Аннотация: Эта книга является продолжением первой части романа "Нечисть" "Упырь". Историческое фэнтези с элементами мистического триллера в духе повести Гоголя "Вий", "Вечера на хуторе близ Диканьки". События происходят в 16 веке на юге Украины. Запорожские казаки, победив татар, вступают в бой с превосходящим войском поляков. Ясновельможный князь Острожский ради победы призывает на помощь самого князя тьмы - Людаса. Козни ведьмы наводят ужас на жителей хутора. Любовь, сражения, ужасы - смешались в этом романе

Часть 2 "Людас"

    Все имена героев, названия населенных пунктов и описанные события в данной книге являются  вымышленными, а любые совпадения - случайными.

 1.Тайные похороны

   Отец Евсей вбежал в церковь, упал на колени пред иконой Спасителя и стал неистово молиться. Сердце у него бешено колотилось, руки дрожали, мысли в голове пута­лись, перескакивая с одной на другую. Причина такого состояния священника была одна - страх. Ему казалось, что Спаситель с иконы смотрит на него гневным взглядом и говорит:

   - Ну, греховодник! Теперь держись! Наказание получишь за свои грехи.

   Когда дьяк на кладбище увидел выпавшую из гроба жену сотника Яворного, то по ее виду и состоянию лица умершей, сразу понял - это ведьма. Отказавшись отпевать по­койную, он убежал в церковь. Сейчас он боялся не того, что нарушил церковные каноны, и позволили хоронить сатанинское отродье, а того, что если об этом узнают в Киеве, в Синоде, то его точно лишат сана священника.

   От прикосновения к плечу, Евсей вздрогнул и оглянулся. Возле него стоял церковный староста Федор Прищепа.

   - Ты уже знаешь о случившемся? - поинтересовался дьяк.

   - Да, бабы уже по селу гудят.

   - Что же мне теперь делать? Надо ведьму убирать с кладбища. А как ее мужу об этом сказать? Сотник и убить за такое может.

   - Яворной вместе с полком завтра выступает в поход. Вот через день и перезахороним ее за кладбищенской землей. А там видно будет. С войны не все возвращаются. А если вернется, скажем, что мы выполняли приказание архиерея, до которого дошли слухи, что жена сотника была, как бы это сказать, не совсем христианка, что ли.

   - Не совсем христианка! Хорошо говоришь, - ехидно заметил священник, - ведьма она была! Вот кто!

   - Тише ты. Здесь кричать не надо. Да еще в Божьем храме такие слова говорить. Тут надо по-тихому делать.

   На следующий день рано утром сотник Яворной в составе полка Кульбаса выступил в поход.

   В полдень дьяк Евсей, староста Прищепа и четыре казака были на кладбище. Убрали крест с могильного холма и начали раскапывать место захоронения ведьмы. На клад­бище было пустынно. День был ясный, солнечный. Когда лопата одного из казаков ударилась о доски гроба, внезапно поднялся ветер. Небо затянулось тучами. Сгусти­лись сумерки. Казалось, что наступил вечер. Священник стал креститься и бормотать какие-то молитвы. В воздухе над разрытой могилой, кружило воронье. Пустой гроб подняли из ямы наверх. На дне лежала покойная с открытыми глазами. Но странное дело, кожа на лице панны Марыли очистилось от язв и гнилостных струпьев, которые еще вчера были на ней. Ведьма казалась не мертвой, а спящей. Перед людьми открылась жуткая картина: в разрытой могиле лежала женщина необычайной красоты. В тем­но-карих глазах сверкали рубиновые огоньки. Черные густые волосы, отливающие синевой, разметались в стороны. Под туго облегающей сорочкой явно обозначились тор­чащие соски на упругой груди. Тонкая талия, резко переходила в пышные бедра округлой формы. Все онемели от увиденного.

   Первым очнулся и заговорил староста:

   - Наше счастье, что ее сейчас не видит сотник Яворной. Он бы не то, что перезахоранивать не разрешил бы нам, а скорее всего, нас самих бы здесь закопал.

   - Стоять нечего. Кладите её в гроб и поскорее уходим отсюда, пока нет никого, - проговорил дьяк.

   - Вот и хорошо, что нет никого. Давайте сделаем так: могилу закопаем, как будто ничего не произошло. Крест на место поставим, а сами молчать будем обо всем, что сделали. Лучше не дразнить Яворного. Оно так для нас всех спокойнее будет, - предложил Федор Прищепа.

   Все согласились. Когда укладывали покойницу в гроб, пальцы у нее сжались в кулаки. Казаки только перекрестились, но дела своего не бросили. Староста хотел закрыть ей глаз. Прикоснувшись ладонью к лицу ведьмы, тут же одернул руку назад. Ледяной холод, как будто обжег его кожу. Крышку гробы прибили гвоздями. Тайная процессия быстро двинулась за территорию кладбища.

   - Где мы ее закопаем? - спросил отец Евсей.

   - За полем, в роще есть Ведьмин Яр. Я слышал, там уже,

   раньше какого-то христопродавца похоронили. Пусть

   и она там лежит.

   - Но это, же далеко. Нужна телега. Не на руках же гроб тащить?

   - Да, Вы правы батюшка. Подождите меня за кладбищем. Я сейчас раздобуду подводу, - сказал староста и побежал в село.

   Не успели казаки выкурить по люльке, как вернулся Прищепа с двумя телегами, запряженными цугом. На первую погрузили труну. Староста сам сел за вожжи. На второй расположились казаки и священник. Процессия тронулась в путь.

   " Нужно торопиться, - думал Прищепа, - а то солнце скоро садиться будет"

   Всю дорогу староста ощущал холод в спине. Можно было подумать, что на подводе лежит не гроб, а огромный кусок льда. Приехав на место, люди осмотрелись по сторонам. Посредине яра лежал огромный камень, обросший мхом. Рядом с ним была расщелина.

   " Вот, повезло, - подумал Федор Прищепа, - рыть землю не надо. Сейчас положим гроб в яму, сверху камнем накроем - вот и готовая могила получится".

   Пока опускали труну в расщелину, у всех замерзли руки. Потом дружно навалились на камень. Перевернув его на другую сторону, закрыли яму. Как только валун лег на землю, раздался пронзительный свист, и поднялся сильный ветер. Ужасающий громкий смех доносился со всех сторон.

   На камне появилась кровавая надпись:

   - Вы сами принесли ее ко мне! Теперь она будет приходить к Вам! Ждите!

   Лошади поднялись на дыбы. Из пастей у них бежала густая слюна, как у бешеных собак, спины покрылись хлопьями белой пены. Животные дико ржали. И было непонят­но, уж, не они ли издают этот сумасшедший хохот, заполняющий все вокруг. Люди молнией вскочили на подводы и, неистово стегая лошадей, рванули прочь от проклято­го места. Выехав из рощи на поле, кони остановились. На одной телеге сидели казаки с перепуганными лицами и бессмысленным взглядом, на другой, в таком же состоя­нии, священник и староста.

   - Это что сейчас было? Я не понял, - проговорил Прищепа. - Это мы такое сделали?

   - Отстань от меня. Я сам ничего не понимаю! - огрызнулся отец Евсей.

   - Как не понимаете? Вы же священник. Все святое писание прочитали, - не унимался Федор.

   - В святом писании об этом ничего не сказано.

   - Я всегда знал, что Господь Бог не обо всем упомянул в своем сочинении, - многозначительно заключил староста.

   - Не богохульствуй, а то прокляну! - возмутился дьяк.

   - Все. Молчу, молчу. Больше не буду. Люди перекрестились, и подводы двинулись по направлению к селу.

2.Возвращение в Вишневое

   Крымский тракт протянулся прямой стрелой через дикое поле, разрезая его надвое. Лишь иногда он изгибался, чтобы обойти огромные камни или овраги, встречающие­ся на его пути. Кто и когда накатал эту дорогу, было неизвестно. Казалось, она была в украинской степи всегда, от самого сотворения мира. Летающему высоко в небе кор­шуну, не было понятно, где же начало, а где конец у двигающейся по тракту казацкой армии. Края войска, возвращающегося на Запорожскую Сичь, прятались за горизонтами.

   - Пан полковник. Вас кошевой атаман зовет, - обратился к Игнату вестовой. Казак не сразу понял, что это его зовут. Он еще не привык к своей новой должности.

   Игнат оставил полк и, выехав в поле, пошел наметом, стараясь догнать начало колоны. Быстро двигающийся по степи конь Голованя, как будто срезал верхушки ковыля. Они разлетались в разные стороны, словно ядра, выброшенные из пушек.

   Впереди армии ехал хорунжий с головным знаменем Запорожской Сичи. За ним следовал кошевой атаман с полковниками. Куренные атаманы были со своими отрядами.

   - Вы звали меня, Батько атаман? - спросил, подъехавший Игнат.

   - Вот что, полковник. По пути будет имение покойного Кульбаса. Ты, как новый атаман полка, должен заехать к его жене и сообщить горестную новость, - грустно сказал Иван Шульга.

   Головань молчал, отведя взгляд в сторону. Кошевой внимательно посмотрел на Игната и произнес:

   - Я понимаю, что такой визит не из приятных. Но так уж заведено. А потом догонишь нас. Только долго не задерживайся. Ты мне нужен будешь на Запорожье. Дел у нас еще много.

   - Ладно, Батько. Все исполню.

   Головань повернул коня и не спеша поехал к своему полку. По дороге он думал:

   " Ну, что я скажу Инге? Как вообще мне себя вести? С одной стороны теперь уже ничего не мешает нашей любви, а с другой - что же сейчас свадьбу устраивать? Не успе­ли похоронить Кульбаса, и уже веселье затеяли! Не по-людски все это!"

   Грустные мысли Игната прервал сотник Яворной:

   - Пан полковник, разрешите мне на два дня заехать домой. Мое село по пути. Вы же знаете, жена у меня умерла. А завтра девять дней будет. Помянуть надо.

   Игнат взглянул на сотника и сказал:

   - Вместе поедем. Мне нужно сообщить панне Инге о геройской гибели ее мужа.

   Наступил вечер. Свежий ветер остудил дневной зной, заменив его сумеречной прохладой. Степь затихала, готовясь к ночи. Звери попрятались в норы, птицы уселись в свои гнезда. Запахи полевых трав стали сильнее.

   Головань и Яворной целый день были в дороге. К вечеру начала сказываться усталость. Кони, то и дело оступались, попадая копытами в норы. В воздухе запахло дымом. Вдали показались деревья и расплывчатые очертания хат, над которыми возвышался церковный купол с крестом.

   - Дымком потянуло, - проговорил Яворной, - наверно, девчата борщ готовят или галушки варят. Э, да вон и Вишневое уже видно. Слава Богу, успели до ночи доехать.

   - Сотник, езжайте к себе домой. Я сам сообщу панне Инге о гибели полковника Кульбаса. А завтра я к Вам зайду.

   - Может, переночуете у меня? Заодно и жену мою помянем.

   "Ну, нет,- подумал Головань. - Пусть твою супругу черт поминает".

   - Я буду ночевать у Петра Коцюбы. Какие могут быть ночью поминки? - выкрутился Головань. - Да и дело у меня есть к старику.

   - Оно, конечно, Вы правы, пан полковник. Ночью спать нужно.

   На околице всадники расстались. Головань поехал к Инге, а сотник - к себе домой.

3. В аду

   Марыля шла по темному тоннелю. Полное отсутствие света и мертвая тишина, вызывали внутри страх и беспокойство. В голове проносились воспоминания последних дней; встреча с упырем, его угрозы ей, приказ князя Острожского отравить полковника Кульбаса.

   Вдруг эти мысли заменила одна яркая картина:

   Марыля наклоняется над кувшином, заглядывает в него, а из сосуда выскакивает черного цвета змея и жалит ее в глаз. Острая жгучая боль пронзает Марыле голову, а за­тем все тело. Она падает на пол и умирает в невыносимых муках. Воспоминания исчезли внезапно, как и появились. Женщина остановилась. Потрогала лицо руками. Гла­за были целые. Кожа на лице гладкая. Болей не было.

   "Как же так? - подумала Марыля.- Я же помню, что лежала на полу. Глаз мой вытек, а кожа была покрыта язвами и струпьями. Я точно видела все это со стороны. А как я могла видеть себя со стороны? Ах, да! Я же умерла. Меня похоронили. Ужас, как я тогда некрасиво выглядела в гробу, хорошо, что крышка была закрыта. Так, я не поняла. А как же я могу мертвая ходить и думать? Все, вспомнила! Я же ведьма! Интересно, куда ведет этот тоннель?"

   Марыля двинулась дальше. Впереди появился красный

   свет. Тоннель начал увеличиваться в размерах. Женщина вышла на открытое пространство. Земля была черная. Да, собственно, это была и не земля, а плотное вещество, похожее на застывшую смолу. Красного цвета небо нависало над равниной. Далеко на горизонте виднелись темно-серые горы. Увиденное, поразило Марылю: длинные очереди людей заполняли все вокруг. Вначале каждой из таких живых цепочек, проводилось наказание очередного грешника. По окончании, которого, прошедший истяза­ния становился в конец этой очереди, покорно дожидаясь, когда он опять окажется в начале ее, чтобы снова повторить те же мучения. В воздухе пахло серой. К Марыле подошел человек в черной рясе с капюшоном на голове. Лица его женщина не разглядела. Он жестом велел ведьме следовать за ним. Они долго шли между бесконечных очередей. Отовсюду доносились стенания, крики, плачь и проклятия.

   Марыля с проводником подошли к большому черному камню. На нем стояло кресло внушительных размеров, в котором сидел человек в такой же одежде, что и ее спутник.

   - Ты не выполнила мой приказ. - Заговорил незнакомец. - Я, сначала, хотел покарать тебя, но потом, передумал.

   Голос говорившего, показался женщине очень знакомым.

   - Я дам тебе другое задание, - продолжал, сидящий в кресле, - если ты его выполнишь - я прощу тебя, а может и награжу.

   - Извините, но мне очень знаком Ваш голос. Я Вас знаю? - спросила ведьма.

   - Еще бы. Я тот, кому ты поклялась служить вечно. Шрам на твоей ладони - тому подтверждение.

   - Так ты - сатана! Но могу поспорить, что твоя речь очень напоминает голос князя Острожского, - спорила с дьяволом, осмелевшая ведьма.

   Сидевший в кресле, снял капюшон, и Марыля узнала в нем ясновельможного. От удивления женщина даже присела и закрыла лицо руками. Потом взглянула на сатану и сказала:

   - Я всегда думала, что Вы и есть князь тьмы.

   - Что ты могла знать? Ни у меня, ни даже у самого Бога нет своего обличья и тела. Мы являемся к людям в том виде, в каком они нас себе представляют. Ты думала, что если есть дьявол, то он должен выглядеть, как Острожский. Вот я и предстал перед тобой в его обличье. Острожский здесь не причем. У меня тысячи лиц. Я давно в споре с Богом, что сильнее добро или зло в человеческой натуре. Полковник Кульбас был искренне верующий в Бога человек. Поэтому, я задумал его убить. У Острожского сов­пали интересы с моими. Я хотел сжить со свету праведника, а князю он мешал захватить земли на Украине, и тем самым, еще больше разбогатеть. Острожский передал те­бе приказ отравить полковника, а ты его не выполнила. Если еще раз не оправдаешь мое доверие, станешь в одну из этих очередей.

   - А что это за очереди? - поинтересовалась ведьма.

   - Грешники. Каждый из них повторяет свой грех бесконечное количество раз. При этом испытывает ту же самую боль и мучение, что и в первый. И так все время. Вечность. Ничего не поделаешь. Вон, видишь. Стоят самоубийцы, которые при жизни повесились. Каждый раз, когда затягивается петля, они задыхаются, дергают ногами и испытывают невыносимую боль в шее, когда ломаются позвонки. А вот - убийцы. Эти мучаются, испытывая страдания их жертв на себе. Вон те - сплетники. Ну, для тех все просто, им языки клещами зажимают. Прелюбодеям и говорить не буду, что делают. От этого мне самому плохо становится. А самое главное, как только заканчиваются страдания, они снова становятся в ту же самую очередь, чтобы вновь испытать те же самые мучения. А с твоими грехами, я думаю, тебе придется сразу в несколько очере­дей занимать.

   - И никак нельзя им помочь?

   - Ишь, ты, какая сердобольная выискалась. Можно! Если на земле кто-нибудь отмолит их душу, или сам Бог решит их простить, тогда они исчезнут отсюда. Как бы там у меня с Богом не сложились отношения, но подчиняться я ему должен. Он сильнее меня. Ну как? Сразу пойдешь очередь занимать? Или сделаешь то, что прикажу?

   - Приказывай, все сделаю. Некому за меня на Земле молиться. А на прощение Господне я не рассчитываю.

   - Ты должна обратить своего мужа в нашу веру. Сделаешь его ведьмаком.

   - Как же я могу это выполнить? Я же умерла. Тебе ли не знать об этом?

   - Что-то ты без почтения разговариваешь со мной. Я все знаю, что творится в этом мире. А вот ты, похоже, забыла, перед кем стоишь. Мне достаточно только подумать, и от тебя даже воспоминаний не останется так, что попридержи свой язык. Я, ведь, свой план могу и без тебя осуществить.

   - Прошу прощения всемогущий князь тьмы. Это моя кончина на меня так плохо подействовала. Слушаю тебя и повинуюсь.

   В это время, в одной из очередей, на одного из стоявших, с красного неба упал луч белого света. Освещенный человек исчез. Луч тоже пропал.

   - Что это было? - поинтересовалась ведьма.

   - Это Господь забрал к себе душу грешника. Повезло ему, - ответил сатана и продолжил. - Пока не прошло сорок дней с момента твоей смерти, я могу сделать так, что ты будешь выходить из своей могилы и свободно ходить по Земле. Но, только, ночью. Правда, есть одно условие, без выполнения которого ничего не получится.

   - И что же это за условие? - спросила Марыля?

   - Вернее их два, но одно уже выполнено. Глупые люди перезахоронили твое тело с кладбища, где была святая земля, в Ведьмин Яр. А это уже моя территория - прокля­тое место. А второе - тебя должен кто-нибудь позвать к себе. После этого, ты сможешь свободно в ночное время и по своему желанию посещать Божий мир.

   - А, как же я смогу сделать сотника Яворного ведьмаком?

   - А, как женщины из мужчин дураков делают и заставляют их жить по моим заповедям, и забывать заповеди Божьи? При помощи похотливых желаний. Зелье, которым ты его причаровала, до сих пор действует. Силу его никто не отменял. Затащишь его в постель и поцелуешь. Об остальном я сам позабочусь. Кстати говоря, уверен, что сот­ник Яворной и будет тем человеком, который вызовет тебя из могилы. О твоей внешности я позаботился, выглядишь ты сейчас очень обольстительно.

   - Сделаю все, что ты пожелаешь, Ваша светлость. Прошу ответить на один вопрос. У Вас, как и у Бога, тоже десять заповедей?

   При слове "светлость" дьявола передернуло.

   - Какая я тебе "светлость"? Я все время в темноте. И в правду, похоже, смерть плохо на тебя действует. Ты глупеешь прямо на глазах. Ладно, отвечу на твой вопрос. Но это будет последний. Ты мне надоела! Мое число шесть. Столько и заповедей моих: зависть, предательство, ложь, жестокость, трусость и прелюбодейство. Сегодня девя­тый день. Если в течение месяца тебя не позовут - станешь в очередь. Все, исчезни и жди своего часа.

   Марыля почувствовала, что она засыпает.

4. Горестная весть

   Игнат подъехал к дому полковника Кульбаса. Сгустились сумерки. На Украине быстро темнеет. Еще только что можно было даже читать на улице, а прошло несколько минут, и ночное небо уже полностью развернуло свою звездную картину. Во дворе было пусто. Только собаки впустую сотрясали воздух лаем, отрабатывая свой хлеб. В од­ном окне горел свет. Игнат поднялся на крыльцо и постучал в дверь. Прошло немного времени, засов отворился. На пороге стояла Инга со свечей в руке. Увидев Голованя, она отступила на шаг и спросила:

   - Это ты. А где полковник?

   - Можно я войду? Неудобно на пороге разговаривать.

   Инга кивнула в знак разрешения и первой пошла в комнату. В зале она зажгла несколько свечей и села в кресло. Девушка ничего не говорила. Она пристально смотрела на Игната, ожидая его объяснений. Панна была одета по-простому: сорочка - вышиванка, синяя юбка, черные короткие сапожки. Русые волосы были подвязаны красной лентой и заплетены в косу. Инга выглядела уставшей. Веки были припухшими. Похоже, девушка много плакала в последнее время.

   - Как ты себя чувствуешь? Здорова ли?- спросил Головань.

   - Все нормально. Игнат, не тяни. Рассказывай. Я знаю, что-то случилось нехорошее, - беспокоилась панна.

   - Горестную весть я принес тебе. Твой муж, полковник Григорий Кульбас, геройски погиб в сражении.

   Инга молчала. Она смотрела на Голованя и не видела его. Девушка вообще ничего не замечала вокруг себя. Взгляд у нее был неживой. Так, смотрят умершие, пока им не закроют глаза.

   - Ты слышишь меня?- спросил Игнат.- С тобой все в порядке?

   - Да, слышу. Все в порядке, - после небольшой паузы, проговорила Инга. По ее щеке скатилась слеза.- Оставь меня, Игнат. Мне нужно побыть одной. Завтра поговорим.

   Головань вышел из дома и отправился к Петру Коцюбе. В селе спали. Света в окнах не было. Хаты были похожи на головы великанов с закрытыми глазами, умостивших­ся на ночной отдых.

   Инга легла на постель поверх покрывала, не раздеваясь. Сон не шел. Она смотрела в потолок и думала:

   - Как странно я устроена. Пока был жив Кульбас, он был для меня безразличен. А вот, когда его не стало, внутри, как будто что-то оборвалось. Сердце сжимается от боли. При живом муже, хотелось любить Игната. А сейчас в душе только грусть и тоска. Правду говорят люди, что женщины сами не знают, чего хотят.

   Она вдруг поняла, что тяготило её все эти дни. Предчувствие неминуемой беды, свалившейся на неё, мучило девушку. Вместе с тем в душе появилось чувство облегче­ния, которое возникает, когда даже самое страшное и болезненное событие оказывается уже позади. Сон начал одолевать панну. Очертания предметов в комнате стали расплывчатыми. Мысли в голове успокоились. Закрылись глаза. Тело стало невесомым. Инга, впервые, спокойно уснула за последнее время.

   Дед Петро встретил Голованя с нескрываемой радостью. Собрал на стол поесть и поставил кувшин медовухи.

   - Не грех и выпить за вашу славную победу. Такие вести по степи быстро бегут, - говорил Коцюба. - Слава Богу, что пан хорунжий жив остался. А вот, наш атаман пан Кульбас, успокоился навеки. Царство ему небесное. Великий был воин. Прими, Господь, его душу.

   Старик налил две чарки до краев. Казаки выпили одним махом, не чокаясь. Стали закусывать.

   - В Вашем селе всегда новости распространяются быстрее, чем происходят сами события, - заговорил Головань.- Только, я не хорунжий, а полковник.

   - Вот так да! Извините, Ваша милость, не знал я. Какого же полка Вы атаман?

   - Диду, перестань мне "выкать". Для тебя я всегда буду Игнат Головань. Помнишь, как ты говорил мне: "сынку". Или уже передумал?

   У Петра Коцюбы на глазах появились слезы. Старый казак весь, как-то обмяк. Он попытался вытереть ладонью глаза, но руки у него дрожали. Через силу старик прогово­рил:

   - Спасибо тебе, сынку, спасибо....

   Голос его запнулся и он отвернулся к окну, чтобы Голованю не было видно его слабость. Простому казаку было невыносимо приятно, что такой важный казацкий воена­чальник, оказывает ему уважение. Вместе с тем, Коцюбе было стыдно, что он плачет, как баба.

   - Ладно, батько, ладно. Не надо. Перестаньте. Вот дела-то. Что я Вас обидел чем? Я же ничего такого не сказал.

   Голованю, вдруг, стало жалко этого старого одинокого человека. Чем-то он ему напомнил отца. Коцюба успокоился и спросил:

   - Так, какой же твой полк?

   - Бывший полк Кульбаса. Казаки попросили меня назначить, после гибели атамана.

   - Ну, слава Богу. А то я уже переживал. А под твоей рукой порядок будет в войске. Я знаю, что говорю. Что делать собираешься, если не тайна?

   - Завтра возвращаюсь на Сичь. Там, дел еще много. Думаю, кошевой теперь на ляхов двинет армию.

   - Оно, конечно. После того, как татарам перца под хвосты насыпали, теперь можно и шляхту почастувать, чтобы поскромнее себя вела. А панне Инге уже сообщил о гибе­ли полковника?

   - Да, сегодня заезжал к ней. Она очень расстроилась. Завтра утром наведаюсь. Пусть немного успокоится. Хотел попросить тебя об услуге одной, диду.

   - Говори, для тебя все сделаю.

   - Если, вдруг, панна Инга обратится к тебе за помощью, не отказывай ей. Это, ведь, она нам тогда помогла полковника на ноги поставить. И кто ведьма, она догадалась. Без её помощи, я бы не справился.

   - Конечно, помогу! Смотри, как получается, с виду такая вельможная панна, а какая хваткая! Никогда, не подумал бы.

   - Ну, ладно, диду. Пора мне отдыхать. А то завтра дорога дальняя, а я и сегодня целый день в седле.

   Выпили еще по одной чарке за славу казацкую и легли ночевать.

5. Ведьмина любовь

   Сотник Яворной сидел в своей хате темнее дождевой тучи. Грусть одолевала его. Тосковал он по жене своей, безвременно ушедшей в мир иной. И уж, так ему хотелось её увидеть вновь, обнять, поцеловать, что не знал уже, как быть. Думал было выпить горилки, только не принимала душа оковитую. Так и стояла, налитая до краев чарка на столе, не тронутая.

   "Что же за тяга у меня к Марыле такая?" - думал сотник, глядя затуманенным взором перед собой.- Если бы можно было опять с ней встретиться". Губы Яворного сами со­бой зашевелились, и он прошептал: "Марыля, приди ко мне. Прошу тебя. Не могу я без тебя". В это самое время на улице поднялся ветер, ударил гром, и сверкнула молния.

   Сознание вернулось к сотнику. Он, как будто, проснулся. Перед ним стояла его жена. Яворной вскочил с табурета и попятился назад. Упершись в стену, он остановился. От неожиданности не мог прийти в себя, и все время бормотал несвязанные слова:

   - Это, как?.. Что это?... Ты же умерла...

   Марыля стояла перед сотником в белой прозрачной сорочке до пят. Сквозь тончайшее полотно, хорошо просматривалось её обворожительное тело: упругие будра, тон­кая талия, налитая выпуклая грудь, с торчащими сосками, которые, казалось, сейчас прорвут ткань. Черные волосы рассыпались по плечам. Темно-карие глаза сверкали бес­новатыми огоньками. Слегка приоткрытые губы прошептали:

   - Ты звал меня. Я пришла.

   - Но, ведь, ты, же умерла. Как ты можешь быть здесь? Тебя же похоронили,- лепетал сотник, прижавшись к стене.

   - А ты дотронься до меня. Сразу узнаешь, есть я на самом деле, или только кажусь тебе?

   Яворной стоял, не шевелясь, как приклеенный.

   Марыля подняла руки и осторожным движением сняла сорочку с плеч. Рубашка плавно упала к её ногам, обнажая перед сотником наготу дьявольской красоты. Сотник не в силах стоять, упал на колени перед ведьмой и застонал. Она вплотную подошла к нему. Он обнял её за бедра и начал целовать ниже живота. Ведьма опустилась на ко­лени перед казаком. Их взгляды встретились. Она спросила:

   - Хочешь испытать настоящее наслаждение? Только поклянись повиноваться мне во всем.

   - Я уже давно принадлежу тебе,- ответил сотник.

   Марыля развязала ему пояс, и опустила его шаровары. Потом толкнула его в грудь рукой. Яворной лег на спину. Она села сверху его, и он почувствовал, что вошел в неё. Ведьма начала делать вращательные движения бедрами. Через мгновение она разорвала ему рубашку на груди. Марыля царапала и кусала его до крови. Движения её уско­рились, Яворной слышал, как она скрежещет зубами и глубоко дышит. Боль от всего, что делала с ним ведьма, приносила неописуемое удовольствие и блаженство. Он еще никогда в жизни не испытывал такого наслаждения. Яворному, казалось, что еще немного, и он потеряет сознание. Внезапно Марыля остановилась, наклонилась к нему, и прикоснулась ртом к его губам, раздвигая их языком. Потом она сильно укусили его, и казак почувствовал соленый вкус крови. Вдруг невыносимый холод стал входить в него через рот и заполнять все его тело. Ведьма, при этом, вся задрожала и впилась в грудь Яворного когтями, из-под которых брызнула кровь. В голове у сотника все помутилось. Он уже не испытывал ни боли, ни наслаждения, и потерял сознание.

   Ведьма выпрямилась. На губах у нее была кровь. Она облизала их с явным удовольствием и сказала с ухмылкой:

   - Все. Теперь ты такой же, как и я.

6. Поминки

   Игнат плохо спал, вертелся с боку на бок. Думы его мучили. "Как же ему быть теперь?" Он любил Ингу. Пока был жив Кульбас, Головань не испытывал угрызений совес­ти за свой поступок. Он знал, что это не по божьему закону, с чужой женой путаться. Но панна сама это все затеяла. А он, просто, не смог устоять. С кем не бывает? Но, сейчас, когда полковник погиб, да еще спас жизнь Игнату в бою, Головань почувствовал себя виноватым перед Кульбасом. Да, и Инга вчера себя холодно вела. А с другой стороны, что же она должна была броситься ему на шею? Нет. Все правильно. Полковник был её мужем. Она обязана оказать уважение памяти о нем. Ну, а наши с ней от­ношения будем улаживать позже. Буду жив, вернусь. Тогда и видно будет.- после таких размышлений Игнат успокоился и заснул.

   Ночь заполнила мир тишиной и спокойствием. Полный месяц расположился на небе полноправным хозяином, прикасаясь своим светом к каждому предмету на Земле. Его младшие сестры - звезды, весело перемигивались яркими огоньками. Жители села Вишневого мирно отдыхали в своих домах. Поэтому, никто не видел, как на фоне всеобщей идиллии и блаженства, из трубы в хате Яворного, вылетела обнаженная жена сотника и помчалась по направлению к лесу. Подлетев к Ведьминому яру в роще, она опустилась на землю возле большого камня и исчезла. Утренняя свежесть начала разгонять густую черноту ночи. Пропели первые петухи.

   Головань проснулся, когда солнце достигло верхушек деревьев над лесом. Войдя в соседнюю комнату, Игнат увидел суетившегося деда Петра. Старик куда-то собирался.

   - А, проснулся, пан полковник. Приходил человек от панны Инги. Она зовет на поминки атамана Кульбаса. Пойдем вместе? Или тебе уже пора в дорогу?

   - Пойдем, помянем полковника. Славный был казак. Да и долг у меня перед ним. Жаль, только, вернуть не смогу,- ответил Игнат.

   Во дворе у Инги было оживленно. Подъезжали казаки из соседних хуторов, чтобы выразить свои соболезнования хозяйке. Это были, в основном, старые воины. Годы по­серебили их головы. Кожа на лицах и руках огрубела и покрылась морщинами, так, что уже трудно было разглядеть боевые шрамы. На Украине всегда так, скоро распро­страняются известия. Да, и не мудрено это. В бескрайней степи нет преград вольному ветру, который несет на своих плечах разные новости. Жаль только, что ему безраз­лично, хорошие они или плохие. Он одинаково быстро доставляет их людям.

   Вдова полковника велела поставить столы с угощением во дворе, чтобы все желающие могли помянуть славного атамана. В доме сидели те, кто близко знал Кульбаса и был дружен с ним. Головань зашел внутрь, а Коцюба остался на улице.

   - Да, что я там буду делать?- ответил дед Петро Игнату на приглашение идти с ним.- Там же одни старшины собрались. А здесь все мои знакомые хлопцы,- так он назвал стариков, сидящих во дворе за столами,- будет, хоть с кем поговорить.

   На что Головань махнул рукой и ничего не ответил.

   - А, вот и пан полковник пожаловал,- проговорил сотник Яворной, сидящий справа от Инги.- Идите сюда, здесь есть место.

   Игнат обратил внимание, что сотник как-то изменился со вчерашнего дня. От былой грусти и подавленности не осталось и следа. В глазах появился неискренний блеск. На верхней губе была свежая рана с запекшейся кровью. Из-под воротника сорочки виднелась внушительных размеров глубокая царапина. Показная веселость Яворного вызывала такое же чувство раздражения, которое испытываешь от назойливой мухи, что все время садится на лицо. Головань сел за стол рядом с Ингой.

   - А, что это у Вас с лицом, сотник? - спросил он Яворного.

   - Да, вот, кошка дома меня не признала, набросилась и поцарапала,- ответил сотник и зло ухмыльнулся.

   У Игната по спине прошла дрожь, и тут же мелькнула мысль: "Неужели ведьма с того света вернулась? Не может быть. Я же сам видел её похороны. В это время Яворной поднялся и сказал:

   - Давайте помянем славного полковника Кульбаса. Уж, он то, наверняка, уже в Царстве Небесном!- Потом поднял кубок с медом и выпил его до дна.

   Гости за столом разговаривали между собой, произносили поминальные тосты за погибшего Кульбаса, за славную Украину. Вдруг, Инга повернулась к Голованю и сказа­ла:

   - Пан полковник, я слышала, как мой муж,- она запнулась и поправилась,- когда был жив, говорил, что Вы хорошо поете. Спойте нам про казацкую славу. Григорий очень любил украинские песни.

   Инга заметила, что она впервые назвала Кульбаса по имени. Все замолчали и смотрели на Голованя. Он взял домру, которую ему принесли. Провел по струнам пальца­ми и запел:

Ой, сто§ть у полі червона калина,
А в козака на серці красуня - дівчина.
Врода §§ тішить й душу зігріває,
Як місяць на небі білим сріблом сяє.
Та, вона для нього холод тільки має,
Бо зовсім не любить, ще й не помічає.
З Батьком - отаманом він піде до бою,
У степу широкім складе головою
Красуня - дівчина хлопця не згадає,
Тільки рідна ненька плачить й пам'ятає.

   Игнат закончил петь. Все молчали. Он взглянул на Ингу и заметил знакомый блеск в её глазах.

   - Спасибо, пан полковник,- сказала хозяйка,- хорошая песня. Только жалко казака, которому так не повезло с возлюбленной. Надеюсь, что с Вами такого не случится.

   Никто, кроме Голованя не понял намека Инги. Гости снова занялись трапезой и своими разговорами. Игнат наклонился к вдове и тихо сказал:

   - Выйди на улицу. Надо поговорить.

   Во дворе, перед усадьбой, стало тише. Люди расходились по своим домам. Приехавшие на поминки, в основном были уже в почтенном возрасте. Кто - помоложе ушел вместе с войском на войну. Сидящие за столом казаки, уже находились в том градусе, когда слышишь только себя, а своего собеседника видишь в тумане. Тем не менее, это не мешало им вести бурные разговоры.

   - А я тебе говорю, что в том бою Голопупенко по дурному погиб!- настаивал, изрядно нагрузившийся горилкой Петро Коцюба.

   - Да, нет. Это черт вмешался и погубил казака,- не соглашался с ним, сидевший напротив его старик.

   - А что черт? Я, например, ни черта, ни самого дьявола не боюсь. Нужно только перекреститься и наплевать в их поганые рожи. И ничего они мне не сделают,- продол­жал Коцюба.

   - А они что, хотят что-то сделать?- удивился его собеседник.

   По всему было видно, что "мудрая" беседа двух старых казаков заходит в тупик. Остальные, сидевшие за столом, находились примерно в такой же стадии общения.

   Инга подошла к стоявшему возле крыльца Игнату. Они направились в сад. Вишни на деревьях уже созрели, окрасившись в темно-рубиновый цвет. Девушка остановилась возле дерева, сорвала ягоду и съела её. Приятный сладкий вкус вишни напомнил Инге, что в жизни бывают и радости, а не только грусть и тоска, которые заполняли её в последние дни. Она, как будто бы начала просыпаться от тяжелого гнетущего сна.

   - Ты когда уезжаешь?- первой нарушила молчание панна.

   - Сегодня. После обеда. Пора на Сичь в полк. А по дороге хочу заехать повидать отца с матерью. Больше года не виделись. Когда еще случай представится?- ответил пол­ковник Головань.

   - Я так и не поздравила тебя с повышением на службе. Я еще тогда, при первой нашей встрече, поняла, что ты будешь атаманом.

   - Инга, я все понимаю,- говорил, не обращая внимания на её слова Игнат,- у тебя сейчас такое состояние. Жизнь затянула тебя в водоворот. Не надо мне ничего обе­щать!- бессвязно продолжал Головань.- Скажи только, ты любишь меня?

   Девушка помолчала, повернулась лицом к полковнику, посмотрела ему в глаза и сказала:

   - Я всегда любила тебя. Я и сейчас люблю. Но пока мы не можем быть вместе. Надо подождать. Со мной что-то происходит. Мне надо разобраться в себе.

   - Ладно, будем ждать,- сказал Игнат и добавил,- у меня есть еще одно дело к тебе.

   - Говори, я слушаю. Ты, ведь, без дела ко мне не ходишь,- упрекнула Голованя панна.

   А сама подумала: "Только два человека в мире любили меня без всяких там дел. Это мой отец и полковник Кульбас. Но их уже нет на свете".

   - Что-то опять нечисто у Вас в селе,- рассуждал, не обидевшись не её слова, Игнат.- Похоже, что не успокоилась Марыля.

   - О чем ты говоришь? Я не понимаю. Разве что-то случилось?- забеспокоилась Инга.

   - Пока ничего не случилось. Если не считать внешнего вида сотника Яворного. Ну, Бог с ним, с сотником. Мы все равно сегодня уедем. Но у меня есть плохое предчувствие. Как бы чего не вышло?

   - И что же мне делать?

   - Пока ничего не делай. Но, если что-то случится, обратись за помощью к Петру Коцюбе. Знаешь такого?

   - Знаю. Вы со Степаном у него жили.

   - Вот-вот. Он человек в таких делах опытный. Это он мне тогда дорогу к знахарю указал. И про упыря он поведал. Я его попросил, он тебе поможет. Да, вот еще что. Возьми вот это и носи, не снимая. Разве только в бане.

   Игнат бросил на девушку игривый взгляд и протянул ей золотую цепь с медальоном.

   - Это не простой амулет. Он когда-то принадлежал самому Чингисхану. Мне об этом один пленный татарин сказал. Я этот амулет в поединке добыл у басурманского батыра. Татары отобрать его у меня хотели. Большими силами навалились. Думал, что конец уже пришел. Тут Кульбас мне на выручку и подоспел. Сам погиб, а меня спас. Так, что я жизнью ему обязан. Говорят, что тому, кто владеет этим медальоном, дух Чингисхана помогает и защищает его.

   - Как же ты мог победить того батыра, если ему дух помогал?- спросила недоверчиво Инга

   "Ну, слава Богу. Похоже, она оживает, становится прежней. По крайней мере, женское любопытство к ней уже вернулось",- подумал Головань и ответил:

   - А меня сорочка твоя защитила. Татарская сабля от неё отскочила, как от кольчуги. Вот, и получается, что я живой благодаря тебе и полковнику Кульбасу.

   Девушка подошла к Игнату, прижалась к нему всем телом и положила голову на грудь. Игнат погладил её волосы и сказал:

   - Ну, все. Пора расставаться, а то еще увидит кто, разговоров не оберешься.

   - Между прочим, я уже не жена, а вдова. Какие теперь могут быть разговоры?

   Инга надела цепочку с медальоном. Большой красивый рубин сверкал на солнце. Появившаяся улыбка на губах девушки, говорила об огромном удовольствии от получен­ного подарка.

7. Родина

   Головань вместе с Яворным возвращались на Сичь. На крымском тракте, по которому они ехали, было оживленно. Люди близ лежащих сел, очевидно, узнали, что Запо­рожцы одержали победу над татарами, и уже не боялись покидать свои хутора. Два раза казакам встретились чумаки, ехавшие обозами в Крым за солью. Мирная жизнь налаживалась.

   - А, как ты думаешь, Микола, какого звания был тот молодой запорожец, что только что проехал мимо нас со своим товарищем?- спросил селянин, ехавший на возу, у своего попутчика в соломенной шляпе, с такими широкими полями, что ею можно было накрыть половину брички.

   - То, важная персона. Видел у него за поясом полковничий пернач? Ясное дело - атаман,- ответил хозяин широкополой шляпы.

   Игнат с Яворным доехали до развилки дороги и остановились. Сотник, езжайте прямо на Сичь. А я заеду к родителям повидаться. Они здесь недалеко живут. Головань повернул коня, и только облако пыли указывало на то, что тут недавно проехал всадник.

   Подъезжая к селу, Игнат замедлил ход. Ему хотелось подробнее рассмотреть родные места, где он родился и вырос.

   Название у хутора было странное - Користовка. Кто его придумал и почему, неизвестно. От какого слова оно произошло - непонятно. Только место, где лежало село, бы­ло очень выгодное для его жителей. Сам хутор располагался на склоне большого холма, наверху, которого рос лес, а у подножья протекала речка. Огороды, стоявшие внизу хат, выходили прямо к воде. На другом берегу начиналась степь. Верхние строения граничили с кромкой леса. Обитателям этого села было очень удобно там жить; можно и охотиться, и рыбу ловить, и в поле работать. Но Игнату больше всего нравилась природа его Родины. По случайному стечению обстоятельств, в одном месте собрались самые красивые элементы мироздания: степь, лес, река и бескрайнее украинское небо.

   Родительский дом находился в низине. Подъехав, Головань слез с коня, подошел к хате и постучал в окно. Отворилась дверь, и на порог вышла его мать. Если и существу­ют какие-то национальные признаки, то маму Игната можно представлять, как типичную украинку: фигура средней полноты, открытое добродушное лицо, глаза цвета не­ба, русые волосы, заплетенные в тугую косу, уложенной в кольцо на затылке. Поверх волос цветная косынка, завязанная сзади. Сорочка - вышиванка, темно-синяя юбка, перехваченная поясом на месте, где раньше была талия, черные сапожки. Поверх юбки - фартук - это обязательная часть одежды так, как целый день приходится занимать­ся хозяйством. Головань подумал: "Интересно, мама когда-нибудь его снимает? Сколько её помню, он всегда на ней"

   Увидев сына, женщина, не сказав ни слова, сразу обняла его и заплакала.

   - Мамо, что же Вы плачете? Я же приехал, живой и здоровый.

   Женщина вытерла передником глаза и сказала:

   - То, я от радости, сынку. Ты надолго приехал?

   - Завтра уже поеду,- с грустью сказал Игнат.

   Мать снова заплакала. Потом, как будто очнувшись, проговорила:

   - Да, что же это я тебя на улице держу. Проходи в хату, садись, отдыхай с дороги. А я отцу побегу скажу про радость. Он на реке рыбу ловит. Может, ты есть хочешь? Я сейчас, мигом соберу.

   - Мамо, не беспокойтесь. Я сам пойду батьку найду.

   - Хорошо, сынок. А я угощение приготовлю, да гостей позову. Если бы знала, что ты приедешь, все заранее наготовила бы. Ой, Боженьки, с чего начинать?- суетилась Мария Ивановна, так звали мать полковника Голованя.

   Игнат прошел через двор, пересек огород и вышел на берег речки, поросшей камышом. У самой воды начинались деревянные мосточки, уходящие вглубь очерета. Игнат вспомнил, как он еще мальчишкой, ходил по этим доскам с отцом на рыбалку. Здесь ничего не изменилось. Только, наступая на мост, он заметил, что деревяшки сильно прогибаются под его весом.

   "А раньше такого не было,- подумал Головань,- видать тяжелее я стал"

   Дело шло к вечеру. Солнце, натрудившись за день, уже собиралось бухнуться за горизонт в воздушный океан, чтобы немного освежиться от своей же жары и отдохнуть до утра. Камыш, предчувствуя ночную прохладу, толкаемый речным ветром, зашумел веселее. Нахальные лягушки, повылазив на берег, своим квакающим хором, пытались доказать всем остальным обитателям реки, что здесь - самые главные они!

   Полковник хотел незаметно подойти к отцу, но тот, очевидно, обратил внимание на качающиеся доски мостка, поднялся и оглянулся. Игнат тем временем шагнул на помост. Мужчины оказались лицом к лицу. Степан Моисеевич смотрел на сына и улыбался. Он взял его за плечи и сказал:

   - Э, какой ты стал. Настоящий казак.

   Отец с сыном обнялись.

   - Мать уже видел?- поинтересовался Степан Моисеевич.- Вот радости то ей будет.

   - Видел. Она уже побежала по соседям рассказывать.

   - Ну, то пойдем до хаты, сынку.

   - А как же рыба?

   - Да, Бог с ней. Куда она из реки денется? Подождет. Не каждый день у меня такая радость.

   Казаки подошли к дому. Во дворе уже собрались соседи. Женщины суетились, помогая матери Голованя накрывать на стол. Мужчины стояли, степенно разговаривая ме­жду собой. Видя, идущих Игната с отцом, от беседующих отделился один казак и пошел навстречу Голованю. Расставив в стороны руки, он весело проговорил:

   - Здорово, племянник. Давно ты не заезжал в наши края. Да, у тебя, похоже, полковничий пернач за поясом. Да, ты... Вы, никак, уже полковник?- замялся подошедший дядя Игната Олег Дубовой.

   - Ну, что ты завыкал? Полковник я, полковник,- сказал, улыбаясь Головань, и обнял родственника.

   - Пойдемте в хату, казаки,- пригласил гостей отец Игната, и все начали заходить в дом.

   В большой комнате уже были накрыты столы, стоявшие вдоль стен. Все расселись. Встал Степан Моисеевич и сказал:

   - Выпьем за моего сына. Спасибо ему, что нас с матерью не забывает. Вот, приехал навестить.

   Казаки выпили по полной чарке, а женщины только пригубили. Рядом с Игнатом сидела мать, прислонившись к нему. Казалось, её не интересует, что происходит вокруг. Радость от встречи с сыном заполнила сердце Марии Ивановны настолько, что весь остальной мир перестал существовать. Гости выпили еще по чарке. Разговоры стали оживленнее.

   - Скажите, пан полковник, а крепко побили татар у Перекопа?- поинтересовался старый казак, сидящий возле отца Голованя.

   - Да, думаю, что не скоро теперь появится желание у хана Герея пробовать нас на крепость,- ответил Игнат.

   После этих слов, казаки одобрительно загомонили. Распалившийся, то ли от горилки, то ли от услышанного Олег Дубовой выпалил:

   - И я поеду на Запорожье. Ей Богу, завтра же и поеду. Возьмешь меня с собой, Игнат?

   - Завтра поговорим,- сдержанно ответил полковник.

   Головань обратил внимание, что сидевшая за столом напротив девушка, лет восемнадцати, не сводит с него глаз. Он пристально посмотрел на неё, и когда их взгляды встретились, она опустила голову.

   - Мамо, а кто-то, такая, сидит за столом напротив? Вон, возле окна.

   Мария Ивановна, как будто очнулась, посмотрела и сказала:

   - А, да то Леся, Виниченкова дочка. Гарная дивчина. А што, сынку?

   - Нет, ничего. Я просто так спросил.

   Гости уже развеселились до такой степени, что требовалось выпустить скопившуюся внутри энергию от принятых градусов.

   - Игнат, а ну, спой нам песню, как раньше бывало, пел,- попросила женщина, сидящая рядом с матерью Голованя.

   - А про что же петь, тетка Горпина?- задал вопрос Игнат.

   - Про любовь, хлопче, про любовь.

   Молодой полковник посмотрел на Лесю и запел:

Чи кохаю тебе мила,хто ж про таке знає.
Та як гляну в тво§ очі, серце завмирає.
Від твого дотику, квіти розквітають.
Від твого голосу, зірки в небі сяють.
Як тебе не бачу, душа відлітає.
А твоя поява, життя возвертає.

   Все молча, слушали Голованя. Тетка Горпина поднялась и весело проговорила:

   - Хватит грустить. Айда во двор танцевать. А ну, заиграйте нам веселую.

   Гости дружно повалили на улицу, где уже вовсю старались музыканты. Не успел Игнат выйти во двор, как к нему подбежала Леся, и потащила его за руку в середину танцующих.

   - А што, пан полковник танцует так же хорошо, как и поет?- игриво спросила Голованя девушка, кокетливо поглядывая на него.

   - Ох, дивчина,- ответил Игнат, покачав головой, и весело пустился в пляс.

   Леся не отводила взгляда от Голованя, сверкая бесовскими огоньками из своих глаз. Гости закружились в вихре задорного украинского танца. Плясали все, и стар, и млад. При этом выкрикивали танцевальные приговорки:

Ой, пускай меня поднимут и три раза бросят.

Буду, буду танцевать, пока ноги носят.

   Леся взяла Игната за руку и, увлекая за собой, вывела из круга танцующих. Оказавшись далеко от веселящихся гостей, она остановилась и спросила:

   - Пан, полковник, пойдемте, погуляем?

   - Что ты меня все полковником называешь? Меня зовут Игнат. Или ты не знаешь?

   - Знаю. Я все про Вас знаю. Еще когда девчонкой была, всегда бегала смотреть на Вас, когда Вы к родителям приезжали на побывку. Только Вы меня не замечали.

   - Или сейчас же перестанешь мне "выкать" и станешь называть по имени, или гулять не идем.

   Леся подошла вплотную к Голованю, прижалась всем телом, поднялась на носочки и поцеловала его в уста. Игнат почувствовал мягкое, влажное прикосновение её губ, и ответил на поцелуй. От волос девушки пахло пьянящим ароматом луговых трав. Казак обнял её за плечи, и они направились в вишневый сад, расположенный возле реки. Месяц, нескромно подглядывая сквозь листья деревьев за Игнатом и Лесей, оказался невольным свидетелем внезапно возникшей любви.

8.Загадочные убийства

   Инга проснулась рано. После смерти мужа, она считалась хозяйкой поместья. Хлопот было много, и вставать приходилось засветло, и надо сказать, что она управлялась со всем успешно. Селяне сразу почувствовали крепкую, деловую хватку панны, и стали относиться к ней с уважением. К панне Кульбас обращались за помощью и за реше­нием спорных вопросов, когда такие возникали.

   Девушка сидела в кресле и обсуждала вопросы по уборке урожая с двумя казаками, стоявшими перед ней. В комнату заглянула горничная и сказала:

   - Прошу прощения, панна, но с Вами хотят поговорить отец Евсей и церковный староста.

   Инга была знакома с этими людьми. Они присутствовали гостями на свадебном пиру, и Кульбас представлял их ей. Дьяка она несколько раз видела в церкви.

   - Пусть войдут,- ответила панна, и, обращаясь к стоявшим казакам, добавила.- Мне надо, чтобы убрали всю пшеницу вовремя, тогда заплачу, как договаривались. Если ос­танется неубранной хоть маленькая часть поля, то и половины не получите. Все, разговор окончен.

   Казаки надели шапки, и вышли из комнаты. Входивший в это время дьяк, услышав последние слова Инги, подумал:

   "Да, крута панна. У такой не забалуешь. Покойный полковник и то мягче был".

   Девушка, посмотрев на отца Евсея и старосту, сказала:

   - Прошу присаживаться, панове. Что Вас привело ко мне в такую рань?

   - Дело у нас необычное. Не знаю, как и начать? Пусть лучше пан Прищепа объяснит,- замешкался дьяк.

   Староста глянул на священника, и в голове у него промелькнула мысль:

   "Вот так всегда, когда деньги у полковника на содержание церкви брать, я не нужен. А когда щекотливые вопросы решать, сразу обо мне вспоминает". А вслух прогово­рил:

   - Так, как Вы, Ваша Милость, после гибели полковника стали главной у нас в селе, то Вам и решать такие вопросы.

   - Да какие вопросы?- Инга начала терять терпение.- Говорите яснее.

   - Ну, что же, можно и яснее,- продолжал староста.- Вчера нашли мертвого хлопца у реки.

   - Да, да, я слышала об этой беде. Бабы на кухне шептались. Говорят, ему не было и шестнадцати лет. Большое горе для родителей. А чем же я могу помочь? Здесь нужен окружной судья или атаман, какой.

   - Да, где же его сейчас найдешь атамана-то. Все же на Сичь подались. А окружной судья наш, только и горазд, горилку хлестать, да взятки брать за всякие там сомнитель­ные решения. Где ему душегуба поймать. Он и курицу у себя в сарае не словит, не то, что убийцу. Мы полковнику жаловались на него. Он хотел с ним разобраться, да вот не успел.

   - А почему вы решили, что хлопца убили?- спросила Инга.

   - В том, то и дело. Нашли его в таком виде, что при Вашей милости, и говорить неудобно. Ну, да делать нечего. Лежал парень на берегу реки совершенно голый. Одежду его потом в другом месте обнаружили. А на груди, спине и шее у него страшные раны, такие, как будто его кто-то поцарапал и покусал, весь в крови был.

   - Да, странное дело,- рассуждала вслух панна,- если бы зверь какой-то на него напал, то почему же он голый был? Если парень хотел искупаться, то зачем разделся не воз­ле реки. А следов там звериных не было рядом с ним?

   - Нет, не было. Так, как он был ранен, то следов там должно было бы быть много. Я бы точно заметил. И еще одно странное обстоятельство. Недалеко от нашего села есть хутор. Так вот, два дня назад, там тоже нашли мертвого парня, точь в точь, как и у нас.

   - Интересно, очень интересно. А что Вы сами думаете по этому поводу?- спросила Инга.

   - Что же здесь думать? Похоже, без нечистой силы здесь не обошлось,- ответил староста.

   - Нечистой силы, говоришь? Ну, ну,- задумчиво произнесла панна и добавила.- Все, что касается дьявольских козней, так это, я думаю, отец Евсей нам лучше разъяснит. Что скажете, батюшка?

   - Что же я могу сказать?- растерянно произнес дьяк.- В Святом Писании сказано: "И погаснет солнце и наступит ночь. Разверзнутся небеса, и придет князь тьмы. И гиена огненная...".

   - Понятно, понятно,- перебила его Инга.- А Вы мне все рассказали? Может быть, еще что-то хотите добавить?

   Священник и староста переглянулись.

   - Есть еще одна мелочь, которую мы утаили,- начал Федор Прищепа,- помните похороны жены сотника Яворного?

   - Еще бы, такое не забывается,- проговорила панна,- думаю, не каждый в своей жизни видел такое событие.

   - Так, вот, мы с отцом Евсеем решили, что той панне не место на кладбище, и перезахоронили её тайком от всех.

   - Хороша мелочь! Больше Вы ничего "тайком" не решили?- возмутилась Инга.

   - Нет, больше ничего,- продолжил староста,- только во время перезахоронения случилось такое, что не знаю, как это и назвать: гроза не гроза, но, как бабахнуло что-то с небес. А потом еще какой-то ненормальный в лесу так смеялся, что мы чуть не оглохли. Да, и вид у панны Марыли был совсем не мертвый. А я бы сказал, даже наоборот. Уж очень она на живого человека была похожа, только спящего.

   - И где же вы её закопали?- поинтересовалась панна.

   - В Ведьмином яру. Там под большим камнем,- спокойно ответил Прищепа.

   У Инги холод пробежал по спине. Она и в страшном сне не могла, представить, что кто-то додумается положить ведьму в могилу упыря. Мысли в голове хаотично спо­тыкались одна о другую. В таком состоянии девушка не могла сообразить, что же нужно делать. Взглянув на сидящих перед ней дьяка и Прищепу, она спросила:

   - И кто же из Вас додумался перезахоронить усопшую?

   - Он!- вместе выкрикнули священник и староста одновременно, показывая друг на друга указательным пальцем.

   - Ладно, выяснять это сейчас ни к чему. Идите, мне надо подумать.

   "Какая дикая история,- размышляла панна, оставшись одна.- Что-то я уже слышала, связанное с происшедшим. Ах, да! Игнат говорил, что сотник Яворной, как-то стран­но выглядел на поминках. Инга пыталась вспомнить, что было необычного в его внешнем виде. Внезапно, как молния, промелькнула мысль: свежий шрам на губе с запек­шейся кровью и глубокая царапина на шее. Ну, конечно же, я просто тогда не обратила внимание. Не придала этому значения. Не до того было. А вот Игната это насторожило. Жаль, что нет его здесь. Не с кем посоветоваться. Да, Головань говорил, что в случае нужды, можно обратиться за помощью к Петру Коцюбе. Он, мол, в та­ких делах разбирается. Надо пойти к нему поговорить".

   Девушке все время не давали покоя увиденные у сотника раны. Ведь у погибших тоже были такие же следы, как будто от укусов и царапин. Но те умерли, а Яворной жив. Надо еще и к сотнику домой сходить, может быть, там удастся что-то узнать.

   Панна вышла на улицу. Возле дома суетились женщины по хозяйским делам.

   Солнце уже распрощалось с утром, и вошло в основное свое владение - полдень. Посреди двора, горделиво задрав голову, стоял главный начальник домашней живности - петух. Он пристально осматривал все вокруг. Возле забора, застенчиво ковыряясь лапами в земле, толпились куры, то и дело, кокетливо поглядывая на петуха. В тени от дома развалилась собака, показывающая всем свой розовый язык. Время от времени она издавала подгавкивающие звуки, выскакивающие из неё от досаждавшей жары.

   Инга пересекла подворье и отправилась к Коцюбе. Она уже неплохо знала жителей села. Да, и люди относились к ней хорошо. А, иногда, жалели:

   - Бедная панна полковничиха. Не успела еще, как следует, с мужем пожить, а уже овдовела. Тяжело ей теперь будет. Известное дело, жена без мужа - сирота.

   Но, в то же время, видя твердый характер панны, с ней не спорили, а старались выполнять её распоряжения сразу.

   Подойдя к хате деда Петра, девушка без стука вошла внутрь дома. В комнате за столом сидел старый казак и чинил сети.

   - Извините, что без стука. Можно войти?- спросила Инга, входя и присаживаясь на лавку без приглашения.

   Старик с удивлением посмотрел на панну и сказал:

   - Добрый день, Ваша Милость. Что же такое случилось, что Вы сами пришли ко мне? Сказали бы, так я сам зашел бы.

   - У меня дело - необычное. Мне полковник Головань говорил, что можно к Вам обращаться за помощью в вопросах, связанных с... этим, как бы получше выразиться... с тем, кто не любит Бога.

   - С чертом, что ли?- спросил дед Петро.

   - Можно и так сказать,- согласилась Инга.

   - Мне нужна помощь знахаря. Игнат говорил, что он живет где-то в пещере на берегу Днепра. Я бы хотела с ним встретиться.

   - Вы сами хотите к нему поехать?

   - Нет, я бы попросила Вас привести его ко мне. И желательно, чтобы все, о чем мы с Вами сейчас говорим, осталось в тайне.

   - А что случилось, Вельможная панна? И зачем Вам понадобился Прокоп Цимбалюк? Дело в том, что он человек не простой. И сложно будет его уговорить куда-то поехать. К нему самому приезжают люди за сотни верст. Мирские дела его не интересуют.

   - Может быть нужны деньги? Я дам сколько надо.

   - Дело не в деньгах. Но, если Вы не скажете мне, что же произошло, то я не смогу Вам помочь.

   - Я сама толком еще не разобралась. Только в нашей округе нашли двух убитых молодых парней. И обстоятельства их гибели таковы, что есть резон подозревать вмеша­тельство ведьмы.

   Старик смотрел на Ингу широко раскрытыми глазами. Потом кашлянул в кулак и сказал:

   - Простите меня, ясновельможная панна, но это вот сейчас, Вы со мной разговаривали? Из всего, что услышал, я понял только одно слово - ведьма.

   Девушка замешкалась, пытаясь выразиться попроще.

   - Убитые хлопцы были искусанные и поцарапанные. Перед этим Игнат и я видели такие же раны у сотника Яворного. Понятно?

   - Ну, теперь понятно. Только это, что же получается? Мертвая ведьма ходит по селу и кусается?- недоверчиво спросил дед Петро.

   - Я так думаю, что ведьма уже не мертвая. Или скажем: "не совсем мертвая". Вот я и хотела, чтобы знахарь погадал или, что он там делает? В прошлый раз он же как-то уз­нал об упыре и ведьме? Может и сейчас поможет?

   - Все понял. Поеду к Цимбалюку и попробую уговорить его, чтобы он со мной приехал в Вишневое.

   - Если не будет соглашаться, скажите, полковник Головань тоже просил помочь.

   - Ладно, завтра же с утра и отправлюсь.

   Инга вышла на улицу. Солнце, передав свои права на небе младшему брату ночи - вечеру, спряталось за горизонтом.

   - Пойду, поужинаю, да и схожу в гости к сотнику Яворному. Правда, меня никто туда не приглашал. Ну, да ничего, потерпят,- так думала панна, возвращаясь, домой.

   Очухавшиеся от дневной жары, собаки резво бегали во дворах, показывая прыть своим хозяевам. При этом они не упускали случая облаять каждого проходившего мимо их забора.

9. Происшествие в лесу.

   После ужина Инга пошла к дому сотника Яворного. На улице уже стемнело. В домах горел свет. Селяне готовились ко сну. По дороге панне встретилась группа молодых людей. Парни и девушки направлялись к реке. Там на берегу, они собирались, чтобы петь песни, танцевать, веселиться.

   Инга постучала в окно хаты Яворного. Дверь отворила молодая дивчина. На вид ей было лет семнадцать, не больше. Панна была с ней незнакома. Инга спросила:

   - Можно войти? Я, Инга Кульбас.

   Девушка недоброжелательно посмотрела на гостью, и отступила вглубь прихожей, впуская панну.

   - Извините, я Вас вижу впервые, поэтому не знаю Вашего имени. Кто Вы?- задала вопрос Инга.

   - Я племянница сотника - Марта Яворная.

   Панна внимательно посмотрела на родственницу сотника. Её лицо Инге кого-то напоминало. Девушка была очень симпатичная: черные длинные волосы, собранные в тугую косу, большие темно-карие глаза, пышная грудь, тонкая талия, объемные бедра и правильные черты лица. Но было в ней что-то неприятное. То ли ледяной взгляд, то ли неестественная белизна кожи. И голос показался Инге знакомым, неестественно низкий для девушки.

   - Может быть, мы когда-то встречались?- спросила панна Кульбас.

   - Нет, я совсем недавно сюда приехала. Дядя отбыл на Запорожскую Сичь, а я осталась на хозяйстве.

   Инга попрощалась и вышла из дома. Что-то беспокоило её. Неприятное предчувствие сжимало сердце.

   "Что-то здесь не так,- думала панна,- какая-то странная эта племянница. Надо понаблюдать за ней".

   В дальнем углу двора рос густой кустарник. Инга вышла через калитку, и пройдя вдоль забора, перелезла через изгородь и спряталась в кустах. Ей хорошо была видна дверь в хате и все подворье. Небо было чистое. Лунный свет хорошо освещал все вокруг. Ждать прошлось недолго.

   На крыльце появилась Марта. Осмотревшись по сторонам, она двинулась на улицу. Инга осторожно последовала за ней. Девушка шла по улице, не оглядываясь. Вдруг, резко свернула на тропинку, ведущую к реке. Панна старалась не отставать.

   Выйдя к берегу, Марта пошла вдоль воды. Дальше на поляне горел костер. Вокруг него плясали парубки и девчата. Они смеялись и пели песни. Девушка пошла к ним. Ин­га уже начала жалеть, что увязалась за племянницей сотника.

   "Ну, захотелось дивчине повеселиться, что же здесь необычного?- Думала панна Кульбас.- Я уже совсем стала подозрительной". Но, что-то удерживало её, не позволяло повернуться и уйти домой. Она осталась за деревьями, росшими вокруг поляны. Молодежь шумно забавлялась. Марта присоединилась к ним. Кто-то предложил прыгать через костер. Парни и девушки, разбегаясь, перелетали через пламя, сопровождая свои действия громкими криками.

   "Ну, пора уходить,- подумала Инга.

   И уже совсем собралась развернуться и следовать домой. Как в это самое время, она увидела, что Марта с парнем, отделившись от компании, пошли в лес. Панна двину­лась за ними.

   Пройдя по роще довольно приличное расстояние, они вышли на прогалину, освещенную месяцем и звездами. Инга замерла, прячась в тени деревьев. Ей хорошо было видно все, что происходит на поляне. Парень обнял девушку и поцеловал её. Марта гладила парня по спине и ниже во время поцелуя. Вдруг, она отодвинулась от него и начала снимать с себя одежду. Хлопец стоял, как зачарованный, не отрывая взгляда от раздевающейся девушки. Обнажившись до гола, Марта подошла к парню и сама на­чала раздевать его. Он покорно повиновался всем её действиям. Девушка жестом дала понять парню, что хочет, чтобы он лег на землю лицом вверх. Потом она села на не­го и стала делать плавные круговые движения бедрами.

   "Ну, и молодежь пошла!- Подумала Инга.- Я такого не делала в их возрасте.

   Панна почувствовала себя неуютно. Получалось, что она подглядывает. Женщина осторожно начала выбираться из леса.

   В это время Марта остановилась и спросила парня:

   - Можно я сяду на тебя?

   - Как сядешь?- поинтересовался хлопец.

   - Повернись и стань на четвереньки,- попросила девушка.

   Парубок выполнил её просьбу. Марта села ему на спину и сказала:

   - Покатай меня.

   Он хотел отказаться, но не смог. Ноги и руки сами начали двигаться, и он побежал по кругу вдоль поляны. Девушка, сидящая у него на спине, вонзила ему в плечи, вне­запно появившиеся у неё длинные когти так, что брызнула кровь. Парень не мог сопротивляться и все быстрее, и быстрее бегал по поляне. Марта в это время хрипящим го­лосом произносила заклинание:

   - Приказываю тебе нетопоринным крылом, вороньим кандуком, волчьим хвостом поднимись над землей! Корунчук, гед борончук, унгай тай туренгай! Лети.

   Хлопец оторвался от земли и поднялся в воздух. В это время подул такой ветер, что листья облетало с деревьев, как осенью. Марта смеялась, как в истерике. При этом она кусала и царапала парня, облизывая бегущую по его спины кровь. По её лицу было видно, что она испытывает огромное удовольствие.

   Инга, услышав громкий смех, повернулась и побежала назад к поляне. Поднявшийся ветер, развевал её волосы, которые цеплялись за ветки. Но она не обращала внима­ния на это, продолжая двигаться к прогалине. Когда Инга выбежала на поляну, единственное, что она увидела - это летающую над деревьями голую девушку. Она сидела на спине обнаженного юноши. Через мгновение они унеслись прочь, и скрылись из виду.

   Инга стояла посредине поляны, открыв рот от открывшейся перед ней картины. Ветер стих. Луна и звезды так спокойно источали свой свет на землю, как будто подоб­ные события были для них обычным явлением. Инга закрыла рот, пришла в себя и подумала:

   "Интересно, что сотник Яворной всех ведьм из округи у себя в доме собирает? Кто убивает молодых парней понятно. Непонятно, откуда взялась эта колдунья?"

   Панна Кульбас быстрым шагом направилась домой. По дороге она размышляла:

   "Сама я с ней не справлюсь. Кого же взять в помощники? Большой шум поднимать не хочется. Петр Коцюба уже старый для таких дел. От дьяка мало толку будет. Пожа­луй, остается церковный староста Федор Прищепа. Так, кажется, зовут того шутника, что додумался перезахоронить Марылю? Ладно, нужно поспать. Утро - вечера мудренее. Все равно сегодня я уже ничего не сделаю".

10. Отъезд полковника Голованя.

   Игнат вернулся домой поздно ночью, отец уже спал. Мать, услышав шаги сына, вышла в горницу и спросила:

   - Есть будешь?

   - Нет, не хочу,- ответил Головань.

   - Леся, хорошая девушка. Ты её не обижай, сынок. А, может, ты жениться надумал? Вот была бы радость нам с отцом. Мы бы внуков нянчили.

   - Может и женюсь. Только не сейчас. Завтра, вернее уже сегодня мне ехать надо. Кошевой атаман просил не задерживаться. Думаете, мамо, что раз разбили татар, то уже и всё, сразу жизнь мирная настанет? Как бы ни так. Пока с ляхами не разберемся, жизни спокойной не будет.

   - Я, сынок, сколько живу, столько и помню, что без войны и года не проходило. И отец мой воевал, и его отец, и дед его - тоже воевал. Видать, такая доля Украины.

   - Ладно, мамо, пойду, отдохну немного. А то скоро уже в дорогу,- проговорил молодой полковник и пошел спать.

   Мария Ивановна не ложилась отдыхать этой ночью. Приготовила еду сыну в дорогу и сидела в комнате, где отдыхал Игнат. Ей хотелось, как можно больше побыть возле сына.

   "Когда еще удастся свидеться? Не на гулянку едет",- думала она, не отводя глаз от своего чада.

   Головань встал, как только пропели первые петухи. Умылся, оделся, позавтракал и пошел во двор седлать коня. Отец с матерью, молча, наблюдали за его сборами. К их двору подъехал всадник, спешился и направился к, стоявшим возле хаты хозяевам. Головань узнал в нем своего родственника Дубового.

   - Здравствуйте, пан полковник. Уже собрались? Я с Вами поеду на Запорожье. Возьмете к себе в компанию?- в голосе Олега чувствовалось переживание.

   - Послушай, дядько Олег. Я слышал, что ты с "оковитой" сильно дружишь? А ты знаешь, что бывает на Сичи за такую дружбу, особенно во время войны?- спросил Игнат.

   - Знаю, как не знать? Я из-за этого в прошлый раз, оттуда еле ноги унес.

   - Вот, вот. Если ты думаешь, что я смогу тебя защитить в этом деле, то ты сильно ошибаешься.

   - Да, что ты племянник! Я совсем так не думал. Надоело мне без дела сидеть. Хочется в степь с хлопцами, чтобы дымом пороховым подышать в бою.

   - Ну, смотри. Если так, то поехали. Запишу тебя к себе в полк. Но, если сейчас соврал - не обижайся.

   Родители со вниманием слушали разговор казаков, не вмешиваясь. Отец Голованя в душе гордился своим сыном:

   "Смотри, какой орел стал мой казаченок. Настоящий атаман!"

   Игнат с Олегом сели на коней.

   - Прощайте, Батько и мама, даст Бог, свидимся,- сказал Головань.

   В это время Мария Ивановна не выдержала и расплакалась. Игнат наклонился к ней и поцеловал её. Степан Моисеевич смахнул скупую мужскую слезу и перекрестил уезжающих казаков.

   На выезде из села, у дороги возле куста сирени, стояла Леся. Дубовой заметил её первый и толкнул Голованя в плечо, указывая на девушку.

   -Езжай, я догоню,- сказал полковник и направился к Лесе, слез с коня и подошел к ней. Она обняла его и поцеловала.

   - Понимаешь, Леся, мне надо ехать...,- начал говорить Игнат.

   - Молчи, я все понимаю. Как бы там дальше все не сложилось, все равно буду ждать тебя. Я очень рада, что все так случилось.

   Головань поцеловал девушку и вскочил в седло. Через мгновение он уже догнал Дубового. Леся стояла на дороге и смотрела им вслед, пока они не превратились в две черные точки на горизонте.

   - Ну, что загрустил, пан полковник,- поинтересовался Олег,- ничего лучше не развеет смуток, как степной ветер и казацкая песня. А ну, давай, кто скорее вон до того яра доскачет.

   И казаки рванули прямо через поле, пришпоривая коней. Они неслись по степи, сбивая утреннюю росу с травы. Водяная пыль поднималась в воздух и омывала лица хлопцев. Казалось, что они парят над водой. В такие минуты становится понятным, почему степь сравнивают с морем и называют бескрайней. Свежий полевой ветер сдул с сердца грусть расставания. У яра казаки, придержав лошадей, перешли на шаг. Олег запел:

Вільний вітер крилами смуток розганяє,
А з-за краю поля, сонце виринає.

   Игнат подхватил песню:

Я прокинусь зранку із вітром у полі,
Нехай душа моя гуляє на волі.
Радісно нам хлопці на Вкра§ні жити.
Заспіваймо весело§ так, щоб не тужити.
Як у небі сокіл над степом кружляє.
Так і моє серце на волю бажає.
Коня осідлаю і в безкрайнім полі.
Буду я літати, як сокіл на волі.

   Звуки песни смешивались с голосами, пробудившихся птиц, и расстилались над степью. Красная полоса неба над горизонтом превратилась в ослепительно оранжевый диск, который поднялся над землей и повис в воздухе.

11. Возвращение на Сичь.

   Армия Запорожцев вышла к Днепру, когда уже перевалило за полдень. Послышались радостные крики казаков, которые первыми увидели, расстилавшиеся перед ними воды великой реки. Могучий Днепр приветствовал людей, шумно хлопая волнами о скалы.

   - Начинайте переправлять войско на правый берег. Разбивайте лагерь и выставляйте охрану. Отправьте дозоры в степь. Основные силы расположите на правом берегу,- отдавал распоряжения куренным атаманам Иван Шульга.- Атаман Кулиш с Незайманьковским куренем переправляется со мной на Сичь в крепость. Когда прибудут пол­ковник Череда и Головань, пусть едут ко мне на остров. Всем свободным от службы отдыхать.

   Кошевой вместе с Кулишом сели в лодку и поплыли на остров.

   Казаки повезли конец каната на другой берег, чтобы привязать его к здоровенному дубу, который рос там с незапамятных времен. Они всегда так делали, когда наводили переправу в этом месте Днепра. Столкнули в воду огромный плот, сооруженный ими еще до похода. Продели канат сквозь скобы, и переправа была готова. Кошевой с ата­маном Кулишом еще не успели добраться до острова, как налаженный паром отвалил от берега.

   - Быстро хлопцы оборачиваются. Что значит дома! Все выходит само собой,- задорно говорил Кулиш.- А что, Батько кошевой, ты такой грустный, может, случилось что?

   Иван Шульга опустил руку в воду и задумчиво смотрел на реку. Услышав, что к нему обращаются, поднял голову, посмотрел на куренного атамана и сказал:

   - Да, дома. Только не все ладно у нас в доме. Надо нам, Микола, Раду созывать, а на ней Гетьмана выбирать. Под единую руку надо всех поставить. А то порядок не наведем. Ведь, у нас на Украине, сколько панов, столько и Гетьманов. Не может быть в семье благополучно, когда в ней больше одного хозяина.

   - Да, ты Иван, только скажи. Мы вмиг всю погань с Украины выбросим. А тебя Гетьманом поставим,- проговорил Кулиш.

   - Не надо никого ставить. Я, что царь Московский? Надо, чтобы люди сами выбрали того, кому они верят. А, если обранный ими доверия того не оправдает, то гнать его к чертовой матери.

   - Так ведь людей и обмануть могут. За гетьманскую булаву чего хочешь, обещать народу будут,- засомневался куренной атаман.

   - Оно, конечно. Кусок заманчивый. Брехунов и посипак всяких развелось, хоть греблю гати. А мы зачем? Молчать будем? У этих болтунов есть слабое место. Они только на словах бойкие, а на деле - пшик. Вот и заставим их на раде рассказать, что они для Украины и простых казаков сделали. Да, люди и сами не дураки. Прекрасно знают, кто из старшины только за свой интерес думает, а кто за общее дело переживает. Разберется народ, будь спокоен. Надо только дать ему возможность это сделать.

   Лодка уткнулась в песчаный берег крепостного острова. Атаманы с казаками попрыгали на берег, на котором выстроилось беспокойное море Запорожцев, ожидавших прибытия кошевого. Сразу же зазвучали приветствия радостные крики:

   - Слава кошевому Шульге! Слава Украине!

   Оружейная и пистолетная пальба заглушала эти приветствия. Иван Шульга поднялся на камень, лежащий прямо у берега и сказал:

   - Здорово, браты! Вот мы и вернулись. Ну, как вы тут? Не заскучали без нас?

   - Заскучали, Батько! Уже бока болят лежать. От безделья уже и спать не хочется,- выкрикнул кто-то из толпы.

   - Да, много славных Запорожских лыцарей заснуло в Перекопской степи. Они уже не заскучают и не обрадуются никогда. Вечная им память,- сказал кошевой атаман и снял шапку.

   Стоявшие вокруг казаки тоже обнажили головы и опустили взгляд в землю. Шульга надел шапку и произнес:

   - У каждого своя доля. Погибшим нашим братам лежать и не вставать, а нам, живым - Украину защищать!

   Кошевой слез с камня и двинулся вместе с Кулишом и Незайманьковским куренем в крепость. В воротах их встречали: войсковой казначей Андрей Копейка, войсковой писарь Анатолий Хитрун и сотник Черняк. Шульга, обращаясь к ним, сказал:

   - Пошли все со мной в головную хату. Совет держать будем.

   В курени все расселись вокруг стола. Кошевой заговорил первый:

   - Ну, что сотник Черняк, как обстоит дело с формированием полка? Рассказывай.

   - А что рассказывать? Людей приходило много, только их всех нужно вооружить и накормить. Казначей денег дал всего на треть от тех, что хотели вступить в войско.

   - А остальные?

   - Остальные возвернулись домой. А, что им тут делать? Только и остается, что рыбу ловить,- ответил сотник.

   - Андрей, в чем дело? Почему не выдал денег сполна?- поинтересовался кошевой.

   - Выдал все, что мог. Я же не могу казну без запаса оставить? Ты же знаешь, Иван, сколько средств ушло на подготовку к походу.

   - Ладно, об этом потом поговорим. А что еще было на Сичи, пока мы воевали?

   - Поймали одного лазутчика. Похоже, лях был. Точно сказать не могу,- доложил сотник Черняк.

   - Ты, что не мог у него узнать?- удивился Шульга.

   - Не успел,- ответил сотник,- его Хитрун застрелил. Сказал, что тот на него набросился, когда он хотел его допросить.

   Кошевой с атаманом Кулишом переглянулись. Шульга, зевая, сказал:

   - Если больше новостей нет, все могут идти. А мне отдохнуть надо. Устал я.

   Казаки покинули комнату. Остался только атаман Незайманьковского куреня и кошевой.

   - Сам видишь, что делается,- возмутился Шульга, обращаясь к Кулишу.- Как только прибудут полковники Череда и Головань, сразу же переправляйте их людей сюда на остров, и в этот же день собирайте Раду.

   - Все сделаем, Батьку. Не беспокойся. Я сам позабочусь. А ты, и в правду, отдохнул бы. А то лица на тебе нет.

   Кошевой лег на лежак и закрыл глаза. Кулиш, выйдя из хаты, подозвал казака из своего куреня:

   - Найди Степана Колоду, пусть срочно идет ко мне. Возьми двадцать человек, и охраняйте головной дом и кошевого. Без его разрешения, никого к нему не пускать.

   К вечеру суета на Запорожской Сичи стала утихать. Те, кто успел переправиться на правый берег, установили там шатры и уже готовили ужин на кострах. А часть каза­ков пошли ловить рыбу. Пойманных карасей и щук, тут же жарили на шампурах, сделанных из лозы. Из окуней и судаков варили казацкую уху.

   - А что, хлопцы, добрая каша получилась?- спросил старый казак, рассчитывавший, что после такого вопроса, его точно пригласят на ужин.

   - Та садитесь уже, дядьку Панас, и пробуйте, тогда и узнаете, какая она получилась,- ответил молодой парень, зачерпывая уху из посудины.

   Старик с наслаждением, растягивая слова, сказал:

   - Да.... Добрая юшка. Тройная. Помню, такую же хорошую юшку умел варить покойный Сидор Голопупенко. Вот добрый был казак!

   Примерно такие же разговоры велись и у других костров. Люди отдыхали. Они были счастливы от того, что можно вот так, просто, посидеть с друзьями у костра, погово­рить за жизнь, дышать вольным степным воздухом, смешанным с речным ветром; смотреть на бездонно-синее Украинское небо и самое главное, не надо было умирать и убивать других людей.

   Кошевой атаман крепко спал. Ему ничего не снилось. Как только он закрыл глаза, сразу погрузился в вязкую темноту отдыха, как будто шагнул в пропасть небытия, где есть только покой и блаженство. За последние дни Иван Шульга так устал, что даже душе его осталась в спящем теле, чтобы набраться сил вместе с ним. Атаман почувство­вал, что его кто-то зовет и трогает за плечо. Он открыл глаза. Перед ним стоял казак и повторял:

   - Батько кошевой. Батько кошевой, к Вам просится хорунжий из полка Голованя Степан Колода.

   Шульга поднялся, потянулся всем телом и сказал:

   - Зови и принеси воды умыться.

   Вошел Степан и доложил:

   - Ваш наказ, Батько кошевой, выполнен. Полк Голованя переправился на остров и расположился перед крепостью.

   - Добре, хорунжий. А полковник Головань прибыл?

   - Еще нет, Батьку кошевой.

   - Ладно, иди, и вели позвать атамана Кулиша.

   "Ну, вот,- думал Шульга,- теперь можно и по-другому поговорить с этими умниками: писарем и казначеем. Вытряхнем их душу наружу и посмотрим, какому Богу они молятся.

12. Охота на ведьму началась

.

   Инга вернулась домой под утро. Разделась, легла в постель. Все тело приятно расслабилось, погрузившись в пуховую перину, и укуталось теплом. Жаль только, что вот так нельзя было согреть и душу в одиноком супружеском ложе. Панна лежала с открытыми глазами. Сон не шел. В последние дни, она все чаще думала об Игнате:

   "Интересно, вернется он ко мне, или нет? Не надо было мне так сурово себя вести при расставании с ним. Нужно было его приманить надеждой на будущее, на всякий случай. А то морочила ему голову всякой философией, как дура. А теперь сиди и гадай, приедет, не приедет. Приедет, не приедет? Так и умом тронуться можно. А хорошо было тогда, в бане! Вон, девки молодые в лесу, что вытворяют! А я веду себя, как старуха".

   Вдруг её, как громом ударило: "Какие девки в лесу? Это же ведьма была. Что же я лежу здесь. Она еще одного парня убьет. Нужно что-то делать"!

   Панна вскочила и начала одеваться, на ходу размышляя:

   "Сейчас беру с собой церковного старосту с дьяком и бегом к дому сотника Яворного. Там мы её схватим. Нет, священника не возьмем. От него, как от поросенка, визгу много, толку мало". Одевшись, она пулей выбежала на улицу и, стараясь не привлекать внимание, быстро пошла к церкви. В селе было безлюдно. Ночь еще полностью управляла миром.

   "Если меня сейчас кто-то увидит и спросит: Куда это Вы, панна, по ночам бегаете? Что отвечать?- Размышляла Инга.- А так и отвечу: Ведьму иду ловить. В конце концов, это из их села ведьмы. Поразводили здесь всякую нечисть. Жить спокойно нельзя".

   Староста Федор Прищепа жил с семьей в хате, стоявшей возле церковного двора. Хозяйством в Божьем доме он занимался уже пять лет. После тяжелого ранения Федор осел в Вишневом. Хозяин он был справный. Все у него в доме находилось на своем месте. Купив старую хату, Прищепа привел её в порядок, отремонтировал крышу, по­правил двери и окна, установил новый забор. Работящего казака заприметил полковник Кульбас и попросил его заниматься хозяйственными делами в церкви. Вот так Фе­дор и стал старостой. Но не только полковник обратил внимание на Прищепу. Вдова, живущая по соседству, сразу положила глаз на ничейного казака. Мужа её убило в первом сражении, на которое он поехал, сразу через месяц после их свадьбы. Так, что и выпало на её долю супружеской жизни - только медовый месяц. Была она в таком возрасте, когда с девками к парням на гулянку не пойдешь. Зато красота женская полностью набрала свою силу. Федор тоже был уже не парубок, а жены так и не завёл. Все как-то не складывалось. Так, как Оксана, так звали вдову, пригорнула к себе Федора, тот через два дня на ней и женился.

   Инга подошла к дому старосты и постучала в окно. Пес, вылезший из будки, хотел гавкнуть для приличия, но потом своим собачьим соображением решил, что не стоит обращать внимание на всякие пустяки, и снова улегся спать.

   В доме загорелся свет, и отворилась дверь. На пороге стоял сонный хозяин в исподнем белье и со свечей в руке. А за ним в ночной сорочке, с платком поверх плеч, вы­глядывала его жена.

   - Панна Инга? Что случилось?- поинтересовался Федор,- проходите в хату.

   - Пойди, оденься бессовестный,- всполошилась хозяйка, загораживая мужа и вталкивая его в комнату.- Проходите, Ваша Милость, извините его за невежество.

   - А что я такого сделал? Я только спросить хотел и все,- оправдывался Прищепа, надевая шаровары и рубашку.

   - Я бы хотела поговорить с Вашим мужем наедине,- твердым голосом сказала Инга.

   Оксана поклонилась и пошла в другую комнату. Инга села на лавку. Прищепа, одевшись, вошел и расположился напротив панны.

   - Здесь дело деликатное,- начала Инга, показывая на комнату, в которой находилась жена старосты.- Мне нужна помощь.

   - За Оксану не переживайте, она не из болтливых. Говорите, чем я могу помочь?- утвердительно проговорил Федор.

   - Ладно, слушай. Я знаю, кто убивает молодых хлопцев. Я выследила её. Надо пойти и схватить злодейку,- приказным тоном сказала Инга.

   - Прошу прощения, ясновельможная панна, Вы сказали "её". Надо так понимать, что это женщина?- поинтересовался Прищепа.

   - Естественно. Если бы это был мужчина, то я бы сказала "его".

   - Вы хотите сказать, что женщина может вот так убить здорового парня? А он при этом покорно, в голом виде, ждет, когда его убьют?

   - Может, если эта женщина - ведьма,- убежденно ответила Инга.

   Из другой комнаты донесся голос жены старосты: "Господи, помоги и спаси". Панна подробно рассказала о своем ночном приключении на берегу реки, а потом, что она увидела в лесу.

   - Да, ну и родственники у сотника Яворного,- рассуждал староста,- сначала жена, теперь племянница.

   - Надо бегом идти к дому сотника и схватить Марту, пока она еще кого-нибудь не убила. Хватит ей парней губить. Погуляла. А то так скоро в округе хлопцев не останет­ся,- запальчиво говорила Инга.- Ну, так ты идешь со мной?

   - Иду,- выпалил Федор.

   - Господи, Боже мой,- заплакала в соседней комнате жена старосты,- да, как же вы её ловить будете?

   Оксана зашла к ним в комнату.

   - А, если она вас заколдует? Это еще неизвестно, кто кого словит: Вы её, или она - Вас. Надо людей поднимать и всем миром идти на неё.

   - А чем мы докажем, что она ведьма? У неё на лбу ведь не написано, кто она?- спросила Инга,- представляете, что сделает сотник Яворной, если узнает, что его племян­ницу без основания обвинили в таком грехе?

   - Да, панна Инга права,- поддержал её староста,- здесь нужно действовать тихо, "на мягких лапах", так сказать.

   - А защита у нас от дьявольской силы есть,- проговорила панна.

   - Отец Евсей?- спросила Оксана.

   Инга и Федор одновременно поморщились при этом вопросе, как будто съели кислое яблоко. Полковник Головань мне защитный амулет дал от нечистой силы,- сказала панна и, расстегнув верх у сорочки, показала медальон Чингисхана.

   При этом было ясно видна глубокая впадина, создаваемая её пышной грудью. У Прищепы даже рот открылся от увиденного. Инга застегнула сорочку.

   - А можно еще раз взглянуть на амулет?- попросил Федор и тут же получил подзатыльник от жены.- А что такого, здесь темно, я не рассмотрел.

   - Еще хочешь? Могу повторить,- предложила Оксана.

   - Нет, не надо, я достаточно рассмотрел.

   Прищепа снял со стены саблю, засунул за пояс пистолет, взял икону, висевшую в углу, и произнес:

   - Ну, пошли, что ли.

   Инга с Федором, крадучись, передвигались по селу. Подошли к сотниковой хате. В окнах горел свет. Они заглянули внутрь. Марта сидела в ночной рубашке и расчесыва­ла волосы, как будто и не выходила из дома.

   - Смотри, какой ангелочек,- прошептал староста,- а Вас послушать, так черт с рогами. Ну, что будем делать?

   - Постучим. Я зайду первая, а ты за мной. Набросимся на неё и свяжем. А там будет видно,- предложила панна.

   - Смело, очень смело. Правда, глупее плана я никогда не слышал,- осторожно высказался Федор.

   Инга постучала в окно. Марта поднялась к двери и спросила:

   - Кто там, среди ночи ходит?

   - Это панна Кульбас. Отвори, есть известие от твоего дяди,- соврала Инга.

   - Приходите утром,- недоверчиво произнесла девушка.

   - Отвори дверь по-хорошему, а то войдем силой. Со мной здесь люди,- продолжала настаивать панна Кульбас.

   - Сейчас, только оденусь, подождите.

   В это время потянуло свежим утренним ветерком. Красная звезда на небе поблекла. Вот-вот должны запеть первые петухи. Вдруг в доме что-то грохнулось. Послышался свист и завыл ветер. Инга с Федором бросились к окну. В хате было пусто. Только ночная сорочка лежала на полу. Они побежали к двери. Над головами у них раздался смех. Взглянув вверх, панна Кульбас и Прищепа увидели, летящую верхом на ухвате, голую девушку. Она смеялась и неслась по направлению к лесу.

   Первым очнулся староста:

   - Ну и дела. Теперь я верю про то, что она в лесу с парнями вытворяет.

   - А ты до этого еще сомневался?- спросила Инга и добавила,- вот только одно не понятно, где её теперь искать?

   Пропели первые петухи, и утро начало забирать у ночи её управление миром.

13. Заговор.

   Хорунжий Колода вернулся в головную хате вместе с атаманом Кулишом.

   - Добре, хлопцы, садитесь. Будем думу думать,- начал кошевой,- пока не вернулись Головань и Череда, Раду проводить не будем. Для такого дела нужны все наши люди. Мало, что может случиться. От этих чертовых детей, писаря и казначея, можно чего угодно ожидать. Да, я думаю, что и среди старшины у них найдутся соратники. Хорун­жий Колода, понаблюдай за казначеем и писарем. Только осторожно, так, чтобы они не поняли, что мы за ними следим.

   - Хорошо, Батьку, я все понял. Это занятие для меня не новое,- сказал Степан.

   Выходя из комнаты, он вспомнил, как приглядывал за Ингой по приказу Голованя. "Ну, за этими, двумя, следить не так интересно, как за панной Кульбас,- подумал Колода.- Нужно выбрать место, откуда можно видеть, что делается в крепости". Он оглянулся вокруг и заметил на смотровой вышке своего старого знакомого Антипа Тимченко. "Лучше поста для наблюдения, чем сам пост наблюдения, не найдешь,- сообразил хорунжий.- Оттуда все видно, и никто внимания на тебя не обращает. Стоит казак на вышке, так он и должен там стоять. Что же здесь удивительного". Колода поднялся наверх.

   - Здорово, Степан. Давно мы не встречались. Говорят, ты в полк служить перешел к своему другу? Да, слышал я, что уже и хорунжего тебе дали,- спросил Антип.

   - Да, перешел в полк к Голованю. Мы с ним неразлучны, как нитка с иголкой. Он меня хорунжим назначил. А ты давно в наблюдении стоишь?- спросил Степан.

   - Да, уже скоро сменят. А что?

   - Нет, ничего. Я просто так спросил. А,далеко отсюда видно. Просторно душе. И Днепр - как море широкий. Красота,- говорил хорунжий, а сам внимательно наблюдал за тем, что делается в крепости.

   - Да, столько земли вокруг. Даже глазами до края степи далеко, не то, что ногами идти. Степан, ты сейчас часто со старшиной видишься, что там слышно, на ляхов пой­дем? Земляка своего встретил. Так он говорит, что совсем житья не стало от панов. Не дают вольно на своей земле работать.

   - Придет время и пойдем. Не спеши поперед батька в пекло,- ответил Колода, а сам насторожился. Он увидел, как войсковой писарь и казначей идут через площадь и о чем-то нервно разговаривают.

   - Ну, мне пора в полк. Бывай, друже,- сказал Степан и начал спускаться с вышки.

   - Бывай,- попрощался удивленный Тимченко.- А ты чего приходил-то?

   Но хорунжий уже не слышал его. Спустившись на землю, он отошел в сторону и двинулся в том же направлении, что и писарь с казначеем, но вдалеке от них.

   Копейка и Хитрун свернули к складу, где хранилось оружие и запасы провианта. Вошли внутрь, часовой пропустил их. Колода обратил внимание, что на посту стоял ка­зак из Зиньковского куреня. Он знал его. Пока хорунжий соображал, как же ему можно подслушать, о чем говорят писарь с казначеем, к складу подошел атаман Зиньковско­го куреня Тихон Гулий. Сказав что-то караульному, он вошел в здание. "Э, да и Гулий с ними заодно,- размышлял Колода,- похоже, у них здесь совет будет". Степан решил, во что бы то ни стало послушать, о чем будут говорить старшины. Строение было без окон, поэтому подслушать снаружи, было невозможно. Степан снял кожаную пере­вязь, на которой висела сабля. Вложил в неё камень, и получилась праща для метания. Колода стоял за углом другого дома, и его не было видно часовому. Людей вокруг не было. На улице уже смеркалось.

   Степан два раза покрутил над головой ремнем и выпустил из него заложенный камень. В воздухе послышался короткий свист, и часовой упал, как подкошенный. Приле­тевший от Колоды "снаряд" угодил ему прямо в затылок. Степан подбежал к упавшему, посадил его на лавку и прислонил спиной к стене. Шапку надвинул ему на глаза, а в руки вложил копье, воткнув его одним концом в землю. Получилось, что часовой присел отдохнуть. Сам же хорунжий проскользнул внутрь дома, не издав при этом, ни единого звука. Здание было большое, которое стояло из нескольких комнат. В дальнем помещении виднелся свет, который падал из-за неплотно закрытой двери. Колода бесшумно подобрался к комнате и стал прислушиваться. Внутри разговаривали приглушенными голосами:

   - Надо сделать все, чтобы Шульгу не выбрали Гетьманом. Иначе, все пойдет прахом,- проговорил низкий голос.

   - Да, с чего ты решил, что будут выбирать Гетьмана? Война с татарами закончилась. Зачем в мирное время Гетьман?

   - Да, ты пан атаман, так ничего и не понял. Он решил навести свой порядок на Украине. Хочет всю шляхту убрать, а старшину казацкую уровнять в правах с рядовыми казаками. Вот и будешь ты, куренной атаман, без почета и прав, возвышающих тебя над холопами. Сам будешь на земле работать.

   - Не бывать этому, пан писарь. Так не бывает, чтобы все были равны. Что же мы будем делать?- спросил атаман Гулий.

   - Никто не знает, сколько сейчас денег в войсковой казне. Один я знаю,- сказал Андрей Копейка,- у тебя, Тихон, есть хлопцы в курени, которые хотели бы, чтобы ты стал Гетьманом? Мы хотим на Раде тебя объявить Головным атаманом. Если надо гроши, я дам.

   Наступило минутное молчание. Куренной Гулий осипшим голосом сказал:

   - У меня есть такие, что за деньги не то, что меня Гетьманом могут объявить, но и крымского хана или московского царя. Так, что были бы гроши, а люди найдутся.

   "Вот дьявольское семя, что задумали,- возмущенно подумал Колода,- и откуда, только берутся такие? Я же вместе с ними в битвах был. Вместе наши украинские песни пели. Как же так? Только пора уходить. А то еще очухается часовой, горя не оберешься. Надо срочно все пересказать кошевому".

   Степан незаметно выскользнул из склада и помчался в головной курень. А на складе продолжалось тайное собрание.

   - Завтра соберем Раду и объявим Гетьманом Тихона Гулия. Его казаки хорошо знают. В битвах, Вы атаман, один из первых будете,- старался закрутить лестью куренного Анатолий Хитрун.

   - Только надо торопиться, пока не вернулись верные кошевому полковники Череда и этот молодой выскочка Головань. Я так и думал, что с ним будут большие неприят­ности, в большого волка превратился змеёныш. Теперь тяжело будет его придавить,- кипя от злобы, высказался Копейка.

   - Я вижу, что пан казначей, очень неравнодушен к этому новоиспеченному полковнику. С чего бы такая "любовь"?- поинтересовался писарь.

   - Об этом потом,- ответил Копейка.- Пан атаман, Вам пора идти к казакам, наверно, нужно поговорить кое с кем? А деньги, я Вам принесу сегодня в полночь. Можете не беспокоиться.

   Гулий встал и пошел к выходу. Хитрун сопровождал его. На улице они увидели сидящего под домом часового.

   - Заснул, бездельник,- разозлился Тихон и хотел ударить казака.- Ну, я тебе сейчас задам перца.

   Писарь остановил атамана.

   - Пусть спит. Это тот самый случай, когда нарушение порядка приносит больше пользы, чем вреда. По крайней мере, мы точно знаем, что он ничего не мог слышать из того, о чем мы говорили. Завтра его накажешь. Нам здесь еще кое о чем поговорить надо с казначеем.

   - Ладно,- пробурчал Гулий,- только про деньги не забудьте. И лучше золотом, а то серебро ненадежное стало.

   - Я передам твое пожелание казначею,- улыбаясь, ответил Хитрун.

   Анатолий Хитрун вернулся на склад, где его ждал войсковой казначей.

   - Ну, что Вы хотели рассказать про полковника Голованя,- спросил писарь у Копейки.

   - А то, что полковник Кульбас не должен был выступить в поход на Крым. Ясновельможный князь Острожский мне лично при нашей встрече сказал, что Кульбас уже никогда не будет воевать, ни на чьей стороне. И, если ты помнишь, кошевой послал именно Голованя, разобраться, почему его друг не прибыл на Запорожье. Я тогда не придал этому значения. Подумал, как может этот мальчишка помешать плану самого Острожского? А вот, видишь, помешал. Не знаю, что он там делал? Только Кульбас вы­ступил в поход. В результате татар разбили. И у Шульги теперь развязаны руки. Если нам не удастся поставить нашего Гетьмана, то плохи будут наши дела.

   - Да, этот Тихон Гулий - "не семи пядей во лбу", зато деньги очень любит,- рассуждал войсковой писарь,- и, если ему хорошо платить, то он будет делать все, что нам на­до без лишних вопросов. А нам надо, чтобы казаки сидели на Сечи и не мешали, нам устанавливать свои порядки на Украине.

   - Это Вы, верно, говорите, пан писарь. А то видишь, что Шульга задумал: дать вольную всем холопам на Украине. А кто же тогда работать будет?- возмущался Андрей Копейка.- Ну, ладно, мне пора идти приготовить деньги для атамана Гулия и его казаков. А Вы переговорите кое с кем из старшины. Я, думаю, среди них тоже найдутся не­довольные кошевым. Завтра утром я к Вам зайду.

   Писарь и казначей осторожно вышли из склада. Часовой продолжал сидеть неподвижно у стены.

   - До сих пор спит, чертов сын,- выругался Хитрун,- если у атамана Гулия все такие воины, то дело обстоит плохо.

   Андрей Копейка махнул рукой и пошел по направлению к своей хате, служившей на Сичи и казначейством и хозяйственным домом.

14. Сатанинская хата.

   Инга возвращалась к себе домой вместе со старостой Федором Прищепой. На ходу они рассуждала:

   - Надо что-то делать с домом сотника. Похоже, в нем вся нечисть с округи собирается, прямо, вертеп какой-то.

   - Простите, панна, что вот это последнее вы сейчас сказали?- поинтересовался незнакомым словом староста.

   - Ну, это понимаешь, как шинок для казаков - любимое место отдыха.

   - А ну, тогда понятно,- сделав умное выражение лица, произнес Прищепа.

   - Ну, в общем, не важно. Слушай, что тебе надо сделать сегодня: пойдешь к священнику и скажешь ему, что я его очень прошу освятить хату сотника Яворного, немедленно. Правда, дом сотника закрыт. Ну, ты сам придумаешь, как попасть внутрь. Понял?

   - Понял, ясновельможная панна. А, если дьяк откажется? Он, ужас, как боится поссориться с сотником.

   - А, если отец Евсей мне вздумает перечить, то я ему не дам денег на ремонт церкви. Половину из них, я думаю, он себе в карман положит.

   - Очень мудрое решение, Ваша Милость. Это очень большая удача для нашего села, что именно Вы теперь будете здесь хозяйкой. А то покойному паны полковнику, за во­енными заботами, некогда было в Вишневом порядок навести. Упокой Господь его душу. А теперь я спокоен.

   - А, как я рада, что ты теперь спокоен, ты даже себе представить не можешь! Хитрая ты лиса. Хватит разговаривать, займись делом. А мне сегодня надо повидать Петра Коцюбу. Он должен уже вернуться по моим расчетам.

   Инга пошла домой, а староста заторопился в церковь к дьяку.

   Панна вошла во двор своей усадьбы. К ней подбежала собака и начала ластиться, тихо повизгивая и приветливо махая хвостом. Раньше, когда еще был жив муж, пес себя так не вел. Девушка остановилась, погладила животное по голове и сказала:

   - Вот и еще один подлиза. Ну, что хочешь показать, как ты любишь хозяйку. Правильно делаешь, а то голодным останешься.

   Панна оттолкнула собаку и вошла в дом.

   "Сейчас позавтракаю и отдохну немого,- подумала Инга,- потом пойду к деду Петру. Интересно, привезет он знахаря или нет?

   Федор подошел к дому священника. Хата у дьяка была хорошая, добротная. Может, и в правду говорила панна про деньги для церкви?- подумал Прищепа,- откуда у ба­тюшки такой дом? Сам-то он хозяйством не занимается".

   Но тут, же вспомнил, Что завись это грех. Перекрестился, попросил прощения у Господа за дурные мысли и постучал в окно. Отец Евсей открыл почти сразу. Он гото­вился к утренней молитве. Службу дьяк всегда вел аккуратно. В Господа Иисуса Христа веровал, как мог, конечно, но веровал. А то, что грешил иногда, так ведь живой человек. С кем не бывает? Зато, за каждый свой проступок от души просил прощения у Бога. Правда, надо сказать, что этих "проступков" у него, иногда, очень много случалось.

   - Чего тебе, Федор?- спросил священник, стоя в дверях хаты.

   - Панна Кульбас просила вас сегодня же освятить дом сотника Яворного,- выпалил староста.

   Отец Евсей только собрался что-то сказать, даже уже рот открыл для этого, Прищепа тут же добавил:

   - А то говорит, что не даст денег на ремонт церкви.

   Священник закрыл рот. Помолчал и многозначительно произнес:

   - Желание панны Кульбас для меня все равно, что закон. Проведу службу утром и обязательно выполню её просьбу. Так ей и передай.

   - Я буду ждать Вас возле дома сотника,- сказал Прищепа и направился домой.

   Ему надо было взять с собой инструмент, чтобы открыть дверь в хате Яворного. После небольшого пререкания с женой, староста, взяв топор, направился к дому сотника. Солнце уже поднялось над крышами хат, когда Федор добрался до цели своего пути. Он осмотрелся вокруг и подошел к двери. Соседей не было видно.

   "Слава Богу, никого нет",- подумал Прищепа, и в то же время почувствовал, что у него за спиной, кто-то есть. Он медленно повернулся, держа наготове топор. Дрожь пробежала у него по всему телу. Перед ним стояла огромная черная собака и внимательно смотрела на него. В её поведении не было ничего агрессивного. Только седьмым чувством Федор понял, что выражает взгляд этого чудовища. Весь вид пса говорил: "С чего начать? Укусить этого незваного гостя за ногу или может сразу вцепиться ему в горло?" Так они, молча, наблюдали, друг за другом несколько секунд. Потом Прищепа решил отогнать собаку и сказал:

   - Пошла отсюда! Кыш, тебе говорю!

   При этом он махнул рукой. Псина, как по команде прыгнула на него. Дальше все произошло молниеносно. Федор отскочил в сторону и ударил животное топором по че­репу изо всей силы. Голова у собаки раскололась надвое и повисла вниз, держась на шкуре. Тварь рухнула на землю, заливая кровью траву вокруг себя. Лапы у неё дерга­лись в судорогах. Животное за все время не издало ни звука. Прищепа выронил окровавленный топор и сел возле стены дома. Руки у него ходили ходуном от страха.

   "Хорошее начало. Посмотрим, что дальше будет"?- подумал староста, постепенно, приходя в себя. Посидев еще немного, он встал, взял топор и вытер его о траву. Вернул­ся к двери. Заложил колун в проем между рамой и ручкой и надавил на держак. Что-то хрустнуло, и дверь отворилась. Федор вошел в дом. Там все было, как обычно в укра­инских хатах: стол с лавками, печь; в других комнатах - кровати, аккуратно заправленные. В углу висела икона, затянутая паутиной. Лампада под ней не горела.

   "Интересно, как это может находиться Божья икона в сатанинском доме"?- размышлял Прищепа.

   Он попытался поджечь лампаду, но она тут, же гасла. После нескольких попыток, он бросил это занятие. В доме было прибрано. Посредине большой комнаты лежала ночная сорочка Марты. Староста толкнул её ногой и сразу же отскочил в сторону. Из-под сорочки выбежала здоровенная серая крыса и скрылась в соседней комнате. Фе­дор перекрестился и вышел из дому. Скоро подошел и дьяк. Увидев дохлую собаку, он испуганно спросил:

   - А это еще что такое?

   - Вы, что сами не видите - собака,- ответил Прищепа.

   - Так. Не умничай. Я вижу, что это собака. Я спрашиваю, что у нее с головой, и почему она здесь валяется?

   - Она, потому здесь и валяется, что у неё с головой не все в порядке. Хватит задавать вопросы. Пошли делом заниматься, пока народ не сбежался.

   - Я сейчас же ухожу. Я не буду святить такое место. Меня за это сана лишат.

   - Ну, что Вы так переживаете? Это я собачку топором тюкнул. Что здесь такого странного. Она на меня бросилась, а я её того...- Федор сделал при этом жест, который красноречиво иллюстрировал его слова.- Что же было делать? Ждать, когда она меня сожрет? Обычное дело, пес пытался защитить дом хозяина, а я ему, очевидно, не понравился.

   - Да, это не собака, а дьявол какой-то,- немного успокоившись, проговорил священник,- я таких и не видывал. Не понимаю, как ты её не побоялся?

   - Побоялся, но умирать было еще страшнее,- объяснил староста.- Ну, все, отец Евсей, хватит капризничать, пошли панский наказ выполнять. А, если есть еще какие-то со­мнения, то сразу вспоминайте о деньгах, которые панна Кульбас обещала дать на ремонт церкви.

   Дьяк перекрестился три раза и вошел в дом. За ним последовал Прищепа. Осмотревшись по сторонам, отец Евсей достал кропило, вынул серебряное ведерко со святой водой и омокнул в нем щетку, при этом произнес:

   - Освящаю во имя Отца, Сына и Святого Духа, Аминь!

   Сразу же после его слов задрожали стены в доме, и затрясся потолок. Как только он брызнул святой водой в комнату, дом стал разваливаться по кускам. Из всех щелей выскакивали крысы, вылезали змеи и выпрыгивали жабы, а из иконы - закапала кровь. Староста схватил священника за шиворот и вытащил его на улицу. В это мгновение рухнула крыша.

   Прищепа и отец Весей стояли, как парализованные, с широко открытыми глазами. К старосте, первому, вернулось сознание:

   - Одно могу сказать, воистину Вы святой, батюшка. Посмотрите, как Вас нечистая сила не любит. Вот, что натворила окаянная. А, если вспомнить еще, что было тогда в Ведьмином Яру, когда панну Марылю закопали.... Я бы Вас в епископы произвел. Ей Богу, не вру. А святая вода у Вас такую силу имеет, что и сказать нельзя.

   Дьяк стоял весь поникший. Похоже, ему было не до шуток. Набравшись сил, он сказал:

   - Пошли отсюда скорее, пока пыль не осела. Может, не увидит нас никто? Что я сотнику Яворному скажу? А самое главное, я же здесь не причем!

15.Раскрытие заговора.

   Степан Колода, как пуля, домчался до головного куреня.

   - Быстро доложи кошевому, что хорунжий Колода просит его принять. Дело срочное,- настойчиво говорил он часовому, охранявшему вход в здание.- Да, шевелись ты!

   И не дождавшись возвращения, казак, ворвался в помещение. За столом сидели Шульга и Кулиш. За Степаном вбежали несколько человек из охраны, пытаясь задержать его.

   - Отпустите хорунжего, и все выйдите,- приказал кошевой.

   Когда охрана покинула комнату, Колода заговорил:

   - Войсковой писарь и войсковой казначей хотят подкупить людей, чтобы они выбрали Гетьманом куренного атамана Гулия. Сегодня в полночь Андрей Копейка обещал передать на это деньги из войсковой казны.

   - Вот как! А казначей божился, что денег почти нет в казне. Получается, смотря на что нет.

   - Вот, чертов брехун,- выругался атаман Кулиш,- я никогда ему не доверял. Батько, разреши я его зарубаю.

   - А за что?- поинтересовался Шульга.- За то, что они хотят Гетьмана выбирать?

   - За то, что они взятки раздают из общественных денег. Вот, за что!- распалился куренной атаман.- За воровство, по нашему закону, их бить палками полагается, если уж зарубить нельзя.

   - А ты можешь доказать, что они воры?- спокойно продолжал кошевой, и не дожидаясь ответа, сам ответил.- Вот то-то и оно. Так, что не кипятись, Микола. Все, что ты говоришь - правильно. И по правде говоря, надо бы было их зарубить. Но мы поступим по другому. Не позволим им казну разворовывать. А без денег, они, как змея без яда, пусть кусаются. А выбирать Гетьмана - святое право казаков. А уж, кто такой чести достоин, то Рада решать будет. Хорунжий Колода, приказываю тебе взять надеж­ных хлопцев и охранять войсковую казну. Денег без моего разрешения никому не выдавать. Иди, исполняй мой наказ.

   - Батько кошевой, писарь, казначей и атаман Гулий говорили, что хотят вольных людей на Украине своими холопами сделать. Это, значит, моих отца и мать тоже в холо­пы? Как же это? За что же мы кровь свою проливали?

   - А ты хочешь, чтобы на Украине только панам хорошо жилось?- спросил Шульга.

   - Нет, я хочу, чтобы воля была и правда - одна для всех!- запальчиво ответил Степан.

   - Вот, и я того же хочу. И атаман Кулиш, и друг твой полковник Головань, и еще много других. Так, давайте делать то, что мы хотим, а не эти "умники". Или умерла уже вольная Украина?

   - Нет Батько кошевой. Ещё не умерла наша Украина, - сказал повеселевший Колода.

   - Ну, все иди. А то упустишь казначея. Возьмет деньги и доказывай тогда, что он черт, а не ангел, как он себя выставляет.

   Хорунжий пошел выполнять приказ.

   - Ну, вот теперь посмотрим, как Копейка безе денег крутиться будет. Ишь ты, что задумал христопродавец, с помощью общественной казны смуту среди запорожцев сделать. Чувствую здесь руку ясновельможного князя Острожского. Это его повадки. Писарь с казначеем до такого не додумались бы,- заключил кошевой.

   - А я думал, что они просто воры,- задумчиво проговорил атаман Кулиш.- Ну, ты и голова, Иван.

   Колода с тремя десятками казаков из своего полка подошли к хозяйственному куреню. В окнах горел свет. Хорунжий оставил пять человек охранять вход, а десять отпра­вил под окна. Войдя без стука, он застал там Андрея Копейку, возившегося у сундука войсковой казны.

   - Пан, войсковой казначей, по приказу кошевого атаман нам поручено охранять скарб. Есть сведения, что его хотят украсть.

   Копейка онемел от неожиданности. Руки у него опустились, и из них высыпались монеты в сундук. Хорунжий подошел, отодвинул в сторону казначея и закрыл сундук полный золотых монет крышкой.

   - Дайте ключ,- попросил Колода,- честью прошу. А то возьму силой.

   Казначей протянул ключ и сказал:

   - Это не по закону. Только я могу хранить ключ. Я же отвечаю за казну.

   - Знаю я, за что ты отвечаешь,- язвительно ответил хорунжий и закрыл сундук.- Отныне, до распоряжения кошевого атамана, здесь будем находиться только мы. И день­ги будем выдавать только по его приказу.

   Казначей чертыхнулся и вышел из куреня.

16. Возвращение полковника Голованя на Сичь.

   Полковник Головань вместе со своим дядей Олегом Дубовым прибыл на Запорожскую Сичь в полдень. Подъехав к берегу Днепра, они как раз успели на уходящий паром. Игнат смотрел на реку и думал:

   - Вот какая прозрачная вода в Днепре. Глубина здесь аршин пять будет, а видно, как на дне судак притаился за камнем. Хорошо бы, если б и мысли у меня были такие чистые, как эта вода.

   Голованя мучили сомнения по поводу Инги:

   " С одной стороны - она, конечно, красавица, каких мало, а с другой? Ей палец в рот не клади. Всю руку откусит. С такими женщинами хорошо до тех пор, пока они счи­тают тебя самым лучшим мужчиной во всем мире. Но, как только они начинают думать по-другому! Тогда, берегись. Всю душу из казака вымотают. Еще при этом и спро­сят: Ну, как ты себя чувствуешь? Еще дышишь? Другое дело - Леся, и красивая, и молодая, а самое главное - неизбалованная. Где ей в украинском селе было научиться кня­жеским капризам? Такая до самой смерти любить будет, даже, если ты ей и надоешь своим постоянством. С ней жизнь будет спокойная, размеренная и ... скучная. А вот с Ингой не соскучишься, с ней скорее сам спокойствия запросишь".

   Паром уткнулся в берег. Игнат с Олегом сошли на землю и собрались уже садиться на коней, когда Дубовой неожиданно предложил:

   - А давай искупаемся, пан полковник. Давно я в Днепре не плавал.

   - И то, правда. Два дня в пути были без отдыху. Давай освежимся.

   Хлопцы отвели коней за ивы, росшие у самого берега. Разделись и с разбега бросились в воду. Фыркая и ухая, они резвились в воде. Вдоволь наплававшись, Игнат вы­шел на берег.

   - Выходи,- крикнул Головань Дубовому,- пора ехать.

   - Сейчас, только нырну еще разок,- ответил Олег и скрылся под водой.

   Полковник уже оделся, а дядя все еще не выныривал.

   "Вот, так всегда,- думал Игнат,- я эти его причуды, еще с детства помню. Нырнет и не выплывает. Это же надо, как бесконечно долго человек может находиться под водой. Прям, окунь какой-то, а не казак. И знаю, что все в порядке, а все равно волнуюсь".

   Дубовой показался на поверхности реки очень далеко от берега и помахал рукой Голованю. Игнат крикнул:

   - Я поехал к кошевому, а ты давай в полк. Мне больше ждать тебя некогда.

   Полковник вскочил на коня и пошел намётом к стоявшим вдалеке лодкам. Подъехав к сидевшим возле "чаек" казакам, он спросил:

   - А кто перевезет меня на остров в крепость. Я полковник Головань.

   Хлопцы подхватились, услышав имя известного среди казаков воина:

   - Да, вот садитесь в этот большой чёлн, пан полковник. Здесь и конь Ваш станет. Он у Вас смирный? Лодку не перекинет?- предложил казак в шароварах и без рубашки. Кожа у него была бронзового цвета, а руки походили на огромные клещи. Было видно, что грести вёслами, является его основной работой.

   - Ничего, спокойный. Он только татар не любит. В бою кусает их, как собака волка,- ответил Игнат и зашел вместе с конем в лодку.

   Они отчалили от берега и поплыли по направлению к острову. Конь то и дело фыркал. Головань поглаживал его по морде, приговаривая:

   - Тише, Брычок, тише.

   - Ну, и смешное имя у Вашего коня, пан полковник,- сказал лодочник.- Это за что Вы его так назвали?

   - Он, кроме того, что кусаться, еще и брыкаться любит,- объяснил Игнат.

   У казака сразу погрустнело лицо. Было видно, что если бы он узнал обо всех "достоинствах" этого животного раньше, то вряд ли согласился бы перевозить его через Днепр, рискуя, что конь может потопить его лодку. Доехали без приключений. Головань поблагодарил перевозчика и направился в крепость. По дороге он обратил внима­ние, что много войска было на острове. Обычно, основные силы располагали на левом берегу. Впереди Игнат заметил своих старых знакомых, казаков из Незайманьков­ского куреня.

   - Здорово, хлопцы. А где Ваш куренной атаман?- обратился к казакам Головань.

   - Здоровье и Вам, пан полковник. Он уже третий день у кошевого.

   - Что-то здесь не так,- размышлял полковник,- зачем держать такие силы на острове? Для боя - это неудобно, маневра нет. Что-то случилось. А вот что?

   Головань проехал через ворота и увидел, что и в крепости людей больше, чем обычно. Остановившись у головного куреня, он слез с коня и обратился к часовому, стояв­шему у двери:

   - Доложи кошевому атаману, что прибыл полковник Головань. Просит принять его.

   Казак быстро вернулся и сказал:

   - Входите, пан полковник, Вас ждут.

   Игната, действительно, ждали с нетерпением. Не успел он войти, как к нему навстречу поднялся Иван Шульга и сказал:

   - Ну, Слава Богу, ты приехал. Я уже думал, не случилось ли чего в дороге?

   - Доехал без приключений. А задержался потому, что к отцу с матерью заезжал на день.

   - Твой полк уже переправился на остров. Хорунжий Колода с казаками охраняет войсковую казну. Возвращайся к своим хлопцам, и готовьтесь, сегодня будем Раду соби­рать,- наставлял Игната Шульга. И, обратившись к Кулишу, добавил,- Полковника Череду ждать не будем, он может задержаться. Неизвестно как, там, в Крыму обмен пойдет.

   - А что случилось, Батько кошевой? Почему такая спешка? И к чему мне надо готовить свой полк?- сыпал вопросами Головань.

   - Ишь ты, сколько вопросов назадавал,- улыбнулся Шульга,- отвечу только на последний. Войсковой писарь, войсковой казначей и атаман Гулий хотели превратить Раду в собственный карман. Что хочешь в него положишь, что хочешь из него вынешь. Только мы им руки укоротили. Думаю, что они теперь захотят сорвать Раду и помешать выборам Гетьмана. Твоя задача наступить им на хвост, если вздумают им крутить. Понял?

   - Вот теперь все понял, Батько,- весело ответил Игнат,- так я уже пошел?

   - Давай, сынку. И не зевай там. Эти чертовые дети тоже не промах. Они своего не упустят, будь спокоен.

   Головань отправился в полк. Его хлопцы располагались на равнине перед крепостью. Внутри Сичи, за стенами помещались только куреня. Все остальные войска стано­вились табором только за крепостью. Уж, так заведено. Подойдя к казакам, Игнат поздоровался с ними. Олег Дубовой уже был в полку. Перезнакомился с хлопцами и рас­сказывал им веселые истории.

   - Хватит балагурить,- сказал Олегу полковник Головань, подозвав его жестом к себе,- собирай казаков и небольшими группами подтягивайтесь на площадь в крепости. Сегодня будет Рада. Расставь людей по всей площади и накажи им, от моего имени, чтобы смотрели в оба.

   - А на что смотрели?- спросил Дубовой.

   - Кое-кто хочет сорвать Раду. Помешать выборам Гетьмана. Так, что, если кто-нибудь начнет баламутить, разрешаю всё. Ты понял меня?- сказал Головань и внимательно посмотрел на Дубового.

   - Не беспокойтесь, пан полковник. Все сделаем, останетесь довольны. Что я дитё неразумное? Все понимаю,- уверенно ответил Олег.

   Дубовой подошел к казакам, стоявшим в стороне, что-то им сказал, и те разошлись по всему лагерю. Группы хлопцев по пять-десять человек потянулись к крепостным воротам.

17. Казацкая Рада.

   - Ну, что Микола? Пора созывать Раду,- со вздохом выговорил кошевой атаман,- отдай приказ битюкам, чтобы били в талумбеи. Пусть собирают казаков на площадь. И старшину не забудьте позвать. Думаю, что полковник Головань уже успел предупредить своих хлопцев.

   Атаман Кулиш передал приказ кошевого атамана битюкам. Три здоровенных казака в синих шароварах без сорочек взяли в руки деревянные палки с намотанными на кон­цах набалдашниками, и подошли к огромному барабану. Он был сделан из огромного казана, на который были натянуты, сшитые между собой хорошо выдубленные, ове­чьи шкуры. Битюки ударили в талумбей. Каждый по очереди опускал свою дубину, и от этого получался особенный ритм. Всем, живущим на Запорожской Сичи был зна­ком этот звук, напоминающий повторяющегося слова: все-сю-да, все-сю-да.... Так созывали Раду. Услышав бой барабана, казаки начали подходить на площадь. Прибыва­ли и те, что располагались за островом. Лодки одна за другой причаливали к берегу. Голос толумбеев разливался над Днепром. Когда внутри крепости все было заполнено людьми, прибывающие казаки начали располагаться за оградой на равнине. На крепостных стенах поставили крикунов, которые должны были рассказывать тем, кто был за забором, что делается на главной площади. Бурлящее море Запорожцев затопило остров. Оно походило на разноцветное лоскутное покрывало, которое накрыло всю зем­лю на Сичи. Были здесь и зеленые, и желтые, и синие жупаны. Но больше всего казаки любили красный цвет. Возможно, это было из-за того, что очень нравилось этим людям красно-горячее солнце, восходящее каждое утро над Днепровскими скалами. А может, была и другая причина. Кто знает?

   На площадный холм поднялся самый старый казак на Сичи Алексей Коробка. Сколько ему было лет, никто не знал точно. Сам он говорил, что престал считать свои зи­мы и весны, когда они перевалили за сто. Роста он был выше среднего. Седой оселедец был закручен за ухо. Усы свисали ниже подбородка. Несмотря на свой возраст, ка­зак имел бравую осанку и звонкий голос.

   - Браты казаки! Мы собрали Раду, чтобы выбрать Батьку для всей Украины. Кто хочет назвать, давай, говори,- начал Коробка.

   - Атаман Гулия,- быстро выкрикнул казак Зеньковского куреня, стоявший недалеко от центра площади.

   - Та пошел ты под три черты со своим Гулием,- перебил его невысокий голопузый казак, похожий на живчика.- Кошевого Шульгу хотим в Гетьманы.

   - Да шо там тот Шульга,- не унимался Зиньковский казак и показал дулю в сторону, стоявшего среди старшины кошевого атамана,- вот ему Гетьманство.

   В это время, Олег Дубовой подошел к расходившемуся не на шутку казаку, и стукнул его кулаком по голове. Тот отлетел в сторону и упал.

   - Не балуй,- грозно сказал Олег и показал ему увесистый кулак.

   По площади пошел шум. Все галдели, как вороны на дереве. Невозможно было понять кто, о чем говорит. Кое-где начались драки. Стоявшие среди атаманов, писарь и ка­значей улыбались. По ним было видно, что они довольны происходящим. Бывшие за крепостной стеной казаки, не видели, что происходит в крепости. Поэтому они все время спрашивали у крикунов, которые находились на ограде: "Что там делается? Кого хотят в Гетьманы? Да, говорите же, чертовые дети, не молчите". На что им отвеча­ли: "А Бог его разберет. То ли Шульгу, то ли Гулия? Они там больше ругаются, чем Гетьмана выбирают".

   По площади начали передвигаться группы казаков, которые утихомиривали дерущихся, где - словом, а где - силой. Это люди полковника Голованя наводили порядок. Постепенно гомон замолкал.

   - Вы же не бабы на базаре. Чего гвалт подняли?- успокаивал запорожцев Алексей Коробка,- давайте выбирать. Кто за Гулия, поднимай руки.

   Шум на площади стих. Недалеко от головных ворот поднялось около двух сотен рук. Это были в основном казаки Зиньковского куреня. Среди остальной массы людей, так же, кое-где, оказались желающие поддержать Гулия. Только их количество напоминало одиночно торчащие стручки на большом огороде. Всех подсчитали, оказалось около трехсот человек.

   - Кто за Шульгу? Голосуй,- продолжал Коробка. Вся площадь заполнилась частоколом из поднятых рук.

   Андрей Копейка плюнул себе под ноги и пошел с площади. За ним потянулись, с опущенными головами, писарь и атаман Гулий.

   - Куда же вы, хлопцы?- спросил Алексей Коробка.- Мы еще не всех посчитали.

   Стоявшие на площади, дружно засмеялись.

   - Ладно, товаривство, я думаю, что считать не нужно. Итак, ясно, что Вы хотите в Гетьманы Шульгу,- продолжал старейший казак,- но по закону, теперь избранному на­до предложить булаву. Он подошел к Ивану Шульге и протянул ему символ гетьманской власти:

   - Прими от общества доверие, кошевой.

   - Нет, Батьку, не возьму. То большая честь для меня,- скромно проговорил Шульга, и отодвинул руку старика.

   Стоявший в толпе молодой казак удивился:

   - И чего это кошевой кочевряжатся? Я бы не отказался от такого.

   Находившийся рядом с ним пожилой воин дал ему подзатыльник и сказал:

   - Молчи, хлопче, если не знаешь. Так положено. Три раза надо отказаться, чтобы все видели, что кошевой за властью не гоняется.

   Алексей Коробка второй раз протянул булаву Шульге:

   - Бери, народ хочет.

   - Нет, не возьму, не достоин я того,- упорно продолжал кошевой.

   - Та бери ты уже, чтоб тебя ни пули, ни сабли не брали. Устал я уже её держать, старый я для этого,- сказал Коробка и в третий раз протянул булаву Шульге.

   Тот взял её, поцеловал и произнес:

   - Спасибо тебе, Батко и всему товаривству, за честь великую мне оказанную.

   И поклонился на три стороны перед народом.

   - Любо, любо!- закричали казаки на площади.

   - Любо, любо,- подхватили их, стоявшие на равнине перед крепостью.

   Алексей Коробка подошел к Гетьману и ударил его по щеке ладонью. Шульга поклонился ему и сказал:

   - Спасибо, Батько, за ласку.

   - Молодец казак. Это тебе, чтобы ты волю гневу никогда не давал,- и ударил атамана по другой щеке.

   Гетьман снова поклонился и произнес:

   - Спасибо за науку.

   Старый казак взял горсть земли и положил её Шульге на голову, приговаривая:

   - Это, чтобы ты всегда помнил, что все мы из одного теста сделаны. Гетьман еще раз поклонился и добавил:

   - Спасибо, Батьку, за веру, которую мне оказываете.

   Шульга второй раз поклонился на три стороны перед народом и поднял над головой Гетьманскую булаву. Старшины, стоявшие возле атамана, запели гимн Запорожской Сичи, который тут же подхватили все казаки:

   Хай панує на Вкра§ні і щастя, і воля.
   Хай минає нас усіх жебрацькая доля.
   Дай нам Боже сили здоровими бути,
   Щоб змогли ми дітям нашим Волю раздобути.
   Захищати разом будьмо Рідну Укра§ну,
   Доки кляті вороги усі не загинуть.
   Як у полі сніг по весні розтане,
   Так і життя вільне на Вкра§ні стане.
   От тоді ми браття веселитись будем,
   Бо щасливу долю назавжди здобудем.

   Вся площадь взорвалась радостными криками и заполнилась оглушительным салютом из ружей и пистолетов.

18. Праздник Ивана Купала.

   Инга послала казачка узнать, не вернулся еще Петр Коцюба. Сама, тем временем, решила разобрать свои наряды. Она разложила платья по всей спальне. Среди них было больше десяти "бальных".

   "Ну, и куда я буду все это здесь надевать?- с досадой подумала панна Кульбас.- Разве, что на встречу с нечистой силой"?

   Одежда была расшита множеством самоцветных камней, которые переливались на свету разнообразными красками и, сверкая, попадали своими лучиками Инге в глаза. Девушка каждый раз прищуривалась от солнечных зайчиков и улыбалась. Эта игра её забавляла. Она даже стала сильнее вертеть головой, чтобы светлячки от самоцветов чаще попадали ей на лицо. Инга вспомнила, что в детстве, она так же веселилась со своими подругами. Ей стало немного грустно. Панна села и начала смотреть в окно. За стеклом на подоконнике уселись две серенькие птички и принялись громко чирикать. Казалось, что они хотели доказать друг другу, у кого громче голос.

   За этим занятием панну застала служанка, вошедшая в комнату.

   - Прибежали церковный староста и отец Евсей. Просят, чтобы Вы их срочно приняли. Вид у них такой, как будто за ними собаки гнались,- доложила служанка.

   - Впусти, пусть войдут,- ответила Инга, а про себя подумала: "Опять они что-то натворили. Эти двое делают мою жизнь не скучной и без балов".

   Ввалившиеся Прищепа и дьяк, размахивая руками, хотели что-то быстро рассказать. Только вместо слов из них выскакивали одни междометия и непонятные звуки. В кон­це концов, Федор произнес слово "Бух" и сделал жест, означающий, что что-то упало. Инга спокойно встала, подошла к столу, на котором стоял кувшин с водой. Налила большой кубок и протянула старосте без слов. Тот схватил его и начал жадно пить. Священник, молящим выражением лица и жестами показывал, что он тоже хочет пить. Очевидно, у него так пересохло во рту от быстрого бега или от волнения, что он не мог вымолвить ни слова. Девушка посмотрела вокруг. Кубков больше не было. Она по­дала дьяку кувшин. Тот, не задумываясь, схватил его и, не глотая, влил содержимое себе в рот. Прищепа, утолив жажду, опустил кубок на стол. Довольное выражение его лица говорило, что страшное для него уже позади.

   - Ну, рассказывайте, что опять Вы натворили?- сдержанно спросила панна Кульбас.

   - Мы натворили?- удивленно возмутился Федор Прищепа.- Да мы вообще ничего не делали такого.... Оно само все произошло.

   Отец Евсей закивал головой, как бы подтверждая слова старосты.

   - И что же это "оно" само сделало?- продолжала выяснять Инга.- Пан староста, Вы, когда нибудь научитесь внятно рассказывать?

   - Я всегда говорю только правду. За это и страдаю,- обиженно оправдывался Федор.- Ну, хорошо. Все по порядку. Сначала на меня набросилась здоровенная черная соба­ка, которую я потом зарубил. Затем отец Евсей только раз брызнул святой водой в доме сотника, после этого дом рухнул. Вот собственно и все.

   - Вы сами понимаете, что сейчас рассказали? Какая собака? Почему рухнул дом Яворного после святой воды?- ничего не понимая, допытывалась панна Кульбас.

   - Что же тут непонятного: Собака - большая и черная, я же уже говорил. А дом завалился из-за того, что дьяк пытался его освятить. Вы же знаете, какой большой святой силой обладает отец Евсей. Помните, я Вам рассказывал, что он натворил, когда мы перезахоранивали панну Марылю. Я могу повторить, если надо,- спокойно объяснял Прищепа.

   - Я натворил? Да креста на тебе нет. Это ты все придумал,- вскипел священник.

   - Хватит. Я все поняла. Сотник Яворной теперь бездомный, отлично. А с другой стороны, он сам виноват. Поразводил у себя в хате Бог знает что! Или нет, черт знает что!- подытожила Инга.- Ну, с этим вопросом разобрались. Теперь надо и с племянницей Мартой тоже закончит дело.

   - А где же мы её сыщем?- спросил Прищепа, явно довольный тем, что вопрос по дому Яворного закрыли.

   - Нам в этом может помочь знахарь, но его нет еще. Да и неизвестно, сумеет ли Коцюба уговорить его приехать. Придется действовать самим. Сегодня праздник Ивана Купалы. Хлопцы с девчатами будут хороводы водить возле реки. Петь песни и через костры прыгать,- рассуждала вслух панна Кульбас.

   - Они еще там будут на женихов себе гадать,- услужливо подсказал староста.

   - Вот именно, что на женихов. Думаю, что ведьма не упустит такого случая, снова придет за следующей жертвой. Уж очень заманчиво для нее такое большое собрание молодых хлопцев,- продолжала размышлять вслух Инга.

   - Она, конечно, нечистая сила, в том спору нет,- засомневался Прищепа,- но она, же не дура, чтобы самой лезть в капкан. Что Марта не понимает, что нам известно, что это она убивает парней?

   - Конечно, она уже все поняла. Но ты не представляешь себе всю силу женской похоти. Перед ней устоять невозможно. Я уже с этим сталкивалась,- произнесла панна и запнулась, понимая, что сказала лишнее.- Но у неё есть способ нас обмануть.

   Священник со старостой превратились в сплошное внимание. У них даже уши вытянулись, и прищурились глаза. Панна посмотрела на них и произнесло:

   - Ведьма может измениться.

   - Как это измениться?- удивился священник,- прическу другую себе сделает, или платье переоденет, что ли?

   - Вы, что сказок в детстве не слушали?- раздражительно спросила панна.- Не знаете, что ведьмы могут превращаться даже в кошек, не то, что в других людей; превратит­ся в девушку с другим лицом и все.

   - А как же мы её тогда узнаем?- подключился с вопросами к разговору Прищепа.

   - Этого я не знаю,- с досадой в голосе проговорила панна.- А что у Вас есть другое предложение?

   Староста со священником переглянулись.

   - У тебя есть предложение, отец Евсей?- спросил староста.

   Батюшка отрицательно покачал головой.

   - У меня тоже нет,- многозначительно заключил Прищепа.

   - Тогда сделаем так,- начала распоряжаться Инга.- Как стемнеет, собираемся у меня в доме. Староста, возьмите с собой оружие, какое у Вас есть и смастерите деревян­ный кол, на всякий случай. Полковник Головань говорил, что нечисть можно убить только деревянным колом в сердце. Вы, отец Евсей, возьмете святую воду и крест. Не­заметно подберемся к веселящейся молодежи и будем следить. Та девушка, которая с парнем в лес пойдет, и есть ведьма. Тут-то мы на неё и набросимся. Вы, староста, схватите её и будете держать, а я воткну деревянный кол ей в сердце. А Вы, батюшка, будете читать молитвы и брызгать святой водой, чтобы ведьма свою силу не смогла применить.

   - А, если дивчина, на которую мы нападем, окажется не ведьмой? Я, думаю, что сегодня ночью далеко не одна девушка с парнем в лес пойдет. Это я Вам точно говорю, можете быть уверены. Мы, что всех их колом штрыкать будем? Мало того, что ведьма много хлопцев в округе погубила, так мы еще начнем девчат убивать?- попытался вы­яснить Федор Прищепа.

   - Значит так, хватит рассуждать и пререкаться. Что да как? Откуда я знаю, на месте разберемся. Не может быть, чтобы ведьма себя как-то не проявила. Все равно она должна отличаться от обычных девушек. Все, разговор окончен. Вечером приходите ко мне, как договорились,- приказным тоном заключила панна Кульбас.

   - Это большая удача, что она женщина, и поэтому, не может быть полководцем,- тихо сказал староста, обращаясь к священнику, когда они были уже на улице.

   В селе Вишневом чувствовалось приближение праздника. Молодежь на улице собиралась в группы, и весело о чем-то разговаривали. Они были похожи на стаи воробь­ев, которые, перелетая с дерева на дерево, ужасно громко чирикают. Глядя на которых, удивляешься, как такие маленькие птички могут издавать столько много шума? Дев­чата нарядились в праздничные сорочки - вышиванки. Заплели в косы разноцветные ленты, а на головы надели веночки из цветов. Эти головные уборы изготавливались для специального ритуала. С их помощью в день Ивана Купалы гадали на будущих женихов. Хлопцы пели веселые песни, смеялись и заигрывали с девушками. Все с нетер­пением ждали вечера, когда на реке должно было начаться основное действо праздника.

   В селе поговаривали о пропаже молодого хлопца. Но так, как он нигде не появлялся, посчитали, что парень поехал к родственникам в соседний хутор. В то время это бы­ло обычным делом. Дети тогда рано взрослели и становились самостоятельными. Кто подавался на заработки, а кто и в казаки на Запорожье уходил.

   Инга понимала, что рано или поздно отыщется погибший. Но нынешнее положение вещей, как это не цинично выглядело, устраивало её. Это способствовало плану, что­бы покончить с ведьмой. Поэтому, панна не стала вмешиваться в розыски парня и никому не сказала про увиденное ночью в лесу. Весь день она занималась домашними делами, создавая видимость, что готовится к празднику. В это время её мысли были заняты только одним вопросом:

   - Как же узнать ведьму среди других девушек, если она поменяет свое обличье?

   Тем временем в селе праздник набирал силу. Кроме молодежи, и другие жители Вишневого принимали участие в веселии. Во дворах накрыли столы и, не дожидаясь ве­чера, кое-где уже начали отмечать. Хозяйки угощали гостей различной выпечкой и наливали им напитки. За столами громко разговаривали и смеялись. Сам по себе празд­ник Ивана Купала считался христианским, но используемые в нем обязательные ритуалы, больше напоминали языческие, чем канонические церковные. Впрочем, это ни­как не влияло на радостный дух всего действа. Когда солнце стало уже ближе к краю земли, чем к облакам, парящим в небе, девушки из всего села собрались на берегу реки. Они снимали с головы венок и опускали его в воду. По поверью, в середине венка можно было увидеть лицо своего будущего жениха. Трудно сказать верили в это девчата или нет? Но все до единой незамужние женщины в селе, каждый год в этот день, обязательно исполняли древний обычай.

   - Смотри, Ульяна, венок из барвинка сплела. Наверно, хочет чернобрового жениха увидеть,- подсмеивались над подругой девчата.

   - А у Оксаны одни ромашки, ей, точно, "белявые" нравятся.

   Девушки подходили к реке и осторожно опускали венок, жадно всматриваясь в воду посередине его. Венки напоминали небольшие круглые зеркала.

   Над рекой разливалась девичья песня:

Ой, як на Івана, ой, як на Купала
Дівчина у річку віночок пускала.
Я давно вже маю, подружки, надію,
Що буде в мене наречений, про якого мрію.
Я покину батька, я покину мати
І піду з ним, якщо схоче, за дружину взяти.
Буде тобі прикро, буде тобі гірко,
Бо не має краще рідного подвірка.
Ніхто так не любить, як рідная мати.
На кого ж ти мрієш §§ проміняти?
Не кажіть мені подружки про лихую долю,
Все одно піду до нього, навіть у неволю.

   Время от времени слышались вскрикивания:

   - Ой, вижу, вижу его. Да это же Микола, точно он.

   - И я вижу. Да это же тот хлопец, что на Рождество гостил у наших соседей.

   Видели девчата в этих веночных зеркалах кого-то или нет, это знают только они сами. Может быть девушкам, просто, очень хотелось разглядеть в воде понравившегося парня? Кто знает?

   Время шло к ночи. Начали собирать хворост для костров. На берег стали приходить желающие посмотреть на праздничное гуляние.

   Староста с дьяком пришли к панне Кульбас, когда ночь начала зажигать свои фонарики на небе, а месяц властно занял свое место на черном покрывале.

   - Всё взяли? Ничего не забыли?- спросила Инга.

   - Ничего не забыли, ясновельможная панна,- ответил Федор Прищепа.

   - Пойдете огородами. Спрячетесь в лесу возле реки. Есть там большая заводь, а возле неё роща. На берегу этой заводи молодежь собирается костры разводить, мне слу­жанка сказала. Вот в том лесу и затаитесь. Я пойду открыто со всеми, чтобы можно было рассмотреть девчат. Постараюсь узнать, кто из них ведьма. Если узнаю, сразу при­ду к Вам. Ну, а там уже, как Бог даст,- заключила панна,- можете идти. Да, староста, Вы бы оружие спрятали, не на войну идете. Заверните его во что-нибудь, а то, если кто Вас увидит, могут быть лишние вопросы.

   Староста со священником ушли. Инга оделась в праздничный наряд, который надевают женщины в украинских селах: сорочка - вышиванка, юбка, облегающая бедра, са­пожки, широкий пояс и разноцветный платок на голове, завязанный в узел на затылке. Незамужние девушки надевали вместо платка венок и заплетали цветные ленточки в волосы. На мгновение панна Кульбас задумалась. Потом расстегнула рубашку и надела золотую цепь Чингисхана с медальоном, подаренную Игнатом. Огромный рубин удобно разместился между пышными грудями, приятно согревая их своим теплом.

   "Странно, камень, а такой теплый,- подумала Инга,- как будто живой". Она застегнула рубашку и вышла из дому.

   В селе еще кое-где продолжали праздновать, но в основном, все переместились на берег реки, где назревали основные события. Когда панна Кульбас пришла на место веселья, там уже зажгли костер. Пламя поднялось в небо на несколько аршин. Искры от него выстрелами взметались в ночное небо. Казалось, они хотят расположиться ря­дом со звездами, пытаясь доказать, что они ничуть не хуже. Но тут, же гасли и исчезали в темноте без следа. А звезды продолжали надменно светить в вышине, показывая свое божественное происхождение.

   Девчата и хлопцы взялись за руки, образовав кольцо вокруг костра. Молодежь танцевала и пела песни, передвигаясь, не отпуская рук, то в одну, то в другую сторону. Марты среди них не было. Инга внимательно наблюдала за девушками, но ничего подозрительного не видела. Когда пламя уменьшилось, хоровод распался. Хлопцы пер­вые предложили прыгать через костер. Они отходили подальше, разбегались, и взметнув в воздух, перелетали через пламя. При этом парни громко кричали и смеялись. Де­вушки не соглашались на подобное безумие и стояли в стороне, наблюдая за происходящим.

19. Убийство ведьмы.

   - Ну, девчата, давайте, не бойтесь,- подзадоривал их веселый хлопец,- кто из вас самая смелая, на той женюсь.

   От стоявших девушек вышла вперед одна и сказала:

   - Сейчас посмотрим, как ты слово держать умеешь.

   Она разбежалась и прыгнула через огонь. При этом дивчина подняла вверх руки, когда была в воздухе. Наблюдавшая за ней Инга даже вскрикнула. На правой ладони ру­ки у девушки был шрам красного цвета. Мысли в голове панны Кульбас завертелись водоворотом: "Это что же получается? Марыля жива и веселится вместе с другими? Только обличье сменила? Значит, и Мартой тоже она была? Вот это да"!

   Инга не спускала глаз с ведьмы. В это же время Марыля подошла к задорному хлопцу и, пристально посмотрев на него, спросила:

   - Ну, что возьмешь меня в жены?

   Глаза её при этом блеснули красным огнем. Парень вздрогнул. Похоже, было, что он растерялся от такого вопроса. Ведьма взяла его за руку и, увлекая за собой, отвела в сторону. Огонь в костре почти погас. Лишь красные угольки переливались, как рубины на солнце, а робкие язычки пламени поднимались вверх. Девушки, осмелев, весело с криками и визгами прыгали через костер. Затем хлопцы, взявшись за руки с девчатами, перелетали через затухающее пламя. Никто не обращал внимания на Марылю с парнем, идущих в сторону леса. Взрослое население Вишневого уже расходилось по домам. На берегу осталась только молодежь. Инга, стараясь не привлекать внимания, быстро двинулась к роще, в которой спрятались староста с дьяком. Только она приблизилась к деревьям, сразу же услышала справа от себя голос:

   - Панна Инга, мы здесь.

   - Идите сюда,- позвала девушка.

   Прищепа и отец Евсей вышли на поляну.

   - Вон, видите, парочка идет к лесу. Это панна Марыля с хлопцем,- сказала Инга.

   - Не может быть,- засомневался староста.- Как это панна Марыля? Она же умерла.

   - Сейчас некогда спорить. У неё шрам на правой ладони, точно такой же, как был у Марыли,- пыталась доказать панна Кульбас.

   - Мало ли шрамов у кого бывает? Что же теперь убивать за это? Она, что и лицом похожа на жену сотника?- допытывался староста.

   - Нет, по виду это молодая девушка. Надо идти за ними, а то потеряем из виду,- настаивала Инга.

   Староста с дьяком стояли молча. По всему было видно, что они не согласны с панной Кульбас.

   - Вы идете со мной или нет?- спросила Инга.- Что вы молчите, будто воды в рот набрали? А ну, вас. Дайте мне деревянный кол и саблю, я сама пойду.

   - Не горячитесь панна. Мы пойдем с Вами. Только обещайте, что сразу не наброситесь на девушку. Пусть она проявит себя, как ведьма. Вот тогда и будем действовать, как договаривались,- рассудительно сказал священник.

   - Хорошо, будь, по-вашему. Только учтите, что пока мы будем ждать её ведьмацких проявлений, может погибнуть еще один парень,- ответила Инга.

   Все трое двинулись к лесу, куда только что вошли Марыля с парнем.

   Панна Кульбас, староста и священник долго шли по роще. Девушки с парнем нигде не было видно.

   - Куда же они поделись?- спросил отец Евсей.- Я сам видел, как они вошли в лес. Не могли же они раствориться в воздухе? Уже скоро рассвет.

   - Надо было поменьше со мной спорить, а сразу идти следом за ведьмой,- раздраженно проговорила Инга.

   - Это еще вопрос, ведьма эта девушка или нет,- огрызнулся священник.

   - Тише вы. Перестаньте ругаться. Я, кажется, слышу голоса,- сказал Федор Прищепа.- Точно, там, справа.

   Все пошли туда, куда указывал рукой староста. Пройдя несколько метров, панна Кульбас остановилась и, приложив указательный палец к губам, прошептала:

   - Тсс. Вот они.

   На краю поляны возле деревьев лежали два человека. Инга, хорошо видевшая в темноте, ясно различала обнаженную пару. Парень склонился над девушкой, которая об­хватила его ногами за бедра. Он ритмично двигался, а она тихо стонала при каждом его движении.

   Панна Кульбас, отец Евсей и Прищепа молча наблюдали за парочкой на безопасном расстоянии. Через некоторое время парень встал и помог подняться дивчине. Она подошла к дереву, повернулась к парню спиной и наклонилась вперед, упершись в дерево руками. Хлопец приблизился к ней вплотную, взялся руками за её бедра и опять начал ритмично двигаться. Девушка громко застонала.

   - Господи, прости меня грешника,- взмолился дьяк.- Что же я делаю? Я больше не хочу за ними подглядывать. Это грех.

   - Прошу Вас, батюшка, говорите тише,- сделал ему замечание староста,- можете не смотреть. Вас же никто не заставляет. Панне Кульбас, может быть, гораздо неприятнее все это наблюдать, но она, же терпит. Я правильно говорю, ясновельможная панна?- ехидно спросил Прищепа.

   - Хватит умничать. Вот увидите - это ведьма, я чувствую это. Она еще себя проявит, дайте срок,- ответила Инга и продолжала наблюдать за происходящим на поляне.

   Через некоторое время парень лег на землю лицом вверх. Девушка села на него сверху и стала делать круговые движения бедрами.

   "Ну, вот начинается,- подумала панна Кульбас,-

   она и в прошлый раз такое вытворяла. Сейчас главное её не упустить".

   В это время ведьма начала читать заклинания. И тут же превратилась из молоденькой девушки в панну Марылю. Парень встал на четвереньки, она уселась ему на спину. Через мгновение они начали подниматься в воздух. В лесу разыгрался ветер, раздался оглушительный свист и душераздирающий смех ведьмы. Инга вскочила и побежала через поляну, к парящим над землей парню с панной Марылей, сидящей на нем сверху. Староста и священник едва поспевали за ней. Панна Кульбас подпрыгнула и схва­тила ведьму за ногу. От этого Марыля свалилась на поляну, оказавшись между старостой и дьяком. Прищепа выхватил пистолет из-за пояса и выстрелил в ведьму. Но та быстро отскочила в сторону, и пуля попала в грудь отцу Евсею. Батюшка рухнул, как подкошенный. Парень, на котором летала Марыля, лежал на траве, не шевелясь. Фе­дор вынул саблю и бросился на ведьму. Марыля подняла с земли здоровенную палку, готовясь защищаться от старосты. Прищепа в темноте вступил в яму на поляне, нога его подвернулась, и он упал прямо возле ведьмы. Марыля не задумываясь, ударила его по голове дубиной. Староста потерял сознание. Ведьма стояла посредине поляны со­вершенно голая, с распущенными черными волосами, и с поднятыми к верху руками. Её глаза в лунном свете сверкали красными огнями. Она торжествующе хохотала.

   - Рано веселишься, нечисть,- сказала Инга, взяв в руки деревянный кол, и бросилась к Марыле.

   Они сцепились друг с другом, как две дикие кошки. Обе царапались и кусались. Ведьма при этом рычала, а панна Кульбас ругалась по-польски. Марыля, схватив Ингу за запястье правой руки, не давала ей ударить её деревянным колом. Панна Кульбас оттолкнула то себя ведьму, но та, изловчившись, прыгнула ей на плечи. Инге никак не удавалось сбросить с себя Марылю. Ведьма разорвала на панне Кульбас рубашку. Инга, оставшись по пояс обнаженной, до того разозлилась на Марылю за это, что укусила ведьму за ногу изо всей силы. Марыля взвыла от боли и, отпустив руки, свалилась на землю. Панна Кульбас схватила деревянный кол, упущенный ею во время драки, и снова напала на ведьму. Схватка продолжалась довольно долго. Женщины катались по земле, крепко сцепившись друг с другом, как два червяка. На обеих было множество царапин и укусов, из которых сочилась кровь. Из панны Кульбас - красная, из Марыли - черная. Начало светать. Ведьма почувствовала, что она слабеет, и из последних сил навалилась на Ингу сверху. Усевшись на неё, Марыля вонзила ей свои огромные когти в грудь. Панна Кульбас застонала от боли, подумав при этом: "Теперь мне конец. Прощай Игнат". В это время первые лучи утреннего солнца, прорвавшись сквозь стену листьев, упали на поляну. Рубин, висевший на шее у Инга, отразил спаситель­ный свет и пронзил им, как кинжалом, грудь панны Марыли. Ведьма завыла от страдания, и вся обмякла. Панна Кульбас подобрала деревянный кол, выроненный во вре­мя потасовки, и изо всех сил вонзила его ведьме в сердце. Панна Марыля упала на траву лицом верх. Инга поднялась, подошла к ведьме и толкнула её ногой, та не пошевелилась. Широко раскрытыми глазами Марыля смотрела в небо. Под ней растекалась огромная лужа густой черной крови.

   - Ну, что? Может передать что-то князю Острожскому?- спросила Инга и, отойдя в сторону, опустилась обессиленная под деревом.

   Очнувшийся Прищепа встал и осмотрелся. Увиденное поразило его. У края поляны лежала обнаженная панна Марыля с торчащим из груди деревянным колом. Недалеко от неё, прислонившись спиной к дереву, сидела панна Кульбас. Она явно нуждалась в помощи так, как из ран на её груди текла кровь. Староста направился к Инге. В это время, лежавший на земле священник пошевелился и сел, поддерживая себя сзади руками. Федор остановился от удивления.

   "Вот так чудо,- подумал Прищепа,- он, что из мертвых воскрес, как Лазарь из Святого Писания"?

   Приблизившись к дьяку, староста увидел, что крест на животе священника вогнут внутрь, а в середине креста торчит пуля.

   - Точно Вас Господь Бог любит,- обрадовано сказал Прищепа,- это же надо, как повезло. Я думал, что застрелили Вас, когда та бестия отскочила в сторону. Пойдемте, по­смотрим, что с панной Кульбас?

   Они встали и двинулись через поляну к Инге. Проходя мимо лежавшей ведьмы, староста с дьяком остановились. Их внимание привлек внешний вид панны Марыли. Ко­жа её стала зелено-серого цвета и вся была покрыта язвами и струпьями.

   - Ну, что же, по крайней мере, теперь её внешность соответствует её внутренней сущности,- многозначительно произнес отец Евсей, плюнул в сторону панны Марыли, и тут же поскользнулся в луже крови, разлившейся возле трупа.

   Прищепа поддержал его под руку, чтобы он не упал и сказал:

   - Осторожно, батюшка. Видите, ведьма и мертвая отвечает на оскорбления.

   Они приблизились к Инге. Амулет, лежащий почти горизонтально на пышной груди девушки, поднимался и опускался при её дыхании. Панна Кульбас открыла глаза и, взгянув на подошедших, спросила:

   - Я, что уже на том свете, раз вы ходите здесь? Я сама видела, как вы погибли.

   - Слава Богу, живая,- обрадовался староста.- И мы живые. Господь сегодня совершил сразу три чуда, сохранив нам всем жизнь.

   Прищепа снял свою рубашку и разорвал её на полоски. Потом отодвинул Ингу от дерева и начал перевязывать её раны. Девушка мужественно молчала, лишь иногда постанывала.

   - Снимай свою рубашку, надо панну одеть,- обратился староста к священнику.- Не годится ясновельможной панне в таком виде находиться перед нами недостойными.

   Дьяк торопливо снял с себя вышиванку из-под рясы и протянул её Федору. Прищепа аккуратно, чтобы не причинить боль Инге, надел на неё рубашку. Девушка прислони­лась спиной к дереву и глубоко вздохнула.

   - Надо сюда подводу , чтобы панну Кульбас домой отвезти,- говорил староста.- Не пойму, как она с ведьмой справилась? Я в жизни еще не встречал такой храброй женщины. Да, и слова свои про то, что хорошо, что она не может быть полководцем, я забираю.

   - Да уж, я бы и сам никогда не поверил, что хрупкая женщина способна на такие дела,- поддержал его отец Евсей,- да еще такая красивая.

   - На счет красивая, Вы, батюшка, поосторожнее, а то могут и сана Вас лишить,- предупредил Прищепа.

   - Посмотрите, что с тем парнем, на котором ведьма каталась?- спросила панна Кульбас.

   Федор подошел к лежащему на траве голому хлопцу. Похлопал его ладонью по щекам и позвал его:

   - Эй, казак, ты живой? Слышишь меня?

   Парень открыл глаза и бессмысленным взглядом посмотрел на старосту.

   - Что случилось? Кто Вы?- еле выговорил он.

   - Слава Богу, очухался,- весело заключил Прищепа.- Что случилось, спрашиваешь? Не будешь больше по лесу с незнакомыми девками шастать. Тогда ничего случаться не будет.

   Хлопец поднялся и как был без одежды подошел к сидящей под деревом панне Кульбас. Он вел себя, как сонный. Увидев, что перед ним женщина, он тут же закрыл ла­донями свое мужское достоинство.

   - Матка Боска,- улыбаясь, произнесла Инга.- Было бы что закрывать. Тоже мне богатство. Ты вот что, парень, одевайся и иди домой. Да, помалкивай о том, что здесь произошло. Понял?

   - П-понял,- заикаясь, ответил хлопец.

   Он поднял свои шаровары и, не одеваясь, рванул через лес, сверкая голым задом между деревьями.

   - Это же надо, как быстро бегает человек,- философским тоном проговорил староста.

   - Только бы штаны не забыл надеть, а то всех баб в селе перепугает,- добавил отец Евсей.

   - Послушайте меня, заговорила Инга. Эту ведьму нужно сегодня же похоронить на сельском кладбище и весь христианский ритуал совершить, как полагается.

   - Это как? Опять её хоронить? Это уж третий раз будет, позвольте напомнить Вашей милости,- возмутился староста.- Да, и отец Евсей говорит, что нельзя нечисть отпевать.

   - А никто Вас не просил её из могилы выкапывать,- возразила панна Кульбас.- Так, что сами на себя жалуйтесь. А ритуал совершайте спокойно. Я ведьму деревянным ко­лом в сердце убила. Полковник Головань говорил, что после этого душа грешника возвращается к Господу. Так, что отпевайте смело, только сделайте все без свидетелей и быстро.

   - Ну. Теперь я вижу, что ясновельможная панна чувствует себя значительно лучше,- утвердительно сказал Прищепа.

   - Да, мне стало легче. Помогите мне встать. Пора идти домой,- сказала Инга.

   - Да, что вы ей Богу? Я пошутил. Ну, как Вы такая пойдете?- взмолился староста.

   - Ладно, ладно. Делайте, как я говорю,- настаивала панна Кульбас.

   - Нет, так не пойдет,- в голосе Федора зазвучала твердость.

   - А и, правда, Ваша милость, ну, не капризничайте,- вмешался дьяк,- давайте мы Вас с паном старостой на руках понесем.

   Прищепа удивленно взглянул на дьяка и сказал:

   - Ну, батюшка, думаю, что мое предостережение, что вы можете лишиться сана, только усилилось.

   Староста и священник обхватили ладонями запястья друг друга. Инга села им на руки, и они понесли её к выходу из леса. Медальон приятно охлаждал разгоряченную де­вичью грудь.

20. Восстание в Порубежном.

   Солнце уже прошло половину своего дневного пути, когда Сергей Коржик с телегой, нагруженной бревнами, выехал из леса. Село Порубежное, в котором жил казак, на­ходилось в верстах пяти от рощи. Местные жители раньше часто ездили в этот лес, кто за дровами, кто за бревнами для стройки. Но два месяца назад управляющий имени­ем, принадлежащим князю Вишневецкому, объявил селянам, что лес и все, что в нем растет, бегает и летает, принадлежит ясновельможному. Ктусь Перджинский, так зва­ли управляющего, сказал, что того, кого княжеская стража поймает в лесу, будет оштрафован. Однако селяне, не смотря на угрозы, продолжали ездить в рощу.

   Не успел Коржик повернуть на дорогу, ведущую в Порубежное, как услышал за спиной конский топот. Сергей оглянулся и увидел приближающихся трех всадников. Это было княжеская стража.

   - Стой, холоп,- окрикнул казака стражник,- стой, курва твоя мать.

   Селянин остановился. Убегать было бесполезно, на груженой телеге от всадников не уедешь.

   - Ишь, сколько наворовал,- продолжал подъехавший всадник.- Ты, что не знаешь, что это княжеский лес?

   - Я не холоп, а вольный человек, селянин. Лес мы здесь всегда брали, и отец мой, и дед. Никогда он не был княжеский. Так, что ничего я не воровал.

   - Так ты еще и спорить будешь? Пся крев,- ругался поляк,- а ну, панове, сбрасывайте его с телеги. Мы забираем твою брычку с конем и украденным лесом.

   Один из всадников толкнул ногой, сидящего на телеге Коржика, и тот свалился на землю. Стражник сел на брычку, взял поводья и, подхлестывая коней, направил повоз­ку к поместью князя Вишневецкого.

   "От бисови диты",- подумал Сергей, поднялся и побежал в Порубежное.

   Украинское село граничило с княжеским имением. У селян и раньше были стычки с поляками: то межу в поле не могли поделить, то из-за девчат подерутся, но, чтобы княжеские слуги забирали имущество, такого еще не было. Возмущенный Сергей прибежал в село и сразу направился к Голове Антипу Кореню. Это был человек средних лет, с солидной фигурой и длинными черными усами. В молодости он казаковал, но потом остепенился и осел жить в Порубежном. За внушительные формы и умение рас­судительно говорить, его и выбрали Головой.

   - Что же это делается, пан Голова,- сбивчиво рассказывал Коржик,- княжеские стражи отобрали у меня коня и телегу. Говорят, что я княжеский лес украл.

   Антип снисходительно посмотрел на тщедушного Сергея и подумал:

   "И чего этот горобец в лес среди бела дня полез? Не мог он, что ли вечером, как все нормальные люди"? А вслух сказал:

   - Ладно, собирай казаков, пойдем к управляющему разбираться.

   Не прошло и полчаса, как возле хаты Головы собралось около сорока человек. Люди знали, что ходить искать правду в княжеское имение по одному бесполезно, да и опасно, могут и бока намять. Поэтому, всегда такие вопросы ходили решать всем обществом. Казаки сели на коней и оправились в княжеский маеток.

   Имение Вишневецкого располагалось в живописном месте. Дом был небольшого размера по панским меркам, двухэтажное здание, состоящее из двадцати комнат. Зато природа его окружающая была сказочная. Позади дома располагалось озеро. Роща подступала вплотную к постройкам. Воздух был наполнен птичьим пением и ароматом леса. Просто, райский уголок. И название имения было подходящее - Благодатное. Вишневецкий очень любил отдыхать здесь с семьей.

   Казаки подъехали к княжескому дому. Навстречу им вышел управляющий имением и десять человек стражников. Селяне спешились. Впереди всех стоял Голова.

   - Шапки долой, холопы, когда перед шляхтичем стоите,- закричал Перджинский,- кой черт вас сюда принес?

   - Не надо ругаться, пан управляющий,- спокойно заговорил Голова, так и не сняв шапки.- Да и черта к ночи поминать не советую. Мы к Вам по делу пришли.

   - Кто ты такой, что даешь мне советы?- продолжал кипятиться Ктусь.

   - У Вас, что память отшибло? Вы же меня знаете, я - Голова Порубежного.

   - А еще один вор. А это, что за разбойники с тобой?- не унимался управляющий.

   - Что-то у Вас, пан Перджинский, сегодня с головой не в порядке. Если здесь и есть воры и разбойники, так это ваша стража, которая отбирает имущество у мирных се­лян на дороге, как тати. И Вы сами, который без всякого на то права, прикарманивает целые леса. Управляющий надул щеки, как индюк и, брызгая слюной, выругался:

   - А, пся крев, курва какая, ты еще и оскорблять меня будешь! Да я тебя в кандалы, на цепь посажу, как собаку. А этих холопов прикажу высечь, а дома сжечь!

   - Ну, на счет оскорблять, это Вы, пан Перджинский погорячились. Я Вам еще ничего обидного не сказал. А вот Вы позволяете себе такие слова, каких я даже спьяну не говорю. Да и сечь нас, и дома наши жечь - руки у Вас коротки. Лучше давайте разойдемся миром. Вы вернете коня, телегу и дрова казаку Сергею Коржику. Ваши стражни­ки, которые его ограбили, извинятся перед ним, и мы уйдем по-тихому.

   Управляющий выхватил нагайку и стегнул ею Антипа. От удара кожа на лице Кореня лопнула и потекла кровь. Голова, недолго думая, со всей силы ткнул Перджинского кулаком в голову. Ктусь рухнул на стоящих за ним слуг. Стража выстрелила в казаков из пистолетов. Несколько человек упали на землю. Селяне были без оружия, но это не остановило их. Все они не раз бывали в битвах, и в рукопашную дрались не хуже, чем на саблях. Поэтому, не задумываясь, бросились на стражников. Завязалась потасовка. Через десять минут все закончилось. Казаки перебили всех княжеских слуг, но и сами потеряли пять человек убитыми. Антип Корень с залитым кровью лицом и пулевым ранением плеча командовал:

   - Собрать наших убитых и раненых и погрузить их на подводы. Забирайте княжеских коней, а панский дом запалите. Да, я чуть не забыл про пана управляющего.

   Ктусь Перджинский сидел на земле с перекошенным лицом.

   - Разденьте этого хлыща наголо,- продолжил Голова,- вымажьте его дегтем и обсыпьте перьями из княжеской перины, да пустите его не дорогу, пусть уходит.

   Хлопцы выполнили все приказы Кореня. Подожгли маеток, положили на подводы погибших товарищей, сели на коней и поехал назад в Порубежное.

   - Пан Голова. Что же теперь будет?- спрашивал Сергей Коржик, в драке ему здорово досталось саблей по голове.- Князь теперь нам отомстит.

   - Что страшно?- спросил Антип Корень.- А что ты хотел? Думал, что они просто так отдадут твоего коня и подводу с лесом? Если будем все терпеть, то они нас всех хо­лопами сделают. Вот так. Или мы их, или они нас. Понял? Посредине двух лавок не усидишь.

   Тем временем княжеский дом полыхал вовсю. Пламя поднималось выше деревьев, его было видно на несколько верст. Удаляясь от имения, по дороге бежал голый чело­век весь в перьях. Он всхлипывал и подпрыгивал от попадающих ему под ноги камней. К утру от райского уголка ясновельможного князя Вишневецкого остались одни го­ловешки и приятные воспоминания.

   Такие или подобные события часто случались в то время в пограничных районах Украины и Речи Посполитой, а также в имениях, принадлежащих польским вельможам.

21. Месть князя Вишневецкого.

   Лишь только ночные светлячки на небе начали гаснуть, задуваемые свежим утренним ветерком, а ярко-серебряный диск ночного солнца поменял свою окраску на мато­во-бледный, в родовом замке князя Вишневецкого поднялся переполох. Это произошла из-за стучавшего в крепостные ворота существа человеческого вида. Ранний посе­титель дубасил в дверь и отчаянно кричал:

   - Впустите меня, я - управляющий имением князя Ктусь Перджинский. Разбудите его сиятельство. Холопы сожгли его маеток.

   Перджинского повели к Вишневецкому. Ясновельможный еще не полностью проснувшись, не мог понять, кто перед ним стоит. Человек был совершенно голый, весь об­лепленный перьями и перепачканный пылью. Стоявший молчал, все время всхлипывал и пытался ободрать с себя пух. Эта сцена начала раздражать князя и он спросил:

   - Ты кто такой? Да перестань ты отрывать эти дурацкие перья. Что ты скубешь себя, как гузку. Отвечай на вопрос.

   - Я, я Перджинский, Ваше сиятельство, управляющий Благодатного,- продолжая плакать, проговорил Ктусь.

   - А, теперь понятно,- иронично протянул Вишневецкий.- Что опять, наверное, пытался учить местных селян уму разуму? И как на этот раз, получилось? Хотя, что я спрашиваю. Результат весь на лицо, вернее сказать - на теле.

   - Я только хотел им...- управляющий запнулся и выпалил.- Они Ваш дом сожгли.

   - Что-о?- протяжно заревел князь.

   - И всю стражу перебили,- добавил Ктусь.

   Глаза Вишневецкого налились кровью. Он весь побагровел и зарычал:

   - Полковника Ружанского ко мне. И уберите этого гусака с моих глаз, а то я его задушу.

   Полковник Гресь Ружанский был славный воин и один из лучших фехтовальщиков Речи Посполитой. Человек он был сообразительный и беззаветно преданный Вишневецкому. В свои двадцать девять лет он покорил множество сердец польских красавиц. Так, что и на амурном фронте, он преуспел столь значительно, как и на военном. Князь очень доверял своему рыцарю и поручал ему решать самые сложные и деликатные проблемы. Жил полковник почти все время в замке Вишневецкого, хотя и имел собственное поместье. Но, будучи холостым человеком, предпочитал находиться поближе к изысканным светским девушкам, которых было множество при дворе ясновельможного князя. Да и Вишневецкого устраивало, что столь преданный ему человек, все время находился рядом. Ружанский вошел в кабинет князя, щелкнул каблука­ми и кивнул головой. Это означало, что он готов к выполнению любых приказов Вишневецкого.

   - А это ты, Гресь. Слава Иисусу Христу, хоть одно нормальное лицо вижу с утра. Обратил внимание на этого шута, что выходил отсюда?- возбужденно говорил князь.- Опять он дел натворил. Его уже на этом свете смолой вымазали, представляю, что с ним сделают черти на том. Надеюсь, что попадет он прямо в пекло.

   - Его, конечно, трудно узнать в таком наряде, но, если не ошибаюсь, это Перджинский, Ваш управляющий?- высказал предположение полковник.- Да, личность известная. Дурак редкий, простите за откровенность, Ваше сиятельство.

   - Да, что там простите. Селяне из Порубежного сожгли мое имение. Вот дела,- задумчиво сказал Князь.- Возьмешь сотню драгун и накажешь бунтовщиков. Женщин и де­тей выгоните на улицу, зачинщиков повесить, а дома их сжечь. Да, только не злобствуйте сильно. Мне сейчас не нужно, чтобы холопский разбой вылился в восстание на Украине.

   Полковник Ружанский с сотней драгун подъехал к Порубежному, когда уже солнце, утомившись за день, прилегло за лесом на ночной отдых. Прозрачно - голубой цвет неба сменился на серо-синий. В селе, очевидно, ожидали визита непрошенных гостей и выставили дозор в степи. Только человек, когда начинает работать на земле, он пе­рестает быть воином. Поляки еще издалека заметили охрану, и без особого труда захватили казаков живыми.

   - Отвечайте холопы, кто главный зачинщик бунта?- строго спросил полковник,- а то сейчас поджарим вас вместе со всем селом.

   Один из стоявших плюнул в сторону Ружанского и ничего не сказал.

   - Повесить их,- скомандовал Гресь.

   Драгуны потащили плюнувшего хлопца к дереву. Другой из дозорных, а это был Сергей Коржик, упал на колени и умоляющим голосом обратился к полковнику:

   - Я все расскажу, только пощадите. Зачинщик - Голова Антип Корень. Я покажу его хату.

   - Вот сука,- выругался дозорный, которого первым хотели повесить.- Из-за тебя же, гада, все и началось. А ты своих продавать!

   Казак выхватил пистолет из-за пояса, у стоявшего рядом с ним драгуна, и выстрелил в Коржика. Тот рухнул на землю. Солдат рубанул стрелявшего хлопца по голове саблей. Кровь хлынула из раны. Он схватился руками за голову и упал лицом в траву.

   - Ну, теперь действуем быстро. Выстрел, наверняка услышали,- командовал Ружанский.- Слушай приказ: баб с детьми выгнать из домов, хаты сжечь, всех, кто будет со­противляться, повесить. Вперед. Вахмистр, присматривайте за солдатами, чтобы без зверских выходок. Делать только то, что я сказал.

   Полковник не любил таких поручений. Старался избегать карательных операций. Считал, что это унижает шляхетного рыцаря. Но приказы всегда выполнял.

   В селе началась паника. Драгуны вытаскивали

   полураздетых женщин из домов за волосы и били их ногами и прикладами ружей. Детей просто выбрасывали через двери на улицу. Хаты поджигали. Соломенные кры­ши горели, как факелы. Взметнувшиеся столбы искр затмили божественную идиллию украинского сказочного неба, заменив её дьявольски ужасной картиной пожара, со­творенной человеком. Вокруг слышались крики обезумевших от горя женщин и пронзительный детский плач. Мужчины пытались оказывать сопротивление, но застигну­тые врасплох и невооруженные, не могли дать достойный отпор драгунам. Все село было объято пламенем всепожирающего огня.

   Антип Корень, каким-то чудом, сумел собрать два десятка казаков и около пятидесяти женщин с детьми на окраине Порубежного.

   - Забирайте баб, детей и уходите в лес,- приказывал он двум молодым хлопцам,- мы постараемся задержать поляков. Потом вас догоним. Ждите нас у Каменного ручья. Если к утру не придем, ступайте в Глушевку.

   Люди побежали в лес через поле. В это время из-за горящих хат выехали драгуны, и казаки бросились им навстречу. Завязалась драка. Полковник Ружанский стоял посре­дине горящего села и думал:

   "Дураки говорят, что на земле ада нет. А это тогда что такое"?

   Ему было не по душе все происходящее. Но он был солдат и не мог ослушаться князя. Гресь присягал ему на верность. Вдруг, он услышал женский крик: "Помогите, помо­гите"!

   Ружанский не обращал внимания на возгласы вокруг себя, но этот голос почему-то его привлек. Он вошел во двор горящей хаты. Зов о помощи доносился из сарая. Пол­ковник побежал к постройке, и с порога ему открылась омерзительное зрелище. Двое солдат держали девушку за ноги, один за руки, а третий насиловал её. Гресь, не заду­мываясь, схватил насильника за плечи, и отшвырнул его с такой силой, что тот пролетел через весь сарай и остановился только благодаря стене, о которую он ударился головой. Нанося удары ногами, Ружанский отбросил еще двоих. А того, который держал руки девушки, Гресь поднял над землей за шею и стукнул его в челюсть, от чего у драгуна вылетели передние зубы.

   - Вы, что идиоты, совсем головы потеряли?- орал полковник.- Что моего приказа не поняли? Всех повешу.

   Солдаты, пятясь спиной вперед, пытались выйти из сарая. Ружанский посмотрел на девушку. Она лежала на спине с широко раскинутыми в стороны ногами. Юбка была разорвана до пояса. Бедра были в ссадинах и царапинах. Рубашку разодрали ей в клочья. На упругой девичьей груди виднелись кровоподтеки. Она стонала и остекленевши­ми глазами смотрела в потолок.

   Полковник подошел к драгуну и стал стягивать с него синий жупан, приговаривая:

   - Снимай, тебе говорю. И штаны давай сюда, да побыстрее, быдло.

   Он одел девушку. Взял её на руки и вынес из сарая. К нему подбежал вахмистр:

   - Пан полковник, что случилось? Вы целы?

   - Я то цел. А ты моли Господа Иисуса Христа и Святую Деву Марию, чтобы князь не узнал, что вытворяли эти уроды. А то тебе не сдобровать. Собирай людей, мы уезжаем.

   Гресь сел на коня. Девушку посадил перед собой. Она прижалась к нему и заплакала. Отряд выехал из села.

   В лесу возле ручья собралось около ста человек селян, женщины, дети, старики. Под утро пришли казаки с Головой. Люди промывали раны и перевязывали друг друга.

   - Что же мы теперь делать будем? Куда деваться?- спросила женщина с лицом, перепачканным сажей.

   Антип Корень поднял голову, посмотрел вокруг и сказал:

   - Бабы с детьми и старики пойдут к родственникам в соседние села и хутора. Ну, а казакам одна дорога - на Запорожье к Батьке Шульге. Больше, пожалуй, в целом свете никто нам не поможет. Я слышал, что и в других селах Украины шляхта тоже бесчинствует. Думаю, пришло время, снова сабли доставать. Ну, хлопцы, кто со мной, пошли.

22. Подготовка к походу.

   Через день после избрания Гетьмана, на Запорожскую Сичь прибыл полковник Череда с тремястами казаками, выменянных в Крыму на пленных татар. Хлопцев распре­делили по куреням, а Микола Череда отправился в головной курень к Гетьману. Иван Шульга сидел за столом и о чем-то разговаривал с полковником Голованем и атама­ном Кулишом. Увидев вошедшего Череду, обрадовано сказал:

   - А, заходи старый товарищ. Наконец-то ты вернулся. Ну, что удалось наших братов из плена выручить?

   - Слава Иисусу Христу, все обошлось удачно. Триста человек вернулось на Запорожье живыми,- ответил полковник Череда.- А что же Вы меня не дождались? Я тоже хо­тел Гетьмана выбирать, или я уже не достоин такой чести?

   - Достоин, не кипятись,- успокаивающе проговорил Шульга,- только здесь все так сложилось, что мешкать было нельзя. Кое-кто воду мутит на Сичи.

   - Я даже догадываюсь, кто это,- утвердительно проговорил Череда.- Может пора им уже хвосты накрутить?

   - Придет время - накрутим,- перевел разговор на другую тему Гетьман,- сейчас о другом думать надо. Видели, сколько селян собралось на Запорожье? И каждый день про­должают прибывать. И, как Вы понимаете, они не на гулянку сюда собираются. В основном эти люди бегут от границ Речи Посполитой. Шляхта там распоясалась не на шутку, жгут села. Вольных казаков в холопы заставляют идти, а кто не хочет, тех секут или вешают. Оно, конечно, и среди нашей шляхты есть такие же, но с этими мы бы­стро разберемся. А вот с ляхами без войны не обойдется.

   - Да, заливает кровью Украину. По дороге сюда, я встретил своего знакомого Антипа Кореня. Он был Головой в селе на границе с Польшей. Так драгуны Вишневецкого их хутор сожгли, а селян побили. Кто смог убежал, а Антип с двумя десятками казаков на Сичь пришел. Просит, чтобы их в войско приняли,- рассказал Череда.

   - Ну, а что? Сейчас случай подходящий,- начал говорить атаман Кулиш,- татар мы укоротили. Они не скоро сунутся. Войск у нас достаточно, можно и ляхов на место ставить. Правда, у нас с ними мир заключен. Но так не сидеть, же и смотреть, как мордуют наших людей.

   - Никто смотреть на бесчинства ляхов не собирается,- заговорил Шульга,- но и повода им мы не дадим, чтобы князья могли обратиться к королю польскому за войском. Выступим нашей армией без объявления войны. Мы на своей земле. Наши условия будут одни: никакой польской шляхты на Украине, на нашей территории холопов нет, все - люди вольные. За кордон Украины мы переходить не будем.

   - Вот это правильно, Батько Гетьман,- радостно воскликнул молодой полковник Головань. Его явно радовало решение Шульги выступить в поход.

   - Ну, что же, завтра же начнем сборы,- заключил Гетьман,- готовьте войско на Правом берегу. Разбивайте там лагерь. Новичков, прибывающих на Сичь, закрепите за бы­валыми воинами. Пусть те их обучают по ходу. Времени на особую подготовку нет. Через два дня выступаем. Никому о нашем решении не говорить.

   - Все сделаем, Батько Гетьман. А как быть с казной? Андрей Копейка говорит, что не может нести ответственность за деньги потому, что его не допускают к ним,- спро­сил полковник Головань.

   - Смотри, какой ответственный выискался. Наверное, до сих пор переживает, что не успел казну почистить,- с иронией сказал Шульга,- перебьется. Пусть хорунжий Ко­лода продолжает охранять скарбницу. Без моего разрешения никого к ней не подпускать. Что, Игнат, можно положиться на твоего друга? Не подведет он?

   - Как на меня самого. Степан - не подведет,- ответил полковник Головань.

   - Ну, тогда я спокоен,- подытожил Гетьман Шульга.

23. Выздоровление Инги.

   Потревоженное свежим утренним ветерком солнце проснулось. Пришло его время будить всю природу. Оно потянулось лучами в небо, чтобы окончательно прогнать дремоту, и высунуло свою макушку из-за края земли. Женщины, подоив коров, выгоняли их на улицу, чтобы животные вместе со стадом своих сородичей шли на пастбище. Коровы, не торопясь, брели по селу, подгоняемые кнутом пастуха. Буренка стала в общий строй и протяжно зарычала, здороваясь со своими подругами. Те ей от­ветили такими же звуками. По довольному выражению на морде коровы, можно было понять, что утренняя дойка принесла ей приятное облегчение. Пустое розовое вымя раскачивалось у неё в разные стороны, едва не задевая траву по которой она шла. На шее у животных висели колокольчики, позвякивание которых, сливалось в общую мелодию.

   Инга проснулась от шума за окном. После последних событий она почти сутки спала. Раны на груди от укусов и когтей ведьмы уже болели меньше. Она позвала служан­ку:

   - Олена, Олена.

   На зов прибежала молодая девушка.

   - Что угодно панне? Как Вы себя чувствуете?

   - Ничего, уже легче. Принеси воды, белое полотно и листья подорожника. Мне нужно промыть и перевязать раны. Да, пошли кого-нибудь узнать, дома ли казак Петр Коцюба. Если дома, пусть придет ко мне.

   Девушка побежала исполнять приказание.

   - Интересно, похоронили уже Марылю или нет?-

   размышляла панна Кульбас.- Хотя это трудно назвать похоронами.

   Инга почему-то совершенно не злилась на ведьму. Ей даже было немного жалко эту женщину. Какой-то нездоровый интерес поселился в голове панны:

   "Как это Марыля стала ведьмой? Зачем убивала молодых парней? Ну, ходила с ними в лес, чтобы это..., как же лучше...,- Инга даже в мыслях пыталась выражаться дели­катнее,- ну, в общем, понятно зачем,- продолжала думать панна.- Но зачем было убивать? Да, тяжела женская доля. Видишь, до чего могут довести женщину эти безжалост­ные мужчины!- сделала неожиданный для себя вывод панна Кульбас, и почему-то вспомнила, как холодно с ней попрощался Игнат, когда уезжал на Запорожье. Наверно, другую нашел,- сделала еще одно кошмарное предположение Инга. Ну, нет, он так просто от меня не отделается. Не собираюсь я его никому отдавать,- рассуждала панна, как будто все зависело от её желания".

   Вернулась Олена и принесла все, что приказала Инга. Они вместе начали обрабатывать раны и перевязывать их.

   - Панна такая красивая и смелая,- заговорила служанка,- и, как только Вы не побоялись? Я бы ни за что не решилась.

   - На что не решилась? О чем ты говоришь?- удивилась Инга.

   - Когда Вас, всю израненную и без сознания, принесли в дом церковный староста и дьяк, люди поинтересовались у них, что случилось? Так пан Прищепа рассказал, что когда Вы возвращались с праздника ночью, на Вас напал леший. А Вы не побоялись и вступили с ним в бой. И, слава Богу, что староста с отцом Евсеем увидели, как нечис­тая сила хочет Вас убить. Они набросились на лешего, а тот убежал в чащу и скрылся.

   "Ну, нахалюги,- подумала Инга,- значит, они теперь первые герои на селе"? А вслух спросила?

   - И все? Мои спасители больше ничего не рассказывали?

   - Нет, ничего.

   - И что, все поверили в эту историю?

   - Ну, а как же не поверить, панна? Ведь известно, что в лесу живет леший, который любит нападать на красивых девушек. У нас раньше были случаи, когда леший в лесу девушек, даже насиловал. Вот так.

   - Святая ты простота, Олена. Леший насиловал? Да, ну, что тут можно сказать? Чудеса, да и только.

   - Вот и я говорю, чудо! Панна не поддалась нечисти, а вела себя, как храбрый воин. Вас теперь все так зауважали.

   - Ладно, хватит об этом. Пусть пригласят ко мне этих, моих спасителей, церковного старосту и дьяка. Я хочу их поблагодарить. Да. А как там Коцюба? Дома или нет?

   - Дед Петро уже дома. Гость у него какой-то. Люди говорят - знахарь. Он сказал, что к обеду будет у Вас.

   - Я сама пойду к нему. Передайте, чтобы ждал.

   - Олена ушла. Инга оделась и вышла к завтраку. За едой она пыталась сообразить, как лучше поступить:

   "Что же мне одной идти к знахарю? Нет, лучше возьму с собой старосту. Ну, любит человек прихвастнуть немного. Что же здесь плохого? А какой казак не хвастун? Вот не каждый хвастун - казак, это точно. А он хлопец надежный, ещё ни разу в деле не подвел. Осторожный, конечно, но не трус. А может быть это хорошо, что осторожный. Должен же меня кто-то придерживать, когда я чересчур смело действую".

   В это время вошли Прищепа и отец Евсей.

   - А, мои спасители пожаловали,- ехидно произнесла Инга,- хочу Вас лично поблагодарить за мое чудесное избавление из лап ужасного лешего!

   Староста повертел головой по сторонам, потом пошел, заглянул в соседнее помещение и, убедившись, что там нет слуг, спросил:

   - Мы одни, панна? В доме нет посторонних? Я могу говорить откровенно?

   - Умеете ли Вы говорить откровенно, пан Прищепа, я не знаю. А в доме, кроме нас с Вами, есть еще отец Евсей, если Вы не заметили.

   - Напрасно Вы, ясновельможная панна обижаетесь. Я рассказал всем неправдивую историю потому, что не мог говорить о ведьме. Вы же сами так приказали. Ну, так, а то, что лешего приплел? Люди всегда поверят во что-нибудь сверхъестественное, чем в обычные житейские вещи.

   - Философ,- иронично произнесла Инга.- Вы, пан староста, Аристотелем в молодости не увлекались?

   - Аристо... чем?- переспросил Прищепа.

   - Ладно, забудьте. Значит, неправдивая история? Красиво говорите,- продолжала доставать Федора панна Кульбас.- А то, что Вы мне жизнь спасли? Это как? И Вы, ба­тюшка, тоже. Ну, со старостой все понятно, но Вы же священнослужитель, и туда же. Как Вам не стыдно?

   - Я, Ваша милость, ничего не говорил,- оправдывался отец Евсей,- это все Прищепа придумал. Я вообще молчал.

   Староста с упреком посмотрел на дьяка.

   - Ну, а, в общем, я всем довольна,- неожиданно, сменив гнев на милость, сказала Инга.- Вы, оба, вели себя действительно по-геройски. Молодцы. Спасибо вам. Прикажу вас наградить. Тем более что я просто обязана это сделать, вы же мои спасители. Пан староста, я хочу, чтобы Вы сегодня пошли со мной к Петру Коцюбе.

   - Как будет угодно, Вашей Милости,- согласился Прищепа.

   Инга встала из-за стола и. Попрощавшись с дьяком, пошла вместе со старостой к деду Петру.

24. Приезд знахаря.

   В хате у Коцюбы за столом сидел седой старик с длинной бородой. Это был Прокоп Цимбалюк. Люди в округе хорошо его знали так, как часто обращались к нему за помощью. В основном он лечил больных травами, но иногда, и заговоры применял. Федор хорошо был знаком с Цимбалюком. Это он помог ему избавиться от болей, кото­рые причиняла ему старая рана.

   - Слава Иисусу Христу,- поздоровался Прищепа, войдя в комнату.

   - Слава во веки веков,- ответил на приветствие дед Петро,- проходите, ясновельможная панна, присаживайтесь. Я исполнил Ваше пожелание. Вот, знакомьтесь - это Прокоп Цимбалюк, тот самый знахарь.

   Инга прошла к столу и села на лавку напротив Цимбалюка. Знахарь внимательно смотрел на панну. Ей стало неуютно от пристального взгляда необычного на вид старика.

   - Здравствуйте, пан Цимбалюк. Что это Вы меня так рассматриваете? У меня что-то не так с лицом или одеждой?- спросила Инга, осматривая свой наряд.

   - Да, нет, не в этом дело,- заговорил знахарь, прекратив буравить взглядом панну Кульбас.- Извините мое любопытство, Ваша Милость, а из какого рода были Ваши пред­ки?

   - А к чему Вы задаете столь несвоевременный вопрос, разрешите узнать?

   - Не обижайтесь на старика. Но от Вас исходит какое-то тепло, и я чувствую природную силу внутри Вас.

   Ингу очень удивило непонятное объяснение знахаря, но она ответила:

   - Я, из княжеского рода Рюриковичей.

   - А, ну, теперь все понятно,- протянул Цимбалюк.

   - Что Вам понятно? Изъясняйтесь яснее, пожалуйста,- раздражалась панна.

   - Да я не хочу Вас обидеть, упаси меня Бог от этого. Дело в том, что Рюрики - это очень древний варяжский род. Это позже они стали князьями, а еще раньше это был род ведунов, по-нашему - знахарей и колдунов. Вот и глаза у Вас необычного зеленого цвета. Такой цвет бывает у женщин - знахарей или у ведьм,- спокойно проговорил Цимбалюк.

   - Ну, спасибо, значит, я из рода колдунов, да еще и ведьмой являюсь,- обиделась панна Кульбас.

   - Да, что вы такое говорите, пан знахарь?- вступился за Ингу староста.- Да, если хотите знать, панна Кульбас сама ведьму убила. Я это своими глазами видел.

   Прищепа понял, что сказал лишнее, и извиняющееся посмотрел на девушку. Коцюба и Цимбалюк переглянулись.

   - Я не говорил, что Вы ведьма. Вы меня не правильно поняли,- пытался объяснить знахарь.- У Вас есть необычная природная сила, вот и все. А колдуны, они тоже раз­ные бывают. Я, например, тоже ворожить умею. Но людям я зла не делаю. Не важно, что человек умеет, важно, как он этим умением пользуется. А про какую ведьму гово­рил староста?

   Инга, немного успокоившись, рассказала.

   - Дело в том, что панна Марыля, жена сотника Яворного, была ведьмой. Это она с помощью упыря пыталась отравить моего покойного мужа. Полковник Головань убил вурдалака, а ведьма умерла при странных обстоятельствах. Её похоронили на кладбище, но потом перезахоронили. Вот с того времени в округе стали гибнуть молодые парни. Я со старостой и местным священником выследили девушку, которая убивала хлопцев. Сначала она называла себя Мартой Яворной, а затем стала совсем незнако­мой девушкой. А когда я дралась с ней, то она уже была панной Марылей. Я так и не поняла, как она умудрилась снова стать живой. Собственно за этим я и посылала Ко­цюбу за Вами. Но с ведьмой мы уже покончили. У меня к Вам есть два вопроса.

   - Извините, панна Кульбас, что перебиваю Вас, ответьте, где перезахоронили умершую ведьму?- спросил знахарь.

   Инга взглянула на Прищепу и подала ему знак, чтобы он рассказал:

   - Мы её в Ведьмином Яру закопали. А что?- совершенно спокойно проговорил Федор,- там и яма была уже выкопанная. Мы её только камнем накрыли и все.

   - Да,- протянул Цимбалюк,- ну, и дела. Теперь понятно, почему ожила ведьма. Вы её в могилу упыря Ртепа положили, а там проклятая земля. Там располагается один из выходов Людаса из его подземного царства. Говоря по-простому, из ада. А чем Вы, панна, убили ведьму, и где её похоронили в этот раз?

   - Я её убила деревянным колом в сердце,- ответила Инга, и снова посмотрела на Прищепу. Тот понял, что она хочет, чтобы он рассказал дальше и заговорил:

   - Я с отцом Евсеем похоронил в её же первую могилу на кладбище. Батюшка и отходную молитву совершил. Все, как полагается. Самое странное, что в этот раз, крест на могиле, почему-то не упал, как было на первых её похоронах.

   Староста глупо хихикнул, посмотрел на всех и, увидев, что его веселье никто не поддерживает, добавил:

   - А что? Опять что-то не так? Так мы приказ панны Кульбас выполняли.

   - Да, нет, все правильно сделали,- одобрительно сказал знахарь.- Теперь панна Марыля уже не встанет из своей могилы. Ну, что ж, похоже, я вам больше не нужен. То­гда, завтра отправляюсь к себе на Днепр. Там лес знатный, а мне еще нужно ягод и грибов на зиму запасти. Да, и травы кое-какие созрели. Собирать их пора.

   - Я прошу Вас, пан Цимбалюк, ответить мне на первый мой вопрос,- продолжила разговор Инга, не обращая внимания на слова знахаря.- Почему в этих краях так воль­готно чувствует себя нечисть?

   - Это из-за выхода Людаса,- проговорил Прокоп,- я вам уже говорил про это.

   - А кто такой Людас? И можно ли что-нибудь сделать с этим выходом, чтобы из него нечисть не выходила?- продолжала расспрашивать панна.

   - Людас - это триединый повелитель тьмы,- объяснил знахарь.

   - Это что еще за повелитель такой?- недоверчиво спросил Прищепа.

   - Ну, вы же знаете, что Бог наш триединый по своей сути,- продолжал Цимбалюк,- Отец Бог, Сын Бог и Дух Святой. Это и есть сила света - Царь Небесный. А Людас, его противоположность - это дьявол, сатана и люцифер, а царство его - ад. Он повелитель тьмы, которая подчиняется свету, то есть Богу. Так, как свет по своей воле прихо­дит, и тьма исчезает. А тьма может появиться лишь, когда уйдет свет. А вы что, разве об этом ничего не знаете?- поинтересовался Цимбалюк.

   Инга, староста и дед Петро с удивленными лицами переглянулись друг с другом.

   - Нет, ну, конечно, я кое-что слышал. Правда, не все, что Вы говорили,- со знающим видом начал Прищепа, но, увидев недовольное лицо панны Кульбас, замолчал.

   - А как же насчет выхода? И откуда он здесь взялся?- не отставала с расспросами Инга.

   - Ну, Ваша Милость, Вы думаете, что я все на свете знаю,- проговорил знахарь.- Откуда взялся выход - это ясно. Людас его из ада сделал. Очевидно, на этой земле кто-то тяжкий грех совершил. Вот нечисть и воспользовалась этим. А чтобы выход исчез, его нужно запечатать. Есть такой ритуал, только это очень опасно. Придется дело иметь с самим Людасом, а это вам не упырь. Это сам царь всех упырей и остальной нечисти.

   - А Вы можете провести такой ритуал?- поинтересовалась панна Кульбас.

   - Когда-то мог. Теперь нет. Здесь нужен церковнослужитель с саном, а я расстрига - ответил Цимбалюк.

   - А, если мы найдем священнослужителя, который согласится провести этот обряд. Вы научите его, как это сделать?- продолжила Инга.

   - Научить можно, только где Вы сможете найти сумасшедшего священника? Нормальный человек на такое добровольно не согласится.

   Панна Кульбас и староста переглянулись. По их виду было ясно, они думают об одном и том же.

   - Есть такой священник,- выпалил Прищепа,- правда, он не сумасшедший, но и не совсем нормальный. А уж, как его нечистая сила не любит! Я Вам сейчас расскажу од­ну историю, так Вы сразу поймете, что я имею в виду.

   - Потом расскажешь,- перебила Федора Инга.- Пан Цимбалюк, я прошу Вас не уезжать из села. Вы мне еще понадобитесь. Да, и второй свой вопрос я Вам хочу задать, только это наедине.

   - Хорошо, ясновельможная панна,- согласился знахарь,- сделаю, как Вы просите.

   Петр Коцюба и Прищепа вышли из хаты.

   - Я хочу знать, что с полковником Голованем,- опустив глаза, спросила панна Кульбас,- жив ли он и здоров, не угрожает ли ему какая-нибудь беда?

   Цимбалюк кашлянул в кулак и сказал:

   - Это я могу сделать. Только для этого нужно поворожить, надо в воде посмотреть. Есть ли у панны серебряные монеты или медальон из серебра? Только нужны Ваши собственные, у других брать нельзя.

   - Найдется,- подтвердила Инга.

   - Тогда приходите, когда солнце на деревья сядет, к заводи на реке. Знаете где это? Я буду Вас там ждать.

   Панна Кульбас кивнула головой в знак согласия и отправилась домой. По пути она решила заглянуть в церковь, чтобы переговорить с дьяком.

   Ясный солнечный день был в самом разгаре. Обезумевший от жары воробей возился на земле в пыли. Он при этом пронзительно чирикал, возмущаясь тем, что не смог найти воду для своего купания. Все это пернатый проделывал посредине дорожки, ведущей к входу в церковь, ничуть не заботясь о том, что он кому-то может помешать.

   Инга осторожно обошла нахала и направилась в храм. Солнце изо всех сил старалось выбросить на землю побольше жары из своих запасов, как будто на завтра она све­тилу была уже не нужна.

   Панна Кульбас вошла в церковь и с облегчением вздохнула. Божий храм был заполнен спасительной прохладой. Девушка три раза перекрестилась по православному обы­чаю и пошла к алтарю. Она взяла свечу, лежавшую там же на столике, и установила её возле иконы Божьей Матери. Зажгла на свече фитилек и стала молиться. Она попро­сила прощение за свои грехи и поблагодарила за помощь и защиту. Потом вдруг, Инга опустилась на колени и начала усердно просить Божью Матерь, чтобы она уберегла Игната в бою и дала ему крепкое здоровье и удачу, чтобы она помогла ей выйти замуж за Голованя. Внезапно девушке послышался голос, который сказал: "Иди с миром, я тебя услышала".

   Инга посмотрела по сторонам. В церкви никого не было.

   "Вот так дела"!- размышляла панна Кульбас, поднявшись с колен и оглядываясь вокруг.- Мне что уже голоса слышаться начали? Это, наверное, из-за того, что я не высы­паюсь в последнее время. Или может, драка с Марылей на меня так подействовала? А с другой стороны я же молилась в Господнем доме. Сама обращалась к Божьей Матери. Вот она мне и ответила. Может такое быть? Конечно, может, иначе, зачем же тогда молиться?

   В это время в церковь быстро вошел отец Евсей. Служка сообщил ему, что пришла панна Кульбас и зашла в церковь. Священник поспешил к знатной гостье.

   - Извините, Ваша Милость, что сразу не встретил Вас,- оправдывался дьяк.- Все суета земная, знаете ли. Вот и не заметил, как вы пришли.

   - Не переживайте, батюшка,- ответила Инга,- у меня к Вам дело есть. Где мы можем поговорить наедине?

   - Прошу ясновельможную панну оказать мне честь и посетить мое скромное жилище,- подобострастно проговорил дьяк, опустив голову в угодливом поклоне.

   Инга пошла вперед, отец Евсей следовал за ней. Перед самым домом, он обогнал девушку и открыл перед ней дверь. Панна вошла. Скромное жилище было чисто прибрано. Мебель стояла очень красивая, выполненная в искусном стиле из дуба. На стенах висели картины, изображавшие природу и портреты. В углу, как и полагается, находились иконы. Стол и кресла были накрыты мастерски расшитыми накидками. На деревянном полу лежали домотканые ковры. Ингу заинтересовали портреты. На од­ном был изображен полковник Кульбас. Художнику удалось удивительно точно уловить истинную сущность легендарного полководца: богатырская сила и воинская доб­лесть, исходившие из мощной фигуры полковника, сочетались с бесконечной добротой, отображенной во взгляде Кульбаса. Такие черты характера присущи только очень сильным и честным людям. Рядом висел её портрет. О схожести с оригиналом Инге было судить трудно, всегда тяжело оценить, похож ты на свое изображение или нет. Живописец смог мастерски выписать колдовскую притягательность женской красоты панны Кульбас. Глядя на полотно, было понятно, что этой девушке ничего не стоит очаровать любого мужчину.

   "Да, я такая и есть"!- подумала Инга.- Очень похожа, просто вылитая я"!

   Она повернулась к дьяку и, показывая пальцем на картину, спросила:

   - А откуда у Вас мой портрет? Я ведь никому никогда не позировала.

   - Это наш церковный староста малюет. А что Вам не нравится? А, по-моему, очень похож,- высказал свое мнение отец Евсей.

   Панна Кульбас была поражена . Она и предположить не могла, что простой на вид казак обладает таким талантом. Её вдруг осенила мысль. Девушка поняла, почему сре­ди чужих ей людей,она так легко себя чувствует. Эти люди - настоящие. Они в корне отличаются от тез напыщенных кукол, с которыми ей приходилось общаться в княже­ских дворцах. Именно среди простых людей можно встретить истинную элиту народа, бесполезно искать в замках, там её нет.

   - И когда же он успел это нарисовать?- продолжала расспрашивать панна Кульбас.

   - Ну, есть же у него и свободное время. Не всегда же пан Прищепа за ведьмами гоняется,- рассудительно ответил дьяк.

   - Я хочу купить у Вас мой портрет,- настойчиво попросила Инга.

   - Как желает ясновельможная панна,- угодливо проговорил отец Евсей.- Только деньги отдайте старосте. Это ведь его работа. У меня картина висела потому, что жена пана Прищепы не разрешила ему держать этот портрет у них в хате. Не культурная женщина, понимаете ли, всякие там предрассудки.

   А про себя подумал: "Слава Богу, что панна заберет у меня этот рисунок. А то он у меня в голове такие желания возбуждает, что и до греха недалеко.

   - Но я к Вам пришла по другому делу,- продолжила разговор Инга.- Я прошу Вас провести ритуал, как бы это точнее выразиться, наподобие освящения, что ли.

   - Как, еще одно освящение?- перепугано спросил дьяк.- Должен заметить, Вашей Милости, что за последний месяц я провел столько освящений, сколько за всю жизнь не сделал. А, если еще вспомнить их последствия....

   - Дело в том, батюшка,- настойчиво говорила панна Кульбас,- что это в Ваших интересах.

   Дьяк сделал удивительное лицо, а Инга продолжила:

   - В наших краях нечистая сила очень часто себя проявляет. Как Вы думаете, что будут говорить о священнике, на территории которого нечисть чувствует себя, как дома? А, если эти слухи дойдут до Киева, то может встать вопрос о соответствии священному сану. Как Вам такой поворот событий?

   Панна посмотрела на подавленного отца Евсея. Сломленный мощью Инги, батюшка проговорил:

   - Приказывайте, что я должен выполнить?

   - Ну, зачем Вы так? Что значит приказывайте? Я Вас просто прошу помочь себе и своим землякам,- бархатным голосом промурчала панна Кульбас.

   "Да у этой женщины коготки посильнее, чем были у ведьмы,- подумал отец Евсей,- попадешься, не вырвешься. Она будет, как кошка с мышкой с тобой забавляться, при­душит, потом отпустит, потом опять придушит. В её пушистые лапки лучше не попадаться. А попал - не шути с ней. Так придушит, что и не вздохнешь".

   - И как же я могу помочь своим землякам?- безразличным тоном спросил дьяк.

   - Надо освятить бывшую могилу упыря в Ведьмином Яру. Это та, в которую вы вместе со старостой закапывали панну Марылю. Помните?- совершенно спокойно прого­ворила панна Кульбас, как будто речь шла про освящение яиц на Пасху.

   - Что-о?- ошарашенный услышанным, протянул священник.- Ну, знаете? Вы уже лучше меня сразу закопайте в ту могилу, а сверху святой водой полейте. Вот и будет освя­щение могилы с моим непосредственным участием. Вы что не понимаете, что там дьявольская земля?

   - Если бы я не понимала, то и не просила бы Вас ни о чем,- продолжая изображать спокойствие, говорила Инга.- Скажу Вам больше - это не просто дьявольская земля, это выход из пекла. Так, что, если мы Вас туда положим, то Вы окажетесь совершенно в противоположном раю месте. Перестаньте капризничать, батюшка. Вы же не один туда пойдете, Вам будет помогать знахарь Цимбалюк. Знаете такого?

   - Еще бы не знать. Расстрига, богоотступник! Он же сам колдун и есть. Да меня за такое освящение в компании с еретиком, скорее лишат сана, чем, если я вообще ничего делать не буду.

   - Сана Вас не лишат только в том случае, если я сама этого не захочу,- резко прервала дьяка панна Кульбас.- Даю Вам слово, что когда Вы выполните мою просьбу, я лич­но сделаю все, чтобы Вас повысили по вашей церковной иерархии.

   Отец Евсей сразу же воспрянул, лицо у него порозовело, в глазах появился блеск.

   - Конечно, конечно, ясновельможная панна, сделаю все, что Вы просите. Когда идем святить?

   - Я завтра скажу Вам. Только не подведите меня. Никому не советую меня расстраивать. Помните, что я с ведьмой сделала?

   У дьяка холодок побежал по спине.

   - Не извольте беспокоиться, считайте, что я уже все освятил.

   - Заверните картину в полотно, я возьму её с собой. Старосте скажите, чтобы зашел ко мне за деньгами,- распорядилась Инга и, прихватив свой портрет, пошла домой.

   Ей нужно было торопиться. Солнце уже присматривалось, как бы ему поскорее спрятаться за лесом.

25. Ворожба.

   Дома, быстро одевшись и пообедав на скорую руку, панна Кульбас отправилась к реке. Ей хорошо была знакома заводь, о которой говорил Цимбалюк. Она часто ходила купаться в это место. Особенно Инге нравилось ночью плавать в реке.

   Знахарь уже был на берегу. Увидев подошедшую девушку, он спросил:

   - Серебро принесли?

   - Да, ответила панна Кульбас и протянула старику несколько серебряных монет.

   Как только дневное светило коснулось края земли, на воде образовалась красная дорожка от преломленных лучей, Цимбалюк бросил серебро в воду. От булькнувших мо­нет по заводи пошли круги. Знахарь начал произносить заклинание:

   - Серебро очисти воду, покажи мне всю правду. Река ответь мне, о чем спрошу. Спрашивайте, панна.

   Девушка вздрогнула от неожиданно громкого голоса и проговорила:

   - Хочу знать, здоров ли полковник Головань?

   Цимбалюк смотрел на воду отрешенным взглядом. Инга тоже сосредоточила все свое внимание на заводи. Вдруг, в красной воде они увидела отражение Игната. Он ехал на коне по степи, а рядом с ним были какие-то всадники.

   - Полковник Головань жив и здоров,- ответил знахарь.

   - Я тоже вижу его,- сказала девушка, указывая рукой на реку.

   Цимбалюк взглянул на Ингу, улыбнулся и одобрительно покачал головой:

   - Я же говорил Вам, что у Вас есть способности к знахарству и гаданию. Что еще хотите знать?

   - Скажи. Не угрожает ли Игнату опасность?

   - Опасности не вижу, но кое-кто из его окружения не человек. Это ведьмак, да - это сотник Яворной. Видите, какой черный цвет вокруг сотника?- спросил Цимбалюк у панны, которая продолжала наблюдать за водой.

   - Да, теперь и я вижу. Как же так получилось, что Яворной стал ведьмаком? Он же и в церковь ходил и Богу молился?- задавала вопросы Инга.

   Тем временем солнце окончательно спряталось за горизонтом. Вода в заводи стала темно-серой и все видения исчезли.

   - А когда сотник ходил в церковь?- поинтересовался Прокоп Цимбалюк.

   - Ну, раньше ходил, может месяц назад,- пыталась вспомнить панна.

   - За месяц много чего могло случиться,- проговорил знахарь.- Вы не забывайте, что жена его была ведьмой. А её Вы убили только несколько дней назад. А когда сотник последний раз был у себя дома?

   - Недели две назад, может три. Я точно не помню.

   - Ну, вот видите. Он свободно мог повидаться в это время с ведьмой.

   - Да что бы он стал с ней разговаривать, зная, что она умерла?- не могла поверить панна Кульбас.

   - Э-э,- протяжным голосом произнес Прокоп,- если женщина вскружили казаку голову, считай, что он уже пропал. А ведьма могла еще, и напоить сотника зельем приворотным. Вообще-то хорошо было бы предупредить полковника Голованя об Яворном. От Ведьмака можно, что угодно ожидать.

   - Я подумаю, как это лучше сделать,- сказала Инга.- Мне удалось договориться с местным дьяком, чтобы он провел ритуал освещения дьявольского места. Вы обещали, что поможете сделать все правильно.

   - Это отец Евсей?- удивился Цимбалюк.- Воистину у Вас есть Божий дар. Как Вам удалось его уговорить?

   - Это не важно. Я бы просила Вас завтра приступить к делу, пока он не передумал.

   - Хорошо, договорились,- произнес знахарь и, попрощавшись с панной, пошел к Петру Коцюбе.

26. Сон Инги.

   Инга вернулась домой, когда серые тени от деревьев растворялись в темноте. Полная луна в небе, убедившись, что её младшие сестры - звезды на месте, начала осматри­вать подвластное ей ночное хозяйство.

   Ужинать панна не захотела, сославшись на усталость. На самом деле ей не давал покоя один вопрос: "Как предупредить Игната? Кого можно послать к нему"?

   Инга разделась и легла в постель, не укрываясь. В такие жаркие ночи девушка любила спать в одной рубашке. Свежий ветерок из открытого окна приятно обдувал тело. Суета дня отходила на второй план, уступая место заполняющему её спокойствию. Сознание расплывалось. Тишина, убаюкивающее, усыпляла. Инга увидела посреди ком­наты темную фигуру человека. По виду - это был воин. Одет он был в кирасу на голове, латы на груди, большие перчатки со стальными крагами и высокие ботфорты с за­правленными в них штанами. Панна поднялась и спросила: "Кто Вы"?

   - Иди за мной,- ответил незнакомец и пошел через стену на улицу.

   Инга последовала за ним, крайне удивляясь, что и она без труда смогла преодолеть препятствие. Она шли по степи молча. Поднялись на высокий холм. Панна Кульбас остановилась и посмотрела вокруг. Ей показалось, что она видит весь мир: леса, горы, множество рек и большие города. Она взглядом могла охватить всю землю, загля­нуть в любой её уголок. У девушки закружилась голова. Ночной гость снял кирасу и улыбнулся. Инга узнала его:

   - Папа, это ты? Как ты здесь? Ты же погиб?

   - Здравствуй, доча. Мне разрешили повидаться с тобой перед тем, как я уйду в другой мир. Там я забуду свою прежнюю жизнь.

   - И меня забудешь? Как же так? Я ведь очень сильно тебя люблю.

   - Я тебя забуду не по своей воле. К сожалению, это не мы решаем.

   - Мне так плохо без тебя. Я совсем одна. Мне даже не с кем посоветоваться в трудную минуту.

   - У тебя нет мужа?

   - Он погиб в бою, как и ты.

   - И ты больше никого не любишь?

   - Я люблю одного человека, но сейчас он не со мной. Ему угрожает опасность. А он не знает об этом. Я не представляю, что мне делать?

   - Предупреди его об опасности.

   - Как? Мне самой поехать и предупредить? Но это, же очень далеко.

   - Но разве расстояние может быть помехой, если ты его любишь?

   - Да, конечно, как все просто. Я сама должна ухать к нему. Спасибо, папа. Вот ты и опять помог мне, как раньше. Помнишь?

   - Мне пора уходить. Страж рассвета, утренний ветер, забирает мои силы. Прощай доченька, помни обо мне. Я всегда буду любить тебя даже, если не смогу об этом помнить.

   Призрак исчез. Прохладный воздух подул Инге в лицо. Девушка открыла глаза. Она лежала в своей комнате. За окном темнота отступала, позволяя серым утренним те­ням выходить из своих ночных укрытий. Сомнения у Инги исчезли, и она уже точно знала. Что ей делать. Панна оделась и вышла из дома. Утренняя свежесть прогнала ос­татки сна. Девушка посмотрела не небо и увидела облако очень похожее своей формой на ночного призрака. Инга помахала ему рукой. Казачки, занимавшиеся по хозяйст­ву во дворе, взглянув на панну, подумали:

   "Наверное, комары её Милости докучают. Видишь, отмахивается.

   Солнце, взглянув одним глазом из-за горизонта, убедилось, что все уже его заждались, смело выползало из своего ночного укрытия.

27. Отъезд Инги на Запорожскую Сичь.

   К обеду в доме панны Кульбас собрались церковный староста, дьяк и знахарь.

   - Батюшка,- начала разговор Инга.- Большая к вам просьба выслушать пана Цимбалюка и сделать, как он скажет.

   - Пусть говорит. Я слушаю,- безразличным тоном произнес священник.

   - Вам, отец Евсей, когда придете на могилу, сначала нужно будет прочесть заклинание, затем окропить дьявольскую землю святой водой и в конце прочесть молитву "От­че наш" три раза. Вот и все. Текст заклинания я написал на бумаге. Вот он,- сказал знахарь и протянул записку дьяку, да, чуть не забыл. Обряд необходимо совершать в полночь. Это очень важно. Иначе ничего не получится. И вообще, все должно быть сделано, как я рассказал в точности. По-другому - результата не будет.

   - Значит, все нужно сделать, как ты говоришь?- раздраженно заговорил священник.- Очень хорошо. