Холт Виктория

Долгий путь к счастью

Виктория ХОЛТ

Долгий путь к счастью

Перевод с английского М. И. Лебедевой

Анонс

Юная очаровательная Эллен Келлевэй, находясь на положении бедной родственницы в богатом доме своей троюродной тетки, не могла не нарадоваться неожиданному счастью - ей сделал предложение обаятельный аристократ, лорд Каррингтон. Казалось бы, блестящая партия! Но все рухнуло, так и не успев начаться. Трагедия, разыгравшаяся чуть ли не накануне свадьбы, привела несчастную девушку в глухой, всеми забытый уголок, на таинственный остров, где обитали ее дальние родственники. Именно здесь ей было суждено через страдания, сомнения и страхи познать большую любовь и настоящее женское счастье.

Часть 1

В ЛОНДОНЕ

ПРЕДЛОЖЕНИЕ

В ночь накануне первого бала Эсмеральды тот сон вновь явился мне. Уже не в первый раз. За девятнадцать лет жизни он время от времени тревожил мой ночной покой. И было в этой повторяемости что-то неуловимо тревожное, казалось, сновидения эти наполнены неясным пока смыслом, От таких снов я пробуждалась, сотрясаемая дрожью, но никогда не могла осознать причин своего ужаса. Не кошмарные видения пугали меня, а безотчетное ощущение неотвратимости близкого конца.

Я в комнате. Комната эта знакома уже до мелочей, ведь столько раз я ее видела во сне. Самая обычная комната. Каменная кладка камина, выложенные из кирпичей "теплые" места по обе стороны очага, красный ковер и тяжелые красные занавеси. Над камином - картина, изображающая шторм на море. Передо мной - несколько стульев, раздвижной стол с откидной столешницей. Доносятся чьи-то голоса. А я не могу избавиться от чувства, что позади меня прячется... что-то. И от этого меня пронизывает страшное предчувствие гибели, и я в ужасе просыпаюсь. Вот, собственно, и все. Иногда видение это не появлялось год, а то и больше, так что я успевала даже позабыть о нем, но потом возвращалось вновь и вновь. Со временем мне удалось заметить в той комнате кое-какие новые подробности, например, красные шторы были перехвачены тяжелым шнуром, в углу стояло кресло-качалка; но все эти свежие детали только обостряли почти физическое чувство крадущегося ужаса.

Всякий раз, очнувшись и лежа в кровати, я мучила себя, пытаясь истолковать тяжелый сон. Почему эта комната стала просто неотъемлемой частью моего подсознания? И почему я всегда вижу одну и ту же комнату? Почему мне суждено переживать этот вползающий в душу ужас? Комната эта, конечно, плод моего воображения, но зачем из года в год мне выпадает видеть ее в снах? Ни с кем я не делилась своими переживаниями. К тому же днем все это казалось сущим вздором, да и любые, самые яркие и реальные сны кажутся такими только их хозяину, все остальные находят их скучными. Тем не менее в глубине души я была уверена, что сон этот что-то значит, возможно, неведомые, непостижимые уму силы предупреждают меня о какой-то грозящей опасности, с которой в реальной жизни я еще не встречалась.

Я никогда не предавалась безудержным фантазиям. Моя жизнь была слишком суровой и невеселой для этого. А уж с тех пор, как я попала "в милость" к кузине Агате, свое место мне пришлось твердо запомнить. И то, что я сидела за одним столом с ее Дочерью Эсмеральдой, и то, что пользовалась услугами ее же гувернантки, и то, что мне позволялось гулять в парке под присмотром господских нянек, - все это должно было поддерживать меня в состоянии вечной и неописуемой благодарности. Мне ни на секунду не давали забыть о том, что я самое презренное создание на земле, бедная родственница и что единственным оправданием моего пребывания на "чистой" половине дома может быть только моя кровная принадлежность к семейному клану. Кровные узы эти нельзя было назвать тесными, ведь кузина Агата приходилась моей матери лишь троюродной сестрой, а я уж вообще оказалась седьмая вода на киселе.

***

Кузина Агата была женщиной невиданных габаритов, все в ней было чрезмерным - и ее формы, и ее голос, и ее нрав. Именно она верховодила в семье, состоявшей из ее маленького мужа - впрочем, возможно, он только казался таким в сравнении с супругой - и дочери Эсмеральды. Кузен Уильям, как я его называла, был преуспевающим бизнесменом, чьи интересы простирались довольно широко. И многое было подвластно ему, однако только за порогом своего дома; в родных же стенах он верой и правдой служил жене. Характером он был очень спокоен, а столкнувшись со мной в доме, всегда рассеянно улыбался, будто затруднялся вспомнить, кто же я такая и откуда взялась в его доме. Я думаю, что он был бы неплохим человеком, если бы хватало у него силы воли иногда противостоять своей благоверной. Она же была просто знаменита своими добродетелями. В ее праведной деятельности определенные дни недели посвящались делам попечительской комиссии. Тогда в гостиной собирались знатные дамы, совсем на кузину Агату непохожие, и часто мне приходилось подавать чай с пирожными. Кузина на таких приемах почти ценила мое присутствие.

- Эллен, дочь моей троюродной сестры, - говорила она проникновенно, такая, знаете ли, трагедия. Нам пришлось взять это дитя в свой дом.

Иногда за чаем мне помогала хлопотать Эсмеральда. Бедная Эсмеральда! Никто не принимал ее за хозяйскую дочку. В ее руках чай из чашек обычно проливался, а однажды она буквально окатила чаем одну из дам-активисток благотворительного общества.

Кузина Агата страшно раздражалась, когда кто-то осмеливался принять Эсмеральду за ту самую бедную родственницу, а меня - за дочку госпожи. И вообще, я думаю, что удел Эсмеральды был ненамного слаще, чем мой. Постоянно слышалось: "Выпрями спину, Эсмеральда. Не сутулься так" или "Ради всего святого, говори четко! Не бубни". А тут еще ее роскошное имя, которое несчастной Эсмеральде ни на вот столечко не подходило! Ее блекло-голубые глаза то и дело наполнялись слезами (разрыдаться она всегда была готова), тонкие легкие волосики непослушно топорщились на голове. Задачки решала за нее я, как, впрочем, и сочинения писала. Она же была ко мне очень привязана.

Кузину Агату очень огорчало то, что у нее только одна дочь. Ей бы хотелось иметь целый выводок сыновей и дочерей, которыми она могла бы командовать, передвигая своих потомков по жизни, как фигуры по шахматной доске. А наличие у нее только одной хрупкой дочки было полностью возложено на совесть супруга. Так уж повелось в их доме, что все хорошее в жизнь привносила только кузина Агата, вое неприятное и ненужное возникало страданиями и усердием других.

Слава о добродетелях кузины Агаты докатилась до самой королевы, благотворительная деятельность получила должный отзыв. Кузина организовывала клубы, в которых простые бедные люди могли сочетать приятное с полезным, она создала целую мастерскую по пошиву сорочек и белья. Она была столь неугомонна, что в конце концов почти скрылась в тумане своих добрых благородных дел.

Неудивительно, что одновременно и муж, и дочь были внакладе. И странно, что мне удалось оказаться в лучшем положении. Правда, я давно пришла к выводу, что вся деятельность кузины Агаты больше всего пользы и удовольствия приносит ей самой, нежели кому-нибудь еще, и я была уверена, что, как только изменится эта ситуация, прекратятся и добрые дела. Кузина в свою очередь чувствовала во мне недостаток благоговения по отношению к ней, и это задевало ее. Меня она вообще недолюбливала. В сущности, никем она не была так увлечена и заинтересована, как собственной персоной. При этом в глубине души она сознавала, что благополучной своей жизнью она обязана деньгам мужа. А что касается Эсмеральды, то раз уж она единственная ее дочь, придется принимать во внимание и ее.

Я же, хоть и была вне игры, забывать о себе не позволяла. Кузина не могла не заметить улыбку, которую скрыть мне не удавалось, когда начинались бесконечные обсуждения "добродетельных" проектов для бедных людей. Несомненно, она ощущала мое нежелание плясать под ее дудку. И конечно, она убеждала себя, что все это - от неблагородных кровей, которые достались мне со стороны отца. Кстати, никаких подробностей о его родственниках она не знала. Наши с ней отношения определились уже в первые годы моего пребывания в доме. Мне было лет десять, когда я была вызвана для серьезного разговора.

- Эллен, - начала она, - я считаю, подошло время нам с тобой поговорить всерьез.

Я стояла перед ней - крепкая десятилетняя девочка с копной темных, почти черных волос, с глазами глубокого синего цвета, с коротким носиком и упрямым острым подбородком.

Под ногами у меня расстилался персидский ковер. А находились мы в комнате, именуемой ее кабинетом. Именно здесь трудился ее личный секретарь, составлял для хозяйки бесконечные письма и, в сущности, ведал всей знаменитой благотворительной деятельностью, за которую кузина снискала уважение ее величества.

- Итак, Эллен, - произнесла она, - нам надо объясниться. Тебе стоит уяснить свое положение в вашем доме, не так ли?

Ответа она не захотела дождаться и продолжала:

- Думаю, ты не можешь остаться неблагодарной ко мне... и к кузену Уильяму Лорингу (ее мужу) за содержание и заботу. Мы, конечно, могли после кончины твоей матери определить тебя в приют, но все же ты нам родня, и хотя близкой ее не назовешь, мы тогда решили взять тебя под свою опеку. Твоя мать, как ты знаешь, была замужем за Чарльзом Келлевэем. В результате этого брака родилась ты.

В этот момент ее огромный нос чуть скривился, что свидетельствовало о презрении к обоим моим родителям и, соответственно, к их отпрыску, то есть ко мне.

- Прямо скажем, неудачное было замужество. Совершенно они не подходили друг другу...

- Они, должно быть, женились по любви, - почти дословно повторила я мнение няньки Грейндж, чья тетка когда-то возилась еще с самой кузиной Агатой и была осведомлена обо всех семейных делах.

- Изволь не прерывать меня, - провозгласила кузина, - речь идет об очень серьезных вещах. Твоя мать, наперекор семье, выскочила замуж за человека родом из неведомых краев, о которых мы не слышали никогда. - Она сурово взглянула на меня. - И уже меньше, чем через год появилась на свет ты. И совсем скоро после этого твоя матушка оставила супружеский кров и явилась снова в родные стены, только уже с ребенком на руках.

- Мне тогда было три года, - продолжала я цитировать няньку Грейндж.

Брови кузины взметнулись.

- Повторяю, изволь не перебивать. Она тогда ничего... не объяснила, ничего не сказала, просто села на шею твоей бабке, да еще и ребенка посадила. Но два года спустя твоя мать скончалась.

Да, тогда мне было пять лет. Я смутно ее помню: крепкие материнские объятия, которые я так любила, и необъяснимое чувство покоя и уверенности, о существовании которого я не подозревала, пока не лишилась мамы. В памяти мелькают нечеткие образы - вот мы сидим на прохладной траве, рядом мама, в руках у нее альбом для эскизов. Рисовала она постоянно, при этом всегда прятала свой альбомчик от бабушки. Конечно, даже я, такая маленькая, ощущала, что маме несладко жить в немилости, и для меня было счастьем чувствовать себя ее опорой и защитницей.

- Ты ведь любишь меня, правда, Эллен? - говорила она обычно. - Несмотря ни на что - любишь?

Эти слова до сих пор звенели в ушах, стоило мне только о ней вспомнить, и какая же досада разбирала меня, что тогда я, пятилетняя малышка, не в состоянии была осознать, что же происходит с ней...

- Твоя бабушка была уже в том возрасте, когда нет сил растить маленького ребенка, - продолжала тем временем кузина Агата.

Да уж, мрачно подумала я.

Мне бабушка казалась невероятно старой - с ее поджатыми губами, холодным взглядом и неизменным белым чепцом, без которого, по-моему, ни разу я ее не видела. Да, эта грозная старуха внушала мне ужас, особенно, когда я поняла, что осталась одна на свете, что лишилась навсегда любви и опоры, что отныне мне предстоит самостоятельно выпутываться из бесконечных несчастий, которые, я считала, будут постоянно преследовать меня. К счастью, я обладала большим запасом душевных сил, чтобы развить в себе стойкость характера и спокойно переживать упреки и вздохи о моем будущем. Смерть бабки не опечалила меня нисколько, да я и не пыталась даже притвориться скорбящей.

- Перед кончиной твоя бабушка обратилась ко мне, - продолжала кузина Агата свою речь, - с просьбой позаботиться о тебе, и я дала ей торжественное обещание у ее смертного одра. Теперь я намерена выполнить свое обещание. И тебе следует понимать, что только благодаря этому ты не попала в приют, не была отдана в учение к горничным или мастеровым, в крайнем случае, если бы ты проявила способности к обучению, тебя могла ждать судьба гувернантки. Но так или иначе, ты здесь, в моем доме, ты учишься и живешь наравне с моей дочерью Эсмеральдой, совсем как настоящий член семьи. Потрудись не забывать об этом. Я не требую от тебя благодарности, но все жду ее. И не воображай, что тебя в будущем ожидают блага и преимущества, положенные моей родной дочери. Тебе с твоим характером вряд ли это пошло бы на пользу. Когда ты повзрослеешь, скорее всего тебе придется самостоятельно обеспечивать себя. И я всерьез советую тебе по возможности больше почерпнуть знаний и навыков сейчас, пока судьба к тебе благоволит... нашими стараниями. С тобой станет заниматься гувернантка, учителя, так что по достижении восемнадцатилетия ты будешь неплохо образованной молодой женщиной. Предстоит также усвоить правила этикета, хорошие манеры, основы ведения домашнего хозяйства. И тебе, Эллен, надлежит заниматься этим со всей серьезностью. Учись как можно большему и ни на минуту не забывай, что только моей душевной щедрости ты обязана этим возможностям в жизни. Все!

Предполагалось, что аудиенция закончена, и я должна была отправиться восвояси, предаваться размышлениям по поводу этой речи, умиляться невиданному счастью и самоуничижаться, что, по всей видимости, должно было стать критерием моей нравственности. Но как раз именно этих чувств мне, увы, заметно не хватало. На мгновение показалось, что кузина Агата смотрит на меня теплым, довольным взглядом, однако впечатление это быстро рассеялось, как только я поняла, что удовлетворена она вовсе не мною, а исключительно собою и очередным содеянным добром: взять дитя в дом, "довести до ума", выпустить в жизнь... на все четыре стороны. А если что и устраивало ее во мне лично, так это досадные недостатки, которых было предостаточно, и я понимала, что это тешит ее даже больше сознания собственной доброты по отношению к такой обузе, как я.

Наверное, всем очевидно, что у меня не было теплых чувств к кузине Агате. По характеру мы были диаметрально противоположными людьми. Я выяснила, что являюсь единственной из всех домочадцев, кто смеет перечить ей. В раннем детстве я ужасно боялась, что меня могут отправить все-таки в приют; однако скоро я поняла, что это мне не грозит, ибо кузина Агата никогда бы не позволила себе так опуститься в глазах знакомых: решительное избавление от меня выглядело бы позором. Мой дурной характер был для нее чем-то вроде источника удовольствий. По-моему, обо мне со своими друзьями она говорила гораздо больше, нежели об Эсмеральде. Ведь ничего примечательного ее родная дочь собой не представляла. Едва ли такое можно было сказать обо мне. Часто, покидая комнату кузины, я слышала обрывки фраз: "...Естественно, при такой матери..." или "...трудно поверить, что несчастная Френсис была урожденной Эмдон". Несчастная Френсис - это моя мама, а Эмдоны - благородное семейство, из которого происходили и мама, и кузина Агата.

Естественно, я росла непростым ребенком; "хитрая, как целый вагон обезьян", отзывалась обо мне нянька Грейндж. "Мисс Эллен способна на любые проделки. А мисс Эсме тянется за своей проказливой сестрицей, вот так-то". В каком-то смысле в доме я была фигурой не менее значительной и заметной, чем сама кузина Агата.

Зимы мы проводили в огромном высоком особняке вблизи Гайд-парка. Как же мне нравились деревья, подернутые то позолотой, то бронзой в дни, когда после лета, проведенного за городом, мы возвращались в Лондон. Мы с Эсме забирались на верхний этаж дома и из окон, выходящих на разные стороны, с восторгом находили знакомые лондонские силуэты. Из северного окна открывался вид на Гайд-парк, из восточного - на здания Парламента, Биг Бен и Бромптонскую Ораторию. Часто мы с ней, услышав колокольчик булочника, наблюдали за горничными в белых наколках, которые с подносами бежали к нему за его вкусным товаром. Нянька Грейндж всегда покупала у него что-нибудь, и потом мы обычно подрумянивали сдобу или булочки у няни в комнате и буквально вгрызались в душистую сливочно-пышную мякоть. Приходилось нам видеть и бродячих трубочистов - босых пареньков, чей облик неизменно огорчал нас, такими они казались бедными. Расстраивались почти до слез мы и при появлении носильщика с ручной тележкой, который спешил к Паддингтонскому вокзалу в надежде выручить несколько центов за перевозку чьего-нибудь багажа.

Моя фантазия сразу рождала душераздирающую историю о его нищете и лишениях, так что Эсмеральда немедленно принималась всхлипывать. Она была столь ранима и впечатлительна, что подчас мне приходилось придумывать счастливый конец к своим рассказам, как бы это сделала кузина Агата. "Он" (герой моего повествования) происходил из благородной семьи, но промотал наследство в трактирах и пивных. Жену он бил, дети его боялись. Бедное незамысловатое создание, Эсмеральда, так легко попадала под влияние моего воображения!

Днем после занятий мы с нянькой Грейндж отправлялись гулять в Кенсингтонский парк. Она усаживалась на скамейку среди клумб, мы же возились поблизости.

- Только чтобы я вас все время видела, - в основном ко мне обращалась няня, - а то нам с тобой, мисс Эллен, придется потолковать по-иному.

Впрочем, зря она беспокоилась на сей счет, потому что больше всего мне нравилось околачиваться около нее и слушать ее болтовню с другими няньками.

- Мамаша Эсме... Да она просто мегера, вот что я скажу. Я бы ни за что здесь не осталась, но раз уж моя тетушка нянчила ее, я останусь верной нашей традиции. А сама мисс Эллен, та просто настоящая маленькая хозяйка. Видит Бог, ее-то и принимают за господскую дочку, но уж никак не за бедную сиротку. Вот помяните мои слова, она еще приберет к рукам весь дом.

Другие няньки тоже говорили о своих подопечных и хозяевах; я всегда умоляла Эсмеральду посидеть тихо, пока идут эти разговоры. Сверстники наши кричали, играли в мяч, вертелись волчком, нянчили кукол, я же с равнодушным видом сидела на травке позади скамейки и бессовестно подслушивала.

Дело в том, что я была одержима идеей узнать побольше о своей матери.

- Тетка моя говорила, что она была необыкновенно хорошенькой. Небось, наша девочка - ее живой портрет. Так что, если бед от нее мы натерпимся, я не удивлюсь. Это все передается. Та тоже тогда явилась в дом. Тетка моя в то время у них служила. И что-то сразу не заладилось - тетка так и не узнала, в чем дело было, но, в общем, та с ребенком на руках вернулась к матери. Боже, что, говорят, началось - будто масла в огонь налили. Я слышала, ей так и не простили ни замужества, ни ухода из дома, ни ребенка. А уж бабка мисс Эллен была сродни этой Агате. За всякими юродивыми следила, чтобы у тех бьш и стол, и кров, и рубаха, а жизнь родной дочери превратила в несчастье... я уж не говорю о малютке. Так вот, мисс Фрэнсис как пришла обратно, так и умерла вскоре, и осталась наша мисс Эллен одна, да ее еще не забывают попрекать сиротством, обуза, говорят. Я ведь что имею в виду? Да то, что такая дама, как миссис Эмдон, и очаровательная девчоночка ну никак не совпадают! Но именно она взяла ее, когда мать скончалась. Впрочем, что еще оставалось? Только вот все время она напоминает девчонке о том, как много сделала для нее.

Вот так, совсем в юном возрасте, я и познакомилась с собственной биографией. Все эти сведения ужасно интересовали меня. Хотелось узнать и про отца, но никогда ни слова я о нем не слышала. Пристальнее вглядываясь в прошлое, я поняла, что никогда не была дорога кому-нибудь по-настоящему. Может быть, только кузина Агата по-своему ценила меня, но исключительно как одно из достижений своей благотворительности.

Мрачное самокопание не было свойственно мне. По понятным невеселым причинам я обладала твердой уверенностью в себе и большим жизнелюбием. Я готова была бороться за место под солнцем. Кстати, Эсмеральда по крайней мере была очень довольна, имея меня в качестве сестры. Еще бы, оставаясь одна, она сразу терялась и замыкалась. Мне почти никогда не удавалось побыть в одиночестве, Эсмеральда обязательно начинала разыскивать меня. Иметь своих, отдельных друзей ей, наверное, и в голову не приходило. Она боялась матери, она боялась темноты, она боялась вообще. А жалость и сочувствие к Эсмеральде только придавали мне уверенности в себе.

Летом мы отправлялись в загородную резиденцию кузена Уильяма Лоринга. Для семьи это было целое событие. Сбор вещей начинался задолго до отъезда, и за это время мы, составляя "планы мероприятий на лето", возбуждались необыкновенно. Путешествие начиналось в карете - от дома до вокзала, где в страшной суете мы усаживались в вагон, долго споря при этом, сесть ли спиной по ходу движения или наоборот. Все это уже само по себе было для нас приключением. Нас, конечно, неизменно сопровождала гувернантка, которая бдительно следила, чтобы мы не разваливались на плюшевых сиденьях и чтобы я не орала так громко, призывая Эсмеральду обратить внимание на мелькавшие за окнами деревеньки. Какая-то часть прислуги отправлялась в загородный особняк заблаговременно, кто-то приезжал позднее. Сама кузина Агата прибывала туда примерно через неделю, давая нам вожделенную передышку. Все благотворительные дела на лето послушно перемещались за город вслед за хозяйкой.

Загородное владение кузена было в Сассексе. Относительная близость его к Лондону позволяла Уильяму Лорингу без труда наведываться в столицу, когда того требовали неотложные дела; так что кузену удавалось совмещать свои необычайной широты функции бизнесмена и домашние обязанности на свежем деревенском воздухе.

Мы с Эсмеральдой брали уроки верховой езды, навещали бедных, помогали устраивать церковные праздники, в общем, пользовались всеми преимуществами дачников из Лондона.

В загородном поместье развлечений устраивали не меньше, чем в городе. Нас с Эсмеральдой пока еще это не касалось, однако я проявляла ко всем домашним мероприятиям недюжинный интерес. Все время я рисовала платья, наряды, костюмы гостей, представляла и себя в самых умопомрачительных туалетах, я подбивала Эсмеральду прятаться за лестницей, чтобы оттуда наблюдать за прибытием гостей, восхищенно смотреть, как они входят в роскошный зал, где их встречают величественная кузина Агата и совсем незаметный с ней рядом кузен Уильям Лоринг.

Я нещадно вытаскивала Эсмеральду из постели, почти силой загоняла ее на балюстраду, откуда сквозь перила можно было наблюдать за пестрой и шумной толпой гостей; иногда мы даже выскакивали на самый верх лестницы, да так, что стоило бы кому-нибудь глянуть туда, мы бы засияли как на ладони. Эсмеральда всегда трепетала от страха, а я подшучивала над ней, зная, что все равно в приют кузина Агата не посмеет отправить меня, ибо больше всего на свете она кичилась своим добрым сердцем. В спальне я устраивала настоящий бедлам, заставляя Эсмеральду танцевать со мной.

Пребывая за городом, я услышала о величии и значимости Каррингтонов. Даже сама кузина Агата имя это произносила с благоговением. Каррингтоны обитали в поместье Трентхэм Тауэре. Их роскошный дом - просто дворец - стоял на горе. Мистер Джо-сайя Каррингтон, сквайр, был в этих краях в своем королевстве король. Как и у кузена Уильяма Лоринга, все его деловые интересы были сосредоточены в городе, и, само собой разумеется, был у них и лондонский особняк - на Парк-Лейн, если вдаваться в подробности. Нянька Грейндж несколько раз указывала нам на него со словами: "Это городское владение Каррингтонов", причем произносилось все это полушепотом, будто перед нами были врата рая, не меньше.

Семейству этому принадлежало большинство деревенек и ферм в Сассексе. А супругой Джосайи Каррингтона была леди Эмили, что говорило о ее принадлежности к графскому роду. Амбиции кузины Агаты всегда склоняли ее к стремлению быть с Кар-рингтонами на дружеской ноге, а поскольку она была из тех, кто, только пожелав чего-нибудь, добивался этого, то так или иначе близкие отношения со знатным семейством были завязаны.

Сассекский особняк кузена Уильяма радовал поклонников георгианского стиля и отличался элегантным порталом и изысканными очертаниями.

Парадный зал располагался на первом этаже и был так просторен и величествен, что как нельзя лучше подходил для развлечений и праздников. Здесь кузина Агата, находясь "дома", то есть за городом, каждый четверг "принимала", по ее выражению, и все обеды, балы, которые она устраивала, посещались очень активно. И, конечно, она бывала просто разбита, если вдруг по каким-нибудь причинам не являлись Каррингтоны.

Кузина Агата очень благоволила к леди Эмили и ко всем ее делам проявляла живейший интерес, в то время как кузен Уильям и мистер Джосайя с большим воодушевлением говорили о сбыте, спросе и продаже.

Был в той семье и сын, Филипп Каррингтон, где-то на год старше меня и, соответственно, на два старше Эсмеральды. Кузина Агата просто помешалась на том, что он и Эсмеральда должны крепко подружиться. Помню нашу с ним первую встречу в начале лета, почти сразу после переезда за город. Эсмеральду церемонно представили ему в парадной гостиной. Меня не приглашали. После этого кузина Агата велела дочери повести Филиппа к конюшням, чтобы продемонстрировать ему ее пони. По пути я перехватила эту парочку и без разрешения присоединилась к ним.

Филипп был белобрысый, с веснушками на носу и очень светлоглазый. Роста мы с ним были примерно одного, но я для своих лет казалась довольно высокой.

Мое появление заинтересовало его, и было уже ясно, что Эсмеральду он твердо вознамерился презирать и был вне себя уже хотя бы потому, что его "поставили в пару" с девчонкой, да еще с такой невзрачной.

- Так я и думал, что вы на пони катаетесь, - пренебрежительно буркнул он.

- Да? А на чем же ты выезжаешь? - поинтересовалась я.

- На лошади, конечно.

- Нам тоже потом разрешат пересесть на лошадей, - вмешалась Эсмеральда.

Он проигнорировал ее.

- Мы и на лошадях можем ездить не хуже, - продолжала я, - от пони они ничем не отличаются.

- Да что ты понимаешь в этом?

Перебранка продолжалась до самой конюшни.

Филипп высмеял наших пони, что просто взбесило меня, потому что я была страстно привязана к своему любимцу Брауни, но надо признать все-таки, что с тех пор отношение к этому славному созданию изменилось. Филипп указал нам лошадь, на которой он ездил.

- Да она маленькая, - поддела я его.

- Спорим, что ты и на такой не удержишься.

- Спорим, что удержусь.

Вызов был брошен. Эсмеральда задрожала, приговаривая: "Нет, Эллен, не надо", но я уже взобралась на лошадь без седла и с независимо важным видом сделала несколько кругов по выгону. Сознаюсь, было страшновато, но уступать в споре я ему не собиралась, к тому же мне надо было "отомстить" за обиду, нанесенную мальчишкой моему милому Брауни.

После меня на лошадь сел Филипп и продемонстрировал нам несколько фигур и нехитрых трюков. Воображал он ужасно. Мы с ним цапались постоянно, однако это нам обоим нравилось. А вот Эсмеральда обычно горевала, думая, что мы просто ненавидим друг друга.

- Маме это не понравится, - предупреждала она, - помни, он все-таки Каррингтон.

- Что же, а я - Келлевэй, - отвечала я, - и это ничуть не хуже, чем Каррингтон.

Филиппа в то лето сопровождал гувернер, виделись мы довольно часто. Именно тогда я впервые услышала о Ролло.

- Глупое какое-то имя, - бросила я, отчего Филипп просто побагровел от ярости.

Его брат Ролло был на десять лет старше. Филипп, которому было двенадцать, говорил о нем с гордостью. Ведь двадцатидвухлетний Ролло, студент Оксфорда, по мнению Филиппа, был велик и недосягаем.

- Жаль только, что нельзя ему сменить имя, - повторила я как-то, лишь бы досадить приятелю.

- Эх ты, невежда, да это величайшее из имен. Его носили викинги.

- Викинги - те же пираты, - съязвила я опять.

- Они властвовали над всеми морями. Все земли им покорялись. Викинг Ролло был один из их повелителей. Когда он явился во Францию, король так перепугался, что сразу отдал ему часть своих владений. Теперь это называется Нормандией. Мы сами - норманны. - Он свысока глянул на нас. - Мы явились сюда и завоевали вас.

- Ничего подобного, - завопила я, - мы тоже норманны, так ведь, Эсмеральда?

Эсмеральда не знала, что ответить. Я подтолкнула ее. Она совершенно терялась в присутствии Филиппа. Хотя все равно вряд ли мы оба приняли бы во внимание какие-нибудь ее суждения.

- Наша норманнская кровь знатнее вашей, - продолжал хвастаться Филипп, - мы были княжеского рода, а вы - простые смертные.

- Ну нет, не было этого...

Споры шли бесконечно.

- Мама будет возмущаться, если узнает, как ты ссоришься с Филиппом. Ты все время забываешь, что он Каррингтон.

Вспоминаю приезд Ролло из Оксфорда. Первый раз в жизни я увидела его верхом, они с Филиппом ехали по тропе. У Ролло была лошадь белой масти, и когда он проехал мимо, я сказала Эсмеральде, что ему явно не хватало шлема с рожками, тогда уж сходство с викингом было бы безупречным. Говорить с ним мы не говорили. Филипп небрежно поприветствовал нас, всем своим видом давая понять, что на каких-то девчонок он не собирается тратить время, имея такого потрясающего спутника. Сам Ролло едва ли нас заметил.

Безусловно, старший сын Каррингтонов получил приглашение от кузины Агаты. Суета в нашем доме поднялась неописуемая. Кузина просто в лепешку перед ним разбилась. Нянька Грейндж сказала потом, что разве только самого Господа Бога так приняли бы, но Мадам уже вонзила в него зубищи, чтобы придержать для Эсмеральды. "Он ведь унаследует все их миллионы, скорее всего, - говорила она, - а вот юному мистеру Филиппу достанутся лишь крохи".

Возвратившись в Лондон, я еще несколько раз сталкивалась с Ролло. Как-то во время его каникул у нас был прием. Каррингтоны прибыли с сыном. Мне так всегда нравились торжественные приемы и балы, когда улицу запруживали экипажи, направлявшиеся к нашему подъезду, украшенному красно-белым шатром-навесом, чтобы оградить гостей от непогоды. Любопытные выстраивались вдоль улицы и наблюдали за прибытием приглашенных избранников. За всем этим я обожала наблюдать из окон детской.

То были славные дни. Каждое утро я встречала с восторгом. Прислуга всегда много обсуждала хозяйских гостей, особенно Каррингтонов. Иногда кузина Агата и кузен Уильям Лоринг отправлялись в особняк на Парк-Лейн. Провожая их, мы отчаянно жалели, что прием не у нас.

Как я уже упоминала, немалую часть своей жизни я проводила на служебной половине и при любой возможности старалась забиться в какой-нибудь угол на кухне, чтобы послушать разговоры слуг. При Эсмеральде они всегда были начеку, а вот моего присутствия подчас просто не замечали, возможно, потому что знали, какая меня ждет судьба: не подняться мне высоко, полагали они.

Как-то я услышала: "Эта мисс Эллен ни то ни се. Небось когда подрастет, отдадут ее в гувернантки. А по мне так уж лучше горничной. Твердо знаешь свое место и обязанности". Мысль эта всерьез меня не встревожила. Я пребывала в уверенности, что в свое время я сумею позаботиться о себе. А в те дни мое неопределенное положение в домашней иерархии давало мне великолепную возможность "сидеть на двух стульях". Слуги особенно не стеснялись меня в разговорах. Я очень быстро усвоила, что Сама и Сам прозвища кузины Агаты и кузена Уильяма, что Сама - скупа, придирчиво изучает каждую неделю продуктовые счета, представляемые главным поваром, да еще и сурово допытывается до всех кулинарных подробностей; что Сам не смеет даже пикнуть в присутствии хозяйки. Сама увлечена тонкостями светской жизни - вон как за этими Каррингтонами увивается. Просто бесстыдство! А у тех-то достаток, да в доме порядок, ей-богу, и в особняке на Парк-Лейн, и в Сассексе, а вот повар слышал краем уха, что Сама вынудила своего супруга обзавестись владениями в Сассексе только потому, что Каррингтоны в тех краях обитают. Для Самой главное - вверх, любой ценой.

Оказавшись свидетельницей бесконечных намеков и недомолвок (смысл которых, как думали слуги, я еще мала понять), я узнала, что Сама лелеет мечту породниться с этими знаменитыми Каррингтонами, а уж способ, который она избрала для этого, учитывая наличие у них сыновей, а у нее дочери, был прост как хлеб с маслом.

Я изумилась тому, что кто-то мог всерьез воспринимать брак Эсмеральды с Филиппом или с тем умопомрачительным всадником на белой лошади. Неудержимый смех вызывала одна только мысль о том, что я расскажу об этом Эсмеральде. Но пугать ее этим до бесчувствия не стоило. Она и так-то с трудом управляла своими эмоциями.

Жить было интересно и в детских и учебных комнатах, и в гостиных, где я внимательно следила за кузиной Агатой, постоянно напоминавшей о моем зависимом положении, интересно было и в служебных помещениях, на кухне, где я впитывала "секретную" информацию, которую щедро раздавали слуги, особенно потеряв бдительность и отяжелев после плотного обеда из куриной запеканки, например, и напитка из бузины или одуванчиков.

Таинственность моего происхождения даже нравилась мне. А уж одна мысль о том, что я могла бы иметь в качестве матушки какую-нибудь кузину Агату, внушала отвращение. Эсмеральде я об этом прямо говорила, особенно если случалось быть в плохом настроении. Возможно, кузен Уильям Лоринг мог быть и неплохим отцом, но его покорность и преданность супруге удручали меня.

Проходила осень, наступала зима. Трещали в каминах дрова, в парке лопались колючие шарики каштанов, являлся булочник изо дня в день, грохотали на улицах экипажи. Медленно ползущие эти коляски, сидящие в них чужие люди всегда будоражили мое воображение, и я выкладывала Эсмеральде очередную историю, которую она слушала разинув рот, а потом обязательно спрашивала:

- А откуда ты знаешь, кто там сидит, куда и зачем едет? Я в ответ прищуривалась и присвистывала.

- Немало есть материй на этом свете, Эсмеральда Лоринг, которые недоступны тебе, - торжественно заявляла я.

Она вздрагивала и с благоговением смотрела мне в лицо (что было ужасно приятно). Часто я выдавала ей чьи-нибудь цитаты, неоднократно при этом скрывая истинного автора этих высказываний. А она верила, что это мои собственные мысли. Память у нее была гораздо хуже моей. Жалко, что она была столь никчемной и несуразной. От этого мое самомнение непомерно разрасталось. С этим, правда, всеми возможными способами пыталась справиться кузина Агата. Я же, хоть и знала из обрывков разговоров и слухов, по манерам хозяйки, что в доме обо мне невысокого мнения, старалась не унывать, ведь мне так была нужна уверенность в себе.

В душе я была авантюристкой, и это послужило поводом, чтобы заговорить о моих дурных наклонностях. Предметом особого увлечения был рынок. В нашем районе рынков и близко не было, но кое-кто из слуг обычно отправлялся туда, что всегда обсуждалось заранее. Однажды я уговорила Рози, одну из горничных, взять меня ссобой. Рози была взбалмошной девицей, вечно около нее вились кавалеры, одного из которых она наконец-то приглядела в качестве мужа. Теперь все ее разговоры сводились к обсуждению "сундука с приданым", для которого она собирала всякую всячину. Часто она приносила свое богатство в кухню.

- Гляди, что я ухватила на рынке, - щебетала она, сияя, - дешево до чертиков!

В общем, я уломала ее сводить меня на рынок. Рози тоже не прочь была нарушить правила. Ко мне она неплохо относилась, даже посвящала меня в свои любовные дела. Избранник ее служил кучером у Кар-рингтонов, после свадьбы они намеревались жить вместе на извозчичьем дворе.

Незабываемым стало первое впечатление - настоящие фонари, сочный язык кокни, хриплые голоса торговцев, расхваливающих свой товар. На прилавках красовались груды румяных яблок, бок о бок с ними горы ярких груш, россыпи орехов. На дворе стоял уже ноябрь, и уже все было украшено рождественской зеленью - остролистом и омелой. В восторг привели меня гончарные и скобяные ряды, бесконечные вереницы вешалок с поношенной одеждой, чаны с тушеным угрем, другой снедью, которую можно было съесть прямо на улице или взять домой; пряный дух, исходивший из коптилен и рыбных лавок, дурманил голову. Но больше всего меня поразили люди, которые покупали, торговались, толкались, смеялись... Рынок показался самым удивительным местом, которое мне довелось увидеть. После того похода с Рози я вернулась домой сияющая и расписала свое приключение Эсмеральде.

Сгоряча я дала обещание сводить ее туда тоже. После этого она постоянно приставала ко мне с расспросами, и я откликалась, выдумывая все новые и новые истории, которые обязательно начинались словами: "Когда мы с Рози были на рынке..." Приключения - воображаемые - становились раз от раза все более невероятными, но именно от них у Эсме-ральды просто дух захватывало.

Наконец настал день, когда мы с ней на самом деле побывали на рынке, и то, что из этого вышло, послужило причиной внимания ко мне самого Ролло Каррингтона. Дело было за неделю до Рождества, день, помню, выдался сумрачный и туманный, деревья в парке скрывались в дымке. Такую погоду я обожала. Парк казался заколдованным лесом, погруженным в синеватую пелену. Одного взгляда на него мне хватило, чтобы принять решение: "Я веду Эсмеральду на рынок сегодня!"

Для всего дома день выдался непростым. Вечером предстояло дать званый обед. Все домочадцы только об этом и думали. "От нее уже в ушах звенит", бурчал повар, имея в виду кузину Агату. Я прекрасно поняла его слова. Действительно, громогласные речи хозяйки разносились по всему дому.

- Мисс Хеймер (так звали ее многострадального секретаря), карточки с именами гостей готовы? Потрудитесь еще раз удостовериться, что леди Эмили сядет справа от хозяина, а мистер Каррингтон справа от меня. Мистер Ролло должен сидеть в центре стола, но на правой от хозяина стороне. А цветы доставлены?

Онс, как ураган носилась по всем этажам.

- Уилтон! - взвыла она к дворецкому, - проследите там, чтобы расстелили ковры, установили навес, чтобы все было безукоризненно и вовремя!

- Ивонна! - приказывала она своей горничной, - смотри, чтобы я к пяти уже встала после сна. Потом приготовишь мне ванну.

Явилась она и на кухню с указаниями для повара. "Будто я сам не знаю, что мне делать", - ворчал тот.

Трижды посылала она за Уилтоном, чтобы тот передавал прислуге ее все новые и новые приказы.

Да, денек был еще тот. С теткой мы столкнулись на лестнице, но она пролетела мимо, даже не заметив меня. И снова я подумала, что сегодня даже очень подходящий день, чтобы отправиться на рынок. Няньку Грейндж задействовали в гладильной, гувернантку поставили украшать зал цветами. Так мы оказались "без гувернантки, без няньки, без надзора, без ничего", как убеждала я Эсмеральду.

- Лучшего дня, чтобы ускользнуть да вернуться так, что никто не заметит, не будет, - твердила я.

Рынок щедро освещается фонарями, потому что в декабре уже после четырех часов дня темнеет.

- А... а фонари эти брызжут искрами, как вулканы, - расписывала я Эсмеральде все прелести предстоящего похода, - их зажигают уже в сумерках.

Няньке Грейндж мы пообещали, что спокойно займемся своими делами, и вот сразу после ленча, примерно в половине четвертого, когда уже смеркалось, мы выбрались из дома. Давно я приметила номер нужного омнибуса, остановку, так что до цели мы доехали без происшествий. На рынок мы прибыли около пяти вечера.

С ликованием я заметила разгорающийся восторг в глазах Эсмеральды. Она влюбилась во все сразу: в витрины лавчонок, украшенные "снегом" и "инеем", рождественские хвойные лапы, покрытые ватой, сувениры, игрушки, безделушки... Я тащила ее дальше, к мясникам, в чьем царстве главным богатством были свиные туши, развешанные на крюках, груды бифштексов, рулетов с яркими пятнами апельсинов между ними. Сами мясники в ярких фартуках, с острыми длинными ножами в руках орали: "Покупай! Покупай! Покупай!"

Изучили мы и фруктовые прилавки, ломящиеся от яблок и орехов, развалы старьевщиков, бесконечные ряды чанов с дымящимися угрями, которых жадно поглощали прохожие. Из какой-то лавки донесся до нас умопомрачительный дух гороховой похлебки, не удержавшись, мы заглянули внутрь. Там было полно людей, они сидели на лавках, каждый что-то ел, пил, жевал. Был среди всей этой роскоши и шарманщик с непременной обезьянкой, у ног его лежала шляпа, куда зеваки бросали монетки.

Мне было очень приятно, что мои рассказы о прелестях лондонского рынка не обманули ожиданий Эсмеральды. Вдруг жена шарманщика затянула немного резким, пронзительным голосом какую-то песенку, толпа вокруг нас стала сгущаться. Мы заслушались, но тут появилась тележка, доверху груженная скобяным товаром.

- Па-аберегись! - раздался озорной голос ее хозяина. - Дорогу, дорогу! Едет Рэг и Бон'Эрри! Па-асторонись!

Я подалась немного назад, и тут же толпа сжала меня и потащила к тротуару. Кто-то рядом окликал медленно ползущего Рэга и Бон'Эрри, тот в свою очередь отвечал - весело и дерзко. Я зазевалась, привороженная этими картинами "простой" жизни, а когда опомнилась, увидела, что Эсмеральды со мной рядом нет.

Тут же я начала озираться, высматривая ее, заметалась в толпе, звала ее громко. Но той словно след простыл. Я не стала сразу впадать в панику. Она должна быть где-то на рынке, уверяла я себя, далеко она не могла уйти. Я ведь предупреждала ее, чтобы она никуда от меня не отходила, да это и так не в ее характере. Толпу я всю прочесала вдоль и поперек, но нигде не видно было Эсмеральды. И вот спустя минут десять, после отчаянных поисков, я начала всерьез беспокоиться. В моих карманах были все монеты, с огромным трудом изъятые из нашей копилки, куда так легко соскальзывали пенсы и шиллинги и откуда так нехотя они "выбирались" (для этого нужно было просунуть в щель копилки лезвие ножа, поймать на его поверхность денежку и потом все это выудить). Как Эсмеральда сама, без денег доберется до дома? Прошло еще полчаса, я уже была просто в ужасе. Это ведь я притащила сюда Эсмеральду, я ее потеряла!

Мое воображение, так увлекающее других, когда я была в хорошем настроении, сейчас обернулось моим безжалостным врагом. Я уже представляла Эсмеральду в лапах какого-нибудь злодея, вроде Фиджина из "Оливера Твиста", видела, будто ее заставляют шуровать по чужим карманам. Разве она сможет этому научиться?! Да ее полиция сразу схватит и доставит в родительский дом. А может, цыгане ее умыкнули? Вон стоит посреди рынка прорицатель-цыган. Ей они лицо намажут соком грецкого ореха и поставят корзинками торговать. Конечно, кто-то мог и специально ее похитить, чтобы потребовать выкуп... И все это - дело моих рук! Городские приключения, вроде рынка, были с нашей стороны невиданной дерзостью. Предпринимая эту затею, стоило подумать, как мы сможем незаметно пробраться обратно в дом, раз уж удалось потихоньку выскользнуть. Только потому, что вечером ожидался прием, можно было на что-то надеяться.

А тут еще и Эсмеральда пропала. Что же мне делать? Ответ был один. Надо возвращаться домой. Повиниться в содеянном и снаряжать розыскную группу.

Все это было так неприятно, досадно, ибо я понимала, что такого мне никто никогда не забудет, более того, возможно, результатом станет переселение меня в приют. Уж после совершения такого страшного греха никто не осудит кузину Агату, если она сдаст меня в богадельню. Может, она только и ждет повода для оправдания?

С рынка я никак не могла уйти. Снова и снова вглядывалась в лица - а вдруг? Вдруг появится Эсмеральда? Один раз мне показалось, что она мелькнула в толпе, я бросилась туда, но нет, это была ошибка.

Вечер сгущался. Дорога сюда да плюс целый час здесь, потом дорога обратно, размышляла я, да, пора возвращаться.

Я пришла к остановке омнибуса, стала ждать. Как же долго я ждала! Вдруг какое-то злобное отчаяние охватило меня. Ну что за дура эта Эсмеральда! Ругань облегчала душу. Безмозглая маленькая дура! Стояла бы уж около меня, что ли?

Наконец появился омнибус. И что же я скажу всем? Да, без неприятностей не обойтись. А как она найдет дорогу домой? А вдруг с ней действительно случится что-нибудь?

Я сошла около дома, надеясь незаметно проскользнуть в служебный вход. У парадного подъезда я заметила алый навес, красный ковер, прибывающих гостей. Бегом я помчалась за дом, к другой двери. Надо срочно найти Рози! Она больше других расположена ко мне. А сейчас она, скорее всего, на извозчичьем дворе, ведь, наверное, приехал кучер Каррингтонов, так что возможности повидаться с ним она не упустит.

Но там ее не оказалось. О небо, единственное, что мне оставалось теперь, - явиться в дом и повиниться первому встречному. Повару? Он, должно быть, бушует на кухне, доводя все блюда до совершенства. Няньке Грейндж? Она, может быть, даже не будет сильно осуждать меня, ведь она уверена, что мне по наследству передалась масса отрицательных качеств. "Дурная кровь играет", - обычно со знанием дела шепотом говорила она.

У черного входа было пусто, никто меня не заметил. Я поднялась по лестнице в холл и тут услышала голоса, увидела... полицейского, такого важного, самоуверенного, благожелательного, а рядом в сравнении с ним, такая маленькая, такая бледненькая Эсмеральда.

- Бродила по улицам, - объяснял полицейский, - говорит, потерялась. Мы доставили ее к вам сразу, как только она сообщила адрес, мадам.

Это выглядело настоящей жанровой картиной, которую никогда мне не забыть.

Кузина Агата, сверкая белизной декольте, мерцая переливами бриллиантов и изумрудов, кузен Уильям в безукоризненном вечернем костюме спустились в холл с верхних ступеней лестницы, где они встречали гостей. Вместо этого им теперь пришлось встречать собственную дочку-"бродяжку", доставленную полицейским.

Несколько гостей находились прямо на лестнице. Только что прибыли Каррингтоны - мистер Кар-рингтон, леди Эмили и сам Ролло. Я заметила, будто каждый дюйм огромной фигуры кузины Агаты источал возмущение и досаду; ее изумрудные серьги колыхались от негодования. Эсмеральда принялась плакать.

- Ну что вы, теперь все будет хорошо, - попытался успокоить девочку полицейский.

- Боже! - воскликнула леди Эмили. - Что, ради всего святого, случилось?

- Да вот дочь наша заблудилась... - начал было кузен Уильям, но тут же смолк от одного взгляда своей дородной супруги.

- Где няня? О чем она думает? - гремела та. - Эсмеральда, иди в свою комнату!

Тут сквозь слезы Эсмеральда увидела меня и завопила:

- Эллен!

Кузина Агата развернулась, ее грозный взгляд пронзил меня насквозь.

- Эллен! - голос звучал зловеще.

Я сделала шаг вперед и начала:

- Мы просто хотели съездить на рынок...

- Уилтон!

Дворецкий, сама сдержанность, само достоинство, явился пред хозяйские очи.

- Да, мадам. Дети безотлагательно будут отправлены в спальни. - И уже обращаясь к полицейскому, он произнес:

- Соблаговолите следовать за мной, надеюсь, прохладительные напитки в какой-то степени возместят ваши хлоплты. Вот и няня, мадам.

В холле появилась нянька Грейндж. Она крепко взяла нас за руки. Гнев ее сочился даже из пальцев. Объяснения еще впереди, но в тот момент я чувствовала только облегчение - с Эсмеральдой все в порядке. К тому же самое сильное впечатление на меня произвело совершенно неожиданное явление: пристальный, изучающий взгляд голубых глаз самого Ролло, который я заметила на себе. Что же так заинтересовало его, думала я, плетясь за нянькой. Все гости с любопытством наблюдали за нами. Кое-кто улыбался. А мы тем временем шли наверх, в детскую.

- Мы просто хотели посмотреть рынок, - вновь принялась объяснять я.

- Это может стоить мне рабочего места, - буркнула нянька Грейндж злобно. - И я прекрасно знаю, кто из вас зачинщик. Ты, мисс Эллен. И не вздумай ничего валить на мисс Эсмеральду. Она просто поддалась тебе.

- Я сама хотела туда, няня, - заскулила Эсмеральда.

- Она тебя подбила, - возразила Грейндж, - я что, не знаю мисс Эллен?

- Да, затеяла все я, и нечего ругать Эсмеральду, - сказала я.

- Что тебе скажет мадам, дорогая мисс, я не знаю. Но оказаться в твоей шкуре я бы не хотела.

Без ужина - что, впрочем, совершенно не волновало нас - отправились мы по своим комнатам. Лежа в кровати, я все прикидывала, каково мне будет в приюте.

Уже совсем поздно, когда гости разъехались, заглянула Рози. Глаза ее блестели, как обычно после свиданий со своим кучером. Рози присела на краешек кровати и тихонько засмеялась.

- Ну, ты и штучка! Вот только мисс Эсмеральду зря потащила. Ясное дело, что она потерялась, могло быть и хуже.

- Да разве я знала, что она окажется такой бестолковой.

- Отправиться вот так, на свой страх и риск... По-моему, ты здорово влипла.

- Я знаю, - вздохнула я.

- Ну-ну, выше нос. Хуже морской стихии ничего не бывает, как говаривал мой первый любовник. Он был моряком.

- А как там, в приюте?

Лицо Рози неожиданно смягчилось, потеплел взгляд.

- Вот моя родственница Элис вышла из одного. Ничего. Вполне видная из себя дама. В гувернантки пошла. Обычная работа горничной не по ней. Куча подруг. Знаешь ведь, сколько среди людей приютских!

Она наклонилась и поцеловала меня. Ей явно хотелось утешить и подбодрить такую девочку, как я. Она была так счастлива со своим женихом, что хотела своим счастьем одарить весь мир.

Я подумала, что, пожалуй, ничего страшного для меня не будет в приюте...

***

Следующим утром кузина Агата послала за мной. Вид у нее был, будто она провела бессонную ночь.

- Что за поведение! - заявила она. - Ты знаешь, я потеряла окончательно веру в тебя. Понимаю, что многое досталось тебе "в наследство", как говорится, по крови. Но мы с мистером Лорингом действительно не знаем, что делать с таким ребенком, как ты. Другие давно пристроили бы тебя в приют. В конце концов, у нас есть своя дочь, она требует забот и внимания. Но для меня родственные узы святы, а ты все-таки принадлежишь нашей фамилии. Ты, однако, жестоко испытывала наше терпение, мое и мистера Лоринга. И я хочу предупредить тебя, что ты должна исправиться, если намереваешься впредь оставаться в стенах нашего дома.

Я сказала, что не предполагала, что Эсмеральда может потеряться, и добавила, что, не случись этого, никто даже и не узнал бы, что мы были на рынке.

- Какая низость! - вскричала она. - Это невыносимо! Да, я очень рада, что она потерялась, хоть это и напрочь испортило мне вечер, но по крайней мере теперь я осведомлена, какую змею пригрели мы у себя на груди!

Няньке Грейндж приказано не выпускать меня из комнаты, пока я не выучу целой сцены из "Венецианского купца", говорила она. Может быть, это научит меня быть благодарной к тем, кто проявляет ко мне такое милосердие (кстати, возможно, в последний раз). Меня посадят на хлеб и воду до тех пор, пока я идеально не выучу этот отрывок.

- Оказавшись в изоляции, - продолжала кузина Агата, - ты сможешь поразмыслить, какой же урон нанесла сама себе. Что подумают о тебе Каррингтоны, я просто не могу представить. Не удивлюсь, если отныне тебе не позволят общаться с Филиппом.

Наконец она меня отпустила. "Наказательный" отрывок я легко и быстро выучила. Уже потом кузина Агата выяснила, что мне, при моей любви к стихам и книгам, запомнить наизусть какой-нибудь кусок ничего не стоит. После этого меня стали наказывать принудительным рукоделием. Это совсем другое дело Читать и перечитывать замечательные страниць было для меня большой радостью, а делать обметочные стежки - настоящей пыткой. Но это кузине Агате еще предстояло узнать.

Несчастная Эсмеральда не могла даже мечтать выучить свой отрывок с моей скоростью, и когда ее вызвала гувернантка отвечать наизусть, мне пришлось ей всю дорогу подсказывать.

Близилось Рождество, и неприятное приключение с городским рынком стали забывать. Во время зимних каникул Филиппу разрешали играть с нами в парке. Я рассказала ему о нашем походе, об исчезновении Эсмеральды, и вне себя от презрения он толкнул Эсмеральду прямо в озеро Серпентин, около которой мы гуляли. Эсмеральда визжала, Филипп, глядя на нее с берега, покатывался со смеху, в то время как я лазила в воду и вытаскивала свою подругу. Тут появилась нянька Грейндж, и нас погнали срочно домой менять сырую одежду, пока мы не околели полностью.

- Мне за это достанется, - сообщила я Филиппу.

- Так тебе и надо, - прокричал он в ответ. Ему было совершенно все равно, схватит Эсмеральда смертельную простуду или нет. - Ну, с тобой-то уж ничего не случится! Ты ведь не такая дура, как она.

Когда Эсмеральда в результате все-таки разболелась, нянька Грейндж не удержалась и кое-кому из слуг рассказала эту историю. Уверена, что все кругом решили, что это я толкнула ее в воду.

Бедная Эсмеральда! Боюсь, что мы были к ней слишком безжалостны. Нельзя, конечно, сказать, что мы с Филиппом объединились против нее, просто ей недоставало нашего отчаянного озорства, а уважать в ней человека другого склада, непохожего на нас, мы еще не умели. Помню, как панически она боялась местечка Дэд Мэнз Лип <Дэд Мэнз Лип (Dead Man's Leap англ.) - прыжок Мертвеца.>. Одно название вселяло ужас в робкие души, а именно к ним и относилась Эсмеральда. Эта "достопримечательность" была расположена неподалеку от Трентхэм Тауэре. Нужно было карабкаться на гору, к вершине которой уклон становится более чем ощутимым.

Опасность действительно была велика, тропинка шла по самой кромке крутого обрыва и в сырую погоду становилась предательски скользкой. По всей протяженности каменистой дорожки стояли таблички вроде "Вы рискуете!" или "Небезопасно!", которые только привлекали таких людей, как мы с Филиппом.

Местечко было не просто опасное, но и зловещее. О нем ходила дурная слава, поскольку оно приглянулось самоубийцам. Жертв здесь и вправду было немало. В округе даже существовала поговорка: "Да что это с тобой? На Дэд Мэнз Лип собрался?" Так обращались к подавленному, унылому человеку.

Тем не менее это был наш любимейший уголок, и мы глумились над Эсмеральдой, когда она отказывалась составить нам компанию. Филипп обожал стоять у самого края пропасти, бравируя своей отвагой. Ну а я, конечно, от пего не отставала.

Однажды нас там заметили, о чем было немедленно сообщено гувернеру Филиппа; ходить туда нам категорически запретили, что естественно сделало это место просто вожделенным. Дэд Мэнз Лип стал местом тайных встреч. "Встретимся у Дэд Мэнз Лип", - бросал небрежно Филипп, всякий раз полагая, что я побоюсь отправиться туда в одиночку. Но такой вызов я не могла не принять, хотя и трусила; местечко действительно было жутковатое, особенно если находиться там без компании.

***

Время летело очень быстро. И еще один эпизод из нашего детства добавил мне печальной известности в семье. Он тоже мог развязать руки кузине Агате и стать поводом для расставания со мной путем определения в приют. Мне тогда было уже четырнадцать лет, так что воспоминания мои более четкие. Филиппу исполнилось пятнадцать.

Дело было в Сассексе.

Филипп захотел устроить пикник, точнее чаепитие на природе. Мы собирались развести костер, вскипятить чайник и ощутить себя вольным народом - цыганами, индейцами, это было неважно, как говорится, на месте разобрались бы. Костер был делом особой важности. Чайник надлежало раздобыть мне.

- У вас в кухне их целая прорва, - говорил Филипп, - должен быть обязательно лишний. Бери чай, бутылку с водой, пирожные. А костер мы разведем.

Эсмеральде я поручила принести с кухни пирожных, сама я разыскала чайник. Филипп разжился жидким парафином, который, по его словам, очень хорош для разжигания огня.

- Лучше мы будем цыганами, - решил он, - похитим Эсмеральду. Похитим, свяжем и потребуем за нее выкуп.

- А можно мне быть цыганкой тоже? - заныла Эсмеральда.

- Нет, нельзя, - жестоко оборвал ее Филипп. Страдалица Эсмеральда! Ей всегда доставалась роль жертвы.

Дело кончилось тем, что мы переборщили с парафином. Филипп набрал кучу хвороста, щедро облил его горючей жидкостью. Взметнувшееся бурно пламя сначало привело нас в восторг, беспокойство появилось позже. Оказалось, что мы не можем даже приблизиться к костру, а вот Эсмеральда, связанная, с кляпом во рту, очень неудобно лежавшая на земле (но того требовала ее роль!), оказалась к полыхавшему огню слишком близко. Мы хотели сбить пламя, но оно только пуще разгоралось. Когда я собралась развязать Эсмеральду, казалось, пылала уже вся лужайка.

Ничего не оставалось, как звать на помощь. Вся прислуга, весь рабочий люд сбивали, тушили огонь, чтобы он не достиг засеянного поля.

Скандал разразился страшный.

- И это во владениях Каррингтонов, - возмущалась кузина Агата, будто мы по меньшей мере осквернили храм. Еще повезло, что в нашей компании был родной сын Каррингтона, впрочем, все равно кузина Агата во всем винила только меня. Я слышала, как она говорила мужу:

- Совершенно очевидно, что Эллен просто неуправляема. Боюсь уже думать, во что она может втянуть Эсмеральду.

Мне пришлось выслушать очередную нотацию.

- Тебе уже четырнадцать лет. В этом возрасте многие девушки, не имеющие средств, начинают сами зарабатывать себе на жизнь. Мы не предаем семейных связей, именно поэтому так долго пытались быть тебе опорой и подмогой. Но уже совсем близок тот день, Эллен, когда тебе придется всерьез задуматься о своем будущем. Ни мистер Лоринг, ни я не собираемся бросать тебя на произвол судьбы, мы сделали для тебя все, что в наших силах, несмотря на твое отношение, которое мы получаем от тебя в ответ на заботу. Твоя последняя возмутительная эскапада вновь привела меня к мысли, что наши усилия оказались тщетны. У тебя просто прискорбный недостаток дисциплины Ты должна быть наказана. Порка подошла бы лучше всего. Я сообщила мистеру Лорингу, что вынесение наказания должно исходить от него как от хозяина дома, так что позднее он придет в твою комнату, чтобы выполнить эту пренеприятную обязанность. В дополнение к этому ты начнешь новую вышивку, и работу твою я буду проверять ежедневно. Наизусть ты должна будешь выучить несколько стихотворных строк.

То, что она сказала дальше, оказалось еще огорчительнее.

- Мы с мистером Лорингом обсуждали твое будущее и сошлись на том, что ты должна обеспечивать себя самостоятельно. В конце концов, почему ты вечно должна жить нашими щедротами? Тебе было позволено расти и учиться бок о бок с Эсмеральдой - не самой лучшей компаньонкой ты для нее стала, увы. Эсмеральде скоро предстоит обзаводиться мужем, так что в тебе она более нуждаться не будет. Мы с мистером Лорингом ни на минуту не забываем, что ты принадлежишь нашему роду, и мы не будем бросать тебя посреди дороги. Мы подыщем подходящее место, когда придет время, ибо немыслимо, чтобы кто-то из наших родственников оказался в рабском положении. Так что, гувернантка или компаньонка какой-нибудь дамы - вот все, на что ты можешь рассчитывать. Наш круг знакомств достаточно широк, и мы найдем что-нибудь приемлемое. Правда, это не так просто, как тебе кажется, потому что для нас нежелательно отправить тебя в дом, в который мы сами вхожи. Это может вызвать некоторые пересуды. Твое будущее место будет выбрано со всей тщательностью. А тебе пока следует готовиться к этому. Учиться вдумчиво, трудиться активно, особо следует обратить внимание на рукоделие. Я поговорю с вашей гувернанткой на сей счет. К тому времени, когда Эсмеральда начнет выезжать и выйдет замуж, работа для тебя будет найдена. Теперь я полагаю, ты раскаиваешься в содеянном. Что же. пройди через наказание, ты заслуживаешь этого. Иди в свою комнату. Мистер Лоринг поднимется к тебе.

Бедный кузен Уильям! Мне было просто жалко его. Он робко вошел, держа в руках хворостину, которой следовало высечь меня. Занятие это было ему ненавистно. Мне надлежало лечь лицом вниз. Он несколько раз опустил "орудие наказания" мне на спину, да так легко, что я чуть не рассмеялась.

Он смущался и краснел. Потом сказал:

- Надеюсь, это послужит тебе уроком.

Хорошо, что он дал мне хоть какой-то повод для веселья, уж больно мрачными были теперь мои думы о будущем.

В эту ночь как раз и явился мне в очередной раз тяжелый сон, когда, увидев комнату с красным ковром, я проснулась от предчувствия своей гибели.

***

Прошло несколько лет. Справили мое восемнадцатилетие. День, когда мне предстояло выйти в мир, чтобы зарабатывать свой хлеб, становился все ближе и ближе. Эсмеральда все старалась утешить меня.

- Когда я выйду замуж, Эллен, - говорила она, - ты останешься в моем доме.

Эсмеральде я не завидовала. Это было просто невозможно. Она была такой мягкой, незлобивой, похорошела. Правда, я ничего не могла сделать, когда люди, если видели нас вместе, смотрели прежде всего на меня. Черные волосы, пронзительные голубые глаза, "любопытный", как называл его Филипп, нос весь облик говорил о моем живом, любознательном характере.

Будущее Эсмеральды было ясным и безмятежным. Примеров кругом было предостаточно: девушки выходили в свет, им подбирали жениха, и вот перед нами уже матрона в окружении малышей. Все это было тщательно спланировано и происходило без сучка без задоринки.

Труднее приходилось тем, кому надо было самостоятельно заботиться о себе. Таким, как я, например.

Были еще два-три досадных случая, когда я своим поведением вызывала недовольство кузины Агаты, но все это даже в подметки не годилось приключению на рынке или пожару во владениях Каррингтонов. Теперь, приезжая за город, мы активно занимались общественными делами. То мы навещали бедные семьи и носили им "деликатесы", по словам кузины Агаты. На самом деле это были просто отвергнутые ею в качестве угощения для своего стола блюда. То мы украшали церковь к первому осеннему празднику урожая. Это бывало уже незадолго до возвращения в Лондон. То посещали благотворительные базары, где всегда открывали собственный прилавок. Всюду мы играли роль помощников самой леди Баунтифул <Баунтифул (Bountiful - англ.) - щедрость.>; на "журфиксах" кузины Агаты мы бесконечно разносили прохладительные напитки и закуски. Обездоленных мы обшивали, в парке гуляли степенно - ни дать ни взять примерные юные девицы. Однако кое-что для меня в жизни, пусть незаметно, но изменилось. Нас с Эсмеральдой начали потихоньку разделять, и тем чаще, чем ближе становился день ее светского дебюта. С родителями она теперь отправлялась в театр, меня же не приглашали. На визиты теперь кузина Агата ездила вместе с дочерью, и меня они в свою "компанию" не брали. Портниха, которая уже много лет работала на всю семью и частенько просто селилась в доме, когда предстояли "серьезные" приемы, теперь обосновалась, кажется, надолго - она занималась новым гардеробом Эсмеральды. А вот в отношении моих нарядов все оставалось по-прежнему - одно платье было весеннее, одно летнее, одно - зимнее, одно - осеннее. Обнова полагалась мне раз в году.

Я предчувствовала приближение зловещих событий - совсем как в том сне.

Эсмеральда ходила немного растерянная. Без меня ей никуда не хотелось ходить, я же сопровождала ее теперь только на прогулках в парке и на благотворительных мероприятиях.

Каррингтонов в нашей жизни теперь стало чрезмерно много. Это были самые близкие друзья кузины Агаты. Имя леди Эмили упоминалось на дню раз двадцать.

Филипп часто принимал участие в семейных мероприятиях, даже ходил в театр вместе с Эсмеральдой, кузиной Агатой и кузеном Уильямом. Тогда в театре Сент-Джеймса впервые в сезоне давали "Веер леди Уиндермир". Я слышала, что эта пьеса была полна остроумных ремарок, оригинального юмора. Боюсь, что Эсмеральда не смогла оценить всей прелести постановки.

За их отъездом и возвращением я следила из окна. Вечером я перехватила Эсмеральду и велела все подробно рассказать. Она подробно изложила сюжет пьесы, а потом стала говорить о Филиппе, который, оказывается, весь спектакль безудержно хохотал. После театра они были на ужине и все было очень-очень мило, призналась Эсмеральда. Она выглядела даже хорошенькой в своем искристом голубом платье, в голубом бархатном плаще. Я просто мечтала о такой рдежде, но еще больше мечтала оказаться в театре и вдоволь посмеяться с Филиппом.

На следующий день мы гуляли в парке вместе с нянькой Грейндж, которая все еще была при нас. Возможно, она останется в доме и после замужества Эсмеральды, чтобы нянчить ее детей. Кузина Агата считала, что старых нянек следует подольше держать в семье, всегда будет на кого положиться. К тому же во всех приличных домах именно так поступают.

Теперь, когда мы повзрослели, Грейндж всегда держалась лишь "безукоризненных" мест в парке, строя при этом наблюдая за окружающими. Стоило какому-нибудь мужчине только приблизиться, она со всех ног неслась грудью вставать на нашу защиту. Меня это умиляло и смешило.

На той прогулке мы встретили Филиппа. Он зашагал рядом с нами. Это не возбранялось, его персона не пугала няньку Грейндж. В конце концов, он был Каррингтон.

Филипп с укором поинтересовался, почему вчера меня не было в театре.

- Никто не приглашал меня, - ответила я.

- Ты хочешь сказать, что... - Он запнулся, посмотрел на меня:

- Нет! Не может быть!

- Да вот может. Неужели ты не знаешь, что я всего лишь бедная родственница?

- Ой, перестань, Эллен, - заныла Эсмеральда, - не могу слышать, когда ты так говоришь.

- Можешь, моя дорогая, или нет, не важно, главное, что я говорю то, что есть на самом деле.

- Когда мои родители пришлют вам ответное приглашение, я буду настаивать, чтобы ты была в театре непременно, - пообещал Филипп.

- Это очень мило с твоей стороны, - сказала я, - но я не хочу бывать там, где мое присутствие нежелательно кому-либо.

- Дура! - шутливо прошипел Филипп, толкнув меня при этом, совсем как в детстве. Я немного приободрилась: хоть Филипп не признает во мне несчастной сиротки.

Скоро дом занялся приготовлением к большому балу. Раздвижные двери трех нижних гостиных предстояло снять, чтобы почти весь этаж превратить в просторный большой зал. Бал этот имел особое значение - ему предстояло стать светским дебютом Эсмеральды. По этому случаю ей шили потрясающее платье из голубого шелка и кружев. Портниха Тилли Парсонс предполагала, что на работу уйдет не меньше недели. "Боже правый, все эти сборки и рюши..." - бормотала она.

Мне было позволено появиться на балу, поэтому тоже понадобилось выходное платье. Я мечтала о наряде из шифона глубокого синего цвета, который подчеркивал бы яркость моих глаз. Я так и представляла себя фланирующей по просторному залу, мечтала, что единодушно буду признана королевой бала. Эсмеральда есть Эсмеральда, она не обиделась бы. Всегда благожелательная и добродушная, она неуютно себя чувствовала, когда привлекала всеобщее внимание.

Меня вызвала кузина Агата. Можно было догадаться, в чем дело. В конце концов, восемнадцать мне уже исполнилось, и угроза, висевшая надо мной все детство и отрочество, стало реальной.

- О Эллен, ты можешь присесть.

Я настороженно села.

- Ты, конечно, понимаешь, что достигла возраста, когда тебя можно выпускать в мир. Должна признаться, что я делала все возможное, чтобы подыскать для тебя место, и вот наконец мои труды вознаграждены. Я нашла подходящий вариант.

Мое сердце забилось тревожно.

- Миссис Оман Лемминг... Достопочтенная миссис Оман Лемминг... через полгода в ее доме освобождается место гувернантки. Я уже имела с ней один разговор о тебе, но она хочет познакомиться с тобой лично, чтобы выяснить, насколько подходящей будет твоя кандидатура.

- Миссис Оман Лемминг... - выдавила я.

- Достопочтенная миссис Оман Лемминг, - поправила кузина, - она дочь лорда Пиллингзворта. Мы знакомы многие годы. Однако смущает меня то, что мы в ее доме частенько бываем. Это очень щекотливый вопрос. Тебе следует быть благоразумной и осмотрительной и ни в коем случае не появляться, если мы прибудем с визитом. Миссис Оман Лемминг проявила такую деликатность в связи с этим, ну, она наш старинный друг. Я просила ее навестить меня, чтобы выпить чаю, и она собирается сделать это на следующей неделе. У нас ей представится прекрасная возможность взглянуть на тебя. И я умоляю, Эллен, внимательнейшим образом отнесись к ее визиту. Если ты чем-нибудь не угодишь ей, то устроить тебя будет крайне сложно. Такие места на дороге не валяются.

Я просто онемела. Если честно, я не думала, что все так просто и быстро кончится. Мой дурацкий оптимизм не позволял мне раньше верить в такое. Но вот, пожалуйста! Вот она, моя судьба. Через шесть месяцев - конец.

Кузина Агата, которая безусловно ждала от меня бурной благодарности, наконец вздохнула и пожала плечами.

- Не хочу, чтобы ты ходила в обносках, поэтому я обдумала вопрос о твоем выходном платье. Ткань я уже подобрала. Черный цвет очень практичен, и Тилли Парсонс сошьет тебе что-нибудь "вне моды", чтобы наряд этот послужил тебе не один год. Я не могу допустить, чтобы ты осталась совсем без гардероба.

Я уже знала, что это будет за платье - для женщины без возраста. Такое, чтобы дожило до моих зрелых лет. Я расстроилась.

А встретившись с достопочтенной миссис Оман Лемминг, я поняла, что подтверждаются мои худшие опасения.

Она, как и кузина Агата, была женщиной крупной; в шляпе с перьями и в длинных узких лайковых перчатках. На ее мощной холмообразной груди сияла тяжелая золотая цепь, на блузке сверкала огромная брошь. По духу она также явно была близка кузине Агате, и сердце мое упало.

- Это и есть моя воспитанница Эллен Келлевэй, - пропела кузина.

Достопочтенная миссис Оман Лемминг подняла лорнет и принялась пристально изучать меня. Не думаю, что она пришла в восторг от увиденного.

- Она очень молода, - наконец произнесла гостья, - но, возможно, это к недостаткам не относится.

- Молодые ведь более податливы в руках, Лет-ти, - сказала кузина Агата, и меня прямо резануло несоответствие этого имени и такой дамы.

- Ты права, Агата. А как она управляется с детьми?

- Должна сознаться, что у нее небольшой опыт общения с ними, но зато росла и училась она наравне с Эсмеральдой.

Достопочтенная миссис Оман Лемминг закачала головой, будто какая-то всевидящая жрица. Я успела заметить, что глаза ее слишком близко сидели от носа, что рот, пока она рассматривала меня, был сжат в тонкую жесткую линию. Внешне она мне сразу не понравилась, а уж мысль о том, что предстоит войти в ее дом, стать в какой-то степени предметом обихода, угнетала донельзя.

Тут она вновь повернулась ко мне.

- Итак, в доме четверо детей. Хестер, она старшая, ей четырнадцать лет, Клэрибель - одиннадцать, Джеймсу - восемь, Генри - четыре. Джеймс скоро будет отправлен в школу, в свое время последует за ним и Генри. В доме останутся девочки, и вашей обязанностыо - если я все же найму вас - будет обучать их.

- Я уверена, - вступила кузина Агата, - ты не заметишь у Эллен недостатка в знаниях. Наша гувернантка уверяет, что для своего возраста она необыкновенно образована.

Первый раз в жизни я услышала похвалу из уст кузины! Впрочем, это говорило о том, как страстно она мечтала избавиться от меня.

Сговорились на том, что через пять месяцев, за месяц до отъезда прежней гувернантки, я буду принята в дом, чтобы заранее получить от нее необходимые инструкции и консультации. Не могу передать, как я была подавлена.

***

В парке на прогулке мы опять столкнулись с Филиппом. Встречи эти стали уже привычными. Втроем мы шли вперед, обогнав няньку Грейндж.

- Ты сегодня как хмурая туча, - сказал Филипп.

Я вдруг почувствовала, как трудно мне говорить, так что первой начала Эсмеральда:

- Это все проклятое гувернерство...

- Что?.. - воскликнул Филипп.

- О да, ты ведь ничего не знаешь. Мама подыскала для Эллен место. В доме достопочтенной миссис Оман Лемминг.

- Место? - Филипп оцепенело смотрел на меня.

- Ты ведь всегда прекрасно знал, что когда-нибудь мне придется выметаться отсюда. Пора зарабатывать на жизнь. И так я уже зажилась за чужой счет. Это пожизненное право только настоящих членов Семьи.

