Криминальный роман «Стилет» отличается увлекательностью и динамичностью сюжета. Это история итальянского аристократа, связавшего себя с мафией и сделавшего смыслом своей жизни эротику, автогонки и убийства.

Гарольд Роббинс

Стилет

Глава первая

Одиннадцатый час вечера… Когда в бар вошла проститутка, у стойки было всего три человека, да еще один сидел за столиком у дальней стены. Через открывшуюся дверь порыв свежего ночного ветра ворвался в помещение. Проститутка взобралась на высокий табурет и сбросила с плеч зимний жакет.

— Джим, пива! — сказала она.

Бармен молча поставил перед ней наполненный стакан, взял четвертную монету и подкинул ее вверх.

— Что-нибудь сегодня есть? — спросила она, изучая взглядом мужчин.

Бармен отрицательно покачал головой.

— Нет, Мэри. Сегодня — нет. Воскресную ночь туристы обычно проводят дома, в своих постелях.

Он отошел и принялся протирать стаканы, наблюдая искоса, как девушка потягивает свое пиво. Мэри… Он всех их называл так — Мэри. Миниатюрная пуэрториканка с черными блестящими глазами и маленькими твердыми грудками и ягодицами. Любопытно, когда она сделала последнюю выдачу.

Проститутка перевела взгляд с парней, стоящих у бара, на незнакомца за столиком в дальнем углу. Отсюда она видела только спину, но по одежде и осанке можно было судить, что он, вероятно, приезжий. Она бросила взгляд на бармена и, когда тот молча пожал плечами, соскользнула с табурета и направилась к сидящему мужчине.

Мужчина молча рассматривал свой стакан с виски, когда она поравнялась с его столиком.

— Вы одиноки, сеньор? — спросила она.

Он поднял глаза — все стало ясно: холодный взгляд темно-синих глаз, загорелое лицо, чувственный рот — такие не покупают удовольствия, они просто берут их.

— Нет, спасибо, — вежливо ответил Чезарио. Загадочно улыбнувшись, проститутка кивнула и вернулась к стойке, снова вскарабкалась на табурет и достала сигарету.

Маленький коренастый бармен протянул спичку.

— Я же говорю: воскресная ночь, — заметил он усмехнувшись.

Девушка затянулась и выпустила тонкую струйку дыма.

— Знаю, — произнесла она одними губами, и едва заметная тень тревожно пробежала по ее лицу. — Однако нужно всегда быть в форме, а это дорого стоит.

Позади стойки зазвонил телефон, и бармен отправился туда. Выйдя, он остановился у столика, где сидел Чезарио, и сообщил по-испански, что его вызывают. Тот поблагодарил и подошел к аппарату.

— Это нужно сделать утром, когда он будет входить в здание суда, — проговорил на итальянском приглушенный женский голос.

— А другого места не нашли? — спросил Чезарио.

— Нет, — голос в трубке был тих, но тверд. — Откуда он появится, неизвестно. Несомненно одно: он придет в суд в одиннадцать.

— Остальные еще там?

— Да, в Майами и Лас-Вегасе. У вас есть план?

— Все уже готово.

Голос стал почти жестким:

— Он не должен попасть на свидетельское место! И те двое тоже.

Чезарио ответил коротким смешком:

— Передай дону Эмилио, пусть не волнуется. Они уже мертвы.

Он повесил трубку и вышел из бара. Густые сумерки, накрывшие Гарлем, поглотили его. Дул холодный ветер. Чезарио поднял воротник и пошел прочь. Миновав пять кварталов, он вышел на Парк-авеню, остановил такси и назвал водителю адрес:

— «Эль-Марокко».

Устроившись на мягком заднем сидении и ощущая, как его охватывает возбуждение, он зажег сигарету. Наконец-то… Впервые после войны — настоящее дело. Он вспомнил, как это было в первый раз. Первая женщина и первая смерть. Непостижимо, но они всегда были рядом в его жизни. И всегда смерть, которую несла его рука, была самой последней, бесспорной реальностью.

* * *

Много воды утекло с тех пор… В тридцать пятом ему было пятнадцать. В тот день в маленькой сицилийской деревушке проводился парад. Фашисты беспрестанно устраивали парады. Там и сям виднелись знамена и транспаранты, портреты с изображением дуче: надутая физиономия с крохотными свиными глазками, сжатый в ярости кулак. «Жизнь — это опасность! Будьте Итальянцами! Италия — значит сила!..»

Вечерело. Чезарио возвращался домой. Приблизившись к склону горы, он поднял глаза. Замок высился на самом краю выступа, почти на одном уровне с вершиной, причудливый и нелепый. Его строили шесть столетий назад — когда первый из князей Кординелли, давно забытый предок Чезарио, женился на девушке из семейства Борджиа.

Поднимаясь в гору, сплошь увитую виноградниками семейства Гандольфо, Чезарио вдыхал пряный запах черного винограда. Ему живо припомнилось волнение, которое он испытал, слушая рассказы сержанта, набирающего рекрутов, о том, какие роскошные и безудержные оргии устраивались во дворце дуче.

— Это гигант! — то и дело повторял старый служака. — Во всей итальянской истории не было такого великого человека! За одну ночь у него бывало по пяти разных девок. Уж я-то знаю, сам их доставлял — это была моя обязанность. И каждая едва уносила ноги, уходила чуть живая. А он назавтра поднимался в шесть утра, свежий и бодрый, и еще два часа маршировал с нами! — багровые пятна проступали на физиономии сержанта. — И должен сказать, парни, если хотите женщин, форма итальянской армии всех бросит к вашим ногам! Ни одна девчонка не откажет и при этом будет воображать, что спит с самим дуче!

Он был весь погружен в воспоминания об услышанном, когда увидел девушку, выходившую из погреба позади дома Гандольфо с бурдюком вина в руках.

Они встречались и раньше, но никогда прежде эта дочь винодела так не воспламеняла его чувств: высокая, сильная, с высокой грудью — казалось, она излучала здоровье и радость жизни. Приметив Чезарио, девушка остановилась. Он тоже замер. Дневная жара не спадала, и капли пота густо усеивали его лицо. Тыльной стороной ладони он смахнул их.

Тихо и почтительно девушка произнесла:

— Пожалуйста, синьор, не хотите ли холодного вина?

Он молча кивнул и приблизился. Вино красной струйкой полилось ему в горло из высоко поднятого бурдюка, стекая на подбородок, даря прохладу и в то же время заполняя тело приятной истомой. Он вернул бурдюк. Молча они стояли и глядели друг на друга.

Медленно, начиная с груди и шеи, краска залила ее лицо, и она опустила глаза. Он увидел, как призывно выступают из-под деревенской рубашки соски налитых грудей, лишь наполовину прикрытых широким воротом. Он развернулся и направился в заросли. Зов предков заговорил в нем и передался его голосу, прозвучавшему так повелительно, что ослушаться было невозможно.

— Идем!

Она вздрогнула и покорно последовала за ним. В густых зарослях, где кроны деревьев сплелись над головами, застилая небо, она опустилась на землю и не проронила ни звука, когда его пальцы лихорадочно срывали с нее одежду.

Стоя перед нею на коленях, он на миг замер, упиваясь видом распростертого сильного нагого тела: роскошная грудь с виноградинками сосков, волнующийся плоский живот, полные сильные бедра. Желание душило его, разрывая изнутри. Он бросился на нее.

Дважды, когда она неистово притягивала его к себе, он стонал в мучительных судорогах и опустошенный откидывался назад, на влажную землю, загнанно дыша. Она снова потянулась к нему, скользя по телу руками, торопя и возбуждая. Он было отпрянул, но вдруг ладонью коснулся ее груди — и замер, инстинктивно ее стиснув, вырвав из горла девушки стон.

Будто впервые он вглядывался в это прекрасное лицо, в широко распахнутые, наполняющиеся влагой глаза. Он сжал ее грудь, и, вскрикнув, девушка зажмурилась, в уголках глаз заблестели слезы, полуоткрытый рот жадно глотал воздух, будто напоенный энергией в этот вечерний час.

Ощущение силы и власти, неведомые прежде, заполнили его. С жестокой радостью он сжал пальцы. Девушка застонала так громко, что с ближайших веток вспорхнули какие-то пичужки. Она взглянула широко раскрытыми глазами и приникла к его телу, в котором вновь поднималось желание.

Когда он наконец оставил ее, было совсем темно. Чезарио чувствовал себя могущественным и всесильным, трава под его ногами стелилась ковром. Уже у края небольшой прогалины, собираясь нырнуть в чащу, он услышал возглас:

— Синьор!..

Он оглянулся. Девушка поднималась: ее белеющее во тьме нагое тело, казалось, вырастало прямо из земли, глаза лучились светом. Она улыбалась. Любой, услышав подобное обращение, исполнился бы чувством ревности. Так не обращались к простому работнику, к поденщику, нанятому для сбора урожая. Эти слова предназначались принцу крови, истинной крови, высокородному князю Кординелли.

— Благодарю вас! — проговорила она искренне. Чуть кивнув, он исчез в зарослях прежде, чем она нагнулась, чтобы подобрать одежду.

Снова Чезарио услышал о ней шесть недель спустя, занимаясь в школе фехтования на краю деревни. Мастер давно уже отказался от намерения научить его чему-нибудь еще, поскольку тот далеко опередил остальных учеников, и только давал возможность потренироваться, чтобы поддержать форму.

В класс, где проходили бои, вошел молодой солдат. Современная униформа гвардейца личной охраны дуче выглядела как-то странно среди мечей, шпаг и рапир, там и сям поблескивающих в полумраке. Оглядевшись, он хрипло выдавил:

— Кто из вас Чезарио Кординелли?

В зале повисла тишина. Двое учеников опустили рапиры и уставились на вошедшего. Чезарио бросил гири, с которыми упражнялся, и неспешно приблизился.

— Это я, — проговорил он.

Солдат уставился на него пронизывающим взглядом.

— Я помолвлен с моей кузиной Розой, — произнес он после паузы.

Чезарио удивленно поднял брови: имя ничего ему не говорило.

— А кто это? — вежливо поинтересовался он.

— Роза Гандольфо!.. — взорвался солдат. — Меня вынудили бросить свой пост в Риме, приехать сюда, чтобы жениться, потому что ты сделал ее беременной!

Несколько мгновений Чезарио смотрел изумленно, а когда наконец понял, его напряжение спало.

— А… вот в чем дело! — он, чувствуя, как непонятная гордость поднимается в нем. — Я поговорю с князем, моим отцом, и попрошу дать вам денег.

Он развернулся и пошел прочь, однако рев солдата остановил его:

— Деньги?! Ты что, думаешь, мне нужны твои дерьмовые деньги?!

Чезарио смерил его невозмутимым взглядом.

— Ну, как угодно. Если они вам не нужны, я не стану говорить с отцом.

Размахнувшись, солдат хлестко ударил его. Пощечина тут же отпечаталась на побелевшем лице Чезарио.

— Я требую удовлетворения!

Чезарио смотрел на солдата в упор, без тени страха.

— Слишком большая честь для простолюдина — сражаться с князем Кординелли.

Солдат разразился проклятиями и ядовитой бранью:

— Все Кординелли трусы!.. Развратники, содержатели проституток!.. И ты — хуже всех, незаконнорожденный выблядок!.. Прав дуче: аристократы в Италии — ублюдки и вырожденцы! Пришло время, когда на их место станет крестьянская сила!

Молнией взвилась рука Чезарио, и, хотя солдат был тяжелее фунтов на двадцать, удар сбил его с ног. Чезарио смотрел на него сверху вниз. Лицо его было страшно. Синие глаза потемнели и стали совсем черными. Еще никто никогда не осмеливался упоминать о его незаконном рождении.

Он перевел взгляд на мастера и тихо произнес:

— Дайте ему шпагу, я буду драться.

— Нет-нет, синьор Чезарио! — перепугался мастер. — Князь, ваш отец, не позволит…

Чезарио перебил:

— Дайте ему шпагу! — Голос его был спокоен, в нем была сила, заставляющая беспрекословно подчиниться. — Моему отцу не понравится, если на нашем имени останется грязное пятно!

Солдат к тому времени поднялся и, злорадно улыбаясь, проговорил:

— В итальянской армии есть традиция — драться со шпагой в правой руке и с кинжалом в левой!

Чезарио молча кивнул.

Солдат стащил с себя гимнастерку, обнажив мощные руки и плечи. Приблизившись к Чезарио вплотную, сказал почти сочувственно:

— Попроси позвать священника, юный фехтовальщик! Ты уже мертвец!

Чезарио не проронил ни слова, только сумасшедшая радость плескалась в глубине огромных зрачков. Он сорвал и швырнул на пол свою куртку.

— Готов?

Солдат кивнул. Знаком мастер приказал занять позиции.

— Внимание!

Шпаги сверкнули и скрестились над головами противников, но мастер остановил их и принудил поднять оружие.

Наконец бой начался. Солдат стремительно бросился в атаку, Чезарио парировал, и острие прошло мимо. Солдат снова мощным ударом попытался пробить оборону врага, тот снова легко ускользнул и сам перешел в нападение. На бешеную брань и проклятия Чезарио отвечал издевательским смехом. Неуязвимый, он тенью кружил вокруг противника, отражая удары, пока наконец не вышиб шпагу из усталой руки. Блеснув, оружие покатилось по полу. Чезарио слегка ткнул острием в грудь солдата:

— Ваши извинения?..

Страшно выругавшись, тот толкнул его шпагу кинжалом и принялся кружить, пытаясь дотянуться до своей, но каждый раз Чезарио проворно преграждал ему путь, посмеиваясь в ответ на яростную брань. Новая, незнакомая радость захватила все его существо. Наконец он отшвырнул свою шпагу в угол, где было сложено оружие. Прежде чем утих лязг металла, солдат метнулся к противнику, направляя удар кинжала в голову. Неуловимым движением Чезарио увернулся от нападения. Чуть пригнувшись, опустил руку с оружием. Солдат нагнулся тоже и принялся осторожно готовить новый удар, но Чезарио отразил и его, а затем бросился вперед. Солдат отпрянул, но, заметив, что противник раскрылся, молнией кинулся в атаку. На миг они сцепились, срослись в чудовищном объятии, так что казалось, Чезарио пришел конец. Секунду они стояли, словно одно тело, покачиваясь, как старые друзья, обнимающиеся после долгой разлуки. Но вот руки солдата, мертвой хваткой стиснутые на спине врага, медленно расцепились и наконец бессильно упали. Ослабевшие пальцы выпустили кинжал. Солдат рухнул на колени, пытаясь удержаться за бедра Чезарио. Тот отстранился, и тогда все увидели, что в руке у него — маленький кинжал, называемый «стилет».

Солдат тяжело осел на землю. Мастер кинулся к нему и, склонившись над телом, взволнованно крикнул:

— Доктора! Пошлите за доктором!

Чезарио поднял куртку и отвернулся. — Не нужно доктора, — проговорил он спокойно, направляясь к двери. — Он мертв.

Очутившись за дверью, на ночной улице, он не долго думая сунул стилет в карман куртки.

* * *

Девушка ожидала его у подножья горы, на том месте, где тропинка сворачивала к замку. Заметив ее, он остановился. Какое-то время они молча глядели друг на друга, потом Чезарио свернул в заросли, она покорно пошла ему вслед.

Когда дорога скрылась из виду, он обернулся. Ее распахнутые глаза сияли. Стремглав она бросилась к нему в объятия. Сорвав с нее рубашку, он больно сжал ее юные груди. Девушка приглушенно охнула. Мучительное, болезненное ощущение тугой волной поднялось из паха к груди, ударило в голову. Семя бешеной струей плеснуло на землю, пока он остервенело сдирал с себя одежду.

Яркая сицилийская луна стояла высоко в небе, когда они наконец поднялись и потянулись за одеждой.

— Синьор… — прошептала она.

Он не ответил. Нащупал одежду и принялся одеваться.

— Синьор, я хотела предупредить вас: мой кузен…

— Я знаю, — прервал он.

В ее голосе послышался испуг:

— Он говорил мне, что хочет убить вас! Чезарио тихо рассмеялся.

— Ты же видишь, я жив.

— Но, синьор, он так горд и ревнив. Он найдет вас где угодно.

— Он ничего уже не сделает. Он мертв.

— Мертв?! — девушка дико вскрикнула и вскочила на ноги. — Ты!.. Ты убил его?!

— Да, — коротко ответил Чезарио.

Дикой кошкой она метнулась к нему, с плачем и криком остервенело цепляясь, царапая и раня ногтями.

— Животное! Зверь! Лег со мной, когда его кровь еще не высохла на твоих руках!.. Кто теперь возьмет меня замуж? Что мне делать с подарком, которым ты меня наградил?!

Сдерживая ее руки, он вдруг понял, что нужно ответить:

— Если бы ты не хотела этого подарка, его бы не было!

Внезапно оцепенев, она пораженно уставилась на него и вдруг, на секунду отпрянув, изо всех сил ударила головой, стремясь попасть ему в лицо.

— Но теперь я не хочу! — исступленно вопила она. — Родить ублюдка, монстра, такого же, как его отец!

Чуть отстранившись, он ударил коленом в мягкий живот. Тяжело поперхнувшись, девушка рухнула наземь, корчась от боли и приступа дурноты.

Он молча стоял, выпрямившись, холодно глядя сверху вниз. Рука сама собой, скользнув в карман, нащупала стилет. Оружие блеснуло в свете луны, и в глазах девушки отразился ужас. Спокойная усмешка проступила на лице Чезарио.

— Если не желаешь того, кто в тебе, это очистит тебя! — он швырнул кинжал на землю рядом с ней. — На нем кровь твоего суженого.

Он развернулся и зашагал прочь.

Утром ее нашли мертвой. Она лежала на том же месте, и маленький кинжал был в ее руке, а на бедрах — капли высыхающей крови.

Чезарио через пару дней уехал учиться в английскую школу. Он вернулся пять лет спустя, с началом войны.

На те десять тысяч, что заплатил князь Кординелли, Гандольфо к тому времени выстроили новый винный завод.

У входа в «Эль-Марокко» такси остановилось. Огромный швейцар распахнул двери и, завидев Чезарио, расплылся в приветливой улыбке.

— Князь Кординелли! Милости просим. А я уж подумывал, что нынче вы не доставите нам удовольствия своим посещением…

Чезарио отпустил такси и глянул на часы: половина двенадцатого. Он улыбнулся. Мысль о женщине, которая ждала его в ресторане, пробуждала знакомое волнение. Ее теплое любящее тело дарило радостное ощущение реальной жизни.

Глава вторая

Спецагент Джордж Беккет погасил в кабинете свет и открыл было входную дверь, как внезапная мысль заставила его остановиться. Мгновение помешкав, он вернулся и снял трубку телефона прямой связи, соединяющего с капитаном Стрэнгом из окружной полиции.

— Как успехи? — спросил он.

Телефонная трубка загудела густым басом Стрэнга:

— А… вы еще не ушли? Уже двенадцатый час.

— Знаю. Я решил позвонить вам перед уходом.

— Не стоит так переживать, — интимно басил капитан. — Вся округа оцеплена. Наши люди будут дежурить всю ночь и все утро в каждом здании и на каждом углу поблизости суда, пока свидетель не окажется на месте. Пока он не предстанет перед судьей, никто на десять шагов не сможет приблизиться к нему. Будьте спокойны!

— Ладно, — отозвался Беккет. — С утра заеду в аэропорт и встречу его у трапа. Увидимся в одиннадцать.

— Не волнуйтесь, отдохните немного. Все предусмотрено, уверяю!

И все же, вернувшись в отель, Беккет понял, что не в состоянии заснуть. Сев в постели, он собрался было позвонить жене, но тут же передумал — звонок среди ночи мог ее растревожить. Он поднялся, устроился за столом и, вынув из кобуры, висящей на спинке кресла, револьвер, неторопливо его проверил. «Похоже, еще немного и я сорвусь, — подумал он, положив оружие на стол. — Это не может продолжаться бесконечно…»

Последние шесть лет он ничем, кроме этого дела, не занимался.

«Мафия», «Общество», «Синдикат» — как только не называли эту тщательно законспирированную организацию, пустившую цепкие щупальца по всей Америке. Шесть лет назад он получил приказ добраться до ее сердцевины.

Тогда он был молод, и вот теперь чувствовал себя глубоким стариком. Когда все начиналось, его сын учился в средней школе. Теперь он заканчивает колледж и готовится к экзаменам на степень бакалавра. Проходили годы, рушились надежды, добавлялась горечь после каждой неудачи. Само собой, мелкая сошка все время попадалась в расставленные повсюду ловушки, и даже можно было уловить некоторую математическую закономерность в том, как часто это происходило. Но крупная рыба всегда уплывала, казалось, добраться до верхушки организации невозможно.

И вот наконец забрезжила надежда. Расследование убийства двух федеральных агентов на борту маленького судна, прибывшего в Нью-Йорк, дало неожиданные результаты: впервые за все время существования преступного синдиката его главари предстанут перед судом — за убийство и за сокрытие убийства.

Он мысленно пробежал глазами знакомые досье ответчиков:

«Джордж Верман („Большой Датчанин“), 57 лет. Двадцать один арест, ни одного обвинительного приговора. В настоящее время — профсоюзный работник».

«Николас Паппас („Денди Ник“), 54 года. Один арест, один обвинительный приговор, один раз оставлен под подозрением. В настоящее время — подрядчик».

«Эллис Фарго („Мошенник“), 56 лет. Тридцать два ареста, девять — по подозрению в убийстве. Два обвинительных приговора. Двадцать дней в тюрьме. Без определенных занятий. Известен как игрок».

«Эмилио Маттео („Судья“), 61 год. Одиннадцать арестов, один обвинительный приговор, пять лет заключения. Выслан из страны. В последнее время — в отставке».

Беккет горько усмехнулся: «В отставке…» В отставке от чего? От убийств? Или, может, от торговли наркотиками? От всех других преступлений, порожденных изощренным умом этого человека? Ему только развязали руки, выслав в Италию вместе с Лучиано и Адонисом. И как только такого человека выпустили из тюрьмы? Велика важность, что он помогал в разработке плана операции по высадке американских войск в Италии во время войны! Самое разумное — посадить такого субъекта под замок и ключи потерять.

Беккет вспомнил, сколько раз он при малейшем подозрении на то, что Маттео вернулся, безуспешно рыскал по всей стране, натыкаясь лишь на следы его недавнего присутствия: наркотики и трупы. И вот теперь свидетели должны заговорить. Только бы сохранить их живыми! Сколько времени и сил потрачено, чтобы заполучить их — трех человек, чьи показания подтверждают друг друга и наверняка несут всем подсудимым высшую меру наказания. Оставалось одно: доставить каждого свидетеля в суд целым и невредимым.

Беспокойные мысли окончательно разбередили его, и Беккет подошел к распахнутому окну, открывавшему панораму ночного города.

Зная Маттео, он не сомневался: где-то там, во тьме, дожидаясь своего момента, затаился убийца.

* * *

Усатый метрдотель почтительно наклонился к столику.

— Мисс Ланг, — вполголоса проговорил он, — князь Кординелли уже здесь. Если угодно, я провожу вас к нему.

Он повернулся, и она последовала за ним. Длинные золотистые локоны мягко спадали на обнаженные плечи. Она шла медленной грациозной походкой профессиональной манекенщицы, и сидящие за столиками завороженно оборачивались ей вслед. Послышался приглушенный шепот немолодой дамы, увешанной дорогими украшениями:

— Это Барбара Ланг, девушка из «Огня и дыма». Вы слышали о ней, дорогая? Она рекламирует косметику…

Метрдотель твердой походкой прошел к столику банкетного зала, за которым сидел Чезарио. Тот улыбнулся, завидя ее, поднялся и поцеловал ей руку.

Тем временем метрдотель придвинул столик к. стене, подальше от досужих глаз. Она опустилась в кресло и бросила на банкетку накидку вечернего платья.

— Шампанское? — предложил Чезарио.

Кивнув, Барбара принялась оглядывать зал: притушенный мягкий свет, изысканно одетые женщины, дорогие украшения, мужчины с холеными голодными лицами. Это была вершина! Это был ресторан «Эль— Марокко». И она за одним столиком с настоящим князем! Не с какой-нибудь фальшивкой, слюнтяем, который вечно одной рукой держится за свое маленькое сладострастное сокровище, а другой — шарит под столом, норовя забраться к ней под платье.

Поднося бокал с вином к губам, она пристально и мягко смотрела на него. Чезарио. Князь Кординелли. Человек, который может перечислить всех своих предков за шесть веков, времени правления Борджиа… Человек, исколесивший весь мир. Человек, имя которого не сходит со страниц газетной светской хроники…

— Ты будешь готова утром? — спросил он с улыбкой.

— Я человек аккуратный и пунктуальный, — улыбнулась Барбара в ответ, — мои вещи уложены.

— Прекрасно! — он поднял свой бокал. — За тебя!

— За наш праздник, — поправила она.

Пригубив шампанское, она подумала: не всегда у нее было так, как сегодня. Еще недавно пиво было самым «искрящимся» напитком, который она пробовала. Кажется, только вчера в школу манекенщиц, где она училась, заглянул клерк со склада неподалеку от ее дома в Буффало. Он сообщил: есть возможность подработать и набраться опыта в предприятии, рекламирующем новый фильм.

После обеда она отпросилась с занятий и отправилась в отель, где расположились те, от кого зависело, возьмут ли ее на работу. С гулко бьющимся сердцем остановилась перед дверью самого большого номера в отеле: оттуда доносились смех и грубые выкрики. Чтобы не сбежать со страху, поспешно нажала кнопку звонка. Дверь отворилась, и в проеме возник высокий молодой человек. Глубоко вздохнув, она выпалила скороговоркой:

— Я Барбара Ланг. Меня направило к вам агентство. Мне сказали — вы подбираете девушку для работы по Рекламе.

Несколько мгновений молодой человек рассматривал ее и наконец улыбнулся. У него была хорошая улыбка, и лицо его, худощавое и бледное, сразу стало привлекательным.

— Я — Джед Голиаф, — представился он. — Пожалуйста, прошу. Я познакомлю вас с остальными.

Она вошла, изо всех сил стараясь выглядеть спокойной, и все же мелкие капельки пота предательски выступили на верхней губе, как бывало всегда, когда она волновалась. В комнате сидело еще трое мужчин. Они расположились за столиком в углу и сбивали коктейль.

Голиаф подвел ее к человеку, сидящему в кресле у раскрытого окна. Тот улыбался, хотя выглядел осунувшимся и усталым. Это был Мендель Бейлис, продюсер фильма, который собирались рекламировать. В постановку картины он вложил собственные деньги, и теперь его снедало беспокойство за их судьбу.

— М-м… жарковато, — пробормотал он. — Выпить не желаете?

Второго сидящего за столом, по прозвищу Толстяк, она узнала сразу. — Его физиономия достаточно примелькалась в еженедельных телеобозрениях. Несколько лет назад он снимался в одной довольно неудачной картине у Бейлиса, и теперь просто заглянул его проведать.

Третий, Джон Глиссен, — вдребезги пьяный длинный брюнет — был менеджером местной кинокомпании. Пытаясь приподняться, когда его представляли Барбаре, он едва не опрокинул стоящий перед ним кофейный столик. Джед тычком в плечо посадил его обратно и успокаивающе улыбнулся Барбаре.

— Мы начали с утра и пьем без передышки, — извиняющимся тоном проговорил он.

Барбара вежливо улыбнулась, как если бы это было в порядке вещей, и попыталась перевести разговор на деловую тему:

— В агентстве сказали, что вы ищете девушку для рекламы кино…

— Точно, — подтвердил Джед. — Нам нужна девушка для «Никогда-никогда».

— Как? — переспросила она изумленно.

— Это название нашего фильма. «Никогда-никогда», — объяснил он.

— А вы высокая! Какой у вас рост? — вмешался Бейлис.

— Пять футов девять дюймов.

— А ну-ка снимите обувь, — распорядился он, поднимаясь с кресла.

Она скинула туфли, Бейлис, подошел и стал рядом.

— Мой рост пять одиннадцать, — проговорил он самодовольно. — А вам придется носить туфли на низком каблуке. Не годится, чтобы на фото и в газетах девушка выглядела выше нас…

— Хорошо, сэр, — торопливо согласилась она.

Он снова расположился в кресле, не переставая оценивающе ее оглядывать.

— Купальник с собой? — спросил он.

— Да, сэр.

Стандартный купальный костюм манекенщицы лежал в рабочей коробке, которую она всегда брала, отправляясь на деловые встречи.

— Наденьте, — приказал он. — Надо на вас глянуть. Толстяк в восторге вскочил и вперевалку подбежал к Барбаре, оглядывая ее и расплываясь в довольной улыбке.

— И мы бы не возражали, деточка, если б ты показалась нам вовсе без купальника, — проговорил он вполголоса, но довольно отчетливо, так что слышали остальные.

Мучительно краснея, Барбара оглянулась на Джеда, как бы ища поддержки. Тот снова улыбнулся своей доброй улыбкой и повел ее в ванную.

— Здесь вы можете переодеться, — он пропустил ее вперед и закрыл за ней дверь.

Она наскоро привела себя в порядок, лишь на минутку заглянув в зеркало, и мельком поблагодарила бога, что сохранился ее ровный золотистый загар. Промокнув салфеткой верхнюю губу, она вышла в комнату. Все взгляды моментально обратились к ней. Вообразив себя манекенщицей во время показа модной одежды, она грациозно и не спеша вышла на середину, повернулась вокруг и замерла.

— Хм… фигурка ничего себе, — промычал Бейлис.

— Плосковата… — хрюкнул Толстяк со смешком. — Обожаю пышных женщин.

Продюсер продолжал исследовать ее, бормоча себе под нос:

— Собственно, что нужно от манекенщицы? Чтобы одежда, ниспадая с ее плеч, казалась гораздо красивей, чем есть… Хм… По-моему, это лучшее, из виденного нами! — изрек он наконец и глянул на ее грудь в упор: — Тридцать пять дюймов.

Она кивнула. Продюсер поднялся с кресла, самодовольно ухмыляясь.

— Лучший глаз во всем Голливуде! За двадцать лет ни одной ошибки — он повернулся к Джеду — Годится. Берем ее.

Толстяк приблизился к Барбаре и, плотоядно глядя на нее, пропел фальшивым фальцетом:

— За удовольствие спаси-бо. Бейлис хохотнул.

— Ну, будет дурака валять. Пора и перекусить, — решительно проговорил он, направляясь к двери. У выхода обернулся к Джеду: — Объясни ей, что надо делать. А в пять часов покажи газетчикам.

Он вышел, и остальные потащились следом. Дверь за ними закрылась. Барбара и Джед посмотрели друг на друга. Он понимающе улыбнулся.

— Хотите присесть на минутку?

Она действительно чувствовала слабость в ногах и, поблагодарив его взглядом, опустилась в предложенное кресло.

Джед бросил в стакан лед, добавил коктейль из бутылки и протянул ей.

— Спасибо, — она отпила немного.

Белый купальник и длинные загорелые ноги притягивали его взгляд. Он поднял глаза и сказал извиняющимся тоном:

— Они просто дурачатся.

— И всегда таким образом?

Джед немного помолчал, невесело улыбаясь, потом ответил:

— Всегда, — в его голосе слышалась горечь. — Большие люди. Делают, что хотят.

Всю следующую неделю она была самой известной девушкой в Буффало. Газеты каждый день печатали ее фотографии. Ее имя звучало по радио, она участвовала в передачах местного телевидения, ей устраивали интервью с газетчиками, с местными знаменитостями.

Джед все время был рядом. Организовывал встречи с продюсерами, групповые и одиночные фотосъемки… В тот первый день она вернулась домой почти под утро, а на следующую ночь не пришла совсем — провела ее с Джедом.

Это были сумасшедшие дни: постоянное внимание, необыкновенные встречи, интересные знакомства… Но вот неделя кончилась, и все ее головокружительные события прекратились разом, как не бывало. Казалось, ни один из тех, кого она встречала на банкетах и вечерах, не помнил о ней. Даже дамы, которые помогали устраивать демонстрацию мод в большом универмаге, где она работала раньше, теперь не узнавали ее.

И тогда она вспомнила, что сказал ей Джед в их последнюю ночь:

— Это захолустье не для тебя, Барбара! Такой девушке, как ты — место в Нью-Йорке.

Он дал ей две визитки — свою и знакомого фотографа. И вот через полгода она действительно очутилась в Нью-Йорке. Джед к тому времени переехал в Калифорнию. Но фотограф оказался на месте. Интересно то, что Джед попал в точку: это действительно оказался город, предназначенный для нее. Через полмесяца ее фотографии заказывал для обложки «Вог», а через год она уже была одной из ведущих моделей в придирчивой и требовательной нью-йоркской рекламе. Она получала шестьдесят долларов в час и зарабатывала около двадцати тысяч в год.

Однако такая работа требовала полной самоотдачи: приходилось постоянно держать себя в форме, времени на развлечения почти не оставалось. Она купила для матери домик в Буффало и по воскресеньям летала туда, чтобы отдохнуть.

В один из выходных ей пришлось отменить поездку домой, чтобы принять участие в показе новых моделей одежды в отеле «Плацца». Некоторые модели демонстрировались на фоне роскошного спортивного автомобиля марки «альфа-ромео».

Она позировала, открывая дверцу машины, когда к ней подошел распорядитель съемки и с ним — высокий худощавый человек, похожий на иностранца. Незнакомец был красив, но что-то диковатое проступало в его внешности. Он широко улыбался, сверкая превосходными крупными зубами.

— Барбара, — сказал распорядитель, — хочу представить тебе князя Кординелли. Князь был так добр, позволив воспользоваться для съемок своей машиной.

Барбара подняла глаза. Князь Кординелли. Это имя — одно из тех, что постоянно мелькали на страницах газет, — было знакомо. Но встретиться с таким человеком в жизни представлялось чем-то совсем нереальным.

— Рад познакомиться! — он улыбнулся, взял ее руку и поцеловал.

Барбара ответила улыбкой, и он отошел, а она продолжила работу. Вечером того же дня, когда она отдыхала, устроившись перед телевизором, зазвонил телефон.

— Барбара? — Странно, но по телефону его иностранный акцент проступал сильнее. — Говорит Чезарио Кординелли. Какие планы на вечер? Не хотите поужинать со мной сегодня?

— Не знаю… — она совсем растерялась. — Я собиралась просто немного отдохнуть.

— Тогда договорились, — голос в трубке был уверен и тверд. — Жду вас в одиннадцать в ресторане «Эль— Маррокко».

И прежде чем она успела что-нибудь сообразить, раздались гудки.

Она почти автоматически поднялась, пошла в ванную и только стоя под душем, поняла, что пойдет на эту встречу.

Потом, когда они уже сидели за столиком и она протянула к нему бокал с шампанским, он совершенно серьезным тоном произнес:

— Барбара, ходят слухи, будто вы становитесь неразборчивы в знакомствах. Должен признаться, мне это очень по душе. Скажу больше: буду счастлив, если позволите мне помочь вам по этой части.

— Что?! — она опешила, но, увидев его озорную улыбку, быстро сообразила и засмеялась розыгрышу. Они чокнулись и стали пить шампанское.

Он успел изучить натуру американских девушек.

* * *

Теперь голос Чезарио прервал ее сумбурные мечты:

— Я буду у тебя в половине десятого. Заедем в Дом Правосудия — мне надо получить кое-какие бумаги, а потом — прямо в аэропорт.

— Хорошо, — кивнула она. — В девять тридцать я буду готова.

Глава третья

Чезарио поставил машину на служебной автостоянке и с улыбкой повернулся к Барбаре.

— Я оставлю тебя ненадолго, о'кей? Дело одной минуты — только заберу свои документы.

Она согласно кивнула и все же, с опаской покосившись на запрещающую табличку, попросила:

— Только поскорей. Мне не хочется, чтобы меня отсюда прогнали.

— Все будет в порядке, — успокоил ее Чезарио, вышел из машины и направился к двери с надписью: «Департамент иммиграции и натурализации». Она проводила его взглядом: лихо заломленная альпийская шляпа бутылочного цвета сидела на нем вызывающе. Временами он напоминал ей мальчишку-сорванца.

Впервые такое впечатление возникло у нее совсем недавно. Он только что вернулся из Европы, где, по его словам, побывал в родовом имении. После поездки он окончательно утвердился в намерении стать американским подданным и предложил, когда это событие свершится, отпраздновать его вместе — в путешествии по местам, где светит горячее солнце и плещет синяя вода.

Она тут же согласилась. Положив трубку, чуть улыбнулась про себя. А вдруг на сей раз это будет не просто развлекательная поездка? Она была наслышана о его многочисленных похождениях. Но целая неделя!.. За семь дней многое может случиться.

* * *

Из-за угла доносился гул голосов. Она оглянулась. У входа в суд сгрудилась толпа. Полицейский, дефилирующий перед зданием, остановился у ее машины и наклонился к окошку.

— Вы надолго здесь, мисс?..

— Нет-нет, офицер, — поспешно заверила она. — Мой приятель зашел получить документы о натурализации. Сейчас вернется, и мы уедем!

Полицейский кивнул и направился к толпе, но она окликнула его:

— Что там случилось?

— Сегодня начинается процесс по делу мафии. Понятно, народ сходит с ума. Чуть не половина Нью-Йорка хочет попасть в зал, где будет слушание.

* * *

Клерк, сидевший за конторкой, поднял голову и выжидательно посмотрел на Чезарио.

— Мое имя Чезарио Кординелли, — проговорил тот. — Я хочу получить свои документы.

— Вам нужны подлинники? — Да.

Клерк кивнул, порылся в картотеке и вынул маленькую карточку.

— Мистер Кординелли, документы будут готовы в течение десяти минут. Если угодно, вы можете пока присесть и отдохнуть.

— Хорошо! — улыбнулся Чезарио. Чуть помешкав, он приблизился и вполголоса спросил: — Простите, где-нибудь поблизости есть туалет?

Пряча улыбку, клерк объяснил: .

— Этажом ниже, слева от лестницы…

— Благодарю, — проговорил Чезарио, направляясь к выходу. — Я сейчас вернусь!

Он спустился вниз и, остановившись перед мужской комнатой, огляделся. Никого Он вернулся на лестницу и, прыгая через три ступени, бросился наверх.

* * *

Едва крытая черная автомашина остановилась у входа в окружной суд, ее обступила плотная толпа. Глянув в окно, Беккет повернулся к свидетелю и улыбнулся:

— А вы— важная птица!

Динки Адамс — свидетель, худой человек с длинным лошадиным лицом, — передернув плечами, вжался в сиденье и надвинул шляпу на глаза.

— Нечего сказать, — не принял он шутки, — как только узнают, кто я такой, моя жизнь не будет стоить ломаного гроша.

— Вас никто не тронет, — ободряюще проговорил Беккет. — Мы обещали, оградить вас от любого посягательства, и мы это сделаем.

К тому времени пространство перед входом в суд было расчищено отрядом полицейских, и в машину заглянул капитан Стрэнг.

— Все в порядке! Можно идти.

За Беккетом из автомобиля вышли три агента. Они внимательно огляделись, затем Беккет дал знак, и свидетель тоже выбрался из машины. Толпа загудела и стала надвигаться, так что агенты и полиция с трудом прокладывали себе дорогу. Газетчики, репортеры, фотографы, выкрикивая вопросы, неотвязно следовали за ними по ступеням подъезда и ввалились вместе с ними в коридор.

— Сюда! — позвал Стрэнг. — Лифт ждет.

Когда дверцы лифта захлопнулись, все облегченно вздохнули.

— Ну наконец-то! — Беккет переглянулся с капитаном и засмеялся.

— Да, главное позади, — кивнул Стрэнг. — Осталось отбиться от репортеров наверху, и дело в шляпе.

Динки Адамс затравленно озирался. Лицо его было серым от страха.

— Если и вправду обойдется, весь остаток жизни буду за вас молиться, братцы, — проговорил он сдавленным голосом.

Беккет тотчас посерьезнел. Детективы переглянулись, и лица их снова напряглись: дверцы лифта начали открываться.

* * *

Взлетев на третий этаж, Чезарио тотчас направился к лифтам. Мельком глянул на толпу у входа в зал заседаний, отметил в ней двоих полицейских. Втянув правое запястье в рукав дорожного пиджака, нащупал стилет.

Болезненная усмешка пробежала по губам. Будто набат, тревожно и гулко стучало сердце. Он глубоко вздохнул. Лицо застыло в странной гримасе. Двери первого лифта стали отворяться, и толпа ринулась туда, но Чезарио не двинулся. Он знал — те были в Другой кабине. Он знал все до мельчайших подробностей, но у него не было ни секунды на подготовку. Он приник к простенку между вторым и третьим лифтами.

Наконец двери второго лифта открылись. Охранники вышли, окружая свидетеля плотным кольцом. Чезарио быстро шагнул к ним — и через мгновение нахлынула толпа, так что ему оставалось только предоставить ей вплотную притиснуть его к группе детективов. Но шансов не было. Детективы стояли стеной и все время заслоняли свидетеля. Вопросы репортеров, перекрикивающих друг друга, повисали в воздухе. Вспышки фотоаппаратов слепили. Оставалось надеяться на удачу: как только свидетель переступит порог зала заседаний, будет поздно.

Они были теперь возле самой двери. Чезарио давно уже не дышал: переполнивший легкие воздух, казалось, давил на уши. Все вокруг двигалось будто в замедленной съемке. Стилет холодил разгоряченную ладонь.

Перед закрытой дверью произошла заминка. Детективы слегка расступились. Внезапно воздух, распиравший легкие Чезарио, вырвался наружу, и он разразился страшным кашлем. Толпа еще раз толкнула его вперед… Сейчас!

Все произошло будто само собой. Чезарио показалось, что рука, сжимавшая стилет, — самостоятельное существо. Кинжал вошел в спину свидетеля легко, будто нагретый нож в масло. Чезарио только выдернул лезвие и ослабил ладонь — пружина тотчас втянула стилет обратно в рукав.

* * *

В зале судебных заседаний было тихо. Но вот за дверью послышался гул толпы. Он все приближался…

Маттео глянул на других подсудимых. Большой Датчанин дергал себя за кончик галстука. Эллис Фарго грыз ноготь. Денди Ник — и тот ковырял обивку барьера скамьи подсудимых. Шум за дверью нарастал.

Большой Датчанин наклонился к нему.

— Интересно, кого они притащат? — тревожно прошептал он.

— Сейчас посмотришь! — скривился Денди Ник. Лицо его то и дело покрывала испарина.

Маттео жестом приказал им замолчать. Он неотрывно смотрел на дверь, и остальные тоже уставились туда.

Наконец она открылась, показались два детектива, за ними — Динки Адамс. У порога он споткнулся, и охранник, шедший сзади, подхватил его под руку.

— Это же Динки Адамс, сукин сын! — Большой Датчанин даже вскочил со скамьи и перегнулся через барьер.

Судья призвал к порядку, стукнув молотком.

Тем временем свидетель сделал еще несколько неверных шагов… Вдруг лицо его исказилось мукой. Он снова споткнулся, посмотрел на судей, перевел взгляд на подсудимых… Пошевелил губами, будто силился что-то сказать, но не издал ни звука. Тонкая струйка крови выбежала из уголка рта, потекла по подбородку. Взгляд его остановился, на лице застыла страдальческая маска. Он стал медленно оседать, хватаясь за рукав пиджака Беккета. Потом пальцы разжались, обессиленные, и он рухнул на пол.

Поднялась паника. Люди вскакивали с мест. Судья стучал молотком, тщетно пытаясь утихомирить зал.

— Закрыть двери! — заорал Стрэнг.

Большой Датчанин повернулся к Маттео, собираясь что-то сказать.

— Тихо! — процедил тот сквозь зубы. Лицо его было непроницаемо, и только глаза торжествующе светились.

* * *

Когда Чезарио вернулся к конторке, клерк поднял голову, улыбнулся и протянул документы:

— Ваши бумаги, мистер Кординелли. Пожалуйста, подпишитесь вот здесь.

Чезарио черкнул свое имя, забрал бумаги.

— Благодарю вас, — проговорил он и не торопясь вышел. Когда он очутился снаружи и яркий дневной свет ударил в глаза, грудь все еще сжимал металлический обруч, тесня дыхание. Барбара помахала из машины.

Чезарио засмеялся и тоже помахал ей бумагами: белой вспышкой они блеснули на солнце. Он пересек площадь и подошел к автомобилю..

— Поздравляю, князь Кординелли! — сказала она, озорно и пленительно улыбаясь.

Он снова засмеялся и, садясь за руль, возразил:

— Дорогая, ты просто не читала этих бумаг. Князя Кординелли больше не существует. Отныне я — просто мистер Чезарио Кординелли.

— Просто Чезарио? Превосходно! Так даже лучше. И для нашего путешествия больше подходит.

Выруливая на дорогу, Чезарио покосился на нее.

— Смеешься надо мной?

— Нет-нет, что ты! — поспешно возразила она. — Я горжусь тобой и радуюсь.

Они свернули за угол, и он слегка, вздохнул: отпустило мучительное давящее ощущение в животе.

— Будь добра, прикури мне сигарету, — попросил он, чувствуя, как по телу разливается тепло.

Она подала ему сигарету и продолжала беспечно болтать:

— Что станется с моей мамой, когда она узнает: я на целую неделю отправилась в путешествие с мужчиной, даже не обрученным со мной?..

Он краем глаза наблюдал за ней и видел, как она улыбается.

— Я думаю, твоя мама не Узнает. А раз так, ничего страшного с ней не случится, — парировал он.

— Быть может, она бы поняла меня, — не унималась Барбара, — если бы а встречалась с князем, с европейцем. Но с обыкновенным мистером…

— Знаешь, что я думаю? — перебил он.

— Не-ет… — она удивленно повернулась к нему. Страшное напряжение оставило его и сменилось возбуждением, таким сильным, что Чезарио едва не застонал от боли в связках бедер и живота. Он взял ее руку и положил себе на затвердевшую плоть. Беспечная улыбка мигом слетела с ее лица. Он смотрел ей в глаза… Мгновение ей чудилось — века глядят ей в душу… Но лишь мгновение — и снова будто дымкой затянуло его зрачки.

— Так вот, я думаю, что твоя мама — сноб! — проговорил он торжественно, и они оба расхохотались.

Дорога свернула в туннель Мидл-Таун. Отсюда до аэропорта была прямая дорога. Теперь они молчали. Чезарио автоматически управлял автомобилем, а мысли его были далеко. Он думал о своем доме в Сицилии и о том, что всего несколько дней, как он возвратился оттуда, а кажется, будто прошли долгие годы…

И как это вышло, что дон Эмилио стал его «дядей»? Шейлок! Он хмыкнул про себя. Интересно, что теперь думает «дядя»?

Там, позади, остался мертвый человек. Долг выплачен. Впереди — еще двое. В счет доходов, полученных им за двенадцать лет. Три жизни за одну. Чезарио снова хмыкнул. Такими процентами должен быть доволен самый скаредный ростовщик.

Ему припомнился вечер, когда дон Эмилио посетил его, чтобы предложить свою сделку.

Глава четвертая

Чезарио подъехал к замку и остановился у парадного входа! Двор был безлюден и тих. Отворилась дверь, и на пороге появился дряхлый старик. Он узнал гостя, и радостная улыбка осветила его морщины.

— Дон Чезарио! Дон Чезарио! — вскричал он дребезжащим старческим голосом, торопясь навстречу, спотыкаясь на ступеньках и кланяясь.

— Гио! — воскликнул Чезарио, приветствуя старого слугу.

А тот уже укоризненно качал головой.

— Как же вы не предупредили о своем приезде, дон Чезарио! Мы бы приготовились к достойной встрече!

— Сам не знал, что заеду сюда, Гио, — улыбнулся гость.

— Я только на одну ночь. Завтра отправляюсь домой.

Старик помрачнел.

— Как же так, дон Чезарио? Разве ваш дом не здесь?

Чезарио смотрел на тяжелые каменные плиты, лестницей ведущие в замок.

— Да… — голос его смягчился, — все забываю. Но теперь я живу в Америке…

Гио вынул из машины чемоданы и поплелся вслед за хозяином.

— Как последние гонки, дон Чезарио? Победили? Чезарио отрицательно дернул головой.

— Нет, Гио. Пришлось прервать гонку — перегорел двигатель. Потому и заехал сюда.

Он прошел через громадный нетопленый зал и остановился перед портретом отца. Благородное лицо патриция глядело на него с холста. Война уничтожила отца духовно и физически. Он не считал нужным прятать свое презрительное отношение к немцам, и дуче приказал конфисковать его земли. Вскоре отца не стало.

— Какая жалость, что вам не повезло с машиной… — все еще сокрушался Гио.

— С машиной? Ах, да, да!.. — Чезарио развернулся и. направился в библиотеку.

Теперь он ни о чем не думал и только отмечал про себя перемены, происшедшие в замке за последние годы.

Вот так же было после войны. Он вернулся тогда и понял: прошлое исчезло без следа. Все, что у них было — и банк Кординелли, и земли, — все, кроме замка и громкого титула, перешло во владение дяди, который тем не менее не мог простить брату, что тот официально признал Чезарио своим сыном и таким образом лишил его самого права на наследование княжеского титула.

Все вокруг знали, какой мерзавец и негодяй завладел банком Кординелли, но сказать об этом вслух никто бы не решился. Чезарио вспомнил свою встречу с дядей, и горькая складка пролегла на его щеке.

— Синьор Раймонди, — Чезарио держался вызывающе надменно, — мне стало известно, что отец передал вам на хранение некоторую сумму…

Раймонди холодно прищурился. Сутулясь, он сидел за пыльным черным столом.

— Тебе сказали неправду, дорогой племянник, — проскрипел он в ответ. — К сожалению, мой брат, князь Кординелли, покинул нас, оставшись должником. Вот здесь, — он похлопал ладонью по столу, — здесь лежат закладные на земли и замок.

Он не солгал. Все бумаги были в порядке. Владельцем замка был теперь Раймонди Кординелли.

И три года после войны Чезарио жил под властью старого скряги. Приходилось выпрашивать деньги даже для того, чтобы оплатить занятия в фехтовальной школе…

В один из вечеров Чезарио был в банке, в дядином кабинете. В коридоре поднялась какая-то суматоха. Через стеклянную дверь он и увидел, как в кабинет направляется хорошо одетый седой незнакомец — и все встречные останавливаются перед ним и почтительно раскланиваются.

— Кто это? — поинтересовался Чезарио.

— Эмилио Маттео, — коротко ответил дядя, поднимаясь навстречу гостю.

Чезарио удивленно поднял брови. Имя ничего ему не говорило.

— Матйтео — один из донов Общества, — объяснил дядя. — Только что из Америки.

Чезарио усмехнулся.

«Общество» — название мафии. Взрослые люди, а играют, как мальчишки смешивают кровь, приносят обеты, называют друг друга «дядями», «племянниками», «кузенами»… Какая чушь.

— Ничего смешного, — прикрикнул Раймонди. — «Общество» имеет большое влияние в Америке. А Маттео — из первых людей на Сицилии.

Дверь отворилась, и гость появился на пороге.

— Здравствуйте, синьор Кординелли, — проговорил он с сильным американским акцентом.

— Ваше посещение — большая честь для меня, — поклонился Раймонди. — Чем могу быть полезен?

Маттео покосился на Чезарио, и Раймонди торопливо добавил:

— Позвольте представить вам моего племянника, князя Кординелли. — И повернулся к Чезарио: — Синьор Маттео из Америки.

Маттео смотрел испытующе и как бы оценивая.

— Майор Кординелли? — уточнил он. Чезарио утвердительно кивнул.

— Наслышан о вас…

На лице Чезарио отразилось недоумение. Во время войны о нем могли слышать очень немногие — лишь те, у кого был доступ к секретной информации. То, что сказал Маттео, показалось ему странным.

— Это честь для меня, сэр.

Раймонди между тем принял величественный вид и молвил:

— Приходи завтра, и мы утрясем все мелкие расходы по твоим фехтовальным упражнениям…

Чезарио не ответил, лишь на скулах проступили желваки и потемнели от гнева глаза. Он чувствовал, как тело наливается свинцом. Сегодня старик перешел все границы. Он и без того слишком много себе позволял. Чезарио направился к выходу, спиной ощущая испытующий взгляд Маттео.

Доверительное бормотание дяди сопровождало его до дверей:

— Чудный парень. Правда, дорого обходится. Осколок прошлого — ничему не обучен, дела никакого не знает… — и голос дяди стих за дверью.

Гио растопил в библиотеке камин, и Чезарио стоял у огня со стаканом бренди в руках.

— Обед будет через полчаса, — сказал старик. Чезарио кивнул и прошел через комнату к столу:

на нем все еще стоял портрет матери. Чезарио помнил ее глаза: такие же синие, как и у него, они, однако, излучали тепло и доброту. Вспомнилось: однажды — ему тогда только что исполнилось восемь лет — он стоял у дерева в саду, поглощенный созерцанием огромной мухи, приколотой булавкой к коре. Муха жужжала и билась, тщетно пытаясь освободиться.

— Бог с тобой, Чезарио, что ты делаешь?!

Он оглянулся и, увидев мать, улыбнулся, показал пальцем на муху. Мать взглянула и вздрогнула, глаза сделались сухими.

— Прекрати немедленно! Откуда такая жестокость?! Сейчас же отпусти ее!

Чезарио спокойно выдернул булавку, однако муха осталась на месте. Быстро глянув на мать, он схватил муху за трепещущие крылья, бросил на землю и раздавил каблуком. Лицо матери стало белым.

— Зачем ты это сделал?!

Он задумался, но в следующее мгновение торжествующе улыбнулся.

— Мне нравится убивать!

Мать некоторое время смотрела на него, затем молча отвернулась и ушла в дом.

Через год она умерла от горячки, и князь взял Чезарио к себе в замок. Там у него было множество воспитателей и учителей, и ни один не оставался безнаказанным, если вдруг осмеливался делать замечания.

Чезарио поставил фотографию на место. Странное беспокойство овладело им. Слишком много воспоминаний будили эти стены. Продать замок, уехать, стать американским гражданином — единственный способ отделаться от прошлого. Отсечь единым махом, чтоб и следа в душе не осталось…

Он подумал о письме, заставившем прервать участие в гонках, отказаться от встречи с Илиной и срочно приехать сюда. Илина… Он улыбнулся. Что-то притягательное было в этих румынках из титулованного полусвета… Что ж, теперь она, верно, на дороге в Калифорнию со своим богатым техасцем. Гио распахнул дверь библиотеки.

— Обед подан, ваше сиятельство.

Тонкие белоснежные салфетки, золотистый отблеск свечей на столовом серебре, изысканные блюда… Гио мог собой гордиться. Холодный угорь нарезан ломтиками. Горячие креветки на пару стояли в кастрюльке над жаровней на отдельном столике.

Одетый в красно-зеленую ливрею дворецкого, старый слуга стоял в ожидании, придерживая спинку кресла, во главе длинного пустого стола, покрытого белой скатертью.

Чезарио сел и взял салфетку.

— Гио, поздравляю. Вы просто добрый гений!

— Благодарю, ваше сиятельство, — ответил тот с достоинством, откупоривая бутылку «Орвието». — В старые добрые времена у этого стола собиралось за обедом множество гостей…

Чезарио пригубил вино и кивнул. Старые добрые времена… Но жизнь идет, и времена меняются. Даже для таких, как Гио.

Он окинул взглядом длинный пустой стол…

Глава пятая

Да, теперь было вовсе не то, что после войны. Тогда не обращали внимания на убранство стола и были рады, если на нем появлялась хоть какая-то еда. Однажды поздним вечером его навестил Маттео. Это было в тот самый день, когда они познакомились в кабинете дяди. Чезарио сидел за этим же столом и ел хлеб с сыром. Перед ним, просто на деревянной столешнице, лежали яблоки. Донесся шум подъехавшей машины, и Гио отправился узнать, кто приехал.

— Синьор Маттео просит принять его, — доложил он через минуту.

Чезарио кивнул. Вскоре Маттео вошел в комнату. Быстрым цепким глазом охватил все сразу: голый стол, железная посуда, скудная еда. Но в лице — ничего не изменилось, оно было непроницаемо. Чезарио пригласил его к столу. Тот сел напротив, но ужинать отказался — он уже перекусил. Чезарио был спокоен. Он принадлежал к элите, для которой богатство не имело особого значения. Бедность могла раздражать, вызывать досаду, но не могла его унизить — ни в глазах других людей, ни в его собственных. Его высокое положение было незыблемо.

Гио убрал со стола и вышел. Чезарио откинулся в кресле, вонзив в яблоко зубы.

Маттео внимательно всматривался в его утонченное лицо: оно было бы совсем мальчишеским, если бы не холод в темно-синих, почти черных глазах. И еще твердые скулы и кисти рук — сильные и сухие, красивой формы.

— Вы говорите по-английски, майор? — спросил он.

— Перед войной я учился в Англии.

— Прекрасно! Тогда, если вы не против, будем изъясняться на английском. Мой итальянский, видите ли… Я ведь уехал из Италии еще трехлетним ребенком…

— Не возражаю.

— Если не ошибаюсь, мой визит вас несколько озадачил?

Чезарио молча кивнул.

Маттео проделал в воздухе жест, как бы указывая на окружающий их замок.

— Отец частенько рассказывал о чудесах замка Кординелли… Бывало, в деревне любовались огнями фейерверков, которые здесь устраивались по праздникам.

Чезарио доел яблоко и бросил огрызок на стол.

— Все стало добычей войны, — пожал он плечами.

— Или добычей вашего дяди? — Маттео стремительно подался вперед.

Гримаса отвращения на миг исказила лицо Чезарио.

— Этот ростовщик!.. — процедил он. — Да, теперь все это в его руках.

— Пока он жив… — гость неотрывно глядел ему в глаза.

— Люди, подобные ему, слишком жадны, чтобы умереть.

— Таких субъектов американцы называют «шейлоками», по имени одного скряги из известной пьесы, — Маттео поддержал шутку Чезарио.

Тот усмехнулся:

— Шейлок! Как к нему подходит! Назвали, что припечатали.

С таким видом, будто речь идет об обыденных вещах, Маттео продолжал:

— Ваш дядя одинок… Кроме вас, у него нет никаких родственников. А между тем на его счету в банке — ни много, ни мало — двести миллионов лир.

Чезарио бросил на него быстрый взгляд и внезапно увидел в незнакомом старом человеке… себя.

— Я думал об этом, — проговорил он, мгновение помешкав. — Такая свинья дышит — только небо коптит… Но если я его убью?

Маттео понимающе кивнул.

— Верно… — он помолчал. — Но представьте, вдруг дядя умирает в тот момент, когда вы находитесь где-нибудь среди людей, скажем в двухстах метрах отсюда, в фехтовальном зале… Тогда все, чем он владеет, досталось бы вам, не так ли?

— Гио! — крикнул Чезарио, поднимаясь из-за стола. — Мы перейдем в библиотеку. Принеси нам бутылку «Наполеона».

Когда дверь за слугой затворилась и они остались одни перед наскоро растопленным камином, Чезарио без обиняков обратился к гостю:

— Синьор Маттео, зачем вы пришли? Маттео тонко улыбнулся и попробовал вино.

— Я многое знаю о вас, майор…

— Вот как?

— Думаю, вы помните период перед вторжением союзных войск в Италию? Я и один из моих соотечественников представили американскому правительству список людей, которые могли помочь подготовить операцию по высадке союзных войск. Это были представители подполья, начавшего действовать еще до первой мировой…

Чезарио молчал.

— Вы были одним из офицеров, направленных командованием итальянской армии для установления связи с девятью из упомянутых мной людей. Вами убиты пятеро из них.

— Они отказались сотрудничать, — перебил Чезарио. — Я все описал в отчете.

Маттео усмехнулся.

— Я и сам довольно хорошо знал этих людей, и то. что доверять им нельзя. Зачем официальные объяснения?.. Но мы с вами, не правда ли, знаем больше, чем было сказано в отчете. Представители официальных кругов не видели трупов. Мой друг — видел…

Поставив стакан, Маттео подался вперед и посмотрел на Чезарио в упор:

— Поэтому, мой друг, мне непонятны ваши колебания относительно дяди…

Лицо Чезарио было непроницаемо, он спокойно глядел гостю в глаза. Маттео продолжал:

— Если смерть так легко, почти радостно исходит из ваших рук, почему вы не покончите с ним?

— Есть же разница. Тогда была война.

— Разве война не была лишь оправданием? Вспомните солдата из деревни в долине. И юношу, которого вы сбили и переехали машиной во время учебы в английской школе. И немку — любовницу вашего командующего в Риме. Видите, моя информация куда полнее, чем официальные источники.

Чезарио откинулся в кресле, поднял стакан с вином и ослепительно улыбнулся.

— Прекрасно. Информация у вас есть. Пользы от нее, как я понимаю, нет. Что дальше?

Маттео пожал плечами.

— Я рассказываю все это только, чтобы вы поняли: я в вас заинтересован. Полагаю, мы можем быть друг другу полезны.

— Вот как? Маттео кивнул.

— Дело в том, что в силу определенных обстоятельств мне пришлось вернуться на родину, хотя и в душе, и по деловым интересам я более американец, чем итальянец. К сожалению, еще некоторое время у меня не будет возможности вернуться в Америку. Конечно, я могу там появляться, но ненадолго, поскольку это довольно опасно. Я полагаю также, придет время и мне будет необходим в Америке партнер, с которым я не был связан раньше, но который при необходимости мог бы оказать мне помощь…

Чезарио смотрел испытующе.

— Хорошо. А что же ваши друзья из Общества? Разве среди них у вас нет союзников?

— Есть, — согласился Маттео. — Однако все они знают друг друга, и их знает полиция. Рано или поздно они раскроются. Он подошел к камину, стал спиной к огню и продолжал:

— Я думаю, вряд ли вы довольны теперешним положением. Такое однообразие и скука — не для вас, не так ли? Изменись обстоятельства, что бы вы предприняли?

Чезарио задумался.

— Трудно сказать. Путешествия… автогонки… Неаполь, Ле Маж, Турин, Себринг… Все довольно заманчиво.

— Я имею в виду, на что вы собираетесь жить? Деньги не вечны, их нужно добывать.

— Вот уж о чем не думал. Бизнес — не для меня. Никогда не находил в нем ничего привлекательного.

Маттео зажег сигару, В его голосе зазвучали отеческие нотки:

— Ах, молодость… счастливая, беспечная молодость! — Он помолчал. — Недавно я приобрел здесь, на вполне законном основании, акции одной автомобильной компании. Насколько мне известно, у них далеко идущие планы: еще несколько лет — и выйдут на американский рынок… Будь у вас репутация выдающегося автогонщика, могли бы возглавить американское отделение этой фирмы. Как на это смотрите?

— Было бы недурно. Вопрос не в том. Мне нужно знать, чем я буду обязан?

Маттео поднял глаза.

— Возможно, позже вы окажете мне любезность.

— Любезность какого рода? Мне нисколько не интересен бизнес, и я не намерен принимать участие в ваших играх, торговле наркотиками…

— Даже если это сулит сказочное богатство?! — перебил Маттео.

— Богатство? — Чезарио расхохотался. — В этой жизни мне нужно только одно: делать то, что я хочу!

— Ну что ж, великолепно! Еще один плюс — вы не честолюбивы, а значит, у вас не должно быть врагов.

Чезарио снова поднял стакан.

— И все же, что вы от меня хотите?

Маттео неотрывно смотрел на него, и когда взгляды встретились, невозмутимо проговорил:

— Завтра, когда вы будете на соревнованиях в фехтовальной школе, ваш дядя умрет… А в будущем вы окажете мне такую же услугу.

Наступило напряженное молчание.

Наконец Чезарио кивнул.

— Договорились. Принимаю ваше предложение. Лицо Маттео было серьезно.

— Вы готовы принести обет?

— Готов.

— Есть у вас нож?

В руке Чезарио блеснуло лезвие. Улыбнувшись, он протянул Маттео стилет.

— Это мой братишка. Мы всегда вместе. Маттео взял кинжал.

— Дайте руку.

Приложив ладонь Чезарио к своей, он быстро уколол подушечки указательных пальцев. Кровь выступила из порезов и, смешиваясь, побежала вниз по кистям.

Глядя Чезарио в глаза, Маттео произнес:

— Теперь мы — члены одной семьи. Наша кровь соединилась.

Чезарио согласно кивнул.

— Я готов умереть за тебя! — сказал Маттео. — Я готов умереть за тебя! — повторил Чезарио.

Маттео отнял руку, вернул Чезарио стилет, а затем поднес палец ко рту и пососал его, останавливая кровь.

— Теперь, племянник, — сказал он, — мы не должны встречаться, пока я этого не пожелаю.

— Понимаю, дядя, — Чезарио склонил голову.

— Если возникнет необходимость связаться со мной, напиши письмо и передай почтмейстеру этой деревни. Я сам тебя разыщу.

— Хорошо, дядя.

На следующий день вечером, когда Чезарио участвовал в фехтовальных состязаниях, скончался старик Кординелли.

* * *

Годы летели незаметно: автомобильные гонки, скачки, светские балы, любовные приключения… Через пять лет, в пятьдесят третьем, как и предсказывал Маттео, Чезарио пригласили на пост главы американского отделения крупной автомобильной компании. Это событие широко освещалось прессой. Участие в опаснейших автогонках, постоянный риск, победы в состязаниях увенчали имя Кординелли ореолом славы. Пару раз Чезарио дрался на дуэли из-за женщин. Для американцев он был точно пришелец из иного мира.

И лишь однажды за двенадцать лет он повстречался с «дядей». Год назад ему позвонили и приказали снять комнату в Бордингаузе — в районе испанского Гарлема. Они встретились якобы для того, чтобы обменяться приветствиями. Маттео поздравлял его с успехом и сожалел, что не может остаться дольше и поговорить подробней. Он торопился к отлету на Кубу, откуда намеревался отправиться в Сицилию. На том и расстались. И вот теперь у Чезарио в руках был листок бумаги с требованием без промедления вернуться в замок. Маттео напомнил о себе перед самым началом гонок.

* * *

Едва Чезарио бросил на стол салфетку, как за окном прошуршали шины автомобиля. Ожидая Гио, он внутренне собрался.

Вскоре слуга принес запечатанный пакет.

— Это почтмейстер из деревни. Он приехал специально, чтобы доставить срочное письмо.

Чезарио разорвал конверт и вынул два плотных листка с машинописным текстом. Быстро пробежал его глазами. Перечитал, медленно вложил листки обратно в конверт и потянулся за кофе.

Двенадцать лет прошло. Дон Эмилио предъявил счет. С процентами.

Глава шестая

Лас-Вегас — ночной город. Позади отелей — бассейны с отфильтрованной и подсиненной водой, но там увидишь лишь туристов да проституток, работающих в отелях. Чтобы поддерживать ровный загар, они время от времени слегка подрумянивают тела на солнце: имидж — их бизнес. Но для посетителей игральных домов в Лас-Вегасе — всегда ночь.

Говорят, игроков нельзя и выпускать на солнечный свет. Сияние дня не должно вторгаться в их реальность. Она — в перестуке игральных костей, в крутящейся рулетке, в алчных страстях, в желанном выигрыше. Нежданное счастье, шальная удача, вечная надежда на завтрашний день… Все остальное секс, веселье, бизнес — все отступает перед страстью, к легкой наживе. Бешеные деньги… Как знать, быть может, именно сейчас вам улыбнется фортуна.

* * *

Они вышли из варьете, все еще смеясь над пьесой одного из величайших комиков мира.

Было десять часов вечера: толпы людей, вышедших после представления, сгрудились теперь у столов Махараджи. Чезарио внимательно всматривался в лица игроков.

— Но ты не слушаешь меня, — укоризненно заметила Барбара.

Чезарио обернулся: в его главах сквозило непонятное возбуждение. — Да, я прослушал, дорогая. Ты говорила…

«Любой, — глядя на него, подумал она, — рассыпался бы в извинениях, или солгал, что слушал. А этот…»

— Я спросила, тебе больше нравится рулетка, или кости?

Он почему-то рассмеялся.

— Конечно, рулетка! Но знаю, что находят в этих кубиках…

И они направились к столам с рулеткой.

— Здесь не играют в баккара, а жаль. Но крайней мере, там нужно соображать, а не надеяться на случай.

Она подошла к одному из столов, но он остановил ее.

— Взгляни, — он указал на другой стол, — там посвободней.

И правда, у стола напротив народу было меньше. Он подал ей стул. Устроившись, она подняла к нему лицо и улыбнулась.

— Ну, какое у тебя чувство? Нам повезет?

Он тоже улыбнулся и высылал перед ней горсть жетонов.

— Непременно! Сегодня я в ударе!

* * *

На рабочем столе Беккета в Нью-Йорке зазвонил телефон. Отодвинув чашку с кофе, он поднял трубку. Послышался голос дежурного:

— Вас вызывает Джордан из Лас-Вегаса.

— Соедините.

— Привет, Джордж! — раздался голос Тэда. — Как успехи? Что-нибудь прояснилось?

— Пока ничего, — устало отозвался Беккет. — Как они ухитрились убрать Адамса — сам черт не разберет… Ну, а что ваш парень?

Тэд рассмеялся.

— Потрясающе! Теперь он в игорном зале, за рулеткой. И держится так, будто завтра ему ничего не предстоит!

— Он прикрыт?

— Все в лучшем виде. Два детектива по бокам, один сзади.

— И все-таки будьте внимательней. Мы тоже думали: Динки Адамс прикрыт лучше некуда, а в итоге…

— Но, Джордж, в таком случае не лучше ли посадить этого сукина сына в надежное место и держать там взаперти до самого суда, а не трепать себе нервы?

— В том-то и дело! — возразил Беккет. — Не дай бог, защита пронюхает, кто пройдет свидетелем. Они сделают все, чтобы заставить его молчать. И дело будет проиграно еще до начала процесса.

— Маттео теперь наверняка хихикает и потирает руки, — хмыкнул Джордан.

— Ничего, хорошо смеется тот… Сам знаешь.

— А мой парень ставит двадцать против одного, что в суде ему не бывать.

— Ты хочешь сказать: он убежден, что его уберут? — не поверил Беккет. — И спокойно играет в рулетку?

— Конечно. Он считает, раз уж ничего не поделаешь, так уж хоть погулять на всю катушку, пока живой.

Беккет повесил трубку и принялся медленно потягивать кофе. Как он ни ломал себе голову, в этом было нечто, недоступное его пониманию. Убийцы, трусы, сутенеры… Но было в них что-то еще, какой-то рок, фатум, ведущий их по жизни наперекор всему. Что это было? Он не знал.

* * *

Твистер сидел за рулеткой: вся реальность теперь сосредоточилась для него в этом крутящемся колесе.

Постепенно оно замедлило ход, остановилось, и шарик очутился на красном секторе под номером двадцать. Сделав на листке пометку, Джек быстро подсчитал сумму цифр в колонке. Все верно. Теперь должно быть черное. Пора было делать ход — и он положил несколько жетонов на черное.

Твистер слышал, как позади него остановился Джордан, но не обернулся. Телохранитель, стоящий рядом, вполголоса проговорил:

— Тэд, тебе не трудно подменить меня на минуту? Я не успел перед сменой забежать в туалет.

Что ответил Джордан, Твистер не расслышал. Шарик снова попал на красное! Он взял новую горстку жетонов и снова поставил их на черное.

* * *

Барбара не отрывала взгляда от колеса рулетки, а Чезарио исподволь разглядывал Твистера. В записке Маттео были кое-какие указания. Уже третий день Чезарио изучал обстановку.

Трое телохранителей ни на шаг не отходили от него, окружив плотным кольцом, все время наготове, изучающе посматривая вокруг. Вот один отошел, другой тут же занял его место. Чезарио отвернулся, когда настороженный взгляд двинулся в его сторону. Ситуация ясна. Теперь, если повезет… По лицу его пробежала ироничная улыбка: эту фразу твердил про себя каждый в зале.

Если повезет, он покончит с этим делом сегодня же.

Он наклонился к Барбаре.

Я принесу что-нибудь выпить.

Она подняла глаза, улыбнулась и вновь погрузилась в игру. На пути в буфет он обогнул стол, за которым сидел Твистер, еще раз окинув все цепким взглядом. Прямо напротив Твистера сидела роскошная полная блондинка. Ее полуобнаженные пышные груди туго натягивали две тонкие полоски ткани. На них держалось платье. Вдруг он понял, что надо делать, и почти развеселился: вспомнился бородатый анекдот, который рассказывали в Лас-Вегасе каждому новоприбывшему.

* * *

Джордан с тоской огляделся. Как хотелось, чтобы все скорее закончилось! Недавний выпускник юридической школы, начиненный свежими наставлениями, он мечтал о необыкновенных приключениях, о захватывающих воображение стычках с преступным миром… И меньше всего ожидал, что целых три месяца придется возглавлять команду нянек, охраняя какую-то дешевку из уголовников.

За столом напротив снова находилась та же красивая пара: он обратил на них внимание еще в первую ночь. На миг почудилось, что он их где-то видел. По привычке ничего не оставлять без внимания, попытался вспомнить…

Да. Девушка была одной из популярнейших в Америке моделей — Барбара Ланг из «Огня и дыма». Ее портреты красовались на буклетах многих косметических фирм. А мужчина — Чезарио Кординелли, князь, известный автогонщик, легендарная личность… Тэд увидел, как Чезарио, что-то шепнув девушке, встал и пошел в сторону буфетной. Припомнились какие-то отрывки из газетной светской хроники. Этот парень — из тех, кому выпало жить по-настоящему: шарик всегда падает на поставленный им номер. Он и выглядит так — спокоен, невозмутим, словно иначе и быть не может. Джордан перевел взгляд на девушку. Все радости жизни, все обещания рекламы светились в ее облике. Везет же некоторым…

* * *

Чезарио дожидался, когда блондинка снова усядется на свое место. Явно раздосадованная, она подошла к своему спутнику, низенькому толстяку. Тот отделил от внушительной пачки несколько купюр, протянул ей, и она вернулась к столу. Чезарио, взяв стакан в левую руку, неспешно пошел из буфетной, лавируя в толпе. В узком проходе на мгновенье задержался и огляделся, как бы соображая, где находится… В этот момент крупье пустил колесо и бросил шарик. Едва заметным Движением рукой Чезарио коснулся спины блондинки и пошел в обход стола, направляясь к Барбаре.

Кровь бешено стучала в висках, невыносимая тянущая боль разливалась по всему телу. Такая знакомая — он давно уже перестал ее бояться. Она приходила всегда в минуту тревоги и опасности. Приходила из глубины веков, из бездны забвения.

Когда он поравнялся со стулом Твистера, который, уткнувшись подбородком в сжатые кулаки, завороженно следил за колесом рулетки, раздался пронзительный женский вопль.

Детектив резко обернулся на крик, нащупывая пистолет. Блондинка, сидящая напротив, тщетно пыталась упрятать пышную грудь под сползающее платье. Чезарио действовал стремительно: бросок, и, скользнув по коже запястья, стилет уже исчез в рукаве. Твистер сидел в той же позе. Телохранитель мельком глянул на него и перевел взгляд на Барбару. Чезарио, подавая ей стакан, видел, как он улыбается.

Мимо них поспешно пробиралась к выходу разъяренная блондинка, разрезая мерный гул, стоящий в зале, своим высоким раздраженным голосом:

— Они не могли оторваться, говорю тебе! — кричала она маленькому толстяку, семенящему вслед. — Не могли! Их срезали! Кто-то…

— Тише, крошка! Умоляю… На нас смотрят!

— Да плевать мне! — взвизгнула блондинка, величественно и оскорбленно устремляясь дверям.

* * *

Стальной обруч стиснул грудь, перехватило дыхание. Он склонился к Барбаре.

— Может не стоит проводить последнюю ночь в Лас-Вегасе, среди этого скопища идиотов?

Она подняла глаза.

— Предлагаешь что-нибудь другое?

— Остаться с тобой вдвоем.

Она на миг смешалась: бешеная волна желания, исходящая от него, словно накрыла ее с головой. И все же, озорно прищурясь, не удержалась, чтобы не поддразнить:

— Все из-за блондинки! Столько секса — и на одного…

— Неправда! — он взял ее за руку.

Ладонь была горячая, влажная и чуть дрожала. Она внимательно взглянула на него.

— Как ты себя чувствуешь?

— Превосходно! Просто надоело… Осточертели эти люди, которым нужны только деньги… Хочу быть с тобой! Услышать в тебе жизнь!

Внезапно у нее пересохло в горле. Обжигающая волна стремительно поднималась, захватывая все ее существо. Явственно, будто и на самом деле, она почувствовала его крепкие руки, близость молодого сильного тела… Стиснув его ладонь, она подняла лицо. Никогда прежде она не испытывала ничего подобного.

— Сначала выпьем холодного шампанского, — тем временем продолжал он, — а бренди пусть пока согреется.

Она поднялась с места, сразу ощутив, как слабеют ноги и все плывет перед глазами. Пытаясь улыбнуться, прошептала чуть слышно:

— А потом снова шампанского?..

* * *

Джордан смотрел на Твистера. Четвертый раз подряд шарик падал на черное. Теперь перед Твистером была груда жетонов почти на девять тысяч долларов.

— Не спугни удачу, Джек, отложи что-нибудь на завтра, — сказал он улыбаясь и тронул игрока за плечо.

Тот как-то странно подался вперед, локти заскользили по столу, сдвигая жетоны… Распластавшись он безжизненно уронил голову на руки.

Пронзительно вскрикнула женщина. Джордан поднял его голову: широко распахнутые глаза уже остекленели.

— Убрать его, — проговорил Джордан сдавленным голосом.

Телохранители работали быстро. Без лишних движений подняли тело и отнесли в кабинет распорядителя… Был момент общей истерики, но только момент.

Ровные монотонные голоса менеджеров и крупье успокаивали:

— Все в порядке, господа! Все в порядке. Парню стало плохо. Просто упал в обморок. Ничего страшного, господа!..

Таков Лас-Вегас: шальные деньги, вечная надежда на завтра… Вскоре все забыли о человеке, сидевшем с ними за одним столом… Все, не считая крупье, который без зазрения совести положил в карман пять тысяч долларов из выигрыша Твистера.

Проводив взглядом людей, поспешно выносивших недвижимое тело, Барбара обернулась к Чезарио — и замерла…

Страшное напряжение исказило его лицо: глаза горели, рот — судорожно кривился.

По ее спине побежали мурашки.

— Что с тобой?!

Но уродующее напряжение уже исчезло, и он смог улыбнуться.

— Просто подумалось: все здесь просчитано… Как ни крутись, ничего не выиграешь.

Теперь ноющая боль сконцентрировалась в паху. Столь мучительно, что он едва сдерживался.

— Пойдем. Нечего тут делать.

* * *

Беккет уже уходил, когда на столе заверещал телефон. Пришлось вернуться. Звонил Джордан. Голос в трубке подрагивал:

— Они убили Твистера…

Беккет медленно опустился в кресло.

— Это невозможно!

— Стилетом. Как и Адамса, — от отчаяния Джордан с трудом ворочал языком. — Очень жаль, Джордж. Не могу представить, мы все время были рядом, не оставляли ни на секунду… Сегодня там было столько людей!..

Внезапно Беккет все понял.

— Слушай, перезвони через час. Нужно срочно связаться с Майами.

Он бросил трубку и тут же поднял снова.

— Соедините меня со специальным агентом Стенли в Майами-Бич.

«Они знали, кто свидетели! — думал он, ожидая связи. — Знали с самого начала. Все хлопоты и предосторожности — все впустую!»

Они знали.

Глава седьмая

В комнате было совсем тихо. Ни звука — лишь легкое дыхание Барбары возле плеча. Он лежал навзничь, глядя в потолок широко открытыми глазами. Как много лет прошло — почти забытое чувство… Война! С тех пор он не испытывал ничего подобного!

Все остальное было суррогатом, жалким суррогатом смерти… Чувство опасности, страшного волнения, ощущение могущества и власти, разлитое во всем теле, сознание таящейся в нем и рвущейся на волю смертоносной силы — неистовой и жуткой, повелевающей твоей судьбой!..

Он улыбнулся в темноте и потянулся к ночному столику за сигаретой. Пачка была пуста. Выскользнув из постели, он подошел к шкафу с одеждой и закурил.

Через раскрытую дверь террасы проступали серые полосы рассвета.

— Чезарио, — шепотом позвала Барбара.

— Да? — он обернулся, хотя и не мог ее видеть.

— Открой вторую бутылку шампанского, — хрипловатым со сна голосом попросила она.

— Мы ее уже открыли.

— Но я хочу пить! — повторила она голосом капризного ребенка. Что же мне делать?

Он засмеялся.

— Похоже, что ничего.

Она села. Тихо зашуршали простыни. Чезарио вышел на террасу и облокотился о перила.

Ночь еще не ушла, но небо уже бледнело на востоке. Он молча вглядывался в темноту и не обернулся, когда она подошла и прижалась, опустив голову на его обнаженную спину.

— Скоро утро. — Да.

Она потрогала губами его плечо.

— Какая у тебя нежная кожа. Кто бы поверил, что под ней — сила и страсть победителя автогонок!..

— Должно быть, это от вина, которое я пил в детстве! Говорят, вино Сицилии улучшает кровь и кожу, — усмехнулся он.

Она всматривалась в его лицо и снова видела в нем нечто непонятное для нее.

— Скажи, Чезарио, — недоуменно произнесла она, — почему ты всегда говоришь: «Я умираю!», когда занимаешься любовью?

— Так уж у нас говорят… Итальянцы называют это — «маленькая смерть».

— Но зачем, тот миг, когда что-то рвется из тебя и рождается, называть «смертью»? — не унималась она.

Улыбка испарилась с его лица.

— Разве это не одно и тоже? Разве не всегда рождение — начало смерти? И разве тебе не бывает больно?

Она удивленно покачала головой:

— Нет… Я только чувствую, как радость растет изнутри, поднимается волной… — она помолчала и подняла глаза. — А вдруг именно это и разделяет нас? Не могу отделаться от чувства, что ты бесконечно далеко… Я совсем ничего не знаю о тебе.

— Глупости, — отмахнулся он.

— Нет, Чезарио, нет! Помнишь, я испугалась, как ты смотрел, когда выносили того беднягу из казино? В этот миг я словно слилась с тобой, словно ты вошел в меня прямо там, в зале. Потом все задвигались — и ты ушел… Он был мертв, правда?

— С чего ты взяла?

— Он был мертв… — прошептала она. — Я смотрела на тебя и поняла: ты знал. Еще никто вокруг не знал, только ты…

— Глупышка, — улыбнулся он, — откуда мне было знать.

Она задумалась.

— Не понимаю… Но у тебя было точно такое же лицо, как в день перед поездкой, когда ты зашел за документами в окружной суд. Потом в самолете сообщили: в зале суда был убит человек. И это произошло… — Она спрятала голову у него на груди и не видела, как затвердели его черты. — Понимаешь, я могу даже не читать завтрашних газет. Я и так знаю: того человека убили. Интересно, что ждет нас в Майами?

Слышно ли ей, как стучит сердце в его груди. Заглушая удары, он заговорил громче:

— Что и везде. Солнце, прозрачная вода… Она подняла глаза.

— Я о другом, милый. А вдруг там вот так же кто-то умрет.

Глаза его странно прояснились. Ей показалось — она тонет в их притягивающей жуткой глубине, впадая в транс.

— Люди умирают всегда и везде, — проговорил он.

— Мне часто кажется… Скажи, быть может, ты — Ангел Смерти?

Глаза его вдруг потеряли завораживающую прозрачность. Он рассмеялся.

— Не могла придумать ничего сумасбродней!

— Я не придумала, — медленно проговорила она. — Я где-то читала рассказ о девушке, которая влюбилась в Ангела Смерти.

Он мягко притянул ее к себе.

— И что было дальше?

Барбара тихонько поцеловала его в грудь.

— Она умерла. Он взял ее с собой, когда понял, что она знает.

Взглянув на него исподлобья, она вдруг спросила:

— Возьмешь меня с собой, Чезарио?

Пальцы, гладившие ее по голове, замерли. Внезапно он запустил пятерню ей в волосы и потянул назад, запрокидывая лицо.

— Я возьму тебя с собой, — проговорил он, грубо целуя ее в губы, и, ощутив, как она вздрогнула от боли, свободной рукой стиснул ее грудь. Барбара вскрикнула, пытаясь вырваться:

— Чезарио! Что ты делаешь?!

Он прижал ее лицо к своей груди и принялся крутить ее голову, медленно расширяя круги и все сильнее сжимая грудь. Он слышал ее глухие стоны и чувствовал, как огненная лава заливает его изнутри. Круг становился все шире. Обессиленная, она уже склонилась к его коленям, не переставая стонать и всхлипывать.

— Чезарио! Чезарио, остановись! Я не выдержу! Мне больно!

Он только улыбался. Его переполняло, рвалось наружу упоительное ощущение власти и силы. Ощущение жизни… и смерти. Голос девушки доносился будто издалека.

— Теперь, дорогая моя, ты узнаешь, какое наслаждение приносят муки…

— Нет, Чезарио, нет! — тело ее вздрагивало. — Не могу! Больно!.. Я умираю!

Он поглядел на нее сверху и внезапно отпустил, так что она чуть не упала. Стоя на коленях, она обняла и прижалась к нему, плача навзрыд.

— Я люблю тебя, Чезарио! Люблю тебя!

Глава восьмая

Майами-Бич — город, залитый ослепительным солнцем, расположенный на узкой полоске чистого песчаного пляжа на побережье Флориды. Отели вырастают здесь каждый год, будто грибы после дождя. И «Сент— Тропес» был тоже только что построен: он вознесся ввысь своими одиннадцатью этажами невдалеке от «Иден-Рок» и «Фонтенбло» и внешне, пожалуй, напоминал фантазии Пикассо. Однако обитатели Флориды, обыкновенно оценивающие красоту гостиницы согласно размеру платы за номер в купальный сезон (восемьдесят долларов в сутки) считали его одним из прекраснейших зданий в мире.

Океанский пляж перед отелем был доступен лишь живущим в нем туристам. К их услугам был также причудливый бассейн в виде клеверного листа — величайший в мире из всех искусственных бассейнов, как уверяла реклама.

В каждой кабине — ванная, телефон, удобные кресла, столики для карточной игры и небольшие холодильники. В три часа дня включались игральные машины, и обитатели отеля могли прямо в купальных костюмах делать свои ставки. В шезлонгах, расставленных по периметру бассейна, любители позагорать, натертые кремами и маслами, лениво перелистывали страницы журналов и рекламных буклетов.

* * *

Стоя у раскрытого окна, Сэм Ваникола глядел вниз на бассейн. Его фигура на фоне оконного проема выглядела внушительно: при росте шесть футов он весил двести сорок фунтов. Сэм презрительно фыркнул и вернулся в номер, где еще три человека, расположившись у маленького столика, играли в карты.

— Развлекаемся? — раздраженно проговорил Ваникола. Спецагент Стенли поднял голову.

— Ты же знаешь, Сэм, приказ.

— Знаем мы ваши приказы, — проворчал Ваникола. — Эба Рильса в свое время вот так же замуровали в Бруклинском отеле… Ну и что? Уберегли его? Как бы не так! Если надо, они кого угодно из-под земли достанут.

— Сэм, тебе прекрасно известно: Рильс выбросился из окна, и суд установил факт самоубийства, — спокойно заметил Стенли.

— Не смешите, — возразил Ваникола. — Парня я отлично знал. Он никогда бы этого не сделал!

— Но с тех пор прошло двадцать лет, — не сдавался Стенли. — Многое изменилось.

Ваникола захохотал.

— Это уж точно! — мстительно парировал он. Динки Адамса пришили на пути в суд. Твистера достали в казино, на глаза у кучи людей. Рассказывайте вашей бабушке, будто что-то изменилось!

Стенли промолчал и переглянулся с товарищами. Те не решались вступать в перепалку.

Ваникола вынул сигару и, откусив кончик, выплюнул его на пол. Прикурив, плюхнулся на диван и, посмотрев на своих телохранителей, заговорил примирительным тоном:

— Рассудите сами, парни. Я, как и все, плачу налоги. И правительство тратит приличную часть моих денег, чтобы держать меня в таком месте. Ну и стоит шиковать, если от этого — никакого толку?

— Почему нет толку? Здесь ты надежно защищен… — откликнулся Стенли, вставая.

— Не валяй дурака, Стенли! — снова взорвался Ваникола. Прекрасно знаешь, не можете вы меня защитить.

— Не понимаю, Сэм, ты что же не надеешься остаться в живых? — Стенли был не на шутку встревожен.

Ваникола смотрел угрюмо и решительно.

— Вот что я вам скажу. Я умер уже давно — с той самой минуты, как попал в ваши руки. Если бы я продолжал запираться, меня посадили бы на электрический стул. А коль я раскололся, ребята достанут меня, и ничто им не сможет помешать. Это только вопрос времени. И время мое летит быстро. А раз так — вы могли бы позвонить своему шефу и попросить для меня разрешения поплескаться в бассейне часок-другой в день. Обещаю выполнять все ваши указания.

Стенли развернулся и ушел в соседнюю комнату, плотно прикрыв за собой дверь. Ваникола покосился на охранников. Те продолжали играть. Насупясь, он молчал, посасывая сигару.

Стенли вскоре возвратился и подошел к нему.

— Ладно, Сэм. Сделаем, как ты просишь. Но знай: с тобой ничего не должно произойти. А потому, как только заподозришь что-либо подозрительное, сообщи немедленно.

— Ладно-ладно, — проворчал Ваникола, подойдя к окну и снова поглядывая на бассейн, — чего уж болтать попусту.

Стенли снова уселся за карточный столик. Ваникола отвернулся от окна и улыбнулся, но это была мрачная улыбка.

— Теперь хоть в одном я могу быть уверен. Стенли вопросительно поднял глаза.

— Мне удастся загореть, и никто потом не сможет усомниться, где я провел эту зиму.

* * *

Барбара стояла на балконе и смотрела на океан, когда в комнате зазвонил телефон. Она вернулась и взяла трубку.

— Князя Кординелли вызывает Нью-Йорк. Она прикрыла рукой микрофон.

— Это тебя, дорогой!

Чезарио вошел в комнату. Он хорошо загорел за эти несколько дней: белый купальный костюм красиво оттенял золотистый цвет кожи. Она передала ему трубку.

— Кординелли слушает.

Из трубки доносился голос телефонистки.

— Хорошо, соедините, — сказал Чезарио и покосился на Барбару. — Это мисс Мартин — моя секретарша.

Барбара кивнула и снова вышла на балкон. Ей были слышны обрывки разговора о каком-то автомобиле, находящемся в Палм-Бич. Вскоре он положил трубку, но к ней не вышел. Она заглянула в комнату. Чезарио сидел за столом и что-то черкал в блокноте. Он поднял голову.

— Прости, пожалуйста. Дела.

Она печально кивнула. Сегодня кончалась неделя, которую они договорились провести вместе.

— Как было бы прекрасно, если бы наш праздник начинался только сегодня, — вздохнула она.

— Да, — коротко кивнул он.

— В Нью-Йорке теперь холодно и пасмурно… И до самого лета будут лить дожди. Не хочется и вспоминать. Как бы мне хотелось, чтобы мы остались здесь с тобой навсегда…

— Что же делать, — улыбнулся он. — Любой праздник когда-то начинается — и когда-то кончается.

— И наш?

— Конечно, — пожал он плечами, хотя прекрасно понимал, что она имела в виду, и добавил: — Я не могу оставить свои дела. И тебя ждет твоя работа. Ей стало грустно. Она ясно понимала теперь, что сама себя обманывала, согласившись на поездку. Для него это было не более, чем очередное развлечение.

— Интересно, Чезарио, кто-нибудь на этом свете знает, кто ты на самом деле?

Он удивленно поднял брови.

— Какой странный вопрос.

Ей вдруг нестерпимо захотелось прижаться к нему, обнять, почувствовать всем телом. Но она лишь отошла на шаг, чтобы ненароком не коснуться его рукой.

— Нет, нет, не странный… — говорила она. — Все считают тебя богатым любителем развлечений, плейбоем. Но ведь ты не плейбой!

Чезарио подошел к ней.

— Я просто всегда делаю, что хочу, и это не вредит, а наоборот, помогает моему бизнесу.

— Понятно, — проговорила она медленно, не отводя глаз. — Предпочитаешь делать карьеру в одиночестве, связывая свою судьбу только с гоночными машинами. Похоже, ты всегда это говоришь девушкам вроде меня.

— Девушек «вроде тебя» нет, — он взял ее за руку.

— Нет?! — потеряв самообладание, она осыпала его упреками: — А что же тогда та баронесса? Де Бронски, или как ее там?! Только месяц назад все газеты писали: ты собираешься совершить с нею турне по Европе!

— Илина? — он иронически хмыкнул. — Да она была еще ребенком, когда мы познакомились. Она сейчас в Калифорнии с одним техасским миллионером. Ей всегда нравились техасские миллионеры.

Досадуя на свою несдержанность, она опустила голову.

Чезарио осторожно приподнял за подбородок ее лицо, заглянул в глаза.

— У меня идея. В Палм-Бич есть машина, которую я должен посмотреть. Что, если вместо того чтобы сегодня вечером лететь в Нью-Йорк, возьмем и поедем на ней? Сможем продлить отдых… Я устал от самолетов.

— Изумительно!..

Он взглянул на часы.

— Сейчас три часа. У нас еще есть время искупаться. Мы можем поужинать в Палм-Бич и уже к утру будем в Джексонвилле.

* * *

Ваникола вышел из душевой. Яркий гавайский орнамент красовался на его плавках. Стоя в тени под навесом, он повернулся к детективам, не спускавшим с него глаз.

— Ну что? Могу я получить свою порцию загара?

Агенты переглянулись. Стенли обернулся к охранникам, стоявшим у входов и выходов. Те, поймав его взгляд, едва заметно кивнули в ответ.

— Вроде все о'кей. — хмуро отозвался он. Два других агента поднялись, и Ваникола направился к бассейну, осторожно обходя шезлонги с растянувшимися на них купальщиками. Агенты следовали за ним. Он снял с полки прозрачный пластиковый плотик и, пройдя несколько шагов по воде, лег на него и поплыл.

Стенли с берега наблюдал за ним и рассматривал людей вокруг. Младший из агентов поинтересовался:

— Что-нибудь видите, шеф? Стенли отрицательно качнул головой.

— Да нет, похоже, все в порядке. Ни у кого нет достаточно одежды, чтобы можно было спрятать оружие.

Молодой человек усмехнулся, кивнув на группу девушек у края бассейна.

— Кое у кого из этих малюток одежды недостаточно даже для того, чтобы спрятать оружие, которое у них не отнять!

Стенли не улыбнулся.

Ваникола, лежа на плотике, подал из воды голос:

— Я же говорил — все будет о'кей. Мы уже третий день здесь, и ничего не случилось. Скажите мне, когда пройдет десять минут, чтобы я перевернулся. Я хочу поджариться равномерно.

— Ладно, — Стенли опустился в кресло у края бассейна. Скорей бы закончить эту муторную работу!

Ваникола отплыл подальше от берега. Детективы лениво оглядывали купальщиков. Напряжение понемногу отпускало.

Чезарио наблюдал за ними с другой стороны бассейна. Он оглянулся на Барбару: та лежала на животе, подставив спину солнцу и закрыв глаза. Он почувствовал, как тревожно забило в груди, и снова бросил взгляд на ту сторону.

Ваникола лежал на плотике посреди бассейна. Рядом несколько парней и девушек, смеясь, барахтались в воде. Чезарио слышал их молодые беззаботные голоса. Рука непроизвольно скользнула к бедру, где в специально сшитом кармане скрывался стилет.

Один из охранников подошел к воде и что-то крикнул Ваниколе. Тот повернулся и лег на живот. Охранник снова сел в кресло.

Чезарио еще раз оглянулся на Барбару. Та попрежнему нежилась на солнце, закрыв глаза. Он стремительно поднялся, набрал в легкие воздух и глубоко нырнул. Он плыл с открытыми глазами, направляясь к середине бассейна.

Услышав всплеск, Барбара подняла голову.

— Чезарио!

Но тот был уже далеко, и только воздушные пузыри на поверхности указывали его путь.

Она поморгала глазами и улыбнулась. Он опять напоминал ей мальчишку: все три дня упорно тренировался, переплывая бассейн под водой. Она взглянула на часы: двадцать минут четвертого. Пора было покидать этот райский уголок.

Она села и потянулась за губной помадой. Из воды показалась голова Чезарио: рот приоткрыт, глаза глядят куда-то вдаль, на губах — блуждающая улыбка.

— Ну как, — со смехом спросила она, — получилось?

— Да, — ответил он, вылезая из воды. — Получилось.

— Чезарио! — окликнула она. Он вздрогнул и коснулся рукой бедра. Искра страха, мелькнувшая в глазах, исчезла — стилет был на месте. Он понял, что она просто торопит его надеть халат, который держала в руках,

— Чезарио! Ты просто как мальчик. Возбуждаешься в самом неподходящем месте. — Говорила она с улыбкой, глядя как он закутывается в мохнатую ткань.

Он облегченно засмеялся и, поймав ее руку, балуясь, потянул вниз, к своим коленям.

— Я же говорил тебе, что сицилийцы все делают как следует?

Она подхватила свою пляжную сумку, и они, все еще смеясь, направились в отель.

* * *

В кабине зазвонил телефон. Стенли поднялся.

— Не спускайте с него глаз, — бросил он охранникам, направляясь к аппарату.

Те кивнули и переглянулись между собой.

— Вот бы приехать сюда как-нибудь в другой раз, когда не надо будет работать, — мечтательно проговорил один.

— Нам с тобой не по зубам, — усмехнулся другой. — Слишком дорого.

Вернулся Стенли. Впервые за много дней он широко улыбался.

— Вставайте, — скомандовал он. — И Сэм пусть тоже гребет к берегу. Возвращаемся в Нью-Йорк!

Агенты поднялись. Голос Стенли звонко и весело прозвучал над водой.

— О'кей, Сэм. Выходи! Десять минут прошли.

Но Сэму суждено было греться на солнце подольше, чем десять минут. Сэм Ваникола, лежащий на своем пластиковом плотике, погруженном в воду, был мертв. Прижавшись щекой к плексигласовому щитку, он невидящими глазами смотрел в воду. Последние образы: зловеще улыбающееся лицо Чезарио, возникшее из глубины бассейна, и последовавшая затем острая, никогда прежде не испытанная боль — теперь оставили его.

Глава девятая

Освещенное ярким солнцем федеральное шоссе, соединяющее Майами с Форт-Плерком, пролегало среди болотистых равнин и цитрусовых рощ атлантического побережья Флориды. По ночам здесь ложились густые туманы, поднимающиеся от остывающих озерных вод. К ним примешивались дымы костров многочисленных контрабандистов, и тогда дорогу покрывала непроглядная мгла.

Мощный мотор послушно отозвался, когда Барбара сбавила газ. Она нажала кнопку приемника, и в шум двигателя ворвалась громкая музыка. Наклонившись к рулевому колесу, включила дальний свет.

— Туман сгущается…

— Давай, я сяду за руль, — предложил Чезарио.

— Ничего, я поведу еще немного. Пока еще не очень темно.

Какое-то время молчали. Музыка по радио прервалась, и диктор бойко объявил:

— Сейчас одиннадцать часов. Передаем последние новости из Майами.

Чезарио покосился на Барбару: та внимательно смотрела на дорогу. Голос в приемнике продолжал:

— Убийство Сэма Ваниколы, происшедшее сегодня в плавательном бассейне отеля «Сент-Тропес» около четырех часов дня, ставит правительство в затруднительное положение. Оно полностью лишает окружной суд Нью-Йорка возможности вынести обвинительный приговор четырем лидерам преступного синдиката. Установлено, что во всех случаях убийства свидетелей использовалось одно и то же оружие — стилет. Этот род кинжала — излюбленное орудие мести в средневековой Италии. Особенно часто им пользовались убийцы во времена правления Борджиа. Лезвие стилета устроено таким образом, что, произведя внутреннее кровотечение, оно заставляет рану закрыться, когда оружие вынуто из жертвы. Полиция и ФБР придают этому факту большое значение, полагая именно в нем найти ключ к установлению личности убийцы. Или группы убийц. Тем временем в Вашингтоне…

Чезарио потянулся и выключил радио.

— Только тоску наводит, — проговорил он со смешком. — Все преступления да убийства. Будто больше и новостей никаких…

Барбара молча вела машину. Он снова засмеялся.

— Ты не спишь? Очнись! Ты же за рулем!

— Я не сплю.

— Это хорошо. Так мне спокойней.

— Просто я думала…

— О чем?

— О человеке, который умер в бассейне… Почемуто мне захотелось представить себе, каким он был. Быть может, я видела его, а он — меня…

— Странная ты. Что это тебе вздумалось? Она по-прежнему смотрела на дорогу.

— Как знать, если бы мы заговорили друг с другом, я, может быть, могла бы его предупредить… предостеречь…

Он снова засмеялся:

— О чем?! Ты же не знала, что произойдет?

Она коротко взглянула на него и снова уставилась на дорогу.

— Я могла бы рассказать ему про Ангела Смерти, про то, как он преследовал нас в Нью-Йорке, в Лас-Вегасе, потом — в Майами… — Она зябко передернула плечами. — Тебе не кажется, Чезарио, он попрежнему с нами?

— Мне кажется, ты бредишь, — хохотнул он, — лучше давай-ка поменяемся местами, и я поведу машину, а то ты чересчур разволновалась из-за пустяков.

Барбара молча включила указатель поворота и стала тормозить. Машина выехала на обочину и остановилась.

— Вот умница. Я лучше знаю эту дорогу. Впереди узкий мост. Да и туман сгустился.

— Пожалуйста, веди сам. Только осторожней.

— Я буду крайне осторожен! — он привлек ее к себе и поцеловал. Ее губы были холодны, как лед.

— Будь ты и вправду Ангел Смерти, мне не страшно, — выдохнула она. — С тобой я испытала такое счастье…

Теперь он не смог удержаться от вопроса:

— А как бы ты поступила, будь я им на самом деле?

Смятение пронеслось в ее глазах.

— Похоже, теперь бредишь ты…

Ему не удавалось избавиться от подозрений. Могло ли это быть пустой болтовней? Вдруг она догадывается? Или может — знает?

— А ведь я действительно мог совершить все эти убийства, — задумчиво проговорил он. — Они случались всюду, где мы появлялись.

Она посмотрела на него долгим взглядом и нерешительно улыбнулась.

— Так же, как и многие другие. Ей-богу, Чезарио, я начинаю думать, что ты не менее сумасшедший, чем я!

Он засмеялся и стал выбираться из машины. Обойдя вокруг, подошел к левой дверце и нагнулся к Барбаре.

Та вынула губную помаду и повернула к себе зеркальце.

— Пожалуйста, посвети мне, а то я неровно накрашу. Он щелкнул зажигалкой. Неровное пламя выхватило из темноты се лицо. Будто что-то почувствовав, она подняла глаза.

— Чезарио, ты что так смотришь?

— Ты страшно красива, — осевшим голосом проговорил он.

— Тогда поцелуй меня, пока я не накрасила губы, — улыбнулась она. Он потянулся к ней — теперь ее губы были теплы и нежно отвечали ему.

— Мне страшно, Чезарио, — выдохнула она, — кажется, я люблю тебя сильнее, чем мне бы хотелось… И мне все равно, кто убил тех людей — ты или кто-то другой.

Он распрямился. Барбара повернулась к зеркалу, поднося к губам помаду. На шее, там, где легкие локоны свивались в кольца, виднелась белая полоска от купальника. Он занес правую руку, держа ладонь твердой и плоской, как доска. У него не было выбора. Она слишком много знает. Рука пошла вниз, и он нанес точный, сокрушительный удар ребром ладони.

Пенальчик с помадой пулей вылетел из ее руки, стукнулся о приборную доску, покатился по полу кабины и замер…

Несколько мгновений он стоял, слушая, как бешено грохочет в груди сердце и глядя на недвижное тело. Барбара лежала, навалившись грудью на рулевое колесо, все еще держась рукой за баранку и неестественно повернул голову. Теперь он был рад, что не видит ее лица.

Он быстро огляделся. Убедившись, что шоссе пустынно, обошел автомобиль и сел на прежнее место. Потянувшись, повернул ключ. Мотор отозвался глухим ворчанием. Еще раз оглянулся на дорогу и вынул из рукава стилет и пружинку, на которой он был прикреплен. Сильным движением отбросил оружие подальше от дороги. Из болота, вплотную подступавшего к шоссе, донесся короткий всплеск.

Чезарио включил двигатель и, управляя машиной со своего сидения, вывел ее на середину дороги. Вытянув ногу, он жал на акселератор. Автомобиль разогнался до восьмидесяти миль в час. Неподалеку Должен быть мост.

Едва в тумане показались его контуры, Чезарио столкнул Барбару на пол и подобрал под себя обе ноги. Машина с бешеной скоростью неслась прямо на бетонное ограждение моста.

В тот миг, когда машина с грохотом врезалась в парапет, Чезарио, изогнувшись, прыгнул вперед и, описав в воздухе дугу, упал в реку. Ледяная черная вода сомкнулась над его головой.

Дыхание перехватило. Он погружался все глубже и глубже, чувствуя, как разрываются легкие, неистово барахтаясь, пытаясь вынырнуть. Водоросли цеплялись, тянули вниз. В тот миг, когда уже казалось — все кончено, он вдруг увидел небо. С трудом превозмогая боль и холод, сковывавший тело, он греб к берегу. Ноги коснулись дна. Он опустился на колени и ползком стал выбираться из воды. Рот был полон жидкой грязи, расцарапанное лицо жгло, будто огнем. Выбиваясь из сил, добрался до берега. Судорожно цепляясь за землю, прополз еще пару шагов и наконец упал, ткнувшись лицом в мокрую глину. Равнодушная ночь сомкнулась над ним.

Глава десятая

Беккет сидел в кресле, подавшись вперед и остановившимся взглядом глядя в окно. Белесое зимнее солнце освещало строгие силуэты высотных домов.

Сэм Ваникола был убит три дня назад. Лишившись последнего свидетеля, они остались ни с чем.

Беккет медленно распрямился и посмотрел на сидящих за столом коллег. Это были капитан Стрэнг из полиции Нью-Йорка, Джордан из Лас-Вегаса и Стенли из Майами.

Стиснув кулаки, Беккет тяжело оперся на стол и обреченно вздохнул.

— Ну вот и все, парни, — проговорил он хмуро. — Только поймите меня правильно… Я никого не обвиняю. Ошибка моя, я и буду отвечать. Завтра утром лечу в Вашингтон. Сенатор Брайтон требует от бюро отчета, и шефу нужен мой персональный доклад…

— Что ты станешь говорить, Джордж? — спросил Стенли.

— Что я могу сказать? — отозвался Беккет. — Ему уже все известно. — Он ткнул пальцем в пакет, лежащий перед ним на столе. — Здесь прошение о моей отставке.

— Не пори горячку, — посоветовал Джордан. — Не думаю, что шеф собирается снять с тебя скальп.

Беккет невесело улыбнулся.

— Не будь так наивен, Тэд. Ты же знаешь, он не терпит провалов.

В комнате повисла тишина. Беккет машинально нажал кнопку диапроектора, стоящего перед ним на столе. На стене появилось изображение толпы, собравшейся у входа в зал суда.

— Что это? — спросил Джордан.

— Фотографии, сделанные репортерами, когда мы сопровождали в суд Динки Адамса, — равнодушно пояснил Беккет и снова нажал кнопку. Изображение на стене сменилось. — Я уже сотни раз их видел, — добавил он, — все надеялся что-то найти… Бесполезно, — он махнул рукой. — В тот момент, когда было надо, никто ничего не снимал.

— Постой-постой… — Стенли вскочил. — Ну-ка, верни предыдущий снимок…

Беккет нажал клавишу, и Стенли подбежал к стене, разглядывая изображение.

— Джордж, — взволнованно проговорил он, — а нельзя ли увеличить вот этого господина в зеленой альпийской шляпе?

Беккет саркастически засмеялся:

— Она не зеленая! Это просто пятно на стене.

— Нет, Джордж, — вмешался Стрэнг, — она зеленая. Я вспомнил! В тот день я видел ее в толпе.

Беккет сменил объектив, и теперь на стене было только одно лицо, вернее часть его, да и то в неудачном ракурсе… Но по поводу шляпы сомнений не оставалось: она была бутылочного цвета.

— Я видел эту шляпу, — сказал Стенли.

— Таких шляп — тысячи, — скривился Беккет.

— Шляп — да, но не лиц под ними, — вдруг возразил Джордан. — Мне знакомо это лицо. — Все разом повернулись к нему, и он продолжил: — Это князь Кординелли — известный автогонщик. В Лас-Вегасе он сидел за столом как раз напротив нас. С ним была девушка — ее я тоже узнал. Она позирует для рекламы косметики фирмы «Огонь и дым». Ее зовут Барбара Ланг.

— Точно, я тоже их видел, — снова подал голос Стенли, — они были в «Сент-Тропесе». И эту шляпу я видел тоже. Я был в вестибюле, когда они приехали. Князь справлялся у портье насчет комнат, и на нем была именно эта шляпа.

Беккет оторопело уставился на них.

— Что ж, может статься, еще не все потеряно, — наконец пробормотал он и схватил телефонную трубку. — Подготовьте полное досье на князя Кординелли. От рождения — до вчерашнего дня. Немедленно!

Повесив трубку, он повернулся к коллегам. Мысль лихорадочно работала.

— Кто-нибудь знает, где он теперь?

Стрэнг вынул из кармана сложенную газету и, развернув ее перед Беккетом, показал заголовок в верхнем углу: «Завтра знаменитый автогонщик выйдет из госпиталя». Ниже была помещена фотография и краткое описание несчастного случая на государственном шоссе, в результате которого погибла девушка.

Беккет отодвинул газету и озадаченно присвистнул.

— Да-а… Если он и есть тот самый Стилет, которого мы разыскиваем, плохи наши дела. Такого на слове не поймаешь… Да и на свидетелей рассчитывать не приходится, насколько я понимаю…

* * *

Беккет стоял на Парк-Авеню перед огромной витриной. За толстым стеклом красовались роскошные новенькие автомобили иностранных марок. На стекле входной двери он рассмотрел надпись, выложенную маленькими серебряными буквами: «Чезарио Кординелли. Импорт автомобилей».

Толкнув дверь, Беккет вошел. В салоне было несколько посетителей, осматривающих автомобили. Беккет присоединился к ним. Вскоре к нему подошел продавец — высокий человек с густой серебристой шевелюрой, одетый в светлый пиджак с небольшим цветком на лацкане. Он больше походил на биржевого дельца, чем на продавца автомашин.

— Чем могу быть полезен, сэр? — спросил он безукоризненно вежливым голосом.

Беккет мысленно улыбнулся, сравнив это вышколенное обращение с поведением разухабистого ирландца, у которого он сам когда-то покупал машину.

— Мне необходимо повидаться с мистером Кординелли.

На вежливой физиономии продавца отразилось разочарование.

— Мистер Кординелли здесь не бывает, — молвил он надменно.

— Вот как? — улыбнулся Беккет. — Тогда, быть может, вы подскажете, где я могу его найти?

— Не имею представления! — произнес продавец. — Впрочем, вы можете справиться об этом в его конторе.

— А могу я узнать, где это находится? — Беккет говорил учтиво. Благодаря многолетнему опыту общения со снобами, он знал — при подобных расспросах они, будто устрицы, прячутся в свои раковины.

— На пятнадцатом этаже. Вот та дверь, — продавец указал на выход в глубине зала, — ведет к лифтовому холлу.

— Большое спасибо.

— Не за что, — и продавец с дежурной улыбкой прошествовал к другому посетителю.

Беккет прошел через коридор и стал ждать лифта. Это было одно из новейших зданий на Парк-Авеню, сплошь оборудованное автоматикой. Даже лифт был оснащен музыкальной сигнализацией. Кординелли был действительно богатый человек. Что же заставило его связаться с мафиози?

Беккет вспомнил, какое разочарование было на лице у Стрэнга, когда они прочли досье Кординелли.

— Не знаю, за что здесь можно зацепиться, — с сомнением качал он головой. — Этот парень имеет все: деньги, титул, славу, военные награды. Что у него общего с этой шайкой?

И все же в деле князя было нечто, выходящее за рамки жестких фактов, зафиксированных в документах. Была какая-то неясность, недоговоренность. Что-то в нем озадачивало.

Взять, к примеру, его военную биографию. Кординелли сотрудничал с союзниками, готовя подполье к высадке союзных войск в Италию. За это он был награжден медалью. Однако он убил пять человек из числа тех, с кем имел дело, тогда как другие агенты, а их было более двадцати, подтверждали необходимость ликвидации лишь четырех из них. А дело об убийстве его дяди? Правда, сам Кординелли в момент убийства был далеко от него, и все же… Совершенно разоренный в результате войны, после смерти дяди он разом обрел и богатство, и влияние…

Постоянное участие в автогонках, казалось, просто не оставляло ему времени, чтобы связаться с преступным подпольем. Но и тут все было далеко от ясности. Например, Кординелли участвовал в гонке, когда разбился насмерть де Портаго. Именно тогда князь был наказан за безумную неосторожность при вождении машины. Впоследствии он также неоднократно получал предупреждения. Дважды ему прямо ставили в вину гибель его соперников, которых он вынудил подвергнуться смертельному риску.

Однако явных признаков связи с международной мафией найти не удавалось…

Лифт остановился, и двери отворились. Беккет вышел в мягко освещенный холл, по стенам которого были развешены огромные фотографии автомобилей разных марок. Девушка-клерк поднялась ему навстречу из-за столика в дальнем углу.

— Чем могу вам помочь, сэр? — спросила она.

— Мне необходимо встретиться с мистером Кординелли.

— Вам назначено?

Беккет отрицательно покачал головой.

— Могу я узнать, по какому делу? — поинтересовалась девушка.

— По личному, — коротко ответил Беккет. На ее лице появилось разочарование.

— Я узнаю, здесь ли князь, — пообещала она, искусно вплетая в голос высокомерные нотки.

Беккет стоял и покорно ждал, пока она вполголоса что-то выясняла по телефону.

Наконец девушка снова обратилась к нему:

— Если будете так любезны и подождете несколько минут, к вам выйдет секретарь князя Кординелли, мисс Мартин. Она поговорит с вами.

Беккет подошел к ближайшему креслу и устроился поудобней. Рядом на столике лежала кипа красочных буклетов и журналов с автомобилями на обложках. Лениво взяв один, он принялся его перелистывать. Вскоре соседняя дверь отворилась, и вышла девушка. Приблизившись к нему, она представилась:

— Я мисс Мартин, секретарь князя Кординелли, — она вежливо улыбнулась. — Без предварительной договоренности о встрече князь никого не принимает. Могу я чем-нибудь помочь вам?

Не обращая внимания на пристальный взгляд девушки-клерка, Беккет вынул из кармана удостоверение агента ФБР и протянул мисс Мартин.

Та взглянула и быстро подняла на него глаза.

— Мне очень жаль, если я побеспокою князя, — ободряюще улыбнулся он. — Однако есть несколько неотложных вопросов. Князь мог бы помочь нам их прояснить.

Мисс Мартин вернула удостоверение.

— Если вам нетрудно, подождите, пожалуйста. Я узнаю, можно ли устроить вам встречу, — сказала она и исчезла за дверью, Беккет снова уселся в кресло.

Через пять минут она вернулась и пригласила его следовать за ней.

Беккет прошел через огромную рабочую комнату, где сидели за столами несколько мужчин и молодых женщин, занятых конторской работой. Обычная комната обычной деловой конторы. Они вошли в другую комнату, где стоял один-единственный стол. За ней находился кабинет Кординелли.

Окинув взглядом обстановку, Беккет невольно поднял брови: подлинная старинная мебель и люстры, искусно сложенный камин из плит настоящего итальянского мрамора… На каминной полке — кубки и призы за победы в автогонках. Кроме них ничего здесь не напоминало о деловом предназначении помещения. В комнате не было даже стола.

Кординелли поднялся из комфортабельного кресла, расположенного рядом с телефонным столиком, на котором, кроме аппаратов, лежала только бумага для записей. Он протянул Беккету руку.

— Чем могу служить, мистер Беккет? — спросил он и жестом указал на кресло.

Беккет подождал, пока уйдет секретарша, сел и несколько мгновений рассматривал человека, сидящего напротив.

Князь держался превосходно: безмятежный взгляд, спокойная доброжелательная улыбка. Весь его вид выражал лишь вежливое внимание и легкое любопытство, вызванное визитом агента ФБР. Но это только подтверждало впечатление, которое Беккет составил себе, знакомясь с документами князя. Если он и есть тот самый Стилет, ему не составит труда выглядеть спокойным в подобной ситуации.

Беккет невольно улыбнулся. Заметив это, Чезарио взглянул вопросительно. Беккет подумал, что каждый, кого он встречал здесь, неизменно спрашивал, не может ли он чем-нибудь помочь. Даже Кординелли. Беккет по опыту знал: чем усердней человек предлагает свою помощь, тем меньше приходится ожидать ее на деле. Отвечая на вопросительный взгляд хозяина, Беккет сказал:

— Мне подумалось, мистер Кординелли, насколько ваш кабинет превосходит удобствами все офисы, в каких мне приходилось бывать до сих пор…

— Да, это так, — улыбнулся Чезарио, — мне нет нужды ни в технике, ни в конторской рутине, и я могу себе позволить такой кабинет, какой мне нравится. Я люблю комфорт и красивые вещи.

Беккет начинал лучше понимать, с кем имеет дело. Не было смысла говорить обиняками… Похоже, князь мог часами ходить вокруг да около, не чувствуя при этом ни малейшей неловкости.

— Мне сказали, вы вполне оправились после несчастного случая?

Чезарио коротко кивнул.

— Да, спасибо. Со мной все в порядке.

— Это было тяжелое потрясение?..

— Гораздо больше, чем потрясение, — строго и медленно проговорил Чезарио, будто подбирая в уме английские слова. — Это была трагедия. Я никогда не перестану проклинать себя за то, что допустил это.

— Вы хотите сказать, что могли предотвратить несчастье? — быстро спросил Беккет.

Мгновение ему казалось — в глазах Чезарио блеснула искра насмешки.

— Я думаю, да, — ответил он серьезно. — Я не должен был разрешать ей садиться за руль. Такая мощная машина не для нее…

Беккет сообразил, что теперь ему многое стало известно. Как он и предполагал, представив возможность для дальнейших расспросов, не обнаружив при этом собственных подозрений.

— Я рад, что для вас все обошлось благополучно, — вежливо сказал он. — Теперь, если позволите, перейдем к делу?

— Конечно.

— Из газетных сообщений о несчастном случае, происшедшем с вами, — начал Беккет, — мы узнали, что на прошлой неделе вы побывали в «Махарадже» в «Лас-Вегасе» и отеле «Сент-Тропсе» в Майами.

— Да, верно, — подтвердил Чезарио.

— Кроме того, нам стало известно, что на прошлой неделе в понедельник утром вы были в федеральном суде на Фолен-сквер в Нью-Йорке.

— Совершенно верно! Ваши люди прекрасно осведомлены.

— Вы не догадываетесь, почему я называю именно эти места.

— Было бы глупо с моей стороны изображать неведение. Я ведь читаю газеты.

— Стало быть, вам известно, что именно там были убиты свидетели, проходившие по делу о преступном синдикате.

— Конечно. Правда, я не совсем понимаю, чем я могу быть вам полезен в связи с этими событиями…

Беккет пристально глядел на него.

— Что вы делали в суде в тот день? Чезарио отвечал спокойным и ясным взглядом.

— Я полагал, вы знаете и это. — Он коротко засмеялся. — Я заехал туда, чтобы получить документы об оформлении моего гражданства.

— Иммиграционный отдел находится на первом этаже, — возразил Беккет. — Вас же видели на третьем — в холле у входа в зал заседаний.

Чезарио снова засмеялся.

— Все очень просто. Я зашел в уборную на первом этаже, но там было занято. Мне сказали, что есть еще туалет на третьем. Но там я увидел толпу и снова спустился вниз.

— Видели вы что-нибудь необычное, когда были на третьем этаже?

— Все, что там творилось, было не совсем обычно… Но если вы имеете в виду какой-то инцидент… Нет. Ничего такого я не заметил. Просто была толпа людей, сквозь которую мне пришлось пробираться, чтобы попасть на лестницу. Вот и все.

— Скажите, почему в Лас-Вегасе и Майами вы выбрали именно эти отели, а не другие?

Чезарио поднял брови.

— Видите ли, мистер Беккет, отели — дело вкуса. — Он улыбнулся. — Я говорил вам уже, что люблю комфорт. Везде, где мне доводится останавливаться, я выбираю лучшие гостиницы. — Он вынул сигарету из пачки, лежащей на столе. — В данном случае с моей стороны так же позволительно спросить: почему именно эти отели были выбраны для проживания в них свидетелей?

— Вы кого-нибудь из них видели?

Прикуривая сигарету, Чезарио отрицательно покачал головой.

— Насколько я понимаю — нет. Впрочем… Я ведь не знаю, как они выглядели. — Подумав немного, он добавил: — Постойте… Не могу сказать наверняка, но в Вегасе я и мисс Ланг уходили из казино как раз в тот момент, когда оттуда выносили какого-то человека.

— Это был один из свидетелей.

— Гм… Жаль, если б я знал, пригляделся бы внимательней…

— Не сохранилось ли у вас в памяти что-нибудь… м-м… необычное, что привлекло ваше внимание?

— Я сожалею, мистер Беккет… Я был на отдыхе, в обществе красивой девушки. И не обращал внимания ни на что другое. Боюсь, ничем не могу вам помочь.

Беккет понимал, что разговор зашел в тупик. Пытаться прижать этого господина бесполезно. Не тот случай. Беккет поднялся и внезапно увидел за креслом Чезарио два скрещенных маленьких кинжала.

— Что это?

Чезарио даже не обернулся.

— Стилеты, — невозмутимо ответил он.

Беккет подошел к стене. Оружие казалось тусклым из-за слоя покрывавшей его паутины.

— Стилеты? Все свидетели были убиты именно такого рода оружием…

— Да, я читал, — безмятежно подтвердил Чезарио.

— Давно они у вас?

— Фамильное наследство. В моей нью-йоркской квартире собрана целая коллекция. Да и дома в Италии — тоже. Стилет был излюбленным оружием Борджиа. А эта семья числится среди моих предков.

— Понимаю… Вы, должно быть, знаток этого оружия?

— Я надеюсь, — Чезарио довольно улыбнулся. — Однако оружие, как и многое другое в нашем мире, подвластно изменчивой моде… Так что в современном обществе подобные знания практически невозможно ни применить, ни усовершенствовать…

Он встал и, сняв со стены один из клинков, передал его Беккету.

— Те игрушки, что мы продаем внизу, — он указал на пол, — за месяц убивают больше людей, чем все стилеты за многие сотни лет, с тех пор как они впервые появились во Флоренции.

— Не могу не согласиться с вами, — кивнул Беккет, разглядывая тонкое изящное лезвие. Потом поднял взгляд на его владельца… И вдруг его осенило!

— Послушайте, ведь вы тот самый Кординелли, который одно время был чемпионом Италии по фехтованию?

— Да. Я увлекался фехтованием с детства. Еще один старинный вид спорта. А вы тоже фехтовальщик?

— Было такое… Я выступал за спортивную команду колледжа.

Беккет осторожно положил стилет на телефонный столик.

— Ну что ж, мне пора. Благодарю вас, мистер Кординелли.

— Я просто в отчаянии, что не смог ничем вам помочь, — вежливо ответил Чезарио.

Дверь за Беккетом затворилась и почти сразу открылась вновь: в кабинет вошла мисс Мартин. Стилет все еще лежал на телефонном столике.

— Что ему было нужно? — спросила она тем фамильярным тоном, какой приходит с годами совместной работы.

Чезарио взял стилет, повесил на место и с улыбкой обернулся к секретарше.

— Кажется, я был недостаточно осторожен, выбирая место своего отдыха.

* * *

Беккет тяжело опустился в кресло.

— Крепкий оказался орешек, — досадливо проговорил он.

Можно подумать, вы собирались раскусить его с ходу, — усмехнулся Стрэнг.

Да нет, конечно. Однако теперь я окончательно убедился, что этот парень и есть Стилет.

— Быть уверенным и уметь доказать — разные вещи, — хмыкнул Стрэнг.

— Взгляни-ка, — Беккет протянул ему пачку фотографий разбитого автомобиля. — Прислали из Флориды.

Стрэнг бегло просмотрел снимки.

— Ну и что?

— Обрати внимание, как девушка затиснута под рулем. А теперь смотри сюда. Приборную доску в щепки разворотило двигателем. Видишь, его вынесло почти на самое сиденье… Если бы Кординелли действительно, как он утверждает, спал в момент крушения, ему непременно раздавило бы ноги. И уж никак не могло выбросить из машины!

— Знаешь, могло быть все что угодно! — отозвался Стрэнг. — Я повидал достаточно автокатастроф и могу сказать…

— В принципе — ты прав. Только бьюсь об заклад, что Кординелли сидел, поджав под себя ноги, и, когда автомобиль врезался в перекрытие, прыгнул вперед.

— А что же девушка? Ведь она вела машину! Беккет поднял на него глаза:

— Она действительно сидела за рулем. Однако это все, что мы можем утверждать.

— Ничего тут не докажешь, — продолжал Стрэнг.

— Кто же спорит? Сейчас действительно нельзя ничего доказать, — согласился Беккет. — Однако у меня есть мысль.

— Сесть ему на хвост?

— Пустая затея… В кругах, где вращается этот парень, любой, кого ни пошли, будет как бельмо на глазу. Сразу такое поднимется — сам будешь не рад. Ты же знаешь, когда дело касается всякой знати, шеф бывает предельно осторожен.

— И что же ты придумал? Беккет широко улыбнулся.

— Прежде всего, в прессу должны просочиться сведения, что он был допрошен в связи с этим делом. Во-вторых, нужно найти человека, который в достаточно близких отношениях с нашим подопечным и сможет узнать что-нибудь существенное для нас…

— У тебя есть кто-то на примете?

— Именно. Подсунем ему настоящую леди из общества, интересующуюся автогонками, которая могла бы заморочить ему голову. Я тут нашел одну мадам…

— Но если Кординелли действительно тот, кого мы ищем, — ей грозит серьезная опасность…

— Ничего. Уверен, что она приберет его к рукам, — ухмыльнулся Беккет. — Я видел ее досье. Можешь мне поверить — уж если она нам не поможет, этого не сделает никто.

Глава одиннадцатая

Чезарио вошел в отдельную каюту, похожую на просторную гостиную в роскошном особняке, и остановился в дверях, пытаясь среди многочисленных гостей взглядом разыскать хозяйку. Сделать это было не так-то просто, однако она сама заметила его, едва он вошел, и устремилась навстречу, протягивая руки.

— Чезарио, мальчик мой дорогой, — растроганно говорила она, пока он целовал ей руки, — как я рада, что вы пришли!

— Я бы скорее умер, чем отпустил мадам в плаванье не простившись.

Она ласково улыбалась: темные блестящие глаза, шапка густых седых волос, низкий бархатный голос… Тот самый голос, который неделю назад Чезарио слышал по телефону.

— Он будет в соседней каюте, — между тем шепотом сообщила она. — Между ванными комнатами есть общая дверь. Он появится там через десять минут.

Чезарио не успел ответить. Она уже спешила к новому гостю, входившему в гостиную.

— О, благодарю вас! Какие роскошные цветы!

— Несказанно рад видеть вас… — дальше Чезарио не слышал, их голоса потонули в общем шуме.

Когда-то хозяйка была очень красивой женщиной, известной среди сильных мира сего. По сей день ее имя упоминают в разговорах о всевозможных титулованных особах и блестящих приемах и балах. Теперь она целиком и полностью находилась во власти дона Эмилио.

Чезарио не спеша направился к двери, ведущей в ванную. За спиной слышался громкий смех хозяйки. Многие ли из тех, кто здесь был, испытывали симпатию к этой женщине? Пожалуй, прежде надо было спросить: был ли здесь хоть один человек, который чувствовал себя в своей тарелке?

* * *

Дон Эмилио кутался в плащ, прячась от пронизывающего ветра, дувшего со стороны Гудзона. Он только что вышел из автомобиля и, ожидая телохранителей, выбиравшихся следом за ним, смотрел на судно.

— Сюда, — сказал один из них, указывая на пирс.

— Я знаю, — скривился Маттео.

Они прошли на пирс и поднялись по сходням.

Сухонький стюард проводил их по коридору палубы первого класса. За дверью одной из кают раздавались звуки шумного веселья. До отхода «Италии» оставалось менее часа.

Стюард открыл соседнюю дверь.

— Это здесь, синьоры!

Эмилио вошел, парни последовали за ним. В углу поблескивал бутылками маленький бар. Стюард остановился на пороге.

— Синьор прикажет что-нибудь еще?

— Все отлично! — Маттео сунул ему купюру. Поклонившись, тот скрылся за дверью.

Телохранители огляделись.

— А вы неплохо устроились, — заметил старший. Маттео усмехнулся.

— Коль уж выбирать, так лучшее. Вы что же думали, я поеду в какой-нибудь дрянной каюте, которую бесплатно предоставит правительство?

Они засмеялись в ответ.

Эмилио откупорил бутылку и, плеснув себе немного, выпил.

— Хорошая штука — виски. Согревает. Ветер на пирсе отвратительный. Угощайтесь, ребята!

Те довольно переглянулись.

— Что ж, — опрокинем по стаканчику, — сказал старший и направился к бару.

Эмилио вынул еще бутылку. Потом снял пальто и бросил в кресло.

— Эх, старость — не радость, — бормотал он. — Моя начинка теперь уж не та, что раньше… Зайду-ка я в уборную.

Он отворил дверь в ванную. Младший из телохранителей стал рядом, и Эмилио отступил на шаг, предлагая ему заглянуть.

— Думаешь, я прячу там красотку? — усмехнулся он. — В мои-то годы — в самый раз…

Парень заглянул в ванную и вышел с глуповатым видом.

— Все о'кей, — сказал он.

— Спасибо, — скривился Маттео. Запирая за собой дверь, он ворчал: — Иногда мужчине надо побыть в одиночестве…

Телохранители остались одни. Из соседней каюты донеслись оживленные голоса и взрыв смеха.

— Кажется, у соседей настоящая пьянка! — заметил младший, наливая виски.

— У кого тугой кошелек, может себе позволить…— старший поднял бокал.

— Твое здоровье, — отозвался младший и, выпив, добавил: — Хорошее виски!

Старший горько усмехнулся.

— Как говорит Маттео, коль уж выбирать, так лучшее!

— Эх! — младший махнул рукой. — На преступлениях не разбогатеешь…

* * *

Маттео подошел к ванной и повернул кран. Немного подождал, прислушиваясь. Из-за тонкой перегородки был слышен разговор его людей. Маттео приблизился к двери в соседний отсек. Она была заперта.

Он тихонько поскребся в дверь.

— Чезарио! — позвал еле слышно.

В ответ послышалось легкое царапанье. Эмилио быстро открыл шкафчик-аптечку, пошарил рукой и вынул ключ. Открывая дверь, услышал, как по ту сторону щелкнула задвижка. В следующее мгновение в комнату проскользнул Чезарио. Заперев за собой, он обернулся к Маттео.

— Дон Чезарио! Племянник мой! — улыбнулся Эмилио.

Чезарио тоже изобразил улыбку.

— Дон Эмилио! Мой дядя! Они обнялись.

— Сколько лет, сколько зим… — говорил Эмилио. Чезарио вежливо кивал.

— Ты хорошо все сделал, мой племянник, — шептал Маттео. — Я горжусь тобой.

— Я исполнил свою клятву, дон Эмилио.

— Да, да. Семья будет рада, когда я расскажу о тебе. Теперь, мой племянник, тебе настало время занять в совете достойное место…

Чезарио вдруг отстранился.

— Дон Эмилио, я готов сохранять в силе наш договор… Однако с Братством я не хочу иметь никаких дел.

На лице Эмилио отразилось крайнее удивление.

— Но ведь ты обретешь богатство, которое тебе и не снилось!

— Мне довольно того, что я имею. Маттео пристально смотрел на него.

— Общество расценит это как прямое оскорбление.

— Но у меня нет намерений кого-то оскорбить! Прошу вас объяснить им. Повторяю, я обязуюсь и в дальнейшем выплачивать свой долг, но не более.

— Те трое, что были со мной на суде, уже просили разрешения убрать тебя, — шептал Маттео. — Они прочли в газетах, что тобой заинтересовались власти, и считают, ты представляешь для нас опасность.

— Старые бабы, — презрительно бросил Чезарио. — Власти ничего от меня не добились и не добьются.

— Однако они всерьез встревожены.

— Да объясните вы на Совете: нечего им бояться! Мне ничего от них не нужно, пусть оставят меня в покое!

— Я выполню твою просьбу, мой племянник, однако будь осторожен. С этими людьми шутить не стоит…

— Буду осторожен, дон Эмилио, — Чезарио ухмыльнулся. — Но в таком случае им тоже придется поберечь свои головы.

— Хорошо. Я поговорю с ними. Чезарио кивнул.

— Когда мне ждать от вас вестей?

— Через две недели. Я сообщу тебе решение Совета во время соревнований в Мехико. Поедешь туда на «Феррари». Твой механик задержится в Италии. За день до гонок тебе придет телеграмма, что механик заболел. Вместо него я пришлю другого. Он передаст мои инструкции.

Чезарио согласно кивнул.

— Если передумаю, оставлю записку в ресторане «Четвертинка луны» в Гарлеме, как обычно.

— Вот и ладно, — Эмилио улыбнулся.

Они обменялись рукопожатиями и снова обнялись.

— Я умру за тебя! — проговорил Эмилио.

— Я умру за тебя! — ответил Чезарио так же серьезно, затем он вышел и закрыл за собой дверь.

Щелкнула задвижка. Маттео повернул ключ и положил в аптечку. Он завернул кран в ванной и в задумчивости пошел в каюту. Отказавшись вступить в Общество, Чезарио сам себя приговорил. Теперь Эмилио придется думать, как привести приговор в исполнение… Ситуация изменилась, и плохо было лишь то, что остальные ничего об этом не знали.

* * *

Есть в Манхэттене, на Ленсингтон-авеню ресторанчик — нигде не отведаешь бифштексов вкуснее, ароматнее и сочнее, чем там. А спагетти готовят даже лучше, чем в Италии. Само собой, цены такие, что случайному прохожему станет, пожалуй, нехорошо от стоимости одного бутерброда с маслом. Обедать здесь могут лишь те, кто в состоянии заказать зеленый салат из хрустящих новеньких долларов, для пикантности приправленных золотом.

Большой Датчанин запихал в рот изрядный кусок нежнейшего в мире бифштекса и принялся жевать. На стол капнула подлива — он собрал ее кусочком хлеба и отправил вдогонку за мясом. Он посмотрел на своих приятелей и пробубнил:

— Чихать мне на ваши рассуждения, вот что я скажу. Прихлопнуть его — и дело с концом!

— Да ведь еще неизвестно, тот ли он, за кого мы его принимаем! Эмилио не сказал, как его зовут…

Большой Датчанин наконец проглотил кусок и взялся за очередной.

— Ну и что с того? У тебя есть время наводить справки? Этого парня допрашивало ФБР! — он уперся в Эллиса Фарго тяжелым взглядом. — Что будет, если они его расколют?

Денди Ник с отвращением смотрел на тарелку. Он не мог есть так много.

— Ох, не нравится мне все это! Эмилио сказал, что, пока он не уладит все дела со Счастливчиком и Джо, мы должны сидеть тихо и ждать.

— Эмилио сказал… Эмилио сказал… — взорвался Большой Голландец. Он с трудом проглотил то, что было во рту, и раздраженно добавил: — Осточертели мне все ваши «Эмилио сказал…». Этот боров сидит в своем теплом хлеву да подсчитывает барыши, а мы тут рискуем своими шкурами. Они что же, думают, раз начали дело, так и вечно будут командовать?!

Денди Ник машинально огляделся: не слышит ли кто.

— Полегче, ребята! Такие слова на ветер не бросают! — проговорил он вполголоса.

Большой Датчанин презрительно посмотрел на него.

— Да почем вы знаете, может, мы давно у них на мушке, и именно этому парню поручено нас убрать! Известно же, как эти свиньи держатся за свои хвосты!

Денди Ник промолчал и посмотрел на Эллиса. Тот ел, уткнувшись в тарелку. Чуть погодя он отложил нож и вилку, поднял на товарищей глаза и увещевающе начал:

— Вы представляете, какая поднимется вонь, если мы будем действовать самостоятельно? Это же не какой-нибудь рядовой вышибала из твоих дурацких союзов, Датчанин. Он важная птица!

— Верно, — поддержал его Денди Ник, — и потом, может, он вовсе и не Стилет. Тогда нам вообще ничего не угрожает… В любом случае надо сообщить Эмилио. Узнаем, что он скажет, и тогда…

— А я говорю: нечего ждать! — напирал Большой Датчанин. — Пришьем его — и дело с концом!

Он продолжал жевать, не глядя на сотрапезников. Пора принимать решение. Довольно итальяшки посидели у них на шее. Вся организация здесь, все деньги и предприятия — тоже. Хватит уже терпеть! И что они сделают через три тысячи миль, если никто не станет с ними сотрудничать? Жаль, он был в тюрьме, когда пытался освободиться Роджер Тэхи. Большой Датчанин уже все устроил, чтобы с ним встретиться. И парни готовы были выступить против Общества…

У Денди Ника вовсе пропал аппетит. Он отодвинул тарелку. Ясно, что у Датчанина на уме. Он посмотрел на Эллиса. Тот ел, уткнувшись в тарелку. Наверняка он тоже все понимает. Речь шла не просто о каком-то парне, которого надо убрать. Это должно стать началом настоящего переворота в их делах. Денди Ник ощущал себя слишком старым для новой войны.

— А что мы скажем Эмилио? — спросил он, пытаясь оттянуть принятие решения.

Большой Датчанин бросил на него яростный взгляд и снова принялся за еду.

— Подумаем еще… — буркнул он. — Давай, не тяни резину.

— Не знаю, как и быть… — сказал Эллис. — Вспомни, что они сделали с Тэхи. Они двадцать пять лет ждали, чтобы с ним разделаться.

Большой Голландец язвительно усмехнулся.

— Тэхи слишком долго думал! Надо было сразу браться за дело! И потом — тогда было другое время.

— И все же они достали его, — заметил Денди Ник.

— Достали, да! — возразил Большой Голландец. — Но как? Ты вспомни — они натравили на него пару каких-то сопливых щенков, и те так перетряслись, что даже упустили полицейского. Больше они ни на что не способны. Возьмите того же Стилета — он человек со стороны. А за нами — дело! Сейчас нет никого на свете, кто может стать нам поперек дороги. — Бросив нож и вилку, он пальцами подцепил из тарелки кость и помахал ею у приятелей перед носом. — Пора действовать! Когда еще представится такая возможность? Пришить его — и дело с концом!

Эллис посмотрел на Денди, потом — на Большого Датчанина. Уходить от ответа и дальше было бессмысленно.

— Ладно, — согласился он, — пришьем!

Теперь оба глядели на Денди Ника. Тот про себя уже принял решение. Выгода бесспорна. Хвосты были У них в руках — оставалось только отрубить головы. Отсидеться в сторонке не удастся. Стало быть…

— Пришьем! — решился и он.

Большой Датчанин расплылся в довольной улыбке. Первый шаг сделан: все пошли за ним. Стилет — только символ. Мафия — вот что имело реальное значение. Настало время вернуть страну тем, кому она принадлежит по праву, — американцам. Он уже подсчитывал в уме, насколько увеличатся его доходы, если Удастся довести дело до конца. От этих мыслей по спине побежали мурашки. Он поднялся и сверху посмотрел на приятелей.

— Не знаю, как вы, парни, но сегодня первая ночь, когда старуха отпустила меня из дому с тех пор, как я вышел из жестянки. Полетел я к своей птичке…

Те не ответили и, как только он скрылся из виду, молча переглянулись. Денди Ник заказал официанту кофе и, когда тот отошел, обернулся к Эллису. Нужно было немедленно застраховаться. Предстояло сочинить послание Эмилио Маттео.

Глава двенадцатая

Еженедельная встреча в фехтовальном обществе была в полном разгаре. Она происходила на пятом этаже Нью-Йоркского атлетического клуба, расположенного в Центральном парке на южной стороне города. В малом зале слышалось бряцание клинков, легко двигались фигуры в белых рубашках с лицами, закрытыми черными масками.

Рапира Чезарио блеснула в ярком свете и, отбив защиту противника, ткнулась в центр красного кружочка на его белой рубашке, изображающего сердце.

— Туше! — воскликнул противник, поднимая оружие. Чезарио откинул маску и улыбнулся.

— Вы прекрасно работаете, Хэнк, — проговорил он. — Однако вам нужно заняться рукой — кисть слабовата.

Противник тоже снял маску. Он тяжело дышал, но улыбался.

— Вы примете участие в следующих соревнованиях, князь?

Чезарио с сомнением покачал головой:

— Вряд ли. Я собираюсь на автогонки в Мехико и, скорее всего, не успею к тому времени вернуться. Жаль, конечно, но это мой бизнес…

Противник понимающе кивнул.

— Без вас нам придется туго… Однако спасибо за урок.

Чезарио вежливо поклонился.

— Всегда рад с вами встретиться, — проговорил он и обратился к небольшой группе зрителей, стоящих в стороне: — Ну что ж, кто из вас станет моим следующим… как это вы говорите? Голубком? — с улыбкой поддразнил он.

Переглянувшись, те смущенно засмеялись:

— Придется вам подождать, когда появится Фортини, — ответил один из них. — А мы — не вашего разряда.

— О'кей. Тогда… — Чезарио принялся отшнуровывать маску, но тут в дверях раздался голос:

— Если вы не против, я попытаюсь составить вам партию.

Чезарио оглянулся: на пороге в своей полицейской форме стоял Беккет. Он улыбался.

— А… мистер Беккет, — как ни в чем не бывало отозвался Чезарио. — Пожалуйста, сделайте одолжение!

Беккет приблизился к стойке, выбрал рапиру и взмахнул ею в воздухе, освобождая кисть. Затем, перехватив клинок левой рукой, правую протянул Чезарио. Тот принял рукопожатие. Ладонь Беккета была твердой.

— Когда я узнал, князь, что вы — член нашего клуба, не мог одолеть искушения скрестить шпаги с одним из лучших фехтовальщиков нашего времени…

Чезарио медленно улыбнулся.

— Вы очень любезны, мистер Беккет. Я польщен. Хотите несколько минут, чтобы согреться?

— Нет, спасибо. Я теперь в хорошей форме и, надеюсь, смогу предоставить вам несколько интересных мгновений.

— Не сомневаюсь в этом, — учтиво отвечал Чезарио. Они вышли на свободную площадку и заняли исходную позицию.

— А я не знал, что вы тоже член клуба… Беккет улыбнулся.

— К сожалению, я слишком редко здесь бываю. Моя работа почти не оставляет времени… — Он опустил маску. — Готовы?

— Да. — Чезарио тоже надел маску, и рапиры скрестились.

— Защищайтесь! — воскликнул Беккет.

Он сделал выпад, и Чезарио, отступив, отбил его. Чезарио сразу понял, что имеет дело с мастером. Ожидая новой атаки, он усмехнулся под маской. Кое-что в этой встрече его забавляло.

Возле них мгновенно собралось множество зрителей, будто все разом ощутили необычное напряжение этого боя. Чезарио парировал выпад за выпадом, медленно отступая под натиском противника. Среди зрителей пронесся шепоток: казалось, князь сдает позиции.

Почувствовав уверенность, Беккет нападал снова и нова. Что ж, не так страшен черт, как его малюют…

Еще удар — и Чезарио поймал его рапиру в замок. Беккет попытался освободиться, но не тут-то было. Беккет что было сил толкнул противника, но тщетно. С таким же успехом можно пытаться опрокинуть стальную стену. Внезапно Беккет понял, что Кординелли с ним попросту играет… И в ту же секунду мощный толчок отбросил его на несколько шагов. Он едва успел отбить последовавший затем простой удар и тут же ответил ложным выпадом. Мгновенно изменил направление клинка, но застать противника врасплох не удалось. Чезарио весело рассмеялся:

— Очень хорошо! — его голос из-под маски звучал покровительственно. — Маэстро Антонелли?

— Да, — отозвался Беккет, с утроенным вниманием следя за князем. — Рим. Пятьдесят первый год.

— Мои комплименты! — проговорил Чезарио и перешел в атаку. — Синьор Антонелли — превосходный учитель!

Теперь Беккет непрерывно оборонялся, атаковать не оставалось времени. Он с трудом нашелся, чтобы пошутить в ответ:

— Похоже, я недостаточно долго у него занимался… Чезарио снова рассмеялся:

— Шпага — очень строгий учитель, особенно сегодня, когда, как я вам уже говорил, в моде совсем другое оружие…

Вдруг у Беккета перехватило дыхание. Рапира в руке Чезарио, казалось, ожила, тогда как его собственная весила будто целую тонну. Чезарио нападал, не выказывая и тени усталости. Беккет чувствовал, как его лицо под маской заливает пот. Дыхание сбивалось, в горле першило. Ему то и дело казалось, что он вот-вот поразит соперника, но тот неизменно ускользал. Наконец Беккет понял, что еще секунда — и он, задохнувшись, бессильно свалится на пол. Его охватило бешенство. Собрав остаток сил, он бросился в последнюю атаку. Удар, еще удар…

— Туше! — послышалось в толпе болельщиков.

Беккет встал как вкопанный. Острие клинка упиралось ему в сердце. Он так и не понял, как это случилось. Опустив оружие, откинул маску.

— Вы слишком сильны для меня, князь, — проговорил он хрипло, с трудом переводя дыхание.

Тот рапирой отдал салют.

— Мое счастье, что у вас не было довольно времени для практики, — с улыбкой ответил он.

— К тому же вы слишком добры, — с усилием выдавил Беккет.

— Не хотите составить мне компанию и выпить по капле? — предложил Чезарио.

— С удовольствием, — откликнулся Беккет. — Сегодня я могу себе это позволить.

* * *

Они сидели в комнате для отдыха перед горящим камином. Вытянув длинные ноги, Чезарио смотрел на Беккета. Тот устроился в кресле напротив.

Чезарио поднял бокал.

— Я думаю, мистер Беккет, вы здесь не за тем, чтобы упражняться в фехтовании.

Тот поднял глаза. Временами князь ничем не напоминал европейца. Вот и теперь: взял да и выложил все, что у него на уме.

— Вы правы, князь, — согласился Беккет. — Я пришел, чтобы предостеречь вас и предложить нашу помощь.

— Вот как? — Чезарио удивленно вскинул брови. — Это очень мило с вашей стороны, однако от чего вы хотите меня предостеречь?

— У нас есть сведения, что вашей жизни угрожает серьезная опасность.

Чезарио расхохотался;

— О, это уже смахивает на мелодраму!

— Я не шучу, князь, — Беккет не улыбнулся. — Небезызвестные люди намереваются убить вас.

— Убить меня? Интересно. И кто же эти небезызвестные люди?

Бекет неотрывно следил за ним.

— Большой Датчанин, Эллис Фарго, Денди Ник. В лице Чезарио ничего не изменилось.

— Имена мне незнакомы.

— Ответчики по делу, где были убиты свидетели. Видите ли, князь, они убеждены, что вы и есть тот самый Стилет.

Чезарио от души расхохотался.

— Превосходно! Итак, я — Стилет, и эти люди собираются убить меня за то, что я спас их от суда?

— Именно так. Теперь они всерьез опасаются, что вы можете выступить против них.

— Ну, тогда… — Чезарио отпил из бокала, — тогда они просто глупцы люди.

— Верно. Но они опасные люди. — Беккет строго смотрел на него. — К сожалению, князь, приемов защиты от пули в спину не существует…

Чезарио поднялся.

— Я позабочусь о себе, — невозмутимо проговорил он. — Во время войны, мистер Беккет, мне приходилось иметь дело с гораздо большей опасностью. Вам, я думаю, это известно. Ведь в вашем бюро знают все, не так ли?

Беккет кивнул.

— И все же наш долг — помочь вам.

— Ваша контора уже достаточно мне помогла, — холодно заметил Чезарио. — Не просочись информация о вашем посещении в газеты, они никогда бы обо мне не узнали.

Беккет тоже встал.

— Мы очень сожалеем, князь. Не понимаю, как газетчики пронюхали о нашей встрече. И все же настоятельно прошу обратиться к нам при малейшем подозрении или угрозе. Мы немедленно придем на помощь.

Он протянул руку, и они обменялись рукопожатиями.

— Благодарю, мистер Беккет. Не думаю, что в этом возникнет необходимость.

* * *

Чезарио отворил дверь, вошел в прихожую своей квартиры и начал раздеваться.

— Тонио! — позвал он.

Ответа не последовало. Немного постояв, он бросил пальто на стул и прошел к двери ванной.

— Тонио! Нет ответа.

Досадливо хмыкнув, он направился к спальне. Пора приструнить этого мальчишку, хоть он и племянник Гио. Слуге не подобает так себя вести. Уже который раз, возвратившись, он не застает его дома. Америка вконец разбаловала парня.

Он включил в спальне свет и направился было в ванную, как вдруг замер… В ванной шумела вода.

— Тонио! — окликнул снова. Нет ответа.

Он сделал еще шаг — и снова замер… В голове мелькнуло предостережение Беккета. Мгновение и в ладони появился стилет.

Он стремительно шагнул к двери и распахнул ее. Под льющимся душем стояла девушка. Обернувшись, она воскликнула испуганно:

— Чезарио!

— Илина?! — он не скрывал изумления. — Что ты тут делаешь? Я думал, ты в Калифорнии!

— Принимаю душ… — уже спокойнее произнесла она, заворачиваясь в полотенце. — Но почему ты с ножом? Кого ты ожидал увидеть у себя в ванной?

Он опустил стилет, и тот исчез в рукаве. Илина подбежала к нему. Одной рукой придерживая полотенце, она другой обвила его шею и несколько раз поцеловала.

— Чезарио, дорогой! Ты должен помочь мне!

Он недоверчиво усмехнулся. Просить о помощи было вовсе не в ее репертуаре…

— А что же твой богатый техасец? — спросил он. Она подняла глаза.

— Ты сердишься, я знаю… Я тогда не дождалась тебя в Монте-Карло.

Он расхохотался.

— Однако ты не ответила на мой вопрос!

Она отстранилась, подошла к столику с зеркалом и села к нему спиной. Глядя на его отражение, жалобно проговорила:

— Если бы ты знал, Чезарио… не сердись, прошу тебя! Мне столько пришлось пережить… — она протянула ему полотенце. — Будь добр, вытри мне спину, я не могу дотянуться.

Он послушно принял полотенце.

— Ты все-таки не рассказала, что твой техасец…

— О, не спрашивай, не спрашивай, умоляю! Это Ужасно!.. — Она подняла к нему лицо. — Не находишь, что я похудела?

Он засмеялся и принялся растирать ей спину полотенцем.

— Ты выглядишь превосходно. А что стряслось? Она на миг прикрыла глаза и облегченно вздохнула.

— Ты меня успокоил. Мне казалось, я ужасно похудела… — Она снова оглянулась на него. — Итак, ты непременно хочешь знать про техасца. Изволь, — она снова вздохнула. — Во-первых, он женат.

— Но ты же это знала? — иронично спросил он.

— Разумеется, — согласилась она. — Я не ребенок. Но более мой, Чезарио, кто бы мог подумать, что у него такая жена? Это полусумасшедшая провинциалка… Нет, Чезарио, ты только представь; она написала на меня донос в департамент по иммиграции! А там… Ох, я до сих пор не могу прийти в себя…

Чезарио все так же улыбался.

— Эти тупицы принялись выяснять, каким образом мне удалось прожить в этой стране восемь лет, не имея ни денег, ни работы. В итоге они объявили мне, что если я в ближайшее время не найду работу, они вышлют меня из страны за моральное разложение!

Чезарио повесил полотенце на место.

— И что же ты ответила?

— Что мне было делать? Я сказала, что работаю у тебя, но они не поверили. Тогда я заявила, что не нуждаюсь в работе, чтобы жить! — Она подняла на него отчаянный взгляд: — Чезарио, ты можешь взять меня на службу?

— Гм… Не знаю. А что ты можешь делать? Умеешь печатать на машинке? Писать под диктовку?

Она поднялась и повернулась к нему, все еще прикрываясь полотенцем.

— Ты ведь занят автомобильным бизнесом, не так ли? Чезарио кивнул.

Она придвинулась ближе.

— Великолепно! Тогда я непременно найду себе какое-нибудь дело на твоем предприятии… Одно время у меня был «роллс-ройс»,..

Он добродушно рассмеялся и притянул ее за руку, поцеловал.

— Ну хорошо. Мы что-нибудь придумаем. Она выглядела взволнованной.

— В самом деле, Чезарио? Как было бы чудесно! — она погладила его по щеке. — У тебя не будет со мной никаких хлопот, обещаю тебе! Мне непременно нужно пристроиться куда-нибудь на время, чтобы войти в число общественно-безопасных. Так это у них называется? Это все, что нужно, чтобы узаконить мое пребывание здесь.

— Успокойся! Считай, что ты узаконена, — проговорил он, обнимая ее и смеясь. — Можешь сказать им, что я знал твоих родителей…

Она бросила на него быстрый испытующий взгляд, пытаясь понять, не скрывается ли за его словами что-то еще… Но глаза его смеялись — и только. В горле у нее пересохло. Впервые за долгое время она вспомнила своих родителей. Перед глазами встало лицо отца, когда он, открыв дверь спальни, увидел их — Илину, ее мать и богатого американца — всех вместе в одной постели…

Глава тринадцатая

Мать Илины была англичанка. Семнадцати лет она вышла замуж за молодого энергичного румына — барона де Бронски. Светская хроника того времени называла их брак романтической любовной сказкой. Вскоре на свет появилась Илина, а еще через год в Румынии произошла революция — и сказка кончилась.

Ребенком Илина почти не знала родителей. У нее было смутное представление о том, что ее мать — красивая женщина, а отец — видный мужчина. Однако большую часть времени она проводила вдали от них, обучаясь в закрытых школах.

Пяти лет ее отдали в школу в Англии. С началом войны отец поступил волонтером в британскую армию. Мать служила во вспомогательных войсках. Для дочери У них не было времени. Когда окончилась война, семья переехала в Париж, а Илину отдали в швейцарскую школу. Отец вернулся с войны инвалидом и должен был вести отчаянную борьбу за свои земли, имения и богатства. Все это вынуждало то и дело переезжать с места на место.

Баронесса казалась полностью погруженной в светские и общественные заботы, много времени уделяла Друзьям… Илина никогда не спрашивала, как мать к ней относится. Что-то, удерживало девочку от подобных вопросов.

Илина переехала в Швейцарию, когда ей исполнилось четырнадцать. Обучение здесь сильно отличалось от английского. В прежней школе главное внимание уделяли знаниям, здесь же основным было обучение светским манерам и поведению в обществе. Образованность юных девушек из Англии и Америки, их молодость, свежесть надлежало дополнить всем, что должна знать и уметь настоящая леди.

Илина ходила на лыжах, плавала, ездила верхом. Ее учили одеваться, танцевать, поддерживать непринужденную беседу на светских приемах и дружеских вечеринках.

К шестнадцати годам обещание красоты стало воплощаться в действительность: цвет лица и глаза — от матери, достоинства фигуры и грация — от предков по линии отца.

Неподалеку, на другой стороне озера находилась такая же школа для юношей. Воспитанники обеих школ тесно общались. Это общение и завершало работу воспитания и обучения.

Однажды летом — ей тогда едва исполнилось шестнадцать — она каталась по озеру в каноэ в обществе одного из воспитанников соседней школы. У молодого человека — высокого темнолицего принца, наследника трона в одной из стран Ближнего Востока — было длинное имя, которое никому не удавалось запомнить. Все звали его просто Аб. Он был старше на год и казался ей очень красивым: очаровывали голубые глаза и орлиный профиль. Их лодка, отстав от других, причалила к маленькому островку. Они вышли на берег и растянулись на песке, подставив юные тела послеполуденному солнцу.

Он повернулся набок и, приподнявшись на локте, стал внимательно ее разглядывать.

Илина улыбнулась. Его лицо было серьезно.

Он потянулся и поцеловал ее в губы. Она зажмурилась и, обняв его за плечи, потянула к себе. Ей было хорошо. Песок и солнце. И нежные прикосновенья губ. Она чувствовала, как его пальцы отстегивают бретельки ее купального костюма, касаются лица. Сладкое волнение зародилось в груди. Оно росло и наконец вырвалось из горла коротким смешком. Он поднял голову и посмотрел на нее. Эта юная твердая грудь с набухшими сосками… Он медленно ее коснулся, поцеловал… Илина улыбалась.

— Как хорошо… — тихо прошептала она. Он смотрел на нее немигающим взглядом.

— Ты девственница? Она молча кивнула.

— Так требует твоя религия?

— Нет… Я сама не знаю, почему.

— В нашей школе таких называют «холодными штучками». В твоем классе, кроме тебя, нет уже ни одной девственницы.

— Это все по глупости! — сказала она, слыша, как бешено заколотилось сердце.

Какое-то время он молча и все так же внимательно смотрел на нее. Потом задумчиво проговорил:

— Мне кажется, пришло и твое время. Как ты думаешь?

Она молчала. Мгновение помедлив, он стремительно вскочил.

— Я сейчас! — и бросился к лодке.

Она проводила его взглядом, потом сорвала с себя купальник и отбросила в сторону. Лучи солнца ласково коснулись кожи. Чуть приподнявшись, Илина наблюдала, как он, взяв брюки, пошарил в кармане, и кинулся обратно, что-то зажав в кулаке.

Увидев ее, он замер.

— Что это? — спросила она. Он раскрыл ладонь:

— Это чтобы не сделать тебя беременной.

— А-а…— она не удивилась.

О противозачаточных средствах им подробно рассказывали в школе. Все это входило в курс обучения и составляло часть тех знаний, какими должна обладать настоящая леди, вступающая в жизнь. Она опустила глаза, пока он стягивал с себя плавки, и снова подняла их, когда он стал рядом с ней на колени. Какое-то время она восхищенно смотрела на него.

— Какой ты красивый! — вырвалось невольно. Она протянула руку и слегка прикоснулась к нему. — Красивый и сильный! Я не думала, что мужчины так красивы!

— Конечно, мужчины красивее женщин, — согласился он. В его голосе звучали отеческие нотки. Он наклонился к ней, поцеловал и добавил: — Но женщины тоже красивы.

Внезапно ее охватила лихорадочная дрожь. Подумав, что ее трясет от страха, он поднял голову.

— Я постараюсь тебе не повредить…

— О, ты не повредишь мне! — воскликнула она, предвкушая наслаждение. — Я очень сильная!

Она оказалась гораздо сильнее, чем думала. Так сказал ей доктор в Лозанне, завершая дефлорацию на хирургическом столе.

* * *

Отметив восемнадцатилетие, Илина приехала в Париж, где жили родители. Она была так же образованна, как и ее одноклассницы, а красотой и способностями превосходила многих. Разыскав квартиру де Бронски, она нажала кнопку звонка и стала ждать.

Мать открыла дверь и, равнодушно взглянув на гостью, спросила:

— Что вам угодно?

«Так говорят со слугами или случайными прохожими», — подумала Илина и усмехнулась про себя. От матери она ничего иного и не ожидала.

— Здравствуй, мама, — сказала она по-румынски. Лицо матери медленно менялось.

— Как? Это ты? — упавшим голосом спросила она. В глазах мелькнула тревога.

— Да, мама. Я могу войти?

Мать посторонилась, и Илина прошла в прихожую.

— Мы ждали тебя на следующей неделе, — говорила мать, запирая дверь.

— Вы не получили телеграмму? — Илина поставила на пол чемодан.

— Телеграмма? Ах, да… пробормотала мать, вспоминая. — Кажется, твой отец что-то такое говорил перед отъездом.

— Так папы нет дома? — разочарованно протянула Илина.

— Он вернется через несколько дней, — ответила мать.

Вдруг — впервые за встречу — в глазах ее мелькнула живая заинтересованность.

— Да ты уже выше меня, Илина!

— Я уже взрослая, мама, — улыбнулась та.

— Ради бога, оставь этот кошмарный язык! Я никогда его толком не понимала. Ты же говоришь по-французски.

— Конечно, мама, — ответила Илина по-французски.

— Вот, совсем другое дело, — баронесса отступила на шаг.-А ну-ка, дай я на тебя погляжу…

И пока мать обходила вокруг, рассматривая ее, Илина стояла, выпрямившись, опустив глаза и чувствуя себя лошадью, которую продают с аукциона. Наконец мать закончила осмотр и спросила:

— Тебе не кажется, милочка, что ты слишком по-взрослому одета?

Илина вскинула брови.

— Мне восемнадцать, мама. Ты что же, ожидала увидеть меня в скромной юбочке и белой блузке?

— Илина, не дерзи! Я пытаюсь привыкнуть к мысли, что у меня взрослая дочь… Впрочем, я выгляжу ненамного старше. Так что мы вполне могли бы сойти за сестер.

Илина снова взглянула на мать. Та была права. Никто бы не поверил, что ей — тридцать шесть.

— Да, мама, — спокойно сказала дочь.

— И прекрати называть меня «мама»! — вспыхнула баронесса. — Это звучит старомодно. Ты вполне можешь звать меня по имени. А лучше говори «дорогая», как твой отец. Впрочем, теперь меня все так называют…

— Хорошо, ма… дорогая,-поправилась Илина. Баронесса улыбнулась.

— Правда ведь, неплохо звучит? Ну, идем, я покажу тебе твою комнату.

Илина прошла за ней по длинному коридору. Конечно, никто не сказал ей, что эта комната рядом с кухней предназначалась для прислуги, хотя и так было ясно.

— Здесь будет очень мило, когда мы все устроим, как надо, — сказала «дорогая». — В чем дело? Тебе что — не нравится?

Илина пожала плечами.

— Здесь так тесно… — Каморка, в которой она жила все школьные годы, была куда просторней.

— Будь довольна тем, что есть! — вспылила мать. — Твой отец, как тебе известно, один из богатейших людей в Европе. Все дело за тем, как ему заполучить свои деньги!

И баронесса направилась к выходу. Но тут звонок в дверь заставил ее остановиться. Суетливо обернувшись, она посмотрела на дочь.

— Боже, совсем забыла! Илина, будь добра, поди открой. Я пригласила на коктейль одного нашего американского друга… Скажи ему, что я выйду через минуту… — и она поспешно удалилась.

Илина вышла за ней в коридор. Вдруг «дорогая» вернулась и просительно посмотрела на дочь.

— Милочка! Не называй себя моей дочерью. Скажи, что ты сестра, забежала на минутку… Я сейчас не могу объяснить тебе…

Баронесса исчезла в своей комнате, а Илина пошла встречать гостя. Ей не нужны были объяснения. В швейцарской школе ее научили быстро соображать, что к чему.

* * *

Когда неделю спустя вернулся отец, Илину поразило, как он изменился. Когда-то стройная и статная фигура теперь согнулась, ноги почти не двигались, лицо осунулось и постарело. Тяжело опираясь на костыли, он с трудом вполз в комнату и, едва за ним закрылась дверь, упал в свое инвалидное кресло на колесах. Он увидел дочь, и улыбка осветила измученное лицо. Илина опустилась перед ним на колени, он протянул руку и привлек ее к себе.

— Дочка! Как я рад, что ты наконец дома! Несмотря на нездоровье, барона чаще всего не бывало дома. Современный режим в Румынии соглашался предоставить бывшим владельцам собственности некоторую компенсацию, но все это требовало длительных переговоров. О полном возмещении не могло быть и речи: его страна окончательно вошла в состав государств советского блока.

Когда отец уезжал, Илина старалась как можно меньше бывать дома и проводила время, встречаясь с друзьями. Часто, заслышав в квартире голоса, она тайком убегала через черный ход.

* * *

Так она прожила почти год. Однажды ей пришло письмо от школьной подруги с приглашением вместе провести лето в Монте-Карло. Барон снова был в отлучке, и она радостная и взволнованная, с письмом в руках прибежала к матери. Пока баронесса читала письмо, Илина оживленно болтала:

— Боже мой, как чудесно! Из этого хмурого Парижа — к морю и солнцу! Я не могу ждать ни минуты!

«Дорогая» спокойно сложила письмо и бросила на столик.

— Ты не поедешь, — жестко сказала она. — Мы не можем себе это позволить.

— Как?.. — Илина не поверила своим ушам. — Как это не можем? Ведь мне не нужно денег! Я буду гостьей в этой семье.

Обожаемая строго посмотрела на нее.

— Тебе нужны новые платья. Мы не можем допустить, чтобы ты выглядела, как тряпичница.

Илина вспыхнула.

— Но у меня довольно одежды! Все, что я носила в школе, отлично на мне сидит и прекрасно выглядит!

— Мода давно переменилась, — отрезала «дорогая». — Каждому при взгляде на тебя станет ясно, что у тебя нет денег для смены гардероба. Напиши, что, к сожалению, не можешь принять приглашение, поскольку у тебя есть другие обязательства. Извинись. Можешь, если угодно, сослаться на мое положение в обществе.

— Держись сама за свое положение в обществе! — закричала Илина. — А у меня своя жизнь! — и, чтобы не разрыдаться, пулей вылетела из комнаты.

Пробегая по коридору, она услышала звонок в дверь и затем — голос баронессы:

— Отвори, пожалуйста, это ко мне. Я выйду через минуту!

Стиснув зубы, Илина пошла открывать. Ввалился очередной американский дружок матери. Он был заметно навеселе. Илина представилась как сестра баронессы и провела его в гостиную. Не сводя с нее глаз, он плюхнулся на диван.

— Баронесса никогда не говорила, что у нее такая прелестная сестрица!

Илина усмехнулась. Чисто американская попытка проявить галантность!

— А мне сестра не говорила, что у нее такие обаятельные друзья.

Явно польщенный, гость продолжал любезничать.

— Какая жалость, что сегодня мне придется покинуть Париж!..

Раздался голос баронессы:

— Вы возвращаетесь в Америку, Джон? Как жаль… «Дорогая» возникла на пороге, и гость поднялся.

— Непредвиденные обстоятельства… Мне позвонили с завода… — завздыхал он.

— Как неприятно! — сказала баронесса, здороваясь с ним за руку.

— Я ужасно расстроен, — согласился он, заглядывая ей в глаза. — Три раза мы с вами ужинали и пили коктейль, и каждый раз я говорил себе, что все впереди, и вот я уезжаю, и впереди ничего нет. Все позади…

— Но вы ведь непременно вернетесь, не правда ли, Джон?

— Конечно. Но кто знает, когда это случится? Он снова опустился на диван и глянул на баронессу.

— По дороге я заглянул в бар и выпил три виски… «Дорогая» рассмеялась. Илине был так хорошо знаком этот фальшивый звенящий смех!

— Ради всего святого, зачем вы это сделали? — воскликнула баронесса.

Американец вдруг разом посерьезнел и важно проговорил:

— Баронесса, у меня большая просьба… — он умолк, и «дорогая» повернулась к Илине.

— Милочка, пожалуйста, принеси нам льда из холодильника. Джон пьет виски со льдом…

Илина развернулась и вышла. Она достала коробку со льдом и высыпала кубики в вазочку. Когда она вернулась, «дорогая» и ее приятель сидели молча. Ставя вазочку на кофейный столик, Илина заметила на нем пачку банкнот. Это были американские доллары. Джон молча теребил в руках бумажник. Илина вопросительно посмотрела на мать. Джон перехватил ее взгляд и сказал «дорогой»:

— Если она составит нам компанию, я кладу двадцать пять сотен…

Илина внезапно все поняла!.. С горящими щеками выбежала из гостиной и хлопнула дверью. Через минуту к ней вошла «дорогая».

— Ты ведешь себя как невежа! — холодно сказала она. — Ну что за детские выходки!

Распахнутыми глазами Илина смотрела на нее.

— Не слышала, что он сказал?! Какая мерзость… Ведь он хочет уложить нас обеих в постель!

— Это ты мне объясняешь! — вспыхнула баронесса.

— Но… ты, что же, намерена лечь с ним?.. — оторопело прошептала Илина. — С этим пьянчужкой?

— Совершенно верно, — невозмутимо проговорила мать. Взгляд ее стал совсем ледяным. — И ты тоже.

— Никогда!

— Дерзкая девчонка! Да знаешь ли ты, что такое двадцать пять сотен американских долларов? Полтора миллиона франков на черном рынке! А на что, по-твоему, мы здесь живем? На жалкую пенсию твоего отца? Тридцать два фунта— это все, что он получил от армии! И как считаешь, где нам взять денег на его лечение? Из былого состояния, которого не вернуть? А ты подумала, что у меня за жизнь с твоим отцом? Этот калека никуда не годен как мужчина! — «дорогая» схватила Илину за плечи и стала яростно трясти. — Да с такими деньгами и мы будем жить безбедно полгода, и тебя отправим к друзьям в Ниццу, и отцу сделаем наконец операцию, которую приходится без конца откладывать…

Илина рывком освободилась из цепких рук матери. Она села на стул и опустила голову.

— Нет… не могу! Меня тошнит от одной мысли… Обожаемая истерически расхохоталась.

— Ну что ты несешь?! Нет, взгляните, ей вздумалось изображать невинность! Уж я-то знаю, кого выпускают наши элитные школы! Ну вот что, — в голосе матери послышался металл. — Либо ты сейчас же пойдешь со мной, либо тебе придется объяснять своему отцу, почему я ушла от него. И я не уверена, что он скажет тебе спасибо, даже если поверит всему, что ты наговоришь!

Она резко повернулась и вышла. Какое-то время Илина сидела, неподвижно уставившись в пространство. Потом, будто сбросив оцепенение, поднялась и вышла в коридор. По дороге наткнулась в темноте на стул.

— Это ты, Илина? — донесся из гостиной приторный голос матери.

— Я… — откликнулась она.

— Будь так любезна, принеси нам еще немного льда. Илина направилась в кухню. Знакомый звенящий смех следовал за ней по пятам…

* * *

Легкий шум заставил Илину вскочить. Мать спокойно спала, заслонившись от света рукой. Рядом, уткнувшись в подушку, похрапывал американец.

Звук повторился…

Вдруг сердце ее упало! Илина узнала шорох колес инвалидного кресла, катившего по коридору.

Дрожа всем телом, она растолкала мать. Та села, не открывая глаз, в постели.

— Что… что такое?..

— Скорее, ма! — шептала Илина. Да скорее же! Беги…

«Дорогая» открыла наконец глаза и, увидев расширенные от ужаса зрачки Илины, вскинулась, отбросила одеяло… Но было поздно. Дверь в спальню распахнулась, и в проеме показалось кресло барона.

Остановившимся взглядом он смотрел на них. Лицо его было бело как мел.

Илина и мать застыли на месте, боясь пошевелиться, и лишь проснувшийся американец суетился, дрожащими руками пытаясь натянуть штаны, бормоча и заикаясь:

— Я… я все объясню…

Лицо барона болезненно исказилось.

— Вон отсюда!

Американец пулей вылетел из комнаты. Хлопнула входная дверь…

Барон сидел по-прежнему недвижно, не сводя с жены и дочери пронзительных глаз. «Дорогая», поеживаясь и переминаясь с ноги на ногу, стояла у края постели. Илина, выпрямившись и натянув на себя простыню, застыла с другой стороны.

Наконец барон заговорил. Глаза его метали молнии, когда он обратился к жене:

— Вероятно, я слишком долго закрывал глаза на твою низость, щадя свою любовь и чувствуя ответственность за твою жалкую жизнь… Но ненависть твоя ко мне сильна настолько, что ты готова сделать проституткой собственную дочь.

Илина пыталась вмешаться:

— Отец, это я… я сама… — она вдруг осеклась. Такая мука и печаль была в его взгляде. Никогда в своей жизни — ни прежде, ни потом — она не видела такого страдания в глазах.

— Илина, — проговорил отец, — надень на себя чтонибудь и выйди.

Она молча набросила платье и направилась к двери. Пропуская ее, отец немного откатил свое кресло назад.

Поравнявшись с ним, Илина ощутила прикосновение его руки. Пальцы были холодны как лед.

Она вышла, а отец вкатил кресло к комнату и закрыл за собою дверь.

Будто во сне, она шла по коридору. Остановилась перед дверью своей комнаты… Из спальни донеслись короткие сухие хлопки. Илина вздрогнула всем телом и опрометью кинулась обратно. Рванула дверь…

Мать в странной позе лежала поперек кровати. Отец сидел в кресле, безжизненно свесившись через подлокотник. На полу рядом с креслом лежал дымящийся револьвер.

Отец не оставил ей ни гроша. Зато от матери она получила в наследство шестьдесят тысяч долларов. Илина взяла эти деньги и отправилась в Монте-Карло.

* * *

Чезарио вернулся в гостиную.

— Тонио! — позвал он.

Тот появился в дверях с полной сумкой продуктов.

— Ваше сиятельство? — удивленно воскликнул он. — Вы уже дома? Баронесса…

— Я знаю, — перебил Чезарио. — Только что видел ее. Где ты был?

Голос Илины раздался из спальни:

— Это я послала его купить что-нибудь для ужина. Она вышла в черном, обтягивающем бедра трико, золотистой блузке из ламы и таких же туфлях.

— С чего ты взяла, что я собираюсь ужинать дома, а не в «Эль-Марокко»?

Она засмеялась. Ее темные волосы, казалось, излучали свет, когда она вошла и остановилась посреди комнаты под люстрой…

— Ох, Чезарио, нет! Не получится… По крайней мере, сегодня.

— Но почему?

— Не могу же я пойти в «Эль-Марокко» в таком платье? А других у меня нет.

— Как нет? — удивился он. — Куда же они подевались?

Она взяла его лицо в ладони и, встав на цыпочки, поцеловала. Потом прошла через комнату и уселась на диван.

— Тонио! Принеси нам кофе! — приказал Чезарио.

— Слушаю, ваше сиятельство! — слуга поклонился и исчез за дверью.

— Так что же стряслось с твоими туалетами? Она ответила просто:

— Все осталось в Калифорнии. Со мной только то, что на мне, да еще норковое манто. Администратор отеля и слушать ничего не хотел — просто запер вещи перед моим носом, когда мой кредит был прерван по указанию той женщины. К счастью, у меня в сумочке был обратный билет до Нью-Йорка. Я отправилась в аэропорт — и вот я здесь! — она ослепительно улыбнулась. — Ну скажи, разве я не удачлива?

Чезарио не успел ответить. В комнату вошел Тонио с подносом в руке. Он поставил на столик перед диваном кофейник и тонкие фарфоровые чашки, потом вышел в столовую и позвякивая посудой, стал убирать со стола.

Илина принялась разливать кофе. Чезарио смотрел на нее.

Странно, но ему было удивительно хорошо. Он отдыхал. Упреки, взаимные обвинения, выяснения отношений — все это было ни к чему. Они прекрасно понимали друг друга. К тому же, они оба были европейцы…

Она подала ему чашку.

— Сахар?

Чезарио кивнул. Он маленькими глотками потягивал напиток. Ему нравился его горьковатый привкус.

— Ты как-то молчалив сегодня, дорогой,-сказала она по-французски.

— Устал, — коротко ответил он. — Дел прибавилось. Она поднялась и подсела ближе. Ласково провела рукой по волосам, сказала мягко:

— Видишь, как хорошо я придумала поужинать дома… Правда ведь?

Он молча кивнул, наслаждаясь нежными прикосновениями ее легких пальцев.

— Мы ляжем пораньше и я постараюсь, чтобы ты хорошенько отдохнул. Ты и не почувствуешь меня в постели…

Он открыл глаза и посмотрел на нее.

— Завтра я прикажу снять для тебя номер в отеле.

— Но зачем? — возразила она, продолжая ласкать его голову.-У тебя такая удобная квартира… В ней достаточно комнат.

— У американцев свои обычаи, Илина, ты же знаешь. Будет лучше, если ты переберешься в отель.

Она легонько поцеловала его:

— Хорошо, дорогой. Как скажешь…

Он поставил на столик пустую чашку. В дверях появился Тонио.

— Что-нибудь еще, ваше сиятельство?

— Нет, Тонио, спасибо. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, ваше сиятельство! — Тонио поклонился. — Спокойной ночи, баронесса.

— Спокойной ночи, Тонио.

Илина обернулась к Чезарио, обворожительно улыбнулась. Налила ему еще кофе.

— Знаешь, о чем я думаю, — лицо ее приняло озабоченное выражение. — Мы ведь не можем ужинать дома каждый вечер…

Чезарио улыбнулся и, не дослушав, потянулся за бумажником.

— Конечно, — согласился он. — Сколько тебе нужно? Она задумалась.

— Поскольку теперь я буду у тебя работать, — рассудительно сказала она, — ты мог бы дать мне небольшой аванс в счет будущего жалования, верно?

— Ну да, — кивнул он, продолжая улыбаться, — так обычно и делают.

Она заулыбалась.

— Вот и чудесно. Ты меня успокоил. Скажем, ты дашь мне теперь тысячу… нет, лучше —две тысячи долларов. А потом будешь вычитать их из моего жалования.

Он посмотрел недоверчиво. Она не переставала его удивлять!..

— Две тысячи?

Она кивнула с серьезным видом.

— Да. Я буду очень экономна и постараюсь быстро покрыть эту сумму.

Чезарио не выдержал и расхохотался.

— Боже милостивый! Ты что же, хочешь закупить весь магазин «Диор»?!

— Не понимаю, что тут смешного… Не хочешь же ты в самом деле, чтобы я ходила с тобой вот в этом платье?

Все же он не мог скрыть улыбки. У нее и вправду не было ни малейшего представления о стоимости Денег!

— Ну хорошо. Я выпишу тебе чек. — Он поднялся, прошел к конторке, что-то черкнул на бумаге и вернулся. — Думаю, этого достаточно.

Она взяла листок и положила на кофейный столик. На нем значилась сумма в двадцать пять сотен.

Вдруг щемящая жалость пронзила все ее существо. Илина смотрела на человека, стоящего перед ней, и чувствовала, как он устал и одинок.

Она потянула его за руку и заставила сесть рядом на диван.

— Спасибо, Чезарио, — прошептала она чуть слышно.

— Не стоит. Чепуха это все, — он смотрел невесело. — В конце концов, мы должны поддерживать друг друга. Жалкие остатки вымирающей цивилизации.

— Не надо так говорить, — перебила она.

Он посмотрел ей в глаза… Необъяснимая печаль охватила все ее существо. Все отчаяние, всю тщету и бессмысленность человеческой жизни прочитала она в этом взгляде…

Она поцеловала его в губы. Опустила руку на бедро — пальцы ощутили быстрый упругий ответ.

Незнакомое прежде материнское чувство пробудилось в ней. Этот человек терзался тем же, от чего страдал ее отец…

— Пойдем, — нежно прошептала она. — Я помогу тебе отдохнуть от забот. — В этом она была уверена. Она знала все то, что дарит мужчине забвение. — Пойдем…

Ей тоже нужно было забыться.

* * *

Через заднее стекло припаркованного на углу лимузина Большой Датчанин видел, как они вышли из «Эль-Марокко».

— Заводи! — повелительно бросил шоферу.

Высокий швейцар кинулся от входа навстречу свободному такси. Большой Датчанин заметил, как Илина что-то сказала Чезарио, тот улыбнулся и махнул швейцару. Они оба повернулись и пошли вдоль квартала.

Большой Датчанин чертыхнулся. За ними наблюдали четыре ночи, и каждый раз они брали такси. А сегодня пошли пешком!

— Жми на Пятьдесят третью! — рявкнул шоферу. — Может, подцепим их на углу Лессингтон-авеню.

Однако на Лессингтон-авеню им пришлось проехать мимо: Чезарио со спутницей были в этот момент на противоположной стороне улицы и переходили с Пятьдесят третьей на Парк-авеню. Большой Датчанин едва успел их заметить, и они скрылись за поворотом.

— Проклятье! Вот уж не везет, так не везет…— бранился он. — Попробуем достать их на Парке. Давай через Пятьдесят пятую…

Шофер повернул к нему бледное лицо.

— Не нравится мне это, шеф, — нервно проговорил он. — Может, попробуем в другой раз?..

Он оглянулся как раз вовремя, чтобы увернуться от молочного фургона, и в итоге пришлось проехать мимо поворота на Пятьдесят пятую.

— Лучше гляди на дорогу, — рычал Большой Датчанин. — Хватит возиться, сегодня же покончим с ними!

Он впился взглядом в светофор, нетерпеливо ожидая, когда откроется движение. Он достанет их сегодня, чего бы ему это ни стоило! Жена того и гляди взбеленится: уже пятые сутки он не ночует дома, оправдываясь важной работой. Не известно, отпустит ли она его еще раз…

Наконец машина тронулась.

Илина и Чезарио прошли мимо павильона перед зданием Сигрэма и остановились полюбоваться фонтаном, расцвеченным огнями.

— Теперь дело в шляпе! — Большой Датчанин довольно потирал руки: — Сворачивай на Пятьдесят вторую. — Он достал с заднего сидения автомат «Томми». — Шлепнем его, когда он пойдет вниз по ступеням.

Автомобиль повернул и затормозил у восточного угла. Большой Датчанин огляделся. Прохожих почти не было. Илина и Чезарио подошли к ближайшему фонтану.

Он поднял автомат и взял их на мушку. Теперь дело сделано! Если вам нужно, чтобы работа была выполнена хорошо, займитесь ею сами. Он самодовольно ухмыльнулся. Такое разве доверишь желторотым юнцам… Момент — и эта парочка отправится в дорогу, которую он им укажет…

Чезарио и Илина спускались к следующему фонтанчику. Чезарио был четко виден в рамке прицела.

— Пошел! — зарычал Большой Датчанин, нажимая курок.

Мотор взревел одновременно с автоматом. Но после двух выстрелов что-то заело в оружии.

Чезарио обернулся. Он был весь как на ладони, но в следующее мгновение машина рванула с места. Остервенело дергая затвор, Большой Датчанин пытался вынуть застрявший патрон. В бессильной ярости он смотрел, как Чезарио толкнул Илину в фонтан и сам скрылся за невысокой оградой.

Все произошло в мгновение ока, и, когда Большой Датчанин бранясь на чем свет стоит, наконец сменил патрон, машина уже свернула на Лессингтон-авеню. Он еще увидел, как Чезарио помогает девушке выбраться из воды, и через секунду они скрылись из виду. Машина неслась со страшной скоростью. Он в бешенстве отшвырнул от себя автомат.

Шофер свернул на другую улицу.

— Вы достали его, босс? — спросил через плечо.

— Черта с два! — рявкнул Большой Датчанин. Шофер выехал на Третью авеню.

— Куда теперь, босс? — спросил почти весело.

— В Нижний город, в правление Союза, — не успев договорить, он услышал громкий хлопок и схватился за пистолет в кармане пиджака. Вдруг машина накренилась и застучала по асфальту. Шофер затормозил.

— Колесо село, — сказал он.

— Та-ак, — прокряхтел Большой Датчанин. Выбираясь из машины и оглядывая улицу в поисках такси, он ворчал себе под нос: — Бесполезно!.. Бывают же такие ночи, когда во всем не везет.

Глава четырнадцатая

— С тобой все в порядке? — спросил Чезарио, вытаскивая дрожащую Илину из фонтана.

Та глядела круглыми от у аса глазами.

— Чезарио! В тебя кто-то стрелял?!

Он огляделся. Из здания напротив уже выходили люди.

— Молчи! Ни звука! — приказал он, увлекая ее за собой к обочине тротуара, где уже тормозило такси.

— К башне, приятель! — сказал он шоферу, и машина тронулась. Чезарио повернулся к Илине и снова спросил:

— С тобой все в порядке?

— Все в порядке, — будто эхо, повторила она и оглядела себя. — Но мое новое платье! Оно испорчено…

— Нашла о чем жалеть, — он усмехнулся, — считай, что нам повезло!

Илина посмотрела на него — и все поняла.

— Эти люди стреляли в тебя!

— Не знаю, — хмыкнул он, — я не успел их об этом спросить.

Ее стала колотить дрожь. Он накинул ей на плечи свое пальто. Властно и твердо посмотрел в глаза.

— Никто не должен об этом знать. Поняла? Никто! Она молча кивнула. Отыскала его руку и нежно пожала. Стараясь не стучать зубами, проговорила тихо:

— Тебе, наверное, еще труднее, чем мне… — ее голос прозвучал виновато и мягко.

Такси остановилось у отеля, и они поспешно вышли. Пока Чезарио расплачивался с водителем, швейцар проводил Илину, вбегавшую в дверь, изумленным взглядом.

Чезарио вынул двадцатидолларовую купюру и показал ее водителю:

— Вы никогда нас сюда не привозили! Деньги исчезли в руке шофера.

— Я вас вообще никогда не видел! — радостно ответил он и тут же отъехал.

Чезарио открыл комнату и пропустил Илину вперед. Она задержалась в дверях:

— Может, я поднимусь к тебе? Мне страшно сегодня одной…

— Нет, — ответил он, но потом подумал, что провести с нею ночь — вовсе неплохая идея… — Мне надо переодеться и привести себя в порядок. А потом я спущусь к тебе.

* * *

Большой Датчанин сидел один в своем кабинете, в офисе своего профсоюза. Перед ним стояла початая бутылка виски. Снизу доносился приглушенный звук Утренней профилактической проверки.

Он плеснул из бутылки в стакан и опрокинул содержимое в рот. Жидкость обожгла горло.

Может, парни были правы, не советуя ему самому браться за дело? Он слишком большой человек, чтобы заниматься исполнительской работой. Ее и впрямь лучше поручать желторотым юнцам. Может, они и не сделают все как надо, но им меньше терять, чем ему!

Он вспомнил свою юность, и ему стало грустно… Ах, добрые старые времена! Тогда все было впереди. И вещи тогда назывались своими именами, а если кто становился поперек дороги, ты попросту сбивал его с ног. И не надо было каждый свой шаг с кем-то обсуждать, и не надо было по любому поводу советоваться. ..

Он вспомнил, как Леп вызвал его и Сэма к себе в Бруклин.

— Надо, чтобы ты и Сэм смотались в Монтичелло и сожгли Варсити Вика, — сказал он. — Этот парень слишком много на себя берет.

— О'кей, Леп! — ответили они и отправились в бар взять виски, чтобы скоротать время поездки. Потом поспорили, какую машину взять. Ему не подходила машина Сэма, а Сэму не нравилась его. Согласились на компромисс и у входа в бруклинский небоскреб свистнули большой «пирс».

Добирались почти пять часов. Около двух ночи подкатили к придорожной гостинице Варсити Вика. В машине оставалось еще три бутылки виски — половину выпили по дороге.

Они вышли и размяли затекшие мышцы.

— Подышим немного, — Сэм глубоко вздохнул. — Какой воздух! Не то что в городе — чистый, свежий… Вот где надо жить человеку!

Ему вспомнилось, как трещали сверчки, когда они входили в гостиницу. Там было полно народу. На первом этаже давали представление. Они постояли немного, любуясь, как девчонки отплясывали вариации «Черного дна» на сером от грязи танцевальном помосте.

— Глянь-ка на ту, третью справа, — он толкнул Сэма в бок. — Эх, хороша! Сиськи у ней прыгают, как мячики!

— Не увлекайся, — бросил Сэм и пошел к бару. — Мы на работе. Лучше примем-ка по стаканчику.

— Неоткупоренную, — велел Сэм.

Бармен поставил перед ними бутылку виски. Хмуро поинтересовался:

— Что это вас занесло сюда так поздно?

— Да вот, решили прокатиться, — миролюбиво ответил Большой Датчанин. — Жарковато в городишке…

— Да и тут нехолодно, — возразил бармен.

— Я гляжу, дела идут в гору? — спросил Сэм, кивая на бар.

— Как когда, — неохотно отозвался бармен.

— Вик здесь? — как бы мимоходом спросил Сэм.

— Не видел его сегодня, — так же подчеркнуто небрежно ответил бармен.

Номер закончился, и танцовщицы направились в раздевалку. Большой Датчанин потянулся и потрепал за грудь проходившую мимо девчонку. Та сверкнула глазами.

— Могу оставить ее для вас, — безучастно проговорил бармен.

— Как-нибудь на днях, — отозвался он и, переглянувшись с Сэмом, направился в офис распорядителя. Бармен нагнулся было, чтобы нажать кнопку сигнализации, соединяющей с кабинетом.

— Я бы на твоем месте не стал этого делать, — обронил Большой Датчанин, благодушно усмехнувшись.

Бармен медленно распрямился и, повернувшись к стойке, принялся полировать ее полой куртки.

— Какое мне дело? — проворчал он. — В конце концов, я здесь только содержатель бара…

— Вот и ладно, — одобрил Большой Датчанин, — держись и дальше этого правила!

И он двинулся за Сэмом, догнав его у двери кабинета.

Варсити Вик сидел за столом. Увидев вошедших, широко улыбнулся:

— Входите, парни!

Они притворили за собой дверь.

— Мы от босса, — сообщил Большой Датчанин. — Он хочет тебя видеть.

— О'кей, — проговорил Вик, бросая взгляд на телохранителя. Тот вскочил на ноги. — Пусть сообщит, куда надо прийти.

— Босс хочет видеть тебя немедленно.

Варсити Вик помолчал. Глаза его потемнели и сузились.

— Перенесем на завтра, сегодня я занят.

Они развернулись, будто направляясь к выходу. Телохранитель, усмехнувшись, опустил револьвер. Сэм с одного удара уложил его и обернулся к Вику:

— Ты же знаешь, босс не любит ждать.

Варсити Вик был бледен, когда они втроем выходили из гостиницы. Бармен мрачно смотрел им вслед, машинально протирая все то же место на стойке.

Большой Датчанин усадил Вика рядом с собой на заднее сидение, Сэм повел машину. Отъехав подальше от главной магистрали, он достал бутылку виски, откупорил ее зубами и протянул Вику.

— Хочешь согреться?

Тот отрицательно качнул головой.

— Тогда возьми из бака бензина.

— Зачем?

— Леп сказал: «Сожгите его!». Босс ничего не говорит просто так.

Дожидаясь, пока отполыхает огонь, они забрались в машину и прикончили оставшееся виски. Однако когда они собрались уезжать, оказалось, что Сэм перестарался, выливая бензин. В баке не осталось ни капли. Пришлось целых три мили протащиться пешком, прежде чем удалось увести другой автомобиль. На нем они и вернулись в город.

Большой Датчанин вздохнул и налил себе еще. Добрые старые времена! Все прошло… Все ушли из жизни. Нет больше Лепа и Сэма. Леп сел на электрический стул, а Сэма проткнули ножом в бассейне.

Он поднял стакан и посмотрел на свет. Весь мир кажется золотым, когда смотришь на него сквозь виски.

Во всем виноваты эти свиньи. Он никогда не поверит, что Сэма могли расколоть! Сэм был его другом. Они убили его. Они точно пиявки: уж коли вцепятся в спину — нипочем не отдерешь! Но на этот раз все будет иначе. Он сам им покажет…

Проглотив виски, он потянулся к телефону. Надо позвонить старухе — сказать, что задержался, но теперь едет домой. Все равно будет браниться…

Набирая номер, он не заметил, как отворилась дверь и на пороге возникла фигура Чезарио.

* * *

Перед самым рассветом ее разбудил звук ключа, поворачивающегося в замке.

— Чезарио?

— Да, — его голос звучал напряженно и сухо. Он очутился на краю постели, в яростном нетерпении. сдирая с себя одежду, упал рядом. Она ощутила близость сильного трепещущего тела, твердая ладонь стиснула грудь. Боль и страх пришли одновременно.

— Не торопись так, Чезарио, — взмолилась она, пытаясь засмеяться. — Можно подумать, ты уже стал американцем!

Глава пятнадцатая

Чезарио подносил к губам стакан с апельсиновым соком, когда вошел Тонио.

— Мистер Беккет хочет повидаться с вами, ваше сиятельство! — как всегда поспешно доложил он.

Чезарио кивнул.

— Пригласи его сюда.

Беккет вошел в столовую, и Чезарио поднялся ему навстречу.

— Мистер Беккет! Никак не ожидал так скоро увидеть вас снова! Располагайтесь, выпейте кофе.

Беккет сел, сверля Чезарио взглядом, пока Тонио наливал ему кофе. Чезарио упорно делал вид, что ничего не замечает.

— Насколько я понимаю, — проговорил наконец Беккет, — этой ночью у вас были неприятности?

— Вот как? — невозмутимо отозвался Чезарио. — Почему вы так решили?

— Утренние газеты сообщают.

— Не читал.

Беккет посмотрел на стол: на нем рядом с чашкой Чезарио лежала сложенная пополам газета.

— А это что?

Чезарио проследил за его взглядом и поднял глаза: в глубине зрачков мерцала скрытая усмешка.

— «Уолл-стрит Джорнел» — единственная газета, которую необходимо читать для моего бизнеса.

Чувствуя, что краснеет, Беккет вынул из кармана пальто помятый номер «Дейли Ньюс» и протянул Чезарио.

Полстраницы занимали огромные буквы: СТИЛЕТ РАЗИТ ВНОВЬ! БОЛЬШОЙ ДАТЧАНИН УБИТ!

Чезарио поднял глаза и пожал плечами.

— Но какое отношение это имеет ко мне? Я же говорил вам, что не знаю этого человека.

— На той же странице — другая заметка, — сказал Беккет. — После часу ночи на Парк-авеню перед домом Сигрэма стреляли в мужчину и женщину. Женщина упала в фонтан. Они скрылись прежде, чем их успели опознать.

— И что же? — Чезарио намазывал маслом ломтик поджаренного хлеба.

— Вы с баронессой поздно вернулись в отель. Швейцар утверждает, что на ней было мокрое платье.

— Никто в меня не стрелял, — Чезарио положил на тост джема.

Беккет глотнул кофе.

— Но вы не объяснили, почему на баронессе было мокрое платье?

На пороге появилась Илина.

— А почему бы вам не задать этот вопрос баронессе? — сказала она, входя в комнату.

Мужчины поднялись. Чезарио познакомил ее с гостем.

— Мистер Беккет представляет ФБР, — добавил он.

— О-о? — он удивленно распахнула глаза. Повернувшись к Чезарио, участливо спросила: — У вас неприятности?

Чезарио ослепительно улыбнулся.

— Я так не думаю. Однако мистер Беккет убежден, что кто-то пытается меня убить.

— Какой кошмар! — Илина живо повернулась к Беккету: — Так вот зачем вам надо знать, как мое платье оказалось мокрым?

Беккет кивнул.

— Ваш вопрос меня несколько смущает… — продолжала Илина с достоинством, — видите ли, вечером бы были в «Эль-Марокко», потом решили немного прогуляться пешком. За ужином я выпила несколько больше, чем следовало. Из-за этого, а еще — из-за новых тесных туфель я оступилась и упала в лужу. Остается надеяться, что никто не видел, как это случилось… — Илина очаровательно улыбнулась.

— Вы уверены, что не упали в бассейн фонтана напротив здания Сигрэма? — спросил Беккет.

Илина смерила человека, посмевшего усомниться в ее словах, негодующим взглядом.

— Абсолютно уверена, — надменно проговорила она.

— И что же было с вами потом? — спокойно расспрашивал Беккет.

— Князь Кординелли проводил меня до моего номера. Это здесь же, в теле.

— Когда вы расстались с князем? Илина вопросительно смотрела на Чезарио. Тот ободряюще кивнул.

— Если не хочешь, можешь не отвечать, — сказал он. Она перевела взгляд на Беккета:

— Это действительно важно? Тот кивнул.

Илина вздохнула.

— Князь ушел, чтобы позавтракать у себя, около часу назад.

Чезарио поднялся. Он говорил по-прежнему спокойно, но ни тени былой приветливости не осталось в его голосе.

— А теперь, мистер Беккет, не кажется ли вам, что вы узнали вполне достаточно для одного утра?

Беккет тоже встал.

— Приношу свои извинения, баронесса, за неловкость, которую могли причинить вам мои вопросы. Что поделаешь — такая работа.

Илина сидела, потупив взор. Так и не взглянув на Беккета, она произнесла:

— Я понимаю, мистер Беккет. Он повернулся к Чезарио:

— На вашем месте, мистер Кординелли, я бы не терял бдительности. Те, что остались, представляют, на мой взгляд, не меньшую опасность.

— Спасибо, мистер Беккет, — Чезарио продолжал стоять.

Вошел Тонио. Вид у него был озабоченный.

— Ваше сиятельство, багаж уложен и к четырем часам он будет в аэропорту.

— Спасибо, Тонио, — раздраженно буркнул Чезарио. Беккет шевельнул бровями.

— Вы уезжаете, князь?

— Я лечу на автогонки в Мехико. Мой «феррари» уже ждет меня там.

— Я тоже отправлюсь туда! — воскликнула Илина, оживленно глядя на них. — Это будет захватывающе интересно!

Беккет чуть помедлил, глядя то на одного, то на другого.

— Ну что ж, желаю успеха, — произнес он наконец, направляясь к выходу. — Будьте осторожны за рулем, князь.

Чезарио немного выждал и, когда дверь за Беккетом закрылась, рассерженно повернулся к Илине.

— Зачем ты сказала ему, что едешь со мной?! Илина беззаботно улыбнулась.

— Но, Чезарио! Я хотела помочь тебе! В дверях появился Тонио.

— Тонио, принеси, пожалуйста, половинку грейпфрута, — попросила она.

Тонио исчез, и Чезарио снова напустился на нее.

— Я поставил бы тебя в известность, если бы собирался взять с собой! — рявкнул он.

Илина изумленно распахнула глаза.

— О, я не сразу поняла… У тебя там другая женщина!.. Извини, Чезарио.

Вернулся Тонио, поставил перед ней грейпфрут и вышел.

— Нет у меня там никого! — со злостью выпалил Чезарио.

— Но тогда почему бы мне не отправиться с тобой? — рассудительно сказала Илина. Она зачерпнула ложечкой мякоть грейпфрута и, кротко взглянув на Чезарио, снова опустила глаза. — Кстати, Чезарио, я не могу согласиться работать на условиях, которые мне предлагают. Перед приходом сюда я говорила по телефону с твоей секретаршей. Она сказала, что мне положено жалование — сто долларов в неделю!

— А чего же ты хотела? — возмутился тот. — Ты ведь ничего не умеешь!

— Не знаю, — вздохнула она, с грустью глядя на грейпфрут. — Я знаю только, что мне каждый день нужно иметь много денег… — Она поднесла ложечку ко рту и проглотила немного мякоти. — Это так приятно!

Он смотрел на нее и чувствовал, что невольно начинает улыбаться. Так бывает, когда вдруг люди сознают, что понимают друг друга. Она ни разу не вспомнила, как ловко солгала Беккету. И никогда не вспомнит. Илина тоже улыбалась, догадываясь, что добилась своего.

— Между прочим, — она повела бровью и снова вздохнула, — насколько мне известно, на гонках с Мехико бывает много богатых техасцев.

Глава шестнадцатая

Портье отеля «Эль-Сьюдед» в Мехико позволил себе понимающе улыбнуться.

— Баронесса получит великолепный номер рядом с вашим, князь Кординелли!

Чезарио, заполняя регистрационную карточку, холодно покосился на него.

— Благодарю вас! Вы очень любезны.

Портье достал с нижней полки конторки конверт и протянул ему.

— Здесь для вас телеграмма…

Чезарио отошел, на ходу вскрывая конверт. Пробежал глазами… Маттео был точен, как всегда.

— Мне сообщают, — сказал он Илине, — что заболел мой механик.

— Какая неприятность! — откликнулась она. — И серьезно? Что же теперь делать?

— Искать другого механика, вот и все, — ответил он. — Так что мне лучше немедленно пойти в гараж. Посмотрю, что можно сделать.

— Олл райт, — согласилась Илина. — Ты надолго?

— Как получится, — ответил он. — Ступай пока на верх и располагайся. Я зайду к тебе перед ужином.

* * *

В гараже вовсю кипела работа. Шли последние приготовления к гонкам. Чезарио прошел прямо в контору, расположенную в крохотной каморке в глубине гаража.

Оттуда, едва завидев его, выбежал маленький старичок.

— О, князь Кординелли! — приветливо воскликнул он. — Счастлив видеть вас в добром здравии!

Чезарио пожал ему руку.

— Всегда рад встрече с вами, сеньор Эстебан.

— Ваша машина в двенадцатом отсеке, — говорил Эстебан. — Хотите взглянуть?

— Непременно, сеньор Эстебан. — Однако у меня неожиданные осложнения, — ответил Чезарио. — Мне только что сообщили, что заболел механик. Надо срочно найти ему замену.

На лице старика появилось озабоченное выражение.

— О-о, теперь это очень трудно, князь… Все механики, знающие «феррари», уже заняты.

— Я знаю, — сказал Чезарио. — Но надо же что-то делать. Иначе я не могу участвовать в гонках.

— Нет-нет, ни в коем случае! Этого нельзя допустить! Я немедленно займусь этим вопросом! — поспешно заверил Эстебан. — Как только что-нибудь узнаю, я тотчас извещу вас.

— Тысяча благодарностей, — улыбнулся Чезарио. — А я пока посмотрю машину и подготовлю ее, насколько смогу.

Он уже больше часа копался в своем «феррари», когда заметил белокурую девчонку, шагавшую по направлению к нему. Он выпрямился и, любуясь ее ладной фигуркой, обтянутой белым комбинезоном, стал дожидаться, когда она подойдет.

— Князь Кординелли? — полуутвердительно спросила она, остановившись рядом с машиной. У нее был приятный низкий голос.

Вынимая из кармана пиджака, висящего на дверце машины, сигареты, он кивнул.

— К вашим услугам.

— Сеньор Эстебан сказал мне — вы ищете механика? — У нее были ясные, глубокого синего цвета глаза.

— Вы кого-то знаете? — живо откликнулся он. — Где я могу его найти? — ему порядком надоело возиться с машиной, он терпеть не мог копаться в механизмах.

Девушка улыбнулась.

— Я механик, — просто сказала она.

— Вы? — изумился он. — Но… полторы тысячи миль! Гонки не место для женщины.

Девушка твердо посмотрела на него. Улыбка на ее лице испарилась.

— Я бы могла пройти этот маршрут и сама, — проговорила она. — Однако… нам не придется ехать так далеко.

— Вот как? — теперь Чезарио пристально вглядывался в ее лицо.

Она снова улыбнулась. Ее светлые волосы лучились на солнце.

— Ну да… — нагнувшись к машине и разглядывая мотор, она тихо добавила: — У дона Эмилио другие планы.

Чезарио удивленно смотрел на нее. Меньше всего он ожидал, что придет девушка.

Она распрямилась и мужским движением подала ему руку:

— Лукреция Никольс.

Пожимая маленькую твердую ладонь, он продолжал с любопытством ее разглядывать.

— Но вы действительно знаете «феррари»? — с сомнением спросил он.

— Конечно! На «феррари» я участвовала в кругосветной гонке. — И, завидев семенящего к ним Эстебана, кивнула: — Вот сеньор Эстебан подтвердит.

Тот был уже рядом и довольно улыбался.

— Я вижу, вы успели познакомиться…

— Девушка на больших гонках в Мехико! — возразил Чезарио. — Где это слыхано?

— Уверяю вас, князь, это большая удача, — заговорил Эстебан. — Сеньорита Никольс получила множество приглашений, однако она не собиралась участвовать в этих гонках. И только узнав, что механика ищете вы, она согласилась. В прошлый раз она была гонщиком на своем «феррари».

— У вас есть «феррари»? — обернулся к ней Чезарио. Девушка пожала плечами.

— Я не выиграла в прошлый раз. Полетели крепления на оси. Так что машины больше нет. Надеялась найти что-нибудь здесь, но ничего не вышло.

— Хорошо, — согласился Чезарио. — Если все так, как говорит сеньор Эстебан, будем работать. Как обычно, если проиграем — пятьсот, если выиграем — половина премии.

— Договорились, мистер Кординелли, — улыбнулась она.

Он надел пиджак.

— Проверьте машину, испытайте на дороге. В пять часов жду вас с отчетом в баре «Эль-Сьюдед».

— О'кей, — коротко ответила она и, повернувшись к старику, уже в деловом тоне проговорила: — Сеньор Эстебан, распорядитесь, пожалуйста, чтобы мне предоставили второй бокс. Я хочу прежде всего проверить электрооборудование.

Эстебан согласно кивнул. Чезарио уже шел к выходу. Оглянувшись, он увидел, как девушка устанавливает машину над ямой.

Свет в коктейль-баре отеля «Эль-Сьюдед» проникал сквозь тщательно укрытые отверстия в стене. Здесь было настолько темно, что Чезарио с трудом различал стоящий перед ним стакан. Разглядеть стрелки часов нечего было и думать.

Но вот открылась входная дверь, и в холл ворвался сноп солнечных лучей. Полумрак вокруг, казалось, еще сгустился.

— Лук остановилась в дверях, не решаясь двигаться дальше, пока глаза не привыкнут к темноте. Чезарио встал. Заметив его, она тихонько засмеялась. Усевшись напротив него в кабинке, пошутила:

— Надо бы каждому входящему сюда выдавать шахтерскую лампу.

— Да, мрачновато, — согласился он и подозвал официанта: — Нельзя ли прибавить немного света, пока мы тут совсем не ослепли?

— Конечно, сеньор! — официант потянулся через стол и нажал потайную кнопку в стене. Кабина осветилась мягким светом.

— Так лучше, не правда ли? — улыбнулся Чезарио. — Что вы будете пить?

— Дайквири, пожалуйста, — заказала Лук. Официант отошел.

Чезарио посмотрел на нее.

— Ну, что наш «феррари»? Ее глаза заметно погрустнели.

— Очень жаль! Машина превосходная. На ней вы могли бы выиграть гонки.

Официант поставил перед ней стакан с коктейлем. Чезарио поднял свой.

— Ваше здоровье!

Они отпили по глотку.

— Что ж, впереди еще будут гонки, — сказал Чезарио.

— Будем надеяться… — ее голос прозвучал как-то тускло.

Она огляделась. Поблизости никого не было.

— Я соединила таймер со спидометром, — понизив голос, сообщила она. Ровно через сто пятнадцать миль после старта генератор выйдет из строя. До следующего пункта будет почти триста миль, так что нас найдут не раньше, чем через пять часов. В полумиле от дороги есть заброшенный дом. Там мы подождем дона Эмилио. — Она подняла свой стакан. Чезарио тоже сделал глоток.

— Это все?

— Все.

Какое-то время они молчали. Чезарио задумчиво рассматривал ее: в вечернем платье она мало походила на девчонку, которую он встретил сегодня в гараже. Ее можно было принять за студентку американского колледжа, и уж никто бы не подумал, что эта женщина сотрудничает с мафией. Он мысленно усмехнулся. Дон Эмилио был полон неожиданностей.

От его взгляда ей стало неловко. Он сильно отличался от знакомых ей мужчин. Это все были люди грубые и прямые в обращении, с манерами, не оставлявшими сомнений относительно того, к какому классу они принадлежали.

— Что вы так смотрите на меня? — не выдержала она. — Девушек до сих пор не видели? — еще не договорив, она почувствовала, что сказала глупость.

Он медленно усмехнулся.

— Извините, — он помолчал немного. — Просто я думал: отчего такая девушка, как вы…

— Мне платят хорошие деньги, — холодно ответила она. — Я говорила вам, что хочу приобрести «феррари». А это — реальный способ заработать.

Она пригубила напиток.

— А что же вы? Ведь, насколько я понимаю, у вас нет таких проблем?

Он рассмеялся.

— Эти гонки так редки, а жизнь в перерывах между ними так несносно скучна! Приходится думать, чем ее заполнить.

Он подал знак официанту, и, пока тот ставил перед ними стаканы, они молчали.

— Вы знаете, — продолжал Чезарио, когда официант ушел, — мне тоже очень жаль, что обстоятельства сложились именно так… Как раз эти гонки хотелось бы выиграть.

Не глядя на него, Лук тихонько потягивала из стакана. Вдруг она подняла глаза.

— Вы, должно быть, не поверите… Но я знаю, что с вами происходит, — заговорила она, и лицо ее просветлело. — Скорость, опасность, волнение!.. С чем это можно сравнить? Чувствуешь: живешь полной жизнью, растворяешься в мире — и весь мир ощущаешь в себе…

— Именно! Именно так! — подхватил Чезарио. Совсем мальчишеское выражение появилось на его лице, голос взволнованно подрагивал. — Никогда не думал, что кто-то другой может переживать то же самое… Как будто имеешь в жизни все, что хочешь: всю власть, все богатства, всех женщин!

Лук опустила глаза.

— И я не знала никого, кто бы мог это чувствовать. Потянувшись через стол, он взял ее руки в свои.

В них была власть и сила. Лук заглянула в его глаза: они светились, в них была завораживающая мощь. Это был взгляд тигра в ночи.

— У меня такое чувство, что я никогда прежде не знал женщины, — проговорил он мягко.

Ей вдруг стало страшно.

Нет, она боялась не его. Зная, что может сделать с ней такой мужчина, она испугалась себя.

Лук решительно отняла свои руки и холодно обронила:

— Давайте говорить о деле.

В его голосе все еще была нежность:

— Но почему, Лук? Мы здесь одни. Почему мы должны думать лишь о деле?

Она пыталась не смотреть ему в глаза — они притягивали как магнит. Она тонула в их глубине. Она со страхом ощущала знакомую слабость, проникающую в тело.

Ну почему так всегда бывает? Вот и теперь, когда она не хочет думать ни о чем, кроме денег! От обиды у нее запершило в горле, в голосе появилась хрипотца.

— Потому что с вами я — в проигрыше. Я видела таких, как вы. Всегда одно и то же… Вдруг почудится — звезды с неба можешь хватать, а в итоге — вот! — она поймала пальцами воздух.

— Неужели так должно быть всегда? Она твердо встретила его взгляд.

— Всегда!

— И вы намерены идти по жизни, не отдаваясь ей только потому, что боитесь проиграть?

Она вспыхнула.

Он задел за самое больное.

— Вам-то что от меня нужно? — вспылила она. — Вы здесь с женщиной, которая за десять минут даст вам больше в сексе, чем я за десять дней!

Она вскочила, опасаясь, как бы он не заметил слез ярости, уже закипавших в глазах.

— Так что ограничим наши отношения делом, — сказала она. — Увидимся завтра на старте!

Она резко развернулась и пошла прочь, по дороге чуть не натолкнувшись на Илину. Та проводила ее взглядом и, подойдя к столу, уселась напротив Чезарио.

— Кто это? — спросила удивленно.

Чезарио смотрел вслед уходящей Лук и, когда та скрылась за дверью, обернулся к Илине, занявшей освободившееся место.

— Мой механик.

— О-о? — Илина вскинула брови. Жестом подозвала официанта. — Чинзано со льдом. — Твой механик? — с сомнением в голосе переспросила она, когда официант удалился.

— Совершенно верно! — хмуро подтвердил он. Илина улыбнулась.

— Чезарио, извини, но что я могу поделать? Я слышала ее последние слова, — едва заметная ирония проникла в ее голос. — И знаешь ли, она права…

Чезарио исподлобья глядел на нее. Официант бесшумно поставил перед Илиной коктейль и исчез.

— Я сделаю вот что. В Пуэрто-Рико, как мы договаривались, не поеду, а стану ждать тебя здесь, в Мехико. — Она пригубила вино и продолжила: — Я не американка и плохо разбираюсь в подобных вещах. Но мне кажется, я должна дать вам возможность самим выяснить, кто из вас прав.

Насмешливо прищурясь, она подняла стакан, как бы предлагая тост.

Глава семнадцатая

Лук вышла из бара. Яркий солнечный свет больно ударил в глаза. Она поспешно надела темные очки и стремительно зашагала прочь, злясь на себя и проклиная все на свете. Но заметив, что на нее с любопытством поглядывают, умерила шаг. Это был Мехико-Сити, где не принято быстро ходить…

Но почему с ней всегда так бывает? Даже когда она была девчонкой! Ее подружки приглашали приятелей к себе домой, готовили с ними домашние задания — и ничего, а она… Она пыталась делать то же самое, но до конца вечера непременно что-нибудь случалось.

Потом мальчик уходил, и она сидела, ненавидя себя и проклиная весь мир. Обычно они больше не встречались, но всегда появлялся другой, и с ним повторялось то же самое. Каждый раз она была исполнена благих намерений, вроде тех, что описывались в школьных учебниках. Они разбредались по разным углам или устраивались на разных концах стола и принимались за уроки. Каждый вечер начинался именно так.

Но проходило немного времени, и она начинала чувствовать, как ее охватывает лихорадочное возбуждение. Ноги слабели, речь начинала путаться. Невидящими глазами она смотрела в учебник, тщетно пытаясь сосредоточиться на задании. От напряжения лицо и руки покрывались потом, и его запах примешивался к аромату духов.

И тогда это начиналось. С первых поцелуев. Ей хотелось только поцеловаться — и все. Ничего больше. Но внутренняя дрожь становилась сильней, переходила в бешеное желание сорвать с себя одежду, желание ощущать и причинять боль. С вожделением почувствовать внутри восставшую мужскую плоть, овладеть ее взрывной энергией…

Лук на мгновение остановилась — у нее закружилась голова. Солнце палило немилосердно, на улице было настоящее пекло. Лучше посидеть где-нибудь в прохладе. В тени ей станет легче.

Она машинально направилась в сторону гаража. И чудесно! Она зайдет и еще раз проверит машину. В гоночном автомобиле было что-то холодное и мужественное, и это всегда хорошо на нее влияло.

После солнцепека из гаража пахнуло прохладой. Людей почти не было — приближалось время обеда. Она поднялась на стоянку.

Из своей каморки выскочил Эстебан.

— Сеньорита Никольс!

— Сеньор Эстебан! — улыбнулась она. Он живо приблизился.

— Вы виделись с князем? Все в порядке?

Она кивнула.

— Я вам очень обязана, сеньор Эстебан.

— Не стоит благодарности, — ответил он по-испански, — всегда рад служить вам обоим, — он посмотрел с любопытством: — Интересный человек князь Кординелли, не правда ли?

— О, да, — согласилась она. — Но скажите правду, сеньор Эстебан, он действительно хороший гонщик?

Эстебан внимательно взглянул на нее и с ноткой сожаления в голосе проговорил:

— Мог бы стать лучшим в мире гонщиком, однако ему кое-чего недостает…

Они спускались с возвышения к боксам.

— Недостает? — переспросила она. — Что вы имеете в виду? Чего недостает?

— Чувства страха, — ответил старик. — Автогонщик — как матадор, он не может достичь вершины, если не испытывает страха. Только узнав, что такое страх, он может совершенствовать и развивать свое мастерство. Уже не станет глупо рисковать, а будет просто вести машину, чтобы победить.

Они остановились перед длинным белым «феррари».

— Так он не заботится о победе? — спросила она.

— Красивый автомобиль! — проговорил старик.

Лук посмотрела на машину и безотчетным движением погладила белый корпус.

— Наверное, лучший в этом гараже! Старик тонко улыбнулся.

— Пожалуй, в этот раз рискну и поставлю свои десять песо на князя! — он стал подниматься на возвышение. — Успехов вам, сеньорита Никольс!

Лук проводила его задумчивым взглядом, открыла дверцу машины и села за руль.

Смесь грубых запахов бензина и машинного масла, рубчатая поверхность водительского кресла пробудили ее воспоминания. Она положила руки на баранку. Это была сила. Чисто мужская сила. Ей живо припомнилось, как они с отцом ездили за покупками в город: он вел машину, а она сидела у него на руках, чувствуя себя совсем большой, и махала каждому встречному. И все видели, что она за рулем! Даже мистер Сондерс — толстый полицейский, регулировавший движение на главной улице, — спросил, есть ли У нее водительские права. Тогда ей было шесть лет.

А в десять она уже умела водить машину, и отец разрешал ей ездить по пустынной дороге позади дома. Мама только укоризненно качала головой.

— Лук не учится ничему, что положено уметь девушке! — выговаривала она отцу. — Вечно вертится возле гаража, балуется с машиной и слушает, ругань грубых мальчишек!

— Ну и пусть, ма, — успокаивал отец. — Успеет она научиться готовить и шить. Да это и не так важно: в магазинах теперь полно готовой еды, да и одежды тоже. — В глубине души он был доволен. Ему всегда хотелось иметь сына.

Все стало проще, когда ей исполнилось шестнадцать и она получила водительские права. Мальчишки ее тогда уже не так волновали. Она не ощущала прежней потребности терзать их, быть может потому, что теперь она с ними наравне участвовала в соревнованиях на дорогах и в прогулках по берегу океана.

Она знала, о чем они думали, когда впервые пришла к ним, принять участие в их сумасшедших гонках: «Пришла „давалка“ посмотреть, с кем бы ей лечь…» Она знала, какие истории о ней рассказывают в школе. Она знала, что, когда один из мальчишек снимал в раздевалке рубашку, демонстрируя приятелям следы от ее ногтей, остальные, хохоча, награждали его тут же собранными пятицентовыми монетами. Однако все это не помешало им собраться вокруг нее, когда она выехала на своей машине.

Джонни Джордон, признанный лидер мальчишек, с важным видом осмотрел автомобиль. Облокотившись на дверцу и выплюнув окурок, прилипший к губе, небрежно спросил:

— Где ты откопала этот драндулет?

— У Стена, — невозмутимо ответила она. Так звали владельца гаража, где мальчишки покупали подержанные машины.

Джонни бросил недоверчивый взгляд:

— Что-то я не видел его там?..

— Ну, я еще немного с ним повозилась… — объяснила Лук.

Она сказала неправду. Возиться ей пришлось совсем не немного. Она практически перестроила его заново, разобрав на запчасти и собрав по-своему. Это было ее собственное произведение, в котором немного осталось от прежнего разбитого «понтиака». Она поставила новый мощный двигатель, снятый с «кадиллака», новый дифференциал, заменила подшипники, усилила тормоза, установила кузов от старого «форда». Чтобы увеличить вес, залила дверцы свинцом и в довершение всего — покрасила машину в черный цвет и сделала окаймление серебряной краской. На все это ушло полгода каторжного труда.

— И он у тебя на ходу? — Джонни смотрел скептически.

— А как же! — сказала она.

— Прокатимся? — предложил он, заводя мотор.

— О'кей, но мне нужно немножко подготовиться, — окликнула она.

Джонни ошарашенно уставился на нее.

— Ты что? Собираешься за мной угнаться? Да кто это станет всерьез соревноваться с девчонкой?

— Цыпленок, — презрительно усмехнулась она. Джонни вспыхнул.

— Где это видано, чтобы девчонки участвовали в гонках?! Это просто не принято.

— Ну, хорошо, — спокойно ответила Лук, включая зажигание. — Тогда я возвращаюсь в город и рассказываю всем, что вы струсили! — она дала задний ход, собираясь развернуться, но он возмущенно заорал:

— Эй, погоди! Ты не имеешь права так говорить!

— Ну так докажи это, — поддразнила, она останавливая машину.

— О'кей, — неохотно согласился он. — Только если расшибешься, я не виноват! — и он поставил свой автомобиль рядом. — Идем по дороге одну милю, — прокричал он, стараясь перекрыть шум моторов, а потом возвращаемся к «цыплятам»!

Включив зажигание, она кивнула. Джонни махнул рукой — и она отпустила сцепление. Машины рванули вперед. Нажимая на педаль газа, она повернула голову: шли вровень. Засмеявшись, она приблизила свой автомобиль. Теперь между ними не было и пяти дюймов. Джонни, напрасно давил на акселератор, пытаясь хоть на дюйм вырваться вперед. Лук только смеялась и прибавляла скорость. Она еще приблизилась к нему. Раздался металлический скрежет, машина Джонни отлетела в сторону, уступая ей дорогу. Теперь он шел почти по обочине. Лук нажала на акселератор и вырвалась далеко вперед.

Он только начинал поворот, когда она уже развернулась и остановила машину. В его глазах была злость и отчаяние.

Обратно они мчались, то и дело сближаясь, по самому центру асфальтового покрытия. Лук внимательно смотрела на дорогу. Руки, казалось, срослись с рулем. Вдруг она увидела, что его автомобиль стремительно приближается! Напряженная улыбка застыла на ее лице…

Она не уступила. Не могла уступить. Джонни свернул в последний момент. Его бледное лицо мелькнуло совсем рядом и скрылось из глаз. В зеркало заднего обзора она видела, как он замедляет ход. Его сильно занесло в сторону. Он все же выровнял автомобиль и остановился. Тогда она развернулась и подъехала ближе.

Джонни уже выскочил из машины и, окруженный мальчишками, осматривал заднее крыло. Оно было помято и почти оторвано. Лук даже не заметила, когда это произошло.

Он бешено сверкнул глазами:

— Сумасшедшая!

Лук улыбнулась и пересела на соседнее кресло.

— Хочешь прокатиться? Он делает сто двадцать миль по прямой!

Он обошел машину и сел за руль. Машина с ходу набрала девяносто миль в час.

Это был ее первый постоянный любовник. С ним ей было легко, не то что с другими. С ним она была на равных и чувствовала себя уверенней. Они проделывали все это без дикой страсти. И все же он сделал ее беременной.

Она училась тогда в последнем классе школы. Спустя неделю после того, как заподозрила неладное, она встретилась с ним и сказала:

— Мы должны пожениться, Джонни.

— Зачем? — оторопело уставился он.

— А как тебе кажется, зачем? — она вспыхнула. — Что ты задаешь дурацкие вопросы?

Несколько мгновений он смотрел на нее… Потом выругался.

— Это все из-за тех вшивых резинок, что я брал с собой в поездки!

— Ну, резинки тут ни при чем! — возразила она. — Это все твоя чертова штука, которую ты без конца в меня совал.

Он сверкнул глазами:

— Я думал, тебе нравится! Ведь ты ни разу не сказала «нет»? — он надулся. — И потом, откуда я знаю, что это от меня? Про тебя ходит столько всяких историй!

Она впилась в него глазами. Отчаяние и ярость были в них. Все ее мечты о них двоих рухнули. Он оказался таким же, как и все.

Она резко повернулась и пошла прочь.

В следующую субботу Лук сняла со своего счета в банке сто долларов и отправилась в Сентер-сити. Там в мексиканском квартале жил врач, уже помогавший ее школьным подругам.

Она тихо сидела в приемной, дожидаясь своей очереди. Потом вошла в кабинет. Доктор, толстый маленький человечек с огромной сияющей лысиной, выглядел устало.

— Снимите одежду и подойдите, — велел он. Она повесила платье на крючок и обернулась.

— Снимайте все.

Лук подчинилась. Он встал из-за стола и подошел к ней. Пощупал грудь, живот, послушал сердце. Потом подвел ее к длинному узкому столу и приказал опереться руками о край и перегнуться через стол.

— А теперь глубоко вдохните и медленно выдыхайте, — сказал он.

Лук вдохнула полную грудь воздуха и стала потихоньку выпускать его через рот, пока он что-то делал у нее внутри. Наконец он выпрямился.

— Я думаю, около шести недель, — сказал он.

— Похоже.

Врач снова сел за стол.

— Это будет стоить сто долларов.

Она молча вынула деньги и положила перед ним на стол.

— Когда вы хотите это сделать? — спросил он.

— Сейчас.

— Но вы не можете остаться здесь, — предупредил он. — С вами есть кто-нибудь?

Она покачала головой.

— Там на улице — моя машина… Доктор скептически поморщился.

— Не беспокойтесь за меня, — проговорила она. — Я доберусь до дома. Все будет в порядке.

Он сгреб со стола деньги и спрятал в ящик. Прошел к стерилизатору, вынул шприц, погрузил иглу в ампулу и стал набирать жидкость. И тут ей впервые стало страшно.

— Что это?

Он ободряюще улыбнулся.

— Пенициллин. Благодарите Бога, что он есть. Он убивает всех мелких тварей, вредных для организма.

Врач действовал быстро и умело. Через двадцать минут все было закончено. Он помог ей подняться и одеться. Положив в пакет без всяких надписей горстку таблеток, протянул ей:

— Те, что побольше — пенициллин, — объяснил он. — Будете пить два дня по одной таблетке каждые четыре часа. Маленькие пилюли — обезболивающее. Принимайте их каждые два часа. Как только приедете, выпейте таблетки и ложитесь в постель. Если будет кровотечение, не волнуйтесь — это нормально. Если на следующий день почувствуете, что теряете слишком много крови, не будьте глупой, сразу вызывайте врача. Если мать начнет задавать ненужные вопросы, скажите ей, что с вами случилась Седа. Все запомнили?

Она кивнула.

— Вот и хорошо, — сказал он мягко, — а теперь домой — и в постель. Через час вам будет так больно, что пожалеете о том, что родились на свет.

Он вернулся за свой стол, и она пошла к выходу. На пороге оглянулась:

— Спасибо, доктор.

— Все хорошо, — повторил он. — Только теперь будьте аккуратней, я не хочу снова здесь вас увидеть.

Сорок миль до дома она промчалась меньше чем за полчаса. Преодолевая головокружение и слабость во всем теле и благодаря Бога за то, что дома никого не оказалось, она поднялась к себе наверх. Приняла таблетки и легла, укутавшись в простыни. Ее уже начинало трясти от боли…

Через несколько дней, когда Лук, сидя в машине, пыталась выбраться со стоянки перед супермаркетом, подошел Джонни и положил локти на дверцу ее автомобиля.

— Я подумал, Лук! — произнес он решительно. — Мы, пожалуй, поженимся.

Эта мужская уверенность вызвала в ней сильнейшее раздражение.

— Ну, ты, дерьмо цыплячье, убирайся к черту! — процедила она с ненавистью, и автомобиль рванул с места, едва не вывернув ему руки.

В конце концов, у нее оставалась машина. Ко времени окончания колледжа она успела прославиться в своем городке, участвуя в гонках на обычных машинах, которые каждую неделю устраивались на шоссе у Коровьего пастбища. Регулярно выигрывая, Лук стала любимицей большинства горожан, которые с гордостью говорили о маленькой девчушке, способной обгонять на трассе профессиональных водителей.

Во время первых летних каникул Лук вышла замуж. Разумеется, он был автогонщиком — шести футов и трех дюймов роста, со смоляными кудрями и веселыми карими глазами, — к тому же, лучшим из водителей, которых она знала. Родом из Восточного Техаса, он говорил, слегка растягивая слова.

* * *

— Я полагаю, малышка, что попался тебе на крючок, — сказал он ей, глядя сверху вниз. — И кроме всего прочего, мы — лучшие гонщики на этой дороге…

— Я должна понимать: ты хочешь на мне жениться? — спросила она, ощущая, как лихорадочная дрожь снова охватывает ее.

— Думаю, да! — проговорил он. — Именно это я и хотел выразить!

Родители возражали. Они хотели, чтобы она закончила колледж и стала учительницей. Еще будет время, выйти замуж! И что за ужасный образ жизни она себе выбрала! Таскаться с места на место, участвуя в разных дешевых соревнованиях на автотрассах…

Последнее было вовсе не аргумент, поскольку именно о такой жизни Лук всегда мечтала. Только за рулем она чувствовала себя счастливой. И к тому же странное дело! — увлечение щедро оплачивалось. Они сумели за год положить на свой счет в банке пятнадцать тысяч долларов.

Но в один прекрасный день к ним явилась полиция. И ее супруга арестовали за многоженство. Оказалось, он был уже трижды женат и не позаботился оформить разводы. Недели через две после того, как его упрятали в тюрьму, Лук почувствовала, что беременна.

И она родила мальчика. Вернувшись домой и оставив сына родителям, Лук отправилась на самолете б Европу и купила там «феррари». Она участвовали в автогонке для женщин во Франции и победила. Приз оказался не бог весть что, однако теперь у нее был «феррари», а на счету оставалось две тысячи долларов. Она покончила с дешевыми состязаниями и не признавала ничего, кроме больших гонок.

Ирландца она встретила в Монако. Он великолепно водил машину и хохотал по любому поводу. У него был один недостаток: он был игрок. Но всякий раз, когда Лук его видела, в ней вспыхивала лихорадка.

Они не поженились, хотя она без труда могла этого добиться. Скитаясь по миру, переезжая из страны в страну, он всюду проигрывался до последнего.

Однажды в Мексике, накануне прошлогодних гонок, он влетел к ней в номер вне себя от страха. Прежде Лук никогда не видела его в таком состоянии.

— Меня преследуют кредиторы, дорогая! — с трудом выговорил он, стуча зубами. — Меня убьют, если я не заплачу! — Он рухнул на пол у ее ног и зарыдал.

— Сколько? — спросила она.

Он поднял голову. В глазах засветилась надежда.

— Десять тысяч…

— В байке у меня только четыре… Можно взять еще шесть под заклад «феррари».

Он бросился к ней, стал осыпать поцелуями.

— Я отдам тебе все! — клялся он. — Верну каждый цент!

На следующий день они пошли в банк. Взяв деньги, он обещал встретиться с ней за обедом. Больше она никогда его не видела. В десять вечера пришли новости из гаража: он сбежал с женой другого автогонщика.

Лук проиграла гонки, и банк отобрал у нее машину. Сидя в своем номере, она лихорадочно соображала, где достать денег, чтобы уплатить за гостиницу, и тут в дверь постучали.

Лук открыла. На пороге стоял прилично одетый господин. Лук показалось, что где-то она видела этого человека.

— Мисс Никольс?

— Да.

— Могу я войти?

Лук пропустила его в комнату. Мужчина закрыл за собой дверь и сказал:

— Я не однажды видел вас в гонках во Франции, Италии и других местах. Считаю себя вашим постоянным поклонником. Мне сказали, у вас здесь возникли небольшие затруднения. Был бы счастлив помочь вам их разрешить.

Лук распахнула дверь.

—Уходите!

Мягко улыбнувшись, он жестом остановил ее.

— Не надо торопиться. Совсем не то, что вы подумали, — незнакомец прошел вглубь комнаты и обернулся к ней. — Вы водите гоночные машины. У меня есть одна такая. Вы не хотите поработать на меня?

Она прикрыла дверь.

— Где?

— В Акапулько. Гонки начинаются в Калифорнии. Я оплачиваю ваши счета здесь и даю тысячу долларов, когда вы вернетесь и поставите машину в гараж. Если выиграете, приз можете оставить себе.

— Что за этим стоит? В машине будут наркотики? Он снова улыбнулся.

— Вы поведете машину и за это получите деньги. — Он достал тонкую итальянскую сигару и закурил. — Больше вам ничего не требуется знать.

Лук пристально разглядывала гостя. Она стояла перед выбором: согласиться на его предложение либо телеграфировать родителям просьбу выслать деньги. Они, конечно, не откажут, но тогда ей придется вернуться домой. Там она застрянет, потому что уже не сумеет заработать на новую машину.

— Я принимаю ваше предложение, — сказала она.

— Хорошо, — улыбнулся мужчина. — Завтра вы сможете получить деньги. Они будут оставлены для вас в конторе внизу.

Он добавил несколько коротких инструкций и удалился прежде, чем Лук успела спросить его имя.

Лук терялась в догадках.

И вдруг на следующий день, поднимаясь по трапу самолета, она вспомнила! Это было в Риме, в ресторане. Один из ее друзей указал на него.

— Эмилио Маттео — один из трех главарей мафии. Штаты выслали его из страны, однако это не особенно ему мешает. Он сохраняет свое влияние…

На протяжении года она встречалась с ним еще шесть раз, и каждый раз он давал ей поручение.

Нужно было быть полной дурой, чтобы не понять, что она стала агентом мафии. А дурой Лук не была.

С каждым новым поручением на ее счету прибавлялось по тысяче долларов. Их было уже восемь. Еще пять — и можно будет купить «феррари»…

Вскоре они с Маттео стали почти друзьями. Она читала газеты и понимала, что он обречен. Но это не имело для нее значения. Во время гонок на ее глазах гибло столько людей… Машины переворачивались, разбивались, горели, водители умирали в страшных муках. Каждый человек когда-нибудь умрет. И всегда остается шанс умереть за рулем.

* * *

Примерно так думала Лук, пока не встретила Чезарио. Пока не ощутила лихорадку в крови и желание в теле. Пока не поняла, что и его сжигает та же страсть.

Глава восемнадцатая

Она вошла, когда Чезарио закончил одеваться.

— Илина? — удивился он. — Что это ты ни свет ни заря?

Кутаясь в халатик, она сказала:

— Не могла же я отпустить тебя, не пожелав счастливого пути.

Он весело блеснул зубами и нагнулся, застегивая ботинки.

— Спасибо! Очень мило с твоей стороны, — он подошел, чмокнул ее в щеку и направился к выходу.

— За ужином увидимся! — бросил с порога.

— За ужином? — Илина вскинула брови. — Сегодня? Я думала, что гонки продлятся два-три дня…

Досада тенью скользнула по его лицу.

— Ах, ну да… — он спохватился, пытаясь исправить оговорку. Принужденно улыбнулся: — Для меня уже стало привычкой встречаться с тобой за ужином…

Смутная тревога зародилась в ее душе. Чезарио был не из тех, кто склонен допускать подобные ошибки.

— Привычка хорошая или дурная? — спросила она.

— Скажешь мне это, когда вернусь, — бросил он на ходу.

Дверь за ним закрылась.

Илина постояла немного и вернулась в спальню. На постели валялся раскрытый чемодан. Она машинально приблизилась и стала закрывать его, как вдруг внимание ее привлек странный кармашек, вернее чехольчик, прикрепленный к углу. Судя по форме, он предназначался для ножа.

Внезапно она вспомнила, как испугалась, когда он вошел в ванную с кинжалом в руках. Зачем ему понадобился такой нож в рейсе, ведь в машине все автоматизировано? Смутная тревога вроде той, что возникла в ней, когда он оговорился, пообещав встретиться за ужином, вернулась снова, и теперь от нее нелегко было отделаться.

А вдруг и то, что говорили ей те люди… Тогда она им не поверила, но… У нее перехватило дыхание. Она внезапно поняла, зачем он взял с собой нож. Он вернется сегодня, чтобы убить ее!

* * *

Лук искоса поглядывала на Чезарио. Тот легко и непринужденно управлял автомобилем: глаза закрыты темными очками, на губах — неясная улыбка. Она проверила скорость. Стрелка тахометра показывала 20 тысяч оборотов в минуту. Показания спидометра ей соответствовали. Температура, давление масла, генератор, батареи — все было в порядке. Она откинулась в кресле. Можно мчаться хоть миллион миль, было бы желание…

Они прошли поворот. Впереди показались еще две машины. Чезарио бросил на нее быстрый взгляд.

— Может, порезвимся, пока еще есть время? — прокричал он, перекрывая рев мотора.

Лук взглянула на приборную доску: от места старта отъехали шестьдесят миль. Она согласно кивнула.

Чезарио весело ухмыльнулся и нажал на акселератор. Они быстро настигли идущие впереди машины, но те преграждали путь, не давая себя обогнать. Дюйм за дюймом продвигаясь вперед, Чезарио почти уперся в их задние бамперы.

Лук посмотрела на него: лицо перекосилось в дьявольской усмешке, глаза за темными стеклами светились нечестивым восторгом.

Машины впереди начали вилять. Чезарио громко расхохотался. Стрелка спидометра достигла отметки сто двадцать миль в час и поползла дальше. Лук ощутила, как тело налилось свинцом, когда большой «феррари» резко вышел вперед, обгоняя соперников. Ее будто обдало нервным током. Если бы машины впереди на разошлись, они бы все уже были мертвы. Но «феррари» проскочил вперед прежде, чем она успела подумать. Им уступили дорогу.

Чезарио вилял из стороны в сторону, перекрывая путь. Лук видела, как водители машин позади бранятся и мечутся в поисках выхода. «Феррари» обогнал их на несколько футов. Чезарио злорадно расхохотался и снова прибавил скорость. Стрелка спидометра прыгнула на сто пятьдесят, и оба соперника остались далеко позади.

Лук снова посмотрела на него и улыбнулась. Теперь понятно, о чем говорил ей накануне Эстебан. Кординелли знал, что в этой гонке ему не выиграть, а вел себя так, будто стремился к победе. Однако автомобилем он владел. Эстебан прав: если бы Чезарио захотел, он стал бы чемпионом.

Лук ощутила, как его ладонь легла ей на руку, и обернулась. Бессознательно придвинулась ближе.

Она взял ее руку и положил к себе на бедро. Она встретила его насмешливый взгляд. Горячая волна поднималась от его ноги, через ладонь и руку переливалась в ее тело. Мысль, что он может делать с ней все, что захочет, привела ее в ярость. Она впилась ногтями в его бедро, страстно желая, чтобы он почувствовал боль и оттолкнул ее руку. Но он только рассмеялся, прислушиваясь к бешеному пульсу в ее ладони.

Лук в бессильной злобе отдернула руку, поцарапав ему бедро. Отодвинувшись подальше, она откинулась в кресле и прикрыла глаза.

Но едва утратив с ним контакт, она почувствовала боль. Пытаясь прийти в себя, открыла глаза. Наваждение какое-то. Что это с ней? Она ничего от этого не получит! Или она и впрямь хочет стать той, что всегда в проигрыше?

Лук мельком глянула на приборы. Пошла вторая сотня миль от старта.

— Убавьте скорость! Надо пропустить тех, что позади, — прокричала она, не глядя на него.

Чезарио кивнул. «Феррари» перешел на шестьдесят миль в час. Какое-то время казалось, они стоят на месте. Вскоре отставшие машины обогнали их, протяжными гудками предлагая продолжить гонку. Чезарио покачал головой.

— Партия закончилась, — проговорил он. Лук слабо усмехнулась:

— Партия еще не начиналась.

Она неотрывно смотрела на цифры, показывающие километраж. Приближались к отметке «сто пятнадцать». Чезарио, казалось, не обращал на приборы внимания.

Маленькая бомба вот-вот должна взорвать генератор! Шестьдесят миль — слишком большая скорость… Но если он таким способом хочет проверить, не струсит ли она, он просто сумасшедший!..

Циферблат показал сто пятнадцать. Чезарио расхохотался и надавил на акселератор. Тяжелая машина рванулась вперед, и в ту же секунду внизу под колпаком раздался взрыв. Машину затрясло, мотор заглох. Их завертело, закрутило, понесло по дороге.

Нажимая на тормоза, он железной хваткой вцепился в руль, пытаясь удержать управление. Лук видела, как на его руках вздулись мускулы. Наконец движение замедлилось.

— Ну что ж, вы позабавились на славу, мистер Кординелли, — сказала она, — а теперь, пожалуйста, сверните с дороги!

— О'кей! — он повернул к ней улыбающееся лицо.

— Смотрите же! — Лук пронзительно вскрикнула. — Канава!

Он крутанул баранку, но было поздно. Правые колеса застряли в канаве. Тяжелый «феррари» стал заваливаться на бок и перевернулся.

Чезарио выскользнул из-под машины, поднялся и стащил защитный шлем. Над мотором вились легкие струйки дыма. Он бросился к машине.

— Лук! Вы в порядке?

Да… — ее голос донесся с противоположной стороны.

Он обежал вокруг и, став на колени, заглянул внутрь. Держась за спинку сиденья, Лук тщетно пыталась выбраться.

— Что вы там копаетесь?! — заорал он. — В заднем баке пятьдесят галлонов бензина! Вылезайте!

Лук на миг остановилась и уставилась на него:

— А какого черта, по-вашему, я тут делаю? Змеиный танец изображаю? — рявкнула она и снова стала извиваться всем телом, пытаясь освободиться. Вдруг она рассмеялась: — Мой комбинезон зажало чем-то!

Чезарио протиснулся к ней под машину.

— Почему не сказали сразу? — он запустил пальцы к ней под одежду и оборвал застежки. Она почувствовала, как его руки схватили ее и тянут наружу. Автоматически сделала все, чтобы помочь ему, и тогда он просто выдернул ее из комбинезона и поставил перед собой на землю. Она все еще смеялась.

Он посмотрел на нее и спросил иронично:

— Вы же говорили, это безопасно…

— Ну, знаете, если устраивать показуху… — возмущенно начала она.

— Остается уточнить, о какой именно показухе идет речь, — перебил он, оглядывая ее с ног до головы и насмешливо улыбаясь.

Лук вздрогнула. Она поняла, что стоит почти голая. Маленький лифчик и трусики, в общем-то, не меняли дела.

— Надо достать комбинезон, — смущенно пробормотала она, поворачиваясь к машине. И вдруг ощутила у себя на плечах его ладони. Они тянули ее вниз.

Она лежала неподвижно и глядела ему в глаза.

Он освободил от лифчика ее грудь. Она посмотрела на себя, потом снова на него, возбуждаясь от контраста между своей белой кожей и его загорелыми руками.

— Прекратите! — тихо сказала она, чувствуя, как лихорадка начинает в ней свою предательскую работу.

Его глаза будто излучали свет. Казалось, что она лежит под огромным микроскопом. Теперь все ее скрытые мысли, все тайные желания были как на ладони.

— Вы же не хотите, чтобы я прекратил, — ответил он. Сильные пальцы стиснули ее грудь, и острая боль вырвала ее из оцепенения.

— Нет, ты прекратишь!.. — отчаянно выкрикнула она, вцепившись ему в грудь под расстегнутой рубашкой. — Я заставлю тебя прекратить! Я тебя в клочья изорву! — вопила она, пытаясь выскользнуть от него.

Но едва коснувшись его прохладной мягкой кожи, она ощутила, как силы сопротивления стремительно ее покидают. Лихорадка одолевала. Его руки отнимали у нее власть над собой. В глазах закипали слезы. Бесполезно. Ничего нельзя сделать. Она никогда не могла ничего сделать.

— Я прошу тебя! Я прошу!.. — молила она. Немного погодя Лук поняла, что с самого начала он имел на это право. Никогда прежде она не встречала мужчины, который смог бы так потрясти все ее существо, так наполнить жизнью каждый потайной уголок ее тела и души.

Закрыв глаза, она неслась через дремучие леса. И где бы она ни была, она знала, что зверь затаился поблизости, зверь стережет ее… Мелькая в кустах, черно-желтое полосатое тело неумолимо настигало… Она стремительно бежала вверх, карабкалась по скалам, усиленно и загнанно дыша. И вот она на высоте, на самой вершине горы. Зверь бросается на нее, и она готова к этому прыжку. Соединившись в объятиях смерти, они стремительно падают вниз…

— Тигр, тигр, тигр!.. — тихо простонала она.

* * *

Чезарио постучал. Ответа не последовало.

— Здесь никого нет, — Лук толкнула дверь и вошла. Он последовал за ней.

— И что теперь?

— Ждать, — коротко ответила она.

Внутри стоял обшарпанный стол и несколько ветхих стульев. Он придвинул к ней один из них. Она села. Он зажег две сигареты и одну протянул ей. Она взяла, не проронив ни слова.

— Вы не слишком разговорчивы! — заметил он.

— Что говорить? Вы добились своего.

— Но ведь это было? Или нет?

— Теперь это не имеет значения. Потому что никогда не повторится.

— Вы всегда так уверены во всем? Кто может наверное знать, что будет завтра?

— Завтра у меня будет достаточно денег, чтобы купить «феррари», — проговорила она бесцветным голосом. — И мы с вами больше никогда не увидимся.

— И это предел желаний? Автомобиль? — он коротко рассмеялся. — «Феррари» может многое. Но он не может любить вас.

— Вам ли говорить о любви? — Лук горько усмехнулась. — Сколько женщин слышали от вас подобное? Десять? Двадцать? Сто? Может, больше?

В его лице ничего не изменилось.

— Мужчина может жить в разных местах, не называя их при этом своим домом.

Послышался шум подъехавшего автомобиля. Лук поднялась и направилась к двери. У выхода обернулась и коротко взглянула на него.

— Ну вот и все, — сказала она, как бы подводя черту. — Я говорила вам, что не хочу больше оставаться в проигрыше.

— Там, у автомобиля, вы изменили своему решению, — мягко напомнил он.

— Мне заплатили за то, чтобы я держала вас здесь, — жестко проговорила она и рывком отворила дверь.

В проеме стояли два человека. Револьверы в их руках были направлены на Чезарио. Она снова оглянулась.

— Понятно, что я имею в виду? — спросила она и, обойдя стоящих в дверях, вышла наружу.

* * *

Дверь за нею закрылась, отрезая Чезарио от солнечного света. Незнакомцы продолжали стоять, молча разглядывая его.

— Где Маттео? — спросил он. Эллис ухмыльнулся.

— Мы за него.

Чезарио почувствовал, как тело каменеет от напряжения. Губы мгновенно пересохли. Он ничего не понимал. Не видел никакого смысла в происходящем. Зачем им нужна его жизнь.

— Здесь какая-то ошибка, — проговорил он.

— Нет никакой ошибки, — не опуская оружия, Эллис шагнул вперед. — Ну-ка, лицом к стене, руки за голову! И не спеши.

Чезарио поднял на него глаза. Медленно выполнил приказание. Он чувствовал, как Эллис обыскивает его.

— У меня нет револьвера, — сказал он.

— Мне нужен не револьвер, — усмехнулся Эллис.

Стилет холодил ладонь, прижатую к затылку.

— Кинжала тоже нет, — сказал он. — Он не нужен мне, чтобы управлять автомобилем.

— Догадываюсь, что не нужен, — кивнул Эллис, отходя на шаг. — Боюсь, ни для чего другого он тебе тоже не понадобится.

Бандит у двери подал голос:

— Пришить его, Эллис? Тот жестом остановил его.

— Погоди. Мне охота угостить его на славу. И я приготовил изысканное блюдо.

Чезарио оглянулся через плечо. Вынимая что-то из кармана, Эллис заметил его взгляд и расхохотался.

— Знаешь, что это такое, малыш? — ехидно проговорил он, помахивая маленьким топориком.

Чезарио не отвечал. Он знал.

— Это ледоруб! — продолжал издеваться Эллис. — Не такое утонченное название, как у свинорезки, какой ты работал, но дело свое знает. Большой Датчанин мог бы немало об этом порассказать! — Эллис быстрым движением поднял револьвер и рукоятью ударил Чезарио в затылок. В глазах у того потемнело, он стал медленно сползать вниз, пытаясь ухватиться за стену.

Откуда-то издалека донесся злобный голос Эллиса:

— Повернись, пащенок! Я хочу, чтобы ты видел, что тебя ожидает!

Чезарио медленно повернулся. Помотал головой. В глазах постепенно прояснялось.

Зловеще улыбаясь, Эллис опустил револьвер в карман и перехватил ледоруб правой рукой. Он подошел к Чезарио вплотную и зашипел ему в лицо:

— Вот эту штуку ты получишь прямо в глотку! Чезарио ждал. И когда Эллис взмахнул топориком, молнией метнулся в сторону. Ледоруб вонзился в трухлявую стену и застрял там. Знакомым приемом Чезарио ударил Эллиса по горлу и в мгновение ока очутился рядом с вторым бандитом. Он выбил у него револьвер, и они схватились врукопашную. Краем глаза он успел заметить, что Эллис дотянулся до револьвера, извернувшись, он прикрылся противником, как щитом, и вовремя: в следующий миг тело врага стало вздрагивать от попадающих в него пуль. Раненый судорожно пытался оттолкнуть его и вдруг обмяк, отяжелел и стал оседать на пол. Чезарио оставил его и метнулся к двери.

Злобный смех Эллиса преследовал его: — Врешь, пащенок! Не уйдешь! — Он нажал курок, но револьвер только щелкнул: кончились патроны. Выругавшись, он швырнул револьвером в Чезарио и ухватился за ледоруб, пытаясь выдернуть его из стены. Вдруг он увидел, что Чезарио неспешно приближается к нему. В его ладони поблескивал стилет. Сжимая ледоруб, Эллис стал отходить, прижимаясь к стене, и вдруг вспомнил о своем револьвере. Он снова злорадно ухмыльнулся. Оставалось сунуть руку в карман. Одно мгновение — вот и все, что ему было нужно…

* * *

Лук сидела за рулем автомобиля. Руки с такой силой сжимали баранку, что побелели суставы. Глаза неподвижно смотрели в пространство. Она не шевельнулась, пока острие стилет не коснулось горла. Она повернула голову и увидела склоненное к ней лицо: рот растянут в зверином оскале, голубые глаза светятся в ослепительных солнечных лучах.

Выражение, которого Чезарио не смог понять, мелькнуло во взгляде и пропало, уступив место настороженности.

— Зачем ты это сделала?

Ее голос был так же пуст и бесцветен, как и взгляд.

— Я говорила вам. Это моя работа. Я ее делаю.. И я не спрашиваю Маттео: зачем. А вы спрашиваете.

— Есть разница! — казалось, в глазах его вспыхнуло пламя. — Я должен выполнить клятву.

— Я тоже, — также тускло проговорила она. — Разница лишь в оплате.

— Я должен убить тебя! — сказал он жестко. Лезвие теснее прижалось к горлу. Лук закрыла глаза и откинула голову на спинку кресла.

— Ну что ж, — произнесла она усталым, изношенным голосом. — Теперь это не важно. Маттео не простит моей неудачи так же, как и вашего успеха.

Он молчал. Казалось, тишина будет длиться бесконечно. Лук почувствовала, как горячка возбуждения поднимается в ней, обдавая изнутри волнами нестерпимого жара. Еще мгновение — и она потеряет над собой власть.

— Ну же!.. — дико вскрикнула она. — Что же ты медлишь?!

Смерть смотрела ей в глаза. И это был взгляд тигра в ночи.

Он молчал. Лук открыла глаза.

Лицо его было мокро от пота. Она ощутила трепет его тела. И поняла, что видит и чувствует в нем — себя.

— Боже мой… — шептала она чуть слышно.

Она тянулась к нему. Они были так похожи во всем! Они были почти двойниками!

Она услышала, как стилет стукнулся о пол машины. Его губы припали к едва заметной ранке, оставленной на шее кинжалом.

Все опасности и треволнения были позади. И это было лишь затем, чтобы у тигра вновь проснулся аппетит.

* * *

Он остановил машину у входа в ее отель.

— Возьми свои вещи. Через два часа встретимся в аэропорту.

— Ты будешь осторожен? Он спокойно кивнул.

— Мы вылетим раньше, чем они узнают. В Нью— Йорке я немедленно свяжусь с Эмилио. Он все уладит.

Лук пожала его руку и вышла из машины. Немного постояла, пока он не уехал, и пошла в отель.

* * *

Чезарио прошел через холл отеля «Эль-Сьюдад» и остановился у конторки.

— Мой ключ, пожалуйста, — сказал портье. Тот поспешно обернулся.

— Князь Кординелли! — воскликнул он. В голосе послышалось недоумение. Он положил перед Чезарио ключ.-А гонки…

Чезарио перебил:

— Сгорел генератор.

— Какая неприятность, сеньор! — физиономия портье изображала искреннее участие. Он достал из конторки и передал Чезарио запечатанный конверт.

— Баронесса просила вам передать… Чезарио разорвал конверт.

«Какая жалость, дорогой, что я не могу дождаться твоего возвращения! — писала Илина. — Лечу в Нью— Йорк с богатым техасцем. Он настаивает, чтобы я помогла ему сделать кое-какие покупки к празднику. С любовью, Илина».

Чезарио усмехнулся про себя. Он так и думал — у Илины были свои причины не встречать его в Пуэрто-Рико.

Он обратился к портье:

— Когда уехала баронесса?

— Около одиннадцати утра, — портье понимающе улыбнулся.

Чезарио пошел к лифтам. Он посмотрел на часы: семь вечера. Илина, вероятно, уже в Нью-Йорке.

Глава девятнадцатая

Беккет внимательно смотрел на Илину.

— Почему вы вернулись? Вы же собирались оставаться с ним до конца?

— Я испугалась! — Илина выглядела взволнованной. — Мне показалось, что он хочет убить меня. Что он знает…

— Показалось? — быстро спросил Беккет. — Почему вы так подумали? Он что-то сказал, сделал? Вы что-то обнаружили?

Илина покачала головой.

— Да нет же, ничего такого. Просто в его чемодане я увидела карман. Я уже говорила. Я просто почувствовала, что в нем таится смерть. И решила вернуться.

— Но ведь вы не видели в нем оружия! — возразил Беккет. — И у меня в чемодане есть такой карман. Я вожу в нем футляр с зубной щеткой и бритвой.

В дверь постучали.

— Войдите! — крикнул Беккет.

На пороге появился агент. Он подошел к столу и положил перед Беккетом телетайпную ленту.

— Только что получено из Мехико. В заброшенном доме найдены тела Эллиса Фарго и его телохранителя.

Это недалеко от места, где произошла поломка машины Кординелли.

— Ну вот! — Илина даже подскочила. — Я же говорила!

Беккет хмуро посмотрел на нее.

— Будь вы на месте, мы знали бы об этом гораздо больше.

— Особенно, если бы меня уже не было в живых! — возмутилась она. — Ох, как мне все это не нравится…

Беккет посмотрел на агента:

— Где теперь Кординелли?

— Возвращается в Нью-Йорк. Его самолет приземлится в Айдльвуде рано утром. С ним женщина.

— Женщина? — Беккет повернулся к Илине. — Так вот почему вы вернулись?

— Не говорите чепухи! — досадливо отмахнулась она. Беккет засмеялся.

— Ну, теперь все понятно! Он нашел другую девчонку и велел вам убираться.

Илина была задета.

— Вовсе нет! — запротестовала она. — Эта девушка — его механик. И я с ней знакома.

— Механик? — недоверчиво спросил Беккет.

— Ну да! — кивнула она. — Его постоянный механик заболел, и он нанял ее там же, на месте. Ее зовут Лук… фамилии я не помню.

Беккет быстро глянул на агента.

— Немедленно свяжись с Мехико и запроси все ее данные.

— Да, сэр, — кивнул агент. — А вы не хотите взять Кординелли, когда самолет приземлится?

Беккет отрицательно качнул головой.

— Что толку? Да нам и не за что его брать. Просто закажите для меня машину, я хочу посмотреть, куда он направится.

Агент вышел, и Беккет снова внимательно уставился на Илину.

— Вам лучше вернуться в отель и постараться по возможности быть рядом с ним.

— Нет!

— Он ничего не знает о нашей связи и ничего вам не сделает, — голос Беккета стал жестким. — Или вы хотите, чтобы вас выслали из страны?

— Это лучше, чем быть мертвой!

— Моральное разложение — очень серьезное обвинение! С таким пятном вы уже никогда не сможете приезжать сюда. А через газеты эта скандальная история станет известна всем.

Илина негодующе смотрела на него:

— В Европе я найду людей, которые меня поймут. Там прекрасно знают, что есть женщины, не созданные для работы! — она вынула сигарету и нервно постучала ею по столу.

Беккет поднес ей зажигалку и откинулся в кресле. Он понимал, что она снова в его руках.

— Американцы, я думаю, тоже знают, — улыбнулся он, — только никогда об этом не говорят.

Илина глубоко затянулась.

— Такое впечатление, что секс у вас приравнивается к антиамериканской деятельности.

Беккет выдержал паузу, внимательно глядя на Илину. Потом подался к ней через стол и мягко, почти нежно спросил:

— Вы очень напуганы, не так ли?

Она встретилась в ним взглядом и медленно кивнула.

— Поначалу мне все это казалось какой-то нелепостью… недоразумением. Но теперь я понимаю, что это серьезно. И я боюсь…

Он поднялся, обошел стол и стал рядом с ее креслом.

— Постарайтесь преодолеть свой страх, баронесса, — проговорил он с расстановкой. — Мы не спустим с него глаз и, обещаю вам, вмешаемся при малейшей опасности.

* * *

Молоденький агент, приехавший в аэропорт вместе с Беккетом, тихонько присвистнул, увидев, как Лук вместе с Чезарио садится в такси.

— У этого парня губа не дура, а, шеф? Беккет кивнул. Он ждал, когда такси тронется. Наконец агент вывел машину на дорогу и поехал вслед за такси. Между ними все время маячила еще какая-то машина.

— Обогнать его? — спросил агент, обернувшись через плечо.

— Не надо, все о'кей. Здесь мы их не потеряем. Минут десять ехали молча. Все это время Беккет с любопытством разглядывал машину, которая упорно держалась между ними и такси, в котором был Чезарио. Вдруг, резко прибавив скорость, она пошла на обгон.

Беккетом овладело тревожное предчувствие. Распахнув пальто, он вынул из кобуры револьвер. Беккет достаточно проработал в ФБР, чтобы пренебрегать подобными ощущениями.

— Ну-ка, придержи их, — велел он водителю, — не нравится мне это…

Агент подал сильно влево, пытаясь обогнать неизвестную машину.

— Что-то тут не так, — пробормотал он, убавляя газ, чтобы не врезаться.

В ту же секунду до них донеслись сухие резкие хлопки.

— Жми! — Беккет высунулся из окна и выстрелил по идущему впереди автомобилю.

Такси, в котором ехал Чезарио, осталось позади. Едва они пронеслись мимо, оно съехало на обочину. Беккет не видел, есть ли в нем пострадавшие. Он снова стрелял по уходящему автомобилю.

Пуля пробила заднее стекло за спиной водителя. Тот скорчился и навалился на руль. Машина, лишившись управления, сошла с дороги и поехала в направлении залива. Она была уже у самой воды, когда из нее выскочил человек. Он бросился бежать. Автомобиль Беккета, свернувший следом, остановился неподалеку. Беккет пулей вылетел из него и с криками «стой!» бросился вдогонку.

Он сделал предупредительный выстрел в воздух. Беглец на миг обернулся. Беккет увидел вспышку в его руке, потом свистнула пуля над головой, и наконец раздался выстрел.

Беккет приник к земле. Бегущий прибавил ходу. Беккет целился в ноги. Он хотел взять его живым. Первый выстрел мимо. Беккет выстрелил снова.

Беглец споткнулся и рухнул на землю.

Подбежал молодой агент.

— Вы о'кей? — наклонился он к Беккету. Тот уже поднимался на ноги.

— Я о'кей.

— Тот, что в машине — мертв, — сообщил агент.

— Поди глянь на этого. Я целил в ноги, может, хоть он…

Агент побежал, нагнулся над упавшим и тотчас выпрямился:

— Этот тоже убит! — крикнул он. Беккет засунул револьвер в кобуру.

— Вы прекрасно стреляете, мистер Беккет! Позади стоял Чезарио. Он приветливо улыбался. Беккет глянул на него почти с ненавистью. У этого человека, похоже, вовсе нет нервов! В него только что стреляли, из-за него убиты два человека, а он говорит и улыбается, как ни в чем не бывало!

— На этот раз: мистер Кординелли, вы не станете отрицать, что стреляли именно в вас! — сказал Беккет, стараясь придать голосу то же спокойствие, какое было у его собеседника.

Чезарио пожал плечами.

— Вы правы, мистер Беккет, — сказал он. Искорка насмешливого вызова на миг блеснула в глубине его зрачков. — Но я по-прежнему не понимаю — почему?

Беккету нестерпимо захотелось высказать ему все. Взгляд его потемнел.

— Я думаю, вы также не в курсе, почему Эллис Фарго был найден мертвым в хижине, расположенной в полумиле от места, где ваша машина сошла с трассы из-за поломки?

Чезарио невозмутимо улыбался.

— Вы же знаете, мистер Беккет, я не читаю газет. Я действительно не знал, что он убит.

— И вы, безусловно, можете отчитаться за каждый час, проведенный в дороге?

— Конечно! Я все это время был со своим механиком. Мы не расставались ни на минуту. Можете у нее спросить, она в такси, поправляет макияж.

— Вы чрезвычайно удачно подбираете женщин для подтверждения вашего алиби, мистер Кординелли, — Беккет саркастически усмехнулся.

Чезарио благодушно расхохотался:

— О, да, по части женщин мне обычно везет! Беккет не сводил с него глаз, пока полицейская машина не тронулась с места.

— Продолжайте ваши забавы, мистер Кординелли! — крикнул он на прощанье. — Только знайте — мы не вечно будем околачиваться поблизости и сторожить вас!

* * *

Такси подъехало к тротуару, и Чезарио вышел из машины.

Подожди немного, — сказал он Лук. — Я загляну в свой офис.

При виде его регистраторша у входа, казалось, остолбенела. Он прошел мимо нее в контору. Сотрудники, собравшись возле холодильника для воды, что-то оживленно обсуждали. Едва Чезарио вошел, все быстро разошлись по местам. Он кивнул им и прошел к себе.

— Зайдите, — бросил на ходу мисс Мартин. В кабинете обернулся к ней.

— В чем дело? Почему никто не работает? Секретарша глядела на него, как на гостя с того света.

— С вами все в порядке? — наконец спросила она.

— Как видите, — отрезал он.

— Мы слышали по радио, что кто-то обстрелял вашу машину…

— Прекрасный повод для того, чтобы собираться вместе и бездельничать, не так ли? Вам платят деньги вовсе не за это!

— Но им просто нечего делать, — возразила мисс Мартин.

— Что значит «нечего»? — вскинулся он. — С каких это пор стало «нечего»?

Она взяла со стола телеграмму и протянула ему.

— Это последняя из полученных сегодня. Все ваши заказы аннулированы. Они отзывают привилегии.

Он пробежал глазами эту и перебрал множество других телеграмм, кипой сложенных на столе. Во всех было одно и то же. Две английских компании, французская, шведская… Он посмотрел на секретаршу:

— Когда это началось?

— Как только вы вылетели в Мехико. Я ничего не понимаю. Все сразу, как по команде…

Он снова пробежал глазами телеграммы и в ярости швырнул их на стол. Общество настолько уверено в себе, что его заранее посчитали мертвым и решили прекратить деловые отношения с его предприятиями. Необходимо немедленно связаться с Маттео! Немедленно! Дело зашло слишком далеко.

— Мне очень жаль, мистер Кординелли, — сказала мисс Мартин. — Я пыталась с вами связаться, но вы уже были в пути… я полагаю, это все из-за шумихи, которую подняли газеты.

Чезарио не ответил. Он размышлял. Нужно было поручить кому-то передать записку почтмейстеру в сицилийской деревушке. Он не сомневался, что Маттео здесь, в Штатах, но на его поиски можно потратить двадцать лет и ничего не добиться… Голос секретарши прервал его размышления.

— Что вы будете делать? Он пожал плечами.

— А что тут сделаешь? Раздайте всем зарплату, выходное пособие и отпустите с Богом. Скажите, что как только ситуация прояснится, мы соберем их снова.

— Вы думаете, она прояснится?

— Не знаю, — он пошел к выходу. На пороге оглянулся: — Признаться, сейчас я не поставлю на это ломаного гроша.

Глава двадцатая

Чезарио повернул ключ в замке, толкнул дверь.

— Входи!

Лук вошла в его апартаменты, он последовал за ней и закрыл дверь. Из спальни донесся голос Илины:

— Это ты, Чезарио?

Он мельком глянул на Лук. В ее лице ничего не отразилось. Улыбнувшись, он ответил:

— Да, Илина!

Не выходя из спальни, Илина говорила:

— Нет, Чезарио, как тебе нравится? Все богатые техасцы — насколько я могу судить — либо женаты, либо обманщики! А этот пригласил меня исключительно затем, чтобы я помогла ему выбрать подарки жене!

Он не мог сдержаться и широко улыбнулся. Лук неподвижно смотрела куда-то в угол.

— Я тебе искренне сочувствую! — сказал он.

— Я не слышу, что ты говоришь, — откликнулась Илина. — Но это неважно. Я посылала Тонио за льдом для шампанского. Там в баре стоит бутылка. Пожалуйста, открой ее! Я сейчас выйду!

Чезарио прошел к бару. В ведерке со льдом стояла бутылка шампанского, а рядом — два бокала.

Чезарио торжественно присоединил к ним третий, откупорил бутылку и принялся разливать вино.

— Я просто не могла тебя дождаться! — Илина появилась на пороге, завязывая пояс неглиже и ослепительно улыбаясь.

Лук стояла посреди комнаты. Наткнувшись на нее взглядом, Илина осеклась и, вопросительно вскинув брови, повернулась к Чезарио.

Тот смотрел то на одну, то на другую, искренне забавляясь возникшей ситуацией.

— Насколько я помню, леди однажды встречались, но это было мимоходом, — он улыбнулся обеим. — Позвольте познакомить вас как полагается…

Подавая каждой бокал с шампанским, он вежливо представил их друг другу.

— За дружбу! — коротко сказал он и выпил.

Илина смерила нежданную гостью уничтожающим взглядом и с обворожительной улыбкой обратилась к Чезарио:

— Она, правда, довольно изящна, — Илина говорила по-французски, — но, мой дорогой, тебе не кажется, что твоя квартира не слишком просторна для семейного счастья втроем?

— Илина, не становись кошкой. Ты не представляешь, как она талантлива, — ответил он на том же языке.

— В этом я ни минуты не сомневалась, — отрезала Илина. — Но если администратор отеля возражает, чтобы ты содержал в своих апартаментах одну женщину, то как, по-твоему, он отнесется сразу к двум? Или ты скажешь, что обратился в мусульманство?

Вдруг Чезарио осенило. Теперь он знал, как связаться с Маттео.

— Все уже улажено, — продолжал он по-французски. — Видишь ли, я предупредил их, что, поскольку ты улетаешь в Италию, Лук займет твою комнату и поживет там до твоего возвращения.

Илина оторопело уставилась на него, но уже в следующую секунду ее прорвало:

— Как бы не так!! — вне себя от злости, но все еще по-французски орала она. — Пока ты не распутаешься с этой потаскушкой, я шагу отсюда не сделаю!

Напоследок она швырнула в него бокалом и выбежала в спальню, хлопнув дверью.

Бокал ударился в стену над баром. Осколки усыпали пол. Чезарио взглянул на них. Потом — на Лук.

У Илины вспыльчивый характер, — сказал он по-английски.

Но дело, видимо, совсем не в этом, — возразила она по-французски, — а в том, поедет она или нет?

Какое-то время он молча глядел на нее. Потом, все так же ни слова не говоря, принялся хохотать.

— Ты понимала? — спросил он наконец, все еще смеясь.

Мягко улыбнувшись, она кивнула.

— Конечно. Однако ты не ответил, — повторила она. Лицо ее снова было серьезно. — Она поедет?

— Непременно, — спокойно проговорил он. — Мы с Илиной старые друзья. Она не откажет мне в помощи.

* * *

Повесив телефонную трубку, Тонио вернулся в столовую и доложил:

— Билет для баронессы заказан на ночной рейс.

— Спасибо, Тонио, — сказал Чезарио. Дожидаясь, пока слуга удалится, Илина пронзала Чезарио негодующим взглядом:

— Я никуда не еду! — кипятилась она. — Плевать мне на то, что ты сказал!

Краем глаза Чезарио видел, как Лук невозмутимо наблюдает за ними с обычным понимающим выражением.

— Ты сделаешь, как я велю, — ответил он непоколебимым тоном, — В противном случае иммиграционные службы узнают, что в действительности ты у меня не работаешь.

Илина мельком взглянула на Лук. Та уткнулась в тарелку.

— Но почему ты не пошлешь ее? — возмущенно спросила она.

Чезарио вскипел.

— Ты же знаешь! — рявкнул он. — Она будет там у всех как бельмо на глазу! Ну вот что, прекрати препираться, поскорее ешь и собирайся. Ночью ты вылетаешь в Рим.

Илина со стуком бросила ложку, вскочила из-за стола и скрылась в своей комнате, оглушительно хлопнув дверью.

Лук оторвала глаза от тарелки. Едва заметная усмешка блуждала на ее губах.

— Мы с Илиной старые друзья. Она не откажет мне в помощи, — копируя его интонацию, поддразнила она.

— Она поедет! — Чезарио медленно остывал. — Ты что, еще не поняла?

Запершись на ключ, Илина прямиком бросилась к телефону.

— Мистера Беккета, пожалуйста! Беккет взял трубку.

— Да?

— Мистер Беккет, он посылает меня в Сицилию! — быстро говорила она, понизив голос. — В свою деревню. Я должна найти там почтмейстера и передать записку.

— Записку? — голос Беккета оживился. — А что в ней? Что за записка?

— Вот, — Илина прочитала на память: — «Передайте моему дяде, мне необходимо с ним встретиться». Я должна дождаться ответа и привезти его обратно.

— Отлично! — сказал Беккет. — Это уже кое-что.

— Как вы сказали, мистер Беккет? «Отлично»?! — сердце ее сжалось от страха. — Может, вам не известно, что дядя Чезарио умер четырнадцать лет назад? Мертвецам не отправляют посланий и уж подавно — не ждут от них ответа!

— Не волнуйтесь так, — ободряюще проговорил Беккет. — Тот дядя, о котором идет речь, здравствует как нельзя лучше. В Обществе каждый член, обращаясь к своему крестному, называет его «дядя».

Илина совсем упала духом.

— Значит, я повезу послание мафии?! — чуть слышно проговорила она. — Мистер Беккет, я не могу! Я боюсь!

— Не тревожьтесь так, — успокаивал Беккет. — В самолете и везде, куда бы вы ни отправились, с вами будет наш человек. Вы не останетесь одна ни на секунду. Кстати, вы говорили, что хотите познакомиться с богатым техасцем. Вот и поищите его в самолете!

Илина заторможенным движением повесила трубку.

Достала сигарету, закурила. Через широкую французскую дверь вышла на террасу. Погода была ненастная, но Илина не почувствовала холода.

Снизу доносились приглушенные голоса. Она с любопытством перегнулась через перила. На балконе этажом ниже стояли молодой человек и девушка. Они обнимались. В полумраке ей хорошо было видно лицо девушки, открытое навстречу поцелую. Влюбленные, казалось, не замечали холода.

Зябко передернув плечами, Илина отступила в комнату и плотно притворила дверь.

Сколько лет пролетело с тех пор, как сама она испытывала то же, что эта девушка на нижнем этаже! Смутно подумалось: а теперь? Теперь она могла бы?.. И тут же поняла, что нет. Все это она похоронила там, в постели «дорогой». Тогда Илине было девятнадцать.

Впервые за долгое время она вспоминала родителей. Бедный папа погиб. И «дорогая», ее мать, погибла тоже. Впрочем, это случилось гораздо раньше. Странно, что ей понадобилось столько лет, чтобы наконец понять это.

Теперь, не имея ни любви, ни привязанности, она впервые чувствовала близость с родителями. Она погибала так же, как они. Илина не замечала, что по щекам струились слезы.

Глава двадцать первая

Беккет навалился на письменный стол и посмотрел на Стрэнга.

— Хорошие новости, Дэн! Кординелли просит дядю о встрече! — он возбужденно потер подбородок. — Если эта встреча состоится, а дядя окажется тот, о ком я думаю… А? Что скажешь?

Стрэнг ухмыльнулся.

— Да-а, новости интересные. А только эта банда может опередить события. Что будет, если они достанут Кординелли прежде, чем он добьется встречи с дядюшкой?

Беккет озабоченно кивнул.

— Да, этого нельзя допустить. Слишком многое поставлено на карту.

— Но мы же не можем бесконечно опекать его?

— Не можем. Но у меня есть идея.

— Ну-ну…

Беккет испытующе посмотрел на него и тоном заговорщика предупредил:

— Но только между нами. Начальство мой план не одобрит.

Стрэнг снова ухмыльнулся.

— Я ничего еще не слышал, но мне это заранее нравится.

— Нужно сделать так, чтобы он сам стал прятаться. Начнем своего рода кампанию. Будем без конца звонить ему, угрожать. На хвост посадим наших ребятишек. Надо выбрать тех, что повнушительней с виду. Он попытается от них избавиться. А потом засядет где-нибудь в укромном месте и не вылезет до самого момента встречи.

Стрэнг в раздумье потирал переносицу.

— Хм.., А что, может, и сработает…

— Сработает! — убежденно говорил Беккет. — Заставим его залезть в раковину и рожки спрятать. Перекроем все входы-выходы, чтобы муха без нашего ведома не пролетела.

— Но если прозеваем, нам не поздоровится. Это точно, — подтвердил Беккет.

— А этому парню несладко придется.

— Несладко! Да!

От возбуждения Беккет встал и подошел к окну. Когда он снова заговорил, его голос заметно подрагивал:

— Ты знаешь, как ни странно, я могу сказать, что понимаю всех этих парней. Понимаю, откуда они берутся, как приходят к этому… Обычно начинают с нуля, ничего не имея. Понятно, что толкает их на преступления. Но случай сКординелли не укладывается ни в какие рамки. Я не вижу причин. Может, он развлекается таким макаром? Не исключено, что ему просто нравится убивать… Не знаю. Но я убежден: если мы его не остановим, погибнет еще много людей. И не только гангстеров. Никто же не возьмется предсказать, что взбредет такому психопату в следующий момент…

Стрэнг медленно вздохнул, взял свою трубку, выколотил ее содержимое в пепельницу. Пустую трубку сунул в рот и поглядел на Беккета. Улыбнувшись одними глазами, он неожиданно хмурым голосом произнес:

— Я уже тридцать лет служу в полиции. А мне никогда не нравилась постоянная работа.

* * *

Телефон требовательно звонил.

— Кординелли слушает!

Раздался грубый мужской голос. Чезарио мог поклясться, что прежде никогда его не слышал.

— Кординелли? — угрожающе переспросил голос. — Твой стилет отработал свое. Рано или поздно мы до тебя доберемся. Подумай хорошенько, может, не стоит дожидаться, когда тебе помогут отправиться ко всем чертям?

В трубке замолчали.

— Алло! Кто это? Кто говорит? — Чезарио нетерпеливо нажимал на кнопку.

Ответа не было.

Бросив трубку, он вернулся к дивану, на котором сидела Лук. С любопытством глядя на него, она спросила:

— Что это было?

— А, чепуха. Какой-то дешевый гангстер. Лук задумчиво покачала головой.

— Они всегда так начинают. Как по шаблону. Рассчитывают на то, что ты запаникуешь.

— Ну, со мной этот номер не пройдет, — он ядовито усмехнулся. — Пусть не надеются.

Он повернулся и пошел к выходу.

— Ты куда?

— Посмотреть, как Илина отправится в аэропорт. Хочешь со мной?

Лук подняла на него глаза. Неопределенно хмыкнула.

— Нет уж, уволь. Я думаю, твоя подружка не огорчится, если я не пошлю ей на прощанье воздушный поцелуй.

Он посмотрел на нее долгим взглядом и вышел.

* * *

Чезарио был доволен. Он только что вышел из здания компании «Италиен Эрлайнс» и направлялся к стоянке, где оставил свою машину. С Илиной все благополучно. Возле нее уже крутится некто, взявший на себя все ее заботы. Кто еще, кроме Илины, мог так воспользоваться случаем?

Чезарио едва не хохотал над тем, как быстро она сумела охмурить этого молодчика в белой стетсоновской шляпе. Разумеется, в итоге он окажется всегонавсего богатым техасцем. Правда, вернувшись из этого путешествия, он будет уже гораздо менее богат.

Чезарио пришел на стоянку и, лавируя среди автомобилей, стал добираться до своего автомобиля. По случаю позднего времени машин было не очень много.

Звук чьих-то шагов, доносившихся сзади, привлек его внимание. Как-то странно они сливались с его собственными…

Он на мгновенье задержался и огляделся. Никого.

Пожав плечами, тронулся дальше. Звук шагов снова начал двоиться. Он остановился, прикуривая сигарету. Шаги прекратились. Он снова пошел, и в следующую секунду снова стал различать чьи-то чужие шаги. Тяжелые, неторопливые, они намеренно сливались с его собственными. Он замедлил ход, чтобы проверить, будут ли шаги подражать ему. Так и случилось.

Он был уже рядом с машиной. Шевельнув рукой, зажал в ладони стилет. Холодок металла придал ему уверенности.

Стремительно шагнув между двумя автомобилями и обернувшись, он выставил перед собой кинжал.

— Кто здесь?

— … здесь… — эхом прокатилось по стоянке. Ответа не было. Еще подождал. Мертвая тишина. Он отпустил стилет. Это все дурацкий звонок. Он облегченно вздохнул и, ощущая, как отпускает напряжение, забрался в машину.

Включил мотор. В чреслах слабо покалывало. Так случалось всегда в моменты опасности.

Он подумал о Лук, которая теперь ждала его. Он был рад, что она будет с ним сегодня ночью. Сейчас ему была нужна именно такая женщина. Она даст ему отдых.

«Альфа-ромео» не спеша выруливала со стоянки.

Чезарио знал тип женщин, к которому принадлежала Лук. Однако она была не из тех, кто готов отдаваться любому. Она искала своего двойника. И когда находила, в ней будто поворачивался волшебный ключ, и она уже больше не могла контролировать свои желания.

И тогда она начинала борьбу за первенство. Во-первых, она требовала невозможного в сексе. Он усмехнулся про себя. Именно это происходило теперь. Потом было другое. Она требовала безоговорочного признания равенства с мужчиной во всем. Дальше следовали попытки доказать свое женское превосходство.

Последнее ей никогда не удавалось. Ни с ним, ни с кем-нибудь другим. Она не допускала малейшего проявления слабости. Она презирала слабость.

И еще она непременно хотела получить в себя семя. Этого она достигала всегда. Это давало ей удовлетворение. Тогда, освободив сознание, она могла идти дальше.

И снова все повторялось. Так что с ней ему было легко. И потом, в каком-то смысле он искал того же… Его по-прежнему тянуло к ней. Однако по мере насыщения все это непременно должно наскучить…

А за всем возникал образ Илины. При мысли о ней он невольно улыбался. Быть может, следует на ней жениться. Настало время подумать о продолжении рода, о том, чтобы нести свое имя в будущее. Сочетание их крови обещало быть очень хорошим. Кроме того, Илина — европейка. Европейцы гораздо честнее и, пожалуй, более реалистичны, чем американцы. По сравнению с Лук, одолеваемой всевозможными комплексами, Илина казалась простой и наивной, как подросток.

Глава двадцать вторая

— Ну вот, два дня прошли, — вздохнул Стрэнг. — Что дальше?

Беккет пожал плечами.

— Ох, не знаю, старина, — он достал сигарету и закурил. — А что говорят твои люди?

— Я их уже раз шесть менял, — ответил Стрэнг. — Что говорят? Обычное дело. Пациент уже начинает вздрагивать. Оглядывается через плечо. При входе проверяет, нет ли кого за дверью.

— А девушка? — спросил Беккет. — Как она?

— Девушка вроде получше. Все время рядом с ним. Может, она и не знает ничего?

— Я получил ее данные. Похоже, вполне безупречная особа. Была автогонщицей, и довольно высокого класса. В прошлом году не повезло — потеряла машину. Теперь мечтает накопить денег и купить новую.

— Это ничего не объясняет, — Стрэнг покачал головой. — Остается непонятным, почему она подтвердила его алиби в деле убийства Фарго.

— Еще как объясняет, — возразил Беккет, — Она мечтает о машине, а это как раз тот парень, который может ей помочь.

— Тут ты ошибаешься. Сейчас он ей ничем не поможет, — сказал Стрэнг, — Только что мне сообщили, что все его заказы на автомобили аннулированы.

— Как все?

— Все до одного. Я думаю, не связано ли это как-нибудь со всем остальным?

— Возможно, — ответил Беккет. — Это непременно надо выяснить.

Зазвонил телефон. Он взял трубку и, послушав, протянул Стрэнгу.

— Тебя.

Стрэнг выслушал сообщение.

— Кординелли и девушка только что зашли в «Павильон» на Пятьдесят седьмой.

Беккет усмехнулся.

— Как раз время для очередного звонка, — он взял трубку и сказал в аппарат: — Позвоните мистеру Кординелли в ресторан «Павильон» и проиграйте для него запись еще раз.

* * *

— А я тебе говорю, что уже видел этого субчика! Я его узнал! — настаивал Чезарио. — Он ходит за нами по пятам.

Лук смотрела на него:

— Ты уверен, Чезарио? Я никого не заметила.

— Больше чем уверен. Последний раз я видел его на углу Парк-авеню.

Завидев приближающегося официанта с коктейлем, он принял невозмутимое выражение.

Они понемногу отхлебнули из стаканов, дожидаясь, пока официант отойдет. Лук прикрыла ладошкой его запястье.

— Тебе нужно отдохнуть, — мягко проговорила она. — Ты совсем не спал сегодня.

— Уснешь тут, когда трезвонят каждый час, — Чезарио раздраженно дернул головой. — Пока трубку не сняли…

— А почему бы нам не отключить телефон? — сказала Лук.

— И таким образом признаться, что нас допекли? — возразил Чезарио. — Им только того и надо!

К столу приближался официант с аппаратом в руках.

— Вас просят к телефону, князь.

Тот мрачно посмотрел на Лук и, не глядя на официанта, проговорил:

— Хорошо, я отвечу.

Официант поклонился, поставил аппарат на банкетку позади стола и удалился.

— Кординелли на проводе!

Лук смотрела на него. Молча, с каменным лицом он выслушал и бросил трубку. В ответ на ее взгляд так же молча кивнул.

— Опять они, — проговорил он хмуро, опорожнив стакан. — Видишь, за нами на самом деле следят.

* * *

Едва они вошли, раздался звонок. Тонио стремглав бросился к телефону.

— Квартира князя Кординелли!

Оглядываясь на вошедших, он поспешно ответил:

— Я сейчас посмотрю, пришел ли он… — Обернувшись к Чезарио и прикрыв ладонью трубку, он сообщил: — Вас спрашивают, ваше сиятельство. Но синьор не назвал себя. Он только сказал, что у него для вас важные новости…

— Давай сюда! — Чезарио подошел к телефону. Пока он слушал, Тонио незаметно исчез.

Вдруг лицо Чезарио исказилось. Вне себя от ярости, он схватил аппарат и зашвырнул в дальний угол.

— Дьявольская машинка для пыток! — закричал он.

Телефон угодил в большую напольную вазу. Посыпались осколки. Чезарио плюхнулся на диван. Тонио, с перепуганным выражением на круглом личике, остановился в дверях.

— Убери это!

— Слушаю, ваше сиятельство! Сию минуту, ваше сиятельство! — Тонио снова исчез.

Чезарио подался вперед, стиснув пальцами виски. Лук тихо подошла к нему и принялась сочувственно массировать затылок и шею.

— Не принимай так близко к сердцу, — говорила она. — Успокойся. Я приготовлю тебе что-нибудь выпить.

Лук подошла к бару, достала джин и вермут. Смешала, попробовала на вкус. Посмотрела на полки, отыскивая горькую настойку. Европейцы любят добавлять в коктейли что-нибудь для горечи. Ничего не обнаружив, повернула ключ в дверце маленького шкафчика. Там стояла только одна крошечная бутылочка. Она достала ее и обернулась:

— Сколько тебе добавить для горечи?

Чезарио расширенными глазами уставился на нее:

— Где ты это взяла?!

— Да вот, — показала она, — я знаю, тебе нравится…

— Сейчас же поставь на место! — яростно перебил он. — И запри, как было!

— У тебя такой вид, будто ты сейчас сотрешь меня в порошок, — недоуменно проговорила она и, вернув бутылочку на место, повернула ключ.

Чезарио откинулся на спинку дивана.

— Извини, дорогая. Горькая настойка на самой нижней полке.

— А что было в той бутылочке? — поинтересовалась она, протягивая ему стакан.

Он отпил глоток и поднял глаза.

— Яд. Жаль, им нельзя украсить стену, как другим оружием. Мне подарил его один флорентийский химик. Он исследовал состав ядов, которыми пользовалась Лукреция Борджиа. Пара капель — и никакого противоядия. Он говорил, что такое знание химии фантастично даже по нынешним временам.

Лук с любопытством оглянулась на бар.

— Я бы не чувствовала себя в безопасности, имея дома такую вещь!

— Здесь к нему никому нет доступа. Шкафчик не открывается даже для уборки.

Он допил коктейль, откинулся и прикрыл глаза.

— Как я устал…

Лук нежно погладила его по голове.

— Я знаю, милый, — тихо проговорила она и вздохнула: — Если бы можно было найти место, где бы нас никто не нашел… Мы бы переждали там, пока не вернется Илина…

Он вдруг поднял голову и посмотрел на нее. Напряжение ушло с его лица. Взгляд повеселел. Он улыбался.

— Верно! Как же я сразу не подумал? Я знаю место, где им и в голову не придет меня искать.

Лук улыбнулась в ответ. Ей стало тепло. С гордостью подумала, что все это только начало. Скоро он начнет убеждаться в том, как она ему необходима…

* * *

Сержант Мак Гауэл посмотрел на часы. Было около одиннадцати. Еще час — и можно будет отдохнуть. Он неторопливо прохаживался взад и вперед, слушая, как в тишине зимней ночи раздаются его собственные шаги. Самая противная часть его работы! С четырех часов он обязан сшиваться возле отеля.

Впрочем, это еще не худший вариант. Сейчас хоть не надо скрывать свое присутствие, как бывало приходилось. В его профессии это — один из самых трудных трюков. В кино частный детектив ухитряется проникнуть даже в спальню и при этом остаться незамеченным. В действительности все не так просто. Капитан держал на этом посту сразу шесть человек. Четверо дежурили у дверей отеля, еще двое дефилировали вокруг здания, поддерживая связь.

Глядя вслед какой-то машине, свернувшей за угол Лессингтон-авеню, Мак Гауэл краем глаза увидел их.

Они выходили из отеля. У девушки в руках был небольшой чемоданчик. Мужчина быстро огляделся и, отмахнувшись от такси, взял девушку под локоть. Они поспешно зашагали к Лексингтон-авеню.

Сержант бросился за ними. Так уж повезло, что именно сейчас им вздумалось идти куда-то. Теперь он доберется домой не раньше шести.

На перекрестке они пересекли улицу и пошли вверх, к Пятьдесят первой. Сокращая путь, он тоже перебежал дорогу. Мужчина оглянулся. Мак Гауэл не прятался. Наоборот, он должен был стараться, чтобы его заметили. Они свернули за угол и поспешили к метро.

Он припустил вдогонку. Подбегая к лестнице, услышал грохот приближающегося поезда. Прыгая через три ступеньки, слетел с лестницы. Капитан будет недоволен, если он их упустит!

За поворотом к поездам мелькнула чья-то тень. Заглянув за угол, Мак Гауэл только успел заметить плоскую ладонь, взметнувшуюся над ним. В последнее мгновенье он все же попытался увернуться… Острая боль пронзила плечо и шею.

Он упал на колени, но не потерял сознания. Только светящиеся кольца плавали перед глазами да колокольный звон стоял в ушах.

Сержант помотал головой. В голове прояснялось. Он сделал над собой усилие и, опершись на стену, поднялся. Приходя в себя, мгновенье постоял, покачиваясь и шаря глазами по платформе.

Он увидел! Они как раз входили в вагон. Он кинулся следом, но двери захлопнулись у него перед носом. В проплывавшем мимо окне мелькнуло лицо мужчины, которого он преследовал. Тот смотрел на него И ухмылялся.

Преодолевая страшную усталость, Мак Гауэл поплелся к телефонной будке. Протиснулся внутрь. Звякнула в аппарате монетка. Капитану не понравится то, что он скажет. Но капитан мог бы и предупредить, что этого парня надо опасаться, потому что он может стукнуть. Он набирал номер.

* * *

Стрэнг повесил трубку и мрачно посмотрел на Беккета:

— План сработал. Но сработал слишком хорошо. Кординелли стукнул Мак Гауэла в метро, на секунду отрубил, и только его и видели.

— Вместе с девушкой? — Да.

Беккет потянулся за сигаретой. Пальцы его подрагивали.

— Да-а. Если эта шайка доберется до них прежде, чем это сделаем мы…

— То тебе желательно иметь наготове прошение об отставке… — хмуро продолжил Стрэнг. — Мое уже написано, лежит в столе.

Глава двадцать третья

В Нью-Йорке не много осталось мест, которые еще сопротивляются натиску современных построек. Верхняя часть Парк-авеню — одно из них. Здесь раскинулся открытый городской рынок — торговая мекка испанского Гарлема. Люди, толкущиеся здесь, — по большей части пуэрториканцы. В своих вызывающе ярких цветастых одеждах они непрерывно снуют среди тележек с товарами и лотков, расставленных вдоль тротуаров, что-то быстро лопочут, беззаботные, веселые и счастливые, невзирая на нищету, словом, живут совершенно так же, как жили бы на своих тропических островах. Здесь множество гостиниц, ничем не напоминающих роскошные отели, расположенные на той же улице, в нижней части города. Кроме меблировки разница между теми и другими заключается в отношении к кредитным карточкам: в испанском Гарлеме их вовсе не признают, предпочитая наличные.

Чезарио отвернулся от окна отеля «Дель Рио», под которым в эту минуту с грохотом проносился поезд, и поглядел на Лук. Сидя в кресле, она читала утренние газеты. Он нервно закурил.

— Как ты можешь круглые сутки сидеть, уткнувшись в эти чертовы газеты?

Лук подняла голову. Последнюю неделю он с трудом сдерживал раздражение, готовый сорваться в любую секунду. Немудрено. Илина уехала две недели назад, и до сих пор от нее не было вестей. Все это время они просидели здесь взаперти.

Поначалу было даже забавно. Они шутили по поводу мелких неудобств: грязный водопроводный кран, скрипучие кровати, продавленные кресла…

Но время шло, и окаянная комната стала им надоедать, пока не опротивела вконец.

Лук была готова к этому. Но Чезарио вскоре любая мелочь стала выводить из терпения. Женщины более выносливы и легче приспосабливаются к неудобствам. Они по природе своей гораздо лучше умеют и ждать, и терпеть.

Лук подумала о том, что у нее уже были болезненные спазмы, предшествующие приходу месячных. Но они прошли, а месячных не было. Сроки миновали неделю назад. Уж не беременность ли это? Ее организм еще никогда так не запаздывал.

— Может, ты приляжешь? Тебе надо немного отдохнуть, — мягко сказала она.

— Отдохнуть?! — взорвался он. — Я уже болен от этого отдыха! Валяться на грязной постели, есть какую-то мерзость…

— Все же лучше, чем быть мертвым, — спокойно сказала она.

— Сейчас я в этом не уверен! — огрызнулся он и отвернулся.

\ Лук снова взяла газету, но Чезарио заговорил, и она подняла голову. Он стоял, опершись на подоконник, и глядел вниз.

— Я насмотрелся на этих людишек в итальянской деревне, когда был мальчишкой. Ты только погляди, как они хохочут, орут, суетятся, снуют повсюду в поисках какой-нибудь еды…

Лук подошла к нему и встала рядом.

— И тем не менее, похоже, они счастливы, — сказала она.

Он покосился на нее и снова уставился в окно. В голосе его было неподдельное изумление.

— Вот это мне и непонятно! Чему они так рады? Что у них есть в этой жизни, чего нет у нас? Неужели им не известно, что этот мир создан для тех немногих, кто умеет брать? Они должны это знать, не могут не знать! И все-таки они смеются, радуются, делают детей…

Она украдкой поглядела на него. Ей вспомнилось то время, когда она была совсем ребенком. Какое радостное оживление приходило в их маленький город в дни ярмарок и распродаж… Бедный Чазарио! В мире есть столько вещей, о существовании которых ты даже не подозреваешь!

— Быть может, у них есть надежда… — сказала она.

— Надежда? — он расхохотался. — Это слово придумали мечтатели.

Она еще надеялась, что он поймет ее.

— Быть может, у них есть вера. Он снова смеялся.

— Слово, которое придумали попы!

Она не удержалась и положила ладонь на его обнаженную руку. А вдруг через прикосновение ему передадутся чувства, нахлынувшие на нее!

— Быть может, у них есть любовь… — проговорила она тихо. Он обернулся к ней и, заглянув в глаза, отстранился. — Из всех лживых слов это — самое лживое! Его придумали женщины, чтобы покрасивей обозначить свои физиологические нужды. Лю-бовь! Тьфу!

Лук отвернулась и села в кресло. Взяла газету, но строчки расплывались. До странности знакомая сверлящая боль пронзила тело.

— Возможно. Но тогда — я не знаю, — с запозданием ответила она.

Он подошел к ней и встал рядом, глядя сверху вниз. Она не поднимала глазах. Ей не хотелось видеть знакомую жестокую усмешку, блуждающую на его лице. За две недели она достаточно на это насмотрелась. Юн улыбался так всегда, когда хотел войти в нее.

— Все верно, ты не знаешь, — сказал он. — И никто не знает. Только у меня хватает смелости смотреть правде в глаза. А там — пустота! Там — ничего, кроме желания существовать. И для большинства не важно даже — как? Только бы существовать, день за днем. Год за годом. Зачем? Ни за чем! — он почти кричал.

Лук хотела ответить, но раздался стук в дверь. Оглянувшись на Чезарио, она увидела в его руке стилет.

— Да? — отозвалась она. Голос портье сообщил:

— Я принес вечерние газеты, мэм!

— Оставьте под дверью, — попросила она. — Я заберу их немного позже.

— Да, мэм! — ответил голос.

Послышались удаляющиеся шаги. Потом все стихло.

Лук встала с кресла, подошла к двери и, быстро распахнув ее, ногой затолкала газеты в комнату. И тотчас захлопнула дверь. Подобрала газеты с пола и снова устроилась в кресле, разворачивая одну из них.

Не сдержавшись, он выбил газету из ее рук.

— Когда ты прекратишь обсасывать эти гнусные газетенки?! — заорал он. Отошел к окну и встал там, уткнувшись в раму лбом.

Лук терпеливо потянулась за упавшей газетой и вдруг увидела снимок.

— Чезарио! — воскликнула она. — Смотри! Она вернулась!

Всю последнюю страницу «Джорнэл-Америкэн» занимало фото, на котором улыбалась и махала рукой снимающему ее фотографу Илина. Надпись под фотографией гласила: «Баронесса возвращается после заграничной поездки».

* * *

Группа мужчин в кабинете Беккета тесно сгрудилась возле стола. Из динамика послышался голос Илины:

— Алло…

Потом взволнованный и торопливый голос Чезарио:

\— Ты получила ответ?

Схватив трубку другого телефона, один из детективов уже давал кому-то указания.

— Чезарио, это ты? У тебя все хорошо? — спрашивала Илина.

Беккет напряженно смотрел на агента с телефоном.

— Юна задержит его, сколько сумеет. Скорее!

— Делаем все возможное! — уверил агент.

— Я получила… — слышался голос Илины. — Но, Чезарио, мне не совсем понятно…

— Неважно! — перебил он. — Читай, что там? Голосом, полным недоумения, она произнесла:

— Луна взойдет сегодня ночью…

Раздался резкий щелчок, и репродуктор умолк. Чезарио повесил трубку. Голос Илины продолжал взывать:

— Чезарио! Чезарио! Не слышу! Ты где?.. Беккет посмотрел на агента:

— Засекли?

Тот удрученно покачал головой:

— Не успели. Слишком быстро отключился… Голос Илины все еще звал:

— Чезарио!

Беккет взял трубку.

— Его уже нет на линии, баронесса.

— Мистер Беккет, я все правильно сделала? — испуганно спросила Илина. — Я держала его, сколько могла…

— Вы все сделали как нельзя лучше, — Беккет пытался придать голосу уверенность, которой на самом деле не чувствовал. — Мы контролируем ситуацию.

Он повесил трубку.

— Спасибо, — кивнул агенту. — Можете отключаться.

— У нас есть, за что его взять, если он выберется из своей норы? — спросил агент.

— Нет, — ответил Беккет.

— Но он посылал за границу женщину с письмом, и она привезла ответ…

Беккет усмехнулся.

— Законом это не возбраняется.

Агент недоуменно пожал плечами и вышел. Беккет повернулся к Стрэнгу. Тот сидел за столом напротив.

— Это была хорошая попытка, Джордж… Беккет устало улыбнулся:

— Хорошая попытка, которая плохо закончилась…

— Во всяком случае, ты сделал все, что мог , — сказал Стрэнг.

Беккет встал из-за стола. Неудача горечью отдавалась во рту.

— Нечего темнить, Дэн, это — провал. Он отошел к окну и отвернулся.

— Если Кординелли завтра появится как ни в чем не бывало, это будет означать, что Стилет получил прощение и может жить спокойно. Если его уберут, мы теряем последнюю нить. В любом случае, Маттео остается за кадром.

Он обернулся к Стрэнгу и добавил, не скрывая горечи:

— Они обошли нас, Дэн. Так или иначе — мы проиграли.

Глава двадцать четвертая

Около десяти вечера они вышли из отеля.

— Здесь недалеко, — сказал Чезарио, и они пошли пешком.

С Парк-авеню свернули на Сто шестнадцатую и направились к Мэдиссон-авеню. Покружили по переулкам. Наконец он взял ее за локоть и указал через дорогу:

— Вон там, напротив.

Лук увидела приземистое кирпичное здание с маленькой неоновой вывеской над дверью. Бело-зеленая надпись гласила: «Четвертинка луны. Бар и гриль».

Они прошли мимо салуна и поднялись по лестнице, ведущей в дом. Через открытую дверь попали в пустынный коридор, залитый неверным желтым светом одинокой лампочки под потолком.

Лук подняла к нему лицо:

— Куда мы идем? Он повернулся:

— К Маттео, конечно.

— А я-то думала, ему нельзя здесь появляться… — недоуменно протянула она.

— Многие так думают, — он усмехнулся и подхватил ее под руку. — Идем!

Этажом выше они остановились. Чезарио постучал.

— Не заперто, войдите! — послышался голос Маттео.

Чезарио толкнул дверь. Увидев роскошно обставленную комнату, Лук была немало удивлена. Она совсем не ожидала увидеть в обветшалом старом доме богатые апартаменты.

Маттео сидел за столом.

— Дон Чезарио! — воскликнул он. — Мисс Никольс! Приятно удивлен такой встречей.

Оставив Лук стоять у двери, Чезарио приблизился к столу. Какое-то время он молча смотрел на Маттео.

Лук с интересом оглядывала комнату. В углу стоял еще один стол с пишущей машинкой. Рядом — шкаф, начиненный какими-то бумагами. В глубине помещения — задрапированный гардинами альков. Вероятно, оттуда была дверь в уборную. Эта комната отличалась от других только тем, что в ней не было окон.

Маттео заговорил первым.

— Ты просил о встрече, мой племянник? Чезарио кивнул.

— Насколько я понял, между нами произошло недоразумение.

— Вот как? — Маттео склонил голову набок.

— Когда мы виделись в последний раз, вы мне сказали, что я сделал свою работу хорошо. И что Общество осталось мною довольно.

— Это правда, — Маттео кивнул.

— Тогда почему меня пытаются убить? — спокойно спросил Чезарио.

Сложив руки на животе, Маттео откинулся в кресле. Он выглядел невозмутимо.

— Ты слишком молод, мой племянник, и не понимаешь многих важных вещей.

— Например?

— Братство существует благодаря одному исключительно простому правилу, — вкрадчиво продолжал Эмилио. — Это золотое правило помогало нам перенести множество невзгод, выжить в нескольких войнах и сохранить могущество по сей день… Оно гласит: «Человек, существование которого становится более опасно для Общества, нежели для него самого, не должен оставаться в живых».

— Но я не нарушал этого правила! — возразил Чезарио. — Разве я представил недостаточно доказательств того, что Обществу нечего беспокоиться на мой счет?

Голос Маттео был мягок и терпелив, будто он говорил с малым ребенком:

— Это достойно сожаления, но факт остается фактом: то, что ты теперь знаешь, равноценно кинжалу, приставленному к нашему горлу. О тебе известно полиции. Ты обладаешь информацией, представляющей для них огромный интерес.

— Я же говорил вам, от меня они ничего не получат!

— Я верю тебе, мой племянник, — согласно кивал Маттео. — Но если мы с тобой оба ошибемся, делу будет нанесен непоправимый ущерб. К тому же, не все братья доверяют тебе так, как я.

— Но почему? — допытывался Чезарио. — Я держу свою клятву! И мне от них ничего не нужно!

— Вот-вот, тебе ничего не нужно! — подхватил Эмилио. — В этом все и дело! Членов Братства связывает общий интерес. Но человеку, которому ничего не нужно, нечего защищать! Ты совсем не то, что Большой Датчанин и Денди Ник. Они знали, что теряют, и у них были причины быть лояльными. Они участвовали в прибылях. От тебя же, племянник, мы не имеем ни прибыли, ни пользы. Ты просто дилетант. Собственные прихоти для тебя — превыше всего.

— Итак, они хотят устранить меня, опасаясь за Денди Ника?

Эмилио состроил беспомощную физиономию и развел руками.

— Чезарио! Оглянись! — вскрикнула Лук. Она заметила движение в алькове.

Стилет тут же появился в его руке. Он молнией метнулся к занавешенному алькову и пронзил человека, скрывавшегося там. Вцепившись в гардины, умирающий сорвал их и рухнул на пол. Склонившись над убитым, Чезарио отбросил ткань с его лица.

— Но это же Денди Ник! — воскликнул он и оглянулся на Эмилио. — Итак, согласно вашему правилу, я больше никому не угрожаю?

— Ты не прав, мой племянник, — мягко возразил Эмилио. — Есть еще один человек.

— Кто же он?

В руке Эмилио блеснул револьвер.

— Я!

Он, не торопясь, взвел курок. «Досадно, — подумал не без сожаления, — Мальчишка мог бы стать одним из Донов Общества. Как глупо…»

Размышляя, он не заметил, что Лук подобрала с пола револьвер Денди Ника. Раздался выстрел. Пуля попала в плечо и отбросила Маттео в кресло. Он выронил оружие.

Одним прыжком Чезарио оказался над ним. Сверкнул стилет.

— Нет! Нет!.. — визжал Эмилио, пытаясь увернуться от удара. — Чезарио, я поговорю в Совете… Они меня послушают!..

Чезарио захохотал.

— Поздно, дядюшка! — крикнул он. — Твои же правила тебя и погубили. Я свободен! Свободен!

Окаменев от ужаса, Лук смотрела, как поднимается и опускается, вонзаясь в уже неподвижное тело, окровавленный нож.

— Чезарио, довольно! — будто во сне, не слыша собственного голоса, закричала она.

Он медленно выпрямился. Обернувшись, встретился с ней взглядом. Безумие светилось в глубине его зрачков.

Наконец он схватил ее за руку, распахнул дверь, и они стремительно сбежали вниз по лестнице.

— Ты представляешь, — он коротко хохотнул, — похоже, Эмилио и вправду верил, будто он — мой дядя!

* * *

Чезарио отворил дверь конторы, и они вошли. Он сел за письменный стол, отодвинул скопившуюся за эти дни почту, кипой сложенную на столе, взял чековую книжку и стал ее заполнять.

Лук подошла сзади и принялась легкими движениями массировать ему затылок и шею.

— Хорошо бы теперь вернуться домой! — мечтательно проговорила она.

Чезарио закончил писать и, обернувшись, подал ей чек.

— Это тебе! — жестко сказал он.

Лук машинально взглянула на листок.

— Зачем? — спросила удивленно.

Он глядел чужими холодными глазами. Голос был так же холоден и бесцветен.

— Ты говорила, что хочешь купить «феррари».

Можешь забирать свои вещи и отправляться на все четыре стороны.

Она оцепенела. Она не верила своим ушам! Внезапно начались сильнейшие спазмы в животе. К горлу подступила тошнота. Опять! Опять все то же!

— Ты думаешь… — она поперхнулась. В горле мгновенно пересохло. Откуда-то снизу поднималась невыносимая горечь. — Ты думаешь, я осталась с тобой из-за этого?!

Чезарио резко встал и, оттолкнув кресло, направился к бару.

— Какое тебе дело, что я думаю! — бесцеремонно ответил он. — У меня с тобой все кончено.

Она должна сказать! Быть может, узнав, что она беременна, он не станет с ней так обращаться… Он не виноват! Он так много испытал!

— Чезарио, что же мне делать теперь?.. Я… Мне не…

Он стоял к ней спиной. Открыв бар, вынул маленькую темную бутылочку и поставил на стол.

— Делай, что хочешь. Мне безразлично, — перебил он. — У тебя есть выбор. Ты знаешь, что здесь находится, — он указал на бутылочку. — Несколько капель, и через три минуты — полное забвение. Вполне безболезненно. Я дарю тебе это.

Он направился к выходу. Лук бессознательно шагнула следом.

— Чезарио! — воскликнула она в слезах. — Куда ты? К ней?

Он медленно улыбнулся. Особая жестокая нежность проникла в его голос.

— Да! Ты меня утомила. Мне осточертело жить с тобой на грязных простынях. Мне опротивела твоя плебейская манера любить. Ты верно сказала тогда, что Илина за десять минут даст мне больше в сексе, чем ты за десять дней. Что ж, ты и на деле это доказала!

Лук схватила его за отвороты пиджака:

— Ты больше не хочешь меня? Чезарио стряхнул с себя ее руку.

— Не совсем так, — проговорил он жестко. — Я больше не нуждаюсь в тебе.

Он вышел. Лук стояла и тупо смотрела на дверь.

Потом она медленно повернулась и пошла к дивану.

Снова. Снова то же самое… Бутылочка с ядом попалась ей на глаза. Он прав. Для нее это лучший выход.

Она стремительно поднялась — и вдруг со страшной силой к горлу подкатила тошнота… Она едва успела доползти до ванной. Ее рвало. По лицу, обжигая глаза, струились слезы. Ее рвало, пока не вывернуло наизнанку.

Лук обессиленно опустилась на колени и прижалась щекой к холодному фарфору. От слез она ничего не видела перед собой. Она уже больше не сомневалась в том, что с ней происходит.

Глава двадцать пятая

Он повернул ключ. В комнате Илины горел свет, из ванной доносился шум льющейся воды. Улыбаясь, он приблизился к двери.

— Илина!

Шум воды прекратился.

— Чезарио? Это ты? — раздался ее голос.

— Да! — его улыбка стала еще шире. — Я вернулся!

— Как твои дела?

— Все о'кей! — ответил он. — Выходи поскорее! Я хочу сказать тебе что-то очень важное!

Он отошел от двери. Пришло и его время. Время покончить со всеми приключениями и начать семейную жизнь.

Будто наяву, он услышал слова отца, сказанные когда-то давным-давно: «И не дай нашему имени умереть, сын мой. Не растрать себя попусту».

Из ванной послышался голос Илины:

— Чезарио, пожалуйста, подай мне мою сумку с косметикой! Я не могу выйти к тебе с ненакрашенными губами! Она на столике в спальне…

Чезарио подумал о том, сколько раз он видел ее без всякого макияжа, и усмехнулся. Но он уже привыкал к ее маленьким капризам. Они станут частью их будущей семейной жизни. Он подошел к ночному столику и взял с него маленький ящичек. Застежки его были не заперты, передняя стенка откинулась, содержимое посыпалось на пол. Все еще улыбаясь, Чезарио стал на колени и принялся собирать рассыпанные по полу вещицы. Положил на место пудреницу, помаду. Собрал какие-то бумажки, письма, фотоснимки, машинально их просматривая. Чего только женщины не носят с собой! Кредитные карточки, копии счетов… Взгляд остановился на плотном конверте с грифом «Служебное письмо правительства США». Письмо было отправлено Иммиграционным Департаментом и адресовано Илине. Так же машинально он раскрыл конверт и принялся читать. «По ходатайству мистера Джорджа Беккета и Федерального бюро расследований мы настоящим извещаем Вас, что Ваша просьба о предоставлении Вам постоянного вида на жительство в нашей стране удовлетворена. Будьте любезны обратиться с этим письмом и Вашим паспортом в ближайшее учреждение, чтобы оформить это разрешение надлежащим образом».

Продолжая тупо водить глазами по строчкам, Чезарио медленно поднялся на ноги. Забытая коробка с косметикой осталась на полу. Он открыл дверь ванной прежде, чем до него дошел смысл прочитанного.

Она все это время работала на Беккета. Иначе с какой стати он стал бы ей помогать?

Илина стояла перед зеркалом, кутаясь в халат. Услышав шаги, обернулась. Выражение его лица заставило ее содрогнуться.

— Чезарио! Что произошло?!! — в ужасе закричала она, и в следующее мгновение увидела в его руке письмо. Она в смятении уставилась на него, не в силах пошевелиться.

Чезарио стоял в дверях, заслоняя проем. Глаза его были мертвы.

— Почему, Илина? Ну почему? Ведь ты пришла ко мне как друг, пришла за помощью, и я помог тебе! Зачем ты?..

Она почувствовала, как ноги приросли к полу от страха.

— Меня заставили, Чезарио. У меня не было выхода! Они схватили меня за горло!

— Не верю, — жестко выговорил он и шагнул вперед. — Ты могла мне рассказать! Мы бы действовали ссобща!

Она завороженно смотрела, как он медленно заносит руку для удара. Странно. Теперь она не чувствовала страха. «Неужели и другие, — мелькнуло в голове, — вот так же ощущают себя перед смертью?»

— Не делай этого, Чезарио, — спокойно проговорила она. — Тебе не удастся скрыться. Они узнают.

Не опуская руки, он стоял и смотрел на нее. Он думал.

— Не делай этого, Чезарио! — повторила она торопливо, надеясь воспользоваться его замешательством. — Тебе теперь плохо. Я помогу тебе!

— Ты мне уже помогла, — сказал он с горечью. — А я-то, дурак, хотел на тебе жениться!

Илина попыталась проскользнуть мимо него в дверь… Удар настиг ее мгновенно. Она потеряла сознание и упала к его ногам, даже не успев еще раз испугаться. Тяжко дыша, он смотрел сверху вниз на неподвижное тело. Мысль лихорадочно работала. Он не решался использовать стилет. Надо было сделать так, чтобы это выглядело как несчастный случай. Так, как было с Барбарой.

Чезарио вернулся в спальню и огляделся. В глубине заметил широкую, во всю стену, французскую дверь. Самоубийство! Это как раз то, что нужно!

Он торопливо вошел в ванную, подхватил Илину на руки и направился к двери, ведущей на террасу. Открыл ее. Стояла тихая зимняя ночь. Только что пошел снег. Крупные белые хлопья кружились в воздухе.

Он поднес к парапету бесчувственное тело. Положил его на каменное ограждение и в последний раз заглянул ей в лицо: застывшее, белое, странно маленькое…

В ушах звучал ее веселый звенящий смех. Как она была бы прелестна в подвенечном наряде… Легким движением он перекинул тело через парапет.

Он не посмотрел вниз. Резко развернулся и бросился прочь от этого места.

* * *

Он вернулся к себе и собрался было присесть на диван, как вдруг увидел Лук. Она направлялась к двери спальни.

— Ты еще здесь?! — взорвался он. Она не ответила.

Он тяжело опустился на диван, наклонился вперед и спрятал голову в ладонях.

— Чего ты дожидаешься? Немедленно убирайся! — он почти кричал.

Не меняя позы, потер одеревеневшую шею. Лук остановилась возле бара, налила немного из бутылки и подошла к нему.

— Возьми, — она протянула стакан.

Он разом опорожнил его, поставил перед собой на стол и поднял глаза.

— А теперь собирай вещи и катись! Лук молча повернулась и вышла.

Чезарио прилег на диван, поудобней положив голову. Как он устал! Завтра он отправится куда-нибудь, где теперь тепло, и забудет про все на свете. Будет лежать и греться на солнце… Он закрыл глаза. Он уже почти забыл, как это хорошо — просто лежать и нежиться на солнце. Ему захотелось встать и пойти в спальню. Надо бы забраться в постель…

Он поднял голову, но его что-то как будто удерживало. Было такое чувство, словно ноги оставили его и самостоятельно отправились спать… Он попытался встать рывком — и не смог пошевелиться.

Из спальни вышла Лук с чемоданом в руках. Ни слова не говоря, она проследовала мимо.

Чезарио чувствовал, как лоб покрывает испарина.

— Лук! — позвал он. — Помоги мне! Со мной что-то неладно…

Она обернулась.

— Я не могу помочь тебе, — сказала негромко.

Он уставился на нее. Она не двигалась и больше ничего не говорила. Ему на глаза попался пустой стакан из-под виски.

И он понял!

— Стерва! Ты отравила меня!! — отчаянно завопил он. — Мне надо было убить тебя на десерт!

— Может быть, — таким же безжизненным голосом произнесла она. — Я же предупреждала, что больше не хочу проигрывать, — она отвернулась и открыла входную дверь.

На пороге стояли Беккет и еще несколько человек.

Они заставили Лук вернуться в комнату и вошли сами.

Беккет посмотрел на Чезарио, потом снова на Лук.

— Что с ним? Чезарио не двигался.

Смутная догадка всплывала в его мозгу. Он повернул к ним голову. Лицо его напряглось.

— Он умирает, — сказала Лук.

— Лукреция!.. — визгливо вскрикнул Чезарио. Беккет понял, что пора действовать.

— Доктора! Быстро! — распорядился он.

— Поздно! — Лук засмеялась, тихонько, потом все громче и громче. — Лучше пригласите священника!

— Вызывайте доктора! — повторил Беккет. — И уберите ее отсюда!

Один из агентов удалился, уводя за собою Лук, и в комнату тотчас вошел Стрэнг.

— С баронессой все обойдется, — сообщил он, — кости целы. Полежит несколько дней и встанет.

Чезарио уперся в него невидящим взглядом.

— Баронесса мертва!

Беккет отрицательно покачал головой.

— Ее терраса находится над выступающим вперед балконом. Она упала на тент, пролетев всего один этаж.

Чезарио захохотал.

— Что это с ним? — Стрэнг недоуменно повел бровью.

— Умирает, — ответил Беккет. — Он отравлен. Издевательски хохоча, Чезарио смотрел на них. Эти болваны должны бы знать, что никто в семействе Борджиа не кончал собой добровольно. Он хотел было сказать им это, но передумал. Пусть останется хоть что-нибудь, чего эти мартышки никогда не узнают! Он хохотал.

Беккет наклонился к нему.

— Где Маттео и Денди Ник? Чезарио усмехнулся.

— Мертвы. Все мертвы.

— Зачем вы это делали, Кординелли? — быстро спрашивал Беккет. — Ведь у вас было все, чего вы хотели?

Чезарио тщетно пытался сфокусировать взгляд на склоненном к нему лице. Перед глазами плыло.

— Это именно то, мистер Беккет, что не раз говорил мне мой отец. Он усыновил меня исключительно затем, чтобы передать свое имя… Не уверен, что вы меня поймете… В этой жизни только две вещи имеют смысл. Рождение и смерть. Все, что между ними, вся эта жизнь… Пустое…

Он прервался, с усилием переводя дыхание.

— И только когда две эти вещи у вас в руках… только тогда вы живете. Вот почему нас так влечет к женщине. Чтобы родиться вновь. Вот почему вы стоите здесь и с вожделением ждете моей смерти. Она даст вам почувствовать себя гораздо более живым, чем раньше…

Он уронил голову. Лицо его было бело, как полотно. По нему ручьями струился пот.

— Да он просто спятил, — бросил Стрэнг. — Бред сумасшедшего!

С трудом приподнявшись, Чезарио глядел на полицейского. Попытка хоть что-то увидеть сквозь пелену, застилавшую взор, отнимала последние силы.

Вдруг он явственно услышал плач новорожденного. Ребенок? Откуда здесь ребенок? Неужели этот человек прав, и он действительно сошел с ума? И так же вдруг, неизвестно откуда — пришло понимание. Это плакал его ребенок. Это было то, о чем Лук пыталась ему сказать. Она носила в себе его ребенка.

Он собирал остатки сил в надежде выговорить… Губы не слушались, голоса почти не было.

— А разве… весь мир… не сходит потихоньку с ума? — спросил он наконец.

И завеса опустилась, скрывая для него все.