adv_geo Жюль Верн Зеленый луч ru fr Roland ronaton@gmail.com FB Tools 2005-03-14 A8ECF273-1DFB-43FB-A25A-9C2B1FC5B712 1.0

Жюль Верн

Зеленый луч

Глава первая. ДВА БРАТА: СЭМ И СИВ

— Бет!

— Бесс!

— Бетси!

— Бетти!

Последовательный ряд возгласов раздался в роскошном зале усадьбы Эленбург; а это значило, что брат Сэм и брат Сиб звали свою экономку. Но все уменьшительные имена так же мало способствовали появлению упомянутой дамы, как и в том случае, если бы ее стали звать полным именем Элизабет. На пороге зала показался управляющий Партридж. Держа в руках свою шотландскую шапочку, Партридж обратился к двум мужчинам привлекательной наружности, сидевшим в широкой амбразуре окна, выходившего в парк, и почтительно произнес:

— Вы изволили требовать миссис Бесс? Ее нет дома.

— Где же она, Партридж?

— Она вышла вместе с мисс Кампбель.

Сказав это, Партридж по знаку своих господ важно вышел из комнаты.

Двое мужчин, о которых мы только что говорили, были не кто иные, как братья Сэм и Сиб Мельвили. Имена, которые им дали при крещении, были в действительности Сэмьюель и Себастьян. Что же касается мисс Кампбель, то она была племянницей Мельвилей. Братья Мельвиль принадлежали к одной из древнейших шотландских фамилий: вместе им сто двенадцать лет, но Сэм был на пятнадцать месяцев старше Сиба. Их сестра умерла от тяжелой болезни вскоре после смерти своего мужа. Ее дочь осталась сиротой. Братья взяли племянницу к себе.

Горячая любовь к сиротке тесно связывала братьев Мельвиль; они жили только для нее одной и думали только о ней одной. Ради племянницы они отказались даже от мысли самим вступить в брак, о чем, впрочем, нисколько не жалели; они по своей натуре принадлежали к числу тех милых и добрых людей, которым как бы самой природой назначено остаться холостяками и довольствоваться в жизни ролью опекунов. Этим, однако же, не исчерпывается характеристика братьев; надо сказать, что они не только приняли на себя обязанности опекунов девочки, но Сэм как старший брат сделался отцом, а младший брат, Сиб, стал вроде матери ребенка; а потому никого не удивляло, что мисс Кампбель, случалось, совершенно непринужденно здоровалась со своими дядями в таких выражениях:

— Здравствуйте, папа Сэм!

— Как ваше здоровье, мама Сиб?

С кем можно более удачно сравнить этих двух дядей, как не с великодушными, любящими, честными братьями Чирибль — лондонскими негоциантами, совершенней которых не могла создать фантазия Диккенса. Между теми и другими было полное сходство, за исключением одного: братья Мельвиль не обнаружили склонности к торговым предприятиям. Сэм и Сиб Мельвили росли вместе и не расставались никогда даже на самое непродолжительное время. Они получили одинаковое воспитание и не только учились в одном и том же учебном заведении, но переходили вместе из класса в класс; все это сделало их в нравственном отношении до такой степени похожими друг на друга, что в большинстве случаев они были во всех вопросах совершенно одинакового мнения и каждому из них стоило только начать какую-нибудь фразу, чтобы эту фразу тотчас же докончил другой, даже с той же интонацией, с теми же жестами. Короче, эти два человека составляли точно одно существо, хотя по внешнему виду они слегка отличались один от другого: Сэм был несколько выше Сиба, а Сиб был немного толще Сэма. Зато их открытые и честные лица поражали необыкновенным сходством. Нужно ли было удивляться тому, что даже старомодный покрой их костюмов и материя, из которой эти костюмы шились, свидетельствовали о том, что братья имели одинаковый вкус, хотя и с маленьким различием: Сэм любил темно-синий цвет, тогда как Сибу нравился темно-коричневый. Если говорить правду, кто не желал бы жить на свете так мирно и дружно, как эти во всех отношениях хорошие люди! Братья так привыкли идти в жизни рука об руку, что можно было биться об заклад, что они не отстанут друг от друга и тогда, когда пробьет их час сойти с жизненного пути. Но, судя по их внешнему виду, можно было сказать с уверенностью, что эти последние столпы дома Мельвилей еще вполне надежны и долго будут поддерживать древнее здание. Род Мельвилей брал свое начало в XIV столетии, со времен Роберта Брюса и Уоллэса, после того героического периода, когда Шотландия отстаивала против англичан свои права на свободу. Хотя братья Мельвиль и не имели случая стать в ряды воинов и сражаться за отчизну и жизнь их благодаря унаследованному от предков богатству текла мирно и тихо, тем не менее они свято чтили традиции своего рода, щедрой рукой помогая ближнему. Так как у братьев было прекрасное здоровье и они вели правильный образ жизни, можно было предугадать, что они долго не состарятся ни физически, ни морально. Разумеется, и эти два хороших человека имели кое-какие недостатки. Но кто может похвалиться тем, что вовсе не имеет недостатков? Мы знаем за братьями Мельвиль единственный: они имели слабость или, вернее, привычку пересыпать свои разговоры именами и даже целыми цитатами, извлеченными из романов знаменитого владельца Абботсфордского замка, а в особенности из поэм Оссиана. Но разве можно было ставить им это в вину, принимая во внимание, что они жили в стране Фингала и Вальтера Скотта? Для того чтобы закончить наш очерк, необходимо сказать, что оба брата Мельвиль страстно любили нюхать табак, и каждый, кому известно, что на вывесках табачных лавок в Соединенном королевстве изображен шотландец в национальном костюме, держащий в руках табакерку, взглянув на братьев Сэма и Сиба, нашел бы непременно, что они представляют собой превосходный оригинал для подобной вывески. Но здесь была особенность, достойная внимания: братья Мельвиль имели одну табакерку, хотя и невероятных размеров. Она переходила попеременно из кармана одного брата в карман другого и служила как бы еще одной связью между ними, не говоря уж о том, что братья всегда в одно и то же время ощущали желание понюхать табаку; и когда один доставал из недр своего кармана табакерку, вы могли быть уверены, что именно в эту минуту и другой чувствовал одинаковое желание понюхать табаку, и когда оба, понюхав, чихали, то почти одновременно говорили:

— Господи благослови!

Что касается практической житейской мудрости, то в ней братья Мельвиль были настоящими детьми: они ровно ничего не понимали в коммерческих и финансовых делах, да и не желали ничего понимать. К вопросам, касающимся политики, были тоже довольно равнодушны, и если в душе, может быть, и были якобинцами и питали некоторое предубеждение против царствовавшей Ганноверской династии, то мечтали о возвращении Стюартов так же поверхностно, как мечтают некоторые французы о возвращении последнего из дома Валуа. В сердечных делах они понимали еще меньше, а между тем братья Мельвиль горячо желали ясно читать в сердце мисс Кампбель и угадывать самые задушевные ее мысли и, если это будет возможно, развивать и направлять их по своему усмотрению, а если это будет необходимо, и выдать молодую девушку замуж за ими же избранного человека, который, конечно, употребит все усилия, чтобы сделать ее счастливой. Если верить братьям или, вернее, если послушать разговор, который они вели, то можно было бы подумать, что они нашли уже человека, на которого намеревались возложить эту приятную обязанность.

— Итак, Елена гуляет, но теперь пять часов, и она скоро возвратится домой.

— А когда она возвратится?..

— Тогда, я думаю, брат Сэм, настанет то время, когда нам надо будет поговорить с ней серьезно.

— Через несколько недель, брат Сиб, нашей дочери исполнится восемнадцать лет…

— Она достигнет возраста Дианы Верной, не так ли, брат Сэм? И, говоря по правде, она так же красива, как героиня «Роб Роя».

— Да, это правда, брат Сиб, но изяществом своих манер…

— Складом своего ума…

— …она больше напоминает Диану Верной, чем Флору Мак Айвор — другую величавую фигуру из «Вэверлея».

И, гордые своими сведениями из родной литературы, братья перечислили героинь чуть не всех вальтер-скоттовских романов, но все они, по их мнению, должны были уступить нравственным и физическим совершенствам мисс Кампбель.

— Она, брат Сэм, молоденький розан, выросший немного быстро, и которому поэтому необходимо…

— …дать подпорку, так ведь, брат Сиб? И лучшей подпоркой…

— …будет, без сомнения, муж, так как, брат Сиб, в этом случае розан и подпорка пустят корни в одном и том же грунте.

Чрезвычайно довольные этим сравнением, вычитанным в книге «Прекрасный садовник», они весело улыбнулись друг другу, после чего брат Сиб вынул из кармана табакерку и, раскрыв ее, деликатно погрузил в нее два пальца; затем передал табакерку брату, и тот, тоже взяв щепотку, положил табакерку в карман.

— Итак, брат Сэм, мы пришли к соглашению.

— Как и всегда, брат Сиб.

— Даже относительно выбора попечителя note 1 для нашей дочки.

— Конечно. Кто же может быть более симпатичным, более соответствующим ее вкусу, как не этот молодой ученый, получивший ученую степень в Оксфордском и Эдинбургском университетах? Этот физик, равный Тиндалю…

— …этот химик, подобный Фарадею, этот человек, проникший в тайну происхождения всего существующего в нашем бренном мире…

— …и который, брат Сиб, не задумывается над ответом на какой бы то ни было предложенный ему вопрос.

— Да, кто может быть лучше этого потомка древней фамилии и обладателя солидного состояния?

— Я уж не говорю об его привлекательной внешности, очень приятной, по моему мнению, несмотря на алюминиевые очки, которые он носит.

Мы вполне уверены, что даже в том случае, если бы очки этого героя были из стали, или из никеля, или золотые, братья Мельвиль не сочли бы это за недостаток. Но был ли в действительности по вкусу мисс Кампбель этот молодой ученый, получивший ученую степень в двух университетах? Если мисс Кампбель имела сходство с Дианой Верной, то ведь эта героиня, как известно, не питала к своему ученому кузену Рашлею ничего, кроме дружбы, и в последней главе романа замуж за него не вышла. Но, впрочем, что же из этого? Подобное обстоятельство не могло обеспокоить серьезно братьев Мельвиль: как двое старых холостяков, они не могли быть опытны в сердечных делах.

— Молодые люди уже виделись не раз, продолжал брат Сиб, — и наш ученый друг, по-видимому, не остался равнодушен к красоте Елены.

— Еще бы, брат Сэм. Если бы божественному Оссиану пришлось воспевать ее красоту и ее добродетели, то он назвал бы ее Монной, то есть «всеми любимой».

— Да, если б он только не назвал ее Фионой, что, как ты знаешь, по-гаэльски значит «несравненная красавица».

— Не нашу ли Елену создало его воображение, когда он сказал: «Она покидает убежище, в котором вздыхала украдкой, и является во всей своей красе, как из-за туч луна…» — начал брат Сэм.

— «…и блеск ее красоты, окружает ее как сияние, — продолжал брат Сиб, — и шум ее легких шагов раздается в ушах, как нежная мелодия».

К счастью, поэтическое настроение братьев было нарушено другими мыслями, которые сбросили их с несколько туманного неба кельтского барда на землю и возвратили к прозаической действительности.

— Без сомнения, — сказал один из них, — если Елена нравится нашему молодому ученому, то он в свою очередь не замедлит ей тоже понравиться…

— И если она, брат Сэм, и не выказала нашему ученому другу до сих пор того внимания, которого он заслуживает, то прекрасные качества, которыми так щедро наградила его природа…

— …не замедлят произвести на нее глубокое впечатление; этого не случилось до сих пор, брат Сэм, только потому, без сомнения, что мы не сказали ей, что ей пришло время думать о замужестве.

— Да, конечно, брат Сиб, и в тот день, когда мы дадим ее мыслям желанное направление, предположив, что у нее нет предубеждения против замужества…

— …она не замедлит согласиться, брат Сэм, как прекрасный Бенедикт, который после долгого сопротивления…

— …закончил развязку комедии «Много шума из ничего» тем, что женился на Беатриче.

Вот каковы были братья Сэм и Сиб Мельвили, и результат задуманной ими комбинации казался им столь же естественным, как развязка комедии Шекспира.

Придя к этому заключению, братья, движимые чувством радостного удовлетворения, поднялись со своих мест и начали, потирая руки, тонко улыбаться друг другу. Вопрос о замужестве Елены стал делом решенным. Какое могло явиться в этом случае непредвиденное затруднение? Молодой ученый сделает предложение, Елена ответит на него согласием, и когда формальности эти будут соблюдены, останется одно: назначить день свадьбы.

Свадьба будет, конечно, роскошная; ее отпразднуют в Глазго, но венчание не будет происходить в кафедральном соборе святого Мунго — единственной шотландской церкви, которой не коснулась реформа, нет! Она казалась слишком мрачной для свадебного торжества, которое в воображении братьев Мельвиль должно было походить на слияние чарующей молодости с лучезарной любовью. Для этой цели более всех подходили церковь святого Андрея или церковь святого Георгия, которые к тому же находятся в лучшей части города. Таковы были соображения братьев Сэма и Сиба; они продолжали развивать план предполагаемой свадьбы, причем речь их больше походила на обмен фразами, целиком взятыми из книги, чем на простой разговор.

Погруженные в свои мысли, братья Сэм и Сиб не заметили, как дверь залы отворилась и на пороге появилась хорошенькая девушка; лицо ее горело, как видно, от быстрой ходьбы, и в руках у нее была развернутая газета; подойдя к братьям Мельвиль, она удостоила каждого двумя поцелуями.

— Здравствуйте, дядя Сэм! — сказала она при этом. — Как поживаете, дядя Сиб?

— Прекрасно, — ответил Сиб.

— Елена, — сказал брат Сэм, — нам нужно с тобой поговорить серьезно.

— О чем поговорить серьезно? Что такое вы придумали? — спросила мисс Кампбель, посматривая не без лукавства то на одного, то на другого,

— Ты знаешь молодого ученого Аристобюлюса Урсиклоса?

— Знаю.

— Нравится он тебе?

— Почему бы ему мне не нравиться?

— Так он тебе нравится?

— Чем бы именно мог он мне понравиться?

— Одним словом, брат и я по зрелом размышлении пришли к заключению, что он был бы тебе хорошим мужем.

— Мужем! Мне?.. Это я-то выйду замуж?! — воскликнула мисс Кампбель, разразившись веселым смехом. — Так ты не хочешь идти замуж? — спросил брат Сэм.

— Зачем мне выходить замуж?

— Так ты совсем не пойдешь замуж, никогда? — сказал брат Сиб. — Серьезно?

— Никогда, — ответила мисс Кампбель, стараясь сделать серьезное лицо, хотя улыбка, игравшая в уголках ее губ, предательски выдавала ее. — Никогда, дядя… По крайней мере я не пойду замуж до тех пор, пока не увижу…

— Чего? — воскликнули оба брата разом.

— …пока я не увижу «зеленый луч».

Глава вторая. ЕЛЕНА КАМПБЕЛЬ

Загородный дом, в котором жили братья Мельвиль и мисс Кампбель, был расположен в очень красивой местности, в трех милях от небольшого селения Эленбург, на берегу канала Гэр-Лох.

Братья Мельвиль и их племянница обыкновенно проводили зимний сезон в Глазго в старинном доме на улице Вест-Джордж, одной из самых аристократических частей нового города. Они жили там в продолжение шести месяцев в году, если только какой-нибудь каприз Елены, которому они подчинялись беспрекословно, не увлекал их куда-нибудь в Италию, в Испанию или во Францию. Во время этих путешествий братья Мельвиль не переставали смотреть на все глазами Елены; они ехали только туда, куда ей хотелось, останавливались в тех местах, где ей желательно бывало остановиться, и восхищались только тем, чем она восхищалась, а когда наконец мисс Кампбель закрывала свой альбом, в который заносила карандашом или пером свои путевые впечатления, дяди ее смиренно плелись за ней домой и не без удовольствия поселялись снова в прекрасном и удобном доме на Вест-Джордж. В первой половине мая Сэм и Сиб начинали чувствовать желание переселиться в деревню, и желание это странным образом совпадало как раз с тем временем, когда и мисс Кампбель ощущала не менее горячую потребность покинуть Глазго, с его неумолкаемым шумом, закопченным небом и запахом каменного угля. Когда переезд в деревню бывал решен окончательно, весь дом поднимался на ноги и хозяева, и прислуга вскоре переезжали в великолепное поместье, принадлежавшее Мельвилям и находившееся в двадцати милях от города. Местечко Эленбург было очень красиво, кроме того, славилось морским купанием, но всем оно должно было уступить в красоте той местности, которую братья Мельвиль избрали для постройки своего прекрасного загородного дома. В поместье Мельвилей можно было найти все, что ласкает взор: тенистые рощи, прозрачные ручьи, бархатистые луга, пруды, в которых плавали стаи диких лебедей. С одной стороны парка открывался очаровательный вид: была видна, с правой стороны, прехорошенькая вилла, приютившаяся на полуострове за узким заливом; она принадлежала графу Аргайлю; с левой стороны этой части парка по берегу Клайда раскинулись домики и церковь Эленбурга, а напротив самой усадьбы, по другую сторону реки, виден был порт Глазго и развалины замков Ньюарка и Гринока. Все это, вместе взятое, составляло очень живописную картину, и чем выше поднимались вы на башни самого дома, тем горизонт становился шире, тем красивее делался вид. Таких башен в доме было несколько. Сам дом, с его неправильными крышами, выдающимися фасадами, беспорядочно расставленными окнами и множеством остроконечных башенок, с гордо развевающимся флагом на главной башне, являл собой превосходный образчик англосаксонской архитектуры. На балкончике главной башни было излюбленное местопребывание мисс Кампбель: она обыкновенно проводила там большую часть дня, занимаясь чтением, работой или просто мечтая о чем-нибудь; она устроила себе на этой башне прехорошенькое гнездышко в виде обсерватории, защищенной от дождя и солнца. Если молодой девушки не было на башне, то вы могли быть уверены, что она гуляет по парку или одна, или в обществе Бесс или же мчится верхом по полям в сопровождении верного слуги Партриджа, который изо всех сил погоняет лошадь, чтобы не отстать от своей госпожи.

Из многочисленных слуг семейства Мельвилей только двое заслуживают нашего внимания, главным образом тем, что они с малых лет чувствовали глубокую привязанность к этому семейству. В то время, о котором мы говорим, Бет, или Элизабет, экономке Мельвилей, было столько же лет, сколько было у нее ключей, которые она носила на поясе, — а их у нее было не менее сорока семи. Особа эта была образцовой хозяйкой и управляла бесконтрольно всем домом. Имела ли она влияние на братьев Мельвиль — сказать трудно, так как те были старше ее, но то, что она вырастила мисс Кампбель, было неопровержимым фактом; она вырастила девушку с истинно материнской заботливостью. Управляющий имением Партридж, шотландец с головы до ног, неизменно носивший национальный костюм, был глубоко предан своим господам и, несмотря на долголетнюю службу, считал верхом непочтительности называть господ просто по имени. Даже Елену, которую он носил на руках, называл не иначе как «мисс Кампбель». В Великобритании есть обычай никогда не называть по имени старшую или единственную дочь аристократического семейства. Дочь пэра называют там «леди», и хотя мисс Кампбель была по отцу лишь боковым потомком сэра Колина — паладина, участвовавшего в Крестовых походах, тем не менее в ней все же текла кровь ее знаменитых предков. Девушка была настоящая златокудрая шотландка, красавица с голубыми глазами; она была так хороша, что, по мнению Мельвилей, с ней не могли соперничать ни Минна, ни Катерина Гловер, ни Эми Робсарт, ни Мери Авенель, ни Диана Верной, — эти красавицы из знаменитых романов Вальтера Скотта. Да и действительно, можно было залюбоваться хорошеньким личиком девушки, ее голубыми, как шотландское озеро, глазами, невысокой стройной фигуркой и легкой, немного горделивой походкой. Выражение ее лица, в большинстве случаев мечтательное, но иногда и добродушно-лукавое, производило также самое приятное впечатление. Вся наружность девушки носила на себе отпечаток изящества и благородства. Кроме того, мисс Кампбель была не только очень хорошенькой, но и очень доброй девушкой; располагая, благодаря богатству своих дядей, большими средствами, она тем не менее не искала роскоши и довольствовалась тем, что много помогала бедным, помня, что рука дающего не оскудевает. Горячо любя усадьбу, в которой она выросла, а также всех ее обитателей, она душой и телом была истая шотландка, и если б ей предложили самой выбрать себе мужа, она предпочла бы последнего шотландца гордому англичанину и для ее слуха не было музыки приятнее национальной песни горцев. Ксавье де Местр сказал: «В каждом человеке два существа: он и еще другой». Внутренний мир мисс Кампбель также раздваивался; одно существо ее было романтическое, немного склонное к фатализму и любящее всевозможные фантастические рассказы, которыми так богата ее родина; другое же существо в ней было очень серьезное, вдумчивое, смотревшее на жизнь скорее как на исполнение долга, чем как на удовольствие.