- Ты... в гувернантки! - рассмеялся наконец Филипп.

- Я вижу, тебе это понравилось, - резко сказала я.

- Представляю, как ты будешь учить деток! Нет, я умру со смеху.

- Что же, умирай. А вот мне что-то смеяться не хочется.

- Эллен все-таки думает, может, что-нибудь еще подвернется, - сказала Эсмеральда, - и я на это надеюсь.

- Может, и подвернется, - согласилась я. - Если уж быть мне гувернанткой, то я сама лучше найду себе работу, чем идти в дом к такой вот миссис Оман Лемминг, вот что я вам скажу.

- Вдруг только хуже будет? - засомневалась Эсмеральда. - Ты помнишь старую мисс Хэррон и ее компаньонку?

- Помню, только не уверена, что достопочтенная Оман Лемминг лучше.

- Не переживай, - сказал Филипп, беря меня под руку, - я буду навещать тебя.

- Ты такой добрый, Филипп, - тихо сказала Эсмеральда.

- Да вы все забудете обо мне! - сердито воскликнула я.

Филипп не ответил, но руку мою все не отпускал.

***

Меня стало беспокоить то, с какой скоростью полетели дни. Обсудили мы с Тилли Парсонс мое выходное платье, если его можно назвать таким. Черное, из тяжелого бархата, с воротом, из-за которого я поцапалась с портнихой. Я хотела фасон с низко вырезанным воротом, а это совершенно не совпадало с указаниями кузины Агаты. В конце концов удалось уломать Тилли, чтобы она заузила талию и сделала вырез поглубже, но как же старило меня это платье! Права была кузина Агата, когда говорила, что такой наряд может прослужить лет двадцать и всегда будет выглядеть "модным".

Нянька Грейндж грустила. Пришла пора ей расставаться со своими воспитанницами. Людям ее занятий всегда суждено переживать это. Приходишь в дом к малюткам, нянчишь их, пестуешь, а они вырастают, жаловалась она.

- Ну, няня, - утешала я ее, - не могут же люди всю жизнь оставаться маленькими, чтобы только у тебя было любимое дело.

- Да просто грустно, - отвечала она, - годы идут, Вот, правда, когда мисс Эсмеральда обзаведется детьми, они попадут в мои руки. А это время, насколько я понимаю, уже не за горами. Бедняжка мисс Эсмеральда, ей обязательно понадобится помощница.

А вот Рози поделилась со мной слухами, которые! принес ее жених-кучер.

- Ну, говорят, и у нас, и у них вовсю идут серьезные разговоры. Свадьбу они затевают. Все твердят, что молодежь нынче так торопится, так торопится... Мы с моим Хэрри обсмеялись. "Торопится"! Наша мисс Эсмеральда, например, даже не подозревает, что ей есть куда торопиться.

- Ты хочешь сказать, что Эсмеральду хотят выдать замуж?

- За Филиппа, - прошептала Рози. - Конечно, хозяйка предпочла бы в качестве жениха того, другого.

- Ты говоришь о старшем брате?

- Вот-вот. Об этом Ролло.

- А почему бы им и не попытаться?

Тут Рози поджала губы, всем своим видом давая понять, что знает о чем-то таком, что страстно желает сообщить мне, но не решается сразу. Я прикинула, что, пожалуй, понадобятся долгие уговоры, чтобы "расколоть" ее, однако в конце концов усилия мои были вознаграждены.

- В общем, дело было около года назад... Все держится в страшном секрете - фамильная тайна. В обществе никто не знает.

- Да о чем, Рози, о чем?

- Свадьба. Тайком обвенчались. Разговоров было очень много, но все за закрытыми дверями. А я тебе скажу, двери в особняке на Парк-Лейн - лубовые да тяжелые.

Я сочувственно покивала.

- Но ты случайно узнала...

- Да, кое-что просочилось. Они сбежали вместе, девицу он вроде как похитил и все такое... родственники остались крайне недовольны. Своих мистеру Ролло удалось уговорить, что, мол, теперь все в порядке. Вроде уладилось. Но ее ни разу не видели. Вот это-то и странно. Просто будто мистер Ролло с женой были за границей... Сначала это казалось забавным никто не видел ее в доме. Но потом-то мы узнали, в чем дело...

- Так что, Рози?

- Неладно что-то с этой женитьбой. Страшную ошибку сделал мистер Ролло. А она где-то ведь живет, вот только в доме мужа не появляется.

- Но они все еще муж и жена?

- Конечно, а как же. Вот поэтому мисс Эсмеральде только молодой мистер Филипп и достанется.

Я много думала об этом Ролло. Уверенность в его неординарности, в том, что обычная жизнь, не под стать ему, похоже, подтверждалась.

Прошло еще около недели. Предстоящий поход в театр, который теперь устраивали Каррингтоны, радовал меня, ведь я оказалась в числе приглашенных. Филипп сдержал свое слово. А вот кузина Агата была просто вне себя.

- Не понимаю, почему леди Эмили решила включить Эллен в список, услышала я ее слова, - совсем это не ко времени, учитывая, что скоро ей придется уже не жить в нашей среде, а работать. Это может вызвать пересуды в обществе. Не знаю, может, даже стоит поговорить с леди Эмили...

Как же она была ненавистна мне в эти минуты, больше, чем когда-либо. Будущее все сильнее страшило меня. Я старалась не думать об этом, но мое умение отбрасывать все неприятное и верить только в хорошее стало изменять мне.

Пьеса тоже принадлежала Оскару Уайльду - "Незаметная женщина". Спектакль давал Хэймаркет-театр. Искусство мистера Тре восхитило меня, и в перерывах между действиями мы с Филиппом и мистером Карринтгоном живо обсуждали представление.

Я заметила на себе крайне недовольные взгляды кузины Агаты, что совершенно меня не смутило. Я полностью предалась собственным восторгам. Рол-ло - таинственной личности - не было, а Эсмеральда, сидевшая по другую сторону от Филиппа, говорила очень мало.

На следующий день, конечно же, состоялся разговор с кузиной Агатой.

- Ты стала слишком уж разговорчивой, Эллен, - заявила она, - с этой привычкой тебе придется расстаться. Я думаю, мистеру Каррингтону было неловко.

- Совсем непохоже, что ему было неловко, - возразила я, - он казался вполне довольным и проявлял немалый интерес к тому, что я говорила.

- Эллен, милая, - сказала кузина Агата тоном, выражающим что угодно, только не умиление, - он джентльмен, нельзя даже подумать, что он проявит на людях раздражение или недовольство. Я уверена, что, не совсем благоразумно было со стороны леди Эмили включать тебя в список приглашенных - учитывая твое положение. Вынуждена вновь и вновь призвать тебя к скромности. В будущем это пригодится.

Что бы она ни болтала, радость, полученную от театра, испортить она не могла. И мистер Каррингтон действительно приветствовал и мои высказывания, и наши с Филиппом споры. Что касается леди Эмили, женщины немного не от мира сего, то она, по-моему, не подозревала, что я жадно глотаю последние глотки свободы перед заключением в гувернантки.

Теперь осталось ждать бала.

Все три гостиных первого этажа превратили в просторный танцевальный зал. Из окон с одной стороны открывался вид на парк, с другой, через террасы вокруг дома, - на наш сад и городские строения. Вечнозеленые растения, тщательно и со вкусом аранжированные в вазах, украсили окна, обилие пышных цветов радовало глаз.

В одной из комнат оборудовали буфет с закусками, расставили маленькие столики. Пригласили небольшой оркестр, из шести музыкантов, который должен был обеспечить музыку для танцев, а в конце бала - просто стать приятным звуковым фоном для закусывающей толпы. Денег на это мероприятие явно не жалели, еще бы - бал-дебют Эсмеральды! Пусть все, а особенно Каррингтоны, знают, если кто-то еще в неведении, что юная Эсмеральда неплохо устроена в жизни и что приданое будет серьезное.

Я была захвачена восторгом предстоящего праздника, несмотря на то что туалет мой, конечно, был не ахти какой. Черный - цвет "не мой", платье было неуклюжим и тяжеловесным, да и вообще едва ли подходило под категорию бальных нарядов. А уж когда я увидела Эсмеральду в потрясающем сооружении цвета морской волны, с пеной белых кружев и оборок, я почувствовала настоящий укол зависти. Вот такое платье мне бы хотелось надеть! Но, конечно, разве оно было практичным? Разве послужило бы оно мне верой и правдой много лет, как мое бесформенное черное бархатное одеяние?

В ночь накануне бала вновь увидела я тот сон: комната, камин, красный ковер... Вновь стояла я посредине, вновь слышала далекие приглушенные голоса... все как всегда. Только в этот раз звуки были ближе, цвета ярче, предощущение ужаса сильнее. И вдруг - новый штрих. Дверь! Дверь начала открываться. Невыразимый ужас сковал меня. Не в силах я была отвести от той двери глаза. Медленно, зловеще медленно она отворялась, и я знала, что за нею - моя погибель.

Тут я проснулась - дрожащая, в холодном поту, пережив почти физическое ощущение неизбывного кошмара.

Рывком я села на постели. Что за вздор пугаться каких-то снов, в которых видела-то... всего лишь комнату!

Вдруг боковым зрением я увидела, что створка гардероба тихо открывается... темные очертания чьей-то фигуры зашевелились за ней. Вот она - кошмарная явь! Через мгновение, однако, я поняла, что это мое черное новое платье болтается на вешалке. Должно быть, я не заперла шкаф на ключ.

Я откинулась снова на подушки и стала корить себя. Это сон! Сон - и все. Но почему эти ночные кошмары повторяются со зловещим постоянством, преследуя, меня уже не один год?

Никак не могла я избавиться от мучивших меня дурных предчувствий. И неудивительно. Первый разговор с миссис Оман Лемминг состоялся полтора месяца назад. Мой час был недалек. Но - все мысли прочь! Завтра - бал. Конечно, не нравилось мне это платье, но ничего, сойдет. Главное - танцы, которые я обожала. Вот уж в чем я была мастерица, в отличие от Эсмеральды, которой недоставало чувства ритма. И хотя бы на завтрашний день я выброшу из головы миссис Оман Лемминг.

С утренней почтой пришла небольшая посылочка, и, к величайшему изумлению, она оказалась адресованной мне. Ее принесла Рози, которая и приняла коробку от посыльного.

- Взгляни-ка, мисс Эллен, - сказала она, - это тебе. Ну и красота, я вам скажу!

Под защитой двух картонных коробочек хранились потрясающей красоты и изящества искусственные орхидеи. Две настоящие красавицы в лилово-розовых тонах. Именно такого украшения мне и не хватало, чтобы "оживить" черное платье. Вот молодец Эсмеральда! И я побежала благодарить ее.

Она немного смутилась.

- Да, мне непременно стоило подумать об этом, Эллен. Они так идут к твоему платью. А я просто решила, что раз цветов и так много в доме, любой сможет взять себе букетик.

- Любой - но не бедная родственница, - отрезала я, однако без раздражения. Эсмеральда всегда была добра ко мне, и сейчас она разделяла мои восторги по поводу орхидей.

Что за удовольствие было гадать, кто же прислал мне эти цветы! Я предположила, что это сделал мистер Уильям Лоринг, которого, как я догадывалась, немного смущал мой предстоящий отъезд в дом миссис Оман Лемминг. А Рози доложила мне, что слышала краем уха, как он говорил супруге, что "совершенно необязательно отсылать девочку".

- Он предположил, - добавила Рози, - что Эсмеральда, выйдя замуж, может взять тебя в качестве компаньонки или личного секретаря, потому что Филипп, скорее всего, вступит в дело, будет очень занят, значит, его жене придется взять на себя все хлопоты светской жизни. Мне кажется, ему совсем не нравится мысль о твоем гувернерстве, но Сама осталась непреклонна.

Так что вполне возможно, что орхидеи - дело рук доброго кузена Уильяма.

Цветы были очаровательны, и платье мое они просто преобразили. Замарашкой я себя уже не ощущала. Эсмеральда предложила мне булавку с бриллиантовой головкой, чтобы прикрепить орхидеи к лифу. Наряжалась я очень тщательно, соорудила и прическу, собрав волосы в высокий узел. В общем, я решила, что выгляжу почти элегантно.

Эсмеральда в своем умопомрачительном платье была прелестна, но ужасно нервничала из-за того, что ей выпала роль виновницы торжества, а сама мысль о предложении просто угнетала ее.

- Лучше бы мы не вырастали так быстро, Эллен, - сказала она. Предстоящий брак ее ужасал. - Все говорят о моем замужестве. А я всегда знала и знаю сейчас, что Филиппу совсем не нравлюсь. Ведь это он столкнул меня тогда в Серпентин.

- Ну, мы тогда были детьми. Мужчины часто увлекаются девушками, которых в детстве даже не замечали.

- Но меня он заметил... чтобы пихнуть в воду.

- Если ты не хочешь выходить замуж за него, ты всегда можешь сказать "нет".

- Да, но ведь мама так мечтает об этом...

Я согласилась. Ее мамаша всегда добивалась осуществления всякой своей мечты.

Я стала утешать Эсмеральду, сказала, что отец будет на ее стороне, что совершенно необязательно выходить замуж вопреки своим желаниям и чувствам.

За несколько дней до бала я получила очередные наставления кузины Агаты.

- Эллен, ты можешь очень пригодиться. Проследи, чтобы в столовой все были довольны угощением. Особое внимание уделяй леди Эмили, предупреждай любое ее желание. Я подыщу пару джентльменов, которым можно будет тебя представить, возможно, придется танцевать.

Я живо представила картину роскошного бала. Вот и Эллен, бедная родственница, в мрачном черном платье, чтобы, не дай Бог, ее не спутали с приглашенными дамами. "Эллен, скажи Уилтону, пусть подадут еще лососины" или "Эллен, вот тот пожилой мистер что-то сидит совсем одинокий. Пойдем, я тебя представлю. Может, он захочет потанцевать с тобой". И вот Эллен придется топтаться около этого старого подагрика, в то время как ее тело будет просто рваться в вихрь танца...

На самом деле все оказалось иначе. Не подтвердились мои опасения. Уже с самых первых минут около меня был Филипп Каррингтон.

- Значит, ты получила мои орхидеи, - сказал он.

- Твои?!

- Кто же еще, кроме меня, пришлет тебе цветы?

Я рассмеялась - некоторая фамильярность всегда нравилась мне в наших отношениях.

Танцевали мы вместе. Интересно, заметила нас кузина Агата? Хорошо бы! В танце мы двигались привычно и раскованно. Ведь сколько раз мы делали это.

- А ты знаешь, что сегодня я здесь лишь в роли бедной родственницы?

- То есть?

- То, что мне надлежит развлекать скучающих гостей.

- Прекрасно. Вот и развлекай меня. Я - самый скучающий.

- Ты... из семьи Каррингтонов... скучаешь, - усмехнулась я.

- Да я ведь только младший сын Каррингтонов.

- А сам Ролло здесь?

- Сам Ролло далеко. Вряд ли он здесь.

- Стало быть, ты - "гвоздь сезона"?

- Слушай, - сказал Филипп, - нам надо поговорить. Мне есть что сообщить тебе. Нет ли где-нибудь местечка потише?

- На этом этаже есть две маленькие гостиные. Их предполагается использовать сегодня для личных разговоров.

- Вот и пойдем туда.

- Стоит ли - тебе, а главное, мне? Орлиный взор кузины Агаты достанет меня всюду, если ей подвернутся стареющие джентльмены в качестве партнеров по танцу для меня.

- Повод, чтобы сбежать, есть.

- Ты шутишь? Нам уже не четырнадцать лет, забыл?

- Слава Богу, что не четырнадцать, я серьезно.

- Случилось что-то неприятное?

- Может, совсем напротив. Но мы должны поговорить, Эллен.

Мы расположились на канапе в маленькой гостиной, щедро украшенной цветами и зеленью.

- Эллен, - сказал Филипп, - я тут кое-что слышал. Ваши слуги делятся новостями с нашими, и наоборот. Эта публика осведомлена о всех домашних делах не хуже нас. А может, и лучше. По слухам, дело решенное, что тебя направляют гувернанткой к потомству пресловутой Оман Лемминг.

- Я же говорила тебе об этом.

- Я как-то сразу не поверил. Ты... гувернантка!

- Это единственное приемлемое занятие для девицы, достойно воспитанной и образованной, но без гроша.

- Но почему вдруг... после стольких лет?

- Кузина Агата тратила себя лишь на несчастного осиротевшего ребенка. Ребенок вырос, стал женщиной, которая должна сама себя обеспечивать, так что меня ласково, но твердо выпроваживают на все четыре стороны.

- Мы должны положить конец этой затее. Гувернантка - в семье этой бабы! Да она просто змея!

Я резко повернулась к нему. Страх перед таким будущим вдруг всерьез охватил меня.

Филипп взял меня за плечи, привлек к себе и засмеялся.

- Эллен, глупая девчонка, и ты думаешь, что я допущу это?

- А какие у тебя права распоряжаться моей судьбой?

- Самые лучшие права. Конечно, тебе не придется возиться с детками, этой матроны. Говорят, это не дети, а настоящие исчадия ада. Я всегда думал о том, что нам с тобой надлежит быть вместе, Эллен. Мы поженимся. Вот мое слово. Я всегда хотел этого.

- Ты... женишься на мне? Ты должен жениться на Эсмеральде. Все уже решено. По этому случаю и дают бал сегодня.

- Что за вздор!

- А вот и ошибаешься. Бал - в честь Эсмеральды, и я знаю точно, что в течение приема или сразу после него все надеются услышать известие о вашей помолвке.

- Как говорится, живи надеждой... Что же, "их", полагаю, ты говоришь о Лорингах, надежды оправдаются только частично. Помолвка будет - но с Эллен, а не с Эсмеральдой.

- Ты хочешь сказать, что сегодня собираешься объявить о нашей помолвке?

- Конечно. Я слаб до эффектов, ты же знаешь.

- А что скажут твои родители?

- Они будут в восторге.

- В восторге - принять меня в качестве?.. Ты смеешься.

- Я - нет, - серьезно заявил Филипп, - отцу ты нравишься. Говорит, ты такая веселая, а он сам любит веселье.

- А леди Эмили?

- И она будет довольна. Для нее мое счастье превыше всего.

- Может быть, но вряд ли они мечтали о такой невестке, как я.

- А вот тут ты ошибаешься. Я намекнул им как-то о своих намерениях, они полны поддержки и одобрения. Они считают, что со свадьбой не следует тянуть.

Я не могла в это поверить. Я даже растерялась. Филипп такой шутник. Конечно, он для меня близкий, самый лучший, не считая Эсмеральды, друг. Он всегда расстраивался, если кузина Агата не допускала меня на какие-то светские мероприятия. Все так. Но я не была влюблена в него все это время! Это я твердо знала, потому что мысль об их с Эсмеральдой браке нисколько не задевала меня. К тому же факт моего жалкого и ничтожного положения и величия Каррингтонов, внушенный мне кузиной Агатой, не давал мне даже подумать о возможности войти в эту семью в качестве жены, пусть даже Филиппа. А сейчас я пришла в восторг, но, увы, приходится признать, что не из-за Филиппа, который, конечно же, очень нравился мне, а из-за того, что само замужество могло означать, что не нуждаюсь я больше ни в каких местах гувернантки для выводка ужасной миссис Оман Лемминг, чьи отпрыски, уверена, были под стать ей. Но главное, наверное, меня воодушевил мой триумф. Выражение лица кузины Агаты в случае оглашения нашей помолвки вознаградило бы меня за многие годы унижений, и было неестественным, если бы я не радовалась этому. Что касается Эсмеральды, к которой я была искренне привязана, то вряд ли она расстроилась бы из-за этой новости. Она никогда не стремилась замуж за Каррингтона, более того, она утверждала, что Филипп ни во что не ставит ее с тех пор, как когда-то столкнул ее в Серпентин.

- Ну, похоже, ты лишилась дара речи, - сказал Филипп.

- Первый раз, насколько я знаю, мне сделали предложение.

- Эллен, нам с тобой будет легко и весело.

Взглянув на него, я подумала, что это правда.

- Ни разу в жизни не думала о тебе, как о муже.

- Что ж так? Я-то полагал это само собой разумеющимся.

- И никогда не говорил об этом...

- А вот сейчас говорю, - с этими словами он сжал мои руки и поцеловал меня.

- Ну, что теперь?

- Дай мне время подумать, - сказала я, - мне надо привыкнуть к этой новости.

- Застенчивой вдруг стала? На тебя это непохоже.

- Посмотри на ситуацию с моей точки зрения. Я явилась сюда сегодня, чтобы услышать о том, что Эсмеральда выходит замуж.

- За меня!

- Конечно, за тебя. Кузина Агата мечтала о зяте из семьи Каррингтонов. А свои мечты она обычно воплощает в жизнь.

- Ей придется пока обойтись мужем ее юной родственницы...

- ...Которая ей седьмая вода на киселе.

- Впрочем, какое нам до нее дело?

- Ты мне все больше и больше нравишься!

Филипп крепче обнял меня после таких слов.

- Все будет просто здорово, Эллен. Отныне никаких бедных родственниц! Я как только услышал впервые о гувернантке, понял сразу, что надо действовать. Семья не против моего брака, они давно думали об этом. Им ужасно хочется иметь внуков, а пока не похоже, чтобы у Ролло появились дети.

- Почему?

- Ну... все не так просто. Его жена... немного странная. Я когда-нибудь расскажу все тебе. Но главное, все просто мечтают о моей женитьбе.

- Ты будешь очень молодым мужем.

- Ты будешь совсем молодой женой.

Постепенно я привыкала к этой мысли, и она очень даже нравилась мне. Филипп мой старинный друг - муж. Какие могут быть осложнения? Растерянность уступала место радости.

Филипп начал говорить мне, что он всегда любил меня, только раньше сам не понимал этого. Просто ему всегда было очень хорошо со мной. Приезжая на дачу в Сассекс, он прежде всего думал о том, увидит ли он меня.

- Славное было время, а, Эллен? - спросил он.

Потом он принялся мечтать о нашей будущей жизни. Нам придется много ездить по свету. Того потребуют его дела, которыми он собирался заниматься вместе с братом Ролло. Вот будет здорово, говорил он, когда мы отправимся в Индию, в Гонконг, он там продолжит отцовский бизнес, а я буду ему отрадой и подмогой; в Лондоне мы окажемся в гуще светских развлечений.

Он рисовал блистательные перспективы. В Лондоне мы обзаведемся недвижимостью, наш особняк будет недалеко от родительского гнезда. Меня он отправит к лучшим модельерам.

- Ты будешь просто умопомрачительна в соответствующих нарядах, - уверял он, - ты ведь настоящая красавица, Эллен, просто у тебя не было возможности воспользоваться этим.

- Кузина Агата настаивает на том, чтобы я не вылезала со своими способностями и достоинствами, - сообщила я ему, - я же из тех, кто не прочь их продемонстрировать.

- Ну и правильно. Бог ты мой, Эллен, все будет просто чудесно!

- Да, - согласилась я, - верю, что будет.

Он обнял меня, и мы вместе засмеялись.

- Нет, кто бы мог подумать такое, - пробормотала я потом, - ты меня столько дразнил!

- Это было проявлением скрытой любви, - весело откликнулся Филипп.

- Что, правда?

- Ты же знаешь. Я давным-давно собрался жениться на тебе.

- О, тайное решение. Настолько тайное, что удивило тебя самого, наверное. Ты ведь всегда был очень суров со мной.

- Это своеобразное проявление мужских чувств, моя прелесть.

- И мне будет за что превозносить тебя?

- Поживем - увидим.

Я была счастлива. Наши старые добродушно-задиристые отношения сохранялись, только теперь они обещали раскрыться с новых сторон.

- Ты знаешь, что берешь меня без гроша, сирую и бедную?

- Беру, какая есть.

- А мог заполучить получше, как Эсмеральда, например.

- Меня не соблазнишь деньгами. Беру Эллен - или никого.

Я обвила его шею руками и ласково и благодарно поцеловала. В этот момент как из-под земли возникла кузина Агата.

- Эллен! - В ее громовом окрике смешались изумление и негодование.

Я резко отпрянула от Филиппа.

- Что ты здесь делаешь? Это неслыханная неблагодарность. Я поговорю еще с тобой позже. И это в то время, когда множество гостей остались без внимания.

- Множество, да не все, - ядовито вставил Филипп. Ему всегда нравилось подначивать кузину Агату, в чем он неизменно преуспевал, потому что, пожелай она возмутиться его поведением, как бы она посмела это, учитывая, что он Каррингтон?

- Пойду, посмотрю, где я могу пригодиться, - быстро сказала я. Мне захотелось поскорее исчезнуть, потому что я так до конца и не поверила в предложение Филиппа. Он попытался удержать меня за руку, но я выскользнула. Интересно, что он еще скажет кузине Агате? Потом я узнала, что, оставшись вдвоем, она высказала ему свои замечания о погоде, что, по ее мнению, было высшим пилотажем светского поведения, когда надо было сменить тему разговора или разрядить обстановку.

Я же была в смятении. Мельком увидев себя в зеркале, я заметила, что щеки мои пылают, глаза лучатся светом. Даже черное платье, похоже, было не таким уж дурным.

Тут меня пригласил на танец мистер Каррингтон и я нашла его общество очень приятным, так он был со мной любезен. Мы поболтали о спектакле, который недавно видели, а потом сели рядом немного отдохнуть. Почти сразу к нам подошел Филипп.

- Отец, она ответила "да", - сообщил он мистеру Каррингтону.

Тот, улыбаясь, кивнул, потом поцеловал мне руку.

- Я просто счастлив, - сказал он, - вы всегда казались мне замечательной девушкой.

- Мы объявим об этом во время ужина, - решил Филипп. - Кстати, это можешь сделать ты, отец. Только не мама. А то она забудет, кто же невеста, и я не успею оглянуться, как меня обвенчают с другой.

Зазвучал вальс. Мы с Филиппом закружились в танце свободно и естественно. Мы ведь сами себе всю жизнь устраивали танц-класс!

- Твоя кузина Агата смотрит взглядом Горгоны-Медузы, - доложил мне Филипп.

- Да пусть, - отмахнулась я, - никакая Горгона-Медуза не превратит меня теперь ни в камень, ни даже в гувернантку.

- Эллен, мне кажется, что ты наконец-то довольна жизнью и собой.

- Теперь я точно знаю, что чувствовала на своем волшебном балу Золушка.

- Я готов быть твоим Прекрасным Принцем.

- Он спас Золушку от черной работы. Ты спасаешь меня от кузины Агаты и достопочтенной миссис Оман Лемминг, которая во сто крат хуже.

- Вот-вот, и помни об этом, Эллен, все последующие пятьдесят лет нашей совместной жизни.

- Так, а потом?

- Потом благодарность твоя ко мне достигнет таких размеров, что ни о чем больше напоминать не придется. И это будет продолжаться последующие после пятидесяти двадцать лет.

- Так странно представить нас... старыми.

- Ну а вот этого никому не избежать, даже моей божественной Эллен.

- О Филипп! Я так счастлива. Жизнь кажется прекрасной, правда?

- Да ты только подумай о том, что мы сможем быть вместе, без няньки Грейндж, следящей за приличиями, без вечной спутницы Эсмеральды...

- Не надо говорить плохо об Эсмеральде. Признайся, ты к ней все-таки хорошо относишься, а мне она действительно дорога. И не забывай, что сегодня она лишается помолвки.

- Ну, не всерьез же об этом болтали!

- А почему нет? Ее хотели выдать замуж. Tвои родители мечтали о твоей женитьбе. Два семейства чародеев от бизнеса. Что может быть лучше такого альянса? А ты все испортил, предпочел, видите ли, бедную родственницу.

- Это ты все испортила. Кто же станет смотреть на Эсмеральду, когда ты рядом?

После вальса он усадил меня в кресло, и мы вновь заговорили о будущем. Правда, сиюминутное ощущение счастья настолько владело мною, что о чем-либо другом думать было нелегко.

Подали ужин, во время которого мистер Каррингтон и огласил нашу помолвку. Счастлив сообщить собравшимся, сказал он, что сегодня особый день для их семьи, ибо его сын Филипп только что просил руки одной молодой дамы и получил согласие. После этого мистер Каррингтон призвал всех поднять бокалы за здоровье, счастье мисс... Эллен Келлевэй и его сына Филиппа.

Шепоток пронесся по столовой, где был накрыт такой роскошный стараниями Уилтона и всей кухни стол из всевозможных мясных и рыбных закусок, салатов и десертов, "на страже" которых, как солдаты на параде, стояли в строгой черно-белой одежде официанты. Все глаза обратились на меня. Я знала, что некоторые благородные дамы предполагали подобный сюрприз, только в отношении Эсмеральды. А если уж не Эсмеральды, то их собственные дочки подошли бы больше, чем какая-то жалкая родственница Агаты Лоринг.

Но избрана была я - я, в простом черном платье, преображенном орхидеями Филиппа, сама преображенная сознанием своей избранности. Я знала, что щеки мои алеют, что глаза блестят, и я чувствовала, как гордится мною Филипп. Он крепко сжимал мою руку. Да, я была счастлива, как, наверное, никогда в жизни. Со мной произошло чудо. Миссис Оман Лемминг и ее семейство растаяли как тяжелый сон. Конец унижениям! Ирония судьбы. Мне, ничтожной бесприданнице, теперь предстоит стать одной из Каррингтонов. Филипп символически преподнес мне хрустальную туфельку и назвал своей суженой.

Леди Эмили подплыла ко мне и поцеловала в ухо. Наверное, она хотела поцеловать в щеку, но, как всегда, промахнулась. И мистер Каррингтон поцеловал меня и улыбался ласково и сердечно. Эсмеральда подбежала и принялась обнимать. Милая Эсмеральда! Хоть она и не хотела замуж за Филиппа, все это не могло не задеть ее. Ведь не ее выбрали. Но она видела мое счастье и радовалась со мной и за меня.

Мы с Филиппом стояли рядом с его родителями. Кузина Агата и кузен Уильям вместе с дочерью в конце концов присоединились к нам. Это был своеобразный ритуал - два счастливых семейства вместе отмечают радостное событие. Кузина Агата отчаянно пыталась скрыть гнев и ярость, и я должна признать, что она неплохо преуспела в этом. Только брошенный на меня взгляд был ядовито-злым.

Мистер Каррингтон заявил, что он не видит никаких причин откладывать брак. Если уж молодые люди договорились, нечего колебаться - быть свадьбе!

Прощаясь в тот вечер с Филиппом, мы договорились встретиться уже на следующий день. У нас была масса планов, и Филипп полностью согласился с отцом, что всякие задержки и проволочки нежелательны.

Я отправилась в свою комнату. Сняла "практичное" бальное платье. Пожалуй, сохраню его, решила я, даже если впредь мне предстоит носить умопомрачительные каррингтоновские одеяния. Я рассмеялась, вспомнив, с каким благоговением весь дом выговаривал фамилию Каррингтон. Теперь это будет и моя фамилия.

Я расчесывала волосы, когда дверь распахнулась и на пороге возникла кузина Агата. Она тяжело дышала, видно было, что с трудом сдерживала свои эмоции. Грудь ее неровно вздымалась, побрякивали цепочки и ожерелья. Выражение ее глаз, звучание голоса придавали ей вид самого возмездия с чашей яда в одной руке и кинжалом в другой.

- Ну, я тебе скажу, - начала она, - ты всех нас дураками выставила!

Я уже была в пеньюаре, с распущенными волосами.

- Я - вас? - почти злорадно переспросила я. - Странно, я думала, вы только обрадуетесь. Это избавляет вас от моего общества.

- Нет, вы только гляньте, какая невинная овечка! Должна признать, что ты неплохо о себе позаботилась. Ты, конечно, все давно решила, а несчастная Эсмеральда так надеялась, что будет оглашена ее помолвка.

- Не похоже, что она так уж расстроена.

- Неблагодарность! Впрочем, чего еще от тебя можно было ждать. С момента, как ты вошла в этот дом, ничего, кроме неприятностей, я от тебя не получала. Ты само воплощение низости и коварства, и я от души сочувствую Каррингтонам.

Почему мне хотелось уколоть ее побольше, разозлить ее еще больше? Но хотелось, да. Теперь я чувствовала себя в независимости от нее, к тому же могла еще и с Филиппом поделиться своими обидами. Я вдруг ощутила, как же одинока была до сих пор.

- Вы всегда уверяли всех на свете, что это самое достойное семейство в Лондоне, - сказала я, - и что-то я сомневаюсь, что они нуждаются в вашем сочувствии.

- Да они сами не осознают, какое... какую...

- ...Какую змею собираются пригреть? - закончила я уже совсем дерзко, но дурман от своей победы и близкой свободы уже затуманили голову.

- Соблаговоли не причинять мне еще больших страданий. Ты и так предала нас.

- Я понимаю, что этот брак, с вашей точки зрения, совсем не то, чего я была достойна, - продолжала я, - но меня совершенно не устраивала жизнь гувернантки детей Оман Лемминг. Однако судьба распорядилась по-своему и изменила мой статус бедной родственницы, который, уверяю вас, кузина Агата, нелегко было подчас переносить.

- Когда я думаю, сколько всего сделала для тебя... Взяла в свой дом...

- Потому что выполняли клятву, данную моей бабке.

- Потому что ты нам родня.

- ...Хоть и дальняя, - добавила я.

Она сжала кулаки. Она поняла, что повержена. Чувство победы опьянило меня в ту ночь.

Уходя, она бросила:

- Интриганка. Мне следовало догадаться раньше, - при такой-то матери...

Хорошо, что она быстро ушла, а то одному Богу известно, что бы я еще наговорила ей.

***

Моя жизнь изменилась! Раньше я посмеивалась над пресловутой значительностью Каррингтонов, догадываясь, что кузина Агата восхищалась богатством и их исключительным положением в обществе, которого ей тоже хотелось достичь. Но дело было не только в этом. Джосайя Каррингтон был не просто банкиром и финансовым дельцом, играющим немаловажную роль в деловой жизни Сити, он был неофициальным советником при правительстве, имел определенное влияние и в дипломатических кругах. Старший его сын Ролло уже принял часть его дел, в том же напправлении двигался и Филипп. Родственники леди Эмили, из графской фамилии, имели старые и прочные связи в Верховном суде. Кузен Уильям Лоринг уступал Каррингтону во влиятельности, многие даже сочли бы его мелкой сошкой. Это и было поводом к тому, что брак дочери с Каррингтоном казался Лорингам таким важным, пусть даже это был только младший сын - тоже неплохая "добыча". А то, что счастье привалило мне, парии и бесприданнице, было почти забавным. Рози сказала мне, что вся прислуга просто "животики надорвала" от смеха, так им понравились все эти события; кузина Агата никогда не была любимицей слуг, так что пощечина, которую нанесли ей мы с Филиппом, доставила им в некотором роде удовольствие.

Меня всегда поражала осведомленность служебной половины. Очень малая доля происходящего в господских покоях оставалась тайной от прислуги. Общаясь с Рози, я уже давно уяснила это. Кстати, такой "мостик", как она, был не лишним. Рози поведала, что Филипп был всеобщим любимцем, правда, хлопот из-за него бывало не меньше, чем веселья. Другое дело - мистер Ролло, такой холодный, равнодушный. Похоже, сказала Рози, что после своей таинственной женитьбы он стал очень раним. Мистер Каррингтон всегда был добрым хозяином. Частенько он бывал в разъездах то там, то сям, проворачивая то одно, другое выгодное дельце. А леди Эмили... к ней неплохо относились, только вот мысли ее витали где-то далеко-далеко. Она никогда не разбиралась, кто экономка, кто горничная, а повар Каррингтонов готов был дать голову на отсечение, что она не отличит его от дворецкого. Однако злой хозяйкой ее никак нельзя было назвать. Слуги ценили, что она никогда не лезет в хозяйственные мелочи, не проверяет счета по сто раз - почем это, а почем то. Дом Каррингтонов во многих отношениях был местом неплохим. Мы с Филиппом, правда, там жить не собирались. Нашей целью было обосноваться неподалеку от родительского дома и, конечно же, вовсю использовать загородное поместье, как было заведено в семье. Так что удовольствие выбрать подходящий особняк где-нибудь поблизости еще предстояло; дело это мы не собирались откладывать надолго. Мне приходилось делать усилие, чтобы осмыслить непривычную ситуацию. Я, у которой и комнаты своей по-настоящему не было, стану хозяйкой собственного дома!

Весть о нашей помолвке распространилась быстро, а так как Филипп носил фамилию Каррингтон, то нас даже фотографировали для колонки светской хроники.

Все это действительно напоминало сон. В "Тэтлер" появился мой большой портрет. "Мисс Эллен Келлевэй - невеста мистера Филиппа Каррингтона. Мисс Келлевэй проживает со своими опекунами, мистером и миссис Лоринг, в Найтсбридже; мистер Каррингтон - младший сын небезызвестного мистера Джосайи Каррингтона".

Я обретала новый социальный статус. Эсмеральда радовалась за меня. Как-то, обняв меня, она сказала, что счастлива видеть верную подругу в своей стихии.

- Ну, конечно, - говорила она, - это всегда было очевидно. Он всегда обожал тебя. Вы ведь два сапога пара. А меня он всегда считал дурочкой.

- Нет, он хорошо относится к тебе, - утешила я ее.

- Он ни во что не ставил и не ставит меня, - возразила Эсмеральда, правда, я не такая авантюристка, как ты. А вы друг другу подходите. У вас даже вкусы схожие. Все правильно, Эллен, все справедливо. Ты будешь счастлива с ним всю жизнь.

Я горячо поцеловала ее.

- Какая ты славная, Эсмеральда. А ты уверена, что ни капельки не любишь Филиппа?

- Абсолютно уверена, - с жаром ответила она, - я ужасно боялась, что он сделает мне предложение, в мне придется сказать "да", потому что такова мамина воля. И вдруг все так обернулось!

- Мне кажется, твоя мама очень недовольна.

- Главное, я довольна, - сказала она. - Ох, Эллен, как я страшилась этой помолвки.

Кузина Агата оправилась после первого потрясения, ей удавалось теперь сдерживать свою досаду. Наверное, она утешала себя тем, что связи ее бедной родственницы все же лучше, чем ничего.

- Разумеется, - как-то объявила она, - тебе следует обзавестись кое-какими нарядами. Нельзя допустить, чтобы люди подумали, будто ты нуждаешься материально.

- Вы не беспокойтесь, кузина Агата, - уверяла я ее, - вот уж до моего гардероба Филиппу нет никакого дела, а когда мы поженимся, он обеспечит меня одеждой.

- Ты говоришь вздор. Неужели непонятно, что отныне ты в центре внимания? Люди желают видеть в тебе достоинства, которые так привлекли твоего жениха.

Она сморщила нос, показывая, что не в силах справиться с этой головоломкой.

- Тебе надо выглядеть и одеваться соответственно положению. Так что предстоят расходы - приемы, обеды и потом, конечно, подвенечное платье.

- Мы не хотим пышных церемоний.

- Вы не хотите! Ты забываешь, что выходишь замуж за сына Каррингтонов, - ее нос опять сморщился, - правда, он младший сын. Но все же Кар-рингтон. После свадьбы тебе суждено вращаться в высшем свете. Надеюсь, ты не станешь возражать, если Эсмеральда, твоя спутница с раннего детства, будет время от времени наезжать к вам.

Какую власть я вдруг ощутила - невыразимое чувство. И я снисходительно улыбнулась кузине, кротко сказав при этом, что надеюсь часто видеть в своем доме такую дорогую гостью, как Эсмеральда.

Счастье. Вот оно удивительное счастье. Все изменилось. Раз я - Золушка, то Филиппу скорее всего подходит роль Доброй Феи. Может, это счастье и есть любовь?

- Я не позволю, чтобы люди усомнились, получала ли ты все сполна в жизни, - продолжала она, - конечно, все это немного странно, но пока Филипп не передумал, сойдемся на том, что ты входишь теперь в семью Каррингтонов. Но не следует забывать при этом, откуда привалило тебе такое необыкновенное счастье. Несомненно, всю жизнь ты будешь преисполнена благодарности к людям, тебя взрастившим, и без которых у тебя и близко не было бы исключительной возможности встретиться с такой удачей.

Пусть себе говорит. Ощущение свободы и счастья добавили мне великодушия, к тому же все эти речи были легким утешением ее досаде. К счастью, злопамятной или мстительной я не была и быстро начала забывать детские горести и обиды.

- Сомневаюсь, правда, что Тилли справится с такой трудной работой. Она хорошо шьет повседневные вещи и всякую мелочь. Леди Эмили, возможно, поведет тебя к своему кутюрье. Ведь понадобится безукоризненно элегантное выходное платье и, конечно, подвенечный наряд. Буквально на днях я обсуждала все это с мистером Лоррингом. Он готов оплатить все счета, лишь бы ты достойно была экипирована для новой жизни. И потом, как я уже говорила ему, это благоприятно отразится и на нас, в конце концов надо думать о будущем Эсмеральды.

Едва ли я слушала ее. Голова моя была занята удивительными событиями своей судьбы.

Филипп постоянно появлялся у нас в доме. Часто мы с ним верхом катались в парке. Я получила от мистера Лоринга в подарок новую амазонку, что, несомненно, было идеей кузины Агаты; с ее точки зрения, верховые прогулки в парке придавали нам значительности. На людях нас постоянно фотографировали.

- Ну и тоска, - говорил Филипп, - кому это нужно? Мне прямо хочется куда-нибудь скрыться вместе с тобой.

Он тоже был счастлив, и видеть, и знать, как он любит меня, было просто замечательно. Он меня дразнил и задирал по-прежнему, да и наших словесных баталий мы не бросали, впрочем, это нам обоим доставляло удовольствие.

Мне было девятнадцать, ему без малого двадцать один; жизнь казалась нам сказкой. Не думаю, что его познания, и житейские, и ученые, были намного шире моих, которые, надо сказать, оказывались довольно скудными. Хотя порой лучше вообще знать о жизни меньше, о будущем хорошо бы вообще не задумываться.

Семья Филиппа встретила и приняла меня очень радушно. Рассеянность леди Эмили была даже милой. А по секрету она как-то сообщила мне, что больше всего мечтает о внуках. Вообще, говорила она много и бессвязно. Но все-таки я поняла из ее рассказов, что в роду у Каррингтонов в основном были мальчики-наследники. У них с мужем Ролло родился через год после свадьбы, а вот после этого прошло немало лет, прежде чем появился Филипп. Ее сыновья такие разные - "Ролло меня иногда даже пугает, дорогая. Но у него такой цепкий ум. Филипп рос совсем другим".

Сыновья для Каррингтонов - своего рода традиция и, учитывая не очень удачный брак Ролло, нам с Филиппом предстояло не откладывая заняться произведением на свет очередного, но первого для нас маленького Каррингтона. Первым внуком он должен был стать и для старших Каррингтонов.

Мысль о ребенке очень волновала меня, но ни в коей мере не омрачала первые недели после помолвки на балу. И мне казалось, что такой беззаботной жизнь будет вечно.

На недельку съездили мы в загородное поместье Каррингтонов, чтобы там в кругу близких друзей отпраздновать наше обручение. Дом их очаровал меня еще давно, когда я впервые увидела его, но сейчас, будучи почти уже членом семьи и хозяйкой, я восхищалась им еще сильнее.

Особняк Трентхэм Тауэре был заложен в тюдоровские времена, но в последующие годы реконструкции подвергался неоднократно. Дом стоял на холме, с которого он как бы важно взирал на раскинувшуюся внизу местность. Вероятно, характер Каррингтонов отражало и их поместье. Правда, войдя в семейный круг Каррингтонов, я поняла, что слишком злословила на их счет раньше. Мнение о них я все-таки составляла через отношение кузины Агаты. А они приняли меня так тепло, как вряд ли кого-нибудь из невест принимали. Такое добросердечие и искренность приятно удивляли, особенно если учесть нравы общества, к которому они принадлежали.

Мне захотелось осмотреть весь дом, я попросила Филиппа быть проводником, и он, заразившись моим радостным энтузиазмом (мои интересы, пусть самые далекие, всегда захватывали его - это была одна из его самых милых особенностей), с восторгом провел экскурсию по всем закоулкам и комнатам. Парк вокруг дома мне был знаком еще с детства, когда мы обследовали в нем каждую пядь; теперь меня привлекал дом.

Филипп сводил меня в часовню при особняке, показал столовую, где на стенах рядами висели портреты предков со стороны матери. Потом мы направились вниз по винтовой каменной лестнице, в конце которой увидели массивную дубовую дверь.

- Старая оружейная, - объяснил Филипп, - сейчас здесь тоже хранится оружие.

Он распахнул дверь.

- Ну и арсенал! - воскликнула я. - Надеюсь, он лишь декоративный?

В ответ Филипп рассмеялся.

- Время от времени в сезон охоты оружие при деле. А я, должен признаться, стрелок отменный.

- А я ненавижу все, что стреляет, - с жаром сказала я.

- Но ты же не против жирного свежего фазанчика?

Он раскрыл один футляр, отделанный изнутри алым атласом. Там лежал отливавший серебром пистолет, ячейка для другого была пуста.

- Ну, не красавец ли? - воскликнул Филипп.

- Едва ли.

- Вот оно, твое невежество, любовь моя.

- А где другой? Их же должна быть пара, так ведь?

- О, он в надежном месте.

- Что ты хочешь этим сказать?

- Вот, предположим, я остаюсь один во всем доме. В коридоре раздаются крадующиеся шаги. Дверь медленно отворяется, и возникает фигура в маске. Этот злодей явился, чтобы стащить столовое серебро, картины и фамильные драгоценности. И что же я делаю? Незаметно сую руку под подушку. Выхватываю пистолет. "Руки вверх, негодяй!" - кричу я. И что, что он может сделать против этого красавца? И богатство семьи спасено благодаря ему, - он бережно погладил пистолет, прежде чем закрыть коробку.

- Ты что действительно будешь держать оружие под подушкой, Филипп?

- До нашей свадьбы - буду. А потом ты станешь защищать меня.

- Ну и дурачок же ты. Не люблю я все эти ружья и пистолеты. Ладно, пойдем дальше.

- Твое желание - закон, - сказал Филипп, - пошли.

Старинные каменные переходы, чуланы, коридоры очаровали меня. В восторг я пришла от комнаты, знаменитой тем, что в ней как-то почивала королева Елизавета. Считалось даже, что кровать с пологом - подлинная. Просто потрясающим был зал-солярий, окнами выходивший на юг. Именно там я почему-то решила спросить у Филиппа, когда же я встречусь с женой Ролло.

Филипп вдруг смутился.

- Мы с ней не видимся. Мы даже и не говорим о ней. Все это очень печально. Так не похоже на Ролло, что он оказался в такой ситуации. Он всегда был скрытным... и в делах... и в финансовом бизнесе... щепетильным, как отец, если не сильнее... Они так бурно обычно обсуждали дела, банки, деньги. Казалось, для них обоих больше ничего не существует. И вдруг эта женитьба...

- Что, опрометчивый брак?

- Выяснилось, что да. Я сам узнал об этом как о совершившемся факте. Только после медового месяца все выяснилось.

- Что выяснилось?

- Что она, как бы это сказать, неустойчивой психики...

- То есть, она - безумна?

- Ее приходится... содержать под наблюдением. Есть люди, которые за ней смотрят.

- Где? Здесь, в доме?

Он отрицательно покачал головой.

- Какое-то время они здесь жили. В верхних комнатах. Но все оказалось очень непросто. Вся семья пребывала в смятении. Теперь ее куда-то увезли.

- Куда?

- Не знаю. Мы эту тему не обсуждаем. Это дело Ролло. Он так решил.

- Должно быть, он очень страдает?

- Разве по нему поймешь? Только не спрашивай мать об этом. Она расстраивается. Да все переживают... Ролло больше всех, наверное. Только виду он не показывает. Никогда свои чувства не афиширует.

- А каково же ей ?

- Возможно, она не чувствует так, как мы. С такими людьми это неудивительно.

- Ты сказал, она бывала здесь?

- Да, Ролло привозил ее сюда на время. С ней был одна очень хорошая женщина, сиделка, что ли... потом стало уже невозможно... в общем, они уехали.

- Я хочу посмотреть ее комнату.

- Это еще зачем?

- Так...

- Это наверху.

- Пошли, - скомандовала я, - покажешь мне.

По старой лестнице с резными изящными перилами мы поднялись на самый верх. Потолки здесь были гораздо ниже, чем во всем доме. Комнат было четыре, почти отдельная квартира; две спальни. Одна - жены Ролло, другая, наверное, ее сиделки.

Я очень чутка к атмосфере любого жилища, а здесь все было пропитано страданиями. Я поежилась.

- Ты замерзла, - заметил Филипп.

- Просто озноб.

- Почему тебя знобит?

- Мурашки бегают, как говорится.

- Пойдем-ка вниз.

- Подожди еще немного. Хочу побыть здесь чуть-чуть. Каково же ей жилось? - Я подошла к окну - Высота какая.

- Может, поэтому они и уехали отсюда.

- Ты думаешь, она думала о самоубийстве?

- С такими людьми всякое бывает. Ладно, Эллен, хватит, пошли отсюда. Ты впадаешь в меланхолию. Я тебе больше ничего не могу рассказать. Мы о ней не говорим. Все это личное дело Ролло.

- И ее - тоже.

Я потрогала покрывало на постели, погладила спинку стула. Эти вещи окружали ее. Мне захотелось увидеть эту женщину, познакомиться с ней. Может, мне удалось бы помочь ей чем-то.

"Мы об этом не говорим", - повторял Филипп. Вот так, значит, живут Каррингтоны. Они просто притворяются, что неприятностей нет в природе. Я совсем не такая. И я не могла быстро выбросить из головы жену Ролло.

Находясь в Сассексе, Филипп настоял, чтобы мы с ним обязательно сходили на Дэд Мэнз Лип. По лесной крутой тропе мы добрались до пятачка на самой круче, нашли свою старую деревянную скамью. Сели.

- Будто детство возвращается, - сказал Филипп, - знаешь, это ведь был мой самый любимый уголок. А ты все-таки боялась одна сюда подниматься, признайся, Эллен.

- Да, немного.

- Какой же свиньей я был.

- Да ты и сейчас поросенок.

- Но ты, оторви-да-брось девчонка, могла кого угодно заткнуть за пояс. Странное это место, а?

- Интересно, сколько людей сидело здесь, думая о последнем шаге в пропасть?

- Если верить слухам, больше чем достаточно.

Филипп встал со скамейки, чтобы, как в детстве, дойти до самой кромки и замереть над бездной.

- Отойди! - воскликнула я.

Со смехом он повиновался.

- Чего, Эллен, ты так испугалась? Решила, что я собираюсь совершить Прыжок Мертвеца?

- Я подумала, что когда-нибудь ты довыпендриваешься. Вообще следовало бы здесь сделать ограждение.

- Надо поговорить об этом. В конце концов, это наша земля.

Я была удивлена, что он не забыл своих слов, и еще до нашего отъезда в Лондон там появилась металлическая ограда.

В Лондоне мы с Филиппом, как всегда, с удовольствием гуляли в парке, болтая о нашем будущем. Нам удавалось здесь даже скрыться от людей, которые все норовили подойти с поздравлениями. А уединения мы искали. Часто мы бродили вдоль Серпентина до самого Кенсингтон Гарденз, что было на противоположном конце парка. Однажды я обратила внимание на человека, следящего за нами. Ничего примечательного в нем не было, кроме густых кустистых бровей. Он тихо шел невдалеке от нас, потом сел на скамейку. Не знаю почему, но его появление насторожило меня. Смутные ощущения охватили душу.

- Ты видишь вон того человека, Филипп? - спросила я.

- На скамейке, что ли? - взглянув в его сторону, сказал Филипп.

- Да, и мне кажется, он наблюдает за нами.

- Ну, вероятно, его привлекла твоя внешность.

- Сдается, мы оба его интересуем.

Филипп сжал мне руку.

- Конечно, интересуем. Мы - народ особенный.

Мужчина вдруг встал и быстро ушел.

И мы забыли о нем.

ДОМ НА ПЛОЩАДИ

Мы отправились посмотреть дом на Найтбриджской площади. С восторгом я дожидалась момента, когда Филипп достанет ключ. Наконец мы вошли. Это был высокий четырехэтажный особняк времен королевы Анны с садом, выходящим на улицу. Пустые необитаемые дома тоже имеют свой характер. Они могут быть радушными или отталкивающими.

Не думаю, что я обладала какими-то удивительными способностями, просто дело, наверное, в бурном воображении, но неожиданно этот дом подействовал на меня так же, как и верхние комнаты в загородном поместье Каррингтонов недавно. Никакого следа радушия его атмосфера не имела. Все здесь казалось ледяным, чужеродным; впервые за несколько счастливых недель я ощутила холод в душе. Неужели этот дом в реальности мог оказаться олицетворением моих тайных страхов?..

Мне предстоит прожить жизнь с Филиппом, долгую-долгую жизнь; мы станем походить друг на друга, мы состаримся вместе. Каждый из нас для второго будет самым дорогим человеком. Эта мысль наводила на размышления. Я вдруг осознала, что попалась в клетку, в очаровательную золоченую клетку, правда, но ведь она отгородила меня от всего белого света, который я еще толком не видела.

Я взглянула на Филиппа, услышала его слова:

- Ну, как тебе, нравится?

- Да я еще не разглядела ничего. Нельзя судить о доме по виду прихожей.

- Тогда пошли.

Он схватил меня за руку; мы обошли комнаты нижнего этажа. Что такое кругом стены, стены, они будто сдавили меня... "Нет!" - хотела я закричать, "нет!".

Филипп помчался наверх, увлекая меня за собой. Следующий этаж почти понравился мне, там было светло, просторно, легко дышалось.

- Здесь мы будем устраивать приемы, - вроде довольно элегантно, а?

Мы двинулись еще выше, где также располагались большие комнаты, оставалась только мансарда и чердак.

- Слишком уж огромный, - я искала оправдания своим сомнениям.

Филипп удивился. По их, Каррингтонов, стандартам дом был, пожалуй, маловат.

- Все эти помещения пригодятся. Придется где-то устраивать слуг... потом детская. Да что такое? Тебе что, не нужна будет детская?

- Ну, конечно, нужна. Просто у меня такое ощущение... что здесь что-то неладно.

- Что неладно, привидений много? Или еще чего-нибудь?

- Да нет, нет. Дом выглядит таким... - я замялась, пустым, что ли!

Филипп расхохотался.

- Интересно, курица, чего ты ожидала? Давай еще походим, посмотрим. Пошли.

Энергия так и била из него ключом.

- Подходящий дом непросто найти в наше время, - продолжал он, - и чем раньше мы подыщем себе гнездышко, тем раньше сыграем свадьбу. Давай-ка еще разок спустимся вниз.

- Я... хочу задержаться здесь минутку... задержаться одна.

- Это еще зачем?

- Хочу узнать, каково мне тут будет.

- Во дурища, - вдруг бросил Филипп. Но все же ушел.

Я постояла посередине комнаты. Потом выглянула в высокое узкое окно. Виден был сад, совсем маленький, конечно - пара деревьев да круглая клумбочка.

Пыталась представить себя в одиночестве здесь, и меня вдруг охватило странное ощущение, так похожее на те, что я испытывала в своих тяжких снах. Как странно, думала я, как неприятно, потому что поняла уже, что этот дом меня не приемлет.

Я спустилась на этаж ниже, остановилась у окна, тала смотреть на полисадник. Вдруг за спиной не видела, а скорее почувствовала какое-то движение. И тут же чьи-то пальцы сомкнулись у меня на горле... В ужасе я судорожно вдохнула.

- У-у-у-у! - раздался вопль Филиппа. - Я призрак бывшего хозяина! Его тело было найдено в петле.

Он резко развернул меня к себе.

Он поцеловал меня. И смеялись мы уже вместе. Потом, взявшись за руки, побежали вниз по лес нице.

***

Смутную тревогу, внушенную мне тем домом на площади, я отбросить сразу не смогла. К тому же я знала, что Филипп жаждет приобрести этот особняк. Он все время повторял, что не собирается по полгода тратить на поиски крыши над головой.

- В конце концов мы всегда сможем его продать, если нам там не понравится, - заявил он. - Да так или иначе в скором времени нам обязательно понадобится домишко побольше!

Предполагалось, что новый особняк будет свадебным подарком сыну от отца, и мне не хотелось заранее одергивать Филиппа. Да я и не смогла бы даже точно сформулировать свои "претензии" к этому дому, но факт оставался фактом - с тех пор как я шагнула через его порог, солнце на небосклоне моего счастья немного померкло. Больше того, сон с той красной комнатой вновь стал являться мне, чему я была неприятно удивлена, ведь последний раз он грезился мне совсем недавно, перед балом.

Беспокойство этот дом причинял мне такое, что однажды я отправилась к агенту по недвижимости и поинтересовалась, нельзя ли мне взять ключ и еще раз осмотреть особняк. Когда клерк узнал мое имя, он заметил, что у мистера Каррингтона есть личный ключ. Пришлось объяснять, что я решила самостоятельно поглядеть на этот дом. Ключи я получила.

У дома на площади я была около трех часов пополудни. Погода стояла теплая, народу на улице было мало. Укрывшись в тени деревьев, заполнявших центр площади, я стала со стороны вглядываться в дом. И опять - неуловимое предчувствие беды. Первым желанием было развернуться и уйти, отдать ключи агенту и сказать, что мы решили отказаться от этого варианта. Филипп, конечно, огорчился бы, но я смогла бы как-нибудь объяснить все ему.

Однако будто неведомая сила потянула меня через площадь. Идти я сама хотела, но по мере того как я двигалась, потусторонняя тяга становилась все мощнее. Я зайду и спокойно осмотрю все, уверяла я себя, осмотрю и увижу, что это просто пустое строение. И от сотен других незаселенных домов оно ничем не отличается.

Потянув за решетчатую калитку, я услышала сердитый скрип ржавых петель. Дурные предзнаменования так и мерещатся, укорила я себя. Настроившись не брать в голову весь этот вздор, я решительно прошла по короткой дорожке, ведущей к парадному входу. Я зашла, прикрыла за собой двери и оказалась в холле. Внезапно снова накатила волна невыразимых словами тяжелых предчувствий. Казалось, будто сам дом меня гонит прочь. Меня здесь не ждали, и кроме беды ничем не встречали.

Я посмотрела на высокие расписные потолки, на необыкновенной красоты винтовую лестницу. Достоинства дома я оценила, несмотря на его мрачное недоброжелательство.

Наверное, моя впечатлительность перевешивала серьезные намерения. Только такая взбалмошная фантазерка может из года в год, из месяца в месяц мучиться одним и тем же ночным кошмаром, да еще усматривать в нем зловещий смысл. Да сотни людей уже наутро забывают свои сны. Только я такая безумная.

Нарочито медленно я поднялась вверх на один пролет и принялась бродить по залам и гостиным. Все здесь было создано для светских развлечений. Изысканные линии высоких - от пола до потолка - окон были характерны для стиля того времени, камины поражали простотой и строгостью очертаний. Я представила эти апартаменты обставленными мебелью, обжитыми, а себя хозяйкой, грациозно обходящей гостей. Я - леди Каррингтон, скривив губы, подумала я. "О, вечер добрый, кузина Агата. Как мило, что вы пришли. Мы с Филиппом так рады вам! "Помилуйте, миссис Оман Лемминг, это просто очаровательно, что вы пришли со своими дочерьми (сколько их там у нее, две, что ли?). И все будут счастливы, что их пригласили на прием супруги Каррингтоны. Мысль о том, как мы с Филиппом разыгрываем этот "спектакль", развеселила меня.

Я поднялась еще на этаж выше. Здесь будут наши спальни, а вот в этой маленькой комнатке можно оборудовать ванную. "Не надо почти ничего переделывать, - вспомнила я слова Филиппа, - этот дом - просто идеальный вариант".

- Это идеальный дом, - громко произнесла я. Прислушалась. Показалось, долетает чье-то насмешливое "ха-ха".

Я оглядела помещения для прислуги и пошла дальше в будущие детские комнаты, попыталась представить белые стены, узорные, с силуэтами зверюшек, бордюры, маленькую детскую кроватку из светлого дерева, голубое одеяльце на ней.

Может быть, не такое близкое это будущее. Но иначе зачем вообще выходить замуж, создавать семью? Именно поэтому Каррингтоны так поддерживали идею Филиппа жениться пораньше, поскольку вряд ли в семье Ролло появятся когда-нибудь дети. Непривычно было даже в мыслях называть себя с Филиппом родителями.

И вдруг мое сердце замерло. В гулкой тишине дома я услышала какие-то звуки. Напряженно вслушивалась я в пустоту. Все тихо. Неужели почудилось? На все же странно, что порой даже в полной тиши ощущаешь чье-то незримое присутствие. Это жуткое чувство переживала я в тот момент - в доме кто-то есть. Еще звук. Значит, я не ошиблась. Я не одна. Сердце заколотилось почти болезненно. Кто здесь? Филипп? Нет, я знала, куда он отправился. Он говорил, что должен помочь отцу в конторе.

Я вся обратилась в слух. Опять! Приглушенные звуки; легкий скрип открываемой двери.

На лестнице раздались шаги.

Тело не слушалось меня. Я будто окаменела. Что за бред! Дом продается, мы еще не решили с покупкой его окончательно, так почему же никакой другой возможный покупатель не может осмотреть его?

Шаги приближались.

Как завороженная я смотрела на дверь. Кто-то сейчас войдет...

Дверь медленно подалась, начала раскрываться... я ахнула: там стоял Ролло Каррингтон.

- Надо же, - сказал он, - думал, что здесь ни души.

- Да... я здесь.

- Боюсь, что испугал вас.

- Я... я услышала звуки снизу... и...

Он был очень высок ростом, и я сразу вспомнила, как давным-давно Филипп рассказывал о своих предках-викингах. Даже имя Ролло, казалось, подтверждало это.

Я смотрела на него, будто видела впервые. От него исходила сила, энергия, власть. Его нельзя было не заметить.

- Вы ведь мистер Каррингтон, - продолжала я, - брат Филиппа. А я Эллен Келлевэй, его невеста.

- Да, я знаю. Примите мои поздравления.

- Благодарю вас. Я не знала, что вы в Лондоне.

- Я приехал прошлой ночью. Естественно, уж слышал о помолвке.

Интересно, неужели он только из-за этого отправился в Лондон?

- Филипп рассказал мне об этом особняке. Я сказал, что хочу взглянуть на него, тогда брат дал мне ключи.

- А я захотела осмотреть дом без спешки, одна, - объяснила я.

- Разумеется, ведь надо убедиться, приемлем ли о для жилья, согласился Ролло.

- Посоветовали бы вы покупать его?

- Вообще вариант вполне подходящий. Впрочем, окончательно я не уверен в этом.

Он пристально смотрел на меня, стало даже не по себе от его оценивающего взгляда, будто он посягал на мои самые тайные, сокровенные помыслы. А о чем он думал, изучая меня, я даже представить не могла. Сама же я вспоминала его несчастную жену - скорее это был лишь расплывчатый образ запертую в верхних комнатах Трентхэм Тауэре, и размышляла, что же побудило Ролло взять для нее сиделку.

Не могла я представить этого человека одержимым такой страстной любовью, которая толкнула бы его на столь поспешный брак. Меня настораживали горькие складки его жестко очерченного рта. Несомненно, он проклинал судьбу за безумие своей жены, за то, что все вскрылось уже после свадьбы. Такой сдержанно-холодный, он, казалось, все да и всех способен подчинить себе, и трагическая история его романтической любви никак не укладывалась у меня в голове.

- Вы уже обошли весь дом? - поинтересовался он.

- Не совсем.

- Может, посмотрим вместе?

- Да, пожалуй.

- Тогда давайте начнем с самого верха.

Он заговорил о том, что могут обнаружиться неожиданные подвохи при покупке дома. Я едва ли вникала в его слова, лишь вслушивалась в звучание голоса, такого глубокого, уверенного. Мне ужасно хотелось узнать этого человека получше, поближе. Ролло казался таким взрослым рядом с Филиппом и мною; да и говорил он о брате почти как о ребенке, а уж меня, наверное, держал совсем за несмышленыша.

- У меня есть некоторый опыт в приобретении недвижимости, - сказал он, - тут следует быть крайне осмотрительным. Интересы покупателя превыше всего, знаете ли.

Мы осмотрели дом, затем вышли в сад и остановились в тени деревьев.

Я обернулась, взглянула на особняк. Он казался сейчас, как никогда, угрожающим, и опять почти непреодолимое желание поскорее унести отсюда ноги охватило меня, несмотря на присутствие родного брата Филиппа, который мог бы оградить меня от надвигающейся беды.

Ролло вновь направился в дом, и я следом за ним. Будто не двери, а тюремные ворота закрылись за мной, освободиться от дурных предчувствий было почти невозможно, я даже испугалась, что вот-вот обнаружу свои страхи и сомнения. Ролло пристально посмотрел мне в лицо, как бы собираясь сказать что-то, но вдруг передумал или притворился, что передумал. Наконец он открыл парадные двери, и мы вышли на улицу; какое необыкновенное облегчение испытала я.

- Я возьму кэб, - сказал он, - и отвезу вас домой.

***

Не знаю даже, смогу ли описать Ролло. Было в этом человеке нечто загадочное и непостижимое. Легкомысленности и обаяния Филиппа у него и близко не было. Черты лица были жестче, резче, он источал силу, притягивал ею. Он был из тех людей, кому стоило лишь появиться в комнате, и все оказывались в его власти. Скорее всего, любые его начинания и деловые предприятия имели успех.

Я никак не могла избавиться от мысли о Ролло. Возможно, наша случайная встреча стала причиной этого. Я испугалась сначала - глупо, конечно, услышав шаги в пустом доме, потому что сама "накрутила" себя, пустившись в фантазии об одушевленности этого особняка. И вдруг увидела... Ролло.

Вообще, с тех пор, как я узнала историю его женитьбы, Ролло не выходил у меня из головы. A уж после того, как я побывала на верхнем этаже Трентхэм-Тауэре, воображение мое разгулялось. Все мне рисовались картины романтических свиданий, а потом ужасное открытие, что жена его... Но только сам этот человек не вписывался в историю страстной любви, не совпадал у меня его образ с естественными для такого случая человеческими переживаниями. Правда, я уверяла себя, что Ролло просто безукоризненно владеет собой и прекрасно управляет своими эмоциями.

Может быть, с годами я узнаю его ближе, думала я. В конце концов, он мой деверь.

Дождавшись нашего с Филиппом свидания в парке я рассказала ему о неожиданной встрече в пустом особняке. Это его позабавило.

- Ролло только вчера поздно вечером вернулся из Рима, - сказал он, совершенно неожиданно для нас. Правда, мать писала ему о помолвке.

- И что же, именно это привело его домой?

- О да, он должен был обязательно приехать.

- Чтобы удостовериться в приемлемости невесты?

- Да он и раньше встречал тебя. Семью вашу хорошо знает.

- И дом он осматривал.

- Да, как только узнал, что мы ищем подходящий вариант, сразу решил присоединиться. Кстати, он считает, что это будет неплохая сделка, полагает, что на этом варианте можно остановиться.

- И он не возражает против нашего брака?

- Возражает? С чего бы это?

- Ты такой богатый, а я вовсе без гроша.

- Ну и выдумала! - засмеялся он. - Да кого это волнует? Моя мать была бедна, когда выходила замуж за отца, уже в ту пору богатого человека.

- У нее был титул.

- А у тебя? У тебя красота и доброта, что, пожалуй, ценится дороже королевского венца. Такие вещи надо знать.

- ...Что верное сердце дороже чистой норманнской крови? Ну и как, я соответствую?

- Будешь меня любить - будешь соответствовать.

Он был так весел, так беспечен, так уверен в том, что жизнь прекрасна и удивительна! А я все сравнивала его с братом. Ну ничего общего.

- Это потрясающе, как твои близкие хорошо приняли меня. Кузина Агата просто поражена.

- Кузина Агата хоть и твоя кузина, но старая глупая гусыня. Ты уж прости меня.

- Можешь не извиняться, мы дальние, очень дальние родственники. А мне такое суждение из уст Каррингтонов приносит удовлетворение.

- В общем, мои страшно рады. Они хотят, чтобы я женился, не видят в этом ничего плохого. И они хотят скорее заполучить маленьких Каррингтонов. Что касается Ролло, то он доволен и счастлив, насколько вообще способен быть счастлив. Все проблемы сразу решаются, всем удобно, все довольны.

- Очень удобно, - согласилась я, - бывает брак ради богатства, а у нас, назовем это так, брак ради удобства.

- И самое большое удобство достанется мне, - все веселился он.

- Ну, так ты мог с тем же успехом подобрать другую, более удобную кандидатуру.

- Это кого же? А кого же еще я все эти годы дразнил и подначивал?

- Мне кажется, тебе от меня все эти годы доставалось больше.

И так далее.

Филипп мне очень нравился, но все же смущало одно: я не испытывала к нему настоящей любви. Он добрый, он ласковый, он такой знакомый. Но почему-то будущее страшило меня.

Я захотела узнать побольше о Ролло Каррингтоне. Хорошим источником информации была Рози, при наличии ее любимого кучера.

- Хэрри говорит, в следующем году быть нашей свадьбе, - поделилась как-то она со мной, - старший кучер уходит, Хэрри займет его место, и весь извозничий двор будет наш. Мистер Каррингтон уже пообещал. Хорошие они хозяева. Мне найдется работа в доме - мы так предполагаем. Хэрри говорит, лучших хозяев он не встречал. Мистер Каррингтон то и дело в отъезде, леди Эмили ни во что не вмешивается. А с тобой, мисс Эллен, мы тоже будем видеться - ты же будешь навещать нас время от времени? Должна сказать, не очень мне здесь нравится. Сама всюду суется, что-то выискивает, высматривает, всем и всеми недовольна. Повар говорит, повстречай Сама архангела Гавриила на кухне, она бы и к нему придралась. А там, Хэрри говорит, все по-другому. Они не лезут в дела прислуги, не указывают постоянно на твое место. Вообще, хозяйство они в голову не берут. Мистер Каррингтон занят государственными делами, а про леди Эмили и говорить нечего...

- А их сын?

- Мистер Филипп? Ну, мисс Эллен, вот кого ты должна сама неплохо знать.

- Я говорю о мистере Ролло.

- Ах, о нем! Да он вроде своего отца. Весь в делах, как говорится.

- Однако умудрился жениться.

- А, ты об этом!

- Рози, ты ее когда-нибудь видела?

Рози замялась на секунду. Потом сказала:

- Хэрри видел. Он один или два раза возил их.

- Ну и какая она?

- Хэрри толком не мог рассказать. Чтобы она говорила что-то, он не слышал. Просто сидела с мужем в экипаже.

- А он говорил с ней?

- Этого Хэрри тоже не слышал. Они как глухонемые были. Да и много ли Хэрри их возил? Потом она вообще уехала, Хэрри больше ее не видел.

- И все-таки, как она выглядела?

- Да я сколько раз пытала Хэрри, но ты же знаешь мужчин, мисс Эллен. Разве они замечают что-нибудь? Хэрри ничего не понял, ничего не увидел. Сказал только, что какая-то она тихая, печальная была, будто серое привидение. Она всегда только в сером была одета.

- Серое печальное привидение, - эхом откликнулась я.

- Ну, принялась опять фантазировать, мисс Эллен. Ты что, позабыла, какая ты обычно была? Везде попевает, все знает, а чего не знает, так выясняет. Уж я-то тебя знаю.

В комнату заглянула одна из горничных.

- Ну, Бесс, - спросила Рози, - чего тебе?

- Я только хотела сказать, что тебя разыскивала Дженет.

- Скажи, я сейчас иду. А пока я занята с мисс Эллен.

Девушка скрылась за дверью, а Рози бросила ей вслед.

- Эта молодежь... подслушивает! И болтает потом, к сожалению, больше, чем следует.

Я вдруг сообразила, что сама именно болтовней в данный момент и занимаюсь, совсем как прежде. А мне надлежало блюсти себя со всей строгостью, ведь носить мне вскоре фамилию Каррингтон. И я отрывисто сказала:

- Что же, не смею тебя задерживать, Рози.

***

Леди Эмили оказалась очень разговорчивой. К моему ему приятному удивлению, она прониклась ко мне искренним расположением, как только узнала о моей бедности. Настойчиво просила она меня бывать у них почаще, что я и делала. Леди Эмили была большая мастерица в плетении кружев, и наблюдать за ее ловкими пальцами, слушая ее немного сбивчивую речь, было истинным удовольствием. И она очень полюбила мое общество.

- Я всегда мечтала о дочке, - как-то сказала она мне, - надеюсь, что у вас все же будут девочки. Мужчины, конечно, всегда хотят сыновей... и первенец должен быть мальчиком, я считаю, но девочки - они такие славные. Как бы я хотела иметь дочку... или двух.

Из ее разговоров я узнала о семействе Каррингтонов очень много нового.

Поместье в Сассексе досталось ей в наследство. Она была у родителей единственным ребенком, и Тренхэм хэм Тауэрс принадлежал их роду уже больше пятисяти лет.

- Жалко, конечно, что не было у родителей сына... титул унаследовал мой кузен, видишь ли, так уж принято. Но имение перешло мне. Я так счастлива была. Тогда казалось... а у меня вот мальчики, два сына, а дочерей нет. Ну, не странно ли? Мои родители мечтали о сыне, а заимели только меня... я же хотела дочку, а получилось... два мальчика. Теперь ты мне станешь дочерью, Эллен. Я думаю, мы подружимся. Ты такая удивительная девочка, вы с Филиппом такие юные...

- Может быть, вы думаете, мы даже слишком молоды для... - сказала я.

