О'Коннор Фрэнк

Немыслимый брак

Фрэнк О'Коннор

Немыслимый брак

Перевод Н. Рахмановой

Только почти добравшись до тридцати, Джим Грэм осознал, какую шутку сыграла с ним жизнь. До тех пор он жил, как и всякий молодой человек, не очень-то замечая, что она его надувает. Отец его умер десять лет назад. Джим, служивший бухгалтером в продуктовом магазине, после смерти отца взял на себя обязанности главы семьи, а мать, живая, добросердечная женщина, вела для него хозяйство так, как это умеют одни матери. Они продолжали жить в том же доме, в котором она поселилась, когда выходила замуж, - в большом, просторном, несуразном строении в пригороде, и выплачиваемой ими аренды с трудом хватало на ремонт. Джим никогда не был застенчив с девушками, но, по его мнению, ни одна из тех, кого он знал, ни в какое сравнение не шла с его матерью, и он, незаметно для себя, постепенно превращался в типичного, всем довольного старого холостяка, который, возможно, еще надумает, а скорее уже и нет, завести годам к сорока пяти собственную семью. Мать, естественно, баловала сына, и, как это водится с единственными детьми, его мучила совесть из-за того, что он охотно этим пользуется. Но избалованность - то бремя, которое большинство мужчин способны нести, не испытывая особых затруднений.

Наконец в одно воскресенье ему довелось прогуляться по морскому побережью Кроссхейвена с девушкой, которую звали Эйлин Клиери и которая жила в одной с ним части Корка, хотя он никогда прежде ее не замечал. Она была не из тех девушек, что приковывают к себе всеобщее внимание, хотя вполне хорошенькая, с тонким лицом, освещавшимся прелестной улыбкой, со светлыми, отсвечивавшими золотом волосами. Он попытался было заигрывать с ней и был удивлен и даже несколько обижен, когда она мгновенно дала ему чуть ли не ожесточенный отпор. Она с самого начала не показалась ему ветреницей, но и недотрогой - тоже.

И самое любопытное, что, судя по всему, он ей понравился, она даже условилась с ним о новой встрече.

В следующий раз они сидели в нише на прибрежных скалах, и Джим повел себя настойчивее. К его удивлению, она расплакалась. Он был раздосадован, но изобразил обеспокоенность, которой не испытывал. И когда она увидела, что он огорчен, она выпрямилась и улыбнулась, хотя по щекам ее продолжали струиться слезы.

- Это не потому, что мне неприятно, Джим, - сказала она, вытирая слезы и сморкаясь в смехотворно крошечный платочек, - мне только неприятно думать про это.

- Да почему же, Эйлин? - с легкой насмешкой спросил он.

- Понимаешь, я у мамы одна, и мне надо о ней заботиться, - пояснила она, все еще всхлипывая.

- И я у мамы один, и мне тоже надо о ней заботиться, - с торжеством заявил Джим и громко расхохотался над абсурдностью такого совпадения. - Ну и парочка же мы с тобой! - добавил он с горьким смешком.

- А ведь и верно, - сказала Эйлин, смеясь и плача одновременно. Затем она положила голову ему на грудь и больше не противилась.

Надо сказать, что во всех книгах на любовную тему взаимное тяготение описывается сходным языком: загорелая мужская грудь и роскошные женские формы, но в действительности они мало что значат. На самом деле редко упоминаемый, но наиболее могучий фактор - это людское одиночество. Женщины познают его раньше мужчин, и Эйлин оно уже было знакомо. У Джима, перед которым эта проблема в таком виде еще не вставала, все же хватило проницательности предвидеть, что оно ждет и его. И теперь, сидя на скалах над гаванью и любуясь сверху десятками парусных лодок, направлявшихся в Каррабини, они поняли, что влюблены друг в друга, и влюблены еще сильнее оттого, что положение их было столь очевидно безнадежным.

После этого они встречались в Корке регулярно каждую неделю, гуляли или шли в кино, если мешал дождь.

Делали они это, как свойственно единственным детям, тайком, пускаясь на всевозможные уловки, которые очень веселпли тех, кто об этом знал. Как-то вечером одна девушка, переходя через Нью-бридж, заметила Джима Грэма, а когда дошла до второго моста, то там, к своей потехе, увидела Эйлин.

- Простите, что я вмешиваюсь не в свое дело, мисс Клиери, - сказала она, - но если вы ждете мистера Грэма, то он стоит у другого моста.

Эйлин не знала, куда девать глаза, она покраснела, рассмеялась, а потом сжала руки и, выговорив: "Ох5 спасибо вам, спасибо!" - бросилась бежать со всех ног.

Так вот они и встречались, за несколько миль от дома, и все оттого, что их преследовало чувство вииы. Им было больше жаль своих матерой, чем себя, и они изо всех сил старались скрывать свою ужасную тайну, инстинктивно догадываясь о том страхе перед одиночеством и старостью, какой испытывают женщины, чьи дети выросли, а мужья умерли. Быть может,-их догадливость заводила их слишком далеко и они преувеличивали этот страх, сгущали краски.

Миссис Грэм, у которой разведывательная служба была поставлена лучше, чем у миссис Клнери, первая заговорила об их секрете.

- Я слыхала, ты в большой дружбе с девушкой из Кросса по фамилии Клиери, - заметила она однажды вечером со сдержанным упреком.

Джим в это время брился у двери, выходившей во двор. Он вздрогнул, но обернулся с насмешливым видом, однако она вся ушла в свое вязанье, как и всегда, когда не хотела смотреть ему в глаза.

- Ну, давай выкладывай! - сказал он. - От кого ты это услышала?

- Почему бы мне не слышать, когда все соседи об этом говорят? ответила она, избегая прямого ответа.

Она не любила открывать свои маленькие тайны. - Может быть, ты приведешь ее как-нибудь вечерком к нам?

- А ты не против?

- Почему же мне быть против, дитя? Часто ли у нас бывают гости?

И это тоже была одна из ее любимых выдумок: никого-то она не видела, пи с кем не разговаривала, однако буквально каждый шаг Джима рано или поздно становился ей известен.

Как-то вечером он привел Эйлин к чаю, и, хотя она нервничала и слишком много хихикала, он заметил, что мать сразу же прониклась к ней симпатией. Миссис Грэм обожала сына, но в то же время она всегда мечтала иметь дочь, чтобы было с кем поговорить так, как не поговоришь с мужчиной. Вскоре Эйлин почувствовала, что ей и вправду рады, смущение ее прошло, и они с миссис Грэм всласть посудачили о том, что их обеих интересовало, - Да-а-а, Динни Мёрфи был ей никудышным мужем, - мрачным тоном произносила мать Джима, имея в виду какой-то объект благотворительности в их округе.

- Нет, что вы, что вы, миссис Грэм, - быстро возражала Эйлин и в своем увлечении разговором клала ладонь поверх руки миссис Грэм. - Бедный Дипни был далеко не худшим.

- Ну, вы подумайте! - миссис Грэм роняла вязанье на колени и устремляла на Эйлин трагический взгляд. - А ведь чего только про него не говорили! Ну не злые ли языки у людей, Эйлин?

- Далеко, далеко не худшим, - повторяла Эйлин, качая головой. Конечно, он выпивал, но кто из них не выпивает, скажите вы мне?

А Джим молчал и улыбался, слушая, как голос Эйлин, молодой, энергичной, умной, сливался с голосом его матери в едином и гармоничном звучании объединившей их жажды посудачить. Миссис Грэм пе отпустила ее просто так: сперва она взяла с нее обещание приходить еще, деликатно намекнув на свою затворническую жизнь - мол, она отрезана от мира и ничего-то не слышит и не знает. Она привыкла к посещениям Эйлин и всерьез обижалась, если та пропускала неделю. Конечно, какая же она компания для веселой молодой девушки, говорила она с безмерной кротостью...

Затем наступил черед миссис Клиери. Она могла прослышать о визитах Эйлин к Грэмам и расстроиться; с другой стороны, ее в равной степени мог расстроить неожиданный приход Джима. Поэтому Эйлин пришлось подготовить мать и прежде всего объяснить про домашние обстоятельства Джима, чтобы мать не подумала, будто он имеет на Эйлин какие-то виды. Клиери существовали лишь на то, что зарабатывала Эйлин, - пенсия, которую получала ее мать, была грошовой.

Жили они в маленьком домике на холме недалеко от дороги; он состоял из общей комнаты, кухни, заменявшей им столовую, и двух спален в мансарде. Миссис Клиери была хитрая старушка с комичным мягким личиком. Она была обладательницей целого ряда болезней и, будучи глуховата, подолгу жаловалась на них громким хвастливым голосом. Она твердо клала руку на колено собеседника, чтобы тот не сбежал, и вперяла в камин отсутствующий взгляд, стараясь ничего не упустить при перечислении.

- И вот тут-то, Джим, у меня начался второй приступ болей, про который я вам уже говорила, и тогда я пригласила доктора О'Маэни, и он сказал... Что сказал доктор О'Маэни про второй приступ болей, Эйлин?

- Что ты старая притворщица! - прокричала Эйлин.

- Доктор О'Маэни? - изумилась мать. - Ничего подобного. Ах ты, чертенок!

У себя дома Эйлин говорила возбужденно, надсаживая голос, возражая матери, прерывая ее, поддразнивая, пока лицо у старушки не шло веселыми морщинами, она подмигивала Джиму и стонала:

- Ну разве она не чертенок, Джим? Слыхано ли, чтобы дочь так обращалась с матерью? Ручаюсь, вы так не разговариваете с вашей бедной матушкой.

- У него мать не брюзжит по целым дням! - радостно орала Эйлин из садика.

- Брюзжит? Кто брюзжит? - спрашивала миссис Клиери, зажмуриваясь от удовольствия, как кошка, когда ее гладят. - Ну и ну! Ох, боюсь я ее до смерти, Джим, и язычок же у нее! И выдумывать мастерица! Это я-то брюзга!

И все-таки Джиму с Эйлин было приятно, что им есть куда зайти в дождливый вечер, когда не хочется в кино.

Большей частью они шли домой к Джиму. Миссис Грэм оказалась более ревнивой, чем мать Эйлин. Самый отдаленный намек на пренебрежение с их стороны вызывал у нее бурные слезы, но стоило им посидеть с ней полчаса, как она вставала и на цыпочках, как будто они спят, выходила из комнаты. Ее ревность была всего лишь мерилом ее великодушия.

- Послушай-ка, Джим, - сказала она однажды вечером с лукавым видом, откладывая вязанье, - а не пожениться ли вам с Эйлин?

- Пожениться? - насмешливо переспросил Джим, поднимая голову от книжки. - Ты, видно, хочешь от меня избавиться?

Обычно мать можно было отвлечь от любой темы, стоило начать ее поддразнивать, - она все воспринимала буквально и сердилась, хотя редко сердилась подолгу.

- За кого ты меня принимаешь! - Она разобиделась и принялась опять за вязанье, по-детски негодуя на него за то, как он принял ее великодушное предложение. Но, разумеется, надолго ее не хватило. Через десять минут, забыв про обиду, она добавила, как бы размышляя вслух: - Такие девушки не часто встречаются.

- И где бы мы жили? - спросил Джим с мягкой иронией.

- Вот тебе на, разве нет у тебя дома? - Она бросила на него суровый взгляд поверх очков. - Надеюсь, ты не думаешь, что я останусь тут и буду путаться у вас под ногами?

- А-а, стало быть, ты отправишься в богадельню, а миссис Клиери переедет сюда?

- И правда, как странно все устроено на свете... - проговорила она неопределенно, и он понял, что мать размышляет о том случайном стечении обстоятельств, которое свело их с Эйлин. Они с матерью были знакомы с положением дел, достаточно широко распространенном в Ирландии, и могли бы перечислить не меньше двадцати семей, где молодой человек или молодая девушка годами "встречались", прежде чем оказывались в состоянии пожениться, и слишком часто, бывало, к этому времени успевали постареть или устать...

- Мы об этом не думали, миссис Грэм, но все равно премного благодарны, - Джим ласково улыбнулся матери - для этого нам пришлось бы совершить двойное убийство. Либо так, либо никак.

Он знал, что при всем ее ревнивом характере уготованная им участь вызывает у матери негодование, зато миссис Клиери с веселым видом притворялась, будто считает, что они и впрямь должны быть благодарны судьбе за свое счастье.

- Вы сами знаете, как вам повезло, - говорила она. - Вы молоды, здоровы, грех вам жаловаться. Нынче ведь со свадьбами такую горячку порют, будто банк грабят.

А вскорости быть женатыми им надоедает, и тогда - силы небесные! каких только гадостей они не говорят друг про друга.

- Значит, ты не одобряешь браков, мамочка? - с напускным смирением спрашивала Эйлин.

- Кто сказал - не одобряю? - подозрительно осведомлялась мать, убежденная, что "чертенок" опять готовит ей каверзу. - Одобряй не одобряй, лучше не станет.

Главное, пользуйтесь молодостью, пока молоды, Джим, - советовала она, кладя трясущуюся руку Джиму на колено. - Еще успеете пожить в супружестве.

Эйлин и Джим, естественно, не разделяли ее взглядов.

Во время вечерних прогулок они обычно проходили но новым районам; заглядывали в недостроенные дома с увлеченностью ребятишек, игравших там в ковбоев и индейцев; болтали с молодыми мужьями, копавшимися у себя в садиках, заваленных строительным мусором, и охотно заходили на чашку чая, приглашенные молодоженами, которых распирала гордость и радость новоиспеченных владельцев. Они не замечали ничего уродливого в этих домах и районах. Они видели только новизну всего вокруг, словно обновлялась сама жизнь: видели свежесть краски, подчеркиваемую вечерним освещением, белизну занавесок, нежную зелень молоденькой травки. Позже вечером Эйлин говорила, покачивая головой:

- По-моему, занавеси у них на больших угловых окнах не годятся, ты как думаешь?

И Джим догадывался, что мысленно она уже обставила этот дом по-своему.

В том году Джим предложил Эйлин провести отпуск вместе. Миссис Клиери это совсем не устраивало. Пострадает репутация Эйлин, в этом не может быть никакого сомнения. Миссис Клиери была всецело за то, чтобы они пользовались молодостью, пока молоды, но делали это только у нее на глазах. Джим знал, что ее волнует вовсе не доброc имя Эйлин, она опасается, как бы совместный отпуск не положил начало чему-то, что выйдет из-под ее контроля. Джим настоял на своем: они уехали на морской курорт к северу от Дублина и две недели гуляли, купались и загорали сколько душе угодно, а когда шел дождь, отправлялись в город.

На обратном пути, глядя в окно вагона на известняковые горы, он заметил:

- В другой раз в отпуск надо ехать женатыми.

А так - все равно не то.

- Ты прав, Джим, - согласилась она. - Но что ше делать?

- А что нам мешает пожениться? - спросил он, улыбаясь.

- Теперь? - перепугалась она. - А как же наша мамы?

- А как же они сейчас? - он пожал: плечами.

- Ты хочешь сказать - пожениться и продолжать жить, как раньше?

- Почему бы и нет? Конечно, это не то, чего бы нам хотелось, но все же лучше, чем ничего.

- А вдруг... сам знаешь, Джим, могут родиться дети...

- Тем лучше. Мы перейдем и этот рубеж, когда понадобится. Как бы то ни было, совершенно не обязательно детям появляться сразу.

- Только, Джим, - проговорила она застенчиво, - люди ведь начнут сплетничать...

- Думаешь, они уже не сплетничают?

Таков был Джим, и как решал он, так решала и его мать, пе считаясь с общественным мнением. Она, разумеется, не видела ничего худого в том, чтобы молодые люди проводили отпуск вместе, и Эйлин, которая поначалу испытывала немалые сомнения, уверилась теперь, что та была права. Она подозревала, что и сейчас Джим скорее всего прав, но уверенности она еще не чувствовала.

