История потомков землян XVII века, перенесенных могущественными арра на планету звезды Тау Кита, чтобы проверить, сможет ли род человеческий излечиться от терзающей его ксенофобии и научиться жить в мире с непохожими на людей «гривастыми».

Филип Хосе Фармер

Дейра

ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА

В очередной том собрания сочинений Филипа Хосе Фармера вошли роман «Дейра» и рассказы, объединенные темой религии и веры.

История романа «Дейра» запутала, а путь его к читателю — на удивление тернист даже для книги, созданной автором столь скандальной известности. Написанная одновременно с первым вариантом «Мира Реки» в середине 50-х, «Дейра» разделила его судьбу. Из-за внезапного банкротства журнала «Startling Stories» он так и не бил напечатан и впервые попал к читателю десятью годами позже, в сильно переработанном варианте.

Филип Фармер способен самую заезженную идею повернуть необычной стороной. Вот и в «Дейре» он пользуется этой способностью с большим успехом. Загадочные инопланетяне, похитившие в XVI веке несколько сот землян и переселившие их на планету Дейра в системе тау Кита, и не предполагали, наверное, что их жестокий эксперимент приведет к таким результатам. Лишенная запасов металла планета стала полем боя на стеклянных мечах. А две расы люди и «жеребяки», — которые должны были бы жить в мире и согласии, находятся на грани истребительной войны, разжигаемой сторонниками воинствующего христианства в его таукитянском варианте — ведь у жеребяк нет душ, а значит, и убивать их не грех.

Автор смело соединяет жанры. Романтическая история любви Джека Кейджа и сирены Р'ли переплетается с политическими интригами районного масштаба, начинающейся войной… а затем с далекой Земли прибывает звездолет, экипаж которого готов вступить в контакт с обитателями Дейры — как с потомками невольных переселенцев, так и с жеребяками, которых тоже нельзя назвать аборигенами планеты. Но какова будет цена земной помощи? Что станет с культурой Дейры? Не станет ли она, приняв помощь пришельцев, бледной копией Земли? Найти ответы на эти вопросы героям придется самим.

Вторую часть книги составляют рассказы и повести, посвященные религиозной теме — в расширительном ее понимании. Тут и детективно-приключенческая повесть «Дочь капитана», в которой обычаи неопуританской секты становятся причиной эпидемии, и юмористический и одновременно серьезный «Божий промысел» — рассказ о гом, как богом стал университетский профессор литературы, и жуткозатые библейские фантазии «Чаша больше, чем Земля» и «На пути к Возлюбленному городу». И, конечно, сюда мы должны отнести и рассказ, посвященный другой разновидности веры — веры в героев масс-культуры. Вниманию читателей представляется уникальное интервью, взятое автором у лорда Грейстока, более известного публике под псевдонимом Тарзан.

ПРОЛОГ

Бог весть куда все они подевались!

Более сотни мужчин, женщин и детей — сто восемь, если быть совершенно точным, — никак не могут исчезнуть бесследно.

Но обитатели колонии Роанок, штат Вирджиния, похоже, как-то исхитрились. Среди них, канувших в Лету, оказалась и малышка Вирджиния Дейр, первая белая уроженка Северной Америки. Никто никогда более не встречал ни Вирджинию со всею многочисленной ее родней, ни других англичан из Роанока, равно как и никого из находившихся при них индейцев племени кроу. Они исчезли — испарились, пропали, как сквозь землю провалились — между 1587 и 1591 годами от Рождества Христова.

Чарльз Форт, известный летописец неординарных событий — тех, что маститые академики от историографии предпочитают оставлять без внимания, а то попросту и опускать, — толкователь самых загадочных, порой и. вовсе необъяснимых явлений, о вышеупомянутом случае был осведомлен. Но от его пытливого взора, от его неусыпного внимания ускользнули некоторые иные, не менее интригующие факты. А жаль — они привели бы исследователя в неуемный восторг. Какие изящные гипотезы, затейливые домыслы и блистательные парадоксы, исполненные едва уловимого сарказма, сошли бы с кончика пера неутомимого литератора!

Как досадно, например, что южноамериканские корреспонденты не осведомили его об одном любопытном случае из средневековой истории бесследном исчезновении генуэзского корабля «Буона-Вита». В последний раз он был замечен испанской каравеллой «Тобоза» в виду Больших Канарских островов, в шестидесяти лигах от ближайшего берега.

Пассажирами генуэзского судна, ходившего под португальским флагом, в том приснопамятном рейсе были сорок миссионеров из Ирландии, а также трое итальянских монахов. В Бразилии они собирались с помощью Божьей заняться обращением дикарей в благочестие и истинную веру. Но до конечной цели своего путешествия так и не добрались. Никто не встречал их более — ни в христианском мире, пи среди краснокожих язычников.

Диковинны дела Твои, о Господи!

Само по себе исчезновение это ничуть не выходит за рамки привычных представлений. Как это ни печально, корабли имеют обыкновение время от времени тонуть без свидетелей в безбрежном океане. И «Буона-Вита» не удостоилась бы специального упоминания в церковных хрониках и отдельной строки в анналах бразильской истории послеколумбова периода, когда бы не одна весьма немаловажная деталь: обязанности аббата у миссионеров, направлявшихся в Бразилию, отправлял некто Марко Сузини, более известный под именем преподобного Маркуса Социнуса — кровный родич, точнее, родной племянник еретика Фаустуса Социнуса. В Бразилию, кораблю вослед, была направлена из Рима депеша, в коей Маркусу повелевалось безотлагательно предстать перед Святейшим престолом на предмет разбирательства и вынесения высочайшего вердикта.

Но ни папскому посланию, ни легату, его доставлявшему, не суждено было сыскать указанного адресата — даже будь всем известно местонахождение последнего.

И еще одно событие того же исторического периода, дознайся о нем Форт, заставило бы писателя запрыгать от радости.

Книга, опубликованная в 1886-м и уже успевшая стать библиографическим раритетом, содержала перевод фрагментов трактата достопочтенного Ибн Кхулейля «Из истории мусульман». По забавному (а может, и не случайному?) совпадению переводил книгу однофамилец Чарльза — методистский священник, преподобный Карл Форт. Подстрекаемый любознательностью и столь же неуемной тягой ко всему из ряда вон выходящему, как и его литературный потомок, святой отец приводит сделанное арабским историком описание исчезновения в одну ночь большого арабского каравана.

Вкратце суть произошедшего такова: в год 1588-й по христианскому летосчислению девяносто бесценных черкесских наложниц, предназначенных для гаремов богатых мусульманских шейхов, и до сорока стражей различного происхождения при них разом пропали, исчезли с глаз людских. Остались лишь стреноженные на ночь лошади да натянутые шатры, внутри которых еще остывала нетронутая вечерняя трапеза.

Единственная примета беспорядка — окровавленный ятаган на песке. Дюжину длинных и грубых рыжеватых волосков, приставших к лезвию, знатоки не сумели соотнести ни с одним известным им обитателем Земли. Некоторые приписывали все ю же принадлежность волосков огромному медведю, ибо рядом с шатрами обнаружился отпечаток в песке — всего один — след, оставленный чудовищной лапой, несколько схожий с необычно большим медвежьим.

Куда же могли подеваться все эти люди? — задается вопросом высокомудрый Ибн Кхулейль. Быть может, их унес злой джинн — в свой неприступный, окруженный пылающим рвом дворец? Не его ли волоски и прилипли к окровавленному клинку?

Ответов на эти вопросы не больше, чем в истории о жителях Роанока, штат Вирджиния, а также и в случае с теми, кто был на борту «Буона-Виты». Все упомянутые события окутаны равно плотным покровом мрачной тайны.

И вот еще один любопытный штрих на замету неугомонному Форту. Не существующее ныне парижское издательство «Эжилетт» (в переводе с французского — «Игла») некогда выпустило в свет сборник эссе китайского мудреца Хо Ки, сочиненных им в середине восемнадцатого века. В главе «Леденящие мысли» мудрец мимоходом упоминает жителей деревушки Хунг Чу, решившихся в один прекрасный день, а вернее, ночь отправиться всем скопом невесть куда — в путешествие, возврата из которого уже не было.

Это все, что сообщает на данную тему мудрец, и не стоило бы заострять внимание читателя на его фантастической зарисовке, когда бы не одно интригующее обстоятельство: случилось упомянутое Кхулейлем событие в год 1592-й по григорианскому календарю.

Год 1592-й отделяют от 2092-го пять столетий — не столь уж долгий для истории срок. Но от Земли до планеты Дейра и путь весьма неблизкий — даже для светового луча.

Дейра-вторая планета в системе звезды, именуемой нынешними астрономами тау Кита.

Население планеты говорит на английском, на весьма архаичной латыни, а также по-жеребякски.

На древней карте, рисованной самим достопочтенным Хананием Дейром, отцом Вирджинии, до сих пор можно разобрать очертания континента, на который высадили похищенных землян. Имя этой земле — Авалон. Грубые линии, начертанные неумелой рукой за то короткое время, пока планета вырастала в иллюминаторах, изображают неправильный четырехлепестковый контур, небрежно брошенный на шар. Остальная поверхность планеты — сплошной океан.

Жирный крест на карте пометил место первого поселения, названного поначалу Нью-Роанок и переименованного в Неблизку сразу же после вопроса, заданного маленькой Вирджинией: «Это ведь далеко от места, где я родилась, папочка?»

Древняя карта также пестрит весьма однообразными пометами мифологического толка — о местах, где люди впервые столкнулись с неведомыми тварями, окрестив их с ходу на лривычный земной манер: «Здесь водятся единороги… Здесь встречаются оборотни-людоеды…», и прочее в том же духе.

И, разумеется, великое множество раз на карте повторяется одна и та же краткая надпись: «Жеребяки».

По старинному тысячелетнему большаку, залитому лучами не по-весеннему жаркого солнышка, шел человек. Шагал он не спеша, то и дело окидывая внимательным взглядом карих глаз из-под полей шляпы с высокой тульей заросли по обочинам.

Левая рука Джека Кейджа — а именно так величали нашего путника сжимала упругий лук из ветви дерева татам, на спине висел полный стрел колчан, на левом боку — ятаган в ножнах, справа на широком ремне — кожаный футляр с толстой стеклянной колбой, доверху наполненной черным порохом. Из узкого горлышка бомбы торчал короткий фитиль. Рядом с футляром с ремня свисал еще и кинжал медного дерева.

Джек был готов к отражению атаки дракона, откуда бы тот ни напал: сверху ли, сзади, или из чащи вдоль дороги. Первым делом — всадить стрелу чудищу в глаз. Именно в глаз, ибо целить куда-либо еще — бесполезная трата стрел и драгоценного времени. Кремневому наконечнику никак не пробить двухдюймовую ороговевшую шкуру.

Поговаривали, что живот у дракона вроде бы помягче, но полагаться на досужие домыслы в его положении — непозволительная глупость. Слухи, как гласит народная мудрость, сгубили кошку. И хотя сам он далеко не безобидная кошка — что бы там это древнее словцо ни означало на самом деле, — испокон веку охота на дракона оставалась занятием весьма и весьма рискованным. И с досадной возможностью быть съеденным самому считаться следовало всерьез.

Словно прочитав мысли Джека, трусивший впереди, шагах в десяти, Самсон — огромный рыжий пес львиной породы — застыл как вкопанный и, косясь на хозяина, глухо заворчал на заросли по правую от дороги сторону.

Джек мигом извлек из колчана стрелу и изготовился. Повторил свой незамысловатый урок: стрелять только в глаз и — независимо от того, попал или промахнулся, — сразу бросать лук. Выхватить из футляра бомбу, поднести к запалу люциферку и швырнуть чудовищу в морду — авось расчет оправдается и шкуру разворотит взрывом или хотя бы как следует посечет острыми осколками.

Затем, не дожидаясь результата, повернуться и бежать, на ходу выхватывая ятаган из ножен. У первого же толстого дерева на обочине занять оборону. Уж там-то, отмахиваясь дамасским клинком и уворачиваясь от бешеных, но легко предсказуемых наскоков — может ли дракон быть вертким при его-то туше? — Джек как-нибудь сумеет за себя постоять. Самсон же тем временем не даст чудищу покоя, нападая с тыла.

Джек осторожно поравнялся с застывшим псом. Сквозь просвет в чаще мелькнуло нечто светлое, и охотник расслабился, перевел дух. Что бы там на поверку ни оказалось, но по цвету это безусловно не дракон. Либо человек, либо жеребяк — одно из Двух.

Бесполезную в густых зарослях стрелу Джек вернул в колчан, лук закинул за спину и обнажил ятаган.

— Тс-с-с, Самсон! Молчок, — шепотом приказал он. — Давай вперед, но только без лишней суеты!

Огромный пес, бесшумно переставляя мохнатые толстые лапы, метнулся вперед по едва различимой в зеленой чащобе тропинке. Собачий нос в поисках следа то приникал к земле, то вздымался — точь-в-точь рыбацкий поплавок на прибрежной волне. И след этот определенно обнаружился — вместо того чтобы направиться по тропке напрямую, Самсон, как заправский охотник, стал петлять в густом подлеске.

Ярдов через тридцать-сорок, передвигаясь медленно и почти беззвучно, друзья выбрались к небольшой поляне.

Самсон остановился. Нутряной низкий рокот исторгла отнюдь не глотка пса, послушного хозяйскому запрету шуметь — казалось, заклокотали сами собой напрягшиеся могучие мышцы и даже волоски ощетинившейся шкуры.

Джек глянул поверх вздыбившегося собачьего загривка.

И тоже застыл. И невольно содрогнулся. От леденящего душу ужаса.

Впереди, сидя на корточках над поверженным телом сатира, само-хабвенно трудился Эд Вонг, кузен Джека. Из тела, повернутого спиной к победителю и невольным зрителям, вовсю хлестала кровь. В крови была вся гривастая спина жеребяка и вся трава поблизости.

А Эд, грубо орудуя кинжалом медного дерева, срезал хвост вместе с изрядным куском кожи. Закончив, вонзил на мгновение кинжал в почву, чтобы очистить лезвие от крови, и выпрямился с жутким трофеем в руке, не отрывая от него завороженного взора.

— Давно ли в цирюльники записался? — взяв себя в руки, спросил Джек слегка охрипшим, но ровным голосом.

Обронив добычу, Эд круто развернулся, продемонстрировав отвисшую от испуга челюсть и выпученные глаза, и угрожающе взметнул руку с кинжалом. Разобрав, что нарушитель уединения всего-навсего Джек, малость расслабился, но прятать кикжал в ножны пока не стал. Искаженное лицо мало-помалу приняло нормальное выражение.

— О, святой Дионисий! — выдохнул он. — Я едва не принял тебя за жеребяка.

Джек тронул Самсона коленкой. Пес послушно выпрыгнул с тропы на прогалину и занял выжидательную позицию в стороне. Хотя он и знал Эда, дальнего родича хозяев, тому сейчас лучше бы избегать резких движений.

Джек опустил ятаган, но прятать в ножны тоже пока не собирался.

— Ну а окажись я жеребяком, что тогда? — полюбопытствовал он.

— Пришлось бы тоже убить, за компанию. — Эд ловил настороженным взглядом впечатление, какое произведут на родственника его слова, но лицо Джека оставалось непроницаемым.

Пожав плечами, Эд медленно, косясь на пса, повернулся, склонился над телом и еще раз отер лезвие — на сей раз о пышную пшеничную гриву убитого.

— Первый жеребяк на моем счету, — хрипло выдавил он, — но клянусь, не последний.

— Даже так? — откликнулся Джек, вложив в короткую реплику весьма сложный букет чувств: отвращение, ужас и даже некий недвусмысленный намек.

— Да, именно так! — злобно рявкнул Эд. И повторил уверенней: — Клянусь, этот сатир далеко не последний!

Затем медленно выпрямился и вызывающе уставился на родича.

Джек видел, что тот близок к истерике. Он помнил Эда в подобном состоянии — в пьяной кабацкой потасовке. Суматошные бешеные удары кузена тогда причинили своим ущерба не меньше, чем тем, кому на самом деле были адресованы.

— Остынь, Эд! Неужто я похож на жеребяка? — примирительно произнес он и сделал шаг к распростертому телу. — А кто это здесь?

— Вав.

— Вав?

— Да, Вав. Из той семейки вайиров, что проживают на ферме твоего отца. Я долго его выслеживал — шел по пятам, пока не убедился, что он один-одинешенек. Затем под предлогом, будто собираюсь показать гнездовье мандрагоров, заманил на эту полянку. Никаких мандрагоров здесь, понятное дело, и в помине нет, но, пока он озирался и соображал, я ударил в спину. Это оказалось чертовски несложным делом, Джек! Он даже и пикнуть не успел. И это после всего того звона, будто врасплох жеребяка никогда не застать! Завалить его оказалось легче легкого, уверяю тебя! Буквально раз плюнуть!

— Ради всего святого, Эд! За что? Что он тебе такого сделал?

Кузен грубо выругался и, взметнув блеснувшее матово-красным лезвие, шагнул навстречу. Угрожающе рыча, Самсон ощерился и подобрался для прыжка. Его хозяин почти машинально взмахнул клинком — с тихим свистом сверкнула безупречная дамасская сталь, готовая отразить любую угрозу.

Но Эд даже и не думал нападать. Словно не заметив эффекта, какой возымело неосторожное движение, он продолжил разговор — уже тоном пониже. Джек опустил ятаган; похоже, они с Самсоном поторопились с выводом темпераментный кузен просто подкреплял свои слова выразительным жестом.

— Разве мало тебе уже того, что он жеребяк? — выдохнул Эд. — А мы с тобой люди? Послушай, Джек! Ты ведь с Полли О'Брайен знаком?

Джек мигнул от неожиданности при таком резком повороте разговора, но ответил кивком. Разумеется, он прекрасно помнит Полли. Девушка живет в приграничном городке Сбейптаху (названном так по вине неисчислимых стай крохотных крылатых разбойников — сбейпташек), куда недавно переселилась из столицы — Сент-Диониса — вместе с матерью, вдовой аптекаря.

На новом месте мать сразу же открыла лавчонку и вовсю торгует целебными снадобьями, винцом, притираниями и, ходят слухи, чуть ли не приворотным зельем. А дочка помогает.

Встретив Полли впервые, он и сам разве что не влюбился — настолько хороша показалась девушка. Точеная фигурка, нежный овал личика, на котором полыхали магическим светом невинно-шаловливые серые глазища.

И невзирая на риск получить втык от Бесс Мерримот, за которой ухлестывал уже давно, а с родителями ее так даже собирался приступить к обсуждению приданого, Джек навряд ли удержался бы от соблазна приударить за Полли, когда б не кузен Эд. За кружкой пива в таверне «Алый рог» тот исповедался в самых серьезных намерениях по отношению к девушке.

И как друг и брат Джек вынужден был отступиться. К глубочайшему своему огорчению.

— Разумеется, знаком, — ответил он. — Ты ведь, когда положил глаз на нее, распространялся об этом чуть ли не на каждом шагу.

— Она попросила убежища, Джек, — глухо вымолвил кузен. — Полли в кадмусе.

— Постой, постой! Что ты мелешь такое! Когда это могло произойти? Ведь я провел в горах всего ничего — не больше пяти дней! — О, святая Вирджиния! Да за это время весь мир мог бы встать на уши! Мамашу О'Брайен застукали за торговлей жеребякскими снадобьями и упрятали за решетку. Претензий самой Полли сперва не предъявляли; не было бы их и после, не дай она деру, когда заявился шериф. Сыскать ее нигде не смогли; но Винни Арчард — помнишь ее, старушка божий одуванчик, день-деньской в окошке торчит — сообщила, что видела Полли. Наблюдала свидание ее с сатиром на окраине города. С тех пор никто больше Полли не видел, и нетрудно сообразить, что она уже в кадмусе. Эд перевел дыхание и пригорюнился.

— Ну и?.. — с деланным равнодушием спросил Джек.

— Ну а на следующий день шериф издает приказ об аресте Полли. Как тебе этот анекдот? Смех! Слыханное ли дело, объявлять в розыск попавшего в подземелье к жеребякам! Разве кто их встречал когда потом?

— Думаю, что нет.

— И это гнусная, поганая правда! Никто не знает, что ожидает людей в кадмусе. Может, как уверяют некоторые, жеребяки пожирают их живьем. А может, как болтают другие, утаскивают в Социнус. Лишь- одно я знаю твердо: Полли на этот раз от меня не уйти!

— Ты так сильно втрескался, Эд?

— Нет!!!

Эд исступленно уставился на родича; затем смущенно потупился:

— Ладно, твоя правда — я чертовски любил ее. Но с этим все. Точка. Перегорел. Теперь я только ненавижу. Она поганая ведьма и трахалась с этим мерзким сатиром. И не смотри на меня такими глазищами, Джек! Сомнений никаких нет! Полли встречалась с Вавом тайком, под предлогом покупки запретных снадобий, и трахалась! Нет, ты подумай только, Джек! Вообрази себе такое! С этой дикой, тупой, заросшей скотиной! Она трахалась, а я… я подыхал от тоски по ней!

— А кто выдвинул обвинение против миссис О'Брайен?

— Понятия не имею. Кто-то письменно известил епископа и шерифа. А они не выдают своих информаторов, сам понимаешь.

Джек задумчиво потеребил кончик носа, покусал губы и сказал:

— Не потому ли Нейт Рейли и закрыл свою аптеку, что не мог тягаться с мамашей О'Брайен?

— А тебе, как я погляжу, пальца в рот не клади! — криво усмехнулся кузен. — Быстро соображаешь. Чуть не каждый второй в городе по зрелом рассуждении пришел к такому же выводу. Тем более что у супруги Рейли самый длинный в Сбейптаху язык. Пусть даже так — и что с того? Если мамаша О'Брайен приторговывала этими дьявольскими снадобьями, тюряга самое что ни на есть место для таких, как она. Так что Рейли тут особо ни при чем.

— И какое же наказание светит мамаше О'Брайен?

— Светит? Да ее уже приговорили — к пожизненной каторге на золотых копях, что в Хананийских горах.

Джек недоуменно поднял брови: — Уже? Не слишком ли резво для нашего правосудия?

— Ничуть! Она созналась спустя всего шесть часов после ареста, а по этапу ее отправили лишь через два дня.

— Шесть часов на дыбе развяжут язык любому, не только пожилой женщине. Что, если об этом прознает местный Блюститель Завета?

— Ты что же, защищать ее взялся, что ли? Ты ведь знаешь, когда вина подсудимого бесспорна, можно чуток и поприжать. Правосудию от этого никакого вреда — кроме пользы. И жеребякам никогда не проведать, какие устройства есть в наших тюремных подвалах. А даже узнай они что, чего нам бояться? Ну, нарушили мы маленько договор. Так что теперь, вешаться, что ли?

— Стало быть, ты все же уверен, что Полли прячется в кадмусе на нашей ферме?

— А где же еще? Собственно, этого, — Вонг махнул рукой в сторону тела, — я собирался сперва припереть к стенке и выведать всю подноготную, но, когда остался с ним с глазу на глаз, так меня разобрало! Удержаться не смог. И вот в результате… — Он присовокупил к последним словам еще один выразительный жест.

Машинально проследив взглядом линию жеста, Джек заметил нечто, всмотрелся, нервно шагнул вперед и ткнул кончиком клинка:

— А это еще что такое?

Вонг нагнулся и приподнял голову сатира за густую гриву.

На каждой щеке мертвого алели грубо вырезанные ножом письмена.

— Разобрал буковки? — спросил Эд. — Это УЖ. Отныне будешь встречать их часто. Наступит день, они украсят щеки каждого в Дионисии жеребяка. А если нам удастся сговориться с остальными народами, то и во всем Авалоне. Каждый сатир и каждая сирена будут помечены этим знаком, и каждый посмертно!

— Слыхал я в таверне какую-то болтовню, — протянул Джек, — о некоем тайном обществе, посвятившем себя борьбе с жеребяками. Но не поверил, решил — пьяная блажь. Во-первых, какая уж там тайна, если о ней болтают последние пропойцы. А во-вторых, подумал, что байками подобного сорта люди всегда тешились, обсуждая Преткновение. Одни лишь разговоры. Никогда никаких поступков.

— Во имя всего, что людям свято и дорого — отныне ты увидишь множество поступков! — Эд сбросил с плеча котомку. — Пойдем, поможешь захоронить останки.

Он извлек из мешка короткий заступ со штыком каленого стекла. При виде его Джек ужаснулся еще сильнее. Предусмотрительность кузена красноречиво свидетельствовала о том, что случившееся можно трактовать лишь как преднамеренное и хладнокровное убийство.

Эд принялся нарубать дерн и складывать его в стороне.

Копая затем неглубокую могилу, он продолжал просвещать родича, не давая тому и словечка вставить:

— Ты пока еще не член нашей организации, но сейчас уже влип по уши — не меньше меня. Я так даже рад, что столкнулся здесь с тобой, а не с кем другим. Хватает у нас еще таких, что готовы чуть ли не лизаться с жеребяками. Такой холуй, вместо того чтобы руку мне пожать, того и гляди за шерифом поскачет. Но ничего, их время уже на исходе. И надпись эту ты увидишь вскоре не только на мордах жеребяков. Кожа предателей под ладно заточенным ножом ничуть не тверже, чем у сатиров. Ты вполне просек, что я имею в виду?

Джек ошеломленно покачал головой. Ничего себе выбор предлагал родственничек: либо присоединиться к хладнокровному убийце, отождествляющему себя со всей человеческой расой, либо записаться в предатели рода человеческого! Мог ли он выбрать последнее? Джек и так уже чувствовал себя чуть ли не больным после случившегося; как он досадовал на чуткий нюх и острый слух верного Самсона, посадившего хозяина в такую глубокую и грязную лужу! Развернуться бы и улепетнуть очертя голову и забыть напрочь обо всем увиденном. Уверить себя, что ничего не видел, а если даже и видел что, ничего поделать не мог. Но куда теперь денешься?..

— Давай берись за ногу, — велел Эд. — Я за другую, и оттащим тело в яму.

Джек нехотя вложил ятаган в ножны. Вдвоем с кузеном они поволокли через поляну увесистого вайира; его безвольно раскинутые руки тянулись по траве, как брошенные весла за дрейфующей лодкой. Кровь оставляла на примятой зелени отчетливую бордовую дорожку.

— Придется и травку схоронить, — деловито заметил Эд, отдуваясь.

Кейдж кивнул. Он уже давно перестал удивляться, отчего кузену невысокому, но на редкость крепко сбитому парню — понадобилась его, Джека, помощь. И почему место для могилы тот выбрал аж в тридцати ярдах от трупа. Все понятно — Эд втягивает его в дерьмо по самые уши, делая соучастником грязного преступления.

Но хуже всего, что он не мог отказаться. Не страх или сила кузена тому причиной, лихорадочно утешал себя Джек. Не боялся он Эда; не пугала его и огромная мрачная тень у того за спиной: призрак тайного общества «УЖ» — убей жеребяка.

Вся беда в нем самом, в его собственной неколебимой вере, что жеребяки — не люди. Нелюди. Нет у них бессмертной души, пусть и смахивают чем-то на род человеческий.

И расправу над жеребяком убийством не назовешь. Убийством в полном смысле этого слова. Хотя юридически оно было именно таковым. Но в глубине души никто из людей, даже самый строгий крючкотвор, с законом не согласится. Разве прикончить пса — убийство? А чем вайир лучше пса?

Но по целому ряду причин суды рассматривали дела иначе.

И наиважнейшей из них было элементарное законопослушание. Правительство Дионисии строго соблюдало соглашение, установившее порядок судопроизводства в тяжбах меж людьми и вайирами. Но люди, замешанные в преступлениях против вайиров, виновными себя все же не ощущали — ни юридически, ни перед Богом. Убийство жеребяка — отнюдь не смертный грех.

«Тогда почему же так муторно у меня на душе?» — хмурился Джек.

Совершенно машинально он заметил:

— А не кажется ли тебе, что могила мелковата? Дикие собаки или оборотни легко доберутся до трупа.

— Вон оно что. Так ты этим так озаботился, Джек? А я уж было решил… Ну, не бери в голову. Натурально, собакам не составило бы труда докопаться до тела. Но не тут-то было. Глянь-ка! — Сунув руку в котомку, Вонг извлек небольшой прозрачный пузырек. — Антипах. Новинка! Уничтожает все запахи на круглые сутки. А за это время с трупом успеют разобраться поминальщики ничего, кроме начисто обглоданных костей, и не останется, Вонг побрызгал тело жеребяка жидкостью из бутылочки.

Она растеклась тонкой пленочкой и бесследно впиталась в кожу. Эд сделал круг по полянке, роняя где каплю, где две на примятую и окровавленную траву. Вполне удовлетворенный проделанной работой, он поднял с травы отрезанный хвост, побрызгал и его и сунул свой зловещий трофей в котомку.

Затем деловито поинтересовался:

— Тебя не затруднит засыпать могилу, Джек?

Скрипнув зубами, Кейдж застыл в нерешительности. На кончике языка завертелись слова категорического и грубого отказа. Сильное искушение заорать: «Убийца! Кровавый потрошитель!», а затем удрать, — пришлось в себе подавить.

Сейчас следовало подчиниться — в надежде, что после удастся как-то разойтись с кузеном или посчитаться, а то и — воображение, невзирая на протесты желудка, с готовностью подсовывало картинку следующего возможного шага — прикончить того и схоронить в одной могиле с жеребяком.

Каким бы чудовищным все это ни представлялось, выбор был весьма незамысловат. Присоединиться сейчас к «ужам» — или умереть. Или самому стать убийцей.

Тяжко вздохнув, Джек взялся за лопату.

— Эй, Джек, ты только погляди! — радостно воскликнул кузен.

По палой листве, извиваясь, уже поспешал крохотный, не больше фаланги большого пальца, поминальщик. Ввинтившись тонким клювиком-сверлом в почву, он тут же исчез — Джек не успел и глазом моргнуть.

— Готов биться об заклад на последние штаны, — прибавил кузен, — что он с тысячей своих сородичей уже к ночи справится с работенкой!

— Пожалуй, — кисло согласился Джек. — Но боюсь, ты не учел одно немаловажное обстоятельство. Стоит этим маленьким могильщикам закончить трапезу, рыхлая почва даст усадку. Возникнет впадина. И когда ее заметят вайиры, то, выкопав останки, не усомнятся в убийстве сородича. Пожалуй, разумнее было бы не закапывать тело. По голым костям на траве вряд ли можно определить, как погиб их владелец. И смерть списали бы либо на несчастный случай, либо на что другое. А сейчас никаких сомнений — сразу видно, что произошло убийство.

— Вот черт! — ругнулся Эд. — А у тебя котелок что надо! Вот бы с тобой раньше посоветоваться! Как погляжу, ты сможешь принести «ужам» немалую пользу.

Досадливо крякнув, Джек добавил:

— Но, с другой стороны, изрезанная спина тоже может выдать. Оставим, пожалуй, все как есть.

— Понимаешь, что я имею в виду? — не дал сбить себя с мысли кузен. — Ты молоток, тебе, в отличие от меня, хватило бы смекалки не прикасаться к его хребтине, не резать хвост — оставить все части на месте. Уверен, быть тебе выдающимся «ужом», одним из первых!

Джек уже не соображал, то ли смеяться, то ли плакать.

Эд неотрывно следил, как родич заравнивает могилу. Затем заговорил резко и отрывисто, словно внезапно на что-то решившись:

— Джек, должен кое в чем тебе признаться. Ты мне по душе, но в нашем деле личные чувства побоку. Когда мы сегодня встретились, могло повернуться и так, что пришлось бы заткнуть тебе рот — и навсегда. Рад, что не пришлось. Ты молодцом, Джек! Настоящий человек, с большой буквы.

— Разумеется, человек, — хмуро отозвался Кейдж. И продолжил трудиться. Пока Эд собирал по полянке окровавленные травинки, Джек успел разложить поверх притоптанной земли куски дерна и вспушил напоследок траву. Закончив, поднялся и оценил результаты работы.

Удовлетворен он отнюдь не был. Если вайир, опытный лесовик, окажется вблизи, он вмиг распознает в травяном покрове некую искусственность. Оставалось надеяться на везение — авось, жеребяки-охотники минуют крохотную полянку или пронесутся по ней, озабоченные другими своими делами. Но, зная дотошность и обстоятельность жеребяков, Джек испытывал безрадостные предчувствия.

— Скажи-ка, Эд, — поинтересовался он. — Это убийство первое лишь для тебя? Или для всего УЖа?

— Это не убийство! Это война! Усвой и заруби себе на носу — война! Для меня — первое. Но не для остальных. Мы уже прикончили как-то парочку жеребяков в окрестностях Сбейптаху. Сатира с сиреной.

— А из членов УЖа никто еще бесследно не пропадал?

Эд дернулся, как от удара:

— Почему ты спрашиваешь?

— Видишь ли, жеребяки — народ дошлый и соображают не хуже нашего. Неужели же вы возомнили, что они не раскусят вашу игру? И не затеют собственной?

Эд звучно сглотнул слюну:

— Не посмеют! Жеребяки связаны договором с нашим правительством. Если нас и схватят, то вынуждены будут ограничиться экстрадицией — передадут нас нашим же властям, под собственную нашу юрисдикцию.

— А что, в ряды общества уже входят и члены правительства?

— Знаешь что, Джек? Не забегай вперед. Поспешай медленно. Такие вещи знать небезопасно.

— Ну так уж и сразу! Я к чему ведь клоню — вайиры тоже понимают всю эту нашу хитрую механику. Они знают, что человек, виновный в смерти вайира, официально подлежит казни. Но понимают и то, что добиться приговора по подобному обвинению в нашем суде практически невозможно. Это верно, что слово жеребяков крепче стали, — продолжал Джек. — Но в договоре с ними есть крохотная оговорка, клаузула, которая гласит: если противная договаривающаяся сторона проявляет вероломство, соглашение автоматически расторгается.

— Да, но им прежде следует представить доказательства.

— Тоже верно. Однако напряженность в отношениях постоянно растет. Все идет к неизбежному разрыву. И жеребяки не слепые, они это видят. Может статься, они уже организовали собственную лигу «УЖ», вернее, «УЧ» — убей человека.

— Да ты рехнулся! Они никогда не станут действовать подобными методами. К тому же никто из «ужей» пока не исчезал.

Кейдж решил, что информации на первый раз достаточно.

— Здесь поблизости протекает ручеек, — сообщил он, меняя тему. — Нам, пожалуй, не вредно ополоснуться. А затем побрызгать на себя твоим чудотворным снадобьем. Знаешь ведь, какой у жеребяков нюх.

— Как у диких зверей, — с готовностью подтвердил Эд. — Они и есть дикие звери, Джек.

После того как родственники смыли с себя кровь и замели следы на глинистом бережку, они решили разделиться и выбираться порознь.

— Я дам знать, когда у нас ближайшая встреча, — посулил Вонг. — Неплохо бы, кстати, и меч твой туда прихватить. За исключением стального клинка, что хранится во дворце лорда Хау, твой, пожалуй, единственный на всю страну. Сталь могла бы сослужить организации неплохую службу — стать символом, что ли, эдаким цементирующим началом.

— Это же отцов клинок. Уходя на дракона, я рискнул позаимствовать его без разрешения. И даже не представляю, что услышу от отца по возвращении. Но готов поспорить, что он запрет ятаган понадежнее и мне не видать его больше, как собственных ушей.

Эд пожал плечами, многозначительно хмыкнул и распрощался.

Джек проводил родственника неприветливым взглядом. Затем тряхнул головой, как бы отгоняя от себя кошмарное наваждение, и тронулся в путь.

Уолт Кейдж выбрался из амбара и широкими шагами двинулся через двор. Утопая на каждомшагу во влажной унавоженной почве, громко зачавкали тяжелые башмаки. Из-под ног брызнули гогртунчики, будоража все поместье заполошными воплями. Вдали от страшных великанских ног они останавливались и пялили на миновавшую их опасность свои огромные голубые, почти по-человечьи укоризненные глазища. Гоготуячики шатко переступали на своих длинных голенастых ходулях, вскидывая рудиментарные крылышки, по виду схожие со слегка увеличенными лягушечьими ластами, и жалобно задирали к небу мокрые перемазанные клювики. Кормящие мамаши оглашали воздух своим скрипучим зовом, скликая птенцов на очередную трапезу к разбухшим вислым сосцам между ног. Ревнивые несушки, наскакивая на кормилиц, покусывали их мелкими острыми зубками и, спасаясь от петушиного гнева и праведного возмездия, сломя голову неслись обратно к гнездам. То тут, то там вспыхивали петушиные бои; самцы кружились в ритуальном танце, щипались и, сшибаясь, лупили друг друга лапами и крыльями, но не всерьез — природную их агрессивность смягчили века мирной домашней жизни.

Над всем хозяйством витал неистребимый густой дух — нечто среднее между запахами бидона с требухой, забытого на жарком солнце, и мокрой собачьей шерсти. Он перешибал все прочие и перехватывал даже самое закаленное дыхание. Но безмятежные пичуги жили в самом эпицентре и чихали на смрад с высокого своего насеста.

Уолт Кейдж тоже не удержался и чихнул. Раздраженно плюнув в направлении смердящего птичника, он тут же устыдился своего поступка. Бессловесные твари ни в чем не виноваты — тем более что их мясо и яйца пахнут вполне приятно, хороши на вкус, а уж о пользе — в смысле звона наличных — и говорить не приходится.

Кейдж уже поднимался по ступенькам крыльца, когда вспомнил о грязи на башмаках. Кейт просто убьет, если снова натаскать ей навоза в прихожую. И Уолт свернул прямо в контору. Билл Камаль, эконом поместья, наверняка давно ждет там.

А тот, сидя в хозяйском кресле и водрузив загаженнную обувь прямо на конторку, безмятежно попыхивал трубкой. Заслышав шаги, вскочил, да так стремительно, что опрокинул кресло на пол.

— Можешь продолжать! — буркнул Уолт. — Мне это ничуть не помешает.

Пока Камаль неловко поднимал кресло, Кейдж протиснулся мимо и тяжело плюхнулся на стул.

— Что за ужасный день! — простонал он. — Все прямо из рук валится. Как я ненавижу стрижку этих мерзких единорогов! А жеребяки! Ежеминутно устраивают передышки, чтобы хлебнуть винца нового урожая!

Билл, сделав вид, будто поперхнулся, откашлялся и деликатно выпустил струйку дыма в сторону.

— Да не тревожься ты так за мои легкие! — проворчал Уолт. — Или боишься, учую запах? Не волнуйся — я и сам уже принял сегодня стаканчик-другой.

Билл зарделся от смущения, а Уолт потянулся к столу и сграбастал карандаш:

— Что ж, давай приступим.

Вдохновенно закатив глаза, Камаль принялся рапортовать:

— Все плуги уже оснащены новыми лемехами медного дерева. Наш поставщик из Сбейптаху обещал прислать на пробу несколько новых — из каленого стекла. Весьма недорого. Их доставят сюда примерно через леделю — как только прибудет торговое судно. Уверяет, что они прослужат вдвое дольше, чем деревянные. Я намекнул, что возможен оптовый заказ — если оправдаются ожидания… Не возражаете? А он обещал дополнительно скостить десять процентов стоимости заказа, если мы порекомендуем новый материал всем в округе. Гуртоправ сообщает, что из тридцати жеребят-единорогов он отобрал всего лишь пяток. Да и в этих-то не уверен пока — удастся ли поставить под плуг. Вы же знаете, как своенравны и недоверчивы эти твари.

— Разумеется, знаю! — брюзгливо вставил Уолт. — Ты что же, полагаешь, двадцать лет на ферме меня ничему не научили? О Дионисий, до чего ненавижу я весеннюю пахоту, как отвратны мне все эти единороги! О, будь у меня хоть одна скотина, способная работать, а не рваться в лес всякий раз, когда над ее головой мелькнет тень сбейпташки!

— Пасечник доложил, что, судя по гулу в ульях, рой уже проснулся. Общее количество пчел по его оценке — пятнадцать тысяч. Вылет ожидается на следующей неделе. Взяток зимнего меда на сей раз поскромнее — детва расплодилась, пришлось выкармливать.

— Меньше меда — меньше денег. Нет ли известий повеселее? — скривился Кейдж. — Ну, пожалуй, через год мы с лихвой вернем нынешние потери — пчел-то станет больше.

— Пошевели малость мозгами, Билл. Новые пчелы ведь не перестанут плодиться — и новая детва сожрет весь заготовленный мед. Так что не рассказывай сказок о грядущем медосборе.

— Но Пасечник считает иначе. Он уверяет, что раз в три года матки пожирают избыточный приплод и меда остается больше. Следующий год как раз такой.

— Ну и ладно! — подвел черту Уолт. — Рад, что хоть что-то идет на лад. Но наверняка на будущий год опять поднимут подать, и на уплату за большой взяток мы денег не наскребем. Последние годы просто подорвали хозяйство.

Билл глянул невыразительно и продолжил:

— Птицебой извещает, что сбор яиц ожидается примерно такой же, как обычно — около десяти тысяч. Разумеется, при условии, что не натворят бед василиски и прочие оборотни. Если же вся эта нечисть сильно размножится, удачей станет и половинный сбор.

— Так я и знал! — схватился за голову Уолт. — Вот как чуяло мое сердце! Чем только расплатимся за новые лемеха? А ведь я надеялся еще и экипаж прикупить!

— Но ведь мы пока не знаем — может, сбор будет не хуже прошлогоднего! удивился Билл.

— Послушай, эти сатиры спят со старушкой Природой! Они знают ее, как человек свою жену! — разгорячился Кейдж. — И даже лучше! — прибавил он, припомнив собственную супругу. — Если Птицебой только предполагает, что оборотни расплодятся, то так тому и быть — можешь не сомневаться! Мне еще предстоит, кроме всего прочего, платить за сторожей из гарнизона Сбейптаху, а может, даже раскошелиться на большую псовую охоту!

Камаль сморщил лоб и выдул большое дымовое колечко, как бы в знак протеста против излишнего хозяйского доверия к приметам вайиров.

А Кейдж глубокомысленно прищурился и принялся пощипывать свою густую черную бороду, точно избавляясь с вырванными волосками от дурных вестей и тревожных мыслей.

— Лорд Хау имеет награды за борьбу с оборотнями и снижение их поголовья, — раздумчиво протянул он. — Он мог бы издать и официальный билль. Вот кабы удалось подкинуть ему мыслишку-другую на эту тему да дождаться, пока он представит все дело как собственную затею… А ведь может и получиться. Лишь бы не мне платить за прокорм загонщиков да собак… — Кейдж облизал пересохшие губы, улыбнулся и потер широкие ладони. — Ладно. Поживем — увидим. Проехали. Дуй дальше.

— Садовник заверяет, что урожай с дерева татам превысит обычный. Прошлогодний был шестьдесят тысяч клубков. Нынешний он оценивает в семьдесят. При условии, что не налетят новые стаи сбейпташек.

— Что еще? Всякий раз, когда ты сообщаешь новость, я богатею на вдохе и нищаю на выдохе. Ну, что ты вдруг так раздымился! Что говорит о сбейпташках Птицебой?

Билл пожал плечами: — Он считает, что их может стать больше примерно на треть.

— Вот не было печали!

— Но не наверняка. К тому же Слепой Король обещал прислать нам в подмогу кочевой табор, который потребует лишь содержания и обойдется недорого. Король, кстати, готов разделить даже и эти расходы.

Билл сделал паузу, прикидывая, не пора ли уже выкладывать действительно скверные новости, приберегаемые напоследок, но начать не успел.

— А ты проверял подсчеты Садовника лично? — поинтересовался хозяин неожиданно.

— Нет. А зачем? Разве есть в том необходимость? Вайиры ведь никогда не врут. — Билла уязвило такое недоверие.

Побагровев, Кейдж заорал:

— Разумеется, не врут! Пока знают, что мы приглядываем за каждым их шагом!

Щеки у Камаля зарделись от обиды; он открыл было рот, чтобы ответить колкостью, но передумал и лишь пожал плечами.

А Кейдж продолжил уже тоном помягче:

— Билл, ты слишком легковерен. С таким доверием к жеребякам и до беды недалеко.

Билл уставился в некую точку на стене над хозяйской плешью и выпустил в ответ вереницу колечек.

— И ради всего святого, прекрати всякий раз, как я что-то скажу, пожимать плечами! Ты меня этим с ума сведешь!

— Извините, хозяин.

— Ладно, проехали. Но я свое сказал. Прости, если порою с тобой резковат. Не один я сейчас такой. В воздухе носятся ветры решительных перемен. Все, как струна, натянуто… И хватит об этом! Ты позаботился уже о ночной засаде на дракона?

— Жеребяки уверяют, что он возьмет лишь парочку единорогов и поминай как звали — на целый год. Если дракона не трогать, вреда не так уж и много. Может, оставим в покое?

Тяжелый кулак Кейджа громыхнул по столу:

— Ты что же, предлагаешь холить зад и отсиживаться в кустах, любуясь, как это чудище разоряет мое достояние?! Немедленно пошли Джоба с Элом копать ловушки!

— А что слыхать нового о Джеке? Может, он уже прикончил дракона?

— Джек глупец! — прорычал хозяин. — Я велел ждать, пока не устроим большую охоту. После стрижки единорогов и весенней вспашки, разумеется. Раньше я ни людей, ни жеребяков выделить не смогу. Но этот кретин проклятый, безмозглый романтик — позор моим сединам — возомнил о себе невесть что и решил в одиночку справиться с тварью, которая одним нечаянным движением хвоста может перешибить его пополам. Дураку, как и пьяному — море по колено! Он ведь у нас один такой герой! Только вот отчего этот ленивый верзила-переросток уродился еще и бесчувственным болваном! Джеку наплевать, что, лишись он своей тупой башки, горе сведет в могилу мать и старика-отца!

Слезы внезапно покатились по щекам, теряясь в густой бороде Кейджа. Задыхаясь, он вскочил и, ослепляемый слезами, выбрался из конторы. Смущенный Камаль остался созерцать свои дымовые колечки и гадать, как же все-таки сообщить хозяину воистину скверные новости.

В рукомойной Кейдж поплескал на лицо свежей холодной воды, утерся. Слезы вскоре иссякли, и плечи перестали трястись. Скинув безрукавку, Кейдж как следует вымыл шею и руки. Заглянув в зеркало, увидел там свои воспаленные припухшие глаза. Не беда, можно списать на пух, реющий в воздухе по всей округе — привычное дело в пору стрижки единорогов.

Билл парень что надо и о нервном срыве хозяина болтать не станет. Никто ничего знать не должен. Это не прибавит ни уважения, ни послушания. Хозяйством и в равной мере семьей должно управлять железной рукой в ежовой рукавице. А слезы — удел слабых женщин.

Кейдж расчесал бороду и возблагодарил Господа, что сохранил ее — не поддался новомодной дури брить щеки. Мужчина не может походить на бабу или босолицего сатира. Этот несуразный крик моды, как и прочие штучки, результат тлетворного влияния поганых жеребяков!

Едва успев облачиться в свежую фланелевую фуфайку, плохо, однако, скрывавшую волосатую грудь и солидное брюшко, Кейдж услыхал обеденный гонг. Сменив грязные башмаки на домашние шлепанцы, он направился в столовую. Войдя, остановился и обвел всех долгим взглядом.

Сыновья: Уолт, Алек, Нэл, Борис, Джим и их сестры Джинни, Бетти, Мэри, Магдалена — все дети как один послушно ожидали отца, стоя за спинками своих стульев. Раз и навсегда установленный порядок требовал, чтобы хозяин усадил первой мать — во главе стола. Два места за столом оказались пустыми.

Упреждая вспышку хозяйского гнева, Кейт быстро доложила:

— Я послала Тони к тракту — проверить, не идет ли Джек.

Уолт досадливо крякнул и усадил супругу. Он заметил, что багровая сыпь, усеявшая нежную молочно-белую кожу жены, снова воспалилась. Если не уймется сама по себе, придется захватить Кейт в Сбейптаху и показать доктору Чандеру. Разумеется, не раньше, чем закончится стрижка единорогов.

Когда Кейдж сам занял место рядом с хозяйкой и жестом позволил садиться остальным, из кухни вышел, нет — скорее вывалился Ланк Кроутан, прислуга за все. Пошатываясь, как тростник на ветру, он едва не вывалил на колени хозяину блюдо дымящегося жаркого из единорога.

— Опять надрался? — принюхался Уолт. — Снимал пробу с нового урожая татам? Когда только ты прекратишь околачиваться возле сатиров!

— Почему бы и нет? — икнув, дерзко отвечал слуга. — Они готовятся к большому празднеству. Слепой Король получил известие, что сегодня к вечеру его сын и дочь возвращаются домой с гор. Ну и понятное дело — будет много музыки, песен, плясок, шашлык из единорога, жаркое из псины, море вина, пива и занимательные истории. И, — нагло икнув, добавил он, — и никакой стрижки. Дня три, самое малое.