- Мне было семнадцать, когда я выходила замуж. Партия была блестящей. Ведь мы были тогда так едны. Трентхэм просто разваливался по частям, Джосайя столько сделал... А то я обычно дрожала от холода в своей комнате. Такие холодные зимы. А вот теперь мы зимы проводим в этом доме, летом уезжаем туда. Это так приятно. И потом, конечно, наши слуги... самые честные и преданные люди работали у нас. Бедняги, частенько им нечем было платить. Крыша все время протекала... Все говорили о строительных материалах, о ремонте. Что за тема для бесед! Потом появился Джосайя. Конечно, та семья была совсем из другого мира... но богатая. Он же на десять лет меня старше. Трудно поверить, да? Каррингтоны преуспевали, высоко голову держали всегда. В них столько энергии. Постоянно дела, жизненно важные - для бизнеса, для страны и для самих себя, конечно. Они всегда полны сил, бодры, говорят, это сохраняет молодость. А я бодрой никогда не была. Вот только вышла замуж за Джосайю. Сразу все беды для Трентхэма кончились. Ни о каких строительных материалаx я больше в жизни не слышала. На Джосайю работали люди каменщики, строители... Дом сразу принял другой вид... Все изменилось в тот день, когда я вышла замуж за Джосайю. Родители были в восторге от нашего брака, а уже через год Ролло родился. Как знать, может, в этот же день еще через год...

- Надеюсь, что и я произведу на свет младенца, - добавила я.

- Да-да! - воскликнула она. - Вы влюблены, это ведь так важно. Филипп тебя боготворит, и боготворил всегда. Он столько о тебе говорил...

- Я думала, он мечтает об Эсмеральде.

- Если честно, дорогая, я тоже так думала. И кузина твоя была в этом уверена. Но Джосайя говорит, что ты такая веселая, живая и, сказать по совести, гораздо красивее той девочки, так что мы счастливы, что вы с Филиппом нашли друг друга.

В порыве нежности и признательности я поцеловала ей руку.

- Ты очень милая девушка. Как бы я мечтала, чтобы Ролло нашел себе кого-нибудь вроде тебя. Ах, Ролло!..

- Вы огорчены его судьбой? - осторожно поинтересовалась я.

- Ну а как же, моя дорогая... при всех этих обстоятельствах... как иначе? Он во всем повторяет отца. В Сити ему суждено стать у власти... Да во всем, за что он ни возьмется... Но и жена ему нужна. Ах, дитя мое, какое несчастье, какое несчастье. Но, конечно, не стоит нам говорить об этом. Все это так печально, а нас с тобой ждут радостные события. Скажи, вы с Филиппом уже определили точную дату?

- Филипп предлагает конец июня.

- Прекрасное время года для свадьбы. И мы с Джосайей поженились в июне. Дивная была церемония... в Трентхэмской церкви, естественно. Вам тоже следует там венчаться... хотя, не знаю, может, в Лондоне удобнее? Впрочем, какое это имеет значение, когда люди любят друг друга? Лондон просто больше подходит, если твои родственники собираются устраивать пышное торжество.

- Не знаю. У меня ведь нет своего дохода, вы же знаете, леди Эмили.

- Тем лучше, - ответила она, - у меня тоже не было ничего. Все, что я имела, это ветхое, полуразрушенное имение. Кроме того, мужчинам нравится все брать на себя.

Вот так мы говорили подолгу, и отношения наши становились все теплее и дружелюбнее. Похоже, что Филипп был ее любимцем, при всей материнской гордости за Ролло. Ролло был для нее слишком умен, по секрету призналась она, он идет по стопам отца. Вместе они не разлей вода.

Часто к нам присоединялся Филипп, устраивался в кресле и поглядывал то на мать, то на меня, свою невесту. Несомненно, наша с ней взаимная привязанность радовала его.

Однажды он позвал меня пойти на конюшню и посмотреть новую лошадь. Лицо одного из грумов сразу привлекло мое внимание - оно было мне знакомо. Филипп представил меня и принялся непринужденно болтать с грумом в манере, которая всегда привлекала людей к нему.

- Это Хоули, - сказал Филипп, - он не так давно у нас.

- Добрый день, мисс Келлевэй, - приветствовал меня Хоули.

Я все недоумевала, где же могла видеть его.

Когда мы ушли, я сказала:

- Я уже где-то встречала его. Но где?

- Мало ли, может, в доме видела. Я забыл, откуда он к нам пришел, хотя, если честно, он и не конюх вовсе. Ему нужна была работа, соглашался на любое место, так, по-моему, говорил отец. Человек он вроде достойный, была вакансия, его взяли... Я думаю, надо согласиться на тот особняк на площади. Это лучшее из того, что нам предлагали. Ты как?

- Я бы все-таки еще раз взглянула на него, Филипп.

- Да ладно тебе, Эллен; если мы сейчас не примем решение, найдется другой покупатель. И где мы тогда будем жить после свадьбы? Нам и так придется какое-то время пожить у отца, я ведь не уверен, что к июню можно успеть закончить с ремонтом.

Холодок пробежал у меня по коже. Июнь. Так скоро! Стало не по себе.

Уже ложась в постель, я вдруг вспомнила, откуда мне знакомо лицо того человека, Хоули.

Я его видела однажды во время прогулки с Филиппом в Гайд-парке. Тогда мне показалось, что он следил за нами.

***

Мы собирались к Каррингтонам на музыкальный вечер. Леди Эмили пригласила знаменитого итальянского музыканта, который даст небольшой концерт. Кузина Агата была крайне взбудоражена.

- Половина Лондона там будет, - говорила она, - по крайней мере, те, кто представляют собой что-нибудь существенное, придут.

- Я полагаю, - возразила я, - всякий представляет собой что-нибудь существенное в своем роде, к тому же, я сомневаюсь, что гостиная леди Эмили способна вместить более семидесяти человек.

Я не могла противиться искушению быть, что называется, дерзкой. По-человечески, наверное, можно было объяснить мое стремление в какой-то степени использовать нынешнее положение невесты Каррингтона. Забавно было наблюдать, как рос мой авторитет в доме кузины не по дням, а по часам, особенно с той поры, как я стала часто бывать в особняке на Парк-Лейн. Впрочем, в этих визитах не было ничего необычного.

Но для кузины Агаты все это стало откровением. Рози рассказывала мне, как кузина говорила мужу, что я, похоже, околдовала не только Филиппа - чего еще ждать от незрелого мальчишки, - но и леди Эмили с мистером Каррингтоном тоже. Конечно, леди Эмили всегда была немного не от мира сего, рассуждала кузина Агата, да и мистер Каррингтон, вероятно, слишком погружен в дела...

Тилли днями и ночами кроила, приметывала, шила заряды и для меня, и для Эсмеральды, потому что, без сомнения, такие мероприятия должны были пройти для Эсмеральды с толком. И я в этом не сомневалась. Позже я сама собиралась устраивать приемы для нее, где она сможет выбрать себе подходящего жениха доброго, мягкого, покладистого.

- Вся эта суета должна была быть из-за тебя, - однажды сказала ей, на что Эсмеральда ответила:

- Слава Богу, что это не так. Я бы и наполовину не подошла Филиппу так, как ты. Мистера Каррингтона я побаиваюсь. Он ведь такой умный, важный. А за словами леди Эмили я никогда не могла уследить.

Большим облегчением было знать, что наша помолвка не разбила ей сердце. Мы много болтали о том, какова будет жизнь в загородном поместье. Эсмеральда обязательно приедет, мы устроим замечательные вечеринки, будем вместе ездить верхом, совсем как когда-то в детстве.

- Я ужасно рада, что все так устроилось, Эллен, - призналась Эсмеральда. - Эта миссис Оман Лемминг просто страшная женщина. Бесси говорила, она безобразно обращается с прислугой, а уж гувернантку свою просто измучила. Та не выдержала, сбежала.

- Мне чудом удалось избежать этого ужаса! - воскликнула я. - Точнее не чудом, а благодаря Филиппу.

Подспудно я понимала, что уговариваю себя радоваться всему происходящему, тому, что все так легко решилось, однако глубокое смутное беспокойство оставалось.

Наконец настал долгожданный музыкальный вечер у Каррингтонов. Мы стояли рядом с Филиппом, принимали поздравления. Появился даже фоторепортер из газеты.

- Ну и тоска, - тихонько буркнул Филипп, - однако мамочку он уже щелкнул, она не решилась отказать.

Пианист-итальянец блистательно исполнял произведения Шопена. Мечтательные романтические ме лодии вдруг взрывались волнующими, бурными звуками.

- Мы обговариваем стоимость особняка, - говорил Филипп тем временем. Ну, они и зануды, я тебе скажу, все эти нотариусы да поверенные. Ролло же настроен решить все как можно скорее.

Я кивнула, не особенно вдумываясь в смысл его слов.

- Мы отправимся с тобой в Европу. Что ты думаешь насчет Венеции или Рима? Здорово будет, а, Эллен?

Я ответила, что это будет замечательно.

- А в доме, наверное, к нашему возвращению закончат ремонт и отделку. Ролло берет на себя все хлопоты, раз уж оказался в Лондоне. У отца времени не будет на это. Они все считают, что я сам на такие дела не способен, и, похоже, они правы.

- Это так любезно со стороны Ролло.

- Ну, он этими вещами с удовольствием занимается.

Концерт закончился, подали ужин. Все обсуждали музыку и игру пианиста, и Филипп, заметив в толпе старого приятеля, отошел поговорить с ним, на время оставив меня в одиночестве.

- Я искал встречи с вами весь вечер, - услышала я за спиной незнакомый голос.

Резко обернувшись, я увидела человека необычайно высокого роста. Совершенно ясно было, что прежде я его никогда не видела у Каррингтонов, иначе не забыла бы его. Необычными были не только его рост и размах плеч, привлекал он другим. Он будто светился силой. Глаза его были темны, посажены глубоко, но из-за тяжелых век смотрели пронзительно, хотя выражение их было определить трудно. Крупный нос придавал его облику оттенок высокомерия, линия рта могла одновременно показаться и суровой, и мягкой, я не могла определить точно. Одно знаю наверняка: в первые мгновения я поняла, что вижу самое выразительное лицо на свете.

- Я вас прежде не видела, - сказала я.

- Я прибыл, когда концерт уже начался. А ваши портреты видел в газетах. Должен признаться, ни один из них не соответствует действительности.

- Это скорее любезно с вашей стороны, чем справедливо, - ответила я, они меня даже приукрашивают.

- Я вижу, вы столь же скромны, сколь и привлекательны. Прекрасное сочетание, но очень редкое.

- Вы друг этой семьи?

- Родственник.

- Надеюсь, музыка понравилась вам?

- Я получил огромное удовольствие, благодарю вас. Вы уже определили день свадьбы?

- Точно - нет. Это будет в июне, но конкретный день пока неизвестен.

- Я буду обязательно. Я твердо решил присутствовать на вашем бракосочетании.

- Леди Эмили готовит уже список гостей.

- Эллен, - вдруг откуда-то окликнул меня Филипп, - давай подойдем к старому сэру Бевису, вон он стоит.

Мой собеседник поклонился и отошел.

- Старик стал настоящим брюзгой, - сказал Филипп, - он и раньше ворчал, если около него не собиралась целая толпа. А кстати, кто этот высокий человек, с которым ты сейчас говорила?

- Я не знаю. Сказал, что он ваш родственник.

Филипп в недоумении пожал плечами.

- Скорее, кто-нибудь из деловых партнеров отца или Ролло. Во всяком случае такой у него вид.

- Ты так думаешь? А мне кажется, он много вре мени проводит на свежем воздухе, на солнце.

- Может, финансовые дела привели его на Ближний Восток, откуда он и прибыл. Я-то имел в виду не цвет лица, а характерные манеры, властный взгляд. У них этого не отнимешь. Даже не знаю, каково мнн придется в бизнесе, совершенно очевидно, что этих качеств у меня и в помине нет.

- Да они тоже не родились такими, - успокоилп я его, - это приходит со временем, и ты разовьешь в себе и властность, и уверенность.

- Неужели ты действительно так считаешь? Да такие люди уже с пеленок могли называться чародеями от бизнеса. И все же я обошел их всех кое в чем. Я заполучил тебя.

- О, Филипп, какие дивные слова. Ты, видно, ценишь меня дороже всякого наследства. Вот это любовь! Это вам не фондовая биржа!

- Для относительно образованной молодой девицы ты иногда бываешь на редкость глупа, если тебе понадобилось пообщаться с финансовыми махинаторами из окружения Каррингтонов, чтобы прийти к такому элементарному умозаключению.

Мы подошли к старому сэру Бевису, заговорили с ним; он поздравил нас обоих, хотя было ясно, что главным образом его поздравления относились ко мне. Как и многие, старик не мог понять, почему Каррингтоны вдруг решили взять в невестки девицу без гроша за душой. Единственным разумным объяснением могло быть то, что богатства этого семейства просто несметны, поэтому приданым больше, приданым меньше - разницы уже не имеет.

Наконец мы оставили компанию сэра Бевиса; вдруг среди слуг в гостиной я заметила Хоули, того человека, которого когда-то видела в Гайд-парке, а потом на конюшнях Каррингтонов.

Филипп заметил мой неспокойный интерес к нему и рассмеялся.

- О-о, тот самый "незнакомец", точнее старина Хоули. Дом теперь без него не обходится. Мастер на все руки, куча талантов. Сейчас он то ли лакей, то ли камердинер.

- Чей камердинер?

- Общий. Старый камердинер отца недавно оставил работу, а этот Хоули дело, судя по всему, знает. Впрочем, у нас и прежде был один камердинер на всех. Отец и Ролло так часто уезжают из дома, что работы лакею не так уж много.

- Может, в дальнейшем разъезжать по миру будешь больше всех ты, и мне вместе с тобой тоже удастся повидать белый свет?

- Быть по-твоему, - весело ответил Филипп.

И все-таки я счастлива, мелькнула мысль. Сама атмосфера в семье Каррингтонов отгоняла все дальше мои сомнения: не слишком ли хорошо и безоблачно складывается моя судьба, чтобы быть реальностью, а не сказкой? Хорошо, конечно, людям говорить, что любовь к деньгам - источник зла и бед на земле, однако я готова была теперь признать, что неплохо все-таки иметь достаточно средств для жизни, иначе как быть уверенной в своем будущем.

Остаток вечера я высматривала среди гостей высокого незнакомца, который заговорил со мной после концерта, но его нигде не было. Уверена, что, будь он в гостиной, скрыться от глаз ему было бы сложно, он явно не из тех, кто теряется в толпе. Жалею, что у меня не хватило присутствия духа сразу спросить его имя.

***

- Сдается мне, - сказала однажды Эсмеральда, - что один из слуг Каррингтонов вовсю ухаживает за Бесси.

- Что же, - ответила я, - она вполне привлекательна для этого.

- То Рози со своим кучером Хэрри, теперь вот Бесси и этот Хоули.

- Хоули, ты сказала?

- Да, именно так его зовут. Родственные связи между нами и Каррингтонами продолжают укрепляться.

- Ну не об этом ли всегда мечтала твоя мать? - воскликнула я, а про себя подумала: "Хоули! Опять тот человек из парка, камердинер Каррингтонов", Филипп может смеяться надо мной сколько угодно, однако после той встречи в парке, когда мне показалось, что он следит за нами, я не могла выбросить этого человека из головы.

Дни летели, май уже перевалил за половину. Каштаны в парке уже гордо распустили свои султаны, цветы грозили буйством красок, и быть бы мне радостной и безмятежной, если бы не пробуждалась я по утрам, будто с трудом вырвавшись из зловещего мира сновидений, где смутные предчувствия подтачивали мой покой.

Заявка Каррингтонов на приобретение особняка на площади Финлей была принята к исполнению, документы оформлялись, сделка должна была вот-вот состояться. У нас с Филиппом по-прежнему оставались ключи. Свой ключ я пока не возвращала, так как непременно хотела хотя бы еще раз побывать в доме. И я уже приходила туда неоднократно, все пыталась примирить себя с этим местом. Бродя по пустым комнатам, я так и не могла уяснить источник неприязни к своему будущему жилищу.

Однажды направляясь на площадь Финлей, я встретила там Бесси. У нее как раз был свободный день, вероятно, она прогуливалась в тех краях. Правда, Бесси могла знать, что я тоже отправлюсь туда, ведь разговаривая с ней накануне, я как раз достала из ящичка стола ключи от особняка.

Она застенчиво посмотрела на меня.

- Стало быть, это и будет ваш новый дом, мисс Эллен?

- Да.

- Очень красивое здание. Вы знаете, я так мечтаю, мы с Хоули будем вместе. Он говорит, что обязательно будем.

- Уверена, что вы будете вместе, - горячо сказала я, - а Рози будет замужем за кучером Хэрри. Целая компания.

- Вы наверное, часто сюда приходите, мисс Эллен. Я бы тоже так делала. Продумать мелочи, все мысленно расставить; я бы не смогла иначе.

Бесси ушла, и я почувствовала себя свободнее.

Спустя два дня, я снова отправилась в тот дом. Отпирая двери, я твердила себе: "Обставленный мебелью, он примет совершенно иной вид". Поднялась по лестнице. Надо привыкать к своему обиталищу. Уж не знаю, что так разбередило мое воображение. Было это предубеждение именно против этого дома или мною владели сомнения: что за жизнь ждет нас с Филиппом в этих стенах?

Да и вообще хотела ли я быть женой Филиппа? Конечно, хотела. Но при этом понимала, что альтернативы-то нет. За последние недели я стала забывать, насколько жалким, унизительным было мое положение в доме кузины. Я перестала думать о миссис Оман Лемминг, которой нужна гувернантка. Что за будущее ожидало меня, пока Филипп не сделал мне предложения? Однако я повидала его старшего брата, да и понимала теперь, что никакая старая привязанность не обязывает меня становиться женой своего друга детства.

Брак с Филиппом был для меня избавлением, но достаточное ли это основание для замужества? Да, но возможно ли теперь все изменить? Да, еще не поздно. И похоже, именно эту мысль и внушал мне пустой особняк. Все еще можно остановить, сделка пока не состоялась, решающие подписи не поставлены. Я могу вырваться!

Вырваться, бежать? Куда? В объятия миссис Оман Лемминг? Возможно. А вырваться от нее смогу ли? Теперь я корила себя, что не задумалась ни о чем раньше, а теперь вот мучаюсь подобными вопросами.

Все потому, что я очень боялась того, что мне предстояло. Образ миссис Оман Лемминг маячил передо мною; казалось, что нет возможности избежать ненавистной участи. А предложение Филиппа было таким неожиданным, обещало столько радости. И уже почти в последний момент, только сейчас, я осознала, что ринулась в замужество, не имея ни капли жизненного опыта.

Да что за вздор! Откуда у молодой девушки взяться жизненному опыту? Что, у Эсмеральды он есть? Что она знает о жизни? Она даже на рынке потерялась. Это было, кстати, единственное ее соприкосновение с жизнью, настолько отличной от щадящей семейной атмосферы.

И вот странные ощущения овладевали теперь мною. Этот дом не приемлет меня. Эти комнаты предназначены не мне. "Ты нам не нужна!" - казалось, кричали стены. Я сжала кулаки, будто погрозив ими недружелюбному особняку. Вот захочу - и буду жить здесь! Моя жизнь в моих руках. И что за мысль наниматься в гувернантки к деспотичной старухе и ее отвратительным наследникам? Филипп не допустит этого.

Утешение было думать о Филиппе, о его веселом нраве, добродушии и отходчивости. Я ведь по-своему люблю его.

И тут опять я услышала - нет, скорее почувстововала - в доме я не одна! Выло, правда, тихо. В такой гнетущей тишине всякое почудится.

Нет, снова. Шаги на лестнице. Вот скрипнула половица. Теперь звуки доносились четко - кто-то идет наверх. Я сразу же подумала, что, вероятно, Ролло опять решил заглянуть в дом. Ну, конечно, это Ролло, уверяла я себя. Ведь он взял на себя все хлопоты по ремонту и переделке дома, понятно, что ему надо бывать здесь.

Дверь медленно открывалась.

- Ролло! - почти выкрикнула я, но в тот же момент холодок побежал по коже. Это был не Ролло. Передо мной стоял мужчина и, странно улыбаясь, смотрел на меня. Пришлось спрятать руки, чтобы скрыть дрожь. Этого человека я знала. Это был тот высокий смуглый незнакомец, который подходил ко мне после концерта у Каррингтонов.

- Как... вы попали сюда? - пробормотала я.

Он показал мне ключи от входной двери.

- Где вы их взяли? - с вызовом спросила я.

- Дом выставлен на продажу, насколько я знаю, - с усмешкой ответил он.

- Нет, дом продан. Не понимаю. Неужели агент по недвижимости... нет, не мог он так поступить. Дом продан... или почти продан.

- О, они никогда ни в чем не уверены, пока не увидят последней подписи на документах. Пытаются не упустить и других возможных покупателей.

Говоря это, он не сводил с меня взгляда, от чего было не по себе. Факт, что дом совершенно пуст, что я здесь наедине с этим человеком, беспокоил меня ужасно.

- Значит, - начала я, лишь бы сказать что-то, пусть и некстати, значит, вы пришли осмотреть особняк?..

Он кивнул и двинулся в глубь комнаты. Я отчаянно хотела поскорее выскочить за дверь, но, не минуя незнакомца, этого сделать было нельзя.

- Дом наверняка уже снят с продажи, - заметила я.

- Жаль, ибо мне он вполне подходит.

- В любом случае, вы только теряете время.

Глаза из-под тяжелых век пристально смотрели на меня. Как бы я хотела в тот момент прочитать его мысли, потому что поняла: скрытого в этом человеке было гораздо больше, чем очевидного.

- Возможно, - согласился он, - но раз уж я здесь, я осмотрю дом. Как знать... вдруг сделка не состоится. А если дом меня удовлетворит, что ж, этот кусок перепадет мне.

Я направилась было к двери, но он двинулся вслед за мною.

- Что же, оставлю вас, осматривайтесь, - быстро выговорила я.

- Не могли бы мы сделать это вместе? Я мало понимаю в недвижимости. Я с удовольствием выслушаю ваши замечания.

- Тогда я замечу еще раз, дом продан.

Вдруг я решила пойти на хитрость: притворюсь, что согласна обойти с ним весь дом, и, оказавшись в холле, вспомню "об одном срочном деле", а прежде чем он сможет задержать меня, я уже буду на улице.

- Впрочем, - отважно продолжала я, - если вам угодно, извольте. Давайте начнем снизу.

- Вы очень любезны.

Он пропустил меня в дверь; спускаясь по лестнице, мы оказались очень близко друг от друга... Почему я так его испугалась? Что в нем было необычного? Но он казался таким громадным, таким сильным, что я страшилась собственной беспомощности. Кроме того, я так и не верила, что он действительно пришел осматривать дом, ведь наш агент по продаже не должен был давать ему ключ, зная, что Карринг-тоны уже оформляют сделку. Все это было более чем странно.

- Славный домик, - услышала я его голос.

- Мой жених тоже так думает, - ответила я.

- А вы - нет?

- Я думаю, вариант вполне приемлемый.

- Взгляните на перила. Вам не кажется, что они даже элегантны?

- Да, резьба интересная.

Я шла и шла вниз. Вряд ли я испытывала в жизни такой страх.

Может, он безумен, мучила я себя. Почему, зачем он здесь? Совершенно ясно, что дом его не интересует. Зачем он поднимался за мной наверх?

"Господи, помоги мне выйти отсюда, молилась я, сюда я не вернусь, не хочу быть в этом доме, но избавь меня от этого человека".

- Вы что-то сказали? - промолвил он.

- Резьба интересная... - повторила я.

- О, да, да. Я вижу, вы знаток. Как и вы, я тоже ценю все красивое.

Может, ринуться сейчас вниз? Но он тогда будет преследовать меня. Не знаю, удастся ли мне придать голосу обыденное звучание, но надо сказать что-нибудь вроде: "Силы небесные, времени-то уже сколько, Я и не заметила. Мне пора бежать. У нас свидание с женихом".

Почему он здесь оказался? Может, он видел, как я вошла? Может, он следил за мной еще на улице? Должен же быть у него какой-то мотив, чтобы явиться сюда. Но какой?

Иди вниз, твердила я себе, окажешься в холле - выметайся. Говорят, в случае опасности человек обнаруживает недюжинные силы. Побегу, как в детстве не бегала. Природа снабдила меня ловкостью.

Но смогу ли я быстро открыть двери? Я пыталася вспомнить, как изнутри работает замок. Некоторые бывают очень хитрые, и у всех свои секреты...

Страх мой был настолько силен, что незнакомец определенно почувствовал мое состояние. И это забавляло его. Краешком глаза я видела его кривую усмешку, сверкающие глаза.

Господи, спаси и помилуй, молилась я. И молитвы мои были услышаны. Мы прошли уже почти всю лестницу, холл был перед нами, когда за матовой стеклянной входной дверью я увидела темную фигуру. Неизвестный мужчина тоже ее заметил. Я услышала легкий вздох, когда распахнулась дверь и в холл ступил Ролло.

Я думаю, он был изумлен, увидев нас, не меньше, чем я была рада его появлению. В недоумении он смотрел на нас, потом его выражение изменилось, когда он перевел взгляд на смуглого незнакомца.

Я почти приросла к лестнице. Затем услышал собственный голос:

- Произошло недоразумение. Этот господин не знал, что дом продан, и тоже пришел осмотреть его.

- Разве агент не предупредил, что дом продан? - нахмурился Ролло.

- Полагаю, агент не вполне уверен в этом, - заявил неизвестный, - во всяком случае, казалось, что у него нет причин отказывать мне.

- Он не имел права оставлять вас в неведении, - возразил Ролло.

Высокий незнакомец улыбнулся.

- Вероятно, агент считает, что не будет большой беды, если иметь в запасе, скажем так, другого покупателя на случай, если первый откажется. Я еще раз поговорю с ним. Возможно, я не понял, что переговоры по вашей сделке близятся к завершению. Полагаю, однако, что пока мне следует приостановить осмотр этого здания.

С этим он поклонился мне и направился к двери. Уже выходя, вдруг снова пристально посмотрел мне прямо в глаза.

- Это неслыханно! - взорвался Ролло. - Я не понимаю, как агент смел давать ему ключи, когда покупка почти оформлена, сделка, считай, совершилась!

- Кто он? - спросила я. - Он сказал, что он какой-то ваш родственник.

- О, Боже! Да я его вообще не знаю. Он назвался родственником?

- Да, и он был недавно на музыкальном вечере. Тогда он и сообщил мне это.

- Значит, вы уже встречали его. Я понятия не имею, кто он. Возможно, отец знает. Как его имя?

- Имени я не знаю. Мы не были представлены тогда, на концерте. Просто он подошел ко мне, сказал несколько обыденных фраз. И вот сегодня я его снова увидела. Здесь.

- Все это крайне странно. А вы, я вижу, расстроены.

- Иу, обнаружить здесь чужого человека... осматривающего дом...

Ролло кивнул.

- Ничего, мы выясним, кто это. А меня беспокоит потолок в столовой. Там какие-то сырые пятна, плесень. Инженер-строитель сообщил мне об этом. Вот хотел посмотреть, в чем там дело.

Все еще сама не своя я последовала за ним в столовую. Ролло изучил потолок, сказал, что надо поручить это дело рабочим. Потом мы вместе с ним вышли в сад. Ролло оказался дотошным до педантичности.

- Вам следует нанять опытного садовника, несмотря на небольшие размеры сада, - заявил он, - Филипп не разбирается в этом совершенно. А вы?

- Сомневаюсь, - призналась я.

- Тогда хороший садовник - решение единственное. Сразу разумно спланировать посадки, следить за ними постоянно, и у вас будет очаровательный зеленый уголок.

Через дом мы вышли на площадь.

- Так любезно, что вы столько сил и времени на нас тратите, - сказала я Ролло.

- Для родного брата и его молодой жены!.. - Он смотрел на меня с вызовом, но не без теплоты. - Я хочу, чтобы вы знали, Эллен: наша семья вам очень рада.

Мне все еще было неуютно. Неприятные ощущения не покидали меня.

Ролло нашел кэб. Зацокали копыта. Ролло сидел рядом со мной статный, довольный, будто основанное им предприятие развивается вполне успешно.

Кэб уже выезжал с плошади, когда сердце мое вдруг сжалось от ужаса: на тротуаре, глядя прямо на нас, стоял смуглый неизвестный "родственник".

Приподняв шляпу, он поклонился мне. Я украдкой заглянула на Ролло. Он этого не заметил.

***

События того дня так и не забылись. В особняк на площади я уже больше не ходила - просто не могла себя заставить. Пару раз прошлась по тротуару, глядя на высокие окна, и подумала однажды: "Ничто не заставит меня больше идти туда".

До свадьбы оставалось три недели. Подвенечное платье шил личный портной леди Эмили. Кузен Уильям Лоринг с восторгом принял на себя его оплату. Наше бракосочетание должно было стать гвоздем сезона, и даже кузину Агату это событие в конце концов воодушевило. Она суетилась так, будто в этом была только ее заслуга. Пусть замуж выходит бедная родственница, все должно быть безукоризненно, общество сможет убедиться в доброте и щедрости Лорингов. Конечно, оставалась у нее досада, что весь этот шум поднялся из-за меня, но кузина сумела уговорить себя, надо отдать ей должное, что это событие - лишь генеральная репетиция предстоящей свадьбы Эсмеральды. Само собой разумеется, что сейчас Эсмеральде выпала роль подружки невесты.

- Сколько хлопот из-за свадьбы, - пошутила как-то она, - я даже рада, что не я выхожу замуж.

Мы подобрали уже мебель для своего будущего жилья, а вообще весь интерьер предполагалось окончательно оформить к нашему возвращению после свадебного путешествия, которое рассчитано было на четыре недели. Мы решили ехать в Италию. Филипп мечтал показать мне эту страну, зная, что я нигде не бывала. Венеция будет нашим первым городом в семейной жизни, и мы там пробудем столько, сколько захотим.

И я радовалась, и я была счастлива, пытаясь, однако, избавиться от предчувствия, что нахожусь у порога большой беды.

Я не готова к замужеству, считала я. Я хочу подождать еще немного. Но как сказать Филиппу: "Давай отложим свадьбу, мы ведь так плохо знаем друг друга?" Он только рассмеется в ответ и скажет, что если до сих пор за всю жизнь мы друг друга не узнали, то этого уже никогда не случится.

Но я ведь совсем не то имела в виду! Мы не знали не только друг друга, но и себя самих толком не знали, да и вообще, жизни не нюхали. И появись сейчас передо мной джинн из бутылки, я без колебаний попросила бы его об одном - дайте мне время.

Скорость, с которой неслись дни, пугала меня. Еще две недели прошли, еще десять дней долой...

Мне хотелось иногда закричать, остановить время - стой, стой же!

Мне надо подумать.

Спала я теперь неважно, часто по ночам лежала без сна, и бодрствовали со мной мои страхи. Мне стало казаться, что Ролло стал ко мне относиться иначе после последней нашей случайной встречи. Он предпочитал избегать меня.

Филипп просто был переполнен счастьем. Никакие сомнения, вроде моих, его не терзали. И на него я вдруг посмотрела более трезво. Он полностью отдает себя сиюминутным увлечениям, не жалеет ни сил, ни энергии, чтобы добиться исполнения своих желаний, но теперь я понимала: как же он молод! И я такой была еще недавно. А вот со дня помолвки начала быстро взрослеть. И повзрослела, увы, оставив Филиппа позади.

Наступило последнее воскресенье перед свадьбой, До церемонии - шесть дней. Венчаться предстояло в церкви Сент-Джордж, на Гановерской площади, потом мы должны были ехать на торжественный прием в дом Лорингов, а уже ближе к вечеру мы выезжали в Европу.

Мне бы поздравить себя с удачной судьбой и счастливым замужеством, что я и пыталась делать. Но в душу давно уже закралось сомнение, не совершаю ли я большую ошибку. Ошибку, чреватую опасностью, что никогда не вернуть прежней Эллен, которая, пусть и жалкая бесприданница, искренне радовалась жизни и всегда могла посмеяться своим бедам и неудачам. Накануне днем мы с Филиппом отправились через Гайд-парк в Кенсингтон Гарденз. Мы обошли Ротонду, посмотрели на уток в Круглом Пруду, потом прямо по траве пошли к Серпентину, сели, разговаривая. Филипп был, как обычно, весел и беспечен. Никаких тревог он не испытывал, настоящим он всегда был поглощен полностью. Я вспомнила, что еще в детстве, когда мы затевали какие-то шалости, за которыми могло последовать наказание, он никогда не задумывался об этом. Вперед он не заглядывал. Ни разу в жизни я больше потом не встречала человека, способного настолько радоваться возможности Жить сегодняшним днем. Это редкий дар. Милый Филипп! Всю жизнь я благодарю судьбу за то, что свела меня с ним.

- Целых шесть дней! - говорил тем временем Филипп. - Скорее бы вся эта ерунда кончилась. Но же недолго, Эллен. И мы с тобой поплывем по каналам Венеции под трогательные песни гондольеров. Ты рада?

- Конечно. Это будет чудесно.

- Мы всегда ведь были вместе? Как только я приезжал из школы на дачу, я сразу бежал узнавать, где ты. Конечно, приходилось терпеть общество Эсмеральды, но даже на это я тогда шел, лишь бы быть рядом с тобой.

- Ты несправедлив к Эсмеральде. Во-первых, тебе следовало быть с ней поласковее в детстве, а во-вторых, жениться на ней.

- В нашей стране двоеженство преследуется, а я уже решил, на ком мне жениться. И что теперь?

- Ты ужасно упрямый.

- А ты? Ну и парочка из нас выйдет, Эллен. Будем спорить, ругаться, драться и любить друг друга до конца своих дней.

- Постараемся, а, Филипп?

Он взял меня за руку и крепко сжал ее.

- Я не сомневаюсь в этом, - серьезно сказал он.

- Еще ведь не поздно все переделать. Если бы у тебя было побольше времени...

- Побольше! Мне надо как можно меньше. Эта неделя покажется мне адом.

Так мы и болтали, сидя в тени деревьев; потом я все пыталась вспомнить каждое его слово, каждое восклицание, в надежде, что тот наш разговор окажется разгадкой дальнейших событий. Но как ни старалась, ничего особенно припомнить не могла. Разговор как разговор, каких у нас с Филиппом были тысячи.

Вечером мы посетили службу в церкви, после которой я с кузиной Агатой, кузеном Уильямом и Эсмеральдой вернулась домой. Разошлись по спальням мы рано, по субботам обычно не бывало никаких светских мероприятий. Я еще посидела у окна, глядя в сад и думая о том, что через неделю в это время я уже буду замужем, и мы с Филиппом будем на пути в Beнецию.

***

Я проснулась, ни намека не имея на дурное предчувствие. Утро переходило в день, когда приехал Ролло.

Я разбирала в своей спальне вещи в шкафу, когда вошла Рози. Белая как мел. Из-за спины Рози выглядывала Бесси.

- Что случилось? - быстро спросила я.

- Несчастье. Толком не знаю, в чем дело, но мистер Ролло Каррингтон прибыл и хочет поговорить.

Я спустилась в гостиную. Ролло стоял у камина.

- Что случилось, что?! - закричала я. Тут я увидела его лицо - бледное, искаженное, потерянное. Передо мной был совершенно незнакомый Ролло.

- Произошло нечто ужасное, - произнес он, - вы должны постараться владеть собой.

- Филипп... - выдохнула я.

- Да, - кивнул он, - Филипп.

- Он болен...

- Он мертв.

- Филипп... мертв! Нет, не может быть, нет, да как же это?..

- Филипп найден мертвым сегодня утром.

- Но ведь он ничем не болел.

- Он скончался от выстрела.

- Выстрела? Но кто?..

Ролло медленно, мрачно покачал головой.

- Похоже, что выстрел сделал он сам, - тихо сказал Ролло.

В голове у меня помутилось. Ролло подхватил меня и поддерживал, пока дурнота не прошла.

- Это ошибка, - резко сказала я, - не верю!

- Увы. Это не ошибка.

Кругом все плыло. Может, это кошмарный сон? Надо проснуться. Я должна проснуться. Весь мир превращался в сплошной жуткий сон. И самым страшным в нем был Ролло, чей низкий, трагический голос слышала я: "Филипп мертв. Он ушел из жизни".

Что это? Что?

"ПРЫЖОК МЕРТВЕЦА"

Я лежу. Не могу двинуться. В смерть Филиппа не верю! Филипп - да он сама жизнь! Невозможно. И покончить с собой... Он... который был так счастлив. Да только вчера он вовсю мечтал о будущем. Что же могло так внезапно подвести его к страшному решению?

Вошла Эсмеральда, тихо села подле меня. Я никого не хотела видеть, но ее присутствие все же было терпимо. Она молчала, Достала носовой платок, смоченный одеколоном, приложила к моему лбу. Этот запах теперь всегда будет напоминать мне о том дне.

Перед глазами все время Филипп. Наши последние дни, картины из детства. Вот мы устраиваем костер. Сколько озорства в его глазах! Он так хотел, чтобы полыхало пламя. Как светился его взгляд, будто из его глаз, а не от костра, сыпались искры. Тревога пришла потом. Потом нас наказали, но сколько детской радости мы испытали... Вот мы с ним танцуем, вот он делает мне предложение и так вдруг серьезно уверяет, что никогда не оставит меня.

И вот оставил.

- Не верю, - шепчут мои губы, - это не правда. Этого не может быть.

Эсмеральда молчала. Что она могла сказать?

А сказано будет еще многое, и скоро они начнут.

В тот же день газеты запестрели: "Самоубийство накануне венчания. За шесть дней до женитьбы на мисс Эллен Келлевэй Филипп, сын Джосайи Каррингтона, покончил с собой. Что скрывается за этой трагедией?"

Все, конечно, поверят, что скрывается за ней немало и что я держу тайну при себе.

Почему юноша, обладавший столькими достоинствами, богатством, стреляется за неделю до свадьбы? Видимо, только потому, что жизнь стала невыносимой для него, он мог пойти на такой страшный шаг. "Шесть дней до бракосочетания" - эта тема стала основной в газетах.

В комнате, где я лежала, жалюзи были плотно закрыты, чтобы не пропускать солнечного света. Солнце все равно не растопит ледяной холод, сковавший и тело, и сердце. Есть я не могла. Я не могла спать. Могла только неподвижно лежать и вопрошать - почему? ПОЧЕМУ?

Эсмеральда рассказала мне, как все было. Я велела ей говорить об этом, и, как в детстве, она не смогла ослушаться меня.

- Он застрелился из одного из пистолетов, которые хранились в Трентхэм Тауэрз.

- Этого не может быть. Не мог же он задумать такое.

Она молчала. А мои мысли понеслись вспять, вызывая в памяти тот день, когда мы с ним вместе заглядывали в "оружейную" в Трентхэме. Я вспомнила футляр, отделанный изнутри атласом, серебристо-серый пистолет, который он держал и гладил с такой любовью. А рядом с тем оставалась пустая ячейка, и Филипп тогда еще пошутил, как я думала, что держит пистолет под подушкой. Что он тогда имел в виду? Неужели это было правдой? Неужели он всерьез боялся грабителей? Даже если так, что же заставило его наавести пистолет на себя? Как же могло случиться, что я, считавшая, что прекрасно знаю Филиппа, могла так ошибаться? Вдруг душа его обладала другой стороной, неведомой мне, которой он никогда ко мне не поворачивался? Во все это я не могла поверить.

- Он не мог покончить с собой! - закричала я. - Он только за день до этого говорил со мной. Ты только представь, Эсмеральда, какое отчаяние должно охватить человека, чтобы уйти добровольно из жизни! А ты вообще можешь представить Филиппа отчаявшегося, тоскующего? Я никогда не видела его таким. А ты? Он был не из тех, кто способен скрывать свои чувства. Он даже никогда и не пытался делать этого. Я знала Филиппа! Лучше всех знала, и я говорю - это невозможно. Никогда в это не поверю.

Но это произошло.

Эсмеральда сказала:

- Здесь целая толпа газетчиков. Тебя хотят видеть. Будет расследование. Придется идти.

Я неожиданно встала.

- А я хочу пойти! - закричала я, - хочу выяснить, что же случилось...

***

Казалось, сон продолжается. Эти лица... Мистер Джосайя Каррингтон, непохожий сам на себя, бледное лицо искажено горем; в глазах леди Эмили больше растерянности, чем трагизма. И Ролло - суровый, окаменевший, глаза как лед, жестоко глядят они на меня, от чего пробирает дрожь.

Вердикт был вынесен единственно возможный. Самоубийство. Внутренне я протестовала так, что хотелось реветь.

Только не Филипп! Он - не мог совершить этого. Любой, хоть немного знавший его, должен был понимать очевидные вещи. Однако таково было мнение следствия.

Потом были похороны. Я не пошла. Лежала одна, ослабевшая от переживаний, от бессонницы, от недоедания.

- Мама считает, что тебе не мешает поехать в загородный дом, - сказала однажды Эсмеральда. - Я отправлюсь с тобой. Газеты все надоедают. Мама говорит, уехать ненадолго будет лучше.

Так и сделали. Каким утешением была для меня Эсмеральда! Наверное, она в глубине души считала, что от ужасной участи я спасла ее, ведь на моем месте сейчас могла оказаться она, как и предполагалось.

Мне стало немного легче, однако спала я по-прежнему плохо. Стоило задремать, как я видела Филиппа, пистолет в руке, постель, залитую кровью... Или грезился тот, другой сон: комната, красный ковер, морской пейзаж - и Филипп рядом со мной. И он говорил мне: "Ты же всегда предчувствовала это, Эллен? Ну вот, пожалуйста. Я умер. Убил себя... потому что не мог жениться на тебе".

И я пробуждалась, выкрикивая его имя. Страшные были дни. Спустя две недели после нашего приезда за город, в Трентхэм Тауэрз, прибыл Ролло. Он зашел навестить меня. Эсмеральда поднялась ко мне в комнату и сказала, что он ждет в маленькой гостиной. Увидев меня, Ролло встал, сдержанно поклонился, и я обратила внимание на то, как он изменился за это время. Я тоже, наверное...

Он настоятельно попросил о беседе с глазу на глаз. И начал сразу, без обиняков:

- Хочу, чтобы вы объяснили мне, почему Филипп пошел на самоубийство.

- Если бы только я знала...

- А вы не знаете? - резко спросил он.

- Откуда же? Если бы я знала, что он задумал, я бы нашла способ остановить его.

- Но что-то же послужило причиной...

- Мне она неизвестна.

- А кому же тогда известна?

- Вероятно, он что-то скрывал от всех.

- Брат был не такой человек. - Ролло не сводил с меня глаз. - Видимых причин нет. Неприятностей <него не было, в бизнес он еще не включался всерьез. Значит, причина кроется в его личной жизни. Уверены ли вы стопроцентно, что между вами не было разногласий, размолвок? Только здесь, похоже, приходится искать ключ к разгадке.

Его взгляд был холоден, полон ненависти; и я поняла, что он действительно подозревал меня в причастности к трагической гибели брата. Вынести такое было выше моих сил.

- Для меня удар оказался побольнее, чем для вас. Я должна была стать его женой! - почти выкрикнула я. Он близко подошел ко мне; руки, я заметила, сжаты в кулаки, будто ему приходилось сдерживать себя, так, наверное, сильно было желание ударить меня, сделать мне физически больно, настолько, наверное, он винил меня в смерти Филиппа.

- Я думаю, вам кое-что известно, - произнес он.

- Я уже сказала, что понятия не имею, что вообще могло толкнуть его на этот шаг.

- Вероятно, что-то связанное с вами. Может быть, вы обманывали его, и он узнал об этом. Ваше предательство могло настолько потрясти его, что он, не имея никакого жизненного опыта, предпочел выстрелить в себя, чем посмотреть вам в лицо.

- Вы не можете верить в этот бред. Это ложь! Гнусная, злобная ложь!

- Кто тот человек, с которым я застал вас в особняке на площади Финлей?

- Откуда я могу знать, кто он? Он сказал, что он ваш родственник.

- Вы прекрасно знаете, что это не правда.

- Тогда кто же он?

- Полагаю, он ваш друг.

- Повторяю, кто он, я не знаю. Он был на концерте в вашем доме... а потом зашел осмотреть особняк на площади. Вот и все, что мне известно.

Ролло скептически смотрел на меня.

- Как же он попал в особняк?

- Он же говорил вам, что взял ключ у агента по продаже.

- Эллен, я ведь знаю все. Узнавать и выяснять - часть моего бизнеса. Вы заранее договорились встретиться там, только я немного помешал вам.

- Это чудовищная ложь!

- Я говорю только о том, что лежит на поверхности. Один ключ был у вас, другой, которым я пользовался, у Филиппа. Никакого третьего ключа не было вообще. Я говорил с нашим агентом, интересовался, почему он выдал ключи еще кому-то, но он уверяет, что никто из посторонних к нему даже не обращался. Так что только единственная возможность была у того человека попасть в дом его впустили вы!

- Это чепуха, - отбивалась я, - я никого в дом не впускала. Я была удивлена не меньше вашего, увидев его там. Ключ у него был, агент говорит не правду.

Ролло поднялся.

- Я бы с большим уважением отнесся к вам, если бы вы признали все. Ваши отношения с тем человеком, определенно, более чем дружеские. Уверен, что разгадка трагической тайны именно здесь, и вы эту тайну храните. Филипп погиб, потому что вы причинили ему страдания. Именно вы повинны в смерти.

- Да как вы... Да как вы смеете! Такая ложь....

- Лжи предостаточно. Однако Филипп мертв. Видит Бог, лучше бы он никогда не встречал вас.

Он вышел.

***

Душа была опустошена отчаянием. Филиппа я потеряла, и с ним потеряла все. Все это можно еще было бы перенести, если бы не то презрение, каким облил меня Ролло, так несправедливо и жестоко заподозрив, что я знаю и скрываю тайну этой трагедии, что я на самом деле живу другой жизнью. Ролло не желал верить, что гибель Филиппа была для меня такой же страшной загадкой, как и для него.

Подолгу я гуляла по окрестностям, но облегчения это не приносило. Ведь здесь мы часто бродили с Филиппом. Вряд ли где остался уголок леса или лужайки или взгорок, где не осталось бы наших следов. В одиночестве отправлялась я теперь на верховые прогулки, хотя Эсмеральда всегда пыталась составлять мне компанию. Я заезжала в маленькую таверну при гостинице, где мы с Филиппом - а может, и с Эсмеральдой тоже, только о ней мы тогда не думали - останавливались перекусить, выпить холодного сидра. Вот и кузница, где старый кузнец подковал как-то наших лошадей. Старик и сейчас приветствовал меня, но глаза отвел в сторону, не зная, что сказать. В деревнях, где нас помнили детьми, люди вели себя так же. Смотрели на меня украдкой и, конечно, задавались при этом вопросом: почему Филипп покончил с собой? Неужели все дело во мне и он предпочел умереть, чем жениться? Наверное, сейчас всякий предположил бы такое.

Не могла не подняться я и на наш любимый утес Дэд Монз Лип. Сидя на старой деревянной скамье, бесконечно вспоминала я, как мы с Филиппом играли здесь, как забирались на самую кромку обрыва, заставляя осторожную Эсмеральду быть свидетельницей нашей отваги.

Дэд Мэнз Лип! "Прыжок мертвеца". Я думала о многих тех, чья жизнь оказывалась настолько невыносимой, что они решались уйти из нее. Какие страдания, какие несчастья заставляли идти на это? Одно я знала твердо: Филипп никогда не бывал в таком состоянии. Он не мог пойти на самоубийство. Однако именно такой вердикт вынесло следствие. Почему? И знала ли я действительно этого юношу, с которым провела детство, оторочество? Вообще, возможно ли знать до конца другого человека? Всегда я считала, как Филипп понятен, как искренен. Он говорил, что думал, его редко волновало, к чему могут привести собеседника его слова. Он был беспечен, добродушен, немного ленив, обожал все красивое в жизни, и доставалось ему это легко, без усилий, что естественно для сына богатых родителей, у которого не было никогда ни в чем недостатка. Все это я давно знала о Филиппе. Но думала ли я о том, что таится в сокровенных уголках его души?

Глубокая печаль одолевала меня после таких прогулок. Эсмеральда как-то спросила меня, где же я бываю, и, услышав ответ, пришла в ужас.

- Не надо туда ходить, - сказала она, - это нехорошее место.

- Как раз для меня, - возразила я, - там я думаю о Филиппе, и, как ни странно, это утешает меня.

- Я поеду с тобой, - решила тогда Эсмеральда, от чего я всегда отказывалась.

- Нет-нет. Я хочу побыть одна.

Эсмеральда очень переживала за меня.

Однажды утром, бродя по лесу, я вдруг почувствовала, что я не одна. Что именно вызвало это ощущение, сказать я не могла. Возможно, какой-то звук сухой стук скользнувшего камня, шуршание листвы, треск сучьев от встрепенувшегося животного... Но чье-то незримое присутствие я ощущала явственно. Неужели правда, думала я, что души несчастных самоубийц бродят неприкаянно, все стремясь прийти в то место, которое стало последним прибежищем в их жизни. Именно это, по всем поверьям, и придавало дурную славу "нечистого места" утесу Дэд Мэнз Лип - "Прыжок мертвеца".

И вот, как ни странно, меня это ощущение только привлекло, а не отпугнуло. Мне показалось, что вдруг удастся каким-нибудь неведомым способом встретить Филиппа, вдруг он придет сюда и скажет, что же привело его к смерти.

Теперь ноги сами несли меня на утес, каждый день я поднималась туда и часто, очень часто чувствовала, будто кто-то наблюдает за мной.

В один знойный, жаркий полдень я нашла отдохновение под сенью деревьев, которыми зарос утес. Воздух был густым и неподвижным, чувствовалось приближение грозы. Ощущение, что на меня пристально смотрят, было сильным, как никогда. Я вновь и вновь думала о Филиппе, отчаянно надеясь, что услышу в этой тишине его шепот "Эллен". Мне до боли захотелось снова стать маленькой и беззаботной, снова вернуться в детство, когда главной моей целью было обставить Филиппа в очередном споре и доказать, что девочки ничем не хуже мальчишек. Мне мучительно захотелось вернуться в день нашей помолвки, научиться быть не такой легковерной и легковесной, попробовать разобраться в человеке, женой которого я должна была стать. Никакие доказательства, неопровержимые факты не заставят меня согласиться с мыслью, что Филипп самоубийца. Должно быть другое объяснение.

Никогда я не уходила с утеса, не постояв на краю пропасти. Подошла к обрыву и сейчас. Далеко внизу кудрявились зеленью кусты, и от этой картины дух захватило как в детстве.

Взявшись за парапет, я наклонилась, чтобы глянуть вниз, и в этот момент ограда резко накренилась вперед, потянув меня за собой, так как я крепко держалась за нее. В следующее мгновение руки мои ощутили пустоту, испуганная птица коснулась крыльями моего лица, и я еще успела подумать: "Это конец, все!"

...Я открыла глаза. Дыхание перехватило от бешено колотящегося сердца. Осторожно взглянула вниз - где-то там далеко внизу виднеются верхушки деревьев. Ноги мои не находили прочной опоры, руками я вцепилась в ветки кустов, в чьи заросли я упала.

Тогда я поняла, что произошло. Редкое, невероятное везение, но, пролетев с обрыва всего несколько футов, каким-то чудом я зацепилась юбками за колючий кустарник, которым зарос каменистый склон утеса.

Первые мгновения я ничего не способна была делать, кроме как висеть, судорожно вцепившись в ветки. Потом сердцебиение начало успокаиваться, и я сумела поразмыслить над ситуацией. Парапет, который теперь был выше меня, с одной стороны болтался буквально на ниточках; значит, смерти я избежала едва-едва.

Так что же делать теперь? Одно неточное движение, и я покачусь кубарем в пропасть. Надо оставаться в этом положении в надежде, что привлеку чье-нибудь внимание. На страшный утес самоубийц поднимаются иногда и обычные люди. Правда, не подойдя к самой кромке, заметить меня было, наверное, невозможно.

Я закричала, но крик мой эхом вернулся обратно. Я начала ощущать боль в руках и ногах. Кожа рук была жестоко расцарапана, а все тело, скорее всего, посинело от ушибов. Подкатывала дурнота... Надо сосредоточиться и крепко держаться за густые ветки!

Я никогда не забуду этого страшного испытания, посланного мне судьбой. Избавительницей моей стала Эсмеральда. Через несколько часов она заметила мое необычно долгое отсутствие и тут же подумала о смертельно опасном утесе. Я прекрасно понимала, какой была ее первая мысль, хоть она никогда не упоминала об этом. Эсмеральда отправила двух грумов на поиски; на скале они меня не нашли, но заметили сломанный парапет, заглянули вниз. Вот таким образом и обнаружили меня, мертвой хваткой вцепившуюся в кусты.

Извлечь меня из этих зарослей оказалось очень непростым делом. Два опытных скалолаза из ближайшего городка приехали со специальным снаряжением; собралась целая толпа зевак, история моего спасения попала в газеты. Появилась статья об опасностях утеса "Дэд Мэнз Лип". Автор размышлял, отчего совсем недавно установленная ограда сломалась, и делал вывод, что в таких местах меры безопасности должны соблюдаться неукоснительно.

Три дня Эсмеральда ухаживала за мной, как за малым ребенком. Этого было достаточно, чтобы я оправилась от шока, чтобы зажили синякии и царапины. Это происшествие со мной только подтвердило всеобщую уверенность в том, что Филипп покончил жизнь самоубийством. Вслух никто не говорил об этом, просто сама атмосфера была такой. Вечно оставаться в Сассексе было нельзя, и кузина Агата вызвала нас в город.

Я ощущала легкую дрожь в коленках, когда переступила порог дома, за которым меня ждала кузина Лоринг. Лицо ее выражало одновременно и раздажение, и плохо скрываемое торжество: раздражение потому что я, попав в опасность на утесе, вновь заставила всех говорить о себе, а скрытое торжество потому, что хоть и по-прежнему тешил кузину факт, что член их семьи был удостоен внимания могущественного клана Каррингтонов да еще собирался породниться с ними, она была удовлетворена, что я в конце концов потерпела поражение и вернулась на прежнее свое место бедной родственницы в дом, предоставив ей возможность снова мучить и унижать меня.

Оказавшись в городе, я отправилась на площадь Финлей, чтобы взглянуть на тот дом. Он по-прежнему был выставлен на продажу, но ничто теперь не заставило бы меня зайти туда. Я подумала, не померк ли интерес покупателей к этому особняку после всего, что произошло. Ведь даже дом этот, наше будущее жилье, упоминался в связи с трагической смертью Филиппа. Люди могут счесть его зловещим; вот, пожалуй, так и обретают места дурную славу.

Когда я стояла посреди площади и всматривалась в фасад дома, мне почудилось, будто усмехается этот особняк. Никогда он не принимал меня, предупреждал: "Держись подальше", а я осмелилась пренебречь его предупреждениями, не обращала внимания на его неприязнь ко мне, пока не получила страшных доказательств.

В обществе я теперь почти не показывалась. Каррингтоны, похоже, избегали меня. Наверное, один мой вид вызывал у них душевную боль, больше того, они все еще официально были в трауре, в светской жизни не участвовали. Когда в нашем доме появлялись гости, кузина Агата, которая совершенно равнодушна была к моим переживаниям, впрочем, как и всегда, предпочитала, чтобы я не показывалась.

- Мы не хотим, чтобы вновь оживали все эти толки и слухи, - с неприятным смехом говорила она, - они крайне осложняют нам жизнь.

Разбитая, уничтоженная страданиями, я механически проживала дни за днями, твердо зная при этом, что долго такое неопределенное положение не продлится.

Я была права. Однажды кузина Агата вызвала меня в свою малую гостиную. Я стояла перед ней, а она смотрела на меня с явным неудовлетворением. Дни моего короткого триумфа позади, теперь она вновь может распоряжаться судьбой бедной родственницы.

- Полагаю, - начала она, - всем нам еще понадобится немало времени, чтобы пережить все эти крайне неприятные события. Разумеется, я никогда полностью не верила, что эта свадьба состоится. Всегда я думала, что что-нибудь да помешает ей. Если бы у меня была возможность... - Тут она затрясла головой, подразумевая под этим, что она сама никогда бы не дала согласия на этот брак, что она бы заставила Филиппа взять в жены Эсмеральду.

Кузина тяжело вздохнула. Я совсем сникла, была не в состоянии возражать, исчезло вечное стремление противиться ей.

- Ну, как говорится, нет худа без добра, и мне кажется, это именно твой случай.

С удивлением теперь смотрела я на нее, а она наградила меня ледяной улыбкой. Следовало догадаться, что ее радость обернется моими страданиями.

- Миссис Оман Лемминг собирается, расставшись с прежней гувернанткой, нанять себе нового человека, правда, подходящей кандидатуры у нее еще нет. Но теперь, зная, что ты ищешь место работы, она великодушно решила закрыть глаза на условности и дать тебе шанс.

- О нет, - запротестовала я.

- Да! Это больше чем любезность с ее стороны. В газетах был такой шум! На тебе печать. И тем не менее она полагает, что со временем все будет забыто и что тебе это пойдет на пользу. Я сочла необходимым быть с ней откровенной и поставить ее в известность, что ты временами бываешь дерзкой и полна предубеждений против твоего будущего положения в ее семье. Мистер Лоринг, проявляя удивительную лояльность к тебе, в чем мне даже приходилось его сдерживать, не хочет, чтобы ты, сознавая всю сложность своего положения, сейчас вступала в самостоятельную жизнь.

- Значит, вы идете против его воли? - все-таки не удержалась я.

- Я не понимаю тебя! Полагаю, ты не начнешь дерзить мне, Эллен? В такой ситуации, как твоя, не мешало бы склонить голову и быть скромнее.

- Почему же? Что я такого сделала?

- Эллен, дорогая, - ее голос, как обычно, дал понять, что я вовсе не дорога ей, - когда мужчина идет на самоубийство буквально перед свадьбой, все начинают искоса поглядывать на женщину, которая должна была стать его женой.

- Свадьба наша здесь ни при чем. Филипп любил меня. Он мечтал больше всего на свете, чтобы мы поженились. И он не мог покончить с собой. Л уверена в этом. Только за день до смерти...

- Пожалуйста, без истерик. Не забывай свое место.

- Истерики положены только богатым родственницам?

- Я не понимаю, о чем ты говоришь. Ты не в себе, и лучшее, что можно сделать сейчас, это поскорее начать новую жизнь, и как можно скорее. Пережить несчастья людям лучше всего помогает работа, реальное дело. Работа, работа и еще раз работа. Так или иначе, но миссис Оман Лемминг готова предоставить тебе место, и я сказала ей, что в конце месяца ты приступишь к своим обязанностям в ее доме.

Я поняла, что иду ко дну в этом океане невзгод, Филиппа нет, и некому теперь защитить меня...

***

Предстояло собирать вещи. "Тебе понадобятся добротные, практичные платья", - заявила кузина Агата. Я смотрела на свое "вечное" черное выходное платье. Когда-то приколотые к нему цветы оставили на ткани едва заметный след. Надо было сохранить те орхидеи. Они напоминали бы мне о Филиппе, о том вечере, когда он изумил меня, да и кузину Агату, своим предложением выйти за него замуж.

Что у меня было, так это целый гардероб разнообразных красивых нарядов, которые должны были составить мое приданое. Наверняка кузина Агата хотела конфисковать их, но вряд ли она решилась бы на такое. Эсмеральде они все равно не подходили по размеру, я была заметно выше и стройнее ее. Но что за радость может доставить все это барахло, когда ты брошена в одиночестве в свирепом круговороте жизни! Моя маленькая лодочка, когда-то такая яркая, однажды гордо плывшая рядом с роскошным гордым галеоном всемогущих Каррингтонов, теперь вот-вот разобьется о скалы горестей и лишений, где царит достопочтенная миссис Оман Лемминг, в сравнении с которой моя кузина Агата само очарование и до брота. Что значат мои печали рядом со смертью Филиппа? Я потеряла своего защитника в этом мире, но еще горше то, что не ценила я его при жизни. Какой ерундой теперь мне казалось предстоящее бесцветное унылое существование гувернантки в доме, о котором вся прислуга отзывалась недоброжелательно.

***

...В то утро я встала в обычном подавленном настроении, которое не покидало меня со дня смерти Филиппа, и обнаружила на столе письмо, адресованное мне. Почерк на конверте был незнакомым. Крупно, размашисто, черными чернилами было начертано мое имя, обратный адрес - Далекий Остров, Полкрэг, Корнуолл.

"Дорогая мисс Келлевэй! Читая это письмо, вы удивитесь, почему я никогда не писал вам раньше. Дело в том, что я только недавно узнал о вашем существовании. Я живу в отдаленном, глухом уголке, где и был дом вашего отца. Перед своей смертью, то есть около года назад, он назначил меня вашим опекуном, пока вы не достигнете совершеннолетия. Мне известно, что это произойдет в следующий ваш день рождения. Огромным удовольствием для меня будет, если вы примете приглашение посетить наш Остров. Полагаю, всю жизнь вы оставались в неведении относительно семьи вашего отца и, надеюсь, теперь пожелаете познакомиться с нами. Смею просить вас приехать на встречу с нами. Ваше согласие доставит всем нам огромное удовольствие.

Яго Келлевэй".

Несколько раз я перечитала эти строки. Далекий Остров. Никто даже не упоминал этого названия.

Родина моего отца... Что я вообще знала об отце? Только то, что мать рассталась с ним, когда мне было три года, она уехала, забрав меня с собой. Я вытащила карту, нашла нужный квадрат. Остров, должно быть, у берегов Корнуолла; к сожалению, местечко Полкрэг не нанесено на карту.

Первым порывом было пойти к кузине Агате и расспросить ее, что ей известно о моем отце, однако я заколебалась. Она так решительно настроена отдать меня в гувернантки на растерзание достопочтенной миссис Оман Лемминг, что начнет чинить мне препоны к моему возможному отъезду. Я начинала волноваться. Было что-то фатальное в этом счастливо-своевременном послании. "Далекий Остров" звучит завлекательно. И известие о всего год назад скончавшемся отце? Просто страшно, что он жил, а я даже не видела его!

О письме я не сказала никому, даже Эсмеральде. Но представился удобный случай поговорить с кузеном Лорингом, которому я сразу показала письмо и спросила, что ему обо всем этом известно.

- Ну да, - сказал он, - твоя мать вышла замуж и отправилась жить на Далекий Остров. В семейной жизни что-то не заладилось, она вернулась, но уже с тобой на руках. Отец твой не давал ей никакого содержания, что не удивительно, раз она по своей воле оставила его. Этим побегом она сама лишилась всего, и ты вместе с нею.

- А кто такой Яго Келлевэй?

- Вероятно, какой-то родственник, - он тепло посмотрел на меня, в глазах его было сочувствие, - к сожалению, я почти ничего не могу тебе рассказать, Эллен. Однако название острова, где жил твой отец, помню твердо. И если сейчас он уже скончался, а эти люди приглашают тебя навестить их, возможно, они в какой-то степени хотят искупить его вину за столь длительное молчание.

Он взял меня за руку.

- Я вовсе не хочу, Эллен, чтобы ты соглашалась на то место гувернантки. И что касается меня лично, я всегда буду рад тебе...

- Я знаю. Спасибо вам, кузен Уильям.

Я решила перебить его, чтобы он не сказал что-нибудь недоброжелательное в адрес своей супруги, о чем наверняка стал бы потом жалеть.

- Единственное, в чем я хочу убедиться, - продолжала я, - в том, что там живут действительно родственники моего отца. А вы считаете, что мне следует поехать и встретиться с ними?

Он кивнул. Я поняла, что кузен Уильям полагает ото неплохим способом выпутаться из сложившейся для меня неприятной ситуации.

К полудню приехала миссис Оман Лемминг. Из окна я видела, как она входила в дом. Мне отвратительна была ее манера носить шляпу, чересчур украшенную цветами, мне отвратительна была ее надменность, с которой она относилась к прислуге, встречавшей ее у кареты.

Скоро пришлют и за мной, ожидая, что я спущусь и предстану перед ними, опустив глаза долу, та самая пресловутая бедная родственница, к которой так великодушны они: кузина Агата, попрекавшая меня все эти годы, проведенные в ее доме, и миссис Оман Лемминг, так любезно согласившаяся закрыть глаза на мое ими же выдуманное участие в недавно разыгравшейся трагедии, и предоставляющая мне уникальную возможность унижаться перед нею до последних дней.

Не колеблясь более ни минуты, я села и написала Яго Келлевэю, что с огромной радостью приеду на Далекий Остров, где смогу заново установить родственные связи, так ослабевшие за эти годы.

Я закончила последние строчки, когда меня вызвали в гостиную. Заклеенный конверт лежал уже на столе.

Бесси робко топталась в комнате:

- Мисс Эллен, хозяйка ожидает вас в маленькой гостиной. Там с ней и миссис Оман Лемминг...

Решительно направилась я вниз, неожиданно обретя былое присутствие духа. Я не собираюсь идти в дом Оман Лемминг на место всеми уважаемой и презираемой гувернантки. Я собираюсь отправиться к своим родственникам на Далекий Остров у берегов Корнуолла.

Часть 2

ОСТРОВ

ВСТРЕЧА С УСАДЬБОЙ ХАЙДРОК

Только после полудня я добралась до местечка Полкрэг, потому что пришлось пересаживаться с основной железнодорожной линии на местную и ехать по ней еще шесть-семь миль.

У станции я заметила одноконный экипаж и попросила кучера доставить меня и мой багаж в городскую гостиницу "Полкрэг Инн". Именно это предложил Яго Келлевэй в своем втором письме, в котором писал, какую радость доставило ему мое согласие навестить Остров.

"А поскольку, - писал он, - Остров лежит в трех милях от берега, то, по воле Всевышнего, возможно, вам придется немного подождать. Дело в том, дорогая, что лодки из-за шторма не всегда удается спустить в море. И если в день вашего приезда будет шторм, смело отправляйтесь в "Полкрэг Инн", с хозяином которой мы очень хорошо знакомы, и я поручу ему оказать вам исключительный прием".

Мой багаж - все, что у меня было в жизни из вещей, умещался в трех среднего размера чемоданах, большая часть которых была занята нарядными платьями, сшитыми мне в приданое, так что по иронии судьбы я, оставив и лондонский свет, и городскую жизнь, имела подходящий именно для такой жизни гардероб, разнообразный, как никогда.

Эсмеральда со слезами расставалась со мной, кузина Агата же едва ли пыталась скрыть облегчение, что удается все-таки избавиться от меня, а кузен Уильям потихоньку сунул мне кошелек с горстью соверенов и пробормотал:

- Я настаиваю, чтобы ты приняла это, Эллен. Тебе это может очень пригодиться.

...Зацокали копыта, экипаж потащился по городку, который по дороге мне удалось немного рассмотреть. Домики, особняки, хозяйственные постройки будто гроздьями висели на взгорках, на которых притаился городишко. Одни дома выделялись яркими островерхими крышами, другие, наоборот, терялись в лощинах между скал, к ним вели крутые каменные лесенки. Все постройки были серого корнуэльского камня, многие имели застекленные террасы, несомненно, сделанные с двойной целью: допустить в помещения побольше солнечного света и защититься от ветров, которые часто налетают с моря. "Полкрэг Инн", трехэтажное здание с воротами во двор, располагалось на Главной улице. Через арку мы подъехали к дверям. Я уже почти выбралась из экипажа, когда во дворе появился мужчина, в кожаном фартуке, наверняка хозяин гостиницы.

- Вот и мисс Келлевэй, если не ошибаюсь, - сказал он.

Я подтвердила, что это так.

- Мы для вас приготовили отличную комнату. Меня предупредили о вашем приезде.

- Я думала, что уже сегодня отправлюсь на Остров, - призналась я.

- Да Боже вас упаси, мисс. Море просто свирепствует сегодня. Видали вы вон те белые барашки? Они далеко, согласен с вами, но, будь вы с ними знакомы, вы бы согласились, что лодке сейчас нечего делать на море.

- Значит, мне придется переночевать здесь.

- Только это вам и остается, мисс Келлевэй, и мы готовы принять вас. Приказано было заботиться о вас, пока не придет лодка с Острова.

Немного расстроенная тем, что не попасть мне сегодня на Остров, я утешалась добротой и вниманием, пусть пока заочными, моих новообретенных родственников.

- Джим сейчас занесет наверх ваши вещи, а мы будем надеяться, что эти коварные барашки завтра тихо побудут в загоне.

Вслед за хозяином я через двор прошла к дверям дома, он впустил меня внутрь, и мы оказались в прихожей, главной особенностью которой был огромный дубовый комод и стоявшее на нем большое оловянное блюдо.

- Где ты там, дорогая! - пропел хозяин, и в прихожей появилась женщина.

- Вот и мисс Келлевэй, - сообщил ей хозяин. Глаза женщины расширились от удивления, какое-то время она смотрела на меня с интересом.

- Вот те на! - негромко воскликнула она и поклонилась. - Пожалуйста, мисс, пойдемте я провожу вас в комнату.

- Мне бы хотелось умыться с дороги, - сказала я, - переодеться...

- Все будет по-вашему, - ворковала жена хозяина, - идите за мной, мисс Келлевэй.

Хозяин смотрел нам вслед, когда мы поднимались по лестнице.

- Вот и ваша комната, мисс Келлевэй, - распахивая дверь, сообщила хозяйка, - лучшая комната к гостинице. Мы ее приготовили специально на случай, если вам придется останавливаться у нас. Я велю сейчас же принести вам горячей воды.

- Спасибо вам большое.

- Да на здоровье, на здоровье, мисс Келлевэй. Мы для вас все готовы сделать. И вещи ваши вмиг доставят.

Она все не уходила, медлила. С первой минуты нашей встречи она не сводила взгляда с моего лица. Я с удивлением наблюдала за ней, в полном ощущении, что она хочет что-то сообщить мне.

Так и вышло. Поколебавшись еще чуть-чуть, она выпалила:

- А я знала вашу матушку. Вы так похожи.

- Вы знали маму! Удивительно.

Хозяйка кивнула.

- Я была ее горничной, пока не вышла за Тома Пенджелли. Я была при ней... до самого ее отъезда.

- Как приятно встретить человека, знавшего ее! Мне пять лет было, когда она умерла, а что запоминает ребенок в таком возрасте...

Она опять кивнула.

- Стало быть, теперь вы здесь. Малышка мисс Эллен! Прямо скажем, вы подросли.

- Да уж, с той поры, как вы последний раз видели меня, - улыбнулась я. - Тогда мне едва три года было.

- Время бежит, - вздохнула она, - кажется, все будто вчера было, хотя сколько лет прожито. Сын мой там, - кивнула она куда-то в окно, - служит у мистера Яго. Можете спросить там Августа, хотя все зовут его Слэк .

- Обязательно спрошу, - пообещала я.

- Свадьба наша была сразу после отъезда вашей матушки, потом и Август родился. С ним все в порядке. На белый свет, может, чуток поспешил явиться, а так он хороший мальчик.

Раздался стук в дверь, вошла горничная с кувшином горячей воды, за ней работник с моим багажом.

- Да ведь у меня в духовке поросенок запекается, - воскликнула миссис Пенджелли и быстро вышла.

Я встала у окна, очарованная восхитительной картиной моря. Я напрягала глаза, стремясь увидеть хоть очертания Далекого Острова, но все, что я видела, это мрачные темные облака, которые неслись по серому небу, подгоняемые тем самым ветром, выгнавшим на морскую гладь стадо коварных барашков, чьему появлению я и была обязана задержкой на берегу.

Постучав, в комнату вошла другая горничная с бельем и полотенцем.

- А отсюда вообще можно увидеть Далекий Остров? - спросила я у нее.

- При относительно ясной погоде можно, мисс.

Я умылась, сменила платье; настроение мое поднималось - скоро я разузнаю историю жизни моих родителей.

До сих пор я знала, что вместе они не были счастливы, раз мать решилась оставить отца. Часто я думала о нем; он представлялся обычно мне жестоким, чуть ли не настоящим злодеем.

Я надеялась, что предстоящие события дадут мне необходимые силы, чтобы порвать с прошлым, в котором я могла только скорбеть о смерти Филиппа и раскаиваться, что не ценила его должным образом при жизни.

Вещи я не разбирала, так как надеялась, что уже на следующий день барашки уймутся. Меня сильно интересовало, приедет ли сам Яго Келлевэй встретить меня и что он собой представляет. Письма его было наполнены такой теплотой, что я уже просто мечтала познакомиться с ним.

Спускаясь вниз в столовую, я ощутила аппетитный запах жаренной в духовке свинины и впервые со дня гибели Филиппа почувствовала здоровое чувство голода. Других постояльцев я нигде не замечала и поинтересовалась у миссис Пенджелли, где же они, на что она ответила, что еще рановато.

Я стала уверять ее, что довольна всем, и тишиной в частности, и видела, что и хозяйка рада, что мы с ней оказались вдвоем в столовой - это давало нам возможность поговорить спокойно.

- Вы, наверное, хорошо знали мою маму, - начала я, настроившись выяснить как можно больше.

- Да уж, мисс Келлевэй. И вас тоже малышкой отлично помню. Такой славной девочкой вы были! А уж удержать вас от шалостей та еще была работенка...

- А почему моя мать вдруг покинула этот Остров?

Миссис Пенджелли осторожно оглянулась на дверь.

- Ну, наверное, моя милая, у нее были на то свои причины. Похоже, не ладили они с вашим отцом.

В столовую шумно вошел хозяин гостиницы и заявил, что он непременно хочет знать, понравилось ли мне угощение, и, услышав мои похвалы, с довольным видом принялся потирать руки. Однако я заметила взгляд, которым он скользнул по жене, и подумала: действительно ли он явился из хозяйского радушия или же хотел таким образом предупредить жену, чтобы та не болтала лишнего?

- Если вы желаете еще чего-нибудь.. - тем временем говорил он.

Я отказалась, тогда хозяйка спросила, не угодно ли будет мне выпить кофе, на что я ответила согласием, после чего узнала, что кофе здесь подают в маленькой гостиной.

- Я вам накрою, - добавила миссис Пенджелли, как мне показалось, молчаливо обещая продолжить наш разговор попозже. Однако когда она появилась уже с подносом и я принялась вновь расспрашивать ее о родителях, она напряженно молчала, сжав губы, будто пытаясь сдержать рвавшиеся с них слова. Скорее всего, супруг сделал ей выговор за болтливость.

Неужели здесь кроется какая-то тайна, связанная с Островом и его обитателями?

Допив кофе, я поднялась в свою комнату, посидела еще немного у окна, глядя на ночное море. Луна уже взошла, и на черной воде серебрилась, мерцая, лунная дорожка. Море показалось мне более спокойным, чем днем, и ветер не таким крепким и порывистым.