Однако чем больше она раздумывала над этим, тем больше убеждалась в его правоте, хотя рассуждения ее носили иной характер. Джим - тот не хотел ждать. Он не хотел состариться и ожесточиться в ожидании того дня, когда они смогут пожениться. Ему хотелось вкусить хоть какую-то толику радостей брака, пока они достаточно молоды и способны получать от жизни удовольствие.

Эйлин же думала об этом в более мистическом плане, как о некоем обручении, которое накрепко свяжет их друг с другом, что бы ни уготовила им жизнь. Эйлин знала, что бесполезно надеяться на одновременное освобождение:

одному из них неминуемо суждено освободиться раньше другого - и тогда-то начнется настоящее искушение.

Но она знала также, что даже ради такого подобия брака ей придется выдержать борьбу со своей матерью.

Миссис Клиери свято соблюдала условности и, кроме того, она знала, как меняются люди в браке. Сейчас ее дочь добра и покладиста, но Эйлин - жена и мать - совсем другое дело, с той Эйлин ей, возможно, совладать будет не под силу.

- Ишь чего выдумала, - задыхаясь, проговорила миссис Клиери, упершись рукой в бок. - Что это за брак такой? Он будет жить там, а ты здесь! Да весь город будет над вами смеяться!

- Вот уж не вижу, над чем им придется смеяться, мамочка, - упорствовала Эйлин. - Во всяком случае, не больше, чем теперь.

- Ну и выходи за него! - убитым голосом произнесла мать. - Выходи! А я лучше уйду в богадельню, чем дам опозорить себя!

- Но, мамочка, - продолжала уговаривать ее Эйлин, невольно засмеявшись, хотя ей было не до смеха, - мы не сделаем ничего, чтобы тебя опозорить, и тебе вовсе не понадобится уходить ни в богадельню, ни куда-нибудь еще.

Миссис Грэм тоже разволновалась, но по другой причине - задета была ее гордость. Ее совершенно не трогало, что скажут соседи, но ей казалось, что эта пародия на брак вызвана ее зависимостью от Джима. Если бы можно было, устранившись с его пути, облегчить ему жизнь, она бы с радостью пошла в богадельню. Но Джим объяснил, что, если бы даже он и согласился на такую жертву, для Эйлин и ее матери это ничего бы не изменило. И, когда Эйлин зашла в следующий раз, миссис Грэм обняла ее и пробормотала:

- Бедные вы дети! Бедные, безумные дети!

- Так вы не думаете, что мы поступаем плохо, миссис Грэм? - спросила Эйлин, сама чуть не плача.

- Конечно, нет, что же плохого вы делаете, детка? - сердито воскликнула миссис Грэм. - Какое вам дело до того, что о вас подумают другие? Эти люди в жизни ничем не пожертвовали!

Зато миссис Клиери надулась, не желала разговаривать с Джимом, когда он заходил, и в конце концов отказалась присутствовать на "поддельной", как она выразилась, свадьбе. Миссис Клиери еще не сталкивалась с подобной ситуацией, зато чутье всегда ей подсказывало, когда кому-то удавалось ее перехитрить. А Джим ее перехитрил. Он вошел в дом как друг и украл у нее дочь прямо из-под носа. А что до всех этих разговоров про то, что она у них на первом месте, так она не верит ни единому слову. Человек, который поступил таким образом, вполне способен подсыпать ей мышьяку в чашку с чаем.

Отправляясь утром в церковь, Эйлин зашла к матери и мягко спросила:

- Мамочка, неужели ты даже не пожелаешь мне счастья?

Но мать только и ответила:

- Убирайся, наглая девчонка!

- Я вернусь завтра вечером и успею приготовить тебе ужин, мамочка, кротко проговорила Эйлин.

- Можешь вообще не возвращаться, - отозвалась мать.

Эйлин очень расстроилась, но миссис Грэм, когда они прощались у выхода из церкви, лишь насмешливо фыркнула:

- Оставь, детка, она это переживет. Старые люди все на один покрой. Я и сама такая, если сказать правду. По дороге домой я к ней загляну и выскажу все, что думаю.

- Миссис Грэм, если бы вы еще сделали ей яичный коктейль, с ней было бы проще иметь дело, - серьезно попросила Эйлин. - Она очень любит яичные коктейли, особенно если добавить побольше виски.

- Конечно, сделаю, - пообещала миссис Грэм, и на душе у нее вдруг сделалось легко, собственная бешеная ревность вдруг растворилась в предвкушении того, что ей предстоит утихомиривать другую расходившуюся мамашу.

У нее на руках было дело, пусть и состояло оно всего лишь в приготовлении яичного коктейля.

- И слышать не хочу, мэм! - вскричала миссис Клиери, - Нынешние молодые люди все одинаковы, все эгоисты, одни удовольствия на уме.

- Как вы можете так говорить, миссис Клиери? - возмутилась миссис Грэм, - Лучшей дочери во всей Ирландии не найти. Уж на что я довольна Джимом, но о такой дочери только мечтать можно.

- А ну как дети пойдут? - миссис Клиери уставилась на нее, как на помешанную.

- Вы же вырастили дочь.

- Это совсем другое дело, - отрезала миссис Клиери и не пожелала слушать никаких уговоров. У нее хватало ума понять, что ребенок отнимет у нее часть причитающегося ей по праву внимания и, возможно, даже начисто лишит ее привилегий. Нынешние молодые люди такие эгоисты!

После однодневного медового месяца Джим с Эйлин покорно вернулись к своим обязанностям, словно и не были женаты. Тем не менее у Эйлин, если вы встречали ее на дороге, вид был беззаботный и веселый, и она щеголяла в обручальном кольце, как всякая молодая новобрачная. Эйлин понадобилась вся радость, дарованная ей новым положением, ибо мать оказалась поистине проницательна, предрекая позицию, какую займут соседи. Их брак с Джимом стал предметом злых насмешек, и так продолжалось на всем его протяжении. Даже близкие подруги Эйлин все время подпускали шпильки, напоминавшие ей об ее странном замужестве. Нельзя сказать, что соседи были жестокосердны, просто их отношение к браку, равно как и отношение к смерти, отличалось страстностью, проявлявшейся в неприязни даже к бракам по второму разу.

Брак Эйлин и Джима, окончившийся, так сказать, за дверьми церкви, казался им издевательством над всем, во что они верили, поэтому они мстили, как мстят люди, которых оскорбили в лучших чувствах.

Джим делал вид, будто не замечает, что о них злословят. Он унаследовал от матери ее удивительное безразличие к людскому мнению и по-прежнему наведывался к Эйлин как ни в чем не бывало. Чаще Эйлин наведывалась к Джиму и его матери, а летом они на две недели ехали в Керри или Коннемару. Потребовался целый год, чтобы миссис Клиери привыкла к такому положению дел, и весь год она острым взглядом присматривалась к Эйлин - не появились ли признаки беременности. Наверное, счастье, что их не было. Кто знает, что могла учинить миссис Клиери.

Затем заболела миссис Грэм, и Джим ухаживал за ней днем, а Эйлин сменяла его ночью. Миссис Грэм умирала; когда сознание возвращалось к ней, она сжимала в своих руках руки Эйлин и говорила:

- Я всегда мечтала о дочери, и желание мое исполнилось. Исполнилось. Теперь вы будете счастливы, дом целиком ваш. Ты позаботишься о Джиме вместо меня?, - Я позабочусь о нем, - отвечала Эйлин, и в ту ночь, когда миссис Грэм умерла, она не стала будить Джима.

- Я решила, Джим, что не стоит будить тебя, - сказала она ему утром. Ты так измучился, а мама отошла так спокойно... Таково было бы ее желание, Джим, - добавила Эйлин торжественно, заметив его удивленный взгляд.

- Пожалуй, ты права, Эйлин, - согласился он.

Но на этом их затруднения далеко не кончились. Когда они предложили миссис Клиери поселиться с ними в доме Джима, она устроила еще больший шум, чем по поводу свадьбы.

- Как! Жить на чужбине! - закричала она в ужасе.

- Какая же чужбина, когда между нашими домами полмили, мамочка? воскликнула Эйдин, ее опять рассмешила поразительная материнская реакция на любое предложение.

- Полмили? - с хмурым видом переспросила мать. - Тут вся миля.