Братья Сэм и Сиб любили в племяннице все стороны ее характера одинаково, но надо, однако же, сознаться, что, восхищаясь благородством суждений молодой девушки, они не могли в то же время не испытывать тревоги при появлении в ней склонности к фантастическим капризам, выражавшимся в различных неожиданных выходках и крайне переменчивом настроении. Не эта ли сторона характера обнаружилась в ней, когда она так странно ответила своим дядям на вопрос об ее замужестве? Если бы в ней в ту минуту говорила серьезная сторона ее характера, она, наверное, ответила бы спокойно: «Выйти замуж за мистера Аристобюлюса Урсиклоса? Мы еще поговорим об этом». Но она сказала: «Никогда… По крайней мере, пока я не увижу „зеленый луч“.

При этом неожиданном ответе братья Мельвнль с недоумением переглянулись, а в ту минуту, как мисс Кампбель усаживалась в большое кресло, стоявшее в амбразуре окна, брат Сэм спросил ее:

— Что это еще за «зеленый луч»? Что такое?

— Зачем нужно видеть этот луч? — поддержал брата Сиб.

— Зачем? Мы это сейчас узнаем, — ответила девушка.

Глава третья. СТАТЬЯ ИЗ «МОРНИНГ ПОСТ»

Вот что было напечатано в тот день в газете «Моршшг пост».

«Случалось ли вам когда-нибудь наблюдать закат солнца на море, когда верхний край его исчезает за горизонтом? По всей вероятности, вы видели это не раз. Но заметили ли вы дивное явление, которое совершается в мгновение, когда при совершенно безоблачном небе солнце бросает свой последний луч? Если вы этого явления не видели, то в первый раз, как вам представится случай наблюдать его — а такие случаи бывают очень редко, — вы увидите, что последний солнечный луч будет не красного цвета, как это можно было бы предположить, а ярко-зеленого. Цвет этого луча так красив, что ни один художник не может составить для него краску на своей палитре и его нельзя сравнить ни с одним из тех зеленых цветов, в которые окрашено бесконечное множество растений, а также море, как бы ни были прозрачны его воды; если есть в раю зеленый цвет, то он именно такой: истинный цвет надежды».

Вот что сообщала статья в газете «Морнинг пост», которую мисс Кампбель держала в руках в ту минуту, когда она входила в залу, где сидели ее дяди. Эта статья произвела на девушку большое впечатление, и она с увлечением прочла ее; но лукавая девушка скрыла при этом, что с этим явлением «зеленого луча» на море была связана старинная легенда, которую она до этой минуты не вспоминала. В легенде говорилось, что тот, кто хоть раз увидит этот луч, никогда не ошибется ни в своих чувствах, ни в чувствах другого: свет этого луча рассеивает всякое предубеждение и всякую ложь.

Да простится молоденькой шотландке это поэтическое суеверие: оно против воли воскресло в ее душе при чтении статьи в газете «Морнинг пост».

Выслушав внимательно статью, братья Сэм и Сиб посмотрели друг на друга глазами, широко раскрытыми от удивления. До сих пор они жили на свете, не подозревая о существовании «зеленого луча», даже больше, они подумали втайне, что можно продолжать жить на свете, никогда не увидев этого луча. Но не таково было мнение мисс Кампбель; увидеть это явление ей представлялось теперь важнейшей жизненной задачей.

— А-а, так вот что такое «зеленый луч»! — сказал Сэм, медленно кивая.

— Так это его ты хочешь увидеть? — сказал и Сиб.

— Да, его я и увижу с вашего позволения, дяденьки, и даже в недалеком будущем.

— А после того, как ты его увидишь?..

— Когда я его увижу, мы с вами возобновим разговор о мистере Аристобюлюсе Урсиклосе.

Братья Сэм и Сиб с улыбкой переглянулись; они, видно, поняли друг друга.

— Что ж, посмотрим «зеленый луч», — сказал один из братьев.

— Не теряя времени, — добавил другой.

И оба приподнялись с кресел и уже хотели отворить окно, но мисс Кампбель остановила их.

— Постойте, — сказала она, — надо дождаться заката солнца.

— Так вечером, стало быть… — уточнил Сэм.

— После обеда мы вместе отправимся на мыс Розенхет, — добавил Сиб.

— Или просто поднимемся на башню нашего дома, — предложил Сэм.

— Ни там, ни тут мы открытого моря не увидим, — сказала на это мисс Кампбель. — Закат солнца надо наблюдать там, где открытое море, и я хочу видеть этот закат без промедления.

Говоря эти слова, мисс Кампбель так мило улыбнулась дядям, что те не нашли в себе сил противиться ей.

— Но ведь время терпит, — попробовал, правда, возразить Сэм.

Мисс Кампбель отрицательно покачала головой.

— Нет, у нас очень мало времени впереди, надо спешить.

— Потому ли надо спешить, что это в интересах Аристобюлюса Урсиклоса? — спросил Сэм.

— Счастье нашего молодого друга зависит, по-видимому, теперь только от «зеленого луча», — сказал Сиб.

— Потому что теперь август, дядюшки, ответила мисс Кампбель, — и туманы не замедлят опуститься на землю; следует пользоваться теми прекрасными вечерами, которыми еще дарят нас конец лета и начало осени! Так когда же мы едем?

Было очевидно, что если мисс Кампбель действительно желает видеть «зеленый луч» в этом году, то времени нельзя терять. Оставалось немедленно переехать на какой-нибудь выдающийся в море мыс на западе, найти там удобное помещение и ходить каждый вечер к морю наблюдать закат солнца в ожидании дивного явления. Все это необходимо было сделать тотчас же, а после этого можно было питать надежду на то, что мисс Кампбель, удовлетворив свое фантастическое желание увидеть «зеленый луч», отнесется благосклоннее к предлагаемому замужеству.

Но газета «Морнинг пост» предупреждала, что явление «зеленого луча» очень редкое, и она писала правду.

Прежде всего необходимо было решить, куда именно ехать; следовало выплыть из залива Клайд, маленькие островки и берега которого не позволяли видеть даже самую незначительную часть горизонта с западной стороны. Итак, чтобы не покидать Шотландию, необходимо было ехать или далеко на север, или на юг, и ехать непременно до наступления туманной осени.

Для мисс Кампбель было совершенно безразлично, куда ехать. Она желала увидеть «зеленый луч», а вопрос, где случится увидеть его — в Ирландии, во Франции или в Испании, — не имел для нее значения.

А потому, глубокомысленно переглянувшись и обменявшись тонкими дипломатическими улыбками, братья поспешили заявить, что всего лучше будет ехать в Обан.

— Ну что ж, поедемте в Обан, — согласилась мисс Кампбель. — Но видно ли в Обане открытое море?

— Конечно, видно! — воскликнули оба брата.

— Так едемте!

— Через три дня, — предложил один из братьев.

— Через два, — уточнил другой.

— Нет, завтра, — ответила мисс Кампбель, поднимаясь с кресла, так как в эту минуту раздался звонок, призывавший обитателей усадьбы к обеду.

— Завтра так завтра! — сказал брат Сэм.

— Я желал бы быть там уже сейчас! — заметил брат Сиб.

И он говорил правду. Но почему именно братья выказали такую готовность ехать в Обан как можно скорее? Об этом знали только они сами. Мисс Кампбель и не подозревала, что в Обане она должна была встретиться с тем молодым человеком, которого дяди выбрали ей в мужья, — с человеком из разряда ученейших и, скажем от себя, скучнейших. О последнем обстоятельстве, конечно, не подозревали лукавые старички; они думали, что мисс Кампбель, соскучившись бесплодными наблюдениями заката солнца, бросит свою затею и кончит тем, что протянет руку своему будущему мужу.

Но если бы Елена даже подозревала о планах дядей, то ученый Аристобюлюс Урсиклос не мог стеснить ее своим присутствием в Обане.

— Бет!..

— Бесс!..

— Бетси!..

— Бетти!.. — снова раздалось в зале, но на этот раз на него явилась сама миссис Бесс, которой отдано было приказание немедленно собрать все вещи в дорогу.

Да и действительно, следовало спешить, так как барометр стоял высоко и если на другой день утром выехать пораньше, то уже вечером можно было бы наблюдать заход солнца в Обане.

Конечно, в этот день миссис Бесс и Партридж хлопотали без устали и все сорок семь ключей миссис Бесс гремели непрерывно, как бубенчики на шее испанского мула; сколько нужно было шкафов и сундуков отпереть и запереть! Кто мог знать, на сколько времени опустеет господский дом в Эленбурге? Дело шло об исполнении каприза мисс Кампбель! А если вдруг этой очаровательной девушке вздумается начать погоню за «зеленым лучом»?! А если этот «зеленый луч» нескоро покажется? А вдруг горизонт Обана будет недостаточно чистым для наблюдения и придется ехать в Англию или Ирландию? Все уезжали завтра, в этом не было сомнения, но когда возвратятся домой: через месяц, или через полгода, или через год, а может быть, даже через десять лет, этого никто сказать не мог.

— Откуда взялась у барышни фантазия относительно «зеленого луча»? — спросила Бесс Картриджа, помогавшего ей укладывать вещи.

— Не знаю, — ответил Партридж, — но, без сомнения, фантазия эта имеет важное значение; наша молодая госпожа ничего не делает бесцельно, вы это сами знаете, впрочем, милая.

— Партридж, — сказала Бесс, — я разделяю ваше мнение, что в этой невинной фантазии мисс Кампбель кроется какая-нибудь затаенная цель.

— Какая же?

— Ах, кто знает! Может быть, отказ или желание оттянуть ответ на предложение дядей!

— По правде сказать, — возразил Партридж, я не знаю, чем именно господин Арисюбюлюс Урсиклос расположил их так в свою пользу? Разве такой муж нужен нашей барышне?

— Будьте уверены, Партридж, — поставила точку Бесс, — что если он мисс Кампбель не подходит, то она за него и не пойдет. Ответит дядям «нет», поцеловав их в щеки, и дяди будут очень удивлены, что могли хоть одну минуту считать этого господина подходящим женихом для Елены. Что же касается меня, то мне он вовсе не нравится!

— И мне тоже, моя милая!

— Видите ли, Партридж, сердце мисс Кампбель похоже на этот ящик, который крепко заперт, и ключ от этого ящика находится у нее; и чтобы его отпереть, нужно, чтобы она дала ключ!

— Или чтобы у нее его взяли, — добавил Партридж, улыбнувшись одобрительно.

— Его не возьмут у нее, если она этого не пожелает! — ответила Бесс. — И скорее ветер унесет мои чепчик на колокольню святого Мунго, чем наша барышня сделается женой мистера Урсиклоса…

— …который если и родился в Шотландии, то все же жил всегда на юге!

Теперь Бесс в свою очередь кивнула одобрительно.

Этот шотландец и эта шотландка понимали друг друга с полуслова. Они явно не сочувствовали браку, задуманному братьями Мельвиль, и желали лучшей партии для мисс Кампбель. Хотя внешне партия и была подходящая, но тем не менее их не удовлетворила.

— Ах, Партридж, — начала снова говорить Бесс, старинный обычай наших горцев был лучше теперешних; я думаю, что прежние браки были счастливее теперешних.

— Вы вполне правы, моя милая! — ответил Партридж серьезно. — В то время все искали в браке любви, а не денег; деньги хорошая вещь, без сомнения, но любовь гораздо лучше денег.

— Да, Партридж! А главное, тогда люди желали узнать получше друг друга, прежде чем жениться.

Разговаривая таким образом, Бет и Партридж не переставали, однако, усердно укладывать вещи.

Отъезд был уже решен; куда именно ехать — тоже решено; оставалось условиться о способе передвижения. Предстояло сделать выбор между двумя направлениями: первый путь шел сушей, по правому берегу озера Лох-Левен, через Боулинг и Думбартон до Баллоха, откуда предстояло пересечь живописнейшее шотландское озеро, изобилующее островками и знаменитое историческими событиями, связанными с его берегами, и плыть по озеру вплоть до Далмали; отсюда дорога шла все время по скатам, образующим начало цепи Грампиенских гор. Горы, по которым идет эта дорога, покрыты вереском, дубовыми и сосновыми лесами. Проехав через эти леса, путешественник спускается к Обану, маленькому городку, расположенному на живописнейшем берегу Атлантического океана.

Эта поездка может доставить туристу истинное наслаждение, и каждый, кто путешествовал по Шотландии, наверное, уже любовался красотами природы этой части страны. Но так как с этого пути невозможно наблюдать за закатом солнца в открытом море, то Мельвили, предложившие сначала мисс Кампбель совершить поездку по этому маршруту, должны были отказаться от своей затеи.

Другая дорога идет реками и морем, и мисс Кампбель выбрала ее. Здесь она рассчитывала увидеть «зеленый луч».

— Вы понимаете, дядя Сэм, вы понимаете, дядя Сиб, — говорила она, — ведь нужен только один момент. И если я увижу то, что хочу, наше путешествие придет к концу и нам незачем будет больше оставаться в Обане.

Последние слова племянницы вовсе не обрадовали братьев Мельвиль — они хотели прожить в Обане некоторое время — мы знаем почему, — и в их расчет вовсе не входило слишком поспешное появление «зеленого луча», так как это могло расстроить их планы. Тем не менее, поскольку решающий голос принадлежал мисс Кампбель, а она желала ехать водным путем, ее дядям ничего больше не оставалось делать, как только покориться.

— Черт бы побрал этот «зеленый луч»! — сказал брат Сэм, когда Елена вышла из залы.

— И всех тех, кто его выдумал! — поддакнул брат Сиб.

Глава четвертая. ПО ТЕЧЕНИЮ РЕКИ КЛАЙД

На следующий день, 2 августа, ранним утром мисс Кампбель в обществе своих дядей, Бетси и Партриджа села в поезд, следовавший из Эленбурга в Глазго. Чтобы доехать до Обана, им необходимо было сесть на пароход в Глазго, так как Глазго был ближайшим от них пунктом, где останавливались пароходы. Прибыв в Глазго в семь часов, семейство Мельвилей, не теряя времени, ступило на палубу парохода «Колумбия», уже поджидавшего у пристани пассажиров, пыхтя и выбрасывая густые клубы дыма, который, смешиваясь с утренним туманом, постепенно рассеивался, пропуская лучи восходящего солнца. Небо обещало ясный день.

Не успели Мельвили разместиться на пароходе, как раздался третий звонок: машинист пустил машину в ход; колеса завертелись, подняв целое облако желтоватых брызг; раздался пронзительный свисток, канаты убрали, и «Колумбия» быстро пошла по течению.

В путешественниках не было недостатка; их собралось много с различных частей света, но большинство — из Шотландии и из Англии.

Август считается в Шотландии лучшим месяцем для путешествий, в особенности для излюбленных поездок по Клайду. Тут были семейства в полном составе, молоденькие веселыедевушки, молодые люди с серьезными лицами, дети, привыкнувшие уже к путешествиям, пасторы в высоких черных шелковых шляпах, длинных сюртуках со стоячими воротниками и белых галстуках, фермеры в шотландских шапочках, с полдюжины иностранцев — тяжеловесных немцев и двое или трое французов, которые не переставали быть любезными даже за пределами Франции.

Миссис Бесс и Партридж, усевшись на палубе, дружелюбно беседовали и вспоминали доброе старое время, когда чистый горизонт Клайда не заволакивался черным угольным дымом заводов и по нему не разносился резкий стук молотков, а тишина вод не нарушалась беспрестанно бегущими по ним сотнями пароходов.

Справа показалось селение Патрик в устье Келвина и широкие доки, предназначенные для постройки железных кораблей. Какой стук и шум разносились отсюда далеко-далеко, какое облако черного дыма вырывалось и застилало небо! Все это было ненавистным для Партриджа и его спутницы зрелищем.

Река Клайд постепенно становилась все шире и шире и наконец сделалась похожей на море, а вскоре показалось и само море.

Между тем время только близилось к полудню и оставалось не менее семи часов до захода солнца. Семь часов еще должно было испытываться терпение мисс Кампбель! К тому же горизонт здесь был на юго-запад и солнце спускалось за него лишь во время зимнего солнцестояния. Значит, следовало ехать больше на запад и даже немного к северу, потому что до сентябрьского равноденствия оставалось еще шесть недель.

Но, впрочем, что из этого! Перед глазами мисс Кампбель расстилалось море, и в промежутке между двух островов оно сливалось с небом, а этот именно горизонт она и желала видеть, почему она теперь и не спускала с него глаз.

«Небо безоблачно, лишь бы его не заволокло тучами!»— думала при этом Елена.

Размышления молодой девушки были прерваны возгласом дяди Сиба.

— Уже пора! — сказал он.

— Что?! Куда пора, дядя?

— Завтракать пора, — сказал брат Сэм.

— Так пойдемте завтракать! — ответила юная мисс, и все трое направились в кают-компанию.

Глава пятая. С ПАРОХОДА НА ПАРОХОД

После превосходного английского завтрака, состоявшего из холодных и горячих блюд, поданных в столовой парохода «Колумбия», мисс Кампбель и братья Мельвиль возвратились на палубу. Подойдя к тому месту палубы, с которого она наблюдала морской горизонт, мисс Кампбель не могла удержаться от возгласа разочарования.

— А где же горизонт?! — воскликнула она. Горизонт действительно исчез за несколько минут перед тем, как мисс Кампбель вышла на палубу.

Пароход в это время шел по длинному проливу Кайльс-оф-Бьют.

— Вы очень дурно поступили со мной, дядя Сэм! — сказала Елена с упреком.

— Но, дорогая моя…

— Я этого вам не забуду, дядя Сиб!

Братья не знали, что сказать в свое оправдание, а между тем они вовсе не были виновны в том, что пароход взял курс на северо-восток.

В ту минуту, как засидевшиеся в столовой пассажиры вышли на палубу, пароход уже шел вдоль маленького островка. За ним «Колумбия» повернула в пролив Бьют и поплыла среди живописнейших скалистых островов, поросших лесом, а потом, обогнув мыс Ардламонг, направилась на север и достигла наконец селения Лохгильпхед, расположенного при входе в Крайнанский канал. В этом местечке пассажиры «Колумбии» должны были пересесть на другой маленький пароход; на пересадку потребовалось несколько минут, и пароходик «Линнет», принявший пассажиров, быстро пошел по каналу. Судно проплывало то мимо скалистых берегов, то мимо зеленых холмов, переходивших постепенно в обширные зеленые луга. Временами «Линнет» останавливался перед шлюзами, и на этих остановках молодые девушки и дети из окрестных селений предлагали пассажирам парное молоко и болтали между собой на том древнекельтском наречии, которое непонятно даже многим англичанам.

Через два часа пассажиры «Линнета» пересели на другой пароход. На этот раз это было большое судно, носившее название «Гленгарри». Через несколько часов пути «Гленгарри» обогнул мыс, на котором возвышается древний феодальный «Дентрун-Кэстль», но горизонт все еще не был виден, к великой досаде мисс Кампбель, которой казалось все время, что она путешествует по Шотландии — стране озер, потому что она видела перед собой то скалы, то зеленые холмы, то островки, поросшие лиственницей и березой. Но вот наконец «Гленгарри» обогнул остров Джура и перед глазами молодой девушки развернулась панорама моря, сливающегося на горизонте с небом.

— Вот оно, открытое море, дорогая Елена! — сказал брат Сэм.

— Не наша вина, что эти проклятые острова, в которых сам черт мог бы заблудиться, заслонили нам море, — добавил брат Сиб.

— Я вам прощаю, дяденьки, — сказала на это мисс Кампбель, — но чтобы этого не повторялось…

Глава шестая. ВОДОВОРОТ КОРРИВРЕКАН

Было шесть часов вечера. Солнце совершило лишь четыре пятых своего дневного пути, и не могло быть сомнения в том, что пароход «Гленгарри» прибыл в Обан еще задолго до того момента, когда дневное светило погрузит свой сияющий лик в воды Атлантического океана; это давало мисс Кампбель уверенность, что желание ее увидеть «зеленый луч» осуществится в тот же день. Действительно, небо было чисто, воздух казался прозрачным, ничто, по-видимому, не могло помешать появлению «зеленого луча» на горизонте, который открывался между островами Оронсэ, Колонсэ и Муллем и был хорошо виден с парохода. Всецело отдавшись мысли о «зеленом луче», мисс Кампбель стояла на палубе неподвижно и не спускала глаз с того пространства моря, которое виднелось между островами; а так как никого из пассажиров, кроме нее, не привлекал именно этот пункт, то никто, кроме мисс Кампбель, не заметил, что близ острова Скарба в море происходило какое-то волнение. Вскоре до слуха молодой девушки стал доноситься какой-то отдаленный шум, и это казалось ей тем более странным, что пароход шел по совершенно ровной поверхности моря.

— Что это там за волнение на море? Что за причина этого шума? — спросила мисс Кампбель своих дядей.

Но братья Мельвиль не могли ответить ей на эти вопросы, они и сами не понимали, что происходило в морс. Мисс Кампбель решила обратиться с расспросами к капитану.

