно подпадало под уложения о наказаниях за государственную измену и оскорбление величества. — В нашем ремесле нельзя быть таким кровожадным, друг мой.

— А разве есть другой выход? — картинно поднял бровь Кертис. — Мы катимся в пропасть. Я готов видеть на троне кого угодно, только не Нумедидеса. Очень надеюсь, что Троцеро поднимет знамя Рокода, а дальше… Гори оно все синим пламенем. Уеду в Аргос или Офир, куплю ферму, буду выращивать капусту и издалека наблюдать, как земля моих предков превращается в выжженную пустыню.

— Очень патриотично, — недовольно фыркнул я. — Могу предложить более изящный выход — забудь про капусту и помоги мне устроить небольшой заговор против короля. Маленький. Я бы даже сказал — крохотный.

— Наконец-то, — усмехнулся Кертис. — Последние полгода я только и жду этих слов, сам уже хотел предложить. Есть конкретный план? Насколько я вас, господин барон, знаю, вы никогда не приступаете к действию, не обдумав все детали.

— Беда в том, что плана никакого нет, — я развел руками.

— Забавно… — кивнул Кертис и немедленно начал развивать мысль: — Убийством одного Нумедидеса здесь не обойдешься, надо убирать всех. До единого. Это самое сложное — конфидентов Латераны во дворце мало, а нашего королька оберегает сонмище гадюк из «Скрытой Башни», добавим сюда шамарские отряды гвардии, верные герцогу Даргену и его проклятущему сыночку, ликторы… Втихомолку мы не управимся, даже если привлечем все силы Латераны. И кого прикажете сажать на трон? Единственный из потомков Эпимитриуса, граф Дион, ничтожество почище Нумедидеса, лотосом балуется. Придется устранять и его тоже. Что тогда? Созывается дворянское собрание, обязанное выбрать нового короля. А это кончится сварой все герцогские и маркграфские династии в теории происходят от Первых Королей, каждый захочет получить венец! Результат прежний: смута. Лично я никакого выхода не вижу — как ни крути, мы в тупике.

— Оставь, зачем так мрачно! — приободрил я графа. — Уверен, мы подыщем подходящего короля. Не знаю, кто это будет, но явно не один из Великих герцогов. Латерана обязана восстановить завещанное Сигибертом Великим равновесие. Кстати, чтоб не возникало сомнений и лишних вопросов: после переворота я собираюсь прибрать к рукам состояние канцлера Редрика. Денег из казны мы получаем мизерно мало, а тайная служба без золота — это воитель без меча. Ну, и себе немножко. Мы с тобой люди небогатые.

— Сколько оптимизма в этих словах, — насмешливо отозвался Кертис. — «Прибрать к рукам»… После переворота? Чьими руками переворот-то делать будем? По старой традиции возмущать армию? Долго и сложно, обязательно провалимся, кто-нибудь да донесет.

— Зачем нам армия и тем более гвардия? У нас наготове отлично вооруженное войско Троцеро.

— Поддержать пуантенцев? — вяло спросил Кертис. — Согласен, Тарантию они могут взять штурмом, но когда подойдут верные Нумедидесу и шамарской клике войска, случится бойня. И все прочие ввяжутся. Я же говорю — это тупик.

— Никакого тупика, — решительно сказал я.

— Кертис, ты сегодня же отправишься в форт Велитриум, ко двору герцога Троцеро. Покажешь ему мой перстень, он его узнает, мы с Троцеро знакомы. На словах передашь следующее: Латерана готова поддержать мятеж против Нумедидеса всеми доступными нам средствами, если будут выполнены два условия. Первое: начать мятеж можно только по моему личному сигналу, когда я проведу кое-какую подготовку в столице. А лучше бы вообще обойтись без Рокода, шума в стране будет поменьше. Второе: если Троцеро будет действовать вместе с нами, я твердо обещаю ему любой титул, вплоть до канцлера и вице-короля, но только не трон. Это же относится к его племяннику Просперо. Полагаю, герцог догадается, почему. Спроси, кого из незнатных и честных дворян Троцеро хотел бы видеть на престоле — многие дворянские династии могут похвалиться королевской кровью. И это должен быть достаточно известный в стране человек, никак не запятнавший себя в царствование Нумедидеса.

— В таком случае мы ищем призрака, фыркнул граф. — Что ж, если это все поручения — я выезжаю немедленно.

Кертис встал, подошел к двери кабинета и вдруг обернулся, хитро глянув на меня. Сказал шепотом: Какие же мы мерзавцы, барон. Заговор, переворот, убиение короля… Если наша авантюра выгорит, могу я надеяться на орден Большого Льва или мелких исполнителей как всегда обойдут милостями?

— Обойдешься «Золотым пером», — я хмыкнул, назвав самый мелкий орденок, предназначенный для скромных чиновников. — Езжай, буду ждать тебя через пять дней.

Кертис отбыл, а я позвонил в колокольчик и приказал явившемуся на зов секретарю принести мне все до единой бумаги, где хоть раз упоминается Конан Канах. Заодно попросил устроить мне встречу с графом Лорасом — немедийцем, представляющем в Тарантии Вертрауэн. Назрел интересный разговор с вечными соперниками.

Итак, Большая Игра начата. Остается достойно оную завершить.

Глава вторая

Граф Эган Кертис

«Разговоры на границе»

Сегодня мой двадцать девятый день рождения. Скажу откровенно, отметил я его более чем пышно. Изысканное общество сиволапых кметов и усатых детин из дорожной стражи, роскошный стол — подано темное пиво, жареная крольчатина, круглый черный хлеб с отрубями и соленые овощи, ибо свежих по ранней весне не найдешь. Слух благородного графа ублажал проезжий нищий менестрель такими вот песнопениями:

Кто красотой, кто знатностью гордится,
Много отличий, множество причин,
Шрамы на теле, ссадины на лицах —
Главная прелесть доблестных мужчин!
Сжато осады тесное кольцо,
Шрам рассекает графское лицо.
Может быть завтра будем мы убиты,
Может быть завтра, только б не сейчас!
К смерти попасть успеем в фавориты,
Нынче же штурмом мы возьмем Аргас.
Подлейший из шрамов графу нанесен,
Знают лишь дамы, где кончался он!

Милые деревенские развлечения. Не подумайте — я ничего не имею против старых песен о войне с Офиром или чуть подгоревшего, но еще теплого домашнего хлеба. Утонченность и брезгливость в нашем ремесле не приветствуются, а посему любой служащий Латераны чувствует себя привольно и в замке короля, и в занюханном вертепе. Впрочем, таверна в поселке Ситте, что стоит на закатном берегу Громовой реки, вовсе никакой не вертеп. Очень приличное заведение — жженым салом воняет в меру, столы протираются не реже двух раз в год, тараканы ведут себя скромно и в тарелку к гостям нелезут.

По сравнению с некоторыми придорожными кабаками Шема или Заморы, где я имел несчастье побывать, здесь просто очаровательно…

Именно такая невинная простота является предметом мечтаний любого путешественника, продрогшего под холодными весенними ветрами, попавшего по дороге в буран с метелью и голодного, как целая стая гандерландских белых волков.

Если повезет, завтра к полудню я окажусь в форте Велитриум, который уже довольно долгое время является военной ставкой его светлости Троцеро Пуантенского, так и не сложившего с себя полномочий командующего «армией Черной реки», как поименовали его бравое воинство в столичных салонах. За ночь лошадь отдохнет, я тоже попытаюсь выспаться (если, правда, в комнатах для проезжающих не обнаружится сонмища клопов), а затем придется вновь садиться в седло и нестись сломя голову на Полуночный Закат.

Смысл миссии возложенной на меня бароном Гленнором я понимаю далеко не в полной мере. Я передам Троцеро слова господина барона и дождусь ответа, но в глубине души зреет уверенность, что повелитель Гайарда не согласится на поставленные условия. Троцеро чересчур самостоятелен и самолюбив, чтобы подчиняться кому бы то ни было, а тем более презренным ищейкам Латераны. В его руках находится великолепный инструмент достижения власти — четыре тысячи гвардейских кавалеристов из Пуантена и аж восемь тысяч наемников, собранных по всей Аквилонии и Побережью. Эти-то как раз и представляют наиболее грозную силу — славой победителей Зогар Сага и добычей, взятой в Пуще они обязаны только Троцеро, который платил наемникам из своего кармана, кормил, вооружал и водил в бой. У Великого герцога теперь своя собственная, личная, частная и индивидуальная армия, которая будет выполнять только его приказы. А военному коллегиуму Таранти эти волчары откусят голову с удовольствием и рвением — нечего было обижать любимого командира!

Поглядим, чем это кончится. Я всегда рассчитываю на худшее, служба научила — в нашей жизни плохого всегда больше, чем хорошего. Готов прозакладывать собственную голову — Троцеро начнет большой мятеж и двинется на столицу. Очень уж привлекателен блеск королевской короны. Он наверняка просто посмеется над предложениями Гленнора: барон посулил ему титул канцлера, если переворот окажется удачным, причем сам переворот будет совершен руками пуантенской династии, которая вполне может взять все, включая трон, и без дозволения начальника тайной службы.

Я грустно вздохнул, приложился к наполовину опустевшей кружке и от скуки принялся рассматривать людей, заглянувших в этот поздний час в таверну без лишних выкрутасов поименованную хозяином (вернее, хозяйкой) «Кролик и перепел». Сама хозяюшка украшает собой стойку — пятидесятилетняя крупная бабища с физиономией прожженой стервы и характером дурно воспитанной сторожевой собаки. Покрикивает на местных пьяниц, но не злобно, а скорее добродушно — эти месьоры есть зло привычное и приносящее ежедневный исправный доход. На меня косится с подозрением — что, мол, за птицу занесло в нашу глухомань? Благородные господа нынче в Заречье не ездят, это еще слишком опасно…

— Но какой из меня, к демонам зеленым, благородный господин? Выгляжу разве что самую чуточку получше менестерля-оборванца, дерущего глотку второй колокол подряд. Плащ и сапоги заляпаны подсыхающей грязью, перо на шапке вымокло и превратилось в какую-то бесформенную тряпку, на камзоле никакого шитья или драгоценностей, щеки небриты, взгляд слегка пьяный.

Шум во дворе. Судя по звукам — подъехала крупная повозка или фургон. Владелица таверны цыкнула на двоих мальчишек, прислуживавших на конюшне и те скрылись за дверью, впустив в зал струю холодного воздуха.

Вот и новоприбывшие — молодая привлекательная девица невысокого роста. Закутана в необъятный плащ темного сукна. С ней один сопровождающий — широкоплечий детина с перевязанным черной тряпицей глазом и в красном платке покрывающем волосы. Угольная с проседью нечесаная бородища. Широкий пояс украшен, как ни странно, не мечом, а самым натуральным абордажным палашом. Такого хоть на картинку — пират с Полуденного побережья или Барахас.

— Росита! — неожиданно воскликнула хозяйка и ее уродливая физиономия озарилась чем-то отдаленно похожим на приветливость и доброжелательность. — Росита пожаловала! Как делишки, красотка? Опять в Тусцелан с товарами?

— В Велитриум, — непринужденно ответила названная Роситой девица, сбрасывая тяжелый плащ на руки своего приятеля с бородой. Ну-ну. Наряд у дамочки вызывающе яркий и вульгарный. Дешевая подделка под парчу, мятые ленточки, банты и кружева, откровенный вырез, открывающий заинтересованным взглядам доступ в непознанные недра декольте. Все ясно, маркитантка — торговка при армии, успешно совмещающая сие занятие с ремеслом куда более древним и легкомысленным. Говорит Росита с легким акцентом, причем я не сразу понял с каким именно — она явно копирует произношение Зингары и Аргоса, однако зингарский не является ее родным языком. Можете мне поверить, в Латеране учат различать подобные мелочи.

Впрочем, какое мне дело до разъезжей шлюхи-торговки? В ее занятиях нет ничего дурного, всякое воинство нуждается в разнообразных товарах, от швейных ниток до вина или оружия, а заодно и в женской ласке. Во время любой войны, при любой власти рядом с армией крутятся такие вот разбитные роситы, приносящие куда больше пользы, чем вреда. А судя по гостеприимным возгласам хозяйки «Кролика и перепела», с Роситой тут знакомы давно и прочно. Не удивлюсь, если она обретается в Боссонии с самого начала войны.

Краем уха я слушал, как девица щебечет с владелицей таверны, красочно повествуя о новых товарах и умащая свою речь крепкими наемничьими словечками. Громила в красном платке молча взял сразу три кружки пива и отбыл за дальний стол — потреблять. Поскольку я полный день провел в седле а затем до наступления темноты дожидался парома на левом берегу Ширки, спать хотелось неимоверно. Сейчас закончу с ужином и пойду наверх.

Росита забрала у стойки блюдо с едой, взгромоздила на него глиняный кубок с дешевым тауранским вином и оценивающе осмотрела обеденный зал. Искала с кем бы провести время. Я поморщился, увидев как торговка устремила на меня решительный взгляд золотисто-карих глаз и зашагала к моему столу.

— Привет, — легко сказала Росита, усаживаясь напротив. — Не помешаю? — Я молча пожал плечами и снова уткнулся носом в кружку. Разговаривать с развеселой гостьей таверны не было никакого желания. Если будет настойчиво предлагать свои услуги — придется осадить. Не до того, да и чем-нибудь заболеть не хочется.

— Иштар Милостивая… — вдруг выдавила девица, пристально меня рассмотрев, — Кертис, это ты? Или я ослепла?

Оригинально. Откуда это, любопытно, госпожа маркитантка может быть со мной знакома? И тем более, почему называет начальника стола безопасности королевства настоящим именем, которое является почти что государственной тайной? Я уставился на Роситу, пытаясь вспомнить, где мы могли видеться прежде.

Смазливое личико с мелкими чертами, темные волосы, глаза… Есть! Глаза ее и выдали — я недаром горжусь своей памятью! Такие глаза забыть невозможно, хотя внешность моей собеседницы довольно умело изменена или магией, или при помощи банальных дамских ухищрений вроде белил или румян.

— Ваша светлость, — с непередаваемым на бумаге сарказмом процедил я, оглядывая привлекательные абрисы Роситы. — Милая графиня, как это тебя угораздило? Из придворных дам, да в обозные шлюхи?

— Чего только не сделает с человеком жизнь, — философски заметила Росита и показательно плебейским движением опрокинула свой бокал. Рыгнула. Звонко рассмеялась, глядя на мою вытянувшуюся физиономию. — Ты, смею заметить, выглядишь не лучше. Эдакий обнищавший младший сынок титульного барона, изгнанный из родной канцелярии за мздоимство и неусердие. Далеко собрался? В Велитриум, к Троцеро?

— От тебя, графиня, ничего не скроешь, оскалился я, глядя прямиком в ее удивительные, по-кошачьи золотые с темными прожилками очи. — Употребить что ли свою власть да задержать тебя, как опаснейшего конфидента враждебной державы? Посидишь в подвалах Латераны, поразмыслишь о смысле бытия и его извечной бренности…

— Не будь вульгарным, Кертис, — поморщилась Росита. — Во-первых, где доказательства? Во-вторых, таких конфидентов как ты и я никогда не арестовывают, это непристойное нарушение этикета, принятого меж тайным службами. Когда ты работал в Бельверусе два года назад, мы тебя не трогали и почти не мешали. А на королевском приеме ты вовсю со мной кокетничал, совершенно не обращая внимания на недовольные гримасы моего благоверного супруга.

— Тогда я трудился под своим именем и приехал в Бельверус со всем соблюдением приличий, — мигом парировал я. — Не было смысла наряжаться золотарем или вышибалой из низкопробного дома свиданий. Однако… Я рад тебя видеть, графиня. Можно посидеть за кружечкой и повспоминать былые авантюры. Помнишь, как мы обставили Вертрауэн с закладными бумагами торгового дома «Алмазы Ианты»?

— Это был случайный казус, — убежденно сказала прелестная госпожа. — Лучше скажи, как ты ухитрился меня сразу узнать? Над моей нынешней внешностью в поте лица трудился сам Аррас Кийяр, а он вполне грамотный маг!

— Ага, все-таки магия, — удовлетворенно сказал я. — Глаза, дорогая моя. Твои неповторимые глазищи, которые, как известно, не способно изменить никакое волшебство.

— Ясно, — чуть более уныло чем следует буркнула Росита. — Ничего не поделаешь, законы магии не исправишь. Глаза всегда остаются зеркалом истинной сущности человека. Ладно, оставим. Ты как, склонен поговорить? Могу совершенно бесплатно поделиться коекакими сведениями, которые наверняка заинтересуют вашего милейшего барона Гленнора.

— Давай, поговорим, — легко согласился я, отлично зная, что подобный разговор меня ни к чему не обяжет. Сон как рукой сняло. — О пуантенской династии и желании Троцеро поднять Рокод?

— Не только, — очень серьезно сказала Росита. — Хочу узнать ваше мнение о равновесии и спокойствии на Закате…

Я откинулся на спинку грубого деревянного стула и машинально почесал в затылке. Ничего себе, встреча в придорожном кабаке! Скорее всего, это чистая случайность, но вдруг я ошибаюсь и меня намеренно ждали? Нет, это исключено о моей поездке в Порубежье знаем только я сам и барон Гленнор. Значит, все-таки случайность, подстроенная игривой дамой по имени Судьба.

Передо мной восседала никакая не Росита, шлюха и торговка. Маску шальной девицы с Побережья носила давняя соперница по тайным играм, второй человек в немедийском Пятом департаменте, небезызвестном Вертрауэне, графиня Ринга Эрде, баронесса Энден. Ни больше, ни меньше, как любимая жена и верная сообщница его светлости Мораддина, графа Эрде — Высокого советника короны и преемника знаменитого герцога Лаварона на посту главы секретной службы Немедии.

И верно, чего только не вытворяет с человеком жизнь…

— Хозяйка! — воззвал я к мрачной старухе за стойкой. — Самого лучшего вина! Плачу золотом!

Затем я повернулся к госпоже Ринге и доверительно сказал:

— Знаешь, а у меня сегодня день рождения. Я не благородная дама, чтобы скрывать истинный возраст, посему открою жуткую тайну мне двадцать девять.

— Хм, я думала ты постарше, — графиня сделала неопределенный жест. — Способный молодой человек… Тогда есть дополнительный повод отметить нашу внезапную встречу. Алида! — Ринга повернулась к владелице таверны, — Действительно, принеси чего-нибудь получше тауранской кислятины. Встретила, понимаешь, старого приятеля.

Бородатый сопровождающий графини посматривал на нас единственным глазом со своего места, но подойти не решился. Вскоре наш стол украсился кувшином «Виноградников Гайарда» урожая 1280 года — и на самом деле хорошее дорогое вино, каким не побрезгуют самые утонченные дворяне.

— За спокойствие и равновесие, — Ринга подняла первый тост. — Они очень необходимы для того, чтобы ты, граф Эган Кертис, через год отметил тридцатилетие!

* * *

Поскольку эти воспоминания я надиктовываю Хальку Юсдалю спустя почти десять лет после описываемых событий и мне отлично известна дальнейшая судьба Ринги Эрде, я могу лишь сожалеть о том, что эта замечательная женщина ныне покинула поприще охранительницы немедийского Трона Дракона, да и всего Заката. Говорят, она болеет и теперь живет у родственников в Рабирийских горах, но проверить эти сведения Латерана не может — Рабиры для нас недоступны.

Я питаю к Ринге самое искреннее уважение как к одному из самых блестящих конфидентов в истории секретных служб королевств по нашу сторону Кезанкии — смелая до безумия авантюристка, мастер импровизации и интриги, Ринга не раз буквально за шиворот вытаскивала Немедию и сопредельные страны из таких жутких неприятностей, как история с Зеленым Огнем и так называемым «Мятежом Четырех», помогала Аквилонии и королю Конану уничтожить мага Алой Башни и способствовала победе союза тронов Льва и Дракона в молниеносной войне с Кофом и Офиром 1293 года, но не сумела пережить испытаний Алой Печати Каримэнона — вырвавшаяся на свободу чужая магия древности убила двоих детей Ринги и Мораддина и помутила рассудок этой выдающейся женщины… Но тогда, в прокопченном кабачке возле разбитого тракта на Велитриум, я не мог знать, чем закончится история ее жизни и видел в лице Ринги лишь соперника, который может превратиться во временного и ненадежного союзника или просто помощника.

— Ты сошел с ума! — горячо втолковывала мне графиня, восседая за липким от грязи столом и щелчками отшвыривая ползавших по доскам жирных тараканов. — Какая, к демонам, война? Ты понимаешь, что обустроить спокойствие Аквилонии для нас — задача первейшей важности! Мы могли бы терпеть даже Нумедидеса с его вывертами, лишь бы вы не провалились в омут долгой и кровавой смуты. На короля Нимеда давят купеческое сословие и дворяне — боятся, что у соседей начнется большая свара и многие потеряют свои деньги, вложенные в ваши купеческие дома, в торговлю лесом или рудой! Надо либо временно удержать Нумедидеса на троне, подсунуть ему грамотных советников, или… Или найти нового кандидата на трон.

— Один в один мои мысли, — я жестко усмехнулся. — По вашему мнению, претендентом на Львиный Престол может стать Троцеро?

— Не исключаю. Вертрауэн предусмотрел и такое развитие событий. Или ты всерьез веришь в бескорыстие пуантенцев, истративших немыслимые деньги на создание боеспособного войска?

— Не верю, — согласился я с Рингой. — Похоже, Троцеро изначально, еще три года назад, начал всерьез планировать мятеж. А тут — великолепная возможность предоставленная пиктами и Зогар Сагом: король и канцлер по глупости дозволяют герцогам Гайарда собирать наемников, лишь бы самим не тратиться на войну и загрести жар чужими руками… Двор не подумал, что не подчиненная Тарантии армия однажды может обратиться против короля, а именно это мы сейчас и наблюдаем.

— Ты, как верный слуга Его величества, конечно же едешь в Велитриум приглядеть за возможными бунтовщиками? — невинно осведомилась графиня. — Барон Гленнор расточителен было бы достаточно двух-трех обыкновенных тихарей, а он посылает к Троцеро аж начальника стола… Или все обстоит чуть более таинственно?

Я демонстративно промолчал. Пускай думает все, что угодно.

— Не подумай, Вертрауэн не подталкивал Троцеро к мятежу, — внезапно сказала Ринга. — Да, мы пристально следим за событиями, оцениваем возможности Троцеро и пытаемся… Неважно, что именно мы пытаемся сделать, однако Вертрауэн давно понял, что владетели Гайарда тщательно готовят переворот против вашего теперешнего короля. Кертис, подумай сам: в любом случае царствование Нумедидеса закончится междоусобицей! В любом! В Аквилонии уже начались мелкие бунты в городах, пока что подавляемые властями, но однажды возмутятся все Великие герцогства и начнетсягрызня… Троцеро — лишь меньшее зло. На его стороне герцог Боссонский, они наверняка купят близкий к Гайарду Тауран придворными должностями и золотом, отобранным у свиты Нумедидеса. Итого — три герцогства из пяти. Гандерланд, как область малонаселенная, может остаться в стороне, маркграфам будет достаточно подтверждения старинных вольностей и они поутихнут, тем более, что ни один граф марки не имеет прав на корону. Они сами по себе. Что остается?

— Герцогство Шамар, — кивнул я. — Эти будут драться до последнего. Даргену Шамарскому и его семейству сейчас принадлежит все, добровольно от такой кормушки они не откажутся представить только, вся Аквилония в их власти!

— Отнюдь не вся. На указы из Тарантии в Гайарде запросто плюют с городской ратуши! Что же получается? Если Троцеро сколотит союз с Боссонией и Таураном, то от Шамара к концу года останутся одни головешки, а Даргена с чадами и домочадцами живописно развесят на ветках дубов в королевском парке. Гандеров будет сложно привести к повиновению, если они того сами не захотят, но и эта трудность вполне разрешима. Меньшее зло… Вместо всеобъемлющей гражданской войны, где все против всех, вы получаете кратковременную смуту. Троцеро — человек умный и твердый, порядок будет наведен железной рукой примерно за год.

… А в течении этого года окончательно обрушится и без того слабая торговля и мы придем к форменному краху, — резонно ответил я. — Вспомни карту Аквилонии — главный купеческий путь, Дорога Королей, проходит почему-то именно по землям Шамара, экая досада! Какой нормальный купец, кроме сумасбродных маркитанток наподобие одной моей знакомой, повезет товары через владения, где королевская власть огнем и мечом вынуждает подданных к повиновению? И с речными путями то же самое — Тайбор и Красная закроются для судоходства. Может припомнишь, какой именно город на Красной является главной речной гаванью? Не Шамар ли? Герцог Дарген, хоть и скотина, но не глупее всех остальных — быстро сообразит, что помочь ему смогут те же самые наемники. С учетом многократно выросшего за последние годы состояния его поганой светлости и всей династии, он наберет армию не хуже, чем у Троцеро. Это уже не год гражданской войны, а полное десятилетие. Так и передай вашему достойному купечеству и королю Нимеду, на коего оное купечество изволит «давить». В Немедии леса почти все вырублены, а нашей древесины вам теперь не видать, как своего затылка.

— Купим в Пограничье, не злорадствуй, отмахнулась Ринга. — Или в Бритунии. Я сейчас подсказала тебе и высокочтимому барону Гленнору единственный разумный выход… Если, конечно, вы не собираетесь поддерживать Нумедидеса до последнего, как любящие и верные слуги ихней священной особы. Но ведь не собираетесь, как я догадываюсь?

— Трон надо отдать человеку, который устроит всех… — меланхолично сказал я, прихлебывая вино. — А взять его негде.

— Ты проговорился, — усмехнулась госпожа графиня. — Вот к чему приводят доверительные беседы с чужеземными шпионами. Гленнор судорожно ищет подходящего дворянина, которому собирается всучить корону и сделать из него ширму, за которой будут править пуантенцы и их союзники? Так сказать, символ, на которого возложат венец и дадут в руки скипетр? Учитывай, власть короля у нас и у вас почти не ограничена, кукла на ниточках однажды может выйти из повиновения и задать жару всем и каждому, история такие примеры знает…

— Какая ты все-таки язва, — вздохнул я. — Подтверждать или опровергать эти слова не буду. У тебя своя голова на плечах.

— Значит, я права, — с высокомерной самоуверенностью бросила Ринга и украдкой зевнула. — Хватит, наговорились. Пойду отдыхать. Если утром разминемся — ищи меня в Велитриуме, таверна «Голова пикта», тебе всякий покажет. Доброй ночи, месьор граф.

* * *

Тот день запомнился мне густым весенним туманом, плотным и холодным. Я даже сбился с дороги, повернув в сторону Тусцелана — лишь покосившийся деревянный указатель с вырезанной надписью «Форт Тусцелан, двенадцать лиг» заставил меня повернуть лошадь и искать другой тракт.

К первому полуденному колоколу из белесого марева, ползущего от реки, выплыла громадная черная тень — мощная деревянная крепость, стены которой были сложены из толстенных сосновых стволов и усилены снизу гранитными валунами.

Возле крепости — заметное оживление. Из ворот вереницей выползают тяжелые повозки, мчатся куда-то конные вестовые в синих одеяниях гайардской гвардии, тут же проходят небольшие отряды лучников-следопытов — это местные жители, для которых противостояние с пиктами давно стало привычным и обыденным.

На стенах заметна стража — силуэты мелькают в бойницах и на приземистых квадратных башнях. У ворот, как и положено, двойной караул — половина из пуантенцев и боссонских арбалетчиков в зеленой форме, вторую половину составляют угрюмые месьоры в кольчугах и с самым разнообразным вооружением, от копий до впечатляющих двуручных мечей. Наемники, ставшие верными воинами армии герцога.

— Кто таков? — этот вопрос относился ко мне и задал его десятник с тремя серебристыми нашивками на рукаве. — Откуда, по какому делу?

Караульные без всякого пиетета осмотрели мою дворянскую цепь с гербом, выглядывающую из-под плаща и нахмурились еще больше. Как видно, посчитали очередным посланником из ненавистной Тарантии. Я спешился и вынул из прорези рукава колета подорожную, наспех состряпанную в Латеране. Гленнор предполагал, что гостю из столицы в Велитриуме особенно рады не будут, посему в пергаменте указывалось, что прибыл я из боссонского Галпарана, по вопросу подвоза к фортам на границе продовольствия. Печати герцога, само собой, фальшивые — в Латеране найдутся печати на все случаи жизни, вплоть до копии королевского перстня.

— Надо же, дворянин, а фуражом занимается, — сочувственно протянул десятник, изучив документ. — Ладно, проезжай. Где управа знаешь?

Знаю, — сказал я, благо раньше приходилось бывать в Велитриуме по делам службы. — Его светлость Троцеро в форте?

— Здесь, куда он денется… Тебе не к его светлости, тебе в управу, к Просперо.

Состояние вечной войны наложило на Велитриум свой отпечаток. Вооружены все и каждый, включая женщин и подростков старше двенадцати лет — последние носят широкие ножи или кинжалы. Почти у каждого мужчины за спиной арбалет, самое действенное и точное оружие. Река протекает прямиком под стенами, иногда ветер добрасывает к форту стрелы, выпущенные с противоположного берега, причем все наконечники по милой пиктской традиции отравлены.

Приходится отвечать на одну стрелу дикарей десятком своих — у аквилонцев нет хороших боевых ядов, но какая-то светлая голова додумалась мазать острия, извините, дерьмом. Даже в случае легкого ранения царапина обязательно загноится. Хитрости у поселенцев и военных незамысловатые, однако себя вполне оправдывают.

В начале войны пикты еще не овладели искусством осады, предпочитая попросту сжигать отказывавшиеся сдаться форты, забрасывая деревянные постройки огненными стрелами. Аквилонцы быстро нашли выход — бревна зданий тщательно обмазывались глиной в смеси с речным илом, поэтому теперь Велитриум смотрится довольно странно. Дома приобрели неприятный серовато-болотный цвет, но если этого не замечать, форт станет отдаленно похож на любое другое поселение в аквилонском захолустье: широкие грязные улицы с досками для прохода пеших, узкие окна домов, сараи, курицы с гусями бродят, пахнет дымом, хлебом и выгребными ямами. И еще здесь всей кожей чувствуешь напряжение и опасность… Велитриум отнюдь не мирный город — это насторожившийся военный лагерь.

Отдыхать с дороги смысла не имеет — я скакал всего-то шесть-семь колоколов. По сравнению с иными достававшимися мне дорогами, это просто легкая прогулка. Займемся делом.

— Я оставил лошадь у той самой таверны «Голова пикта» о которой говорила вчера Ринга — перебросил служке монету в четверть кесария и приказал позаботиться о животном. Скептически оглядел вывеску кабака. Некий умелец вырезал из цельного пня некое подобие человеческой головы, и украсил ее десятком настоящих пиктских скальпов, игравших роль волос. Для пущего патриотизма в затылок «головы» был воткнут старый топор. Насмотревшись, я отправился к обширному зданию управы, с трех сторон огораживавшему главную площадь.

Караульные у входа снова потребовали подорожную и снова остались не в претензии к умелой подделке. За писцов Латераны можно гордиться. Вот только направился я не к племяннику его светлости, ведавшему всеми поставками фуража и продуктов, а на второй этаж — там, судя по скоплению военных, находились покои Троцеро.

— Куда? — грозно рявкнул на меня бородатый страж, преградив дорогу копьем. — Что-тоя тебя здесь никогда прежде не видел, приятель! Нельзя!

— Любезнейший, соизволь-ка быстро передать его светлости Великому герцогу эту вот вещицу, — не смутившись ответил я, извлекая из потайного кармашка перстень барона Гленнора. Такой перстень подделать невозможно — в него вложена маленькая толика магии, и выложенный сапфирами и изумрудом герб господина барона изредка вспыхивает внутренними яркими искрами. — Скажи, что я приехал по самой срочной надобности и жду немедленной аудиенции.

— Чего жду? — не понял простец. — И кто это — «я»? Имени, что ль, нету?

— Встречи жду. А имя мое герцог знает. Давай, не заставляй меня гневаться.

Страж свистнул кому-то из своих подчиненных помоложе, перстень унесли. Я бездумно смотрел в открытое окно, созерцая площадь перед домом.

— Приказано проводить, — меня тронули за плечо. — Идемте, сударь.

Ага, это уже не туповатые, но верные наемники, а офицер пуантенской гвардии. Прекрасно, выставлять за дверь меня не собираются, а вовсе наоборот — приглашают со всем этикетом.

Второй этаж набит военными и стражей, буквально перед каждой дверью по двое охранников. Неужели Троцеро боится покушения? Все правильно — Нумедидес и свита на все способны — яд, кинжал, случайная стрела. Средства несколько вульгарные, но зарекомендовавшие себя с лучшей стороны опытом предыдущих поколений королей. Я ничуть не оскорбился, когда у меня вежливо, но непреклонно отобрали клинок, это разумно и логично.

— Прошу граф, входи. Обстановка походная, оттого предлагаю не кресло, а табурет. Вина, черного эля?

Его светлость вертит в пальцах кольцо барона Гленнора — искорки в камнях так и сверкают.

Величествен герцог Пуантена, в благородной представительности Троцеро никак не откажешь — видна кровь Первых Королей. Ему почти шестьдесят лет, пышная серебряная седина, высокий рост, глаза серьезные и самую малость насмешливые. Держится прямо, с царственной небрежностью и плавностью в движениях. Одет так, будто мы находимся не в дремучем захолустье порубежных провинций, а в лучшем салоне Тарантии — синий бархат с вышитыми серебром геральдическими леопардами, гербовая цепь, в ухе круглая серьга с единственной алмазной звездочкой.

Мы, оказывается, не одни. В кабинете герцога присутствует его наследник Просперо — точная копия дядюшки, только лет на тридцать моложе и ростом поменьше. Второй человек мне также известен — главная романтическая загадка пиктской войны, тысячник гвардии Гайарда, Конан Канах. Чем-то похож на обоих пуантенцев, только фигура медвежьи тяжеловата, нет в нем изящества высокородного дворянства.

— Благодарю, ваша светлость, — я раскланялся, в соответствии с принятой в общении знатных людей церемонной куртуазней. — Надеюсь, вы поняли, от чьего лица я уполномочен говорить.

— Разумеется, Кертис, разумеется… — кивнул Троцеро и вернул мне перстень. — Сразу оговорюсь: если у барона Гленнора нет секретов от тебя, то я предпочитаю ничего не скрывать от Просперо и легата Конана. В их присутствии можешь чувствовать себя свободно. Не хочу строить догадки, однако… Уважаемый барон озабочен нашим отказом выполнить предписания военного коллегиума и прислал тебя склонить строптивых пуантенцев к покорности королю?

Конан, восседавший на лавке у дальней стены, довольно откровенно фыркнул и покачал головой. Просперо поджал губы, будто услышал нечто донельзя непристойное. Я выкроил на лице насквозь невозмутимое выражение и, чтобы не тянуть, бухнул напрямик:

— Его милость барон Гленнор как глава Латераны предлагает герцогам династии Пуантена принять участие в свержении короля Нумедидеса, спланированном нашей тайной службой.

Вот так. Пускай думают, что это Латерана все придумала и мы в этом деле самые главные. Главнее просто некуда!

— Что я слышу, граф? — Троцеро остался спокоен, как скала, но от иронии не удержался. — Дворянин, удостоенный чести служить королевству и государю, предлагает другому дворянину изменить данной однажды присяге верности? Кертис, а если я сейчас прикажу вздернуть заговорщика на воротах форта?

— Тогда барон Гленнор будет вынужден искать других союзников, — ледяным тоном ответил я, ничуть, впрочем, не беспокоясь за свою дальнейшую судьбу. И тоже подпустил в голос змеиного яда: — Ваша светлость обязаны помнить, что любого дворянина, а тем более обладающего древним титулом, вешать на воротах не принято. Поскольку в Велитриуме нет церемониальной плахи, позолоченного меча и палача в белых траурных одеждах, как то предписывают традиции и старинные уложения о смертной казни — арестуйте меня и передайте в руки тех, кто и занимается раскрытием заговоров, а именно в руки Латераны.

Герцог усмехнулся. Хороший признак. Конан с Просперо остались неподвижны, но уши навострили, по их заинтересованным лицам видно.

— Гленнор всегда был честным человеком, задумчиво сказал Троцеро, отвел взгляд и постучал пальцами по столу. — Хорошо, рассказывай, я готов тебя выслушать. Потом решим, что с тобой делать. Церемониальной плахи обещать не могу и палача в белом тоже. Мы здесь люди простые, одичали в боссонских болотах, поэтому удовлетворимся самым незамысловатым — камень на шею, и в реку. Ищи-свищи потом, куда пропал граф Кертис… Итак?

Чувство юмора у его светлости совершенно варварское. От Конана, что ли, нахватался?

Я решил не обращать внимания на шуточки герцога и начал безмятежно излагать соображения моего достойного начальства.

* * *

Можно догадаться, что никаких булыжников мне на шею не навешивали и на дно Черной реки не отправляли — к чему такие пошлости, когда речь идет о серьезном деле? Выслушали молча, покивали, а затем Троцеро отправил меня восвояси — отдохните, дорогой граф, в «Голове пикта», отоспитесь после долгого пути из Тарантии, выпейте вина… Мы пришлем доверенного человека. А чтобы не возникало вопросов у стражи, которая в Велитриуме отличается преизрядной бдительностью, наденьте на грудь вот эту бляху — знак гвардии Гайарда.

Если за время беседы Великий герцог оставался насквозь невозмутим, то Просперо и Конан были слегка возбуждены. Я почти наяву видел, какие мысли ровным строем маршируют за их нахмуренными лбами: Кертис подослан королевским двором, все его слова — грязная провокация, и вообще доверять столичному вертопраху, а уж тем более служащему Латераны, всегда твердо стоявшей за троном государя, отнюдь не следует. Выход из положения прежний — упокоить подозрительного визитера в мутных водах Черной, чтоб другим неповадно было.

Троцеро, как опытный политик, никаких эмоций не проявлял, стянул лицо в неподвижную маску и просто слушал. Пару раз переспросил и уточнил. Поскольку все предложения и условия барона Гленнора были весьма краткими, для придания солидности мне пришлось на ходу импровизировать, особенно когда герцог вопросил, каков же точный план Латераны. Троцеро пришлось «заболтать» — еще одно ценное умение любого служащего нашего славного ведомства. Я вывалил на его светлость огромный список военных и государственных должностей, которые придется отдать новым людям, перечислил гвардейские полки, как верные Нумедидесу, так и склонные к колебаниям, и так далее, и так далее. Масса ни о чем не говорящих сведений, которые однако произвели должное впечатление — Латерана осведомлена буквально обо всем.

(Говоря откровенно, все это может узнать любой человек, однако далеко не каждый сумеет подать в нужном свете…)

Просьба Гленнора «подумать о возможном преемнике трона из дворянской среды, не имеющей отношения к Великим династиям» не вызвала у Троцеро никаких возражений — герцог молча кивнул и куртуазно выставил меня за дверь. Вот теперь, граф, думай, каков будет ответ. Девяносто девять шансов из сотни — пуантенцы откажут. Мы с Гленнором играем по слишком мизерной ставке.

Уф, наконец-то можно слегка расслабиться. Я вошел в «Голову пикта», машинально поискал глазами госпожу Роситу из Мессантии, но моя приятельница наверняка еще не приехала — громадному фургону тяжело идти по весенней распутице. Выдав служанке целый золотой кесарий, я потребовал пива и хороший обед, откушал, затем отправился спать и благополучно продрых до самого заката. К моему удивлению, комната была чистой, на постели льняные простыни, пахнет свежим деревом. Оказалось, что здесь располагаются комнаты для дворян, а не простецов — в «Голове» обитали офицеры гвардии его светлости.

— Ваша милость, проснитесь! А, ваша милость? Господин Троцеро к себе немедля требуют!

Меня настойчиво теребили за плечо.

Какой мерзавец вломился в мою комнату? Я вскинулся, нащупывая рукоять кинжала, спрятанного под подушку. Возле скромного ложа стоял тот самый молодой наемник из охраны герцога, что днем относил его светлости перстень.

— Чего? — я продрал глаза и уставился на внезапного визитера. Выглядит чуть смущенно, но решительно. Я отметил, что за окном сгустились сумерки и опять ползет туман. — Что стряслось?

— Герцог Троцеро пред свои ясные очи требуют. И чтоб быстро.

Любопытно. Не «просят пожаловать», а именно «требуют». Причем требуют быстро. Или Троцеро принял определенное решение, или действительно произошло нечто непредвиденное. Спешные новости из Тарантии? В таком случае, очень надеюсь на известие о том, что Нумедидес поскользнулся на ступенях трона и успешно свернул шею.

Спустились по лестнице, быстрым шагом миновали огромный обеденный зал, я успел углядеть Роситу-Рингу, вовсю соблазнявшую кого-то из гвардейцев. Росита послала в мою сторону внимательно-заинтересованный взгляд, однако свое увлекательное занятие не оставила.

В резиденцию Троцеро на сей раз меня пропустили беспрепятственно, но проводили не наверх, а вниз, в подвал. Что они еще придумали? Возжелали допросить посланца Латераны с надлежащим пристрастием?

Точно, возжелали. Однако, я тут отнюдь не главное действующее лицо, а обычный гость.

Компания прежняя: Троцеро с наследником, Конан Канах, и еще один невысокий крепкий месьор в гвардейском колете. Я его немного знаю — это Паллантид, года полтора назад с треском изгнанный из отряда Черных Драконов за выдуманные легатом Альфарусом нарушения. Сыночку герцога Шамарского требовалась вакансия для приятеля, неуживчивый и тяжелый в общении Паллантид попался под горячую руку и был лишен звания сотника. Ему ничего не оставалось делать, кроме как отправляться на Черную реку, где людей оценивали не по происхождению или близости к трону, но по качествам сугубо деловым. Такое впечатление, что Троцеро намеренно собирал у себя всех обиженных на короля и присных дворян.

Кроме этой четверки, меня самого и трех дюжих детинушек из наемного отряда, в подвальной комнате (судя по тяжелой двери с засовом и облицовкой стен камнем — здешнем подобии каземата) находился еще один месьор, при виде коего у меня тотчас возникли скверные подозрения. Где-то я его видел, уж не в замке ли короны? Больно рожа знакомая.

— Вот, граф, соблагоизвольте видеть, злодея изловили, — Троцеро небрежным жестом указал на связанного по рукам и ногам знакомца-незнакомца. — Кертис, ты к подобным вещам привык, не чета моим телохранителям… Могу я просить о помощи в дознании?

— А в чем, собственно, трудности? — осторожно спросил я, ибо столь нежданная просьба герцога меня слегка обескуражила. Неужто Троцеро и впрямь решил довериться Латеране? Или проверяет на верность общему замыслу?

— Конан, расскажи, — приказал светлейший.

Медведеподобный месьор Канах развел руками, взглянул на меня и изложил суть дела. Говорил тысячник четко, точно и доходчиво, не путаясь и не запинаясь — это я оценил. Может быть, Конан возглавляет личную секретную службу Троцеро? Нет, вряд ли, Латерана знала бы о новом сопернике.

Ничего особенно интересного Конан мне не поведал — обычнейшее, довольно бездарно организованное покушение. Такой оборот я предсказывал только вчера, во время беседы с очаровательной Роситой.

Днем Троцеро отправился в соседний форт Эградан, где квартировала часть конницы — недавно пикты переправились на нашу сторону реки и пытались вырезать караулы. Сопровождали герцога десять ликторов и Конан. Первую лигу миновали благополучно, на второй нарвались на засаду. Герцога спасла кираса — две арбалетные стрелы скользнули по прочному металлу не причинив никакого вреда, третья застряла, не сумев пробить сталь, поддетую кольчугу и стеганый подкольчужник. Троцеро вовремя догадался упасть с седла на землю, телохранители схватились за самострелы и начали преследование. Троих покушавшихся убили, четвертого сумели захватить живым. Им повезло — поймали-то не обычных исполнителей, а того, кто командовал.

Вот и вся история.

— Ваша светлость просит меня о том, чтобы я допросил этого человека? — сказал я герцогу, как только Конан закончил.

— Это же твое ремесло, почтенный граф, без тени улыбки ответил Троцеро. — Если следовать букве закона, ты представляешь здесь тайную службу, обязанную расследовать преступления против государства и особ, наделенных определенными полномочиями. Пока что меня никто не лишал звания командующего армией Черной реки, я утвержден на этот пост правящим монархом.

Ах, вот значит, как? Хитро. И отвертеться не получится — Троцеро кругом прав. Но «отвертеться» я вовсе не намереваюсь. Применим знания и умения начальника стола Латераны и тем самым завоюем еще одну толику доверия. Из мелких кирпичиков складывается огромное здание.

Захваченный злодей вовсе не выглядел напуганным мышонком — высокий, сильный уверенный в себе мужчина. Такого обычным допросом не проймешь и не напугаешь. Он понимает, что слова «закон» и «судебное делопроизводство» в Велитриуме являются чистейшей фикцией и с ним могут сделать все, что взбредет на ум, но никаких признаков страха не заметно… Где же я его видел? Точно говорю, в Тарантии, но где? Почему память меня подводит в самый неподходящий момент?

Я отозвал Троцеро в коридор и тихо спросил:

— Ваша светлость, я прошу простить за такую невероятную похабщину, но нет ли в Велитриуме опытного палача?

— Палача? — герцог взглянул слегка изумленно и пожал плечами. — Мне такие слуги пока что не требовались, впрочем… Конан, подойди! Тут месьор граф хочет отыскать палача. Не знаешь ли, найдутся у нас мастера заплечных дел?

Конан призадумался и вдруг кивнул.

— Знаю одного. «Тигриная сотня», наемники, зовут его Жайме из Карташены. Отправить посыльного?

— Немедленно, — ответил я за Троцеро. — Скажи, чтобы привели в ближайшую кузню. Саму кузницу очистить от… посторонних. Дознанием займусь я сам, вам, месьоры, будет лучше находиться в соседнем помещении и просто слушать, не вмешиваясь в этот тонкий процесс. Из-за присутствия лишних людей человек начнет смущаться, лгать… Только я, преступник, и палач, который умеет держать язык за зубами.

— Этот — умеет, — хищно оскалился Конан и впервые мне улыбнулся. — Сделаем. Кузня — на хозяйственном дворе. Отправляйтесь туда, Жайме придет через пару квадрансов.

***

— Департамент по поддержанию и охранению душевного согласия в странах Заката и стол безопасности королевства в моем лице предъявляют тебе обвинение в покушении на одного из первейших дворян Аквилонии — Великого герцога Пуантена и Гайарда Троцеро. — Я скучным голосом выдал формулу обвинения, принятую в Латеране и черкнул в развернутом на деревянном столе пергаменте строчку из сонета знаменитого стихотворца Юния Ксавера. Пускай мой нечаянный собеседник видит, что все делается по закону и даже записи в допросном листе ведутся. — Тому имеются многочисленные свидетели. Что ты можешь сказать в свое оправдание?

— Я просто гулял в лесу. Это ошибка.

— Значит, ошибка… Могу я узнать, что ты делал в дикой чащобе в полутора лигах от Велитриума, где можно запросто встретить опасных диких животных или пробравшихся на аквилонский берег пиктов? «Гулять» можно в лесу Руазель, в дворцовом парке столицы или в садах Обители Мудрости на левом берегу Хорота. Но не здесь. Согласен?

Узник, который пока не соизволил даже назвать свое имя, угрюмо промолчал. Значит, он не согласен. Так-так.

Доселе мне не приходилось трудиться в столь неудобных условиях. Вообще-то я не люблю прибегать к откровенному насилию, полагая, что в любом Допросе первейшую роль играют угрозы и запугивание, а как следует запугать преступника в обыкновенной кузнице при конюшне довольно сложно — к тому не располагает прозаическая обстановка. Каменный закопченный горн, подковы в ящиках у входа, на стенах какая-то упряжь развешана… По сравнению с подвалами тихого поместья барона Гленнора — сущее варварство. Одно утешает: помощничка мне подыскали исключительного. Давненько я не видывал столь живописных типов, самого дрожь пробирает.

Признаться, за десять лет службы в Латеране я встречал самых разных людей, причем большинство из них вовсе не отличались законопослушностью, ласковым нравом и пленительной внешностью. Но когда мне представили Жайме из Карташены, у меня непроизвольно отвисла челюсть. Не человек — кровавое чудовище из страшных сказок о вурдалаках. Когда вся эта история кончится, обязательно его отыщу и приглашу на должность палача в Латерану. С самым высоким жалованием, на какое только согласится наш казначей.

Конан Канах, который самолично привел Жайме в кузницу, едва не расхохотался, увидев, как я слегка побледнел при виде затребованного палача. Потом Конан дружески похлопал меня по плечу — не дергайся, мол, все отлично! — и скрылся за дверью в каморку кузнеца, где уже устроились Троцеро и остальные.

— Э-э… Мое имя — граф Кертис, — выдавил я, глядя снизу вверх на Жайме и стараясь не показать некоторой растерянности. — Мне сообщили, будто ты умеешь…

— Умею, ваша милость, как не уметь, — прогудел Жайме. Говорил он с жутким зингарским акцентом, однако вполне разборчиво. — Двадцать один год беспорочной службы в морской управе дознания при королевском губернаторе Карташены.

Морская управа? Неплохо. Эти господа трудятся на достойном поприще искоренения пиратства на Полуденном побережье, а поскольку попавшиеся в руки правосудия корсары есть народ упрямый и вредный, опыта месьору Жайме не занимать.

— А почему здесь оказался? — поинтересовался я, наблюдая как зингарец сноровисто раздувает угольки в горне.

— За грехи человеческие, — скромно ответил палач. — Мздоимство, ваша милость, в Карташене наказуемо, а я прельстился на денежки капитана Эрладеса, ибо означенный капитан сердечно попросил вытащить из тюрьмы его боцмана, сдуру попавшегося на контрабанде серого лотоса из Стигии… Пришлось делать нехитрый выбор между пеньковой веревкой и жизнью наемного меча на пиктской границе.

— Ну вот, а говорил будто служба «беспорочная», — рассеянно заметил я, получив на то вполне философический ответ:

— Слабости, месьор граф, присущи всякому, а особо человеку на королевском жаловании, каковое во всех странах заставляет людей искать лишнего приработка… С кем работать будем, ваша милость?

Я хлопнул в ладоши и стража приволокла в кузню предмет моего интереса. Сам предмет лишь слабо выругался, узрев лыбящегося Жайме. Немудрено — зингарец был не просто высок и могуч, он оказался гигантом, по сравнению с которым даже немаленький Конан Канах выглядел сущим заморышем. Пять локтей, самое меньшее. Добавим сюда узловатые лапищи, даже пальцы которых были покрыты густым вьющимся черным волосом и чудовищно изуродованное лицо — видимо, Жайме однажды получил сильнейший ожог на пожаре. Большая часть лысого черепа представляла собой сплошной фиолетовый рубец, этот же шрам покрывал лоб слева, оставляя для затянутого бельмом глаза неприятную узкую щель, распространялся на щеку и часть шеи — кожа возле губ оказалась стянутой ожогом и у зингарца были постоянно видны желтые обломанные зубы. Правый глаз был двуцветным — половина радужки пронзительно-черная, вторая почему-то голубая. На правой руке шесть пальцев. Для полноты картины добавлю, что некое подобие бороды росло только на здоровой щеке и куст жестких волос свисал до груди, напоминая драный конский хвост. Кроме того, перед «работой» Жайме сбросил рубаху, явив миру по-обезьяньи волосатое тело.

Ужас! Именно такие люди и нужны Латеране!

(Значительно позже, когда Жайме уже вовсю трудился у нас — я все-таки соблазнил зингарца достойным жалованием — мне стало известно, что при всем своем немыслимом безобразии палач оказался любящим мужем и отцом аж пятерых детишек, которых успел произвести на свет от некоей маркитантки за время противостояния на Черной реке. О женщины, загадочна ваша душа!)

— Народец пошел нынче хлипкий, нежный, добродушно разглагольствовал Жайме, вертя на углях металлические пруты и копаясь в кузнечных инструментах, отыскивая те, что могли бы заменить ему привычные игрушки, коими оснащена всякая достойная пыточная комната.

— Прежде люди встречались куда покрепче, сразу и не проймешь, как ни старайся. Помню, со знаменитым Кривошеим Зогом, корсаром с Барахас, пришлось два дня возиться, пока Зог не раскрыл место, где закопал сокровища, захваченные в Асгалунской Золотой Башне. Или вот например…

— Жайме, эти интереснейшие истории ты расскажешь в другой раз, — поморщился я. — Давай приступим.

— Конечно, ваша милость. Заместо дыбы во-он ту балку используем. Не погнушайтесь пособить, месьор граф… Веревочку подержите, пока я гостя за руки подтяну…

И далее в том же духе. Наш, как выразился Жайме, «гость» все-таки оказался крепким орешком. Молчит и все тут. Пришлось прибегнуть к более действенным способам убеждения.

— Мы здесь одни, ночь впереди длинная, — с ленцой втолковывал я гостю. — Сам понимаешь, Латерана не будет особенно церемониться с преступником, собиравшимся лишить жизни одного из Великих герцогов. Не хочешь беседовать по-хорошему, придется по-плохому. Жайме, с чего начнешь?

С горячего железа начинать, как говорят благородные господа, некуртуазно, — со знанием дела ответил зингарец. — Может, ремешочки со спины снимем? Не надо беспокоится, ваша милость, я аккуратно, тоненько, по волосочку. Гостю никакого ущерба не нанесем, только поорет маленько. Если угодно — пасть тряпкой заткнем, чтоб людей на дворе не беспокоил. Эх, где вы, казематы Карташенской крепости, ни единого звука даже в коридоре не слышно…

— Я требую отвезти меня в Тарантию и передать «Скрытой Башне», — неожиданно выпалил злодей, опасливо скашивая глаза на поигрывающего тонким кинжалом Жайме. — Там я все расскажу! Этим делом должна заниматься тайная служба короля!

— Ай-ай-ай, как же так можно! — воскликнул я, хлопнув по лбу ладонью. Данный упрек был отнесен мною к самому себе. Ну, разумеется, этот месьор мне знаком. Ликтор из стражи герцога Даргена! Я не опознал его сразу лишь потому, что запомнить всех придворных холуев, отирающихся вокруг Нумедидеса и шамарской шайки просто невозможно! Допрос можно прекращать, и так все более чем понятно. Однако, Троцеро должен услышать заветные слова:

— Кто отдал приказ? Герцог Дарген Шамарский? Король? На меня смотреть, тварь! — пользуясь обширным опытом прежних дознаний, я сорвался в страшный крик. Жайме даже попятился. — Говори! Кто?!

Не сработало. Узник поскрипел зубами и промолчал. Я кивнул зингарцу.

— Не надо! Хватит! — взвыл злодей, почувствовав лезвие кинжала. — Канцлер! Личный тайный приказ! Я служу в «Скрытой Башне»! Отправьте меня в Тарантию! Именем короля!

— Исполнители всегда страдают за ошибки вышестоящих, — грустно заметил я, наблюдая, как Троцеро сотоварищи выходят из соседней каморки. — Ладно, дружок, больше мне от тебя ровным счетом ничего не нужно. Хотя… Ваша светлость, — я повернулся к герцогу, — мне будет позволено еще немного побеседовать с этим месьором? Хочется узнать некоторые подробности захватывающей жизни господ из королевской тайной службы.

— Сколько угодно, — Троцеро слегка поклонился. — Кертис, утром загляни ко мне. Я передам барону Гленнору одну фамильную реликвию, он поймет.

Они сразу ушли. Только Конан Канах задержался на пороге кузницы. По его взгляду я понял, что утром кому-то точно навесят камень на шею и даже не надо долго гадать, кому именно. Когда Конан исчез в ночной темноте, я повернулся к гостю, сказав:

— Обещаю, что попрошу Троцеро сохранить тебе жизнь, если расскажешь все, что меня интересует. И если не будешь вилять. Договорились?

Тот ответил, что договорились.

Я дворянин и врать мне не пристало. На рассвете я честно выполнил обещание — попросил Великого герцога оставить этого человека в живых. Не моя вина в том, что Троцеро отказал.

Глава третья

Барон Данкварт Гленнор

«Государь всея на свете»

Если во времена короля Вилера присутствие на дворцовых приемах были для меня лишь скучной, однако необременительной обязанностью королевского приближенного, то сейчас наипышнейшие церемониалы превратились в настоящее мучение. Нумедидес, доказывая самому себе и остальному миру собственное величие, предельно усложнил этикет. Туранский посланник Суринхур как-то сказал мне, будто ничего подобного не видел даже богатейший и отягощенный странными для аквилонца традициями Восхода двор императора Илдиза.

Во-первых, полный титул короля теперь не умещается на целом пергаментном листе «в четверть» — перечисляются все подвассальные земли, добавлены превосходные эпитеты наподобие «блистательный» или «священнорожденный», а любая ошибка в написании титула полагается коронным преступлением. Неправильно начертал одну-единственную букву, отправляйся в тюрьму — сие действо подпадает под улучшенный и дополненный канцлером и монархом закон об оскорблении величества.

Во-вторых, некоторые прежние, спокон веку существовавшие традиции, ныне доведены до полного абсурда. Поскольку короли династии Эпимитреев по преданию ведут родословие от самого святого Эпимитриуса, слово «священный» по отношению к особе государя и ранее истолковывалость в смысле религиозном — на митрианских праздниках, наподобие Дня Возрождения Солнца, аквилонские монархи иногда исполняли жреческие обязанности, однако тем и ограничивались. Нумедидес, со свойственной ему манией хапать все, что плохо лежит и что лежит хорошо, не стесняясь объявил себя Верховным жрецом Солнечного Диска, а выше этого титула в жреческой иерархии нашего королевства ничего и придумать нельзя. Теперь святость короля и престола сомнению не подвергались, в помянутый закон об оскорблении величества внесли новые главы о строжайшем наказании за святотатство и на всякий случай провели с полдесятка показательных казней оных святотатцев, осмелившихся высказать свое отношение к столь вопиющим нововведениям.

В-третьих, Нумедидес, старательно пытающийся любыми способами унизить аквилонское дворянство, ввел несколько обязательных церемоний, смешных и грустных — смотря с какой стороны подойти. Целование королевского перстня (целование же длани есть великая монаршая милость, почти как награждение орденом Большого Льва). Приближаться к королю и удаляться от него дозволительно только согнувшись в «малом поклоне», при беседе поклон превращается в «средний», при объявлении милостей, в «глубочайший». Расширился список всякоразных «дарований» — если вам на торжественном обеде прислали надкусанную государем гусиную ножку, можете упиваться внезапно свалившимся счастьем. Молодым дворянам предписана теперь обязательная служба при замке короны, причем на должностях насквозь плебейских — король посчитал, будто его лучезарной персоне оскорбительно видеть во дворце лакеев, набранных из простонародья. Святейшей особе обязаны прислуживать только благородные! Вот и состоят ненаследные сынки герцогов и графов в «младших обмахивателях пыли с королевской бронзы», и что самое ужасное, для некоторых это холуйство вполне приемлемо, лишь бы оказаться поближе к трону.

Одним словом — кошмар. Можно терпеть на престоле какого угодно тирана (деспоты, между прочим, всегда пекутся о благе государства, исключений из данного правила история почти не знает…). Можно терпеть и коронованную посредственность — такие монархи как правило безобидны. Они не занимаются делами, тратят время на развлечения и актрисок, но в основном являются добряками. За посредственных королей управляют честолюбивые и умные советники, которым приятно знать, что настоящая-то власть сосредоточена в их крепких руках. Если угодно, могу привести множество подобных примеров, хотя любому интересующемуся достаточно пролистать аквилонские летописи…

А вот когда трон занимает посредственность с задатками мелочного тирана, начинаются бедствия. Такой человек уверен с собственной значимости и непогрешимости, вмешивается в действие налаженного при прежнем царствовании государственного механизма, который отлично работает и без его мудрейших указаний, не понимая, что подобное вмешательство не нужно и вредно. Лишь бы показать всем и каждому правлю я! Добавим сюда тоску по неудавшимся планам молодости, когда престол занимал нелюбимый дядя, мнимые и настоящие обиды времен пребывания в почетном, но чисто декоративном положении наследника, «друзей короля», которые решили, что Аквилония — это их собственная вотчина, с которой можно делать все, что угодно, и которые безбожно путают интересы государства с интересами герцогской семьи и получим… Получим Нумедидеса.

Мне его немного жаль — из племянника Вилера получился бы неплохой глава коллегиума, ведающего незначительными делами наподобие прокладывания новых мощеных трактов или надзором за речной торговлей. В молодости Нумедидес вовсе не был тем, во что его превратило владение престолом. Я отлично знаю, что однажды он умрет насильственной смертью и время это приближается.

Нумедидес попросту родился не в то время и не в той династии. Ему вполне хватило бы баронского или графского титула, достойной, пусть и невеликой должности в чиновничьей иерархии королевства, и обычного счастья человека, не обремененного ответственностью за тысячи тысяч подданных и дальнейшую судьбу огромного государства.

Он не понимает, что делает. А ближайшее окружение усердно поддерживает его заблуждения, действуя по старому, но ведущему к неизбежной катастрофе принципу: пускай погибнет мир, но лишь после нашего ухода со сцены…

Теперь вы понимаете, почему я решился на измену престолу?

* * *

У меня вырвался вздох облегчения, когда последний вопль церемониймейстера наконец-то затих и силуэт короля скрылся за драпировкой, укрывающий стену за тронным возвышением малой церемониальной залы. Прием, устроенный в честь дня Откровения Эпимитриуса закончился.

Нумедидес сегодня напоминал не государя цивилизованной страны, а какого-нибудь вождя кхарийской эпохи — немыслимая бело-золотая жреческая хламида, расшитая каменьями и жемчугом, новая «большая корона» (старый аквилонский венец с пятью зубчиками показался королю чересчур скромным, вот и заказали мастерам новый, с массой безвкусных дужек, ободков и прочей мишуры), орденские цепи и ленты, гербовый знак… Зрелище яркое до рези в глазах.

Вместо того, чтобы благополучно сидеть в поместье и заниматься делами, я вынужден был с раннего утра торчать во дворце, причем в соответствии с этикетом мне пришлось облачиться в парадный наряд, тяжеленный и неудобный. Ненавижу эту сбрую. Во времена Вилера глава Латераны вообще не был обязан присутствовать на подобных церемониях — король справедливо полагал, что у барона Гленнора и других занятий хватает.

— Господин барон… — едва я попытался незаметно смешаться с толпой разодетых придворных и выскользнуть на парадную лестницу, ко мне подошли два гвардейца полка Алых Кирасир. Оба в чине десятников. — Его королевское величество и светлейший канцлер приглашают господина барона пожаловать в морскую гостиную. Мы проводим.

Час от часу не легче. Зачем я вдруг понадобился королю? Отчеты Латераны доставляются в замок исправно (пускай Нумедидес их не читает) и все доклады почти правдивы — часть правды я предпочитаю придерживать для себя, чтобы случайно не обидеть приближенных монарха. Весьма надеюсь, что однажды мне удастся сдуть пыль с некоторых документов и пустить их в ход.

Или меня в чем-то заподозрили? В неблагонадежности? Тогда дело обстоит скверно — отправят в Железную башню и там уж начнется долгий и неприятный разговор с назойливыми господами из королевской секретной службы. Каламбур на редкость дурацкий — «Скрытая башня» в Железной башне… У меня есть выход и на этот случай: маленькая коробочка с жуткой смесью нескольких порошков лотоса, достаточно одного вдоха, чтобы отправиться в недолгое путешествие на Серые равнины.

Ничего, прорвемся! Никакого уныния сейчас допускать нельзя, слишком многое поставлено на кон.

Второй этаж, Закатное крыло дворца. Личные покои Его величества. Лакеи стоят через каждые семь шагов, да только никакие это не лакеи тихари из охраны.

Парадный эсток в лаковых ножнах не отобрали — это приятно, значит пока хватать меня под белы рученьки и тащить в подземелье никто не собирается. Гвардейцы остановили меня у высоких изразцовых дверей с изображением корабликов и левиафанов, в проем нырнул дворецкий, доложил, появился снова и широко распахнул створки.

— Его милость советник короны барон Данкварт Гленнор! — взвыл благообразный седовласый холуй и показал мне взглядом, что можно войти.

Так, что там положено делать? Малый поклон? Извольте.

— Счастлив приветствовать моего государя в сей праздничный день, — проворковал я, мелкими шажками приближаясь к креслу Нумедидеса, рядом с которым возвышался толстый и высокий канцлер Редрик. Взгляд на короля поднимать нельзя, пока их величество не дозволит.

Нумедидес — какая честь, чтоб его сплющило! — протянул царственную длань для поцелуя. Пришлось преклонить колено и приложиться.

— Встань, — сказал король. — Я рад тебя видеть, барон. Надеюсь, ты здоров?

Я-то здоров, а вот королевская персона прихварывает. Хворь эта известна всем и каждому и вызывается излишним потреблением горячительных напитков.

Нумедидес пьет. Бесспорно, у всякого достойного государственного деятеля времени на возлияния попросту нет, но ведь к Нумедидесу слово «достойный» неприменимо. Вот и сейчас язык у короля слегка заплетается — после утомительной церемонии обожаемый государь позволил себе чуточку передохнуть за бокальчиком красного зингарского. Потом, надо думать, займется пресловутыми «важными государственными делами».

Выглядит Нумедидес дурно, не смотря на всяческие припарки и мази дворцовых лекарей. Если четыре года назад он смотрелся вполне прилично — крепкий, пусть и худощавый пятидесятилетний мужчина — то за время царствования, он отяготил себя всевозможными излишествами, отказаться от которых был не в силах. Внешне король постарел лет на десять, еще больше Нумедидеса старит седая борода, которую пришлось отпустить в подражание жреческому сословию — мы же теперь являем собой власть не только светскую, но и жреческую. Взгляд какой-то… тухлый, иначе и не скажешь. Мешки под глазами. То ли дело канцлер Редрик — его светлость пышет здоровьем, как большинство крупных, дородных людей.

— Мне доложили, будто ты, барон, нарочно задерживаешь ордонанс, по которому часть обязанностей Латераны перейдет к «Скрытой Башне», — бесцветным голосом сказал король и взглянул на Редрика. — Неужели это настолько сложно?

— Сложно, ваше величество, — я снова поклонился. — Весьма сложно. Только архивы занимают несколько сотен шкафов. Тысячи свитков, пергаментов, тетрадей… Ни единый лист не должен попасть в руки врагов Аквилонии, вывоз бумаг из Латераны в замок следует провести в строжайшей тайне.

Я просто заговаривал зубы, однако если Нумедидеса можно в чем-нибудь убедить, то канцлер на уговоры не поддается. Старый лис. Но мы хитрее.

Хотите получить ордонанс? Прекрасно, я пришлю бумаги завтра же, составить документ будет не сложно. Засажу писцов на полную ночь, к утру все окажется готово. Там будет изложено множество никому не нужных подробностей, рекомендаций и указаний, в которых любой демон ногу сломит, пока умники из «Башни» сообразят что к чему, пока начнут шевелиться… А бумага все стерпит.

— Я рад, что ты готов исполнить приказ короля, — канцлер улыбнулся углом рта. — Теперь поговорим о другом. Латерана должна объединить усилия со «Скрытой Башней» и устранить опасность, грозящую трону. Пуантенцы совершенно обнаглели — Троцеро отказывается принять указания военного коллегиума о роспуске своего войска, отсылает королевских гонцов, и, как доносят мои осведомители, готовит мятеж… Насколько я помню твои отчеты, барон, Латерана тоже осведомлена о неспокойствии на пиктской границе. И неспокойствие это создано не варварами, а подданными Трона Льва!

Канцлер непогрешимо прав. Если в докладах я буду покрывать Троцеро, меня могут заподозрить. Посему отчеты почти соответствуют истине. Почти. Пускай в замке думают, что Латерана неусыпно бдит. Не собираюсь разубеждать в этом канцлера.

— Вот, что мы решили, — сказал Редрик. — Герцог Пуантена должен быть устранен как можно быстрее. Будет лучше, если он погибнет героически, от рук пиктов. В королевстве объявят траур, похороны в родовой усыпальнице со всей пышностью… Это возможно?

— Для Латераны нет ничего невозможного, ответил я, ничуть не покривив душой. — Но придется повозиться. Нанять пиктов, устроить засаду, потом уничтожить непосредственных исполнителей, чтобы не говорили лишнего впоследствии. Не допустить даже тени подозрений в дворянском обществе, посулить пуантенскому наследнику милости короля… Наградить войско Троцеро, дабы не получить бунт наемников. Если угодно вашему величеству и вашей светлости, план будет подготовлен в ближайшие дни. Прошу об одном: если мы не хотим спровоцировать немедленный мятеж, пока Троцеро не следует объявлять изменником и злодеем короны. В этом случае у него не будет повода к объявлению Рокода, а я успею организовать покушение.

— Видишь, Редрик, господин барон против твоего указа, — вмешался Нумедидес. — Я согласен с месьором Гленнором. Барон доказал нам свою преданность.

— Как будет угодно вашему величеству, ровно сказал канцлер. — Троцеро пока останется в прежнем звании. Но если через две седмицы барон Гленнор не сумеет выполнить этот недвусмысленный приказ, придется действовать более решительно. Барон, надеюсь тебе все ясно?

— Да, ваша светлость.

Яснее просто некуда. Значит, у меня в запасе четырнадцать дней. Посмотрим, кто нанесет первый удар.

* * *

Я перебросил поводья лошади подбежавшему конюху Латераны и с превеликим удовольствием заметил перетаптывающегося возле коновязи солового боссонского жеребца, принадлежавшего графу Кертису. Конь в мыле, тяжело дышит следовательно, Кертис приехал совсем недавно.

Граф ждал меня в кабинете — он единственный, кому дозволено входить в покои хозяина Латераны в мое отсутствие. Кертис по уши в грязище, глине и пыли, смердит лошадиным потом, одежду явно придется выбрасывать. Но выглядит мой помощник довольно. Уселся в глубокое мягкое кресло, прихватив бутылочку «Изумрудной лозы» из моих драгоценных запасов. При появлении высокого начальства даже встать не удосужился.

— Могу я надеяться, что ваша милость простит мне столь вопиющее нарушение этикета? — чуть нетвердо сказал граф, увидев мою фигуру в дверном проеме. — Несколько дней, проведенных в дороге, не способствуют поддержанию хороших манер. Проклятое седло превратило мой зад в одну сплошную мозоль…

— Фу, Кертис! — усмехнулся я, походя отбирая у графа бутылку и наливая вина в свой кубок. — Мало мне было пьяного короля, а теперь и ты решил порадовать старика блуждающим взглядом и неразборчивой речью. Если угодно можешь вволю пображничать вечером, разрешаю.

— Я счастлив барон, — фыркнул Кертис. — Отчего это вы такой расфуфыренный? Очередной прием у достославного государя? Ах, верно, день Откровения… С такими невероятными поручениями можно позабыть обо всем на свете, даже о государственных праздниках, непочтение к которым есть оскорбление короны. Собираетесь взять меня под стражу за это чудовищное прегрешение перед троном?

— Что-то ты разговорился, друг мой, — ответил я. — Не будь хороших новостей, ты бы молчал и ждал, когда я начну задавать неприятные вопросы. Троцеро согласился, насколько я понимаю?

— Не знаю, — пожал плечами граф. — И не надо смотреть на меня, будто удав на кролика. Действительно не знаю. Вместо ответа на четко поставленные вопросы его светлость выдал мне кошель с непонятной побрякушкой, сказав, будто барон Гленнор сам все поймет.

Кертис положил на стол мой перстень с гербом и черный кожаный мешочек с тиснением в виде пышного вензеля герцогов Гайарда.

В кошельке обнаружилась орденская цепь «Три леопарда» — знак, которым владетели Пуантена уже много столетий удостаивают и жалуют своих подданных. В обрамлении золотого лаврового венца синеет крупный, размером с монету в кесарий, сапфир. Над камнем, в миниатюрном щите-дроглоре виднеются три «идущих льва настороже» — так называется в геральдике хищная кошка с поднятой передней лапой. Судя по некоторым деталям работы ювелиров, я понял, что орден сделан очень давно, лет триста-триста пятьдесят назад. И что сие означает?

— Ничего особенного в этой игрушке я не вижу, — сказал Кертис, будто прочитав мои собственные мысли. — Вещь старинная, красивая, однако насквозь бесполезная. Отчего же бесполезная? — я вертел орден в руках. — Можно продать, заложить ростовщику — вон сапфир какой громадный! — или подделать жалованную грамоту и носить. Далеко не у всякого дворянина из столицы отыщутся пуантенские награды. Что Троцеро хотел этим сказать? Просто подарок, как знак согласия с моими соображениями? Нет, быть не может, здесь должен отыскаться скрытый смысл, подтекст… Граф, какие соображения?

— Соображения? — Кертис почесал небритый подбородок. Поглядел на «Трех леопардов», перевел взгляд на валяющийся рядом перстень с горящими в глубине камней искорками и неожиданно рассмеялся: — Вот оно что! Надо было сразу догадаться! Барон, в это кольцо вложена магия, так почему бы Троцеро не мог прислать главе Латераны предмет, также обладающий некими волшебными свойствами? Послание, которое может прочесть лишь тот, кому оно предназначено? Если человек может ошибиться или предать, то магия от подобных слабостей избавлена.

— Хорошая мысль, — согласился я. — Кертис, ты, оказывается, отнюдь не безнадежен, можешь работать не только мечом, но и головой.

— Весьма польщен, — саркастично ответил граф. — Сообразить нетрудно, да только мы не знаем заклинания, с помощью которого оживет магия, заключенная в камне.

— Узнаем, — решительно ответил я, звякнув в колокольчик. В дверную щель просунулась голова секретаря. — Месьор Алфер, пригласи немедленно мэтра Савердена! Я жду его тотчас же!

Достопочтенный мэтр Саверден — живая легенда Латераны. История его бурной жизни вполне могла бы подвигнуть какого-нибудь знаменитого сочинителя вроде Стефана, Короля Историй, на создание многотомного труда, коим зачитывалась бы романтическая молодежь. В молодости это был невероятнейший авантюрист, наделенный некоторыми магическими способностями — Саверден с удивительной легкостью совмещал ремесло грабителя и соглядатая некоторых купеческих домов, жаждущих узнать о планах соперников, не чурался поручений от тайных служб как Аквилонии, так и сопредельных держав, баловался контрабандой, речным пиратством и фантастически изощренными мистификациями: история о том, как Саверден умудрился на несколько дней стать (подумать страшно!) королем Офира, вошла во все анналы тайных служб.

Этот пройдоха придал себе облик тогдашнего офирского монарха Аргилло II, и когда настоящий король был на дальней охоте в горах, сумел ввести в заблуждение столичную аристократию и придворных, попутно заимствуя из сокровищницы наиболее ценные вещицы… И ведь опознали его по чистой случайности — возлюбленная короля не признала в человеке, делившем с ней ложе, государя Аргилло: кто ж мог знать, что королю в детстве сделали обрезание из-за болезни? А как известно, то, что у человека отрезано, обратно отрасти никак не может.

Словом, однажды Саверден допрыгался и попал в сети Латераны. Мой предшественник на посту начальника аквилонской тайной службы, граф Эстрель, сразу понял, что будет полезнее переманить талантливого афериста на нашу сторону, чем отправлять его на эшафот за многочисленные проделки, никак не совместимые с представлениями королевских судей о поведении добропорядочного подданного Трона Льва. Месьор Саверден может и далее продолжать свои… э-э… труды, но только под чутким надзором Латераны и во славу Аквилонии. Что характерно, Саверден согласился, и стал одним из лучших конфидентов, каких только знала история нашего тихого ведомства.