- Так ты думаешь, что твои старые друзья перестанут тебя навещать?

- Я не решилась бы их приглашать, - с достоинством ответила миссис Клиери. - И к тому же я бы там глаз не сомкнула, я привыкла к шуму трамваев. У Джима-то ведь мать умерла в своей постели, а мне он почемуто умереть у себя не дает!

И снова Джиму и Эйлин пришлось мириться с крушением своих надежд. Они не могли предложить никакой равноценной замены успокоительному скрежету трамваев, ползущих из города вверх по Соммерхиллу. А бросить превосходный дом Джима, который им понадобится впоследствии, рассудила Эйлин, и ютиться в тесном домишке вместе с капризной миссис Клиери было бы просто глупо.

И они стали играть в женатую пару. Раза два в неделю Эйлин кормила мать ужином пораньше а затем шла в дом к Джиму, и, когда он возвращался из магазина, у нее уже был готов ужин. Услышав, как поворачивается ключ в двери, она спешила встретить его в белом домашнем халатике, а он, как повелось, изображал удивление при виде нее. Войдя в гостиную, она молча показывала на разожженный ею камин, они ужинали, а потом читали или разговаривали, и ближе к полуночи он провожал ее домой. Несмотря на лишние хлопоты, им доставляло глубокое наслаждение стелить широкую постель, в которой Эйлин не провела ни одной ночи, вместе мыть посуду или - самое приятное - принимать гостей, как будто Эйлин и не надо было, как Золушке, лететь в полночь назад, чтобы вновь играть роль дочери и сиделки. В один прекрасный день, мечтали они, дом и вправду станет их общим, и она утром откроет дверь молочнику или булочнику.

Но все случилось не так. Джим вдруг тяжело заболел и, не желая вызывать в душе Эйлин борьбы между долгом по отношению к нему и по отношению к своей матери, предпочел лечь в больницу. Там, два года спустя после смерти миссис Грэм, он и умер.

И тут что-то произошло с Эйлин, так что даже мать ее притихла. На сей раз Эйлин не допустила никаких споров относительно того, как ей поступить. Она заперла собственный домишко, и мать последовала за ней в дом Джима, где Эйлин приняла его родственников. Тело уже перевезли в церковь, и, когда приехали родные Джима, у Эйлин был готов второй завтрак. Подавая на стол, она щебетала так, словно это было их горе, а не ее. Горячего не было, и Эйлин рассыпалась в извинениях. У могилы все плакали, но глаза Эйлин оставались сухими. Когда земля сомкнулась над Джимом, Эйлин продолжала стоять молча, наклонив голову, и тетка Джима, огромная толстая женщина, подошла к ней и взяла ее руки в свои.

- Ты молодец, девочка, - хрипло пробормотала она. - Тебе это зачтется.

- Что вы, тетушка, - ответила Эйлин, - я сделала все так, как было бы приятно Джиму. Так я чувствую себя ближе к нему. Скоро мы опять будем вместе. Как только мама умрет, мне тут больше делать нечего.

Что-то в ее словах, в сухих глазах, в моложавом лице было такое, от чего старшая женщина пришла в замешательство.

- А-а, пустое, детка, - нарочито беспечным тоном отозвалась она. - На похоронах все мы так думаем. Ты еще будешь счастлива, ты это заслужила. Вот погоди, у тебя еще будет большая семья.

- О нет, тетушка, - возразила Эйлин, кротко улыбаясь, и улыбка ее была особенная - умудренная и даже покровительственная, как будто она считала, что тетушка Джима еще не доросла до понимания каких-то вещей. - Вы сами знаете, другого такого мужа, как Джим, мне не найти. Два раза одинаково счастлив не будешь. Нельзя требовать слишком многого.

И тогда-то до родственников и даже до соседей наконец начало доходить, что Эйлин и в самом деле говорит правду: несмотря ни на что, она была безмерно счастлива с Джимом, счастлива на свой лад, чего понять им было не дано. И брак, который представлялся им пародией, в действительности был таким полноценным и настоящим, что на его фоне все остальное в мире (даже если исходить из их мерок) вполне могло показаться любой женщине лишь призрачной тенью.