Наверное, утром за мной придет лодка, решила я.

Стоявшая в моей уютной комнате огромная кровать с периной была теплой, однако спала я неважно; задремав, я снова оказалась во власти своего навязчивого сновидения. Грезы мои были смутны и неопределенны, но по-прежнему я видела уже знакомую комнату, красные занавески, правда, едва предметы - кресло-качалка, картина, столик с выгнутыми ножками - начали приобретать отчетливые очертания, я проснулась. И не было в этот раз привычного дурного предчувствия, скорее я ощущала беспокойство и непреодолимое желание выяснить, что же скрывалось все эти годы за смутными ночными грезами, и казалось, вот-вот удастся мне раскрыть эту тайну.

Очнувшись, я сразу не могла сообразить, где нахожусь. Потом я встала, подошла к окну, оглядываясь в черноту ночного моря, туда, где скрывался сейчас во тьме Далекий Остров. Наверное, только что виденный сон отразил в какой-то степени мои надежды на то, что путешествие в эти края ответит на многие мои вопросы.

Под утро ветер вновь разгулялся, волны изо всех сил бились о берег. Какая досада! Вчерашнее "стадо барашков" так и не успокоилось, более того, оно стало еще больше.

Я спустилась к завтраку. Миссис Пенджелли печально покачала головой.

- Море все бушует, - заметила она, - и сегодня лодка не придет с острова.

К столу подан был свежевыпеченный еще горячий хлеб, который я мазала сливочным маслом, торопясь откусить, пока оно не растаяло. Запивала я все это горячим душистым кофе, налитым в тяжелую глиняную кружку. В моем распоряжении был длинный день, и я решила как следует осмотреть окрестности.

В городе, кроме как по Главной улице, бродить было особенно негде. Я прошла мимо нескольких лавок, контор и, пожалуй, больше ничего примечательного не увидела. Прохожие, как я обратила внимание, с любопытством поглядывали на меня, вероятно, приезжие в городке были в диковинку.

Почта и магазин находились в одном здании, туда я решила заглянуть, чтобы купить марки и отправить письмо Эсмеральде; я обещала ей сразу же дать знать о себе после приезда в Полкрэг.

Добравшись до Острова, я обязательно напишу ей большое письмо, в котором изложу подробности своего путешествия и свои впечатления: я знала, что она очень ждет этого. Но это будет позже, а сейчас ей просто надо послать весточку.

Почтмейстер с женой были заняты с посетителем, но стоило мне войти, все взгляды обратились на меня. С улыбкой я пожелала им доброго утра, они немного настороженно приветствовали меня. Подбирая мне марки для письма, почтмейстерша, сразу признав во мне нездешнюю, поинтересовалась целью моего приезда.

Я отвечала, что не собираюсь долго оставаться на берегу.

- Вот жду, когда море немного успокоится, - сказала я.

- Стало быть, вы намерены добраться до Острова?

- Да. Мои родственники пригласили навестить их.

- А вы не бывали в этих краях прежде?

- Вообще-то я родилась на Далеком Острове, но с трехлетнего возраста не приезжала сюда.

- Так что, вы...

- Я Эллен Келлевэй.

Она в изумлении смотрела на меня.

- Ну, знаете, - наконец вымолвила она, - вот это да!

- Вы, должно быть, знаете моих родственников.

- Келлевэев всякий знает. Они живут на Далеком Острове уже не одно столетие.

- Приглашение мне прислал мистер Яго Келлевэй, Вы знаете его?

- О да! Властелин Острова, как мы его здесь называем.

Все посетители теперь смотрели только на меня, и я неожиданно сообразила, что, пожалуй, слишком разговорилась, да еще в таком легкомысленном тоне, поэтому, быстро заплатив за марки, я вышла и вернулась в гостиницу, где меня ждал ленч, состоявший из ветчины, сыра, фруктов.

День был уже в разгаре, и на море заметных улучшений не наблюдалось. Небо все так же хмурилось, как накануне, волны, в клочьях белой пены, бились о песчаный берег, ветер разносил по воздуху ледяные брызги.

В четырех стенах я сидеть не могла, поэтому вновь отправилась на прогулку. Теперь с Главной улицы я свернула к пристани. У причала болталось несколько суденышек. Я прочитала их имена: "Наша Сэлли", "Дженни", "Веселая девица", "Авантюристка". Лодки подпрыгивали на волнах, бились о пирс. Я миновала груды плетенок для омаров; рыбак, занятый починкой сети, с любопытством уставился на меня. В ответ на мое приветствие он пробормотал что-то неразборчивое и продолжил работу. Передо мной был большой крытый павильон, весь пропахший рыбой, рядом - огромных размеров весы. Я попала на рыбный рынок, сегодня пустой и молчаливый. Ни одно из рыбацких суденышек не решалось выйти в такую погоду в море. Над головой носились чайки, крича пронзительно и, казалось, раздраженно: никакой привычной добычи вроде ошметков улова или мелкой рыбешки им сегодня не досталось.

Покинув пристань, я направилась по извилистой тропке в ближнюю рощу, все думая о том, о чем тщетно пыталась забыть. Ох, как трудно оказалось вытравить из памяти, даже спустя столько времени, смеющееся лицо Филиппа, его ласковые насмешки при вечной готовности защитить меня. И точно так же не выходил из головы злобный осуждающий взгляд Ролло. Бесконечно больно было сознавать, что он заподозрил меня в обмане, который якобы довел Филиппа до самоубийства.

- Филипп, - вырвалось у меня, - Филипп, ни за что, никогда не поверю, что ты сам сделал это! Невозможно, я же знаю. Но что, что произошло?..

Боль опять подступила так же к сердцу, как в то роковое утро, когда Ролло явился ко мне со страшным известием...

Мысли мои унеслись в прошлое, и я не заметила, что давно углубилась в лес; стало ясно, что надо той же тропой возвращаться в гостиницу, но я не спешила, все равно впереди меня ждал пустой одинокий вечер.

Вряд ли я заблужусь здесь, думала я, однако повернула обратно и пошла прежней, как я полагала, дорогой, в надежде вот-вот выйти на опушку леса, откуда будет видно море. Но этого не произошло, и очень скоро я вообще потеряла ориентацию и в смятении обнаружила, что заблудилась по-настоящему.

Я уверяла себя, что так или иначе случайно найду выход на побережье, но прошло полчаса, а я все бродила по лесу. Неожиданно среди деревьев я увидела калитку в заборе, и, обнадеженная, открыла ее, пошла дальше по тропинке, лес вокруг которой постепенно редел. Возможно, вскоре я выйду к какому-нибудь дому, где смогу узнать дорогу в город, обрадовалась я.

Я вышла на прогалину, когда вдруг услышала топот конских копыт и впереди показался всадник на лошади серой масти, который быстро приближался ко мне.

- Вы не могли бы помочь мне? Я заблудилась здесь, - обратилась я к нему.

- Вообще-то вы забрели в частные владения, - ответил он, - этот участок леса используется хозяевами для охоты на фазанов.

- О Боже, простите. Простите меня. Я пыталась выбраться отсюда, но...

- Куда вы хотите попасть?

- Я остановилась в "Полкрэг Инн".

- Долгий же путь вы проделали.

- Боюсь, дольше, чем сама предполагала.

- Самый короткий путь отсюда лежит через поместье. Права частных владельцев, конечно, святы, но иначе придется делать огромный крюк.

- Вы полагаете, хозяин будет возражать?

- Уверен, что нет, - с улыбкой ответил всадник, - вообще-то, он уже не возражает. Это мои владения. Я - Майкл Хайдрок.

- Значит, это ваши лесные угодья. Я вновь приношу свои извинения.

- О, ну что вы, к нам часто забредают нездешние, Не заметить границу поместья проще простого. Нам следовало бы расставить везде указатели.

- Я буду очень признательна вам, если вы окажете такую любезность и покажете мне дорогу.

- С огромным удовольствием.

Я сделала один только шаг, но неожиданно поскользнулась на старом корявом корне и растянулась на траве.

Он немедленно спрыгнул с лошади, помог мне подняться. Я успела заметить, какое благородное у него лицо, а искренняя тревога за меня внушала доверие к нему.

- Вы не поранились? - спросил он быстро.

- Не думаю.

Я встала, ощупала лодыжку.

- Ну, я вижу, стоять вы можете. А идти?

- Да. Похоже, могу.

- Боль может появиться потом. Пешком проделать обратный путь вам определенно будет не под силу. Вот что я вам скажу. До моего дома рукой подать. Мы сейчас зайдем туда, выясним, насколько серьезна ваша травма. А я могу отправить человека в гостиницу, чтобы он привел экипаж.

- Вы так добры.

- Не стоит. Давайте я помогу вам сесть на лошадь, а сам поведу ее.

- Вот это необязательно. Доковыляю как-нибудь...

- Только навредите себе, - мягко настаивал он.

- Но от меня вам и так столько неприятностей. Сначала я вторглась в частные владения, теперь вам приходится уступать мне лошадь.

- Это минимум, который я могу сделать для вас, - сказал хозяин поместья.

Он помог мне забраться в седло и повел под уздцы лошадь.

То, что я увидела через какие-то минуты, стало незабываемым на всю жизнь впечатлением: среди деревьев мелькнули очертания усадьбы Хайдрок. За зубчатыми стенами ограды возвышалось строение из серого камня, к дому вела через арку в башне дорога, створки ворот украшала готического сгиля резьба. На лужайке, самой зеленой, самой гладкой, какую я только видела в жизни, расхаживал роскошный надменный павлин, сопровождаемый несомненно восхищенной им, но такой маленькой и скромной, спутницей.

Необыкновенное ощущение покоя, царящего здесь, поразило меня. Такой уголок кого угодно приведет в восхищение. Безо всяких причин счастливое чувство умиротворенности охватило душу, и все это несмотря на боль в лодыжке, на некоторую неловкость по отношению к столь внимательному и любезному незнакомцу - хозяину.

По гравийной дорожке, через арку, через весь внутренний двор мы подошли к конюшням. Мир и покой царили и здесь. Высокие, решетчатые окна нижнего этажа выходили на мощенный булыжником дворика, где среди камней яркими пучками пробивалась трава. Спутник мой крикнул "Том!", а сам помог мне спешиться. Появился и Том, судя по всему, грум; с некоторым удивлением он посмотрел на меня и занялся лошадью.

- Сюда, пожалуйста, - пригласил хозяин.

Мы поднялись на крыльцо. Раскрылись двери, и мы оказались в зале, небольшом, элегантных пропорций. Под потолком - толстые дубовые балки, пол выложен мозаичным узором, в дальнем конце с одной стороны невысокий помост, с другой - галерея.

- Я думаю, - сказал Майкл Хайдрок, - нам стоит пригласить мою экономку. Она определит, большая ли беда приключилась с вашей ногой. В таких делах она у нас большой авторитет. Но прежде всего прошу садиться.

Он дернул за шнурок, где-то в глубине дома зазвенел колокольчик, а я тем временем с благодарностью устроилась в одном из деревянных кресел, относившемся, должно быть, к семнадцатому веку, и принялась разглядывать изумительной красоты гобелен на стенах.

Он проследил за взглядом.

- Здесь изображены картины жизни аббата Трелони, который, считается, родом из этих мест, - объяснил он. - Здесь мы видим его на пути в лондонский Тауэр. А здесь - парад корнуэльских ополченцев. Вы, возможно, слышали старинную песню - ее многие знают...

- Как двадцать тысяч корнуэльцев, почуяв неладное, встали на защиту Трелони?

- Ага, - сказал он, - я вижу, и вы ее знаете.

- И очень даже хорошо знаю. Интересно, сколько стежков понадобилось, чтобы сделать такую работу? Гобелен удивительный.

На пороге зала возник слуга.

- Попроси миссис Хокинг прийти сюда, - велел ему хозяин, а мне объяснил, что миссис Хокинг - экономка.

- Всю свою жизнь я живу в этом доме, под ее "руководством", - добавил он.

Я ничего не успела ответить, потому что вошла сама миссис Хокинг, женщина лет шестидесяти. Весь ее облик говорил о том, что, проработав в этой семье и в этом доме столько лет, она считает себя личностью исключительной и особой привилегированной.

Майкл Хайдрок рассказал ей кратко, что со мной произошло. Миссис Хокинг, не откладывая, занялась моей лодыжкой.

- Болит? - спросила она.

- Немного.

- Встаньте, - скомандовала экономка. Я повиновалась. - Наступите на эту ногу, перенесите всю тяжесть на нее. - Я сделала и это - Ну как, терпимо?

Я ответила, что вроде ничего.

- Обошлось легким растяжением, - поставила она диагноз, - ноге надо дать отдохнуть. Скорее всего завтра все уже будет в порядке.

- Я отвезу вас до гостиницы в экипаже, - сказал Майкл Хайдрок.

- Да я смогу дойти сама, - запротестовала я.

Миссис Хокинг покачала головой.

- Не следует сегодня перетруждать ногу.

- Даже не знаю, как благодарить вас... и вас... - сказала я.

- Нам было весьма приятно помочь вам, мисс...

Э...

- Келлевэй, - представилась я, - Эллен Келлевэй.

Возникла неожиданная пауза. Потом заговорил Майкл Хайдрок:

- Вы, должно быть, приходитесь родственницей семье Келлевэй, что живет на Острове?

- Да. Их я и собиралась навестить. А в "Полкрэг Инн" остановилась, пока погода не позволит переправиться на Остров.

Миссис Хокинг молчала, поджав губы, и мне показалось, что, назвавшись Эллен Келлевэй, я отнюдь не выросла в ее глазах, скорее наоборот. Интересно, с чего бы это?

- Полагаю, вы не откажетесь от чашки чая? - сказал Хайдрок. - Миссис Хокинг, распорядитесь, чтобы нам накрыли чай в зимней гостиной. Перейти туда вам будет нетрудно, мисс Келлевэй.

Я нерешительно начала:

- Я вам столько хлопот доставляю... - И замялась в ожидании, что хозяин примется возражать, уверяя, что все это только в удовольствие ему, что он, разумеется, и сделал, причем с несколько старомодной церемонностью.

Миссис Хокинг удалилась, а Хайдрок вновь поинтересовался, смогу ли я сделать всего несколько шагов до зимней гостиной.

- С легкостью. Вообще, мне кажется, я к вам почти обманным путем проникла. Нога не так уж и болит...

Он, поддерживая под руку, провел меня через зал к лестнице, ведущей в просторную комнату, судя по всему, столовую. Стены ее тоже украшали гобелены; я узнала большие зарешеченные окна, которые недавно видела со стороны внутреннего дворика. Еще шесть ступенек, и из столовой мы попали в зимнюю гостиную, где, похоже, устраивались только маленькие "домашние" трапезы. В центре комнаты стоял овальный раздвижной стол, около него обитые также гобеленами стулья. Окно в ней было лишь одно, в небольшое, но комната казалась уютной.

- Прошу вас, садитесь. Не беспокоит вас нога после "прогулки" по комнатам?

- Я практически не чувствую боли, уверена, что все в порядке.

Потом я сообщила хозяину, что дом восхитил меня; по доставило ему несомненное удовольствие.

- Я согласен с вами, - улыбнулся он. - Я очень люблю свой дом, который принадлежит нашей семье уже четыре столетия.

- Должно быть, замечательно ощущать свою принадлежность к столь замечательному уголку?

- Боюсь, что принадлежать этим местам своего рода неизбежность. Я здесь родился и, полагаю, здесь мне и умереть. Всех мужчин нашего рода эта судьба преследует из поколения в поколение. Женщины выходят замуж, уезжают... Мне каждый камень тут знаком. Наша усадьба, может, не такая большая, как некоторые другие, но меня она устраивает во всех отношениях. А вы городская жительница, вероятно, мисс Келлевэй?

- Да уж, сельской жительницей меня не назовешь. Хотя по несколько месяцев в году мы проводили за городом. А так я всегда жила в Лондоне, и там был мой дом.

Молоденькая горничная, сопровождаемая миссис Хокинг, внесла чай. На подносе красовался георгианского стиля серебряный чайный сервиз, чайник с горячей водой подогревался на спиртовке. На серебряной тарелочке лежало несколько сладких сдобных хлебцев.

- Позвольте, налью вам чаю, - произнесла миссис Хокинг, и я почувствовала на себе ее холодный, неодобрительный взгляд.

- Возможно, мисс Келлевэй сама желает сделать это, - предположил Майкл Хайдрок, и я немедленно согласилась.

С облегчением вздохнув, когда старая экономка с юной помощницей удалилась, я начала разливать чай по чашкам. Сама атмосфера этой маленькой гостиной придавала мне ощущение покоя; ни скованности, ни неловкости в обществе хозяина не возникало, а сам мой "спаситель" нравился мне все больше и больше. Он не был смешлив хотя, возможно, я просто сравнивала его с Филиппом - и в то же время его манера держаться оказалась дружелюбной и теплой. И я неожиданно для себя принялась рассказывать о своей жизни в Лондоне, говорила много, свободно и в конце концов выложила все, вплоть до истории своей помолвки и трагических обстоятельств гибели Филиппа.

- Какая ужасная трагедия, - произнес Майкл Хайдрок.

Эта история, конечно, могла быть известна ему. Газеты кричали о ней предостаточно. Но я понимала, что Майкл Хайдрок был человеком, чьи безупречные манеры исключали всякое любопытство, особенно в таких деликатных вопросах, и не позволяли ему признать тот факт, что эта история ему знакома, ведь это могло показаться мне неприятным.

- И вот, - продолжала я, - неожиданно получив с Острова письмо с приглашением навестить родных, я собралась сразу же. А никакой определенной цели визита у меня нет. Я думаю, может, перемена обстоятельств позволит мне разобраться в себе, наметить планы на будущее.

- Вполне разумное решение, - согласился Майкл.

- Если честно, я еще месяц назад не предполагала, что у меня есть здесь родня.

Да, моими родственниками всегда были только кузина Агата, кузен Уильям и Эсмеральда. Я рассказала Хайдроку о них. Оглядываясь назад, я теперь в состоянии была воспринимать свою прежнюю жизнь с долей юмора; нередко что-то, на первый взгляд мрачное и неприятное, впоследствии начинает казаться забавным.

- А с этими своими родственниками я просто мечтаю познакомиться, добавила я. - Похоже, они хорошо известны в ваших краях?

- Да, Яго Келлевэй знаком здесь каждому.

- А что он за человек?

Майкл Хайдрок улыбнулся.

- Описать его трудно, ибо нет на земле человека, хоть отдаленно похожего на него.

- Значит, придется мне подождать, пока не познакомлюсь с ним лично. А вы сами бываете на Далеком Острове?..

- Я знаком с этой семьей.

Слова были сказаны так, что стало очевидно нежелание Хайдрока продолжать эту тему.

Он заговорил об этом уголке Корнуолла, о местных достопримечательностях и обычаях. В праздничные и выходные дни устраиваются традиционные кулачные бои среди жителей, победитель обязательно получает приз - забавную шляпу, которую вручает городской шляпный портной, или кожаную куртку, сшитую местным сыромятных дел мастером. Принято соревноваться и в беге, а женщины участвуют в конкурсах домашних хозяек, наградой им служит холстинная рубаха или еще что-нибудь из одежды. В такие дни все кругом пляшут, меряются силой и ловкостью.

В мае по традиции устраивают потешные танцы, что является своеобразным праздником встречи лета. Первыми - около полудня - на "круг" выходит местная знать, за ними - дети, а в конце дня - весь остальной люд. Развлекаются селяне и крикетом, и керлингом, которые не менее любимы, чем борьба.

Но самый большой народный праздник - Верхушка Лета.

- Это праздник поклонения Солнцу, - рассказывал Майкл Хайдрок, - он сохранился еще с дохристинских времен. Люди обычно зажигают огромные костры, пляска идет среди огня. Так когда-то язычники "отпугивали" нечистую силу. В те дикие времена в костры бросали живое существо, чтобы жертва эта уберегла людей от дурного глаза. Кое-где и сейчас бросают кое-что в огонь, правда, ограничиваются венками, травами, цветами. В наших краях живы еще старые поверья и приметы... И повсюду костры, костры... Все вересковые поляны в кострах.

Все это было очень интересно, но в конце концов стало ясно, что я засиделась в гостях. Поблагодарив хозяина за хлопоты и радушие, я сказала, что замечательно провела день и нисколько не жалею, что заблудилась в лесу, однако пора возвращаться.

Подали экипаж, мне помогли устроиться на сиденье. Майкл Хайдрок сел рядом, взял вожжи. Я смотрела на его четкий профиль и думала, какое же приятное и благородное у него лицо, не особенно выразительное, но доброе. Наверное, этого человека нетрудно было понять, а поступки его предугадать.

- Похоже, ветер стихает немного, - сказал он, - Вполне возможно, что море успокоится, и завтра поутру вам удастся добраться до Острова.

- Никак не предполагала, что столько задержусь на берегу.

- Все дело в географическом положении Острова. От берега он не так уж далеко, всего около трех миль, но эта полоска моря имеет свои особенности. И в спокойную погоду эти воды коварны, так что неразумно здесь выходить в плавание, кроме как под руководством опытного лоцмана. Едва скрытые водой скалы разбросаны по всему проливу, а к востоку от Полкрэга, в миле или двух, начинаются зыбучие пески. Говорят, все это и послужило тому, что остров назвали Далеким - не столько он удален, сколько труднодосягаем подчас.

- А рядом есть другие острова?

- Относительно больших размеров только один. Где-то десять на пять миль его площадь. На нем находится всего один-единственный дом. Есть рядом и другой островок, но он не обитаем никем, разве что птицы выбрали его своим прибежищем.

Дорога, по которой мы ехали, переходила в Главную улицу городка Полкрэг. Мне было жаль расставаться с Майклом Хайдроком, так хотелось и дальше слушать его рассказы о здешней жизни. К тому же я надеялась, вдруг мне удастся у него узнать что-нибудь о моей семье.

- Так любезно с вашей стороны, что вы столько внимания уделили мне, несмотря на мое "вторжение" в ваше поместье.

- Ну что вы, это я чувствую себя виноватым, вас подвели наши леса.

- Куда мне вовсе не следовало забираться! Но не побоюсь признаться, что ни капельки не сожалею об этом. Благодаря вам я провела чудесный день.

- Главное, вам довелось осмотреться в наших местах. Мы с вами еще увидимся, если вы не скроетесь где-нибудь.

- Надеюсь. Часто вы выбираетесь на Остров?

- Время от времени... А вы обязательно заглядывайте к нам, в усадьбу Хайдрок, если приедете вновь на побережье.

- Придется выбрать для этого более ясную погоду, чтобы меня волной не выбросило на дикие скалы.

- Думаю, завтра будет погожий день для поездки на Далекий Остров.

Такие перспективы воодушевили меня.

Вот мы и в городе. Кое-кто из прохожих посматривал на экипаж, наверное, любопытствуя, что же за незнакомку сопровождает Майкл Хайдрок.

Въехав во внутренний двор "Полкрэг Инн", мы предстали перед изумленным взором миссис Пенджелли, которая как раз вышла из дома.

Хайдрок улыбнулся ей.

- Теперь уже все в порядке, миссис Пенджелли. Мисс Келлевэй повредила лодыжку на лесной тропинке, вот я привез ее обратно.

- О силы небесные! - воскликнула она.

Майкл сошел на землю, помог выбраться и мне.

- Ну, как нога? - спросил он вновь.

- Вроде в порядке. Почти совсем не чувствую боли.

- Сэр, - обратилась к нему миссис Пенджелли, - позвольте предложить вам зайти, выпить кружку эля или бокал вина. А может, я приготовлю вам чай по особому рецепту?

- Благодарю, но - нет, миссис Пенджелли. Мне надо возвращаться.

Он мягко улыбнулся мне, пожимая руку.

- Вы уж поосторожнее теперь, - сказал он, - когда появитесь здесь, на берегу... впрочем, в любое время, какое захотите... заглядывайте, прошу вас. Я буду очень рад.

- Вы действительно много для меня сделали сегодня, - серьезно ответила я ему.

- Мне это доставило только удовольствие.

Хайдрок снова сел в экипаж и, делая круг по двору, еще раз улыбнулся на прощание.

Мы с миссис Пенджелли провожали его глазами.

Затем я зашла в гостиницу, поднялась в свою комнату и улеглась на кровати, поудобнее устроив многострадальную ногу. Не прошло и пяти минут, как раздался легкий стук в дверь - это была миссис Пенджелли. Глаза ее так и блестели от любопытства. Наверняка она сочла крайне необычным то, что в гостиницу меня сегодня доставил Майкл Хайдрок.

- Может быть, у вас будут какие-нибудь просьбы, мисс Келлевэй? вежливо спросила она.

Я уверила ее, что ни в чем не испытываю нужды сегодня, но она все медлила, не уходила, видно было, что ей охота поговорить. Ну, надо признать, что и мне этого очень хотелось, особенно после того, как выяснилось, что эта женщина знавала моих отца с матерью, жила долгое время на Острове; наверняка она немало могла бы поведать.

- Удивительно, как это вы встретили сэра Майккла, - сказала миссис Пенджелли.

- Я даже не подозревала, что он сэр Майкл.

- Ну да, дворянское звание получил один из давних предков Хайдрока... в свое время он был на стороне короля во время какого-то конфликта с парламентом, а уж когда король возвратился на трон, род Хайдроков был удостоен и титула, и огромных владений.

- Я так и поняла, что усадьба принадлежит им не одно столетие. Древний, удивительный уголок.

- Хайдроки здешними сквайрами стали, едва титул получили; это было вскоре после того, как Кэллевэи вступили во владение Далеким Островом. События давно минувших дней, как говорится.

- А что, они - хозяева Острова?

- Ну да, так и называют его - Остров Келлевэя.

- Разве там только Келлевэи живут?

- Господи, нет, конечно. Там целый поселок. У них там и фермы, и магазины, даже гостиница. Люди ищут и находят там покой. От мира ты там будто полностью отрезан.

- Миссис Пенджелли, что вы знаете о моей матери и об отце?

Она расправила пальцы, смотрела молча на них, будто собиралась с духом. Потом подняла глаза и, глядя прямо мне в лицо, сказала:

- Она просто не выносила Острова. Всегда говорила, что жить там не может. Ссорились они. Нелегко было ужиться с вашим отцом, такой уж он был человек. А потом она просто забрала вас, малышку с собой и уехала. Вот и все, что я знаю.

- Вы ведь горничной у нее работали, значит, бок о бок все время проводили.

Миссис Пенджелли пожала плечами.

- Она городская была. Шум и рев прибоя слышать не могла. Говорила, что крики чаек досаждают ей, все казалось, что птицы глумятся над ней, пленницей.

- Пленницей!

- Да, она чувствовала себя там пленницей... ее дом, жизнь - все осталось в Лондоне, а она вот оказалась на острове Келлевэев.

- Значит, в конце концов она все бросила - мужа, их дом, все... кроме меня. Несчастливая доля.

- Она приехала сюда такая милая, веселая. А потом изменилась. Есть люди, которым Далекий Остров никак не подходит, вот она из таких и была.

- А что мой отец? Он не пытался ее вернуть?

- Нет, он не держал ее.

- И до меня ему никакого дела не было...

- Такие мужчины детьми вообще не интересуются. А потом, конечно...

Она запнулась, а я сразу подхватила:

- Так что?

- Да нет, ничего. Я сама уехала. Что мне там было делать, когда она оставила Остров? Я перебралась на побережье. Отец мой тогда держал эту гостиницу; мы с Пенджелли поженились, а после смерти отца "Полкрэг Инн" перешла к нам.

- А этот Яго Келлевэи... кем он мне приходится?

- Вот это он сам вам расскажет. Он не велел мне много болтать.

- Вы, похоже, побаиваетесь его.

- Да нет, он не из тех, кто затаит обиду.

- Он ведь мой опекун.

- Вот оно как, мисс?

- Так он сам написал мне в письме.

- Что же, тогда самое разумное вам оказаться под его крышей.

- Сдается мне, Остров Келлевэев окутан какой-то тайной. Я замечала, как люди менялись в лице, узнав, кто я такая.

- Да они просто удивлялись, наверное, Здесь, все все друг про друга знают, а вашу матушку многие помнят, помнят и вас, и то, как она с вами внезапно уехала. Ничего странного, что они, увидев вас взрослой, и изумились, и заинтересовались.

- И больше ничего? Мне бы хотелось как можно больше узнать и Остров, и историю родителей.

- Ну, так это вы узнаете очень скоро, разве нет, мисс? О небо, я же позабыла, сколько еще работы у менч! Значит, вам определенно больше ничего не нужно?

Я поблагодарила, от всего отказалась. Видно было, что хозяйка гостиницы немного опасалась, не сболтнула ли она чего лишнего, и как бы я не вытянула у нее еще чего-нибудь.

Вечер пролетел незаметно. Моя голова была занята событиями прошедшего дня, и я призналась себе, что не буду так уж разочарована, если погода задержит меня здесь еще на денек, тогда, я возможно, смогу вновь увидеться с Майклом Хайдроком.

Утро встретило меня ярким солнцем, море было безмятежным. Я сразу поняла, что сегодня будет можно перебраться на Остров. Так и оказалось. В десять часов за мной пришла лодка.

ЗАМОК

Я ее увидела из окна. Мужчина и какой-то мальчик сошли на берег, два гребца остались в лодке. Мужчина был среднего роста, коренастый, с темно-русыми волосами. Мальчик - лет четырнадцати, тонкий, гибкий. Я пошла вниз. Меня приветствовала миссис Пенджелли:

- Лодка уже здесь, мисс Келлевэй.

Один из работников принес сверху мой багаж; тем временем мужчина и мальчик вошли в гостиницу.

Миссис Пенджелли засуетилась, очень довольна!

- Ну, мистер Трегардиер, наконец-то вы появились. Видела, видела, как вы плыли. А уж мисс Келлевэй как рада вас видеть.

Мужчина протянул руку для пожатия, одновременно с любопытстовм разглядывая меня.

- Очень рад наконец встретиться, - сказал он, - я Уильям Трегардиер, управляющий делами мистера Келлевэя. Он поручил мне сказать, что с нетерпением ждет вашего приезда на Остров. Увы, мы полностью здесь зависим от моря.

- Сегодня тихое утро.

- Море - как стекло. Уж будьте уверены, мы отчалим при первой возможности. Мы не позволим, чтобы эта переправа хоть в чем-то не удалась. А то у вас сложится неверное впечатление о нас.

Он улыбался немного смущенно, а миссис Пенджелли сказала:

- Вам, наверное, захочется перекусить перед обратной дорогой, мистер Трегардиер, я мигом.

- О, это замечательная мысль, миссис Пенджелли.

- Сейчас накрою. Наливочка есть медовая, наша особенная, если угодно. Сливовая настойка тоже имеется, и булочки свежие, и кекс шафрановый с пылу с жару.

- Вы знаете, чем соблазнить, миссис Пенджелли.

- Ну, что же вы, садитесь, знакомьтесь с мисс Келлевэй, а я мигом, одна нога здесь, другая там.

Она выбежала на кухню. Мистер Трегардиер улыбнулся.

- Вот добрая душа, - сказал он, - она всегда рада нам, островному народу. Когда-то она и сама там работала, теперь сын ее у нас служит, вот как. Ну и впрямь, давайте сядем да познакомимся, как хозяйка говорит. Перво-наперво мистер Яго велел сообщить, что он безмерно рад вашему согласию навестить нас. Может, море и не очень любезно вас встретило, чего о родственниках ваших никак подумать нельзя будет. Надеюсь, и здесь, в гостинице, вам пожаловаться не на что.

- Жаловаться! Когда со мной так носились!

- Все так, как пожелал мистер Яго. Не сомневаюсь, что и дальше так будет, раз уж он взял дело в свои руки.

- Я просто мечтаю увидеть Остров, встретить родственников. Боюсь, что крайне мало знаю о них.

- Ваша матушка никогда ничего не рассказывала вам?

- Мне было всего пять лет, когда она скончалась.

Он покивал головой.

- Ну, Островом нашим командует мистер Яго. Это вроде как его поместье. Я же - управляющий этим поместьем. Владения немалые. Так уж вышло, что обосновались их предки на Острове, не на Большой земле. С мистером Яго живут его сестра да племянница. Сестра уже много лет ведет дом.

- Кем Яго мне приходится?

- Он вам объяснит. Тут все немного запутано...

- Так странно, что все эти годы мы не поддерживали никаких отношений.

- Да, бывает такое в семьях. Но все же лучше поздно, чем никогда.

Миссис Пенджелли накрыла стол, принесла наливки, кексы.

Примерно через полчаса мы уже вышли в море. Дул легкий бриз, по воде от него шла едва заметная рябь, солнце было ярким и щедрым. Настроение мое улучшалось с каждой минутой; мы проплыли совсем немного, когда вдали показался Остров.

- Вот он! - воскликнул Уильям Трегардиер. - Отсюда он отлично виден. Хорош, а? Благодатное место!

- Потрясающе! - завопила я.

- Далекий Остров. Чаще зовется Островом Келлевэй.

Неожиданное чувство гордости наполнило меня. Я ношу имя Келлевэй все-таки, - и то, что оно связано с таким удивительным уголком, не могло не волновать меня.

- Вон еще остров! - продолжала кричать я.

- Это ближайший к нашему. Были причины назвать его Островом Голубых Скал. Он практически неосвоен. Там все больше скалы да камни, которые при определенном освещении голубоватый оттенок принимают. Видите вот там еще островок? Ну, это просто утес посреди моря. Пусто на нем, обитают там вороны да чайки.

Я перевела взор на главный Остров. На берегу его скалы обрывались вниз отвесной стеной, образовывая у подножия своего бухточку с полоской песчаного пляжа. Там виднелось несколько лодок на приколе.

- Мы войдем в тот заливчик? - спросила я.

- Нет, мы причалим с другой стороны, - откликнулся Уильям Трегардиер. Оттуда вы Остров просто не узнаете. Здесь-то воды очень неспокойные, и все скалы, скалы. Осторожность требуется особая. А не зная наших течений и рифов, просто опасно подходить к берегу.

- Много ли народу живет на острове?

- По последним подсчетам - около тысячи человек. Но население растет. Люди женятся, заводят детей. Немало семей живут здесь из поколения в поколение.

Остров теперь предстал передо мной совсем в другом ракурсе. Рельеф был здесь мягче, я уже различала маленькие домишки с выбеленными стенами, с яркими крышами. К морю сбегала невысокая гряда холмов, покрытых удивительно зеленым травяным ковром с яркими пятнами лилового вереска и желтого утесника.

- Красота какая! - восхищалась я.

- В уголках, защищенных скалами от ветра, почти субтропики. У нас даже несколько пальмовых деревьев растет с этой стороны острова. Все фрукты и овощи созревают раньше, чем на Большой земле. Но это, правда, в долинах, куда ветры с моря не добираются.

- Так хочется облазить весь остров, все увидеть!

- Мистеру Яго это доставит истинное удовольствие, уверяю вас.

Мы высадились на песчаном берегу, где ждали - судя по всему именно нас - два человека с лошадьми.

- Полагаю, в седле вы держитесь, - сказал Уильям Трегардиер, - Яго уверял, что это так.

- Интересно, как он догадался? Однако это действительно так. Я неплохая наездница.

- Вот и отлично. Значит, вы сможете объездить весь остров. Верхом это будет удобнее всего.

Ленты моей шляпы трепетали на свежем ветерке. А хорошо, подумала я, что сообразила завязать узел под подбородком. Наверное, кое-какие изысканные головные уборы из моего приданого здесь вовсе не понадобятся или будут просто неуместны. Вещи мои, которые везли на другой лодке, прибыли почти вслед за нами, и Уильям Трегардиер поручил гребцам заняться ими.

- Думаю, вот эта кобылка пока подойдет вам, мисс Келлевэй, - сказал он, - а потом уж вы сами выберете себе лошадь на конюшнях. Наверняка мистер Яго вам это предложит. С лошадьми у него неплохо.

Я села верхом на смирную кобылку, Уильям Трегардиер - на другую, и мы двинулись по тропе в глубь Острова.

- Замок здесь недалеко, - сказал он.

- Замок?.. - удивилась я. - Я понятия не имела, что мы направляемся в замок.

- Мы всегда называли его замок Келлевэй. Он очень старый, а в те времена названия давались по имени владельца; род Келлевэев здесь живет с незапамятных времен.

Дорога шла вокруг холма; и вот впереди показался замок. Он вполне имел право так называться: это было величественное сооружение, с четырех сторон света обнесенное мощной каменной стеной, по углам которой возвышались круглые башни, верхушки их украшали зубчатых очертаний ограждения, в толще стен зияли бойницы. Кроме угловых была еще одна башня - сторожевая, выстроенная точно над крепостными воротами. Вид крепости был внушительным и грозным, что, несомненно, оказывало действие на незваных гостей. Проехав через ворота, мы оказались во внутреннем дворе, вымощенном булыжником. Отсюда через арку в норманнском стиле можно было попасть на основной двор, что и мы сделали. От конюшни уже бежали к нам грумы, явно ожидавшие нашего прибытия.

- Прими лошадей, Альберт. Вот та самая мисс Селлевэй, которая приехала навестить нас.

Альберт почти по-военному приветствовал меня.

- Добрый день! - поздоровалась и я.

Он увел лошадей, а Уильям Трегардиер направился прямо к окованным железом дверям дома.

- Полагаю, вам захочется умыться, переодеться перед знакомством с Яго, - сказал он, - лучше всего, если мы вызовем сюда горничную, она и покажет вам комнату.

Я была ошеломлена. Я никак не предполагала, что на Острове в трех милях от берега, может оказаться что-нибудь более внушительное, чем примитивный домик. Такой замок я увидеть явно не ожидала. Он был величествен, как... да нет, он во многом превосходил усадьбу Хайдрок и уж определенно был гораздо старше.

За тяжелыми дверями тянулся коридор, открывавшийся в помещение типа зала - приемную; она была скудно обставлена - стол, три стула. В углу тускло поблескивали рыцарские доспехи, на стенах развешано было старинное оружие, щиты. Вероятно, когда-то все это представляло собой боевой арсенал замка. Казалось, будто весь дом давно ждал моего появления. Почти в следующую минуту в зале появилась горничная.

- О, вот и Дженет, - обрадовался Уильям Трегардиер, - а это мисс Келлевэй.

Она неловко сделала книксен.

- Проводи ее в комнату - да проследи, чтобы она ни в чем не нуждалась.

- Да, сэр, - сказала Дженет.

- А потом где-то через... - он глянул на меня, - скажем, через полчасика?..

- Очень хорошо, - согласилась я.

- Значит, через полчаса Дженет проводит вас снова вниз.

- Спасибо.

- Заботиться о вас нам крайне приятно.

- Извольте следовать за мной, мисс, - раздался голосок Дженет.

Я шла за ней, недоумевая и восхищаясь. Покружив по коридорам с каменным полом, мы поднялись вверх по винтовой каменной лестнице. Она вывела нас на галерею, из которой мы попали в более обжитую часть замка, здесь средневековье уступало место современной цивилизации.

- Сюда, пожалуйста, мисс Келлевэй.

Горничная раскрыла какую-то дверь, и я оказалась в комнате, стены которой были обиты гобеленами в серо-красных тонах. Пол устилал красный ковер, тяжелые красного бархата шторы были отделаны золотистой бахромой. Накрытая пологом из того же бархата кровать выглядела просто роскошно.

По всей длине широкого полукруглого окна тянулась низкая каменная скамья. Две-три ступеньки вели к нише с маленьким окошком. Я поднялась по этой миниатюрной лестнице и выглянула на улицу. Оказалось, что замок довольно уединенно стоит на небольшой возвышенности. Однако сам Остров населен был довольно густо. Живописные домики с яркими крышами, разбросанные тут и там, имели несколько неанглийский вид. Постройки и дома образовывали даже нечто вроде улицы, где располагались магазины и гостиница, словом, все как в городе, только игрушечном. Дальше в глубине острова угадывались фермы, ровные квадраты полей и пастбищ. Я разглядела фруктовые сады, и даже небольшой лесок, и снова домики, дома, домишки. Должно быть, жизнь здесь довольно приятная. А вот там виднеется Остров Голубых Скал, обрадовалась я и подумала, что не верится, будто расстояние до него около полумили, как мне говорили; он казался гораздо ближе - лишь узкая полоска моря разъединяла эти клочки суши. Взгляд мой метнулся дальше, к Большой земле. Что там сейчас Майкл Хайдрок поделывает?

- Великолепно! - громко сказала я, от окна отступая в глубь комнаты.

- Мистер Яго велел именно эту комнату приготовить для вас, мисс. Она одна из лучших в замке.

- Как это мило с его стороны.

Дженет сдавленно хихикнула.

- Мы тут все получили инструкции, мисс, оказывать вам особый прием.

Прием был действительно исключительно теплый.

- Если вам что понадобится, мисс.... - с этими словами Дженет указала на золотисто-красный шнур, - надо только потянуть за него, и я тут же буду у вас. Мы, конечно, обо всем подумали, но разве все предусмотришь?

В этот момент в комнату ввалился мальчик с моими чемоданами.

- Вам будет угодно, чтобы я разобрала все это? - просила она.

О чем расспросить ее. - Вещей у меня немного, управимся быстро.

- Я сначала вам водички горячей принесу, мисс.

Девушка вышла. Я же стала осматривать комнату: дубовый диван, массивный шкаф, очаг, на каминной доске - тяжелый подсвечник. Высокий потолок поражал витиеватой резьбой.

Я раскрыла один из чемоданов, извлекла платье - одно из тех, что сшиты были для моего медового месяца. Платье это сапфиро-синего шелка шло мне особенно. Помню, что на последнюю его примерку дамского портного за мной увязался Филипп и все поглядывал в дверь. "Ну, Эллен, - сказал тогда он, теперь я вижу, что беру в жены настоящую красотку".

Внезапная боль резанула душу, мысли вновь унеслись назад, в те дни, когда мы строили планы нашего свадебного путешествия. "Венеция, - говорил Филипп, - гондольеры. Серенады. Каналы... Сплошная романтика!"

Так я и стояла, держа в руках платье, когда вошла Дженет.

- Платье какое красивое у вас, мисс, - пропела она.

Молча кивнув, я положила его на кровать.

- Мистер Яго только что приехал, мисс, - уже озабоченно продолжала она, - он обязательно захочет видеть вас. И вы, наверное, не захотите его задерживать. Он пока еще во дворе.

- Тогда я буду умываться.

Дженет отдернула штору, закрывающую просторную нишу, в которой был умывальник, на нем кувшин. Горячая вода освежила меня; горничная тем временем развешивала мои платья. Синее платье она оставила.

- Вы его наденете к обеду, мисс?

Ответить я не успела, потому что в комнату заглянул мальчишка, Джим.

- Мистер Яго в гостиной. Он просит мисс Келлевэй прийти туда.

- Хорошо, Джим. Иди, - ответила Дженет, а мне сказала:

- Ну, мисс, пора. Мистер Яго не любит ждать.

Я вдруг ощутила дрожь в коленках. Вот-вот я увижу человека, о котором за последние дни столько слышала и который представлялся мне теперь личностью исключительной.

И вот я направилась в гостиную на свою первую встречу с Яго Келлевэем. Гостиная была восхитительная, с эркером, с окном, выходящим на море, с огромным камином, дрова в котором лежали на решетчатой подставке, перед очагом - кушетка, покрытая гобеленом того же рисунка, что и на обивке стен; потолок был выложен ромбовидными и квадратными панелями. Отделка комнаты была изысканной и величественной одновременно. Но все это разглядела я гораздо позже, а тогда...

...Дженет постучала в дверь, и едва она, будто по мановению волшебной палочки, отворилась, я буквально влетела в гостиную, потом вдруг услышала позади себя тихий смех и звук захлопнутой двери. Он стоял, прислонившись к ней, и с веселым интересом наблюдал за мной.

- Вы! - вскрикнула я. - Вы... Яго Келлевэй?

Передо мной был смуглый незнакомец, который когда-то беседовал со мной после концерта, который зашел в пустующий дом на площади Финлей... именно тогда Ролло и застал нас там обоих.

Я затрепетала - от ужаса и изумления сразу.

- Но... я не понимаю... - пробормотала я наконец.

- Я так и думал, что вы будете удивлены.

В его голосе звучал смех. Он взял меня за руку. Я совсем забыла, как он высок. Он подвел меня к окну, взял за плечи и посмотрел прямо в лицо.

- Эллен, - сказал он, - наконец-то вы здесь!

- Я... хотела бы знать... - начала я.

- И узнаете обязательно. Вы очень любознательная юная леди, и я согласен, что все это кажется вам немного странным.

- Немного странным! Да не брежу ли я? Зачем вы приезжали в Лондон? Что вы делали на концерте? Почему не сказали мне, кто вы, в конце концов?

- Вы задаете столько вопросов, на которые сразу я ответить не могу. Прежде всего, я рад приветствовать вас на Острове Келлевэй и спешу сообщить, что я безмерно счастлив вашему приезду. Вы действительно Келлевэй. Вы во многом похожи на вашего отца. Он был очень нетерпелив.

- Может, вы все же объясните...

- Конечно, объясню. Садитесь, Эллен, дорогая, и я начну отвечать на ваши вопросы.

Он повел меня к креслу с резными подлокотниками и обитой гобеленом спинкой, почти силой усадил меня туда. Сам же неторопливо, будто наслаждаясь моим нетерпением и не стремясь удовлетворить мое любопытство, расположился в другом кресле, которое скорее походило на трон. Размерами оно было под стать хозяину, спинка была украшена не только резьбой, но и инкрустацией.

Теперь я смогла рассмотреть его лицо, которое производило впечатление более сильное, чем в Лондоне. У него были густые, темные волосы, глаза полуприкрытые тяжелыми веками, которые, я сразу это почувствовала, могли скрывать многое. Сейчас эти глаза смотрели на меня с откровенным удовольствием. Одет он был в темно-синий смокинг, у ворота был повязан белый галстук. Безукоризненной формы кисти рук, покрытых бронзовым загаром, неподвижно лежали на подлокотниках. На мизинце правой руки поблескивала печатка, на которой я разобрала литеру "К".

- Итак, - начал он, - вы спрашиваете, кто я. Отвечаю: Яго Келлевэй. В каком родстве мы состоим, также спрашиваете вы. Это вопрос довольно сложный. Но лучше я сам вам на него отвечу, чем вы получите искаженные версии этой истории. Ничего необычного в ней нет. - Губы его дрогнули, будто в усмешке. - Хотя, - продолжал он, - кое-кому она может показаться и неделикатной. Но нет, не вам. Вы же из утонченного светского общества, вам знакомы материи такого рода, время от времени в самых степенных семействах случается что-то подобное. Я прав?

- Я не могу ответить, пока не услышу, - ответила я резко, ибо что-то заставляло меня противодействовать ему. Он прекрасно понимал, как жажду я все узнать, и намеренно тянул время. Странное его поведение в Лондоне обернулось для меня страшными переживаниями, хотя было ясно, что сам он воспринимал это не более как шутку. Ну а я, которая совсем иначе представляла себе своего "опекуна", сейчас была даже раздражена его манерами, несмотря на то что страстно хотела получить от него ответы на все вопросы.

- В истории этой фигурирует черная печать незаконнорожденности, - начал он. - Один из наших предков - не такой уж дальний, кстати, это был ваш прадед - имел сестру по имени Гвеннол. Гвеннол была неистовой красавицей. У нас в галерее висит ее портрет. Я обязательно покажу вам его. Семейство Келлевэй было богатым и знатным. Они владели островами и жили на широкую ногу. Блистательная партия, вероятно, готовилась для Гвеннол, но в один прекрасный день она с гордостью объявила, что ждет ребенка. Имя отца называть отказалась, как ни в малейшей степени не собиралась выходить замуж. Отец ее пришел в ярость, грозился вышвырнуть Гвеннол вон, если она не признается, от кого у нее ребенок. Но она не пошла на это. Она покинула замок в сопровождении нескольких слуг. Так или иначе, но девица среди людей получила дурную славу ведьмы, а отцом ее ребенка все считали самого Дьявола.

В глазах Яго опять мелькнул лукавый огонек.

- Очень может быть, что это так и есть, потому что теперь все Келлевэи имеют этакую дьявольскую жилку в характере. А вы, Эллен? Впрочем, зачем это я вас спрашиваю? Вы явно не сатанинского племени, вы же исходите от другой, благопристойной ветви нашего рода. Так вот, эта Гвеннол нашла приют на Острове Голубых Скал, что всего в полумиле от нашего. Вы, наверное, обратили на него внимание.

- Да, мистер Трегардиер показывал его мне, из моего окна он хорошо виден.

- Вот там она и поселилась. Сначала кровом ей служила хижина из веток и сучьев, позже построили там жилище посолиднев. Оно и по сей день цело, кстати. Вот там и родился у нее сын. Мой отец.

- Родство наше становится мне более ясным. Мы с вами что-то вроде троюродных-двоюродных...

- Трижды троюродных, я бы сказал. Но мы оба носим имя Келлевэи. Я был совсем мальчишкой, когда умер мой отец, так что нас с сестрой отправили в этот замок, где жили ваши предки. Мы с вашим отцом нашли общий язык, все время проводили вместе. По зднее мы оба в равных долях владели Островом; потом он стал болеть, и я взял все хозяйство под свое руководство. А в прошлом году отец ваш скончался.

- И ни разу за эти годы не поинтересовался, где я его дочь, что со мной.

Пристально глядя на меня, Яго покачал головой.

- Он много думал о вас перед смертью. И поручил мне вас разыскать, назначил меня опекуном - до вашего совершеннолетия.

- До которого мне немного осталось. Отцу следовало бы знать об этом.

- Естественно, он помнил ваш возраст. А вот отыскать вас оказалось очень не просто; ваша матушка как в воду канула, чего и хотела, уехав с острова.

- Разве вы не знали, что она вернулась в родительский дом?

- Отец ваш ничего не рассказывал о ее родне. Но, увидев имя Келлевэи в газетах, узнав, что вы собираетесь замуж, я отправился в Лондон.

- Все же странно, что вы не сказали мне, кем являетесь.

- А я, знаете ли, шутник. У меня полно всяких чудачеств. У вас будет еще возможность убедиться в этом. Я люблю удивлять, люблю неожиданности, люблю, чтобы жизнь бурлила. А вас я хотел узнать прежде, чем вы познакомитесь со мной. Вот я и явился на тот концерт.

- Но как? Каррингтоны не знакомы с вами.

- Скажем так, я пришел без приглашения. Проникнуть в дом ничего не стоит - при известной уверенности в себе, а уж этого у меня предостаточно. В общем, "билет" я не предъявлял при входе.

- Какая дерзость... дерзость!

- Да, и этого у меня в избытке.

- А как вы зашли в особняк на площади Финлей? Вы сказали, будто агент дал вам ключ, однако ключей было всего два, насколько мне известно.

- Это агент вам так сказал. Вы же знаете эту публику "от недвижимости". Они так страстно мечтают все поскорее продать, что готовы идти на любые хитрости.

- А как же вышло, что вы появились там именно в день и час моего визита?

- Ждал, когда вы зайдете в особняк - все проще простого, а? Вот что я вам скажу: это был мой долг. Я ваш опекун. Я должен был выяснить, что это за семейство, с которым вы собирались породниться.

- Конечно, узнать о Каррингтонах было несложно.

- Да. И узнал я очень многое. Но потом произошла трагедия, и я предложил вам приехать сюда. Ну, кое-что уже понятно?

- Да, - призналась я.

- Я надеюсь, Эллен, - серьезно произнес он, - что вы поживете у нас подольше.

- Вы так добры, - тронутая его словами, ответила я, однако не верила, что он рассказал мне всю правду.

- Я хочу, чтобы вы полюбили этот уголок, - продолжал он, - мне он очень дорог. Здесь мой дом. Ваша мать когда-то увезла вас отсюда, но вот вы снова здесь, Вам довелось пережить ужасные, трагические дни, надеюсь, мы сможем утешить вас.

Говорил он искренне. Смотрел ласково и дружелюбно. Лицо его было самым выразительным из всех лиц, что мне приходилось видеть. Буквально несколько минут назад он имел вид лукавый, плутовской, а тогда, в пустом лондонском особняке, было в его облике и взгляде нечто сатанинское. Сейчас же и глаза, и слова его были ясны и понятны, и таинственный незнакомец превратился в доброго заботливого опекуна. До конца я ему, правда, не доверяла, но заинтересовал он меня всерьез.

- Как мне вас называть? - спросила я.

- Яго, естественно. Это мое имя, мы с вами родственники. Попечительство не обязывает нас к церемониям. Вам нечего благоговеть передо мной.

- Я и не собираюсь. Я сама всю жизнь за себя отвечала и на данный момент не считаю, что так уж нуждаюсь в опекуне.

- И тем не менее он у вас есть, хотите вы этого, Эллен, или нет; это человек, наделенный, к несчастью, а может, и к счастью, повышенным чувством долга, и как бы вы ни возражали против его попечительства, он будет обязательства свои выполнять. Таким образом, для вас я - Яго, и... будем друзьями. Яго - старобританский вариант имени Джеймс, ветхозаветного Иакова. Параллели эти возникли еще на заре истории, которой я всегда интересовался, изучая наши древние обычаи, собирая факты, имена... Надеюсь, вам будет это любопытно. Никаких испанских "влияний", имя Яго не имело, хотя многие уверены в этом. Ведь испанское влияние на язык, традиции нашего побережья было огромным. Пресловутая Великая Армада постоянно совершала сюда вояжи, а когда славе их настал конец, многие ее бойцы осели в этих краях, многие были взяты в плен... Но я не об этом. Я о своем имени. Яго, повторяю, старобританского происхождения и, подчеркиваю, не английского. Вы вообще знакомы с древней историей?

- Очень поверхностно, - ответила я, - на домашних уроках нам что-то рассказывали, но я помню немногое.

- Мы - чистокровные бритты, - продолжал он, - кровь наша не имеет ничего общего с теми, кто называет себя сегодня англичанами. Наши предки очень изолированно жили на островах и на побережье... здесь сохранились древние традиции, национальные особенности. Со многими из них вы у нас познакомитесь. Эти острова - родовое владение Кэллевэев, уже несколько столетий мы обитаем здесь, наш Остров - удивительное место: щедрая земля, мягкий климат, богатые урожаи. Скалы защищают нас от ледяных ветров с востока, холмы - от юго-западных холодов, Гольфстрим верно служит свою службу. Я как-нибудь покажу вам пальмы и субтропические растения в моем саду. У нас своя "городская" торговля, своя церковь, свое кладбище, своя гостиница; хозяйство наше преуспевает. Мы независимы... почти независимы... от Большой земли. И это - край Келлевэев.

Произнося эти слова, Яго вновь изменил свой облик: теперь он светился гордостью и достоинством чистокровного бритта. Он не стеснялся своих чувств к Острову, и это смягчило меня, к тому же его почти яростный патриотический энтузиазм был заразителен. И пусть я не видела еще толком родовых владений, я тоже преисполнилась гордости за свою принадлежность к древней фамилии и к древней земле Келлевэев. Мне ужасно захотелось, чтобы Яго продолжал этот исторический экскурс. Он заметил мой интерес, и я поняла, что это ему приятно.

- Я с огромным удовольствием все покажу вам, Эллен, все расскажу, сказал он. - У нас здесь столько праздников: наше Рождество, наши "Кулачки", наша "Верхушка Лета", вся полыхающая кострами... На Острове традиции соблюдаются строже, чем на берегу, многие обычаи уходят еще в языческие времена. Но вы все сами узнаете. Для начала неплохо было бы познакомить вас с родней. Итак, моя сестра, Дженифрай. Она вдова, мужа потеряла несколько лет назад во время эпидемии тифа, которая свирепствовала на Большой земле и даже сюда просочилась, Сестра старше меня на несколько лет. Именно она отправилась в одну из семей, где хозяин прикован болезнью к постели. Вы знаете, Эллен, мы здесь никого не бросаем в беде. И к нам идут люди за помощью. Это накладывает определенную ответственность на нас. А дочь Дженифрай, Гвеннол, составит вам славную компанию. Вы примерно одних лет. Гвеннол не бросит вас одну. Ну а теперь я жду вашего рассказа.. о себе, о жизни в доме ваших родственников.

Я начала свое повествование, которое даже развеселило Яго, правда, я намеренно излагала события детства и юности в этакой озорной, легкой форме. Иначе говорить о кузине Агате я не умела.

Однако Яго поинтересовался:

- Что же, значит, не очень сладко вам жилось? У них своя дочь, и наполовину не такая очаровательная, как вы. А вас кузина держала на положении жалкой родственницы, пользующейся ее щедротами?

Я поразилась, насколько проницателен он был.

- В общих чертах - да, - призналась я.

- А потом, - продолжал Яго, - наступило время этого юноши - богатого и великодушного. Ваша родня хотела заполучить его себе в зятья, а он выбрал вас - молодец! И вдруг покончил с собой?..

- Нет. Он не мог этого сделать. Если бы вы знали его, вы поняли бы, что это немыслимо. Невозможно.

- Что случилось, то случилось. - Его голос успокаивал, утешал. - Все позади. Я просто вспомнил об этом, раз уж разговор шел о прошлом. Не будем возвращаться к тем дням, лучше будем думать о настоящем и о будущем. Но, заканчивая эту тему, я только одно еще хотел узнать: какие планы у вас были, пока вы не получили от меня письмо?

- Я собиралась идти в гувернантки в дом приятельницы моей кузины.

- И такая перспектива вам не улыбалась?

- Да мне противно думать об этом! - горячо откликнулась я.

- Еще бы! Вы - и в гувернантки! Моя дорогая Эллен, вам это никак не подходит. Вы слишком горды ря такой лакейской работы. Вам самой следует нанимать гувернанток для своих детей.

- Я не замужем, так что...

- Такая привлекательная, как вы, девушка долго одна в жизни не останется. - Я не собираюсь... - начала я, протестуя.

- Конечно, не собираетесь, пока не встретили подходящего человека. Как опекуну мне бы очень хотелось вашего счастливого замужества. Ну а теперь, я полагаю, вам надо немного отдохнуть. Комната в вашем распоряжении. Все просьбы и пожелания Дженет исполнит, вам стоит только позвонить.

Я встала. Поднялся и Яго. Он вызвал прислугу.

Затем положил мне руку на плечо и легонько сжал его. Я ощущала кожей его сильные пальцы, уверенные движения.

- Проводите мисс Эллен в ее апартаменты, - приказал он, ласково пожимая на прощание руку. Двери в его гостиную закрылись.

В странном настроении вернулась я к себе. Только что я виделась с самым необычным человеком в своей жизни. До конца я ему доверять не могла, как не могла избавиться от впечатления, которое он произвел на меня когда-то в пустом особняке на площади Финлей. Настроение и поведение его менялись резко и неожиданно, каждый раз казалось, будто передо мной уже другой человек. А пока мне было ясно только одно: я так и не поняла, что представляет собой мой кузен-попечитель Яго.

***

Естественно, мне было не до отдыха. Я была слишком взбудоражена. До обеда оставалось еще куча времени, и я решила обследовать территорию в пределах стен замка. Мне совершенно четко дали понять, что здесь я - дома. Вот я и начну осматриваться, изучать округу.

По лестнице, по которой меня вели в комнату, я теперь спустилась вниз, вошла в небольшое помещение, типа караульной. Сознание одиночества в этом огромном замке всколыхнуло во мне настроения, которые не возникали в присутствии других людей. Все оказалось совсем иначе, чем я себе представляла. Замок-крепость, опекун - отнюдь не пожилой господин, а мужчина в расцвете лет. К тому же очень своеобразного нрава. Сестра его и племянница, с которыми мне еще предстояло встретиться, и, конечно, он сам, происходили из родовой ветви, печально известной "связью" с дьяволом. В таком месте, где всем и всеми повелевает столь необычный человек, мне явно скучать не придется; мысль эта взбодрила меня, чего после смерти Филиппа не бывало. Кроме всего прочего, я хотела дознаться, отчего моя мать так поспешно и таинственно сбежала отсюда. Моя жизнь сложилась бы, наверное, совсем по-другому, если бы не тот ее побег...

Атмосфера пустого караульного помещения, где я стояла, вдруг показалась мне угрожающей. До чего же я была опрометчива, приехав сюда, мелькнула мысль.

А нет же, что это я, ведь здесь моя родня. Некоторую неуверенность в себе и сомнение вызвал тот неожиданный факт, что Яго оказался тем самым человеком, которого я безумно испугалась в особняке на площади Финлей. Да, он определенно шутник и большой оригинал. Бывают такие люди. Он сам признался, что любит театральные эффекты в жизни.

Акая роль мне в этом спектакле уготовлена?

А смутные предчувствия не оставляли меня. Правда, я всегда была впечатлительна. До сих пор с содроганием вспоминала я страх и отвращение, которые ощущала, едва переступив порог пустого особняка на площади Финлей. А эта средневековьем ропитанная комната, вся завешенная оружием - мечи крест-накрест, копья, секиры, алебарды, - напомнила оружейную в Трентхэм Тауэрз, где Филипп показывал мне коробку из-под пары пистолетов, в которой одна ячейка пустовала, а "обитатель" ее поставил точку в жизни моего жениха... Смутное ощущение какой-то опасности закралось и сейчас в мою душу.

Так было с особняком Финлей, так было в Трентхэм Тауэрз, так было и здесь, в замке Келлевэй.

Я направилась к выходу; шаги мои гулко отдавались от мраморных плит пола. Я замерла. Наступившая тишина поразила меня. Что за глупость наделять дома человеческими свойствами! Но глупость ли? Когда дом стоит уже семь столетий, когда столько всего здесь произошло, тогда стены начинают говорить. И рассказать могут ох как много! Такие замш, как этот, знали и радости, и печали, здесь разыгрывались и драмы, и комедии. И не могло это не запечатлеться на мощных серых камнях. И навечно сохранить свои тайны им не удастся.

Вздор, глупость, ерунда, отмахивалась я. Однако уверенности от этого не прибавлялось. Легко ли раз и навсегда отбросить прежнюю жизнь со всеми ее несчастьями и вступить в новую, неведомую?

Я вышла на улицу. Передо мной был дворик, откуда через небольшую арку в стене можно было выйти на хозяйственный внутренний двор. Из него, спустив шись по ступенькам к низкой калитке, я прошла каким-то постройкам. Окна в них, маленькие, закрытые ставнями, смотрели во внутренний двор. Домии эти с одной стороны и основная крепостная стена другой образовали нечто вроде узкого глухого коридора. По нему я и пошла.

Через несколько шагов я обнаружила уже трети двор-закуток. Отсюда слышно было воркование птиц, хлопанье крыльев, какие-то шорохи. Сделав еще пару шагов, я увидела стайку голубей, которые клевали рассыпанное по каменной кладке дворике зерно.

При моем приближении некоторые птицы с шумом вспорхнули и облепили перекладины голубятни, устроенной под крышей, другие продолжали поедать корм. Большинство голубей были обычного сизо-серого цвета, а вот несколько птиц имели коричневую окраску. Таких голубей я никогда еще не видела.

На этот небольшой квадрат двора выходило лишь одно узкое окошко. Боковым зрением я заметила в нем чью-то тень. За мной наблюдали. Я резко обернулась. Тень исчезла. Снова зянялась я птицами и снова уголком глаза увидела в окне какое-то движение.

- Это ваши голуби? - обратилась я неизвестно к кому.

Молчание. Тогда я подошла ближе к окошку, где только что темнели чьи-то очертания, но теперь там уже никого не было.

Вдруг рядом с собой я увидела низкую дверь и постучала. Мне просто хотелось узнать, что это за буро-коричневые голуби. Только что чуть приоткрытая дверь тихо захлопнулась передо мной. Кто-то, кто был там, внутри, совершенно определенно не хотел впускать меня. Мне даже показалось, что через тонкие доски я слышу прерывистое дыхание. Как странно. Что же, кто бы там ни был, со мной он говорить не хотел, значит, не стоит его, или ее, беспокоить... И все же я еще раз легонько постучала.

Никакого ответа.

Тогда я громко сказала:

- Я только хотела расспросить вас об этих голубях.

Та же тишина.

Непонятно. И не очень-то любезно. Должно быть, там кто-то из прислуги. Пожав плечами, я покинула голубиный дворик и прежним путем пошла обратно.

Неразумно, может быть, что я начала самостоятельно осматривать замок. Гораздо лучше было бы дождаться кого-нибудь из его обитателей в качестве проводника. Наверняка нашелся бы кто-то, кто с радостью помог бы мне.

Вернувшись по путаным коридорам и переходам в свою комнату, я начала переодеваться к обеду. Выбор я давно сделала - синее платье такое элегантное. Интересно, пригодится ли теперь "практичное" черное, которое я надевала в тот вечер, когда Филипп сделал мне предложение? Были бы сейчас те орхидеи, что он прислал, черное платье вновь приобрело бы очарование...

И опять я в мыслях обратилась к прошлому. Избавлюсь ли я от него когда-нибудь? Освобожусь ли от мучительных воспоминаний? Даже сейчас, обряжаясь в ярко-синее платье, я вспомнила, как мечтала появиться в нем рядом с Филиппом.

***

Из комнаты меня препроводили в приемную, где в полном сборе меня ожидала семья Келлевэй. Заложив руки за спину, стоял у камина Яго, глаза его светились радостью. По одну сторону от него сидела женщина лет сорока, как я догадалась, это была его сестра Дженифрай, по другую - молодая девушка, его племянница Гвеннол.

- Входите, Эллен, - произнес Яго, - входите, знакомьтесь. Это моя сестра Дженифрай.

Сердце у меня екнуло, когда она протянула руку, Такая же смуглая, темноволосая, как и брат, она отличалась точно таким же чуть надменным выражением лица, которое придавал ей с горбинкой нос. Семейное сходство было очевидным. Она заговорила мягким, теплым голосом:

- Мы рады вам, Эллен, рады вашему приезду.

Однако холодноватый, как бы оценивающий взгляд контрастировал с этими словами. Я понимала, что она присматривается ко мне; к полному доверию, как, впрочем, и ее брат, она не располагала.

- Я очень признательна вам за гостеприимство, - ответила я.

- Мы счастливы наконец увидеть вас. Гвеннол, познакомься с Эллен.

Гвеннол тоже была смуглая брюнетка. Облик ее был неоднозначен. Почти черные волосы, темные глаза, едва заметно вздернутый нос - все это были лишь внешние черты; о сложном ее характере говорил глубокий, мечтательный взгляд и в то же время резкие линии рта, гордая посадка головы.

- Здравствуй, Эллен. Добро пожаловать к нам на Остров.

- Надеюсь, вы подружитесь, - сказала ее мать.

- Ты должна показать Эллен Остров, Гвеннол, - с улыбкой глядя на нас произнес Яго.

Уже через пару минут объявили, что обед подан, Яго, взяв меня под руку, повел нас в столовую.

- Поскольку сегодня случай особый, мы обедаем в большой столовой. Обычно она используется у нас по праздникам, а какой сегодня день, если не праздничный?

Я никогда не забуду тот обед в большой столовой замка Келлевэй. Изумление, смешанное с благоговением, испытала я тогда, ощущениям этим не помешали никакие мои сомнения и смутные предчувствия.

В одном конце громадного обеденного зала была дверь, ведущая в кухню, сквозь нее туда и обратно сновали слуги; под потолком была устроена галерея для оркестрантов; в другом конце столовой возвышался дощатый помост. И стены, и балюстраду всюду украшали роскошные оленьи рога, тончайшей работы гобелены. Было нечто царственное в этом зале с высоким потолком, с шершавой кладкой серых стен, со старинным оружием на деревянных панелях. Места для трапезы были устроены по обе стороны огромного дубового стола и на помосте; все скамьи вдоль стола были уже заняты гостями. Это пришли, как позже объяснил Яго, жившие в его владениях люди, те, кто работал на этой земле, кто веками имел здесь ремесла, кто трудился в самом замке, а в дальнем конце стола - да возможно ли такое! - сидели люди, как говорится, самых простых занятий, но и они были приглашены Вот такие щедрые праздники искони устраивали короли в своих королевствах, больших и малых.

Вид все это имело совершенно средневековый, а уж когда с галереи полились нежные звуки музыки, я в полной мере оценила усилия хозяина, стремившегося воспроизвести атмосферу глубокой старины и была тронута этим, ибо в честь моего приезда устроили здесь такое торжество.

Все сидящие за столом, как один, встали, когда мы вошли в зал. Яго вывел меня на помост, все еще придерживая за локоть, наконец мы подошли к столу.

- Имею честь, - провозгласил он, - познакомить всех с мисс Эллен Келлевэй, моей подопечной и кузиной одновременно, которая прибыла, чтобы провести с нами, надеюсь, немало дней. Уверен, что вы счастливы лицезреть ее - не менее, чем я сам.

Знаком согласия был негромкий гомон. Совершенно не представляя, что в таких случаях требуется от меня, я воспользовалась тем, что Яго уже отодвинул для меня кресло, улыбнулась - и села.

Заскрипели стулья, зашуршали платья, гости усаживались. Подали суп сначала нам, сидевшим на возвышении, затем огромную супницу передали на нижний стол, где каждый обслуживал себя самостоятельно.

- Ну, что скажете? - вполголоса спросил у меня Яго.

- Невероятно. Ничего подобного я и представить не могла.

Он погладил мою руку.

- Это все ради вас, - тихо сказал он, - чтобы вы знали, что здесь у нас за жизнь, и чтобы поняли, как мы рады встрече с вами.

- Спасибо, - поблагодарила я, - все так добры ко мне. Такого приема никогда и нигде мне не оказывали.

- Значит, наша цель достигнута.

Суп был восхитителен, за ним последовало жаркое из оленины. А я, слушая тихую музыку, подумала, что триста лет тому назад вряд ли этот зал выглядел иначе.

Дженифрай сидела от Яго по левую руку, Гвеннол занимала место рядом со мной. Кое-кто из гостей, сидевших за длинным столом, украдкой посматривал на меня. Интересно, а что они думают о сегодняшней церемонии? Впрочем, мне показалось, что это им не в диковинку. Яго подтвердил мои догадки.

- Почти полностью погрузиться в прошлое нам удается под Рождество, сказал он, - когда зал украшен остролистом и хвоей, когда приходят ряженые, когда под этими сводами звучат рождественские гимны. Эту традицию наш род соблюдает из поколения в поколение.

- Я вижу, вы бережете старинные обычаи, с удовольствием следуете им.

- А как же! - воскликнул Яго, а Дженифрай и Гвеннол с ним согласились.

- Прежде всего, мы хотим установить точный возраст замка, - начала объяснять Дженифрай. - Конечно, замок много раз перестраивался, разрастался. Изначально здесь была поставлена лишь небольшая крепость для защиты Острова; тогда не было и следа каких-то удобств, для жилья его приспособили ораздо позже. Гвеннол очень интересуется историей строва, так ведь, Гвеннол?

- Жизнь в этих местах способствует, - призналась Гвеннол. - Стоит откопать какой-нибудь факт, имя, и ты начинаешь углубляться в историю, стремишься восстановить все картины прошлого.

- И вы к этому пристраститесь, - уверил меня Яго, - едва освоитесь на Острове. А Остров я мечтаю вам показать сам. Завтра и начнем. Вы ведь ездите верхом, насколько я знаю?

- О да. Мы часто совершали в Лондоне верховые прогулки. А уж за городом я просто не слезала с седла.

- Это прекрасно. Нам, стало быть, нет нужды учить вас верховой езде. Остается только выбрать лошадь.

- С огромным удовольствием.

- Вот об этом мы и мечтали, не так ли? - обратился он к своим родственницам. - Мы хотели, чтобы вам все здесь доставляло столько радости, что вы не пожелали бы уезжать от нас.

- По-моему, рано говорить об этом, - мягко возразила я. - Вы же знаете, что такое гости.

- Нет, не знаю. А что вы имеете в виду?

- Первые дни гости желанны и приятны. А стоит им засидеться, хозяева уже не чаят, как от них избавиться.

- Вы для нас не гость, Эллен. Вы - член нашей семьи. Разве не так?

- Именно так, - подтвердила Дженифрай.

- Так расскажите же мне побольше об Острове. Я просто мечтаю обследовать его.

- Отрезанной от мира вы себя здесь не почувствуете. Размеры наших владений достаточны, чтобы не ощущать этого.

- Бывает, правда, - вступила Гвеннол, - что невозможно добраться до побережья.

- И это, - подхватила Дженифрай, - может длиться подолгу... иногда по несколько дней, даже недель.

- Эллен это известно, - оборвал ее Яго, - не она ли скучала в "Полкрэг Инн" в ожидании лодки? Наш островной народ не чувствует себя обделенным, если погода не позволяет идти морем к Большой земле. Мы можем жить здесь автономно. А в нашу гостиницу на Острове, кстати сказать, обитатели материка иногда приезжают специально, чтобы забыться, оторваться от повседневности.

- Там лишь четыре комнаты для постояльцев, и заняты они бывают не так уж часто. Гостиница скорее похожа на местный клуб, куда можно прийти, поболтать, выпить рюмочку.

- А для нас только лучше, если как можно меньше чужих наведывается сюда, - сказал Яго.

Да он просто одержим этим Островом, подумала я. Он обожает его, для Яго Остров - чуть ли не рай земной. Что ж, его можно понять. Здесь его земли, его владения, и он гордится ими.

- А случалось у вас быть преступлениям? - поинтересовалась я.

- Практически нет, - уверил меня Яго. - Вообще, я знаю, как держать народ в рамках закона.

- И здесь нет чего-нибудь вроде тюрьмы?

- В подземельях замка есть темницы, которые в редчайших случаях выполняют роль тюрьмы.

- А что, законом это разрешается?

- Мировой судья - ваш покорный слуга. Конечно, виновные в серьезных преступлениях... например, в убийстве... будут переправлены на побережье и переданы в руки правосудия. А с мелкими правонарушителями мы управляемся сами.

- А сейчас кто-нибудь находится в подземельях, под стражей?

Яго рассмеялся.

- Уж не боитесь ли вы, что какой-нибудь отчаянный негодяй проникнет в замок и посягнет на ваше добро или, не дай Бог, на вашу жизнь? Нет, Эллен, дорогая моя, никого в тех темницах нет. Но подземелья замка страшные, а?

Гвеннол подхватила:

- Страшные, сырые и темные и, говорят, они полны привидений, потому что в старину Келлевэи сажали туда своих недругов и оставляли ждать смерти. И теперь призраки тех, кто не покорился когда-то Келлевэям, бродят по подземельям... А если серьезно, здесь всякий дважды подумает, перед тем как совершить дурной поступок, перспектива провести ночь-другую в наших темницах никого не привлекает.

- А я хотела бы побывать там, - отважно сказала я.

- Милости просим! - воскликнул Яго. - Весь замок в вашем распоряжении. Ходите везде, где вам будет угодно.

- Надо признаться, что перед обедом я уже совершила небольшую вылазку.

- Неужели? - обрадовался Яго. - И что же вы осмотрели?

- Я увидела голубятню. И коричневых голубей - впервые в жизни встречаю таких.

- В замке Келлевэи всегда держали бурых голубей, - пояснил Яго. Расскажи об этом, Дженифрай, - Дело в том, что один из наших предков был как-то спасен от смерти птицей - бурым голубем, - начала она. - По-моему, родина этой породы - Италия, Славный наш предок воевал, попал в плен в одном из сражений. Томился он за решеткой, но вот стал прилетать к нему один и тот же голубь. Прилетал и садился на карниз. Они как бы подружились; голубь привел с собой и подружку, узник наш делил с ними скудную свою пищу. И постепенно приручив их, он стал привязывать к лапкам птиц записки в надежде, что вдруг прилетят эти голуби к его товарищам. Хрупкая была его надежда; и когда спустя много времени одну из весточек птица действительно принесла его друзьям, бурые голуби были названы чуть ли не ангелами-спасителями. Пленнику помогли бежать, он вернулся домой, забрав тех голубей с собой. Вот, говорят, с той поры бурые голуби и обитают в замке Келлевэи.

- Славная история, а, Эллен? - спросил Яго.

- Просто очаровательная, - согласилась я.

По окончании трапезы Яго поднялся, за ним последовали Дженифрай, Гвеннол и я. Через весь зал мы прошли к дверям. Все гости оставались сидеть, и, я полагаю, обстановка в столовой после нашего ухода разрядилась, официальная часть праздника была закончена, теперь все могли расслабиться и поболтать вдоволь.

Мы же перешли в гостиную, куда нам подали кофе.

Здесь атмосфера была почти домашней. Мы сидели рядом с Гвеннол, которая все расспрашивала меня о лондонской жизни. Я подробно описывала ей дом моей кузины около Гайд-парка, наши прогулки в Кенсингтон Гарденз, Круглый пруд с утками, лабиринт из кустарника с аллеями-коридорами.

- В нашем парке тоже есть лабиринт, - сообщил тут же Яго, - и пруды есть, и фонтаны.

Казалось, в любом сравнении преимущества Острова оставались для него неоспоримыми. Он действительно гордился этим кусочком земли посреди моря. Но, похоже, в первую очередь он хотел, чтобы я не нашла здесь никаких изъянов и осталась надолго.

Гвеннол засыпала меня вопросами о светской жизни, и я принялась рассказывать о приемах в доме кузины Агаты, о Каррингтонах, о традиционных чаепитиях, об алом ковре и навесе у подъезда в дни приезда гостей на балы и праздники.

Они слушали меня очень внимательно. Потом разговор вновь зашел об Острове. И теперь моя жизнь в Лондоне казалась такой далекой, что мелькала мысль - а было ли это вообще?

В половине одиннадцатого вечера Яго заметил, что я, должно быть, устала.

- Дженифрай проводит вас в комнату, - сказал он, и Дженифрай взяла свечу со стола. Я поблагодарила Яго за удивительный вечер, пожелала спокойной ночи.

- Утром мы с вами верхом объедем Остров, - пообещал он на прощание.

Мы с Дженифрай удалились.

Идти надо было опять через большой зал. Свечи в укрепленных на стенах подставках были зажжены не все, и гулкие пустые помещения создавали полную иллюзию средневековья.

- Нам сюда, - молвила Дженефрай. Мы двинулись вверх по лестнице.

- Скоро вы будете легко ориентироваться в замке, - продолжала она, - но первые дни заблудиться можно запросто.

- Замок просто огромный.

- Комнат, залов, закутков здесь великое множество, а семья у нас небольшая. В таком жилище должно обитать многочисленное семейство.

Лестница перешла в галерею. Пройдя ее, мы попали на другую лестницу, которая была мне уже знакома.

Дженифрай раскрыла дверь. Комната выглядела иначе, чем при дневном свете. Теперь она была полна смутных теней и показалась мне незнакомой. Шторы на полукруглом окне были опущены, скрылась за ними каменная скамья, широкий подоконник. Кровать, полог которой был откинут, доминировала над всей обстановкой.

- Одну минуту, - с этими словами Дженифрай от огонька своей свечи зажгла другие, находившиеся в комнате: две - на туалетном столике и две - на камине. Зловещим и таинственным светом озарилась комната, и я, возбужденная и утомленная длинным полным событий днем, поняла: не спать мне сегодня сладко и безмятежно. Хуже мысли перед сном быть не может.

Дженифрай с улыбкой сказала:

- Надеюсь, вам будет удобно здесь. Полагаю, вам говорили, что в случае необходимости надо подергать за этот шнурок, - она указала на золотисто-красную кисточку, - звонок раздастся на служебной половине, и к вам незамедлительно придет горничная.

- Думаю, у меня есть все, что нужно. Вы очень добры, спасибо.

К полумраку в комнате я начала немного привыкать.

Она все улыбалась ласково и кротко, будто я была несмышленым ребенком, которого она была готова холить и лелеять.

Я посмотрела в зеркало и увидела элегантную нарядную даму, глаза ее почти неестественно сверкали, щеки пылали румянцем. С трудом я узнала в ней себя.

И тут я заметила в отражении зеркала стоящую сзади меня Дженифрай. Другим был теперь ее облик, другим стало ее лицо; в комнате находилась совершенно другая женщина. Глаза ее сузились, рот сжался в жесткую тонкую линию, будто маска сползла с ее лица и обнаружила то истинное, что под ней скрывалось. Отталкивающим казалось теперь ее лицо. Я резко обернулась. Но передо мной снова была ласковая, улыбающаяся Дженифрай.

- Что ж, раз вы уверены, что пока больше ничего не нужно, пожелаю вам спокойной ночи.

- Спокойной ночи, - ответила я.

Выходя, она еще раз нежно улыбнулась.

- Добрых вам снов.

Дверь закрылась. Какое-то время я оцепенело смотрела на нее. Сердце неистово колотилось. Я подошла к зеркалу и поняла, что оно очень-очень старое, тусклое, хотя рама была щедро позолочена, красивой формы. Похоже, оно стоит тут лет двести. Зеркало было кривым, видимо, поэтому и исказило оно лицо этой женщины! Неужели она действительно смотрела на меня таким холодным, цепким взглядом, почти зловещим, ненавидящим? Не может быть.

Я села, выдернула шпильки из прически, встряхнула рассыпавшимися по плечам волосами. Густые и темные, они чуть ли не до талии окутали меня.

Вся беда в том, принялась я рассуждать, что я так, привыкла ощущать себя помехой, что не могу до сш пор поверить в искренность и дружелюбное отношение к себе, именно поэтому взгляд Дженифрай представился мне таким жутким. Правда, на какое-то мгновение он действительно ужаснул меня. Я тщательно расчесала волосы, заплела косу, стараясь успокоиться, отвлечься, чтобы побыстрее заснуть, Шторы я подняла, села у окна на каменной скамье, Казалось, весь Остров погрузился в сон, но нет, кое-где в домиках светились огоньки. Море было спокойным, красивым, лунная дорожка тускло поблескивала на поверхности воды. Мирная картина! Конечно, следовало ожидать, что мне сегодня будет не до сна, Такой богатый впечатлениями день! Я встретила Яго Келлевэя, поняла, что мы не чужие друг другу. J ожидала увидеть на Острове скромный дом моих дальних родственников, а оказалась в огромном замке, чьим хранителем и властелином был гордый Яго Келлевэй; я познакомилась с родней, я вот-вот узнаю все до конца о моих родителях. Скорее бы новый день наступал! Я мечтала продолжать свои изыскания.

Свеча давала неровный, мерцающий свет; огромные черные тени ложились на стены комнаты. Я подошла к туалетному столику и снова посмотрела на себя, как несколько минут назад, когда я увидела в нем искаженное зловещей гримасой лицо Дженифрай. Да, все это ерунда, конечно, просто я переутомилась. Завтра же я буду смеяться над собой. Но завтра это завтра, а сейчас ночь, до рассвета еще несколько часов непроглядной тьмы.

Вдруг сзади раздался звук.

Я вздрогнула так, что чуть не уронила свечу, и почувствовала, как горячий воск льется на пальцы. Главное, она не погасла. Я подняла свечу высоко над головой, огляделась.

Никого.

Дверь закрыта. Внезапно звук раздался снова, и я поняла, что он исходит, похоже, от платяного шкафа. И уже в следующее мгновение я посмеялась над собой - поскрипывала неплотно прикрытая створка. Я подошла к шкафу, распахнула его. Там аккуратно были развешаны мои платья, только синее, которое я надевала вечером, немного соскользнуло с плечиков. Я хотела поправить его, но не успела - оно упало к моим ногам. Стала видна внутренняя стенка шкафа. Что это? Какие-то буквы... нацарапаны на крашеной поверхности.

Раздвинув одежду в стороны, я поднесла свечу ближе.

"Я пленница здесь. С.К.", прочитала я. Кто же эта С.К. и почему пленница? Мне показалось, это писал ребенок, было что-то детское в этих неровных буквах, в самой идее царапать слова внутри гардероба. Может, когда-то С.К. в наказание была заперта в этой комнате?

Я поставила свечу обратно на туалетный столик. Находка эта не успокоила меня, но все же я заставила себя лечь в кровать, которая была просто огромной. Теперь я начала думать, скольким же людям доводилось спать на ней. Возможно, была среди них и С.К.

Свечи я не гасила. Огоньки успокаивали меня. Я тихо лежала, глядя на расписной потолок, чьи узоры в полумраке различить было трудно.

Внезапно опять мой ненадежный покой улетучился. Почудилось, будто слышу я за дверью шаги. Вся обратившись в слух, я села в кровати.

Разгулялись твои фантазии, выбранила я себя. Нет там ничего. И никого. Давно пора лечь да заснуть покрепче.

"Разошлась!" - сказала бы мне Эсмеральда. В прежние дни я обожала сочинять всякие истории, в которых себе отводила только приятные роли. И вот выясняется, что воображение мое может обернуться и против меня самой.

Я заметила, что в двери торчит ключ, выбралась из кровати и тихо повернула его в замке. Теперь мне ничто не помешает спокойно выспаться. И я потушила свечи. Какое-то еще время я лежала, вспоминая прошедший день, но мысли уже путались, и наконец, измученная, я провалилась в сон.

И как неизбежность явились мне прежние видения... Почти реальные, почти осязаемые... комната, красные занавески, стол, окно, огонь в камине... китайская роспись... полотно, изображающее шторм на море. Занавески колыхались от ветра. Дверь медленно открывалась... шире... еще шире... Вот... вот он, тот неизвестный ужас, предчувствие конца... С этим я и очнулась. Сначала не могла понять, где я. Потом вспомнила, что приехала на Далекий Остров в замок Келлевэй. Сердце прыгало в груди, меня трясло. Да это сон, всего лишь сон, твердила я. Но, казалось, роковой конец стал еще ближе.

НАБРОСОК В АЛЬБОМЕ

Солнечный свет заливал комнату, с наступлением утра ночные кошмары, как всегда, бесследно исчезли.

Я позвонила. Вошла Дженет.

- Как спали, мисс Эллен? - спросила она.

Я ответила, что долго не могла заснуть.

- На новом месте всегда неважно спится, - не удивилась она и пошла готовить мне воду для умывания.

Спустившись к завтраку, я увидела за столом Дженифрай и Гвеннол.

- У буфета вы можете брать все сами, - сказала Дженифрай, - там ветчина, яйца, бобы с пряностями. Если хотите, чтобы вам приготовили какое-нибудь другое блюдо, надо сказать об этом Бенхэму.

Подойдя к буфетной стойке, я взяла кое-что из сервированных там блюд, села к столу.

Разговор шел о погоде, когда к завтраку спустился Яго. Его взгляд сразу обратился ко мне; Яго заботливо спросил, как мне спалось, и сообщил, что уже через час он готов начать нашу экскурсию по Острову. На его вопрос, успею ли я собраться за это время, я ответила утвердительно.

- Если ты занят, с Эллен может выехать Гвеннол или я, - предложила ему Дженифрай.

- Нет уж, не стоит, - отказался Яго, - это удовольствие я решил приберечь для себя.

- Какую лошадь мы отдадим в распоряжение Эллен? - спросила Гвеннол.

- Эллен уже скоро сама будет разбираться в наших лошадях, - ответил Яго, - но для начала я предложил бы ей Дэвет.

- Это немного строптивая кобыла, - сказала Гвеннол.

- Возможно, именно поэтому они и найдут общий язык.

Выражение его глаз понять я не сумела, однако твердо решила управиться с норовистой Дэвет.

После завтрака я переоделась в новую амазонку - тоже из моего приданого. Костюм этот был светло-серого цвета, очень элегантный, кроме того, достала я и свою жокейскую шапочку, тоже серую, с высокой тульей, похожую на цилиндр. В этом костюме я была очень хороша и знала это.

Яго одобрил мой вид, когда мы с ним встретились у конюшни.

- Вы так элегантны, Эллен, - сказал он, - всех просто за пояс заткнули.

- Эта амазонка была сшита в качестве приданого, - рассмеялась я, уверяю вас, что до недавнего времени никаких роскошных туалетов у меня и в помине не было.

- Однако вам и без них удавалось отличиться? Впрочем, молчу, если помните, мы договаривались с вами не ворошить прошлое. Жители Острова будут очарованы вами, а мне выпадет удача представить вам их, а вас - Острову. Начнем мы с самой высокой точки, откуда видно всю округу, а море при ясной погоде просматривается на много миль вдаль. Вы получите представление о характере местности, а потом мы с вами спустимся вниз, в наш маленький городок.

Яго выехал из замка на белом с черной гривой коне; я вынуждена была признать, что и конь, и всадник смотрелись замечательно, а как они подходили друг другу! Дэвет, как справедливо заметила Гвеннол, была бойкая кобылка, однако мне удалось урезонить ее. Яго временами с одобрением посматривал на меня, и я была довольна безмерно, ибо действительно хорошо держалась в седле.

Мы поднялись на самую вершину горы. Что за чудный вид открылся перед нами! Потрясающе смотрелся отсюда замок с его стенами из серого камня с зубчатыми башнями. Величественное сооружение. Неприступное, оно, казалось, будто приманивает врагов, коварно соблазняя покорить его, прекрасно зная, чем это закончится. В старину, наверное, этот замок был идеальным укреплением для отражения набегов неприятеля.

Чуть в стороне выступал из моря Остров Голубых скал.

Яго перехватил мой взгляд.

- Голубые скалы, - молвил он, - жаль, что мы допустили слабость и выпустили из рук этот Остров. А ведь когда-то и он принадлежал Келлевэям.

- А как это случилось?

- Ваш дед продал его. Материальное положение семьи было ненадежным. Если честно, он имел слабость к картам. Но вся семья с тех пор сожалеет о той сделке.

- Там разве есть где жить?

- Да. Там стоит Дом Голубых Скал. Построенный когда-то для той непутевой Гвеннол, о которой я говорил вам.

- А сейчас там живет кто-нибудь?

- Художник. Он унаследовал островок от своего родственника, с которым ваш дед когда-то совершил эту сделку. Он то ли племянник, то ли внучатый племянник тому человеку.

- И он живет один?

- Да почти один. Он не часто бывает на Острове. Разъезжает довольно много - то там, то здесь.

- Он что, известный художник?

- Я не могу судить о его известности. Имя его Джеймс Мэнтон. Слышали когда-нибудь?

- Вроде нет, хотя я вообще немного знаю о живописи и художниках. Вот только мама моя всегда рисовала. Помню, у нее в руках постоянно был альбомчик, и она часто веселила меня забавными рисунками. Возможно, с Джеймсом Мэнтоном я еще познакомлюсь.

- На Острове нашем он не бывает. Они с вашим отцом не любили друг друга. Взгляните-ка. Вон там - Большая земля. Видите? Совсем рядом.

- Это успокаивает! - воскликнула я.

- Успокаивает, - повторил он, брови его чуть нахмурились.

- По крайней мере не чувствуешь себя отрезанной от всего мира, продолжала я.

- А вы... боитесь... этого чувства?

- Вообще-то нет, но кое-кого пребывание на острове посреди моря может беспокоить, и, должно быть, их утешает то, что материк не так уж далеко.

- Конечно, кое-кто порой и беспокоится, особенно при скверной погоде... как вы сами убедились. Море бывает иногда таким, что безрассудством окажется любая переправа.

- Да, но при этом вы понимаете, что шторм не продлится вечно.

Яго кивнул.

- Теперь я введу вас в наше "общество". Что-то вроде маленького королевства. Много-много лет на зад заложена была основа нашей "общины", которую я стараюсь поддерживать и развивать.

Легким галопом спустились мы с зеленого пологого склона и оказались на песчаной полоске пляжа.

Яго указал на каменный столбик-вешку, воткнутую в песок.

- Во время прилива вода покрывает его полностью. Вешка эта стоит тут уже столетий пять, в средние века властитель Острова - должно быть, тоже Келлевэй - приказывал привязывать преступников к этому столбу. Им давали пару лепешек, флягу с водой - и оставляли. Шли часы, вода поднималась - и казнь совершалась.

- Жестоко.

- Таково было средневековое правосудие.

- Надеюсь, сейчас вы отказались от этой практики, - пошутила я.

- В общем, да, но порядок я обеспечиваю здесь. Посмотрите - вот старый "позорный стул" <Позорный стул укрепленный на подвижном бревне стул, к которому привязывали женщин дурного поведения или пленников и опускали в воду>. Его не забывают и в наши дни... У кого-то жена погуливает, кого-то заподозрили в связях с нечистой силой...

- Что, все эти предрассудки еще живы?

Он пожал плечами.

- Народные обычаи сохраняются веками, а в таком заповедном месте, как Остров, больше, чем где-либо. Пойдемте же, познакомимся кое с кем из обитателей Острова; я хочу, чтобы все узнали мою дорогую гостью.

Мы подъехали к "городку", состоящему всего из двух-трех улиц. Кругом простирались поля. К нам стал приближаться человек с тачкой.

- Добрый вам день, мистер Яго.

- Добрый! - откликнулся Яго. - Вот она, моя подопечная, мисс Эллен Келлевэй.

- Добрый и вам день, мисс.

- Что, Джим, хороша наша гостья, а?

- О да, господин, даже очень хороша.

Он двинулся дальше своей дорогой.

- Все эти люди - наши арендаторы, - объяснил Яго. - Каждый клочок здешней земли принадлежит нам, Келлевэям, принадлежит последние шесть столетий.

Главное место на миниатюрной площади, образованной домиками, занимал магазин. Витрины его ломились от разнообразных товаров. Похоже, одновременно здесь обосновались и торговец льняным полотном, и галантерейщик, и свечник, и булочник, и зеленщик. Про себя я сразу решила, что при первой возможности подробно изучу этот "универсальный магазин".

В одном из двориков на площади нас привлек шум - разговоры, смех, веселье.

- Кажется, я знаю, что там происходит, - сказал Яго, - в этом доме появился новорожденный. А сегодня крестины. Хозяева не поймут и не одобрят, если, оказавшись поблизости, я не зайду пожелать младенцу добрых слов. Давайте оставим лошадей и заглянем туда на минутку. Эй, малый! - закричал он кому-то. - Прими-ка лошадей!

И чудесным образом будто из ничего возник "малый".

- Займись моим конем и лошадью дамы, - велел ему Яго.

Мы зашли в дом счастливых родителей.

- Да, никак, господин наш здесь, - с поклоном встретила нас хозяйка.

Коттедж был маленький, да еще несколько гостей в нем собрались, так что нам с Яго едва-едва хватило места. Особенно Яго. С его появлением комнаты и мебель стали казаться кукольно-крошечными.

- Какая честь для нас! - сказал один из мужчин, судя по всему, отец младенца - хозяин дома.

- Где дитя? - спросил Яго.

- В колыбельке наша крошка. Окажите еще большую честь, мистер Яго, благословите ребеночка, да отведайте нашего праздничного пирога.

- Конечно, - согласился Яго.

- А может, и стаканчик тернового джина, любезный господин, чтобы промочить горло?

- С удовольствием, - отвечал Яго.

Пирог нарезали, мы взяли по кусочку, потом выпили по рюмочке тернового джина, который приятно обжигал горло.

- Счастья и радости вашему ребенку, - пожелал Яго.

- И пусть живется ему славно при таком добром господине, - подхватила мать.

- Да будет так.

Мы вышли из коттеджа на улицу, где терпеливо дожидался "малый" с нашими лошадьми. Снова оказавшись в седле, мы поехали между домов и двориков.

- Здесь почти все коттеджи похожи один на другой, - заговорил Яго, это так называемые дома "Трех жизней". Ставят их за одну ночь, и три последующих поколения имеют на него все права. Например, сам строитель-основатель, его дети, его внуки. После этого коттедж переходит в собственность землевладельца. На Большой земле принято ставить коттеджи другого типа под названием "Лунный свет". Строятся они тоже за одну ночь, но в собственности основателя остаются навечно. Условие единственное строительство начать с наступлением темноты закончить до рассвета.

- Разве возможно возвести дом за такое короткое время?

- Если готовы все участники, если на месте материалы и инструменты, то поставить четыре стены и навести крышу ничего не стоит. А этого достаточно, чтобы дом считать домом. Как вам кекс на крестинах, понравился?

- Уж очень желтый какой-то.

- Это от шафрана - здесь он считается деликатесом. Не вздумайте заявить кому-нибудь, что он вам не по вкусу.

Сколько всего я узнала об Острове в то утро! Узнала, то хозяйство Острова в основном ведут рыбаки, хотя рвольно много фермеров. Мы объехали несколько маленьких бухточек, где у причалов поскрипывали суденышки, где среди корзин и плетенок для омаров сидели на песчаном берегу рыбаки и чинили свои сети. Все они почтительно приветствовали своего господина и благодетеля, и мне было приятно их доброе отношение к Яго. Я узнала, что раз в месяц устраивается на Острове ярмарка, на которую приезжают торговцы с "материка". Правда, если погода позволяет. Тогда островитяне и закупают впредь все необходимое - примерно на месяц. А уж чего только не увидеть на ярмарке! И все ждут ее всегда с нетерпением. Зашел у нас разговор и о суевериях.

- Когда люди в повседневной жизни часто подвергаются опасностям, как, например, здесь, у моря, они становятся суеверными. Рыбаки, выйдя на лов, никогда не упомянут ни зайца, ни кролика, никого из зверья. Это сулит неудачу. А если по дороге к пристани рыбак встретит священника, то непременно повернет обратно. Рыбаки не любят возвращаться с уловом до рассвета - они думают, на добычу их позарятся гномы, которые, хоть и маленькие, но, говорят, могущественные и отнюдь не всегда добрые.

- Как, интересно, вообще возникают поверья, приметы?

- Может быть, кто-то на пути к причалу встретил однажды пастора, и лодка его не вернулась. Потом был, возможно, другой такой случай. Все, вполне достаточно для нового поверья. А стоит примете родиться, она будет жить вечно. В старые времена эти острова служили прибежищем тем, кто хотел избежать преследований закона. А здесь для нас, Келлевэев, не было никаких авторитетов, кроме собственного мнения. Немало изгнанников, парий нашло у нас приют; для некоторых Остров стал убежищем политическим, а сами они стали подчиняться закону Келлевэев. Тая что история нашего Острова очень интересная, нам, Келлевэям, есть чем гордиться...

- А что, преемственность поколений свято соблюдается несколько сотен лет?

- Да! Если единственной наследницей оказывалась женщина, она была обязана выйти замуж и передать своему супругу имя Келлевэй.

- Прекрасное утро, - сказала я. Сколько я всего узнала, но только еще больше разохотилась Яго взял меня за руку

- Я так хочу, чтобы вы остались здесь навсегда, Эллен, - проговорил он, - не могу даже сказать, как сильно хочу этого. Когда я увидел вас в Лондоне, то дьявольским искушением было схватить вас в охапку и привезти сюда для знакомства с родовыми владениями, перед тем как вы выскочите замуж Надо сказать, обуздать себя было нелегко

- До сих пор не понимаю, почему вы тогда так странно вели себя? Почему сразу не сказали, кто вы?

- Момент был неподходящий. Вы были так поглощены предстоящим замужеством, а вот потом, когда все лопнуло, я понял, что у меня есть шанс. Я хотел, чтобы вы сами пожелали приехать сюда. Объяснить все сразу трудно. Ограничимся тем, что я счастлив видеть вас здесь.

Я была тронута его волнением. Присутствие этого человека возбуждало меня. На том концерте он сразу же заинтересовал меня, в пустом лондонском особняке - испугал, а вот сегодня утром отношение мое к нему изменилось. Теперь он казался самым интересным мужчиной, какого мне приходилось встречать.

С большим трудом ему удалось справиться с охватившим его волнением.

- Увы, - уже спокойно произнес он, - нам пора возвращаться в замок. Мне еще очень многое хочется вам показать, но, может быть, на первый раз достаточно. Пусть теперь Гвеннол покажет вам замок, только не обращайте особого внимания на страшные истории с привидениями.

- А что, значит, есть все-таки привидения?..

- Было бы странным, если бы за шесть столетий мы не обзавелись бы несколькими призраками. Большинство из них обитает, конечно, в подземельях. За многовековую историю было два-три случая, когда нас пытались силой лишить по праву принадлежащих нам владений, ведь соблазн повелевать этими островами был велик для многих. Я могу их понять. Но для меня - это мой мир. Мое маленькое королевство. Может, вы тоже начали чувствовать нечто подобное, а, Эллен?

- Одно могу сказать - вам есть чем гордиться. При том почтении, которым вы здесь окружены...

- О, здешний народ немного перебарщивает с этим. Хотя должен признать, что только с тех пор, как я взял все в свои руки, началось процветание Острова. Урожаи радуют. Конечно, все в руках Всевышнего, как говорится. Но главным образом в руках Яго Келлевэя. Мы стали внедрять современные методы на фермах, я много делаю для развития нашей торговля. На таком Острове, как наш, всегда можно найти возможности улучшать жизнь. И с вашим отцом в этом смысле у нас никогда не было разногласий.

- Что вы говорите?

Мне ужасно хотелось, чтобы он продолжил эту тему - все, что касалось отца, было для меня крайне важным и интересным.

- Отец ваш, Эллен, долго и тяжело болел перед кончиной. Так что бразды правления передал мне очень давно.

- И тогда дела сразу пошли в гору?

- Спросите об этом у наших жителей. Ну вот! Вы опять погрустнели. Не будем говорить о прошлом, Эллен. Вы здесь. Отсюда и начнем отсчет.

Он улыбался, но мне показалось, что в глазах его мелькнуло беспокойство. Однако мое настроение было безмятежно-прекрасным. Мы вернулись в замок.

***

День был в разгаре. Ленч состоял из холодных мясных закусок и салата. За столом собрались только Дженифрай, Яго и я. Гвеннол уехала на материк.

- Она часто в такую тихую погоду ездит туда, кто-нибудь из лодочников отвозит ее, - объяснила Дженифрай.

Она расспросила меня, как прошло утро, где на-Острове мы уже побывали. Она была ласкова и любезна. Что это я вообразила о ней ночью, увидев в зеркале ее лицо?

Яго с управляющим предстояло заняться хозяйственными делами, а Дженифрай, как она сказала, днем обычно отдыхает, так что я решила в одиночестве побродить вокруг замка и осмотреть окрестности в его пределах. Самостоятельные изыскания я обожала.

Прогулка моя началась после половины третьего дня. Чудесное сентябрьское солнце жемчужными переливами заставляло играть море. Я пошла вдоль мощной стены с зубчатыми краями и оказалась перед готического стиля аркой. Дальше вниз вели несколько каменных ступенек, заметно стертых тысячью ног. Что за люди ходили по этим камням, как они жили, о чем думали? Пройдя под аркой, я увидела перед собой хозяйственный двор, уже знакомые постройки, когда услышала голубиное воркование, сразу сообразила, что оказалась в том же уголке внутреннего двора, что и вчера вечером.

И в то же мгновение я увидела его. Он был очень маленький, с копной светлых, почти белых волос; такие же светлые глаза, редкие ресницы, едва заметные брови придавали его лицу удивленное выражение. Он заметил мой изучающий взгляд. Сначала я дала ему лет четырнадцать - пятнадцать, но, присмотревшись к его лицу, подумала, что он гораздо моложе.

В руках у него была миска с зерном, на плечи то и дело садились птицы. Личико его исказилось ужасом, он быстро пошел к приземистой постройке, в окне которой вчера я заметила тень; наверное, здесь он и обитал.

- Не уходи, не уходи, пожалуйста! - негромко позвала я его. - Я пришла только посмотреть голубей. - Но он продолжал идти к низкой двери своего жилища.

- Если ты сейчас уйдешь, птицы останутся без корма, - напомнила ему я. - Разреши посмотреть мне, как ты их кормишь. Мне так нравится, как они вьются около тебя.

Он замер, будто раздумывая, делать ли следующий шаг.

- А ты, наверное, Слэк, - догадалась я. - Я с твоей мамой познакомилась в гостинице.

И тут он с улыбкой обернулся и кивнул.

- А я Эллен Келлевэй. Я приехала погостить здесь немного.

- Ты голубей любишь? - спросил он.

- Я мало знаю о них, но слышала, что бурые голуби, например, могут переносить письма; мне это кажется просто удивительным.

- Мои письма носят, - гордо сказал он.

- Ну не чудо ли? Как они знают, куда лететь?

Улыбка опять осветила его лицо.

- Так они же ручные, - сказал мальчик, взял целую горсть зерна из миски и рассыпал по каменистым плитам двора. Птицы сразу налетели, принялись клевать, некоторые уселись прямо на край миски. Раздавалось их дружное и довольное воркование.

- Они, наверное, тебя знают.

- Конечно, знают.

- Давно ты с ними занимаешься?

- Да с того дня, как я здесь.

Он стал загибать пальцы, подсчитывая. Получилось пять лет.

- А я видела тебя вон там вчера вечером, - указывая на окошко, сказала я.

- А я видел тебя, - лукаво улыбнулся он.

- Я тебя звала, но ты притворился, будто не слышишь.

Он кивнул, по-прежнему с хитрым видом.

- Ну, а сейчас можно зайти?

- Ты хочешь зайти?

- Конечно Голуби ужасно интересуют меня.

Он открыл дверь; три ступеньки вниз - и мы оказались в крохотной комнатке, где стояли мешки с зерном, лотки для воды, кормушки.

- Это моя голубятня, - сказал он. - Но я же должен покормить их!

Мы снова вышли во двор. Он вытянул вперед руку, гут же пара голубей села на нее.

- Что, мои красавчики? - приговаривал он. - Что, прилетели поздороваться со Слэком?

Я взяла пригоршню зерна и бросила под ноги. Мальчик внимательно наблюдал за птицами, потом сказал:

- Любишь голубей, значит Она тоже любила их.

- Она?

Он быстро закивал.

- Она. Она любила их. Она приходила, помогала мне, кормила их. Нет ее теперь.

- Кто она была, Слэк?

- Она, - повторил он. Взгляд его вдруг потух - Ушла она. Теперь ее нет.

Какие-то воспоминания расстроили его. О моем присутствии он уже не вспоминал, молча кормил голубей. Я поняла, что дальнейшие расспросы огорчат его еще больше, да и замкнется он снова. Поэтому я тихонько ушла.

***

На следующий день Гвеннол показывала мне замок.

- Давай начнем с подземелий, - предложила она. - Там действительно жутко.

По винтовой лестнице с канатом вместо перил мы спускались вниз. Гвеннол все время призывала меня соблюдать осторожность.

- Эти ступеньки очень коварны. Привыкнуть к ним невозможно. Несколько лет назад одна из горничных упала здесь, а хватились ее только через сутки. Бедняжка чуть рассудка не лишилась, уж не чаяла, что ее найдут, и не столько страдала от боли, сколько привидений боялась. Она уверена, что лапа призрака столкнула ее с лестницы, и переубедить ее невозможно.

Мы вышли на квадратное пространство, что-то вроде подземной площади; пол здесь был выложен ровными плитами. Кругом были двери - я насчитала их восемнадцать. Одну я толкнула. Мне открылась камера - щель, в которой человеку в полный рост встать было невозможно. Тяжелое стальное кольцо было приковано толстой цепью к стене. Я содрогнулась, осознав, что это кольцо-ошейник. Стены сочились влагой, затхлый смрад плесени стоял в воздухе, Поскорее захлопнула я дверь. Открыла соседнюю - такая же страшная камера-пещера. Заглядывали мы и в другие двери. Все помещения в подземелье были одинаково мрачными. В некоторых камерах под потолком было оконце зарешеченное, без стекла. На одной из стен бросился в глаза выцарапанный рисунок - виселица, на другой - жуткий скалящийся лик. Сколько горя и отчаяния повидало это темное и мрачное место!

- Это ужасно, - произнесла я.

Гвеннол кивнула.

- Представляешь, каково здесь узникам. Кричи не кричи, никто не услышит, а если и услышит - что толку?

- Здесь все пропитано страданиями, ужасом безумия, страхом и отчаянием.

- Кошмар, - согласилась Гвеннол. - Ну, наверное, хватит. Но все же ты должна была это увидеть. Это тоже наш замок.

Мы выбрались из подземного "царства" на белый свет, и Гвеннол повела меня по бесчисленным комнатам, залам, галереям замка. Мы осмотрели башни северную, южную, западную и восточную; мы поднимались и спускались по лестнице; мы шли коридорами, переходами; мы побывали на кухне, в пекарне, на маслобойне, на винодельне, на скотобойне; мы знакомились со слугами, работниками и работницами, которые одинаково почтительно приветствовали нас и с одинаковым любопытством и настороженностью приглядывлись ко мне.

Впечатлений было слишком много. Но вот одна из комнат заинтересовала меня особенно, ибо, открыв дверь в нее, Гвеннол сказала:

- Я слышала, эту комнату очень любила твоя мать. Фрэнсис ее звали, так ведь? До сих пор старые служанки так и говорят - комната Фрэнсис.

От порога вниз надо было спуститься на одну ступеньку. Гвеннол села на широкую скамью в алькове.

- Говорят, она всегда рисовала, - продолжала моя проводница, - ну, эта комната для художника явно не подходит. Здесь так мало света. А уж после отъезда Фрэнсис никто, по-моему, ею не пользовался.

Жадно осматривала я каждый уголок комнаты, пытаясь представить здесь свою мать. Помещение было явно не из лучших: окно маленькое, обстановка скромная, всего лишь стол, несколько стульев, деревянная скамья, шкаф.

- Интересно, вдруг что-нибудь из ее вещей сохранилось? - сказала я.

- Надо посмотреть в шкафу.

Я открыла створки - и вскрикнула от восторга: мольберт, листы бумаги!

- Да это, наверное, ее! - воскликнула я и, подняв скрученные от времени листы, на дне шкафа увидела альбом для эскизов. На обложке размашисто значилось - Фрэнсис Келлевэй. Вот это находка! От счастливого возбуждения у меня дрожали руки, я неуверенно начала перелистывать страницы. Гвеннол поднялась со скамьи, подошла, заглянула мне через плечо. В альбоме было полно набросков - замок в разных ракурсах.

- Да она настоящая художница! - заметила Гвеннол.

- Я возьму это с собой и подробно изучу на досуге, - заявила я.

- Почему же нет?

- Это потрясающе. Ты, может быть, удивляешься моим восторгам, но я так мало знаю о своей маме, а отца вообще не помню. Ты, должно быть, знала его?

- Никто его толком не знал. А я даже видела редко. Кажется, ни детей, ни молодежь он не жаловал. Болел очень долго, тяжело, из комнат своих почти не показывался. Перемещался последнее время в инвалидном кресле. Ухаживал за ним Фенвик, то ли камердинер, то ли секретарь. Дядя Яго помногу беседовал с твоим отцом, все дела Острова они обсуждали. Но совершенно не ощущалось, что он - член семьи Келлевэй.

- Как странно. Если бы не он, я бы не оказалась здесь. А я его вообще никогда не знала.

- Тебя должно утешать то, что никто не знал его по-настоящему. Дядя Яго однажды назвал его одиноким волком. Полагаю, больше всего о нем мог рассказать этот Фенвик.

- А где он, Фенвик?

- После смерти твоего отца он уехал отсюда. Я думаю, живет сейчас где-нибудь на материке.

- А ты не знаешь, где?

Гвеннол отрицательно покачала головой. Похоже, разговоры о моем отце наскучили ей, и она сменила тему:

- Может, еще что-нибудь из старых вещей отыщется? Знаешь, ведь эта скамья что-то вроде сундука.

Мы подняли тяжелое деревянное сиденье, но внутри не оказалось ничего, кроме дорожного пледа.

- Пошли разыщем Слэка, - предложила Гвеннол. - Я хочу, чтобы он завтра отвез меня на материк. Хочешь поехать? Знаю, что не весь Остров ты еще обошла и что там на берегу ты уже погуляла, ожидая благоприятной погоды. Но я не могу не воспользоваться спокойным морем. Мне надо заглянуть к друзьям, а ты сможешь побродить по окрестностям. Мы зайдем в гостиницу, возьмем лошадей, если хочешь. Я часто так делаю.

Я ответила, что с удовольствием присоединюсь к ней.

- Ну и отлично. Впрочем, все зависит от погоды.

- А что, Слэк повезет нас на лодке?

- Да, ему нравится это, к тому же, он с матерью сможет повидаться.

- Странный мальчик. Я встретила его, когда он кормил голубей.

- О, значит, ты уже знакома с ним. Слэк, говорят, не в себе немного, но кое в чем он большой дока. Просто он не такой, как все. В замке он лет с одиннадцати. Первым дядя Яго его заметил. Увидел, как мальчик бережно ухаживает за птенцом малиновки, и подумал, что он сможет присматривать за нашими голубями, которые тогда страдали от какой-то болезни. А ты ведь знаешь, есть поверье, что не будет голубей в замке - и Келлевэи потеряют свой Остров. Не то чтобы Яго верил в это, но всегда считал, что к местным суевериям надо относиться с уважением, если здешний народ так держится за них. В общем, он понял, что Слэк отлично разбирается в птицах и немедля перевез его сюда. Бедняга Слэк! Читать-писать он едва умел, все больше пропадал где-то целыми днями - тогда, еще на Большой Земле. Мать его с ума сходила. Его искали, звали, а он возвращался потом сам как ни в чем не бывало. А ходил он по лесам, следил за птицами, за зверьем, А теперь, в замке, он не стремится никуда. У него есть голуби.

- Когда я была в "Полкрэг Инн", его мать говорила, что мальчик ее на Острове.

- Да, и она сама здесь когда-то работала. Папаша ее был владельцем гостиницы, а теперь они с мужем там хозяйничают. Слэк их единственный ребенок, Еще когда он был малышом, стало ясно, что на других детей он не похож, и мать его всегда говорила, что просто он поспешил родиться. И действительно, он на два месяца раньше срока появился на свет. Мать называла его непропеченным, как пирожок, вот и привязалось к нему это имя - Слэк. Многие недооценивают его. Он в душе очень добрый, а с голубями творит просто чудеса.

- Я видела, как они дороги ему, и, как ни странно, птицы, похоже, тоже чувствуют это.

- Несомненно, он нашел себя в этом деле. Ну, пошли, поищем его.

Мальчик был у флигеля на голубином дворике, возился с одной из птиц.

- Он у нас лапку поранил, - сказал мальчик и залопотал:

- Ну-ну, маленький, это всего лишь мисс Гвеннол и мисс Эллен. Они тебя не обидят.

- Ты сможешь его вылечить, Слэк? - спросила Гвеннол.

- Конечно, мисс Гвеннол. С этим я справлюсь.

Гвеннол с улыбкой сказала:

- Слэк, я хочу, чтобы ты завтра отвез меня на Большую Землю. Если, конечно, море будет как сегодня.

- Будет тебе лодочка, мисс Гвеннол.

- Со мной едет мисс Эллен.

Он кивнул, но все внимание его было обращено на голубя.

- Слэк, ты знаешь, что с ним делать?

- О мисс Гвеннол, конечно, знаю.

- И самое удивительное, - сказала Гвеннол, когда мы расстались с мальчиком, - что он действительно знает, и уже совсем скоро эта птичка будет прыгать и скакать, так что от других ее не отличишь.

Через все закоулки внутреннего двора мы вернулись в комнаты.

***

Днем я еще прогулялась, обследуя Остров. За обедом, рассказывая Яго о своих изысканиях, я с радостным удивлением обнаружила, что заразилась его "островным" энтузиазмом.

Перед сном настроение мое было прекрасным. Каждый день, пообещала я себе, буду узнавать что-нибудь о моих родителях. Я уже предвкушала подробный разговор с Гвеннол во время завтрашней поездки, кстати, можно будет еще "потрясти" миссис Пенджелли.

Я уже собралась лечь, как вдруг увидела мамин альбом, который обнаружила утром. Тогда я поставила свечку на маленький столик и принялась рассматривать наброски. Как интересны были эскизы замка, все уголки его были представлены в разных ракурсах. Мать обладала бесспорным талантом Серые каменные стены на ее рисунках просто дышали древностью. На одной из страниц был набросок Острова Голубых Скал - остров, море, далекая полоска суши вдали. Были и портреты Вот пухлый малыш с круглыми удивленными глазами. Рассматривая рисунок, я увидела подпись в уголке: "Э. 2 года". Ну, конечно, теперь я узнала себя. Вот, значит, какой я была в два года. Листая альбом, я встретила на развороте два портрета Яго, они как бы смотрели друг на друга. Сходство было схвачено удивительно, при этом лица на первый взгляд казались совершенно разными, но все же это был Яго, и только Яго. На обоих портретах он, как ни странно, улыбался, но на одном улыбка добрая, а на другом... Именно это выражение его лица так интриговало меня Глаза будто неотрывно следили за мной с листа. Что-то подобное было, кажется, в пустом особняке на площади Финлей: тяжелые веки скрывают наполовину глаза, придавая лицу выражение почти зловещее; изгиб рта наводит на мысли о тайных замыслах этого человека, не сулящих ничего хорошего.

Я смотрела и смотрела на эти рисунки, и приятная вечерняя усталость, которую я ощущала, еще не взяв альбом в руки, уступила место тревожным чувствам. Что моя мать хотела сказать, так изобразив этого человека? Ясно одно: Яго - вовсе не тот, кем иногда может показаться. Может, мать будто предупреждала: осторожно, здесь не один, здесь два Яго.

Мне стало не по себе, тем более что общество его сильнее, чем я, может, сама хотела того.

Перевернув страницу, я увидела другой портрет, точнее два, и тоже на развороте. Наверное, моей матери нравился этот жанр - двойной портрет. И на этих страницах лица были разными, хотя изображен был один и тот же человек. Девушка. Слева - серьезный, скромный вид, коса через плечо, глаза девушки обращены к небу, в руках Библия. Справа - волосы девушки распущены, глаза неистово сверкают, и есть в них что-то, что определить я не сумела. Может, выражение муки на лице, умоляющий взгляд смутил меня? Казалось, девушка хочет сказать о чем-то, но не знает, как...

Страшный рисунок.

Внизу стояла буква "С".

Я вздрогнула. Вскочила с кровати, распахнула створки гардероба. Там, на задней стенке, выцарапано тоже "С"! Значит, на портрете была та самая "С".

И кто же она?

О сне я уже не вспоминала. Снова вернулась я к первым страницам альбома, заполненным мирными пейзажами, видами замка, вернулась в надежде, что эти рисунки успокоят меня. Но перед глазами все стоял исступленный взор "С", а портрет Яго возродил в памяти переживания в пустом особняке.

Однако этими ударами в тот вечер не обошлось - я получила еще один, самый сильный.

А пока я твердила себе, что моя мама просто развлекалась рисованием, давала волю своей фантазии и тренировала руку, может быть; беря за основу изображение знакомого лица, она стремилась показать, как две-три линии и несколько штрихов могут изменить выражение лица, да и характер.

До конца я сама в это не верила, но мысль эта немного утешила меня. Ненадолго.

Перевернув еще одну страницу, я оцепенела. Первое, что я подумала, - я сплю, я вижу сон. Как это необычно, мелькнула мысль, я вижу сон... нарисованным. Но это было наяву - передо мной изображение той комнаты из того сна!

Вот камин, вот скамья подле него, вот кресло-качалка, картина на стене... все, все, что являлось мне в сновидениях. Завороженно смотрела я на рисунок, Стучало в голове: комната моих кошмаров реально существует. Ее видела моя мать. Неужели это где-то в замке? Но замок я весь обошла.

Альбом выскользнул из рук на покрывало. Что это все значит? Что это могло означать? Я почти физически ощущала присутствие матери в этой комнате, мне даже казалось, будто она хотела что-то сказать мне...

Что ей известно о Яго? Двух разных людей видела она в нем. А кто та "С", скромная и неистовая одновременно?

А теперь еще эта комната, которая преследовал меня в снах. Где она, эта комната? Где бы ни была, оны существует, раз моя мать видела ее. Видела и нарисовала. Для меня нарисовала. И это реальность. Мы с мамой часто сидели в бабушкином саду, и в руках у нее всегда был альбом.

Значит, все же существует эта красная комната Где?..

ОСТРОВ ПТИЦ

Спала я плохо, но, как ни странно, кошмарное сновидение в ту ночь не беспокоило меня. Проснувшись, первое, что я сделала, это схватила в руки старый альбом, с утра я даже надеялась какое-то мгновение, что все рисунки я видела во сне.

Нет. Не во сне, наяву. Столь знакомая зловещая комната. Яго. При дневном свете, правда, портреты его смотрелись иначе. Жутковатый облик ему возможно, придавал тусклый огонек свечи в полумраке.

Появилась Дженет с водой для умывания. Я открыла альбом на странице с изображением комнаты и показала ей.

- Как тебе эта комната, Дженет? - спросила я, внимательно наблюдая за ее реакцией.

- О, красота-то какая.

- Тебе знакома она?

- А что, это срисовано с настоящей комнаты, мисс?

Значит, Дженет никогда не была там.

После завтрака ко мне зашла Гвеннол, узнать, готова ли я ехать.

- Я рассматривала эскизы в мамином альбоме, - сказала я ей, - знаешь, так интересно. Взгляни-ка на этот рисунок.

Гвеннол посмотрела, кивнула.

- Ты знаешь эту комнату? - спросила я.

- Знаю? А что тут знать? Комната как комната, ничего особенного.

Ничего особенного! Как странно слышать такие слова! Мне хотелось сказать ей, что комната многие годы преследует меня, если бы только узнать, где она, я бы выяснила, откуда этот навязчивый сон и почему такая ничем не примечательная комната наполняет душу мою неизбежным ужасом. Однако ничего этого я вслух не сказала и ограничилась предположением, что, возможно, она где-то в замке.

Гвеннол покачала головой, будто недоумевая, почему такая безделица так волнует меня. Рисунки ее совершенно не интересовали, а мое волнение она безусловно списала на счет того, что альбом тот принадлежал моей давно скончавшейся матери.

В этот момент раздался стук в дверь. "Войдите!" - позвала я, и на пороге появился Слэк.

- Ты что это вдруг? - спросила Гвеннол.

- Да вот, мисс Гвеннол, я подумал, не выйти ли нам пораньше, а то прилив...

- Ты прав, - согласилась Гвеннол, - а мы, кстати, почти готовы.

Что-то толкнуло меня показать альбом Слэку. Я твердо решила про себя во что бы то ни стало выяснить, где же эта комната и откуда она в таких подробностях была известна моей маме.

- Слэк, ты видел когда-нибудь эту комнату?

Нельзя сказать, чтобы он побледнел - цвет лица его всегда был почти белым, - но лицо мальчика изменилось. И сам он, глядя на рисунок, весь напрягся: взгляда моего избегал.

- Что, видел, да? - настаивала я.

- Красивая комната, мисс Эллен, - медленно проговорил он.

- Да, Слэк, хорошо, но ты раньше бывал в ней?

Показалось мне или нет, что глаза его будто туманом подернулись.

- Не могу ничего сказать о комнате на картинке, мисс Эллен, - еще медленнее сказал мальчик.

- Почему же?

- Эллен, дорогая, - засмеялась Гвеннол, - тебя этот рисунок просто околдовал. Твоя мать изобразила славный уютный уголок, вот, по-моему, и все. Что необычного в этом наброске?

Слэк кивнул. Взгляд его был непроницаем.

- Ну, пошли, - заторопилась Гвеннол, - все готово, Слэк?

Они обменялись взглядами, значения которых мне знать, похоже, не полагалось.

- Все сделано, все готово, мы едем, - сказал Слэк.

Мы вышли из замка и спустились к берегу, где у пристани стояло на привязи несколько лодок. Море в то утро было безмятежно-спокойным, лодки едва заметно подрагивали на воде. Удивительная, почти ангельская улыбка освещала теперь лицо Слэка. От его замкнутости из-за моих расспросов не осталось и следа. Ему предстояло заняться любимым делом.

Я смотрела на этот "непропеченный пирожок". Точная характеристика, надо сказать. Руки его были сильными, и в то же время еще ребячьими; глаза смотрели по-детски, если бы не временами набегавшая на них пелена.

- Если море будет таким же, на обратном пути я буду грести, - сказала Гвеннол, - ты умеешь с веслами управляться, Эллен?

- Немного, - ответила я, мгновенно вспомнив наши поездки на лодке с Филиппом по речушке неподалеку от Трентхэм Тауэрз, где мы однажды перевернулись на воде. Образ Филиппа так быстро и легко воссоздавался.

- Значит, тебе придется потренироваться, и немало, потому что ты сама скоро оценишь этот способ передвижения вдоль Острова. Конечно, всегда можно найти гребца, но на себя рассчитывать всегда лучше.

Материк быстро приближался, и уже очень скоро мы подошли к песчаному берегу. Слэк снял ботинки, закатал брюки, перед тем как прыгнуть на мелководье. Ловко перебирая веревку жилистыми руками, стоя по колено в воде, он вытащил лодку и привязал ее. Выбравшись на песок, мы сразу же направились к гостинице.

Навстречу нам вышла миссис Пенджелли и при виде сына сразу просияла.

- Ну, вот он, мой мальчик, мой Август, - запела она, а я на секунду удивилась, о каком Августе она говорит, пока не сообразила, что не может же мать называть любимого сына по прозвищу.

- Рады вам, мисс Гвеннол, рады вам, мисс Эллен, - ворковала она, может, хотите перекусить? А, вы, конечно, лошадок будете брать.

- Я буду, - ответила Гвеннол, - а ты, Эллен?

Я тоже согласилась, потому что вдруг подумала, что неплохо было бы посетить усадьбу Хайдрок. В конце концов, меня приглашали заезжать туда, если я буду на побережье, вот и случай подходящий.

- Ну, Август, тогда беги на конюшню, скажи отцу, что дамы приехали и чего они хотят, скажи. А потом давай ко мне на кухню, тебя там вкуснятина дожидается. Пирожки горяченькие. А что гостьи наши пожелают отведать? Может, стаканчик вина?

- Кто-нибудь прибыл уже в гостиницу? - поинтересовалась Гвеннол.

- Нет, мисс Гвеннол. Никого здесь нет еще.

- Пожалуй, мы выпьем вина, - решила Гвеннол.

Мы зашли в дом, хозяйка накрыла стол - ежевичная наливка и уже знакомый мне шафранный кекс.

Просидели так мы совсем недолго, когда во дворе гостиницы раздался шум, голоса, цоканье копыт - стало ясно, что кто-то приехал.

Гвеннол сидела тихо и неподвижно, а на лице ее появилась легкая улыбка, превратившая ее из живой симпатичной девушки в настоящую красавицу.

- Значит, в гостиной... - услышала я мужской голос и с радостью поняла, что принадлежит он Майклу Хайдроку. Тут же возник и он сам. Гвеннол быстро встала и пошла ему навстречу, протягивая руки, которые он взял в свои. Вдруг он увидел меня, и лицо его осветилось радостным удивлением.

- Мисс Келлевэй! - воскликнул он. - Мисс Эллен Келлевэй!

Гвеннол изумленно смотрела то на него, то на меня.

- Вы... вы знакомы... вы... не может быть.

- Но мы знакомы тем не менее, - выпуская ее руки и направляясь ко мне, сказал Майкл. Я протянула ему руку, он сжал ее в ладонях. - Ну, как вам понравился Остров? - поинтересовался он.

- Я нашла его на редкость интересным, - ответила я.

- Что-то я не понимаю, - уже нетерпеливо произнесла Гвеннол.

- Все очень просто, - сказал ей Майкл.

А я объяснила:

- Когда я дожидалась лодки с Острова, то заскучала в гостинице и отправилась гулять, но потерялась в лесных владениях Хайдроков. Сэр Майкл выручил меня.

- Ясно, - холодно молвила Гвеннол.

- Вы должны сегодня же навестить нас, - с теплотой в голосе сказал Майкл.

- Спасибо. Это было бы просто замечательно. У вас удивительный дом.

- Ну что, Пенджелли приготовил уже лошадей? - спросил Хайдрок.

- Я давно велела сделать это, - сказала Гвеннол.

- Значит, как только все будет готово, мы выезжаем.

- Возможно, у Эллен были другие планы, - предположила Гвеннол, - она говорила, что хотела бы осмотреть окрестности.

- Если честно, - призналась я, - у меня была мысль заглянуть в усадьбу. Вы же говорили, что я могу наезжать в любое время, если буду на побережье? обратилась я к Майклу.

- Вообще-то, - ответил он, - я был бы задет, если бы вы этого не сделали.

- Я так мечтаю вновь увидеть Хайдрок!

- Вы? Вы теперь обитаете в настоящем замке. Боюсь, наше жилище покажется вам слишком скромным.

- Ваша усадьба - это чудо! - воскликнула я.

- Это самый красивый дом, какой я только видела, - горячо сказала Гвеннол.

- Спасибо, Гвеннол, - поблагодарил Майкл, - признаться, я тоже так думаю.

Мы вышли во двор, где нас уже ожидали лошади. Миссис Пенджелли, безмерно счастливая, что ей выпала возможность несколько часов побыть с сыном, проводила нас до ворот. А мы очень скоро уже скакали по дороге, ведущей к усадьбе.

- Я собираюсь сегодня показать вам весь дом, мисс Келлевэй, - сообщил Майкл, - в прошлый раз вы ничего толком не видели. Да, кстати, как ваша нога?

- Вообще не беспокоила. Уже наутро казалось, что ничего и не было.

- А что, ты повредила ногу? - спросила Гвеннол.

Я подробно рассказала ей, что со мной произошло. Она слушала внимательно, и на лице ее скорее была написана сосредоточенность, чем интерес.

Мы добрались до поместья. Вошли в зал. Вот и длинный узкий обеденный стол, оловянная утварь, скамьи и та удивительная атмосфера мира и покоя, которые еще в первый раз поразили меня.

- От этого дома исходит тепло и дружелюбие, - поделилась я с хозяином.

- У всех такое чувство, - коротко откликнулась Гвеннол.

- Да, - добавил Майкл, - у нас повелось считать, что дом или примет человека, или отвергнет, и узнать это можно, едва переступив порог. Вас, мисс Келлевэй, явно приняли и признали эти стены.

- Вы тоже наделяете дома душой? И я. Вот уж не думала, что другим людям свойственно это.

- Причуды и вздор, полагаете? Но раз уж вы так очарованы этим домом, позвольте все-таки с ним ознакомить. А, Гвеннол? Мы с Гвеннол очень старые друзья. И она дом знает не хуже, чем я.

- С огромным удовольствием все посмотрю, - уверяла я, а Гвеннол сказала:

- На этот уголок невозможно наглядеться.

- Посмотрите на оружие в зале. Эти кирасы, например, надевали мои предки во время междоусобных войн. А эти оловянные сосуды хранятся в нашей семье уже несколько столетий. Мне бы хотелось оставить здесь все как было на века, сколько получится.

Вот и Яго такой же, правда, Гвеннол? - обратилась я к ней; мне ужасно хотелось вовлечь ее в разговор. К этому моменту я поняла, что в гостинице она ожидала приезда Майкла, что он и был тот самый "друг", которого она собиралась навестить. И поэтому совершенно ее не обрадовало то, что мы с ним уже встречались раньше, что я нарушила ее планы. Надо полагать, чувства Гвеннол к нему были более чем просто дружеские; об этом говорило особое выражение глаз, когда она смотрела на него, смягчившаяся линия рта.

- Яго хочет вернуться к феодализму, - вдруг резко заявила Гвеннол, - он не только Островом своим мечтает владеть, но и всеми нами.

- Остров - это его гордость, - попыталась защитить я Яго, - и он заслужил право гордиться им. Я со многими говорила на Острове, народ бесконечно уважает его Яго столько делает для этого уголка земли.

- Эллен, дорогая, да они просто боятся против него слово молвить. Землю в аренду они именно у него берут. Не будут они ему подчиняться, пойдут против, он в два счета их с Острова выставит.

- Уверена, что Яго никогда не пойдет на такое, - мягко возразила я.

Гвеннол подняла брови и улыбнулась Майклу.

- Нашей Эллен еще многому предстоит научиться в жизни, - сказала она. А он ненавязчиво и легко перевел разговор на другую тему.

- Ну а теперь пойдемте осмотрим часовню.

По каменным плитам пола в зале зазвенели наши шаги. Винтовая лестница в одном из уголков дома привела нас к тяжелой дубовой двери, окованной железом.

- Сколько драматических событий здесь разыгралось... В часовне сохранилась келья священника, я вам покажу ее. Представляете, приходилось прятать священника от постороннего взгляда. Один из наших предков был женат на уроженке Испании, которая имела неосторожность пригласить в поместье католического священника для постоянной службы. Вообще я собираюсь написать подробную историю рода Хайдроков. Здесь, в часовне, сохранились и книги тех времен, и документы.

- Это потрясающая идея.

- Да, но занятие это доставляет особое удовольствие, если есть напарник. Вот Гвеннол, например, обещала помочь мне.

- Я только об этом и думаю, - оживляясь, заговорила Гвеннол. - А писать историю такого семейства, как ваше, Майкл, особенно интересно. Хайдроки не то что наш род. - Она покривилась. - У нас в роду просто разбойники какие-то. А вы - настоящие аристократы.

- Семейные секреты, этакие скелеты в шкафу, есть у каждого рода, ответил ей Майкл, - как знать, до чего мы докопаемся в архивах и документах.

- Как интересно! - воскликнула Гвеннол с таким видом, будто она в тот же момент готова была углубиться в пыльные ветхие страницы, а меня бросить, как говорится, посреди дороги, то есть усадьбы.

Мозаичный пол в часовне был выложен маленькими квадратными плитками; широкие скамьи были задрапированы холстом. Позади алтаря красовались тончайшей работы занавеси, вытканные, как сообщил Хайдрок, его бабушкой, что было относительно недавно.

- Занавес этот скрывает клеть для прокаженных, откуда они могли наблюдать за службой, не подвергая никого опасности заражения, не оскорбляя ничьих взоров. А вот там, наверху, в нише, еще одна клетушка-комната, где собирались дамы, которые по каким-либо причинам не хотели показываться в часовне среди посторонних людей. Давайте мы с вами поднимемся в солярий, а оттуда пройдем в "дамскую клетушку".

- Нет, это просто здорово, - сказала Гвеннол, - принадлежать такому роду.

- Непрерывная линия Хайдроков уходит глубоко в прошлое, - продолжал Майкл, - одно звено-поколение скреплено с предыдущим. К счастью, в роду у нас наследниками всегда были мальчики, так что имя наше сохранилось в веках. Я хочу, чтобы и у моих сыновей были сыновья, чтобы Хайдроки продолжали свой род.

- А у вас есть сыновья? - спросила я.

- Да я даже не женат еще, - рассмеялся он.

- Так женитесь! Для вас это своего рода обязанность.

- Мне бы не хотелось, чтобы женитьба стала для меня только лишь обязанностью.

Гвеннол пристально смотрела на него, и я поняла: да, она влюблена в него. А я очутилась на пути. Не надо было мне с ними ехать. Нужно было раньше догадаться и сказать, что у меня свои планы. Она почти открыто недовольна моей компанией, а исключительная вежливость Хайдрока не позволила ему выказать свои чувства, вот я и решила, что он просто мечтает пригласить меня в усадьбу.

Бывает крайне редко. Я хочу сохранить все первоначальные замыслы строителей усадьбы.

Майкл вел нас за собой. Путь наш лежал через маленькую гостиную, где меня приняли в прошлый визит, потом мы поднялись по каменной лесенке, миновали галерею и оказались в солярии. Солнце било сквозь широкие окна, наполняя жизнью вытканные на темно-синих гобеленах батальные картины: битва при Нэйзеби и при Морстон-Мурз на одной стене и изображающие въезд принца Чарльза в Лондон - на другой.

Я всматривалась в искуснейшую работу, в дивные сочетания цветов. Хозяин наблюдал за мной, очень довольный таким вниманием.

- А вот и та потайная "дамская клетушка". Пожалуйста, сюда, вот в эту нишу. Вот здесь дамы сидели, вся часовня перед глазами. Давайте и мы присядем на минутку. Гвеннол, я хотел бы, чтобы мисс Келлевэй услышала о нашем фамильном привидении.

- Эта история понравится тебе, Эллен. Редко встретишь такое славное привидение, - кивнула Гвеннол.

- Когда-то жили в этой усадьбе три девушки, три сестры, - начал Майкл. - Они очень хотели выйти замуж, но отец их все не давал согласия на брак ни одной из дочерей. Тогда одна сбежала из дома, навсегда покинув семью. Остались две сестры. Шли дни, и они становились все старше. Жизнь стала сплошной печалью и для них, и для их родных. Никогда они так и не простили отца, и кончилось все тем, что он на смертном одре просил, умолял дочерей о прощении, но... не получил его. И душа старика мечется, тоскует до сих пор - это и есть наш призрак. Говорят, он кроток и добр. Он бродит по дому, пытаясь заслужить прощение, искупить свои ошибки тем, что помогает всем любящим в этих стенах обрести свое счастье.

- Действительно, на редкость славный характер у вашего привидения.

- Скончался старик в этой комнате. Говорят, с тех пор лучше нет для влюбленных уголка. В те старые вреиена у дальней стены стояла за ширмой его кровать. Говорят, все браки Хайдроков оказываются счастливыми, благодаря вечным трудам нашего призрака.

- Ну, наверное, свои грехи он уже искупил?

- Надо полагать. Но как приятно сознавать все это, например, невестам, которые входят в этот дом, уверенные в будущем своем счастье, потому что знают, что старый Саймон Хайдрок не допустит иного.

- Неплохо же стать невестой какого-нибудь Хайдрока!

Майкл улыбнулся мне.

- Смею уверить вас, что это так. Моя мать часто рассказывала мне эту историю. Она сама была и счастливой невестой, и счастливой женой. "А когда ты обзаведешься невестой, - говорила она, - скажи, что о ней у нас позаботятся особо".

- А каково жилось вашей матери?

- Счастливо. Потому что она умела быть счастливой. А это ли не счастье? Два человека в одних и тех же обстоятельствах совершенно по-разному могут вести себя: один будет довольствоваться тем, что имеет, другой будет беспрестанно жаловаться. Когда мне было десять лет, мать заболела неизлечимой болезнью. И прожила ровно десять месяцев. Она сама знала о своей скорой кончине, и мне о том сказала, никаких недомолвок и обманов она не признавала. "Я счастливая, - говорила она, - я прожила жизнь счастливо, и вот я теперь больна, скоро умру, но умру без страданий, без страха". И она действительно умерла тихо, без мучений и боли, а продлись ее дни еще немного, не избежать бы ей этого.

Слова его глубоко тронули и меня, и Гвеннол. С Майкла она глаз просто не сводила.

- Ну-с, - сказал наш хозяин, - а теперь - ленч. Уверен, вы не откажетесь перекусить после морского путешествия.

- Вы очень любезны, - начала я, - но я не ожидал такого приглашения. Может, я...

Они оба молча смотрели на меня. Пришлось продолжать:

- Гвеннол, наверное, вы ждали... а я...

- Мы с радостью примем вас, - тепло сказа Майкл, - да, Гвеннол я ждал, получив от нее записку. У нас есть отличный способ связи, - объяснил Майкл мне, - столько воды между нами, что никогда нельзя надеяться на обычные письма. А вот нам помогает Слэк, точнее его почтовые голуби. Он здорово приручил их, знаете ли. Он просто волшебник. После ленча мы покажем мисс Келлевэй парк и цветники, хорошо, Гвеннол?

Как приятно было сесть за стол в просторной комнате, окнами выходящей на бархатные лужайки. Как нравилась мне неторопливая умиротворенная обстановка усадьбы, эта атмосфера покоя, которую "обеспечивал" дух старика, когда-то погубившего счастье своих дочерей и теперь пытающегося искупить свою вину. И я, сидя в удобном, обитом темно-красном бархатном кресле, все смотрела на Майкла Хайдрока и думала, что, должно быть, этот человек полностью удовлетворен своей судьбой, что бывает не так уж часто в жизни. И не могла не сравнивать его с Яго Келлевэем, чей неугомонный нрав, непредсказуемость, изменчивость настроений одновременно и привлекали, и отталкивали.

После ленча мы обошли парк и цветники усадьбы Хайдрок. Порядок везде был идеальный: и в элегантном итальянском садике, и в традиционном английском розарии, и на всех лужайках, и в лабиринте из кустарника. Всюду трудились садовники, которые почтительно здоровались с хозяином и с нами, гостьями. Майкл Хайдрок, несомненно, был настоящим хозяином - уважаемым и спокойным.

Настало время возвращения в гостиницу: Майкл сопровождал нас до самых ее дверей. А там уже ждал Слэк, чтобы на лодке переправить нас обратно на остров.

- Приезжайте еще, но не откладывайте, - сказал Майкл на прощание, и было ясно, что ко мне это приглашение тоже относится.

Весь обратный путь Гвеннол молчала. Меня она будто не замечала. Я почувствовала, что-то в наших отношениях изменилось. Если раньше она искренне желала создать мне почти домашние условия, то теперь все это сменилось настороженностью и подозрениями.

Причалив у острова, Слэк занялся лодкой, а мы отправились к замку.

- Странно, что ты, познакомившись с Майклом, даже ни словом не обмолвилась об этом, - сказала Гвеннол.

- Мне казалось, у нас было достаточно других предметов для разговора.

- И ногу ты в лесу подвернула...

- Да, едва он подъехал ко мне, я споткнулась и упала. Тогда он привел меня в усадьбу Хайдрок, а позже доставил в гостиницу.

- Травма твоя явно не была безнадежной, - со странным смешком ответила на это Гвеннол.

- Да, небольшое растяжение. Уже утром все прошло.

- Очень своевременное и удачное растяжение, - бросила она и, прежде чем я успела негодующе возразить, развернулась и побежала вперед.

Одна я поднималась в свою комнату. Такой приятный день испорчен. Впредь надо быть сообразительнее и держаться подальше от усадьбы Хайдрок.

***

Яго с упреком смотрел на меня. Едва начался обед, он спросил, как я провела день. Я ответила, что мы были на Большой Земле.

- Что, уже покидать нас собрались, Эллен?

- Всего на несколько часов...

- А вы еще столько всего не видали на острове.

- Теперь, побыв денек на материке, я еще больше буду ценить Остров...

- Сладкоречивы вы, Эллен. Как хорошо она сказала, а, Гвеннол?

- Эллен хорошо сказать умеет... в разных ситуациях, - отрывисто произнесла Гвеннол.

- Так, ну и где же вы были? - спрашивал тем временем Яго.

- В усадьбе Хайдрок.

- Вы обе?

- Я уже знакома была с Майклом Хайдроком.

Яго опустил нож и вилку и внимательно посмотрел мне в лицо. Почувствовала я на себе и взгляд Дженнифрай. Гвеннол не поднимала глаз от тарелки.

Я еще раз описала, как встретила в лесу Майкла, как подвернула ногу.

- Подвернула ногу! - вскричал Яго. - Почему же вы нам ничего не сказали?

- Да ну, ерунда. На следующий день я вообще забыла об этой травме.

- Это было лишь легкое растяжение, - сказала Гвеннол с оттенком сарказма в голосе.

- А что произошло дальше? - задала вопрос Дженифрай.

- Он привел меня в усадьбу Хайдрок, и миссис Хокинг, экономка, осмотрела ногу. Вскоре после этого сэр Майкл привез меня в гостиницу.

- Истинный джентльмен, - заметил Яго.

- Я тоже так думаю, - парировала я. И вдруг поняла, что история эта взволновала и Яго, и Дженифрай.

- Завтра я проведу вас по всему Острову, - объявил Яго - вам еще многое предстоит увидеть и узнать.

- Благодарю, - ответила я.

- Я уже говорила Эллен, - вступила в разговор Гвеннол, - что ей надо научиться грести и управиться с лодкой.

- Вы плавали когда-нибудь на лодке самостоятельно? - спросил меня Яго.

- Да, только не по морю, а по реке, наверное, это совсем другое дело.

- Вообще разницы почти нет, - сказала Гвеннол, - просто на море надо быть крайне осторожной, в основном, из-за погоды. А если штиль, то прогулки в лодке совершенно безопасны.

- Начинайте в тихой бухте, у берега, - посоветовал Яго, - и поначалу обязательно в чьем-то сопровождении. Завтра я сам с вами поеду В любое время вам Слэк поможет. Главное, первое время нельзя выходить в море одной.

Я пообещала, что займусь греблей.

- Итак, завтра - первый урок, - закончил Яго.

Обед закончился, я поднялась в свою комнату. Какой длинный день получился. Порадовал меня визит в усадьбу Хайдрок, хоть удовольствие было подпорчено ревностью Гвеннол. Снова подумала я о том, что в дальнейшем надо быть сдержаннее и скромнее; жалко, конечно, такое милое знакомство на побережье было бы очень кстати.

Я зажгла на туалетном столике свечи и сидела, расчесывая волосы, когда раздался стук в дверь.

Я вздрогнула. Не знаю уж почему, но полумрак в комнате, огоньки свечи всегда приводили меня в тревожное, неуютное состояние.

Какое-то время я просто смотрела на дверь. Стук повторился... и дверь медленно открылась. В черном проеме стояла Дженифрай со свечой в руке.

- Ты... позволь мне говорить так... ты сразу не ответила на стук, я подумала, может, ты спишь, - сказала она.

- Я хотела было откликнуться, а вы уже здесь, - ответила я.

- Мне надо сказать тебе пару слов.

Она села в кресло рядом со мной, поставила свечу на столик.

- Речь идет о Гвеннол и Майкле Хайдроке. - В зеркале я увидела отражение Дженифрай. Глаза ее были опущены, будто она не могла смотреть на меня. - Он - один из немногих достойных холостяков в нашей округе, решительно заговорила Дженифрай. - Он и Гвеннол всегда были добрыми друзьями, и...

- Может, больше, чем просто друзьями? - предположила я.

Она кивнула в знак согласия.

- ...И всеобщее мнение таково, что в свое время они вступят в брак... если не возникнет препятствий.

- Препятствий? - переспросила я, неотрывно наблюдая за ее отражением в зеркале: лицо напряглось, губы искривились, она показалась на мгновение просто безобразной. "Кривое зеркало!" - срочно начала я убеждать себя.

- Такой знаменитый род, как Хайдроки... - с горечью продолжала Дженифрай, - в общем, кто-то, может, сочтет Гвеннол неподходящей невестой. Они все так гордятся своими предками. Эта миссис Хокинг... - с презрительной гримасой произнесла Дженифрай это имя, - по ее мнению, его достойна будет только дочь графа или герцога какого-нибудь.

- Не станет же она советовать ему в таких делах.

- Она очень хитра и запросто может посеять в нем сомнения и всякое такое. Ты же знаешь таких женщин, наверное. У нее огромное влияние на него. Она была его нянькой, с младенчества носилась с ним, кудахтала, пеленала. Для ее дорогого Майкла нет равной ему девушки.

- Хайдрок показался мне человеком, самостоятельно принимающим все решения.

- Вообще, Келлевэй - не такой уж бесславный род, но вот эта история с незаконнорожденными, подпортившая нашу ветвь... Якобы в каждом из нас сидит дьявольское начало...

- Да он никогда не поверит в этот вздор.

- Людям свойственно быть суеверными, сам он может и не верить в это, но мимо мнения других просто так не пройдет, это скажется и на других поколениях... А они всегда отлично ладили между собой, она собиралась помогать ему с историческими трудами. И вот возвращается сегодня... раздосадованная...

- Чем же? - дерзко спросила я.

Дженифрай наклонилась ко мне. Заставить себя посмотреть ей в лицо я не могла, я знала, что если сделаю это, то увижу уже знакомое зловещее выражение, которое однажды мельком заметила в зеркале.

- Разве ты не знаешь? Знаешь. Ты ведь понравилась ему? И потом вся эта сцена с подвернутой ногой - целый спектакль.

- Это был не спектакль. Я действительно споткнулась, подвернула ногу.

- Что же, вполне романтический зачин. Полагаю, тебя он нашел отличной от других знакомых девушек, честолюбивые мамаши из здешних поместий своих дочек постоянно выставляют на обозрение, но они лишь - провинциальные барышни... все как одна. И вот являешься ты - светская, элегантная, уже, как бы это сказать, с опытом. Естественно, ты возбуждаешь в нем интерес, и хоть ты и Келлевэй, но все же происходишь от "чистой" ветви рода, которая избежала связей с "дьяволом". Что, не так?

Я была вне себя.

- Послушайте, - почти в ярости заговорила я, - я случайно встретила этого человека. Я потеряла в его лесу дорогу, он доставил меня в гостиницу. Вместе с Гвеннол я встретила его второй раз, он пригласил нас на ленч, и вы теперь подозреваете, что я собираюсь сцапать его из-под носа местных знатных мамаш с их заневестившимися дочками? Да, я его встретила; да, он мне понравился; да, усадьба его мне понравилась. Но и все.