С возрастом мэтра начали тяготить долгие путешествия и он занялся работой с донесениями, а заодно решил усовершенствовать свои магические умения — бывший авантюрист остепенился, превратившись в первого советника Латераны по делам волшебства. Пожаловаться на Савердена я не могу: он навсегда остался человеком верным нашему сомнительному ремеслу и я имею все основания ему доверять. Кроме того, мэтр так и не избыл страсти к самым захватывающим аферам. Никаких сомнений — если Саверден будет посвящен в тайну грядущего переворота, он с восторгом согласится принять в нем участие. Это вам не какой-то занюханный Офир и фальшивый король — это захват власти в Аквилонии!

— Твое мнение, что это такое? — я выложил перед мэтром присланную Троцеро драгоценность и получил вполне предсказуемый ответ:

— «Три леопарда», орденский знак Пуантена. Изготовлен, по моей оценке, примерно в 1050 году. Та-ак… Точно, на оборотной стороне клеймо: две нордхеймские руны «Л», ювелирная мастерская Лайма из Гайарда, после смерти мастера данное клеймо более не использовалось. Сапфир из копей Эйглофиата, судя по форме огранки работа гномов. Оцениваю орден в девятьсот полновесных кесариев. Все.

Я тоскливо уставился на месьора Савердена. Этот высокий сухощавый старикан держался прямо, словно пику проглотил, хитро поглядывал на меня крупными серыми глазами и оглаживал короткую ухоженную бородку. Живое воплощение невинности и благочестия. В молодости Саверден был невероятно красив и разбил столько женских сердец, что слава о нем, как о неутомимом любовнике, жива доселе. К старости он потерял часть былой привлекательности, но я отлично знаю, что мэтр доселе содержит двух молоденьких любовниц и они вполне довольны своим седовласым воздыхателем, не утратившем прежней стати.

— Все? — переспросил я. — А если присмотреться? Использовать не глаза, а чутье? Саверден, не тяни!

— На камень наложено два заклятия, — чуть более снисходительно, чем следовало бы, ответил мэтр. — Первое заклинание — охранительное, оно защищает сапфир от рук чужих людей, способных докопаться до истинной сущности второго заклинания, смысл которого я разгадать не могу. Снять защиту?

— А ты можешь?

— Для начала мне надо узнать, что это за камень. Если под охранным заклятием скрывается нечто… опасное, то, возможно, в округе трех лиг от поместья все живое и неживое заполыхает ярким пламенем. Тогда уже будет поздно что-либо предпринимать.

Я задумался. Вполне можно допустить, что Троцеро и впрямь собрался избавиться от возможных соперников в борьбе за трон. Сейчас как полыхнет белым огнем, снесет к демоновой матушке поместье, убьет всех… Прецеденты бывали. Нет, ничего подобного случиться не может — Великий герцог всегда оставался человеком чести! Придется рассказывать Савердену подоплеку.

— Дорогой мэтр, — значительно сказал я. — Полагаю, в камне заключено некое послание от Троцеро Пуантенского, вместе с которым мы собираемся свергнуть короля Нумедидеса. Причем, в ближайшее время. Понятно?

— Чего ж тут непонятного, — хмыкнул Саверден. — Дело к тому идет с самого начала войны на Черной реке. Разрешите поучаствовать?

— Уже разрешил. Работай.

Старый прохвост сделал над камнем несколько картинных пассов правой рукой, что-то прошептал и улыбнулся:

— Заклинание наложено простенькое. Барон, теперь надо прикоснуться пальцем к камню, чтобы он тебя опознал.

Я прикоснулся и сразу отпрянул — сапфир озарил кабинет холодной голубоватой вспышкой и создал широкий световой веер ударивший в стену напротив моего стола. Постепенно в лазурном сиянии начали проступать неясные человеческие силуэты, контуры незнакомого мне помещения, предметы обстановки. Перед нами образовалось эдакое окно выводящее незнамо куда и подсвеченное колеблющимся синим огнем.

— Это же сказки, такого не бывает! — воскликнул Саверден. Я посмотрел на мэтра с изумлением — смутить этого человека могло только событие действительно небывалое, слишком многое повидал мэтр на своем веку. — Портал Синего Камня!

Пока неясные тени на той стороне обретали твердую форму, я потянул Савердена за рукав и спросил: Что за портал? Отвечай!

— Древнее волшебство гномов, — скороговоркой пробормотал мэтр. — Людям оно неизвестно. Некоторые сапфиры, особенно инклюзы добытые в горах Полуночи, могут быть объединены в единую цепь, связывающую владельцев камней между собой. Это необычный портал — мы можем видеть и слышать все, что говорят хозяева другого камня, однако пройти к ним не сумеем. Портал Синего Камня способен лишь показывать картинку и доносить голос, но человек или предмет сквозь него проникнуть не могут. Боги всеблагие, я всегда полагал, будто это всего лишь одна из легенд о гномьем волшебстве!

— Итак, перед нашими глазами вырисовались двое людей и большая комната в бревенчатом доме. Стол, застеленные звериными шкурамилавки, на стене висит оружие, но это не коллекция, а боевые клинки. За окном я распахнутыми ставнями видны густой весенний лес и река.

— Добро пожаловать в Велитриум, барон Гленнор, — герцог Троцеро, коего я узнал с первого взгляда, вежливо кивнул. Второго человека можно было и не представлять — тысячник Конан Канах собственной персоной, его ни с кем не спутаешь, очень запоминающаяся внешность.

— Итак, ты получил мой подарок?

— Орден «Трех леопардов» — подарок? удивился я.

— Именно. Он останется у тебя, жалованные грамоты я пришлю. Как я вижу, рядом с тобой граф Кертис и?…

— Мэтр Саверден, советник Латераны, — ответил я. Саверден молча поклонился. — У меня есть основания доверить этим месьорам все подробности предстоящего дела.

— Ты настолько уверен, что это… Это дело нам предстоит?

— Уверен, — твердо сказал я. — Только сегодня утром я получил от короля и его светлости канцлера приказ о твоем незамедлительном устранении. Если они не ограничились возможностями «Скрытой Башни» и двору потребовались услуги Латераны, значит все обстоит куда серьезнее, чем я… мы предполагали. Сколько у нас времени?

— Сколько угодно. Портал может работать очень долго. Надеюсь, ты ответишь на все мои вопросы.

— … А ваша светлость соизволит ответить на мои?

— Соизволит, соизволит. С чего начнем?

* * *

Закончив длительный разговор с герцогом Пуантена я вновь подумал о том, насколько трудный и многоплановый труд нам предстоит. Переворот вовсе не ограничивается убийством или отречением правящего короля — это, пожалуй, самое простое дело. Теоретически, убить Нумедидеса мы можем хоть завтра, у Латераны во дворце предостаточно конфидентов, занимающих незаметные посты в канцелярии или, допустим, на кухне — некоторые яды, которыми располагает месьор Саверден, обнаружить невозможно, действовать они начинают лишь спустя день. И почему обязательно яд? Есть множество других способов быстро и эффективно заставить короля навсегда переселиться из пышных покоев замка короны в не менее пышную усыпальницу Эпимитреев — от самых банальных, наподобие кинжала, до вполне экзотических: магия, подброшенная в комнату опасная змея или паук-краснотелка, укус которого безусловно смертелен… Однако, ихнему святейшему величеству, государю всея подлунного мира, отведен чуть более долгий срок жизни, чем того хотелось бы некоторым недобропорядочным подданным.

Заговор — это целая наука. Допустим, убили вы короля, нацепили монарший венец, надели мантию взяли в руки скипетр Эпимитриуса и сели на трон. Что дальше?

А дальше начинается самое сложное. Власть вовсе не заключается в обычном сидении на дорогом каменном стуле, которое украшает тронный зал дворца. Власть заключается в подчинении себе людей — как высоких вельмож, так и немытых простецов. Если же подчиняться вам никто не захочет, или вы не сумеете вынудить подданных исполнять свою волю, значит престол займет более сильный человек, а вам придется умереть. Почему именно умереть? Боги, это же незыблемый закон политики — не оставляй в живых соперника!

Поскольку герцог Шамарский, канцлер и все нынешние фавориты подчиняться новому монарху явно не захотят, придется их отправить вслед за Нумедидесом — это тоже закон. Разумеется, с точки зрения государственного мужа, который придет на смену Нумедидесу, наиболее запятнавших себя деятелей было бы гораздо заманчивее торжественно казнить, объявив народу обо всех гнусностях и преступных ошибках, допущенных этими месьорами в эпоху предыдущего царствования. Получится взять их живыми так все и произойдет, но я буду настаивать на их незамедлительном уничтожении. У герцога Даргена есть своя боевая дружина, охрана, телохранители, много вассалов, которые обязаны ему милостями — они почти наверняка поднимут смуту и придется использовать военную силу, что нежелательно.

Мы вынуждены будем заменить глав большинства государственных коллегиумов и управ, начальников городской стражи, решительно уничтожить «Скрытую Башню» и все, что с ней связано, убрать из дворца камер-лакеев и прочую шушеру, для которой Нумедидес никакой не тиран, а благодетель и почти отец родной… Представляете, сколько возни? Первые несколько дней нового правления будут самыми тяжелыми и сложными!

Выслушав эти мои мысли Троцеро только руками развел и обвинил в лишней кровожадности, однако целиком и полностью согласился. Делать большую политику и не запачкаться? Такого, простите, быть не может! Придется переступить через некоторое количество трупов, иначе дело будет провалено. Но как уважаемый месьор Гленнор видит непосредственное исполнение заговора? Чьими руками?

— Руками обиженных, — усмехнулся я. — Таковых отыщется немало. Некоторые отряды гвардии, обойденные милостями и повышением военачальники, изгнанные приближенные короля Вилера, каковые видят в Нумедидесе главную причину своего падения… И, конечно, армия Черной реки, которая должна будет помочь в случае, если верные Нумедидесу полки решатся на открытое противодействие новому королю.

— Новому королю… — эхом повторил Троцеро. — Гленнор, ты ведь не хочешь видеть королем меня или Просперо? Верно?

— Сожалею, ваша светлость, но причины этого объяснимы. За всю историю Аквилонии ни одна из династий Великих герцогов не занимала престол Льва.

— Знаю. Я сам не хочу ссориться с герцогом Боссонским и гандерами, они поддержат переворот только в случае, если королем окажется человек, далекий от междинастических усобиц… Эпимитреи должны уйти навсегда, это понятно каждому. Отдать корону одному из провинциальных дворян с хорошим родословием, восходящим к Алькою и Олайету, как ты предлагал? Это порочный путь, барон — многие сразу зададутся вопросом: если какой-то захолустный граф стал королем, то почему бы и мне не попробовать? Половина всех дворян Аквилонии объявит себя королями и вылезти из этого болота мы уже не сумеем. Традиция престолонаследия состоит как раз в том, что венец должен принадлежать тому, кого избрали боги по праву крови. Десятник ведь не может командовать армией?

Пока Троцеро разглагольствовал, я заметил, что Кертис напряженно ерзает в своем кресле, бросая оценивающие взгляды то на Великого герцога и молчаливого Конана, то на меня и Савердена. Он явно хочет высказаться! Неужели придумал что-нибудь любопытное?

— Есть одно безумное предложение, — граф Кертис вдруг подался вперед. — Эпимитреи, как выразился герцог, уходят? Отлично! Главная традиция Аквилонии рухнула — трон более не принадлежит потомкам Эпимитриуса. Давайте же вообще забудем о традициях. Пусть королем будет человек со стороны!

— Немедийский или офирский принцы? поморщился Троцеро. — Месьоры, вы же сами отвергали такую возможность…

— Верно, — Кертис говорил быстро-быстро, словно боясь упустить мысль. — Дворянство не примет чужака. Сделаем самый неожиданный ход в игре: монархом станет вдвойне чужак человек, который одним своим появлением вызовет у нашего благородного сообщества чувство блаженного обалдения! Наша сила именно в неожиданности и нетривиальности решений!

— Ты можешь такого человека назвать? — поинтересовался герцог, глядя на возбужденного графа не без интереса. — Кто же это?

— Вы посчитаете меня умалишенным, однако подумав оцените это предложение, — выпалил Кертис и резко повернулся к сидевшему рядом с Троцеро тысячнику:

— Конан, хочешь стать королем Аквилонии?

Немая сцена. Все, включая самого Конана замерли, изобразив весьма причудливую скульптурную группу. Троцеро опомнился первым:

— Граф… С ума сойти… Пасть Нергала, это же выход!

— А меня вы спросили? — Конан закашлялся. — Не потяну ведь… Ладно бы там Пограничье или Хауран, но Аквилония?

— Что — Аквилония? — взвился Кертис. — Государство как государство, не хуже других! Тебя знает народ, а без поддержки горожан обойтись будет сложно, среди дворян ты известен как хороший военачальник, купечество утихомирим послаблениями пошлин, жрецам тоже заткнем рот! У тебя будут отличные советники, канцлера подберем умного! Ну? Не думай, доверься первому порыву — согласен или нет? Больше такого шанса не выпадет!

Конан нахмурился, помолчал и потом сказал медленно, с запинкой:

— Есть одно пророчество… Я не верил, а вот как оно повернулось… Словом, однажды мне предсказали, будто наступит день и я смогу подобрать никому не нужную корону одной из держав Заката. Думал, что это все блажь и шуточки. Потом расскажу, если вам интересно…

— Согласен или нет? — довольно настойчиво сказал Троцеро.

— В общем… Ладно, вот вам первый порыв: согласен, уговорили. Но как все это устроить?

— Можешь не волноваться, — я с трудом обрел дар речи. Изначально, выстраивая в голове планы на будущее, я видел в месьоре Конане Канах либо начальника гвардии, либо командующего войском. — Мы постараемся сделать так, чтобы дело устроилось самым наилучшим образом. Надеюсь, ты примешь в нашей игре самое живое участие… Митра Солнцезарный, это же не просто попрание всех мыслимых традиций! Такой наглости от нас никто не может ожидать! Конан Канах — государь Аквилонии! Жуть!

— А ведь это реальный шанс на успех, — тихо проговорил герцог Пуантена. — Пока дворянство поймет, что произошло, пока опомнится, пока осмыслит… За это время мы успеем твердо взять власть. Конан, прими мои поздравления.

— Не с чем пока поздравлять, ваша светлость, — киммериец слегка опомнился от первого потрясения и начал вполне разумно рассуждать: — Троцеро, я ведь даже не дворянин. Происхождение по линии отца и матери самое сиволапое! Благородные могут стерпеть варвара, командующего отдаленными битвами на пиктской границе, не только не короля-варвара.

— По большому счету, — совершенно серьезно сказал Троцеро, — все мы имеем вполне варварские корни. Тысячу триста лет назад, во времена хайборийского нашествия, не было никаких герцогов и графов. Вожди племен и дружин, жрецы, маги — те, кто во время войны с Кхарией достиг высокого положения благодаря своим решительности и разуму, впоследствии стали аквилонским дворянством. Ты, Конан начинал войну на Черной реке простым десятником, а теперь носишь одежды гвардии Гайарда… Не дворянин, говоришь? Это поправимо. Преклони колено! Пусть господин барон Гленнор и его друзья будут свидетелями!

Конан, ошеломленный всеми неожиданностями сегодняшнего дня, увидел как Троцеро обнажил свой клинок и не говоря ни слова опустился на правое колено. Великий герцог коснулся мечом правого и левого плеча киммерийца и произнес формулу посвящения: Здесь, в присутствии благородных свидетелей, я как владетель Пуантена и Гайарда, властью данной мне богами и правом Древних Королей, дарую тебе, Конан из Канахов, высокое дворянское звание со всеми правами и обязанностями перед короной Аквилонии, престолом пуантенских герцогов и незримыми божественными силами! Будь честен и верен!

— Всего-то и делов, — ухмыляясь, шепнул мне Кертис, но увидев показанный исподтишка кулак послушно заткнулся.

— Титул дать не смогу, — слегка извиняющимся тоном сказал Троцеро, когда Конан встал. — Не подтвержденный земельным леном пожалованный титул мало уважаем, а выморочных земель в Пуантене нет. Но если… Если наш общий замысел удастся, ты вскоре сможешь вступить во владение королевским доменом.

— Замысел! — новоиспеченный пуантенский дворянин наконец-то соизволил отразить на челе отсвет улыбки. — Никогда не предполагал, что исполнение пророчества будет таким… Неожиданным и будничным. Ни дать, ни взять будто в кабак сходили.

— Конан, отучайся, — прыснул Троцеро. — В Велитриуме еще допустимо говорить на жаргоне наемников, но в Тарантии тебя не поймут.

— Сначала эту самую Тарантию надо завоевать и лишь потом говорить о королевских доменах и Троне Льва, дотянуться до которого мы собираемся. Месьоры, давайте будем считать, что отныне все мы — один человек. Один король во многих лицах!

* * *

Кертис, какой демон тебя надоумил назвать имя Конана? — вопрошал я графа, когда портал Синего Камня закрылся, а невозмутимый мэтр Саверден отправился в свою канцелярию. Мне показалось, будто Саверден вообще ничему не удивился и принял сообщение о заговоре против Нумедидеса как нечто само собой разумеющееся. — Предложение изящное, ничего не скажу, однако попахивает откровенным безумием… Киммериец на престоле Аквилониии, скажите какое чудо!

— Кто надоумил? — отозвался Кертис, не выпуская из рук кубка. Граф теперь имел полное право напиваться, ибо свое поручение он выполнил с блеском. — Этого человека зовут барон Гленнор. Ваша милость, что это за бумаги лежат на столе, можно полюбопытствовать?

Я глянул на толстенную кипу пергаментов, стопкой возвышающуюся над книгами и чернильным прибором и сразу все понял. Кертис, дожидаясь моего возвращения из замка, не упустил возможности покопаться в документах. Предосудительно конечно, но выговаривать графу за излишние вольности у меня нет никакого желания. В конце концов, он имеет право знать большую часть того, что знаю я сам.

Это были донесения разных лет, выкопанные по моему приказу из недр архива. Я хотел побольше узнать о людях, с которыми предстоит вместе бороться за трон и потребовал у архивариусов найти все бумаги, посвященные Троцеро и его приближенным. Большинство сообщений наших конфидентов за границей, красочно повествующих о многотрудной деятельности Конана, я отложил в отдельную стопку — эти пергаменты следовало изучить подробнее. Я провел две бессонные ночи, изучая подробности некоторых авантюр киммерийца и все-таки пришел к выводу — Конан может быть кем угодно, но только не шпионом немедийцев. Да, его связь с графом Мораддином Эрде доказана, однако они расстались много лет назад и более не встречались.

В последний раз Конан помогал Вертрауэну сбросить предыдущего короля Бритунии Эльдарана, связанного с мятежом Бешеных Оборотней в 1285 году, получил от нового государя Альбиорикса жалованную грамоту на герцогство (ого! оказывается, Троцеро почем зря одарил киммерийца пуантенским дворянством, ведь Конан уже три года номинально является бритунийским герцогом!), но тогда варвар наплевал на лен и титул и отправился в Боссонию, где вступил в войско Троцеро простым десятником… Никакой благоразумный конфидент так не поступит. Будь Конан ищейкой Вертрауэна, он обязательно получил бы от графа Мораддина приказ оставаться при дворе бритунийского короля и по возможности влиять на политику Пайрогии, склоняя Альбиорикса к выгодным для Трона Дракона решениям! Иметь своего человека в ближайшем окружении соседнего монарха — лучезарная мечта любой тайной службы!

В целом, история жизни Конана, эпизоды из которой были замечены служащими Латераны, остается полной загадок. Откуда, например, в цивилизованных странах Заката появился киммериец? Полуночные варвары исключительно редко покидают свои горы — Киммерия много столетий придерживалась неписаного закона самоизоляции от остального мира. Впервые Латерана обратила внимание на Конана аж двадцать лет назад — с 1268 года он служил при дворе Илдиза, сделав неплохую карьеру… Ладно, давайте ненадолго отвлечемся от персоны Конана, который так и остается для меня темной лошадкой. Подумаем о делах более животрепещущих.

— Кертис, как думаешь, кого можно прочить в канцлеры? — спросил я у подвыпившего графа, который, однако сохранял ясность мысли даже выхлебав целую винную бочку. — Троцеро сегодня вполне недвусмысленно отказался — он ничего не понимает в тайнах распределения денег из казны, налогах, пошлинах и прочих денежных делах, которыми обязан заниматься канцлер. Государственная канцелярия — огромное и неповоротливое ведомство, управлять которым должен знающий и искушенный человек.

— Короля я вам нашел, так теперь еще и канцлера прикажете искать? — поинтересовался Кертис уныло. — Справедливо: главным чиновником королевства следует назначить истинного гения — ему придется восстанавливать работу казначейства, снова наполнить аквилонскую сокровищницу, растащенную друзьями Нумедидеса, найти умных помощников… Не знаю такого.

— Зато я знаю, — граф насторожился, увидев мой победоносный взгляд. Что еще новенького выдумал барон Гленнор? — Публио, герцог Форсеза.

— Что-о? — Кертис начал трезветь на глазах. — Публио? Я не ослышался? Его же с невероятным скандалом вышвырнули из канцелярии еще при короле Вилере, выслали из Тарантии, едва на галеры не отправили! Ворюга, каких поискать!

— Согласен, но Публио был не просто казнокрадом. Он был казнокрадом поистине гениальным! А гении нам и требуются, как ты только что сказал. Попался ведь на мелочи — не сумел купить всего лишь одного нашего осведомителя и тот сообщил куда следует о нарушениях. Латерана потянула за ниточку и сумела распутать весь клубок. Если мы пообещаем Публио пост канцлера и будем в три глаза приглядывать за его трудами, то получим выдающегося деятеля, который сумеет приглядеть за казной, как мать за любимым ребенком.

— И себя, конечно, не забудет, — буркнул Кертис. — Идея так себе. Но если это прямой приказ…

— Именно. Прямой и недвусмысленный приказ. Ты же знаешь, необдуманных решений я не принимаю. Завтра же отправляйся к Публио, побеседуй. Обещай золотые горы с алмазными ледниками, но убеди. Он — гениальный чиновник, и этим все сказано!

— Опять несколько дней в седле, — вздохнул граф. — Гленнор, вам не кажется, что мы попросту зарвались? Королем будет варвар из Киммерии, канцлером — самый выдающийся вор в истории Аквилонии? С размахом действуем. Хорошая мы с вами парочка, господин барон. Далеко пойдем, а?

Я предпочел пропустить данный вопрос мимо ушей, пускай ответ и был очевиден.

— Отправляйся спать. У тебя глаза слипаются. Ничего, к середине весны все будет кончено, тогда отдохнем.

— В висельной петле?…

Глава четвертая

Граф Эган Кертис

«Казнокрадство как область искусства»

Выехать в отдаленный Танасул у меня получилось только в середине следующего дня — утром состоялся очередной долгий разговор с бароном Гленнором, заинтересовавшимся моим сообщением о встрече с очаровательной Роситой из Мессантии и неудачным покушением на Троцеро. Поскольку я (при посильном вспомоществовании Жайме) сумел узнать весьма занимательные подробности о житии наших друзей из «Скрытой Башни», Гленнор потребовал самого точного отчета: чем больше мы будем знать о карманных головорезах канцлера сотоварищи, тем хуже для самого канцлера.

Латерана уже полностью осведомлена о том, насколько часто меняются караулы в замке, нам известны система тайных слов-паролей стражи, количество тихарей, исполняющих роль кабинет-лакеев или мелкой прислуги, мы знаем кто из гвардейских капитанов куплен ищейками «Башни», а кто наоборот, отказался, посчитав доносительство на подчиненных и командиров делом совершенно несовместимым с дворянской честью…

Все эти сведения обязательно пригодятся в одну прекрасную ночь, когда в Тарантии начнутся тихие, незаметные аресты — Гленнор уже вовсю составляет списки тех, кого обязательно придется временно или навечно изолировать от широкого мира. Наши скромные смотрители архивов, пока не догадываясь (а, возможно и догадываясь — в Латеране дураков не держат) об истинных причинах, побудивших господина барона затребовать некоторые преинтереснейшие бумаги, сдувают пергаментную пыль с жизнеописаний приближенных Нумедидеса. Изредка в поместье месьора Гленнора заглядывают офицеры гвардии зачем, спрашивается?

Словом, господин барон со свойственной ему осторожностью, начал закручивать интригу. Он не станет никого убивать — Гленнор утверждает, будто за всю свою долгую жизнь ему не довелось убить ни одного человека, даже на поединке чести. Но вот сколько смертных приговоров прошло через его трудолюбивые руки, для меня загадка.

Следует напомнить, что подобные приговоры бывают двух видов. Исходом первого являются плаха или виселица, ликующий народ в праздничных одеждах, коему зрелища публичных казней не приедаются, вопли глашатая, палач в красной или белой маске — все зависит от того, кто взошел на эшафот, дворянин или простец… Второй приговор заканчивается менее помпезно: прилетевшая из-за деревьев стрела, а то и просто случайное падение с лошади на охоте. Рассказывают, будто истинным шедевром являлось покушение на графа Этуаля: когда граф спускался по лестнице родового замка, из ниши на него свалилась мраморная статуя его прадеда-полководца.

Статуя даже не раскололась, а вот месьор Этуаль был задавлен тяжелым образом великого предка. Впрочем, графа никто не заставлял продавать тайные отчеты казначейства Офиру сам виноват…

Как много тайных и явных приговоров сейчас сочиняет барон Гленнор — никому не ведомо. Я могу быть твердо уверенным только в одном: перо в его руке не дрогнет, а исполнитель выполнит приказ, ибо неисполнение тотчас повлечет за собой новый приговор. Никакой лирики, господа мои — мы ведь не в четыре шарика играем!

Хотелось бы знать, когда наступит столь ожидаемая мною ночь и Латерана на неколько колоколов превратится в полновластного хозяина если не всей Авкилонии, то столицы королевства. Надеюсь оказаться в самом центре общего веселья. Будет о чем вспомнить лет через сорок, в любимом кресле у камина, за бокальчиком красного пуантенского…

* * *

В сравнении со значительной частью крупных городов Аквилонии, пребывающих ныне в упадке, Танасул удивляет относительным благополучием. Да, из герцогства высасывают безмерные налоги, королевский наместник чувствует полную безнаказанность и представляет собой кровожадного самодура, торговые пути на Киммерию и Пограничье в запустении, но рядом с унылой Тарантией Танасул почему-то кажется более оживленным и богатым. Странно. Всеобщее обнищание государства не могло не отразиться на столице герцогства.

В Танасул я отправился под своим настоящим именем и с грозной бумагой, подписанной бароном Гленнором — город находится далеко от столицы, в земли Полуночи давно ссылают неугодных королю дворян, а претерпевшие опалу люди постоянно нуждаются в бдительнейшем надзоре: вдруг удумают заговор? Таким образом я совершенно законно прибыл проверить, как поживают удаленные от Тарантии злодеи короны с громкими титулами, проворовавшиеся чины из столичных коллегиумов и просто неудачники, которые однажды попались в когтистые лапы аквилонского правосудия.

Караул у городских ворот заглянул в подорожную и сдержанно залебезил: как же, господин граф из самой столицы прибыли! Вообще-то, закон о пошлинах на въезд в город один для всех, от золотаря до Великого герцога, но меня впустили бесплатно. Замечательно, сохраню лишние полтора кесария! Тем более, что жалование не платили уже две луны.

Первым делом отправимся в здешнюю резиденцию Латераны, над коей начальствует один из моих старых приятелей, месьор Ларе из Камбона. Он не дворянин, родом происходит из гильдии ювелиров, однако десять лет назад попал в поле зрения тайной службы как талантливый сыскарь, самостоятельно распутавший аферу с контрабандой поддельных алмазов из Немедии — ювелирная лавка его отца едва не разорилась. Молодому человеку предложили службу в Латеране и Камбон сделал у нас недурную карьеру. Начальник Танасульского коллегиума звание, равное моему!

Я вместе с Камбоном трудился в Аргосе, когда в 1279 году Латерана готовила смещение короля Армевия и его супруги-кофийки, заставившей мужа предпринять враждебные по отношению к Аквилонии шаги — мы стояли в одном шаге от войны, но дело удалось уладить с помощью нашего тайного боевого отряда «Черный беркут» и симпатизирующего Трону Льва брата короля, коему и достался престол. Камбон тогда показал себя с лучшей стороны и с тех пор мы дружим — иногда заезжаем в гости и обмениваемся письмами, насколько позволяют время и возможности.

Наша управа притаилась во чреве огромного несуразного здания городской ратуши Танасула — это настоящий архитектурный монстр, обросший десятками флигелей, пристроек, башенок и портиков. Ратуша занимает целых три квартала, может похвалиться полудесятком внутренних дворов, высоченной и на редкость уродливой главной башней, и неизмеримым количеством боковых ворот. Я, как особа отмеченная доверием высших, со всей полагающейся помпой заявился в ратушу через главный вход, надменно сунул под нос начальника стражи подорожную, в которой заодно обозначались мои полномочия и потребовал проводить к месьору Камбону, в этом кошмарном доме заблудиться было бы проще, чем в знаменитых подземных катакомбах Тарантии.

— Ты откуда? — вытаращился Камбон, узрев меня на пороге кабинета. Даже не поздоровался. Я, оценив мозаичный портрет Сигиберта Завоевателя (ай, как неосторожно! А где же пресветлый лик Нумедидеса?) легко поклонился, бросил на стол пергамент и сказал:

— Радуйся, привез тебе жалованную грамоту на титул и земли. Во-первых, здравствуй. Во-вторых, прикажи-ка принести чего-нибудь поесть. В-третьих, я прибыл в Танасул по важному делу. Можно присесть?

— К-конечно, — слегка заикнулся Камбон, указывая мне на роскошное золоченое кресло. Недурно живет Латерана в провинциальном захолустье. Только откуда деньги? — Я тоже очень рад тебя видеть, граф. Весьма удивлен твоему появлению. Почему не предупредили? И что за шуточки насчет титула? Никаких шуток. Поможешь мне устроить дела наилучшим образом, станешь бароном. Или графом.

— Кого нужно убить? — живо осведомился Камбон.

— На сегодняшний день — никого. Однако вскоре придется замараться в благородной крови. Я уеду обратно в Тарантию завтра. К утру, будь столь любезен, подготовь мне план по которому твой коллегиум начнет действовать, когда придет приказ о смещении королевского наместника, прецептора Танасула и всех, кто будет поименно указан.

У Камбона вовсе отвисла челюсть. Хорошенькие новости пришли из столицы! Это… приказ короля? — выдавил он, наконец.

— Именно. Король умер — да здравствует король! — страшным голосом прошептал я, окончательно добивая старого друга. Камбон неожиданно раскраснелся и расплылся в улыбке:

— Неужто сдох?… Прошу простить, граф, неужели Его королевское величество Нумедидес соизволил покинуть этот мир скорбей? Какая утрата, подумать только!

Отлично. Именно этих слов я от Камбона и ждал.

— Да, немыслимая потеря, Аквилония осиротела, — громко фыркнул я. — Успокойся, жив твой Нумедидес. По крайней мере производит впечатление живого, хотя… Ставлю тысячу кесариев: король скончается не позже, чем спустя три седмицы считая от этого дня. Поверишь на слово или предпочтешь проиграть золото?

— Я никогда не спрашиваю «почему», — внимательно глядя мне в глаза сказал Камбон. — Я спрашиваю — «кто», «когда» и «где».

— Мы, через пятнадцать-двадцать дней или раньше, в Тарантии, — исчерпывающе объяснил я, отвечая невозмутимым взглядом. — Гленнор приказывает тебе в надлежащий момент очистить Танасул от назначенных Нумедидесом и Редриком людей и взять город под свое неприметное управление. В средствах можно не стесняться, но и лишнее кровопролитие нежелательно. Справишься?

— А если провал?

— Встретимся на Серых Равнинах. Успеешь покончить с собой — буду за тебя искренне рад. У тебя два выхода: дворянский титул или плаха. Я бы выбрал первое.

— Рассказывай!

* * *

Надеюсь, каждый давно понял одну нехитрую истину: Латерана есть некое подобие тайного ордена или магического конклава, объединенного общей идеей и единомыслием.

Да, среди нас встречаются изменники, но в большинстве своем они относятся к низшим чинам — случаев предательства со стороны глав коллегиумов за триста лет существования Латераны замечено всего пять или шесть, и проходят они по ведомству чистейшей казуистики. Вернее, проходили. Представляете, до какой степени отчаяния надо довести стократно проверенных самыми опасными делами людей, чтобы они поголовно решились на измену престолу? Со времен Сигиберта Латерана стояла на стороне правящего монарха, какие бы поражения в войнах или политике его не преследовали, а теперь… Камбон был «куплен» вовсе не обещанным дворянским титулом (который он вполне заслужил), а самой мыслью о свержении Нумедидеса.

Всех секретов я, разумеется, не раскрыл — каждый обязан знать ровно столько, сколько положено по должности. Камбону вполне достаточно быть уверенным в том, что однажды гонец из Тарантии привезет ему ясный приказ, в котором будет назван ожидаемый нами день. А дальнейшее зависит только от его сообразительности и быстроты в действиях. Уверен, герцог Танасульский Камбона поддержит — наместник короля и его мытари намозолили здесь глаза всем и каждому, Три Высоких Сословия будут счастливы, когда некоторых месьоров с молодецким гиканьем потащат на виселицу.

— Значит, ты приехал только ради того, чтобы сообщить мне о… — Камбон многозначительно замолчал. Он давно справился с первыми эмоциями и теперь выглядел насквозь невозмутимо. — Неужели это нельзя было доверить кому-нибудь из помощников?

— «Кому-нибудь» ты не поверил бы. Пришлось ехать самому. У меня есть еще одно небольшое дельце — надо встретиться с одним человеком, за которым Латерана обязана надзирать со всей строгостью. Переворот переворотом, но и о прочих обязанностях отнюдь не следует забывать. И кто этот таинственный незнакомец? Из опальных?

— Публио Форсеза. Бывший первый нобиль королевского казначейства.

Реакция Камбона на прозвучавшее имя Публио меня несколько смутила. Он чуть побледнел, отвел взгляд и зачем-то принялся копаться в бумагах на столе.

— Герцог жив и здоров, мы за ним приглядываем, — ровным, ничего не выражающим голосом сказал Камбон. — Живет в предместье, на маленькой вилле, которая осталась в его владении после проскрипции всех замков, поместий и состояния. Тихий безвредный старик. Зачем он понадобился вам с Гленнором? Публио уже много лет не у дел, развлекается выращиванием редких цветов в оранжерее. К нему никто не приезжает, даже любимые племянницы. Со ссыльными дворянами общаться, знаешь ли, чревато…

— Мне можно, — ответил я. — Как проехать к дому Публио?

— Я могу привезти Публио сюда, вы поговорите, — настойчиво предложил мой собеседник.

— Ты можешь не застать его дома — уехал гулять или на утиную охоту…

— Утиная охота — весной? — прохладно заметил я, подозревая, что Камбон намерен что-то скрыть. — Итак, как туда проехать?

— Через Полуночные ворота города, вилла «Черная роза», — с запинкой проговорил Камбон. Что с ним такое? Похоже, он по неясной причине не желает моей встречи с Публио, но почему? В чем дело? Боги милостивые, ну зачем мне сейчас новые трудности! Придется разбираться.

— Замечательно, встретимся вечером, — я встал и направился к выходу. Обернувшись на мгновение я сказал: — Камбон, не беспокойся. Публио мне требуется для того, чтобы посоветоваться по важному денежному делу, с которым не могут разобраться казначеи Латераны. Вот и все.

— А-а… Понятно, — с облегчением вздохнул Камбон. — Вернешься от Публио, сразу приходи ко мне домой — улица короля Гвайнарда, напротив ювелирной мастерской моего достопочтенного папочки, сразу узнаешь. До встречи. А может, все-таки, останешься пообедать?

— Пообедаю у Публио!

С трудом отыскав выход из ратуши я забрал своего жеребца у коновязи и был готов направиться по главной улице Танасула к воротам, ведущим на Полночь. Жеребца пришлось придержать — из внутреннего двора городской управы с грохотом выкатились четыре крытых парусиной повозки, запряженные вороными тяжеловозами — обычнейшие фургоны для перевозки больших грузов. На козлах по два человека, каждый вооружен.

Я бы не обратил никакого внимания на повозки — кому интересны эти неповоротливые чудища на колесах? Но внезапный порыв ветра отбросил на мгновение свисающую парусиновую занавесь позади самого последнего фургона и я вполголоса выругался, успев заметить, что содержали в себе невинные торговые телеги. Ящики мелькнули буквально на миг — большущие деревянные коробы из светлых сосновых досок. На желтоватом дереве отчетливо различался знак: в круглом геральдическом щите два стоящих на задних лапах льва, поддерживающих весы.

Эмблема Тарантийского королевского хранилища казны.

Каждый такой ящик строжайше учтен, пронумерован и обит изнутри металлом, за использование герба казначейства без разрешения канцлера положено десять лет каторжных работ в рудниках Киммерийских гор, ящики всегда должна сопровождать охрана «гвардии казны» — специально отобранных служащих государственной канцелярии, в обязанности которых входит охрана «золотых караванов», стекающихся из провинций в столицу.

Хорошо, допустим, что теперь нет денег даже на оплату жалования «гвардии казны» и собранные мытарями налоги везут в Тарантию под надзором каких-то простецов, одетых в крашеную луковым отваром холстину и вооруженных простенькими самострелами. Но тогда почему все четыре фургона уверенно повернули не на Полуденный восход, а на Полночь? Там есть лишь одна дорога — старый торговый тракт на Киммерию с поворотом на перевалы Немедийских гор, к Пограничью и владениям Трона Дракона.

Я заставил жеребца идти шагом — повозки двигались медленно. При выезде из города стража пропустила караван без досмотра, что опять же наводило на подозрения. Меня, между прочим, остановили, потребовав подорожную — повторилась прежняя история с подобострастными взглядами и расшаркиваниями перед большим вельможей из столицы, снабженным бумагами Латераны. За одним исключением.

— С ними, ваша светлость? — десятник хитро мне подмигнул и покосился в сторону уползающих по мощеному тракту повозок. — Как же, понимаем. Сердечное вам спасибо, ваша светлость.

— За что? — поразился я.

— У меня детишек четверо, — просто ответил блюститель. — В других городах, как люди заверяют, страже жалования вовсе не платят, а у нас — сущая благодать. Поклон месьору Камбону истинный благодетель! Да не окажись Латераны, с голоду бы пухли.

Очень оригинально, прямо-таки захватывающе! Как прикажете связать между собой четверых отпрысков усатого десятника городской стражи, Камбона-благодетеля, Латерану, фургоны с «золотыми сундуками», Киммерийскую дорогу и невыплаченное страже содержание? Точнее, выплаченное, ибо помянутые детишки явно не голодают. Бред какой-то! Что происходит в этом Танасуле? Не стоит благодарностей, — хладнокровно ответил я, отправляя свернутый в трубку пергамент обратно в прорезь рукава колета. — Милейший, вот что…

— Что угодно, сударь?!

— Ты здесь до вечера?

— До завтрашнего утра, месьор граф!

— Запомни: если я не вернусь до темноты, отошли верного человека к месьору Камбону. Улица короля Гвайнарда, собственный дом.

— Знаем, ваша светлость. Передать чего?

— Передать, что граф Кертис уехал с… караваном, хотел вернуться к вечеру. По своей воле не вернулся, значит, с ним могло случиться нечто нехорошее. Пускай месьор Камбон пошлет за мной своих людей. Понял, когда? До темноты!

— Исполним в точности, сударь! Едва солнце зайдет, отошлю Мораса, он хоть молодой, да шибко соображает. И куда шустрее нас, стариков. Еще чего соизволите приказать?

— Нет, больше никаких приказов. — я сунул руку в кошель и бросил десятнику серебряный сестерций. — Это всему караулу на пиво. Только смотри у меня, не напиваться!

— Как можно, ваша светлость?!

Поглядим, чем закончится эта странная игра, правил которой я не знаю. Но Камбон-то каков! Начальник коллегиума Танасула связался с контрабандистами или шайкой, грабящей казенные караваны? Да и станет ли он меня выручать, если я влипну в скверную историю и действительно не вернусь к вечеру?

Поглядим. Я фаталист, как и все служащие Латераны. Делай, что должно, и будь что будет!

* * *

Искомая вилла «Черная роза» обнаружилась спустя четыре лиги — мрачные коричневые стены города остались позади, дорогу окружали дубовые рощи, у корней деревьев еще лежали серые ноздреватые сугробы, хотя на ветвях начали набухать почки. Изредка попадались скромные дворянские дома, окруженные садиками и яблоневыми рощами — чем дальше к Полуночи, тем менее населенной казалась эта отдаленная область левобережного Таурана. Далеко впереди пустынные дебри Гандерланда, загадочный Ямурлак и Темра, пограничная с Киммерией провинция.

Я предпочел не плестись вслед за четырьмя фургонами, а обогнать их, пустив коня размашистой рысью. Человек привык видеть преследователя за спиной, так давайте обманем охрану выедем далеко вперед, скроемся за поворотом, передохнем, потом снова вперед и снова остановка…

Ого! Я остановил горячившегося жеребца, почувствовавшего дорогу и готового идти хоть до побережья Ледяного океана. Подозрительный обоз остался примерно в лиге позади. Меня заинтересовал поворот направо — короткий проезд, выводящий к полукруглым чугунным воротам, выполненным в виде переплетения огромного количества цветов розы. Красиво.

За вратами находился очаровательный двухэтажный особняк с колоннами, окрашенный вызывающей золотистой краской — нет сомнений, над этим домом трудился один из лучших архитекторов Тарантии или Ианты. Совершенные формы, никаких вульгарных излишеств, скульптуры богов и героев на фронтоне. В саду отчетливо видно ажурное кубообразное сооружение. Ничего подобного я даже во дворце короля не видел! Оранжерея покрыта не слюдой или пузырем, а настоящим стеклом, ценящимся на вес фигурного хрусталя! Стекло, между прочим, вывозится только из Кофа и Турана, стоит безумных денег…

Недурно устроился проворовавшийся первый нобиль казначейства. Насколько я знаю, все деньги Публио были проскрибированы в пользу казны, он остался нищим, а родственники ему помогать не собирались — злодей короны навсегда становится изгоем. Откуда, спрашивается, такое богатство? Не на паперти же собрано?

М-да, слишком много вопросов у меня накопилось. И очень не вовремя!

Как хочется заглянуть в это уютное поместье! Человек, который лишился огромного состояния, ленов и фьефов, фамильного замка и прочих ценностей (включая украденные из казны несколько десятков тысяч кесариев) за преступления против государства не может жить настолько… Настолько благополучно. Или барон Гленнор не ошибался, говоря, будто старик Публио может создавать золото из воздуха, или я не верю моему начальнику.

Но я твердо знаю, что Гленнор мне лгать не может. Значит, герцог Публио Форсеза и впрямь истинный талант. Самородок, вышедший из обширного семейства Великих герцогов Тауранских, которые могут стать верными союзниками Троцеро. Забавная комбинация намечается! Если Публио — урожденный тауранец и ему предназначен канцлерский пост…

Мои мысли о высокой политике были прерваны появлением маленького каравана. Думаете, я удивился, увидев, что четыре фургона повернули к поместью «Черная роза»? Да ничуть! Определенные подозрения уже сформировались. Но в чем соль? Не понимаю!

Чтобы понять, следует пустить в ход способности и умения старого пса-ищейки, привитые в тайной службе.

Коня отвести в ближайшую рощу и стреножить. Подождет — ждать специально обученные лошади умеют. Даже если задержусь, от голода не умрет: из переметной сумы добываются запасные мешочки с овсом, вешаются на морду жеребца. Оттуда же можно извлечь некоторые предметы, которые я всегда предпочитаю брать с собой в дальнюю дорогу.

Похлопав ладонью по жилистой лошадиной шее и шепнув верному соучастнику моих приключений ободряющее слово, я ухожу через подтаявший снег, гнилую прошлогоднюю листву и звенящие ручейки к ограде поместья. Конь поглядел вслед понимающе — надо, значит надо. Не впервой.

Да, Публио отгородился от мира настоящей крепостной стеной. Гладкая кирпичная кладка, по ней не поднимешься. Но ведь совсем рядом растут клены и дубы — достаточно забраться на дерево, найти подходящую ветку и…

Заметим на полях: рядом с виллой «Латерана» все деревья срублены, чтобы не допустить внезапного проникновения в охраняемый предел.

Досадно. Наверху стену украшают цепочки железных шипов. Очень острых. Остается лишь прыгать. Высоко, конечно, но и не с таких высот падали в старые добрые времена.

Как повезло! Подо мной оказалась куча перепрелых листьев и травы, собранная садовниками, чистившими парк перед наступлением теплого времени года. Я даже ничуть не ушибся упал, будто в огромную подушку.

Где же сторожевые собаки? Обязательно должны быть, как же без них!

Нет собак. Прекрасно, значит мне не придется тратить порошок, отпугивающий животных, как диких, так и домашних.

Направим свои стопы к дому. У фасада оживление, люди суетятся. Но мы обогнем виллу через парк, за оранжереей и выйдем на задний двор.

— Стой, где стоишь!

В полупальце от носка моего сапога в землю вонзился стальной арбалетный болт.

Демоны зеленые! Где спрятался стрелок? Почему я его не заметил? Стареете, милый граф… Как досадно!

Приказ я выполнил. Не хотел получить стрелу в грудь. Или в глаз.

Что дальше? Поживем — увидим! Главное пожить, чтобы увидеть.

* * *

Ближе к закату я начал понимать, что за десять лет самых разнообразных приключений на поприще поддержания «душевного согласия», мне не удалось повидать весьма многое — жизнь оказалась куда интереснее, чем можно себе вообразить! Несколько колоколов проведенных в гостеприимном доме месьора Публио заставили меня решительно пересмотреть прежние представления о законе, преступлении и наказании за таковое преступление.

Впрочем, давайте обо всем по порядку.

Поместье изгнанника оберегалось не хуже виллы барона Гленнора — это стало ясно, когда четверо невозмутимых громил с арбалетами подошли ко мне, вынырнув из тщательно обустроенных секретов. Надо же, и собаки появились! Интересная порода, прежде я таких не видел низенькие, очень широкогрудые, с обрезанными ушами и хвостом, мастью смахивают на леопардов — коричневая шкура украшена желтоватыми пятнами. Собаки не лают и не бросаются рвать чужака в клочья, просто стоят и смотрят, отчего выглядят куда более угрожающе.

— На вора не похож, — прогудел самый высокий охранник. — По виду — из благородных… Соглядатай, значит.

— Отведи меня к его светлости Публио, спокойно ответил я. — Я приехал к нему поважному делу.

— Которые по важному делу приезжают, те со всем решпектом через ворота ходют, а не через забор прыгать налаживаются, — справедливо заметил дуболом. — К месьору Публио мы тебя, мил человек, непременно отведем. Там и ответишь по всей строгости — кто, откуда да зачем… Перевязь с мечом сними. Торд, обыщи дорогого гостя, вдруг кинжальчик в рукаве припрятан? Нам неприятности без надобности. А ты стой смирнехонько, иначе первую стрелу получишь в ногу, вторую — в брюхо. Уяснил?

Обыскали, забрали все, что можно было забрать, от оружия до подорожной. Подивились хитрым приспособлениям, покоившихся в сумке на поясе и карманах. Повели к дому. Собаки неслышно двигались позади. В дом мы вошли через боковую дверь и сразу спустились в полуподвал. Наконец, меня втолкнули в большую, освещенную масляными лампами комнату — голые оштукатуренные стены, на окошке под потолком видна крепкая решетка, стол, в центре комнаты простой деревянный табурет без спинки. На столе — аккуратно разложенные тубусы для хранения свитков и чернильный прибор чистого золота.

Хозяин комнаты, пухленький розовощекий месьор, мельком оглядел мою персону и вопросительно уставился на вооруженных громил. Соглядатая изловили, — коротко доложился верзила. — В сад залез, сразу по приезду каравана из города. Вот, вещички все забрали. И бумага при нем была.

— Присаживайся, — толстячок указал мне на табурет. — Улав, Торд, постойте за дверями, в коридоре. Мало ли, вдруг наш достойный гость вздумает буянить?…

Буянить я не собирался, лишь наблюдал. Судя по всему, толстяк возглавляет охрану поместья. По цепкому взгляду и скупым движениям я понял, что этот человек неплохо разбирается в своем ремесле. Однако, мою подорожную он не посмотрел, решил оставить на потом.

— Мое имя — месьор Бальга, — скучным голосом сказал розовощекий. — Сударь, вам никогда не говорили о том, что проникать на чужую землю без разрешения предосудительно? Нет?… Между прочим, я назвался, а ты доселе не удосужился представиться.

Будем бить в лоб. Если я скажу настоящее имя (подтвержденное пергаментом), небо на землю не упадет.

— Граф Эган Кертис, начальник стола Латераны. Полагаю, месьору Бальга известно, что это за ведомство?

— Даже лучше, чем хотелось бы, — на толстяка мои слова не произвели никакого впечатления, будто он каждодневно ловил в саду людей из департамента, о котором и думать-то страшно, не то что упоминать его название вслух. — Граф Кертис? Как же, наслышан, наслышан… И каким манером господина графа занесло в нашу глухомань? Свежий весенний воздух не показался слишком пьянящим после столичного дыма?

— Не показался. Отвечать на твои вопросы, месьор Бальга, я вовсе не обязан, но могу раскрыть одну страшную тайну: мне предписано встретиться с герцогом Публио Форсеза. Взгляни на пергамент, там все указано. Кроме того, глава Танасульского коллегиума Латераны знает о том, что я здесь.

— И что из того? — поднял брови Бальга. — Милейшему месьору Камбону я скажу, что граф приезжал, побеседовал с моим хозяином и отбыл в неизвестность. Прислуга и сам месьор Публио подтвердят… Куда уехал? В сторону города. Больше графа Кертиса мы не видели.

— С Камбоном, выходит, здесь знакомы?

— Ну разумеется! Я имею все основания доверять ему… И не доверять тебе. В Танасуле очень не любят, когда тарантийские конфиденты суют нос в дела, которые их не касаются. Как вы напали на наш след? Ошибка в казначейских бумагах? Не может быть, мы трижды перепроверяем все пергаменты! Кто-то проговорился? Вряд ли, судьба слишком многих людей зависит от их молчания. Кертис, предлагаю очень простую сделку: ты рассказываешь, каким образом Латерана узнала о том, что происходит с танасульскими налоговыми сборами, я же тебя отпускаю на все четыре стороны. И даю золото за молчание. В противном случае, маленькое кладбище за домом пополнится еще одной безымянной могилой.

Только не надо пошлого вранья! Отпустят меня, ждите!.. Если в этом странном поместье имеется «маленькое кладбище» на котором хоронят попавшихся соглядатаев, значит месьор Бальга помнит древний, как мир закон — не оставляй в живых свидетеля! Иногда тайны золота стоят дороже тайн политики.

Платят за них жизнью. Ничего, мы еще поторгуемся!

— Бальга, ты понимаешь, в чей адрес рассыпаешь угрозы? — вкрадчиво сказал я, пока толстяк читал мою подорожную. — Если Латерана присылает в Танасул не занюханного канцеляриста, а человека, отвечающего за безопасность всего королевства…

— Умоляю, граф! — скривился месьор Бальга. — Я знаю, что такое Латерана. Знаю, что связываться с вами бессмысленно — как знатоки своего дела, вы дадите сто очков форы всякому любителю… Но любителем я не являюсь. Ладно, так и быть, представлюсь подробнее. Я начальствую над вторым департаментом Латераны в Танасуле. Надзор за казной.

— Весьма рад знакомству, — буркнул я. Ничего себе! Что тут происходит? Почему тайная служба Танасульского герцогства погрязла в каких-то темных делишках? И почему в столице никто об этом не знает? Чудеса творятся на этом свете, истинные чудеса! — Бальга, я не требую верить мне на слово, но я прибыл сюда ради исключительно важного разговора с герцогом Публио Форсеза. Я ничего не знаю о том, что вы здесь вытворяете и знать не хочу. Пригласи Камбона, он подтвердит, что я приехал в Танасул по совершенно другому делу.

— А зачем было тайно пробираться в парк?

— Сглупил. Четыре фургона, выехавшие из города, показались мне несколько необычными. Я заметил в них «золотые сундуки». Решил проследить. Вот и вся правда.

— Действительно, сглупил, — кивнул толстяк. — Важный разговор с Публио? Да еще «исключительно важный»? Старика решили помиловать?

— Почти, — согласился я. Бальга и впрямь не дурак, суть ухватил. — Я могу рассказать все только самому герцогу.

— В моем присутствии. Идет? Иначе…

Месьор Бальга многозначительно развел руками. Понятно. Два выхода — или довериться, или отправляться к Нергалу.

— Тайна в обмен на тайну, — сказал я. — Ты участвуешь в моей беседе с его светлостью Публио, а я жду честного ответа на некоторые вопросы, касающиеся работы Латераны в Танасуле.

— Я уже не мальчик, месьор граф. Восхитительное слово «тайна» меня теперь не привлекает, благо столько этих проклятых тайн знаю… Ах, да что говорить! Обещаешь вести себя смирно и не доставлять нам лишнюю головную боль?

— Слово дворянина.

— Верю. Отчего же не поверить, пускай я человек очень недоверчивый. Идем.

* * *

Все увиденное в недрах дома потрясло меня до глубины души. Я полагал, что веселенькая вилла изначально предназначена для размеренной жизни пожилого герцога, тоскующего по старым добрым временам службы в государственой канцелярии, составляющего мемуары или перечитывающего древние трактаты по магии, истории или философии. Дорогая мебель, парчовые драпировки, коллекции оружия или драгоценностей, вышколенная прислуга… Конечно, на подобные роскошества денег у Публио нет и быть не может, однако если опальный герцог позволил себе выстроить такой дорогой дом, значит и на обстановку золотишко найдется!

Но… Это невероятно! Я сплю, не иначе!

На первом этаже дома вкусно пахло чернилами, воском, сургучом и свежевыделанным пергаментом. Наглухо закрытые тяжелыми шторами окна, длинные столы, отчасти занятые незнакомыми месьорами с гусиными перьями в руках, отчасти множеством кожаных мешочков с гербом казначейства — в «золотые сундуки» деньги складывают предварительно пересчитав и уложив в кошели, а вовсе не наваливают грудой, наподобие пиратских кладов. Я насчитал почти два десятка людей, составлявших некие таинственные документы, считавших золотые и серебряные монеты и перебрасывавшихся непонятными простому смертному фразами:

— Рихардо, ставка по графству Лаум уменьшается на четыре десятины!

— Добавь в общую казну двенадцать сотен и вычти процентную сумму!

— Проведи налог через управу Галпарана, по второму параграфу ордонанса за 1285 год!..

Ни дать, ни взять — чиновничья оргия. Поместье «Черная роза» превратилось в некое подобие ведомства канцлера Редрика: запахи, слова, звон монет, скрип перьев, постные физиономии скрипторов… Мне немедленно захотелось дать кому-нибудь взятку.

— Живем, как умеем, — месьор Бальга масляно улыбался, увидев выражение моего лица. — Нравится?

— Каков же смысл? — выдавил я. — Мало вам в Танасуле почти полусотни департаментов, управ и коллегиумов? Зачем?

— Нужно. Наше герцогство хочет жить благополучно и спокойно… Поднимемся на второй этаж, кабинет месьора Публио там.

Второй этаж оказался более обжитым — появились предметы роскоши, лакеи в пышных ливреях, каменные чаши на подставках, золоченые кресла, обитые бархатом. Но и здесь чувствуется неистребимый дух присутственного места — из-за приоткрытых дверей доносятся голоса и шорох пергаментов. Митра Пресветлый, что они тут устроили? Тайное правительство? Не может быть! Не смотря на то, что за мной и месьором Бальга тихо шествовали двое охранников и недоверие их хозяина я чувствовал всей шкурой, толстяк запросто ввел меня в немыслимо роскошную залу-кабинет и представил:

— Мой герцог, к вам. Его милость граф Кертис, Латерана, Тарантия. С важным, как он утверждает, разговором.

Зал округлый, стены обиты парчой и украшены янтарными изразцами, синий потолок выложен кристаллами горного хрусталя, складывающимися в рисунок созвездий, туранские ковры на полу. У дальнего окна — титанических размеров стол в форме полумесяца, стойки для книг и свитков. Книг вообще очень и очень много, а надписи на переплетах почти одинаковы: уложения, указы, своды, предписания, ордонансы, законы…

Вот и благороднейший герцог владения Форсеза, его светлость Публио. Ссыльный, опальный, осужденный Великим Королевским Судом выдающийся казнокрад.

— Бальга, сколько же можно! — громыхнул суровый, плотного телосложения, невысокий седой месьор, тряхнув пухлыми щеками. — Я ведь просил! Строго указывал! Когда я работаю — не отвлекать! Думаешь, отхватить у Нумедидеса и его мерзавцев лишние двадцать тысяч кесариев настолько просто? Вон отсюда!

Бальга на вопли Публио отреагировал прямо противоположным образом: шикнул на двоих громил-арбалетчиков, плотно затворил двери и отодвинулся в угол. Кивнул мне — можно, мол. Я заметил, как месьор Бальга вытащил из пояса нечто маленькое и острое, сжав предмет в правой ладони. Шурикен — метательная звездочка. Если я соберусь напасть на Публио, мне конец.

Кажется, я начал понимать в чем дело. Город Танасул недаром оказался слишком благополучным и ухоженным — чувствуется твердая рука хозяина. И хозяин этот — Публио?

— Ваша светлость, — я поклонился, не обращая внимания на мечущего глазами молнии старика, отвлеченного от дела. — Бумага, подписанная бароном Данквартом Гленнором, главой Латераны, может подтвердить мои права (я покосился на месьора Бальга). Я имею честь предложить вашей светлости занять высочайший пост канцлера Аквилонии.

— Неужто Нумедидес понял, — что без умных людей его свергнут еще до конца года? — сварливо вопросил Публио и тотчас изменился в лице, добавив: — Или я тебя неправильно понял, граф? Кресло канцлера предлагается вашей светлости от имени Латераны.

— Кто королем? — деловито осведомился Публио. — Граф Дион?

— Нет.

— Троцеро?… Тогда я отказываюсь. Не хочу рисковать. Бальга, этот месьор отнял у меня слишком много времени. Уверен, он служит «Скрытой Башне» и намеренно склоняет нас к измене. Похорони его на заднем дворе!

Я похолодел, однако судьба вновь пришла на выручку. Неслышно открылась дверь, взъерошенный и потный человек ворвался в кабинет и я опознал в нем старину Камбона.

— Фу, успел, — выдохнул Камбон. — Публио, прошу простить. Городская стража доложила мне, будто граф Кертис отправился за караваном и я понял, что неприятностей не избежать. Кертис, тебе повезло — могли и стрелами нашпиговать. Публио, это мой друг.

— Правда? — старик внезапно подобрел. — Камбон, надо было предупредить, известить… Ты сам приказал охране уничтожать любого соглядатая. А этот месьор предложил мне прямую измену нашему славному государю!

— Я знаю, — выдохнул Камбон, вытирая лоб рукавом. — Публио, скажи своим головорезам принести кресла. И вино. Быстро!

После изреченного слова «Быстро!» я моментально понял, кто здесь истинный хозяин. Ну, Камбон, ну проныра! И как он ухитрился?…

* * *

Удивительная афера, главными героями которой стали высшие служащие Латераны из танасульского коллегиума и опальный герцог, была задумана и осуществлена почти три года назад, когда налоги были подняты до высот почти поднебесных, а Тауран оказался под ударами пиктских отрядов.

Столица требовала денег на развлечения короля и двора, Нумедидес и Редрик бросили Закатные провинции на произвол судьбы, предоставив обитателям Таурана и Боссонии обороняться от варваров самостоятельно, а любая война требует огромных средств. Взять золото негде — налоги исчезают в казначействе Тарантии, обратно возвращаются сущие гроши… Как быть?

Камбон не помнил, в чью именно голову пришла светлая мысль, гласившая примерно следующее: канцлер Редрик отбирает наше золото в казну, при этом государство не собирается заботиться о своих вассалах и защищать их. Таким образом мы обязаны найти способ защищаться самостоятельно и отыскать для этого надлежащие суммы в звонкой монете. Придется воровать — иного выхода нет. А еще придется сделать так, чтобы нас никто не заподозрил: в Тарантии тоже не дураки сидят, слишком явное казнокрадство будет немедленно замечено и раскрыто. Действовать надо с умом!

Комплот составился из самого месьора Камбона и трех его ближайших помощников, главы городского магистрата Танасула и казначея города, вскоре к заговорщикам присоединился владетель здешних земель — герцог Аркон Танасульский, который предоставил авантюристам одно из своих загородных поместий и охрану.

Оставалось изыскать человека, способного обмануть прожженных крючкотворов из столицы, королевского наместника и сборщиков налогов, причем обмануть со всем блеском. Камбон просмотрел дознавательные дела на большинство ссыльных чиновников и выбрал Публио. Пожилой герцог обитал тогда в крошечном домике на окраине города, изнывал от нищеты, скучал и топил горе в вине.

Пить горькую Публио перестал едва взявшись за увлекательную и любимую работу — не брал в рот ни капли, полностью отдавшись родной стихии. Были набраны толковые помощники, Латерана способствовала тому, чтобы на виллу не проникали посторонние, а бдительность наместника усыпляли непрестанными охотами, приемами у герцога Аркона и дорогими подарками.

Талант Публио явил себя в полной красе: по всем бумагам, составляемым его светлостью для казначейства и канцлера, выходило, что Полуночный Тауран — самая нищая и несчастная область Аквилонии, ужасно пострадавшая от пиктских набегов. Публио с ходу изобрел с десяток новых способов воровства и теперь больше половины собранных налогов оставались в городе и казне герцогства, в Тарантию же отправлялись полупустые сундуки. Подкопаться было невозможно: даже присланные в прошлом году чиновники казначейства, обязанные проверить деятельность танасульской управы, только руками разводили, воочию узрев бедственное положение провинции — специально ради них Латерана устроила целый спектакль — умирающие от голода кметы, разваливающиеся замки дворян, сожженные пиктами деревни… Словом, кошмар.

Казначейские чины, что характерно, поверили…

Как я выяснил, общая схема узаконенного казнокрадства была проста до гениальности. Камбон привел мне несколько примеров того, как деньги высасывались из казны, а я лишь посмеивался, расширяя познания в науке чиновничьей хитрости.

Допустим, в одном из фортов на реке Ширка случился пожар — сгорело два дома. Сие прискорбное происшествие в бумагах немедленно превращается из пьяного недосмотра стражника, уронившего факел в солому, в нападение злокозненных пиктов, а из казны запрашиваются средства на полное восстановление форта, якобы выгоревшего дотла. В стражу и отряды ополчения записывают всех мужчин, от младенцев до глубоких старцев и требуют для них жалование. С кметами, живущими на землях мелких феодалов, история прямо противоположная — налоги взимаются не с каждого человека, но с двора добропорядочного виллана. А на одном дворе частенько обитает по несколько семей: женатые сыновья хозяина, наемные рабочие и так далее… Разница, понятно, уходит в карманы Публио и компании.

Прекрасный корабельный лес, сплавляемый по Ширке на Полдень, в Зингару и Аргос, проводится через бумаги таможни как «гнилой», однако на Побережье продается втридорога. Пошлины, ясен пень, взимаются от стоимости гнили. Количество пахотных земель за последнее время почему-то сократилось, а вот болот значительно прибавилось. На собранные деньги покупаются векселя торговых домов Офира (особенно тех, что содержат золотые копи), спустя несколько седмиц вновь продаются — когда цена вырастет. Тауранские торговые суда теперь ходят по рекам под вымпелами городов-государств Шема, а налоги с иноземных торговцев меньше, чем с аквилонцев. И заметьте, все законно или имеет видимость законности!

Выходит, что при полной поддержке тайной службы и герцога Аркона Публио за два с лишним года заработал для Танасула больше денег, чем можно себе вообразить. Часть золота заговорщики оставляли себе (за труды, так сказать. Кроме того, бескорыстность быстро надоедает), остальное возвращалось в казну города. Чиновникам, военным и страже вовремя платили содержание, цены оставались вполне приемлемыми, купцов не обирали до нитки. Вечно это положение сохраняться, разумеется, не могло однажды шайку казнокрадов обязательно выведут на чистую воду! — но произойдет это еще не скоро. В целом, заставить Камбона и его дружков прекратить нагло грабить сокровища короля, может только прекращение не менее наглого грабежа со стороны этого самого короля. Достаточно снизить налоги до пределов, установленных государем Вилером, а сборы с купцов вообще отменить на годик-другой — тогда надобность в столь замысловатых авантюрах отпадет сама собой.

Бесспорно, очень многие в городе знали или догадывались, что происходит с налогами и пошлинами, но, объединенные круговой порукой, молчали. Каждому было понятно, что не окажись во главе коллегиума Латераны благоразумных месьоров, способным позаботиться не только о себе, но и о других, дела в герцогстве шли бы гораздо хуже.

Я немедленно сделал вывод, что переворот против Нумедидеса Танасул поддержит безоговорочно — те, кто живет хорошо, всегда жаждут жить еще лучше.

Как хорош Публио! Взяться за аферу, за десять лиг попахивающую эшафотом, лишь ради высокого искусства и удовлетворения своих амбиций выдающегося чиновника?… Достойно уважения! Тем более, что Камбон держит старика буквально в черном теле — да, его поселили в лучшем особняке, создали все условия, кормят-поят, но из всего уведенного из рук короля и канцлера золота Публио получает что-то около одной сотой доли. Это по мнению Камбона.

Я, наоборот, уверен, что Публио втихомолку подворовывает и у своих нанимателей из танасульского коллегиума…

Уверен, хоть на куски меня режьте!

* * *

Камбон проводил меня вплоть до поворота тракта на Тарантию. Лошади двигались шагом, голова в голову, солнце ощутимо пригревало, окружавшие город перелески были покрыты едва заметным зеленым пухом распускающихся листьев. Я уезжал в столицу, чтобы как можно быстрее приняться за разрешение насущных трудностей — барону Гленнору сейчас необходима самая активная помощь.

— … Публио боится и я его отлично понимаю, — говорил мне Камбон, щурясь от бьющих в глаза солнечных лучей. — Представь, что может подумать уже переживший опалу и чудом избежавший плахи человек, когда ему предлагают…Такое.

— Какое — «такое»? — я лишь пожал плечами. — Дело-то, в сущности, житейское. Один раз в жизни можно поставить на кон все, чем владеешь, а Публио пока владеет только своей головой и несколькими тысячами кесариев, которые вы позволили ему заработать. Теперь представь: тебе возвращают все поместья и земли, отменяют решение Высокого Суда и прилюдно объявляют, что герцог Публио Форсеза был обвинен несправедливо, по наветам завистников… Добавим к возвращению честного имени пост канцлера королевства и возможность применить свои таланты не в захолустном герцогстве, а на поприще управления огромной страной!

— Огребете вы с ним неприятностей, — усмехнулся Камбон. — К рукам Публио золото липнет так, будто они смолой намазаны. Он не может не воровать. Родился таким.

— Плевать! Если Публио вытащит казну из трясины, в которую нас загнали Нумедидес и его управители, то мы закроем глаза на некоторые его слабости. Запомнил, что нужно делать?

— Как только из Тарантии приходит гонец с пергаментом, в котором указана нужная дата, ты сажаешь Публио в карету и под охраной отправляешь в столицу.

— Он ведь не согласился!

— Его согласия никто и спрашивать не будет! После всего, что я увидел в Танасуле, Публио будет назначен канцлером вне зависимости от его желаний.

— Не хочется расставаться со стариком, — Камбон тяжко вздохнул. — Ведь истинный гений, ты бы видел, как он с бумагами работает… Кстати, могу я надеяться, что барон Гленнор не станет излишне сердиться на наше вопиющее самоуправство с казенным золотом? Мы же хотели как лучше!

— Мы все хотим как лучше, друг мой. Но после воцарения нового государя будьте сдержаннее, хорошо?

— Ты не сказал, кто станет королем. Если это не граф Дион, не Троцеро и не его племянник… Ума не приложу, кого вы отыскали!

— Увидишь. Обещаю, это будет самым большим сюрпризом!

Услышав раздавшийся позади грохот деревянных колес по камню тракта, я обернулся. В окружении двух десятков вояк из «гвардии казны» по дороге гордо катили четыре фургона с гербом на бортах — два аквилонских льва, поддерживающих меняльные весы. В Тарантию везли налоги.

Мы с Камбоном обменялись понимающими взглядами и дружно расхохотались.

* * *

Барон Данкварт Гленнор

«Душевные друзья»

С возрастом я все чаще начинаю задумываться о том, в какой неимоверной грязи прошла большая и лучшая часть моей жизни. Поступив на королевскую службу в девятнадцать лет и добившись к сорока семи жесткого кресла хозяина Латераны, я оказался посвящен почти во все значительные тайны политики за минувшие десятилетия, однако, как уверяют мудрецы, многие знания лишь умножают скорбь…

Полностью согласен. Обладание чужими секретами не принесло мне особого счастья, ибо все эти секреты составлены из человеческой крови, страданий и несчастий.

Нечто хорошее и доброе не нуждается в сокрытии, своей радостью люди делятся охотно и готовы оповестить весь мир о своих успехах. Грязь и скверну наоборот, прячут глубоко, так, чтобы никто и никогда не узнал о темной стороне человеческой жизни.

Вот пожалуйста, оправдывающий эти унылые философские сентенции насущный пример восседает в кресле напротив меня, смакует тонкое вино и любезно улыбается. Имя сему примеру граф Лорас. Его бывший господин, герцог Лаварон, однажды сказал, будто «отбросов не существует, существуют только сотрудники» и был прав, но куртуазничать с Лорасом мне противно. Такое впечатление, что я пригласил в гости очковую кобру и теперь пытаюсь добиться ее искреннего расположения.

Он не династический дворянин, а титульный — то есть графское достоинство получил не по наследству, а в качестве награды за верную службу немедийскому Пятому департаменту. Вышел в люди из самых низов, начинал карьеру с тайного осведомителя городской стражи в «веселом квартале» Бельверуса, успешно совмещая это занятие с ремеслом сутенера… Замечу, что подобные типы, просквозившие в вельможи с самого дна, отчетливо подразделяются на две категории: первые стараются навсегда забыть о своем свинопасьем прошлом и корчат из себя едва ли не прямых потомков Первых Королей, вторые ограждают грязную канаву, из которой вылезли, ажурной решеточкой с позолотой и с удовольствием показывают ее всем интересующимся. Граф Лорас относится к тем, для кого нищая молодость остается дурным сном и наваждением — теперь он утонченный дворянин с изысканными манерами и чарующим обликом. Но я — то знаю некоторые подробности его чудесных приключений в вонючих предместьях Бельверуса, меня завитыми локонами и туранскими благовониями не проведешь.

Случись кому-нибудь из наших придворных вертопрахов, принимающих у себя милого немедийского графа, ездящих с ним на охоты или прогулки за городом, прочесть десяток-другой не самых впечатляющих пергаментов из посвященных Лорасу донесений, все кончилось бы глубоким обмороком. Сиротское детство, воровская юность, сводническая молодость и шпионская зрелость… Уверен, прекрасным дамам Лорас объясняет наличие нескольких шрамов благородными поединками или подвигами на войне, а вовсе не поножовщиной в низкопробном притоне, когда его светлость едва остался жив…

Что еще? Два смертных приговора за темные делишки и соглядатайство в Офире и Бритунии. Маленькие личные слабости — на Лораса несколько раз жаловались лишенные целомудрия юные девицы, причем не все из них оказались в его пылких объятиях добровольно. К числу слабостей можно отнести и болезненное пристрастие к трактатам по черной магии — если глава Вертрауэна, граф Мораддин относится к этому увлечению Лораса спокойно, то меня чернокнижие (даже насквозь любительское) настораживает. Граф бережет здоровье и ясный ум — в пьянстве или употреблении лотоса не замечен, ежедневно упражняется с оружием и лошадьми, отличный наездник. Обожает вульгарную роскошь, как и все бывшие нищеброды — даже сейчас, зная о предстоящем деловом разговоре, разоделся в парчу, нацепил массу побрякушек и серьги с черным жемчугом. В Тарантии предпочитает общество высоких чинов из военного и казначейского коллегиумов и причины тому вполне объяснимы — ремесло обязывает.

При всей неприязни к этому месьору я не могу отрицать одно: Лорас хитер и умен. Мораддин никогда не отправил бы в Аквилонию полного идиота и не поставил бы его на должность главы конфидентов Пятого департамента, каковые обеспечивают пресловутое душевное согласие от лица Немедии.

Мы отлично знаем, кто он такой, а он знает, что мы знаем… Графа никто не станет хватать за ворот и тащить в пыточный подвал, равно как и в Бельверусе не тронут моего личного посланника — этикет обязывает. Латерана всего лишь препятствует излишне бурной деятельности Лораса да изредка мягко намекает, что чересчур зарываться не следует, иначе высылки не миновать. Все в рамках жесткого неписаного этикета, уж не обессудьте. А для светского общества граф Лорас остается богатым немедийским дворянином, прожигателем жизни и галантным благовоспитанным человеком.

— Неужели я ухитрился наступить Латеране на любимую мозоль? — с чуть издевательской ленцой вещал граф, встречу с которым я назначил в одном из салонов Тарантии, каковой содержала наша тайная служба как раз для таких целей. — Какие нынче в Аквилонии секреты, а месьор Гленнор? Воевать Трон Льва не собирается, у вас, простите, золота не хватит. Денежные тайны? Нам, бесспорно, известно, кто и сколько украл из королевской сокровищницы, но сведения эти абсолютно бесполезны. До тех пор, пока достославная Латерана не надумает отправить кое-кого на эшафот — в этом случае Вертрауэн охотно поделится с вами любыми донесениями… Но ведь Латерана еще долго не надумает, верно?

Вот скотина! Решился попрекать меня тем, что я не в состоянии упрятать за решетку канцлера или Великого герцога Даргена! Хочется узнать, а что оставалось бы делать Лорасу на моем месте? Не верится, что граф явился бы во дворец с десятком гвардейцев и взял его светлость Редрика под стражу, предъявив обвинение в разграблении казны. Последствия такого поступка вполне предсказуемы и печальны.

— Лорас, я позвал тебя отнюдь не для упражнений в острословии или глупых пикировок, строго сказал я, давая графу понять, кто именно здесь командует. — Сам знаешь, достаточно мне кивнуть и…

— Господин барон изволит угрожать? — ответив мне невинным взглядом новорожденного, поинтересовался немедиец. — Чем я заслужил эдакую немилость?

— Хватит, — поморщился я. — Ты можешь найти способ как можно быстрее снестись с Бельверусом и графом Мораддином Эрде? Своего гонца я отправлять не стану, это долго и опасно. Уверен, в твоих закромах отыщется нечто более действенное, чем пергамент… — я подумал, пожал плечами и как бы невзначай ввернул: — Нечто наподобие портала Синего Камня. Немедийская тайная служба без оглядок использует самую разнообразную магию, вдруг им известен и такой способ общения?

— Синий Камень? — изумился граф Лорас. — Вам-то откуда… Гленнор, ты меня поразил в самое сердце. Я недаром питал уважение к Латеране. Увы, купленных у гномов инклюзов, способных создавать портал, единицы. Что бы тебе не докладывали, у меня такого камня сейчас нет. Был некоторое время назад, однако я вернул его по первому требованию Бельверуса.

— Отдал сапфир Росите из Мессантии? наиласковейше осведомился я. — Мой помощник, Кертис, встречался с госпожой Роситой несколько дней назад в правобережной Боссонии… Ее светлость направлялась в Велитриум. Надеюсь, доехала?

Лорас мгновенно сбросил маску учтивого гостя и ощерился так, что я едва вино не расплескал. Оскалившаяся морда опасного хищника.

— Учти, если с Роситой что-нибудь случилось… — прошипел граф, пожирая меня взглядом. — Ты не представляешь, что тебя ждет!

— Как ты несдержан, Лорас, — я вздохнул, не ожидав от собеседника настолько бурного проявления эмоций. — Графиня Ринга сама решила поговорить с Кертисом, они расстались в дружеском расположении друг ко другу. С Роситой по воле Латераны ничего «случиться» не может. Равно как и с тобой. Откуда такие пошлые мысли, граф?

— С вас станется, — уже куда спокойнее буркнул Лорас. — Сам знаешь, методы у Латераны и Вертрауэна одинаковы, особенно когда дело касается интересов государства.

— Только не надо обвинять нас в ваших собственных грехах, — парировал я. — Интересы Аквилонии сейчас касаются лишь внутреннего положения самой Аквилонии. Мы не склонны к внешней экспансии, как благополучная и богатая Немедийская монархия.

— Намекаешь на то, что мы собираемся воспользоваться вашей слабостью? В другие времена король Нимед не стал бы раздумывать, но сейчас… Полагаю, ты осведомлен, как дорого нам обходится принуждение к покорности настолько огромных протекторатов как Замора и Коринфия? Если мы начнем войну с Троном Льва, расходы превысят все мыслимые пределы, Немедия разорится. Если разорение одной из держав Заката — Аквилонии — не вызовет бури, то когда равновесие окончательно разрушится, вместо нас на историческую сцену выйдут Зингара, Офир и Коф. А мы превратимся в провинции Полуденных стран.

— Разумно, — согласился я, выбирая примирительный тон. Лорас, будь он хоть тысячу раз плебеем, отлично соображает и решился на откровенность. — Граф, все-таки, могу я немедленно связаться через тебя с Мораддином Эрде? Срочная соколиная почта?

— Я обязан знать причины такой срочности, — сказал Лорас. — Разумеется, в соответствии с общепризнанным этикетом, данные причины останутся личной тайной Вертрауэна и Латераны.

Понятно. Он совершенно прав. Иногда наши славные департаменты обмениваются сообщениями без ведома высших властей. Но только не теперь. Кто мне гарантирует молчание Лораса в угоду большой политике он (по приказу Вертрауэна) может запросто продать нас Нумедидесу. Теоретически, Бельверусу очень выгодно оставаться единственной влиятельной и великой державой материка. Шансы — половина на половину. Это очень мало, по моему мнению.

Будем играть дальше. Почему? Мне совершенно необходимы если не прямая поддержка сильных соседей, то хотя бы их сочувствие или нейтралитет, Немедию придется покупать — им нужны деньги и спокойствие на границах. Денег у Аквилонии нет, спокойствие обеспечивается нашим временным бессилием, однако немедийцы будут счастливы знать, что из Аквилонии не прекратятся поставки леса, изделий наших ремесленников и ткачей, а векселя наших купеческих домов и факторий не превратятся в пустые бумажки из-за разразившейся гражданской войны. Большую политику делают большие деньги, данная истина неоспорима.

— Лорас, я хочу знать, как владыки Немедии отнесутся к отмене налогов с немедийских купцов в Аквилонии сроком на год и двойному снижению пошлин с кораблей, идущих по Красной и Хороту в пределах нашего королевства? Затем: мы готовы заставить наших торговцев лесом снизить цены на древесину на пятую часть…

— Хотите окончательно разорить казну? — Лорас поднял бровь. — Сборы с наших купцов дают Аквилонии большой доход. Или я чего-то не понял? Почему Латерана занимается несвойственными тайной службе делами? Торговлей занимаются канцлер и торговые коллегиумы достаточно было вызвать нашего посланника в замок короны, рассказать обо всем ему…

— Отправишь послание в Бельверус?

Почему бы и нет? — развел руками граф. — От твоего имени, само собой?

— Да.

И тут меня озарило. Глава немедийского Пятого департамента, граф Эрде, без лишних намеков будет способен понять, по какой причине неожиданное предложение о послаблениях купцам Трона Дракона исходит от Латераны — логика подскажет Мораддину, что у соседей начало происходить нечто странное. Но давайте сделаем неожиданный ход:

— Добавь в депешу, что барон Гленнор передает сердечный привет графу Эрде от его старого друга, — решительно добавил я. — Друга, известного его светлости по истории с исчезновением принца Нимеда, в которой был замешан Аррас Кийяр.

— Аррас? — мой гость нервно пошевелился. — Наш придворный волшебник? При чем тут Аррас Кийяр?

— Слушай, а не спрашивай! Сообщишь, что имя друга графу Эрде отлично знакомо и обозначишь на пергаменте две руны «Кано», какие используются в Нордхейме и Киммерии. В финале добавить, что все предложения исходят не столько от Латераны, сколько от этого человека. Латерана только выполняет его пожелания. Ясно?

— Ничего не ясно, — протянул Лорас, но по его загоревшимся азартом глазам я понял, что новая загадка графа увлекла. Не думаю, что Лорас раскроет подоплеку в ближайшие дни и начнет действовать самостоятельно. — Депеша окажется в Бельверусе послезавтра утром, ответа стоит ждать спустя четыре дня. Самый быстрый почтовый сокол вернуться в Тарантию раньше не сможет, это проверено…

— Лорас, ты все запомнил?

— У меня хорошая память, господин барон. Тем и живем.

— Умоляю, граф, без глупостей. Ты должен понимать, что если кости бросили такие игроки, как я и месьор Мораддин, тебе лучше за стол не садиться.

Лорас хмыкнул и сказал:

— Зато я могу подсказать графу Эрде, в какой момент лучше всего встряхнуть стаканчик с костями и выбросить «двойного коня».

— Если подскажешь неверно, быть беде. Жду тебя утром четвертого дня, считая от сегодняшнего. До встречи.

* * *

Ни к четвертому, ни к пятому дню я не получил от Лораса никаких известий и начал беспокоиться, что немедийский проныра не внял предостережениям, решив устроить самостоятельное дознание. Однако, все до единого тихари Латераны, опекавшие немедийца, сообщали, будто Лорас почти безвылазно сидел в своем поместье под Тарантией, встречался лишь с двумя известными нам конфидентами Вертрауэна, сумевшими затем уйти от негласного надзора. Довольно необычное поведение для любителя светских развлечений. Любопытно, чем можно объяснить столь внезапное затворничество?

Приехал уставший от долгих путешествий граф Кертис, покатываясь от хохота рассказал мне о своих танасульских приключениях и «тайном казначействе» герцога Публио. Мне наоборот было вовсе не смешно — я давно подозревал, что в Танасульском герцогстве существует какая-то своя изнаночная жизнь, некое двойное дно, о котором я не знал. Досаднейшее упущение, что ни говори — Камбон и его ретивые соратники ухитрялись скрывать свою аферу слишком долго и не известили о ней меня: боялись. Правильно боялись — в другие времена вся танасульская шайка отправилась бы на рудники, но при нынешних обстоятельствах я был бы готов одобрить труды моих многоумных подчиненных: они и впрямь хотели, как лучше. Ничего, с началом нового правления я мягко пожурю Камбона и забуду об этой авантюре, но если он попробует сделать нечто подобное в будущем…

Подготовка к перевороту вошла с решающую стадию. Я попытался учесть большинство мелочей, которые облегчили бы задачу крепко взять власть в первые, самые тяжелые и непредсказуемые дни. Подготовлены королевские указы, которые будут незамедлительно оглашены на площадях Тарантии — нам необходимо сразу завоевать симпатии народа. Ничего особенного в сих ордонансах не написано: обещаются вольности, милости и непременное послабление бремени податей, объявляется о низложении «преступной своры», ограбившей свой народ, заодно указы пестрят красивыми словами о величии, тысячелетних традициях, славной истории, прежних победах и прочих свершениях, коими обязан гордиться любой патриот и верный подданный древней аквилонской монархии, возрождение каковой мы воочию наблюдаем. Народу нравятся громкие эпитеты и щедрые обещания.

Есть и другие указы, не подлежащие широкому оглашению. Над ними я трудился вместе с Троцеро, его наследником и Конаном Канах, который неожиданно показал себя человеком вполне искушенным в политике — что ни вечер, я закрывал окна кабинета черными шторами, усиливал караулы возле моих покоев и с помощью мэтра Савердена открывал Синий Портал. Работали мы до глубокой ночи, а то и до рассвета. Думаете, очень просто расставить новых людей на освободившиеся посты, причем выбрать из десятков чиновников тех, которые хотя бы первые несколько седмиц будут верны новой власти и не осмелятся воровать или плести интриги?

Мы довольно быстро придумали, кому отдать самые высшие посты и при этом не обидеть династии Великих герцогов. Канцлером, понятно будет Публио — он происходит из Тауранского семейства, родной дядя нынешнего герцога. Троцеро, услышав имя старого прохвоста, вначале посмеялся, но после моих объяснений, включавших историю с танасульскими налогами, согласился. Казначейство мы отдали герцогу Ришильди — подающему надежды молодому человеку из Боссонской династии, который весьма умело управлял денежными делами армии Черной реки. Главное достоинство Ришильди — кристальная честность, а такие казусы случаются раз в столетие, не стоит упускать шанс. Военный коллегиум достался легату Паллантиду, много лет командовавшему гвардейским отрядом Черных Драконов, он же временно будет возглавлять гвардию короны — Паллантида хорошо помнят в полку, а его внезапная отставка превратила Драконов в тихих недоброжелателей Даргена Шамарского и его сына. Тем более, что я переговорил с некоторыми сотниками этого отряда и привлек их на сторону заговора. Отказал только один, чем и подписал себе приговор — спустя два квадранса господин сотник неудачно упал с лошади и разбился насмерть. Увы, увы… В таком серьезном деле потери вполне допустимы. Что значит одна жизнь, когда на кон поставлена судьба государства и тысяч других людей?

Дата назначена — десятый день третьей весенней луны, то есть через две с половиной седмицы. Завтра я отправлюсь в замок короны и доложу канцлеру, что герцог Троцеро убит пиктами. Сам Троцеро на некоторое время тайно покинет свое войско и переберется в Тарантию, на мою виллу. Просперо и Конан объявят армии, что Великого герцога похитили конфиденты короля и объявят Рокод по всем правилам. Конные сотни начнут скрытно выдвигаться на левый берег, расчищая дорогу пешим тысячам. Я смогу убедить Нумедидеса, Даргена Шамарского и прочих, что особой опасности Рокод не представляет и посоветую направить им навстречу верные королю гвардейские отряды из Шамара. Охраной замка в отсутствие преданных Нумедидесу сотен займутся Черные Драконы и арбалетчики Боссонского полка.

Диспозицию сражения мы определим заранее — Латерана сама выберет время и место, наиболее удобные для войска Пуантена. Почти уверен, одним сильным ударом мы уничтожим гвардию короля в поле неподалеку от столицы и тем самым избежим возможных вооруженных столкновений в самой Тарантии. А переворотом в замке займутся мои «Беркуты», специально обученные действовать именно в таких условиях…

О том, что будет происходить утром назначенного дня я предпочитаю не думать. Как говорит граф Кертис — поживем, увидим.

* * *

— Ваша милость, — в кабинете неслышно появился секретарь, — из города доставили спешное послание. Судя по всему — от немедийцев.

— Хвала богам, Лорас изволил очнуться! пробурчал я, разрывая плотный коричневый конверт с гербовой печатью графа. — Сколько же можно ждать! Та-ак, а это что еще такое?

Записка почему-то на зингарском языке. Ничего похожего на ровный, крупный почерк Лораса — малюсенькие бисерные буковки, рука женщины. Почитаем.

«Милый барон, я готова встретиться с тобой в салоне герцогини Лавланэ от шестого до восьмого полуденного колокола и передать пожелания всего наилучшего нашему общему другу К.К… Росита».

— Оседлать моего коня! — взревел я, увидев, что единственная стрелка кабинетной клепсидры приближается к отметке шестого колокола.

— Быстро! Я еду в Тарантию!

— Охрана? — невозмутимо поинтересовался секретарь.

— Два ликтора, из «Беркутов». Пусть оденутся небогатыми дворянами.

Спустя квадранс я и двое моих телохранителей, пустив лошадей в галоп по дорожкам загородных парков, неслись в сторону городских ворот. Упустить возможность лично переговорить со вторым человеком немедийского Вертрауэная не мог — о Ринге, графине Эрде, я слышал много хорошего и дурного, однако всегда полагал ее самым лучшим конфидентом тайных служб Заката. Бесспорно, лучшей ее сделали не-человеческое происхождение и врожденные способности к неизвестной людям магии, но будь ты хоть трижды райбирийским гулем и магичкой, никто не подарит тебе изощренного ума, коим графиня Эрде одарена в полной мере. Ринга — опаснейший противник, но как я полагаю, сейчас она не собирается враждовать с Латераной. Или?…

Поговорим, узнаем.

Через Звездные ворота, украшенные хрустальными шарами с лампами внутри, потом на улицу Медников, поворот на Волчью и далее к площади Эпимитриуса… Вот и дом престарелой герцогини, ежевечернее собирающей у себя скучающих пожилых дворян, дабы развлечь стариков музыкой или чтением старинных трактатов.

Прислуга, увидев благородных гостей, немедленно увела наших лошадей в огромную конюшню, занимавшую треть двора, напыщенный лакей проводил до парадной лестницы и сдал с рук на руки дворецкому.

— Что угодно вашей милости? — надменно осведомился дворецкий, узрев на моей груди цепь с фамильным гербом. На воздвигавшихся за моей спиной ликторов он посмотрел совсем неприязнено. — Ваша милость приглашена ее светлостью герцогиней?

— Меня пригласила одна знакомая, — процедил я, представив, как будет выглядеть физиономия этого надутого гусака, после вопля наподобие: «Как стоишь перед начальником Латераны, морда!». Впрочем, следует быть сдержанным и вежливым — я же не у себя дома. — Госпожа Росита из…

— Прошу простить, ваша милость, — дворецкий поклонился не дослушав. — Меня, разумеется, известили. Ваши… друзья пойдут с вами?

— Безусловно! — я давным-давно зарекся ходить на подобные встречи в одиночестве, всякое может произойти. Кроме того, мне категорически запрещено оставаться без охраны.

— Веди!

На второй этаж, через богатые покои, где мирно отдыхали богатые старички, по освещенному лампами цветного стекла коридору… Дверь с серебряной табличкой, на которой выгравировано: «Зингарская комната».

— Останьтесь здесь, — бросил я ликторам и те послушно замерли у входа.

— Бархат цвета морской волны, фонтан с золотыми рыбками, на стенах — картины, изображающие корабли и морские сражения, любимая жителями Полуденного побережья низкая мебель. Неброская роскошь. А посреди этой роскоши, в буйной феерии кружев, шелка и бриллиантов восседает прелестное юное создание. Да, донесения не лгали — графиня Эрде действительно выглядит очень молодо, хотя она старше меня лет на сорок. Рабирийцы живут долго и почти не стареют.

— Господин барон, — Ринга, не вставая, указала мне на обитый синей тканью диванчик. — Я была уверена, что ты обязательно придешь. Вино и фрукты на столике.

— Как к тебе сейчас обращаться? — спросил я усаживаясь. — Просто «госпожа Росита»? Или в соответствии с законным титулом?

— Как угодно, — Ринга скривила точеный носик, давая понять, что церемонии сейчас не к месту. — Итак… Мой муж получил депешу от Лораса и немедля приказал мне переговорить с главой Латераны. Задержка вызвана тем, что мне пришлось ехать в Тарантию из Боссонии, с границы.

— У тебя талант к перевоплощению, — признал я. — Кертис мне рассказал о твоей последней маске маркитантки, говорил, будто выглядит весьма убедительно. А я вижу перед собой благороднейшую дворянку…

— Пришлось разорить графа Лораса на драгоценности и позаимствовать у его очередной любовницы самое роскошное платье, — отмахнулась Ринга. — Иначе герцогиня Лавланэ не пустила бы меня даже на порог дома. Если интересно — сейчас меня зовут донной Роситой Карарес, графиней Дорито из Кордавы. Старушка Лавланэ обожает пышные титулы, бедняжке так мало нужно для счастья… Вернемся к делу, барон. В Бельверусе поняли смысл твоего послания, но остаются вопросы. Почему ты передал привет от… от месьора Конана Канах, с которым хорошо знакома я и мой муж? Правда, последний раз мы виделись много лет назад, но друг друга не забыли.

— Поговаривают, что он станет королем после Нумедидеса, — прямо сказал я.

— Так я и предполагала, — на лице Ринги не появилось и тени удивления. — Конан согласился?

— Он в некотором недоумении, однако такой человек не склонен к долгим самокопаниям: нужно, значит нужно. Если он не справится, править за него будут разумные советники. Наша цель — спасти государство и удержать равновесие на Закате.

— А если вдруг справится? — подалась вперед Ринга. — Я побывала с этим человеком в нескольких опаснейших переделках, если тебя это не смутит, скажу, что мы даже были любовниками — до моего замужества, конечно. Я уверена — Конан не станет игрушкой в чужих руках. Он неопытен в делах государственного управления, но к ремеслу… да будет мне позволено так вульгарно изъясниться, к ремеслу короля он отнесется серьезно, как и прежним своим занятиям. Умные советники — это замечательно, но если однажды вы решите подергать за ниточки, пытаясь влиять на Конана… Нумедидес покажется вам доброй волшебной сказкой. Я просто хочу предупредить, благо я знакома со способностями Конана. Он не станет, как Нумедидес, грабить страну, ибо сочтет, что воровать у самого себя бессмысленно. А вы, месьоры советники, получите короля который быстренько возьмет вас за глотку и не позволит своевольничать. Я доходчиво выразилась?

— Спасибо за предупреждение, — вежливо кивнул я. — Возможно, железная перчатка на горле аквилонских чиновников — это то, что нам сейчас необходимо. Страну надо вытаскивать из бездны, которая перед нами разверзлась во всем величии и ужасе. Скажи, почему ты насквозь бесстрастно отнеслась к моему сообщению о возможной коронации безвестного варвара?

— Не такой уж Конан безвестный, — задумчиво сказала Ринга. — В Аквилонии его знают, как-никак — победитель Зогар Сага. Народу он ближе, ибо вышел из того же народа. А в Велитриуме недавно объявили, что Конану даровано дворянство. Гленнор, я знакома с давним предсказанием — Конан Канах однажды станет королем на Закате… Мы, Пятый департамент в лице Ринги и Мораддина, три года назад устроили переворот в Бритунии, надеясь усадить на трон Пайрогии именно Конана, как старого и верного друга. Киммериец отказался, отдав корону Альбиориксу. Ему хотелось большего. Пускай получит свою давнюю мечту — Трон Льва. Убеждена, если Конан с вашей помощью удержится, Закату уже не будет грозить смута, которой опасаются все и каждый. Теперь главное: Немедия поддержит переворот, я говорю это от имени Мораддина, который советовался с королем Нимедом.

— Как именно поддержит?

— Мы готовы признать нового монарха и сразу выслать церемониальное посольство. Если удержите власть и доведете дело до коронации по митрианскому обряду, на торжества приедет сам Нимед или наследник короны. Заодно, попробуем убедить наших союзников сделать то же самое. Если в герцогстве Шамарском поднимется мятеж — поможем войском. Одно условие: новый король исполнит данные тобой обязательства в отношении наших купцов.

— Миром правит золото, а? — рассмеялся я, наполняя кубки. — Тогда, может, выпьем за душевную дружбу меж двумя великими монархиями?

— За душевную дружбу! — согласилась Ринга, поднимая хрустальный сосуд. — Но сначала ты должен переговорить лично с Мораддином.

— Он в Тарантии? — я едва не подавился вином. — Откуда?

— Оттуда, — Ринга с улыбкой выложила на стол подозрительно знакомый сапфир, только не в обрамлении орденской цепи Пуантена, а в оправе дамской броши, какие обычно носят на парадном платье. — У нас одинаковые хитрости, барон.

Графиня прошептала над камнем заклинание и я вновь увидел веер синих лучей, открывающий проход через огромное расстояние между столицами великих держав Заката.

В открытом магией окне появился невысокий человек с короткой черной бородой, возле которого сидела огромная серая собака — темрийский горный волкодав.

— Гленнор? — граф Мораддин поднял на меня взгляд. — Ах, Ринга, это вы! Весьма рад. Будем разговаривать?

— Конечно, — сказал я. — Рад видеть вашу светлость…

Часть 2

«Под знаменем Черных Драконов»

Глава первая

Глаф Эган Кертис

«Война без правил»

Волки, загоняющие оленя, наверняка чувствуют то же, что чувствую сейчас я. Мы готовы нанести последний, решающий удар, когда клыки Латераны сомкнутся на горле умирающей династии Эпимитриев — до условленной даты остаются считанные дни.

Нам приходится осторожничать и всеми возможными способами уверять канцлера в преданности государю — Гленнор даже распорядился «раскрыть заговор», сиречь Латерана задержала нескольких дворян и обвинила в попытке убить Нумедидеса по наущению кофийцев, наших старых недоброжелателей. Все злодеи, конечно же, признались, барон Гленнор отправил в замок победоносную реляцию, канцлер и король остались довольны. «Заговорщиков» мы отпустим сразу после смены власти — таковыми, как легко догадаться, стали наши же конфиденты, разыгравшие спектакль с покушением…

Однако, вовсю разворачиваются события куда более важные и значительные, чем липовый заговор. Как и предполагалось, пуантенцы объявили Рокод против Нумедидеса, первые конные тысячи переправились из Боссонии в Тауран и теперь находятся на восходном берегу. Что характерно, никакого сопротивления армия мятежников не встречает, они обходят крупные города и скорым маршем двигаются к Тарантии. Уже сегодня навстречу войску Пуантена выйдет королевская гвардия.

С чего же все началось?

Толчком к началу Рокода послужило таинственное исчезновение Великого герцога Троцеро из форта Велитриум, происшедшее шесть дней тому. Не стоит говорить о том, что Латерана серьезно помогла его светлости незаметно покинуть границу с пиктами — мне пришлось сопровождать герцога от Черной реки до Тарантии и поместья барона Гленнора, где Троцеро пока и отсиживается, помогая господину барону составлять необходимые бумаги.

Утром в Велитриуме начался тщательно спланированный переполох — молодой Просперо поднял тревогу «обнаружив» потерявшегося дядюшку, после короткого дознания выяснилось, что герцог «похищен» и увезен в тарантийскую тюрьму, а затем… Просперо, посоветовавшись со своими легатами, отправил в столицу гонца, привезшего Нумедидесу крайне неприятную новость: Пуантен поднимает знамя Рокода. В тот же день Просперо был объявлен злодеем короны и канцлер Редрик назначил за его голову вознаграждение в целых пять тысяч золотых кесариев. Если оную голову доставит простец — получит дворянский титул.

Барон Гленнор со свойственным ему мастерством лицедея едва ли не половину седмицы убеждал короля, Редрика и герцога Шамарского в том, что «пуантенскую язву необходимо выжечь каленым железом», что бунт надо подавить в самом зародыше, и что Просперо следует как можно быстрее снести голову на площади Эпимитриуса, равно как и его приспешникам — Конану, Паллантиду, графу Люксэ, и прочим военачальникам. Впрочем, долго убеждать двор в опасности Рокода не пришлось: в самом начале третьей весенней луны пришли донесения о том, что тысячи Пуантена переправились через Ширку, заняв броды и захватив речные суда.

Латерана исправно предоставляла дворцу необходимые сведения о численности войска, направлении его передвижения и прочем, да только наши донесения не отражали всей правды. Гонцов военной управы или «Скрытой Башни» перехватывали на пути к городу суровые вояки из «Беркутов», а Латерана потчевала герцога Шамарского и высших чинов гвардии умело поданной ложью. Число всадников и пеших мы занизили почти вдвое, уверяя, что остальные безвылазно сидят на границе с пиктами, опасаясь нападения варваров, местонахождение тяжелой конницы гвардии Гайарда указывали с большими погрешностями, а заодно лили бальзам на королевское сердце доносами о распрях в стане мятежников.

Нумедидес едва не сорвал все наши планы, мерзавец эдакий! Ихнее величество попросту испугались мятежа и первые дни настаивали на переговорах с Просперо. Кроме того, неспокойствие обозначилось и в Тарантии — жители столицы глухо ворчали, услышав о возмущении на Черной реке и опасались начала войны. Отлично, такие умонастроения плебса нам только на руку!

Совместными усилиями канцлера, герцога Даргена и, разумеется, барона Гленнора, короля уговорили действовать жестко. Поскольку армия Просперо невелика, ее следует незамедлительно уничтожить на подступах к Тарантии внезапным ударом, который нанесут лучшие гвардейские отряды. Пускай Редрик вор, почище Публио, но в сообразительности ему не откажешь. Канцлер моментально понял, что благополучие двора зависит от спокойствия в стране, следовательно порядок придется наводить с помощью гвардии. Дарген Шамарский и его наследник получили ясный приказ: мятеж подавить, зачинщиков (если получится) доставить в Железную башню.

Как мы и предполагали, оберегать столицу и замок короны остались полки Черных Драконов, Боссонцев и Алых пикинеров из Таурана. Битву с пуантенцами доверили самым верным королю выходцам из Шамара. Против наших четырех тысяч конников и семи тысяч наемников вышло семь с половиной тысяч гвардейцев. Благодаря отлично проведенной Гленнором мистификации, мы обладаем куда большими силами.

Одна беда — если нас внезапно раскроют, висеть всей теплой компании в петлях на «позорной виселице», что за Полуденными воротами города. Именно там казнят самых отъявленных злодеев короны, коими все мы несомненно являемся…

* * *

Цель установлена, средства определены. Гвардия короны идет в поход. Я наблюдал за шествием конных отрядов со стороны. Из Закатных ворот Тарантии вытекала живая разноцветная река, сверкая начищенным доспехом, и грозно позванивая оружием. Алое знамя короля с золотым львом, желтые штандарты герцогства Шамарского с геральдическим сфинксом, значки, вымпелы. Будто не на войну, а на торжественный церемониальный смотр собрались.

Герцог Дарген едет не на коне, а в роскошной повозке — его светлость тучен, сидеть в седле ему тяжело. Наш великий полководец решил поучаствовать в деле искоренения смуты лично, благо уверен в быстрой и безоговорочной победе: уж его-то гвардия запросто сметет немытых наемников, покусившихся на святость престола! Потом будут парады, королевские милости, новые земли и титулы особо отличившимся… Это потом. Сейчас надо показать строптивым пуантенцам, кто обладает в Аквилонии действительной и неоспоримой властью!

Я нехорошо усмехнулся, поддал шпор своему жеребцу и направил его по тракту на Полуденный закат, в обход бравого гвардейского воинства. Опять придется скакать полный день и полную ночь, чтобы успеть к Просперо завтрашним утром. Барон Гленнор отрядил меня в стан мятежников в качестве наблюдателя и советника, а затем я буду обязан препроводить в Тарантию нескольких важных персон.

Служащие Латераны, как и всегда, оказались на высоте — конные подставы ждали меня через каждые пятнадцать лиг, можно было перекусить, хлебнуть легкого вина и нестись во весь опор дальше, к небольшому городку Ортео, избранному пуантенцами в качестве временной «столицы». Именно рядом с Ортео и расположились отряды Просперо, в ожидании противника. Лиг за тридцать до города появились первые вооруженные разъезды — двое пуантенцев в синем с серебром, двое наемников. Меня останавливали, но по предъявлению подписанного Великим герцогом пергамента сразу же отпускали. Как и предполагалось, к Ортео я подъехал ранним утром пятого дня третьей луны весны, наткнулся на караулы, оберегавшие развернутый возле предместий городка палаточный лагерь и тотчас был доставлен к Просперо. Ничего не соображая от усталости, я отдал герцогу бумаги, переданные Гленнором и Троцеро, после чего завалился спать в неизвестно чьем шатре, поставленном рядом с обширной палаткой герцога. Разбудили меня ближе к вечеру.

— Граф, поднимайся, трубы зовут, барабаны бьют!

Меня довольно бесцеремонно трепали за плечо. Голос вроде знакомый.

— Отцепись, — слабо пискнул я. Никакого желания вставать не было. — Ты кто?

— Открой глаза и посмотри.

Мои веки надо было бы разлеплять с помощью долота, но я пересилил себя и попытался сесть на складном походном ложе из деревянных реек и парусины.

— Каков нахал, а? — добродушно гудел человек, лица которого в полутьме шатра я разобрать не мог. — Пришел, занял чужую постель, выдул мое вино… Кертис, первым же указом тебя придется сослать в рудники Эйглофиата за оскорбление величества.

— Конан? — я, наконец, понял с кем говорю. — Значит, это твоя палатка?

— Чья же еще? Вставай, умойся и иди к Просперо. Будем для завтрашней заварухи диспозицию определять. Наши разъезды доносят, что королевская гвардия в одном переходе от Ортео.

— Не понимаю, — сказал я почти окончательно просыпаясь, — как вы ухитряетесь быть такими спокойными? Словно ничего и не происходит! Государство на грани гражданской войны, целое Великое герцогство объявило о неповиновении королю, самого короля хотят зарезать…

— Никто его резать не будет, — пожал плечами Конан, усевшись на ложе рядом со мной. — Заставим подписать отречение, а потом вы, большие мудрецы в деле несчастных случаев, сделаете так, чтобы их бывшее величество навернулись с лестницы… Честно признаться, я вообще не хочу убивать Нумедидеса.

— Придется, — проворчал я, натягивая сапоги. — Дорога к власти всегда вымощена трупами. Это не мы придумали, не нам этот закон и нарушать. Знаешь сколько смертных приговоров уже составил Гленнор? Подумать страшно! А тебе придется их подписывать. Король должен проявить твердость, короля должны бояться.

— Интересно, почему это Гленнор сам решает, кого карать, кого миловать? — неожиданно резко ответил Конан. — С нами он в этом не советовался.

— Ничего подобного! Во-первых, барон все обсуждает с Троцеро, и Великий герцог, как политик искушенный, целиком с Гленнором согласен — все те, кто может стать нашим явным врагом должны либо умереть, либо навсегда отправиться в отдаленную ссылку со строжайшим надзором. Во-вторых, люди о которых мы говорим так или иначе виновны. На каждого в Латеране есть бумаги, от которых у человека непосвященного волосы дыбом встанут.

— На меня тоже?

— А ты как думал? Сам отлично знаешь, что главная задача любой тайной службы состоит в том, чтобы собирать и хранить знания о людях. Знания, которые в случае надобности можно будет пустить в ход. Возможно, такие слова прозвучат излишне грубо, но невиновных людей в этом мире не существует. Любой, каждый хоть единожды да нарушал писаные законы.

— Точно, — хмыкнул Конан. — Вот я например… И тебе контрабанда, и пиратство на Полуденном побережье, и торговля незаконными товарами, а если вспоминать времена веселой молодости в Шадизаре, то самому стыдно становится. Признаюсь, каюсь всемогущей Латеране однажды я стянул у туранского купца из пояса кошелек с тридцатью империалами Илдиза. Потом, вступив в сговор с жуликом по имени Ши Шелам, украл у офирской графини жемчужное ожерелье. Потом…

— Отрубание руки или пять лет на каменоломнях, — зевнув, определил я.

— Бел-обманщик, и этот человек будет королем Аквилонии!

— Я, между прочим, не напрашивался, — Конан невесело усмехнулся. — Оделся? Пошли к герцогу, нас ждут.

… Может быть тот, кто в будущем прочтет эти воспоминания, воспримет их как хронику непрерывной и болезненной подлости, ибо я впервые решил откровенно рассказать о некоторых особенностях трудов тайной службы Аквилонии, однако слово «подлость» я бы употреблять поостерегся. Не подлость, а разумная необходимость в интересах государства, это первое. Второе: что бы не болтали злые языки, но Латерана по мере сил и возможностей борется со злом, воплощенным в человеческие мысли и дела — людей никто не заставляет продавать чужестранцам наши тайны, воровать из казны или грабить на больших дорогах. Большинство преступлений являются осознанным выбором человека. В таком случае вполне осознанно получите и наказание за этот выбор. И третье: каждому следует помнить, что мы не дремлем. Не осуждайте ремесло, в котором ничего не смыслите, такое может выйти побоку.

* * *

Городок, возле которого обосновались пуантенцы, совершенно ничем не примечателен, кроме своего расположения. По большому счету, Ортео более смахивает на громадную деревню. Город не обнесен стеной, единственное укрепление — замок здешнего барона, к которому жмутся деревянные строения. Каменных зданий (за исключением замка) только два, скромная ратуша и дом купеческой гильдии. Сам барон Ортео, заметив как возле города разбиваются шатры, мигом понял, что запахло жареным и всеподданнейшей преданности по отношению к Нумедидесу не проявил, хотя и к Просперо не подался. Барон собрал дружину в своей крепостишке, поднял мост, запер ворота и сделал вид, будто его здесь вовсе нет. Ни нашим, ни вашим, так сказать… Для провинциала простительно.

Перед закатом мы объехали место предстоящего сражения и остались довольны: Просперо, Конан и Паллантид в один голос твердили, что диспозиция в точности напоминает Битву на реке Тайбор, когда Сигиберт Великий вдвое меньшими силами разгромил немедийское войско, хитро использовав природный рельеф. Ортео построен в полуночной части пологого, но очень длинного холма, протянувшегося с Полуночи на Полдень примерно на четыре лиги. Если стоять на гребне холма лицом на Восход, то будет заметно, что возвышенности образуют некое подобие узкой долины — еще два холма находятся напротив Ортео, примерно в двух лигах. Меж ними — ложбинка, по которой проложен широкий тарантийский тракт. Всхолмья покрыты лесом, только в долине можно увидеть обработанные поля, расположенные по берегам скромной мелководной речушки.

По мнению герцога Даргена мы сейчас находимся несколько дальше к Закату, на границе баронства Ортео, но ему придется горько разочароваться.

Да, лагерь мы устроили за городском холмом, но с рассветом пешие тяжелые щитники выстроятся на склонах возвышенности и пришедшей по тракту гвардейской коннице вначале придется миновать ложбину, образовать боевой порядок (Просперо уверен, что они пойдут клином), а затем врубиться в ряды нашей пехоты, причем атаковать гвардейцы будут вверх по склону, что для конников весьма нежелательно.

Если битва развернется по планам Просперо и его легатов, конные увязнут в сражении с нашими наемниками (этой частью войска будет командовать Конан), а Просперо в это время выведет скрывающуюся за лесом гвардию Гайарда, которая обойдет королевские отряды и ударит в спину, заодно перекрывая путь к отступлению. Мы обязаны сделать так, чтобы никто из наших врагов не ушел с битвенного поля, посему за восходными холмами расставлено несколько десятков секретов, обязанных вылавливать возможных беглецов. Чем позднее в Тарантии узнают о происшедшем, тем удачнее пройдет переворот в самой столице.

— Граф, завтра ты предпочтешь мое общество или будешь оберегать Конана? — с шутливой интонацией спросил меня Просперо, когда мы вернулись в шатер его светлости, наскоро перекусить. Паллантид и граф Люксэ вежливо раскланялись и отбыли в стан своей обожаемой кавалерии, так что мы остались втроем, если не считать оруженосцев Просперо, охранявших вход в палатку. — Их будущее величество окажутся в центре всех событий, пешие щитники подвергаются куда большей опасности чем тяжелая конница.

— Ерунда, — отмахнулся Конан. — Против пехоты, которая держит плотный строй, кавалерийский удар бессилен. Я уже отдал несколько приказов, которые серьезно облегчат нам жизнь. Поставим в первых рядах повозки, как походную крепость, за повозками — арбалетчики и лучники. К утру мои орлы прокопают канаву, в которую выльем несколько бочек смолы, подожжем… Лошади испугаются огня, клин может смешаться. Просперо, ты лучше послушай нашего дорогого гостя из Латераны — он мне сегодня таких ужасов наговорил, что я готов отказаться от королевствования. Будто бы твой дядюшка и барон Гленнор занимаются в Тарантии только тем, что составляют приговоры, по которым мне придется отправить на эшафот едва не половину Аквилонии.

— Отчего же так односторонне? — оскалился я в любезно-ядовитой ухмылке. — Латеране придется организовать ликующие толпы на улицах, которые будут славословить нового государя, раздавать бесплатное вино, приглядывать за тем, чтобы восторженные подданные по пьяному безобразию не перерезали друг друга, как это случилось во время коронации Вилера. Клянусь своей честью дворянина, на улицах жертв может быть в три раза больше, чем тех, кому придется прогуляться на плаху… Месьоры, неужели мне надо объяснять вам обоим, что шутки давно закончились?

— Это понятно, — кивнул Просперо. — Мы же не малые дети, дорогой граф. Государственные соображения всегда стоят выше любой морали и принципов, мы оба отлично знаем, что нам предстоит. Кажется, в Латеране это называется «стряхнуть пыль с золота»?

— Именно. Беда в том, что пыли накопилось слишком много. Просперо, случись тебе занять трон, ты бы дрогнул? Начал бы разбрасываться помилованиями и являть высокое благородство?…

— Вряд ли, но королем я не стану по одной важной причине: не хочу брать на себя подобную ответственность.

— Думаешь, я хочу? — вдруг возмутился Конан. — Если у нас ничего не получится, в крушении Аквилонии обвинят прежде всего короля! Пришел какой-то варвар, уничтожил старые традиции, окончательно разорил страну, оскорбил своим появлением дворянство… Думаете, мы собираемся придти на все готовенькое? Нумедидес за четыре года превратил королевство в груду развалин, мы получаем в наследство больную и озлобленную на высшую власть страну! Готов проспорить собственную голову — недовольство в народе только усилится, если мы быстро не дадим людям то, что они хотят: спокойствие и достаток, возможность честно и безопасно зарабатывать свое золото! И чтобы никто не боялся, что любой другой, король или уличный воришка, отнимет у человека принадлежащее ему по праву. Легко с этим справиться? По-моему, очень нелегко!

— Однако, цель достижима, — с прирожденной невозмутимостью сказал Просперо. — Помнишь, что ты сам говорил недавно? Какое-то время «королем» будем все мы, каждое решение придется принимать всем вместе и отвечать перед богами и королевством тоже будем вместе. Поздно отступать.

— Никто отступать и не собирается, — набычился Конан. — Как говорили мои дружки-пираты с Барахас, концы обрублены. Теперь либо путь в океан, либо на дно.

Отужинав холодным мясом и начинающим черстветь хлебом, мы уже собирались расходиться — время близилось к полуночи, а вставать придется задолго до восхода солнца. Внезапно снаружи обозначилась непонятная возня, охрана с кем-то громко препиралась, послышалась сдавленная ругань… Уяснив, что случилось нечто странное мы выскочили наружу, держа ладони на рукоятях клинков.