Уолт замер с набитым ртом:

— Это невозможно! У меня с вайирами-стригалями договор. Три дня отсрочки означают потерю чуть не половины настрига. К исходу недели единороги начнут линять — и тогда конец всему!

Изрядно покачнувшись, Ланк утешил его:

— К чему волноваться, хозяин? Вайиры позовут на помощь сородичей-лесовиков и уложатся в срок. Не впадайте в уныние! После доброго веселья и работа спорится…

— Заткнись! — рявкнул Кейдж. — А вы мне рот не затыкайте! — парировал Ланк с достоинством, несколько смазанным пошатываниями из стороны в сторону. — Моя кабала уже истекла, если вы забыли. Долг я покрыл и могу отчалить, когда заблуга… заблагорассудится. Буду говорить, что хочу и когда захочу! И вы мне в этом не указ. — Продолжая покачиваться, он удалился на кухню.

— Куда катится наш мир! — Вскочив в негодовании, Кейдж опрокинул стул. — Где уважение к сединам и заслугам? Чернь совсем отбилась от рук… А молодежь! — Он с трудом подбирал слова. — Безбородые! Любой недоросль нагло бреет рожу и вместо пристойной шевелюры отращивает патлы! А женщины! Даже придворные дамы начали носить лифы с таким вырезом, что груди только что не вываливаются — прямо как сирены! А жены чиновников в Сбейптаху, разумеется, обезьянничают — дурацкое дело нехитрое. Благодарение Господу, что у меня дочери прилично воспитаны и такую срамоту носить никогда не станут!

Уолт обвел мрачным взглядом дочерей. Те быстро переглянулись из-под потупленных век — теперь уж ни за что не удастся принарядиться к ежегодному армейскому балу! Разве только закрыть декольте кружевами. Счастье еще, что кутюрье не успел доставить новые наряды в усадьбу!

Взмахнув ножом, отец забрызгал подливкой новехонькую фуфайку Бориса и проорал свою пламенную тираду до конца:

— Это все жеребякская зараза, вот что это такое! Ей-Богу, будь у людей здесь стальное оружие, мы давно стерли бы в порошок эту нечестивую, дикую, развратную и ленивую расу, эту непотребную породу пьянчуг! Вы посмотрите только, что сделали они с нашим Джеком! Он водится с ними; он освоил не только детский язык, он зачем-то нахватался даже взрослого жеребякского. Сатанинские их речи, мерзкие их нашептывания сбили мальчика с пути истинного — он забросил работу на ферме, на ферме своего отца и своего родного деда, да почиет тот в мире! Зачем, вы думаете, Джек рискует жизнью, гоняясь за драконом? Думаете, получив премию, вложит деньги в хозяйство? Как бы не так, ему свербит податься в Неблизку, записаться в ученики к Рудману еретику Рудману, подозреваемому в сношениях с самим дьяволом… Ну зачем, зачем ему все это? Даже если Джек вернется с головой дракона, а не сложит собственную в глухой чащобе… На корм стервятникам…

— Уолт! — вскрикнула Кейт. Джинни и Магдалена громко всхлипнули.

— …Почему бы не использовать премию — если еще удастся ее заработать, — чтобы просить руки Элизабет Мерримот? Объединить ферму Джека и его удачливость с хозяйством Мерримотов — что может быть лучше? Бесс первая на весь округ красавица, ее отец — богатейший после лорда Хау собственник. Женился бы на Бесс, жил себе на славу и растил детишек — для страны, для церкви и к вящей славе Божией! А уж для нас, стариков, какая бы сердцу утеха на склоне лет!..

Ланк Кроутан вернулся в столовую с большим блюдом яичного пудинга. Выслушав последние слова Кейджа, он содрогнулся, воздел очи горе и заявил во всеуслышание:

— Господи милосердный, спаси нас и помилуй, и оборони от лукавого, и от гордыни сатанинской избави… — Не договорив, Ланк зацепился за расстеленную по полу шкуру медведжинна — огромного хвостатого зверя, по повадкам и внешнему виду слегка схожего с земным топтыгиным, — и рухнул навзничь. Пудинг густой горячей волной накрыл Уолта и потек с плешивеющей головы по бороде и по фуфайке.

Взвыв от боли и ярости, Кейдж подскочил на месте, готовый разорвать паршивца на мелкие куски.

Но в этот момент с улицы донесся пронзительный вопль, а мгновением позже в столовую вихрем врывался малыш Тони.

— Джек вернулся! — радостно возвестил он. — Он уже совсем рядом, он свернул с дороги! И мы сказочно, сказочно богаты!..

Джек Кейдж услыхал пение сирены.

Волшебный голос доносился издалека и звучал в то же время как бы совсем рядом. Его обладательница незримо, словно некая тень, осеняла собою чарующие звуки, порождая, в случайном прохожем неодолимое желание отыскать ее саму во плоти.

Джек сошел с большака и нырнул в заросли. Верный Самсон, схожий в полумраке чащи с большой желтой кляксой, бежал чуть впереди. Переливы далеких лирных струн среди вековечных стволов стали чуть глуше. После нескольких крутых извивов малоприметной тропки Джек остановился.

Он стоял на краю небольшой поляны, залитой нестерпимо ярким солнечным светом. В самом центре поляны чернел огромный гранитный валун — вдвое выше самого высокого из людей. У верхушки каменной глыбы было высечено каменное сиденье.

На этом необычном троне восседала сирена. И выводила свои неземные рулады, одновременно расчесывая длинные золотистые косы гребнем, вырезанным из озерной раковины.

Сидя у подножия валуна на корточках, молодой сатир перебирал струны лиры.

Взгляд сирены был устремлен вдоль лесной прогалины — туда, где стена деревьев, расступаясь, открывала обширную панораму гор к северу от городка Сбейптаху. Виднелась отсюда и родная ферма Джека, на таком удалении точно игрушечная.

Единороги, пасущиеся на просторных зеленых лугах, окружающих его отчий дом, казались отсюда в лучах жаркого солнца глянцевыми белыми комочками с булавочными искрами рогов.

Тоска по родным пенатам накатила невольно и на время отвлекла Джека от мыслей о жеребяках. Главная усадебная постройка — хозяйский дом — вспыхивала красным, когда лучи солнца падали на кристаллы, врезанные в бревна медного дерева. Двухэтажный с плоской крышей дом сооружен был столь основательно, что запросто мог выдержать длительную осаду. Посреди внутреннего дворика бил родник, по углам крыши были установлены четыре мощные бомбарды.

Рядом с домом — амбар, за ним прямоугольные лоскутки полей и садов. А дальше к северу, на самом краю отцовских владений, вздымались из земли рога кадмусов — дюжиной сверкающих клинков цвета слоновой кости.

Тракт, ведущий мимо родной фермы, убегал в густо заросшие холмы, где и начинались предместья Сбейптаху. Самого города отсюда было не разглядеть.

Сирена поднялась, чтобы стоя пропеть заключительный куплет величальной песни — привета родным краям, куда вместе со спутником возвращалась после трехлетней отлучки для отправления обрядов в далеких горах, — и это вернуло Кейджа к реальности.

Изящный силуэт на пронзительно-голубом фоне в разрыве леса заставил Джека затаить дыхание. Сирена — великолепный образчик своей расы, результат многих тысячелетий отбора — была не просто прекрасна. Кроме гребня, согласно обычазо ям вайиров, на ней ничего более не было. И сейчас она пропускала медно-золотистую роскошь гривы сквозь зубцы озерной раковины. Упругая левая грудь колыхалась в такт изящным движениям, точно мордочка некоего симпатичного зверька, питающегося чистым воздухом абстрактного обитателя евклидовых пространств. Джек не в силах был оторвать глаз от подобного зрелища.

Нежный ветерок, шевельнув пушистый локон, приоткрыл по-человечьи изящное ушко. Но вот сирена повернулась спиной и открыла взору нечто совсем иное, людям неприсущее, густая грива, начинаясь с головы и пробегая вдоль хребта, ниспадала с крестца настоящим конским хвостом.

Но ни точеные ее плечики, ни остальная часть спины растительностью затронуты не были. Джек не мог сейчас увидеть сирену спереди, но знал, что ее лоно поросло волосами. Волосяной покров у жеребяков здесь был достаточно густ и длинен, чтобы не шокировать даже самых стыдливых из землян казалось, будто на аборигенах плотные набедренные повязки.

Самцы, покрытые густыми длинными космами от пупка до середины бедер, в точности как мифические сатиры с планеты Земля, им и были обязаны своим прозванием. У сирен же, напротив — бедра шелковисто-гладкие. Манящий пушок на лобке, плавно сужаясь, доходил почти до пупка, обрамленного пушисто-золотистым колечком волос — точно волшебный глаз на вершине таинственной золотой пирамидки.

Именно таков и символ женственности у вайиров — кольцо омикрона, пронзенное копьем дельты.

Застыв в восхищении, Джек ждал последнего аккорда волшебной лиры и последних отзвуков магического контральто.

Воцарилась тишина. Сирена выпрямилась и замерла — бронзовое, увенчанное червонным золотом изваяние; сатир, отрешенный от всего окружающего, страстно припал к своему драгоценному инструменту.

Выступив из-за толстого ствола греминдаля — дерева, плоды которого выстреливали вкусные зернышки, — Джек громко хлопнул в ладони. В эти первые мгновения трепетной тишины хлопок прозвучал настоящим святотатством. Он грубо разорвал тонкую мистическую нить, соединившую вдохновенных исполнителей.

Однако ни один из вайиров не вздрогнул, как надеялся Джек. Оба повернулись к пришельцу с такой грацией и спокойствием, что тот даже устыдился слегка своего мальчишества.

И испытал при том некоторую досаду — неужели жеребяков вообще невозможно смутить или напугать?

— Мое восхищение и мои приветствия вайирам! — учтиво поклонился Джек.

Сатир поднялся и пробежал пальцами по струнам. Лира откликнулась певучей имитацией людской речи:

— Доброго дня и тебе, человек!

Сирена, заколов кудри гребнем, взмахнула, точно ныряльщица, руками и мягко приземлилась на траву. От легкого толчка пышная грудь всколыхнулась так соблазнительно, что смотреть Джеку стало просто нестерпимо. А она уже стояла вплотную, приветливо глядя своими фиалковыми очами — в отличие от по-кошачьи настороженного шафранного взгляда сородича.

— Здравствуй, Джек Кейдж! — проворковала сирена поанглийски. — Не узнаешь меня?

Джек мигнул ошеломленно, а затем просиял: — Р'ли! Малютка Р'ли! Но ты о святой Дионисий! — как ты переменилась! Ты выросла…

Сирена кокетливо поправила прическу.

— Естественно. Три года назад, когда я отправлялась в горы для совершения обрядов, мне было всего четырнадцать. Теперь все семнадцать, и я уже взрослая. Ты находишь это странным?

— Да нет… То есть… Ты прежде напоминала… черенок метлы… так сказать… А теперь… — Рука Джека невольно описала выразительную кривую.

Р'ли просияла в ответ:

— Не смущайся! Я знаю, что тело у меня красивое. Тем не менее люблю комплименты — можешь отпускать их сколько угодно. При условии, что от чистого сердца, разумеется.

У Джека запылали щеки:

— Ты… ты неправильно меня поняла… Я… — Он подавился словами, ощущая полное бессилие перед ужасающей прямотой собеседницы.

Сжалившись, Р'ли сменила тему беседы:

— Нет ли у тебя в запасе курева? Наше кончилось, и мы мучимся уже несколько дней.

— Как раз три штуки осталось: Пожалуйста!

Джек извлек из кармана куртки драгоценный медный портсигар, подарок Бесси Мерримот, и вытряхнул последние коричневые самокрутки. Первую непроизвольно протянул Р'ли — как даме. Рука наотрез отказалась подчиниться принятой среди людей грубости в обращении с жеребяками.

Однако, прежде чем предложить закурить брату сирены, вторую взял сам. Сатир отметил людское пренебрежение мягкой загадочной улыбкой.

Наклоняясь над вспыхнувшей люциферкой, протянутой Джеком, Р'ли невольно подняла взгляд. Эти нежные фиалки, отметил юноша, покрасивее глазок Бесси, пожалуй. Он никогда не соглашался с отцом, утверждавшим, что встретиться взглядом с жеребяком — все равно что заглянуть в глаза дикому зверю.

Глубоко затянувшись, сирена закашлялась и выпустила дым через ноздри.

— Вот же отрава! — усмехнулась она. — Но мне нравится. Один из немногих даров, которые люди принесли с собой с Терры. Даже не представляю, как мы когда-то могли обходиться без курева!

Если в словах Р'ли и прозвучала ирония, то лишь едва уловимая.

— Похоже, что это единственный порок, который вы у нас переняли, откликнулся Джек. — И единственный дар нашей цивилизации. К тому же не слишком существенный.

Р'ли улыбнулась:

— О, не единственный! Мы еще, как ты знаешь, едим собак. — Она перевела взгляд на Самсона. Тот, словно чувствуя, что речь о нем, плотнее прижался к ноге хозяина. Джек, не сдержавшись, содрогнулся. — Можешь не волноваться, большой лев. Твою породу мы не трогаем. Только упитанных и глупых столовых собак. А что до даров, — обратилась она к Джеку снова, — вам не в чем себя укорять. Не думай, что люди пришли с Терры с пустыми руками. Мы многому от вас научились — гораздо больше, чем вы сами полагаете.

Р'ли снова чистосердечно улыбнулась. Джек чувствовал себя по-дурацки можно вообразить, что уроки землян носят исключительно характер чужих ошибок и заблуждений, на которых учатся, чтоб самим не повторять! Юноша даже слегка обиделся.

Сатир заговорил с Р'ли по-жеребякски. Она ответила краткой невнятицей Кейдж знал, что в переводе на английский разговор этот отнял бы уйму времени — и снова обратилась к юноше:

— Мой брат Мррн хочет остаться здесь в одиночестве, чтобы сложить песню, которую задумал уже давно. Завтра, по возвращении домой, он собирается ее исполнить. Я же, если ты не против, могла бы составить тебе компанию — до дома моего дяди нам ведь по пути.

Джек недоуменно пожал плечами: — С чего бы это мне возражать?

— Я могла бы перечислить с полдюжины причин. Например, и это самое существенное — увидят и обвинят в панибратстве с жеребяками.

— Совместная прогулка по общественному тракту — вовсе не панибратство. Это вполне законно.

Молча миновав зеленый лабиринт, они вышли к дороге.

Самсон, как заведено, трусил чуть впереди. Воздух позади них взорвался могучими аккордами; в отличие от мелодичного и одухотворенного пения сестры, сатир исповедовал иную музыку — неукротимую и яростную, поистине дионисийскую.

Джек предпочел бы задержаться и дослушать. Он боялся признаться в этом даже самому себе, но музыка вайиров его просто завораживала. Но не подобрав никакого благовидного предлога для остановки, он продолжал шагать рядом с хвостатой спутницей. За поворотом тракта искусительные аккорды почти заглохли — могучие деревья погасили их своей густой листвой.

Широкий древний тракт — а существовал он по меньшей мере тысячелетие плавно огибал пологое подножие горного хребта. Сплошная, точно отливка, дорога была выстлана неведомым людям серым веществом без швов и стыков. Не ведающее износу, прочнее гранита, ее полотно, казалось, слегка пружинило под ногами путника. В жару дорога приятно студила босые пятки; в морозы наоборот, согревала. Складывалось впечатление, что серый материал летом впитывает, а зимой отдает тепло — в самые лютые холода полотно оставалось сухим и теплым. Талые воды не задерживались на его чуть выпуклой поверхности.

Тысячи таких трактов густой сетью покрывали все пространство Авалона это и позволило людям столь стремительно расселиться по всему материку.

Р'ли прискучило затянувшееся молчание спутника, и в поисках темы для разговора она попросила показать саблю. Не без удивления Джек обнажил и протянул сирене драгоценный клинок. Бережно приняв в руки эфес, Р'ли осторожно коснулась пальчиком острой дамасской стали.

— Железо, — вымолвила она задумчиво. — Жуткое название для жутких предметов. Думаю, наш мир мог бы попросту рухнуть, сохранись их побольше…

Джек внимательно наблюдал, как сирена обращается с ятаганом. Мигом развеялось еще одно поверье о жеребяках, знакомое Джеку с младых шортей они, оказывается, могут прикасаться к железу! Пальцы у них не отсыхают, руки не скрючиваются — и никаких страданий они не испытывают.

Р'ли указала на затейливо изукрашенную гарду: — А что здесь написано?

— Честно сказать, не знаю. Говорят, это по-эребски, на одном из древних земных языков. — Джек забрал ятаган и, повернув, показал другую надпись: Первый год АГД. Анно гомо дейрус. Год, когда мы сюда прибыли. Утверждают, сам святой Хананий вырезал. Этот ятаган достался моему далекому предку, Джеку Кейджу-первому, от тестя — Камаля Мусульманина, перешел прямо из рук в руки. Своих сыновей у того не было.

— А правда ли, что таким клинком можно перерубить подброшенный волос? спросила Р'ли.

— Не знаю, не пробовал.

Р'ли тут же выдернула и пустила по ветру длинный волос.

Просвистал клинок, и на дорогу плавно легли две медно-золотистые нити.

— Знаешь, — протянула она, — будь я драконом, я бы как следует призадумалась…

У Джека отвисла челюсть; пока Р'ли затаптывала мозолистой ступней дымящийся окурок, он даже пару раз икнул.

— Как… как ты узнала, чтд я выслеживал дракона? — выдавил наконец юноша.

— Она сама сказала.

— Она? Кто… она?

— Дракониха.

— Дракониха? Сказала тебе?

— Ну да! Ты разминулся с нею всего минут на пять, не больше. Дракониха отдыхала рядом с нами, когда почувствовала твое приближение. Ты не представляешь, как она устала бегать! Она беременна, голодна и совершенно измучена. Я посоветовала ей скрыться в горах — там труднее читать следы.

— Ну спасибочки! — дрожащим голосом протянул Джек. — И все же какого черта! Как могла ты узнать, что она знает, что я… Тьфу! Я хочу сказать, она знает, что я иду по следу, и собирается… Короче, как ты узнала обо всем этом? Может, ты и по-драконьи говоришь? — последний вопрос Джек попытался напитать сарказмом.

— Разумеется.

— Что?! — Джек заглянул в фиалковые очи. Что за нелепые шутки! Никогда не угадаешь, когда этим вайирам придет охота дурачиться.

Ответный взгляд был спокоен, но загадочен. Этот мгновенный обмен взглядами что-то означал. И Джек начал догадываться, что именно, когда рука Р'ли потянулась к его руке. Но не завершив жеста, она словно опомнилась — к чему людям ласки сирен? Тем более что верный Самсон, глухо заворчав, вздыбил шерсть на загривке. Р'ли отдернула руку. Ничего не случилось.

Они продолжали свое путешествие.

Р'ли как ни в чем не бывало весело щебетала — ни о чем и обо всем понемножку. Джека. вдруг стало раздражать, что она перешла с английского на детский жеребякский, так называемую «лепетуху». Юноша прекрасно знал, что взрослые вайиры прибегают к ней для выражения презрения или злости да еще в разговоре с ребенком или возлюбленным. Ни тем ни другим он не был.

А сирена делилась переполнявшими ее сердце чувствами — восторгом предстоящей встречи с родными и близкими после затянувшейся разлуки, незамысловатой радостью побродить знакомыми с детства тропками в окрестностях Сбейптаху. Р'ли беспрестанно смеялась, глаза светились счастливым упоением, руки порхали, словно отмахиваясь от уже сказанных слов, как от мух — уступите, мол, дорогу следующим! А ее спелые, сочные губы, изливая непрерывный поток восторгов, складывались обворожительным колечком.

Незаметно с Джеком случилась загадочная перемена — недавнее раздражение на спутницу обернулось вдруг неодолимым желанием. Прижать бы ее к груди, вспушить золотистый водопад за спиной и запечатать жарким поцелуем сладостные уста!

Предательская мысль была мимолетной, но от нее закипела в жилах кровь, сбились мысли и затуманилось в глазах…

Джек отвернулся, опасаясь выдать себя. Жаркий медовый ком набухал в груди, пульсировал мучительно-сладкой болью и, казалось, вот-вот прорвется сквозь ребра — сию минуту, немедленно.

Он должен взять себя в руки!

С девушкой из окрестностей Сбейптаху — а у Джека уже накопился кой-какой опыт по куртуазной части — он отнюдь не стал бы мешкать, изведай подобное чувство. Но с этой!

Р'ли и манила, и отталкивала. Она сирена, существо, которое никто из мужчин женщиной не назовет. Она нелюдь, как и те легендарные обольстительницы с берегов Средиземноморья и Рейна, приблизиться к которым значит рисковать жизнью и бессмертной душой. Не случайно же и церковь, и светская власть в своей беспредельной мудрости запрещают мужчинам даже близко подходить к сиренам!

Но и духовные владыки, и ревнители правосудия сейчас далеко, они лишь туманная абстракция. А сирена — вот она, рукой подать! Золотисто-смуглая кожа, сверкающий фиалковый взгляд, вишнево-спелые губы, тяжелые косы и магнетические округлости — все рядом! Да еще стрельба глазками, игривое покачивание крутых бедер, колыхание тяжелых грудей, весь прочий арсенал кокетливой шалуньи…

Р'ли нарушила тягостную паузу: — И о чем это ты так глубоко задумался?

— Ни о чем.

— Потрясающе! Вот бы и мне научиться такому — думать ни о чем, да еще так сосредоточенно!

Ее шутка помогла Джеку совладать с собой. Грудь отпустило, и он снова мог смотреть в лицо спутнице. Она уже не казалась самым желанным на свете созданием; просто существо женского пола, воплотившее в себе все, о чем только может мечтать мужчина, обуреваемый плотской страстью.

А ведь он только что чуть было… Нет! Никогда! Не сметь даже думать об этом! Но где гарантия, что удастся сохранить самообладание? За мгновение до вспышки всепоглощающего пламени страсти он был в ярости, готов был чуть ли не придушить Р'ли. А потом? Искры гнева обратились пламенем неистового вожделения… Как такое могло с ним случиться? Уж не чары ли тому виной?

Джек рассмеялся и наотрез отказался объяснить Р'ли причину веселья. Он лукавит, пытаясь списать на чары свою собственную слабость. Какое, к дьяволу, колдовство! Какая волшба!

Навести на мужика такие чары способна любая смазливая бабенка. И без всякой дьявольщины, одним неуловимым движением бедер!

Дай искушению имя, и оно угаснет. Похоть — это просто похоть и ничего, кроме похоти. В какие пестрые одежки ее ни ряди.

Джек на ходу перекрестился и дал себе слово сходить исповедаться. И тут же понял, что опять нечестен с собой — никому он не сможет рассказать о столь черных помыслах, даже своему духовнику, отцу Таппану. Сраму не оберешься!

Просто по возвращении домой, уладив прежде всего отношения с отцом, надо съездить в город и навестить Бесс Мерримот.

Пообщавшись с привлекательной девушкой, он запросто забудет о прогулке с сиреной. Если только… не осквернит ли невинную душу Бесс случившееся с ним? Черные его мысли?

Нет, это уж полная чушь! Такое непозволительно даже в воображении. Джеку всегда были отвратительны кающиеся нытики, слоняющиеся повсюду со скорбным ликом, предаваясь самобичеванию и не позволяя отпустить свою вину ни слугам Господа, ни кому-либо иному. Им, похоже, просто нравится пребывать в центре брезгливого внимания окружающих. Так стоит ли превращаться в им подобного?

Затянувшееся самокопание наскучило, и Джек, принудив себя проявить вежливость, заговорил со спутницей. Вспомнив, с какой горечью Р'ли вела речь о драконе, он поинтересовался причиной этого.

— Все дело в том, — ответила сирена, — что ты, в сущности, обязан нам жизнью. Дракониха жаловалась, что ты выслеживаешь ее, чтобы убить. И не раз и не два сама могла подстеречь тебя и прикончить. Со спины. И все же удержалась, хотя искушение, поверь, было велико. Тебя спас драконий договор с вайирами — он гласит, что убийство человека допустимо лишь как крайняя мера самозащиты…

— Договор? С драконами? — изумился Джек.

— Именно. Неужели вы не замечали определенной последовательности в ее так называемых набегах? Один единорог из поместья лорда Хау — первая неделя. Следующая — один из усадьбы Чаксвилли. Затем один у ОРейли. Через недельку животное из монастырского стада филиппинцев. Затем, в порядке очереди, у твоего отца. И все снова. Так и идет ее охота — по кругу. Последний набег был пять дней назад — на ваши конюшни., Кроме того, драконы по соглашению не должны трогать самцов, пригодных под хомут, и дойных или жеребых кобыл лишь тех, что и так на убой. По возможности им следует избегать людей и собак. Не более четырех животных в год с одной фермы. И не больше одного дракона на целый округ. Перезаключение договора производится ежегодно, с учетом привходящих обстоятельств…

— Постой! — перебил Джек. — А кто позволил вам, жеребякам, — он чуть ли не выплюнул это слово, — распоряжаться чужим добром как собственным?

Р'ли потупила взор. Только теперь до юноши дошло, что пальцы сирены оказались в его собственной ладони. И кожа на ощупь была столь нежной и гладкой, что — Джек не сумел удержаться от крамольной мысли — куда там Бесс!

Когда Джек поспешно отдернул руку, Р'ли лишь мигнула.

И, безмятежно взглянув прямо на зардевшееся лицо юноши, спокойно произнесла:

— А ты вспомни, что по договору, который твой дед, испрашивая, право аренды, заключил с моей семьей, ваша ферма должна поставлять нам четырех единорогов в год. Мы, между прочим, уже лет десять не настаивали на этом своем законном праве — нам хватает и собственных стад. Мы не настаивали, потому что не жадные. — Тут Р'ли выдержала красноречивую паузу. — Между прочим, мы также скрывали от сборщика податей, что твой отец неправедно включает в графу расходов четыре головы ежегодно.

При всей охватившей Джека досаде он не мог не заметить настойчиво повторяемого местоимения «мы», которое книгочеи рода человеческого определяли как «выразитель скрытого прег зрения». К тому же в доводах Р'ли сквозила очевидная брешь.

Если уж лижутся вайиры с драконами, заключают договоры и прочее, то почему бы не забирать причитающихся им единорогов и самим не передавать чудищу, не прикрываясь пустопорожней болтовней? К чему людям эти жуткие ночные набеги?

Что-то здесь не так, неувязка.

Правда, жеребяки почти никогда не лгут. Но ведь время от времени такое все же случается. Рассказывая небылицы, взрослые используют лепетуху — как Р'ли с ним сейчас. Но означает ли это, что она морочит ему голову? Ведь она сама учила его разговаривать на языке жеребяков, когда они вместе играли в окрестностях фермы. И вроде бы нет веских причин избегать пользоваться им и сейчас…

Игстоф, Смотритель моста, с кистью и палитрой в руках стоял перед гигантским грунтованным холстом, водруженным на прочный мольберт, и ожидал прилива вдохновения. За ним, у самой дороги на Сбейптаху высился дом круглая башня серого камня с кварцевыми вкраплениями. Поодаль, сидя на корточках у ручья, Вигтва, супруга питомца муз, потрошила только что выловленного двухфутового чешуйца — двуногого обитателя речных вод. Рядом с матерью весело плескалась детвора. Пятилетнюю Ану, если не приглядываться, вполне можно было принять за человеческое дитя — настолько неуловимы пока ее отличия от рода человеческого. Лишь едва заметный золотистый пушок вдоль позвоночника, и никакого еще хвоста. Ее десятилетний братец Крейн уже мог похвастать неким подобием гривки, сиявшей в радужных брызгах, а вот старшее чадо смотрителя, Лида, тринадцатилетний подросток, воплощала собой процесс созревания вайиров во всей его полноте. Медно-золотистая гривка вдоль спины завершалась пока коротким аккуратным хвостиком. Вкупе с намечающейся внизу живота растительностью и набухающими бутонами грудок все это являло свету зрелище выходящей из пены ручья новой сирены, обольстительной и проказливой.

При виде сородичей Р'ли испустила пронзительный восторженный клич и перешла чуть ли не на галоп. Мигом отложив палитру, Игстоф помчался навстречу племяннице. Вигтва, обронив и нож, и чешуйца, тоже устремилась к мосту. Следом из ручья в фонтанах брызг с радостным визгом повыскакивала малышня.

Звонкие поцелуи, родственные объятия, детские нетерпеливые вопли, первые торопливые расспросы, ответы ни в склад ни в лад — все смешалось в единый радостный вихрь. Р'ли настолько истосковалась по дому, что пыталась излить душу, поделиться наболевшим уже в самые первые сумбурные мгновения встречи…

Джек держался поодаль, пока Игстоф, не забывавший о светских приличиях даже в разгар бури родственных чувств, не приблизился и на прекрасном английском не предложил гостю отведать хлеба свежей выпечки и стаканчик-другой вина. Он даже не преминул извиниться за то, что жаркое из чешуйца чуточку запоздает. Столь же любезно Джек отвечал, что ломтик хлеба и стакан вина были бы в самый раз, сердечное спасибо, а дождаться жаркого он, увы, не сможет — дела.

— Одиноко вам здесь не будет, у нас уже гостит один человек, деликатно заметил Игстоф. Он помахал мужчине, вышедшему на шум и стоявшему на пороге дома-башни.

Джек удивился и внутренне подобрался. В их приграничном округе к чужакам всегда относились с любопытством и легкой брезгливостью, если не подозрительно. Особенно к таким, что запросто вхожи в жилища аборигенов.

— Познакомьтесь, пожалуйста: Джек Кейдж, Манто Чаксвилли, — не преминул исполнить формальный долг хозяина Игстоф.

После обмена рукопожатиями Джек любезно поинтересовался:

— Не доводитесь ли вы родичем Элу Чаксвилли? У него ферма по соседству с нашей.

— Все люди — братья, — глубокомысленно изрек незнакомец, — а что до Эла, то мы с ним только ведем род от общего предка — если не ошибаюсь, от земного горца по имени Джугашвили. Первое же мое имя, насколько удалось раскопать, происходит от Мантео, одного из индейцев племени кроу, прибывших в Авалон с колонией Роанок. А ваш род, простите?..

«Вот же дьявольщина!» — мысленно выругался Джек и решил свести беседу с чужаком до вежливого минимума. Он терпеть не мог умников, забивающих себе и другим голову вопросами происхождения и тратящих уйму времени на бессмысленные путешествия по стволу, ветвям и самым тончайшим веточкам, вплоть до отдельных листочков, генеалогического древа. Подобный интерес Джек считал сегодня никчемным и занудным — нынче ведь каждый может провозгласить себя потомком одного из Первопохищенных.

Собеседнику было под тридцать. Смуглый, чисто выбритый, с массивной челюстью, пухлыми губами и крупным хищно изогнутым носом, Чаксвилли был весьма наряден — пожалуй, даже слишком для здешнего захолустья. Если белая фетровая шляпа, широкополая и с высокой тульей, да синяя куртка из дорогой, тщательно выделанной шкуры оборотня еще не слишком бросались в глаза, то столь короткий аккуратно выглажен ный кильт из полосатой красно-белой ткани носили лишь при дворе и среди высшего офицерства. На широком поясе с пряжкой подлинной меди висели деревянный нож и настоящая рапира. Гардероб дополняли высокие отличной выделки кожаные сапоги.

Джека заинтересовала рапира, и он учтиво попросил позволения ее рассмотреть. Чаксвилли выдернул клинок из ножен и чуть ли не метнул оружие юноше. Джек без труда поймал рапиру за рукоятку. Ох уж эти столичные штучки! Вечно стараются выставить нас, провинциалов, на посмешище… Джек пожал плечами.

Это не ускользнуло от внимательных черных глаз горожанина. Пухлые губы, приоткрыв неестественно белоснежные — прямо как у вайиров — зубы, растянулись в ухмылке.

Отсалютовав чужаку по всем правилам, Джек стал в позицию — уроки Фехтовальной академии в Сбейптаху дались ему не просто и не прошли даром — и сделал несколько молниеносных выпадов. Затем провел краткий «бой с тенью», после чего вернул рапиру владельцу.

— Потрясающая гибкость! — восхитился он. — Клинок из недавно изобретенного упругого стекла, не так ли? Вот бы и мне такую. Ничего подобного в наших краях пока не купить. Но, слыхал я, гарнизон Сбейптаху ждет новую экипировку — по самому последнему слову… Шлемы, кирасы, поножи, щиты — все из стекла. И даже наконечники для копий и стрел — тоже! Поговаривают, появилось стекло, выдерживающее пороховой удар. Может, будут и ружья такие? Конечно, стволы придется делать сменными — нк-хакое стекло не выдержит больше дюжины выстрелов, и все же… — Джек запнулся, заметив легкий кивок собеседника в сторону приближающегося Смотрителя.

— Все это одни лишь слухи, — широко улыбнулся чужак. — Но жеребякам и слухи наши ни к чему, не так ли?

— Понимаю… — смешался Джек и, ощущая себя чуть ли не изменником, сболтнувшим врагу о государственной тайне, поспешил сменить тему. — А каков род ваших занятий? Что привело вас в наши края?

— Как я уже рассказывал нашему любезному хозяину, — громко продолжал Чаксвилли, — я один из тех помешанных, что вечно ищут Священный Грааль, стремятся к недостижимому и… словом, я рудознатец и разведываю залежи железной руды. Поиски этого мифического минерала оплачивает королева, и оплачивает пока неплохо. Но до самого сего дня, как и следовало ожидать, не нашлось ни крупинки железа — ни в здешних краях, ни где-либо еще. — Он хитро улыбнулся Джеку, собрав вокруг проницательных глаз сеточку морщинок. Кстати, если вы собираетесь донести на меня за вход в жилище жеребяков, не тратьте попусту время и чернила — как Королевский рудознатец я имею на то право. При условии, разумеется, что пригласил хозяин.

— У меня и в мыслях подобного не было! — вспыхнул Джек.

— А между тем это прямая ваша обязанность, долг перед законом и Господом.

«Вот же мерзкий тип!» — отшатнулся Джек. Он едва было и вовсе не показал новому знакомцу спину, но желание взять реванш, произвести на столичную штучку сильное впечатление превозмогло и брезгливость, и обиду. Не бывать Кейджу посмешищем! Джек выхватил ятаган и полоснул сверкающим клинком воздух — только зайчики брызнули Чаксвилли в глаза.

— Что вы скажете об этом?

Разинув рот, Чаксвилли застыл в благоговейном трепете.

Наконец-то Джеку удалось осадить столичного щеголя.

— Сталь! Настоящая земная сталь! Вы позволите… прикоснуться, подержать в руках?

Клинок сверкнул в стремительном полете, но смуглолицый ловко поймал ятаган за рукоятку. Опять разочарование — Джек надеялся, что гордец промахнется, ухватит лезвие, а то и порежется. Что за мальчишество! Надо быть выше этих дурацких фокусов.

А горожанин упоенно рубил воздух вокруг себя:

— Вот это да! Успевай только шеи подставлять! Вжжжик! Вжжжик! Да будь у королёвских гвардейцев такое оружие, кто бы остановил их?

— Никто, пожалуй! — сухо проронил приблизившийся хозяин дома; сумрачным взглядом он проследил, как ятаган перекочевал в руки законного владельца и вернулся в ножны. — Говоря по чести, я был бы неискренен, пожелай я успеха в ваших минералогических изысканиях — отыщись железо, не расхлебать потом дурных последствий. Но не думаю, что это удастся. Ваша попытка — далеко не первая. Впрочем, по соглашению с вашим правительством любой рудознатец, получив на то разрешение местного вайирата, вправе отправиться в горы.

Что до меня — вот перед вами Тхраракийское нагорье, ступайте и ищите себе на здоровье! На свой страх и риск. Учтите, местность там кишит оборотнями, да и драконы согласно договору вправе атаковать в горах любого. И каждый вайир, вздумай он там прикончить вас, будет в своем законном праве, никто из соплеменников его за то не осудит. Ведь в определенном смысле Тхраракийское нагорье — святыня нашего народа.

Иными словами, никто не удерживает вас от рискованной затеи. Но и помощи вам ждать не приходится. Я высказался достаточно ясно?

— Вполне. А что гласит ваш закон о попутчиках? Я имею в виду допустимое их число.

— Не более пяти в одной группе. Превышение хотя бы на одного аннулирует соглашение. Вынужден напомнить: в прошлом уже случались попытки направить в Тхраракию большие отряды воинов. Никого из них более не видели — ни живым, ни мертвым.

— Да, я наслышан. Значит, если я вас правильно понял, найди вайиры в горах следы железа, будоражить нас, людей, радостными вестями никто не станет? На такой вопрос вы ведь вправе ответить?

— Совершенно верно, вправе. Но мне не хочется, — и Игстоф расплылся в улыбке, по-детски шаловливой.

— Премного вам благодарны, о гостеприимный Смотритель моста! Чаксвилли изогнулся в подчеркнуто церемонном поклоне.

— Всегда к вашим услугам, о бесстрашный Искатель Приключений! — не остался в долгу Игстоф.

Рудознатец едва заметно нахмурился и, подойдя к Кейджу вплотную, тихо процедил: — Ну, жеребяки… Вы у нас допрыгаетесь!

Скользкую тему Джек не поддержал — его внимание всецело было захвачено появившейся из дверей башни Р'ли. В ее руках юноша заметил зеленый шарик мыла из смолы дерева татам и пушистую мочалку — охапку свежесрезанной духовитой трун-травы. Джек не в силах был оторвать взгляда от дразнящего покачивания ее хвоста и бедер, неодолимое желание проводить сирену до ручья обуяло его…

— Остерегайтесь всей этой нечисти, мой юный друг! — вкрадчиво посоветовал Чаксвилли, перехватив затуманившийся взгляд Джека. — Не подпускайте ее близко к сердцу, помните — это всего лишь дикие бездушные нехристи. И не забывайте также, какое наказание ожидает мужчину, застигнутого с сиреной…

— Даже кошке дозволяется глазеть на королеву! — отрезал Джек.

— Но чрезмерное любопытство сгубило ту самую кошку! — парировал смуглолицый горожанин.

— На чужой роток не накинешь платок! Кто не встревает в чужие дела, тот и сам здоров, и мошна цела! — машинально подхватил Джек и снова сконфузился — настолько глупо прозвучал этот обмен народными премудростями. Вот уж это точно: перевес в бессмысленной пикировке богатства не принесет.

От срама подальше, Джек отошел к мольберту и уставился на холст.

Живописец, польщенный вниманием к своим скромным потугам, деликатно остановился за спиной и принялся давать пояснения на лепетухе:

— Перед вами арранин, показывающий нашу планету одному из Первопохищенных. Он наставляет землянина — говорит, что тому и всем его соплеменникам выпал счастливый шанс начать новую жизнь. Избавиться наконец от мора и глада, от позора угнетения, невежества и воин — чудовищных язв на лике родной планеты землянина. Суть предложения в том, добавляет арранин, что землянам предстоит научиться жить совместно с извечными обитателями новой для них планеты. Если люди сумеют позаимствовать опыт вайиров и, в свою очередь, поделятся с ними своим, то докажут тем самым, что вправе развиваться и дальше — навстречу великим свершениям. Как мы видим, арране задумали нечто вроде грандиозного космического эксперимента, более или менее контролируемого. Обратите внимание на угрожающий жест левой руки арранина. Он передает предупреждение и намек на грядущие грозные последствия, ожидающие людей как здесь, так и на родной Земле, если к моменту возвращения арран они не успеют перестроить свое сознание. Четыре столетия отводится землянам на создание общества, основанного на терпимости и взаимопомощи, а не на ненависти и предрассудках. Арранин поясняет, что здесь у людей не будет оружия, которое позволило бы уничтожить «отсталых» туземцев, как принято на Земле. Практически все железо Дейры, равно как и прочие материалы, пригодные для создания оружия, исчезли с планеты тысячелетие тому назад. На Дейре уже тогда существовало развитое общество, сверх всякой меры возлюбившее сталь, огонь и прочие разрушительные стихии. Вайиры тогда умели летать на огромных аппаратах тяжелее воздуха, мгновенно передавать сообщения на колоссальные расстояния и еще многое такое, что нынешние люди Дейры сочли бы ведьмовством. Но цивилизация была сметена ужасным взрывом, уцелела лишь горстка вайиров — к счастью, из самых мудрых. От оружия, природа которого ныне нам неведома, погиб практически весь животный и растительный мир планеты. Уцелевшие вайиры сумели создать — не возродить, а именно создать новый тип общественного устройства для нового типа расы разумных. Они осознали, что на грань полной и всеобщей погибели их привело непонимание собственного предназначения и места в мироздании. Поэтому, прежде чем выдвигать цель возрождения технологического общества, они все свои силы посвятили поиску ответа на главный вопрос. Познанию самих себя. Лишь затем, решили они, можно пускаться в исследование прочих загадок природы. И мудрецы во многом преуспели. На обломках рухнувшей цивилизации им удалось выстроить мир, свободный от мора и глада, ненависти и войн. Свободный мир свободных личностей — насколько это вообще возможно даже при самом разумном общественном устройстве. И так было, и так оставалось долго — до самого появления на планете землян.

Джек молча проглотил горькую пилюлю, скрытую в последней реплике. Он знал — когда у вайира на кончике языка правда схватится с деликатностью, то последняя обычно обречена на поражение. Пусть даже разговор идет на лепетухе.

Юноша внимательно вглядывался в блеклое, неяркое изображение (может быть, потому, что краски на бедной железом планете влетали в копеечку). Он распознал, однако, силуэт арранина, знакомый по хрестоматийным описаниям и угольным копиям знаменитого портрета, исполненного по памяти вскоре после высадки на планету как раз прапрадедом Кейджа. Внешне инопланетянин напоминал помесь человека с огромным медведжинном; отец Джо называл арранина «гомурсус».

— Можно также отметить, — продолжал между тем Игстоф, — что милосердный лик могущественного арранина, чуждый всему человеческому, внушает и благоговейный трепет. Я попытался передать в его образе некий универсальный символ Вселенной, объединяющий как физическое, материальное начало, так и нечто надреальное, скрытое за внешним обликом предметов и явлений. Многие вайиры уже научились распознавать эти сверхъестественные — в ином, нежели употребляют это слово люди, смысле — начала и силы, могучие и благотворные. Вайиры-мудрецы даже близки к тому, чтобы научиться управлять ими и использовать — исключительно на благо всех разумных обитателей Дейры, даже если такие попытки внушают порой людям суеверный страх. И людям еще предстоит воспринять горькие, но целительные уроки — тот, кто ничему не учится, неизбежно терпит фиаско. Прошу понять меня правильно: арране отнюдь не какието сверхъестественные существа, они из такой же плоти, как вы и я. И таинственные Высшие силы, столь любезные вашему человеческому сердцу, абсолютно здесь ни при чем. Просто арране используют как ту часть реальности, что хорошо нам знакома, так и ту, что пока еще недоступна. Я не слишком вас запутал?

Нет, Джек понял практически все. Но мысль, что человек на Дейре — как бы начинающий школяр, которому предстоит учиться жизни у жеребяков, была отнюдь не из самых приятных.

Чаксвилли что-то неодобрительно буркнул и отправился восвояси; Игстоф проводил гостя вежливой полуулыбкой. Джек тоже собрался в путь. Поблагодарив любезного Смотрителя за хлеб-соль, за интересный и поучительный рассказ, он вновь с сожалением сослался на дела, не терпящие отлагательств. Это не было простым соблюдением этикета — Джеку и на самом деле не хотелось так скоро покидать гостеприимный дом. Тем более что каждый шаг к дому отчему приближал неминуемую выволочку за отлынивание от работы на ферме в самый разгар стрижки да еще в придачу за вынос бесценного клинка без спросу из дому.

Решив, что дальнейшие проволочки — лишь свидетельство собственной трусости, Джек свистнул Самсону и поспешил вдогонку за Чаксвилли. Неприятный попутчик лучше, чем одиночество в пути. Не так скучно, а кроме того, можно расспросить о предстоящей экспедиции в Тхраракийские горы. Интересно, где чужак собирается вербовать себе компанию? А вдруг и впрямь найдут что-либо?..

Услыхав сзади оклик, Джек обернулся. Его нагоняла Р'ли, на ходу вытираясь остатками душистой трун-травы.

— Немного провожу, не возражаешь?

Громкий жалобный вой заглушил ответ Джека: трехколесная повозка, запряженная парой беснующихся единорогов, вырвалась из-за каменной стены в дальнем конце моста. Завидев двух пешеходов, сидящий на козлах Чаксвилли попытался осадить единорогов; как обычно, норовистые животные подчинились далеко не сразу — туго натянутые поводья действовали слабо, пришлось добавить кнута по бокам вкупе с порцией отчаянной брани. Остановившиеся наконец единороги, всхрапывая и косясь на кучера миндалевидными сверкающими глазами, ожидали, казалось, лишь малейшего послабления, чтобы пуститься вскачь.

— О святой Дионисий! — перекрестившись, возопил Чаксвилли. — За какие только прегрешения ниспослана нам кара в лице этих сосудов тупости и бешенства! Как славно бы здесь жилось, захвати мы с Земли легендарную лошадь! Вот, говорят, было животное!..

— Если это не сказка, — рассудительно заметил Джек. — Позволите составить вам компанию?

— Нам обоим? — вставила Р'ли.

— Забирайтесь, забирайтесь! А то упустите чудный шанс свернуть себе шею! Эти твари понесут нас, не разбирая дороги!

— Да уж! — подтвердил Джек. — Но вам еще грех жаловаться. Вот попробовали бы пахать на них!

— Пытался, а как же! Лучше уж впрячь в плуг дракона — и силы, и ума у него больше.

— Что?!

— Шучу, шучу, Кейдж. Неплохо бы отправить назад вашего зверя. Чаксвилли указал на Самсона. — Пусть приотстанет чуток, а то как бы мои скакуны вконец не свихнулись!

Джек пытливо уставился на рудознатца. Нет, определенно этот тип не вызывает доверия. И юмор какой-то странный — драконий…

Зычно гаркнув на единорогов, тот полоснул кнутом по гривастым спинам. Однако своенравная упряжка на сей раз едва ползла, и все старания погонщика никакого эффекта не возымели. Тогда, пожав плечами, он предоставил единорогам выбор аллюра по собственному усмотрению. Некованые копыта глуховато зацокали по полотну древнего тракта.

Королевский рудознатец поинтересовался ближайшими жизненными планами Джека. Тот вежливо отвечал, что, закончив минувшей зимой монастырскую школу, определиться пока еще не успел и помогает отцу по хозяйству.

— Ас призывом-то как?

— Отец выложил отступное. Что в армии даром время терять? Вот если бы запахло войной!..

— Ты разве уже не собираешься поступать в столичный колледж? — спросила Р'ли.

Джек удивленно обернулся. Не виделись они уже полных три года, и юноша никак не мог вспомнить, говорил ли ей об этом до разлуки. Наверное, да известно ведь, что у жеребяков необыкновенная память. А может, Р'ли проведала об этом, уже живя в горах? Слухи среди вайиров распространяются тоже как-то по-особенному — и далеко, и быстро.

— Нет, не собираюсь. Хотелось бы продолжить образование, но только не в Сент-Дионисе. Дело в том, что меня интересует исследование сознания, вопросы, связанные с человеческой психикой. И мой научный руководитель, брат Джо, поддержал меня в этом. Он советует продолжить учебу в Неблизке считается, что тамошние ученые превзошли своих коллег из Сент-Диониса.

— Аи-аи, как непатриотично! — бросил Чаксвилли с укоризной. — Негоже отечественную науку ставить ниже чужеземной.

— Хочется самое лучшее для себя выбрать, — сухо ответил Кейдж. Теперь он уже не сомневался в характере своих чувств к смуглолицему — тот не нравился все активнее. — К тому же один священник много рассказывал мне о Рудмане. Уверяют, что так, как он, человеческий мозг не изучил больше никто.

— Рудман? Как же, как же — наслышаны… А разве он не осужден за ересь? Не отлучен?

— Его судили, — вставила Р'ли, — но признали невиновным.

Джек поднял бровь. Опять эта их система связи…

— Я слыхал лишь, что все обвинители исчезли при загадочных обстоятельствах до завершения процесса, — подлил масла в огонь Чаксвилли. И что дело явно не обошлось без черной магии и демонов, выкравших врагов их подопечного — или же покровителя.

— Разве хоть один человек в целом свете видал демона? — спросила Р'ли.

— В том-то и сущность демонов, что они невидимы, — парировал Чаксвилли. — А вы как считаете, Кейдж?

Отвечать не хотелось. Похоже, этот тип — обыкновенный платный провокатор.

— Лично мне не доводилось сталкиваться с демонами, — осторожно промолвил Джек. — Скажу так: на ночной дороге я бы не устрашился остаться в одиночестве. И остерегался бы только оборотней да медведжиннов. Да, и сбрендивших людей, впрочем, тоже, — добавил он, припомнив кузена. — Но не демонов.