— Это очень простое морское явление, — сказал капитан, — вы слышите шум Корривреканского водоворота.

— Но ведь погода прекрасная, отчего же происходит такое волнение?

— Оно не зависит от погоды, — ответил капитан. — Волны моря в этом месте во время прилива попадают в узкий проход между островами Джура и Скарба и поэтому со страшной силой устремляются к берегу. Не дай Бог какому-нибудь маленькому судну попасть в это время в проход: гибель его становится неизбежной.

Водоворот Корриврекан — самое опасное и вместе замечательное место на всем Гебридском архипелаге. Если верить преданию, он получил свое название по имени скандинавского князя, судно которого погибло в его волнах еще в кельтские времена. Многие суда, увлеченные течением, нашли здесь свою гибель: по своей дурной репутации этот проход может сравниться разве с Мальстремом норвежских берегов.

Мисс Кампбель не переставала всматриваться в поднимавшиеся валы грозного океана, и вдруг внимание ее привлек какой-то темный предмет, который то поднимался на гребни волн, то исчезал.

— Взгляните, капитан, — сказала тревожно она, — должно быть, там обломок скалы?

— В самом деле! Это, по всей вероятности, обломок скалы или же… — и, взяв поспешно подзорную трубу, капитан через минуту воскликнул: — Это судно!

— Неужели судно? — удивилась мисс Кампбель.

— Да, я не ошибся… Шлюпка в водовороте.

При этих словах капитана все пассажиры подошли к борту парохода. Было ясно видно, как шлюпка то поднимается, то опускается в волнах водоворота. Не могло быть сомнения в том, что судно это обречено на гибель.

— Шлюпка, наверное, пустая, — предположил кто-то из пассажиров.

— Нет, я вижу в ней одного человека, — возразил другой.

— Я вижу в ней двоих людей! — воскликнул Партридж, подходя к мисс Кампбель.

Действительно, в лодке были двое: они безуспешно боролись с бешеным течением, увлекшим их в водоворот; хотя в их распоряжении был парус, но ветер был слишком слаб, чтобы вынести их из опасного прохода.

— Капитан! — воскликнула мисс Кампбель. Надо помочь им. Это необходимо. Мы должны их спасти.

Пассажиры были одного мнения с мисс Кампбель, а потому напряженно ждали, что ответит капитан.

— «Глентарри» не может идти в середину водоворота. Это большой риск, — сказал капитан, — но если мы подойдем к шлюпке насколько возможно ближе, то нам, может быть, удастся спасти ее. — И, обернувшись к пассажирам, он вопросительно взглянул на них, как бы ожидая совета.

Мисс Кампбель настойчиво повторила:

— Мы должны, мы должны идти к ним на помощь. Речь идет о гибели людей, которых мы, может быть, можем спасти. О, капитан!.. Умоляю вас…

— Да!.. Да.. — воскликнули несколько пассажиров, тронутые горячей мольбой молодой девушки.

Капитан взял снова подзорную трубу и стал смотреть по направлению опасного прохода.

— Рулевой! Смирно!.. Право руля! — неожиданно скомандовал он, и судно медленно повернулось вправо, в сторону водоворота.

Все разговоры на палубе мгновенно смолкли, и пассажиры стали смотреть на шлюпку, которая с каждой минутой становилась виднее.

Это оказалась маленькая рыбачья лодка, на которой стеньги были сняты, чтобы предохранить ее от сильных, яростных волн.

Из двоих людей, находившихся в лодке, один лежал навзничь на дне, а другой греб изо всех сил, стараясь вывести лодку из течения, увлекшего ее в водоворот. Было очевидно, что если этому человеку не удастся исполнить своего намерения, то он и его товарищ погибнут.

Через полчаса пароход «Гленгарри» подошел к опасному проходу и волны моря яростно вступили с ним в борьбу. Но никто из пассажиров не жаловался на начавшуюся качку, и, несмотря на то, что быстрота течения могла вызвать опасения даже у смелого туриста, никто не тревожился за свою жизнь.

Шлюпка была от парохода всего в полумиле, и человек, который греб, делал страшные усилия, чтобы приблизиться к «Гленгарри», поняв, что к нему пришли на помощь; по-видимому, человек понимал также и то, что пароход не может подойти к нему ближе.

— Скорей! Скорей! — восклицала мисс Кампбель, вне себя от волнения.

Некоторые пассажиры, увидев бушующие вокруг парохода волны, не могли удержаться от криков ужаса. Капитан, сознавая всю ответственность за людей на пароходе, не решился идти дальше, хотя расстояние до погибающей лодки уже было не более трехсот футов. Можно было различить лица находившихся в лодке людей: тот, который лежал на дне лодки, был старый матрос, другой, хорошо одетый молодой человек, казалось, не терял присутствия духа и энергично боролся с волнами.

Вдруг на лодку налетел шквал и она, покачавшись на гребне крутой волны, внезапно исчезла в бездне. Крик ужаса вырвался из уст пассажиров «Гленгарри». Лодка погибла? Нет! Она снова вынырнула из пучины; сильные удары весел гребца заставляли ее приближаться к пароходу.

— Смелей! Смелей! — кричали матросы с парохода, раскачивая длинный канат, дожидаясь удобного момента перебросить конец его на лодку. Волны немного улеглись, а это давало пароходу возможность войти в опасный проход. Не медля ни минуты, капитан повел «Гленгарри» к проходу туда, где погибала лодка; она оказалась теперь всего в нескольких саженях от парохода. Веревки были брошены, пойманы, крепко привязаны к носу лодки, и «Гленгарри», дав задний ход, быстро вышел из прохода с лодкой на буксире.

Через несколько минут молодой человек и находившийся без чувств старик матрос были уже на палубе. Тут хладнокровие, не покидавшее молодого человека, пока он боролся с водоворотом, внезапно оставило его, и он, сильно взволнованный, стал приводить в чувство старика матроса.

Через несколько минут тот пришел в себя.

— Мистер Оливер, — пробормотал он.

— О, мой старик! — воскликнул молодой человек со слезами на глазах. — Наконец-то ты пришел в себя! Как ты себя чувствуешь?

— Ничего. Хорошо. Я бывал в худшем положении. Теперь мне отлично.

— Слава Богу! Моя неосторожность едва не стоила тебе жизни! Но теперь мы спасены!

— Я спасся благодаря вам, мистер Оливер!

— Нет! Бог пришел на помощь тебе и мне.

И молодой человек горячо обнял старика, не скрывая своего волнения от свидетелей этой сцены. Потом, обернувшись к капитану парохода, сказал:

— Я не знаю, как благодарить вас за оказанную нам услугу.

— Я, сударь, только исполнил свой долг, и, если говорить правду, мои пассажиры имеют гораздо больше прав на вашу благодарность, чем я, — тоже волнуясь, произнес капитан.

Крепко пожав капитану руку, молодой человек сиял шляпу и изящно поклонился пассажирам. Да и действительно, было за что благодарить пассажиров «Гленгарри»: не приди пароход на помощь погибающей лодке, она и те, которые в ней были, погрузились бы навсегда в бездну океана.

Во время этого обмена любезностями мисс Кампбель сочла за лучшее держаться в стороне. Она не желала, чтобы указали на нее как на главную виновницу благополучной развязки драмы. Отойдя к борту парохода, молодая девушка вспомнила вдруг о цели своего путешествия.

— А луч! А солнце! — воскликнула она.

— Солнца нет! — сказал брат Сэм.

— Луча нет! — подтвердил Сиб.

Хотя горизонт был чист и прозрачен и солнце бросало на небо свой чудный «зеленый луч», мисс Кампбель не могла видеть этого: в ту минуту, как совершалось это дивное явление, мысли ее были всецело поглощены погибавшей лодкой.

— Жаль! — тихо проговорила она. — Другого случая увидеть «зеленый луч» едва ли можно скоро дождаться.

Но девушка сказала это без особой горечи, вспоминая обстоятельства, помешавшие ее наблюдениям.

Тем временем «Гленгарри», благополучно выбравшись из водоворота Корриврекан, взял прежний курс на Обан.

Старик матрос сел в свою лодку и, обменявшись рукопожатием с молодым человеком, поднял паруса и поплыл к острову Джура.

Что касается молодого человека, то он оказался с этой минуты в числе тех туристов, которые ехали в Обан.

Оставив справа острова Суно и Линг с их обширными ломками шифера, принадлежавшими маркизу Бридальбэну, «Гленгарри» пошел вдоль острова Сили и, миновав вулканический остров Керреру, причалил наконец у пристани Обана, когда уже было почти совершенно темно.

Глава седьмая. АРИСТОБЮЛЮС УРСИКЛОС

Если бы в Обане было такое же огромное число приезжих на морское купание, как в Брайтоне или Рамсгэте, то и тогда такая важная особа, как Аристобюлюс Урсиклос, не могла бы остаться незамеченной.

Обан, не возносясь на высоту своих соперников — городов, знаменитых морским купанием, тем не менее курорт, посещаемый не без удовольствия праздной и богатой публикой Великобритании.

В этом году в августе в Обане не было недостатка в приезжих, и на доске одной из лучших гостиниц можно было прочесть уже в продолжение нескольких недель между более или менее знаменитыми фамилиями и фамилию Урсиклос; на доске значилось: Аристобюлюс Урсиклос из Демфриза (Южная Шотландия).

Этому джентльмену было от роду двадцать восемь лет; он никогда не знал молодости, и, по всей вероятности, ему не суждено было знать и старости: он точно родился в том возрасте, в котором должен был оставаться всю жизнь. Наружность его была ни хороша, ни дурна; лицо не имело в себе решительно ничего привлекательного или выдающегося, за исключением только носа, который был так короток, что казался снятым и приставленным с другого лица. Волосы этого господина были слишком белокуры, и из тех ста тридцати тысяч волос, которые, по последним статистическим данным, должны украшать каждую человеческую голову, у него осталось не более шестидесяти тысяч, считая и жиденькую бородку; глаза его были совершенно бесцветными и безжизненными — одним словом, если бы человек этот был создан обезьяной, то он был бы самым красивым экземпляром этой породы животных и, может быть, одного его только недоставало последователям Дарвина для окончательного подтверждения его теории.

Аристобюлюс Урсиклос был богат деньгами, но был еще богаче знаниями: он был даже чересчур ученым человеком и принадлежал к числу тех молодых людей, которые только и делают, что надоедают всем и каждому своими универсальными познаниями. Кандидат двух университетов, надо сознаться, имел гораздо больший запас сведений в отраслях физики, химии и астрономии, чем в литературе. Он был до крайности высокомерен, но другим казался почти идиотом; с видом невыносимо скучного педанта давал вкривь и вкось объяснения всему, что ему попадалось на глаза. Над ним не смеялись в глаза, так как в нем не было ничего смешного, по каждый в душе находил, что человек этот странен и смешон. Ни кому так не шел, как к Аритстобюлюсу Урсиклосу, девиз английских франкмасонов: «слушай, смотри и молчи».

Этот оригинальный ученый молодой человек никогда никого не слушал, ничего не видел вокруг себя и говорил почти не переставая. Одним словом, для полной его характеристики достаточно сказать, что он походил на героя Вальтера Скотта Джарви, а какая девушка не предпочла бы ему Роб Роя? Таков был Аристобюлюс Урсиклос, и можно только удивляться, что братья Мельвиль пленились им до такой степени, что мечтали сделать его своим племянником. Чем мог он понравиться им? Вероятнее всего, произвел на них выгодное впечатление тем, что он был первым человеком, обнаружившим желание жениться на их племяннице. Братья Сэм и Сиб в наивном восхищении, вероятно, подумали про себя в то время: «Вот молодой человек, богатый, хорошей фамилии, необыкновенно ученый; он будет превосходной партией для нашей дорогой Елены. Все условия для этого брака вполне подходящие. Свадьба не замедлит состояться». После этого глубокомысленного умозаключения братья Мельвиль втянули в себя по доброй понюшке табаку и закрыли табакерку, причем крышка ее издала легкий, сухой стук, точно говоря: «Дело решенное».

Вот почему братья Сэм и Сиб переглянулись с лукавой улыбкой, когда узнали, что фантазия Елены увидеть «зеленый луч» приведет их в Обан. Там, по их мнению, молодая девушка, находясь ежедневно в обществе Аристобюлюса Урсиклоса, должна будет непременно сблизиться с ним.

Братья Мельвиль и мисс Кампбель заняли лучшие номера в гостинице «Каледония» и рассчитывали, в случае более продолжительного пребывания в Обане, снять хорошенькую виллу, одну из тех, которых было много разбросано на окружающих город холмах. Но пока они с помощью Партриджа и миссис Бесс разместились очень удобно у содержателя гостиницы мистера Мак-Фаина.

На другой день в девять часов утра, в то время, когда мисс Кампбель еще спала, братья Мельвиль вышли из дома; они решили отыскать молодого ученого и с этой целью направились по набережной, зная, что молодой человек живет в одной из гостиниц, выходящих фасадом на море. Не успели они пройти и пятидесяти шагов по правой стороне набережной, как очутились лицом к липу с мистером Аристобюлюсом Урсиклосом.

После обычного обмена официальными рукопожатиями между братьями Мельвиль и молодым ученым произошел следующий разговор:

— Господа Мельвили, — сказал ученый удивленно, — вы здесь? В Обане?

— Со вчерашнего дня, — ответил брат Сэм.

— И мы очень счастливы, мистер Урсиклос, что видим вас в добром здоровье, — добавил брат Сиб.

— Прекрасно! Вы уже знаете, без сомнения, о телеграмме, пришедшей сюда сейчас?.. — сказал Урсиклос.

— О телеграмме?! — воскликнул брат Сэм. — Разве Гладстон уже…

— Речь идет не о Гладстоне, — ответил Аристобюлюс Урсиклос с пренебрежением. — Я говорю о метеорологическом сообщении…

— Ах, вот что! — воскликнули оба брата. — О каком же?

— Сообщают, что барометр сильно понижается и понижение идет от Свимюнде на север. Центр его около Стокгольма, где барометр уже понизился на дюйм, или двадцать пять миллиметров, употребляя принятую всеми учеными десятичную систему. Если в Англии и в Шотландии уровень изменился очень незначительно, то он понизился вчера на одну десятую в Венеции, а в Сторнове — на две десятых.

— А из этого понижения что же именно следует? — спросил Сэм.

— Что же из этого можно заключить? — добавил Сиб.

— Что хорошая погода неустойчива, — ответил Аристобюлюс Урсиклос, — и что юго-восточный ветер нагонит на небо тучи.

Братья Мельвиль поблагодарили молодого ученого за интересное сообщение и вывели из этого заключение, что «зеленый луч» долго заставит ждать себя, а это должно было продлить их пребывание в Обане.

— А вы зачем приехали сюда, господа? — спросил Урсиклос после нескольких минут молчания.

Погруженный в рассматривание какого-то камня, который поднял с земли, он на мгновение забыл о присутствующих, и братья Мельвиль не решались помешать ученым исследованиям молодого друга.

— Мы приехали пожить здесь немного, — сказал Сиб в ту минуту, когда камень благополучно исчез в кармане Аристобюлюса.

— И мы должны прибавить, что с нами мисс Кампбель, — добавил Сэм.

— А-а! мисс Кампбель, — протянул ученый. — Мне кажется, что этот кремень принадлежит ильской эпохе, видны кое-какие следы… Я буду очень рад видеть мисс Кампбель… Следы метеорологического железа… Здешний замечательно мягкий климат, без сомнения, принесет ей пользу…

— Она совершенно здорова, ей нет надобности лечиться чем бы то ни было, — заметил Сэм.

— Что за беда! — возразил на это ученый. — Воздух здесь превосходный: ноль целых двадцать одна сотая кислорода и ноль целых семьдесят девять сотых азота; к этому примешиваются морские испарения, вполне согласные с требованиями гигиены. Что касается углекислоты, то ее нет вовсе. Я каждый день произвожу анализ воздуха.

Братья Мельвиль подумали, что Аристобюлюс Урсиклос этим самым выказывает большую любезность в отношении мисс Кампбель.

— Но если вы приехали в Обан не для того, чтобы лечиться, то могу ли я узнать причину вашего пребывания здесь?

— Нам нет надобности скрывать ее, — сказал Сиб. — Мы приехали сюда…

— Должен ли я видеть в вашем пребывании здесь, — перебил его Урсиклос, — желание с вашей стороны устроить встречу между мной и мисс Кампбель, при условиях, которые помогут нам узнать получше один другого?

— Конечно, — ответил Сэм, — мы были такого мнения, что этим путем мы скорее достигнем цели…

— Я вас одобряю, господа, — сказал ученый. — Здесь, на нейтральной почве, я и мисс Кампбель можем на свободе толковать о движении моря, о направлении ветров, о высоте волн, о приливах и других физических явлениях, которые должны интересовать ее в высшей степени.

Братья Мельвиль переглянулись друг с другом с довольной улыбкой и, утвердительно кивнув Урсиклосу, сказали ему, что надеются в скором времени принять его у себя в Эленбурге как родного.

Урсиклос ответил на это, что он будет счастлив побывать у них, тем более что ему поручена очень серьезная работа; исследовать дно Клайда на всем его протяжении от Эленбурга до Гринока, и сделать это при помощи электрических машин; живя в Эленбурге, ему будет удобно следить за ходом работ.

Братья Мельвиль не могли не понять, насколько это обстоятельство благоприятствовало осуществлению их заветной мечты. В свободные от занятий часы молодой ученый, конечно, не замедлит потрудиться и в пользу взлелеянного ими проекта замужества племянницы.

— Но, — спросил Аристобюлюс Урсиклос, — вы, без сомнения, придумали какой-нибудь предлог, чтобы приехать сюда, так как мисс Кампбель, конечно, не знает о моем пребывании в Обане?

— Да, вы правы, — и предлог к этому нам дала сама мисс Кампбель.

— Вот как! Какой же именно?

— Наблюдение одного физического явления, которое нельзя видеть в Эленбурге.

— Вот что! — воскликнул Урсиклос, поправляя свои очки. — Это может послужить доказательством того, что между мной и мисс Кампбель уже существует некоторое духовное родство. Могу я полюбопытствовать, что это за физическое явление, которое нельзя наблюдать в Эленбурге?

— Это явление — «зеленый луч», — сказал Сэм.

— «Зеленый луч»! — воскликнул Аристобюлюс несколько удивленно. — Я никогда не слыхал о нем. Смею спросить вас: что это за «зеленый луч»?

Братья Мельвиль объяснили как умели явление «зеленого луча», о котором было напечатано в газете «Морнинг пост».

— А, вот что, — успокоился Аристобюлюс Урсиклос. — Здесь идет речь о простом физическом явлении, не возбуждающем большого интереса, и понимание которого доступно даже ребенку.

— Но мисс Кампбель еще очень молоденькая девушка, — возразил Сэм. — Кроме того, с наблюдением этого явления у нее, по-видимому, связано что-то серьезное; она даже не хочет выходить замуж, пока не увидит «зеленый луч».

— В таком случае, господа, — заявил Урсиклос, — ей покажут этот «зеленый луч».

После разговора братья Мельвиль в сопровождении Арпстобюлюса Урсиклоса направились к гостинице «Каледония», и дорогой молодой ученый воспользовался случаем указать братьям Мельвиль на то, насколько женщины вообще склонны заниматься пустяками, вместо того чтобы развивать свой ум и пополнять свое поверхностное образование.

Поток речей АристоСюлюса Урсиклоса остановился только тогда, когда все трое подошли к гостинице «Каледония». Здесь они остановились, чтобы проститься друг с другом.

В эту минуту в одном из окон гостиницы показалась молодая женщина, она была чем-то смущена и озабочена; это можно было видеть по тому, что она поворачивала голову то в одну сторону, то в другую, как бы отыскивая кого-то глазами. То была мясе Кампбель. Увидев дядей, она захлопнула окно и через минуту уже стояла перед ними с серьезным и недовольным лицом. Братья Мельвиль переглянулись с недоумением. Чем могла быть недовольна Елена? Может быть, присутствие Аристобюлюса Урсиклоса в Обане произвело на нее неприятное впечатление? Тем временем Аристобюлюс Урсиклос, подойдя к Елене, рассеянно поклонился ей.

— Мистер Аристобюлюс Урсиклос…церемонно представил брат Сэм Елене молодого ученого.

— …которого счастливый случай привел в Обан, — добавил брат Сиб.

— А-а, мистер Урсиклос! — равнодушно протянула мисс Кампбель, холодно кивнув ученому в знак приветствия. — Дяденьки мои! — сказала она затем резко, обернувшись к братьям Мельвиль.

— Что такое, душа моя? — спросили разом оба брата, крайне смущенные этим резким вступлением племянницы.

— Мы в Обане?

— Ну да, конечно.

— У Гебридского моря?

— Разумеется.

— Через час нас не будет здесь!

— Через час?

— Я желала видеть перед собой горизонт открытого моря, не так ли?

— Так, дорогая Елена.

— Будьте так добры показать мне здесь этот горизонт.

Братья Мельвиль в крайнем изумлении повернулись в ту сторону, где было море. Перед ними на всем протяжении от северо-запада на юго-запад лежал целый ряд островов, образовавших почти сплошную массу земли; между этими островами не было ни малейшего промежутка, где бы море сливалось с небом. Им оставалось поэтому сознаться, что обещанного горизонта действительно не было в Обане. Во время своей прогулки по набережной они не заметили этого грустного обстоятельства, и теперь с губ их сорвались шотландские досадливые восклицания.

— Пао! — воскликнул Сиб.

— Пшвао! — отозвался Сэм.

Глава восьмая. ТУЧА НА ГОРИЗОНТЕ

Объяснение сделалось неизбежным, а так как Аристобю-люс Урсиклос не мог принять участия в разговоре дядей с племянницей, то, холодно поклонившись им, он спокойно отправился в свою гостиницу. Однако надо сознаться, что ученому мужу не по вкусу пришелся тот факт, что брак его с мисс Кампбель ставился в зависимость от какого-то «зеленого луча», и он даже до некоторой степени почувствовал себя оскорбленным. По возвращении в гостиницу братья Мельвиль, сознавая себя без вины виноватыми, смиренно ждали, чтобы мисс Кампбель заговорила первой. Речь ее была коротка, но решительна: молодая девушка сказала им, что целью их приезда в Обан было видеть горизонт моря, а его-то именно и не было видно. С этим братья Мельвиль не могли не согласиться, и потому они решились привести в свое оправдание только то, что не знали расположения Обана и поэтому никак не могли предполагать, что моря не было там, где люди собираются для морского купания.

— Это, может быть, единственное место во всем свете, — говорили они. — Эти проклятые острова загораживают горизонт моря от взоров тех, кто находится в Обане.

— Надо было выбрать не Обан, а какое-нибудь другое место, — сказала мисс Кампбель тоном, в который старалась вложить как можно больше строгости. — Да, да, другое место, рискуя даже лишить себя удовольствия встретиться с мистером Аристобюлюсом Урсиклосом.

При этих словах племянницы братья Мельвиль смущенно поникли головами и не знали, что им сказать.

— Мы начнем собираться сейчас же и сегодня же выедем отсюда, — сказала мисс Кампбель повелительно.

— Что же, поедем, — ответили братья Мельвиль. Чтобы загладить свою вину, им оставалось только повиноваться.

И через минуту по гостинице раздались восклицания:

— Бет!

— Бесс!

— Бетси!

— Бетти!

На этот зов тотчас же явилась Бесс в сопровождении Партриджа. Им обоим было приказано начать укладываться, а так как, по мнению этих преданных слуг, господа их всегда поступали разумно, то они даже не спросили о причине такого поспешного отъезда из Обана.

В эту минуту никто и не вспомнил о хозяине гостиницы — мистер Мак-Фаине; те, кто могли бы подумать, что он был способен спокойно дать выехать из своей гостиницы богатому семейству, состоящему из трех господ и двух слуг, доказали бы, что имеют самое превратное понятие о гостеприимстве в Шотландии.

Как только мистеру Мак-Фаину стало известно, какая причина послужила поводом к внезапному намерению семейства Мельвилей выехать из Обана, он тотчас же вызвался устроить все к общему благополучию; в этом случае им, конечно, руководило желание удержать у себя подольше богатое семейство. Чего желала мисс Кампбель? Она желала видеть горизонт моря. Ничего нет легче, если только речь идет о том, чтобы видеть этот горизонт во время захода солнца. Этого горизонта не видно в Обане? Совершенно верно. Будет ли достаточно отправиться для этой цели на остров Керреру? Нет, этого не будет достаточно: большой остров Мулль загораживает горизонт; из-за него на острове Керреру видна только узкая полоса юго-западной части Атлантического океана. Но если спуститься к морю по берегу этого острова, то всякий увидит оттуда остров Силь, северная часть которого соединяется мостом с Шотландией; с этого острова открывается широкий горизонт моря. Остров отстоит от Обана не более чем на четыре или пять верст, и поездка туда в хорошем экипаже может доставить только удовольствие. В подтверждение своих слов хозяин гостиницы указал мисс Кампбель на карту, висевшую в передней гостиницы, и мисс Кампбель должна была убедиться, что господин Мак-Фаин говорит правду.

Таким образом, дело вполне улаживалось к удовольствию господина Мак-Фаина и к еще большему удовольствию и благополучию братьев Мельвиль. Мисс Кампбель великодушно простила их и не высказывала с тех пор ни малейшего неудовольствия по поводу пребывания в Обане Аристобюлюса Урсиклоса.

— А ведь по правде говоря, — заметил Сэм, — действительно странно, что именно в Обане нет открытого моря.

— У природы множество причуд, — сказал на это Сиб, и разговор на эту тему не возобновлялся больше между ними.

Аристобюлюс Урсиклос был, конечно, очень счастлив услышать, что мисс Кампбель остается в городе, но, занятый своими высшими вычислениями, забыл высказать удовольствие по этому поводу.

Своенравная молодая девушка, по-видимому, была довольна такой сдержанностью молодого ученого и стала с этого времени с ним менее невнимательна, чем в первую встречу.

Тем временем погода стала заметно портиться, хотя барометр стоял высоко; по утрам и вечерам на небе ежедневно образовывались облачка, а потому ехать на остров Силь для наблюдений было совершенно бесполезно; оставалось вооружиться терпением.

В течение этих долгих дней мисс Кампбель предоставляла дядям нюхать табак и наслаждаться обществом избранного ими для нее жениха, а сама отправлялась, в большинстве случаев одна, но иногда и с Бесс, на прогулку по берегу бухты.

Так прошло шесть дней. Наконец 6 августа, к великой радости братьев Сэма и Сиба, стрелка барометра поднялась выше «переменно»; можно было надеяться, что вскоре погода будет хорошая. И действительно, солнце сияло с утра следующего дня на совершенно безоблачном небе.

Мисс Калшбсль решила воспользоваться благоприятной погодой, чтобы ехать на остров Силь. К полудню была подана к крыльцу гостиницы коляска, и вскоре семейство Мельвилей в сопровождении своих верных слуг выехало из Обана; Аристобюлюс Урспклос, к великому своему сожалению, не мог принять участие в поездке: он был занят научными исследованиями. Поездка оказалась во всех отношениях прекрасной. Экипаж ехал по берегу пролива, отделяющего шотландский берег от острова Керреру; остров этот вулканического происхождения и замечательно живописен, но имел в глазах мисс Кампбель важный недостаток — он загораживал с западной стороны морской горизонт. Но так как ей приходилось ехать по этому острову всего четыре версты, то молодая девушка охотно стала любоваться его гармоническими очертаниями и его резко выделяющимися на голубом фоне неба развалинами древнего замка, бывшего когда-то резиденцией Мак-Дугласов из Лорна.

— Замок этот представляет большой исторический интерес для нашего семейства, — сказал Сиб. — Он был разрушен Кампбелями, они сожгли его, предварительно безжалостно истребив всех его обитателей.

Когда проехали остров Керреру, экипаж повернул на довольно узкую и неровную дорогу, с которой вскоре свернул на искусственно устроенный перешеек, образующий как бы мост между островами Силь и Айниш. Теперь не могло уже быть не малейшей помехи наблюдению западного горизонта моря, потому что отсюда открылся широкий вид на водную гладь, где через некоторое время должно было отойти на покой дневное светило. Все, казалось, благоприятствовало появлению «зеленого луча»: место выбрано удачно, на небе ни облачка, и на огненный лик солнца, отражавшегося в воде длинной полосой, трудно было смотреть. Мисс Кампбель и ее спутники углубились в созерцание роскошного заката. Но вот солнце нижним краем коснулось горизонта — и из уст мисс Кампбель вырвался крик разочарования. На небе откуда-то появилось облачко, легкое как дым; формой оно было похоже на вымпел военного корабля; перерезав солнце на две неравные части, оно, казалось, было готово спуститься вместе с ним до уровня моря. Самого легкого дуновения ветерка было бы достаточно, чтобы рассеять облачко, но ветерка не было, и когда солнце скрылось за горизонтом, на его месте осталось только облачко — сквозь него не мог пробиться «зеленый луч», который все так жаждали видеть, и потому пришлось отложить наблюдение до другого раза.

Глава девятая. РЕЧИ МИССИС БЕСС

Семейство Мельвилей возвратилось в Обан в глубоком молчании: мисс Кампбель за всю дорогу не произнесла ни слова, а братья Сэм и Сиб не решались даже раскрыть рта. А между тем они вовсе не были виноваты в том, что это проклятое облачко явилось как раз в ту минуту, когда можно было вполне надеяться на появление «зеленого луча». Но, однако же, не следовало предаваться отчаянию; на хорошую погоду можно было рассчитывать еще целых шесть недель, в если бы случилось, что в этот промежуток времени не выдалось бы ни одного ясного дня, то это можно бы было причислить к несчастным совпадениям. А все-таки один великолепный вечер уже был потерян, и, судя по барометру, нельзя было рассчитывать, что такой вечер повторится в скором времени; магнитная стрелка ночью отклонилась в сторону дождя, и хотя погода на следующий день, 8 августа, и была довольно хорошая, она тем не менее не удовлетворила требованиям мисс Кампбель. И так было во все следующие дни. Коляска стояла во дворе гостиницы. Зачем предпринимать поездку, когда состояние неба ясно указывало на то, что на появление «зеленого луча» рассчитывать невозможно? Зачем новое разочарование? Тучи были и над Обаном, и над островом Силь. Мисс Кампбель находилась в очень дурном настроении духа: она не могла простить солнцу такого недостатка любезности по отношениюк пей. Единственным се развлечением были прогулки и мечты. Мечты о чем? О легенде, которая связана с явлением «зеленого луча»? Хотела ли она видеть этот луч, чтобы безошибочнее читать в своем сердце или нее в сердце кого-либо другого? В один из этих тоскливых дней Елена отправилась гулять в сопровождении Боге к развалинам Дунолликэстля. С этого места открывался очаровательный вид на все заливы Обапской бухты, а также на скалистый Керреру и бесчисленное множество мелких островов, среди которых выделялся своими скалистыми берегами остров Мулль; замечательный тем, что принимает на себя первые приступы бурь, налетающих с западной стороны Атлантического океана. Мисс Кампбель неподвижно смотрела на развернутую перед нею прелестную панораму, но видела ли она ее? Не было ли в хорошенькой головке воспоминаний, которые заслонили бы эту дивную панораму?

— Он мне не нравится! — сказала вдруг Бесс, точно отвечая каким-то своим затаенным мыслям. — Нет, он мне не нравится! — повторила она. — Только о себе и думает! Хорош он будет в Эленбурге, нечего сказать! Он принадлежит к клану Мак-Эгоистов, и ни к какому-нибудь иному. И как это у господ Мельвилей могла явиться мысль сделать его своим племянником! Скажите, мисс Кампбель, неужели он вам вправду нравится?

— О ком ты говоришь? — спросила молодая девушка, не слыхавшая ни одного слова из того, что говорила миссис Бесс.

— О том, о ком вы не должны бы думать… хотя бы потому только, чтобы не унизить этим своего рода.

— О ком я думаю, скажи, пожалуйста?

— Да о мистере Аристобюлюсе Урсиклосе, который лучше бы сделал, если б отправился на другую сторону Твида. Существовали ли когда-нибудь Кампбели, которые добивались расположения каких-то Урсиклосов?

Почти всегда сдержанная, Бесс была, как видно, сильно раздражена и не находила нужным взвешивать свои слова. Но ведь речь шла о ее молодой госпоже, а потому это было простительно. Она, впрочем, догадывалась, что ее питомица питает к предполагаемому жениху чувство худшее, чем равнодушие. Кроме того, очень возможно, что в душе миссис Бесс зародилось какое-то смутное подозрение, вызванное тем, что мисс Кампбель за несколько минут перед тем спросила ее, не видала ли она в Обане молодого человека, которому пароход «Гленгарри» так кстати оказал помощь.

— Нет, мисс Кампбель, — ответила Бесс, — я его не видала: он, должно быть, уехал тотчас же, хотя Партридж, кажется, видел его.

— Когда?

— Вчера, на дороге в Дальмали; он шел откуда-то, неся за спиной мешок, точно какой-нибудь путешествующий артист. Ах, этот молодой человек очень неблагоразумен: пуститься в плавание по водовороту Корриврекан! Это плохое предзнаменование для будущего. Не всегда пароходы окажутся в его распоряжении и станут спасать его; он непременно погибнет рано или поздно.

— Ты так думаешь? Но он выказал большое мужество и хладнокровие, несмотря на свое неблагоразумие.

— Очень может быть, что он действительно обладает мужеством, — возразила Бесс, — но молодой человек, без сомнения, не знал, что вам обязан своим спасением; в противном случае он на другой день после своего прибытия в Обан пришел бы поблагодарить вас…

— Благодарить меня! — воскликнула мисс Кампбель. — За что? Я сделала только то, что сделала бы для всякого другого и что каждый сделал бы на моем месте.

— Узнаете вы его при встрече? — спросила Бесс, взглянув на молодую девушку.

— Узнаю, — призналась она чистосердечно.

— На кого он похож, не могу вспомнить, — сказала миссис Бесс, — во всяком случае, не на господина Аристобюлюса Урсиклоса — не так ли?

Вместо ответа мисс Кампбель только улыбнулась и, встав со своего места, бросила последний взгляд вдаль, после чего вместе с миссис Бесс пошла домой, в Обан.

В этот вечер солнце снова село в облако, похожее на столб пыли, подернутый серебристым газом, и последний солнечный луч скрылся за этим облаком.

Возвратившись в гостиницу, мисс Кампбель так мало ела за обедом, что встревожила своих дядей, а после обеда, прогулявшись немножко по берегу моря, ушла к себе в комнату.

Глава десятая. ПАРТИЯ В КРОКЕТ

Мы должны сознаться, что братья Мельвиль стали считать не только дни, но, кажется, даже часы своего пребывания в Обане. Все шло далеко не так, как им хотелось. Скука, которую испытывала Елена, ее постоянное желание найти уединение, недостаток любезности, который она обнаруживала по отношению к Аристобюлюсу Урсиклосу, и малое внимание, которое тот выказывал ей, — все это способствовало тому, чтобы сделать пребывание братьев Мельвиль в Обане очень неприятным. Они положительно не знали, что выдумать для того,чтобы нарушить монотонность этого существования. Они напряженно следили за малейшей переменой погоды, думая про себя, что, как только мисс Кампбель удовлетворит наконец свой каприз, она, без сомнения, станет добрее, хотя бы только к ним одним. Молодая девушка, например, в последнее время забывала поцеловать их утром, хотя, конечно, знала, что ее утренний поцелуй на весь день приводил дядей в хорошее расположение духа.

Между тем барометр упорно оставался нечувствительным к горю братьев Мельвиль и не желал показывать перемены к лучшему, и сколько братья ни стучали по нему пальцами, стрелка оставалась неподвижной. О, эти барометры! Но вот наконец братьям Мельвпль пришла в голову новая мысль, и как-то днем они решились предложить мисс Кампбель сыграть партию в крокет, в надежде, что это развлечет ее хоть сколько-нибудь.

Несмотря на то, что в партии должен был участвовать и Аристобюлюс Урсиклос, Елена ответила согласием на предложение. Надо сказать при этом, что братья Мельвиль считали себя первыми игроками в крокет во всей Великобритании. Игра эта, как известно, очень любима дамами, а потому в Обане было несколько площадок, устроенных для крокета; они были густо усыпаны песком, но выложены дерном, который каждый вечер поливали, а каждое утро утрамбовывали особого рода машиной — площадка делалась гладкой и мягкой, как бархат. Уже много раз братья Сэм и Сиб посматривали с завистью на молодых мужчин и дам, запятых игрой в крокет, а потому легко себе представить, как они были довольны, когда мисс Кампбель благосклонно изъявила согласие сыграть партию: они могли теперь с увлечением отдаться любимой игре, чтобы развлечь племянницу и показать при этом свое искусство перед зрителями, в которых, конечно, не будет недостатка, так же точно, как это всегда бывает в Эленбурге. О, тщеславие! Аристобюлюсу Урсиклосу было предложено сыграть партию в крокет, и он, согласившись взять на себя этот великий труд, в назначенное время явился на поле битвы. Он мнил о себе, что в этой игре одинаково силен как в теории, так и на практике, как это и подобает математику. Что касается до мисс Кампбель, то ей в игре предстояла одна неприятность: иметь партнером Аристобюлюса Урсиклоса. Но могло ли быть иначе? У кого хватило бы духу огорчить братьев Мельвиль, сделав их противниками, — их, которые душой и помыслами составляли как бы одно существо, их, которые всю жизнь играли в крокет так, что были один другому партнерами! Могла ли мисс Кампбель разлучить их? Нет. Она не хотела этого делать.

— Мисс Кампбель, — сказал Аристобюлюс Урсиклос перед началом игры, — я счастлив, что буду вашим партнером, и если вы позволите, я и объясню вам кое-что, что касается причины ударов…

— Мистер Урспклос, — перебила Елена, отводя его в сторону, — надо дать выиграть дядям!

— Выиграть?!..

— Да… Но это надо сделать незаметно для них.

— Но, мисс Кампбель…

— Они будут очень огорчены, если проиграют.

— По позвольте, — пробормотал Аристобюлюс Урсиклос, — я изучил игру в крокет геометрически и могу похвастаться этим! Я сделал вычисление длины линий, величины дуг и имею претензию…

— А я имею только одно желание — сделать удовольствие моим контрпартнерам. Впрочем, они играют превосходно, предупреждаю вас, и я сильно сомневаюсь, что ваше знание победит их ловкость.

— Посмотрим! — пробормотал ученый, решив в глубине души не сдаваться, даже несмотря на просьбу мисс Кампбель.

Между тем все принадлежности крокета — молоточки, колышки, дуги и номера — принесли на площадку.

— Вынимайте жребий, господа! — сказал Сэм, когда все номерки были уложены в шляпу.

Все вынули по номерку, и судьбе было угодно, чтобы Сэм получил молоток и шар синего цвета, Сиб — красного, Урсиклос — желтого, а Елена — зеленого цвета; зеленый цвет, как известно, служит хорошим предзнаменованием.

Начинать игру досталось брату Сэму. Понюхав табаку, он с очень серьезным видом приступил к игре. Достаточно было видеть, как он слегка согнул стан, наклонил голову в сторону, сдвинул ноги, согнув немного колени для лучшего равновесия, чтобы узнать в нем истинного любителя игры в крокет.

Описав молотком полукрут, Сэм ударил по шару, и шар прошел сразу двое ворот; затем, пройдя третьи ворота, остановился у четвертых; для начала это было великолепно, и в толпе, собравшейся посмотреть игру, раздались возгласы одобрения. Настала очередь Аристобюлюса Урсиклоса. Он оказался менее счастливым: из-за неловкости или неудачи три раза начинал, прежде чем шар его мог пройти первые ворота, но остановился у вторых.

— Должно быть, — заметил он мисс Кампбель, — центр тяжести этого шара не на месте; шар, вероятно, плохо сделан, а потому и катится неверно.

— Дядя Сиб, вам играть! — сказала мисс Кампбель, не слушая ученых объяснений своего партнера.

Сиб оказался достойным братом своего брата; его шар, пройдя двое ворот, остановился возле шара Аристобюлюса Урсиклоса. Сиб скрокировал его, провел свой шар в следующие ворота, снова скрокировал шар молодого ученого и сильным ударом выбил его с площадки. Аристобюлюс Урсиклос оставался все время невозмутим, и лицо его как бы говорило: «Что ж, и мы сделаем не хуже»; он преспокойно отправился за своим шаром. Мисс Кампбель взяла зеленый шар и ловко провела его через двое ворот.

Партия продолжалась, и перевес был все время на стороне братьев Мельвиль: они то и дело крокировали шары своих противников. Во время игры они делали друг другу различные знаки, с одного взгляда понимали друг друга и, по-видимому, должны были непременно выиграть партию, к большому удовольствию племянницы и неудовольствию господина Аристобюлюса Урсиклоса.

Когда мисс Кампбель убедилась, что партия будет проиграна, она стала играть серьезно и выказала при этом гораздо больше ловкости, чем ее партнер,который тем не менее не переставал давать ученые наставления.

— Угол отражения всегда равен углу падения, — говорил он ей, указывая при этом, какое направление шар должен был принять от удара. Надо пользоваться…

— Ну и пользуйтесь сами! — ответила мисс Кампбель. — Я опередила вас на трое ворот.

Аристобюлюс Урсиклос действительно остался позади всех. Молодой ученый раз десять пытался пройти через средние ворота — и все неудачно. По правде говоря, мисс Кампбель имела полное основание быть недовольной своим партнером: она играла хорошо, и дяди не переставали говорить ей комплименты по этому поводу.

Кроме того, она играла так грациозно, что каждый с удовольствием смотрел на нее, но Аристобюлюс Урсиклос не думал любоваться ею и сгорал от злости. Братья Мельвиль настолько опередили его, что было почти невозможно догнать их. А между тем окончательная победа в игре в крокет зависит иногда от простой случайности, и потому Аристобюлюс Урспклос не отчаивался. Партия продолжалась при тех же условиях, как вдруг случилось неожиданное обстоятельство: Урсиклосу удалось наконец скрокировать шар брата Сэма и он решил выгнать его с площадки как можно дальше. Поставив свой шар рядом с шаром брата Сэма, утоптал тщательно траву вокруг этих шаров, поставил левую ногу на свой шар и, размахнувшись изо всей силы, ударил молотком по шару. Вдруг страшный крик огласил площадку, то был крик жестокого страдания: молодой ученый неловко направил молоток и изо всех сил ударил самого себя по ноге. Бедняга начал стонать и жаловаться на свою судьбу, что было, конечно, очень естественно, но в то же время и очень смешно. Братья Мельвиль тотчас же подбежали к нему и стали участливо расспрашивать его, как он себя чувствует. К счастью, на ученом муже были сапоги из толстой кожи, что и смягчило силу удара. Но, к удивлению всех, Арпстобюлюс Урсиклос даже при этих грустных обстоятельствах нашел нужным дать научное объяснение постигшему его несчастью.

— Радиус, — начал он, морщась от боли, — которым бил мой молоток, описал круг концентрический с кругом, который должен быть касательным земле, так как я держал палку слишком коротко, и потому удар…

— Давайте кончим партию, мы все равно не выиграем ее, — предложила мисс Кампбель.

— Кончить партию! — воскликнул Аристобюлюс Урсиклос в негодовании. — Сдаться? Никогда! Взяв основанием форму вычислений, очень вероятно, что…

— Хорошо. Будем продолжать, — сказала мисс Кампбель.

Но все формулы и вычисления нисколько не помогли молодому ученому выиграть партию. Шар брата Сэма, пройдя все ворота, стал у колышка; с этой минуты Сэм должен был помогать своему партнеру. Еще несколько ударов — и братья Мельвпль выиграли партию, тогда как Аристобюлюс Урсиклос не прошел еще и передних ворот. Должно быть, чтобы доказать своим дядям, как ей неприятно проиграть, мисс Кампбель ударила своим молотком по шару, и он, быстро прокатившись через площадку, перепрыгнул через канавку, которой площадка была окопана. Попав на камень, шар подпрыгнул и вследствие инерции, как сказал бы Аристобюлюс Урсиклос, покатился с горки вниз, к берегу моря. Несчастная случайность! На берегу моря, как раз в том месте, сидел молодой художник перед мольбертом. Шар, прокатившись через палитру с красками, лежавшими на земле, и выпачкавшись, ударился в мольберт, опрокинув его. Художник спокойно обернулся.

— Обыкновенно предупреждают, прежде чем начать бомбардировку. Мы здесь не в безопасности, — сказал он.

Словно предчувствуя, что случится что-то недоброе, мисс Кампбель побежала вслед за шаром.

— Ах, сэр, — сказала она в смущении, обращаясь к художнику, — простите мою неловкость!

Методой человек встал и с улыбкой поклонился стоявшей перед ним сконфуженной хорошенькой девушке, видимо любуясь ее смущением; перед мисс Кампбель стоял тот самый незнакомец, который погибал в Корривреканском водовороте.

Глава одиннадцатая. ОЛИВЕР СИНКЛЕР

Оливер Синклер мог в полном смысле слова считаться «молодцом мужчиной», употребляя выражение, которым шотландцы характеризуют людей, отличающихсяэнергичным и веселым характером. Мы должны прибавить к этому, что это был очень красивый молодой человек. Последний отпрыск эдинбургской дворянской фамилии, он был сыном бывшего муниципального советника мидлозсианской столицы. Оставшись рано круглым сиротой, был воспитан дядей — одним из четырех членов городской управы. Сделавшись в двадцать лет обладателем небольшого состояния, давшего ему, однако же, независимость, отправился путешествовать по свету и посещал все главные города Европы, Индии и Америки, и знаменитое «Эдинбургское обозрение» не отказывалось печатать время до времени его путевые заметки. Кроме того, молодой человек был выдающимся художником-живописцем и мог, если б этого захотел, продавать свои картины очень дорого; он был также немного поэт. Кто не бывает поэтом в его годы, когда будущее улыбается, когда у человека горячее сердце и артистическая натура? Оливер Синклер был точно создан для того, чтобы нравиться женщинам; он и в действительности нравился им, но нисколько этим не тщеславился. В бывшей столице Каледонии жениться очень нетрудно: женский пол там значительно преобладает над мужским; и образованный, любезный и красивый молодой человек мог бы сделать блестящую партию, а потому было удивительно, что Оливеру Синклеру минуло уже двадцать шесть лет, а он еще не был женат. Вероятно, жизненный путь он находил слишком узким, чтобы идти по нему вдвоем, и предпочитал идти один.

А между тем Олпвер Синклер был способен внушить глубокое, страстное чувство какой-нибудь златокудрой девушке-шотландке; все в молодом человеке было привлекательно: высокая изящная фигура, открытое лицо с энергичными чертами, смягченное добрым выражением великолепных глаз, непринужденная грация манер, все это могло пленить какую угодно красавицу. Он не был фатом и мало ценил свои достоинства, не имея в виду связывать себя узами супружества. Он был также очень любим товарищами, так как принадлежал к числу людей, которые умеют поставить себя как относительно друзей, так и относительно врагов.

Мисс Кампбель с первого взгляда узнала героя Корривреканского водоворота, но тот не узнал ее: он видел ее среди пассажиров мельком во время переезда с острова Скарба в Обан. Если бы молодой человек знал, какое огромное участие Елена приняла в деле его спасения, он, конечно, уже из одной вежливости высказал бы ей свою признательность; но он этого не знал, и, по всей вероятности, это должно было остаться для него скрытым навсегда.

И действительно, в тот же день мисс Кампбель запретила, буквально запретила своим дядям, мисссис Бесс и Партриджу говорить молодому человеку о том, что произошло на пароходе «Гленгарри» до момента спасения погибавшей шлюпки.

Между тем после злополучного приключения с шаром братья Мельвиль поспешили подойти к молодому художнику и, не менее смущенные, чем их племянница, всем происшедшим, принялись горячо извиняться перед молодым человеком.

— Мисс!.. Джентльмены! — произнес он. — Уверяю вас, что и говорить об этом не стоит.

— Ах нет, помилуйте, мы просто в отчаянии, — возразил брат Сиб.

— И если несчастье непоправимо… чего можно опасаться, — добавил брат Сэм.

— Это простая случайность, это нельзя назвать несчастьем! — ответил художник, смеясь. — Этот рисунок был просто маранье, которому шар отдал должную справедливость.

Оливер Синклер говорил все это с таким добродушием, что братья Мельвиль были тронуты и, оставив в стороне все церемонии, охотно бы протянули молодому человеку руки, но сочли своим долгом сначала представиться ему.

— Сэмьюэль Мельвиль, — сказал один.

— Себастьян Мельвиль, — объявил другой.

— И их племянница — мисс Кампбель, — добавила Елена, даже не подумав о том, что неприлично представляться самой.

Теперь настала очередь молодому человеку назвать себя.

— Мисс Кампбель, господа Мельвили, — проговорил он, сделав серьезное лицо, — я мог бы сказать вам, что меня зовут «фок», то есть колышек крокета, потому что шар ваш ударился об меня, но меня зовут просто Оливер Синклер.

— Мистер Синклер, — сказала мисс Кампбель, не зная, как понять слова художника, — примите еще раз мои искренние извинения.

— И наши также, — добавили братья Мельвиль.

— Мисс Кампбель, — ответил на это Оливер Синклер, — я повторяю вам, что и говорить об этом не стоит. Я трудился над изображением вздымающихся волн, а ваш шар помог мне в этом, совсем как та губка — забыл какого средневекового художника, — которая была кем-то брошена на его картину, и в результате получилось то, что на полотне появился тот именно рисунок, который художник долго и напрасно старался воспроизвести.

Все это было сказано молодым человеком так мило, что братья Мельвиль и мисс Кампбель не могли удержаться от улыбки. Что касается картины, то, когда ее подняли, оказалось, что она совершенно никуда не годна и что художнику придется начинать все сначала. Здесь нелишним будет сказать, что Аристобюлюс Урсиклос не присоединился к своим партнерам, когда они пошли к молодому художнику; сильно раздраженный невозможностью приложить свои знания на практике, он по окончании игры, ни с кем не простясь, ушел в гостиницу; его нельзя было рассчитывать увидеть ранее трех или четырех дней, так как молодой ученый решил уехать на остров Линг с намерением серьезно изучить находящиеся там шиферные копи. Все это благоприятствовало тому, что разговор художника с его новыми знакомыми не был стеснен научными пояснениями случившегося маленького эпизода, что произошло бы непременно, если бы при разговоре присутствовал Аристобюлюс Урсиклос.

Из разговора выяснилось, что Оливер Синклер — лицо небезызвестное обитателям гостиницы «Каледония»; художнику рассказали подробно все происшедшее на «Гленгарри» в момент, когда он и его товарищ погибали в водовороте Корриврекан.

— Как, вы все были на том пароходе, который так кстати пришел мне на помощь?

— Были, мистер Синклер, — сказал Сэм.

— И вы очень перепугали нас, — добавил брат Сиб. — Мы совершенно случайно увидели вашу шлюпку, боровшуюся с водоворотом.

— Да, это была счастливая случайность, — сказал брат Сиб, — и вполне возможно, что без вмешательства…

На этом месте речь его была прервана мисс Кампбель, которая знаком дала дяде понять, что она не желает, чтобы о ней говорили как о спасительнице молодого художника.

— Но, мистер Синклер, — начал снова Сэм, — как могло случиться, что старый рыбак, который вас сопровождал, оказался настолько неопытен, что позволил водовороту увлечь лодку? Как местный житель, он должен бы был знать…

— …насколько этот водоворот опасен, — продолжил Сиб Мельвиль.

— Рыбаку нельзя поставить этого в вину, — ответил Оливер Синклер. — Всему случившемуся виной мое легкомыслие; я одно время думал уже, что буду иметь на совести жизнь этого старика. Я, видите ли, увидел на поверхности моря, близ водоворота, такие замечательные оттенки пены, что, не думая об опасности, бросился в лодку с намерением уловить эти оттенки и со временем воспроизвести их на полотне: море в том месте было похоже на синюю шелковую материю, на которую набросили прозрачный тюль; я стремился все вперед и вперед, и хотя старый рыбак и предостерегал меня об опасности попасть в водоворот, я не слушал его, и вот лодку нашу стало уносить течением в водоворот; мы напрягли все силы, чтобы воспротивиться этому, но безуспешно. Налетевший шквал сшиб моего товарища с ног, и я бы погиб непременно, если бы пароход «Гленгарри» с его добрейшим капитаном и человеколюбивыми пассажирами не пришли на помощь.

Мисс Кампбель слушала молодого человека, не проронив ни слова, и лишь по временам поднимала на него свои красивые глаза, но художник не смотрел на нее и, по-видимому, вовсе не старался произвести на своих слушателей выгодного впечатления.

Молодая девушка не могла удержаться от улыбки при словах художника, когда он говорил о своей погоне за световым эффектом. Разве она со своей погоней за «зеленым лучом» не была похожа на этого художника?

Братья Мельвиль не утерпели, чтобы не сообщить молодому человеку о цели своего пребывания в Обане.

— «Зеленый луч»! — воскликнул Оливер Синклер. — Видели вы его когда-нибудь, сэр? — с живостью спросила мисс Кампбель.

— Нет, мисс Кампбель, — ответил Оливер Синклер, — я даже не подозревал его существования. Уверяю вас… Что ж! Теперь и я хочу видеть его. С этого дня солнце ни разу не сойдет с горизонта без того, что бы я не был свидетелем, и клянусь, что на всех картинах, где мне придется писать что-нибудь зеленого цвета, я буду воспроизводить только тот цвет, который увижу в последнем солнечном луче.

Трудно было определить, шутил ли художник или говорил серьезно, увлеченный своей артистической натурой, но тайный голос шептал мисс Кампбель, что молодой человек не шутил.

— Я должна сказать вам, мистер Синклер, — начала она снова, — что каждый может видеть этот «зеленый луч»; мы можем вместе сделать попытку его увидеть.

— С большим удовольствием, мисс Кампбель.

— Только надо вооружиться терпением.

— Что ж! Вооружимся…

— Или не бояться испортить свои глаза, — добавил брат Сэм.

— Ради «зеленого луча» и зрением можно пожертвовать. Я обещаю вам, что не уеду из Обана, пока не увижу этот луч.

— Мы уже ездили на остров Силь наблюдать заход солнца, — сказала мисс Кампбель. — Но маленькое облачко как флером затянуло горизонт и не пропустило сквозь себя «зеленый луч».

— Какое несчастье!

— Да, в этом точно был злой рок, мистер Синклер; с этого дня мы ни разу не имели возможности наблюдать безоблачный заход солнца.

— Но это не может продолжаться долго, мисс Кампбель; лето еще не кончилось, и до наступления осени, поверьте мне, солнце еще покажет нам благосклонно свой «зеленый луч».

— Чтобы быть вполне чистосердечными, мистер Синклер, мы должны сказать, что мы имели возможность увидеть «зеленый луч» второго августа близ водоворота Корриврекан, и если бы внимание наше не было отвлечено погибающей лодкой…

— Как, мисс Кампбель! — воскликнул Оливер Синклер. Я, стало быть, имел несчастье отвлечь ваш взгляд от солнца в такую минуту? Моя неосторожность помешала вам увидеть «зеленый луч»? В таком случае я должен извиниться перед вами: прошу вас принять мое искреннее сожаление обо всем случившемся по моей вине. Этого больше не повторится.

Таким образом разговаривая, все четверо направились к гостинице «Каледония», где, как оказалось, накануне остановился Оливер Синклер, возвратившись с экскурсии в окрестностях Дальмали. Оливер Синклер со своей откровенной речью и заразительной веселостью не мог не понравиться братьям Мельвиль. Кроме того, оказалось, что дядя молодого художника, Патрик Олдимер, был несколько лет тому назад хорошо знаком с Мельвилями; таким образом, вышло совершенно естественно, что братья Мельвиль увидели в молодом человеке как бы старого знакомого, а он со своей стороны ничего не имел против этого. Не видя необходимости покидать Обан, Оливер Синклер решил остаться в нем и терпеливо ждать появления «зеленого луча».

С той поры семейство Мельвилей ежедневно встречалось на берегу моря с молодым художником и проводило с ним вместе весь день. Вместе следили и за переменой погоды и по десять раз на дню подходили к барометру, который 14 августа показывал 30,7. Надо было видеть, с какой радостью Оливер Синклер принес эту добрую весть мисс Кампбель. Небо в этот день было чистое, как взгляд Мадонны, и ярко-синего цвета.

Все обещало, что вечер будет великолепный, а заход солнца — безоблачный.

— Если мы сегодня не увидим наш «зеленый луч», — сказал Синклер, — то это будет значить, что мы ослепли.

— Дядюшки мои, вы слышите, сегодня мы увидим «зеленый луч»!

И тут же было решено отправиться еще до обеда на остров Силь. В пять часов вечера из ворот гостиницы «Каледония» выехала коляска, в которой сидели сияющая мисс Кампбель, веселый Оливер Синклер и не менее его веселые и оживленные братья Сэм и Сиб Мельвили. Глядя на эту группу людей, можно было сказать, что они везли с собой в экипаже солнце, а лошади, запряженные в их экипажи, были гиппогрифами колесницы Аполлона.

По прибытии на остров Силь наше маленькое общество, возбужденное предстоявшей приятной перспективой увидеть «зеленый луч», разместилось на самой выдающейся в море части острова и приготовилось наблюдать закат.

Все предвещало появление желанного луча. Солнце уже приблизилось к горизонту; небо, покрывшись пурпуром, отразилось длинной полосой на почти зеркальной поверхности засыпающего моря.

Молча в ожидании дивного явления стояли наши путники и, не отрываяглаз, смотрели, как солнце, подобно огненному метеору, опускалось в море все ниже и ниже.

Вдруг на горизонте появилась парусная лодка и закрыла парусами солнце как раз в то время, когда появился «зеленый луч». Когда она проехала, солнца уже не было: оно успело закатиться.

Лодка причалила к острову, и из нее вышел Урсиклос, сейчас же направившийся к компании. Его встретили смущенно и неласково, а мисс Кампбель, сверкая глазами, воскликнула:

— Мистер Урсиклос, лучше бы уж вы совсем не показывались, чем делать такую неловкость.

Урсиклос стоял, ничего не понимая. Он просто возвращался из ученой экскурсии — вот и все.

Глава двенадцатая. НОВЫЕ ПЛАНЫ

Возвращение в Обан совершилось при обстоятельствах гораздо менее приятных, чем поездка на остров Силь; ехали с надеждой на успех задуманного предприятия, возвращались с неудачей. Разочарование, которое испытывала мисс Кампбель, увеличивалось еще раздражением против Аристобюлюса Урсиклоса; он был виновником неудачи; она имела право осыпать упреками ученого, так жестоко провинившегося перед ней, и мисс Кампбель делала это, не стесняясь.

На следующий день Оливер Синклер задумчиво прогуливался по взморью в Обапе.

«Кто бы мог быть этот Аристобюлюс Урсиклос? — задал он себе вопрос. Родственник мисс Кампбель или братьев Мельвиль или же просто их знакомый? Во всяком случае, он, вероятно, давно знаком с ними, — это можно судить по тому, как откровенно высказала ему мисс Кампбель свое неудовольствие на сделанную им неловкость».

Какое дело было до этого всего Оливеру Синклеру? Если он хотел все это разузнать, то мог бы обратиться к братьям Мельвиль. Этого-то именно он почему-то и не хотел делать, несмотря на то, что у него было множество случаев удовлетворить свое любопытство.

Каждый день молодой художник встречался на морском берегу с братьями Мельвиль; они гуляли или вдвоем (кто бы мог похвалиться тем, что видел их гуляющими врозь?), или же в обществе мисс Кампбель. Каждый раз во время этих встреч завязывалась оживленная беседа; говорили о многом, но преимущественно о погоде, и в этом случае разговор мог быть по справедливости назван вполне содержательным.

Оливер Синклер и мисс Кампбель понимали друг друга как нельзя лучше и оба жаждали увидеть «зеленый луч».

— Мы увидим его, мисс Кампбель, — повторял каждый день Оливер Синклер, — мы его увидим, хотя бы мне пришлось идти самому зажечь его. Ведь по моей вине вы не видели этот луч в первый раз, — сказал он однажды мисс Кампбель, — я так же виноват, как и мистер Урсиклос… ваш родственник, кажется?

— Нет… мой жених… как кажется… — сказала на это мисс Кампбель и с этими словами поспешила оставить Оливера Синклера, чтобы догнать дядей, которые, идя впереди нее, в эту минуту предлагали один другому понюхать табаку.

Жених! Слова эти, а главное тон, которым они были сказаны, произвели на Оливера Синклера странное впечатление.

«А почему бы этому юному педанту и не быть ее женихом? — подумал он. Теперь присутствие его в Обане объясняется очень просто. Он, правда, помешал наблюдению „зеленого луча“, но из этого не следует…». Не следует чего?.. Оливер Синклер, может быть, пришел бы в большое затруднение, если бы его заставили ответить на этот вопрос.

После двухдневного отсутствия Аристобюлюс Урсиклос показался снова в Обане, и Оливер Синклер видел его несколько раз в обществе братьев Мельвиль, которые не могли сердиться на него слишком долго. По-видимому, между братьями и молодым ученым были самые дружеские отношения. Оливер Синклер и Аристобюлюс Урсиклос встречались часто и на морском берегу, и в гостинице «Каледония», и братья Мельвиль сочли наконец за лучшее представить их друг другу.

Молодые люди церемонно раскланялись при этом представлении, но кланялись только их головы, тогда как туловища оставались неподвижны.

Что касается мисс Кампбель, то она, видимо, сердилась на Аристобюлюса Урсиклоса; когда он приходил, делала вид, что не замечает его присутствия; если же он проходил мимо нее, она отворачивалась. Одним словом, она на каждом шагу старалась выказать ему полное невнимание.

Между тем погода не менялась к лучшему и постоянное колебание стрелки барометра способно было хоть кого вывести из терпения. Две-три экскурсии, совершенные семейством Мельвилей на остров Силь в надежде, что небо очистится от облаков на закате, не имели благоприятных результатов. Но вот пришло и 23 августа, а «зеленый луч» все еще не удостоил показаться. Желание видеть «зеленый луч» обратилось у наших знакомцев в идею фикс и вытеснило в них всякую другую мысль. Об этом луче они думали день и ночь, и можно было опасаться, что идея эта перейдет у них в манию. Под влиянием этой неотступной мысли все цвета приняли в их глазах зеленый оттенок: небо стало зеленым, скалы сделались зелеными, даже вода и вино приняли зеленый цвет и походили на абсент. Братьям Мельвиль начало казаться, что на них надето зеленое платье и что их легко принять за зеленых попугаев, которые нюхают зеленый табак из зеленой же табакерки. Одним словом, все семейство помешалось на зеленом цвете, потеряло способность распознавать цвета, и окулисты могли смело занести этот интересный случай в отдел офтальмологии. Долго так не могло продолжаться. К счастью, Оливеру Синклеру пришла любопытная мысль.

Он сказал, что Обан вообще представляет собой место, неудобное для наблюдения «зеленого луча», а на острове Спль слишком сыро, там нельзя долго жить. Поэтому он предложил временно переехать на остров Айона близ Мулла. Елена сейчас же с этим согласилась, а братья Мельвиль объявили, что они будут на острове завтра же до заката солнца.

— И знайте, дяденьки мои, — воскликнула мисс Кампбель, — что если и на Айоне не окажется достаточно широкого горизонта, то мы будем искать другое место, объедем весь западный берег, с севера Шотландии до южного берега Англии, и если и этого не будет достаточно!..

— …мы сделаем очень просто, — перебил Елену Оливер Синклер, — мы совершим кругосветное путешествие!..

Глава тринадцатая. КРАСОТЫ МОРЯ

Кто был в отчаянии от принятого семейством Мельвилей решения, это хозяин гостиницы «Каледония» мистер Мак-Фин. Он с удовольствием взорвал бы все острова, загораживающие от обитателей Обана вид на открытое морс. Он, впрочем, тотчас же по отъезде Мельвилей утешился тем, что стал всем и каждому выражать сожаление, что позволил остановиться у себя в гостинице такому семейству маньяков.

В восемь часов утра братья Мельвиль, мисс Кампбель, миссис Бесс и Партридж если на быстроходный пароход «Пионер», совершавший рейсы вокруг острова Мулль: он должен был остановиться в бухте Айоны на несколько часов и возвратиться в Обан в тот же вечер. Оливер Синклер выехал из гостиницы раньше своих компаньонов и встретил их на пароходном трапе. Об Аристобюлюсе Урсиклосе не было и речи в проекте этой поездки, хотя братья Мельвиль сочли себя обязанными предупредить его о ней. Аристобюлюс Урсиклос принял довольно равнодушно это сообщение и, поблагодарив братьев Мельвиль за любезность, не счел нужным сообщить им о своих дальнейших планах. Тем не менее братья Мельвиль, уходя от молодого ученого, говорили про себя, что, несмотря на то, что до предполагаемой свадьбы, по-видимому, еще очень далеко и мисс Кампбель не дает себе даже труда скрывать неприязненное чувство, которое она питает к Аристобюлюсу Урсиклосу, можно все же надеяться, что в один ясный вечер на острове Айона все сразу изменится к лучшему. Таково по крайней мере было их мнение.

Все пассажиры парохода «Пионер» оказались наконец налицо; канаты отвязали, и после третьего свистка пароход, выйдя из бухты Обана, пошел на юг к Керрерскому проливу. На палубе можно было видеть довольно большое число туристов из числа тех, которые по несколько раз в неделю совершают эту очаровательную двенадцатичасовую поездку вокруг острова Мулль; они должны были расстаться вскоре с теми пассажирами, которые ехали на остров Айона. Мисс Кампбель и ее спутники с нетерпением ожидали приезда на Айону. Погода была великолепная, на небе ни облачка, и если б даже в этот вечер и не удалось увидеть «зеленый луч», то что же из этого? Можно было, поселившись на Айоне, ждать нового случая. Там по крайней мере все будут иметь перед глазами широкий морской горизонт, и это могло вознаградить их за долготерпение в случае дурной погоды.

Быстроходный «Пионер», пройдя по Керрерскому проливу, пересек широкий Ферзс-оф-Лорн и пошел вдоль южного берега Мулля, очертания которого очень напоминают громадного омара. Вскоре на северо-западе, у южного мыса, стал виден живописный остров Айона, а за ним раскинулся могучий безбрежный Атлантический океан.

— Любите вы океан, мистер Синклер? — спросила мисс Кампбель своего молодого спутника, сидевшего рядом с ней на палубе и любовавшегося чудными берегами, мимо которых пароход проходил.

— Люблю ли я его? Да, мисс Кампбель. Я не принадлежу к тем равнодушным людям, которые находят океан однообразным и монотонным. По правде говоря, море в своих оттенках так бесконечно разнообразно и цвета его сочетаются так гармонично, что художнику воспроизвести море на полотне труднее, чем написать чье-либо очень подвижное лицо.

— Мне приятно слышать, с какой восторженностью вы отзываетесь о море, мистер Синклер, я также безгранично увлекаюсь им.

— Море — это химическое соединение водорода и кислорода, в которых две с половиной части хлористого натрия, произнес вдруг чей-то голос. — В нем решительно ничего нет красивого.

Мисс Кампбель резко обернулась и увидела перед собой Аристобюлюса Урсиклоса.

Ученый не мог противиться искушению покинуть Обап вместе с семейством Мельвилей, зная, что и Оливер Синклер поедет с ними на остров Айона. Приехав на пароход раньше своих знакомых, он все время просидел в каюте и вышел только тогда, когда пароход уже был в виду Айоны.

Море — хлористый натрий! Как безжалостно были разрушены мечтания мисс Кампбель и Оливера Синклера.

Глава четырнадцатая. ПРЕБЫВАНИЕ НА АЙОНЕ

Между тем остров Айона со своим аббатством, стоящим на холме высотой в четыреста футов над уровнем моря, становился все виднее и виднее, и пароход быстро приближался к нему.

К полудню «Пионер» пристал к маленькой насыпи, сделанной из неотесанных осколков скалы. Пассажиры сошли на берег; большинство из них рассчитывали уже через два часа плыть обратно в Обан, тогда как меньшинство — мы знаем, из кого оно состояло, — имели намерение поселиться на Айоне.

Остров Айона не имеет гавани в настоящем значении слова, и крошечную бухту его защищает от морских волн каменная набережная. Здесь ютятся в летнее время несколько яликов и рыбачьих лодок, которыми пользуются приезжие экскурсанты.

Оставив пассажиров парохода в жертву программе, заставляющей их осмотреть остров в течение двух часов, наши знакомые отправились на поиски какого-либо приюта. На Айоне нельзя было рассчитывать найти тех удобств, которыми отличаются большие приморские города. Население небольшого островка, имеющего не более трех миль в длину и одной мили в ширину, состояло всего-навсего из пятисот жителей, и герцог Аргайль — владелец этого острова — получал с него доход крайне незначительный: на нем не только не было города, но даже не было и селения. На островке было всего несколько приличных домиков, остальные же строения могли быть названы просто лачужками, хотя они и были довольно живописны по своей первобытной архитектуре. Домики эти были в виде ящиков, без окон, без печей, с отверстием в крыше.

Все-таки братья Мельвиль разыскали нечто вроде гостиницы, довольно сносной и готовой к услугам приезжих. Они решили поместиться в ней, тогда как Оливер Синклер и Аристобюлюс Урсиклос предпочли, за неимением лучшего, расположиться в рыбачьих хижинах.

Мисс Кампбель была в самом лучшем расположении духа, и даже маленькая комнатка с видом на море, отданная в ее распоряжение, показалась ей не хуже ее башни в Эленбурге. Из окон ее комнатки виден был необъятный горизонт моря, сливающегося с небом; ничто не мешало ей теперь видеть закат солнца во всем его великолепии.

Жизнь нашего маленького общества сложилась на острове Айона удобно, просто и весело; в часы завтрака и обеда все члены его собирались в общем зале гостиницы и, согласно старым шотландским традициям, Партридж и Бесс также сидели за общим столом, что до крайности удивило Аристобюлюса Урсиклоса, по не вызвало ни малейшего протеста со стороны Оливера Синклера.

Затем, в какую бы ни было погоду, мисс Кампбель шла наблюдать заход солнца, в надежде, что солнце в последнюю минуту захода сквозь тучи бросит на небо свой чудный «зеленый луч».

В гостинице «Герб Дункана» стол был неплохой, и свежая провизия доставлялась аккуратно маленькими пароходиками, приходившими из Обана. Один только Аристобюлюс Урсиклос жаловался на отсутствие привычного комфорта, но на него никто не обращал внимания. Хоть Айона и небольшой остров, но любителям прогулок есть где размяться. Оливер Синклер часто брал с собой на прогулку мольберт и делал наброски живописных местечек, причем мисс Кампбель с интересом следила за его работой. Прошло 26, 27, 28 и 29 августа, и никто не соскучился, несмотря на то, что погода все время была пасмурная. Мисс Кампбель была очень счастлива тем, что могла покинуть весь этот суетный и любопытный люд, толпящийся в приморских городах; она могла здесь, как в Эленбурге, гулять в домашнем платье, без шляпы, и этим давать Оливеру Синклеру возможность любоваться своей хорошенькой белокурой головкой, повязанной широкой голубой лентой. И Оливер Синклер действительно любовался ею, вполне отдавая себе отчет в том глубоком впечатлении, которое она производит на него. Художник и мисс Кампбель очень часто просиживали целые часы после захода солнца в обществе братьев Мельвиль на какой-нибудь прибрежной скале, любуясь первыми часами спускавшейся на землю ночи. На небе зажигались звезды, и тишину ночи нарушали голоса братьев Мельвиль; в это время братьям Мельвиль приходили на память поэмы Оссиана и они декламировали строфы из песен несчастного Фингала.

Глава пятнадцатая. РАЗВАЛИНЫ НА АЙОНЕ

В один прекрасный день братья Мельвиль с племянницей и обоими молодыми людьми вышли из дома сразу после завтрака. На дворе была прекрасная погода: солнечные лучи то и дело прорезывали облака и озаряли ярким светом то развалины, разбросанные по острову во всех направлениях, то скалы, громоздящиеся друг на друга в живописном беспорядке, то жалкие хижинки, приютившиеся на берегу моря. Океан был совершенно спокоен, и по поверхности его изредка лишь пробегала легкая рябь от ласкового дуновения ветерка. Накануне пароход высадил на берег Айоны несколько туристов, но в этот день их не было видно нигде, так что Мельвили могли чувствовать себя хозяевами этого живописного уголка и спокойно осматривать его достопримечательности.

Все были очень веселы; братья Сэм и Сиб были в таком радостном расположении духа, что это настроение невольно передалось и другим членам маленького общества. Дорогой все болтали, шутили, смеялись и весело переходили от одной развалины к другой, стараясь представить себе, что именно могло представлять то или другое здание в давно прошедшее время. Таким образом они дошли до холма Мак-Мана, замечательного тем, что на нем возвышается красивый, из красного гранита, крест — единственный из трехсот, который нисколько не повредило всесокрушающее время. Оливеру Синклеру пришла мысль срисовать этот крест; сев на выступ одной стены, шагах в пятидесяти от холма, он принялся за работу; мисс Кампбель и братья Мельвиль встали возле него. Но не прошло и нескольких минут, как они увидели, что какой-то человек, поднявшись на холм, подходит к кресту.

— Что это? — воскликнул Оливер Синклер. Зачем пришел сюда этот незваный гость? Если бы еще он был одет монахом, то он не испортил бы моего эскиза; я бы нарисовал его стоящим у подножия креста.

— Это, вероятно, какой-нибудь турист; он, без сомнения, помешает вам, — заметила Оливеру Синклеру мисс Кампбель.

— Да уж это не Аристобюлюс ли Урсиклос? Он, может быть, опередил нас, — сказал Сэм.

— Он и есть! — добавил Сиб.

Действительно, это был Аристобюлюс Урсиклос. Взобравшись на холм, он стал откалывать молоточком кусочек гранита, из которого был сооружен крест. Возмущенная этой бесцеремонностью, мисс Кампбель тотчас же пошла к нему.

— Что вы делаете здесь, сэр? — спросила она Аристобюлюса Урсиклоса.

— Вы видите, мисс Кампбель, я стараюсь отколоть кусочек гранита, — ответил ученый.

— Зачем это? Я полагаю, что времена иконоборства давно отошли в предание.

— Я не иконоборец, а геолог, — сказал Аристобюлюс Урсиклос, — а потому мне небезынтересно знать породу этого камня.

Ученый изо всех сил ударил молотком по памятнику и отколол от него порядочный кусочек. Подняв осколок с земли, он стал рассматривать его в лупу.

— Я так и думал, — сказал он, — это — красный гранит, очень плотный; его, вероятно, вывезли с острова Монахинь, откуда в двенадцатом веке обыкновенно вывозили камень для построек храмов и соборов.

Тут молодой ученый, воспользовавшись удобным случаем, прочел длиннейшую лекцию по археологии, которую терпеливо выслушали подошедшие братья Мельвиль. Что касается мисс Кампбель, то она возвратилась к Оливеру Синклеру.

Когда рисунок художника был окончен, все общество пошло осматривать собор; величественное здание состояло из двух церквей, от которых остались невредимыми лишь стены и столбы, прочные как скала. Проходя по каменным, местами поросшим мхом плитам пола здания, туристы могли видеть одновременно архитектуры двух эпох. В этих церквях сохранились могильные плиты и памятники в виде гробовых крышек и даже статуи; последние были помещены у входа и точно просили у проходящих милостыни.

От здания монастыря почти ничего не сохранилось, несмотря на то, что оно пережило реформацию. После осмотра развалин наши туристы пошли к часовне, сохранившейся почти в целости, если не считать крыши, разрушенной временем. В западном углу часовни стоял памятник аббатисе, жившей несколько лет в этом монастыре; памятник был из черного мрамора и на нем скульптурное изображение монахини; по бокам два ангела, а над ее головой видно было изображение Божьей Матери, держащей на руках младенца Иисуса Христа.

Отсюда мисс Кампбель и ее спутник прошли на местное кладбище, представляющее небольшую площадку со множеством надгробных плит. На этом кладбище погребены сорок восемь шотландских королей, между которыми находится и король Дункан, всему миру известный благодаря трагедии Шекспира «Макбет»; восемь гебридских вице-королей, четыре вице-короля Ирландии и один король Французский, имя которого затерялось в глубокой древности; площадка эта окружена железной решеткой.

Сколько воспоминаний связано с этим кладбищем! И не к нему ли относятся те вдохновенные строки Оссиана, где говорится о древних исторических памятниках: «Чужестранец! Ты стоишь на земле, в недрах которой покоятся герои. Воспой же славу этим великим мертвецам, и воздушные тени их соберутся вокруг тебя».

Мисс Кампбель и ее спутники молча и задумчиво смотрели на это кладбище, и в их воображении встали как живые эти потомки лорда — владельца островов Ангуса Ога, собрата по оружию Роберта Брюса, героя, сражавшегося за независимость отчизны.

— Я с удовольствием пришла бы сюда еще раз вечером, — сказала мисс Кампбель, — мне кажется, что в это время можно без особого труда вызвать в памяти воспоминания, связанные с кладбищем; я увижу, как понесут тело несчастного Дункана, я услышу речь, которую будут говорить перед тем, как опустить его в землю, освященную его предками. Ночь — самое подходящее время для того, чтобы вызывать привидения или духов, охраняющих это кладбище королей. Не так ли я говорю, мистер Синклер?

— Как, мисс Кампбель, возможно ли?! Вы верите в привидения?! — воскликнул Аристобюлюс Урсиклос.

— Разумеется, я верю в них, как это и подобает истинной шотландке, — ответила мисс Кампбель.

— Но ведь вы же должны знать, что привидения существуют только в воображении, а также и то, что в мире ничего нет сверхъестественного. Ну кто когда видел духов? Да и видеть их нельзя. — Вот в этом-то вы и ошибаетесь, и мне жаль вас, что вы их не видели, — сказала на это мисс Кампбель, не желавшая уступить Аристобюлюсу Урсиклосу. — Горцы видят очень часто духов и привидения; они скользят по неприступным скалам, порхают над поверхностью озер, резвятся в гебридских водах, играют среди снежных бурь нашей зимы; наконец, «зеленый луч», который я желаю видеть, почему бы ему не быть, например, шарфом какой-нибудь валькирии, бахрома которого ниспадает на горизонте до самой воды океана?

— Вот уж в чем вы ошибаетесь так ошибаетесь! — воскликнул Аристобюлюс Урсиклос. — Я сейчас скажу вам, что такое ваш «зеленый луч».

— Не надо, не надо!.. Пожалуйста, не говорите! — воскликнула мисс Кампбель. — Я не желаю этого знать!

— Нет, вы это узнаете, мисс Кампбель! Этот луч, который солнце бросает в последний момент заката, потому только и бывает зеленым, что принимает зеленый цвет, проходя через тонкий слой воды…

— Замолчите, мистер Урсиклос! Я не хочу вас слушать.

— Этот луч потому не кажется красным, как диск только что скрывшегося солнца, несмотря на впечатление, сохранившееся в глазах, что зеленый цвет — дополнительный цвет красного.

— Ах, сэр, ваши объяснения законов физики…

— Мои пояснения, мисс Кампбелъ, совершенно соответствуют законам физики, — возразил Аристобюлюс Урсиклос, — и я даже думаю напечатать статью на эту тему.

— Пойдемте, дяди! — воскликнула мисс Кампбель вне себя. — Мистер Урсиклос своими объяснениями кончит тем, что испортит мне совершенно мой «зеленый луч».

— Мистер Урсиклос, — вмешался в разговор Оливер Синклер, — я не сомневаюсь, что статья о «зеленом луче» будет интересна, но позвольте мне предложить вам еще более интересную тему!..

— Какую же именно? — спросил Аристобюлюс Урсиклос Оливера Синклера.

— Вы, без сомнения, уже знаете, что некоторые ученые долго работали над животрепещущим вопросом: какое имеют влияние рыбьи хвосты на движение моря?

— И что же?

— Есть еще тема неразработанная; ее-то я и хочу рекомендовать вам как ученому: влияние духовых инструментов на образование бурь.

Глава шестнадцатая. ДВА ВЫСТРЕЛА

В течение всех последовавших за тем дней Аристобюлюс Урсиклос не показывался. Уехал ли он с Айоны, поняв наконец, что теряет напрасно время, стараясь заслужить благосклонность мисс Кампбель — никто не мог сказать. Во всяком случае, он делал очень хорошо, что не показывался, так как молодая девушка стала чувствовать к нему уже не равнодушие, а нечто очень похожее на отвращение. Обратить ее поэтический «зеленый луч», этот шарф валькирий, в простое оптическое явление и таким образом разрушить ее мечту!.. Она, можетбыть, все бы другое ему простила, только не это.

Партридж по поручению миссис Бесс справился и узнал, что молодой старик ученый, как он его называл, вовсе и не думал уезжать с острова, а продолжал жить как ни в чем не бывало в рыбачьей хижине. Во всяком случае, несомненно было то, что никто в эти дни не видел Аристобюлюса Урсиклоса и он, если не бывал занят в своей комнате каким-нибудь ученым исследованием, то уходил на берег моря и забавлялся тем, что вымещал свое дурное расположение духа на ни в чем не повинных черных утках или на чайках, стреляя по ним без милосердия. Может быть, Аристобюлюс Урсиклос не потерял еще надежды окончательно и думал про себя, что мисс Кампбель, удовлетворив свое желание увидеть «зеленый луч», сделается к нему благосклоннее. Это было очень вероятно, если принять во внимание безмерное самолюбие молодого человека.

«А что же „зеленый луч“?» — спросит читатель. Надо сознаться, что он настойчиво заставлял себя просить показаться даже и теперь. А между тем времени нельзя было терять: осень со дня на день должна была вступить в свои права и покрыть небо своими спутниками — непроницаемыми туманами. Тогда уже нельзя было ожидать ясных вечеров, на которые и начало сентября в тех местах довольно скупо. Неужели придется отказаться от мысли увидеть это редкое явление, за которым гнались так упорно, переезжая с места на место? Неужели нужно отложить до будущего года или же ехать куда-нибудь еще дальше, на юг например, искать его под другим небом? В течение первых четырех дней сентября казалось, что именно так и должно будет случиться. Каждый вечер семейство Мельвилей выходило на берег моря и любовалось закатом солнца, которое в последние минуты захода скрывалось за причудливой формы облачка, не пропускавшие его последнего луча. Когда солнце скрывалось за горизонтом, все вставали со своих мест разочарованные, как зрители, присутствовавшие на какой-нибудь феерии, в которой последний, и главный сценический эффект не удался по вине машиниста.

— До завтра! — говорила мисс Кампбель.

— До завтра, — вторили ей дяди. — У нас есть предчувствие, что… что «зеленый луч» покажется наконец.

И всякий раз оно ничем не оправдывалось.

Но вот 5 сентября погода с утра обещала быть великолепной. При первых лучах солнца утренний туман стал рассеиваться, и барометр, начавший подниматься еще накануне, остановился на «ясно». Можете вы себе представить, с каким волнением следили все в этот день за малейшей переменой погоды! Как бились сердца следивших за медленным движением солнца, и как обрадовались все, когда поднявшийся к вечеру ветерок оказался береговым: он не мог принести влажных испарений.

— Наконец-то мы увидим его, — сказал Сэм, когда все маленькое общество, за исключением молодого ученого, разместилось на скале у моря в ожидании солнечного захода.