- Гвеннол склонна думать...

- Гвеннол влюблена в него, поэтому так ранима. Уверяю вас, я не одержима мыслью срочно найти себе мужа, тем более если это - первый встречный.

Она встала, взяла в руки свечу. Теперь она как бы возвышалась надо мной, от чего я едва не задрожала. Свет снизу падал на ее лицо, оно будто сияло в темноте, очертания фигуры терялись в полумраке, и в зеркале отражалось лишь это светлое пятно, без тела, без движений. Бледная кожа, опущенные веки - сама злоба была здесь.

- Возможно, я сказала тебе слишком многое, - приглушенно, почти шепотом, произнесла Дженнифрай, - но соблаговоли не выхватывать у Гвеннол Майкла Хайдрока.

- Дорогая Дженифрай, насколько я поняла, Майкл не из тех мужчин, кого можно "выхватить". Он сам сделает выбор.

- Его выбор - Гвеннол! И он сделал его еще задолго до твоего приезда.

- В таком случае можете быть уверенной, что и сейчас это так.

- Спокойной ночи, - холодно сказала она, - надеюсь, ты правильно поняла мои материнские переживания.

- Я все поняла.

Захлопнулась дверь. Уходя, Дженифрай еще раз обернулась, еще раз сверкнуло в темном зеркале бледное пятно ее лица. Я была уверена, что не обычная тревога матери за счастье любимой дочери являлась причиной этого разговора. Было здесь скрыто еще что-то.

Казалось бы, хватит приключений на один день, но нет, перед сном мне суждено было найти первую записную книжку.

Появление Дженифрай так взбудоражило меня, что о спокойном сне не стоило и думать, поэтому я и решила сесть за письмо к Эсмеральде. Она наверняка жаждет узнать о моих первых впечатлениях об Острове, а меня успокоит подробное изложение событий безобидных, но интересных, например, можно будет написать ей о фермах и коттеджах, где живут островитяне, о домиках "Трех жизней" и "Лунного света" и обо всем прочем.

В комнате моей стоял премиленький письменный столик, наклонная крышка его, затянутая кожей, по краям была инкрустирована слоновой костью. Я еще накануне заметила его, оценила и сразу сложила туда все мои письменные принадлежности. Сейчас я попыталась открыть крышку, но что-то мешало, возможно, заело петли. Изо всех сил рванула я панель, она резко взлетела вверх, и в этот момент выпал прямо мне под ноги небольшой ящичек, который в прошлый раз под крышкой я не заметила. Я открыла его. Там лежал блокнот. Я взяла его в руки, и на первой странице увидела детским почерком выведенное "С.К. Мой блокнот". Так это она, наверное, нацарапала странные слова в глубине платяного шкафа, это, наверное, ее портрет рисовала моя мать. Я пролистнула страницы. Некоторые из них были заполнены неровными строчками, которые приковали мое внимание.

"Ненавижу. Вот бы убежать отсюда". И ниже: "Отец ненавидит меня. Я не знаю, почему. Не думаю, что он вообще кого-то любит... ни ее не любит... ни Малышку". Я взглянула на первую страничку - там был заголовок "Жизнь на Острове".

Значит, это ученическая тетрадка принадлежит той самой таинственной С.К. А уже знакомые мне слова: "Я пленница здесь" судя по всему появились во время ее "заключения" в этой комнате в качестве наказания за какую-то провинность, что почти всем детям доводилось испытывать. Однако два ее портрета в мамином альбоме настолько заинтересовали меня, что я хотела узнать об С.К. как можно больше. Надо будет спросить о ней при первой же возможности. У Гвеннол хорошо бы поинтересоваться, правда, пока нам с ней лучше не встречаться, рассуждала я.

Следующие страницы были плотно исписаны.

"Мне велели написать сочинение, - прочла я, - на тему "Жизнь на Острове". Мисс Хоумер сказала, что я не выйду отсюда, пока не закончу его. Но я никакого сочинения писать не буду. А напишу вот что. Это мои секреты, и ей я ничего не покажу. Она хочет, чтобы я писала про крабов и медуз, про приливы и ландшафты, но мне до этого дела нет. Я напишу о НИХ и о СЕБЕ, говорить об этом я не могу, не с кем. Забавно будет все это написать, а потом когда-нибудь перечитать и вспомнить все-все. Отец меня ненавидит. И всегда ненавидел. Мачеха тоже не любит. Никто не любит, кроме Малышки, а та еще совсем маленькая и глупая. Мачеха Малышку любит. Мне она говорит: "Посмотри на свою сестричку. Ну не прелесть ли!" А я говорю: "Она мне сводная сестра. Значит, не настоящая. Это хорошо. Не надо мне глупого младенца в сестры". Малышка орет, требует все чего-то, а потом улыбается, как получит, и все приходят и твердят, какая она славная да хорошая, хотя она орала и ныла еще минуту назад. Наверное, я тоже была маленькой. Не помню. Мной уж точно не восхищались!"

"Прочла, что я написала вместо сочинения для мисс Хоумер. Смеялась так, что решила продолжать. И все вспоминаю, как ее перекосило, когда она увидела, что сочинения нет. Стала орать. "Я не знаю, кто из тебя вырастет!" Все ОНИ так думают, по лицам их вижу - "Кто из меня вырастет?" Конечно, я скверная и вредная, но могу быть и хорошей. Тогда они говорят: "Тихоня она, но в тихом омуте..." Хочу видеть отца. А он даже смотреть на меня не хочет, хотя иногда на Малышку смотрит. Вот на нее даже он смотрит. Наверное, дело все в моей маме. Я думаю... потому он меня не любит, что ее не любил. И наоборот - ее не любил из-за меня. А мама умерла. Мне семь лет было. Помню, что случилось это как раз перед моим днем рождения - и все забыли о нем. О дне рождения. Она теперь на кладбище. Я иногда хожу туда. И плачу там, и плачу, и плачу, потому что она меня любила, а я даже не знала об этом, пока она не умерла и не оказалось, что никто меня больше не любит Мисс Хоумер не любит. И нянька не любит Все говорят, я "плохо кончу" с таким норовом и такими фокусами. А мама мне всегда подарки дарила, и дарила много. Наверное, она хотела, чтобы я думала, будто это все мне дарят что-то. А один подарок всегда был неизвестно от кого. Я ей говорила, скажи, а она не говорила. А потом она умерла, и подарков не стало. Никаких. Значит, это ее подарки были. Она умерла, а я стала совсем скверной. Я такие гадости делаю. Например, высыпала на пол краску для волос у мисс Хоумер, о которой она никому не говорила, что мажется ей. А я высыпала. Потом мачеха появилась, стало мне жить получше. Но ненадолго. Мачеха велела им одевать меня в белое вышитое платьице, дала мне ленточку на голову голубую Но мне надо было ходить к отцу, разговаривать с ним, а я-то знаю, что меня он не любит, и терпел только потому, что мачеха просила об этом. А потом вот Малышка родилась, все около нее забегали, а я уже совсем никому не нужна. Мачеха только Малышкой занимается, перестала отца просить, чтобы он любил меня.

О Боже, ну и глупость. Ну что я пишу то, о чем давно уже знаю?"

Дальше в блокноте были только пустые страницы, кроме одной, где она решала какие-то примеры и в самом низу написала "Арифметику ненавижу".

Блокнот я положила обратно в стол. Писать Эсмеральде расхотелось.

***

Я сидела на веслах, Яго - напротив. Мы собирались плыть на лодке на Остров Птиц, который он мечтал показать мне. От Острова Келлевэев это было совсем недалеко, и Яго сказал, что эта поездка будет мне хорошей практикой.

День был изумительный, прозрачное спокойное море больше походило на озеро, поверхность воды переливалась жемчужным блеском, тем самым, который так восхитил меня еще в первые дни.

- Сейчас лучшее время года, - сказал Яго, - пока октябрьские ветры не задули.

- А что, свирепые они?

- Да, бывает. Хотя в иные годы они так и не приходят. О погоде в наших краях можно сказать только одно - она непредсказуема. Отлично гребете, Эллен Я вижу, вы еще всех здесь обставите.

- Я просто поняла, что если собираюсь остаться тут еще на какое-то время, то этому надо непременно научиться.

- Если вы собираетесь остаться? Эллен, дорогая моя, я надеюсь, что вы пробудете здесь долго, очень долго.

Меня взволновал его пристальный взгляд.

- А почему бы и нет? - продолжал Яго. - Вы так естественно влились в нашу жизнь. Вы ведь уже полюбили Остров, признайтесь.

- Мне здесь очень интересно, да. Признание вытягивать из меня не нужно. Кажется, я ничего не скрываю.

- Вот это очень меня радует. В конце концов, вы носите имя Келлевэй.

- Есть что-то притягательное в том месте, где веками жили многие поколения моих предков. Именно этого мне и не хватало в доме кузины Агаты, хотя до сих пор я не осознавала этого.

- Вы принадлежите этим местам, Эллен, - серьезно произнес Яго.

Я молчала, сосредоточившись на веслах. Заповедник птиц лежал впереди, как зеленый холмик посреди морской воды.

- Направляйте лодку вон туда, на песок, - посоветовал Яго.

Мне это удалось, чем я была горда и довольна, потому что, как ни странно, мною постоянно владело ребяческое желание отличиться в его глазах.

Яго помог мне выбраться из лодки, сам закрепил ее на берегу, и мы двинулись по отлогому склону вверх. Птицы носились вокруг нас сотнями, в основном это были чайки; потревоженные, они издавали недовольные пронзительные крики. Яго нес с собой две корзинки с объедками.

- Я всегда приношу это "угощение", - объяснил он, - надо же как-то извиниться за вторжение. Здесь - их пристанище, а это вроде компенсации за прием непрошеных гостей. Посмотрите, вон там вороны. Сколько их - сотни и сотни. Есть здесь и малые качурки, птенцов они не высиживают, откладывают яйца - и таковы. Мне лишь однажды посчастливилось увидеть их.

- Вот уж не думала, что для таких интересов вы находите время.

- Я всегда найду время, если захочу; а вы, Эллен?

- Пожалуй, да.

Он придерживал меня за руку, якобы желая помочь в восхождении на склон, но я чувствовала, что этим жестом он выражает свои намерения провести в моем обществе время отнюдь не короткое.

- Вы будете погружаться в жизнь на Острове все глубже и глубже, говорил он, - и вам не захочется так уж часто бывать на материке. Интересно, конечно, побывать в усадьбе Хайдрок. Славное место, правда? Но уж слишком традиционное. Гвеннол чисто романтически привязана к этому уголку. Бедная девушка, если она когда-нибудь выйдет замуж за Майкла Хайдрока, она будет скучать всю оставшуюся жизнь.

- Это почему же?

- Вот представьте. Светские мероприятия - охота, балы, базары, благотворительность, каждый день похож на предыдущий, и так из года в год.

Я промолчала.

- Давайте-ка присядем. - С этими словами он развернул толстый дорожный плед, который предусмотрительно взял с собой, и мы сели прямо посреди травы. Кругом море. Остров Келлевэя красовался среди синей воды, яркими пятнами сверкали крыши коттеджей, зеленели холмы, светились желтые полоски песчаных пляжей. Чуть поодаль лежал Остров Голубых Скал. Сегодня, в этот ясный день, камни действительно были на нем голубыми. Можно было различить и домик, который стоял там, притаившись за стеной высокого кустарника невдалеке от берега.

- Скажите, - неожиданно спросила я, - а кто эта С.К.?

Яго сдвинул брови.

- Кто? - переспросил он.

- Наверное, она раньше занимала комнату, ну, ту, в которой я сейчас. Там в платяном шкафу, в глубине нацарапаны инициалы С.К.

Сначала озадаченный, вдруг Яго рассмеялся.

- Должно быть, это Сильва.

- Сильва? Ее звали Сильва Келлевэй?

- Да, она была вашей сводной сестрой.

- Тогда я, значит - Малышка. Понимаете, я нашла ее блокнот в письменном столе, где она писала что-то о мачехе и малыше. Странно как! Моя сестра!

- Сводная сестра.

- Отец у нас общий, а та, кого она называла в записках мачехой, стало быть, моя мать.

- Бедная Сильва. Ее жизнь была так трагична.

- Была? Значит, она умерла?

- Почти наверняка она утонула.

- Почти?

- Тело ее так и не нашли... Лодку вынесло на песок... но Сильвы в ней не было.

- Какое несчастье. Сколько же лет ей тогда было?

- Это произошло года полтора тому назад. Ей было лет двадцать восемь.

- И она жила в замке, в той комнате... до самого конца...

- Да. Непростой она была человек. Так и неизвестно, почему в такую непогоду отправилась она в море, но ведь отправилась... Это было настоящим безумством с ее стороны, впрочем, она всегда была безумицей.

- То есть... она сумасшедшая была?

- Да нет, конечно, просто неуравновешенная психика, не в себе, как говорится. Она могла месяцами быть тихой и смирной, а потом вдруг выдать сцену. Странное создание. Я с ней общался очень мало.

- И все же расскажите о ней. Мне крайне важно все знать о своей семье.

- Рассказывать в общем нечего. Ваш отец был женат дважды. Его первая жена, Эффи, родила ему дочь Сильву. Супруги друг другу совсем не подходили, ссорились ужасно. С таким человеком как ваш отец, жить было очень трудно. Дочь свою он явно не любил. Возможно, был огорчен тем, что родилась девочка, а он мечтал о сыне. Не знаю. Так или иначе, ребенком он не интересовался, да и едва ли вообще выносил ее.

- Бедная девочка! - заметила я. - Она ведь понимала это. Не удивительно, что она была неуравновешенной, как вы говорите.

- Эффи скончалась от воспаления легких, а через пару лет после этого отец ваш по делам отправился в Лондон и вернулся оттуда уже с вашей матерью. И это тоже было ошибкой и его, и ее; она здесь так и не прижилась. После вашего появления на свет их отношения вроде наладились, но ненадолго. Счастливо и спокойно жить он был неспособен, тоже начались ссоры, и в конце концов она уехала, и дочку, то есть вас, увезла. Это было так неожиданно... Ничего она не говорила, не жаловалась, не объясняла. Взяла и уехала. С таким мужем ужиться было весьма нелегко.

- Наверное, Сильва, бедняжка, чувствовала себя такой несчастной.

- Хотелось бы знать, конечно, почему Сильва решила тогда выйти в море, куда она собиралась и, самое главное, действительно ли она погибла.

- А разве пустая лодка, выброшенная на берег, не достаточное доказательство?

- Ну, знаете, какие здесь люди! Где еще такие бывают, кто в самых очевидных случаях будет усматривать влияние сверхъестественных сил. Кто-то говорит, что ее гномы "утащили", а этот народец, как вам известно, большим уважением у нас пользуется. Кто-то говорит, она была "меченая", то есть вроде как из их компании, вот они забрали ее туда, откуда она пришла в наш мир. Кто-то говорит, она так негодовала на свою судьбу, что обратилась к самому дьяволу за помощью. Он о ней и позаботился. А дьявол, если помните, уже фигурировал в наших семейных преданиях.

- Да, вы рассказывали.

- Ну, а теперь от кого угодно можно услышать, что якобы в ненастные штормовые ночи сквозь шум прибоя и рев ветра доносятся и крики Сильвы. Некоторые даже считают, что ее призрак по замку бродит.

- Вы думаете, этот призрак обитает в моей комнате?

Яго расхохотался.

- Эллен, надеюсь, я не напугал вас этими сказками? Дорогая моя девочка, мы переселим вас в другую комнату.

- Нет, не надо! Я лучше встречу Сильву, если дух ее "бродит" по замку, я с удовольствием познакомлюсь с ней. Ведь она была мне сестрой. Как я могу забыть об этом? Все детские годы, которые я провела с Эсмеральдой, я мечтала иметь настоящую сестру, и она, оказывается, была у меня. Лучше бы я всю жизнь росла и жила в этом замке!

Он неожиданно близко наклонился ко мне и сжал мою руку.

- Как бы я этого хотел, Эллен. Тогда вам не надо было бы сейчас привыкать ко мне, мы уже давно и крепко дружили бы. Впрочем, надеюсь, мы и так скоро станем друзьями.

Чайка пронзительно вскрикнула почти над головой, будто насмехалась над нами. Яго не заметил этого. Лицо его было задумчивым, в глазах - теплый свет.

Мы помолчали. Я думала о своей сестре, так одиноко жившей в огромном замке, в то время как я мучилась в милости у кузины Агаты. Несколько страничек в блокноте нарисовали мне четкую картину тех лет: нелюбимый ребенок, мучительно переживающий свое одиночество. Вряд ли кто-нибудь мог понять ее лучше, чем я. Но мне достался от природы счастливый дар жизнелюбия, у меня была подружка - Эсмеральда, тихая и кроткая, по-своему страдавшая не меньше, а может, даже больше, чем я; несомненно, ко мне судьба была благосклоннее, чем к Сильве. А она, бедняжка, в громадном замке не смогла найти ни одно! доброй души! Уверена, что моя мать жалела ее, была добра с ней, но ведь мать сбежала с острова, когда мне было три года. Сильва сама тогда была маленькая, лет двенадцати, наверное.

Яго окружила целая стая птиц, он бросал им корма из корзины. Я присоединилась к нему, чтобы разделить его восторги от лицезрения этой картины: птичий гвалт, шум крыльев, порывы ветра, запахи моря.

- Красавицы какие, а? - кричал он сквозь гомон. - Вы знаете, что эти огромные птицы весят всего несколько унций? Хочется вам парить вот так же в воздухе, а, Эллен?

- Это, наверное, потрясающее ощущение. А почему они так тоскливо, так печально кричат?

В этот момент я почувствовала, что на нас смотрят. Резко обернувшись, я увидела на склоне позади себя незнакомого человека. Увидел его и Яго.

- О-о, да это Джеймс Мэнтон! - сказал он. - Мэнтон, здравствуйте. Что, работаете здесь?

Мы шли друг другу навстречу.

- Эллен, - сказал Яго, - разрешите представить вам Джеймса Мэнтона. Мэнтон, это моя подопечная мисс Эллен Келлевэй.

- О, да вы художник! - воскликнула я. Он кивнул с очень довольным видом, уверенный, что я знакома с его творчеством.

- Рад встретить вас, - сказал художник, - я на лодке сюда приплыл, собирался эскизы делать.

- Значит, вы хотите писать наш Остров? - спросил Яго.

- И Остров, и птиц. С этого холма открывается удивительный вид на ваш Остров. И освещение сегодня исключительное. Посмотрите, как море играет красками.

Мы согласились, что море особенно красиво.

- Трудно передать такую игру света, - произнес он, - но я попытаюсь. Надеюсь, вы не жалеете, что приехали на Остров, мисс Келлевэй?

Я сказала, что меня все здесь восхищает. Он следил глазами за высоко парившей в небе птицей; потом быстро поклонился, пожелал нам всего хорошего и пошел своей дорогой.

- Значит, это тот самый человек, который живет на Острове Голубых Скал? - спросила я, когда мы остались одни.

- Да, уж много лет, как он там поселился. Рисует он все больше птиц, море. Разбирается в этом неплохо. Мне кажется, это его здесь и держит. Но живет он на острове всего по несколько недель. В Лондоне он занимается продажей своих работ, а может, выставками.

- А на Острове Келлевэев он бывает?

- Нет, с тех пор как они с вашим отцом поссорились, не бывает. При встречах мы с ним, естественно, здороваемся, но друг у друга в домах не бываем. Ну что, может, пора нам возвращаться? Отдохнули достаточно, чтобы не потерять весла на обратном пути?

- Да я и не уставала вовсе.

Яго потянулся, потом разбросал птицам остатки корма - я сделала то же самое, - свернул дорожный плед и, взяв снова меня за руку, направился с холма к песчаному пляжу, где на привязи осталась наша лодка.

- Забирайтесь, - сказал он, - а я столкну ее!

Лодка закачалась на мелководье, я взялась за весла.

- Никакие занятия греблей вам не нужны, - сказал Яго, - вы будто с веслами в руках родились.

Скоро доплыли мы до нашего острова; лодку оставили у причала.

- Прежде чем мы вернемся в замок, - вдруг заявил Яго, - я отвезу вас к старой Тэсси, нашей ведунье-знахарке...

- ...И колдунье? - пошутила я.

- Вот-вот. Она предскажет вам будущее. Уверен, что вам хочется узнать его. Уж таковы все женщины.

Мы пошли в гору в глубь Острова и оказались у маленького домика, утопавшего в зелени. Вокруг щедро разрослись деревья, кусты и травы, среди которых я сразу узнала розмарин, петрушку, шалфей, но было и множество других, неизвестных мне растений.

Навстречу нам из домика вышла старая женщина.

- Добрый день вам, господин Яго, - приветствовала она.

- Добрый день, Тэсси, - ответил он, - вот привел к тебе свою подопечную - мисс Эллен Келлевэй.

- Добрый день и тебе, красавица, - сказала старушка.

Здороваясь с ней, я изучала ее лицо. Невероятно морщинистое, с яркими выразительными глазами, оно говорило о хитрости и прозорливости старой вещуньи. На плечи ее была накинута серая вязаная шаль, у ног ее терся угольно-черный кот с ярко-зелеными глазами, очень хорошо смотревшийся в этой картине, которая, конечно, до мелочей была продумана.

Мы зашли в комнату, чем только не заваленную, пропитанную едкими запахами. С обеих сторон большой печи располагались скамейки, на одну из которых сразу забрался большой черный кот, улегся и внимательно наблюдал за нами. Всюду стояли горшочки, мисочки, банки с таинственным содержанием, с потолочных балок свисали пучки засушенных трав.

- Стало быть, господин наш привел в мою нору эту юную даму, - улыбка ее походила на ухмылку, - что же, я ведь ждала этого.

- Эллен хочет изучить наш Остров вдоль и поперек, Тэсси, а что она может узнать, не побывав у тебя?

- Так, так. И впрямь я живу в этой хижине всю свою жизнь, дитя мое, матушка моя жила, а до нее - бабка жила. А вот ее матери и достался этот домик от мужа "Лунным светом" его нарекли, ставили его на одну ночь, правда, позже как только не переделывали.

- То было, наверное, во времена моей прабабки, - заметил Яго.

Старуха кивнула.

- А ведь говорят, что трудно сыскать на островах семью, которая не заимела бы примеси крови Келлевеев в те далекие времена.

- Это сближает нас, - сказал Яго. - Так что ты можешь нашей Эллен?

- Дай-ка я посмотрю на тебя, дитя мое. Подойди ближе, садись со мною.

Старая знахарка взяла меня за руки, но на ладони не взглянула, ее интересовало мое лицо.

- Дорогая моя, вижу кое-что, вижу теперь. И хорошее вижу, и дурное.

- Наверное, обо всех такое можно сказать? - промолвил Яго.

- О многих, да не обо всех.

Яго просто не отрывал от нее внимательного взгляда, а я волновалась и от присутствия Яго, и от присутствия старухи.

- Беда у тебя была, - продолжала она тем временем, - трагедия. В жизни своей потеряла ты близкого человека. Черные то были дни. А теперь ты на распутье. Две дороги - выбирай сама. Но ты выберешь верную.

- У Тэсси особый дар, - тихо сказал Яго, - ее очень уважают на Острове.

- А как мне узнать, какая из двух дорог верная? - спросила я.

- О тебе позаботятся, душа моя. Есть кому о тебе заботиться, рядом совсем. Ты вернулась в лоно родной семьи, в родные стены, и это хорошо, это правильно, твое место здесь.

Черный кот спрыгнул со скамьи, потянулся, подошел к хозяйке и вновь стал тереться об ее ноги.

- Будет тебе счастье, дитя мое, будет, если верной дорогой пойдешь, и будет тебе погибель, если ошибешься. Сейчас верная та дорога у ног твоих ступай смело, но вот шагни назад - потеряешь ее.

- Прислушайтесь к советам Тэсси, - посоветовал Яго, - все девушки Острова приходят к ней, все говорят, что она никогда не ошибается.

- Так, так. Им-то всем любовного приворотного зелья надо, а у меня оно всегда есть. Они хотят, чтобы молодые красавцы полюбили их. А тебе, красавица моя, этого не потребуется. Судьба твоя определена, суженый ждет. Скоро, скоро уж этому быть, скоро, ибо совсем близко он.

Яго засмеялся, очевидно, ему понравились слова старухи.

- Ну-ну, Тэсси, дальше, - поторопил он ее.

- Красавице юной надо только правильный шаг вделать, и счастье не оставит ее до самых последних дней. И будет у нее пять сыновей и дочь, и вторая дочь, и все будут утешать и лелеять ее. Долго бродила она, но наконец скоро обретет покой - ныне она дома.

- Вот так-то, Эллен, - улыбнулся мне Яго. Глаза его светились, и я подумала: он влюблен в меня.

Мысль эта взволновала меня, вдохновила, но и насторожила в то же время. Я понимала, что в чувствах Яго неистов, полутонов он не признавал. Он молод - ему немногим больше тридцати; он не женат до сих пор, и это удивляло меня, и, самое главное, что сразу, стой первой встречи у Каррингтонов, я ощущала, что его влечет ко мне... физически.

Тэсси, судя по всему, предсказание моего будущего закончила. Мне надлежало быть ведомой по жизни; нем? Яго?..

Колдунья начала рассказывать, как, зачем ходит к ней местная молодежь.

- Я могу заговорить боль, вывожу бородавки, ячмени, сохранить от сглаза могу. Многие здесь мне обязаны больше, чем докторам. И будущее человека я вижу. Бабку мою казнили как ведьму. Теперь ведьм не казнят. Люди стали разумнее. Они добрую колдунью от злой ведьмы отличать научились. А наш род меченый. Много-много лет назад на этот Остров русалку выбросило, и один из предков моих помог ей вернуться в морское царство. Вот за это и наградили нас - на десятки поколений вперед - "меткой", даром предвиденья. До сих пор не иссяк он.

- Так что если вы увидите невзначай русалку, Эллен, - повернулся ко мне Яго с улыбкой, - обязательно тащите ее в море. Возможно, и вас отблагодарят.

- Это так, - подтвердила Тэсси. Она почти вплотную подошла ко мне. - Я могу помочь избежать бед, что ждут тебя, могу отвратить злой рок. Так что приходи ко мне, девушка, будешь в беде - приходи.

- Эллен, это не просто приглашение, - пояснил Яго, - это означает, что Тэсси считает отныне вас за свою на Острове.

Он положил на стол несколько монет, и я увидела в глазах старухи алчный огонек, который скрыть она не могла; уверена, что, еще не подержав денег в руках, она успела сосчитать их.

Мы вышли на теплое осеннее солнышко.

- Ну как, Эллен, счастливое будущее она вам предсказала?

- Да, и похоже, неплохо заработала на этом.

Яго внимательно посмотрел на меня.

- Разве она не заслужила этого?

- Если клиенты платят соответственно тому, что они услышат, не сильно ли искушение давать исключительно радужные прогнозы?

- Не думаю, что это ваш случай. К тому же я знаю, что вы уверены в своем будущем.

- Конечно, оно - в моих руках.

- Вы мудрая женщина, Эллен. Я понял это cpaзу, как вас увидел. Но шутки в сторону; все-таки старуха колоритна, настоящая колдунья, вам не кажется? Для молодежи нашей столько радости от нее. Целое приключение для местных девушек пробираться сюда ночью за приворотным зельем, которое предназначается возлюбленному.

- А что, она действительно ведьма в седьмом поколении?

- Ее легенду о русалке и "награде" я оставляю на ваше усмотрение. Но старуха Тэсси живет на Острове столько, сколько я себя помню.

- И люди верят ей?

- Многие верят. Если желания их исполняются, они считают, что только благодаря Тэсси. А если нет, всегда можно найти причины в чем-то другом. И Тэсси все это устраивает.

- А вы? Вы верите ей?

Яго пристально посмотрел мне в глаза.

- Я - как все. Если получаю то, чего желаю, да, верю тогда.

- А если нет?

- Эллен, дорогая, я не желаю того, чего не могу добиться.

***

Мы вернулись в замок. Весь оставшийся день до вечера я размышляла о новом повороте в наших отношениях, все спрашивала себя, показалось мне это или нет. И только уже совсем поздно, поднявшись в свою комнату, освещенную мерцанием свечи, среди теней и мрака я вспомнила о Сильве, и казалось мне, что дух ее бродит сейчас где-то рядом, может быть даже в полутьме этой комнаты.

- Сестра, моя сестра, - прошептала я. Чу! Я слышу ее ответ? Нет, показалось, конечно. Яго посмеялся бы надо мной. Он ведь смеялся надо мной сегодня, у Тэсси (интересно, что из всего сказанного старухой - по личной заявке Яго?); эта его манера уже знакома мне - так он вел себя на концерте у Каррингтонов, потом в пустом лондонском особняке. Смущало то, что в присутствии Яго я воспринимала его отношение ко мне так, как он того желал; и только позже чувства этого человека, его манеры начинали казаться невероятными, даже странными. Впрочем, он действительно человек необычный. Непредсказуемый. Я его не понимала. Хотя кое-какие свои эмоции он сегодня все же обнаружил: он против моих дружеских отношений с Майклом Хайдроком, ему это не нравится даже больше, чем самой Гвеннол или Дженифрай. С чего, правда, я взяла, что возражает он по каким-то иным, чем его родственницы, причинам? Он слушал с удовольствием Тэсси, мудрую старуху, которая говорит своим посетителям то, что они хотят услышать, да еще и болячки исцеляет на теле и на сердце.

Может ли быть, чтобы Яго Келлевэй желал стать моим мужем?

Беспокоила меня эта мысль ужасно, но я не могла не признаться, что и восхищала тоже. Боже мой, да что я вообще знаю о нем? Что я знаю о всех, кто здесь живет?

- Сильва, - прошептала я снова, - где ты, Сильва?..

Прислушалась. Занавески на окнах легонько покачивались от ночного бриза, но ни звука не доносилось - только отдаленное шуршание прибоя.

***

Следующим утром я решила разыскать Слэка.

Я нашла его на хозяйственном дворике. Он кормил чайку, которая клевала кусочки рыбы из миски, стоявшей прямо на земле.

- Она летать не может, мисс Эллен, - обернулся ко мне Слэк, - вот, нашел ее среди скал. Перышки у нее все слиплись, сама съежилась, небось, сто лет ничего не ела. А еще... еще другие птицы клевали ее, гнали. Птицы очень жестоки друг к другу. Если одна покалечилась или просто не похожа на остальных, ее забьют до смерти. Вот и люди иногда такие же. Не всегда они любят тех, кто не похож на них.

Говорил он без эмоций, без печали, хотя я понимала, что себя он сопоставлял с птицей, которая на других не похожа. Жизнь свою он принимал такой, какая она есть. Он был доволен своим отличием от обычных людей, он не забывал, что Господь дал ему силу, по его словам.

- Какой славный твой найденыш! - сказала я.

- Да она еще боится всего. Когда я с ней говорю, она затихает, успокаивается. Первый раз когда я ее взял, она билась и рвалась, но мы с ней поговорили, я сказал, что это всего лишь старина Слэк, который знает, как ей помочь, ну, она тихая, ласковая стала. Смотри, все перышки-крылышки я уже почти очистил. Но не хочу, чтобы она сразу начинала летать. Пусть подкормится еще... сначала по капельке, наедаться до отвала нельзя. Ну что ты, что ты, красавица, что ты, Слэк тебя не бросит, вот увидишь.

- А что с тем голубем, у которого лапка была поранена?

- Стал смелый и нахальный. Уже позабыл, что вообще болел.

- И полон к тебе благодарности, наверное?

- Да мне этого не надо, мисс Эллен. Самая большая радость видеть, как они зернышки свои клюют, как садятся мне на плечи, головку вот так набок наклоняют, будто говорят: "Слэк, привет. Вот и я".

- Слэк, - сказала я, - я ведь пришла к тебе с просьбой. Ты можешь сегодня выйти со мной на лодке? Я сама буду грести. Я просто хочу, чтобы ты сопровождал меня. Я обещала мистеру Яго, что одна не буду садиться в лодку... пока не буду.

Он был очень рад, что его попросили о помощи. Самую светлую сторону его жизни составляло общение с людьми, а мое доверие к нему, просьба сопровождать на лодке просто привели в восторг.

Я решила на лодке объехать Остров вокруг.

- А ты прекрасно веслами работаешь, мисс Эллен, - сказал мальчик, - еще надо тебе узнать, где подводные камни, где отмели. Здесь совершенно безопасно плавать, если, конечно, недалеко от берега держаться. В таком море, как нынче, опасности нет. Ветер, правда, ох как быстро поднимается. Вот море перед тобой, будто шелковое, а прошло пятнадцать минут, оно уже хмурое и тревожное. Вот за этим и надо следить, когда на лодке отправляешься на материк. А вокруг острова плавать беды не будет. Здесь столько бухточек, всегда можно укрыться.

- А что, тонут люди в море?

Я внимательно наблюдала за ним, и вновь показалось мне, что пелена набежала на его глаза.

- Бывает, - сказал Слэк.

- И это случилось с моей сводной сестрой Сильвой, - спокойно произнесла я.

Он молчал.

- Ты ведь, конечно, знал ее, Слэк? - продолжала я.

- Да, знал.

- Тогда сам подумай: она была мне сестрой, а я никогда не знала о ней, не видела ее. Ведь трехлетней меня увезли отсюда, а ей, наверное, было двенадцать - тринадцать. Я так хочу узнать о ней что-нибудь. Расскажи, что знаешь..

- Она птиц любила.

Ага. Значит, что-то их связывало. Я так и думала.

- И что, она часто приходила на голубятню, помогала тебе кормить птиц, наверное?

Он заулыбался и кивнул.

- Да. Да. И они все ее хорошо знали. Садились ей на руки, на плечи. Она обожала и птиц, и зверей, вообще всякую живность. Она такая добрая с пимп была, ласковая.

Лицо его вдруг осветилось счастьем, я поняла, что сейчас он вспомнил те дни, когда Сильва сидела среди голубей или баюкала на руках какую-нибудь больную зверюшку, обсуждая, чем бы полечить несчастного.

- Она часто с тобой разговаривала, Слэк?

- О да, мисс Эллен. О птицах она говорила постоянно.

- А о себе? Может, она говорила тебе, счастлива ли, нет ли?

- Она говорила, и говорила, и говорила... будто меня и не было рядом, а потом вдруг поднимала голову, улыбалась; что, мол, заговорилась я, Слэк? "Это ты такой слушатель хороший, что я обо всем забываю", - шутила потом.

- Она была очень несчастна?

Счастливое выражение на лице мальчика сменилось тревогой. Потом он кивнул.

- Да, она так плакала иногда... это было страшно... Никогда я не слышал, чтобы плакали люди так, как мисс Сильва. То ли смеется, то ли рыдает Все сразу, и сквозь слезы кричит "ненавижу, ненавижу". Все ненавидела замок, мистера Яго, всех.

- Почему Сильва в ту ночь села в лодку? Слэк, ты знаешь, почему? Что было?

- И шторм, и непогода были на море.

- Это я знаю! Но она-то почему?

Губы мальчик крепко сжал. Ну, точно, он что-то знает, подумала я.

- Говорят, она утонула?

Он кивнул, не разжимая губ.

- Лодку выбросило на берег, - будто только что вспомнив, сказал Слэк.

- Она вышла на лодке в море, потому что была несчастна? Потому что устала от замка, от Острова? Она хотела сбежать? От кого? От чего? Слэк, ты же знаешь, знаешь, Слэк?

- Можно считать, что она сбежала отсюда.

- Но выходить на лодке в такой шторм!

- В ту ночь гремела над Островом буря, - сказал мальчик, - помню и гром, и вспышки молний. Говорят, это Бог гневался так. Как ты думаешь, это правда, мисс Эллен?

- Нет, - сказала я. - Но послушай, если в бурю она отправилась в море, значит, она действительно хотела расстаться с жизнью. Никакое суденышко не справится с такими волнами и шквалами, разве нет?

- Как знать, мисс Эллен, что сделает с твоей лодкой море.

- Но ее лодку вынесло на песок... через несколько дней... пустую.

- Да, - подтвердил он, - пустую. Молю Бога, чтобы в другой своей жизни она была счастлива.

- Кое-кто из слуг поговаривает, что призрак ее бродит по Острову.

- Ага, говорят.

- Ты веришь этому?

- Думаю, что она с нами.

- Значит, ты считаешь, что души людей в жизни несчастных или тех, у кого силой отняли жизни, продолжают обитать среди нас, живых?

- Для меня это слишком мудрено, мисс Эллен.

Его бледное лицо ничего не выражало; глаза подернулись туманом. Я была уверена, что он знает о моей сводной сестре гораздо больше, чем только что поведал мне; значит, он еще не вполне доверяет мне, чтобы рассказать все до конца.

ГИБЕЛЬ "ЭЛЛЕН"

Искусство управления лодкой и владения веслами я постигла не хуже, чем Гвеннол или Дженифрай. Обе они, кстати, о Майкле Хайдроке больше не упоминали и, казалось, хотели убедить меня, что никакого беспокойства и негодования в этой связи не испытывают.

Яго целыми днями был занят на Острове. Он лично наблюдал за работой на фермах, занимался какими-то торговыми сделками, и все это требовало частых переездов через пролив на Большую Землю и обратно. Обычно ему удавалось выкроить время, чтобы вместе со мной поездить верхом по дорогам, познакомить меня с фермерами, торговцами, в очередной раз поздороваться с хозяином гостиницы или с пастором, с доктором или каким-нибудь еще уважаемым человеком на острове.

Отношения наши с Яго становились все ближе, я была бессильна против его мужского обаяния, которое он так и источал, более того, теперь я нуждалась в ежедневной дозе общения с ним.

Яго был очень доволен моими успехами в гребле. Однажды утром он попросил меня спуститься в бухту к причалу, где я увидела свежевыкрашенную лодочку с яркими буквами "Эллен" на борту - теперь это была моя гордость.

"Эллен" я все время брала на море, но далеко никогда не уплывала. Я обожала обогнуть Остров, зайти в какую-нибудь неизвестную мне еще пустынную бухту. Там можно было остановиться и спокойно подумать о прошедших днях или погадать, что ждет меня в будущем. Столько мне еще предстояло выяснить, но почему-то все кругом предпочитали молчать, что само по себе наводило на мысли о каких-то тайнах. Казалось, стоит мне узнать, что же на самом деле случилось с Сильвой, и я получу ключ ко всем загадкам. Почему Сильва ушла в море в такую ненастную погоду? Если она сделала это по своей воле, причина могла быть одна: она устала жить, и только так сочла возможным избавиться от невыносимой тяжести.

Значит, она решила покончить со всем этим? Несчастная сестра моя, как, должно быть, она страдала в жизни! "Я пленница здесь". Да нет, это она еще девочкой нацарапала, когда ее заперли в той комнате и в наказание велели выучить урок. Со всеми детьми такое, наверное, случается, но эта девочка слишком близко воспринимала все. "Неуравновешенная психика", такова была версия Яго; да он вообще не хотел говорить о ней. Она его не интересовала, неуравновешенная - все ясно. Глупая девчонка, совершенно не приспособленая к жизни, нашла для себя ужасный, дикий выход. Лодку вынесло на песок... пустую лодку. Вот и ответ на вопрос, что же с ней случилось.

Отец мой - соответственно и ее - питал к ней ненависть, как она утверждала. Возможно, он вообще не любил детей. Приятным человеком его никто не считал. С первой женой он бранился, вторая - моя мать - ушла от него. О матери я тоже знала очень мало, в памяти остались лишь ее любовь, забота и мое детское ощущение покоя и надежности. Маленькие дети обычно это и получают от своих матерей. Ее ли вина в том, что несчастливым оказался этот брак? Какие были тому причины? Какие угодно. Хорошие матери не всегда бывают хорошими женами. О, как же мне хотелось узнать обо всем от них самих, от моих родителей.

Но приходилось по крупинкам собирать объяснения - теперь уже у других людей. Отец предпочитал сидеть в своих апартаментах. Но ведь при нем постоянно был Фенвик, то ли секретарь, то ли камердинер. Что я слышала об этом Фенвике? То, что из замка после смерти отца он уехал, обосновался на материке. Вот бы мне поговорить с ним!

И я решила ухватиться за эту возможность. Вдруг получится? Но с какого бока взяться за эту задачу? Если спросить Яго, он скажет: "А что может поведать Фенвик, кроме того, что я уже рассказывал?" Может, это и правда. Я сама не знала, что именно хочу узнать, просто любые дополнительные сведения могут оказаться важными. Камердинеру или секретарю часто известно о своем хозяине больше, чем самым близким родственникам. Ни Гвеннол, ни Дженифрай мне ни о чем спрашивать не хотелось, наши натянутые отношения не располагали к этому.

Однажды - уже в который раз - размышляя над всем этим, я услышала, что в замок принесли почту. Через день на Большую Землю (если конечно, погода позволяла) за почтой ходила лодка, в тот день письмо пришло и мне - к огромной моей радости, Эсмеральда прислала весточку. Я писала ей уже дважды: сразу после приезда на побережье и второй раз из замка, описывая первые впечатления. Схватив конверт, я скрылась в комнате и погрузилась в чтение.

Эсмеральда писала, что рада моей новой жизни, рада, что родственники оказались людьми интересными. А само слово "замок" звучит просто чудесно. Она мечтала бы увидеть его. Родители, писала Эсмеральда, устраивали в сезоне для нее уже несколько балов, на одном из которых она познакомилась с очень прятным молодым человеком по имени Фред Беллингз. Он второй сын в семье, но Беллингзы вообще богатые и преуспевающие люди, так что мама против ее дружбы с Фредом нисколько не возражает. Фредди была посвящена значительная часть письма. Подробную информацию я получила о его внешности (цвет глаз, волос, рост), о его манерах и положительных чертах, среди которых особенно нравилось Эсмеральде его чувство юмора и умение пошутить - всегда к месту и всегда безобидно. Было совершенно ясно, что она полностью очарована этим Фредди, и я только порадовалась за нее, потому что всегда испытывала угрызения совести - ведь когда-то ей предназначался Филипп.

"Гувернантке миссис Оман Лемминг, похоже, здорово достается. Бедная девушка вконец запугана. Ох, Эллен, тебе ни в коем случае нельзя было идти туда. Какое счастье, что все сложилось так удачно".

"Очень много общаемся с Каррингтонами", - продолжала Эсмеральда. "Леди Эмили снова начала появляться в свете, устраивает приемы. Имя Филиппа никогда не упоминается, только леди Эмили подчас такая печальная. Она спрашивает, как складываются дела у тебя, и выразила надежду, что ты будешь счастлива. И еще один человек интересуется тобою. Ролло. Он хотел узнать, куда ты исчезла, где обосновалась. А я как раз получила письмо от тебя, где ты пишешь про Остров, про замок и так далее. Он очень заинтересовался".

Я опустила письмо на колени. Как хорошо, что Эсмеральда обрела своего Фредди, даже не верилось, что для нее все так счастливо сложится, и ее чувства к этому молодому человку совпадут с чувствами, а главное, намерениями ее матушки Агаты. Удивляло, что ко мне проявлял интерес Ролло. Неужели он теперь раскаивается в том, как жестоко и несправедливо со мной обошелся? Впрочем, все, связанное с моей прошлой жизнью, ненадолго меня отвлекло. Едва дочитав письмо, я вернулась к размышлениям, как бы найти Фенвика и поговорить с ним об отце.

Чета Пенджелли, скорее всего, лучше других в округе была осведомлена обо всем, что происходит и что произошло. Вполне возможно, они слышали, куда же подался Фенвик после отъезда из замка Келлевэй. Поэтому я решила отправиться в "Полкрэг Инн" и начать поиски оттуда.

Огромным удовольствием будет самостоятельная переправа через пролив. Так что надо пользоваться штилем на море, а практики в гребле у меня достаточно. Я уже на материк один раз плавала, обратно добралась благополучно и теперь чувствовала в себе силы и желание почаще совершать такие морские прогулки.

И вот я в море. Без приключений "преодолев дистанцию", я сразу же отправилась в гостиницу, где попросила миссис Пенджелли уделить мне немного времени для разговора.

Она принесла неизменную домашнюю наливку, шафранный кекс, а я, в свою очередь, поинтересовалась, не имеет ли она представления, где лучше искать мистера Фенвика.

- Вы, наверное, говорите о том Фенвике, что у мистера Чарльза Келлевэя в замке работал.

- Да, о его личном секретаре. А может, камердинере.

- Так ведь он уехал после смерти вашего батюшки.

- Но не так давно это было. Куда уехал - вы слышали?

- Ну да, слышала. Он уединенно поселился в каком-то коттедже в Фоллертоне.

- Где это?

- Отсюда миль шесть-семь будет. Я слышала, у него цветы, огород, выращивает овощи, торгует.

- Я хочу съездить туда, увидеться с ним.

Она вдруг встревожилась.

- Хочу поговорить с Фенвиком об отце, - твердо закончила я.

- Да ваш отец так сильно болел перед смертью, - покачала головой миссис Пенджелли, - слышать об этом - только расстраиваться.

- Я просто хочу знать, что за люди были мои родители. Но, оказывается, так трудно найти людей, кто может рассказать что-нибудь о них.

- Да, мисс Эллен, вот и я ничего особенного не могу вам поведать. Уж семнадцать лет прошло, как я оставила Остров. После отъезда матушки вашей ничего меня там не держало.

- Я думаю о том, как жил мой отец. Мать бросила его...

- Она Остров бросила. Именно Остров она не выносила. Все говорила, что она будто в тюрьме.

- Вы должны помнить и Сильву.

- Да. Мисс Сильва... Помню ее - такая странная девочка.

- Сколько лет ей было, когда вы уезжали на побережье?

- Ну, лет тринадцать, наверное. Не скажу точно, но около того. Не было озорства и проделки, которые она бы не совершила. Была она неуправляемая, диковатая, часто выскакивала на улицу то в дождь, то в шторм и пропадала часами, пока все волноваться не, начинали, не случилось ли чего с ней. Похоже, ей нравилось всех нас в суматоху вводить. Уж мы старались для нее, и матушка ваша, да и я тоже, а как вы| на свет появились, вроде с девчонкой стало получше. Вас, малышку, она даже любила. Но вот отец ни знать, ее, ни видеть не желал. Такого я в жизни своей на когда не встречала. Иной раз услышу, как она рыдает, подойду, начну утешать, а она вдруг вскочит, запрыгает, захохочет с криками: "Да мне никакого дела не до него, поняла, глупая гусыня?!" Да, Бог ты мой, что за жизнь была!

- Очень странно, что Сильва сделала в конце концов тот шаг.

Настороженность появилась в глазах миссис Пенджелли, и тут же я вспомнила такой же взгляд ее сыны. Было ясно, что даже если она и знает что-нибудь о таинственном исчезновении Сильвы, мне она ничего не скажет. А в данный момент меня все равно больше интересовал Фенвик.

- Я возьму лошадь на ваших конюшнях и поеду в Фоллертон, - сообщила я ей. - Как называется в округе коттедж Фенвика, не помните?

- Нет, этого я не припомню, мисс Эллен. Да Фоллертон всего лишь маленькая деревенька. Вам надо там спросить, наверняка кто-то знает.

Я уже собиралась выезжать из гостиницы, как в воротах "Полкрэг Инн" показался Майкл Хайдрок.

- О мисс Келлевэй, здравствуйте, какой приятный сюрприз!

- Мне надо попасть в Фоллертон, - ответив на его приветствие, сообщила я.

- Фоллертон! Это мне по дороге. Я, пожалуй, провожу вас.

- Но вам же надо было в гостиницу...

- Я просто хотел перекусить, но вполне обойдусь без этого.

- Но мне не хочется нарушать ваши планы на утро.

- Мисс Келлевэй, дорогая, - улыбнулся он, - даже если бы вы и нарушили их, это было бы мне только приятно.

С этими словами он развернул лошадь и поехал рядом со мной.

- Я знаю короткую дорогу в Фоллертон, - сказал он, - могу показать вам.

Не принять его любезного предложения было бы просто грубостью, а общество Майкла, не будь тех неприятных сцен с Гвеннол и Дженифрай, было мне очень мило. Впрочем, обе женщины остались на Острове, так что можно себе позволить провести время с Майклом Хайдроком.

- А что вы ищете в Фоллертоне? - спросил он. - асколько я знаю, это всего лишь маленькая деревушка.

- Да, я слышала. Я ищу мистера Фенвика.

- Фенвика... Был один Фенвик, который в свое время работал в замке Келлевэй.

- Вот этого Фенвика я и разыскиваю. Хочу поговорить с ним о своем отце.

- Он ведь, кажется, много лет был личным секретарем мистера Келлевэя, который оставил ему достаточно средств, чтобы купить тихий домок в Фоллертоне. Во всяком случае, так я слышал.

- Почему-то почти нет людей, кто готов был бы рассказать мне об отце, а мне, естественно, хочется все разузнать. Вообще, странно, как это я жила, ни разу не услышав о нем ни слова. От него, кстати, тоже. Похоже, я его совершенно не интересовала.

- Ваша мать, уезжая, забрала ведь вас с собой, не так ли?

- Да, и тем более странно, что отец со мной не пытался связаться. В конце концов, я его родная дочь.

- Я слышал, о нем отзывались как о человеке, не прощающем ничего.

- Все, что я слышала об отце, было не очень приятным.

- Тогда, может, лучше не ворошить прошлое?

- Я так не считаю. Я хочу узнать о нем все.

- Что же, тогда давайте попытаемся разыскать в Фоллертоне того человека.

Попутчиком Майкл был просто замечательным, а уж как хорошо он знал эти места. Фоллертон лежал уже за пределами владений Хайдроков, иначе о Фенвике наверняка он знал бы больше.

До деревушки Фоллертон добирались мы недолго. Миссис Пенджелли была права: одна улица, кучка домов, два-три коттеджа чуть в стороне.

Нам встретился фермер, идущий рядом с лошадью, которая тащила воз сена. Он как раз поправлял уздечку, когда Майкл спросил у него:

- Вы не знаете, где можно найти мистера Фенвика?

Человек обернулся и немедленно с почтением, которое всегда вызывал Хайдрок у простых людей, заговорил:

- Сэр, если вы имеете в виду Джона Фенвика, который жил в коттедже "Малберри", так он уехал.

- Хорошо, а где этот коттедж, покажите.

- Вот прямо по улице, сэр, затем направо, а там ярдов сто - и уже "Малберри" будет. Участок там, сад, цветник. Торговал он неплохо. Овощи у него были отменные, цветы всегда свежие, но вот - снялся и уехал. Говорил кому-то, что вроде такая жизнь ему не по нраву. Он ведь в замке Келлевэев работал, все переживал разлуку с ним. В общем, хозяйство здешнее он продал и - отбыл.

- Вы не знаете, куда же?

- Нет, сэр. Представления не имею.

- Интересно, может, кто-нибудь в деревне знает?

- Не ведаю, сэр... Вот, правда, в гостинице могут знать. Он частенько туда захаживал.

Мы поблагодарили фермера и решили все-таки взглянуть на коттедж "Малберри". Зелень вокруг дома просто бушевала; на пороге появилась свежая, румяная женщина. Да, подтвердила она, "Малберри" раньше принадлежал мистеру Фенвику. Они купили у него этот участок, живут здесь около полугода. Они тоже занялись выращиванием овощей и торговлей цветами, и мистер Фенвик это делал, и предыдущий владелец. Нет, она понятия не имеет, куда мистер Фенвик перебрался. Все, что ей известно, это то, что эти края он покинул.

Майкл счел идею о посещении гостиницы вполне подходящей - там можно было бы и перекусить, и поговорить с хозяевами.

Легко отыскали мы гостиницу с полустершейся вывеской "Корн Долли". Зашли. Посетителей не было; мы заказали яблочного сидра и спросили, что можно у них поесть. На выбор нам предложили пышки, запеченную в тесте птицу, жаркое из баранины и бесчисленные закуски.

Когда хозяйка вынесла кувшин сидра и горячие пышки, Майкл поинтересовался у нее о местонахождении мистера Джона Фенвика.

- А-а, вы, наверное, о том Финвике, что из "Малберри", - протянула она, - да он прожил-то там всего ничего. Деревенская жизнь ему не нравилась. Он скорее клерк, служака.

- Наверное, он частенько захаживал к вам посидеть?

- Да, можно сказать, завсегдатаем был. Говорил, что лучше нашего сидра нигде не пивал. И пышки мои почитал, как раз... те, что вы сейчас кушаете... да, почитал их.

Я сказала, что в этом нет ничего удивительного, поскольку они и впрямь отменные. Хозяйка была очень рада похвале, но помочь разыскать Фенвика при всем желании не могла.

- Не слишком удачное утро, - сочувственно сказал Майкл. - Ничего, мы его рано или поздно найдем. Я поинтересуюсь, у меня есть возможность. Особого труда это не составит. Ну а что вы думаете о "Корн Долли"?

- Очень мило. И такое необычное название!

- Вы обратили внимание на вывеску перед входом?

- Да, там нарисован сноп колосьев, увязанный наподобие куклы.

- Совершенно верно. Традиционно, завершив сбор урожая, крестьяне вяжут таких соломенных кукол и всюду развешивают. Видели, в столовой гостиницы как раз такое чучело болтается? Считается, что оно позаботится об урожае следующего года.

- Да, помещение этой гостиницы напоминает чем-то "Полкрэг Инн". Очаг огромный, дубовые балки...

- Но там нет такой глиняной лампы, как здесь, - сказал Майкл, взяв в руки стоявший посреди стола предмет. По форме он напоминал подсвечник. Видите эту щель наверху? - продолжал Майкл. - Сюда вливали полную чашку масла, ставили фитилек - и, пожалуйста, горит. Мне нравится, как они здесь сохраняют старинные обычаи. Теперь это редко встретишь.

Я подержала в руках масляную лампу, признала ее своеобразной, но на самом деле думала только о Фенвике и была горько разочарована тщетностью наших попыток найти его. Майкл наклонился ко мне через стол и погладил мою руку.

- Выше нос, - сказал он, - обещаю, что разыщу вам Фенвика.

- Спасибо. Вы такой добрый, так помогаете мне...

- Да о чем вы! Мне это доставит удовольствие. Предоставьте поиски мне. Я вам сообщу, когда будут новости - записочку пришлю с почтовым голубем. Договорились?

- Договорились, - ответила я. - Слэк, наверное, будет в восторге.

- Мы с Гвеннол часто "переписываемся" подобным образом.

- Да, она рассказывала.

Мы покинули "Корн Долли", тронулись в обратный путь, и, когда среди деревьев показалось море, я увидела, что кое-где на нем мелькают ярко-белые барашки.

- Береговой бриз, - заметил Майкл, - ничего страшного. Вас прекрасно доставят на Остров, желательно только отплывать не откладывая.

- Я сама приплыла на своей лодке, - сказала я.

- О! - выражение его лица изменилось, стало немного встревоженным, но он ничего не сказал, пока мы не добрались до "Полкрэг Инн".

К этому времени волны на море закудрявились еще сильнее.

- Вас отвезу я, - объявил Майкл.

- Да нет, не стоит.

- Я настаиваю. Тут не до шуток. С таким сердитым ветром справятся только мужские руки.

- Но я так гордилась, что самостоятельно добралась сюда на лодке!

- Это прекрасно - для начала. К сожалению, ситуация здесь меняется слишком быстро.

Майкл обо всем быстро договорился. Он возьмет на пристани лодку помощнее, чем моя "Эллен", и в ней повезет меня на Остров. Позаботится он и об "Эллен" - один из рыбаков доставит ее вслед за нами, а потом они вместе вернутся на материк.

Мне было неловко, что Хайдрок везет меня через пролив. Не сам "состав преступления" смущал меня, а толкование, которое дадут этому эпизоду Гвеннол или Д женифрай, когда узнают, что полдня я с ним еще и прогуливалась верхом по окрестностям. Я прекрасно понимала, что они подумают.

Оказавшись уже на приличном расстоянии от материка, я заметила, что ветер поутих.

- Вот видите, я бы сама справилась, - сказала я.

- Может быть, - ответил Майкл, - но как бы я себя чувствовал, отпусти я вас одну?

Лодка причалила к берегу. Он помог мне сойти на землю. Потом мы постояли немного.

- Вы не зайдете в замок? - спросила я.

- Думаю, не стоит. Мне надо возвращаться.

Пришла к берегу и "Эллен".

- Вы были бесконечно добры ко мне, - сказала я.

- Как всегда, для меня это бесконечное удовольствие.

***

Он прыгнул обратно в лодку, где на веслах сидел рыбак с побережья. Я помахала им на прощание. Поднимаясь по склону холма к замку, я встретила Дженифрай. По ее взгляду я поняла, что она видела, кто привез меня, видела, как Майкл пожимал мне руку на берегу, видела, как он уплыл потом в море.

***

Сказала ли Дженифрай дочери об этом случае, не знаю. Неожиданно для себя я обнаружила, что украдкой посматриваю на них. Возможно, вид у меня при этом был немного виноватый. Не знаю, правда, заметили они это или нет.

На следующий день Гвеннол сама отправилась на материк. Я осталась на Острове. Что-то заставило меня подумать - а не пойти ли к Тэсси? Может, в отсутствие Яго она предскажет мне другую судьбу?

Тэсси сидела на крылечке своего домишка, при моем появлении ее старое сморщенное лицо растянулось в улыбке. Будто из-под земли у ног ее возник кот и уставился на меня.

- Ну, заходи, - пригласила она.

Я шагнула за ней.

В очаге пылало несколько поленьев, резкий пряный запах трав и каких-то снадобий ошущался еще сильнее, чем в прошлый раз.

- Ну, мисс, сегодня ты одна-одинешенька бродишь, - со своей характерной ухмылкой сказала старуха. - И что же нужно от меня такой молодой красавице, как ты? - спросила она. - Скажи мне. Хочешь, чтобы карты я раскинула? Может, хочешь, чтобы я глянула в хрустальный шар? Или будем читать судьбу твою по руке?

- В прошлый раз ты уже предсказала мне прекрасное будущее, - ответила я, - что говорить, прогнозом тем я довольна. Правда, вдруг сегодня твои пророчества будут не такими благостными.

Эти слова мои ей, видимо, понравились.

- Да ты не просто довольна была, очень довольна - и не ты одна, кстати.

- Я хочу узнать судьбу другого человека.

- О-о... - Старуха озорно наклонила голову набок, - нет, Малкен, продолжала она, обращаясь к коту, - такими делами мы не занимаемся, а, котик?

Кот мяукнул, будто соглашаясь с ней.

- Этот человек уже умер... а может, и не умер, - сказала я.

- Призракам не нужны предсказания, - резко оборвала она меня.

- Но раз ты можешь заглянуть в будущее, значит, можешь и прошлое увидеть. Я хочу узнать о своей сводной сестре Сильве.

- Ах, вот оно что? Бедняга! Тяжкая жизнь была у нее.

- А она когда-нибудь приходила к тебе?

- Часто. Часто приходила. Особенно в конце. Были у нее причины...

- Какие? - подалась я наперед.

- Ей не терпелось узнать свое будущее.

- Здесь люди, похоже, не хотят вспоминать о ней.

- Чему же удивляться... где она сейчас? Может, на дне морском... Ах бедняга, всегда такая грустная приходила...

- Ты что, видишь, как она лежит на дне моря?

Она вперила в меня свои проницательные глаза.

- Вот один день вижу, как она там лежит, а потом вдруг она совсем в другом месте.

- Но уж если ты действительно все понимаешь и все видишь так, как ты говоришь, должна же ты знать, жива она или умерла.

- Сколько народу клянется, что слышат ее голос сквозь вой ветра.

- То есть ты тоже считаешь, что она утонула?

- Лодку-то море вынесло, разве нет? Куда бы ей деться, если пустая лодочка была?

- Значит, и ты не знаешь, - грустно произнесла я.

- Вот этого я не говорила, мисс. Я сказала, что многие слышали голос призрака и что лодка вернулась пустая.

- Почему она ходила к тебе?

- Будущее знать хотела.

- Какая она была? Мы с ней похожи?

- Да, похожи как гвоздь на панихиду.

- Неужели ничего общего?

- Э-э, ну вот волосы у нее золотые были, целая копна. От матери ей достались. А от Келлевэев - ни черточки.

- Она ходила к тебе, потому что была несчастна?

- Секреты умеешь держать?

- Да! - Я буквально подалась вперед. - Да, обещаю.

- Мать ее приходила ко мне. Тяжелая приходила. Хотела избавиться от ребенка.

- Почему? - выдохнула я.

- Значит, были причины.

- А какая она была, ее мать?

- О, мадам Эффи из других краев. Отец твой всегда брал себе женщин издалека... ведь и твоя мать нездешняя была. А потом еще удивлялся, чего это жены его все по сторонам смотрят. Сам он по делам все время разъезжал нынче мистер Яго за хозяйство взялся. Так вот, пришла она ко мне и говорит: "Тесси, я беременна. Нестерпим мне этот ребенок". А я глянула и вижу поздно. "Поздно, говорю, мадам Эффи. На пару месяцев раньше надо было прийти. А сейчас уж ничем тебе не помогу".

- Несчастное дитя! Даже родной матери была не нужна.

- Хуже нет быть нежеланным ребенком. Сильва поняла это сразу, едва вообще научилась понимать.

- Ты, должно быть, помнишь меня ребенком.

- О, конечно, прекрасно помню. Для мадам Френсис ты что солнышко на небе была.

- Значит, счастливая была семья?

- Некоторым не дано счастье быть счастливым. Отец твой был из таких.

- Расскажи мне о последних днях Сильвы.

- Она приходила ко мне... дважды приходила... за неделю до...

- Она казалась тебе совсем безутешной?

- По ней разве можно понять? Смеялась, смеялась, а поди разбери, смех ли, слезы ли. Тогда она сказала: "Все будет теперь иначе. И меня здесь уже не будет, Тэсси". Мы поговорили, она хотела, чтобы я по руке ей погадала. Ничего хорошего там я не прочла. Но ей не сказала. Иногда я плохое не говорю людям.

Старуха подняла голову, будто всматриваясь куда-то в пустоту за моей спиной.

- Если вижу затаившуюся рядом тьму, я только предупреждаю: "Остерегайся!" Предупреждаю всякого - себя, его, тебя... да... тебя, мисс Эллен. Вот так-то.

Я не выдержала, обернулась почти непроизвольно.

Тэсси захохотала.

- Я всегда повторяю это. Остерегайся. Будь настороже. Всегда. А больше о мисс Сильве мне нечего сказать.

Я поняла, что могу уходить. Что же, хоть каплю добавила она к истории моей сводной сестры. На стол я положила несколько монет, как это в прошлый раз сделал Яго; быстрые глаза старухи сразу сосчитали денежки.

- Приходи, дитя мое, приходи еще, - пропела она, - приходи, как будет нужда.

Поблагодарив, я быстро вышла на залитый солнцем двор.

***

Два дня спустя, воспользовавшись штилем на море, я снова отправилась на побережье. В этот раз я собиралась заглянуть в "Полкрэг Инн", перекусить там, а потом пройтись по местным лавкам. Рождество было уже не за горами, и если мне придется встречать его на Острове, надо заранее позаботиться о подарках для всех родственников. Я твердо решила долго не задерживаться и, самое главное, от берега далеко не отходить, чтобы не пропустить изменение ветра.

Оставив лодку у причала, я сначала направилась на торговую улицу, где в нескольких магазинчиках купила кое-какие мелочи. В витрине одной лавки меня привлекла выставленная для продажи картина. Это был морской пейзаж - ясный летний день, сапфировое море, кружевная пена легких волн, набегающих на полоску золотого песка. Но завораживало в марине не это. Стайка белоснежных чаек, как брызги, рассыпанных над морской гладью, околдовала меня, восхитило удивительное контрастное сочетание белого и ярко-синего цвета на картине. И я поняла, что мне необходимо купить это полотно. Ведь глядя на него, где бы я ни была, я буду неизменно вспоминать Остров Птиц.

Уже потом пришла мысль, что этот морской пейзаж будет прекрасным рождественским подарком для Яго; порадовать его было даже важнее, чем сохранить эту картину на память себе.

Я зашла в дверь, сказала служащему, стоявшему за прилавком, что меня заинтересовала марина под названием "Чайки". Вглядываясь в эту работу пристальнее, я поняла, что она стоит обозначенной на ней цены. Чем дольше я смотрела на синее море и белых птиц, тем больше они нравились мне. "Беру", сказала я.

Пока шло оформление покупки, какой-то человек появился из недр магазина. Я сразу узнала его. Это был Джеймс Мэнтон, художник, который жил на острове Голубых Скал и которого мы с Яго встречали в птичьем "заповеднике".

Глаза его сияли, на какое-то мгновение я подумала, что он рад исключительно встрече со мной, но быстро сообразила, что "Чайки" - это его работа, он просто как художник доволен, что его творчество оценили.

- О, да это мисс Эллен Келлевэй!

- И я вас узнала, - сказала я.

- Значит, вы покупаете моих "Чаек".

- Да они сразу заворожили меня. Едва я увидела в витрине вашу работу, я поняла, что должна приобрести ее.

- И что же вам здесь так понравилось?

- Цвет, в первую очередь. И птицы... живые птицы. Кажется, они так и взмоют в небо прямо с холста. А море... такое безмятежное, такое красивое. Теперь я знаю, какое море можно назвать идеальным, я еще не видела его, но буду ждать.

- Вы очень меня порадовали, - сказал художник, - это великая радость говорить с человеком, который в твоей картине видит именно то, что ты хотел выразить красками. Вы сразу заберете полотно?

- Пожалуй, да. Хотя, наверное, ее могут мне и потом доставить.

- А вы здесь одна?

- Да. И не свожу с моря глаз. Не хочу оказаться застигнутой им врасплох.

Мэнтон рассмеялся.

- Знаете, у меня есть идея. Сейчас они завернут вам картину, и мы с вами зайдем в "Полкрэг Инн", выпьем по чашке чая. Потом я отнесу вашу ношу в лодку. Согласны?

- Отличная мысль.

Мы устроились за столом в уютной столовой гостиницы. Миссис Пенджелли подала крепкий душистый чай и ячменные лепешки с джемом и взбитыми сливками.

Мэнтон спросил, как мне нравится жизнь на Острове. В ответ я сказала, что иногда просто забываю, на Острове ли я, на материке ли, особенно когда море и погода не превращают меня в узницу.

- Вы живете на Острове, несравненно большем, чем мой, на Голубых Скалах, - сказал художник, - разница существенная.

- Вы, наверное, знали моего отца.

Я была решительно настроена использовать небом ниспосланную возможность и пополнить свои сведения об отце.

Лицо Мэнтона чуть потемнело.

- Да, его я знал.

- Насколько я понимаю, он не очень-то нравился вам.

- Я бы предпочел не обсуждать эту тему, мисс Келлевэй.

- Никто не хочет говорить о нем, хотя мне это крайне интересно.

- Вряд ли от человека, которого он считал своим врагом, вы услышите то, что хотели бы, возможно, слышать.

- Он считал вас врагом? Уверена, что он был не прав.

- Ваш отец всегда был прав - так он думал о себе.

- Первая жена его умерла...

- Он был жесток с нею. Относись он к ней иначе...

- Вы полагаете, он виноват в ее сметри? Не убил же он ее!

- Кроме ножа в спину или яда в стакан есть масса других способов убийства. Убивает и злоба, и жестокость - именно этим он и воспользовался. Ее жизнь он исковеркал, искромсал. Он был ревнив, мстителен, несправедлив.

Я поразилась, сколько гнева и негодования было в словах Мэнтона; еще минуту назад он казался таким спокойным, безмятежным, этот мягкий немолодой человек, занятый своим творчеством. И вдруг ненависть к моему отцу выявила иные стороны характера Мэнтона.

- Значит, вы хорошо знали ее?

- Я знал его, знал и вашу мать тоже. Ваша мать была талантлива по-настоящему, из нее вырос бы профессиональный живописец, если бы он не губил в ней ее дар. А у нас с ней было много общего.

- Значит, моя мать тоже была несчастлива с мужем?

- Была. Но все же уехала, забрала ребенка.

- И как он к этому отнесся?

- Отнесся! - иронически засмеялся Мэнтон. - Да он только рад был.

- А что, дочери его совсем не интересовали?

- Сильва, бедняжка. Ее он ненавидел. Она была бы совсем другой... если бы она росла в счастливой семье. Как бы я... - Он передернул плечами. Сильве так и не выпало возможности... Поэтому...

- Она исчезла, - закончила я фразу, которую он произносить, похоже, не хотел.

- Чего еще можно было ожидать, когда она обитала в такой жуткой атмосфере? Когда ее мать скончалась, она еще девочкой совсем была... и вот остаться одной... в таком месте...

- Я сама, конечно, ничего не помню, раз трехлетней меня увезли отсюда. А что, меня отец тоже ненавидел?

- На детей он не тратил ни сил, ни времени, ни чувства.

- А вы не знаете, что было на Острове сразу после отъезда моей матери?

- Искать ее он не пытался. Но так никогда и неп ей этого, как до смерти так и не простил Эффи... - Мэнтон тряхнул головой, - не надо было мне в таком тоне говорить о вашем отце...

- Я ведь просто хочу знать правду. Даже если она неприятна, я готова смотреть ей в лицо. Пусть лучше я узнаю все как есть, чем буду довольствоваться фактами.

- Вы должны извинить меня, - продолжал он, - я немного забылся. Мы с ним, мягко выражаясь, не ладили. При жизни он меня на дух не выносил, не позволял даже появляться на его Острове. Случись такое, меня запросто могли бы по его приказу швырнуть в море.

- Ну, надеюсь, те неприятные дни уже позади.

- О, семейная вражда, знаете ли, иногда может растянуться на многие поколения. Уже причина ссоры позабудется, а неприязненные отношения остаются. Разве догадывается кто-нибудь, из-за чего началась вражда Монтекки и Капулетти. Я на Остров Келлевэй теперь ни ногой, даже мысленно! Я счастлив обитать среди своих Голубых Скал.

- Весь маленький Остров - к вашим услугам.

- Это то, что мне нужно. Когда я приезжаю сюда, в основном работаю. В Лондоне я занимаюсь выставками, вернисажами, общаюсь с коллегами. А здесь, на побережье, я оставляю в витрине лавки одну картину, чтобы ценящая искусство молодая леди, прогуливаясь по городу, могла случайно увидеть и купить ее.

- Я рада, что обратила внимание на "Чаек", рада, что это ваша работа. Хочется верить, что мое признание вашего творчества поможет нарушить многолетнюю атмосферу вражды, которая витает над этими двумя островами.

- Это чудо, - улыбнулся он, - чудо, что вы его дочь.

День прошел не без пользы и удовольствия. Приплыв благополучно на Остров, я закрылась в своей комнате, поставила картину на свету и погрузилась в ее созерцание.

Наглядевшись вдоволь, я ее спрятала до поры до времени, а точнее до Рождества, когда в качестве подарка я вручу "Чаек" Яго.

***

Октябрь стоял тихий, золотисто-хрустальный. Дни были теплые, чуть туманные, никаких признаков жестоких осенних шквалов не замечалось. Яго утверждал, что вряд ли без них обойдется, скорее всего, они до ноября отложили свои "визиты".

Ежедневно мы на "Эллен" выходили в море. Обойти на лодке Остров было самым большим для меня удовольствием. Этот уголок земли нравился мне все больше и больше. Яго постоянно рассказывал мне о бедах и радостях островитян, я и сама кое-кого уже неплохо знала. И люди принимали меня хорошо и радушно, если нам приходилось встречаться. Очень приятно было слышать их речи, из которых явствовало, каким хорошим хозяином они считают Яго.

- Суров, - отозвалась как-то о нем одна пожилая женщина, - но справедлив. Дом свой надо держать в порядке, сад холить и лелеять, тогда хозяин всегда пособит с ремонтом.

...Это было в дивный полдень, когда легкая полупрозрачная дымка скрывала солнце на небе, когда неяркий осенний матовый свет его заливал все вокруг. Я неустанно думала о людях с Далекого Острова, нет, не о тех, кто сегодня жил под яркими крышами коттеджей и трудился в садах, а о тех неведомых людях из прошлого, чьи жизни так плохо вырисовывались в моем воображении.

Почему мне так хотелось знать все о тех, кого уже нет? "Праздное любопытство", - сказал бы Филипп.

"О да, тебе всегда хочется все знать, особенно о людях", - это уже голос Эсмеральды прозвенел в голове.

Да, это так. Но я не могла избавиться от ощущения, что моя жизнь как-то связана с теми, кто жил на Острове этом раньше. Особенно мне важно узнать, что это за связи.

Почти никогда мои размышления не обходились без Яго. Чувства мои к нему были столь неоднозначны, что не думать о нем я не могла. Часто смотрела я на его портреты, набросанные маминой рукой в альбоме, с которым, кстати, я не расставалась. Мать, безусловно, ощущала двойственность его натуры. То же видела она и в Сильве. Может, рисунками этими она хотела сказать, что в каждом человеке две - а может, и больше - стороны. Личность любая многогранна. Например, мой отец. Судя по всему, характер его был невероятно тяжелым, нрав невыносимым, возможно, но что-то ведь заставило когда-то и мою мать, и Эффи влюбиться в него, выйти замуж.

Я пристроила весла на бортах лодки. "Эллен" мягко качалась на волнах. Нежный прохладный бриз освещал лицо, а грело его ласковое золотисто-розовое солнышко. Плыли в синеве облака, ветер все время изменял их и так причудливые формы. Вот появилось на небе лицо, вот оно стало женским, старым, почти бесовским - и мгновенно вспомнила я Тэсси. Затаившееся зло подстерегает каждого из нас, говорила она мне. "Остерегайся!" Действительно ли она хотела предостеречь меня, намекая на угрожающую мне беду? Или это просто традиционное словцо из лексикона колдунов и прорицателей? Когда мы были у нее вместе с Яго, из уст старухи в основном звучало пожелание "счастья навеки, если пойду в нужную сторону". Да это любому можно сказать. У каждого в жизни была возможность выбрать "нужную дорогу", которая привела бы его к счастью и благоденствию, а если человек несчастлив, значит, выбор был сделан неверно.

"Эллен" качалась на волнах уже примерно в миле от берега. Наверное, пора возвращаться.

Я взялась за весла и в этот момент, замерев от испуга, увидела, что... на дне лодки вода!

Непроизвольно я коснулась рукой воды - ее было еще очень мало, значит, течь только-только открылась. Пальцы почему-то стали немного липкими. Сахар, что ли? Откуда?

Пока я в оцепенении смотрела на залитое дно, вода быстро прибывала, закрыв днище лодки уже почти по всей длине. Схватив весла, я принялась грести к берегу изо всех сил. "Эллен" дала течь. Сомнений не оставалось. Ох, ну как же далеко до Острова! Лодка может затонуть в любой момент, а пловчиха я просто никудышная.

Все произошло быстрее, чем я ожидала. "Эллен" резко накренилась на один борт... и я оказалась в воде.

В отчаянии я попыталась схватиться за что-нибудь. К великому моему счастью, удалось уцепиться за киль перевернутой вверх дном лодки. Она покачивалась на воде, я же - всем своим весом висела на ней. Это спасало меня... но надолго ли? Я прекрасно понимала, что нет. Смогу ли я добраться до берега? Сразу почувствовала, как юбки мои пропитались водой, отяжелели, тянули вниз, в бездну. Плавала я в жизни очень мало. Несколько раз нас с Эсмеральдой возили купаться на побережье около Брайтона - наша гувернантка сопровождала нас, естественно; там мы прямо из закрытой купальни ступали в воду, да и то больше брызгались, держась при этом за поручни. Несколько гребков я смогла бы сделать, но добраться до берега? Замотанная в тяжелые складки платья?

Спасительная опора моя была явно ненадежной.

- Помогите! - прокричала я.

Голос мой показался таким слабым. Надо мной кружили чайки. В их пронзительных резких криках слышалась насмешка.

- Господи, сделай так, чтобы меня заметили, - молилась я. Вдруг вспыхнула в голове картина: Сильва, ее лодка, ночь. Девушку так и не нашли, море выбросило на берег только лодку.

Ах, это коварное море! Свою силу, свою безграничную власть над людьми оно показывало даже в спокойном настроении. Стоит ли пытаться доплыть до берега? Мокрая одежда плотно облепила ноги, не давала двигаться, так что все попытки будут просто гибельными. С другой стороны, надежда на "Эллен" становилась все слабее.

Руки мои уже онемели. Удержаться долго я не смогу, поняла я. Неужели конец? Странно, что меня мог ожидать такой конец. Но нет, нет же. Должно же случиться чудо! Придет Яго. Конечно, это будет Яго. Если бы я только смогла на расстоянии внушить ему прийти сейчас на скалистый берег!

- Яго! - кричала я. - Яго!

Руки соскальзывают, поняла я. Держаться я больше не могу. Как же это люди тонут?

Надо попробовать плыть. Как знать, может, и получится. Говорят, в минуты опасности в человеке открываются неизвестные ему самому ресурсы жизненных сил. Нет, я не умру, решила я, я буду бороться за свою жизнь.

Тут мне послышался чей-то крик, будто молитвы мои были услышаны; обернуться на крик я не решалась из боязни, что лишусь последней опоры в виде скользкого борта лодки.

Крик раздался снова. И кричали совсем близко.

- Держись, мисс Эллен, я сейчас!

Слэк!

Он был уже совсем рядом. Я знала, что плавает он как рыба в воде. Мне приходилось видеть, как он ныряет и крутится в море, которое было для него вторым домом.

- Все в порядке, мисс Эллен, я рядом уже! Какой же он хрупкий! Какой тоненький. Его еще ребячье тельце, однако, способно было на многое.

- Ну, вот. Я здесь, - говорил он ласково, будто утешал раненую птицу. Сейчас, сейчас мы с тобой будем на берегу.

Я все еще цеплялась за мокрые деревяшки.

- Я... плавать не умею... почти не умею, Слэк...

- Ничего, мисс Эллен, ничего. Я сейчас.

В изнеможении я разжала пальцы. Вода сомкнулась над моей головой. Но тут же меня вынесли на поверхность цепкие руки мальчика. Придерживая под подбородок, он потащил меня за собой.

Перевернутая лодка постепенно удалялась. Берег, однако, был бесконечно далеко.

Как этот паренек смог дотянуть меня до земли, до сих пор не знаю.

- Иду, я иду! - услышала я голос Яго. И поняла, что теперь все уже будет хорошо. Смутно помню - песчаная полоска пляжа, сильные руки Яго несут меня в замок. Потом, помню, меня положили в теплую постель, напоили горячим морсом, закутали в одеяла, обложили грелками. Сказали мне, что в постели мне надо оставаться не меньше двух дней. Шок, который я испытала, оказался гораздо страшнее, чем я ожидала. Ведь я была на краю гибели - море чуть не поглотило меня.

Я лежала в тишине своей комнаты и все не могла отогнать от себя картину быстро заполняющейся водой лодки. Теперь я понимала, что погибла бы, если бы не Слэк. Если бы не Яго. Слэк, этот хрупкий мальчик, вряд ли смог бы дотащить меня до замка, на счастье это сделал Яго. В тот момент, когда я услышала его голос, страх покинул меня.

В комнату тихо вошел Яго, сел рядом.

- Ну что? - спросил он. - Ты уже можешь говорить, Эллен?

Я даже не обратила внимания на то, что он говорил мне "ты".

- Конечно. Сначала все было хорошо, пока я не заметила, что лодка дала течь.

- Возможно, что-то пропороло ей дно, когда она была еще на берегу. Надо всегда крайне внимательно осматривать лодку, прежде чем выходить в море.

- Да нет, сначала все было нормально. Я отплыла от берега, покачалась на волнах минут десять, а потом обратила внимание на протекающее дно.

- Ну, случается и такое. Слава Всевышнему, что я оказался неподалеку.

- Слэк тоже.

- Да, он славный парень, но силенок у него еще маловато. Перенести тебя в замок он, конечно, не смог бы.

- В воде меня тянула вниз мокрая одежда.

- Да, в этом была самая большая опасность. Эллен, дорогая, если бы с тобой случилось что-нибудь... - Он не договорил, и его лицо исказилось, будто от боли. - Это урок всем нам. В дальнейшем надо быть очень осторожной.

- То есть мои морские прогулки в одиночку закончены?

- А что, идея неплохая. Пока я убедительно прошу тебя полежать еще пару дней. Последствия такого рода приключений могут быть самыми неожиданными.

- Я еще не поблагодарила тебя за то, что ты спас мне жизнь.

Он встал и наклонился ко мне.

- Я уже отблагодарен тем, что ты жива. Не забывай, что ты - под моей опекой.

- Спасибо, Яго.

Он молча поцеловал меня.

Я даже рада была, что он ушел, потому что сейчас, обессиленная и физически, и душевно, я не могла бы скрыть своих эмоций. После такого происшествия вряд ли это удалось бы кому-нибудь.

Чуть позже меня навестила Гвеннол.

- Неприятное переживание тебе досталось, - сказала она, - а ты ведь еще и плохо плаваешь, да?

- Откуда ты знаешь?

- Ты сама говорила. Меня мама плавать учила специально. Она говорит, что, живя на Острове посреди моря, без этого нельзя.

- Мне крепко повезло.

- Ты, наверное, родилась в рубашке.

- Хочется верить.

- Ну, впредь ты будешь осторожнее, не так ли?

- Я просто не могла и предположить, что такое случится! Разве пришло бы мне в голову, что "Эллен" может дать течь?

- Такое может случиться с любой лодкой. А "Эллен", кстати, так и не видно нигде. Наверное, болтается где-то в море. Если налетит шквал, ее сразу разобьет в щепки. А потом где-нибудь прибой вынесет обломок с буквами "Эллен"...

- И люди будут думать - кто же была эта Эллен?

- Они поймут, что это название лодки, раз перед ними ее обломок.

Холод отчуждения между нами все еще ощущался, хотя мы обе делали вид, что его нет. Мне показалось, что Гвеннол очень хотела спросить, виделась ли я еще с Майклом Хайдроком. Она, безусловно, хотела узнать, как я провела день в его компании, после которого он лично привез меня на Остров. Я была уверена, что Дженифрай тогда заметила нас, а потом сообщила об этом дочери. Но спросить о чем-либо Гвеннол так и не решилась. Разлад в наших с ней отношениях был довольно глубок, так что нам обеим разговор давался с трудом, и Гвеннол очень скоро ушла.

После нее вскоре появилась Дженифрай, с печатью тревоги и озабоченностью на лице.

- Как ты чувствуешь себя, Эллен? - спросила ига. - Господи, мы все испереживались! Я просто глазам не поверила, когда появился Яго с тобой на руках. На какое-то мгновение я подумала, жива ли ты?

- Я живучая, - сказала я, - со мной не так-то просто справиться.

- Это утешает, - ответила Дженифрай. - Я принесла тебе особое питье. Это настой трав и кореньев, говорят, он очень хорош после нервных потрясений. Моя старая няня всегда поила меня им, когда считала, что это мне необходимо.

- Спасибо, вы так заботитесь обо мне.

- Тогда выпей. Сама не поверишь, как быстро тебе полегчает.

Я взяла у нее стакан и, подняв на секунду глаза, вдруг увидела ее лицо... и содрогнулась: выражение его было таким же, как тогда, в зеркале, ночью.

- Не могу я сейчас ничего пить, - вырвалось у меня, - мне нехорошо.

- Тебе сразу будет легче.

- Потом, - решительно сказала я и поставила такан на столик у изголовья.

Дженифрай вздохнула.

- Уверяю тебя, это питье поможет тебе.

- Я устала, - пробормотала я и сделала вид, что засыпаю, хотя через полуприкрытые веки продолжала следить за ее лицом. Она молча смотрела на меня.

- Хорошо, оставь стакан у себя. Но не забудь потом выпить его. Обязательно.

С сонным видом я кивнула. Она тихо вышла из комнаты. Я лежала, прислушиваясь.

Ее вкрадчивость и какая-то скрытая напряженность настораживали меня с первой минуты нашего знакомства. Почти неслышные ее шаги стихли. Я села, взяла стакан и понюхала темную жидкость. Пряный аромат трав нельзя было назвать неприятным. Я поднесла стакан к губам. И внезапно будто рядом услышала хрипловатый голос старухи Тэсси: "Остерегайся!"

Почему я вдруг вспомнила о старой вещунье? Мысли путались в голове, сказывалась усталость, стресс, так что здраво рассуждать я была не в состоянии. Ты была на пороге смерти, мелькнуло у меня. Вот откуда всякие бредовые фантазии... и подозрения.

А подозрения были. Я вскочила с кровати, взяв стакан, подошла к окну и выплеснула вниз его содержимое. Темные густые капли потекли по серым камням замка.

А я, снова завернувшись в одеяла, продолжала думать и думать.

ОЖЕРЕЛЬЕ

На следующее утро я чувствовала себя вполне здоровой, исчезли все странные мысли и подозрения, так растревожившие меня накануне. И первое, что мне хотелось сделать, это пойти на голубятню и поблагодарить Слэка.

Там я его и застала; казалось, он ждал меня.

- Спасибо тебе, Слэк. Спасибо, что спас меня.

- Я бы смог донести тебя и до замка, - ответил он.

- Я тоже так думаю; мистер Яго случайно оказался поблизости.

- Может, я и не слишком силен, но мне дано кое-что поважнее. И я спас бы тебя, мисс Эллен, как спасаю птиц.

- Спасибо, Слэк. Я знала это.

- Неспокойно мне только... как это все могло случиться?

- Лодки иногда подводят.

Он покачал головой.

- Ну-ка, мисс Эллен, скажи, что ты видела?

- Видела? Просто неожиданно я заметила, что в лодку просачивается вода. Мне еще показалось, что она немного липкая... как сироп сахарный, что ли... а потом мне уже было не до размышлений, я думала только о том, как мне на сушу выбраться.

- Липкая. - Он нахмурился. - Говоришь, как сироп. Интересно, откуда сахару взяться на дне твоей "Эллен"?

- Может, я и ошибаюсь. Я ведь здорово испугалась.

- Не могла ли вода быть просто густой от мелких водорослей?

- Возможно. Но так или иначе, Слэк, я жива, и если бы ты знал, как счастлива я была, услышав твой голос.

- Мне дано было услышать тебя, мисс Эллен. Я сначала почувствовал что-то, прибежал на берег, мне дано было понять, что ты в беде. Какой-то Голос внутри сказал мне это. Вот так он говорит, чем помочь моим птицам.

- В таком случае я благодарна и тому Голосу, и тебе, Слэк.

- О мисс Эллен, Голос этот не забывай никогда. Мисс Эллен, так ты говоришь - сахарный сироп...

- Ну, во всяком случае мне так показалось... теперь я припоминаю, что были там, в воде на дне лодки, и какие-то крупинки, что ли...

- Странно все это. Однако ты не бойся! Я теперь тебя не оставлю. И если буду нужен тебе, Голос мне скажет.

Светлые глаза мальчика потемнели. Что-то фанатичное появилось в его взгляде.

Слуги всегда многозначительно покачивали головой, когда речь заходила о Слэке. Я даже слышала шепоток: "У него не все дома". Но нет, с головой у него было все в порядке, уверена. Милый Слэк! Как я была рада, что мы с ним подружились.

***

Это происшествие сблизило меня со Слэком. Разумеется, что с неделю еще я к морю и близко не подходила, особенно в одиночку. Яго мог бы даже не предупреждать меня об этом. В основном теперь я бродила в окрестностях замка, а чаще отправлялась на голубятню, где, как всегда, кормил своих подопечных Слэк. Он давал мне миску с зерном для птиц, и, стоя рядом, среди порхающих голубей, мы бросали и бросали зернышки на серые плиты дворика.

Однажды Слэк неожиданно спросил:

- Так ты говоришь, сахар, мисс Эллен?

Я сразу не поняла, о чем он, потом смекнула:

- О, ты вспомнил, как лодка дала течь. Слэк, тогда времени спокойно рассуждать у меня не было. Сначала я увидела на дне какие-то белые крупинки, чуть тронутые водой. Потом вода стала быстро прибывать, именно тогда я тронула ее рукой, и она показалась мне липкой. Я была слишком напугана, чтобы думать об этом... Просто врезалось в память. Пойми, Слэк. Это были жуткие минуты.

Он насупил свои светлые бровки.

- Толченый сахар быстро растворяется в воде. А соль еще быстрее.

- Да почему же сахар? Откуда ему там взяться?

- Неоткуда взяться, если не положить его туда, мисс Эллен.

- Слэк, о чем ты говоришь?..

- Лодка, где же лодка? Мы могли бы ее осмотреть, если только ее не разбило еще.

- Ну, сейчас там уже нет никакого сахара.

- Сахара нет, щель или дырка остались.

- Так они и должны быть в днище, как же иначе.

- Да, но как они там возникли? Вот что я хочу узнать.

- Слэк, что ты задумал?

- А что, если щель была кем-то специально проделана, а потом замазана влажным сахаром, который успел высохнуть и очень быстро затвердеть. Отплывая, ты ни на что не обратила внимания, растворяться он начал не сразу, а через какое-то время...

- Ты хочешь сказать, что кто-то...

- Я сам толком не знаю, что я хочу сказать, но может случиться страшное.

То, что он предположил, звучало диким бредом. Неужели он действительно думает, что кто-то намеренно просверлил днище лодки - моей лодки, которой кроме меня никто не пользовался, - надеясь, что рано ши поздно я выйду в море... и почти наверняка одна. Это уж слишком! Кому придет в голову такое?

Гвеннол, конечно, ревновала, потому что Майкл Хайдрок был со мной любезен и дружелюбен. Дженифрай негодовала из-за переживаний дочери. С самой первой ночи, когда я увидела в зеркале ее лицо, общение с ней мне было неприятно. Часто я пыталась стыдить себя, корить, высмеивать: видите ли, только из-за какого-то старого кривого зеркала, которое так исказило ее лицо, я уже готова приписать ей все мыслимые и немыслимые грехи. А теперь еще мои дружеские отношения с Майклом Хайдроком. Нет. Нет. Вздор. Ведь Хайдрок не предлагал мне руки и сердца, соответственно, я не давала ему никаких обещаний. Будь оно так, были бы реальные основания для жгучей ревности и обиды. Но ничего этого не было и в помине. Я симпатизировала ему, совершенно очевидно, что он платил мне взаимной симпатией, Просто он очень обходительный и любезный мужчина, который был со мной дружелюбен, заботлив и гостеприимен. У Гвеннол, если разобраться, не могло быть никаких поводов для ревности.

И все же наши отношения с ней изменились с тех пор, как она выяснила, что мы с Майклом Хайдроком уже встречались до моего приезда на Дальний Остров. До этого открытия она была настроена ко мне вполне дружелюбно, теперь ее расположение сменилось настороженностью, будто она все время хотела подловить меня на чем-нибудь или обманом вытянуть признание. Наверное, каждый раз, когда я выходила из замка, она думала, что я иду на тайное свидание с Майклом Хайдроком. А что касается Дженифрай, она, вне всякого сомнения, рассматривала Майкла как будущего зятя, ведь он был самым завидным женихом во всей округе. Любая мать мечтала бы о такой блистательной партии для своей дочери.

И все же "сахарные" догадки и предположения казались мне абсолютно дикими...

- Ты должна быть очень осторожной, мисс Эллен, - произнес мальчик.

- Да. Теперь я всегда буду внимательно осматривать любую лодку перед тем как плыть на ней.

- В следующий раз это может быть уже не лодка.

- В следующий раз?

- Не знаю сам, мисс Эллен, но что-то мне подсказывает присматривать за тобой... как я когда-то присматривал за мисс Сильвой.

- А как ты присматривал за ней, зачем?

Слэк улыбнулся и медленно заговорил:

- Она всегда приходила ко мне. Потом ведь с ней часто приступы случались, мисс Эллен. Нет, не то чтобы она падала на землю, билась в судорогах... нет, не такие приступы. Это были приступы тоски и отчаяния, когда ей хотелось причинять себе боль еще более мучительную, чем та, что терзала ей душу. Вот тогда она и приходила сюда, а мне дано было помочь ей. Голос подсказывал, как утешить ее.

- Ты, наверное, знал ее лучше, чем кто-либо другой.

- Наверное, так.

- А в ночь, когда она... была страшная штормовая ночь, и все-таки она взяла лодку, чтобы перебраться на материк...

Глаза мальчика подернулись поволокой.

- Вот этому все и удивляются... - согласился он.

- А ты знал, что она собиралась?...

- Да, знал.

- Но почему ты не пытался остановить ее? Ты же прекрасно понимал, что мало шансов было добраться благополучно до побережья.

- Не так-то просто было остановить мисс Сильву, если она решила что-то. Она была строптива и упряма, как дикая лошадка. Никакие уговоры на нее не действовали.

- Что-то же заставило принять ее такое скоропалительное и необдуманное решение.

- Что-то заставило, да.

- И что же, Слэк? Ты должен знать.

Слэк молчал.

- Слэк, она была мне сестрой, - продолжала я, - ты просто подумай об этом. Отец у нас один, пусть матери разные. Мы ведь могли и вместе расти.

- Она была совсем другой, мисс Эллен, совсем на тебя на похожа. Может, и нет на свете более разных женщин.

- Уж я-то точно не вышла бы в море в такую бурю.

- Она зашла ко мне незадолго до этого. Покормили мы голубей вместе, вот как с тобой сейчас. Птицы кружились около нас, ворковали... и она сказала тогда: "Слэк, я ухожу. Ухожу туда, где буду счастлива так, как никогда прежде".

- Слэк, ты считаешь, она действительно страдала и была несчастна, раз решила уйти так неожиданно?

Мальчик задумался, потом сказал:

- Она оставила мне кое-что, мисс Эллен. "Храни это, Слэк, - попросила она, может, кому-нибудь это потом пригодится. А может, я и сама вернусь за этим, если у меня все обернется не так, как я задумала".

- Слэк, что она оставила тебе?

- Я сейчас покажу.

Он повел меня во флигелек, где в шкафчике стояла шкатулка. Мальчик достал из кармана ключик, отомкнул замок. Там были две записные книжки точнее, тетрадки, такие же, как та, что я нашла в ящике письменного стола.

Меня охватило сильное волнение. А вдруг в этих тетрадках - секрет таинственного исчезновения Сильвы. Я протянула руку к шкатулке, но взгляд Слэка стал настороженным.

- Я должен хранить их, - сказал он.

- И что, никому не показывать?

- Она ничего не говорила об этом.

- А ты читал их?

- Нет, - покачал он головой. - Я всего-то несколько слов могу разобрать. А она... она боялась, боялась кого-то в замке. Может, обо всем этом здесь сказано?..

- Слэк, - попросила я, - Слэк, разреши мне прочесть ее записки.

- Я думал об этом, - сказал он, - говорил себе: "Покажи их мисс Эллен". И вот что я тебе скажу, уже не один раз я собирался это сделать. А теперь, когда ты сказала про сахар, будто голос мисс Сильвы я услышал: "Отдай ей, Слэк, пусть она прочтет. Может, ей это поможет".

С этими словами он вложил мне в руки тетради.

- Я пойду в комнату и сразу начну читать, - быстро сказала я, - спасибо тебе, Слэк.

- Надеюсь, я все сделал правильно, - смущенно пробормотал он.

- Я никогда не забуду тебя, Слэк. Что бы со мной было, если бы не ты! серьезно сказала я.

- Господин Яго на счастье оказался там. И я страшно рад, что он был там.

Смысл его слов дошел до меня лишь позднее. Я была так взволнована предстоящим чтением, что немедля побежала в свою комнату, закрылась там и взяла тетрадь.

***

Я увидела все тот же неровный почерк, хотя уже не такой детский, как в первой тетради.

"Вот нашла блокнот, в котором писала еще в детстве, посмеялась над прочитанным, но не без горечи. Мне так четко вновь встало перед глазами; теперь я думаю, довольно интересно, если я попишу еще, тогда у меня будет полная летопись моей жизни, жизни, событиями небогатой и такой тоскливой. Были у меня неплохие дни когда-то - например, когда мачеха с малышкой жили здесь, но они уехали, и я осталась совершенно одна. Сначала я надеялась, что отец обратит на меня внимание, раз никого больше у него не осталось. Как же я ошибалась! Конечно, я была трудным ребенком. Гувернантки приходили и уходили. Все они твердили одно и то же и в конце концов всегда впадали из-за меня в отчаяние. Из тех далеких дней помню, как вызвал меня к себе отец.

Это было вскоре после неожиданного отъезда мачехи. Мне тогда было лет четырнадцать. Как же я разволновалась, услышав, что он ожидает меня, Принялась мечтать, что он скажет, как он все-таки меня любит, что отныне и навсегда мы будем друзьями. Чудно, на что способно воображение, какие удивительные картины нарисует оно вам, не имея к этому в реальности ни малейшего повода. А я представляла себе, как мы будем с ним сидеть в его кабинете, пить вечерами чай с крекерами, он - в кресле, а я у его ног на скамеечке. Я уже почти наяву слышала шепоток прислуги: "Никто так не может утешить его как мисс Сильва. Чуть что, он кричит - где мисс Сильва?" Какой же дурочкой я была. Как будто побег его второй жены - моей мачехи - мог смягчить нрав этого человека. На самом деле разговор наш был коротким и неприятным. Стоя перед ним, я просто кожей чувствовала, как лопаются мои надежды под этим испепеляющим взглядом. Лучшее мое платье цвета спелой клубники, подобранная в тон ему лента в волосах, - все это выглядело на мне нелепо и неуместно. На себя я смотрела его глазами. Вызвал он меня лишь для того, чтобы сообщить, что очередна моя гувернантка попросила расчет и он не намерен разбиваться в лепешку, чтобы найти новую, и еслии меня устраивает мое невежество, а оно очевидно, то я могу продолжать в том же духе, отчеканил он. Я ленива, глупа и бездарна, и он в конце концов "умывает руки". Он еще сам на себя удивляется, зачем столько лет возился со мной. Но чтобы никто не упрекнул его, что в доме он держит держит маленькую дикарку, он, после долгих размышлений, согласился нанять еще одну гувернантку, но если у нее будут ко мне претензии, она окажется последней.

К себе я вернулась униженная, тоскующая и утешала себя тем, что отец все-таки вызвал меня, говорил со мной. Я вообще такого в жизни своей не помню. Значит, если я стану усердно учиться, если я постараюсь переломить себя, так чтобы отец мог гордиться мной как дочерью, тогда, наверное, он сможет и полюбить меня. Фантазии опять завладели мною, уютные сцены, которые рисовало воображение, утешали меня. Вот мы с отцом на Острове занимаемся хозяйством. "Моя дочь? Да она моя правая рука", "Сильва, моя девочка, она растет настоящей красавицей", "Замуж? Конечно, но надеюсь, не сейчас. Я не хочу расставаться с нею. И буду настаивать, чтобы в будущем они с мужем жили в замке".

Надо же было быть такой дурочкой! В глубине души я прекрасно понимала, что ничего подобного не случится никогда. Но те дни, когда я жила среди глупых фантазий о "славном будущем" и приступов глубочайшей тоски и страха, когда я ненавидела всех и вся, а главное, самое себя, уже позади. Сегодня я совершенно напрасно трачу время, описывая их, потому что воспоминания мои вряд ли могут достоверно отразить реальные события; другое дело, переживать их непосредственно".

Далее следовала пустая страница, наверное, на какое-то время Сильва отказалась от ведения записей, но позже вновь вернулась к ним. Да, та девочка, какой она была в детстве, вполне могла, "отбывая наказание" в запертой комнате, нацарапать на стене гардероба "Я пленница здесь". Узницей, лишенной всех радостей, она ощущала себя постоянно, будучи, видимо, очень замкнутой по натуре. И никто, ни один из окружавших ее людей, не пытался помочь ей избавиться от этого.

Записи продолжались:

"С тех пор, как отца хватил удар, Яго все полностью взял в свои руки. Конечно, он всегда здесь жил, и люди почему-то всегда почитали его больше, чем отца. Ему стоит только приказать что-нибудь, все подчиняются не раздумывая. Им приходится. Отец был совсем не таким. Он злился, бесился, орал, никогда никому не забывал обид. Яго другой. Мне кажется, никто даже не смел и не посмеет обидеть его, им пренебречь, никому неизвестно, каковы будут его реакции.

Вчера я срезала розы в саду, когда встретилась с Яго. Случайно обернувшись, я вдруг совсем рядом увидела его. Он будто приглядывается ко мне в последнее время, от этого я нервничаю.

Он сказал:

"Моя сестра Дженифрай приезжает в наш замок. С ней будет ее дочь, маленькая девочка. У тебя компания появится".

Я поинтересовалась, надолго ли они приезжают.

"Они будут постоянно жить здесь. Тебя это обрадует".

Яго всегда решает за других, всегда знает, кому что понравится, кто чему обрадуется или огорчится.

Тогда я спросила у него, что сказал об этом мой отец, потому что меня всегда интересовало, что он думает, что делает. Ведь я почти теперь не видела его, разве что у окна, на которое я всегда смотрю из сада. Но он всегда отворачивается. Еще иногда вижу, как Фенвик возит его в кресле-каталке. Я даже специально пытаюсь попасться ему на глаза, но даже заметив меня, он делает вид, что я - пустое место. Прямо слезы подступают, вот даже сейчас, когда вспоминаю об этом. Все хочется крикнуть ему: "Что я тебе сделала?

Скажи хотя бы".

Фенвик всегда подчеркнуто сдержан. И вежлив. Яго говорит, отец ничего не может без Фенвика, а Фенвик - без отца.

Теперь я с нетерпением жду приезда сестры Яго с дочкой".

Еще пара пустых страниц говорила о том, что она прерывала записи на какое-то время. И снова читаю:

"Гвеннол лет восемь. Она веселая и хорошенькая. Нашей Малышке, наверно, сейчас столько же. Дженифрай я не понравилась. Похоже, ей неприятно, что я дочь хозяина. Какая-то материнская ревность заставляет ее постоянно выпячивать Гвеннол вперед. И причина этому - я. Это почти смешно. Чего ей волноваться. Гвеннол такая очаровашка, какой я никогда не была. И тем не менее я рада, что они здесь. Мы с Гвеннол вместе занимаемся с гувернанткой. Девочка очень разумная.

Зачем я вообще пишу все это, когда писать на самом деле не о чем? Дни похожи один на другой. Брошу эту глупую писанину".

В этой тетради больше не было никаких записей, хотя чистых страничек оставалось много. Я взяла другую.

"Летописец из меня явно никакой. Жизнь моя такая серая, хотя я совсем взрослая. Для всех девушек устраивают балы и приемы, возле них крутятся молодые люди. Мой отец, как мне сообщили, не собирается тратить деньги на мои светские развлечения. А вот Дженифрай заботится о дочери. Гвеннол уже вывели в "общество". Она подружилась даже с Майклом Хайдроком, который в округе считается самым видным женихом. Гвеннол просто упивается тем, что он особое внимание обратил на нее.

Прошлой ночью она зашла ко мне. Только что прибыла она с побережья. Глаза блестят, щеки пылают, при ее темных волосах - просто красотка. "В усадьбе устраивали прием прямо в саду, - сразу начала она, - такая прелесть, дом - удивительный, на лужайках павлины, кругом цветы, но дом! До чего хорош дом. А этот ветхий замок мне просто ненавистен. А тебе, Сильва?" - "Да, здесь все из прошлого. Когда я спускалась в подвалы, мне так и слышались крики несчастных узников". Гвеннол усмехнулась моим словам и сказала: "Ну, конечно! Да люди должны смеяться, радоваться, чем чаще, тем лучше. Должны в этих залах быть праздники, пирушки. И почему призраки должны быть обязательно столь жуткими? Почему бы им не быть милыми, славными... как, например, призрак усадьбы Хайдроков? Такой симпатичный старикан, который, как говорят, приносит счастье дому. Майкл сегодня рассказал мне эту историю. Невестам она особенно интересна - им обещано счастье". - "Ты влюблена в него", - сказала я. "Все в него влюбляются". - "Наверное, жизнь его это немного усложняет". - "Почему же? Разве это не прекрасно, когда все влюблены в тебя?" - "Поскольку ни один человек не был в меня влюблен, судить мне трудно". Гвеннол вздохнула со словами: "Бедная Сильва! Я обязательно возьму тебя в усадьбу Хайдрок. Знаешь, ты вполне можешь кого-нибудь встретить там".

Сейчас ночь, а я спать не могу. Что-то в этой комнате тяготит меня. Она почти полна жутких теней. Наверное, потому что ничего, кроме тоски, я здесь не испытывала. Кто-то сказал однажды: "Жизнь человека в его руках. Она такова, какой ты ее делаешь". Это правда. Я устроила себе жизнь неважнецкую.

Вот сижу и пишу. Нет смысла ложиться, когда все равно не уснуть. Открыла вот гардероб и увидела ту глупую детскую надпись. Надо бы вымарать ее. А я ведь помню день, когда нацарапала эти слова. Меня тогда заперли на два дня и две ночи - за какой-то "страшный" проступок. А вот что я сделала, не помню.

Слишком уж я углубилась в себя. Это все из-за Гвеннол. Гвеннол влюблена. Смотрю на нее и понимаю теперь, что же у меня не так в жизни. Никто никогда не любил меня - может, только мама, но она умерла, и я осталась совсем одна. Да, вот чего я хочу больше всего на свете - чтобы хоть кто-нибудь любил меня. А вот нет, не любит ни один человек на свете, поэтому я и совершаю ужасные вещи. Порой полностью теряю самообладание и кричу, кричу. Пусть уж ненавидит меня, если не любит никто. Так хотя бы замечают иногда.

Написала это - и вспомнила о Яго. Он теперь иначе ко мне относится. Стал таким добрым. Не то чтобы раньше он был злым - просто не обращал внимания. А два дня назад он катал меня в лодке вокруг Острова, много говорил. Говорил, как всегда, в своей манере: его слова - самое важное на всем свете.

Потом мы вернулись в замок. Я очень волнуюсь - почему он так вдруг проникся ко мне?..

А вчера Фенвика встретила в саду, он сидел в плетеном кресле возле пруда. Я подошла к нему, потому что уж очень непривычно было видеть его в одиночестве, без отца. "Где же отец?" - спросила я. "Он лежит сегодня, мисс Сильва". - "Он... ему хуже?" - "Он очень тяжело болен, мисс Сильва". - "У него ведь недавно был удар?" - "Его парализовало, и теперь..." - "Как жаль. Я хотела бы повидать его". Фен-вик покачал головой. "Ни в коем случае не ходите в его комнату, мисс. Это убьет его". - "Вы не знаете, отчего он так ненавидит меня?" - спросила я. Он пожал плечами. "Возможно, он хотел иметь сына, - предположила я. - Большинство мужчин мечтают о сыне". - "Возможно. Впрочем, дети - это не для него", - ответил мне Фенвик.

Фенвик расстроен, поняла я. Возможно, его мучает вопрос, а что будет с ним, когда отец умрет. Отец не может без Фенвика, говорит Яго. Но что может Фенвик без отца?

Я никому не скажу этого, однако написать могу. Да, с этими записками мне надо быть крайне осторожной. Еще хорошо, что никому нет дела до меня. Мне кажется, Яго подумывает, не жениться ли на мне".

Я уронила тетрадь на колени. Не хотелось читать о Сильве и Яго. Получится, будто я подглядываю за ними. Впрочем, я уже это сделала. Просто теперь мне предстояло прочесть о том, что было мне неприятно.

Яго и Сильва! Такого я даже не предполагала. Передо мной лежали ее записки. Не стоило мне их читать. Зачем Слэк отдал их мне? И почему Сильва оставила у него свои дневники? Должно же быть объяснение.

"Сегодня я встретила его. Ездила на материк, а он зашел в гостиницу. Он такой изысканный, обаятельный. Не верится, что я могла заинтересовать его. Мы пили вино, закусывали шафрановым кексом, а говорили сколько! Потом он предложил взять лошадей и совершить небольшую прогулку верхом. Что это был за день! Мы останавливались в "Корн Долли". Удивительный, романтический уголок! На столах старинные глиняные лампы, соломенные куполки повсюду. Сидр, пышки. Я даже не подозревала, какие они вкусные. "Мы вернемся сюда", сказал он мне. Неужели возможно полюбить так быстро?"

Так она влюбилась в Майкла Хайдрока! А он? Тоже любил ее? Или он просто был с ней самим собой - милейшим, обходительным, ласковым молодым человеком? Бедная Сильва!..

Я перевернула страницу.

"Разве захочется писать, когда ты - счастлива? Он любит меня. Он сказал мне это. Это чудо. Он говорит, что мы всегда будем вместе, и все теперь будет по-другому. Я рассказала ему об отце и о жизни в замке.

Жизнь - это чудо".

Опять пропущенные страницы - и снова:

"Лучше бы я не бралась за эти записки. Это бессмысленно. Наверно, раньше я просто предавалась раздумьям и занималась самокопанием, даже радуясь своим несчастьям, своей тоске. Сейчас все позади. Я счастлива. И люблю всех.

Сегодня, взглянув на окно отцовской комнаты, увидела, что он там. Выглядит очень плохо. Еще подумала, может, сказать ему? Но побоялась. Вспомнила, что Фенвик предупреждал - это убьет его. Я не хочу, чтобы его смерть была на моей совести... теперь не хочу".

Более в тетрадях ничего не было. И хотя Сильву я узнала из этих записок гораздо лучше, что же случилось той роковой штормовой ночью, стало совсем непонятным. Почему она взяла лодку, она не могла не знать, какому риску подвергает себя.

Ответ напрашивался один. Она была в отчаянии. Возможно, ее долгожданное счастье отчего-то рухнуло, и тогда пришла к ней страшная мысль отдаться во власть этой яростной, равнодушной стихии.

Моя несчастная сестра! Как бы мне хотелось оказаться с нею рядом и услышать историю ее радости и печали. Я была уверена, что смогла бы чем-нибудь помочь ей.

Я положила тетрадки в ящик стола, заперла на ключ, чтобы никто другой не смог бы их прочесть, и начала сопоставлять факты из ее дневника с тем, что узнала от людей о Сильве. И больше всего мучилась вопросом, почему Слэк, определенно знавший о ней все, отдал мне эти тетради.

Что это - предупреждение? Он такой странный мальчик. Иногда действительно казалось, что люди правы, что он прост до примитивности, но чаще - что он сообразителен и чуток. Сильва исчезла в бурю. Может, мальчик проводил какие-то параллели между нами? Сильва вышла в море на лодке, и лодка вернулась без нее. Когда-нибудь, возможно, волны вынесут на берег другую лодку - и на борту ее будут буквы "Эллен".

Сильва бежала на материк, где ее ждал Он, чьего имени она не называла. Он так ласков, он ее любил, писала Сильва. Так Он ей говорил. Она была не из тех, кто мог выдумать это. Мне вообще кажется, что тому мужчине трудно было убедить Сильву, что он ее любит. Они встречались, они сидели в "Корн Долли", наверное, тогда он и сказал ей о своих чувствах. И несмотря на все это, она в шторм отправилась в море - навстречу неминуемой смерти.

Почему?

В отчаянии? Неужели это вечно всеми нелюбимое дитя, неожиданно встретившее того, кто обещал ей любовь и счастье, вновь оказалась обманутой? Такое открытие могло причинить ей невыносимые страдания. А может, кто-то обманом и соблазнами побудил ее ночью плыть через пролив?

Мысленно я представила себе лицо Дженифрай, вспомнила, каким оно было, когда мы с Майклом Хайдроком прощались на берегу.

Гвеннол его любила. Дженифрай мечтала о таком женихе для дочери. Странно, что лодка Сильвы пустая была найдена на берегу, странно, что я оказалась посреди моря в дырявой лодке, на дне которой было что-то очень похожее на тающие крупинки сахара.

Мне стало не по себе...

***

Яго вез меня в лодке на Остров Птиц.

- Ты не была в море с того злополучного дня... заметил он.

- До сих пор перед глазами весь этот ужас. Я тогда действительно думала, что пришел мой конец.

- Бедная моя Эллен! Но, надеюсь, со мной-то ты не боишься.

- Не сомневаюсь, что ты выручишь меня, если мы вдруг перевернемся.

- Надеюсь, Эллен, - серьезно произнес он, - Что буду рядом всегда, когда бы я тебе ни понадобился.

Мы высадились на песчаном берегу.

- Помнишь, мы здесь уже были?

- Помню. Тогда еще художник с Голубых Скал появился.

- Да-да.

- В городке на побережье в некоторых витринах выставлены его картины. Некоторые даже очень хороши. А тебе нравятся его работы?

- О да. Он неплохой живописец, по-моему. Эллен, скажи, привыкла ты уже к нашему Острову? Я прав, что он тебе нравится?

- Мне очень здесь интересно, особенно теперь, когда я со многими познакомилась. Люди не чураются меня, это радует. У меня даже появилось ощущение, что я здесь не чужая.

- Конечно, не чужая.

- Да, возможно. Правда, приехала я недавно. Никогда не видела отца, всю жизнь прожившего здесь... - Я нахмурилась и добавила:

- Похоже, не очень приятным он был человеком.

- Просто ты все время думаешь, почему твоя мать оставила его. Должен сказать, что, впервые увидев ее когда-то, я сразу понял, что она не сможет прижиться на Острове. Она нуждалась в жизни веселой, разнообразной.

- А вернувшись в свою семью, к моей бабке, она и подавно этого лишилась. Странным кажется, что мой отец совершенно не заботился о своих детях.

- Он был тяжело больным человеком.

- Да, я знаю, у него был удар, его разбил паралич, но ведь и до болезни он не интересовался ни мной, ни сестрой.

- Болел он много лет до смерти. А после отъезда твоей матери он сильно сдал, изменился.

- Но ведь с ним оставалась дочь от первой жены.

- Сильва была девушкой странной, он никогда не любил ее.

- Но почему?

Я не хотела говорить Яго, что читала дневники Сильвы. Это была наша со Слэком тайна. Пусть Яго пока не знает, что я уже многое выяснила об отце.

Яго пожал плечами.

- Сильва была по-настоящему трудным ребенком в детстве. Ни одна гувернантка не могда выдержать ее. Она была очень замкнута, предпочитала одиночество. Могла исчезать на весь день, так что никто не знал, где она бродит. Но какой смысл возвращаться в прошлое, Эллен? Я хочу говорить только о будущем!

- О своем будущем?

- И о твоем тоже. Я вообще-то надеюсь, что в будущем наши жизни переплетутся еще теснее. Я замерла. Он подошел ко мне совсем близко.

- Все, все изменилось с того дня, как ты приехала сюда. Даже Остров открылся для меня с неизвестных прежде сторон. Я всегда любил его, всегда был предан ему, мечтал о его благополучии и процветании, но сейчас все это кажется мне важным, как никогда.

Сердце мое неистово колотилось. Я не могла не почувствовать скрытый смысл его слов, но все же не верила, что он так скоро может сказать мне это...

- Но не подразумеваешь же ты, что... - начала я и запнулась, прекрасно понимая, что подразумевал он.

Яго привлек меня к себе, мягко приподнял за подбородок голову и заглянул прямо в глаза.

- Эллен, я не верю, что совершенно безразличен тебе.

- А я уверена, что ты всем не безразличен.

- Утверждая так, ты должна или ненавидеть или любить меня, Эллен. Так что?..

- Конечно, я не ненавижу тебя.

- Тогда ты должна меня любить.

- Это твое мнение, что люди могут либо любить, либо ненавидеть - и все. А ведь чувства могут быть и не такими определенными.

- Я не выношу неопределенность в чувствах.

- Это не значит, что такого не бывает.

- Я люблю тебя, Эллен. Хочу, чтобы ты стала моей женой, и не хочу никаких отсрочек и ожиданий. Хочу сразу отправиться в церковь и объявить о нашем браке. Думаю, недели через три можно будет сыграть свадьбу. Все, пошли. - С этими словами он собрался уже идти к лодке.

- Ты очень спешишь, Яго, - остановила его я, - не забывай, еще совсем недавно я готовилась к другой свадьбе. Такие решения не принимаются столь скоропалительно. Помимо всего прочего, я не уверена, что этот брак будет так уж хорош.

Он в изумлении смотрел на меня.

- Не так хорош? Наш брак! Эллен, милая, о чем ты говоришь?

- И тем не менее говорю. Я говорю, что жизнь моя несется вперед слишком быстро. Год назад в это время я вообще помыслить не могла о замужестве. Потом у меня появился жених, мы были помолвлены - но он погиб. А теперь ты предлагаешь сыграть уже нашу свадьбу, да еще через три недели!

- Зачем нужны тебе эти подсчеты недель, месяцев, лет? Я люблю тебя. И ты меня любишь. Чего нам ждать? Зачем?

- Затем, что я не уверена.

- Не уверена! Эллен, ты ведь знаешь свой путь. Ты не какая-нибудь пустоголовая девица, которую несет туда, куда ветер дует.

- Да, это так. И Филиппа я не любила по-настоящему.

- Естественно. Не любила, но теперь-то ты знаешь, что такое любовь?

- Яго, пожалуйста, выслушай меня. Остров меня очаровал, здешняя жизнь меня привлекает все больше и больше. Но я вообще не думала о замужестве, торопиться с этим я уже не могу после всего того, что случилось. Пойми меня.

Яго опустился на траву.

- Ты огорчаешь меня, Эллен, - грустно сказал он.

- Прости, но я должна сказать тебе о том, что чувствую.

- И что же ты чувствуешь... ко мне?

- Мне с тобой очень хорошо. Мне хорошо на Острове. Меня все здесь привлекает.

- Включая меня?

- Да, Яго, включая и тебя.

- Но этого недостаточно, чтобы выйти за меня замуж?

- Яго, я просто еще не знаю тебя!

- Как ты не знаешь меня? Прошло столько времени!

- Не так уж много.

- Я полагал, все, что можно, ты узнала обо мне.

- Мне кажется, невозможно узнать о человеке все до конца.

- Ты усложняешь, Эллен, Я знаю достаточно и о тебе, и о себе. Знаю, что люблю тебя. Знаю, что никто никогда не значил для меня столько, сколько ты. Знаю, что не жил по-настоящему, пока не встретил тебя. Что, этого мало? Неужели ты до сих пор не поняла, что наш брак будет обязательно счастливым?

- Почему? - спросила я.

Яго скептически посмотрел на меня.

- Ты и я, наш Остров - что еще? Жить здесь до скончания века! Для нас с тобой это будет настоящим раем.

- Вообще-то, если люди любят друг друга, им нет разницы, где жить.

- Конечно, нет. Но вот нам выпадает счастье жить на Острове.

- Яго, - произнесла я, - спасибо тебе за предложение, но...

- Что?! "Спасибо, но... "За что спасибо? Неужели ты не понимаешь, что все эти недели я просто одержим тобою?

Руки его обвили мой стан, лица наши оказались совсем близко. Совсем близко я видела его глаза под тяжелыми веками, в которых скрывалось то, что мне не дано было знать.

Он впился в мои губы, и мгновенно ответная страсть вспыхнула во мне. Его желание перелилось в меня. Никогда такого не было у меня с Филиппом.

...Будто издалека донесся крик чайки - резкий, пронзительный, насмешка почудилась в нем.

- Нет, Яго, - высвобождаясь из его объятий, сказала я, - мне нужно как следует подумать. Все это напоминает мне лондонские события, и я не могу...

- Ну, дорогая Эллен, для тебя все закончилось счастливо. Взгляни назад с другой точки зрения.

- Для меня - может быть, но отнюдь не для Филиппа.

- Его нет, Эллен. Не вороши прошлое. Не собираешься же ты всю жизнь ходить в трауре?

- Нет, скорее всего. Счастлива я буду, когда буду уверена в себе, в жизни. А печаль уйдет, отступит. Но сначала мне нужна уверенность. Позволь мне кое-что объяснить тебе, Яго. Пока Филипп не сделал мне предложение, будущее рисовалось мне в мрачных красках. Наверное, я по-настоящему испугалась бы, если бы вглядывалась тогда вперед повнимательнее, но я всегда внушала себе, что ничего не боюсь. А потом - Филипп, помолвка... все это было просто чудом, это было слишком удивительно, чтобы быть правдой. Только позже... как раз накануне его гибели меня начали мучить сомнения, и моя детская вера в непременно счастливое будущее дрогнула. И вот я оказалась здесь. Да, я люблю Остров, да, я счастлива быть с тобой, и если бы нам пришлось разлучиться, я бы страдала. Но я и не уверена, что чувствую только это. Не знаю, может быть... Дай мне время, Яго. Нравится тебе или нет, но время мне нужно. Пусть у нас с тобой все будет по-прежнему, но так же хорошо. Сделай это для меня, Яго, пойди мне навстречу. Когда мы с тобой рядом, я будто бы люблю тебя, но хочу сама знать это наверняка.

Яго все не отпускал моих рук.

- Эллен, дорогая, - сказал он, - я все сделаю, как ты хочешь.

- Спасибо. А теперь отвези меня на Остров. Я хочу побыть одна.

Он придержал меня под руку, пока мы спускались на берег к лодке; в небе кружились и печально кричали чайки.

В полном молчании мы добрались до замка, только там Яго сказал:

- Зайди в кабинет, Эллен. Я хочу кое-что тебе отдать.

Мы вместе поднялись наверх, и из ящика секретера он достал ожерелье из грубовато обтесанных камешков, нанизанных на золотую цепочку.

Ожерелье он положил на ладони.

- Триста лет оно принадлежит Келлевэям, - сказал он, - и тоже носит это имя. Посмотри на камни - топазы, аметисты, сердолики, агаты. Все эти камешки - родом с нашего Острова. Если ты выйдешь на берег ранним утром, там можно найти множество таких. Посмотри-посмотри, они стоят того.

Я взяла ожерелье из его рук.

- Жещины из рода Келлевэев из поколения в поколение носят его, - сказал он, - ты передашь его, своей дочери, она - своей и так далее. Вот она, связь времен. И это будет означать, что ты признана Островом.

- Боюсь, что мне рано принимать в подарок это ожерелье.

- Нет, не рано.

Яго застегнул его у меня на шее и руки убрал не сразу, а когда я подняла свои, чтобы тронуть камни, он сжал мои пальцы.

- Вот так. Тебе очень идет. Ожерелье принадлежит тебе по праву. Носи его, Эллен. Доставь мне удовольствие, носи.

Я колебалась, ожерелье это было скорее как обручальное кольцо. Мысли путались, хотя обычно я довольно быстро принимаю решения. Каковы мои чувства к Яго? Если я уезжаю с Острова, то постоянно думаю о нем. Мне скучно, пусто, его общество стало необходимо мне. Я хочу быть с ним больше, чем с кем-либо. И все же не уверена, что поняла сущность этого человека.

Оказавшись наконец одна в своей комнате, я быстро достала мамин альбом для эскизов, открыла его на страничке, где были портреты Яго. Два лица - два разных человека. Вот передо мной добрый, великодушный Яго, мой опекун, так доброжелательно и ласково принявший меня. А кто же тот, другой? Я нашла в альбоме портрет Сильвы. О Сильва, как много я бы хотела от тебя услышать, будь ты здесь, про себя воскликнула я.

Я стала листать альбом дальше. Страницы сами переворачивались и остановились на той, что я искала. Комната - уютная, приятная комната. Но, глядя на тщательно и умело выписанный интерьер, я вдруг ощутила, что снова закралось в душу тяжелейшее предчувствие беды.

В смятении огляделась я по сторонам и в зеркале увидела свое отражение - волосы, лицо и ожерелье Келлевэев на шее.

Ничего я еще не знала. Все было впереди.

ВОЗВРАЩЕНИЕ "ЭЛЛЕН"

Когда на следующее утро я спустилась к завтраку, в столовой уже сидела Гвеннол. Она была одна. Улыбнулась она мне дружелюбнее, чем в последние дни; я подумала, может быть, она поняла, что ее ревность к Майклу Хайдроку безосновательна. Гвеннол поинтересовалась, оправилась ли я после несчастного случая с лодкой. Я ответила, что да, вполне.

- Такое испытание! - сказала Гвеннол, накладывая себе традиционные пряные бобы и бекон. - Отпугнет от моря на долгое время, могу себе представить.

- Вчера я первый раз села в лодку с того дня. Яго возил меня на Остров Птиц.

- С ним ты чувствовала себя в безопасности, полагаю.

- Точно. Да я скоро забуду все это. Мне только интересно, что случилось с лодкой, вернет ли ее море.

- Вообще-то вряд ли. Думаю, она давно на просторах Атлантики. А вынести ее может куда угодно, например на побережье Франции.

- Интересно было бы осмотреть лодку на предмет протечки.

- Если честно, все эти лодки - сооружения довольно хлипкие. Удивляюсь, как вообще люди доверяют им.

- Ну, тогда далеко люди не ушли бы.

- Особенно обитатели Далекого Острова, - засмеялась Гвеннол. - Надеюсь, скоро ты сама решишься выходить в море.

- И я надеюсь. Сдаваться никогда не стоит, даже если случаются такие неприятные истории.

- Сегодня отличный день. Я еще рано утром обратила внимание, какое море спокойное.

Гвеннол, наверное, имела в виду, что собирается в усадьбу Хайдрок, в связи с чем предполагала, что я останусь на Острове.

Мы поболтали еще немного, заканчивая завтрак; потом вместе пошли через холл, где на пороге встретили Слэка, вбежавшего в дверь. В руках он держал листок бумаги. Гвеннол подбежала к нему.

- О, мне записка, да, Слэк? - возбужденно спросила она.

Слэк смутился.

- Нет, мисс Гвеннол. Это не вам.

Она не могла скрыть огорчения. Слэк немного поколебался, а потом сказал:

- Это для мисс Эллен.

- Мне?..

Я взяла записку. На одной стороне ее значилось мое имя, на другой было всего несколько слов: "Фенвик найден. Сегодня утром жду вас в гостинице. Поедем к нему. М.Х.".

Он разыскал Фенвика! Щеки мои вспыхнули от волнения. Если Фенвик расскажет мне об отце, может, я все-таки смогу разобраться в семейных тайнах. О Гвеннол я совсем позабыла.

- Слэк, отвезешь меня на побережье? Прямо сейчас?

- Да, конечно, мисс Эллен. Через полчаса буду готов.

- Отлично.

Я уже повернулась, чтобы идти переодеться, как вдруг заметила стоявшую рядом Гвеннол и стала прикидывать, стоит ли ей говорить о содержании записки. Пока я раздумывала, она быстро ушла. Ладно, потом объясню ей, решила я, что это не простое приглашение в гости.

Слэк собрался очень быстро, и очень скоро мы уже были в море.

- Слэк, - сказала я, - ты сможешь несколько часов провести со своими родителями, а потом мы с тобой вернемся обратно.

Слэк всегда радовался встрече с отцом и матерью.

Войдя во дворик "Полкрэг Инн", я увидела Майкла Хайдрока, вышедшего поприветствовать меня.

- Я уже приказал им приготовить для вас лошадь, - сказал он, - так что мы сразу можем выезжать. Но если вы хотите немного передохнуть, тогда...

- Мне не терпится увидеть Фенвика.

- Что же, прекрасно. Мы едем не откладывая. Это примерно милях в восьми от побережья, за болотами.

Мы выехали на дорогу. Стояло дивное хрусткое осеннее утро, в воздухе пахло морозцем, что в этих краях большая редкость. Низкое солнце сверкало на покрытых тончайшей ледяной пленкой лужах. Листья со многих деревьев уже облетели, голые ветви как руки тысяч людей вздымались к небу. Часто мне зимний лес кажется красивее летнего. Хвоинки на соснах вздрагивали и поблескивали изумрудным светом. Сам воздух казался мне волнующим, но все это потому, что я была возбуждена предстоящим разговором.

- Непросто было разыскать его, - сказал Майкл, - даже мелькнула мысль, что он намеренно скрылся от людей. Но с вами побеседовать он согласился.

- Значит, вы предупредили его, что я приеду.

- Я счел это необходимым.

- И были правы. Я очень рада, что он примет меня.

Море позади нас скрылось из виду, местность изменилась, стали то и дело появляться вересковые пустоши, безжизненные каменные развалы. Яркое солнце щедро лило потоки света на серые валуны, которым еще вчера приходилось довольствоваться лишь его крохами. Проскакав роскошное вересковое поле, мы подъехали к деревушке Кэрем-Среди-Вереска.

- Вот мы и на месте, - сказал Майкл, - Фенвик живет в коттедже Мурсайд.

Сад вокруг дома был ухожен и красив, будто садовник только что покинул его, закончив работу. Сам домик был небольшой, но очень славный. Стены его были увиты диким виноградом, под водосточными трубами стояли бочки для сбора дождевой воды. От калитки к дверям вела через садик вымощенная булыжником дорожка.

Мы привязали лошадей, Майкл открыл калитку, пропустил меня вперед. На наш стук вышел человек среднего роста, тщательно и аккуратно одетый.

- Мистер Фенвик, - приветствовал его Майкл, - я привел к вам мисс Келлевэй.

- Заходите, - пригласил Фенвик, - понимаю ваше желание поговорить со мной, мисс Келлевэй.

- Для меня это очень важно, и так любезно, что вы согласились на встречу.

Майкл заметил, что неподалеку его ждет дело, и выразил надежду, что за час он, скорее всего, управится, после чего заглянет вновь сюда, чтобы забрать меня.

- Устроит ли это вас? - обратился Майкл и к Фенвику, и ко мне.

Хозяин ответил, что да, вполне, а я поняла, что безупречное воспитание не позволило ему мешать нашему разговору на тему личную и столь деликатную.

Фенвик провел меня в небольшую гостиную. В камине пылали дрова. Всюду была расставлена разнообразная медная посуда, сияющая золотисто-красным блеском. Вообще, все в доме отличалось удивительной чистотой и порядком.

- Пожалуйста, садитесь, мисс Келлевэй, - сказал Фенвик, - сюда, ближе к огню. Утро холодное сегодня.

Я устроилась в кресле, а он - напротив.

- Итак, чем могу служить?

- Думаю, вы можете очень многое мне рассказать. Понимаете, я недавно приехала на остров Келлевэй, о котором ранее никогда даже не слышала.

- Я знаю вашу историю, - кивнул он, - я так долго находился на службе у вашего отца, что был в курсе всех семейных дел.

- И мою мать вы, конечно, помните?

- Да, и первую жену вашего отца тоже.

- И сводную сестру мою знали?

- Разумеется, знал.

- А что за человек был мой отец?

Он замялся.

- Вы ведь хорошо знали его? - подтолкнула я его.

- Я был при нем каждый день, каждый час, в каком-то смысле являлся его доверенным лицом.

- Значит, никто ни в замке, ни на Острове не расскажет о нем лучше вас. Почему, я не понимаю, почему он был равнодушен ко всей семье... к моей сводной сестре, ко мне, к матери?..

- Он отнюдь не был равнодушен ни к вашей матери, ни к вам - дочери... до тех пор, пока она не оставила его.

- Но почему она сделала это?

- Она не прижилась на Острове. Она все рвалась оттуда. Хотела, чтобы он ее увез в другие края, но он никогда не согласился бы на это. Он всегда говорил, что его долг - жить на Острове.

- И его совсем не задел отъезд жены с дочкой?

- Задел. Она пыталась сбежать еще раньше, но он ее не пустил, задержал. Более того, приказал, чтобы ни одна лодка без его позволения не уходила с Острова. Так до сих пор неясно, как же ей потом удалось исчезнуть.

- Скорее всего, кто-то помог ей в этом.

- Это мы так и не выяснили.

- А что моя сводная сестра? Что о ней вы скажете?

- Она была странной девушкой, которая к тому же всем причиняла много беспокойства.

- Да, я слышала. А почему?

- Наверное, такой уж у нее был нрав.

- Отец не заботился о ней? Не замечал? Не пытался как-то устроить ее жизнь? Все-таки она была его дочерью.

Фенвик молчал, будто раздумывая, говорить мне или нет то, что ему известно. Я ненавязчиво перебила его:

- Понимаете, речь как-никак идет о моих родных. В частности, о моем отце. Что-то настораживает меня в истории нашей семьи, я уверена, здесь кроется какая-то причина.

- Ваш отец не был уверен, что Сильва его дочь.

- Не был уверен?

- Многие так считали. Видите ли, его первая жена Эффи была неверна ему. Отношения у них не ладились. Однажды он уезжал по каким-то делам, отсутствовал три или четыре месяца; Сильва родилась через семь месяцев после его возвращения. Ребенок родился совершенно нормальным, однако поначалу никто не обратил на это внимания. А вот позже люди стали подсчитывать недели и месяцы, ползли слухи... Так или иначе, вашему отцу стало известно, что супруга его имела любовника в его отсутствие. Отец ваш прощать не умел. Сам он придерживался очень строгих правил морали и жестко требовал того же от других. Между супругами начались объяснения, ужасные сцены, во время одной из которых Эффи призналась в своей неверности. Правда, то, что Сильва - не его дочь, она не признавала. Но ваш отец так и не был в этом уверен, поэтому всю жизнь каждый взгляд на эту девочку доставлял ему боль, возрождал все подозрения и обиды. Он не выносил ее. Эффи умерла от воспаления легких, когда Сильва была еще маленькой. Эффи не заботилась о своем здоровье. Ее жизнь нельзя назвать счастливой, единственной радостью была для нее дочь.

- Бедная девочка. Но неужели отец не мог понять, что ее вины нет в том, что произошло.

- Он прекрасно это понимал. Но видеть ее все равно не хотел. Не мог. Все повторял: "Уберите с моих глаз этого ребенка".

- И Сильва знала это! - воскликнула я. - Это изуродовало ей жизнь. Какая жестокость!

- Жестокость - неотъемлемая часть ханжества, мисс Келлевэй. Боюсь, это не те слова, которые вы хотели бы услышать о вашем отце.

- Я хочу все знать о нем. Что было дальше? Второй брак с моей матерью. И как же складывалась их жизнь?

- Он много ждал от этой женитьбы. Матушку вашу он встретил в одной из деловых поездок в Лондон; когда они вместе вернулись на Остров, он сильно изменился. Но она нашла этот уголок гнетущим. Чувствовала себя отрезанной от мира, от радостей жизни. Вообще, они были людьми несовместимыми, надежды его разрушились, он тяжело переживал, поняв, что и второй его брак - ошибка. Дело в том, мисс Келлевэй, что вряд ли ваш отец был создан для семейной жизни. Характером он был крут, очень требователен. Ведь у него отношения не только с женщинами не складывались, не ладил он и с Островом. Люди не очень-то любили его. Уж слишком суров, слишком строг. Он знал об этом, даже ценил себя за это, но люди ведь любят теплые, человеческие чувства в отношениях. Если они получают их в достаточном количестве, тогда и простить многое могут, и забыть какую-нибудь обиду, несправедливость. Если по совести, то сейчас жизнь на Острове и вольготнее, и счастливее и - как ни странно - благополучнее, богаче, чем во времена вашего отца.

- Душа и сердце Острова - Яго, - задумчиво сказала я.

- Яго - человек очень честолюбивый и несомненно во много раз более способный управляющий, чем был ваш отец. Отношения их были непростыми, в частности потому, что отец ваш понимал и знал преимущества Яго перед ним. Яго же, который так ярко проявил свои способности хозяина - это подтверждает сама жизнь, - на мой взгляд, всегда чувствовал горечь и досаду из-за своей принадлежности к "нечистой" ветви их рода.

- И тем не менее отец признал все достоинства Яго, раз оставил ему Остров.

Фенвик с сомнением взглянул на меня.

- Вы, должно быть, осведомлены об условиях завещания?

- Вы имеете в виду завещание, которое оставил отец?

- Разумеется. Вы - наследница Острова. Я знаю, сколько вам лет, так как прекрасно помню тот день, когда вы появились на свет. Вам вот-вот будет двадцать один год, именно тогда вы и вступите в права наследства.

- Моего наследства?

- Разумеется. Отец ваш, мисс Келлевэй, обладал обостренным чувством справедливости. Вы - его родная дочь. Уж в этом он был уверен, как не был уверен в вашей сводной сестре. Яго надлежало управлять и распоряжаться его имуществом до той поры, пока вам не исполнится двадцать один год. После этого владение Островом переходит к вам. В случае вашей смерти и если вы не оставите наследника, имущество, по завещанию, наследует ваша сводная сестра. Если в живых не будет ни ее, ни вас, вступает в наследственные права Яго. Собственно, сейчас, пока вы не достигли означенного возраста, все в руках Яго.

Я просто оцепенела. Я, которая всегда считала себя бедной родственницей, оказывается, все это время имела солидное наследство.

- Ваш отец был очень богатым человеком, мисс Келлевэй, - продолжал Фенвик, - конечно, все его состояние вложено в Остров, однако сейчас, учитывая стоимость земли, процветающее хозяйство, особенно поднявшееся за последние годы, думаю, богатство покойного мистера Келлевэя может составлять порядка миллиона фунтов стерлингов.

- Что за чудеса! - воскликнула я. - Вы не шутите? Я ничего не слышала о наследстве.

- Поразительно. Яго, вероятно, не информировал вас? Я слышал, что вы прибыли на Остров, и считал, что именно в связи с делом о наследстве.

- Я ничего не знала. Меня пригласили сюда после трагических событий в моей жизни. Тогда, в Лондоне...

- Да, я слышал, - кивнул он, - читал в газетах. Но тем более это все удивительно.

- И вы уверены, что не ошибаетесь?

- Можно предположить и такое. Хотя я был бы удивлен, если бы выяснилось, что здесь кроется какая-то ошибка. Ваш отец часто обсуждал со мной эти вопросы. Мне он доверял. Мы с ним отлично ужились, ладили всегда. Я понимал его трудности. Он жалел, что не видел вас с трехлетнего возраста, мечтал, что после его смерти вы узнаете об Острове, приедете сюда, надеялся, что полюбите этот чудесный уголок. Он знал, как предан Яго Острову, знал, что после смерти земля его будет находиться в хороших руках, верил, что вы, его дочь, поймете, почему было необходимо на время отдать все в распоряжение Яго. А однажды он сказал мне: "Конечно, она выйдет замуж, но тогда ее супруг сможет вести все дела на Острове, как это Яго сейчас делает. Вообще, пусть все решает сама".

Я сидела онемевшая. Все, все изменилось в одночасье. Я - наследница Далекого Острова, я... миллионерша в двадцать один год. Это произойдет буквально через несколько месяцев.

Наконец я произнесла:

- Я пришла сюда в надежде узнать что-нибудь об отце или о Сильве, своей сводной сестре, а вместо этого получила совсем другие сведения.

- Безмерно удивлен, что вы до сих пор ни о чем не знали.

- Я полагала, что живу здесь в качестве гостьи. Я была уверена, что Яго - полноправный хозяин Острова. Но, может, вы все-таки ошибаетесь?

- Как знать? В таком случае, я дам вам адрес поверенного в делах вашего отца. Обратитесь к нему, чтобы выяснить все подробности.

- Почему же он раньше не связался со мной, если то, что вы говорите, соответствует действительности?

- Возможно, он начал разыскивать вас, только когда в газетах появилось ваше имя. Ведь раньше ничего не было известно о вашем местопребывании.

- Разве? Моя мать вернулась в родительский дом, после ее смерти меня отправили к кузине моей бабки. Не так уж трудно было, наверное, найти меня.

- Розыски родных не такое уж простое дело. Тем более отец ваш скончался всего год назад, а юридическое колесо крутится очень медленно.

- Знаете, я просто в растерянности.

- Еще бы... обнаружить, что вы - богатая наследница. - Фенвик быстро взглянул на меня.

- Возможно, у Яго были какие-то причины не говорить об этом.

Я вспыхнула. Перед глазами возник наш с Яго разговор на Острове Птиц, я вспомнила, что он говорил, как меня целовал... Еще бы он не хотел на мне жениться! Остров вот-вот перейдет в мои руки, а Остров он любил, как мне казалось, любовью такой страстной, какой, наверное, ни к чему и ни к кому не испытывал.

Пока я ощущала только растерянность и досаду. Реальность будто распадалась на мелкие кусочки. Надо ли было вообще приходить к Фенвику? Слишком уж много для себя я у него узнала.

- Ваш отец обошелся со мной благородно, - тем временем говорил хозяин, - он оставил мне средств столько, чтобы я мог безбедно жить всю оставшуюся жизнь. Во владение своей долей наследства я еще не вступил, оформление дел движется очень медленно. Но у меня были и свои сбережения, сначала я купил дом с огородом, но оказалось, мне уже это не по силам, да и не по нраву. Продал его довольно выгодно и приобрел вот это местечко...

Фенвик встал, подошел к секретеру в углу комнаты, написал что-то на листке бумаги, который потом отдал мне. Там значилось название юридической конторы "Мерри, Фейр и Данн", ниже следовал адрес.

- Ваш отец обращался к этим поверенным, - сказал он, - почему бы и вам не заглянуть к ним? Они будут очень довольны, если действительно разыскивали вас, в чем я, собственно, не сомневаюсь. Я только еще раз могу повторить, что ваш отец неоднократно подробно обсуждал со мной свои намерения по завещанию; я помню, как представитель юридической конторы "Мерри, Фейр и Данн" приезжал в замок. Это было примерно за год до смерти вашего батюшки.

- И все же странно, что, внеся мое имя в завещание, да еще оставляя мне практически все, он так и не стал искать меня.

- Он говорил, что хочет избежать осложнений, в то время он был уже тяжело болен.

- А когда исчезла Сильва?

- Всего за несколько месяцев до его кончины.

- Как он отнесся к ее исчезновению?

- Он никак не выразил своих эмоций.

- До чего несправедлив к ней он был!

- Поймите - она всегда напоминала ему о неверной жене. Возможно, будь она другим ребенком - славным, веселым, словом, нормальным, может, неприязнь его была бы не такой явной; часто он ворчал, почему вообще должен тратить на нее время, а однажды признался, что только боязнь огласки и скандала заставляет держать ее в замке.

- А сама Сильва знала, что отец сомневается, родная ли она его дочь?

- Не думаю. Лишь несколько человек были осведомлены об этом. Я знал, например, потому что он всегда доверял мне. Он был слишком горд, чтобы делиться своими сомнениями с посторонними.

- Как я жалею, что не имела возможности находиться с ней рядом...

- Она была неуправляема до неистовости. Однажды пригрозила, что бросится вниз с башни. Гувернантка сказала ей тогда: "Что ж, давай, бросайся". После этих слов Сильва успокоилась, а угрозы ее больше никто всерьез не воспринимал. Думаю, ее ночной выход в штормовое море тоже был своего рода жестом; чтобы привлечь к себе внимание, растревожив людей. Но с морем шутки плохи.

- Но ведь тело так и не обнаружили, хотя лодку вынесло на берег.

- Скорее всего, она утонула.

- Тогда странно, почему тело море не выбросило.

- Не всегда это происходит. Сотни погибших людей море так и не отдало.

- До чего печальная, трагическая история. Вот, значит, как дети расплачиваются за грехи родителей. Я очень признательна вам, мистер Фенвик. Вы рассказали мне много больше, чем я надеялась услышать.

- Все это, я полагал, вам известно. Однако, возвращаясь к завещанию, считаю, что вам стоит посетить юридическую контору, чей адрес я указал. Я не мог свидетельствовать при оформлении документов, так как мое имя фигурирует в завещании. Но уверен, что ваш отец делился со мной касательно наследницы, находясь в совершенно здравом рассудке.

Я сказала, что к поверенным отправлюсь незамедлительно, прямо сейчас. Когда появился Майкл, я показала ему адрес, и мы поехали.

Небольшой городок на побережье, где располагалась юридическая контора, находился всего в нескольких милях от места нашего пребывания, а Майкл, конечно же, знал туда короткую дорогу. В конторе у Мерри, Фейра и Данна я ознакомилась с завещанием, в котором значилось, что я наследую основную часть состояния покойного мистера Келлевэя по достижении двадцати одного года, а до этого срока имущество передается в управление доверенному лицу, которым назначен Яго Келлевэй. Кроме того, в завещании содержался настоятельный совет отца и в дальнейшем доверять Яго Келлевэю управление недвижимостью на Острове, а также всем хозяйством.

Было в завещании и еще кое-что: действительно, в случае смерти основного наследника все права по ведению Островом передаются Сильве Келлевэй. После ее смерти соответственно следующим после нее наследником объявляется Яго Келлевэй.

Именно эти сведения вызвали у меня наибольшую тревогу, но я ни в коем случае не желала признаваться, что понимаю их глубинный смысл.

***

Теперь я хотела встретиться и откровенно поговорить с Яго. Что он скажет, когда я расскажу ему о своих изысканиях, как объяснит, почему до сих пор держал меня в неведении?

Досада и недоумение не покидали меня. Больше всего меня волновало не то, буду ли я богата, нет ли, а то, что Яго скрывал все обстоятельства завещания, да и сам факт его существования, а также то, что лично у Яго Келлевэя была возможность (в случае смерти Сильвы, в случае смерти или отсутствия основной наследницы, то есть меня) стать полновластным и законным хозяином Далекого Острова.

Ужасно огорчилась я, не застав его в замке. Дженифрай сказала, что скорее всего он будет только к обеду.

Я поднялась к себе. Умылась, переоделась. Все равно еще слишком рано. Я села, нервно принялась листать старый мамин альбом, и конечно, опять наткнулась на портреты Яго.

Все время вспоминала я те мгновения, когда вода сквозь открывшуюся щель стала заполнять дно лодки. Это он отдал "Эллен" мне в пользование. "У тебя должна быть своя лодка", - сказал тогда Яго, показывая мне небольшую славную лодочку с именем "Эллен" на борту. Как я обрадовалась - не столько из-за лодки, сколько из-за того, что именно Яго сделал мне такой подарок. И что же мне сейчас думать об этом? Будто наяву услышала я сухой голос мистера Данна, поверенного: "Если вы скончаетесь, не оставив наследника, все состояние и недвижимость переходит к мистеру Яго Келлевэю".

Показалось, будто смутные тени замелькали в комнате. Воздух наполнялся тревожным запахом. Может, действительно, угроза была где-то рядом.

Наконец-то подошло время обеда. Сердце мое колотилось. Яго был уже в замке.

- Как прошел день, Эллен? Неплохо? - встречая меня в столовой, спросил он.

- Спасибо, очень даже интересно.

Гвеннол пристально наблюдала за мной, взгляд ее был колючим и холодным. Она подозревала, что я снова встречалась с Майклом Хайдроком.

- Я была на побережье, - сказала я.

- Как, опять убегаешь с нашего Острова?

"Нашего Острова!" Яго, ты имеешь в виду моего Острова, хотелось крикнуть мне. Во всяком случае через несколько месяцев так будет... должно быть!

Мне не терпелось остаться с ним наедине и поговорить. Какой нескончаемо долгой казалась трапеза, как трудно было поддерживать общий разговор, когда в голове была только одна мысль - завещание, Яго, Остров.

Как только завершился обед, я сразу же сказала Яго, что хочу непременно поговорить с ним.

Взгляд его изменился - он обдумывал что-то? Прикидывал? Надеялся, что я собираюсь сообщить о согласии на его предложение? Естественно, он как человек, не знавший поражений, был уверен, что я быстро дам ему положительный ответ.

Мы поднялись к нему в кабинет. Глядя ему прямо в глаза, я ровным голосом сказала:

- Сегодня я сделала удивительное открытие. Выяснилось, что я - богатая наследница.

Он не выказал ни следа волнения.

- Рано или поздно ты узнала бы об этом.

- Почему меня раньше не поставили в известность?

- Потому что тебе предстояло это узнать... в свое время.

- Но я имела право знать о таких вещах.

- Лучше, если бы ты пребывала в неведении до поры до времени.

- И чье же это, интересно, мнение?

- Мое, конечно.

- Значит, меня обманывали.

- Эллен, дорогая, что за ужасные слова. Никто не посмеет обмануть тебя, пока ты под моей защитой.

- Ты говорил, что отец назначил тебя моим опекуном, пока мне не исполнится двадцать один год.

- Это действительно так.

- Но не сказал, что произойдет сразу после моего дня рождения.

- Это был бы отличный сюрприз для тебя.

- Мне не нравится все это, Яго.

- Тебе не нравится то, что ты унаследуешь Остров?

- Мне не нравится, когда морочат голову. Изволь рассказать мне все сейчас.