Прекрасная весенняя ночь, небо чистейшее, черно-синее. Созвездия выложены по Верхней Сфере, будто бриллианты на блюде черного мрамора. Луна пока не вышла из-за горизонта, но на восходной стороне неба уже появилось бледное бело-оранжевое зарево.

— Ваша светлость, караул соглядатая изловил, к шатрам пробирался, — бодро отчеканил оруженосец Просперо. — Говорит, будто с поручением к вашей светлости, но мы этого человека прежде не видели.

К нам подтолкнули связанного бородатого детину с повязкой на глазу. Один из караульных предъявил отобранное у незнакомца оружие абордажный палаш.

Я моментально понял, кого привели — перед глазами встал закопченный придорожный кабак «Кролик и перепел» в Боссонии, фургон Роситы из Мессантии, сама Росита в безобразном вызывающем платье… И телохранитель моей прелестной подружки — графини, маркитантки и шпионки. Точно, он!

— Постойте-ка, — я выскочил вперед, и взглянул на Просперо: — Скажи, чтобы его отпустили! Я этого человека знаю.

— Ваш? — осведомился Конан, подразумевая Латерану.

— Ну… Почти. Неважно. Эй, любезный, тебя послала Росита?

Бородач угрюмо поглядел на меня сверху вниз и рыкнул замысловатое зингарское ругательство из богатого морского лексикона, чем немедля заинтересовал Конана, как знатока и ценителя.

— Росита говори быстро исакайт Посперро, — сообщил громила с таким немыслимым акцентом, что я незамедлительно перешел на зингарский язык:

— Почему госпожа не пришла сама? Говори, его светлость перед тобой!

— Хозяйка там, — чернобородый отмахнул рукой в сторону тракта на Тарантию. — Уйти не может, отправила меня. Велено передать: аквилонская гвардия идет ночным маршем, без остановки.

— То есть как? — тоже по-зингарски спросил Конан. — Ночной марш? Кром Молниемечущий, если герцог Дарген решился не вставать на отдых, они появятся в долине возле города через пару колоколов! Получается, наши мудрейшие планы отправляются к Сету под хвост! Вся диспозиция рухнула!

М-да, новости крайне огорчительные. Самоуверенная ретивость Шамарского герцога, посчитавшего, что мятежников стоит настичь как можно быстрее, поставила нас в труднейшее положение. Очень скоро конная гвардия подойдет к Ортео, они наверняка двигаются при факельном свете… Пуантенское воинство отдыхает, ночью сражаться невозможно. Хоть плачь, честное слово!

— Командуй! — Конан невежливо подтолкнул замершего в растерянности Просперо. — Бросаем все, отходим на Закат по тракту и через лес? Или отыщутся другие мысли?

— Никакого отступления, — процедил герцог.

— Конан, поднимай своих, общая тревога. В боевые буцины не трубить, использовать только вестовых — нас не должны услышать раньше, чем нужно. Немедленно гонца к Паллантиду, пусть седлают коней!

— Ваша светлость, это безумие, — вякнул я, услышав самоубийственные приказы Просперо.

— Никто не воюет в поле ночью, это закон! Ночной штурм крепости — сколько угодно, но только не сражение на открытом пространстве! Мы ведь друг друга перережем!

— Конан, что ты говорил о бочках со смолой? — не обращая на меня внимания спросил герцог киммерийца. — Нам поможет восход луны, конным прикажем надеть на шлемы белые шарфы или прицепить любую светлую ткань, чтобы отличить от противника. Спасение только во внезапности и неожиданности! План полностью меняется!

— Постойте… — я снова попытался образумить Просперо, и тотчас получил жесткую отповедь:

— Кертис, или займись делом, или не мешайся под ногами! Ночью война невозможна? Придется доказать всему миру обратное!

* * *

Признаться, никогда ничего подобного я не видел, да впредь и не увижу.

Существуют незыблемые, проверенные опытом столетий и бесчисленных сражений законы ведения войны, охватывающие как правила тактики боя, так и сотни неприметных, но важных мелочей — расположение военного лагеря, охрана обоза, одежда, вооружение, подача сигналов знаменами и дымом… Всего не перечислишь!

Просперо и Конан сотоварищи путем лихой импровизации эти законы дополнили, привнеся в мудрую науку тактику положения о ночной атаке. Бесспорно, при более неблагоприятных обстоятельствах решение герцога имело бы самые трагические последствия, а любой здравомыслящий полководец, узнав о приближении противника попросту отдал бы приказ о незамедлительном отступлении. Просперо, однако, понял, что свернуть лагерь за несколько квадрансов и отойти (выставив на всякий случай боеспособный арьергард, призванный обеспечить безопасность отступления), сейчас невозможно — это означает потерю большей части обоза и неразбериху. Вывод один: пускай все законы и традиции летят в пасть Нергала! Отход будет означать поражение еще до начала битвы, а значит нам придется вступить в сражение. Ночью.

Конан умчался к своим наемникам, я же предпочел остаться с Просперо и гвардейцами Гайарда — в пешем строю от меня толку мало, ибо как всякий дворянин я обучен прежде всего конному бою. В запасах герцога отыскалась приличная кольчуга, нагрудник и шлем — мы с Просперо почти одинакового роста и комплекции. Пока никакие мои умения наследнику венца Пуантена пригодиться не могли, и я лишь наблюдал за воцарившейся в лагере деловитой суетой, дожидаясь начала действа, позднее поименованного «Битвой при Ортео».

План казался простым и изящным одновременно: разбитые на два крупных отряда наемники выстраиваются в два каре в полуночной и полуденной частях низины, в полной тишине дожидаясь явления королевских гвардейцев. Когда растянутое по тракту войско войдет в долину, наша пехота ударит одновременно с двух сторон, рассекая гвардию надвое и перестраивается, образуя прямоугольную «черепаху». Тут же поджигается смола, вылитая в длинный ров выкопанный поперек тракта со стороны города. Выстроиться боевым порядком гвардия короны не успеет, не должна успеть! И тогда же наша тяжелая кавалерия делает обходной маневр с флангов, захлопывая ловушку с закатной стороны, прижимает врага к строю щитников, а дальше как боги рассудят!

Теперь это изящество и простоту следует проверить на своем опыте. У нас преимущество — двигающееся спешным маршем войско герцога Даргена не облачено в доспех. Они полагают, что мы будем воевать по правилам, что сражение начнется не ранее завтрашнего полудня, что сначала последует обязательный обмен посланниками с предложением о сдаче и вся прочая военная куртуазия… Не дождетесь! Ремесло войны лишь самую малость почище ремесла политики, и мы не боимся испачкать руки.

— Удивляюсь их невероятному самомнению, — бормотал Просперо, имея в виду командиров королевского войска. — Ночной переход, лошади и люди к утру устанут… Дарген рассчитывает, что я позволю им отдохнуть? Они даже не выслали вперед разъезды разведки, иначе мы их давно бы перехватили!

— Недооценка противника всегда губительна, — я пожал плечами, обтянутыми вороненой кольчатой броней. На гребне моего шлема красовался оторванный рукав шелковой кружевной рубашки — белого шарфа у Просперо не обнаружилось.

Начался восход луны и теперь я мог осмотреться. Мы находились у подножия большого холма, отстоя от темнеющих квадратов пешего легиона не более, чем на половину лиги, под прикрытием лесной тени. Тихо, ни единого звука. Лишь иногда пофыркивают лошади да случайно брякает железо. Щитники издали вообще кажутся черными зарослями кустарника — ни одного движения, доспехи по приказу Конана покрыты плащами, чтобы металл не давал блики от лучей звезд и убывающей луны.

— Вот они, добро пожаловать, — сквозь зубы процедил Просперо, заметив первые желтые огоньки, появившиеся в устье лощины меж двух противоположных возвышенностей. — Удивительная беспечность! Знают, что враги могут быть неподалеку, а идут не таясь!

Вскоре цепочка золотистых светлячков превратилась в настоящую реку, изливающуюся на равнину — факелов гвардия не жалела. Дороги в Аквилонии широкие, в один ряд могут идти пять всадников или два фургона одновременно, значит семь тысяч конных с обозом растянутся более, чем на лигу. Двигаются неспешной рысью, чтобы не утомляться самим и не дать сильно устать лошадям.

— В чем дело? — Просперо обернулся в сторону города, услышав отдаленный звук рога. Над черной коробочкой замка барона Ортео внезапно появились огоньки, а рог совершенно недвусмысленно трубил сигнал «враг на подступе».

— Вот тварь, а! — громче, чем следовало бы, рявкнул Паллантид стоявший рядом с нами. — Тутошний барончик решил доказать верность Его величеству Нумедидесу Эпимитрею! Предупреждает, с-сволочь!

— Может, Ортео хочет предупредить нас а не гвардейцев короны? — предположил герцог. — Все равно это ничего не изменит. Смотрите, колонна полностью вошла в долину. Подавайте сигнал щитникам Конана!

Судя по объяснениям Просперо, армия Черной реки переняла у пиктов множество полезных знаний, включая подачу боевых знаков голосами различных животных. Вот и сейчас низко проревел большерогий олень, голос коего прекрасно имитирует морская раковина с побережья Пущи. Любой завзятый охотник сразу схватился бы за лук или арбалет — настолько похоже!

Земля чуть вздрогнула — стальные тиски тяжелой пехоты начали сжиматься, разрывая колонну тарантийской гвардии на две почти равные части. В прохладном ночном воздухе послышались недоуменные, а потом и яростные крики, впервые ударила сталь о сталь.

Вскоре наемники образовали слитное каре, уперли в землю квадратные щиты высотой в три локтя и выставили копья, превратив строй в несокрушимый монолит, о который разбивались волны светлячков. Одной этой атаки было достаточно, чтобы вызвать у противника легкую панику.

Блюсти тайну теперь не имело смысла — Просперо отмахнул перчаткой, истошно завыли медные буцины, давая понять командиру левого крыла нашей конницы, что пора начинать. Но прежде чем граф Люксэ вывел первые сотни кавалерии в долину, за нашими спинами послышался топот нескольких десятков копыт.

— Это что за явление? Демоны из Черной Бездны полезли? — вскинулся Паллантид, но беспокойство тотчас улеглось — один из наших оруженосцев резко осадил коня рядом с герцогом и прокричал:

— Ваша светлость, господин барон пожаловали!

— Какой такой барон? Откуда? — не понял Просперо, не отводя взгляд от разворачивавшегося в низине сражения.

— Барон Ортео, с вашего позволения! — появился новый всадник, совсем молодой дворянин с восторженным лицом, в красной тунике, при свете луны казавшейся черной. — Едва успели к разгару веселья! Дозволите принять живейшее участие? В дружине тридцать пять мечей!

— Сударь, мы в Рокоде против короля, — недоуменно сказал Просперо, оглядев новоприбывшего. — О чем вы думали прошедшие два дня, милейший? Я был уверен, что барон Ортео собирается блюсти строжайший нейтралитет…

— К демонам нейтралитет! — воскликнул барон. — Как дворянин я не могу оставаться в стороне от хорошей драки! И не важно, на чьей стороне! Рокод? Отлично, я тоже объявляю Рокод Нумедидесу! И будь, что будет!

— Молодежь… — с непонятной интонацией протянул Паллантид. — Ладно, барон. Поставьте своих молодцев за нами, справа. И пускай что-нибудь светлое к шлемам прицепят!

— Понял! — счастливо рявкнул юный барон и исчез. Паллантид снова покачал головой, повторив:

— Молодежь… Просперо, гляди, граф Люксэ отрезал гвардии дорогу на Закат! Кажется, нам пора.

— Рановато. Хотя… Отлично, парни Конана подожгли смолу! Трубите атаку! По битвенному полю поползла яркая огненная змея, пламя взметнулось на высоту двух-трех человеческих ростов, превращаясь в подобие ярко-оранжевой стены, отгородившей подъем на городской холм. Судя по движению конных, внизу началась форменная свалка — лошади пугались открытого огня, тех, кто сумел преодолеть залитый смолой неглубокий ров встречали залпы стрел — за составленными в цепь повозками засели арбалетчики.

— Вперед, господа, — негромко сказал Просперо, опуская забрало, прикрывавшее только подбородок. Глухой шлем-кадку герцог предпочел не одевать — темно.

Последние полторы тысячи всадников вкупе с крохотной дружиной барона Ортео устремились в долину — вначале рысью, потом иноходью. Клин перешел на галоп только за три сотни шагов до пытавшихся организовать некое подобие строя гвардейцев короны. Копья мы не использовали, только мечи.

Придется с неудовольствием признать, что мне было довольно страшно. Я никогда не участвовал в настоящей войне и не видел ни единого крупного сражения, все мои знания о войнах почерпнуты из книг. Разумеется, как отпрыск старинного графского рода, я с детства научен владеть благородным оружием, долгие годы службы в Латеране позволили освоить и более экзотические инструменты, предназначенные для убиения ближнего и дальнего своего, но атака в плотном строю кавалерии, где всадники обязаны прикрывать друг друга, была для меня насквозь новым и малознакомым делом. Лошадь, например, справилась гораздо лучше человека — обученная гвардейская скотина, любезно предоставленная мне герцогом Просперо, слушалась не моих (частенько бестолковых) команд, а словно бы чувствовала общий порыв, шла ровно на четверть корпуса впереди идущего за мной всадника и на четверть позади составивших острие клина Просперо, Паллантида и троих сотников Гайарда.

Я зря жаловался на темноту — глаза привыкли к синевато-белому свету луны, вдобавок совсем рядом горел смоляной огонь, бросая колеблющиеся отсветы на своих и врагов… Закованный в сталь пуантенский клин вломился в неровные ряды бездоспешной гвардии, как кабан в камыши и мгновенно рассек противника на несколько небольших отрядов. Значительную часть ошарашенных невероятно наглым и внезапным ночным нападением гвардейцев мы прижали к ощетинившейся тремя рядами копий огромной «черепахе» Конана…

Мне почти сразу не повезло — по неопытности я потерял из виду Просперо и получив внезапный удар по наплечнику потерял равновесие. Результат: граф Кертис решивший (сдуру…) принять участие в исторической битве с невнятным воплем летит из седла на землю, выпуская поводья. Хорошо, клинок не выронил. Нога, как это всегда бывает, запуталась в стремени, рванувшаяся в сторону лошадь потянула меня за собой. Затопчут! Прекрасный финал карьеры бездарная смерть под копытами. Ни о чем лучшем и мечтать нельзя…

Неслыханная удача! Смешно и грустно: стремя меня освободило — сполз сапог. Я представил, как выгляжу со стороны и едва подавил глупый смех: моя светлость, начальник стола Латераны, в одном сапоге стоит посреди отчаянной рубки и думает, как поступать дальше. Думать пришлось недолго — не меня одного вышибли из седла.

Он поднялся на ноги сразу — высоченный здоровый парень с озлобленной, искаженной яростью физиономией. Доспехов никаких, кроме плотного кожаного подкольчужника, надетого с вечера для защиты от ночной прохлады… Этот будет убивать не раздумывая, ибо ничего другого не остается.

Всадники сместились чуть левее, оставляя свободное пространство между собой и поднявшейся по правую руку стеной щитов. А у меня щита нет, что весьма прискорбно. Потерявший коня гвардеец мигом огляделся, увидел перед собой мою персону и не долго думая ринулся в бой. Отличная гвардейская школа фехтования на полуторном мече, это я понял тотчас — быстрая серия боковых ударов, рубящий сверху, отход, колющий, снова полдесятка боковых…

Будь сейчас потешный поединок, я бы пофехтовал с этим человеком в свое удовольствие, но… Во-первых, он сильнее. Во-вторых, мои движения сковывают кольчуга и кираса, которые сейчас больше мешают, чем помогают. В-третьих, единственная и неповторимая жизнь графа Кертиса стоит дороже и так запросто терять ее я не намерен. В конце-концов, это не благородная дворянская дуэль, а битва, где допустимы любые средства.

Меч перебросить в левую руку, обманное движение, правая ладонь вытягивает из ножен кинжал-дагу, прыжок назад, взмах кистью. Острие входит в горло. Метать кинжалы я умею неплохо. Противник валится лицом на землю.

Шварк! Такой немыслимой гнусности я ожидать не мог. Проскочивший мимо вражеский всадник попросту отмахнул мне по шлему эфесом клинка — я запомнил только металлический звон и россыпь малиновых искр перед глазами.

Потом наступила кромешная тьма.

* * *

— … Два пальца, гады, отрубили. Ничего, оружие удержу. Сударь, рука, конечно, малость побаливает, но зачем мне здесь валяться?

— Лекарь сказал — лежать, значит лежи. Успеешь напрыгаться. А как поживает достойный граф?

— Доселе без сознания, помрет наверное.

Это они обо мне говорят? Нет пока в обитаемом мире человека, который сумеет убить графа Кертиса!

Только для начала надо узнать, где я нахожусь и чьи голоса слышу. Но сперва…

— Пить дайте, — шевельнул я пересохшим языком и открыл глаза.

— Во, а я думал, тут лежит всамделишный мертвый труп покойного человека, — удивленно сказал молодой голос, жаловавшийся на пораненную руку. — Глянь, ожил!

Надо мной нависло нечто большое и темное, руки коснулся прохладный кубок. Вода, смешанная пополам с красным вином. Прекрасно утоляет жажду.

Голова болит несносно, но можно потерпеть. Осмотримся.

Конана и его шатер я опознал сразу, да и парнишка с замотанной тряпками правой кистью показался смутно знакомым. Ах, верно, его милость барон Ортео, владетель одноименного лена, замка и городка. Значит, этот герой тоже не уберегся. Пусть скажет спасибо богине удачи, что остался жив!

— Почему именно мою палатку избрали приютом для немощных? — озадаченно спросил Конан у самого себя, усаживаясь на складной стульчик, жалобно скрипнувший под его тяжестью. — А все потому, что Конан Канах добрый и отзывчивый, мухи по своей воле не обидит, за убогими приглядит… Месьоры, едва герцогский коновал позволит — обоих безжалостно выставлю!

— Хватит балагурить, лучше расскажи, чем все кончилось, — поморщился я. — Какой теперь день — сегодня или завтра? Смотря с какой точки зрения, — усмехнулся Конан. — Близко к полудню. Минувшей ночью шамарская гвардия получила хороший урок, да только никаких выводов извлечь из него не сможет. Полный разгром. Из семи тысяч уцелело человек двести, герцог Дарген пленен, его наследник погиб. Наши потери — четыреста всадников, семьдесят пеших. Просперо распорядился пригнать здешних кметов и раздать всем по кесарию из захваченной казны гвардии — пускай большую могилу роют… Тебя, Кертис, подобрали щитники и приволокли в лагерь.

— А в моей дружине все уцелели, — радостно дополнил барон Ортео.

— Кроме доблестного командира, — Конан недовольно поглядел на покалеченную руку барона. — Тебе никогда не говорили о том, что надо латные перчатки надевать?

— Не успел…

— Хоть бы у оруженосца спросил, балда! Посмотрел я на твоих дружинных — взрослые, суровые дядьки, многие с пиктами воевали, с такими не пропадешь. От папеньки в наследство дружину получил?

— Отец на Черной реке сгинул, два года тому. Господин легат, а можно мне с вами на Тарантию пойти? Рука совсем не болит, клинком могу и левой хорошо работать.

— Отчего же нельзя, можно… Если герцог согласится.

— Тебе сколько лет, отрок? — насторожился я. — Шестнадцать? Конан, ты с ума сошел, зачем позволяешь?

Отрок насупился и взглянул на меня неприязненно. Конан пожал плечами, сказав:

— Кертис, пойми, в провинции люди взрослеют гораздо раньше, чем в столице. Месьор Ортео показал себя более чем достойно. А что двух пальцев лишился, так впредь умнее будет. Верно говорю?

— Делайте, что хотите, — отмахнулся я. — Ты лучше другое скажи. Великого герцога Шамарского уже допросили? Что сказал?

— Узнаю костолома из Латераны, — Конан преувеличенно горько вздохнул. — Никто Даргена не допрашивал, сидит под охраной и трясется от страха. У нас пока других дел предостаточно. Завтра выступаем в сторону столицы. Просперо выдумал очередную хитрость — захвачен гвардейский обоз, нашу конницу переоденем в цвета Шамара, чтобы подобраться к Тарантии незаметно. У нас в руках знамена, печати герцога Даргена… Выигрыш налицо. Кертис, отсыпайся до вечера, потом приходи к Просперо. Пока ты герцогу не потребуешься, мы решаем чисто военные вопросы. Время романтиков маски и кинжала наступит попозже.

С тем Конан откланялся и покинул шатер.

— Ты правда из Латераны? — молодой любитель приключений заинтересованно посмотрел на меня. — Вот кстати, совсем забыл представиться, как предписано этикетом: Одон, урожденный барон Ортео, владетель фьефов Мелвильи Риго. К вашим услугам, сударь.

— Эган, граф Кертис-младший, — буркнул я в ответ, понимая, что теперь от любопытного отрока не отвязаться. Парень он хороший, но для такого прожженного циника и реалиста как я, романтический настрой захолустного дворянина, воспитанного на древних легендах и сагах о великих героях, кажется слегка отвлеченным от мрачной и кровавой реальности. Ничего, годы научат господина барона воспринимать мир таким, какой он есть.

Пускай мне хотелось отдохнуть, мы неожиданно разговорились.

Пришлось попотчевать Одона старыми байками из жизни конфидентов Латераны, он слушал с горящими глазами, словно я пересказывал захватывающие сочинения Стефана, Короля Историй или новомодного литератора Гая Петрониуса. Потом барон Ортео чуть мечтательно сказал:

— У вас интересно… Граф, скажи, а можно как-нибудь поступить на службу в Латерану?

Только его и не хватает в стройных рядах охранителей душевного согласия!

— Очень сложно, — проворчал я, засыпая. — Надо заслужить.

— Сударь, я готов…

Отвечать не пришлось. Я уже спал.

* * *

Вечером я все-таки дорвался до любимого дела и, злорадно потирая руки, навестил Великого герцога Даргена из Шамара, коего содержали под строжайшей охраной в отдельном шатре.

Нет-нет, не подумайте, я вовсе не звал на помощь Жайме из Карташены, не пугал, не угрожал и не сыпал оскорблениями в адрес проигравшего. Мы ведь не звери какие…

Кроме того, герцог Дарген и без моего участия был здорово обескуражен всем происшедшим, никак не мог поверить, что маленькая победоносная кампания против злонамеренных мятежников окончится фатальным поражением, которое вызовет далеко идущие последствия для всей страны.

Просперо, между прочим, настрого запретил дурно обращаться с пленником — Дарген происходит из знатнейшей династии, Латерана или Высокий Суд Короны его ни в чем не обвиняют (пока…), а если подойти крючкотворски, то герцог доселе остается главой королевского военного коллегиума и командует всем аквилонским войском. Лишить этих званий его может только правящий монарх, а просить об этом Нумедидеса будет довольно нелепо. Напомню, что Дарген даже на плахе останется Великим герцогом: наследный титул не имеет права отнять никто, включая короля — древняя, неоспоримая дворянская привилегия.

Лысый толстяк выглядел красным, потным и несчастным, беспрерывно пил вино и не пьянел, а когда я вошел в устланный роскошными коврами шатер, взглянул сквозь меня невидящими глазами и снова отвернулся.

— Явился, шакал… — ничего не выражающим голосом сказал Дарген, видимо, узнав меня. Мне приходилось бывать на приемах во дворце герцога, иногда Гленнор отсылал меня к Даргену с донесениями Латераны. — Я давно начал подозревать, что в вашем змеином садке что-то нечисто, слишком лебезил Гленнор в последнее время, сладенький весь, приторный, будто патокой вымазан. Признаю: преданного и вернейшего слугу короля барон корчил из себя убедительно, даже канцлера провел, а Редрика обмануть нелегко.

— Тем и живем, ваша светлость, — вежливо сказал я. — Могу я осведомиться…

— Не можешь, — отрезал герцог. — Не желаю с тобой разговаривать, Кертис. Смысла не вижу. Все, что вы хотите знать, вы наверняка знаете. Мне остается только ждать. Завтра повесите? Или после взятия Тарантии?

— Рад, что ваша светлость не питает иллюзий относительно своей дальнейшей судьбы, — я не удержался от ядовитого сарказма. — Однако, успокойтесь, все будет обставлено пристойно, никакой пеньковой веревки и пошлой деревянной перекладины. Церемония будет проведена с уважением к титулу.

— Благодарю, — Дарген даже не шевельнулся. — Ответь на один вопрос: давно вы это задумали?

— Почти две луны.

— Я предупреждал Редрика, что «Скрытая Башня» Латеране в подметки не годится. Он решил было перевести ваших конфидентов под управление «Башни», но опоздал.

— Сам виноват. Собственно, ваша светлость, с этого все и началось. Канцлер покусился на священную корову Гленнора, на Латерану, что и стало последней каплей.

— А твой Гленнор не догадывается, что одна-единственная тайная служба не показывает королю всей картины происходящего в государстве? Что может быть предвзятой? Учтите это на будущее… Троцеро, выходит, жив? Вы нас снова провели известием о смерти пуантенца? Где вы его прячете?

— Герцог уже в Тарантии.

— Примеривается к короне?

— Отнюдь, ваша светлость. Пуантенская династия не претендует на корону. Герцоги Гайарда сменят вашу славное семейство на поприще королевских фаворитов.

— Все шутишь… Гляди, однажды дошутишься. Боги не прощают измен, кому бы ты не изменял, хорошему правителю или дурному. Неужто барон Гленнор сам решил взойти на трон? Это было бы забавно — младший сын захолустного барона вскарабкался на древний престол.

— Гленнор останется в Латеране, — фыркнул я. — Коронуют Конана Канах, легата пуантенского войска.

Вот теперь герцога Даргена проняло всерьез. Аж рот раскрыл, да так широко, что туда запросто влетела бы довольно упитанная ворона.

— К-кого? — заикнулся Дарген. — Этого волосатого дикаря, бывшего десятника? Не может быть! Он даже не дворянин! А канцлером — первого дворцового золотаря?

— Публио Форсеза, — смиренно шепнул я.

Дарген только вздохнул, сказав:

— Либо вы безумцы, либо гении, третьего не дано. Уходи, Кертис. Я хочу остаться один.

О герцоге Даргене можно сказать много плохого, но в одном достоинстве ему не откажешь — умеет проигрывать. Никаких слезных просьб о пощаде, пускай в отдалении уже маячит плаха, избежать которой будет невозможно. Дарген понимает, что жизнь рухнула, знает, что даже если мятежники проиграют, в живых его не оставят, и при этом выказывает эдакий безмятежный фатализм.

— Его светлость не скончается после задушевной беседы с палачом из Латераны? — жизнерадостно оскалился Конан, встретив меня возле шатра Просперо. — Кертис, не обижайся, это я любя… Когда выезжаем в Тарантию?

— Чем скорее, тем лучше, — буркнул я, действительно обидевшись на «палача». Почему я не могу просто поговорить с бывшим могучим противником? — Где Просперо?

— Сейчас подойдет. Отдает последние приказы войску, командовать оставляем графа Люксэ. Паллантид нам пригодится в столице, Черные Драконы его уважают. Придется ставить Паллантида легатом гвардии, поскольку отпрыск старика Даргена героически сложился в битве с мятежниками, а трупы государственных должностей занимать никак не могут…

Я посмотрел в сторону Восхода, где за туманными равнинами скрывалась наша главная цель — Тарантия. Едем домой. Да, скорее, скорее домой! Под теплое крылышко папочки Гленнора!

Надо заканчивать игру. С сегодняшнего дня мы близки к короне Аквилонии как никогда. Остается протянуть руку и снять ее с головы Нумедидеса.

Глава вторая

Барон Данкварт Гленнор

«На ступенях Трона Льва»

8 день Третьей весенней луны 1288 г.

Тарантия сейчас похожа на некоего исполинского монстра, огромного темного зверя, недовольно ворочающегося в своей берлоге, ограниченной пространством городских укреплений. Столица чувствует — что-то грядет, что-то обязательно случится. Меня всегда поражала способность больших городов неким странным способом «предвидеть» события — неуловимо меняются воздух, звуки, запахи, люди начинают вести себя необычно, нервозность ощущается даже у животных.

В подспудном ожидании этого самого «чего-то» города изменяются так же, как природа перед сильной бурей — наступает напряженное затишье, обитатели леса прячутся по своим норкам, тревожно перекликаются птицы…

Никакой особенной «бури» я, однако, не предвижу — чем тише и незаметнее мы будем действовать, тем лучше. Никаких сражений на улицах Тарантии, никаких пожаров или погромов мы допустить не можем. Благовоспитанные обыватели, привыкшие к безмятежному течению жизни, должны мирно проснуться утром и только от коронных глашатаев узнать, что государь Нумедидес скончался, а Высокое Дворянское Собрание сочло необходимым отдать трон и венец человеку, способному достойно вести Аквилонию к величию и процветанию. Никакого «Дворянского Собрания», разумеется, не будет — вернее, его не будет в том виде, какой предписан старинными уложениями и традициями. Вот еще баловство — созывать владетельных сеньоров со всей страны, ради устроения никому не нужной говорильни! Пока доедут, пока соберутся… Посему оное собрание ограничится обычным Большим Советом Короны, а уж мы сумеем убедить придворных и высших чиновников единодушно поддержать нового короля — недовольных придется мягко пугнуть обнаженными мечами гвардии, которая и будет охранять Совет.

Не только Тарантия застыла в ожидании событий. Его светлость Редрик, канцлер Аквилонии, начал подозревать неладное — число телохранителей канцлера увеличено вдвое, ночует он в своем загородном поместье, а не в замке короны. На днях Редрик предложил Нумедидесу ненадолго покинуть столицу и перебраться в один из укрепленных замков в Шамарском герцогстве, обосновывая это тем, что объявленный Пуантеном Рокод пока не подавлен.

Кстати, о Рокоде. Как мы и задумывали, ловушка в которую мы заманили шамарскую гвардию захлопнулась, да настолько удачно, что никакие известия о разгроме конницы герцога Даргена в столицу не просочились — любых подозрительных всадников, подъезжавших к Тарантии с Заката Латерана перехватывала на подступах к городу, а я тем временем кормил двор сообщениями о том, что королевское войско стоит напротив лагеря мятежников и готовится к решающей битве.

Канцлер хмурился, кивал, но особой тревоги до поры не выказывал. Только позавчера Редрик неожиданно обеспокоился и тайно отправил к уже несуществующей армии своих личных гонцов, незамедлительно оказавшихся в сетях Латераны.

Почитав краткое послание Редрика герцогу Даргену я понял: канцлер нервничает и готов отозвать гвардию обратно — с мятежниками, даже если они подойдут к Тарантии, можно будет управиться силами готовых подойти с немедийской границы пеших легионов, а вот верные королю гвардейцы нужны в самой столице где, по выражению самого Редрика, «происходит нечто непонятное». В тот же день моим конфидентам удалось захватить еще двух гонцов, выехавших в сторону рубежей Трона Дракона. Они везли ясный приказ тяжелой пехоте: немедленно, скорым маршем направиться к столице.

Пришлось звать на помощь незаменимого мэтра Савердена, который быстро и добросовестно соорудил поддельное письмо «от герцога Шамарского» (на гербовом пергаменте и с почти настоящими печатями), каковое мы переправили во дворец. Канцлер немного успокоился, но в тот же день вечером случайно обмолвился в присутствии моего конфидента, что «не сможет спокойно заснуть, пока шамарская гвардия находится за пределами Тарантии». Караулы во дворце тоже усилили, но, к счастью, за счет Черных Драконов и боссонцев. Такие «предосторожности» Редрика нам только в радость.

До нашей победы (или провала) осталось меньше двух дней. Ночь на послезавтра решит все.

* * *

… Они приехали утром восьмого дня третьей луны весны. Как и было условлено, Кертис проводил месьоров заговорщиков в одно из принадлежащих Латеране поместий к Полудню от города — уединенная вилла затерялась в почти бесконечных фруктовых садах, покрытых бело-розовыми облаками цветов яблони и вишни. Ехать до ворот столицы отсюда недолго, около трех квадрансов, а до Латераны и того ближе. Получив сообщение о том, что гости прибыли, я приказал седлать своего коня и в сопровождении неизменных ликторов отправился навестить героев битвы при Ортео.

Всего их было тридцать четыре человека. Чтобы не привлекать нежелательного внимания, пуантенцы тремя небольшими группами добирались до Тарантии, ехали обходными путями, через Дайан, Валонский лес и Голмайру, под вымышленными именами и с фальшивыми подорожными. Встретились только сегодня, на пересечении дорог, ведущих в полуденные и закатные провинции королевства.

Как и было приказано, вилла оберегалась двумя десятками моих «Беркутов», никто из посторонних не должен был узнать, кто посетил скромное поместье. Именно отсюда завтра вечером и начнется маленький поход на Тарантию.

— Все на месте? — спросил я десятника «Беркутов», спустившись с седла у входа в длинный одноэтажный дом, укрытый пышными зарослями плюща.

— Точно так, ваша милость. Господа изволят отдыхать с дороги.

— Нашли время на отдых, — я взбежал по ступенькам к двери и прямо на пороге столкнулся с графом Кертисом. Выглядел мой помощник устало и бледно, но искорки азарта в глазах графа сверкали более чем различимо. За его спиной переминался с ноги на ногу человек, присутствие которого сразу показалось мне совершенно неуместным — долговязый русоволосый мальчишка с перевязанной правой рукой, одетый красное походное блио с вышитым потускневшим серебром геральдическим соколом, державшим в лапах арбалет. Наверняка какой-нибудь из оруженосцев или пажей Просперо. Я же предупреждал герцога — не брать с собой лишних людей!

— Счастлив видеть, господин барон, — Кертис отмахнул короткий поклон. — Надеюсь, в Тарантии все спокойно? Как бесценное здоровье Его величества?

— Его величество с нетерпением ожидает встречи с вами, — огрызнулся я. — Торжественный прием назначен, что прикажете подать к столу?

— «Либнум» и «Изумрудную лозу», — как ни в чем не бывало ответил Кертис. — Гленнор, представляю его милость барона Ортео, оказавшего незаменимую помощь в сражении неподалеку от его фамильного замка. Жаждет послужить королевству на поприще душевного согласия… Барон тоже в Рокоде к Нумедидесу, смею заметить.

— Позже, — проворчал я, отвечая мимолетным кивком на вежливый поклон месьора Ортео. — Где остальные?

— Его королевское высочество, наследник трона Конан Канах и герцог Просперо Пуантенский с друзьями опустошают винные подвалы поместья, — Кертис будто нарочно изводил меня глуповатыми подначками. — Идемте, ваша милость.

— Ваша милость… — передразнил я слишком развеселившегося графа. — Когда это ты в последний раз был таким куртуазным, а?

— Пора привыкать, мы же вскоре станем королевскими фаворитами, — глумливо усмехнулся Кертис, вводя меня в большую овальную гостиную. — Прошу!

Так. Я едва не поперхнулся воздухом, узрев, во что была превращена приличная комната для приемов. Два с лишним десятка небритых, пропахших дорогой и потом месьоров топтали грязными сапогами туранские ковры, оружие свалили грудой на лаковых столиках, мебель для пущего удобства передвинули поближе к ровному гвардейскому строю кувшинов и бутылей, часть из которых уже была опустошена, здоровенное блюдо с горячим мясом стояло на полу, липкий соус брызгал опять же на ковер. Свинарник.

— Гленнор! — высокий смуглый красавчик, в котором я с трудом опознал Просперо из-за трехдневной щетины и взъерошенных волос, вскочил и торжественно поднял кубок и непринужденно воскликнул:

— Да здравствует король!

Кто-то незнакомый сунул мне в руку оловянный стаканчик с вином. Оставаться в долгу я не собирался, а поэтому возгласил:

— Справедливо! Да здравствует король Нумедидес Эпимитрей! А если вы, господа, не отнесетесь к предстоящему делу со всей возможной серьезностью, наш славный государь будет царствовать еще очень долго. Что вы здесь устроили? Просперо, твой дядюшка остался бы очень недоволен!

— Кстати, а где дядя? — пропустив мои слова мимо ушей спросил Просперо. — Он должен бы отметить победу вместе с нами!

— Интересно, где ты видишь победу? — я отыскал свободное кресло и уселся, с неудовольствием оглядывая веселящихся пуантенцев. — О победе можно будет осторожно говорить послезавтра утром, а с полной уверенностью — примерно в середине лета, когда станет ясно, что мы крепко ухватились за скипетр Аквилонии. Или не ухватились…

— Барон, к чему такое уныние? — меня больно хлопнула по плечу чья-то тяжелая ладонь. Ага, вот и Конан Канах, собственною персоной. — Все нормально, правда ведь? С шамарцами покончено, наши гвардейцы подойдут к Таранти через сутки и если будут открыты ворота, войдут в город. А с Нумедидесом как-нибудь управимся.

— Открыты ворота?… — кивнув, переспросил я. — А досточтимому Конану Канах известно, что в охране Закатных ворот должны оказаться люди, которые выполнят наши приказы, что захват левобережной части города еще ничего не значит, ибо дворец находится на правом берегу, следовательно надо занять мосты через Хорот и тщательно их охранять от возможных поджигателей? Между прочим, могу я видеть уважаемого месьора Паллантида, которому и придется выполнить некоторые весьма важные задачи, возглавив готовые поддержать нас гвардейские отряды?

Успевшего изрядно набраться Паллантида подтолкнули ко мне.

— Вот указ о твоем назначении первым легатом гвардии короны, — я вытащил из сумочки на поясе свернутый в трубку пергамент. — Конан, подпиши прямо сейчас, внизу, под всеми титулами! А ты, Паллантид, спустя два колокола отправишься в Тарантию вместе с тремя капитанами Черных Драконов, которые вотвот должны сюда подъехать. Завтра вечером начнешь командовать.

Невысокий Паллантид смущенно забрал свиток, но пергамент тотчас отобрал вездесущий Конан. Варвар без пиетета развернул, оценил золотой срез и ярко-красную печать короля (хранимую в Латеране абсолютно точную копию настоящей), прочитал и восхитился пышнейшим титулованием, занимавшем большую часть листа.

— И все это — я? — Конан озадаченно почесал подбородок. — Гленнор, между прочим, как подписывать? Киммерийскими рунами или аквилонскими буквами?

— Ты собираешься становиться королем Киммерии или Аквилонии? — Просперо легонько подтолкнул будущего монарха локтем в бок, а я в который раз подумал, не сделали ли мы трагической ошибки, выбрав именно Конана? Хотя, если вспомнить историю, то можно привести не одну дюжину примеров того, как на иных престолах сиживали самые экзотические личности. Думаю, история вытерпит и киммерийца: этот хоть писать умеет, в отличие от пра-прадеда Нумедидеса, Йогена Второго, который за всю жизнь не удосужился разучить ни единой буквы. И ничего, царствовал вполне успешно, две войны выиграл.

Конан незамедлительно потребовал перо и тщательно вывел свое имя под строкой, каллиграфически изображенной умелым писцом Латераны: «Конан I Аквилонский, из Канахов».

— С ума сойти, — тихо сказал он, возвращая пергамент молчаливому Паллантиду. — Подумать страшно. Вот теперь-то я и стал настоящим королем — подписал первый указ.

— Но далеко не последний, — сказал я. — Сегодня тебе привезут целую кипу бумаг, придется извести уйму чернил. С рассветом десятого дня этой луны они вступят в силу. Новые назначения, приказ по войску, аресты наших противников…

— Сколько смертных приговоров? — вдруг подался вперед Конан и нахмурился.

— Пока — двадцать девять. Ты возражаешь?

— Так мало? — киммериец, казалось, удивился. — Всего три десятка?

— Потом будет значительно больше, — бесстрастно сказал я. — Но, так или иначе, по сравнению с некоторыми предшественниками ты будешь казаться образцом милосердия. Мы уничтожаем только самых преданных слуг Нумедидеса и его фаворитов. Чтобы в будущем не возникало… неприятных сюрпризов. Троцеро одобрил каждое решение.

— Если так, тогда понятно, — неопределенно протянул Конан.

Меня внезапно отвлек телохранитель, появившийся в дверях. Лицо обеспокоенное.

— Что такое? — напрягся я в предчувствии плохих новостей.

— Сообщение из Латераны, ваша милость. Привезли герцога Публио Форсеза.

— Отлично! — я встал, и обратился ко всем:

— Месьоры, я откланиваюсь. Дела зовут. Сегодня, так и быть, отдыхайте. Во все детали вас посвятит граф Кертис. Но чтобы к завтрашнему дню все имели чистую голову и могли держать в руках оружие. Просперо, твой дядюшка подъедет к вечеру.

Шагая к выходу из дома, я подумал о том, что на сегодняшний день назначено еще целых семь важных встреч, в том числе и с Великим Жрецом храма Диска Возрожденного Солнца. Нам необходима поддержка жреческого сословия, имеющего огромное влияние на умы простецов.

— Куда? — коротко спросил меня ликтор, державший стремя, пока я садился в седло.

— В Латерану. Публио нам сейчас необходим даже больше, чем король.

* * *

— Это возмутительно! Меня отрывают от важных дел, засовывают в душную карету, не позволяя выйти из нее даже ночью и везут к демонам на рога, не объясняя причин столь отвратительного произвола! Чем меня кормили по дороге, даже упоминать не стану, это просто неприлично! Гленнор, ты меня слышишь?! Воз-мути-тель-но! Доколе?…

Публио скандалил умело, величественно, вкладывая душу. Его светлость потрясал тростью, воздевал очи горе, призывал в свидетели богов и оплакивал свою несчастную судьбу. Я, давая Публио выговориться, слушал и вылавливал из его малоосмысленных речений рациональные зерна. Оказывается, Камбон в своем рвении и впрямь перестарался — как только в Танасул прибыл мой гонец, со строжайшим приказом переправить Публио в Тарантию, старика мигом посадили в повозку, не позволив даже переодеться и собрать необходимые вещи, а потом безостановочно гнали лошадей вплоть до самой столицы.

— … Я не желаю участвовать в ваших сомнительных авантюрах! — воодушевленно голосил пожилой герцог, не давая вставить мне и словечка. — Я всегда был и остаюсь добрым аквилонским подданным, которого злостно оклеветали враги и недоброжелатели! Однажды я уже имел несчастье близко познакомиться с вашим так называемым департаментом по охранению один Сет знает чего! С меня довольно! Я буду жаловаться королю!

Причина воплей Публио была мне понятна и ясна: в кои-то веки можно безнаказанно и в свое удовольствие поорать на главу Латераны, другого случая может и не подвернуться! Вот он и пользуется редкой возможностью, отлично понимая, что нужен не я ему, а он мне.

Ладно, потерпим, пускай кричит. От пустых сотрясений воздуха еще никто никогда не умирал.

Раскрасневшийся Публио сделал передышку и принялся вытирать лоб засаленной тряпкой, которая некогда была шелковым кружевным платочком. Надо скорее перехватывать инициативу в свои руки!

— Вот указ о твоем полном помиловании и оправдании перед Высоким Судом Короны, — я выложил перед Публио первый пергамент. — Это — указ о назначении канцлером королевства. А в соответствии с этим рескриптом тебе возвращаются все ранее проскрибированные угодья и замки. Теперь последний указ. Распоряжение о твоей казни, как главаря шайки аферистов много лет подряд обчищавших сундуки налоговой управы Танасульского герцогства. Выберешь первые три, или тебе больше нравится четвертый?

— Наверное, это первый случай во всей истории Хайбории, когда человека под угрозой эшафота заставляют принять второй после короля титул страны, — сварливо проворчал Публио. — И это при живом канцлере! Я хорошо знаю Редрика, такие как он никогда не выпустят власть из рук добровольно. Значит, вы его убьете… Что характерно, его кровь будет и на мне. То есть, когда ваш мятеж будет подавлен, я пойду на плаху вслед за тобой, Гленнор. Знаешь, почему я готов согласиться? Хочется посмотреть, как ты будешь дергаться в петле.

— Для начала скажу, что твоя судьба в твоих же руках, — рассмеялся я. — Когда мы дадим Высоким сословиям твердое знание того, что королевская казна не станет отбирать все до последнего медяка, нас поддержат. После Нумедидеса и его дружков, которые вволю попаслись на аквилонских золотых хлебах, сделать это будет трудновато, но ведь мы справимся?

— Можно попытаться, — пожал плечами старый прохвост. — Надо полагать, герцога Шамарского, Редрика и остальных сразу же объявят злодеями короны? В таком случае их состояния не должны отойти к родственникам. Отобрать все, что получится! Земли и поместья распродать, причем не обязательно подданным Аквилонии — офирцы, например, дадут гораздо больше… Прошерстить сокровищницы замков, там обязательно отыщутся древние вещицы, которые охотно купят интересующиеся. Библиотеки, опять же — старинные рукописи, особенно посвященные магии, ценятся очень высоко, а я слышал, будто в коллекции Редрика есть даже кхарийские гримуары. Да любой уважающий себя маг их с руками оторвет, и еще приплатит за одну только возможность поглядеть на остальные манускрипты! Потом: на часть вырученных денег купим в Офире несколько участков в горах, где находятся золотые копи. Знаю, знаю, офирцы не продают золотоносные рудники чужеземцам, но мы запишем купчие на подставных лиц, в Ианте никто и ухом не поведет!.. Зато какая прибыль без лишних затрат! Работать будут каторжники, чтобы не платить жалование наемным рудокопам. Придется потратиться на охрану, с налогами я сам разберусь, ничего сложного…

Публио настолько увлекся, разговаривая более сам с собой, чем со мной, что я понял: старик оказался в своей любимой стихии. Его призвание — создавать деньги из пустоты, из ничего, превращать навоз в золото путем самых головокружительных махинаций. Публио запросто может продать стигийцам их же собственные пирамиды Птейона, доказав с помощью убедительных бумаг, что последний император Кхарии подарил их святому Эпимитриусу и вот уже тысячу триста лет эти усыпальницы суть законная собственность аквилонских королей! А продав, он еще потребует уплаты неустойки, ибо Стигия бесстыдно пользовалась нашими пирамидами целых тринадцать столетий без дозволения тарантийского казначейства и не уплачивая пошлин…

— Сейчас тебя проводят в покои на первом этаже, и принесут необходимые бумаги — донесения от налоговой и казначейской управ за последний год, — сказал я Публио, который продолжал что-то вполголоса бормотать, подсчитывая, складывая и вычитая. — Словом, разберешься. Толковые помощники у тебя будут. Желаю успехов… мой канцлер.

— Ах, да! — Публио, уже стоя на пороге, оглянулся. — Мне так и не сказали! Корольто кто?

— Ты его не знаешь. Достойный человек.

— Ну и ладно, — отмахнулся Публио и слуга закрыл за ним дверь.

Когда я, собираясь уезжать в город, прошелся мимо комнат отведенных будущему канцлеру, там уже раскатисто громыхал его басок — Публио вовсю гонял своих новых подмастерьев, выясняя, куда подевали отчет по налогам с чужестранных купцов за 1287 год.

* * *

Из всех лиц прошедших передо мною в тот день больше всего запомнилась морщинистая, похожая на темно-коричневое печеное яблоко в обрамлении серебряной бороды, физиономия святейшего настоятеля Хродомера, Великого Жреца и властителя дум, бывшего митрианского первосвященника Аквилонии. Почему бывшего? Верховное жречество отобрал для себя Нумедидес, чем несколько лет назад немало обидел священнослужителей. На этой обиде я и собирался поиграть.

В храм Возрожденного Диска пришлось приехать инкогнито, в одежде скромного горожанина и с измененной внешностью — кое-кто мог заинтересоваться, отчего вдруг барон Гленнор решил посетить уважаемого в народе жреца, зачем он понадобился Латеране? Пустили меня к настоятелю только когда Хродомеру был передан незаменимый гербовый перстень.

Ума не приложу, почему все жрецы, даже сухонькие тощие старикашки, выглядят настолько значимо, так царственно, как не получится у любого короля? Хродомер меньше меня ростом на полторы ладони, а кажется выше на целую голову, глядит сверху вниз с эдакой снисходительностью взрослого, которому надоедает маленький ребенок. Белая с золотом хламида, на груди изображение Диска Митры, худощавая длань утверждена на огромной книге в черном переплете. Величие, как оно есть!

— С чем ты пришел в дом света, не ведающий теней, дитя мое? — скрипнул старец, когда я отбил церемониальный поклон до земли. — Барон, ты ведь знаешь, что истинных служителей Митры мало интересуют мирские дела, наша цель состоит в совершенствовании человеческих душ, но отнюдь не в интригах за власть и золото…

Он бы и дальше нес эту немыслимую лицемерную чепуху, но я пришел сюда не для того, чтобы выслушивать проповеди о благочинии и богопочитании. Боги — это одно, а жрецы — совсем другое, в том я давным-давно убедился. Аквилонские (да и любые другие) митрианские храмы и обители сосредоточили в своих кладовых огромные богатства, вполне сопоставимые с сокровищницами иных королей Заката, а мне тут рассказывают о каком-то совершенствовании души… Вот кстати, надо будет подать Публио мысль о том, что можно было бы слегка потрясти жреческие кошельки — уверен, Публио ухватится за эту идею всеми четырьмя конечностями и (если позволить ему увлечься), через год пустит наших святых братьев по миру!

До власти жречество тоже проявляет неприличествующую смиренным отшельникам жадность, и не прищеми им хвост Сигиберт Великий, запретивший храмам и монастырям скупать земли королевства в свою пользу, Аквилония наверняка оказалась бы в полном подчинении у святош. Я верю в богов и твердо знаю, что они существуют, но к слугам незримых сил я всегда относился с опаской. Однако, невежественный плебс верит жрецам и жертвует храмам последние медяки, которые за столетия превращаются в груды золота… Да, я обязательно посоветую Публио пристальнее приглядеться к сокровищницам митрианской братии, это решено!

Сейчас нам необходимо одобрение простецов, а никто не имеет на народ столь серьезного влияния, как Хродомер и его многочисленные приспешники в белоснежных одеждах. Будем Хродомера покупать. Задорого покупать.

Старый жрец продолжал разглагольствовать о мирском и духовном, но я, выбрав, каким тоном буду с ним разговаривать, жестко перебил:

— Хродомер, теперь выскажусь я, — надо сразу дать понять, кто здесь настоящая власть и чья очередь кидать кости на стол! — Аквилонское королевство в моем лице, как главы одного из важнейших коллегиумов, хочет предложить тебе сделку.

Старец, услышав столь оскорбительное для его слуха слово — «сделка» — лишь благочестиво поднял глаза к потолку.

Я спокойно, в чем-то даже безразлично, продолжал:

— Через несколько дней правящий государь откажется от титула Верховного Жреца Аквилонии и возвратит это звание со всеми его привилегиями тебе. Король отменит обязательную десятину с храмовых сборов, поступающую в казну (я с мимолетным злорадством представил себе пухлые щеки герцога Публио…) и дарует обителям прежние вольности — вы сможете покупать выморочные коронные земли и получать их по наследству от бездетных дворян, желающих пожертвовать лены храмам.

Сказать, что Хродомер на несколько мгновений онемел, значит ничего не сказать! Старичка едва удар не хватил! Какая выгода, ничего подобного не видано триста лет как, со времен Сигиберта! Но Хродомер сдержал эмоции и с наивозможной невозмутимостью (получалось плохо) проговорил:

— Щедр государь Нумедидес. Солнцезарный Митра примет сей подарок, а мы недостойные слуги божественного, будем вечно молить Возрождающееся Солнце о долгих и благополучных летах нашего короля!.. Гленнор, если зашел столь важный разговор… Я знаю, что подобные милости просто так не оказываются. Нумедидес ведь потребует что-то в обмен?

Благочестивые словеса позабыты, теперь Хродомер заговорил с купеческими интонациями в голосе. Причем он мне верит. Знает, что начальник Латераны никогда не бросает слов на ветер и не станет без поручения высших разбрасываться такими серьезными обещаниями. Приятно знать, что твое ведомство пользуется настолько большим авторитетом, но еще приятнее этот авторитет употреблять как оружие, против которого нет защиты!

— О Нумедидесе речь не идет, — прохладно ответил я. — Король очень болен. Его величество может не сегодня, так завтра уйти за Грань нашего мира.

— Вот как? — прищурился Хродомер. — Я видел государя на прошлой седмице, он не выглядел хворающим. Но тебе лучше знать. Хорошо… Я сегодня сам принесу жертву Солнцеликому, попытаюсь вымолить у него поспешествование скорейшему выздоровлению короля. Однако, если Божественный нас не услышит, я вознесу моления о здравии наследника…

— Рад, что мы пришли к согласию, — я снова поклонился. — Уверяю тебя, наследник сдержит слово. Прошу тебя не покидать храм еще сутки, за тобой пришлют из замка короны. Пускай никто из твоих слуг тоже не уходит. Если что-нибудь потребуется — спроси людей, стоящих у входа. Вам тотчас принесут необходимое, продукты, вино…

Хродомер остался неподвижен. Он все понял. Не прощаясь я развернулся и вышел из богато украшенного заалтарного покоя. На улице мне сразу бросились в глаза знакомые физиономии лучших тарантийских конфидентов Латераны, которым было приказано строго «оберегать» главный храм столицы и драгоценную жизнь его настоятеля. Буде Хродомер решится донести, его посланец тихо исчезнет по дороге — мои головорезы церемониться с монахами не станут, гнева богов не побоятся. Они вообще не боятся никаких богов, кроме скромной и незаметной богини по имени Латерана.

* * *

9 день Третьей весенней луны 1288 г.

Приятно чувствовать себя повелителем такой огромной страны, как Аквилония.

Снаружи темнеет, лавки торговцев и увеселительные заведения закрываются даже раньше положенного срока, захлопываются ставни. Отлично понимаю горожан — будь ты простецом хоть в семьдесят седьмом колене, но не понимать того, что именно этой ночью случится нечто важное и очень нехорошее, ты не можешь. Тем более, Нечто уже начало происходить только что мне сообщили о том, что конница Гайарда без всякого сопротивления со стороны стражи или гвардии короны заняла левобережную часть Тарантии и два главных моста через Хорот — Замковый и мост Тысячи Львов, известный своим архитектурным безобразием.

Все донесения стекаются теперь уже не на мою загородную виллу, а в скромный домик некоего месьора Альтинэ, торговца сладостями и сдобным хлебом — это еще одно тайное убежище Латераны, предназначенное как раз для случаев, когда секретная служба короны проводит крупную акцию в самой Тарантии.

Домик необычный: несколько секретных выходов в тарантийские катакомбы, подземные ходы могут вывести в практически любую часть столицы, внутри устроена хитрая система оповещения — полые медные трубы, через которые можно переговариваться с любыми помещениями. Заодно присутствуют несколько ловушек для нежданных гостей, а гласная и негласная охрана наблюдает за каждым уголком.

Кроме того, дом месьора Альтинэ стоит как раз на полпути от Замкового моста до королевской резиденции. Очень удобно следить за всем происходящим в округе.

Управлением событиями наступающей ночи взяли на себя я сам, Великий герцог Троцеро, мэтр Саверден, отвечавший за все бумажные дела и десяток самых высокопоставленных и преданных конфидентов Латераны — каждый занимался своим делом, приняв командование над захватом важнейших коллегиумов и государственных управ.

По моему распоряжению отряд «Черный беркут», полностью подчинявшийся тайной службе, был разделен на четыре части. Полусотню отлично обученных головорезов переодели в форму гвардейских Черных драконов. Они, под руководством молодого Просперо, Конана и Паллантида будут действовать в замке короны.

Главная задача — устранить личных телохранителей Нумедидеса и господ из «Скрытой Башни», каковые будут защищать короля до последнего. Еще три полусотни «Беркутов», в одеждах городской стражи приглядят за порядком в центральной части города до появления главных сил пуантенской гвардии, пока остающихся за рекой — мы не хотели преждевременно поднимать большой шум.

А паника все же постепенно нарастала. Днем, со стороны Заката, к столице подошли конные тысячи, возглавляемые двоюродным братом Просперо, графом Люксэ. Разумеется, мы соблюдали маскировку, конница шла под знаменами герцогства Шамарского и в соответствующих желто-черных одеяниях. Мне сообщили, что при дворе большинство приспешников Нумедидеса и сам король несколько оторопели, узнав, что преданные монарху гвардейцы появились у стен Тарантии настолько внезапно, без предупреждения. А уж когда стало ясно, что шамарская гвардия не собирается входить в город триумфальным маршем при трубах и барабанах, но лишь стремительно занимает заречную часть города и перекрывает мосты, ведущие на правый берег и захватывает речную гавань, недоумению короля и канцлера не было предела. Это даже при том, что я и мэтр Саверден отправили в замок утешительное письмо якобы от Великого герцога Даргена — триумф, мол, отложим, сейчас гвардии следует защитить Тарантию от возможного проникновения разрозненных отрядов мятежников. Ясно, что послание никого не убедило и канцлер Редрик приказал утроить караулы в замке. Он просто не понимал, что происходит! Почему вдруг вернейшие шамарские гвардейцы и сам герцог Дарген проявляют столь невообразимое своеволие? Какие еще «отряды мятежников» и откуда они взялись на наши головы?

Тем временем на правом берегу уже полностью установилась наша власть. Лодки и любые другие речные суда не выпускались из гавани, в тех, кто пытался переправиться и сообщить, что восходная часть города объята восстанием, стреляли из арбалетов заворачивая ладьи обратно. Гвардейцы и наемники графа Люксэ заняли все оружейные склады, кордегардии и контролировали все семь городских ворот правобережной части столицы, через которые в Тарантию (это уже случилось ближе к вечеру) начали входить отряды пеших наемников Конана.

Половина рассеченной надвое Хоротом Тарантии оказалась в наших руках практически без жертв.

С наступлением полуночи мы откроем мосты через реку и при поддержке квартирующих в левобережной части Тарантии полков Черных Драконов (где уже находится Паллантид вместе со своими верными соратниками) да Боссонских арбалетчиков, полностью захватим город. Останется самое важное — королевский замок, который при желании можно быстро превратить в почти неприступную крепость. Замок — это наш символ, не взяв дворец, мы будем держать в руках все, кроме трона и короны. И в то же время нельзя допустить бойни в городе, на глазах у подданных…

Ничего, и с замком разберемся. Все подготовлено. Прежде всего, под ударом Латераны должны оказаться люди, чьи имена прописаны в пергаменте, который подписал Конан — двадцать девять самых запятнавших себя деятелей, крови которых незамедлительно потребуют благодарные подданные.

Кертису, который будет вместе с Конаном, Просперо и «беркутами» охотиться на Нумедидеса я передал несколько склянок с самыми быстродействующими ядами и чин по чину составленный пергамент с текстом отречения. Нумедидес слабоволен, боится боли, уверен, что он выберет мгновенную гибель от яда, чем нелегкую смерть через отсечение головы. А мы объявим, что король, подписав отречение «скончался от огорчения» или выдумаем нечто подобное. Я не желаю, чтобы кровь предыдущего монарха оказалась на руках людей, которые будут теперь править страной. Пускай этот грех примет на себя Латерана, нам не привыкать.

Приходится разрешать сотни вопросов, начиная от самых важных (охрана и строгий надзор за управой дознания городской стражи — оттуда не должно исчезнуть ни единого пергамента!), до украшения города на завтрашнее утро — превратим трагедию угасания тысячелетней династии в праздник для народа, коему важны не имя и происхождение нового короля, а пресловутые «вольности» и «милости»! Тарантия завтра должна выглядеть торжественно, величественно, словно у нас Большое Коронное торжество. Думаю, так и будет — знамена и штандарты, войска шпалерами, король впервые появится на главной площади поприветствовать возлюбленных подданных, примет благословения от жрецов… Надеюсь, Хродомер не подведет. А вздумает противодействовать — будет у нас новый Верховный Жрец, помоложе и покладистее.

Но прежде всего мы обязаны не допустить даже намека на беспорядки в городе. Пуантенцам и наемникам Конана строжайше указано пресекать любые грабежи, проявления недовольства или просто кабацкие драки. Порядок, порядок, тысячу раз порядок! Народ любит строгость и быстро поймет — если порядок на улицах, значит и в стране порядок будет.

— … Барон, с левого берега доносят: в Обители Мудрости бунт, — в кабинет ворвался явившийся от графа Люксэ вестовой. — Граф ждет указаний!

— Только этого нам не хватало, — Троцеро, сидевший за обложенным бумагами столом напротив меня, едва не сплюнул. — Обитель Мудрости! Эти шалопаи поднимут на ноги весь город! В чем дело?

— Возмущены занятием «свободной части города» войском!

Я понял, о чем говорил гонец. Обитель Мудрости, лучшее учебное заведение Заката, несколько тысяч сорвиголов, вечная трудность тайной службы — по юности, ретивости и недомыслию они готовы возмутиться всем, чем угодно, от повышения налогов, до ареста одного из слушателей за пьянство. А сама Обитель, город в городе, состоящая из десятков корпусов обнесенных чисто символической стеной, спокон веку была неприкосновенна — никто, даже городская стража, не может войти на земли Обители. А граф Люксэ, который мало знаком с традициями Тарантии, отправил туда часть войска! Непростительная ошибка! Это может попахивать бунтом не только против Нумедидеса, но и против нас. Скверно. Впрочем, и на такой случай мы предусмотрели противодействие.

— Немедленно возвращайся к графу, — рявкнул я на вестового. — От моего имени передать следующее: у всех студенческих гильдий есть предводители. Пускай его светлость встретится с ними и объявит, что мы подняли Рокод против Нумедидеса и его присных. Кто желает — пусть присоединяются. Там учится множество дворянских отпрысков, оружие держать умеют. Пусть разобьются на десятки, каждый десяток идет в распоряжение сотника гвардии Гайарда. И последнее. Стемнело, скрытность уже не требуется. Всем переодеться в синюю форму Гайарда, поднять знамена с Пуантенскими леопардами. Переходить через Хорот, как и условлено, в полночь, по сигналу!

Вестовой галопом побежал к лестнице, а в дверях замаячил мой секретарь — месьор Алфер, с пачкой пергаментов в руке.

— Возле казарм табронийского полка начался бой, предложение о сдаче отвергнуто, — скороговоркой сообщил Алфер. — Казармы полностью окружены нашими наемниками, в здании начался пожар… Но, как доносят, пикинеры полка пытаются прорваться к мостам и замку короны.

— Это где? — я уставился на большой план Тарантии, занимавший половину стола. — Полуденные кварталы города? Рано, рано… Табронийцы подчиняются королю, сопротивление может быть ожесточенным. И пожар еще… Троцеро, сколько до полуночи?

— Три квадранса, — ответил герцог, взглянув на клепсидру. — Может…

— Именно. Начнем немного пораньше. Алферс, беги на крышу, пускай подают сигналы!

— Теперь без шума не обойдемся, — вздохнул Троцеро.

— Лучше малый шум, чем большой. Будет стократ хуже, если табронийская тысяча пикинеров прорвется к центру Тарантии! Подождите, я скоро!

Я помчался вслед за Алфером, ринувшемся к двери на чердак. Дом трехэтажный, с высокой башенкой. На крыше нас с нетерпением ждали люди с бамбуковыми трубками наготове. Внутри купленных в Кхитае трубок находится разноцветная огненная смесь, выбрасывающая высоко в воздух яркие синие, красные и зеленые звезды. Наблюдатели на противоположном берегу обязаны увидеть наш сигнал к атаке.

С высоты город, озаренный лунным светом, просматривается неплохо — скопище острых и плоских крыш, редкие огоньки в окнах незапертых ставнями. За спиной и чуточку левее — черный куб замка короля, неживой и безгласный, словно огромная гробница. Впереди — серебряно-синяя лента Хорота, за которой стоят наши гвардейцы. Возле зданий Обители Мудрости заметно мельтешение факелов, значит молодежь вовсю буйствует и веселится… Надеюсь, граф Люксэ направит их энергию в нужное русло. Полуденнее, за дворцом короля разгорается багровое зарево — пожар возле казарм Таброния. Главное, чтобы огонь не перекинулся на другие кварталы.

— Прикажете сигнал давать, ваша милость? — обратился ко мне один из сервентов Латераны, оберегавших драгоценные трубки с горючей смесью.

— Именно. Три синих звезды, две красных, одна белая.

— Сей момент! Посторонитесь, ваша милость!

Человек с нашивками гвардейского сервента на колете установил толстую трубку на треногу, сказал отойти подальше и поджег масляной лампой фитили.

Фф-фух! Режущие глаза комья искрящегося огня взлетели на высоту двадцати саженей, на некоторое время зависли над городом, и начали падать, угасая. Три синих звездочки — прямой приказ пуантенской коннице перейти мосты через реку и занять прилегающие к замку кварталы, уничтожая всех, кто будет сопротивляться. Две красных означают возникшие трудности в полуденной части столицы, туда тоже придется направить военных. Белая говорит о том, что у нас все в полном порядке и Латерана по-прежнему держит поводья в руках.

Нас увидели. Далеко, в полулиге, над берегом возделись пять синих огненных точек — приказ ясен, донесен до сведения командира и начинает немедленно выполняться.

Замечу, что идею использовать кхитайские фейерверки (которыми обычно развлекаются богатые дворяне на праздниках) как систему сигналов, подал Конан Канах, видевший нечто подобное в армии Турана много лет назад. Весьма разумно — куда быстрее любого гонца!

Я постоял на крыше еще не менее квадранса. Видел, как через два ближайших моста в сторону главных кварталов города пошла рысью конная лава. На знаменах мелькали три почти неразличимых полоски — шитые серебром леопарды Пуантена.

Замок короля безмолвствовал, но я примерно предполагал, что именно там происходит. Ворота уже втихомолку заняты Черными Драконами Паллантида, тем более, что подчиненные легата следили за нашими сигналами. Когда подойдут основные силы графа Люксэ, их впустят в хозяйственные дворы и пуантенцы вместе с Драконами займут главные здания замкового комплекса — огромнейшего и очень запутанного здания.

Остальное сделают Конан, Просперо и граф Кертис вкупе с «Беркутами», великолепно обученными захватывать здания, в которых засел обороняющийся противник. И никому нельзя не дать уйти! Особенно канцлеру, который еще сегодня вечером предпочел уехать в свое поместье — будто знал, что ему грозит нешуточная опасность! Впрочем, и за Редриком послан один из наших отрядов со строжайшим приказом — непременно доставить канцлера в Тарантию живым…

— Барон Гленнор, вас срочно требуют внизу! — едва не сбиваясь на крик, ко мне подбежал сервент из числа охранников.

В моем возрасте прыгать через две-три ступеньки уже трудновато, но ради такого дела можно и позабыть о прожитых годах — все-таки творим историю!

У входа в дом меня дожидалась большая группа всадников — кто в черном с серебром («Беркуты», переодетые в гвардейскую форму), кто в темно-синем — личное войско герцогов Пуантена.

— Начинаем, как я понял? — выкрикнул облаченный в колет «Черных Драконов» граф Кертис. Они дожидались своего часа в доме по соседству. — Конница пошла, по сообщениям наемники уже захватывают городские ворота на нашем берегу!

— Начинайте, — кивнул я. — Ну, пускай нам Митра поможет! Кажется, пока все идет по плану.

Отряд с места взял галоп и исчез в темной улице справа — скоро они выйдут на Королевскую, потом на улицу Сигиберта, пройдут мимо памятника Великому королю и очутятся возле боковых ворот замка, которые откроет Паллантид со своими Драконами. В составе отряда я углядел не только Конана, взбудораженного Просперо и прочих знакомцев, но и молодого барона Ортео — постреленыш отказался покидать Кертиса и Конана и напросился на самое горяченькое дело — захотел сам увидеть Нумедидеса. Демон его забери, но как раз из таких романтически настроенных мальчишек обычно толк и выходит! Лишь бы не погиб в самом первом бою!

Город резко изменялся — это было и видно, и слышно. Грохотала по мощеным улицам кавалерия, совсем неподалеку от нас начался бой, со всей сопровождающей сражение какофонией крики, звон железа, ругань. Наши брали кордегардию стражи квартала и встретили отпор. В домах загорались огни, но открывшиеся на мгновение ставни тотчас захлопывались — обыватель труслив, за вилы и топоры не возьмется до времени, пока не начнут грабить его самого. Оно и к лучшему, до рассвета простецам на улицах лучше не появляться, погибнут ни за что.

Итак, мы сделали самый последний ход в Большой Игре. Утро покажет, кто теперь в Аквилонии король, а кто лишился престола.

В одном я уверен — Тарантия наша. Последнее сопротивление мы подавим к рассвету.

Да, Тарантия. Но пока не замок короны.

Нумедидес еще жив, а значит может преподнести несколько неприятных сюрпризов. Митра милостивый, мы же готовили переворот почти шестьдесят дней, предусмотрели все, что только можно было предусмотреть, идеально захватили столицу, уничтожили самые боеспособные боевые части врага загодя…

Убежден, Конан Канах станет королем Аквилонии символично — с восходом солнца. Мы сейчас находимся на тончайшей грани, на лезвии кинжала. И мы сознаем свою силу.

На донжоне замка звонари начали отбивать полночь. Гул огромного колокола разносился в радиусе нескольких лиг, до самых отдаленных предместий Тарантии.

Что же происходит во дворце?…

Глава третья

Граф Эган Кертис

«Да здравствует король!»

— Не заняли мы пока лишь закатную часть замка, — отчитывался перед нами взмокший Паллантид, на плечи коего и была возложена наиболее ответственная часть общего замысла — взять под свое управление дворец. — Сопротивлялись только ликторы его светлости Редрика, оберегавшие канцелярию, пытались поджечь здание. Но мы их оттуда выбили…

Паллантид красноречиво покосился на неопрятную кучу неподвижных тел, кое-как сложенных у дальней стены хозяйственного двора.

— А ведь хотели обойтись малой кровью… хмуро протянул Просперо, поигрывая обнаженным кинжалом. — Какие потери на этот момент?

— С нашей стороны — двенадцать убитыми, три дюжины ранены. У противника почти в два раза больше. Сопротивляются только ликторы канцлера, телохранители короля и гвардейские офицеры из Шамара. Сейчас они все отошли к жилым покоям замка, мои сотники меняют караулы. — Паллантид неприязненно покосился на меня и проворчал: — Граф, может быть Латерана не станет так навязчиво вертеться под ногами военных, пока мы делаем свое дело? Неужто даже в такую ночь вы не можете обойтись без своих выкрутасов?

— Увы, друг мой, не можем, — я развел руками, отлично понимая причину недовольства Паллантида. — Ты ведь не желаешь внезапно получить кинжал в спину?

… Едва большая часть дворца перешла в руки мятежников, к Полуденным воротам королевской резиденции подкатили несколько повозок со служащими нашего непримечательного ведомства, облаченными по всей форме в голубоватые колеты, вышитые листочками чертополоха. Они и должны были провести первые аресты тех, кого барон Гленнор счел неблагонадежными (а то и просто опасными) и затем доставить оных личностей в казематы поместья господина барона, а затем и в Железную башню (когда главная тюрьма Тарантии окажется в наших руках).

Сейчас вооруженные шайки служащих Латераны по пять-шесть человек рыскали по освобожденной части дворца, отыскивая тех, кому не повезло оказаться в списках Гленнора. Больше всего нас интересовали люди из пресловутой «Скрытой башни» и самые приближенные к королю десятники и сотники охраны.

— Идем в кордегардию Черных драконов, объясню диспозицию, — Паллантид указал на одну из лестниц, по которой то и дело пробегали гвардейцы перешедших на нашу сторону полков. — К четвертому полуночному колоколу все должно быть закончено, а мы копаемся, как курицы в навозе…

Никогда не видел дворец таким. Все этажи, переходы, коридоры и комнаты полуденного крыла буквально кишели людьми в военной одежде. Грохочут сапоги, звякают сверкающе гвардейские кольчуги и стучат ножны мечей, усиленная стража Боссонских арбалетчиков и Черных драконов возле каждой двери, заметны багровые колеты Алых кирасир, тоже поддержавших возмутившиеся полки…

В кордегардии душно и жарко — сюда набилось почти два десятка офицеров, подчинявшихся лично Паллантиду, тут же находились трое обезоруженных тысячников из самых высших гвардейских чинов — эти месьоры пытались воспрепятствовать открытию ворот замка, а потом даже кинулись с мечами на пуантенцев. Ничего, ребятки из Латераны быстро охладят их верноподданнический пыл.

— Вот подробнейший план дворца, — Паллантид расстелил на столешнице обширный пергамент, склеенный из десятка листов поменьше. Углы придавил оловянными кружками в которых плескалась некая жидкая субстанция по запаху и вкусу чрезвычайно похожая на белое вино. Драконы или заранее празднуют победу, или подбадривают себя перед решающим ударом. — Просперо, Конан, подойдите… Мы упирали на неожиданность, и частично этот план сработал. Но Закатную часть замка оберегает личная гвардия короля, они забаррикадировались, завалили все двери, у отдушин поставили арбалетчиков и лучников. Так просто этот орешек не расколешь. Возни будет много.

— А Нумедидес не сможет тайно покинуть дворец? — насторожился Конан. — Не сомневаюсь, у него обязательно должен быть какой-то план именно на случай внезапного мятежа. Подземный ход, лодка на Хороте, видите — стена поднимается прямиком над брегом…

Если смотреть на королевский замок сверху, то станет понятно, что он выглядит как большой, вытянутый с Полуночи на Полдень прямоугольник. Фасад дворца смотрит на Восход, главные ворота находятся на площади Сигиберта Великого, которая полностью занята гвардией Гайарда, равно как и городские кварталы полуночнее. Со стороны Полудня начинается обширнейший дворцовый парк, однако за ним тоже внимательно наблюдают. Опасность можно поджидать только со стороны Заката — стена дворца вырастает над волнами Хорота, к воде есть несколько спусков, куда может причалить лодка.

— Барон Альего! — Паллантид подозвал одного из своих сотников. — Бери полусотню Драконов, захватите в речной гавани любую военную галеру с катапультой и охраняйте замок со стороны реки. Никто не должен ускользнуть! Палить по любой лодке, которая приблизится ко дворцу, а тем более по ладьям, которые будут от него отходить!

Барон моментально исчез, а мы снова склонились над запутанным планом.

— Ничего не понимаю в архитектуре, — ворчал Конан, рассматривая немыслимое переплетение линий, штрихов и значков, усеивавших пергамент. — Одно ясно: ударить в лоб мы не сумеем, только людей зря положим. И все равно, черепаху придется выковыривать из скорлупы. У кого есть достойные соображения?

— В Закатное крыло замка можно попасть не только через главную галерею и парадную лестницу, которые отлично простреливаются из арбалетов, — сказал я. — Личные апартаменты Нумедидеса находятся на втором этаже, левее большого тронного зала… Может, попробовать пройти через крышу на третий этаж? Там у нас библиотека, никакой охраны. Пока Черные драконы предпримут попытку штурма со стороны внутреннего двора отвлекая королевских ликторов, мы пройдем внутрь через библиотеку, а дальше — как получится.

— Перережут, как цыплят, — отверг мое предложение Паллантид. — В королевских покоях не меньше двух сотен отлично вооруженных телохранителей. И за Нумедидеса они порвут вас на множество разноцветных тряпочек, терять им нечего!

— С нами пойдут «Беркуты», — парировал я. — Волки Латераны сами кого хочешь порвут на лоскутки. Две сотни ликторов против пятидесяти наших отпетых разбойников — перевес на нашей стороне.

Паллантид скривился с таким видом, будто бы прокисшего вина выпил, но возражать не стал — боевой отряд Латераны действительно славился прекрасной выучкой и поражений доселе не знал. Если уж «Беркуты» много лет назад ухитрились сбросить с трона аргосского короля, то про Нумедидеса и говорить смешно! Так что спорить нет смысла.

— Ты из Латераны — ты своими оболтусами и командуй, — ответил наконец Паллантид. — Просперо, останешься с нами? Еще дел невпроворот!

— Ничего подобного, — замахал руками пуантенский принц. — Я обязан быть там, хочу все своими глазами видеть.

— Про меня не забудьте, — баском сказал Конан. — Пойду искать знаменитую пятизубую корону, заодно проверю, удобно ли сидеть на вашем троне.

— Не на нашем, а на твоем, — фыркнул я и выскочил в галерею, где нас дожидались одетые в черно-серебряные гвардейские мундиры «Беркуты». Барон Ортео тишком выскользнул вслед за мной — боялся, что ему запретят идти на столь опасное дело. Я бы и запретил, но тогда барон счел бы меня своим личным врагом и сразу вызвал на поединок. Ничего, будет находиться за спинами отборных хищников Латераны и прикрывать тыл.

— Разбиться на десятки, — приказал я отряду и начал рассказывать диспозицию. По приказу Паллантида двое гвардейцев приволокли какого-то замкового служку, насмерть перепуганного дрожащего старичка, оказавшегося «младшим мастером трапезных церемоний», сиречь лакеем, прислуживающим за столом.

— Я маленький человек, достойные месьоры, — всхлипывал старичок. — Я ничего не знаю, я и короля-то видываю всего два раза в год… Я ни в чем не виноват, я просто служу в замке, при трапезной…

— Я знаю, любезнейший, ты не виноват, — с ласковостью очковой кобры сказал я, глядя на устрашенного столь неожиданными событиями дедулю. — Ты хорошо знаешь замок?

— Тридцать четыре года служил, ваша милость…

— Мне и моим друзьям надо попасть на крышу, ближе к закатному крылу дворца. С чердаков есть выходы на крышу?

— Конечно. Рабочие чистят скульптуры на фасаде, меняют черепицу…

— Проводишь?

— Как прикажете, ваша милость!

— Паллантид, начинайте штурм, когда на донжоне начнут бить второй полуночный колокол, мы попытаемся прорваться к парадной лестнице и очистить вам дорогу…

Когда наш отряд поднялся на двускатную крышу замка я ненадолго остановился и осмотрел Тарантию с высоты самого крупного городского здания. На первый взгляд, в городе относительно тихо. Над барбикенами всех городских ворот мерцают синие фонари, значит городская крепость перешла в наши руки. Такой же сигнал над ратушей и шпилем военного коллегиума. Отлично! Чернеет угрюмая Железная башня, ею мы займемся попозже, а скорее всего гарнизону этого укрепления-тюрьмы хватит ума сдаться на милость победителя. Пожар слева, в предместье, по-прежнему вовсю бушует, видать табронийский полк продолжает сопротивляться. На улицах — цепочки факелов, множество конных разъездов, какие-то невнятные крики на главных проездах Тарантии: видимо, наемники под командованием десятников пуантенской гвардии захватывают важнейшие государственные управы. Шныряют неприметные черные повозки — вся немаленькая сила Латераны сейчас направлена на устранение возможных врагов, начались повальные аресты королевских слуг. К утру наши тюрьмы будут переполнены и у месьоров дознавателей начнется долгая нудная работа кто сколько украл, кто изменял, кто способствовал…

Мы осторожно перебрались на пологий скат крыши закатного крыла и, пытаясь не шуметь, принялись искать чердачные отдушины, ведущие вниз.

Помог вездесущий барон Ортео — малец наткнулся на большое окно, забранное деревянными рейками, без труда открыл его, сунулся внутрь, посветив факелом, а затем позвал остальных.

— Там пусто, — срывающимся шепотом сказал Ортео. — Странно, неужели они посчитали, что никто не догадается захватить эту часть замка с крыши?

На чердак спустились сразу пятеро моих сервентов с заряженными самострелами в руках, обыскали помещение и, не обнаружив врага, окликнули нас.

Чердак как чердак. Множество всякого ненужного хлама. Сломанные рамы картин, вышедшая из моды и испорченная мебель, какие-то пропыленные сундуки. Слабо пахнет мышами, ползают волосатые пауки, имея вид крайне недовольный — двуногие вторглись в их паучью вотчину!

Когда мы выбрались в темный и гулкий коридор третьего этажа, стало ясно — защищать помещения непосредственно примыкавшие к обширной королевской библиотеке ликторы Нумедидеса не стали или не догадались. Полнейшая тишина, впрочем, еще не означает безопасности. Теперь нам следовало пройти налево, до большой лестницы вниз, и оказаться возле самих покоев нашего (уже бывшего…) государя.

В отдалении загудел колокол — два удара. Паллантид должен начать действовать. И точно, коридоры разнесли невнятный шум, сухо щелкали арбалеты, послышалось несколько тяжелых ударов — ломали двери.

— Вперед? — осведомился Конан, обнажая меч.

— Да, пора, — я кивнул и тоже взялся за оружие. — Пока что идем тихо-тихо, не станем обнаруживать себя преждевременно.

Сюрприз номер один ждал нас у поворота на лестничную площадку — какой-то невооруженный молодой человек в ночном халате и с тусклой масляной лампой в ладони перегнулся через перила и вслушивался в звуки, доносившиеся снизу.

— Эт-то что еще за явление? — шепнул Просперо.

Человек обернулся. В его больших серых глазах плеснулся страх. Еще бы — перед ним находились четыре дюжины хмурых громил у которых, по всей видимости, было очень плохое настроение и много острых железок в руках.

— Господа… — выдавил человек, но я вытянул руку, приказывая молчать. Я его узнал тишайшее и никчемнейшее существо, хранитель библиотеки Хальк Юсдаль. Кто же еще может находиться в столь неурочный час возле книгохранилища? Этот молодой книжник занял освободившееся место библиотекаря совсем недавно и не успел излишне примелькаться при дворе. Поднимать крик и взывать о помощи он вроде не собирается, так зачем же его убивать? Барон Юсдаль если не ошибаюсь? — тихо вопросил я, оттаскивая библиотекаря от лестницы за рукав.

Судорожный кивок в ответ.

— Сударь, возвращайтесь к себе и до утра носа не высовывайте, — настоятельно посоветовал я. — Еще попадете кому под горячую руку. Зачем же новому королю лишаться библиотекаря. Понятно?

Новый кивок, и вот уже господин Юсдаль резво семенит по коридору к библиотеке. Вскоре раздался звук запираемого засова. Кролик спрятался в норке.

(Позднейшая приписка от Халька Юсдаля: на мой взгляд эта встреча выглядела несколько по-другому, но я оставляю вышеприведенные слова на совести уважаемого графа Кертиса).

Вот вам и главная лестница. На нижней площадке — полдюжины ликторов в золотисто-черных нарядах гвардии Шамара. Выглядят крайне обеспокоенными, клинки из рук не выпускают.

— Начинаем потеху, — одними губами шепнул старший из десятников «Беркутов», доставая шурикены — метательные звездочки. — Первый десяток берет на себя двери, второй и третий лестницу, остальные прикрывают стрелами. Своих пораните — на ремни порежу!

Бой оказался исключительно коротким, мне даже не удалось поучаствовать, а барона Ортео, рвавшегося в самую гущу я удержал рядом — пускай работают специально обученные бойцы.

Мы свалились на ликторов будто град с грозового неба — площадку перед комнатами короля «Беркуты» очистили за пять ударов сердца и почти бесшумно, никто из шамарцев не выжил. Потом «Беркуты» кубарем скатились вниз, на первый этаж, к большим дверям, заваленным мебелью. Там и началась серьезная драка — гвардейцев было в полтора раза больше, некоторые подбегали из боковых коридоров.

Я сунул в руки барона Ортео самострел, приказал присматривать за галереями и вместе с Конаном и Просперо ринулся вниз, решив помочь чем смогу.

Проткнул одного, увернулся от удара наотмашь и отрубил супостату кисть, заметил, что на Конана нацеливаются сразу трое гвардейцев и помог киммерийцу расправиться с первым, а остальных завалил наш будущий король. Дерется он, между прочим, красиво, с эдаким хищным изяществом…

— Мебель оттаскивайте! — заорал Просперо, когда «беркуты» оттеснили ликторов в сторону галереи, под обстрел арбалетчиков. — Двери, двери! Позвольте нашим войти!

Не без натуги я, барон Ортео и двое моих десятников расшвыряли диваны и столы, коими был завален проем, сбили два засова и, распахнув створки, едва не оказались под ливнем стрел Черных драконов.

— Не стрелять! — орал Конан, заметив новую опасность. — Не стрелять, свои! Быстро за нами, наверх!

В широкий дверной проем ворвался разноцветный поток верной нам гвардии, сразу бросившейся по коридорам направо и налево, «Беркуты» вместе со мной, Просперо и Конаном ринулись в сторону монарших апартаментов. Двери, как ни странно, открыты, внутри — пусто!

Мы быстро обыскали почти десяток комнат, оглядели спальню — постель была разобрана, но в нее не ложились. Ортео зачем-то заглянул под кровать и за шторы, но никого не обнаружил. Пасть Нергала, неужто Нумедидес ухитрился сбежать? Гленнор мне голову оторвет и в выгребной яме утопит! Здесь вообще никого нет — ни кабинет-лакеев, ни постельничих, даже любимые охотничьи собаки короля куда-то пропали!

— Возле тронного зала большая заваруха! — к нам прибежал взмокший, раскрасневшийся центурион боссонских арбалетчиков. — Легат Паллантид сказал всем идти туда! В остальных частях дворца сопротивление полностью подавлено!

Ах, вот оно что! Большой тронный зал, крепость в крепости. Два входа — главный и потайной, сразу за троном, выводит на боковую лестницу! Надо немедленно отправить туда людей, пусть охраняют. А вот большие двери придется вышибать тараном, иначе в тронный зал не попадешь — створки литые, из позолоченной бронзы, каждая весит по три тысячи фунтов, в высоту — два человеческих роста. Вдобавок, там нет окон или отдушин, освещается зал только факелами и гигантскими огненными чашами.

Признаться, выглядит дворец так, будто Тарантию захватило чужеземное войско. Трупы, кровь на мраморе и паркете. Покалеченный шамарец, от боли и потрясения не соображая что делает, несет свою отрубленную руку и тихо просит привести лекаря — кто-то из наших пытается перевязать ему культю разодранной рубахой. Еще один гвардеец с тяжелыми стонами умирает под постаментом статуи одному из древних королей, грудь и ребра разрублены, кровавая пена у рта… Ничего не попишешь, «малой кровью», как предполагал Гленнор, мы не обошлись. Хотя никто и не говорил, что ликторы Нумедидеса вынесут нам голову короля на блюде!

Точно, возле тронного зала грохочет настоящее сражение! Пускай нас теперь больше, но телохранители и остатки шамарских гвардейцев дерутся со звериной яростью, прекрасно понимая, что этот бой — последний в их жизни, ибо пощады ждать не придется!

Вскоре Черные драконы вкупе с моими бойцами из «Беркута» смяли и этот последний форпост сопротивления. В плен никто не сдался, предпочли умереть… Надо будет напомнить Конану, чтобы шамарцев похоронили со всеми почестями, истинная верность всегда уважаема, даже у врагов.

— Заперто изнутри, — ко мне подскочил Паллантид. Легата успели задеть клинком по голове, лоб наскоро перевязан. — Насколько я понял, там остался лишь король, несколько самых приближенных слуг, двое-трое гвардейских тысячников и с десяток телохранителей. Они в ловушке, покинуть тронный зал через потайную дверь не смогут — там я поставил два десятка Драконов. Что будем делать? Дворец-то наш целиком, прислуга и не думала сопротивляться. Караулы в восходном крыле и возле канцелярии Редрика я передал пуантенским гвардейцам, барон Гленнор сообщил с гонцом, что Публио привезут к утру, чтобы он занялся канцелярией.

— Что в городе, неизвестно? — быстро спросил Просперо.

— Пока не знаю, скоро доложат. Граф Люксэ вроде бы справляется. Надо как можно быстрее решить дело с Нумедидесом…

Только лишь Паллантид сказал эти слова, как двери тронного зала начали медленно и без единого скрипа расходиться в стороны. Мы все переглянулись, ожидая нехорошего подвоха, однако на пороге образовался первый церемониймейстер двора, его светлость граф Роук — в парадном платье, с орденами и церемониальным оружием и жезлом. С величественным презрением оглядел нашу взмокшую компанию и нацеленные на него арбалеты военных. С гордо поднятой головой провозгласил:

— Его королевское величество государь Аквилонии Нумедидес Эпимитрей желает знать, по какой причине подданные Трона Льва ворвались в жилище короля, почему убивали его слуг и являли непочтение к короне Аквилонского государства?

Мы все замолчали. Неужели Нумедидес решил уйти достойно? Без всяких пошлостей, наподобие валяния в ногах и просьб о пощаде? Это было бы лучшим выходом!

Первым опомнился Просперо, как человек в дворцовым этикетом знакомый не понаслышке. Герцог вышел вперед, отвесил куртуазный поклон графу Роуку и раздельно, внятно сказал:

— Я, наследник венца Гайарда Просперо и сопровождающие меня дворяне хотим сообщить королю известие чрезвычайной важности. Можем ли мы видеть короля незамедлительно?

Церемониймейстер посторонился, развернулся к нам спиной, ударил по мраморному полу золотым жезлом и возгласил в глубину зала:

— Наследник венца Великих герцогов Пуантенских Просперо к королю!

Еще два удара жезлом.

Мы — Паллантид, Просперо, Конан и я шли впереди. За нашими спинами медленно двигалась вооруженная гвардия, по неизбывной привычке выстроившаяся по отрядам. По бокам нас прикрывали «Беркуты», настороженно зыркавшие по сторонам и готовые ответить на любой выстрел сотней своих стрел и шурикенов.

— Насколько я знаю, в троном зале всякие гнусности, наподобие проваливающихся в бездну плит пола не предусмотрены, — шепнул я герцогу и Конану. — Опасаться надо только этих…

За скромным каменным сиденьем без спинки и с ножками в виде львиных лап стояло с полдюжины ликторов, рядом еще столько же самых верных королевских прихлебателей. В отличие от спокойного, в чем-то даже отрешенного Нумедидеса эти месьоры заметно нервничают. Знают, что против нескольких сот гвардейцев, заполонивших тронный зал грудью не попрешь. Это конец, окончательный и бесповоротный!

Сам Нумедидес, облаченный в парадное белое с золотом одеяние и алую шелковую мантию выглядит очень бледным, кожа стала сероватой, губы синюшные, тусклые глаза устремлены в одну точку, куда-то вверх и в сторону. Он словно бы уже не присутствует в этом мире.

— Король дозволяет тебе говорить, — сказал граф Роук, увидев легкое движение пальцев Нумедидеса. Просперо сначала взглянул на Конана, предлагая ему сказать самые важные слова, но варвар смущенно помотал головой.

— Сегодня, десятым днем третьей весенней луны 1288 года по основанию королевства Аквилонского, — тяжело начал Просперо, — высшие дворяне королевства и войско Аквилонии объявляют о том, что король Нумедидес из династии Эпимитреев низложен, как не вынесший бремени власти и способствовавший разорению страны. Граф Кертис, где текст отречения?

Я вынул из рукава пергамент, подошел к трону, поднялся по мраморным ступенькам и передал свиток королю. Нумедидес безучастно пробежался глазами по строчкам, молча отложил бумагу на подлокотник. Я заметил, что в левой ладони он сжимает украшенный мелкими рубинами золотой пузырек.

— От этого яда погиб мой дядюшка, — тихо-тихо, так чтобы слышал только я один, проговорил Нумедидес. — С чего начали, к тому и пришли, не так ли? Уберите вашу бумажку сударь… Я умру королем. Все ведь потеряно, верно?

— Боюсь вы правы, ваше величество, — столь же тихо сказал я.

— Восхищаюсь вашей хитростью и силой…Впрочем, теперь это не важно. Прощайте.

Нумедидес резко сорвал крышечку и был готов проглотить содержимое склянки, но неожиданно вмешался Конан — он видел, что отречение, предававшее перевороту вид законности, не подписано. Варвар прыгнул к трону, выхватил склянку из трясущейся ладони короля, отбросил в сторону, одной рукой взял пергамент, другой прихватил Нумедидеса за плечо.

— Сначала подпиши, — угрожающе сказал Конан. — А потом отправляйся на Серые Равнины. Ну?!

И тут случилось неожиданное. Нумедидес вдруг захрипел, глаза выкатились, у губ появилась беловатая пена. Он задыхался.

— Конан, отпусти его, королю трудно дышать, — я отстранил киммерийца, а Нумедидес тяжело, мешком, повалился обратно на трон. — Эй там, лекаря!

Лекарь не понадобился. Король прожил еще очень недолго — не выдержало сердце. Спустя одну пятую квадранса все было кончено. Из гортани короля врывался последний вздох, глаза остекленели и Нумедидес сполз с трона на холодные ступени возвышения. Знаменитый пятизубый венец Первых королей откатился в сторону, оказавшись у сапог молодого барона Ортео. Парнишка не долго думая нагнулся, поднял корону, озадаченно осмотрел ее и вдруг рявкнул во весь голос:

— Король умер! Король умер своей смертью! Да здравствует король!

Ортео шагнул к хмурому Конану, привстав на цыпочки надел древний венец на голову киммерийца и снова взревел ликующим тенором:

— Да здравствует король!

Барон, конечно же, не подозревал о подобных тонкостях, но в соответствии с традициями замка короны первый дворянин, объявивший о восшествии на престол нового государя, сразу же получает высокую должность первого королевского герольда — весьма немаленький чин в дворцовой иерархии! Ортео, сам того не зная, в единый миг сделал отличную придворную карьеру. Пускай его, это нам не в убыток, прежнего герольда Нумедидеса все одно следовало заменять… И малышу из захолустья будет приятно, все-таки вошел в историю!

— Да здравствует король Конан Первый, Аквилонский, из Канахов!

Зал многоголосо подхватил, а через несколько мгновений от криков, казалось бы, могла обрушиться куполообразная крыша. Конан стоял над телом Нумедидеса безмолвно. Его лицо ничего не выражало.

— Жутковатый момент, честно признаться, наконец-то сказал он мне и подошедшему Просперо. — А что дальше-то делать?

— Дальше? — Просперо на миг задумался. — Ждем остальных действующих лиц и начинаем церемонию присяги. Конан, тебе бы переодеться поприличнее…

— Ну уж нет! Если я стал королем в форме Черных драконов, в ней присягу гвардии и приму. Пусть гвардия видит, что Нумедидеса сбросили ее руками! И вот, кстати… Надо бы тело убрать. Зачем ему здесь валяться? Кертис, распорядись, чтобы его перенесли в усыпальницу или что тут у них есть? Паллантид — выстави всех лишних из тронного зала! Холуев Нумедидеса — в Латерану!

— Слушаюсь, ваше величество, — привычно ответил легат, а я ухмыльнулся:

— Не успел побыть королем и одного квадранса, а уже командует. Ладно месьоры, идемте. Длинный вечер закончился, впереди не менее длинные ночь и день! Конан, сдвинь корону с уха на темечко, а то уж больно вид ухарский…

* * *

Это была удивительная ночь. Сутолока, суматоха, неразбериха, и одновременно суровые гвардейские вояки вкупе с конфидентами Латераны наводили свой, невиданный прежде порядок. Уверен, что восемь из десяти людей, находившихся тогда в замке представляли либо военных, либо тайную службу.

Предстояло решить десятки если не сотни важнейших вопросов — сохранить драгоценности короны (то есть сам венец, скипетр, церемониальный Орден Большого Льва и прочие регалии короля), расставить на караул только верных нам гвардейцев, которые с непривычки путались в лабиринтах замка, уберечь важнейшие документы, хранящиеся в канцеляриях и королевских покоях, не впускать и не выпускать посторонних и в то же время подготовить присягу на верность новому государю, назначенную на полдень — а это значило, что во дворец придется доставить почти две сотни высших дворян Тарантии… Представляете какой сумбур?

Труп Нумедидеса немедленно переправили в родовую усыпальницу аквилонских королей, что находится на острове посреди полноводного Хорота чуть полуночнее рубежей города и оставили под охраной, туда же отправили поднятых с постелей мастеров-бальзамировщиков — Конан настоятельно потребовал, чтобы последний Эпимитрей был упокоен в родовой гробнице, историю надо уважать. Пусть Нумедидес был дурным государем, но он умер на своем троне, королем не подписавшим отречения. А то, что его преемник узурпировал власть древней династии без всякого права, сейчас никого не волновало.

Ближе к рассвету начали поступать проверенные и точные донесения о положении дел в столице — мы принимали гонцов в Малахитовой церемониальной зале, которую сочли наиболее удобной. Круглый, отделанный красивым зеленым камнем, зал превратился на время в личную резиденцию короля, куда перетащили множество столов и кресел. Ждали прибытия Троцеро, Публио и непременного барона Гленнора, который все еще занимался делами в городе.

Конан, так и не снявший черно-серебряное облачение капитана Черных Драконов (аквилонский венец временно переправили в сокровищницу, для надежности) пока ничем не напоминал короля. Взъерошенный, уставший, с кругами под глазами от долгого недосыпа, он распоряжался гвардейскими отрядами, отдавал приказы, а когда окончательно был готов свалиться с ног от усталости, подозвал меня:

— Кертис, если я не посплю хотя бы половину колокола, вам придется искать нового короля. Кто лучше всего знает дворец и столицу? Назначу двоих человек временно поуправлять Аквилонией. Разбудите после восхода солнца.

— Со столичными делами лучше будет разобраться мне, — ответил я. — Я отвечал за спокойствие в Тарантии в Латеране, город знаю, не запутаюсь. А по дворцу? Глянь на Просперо, свежий, как весенний листок!

И впрямь, молодой герцог будто и не спал три ночи подряд, сидел над бумагами, командовал и выглядел великолепно — ему еще была интересна эта игра, наследник пуантенских владетелей прямо-таки упивался свалившимися на него властью и влиянием. Все происходящее Просперо откровенно забавляло.

— Пергамент! — приказал Конан. — Где королевские печати? Я же просил не относить их в сокровищницу! Ага, спасибо, Кертис!

Конан обмакнул перо в чернильницу, что-то быстро черкнул на пергаментных листах, тщательно подписал, не глядя дыхнул на кругляш Большой печати и прижал ее к листам тонкой телячьей кожи с вырисованным аквилонским гербом.

— Держи, — король перебросил мне пергаменты. — Назначаю тебя прецептором Таранти на ближайшую седмицу, а Просперо — вице-королем, будет царствовать пока я сплю, управится… Все! До утра!

Новоиспеченный король, пошатываясь от перенапряжения и утомленности, забрал чей-то суконный кавалерийский плащ, снял с диванчика две шелковых подушки и улегся в углу, прямо на ковер, под окном выводившим на Хорот. Перед тем как заснуть, он еще успел проворчать в мой адрес:

— Кертис, только не вздумайте зарезать меня во сне! Два переворота за одну ночь — это уже слишком!

* * *

К рассвету наступило относительное затишье и я, целиком положившись на Паллантида и Просперо, вступивших в безраздельное владение замком короны, кликнул полдесятка телохранителей из числа «Беркутов» и отправился за бароном Гленнором и остальными. Заодно мне очень хотелось посмотреть, что творится на улицах Тарантии и насколько серьезных успехов мы достигли в самом городе.

В синеватых утренних сумерках Тарантия выглядела удивительно. Обычно в это время уже открываются лавки хлебопеков, спешат золотари со своими отвратительными бочками, первые повозки торговцев спешат на рынки, дабы занять самые удобные места. Ничего подобного сейчас не наблюдалось.

Город словно бы превратился в огромный военный плац — конные патрули пуантенцев и Черных Драконов, наши наемники отрядами по десять человек охраняют перекрестки, Королевская улица и все проезды, ведущие к замку перекрыты рогатками.

Хвала богам, что вояки догадались не разжигать костров прямо на улице. А за любую попытку мародерства по личному приказу Троцеро полагается казнь на месте.

Итак, строгий военный порядок поддерживается, и это прекрасно. Я направил коня в сторону улицы Трех Созвездий — там располагались наиболее интересующие меня здания.

Неприятный, выстроенный из коричневого известняка угрюмый дом — тут располагалась проклятущая «Скрытая башня». Дом окружен безмолвными уставшими кирасирами Серебряного полка, кое-где заметны выбитые ставни, над угловыми окнами первого этажа заметны следы копоти: был пожар, но его успели вовремя потушить.

У входа суетятся подозрительно знакомые личности. Ну, точно, это же мои балбесы из Стола безопасности королевства! Барон Гленнор распорядился уничтожить наших соперников в первую очередь, не считаясь с потерями и засыпать это змеиное гнездо жгучей известью!

Однако, чисто сработано — здание практически не пострадало, архив, наверное, тоже. Значит придется мне долгими ночами корпеть над бумажками «Башни», выискивая в пергаментах интересующие Латерану сведения…

— Кертис, тебя ли я вижу? Приехал позлорадствовать?

Я чуть вздрогнул, услышав этот возглас. На пороге дома стоял, разумеется, обожаемый начальник. Надо же, Гленнор сам явился поглядеть на разгром во вражеском стане.

— Я, ваша милость, прибыл сюда узнать, насколько точно и тщательно исполнены приказы, — я усмехнулся, поприветствовав подошедшего барона. — Что здесь случилось?

— Сопротивлялись упорно, хотели уничтожить бумаги, но были слишком обескуражены внезапностью и нашим нахальством, — сообщил Гленнор. — Нескольких взяли живыми и уже увезли. Таким образом «Скрытая Башня» превратилась в срытую башню. Их больше не существует. Что в замке? Если ты решил поехать на прогулку, значит у Конана все благополучно? Впрочем, мне уже привозили донесения. Граф, скажи пожалуйста, неужто варвар сам убил Нумедидеса? Или гонец что-то перепутал и от переизбытка впечатлений наплел всякой чепухи?

— Никто никого не убивал, — поморщившись ответил я. — Нумедидес умер от сердечного удара, не выдержал потрясения. Но бой во дворце шел жестокий, много погибших.

— А что Конан?

— В данный момент спит. Желает набраться сил на грядущий день. Едем во дворец?

— Поехали. Заодно расскажу по дороге, каково сейчас в Тарантии. Голова кругом идет, экую изумительную кашу мы заварили!

Барону Гленнору подвели его коня, и мы, пустив лошадей шагом направились обратно к центру столицы. На главных улицах военные вовсю развешивали штандарты короны с аквилонским львом и флаги Великих герцогств, не исключая Шамарское — пришлось ограбить хранилище коллегиума государственных церемоний, где означенных знамен и вымпелов хватило бы на украшение трех таких крупных городов, как Тарантия. Преобладали, однако, синие полотнища с тремя серебристыми леопардами Пуантена — пусть все знают, кто теперь в городе хозяин! Я с мимолетным удивлением заметил открытую лавку, где торговали горячим, только испеченным хлебом, который увлеченно расхватывался голодными гвардейцами и наемниками армии Черной реки. Хозяин пекарни и его подмастерья только охали и ахали, выслушивая последние новости, но серебро и медь собирать с покупателей все же не забывали. На соседней улице вовсю гремели кувшины молочницы, открылись двери какой-то скромной таверны. Прекрасно, Тарантия начала оживать!

— Самой огромной трудностью было подавление бунта Табронийского полка, — размеренно повествовал барон Гленнор. — Они сохраняли верность прежнему королю до последнего, ведь Таброний находится в Шамарском герцогстве… Граф Люксэ предлагал им почетную сдачу, но они отказались. Пришлось штурмовать, сгорело несколько казарм, огонь перекинулся на дома обывателей, панику едва удалось подавить. Напомни, чтобы я сказал Конану о погорельцах, пускай проявит королевскую милость и раздаст пострадавшим деньги из казны.

— Из какой казны? — я скептически поднял бровь. — Казна пуста, будто дырявый карман нищего.

— Кертис, не забудь, что минувшие несколько дней герцог Публио трудился с бумагами казначейства, следовательно на первые дни царствования нашего киммерийца денег хватит. «Беркутами» захвачен загородный дворец канцлера… Бывшего канцлера Редрика, его уже отправили в Латерану, а вот золото из сокровищницы я распорядился переправить в замок короны. Там много, несколько десятков тысяч кесариев только в монетах. Если верить сообщениям, поступавшим ко мне всю ночь, Латерана взяла почти семьсот неблагонадежных, сегодня будем чистить государственную канцелярию, ведомство городского прецептора…

— Мое ведомство? — хохотнул я, перебросив Гленнору указ короля. — Я теперь временный прецептор столицы!

— Поздравляю, — индифферентно сказал барон. — Вот сам и займешься благородным делом очищения. Подвожу итоги: это была самая замечательная ночь в моей жизни! Не случись возмущения табронийцев, мы бы не захватили власть, а подобрали бы ее, как монетку на дороге. Бой в замке короны не в счет.

— Все произошло изумительно просто, если глянуть со стороны, — кивнул я. — И никто кроме нас не знает, какую работу пришлось проделать до… До наступления сегодняшнего дня.

— Именно, дорогой граф, ты совершенно прав, — с тихой гордостью сказал Гленнор. — За несколько колоколов овладеть таким огромным городом, устранить всех самых опасных врагов, убить короля…

— Он умер сам, — отчетливо повторил я. — От испуга. И сознания полнейшего, окончательного поражения. Для Нумедидеса это был лучший выход, не правда ли?

— Оставим Нумедидеса, это дело прошлое. Я очень хотел бы видеть голову его единственного наследника, графа Диона, за ним тоже были отправлены наши волкодавы, но… Это один из редких наших просчетов. Я упустил из виду, что с началом весны племянник бывшего короля уехал отдыхать в Аргос, на море. Он — последний, хотя и сомнительный Эпимитрей. И вокруг Диона однажды могут собраться недовольные новой властью. Существует два выхода — отправить к Диону добрых людей, которые воткнут ему в спину какой-нибудь острый предмет, или потребовать у аргосского короля Мило его выдачи, если Дион откажется возвращаться в Аквилонию. Ну, а затем…

Гленнор черкнул себя пальцем по горлу.

— Если ваша милость позволит, — сказал я, недолго поразмыслив, — выскажу свою мысль по этому поводу. Никаких убийц, никакой выдачи! Зачем? Мы торжественно позволим графу Диону вернуться в Аквилонию, сохраним титул и земли, а сами понаблюдаем, кого привлечет персона последнего Эпимитрея. Как только они начнут мутить воду, накроем всю шайку скопом и снова докажем царствующему монарху полезность Латераны.

— Умно, — согласился Гленнор. — Так и сделаем. Поймаем ядовитую рыбку на живца…

При виде королевского замка, воздвигшегося в дальней стороне улицы Сигиберта Великого меня вдруг обуял приступ глупого смеха. Едва с седла не сполз.

— В чем дело? — поднял брови барон Гленнор. — Что смешного ты увидел?

— Не увидел, а вспомнил, — задыхался я. — Ваша милость, помните, как в самом начале этой истории я спросил: будут обойдены милостями мелкие исполнители или нет? Как думаете, могу я выклянчить у Конана орден Большого Льва?

— Я ведь говорил, обойдешься «Золотым пером» — расхохотался в ответ барон. — Большого Льва я оставлю для себя!

С тем мы и въехали в ворота королевского замка, охраняемые верными «Беркутами».

* * *

Отбили последний квадранс перед полуднем.

Королевский дворец снова шумел и гудел на тысячи голосов, на главном дворе скапливались роскошные повозки и портшезы, почти безликая раззолоченная публика именуемая по привычке «высшим светом» бессмысленно толклась в парадных залах, шушукая и сплетничая, строя самые невероятные предположения о случившемся и ожидая скорого выхода нового короля. Протестовать или возмущаться не осмеливались — весомые аргументы в виде насупленной гвардии Гайарда в синем и величественных Драконов с мечами наголо не давали особо горячим головам распускать языки. Поговаривали, что королем теперь будет Троцеро Пуантенский, шепотом передавали друг другу известие о том, что Нумедидеса якобы зарезали прямо в спальне, втихомолку ужасались невоспитанным вояками, наводнившим дворец…

Завсегдатаи дворцовых покоев и коридоров многое не узнавали — исчезли прежние камерлакеи, сменили помощников церемониймейстера, да и сам мастер королевских церемоний куда-то пропал, остатки шамарской гвардии окончательно удалили от двора, заменив пуантенцами и боссонцами.

На площади Сигиберта постепенно собирался народ, так доселе ничего не понявший и ожидающий самого невероятного — слухи по толпе ходили удивительные и нелепые, тихари Латераны, затесавшиеся в ряды досточтимых обывателей, с круглыми глазами выслушивали байки о новом пришествии Эпимитриуса, восшествии на престол принца аж из самой Вендии, о том, что Тарантия ночью была с налету взята штурмом немедийским войском, переодетым в облачения гвардии Пуантена… Так называемые «камни глашатаев» — огромные валуны, установленные на площадях, с которых оглашались важнейшие указы пока что пустовали и простецам оставалось лишь теряться в догадках, что же произошло? Ясно было одно — в стране новая власть и новый король. И имечко у него какое-то… странное. Коэн? Коннахар? Конхобар? Похоже на темрийское или гандерландское, звучит по-варварски. А вот прежнего государя, Нумедидеса, молнией поразило!.. Да ничего подобного, почтенный, умер от изнурения, порожденного слабоумием!.. Неправда, его гвардия зарубила!..

Впрочем, нас сплетни простецов пока не интересовали. Вся развеселая компания, включая короля Конана, пуантенских герцогов, барона Гленнора и новоназначенных нами управителей страны собралась в тех самых Малахитовых покоях, ожидая начала церемонии присяги. Торжеством должен был руководить извлеченный вездесущими конфидентами Латераны из небытия прежний церемониймейстер короля Вилера, старенький месьор Ламбо, который ныне суетился вокруг насупленного Конана и отдавал команды скрипучим голоском:

— … Ваше величество, я настаиваю! За тысячу лет ни один король во время присяги не показывался перед подданными в костюме обычного офицера гвардии! Надо одеть хотя бы форму легата! Благоволите!

— Сет тебя зажри, — втихомолку ругнулся киммериец, вылезая из удобного капитанского облачения и путаясь в рукавах поднесенного гвардейцами черного легатского колета с шитьем в виде дубовых листочков, лавровых веточек и перекрещенных клинков. — Месьоры, мне кажется, королю можно делать все, что заблагорассудится?!

— Ничего подобного, — заулыбался Троцеро, наблюдая как Конан щелкает пряжками перевязи с церемониальным мечом и застегивает бесчисленные крючки на груди. — Не государство принадлежит тебе, а ты государству. Так что изволь подчиниться традиции!

— Кстати, Троцеро, ты не в обиде, что должность вице-короля так неожиданно перепала племянничку? — хитро улыбнулся Конан, указывая взглядом на разодетого в парадный мундир гвардии Гайарда Просперо. Возле молодого герцога отирался и барон Ортео — юнец, не постеснявшись, обобрал дворцовую гардеробную, вытащив оттуда роскошный герольдмейстерский наряд. Ему уже объяснили, что с минувшей ночи бывший провинциальный барончик стал большим вельможей и теперь наш желторотый приятель вовсю старался соответствовать свалившейся на него ответственности.

— Оставь, Конан, — отмахнулся Троцеро. — Я уже навластвовался, сорок лет ношу корону Великого герцога, а управлять Пуантеном куда сложнее чем каким-нибудь Пограничьем или Хаураном… Останусь владетелем Гайарда, а уж Просперо пускай наслаждается званием первого королевского фаворита.

— Дядя! — оскорбился Просперо. — Как так можно говорить!

Между любящими родственниками уже была готова разразиться тихая свара, но месьор Ламбо по-прежнему не давал нам опомниться:

— Ваше величество, непременно следует надеть королевскую мантию! Этикет обязывает!

— Надеюсь, ее не с покойника сняли? — насторожился Конан, рассматривая алый плащ с вышитыми геральдическими львами. — Ночью на Нумедидесе была такая же!

— Ни в коем случае, — хрюкнул барон Гленнор. — Конан, успокойся, это запасная. Одевайся быстрее, полдень звонят!

— Скипетр в правую руку, — суетился месьор Ламбо. — Корону! Где корона?! Какая ужасная одежда — сочетание черного мундира гвардии и красной мантии! Готовы?

Мы все судорожно кивнули.

— Первым иду я, как мастер церемонии, втолковывал Ламбо. — Затем король в сопровождении двух ликторов с клинками в руках. Потом канцлер. Понятно?

Величественно-грозный Публио поглядел на церемониймейстера с высокомерием. Герцог Форсеза был опытным царедворцем.

— Рядом с канцлером шествуют вице-король и генеральный казначей, затем главы коллегиумов! — надрывался Ламбо, пытаясь выстроить сонмище наших соратников так, как предписывают традиции и куртуазия. — Граф Кертис, куда вы лезете? Прецептор столицы не столь уж важная персона, отойдите в дальний ряд! Будете стоять по левую руку от трона! Ваше величество, перед тем, как сесть на трон, поклонитесь собравшимся в зале подданным трижды — вперед, направо и налево! Боги милостивые, мы же опаздываем! Идемте!

Король обычно входил в тронный зал не через парадный вход, а через дверцу справа за троном, искусно прикрытую драпировкой. Пока мы шли по лестнице вниз, барон Гленнор задержался, подождал меня и подтолкнул локтем.

— Кажется удержались, а? — шепнул мне глава Латераны. — Уверен, Конану присягнут все, кого мы собрали во дворце, побоятся выступить открыто… Поздравляю граф, свершилось.

— А прецептор столицы не столь уж и важная персона, — ядовитенько повторил я слова церемониймейстера. — И буду стоять по левую руку. Каково?!

— Не обижайся, Кертис. Не важно где ты стоишь, важно — кого из себя представляешь. А мы с тобой — правая рука государства. Согласен? Или ты разуверился во всемогуществе Латераны?

Ответить я не успел. Процессия вышла в наполненный людьми большой тронный зал и месьор Ламбо сменил голос с дребезжащего, на низкий и раскатистый:

— Его королевское величество государь Аквилонии Конан Первый Канах!.. — разнеслось по колоннаде.

Все другие звуки моментально утихли.

Киммериец поднимался по ступеням Трона Льва, а я заметил, что у подножия престола валяется позабытый золотой флакончик украшенный рубинами. Именно его вырвал Конан из слабеющих рук Нумедидеса несколько колоколов назад…

Зал восторженно взревел, оглушая:

— Да здравствует король!..