— Позвольте дать вам один совет, мой юный провинциал, — всхрапнув, точно единорог, процедил Чаксвилли. — Никогда больше не произносите такое вслух! Сойти вам с рук это может лишь здесь, в пограничной глуши. В цивилизованной части страны подобное заявление прозвучит, как разрыв гранаты. И каждый второй побежит к серым палачам с доносом.

— Немедленно остановите повозку! — потребовал Джек. И сам гаркнул на единорогов. Бричка притормозила, продолжая медленно катиться. Джек спрыгнул и пошел рядом с козлами. — Слезай, Чаксвилли! Никому не спущу, чтобы меня называли деревенщиной. И забью поношения тебе обратно в глотку!

Блеснув в широкой улыбке зубами, особенно белыми на фоне смуглой кожи, Чаксвилли примирительно произнес:

— Не обижайтесь, юноша! Признаюсь, я был несколько несдержан на язык. Но ведь я только искренне хотел предупредить, предостеречь вас от неприятностей. Кроме того, позвольте напомнить, что я официальный королевский порученец. И пока нахожусь на задании, не вправе принять вызова, о каком бы оружии ни зашла речь. Прошу вас, усаживайтесь обратно и тронемся дальше.

— Без меня. Мутит от такой компании!

Джек повернулся и быстро зашагал по дороге. Щелкнул кнут, мимо процокали копыта, продребезжала тележка.

— Не держи на меня зла понапрасну, парень! — бросил напоследок Чаксвилли, уносясь вдаль.

Отвечать Джек не стал. Сделав шаг-другой, он остановился — сирены в бричке не было. Обернувшись, юноша бросил:

— А ты-то чего слезла! Из-за меня, что ли? Вот уж не стоило.

— Я поступаю так, как мне нравится.

— Всегда?

Действительно, почему Р'ли вдруг так привязалась к нему?

Что за помыслы скрываются под копной золотистых ее волос?

Не за красивые же его карие глазки она так внимательна!

Отвлекло от подозрений какое-то барахтанье в тени дерева на обочине. Не говоря Р'ли ни слова, Джек свернул с дороги и обнаружил зверушку, отчаянно сучащую недоразвитыми перепончатыми крылышками в тщетных попытках взлететь. Самсон, разумеется, успел опередить, но лишь обнюхал малютку — без команды хозяина воспитанный пес никогда и ничего не трогал.

— Подлеток синебородки, — сообщил Джек поджидавшей спутнице. Он осторожно поднял с земли крохотного зверька с забавной обезьяньей мордашкой, ркруженной темно-синей бахромой. — Вывалился из гнезда. Подожди минутку, не переживай, вернем тебя на место!

Скинув пояс с оружием, Джек подошел к стволу греминдаля. Ветви могучего дерева начинались весьма высоко, футах в тридцати над землей. Отставив в сторону руку с оцепеневшим от ужаса живым комочком меха, юноша стал цепко карабкаться по гладкой коре. Лезть с занятой рукой было чертовски неудобно, но ведь недаром же он чуть не с полжизни провел на деревьях.

Не давая себе послаблений и ни на минуту не останавливаясь, Джек достиг первой развилки, рывком подтянулся, забросил на ветку ногу, и вот уже подлеток присоединился к своим радостно потявкивающим в гнезде собратьям. Беспечных родителей в поле зрения не оказалось.

Внизу Джека встретил сияющий взгляд сирены:

— Хоть и грубоват ты порой на словах, Джек Кейдж, а сердце у тебя все же доброе.

Джек пожал плечами. Интересно, что бы сказала она, узнай о его участии в захоронении Вава, своего кузена?

Путники двинулись дальше.

— Если собираешься учиться в Неблизке, — спросила сирена, — то почему до сих пор туда не отправился?

— Как старший сын я наследую хозяйство. Отец очень на меня рассчитывает. И если я разрушу все его планы ради учебы у человека, коего все как один почитают чернокнижником, это разобьет отцовское сердце. А кроме того, — добавил он менее уверенно, — чтобы учиться, нужны деньги.

— Вы с отцом, видно, частенько ссоритесь?

Обижаться Джек не стал — можно ли ожидать от жеребяков соблюдения человеческих приличий?

— Довольно часто, — признал он со вздохом.

— Именно из-за учебы?

— В основном да. Отец — далеко не бедняк и мог бы позволить себе потратиться на учение сына. Но делать этого не станет. Порой начинает казаться, что лучше уж совсем уйти из дому и прокладывать путь в жизни самостоятельно. Вот только мать жалко — всякий раз, как заведу об этом разговор, ей просто дурно становится. Сестры в рев… Мать мечтает увидеть меня священником, но просто в ужасе от мысли, что епархия может достаться мне у черта на куличках. Как священник я получил бы право претендовать на место в колледже Фомы Неверующего — там тоже бьются над тайнами человеческого мозга. Но где гарантия, что примут? А если даже и повезет там же никакой свободы исследований, за каждым шагом следят. Лишь у Рудмана я мог бы совершенно свободно выбрать свой путь в науке. И еще. Прежде чем стать священником, следует жениться. Жена, детишки, пеленки, сопли — не хочу торопиться со всем этим. А вступление в монашеский орден тоже не слишком меня прельщает…

Джек перевел дыхание. Поразительно, как легко он вдруг, ни с того ни с сего, выболтал Р'ли самое сокровенное. Словно кувшин опорожнил, перевернув вверх дном!.. И кому душу-то открывал — сирене!

Но ведь наболевшим делишься порой даже с Самсоном, утешил он себя. Сирена — существо того же порядка. И результат такой же. На душе полегчало, а до отца не дойдет.

— А если бы вдруг удалось обрести финансовую самостоятельность — тогда решился бы?

— Раздобудь я голову дракона, хватило бы с лихвой. Награда от лорда Хау плюс королевская премия — целая куча денег!

— Так вот почему ты так рассердился, узнав о нашем договоре с драконами!

Джек кивнул в знак согласия: — В основном поэтому. Но еще и…

— Знаешь, — поспешила добавить Р'ли, — когда бы не договор, драконы уже давно бы разорили подчистую все фермы в округе. Ты даже представить себе не можешь, насколько беспощадно и неуязвимо такое чудище. Дай дракону волю, он все разрушит, всех перебьет — камня на камне не останется. И никакие стены не спасут. Лично тебе тоже пришлось бы не сладко, когда бы не договор. Дракониха уверяла, что с полдюжины раз ты преспокойно подставлял ей спину…

Тут уж было задето самое сокровенное, самое уязвимое — гордость Джека за свое охотничье искусство. В ярости он выплюнул короткое словцо, пережившее без перемен многие столетия и выдержавшее даже долгое космическое путешествие:

— …ть!!! Я и сам в состоянии о себе позаботиться! И никакие сирены мне в том не указ!

Дальше Джек брел молча, стиснув зубы в досаде и ярости.

— А что бы ты сказал о ссуде? — рискнула наконец нарушить молчание Р'ли. — О ссуде на образование?

Поистине невероятный выпал денек!

— То есть взаймы? У кого?! И что? Ведь у вас, жеребяков, деньги не в ходу…

— Позволь объяснить все толком, по порядку. Во-первых, мы хорошо знаем Рудмана. Знакомы и солидарны с его учением и желали бы распространения оному. Чем больше людей избавится от своих психических недугов, тем слабее станет эта ужасающая напряженность между нашими расами. Наша цель в конечном счете — предотвратить угрозу неизбежного и чудовищного кровопролития. Во-вторых, не обижайся только, вайиры давно уже присматриваются к тебе. Известно, что — сознательно ли, неосознанно, — но ты расположен к нам. И это чувство хотелось бы развить… Постой, не возражай! Мы знаем точно. В-третьих, мы пытаемся получить представительство в вашем Парламенте. Нам нужен там свой человек, выразитель вайирских интересов. Кто знает — придет день, и ты станешь депутатом от вайиров округа Сбейптаху… И, наконец, четвертое: тебе нужны деньги на образование. Мы дадим их тебе. Все, что нужно для этого, — так только то, что вы, люди, называете обычно устным соглашением. Пожелаешь письменного — мой отец, Слепой Король, все оформит, как полагается. Или же кто-нибудь еще. Можно попросить подготовить документ и стряпчего из людей — если так тебе будет спокойнее. Нам все эти бумажки, сам понимаешь, ни к чему…

— Постой, постой! Погоди минутку! — перебил ее Джек. — Ты ведь не встречалась еще с семьей. Откуда же знаешь, какие у ваших виды на меня? И кто уполномочил тебя предлагать ссуду?

— Это не так сложно объяснить, как тебе поверить моим объяснениям. Хотя рассказ получился бы весьма долгим. Что же до полномочий — их имеет каждый взрослый вайир. А я уже взрослая.

— Тогда прекрати болтать на лепетухе! Я ведь тоже не ребенок. И кстати — ведь еще не придуман способ что-либо узнать, не задавая никаких вопросов.

— Тут ты, конечно, прав. И все же — каково твое решение?

— Я не… не знаю. Нужно время, чтобы обдумать. То, что ты предлагаешь, любому в диковинку. Надо обмозговать все детали.

— «Жеребяк» принял бы решение с ходу.

— Я не жеребяк! — окрысился Джек. — В том-то и штука! Я человек, и мой вам ответ — нет! Знаешь, как назовут меня, если приму вашу подачку? Псоядцем! Все отвернутся, а родной отец вышибет из дому. Ничего не выйдет, один ответ — нет!

— А просто взаймы? На учебу в академии Рудмана? Без всяких на то условий?

— Нет, нет и еще раз нет!

— Ну, как знаешь, тебе видней! А мне пора возвращаться к дяде. До скорой встречи, Джек Кейдж!

— Прощай, — буркнул он и побрел дальше. Но, не пройдя и двух шагов, услышал оклик сирены.

Сделав знак соблюдать тишину, Р'ли приставила к уху ладонь:

— Прислушайся! Улавливаешь?

Джек замер и навострил уши. Почудился неясный низкий рокот с запада. Но не гром, точно. Звук был регулярным.

Самсон тоже весь обратился в слух, застыв недвижно, точно золотая статуя. Хриплый нутряной его рык был ответом на рокот из лесу.

— Что бы это могло быть такое? — удивился Джек.

— Не знаю… Вернее, не уверена.

— Неужто дракон? — Джек выхватил клинок из ножен.

— Нет. Будь там дракон, я бы и прислушиваться не стала. Но если это то, что я думаю…

— Что же?

— Погоди. — Р'ли нырнула под сень греминдалей и гигантских медных деревьев, густо обвитых плющом и лианами. Джек последовал за ней с ятаганом наготове. Петляя звериными тропами, они прошли с милю — по прямой не более четверти.

Несколько раз Джеку пришлось буквально прорубать проход в лианах и кусачем терновнике. Чаща была необыкновенно густой, практически непролазной. Джек и не подозревал о существовании подобных зарослей в окрестностях фермы. Здесь явно не ступала еще нога человека.

Наконец Р'ли остановилась. Солнечный луч, пробиваясь сквозь густую листву, окружил волосы сирены фантастическим ореолом, настоящим радужным нимбом. Она стояла, напряженно прислушиваясь, а Джек в восхищении забыл напрочь о цели вылазки. Вот бы и ему стать художником, как ее дядя Игстоф!

Внезапно шум повторился — совсем рядом. Р'ли встрепенулась и скользнула в тень, разбрызгав с волос все золото до последней капли.

Поравнявшись с ней, Джек шепнул:

— Ничего подобного никогда не слыхивал. Будто страдающий великан одновременно всхлипывает и горло себе полощет…

— Полагаю, тебе удастся попасть в Неблизку, Джек, — мягко ответила сирена.

— Ты думаешь, это все же дракон?

Вместо ответа Р'ли легко вспрыгнула на поваленный ствол.

Джек придержал ее за руку:

— Откуда такая уверенность, что дракон тот же самый3 Может, как раз другой, не связанный никаким договором!

— Разве я сказала, что это дракон? — Р'ли стояла теперь вплотную, прикасаясь к Джеку бедром.

Он попытался вглядеться в полумрак чащи.

— А что же тогда? Может, бешеный медведжинн? У них сейчас как раз линька; ты же знаешь — один укус и…Тихонько присвистнув, юноша сделал выразительный жест.

— О! — Затаив дыхание, Р'ли плотнее прижалась к Джеку; бессознательно юноша приобнял ее за талию — она так напоминала нуждающуюся в защите младшую сестренку! Р'ли даже глаза прикрыла, чтобы Джек не увидал их озорного блеска.

Припоминая снова и снова в последующие дни эти мгновения, юноша сумел воскресить в памяти легкую улыбку, игравшую тогда на губах сирены. Не было ли это признаком розыгрыша?

Свидетельством не испуга, но скрытой насмешки?

А может быть, проявлением совсем иного чувства?

Но что бы там ни пришло в голову впоследствии, в те судьбоносные мгновения Джеку было не до сомнений и колебаний. Притянув сирену к себе, он напрочь позабыл о неведомой опасности впереди, он задохнулся от нежности. Человек там она или нет — другой такой желанной в целом свете не сыскать!

Резкий рев прорвался сквозь пелену чувств. Отступив на шаг, Джек отвернулся, отвел глаза в сторону.

— Жди здесь! — глуховато, чужим голосом, вымолвил он. — Я не знаю, что там, но, судя по звуку, что-то очень большое…

— И не вполне здоровое, — добавила Р'ли с легким придыханием.

Джек раздвинул ветви зарослей. Где-то совсем рядом, под прикрытием густой зеленой тени, рыгал гиппопотам.

Тони вихрем ворвался в столовую.

Мать, братья и сестры едва только начинали привставать на своих местах, глазея на отца — кто в изумлении, кто в ужасе, а кто и едва сдерживая смех. Один лишь хозяин дома остался сидеть, точно разбитый параличом. Липкое желтое варево пудинга медленно стекало с залысин к густой его бороде и дальше, на одежду. Ланк Кроутан, виновник печального происшествия, застыл с опустевшим блюдом в руках — от восковой фигуры его отличала лишь идиотская улыбка, блуждающая по смуглому лицу, да блудливо бегающие глазки.

Кто знает, как завершился бы инцидент, ибо чувство юмора хозяина не распространялось на собственные конфузы, пусть даже случайные. А в непреднамеренности последнего он вполне мог усомниться, когда бесшабашный Ланк тотчас же сморщил нос, зажмурился и грубо заржал, обдав хозяина густым ароматом винного перегара.

Лицо Уолта — там, где еще оставалось свободным от желтой каши, мгновенно побагровело. Вот-вот взорвется вулкан.

И вот тут-то раздался торжествующий вопль:

— Мы богаты! Мы сказочно богаты!

Одно лишь это магическое слово способно было унять гнев старого Кейджа. Мигом позабыв обо всем на свете, он обернулся к младшему сыну:

— Что? Что ты сказал такое?

— Мы богачи! — проорал Тони отцу в самое ухо и схватил его за руку. Вставайте же, сэр! Там Джек! Он провонялся богатством! — Тони счастливо засмеялся. — Правда-правда! Джек весь смердит, как… как настоящий богач!

Хозяйка дома опомнилась первой — метнувшись мимо Тони, она ненароком задела ошеломленного мужа, как раз в тот миг, когда он стал отрывать зад от стула. Толчок оказался изрядным — массивный, на добрую сотню фунтов тяжелее супруги Кейдж потерял равновесие, тяжело плюхнулся назад на сиденье и ошалело захлопал глазами.

В любое другое время Кейт всплеснула бы руками и захлопотала над мужем; сейчас же, только коротко охнув, понеслась дальше, оставив поверженного властелина сидеть, лишенного дара речи.

Следом, сопя и пихаясь, понеслась вся орава. Ланк, уступив ребятне дорогу и сильно покачнувшись при этом, сграбастал с буфета большую салфетку и принялся втирать ею пудинг хозяину в бороду. Ни извиниться, ни прекратить свой идиотский смех ему и в голову не пришло.

Уолт выругался от души, выхватил салфетку из ослабевших рук слуги и поспешил на крыльцо вслед за остальными.

Его взору предстал уморительный вариант знаменитой сцены возвращения блудного сына. Джек стоял в плотном кольце родичей, каждый из которых мечтал бы прижать героя к груди, но никто, даже мать, не в состоянии был даже приблизиться вплотную. Наиболее чувствительные — сестры в частности заметно побледнели и отшатнулись. И все без исключения куда больше внимания уделяли развязанному мешку на столе, нежели самому триумфатору.

Ступив на крыльцо, старый Кейдж приостановился, чтобы перевести дух — и чуть было снова не задохнулся. Теперь ему во всей полноте стал ясен смысл восторженных воплей младшенького.

— Впрочем, блудный сынок изумился ничуть ке меньше самого патриарха.

— О великий Дионисий! — воскликнул Джек. — Что с вами стряслось, сэр?

— А!.. Это все паршивец Ланк, — пробурчал Кейдж-старший досадливо, как бы подводя черту и закрывая тему. — Не бери в голову! — Он указал на стол. Глазам своим не верю! Неужто настоящий жемчужный студень?!

На столе возвышался ком студенисто-серой массы величиной с человеческую голову, который непрерывно подрагивал, словно объятый ужасом.

— Точно, сэр! — гордо откликнулся сын. — Возвращаясь домой, я услыхал, как в лесу, неподалеку отсюда, рыгает сблюйдерево.

— Сблюй-дерево? Неподалеку? Уму непостижимо! Боже всемогущий, как мы умудрились прозевать! Чуть ли не под самым носом! И куда только смотрели жеребяки?

— Они-то, полагаю, смотрели как раз куда надо. Просто молчали.

— Ты думаешь? Что-то не очень на них похоже. Хотя… Это ж какие деньжищи! Неужто сами хотели все заграбастать?

— Не совсем так, сэр.

Пускаться сейчас в подробные объяснения — о встрече с Р'ли и чем ей обязан — Джеку вовсе не хотелось. Вот уляжется первая суматоха, он сразу все и расскажет. Тем более что сирена наотрез отказалась от своей законной половины выручки за редчайшее парфюмерное сырье. Не объясняя мотивов, она настояла, чтобы все досталось одному Джеку. О причинах, мол, позже.

Такой оборот дела пришелся Джеку не вполне по душе. Его не оставляли мысли об убитом вайире. Едва смыв с себя его кровь, принимать драгоценный дар из рук родственницы покойного! Но и отказаться свыше всяких сил. Теперь-то Джек уже не сомневался, что находка вовсе не случайна. По дороге домой он припомнил каждый шаг, воскресил каждый жест — свой и сирены — на пути к сокровищу. И понимал — ему, похоже, всучили взятку. Р'ли позаботилась, чтобы Джеку было на что учиться в Неблизке. По возвращении оттуда, видимо, сразу предъявят счет. И — куда тут денешься! — Джек как миленький будет представлять вайиров в Парламенте.

Вот что они, стервецы, затеяли!

— Видите ли, сэр, — сказал Джек отцу, — на самом-то деле вайиры прекрасно знали, что делали. Ведь чтобы отрыгнуть жемчужный студень вполне зрелым, сблюй-дереву потребно никак не меньше трех десятилетий. А проведай кто, долго ли простоит такое дерево? Любой торгаш, любой разбойник с большой дороги свалит его, чтобы опередить других и разжиться хотя бы недозрелым жемчугом. И нате вам — ни теперь нормального урожая, ни в будущем! Нет, отец, жеребяки по-своему вполне были правы.

— Может, и так, сынок, — радостно закивал Уолт. — Но какой же невероятный зигзаг удачи, какое неслыханное везение! Проходить мимо именно тогда, когда дерево начало отрыгивать студень! Потрясающе!

Джек смущенно кивнул. Отец, заметив на поясе сына свой ятаган, открыл было для нотации рот, но одумался и со счастливой улыбкой махнул рукой. Джек как бы прочел мысль, мелькнувшую в голове отца: «Не возьми сын клинок без спросу и не отправься на поиски приключений, что было бы сейчас со студнем? Верных три тысячи фунтов валялись бы себе на земле и потихоньку гнили…»

Выйдя вдруг из сладкого забытья, отец вспомнил о своей роли хозяина дома:

— Боже правый, сынок, как же от тебя разит! Но не переживай — это счастливый смрад, самый желанный в мире. — Хитро улыбаясь, Уолт потер ладони. Комок пудинга сорвался с кончика его носа. — Ланк! Тащите с Биллом этот стол в кладовую! Замкнете на все запоры, тщательно, а ключи сразу же мне! Завтра, завтра поедем в город за деньгами! О, Джек, когда бы не вонь, я просто задушил бы тебя в своих объятиях! Подумать только! Ты запросто теперь можешь купить ферму у Эла Чаксвилли. И посвататься к Бесс Мерримот! А когда вы оба получите наследство, у вас станет пять процветающих ферм! Отец отписал ей целых три! Не считая уже дубильных мастерских, лавки в городе и таверны в придачу! Плюс ко всему — первая на весь округ красавица. Ах, какие губки, какие глазки! Как бы я завидовал тебе, сынок, когда бы не был женат. — Покосившись на супругу, Кейдж-старший поспешил поправиться: — Я имею в виду, что Бесс — красивейшая из девушек. Что же до зрелых женщин само собой, твоей, Джек, матери равных в округе не сыщешь. Нет вопросов!

Улыбаясь, Кейт прокомментировала:

— Давненько не слыхала я от тебя ничего подобного, Уолт!

Сделав вид, что не заметил в ее словах шпильки, глава семейства запустил пятерню в бороду и яростно поскреб подбородок:

— Послушай, сынок! А может, ну ее к дьяволу, эту ферму Чаксвилли! Может, подмазать кого следует при дворе да купить тебе рыцарский титул? Ведь со временем ты смог бы и в лорды выбиться! Не мне тебе говорить, чего у нас тут добиться можно! Было бы только честолюбие! Мы живем на самой границе, а твоя фамилия — Кейдж! Кто остановит тебя!

В душе Джека росла досада. Но лицо оставалось непроницаемым. Почему отец не считает его взрослым и не спросит, чего хочет сам Джек? Ведь это же его собственные деньги! Или станут таковыми через пару лет, после совершеннолетия.

Вернулись запыхавшиеся Ланк и Билл. Нерадивый слуга торжественно вручил хозяину огромный медно-стеклянный ключ от кладовой; тот передал его на хранение супруге. И внезапно заорал:

— А теперь, Кейт и девушки, все в дом! Живо! И не выглядывать из окон! Сейчас Джек станет похожим на голого сатира.

— Что еще такое? — встревожился Джек.

Кейт и старшие сестры захихикали.

— Они просто помогут тебе избавиться от аромата, братец, посочувствовала Магдалена.

С охапкой трун-травы и огромным бруском мыла из дому выскочил Ланк.

— Окружай его, ребята! — скомандовал Кейдж-старший. — Без приказа не выпускать!

— Эй! Что это вы собираетесь?..

— Срывай одежду! Не жалейте, рвите — все одно закопать придется! О-о-ох… Ну и душок! Крепче держите за руки! Теперь штаны долой! Вот чокнутый, ты же лягнул меня, Джек! Вот же единорог бешеный! Принимай процедуры, как подобает мужчине!

Смеясь, ругаясь и пыхтя, извивающееся смрадное тело потащили к огромному корыту перед амбаром. Джек вопил благим матом и вырывался. Тогда его окунули с головой.

На утро третьего дня Джека разбудил собачий лай да гомон из птичника. Он сел в постели и ухватился за голову — стены заходили ходуном. Во рту словно табун единорогов переночевал. Последние сутки прошли по принципу «потехе время, сну — час». Джек смутно припомнил завершающий набег на винный погреб, принесший в качестве добычи два бочонка выдержанного сока татам судя по последствиям, явно лишних.

На удивление всем, Уолт Кейдж с доставкой жемчужного студня в город ничуть не спешил; лицезрение груды серой трепещущей слизи, казалось, приводило его в неописуемый восторг, суля некие неземные утехи. Сперва отъезд был назначен на ближайшее же утро, но, проведя в кладовой с полчаса, хозяин фермы объявил домочадцам, что спешить нечего. И уж совсем поверг всех в изумление решением обмыть как подобает привалившую удачу. Это в самый-то разгар стрижки!

Празднество назначили на завтрашний вечер; снарядив Ланка развозить приглашения по соседям и тяжко вздыхая, Билл Камаль отправился приглядывать за весьма поредевшей командой стригалей. Женщины занялись стряпней и уборкой, немало времени отняла у них и проблема нарядов. Сам Уолт, хотя и пытался участвовать в стрижке единорогов, помощником оказался никудышным то и дело бросал ножницы и спускался в заветную кладовую к ненаглядному своему сокровищу.

Под вечер следующего дня начали прибывать гости. Вино и пиво полились рекой, над гигантской жаровней крутились на вертелах сразу два единорога, а прибывшие все как один сочли своим долгом взглянуть на сказочный жемчуг.

Хозяин витал в облаках — сгустившихся в значительной степени из винных паров с примесью жуткой гордыни. Он радостно вопил, что от частых посещений кладовой ноздри у него слиплись, а язык завернулся вовнутрь; что, мол, еще один такой визит — и сам он начнет блевать жемчугом, а все станут гоняться за ним с мешками. Тем не менее каждого нового гостя он хватал за руку и самолично сопровождал в сокровищницу, не выпуская оттуда до тех пор, пока несчастный не принимался молить о пощаде.

Случалось, хохочущий хозяин проявлял милосердие и отпускал бедолагу с миром. Но порой накидывал снаружи засов и предлагал покараулить сокровище до утра. Попавший в западню на потеху хозяину и остальным, уже пережившим подобные шутки гостям, начинал ломиться в дверь, взывать к помощи всех святых и требовать освобождения: у него, мол, уже легкие гниют! Когда наконец пленник с лицом в радужных пятнах выпадал наружу, все, хохоча, совали ему под нос пивные кружки и наперебой советовали тщательно сморкаться, дабы избавиться от въевшегося смрада.

Мистер Мерримот прибыл вместе со вдовой сестрой и дочерью. Высокой темноволосой красавице Бесс, невзирая на поздний час, было дозволено принять участие в вечеринке.

Джек обрадовался встрече. Язык у него уже маленько заплетался. Обычно пил он немного, но не сегодня. Сегодня только вино помогало заглушить аромат, от которого до конца не избавило самое тщательное мытье.

Вероятно, поэтому он сразу же и пригласил Бесс полюбоваться находкой. На фоне запаха жемчуга его собственный будет неуловим. Парочка отправилась вниз по тенистой аллейке, в впервые е самого начала знакомства тетушка-дуэнья не сопровождала девушку.

Почтенный мистер Мерримот воздел бровь вслед удаляющейся парочке и перевел взгляд на сестру — черт возьми, парень ведь еще не сделал формального предложения! Он даже шагнул было следом, но непреклонная вдова удержала его и укоризненно покачала головой: ничего не попишешь, настает, мол, пора побыть девушке со своим избранником наедине.

И мистер Мерримот смирился перед загадочной женской мудростью. Принимая из рук виночерпия очередную кружку, он не переставал дивиться, каким это чутьем сестра определила, что уже сегодня Джек сделает первый шаг на пути к ярму… то есть тьфу!., к благословенным брачным узам.

Юноша продемонстрировал гостье подрагивающий серый шар. Самому ему уже становилось невмоготу от одного только вида собственной находки, но положение обязывает. Бесс издала приличествующий случаю возглас — ужаса пополам с отвращением — и поинтересовалась ценой сокровища. Джек удовлетворил любознательность девушки и поспешил увести ее обратно в сад.

Северный ветер внезапно донес рокот барабанов и завывания охотничьих рогов; горизонт за лугом озарился сполохами.

— Вот Р'ли и дома! — почти беззвучно вымолвил Джек.

— Что ты сказал? — не расслышала Бесс.

— Не хочешь ли, спрашиваю, посмотреть, как жеребяки встречают долгожданных гостей?

— О, еще бы! — загорелась девушка, хватая Джека за локоть. — Ни разу в жизни такого не видела. А разрешат?

— Мы украдкой!

Пересекая рука об руку с Бесс залитый лунным светом луг, Джек ощущал странное волнение в сердце. Что было тому причиной? Близость девушки? Лишняя кружка вина? То и другое вместе?

Барабаны меж тем приумолкли; эстафету приняли лиры, напоив хрустальными звуками серебристый купол лунной ночи.

В волшебный хор включилась и сладкозвучная свирель. А над всем взмыл, подобно вновь воздвигаемой башне Давидовой, кристально прозрачный голос. Он журчал, звенел и переливался, чудесным образом меняясь каждое мгновение и оставаясь все тем же — голосом Р'ли, сладостным и опасным манком, столь же влекущим, как сама сирена.

Рокот басистых струн неведомого, очевидно, большого инструмента вступил в удивительный хор, вступил неожиданно, но мягко и властно. Влился — и подчинил себе все остальные, и повел за собой. Все прочие звуки уже иссякали, этот же новый звучал все уверенней, обретая мощь и силу как бы вопреки самому бегу времени и бренности бытия. И все держался, держался, держался. До мурашек по коже, до волос дыбом, до обнаженных нервов.

Но вот смолк и он.

Крепко сжав Джеку ладонь, потрясенная Бесс прошептала:

— Господи, как это было прекрасно… Что бы там ни думал кто о жеребяках, согласись — петь они умеют.

Не в силах вымолвить ни слова, Джек просто взял девушку под руку и повел дальше.

Как смутно припоминалось впоследствии, они с Бесс, хоронясь в кустах, подглядывали за празднеством у костров, любовались ритуальными танцами, в которых принимала участие и Р'ли, а затем и свободными танцами-импровизациями. Когда сирена, от которой Джек так и не сумел оторвать взгляда, ненадолго скрылась в ближайшем кадмусе, он заметил еще кое-что, пронзившее сердце колючим холодком, — и запечатлелось это как раз вполне отчетливо.

Блики костров выхватили из мрака входной ниши кадмуса лицо. И хотя расстояние и стелющийся по лугу дым мешали разглядеть его отчетливо, эти огромные очи и капризно пухлые губки могли принадлежать одной лишь Полли О'Брайен.

Как только Джек уверился в том, что ошибки быть не может, он взял спутницу под локоток и повел обратно. А чтобы не капризничала, напомнил о возможном беспокойстве родичей. Возбужденная музыкой и зрелищем танцующих обнаженных вайиров, Бесс весьма неохотно позволила себя увести.

И всю дорогу, делясь впечатлениями, щебетала без умолку; Джек почти все пропустил мимо ушей — перед его внутренним взором проходили собственные впечатления: гибкая Р'ли в огневой пляске, лицо беженки Полли в мрачной тени кадмуса…

Картины эти настолько захватили Джека, что он не вдруг сообразил — Бесс стоит, опустив очи долу, а губки призывно приоткрыты для поцелуя…

Долой, долой все проблемы и переживания последних дней!

Страстно целуя податливую и неумелую спутницу, Джек пытался позабыть обо всем; хватит, в конце концов, с него забот о чужих подружках! Они из другой реальности; все, что нужно сейчас, — так это Бесс — вот она, женщина из привычного мира. Женитьба, дом, детишки и все такое прочее… Вот единственный выход!

Когда они снова присоединились к остальным гостям, Бесс была уже связана словом. Правда, оглашать свою помолвку они пока не собирались. Вот закончится весенняя страда, все переведут дух — тогда можно и пир закатить. Так что все пока останется в тайне, хотя Джеку непременно следует переговорить с отцом Бесс — пусть разрешит встречаться. Такого рода прелюдии в матримониальных делах — обычное дело. Ведь если свадьба почему-то расстроится, парню еще куда ни шло, а вот невесте… Злые языки окрестят ее «чуточку беременной», а то и похлеще… Попробуй потом отмыться и найти себе жениха по соседству! А переезжать в город, где тебя не знают — хлопот не оберешься.

Такая тайна, собственно говоря, являлась лишь ее призраком. Джеку все это показалось смешным и глупым, но женщине лучше не перечить. Так будет вполне по-мужски.

Он видел, как сразу по возвращении в усадьбу Бесс на несколько мгновений приникла к уху своей вдовой тетушки.

Обе сразу же стали бросать украдкой многозначительные взгляды, полагая, что Джек ничего не замечает.

Вечеринка затянулась чуть ли не до рассвета. Выспаться Джеку, естественно, не удалось; отсюда и в голове туман, и во рту опилки, и настроение гаже некуда. Пошатываясь, Джек кое-как оделся и направился в кухню.

За печью, на груде невыделанных шкур оборотней, дрых Ланк. Пьяный слуга даже не хрюкнул, когда Джек пнул его по ребрам. Поняв, что проще похлопотать самому, чем добудиться ленивца, юноша развел огонь. Залив кипятком три полные ложки листьев татам, он оставил чай настаиваться и отправился кормить собак. К возвращению с псарни бодрящий напиток поспеет в самый раз.

Но не тут-то было — вернувшись в кухню, Джек нашел свою кружку пустой. Озверев, он врезал слуге уже как следует.

Но добился лишь невнятного мычания. Джек пнул соню еще несколько раз. Наконец Ланк сел с потным от жара печи лицом и захлопал глазами.

— Кто выпил мой чай?

— Не знаю… что-то такое мне снилось.

— Тебе снилось! Так пусть приснится теперь, что ты встал и приготовил мне новый. Отблагодарил за помощь, называется!

Вспомнив, что отец велел себя разбудить пораньше, Джек постучал в дверь спальни. Стучать пришлось и крепко, и долго — пока проснувшаяся наконец мать не выпихнула отца из супружеской постели.

После сервированного на троих легкого завтрака: отбивные, ливер, яйца, хлеб с маслом и медом, сыр, зелень, пиво и чай — хозяин послал Ланка запрягать, а сам вместе с сыном отправился с ежеутренним обходом фермы.

— Очень уж это унизительно и мне не по нутру, — начал Кейдж-старший, принимать что-либо в дар от обитателей кадмуса. Но я почти не надеюсь отговорить Р'ли изменить решение — об упрямстве жеребяков анекдоты складывают. И пословицы. — Потирая переносицу и рассеянно на ходу насвистывая, Уолт вдруг застыл как вкопанный и ухватил сына за плечо. Признавайся-ка, Джек, говори как на духу — отчего это сирена отказалась от своей доли!

— Не знаю, сэр.

Пальцы отца крепче впились в плечо: — Ты уверен? И здесь не замешано ничего… личного?

— О чем вы, сэр?

— Ты не… — Старый Кейдж, казалось, подыскивал словцо поприличнее. Ты не был с ней… близок?

— Что вы такое городите, отец! С сиреной?! Да мы не виделись вот уже целых три года! И вдвоем оставались совсем недолго.

Отец расслабил железную хватку.

— Верю тебе, сынок! — Он провел ладонью по воспаленным глазам. — О таком не след и спрашивать. И я не вправе обижаться, отвесь ты мне сейчас оплеуху. Как только язык повернулся такое ляпнуть! Но ты должен понять, сынок, — такое все же случается. И куда чаще, чем многие думают. Человек слаб. А уж я-то знаю, какими соблазнительными бывают сирены. Лет двадцать назад, еще до женитьбы… как бы это сказать, сынок… я сам испытал… искушение.

Спросить, превозмог ли его отец, у Джека недостало духу.

Немного погодя оба Кейджа остановились поглазеть на группусатиров-подростков, едва только начавших обрастать гривкой. Стоя на четвереньках и время от времени прикладывая ухо к земле, они крошили пальцами комья, как бы пытаясь что-то выведать. Затем постукивали по земле пальцами на манер лекаря, пользующего больного, и снова приникали к ней ухом.

С ними был и взрослый — рослый пожилой сатир с длинным, до лодыжек, хвостом, тяжело колыхавшимся при ходьбе.

— С добрым вас утром! — поздоровался он любезно по-английски.

Ни в шафранных его глазах, ни на широком открытом лице не было и следа похмелья или хотя бы усталости после бессонной ночи. «Реже, чем мигрень у жеребяка», — такое присловье бытовало у людей на Дейре.

— Приветствуем и вас, почтенный Чуткоух! — отозвался Кейдж-старший. Что слыхать у нас новенького?

Завязалась степенная беседа, как обычно при встрече двух старых фермеров — добрых соседей, весьма уважающих друг друга. Они обсудили состав почвы, содержание в ней влаги, возможную дату начала вспашки; поговорили об удобрениях, о полях под паром, о набегах грызунов, о ливнях и засухах.

Чуткоух поведал, что под поверхностью почвы слыхать много червей, и рассказал о новой их породе, куда более полезной, выведенной в одном из далеких кроутанских кадмусов. Он согласился с Кейджем относительно неплохих видов на зерновые, но не разделил опасений касательно сбейпташек, наглисок, медведжиннов и поминальщиков, которым, по мнению Уолта, и достанется львиная доля урожая. Ничего не попишешь, улыбнулся вайир, придется уж с матушкой Природой поделиться. Но если бремя станет совсем невмоготу, можно ведь поручить охотникам разобраться с мародерами, не так ли?

В заключение вайир сообщил, что отправил сыновей-громопытов в горы за более длительным прогнозом погоды. И пообещал сразу же по их возвращении поделиться с Уолтом свежими новостями.

Раскланявшись с вайиром, оба Кейджа тронулись дальше.

— Если б все жеребяки были вроде этого, мы бы и горя не знали! — изрек Уолт.

Джек хмыкнул. Он размышлял об участии вайиров в собственной судьбе.

Поместье было обширным, а Кейдж — хозяином рачительным, поэтому добраться до кадмусов удалось лишь спустя два часа.

Даже после столь долгих лет соседства Джек был вновь очарован зрелищем изящных конусов цвета слоновой кости.

Отец запрещал детям даже приближаться к ним. У Джека такой приказ вызвал обратное действие — он слонялся вокруг кадмусов чуть не все свое свободное время. Джек знал о них все, что только можно понять, наблюдая снаружи. И просто сгорал от желания выведать, что же творится там, под землей.

Однажды Джек напросился было к одному из своих гривастых приятелей в гости. Остановил только страх перед последствиями. И не то чтобы страх наказания, хотя и оно обещало быть весьма и весьма суровым, — куда сильнее решимость подточили страшные истории о том, что ожидает посетивших «святилище». Джек наслушался их вдосталь с самых младых ногтей.

Теперь, когда ему минуло девятнадцать, он мало верил в бабьи россказни. Но переступить людское табу оказалось все же свыше его сил.

Луг кадмусов представлял собой обширное поле, сплошь засеянное багряно-зеленой крой-травкой, неприхотливым бархатистым растеньицем — только она способна была без видимого ущерба выносить постоянное вытаптывание сотнями мозолистых пяток. Картинку довершала дюжина разбросанных как бы без системы тридцатифутовых клыков кадмусов, своим людским прозванием обязанных Кадму, по преданию основателю древнего земного города Фивы. Согласно той же легенде, он засеял поле драконьими зубами и собрал весьма неожиданный урожай — из земли появились десятки могучих воинов. Свое название кадмусы получили, вернее, заслужили после первых же сражений с людьми. Как только человеческая община на Дейре выросла настолько, чтобы ощутить себя силой, она немедля атаковала ближайший поселок туземцев. В ответ из-под земли высыпало несметное количество умелых бойцов, и землянам пришлось бесславно отступить.

Аборигенам тогда достаточно было бы поступить с землянами точно так же, как те сами собирались обойтись с вайирами, и проблема противостояния решилась бы раз и навсегда. Ведь пришельцы с далекой Терры собирались устроить поголовную резню, захватить подземные обиталища туземцев, а немногих уцелевших обратить в домашний скот.

К счастью для землян, им дали еще один шанс. Был заключен Договор, и следующее столетие прошло относительно мирно.

Затем внуки Ханания Дейра в оправдание собственной фамилии[Dare (англ.) — отваживаться, пренебрегать опасностью. ] нарушили слово и объявили туземцам беспощадную войну на их собственной территории. И оказалось тогда, что понятие границ жеребякам неведомо и вовсе, а против захватчиков готов выступить каждый взрослый обитатель кадмусов. Война в итоге продлилась всего лишь один день. Подточенное внутренней смутой, под ударом превосходящих сил вайиров государство Неблизка рухнуло, как карточный домик. Мятеж смел царствующую династию Дейров, а Неблизка стала чем-то вроде коммуны под управлением Гражданского комитета. Новый договор с туземцами узаконил практику предоставления людям политического и религиозного убежища в кадмусах и упразднил смертную казнь. Ведьм больше не сжигали.

Католическое и социнианское меньшинства, недовольные подобным оборотом дел, предпочли под шумок покинуть Неблизку и удалиться в неисследованные области Авалона.

Отделенные высокогорным плато от остальных людей, социниане отказались со временем от религии, от человеческих обиталищ, от ношения одежды и даже от родного языка. Они совершенно слились с туземцами.

Спустя тридцать лет после образования католического государства, названного в честь основателя Дионисия Харви-четвертого — впоследствии святого великомученика — Дионисией, там вспыхнула жестокая гражданская война. Причиной тому стал религиозный раскол — единая церковь разделилась на две: Церковь Упования и Церковь Преодоления.

Сторонники последней одержали убедительную победу.

И вновь инакомыслящие сочли за лучшее отправиться в добровольное изгнание. Ведомые епископом Гасом Кроутаном, они переселились на большой полуостров, где и основали со временем новое государство.

И упованцы, и преодоленцы, каждые в своей столице, рукоположили собственных церковных иерархов, объявив их главами единственно истинной церкви.

Смеясь, жеребяки указывали на Неблизку, лидер которой также объявил себя единственным наместником Господа Бога на планете Дейра.

Вся эта история припомнилась Джеку на подходе к кадмусам. Воспоминания прервались возле ближайшего из них — Кейджам встретился О'Рег — Слепой Король. Стоя у входа, он посасывал самокрутку через длинный костяной мундштук.

— Мое почтение хозяину поместья! — откликнулся старый вайир на вежливое приветствие. — И мои поздравления с бесценной находкой вам обоим!

Медногривый, высокий и худощавый Слепой Король слепцом отнюдь не был, да и короли анархическому устройству вайирского общества были неведомы и чужды. Однако он действительно занимал в нем особое положение, достойное столь высокого титула, подлинное происхождение которого терялось в незапамятной древности.

Кейдж-старший попросил пригласить Р'ли для участия в разговоре.

— А вот как раз и она, — сказал О'Рег, указав за спину собеседников.

Джек обернулся к ручью, и сердце ухнуло — так хороша была в радужных брызгах выходящая из воды сирена. Нежно напевая, Р'ли грациозно приблизилась и поцеловала отца. Слепой Король приобнял дочь за осиную талию, она склонила влажную головку ему на плечо и простояла так все время беседы с людьми.

Глаза Р'ли то и дело обращались к Джеку, а губы всякий раз при этом расцветали в улыбке. К тому времени когда раскрасневшийся Уолт Кейдж оставил всякую надежду уговорить упрямицу принять законную долю находки или хотя бы объяснить причину отказа, Джек решился объясниться с сиреной. Когда отец с Королем переключились на вопросы стрижки шерсти и прочие хозяйственные дела, он отвел ее в сторону. Убедившись, что вокруг нет посторонних ушей, Джек спросил:

— Скажи-ка, Р'ли, тогда в лесу… Ты ведь прекрасно знала, что никакого медведжинна и в помине нет. Зачем же тогда ухватилась за меня как бы в испуге? Зачем почти повисла на мне? Ты ведь знала, что шум издает всего-навсего сблюй-дерево и опасаться нечего, не так ли?

— Так.

— Тогда в чем же дело?

— Все тебе объясняй! Сам, что ли, не понимаешь? — только и бросила сирена. И сразу же улизнула.

Кейдж-старший еще на день отсрочил вывоз жемчуга в Сбейптаху. Частые посещения кладовой сделали хозяина посмешищем не только для домочадцев, но и для последнего из батраков. Он вел себя так, словно подрагивающий серый студень — плоть от плоти его. И расстаться с ним равнозначно продаже своей правой руки.

Джек, Тони и Магдалена, из всех детей наименее сдержанные на язык, отпустили за последний день столько шпилек по отцовскому адресу, что тот уразумел наконец всю несуразность своего поведения.

На утро четвертого дня после знаменательной находки торжественный выезд все же состоялся. Жемчуг сопровождали оба старших Кейджа, Ланк Кроутан и Билл Камаль — все облаченные в наборные костяные доспехи, в тяжелых шлемах медного дерева и боевых рукавицах. Уолт правил упряжкой, Джек и Билл устроились за ним с луками на изготовку, а Ланк, сжимая правой рукой тяжеленный дротик, точно скипетр, гордо, как на царском троне, восседал на сундуке с сокровищем.

Вопреки опасениям все двенадцать миль до центра округа они проехали без каких-либо особенных происшествий. Ни один самый завалящий лесной разбойник не покусился на их сокровище. Погода стояла замечательная, ярко светило солнышко, затмеваемое порой лишь стаями бесчисленных сбейпташек. Их незамысловатые, в четыре ноты мелодии заполонили все поднебесье. Помахивая зеленоватыми перепончатыми крыльями, они порой проносились совсем рядом и тогда угрожающе выпускали когти. Одна самочка пролетела так низко, что Джек сумел разглядеть детеныша — крохотный комочек шерсти, прильнувший к материнской утробе. Он ошарашенно пялился на людей черными бусинками, пока не скрылся за деревьями вместе с мамашей.

Однажды на дороге показался медведжинн. И без того нервные единороги едва не понесли. Уолт вместе с сыном повисли на удилах, пока страшный зверь, игнорируя их совершенно, снова не скрылся в чаще…

Они миновали семь усадеб, никого из людей на пути так и не встретив. Местность к северу от столицы обживали весьма скверно, и надежды на перемены к лучшему невелики — пока обитатели кадмусов не дают на то своего согласия, ссылаясь на некий мудреный «экологический баланс».

Ферма Мюррея была последней перед мостом через речку Чешуйчатку. Смотритель моста Аум Игстоф помахал путникам из окна башни. Ланк и Билл ответили на приветствие. Джек, заметив, что отец нахмурился и крепче сжал вожжи, ограничился лишь легким кивком.

За мостом вайиры появлялись чрезвычайно редко и никогда без крайней необходимости — они предпочитали держаться в стороне от больших человеческих поселений.

С крутого косогора открывалась прекрасная панорама на Сбейптаху. Городок раскинулся меж рекой Рыбной и склоном высокого холма. Ничем не примечательный, состоял он из длинной главной улицы и череды поперечных переулков. Все торговые и официальные учреждения, таверны и бальный зал располагались вдоль тракта. Дюжину боковых улочек занимали жилые дома.

Приземистый форт прикрывал городок с юга. За багрово поблескивающими бревенчатыми стенами обосновался гарнизон в сотню рекрутов.

Река вдоль причалов кишела лодками и малотоннажными торговыми судами. По доскам причалов как угорелые носились матросы, занятые погрузкой мехов, кож, свежих яиц, бревен и целых штабелей зимнего урожая татам. Свободные от вахты разбрелись по тавернам, приставая к проходящим молодкам и задирая «сухопутных крыс» в штанах.

Полицейские были бдительны, и дальше грозных взглядов да ругани дело практически не заходило. Однако они никогда не упускали случая проверить прочность своей дубинки на твердой черепушке бедолаги матроса.

Экипаж Кейджей прокладывал себе путь по запруженной людьми и повозками улице. Неожиданно Уолту пришлось рвануть вожжи и заорать на кучера, перегородившего всем дорогу своим огромным пивным фургоном. Весь потный от напряжения, неудачливый возница соскочил с козел и попытался урезонить разбушевавшуюся четверку. Норовистые единороги лягали, кусали и бодали друг друга по одной только им ведомой причине. Вот в воздухе мелькнуло копыто, и оглушенный шальным ударом кучер повалился навзничь.

Несчастного (одну из бесчисленных жертв вздорного характера подлых животных) отволокли на обочину, а следом, усмирив кнутами, вывели и его упряжку. Когда же Кейджи тронулись дальше, прямо под копыта сиганул какой-то пострел, чем привел единорогов в полное неистовство. Вовремя повиснув на сбруе, Джек с Биллом с трудом сумели удержать зловредную пару на месте. Дальше храпящих единорогов они уже вели в поводу — до самой коновязи перед Королевскими Палатами.

Здесь, помимо правительственных учреждений города и округа, располагались также торговые агентства крупных компаний.

Тщательно взвесив жемчуг и выписав чек, представитель парфюмерной компании не преминул извиниться, что не в состоянии выплатить четыре тысячи фунтов наличными. Визировавший сделку податной инспектор нанес так называемый «королевский укус», — наложил подать, после вычета которой сумма похудела вдвое. Хотя и две тысячи оставались немалым кушем, Джек до глубины души был возмущен «остротой зубов» королевы. Его отец, закатывая глаза и призывая в свидетели небеса, сетовал, что от налогов нет никакого спасу, и божился, что лучше уж пустить ферму с молотка, перебраться в город и жить подаянием на паперти.

Только теперь до Джека дошло, отчего отец так рьяно настаивал на правах Р'ли, — вайирам не надо платить королевскую подать. Тогда она и с доли Джека, исчисляемая по прогрессивной шкале, уменьшилась бы на две трети. Позже Джек подсчитал, что по такой хитроумной схеме удалось бы сберечь от королевских зубов больше полутора тысяч фунтов. И даже зауважал отца. А также мысленно проехался по адресу упрямых жеребяков. Неудивительно, что отец их так невзлюбил.

На выходе из Палат Кейджам встретился Манто Чаксвилли.

Смуглолицый рудознатец сердечно всех поприветствовал и пригласил пропустить по стаканчику в таверне «Алый рог». Он заметил при этом, что там собираются лишь сливки общества, а некоторые уважаемые граждане уже ждут его в таверне.

И добавил:

— Ас вами, Джек, непременно — он настаивал на этом слове — хотел повидаться ваш кузен, Эд Вонг. Он тоже сегодня будет там.

У Джека екнуло сердце. Вот она, встреча «ужей»! Стало быть, приглашение следует рассматривать как приказ. Он глянул на отца — тот отвел глаза в сторону.

— Я приду, — пообещал Джек, — но чуть погодя. Сперва надо повидаться с мисс Мерримот.

— Святое дело, сынок! Но окажешься там — переверни получасовую склянку. И как только песок высыплется, присоединяйся к нам. Договорились? — Отец переглянулся с кивнувшим ему Чаксвилли.

Озадаченный Джек отправился восвояси. Увязавшийся следом до ближайшей таверны Ланк, знавший все обо всех, сообщил по пути, что изыскатель, появившийся в Сбейптаху впервые недели две назад, успел перезнакомиться со всеми, кто того стоит. Тратит почти все свое время и силы на налаживание связей в обществе и крайне мало заботится о подготовке экспедиции в Тхраракию.

Насколько Джеку было известно, отец никогда прежде не встречал Чаксвилли. Правда, за время, проведенное Джеком в горах, в погоне за неуловимым драконом, папаша мог смотаться в город и познакомиться. Странно, что Джеку не сказали об этом ни слова. Жаль, забыл Ланка спросить… Как бы там ни было, отец определенно знает Чаксвилли и, похоже, встреча эта возле Палат неспроста…

Семейство Мерримот занимало большой двухэтажный дом у вершины холма, на самой окраине Сбейптаху. Своей пышностью их обитель уступала во всем округе лишь резиденции лорда Хау. В один прекрасный день, после женитьбы на Бесс, Джеку предстоит стать хозяином хором ее отца, равно как и ферм, сыромятни, богатой лавки и груды золота в банке. Его женой станет первая красавица на многие мили вокруг. Пожалуй, не найти в Сбейптаху юнца, который не позавидовал бы такой перспективе.

И все же спустя час он выходил из дома Мерримотов весьма раздосадованным.

Ничего вроде бы не стряслось. Милая и ласковая, как всегда, Бесс кошечкой устроилась у него на коленях и целовалась, пока за дверью не зашаркали тетушкины шаги — дуэнья была настороже. Тогда девушка перешла почему-то шепотом — к обсуждению связанных с венчанием подробностей и прочих милых пустячков.

Джек не ощущал того волнения, которое вроде бы полагалось по роли. Равно как и не мог набраться мужества объявить девушке о намерении учиться в Неблизке. Несколько раз даже открывал было рот, но, представив, как потускнеет счастливое сияние в глазах Бесс от известия, что свадьба откладывается на четыре долгих года, давился невысказанным.

Они, собственно, даже точной даты помолвки еще не назначили. Но в Сбейптаху само собой разумеющимся считается жениться безотлагательно и тут же обзаводиться детишками.

Совершенно немыслимо просить Бесс остаться дома в одиночестве на целых сорок восемь месяцев, пока Джек незнамо где, за тысячи миль от родных краев. Да и есть ли у него право на это?

Перед самым уходом Джека посетила счастливая мысль: а не предложить ли Бесс отправиться вместе с ним? Она, пожалуй, будет рада повидать свет. Настроение Джека мгновенно улучшилось. Но ненадолго — он тут же вспомнил о невероятной привязанности мистера Мерримота к дочери. Старик поднимет такой хай, что дочь почтет за благо остаться, лишь бы он успокоился.

В таком случае, решил Джек, это только докажет, что отец для Бесс дороже возлюбленного.

Почему бы не спросить ее прямо сейчас, не изводя себя понапрасну? Да, конечно, так и надо, хотя… лучше чуть погодя.

Попозже, когда он сам как следует все взвесит, а ее тетушка не; удет слоняться поблизости.

А не пытается ли он провести сам себя?

По чести говоря, вынужден был признаться себе самому (жек, мужчину не красит подобная нерешительность.

И он ускорил шаг по направлению к таверне — следовало срочно промочить пересохшую глотку.

Едва Джек переступил порог, Джим Таппан, хозяин заведения, с готовностью кивнул:

— Вас ждут в задней комнате.

Джек постучал. Дверь открыл Эд Вонг.

Вернее, не совсем открыл. Приоткрыв, высунул в щель голову и вроде как замешкался. Похоже, собирался сообщить Джеку нечто, явно не предназначенное для ушей остальных собравшихся. Впрочем, судя по гулу голосов, доносившемуся изнутри, подслушивания он мог бы и не опасаться.

— Послушай-ка, Джек! — выдавил он наконец. — Не подведи меня с… ну, насчет Вава, лады? Им известно, что он убит, это я, само собой, рассказал. Но… но не совсем то, что можешь припомнить ты…

— Ничего пока не могу обещать, — с прохладцей ответил Джек. — Посмотрим прежде, как оно там обернется. Лишнего болтать не собираюсь. А теперь дай-ка пройти, кузен!

Эд многозначительно прищурился. Тогда Джек слегка надавил на дверь. Мгновение Эд, казалось, колебался — а не захлопнуть ли дверь и вовсе? затем одумался. Странная гримаска пробежала по его широкоскулому лицу. Он отступил в сторону.

Около трех десятков собравшихся сидели на голых скамьях вдоль стен. Еще с двадцать — среди них и отец — устроились за массивным округлым столом в центре. Кейдж-старший махнул сыну рукой, указывая на место рядом с собой.

Гул голосов мгновенно стих. Все уставились на Джека, а ему прочесть что-либо на лицах, подернутых плотной пеленой табачного дыма, а порой и вовсе закрытых огромными кружками, не удавалось. Юноше стало как-то не по себе. Неужто обсуждали его кандидатуру?

Список собравшихся читался бы как практически полный регистр потомственной и чиновной знати Сбейптаху и округа: Мерримот, Кейдж, Эл Чаксвилли, Джон Мюррей, шериф Глейн, лесоторговец Ковски, док Джей Чаттерджи, отец Эда — Леке Вонг, меховщик Ноконвуд…

Для полноты недоставало одного лишь лорда Хау, и это нисколько Джека не удивило — о старике издавна поговаривали, что тот слишком уж любезен с жеребяками, проживающими на его землях, а в молодые годы будто бы даже ухлестывал за сиренами. Зато фамилию представлял Хау-младший Джордж.

Он отсалютовал Джеку глиняной кружкой и неряшливо отхлебнул из нее, оросив пивом пухлые щеки и двойной подбородок.

Джек улыбнулся в ответ. Несмотря на некоторую гастрономическую неумеренность, Джордж — парень свой в доску и собутыльник что надо. Серьезный порок у него лишь один: к середине всякой попойки обязательно вскочит на стол, перебьет посуду и, сверкая очами и брызжа слюной, завопит о ненависти к отцу родному. А если уличит кого-либо из друзей в невнимании, так и на того обрушит гнев, приписывая жертве все реальные и мнимые прегрешения, и в конце концов пустит в ход кулаки. Впрочем, все приятели Джорджа были обычно готовы к подобным его выходкам. Нужно лишь придавить буяна к столу и поливать водой, пока не очухается. В крайнем случае — огреть кружкой по кумполу или пнуть в отвислое брюхо.

Вон на его лбу до сих пор две миротворческие отметины — это когда приятели малость переусердствовали. Пустяки, все одно Джордж наутро ничего не помнит и встречает друзей как ни в чем не бывало, с обычным своим радушием.

Усевшись рядом с отцом, Джек разглядел наконец единственного в комнате, кто стоял, — Манто Чаксвилли. По обе стороны от него сидели военные из гарнизона форта: сержант Амин и капитан Гомес.

Рудознатец и взял слово первым.

— Эта наша встреча, Джек Кейдж, не носит характера официальной, заявил он. — Не будут зажжены свечи, надеты маски, не будет и торжественной присяги на мече. — Его губы сардонически скривились. — Так что можете расслабиться, юноша — вам не придется, подобно неофиту, выказывать респект ветеранам.

Некоторые из сидящих окинули Джека невыразительными взглядами.

— Эд Вонг нам поведал, — продолжал Чаксвилли, — что на него набросился жеребяк по имени Вав и в порядке самозащиты Эд был вынужден пустить в ход оружие. Он рассказал также, что вскоре после случившегося вы оказались на месте инцидента. Не затруднит ли вас описать все, что увидели там?

Джека не затруднило — он рассказал обо всем неспешно и очень четко. Закончив, взглянул на Эда — на лице кузена было написано примерно то же, что и тогда в лесу, когда он обернулся на оклик.

— Стало быть, вы заявляете, — уточнил Чаксвилли, — что видели на спине убитого сатира три раны. Господин Вонг, по-моему, в своем рассказе вы об этом забыли упомянуть!

Эд вскочил: — Я нанес удар, когда этот трус ударился в бегство. Он понял, что я сильнее, и прочел в моих глазах приговор…

— Хм-хм. Джек Кейдж, вас не затруднит уточнить рост убитого?

— Шесть футов два дюйма. Вес порядка шестнадцати стоунов.

Смерив взглядом коротышку Эда, Чаксвилли сказал:

— Я ненавижу вайиров, но не вправе закрывать глаза на очевидное. Трусливого сатира никто еще не встречал. Равно как и не слыхал о нападении сатира на человека. Неспровоцированном к тому же.

Эда бросило в краску: — Похоже, вы назвали меня лжецом! Могу ли считать это вызовом, сэр?

— Сядьте, сэр! — хладнокровно ответил смуглолицый. — Когда понадобится, я попрошу вас подняться. А пока что позвольте, джентльмены, кое о чем вам напомнить. Общество «УЖ» — отнюдь не игра. Мы собрались по серьезному поводу, мы собираемся пролить кровь — много крови. И призвали вас, цвет округа, для создания местной ячейки. Заметьте, джентльмены, — продолжал Чаксвилли, — я употребил слово «призвали», отнюдь не «пригласили». Нужды нет напоминать, что ожидает любого, кто откажется к нам присоединиться. Риск измены следует исключить. Несмотря на внешнюю неформальность, организация наша — военная. И я ваш командир. Вы должны беспрекословно подчиняться моим приказам. В противном случае незамедлительно понесете наказание. А теперь… — Оратор смолк, нахмурился и рявкнул на Эда: — Я велел вам сесть, сэр!

Эд набычился и проскрежетал: — Ну и что! Разве теперь мне уже нельзя и…

Чаксвилли коротко кивнул сержанту, тот взмахнул тростью с набалдашником, и в следующее мгновение Эд уже валялся с разбитым лицом рядом со своим опрокинутым стулом. Он поднялся лишь спустя минуту и сплюнул вместе с кровью три выбитых зуба. Из глаз потекли слезы; Эд спешно прикрыл лицо носовым платком.

— Теперь вы усядетесь наконец, господин Вонг? — невозмутимо поинтересовался Чаксвилли. — И на будущее — прошу всех это запомнить, джентльмены. Никаких убийств без приказа! Пусть вас не беспокоит и не раздражает кажущееся бездействие. Придет день — вы будете шагать по колено в крови. А если среди нас, — он обвел присутствующих хищным взглядом, — есть несогласные с подобной программой, они могут немедленно обратиться к властям. Шериф Глейн и капитан Гомес к вашим услугам, джентльмены. Вам даже не придется покидать помещение.

Комнату обежал принужденный смех. Мерримот поднялся и устремил руку с кружкой к «изыскателю»:

— Вы по сердцу мне, мистер Чаксвилли! Побольше бы таких людей решительных, волевых, твердо отстаивающих свои принципы! Знающих, когда и где нанести главный удар. Ваше здоровье, сэр! И за «ужей»!

— За всех нас, сэр! — Чаксвилли поднял кружку и осушил залпом.

Все поднялись и выпили стоя. Однако, повторяя здравицу, голосовых связок никто особо не напрягал. В помещении вскоре воцарилась гнетущая тишина.

— А вы, Эд? Не соблаговолите ли и вы присоединиться к общему тосту? поинтересовался Чаксвилли. — Никаких недомолвок между нами! И камня за пазухой держать не следует. Когда я создавал ячейку в Олд-Сити, одного не в меру ретивого джентльмена, который настаивал на немедленном сведении каких-то своих личных счетов с сатирами, вообще прикончить пришлось. Умник не заглядывал дальше собственного носа.

Эд убрал платок. Медленно приподняв кружку, он качнул ею и хрипло выдавил: — За вечные муки для каждого жеребяка, сэр…

— Ну вот и чудненько, Вонг! — улыбнулся Чаксвилли. — Когда-нибудь еще спасибо скажете за то, что крупицу здравого смысла я вколотил и вам в голову. А теперь, если не затруднит, поведайте-ка джентльменам то, что перед собранием рассказали мне.

Надломленный поначалу, голос Эда по мере рассказа обретал прежнюю звучность и силу:

— Значит, так… Сын мистера Мюррея, Джошуа, знает, какие чувства я испытываю, вернее, испытывал к Полли О'Брайен. Вчера он пришел и рассказал, что в ночь ее бегства возвращался домой с фермы Коспито. У него роман с Салли Коспито, и было уже весьма поздно, когда Джоша все же выпроводили примерно четыре утра. Впрочем, луна еще не зашла. Он торопился — в округе опять видели стаю оборотней. Перед самым поворотом к дому услыхал громыхание возка на мосту через Чешуйчатку. Заинтригованный тем, кто бы это мог раскатывать в такую пору, Джош притаился за кустом. И правильно сделал возница был в маске. Капюшон скрывал лицо сидящей рядом с ним женщины. А на заднем сиденье устроились два сатира. Людей Джош, разумеется, со всей уверенностью не признал. Но одним из сатиров был Вав — тут никаких сомнений. Джош сказал также, — продолжал Эд, — что, невзирая на капюшон, готов присягнуть — то была Полли О'Брайен. Думаю, теперь уже для всех очевидно, что она попросила убежища в кадмусе на ферме Кейджа. А также полагаю…

— Полагаю, вы сказали достаточно, Вонг, — вмешался Чаксвилли. — Можете сесть на свое место. Мистер Кейдж! Судя по облаку, которое исторгла ваша трубка, вам есть что добавить?

Уолт Кейдж тяжело поднялся.

— Мне ничего не известно о пребывании беглянки на моей ферме, — хрипло выдавил он. — Уверяю вас, сэр…

— Никто вас ни в чем и не подозревает, — прервал Чаксвилли. — Она могла оказаться в угодьях любого. По сути дела, в характере обитателей кадмусов было бы спрятать беглянку под носом у Эда, прямо в усадьбе Вонгов. Но я ничуть не удивлен, что жеребяки выбрали вашу, Кейдж, — она находится ближе к горам, чем все прочие фермы.

Эд снова вскочил:

— Но раз так, то в одну из ближайших безлунных ночей Полли могут вывезти в Тхраракию! И поминай как звали! Не кажется ли вам, сэр, что жеребяков следует упредить? Нанести удар по кадмусу раньше, чем это случится? Схватить Полли и сжечь как ведьму? Покажем этим жеребякам, почем фунт лиха! И людей заодно обнадежим — есть, мол, еще ревнители истинного правосудия! Мы можем в масках атаковать кадмусы, залить их нефтью и закидать гранатами. Главное застать жеребяков врасплох, спящими! Выжечь кадмусы дотла…

— Последний раз повторяю: сядьте! — рявкнул Чаксвилли.

Но тут, тяжело навалившись на стол, саданул кулаком отец Джека:

— Протестую, мистер Чаксвилли! Если следовать плану Вонга, одним лишь истреблением жеребяков дело не кончится! Будет разорена вся ферма! Моя семья пойдет по миру! Кто отличит в потемках имущество вайиров от моего добра? Кто там разбираться станет?! И еще…

— Предлагаю и вам сесть, мистер Кейдж!

Поколебавшись, Уолт нехотя подчинился — с багровым лицом, тяжело дыша и теребя в волнении свою густую бороду.

— Вы абсолютно правы, — сухо подтвердил Чаксвилли. — Одним из последствий Дня «Ужей» станет полное разорение множества ваших хозяйств. И это еще мягко сказано. Прошу тишины! — возвысил он голос в ответ на прокатившийся ропот. — Позвольте объяснить все толком!

Чаксвилли повернулся к стене и неторопливо раскатал по ней огромную карту Авалона. Затем, пользуясь кинжалом как указкой, начал:

— Каждый из этих крестиков означает средоточие кадмуеов, джентльмены. Кружками обозначены места компактного проживания людей. Как видим, кадмусов в окрестностях поселков и городов немного. Здесь соотношение численности людей и жеребяков — двенадцать к десяти. Совсем иначе дело обстоит в сельской местности. Если оставить все как есть сейчас, то в День «УЖ» там у жеребяков будет подавляющее превосходство. В том числе и в округе Сбейптаху — вашей вотчине, джентльмены. Но у нас есть элементарный план, как изменить такое положение вещей. В назначенный день, одновременно с ночной атакой отрядов «ужей» на каждый кадмус, из больших городов хлынет орда голытьбы, возбужденной пропагандой, бесплатным пойлом и посулами безнаказанных грабежей. Мы позаботимся и о вооружении доведенной до неистовства черни. Когда битва разгорится, правительство будет вынуждено выступить в поддержку своих граждан. Особенно учитывая, что уже сейчас многие видные сановники входят в нашу организацию. Да и сама королева, ничуть не сомневаюсь, только и ждет повода разорвать позорный договор с кадмусами и ввести войска. «УЖ» — организация международная. Чтобы объединить для решительной битвы всех людей планеты, мы даже пошли на альянс с вероотступниками. Естественно, что, покончив с жеребяками, мы сможем заняться и проблемой еретиков. Вы жаждете безотлагательных действий, господин Вонг? Вы получите такую возможность. Мы готовим набег, но пока не против кадмусов. Намечена операция по захвату армейского обоза, направленного в здешний форт. Маршрут пролегает мимо Черной скалы. Обоз везет стеклянное огнестрельное оружие, множество взрывчатки и даже осадное орудие, которое просто незаменимо при штурме кадмусов. А также будет фургон с огнеметами, что позволит нам выжигать кадмусы, не спускаясь под землю.

Джек раскинул мозгами. Если бы правительство противостояло «ужам» и не готовилось втайне к войне с жеребяками, к чему бы отправлять тогда такие обозы с оружием, как нарочно предназначенным для войны с жеребяками? Ответ напрашивался сам собой.

А Чаксвилли тем временем продолжал:

— Встречаемся в десять вечера в лавке Мерримота, Там обговорим все детали предстоящей операции. Предупреждаю сразу: в задачу участников рейда входит нечто такое, что вам вряд ли придется по душе. А именно замаскироваться под сатиров. Мы должны дать королеве удобный предлог для обвинения жеребяков в нападении на армию. — Чаксвилли изобразил смешок; присутствующие принужденно поддержали. — И наконец последнее. О том, что так взволновало досточтимого мистера Кейджа. Вы опасаетесь, что в ходе боев лишитесь своего достояния. И отчасти правы. Мародерством толпы городской черни как раз и займутся в первую очередь. Живя вдали от столицы и иных крупных городов, вы, джентльмены, вероятно, и представить себе не можете, насколько ужасающе положение городской бедноты. Загнанная в грязные трущобы, кишащие ублюдочными детишками, низведенная до положения скота, в своих бедах она винит аристократию и богачей. И, пожалуй, ненавидит их сильнее, чем жеребяков — тех чернь практически не знает. Вполне вероятно, что, вкусив крови, плебс не захочет остановиться на истреблении обитателей кадмусов и грабеже их имущества, а попытается обратить оружие против всех, кто богаче. Секунду, господа! — Чаксвилли энергичным жестом погасил назревающие протесты. — Наш «УЖ» создан, чтобы решить разом несколько проблем! Разумеется, главная цель — жеребяки. Но не менее важная — обуздание черни и поддержание порядка. Буйные толпы — противник не менее опасный, чем обитатели кадмусов. Поэтому — и это вполне логично — в сражениях с жеребяками будет задействована лишь половина регулярных войск. Остальные части остаются в резерве для осуществления жандармских функций. Когда чернь сыграет свою роль в войне с жеребяками, ее загонят назад в трущобы. Итак, рекомендую вам в День «Ужей» не удивляться ничему, джентльмены. Будут немалые потери, погибнет, вероятно, и кое-кто из присутствующих. Не говоря уже о сожженных постройках, вытоптанных посевах и забитом прожорливыми ордами скоте. Укрепляйте стены, отгоняйте стада — готовьтесь к настоящим сражениям! И не вешайте нос, джентльмены, — ведь предстоит раз и навсегда решить проблему опасных бездушных тварей! Чего стоит победа, если она не оплачена кровью, и кровью серьезной! Какие будут вопросы, господа? завершил речь оратор.

Снова поднялся старый Кейдж. Тяжело оперевшись кулаками о стол, весь в поту, сдавленным голосом он заявил:

— Таких последствий, уж простите меня великодушно, мы не ожидали. Никак не ожидали. И вот о чем я в особенности. Если я понял правильно, предстоит перебить всех жеребяков до последнего. Мне это представляется не вполне разумным. Да что там. — совсем неразумным! Я полагаю, достаточно было бы, пустив жеребякам кровь, показать им, кто здесь настоящий хозяин. А уцелевших загнать на полевые работы — пусть вкалывают в качестве наших рабов. Без всякой там болтовни о положенной доле продуктов…

— Категорическое нет! — Чаксвилли как бы в качестве аргумента всадил перед собой в стол кинжал. — Никаких колебаний! Абсолютно никаких! Все жеребяки из кадмусов должны быть перебиты, все до единого! Мы не можем позволить себе роскошь подменять одну проблему другой! Если действовать по-вашему, то куда мы расселим горожан? Как, скажите на милость, выгнать их из городов в сельскую местность, если в кадмусах останутся жеребяки? Нет, нет и еще раз нет! Как только разберемся с вайирами, сразу же начнем неспешное, но планомерное переселение неимущих горожан на опустевшие наделы. И взамен городского отребья страна получит тысячи новых фермеров.

— Но… но… — Старый Кейдж задохнулся от негодования. — Они ведь не сумеют вести хозяйство! Они же просто загубят землю, изведут посадки и заморят скотину! Тупые, грязные, ленивые и ни к чему не пригодные горожане! Никогда не получим мы от них того, что дают сегодня жеребяки! А если и вырастет что-то — попробуй добейся потом своей законной доли с урожая! Да разве можно довериться слову горожан? Они потащат нас за собой на самое дно! И мы все равно пойдем по миру!

— Что ж, в чем-то, может, и ваша правда, — невозмутимо отозвался Чаксвилли. — Но кто вам сказал, что с переселенцами придется делиться землей, пусть даже сдавая в аренду, или урожаем? Собственность целиком остается вашей, джентльмены. А переселенцы станут лишь просуыми батраками. В сущности, бесхвостыми жеребяками. Только значительно скромнее в запросах. Ну разумеется, поначалу с ними будут некоторые трудности — ив плане дисциплины, и касательно их земледельческих навыков. Вот в этом-то ваша задача и состоит — привить им к труду на земле любовь, хотя бы на четверть такой, что была у их предшественников. Батраки непременно станут все путать, ошибаться, и ваши хозяйства понесут некоторый урон. Но только поначалу. Если железной рукой вести нужную линию, все скоро вернется на круги своя.

— А как же люди, что. останутся в городах? — спросил Ноконвуд. — Мы и сейчас-то едва справляемся с поставками продовольствия для них. Затянись вся эта передряга, они попросту перемрут как мухи.

— Вы преувеличиваете. Если им и предстоит поголодать, то не более, чем сейчас. Спросите почему? Да просто потому, что кормить-то придется вдвое меньше народу.

— Что? Как это? Почему? — загудело собрание.

— Тихо! Тихо! — возвысил голос Чаксвилли. — Пошевелите мозгами, джентльмены. По-моему, до сих пор вы оценивали свое будущее лишь в розовых, слишком розовых тонах — жеребяки, мол, исчезнут, и все без хлопот достанется нам. Не так-то это просто, джентльмены! Не приходило ли вам в голову, что жеребяки в свою очередь тоже в состоянии правильно оценить, куда ветер дует? Что сражаться станут они куда отчаяннее людей, зная, что ждет их в случае поражения. Что они, может статься, уже назначили дату своего дня — Дня «УЧ», «убей человека»! Что день этот может грянуть раньше нашего! И тогда, вырезав прежде всего жителей ферм и сел, жеребяки двинут на города…

Джек уставился на Чаксвилли с невольно возросшим уважением. Под маской жестокого циника угадывался острый прагматический интеллект — такой, какого большинству собравшихся явно недоставало. Чаксвилли продолжал:

— Должен предупредить вас сразу, джентльмены, дабы слабонервные успели собраться с духом — мы потеряем в битве не меньше половины наших сил.

— Половины?!

— Да — цена ужасающая! Но, хотя и крайне неприятно говорить вам такое, есть в том и свои плюсы. Освободится пространство, и сменится еще несколько поколений, прежде чем перенаселение снова станет угрожать Авалону. Отпадет угроза городских бунтов, ныне причиняющих столько хлопот королеве. Нас ожидает кровавое и трудное время. Готовьтесь к нему, господа! Готовьтесь как следует!

Тони притащил Джеку ленч. Старшего брата он обнаружил посреди пашни, где тот, налегая на рукоятки плуга, осыпал площадной бранью запряженных в него единорогов.

— Представляешь, от малейшей тени так и норовят ускакать в лес! Я с рассвета здесь, а наработал с гулькин нос — если не считать возни с этими тварями…

— Не надорви пуп, Джек! Заморишь червячка — легче станет!

— Да дело-то не во мне! В этих тварях! О, чего бы я только не отдал за одну легендарную лошадь! Вот, говорят, был настоящий друг человека — лежи себе в тенечке, прохлаждайся, а лошадь сама за тебя все и вспашет!

— А почему бы тебе, Джек, не нанять на пахоту батраков? Отец говорит, что так бы и сделал.

— Тони, когда распахиваешь целину, пахать надо глубоко, очень глубоко иначе урожая не видать как своих ушей. Корни не примутся, и все пойдет прахом. А чего ради станет корячиться наемный пахарь? Ему-то на урожай наш начхать!

— Отец говорит, что у нас и зерно не то, что на Земле. Вроде бы жеребяки вывели его из какого-то местного растения, но жизнестойким сделать так и не сумели.

Джек выпряг единорогов и повел к ручью.

— Как я понимаю, и эти твари — всего лишь карликовая разновидность, констатировал он. — Когда-то жеребяки запрягали в плуг могучих и послушных животных. Таких, как лошадь.

— А куда же те подевались?

— Как языком слизнуло в один прекрасный день. Как и многих других крупных животных — так утверждают. В тот самый день, когда Дейра лишилась своего железа. Ба-бах! И чуть ли не все живое сгинуло.

— И ты веришь в это? — усомнился Тони.

— Есть подтверждения. Рудокопы постоянно натыкаются на кости вымерших животных. Огромных. А еще — остались ведь руины гигантских городов, вроде того, что находится как будто за Черной скалой, — явный след катастрофы. Так что, может, и правда!

— Да, не слабо! Это случилось целую тысячу лет назад, так отец Джо говорит. Но все же не очень-то верится. А как думаешь, Джек, жеребяки тогда взаправду умели летать?

— Чего не знаю, того не знаю. В любом случае жаль, что после взрыва не осталось приличных пахотных животных.

— А ты запряги дракона! — с ухмылкой посоветовал братец.

— У-гу! — отозвался. Джек с набитым ртом.

— Я сам читал, что святой Дионисий запрягал дракона, чтобы вспахать побольше земли…

— Ну еще бы! — закивал Джек. — Ты, парень, никак имеешь в виду предание об исходе из Неблизки? Как наши пришли сюда, в эти самые места, а жеребяки разрешили им занять столько земли, сколько способен от зари до зари обойти один пахарь с плугом?

— Ну да, ну да! А святой Дионисий запросто обвел их вокруг пальца запряг христианского дракона и обошел с ним всю нынешнюю границу… Здорово, да? Хотел бы я увидеть тогда морды жеребяков!

— Братишка, да ты, гляжу, веришь всему, что услышишь! Хотя, конечно, о такой пахоте только мечтать и приходится! Запряги дракона и смело загоняй плуг в почву по самую маковку!

— Джек, а живого дракона тебе видеть доводилось?

— Бог миловал!

— А если ты считаешь, что верить можно лишь собственным глазам, то откуда знаешь, что драконы на самом деле существуют?

Джек рассмеялся и ткнул зануду под ребра:

— А единорогов наших кто ворует, по-твоему? — Джек смотрел куда-то мимо брата. — И, кроме того, сирена рассказывала, что общалась как раз с тем самым драконом, который крал их. Да вот, кстати, и сама она идет. Можешь спросить, если не веришь.

— Мне, пожалуй, пора домой, — с недовольной миной ответил Тони.

Джек рассеянно кивнул, его внимание уже привлекло иное.

Держа на плече амфору, сирена приближалась к нему быстрой и упругой походкой. Тони скорчил брезгливую рожицу и скользнул за деревья на краю поля.

— Привет, Джек! — сказала Р'ли по-английски.

— Привет, Р'ли! — ответил Джек на лепетухе.

Она улыбнулась, как бы угадав в выборе языка Джеком добрый для себя знак, некий тайный смысл. Юноша глянул на амфору: — За медом собралась?

— Как видишь.

Джек огляделся — никого вокруг не было.

— Пройдусь за компанию, не возражаешь? Работа не единорог — в лес не убежит. Боюсь, что, если начну сию же минуту, просто поубиваю этих тварей на месте.

Р'ли в ответ тут же завела одну из модных песенок: «Запряги дракона в плуг, навек избавишься от мук…»

— Хм, вот бы и мне так! — вздохнул Джек.

Сняв шляпу и оголившись до пояса, он стал ополаскиваться над ручьем. А сирена тем временем, воткнув амфору в ил, с наслаждением растянулась в воде, как в собственной постели, прямо напротив Джека.

— Мог бы сделать так же! — поддразнила она. — Стыдливость не позволяет?

— Мне и самому порой это кажется нелепым, — ответил Джек, украдкой оглядевшись. — Во всяком случае, пока мы вдвоем…

— Удивительно еще, что признался…

— Ну, понимаешь… Я ведь что имел в виду… Людям одежда все же нужна, а когда вы ходите голышом, никакого срама вроде бы и нет.

— Ну да, ну да — мы ведь животные… У нас же нет души, как вы это называете. А вспомни-ка, Джек, разве ты в детстве прибегал к нам на пруд и купался в штанах?

— Я был дитя несмышленое!

— Верно, но не столь уж невинное, как возомнил теперь. Как ты думаешь, отчего мы частенько хихикали у тебя за спиной? Не потому ведь, что ты голый! У тебя на рожице читалась такая забавная смесь ужаса и восторга перед собственным грехопадением, что удержаться было трудно. Ты ведь нарушал категорический запрет! Представляешь, какую схлопотал бы трепку, если бы тебя родители застукали?

— Да уж конечно. Но когда мальчишке что-то делать не велят да еще стращают жуткими карами, так и подмывает нарушить запрет. Кроме того, это все же было чертовски забавно…

— Стало быть, тогда ты еще не считал, что своего тела следует стыдиться. Как думаешь сейчас. Ты просто позволил окружающим убедить себя в этом! — Р'ли помолчала. — Знаешь, — сказала она наконец, — я еще в состоянии понять ваших женщин. Богатыми нарядами они скорее скрывают недостатки фигуры, чем подчеркивают отсутствие оных…

— Да ты просто злючка!

— Вовсе нет. Говорю что думаю.

Джек выпрямился, нахлобучил шляпу и сгреб в охапку одежду с куста:

— Прежде чем отправляться за медом, ответь-ка на один только вопрос. Почему ты отдала мне свою долю жемчуга?

Сирена поднялась из воды и, плавно ступая, двинулась к Джеку. Крохотные хрустальные галактики срывались с ее упругих сосков. Целый их водопад низвергался с гривы. Левой рукой Р'ли взъерошила себе волосы — вспыхнув, они заиграли на солнце червонным золотом. Ее затуманившийся фиалковый взгляд встретился с карими глазами Джека. Правая рука нерешительно замерла на полпути. Джек потупился, но руки сами собою протянулись навстречу.

Она не отпрянула, не убежала. Подчиняясь нежной, но твердой мужской ласке, сирена упала в объятия Джека.

Нападение на армейский обоз состоялось спустя неделю.

К девяти вечера «ужи» вырядились сатирами. Такая маскировка навряд ли провела бы кого-либо среди бела дня, да и ночью на нее не следовало слишком уж полагаться. Но никого особо это не заботило. Тщательно ли они сменят обличье или небрежно — предлог у королевы будет в любом случае и при любом исходе дела.

Когда в потемках они неслышно приблизились к таверне «Стекляшка», их встретил гул развеселых голосов и потоки яркого света. Разгулявшаяся вовсю охрана беззаботно дула пиво и резалась в кости. У фургонов, выстроенных цепочкой на заднем дворе, возился с упряжью одинокий сержант. Он даже не обернулся, когда первые «налетчики» вышли из-за амбара.

Снять часовых оказалось чертовски несложным делом. Выйдя из темноты, лжесатиры запросто окружили и обезоружили онемевших солдат, на удивление практически не встретив сопротивления. «А так ли уж это удивительно?» размышлял Джек, затыкая рот одного из караульных кляпом.

На оглушительный в ночи скрип фургонов да на храп выбиравшихся на дорогу обозных единорогов таверна отозвалась лишь новым взрывом веселья. Выехав на тракт, похитители отбросили всяческую осторожность и стали понукать единорогов в полный голос. Только тогда двери таверны распахнулись настежь, и наружу с криком высыпала толпа обозников, все еще с кружками в руках.

Джек решил, что актеры из военных — ни к черту. Слишком уж неубедительно звучали адресованные похитителям проклятия, а несколько раз он готов был присягнуть в этом — донесся даже откровенный смех.

Весь долгий обратный путь его не покидало безрадостное чувство. Какой уж там боевой задор — сплошное разочарование! Даже не довелось опробовать в деле обновку — клинок упругого стекла. Обнажить и то не пришлось! А так хотелось себя испытать — скрестить шпагу с оружием достойного противника!

На плечи давила тяжесть, от которой вдруг не избавишься…

Даже во время нечастых свиданий с Р'ли он не мог освободиться от этой незримой ноши. Слишком уж многое напоминало о тех — самых первых — словах, сказанных после первого же поцелуя.

Никогда их не позабыть. Джек явственно помнил, как задыхаясь шептал о своей любви, неустанно повторял: любимая моя! единственная! и плевать, если узнают. Пусть знают все!

Он снова и снова сжимал Р'ли в объятиях и клялся в вечной любви.

— Я верю, Джек, верю, милый! Но ты ведь понимаешь — это невозможно! Церковь, закон, семья — все восстанут против тебя.

— Начхать мне на это, любимая!

— Есть лишь один-единственный выход. Уйдем со мной!

— Куда?

— В Тхраракию, в горы.

— Я… я не могу.

— Но почему, милый?

— Как оставить родителей? Это разобьет им сердце… Предать девушку, которой дал слово? Заслужить анафему?..

— Если любишь по-настоящему, то должен пойти со мной.

— Тебе легко говорить, ты ведь не… не человек.

— Если уйдешь вместе со мной, то там, в горной долине, ты обретешь не только меня. Куда больше. Ты станешь тем, кем никогда бы не стал здесь, в Дионисии…

— Кем же?

— Совершенным человеком.

— Не понимаю.

— Ты обретешь невиданное у людей душевное равновесие, власть над собственным рассудком. Твое подсознание станет действовать заодно с сознанием. Ты избавишься от сумбура в мыслях, ты изведаешь гармонию чувств, ты перестанешь наконец звучать, как расстроенная арфа…

— И все же никак тебя не понять…

— Пойдем, Джек, пойдем же со мной! В долину, где я провела три года в ритуалах Посвящения. Только там ты встретишь настоящих, цельных людей! Ты сам… только не обижайся, Джек, но ты ведь шероховатый, как неструганое полено. На нашем языке про тебя сказали бы — «панор». Нечто вроде лоскутного одеяла. Набор разрозненных кусочков.

— Ну спасибо! Значит, я просто чучело какое-то…

— Можешь сердиться, если так тебе легче. Но, поверь, я не собиралась тебя обидеть. Хочу лишь, чтобы ты понял: ты сам еще не познал себя, подлинных своих возможностей. Они скрыты от тебя — в основном воспитанием. Перестань играть в прятки с самим собой, Джек! Не отказывайся от возможности познать себя.

— Если уж ты сама такая цельная, такая совершенная — почему же влюбилась в меня? Я ведь чурбан неотесанный.

— Джек, милый, ты в состоянии стать таким же совершенным, как любой вайир! Все зависит от тебя самого! Но только там, в Тхраракии, ты сможешь пробить собственную скорлупу и увидеть подлинный свет. Сегодня любой человек, преодолев барьер собственных страхов и ненависти, легко может получить то, на мучительные поиски чего вайиры затратили долгие века.

— Отбросив все, что имеет?

— Отбросив все, что брать с собой не стоит. Лучшее, доброе — сохрани. Но не делай выбор наспех — прежде уйди со мной!

— Я должен подумать.

— Думай и решай немедленно, Джек. Здесь и сейчас.

— Такое искушение…

— Пойдем, Джек. Оставь единорогов стреноженными, брось плуг в борозде. И никаких прощаний — просто идем со мной!

— Я… нет, так я не смогу. Прости… Все вдруг оставить…

— Не нужно никаких извинений, Джек… Ты сделал свой выбор.

С тех пор Джек не мог избавиться от чувства, что проморгал свой шанс ступить на путь к чему-то ослепительно прекрасному, проглядел дорогу к подлинному счастью. Сперва Джек убеждал себя, что превозмог сатанинский соблазн. Спустя несколько дней он уже честно признался самому себе, что просто струсил. Если бы действительно любил Р'ли так, как уверял, то бросил бы все и всех… Единым духом. И ушел бы.

Но мог ли такой брак быть освящен на небесах? Ведь его законность не признал бы ни один пастор!

Однако, если действительно любишь, так ли уж важно, что скажет другой человек, пусть и облаченный в сутану? Видно, необходимость венчания засела в Джеке глубоко, раз он не ушел с любимой. Поверку любовью не выдержал…

Он не ушел.

Выходит, не любит?

Да нет же, любит!

Джек саданул кулаком по стенке фургона. Любит! Любит!

Он лю-бит!

— Что еще за дьявол там в тебя вселился? — повернулся к соседу Джордж Хау.

— Отвяжись! Со мной все в порядке.

— То-то гляжу, и фургон ты решил, привести в порядок! — хихикнул Хау и вынул флягу. — На вот, глотни-ка лучше!

— Спасибо. Ни к чему это.

— Ну как знаешь. А я пропущу глоток-другой. Твое здоровье! Уф-ф! Кстати, обратил внимание, что с нами не было Джоша Мюррея?

— Нет, не заметил.

— Вот, а Чаксвилли сразу усек. И поднял хай. А никто ничего и не знает. Или, может, прикидываются. Но я — я-то знаю!

Джек хмыкнул.

— Тебе разве не интересно? — спросил Хау.

— Да так, не то чтобы очень. Лично меня ведь это не касается.

— Да ты не в себе, приятель! В том-то и штука, что касается. Ладно, не стану больше темнить — Джош по заданию Вонга приглядывает за кадмусами на вашей ферме.

— Зачем это еще? — заинтересовался Джек.

— Эд уверен, что Полли все еще там. — Хихикнув, Джордж снова припал к фляге. Затем подхлестнул единорогов и, когда фургон снова набрал скорость, заорал, перекрывая стук колес: — Эд упрямец, каких свет не видывал! Что твой единорог! Увидишь, он еще схлестнется с Чаксвилли.

— Легко ему уже не отделаться. Для Чаксвилли кого-то прикончить, что раз плюнуть.

— Это если только Эд не сунет ему нож под ребра чуток раньше! Он притих сейчас, но овечкой только прикидывается. Своих выбитых зубов Эд никогда и никому не простит.

— Интересная у нас война! Я думал, с жеребяками, а выходит — друг с другом.

— Разногласия следует устранить до начала настоящих боевых действий.

— А ты, Хау, сам-то на чьей стороне?

— А мне что за дело? Пусть себе грызутся. Без меня. Я жду настоящей свары — с жеребяками.

Сделав еще один изрядный глоток, Хау уставился на Джека.

Кейдж помнил этот его взгляд — обычно он предшествовал вспышке буйства. Джек подобрался.

— Хочешь, скажу тебе кое-что, Джек Кейдж? — продолжал Хау уже слегка заплетающимся языком. — В День «Ужей» немало собственности перейдет из рук в руки. Многим захочется под шумок свести кое-какие… личные счеты. Как людям, так и жеребякам. Когда этот день настанет… — Он вновь надолго припал к фляге. — Может статься, вскоре я стану лордом Хау. Ох, и монументище же отгрохаю тогда своему бедному старикашке не пережившему кровавой неразберихи!

— Неудивительно, что твой отец считает сына жирным и тупым выродком! процедил Джек.

— Прикуси-ка лучше язык, Кейдж! Став бароном, я никому из обидчиков спуску не дам! Даже таким, кто знавал меня просто Джорджем. — Он отбросил опустевшую флягу. Вожжи в его руках провисли; единороги едва плелись. — Ты вот считаешь себя шибко умным, Кейдж! Хочешь, докажу обратное? Помнишь, я недавно сказал, будто мне все равно, кто в сваре среди своих возьмет верх над «ужами». И ты поверил мне. А ведь я солгал. Ха! Я всегда лгу. Обожаю водить людей за нос. И мне известно кое-что такое, о чем ты даже и не подозреваешь. О сумасшедшем Вонге и его большеглазой крале. А также об этом самодовольном плебее, наглом парвеню Чаксвилли…

— Что такого ты можешь знать?

Хау погрозил Джеку пухлым пальчиком и надул щеки:

— Не погоняй, пока не запряг! Попроси как следует. — Он дотянулся до куртки и извлек из кармана еще одну флягу.

Джек ухватил его за ворот и рывком притянул к себе:

— А ну, говори, раз. начал!

Хау перехватил флягу за горлышко; не мешкая, Джек нанес резкий удар ребром ладони по заплывшей жирком бычьей шее.

Хау без звука опрокинулся назад в фургон. Джек подобрал вожжи и буркнул через плечо:

— Жив он там еще?

— Дышит пока.

Сзади раздался смех. Джеку малость полегчало. Ударом по загривку пьяного болтуна он дал выход подавленной ярости.

Жаль только, что так и осталось неясным, на что же тот намекал.

На протяжении всех шести миль от Черной скалы до предместий Сбейптаху единорогов нисколько не щадили. Джек поражался, как еще выдерживают они подобный аллюр — того и гляди падут, не. дотянув до города. А ведь предстоит еще изрядный крюк, объезд окраинами, чтобы не обнаружить себя раньше времени. Да добрых семь миль до родной фермы Кейджей, где и намечено схоронить до поры добычу. Сдюжат ли?

Но за полмили до Сбейптаху Чаксвилли остановил обоз.

Только тогда Джек и остальные «налетчики» обнаружили, что посвящены далеко не во все планы командования.

Из лесу вынырнули люди с факелами, выпрягли заморенных животных, подвели свежих. Чаксвилли всем участникам рейда велел переодеться и вновь принять «человеческий облик». Пока приводили себя в порядок, Хау чуть не выпал из фургона. Он потирал шею и подслеповато щурился на факелы: — Что со мной стряслось?

— Шмякнулся, и дух вон! — ответил голос из темноты.

— А разве не с Джеком я разговаривал, когда это случилось?

— Вроде того, — отозвался Кейдж.

— И что я говорил?

— Нес обычные свои бредни.

— Хо! — Джордж вздохнул облегченно и перестал с опаской коситься на стоящего рядом Вонга. Он заулыбался и даже хватил того по плечу. — Вот. видишь, старина! Все в полном ажуре!

— Захлопни пасть! — буркнул Эд и скрылся в темноте.

Джек задумчиво проводил его взглядом. Какой-то странно диковатый вид у кузена. Не иначе как что-то затевает.

Обоз снова двинулся — по дороге, оставлявшей Сбейптаху восточнее. Гряда холмов, заслонявшая городок, внезапно сменилась гладкой равниной. Они снова выбрались на главный тракт вдоль речки Рыбной до слияния с Чешуйчаткой. Не доезжая двести ярдов до моста, остановились.

— Большинство может разойтись по домам, — негромко объявил Чаксвилли. — Остаются ездовые, которые переночуют у Кейджа. И несколько человек на разгрузку.

После некоторой неразберихи стали расходиться. Те, кому было далековато до дому, предпочли составить компанию остающимся.

Чаксвилли уселся за вожжи на переднем фургоне, следующим правил Хау, за ним — Вонг. Остальных ездовых Джек видел впервые.

Под колесами загрохотал мост. Ездоки тревожно поглядывали на окна дома Смотрителя — не выглянет ли на шум. Все облегченно вздохнули было, когда обоз миновал башню. Но тут прямо впереди на берегу ручья вспыхнул фонарь. Аум Игстоф с удочками на плече и плетенкой в руке спокойно шагал навстречу фургонам, возвращаясь с ночной рыбалки. Вот же невезение!

Джек уставился на Смотрителя. Вонг, затормозив свой фургон, выпрыгнул с тяжелым стеклянным дротиком в руке.

Вырвав из рук Хау вожжи, Джек осадил единорогов и предупреждающе вскрикнул:

— Эй, Чаксвилли!

Чаксвилли тоже притормозил. Сообразив, что происходит, он буквально взвыл:

— Вонг, вы кретин! Немедленно вернитесь на место и трогайте!

Вонг ответил воплем ярости, адресованным, правда, отнюдь не командиру, но жеребяку. Не сбавляя шага, он с ходу метнул свой дротик.

Уронив фонарь и удочки, Игстоф мигом пал ниц. Копье прошелестело прямо над ним. В долгу вайир не остался — вскочив на ноги, он швырнул в Эда тяжелый фонарь. Увернуться набегающий с ножом в руке Вонг уже не успел фонарь с силой ударил его по лицу, сбив с ног. Стекло лопнуло, огненные язычки разбежались по траве, пламя быстро подбиралось к лицу потерявшего сознание Вонга. Смотритель резво скрылся в гуще деревьев.

— Вот же кретин кровожадный! — бесился Чаксвилли. — Чтоб ты дотла сгорел!

Тем не менее, ухватив нарушителя дисциплины за ногу, командир оттащил его в сторону и сбил пламя с одежды. Эд с трудом сел и, прижимая ладонь ко рту, невнятно спросил:

— Что со мной?

— Ты опять за свое, идиот! Какого дьявола на него набросился?

Пошатываясь, Эд поднялся: — Не хотел оставлять свидетеля…

— И поэтому он у нас сейчас появился! Вонг, я не отдавал приказа! Мне что, повыбивать вам все зубы до последнего?

Вонг угрюмо пробурчал:

— Думаю, жеребяк уже постарался за вас. — Он сплюнул два зуба в ладонь и вынул из гнезда расшатавшийся третий.

— Лучше бы он вас прикончил! Отныне вы под арестом. Немедленно возвращайтесь в фургон. Тюрк, возьмите вожжи. Мистер Ноконвуд, присмотрите за Вонгом. При малейшей попытке к неповиновению — убейте! Без всяких колебаний!

— Есть, сэр!

Громко хлопнула дверь. Все дружно обернулись к башне Смотрителя. Оттуда донесся скрежет задвигаемого засова. Встревоженные голоса. Окна второго этажа ярко осветились.

Эд Вонг прокомментировал:

— Пока мы тут. ушами хлопали, Игстоф прокрался домой.

Теперь нам его уже не достать!

Судя по перемещению света в башне, Смотритель поднимался вверх по винтовой лестнице. На шестом этаже, под самой крышей, он с фонарем задержался. Серебристый диск луны прорезала темная нить шеста, выдвинутого вертикально над крышей здания.

Цвет шеста в темноте не угадывался, но Джек видывал такие над конусами кадмусов раньше и знал — они из драгоценной меди. Никто не ведал подлинного назначения таинственных медных прутьев, но поговаривали, что те служат жеребякам для ворожбы.

И сейчас при виде этого демонического рога у Джека защемило сердце. Вонг же вообще ударился в панику — выпученные глазки суматошно забегали как бы в поисках укрытия.

— Да уж, наколбасили с лихвой, — бросил Чаксвилли. — Пора бы и удочки сматывать. — Он повернулся к своему фургону.

Эд пригнулся и подхватил с земли увесистый булыжник. Не успел Джек и рта раскрыть, чтобы остеречь, как Вонг набросился на командира со спины.

Чаксвилли, обладавший поистине жеребякским чутьем, успел, должно быть, что-то заподозрить — и до окрика Джека он уже начинал оборачиваться, мгновенно ухватившись за рукоять шпаги. Но обнажить клинок не успел — камень угодил точно в висок и швырнул Чаксвилли навзничь.

А в следующий миг кончик его шпаги, успевшей сменить хозяина, уперся Джеку в горло. Тот замер.

— Раньше или позже это все равно случилось бы! — заорал Эд. — Так что разницы никакой! Джордж, тащи веревку покрепче! Таппан, заберешь Чаксвилли к себе в фургон, и про кляп не забудь!

— Ты не рехнулся, Эд? Что ты затеваешь? — спросил Джек.

— Вношу маленькие поправки в схему, братец! — ощерился Эд окровавленным ртом. — Махонькие такие поправочки. Всех, кто помоложе да погорячей, Чаксвилли уже достал своей сверхосторожностью. Мы начинаем действовать. Здесь и сейчас же. Никому не позволю становиться между мной и Полли! У меня двадцать пять бойцов, настоящих крутых парней, а не жалких слизняков, и мы хоть сию минуту готовы штурмовать ваш кадмус. Чаксвилли их домой отослал… Ха! Как бы не так — все они тут, только в тени пока держатся.

Вонг не соврал — уже минуту спустя раздался топот множества ног и собралась толпа распущенных по домам. Эд наспех ввел вернувшихся в курс дела, забрался в передний фургон, и караван тронулся.

Джека, связанного, но все же без кляпа, небрежно забросили за спину Вонга, на ящики с оружием.

— Чаксвилли вас не простит! — крикнул Кейдж. — Молитесь!

— Чаксвилли — это уже пройденный этап, битая карта! — отозвался кузен. — Знаешь, что ждет его вскоре? Героическая смерть на острие атаки! Да-да, Джек! Имя нашего бравого командира откроет мартиролог — список первых жертв войны с пожирателями собак. — Эд грубо заржал.

Он еще продолжал веселиться, когда вдали над деревьями всплыл яркий оранжево-сиреневый шар, озаривший поднебесье от горизонта до горизонта.

— Это сигнал Мюррея! — вскричал Эд. — Его ракета! Должно быть, из кадмуса увозят Полли!

Кнуты погонщиков сочились кровью. Голоса сорвались до хрипа. Задницы от бешеной тряски покрылись синяками. Адский грохот колес, удары об острые углы ящиков да резкая боль в туго скрученных запястьях никак не позволяли Джеку сосредоточиться.

Гонка казалась бесконечной, однако закончилась довольно скоро. К моменту когда под веревками на запястьях у Джека обильно проступила кровь, а горло пересохло от проклятий, караван въехал во двор усадьбы. Во двор родного дома.

Спрыгнув с козел, Вонг заколотил в запертые ворота амбара.

В окошко сеновала выглянул Зеб, один из дворовых, округлил глаза и уже через мгновение гремел засовами. Створки ворот распахнулись, и фургоны один за другим въехали внутрь. Вонг велел Зебу снова запереть.

С трудом встав на колени, Джек разглядел отца, который поднимался с тюка шерсти в самом углу. Старый Кейдж моргал спросонья — судя по отметинам на лбу и щеках, он в неудобной позе коротал в амбаре всю долгую ночь.

Где мать и сестры? Понятно, о налете им знать не полагалось, но разве в состоянии живой человек безмятежно почивать под весь этот трам-тарарам? И как отец объяснил матери, что ночь проведет не в своей постели? Пожалуй, вся секретность затеи с самого начала шита белыми нитками — но какое это имеет значение теперь, когда верх взял Эд?

Раздался негромкий стук в ворота. Зеб приоткрыл калитку и впустил Джоша Мюррея. Обычно смуглый, парень был сейчас пепельно-бледным, губы тряслись, а зубы звучно лязгали.

— Вид-д-дели ракету? — с трудом выдавил он.

— Видели-видели! — нетерпеливо бросил Эд. — Что она означала?

— Я заметил спускавшегося с холмов Клиза, ну, Птицебоя то есть! Со стороны гор. Ну, ты ведь знаешь, он ушел уже две недели назад. А сейчас вот, понимаешь, вернулся. — Джош уставился на Эда, как бы ожидая одобрения; тот кивнул: продолжай, мол, слушаем внимательно. — И вот он спускается в кадмус, этот, ну… второй слева, если лицом к ручью. Вот. Идет время, он все там; затем — где-то с час назад — появляется, понимаешь. А вместе с ним, сообрази, Р'ли и Полли О'Брайен тоже. Разводят костер, сидят, мясо жарят, понимаешь, треплются и треплются без конца… А рядом лежат такие большие сумки, вроде дорожных. Вот, значится, как. Смотрю-смотрю, а ничего и не происходит. Но я-то просек — если Полли показалась, да еще в такой компании, и сумки опять же… Это может означать лишь одно, понимаешь? — Внезапно Джош поперхнулся и мучительно закашлялся. — Черт побери, Эд, давай потолкуем снаружи! У меня снова астма разыгралась от этих поганых единорогов!

— Чтобы любой прохожий дотумкал, что здесь что-то затевается? Стой где стоишь и терпи! И давай без лишних подробностей — не роман сочиняешь!

Джош скривился:

— Ладно-ладно, только не пеняй потом, когда меня скрутит! Какой к черту я тогда боец? Ну, так вот… Как я врубился, Полли явно собралась податься в Тхраракию. А чего, спрашивается, тогда сидит и ждет? Не поймешь! А подслушать не могу, далеко. И подползти стремно… Эти жеребяки, ну, ты и сам знаешь, — за милю учуют, где кто глазом моргнет. Что, скажешь, не так?

— Ты потяни еще мне, потяни!.. — прикрикнул на него Эд.

Джош снова задохнулся:

— У, мерзкие твари! Не бесись ты, Эд! Ну, так вот, значит, решил я все-таки рискнуть и подобраться поближе. Ты знаешь, это я умею. Хорошо умею. Но тут смотрю — что-то в лесу шевелится. Идет, то бишь, по лесу. Что-то большое. А как разглядел, не поверишь — волосы дыбом! Это я не для красного словца, Эд! Точно дыбом встали! И мурашки по коже! Просто счастье, что я еще не успел с места сдвинуться! Но и так чуть в штаны не наложил, понял! Тебе бы такое увидеть!

— Да что ж такое ты увидел-то, скажешь в конце концов или нет? взвизгнул Вонг.

— Огромный, с башню… Зубищи — во! Каждый с три медвежьих! Хвостом хоть деревья валить! Я глазам-то своим не сразу поверил…

— Придушу просто тебя и сейчас же, чтоб мне провалиться!..

— Эд, да там был дракон! Настоящий дракон! — Джош обвел слушателей взглядом, проверяя произведенное впечатление.

А впечатление было, и немалое. Эд мигом сообразил, что, если немедленно не предпринять что-либо, ситуация может выйти из-под его контроля.

— Все в полном порядке! — гаркнул он. — Плевать нам на дракона, мы его раздраконим! Готовимся к штурму! Всем разгружать фургоны! Тем, кто с новым оружием обращаться не умеет, внимательно прочесть наставления! И шевелитесь, живее — рассвет на носу!

От воцарившейся суматохи Джека отвлекли два наблюдения разом. Он заметил Чаксвилли, выбиравшегося с чьей-то помощью из недр фургона, а также обратил внимание на странное поведение отца. Старый Кейдж, с обнаженным ятаганом в руке пробираясь сквозь толпу, направлялся прямиком к нему. Взгляд старика был замутнен слезами, да и борода — хоть выжимай.

— Сын мой, — заговорил Кейдж таким необычным тоном, что Джек вздрогнул. — Тони поведал нам: мне и твоей матери… Просто больше был не в силах это скрывать… держать в себе.

— Что-то стряслось, сэр?

— Он уверяет, что видел, как ты лобзал это… эту сирену — Р'ли. И миловался с ней.

— Ну?

— Ты признаешь это? — Голос старика звучал по-прежнему глухо, как из склепа.

Джек выдержал мрачный взгляд отца: — А почему бы и нет? Не вижу в том сраму!

Отец заревел, как взбесившийся медведжинн. И занес клинок. Вонг перехватил и резко вывернул карающую десницу.

Сталь зазвенела по полу. Уолт даже не попытался поднять ятаган скорчившись, он мычал от боли. Не теряя времени даром, Эд тут же завладел драгоценным клинком.

Только теперь, баюкая быстро распухающую кисть и растерянно оглядываясь, Уолт начал помаленьку приходить в себя.

И кое-что замечать. До него дошло наконец, что Джек, равно как и его командир, скручен по рукам и ногам.

— Что это значит, мистер Чаксвилли? — воскликнул он.

Чаксвилли, с почерневшей от запекшейся крови щекой, кратко просветил хозяина. Уолт окаменел — для него это было уже чересчур. Удар за ударом, и не знаешь, на какой реагировать прежде. В результате старик и вовсе потерял способность соображать и действовать.

— Сейчас нам предстоит кое-какая работенка на вашей ферме, мистер Кейдж, — сообщил Вонг, многозначительно поигрывая сверкающим лезвием. Надеюсь, мы можем рассчитывать на ваше содействие?

— Это мятеж, да? — бессильно выдохнул на глазах одряхлевший Уолт. — А почему Джек связан? За командира заступился?

— Джек у нас в полном ажуре! — добродушно улыбнулся Эд. Сталь в руках осчастливила его необыкновенно. — Просто на минутку потерял голову. Но сейчас-то он уже сообразил что к чему и мыслит, полагаю, в верном русле. А, братец? Что скажешь? — И, не дожидаясь ответа, продолжил: — Конечно, близость с сиреной — вина нешуточная. Кто другой за это, глядишь, не погладил бы по головке — казнил на месте, без лишней волокиты. Но мы же не дикие звери! Ты, в сущности, ведь просто позабавился — а, Джек? Сирены такие аппетитные! Разве удержишься? Черт, одна только загвоздочка — как бы Бесс не прознала! Боюсь, может неправильно понять. Если кто-нибудь ей доложит, конечно. А кому это нужно, Джек? Ничего-то Бесс и не узнает. И знаешь почему, Джек? Потому что первым, кого ты прикончишь сегодня, будет… Кто? Ну, угадай-ка! Смелее!

— Р'ли, — глухо выдавил Джек.

Эд довольно кивнул:

— Ну вот! С первого раза и в яблочко! Он у нас большая умница. Понимает, чем искупить свои грехи! А замолишь грех, Джек, вернешь нашу с тобой дружбу. Не говоря уже о церковном отпущении… Моя дружба, Джек, дорогого нынче стоит. Да ты и сам прекрасно понимаешь. Не вчера на свет появился!

Пленников избавили от пут. С Чаксвилли, даже низложенным, рядовые заговорщики вели себя повежливей и не без Опаски. Один из занятых на разгрузке поинтересовался:

— Ну и что нам делать теперь со всем этим добром — а, Эд? Столько оружия и боеприпасов, а с какой стороны браться, никто не знает!

— Естественно, — фыркнул Чаксвилли. — Шустряки недоделанные! Кровушки, видите ли, захотелось! А сообразить, что новое оружие без длительных тренировок — груда бесполезного хлама, так мозгов не хватило. Вы что же, полагаете, я против вашей затеи потому, что жеребяков жалею? Вас, дурней, мне жаль! Что пользы в ружье, если зарядить его не умеешь и как правильно целиться толком не знаешь! А кто из вас сумеет управиться с осадным орудием? А с огнеметом? Пни вы стоеросовые, вы проиграли, даже не начав битву!

— А вот черта тебе лысого! — обозлился Вонг. — Братва! Кто прочел инструкцию, а ну, заряжай!

Назначив к орудию канониров и выделив расчет — таскать стеклянного монстра, — он добрый час муштровал свое воинство.

— Стрелять только в упор и прямой наводкой! — поучал Эд тоном бывалого вояки. — От одного грохота жеребяки наложат в штаны, хотя откуда у них… Но навоняют точно!

— Твои-то вояки уж точно наложат, не промахнутся, и с первого же выстрела, — пробурчал Чаксвилли.

Наконец отряд двинулся в путь. Колонну возглавили Чаксвилли с Джеком, при шпагах, но у каждого за спиной по охраннику со взведенным пистолетом. Следом шагал Вонг, вдохновленный удачным пока оборотом дела. Прикосновение к стали словно подменило его, переполнило бесшабашной удалью. Пока путь пролегал по тракту, Эд даже подбадривал свое маленькое войско, затягивая песни и провозглашая звучные лозунги.

Вскоре дорогу пришлось оставить — свернули на лесную тропу, ведущую к кадмусам. Почти немедленно орудийные колеса намертво, увязли в грязи. Вытащить пушку явно было им не по силам, даже объединенными стараниями.

— Бросай ее к чертям собачьим! — велел наконец Эд, отдуваясь. — И без пушки управимся.

Несколько удрученные потерей, ослабившей и без того сомнительную огневую мощь, дальше «ужи» двигались навстречу битве без былого задора. На нарушителя тишины, хрустнувшего веткой или звякнувшего амуницией, хором шикали.

Наконец их от луга отделяла только последняя полоска кустов. У входа в один из кадмусов догорал костерок — и ни единого жеребяка на часах.

— Огнеметчики — в первую шеренгу! — вполголоса скомандовал Эд. Соблюдать тишину! — шикнул он на болезненно пыхтящего Джоша. — Всего кадмусов — двенадцать. По моему сигналу дадим прикурить восьми внешним. К двум из оставшихся — по два бойца на каждый выход. И чтобы живым никто не ушел! Остальные делятся пополам. Я с первой группой врываюсь в правый кадмус. Джош, тебе поручается левый. Чаксвилли — впереди нашей группы, Джек — точно так же у Джоша. Мистер Кейдж, вам чья компания больше по нраву?

Выпучив глаза, Уолт потерянно мотнул головой и прохрипел: — Не знаю. Куда поставите.

— Тогда ступайте за сыном. Вдруг да сумеете удержать от измены и дезертирства! Если что, хватайте за воротник!

Прежний Уолт, каким Джек знал отца всю жизнь, за такое оскорбление тут же сшиб бы охульника с ног. Теперь же старый Кейдж лишь растерянно прохныкал, хлопая глазами:

— Ребятки, а стоит ли сжигать добро в подземельях? Там хватит на всех, да и мне еще останется! Это же, в конце концов, моя собственность. Зачем все жечь подчистую? Не по-людски это как-то…

— Ради всего святого, отец! — не выдержал Джек. — Что ты несешь? Какое еще добро? Подумай лучше о море крови, которая…

Увесистая зуботычина Эда заткнула Джеку рот. Отпрянув, он ощутил соленый привкус во рту.

Уолт растерянно заморгал: 93 — После всего, что сделал… что натворил… ты еще смеешь мне… О чем только ты думаешь?

Мгновение спустя отряд уже подкрадывался по лужайке к кадмусам.

Стояла полная луна. Единственными звуками, нарушавшими ночное безмолвие, были шорох осторожных шагов по траве, приглушенный кашель Мюррея да сиплое его же придыхание.

Черные провалы входов в кадмусы выглядели совершенно пустыми. Но Джека не покидало ощущение устремленных на него из темноты глаз, взгляда сквозь прицел. Заныло даже место на груди, куда вот-вот должна вонзиться стрела.

Вонг шепнул Мюррею: — Где, по-твоему, Полли? Может, успела уйти, пока собирались?

Сверкая в потемках белками глаз, Джош, задыхаясь, ответил:

— Вот уж чего не знаю… того не знаю! Да и знать не желаю. А чего мне хотелось бы знать — так это… куда дракон подевался?

Эд фыркнул: — Единственный дракон, которого ты мог видеть, Джош, прячется на дне твоей фляги!

— Ох, не говори! Когда пью, хоть одышка проходит. А сейчас — слышишь какая? Куда, черт его подери, мог он скрыться?

И тут, точно накликанный, на слова Джоша пришел ответ — над полем прокатился чудовищный рев. Он прилетел сзади, из лесу. Это было нечто неслыханное — рык линяющего медведжинна на фоне этого пещерного баса показался бы сущим дискантом.

Бойцы обернулись — и ахнули.

Тварь, выбиравшаяся из-за деревьев, поражала самое смелое воображение. Массивное, в несколько раз выше человеческого роста туловище легко переносили гигантскими скачками могучие задние лапы. Трехпалые передние, каждая как бревно в обхвате, на фоне задних казались разве что не игрушечными.

Да и зажато в каждой отнюдь не по игрушке — по великанской палице из ствола молодого греминдаля.

В лунном свете блеснули чудовищные клыки. Голова дракона — с жутким гребнем посреди высокого хитинового лба, крутыми надбровными дугами, острыми ушами, по-собачьи выступающей мордой, бульдожьей челюстью и в ужасных морщинах — все-таки отдаленно напоминала человечью. Из уголков ухмыляющейся пасти свисали длинные усы — каждый волосок толщиной с палец.

В ответ на раскаты драконьего рева, потрясшего, казалось, сами небеса, отдался эхом еще один, со стороны ручья — не менее зловещий. Те, у кого хватило смелости обернуться, увидали второго дракона.

Бешеный вопль Эда сумел привлечь внимание лишь ближайших к нему бойцов:

— Огнеметы! Огнеметы — к бою! Живее! Пламя их отпугнет!

Страх — плохой пособник в бою. С полдюжины огнеметчиков, побросав снаряжение, уже задали стрекача. Остальные пытались справиться с малознакомым устройством дрожащими непослушными пальцами.

Одному все же удалось поджечь сопло у аппарата: небеса озарила высокая струя жаркого пламени. Но пала она вовсе не на стремительно надвигающихся чудищ, под огнем оказались люди — из тех бедолаг, что еще не удрали. Огнеметчик суетливо повернул раструб куда следует, но, увы, слишком поздно!

С полдюжины бойцов с истошными воплями катались по траве, догорая в своей одежде. Один попытался добежать до ручья, но затих на полдороге.

Струи огня все же задержали дракона. Чудище развернулось и, мгновение помешкав, бросилось в обход, предполагая напасть с тыла, где огнемет причинил бы больше ущерба своим, нежели противнику.

— Цельтесь из ружей в брюхо! — заорал Эд. — Там, где бело, там у гадов мягче!

Ухватив двумя руками двухствольный кремневый пистолет, он подал пример — нажав на оба спуска разом.

Грохот остановил чудовищ — приумолкнув, они ошарашенно озирались по сторонам. Однако вреда драконам выстрел как будто не причинил, крови на светлых их подбрюшьях не появилось.

Кое-кто из бойцов, сумев все же превозмочь панику, изготовился к залпу. Несколько стволов, заряженных неопытной рукой, дало осечку, но с дюжину выстрелов прогремело. Пораженный шальной пулей, упал один из своих.

Просыпая в суете порох, роняя пули, бойцы одеревеневшими пальцами перезаряжали ружья. Драконы надвигались молча, целые и невредимые. Они были уже слишком близко к людям, чтобы пускать в ход огнеметы. Тем не менее один из монстров швырнул бревно — чудовищная палица, просвистав над головами, с жутким хрустом врезалась в грудь единственного огнеметчика, отбросив его далеко на траву. Струя из беспризорного огнемета продолжала нещадно полосовать луг.

Дохнуло смрадом — кося людей ужасным хвостом, чудище пронеслось мимо Джека. Он чудом спасся, вжавшись в гладкую землю. Над головой просвистела бронированная масса; позади раздался смачный удар и хруст костей. Кому-то повезло куда как меньше.

Несколько мгновений Джек лежал, утратив способность действовать и даже соображать и лишь мечтая слиться с травой.

Затем оторвал от земли лицо, обернулся — позади лежал отец.

Лежал на спине, на губах лопались кровавые пузыри, правый локоть вывернут под невозможным углом.

Но ничего более Джек разглядеть не успел — гигантская туша устремилась на него снова. Он опять вжался в содрогнувшуюся под ней землю. Огромная пятипалая ступня с когтями в человеческий локоть, мелькнув впритирку с его головой, унеслась, казалось, обратно к небесам, чтобы не появляться более.

Но вскакивать Джек не спешил — он успел заметить, что след в след за первым драконом мчался и второй — с Джорджем Хау, неудачливым отпрыском древнего рода, в зубах. Тот истошно вопил и сучил ногами. Челюсти неумолимо сжимались.

Толстяк хрустнул посередине, как галета, фонтаном брызнула кровь. «Папочка!» — прохрипел Хау напоследок и безвольно обмяк.

Первый дракон обернулся и заговорил — на лепетухе, — если только можно назвать этот громовой рык речью: — Ну как, сестрица, всласть потешилась, отвела душу?

Второй не ответил — жевал. Несколько частей того, что еще недавно было наследником славного рода, пало на траву.

Откатившаяся в сторону голова Джорджа оказалась у Джека под самым носом. В открытых глазах словно читался немой укор. И приговор: «Твоя очередь!» Вскочив, Джек рванул прочь очертя голову. Он не сознавал, куда несут ноги, и очнулся лишь в проеме кадмуса. Нырнув в темноту головой, Джек ожидал чего угодно — вплоть до падения в глубокое подземелье — но только больно ушибся локтем о гладкий пол на уровне луга. Только тогда осмелился оглянуться назад.

Его примеру последовали другие. Точно завороженные все неслись к тому же убежищу. Отчаянно размахивая ятаганом, всех опережал коротконогий Эд. Когда беглецы уже вваливались в проем кадмуса, с земли поднялся еще один из бойцов, с опозданием собравшийся с духом, и попытался совершить спасительную перебежку к кадмусу. Но мало преуспел в том.

Драконы как раз снова притихли; раненые, если и были, заткнули себе рты; воцарившуюся после кровавой какофонии звенящую тишину нарушал лишь доносившийся даже через пол-луга отчаянный свист из легких Мюррея.

Один из драконов в три огромных скачка настиг несчастную жертву. Гигантская тень накрыла отчаянно ковыляющего бедолагу, дубина взметнулась к небесам и раздалось ужасающее чмоканье. Это был Джош — свист из легких тут же затих. Он не страдал более своей астмой. Обезглавленный, он лежал в луже собственной крови — уже бездыханным…

Дальнейшего Джек увидеть не успел — толпа ворвавшихся в кадмус оттеснила его в глубь ниши входа. Джека бил озноб, голова шла кругом, но он сумел сообразить, что имеет перед остальными беглецами крохотное преимущество — их силуэты четко различались на фоне, проема, а его видеть они не могли.

И не составит особого труда вернуть себе отцовский ятаган — один резкий удар по руке Эда и готово!

Сказано — сделано: уже через мгновение клинок, не отлетев даже на пол, вернулся к законному владельцу. Эд взревел в ярости и, замахав кулаками, попытался дотянуться до обидчика вслепую. Джек отступил вглубь и крикнул из темноты:

— Осади-ка назад, Эд! А то враз порежешься!

В темноте грянул выстрел, ослепив на мгновение, — пуля с противным визгом оцарапала мочку уха. Джек мигом упал, опередив уже залп. Ринувшиеся во тьму вслед за пулями мстители тут же смешались в кучу малу. Никто толком не видел противника, никто ничего не разбирал — яростные удары вслепую тут же снова валили любого, кто поднялся, на пол.

Внезапно всех ослепил свет факела, просунутого в зев входа. О Джеке мгновенно позабыли — факел был зажат в огромной трехпалой лапе. Лапе дракона.

Стены помещения, где они оказались, выглядели, да и были, прочными. Никаких признаков хода в кадмус не угадывалось — похоже, строители отличались особым хитроумием. Подрывать стены бомбами, не выходя при этом наружу, — чистой воды самоубийство. А наружу носа не высунешь — дракон.

Тупик. Они в ловушке.

Ружья были всего у четверых. У одного порох кончился, остальные суматошно перезаряжали.

Не мужество, но отчаяние побудило Джека к атаке. Выскочив на освещенное огнем пространство, он отважно встретил изучающий мрачный взгляд дракона. Даже успел заметить, как вспомнилось впоследствии, почерневший гнилой клык в пасти чудища. И ударил бесценным клинком наотмашь. Сталь не подвела большой палец дракона вместе с пылающей веткой шлепнулся оземь. Джек пригнулся, чтобы подхватить факел, — в затылок хлестнула струя прохладной драконьей крови. От страшного рева, отраженного стенами тесного помещения, едва не лопнули перепонки. Джек выпрямился — и тут же швырнул горящую ветвь в противников-людей. Он еще успел заметить напоследок, что драконий палец, глубоко засевший когтем в древесине, отлетел вместе с факелом. Рев позади сменился громоподобным хныканьем на лепетухе:

— Мой пальчик! Коротышка! Верни мне мой пальчик!

Просьбу Джек разобрал, но отвечать дракону вовсе не собирался. Он застыл, глядя на стену за спинами сгрудившихся вояк. В прочной коричневой субстанции кадмуса плавно открывался проем в человеческий рост. Джек отказался от безумного намерения прорваться мимо подраненной твари в лес и ринулся к проходу, сильно надеясь, что ослепленные факелом враги дадут ему некоторую фору.

Так оно и вышло.

Преследователи взвыли, вслед грянул выстрел, но Джек уже сворачивал за угол. Он оказался в странном узком коридоре.

Тишина позади свидетельствовала, что проход снова закрылся.

Очень скоро Джек понял, что на сей раз вляпался крепче прежнего. Стены странного коридора сомкнулись вокруг груди, мягко облепили, сдавили пожестче, почти до хруста в ребрах, как ладонь великана. Какой-то отросток из стены, точно живой, заткнул рот и нос, не давая дышать. Последнее, что Джеку запомнилось, — отчаянный приступ паники. И темнота.

Свет и звуки — как сквозь вату.

Голос Р'ли: — Он умер?

— Джек Кейдж? — Мужской, незнакомый.

— Нет, его отец.

— Выживет. Если захочет.

— О, Исцелитель Душ, почему ты всегда говоришь, словно при Посвящении?

— Но ведь слова Посвящения правдивы, не так ли?

— Очевидно… но звучат весьма и весьма банально. Разумеется, Уолт Кейдж захочет умереть, когда узнает, кому обязан жизнью. Он ненавидит нас. Очень.

— Его собственный выбор.

Джек с трудом разлепил веки. Рассеянный свет струился из серых жемчужин, гроздьями свисавших с потолка и стен круглого помещения. Джек лежал подле зеленоватой стены на каком-то мягком возвышении. Он приподнялся и потянулся к ближайшей жемчужине. Джек ожидал, что ее поверхность раскалена, но пальцы обожгло холодом. Юноша обернулся.

Напротив стояли Р'ли и Полли О'Брайен. Рядом с ними, на таком же ложе, как и он сам, с закрытыми глазами и мертвенно-бледным лицом — отец. Поправляя повязки, над ним склонился Иат, лекарь местных вайиров. Он что-то нашептывал больному на ухо.

— Йат, как там отец? — дрогнувшим голосом спросил Джек.

— Не мешай ему сейчас, Джек! — прошептала Р'ли. — Когда Йат врачует, ему нельзя отвлекаться. Я могу ответить за него. У твоего отца тройной перелом правой руки, два треснувших ребра справа, очень сложный перелом правого бедра и, возможно, внутреннее кровотечение. Сейчас он в шоке. Мы делаем все, что только в наших силах.

Джек похлопал себя по карманам. Р'ли догадливо протянула самокрутку и поднесла огонек.

— Спасибо! — Джек выдохнул горький дым. — А теперь поведай, что за чертовщина стряслась со мной самим? Я помню лишь, как сомкнулись стены…

Р'ли с улыбкой взяла его за руку:

— Найди мы прежде время для разговоров о чем-либо, кроме как о себе, ты бы уже знал, что представляет собою кадмус. Это живое существо, Джек, полурастение-полуживотное. Вроде дерева татам. В незапамятные времена кадмусы — несколько меньше размерами, чем нынешние, — были гигантскими обитателями недр и жили близко к поверхности в симбиозе с медведжиннами или мандрагорами — с любым, кто добывал им пищу с поверхности: мясо и злаки. В обмен кадмус предоставлял кров и надежную защиту. Если жилец прекращал оплачивать свое пребывание, он сразу же сам становился врагом и рисковал войти в обеденное меню кадмуса. Я сказала «предоставлял», Джек, но это лишь оборот речи, — продолжала Р'ли. — Раньше кадмусы разумом не обладали, во всяком случае в общепринятом смысле. А потом вайиры, восстанавливающие рухнувшую цивилизацию, вывели новую породу — огромных и почти разумных кадмусов, удовлетворяющих почти все наши потребности. Как этот. Он снабжает нас свежим воздухом, постоянным и ровным теплом, светом, а главное гарантирует полную безопасность. В сущности, у нас здесь семейка из дюжины кадмусов — по числу рогов, которые выходят на поверхность.

— И все? Так просто? И весь мистический флер вокруг кадмусов ничего не значит? Никакой вековой загадки, одни лишь бабьи россказни?

— Мы никогда и ничего не скрывали от людей, Джек! Это ваши собственные выдумки. Вашим вождям выгодно держать народ в тупом неведении, окутав кадмусы атмосферой черной магии и прочих кошмаров.

Шпильку в адрес человечества Джек пропустил мимо ушей:

— А как вы сноситесь с кадмусом? Как разобрал он, например, что я враг?

— Прежде всегo кадмуса следует приручить. Вначале предлагаем ему пищу на пробу, причем через определенные устьица. Кадмус постепенно привыкает к твоему внешнему виду, запаху, весу — и раскрывает перед тобой свои стены. Потом мы еще долго приучаем его к определенным реакциям и остаемся хозяевами или партнерами, сколько этого пожелаем. Пока продолжаем кормить. Всех незваных гостей кадмус захватывает и терпеливо держит до нашего решения: выпустить или отдать ему на съедение.

Р'ли протянула руку к одной из жемчужин-светильниц: — Взгляни-ка!

С приближением пальцев жемчужина ярко засияла, с удалением — померкла до прежнего рассеянного блеска. Но после трехкратного повторения процедуры свет все же усилился и уже не померк, когда Р'ли отвела руку.

— Видишь, его нужно еще и уговаривать! Таков уж характер у нашего кадмуса. Послушный, но после третьей просьбы.

Голова у Джека шла кругом, он уже не знал, о чем и спрашивать… Налет на обоз, Эд со своими сюрпризами, Полли, драконы, собственное будущее — Джек замычал, как от зубной боли.

Р'ли встревожилась — Джека это даже обрадовало, ибо косвенным образом отвечало на измучивший, самый больной вопрос. И побудило его задать:

— Что ты подумала, увидев меня среди нападавших?

Склонившись, Р'ли поцеловала возлюбленного в губы:

— Я все знаю. И раньше знала. У нас свои источники сведений.

— Я должен был послать их к дьяволу с самого начала!

— Ага, и разделить судьбу с Вавом!

— Так ты и это знаешь. Давно ли?

— Нет, не очень. Пойми, Джек, у нас есть определенные… каналы.

— Может, вам известно и о тайном обществе «УЖ»?

— Конечно, известно.

Йат поднял голову и сделал нетерпеливый жест.

— Мы мешаем ему врачевать твоего отца, — шепнула Р'ли. — Давай лучше пройдем в соседнее помещение.

Когда Джек следом за Полли переступил порог, Р'ли трижды провела ладонью по краю проема. Дверь исчезла — как бы стянулась в точку, как зрачок на солнце.

Джек застыл на месте, с интересом наблюдая за вайиром, который беседовал с загадочным металлическим ящичком, украшенным спереди кристаллами и необычными циферблатами. Когда вайир делал паузу, ящик отвечал мужским голосом.

Джек остался бы здесь еще, но Р'ли мягко повлекла его дальше.

В следующей комнате сидел за столом ее отец О'Рег. Казалось, он только и ждал их.

— Присядь, пожалуйста, Джек! Предстоит поговорить о твоем ближайшем будущем. И кое-что прояснить. Это чрезвычайно важно, особенно теперь, когда твоя судьба переплелась с жизнью моей дочери.

Джек открыл было рот, собираясь спросить, что известно О'Регу о его отношениях с Р'ли, но тот упреждающе выставил ладонь:

— Прежде всего о твоем отце. Он весьма и весьма обеспокоится тем обстоятельством, что оказался в кадмусе вопреки собственной воле, — но мы просто не могли позволить ему истечь кровью в ожидании лекаря-человека. Выбора не было: либо незамедлительная помощь, либо смерть. Уолт Кейдж еще не в состоянии принимать никаких решений. Придется подождать, пока придет в себя окончательно. Но вам — Полли и тебе — решение предстоит принять немедленно. Мы получили известие, что в Сбейптаху уже знают о ночном происшествии и гарнизон форта в полном составе направлен на вашу ферму. Десять минут назад его авангард в фургонах проследовал мимо поста Смотрителя Игстофа. Пехота движется следом. Значит, часа через полтора они появятся здесь и выставят оцепление. Официальный предлог для демарша — защита вайиров от произвола разгулявшихся молодчиков из людей. Но фактически военные потребуют досмотра кадмусов. Им известно, что часть «ужей» попала в плен. Они предполагают, что мы уже успели выудить секреты тайного общества, и, возможно, предпочтут уничтожить заложников заодно со всеми вайирами и кадмусами. Есть некоторая надежда, что без приказа из столицы они все же не решатся начать штурм. Сейчас день на дворе, и правительственный гелиограф перегружен. Плюс расстояние — полторы тысячи миль. Так что понадобится какое-то время, пока в Сбейптаху из Сент-Диониса поступят соответствующие распоряжения. Но кольцо оцепления скоро замкнется. Солдаты напуганы и возбуждены случившимся не меньше всех остальных жителей. Не мне вам говорить, что случится, если они позабудут о дисциплине. Так вот, на тот случай, если они, не дожидаясь указаний из столицы, все же нарушат Право убежища, вам с Полли уже сейчас следует решить, как вы поступите. Выбор, собственно, невелик: либо рискнуть предстать перед судом, либо скрыться в Тхраракии.

— То бишь, выбора и вовсе нет, — заметил Джек. — Ибо первое — это верная гибель на каторге.

Внимательно слушая Слепого Короля, краешком глаза Джек отметил несколько необычное поведение Полли О'Брайен. Очи долу, рука что-то прячет под подолом юбки и сама как-то странно придвинулась… Первая мысль была: «Нож!» — и она прекрасно вписывалась в контекст последних событий. Однако у Полли вроде бы нет причин быть ему врагом. Надо взять себя в руки, нервы уже ни к черту!

Вошедший в комнату вайир коротко о чем-то доложил О'Регу.

Встав, Слепой Король извинился перед гостями по-английски:

— Прошу вас немного обождать!

Проводив его взглядом, Джек обернулся к Р'ли: — Есть ли у отца шансы выжить?

— Сейчас судить еще рано, — ответила она на лепетухе, — но Йат отличный целитель. Он прикладывал свое ухо к лону самой Великой Праматери. Пожалуй, один из лучших в своем сословии. В иное время Джек удивился бы и потребовал разъяснений — он и не предполагал, что вайиры знакомы с делением на сословия. Торговцы, ремесленники — это понятно, но слово, которое употребила Р'ли, в переводе означает совсем иное — не благоприобретенное, а врожденное право, право на особое положение в обществе, передающееся по наследству.

Если бы у Джека раньше спросили, что известно ему об устройстве вайирского социума, он отделался бы шуткой или отговорился незнанием. Если настаивать — сообщил бы, что считает его близким к полной анархии. Но сейчас его мысли были только об отце…

— Йат уже успел срастить все сломанные кости, — продолжала рассказывать Р'ли. — Когда бы не шок, требующий тщательного и кропотливого лечения, да высокая пока вероятность внутреннего кровотечения, Уолт уже сегодня мог бы встать на ноги.

— Чудеса! — воскликнула Полли и, вздохнув, прибавила: — Черная магия?

— Никаких чудес, — ответила Р'ли. — Элементарное знание, постижение законов природы. Йат аккуратно вправил кости на место и впрыснул весьма действенный натуральный клей. Сейчас кости мистера Кейджа прочнее, чем до несчастья. Ну, и еще Йат пользует пациента весьма сложным составом для борьбы с шоком. Целитель погрузил твоего отца, Джек, в состояние «кипума». Это означает, что больной полностью открыт внушению и готов подключить внутренние ресурсы своего организма для скорейшего исцеления. Так что никакого колдовства в человеческом понимании! Если бы Йат мог поведать все секреты своей профессии, все способы составления снадобий, все тайные рецепты, вы бы сами во всем убедились. Но разглашать секреты своего привилегированного сословия он не вправе. Целителю никогда не бывать королем, но и король мог бы кое в чем ему позавидовать. Это весьма почетная у нас профессия.

В комнату возвратился О'Рег.

— Чаксвилли каким-то чудом удалось выскользнуть из лап Map-Кук и Киа-Нан. Он уже встретился с авангардом и сейчас направляется сюда вместе с солдатами. Остались считанные минуты — скоро узнаем, чего он хочет. Выдержав паузу, Король добавил: — Предполагаю, Чаксвилли потребует выдать тебя, Джек. Тебя и всех остальных людей: Полли, Уолта, Вонга со товарищи.

Р'ли обратила к Джеку озабоченный взгляд фиалковых глаз:

— Ты понимдешь, что за этим последует? Всех вас, независимо от причин, которые привели сюда, засудят без разбору! Ты закон знаешь: вошел в кадмус виновен! Отныне все вы — источник греха, сосуд скверны! Приговор подписан и утвержден заранее! Единственная альтернатива костру — горные копи!

— Я знаю, — криво усмехнулся Джек. — С Эдом получается чертовски забавно! Ненависть к вам да людям, к вам терпимым, заводит в ту же ловушку. Ему предстоит разделить общую участь…

— Вонг ситуацию забавной отнюдь не находит, — возразил О'Рег. — Когда он сообразил, что его ждет, то весь позеленел и едва не лишился чувств от бессильной злости. А также, думается, от страха. Я оставил его изрыгающим хулу и угрозы. — Лицо О'Рега приняло брезгливое выражение. — Эдакое ничтожество!

— Так как же ты намерен поступить? — Р'ли повернулась к Джеку.

— А что случится, если я останусь? Не слишком-то радостные, конечно, виды на будущее… Просидеть всю жизнь под землей!..

— Полагаешь, нам сидеть взаперти нравится? — заметил О'Рег с тенью досады в голосе. — Неужто позабыл, как любим мы простор, лес, луга, солнце?.. Хотя для дела и самозащиты спускаемся в кадмус, но высидеть здесь безвылазно долгое время для нас так же невыносимо. Как людям в тюрьме. Однако мы отвлеклись… Я хочу объяснить тебе вкратце, Джек, что творится сейчас за этими стенами. Как ты и предполагал, правительство Дионисии решилось нарушить Соглашение и объявляет нам войну. Более того, Дионисия заключила пакт с Кроутанией и Неблизкой. Все три правительства собираются вести с нами войну на истребление. Поголовное, Джек, — всех: женщин, детей, стариков. Мы проведали обо всем этом сравнительно недавно. И пока не знаем, что делать, как найти выход из сложившейся ситуации. Ради мира мы готовы на любые уступки. Разве что кроме отказа от независимости и нашего образа жизни. Но правительство не идет на переговоры, как ваше, так и у соседей. «Проблему вайиров» намерены разрешить раз и навсегда. Вот такие дела…

— Но если война неизбежна, нанесите упреждающий удар! — перебил Джек. Будьте же наконец реалистами!

— Мы готовы к войне, — вставила Р'ли. — И собираемся прибегнуть, если придется, ко всей мощи Байбай, нашей Великой Праматери!

Джек не знал, мистическую или реальную силу имеет в виду Р'ли. Как он полагал, Байбай — божество, лжекумир, ненавистный всем истинным христианам. Ходили слухи, что жеребяки приносят ей в жертву детей, но уж в это Джек никогда не верил. Никто, доподлинно знающий, как жеребяки относятся к кровопролитию, какими сложными ритуалами обставлен у них простой забой скота, злобному кровавому навету не верил.

Пусть и не лишены они недостатков, не ангелы — но резать детей?.. Ни в какие ворота не лезет!

О'Рег грустно улыбнулся:

— Увы, пусть «УЖ» — организация и неофициальная, в ее составе слишком много правительственных агентов и военных чинов. Я думаю, Джек, властями она и инспирирована… И еще одна, совсем свежая новость: столица Дионисии охвачена пламенем.

— Каким еще пламенем?

— Пожар, Джек, огромный пожар! Занялся в трущобах, затем при сильном ветре огонь перекинулся на богатые кварталы. Сейчас, сию минуту, под угрозой оказались даже правительственные здания. Погорельцы тем временем покидают Сент-Дионис и грабят округу. Похоже, у правительства возникли заботы и помимо войны с вайирами.

— А кто поджигатели? — спросила Полли.

О'Рег пожал плечами: — Какая теперь разница? Трущобы давно превратились в бочку с порохом. Так что взрыв, то бишь пожар был неизбежен. Но можешь не сомневаться — именно нас обвинят в поджоге!

Джек подивился, откуда у Короля столь свежие вести. Затем вспомнил о таинственном говорящем ящике. Но ведь полторы тысячи миль!

— Если промедлить с решением еще несколько минут, — напомнил О'Рег, вы окажетесь в окружении. Солдаты уже на подходе.

Снова появился вайир и заговорил с Королем на взрослом жеребякском. О'Рег отвечал, а Р'ли перевела:

— Эд Вонг со всей своей компанией покинул кадмус. Они направляются к лесу, предположительно, в Тхраракию. — Она возложила руку на плечо возлюбленного. — Джек, ты не можешь сдаться! Это верное самоубийство! Не умирай, Джек…

— Но ведь отец все еще не может ходить! — сказал Джек.

— Он наверняка выздоровеет, и очень скоро. Полежит денекдругой…

— Я не могу бросить его! — заявил Джек и, упрямо поджав губы, обвел всех решительным взглядом.

— Ну а ты, Полли? — О'Рег повернулся к девушке.

Нежное ее личико с огромными очами сейчас выглядело утратившим значительную часть присущей ему прелести: кожа поблекла, под глазами легли глубокие тени. Полли беспокойно переводила взгляд с вайиров на Джека и обратно. Никак не решалась.

— Это твой выбор, Полли! Решай своим умом, — посоветовал Джек. — Я остаюсь присмотреть за отцом.

Он вышел из комнаты и зашагал в поисках отца по длинному округлому коридору, весьма узкому — только-только разминуться двоим. В сумрачном свете гладкие стены коридора отливали зеленью. Через неравные интервалы с потолка свисали гроздья жемчужин на розоватых отростках. Часть тускло светилась. Тишину нарушал лишь негромкий звук его шагов по прохладному упругому полу. По обе стороны коридора примерно через каждый десяток шагов встречались полоски, означавшие закрытый проход.

В одном, по правую руку, оказалась щель. Джек мимоходом заглянул вовнутрь. Просторное, залитое ярким светом помещение с оранжевыми в зеленоватых прожилках стенами, сплошь выстланное шкурами единорогов, медведжиннов и еще какихто неведомых зверей. Посреди — низкий овальный столик полированного дерева, окруженный целыми охапками маняще мягких с виду шкур.

А в дальней стене — полностью открытый проход. За ним сирена-мать вместе с дочкой лет пяти. Джека поразила реакция хозяйки на его дружелюбный взгляд сквозь дверь. Он мог ожидать чего угодно: удивления, растерянности, смущения — но никак не ужаса! Мертвенно побледнев, сирена ухватилась за горло, как при удушье…

Джек поспешил пройти дальше. Неужели ему случайно приоткрылось подлинное отношение к людям? Неужели под маской доброжелательности и неизменной вежливости таится настоящий страх? Или же чувство, подобное тому, какое испытывает к ним самим большинство людей?

Спустя мгновение удалось обнаружить вход в комнату, где лежал отец. Йат все еще возился со своим пациентом. И хотя Кейдж пи-прежнему пребывал без сознания, его состояние внешне напоминало скорее глубокий сон — щеки порозовели, на губах играла мечтательная улыбка.

Завершив очередной сеанс внушения, Йат поднялся:

— Какое-то время больной будет спать, потом сможет встать на ноги и поесть.

— А когда сможет свободно передвигаться?

— Часов через десять, не раньше.

— Он настолько окрепнет? Мы сможем с ним уйти?

— Все зависит от человека, — пожал плечами Исцелитель. — У твоего отца на редкость крепкое сложение. Несколько миль пройти сможет наверняка. Но о путешествии в Тхраракию, если ты это имел в виду, пока не может быть и речи. Пройдет по крайней мере еще несколько дней, прежде чем кости окрепнут окончательно. Дорога через горы и для здорового-то нелегка.

— А когда я смогу поговорить с ним?

— Чуть погодя, — ответил Йат. — Но, боюсь, к тому времени луг вокруг кадмуса уже заполонят солдаты. Нет, мой мальчик, ждать отцовских советов, тебе не приходится. Делай свой выбор самостоятельно. И поспеши!

— Джек! — донесся из коридора знакомый голос.

Джек вышел из комнаты навстречу Полли. Девушка протянула ему сверток нечто округлое в белой некогда тряпице:

— Драконий палец. Р'ли собиралась выкинуть, да я не позволила. Она, конечно, может потешаться, сколько ей вздумается, но я сохранила палец этот для тебя отнюдь не случайно…

— А на что он мне? Засолить, что ли?

— И ты туда же! — обиделась девушка. — Думаешь от нечего делать Map-Кук едва не свернула рог кадмусу, пытаясь возвратить утрату? Взломать кадмус ей не удалось, силенок чуток не хватило, но она поклялась выследить тебя во что бы то ни стало, оторвать голову и вернуть свой бесценный пальчик. Уж не знаю, откуда ей известно твое имя! Возможно, от жеребяков, с которыми она общалась прежде, когда совершала набеги на вашу ферму. Во всяком случае, встреча с драконихой тебе радости не сулит. Она исполнит угрозу, обязательно исполнит, если только ты не…

— Если только я… Что?

— Не будешь иметь при себе вот это, частицу ее тела. Уж я-то знаю. Не забывай, я дочь знахарки! Мать знала много жеребякских тайн, пожалуй, даже чересчур много для спокойной жизни. И сама использовала кости драконов для составления снадобий. Те кости, что находят рудокопы или зверобои. Они, правда, чертовски дороги, но снадобья с ними еще дороже. Растертые и растворенные в вине, драконьи кости прекрасно исцеляют сердечные недомогания. А еще… еще годятся для составления чудодейственного приворотного зелья. Мать рассказывала кое-что о драконах. Эти здоровущие твари поразительно суеверны. Они уверены, что обладатель частицы их тела все равно какой: зуба ли, волоска, чего угодно — имеет над ними власть. Разумеется, Map-Кук надеется, что ты этого не знаешь, и жаждет свести счеты, пока не сведущ. Скажу больше — она уверена, что без пальца не сможет после смерти попасть в драконий рай и будет вечно скитаться в мире теней, как неприкаянный дух…

Джек с возросшим уважением оглядел ценный трофей и с трудом затолкал его в карман:

— Спасибо, конечно! Но вряд ли он пригодится мне здесь, в кадмусе. А уходить я пока не собираюсь. Ты полагала иначе?

— Ну конечно же! Нам обоим нужно немедленно сматывать удочки! И бежать сломя голову! Солдаты скоро начнут подкопы для закладки мин. Они доберутся до нас, Джек, готова спорить на что угодно! И перебьют здесь всех! Ну, пожалуйста, Джек!..

Юноша был непреклонен: — Я остаюсь! Не бросать же здесь отца одного.

— Отца? Или все же сирену? Неужели у тебя действительно любовь с нею? Ну как ты мог? Неужто и впрямь, как поговаривают знающие люди, сирены умеют искусно раскидывать амурные сети?

Джек вспыхнул:

— А тебе-то что за дело до этого? Короче — не могу я оставить отца, а ходить он еще не в состоянии!

— Это бессмысленный, пусть даже и благородный жест! Отца все равно не спасти, но себя-то — зачем губить? Я ухожу немедля, Джек!

Подошел высоченный рыжий сатир с небольшим кожаным саквояжем:

— Пора, мисс О'Брайен! Солдаты совсем рядом.

Полли снова обратилась к юноше:

— Последняя возможность, Джек! Сайфай проведет через горы.

Джек упрямо помотал головой.

— Вот же дурень! — раздосадованно бросила на прощание Полли и поспешила за проводником.

Джек проводил девушку взглядом. А когда беглянка вместе с проводником скрылась за поворотом коридора, вернулся к отцу. Чуть погодя пришла Р'ли вместе с О'Регом.

— Солдаты завершили окружение кадмусов, — сообщил Слепой Король. Капитан Гомес и мистер Чаксвилли выдвинули ультиматум. Они требуют немедленной экстрадиции. Всех, получивших убежище, без исключения. Я отправляюсь на переговоры.

Обняв и поцеловав дочь, Слепой Король вышел.

— Почему вы ведете себя так, словно видитесь последний раз в жизни? удивился Джек.

— Я всегда целую отца, даже расставаясь с ним всего на несколько минут. Как знать? Мы живем в таком беспокойном мире… А сейчас всем нам действительно угрожает серьезная опасность. Смертельная, Джек!

— Пожалуй, нам с отцом лучше сдаться самим, — заметил Джек дрогнувшим голосом. — Не хочу, чтобы из-за нас двоих убивали ни в чем неповинных…

— Не смей даже думать об этом, Джек! Да никого ты и не спасешь подобной жертвой! Эти таррта («пришедшие следом» на жеребякском; Джек знал это слово) жаждут как вашей, так и нашей крови. Они здесь, чтобы убивать.

Чтобы дать выход тревожным предчувствиям, Джек стал мерить помещение шагами. Р'ли, устроившись на шкурах поудобнее, достала гребень и принялась приводить в порядок прическу. Ее спокойствие и самообладание почему-то вызвали у Джека раздражение. Не сдержавшись, он бросил ей:

— Вы что, и в самом деле не люди? Как можно оставаться столь хладнокровным, когда там Бог весть что творится?..

— Именно сейчас и следует держать себя в руках и сохранять хладнокровие, — с улыбкой ответила Р'ли. — Что толку изводить себя понапрасну слезами да страхами? Если бы я могла что-то предпринять, то не сидела бы сложа руки. Но ничего сделать покуда я не в силах. Потому и сдвигаю тревоги в уголок своего сознания. Они со мной, они никуда не делись. Но я как бы набросила на них защитный покров.

Джек по-прежнему недоумевал.

— Милый, если бы ты прошел Посвящение, то вел бы себя точно так же, пояснила Р'ли. — И стал бы куда счастливее, поверь.

В комнату вошла незнакомая сирена:

— Джек Кейдж, О'Рег настоятельно просит вас выйти из кадмуса, чтобы показаться на глаза людям. Чаксвилли и капитан Гомес утверждают, что вы мертвы, злодейски убиты нами, и грозят отмщением. О'Рег просил добавить также, что вы вправе отказаться, если не пожелаете.

— А они ведь знают, что Полли была здесь, — спохватился Джек. — Ее, надеюсь, не требуют?

— Полли уже там, снаружи. Солдаты появились раньше, чем предполагалось, и она не успела выбраться вовремя.

— Я с тобой, Джек! — вскочила Р'ли.

— Думаю, не стоит, родная! Это требование может оказаться обыкновенной ловушкой, предлогом, чтобы Полли и меня выманить наружу и арестовать. При этом могут пострадать и случайные свидетели. Лучше оставайся здесь!

— Я иду с тобой, и не спорь понапрасну!

По пути к выходу из кадмуса Джек спросил у посланной за ним сирены:

— А что осаждающие говорят о моем отце?

— Гомес требовал предъявить мистера Кейджа тоже. О'Рег отказался наотрез, сославшись на его нездоровье. И сумел склонить Гомеса к компромиссу. Тот согласился удовлетвориться заверениями сына, что с его отцом все в порядке и он в безопасности.

— Ох, чую, дело нечисто! — заметил Джек. — С чего бы это им вдруг за нас волноваться? Если уж мы попросили убежища, то тем самым вывели себя из-под юрисдикции дионисийских властей. Так что за дело им теперь до нас и нашей безопасности?

— Сомневаюсь, чтобы они так уж переживали за вас, — откликнулась Р'ли. — Просто ищут повод для ссоры, казус белли. А наша задача постараться их умиротворить. Хотя на самом деле вряд ли это удастся.

— Мы не так уж беспомощны, — добавила провожатая. — Вместе со Слепым Королем наверху полсотни искусных воинов. Так что если таррта вероломно попытаются схватить вас или предпримут атаку на кадмус, — они еще узнают почем фунт лиха!

Солнце поднялось уже над кромкой леса и заливало луг особенно ослепительным после сумрака кадмуса светом. О'Рег с группой вооруженных луками сатиров занимал позицию возле самого выхода. Полли держалась за спиной Слепого Короля.

Переговоры с О'Регом вели двое — командующий гарнизоном Сбейптаху капитан Гомес, светлоусый крепыш в полных боевых доспехах и уставном кильте и почему-то с обнаженной шпагой в руке, и Чаксвилли. Поодаль выстроились широкой дугой никак не меньше сотни солдат и почти столько же штатских, среди копий которых поблескивали кое-где и стеклянные стволы мушкетов.

Увидев Джека, капитан Гомес оживился:

— Вас удерживают там силой, против воли, мистер Кейдж? Жив ли ваш отец? Отвечайте смело и откровенно, как на духу!

Джек набрал в грудь воздуху и… Слова застряли в глотке.

Лишь сейчас, под взглядом сотен человеческих глаз, он окончательно прозрел, в полной мере постиг наконец, что же с ним такое стряслось… Всего лишь несколько слов — и он изменник. Нет, куда хуже обычного предателя, ведь переметнулся-то он на сторону врагов рода человеческого, бездушных, отвергающих Господа тварей. Он будет отлучен от Церкви, предан анафеме, проклят навеки! Костра не миновать! Его имя отныне и во веки веков станет для людей бранным словом…

Р'ли мягко коснулась плеча Джека.

— Я понимаю, каково тебе сейчас, Джек, — шепнула она. — Разом утратить все, отрубить прошлое… Вряд ли такое по плечу человеку. Я пойму, как бы ты сейчас ни поступил.

Впоследствии Джек станет часто ловить себя на воспоминаниях о той минуте и гадать, осознанно ли это было сказано или же по наитию, от всего сердца, прозвучали слова сирены, побудившие на то, что он сделал… Разом задеть в его душе струны и любви, и гордости!

Но в те мгновения… Не находя единственно нужных слов, как бы онемев, он обнял сирену за плечи, вместе с ней повернулся к парламентерам, встретился глазами с проницательным взглядом Чаксвилли и… жарким поцелуем надолго запечатал уста Р'ли.

Над лугом пронесся возмущенный гул толпы.

— Ах ты, сукин сын, ты, мерзкий ублюдок! — истошно заорал Гомес.

И О'Рег не скрывал потрясения. Сделав шаг к Джеку, он гневно процедил: — Глупец! Тебе не терпится развязать побоище? Ты что, как они крови жаждешь? — И, отступив, добавил спокойнее: — Впрочем, сделанного не воротишь! Тебе нет отныне пути назад, Кейдж! И всем нам — тоже…

— Джек, любимый… — только и сумела вымолвить Р'ли.

Ошеломленный собственной своей внезапной дерзостью, Джек не находил никаких слов вообще. Он вспотел, в ушах стоял отвратительный звон.

Зычный голос О'Рега перекрыл гвалт толпы:

— Вот вам ответ! Джек Кейдж явился к нам вполне добровольно и желает остаться! Что же до его отца — он сможет покинуть кадмус, как только встанет на ноги. Если, конечно, пожелает.

— Это чары, сатанинские чары! — разнесся крик Чаксвилли. — Бедняга околдован! В здравом рассудке он никогда не сделал бы такого! Я требую, чтобы его освидетельствовали лекарь и священник!

О'Рег холодно улыбнулся:

— А где гарантии, что, убедившись в здравом уме и твердой памяти Джека, вы отпустите его обратно? Вы можете это пообещать?

— Разумеется! Я готов поклясться хоть на Библии!

— Благодарим покорно! Цену подобным клятвам узнали еще наши праотцы. Когда люди только лишь появились на Дейре. Мы хорошо усвоили эти уроки. Извините!

Гомес, пощипывая усы, задумчиво молчал — искал решение. Но Чаксвилли ждать более не желал.

— Хватай еретиков и чародеев! Вперед! — заорал он.

Строй рассыпался, часть солдат подчинилась призыву и бросилась было к кадмусу. Но вмешался вышедший из оцепенения Гомес:

— Отставить! Встать в строй! Слушать только мою команду…

— Не вижу смысла в дальнейших переговорах, — тихо сказал Джек Королю. Лучше бы нам вернуться в кадмус. Пока не поздно.

— А вот сейчас ты, пожалуй, вполне прав, — ответил О'Рег. — Вы с Полли уходите первыми. Мы вас прикроем. Р'ли, ступай с Джеком!

— Не выйдет! — завизжал Чаксвилли, заметив передвижение. Обнажив шпагу, он устремился на Джека. О'Рег немедленно выступил вперед и воздел перед собой жезл — символ своего статуса. Тот оказался слабой защитой перед разъяренным безумцем — стеклянный клинок, отстранив жезл, поразил Слепого Короля прямо в солнечное сплетение. Вскрикнув, О'Рег рухнул навзничь, увлекая за собой и убийцу.

Подтолкнув Р'ли к убежищу и выдохнув: «Живо в кадмус, обе!» — Джек бросился к месту схватки. Он подхватил выпавший из руки О'Рега массивный жезл и огрел им еще не поднявшегося на ноги Чаксвилли по кожаному шлему. Даже не всхрюкнув, тот уткнулся лицом в грудь собственной жертвы.

Возле самого уха просвистела стрела. Позади вскрикнул один из вайирских воинов. Тут же воздух заполонило заупокойное пение десятков стрел. Рявкнуло несколько мушкетов. Припав на мгновение к земле, Джек тотчас же выглянул из-за тел — обе стороны уже заплатили дань костлявой, и немалую. Р'ли и Полли лежали на траве еще далеко от входа в кадмус — пока, к счастью, обе целые и невредимые.

— Уходите немедленно! — крикнул им Джек.

Подхватив оставшуюся без владельца стеклянную шпагу, Джек обратил лицо к осаждавшим. И замер. Позабыв о воинской выучке и дисциплине, на защитников кадмуса неслась озверевшая орда. Быть может, они надеялись упредить рукопашной новый залп метких вайирских лучников. Если так, то напрасно.

Жеребяки, действуя под отрывистый лай команд, ничуть не промешкали.

Стрелы смяли переднюю цепь атакующих. Но по телам павших уже бежали следующие, надвигались неотвратимо. Они брали числом.

Гомес увернулся от вайирского копья и ответил метким ударом. Джек подскочил с воплем и вонзил шпагу капитану в горло. Тот повалился, оставив Джека на миг безоружным посреди всеобщей свалки. Юноша еще успел заметить угасающий укоризненный взгляд капитана. Затем на него налетел солдат с коротким тяжелым копьем.

Вовремя вырвав шпагу из мертвой плоти, Джек отразил направленный в грудь удар, перехватил свободной рукой древко копья и рванул к себе. Противник накололся на острие шпаги, как жук на булавку.

Остальные детали боя как бы смазались, почти стерлись из памяти. Было много ударов и суматошной беготни. Но возрос ли счет побед, Джек впоследствии вспомнить не мог. Как только ему представилась возможность, он выскользнул из схватки и бросился ко входу в кадмус — как там Р'ли?

Но так и не добежал — увидел обеих, Р'ли и Полли, в стороне от заваленного трупами входа. Обнаружив среди сражающихся просвет, девушки очертя голову понеслись к лесу.

Джек окликнул их, едва ли надеясь быть услышанным среди лязганья клинков, стонов раненых и частых хлопков выстрелов, и устремился следом.

Он был уже на полпути к цели, когда просвет захлопнулся, и пришлось прокладывать себе дорогу шпагой. Дважды его сбивали с ног; шальной удар клинком пришелся в левый бок — лишь чудом увернулся он от верной погибели. Удачливый солдат замахнулся было снова, но пошатнулся и рухнул бездыханный на Джека — из спины торчала рукоятка вайирского ножа. Фортуна, дама в бою особенно переменчивая, одарила на сей раз благосклонностью Джека.

Дальше он, даже не пытаясь отблагодарить своего спасителя, пробирался уже по-пластунски. Как ни странно, такая тактика оказалась действенной и почти безопасной. На Джека практически не обращали внимания, а если и замечали, принимали скорее всего за тяжело раненного и не представляющего ни малейшей угрозы.

Р'ли и Полли прятались под кустом. Джек обернулся назад — из кадмусов вырывались все новые и новые бойцы, и теперь уже людям приходилось жарко. Наконец, дрогнув, многие дали стрекача; заметив, что вайиры не преследуют и не добивают бегущих, их примеру последовали и остальные уцелевшие.

Сирена горько всхлипывала. Джек обнял ее, но унять рыдания оказался бессилен.

— Дай ей поплакать, Джек, — сказала Полли. — Ей надо выплакать горе. Ох, Господи мой Боже!

Джек обернулся на ее вскрик. И прибавил к нему свой.

Подкрепление, числом в несколько сотен штыков, все как один при мушкетах, высыпало на луг из лесу.

Жеребяки, заметив новую угрозу, стали лихорадочно стаскивать к кадмусам своих раненых и мертвецов. Но мало что успели сделать. Солдаты резво выстроились в шеренги, офицер пролаял команду, первый ряд пал на колено и приник к прицелам.

— Огонь!

Залп скосил по меньшей мере три десятка вайиров. Остальные, пытаясь избежать той же участи, метнулись к входам в кадмусы. Новый залп по толчее у входов сразил не меньше.

Джек схватил Р'ли за руку: — Мы отрезаны, нам уже не вернуться! Придется бежать в Тхраракию!

Р'ли не шевельнулась — она, казалось, утратила слух. Джек нежно повернул ее к побоищу спиной и повлек к лесу. Вся в слезах, с отрешенным видом, она безропотно подчинилась.

Полли куда-то запропастилась, и Джек понадеялся лишь, что девушка не настолько глупа, чтобы рассчитывать на снисхождение властей Дионисии.

Но Полли вдруг выступила из-за дерева впереди — с луком и полным колчаном в одной руке, окровавленным стеклянным стилетом — в другой. Странное выражение блуждало по нежному овалу ее личика.

— Где раздобыла? — спросил Джек.

— Понимаешь, я решила, что лучше уж помереть прямо здесь, на месте, чем отправляться в Тхраракию безоружной! — ответила Полли. — И вернулась на край луга. Там и нашла вот это. — Она приподняла лук с колчаном. И перевела взгляд на стилет. — А это — в другом месте. У капеллана одолжила.

— Как это одолжила?

— Очень просто: заколола и взяла себе. Этот жирный слизняк, слуга Господень, любовался из-за дерева резней на лугу. Видать, ждал конца готовился причащать умирающих. Я подошла со спины, тихонько вынула из ножен кинжал и воткнула в отвислое брюхо. Свинья! Он один из тех, кто замучил мою мамочку до смерти!

Джек был ошарашен такими отчаянными поступками, хотя и рад, впрочем, что. Полли не оказалась кисейной барышней, — для перехода через горы всем им потребуется немало сил и мужества. А оружие как нельзя более кстати, что и говорить.

За Р'ли Джек не волновался — придя в себя, закаленная сирена даст фору им обоим.

Они поспешно тронулись в путь. Джек постоянно на ходу оглядывался, но преследования не обнаружил. Пальба на лугу к тому моменту либо вовсе уже прекратилась, либо заглохла за густыми кронами.

Вскоре путники выбрались к бурной, но неглубокой речушке. Вода, пенящаяся на крутых порогах, была холодной и чистой, точно родниковая. Они утолили жажду, смыли с себя пот и кровь. Рана на боку Джека еще сочилась кровью. Заметив это, Р'ли словно очнулась, впервые после утраты пришла в себя. Она тут же отправилась вдоль ручья на поиски и вернулась вскоре с букетиком нежных цветков с темно-алыми лепестками. Промыв Джеку рану, сирена наложила на нее целебный компресс.

— Прижми локтем, — велела она. — Если заражения нет, через часок-другой затянется.

Ласково чмокнув Джека в щеку, Р'ли поднялась и обратила взор к заснеженным горным пикам на севере. Их невероятная высота как бы скрадывала расстояние. Но все трое прекрасно знали, что до подножия ближайшей из гор три дня пути скорым шагом.

— Черт, как жарко! — вздохнула Полли.

Поднявшись с травы, она медленно расстегнула пуговки и скинула с себя свое длинное плиссированное платье. К немалому удивлению Джека под платьем на Полли ничего больше не оказалось. Теперь все ее облачение составляли лишь башмачки на высокой подошве.

— Ну, чего зенки-то вылупил! — цинично бросила она. — На голую Р'ли, небось, как-то иначе смотришь.

— Но ты ведь… ты же человек все-таки!

— Это если забыть о мнении матушки Церкви на сей счет. А она выводит нас, ведьм, за рамки рода людского.

Джек утратил дар речи, а Полли, встав прямо перед ним, сделала грациозный пируэт. И невзирая на смятение чувств, Джек вынужден был признать, что фигура у девушки под стать смазливой мордашке — статуэтка, да и только.

— А ты полагал, что Церковь преследовала нас с матушкой ни за что ни про что? — усмехнулась Полли. — Нет, на сей раз наши гонители, пусть и случайно, но угадали. Конечно, подонок Рейли правды не знал — свой донос он сочинил, чтобы устранить конкурента и остаться единственным аптекарем в Сбейптаху. Но неожиданно для самого себя попал прямо в яблочко. Матушка умерла, но грядет и день смерти гнусного доносчика. Мой шабаш давно бы уже посчитался с мерзавцем, когда бы я сама не попросила подружек оставить его для меня. Это сугубо личное дело. Теперь, правда, выходит, что месть ненадолго откладывается. Но я доберусь, ох, доберусь до тебя, Рейли, доберусь до твоего мягонького горлышка… — Плотоядно облизнув свои губы сердечком, предназначенные, казалось бы, для одних лишь поцелуев, она добавила: — И смерть твоя будет, ох, до-о-олгой — много дольше, чем у моей матери…

Р'ли глядела на расходившуюся Полли, точно на ядовитую змею.

— Скажите пожалуйста, какие мы нежные! — заметив взгляд сирены, бросила Полли. — Тебе-то уж точно не стоило бы кривиться, мехозадая моя! Мало вы, жеребяки, натерпелись от христиан?

— Так это все же правда, — спросил Джек, разделяя слова выразительными паузами, — что среди землян, перевезенных на Дейру арранами, оказались и… ведьмы?

— А откуда еще, по-твоему, могли мы взяться! Конечно, правда. Но мы молимся отнюдь не Сатане, как полагают люди. Нет, вовсе не Сатана наше верховное божество, он лишь сын и любовник Великой Богини, чье имя Матерь Блед. И религия наша уходит корнями в такую седую древность какая и не снилась вам, скороспелым христианам. День триумфа Великой Богини все еще впереди. Вы ни на йоту не знаете подлинной правды. Все, чем пичкали вас с амвона жирные пасторы, — это ложь и гнусные байки. — Полли связала платье в узелок. — Теперь надену, лишь когда похолодает. Или же в зарослях терновника. Как приятно сбросить постылую одежду и снова почувствовать себя свободной!

— А правда ли, что ведьмы и колдуны владеют волшебными чарами? спросил Джек.

— Мы ведаем многое, недоступное христианам, — ответила Полли и покосилась на сирену. — Но крайне мало по сравнению с вайирами. Они такие же ведьмы, как и мы. Поклоняются Великой Праматери, которая, собственно, и…

— Однако мы не приносим ей в жертву младенцев! — вскричала Р'ли.

Полли взбеленилась было, но быстро сумела совладать с собой и даже принужденно засмеялась:

— Откуда бы тебе знать? Неужто шпионила? Невероятно! Да нет, пожалуй. Наверное, какая-нибудь ведьма, из тех, что приютили у себя в кадмусе, проболталась. Ну и что, если даже и так — что из того? Не так уж часто это бывает, а дитя, которому посчастливится пролить во имя Великой Богини кровь, попадает прямиком в Ее Заоблачные Хоромы для вечных утех и наслаждений. Кроме того, не тебе бы камни бросать. Ведь вы, вайиры, прекратили совершать жертвоприношения лишь после появления на планете первых христиан. Что, скажешь, не так?

— Не так! — хладнокровно ответила Р'ли. — Мы отказались от этого отвратительного обряда за полвека до появления здесь ваших праотцев.

— Не вижу в вашем споре ни малейшего смысла, — вмешался Джек. — Мы так или иначе нужны друг другу. Р'ли говорит, что до долины Тхрарак нам предстоит одолеть четыреста миль. Что пользы в разногласиях, когда впереди ждут крутые горы, изобилующие опасностями — знакомыми и неведомыми. Оставьте свой пыл для мандрагоров, оборотней, медведжиннов, лесных разбойников и Бог весть кого там еще!

— Например, социнианских патрулей, — подсказала Р'ли. — За последние месяцы они весьма оживились.

Разобрав оружие, они снова тронулись в путь. Шли прямо по мелководному руслу. Впереди как проводник двигалась Р'ли.

Первая цель — долина Аргуль. Оттуда путь через горы знаком ей, как свои пять пальцев. Но до самой долины — куда хуже.

Все, что Р'ли пока смогла предложить, — держаться поближе к горам. Им следует отыскать тропу на Идох. Это где-то за склонами ближайшей горы, пика Пхуль. Той, что вздымалась перед ними на высоту в шесть тысяч футов, закругляясь к самой вершине и напоминая издалека гриб с изрядно недоразвитой шляпкой.

— По ту его сторону и лежит глубокая долина, — сообщила Р'ли. — Когда пересечем ее, столкнемся с подступами к кряжу Плель. Тропа на Идох чуть выше, в самом конце долины.

Джек вдруг остановился:

— Даже не знаю, что и сказать, Р'ли… Может, нам все же стоит задержаться еще ненадолго… Я решился на это бегство под влиянием минутного порыва, как-то не вполне обдуманно. Да и ситуация выглядела совершенно безнадежной. Ну а вдруг кадмус все же устоял и держит осаду? Может, мне удастся забрать отца? А ведь у меня еще братья и сестры! Что с ними будет?

Глаза у Р'ли с каждым его словом округлялись все больше и больше.

— Джек, милый! — Она взяла его за руку. — Да отдавал ли ты себе отчет в том, что натворил, когда поцеловал меня перед всеми? У тебя больше нет прежней семьи, любимый!

— Это ведь не значит, что я не должен о них заботиться!

— Понимаю. Но они не пожелают иметь с тобой ничего общего. И в первый же момент встречи попытаются убить.

— Я проголодалась! — встряла в разговор Полли. — Почему бы вам не отвлечься от ваших неразрешимых загадок и не вспомнить о нуждах куда более насущных? Если не сыщем, чем набить желудки да где приклонить голову на ночь, вам скоро станет не до мировых проблем. Мы попросту сдохнем!

— Успокойся! — ответил Джек. — Давай сюда лук и стрелы и запасись, наконец, некоторым терпением!

— Не выйдет! — огрызнулась Полли. — Они мои. Я рисковала ради них жизнью и теперь легко с ними не расстанусь.

Джек начал злиться: — Послушайте меня, вы, обе! Если мы хотим добраться до цели живыми, нам нужен старший. Мужчина здесь я! Оружие должно быть у меня, и будет именно так!

— Как-то не замечала еще, что с нами мужчина! — съехидничала Полли. Ничем этот мужчина пока себя не проявил. Кроме того, предлагаю пари на все что угодно, что лучший здесь охотник — это я! Ты еще плохо меня знаешь…

— Что касается охоты, тут она не врет, — подтвердила Р'ли. — Мне доводилось видеть ее в деле…

Полли смерила сирену удивленным взглядом, но та лишь мило улыбнулась. Джек пожал плечами — что спорить с женщинами? — расслабился и, внимательно глядя под ноги, двинулся вдоль берега. Полли скрылась за деревьями. Наконец Джек отыскал несколько плоских кремней, смытых потоком с гор. После нескольких не слишком удачных попыток смастерил себе нечто вроде ножа. И отправился искать татам с веткой подходящей толщины. Очистив ее от листвы и заострив, он почти сгубил свой импровизированный нож, но взамен получил настоящее копье.

— Еще бы отжечь острие в огне! — поделился он с Р'ли. — Но это вечером. А пока сыскала бы ты мне несколько подходящих для метания камушков. Если удастся подбить какую-нибудь зверушку, из шкурки я смогу соорудить себе и пращу.

Они бродили вдвоем по лесу битых три часа. И за все это время наткнулись лишь на единственную наглиску. Джек не сплоховал — камень, угодив в бок, опрокинул животное. Но подобрать подраненную добычу охотник уже не успел — верткая тварь, вереща, скрылась в непролазных зарослях. Несолоно хлебавши возвращались они к месту стоянки.

Полли в ожидании уже посиживала в тени дерева. Она даром времени не потеряла — с нижней ветки свисала ободранная и разделанная тушка дикой собаки.

— Ого! Поздравляю с удачей! — сказала Р'ли. — Этого нам хватит дня на три, пожалуй!

Джек С отвращением скривился: — Если вы и собираетесь питаться псиной, то, надеюсь, от меня такого подвига никто здесь не ждет?

Полли обратила к нему саркастический прищур:

— Чтобы выжить, лично я готова съесть кого угодно. Без колебаний и без гримас. А псину, кстати, еще и люблю. Моя мать готовила из нее чудесное жаркое. Никогда не упускала случая подманить глупого пса. И о том, чтобы привить мне ваши странные диетические предубеждения, она как-то не позаботилась. А еще, разумеется, шабаш на полнолуние закатывал пиры, тогда тоже в основном готовили псину.

— Это ведь не чей-то там домашний любимчик! — внесла в увещевания свою лепту и Р'ли. — Этот пес — опасный лесной хищник.

— Нет! — отрезал Джек.

— Но тебе ведь случалось выбирать себе в любимчики единорогов, гоготунчиков и других животных, — не сдавалась подружка, — дрессировать, возиться с ними, а потом съедать со спокойной душой и чистой совестью. Да я сама видела такое не раз на вашей ферме!

— Нет! И даже не уговаривай!

— Тогда поголодай! — милостиво разрешила Полли.

— Псоядцы! — пробурчал Джек и отправился прочь. Еще битых два часа он прошатался впустую. В конце концов набрел на плоды дикорастущего татама. Так себе еда. В отличие от своих одомашненных сладких сородичей, эти клубочки обладали кисловатым с горчинкой привкусом. Но желудок все же наполняли.

По возвращении Джек нашел своих спутниц вовсю уминающими мясо, поджаренное на небольшом и почти бездымном костре. Не говоря на сей раз ни слова, Р'ли предложила ломтик и ему. Голодный Джек даже принюхался было запах как будто привлекательный. Но желудок воспротивился категорически.

— Может, завтра нам повезет больше… — утешила Р'ли.

Она явно сочувствовала, зато уж Полли не преминула отвести душу скалила зубы, вовсю потешаясь над подобной разборчивостью как проявлением крайнего идиотизма.

Так прошло трое суток. Джек продолжал отказываться от жаркого, которое ему по три раза на день настойчиво предлагала Р'ли. Питаясь клубочками татама, он почти уже утратил надежду на встречу с настоящей дичью. Несколько раз, впрочем, ему доводилось видеть в лесу животных — то наглиску, то горного единорога, — но лишь издалека, а приблизиться на расстояние броска копья пугливые обитатели леса не позволили. Джек начал слабеть, ноги подкашивались, желудок бастовал против фруктовой кислятины.

Наконец на третий вечер, сидя возле костра, Джек нерешительно протянул руку за ломтиком мяса. Р'ли хранила полную невозмутимость. Полли же сразу заухмылялась и собралась было открыть рот, но, перехватив взгляд Джека, прикусила язык.

Голод был так силен, что юноша даже не почувствовал вкуса. Зато желудок и сам все прекрасно сообразил — Джек метнулся к кустам, где его тут же и вывернуло.

Ночью Джек встал и развернул юбку Полли — в ней хранились остатки мяса. Недолго поколебавшись, он доел их. На сей раз ему удалось превозмочь свой капризный желудок, он одержал над собой эту вынужденную победу. До утра Джека терзали кошмары, проснулся он вялым — с гадким привкусом во рту и мерзким осадком на душе. Но когда Полли вернулась в тот день с охоты с очередной собакой, уже не капризничал, ел с аппетитом.

— Вот теперь ты настоящий мужчина, — отметила Полли одобрительно. Или, по крайней мере, скоро им станешь.

Назавтра Джеку привалило и охотничье счастье — он завалил кобылу единорога. Та трусила звериной тропой к водопою в компании двух сосунков, и Джеку удалось подкрасться с подветренной стороны. Кобыла, казалось, совершенно утратила присущую всем лесным зверям чуткость — должно быть, очень спешила. Когда Джек вонзил копье в бок, она взвилась на дыбы и рванула с такой силой, что древко вырвалось из рук. Но Джеку удалось, ухватившись за гриву, вспрыгнуть ей на спину.

Он молотил кобылу кремневым лезвием по шее до тех пор, пока та не повалилась совершенно обессиленная. Всей своей тяжестью добыча грохнулась Джеку на ногу — к счастью, крепкие кости сдюжили и не сломались. Но несколько дней после того юноша все же ходил, сильно прихрамывая.

Теперь, кроме мяса, у них появились и сухожилия, пригодные для изготовления настоящей тетивы. Крепкий острый рог Джек примотал к шесту, получив грозное и прочное копье.

Несколько дней ушло на изготовление луков, колчанов и стрел с наконечниками — выделка кожи для колчанов и сухожилий для тетивы требовала времени. И хотя Р'ли очевидно не радовалась задержке, она с ней смирилась: оружие в горах — вещь безусловно необходимая.

Мясо нарезали тонкими ломтиками и закоптили. Разумеется, не удалось избежать запаха, который привлек хищников.

Дважды лагерь навестили медведжинны — они по-хозяйски шумно ломились сквозь заросли. Джеку и Полли сравнительно легко удалось отогнать незваных гостей, потеряв при этом всего лишь несколько стрел — их уколы убить могучих зверей не могли, но боль причиняли.

Затем явились более опасные гости — дикие псы. Эти всегда охотились стаями до двадцати особей и были куда осторожнее медведжиннов. Они усаживались на расстоянии, для стрел недоступном, и, пуская обильную слюну, поглядывали как на мясо, свисавшее с ветвей, так и на людей под ним.

Разок-другой Джек предпринимал контратаки. Часть псов отступала, но остальные заходили сзади, пытаясь замкнуть кольцо. Полли вместе с Р'ли открывали пальбу; псы на время удовлетворялись пожиранием раненых сородичей. Затем все снова повторялось.

— Надеюсь, они не решатся напасть в открытую, — заметила Р'ли. — И не застанут нас врасплох. Нам пришлось бы весьма туго — эти твари такие верткие и сообразительные.

— Насколько я понимаю, эти еще ничто по сравнению с мандрагорами да оборотнями, — бросила Полли. — Те произошли от людей и куда умнее собак.

— Только не поминайте о драконах! — сказал Джек. — Еще, чего доброго, накаркаете!

Покинув наконец лагерь, они возобновили подъем к подножию пика Пхуль. Местность, хотя и гористая, сплошь была покрыта густыми зарослями. Пришлось и дальше брести по воде — метод, пригодный лишь для коротких переходов, ибо ледяная вода мигом сводила ноги. Спустя два дня крутые перекаты превратились в настоящие водопады.

— Придется покинуть ручей, — заметил Джек. — Так оно, впрочем, и безопаснее — с берега нас легко заметить и перестрелять.

Р'ли не спорила — путь в Аргуль лежал примерно на этой высоте. Им предстояло обогнуть гору кругом.

Спустя какое-то время Джек обратил внимание, что тропа под ногами стала довольно гладкой.

— Здесь под слоем почвы погребена одна из древних арранских дорог, после краткого раздумья пояснила Р'ли. — Она загибается вдоль склона, поворачивает серпантином и выводит, по-моему, вон туда. — Сирена указала на огромный скальный выступ высоко над головами. — За этой скалой, на огромном плато, — развалины древнего арранского города.

— Давай посмотрим! — загорелся Джек. — Такой небольщой крюк задержит нас совсем ненадолго!

Р'ли колебалась: — Вообще-то, посмотреть, конечно, стоит. И есть на что. Но впереди у нас еще столько опасностей — разумно ли их умножать?

— Я столько слышал о великих городах арран! — настаивал Джек. — Хоть одним глазком поглядеть! Когда бы раньше знал, что один из них тут, рукой подать, — давно бы уже сходил.

— Ладно, не вижу для возражений каких-то особых причин, — сдалась Р'ли. — Мне и самой любопытно снова взглянуть. Но только обещай быть крайне осторожным!

Полли, на удивление, приумолкла — казалось, ее тоже страстно манили древние руины. Джек поинтересовался, отчего это у нее так вспыхнули глазки, с чего она вдруг засуетилась?

— Поговаривают, что арранские города скрывают множество тайн, — честно призналась Полли. — Вот бы наткнуться там на что-то такое!..

— Не очень-то губы раскатывай! — охладила ее пыл сирена. — Там давно уже все копано-перекопано!

След древнего тракта вел их вдоль склона вверх, затем дорога плавно повернула в обратную сторону. Вскоре они оказались в сотне футов прямо над началом маршрута. Продолжая беседовать, путники следили за своим голосом говорили лишь громким шепотом — и держали луки наготове.

Глазастая Р'ли первой заметила мелькнувшее среди кустов в стороне от тропы чье-то лицо. Но Джек тоже не осрамился — спустя мгновение он уже тихо, не разжимая губ, командовал:

— Виду не подавать, идти как ни в чем не бывало! Смотреть в оба! По-моему, это Джил Уайт, корешок Эда… — Выждав секунду-другую, резко добавил: — Ложись! — И сам, рухнув как подкошенный, подал спутницам пример.

К счастью, они успели вовремя. Стрела, коротко пропев над головами, впилась в ствол на обочине. Следом донеслись крики, и из-за деревьев на голый склон высыпало сразу шестеро — с Эдом Вонгом во главе.

Джек аккуратно прицелился и спустил тетиву. Половина атакующих залегла, но остальные уже поднимали луки. Джек вжался в землю, даже не успев проводить взглядом собственную стрелу, но по крику боли впереди понял, что потерял ее недаром.

Спутницы не сплоховали — пропустив жидкий залп из трех стрел над головой, тут же вскочили и выпустили свои. Поспешные выстрелы заведомо оказались неточны, но вынудили нападавших отступить за деревья. Похоже, Эд со своей ватагой рассчитывал на более легкую добычу — серьезного сопротивления он ожидал, видимо, лишь от одного Джека.

— А теперь — бегом! — скомандовал Джек и снова подал пример. Проскочив место одной засады, он сперва было опасался следующей, но тут же сообразил: для этого Вонгу просто не хватит людей — они же ушли из кадмуса вшестером.

За следующим куда более резким поворотом тропа пошла круче. Р'ли выдохнула Джеку в затылок:

— До развалин всего ничего — шагов двести! Там есть где спрятаться! Я знаю места…

Джек на бегу поглядывал вниз. Преследователи, надеясь успеть наперехват, карабкались напрямик по крутому заросшему склону. Пожалуй, шансов на успех у них немного и было бы куда больше, не мудрствуй Вонг с тактическими приемами, а побеги прямо по тропе следом за беглецами. Джек на всякий случай оглянулся — позади никого! — и замедлил бег до скорого шага. Нужно сберечь дыхание для стрельбы.

— А где Полли? — вдруг остановилась сирена.

— Понятия не имею, куда снова запропастилась эта маленькая сучка! Ну и дьявол с ней! Опять эта ведьма что-нибудь затевает.

— Мне кажется, Полли захотела поупражняться в прицельной стрельбе, сказала Р'ли. — Что ни говори, отваги ей не занимать. Храбрая до безумия…

— Ну, поквитаться с Вонгом — это еще куда ни шло! — согласился Джек. Но себя-то зачем для этого подставлять?

Джек твердо решил не возвращаться — не рисковать же жизнью из-за чьих-то дурацких фортелей! Особенно жизнью Р'ли…

— Чтоб ей пусто было! Если попадется живьем, они затрахают ее до смерти. А может, Полли только того и надо?..

За следующим поворотом тропы перед беглецами во всем своем величии распахнулось плато с древними руинами. Они высились над головами. Повсюду громоздились развалины.

Позабыв на миг о преследователях, Джек просто остолбенел — он был почти раздавлен масштабом открывшегося. Должно быть, до Катастрофы здесь находился величайший из арранских городов. До сих пор высилось несколько циклопических сооружений, переживших и катаклизм, и неумолимый бег времени. Вершины зданий, сложенных из чудовищно огромных гранитных блоков, терялись в заоблачной выси. Некогда яркая облицовка стен почти не сохранилась — лишь кое-где виднелись пласты штукатурки с уцелевшими фресками. Джек разглядел на них знакомые силуэты полулюдей-полумедведжиннов — тех самых гомурсусов, что когда-то запечатлела кисть Клица Кейджа. Арранам с фресок прислуживали люди или жеребяки — отсюда разобрать было трудно. Еще встречались неведомые человекоподобные существа, сплошь покрытые шерстью и со звериными оскалами.

— Арране завозили сюда представителей различных рас как рабов, прокомментировала изображения Р'ли. — После Катастрофы их потомки выродились и одичали. Это и есть так называемые мандрагоры и оборотни. Будь начеку. Они могут скрываться и в развалинах…

— Где же до сих пор шатается эта чертова кукла Полли? — спохватился Джек. И тут же получил ответ.

Со склона внизу донеслись бешеные вопли. Из лесу вырвался девичий силуэт, в сотне шагов за которым неслись четверо преследователей. Выбравшись на тропу, Полли отчаянно прибавила ходу.

— Похоже, одним стало меньше, — заметил Джек. — Но Эду пока еще везет.

Заняв позиции для стрельбы за гранитными обломками, они принялись ждать. Джек надеялся, что преследователям хватит ума приблизиться на расстояние прицельного выстрела. Не тут-то было: Вонг не полез в западню очертя голову — сообразив, что беглянку на сей раз не достать, он с приятелями снова скрылся в кустах.

— Они, должно быть, пытаются пробраться по склону, — переведя дух, предположила Полли. — Хотят проникнуть в развалины чуть ниже.

Джеку отнюдь не улыбалась перспектива иметь за спиной в развалинах четверых озлобленных лучников. И они стали осторожно пробираться дальше, стараясь обходить большие завалы стороной, дабы не оказаться на фоне неба удобной для стрел мишенью.

Во время одной из кратких передышек Р'ли, приложив вдруг палец к губам, навострила уши:

— Тс-с-с!.. Тихо! Мне слышится… — Она припала ухом к гранитной плите.

От дурных предчувствий у Джека прошел мороз по коже. Он и сам уже осознал необычность воцарившейся вдруг тишины.

А ведь еще минуту назад лес оглашался криками бесчисленных сбейпташек.

Р'ли поднялась и изрекла на лепетухе: — Тхрарак.

— Один или больше? — спросил Джек.

— Похоже, всего один. Пока прошел мимо. Сдается мне, что это Map-Кук свой палец ищет, А заодно и вора…

— Может, удастся с нею разойтись полюбовно? Отдам ей этот чертов палец — пусть лишь оставит нас в покое!

— Ой не советую! — встряла Полли. — Лучше припугнуть. Если настигнет, пригрози, что уничтожишь палец. Трудно сказать, как осуществить такую угрозу на самом деле, не имея под рукой хотя бы костра, но, думаю, рисковать Map-Кук не станет.

— Полли права, — подтвердила сирена.

Р'ли предложила двигаться дальше. План был таков: добраться сквозь развалины до края плато, а уже оттуда спускаться в Аргуль. Конечно, спуск там не сахар — одно название, что тропа, — но назад дороги тоже нет…

Древний град был необъятен. К северной его окраине путники вышли лишь за два часа до заката. Как-то вдруг, уступив место иссушенной равнине, закончился гранитный хаос, сменился чахлой высокогорной растительностью. Расстояние с милю отделяло путешественников от обрыва, за которым и скрывался спуск в долину. Отсюда, с окраины города, они могли видеть лишь дальнюю сторону Аргуля, плавно переходящую в подножие колоссального горного массива — кряжа Плель.

Добрых полчаса еще брели они по каменному крошеву.

Джек нервничал — успеть бы дотемна! Внезапно Р'ли остановилась возле валуна конической формы: — Вот, Джек! Отсюда начинается тропа. Этот камень вешка.

— Ага! — Джек глянул на небеса. — До заката — часа полтора. Перед спуском придется малость перевести дух.

— Джек, я же говорила — это одно название, что тропа! По ней и днем-то не каждый рискнет. А уж в потемках!.. Не знаю. Давай, пока светло, спустимся хоть немного и заночуем где-нибудь на уступе. Там и защищаться легче, если что…

— Ладно, — горестно вздохнул юноша. — До обрыва с полмили осталось. Рванем напоследок?

И они рванули.

Финиш забега еще даже не начал приближаться, когда из развалин позади донеслись истошные вопли. Джек на ходу оглянулся: Эд Вонг с тремя своими приспешниками взбирался на последние глыбы.

— Придется залечь до обрыва! — выдохнула Р'ли. — Если начать спуск, они запросто закидают нас камнями — не то что стрелами! Перебьют, как щенят!

Джек не ответил — сберегал дыхание. Остановил его знакомый грозный рев — так реветь мог лишь дракон, преследующий дичь. Спутницы тоже обернулись и замерли. Сбылось самое худшее — к ним приближалась беспалая Мар-Кук.

Теперь охотники сами обернулись дичью. Они отчаянно мчались к своим недавним противникам, что-то выкрикивая на ходу. И хотя за раскатами драконьего рева слов было не разобрать, Джеку не составило труда догадаться, о чем орет Вонг.

Разумеется, просит перемирия, чтобы вместе защищаться от грозного чудища.

— Пусть подходят! — решил Джек. — Быть может, это наш единственный шанс!

А у Эла Мерримота, одного из приятелей Вонга, и такого шанса уже не осталось — он споткнулся и упал, когда ужасная Map-Кук была совсем рядом. Эл успел еще, перекатившись на спину, закрыть глаза ладонями, чтобы не видеть чудовищной лапы, вмиг отнявшей у него жизнь.

Благодаря несчастному Элу, на считанные секунды задержавшему дракониху, Вонг и остальные успели достичь своей цели. Едва дыша после отчаянной гонки, они все же повернулись, встали бок о бок с командой Джека и натянули луки.

— Сперва я поговорю с ней! — заявила Р'ли, выступила вперед и закричала на лепетухе: — Map-Кук! Заклинаю тебя Перемирием с народом кадмусов! Ибо сказано в нем: «Пусть мать моя и бабка моя, и все прабабки мои — до самого Яйца Изначального — и все духи народа моего проклянут меня, отныне и во веки веков, если посмею нарушить Перемирие первой!» Map-Кук прервала свой бег и, проскользив по траве, тяжело оперлась на могучий хвост.

— Я чту Перемирие, — загудел нутряной бас, — но лишь до разумных пределов!

— Чего же ты хочешь? — воскликнула Р'ли. Вопрос был чисто риторическим.

— Чего я хочу? — Голос Map-Кук неожиданно подскочил до жуткого визга. Клянусь Выходящим из Яйца, да пребудет он в вечном покое! — мне нужен мой палец! И труп ничтожного карлика, осквернившего мою плоть непристойным прикосновением вонючих лап самца!

— Он вернет тебе палец, чтобы ты смогла пройти Очищение и вернуться после смерти в благословенную утробу Величайшей Праматери. Но поклянись, что уйдешь и оставишь его и иже с ним в покое! Поклянись мукой Величайшей Праматери, которую та изведала, снося Восьмигранное Яйцо Первого из Самцов!

Отвесив челюсть, дракониха тупо моргала и нерешительно потирала увечную лапу.

— Не думаю, что она согласится! — вполголоса сказала Р'ли. — Но если все же поклянется, то нарушить клятву уже никогда не осмелится. Клятвопреступника ждет безжизненный мрачный ад, лишенный материнской ласки и тепла. Никто из тхрараков еще не нарушил подобной клятвы. Ведь даже вернув себе палец, она обречена еще на долгие годы обрядов очищения. Если же погибнуть доведется раньше — ад неизбежен…

— Ну, так чего там она еще тянет? Палец-то, вот он!

— Будем надеяться на лучшее! А на всякий случай…Понизив голос до шепота, сирена объяснила Джеку, что следует сделать.

Джек кивнул и небрежной походкой, отнюдь не соответствующей его намерениям — как бы по нужде, — двинулся к краю обрыва. Даже не оглядываясь, он воочию видел замершие в нерешительности на его затылке страшные глаза. За несколько шагов до края пропасти он услыхал жуткий рев — дракониха сделала свой выбор. Обернувшись, Джек увидел, как Мар-Кук скачками несется к нему.

Сирена, как видно, успела предупредить лишь Полли — с натянутыми луками обе девушки очень вовремя отпрыгнули в сторону. А вот Эд с компанией совершили роковую ошибку.

Пытаясь удержать строй, они остались на месте, где каждый из троих успел выпустить по стреле. Промахнуться, стреляя в такую мишень, было непросто, но один из стрелков все же как-то исхитрился. Впрочем, две другие стрелы, отскочив от драконьей брони, тоже ничуть не задержали чудище. Сразу после залпа лучники дали деру. Но уже было поздно.

Map-Кук, лишь чуток изменив направление, вильнула хвостом — раздался жуткий хруст, и для двоих из беглецов героизм обернулся ужасной смертью. Эду снова посчастливилось ускользнуть.

Вблизи Map-Кук была столь омерзительна, столь страшна, что Джек с трудом подавил невольный порыв к паническому бегству — вниз по тропе. Р'ли советовала держаться твердо и даже нагло — иначе все пойдет прахом! Драконы не ведают пощады!

Стоя над самой кромкой, Джек вытянул руку с драгоценным пальцем над бездной. Миг — и тот полетит вниз, на целую милю. Поди сыщи потом!

И снова дракониха осадила саму себя, проскрежетав когтями по камням. На сей раз всего лишь в двух шагах.

— Не смей этого делать, карлик! — грянул рык.

Укоризненно покачав головой, Джек сказал ей на лепетухе:

— Гляди, Map-Кук, внимательно гляди! И ни шагу больше, Map-Кук! Стоит мне разжать пальцы, Map-Кук — и твоя драгоценная плоть, аи! — улетит в бездну! Ищи — свищи! Здесь тебе никак за нею не спуститься, придется прогуляться в обход. А это далеко, Map-Кук! И весьма, весьма долго! Много ли оставят от твоего пальца поминальщики к тому времени? А, Мар-Кук?

Дракониха разразилась невнятной тирадой — похоже, на древнем драконьем языке. Р'ли объясняла Джеку как-то, что некогда драконы говорили по-своему, но превосходство вайирского языка сделало свое дело — прежний был забыт. От него в нынешней драконьей речи остались лишь божба, заклинания да непристойная брань.

Джек попытался выдавить нахальную улыбку, свидетельств вующую о том, кто, мол, здесь хозяин положения, да губы плохо подчинялись ему — вышла гримаса параличного. От бли зости драконьих клыков захватывало дух и поджилки тряслись.

К великому его облегчению, в разговор наконец вступила и Р'ли:

— Мы вернем его тебе, Map-Кук, на перевале Идох и вернем. Но прежде дай клятву. И к тому, о чем уже говорили, добавь еще, что за перевал следом за нами не пойдешь, а до перевала будешь провожать и защищать.

Дракониха едва не задохнулась от ярости, но вскоре, проглотив злость, смирилась и прохрипела:

— Договорились!

Джек постоял еще с вытянутой рукой, пока Р'ли брала с драконихи страшную клятву по всем правилам. Лишь когда с формальностями было покончено, смог размять онемевшее плечо. Драконий палец он демонстративно засунул в дорожную сумку. Map-Кук глаз с него не спускала, но больше никаких фортелей не выкидывала.

Тела погибших Джек с помощью Р'ли сбросил в пропасть.

Он предпочел бы захоронить их по-христиански, но рыть могилу было нечем, да и некогда.

Map-Кук стала ныть, что ее оставили без ужина, и заткнулась, лишь когда сирена напомнила ей о мандрагорах, которые могли бы сбежаться на запах мертвечины. Что же это за твари такие, поразился Джек, если даже неуязвимый дракон их побаивается?

Обезоруженный Эд стоял под прицелом лука Полли, безучастно наблюдая за происходящим.

— Лучше всего прикончить его прямо сейчас! — сухо порекомендовала Р'ли.

— Вот уж… от кого не ожидал, так не ожидал! — поразился Джек. — Да ты ли это, любимая?

— Его нельзя освободить с оружием. Эд будет выслеживать и подстерегать нас повсюду, покуда не добьется своего. Ты не понимаешь, Джек, он болен, болен ненавистью. А если ты отпустишь его безоружным…

— Эд сделает себе другое, как сделал это.

— Не успеет. Ты разве не слышал, что говорила Полли? Она тоже больна, Джек, и пойдет за ним. И тогда он умрет такой смертью, какой ты и злейшему врагу не пожелал бы. Я знаю этих ведьм и знаю Полли…

— Досадно, что Эд не погиб в перестрелке, — сказал Джек. — А сейчас… вот так, хладнокровно… нет, просто не смогу!

— Помнишь, как тебе однажды пришлось прикончить взбесившегося пса? То был твой любимец, ты лелеял его и даже лизался с ним. Случай похожий — с той лишь разницей, что к Эду у тебя вряд ли подобная привязанность!

— У меня такое чувство, что в этой глухомани я оказался в компании двух самых злобных сук, каких только когда-либо натаскивали на травлю людей! Выпалив это, Джек резко развернулся и зашагал прочь.

В глубине души он понимал, что Р'ли в чем-то права и предлагала это единственно из жалости к Эду. К тому же кузен уже столько раз сам пытался покончить с ними!

Сирена неспешно приблизилась к Полли и о чем-то заговорила. Джек подозрительно приглядывался издали. Что эти сучки там еще затевают? Вроде бы ничего серьезного — Полли так даже захихикала.

И тут Р'ли нанесла короткий удар. Снизу в челюсть. Ведьма рухнула как подкошенная. Добрых полминуты, стоя после того на четвереньках, она ошеломленно трясла головой.

Большего сирене и не было нужно. Подхватив лук и стрелу, выпавшие из рук Полли, она мигом прицелилась в Эда.

Выйдя из оцепенения, Вонг с воплем ударился в бегство. Он помчался к обрыву, видимо, в надежде соскочить на тропу и скрыться. И он почти успел. Почти. Стрела ударила его под лопатку уже в прыжке. Еще долго из бездны доносился его ужасающий крик. Наконец все стихло.

Джек подбежал к обрыву.

Пошатываясь, Полли поднялась на ноги, дотронулась до ушибленной челюсти и прошипела:

— Ты провела меня, сучка!..

— Эда больше нет, — спокойно ответила сирена. — Можно о нем забыть. Так и забудь!

— Зато о тебе не забуду! Ох, попомнишь ты еще у меня!

— Понятно. Map-Кук, приглядывай-ка за ней впредь! Чтоб ничего не отчебучила, — хладнокровно ответила Р'ли.

Вчетвером они вернулись в развалины. Шлепавшая лапами впереди Map-Кук вдруг замерла с негромким — по-драконьи! — восклицанием. Поравнявшись с ней, Джек увидел, что привлекло ее внимание — на камне перед драконихои чернела крупная пирамидка свежего кала.

— Мандрагор! — прогудела, понизив голос, Мар-Кук.

— Они всегда помечают свою территорию подобными кучками, — пояснила Джеку сирена. — Придется сыскать укрытие понадежнее. Поспешим же — солнце вот-вот зайдет!

— Вот подходящая нора, — сообщила вскоре Map-Кук, принюхиваясь к прямоугольному провалу в нагромождении глыб.

За ним обнаружилось достаточно вместительное помещение.

Отправив Map-Кук за дровами, путники обследовали место стоянки — дыра, через которую они вошли, оказалась единственной.

Спустя четверть часа появилась дракониха с огромной охапкой бревен и хворосту. Свалив ношу перед входом, она с трудом протиснулась внутрь сама и втащила дрова. Джек споро высек огонь и развел у входа костер. В мрачном склепе сразу стало поуютнее, да и дым, задуваемый внутрь лишь редкими порывами ветра, дышать почти что не мешал.

Путники разложили припасы. Большая часть остатков единорога досталась, разумеется, Мар-Кук.

— Не тревожьтесь, малютки! Завтра я поймаю вам другого! — утешила та.

— Разве мы сможем взять ее с собой? — шепнул Джек сирене. — Ведь ей же по тропе не спуститься.

— Пойдем с нею в обход — так дольше, но куда безопаснее. А почему ты шепчешь?

Джек кивнул на развалившуюся в сторонке тушу: — Она действует мне на нервы.

Р'ли обняла и поцеловала Джека.

— Я вас не очень беспокою? — поинтересовалась Полли. — Чего там, не стесняйтесь, здесь все свои! Может, и мне чего перепадет… А нет, так хоть поглазею!

— Вот же сучка гадливая! — выругался Джек.

— Может, и гадливая, зато правдивая! — парировала та. — Нет, честно, я давно уже примечаю, как вы тискаетесь да милуетесь, когда полагаете, что никто вас не видит. Похоже, давненько уже спелись — так почему же Р'ли до сих пор не беременна? Не хочет разве?

— Почему… что?! — У Джека отвисла челюсть. — Беременна? От человека?! Сирена? Да ты в своем ли уме?

Полли расхохоталась и долго еще не могла успокоиться.

Притихла, лишь когда в углу недовольно заворочалась МарКук. И ехидно поинтересовалась:

— Так твоя милка забыла тебя просветить? И ты до сих пор блуждаешь во тьме и веришь всем этим поповским байкам? Разумеется, у вас могут быть дети. И очень даже миленькие. Метисы, они такие очаровашки — в Социнусе, говорят, их многие тысячи!

Джек перевел растерянный взгляд на подругу:

— Это правда, Р'ли? Мы можем иметь детей? Почему я не знал?

— Милый, мы так недолго были вместе. А когда говорили, то лишь о любви. Мы еще многого друг о друге не знаем… А кроме того, любимый, можешь не волноваться — вайиры не обзаводятся детьми случайно. Я забеременею, лишь когда мне захочется и с разрешения Попечителей Рода. Они стараются поддерживать равновесие числа родившихся с умершими. У вас, людей, такое не принято — именно поэтому вам тесно на любой земле и вы всегда стремитесь к новым рубежам…

— Нам, ведьмам, тоже известен секрет предохранения, — похвасталась Полли. — Заваришь в определенных пропорциях определенные травки, в нужное время примешь — и трахайся себе на здоровье!

Р'ли рассеянно уставилась в темноту за костром. Луна еще не взошла. Блики огня затеяли игру в пятнашки на нагромождении глыб за площадкой у входа.

— Джек, полагаю, настала пора поведать тебе подлинную историю вайиров обитателей кадмусов, сатиров, сирен и даже, если угодно, жеребяков-псоядцев. Чистую правду, которую веками от вас скрывали. Не мы в этом виновны, Джек, ваша верхушка да духовенство. Хотя даже им, пожалуй, известно далеко не все. Джек, вайиры, то есть люди, как мы сами себя называем, — тоже выходцы с планеты Земля.

Джек безмолвствовал.

— Это чистая правда, Джек! Наших предков завезли на Дейру более четырех тысячелетий назад. По местному летосчислению — но оно ведь весьма близко к земному. Тогда Дейра была процветающей колонией арран. Они похищали людей с Земли, дабы использовать их как слуг и рабов. Для удовлетворения обычных нужд им вполне хватало машин, и в «низших» они нуждались разве лишь для… престижа, что ли? Для большего самоуважения?.. Разумных существ завозили и с иных планет, не с одной лишь Земли. Так на Дейре появились предки нынешних мандрагоров и оборотней. Пожалуй, одни драконы здесь — настоящие аборигены. Слишком громоздкие и опасные для одомашнивания, они попали у арран в своеобразные резервации. А примерно два тысячелетия назад вспыхнула война между арранами и иной звездной расой — эгзви. Чужаки воспользовались оружием, которое позволило им разом уничтожить все железо на поверхности Дейры. Возможно, не только железо — точно не знаю. Уцелевшие арране покинули колонию, а победителей захват новых земель, как видно, не интересовал. Из четырех разумных видов, обитавших на планете, лишь мы, люди, сумели избежать одичания. Это вполне достоверно. Мы воевали с расплодившимися мандрагорами и оборотнями, пока не оттеснили тех в дикие горы, где и оставили в покое…

— А где доказательства столь невероятной истории? — недоверчиво перебил Джек. — Не лошадиные же хвосты да необычный цвет ваших глаз?

— По поводу этих отличий существуют различные гипотезы. Согласно одной — нас облучило при взрыве железа и мы видоизменились. Другая утверждает, что арране занимались принудительной человеческой селекцией и вывели нас искусственно. Трудно сказать, что ближе к истине, но то, что арране в принципе баловались расовой селекцией, уже не подлежит сомнению. Тем не менее мы сохранили свои обычаи. Вряд ли они могли бы служить надежными доказательствами нашего происхождения — с таким же успехом подобные традиции могут зародиться на любой из планет, — когда бы не одно обстоятельство. Решающий фактор. Наша речь.

— Но ваш язык ничуть не похож на земной!

— Взрослый — да. Это древний язык арран, который приходилось изучать и рабам. Фактически — колоссальная таблица кодов, где один краткий звук может содержать смысл целых фраз и образов. Но детский — лепетуха, как прозвали его вы, таррта, — своими корнями восходит к одному из древних земных языков. Арране позволили нам сохранить язык для семейного общения, и мы берегли его как зеницу ока — последнее напоминание о днях нашей свободы. После взрыва язык стал играть роль классового водораздела. Вы полагаете, что нынче все вайиры пользуются взрослым вайирским. Но это не так — им владеют лишь ученые да аристократия. Суть же в том, что лепетуха, равно как и большинство языков, завезенных людьми на запоздалом арранском звездолете, — одного древнего корня. Сейчас вы сохранили лишь английский, но наши ученые вовремя сумели составить словари каждого: немецкого, исландского, испанского, гэльского и прочих, и даже вашей литургической латыни. И доказали, что не в родстве с лепетухой лишь китайский, турецкий да еще, пожалуй, язык вашего индейского племени кроу…

— В такие новости как-то трудновато поверить… — промямлил Джек.

— Любимый, а я еще думала порадовать тебя этим! Ведь речь о нашем с тобой сродстве!

— Ну, не знаю. Не нахожу никакого сходства между английским, жеребякским и латынью. Кроме нескольких заимствований — в основном из латыни.

— Джек, я ведь тоже отнюдь не специалист. Но кое-что знаю. И могу свести тебя с теми, кто знает много больше. К тому же ваши собственные священники в различные времена приходили к подобным же выводам обнаруживали поразительное сходство. Большинству заткнули рот угрозой отлучения, но один из непокорных укрылся в кадмусе.

— Хорошо-хорошо, ты только не волнуйся! Не думай, что это меня злит, я просто ошеломлен! Все так… неожиданно.

— Ученые знают сотни, тысячи примеров. Я приведу лишь несколько. У вас есть оскорбительное словцо «свинья». Никто уже не помнит, что это за животное такое, но все знают смысл — грязная тварь. На лепетухе схожий смысл выражают словечком «суит». Во времена Катастрофы оно звучало, как «суис». Эти слова явно сродни латинскому «свинус» и немецкому «швайн» — и все наверняка от единого корня. А возьмем имя О'Рег — Слепой Король. Слог «О» заимствован из арранского. Изначальный его смысл — совершать какойлибо поступок скоропалительно или даже опрометчиво. Но на лепетухе он означает «слепой». А слово «Per» вайиры принесли с Земли. Сравни с латинским «реке» «король», родительный падеж в единственном числе — «регис».

— По-моему, связь несколько надуманная…

— Хорошо, возьмем «тхрарак». Это слово возникло от того же корня, что и ваше «дракон», которое англичане позаимствовали у французов, а те в свою очередь — у древних греков. Погоди! Сейчас подберу пример поубедительнее… Вот! Мать на лепетухе — «меттра» О, я еще могу продолжать — при всей скудости своих познаний. Например, «вервольф» — одна из разновидностей оборотней. Знаешь, что означает в этом слове слог «вер»?

— Как-то не приходилось задумываться.

— Человек! «Вервольф» — человек-волк, человековолк в переводе с вашего немецкого. Потому-то вы так и прозвали эту породу. Ты же не станешь, надеюсь, спорить, что «вер» удивительно напоминает латинское «вир», некогда звучавшее, как «вийр». Оба, как «вер», так и «вир», сродни нашему вайир — и все означают примерно одно и то же.

— Уму непостижимо!

— Мне самой вначале верилось с трудом. Пока учителя не объяснили правила словообразования, изменения словоформ…

— У меня тоже есть славный примерчик, — вмешалась Полли. — Их словечко для мужского члена и наше бранное, весьма схожее по смыслу, звучат почти одинаково. Годится?

— И вряд ли это случайно, — с улыбкой поддержала Р'ли.

— Я всегда полагал, что это жеребякское ругательство и потому священники возбраняют им пользоваться.

Сирена вместе с Полли дружно прыснули. Чтобы скрыть румянец, Джек сдвинулся в тень и задел привольно раскинувшуюся Мар-Кук. Та вдруг зашевелилась, и юноша невольно отпрянул. Дракониха приподняла голову и уперлась гребнем в невысокий потолок.

— Тс-с-с-с!.. Тихо! — зашипела она. — Снаружи кто-то есть…

Все трое — Джек и спутницы — схватились за луки и напряженно уставились в непроглядную тьму за костром.

— Кто там может быть, как думаешь? — тихо спросила Р'ли у Мар-Кук.

— Пока не чую, — отозвалась дракониха. — Только звуки, шаги… Много шагов. Что-то мне не по себе в этом склепеловушке. Даже не развернуться как следует…

Тут спутников оглушили дикие вопли, вой и визг. Отбрасывая жуткие тени, на свет выступило множество масси; ных длинноруких фигур. Незваные гости отдаленно напоминали людей, но лишь весьма и весьма отдаленно. Сплошь покрытые густой светлой шерстью, с необъятными плечами и уродливо выступающей челюстью, они уставились на костер жутко звериными взглядами.

В проем полетели длинные отожженные копья — им ответили меткие стрелы. Каждая нашла свою цель, да и промахнуться было практически невозможно. Гнусаво взвыв, нападающие скрылись.

— Мандрагоры! — выдохнула Р'ли.

Map-Кук объявила, что выходит наружу — никто не возражал. Люди сгрудились у стены за ее спиной. Одним взмахом хвоста дракониха смела костер, разбросав головешки по всей площадке перед входом, и протиснулась в проем. Сверху на нее посыпались мохнатые туши; сопроводив шумную атаку мандрагоров боевым кличем, от которого заложило уши, Мар-Кук рванулась, перекатилась на спину, раздавив часть нападавших, и тяжело поднялась на задние лапы. Уцелевшие тут же набросились снова, они выскакивали, казалось, из каждой тени, но дракониха оказалась уже в родной стихии.

Команда Джека не упускала случая поддержать могучую союзницу меткими стрелами, но Мар-Кук устроила такую стремительную мясорубку, что им удалось сделать от силы три прицельных выстрела. Две стрелы, судя по завываниям, нашли свою цель.

Неожиданно бешеная атака разом захлебнулась — вооруженные дубинами, копьями и острыми клыками мандрагоры исчезли, разбежались, как по команде. Мар-Кук, только входившая во вкус, бросилась в погоню. Еще долго Джек слышал разносящиеся над бесконечным плато вопли преследуемых и рев вкусившего свежей крови дракона.

Наконец все смолкло.

Всю ночь путники караулили вход, по очереди. К рассвету вернулась сытая и довольная Мар-Кук. Когда с восходом солнца выходили в путь, дракониха вскинула на плечо одного из убитых мандрагоров — «на завтрак!» — пояснила она при этом.

Путешественники шли целый день, делая лишь краткие привалы. К полудню оставили развалины за спиной и взяли направление вдоль края плато. Преодолев множество подъемов и спусков, к сумеркам оказались, как прикинула Р'ли, примерно на полпути. Дальше перед путниками лежал весьма простой и пологий склон — так что в долину Аргуль, по расчетам сирены, им предстояло попасть к полудню или же чуть позже.

— Долина простирается миль на шестьдесят, вся в густых зарослях и изобилует опасностями. Даже единороги там куда крупнее и злее тех, с которыми мы привыкли иметь дело. Но с Map-Кук нам бояться особенно нечего!

Утром третьего дня путники были уже в самом сердце долины. Ничто не задержало их в дороге, даже на охоту тратить много времени не пришлось: Мимоходом загнав в ущелье отбившегося от стада единорога, Map-Кук прикончила бедолагу одним ударом хвоста. Костер они разложили на берегу мелководной речушки. К концу трапезы Map-Кук начала беспокойно ерзать, побродила кругами по опушке и, тяжко вздохнув, изрекла: — Мне бы отлучиться ненадолго…

— Кто-то из сестер по соседству? — уточнила Р'ли.

— Ага. Языки почесать'маленько. И взять слово, что вас не тронут. Кто тронет — будет иметь дело лично со мной!

— Надеюсь, она действительно покинула нас ненадолго, — глядя драконихе вслед, сказала Р'ли. — Но вообще-то не удивлюсь, если и задержится. Драконьи сплетни не короче любых прочих, бабьих…

Спустя час Джек стал нервничать. Р'ли сидела молча, устремив немигающий взгляд на прутик, торчавший из песка. Похоже, погрузилась в транс. Это раздражало. Джек потихоньку начинал закипать — прутик ей, видите ли, важнее живого человека рядом, к тому же не случайного ведь прохожего! Хоть бы объяснила, о чем задумалась!

Полли распростерлась рядом на травке в весьма вызывающей позе, руки за голову. В последние дни она все чаще игриво постреливала глазками, и реплики ее становились все недвусмысленнее.

Р'ли не обращала внимания ни на то, ни на другое.

И хотя Полли вызывала у Джека лишь неприятное, брезгливое чувство, он никак не мог отделаться от смутного ощущения вины перед Р'ли. Переходы утомляли его теперь не настолько, чтобы не чувствовать растущего в паху зуда. Недостаток уединения и странная холодность возлюбленной лишь усугубляли ситуацию — Джеку настоятельно требовалась разрядка.

Однажды, в одну из тех редких минут, когда они остались вдвоем, Джек спросил сирену о причинах такой перемены.

— Нет никаких перемен в моем отношении, милый. Просто сейчас у меня двухнедельный запрет. Каждая женщина-вайир соблюдает подобное воздержание. Отсчет им ведется с самого дня рождения. Это в честь Великой Праматери в ее воплощении в Богиню-охотницу.

Джек, как бы сдаваясь, поднял руки. Чуть ли не всю жизнь провести возле кадмусов — и так мало знать об обычаях вайиров!

— А как же я? — все же нашелся он с возражением. — Мне-то зачем страдать в честь вашей Богини?

— Ну… есть еще Полли.

— Что? — выпучил глаза Джек. — Ты хочешь сказать… Тебе все равно?

— Нет, милый, не все равно. Но я промолчу. Это тоже входит в мое табу. И мне кажется… я поняла бы тебя…

— Да я не притронусь к этой гадливой сучонке, будь она даже последней бабенцией на всем белом свете!

— Ну, это ты уж слишком, — улыбнулась Р'ли. — Ты явно переоцениваешь свою выдержку, милый. К тому же не забывай об обязанности продолжения рода!

Позднее Джек разобрался, что подруга отнюдь не подстрекала его к неверности — она и огорчилась бы, и разобиделась.

Просто дала понять, что никогда и ни к чему не станет принуждать. Слава Богу, что устоял перед искушением, радовался Джек. Хорошо бы еще как-то заставить Полли вести себя поскромнее. Есть вещи, за которые мужчине невозможно ручаться…

Очнувшись от безрадостных дум, Джек грубовато ткнул Р'ли в бедро ногой:

— Может, двинемся? Map-Кук нагонит, найдет по следам.

— Что за спешка? — мигнула Р'ли.

Покосившись на Полли, Джек ответил:

— Просто не выношу ожидания. Терпение лопнуло.

Тоже смерив взглядом вольготно раскинувшуюся Полли, сирена согласилась:

— Ладно, тронулись.

Уже через полчаса Джек клял себя за несдержанность — казалось, каждый шаг, отделявший маленький отряд от МарКук, увеличивал опасность вдвое. Но признать неправоту оказалось не так-то просто. Лишь спустя еще с четверть часа Джек наконец остановился:

— Я был не прав. Давайте подождем здесь. Глупо рисковать понапрасну.

Женщины смолчали. Р'ли тут же воткнула в песок прутик, уселась, скрестив ноги, и снова впала в прострацию. Полли тоже приняла прежнюю позу с лризывно раскинутыми бедрами.

Все вернулось на круги своя, лишь опасности стало больше…

Джек нервно мерил прибрежный песок шагами.

И вдруг замер.

Полли рывком села и вытянула шею. Р'ли тоже мигом пришла в себя кто-то, даже не пытаясь таиться, шумно ломился сквозь заросли. Может, долгожданная Мар-Кук?

Из лесу вырвался сатир и бросился вброд пересекать речку.

Он был всего в полусотне шагов, но ничего вокруг себя не замечал.

— Мррн! — ахнула сирена.

Теперь и Джек признал брата Р'ли.

С опушки грянул ружейный залп. Сатир как подкошенный рухнул лицом в воду, с трудом поднялся, сделал, пошатываясь, несколько коротких шагов и повалился снова, уже окончательно. Поток начал сносить тело вниз по течению.

Р'ли в ужасе вскрикнула.

— Быстро в лес! — скомандовал Джек.

Подхватив оружие и припасы, они тут же бросились под прикрытие ближайших деревьев, но далеко убежать не успели — навстречу из леса выступила группа людей с какими-то необычными мушкетами, среди них Чаксвилли.

Старый знакомец приветливо улыбнулся:

— На ловца и зверь бежит! Твой братец, Р'ли, искал тебя, мы шли следом. Теперь все должны быть довольны — каждый нашел что искал! Я не ошибаюсь? Может, вы не рады нашей встрече?

— Я-то думал, что убил вас… — выдохнул Джек.

— Убил? Меня? — изумился тот. — Ну что вы! Не так-то это просто! Шишку, правда, поставили изрядную — ох и промучился же я с нею всю ту неделю, что провел на гауптвахте в Сбейптаху…

— На гауптвахте?! — в свою очередь изумился Джек.

— Ну да. В застенке, если так вам понятнее. Правительство решило, что время для штурма кадмуса выбрано было не вполне удачно. Королева выразила свое «фе!» по поводу событий на ферме Кейджей, и меня тут же арестовали. Чтобы доказать жеребякам совершенную непричастность к прискорбному инциденту, власти собирались отдать меня под трибунал. Дело могло обернуться и плахой, но для чего на свете друзья? На третью ночь они ворвались в каземат и сломали запоры. Что ж, решил я, похоже, моя миссия в вашей стране завершается — можно отправляться наконец и домой, в благословенный Социнус. По пути вот наткнулся на патруль, а уж вместе с этими бравыми вояками — на Мррна с компанией. Сдается мне, сатиры разыскивали именно вас.

Джек притянул к себе и обнял за плечи бледную, с остановившимся взглядом Р'ли. Бедняжка! Столько горьких утрат и в столь краткие сроки!

— Вы — социнианин? — Джек вложил в голос весь сарказм, на какой только был способен в данную минуту.

— Специальный агент свободного Социнуса — к вашим услугам!

— А что тогда делали в Дионисии?

— Так, пустячки! В мою задачу входило всего-навсего развязать войну между вашим правительством и кадмусами. Может, полагаете, на вашей ферме я потерпел фиаско? Как бы не так — обитатели всех кадмусов в трех странах всполошились, мобилизовали все свои силы и готовятся к отпору. Так что результат налицо! И будьте уверены — я не единственный агент в Дионисии. Другие тоже не упустят случая подлить маслица и поднести фитилек… Скоро, скоро уже заполыхает весь Авалон, попомните мои слова! Весь — кроме благодатного Социнуса, разумеется. А вот когда вы порядком обескровите друг друга, вступим в дело и мы — введем миротворческие войска. И на всей Дейре установим новый — лучший! — порядок. А теперь вернемся к нашим единорогам. Вкратце выбор у вас, Джек, такой: либо присягаете на верность Социнусу и отправляетесь со мной, либо… Ну, сами понимаете — извините, я слишком многое вам выболтал. Беда мне с моим языком!

Двое солдат тем временем извлекли из воды тело Мррна.

К общему удивлению и немалой радости Р'ли он оказался жив — с трудом усевшись, принялся мучительно откашливать воду из легких. По лбу Мррна сбегала струйка крови — видимо, пуля задела вскользь, лишь контузив сатира.

Спецагент, не утруждая себя разнообразием, почти в тех же выражениях повторил свое предложение каждой из спутниц Джека. Затянувшуюся тягостную паузу первым прервал очухавшийся сатир: — Мы с сестрой предпочтем смерть позору!

— Где же ваша хваленая жеребякская сообразительность? — обернулся к нему Чаксвилли. — Нет бы дать присягу, а потом, выждав случая, навострить лыжи. Но вы же не можете опускаться до подобной низости — как же, аристократия! Или все же можете?.. — Он перевел взгляд на сирену. — А сама за себя ты ничего не желаешь добавить? Кстати, вовсе не обязательно выбирать смерть лишь на том основании, что вы вайиры. Двое в моем патруле — тоже родом из кадмуса, один — метис. Да я и сам метис! Социнус — наглядный пример того, как две культуры, сливаясь воедино, порождают мощь и гармонию третьей, подлинной.

— А почему бы вам не взять да не отпустить нас подобрупоздорову? спросила Р'ли. — Идем себе в Тхраракию, никого не трогаем, собираемся жить там в мире и согласии, растить детей. Какой вам от нас вред?

— Жить в мире?! — Чаксвилли удивленно поднял брови, затем Дoбродушно усмехнулся. — Ну разве что ненадолго — у Социнуса есть плаНы, связанные и с Тхраракией. После того, как мы освободим от гнета невежества народы Дионисии, Кроутании и Неблизки…

Р'ли скептически фыркнула:

— Долина неприступна! Вы потеряете сто тысяч бойцов, а к перевалам даже близко не продвинетесь.

— Господи, что стряслось такое с вайирской контрразведкой? Вы что, ребятки-жеребятки, не слыхали о новых орудиях и новых снарядах, по сравнению с которыми дионисийская артиллерия — игра в деревянные солдатики? А наш воздушный флот? Сотни боевых аэролетов с мощными пропеллерами пролетят мимо ваших укрепленных перевалов и разбомбят долину в пух и прах, камня на камне не останется! А уцелевших добьет мощный десант — выкосит, как сорняк с поля!

Всхлипнув, Р'ли теснее прижалась к Джеку.

— Ну, с которой же из вас начнем? — поинтересовался социнианин. Надеюсь, вы понимаете, что в случае отказа я не сумею отстоять дам от не вполне деликатного обращения своих подчиненных. В отрыве от цивилизации они несколько одичали и давно уже жаждут женской ласки…

Р'ли попросила дозволения переговорить с Джеком наедине.

Чаксвилли не возражал, но проследил, чтобы обоих как следует стянули по рукам и ногам — на всякий случай.

— Что будем делать? — спросила Р'ли, когда их оставили.

— Соглашаться. Он сам предсказал наши дальнейшие действия: для виду присягаем, а при первом же удобном случае даем деру.

— Джек, как ты не понимаешь! — возмутилась Р'ли. — Мы из рода Слепых Королей, мы не вправе лгать даже ради сохранения жизни.

— Проклятье, я же не склоняю тебя к измене! Просто подыграй немного… Ладно, не лги совсем! Лишь уклонись от прямого ответа. Скажи этому спецагенту, что поступишь в точности как я. А мои намерения тебе известны.

— Такой ответ будет косвенной ложью.

— Ну, не подыхать же нам здесь из-за таких пустяков?

— Это совсем не пустяки, Джек! — жестко сказала сирена и тут же смягчила тон: — Но я так люблю тебя, милый! Ты столь многим пожертвовал ради меня… Сделаю как скажешь.

Джек с облегчением подозвал социнианина:

— Мы присоединяемся. Р'ли станет делать все что я велю.

Чаксвилли расплылся в улыбке:

— О, как погляжу, она у вас не только смазливая, но еще и себе на уме! Прекрасно. Ноги вам развяжут, руки же — чуть погодя.

Как и следовало ожидать, Полли без всяких колебаний и по всей форме принесла присягу на верность великому Социнусу.

Чаксвилли, правда, не преминул сперва намекнуть, что знает о ее прошлом кое-что эдакое… Но поскольку никаких иных мотивов, кроме одной корысти, за девушкой не усматривает, то присягу примет, не сомневаясь в ее искренности, — такие причины ему самому близки и понятны. В конце концов, девушки вроде Полли О'Брайен любят победителей — стало быть, в победоносном Социнусе ей самое место и есть. Вскоре сама убедится.

Более того, в этом благодатном краю Полли не придется прятаться по углам, ибо веротерпимость — один из краеугольных камней великой социнианской культуры. Запрещены лишь человеческие жертвоприношения. Когда Полли разберется что к чему, она и сама сообразит, что нет никакого смысла участвовать в этих пренеприятных обрядах. Те, кому сообразительности не хватило, давно уже сгнили в медных копях…

Единственным ответом Полли на последнюю реплику была просьба закурить.

Джек тем временем успел уже совершенно успокоиться и даже заинтересовался невиданным вооружением социнианского патруля. Стволы, изготовленные из незнакомого материала, не уступали в прочности земной стали, а пули в одной оболочке с порохом вставлялись в ствол с казенной части. Джек обратился за разъяснениями к новому своему командиру.

— Вы попали в самое яблочко, Кейдж! — любезно ответил Чаксвилли. Он снова вернулся к обычной своей вежливости. — Благодаря этому нарезному оружию один социнианский солдат обладает огневой мощью десяти солдат противника, уже не говоря о точности. Видите цилиндры на поясах? Это гранаты, и куда мощнее дионисийских стекляшек, к тому же руками махать не надо — выстреливаются при помощи вот этого подствольника. Так что появись здесь ваш дракон, живым ему не уйти…

Джек невольно вздрогнул от последней не вполне дружелюбной реплики, но тут же сообразил, что солдаты вполне могли прочесть следы на песке.

А социнианин уже обращался к брату Р'ли:

— Вайир, даю тебе последний шанс. Мне твоя смерть ни к чему. Любая культура на планете, кроме социнианской, сегодня обречена. Мы искореним кадмусы и вынудим вас тем самым изменить свой образ жизни. Тот, что вы ведете сегодня, пригоден лищь для закосневших в невежестве земледельческих общин. Это прошлое, вайир. Надвигается новая эра — эра технического прогресса. Он сметет все отжившее, как бы там кто ни упирался…

Социнианин обратился к Джеку с Р'ли:

— Ну хоть вы разжуйте ему! Социнус уже не остановить. Мы должны стать развитым технологическим обществом в кратчайшие сроки, и мы им станем! Иного пути просто нет. Арране были здесь дважды, и когда они, или кто-нибудь вроде них, появятся снова, мы должны быть готовы к отпору. Не дадим поработить себя снова! У арран межзвездные корабли? Что ж, прекрасно — они будут и у нас! В один прекрасный день мы нанесем им визит и сразимся тогда уже на их территории…

Монолог социнианина не на шутку взволновал Джека — он обнаруживал в словах Чаксвилли ответ на свои самые потаенные чаяния. Юноша не раз уже задумывался над вопросом, что станется с людьми, когда вернутся арране. И даже спрашивал о том высокоученого отца Патрика. Ответ священника: «Господь не оставит возлюбленных чад; испытания — это благо; так будем же смиренны…» — совершенно его не удовлетворил, даже раздосадовал. Впрочем, тогда Джек смолчал. Но теперь — неужели появилась надежда?

— Не думай, что мне доставит великое удовольствие прикончить тебя, вайир, — продолжал Чаксвилли. — Мне грустно даже подумать об этом. Но приходится быть безжалостным. У нас нет времени на долгие уговоры, у нас вообще мало времени! Корабли арран могут появиться над нашими головами в любой момент, и тогда — все пойдет прахом, всему конец!

— Мне легче умереть, чем жить по вашим законам. Я вайир, сын Слепого Короля, а теперь и сам Слепой Король, говорю тебе — нет!

Чаксвилли спокойно извлек из кобуры необычного вида короткоствольный пистолет, приставил дуло ко лбу сатира и нажал спуск. Грохнул выстрел — над правым глазом сатира образовалась страшная дыра. Он умер мгновенно.

Отчаянно вскрикнув, Р'ли забилась на груди у Джека. Слезы хлынули у нее по щекам. Хладнокровный палач обернулся к ним:

— Мне следовало проверить вашу лояльность, Кейдж, предложив спустить курок вам. Но не дикие же мы звери, в конце концов! Я вас — пожалел.

Джек безмолвствовал. Он никого и никогда не сумел бы прикончить при подобных обстоятельствах. Тем более — брата возлюбленной.

Уняв рыдания и потупив очи, сирена спросила сдавленным голосом:

— Вы позволите мне совершить над покойным установленные обряды? Брат был Слепой Король — негоже оставлять его тело на растерзание собакам…

— Это что же — отчленение и сжигание головы, что ли? Увы, мы не можем позволить себе никакого огня. Ограничимся преданием тела земле — на полный ритуал просто нет времени…

Неожиданно загрохотали выстрелы — троица драконов, Бог весть как сумевших подкрасться бесшумно, стремительно надвигалась на людей. Ружьям ответил оглушительный клич атакующих чудищ.

Стрельба велась уже в упор, без промаха, и один из драконов сразу же рухнул с развороченным брюхом. Два других, испещренные кровавыми пятнами, продолжали атаку. Лишь связанный, исключенный из суматохи боя Джек вовремя сумел углядеть четвертого. Map-Кук — то была она — бесшумно подкралась к солдатам с тыла и первым же ударом хвоста смела четверых. Чаксвилли обернулся и с невероятной быстротой всадил в нее три пули кряду. С ходу ударив агента плечом, Джек рухнул вместе с ним на песок — и очень вовремя. Бронированная масса драконьего хвоста тут же свистнула над головой у вжавшихся в землю. Пытаясь обезвредить Чаксвилли, Джек спас жизнь как себе, так и ему заодно.

Но теперь, со связанными руками, Джек оказался совершенно беспомощен он не мог помешать противнику подняться.

Выпалив снова, тот попал Map-Кук в изувеченную ятаганом лапу. Наконец пистолет дал осечку; Чаксвилли бросился к воде.

Извернувшись, Джек провел подсечку по всем правилам. Подняться снова социнианин уже не успел — лапа драконихи подхватила его и вознесла выше деревьев.

Map-Кук явно намеревалась размозжить свою добычу о ближайший ствол — но внезапно обмякла, как гигантская волынка, и повалилась. Земля сотряслась от тяжкого удара; голова драконихи едва не прихлопнула Джека.

Лишь две девушки остались стоять, как стояли до начала схватки — Р'ли по-прежнему со связанными руками.

— Полли! — окликнул Джек. — Развяжи нас, сперва меня!

И не без труда поднялся на ноги. Поле сражения представляло собой жуткое зрелище — все солдаты либо погибли, либо были насмерть искалечены. Чаксвилли валялся на песке без сознания. Три дракона лежали поодаль бездыханными, лишь Map-Кук подавала еще слабые признаки жизни. Ее открытые глаза были устремлены на Джека; из многочисленных ран хлестала темная кровь.

Подхватив лук и стрелы, Полли замерла в нерешительности.

Затем бросила привычное оружие на песок и принялась собирать ружья. За минуту-другую она стащила в одну кучу под деревом всю амуницию. Сразу приладила на себя пояс с кобурой, проверила пистолет, вытащила обойму, перезарядила. Сделав контрольный выстрел в воздух, Полли спрятала оружие назад в кобуру.

Наконец очнулся Чаксвилли. С легким стоном он уселся, оперся спиной о тушу Map-Кук и принялся наблюдать за действиями девушки.

— Перипетии войны, а? Трофеи и все такое… — бросил он после непродолжительной паузы. — Ну и что теперь?

— Дайте же наконец нам уйти! — взмолился Джек. — Мы не можем причинить вам никакого вреда! Вас двое, у вас груда оружия…

Ответ Полли потонул в отчаянном стоне драконихи:

— Мой палец! Верните палец! Я умираю!

— Я обещал, Полли! — сказал Джек.

После секундного колебания девушка пожала плечами:

— Почему бы и нет? Драконы исстари помогали ведьмам… К тому же я ничего от этого не потеряю…

Раскрыв сумку Джека, она извлекла сверток, сбросила тряпицу и поднесла палец драконихе. Та схватила добычу и, страстно прижав последним усилием к окровавленной груди, тут же испустила дух.

Чаксвилли тем временем уже сумел встать на ноги.

— Пусть их уходят себе, Полли! Они действительно никому не опасны и не смогут причинить Социнусу ни малейшего вреда. Когда наши силы вступят в Тхрарак, они еще горько пожалеют, что отказались от моего предложения. Но до тех пор — пусть вкусят толику простого семейного счастья! Поставим их в нашем списке последними…

— Вы здесь командир, сэр! — отчеканила Полли.

Разрезав узлы на запястьях пленников, она отступила, не сводя с них настороженных глаз. Затем вытащила из груды амуниции солдатскую флягу и утолила жажду — вода в речке все еще клубилась стекавшей с берега драконьей кровью.

Размяв затекшие кисти, Джек вяло поинтересовался:

— Надеюсь, вы не оставите нас совсем безоружными?

— Нет, — опередила Чаксвилли с ответом девушка. — Я не столь мстительна, как полагают иные. Ведь без оружия вам просто не добраться до родного кадмуса…

— О чем ты, не понимаю? — вздрогнул Джек.

— Ага, ты по-прежнему плохо знаешь обычаи своих любимых вайиров! ухмыльнулась Полли, указывая на сирену. — Ей предстоит вернуться домой. Отец, дядя и брат — все погибли. Она глава рода, отныне и до самой смерти. Или же до рождения наследника. Священный долг вайиров!

— Это правда? — повернулся к подруге Джек.

Сирена пыталась было что-то сказать, но не сумела. Просто кивнула.

— Проклятье! — возмутился Джек. — Ведь некуда же возвращаться! Кадмусов больше нет! А даже если бы они и уцелели — это самоубийство! Я отрекся от всего, чтобы следовать за тобой, — отрекись же и ты! Ради нашей любви!

— Пока живы были… мой отец, дядя… мой брат., я бы могла. Я решила выйти за тебя, Джек, хотя отец тщился отговорить меня, упирая на то, что нам не будет места в родном кадмусе — это слишком осложнило бы отношения с таррта. Из-за того мне и пришлось отправляться в Тхраракию. Я все могла бросить — пока был жив Мррн… Но теперь… — Сирена захлебнулась горьким рыданием. — Теперь должна… Таков обычай. Я не смею оставить мой народ… мой кадмус…

— Начинаете наконец прозревать, юноша? — вмешался Чаксвилли. — Вайиры живут согласно традициям предков, и не в их силах что-либо изменить. Они погрязли в предрассудках внутри своих кадмусов, покрылись вековой плесенью и закрыли створки, как озерная ракушка. Лишь нам, социниаиам, по плечу сломить эти закостенелые формы…

— Мне… так больно!.. — Джеку не хватало воздуха, социнианина он даже не услышал. — Ты… ты хоть представляешь, чем я пожертвовал… ради тебя?

Р'ли снова кивнула, черты лица ее заострились и отвердели, приняв знакомое уже Джеку непреклонное выражение- податливая и ласковая сирена становилась порой тверже гранита.

— Ты пойдешь со мной! — неожиданно жестко отчеканил Джек. — Я твой муж, ты должна подчиниться!

— Твоя жена, Джек, в первую очередь сирена и дочь Слепого Короля! — с ухмылкой вставила Полли.

— Может, это не навсегда, Джек… — умоляюще произнесла Р'ли. — Если сын О'Рега из другого кадмуса согласится принять титул, я получу отставку…

— Как же, держи карман шире! — взорвался юноша. — Когда там творится сущий ад! Сомневаюсь, чтобы он отошел от своего кадмуса хотя бы на шаг.

— Тем более я должна идти!

— Не желаете ли заставить подружку силой, Кейдж? — снова вмешался социнианин. — Время идет, скоро ей и вовсе будет некуда возвращаться.

— Нет, я не насильник, женщин не… — Джек осекся. Жуткая мысль обожгла его: да разве может Чаксвилли позволить ей спокойно вернуться в Дионисию? Вправе ли агент враждебной державы так рисковать? Ведь сирене известно о планах социнианского вторжения!.. Джек лихорадочно перебирал варианты, понимая уже, что от любви ему самому никуда не деться — даже если сирена наотрез откажется следовать за ним. Иначе — к чему бы все эти волнения? И все же — мужчина здесь он, а женщина обязана всегда повиноваться мужу…

Как бы прочитав мысли Джека, социнианин добавил:

— Если вас волнует, Кейдж, не собираюсь ли я навсегда заткнуть рот вашей подружке, то можете расслабиться. Мне это ни к чему. У нее нет ни единого шанса пообщаться в Дионисии с людьми. А если бы даже и удалось — кто поверит словам сирены?

Больше говорить было не о чем, зато спешных дел — невпроворот. Работы хватило всем — Чаксвилли показал, как собираются складные походные лопатки, и вскоре в песке уже зияли две могилы, большая и маленькая. Мужчины поскидывали трупы солдат в большую и забросали землей. Пришлось еще как следует потоптаться и присыпать сверху камнями, чтобы уберечь от вездесущих стервятников.

На туши драконов махнули рукой — кроме одной, докатившейся до воды. Ее с превеликим трудом вытащили на берег.

Р'ли отказалась от всякой помощи. Вырыв могилу, она сперва отрезала у покойного Короля голову и вопреки протестам Чаксвилли развела костерок. Кремацию головы она сопровождала молитвами на лепетухе и псалмами на арранском.

Затем закидала могилу, а обугленный череп, раздробив булыжником в прах, рассеяла по реке.

Солнце уже изрядно перевалило через зенит, и социнианин с каждой минутой нервничал все сильнее. С недовольной миной он провожал взглядом уходящий за кроны деревьев дым, и мысли его не составляли загадки ни для Джека, ни для Полли: каких еще врагов на свою голову они желают накликать? Кому подают сигнал?

Наконец Чаксвилли не выдержал:

— Нам пора, здесь становится слишком опасно.

Он выдал подчиненным, Полли и Джеку, оружие, патроны и научил заряжать. Остатки амуниции заботливо обернули кожей и схоронили под деревом.

Удаляясь, Джек еще раз оглянулся — возлюбленная, обратив к уходящим свой гривастый затылок, стояла в одиночестве над рекой, уносящей прах Мррна, недолго носившего столь обременительный титул. Мгновение он колебался — не попытаться ли еще? — но нет, она сделала выбор, по-иному уже не бывать.

— Прощай, любимая… — тихо вымолвил Джек. И, сглотнув горький ком, отвернулся. И бросился догонять своих спутников.

В тот же вечер у костра на привале Чаксвилли сказал ему:

— Возможно, вы, Кейдж, замыслили некую патриотическую эскападу например, разведать тайну военной мощи Социнуса и осчастливить ею родную Дионисию. Я бы не советовал. У вас нет теперь дома, Кейдж. Вам не отмыться: еретик, сиренолюб, изменник и прочая, и прочая. Вам поверят не больше, чем любому жеребяку, даже меньше, Кейдж, — про тех хоть известно, что они, случается, не умеют лгать. Не успев прочухаться, вы превратитесь в барбекю, Кейдж, и без всяких там канцелярских проволочек… Поверьте, меня больше беспокоит ваша собственная судьба, чем риск завезти на родину шпиона-энтузиаста. Пожив хоть немного в Социнусе, вы и сами убедитесь в тщетности попыток сопротивления новому. Нашу великую державу не разбить объединенными усилиями всех прочих государств даже в союзе — весьма, впрочем, маловероятном — с собственными вайирами. Увидев все своими глазами, вы скоро станете думать лишь о грядущей битве с арранскими захватчиками, вы поймете, что лишь Социнус — единственная надежда этого мира на свободу и независимость. Да чтобы только помочь родной Дионисии, уберечь ее от нового рабства, вы уже должны стать социнианином! И вы им станете… Я о вас приличного мнения, Кейдж, что бы там вы обо мне ни думали.

Джек слушал и не слышал собеседника. Все мысли его были с потерянной возлюбленной. Каково ей там сейчас одной, в окружении неведомых опасностей? Он невыносимо страдал, защемило сердце, по щеке скатилась непрошеная слеза…

Пять дней они двигались по лесной тропе. Дважды за это время им пришлось пускать в ход оружие. Сперва с трудом отбились от стаи злобных мандрагоров; во второй раз — обескуражили пару драконов первыми же прямыми попаданиями.

Тропа вывела путников к подножию горного пика; два весьма утомительных дня ушло на его преодоление. Целый день они набирались сил в крохотной долине перед очередным трудным восхождением. Пять миль перевала, преодоленные за три дня, привели маленький отряд к началу древнего арранского тракта.

Здесь, за стенами небольшого, но прилично укрепленного форта, занимала оборону социнианская пограничная застава.

Чаксвилли представился коменданту и вкратце поведал о своих похождениях. Всех троих незамедлительно усадили в невиданный колесный экипаж, приводимый в движение силой пара, и отправили в путь. Уже в дороге Чаксвилли обратил внимание Джека на показания циферблата, отмечавшего скорость — пятьдесят миль в час. Сперва ошеломленный и несколько скованный, юноша скоро привык к такой сумасшедшей гонке и уставился в окно. Внимание Джека привлек гигантский летающий шар, от восторга и изумления он даже ахнул.

Социнианину доставляли очевидное удовольствие. наивные восторги молодого- спутника. За окном кабины с ошеломляющей скоростью сменялись пейзажи; когда экипаж проносился мимо луга, утыканного высокими костяными рогами, заметно обугленными, Чаксвилли прокомментировал:

— Последствия нашей внутренней войны — люди с метисами против цепляющихся за прошлое вайиров.

Движение паровиков по тракту заметно усилилось, и они снизили скорость до более привычной гостям. Проехав еще с десяток миль, паровик вкатился в ворота очередного форта.

Здесь Джек и приступил к изучению азов военного искусства.

Вскоре, обратившись по команде, он уже был назначен в экипаж большого бронированного паровика — «медведжинна», как прозывали их солдаты. Каждый такой «медведжинн» был оборудован могучим орудием и двумя «пулеметами» скорострельными ружьями, вернее, целыми пакетами стволов ужасающего калибра. Заряжались пулеметы при помощи специального устройства, стрелку оставалось лишь вертеть ручку да следить, как бы не оглохнуть от грохота. Скорострельность этих пулеметов была поистине ужасающей — почти десять выстрелов в секунду.

Вообще, разных диковин хватало, Джеку удалось повидать их далеко не все. Служба да муштра почти не оставляли свободного времени, а увольнения рядовым полагались не чаще, чем раз в две недели. Однако до него весьма скоро дошло, кому именно обязан великий Социнус своими удивительными достижениями — местным археологам некогда посчастливилось раскопать уцелевшую арранскую библиотеку.

Наступила зима. Ни мороз, ни пурга не влияли на темпы боевой подготовки социнианских войск. Занятия шли своим чередом, сменяясь на время полевыми учениями.

Едва повеяло весной, батальон получил приказ. Маршрут движения пролегал по уже знакомой Джеку дороге — пути, которым он и прибыл в Социнус. Перевалив через горы, ревущие «медведжинны» вкатились в долину Аргуль. Древний арранский тракт, недавно еще занесенный слоем земли, был здесь уже аккуратно расчищен, вдоль пути возвышались свежевозведенные укрепления. Уничтожив множество мандрагоров, оборотней и драконов, уцелевших оттеснили к дальнему краю долины.

Армия разбила лагерь на самой границе священных вайирских земель с Дионисией.

Здесь впервые с самого начала своей службы Джек увидал Чакевилли. Сбейпташка у того на кокарде означала звание полковника, цвет погон свидетельствовал о принадлежности к генеральному штабу.

Джек откозырял по всей форме. Моложавый полковник заулыбался и отдал команду «вельно»:

— Ага, вы уже стали капралом, юноша! Мои поздравления! Ну, не стану врать, я знал, знал — старый хитрец наслышан об этом. Малость присматривал за вами, Кейдж, следил за успехами! Ну, признайтесь мне, старику, откровенно: дезертировать все еще собираетесь?

— Никак нет, сэр!

— А почему нет? Вот она, Дионисия, доплюнуть можно!

— Причин много, сэр. Они вам в основном известны. И есть одна, о которой вы, возможно, еще не слыхали. Встретился мне тут один паренек, из разведчиков… Действовал в городке Сбейптаху. Говорит, что и мать, и сестер, и братьев — всех до одного, сэр, — отправили в рудники. Отец покинул кадмус, чтобы вернуться к людям. Так его тут же приговорили к аутодафе и отправили ждать костра в тюрьму. Но отец не смирился — выломал решетки и убил голыми руками двух надзирателей, прежде чем погиб и сам…

— Мои соболезнования, Кейдж, — после краткой паузы сочувственно вымолвил Чаксвилли. — Самые искренние соболезнования. Не хотелось бы внушать вам напрасных надежд, но я распоряжусь по штабу, чтобы занялись поисками вашей семьи, и занялись как следует. Уже завтра мы освободим от тирании несколько дионисийских городов. Возле одного из них как раз есть такие рудники. Если ваша родня там, я позабочусь, чтобы с ней обошлись как следует.

— Благодарю вас, сэр, — ответил Кейдж дрогнувшим голосом.

— Не спешите благодарить. Вы мне приглянулись с первой же нашей встречи, юноша, хотя вовсе и не подозревали об этом. Не перейдете ли ко мне в адъютанты? Если дело пойдет на лад, очень скоро станете унтер-офицером. К тому же не понадобится стрелять по соотечественникам, разве что придется совсем уж туго.

— Благодарю за доверие, сэр. С большой охотой, сэр. Хотя, признаться, в Дионисии есть несколько типчиков, лица которых я бы не прочь рассмотреть повнимательнее сквозь оптический прицел своего карабина…

— Ну-ну, мой мальчик. Я вас понимаю лучше всякого другого, но мы не можем позволить себе такую роскошь, как личные счеты. Каждый уцелевший дионисиец — будущий гражданин великoго Социнуса, не так ли?

— А вы быстро продвинулись по службе, сэр, — рискнул заметить Джек. Когда нас развело в разные стороны, были, если не ошибаюсь, лишь капитаном?

Чаксвилли странно улыбнулся и даже малость покраснел.

— Вы, очевидно, ничего не слыхали о моей женитьбе, капрал? Я подобрал себе в жены вашу старую знакомую — ту самую ведьму, Полли О'Брайен, смазливую сучку, как порою хочется ее величать. И, как вы, наверное, помните, ни тщеславия, ни напора ей не занимать стать. Исхитрилась — при обстоятельствах, о которых лучше и не задумываться, — привлечь к моей скромной персоне внимание фельдмаршала. Старик Хананий Кроутан, не для чужих ушей будь сказано, всегда питал слабость к смазливым мордашкам, и не только лишь к мордашкам… Я действительно продвинулся несколько быстрее положенного, но ничуть этим не тягощусь. Вы меня знаете, Кейдж, я способен на куда как большее, хоть и не кричу об этом на каждом углу.

От смущения Джек залился краской. Хохотнув, Чаксвилли хлопнул Кейджа по плечу:

— Не смущайся, сынок! Я знал что делал, когда женился!

Вторжение началось на рассвете, едва лишь развиднелось.

Невеликая числом по сравнению с силами противника армия Соцйнуса была оснащена по последнему слову военной науки, обладала сказочной мобильностью и практически не зависела от тылов. Суммарная огневая мощь сил вторжения была поистине чудовищной.

План кампании был продуман и разработан стратегами из штабов до последней мелочи. Никаких тактических приемов и скрытных маневров — ставка делалась лишь на демонстрацию подавляющего технического превосходства. Против пятидесяти тысяч дионисийских гвардейцев Социнус выставил ударный корпус в восемь тысяч бойцов — восемь из двадцати, составлявших всю численность армии. И дал войскам королевы достаточно времени, чтобы зарыться в землю на подступах к Сбейптаху.

Чтобы достичь окрестностей фермы Кейджей, колонне потребовалось менее часа. Стоя в открытом люке своего паровика, Джек помертвевшим взглядом наблюдал царящее кругом запустение. Обугленные, частью поваленные рога кадмусов, чудовищные язвы воронок. Похоже, осаждавшие вели здесь минные галереи. И повсюду под снегом — скелеты, скелеты…

От отчего дома остался лишь забеленный снегом покореженный каркас. За ним, как забытые в поле заснеженные стога, стояли покосившиеся амбары, возле одного валялся вдребезги разбитый фургон.

Джек прикрыл глаза, чтобы избавиться от кошмарного зрелища. Увы, он не мог так же просто избавиться от саднящих мыслей. Где ты сейчас, Р'ли, где ты, любимая, что с тобой случилось?

Ровно в полдень развернулась генеральная битва. Главный и сокрушительный удар по силам противника нанесли бронированные «медведжинны» и «гусеницы». Спустя полчаса, строго по расписанию, к гавани Сбейптаху подошел социнианский флот и начал бомбардировку форта. Три десятка аэролетов с новейшими нефтяными двигателями принялись утюжить позиции королевских войск тяжелыми бомбами.

К двум часам пополудни город пал. Остатки разбитой королевской армии, побросав снаряжение, спасались паническим бегством.

Оставив за спиной батальоны жандармерии, ударный корпус возобновил стремительный марш. Заграждения на дорогах попросту обходили кругом, не снижая темпа движения, — стратегия предусматривала прорыв лишь сильно растянутой обороны противника и непрерывное развитие наступления.

Стрела на штабной карте утыкалась в порт Мерримот, куда столица государства была перенесена после пожара в СентДионисе. Ударный корпус катил вперед строго по графику, не беспокоясь о деморализованных остатках разбитых войск противника и толпах перепуганных штатских — ими впоследствии займется жандармерия, — не беспокоясь о тылах и коммуникациях — еще до того, как боезапас выйдет, он будет пополнен молниеносными поставками с воздуха.

Следом за корпусом уже катит вторая волна вторжения — для расширения прорыва и зачистки территории. И для ее действий нужно успеть подготовить место. Марш-марш вперед!

По пути Джек навидался следов планомерной осады кадмусов и наслушался рассказов об ответной жеребякской герилье — беспощадной партизанской войне. Об этом красноречиво свидетельствовали руины сожженных придорожных ферм и уничтоженных минными галереями обиталищ вайиров. Жеребяки держались отчаянно — призвав на помощь драконов, они нанесли людям страшный, невосполнимый урон. Лишь потеряв драконов всех до последнего, отступили. Поговаривали, что отдельные кадмусы все еще продолжают держать осаду…

Сейчас унтер-офицер Кейдж ехал уже в огромном штабном паровике. Работы было невпроворот. Сидя за персональным столом в весьма просторном помещении, Джек в основном принимал и передавал приказы и донесения по дальнофону устройству, способному поддерживать связь на расстоянии до двух тысяч миль. Но случалось бывать и в передрягах — вчера, например, сопровождая полковника к переднему краю, довелось поучаствовать в жестокой рукопашной. Теперь вот снова черед донесениям.

«Тарану», так именовался ударный корпус на штабном языке, все же довелось изведать перебои в снабжении. Грозовой фронт надолго задержал аэролеты на дальних базах, отрезав корпус также и от связи с основными силами по дальнофону.

Вчерашний неожиданно яростный прорыв королевских гвардейцев привел к незапланированному расходу боеприпасов. Понеся ужасающие потери, войска королевы смяли мощные огневые заслоны и даже сумели расчленить на время главные силы корпуса.

Но вот снова развиднелось, засияло солнышко, улегся ветер.

Снабжение сразу же наладилось, королевские подкрепления за час-другой были отброшены с отвоеванных рубежей, и «Таран» вновь устремился вперед. До самого Уитторна корпус практически более не встречал сопротивления. Дионисийцы, как видно, стягивали остатки армий на защиту последнего своего стратегического оплота — порта Мерримот.

В Уитторне объединились в мощный кулак четыре группировки войск вторжения, прорывавшие границу с различных направлений. Пять дней объединенная армия перегруппировывалась и отдыхала, пополняя боекомплекты как поставками с воздуха, так и поступлением подоспевших усиленных «медведжиннами» обозов.

В штабах остальных трех корпусов тоже пришли к выводу, что относительная легкость продвижения до Уитторна может оказаться чревата сильными заслонами и ловушками на подступах к столице.

Тем не менее спустя всего две недели последний оплот пал.

Согласованными ударами с моря, с воздуха и по суше социнианские силы смяли оборону противника. Но город не сдавался — дионисийцы сражались как львы, до последнего вздоха. Казалось, каждый камень в разрушенном городе огрызался огнем.

Когда у защитников кончался порох, они хватались за луки и копья.

Вскоре Джек Кейдж вместе со своим командиром и другими высшими чинами социнианской армии, стоя на макушке холма, наблюдал, как мимо них препровождают к специально сооруженному в центре лагеря шатру плененную королеву. Елизавета Третья, крупная, но изящно сложенная шатенка тридцати пяти лет, с помятой прической и пятнами грязи на холеном породистом лице, продолжала держаться весьма величаво для подобной оказии.

— Думаю, мы без особых трудностей сумеем убедить ее отдать своим подданным приказ прекратить бессмысленное кровопролитие, — заметил Чаксвилли. — Как только ключевые гарнизоны будут заняты нашими войсками, двинемся дальше. Впереди у нас еще немало работы.

При виде королевы Джек машинально обнажил голову — с младых ногтей в него вколотили привычку делать это при одном лишь упоминании высочайшего имени. Смущенно потеребив кожаный шлем в руках, вернул его на место, украдкой огляделся и снова предался лицезрению полыхающих развалин.

День стоял ясный, и солнышко пригревало уже не вовсе по-зимнему. Нежный ветерок сносил клубы дыма к востоку, очищая кругозор — с холма бывший город открывался, как на ладони.

Джек задумался: когда же удастся прознать что-нибудь о судьбе родных? Вроде бы теперь самое время побеспокоить Чаксвилли напоминанием. Прежде, когда у них сутками не случалось и минуты продыху, такая попытка была бы заведомо обречена на провал. Теперь же — другое дело…

Он отчеканил несколько шагов, отделявших от командира.

Замер. И ахнул.

— Что случилось, дружище? — обернулся Чаксвилли. — Что это ты вдруг так побледнел и вылупился, как…

И осекся.

Задохнувшись, Чаксвилли и сам на глазах утратил весь свой лоск и весь социнианскйй загар. И что было сил хлопнул полковничьей шапкой оземь. Бесконечная череда самых страшных проклятий, исторгшихся из его уст, незаметно перешла в слезы, простые человеческие слезы, настоящие ручьи слез — суровый полковник и безжалостный агент рыдал, точно оставленный без десерта младенец:

— Опоздали! Все-таки опоздали! Господи, начать бы на каких-то полвека раньше…

Голубое чрево небес разродилось поблескивающим темным сфероидом. Опускаясь, он стремительно вырастал в размерах, пока не завис прямо над догорающим городом во всей кра, се — сверкающий темный шар колоссальных размеров. Из лагеря у подножия холма донеслись крики ужаса. Солдаты, маленькие сверху, точно мурашки, брызнули по углам палаточного городка. Несколько боевых машин, отчаянно сигналя, рванули подальше от таких таинственных дел.

— Господи! — простонал Чаксвилли. — Когда победа была уже в наших руках! В день величайшего триумфа… Такое!!!

— Что арране теперь предпримут, как вы полагаете, сэр? — потерянно спросил Кейдж.

— Да все что заблагорассудится! Разве в состоянии мы им помешать?

Джека коснулась волна всеобщей паники — слишком уж наслушался он с самого детства грозных пророчеств, слишком часто попадались на глаза соответствующие картинки и скульптуры:

— Не пора ли убираться отсюда, сэр? Дорога в Тхраракию пока никому не заказана…

Чаксвилли заметно взял себя в руки:

— Нет, парень, рано еще нам сдаваться. Разве похоже это на начало вторжения? — В голосе полковника зазвенела надежда. — Может, всего лишь предварительная разведка? Может, им предстоит сперва вернуться домой, доложить об увиденном? О Господи! Сделай так, чтобы у нас остался наш последний шанс! Дай нам время!

Корабль бесшумно скользнул массивной тушей к подножию холма, завис на время над ровной пустошью и аккуратно приземлился, глубоко взрыв промерзший грунт выступившими из корпуса опорами.

Потянулись томительные минуты ожидания. Офицеры не сводили с корабля глаз. Наконец в борту судна обозначился широкий люк, сверкающий овал повернулся вокруг горизонтальной оси и лег на землю трапом. Джек, не в силах уже унять дрожь в коленях, затаил дыхание. С чего начнут свое пребывание на Дейре четвероногие монстры? Побродят для разминки ног по окрестностям? Или сразу кинутся отлавливать попавшихся на глаза человечков?

Из темного провала люка выступило первое существо. И было оно человеком.

— Это не арране! — возопил Чаксвилли. — И даже не эгзви — те должны быть крупнее! Неужто рабов прислали?

Несколько затаившихся в лощине отважных солдатиков, с высоты холма точно игрушечных, стали подкрадываться к месту посадки.

— За баранку, Джек! — рявкнул Чаксвилли. — Мы должны их опередить!

Плохо соображая, что делает и чем рискует, Джек с трудом вписывался в сумасшедшие повороты ведущего к подножию серпантина. Наконец экипаж с почти животным визгом занесло в нескольких шагах от трапа.

Сомнений не оставалось — перед ними люди. За исключением одного темнокожего с густыми черными кудряшками, все остальные разительно напоминали дионисийцев. Правда, еще у двоих был чуть раскосый разрез глаз. Мерцающая одежда на каждом выглядела как отлитая одним куском, да и сидела как влитая. Грудь пришельцев украшала одна и та же эмблема.

Каждый держал в руках неведомое оружие или нечто весьма с ним схожее.

Лидер группы обратился с речью к ближайшему социнианскому солдату — тот растерянно захлопал глазами. Чаксвилли тут же протолкался вперед, но и его попытка найти с гостями общий язык к успеху не привела.

Лидер обратился за помощью к одному из своих коллег — очевидно, толмачу. Тот определенно устроил хозяевам краткий пробег по доброй дюжине известных ему наречий — и снова безуспешно. Темнокожий о чем-то заспорил с одним из раскосых.

Джеку бросились в глаза знакомые очертания на шее одного из гостей полуприкрытое воротником комбинезона, там висело распятие, Распятие! Он сперва даже своим глазам не поверил. А вдруг символ креста универсален для всей Вселенной? — мелькнула следующая мысль… А, была не была, где наша не пропадала! И Джек громко и внятно произнес первые фразы из «Pater Nostrum». Тут же трое пришельцев уставились на него, как на ожившую мумию. Первым опомнился человек с крестом — он продолжил молитву с места, где закончил Джек. Произношение было весьма необычным, но вполне разборчивым. Джек судил в основном понаслышке — кроме нескольких расхожих молитв да двух-трех крылатых фраз, больше он по-латыни не разумел ни слова. И как только пришелец с крестом попытался завести разговор, сразу попал впросак.

Мигом разобравшись в ситуации, Чаксвилли срочно отправил в штаб нарочного за ближайшим священником. Пауза затянулась, лишь через час к трапу приволокли насмерть перепуганного дионисийского епископа Пассоса, духовника королевы. Поняв, чего от него ждут, он тут же успокоился. А тот факт, что пришельцы — христиане, вообще произвел на святого отца магическое впечатление. Вскоре он уже оживленно обменивался репликами с пришельцем обладателем креста. Волейневолей Чаксвилли назначил дионисийского пленника официальным штабным переводчиком.

— Они с планеты Терра! — возгласил епископ. — Хвала Всевышнему, они земляне, они наши соотечественники! А вот этот, — отец Пассос указал на гостя-латиниста, — этот — служитель Священной римско-католической церкви, и ему доводилось общаться с самим его святейшеством папой лично!

Как всегда, Чаксвилли за словом в карман не полез:

— Представляешь, какую скорчит он рожу, когда сообразит, что, с хочки зрения земного священника, сам стал еретиком? — сказал он Джеку вполголоса. — Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять — за столь длительный срок вопиющие расхождения между материнской и дочерней религиями неизбежны. Епископ просто запамятовал об этом впопыхах…

— Отец Гудрих уверяет, что мы ошибаемся, — как раз объявлял очередную сенсацию новоиспеченный штабной толмач. — Язык наш — вовсе не английский! Это они по-английски говорят, а не мы!

— Две различные ветви, — продолжал свой негромкий комментарий Чаксвилли. — За пять веков даже языки изменились неузнаваемо. Спросите уважаемых гостей, — обратился он к епископу, — не соблаговолят ли они нанести визит вежливости нашему командующему. Или же, если не вполне доверяют нам — а я удивился бы, будь оно иначе, — не позволят ли нам осмотреть корабль?

Капитан земного экипажа через двух толмачей изъявил готовность немедленно выказать почтение местной власти. Подобное бесстрашие со всей очевидностью свидетельствовало о неведомых дейрианам козырях в рукаве. У Джека крепла уверенность, что гости обладают каким-нибудь сверхоружием и потому ничего не боятся. И даже мелькнуло подозрение, что прибыли они с целью под стать арранской. Судя по выражению лица командира, тот тоже не исключал подобного исхода.

Беседа с землянами в шатре генерала Флортца затянулась далеко за полночь. Допущенный заботами командира к участию в ней, Джек не упустил ни словечка. Черед удивляться дошел на сей раз и до землян — когда стало ясно, что встретились они с потомками исчезнувших обитателей Роанока и иных мест родной планеты. А известия об арранах да эгзви буквально ошеломили земляне, тревожно переглядываясь, стали задавать уточняющие вопросы. Старательно вслушиваясь в звуки невнятной речи пришельцев, Джек уже спустя полчаса различал многие слова и отдельные выражения.

И генерала, и Чаксвилли в первую очередь интересовал принцип действия звездолета. А также что представляет сейчас собой их общая родина? Земляне как — будто ничего не скрывали, но многие из ответов совершенно обескуражили слушателей. Складывалось впечатление, что нынешние обитатели Земли совершенно слетели с катушек. Да разве могут люди в здравом рассудке вести подобный образ жизни? — дивился Джек. Пришельцы, однако же, уверяли, что очень даже могут и вполне счастливы.

По мнению командира звездолета «Юнайтед» Свенсона, Дейра, возможно, оказалась первой обитаемой из встретившихся планет. Возможно — потому что вскоре после отлета их корабля Земля предполагала запустить еще два звездолета-разведчика, в иных направлениях. Экипаж «Юнайтед» все тридцать лет, необходимых для полета к тау Кита, провел в замороженном состоянии. После того как автоматическое оборудование вывело людей из спячки, они принялись подыскивать пригодную для заселения планету. И очень скоро наткнулись на Дейру.

Разглядывая с орбиты ее поверхность сквозь мощные оптические приборы, земляне были потрясены сходством с ними обитателей планеты. Это казалось чистой воды мистикой. И такое впечатление даже усилилось, когда обнаружилось, что часть аборигенов с пышными лошадиными хвостами все же весьма отличается от жителей Земли.

Чаксвилли сообщил гостям, что, по преданиям, жеребяки также доставлены на Дейру арранами.

Тут-то капитан Свенсон и признался, что существование арран и эгзви самый тревожный фактор. Они могут представлять реальную угрозу и для самой Земли.

— Чтобы предупредить Землю, вам придется вернуться? — как бы между прочим поинтересовался Чаксвилли. — Или же у вас есть средства для более быстрой связи?

Проницательный Свенсон мягко улыбнулся. Он догадывался, что Чаксвилли в первую голову озабочен отнюдь не проблемой безопасности Земли и ее обитателей. Но ответил совершенно честно: средства связи есть, но ответа с Земли пришлось бы ждать почти шестьдесят лет.

— Вам, видимо, следует как можно скорее предупредить землян об угрозе вторжения, — добавил Чаксвилли. — Тем более что арране как минимум уже дважды тайно навещали Землю. Следующий визит может носить уже не столь дружелюбный характер. И кто знает, когда он последует? Может, прямо завтра.

— Вы кажетесь мне весьма проницательным человеком, полковник, — ответил Свенсон. — Не стану лгать, мы обеспокоены. И уже сворачиваем программу пребывания, рассчитанную на несколько лет. Нам предстоит отправиться в обратный путь спустя самое непродолжительное время.

— Тогда, чтобы расставить точки над «i», хотелось бы узнать вот еще что, — сказал Чаксвилли. — Не рассматриваете ли вы, земляне, планету Дейра как свою собственность?

Прежде чем ответить, капитан Свенсон чуть замешкался.

— Отнюдь нет, — сказал он. — Земное правительство придерживается политики невмешательства в дела обитаемых миров. Колонизируются лишь пригодные для обитания ненаселенные планеты, да и то при условии, что на обладание ими иных претендентов не найдется. У нас нет никаких притязаний на Дейру. Желательно было бы только заключить договор, позволяющий основать здесь исследовательскую лабораторию. В конце концов, вам это лишь на руку. На нынешнем уровне своего технического развития вы явно нуждаетесь в поддержке Земли. Следующий же корабль доставит множество специалистов, которые ускорят ваш прогресс.

— Сомневаюсь, — суховато бросил Чаксвилли, — что вы учли бы наши возможные возражения.

— Уверяю вас, к силе мы не прибегнем, — улыбнулся Свенсон.

— Но известие об угрозе арранской агрессии может изменить планы земного правительства, — заметил Чаксвилли.

Свенсон пожал плечами и выразил намерение вернуться на корабль. На его в общем-то маловыразительном лице все же угадывалась явная готовность к отказу социнианцез от сотрудничества. Чаксвилли и генерал ничуть не усомнились: будь у гостя хоть малейшая неуверенность в собственной безопасности, он не принял бы их приглашения. По всей видимости, все происходящее в шатре командующего каким-то образом передавалось на корабль.

После того как пришельцы удалились, Чаксвилли поделился своими опасениями с Джеком:

— Ох как все это мне не по нутру! Когда они вернутся и оборудуют здесь базу — для нашего же блага, разумеется, — мы неизбежно окажемся на вторых ролях. Их культура незаметно вытеснит нашу, и Дейра станет придатком Земли, колониальной окраиной — пусть не юридически, но по сути Своей. Дейриане утратят самобытность и переймут земной образ жизни.

— Но у нас для рывка в запасе по меньшей мере шестьдесят лет, возразил Джек.

— Что за чушь! — фыркнул полковник. — Будто они станут любезно поджидать нас все шестьдесят лет и сами не продвинутся ни на шаг! К тому же мы практически не располагаем запасами полезных ископаемых.

— Не помешало бы отправить с ними несколько наших специалистов, предложил Джек. — Пусть разберутся на месте. По возвращении с Земли они могли бы оказать Дейре неоценимую помощь.

— Клянусь головой дракона, парень, котелок у тебя варит что надо! Прости за фамильярность!

Вдвоем они вернулись в палатку, заварили листья татам и уселись чаевничать. Оставаясь с Джеком с глазу на глаз, полковник был вполне демократичен и позволял некоторые отклонения от устава.

— Порочный круг, Кейдж! — заметил Чаксвилли. — Мы не сможем обойтись без земной помощи. Но, приняв ее, перестанем быть самими собой. — Он саданул кулаком по столу. — Прах меня побери! И это в самый момент нашего первого подлинного триумфа!

— Вы частенько толковали о неизбежности и необратимости исторических процессов. О печальной судьбе тех, кто не впишется в них вовремя, — обронил Джек. — Об исторической миссии великого Социнуса. Сейчас сама История на стороне землян. Почему бы нам не смириться с неизбежным?

Чаксвилли скривился, но спустя мгновение лицо его разгладилось, он заулыбался:

— Один-один, парень! Побит собственным оружием.

Полковник глубоко задумался. Джек снова наполнил чашки.

— Если захватить команду, а затем и корабль, — стал вслух рассуждать Чаксвилли, — это тоже позволило бы нашей науке сделать грандиозный скачок. Не исключено, что следующий земной звездолет мы могли бы встретить минимум на равных. — Полковник порывисто встал. — Генерал Флортц сказался слишком усталым и перенес все совещания на утро. Клянусь драконом, я не дам ему и глаз сомкнуть! Сейчас не время дрыхнуть! — И Чаксвилли выбежал из палатки.

Сидя над чашкой, Джек обмозговывал ситуацию так и этак, пока его не одолела зевота. Тогда перебрался на койку.

Казалось, он едва лишь смежил веки, когда в лицо ударил яркий свет и кто-то затеребил за плечо. Над Джеком склонился знакомый вояка.

— Шило у тебя в заднице, что ли, сержант? — подслеповато мигая, пробурчал Джек.

— Ну ты и кобелина! — ухмыльнулся тот. — Там, за оградой, тебя поджидает смазливая бабенка. Уверяет, что срочно, просила разбудить. А теперь сознайся — когда, черт побери, ты только успел с ней снюхаться?

Джек мигом сел и схватил башмаки.

— Да ни с кем я не снюхивался! — Он поднялся в сильном волнении. Должно быть, мать или одна из сестер! Всевышний, сделай так, чтобы все они уцелели, чтобы выбрались из рудников!

— Для матери слишком молода. — Сержант смутился. — Может, и впрямь сестра.

— И ничего не сказала?

— Сказала лишь, что с вашей фермы.

— Может, дочка Ланка? — второпях одеваясь, гадал Джек. — Смуглая, с крутыми скулами?

— Да нет, блондинка и очень симпатичная.

— Элизабет!

Джек выскочил из палатки и тут же, после окрика сержанта, вернулся за оружием. Поблагодарив служаку — разгуливать по лагерю без винтовки означало верный трибунал, — Джек помчался к ограде. У границы лагеря перешел на скорый шаг — не хватало ему еще поймать пулю от своих же караульных!

Лагерь по периметру плотно окружали паровики с выставленными наружу стволами орудий. Возле каждой третьей боевой машины в оцеплении горел костер и слонялось двое караульных. Джек назвал текущий пароль и спросил у часового, где женщина, искавшая Кейджа. Ему указали на костерок в отдалении — к самому лагерю гостью не подпустили.

Оскальзываясь на подмерзшей за ночь земле и выдыхая клубы пара, Джек помчался к костру и сгреб с ходу плотно закутанную женщину в объятия.

— Элизабет! — давясь слезами, воскликнул он.

В ответ прозвучал до боли знакомый ласковый голос: — Не Элизабет, Джек. Я Р'ли.

Джек лишился дара речи.

— Но… Ты? — наконец выдохнул он. — Каким чудом ты здесь? А я уже было думал…

— Я вернулась домой, Джек. Вы все были правы — я опоздала. Кадмусы выгорели дотла, и никто из обитателей не уцелел. Пришлось уходить в Тхраракию. Но и туда доносились вести о войне между людьми и вайирами. Мы не могли отсиживаться там в безопасности, позволяя безнаказанно истреблять наших соплеменников, и организовали несколько летучих партизанских групп. Я командовала одной из них. После ряда рискованных операций, потерпев поражение, мы укрылись в осажденном кадмусе. И готовились к неизбежной гибели, так как люди уже завершали сооружение минных галерей. И вдруг в самый последний момент осаждавшие нас покинули. Тогда-то мы и узнали о вторжении социнианских войск. И о том, что все свои силы Дионисия стягивает на защиту Мерримота. Я рассчитывала, что ты тоже в рядах социнианских солдат. И вот я… здесь.

Джек обнял ее и, неистово целуя, взволнованно лепетал:

— О Господи, как же я истосковался по тебе! Как я только мог жить все это время без тебя?

— Я боялась, что ты возненавидишь меня за нашу невольную разлуку…

— Да, я был зол на тебя, жутко зол и даже ненавидел, очень долго. Но в конце концов понял, что поступить иначе ты просто не могла. Ты слишком долго была настоящим вайиром. Тогда я стал тосковать по тебе, ночей не спал, все думал о тебе, не смыкая глаз, представлял себе, где ты, что с тобой… Собирался предпринять розыски сразу по окончании сражений. Но, признаться, уже не чаял увидеть снова. Я попросту ничем не заслужил подобного счастья держать тебя снова в объятиях, воистину это дар Божий… — Джек стоял в нерешительности, не зная, что теперь предпринять. — Нельзя тебе здесь оставаться одной. Кто только не шныряет вокруг лагеря! Не для того я снова обрел тебя, чтобы потерять! Но в лагерь тебя тоже не пустят — там дьявольски строгая дисциплина. Хотя… чем черт не шутит? Ты слыхала о прилете землян? Похоже, они здорово изменят наши планы. Лагерь останется здесь до тех пор, пока все не образуется. И все же… где мне пока тебя спрятать? Где найти безопасное место?

— Наш кадмус всего в пяти милях отсюда. И хотя он близок к Мерримоту, расположен он на вершине крутого каменистого холма так удачно, что люди понесли жуткие потери, прежде чем сумели загнать нас под землю. Я могу вернуться туда, там вполне безопасно.

— Я пойду с тобой, как бы далеко это ни было. Не дай тебе Бог столкнуться с каким-нибудь дезертиром! Дьявол, да лучше я сам им стану! Решено, остаюсь с тобой!

Покачав головкой, Р'ли нежно припала к груди возлюбленного:

— Не надо! К чему нам лишний риск? Социниане никогда не простят дезертира. Подождем еще немного.

— Все равно я должен проводить тебя.

— В этом тоже нет необходимости. Мой эскорт прячется неподалеку в тени. Ведь я как-никак дочь Слепого Короля, не забывай об этом.

В бессвязном нежном ворковании, постоянно прерываемом поцелуями и вздохами, час пролетел незаметно. Затем Р'ли мягко, но решительно попрощалась и скрылась в темноте.

Проводив ее взглядом, Джек вернулся в лагерь и добродушно выслушал от часовых изрядную порцию весьма двусмысленных и завистливых шуточек. Когда же добрался до своей палатки, на востоке уже занималась заря. Полковник встретил Джека у входа.

— Где только тебя черти носят? — буркнул так и не сомкнувший этой ночью глаз Чаксвилли.

Джек рассказал. Полковник, казалось, сперва успокоился, затем раздраженно потребовал свежего чая.

— Старик Флортц слишком ошеломлен, чтобы решиться на что-нибудь путное. По-моему, он вообще уже не в состоянии ничего предпринять без указаний сверху. А ситуация не из тех, что позволяют отсиживать зад. Я связался по дальнофону с генштабом в Социнусе. Там согласились, что действовать надо решительно и без промедлений. Главнокомандующий переговорил с Флортцем, поблагодарил за службу. Завтра генерала отзывают в Социнус для триумфального шествия, парадов, спичей, тостов, цветов… Командование войсковой группой принял я. — Чаксвилли поднялся из-за стола, сцепил пальцы за спиной и стал мерить палатку шагами. — Весьма, весьма ответственное решение… Если предпримем атаку, то страшно рискуем при этом. Кто знает, что там у них за оружие? С другой стороны, корабль запросто может улететь, оставив нас вот с таким носом. Если же ситуацию не менять, то придется довольствоваться крохами с барского стола. Но тут уж выбор, бесспорно, за ними — что дейрианам знать можно, а что пока рано. Вряд, ли они сразу выложат все свои карты. Тогда к их возвращению мы могли бы стать настоящей силой. Без земной науки нам уже никак не обойтись. Со дня на день, возможно, задолго до возвращения землян здесь появятся арране. Чем мы их встретим? Голыми руками? Нашими воздушными шарами? А если захватить корабль с экипажем, до следующего визита землян может пройти и шестьдесят, и сто лет… К тому времени мы, пожалуй, будем готовы к встрече с кем бы то ни было…

— Так вы планируете все же атаковать их, сэр?

— Разумеется. Вот только как? Пока корабль закупорен, ничего предпринять нельзя. Наши снаряды отскочат от его бортов, как горох — ставлю на это свой парадный кильт! Незаметно подкрасться к отпертому люку тоже навряд ли удастся — капитан Свенсон оказался столь любезен, что просветил меня и об этом. У них есть защитные средства, какие-то лучи, позволяющие фиксировать любое скрытное передвижение по соседству с кораблем. Черт побери, я уже не уверен в том, что он не слышит меня и сейчас при помощи своей дьявольской техники!

— Мне представляется, сэр, что есть лишь два способа действий — оба не из блестящих. Можно попытаться захватить капитана со свитой в заложники, когда они снова покинут корабль. Либо перед самым отлетом уговорить их принять на борт несколько наших рейнджеров под видом посольства Дейры. Рейнджеры захватят корабль и вернутся.

— Наши бойцы не управятся с эдакой махиной. Даже если они сумели бы подчинить землян и развернули звездолет с помощью пилотов, кто сможет поручиться, что среди экипажа не найдется герой-одиночка, который предпочтет эффектную смерть позорному плену и не взорвет судно?

— Тогда… Хм-м… Может, дождаться приглашения на званый обед или на экскурсию по кораблю?

— Они наверняка примут меры предосторожности на случай вероломного нападения…

— Какое же это вероломство, если никаких обещаний мы не давали?

Пожав плечами, Чаксвилли плюхнулся в койку. Спустя минуту-другую его примеру последовал и Джек. Выспаться все же не удалось — уже через два часа их разбудили. «Юнайтед» снова спустил трап. На сей раз капитан Свенсон со спутниками воспользовались своим собственным транспортом — небольшая, сигарообразная машина, летя невысоко над землей, уже приближалась к социнианскому лагерю.

Чаксвилли развил бешеную деятельность. Проинструктировав на скорую руку дюжину офицеров, во избежание ошибок он заставил их немедленно повторить распоряжения. Действовать только по его условному сигналу. Скрутить землян в долю секунды. Заткнуть рты кляпами. Самим при этом даже не дышать. На корабле ни в коем случае не должны ничего заподозрить! Капитана Свенсона изолировать, обыскать, избавить от лишнего оборудования и лишь тогда предъявлять ультиматум. В случае согласия подчиниться вернуть к основной группе.

Да и каждому землянину в отдельности сделать тем временем то же предложение, что и капитану. Затем в сопровождении заложников как ни в чем не бывало подниматься на борт.

Задача: удержать люк открытым до тех пор, пока скрывающаяся за деревьями абордажная команда не подоспеет на подмогу.

Попутно, разоружив землян, попытаться понять принцип действия их оружия. Внутри корабля это может весьма и весьма пригодиться.

Если условного знака не будет, обращаться с землянами как с почетными гостями.

— Затея почти что безумная, — признался Чаксвилли Джеку вполголоса. Порожденная крайним отчаянием. Стоит комуто из землян от неожиданности или из героизма хотя бы пикнуть, и пиши пропало. Даже проникнув на корабль, навряд ли мы сумеем захватить капитанскую рубку — или как там она называется. Даже найти ее там едва ли удастся.

Прибыли земляне. Несколько удивленные столь быстрым продвижением Чаксвилли по службе, они все же любезно поздравили свежеиспеченного генерала. Свенсон проинформировал о решении экипажа «Юнайтед» стартовать через неделю. Новости об арранской и эгзвианской цивилизациях должны достичь Земли как можно скорее. Тем не менее он хотел бы получить разрешение высадить группу техников, инженеров и ученых.

Им предстоит заняться не только изучением планеты, но и содействовать скорейшему прогрессу Социнуса. Убежденные, что победа Социнуса в нынешней кампании ведет к объединению всех людей планеты, экипаж «Юнайтед» в качестве полномочного представителя Земли принял решение признать правительство Социнуса правительством Дейры де-факто.

— Однако, — продолжал свою речь через священнослужителей Свенсон, необходимо заключить официальное соглашение. Крайне важно, чтобы высаженный нами персонал трудился на вполне легальных основаниях. Мы хотим в кратчайший срок обустроить базу и смонтировать на ней оборудование. Мы просим вас, генерал, выделить нам официальный эскорт до столицы Социнуса. Мы будем также крайне признательны, если вы лично сочтете возможным сопровождать нас, представите главе вашего государства и объясните характер наших намерений.

Чаксвилли тонко улыбнулся. Один лишь Джек мог догадаться, что за мысли кроются-за

— Войска должны вскоре выступить в направлении границы. Но ваш визит для Социнуса поважнее продолжения победоносной кампании. Решено — мой заместитель, начальник объединенного штаба, возглавит армию, пока я сопровождаю вас в Грейтхоупс.

— А не пожелаете ли вы свести неизбежное кровопролитие в нынешней кампании к минимуму? — поинтересовался Свенсон. — Если задержать выступление войск, то после заключения соглашения мы снабдим вас средствами для достижения подобных гуманных целей.

Чаксвилли буквально расшаркался от избытка признательности.

— Что же это за средства такие? — подивился он.

— Ну, что бы вам предложить для начала? — задумался на мгновение капитан. — Например, газ, лишающий противника сознания на весьма длительный срок. Или же устройства, парализующие противника в ближнем бою, на расстоянии прицельного выстрела из пистолета.

— Потрясающе! — восхитился Чаксвилли. — Об этом, как и о других ваших предложениях, я незамедлительно переговорю с генштабом. Кстати, вы позволите мне взять с собой десяток штабных офицеров?

— Сожалею, — покачал головой Свенсон, — но у нас на корабле места маловато.

Чаксвилли ничем не выдал своего разочарования. Сошлись на четырех сопровождающих, и земляне удалились. Условного сигнала генерал так и не подал.

— Можно взять с собой Р'ли, сэр? — попросил Джек. — Так мне будет куда спокойнее.

— Интересная мысль, — рассеянно кивнул Чаксвилли. — Может статься, присутствие на борту женщины усыпит их бдительность…

— Вы все еще планируете захват?

— А как же, пусть только выпадет хоть малейший шанс! — Набросав на клочке бумаги несколько имен, генерал вручил список Джеку. — Прежде чем отправляться за сиреной, сыщика мне этих парней! Самые отчаянные рубаки!

Спустя несколько часов Джек уже крутил баранку, возвращаясь в лагерь. Р'ли, которой он объяснил, куда и зачем они направляются, тихонько сидела у него за спиной. Джек был с ней честен, предупредил о возможной опасности такого вояжа, даже пытался было уговорить ее. переждать все в кадмусе, но она предпочла разделить все тяготы с возлюбленным.

Неподалеку от лагеря Джек притормозил паровик.

— Я много думал над словами Свенсона, — сказал он сирене. — Земляне теперь едины и сохранят единство, что бы ни случилось, куда бы ни занесла их судьба. А социниане жаждут совсем иного. Им нужна вся планета, но только для самих себя. Они лишь прикрываются утверждениями, что хотят объединить Дейру перед лицом грядущего вторжения арран или эгзви. После появления звездолета все решительно переменилось. Земляне могут объединить нас, и без всякого кровопролития. И нам без них не управиться, это ясно как Божий день. Что с того, если мы даже и утратим при этом свой язык, свои обычаи, религию? Так или иначе нам пришлось бы распроститься с ними, даже под властью Социнуса. Да и не в том суть. Чаксвилли сам постоянно твердил, что под напором новой цивилизации наш образ жизни обречен. Суть перемен сейчас лишь в том, что это новое грядет с Земли, а не из Социнуса.

— Ты что-то намерен предпринять? — забеспокоилась Р'ли.

— Не знаю пока. Но у меня уже есть некоторый опыт измен. Когда я понял, что сохранять верность Дионисии — зло, я переметнулся. Такое ведь трудно только поначалу. К тому же сейчас предательство представляется мне куда более оправданным — речь идет о судьбе всей планеты. И все же терзают сомнения — может, у меня планида такая, предательская? Или мои поступки были все же оправданы обстоятельствами?

В шатре командующего их любезно встретил сам Чаксвилли.

Расшаркавшись перед сиреной, он отозвал помощника в сторону:

— Чтобы никакой мне инициативы, пока будем на корабле! Мы мирные гости, даже и не помышляющие о вероломстве. Кроме тебя с Р'ли, будем лишь мы с епископом.

— Что-то изменилось? — спросил Джек. Он уже неплохо изучил своего босса и не сомневался — у того в рукаве припрятана парояка-другая тузов.

— Рядом с Дворцом Народа большой газон, — понизил голос генерал. Имелись в виду апартаменты главы Социнуса. — Тысячи людей трудятся там сейчас точно кроты, закладывая фугас. Сверху все снова прикроют безобидной травкой. Я предложу землянам совершить посадку именно там. Никакой причины для отказа у них не будет — слишком уж упоены они собственной неуязвимостью. Сразу же после того, как мы вместе с земной делегацией покинем борт, мина взорвется. Не думаю, что взрыв способен причинить серьезный ущерб оборудованию или же оболочке звездолета — он, должно быть, рассчитан и не на такое, — но от резкого сотрясения все, кто внутри, должны как минимум потерять сознание. И наши солдаты без труда овладеют кораблем. — Чаксвилли расплылся в торжествующей улыбке.

— А вас не тревожит, сэр, как будет реагировать на то следующая экспедиция с Земли? — спросил Джек.

— Если успеем приготовиться, нападем и на нее. Если же нет, прикинемся невинными овечками — ничего, мол, и не слыхали про ваш «Юнайтед». А там, глядишь, и второй корабль захватим, как первый.

На генерала нашел стих краснобайства — он сыпал и сыпал словами, говорил без умолку, пока с «Юнайтед» не пришло уведомление: Свенсон докладывал о готовности к вылету. Ссылаясь на неотложные дела, Чаксвилли попросил отсрочки, а сам тем временем связался с Грейтхоупсом. Закладчики фугаса требовали еще два часа, и генерал отправил к Свенсону вестового с сообщением, что президент совещается с кабинетом относительно условий соглашения с Землей. Как только совещание закончится, он известит. Да и к чему торопиться, располагая транспортом, способным проделать весь путь до столицы менее чем за час.

— Тэк-с, выторговал по меньшей мере часика три! — потирая руки, поделился с Джеком Чаксвилли.

Время тянулось бесконечно. Сидя за столом оператора, Джек ожидал известий из Дворца. Р'ли притулилась в уголке рядом. Странный вид был у нее в человеческой одежде; более того, некая печать отчужденности застыла и на лице. Улучив момент, когда Чаксвилли выскочил в нетерпении из шатра, Джек поинтересовался:

— О чем задумалась, родная?

— О многом. О нашем привычном, навсегда утраченном образе жизни. Ты даже не представляешь, как много он значил для вайиров. У человеческого общества множество недостатков, но в одном вы нас явно превосходите — вы умеете приспосабливаться к переменам. В самом широком смысле. Но я тоже смогу, я справлюсь. Иначе просто не выжить… А еще я размышляла вот о чем. Идеалы, во имя которых ведет свои сражения Социнус, несут Дейре новое. Но это лишь пока. Стоит этим идеалам взять верх, и они сами по себе обратятся в косные догмы, обреченные уступить место новому, как расы людей и жеребяков уступают сейчас метисам-социнианам. Это логично и неизбежно.

Джек глубоко задумался над словами сирены. Прошло два часа. Еще тридцать минут. Наконец дальнофон ожил. Квaкающий голос сообщил, что «подготовка к встрече гостей полностью завершена».

Чаксвилли, епископ Пассос и Джек с Р'ли уселись в паровик и отправились на «Юнайтед». Отправились совершенно безоружными — Чаксвилли хотел этим окончательно усыпить бдительность пришельцев. Они поднялись по трапу, люк захлопнулся, и корабль плавно оторвался от земли.

Капитан Свенсон и отец Гудрих встретили дейриан, украшенные черными коробочками-кулонами. Выбегающая из каждой коробочки тонкая блестящая нить тянулась к небольшой затычке в ухе. Каждый из гостей получил такое же украшение.

Свенсон через переводчика пояснил:

— Это устройство поможет нам общаться, не перегружая слишком наших почтенных священнослужителей. Мой конвертер воспринимает вашу речь, подбирает соответствия на нашем английском, и я слышу из него привычный для моего уха среднеамериканский акцент. Из своих вы тоже услышите привычную для вас речь. Возможно, кое-что в вашей речи окажется прибору и не по зубам. Вы сохранили множество слов и выражений, которые на Земле совершенно вышли из обращения. Некоторые слова приобрели у вас новый, порой весьма неожиданный смысл. Немало слов вы позаимствовали из речи жеребяков, к тому же изрядно изменив при этом грамматику. И все же не сомневаюсь, что эти приборы сослужат нам службу и процентов на девяносто разгрузят переводчиков.

Дейриане тут же испытали диковинку. И хотя слова из прибора выходили безжизненно-металлическими, да и смысл приходилось угадывать порой по контексту, Джек быстро приспособился и понимал практически все, что говорит капитан. Чуть труднее оказалось научиться не слышать голос самого Свенсона, заглушавший прибор, воспринимать его как посторонний шум.

Но вскоре Джек справился и с этим.

Для начала капитан устроил гостям ознакомительную экскурсию. Никто, кроме разве что Чаксвилли, даже и не пытался скрывать чувства ошеломления. Да и генерал несколько раз не сумел сохранить совершенную невозмутимость и благоговейно ахал.

После осмотра Свенсон пригласил всех к обеду. Не угодно ли будет гостям перед едой ополоснуть руки? Похоже, у землян это было обязательным ритуалом. Пассос занял одну из умывален, Чаксвилли вошел в соседнюю, оставив Джека с Р'ли дожидаться своей очереди. До посадки в Грейтхоупсе всего полчаса.

— Капитан! — обратился он к Свенсону. — Я должен вам кое-что сообщить.

Спустя две минуты Джек занял одну из освободившихся умывален и долго держал руки под горячей струей. Когда все 165 же вышел, встретил весьма красноречивые бледные лица. Улыбалась ему одна только Р'ли.

— Подлый изменник! — злобно прошипел Чаксвилли.

Хотя Джек и был убежден в своей правоте, избавиться от предательской внутренней дрожи оказалось не так-то просто.

Но справиться с голосом он все же сумел:

— Я выдал ваши планы Свенсону, сэр, точно по тем же причинам, которые некогда заставили меня присоединиться к Социнусу. И в обоих случаях убедили меня именно вы, сэр.

— Так или иначе, предлагаю перейти к трапезе, — вмешался Свенсон. Если у кого-либо еще сохранился аппетит.

Чаксвилли уже взял себя в руки:

— Подчиняюсь неизбежному ходу судьбы. Не спорю — человечество должно объединиться перед лицом внешней опасности и забыть междоусобные конфликты. Просто трудно вот так сразу расстаться с мечтой, да вы и сами все прекрасно понимаете.

— Тем, кто расставался со своими мечтами в битве с великим Социнусом, тоже пришлось нелегко, я полагаю, — заметил Свенсон.

Спустя двадцать минут внизу, в долине, окруженной со всех сторон крутыми горными пиками, показался Грейтхоупс. «Юнайтед» спланировал прямо к подготовленной для него «посадочной площадке» и завис над ней. Затем плавно взмыл повыше и чуть в сторону. Луг возле дворца исчез в клубах дыма, в небо плеснулось гигантское грибообразное облако.

— Пожелай мы, — пояснил Свенсон, — то же самое случилось бы со всеми запасами взрывчатых веществ в городе. Да что там в городе — наши лучи заставят взорваться малейшую крупинку пороха на самой дальней окраине континента.

Звездолет приземлился у края гигантской воронки, в которую превратилась ухоженная дворцовая лужайка.

После трех дней переговоров соглашение с Землей было подписано и ратифицировано. Спустя еще неделю со сказочной быстротой выросла база. Затем «Юнайтед» покинул планету.

Весну Джек и Р'ли встретили на базе землян, где делились с лингвистами своими познаниями. Им объяснили, что языки должны быть сохранены в чисто научных целях. По прогнозам земных специалистов языку социниан, своеобразному гибрйДу упрощенного английского и взрослого вайирского, предстояло вскоре поглотить все остальные наречия Дейры.

Услыхав такое, Чаксвилли фыркнул:

— О чем они умалчивают, так это о том, что и социнианский язык ждет та же участь, только несколько позже. Верх возьмет земной английский.

Чаксвилли принес земному посольству официальные заверения, что за предотвращение попытки захвата «Юнайтед» никаких обвинений против Кейджа выдвинуто не будет. Полной уверенности, что на слово генерала можно полагаться, у Джека все же не было. Но единственная альтернатива путешествие до Земли и обратно — тоже не вдохновляла. Лучше уж рискнуть и остаться в знакомом мире, чем оказаться в абсолютно чуждом окружении и на каждом шагу чувствовать себя несмышленым младенцем.

В одно солнечное утро, в самый разгар весны, Джека и Р'ли доставили на летающей земной машине к руинам отцовского хозяйства. Земляне снабдили молодоженов палатками, припасами на первое время, оружием и инструментами, пожелали удачи и отбыли восвояси.

Джек провожал взглядом сверкающую иглу летающей лодки, пока та не истаяла в голубизне неба. Располневшая с началом беременности Р'ли тихо ждала рядом. Не без труда Джек заставил себя вернуться на землю, обратиться взглядом к окружающему разору, уже не прикрытому, как давеча, снегом. Восстановление дома и амбаров потребует не одного года.

Сперва предстоит выстроить на руинах простую бревенчатую хижину. Позже, по мере роста семьи, Джек добавит к ней несколько комнат.

Вспашка — тоже теперь задачка не из простых. Единорогов больше нет, и достать их негде. Земляне обещали ему соорудить паровой плуг. Не дай Бог, позабудут! Хотя они и благодарны Джеку за спасение собственных жизней, но благодарность — увы! — преходящее чувство.

Р'ли нежно чмокнула супруга в щеку: — Да не переживай ты так сильно!

— Легко сказать «не переживай»! — Джек погладил любимую по животику. Во всяком случае, здесь мне предстоит заниматься тем, что я знаю как свои пять пальцев, чем привык заниматься всю сознательную жизнь. Чертовски надоело торчать взаперти и гробить время на нечто, совершенно оторванное от реальности. Да еще когда тебе ежеминутно напоминают, что твоя родная речь уже как бы умерла. Но мы-то с тобою живы. Рядом с тобой, дорогая, мне по плечу любые невзгоды и опасности. Нам не приходится ожидать любезности от уцелевших земляков. И пройдет еще немало времени, прежде чем сойдет на нет подполье и партизанское движение. А есть еще и Чаксвилли — кто его знает, может, ждет лишь случая свести со мной счеты, обвинив в этом мстительных дионисийцев.

Р'ли взяла мужа за руку:

— Опасностей сейчас не больше, чем в самом начале всей этой заварухи. В жизни всегда так — смерть бродит и ждет нас за каждым углом. Давай выстроим дом, вспашем землю и нарожаем детишек. Вырастим их в любви да ласке. Главное — не питать к людям ненависти, желать им лишь добра и надеяться, что оно когда-нибудь вернется к тебе самому. Любовь в этом мире сильнее злобы. И что бы с нами потом ни стряслось, мы должны трудиться сейчас не покладая рук — ради себя, ради наших детей, ради добрых соседей. Мы должны. Нам будет нелегко, конечно. Но мы не сдадимся, любимый.