- Разве ты еще не выяснила все до мелочей? Кто же инфоромировал тебя?

- Я виделась с мистером Фенвиком, секретарем отца, он сообщил мне адрес юридической конторы "Мерри, Фэйр и Данн". Мистер Данн ознакомил меня с завещанием.

- Значит, тебе все уже известно. А как ты вышла на Фенвика?

- Его для меня разыскал Майкл Хайдрок.

- О-о? Хайдрок заинтересовался твоим наследством?

- Что ты имеешь в виду?

- То, что ему пришлось изрядно потрудиться, выполняя твою просьбу найти Фенвика.

- Со стороны Майкла это не более чем любезность. Зачем предполагать, что он охотится за наследством? Хайдрок достаточно богат, насколько я могу судить. И то, что унаследую я, его не интересует.

- Как знать... Иной раз тот, кто кажется состоятельным и процветающим, на деле оказывается по уши увязшим в долгах. С людьми богатыми такое сплошь и рядом случается.

Я подумала: Яго специально уводит разговор в сторону. При этом пытается нападать, вместо того чтобы защищаться и оправдываться.

- Ты все знал, еще когда приезжал первый раз в Лондон.

- Эллен, давай попробуем обойтись без бурных сцен и переживаний. Не так уж давно скончался твой отец. Все юридические формальности, связанные с его состоянием и недвижимостью, до сих пор не преодолены. Я назначен твоим опекуном. Именно поэтому я все взял в свои руки. Именно поэтому отправился в Лондон; хотел посмотреть на тебя, на человека, за которого ты собиралась замуж. Его трагическая смерть позволила мне пригласить тебя сюда Я хотел, чтобы ты увидела Остров Келлевэев, узнала его, полюбила еще до того, как он официально стал бы твоим.

- Но почему?

- Потому, моя дорогая Эллен, что выясни ты, что в наследство тебе достался какой-то островок в отдаленной провинции, который, если продать, обернется кучей денег, - что, что бы ты сделала?

- Я бы приехала на этот островок, конечно.

- Ты бы, скорее всего, продала его, не раздумывая. И какой-нибудь неизвестный субъект получил бы в руки Далекий Остров Келлевэев. Вот с этим я ни в коем случае не мог смириться. Я хотел, чтобы ты приехала, своими глазами увидела это чудо, чтобы ты полюбила Остров, еще даже не подозревая о завещании твоего отца.

- А еще ты хотел, чтобы я вышла за тебя замуж, даже не подозревая о завещании отца...

- Брак наш ко всему этому не имеет никакого отношения, кроме того, что, поженившись, мы смогли бы вместе превратить этот уголок в настоящий рай.

Глубокие темные глаза Яго под тяжелыми веками таили очень многое. Мне было неуютно, даже страшно, я больше не могла доверять ему, но при этом с каждой минутой все глубже пронзала меня мысль, какой же скучной и бессмысленной была бы моя жизнь без этого человека.

- Ох, Яго, - вдруг вырвался у меня вздох; он в одно мгновение оказался рядом, привлек к себе, сжал мои руки до боли, губами коснулся волос.

- Пусть ничего тебя не тревожит, Эллен, - тихо сказал он, - я не оставлю тебя, не надо бояться, я рядом.

Вновь всколыхнулась во мне досада, я отпрянула от него.

- Все это какая-то бессмыслица! - сердито воскликнула я. - Зачем надо было напускать на себя такую таинственность? Почему в Лондоне ты не сказал, кто ты, почему в особняке на площади вел себя так странно - почему?

- Я хотел увидеть тебя, Эллен... хотел немного узнать тебя... не представляясь сам.

- Нет, здесь явно другая причина, - настаивала я.

- Мне нужно было выяснить, в какую семью предстояло войти тебе после замужества. А если бы я назвался, ты бы обязательно всем меня представила, чего я тогда допустить не мог, ибо занимался наведением справок об этом семействе.

- О Каррингтонах? Да их имя известно далеко за пределами страны.

- Совершенно верно. Тогда почему же это знаменитое семейство пришло в такой восторг, узнав, что их сын женится на бесприданнице?

- У них денег больше чем достаточно, такой пустяк просто не волновал их.

- Вот что я скажу тебе, Эллен. Для Каррингтонов самое важное - деньги. Я уверен, что они были осведомлены об ожидающем тебя наследстве, так что женитьба на тебе их сына была делом выгодным. Они явно рассчитывали на твое состояние. Остров был бы продан, а выручка тихо-мирно заняла бы свое место в финансовой империи Каррингтонов.

- Что за безумные мысли.

- Нет. Таков мир денег. Дела иногда обстоят в нем совсем не так, моя дорогая, как на первый взгляд кажется. Да, я люблю этот Остров. Да, это правда, что я не хочу, чтобы он попал в чужие руки. Да, я испытал незнакомые мне прежде чувства, когда встретил тебя. Да, я полюбил тебя - сразу же.

- Твои чувства, видимо, были бы не столь глубоки, если бы я "случайно" не оказалась наследницей Острова.

- Возможно. Но сейчас мне уже все равно. Я добьюсь тебя и сохраню Остров.

Здравый смысл предостерегал меня от доверия к его словам, но что мог противопоставить здравый смысл магнетическому притяжению, исходившему от этого человека?

- Теперь, моя дорогая Эллен, - продолжал Яго, - ты будешь другими глазами смотреть на Остров. Я познакомлю тебя с нашей библиотекой, архивом, историческими документами, многие из которых хранятся не одну сотню лет. Ты будешь поражена древностью рода Келлевэев. Мы будем вместе работать. У нас будут с тобой дети, которым мы привьем любовь к нашему Острову.

- Ты торопишься, Яго. Я еще не давала согласия стать твоей женой.

- А ты, Эллен, упрямишься и капризничаешь, потому что знаешь так же хорошо, как и я, что обязательно станешь ею.

- Похоже, тебе иногда кажется, что ты не человек, а сам Господь Бог.

- Неплохо, что ты обо мне такого высокого мнения. А где ожерелье Келлевэев?

- Лежит у меня в шкатулке.

- Почему ты не носишь его?

- В нем слабый замок. Надо его починить.

- Я бы хотел видеть ожерелье на тебе, Эллен.

- Хорошо, - согласилась я и подумала, что не в силах ни возражать, ни сопротивляться. Я так слаба против Яго, я, которая всегда была так отважна, так уверена в себе! Я пришла к нему требовать объяснений, получила их, но только потом, в одиночестве обдумывая его слова, я поняла, что вряд ли правдоподобна была его версия событий. А сам же Яго наш разговор повернул как бы в свою пользу.

Что со мной? Я хотела поверить ему. Я хотела быть с ним.

В конце концов я сослалась на усталость, сказала, что день у меня получился очень длинный, что мне хочется спать. Яго вновь привлек меня к себе и долго не отпускал. Потом заговорил:

- Спокойной ночи тебе, милая Эллен. Ты не должна бояться собственных чувств. Не бойся любить! Ты не пожалеешь об этом, обещаю тебе.

- Спокойной ночи, Яго, - решительно сказала я, наконец высвободившись из его рук.

Я поднялась в свою комнату. И тут же темные мысли заполнили сознание. За окнами свистел ветер; я выглянула. Едва заметное в черноте ночи море угадывалось только по гребешкам тускло-белой пены. Погода менялась.

"Могу ли верить ему?" - вновь и вновь задавала я себе вопрос. Могло ли быть, чтобы Каррингтоны действительно знали о наследстве, полагающемся мне? Но только не Филипп! Этому я никогда не поверю. Да, они приняли меня почти с восторгом, это так. Уверена, что у Филиппа не было никаких задних мыслей, но ведь умные родственники могли использовать его в своих интересах...

Как неизбежность восприняла я вновь явившийся мне той ночью сон. Мой сон. Комната - уже знакомая мне до подробностей, которые я разглядела в старом альбоме. Красная комната. Я слышала шепот и шорохи, я не могла оторвать глаз от двери. Она медленно открылась. И я сознавала, что за ней моя гибель.

***

Весь следующий день я избегала Яго. Я твердо решила в одиночку разобраться со своими мыслями. Здравая, холодная сторона натуры должна сейчас управлять мною; ситуацию надо обдумать как бы со стороны.

И вот что получалось.

Яго приехал в Лондон инкогнито; потом он заходил в особняк на площади Финлей; потом умер Филипп, я получила приглашение на Остров. Все это еще куда ни шло. Но почему он не сказал, что я являюсь наследницей Острова? Возможно, боялся, что я его продам. Хотел, чтобы я Остров полюбила. В Лондоне ничего о себе не сказал, так как не хотел посвящать в это дело Каррингтонов. Но как сочетать такой холодный расчет с огнем в его глазах, когда он говорит о своей любви? Он делал мне предложение любя по-настоящему меня или... Остров?

Тут верх брала другая, эмоциональная сторона моей натуры; приходится признать, что это соответствует действительности - я люблю Яго.

Он человек неординарный. Он не выносит обыденности. Он хотел увидеть меня, посмотреть на меня; он пришел на площадь Финлей, потому что его интересовал дом, в котором я буду жить, но, главное, там он хотел поговорить со мной. Неожиданное появление Ролло не позволило сделать это. После гибели Филиппа было естественным шагом пригласить меня в родовое гнездо. И вполне естественным было его предположение, что я, девушка, всю жизнь прожившая в Лондоне, захочу продать какой-то безвестный остров, свалившийся на меня в качестве наследства.

"Да! Да!", - твердила мне Эллен-любящая. Все так и было.

Я вышла из замка, отправилась побродить по окрестностям и в конце концов забралась на вершину одного из холмов, откуда открывалась удивительная панорама острова. Какая же красота - пестрая осенняя скатерть, на которой ярко-зеленые пятна хвои перемежались с золотистыми и красными гроздьями деревьев; очаровательные сельские домики с их оранжевыми крышами и царствующий над всем этим замок, как средневековый каменный рыцарь, хранящий их покой.

И этот сказочный уголок земли принадлежит мне.

По склону горы ко мне приближался какой-то мужчина. Чем-то он мне показался знаком. Нет, не может быть! Уж не грезы ли это? Но как же похож на...

- Ролло! - воскликнула я.

- Да, - сказал он, - вы, наверное, удивлены, Эллен.

- Как вы здесь оказались?

- Приплыл с материка на лодке. Остановился в местной гостинице на пару дней. У меня дела в Труро, и я решил, что стоит заглянуть к вам по дороге. Эсмеральда мне подробно рассказала, как вас найти.

- Ясно.

- Я хочу принести вам свои извинения, Эллен, - сказал Ролло, - боюсь, что оскорбил вас во время нашей последней встречи.

- Тогда мы все не владели собой.

- Все произошло так внезапно... такой неожиданный, страшный конец. И я так мучался угрызениями совести! Должен был сразу понять, что вам страданий выпало больше, чем всем нам.

- Не выяснились ли с тех пор какие-нибудь обстоятельства?

- Нет, ничего. Теперь я смотрю на все, что было, спокойно. Только в самоубийство не могу поверить.

- Я тоже никогда не поверю в это. Думаю, что пистолет мог выстрелить случайно, когда Филипп чистил его.

- Ничто, однако, не говорит за то, что он чистил его.

- Может, это ошибочные сведения. Боюсь, что мы так и не узнаем правды.

- Эллен, я специально приехал к вам, чтобы просить о прощении.

- Понимаю вас. Для вас это тоже был страшный удар. Пожалуйста, забудьте наш с вами последний разговор. Это не правда. Никаких ссор у нас с Филиппом не было никогда.

- Время идет, теперь я уверен в этом.

- Тогда забудем о ваших словах. Я рада, что вы больше не считаете меня виновной в его гибели. Как поживает леди Эмили?

- В общем, неплохо. О вас часто вспоминает. С родственниками вашими мы теперь видимся реже. Эсмеральда вот-вот обручится с Фредериком Беллингзом. Она показалась мне счастливой и радостной, когда мы встречались последний раз. Я узнал, что недавно с вами был несчастный случай - хозяйка здешней гостиницы рассказала мне об этом.

- Ого, обо мне уже говорят. Да, я перевернулась на лодке.

- Как же это случилось?

- А как такие вещи случаются? Вдруг заметила, что лодка протекает. Мальчик из замка, к счастью, заметил меня с берега, спас, а Яго Келлевэй перенес потом в замок.

- Вы выяснили, что за неполадки были с лодкой?

- Очевидно, трещина... щель.

- Но откуда?

- Вот это пока тайна, которая, кстати, едва не стоила мне жизни. Плаваю я из рук вон плохо, а вдобавок еще запуталась ногами в своих одеждах. Не думаю, что у меня вообще были шансы самостоятельно выбраться на берег.

- Какой кошмар! Но рад видеть, что на вас это подействовало не так уж сильно. А что с лодкой? Ее вытащили?

- Лодку море так и не выбросило.

- Полагаю, теперь уже и не вынесет.

- Да, я тоже сомневаюсь.

- Что же, я должен поздравить вас со счастливым избавлением. Дорогая Эллен, и как вы умудряетесь постоянно попадать в неприятные ситуации. Помню, что и со скал вы вроде падали - где-то вскоре после смерти Филиппа. Боюсь, вы не всегда осторожны так, как следует. Тогда это было на Дэд Мэнз Лип, да? Опасное место. Один неосторожный шаг - и...

- Да, жуткое происшествие. Похоже, вы правы; можно подумать, что несчастные случаи преследуют меня.

Он улыбнулся, пожал дружелюбно мне руку.

- Осторожность - превыше всего, Эллен. Осматривайте лодку, прежде чем сесть в нее, и ради всего святого, избегайте скалистых троп и обрывов. А теперь скажите, как вам здесь? Нравится? Собираетесь остаться надолго?

- Похоже, здесь мой родной дом, которого у меня, в сущности, никогда не было. Дом кузины Агаты явно не в счет. Этот уголок притягивает меня, очаровывает меня, очаровывает все больше и больше.

- Это богатый островок, наверное. Земледелие процветает. Доходное, славное, тихое место. А вид с главной вершины Острова - просто чудо. Я уже забирался туда. Кстати, именно это и предлагаю сейчас сделать нам вместе, если у вас есть свободных полчасика.

- С удовольствием.

- Вообще, я уже собирался уезжать. Вчера мне не удалось вас найти. Мне просто необходимо было принести вам извинения.

- Очень мило, что вы смогли заглянуть сюда. Вы ведь безумно занятой человек.

- Да, как всегда, - в делах, - ответил Ролло.

Я смотрела на него и думала: какой абсурд предполагать, что Каррингтоны знали о моем наследстве.

- Я сразу решил, что по пути в Труро навещу вас. Вот наконец выдался случай, я рад этому, - продолжал Ролло.

- И я очень рада. Если вы увидите в Лондоне Эсмеральду, передайте ей, что я часто ее вспоминаю, а главное, что с нетерпением жду ее помолвки.

- Обязательно передам.

Мы забирались все выше, теперь море было далеко-далеко внизу.

- Здесь, пожалуйста, будьте осторожны, - предупредил Ролло. - Один неверный шаг - и сорветесь.

- Я достаточно твердо стою на этой земле, - пошутила я.

- По-моему, не всегда.

- Ну, тогда перила подвели. А ноги мои были ни при чем. Но сейчас я осторожна, как дикий зверь. Глядите, вон там, внизу, старуха Тэсси. Собирает рачков да ракушки. Будет потом варить свое зелье.

- Та грязная старуха?

- Хорошо, что она не слышит вас. А то наслала бы на вас порчу в отместку. О, она нас увидела! - Я помахала Тэсси рукой.

- Э-эй, мисс Келлевэй! Доброго тебе денечка! - прокричала она. - Как поживаешь?

- Отлично, Тэсси, надеюсь, и ты тоже! - в ответ закричала я. Старуха покивала и отправилась своей дорогой.

- Что бы она там ни собирала, все побросает в чан, и выйдет из этого приворотный напиток для влюбленных девчонок или микстура от бородавок.

- Да, у вас на Острове жизнь колоритная, я вижу, - улыбнулся Ролло.

Мы спустились на ровную площадку на склоне холма, где недавно встретились. Ролло взял меня за руку и сказал:

- Ну, что - мир? Простили меня? Могу я с чистой совестью жить дальше?

- Спасибо, что навестили, - кивнув, ответила я. - Может, зайдете к нам в замок?

- Нет. Скоро надо отплывать, - отказался он. - Главное, я вас повидал. Если удастся, может, заверну сюда на обратном пути.

- Это было бы прекрасно.

На этом мы расстались. Ролло отправился в гостиницу, а я - в замок. Я все думала над словами Яго о Каррингтонах, об их страсти к деньгам. Да ерунда это все!

Какой странный, однако, день я прожила. После встречи с Ролло я будто снова вернулась в те дни, когда мы с Филиппом ждали нашей свадьбы.

***

Два дня спустя ко мне в страшном возбуждении подбежал Слэк.

- Мисс Эллен, - выпалил он, - она вернулась. "Эллен" здесь.

- Где, где она, Слэк?

- Там, в бухте. Я перетащил ее туда и спрятал.

- А зачем было ее прятать? - удивилась я. Глаза мальчика тревожно блестели.

- Я, конечно, не знаю точно, мисс Эллен, но, похоже, все тот же Голос мне подсказал.

- Кто-нибудь знает, что ты нашел лодку?

- Нет-нет, - потряс он головой, - я ее давно высматривал, а тут заметил, в море она болталась, тогда я к ней на своей пошел, прицепил - и вот спрятал. В этой бухточке кроме меня редко кто бывает. "Эллен" сейчас там. Пошли, посмотрим. Я тебе кое-что покажу, и очень мне это не нравится.

Он повел меня вдоль берега. Эта бухта действительно была мне незнакома. Во время прилива она как бы исчезала. Но сейчас там качалась на мелководье моя "Эллен". Хотя...

- Это не "Эллен", - быстро сказала я.

- Она, она.

- А где название? На борту ничего не написано.

- Я замазал название, - смущенно сказал Слэк.

- Зачем?

Мальчик почесал в затылке, немного растерянно пожал плечами.

- Сам не знаю. Решил, так будет лучше.

- К чему все эти секреты, Слэк?

- Ты, мисс Эллен, вот сюда глянь.

Он указал на днище. Там зияла просверленная дырочка.

- Откуда же она взялась? - спросила я.

И Слэк быстро сказал то, что я в глубине души понимала сама.

- Взяться она могла только от того, что кто-то ее просверлил. Ты говорила - сахар. Так дырочку залепили чуть влажным сахарным песком, который потом застыл. А вот в воде... в воде он потихоньку растаял. Вот так-то. Это же ясно как Божий день.

Меня явно хотят убить, мелькнула мысль. Изо всех сил пыталась сдержать я ломившиеся в душу подозрения и страхи. Кто-то просверлил отверстие в лодке - моей лодке, которой только я пользовалась. Кто-то знал, что я не умею плавать, кто-то ставил на то, что, отправившись однажды на прогулку на своей лодке, я уже больше не вернусь обратно.

Оцепенело смотрела я на маленькую дырочку в днище... и не сразу заметила, что Слэк тихо гладит меня по руке.

- Мисс Эллен, - сказал он, - если попадешь в беду, придешь ко мне? Может, Голос тот мне подскажет, как тебя выручить, чем помочь. Мисс Сильва часто ходила ко мне со своими печалями. А ты, мисс Эллен, придешь?

- Слэк, спасибо тебе, - сказал я, - я так рада, что мы с тобой дружим.

В ПОДЗЕМЕЛЬЯХ

Страх переполнял душу. Теперь я твердо знала - моя жизнь в опасности. Всем предшествовавшим событиям находилось одно объяснение, и оно казалось наиболее вероятным. И несмотря на это, я отвергала его; я призывала себе на помощь все мыслимые причины, которые подтвердили бы неприемлемость такого объяснения; голос разума я слушать отказывалась. А разум очень много доводов приводил: если некто активно пытается убрать с дороги кого-то, это может означать только то, что этот некто будет иметь для себя определенную выгоду. Что стоит за словом "выгода"? Может быть, этот красивый благодатный уголок? Он принадлежит мне, этот островок, но кто-то хочет отнять его у меня. С этим я не согласна. Все кричало во мне; посмотри, посмотри в лицо фактам. Не было бы тебя на пути, все было бы в его руках.

Но он же любит меня. Он сделал мне предложение.

И ты сама хочешь этого. Да, хочешь. Причем так сильно, что намеренно закрываешь глаза на страшную правду.

Если он женится на тебе, он завладеет Островом в равных долях с тобой. А если ты умрешь, Остров целиком перейдет в его руки!

Да нет, не может быть. Просто лодка... И тут я снова увидела лицо Слэка, его тревожные, огорченные глаза. Слэк знает больше, чем говорит, и он хочет предупредить меня.

Сильва тоже не выходила из головы. Неужели история ее жизни и смерти возможной смерти - связана как-то со мной? Что же с ней произошло? Отчего такой конец? Если бы она только могла подсказать мне хоть что-нибудь!

Я спустилась вниз, в комнату, где когда-то любила сидеть и рисовать моя мать и где недавно я нашла ее старый альбом для эскизов. Я села на широкую деревянную скамью. Надо успокоиться. Надо подумать о маме, почему она сбежала с Острова? Надо подумать и о Сильве.

Как же несчастна она была, если в ту ночь села в лодку! Неужели это был просто жест - как когда-то она грозилась броситься с башни? Может, несостоявшаяся любовь? Очень многое рассказали мне наброски в мамином блокноте... Первый раз в жизни Сильва понадеялась, что она любима... или ей показалось это.

А может, кто-то притворяется, что любит ее... например, потому что она старшая дочь богатого человека... та, которой после его смерти отойдет Остров? И потом этот "кто-то" узнал, что отец сомневается, его ли дочь Сильва и что Остров может быть завещан другому лицу... то есть мне?

Теперь перед глазами возникло лицо Яго - напряженное, полное страсти, его взгляд, скрытый под тяжелыми веками. Этот человек завораживал и притягивал. Я хотела быть с ним, хотела знать о нем все - чего бы мне это ни стоило. Во мне всегда был дух авантюризма, ровные гладкие пути я обходила. И вот сейчас, когда так манил меня за собой Яго, мне предстояло разобраться, насколько оправданы мои подозрения; мне предстояло дать ответ на жизненно важный вопрос: добивается Яго меня или Острова? Ответить, конечно, можно было бы, что добивается он и того, и другого, кстати, он и сам не отрицал этого. Но суть была в другом: хотел ли он быть единоличным властелином далекого Острова? И что вообще я знала о Яго?

Мне даже захотелось, чтобы Слэк не находил моей лодки. Как спокойна была бы я сейчас, если бы никогда не увидела своими глазами просверленную дырочку. Разве приятно сознавать, что я, влюбленная, радующаяся наконец-то жизни, встала у кого-то на пути?

Намеренно и решительно я отодвинула в сторону все темные мысли о Яго и лодке. Я заставила себя думать о Майкле Хайдроке, который был так любезен со мной, которому так приятно было в моем обществе. Может быть, именно Майкл был тем человеком, которому отдала Сильва свою любовь? А Дженифрай, а Гвеннол? Они ведь ясно дали понять, что наши с Майклом дружеские отношения не нравятся им. Гвеннол - натура страстная. И любит, и ненавидит глубоко и сильно. В их крови - примесь дьявольской, эта ветвь Келлевэев, по преданиям, породнилась когда-то с самим Сатаной. И если Яго мечтал об Острове, то Гвеннол мечтала о Майкле Хайдроке.

Все это непонятно, сложно. Ясно мне было только одно - опасность рядом. Поговорить бы с матерью! Приехать бы на Остров чуть раньше - и я застала бы здесь Сильву.

Я представила, как мама входит в эту комнату, подходит к шкафу, берет альбом, карандаши. Вот она набрасывает виды замка, уголки сада, вот на бумаге появляются очертания лица. Это портрет. А комната? Где мама видела ее? Еще одна тайна...

Раздумья мои были прерваны каким-то шорохом, от которого сразу екнуло сердце, настолько я была взвинчена. Обернувшись на звук, я увидела, как медленно начала открываться дверь. Я уже приготовилась к самому страшному, ведь твердо убедила себя, что кто-то готовится убить меня... Но за дверью оказался всего лишь Слэк.

- О, ты здесь, мисс Эллен, - прошептал он, - я так и подумал. Сюда раньше часто приходил один человек. Это неплохое местечко, когда у тебя неприятности или беды.

- Что за странные вещи ты говоришь, Слэк.

- Да нет, ничего такого, просто быть в этой хорошей комнате - хорошо.

- А что в ней такого особенного?

- Мисс Сильва часто сюда приходила. Приходила и садилась вот на этой скамейке, точь-в-точь как ты сейчас. Я глаза закрываю и прямо вижу ее на твоем месте.

- Моя мать тоже любила эту комнату. Наверное, здесь тихое прибежище.

- Что это такое, мисс Эллен?

- Прибежище - спокойное место, куда ты приходишь просто подумать о чем-то, когда не знаешь, как поступать в жизни, что делать.

- Ага, - согласился он, - точно. - Потом запнулся, нахмурил едва заметные брови. Похоже было, он хочет сказать что-то важное, но не может найти нужных слов.

- Да, Слэк? - полувопросом поторопила я его.

- Ты ведь по сторонам смотришь - следишь, да?

- Мы уже договорились об этом, Слэк. Но мне было бы легче, если бы я знала, за чем или за кем именно мне смотреть.

- Если станет тебе страшно, мисс Эллен, приходи сюда. А я не брошу тебя.

- Сюда? В эту комнату?

- Беги ко мне сначала, а затем сюда, да, вот в эту комнату. Я буду знать, где ты. Так будет легче.

Я внимательно посмотрела в глаза мальчика и подумала: а не правы ли люди, утверждая, что он немного не в себе?

- Но почему, Слэк?

- Будет лучше, - повторил он. - И мисс Сильве я это говорил.

- Значит, она приходила сюда.

- Да, мисс Эллен, она верила мне. И ты верь.

Он приложил палец к губам и почти неслышно вновь повторил:

- Сюда приходи. В эту комнату. Так будет лучше всего.

- Но почему? - не понимала я.

- Придет еще твое время.

Бедный парень. Наверное, он действительно не в себе.

- Не пора ли кормить голубей? - громко и почти весело спросила я.

- Еще пять минут есть.

- Ну зачем заставлять их ждать, - собираясь уходить, сказала я.

Слэк улыбнулся и повторил:

- Придет еще твое время.

***

Море хмурилось. Юго-западный ветер налетел неожиданно, и почти сразу расходились волны. Какую-то лодочку, болтавшуюся у причала, они грозили полностью захлестнуть. Я покинула бухту, по берегу которой бродила, поднялась на скалы. Дальше начинались заросли утесника, папоротника, мелкого кустарника. Среди зелени я нашла сухую кочку и присела на ней отдохнуть. Здесь на берегу думалось явно лучше, чем в замке.

На мне был плащ зеленоватого цвета, плотный, теплый, он так хорошо защищал от пронизывающего ветра. На солнцепеке, правда, я всегда снимала его. Сидя среди камней и зелени, я погрузилась в созерцание морской стихии.

К берегу маленькой бухты тем временем подплыла лодочка, в пену прибоя спрыгнул человек. Мне показались чем-то знакомыми его черты. Я стала вглядываться - определенно я уже встречала его.

Буквально через несколько минут раздался поблизости чей-то голос - и на песчаную полосу дикого пляжа вышел Яго. Он крикнул человеку, приплывшему в лодке:

- Как ты смел являться сюда? Что тебе нужно?

Ответа я не услышала. Голос собеседника Яго явно уступал по силе. Из своего зеленого укрытия я Заметила, что Яго очень сердит, почти взбешен. Где же все-таки я могла видеть его собеседника?

Когда стих на мгновение ветер, я разобрала слова.

- Мне надо с вами поговорить.

- Я не хочу тебя видеть, - сурово отвечал ему Яго, - ты прекрасно знаешь, что не имел права являться сюда.

Человек жестикулировал, что-то говорил, но порывы ветра вновь заглушили его слова. Потом вновь раздался голос Яго.

- Меня ждут дела. Я опаздываю. Как ты смел... явиться сюда. Ладно, а что...

И снова ветер. Они говорили серьезно, напряженно. Ничего не слышала я из-за этого ветра!

- Хорошо, - услышала я снова голос Яго, - сегодня вечером придешь. И чтобы никто тебя не видел. И не вздумай бродить по замку. Хотя постой... пожалуй, приходи в подземелья. Там никто нас не увидит. Ровно в девять будь у западной двери. Я спущусь к тебе. Но имей в виду - ты больше ничего не получишь! Ты просто зря теряешь время. Куда ты сейчас?

Человек что-то ответил.

- Вот и иди в свою гостиницу. И до темноты не высовывайся. А если что пожалеешь, предупреждаю.

Яго повернулся и зашагал прочь.

Человек долго смотрел ему вслед. Потом огляделся по сторонам - скалы, кустарники. Я затаилась в своем зеленом убежище, меня-то он точно не заметил, но я... я увидела его лицо. И содрогнулась, узнав этого человека. Это был Хоули, камердинер из дома Каррингтонов, тот самый, что насторожил меня еще во время прогулки в Гайд-парке.

Я сидела лицом к морю, но не видела его. Что это означало? Какая связь могла быть между Яго и Хоули, - уверена, это был именно он, - человеком, который служил у Каррингтонов? Я даже вспомнила о горничной Бесси, которая влюбилась в него, и подумала о том, чем закончился их роман. Но больше всего я, конечно, размышляла о Яго.

Никакие объяснения, ни простые, ни сложные, не могли избавить меня от жуткого холодка в груди. Не удалось мне, как я надеялась, после приезда на Остров избавиться от всего прошлого: смерть Филиппа, Хоули, Яго и все остальные события - все это смыкалось в одну цепь.

Яго совершенно определенно негодовал по поводу появления Хоули. А сам Хоули? В его манерах было что-то одновременно и раболепское, и цинично жестокое. То, что он боялся Яго, было несомненно, но, с другой стороны, Яго так был возмущен и зол, что приходило в голову, а не опасается ли он сам чего-то? Яго, должно быть, знал, что Хоули собирается на встречу с ним, ведь они почти одновременно прибыли в бухту. А этой ночью Хоули ведено было спуститься в подземелья. Почему именно туда? Потому что Яго ни в коем случае не хотел, чтобы Хоули кому-нибудь попался на глаза в замке. А чьих глаз прежде всего стремился он избежать? Может, моих? Я встречала Хоули раньше, я знала, что он работал в доме Каррингтонов. А что скажет Яго, если узнает, что я уже осведомлена о приезде Хоули на Остров?

Куда ведут меня эти рассуждения, в отчаянии задавала я себе вопрос. Как может быть Яго связан с кошмарной трагической историей гибели Филиппа? Что ему известно о его смерти?

Филипп скончался от выстрела. Но не собственными руками был сделан тот выстрел. Я твердо уверена в этом. Ведь Филиппа я знала так хорошо, как только можно вообще знать другого человека. Филипп никогда бы не покончил с собой, а раз так, кто-то другой убил его. Но почему? Неужели Яго знает ответ? Я пребывала будто в кошмарном сне. Как вспышки мелькали перед глазами картины пережитого. Яго на музыкальном вечере у Каррингтонов... Он без приглашения явился туда, потому что знал, что там буду я. Он хотел незаметно познакомиться с семейством, в которое после замужества мне предстояло войти. Однако о Каррингтонах и без таких предосторожностей можно было все выяснить. Пустой особняк на площади Финлей... Зачем туда проник Яго? Объяснения его теперь меня уже не устраивали, слишком уж не правдоподобны они были.

А потом погиб Филипп. Самоубийство? Нет, это было не самоубийство. Это было самое настоящее убийство. Но Хоули? Что у него за роль? Что известно ему? Он приехал к Яго, они поговорили, и вот назначена встреча - в подземельях.

Предпринять теперь можно только одно. Я тоже должна побывать на этой встрече, только так, чтобы они не узнали об этом. У них состоится откровенный разговор, очень важный, я была уверена в этом. И я должна все узнать. Мне надо только незаметно укрыться в подземных коридорах, и тогда я, возможно, раскрою тайну, которая так опутала мою жизнь.

***

День тянулся бесконечно долго, вечер будто вообще не собирался наступать. К обеду я надела светло-коричневое платье из матового шелка, и, поскольку Яго постоянно спрашивал, где старинное ожерелье из разноцветных камней, я решила надеть его. Хотя, возможно, он и не обратит внимания. Наверное, мысли его заняты предстоящей встречей с Хоули.

Застегивая ожерелье на шее, я снова обратила внимание, как ослаб механизм замочка. Он держался, но ненадежно.

Ожерелье Яго заметил. За столом он даже оказал, что на цветном шелке оно особенно хорошо смотрится. Потом он заговорил о разнообразии камней, на которое так щедро здешнее море, и о том, что у него возникла идея организовать на острове цех по обработке и огранке морских "каменных сокровищ". Но все же я чувствовала, что голова его занята совершенно другим. Без десяти девять все встали из-за стола. Гвеннол и Дженифрай отправились в маленькую гостиную пить кофе. Яго к ним не присоединился, а я пробормотала что-то насчет письма, которое надо написать в Лондон.

В комнату свою я не поднималась, а сразу незаметно выскользнула на улицу и тихо и осторожно через внутренний двор подошла к западному входу. Внезапный ужас сковал меня, когда я подумала, что Хо-ули уже в подземелье и может заметить меня. Ночь была светлая, на темном небе висел идеально круглый серебристый диск луны. Жутким мерцающим светом были озарены древние стены замка. С замирающим сердцем открыла я тяжелые двери и начала спускаться по винтовой лестнице вниз, в подземелье.

Только один раз я была здесь. Это не то местечко, куда так и тянет наведаться. Более того, было здесь что-то неуловимо отталкивающее и страшное, так что даже в прошлый раз, когда мы с Гвеннол спускались сюда вместе, единственным желанием моим было как можно скорее выбраться на свет.

Я стояла теперь на круглой площадке, где со всех сторон были двери. Я вспомнила: за каждой из этих дверей - каменные мешки-камеры, где в былые времена хозяева Острова держали своих пленников.

Толкнув одну из дверей, я заглянула в темную клетушку. Под потолком крошечное оконце с решеткой, куда проникает тусклый лунный свет, достаточный, однако, чтобы разглядеть земляной пол и сырые стены. Было холодно, стоял невыносимый смрад. И несмотря ни на что, я шагнула вперед, прикрыв за собой дверь.

Казалось, ждать пришлось целую вечность, но, должно быть, ровно в девять раздались гулкие шаги по винтовой лестнице. Я приникла к щелочке у дверного косяка. В слабом освещении фонаря я увидела Яго.

- Ты здесь? - громко позвал он.

Никакого ответа.

Я притаилась в своем убежище. Как отреагировал бы Яго, если бы обнаружил здесь меня?

Наконец послышались шаги.

- Так, пришел, значит, - заговорил Яго. - Итак, что означало твое послание с требованием встречи?

- Мне надо было увидеть вас, - сказал Хоули, - сейчас трудные времена. У меня долги. Мне нужны деньги.

- С тобой расплатились сполна, Хоули!

- Я не так много прошу. А для вас я ведь неплохо поработал.

- Да, поработал и получил за это уже. Все! В твоих услугах я более не нуждаюсь. Ты и так натворил невесть что, должен признаться.

- Все было не так просто, - начал объяснять Хоули, - я камердинером прежде никогда не был.

- Всякий опыт полезен, - заметил Яго.

- А потом те неприятности, которые возникли...

- В этом только ты сам виноват.

- Меня вообще могли обвинить в убийстве.

- Но не обвинили. Вердикт был вынесен иной - самоубийство, не так ли?

- Могло быть иначе. Подумайте только, сколько заданий у меня было: сойтись с той девчонкой, горничной, чтобы все знать о ее хозяйке, добыть для вас ключи...

- Для тебя это была детская игра, Хоули, не надо преувеличивать.

- Я бы не сказал, что это игра, когда погибает человек.

- А я бы сказал, что лучше надо было делать свое дело. Теперь послушай меня внимательно, Хоули. Ты хочешь причинить мне неприятности? Ты говоришь мне - плати, а то... Есть одно слово для таких заявлений - шантаж. Я в такие игры никогда не играл.

- Но не хотите же вы, чтобы девица все узнала.

- Вот-вот, что я говорил. Шантаж. Это не в моих правилах, Хоули, повторяю еще раз, такая игра не по мне. Известно ли тебе, как мы поступаем с нарушителями закона? С такими преступниками, как ты? Мы заключаем их в тюрьму... вот в этих подземельях. Место не самое лучшее; может, ты чувствуешь, какая тут обстановка? Видит Бог, Хоули, я запру тебя здесь, потом сообщу властям, и тебя будут судить как шантажиста. Понравится тебе это?

- Я все-таки думаю, что вам не угодно, чтобы все вышло наружу, мистер Келлевэй. Не хотите же вы... ваша юная леди...

- Я не хочу и не допущу другого, Хоули, - оборвал его Яго, - шантажа. Ты ведь рыскал сначала на по-бережье, так? Узнал, что мисс Келлевэй здесь. Набрался всяких слухов. Надеюсь, ты сам не станешь распускать новые, а? Но если ты думал, что шантаж твой удастся, что я испугаюсь, ты жестоко ошибался. Ну-ка припомни, что произошло в спальне Филиппа Каррингтона!

- Я только выполнял ваше задание...

От ужаса у меня подкосились ноги. Привалившись к стене, я непроизвольно теребила пальцами ожерелье. Неужели Филипп был хладнокровно убит человеком, нанятым для этого Яго? Но зачем? Ответ был ясен. Яго знал, что наследница Острова - я. Он не хотел, чтобы я выходила замуж за Филиппа, потому что хотел жениться на мне сам.

Разговор Яго и Хоули на секунду замер, мертвая тишина воцарилась в подземелье. Вдруг я услышала стук, будто что-то упало на пол.

- Что это? - встрепенулся Яго. - Здесь кто-то есть? Ты привел с собой кого-то, Хоули?

- Нет-нет. Клянусь, что нет!

- Надо посмотреть, - сказал Яго, - надо заглянуть в каждую из камер.

Я буквально приросла к стене. От ужаса я онемела, оцепенела, услышанное только что едва не лишило меня чувств. Однако поверить в это полностью я не могла. Вернее, не хотела верить, что Яго, который говорил мне о своей любви, окажется человеком столь страшным и зловещим.

Сейчас он найдет меня, затаившуюся в этом углу. И я потребую ответа. "Что все это значит, Яго? - спрошу я, - ради всего святого, объясни, оправдайся!"

Тут я услышала голос Яго:

- Держи фонарь, Хоули.

Пучок света направился в противоположную сторону каменных подвалов, и я выглянула из своей "норы". Они стояли ко мне спиной, осматривая другие камеры. Если постараться, то тихо и быстро можно выскользнуть отсюда, подумала я.

Дождавшись, когда они зашли в самую дальнюю от моей камеру, я неслышно подкралась к винтовой лестнице и через мгновение уже летела наверх. Счастье улыбнулось мне. Маневр свой я совершила вовремя, меня они не заметили. А что теперь? Если успею незаметно зайти в замок, то можно будет присоединиться к вечерним посиделкам Гвеннол и Дженифрай, сделав вид, будто ничего не произошло, и обдумать тем временем свой следующий шаг.

Через силу заставила я себя подняться в малую гостиную. Гвеннол читала, ее мать вышивала шелком. Они нисколько не удивились, увидев меня, наверное, они полагали, что все это время я писала письмо.

Я взяла какой-то журнал, принялась листать его, не видя ни строчки, ни картинки.

Голова моя была занята Яго. Яго, Яго, думала я. Надо же, угораздило меня в тебя влюбиться! Как это вообще могло произойти. Ты заплатил Хоули за его "работу" в Лондоне. Филипп убит по твоему приказу!

Какой ужас! Страшно поверить в это. Может, я неверно толкую все услышанное, может, есть другое, человеческое, а не дикое объяснение всему этому? И уж если на то пошло, зачем Яго, который мечтает стать властелином Острова, должен был убивать Филиппа? Уж лучше убить сразу меня.

Сколько еще мое глупое любящее сердце будет сражаться с холодным рассудком? Сколько еще я буду убеждать себя, что все это вздор, ошибка, недоразумение?

Сегодня в подземелье открылась мне правда, правда неоспоримая и неизбежная: кто бы ни был Яго, что бы он ни совершал, я люблю его.

Эх, Эллен Келлевэй, где твоя голова? Ведь он мечтал об Острове - он сам признался в этом. Нет, не только - он мечтал и о тебе.

И вот в гостиной появился Яго. От Хоули, он, вероятно, уже отделался. Я не отрывалась от журнала. Я чувствовала, как Яго пристально смотрит на меня. Он сел рядом, румянец вспыхнул на моем лице.

- Ты ничего не потеряла, Эллен?

Я удивленно взглянула на него. Глаза его блестели, их выражения я, как всегда, не могла понять. Целая гамма чувств, похоже, была в них - страсть, упрек, лукавство, удовольствие. Удовольствие, наверное, того рода, которое испытывает кошка, забавляясь с мышью.

Яго вынул из кармана руку, и я в ужасе увидела на его ладони ожерелье. Я поняла сразу, где оно было найдено. Я догадалась, что за тихий звук слышала в подземелье. Замочек ожерелья был ведь очень слаб. Яго, не пропускающий ничего, конечно, обнаружил ожерелье в камере, где я пряталась.

Теперь он знал, что я там была. Значит, догадывается о том, что я слышала.

Я взяла ожерелье, стараясь сдержать дрожь в руках.

Еле слышно я пробормотала:

- Здесь очень слабый замок.

- Как ты думаешь, где я нашел его? - спросил он, в глазах его по прежнему было странное выражение.

- Где же?

- Оно было на тебе во время обеда. Подумай, где за это время ты побывала.

Я попыталась сделать вид, что вспоминаю.

- Ты должна помнить, Эллен, - мягко сказал Яго. - В подземелье. Что там могло тебе понадобиться?

Я нервно рассмеялась и обратила внимание, как пристально следит, за мной Гвеннол.

- О, я часто брожу по замку, то здесь, то там, везде, разве нет, Гвеннол?

- Да, ты многим интересуешься, - холодно ответила она.

- Сколько же смелости надо иметь, чтобы ночью спуститься в подземелье, - заметил Яго.

- А я не боюсь, - глядя ему в глаза, сказала я.

Он накрыл мою руку своей тяжелой ладонью.

- Мне надо очень многое сказать тебе, Эллен, - произнес он. - Приходи в мой кабинет.

- Поднимусь через несколько минут, - пообещала я.

- Не откладывай.

Надо действовать очень быстро, подумала я, а времени в обрез.

И вместо того, чтобы подняться к себе, я промчалась через холл, выскочила на улицу, побежала через внутренний двор. Я спешила к Слэку. Он был у своей голубятни.

- Как ты испугана, мисс Эллен, - сказал он, - что, пришло твое время?

Филипп был убит... по приказу Яго, стучало у меня в голове.

Нет, это дикость. Я не могу в это поверить. Мне надо поговорить с Яго. Я хочу услышать, что он скажет. Но сколько раз я уже слушала его объяснения и всякий раз начинала верить только тому, что он говорит. Нет, надо бежать, спасаться! Позднее, возможно, я смогу трезво поразмыслить над всеми загадками, но не здесь, не сейчас, когда Яго так близко.

- Ну-ка иди в ту комнату, мисс Эллен. Я догоню. Ничего не бойся. Все обойдется, как обошлось с мисс Сильвой.

О, Слэк, безмолвно кричала я, о чем ты говоришь? Что обойдется? Что, я, как Сильва, исчезну?

- Торопись, мисс Эллен, - сказал Слэк, - может, времени уже совсем мало.

И он почти потащил меня за собою в замок. С зажженной свечой мы прошли холл, прошли в любимую мамину комнату.

- Подержи-ка свечу, мисс Эллен, - попросил Слэк, а сам подошел к широкой деревянной скамье-сундуку и поднял тяжелую крышку.

- Ты что, хочешь тут спрятать меня? - изумилась я.

- Нет, нет, - замотал он головой, - ты сама все увидишь. Это не просто старый сундук.

Слэк нагнулся и, к моему ужасу и удивлению, поднял дно огромного деревянного короба, как только что поднимал крышку-сиденье. Там зияла чернота.

- Осторожно, мисс Эллен. Там ступеньки. Видишь? Спускайся тихо-тихо и медленно-медленно. Я сейчас. Только все приведу в порядок.

Я залезла в сундук, ощупью нашла в черном провале ступеньки. Сделала несколько осторожных шагов. Слэк передал мне свечу, затем тоже начал спускаться, предварительно захлопнув за собой обе крышки.

Мы оказались в каком-то темном каменном коридоре.

- Где мы? - в ужасе прошептала я.

- Это подземный ход, он опускается глубоко-глубоко вниз, ниже дна морского. Вот сюда я и привел когда-то мисс Сильву, когда она "исчезла".

- А что же потом было?

- Потом она стала жить счастливо, я надеюсь. Коридор сейчас резко пойдет вниз, идти долго. Он выводит прямо на Остров Голубых Скал.

- Откуда тебе все это известно?

- От мамы. Говорят, что этот коридор самая настоящая пещера, люди сделали только удобные в нес входы. Но это было очень давно. В те времена, когда процветала контрабанда в этих краях. Лет сто назад, а то и больше. С тех пор никто ходом не пользуется. Мама узнала о нем от своего отца, он - от своего, и так далее. Здесь прятали спиртное. Неплохое место, правда? Бутылки и бочонки тихо сгружали с кораблей, пришедших из Франции, и держали в этом потайном лазе до поры до времени, постепенно переправляя на побережье.

- Ну, а когда мы выберемся на Голубых Скалах, что будем делать?

- Художник нам поможет. Он помог тогда мисс Сильве. Он был очень добр к ней, всегда жалел ее.

- Так вот, значит, как она исчезла.

Слэк кивнул.

- Она исчезла с Острова, чтобы дальше жить счастливо.

- А лодку все же вынесло на берег.

- Ну, это было вроде розыгрыша. Она и не садилась в нее. А с Голубых Скал она выбралась позже, тихой темной ночью переправили ее на побережье.

- Откуда ты все это знаешь, Слэк?

- Так я сам помогал ей. Она все мне всегда рассказывала. Такая счастливая была. Совсем другой стала, чем прежде. Она со мной говорила... будто сама с собой, просто думала вслух, но ей нравилось, когда я рядом. Я был ей товарищем, что ли. Отец ее был так с ней жесток, несправедлив... страшно... Она боялась, он будет смеяться над ней, заставит ее остаться, если узнает... Вот она и исчезла. Полюбила - и ушла.

- А что с ней теперь? Где она?

- Я ничего не слышал больше о ней, мисс Эллен. Осторожно, здесь яма, не споткнитесь.

Коридор-пещера круто шел вниз. Над нами было море. Стены были сырыми и холодными, то и дело попадались лужи, пару раз ноги мои увязли во влажном песке, пол был усеян камнями. К счастью, Слэк шагал уверенно, было ясно, что путь этот ему знаком.

- Ну, вот, - наконец сказал он, - начинаем подниматься. Здесь около полумили. Примерное расстояние между этими островами.

- А что скажет мистер Мэнтон, когда увидит нас?

- Он обязательно поможет добраться до побережья, если ты захочешь.

Но я совершенно не хотела покидать Далекий Остров. Мне просто нужно было выиграть время. Разговор с Яго состоится обязательно, объяснений от него я потребую. Но не сейчас. Мне требуется день-два, чтобы в голове все прояснилось, чтобы из разрозненных кусочков сложилась четкая картинка. Мне необходимо выяснить, действительно ли этот человек виновен в таинственной смерти Филиппа Карринг-тона. И насколько глубоко люблю я его. Я могла понять его страсть к этому Острову, его мечту безраздельно владеть им. Чтобы добиться этого, надо было либо жениться на мне, либо от меня избавиться. Я не верю, что он не любит меня по-своему. Сыграть такие чувства невозможно. Реально ли, что когда-нибудь я стану для него дороже Острова? Все готова была я простить ему, настолько он завладел моим сердцем. Все, кроме одного кроме смерти Филиппа. Это меняло все.

Я была подавлена и расстроена. Если он нанял убийцу, чтобы покончить с Филиппом, что он намеревался сделать со мной?

Предположим, я бы вышла за него замуж. Вот я пишу завещание, оставляю все любимому супругу... и что дальше? Более я оказываюсь ему не нужна. Что, что я знаю о Яго? Только то, что я люблю его. Только это. Неужели можно любить человека, которого сама подозреваешь в убийстве? Ответ стучал в голоде - да, да, да! Но был один нюанс, неизвестный ему. Он полагал, что Сильва мертва, а Слэк говорил мне, что она где-то живет в любви и счастье. Вероятно, она вышла замуж за того, кого любила, с кем сбежала. На острове все считали ее погибшей, потому что лодка вернулась пустой. Но если Сильва жива-здорова, она, по завещанию, после моей смерти должна унаследовать Остров. Яго не думал над этим, потому что, как и все остальные, полагал, что она умерла.

Где же Сильва?.. Если бы знать...

- Слышишь, море шуршит? - произнес Слэк. - Уже рядом.

Занятая своими мыслями, я даже не заметила подъема. Теперь же отчетливо слышала шум прибоя, ощущала потоки свежего воздуха.

- Ну, вот и пришли, - произнес Слэк. Выходной лаз открывался в зарослях кустарника. Мы вышли на берег моря. Порыв ветра рванул убранные шпильками волосы, разметал их по плечам.

- Вон там его дом, - указал Слэк, - смотри, свет в окошке.

Он взял меня за руку и потянул за собой. Вот и дом. Двери не заперты. Слэк вышел и позвал:

- Мистер Мэнтон! Мистер Мэнтон! Я привел мисс Эллен.

Тишина. Мы постояли немного в небольшом холле, потом Слэк толкнул одну из внутренних дверей, и мы ступили в комнату.

В голове у меня все замелькало, поплыло... Вот она... красные занавески, охваченные золотистым шнуром, пылающий огонь в очаге, кресло-качалка, раздвижной столик и "Шторм на море" над камином. Во всех подробностях я видела перед собой ту красную комнату из моих снов.

Это было как кошмарный сон. Этого не может быть наяву. Я попала в страну сновидений. Подземелья, страшные подозрения, убийство - все это оттуда. Просто еще один жуткий сон. Я сейчас проснусь...

Из оцепенения меня вывел голос Слэка. Тогда я пробормотала:

- Слэк... что это за комната?

Он недоуменно смотрел на меня, потом ласково сказал:

- Все будет хорошо. С мисс Сильвой тогда все обошлось.

Я не могла оторвать взгляд от двери в дальнем углу комнаты. В центре моих снов всегда была эта дверь. Ужас вызывала в моих грезах эта дверь, когда она медленно начинала открываться; но в этот момент я всегда просыпалась.

Но что это?.. Золоченая ручка тихо опустилась.

Взгляд мой застыл на ней. И дверь медленно подалась вперед.

И подступил вплотную ко мне дикий, неизбежный ужас, страшное предчувствие сковало тело. Я не смела даже представить, что откроет мне эта дверь.

Мысли вспыхивали и гасли. Время, казалось, резко замедлилось. Настал мой час взглянуть в лицо своей погибели. "Художник?" - мелькнула догадка. Но зачем ему моя жизнь? Мы едва знакомы. Почему я объята таким ужасом в его доме?

Дверь вдруг распахнулась. В проеме стоял человек. И вовсе не художник. Это был Ролло.

Меня трясло. Сон, дурной сон. Какое же облегчение! Ролло! Но что делает Ролло на Острове Голубых Скал!

- Эллен! - заулыбался он. - Как мило, что вы здесь. Откуда же вы взялись?

- Я... не подозревала... я думала, здесь живет художник, - забормотала я.

- Он уехал в Лондон на несколько дней. Разрешил мне пожить здесь. Садитесь же. На вас лица нет. Давайте я вам налью что-нибудь.

- Прошу прощения, - сказала я, - я так растерялась, что....

- Садитесь, устраивайтесь поудобнее.

Стоявший рядом со мной Слэк во все глаза смотрел на Ролло. Вдруг я услышала его шепот:

- Мисс Сильва в беде...

Ролло подвел меня к столу, вокруг которого стояли кресла, усадил в одно из них. Как же мне все здесь знакомо! Я все не могла поверить, что действительно не сплю, что все это - реальность.

- Вы должны все мне рассказать, Эллен, - попросил Ролло, - что там произошло в замке? Мальчик привез вас сюда, я вижу.

- Мы шли через пещеру.

Ролло плеснул что-то в стакан и сказал:

- Выпейте. Это успокоит вас. Я же понимаю, как вы взволнованы...

Он буквально вложил мне в руку стакан, но ничего проглотить я сейчас не могла. Я поставила стакан на стол.

- От замка сюда ведет подземный коридор...

Он не выразил ни интереса, ни удивления.

- Я беспокоился за вас, Эллен, - сказал Ролло, - именно поэтому отложил дела и остался здесь. Я чувствовал, что-то происходит вокруг вас, понял, что не стоит бросать вас без помощи. То происшествие с вашей лодкой просто не выходит у меня из головы.

- Вы думаете, кто-то пытался убить меня?

- Уверен в этом, - кивнул он.

Нет, это не Яго, Не могу поверить, подумала я.

- Я хочу перебраться на материк, - сказала я, - во всяком случае, на какое-то время.

- Конечно же, я перевезу вас туда.

- Думаю, можно будет остановиться в "Полкрэг Инн". Я хочу сама разобраться во всем, но без спешки.

- Как все просто, а? Вы - наследница Острова, этого процветающего уголка. Это - огромное богатство. Люди такое состояние порой сколачивают годами, Эллен.

Я слабо засмеялась.

- Вы меня простите, но я в таком замешательстве... так растеряна. Все, что со мной происходит, более чем странно. Я... всю жизнь жившая бедной родственницей, вдруг стала богатой особой. Да я только сама недавно узнала об этом.

- А другие вот всегда знали и действовали соответственно.

- Отчего вы так участливы ко мне теперь?

- Я искренне раскаиваюсь в своем прежнем к вам отношении. Ведь вы должны были стать членом нашей семьи. И если бы не смерть Филиппа...

В голове у меня вновь застучали слова: "Что произошло в спальне Филиппа Каррингтона... Нет, нет, Яго, не верю, что это был ты, не могу верить".

Ролло вдруг встревожился.

- А где мальчишка... тот, который привел вас сюда?

Я оглянулась. Слэка в комнате не было.

- Он, должно быть, где-то рядом, - предположила я.

Ролло вышел в холл. Я слышала, как он зовет мальчика.

Оставшись в комнате одна, я стала осматривать ее почти с благоговейным трепетом. Подошла к окну, потрогала шторы. Цвет их был глубже, насыщеннее, чем казалось мне в сновидениях. Что же теперь делать? Может, лучше было остаться и все-таки объясниться с Яго?

А моя мать, наверное, часто бывала в этой комнате, раз до молочей запечатлела ее в своем альбоме. Но почему эта красная комната занимала мои сны? Я была совсем сбита с толку.

Комнату я нашла, но что она значила для меня? Роковой момент открывающейся двери я пережила; за дверью оказался Ролло.

Что-то неуловимое все же смущало меня. Что-то здесь не так. Ролло уже давно не был для меня существом потусторонним, каким казался в детстве и юности, когда я смотрела на него глазами обожавшего его младшего брата. Что-то изменилось в самом Ролло...

Дверь снова начала открываться, и вдруг нехорошее предчувствие опять охватило меня.

Но это вернулся в комнату Ролло. Отчего-то лицо его было искажено злобой и раздражением.

- Не могу найти мальчишку... этого недоумка, - процедил он, - куда он мог деться?

- Не пошел же он обратно в замок?

- А почему он вообще вдруг убежал? Что он там лепетал?

- Он говорил что-то о Сильве, моей сводной сестре. Сказал, вроде с ней случилась беда...

- Что значит - беда?

- Не знаю.

- Он больной, этот мальчишка, сумасшедший.

- Сомневаюсь. Голова у него работает немного необычно, вот и все. Но зато у него сильно развита интуиция, он говорит, что ему помогает Голос.

- Он идиот! Больной, - отрезал Ролло. - Вы так и не выпили то, что я вам налил. А надо - вам сразу станет гораздо легче.

Я взяла стакан и глотнула.

- Я хочу попасть на побережье, - сказала я.

- Поехали.

Я встала, собралась идти.

- Сначала допейте все до конца, а я пойду приготовлю лодку.

- Все вещи мои остались в замке.

- Что за спешка была?

- Ну, мне показалось, так надо... А теперь...

- Жалеете?

Ролло улыбнулся, глядя на меня. Комната вдруг будто поплыла перед моими глазами, голова закружилась.

- Да, думаю, я заторопилась. Стоило подождать. И с Яго толком не поговорила...

Мне показалось, что голос мой доносится откуда-то издалека. Ролло все улыбался.

- Вам так хочется спать, - протянул он, - бедная моя Эллен.

- Мне как-то не по себе. Кажется, я сплю. Эта комната...

Он кивнул.

- Ролло, что со мной? Что происходит?

- Вы дремлете, засыпаете, - сказал он, - это питье. Седативная микстура. Мне было необходимо, чтобы вы ее выпили.

- Ролло... вам... вы?

- Пошли.

- Куда?

- В лодку. Вы же собирались перебраться на материк.

Я пошатнулась. Он подхватил меня.

- Ну вот, - говорил он, - теперь будет легче. Вот так и пойдем. Лучшего нельзя и придумать. Черт бы побрал только этого урода.

- Что происходит? - еще громко сумела спросить я. И услышала мягкий голос Ролло:

- Все хорошо. Я и не ожидал такого везения. Сейчас все будет хорошо, теперь уже всегда все будет хорошо. Так, вниз идем... вниз по склону... прямо на бережок... - приговаривал он.

"Остерегайся", закричал далекий голос в моем затухающем сознании. А страшное предчувствие, охватившее меня, даже придало сил.

- Нет, я думаю, пока мне не стоит никуда идти, - со стороны слышала я себя.

- Не сопротивляйся, - неожиданно злобным голосом сказал Ролло. - Иди! Надо.

- Я хочу прежде поговорить с Яго. Конечно, мне нужен Яго... Я должна сказать ему... пусть объяснит...

Неожиданно я вырвалась из его рук, упала около кустарника. И еще не сознавая, что делаю, из всех сил уцепилась за ветки.

- Да что с тобой? - закричал Ролло. Он попытался поднять меня, но я крепко держалась за хрупкие ветви кустов. Теперь я все поняла. Сон не обманул меня. Страшные предчувствия оправдались. В ту дверь вошла моя погибель. Вот он, роковой конец - Ролло.

Напиток был отравлен. Сонливость сведет на нет все мои попытки сопротивляться. Он сделает со мной все, что захочет. Но почему Ролло?

Что за причины у него убивать меня? А он явно хотел расправиться со мной. Убеждена я была в этом твердо. Ролло оказался за роковой дверью в красной комнате, Ролло... А Слэк исчез.

И тем не менее я чувствовала невероятное облегчение - я зря подозревала Яго. О Яго, почему я отшатнулась от тебя? Как мне теперь объяснить все, что происходит?

Ролло безжалостно рванул меня, руки не выдержали, отпустили ветки. Я была бессильна против него, могла только попытаться протянуть время. Он поставил меня на ноги.

- Не дергайся, - сказал он жестко, - тебе это все равно не поможет. Ты меня только еще больше разозлишь. Твое дело спать.

Он тяжело, хрипло дышал. Вот уже слышен шум прибоя. Я поняла, что он собирается сделать. Он хочет затащить меня в лодку, отплыть в море и выбросить бессильное тело в пучину. Одурманенная снотворным, я не смогу ни кричать, ни сопротивляться...

Заскрипело по песку днище лодки. Внезапно мысли прояснились.

- Так это ты сломал ограду на скале, ты хотел, чтобы я совершила "Прыжок Мертвеца", - с трудом выговорила я.

- Славная у тебя была жизнь, Эллен... до сих пор.

- Ролло, скажи, почему... почему... что я тебе сделала?

- Ты встала у меня на пути. Вот и все!

- Но как... как... Почему я?

- Не задавай вопросов. Лучше молись.

- Ты ведь приехал на острова, чтобы убить меня. Зачем?

- Тебе сказано - не задавай вопросов.

Он грубо швырнул меня в лодку. Я попыталась выбраться, но он был начеку.

- Прекрати! Я не люблю насилия.

- Это ты... - твердила я, - это ты убил Филиппа.

- Вот уж нет - если бы Филипп был жив, мне не понадобилось бы ничего предпринимать.

- Ролло, я знаю, ты хочешь убить меня. Но постой, дай мне еще немного времени.

- Нет у тебя никакого времени! И не будет никогда, - резко выкрикнул он.

Все, конец, Я уже точно знала, что сейчас произойдет. Обмякшее мое тело он выбросит в море, и тут же под тяжестью мокрой одежды я уйду в бездну.

...Однако я вновь ошиблась. Наверное, действительно судьба мне выпала счастливая. Или просто были около меня люди, которым я была дорога.

Вдруг раздались какие-то крики, голоса, я услышала, как яростно выругался Ролло. Яго стоял на берегу, совсем рядом, будто вышел из-под земли. Одним движением он сшиб с ног Ролло и вытащил меня из лодки.

- Эллен, - еще услышала я его слова, потом сознание затуманилось, болезненный дурман овладел мною, - моя Эллен...

***

Очнулась я в замке. Давно уже наступил день. У моей кровати сидел Яго. Он нагнулся и поцеловал меня.

- Все обошлось, Эллен, - сказал он.

- Это был сон. Тот сон...

- Нет, Эллен, не сон. Это была явь. Он сумел удрать за лодке, хотя море так бушевало, что вряд ли у него были шансы выжить. А я принес тебя в замок.

- Яго, я ничего не понимаю...

- Самое главное - я люблю тебя. И ты любишь меня. Хотя вчерашней ночью ты не очень-то выказывала свою любовь. Я ждал тебя, ты ведь обещала прийти. Ждал, долго ждал. Потом бросился искать тебя. И тут вдруг появился Слэк, он был испуган, встревожен. Сказал, что ты - на Голубых Скалах вместе с человеком, который затевает зло.

- Но как он догадался?

- Он его уже видел однажды.

- Значит, когда-то Ролло уже приезжал на Остров?

- Да. В доме Мэнтона этот негодяй засел уже довольно давно, сразу после отъезда художника в Лондон.

- Наверное, это он приложил руку к "Эллен". Почему... ну почему он хотел убить меня?

- Все очень просто. Избавившись от тебя, его жена могла получить по завещанию огромное состояние.

- Его жена?!

- Сильва.

- Но... она погибла.

Яго покачал головой.

- Скорее всего нет. В противном случае его злодейство по отношению к тебе не имело бы никакого смысла. А этот парнишка Слэк... тихое создание... все время притворялся, что не от мира сего, а на самом деле знал все до мелочей в этой грязной истории.

- Ролло... хотел завладеть состоянием... Не могу поверить.

- Я уже объяснял тебе, разве нет, что финансовая империя Каррингтонов на гране краха. К этому давно шло. Скорее всего именно поэтому Ролло женился на Сильве. Только позднее ему стали известны подробности завещания твоего отца, он выяснил, что ты - первая наследница. Из-за этого они с таким восторгом ожидали твоего брака с Филиппом, надеясь, что таким образом спасут себя от неизбежного разорения.

- Филипп... Боже мой, Филипп! Что сделали с Филиппом? Ведь я слышала...

- Да, я знаю что ты слышала. Ты была в подземелье, ты узнала о моей встрече с Хоули, которого ты видела еще в Лондоне. Ты спряталась, хотела подслушать наш разговор. Но ожерелье выдало тебя, Эллен. Ах, Эллен, как же ты могла усомниться во мне!

- Я должна была знать! Я боялась, а вдруг ты сделал что-то, что могло...

- ...Что могло уничтожить твою любовь?

- Я поняла только одно: что ничто не в силах уничтожить ее.

- Так оно и есть, Эллен. Но вот что страшно: если бы этот негодяй выиграл у нас хотя бы пять минут времени, он бы вывез тебя на лодке в море... и один Господь Бог ведает, чем бы это кончилось.

- Расскажи мне все, Яго.

- О многом я догадался сам, кое-что узнал от людей. Теперь не проверишь. Но, похоже, дело обстояло следующим образом: твой отец не был уверен, его ли дочь Сильва. У него были серьезные подозрения, что она - дочь Джеймса Мэнтона. Кстати, так думает и сам Мэнтон, ведь они с матерью Сильвы были влюблены друг в друга когда-то. Ролло, который всегда интересовался живописью, на одной из лондонских выставок, познакомился с Мэнтоном. От художника Ролло и узнал о нашем Острове, и о нас, Келлевэях. Навещая здесь Мэнтона, он встретился с Сильвой, узнал, что она - старшая дочь владельца Далекого Острова, и решил, что именно она его и унаследует. Он, безусловно, знал о существовании младшей дочери мистера Келлевэя, но слышал, что та, в раннем детстве увезенная второй женой, никогда не интересовала его. Богатые природные ресурсы Острова и его процветающее хозяйство означали, что за этот уголок можно будет при продаже выручить огромные деньги, которые залатали бы прореди в финансовых делах Каррингтонов. Ролло тайно женился на Сильве, увез ее в Лондон. Очень скоро после этого скончался мистер Келлевэй, твой отец, и тогда Каррингтоны узнали, что, по завещанию, Далекий Остров передается основной наследнице - Эллен Келлевэй, то есть тебе. Если бы ты вышла замуж за Филиппа, они с легкостью уговорили бы тебя продать наш Остров, а деньги использовать по их усмотрению, иначе говоря, распорядились бы твоим состоянием.

- И ты, Яго, отправился в Лондон.

- Да. Увидеть тебя. Лично узнать, что около тебя происходит. Я выяснил, как неважно обстоят у Кар-рингтонов дела. И хоть тогда я еще не знал, что Ролло женат на Сильве, и, как все, считал ее погибшей, я понял сразу, почему это семейство так заинтересовалось тобою. Ты была назначена моей подопечной - кстати, и остаешься пока ею - и в мои обязанности входило присматривать за тобой. Обо всех обстоятельствах бизнеса и жизни Каррингтонов докладывал мне специально нанятый частный детектив. Личность он довольно темная, похоже, его грязная работа наложила на него отпечаток. Но он сумел войти в дом Каррингтонов и выяснил подробности, какие иным путем я бы не узнал никогда. Сам я, приехав в Лондон, инкогнито появился на музыкальном вечере у Каррингтонов. Моей целью было увидеть тебя. Тебя я увидел - и полюбил в первую же минуту.

- Я, несомненно, еще более привлекательна как обладательница Острова.

- Я не могу устоять перед Островом, Эллен, не смог устоять и перед тобой.

- Остров, конечно, великая сила.

- Ты просто не знаешь себя, Эллен. Я ведь с первого взгляда был очарован тобою. Тем более ты так ярко выделялась на фоне тихой малютки Эсмеральды.

- А Филипп погиб...

- Несчастный случай. Бедный парень. Все это так ужасно. Хоули был погружен в изучение каких-то бумаг у него в комнате, неожиданно вошел Филипп, стал угрожать Хоули пистолетом, требуя объяснить, что происходит. Хоули потерял сомообладание, решил отобрать у Филиппа оружие. В их схватке пистолет случайно выстрелил. Хоули - тертый калач, бывал во многих переделках. Он понял, чем для него это может кончиться. Поэтому он тщательно обставил все так, будто Филипп покончил с собой.

- Яго, так ты не нанимал Хоули для убийства Филиппа?

- Силы небесные, нет, конечно. Я был потрясен его смертью.

- Да, но ведь он собирался жениться на мне, и Остров стал бы принадлежать ему.

- Я собирался вмешаться. Я твердо решил до твоей свадьбы рассказать тебе все о Каррингтонах и их расчетах. Кроме того, у меня было твердое убеждение, что ты не умираешь от страстной любви к Филиппу, что ты, возможно, даже раздумываешь еще над этим браком. Так что я рассчитывал на то, что вашу свадьбу можно будет отложить.

- А ключи от особняка для тебя раздобыл тоже Хоули?

- Да, так. Мне необходимо было с глазу на глаз поговорить с тобой. Не так просто было найти такую возможность. Но только после нашего личного разговора я мог на что-то надеяться.

- Довольно оригинально.

- Ты и дальше все время будешь убеждаться в оригинальности моего поведения. Очень многие мои оригинальные поступки тебе определенно понравятся. Я на все готов ради тебя, Эллен, на все, кроме убийства. Я по-настоящему переживал за тебя, Эллен. Я никогда не верил Каррингтонам. А смерть Филиппа изменила все.

- А что же теперь будет с Каррингтонами?

- Полагаю, уже через несколько дней мы услышим об их финансовом крахе. Но не стоит больше о них. Я хочу говорить с тобой, Эллен, о нашем будущем. Нам столько предстоит вместе сделать... Ты подумай, мы с тобой - вдвоем на нашем Острове...

Как сладки для меня были его слова...

Эпилог

Месяц спустя я стала женой Яго. Все тайны раскрылись. Тело Ролло было найдено через несколько дней после той роковой ночи, когда я наяву попала в красную комнату своих снов. После схватки с Яго на берегу ему, конечно, ничего не оставалось, кроме как попытаться достичь Большой земли. Однако той ночью море было далеко не ласковым. Не справился ли он с волнами, или еще что... Допускаю, что ему пришлось признать свое поражение. Ведь действительно очень скоро в газетах было объявлено о гибели империи Каррингтонов. Для финансового мира это стало настоящим потрясением. Многие вкладчики банков тогда лишились средств. Поговаривали даже, что, будь Ролло жив, его предали бы суду за мошенничество и финансовые махинации. Это только подтверждало мои предположения, что Ролло сознательно вышел в штормовое море.

Сколь же многим была я обязана Слэку, который, увидев Ролло, сразу узнал в нем человека, с которым когда-то уезжала, надеясь на счастье, Сильва. Слэк инстинктивно почувствовал, что человек этот вновь появился на островах с недоброй целью; тогда он через туннель поспешил обратно в замок и позвал Яго, которому удалось спасти меня как раз вовремя. Вот, похоже, и вся история.

Гвеннол наконец-то вышла замуж за Майкла Хайдрока, и они теперь вместе пишут историю его древнего рода. Дженифрай живет с нами. Она всегда дрожала над своей дочерью, все боялась, что я уведу ее жениха. Мы с Дженифрай - в теплых отношениях, хотя близкими их не назвать. А я частенько улыбаюсь, вспоминая, как подозревала ее в недобрых замыслах только потому, что меня насторожило отражение ее лица в тусклом кривом зеркале.

И я отыскала Сильву. Несчастная Сильва, как трагична была ее жизнь! Я не отходила от нее, возилась как с ребенком, убеждала, что есть люди, которые любят ее. Любовь действовала лучше лекарства...

Медовый месяц после свадьбы с Ролло оказался коротким. Сильва поняла, что ни капельки не любима этим мужчиной, и сердце ее оказалось разбито страшнее, чем когда-либо прежде. Ролло держал ее под замком, а сам он в то время собирался прибрать к рукам ее наследство, которого, собственно, и не было. О том, что Остров по завещанию должна унаследовать сводная сестра Сильвы, Ролло узнал позже, что и послужило поводом для расправы со мной. А несчастная Сильва уже окончательно поверила в свою неполноценность.

Именно в этом я и должна была ее разуверить.

Разыскали мы ее в отдаленной убогой деревушке, в одном из владений Каррингтонов; в замок мы привезли ее, конечно, без сопровождения надзирательницы. Я называла ее сестрой, и нам обеим нравилось это, хотя ее отцом, возможно, был Джеймс Мэнтон. Художник, человек по-настоящему добрый, часто принимал нас у себя в доме на Голубых Скалах, куда мы приплывали вместе с Сильвой на лодке. Он, правда, слишком уж был погружен в свое творчество, чтобы оказывать Сильве внимание, в котором она по состоянию здоровья нуждалась.

Нелегко было с ней. Она поначалу была ранима и подозрительна. Очень помог ей Слэк, который был счастлив вновь встретиться с нею. Нас обеих мальчик считал за своих протеже, и я часто ловила на его лице довольную улыбку, когда он смотрел на нас.

Но Сильва начала меняться в лучшую сторону только после появления у нас с Яго сына, названного в честь отца. Малыша Сильва просто обожала, как, впрочем, всех, кто любил ее крошечного племянника. Это дитя стало для Сильвы настоящим счастьем.

Сон тот никогда больше я не видела. Наконец-то я поняла, почему он все детство и юность преследовал меня, пока не было это роковым образом прервано. Моей матери нелегко пришлось в семейной жизни, она хотела расстаться с мужем. А он, в свою очередь, не желал ее отпускать. Но мама твердо решила сбежать. И помогла ей в этом миссис Пенджелли, которая знала о существовании подземного хода. И однажды ночью мама со мной, трехлетней малышкой, прошла, этот бесконечный коридор, оказалась на Острове Голубых Скал, где ее участливо принял художник Джеймс Мэнтон, с которым они давно дружили. После темной мрачной пещеры мы с мамой вошли в дом Мэнтона, в просторную комнату с красными шторами. И на меня, маленькую девочку, она произвела неизгладимое впечатление, тем более что мне тогда передались волнение и страх мамы: двери внушали ей жуткое предчувствие - а вдруг они откроются и войдет ее муж.

Чувства ее были столь сильны, что затронули и мое детское сердечко, да так, что долгие годы пугала меня во сне красная комната.

Остров! Моя любовь! Часто, очень часто мы с мужем объезжаем каждый его уголок. Выходят из домов люди, здороваются, улыбаются. Старая Тэсси всегда стоит на пороге своей лачуги, у ног ее трется кот Малкез, а взгляд "вечной вещуньи" довольный и торжествующий - она рада за нас. Мы с Яго устраиваемся среди скал, в бухте, где я однажды увидела Хоули; над нами небо, в котором парят наши голуби, возможно, они несут нам весточку от Гвеннол из усадьбы Хайдрок... Вспоминаем мы и прошедшие дни.

- И этот Остров - твой, - говорит Яго.

- Наш, - поправляю я его.

Да, наш, именно наш этот дивный Остров, где живут наши любимые дети, где я нашла свое счастье.