— Да, мы увидим его! Я в этом уверен, — сказал Сиб.

— Тише, дядя. Молчите! — воскликнула мисс Кампбель.

Все примолкли и затаили дыхание, точно боясь, что солнце каждую минуту может скрыться из их глаз за каким-нибудь облачком, появившимся совершенно неожиданно.

Но облачка не было, и дневное светило опустилось за край горизонта, и от него осталась маленькая полоска; еще минута — и дивный луч появится, озарив всех своим райским зеленым светом.

Вдруг два оглушительных выстрела разнеслись в воздухе — и над скалами вместе с облаком дыма поднялась огромная стая птиц. Стая эта полетела как раз по тому направлению, где заходило солнце, и эта туча птиц заслонила совершенно от глаз наблюдателей и солнце, и его последний луч.

В это же время на одной из прибрежных скал показался Аристобюлюс Урсиклос; он стоял, держа в руках ружье, и следил за полетом птиц.

— Нет, это уж слишком! — воскликнули в один голос братья Сэм и Сиб.

Мисс Кампбель ничего не сказала, но гневно сверкнула глазами и крепко сжала губы. Еще раз по вине Аристобюлюса Урсиклоса она лишилась случая видеть долгожданный «зеленый луч».

Глава семнадцатая. НА ПАЛУБЕ «КЛОРИНДЫ»

На следующий день в шесть часов утра можно было видеть, как из гавани Айоны выходила хорошенькая яхта; она направлялась в открытое море. Яхта эта была «Клоринда»: она увозила мисс Кампбель, Оливера Синклера и братьев Мельвиль с их верными слугами. Аристобюлюса Урсиклоса, разумеется, не было на яхте. Вот как все это случилось. Придя домой после новой неудавшейся попытки увидеть «зеленый луч», мисс Кампбель сказала своим дядям тоном, не терпящим возражений:

— Дяди, так как мистер Аристобюлюс Урсиклос намерен жить на Айоне, то мы предоставим остров всецело в его распоряжение. Уже два раза он помешал нашим наблюдениям — в Обане и здесь. Мы ни одного дня не останемся дольше в том месте, где находится этот несносный человек.

На эти так решительно сказанные слова братья Мельвиль не нашли ничего возразить. К тому же они сами были очень недовольны молодым ученым и начали чувствовать к нему антипатию. Кроме того, о браке мисс Кампбель с ним нечего было теперь и думать: ученый слишком низко упал во мнении молодой девушки.

— Что же, необдуманно данное обещание не составляет неразрывных цепей, — сказал Сэм своему брату Сибу.

Это значило, что никто не может чувствовать себя бесповоротно связанным одним только обещанием, и Сиб на это чисто шотландское изречение одобрительно кивнул.

Когда все стали прощаться перед отходом ко сну, мисс Кампбель заявила:

— Мы завтра уезжаем. Я не останусь здесь больше ни одного дня.

— Хорошо, хорошо, дорогая Елена, — сказал Сэм Мельвиль. — Но куда же мы поедем?

— Что я слышу! — воскликнула мисс Кампбель с негодованием. — Не хотите ли вы этим сказать, что мы не будем иметь возможности с рассветом покинуть Айону? Неужели не найдется на берегах Шотландии пустынного уголка, где бы мы могли без помехи предаться нашим наблюдениям?

Братья Мельвиль не нашли бы что ответить на этот ребром поставленный вопрос; к счастью, их выручил из затруднительного положения Оливер Синклер.

— Мисс Кампбель, — сказал он, — все может быть улажено к общему благополучию, и вот каким образом: поблизости отсюда есть остров или, вернее, полуостров; он вполне пригоден для нашей цели. Никто там не помешает нашим наблюдениям.

— Что же это за остров?

— Стаффа, находящийся в двух милях от Айоны.

— Но можно ли на нем жить? — спросила мисс Кампбель.

— Можно, и даже очень удобно. Я видел в гавани несколько небольших яхт, которые всегда готовы выйти в море. Мы можем нанять одну из них, взять с собой провизии недели на две, так как на Стаффе ничего нельзя достать, и ехать туда завтра же на рассвете.

— Мистер Синклер, — сказала мягко мисс Кампбель, — если завтра утром мы покинем этот остров, верьте, я буду глубоко признательна вам.

— Завтра еще до полудня, если будет попутный ветер, мы сойдем на берег острова Стаффа, — пообещал Оливер. — Кроме туристов, приезжающих два раза в неделю на этот остров, славящийся своими пещерами, никто не может нам помешать.

Через несколько минут в гостинице раздались возгласы:

— Бет!

— Бесс!

— Бетси!

— Бетти!

И когда миссис Бесс появилась, ей сказали коротко: «Мы завтра уезжаем. Завтра на рассвете». И миссис Бесс, не говоря ни слова, повернулась к дверям, чтобы выйти и начать укладывать вещи с помощью Партриджа.

Между тем Оливер Синклер, не теряя времени, отправился в гавань, чтобы переговорить с капитаном одной из находившихся там яхт.

Джон Ольдек, капитан «Клоринды», был хорошим моряком. Переговоры между ним и Оливером Синклером завершились в несколько минут, и он тотчас стал со своими шестью матросами готовиться в путь.

В шесть часов утра пассажиры взошли на борт «Клоринды»; для мисс Кампбель была отведена хорошенькая каюта; братья Мельвиль поместились в гостиной, а Оливер Синклер взял себе комнатку близ лестницы; Партридж и миссис Бесс поместились в буфетной.

Яхта отличалась красотой отделки и удобством помещений: наши туристы почувствовали себя вполне счастливыми. Впрочем, удобства играли в этом случае очень незначительную роль; всем главным образом хотелось покинуть как можно скорее злополучный остров Лиона с его докучливыми обитателями.

Расстояние между островами Айова и Стаффа незначительное; яхта при попутном ветре могла пройти его в двадцать пять минут, идя по восьми миль в час; но в этот день дул встречный ветер, хотя и не крепкий, и сильное течение задерживало ход яхты.

Тем не менее остров Лиона вскоре скрылся из глаз пассажиров за другими островками, мимо которых яхта проходила. Мисс Кампбель даже избегала смотреть в сторону острова, где находился ненавистный человек, помешавший ей увидеть «зеленый луч»; она даже желала забыть его имя и сказала своим дядям совершенно откровенно по этому поводу: — Разве я была не права, папа Сэм?

— Ты была совершенно права, Елена.

— Разве мама Сиб не одобряет моего поведения?

— Совершенно одобряю.

— Так сознайтесь же, — сказала она, целуя того и другого, — сознайтесь, что мысль моих дядей избрать для меня такого спутника жизни не может быть названа блестящей.

Братья Мельвиль смиренно согласились с этим. Переезд от Айоны до Стаффы был очень приятен, и поездка показалась всем короткой. В восемь часов все позавтракали, причем к столу поданы были только хлеб с маслом и чай, тем не менее все были довольны, совершенно забыв о вкусных завтраках на острове Айона.

О, неблагодарные!

Когда мисс Кампбель снова вышла на палубу, яхта уже была в виду острова Стаффа, имеющего сходство с группой нагроможденных друг на друга скал; от острова Мулль его отделяет широкая полоса моря.

Хотя на острове Стаффа нет гавани, но это не мешает, однако же, любому судну подойти к его восточному берегу; только в очень бурную погоду пристань эта неудобна для крупных судов.

«Клоринда» благополучно прошла, ловко лавируя между утесами и островом,опасные места и углубилась в небольшую бухту, находившуюся почти возле самой Клэм-Шелльской пещеры; там она бросила якорь.

Несколько минут спустя мисс Кампбель и ее спутники стали подниматься на берег по ступеням базальтовых плит, а затем по деревянной лестнице с перилами дошли до площадки, которая вела в пещеру. Тут они вздохнули полной грудью. Наконец-то они на Стаффе, вдали от всего света, точно люди, потерпевшие кораблекрушение и выброшенные капризной волной на пустынный берег.

Глава восемнадцатая. СТАФФА

Хотя Стаффа очень маленький островок, тем не менее природа сделала его самым замечательным островом из всего Гебридского архипелага. Остров этот состоит из одной огромной скалы, овальной формы, в милю длиной и в полмили шириной, и замечателен своими базальтовыми пещерами; благодаря этим пещерам остров охотно посещают и туристы, и геологи. До этого времени ни мисс Кампбель, ни ее дяди не видели этих пещер; только Оливер Синклер был знаком со всеми их красотами, а потому всеми было решено идти осматривать остров, гостеприимством которого они будут пользоваться в течение нескольких дней.

Происхождение острова Стаффа относится к очень давнему времени; поскольку он представляет из себя базальтовую скалу, то образование его нужно отнести к баснословно отдаленной эпохе, к эпохе первой формации земной коры.

Если бы Аристобюлюс Урсиклос находился на острове, у него был бы богатый материал для рассуждения о геологических явлениях, но он был далеко, даже так далеко, что мисс Кампбель перестала думать о нем, а потому предадим его пока забвению.

— Прежде всего, — сказал Оливер Синклер, обращаясь к мисс Кампбель, — необходимо подробно осмотреть наш новый приют.

— Не забывая, конечно, цели, для которой мы приехали сюда, — ответила на это мисс Кампбель с улыбкой.

— Конечно! — воскликнул Оливер Синклер.

И вот наши туристы стали обходить островок, подробно осматривая его. Так как погода была пасмурная, то никто не рассчитывал увидеть в этот день «зеленый луч». С наступлением сумерек все возвратились на яхту, решив заняться на следующий день осмотром знаменитых пещер.

На другой день, утром 7 сентября, все общество отправилось к пещере Клэм-Шелль, к той самой, у которой «Клоринда» бросила якорь. Эта пещера, высотой около тридцати футов и шириной в пятьдесят, имеет с западной стороны довольно удобный вход. Кроме того, она защищена от сильных ветров и волн, которые заливают все остальные пещеры острова, но зато эта пещера замечательна гораздо менее других, хотя базальтовые своды ее великолепны и больше напоминают изделие человеческих рук, чем произведение природы; они всякого могут привести в восхищение.

Мисс Кампбель была очарована видом пещеры и пожелала, чтобы Оливер Синклер нарисовал ее на память. Не прошло и нескольких минут, как художник сделал набросок пещеры и надписал на нем:

«От Оливера Синклера — мисс Кампбель,

Стаффа, 7 сентября 1881 г.».

После завтрака все уселись в лодку и предприняли поездку вдоль живописного берега острова; они заехали также в пещеру Лодка, названную так потому, что внутренность ее можно видеть только тогда, когда въедешь в пещеру на лодке. Она расположена на западном берегу острова и потому небезопасна: в дурную погоду морские волны несутся сюда бурным потоком. На земном шаре насчитывают немалое число пещер, в особенности в местностях вулканического происхождения. Эти пещеры подразделяются на нептунические, то есть образованные водой, которая, постепенно размывая и подтачивая скалы, обращает их в пещеры, и на пещеры вулканического происхождения, последние строением гораздо грубее первых. К числу первых относятся пещеры Крозено в Бретани, Бонифация на Корсике и т. д. К числу последних — знаменитая пещера Фингала на острове Стаффа. Осмотр этого чуда всего земного шара туристы отложили до следующего дня.

Глава девятнадцатая. ПЕЩЕРА ФИНГАЛА

Если бы капитан яхты «Клоринда» находился в одном из портов Британского королевства, он услышал бы на метеорологической станции мало утешительного для судов, плавающих по Атлантическому океану. Там было известно, что огромный шквал прошел через весь океан с запада на восток и угрожал прибрежьям Ирландии и Шотландии, прежде чем затеряться у берегов Норвегии.

Но так как телеграмм не было, то только барометр на яхте предвещал бурю, которая заставила бы призадуматься каждого моряка; а потому неудивительно, что утром 8 сентября Джон Ольдек в тревоге пошел на западный берег острова с целью познакомиться с состоянием неба и моря. То, что он увидел, не могло подействовать на него успокоительно: по небу быстро шли угрюмые облака, дул сильный порывистый ветер — все предвещало бурю. По морю катились огромные валы, сверкая белыми гребнями и с грохотом разбиваясь о базальтовые скалы острова. Хотя «Клоринда» стояла в Клэм-Шелльской бухте, но и она не была в безопасности, а потому капитан счел наиболее благоразумным не дожидаться того времени, когда разразится буря, а выйти из бухты и перевести судно, пока это еще возможно, в более безопасное место.

Возвратившись на яхту, капитан сообщил пассажирам о своих опасениях и о необходимости выехать в какое-нибудь другое место.

— Как! Покинуть Стаффу! — воскликнула мисс Кампбель, — расстаться с этим дивным морским горизонтом!..

— Оставаться здесь, мне кажется, очень опасно, — сказал на это капитан.

— Если это необходимо!.. — сказал Сэм Мельвиль.

— Ведь это же необходимо, — прибавил Сиб.

Видя неудовольствие, ясно отразившееся на лице мисс Кампбель, Оливер Синклер поспешил вмешаться в разговор. Он предложил такую комбинацию: пусть капитан на время ожидаемых бурных дней уведет яхту в безопасное место, а пассажиры на эти дни останутся в Клэм-Шелльской пещере, где можно отлично укрыться. Мисс Кампбель сейчас же принялась упрашивать дядюшек, а те, разумеется, согласились.

С помощью матросов вещи пассажиров и белье были перенесены с яхты на берег; не прошло и часа, как пещера Клэм-Шелль превратилась в очень комфортабельное жилище, где даже для повара было найдено удобное помещение и он без помехи мог заняться кулинарным искусством. Освободившаяся от пассажиров «Клоринда» вскоре подняла паруса, снялась с якоря и направилась в порт Аткарель. Несмотря на то, что погода становилась все хуже и хуже и все предвещало приближавшуюся грозу, солнце по временам выглядывало из-за туч, и семейство Мельвилей решило идти осматривать пещеру Фингала. Выйдя из пещеры Клэм-Шелль, наши туристы пошли по набережной вдоль восточной части острова; она тянулась у самого подножия базальтовых скал и представляла собой гладкую и ровную поверхность, точно была обязана своим происхождением труду каких-нибудь инженеров. Эта дорога в пещеру Фингала была необыкновенно красива, и, дойдя до юго-западного утла острова, путники должны были подняться на несколько природных ступеней, ровных и гладких, как на лестнице какого-нибудь дворца. Пещера отличалась сказочной красотой. Лестница, ведущая в нее, кончалась площадкой, на которой возвышалось несколько столбов, поддерживавших угол этого дивного произведения природы, и ее куполообразный свод представлял удивительный контраст с этими прямыми столбами. Оливер вызвался быть проводником, и все с удовольствием приняли его предложение. У подножия пещеры море заметно волновалось и отражало возвышавшиеся над ним гранитные массы. Войдя на верхнюю площадку, Оливер повернул налево и указал мисс Кампбель на нечто вроде набережной, тянувшейся вдоль стены грота до самой его середины; она была огорожена железными перилами, вделанными в базальт.

— Ах! — воскликнула мисс Кампбель, — эти перила испортили весь очаровательный дворец Финтала!

— Да, — произнес Оливер Синклер, — это творение рук человеческих портит все впечатление.

— Если оно полезно, надо им пользоваться, возразил на это брат Сэм.

— Я и воспользуюсь, — сказал брат Сиб.

При входе в пещеру все по совету проводника остановились и увидели перед собой внутренность высокого и длинного храма, окутанного таинственным сумраком. Стрельчатый потолок храма покоился на целом ряде базальтовых столбов, и это придало ему вид собора новейшей готической архитектуры. Полюбовавшись дивным произведением природы, туристы вошли в пещеру по выступу, идущему по одной из стен его; там стройными рядами тянулись призматические колонны, но величина их была не одинаковая, хотя тонкие линии углов были точно выточены художником; разнообразные формы колонн заставляли преклоняться перед великим художником — природой. Внутри пещеры царила величавая тишина, и только ветер, проносясь по ней, производил меланхолические звуки, напоминавшие игру на гармонии.

Всего красивее братьям Мельвиль показался центр пещеры, откуда открывался удивительный по красоте вид на открытое море, где горизонт сливался с водой; с этого места был виден остров Айона с белыми развалинами монастыря. Все это вместе представляло прелестную картину. Мисс Кампбель пришла в такой восторг от этого несравненного зрелища, что даже не в силах была подыскать слов, соответствующих ее ощущениям.

— Да это волшебный замок! — воскликнула она наконец. — И какая прозаическая натура осмелится отрицать, что Бог создал его для ундин и сильфид? Для кого же другого могла звучать эта небесная музыка, похожая на звуки эоловой арфы? Разве это не та небесная музыка, которую Веверлей слышал только во сне? Разве это не голос Сельмы и не под эти ли звуки наш романист создавал своих героев?

— Да, вы правы, мисс Кампбель, — сказал Оливер, — нельзя сомневаться в том, что Вальтер Скотт создавал эти поэтические образы именно в пещере Фингала.

Между тем солнце скрылось за тучи, и в пещере стало темнеть. Море все сильнее и сильнее вздымало волны и ударяло ими о внутренние стены пещеры. Наши туристы вышли на угол острова, омываемый морской пеной, и пошли по набережной обратно.

Буря разыгрывалась и грозила перейти в шторм, но все семейство Мельвилей благополучно дошло до Клэм-Шелльской пещеры.

На следующий день барометр еще понизился, и ветер дул с необычайной силой; небо было покрыто свинцовыми тучами; солнце уже не показывалось вовсе. Но на мисс Кампбель погода не действовала. Она все равно ходила гулять и часто заглядывала в таинственную пещеру Фингала.

9 сентября буря разыгралась с ужасающей силой; теперь это была не буря — настоящий ураган; на берегу почти невозможно было держаться на ногах.

В семь часов вечера братья Мельвиль и Оливер Синклер пришли в большое волнение и беспокойство, узнав от миссис Бесс, что мисс Кампбель уже три часа как ушла на прогулку и до этих пор не возвратилась домой.

Они стали ждать ее с всевозрастающей тревогой, ждали еще час, но мисс Кампбель не возвращалась. А буря все усиливалась; огромные валы неслись с моря и с ужасающей силой ударялись о скалы острова с юго-западной его стороны.

— Несчастная мисс Кампбель! — воскликнул Оливер Синклер, — если она в гроте Фингала, ее надо вывести оттуда во что бы то ни стало, иначе она погибнет.

Глава двадцатая. РАДИ МИСС КАМПБЕЛЬ!

Несколько минут спустя Оливер Синклер уже был у входа в пещеру в том месте, где поднималась базальтовая лестница. За ним следовали братья Мельвиль и Партридж; что касается миссис Бесс, то она в горестном волнении приготовляла все необходимое в пещере Клэм-Шелль, на случай возвращения мисс Кампбель.

Морские волны вздымались уже так высоко, что доходили до верхней площадки лестницы, нечего было и думать войти в пещеру по ее ступеням. Если мисс Кампбель находилась в пещере, то выйти из нее она не может; это было очевидно. Но как узнать наверно, там ли она? Как дойти до нее?

— Елена! Елена! — кричали непрерывно братья Сэм и Сиб.

Напрасно! Крики их заглушались грохотом и ревом волн и воем ветра. Волны яростно колотились о своды пещеры, производя шум, похожий на пушечную пальбу. Звука человеческого голоса нельзя было расслышать сквозь этот адский шум.

— Но, может быть, мисс Кампбель нет в пещере, — сделал предположение брат Сэм, не желая терять последней надежды.

— Где же она может быть?

— На острове ее не видно, — добавил Оливер Синклер, — кроме того, она давно бы возвратилась домой, если б это было возможно для нее. Нет, она там,она там!

Тут всем вспомнилось вдруг о страстном желании девушки, не раз ею выраженном, увидеть когда-нибудь бурю в пещере Фингала. Она, вероятно, забыла, что море, гонимое шквалом, сделает ей выход из пещеры невозможным. Что предпринять, чтобы спасти ее? Валы поднимались все выше и выше и, достигая до самых сводов, глухо ударялись о них, потом со страшной силой падали вниз, разбиваясь на тысячи брызг и разливаясь целым потоком пены, как в Ниагарском водопаде. В каком месте пещеры могла укрыться мисс Кампбель? Могла ли она устоять против грозного напора волн, заливавших даже узенький выступ скалы, огороженной решеткой? Никто не хотел верить, что молодая девушка была там. Всем просто казалось невозможным, чтобы она могла устоять против этого потока бешеных волн, хлынувших в пещеру.

Тело ее, изуродованное и разбитое, давно было бы вынесено оттуда отливом, если бы она была в пещере.

— Елена! Елена!

Крики затерялись в шуме разразившегося урагана, никто не ответил на этот призыв.

— Нет! Нет! Она не в пещере! — братья Мельвиль были вне себя от отчаяния.

— Она там! — твердо сказал Оливер Синклер, указывая при этом рукой на лоскуток материи, выброшенной волнами на ступени базальтовой лестницы. — Это лента мисс Кампбель, я ее узнаю! — воскликнул он, бросившись ее поднимать. — Можно ли еще сомневаться, что она там? Я это узнаю сейчас! — сказал Оливер и, воспользовавшись минутой отлива, открывшего выступ скалы, ухватился за железные перила и хотел взойти на него, но тотчас же был отброшен волной назад, и если бы Партридж не бросился к нему, скатился бы по ступеням лестницы и был бы унесен в море. Оливер встал с помощью Партриджа; платье его насквозь было мокро, но решимость проникнуть в пещеру не ослабела.

— Мисс Кампбель там, — повторял он. — Она жива, потому что если б она была мертва, то волны выбросили бы ее сюда точно так же, как этот клочок материи. Очень возможно, что она нашла в скале какое-нибудь углубление, где и укрылась. Но силы скоро покинут ее. Ей не выдержать до того времени, пока море стихнет. Надо идти к ней на помощь.

— Я пойду, — сказал Партридж.

— Нет… я, — возразил Оливер Синклер; и в голове его мгновенно созрел план, каким образом спасти мисс Кампбель. Но осуществление этого плана было тоже крайне опасно и могло не принести желанного результата.

— Подождите нас здесь, господа, — сказал он братьям Мельвиль. — Через пять минут мы возвратимся. Пойдемте.

Братья Мельвиль, выбрав на берегу острова уголок, где волны моря не могли их достичь, стали ждать возвращения Оливера и Партриджа, ушедших к пещере Клэм-Шелль.

Было половина девятого. И действительно, не прошло и десяти минут, как Оливер и Партридж показались снова; они шли, волоча за собой лодку, оставленную на всякий случай капитаном «Клоринды». Оливер имел намерение проникнуть в пещеру с помощью лодки: добраться туда сухим путем не представлялось возможности. Он рисковал при этом жизнью. Оливер это знал, тем не менее не колебался ни минуты. Лодку поставили у ступеней базальтовой лестницы за выступом скалы, чтобы прибой не мог коснуться ее.

— Я поеду с вами, — сказал Партридж.

— Нет, Партридж, нет, — возразил снова Оливер Синклер, — не следует увеличивать груза такого маленького суденышка. Если мисс Кампбель еще жива, одного меня будет достаточно, чтобы прийти ей на помощь.

— Оливер! — воскликнули, рыдая, братья Мельвиль, — Оливер, спасите нашу дочь!

Молодой человек пожал им руки, прыгнул в лодку, сел на среднюю скамейку и, взяв в руки весла, отдался волнам, которые мгновенно перенесли его к входу в пещеру Финтала. Там лодку стало относить в сторону, но ловким ударом весел Оливеру удалось направить ее в самый грот. У входа в пещеру в первый момент лодку, подхваченную волнами, подняло вверх почти до сводов пещеры, и казалось, что, низвергнувшись оттуда, она разобьется вдребезги о скалы базальта, но могучие волны отлива снова отбросили ее далеко в море.

Три раза лодку кидало течением вперед и назад, то приближая ее ко входу в пещеру, то снова откидывая далеко в море. Оливер не терял присутствия духа и крепко держался за весла.

Наконец огромная волна подхватила лодку, подняв ее почти в уровень с вершинами высоких скал, громоздившихся над морем, покачала ее на своем гребне несколько мгновений, потом, раскрыв глубокую пропасть у самого входа в пещеру, низвергла в нее лодку с сидящим в ней гребцом. Казалось, лодка неминуемо должна была разбиться о стены пещеры. Через минуту море по-прежнему высоко вздымало свои валы и с глухим шумом плескалось у высоких берегов острова.

Уцелела ли лодка? Разбилась ли она? Вместо одной жертвы, может быть, теперь стало две? Нет, этого не случилось. Растянувшись на дне лодки, Оливер Синклер благополучно миновал выступ свода и уже через секунду был у стены пещеры. Он опасался теперь только одного — быть отброшенным прежде, чем ему удастся ухватиться за какой-нибудь выступ скалы, чтобы взобраться на камни пещеры. К счастью, лодку прибило волной к выступу, находившемуся в центре пещеры. Оливер, зацепившись за него, выбрался из лодки, и она через минуту была разбита вдребезги. Обломки ее были выброшены отливом из пещеры и вселили в братьев Мельвиль и Партриджа уверенность, что смелый спасатель мисс Кампбель безвозвратно погиб.

Глава двадцать первая. БУРЯ В ПЕЩЕРЕ

Но Оливер Синклер был жив и здоров и даже в эту минуту находился в безопасности. Внутри пещеры было так темно, что Оливер в первую минуту ничего не мог разглядеть. Свет проникал снаружи только в промежутки, когда вода отливала от входа в пещеру и волны поднимались. Тем не менее Оливер старался разглядеть, где именно укрывается мисс Кампбель. Но напрасны были его старания, он ее не увидел. Тогда он стал звать ее.

— Мисс Кампбель! Мисс Кампбель! — и какими словами выразить то, что он почувствовал, когда услышал:

— Мистер Оливер! Мистер Оливер!

Мисс Кампбель была жива. Но в какой части пещеры находилась она? Оливер пополз по выступу стены вдоль всей пещеры Фингала с намерением найти ее. С левой стороны пещеры была небольшая узкая ниша, образовавшаяся от раздвинувшихся столбов, и народная легенда назвала эту нишу креслом Фингала. В этом именно месте мисс Кампбель и была застигнута бурей. Несколько часов тому назад вода в пещере еще не стояла так высоко, и неосторожная молодая девушка пошла туда, как привыкла делать это каждый день. Погруженная в свои мечты, она не заметила надвигавшегося урагана, но когда она увидела угрожающую ей опасность, она не потеряла присутствия духа и не без труда, рискуя сорваться и быть унесенной волнами, взобралась на кресло Фингала.

Там сидела она скорчившись, и Оливер через несколько минут увидел ее.

— Ах, мисс Кампбель! — воскликнул он. — Как могли вы быть такой неосторожной! А мы уже считали вас погибшей.

— И вы пришли спасти меня, мистер Оливер! — возразила молодая девушка, более тронутая самоотверженностью молодого человека, чем испуганная тем, что с ней случилось, и угрожавшей ей опасностью.

— Я пришел помочь вам выбраться из беды, и с помощью Божьей я это сделал. Вы не боитесь?

— Нет, я не боюсь… Вы со мной… теперь я не боюсь ничего. Кроме того, я в восхищении от зрелища, представившегося моим глазам. Посмотрите!

И молодая девушка отодвинулась в глубину ниши, а Оливер, встав перед ней, старался защитить ее от яростных волн, грозивших подняться до выступа, где они стояли. Молодые люди смолкли; им не нужно было слов, каждый из них понимал, что испытывал в эту минуту другой. Между тем Оливер с все возрастающей тревогой видел, что ураган не стихает, но точно еще с каждой минутой становится сильнее.

Оливер беспокоился не за себя, но за мисс Кампбель; вода в пещере поднималась все выше и выше. Через сколько времени стихнет буря и вода станет спадать? Никто не мог ответить на эти вопросы. В пещере было почти темно, только в волнах отражался наружный свет да неширокие полосы фосфорического света то там, то здесь прорезывавшие волны, освещали темноту. В минуты мгновенного появления света Оливер смотрел на мисс Кампбель, и глаза его выражали не одну только тревогу за нее.

Мисс Кампбель не падала духом. Но вот огромный вал поднялся точно из самой глубины океана, ринулся на то место, где стояли молодые люди, и Оливер уже думал, что вода унесет их обоих в море. Схватив молодую девушку на руки, он решил бороться за ее жизнь, пока хватит сил.

— Оливер! Оливер! — в ужасе воскликнула мисс Кампбель.

— Не бойтесь, Елена! — сказал Оливер Синклер. — Я вас спасу и защищу!., я…

Он хотел ее спасти! Но как это сделать? Как уберечь ее от яростных волн, если они поднимутся до того места, где молодые люди искали защиты? «Прежде всего, не надо терять хладнокровия», — говорил он себе и старался овладеть собой. Это было тем более необходимо, что молодой девушке уже стали изменять силы.

— Елена, дорогая Елена! — шептал он, желая успокоить ее. — По возвращении в Обан я узнал… что вы… что благодаря вам я был спасен из водоворота.

— Оливер, вы разве знаете… — пробормотала Елена слабеющим голосом.

— Да… сегодня моя очередь спасти вас… и я вас спасу.

Не успел Оливер произнести эти самонадеянные слова, как новая волна, еще больше первой, обдала его всего с головы до ног. Вода была уже в уровень с выступом скалы, на которой искали спасения Оливер и Елена. Раза два или три волны едва не смыли Оливера со скалы. Этого не случилось только благодаря невероятному усилию, которое он делал, чтобы удержаться на ней со своей дорогой ношей. Силы окончательно оставили мисс Кампбель, и она безчувств лежала на его груди. Было уже часов девять. Гигантские волны с бешеным ревом неслись в пещеру Финтала и с такой силой ударялись о ее стены, что от них отрывались куски базальта; можно было опасаться, что и своды пещеры не уцелеют от ударов волн и обрушатся. Минутами в пещере недоставало воздуха; попадая в пещеру с приливом, он был снова уносим из нее отливом. Вода доходила Оливеру уже до пояса, и если бы он лишился чувств, все было бы потеряно для него и для мисс Кампбель. Но молодой человек не терял мужества, сознавая опасность своего положения. Он держал мисс Кампбель на руках, стараясь защитить ее от ударов волн. Между тем темнота все сгущалась и громовые раскаты, сопровождаемые свистом и воем ветра, не прекращались ни на минуту. Эти звуки уже не была похожи на чудный голос Сельмы, звучавший под сводами дворца Фингала, но были похожи на тот вой и лай камчатских собак, которые, как говорит Мишле, воют по ночам, заслышав шум волн северных морей.

Наконец вода стала постепенно спадать. Вместе с этим и волнение снаружи пещеры стихало. Вскоре до молодого человека стали долетать только одни брызги, и в нем воскресла надежда. Судя по времени, полночь уже миновала, а это давало надежду, что часа через два буря стихнет окончательно и даст возможность выйти из пещеры. Оливер решил сделать эту попытку. Мисс Кампбель была по-прежнему без чувств. Держа ее на руках, Синклер осторожно спустился с кресла Финтала и стал ощупью пробираться по выступу, держась за железные перила, которые были местами сломаны и погнуты, а местами и совсем вырваны. Дойдя с большим трудом до входа в пещеру, он едва не был опрокинут набежавшей волной. Сделав отчаянное усилие, он устоял и, пользуясь минутой отлива, бросился вон из пещеры.

Через минуту он был уже на одном из наружных выступов пещеры, где братья Мельвиль и их слуги провели всю ночь. Передав молодую девушку, все еще не пришедшую в себя, на руки миссис Бесс, Оливер почувствовал, что силы оставляют его, и он тоже упал без чувств. Если бы не самоотверженное мужество Оливера Синклера, Елена не вышла бы живой из пещеры Фингала.

Глава двадцать вторая. «ЗЕЛЕНЫЙ ЛУЧ»

Через несколько минут после того, как мисс Кампбель перенесли в Клэм-Шелльскую пещеру, она очнулась. В первые минуты ей показалось, что она видела сон, в котором главным лицом был Оливер Синклер; об угрожавших ей опасностях она совершенно забыла; но при виде Оливера Синклера сразу вспомнила все случившееся. Бедняжка еще не могла говорить, а потому она ограничилась тем, что со слезами благодарности, блеснувшими в ее красивых глазах, протянула руку своему спасителю.

Братья Мельвиль от волнения не могли произнести ни слова и крепко обнимали молодого человека. А что тут говорить о миссис Бесс и Партридже!

Но надо было подумать и об отдыхе: усталость брала свое, и все пошли спать.

Остальная часть ночи прошла тихо и спокойно.

На следующий день мисс Кампбель отдыхала лежа на кушетке, для нее поставленной в пещере, а братья Мельвиль гуляли под руку недалеко от пристани. Они не говорили между собой ни слова, а между тем по тому, как кивали один другому, было видно, что братья как нельзя лучше понимали друг друга. Тему этого безмолвного разговора угадать нетрудно. Они думали про себя в это время, что Оливер, рискуя своей жизнью, спас их племянницу, и сравнивали его с Амином, самым великим героем всех гаэльских эпопей, а вместе с тем они думали и о том, что о проектированной свадьбе Елены с Аристобюлюсом Урсиклосом нечего теперь и мечтать, да и не стоит мечтать о ней.

Оливер был, против обыкновения, сильно взволнован, ему как будто было неловко в обществе братьев Мельвиль; ему казалось, что он своим присутствием точно напоминает им о своем геройском поступке, а потому, из преувеличенного чувства деликатности, он избегал их общества и одиноко бродил по острову. Все мысли молодого человека были о мисс Кампбель: он переживал снова ту сцену, когда держал ее в своих объятиях, защищая от яростных волн. Об опасности, которой сам подвергался, он забыл совершенно; его воображению представлялось только хорошенькое усталое личико молоденькой девушки, озаренное фосфорическим блеском; девушка эта гордо и смело стояла окруженная бурными волнами океана и походила на гения бури. В его ушах раздавался слабый голос, говоривший: «Как, вы разве знаете?» — слова, сказанные ею в ответ на его замечание, что он знал, кто спас его, когда он погибал в водовороте Корреврекан. Ему казалось, что в минуту страшной опасности стояли в нише, бессознательно прижавшись друг к другу, не Оливер Синклер и мисс Кампбель, но просто Оливер и Елена — два человека, которые в виду смерти сблизились с тем, чтобы или погибнуть вместе, или вместе же начать новую жизнь. Так думал Оливер Синклер, и его охватило страстное желание увидеть молодую девушку, но его удерживала какая-то невидимая сила.

Между тем бурная ночь сменилась погожим днем, как это часто случается после внезапно разыгравшейся случайной бури. На небе не было ни облачка, и солнце ярко светило и грело.

Бури юго-западных ветров в большинстве случаев проходят быстро и не оставляют после себя следов; только воздух после них делается словно чище да синева неба становится прозрачнее.

Солнце склонялось к закату, и Оливеру внезапно пришел на память «зеленый луч» — цель, для которой он приехал на остров Стаффа.

— «Зеленый луч»! — воскликнул он. — Сегодня закат солнца будет великолепный. Никогда еще небо не было так чисто и прозрачно, как теперь. Надо предупредить мисс Кампбель.

И, обрадованный предлогом пойти к молодой девушке, Оливер быстро вошел в пещеру, где лежала мисс Кампбель. Братья Мельвиль стояли возле племянницы и с любовью смотрели на нее, а Бетси держала ее за руку.

— Мисс Кампбель! — сказал Оливер. — Вам лучше… Силы, кажется, возвращаются к вам…

— Да, — ответила Елена, вздохнув при виде молодого человека.

— Мне кажется, вам лучше бы выйти на остров… воздух так хорош послебури. Солнце так и сияет; оно согреет вас.

— Мистер Синклер говорит правду, — сказал Сиб.

— Да, он совершенно прав, — подтвердил Сэм.

— Через несколько часов, если я не ошибаюсь, ваше заветное желание исполнится, — сказал Оливер.

— Мое заветное желание? — пробормотала мисс Кампбель, точно говоря сама с собой.

— Да, на небе ни облачка, закат, вероятно, будет великолепен, и мы можем увидеть сегодня «зеленый луч»!

— Возможно ли! — воскликнули в один голос обрадованные братья Мельвиль.

— «Зеленый луч»! — повторила как во сне мисс Кампбель.

— Пойдем, пойдем! — сказал Сэм, довольный тем, что нашелся предлог вывести Елену из апатичного состояния, в котором она была весь день.

Все, не исключая Бесс и Партриджа, вышли из пещеры, и надо было видеть, с каким восторгом братья Мельвиль стали следить за тем, как солнце медленно подвигалось к горизонту. Казалось, что не для мисс Кампбель, а для них было совершено столько поездок и вынесено столько испытаний.

Закат действительно в этот вечер был такой прекрасный, что даже самый занятой из купцов Сити не мог бы остаться к нему равнодушным.

Мисс Кампбель чувствовала, как под влиянием живительных солнечных лучей и моря силы постепенно возвращаются к ней. На бледных щеках появился румянец, и все существо ее дышало очарованием. Оливер не спускал с молодой девушки восхищенных глаз.

Что касается братьев Мельвиль, то на них весело было смотреть, они сияли как солнце, с которым вдруг начали вести беседу, цитируя стихи Оссиана:

«О, ты, которое скользишь над нами, ты, круглое, как щиты наших отцов, скажи нам, откуда берешь ты свои лучи? О божественное солнце! Откуда исходит твой вечный свет?»

В таком восторженном настроении наши знакомцы не замечали, как шло время. Море было гладкое, как озеро. Ничто не могло помешать появлению «зеленого луча».

Вдруг Партридж крикнул:

— Смотрите, парус!

— Опять парус! Неужели он снова закроет горизонт в ту минуту, когда должен появиться дивный «зеленый луч».

— Это «Клоринда», — сказал Оливер Синклер. — Она подходит к бухте Стаффы, а потому не может помешать нам видеть закат солнца.

Это действительно была «Клоринда». Обогнув остров Мулль, она подошла к бухте Клэм-Шелль и там бросила якорь. Никто не смотрел на яхту; глаза всех были обращены на запад. Солнце быстро опускалось; на поверхности моря появилась широкая золотистая полоса, на которую глазам было больно смотреть. Через несколько минут золотистый оттенок этой полосы сменился красным; от мелких волнистых струек воды тянулись полосы по отраженному в воде свету солнца; эти полосы давали впечатление хвоста кометы.

Все напряженно смотрели, как солнечный диск стал постепенно исчезать из глаз; не было ни малейшего сомнения, что последний луч его будет ясно виден; уже утесы Мулля и вершины Бен-Мора покрылись пурпуром. И вдруг возгласы:

— «Зеленый луч»! «Зеленый луч»! — огласили окрестность.

То были возгласы братьев Мельвиль и их слуг.

Они с четверть секунды наслаждались несравненным цветом нефрита.

Оливер Синклер и Елена не видели дивного явления, за которым так долго и упорно они гнались. В ту минуту, как солнце бросило свой последний луч, глаза их встретились в они забыли весь мир.

Елена видела черный луч в глазах молодого художника, Оливер видел голубой луч в глазах Елены.

Солнце скрылось. Ни Оливер, ни Елена не видели «зеленого луча».

Глава двадцать третья. ЗАКЛЮЧЕНИЕ

12 сентября состояние моря и неба не оставляло желать лучшего. «Клоринда» снялась с якоря и, при попутной ветре, направилась обратно в юго-западную часть Гебридского архипелага.

Доехав благополучно до Обана, наши туристы возвратились по железной дороге в Глазго, а вскоре приехали и в Эленбург.

Через десять дней после того в церкви св. Георгия в Глазго была отпразднована роскошная свадьба, причем надо сказать, что женихом был не Аристобюлюс Урсиклос, а Оливер Синклер, о чем, впрочем, нисколько не жалели братья Мельвиль и их племянница. В том, что брак этот будет счастливым, никто не сомневался.

Месяца два спустя молодые супруги и дяди их гуляли по берегу Клайда и совершенно неожиданно встретились с Аристобюлюсом Урсиклосом.

Молодой ученый, следивший все время за чисткой дна реки Клайд, шел в эту минуту к станции Эленбург. Увидев своих знакомых, он, нисколько не смутившись, вежливо раскланялся со всеми и поздравил новобрачных.

Братья Сэм и Сиб не могли скрыть своей радости, что племянница их вышла за Оливера.

— Я так счастлив, — сказал Сэм, — что часто, сидя один, бессознательно улыбаюсь.

— А я плачу от счастья, — добавил Сиб.

— Ну, господа, — вежливо заметил Урсиклос, это, кажется, первое разногласие в вашей жизни: один плачет, другой улыбается.

— Это одно и то же, — уточнил Оливер Синклер.

— Конечно, — добавила миссис Синклер.

— Как — одно и то же! — воскликнул Аристобюлюс Урсиклос. — Что такое улыбка?.. Произвольное движение, свойственное мускулам лица, движение, в котором акт дыхания почти не участвует, тогда как слезы — простая жидкость, смягчающая глазное яблоко; жидкость эта состоит из хлористого натра и фосфорно-кислой и хлорновато-кислой солей.

— Как химик вы правы, но только как химик, — сказал на это Оливер.

— Я не понимаю таких подразделений, — колко ответил Аристобюлюс Урсиклос и, важно поклонившись, пошел на станцию железной дороги.

— Этот мистер Урсиклос хочет объяснять чувства так же, как он однажды объяснил «зеленый луч», — сказала миссис Синклер.

— Мы с тобой так и не видели этого луча, — заметил Оливер.

— Зато мы увидели кое-что получше, — тихо произнесла Елена. — Мы увидели счастье, которое, по словам легенды, может дать только этот луч. Если мы нашли это счастье, дорогой мой, то будем им довольны и предоставим искать «зеленый луч» тем, кто счастья еще не видал.

body
Здесь труднопереводимая игра слов: подпорка для растений называется по-французски tutenr — то есть опекун или попечитель. — Примеч. ред.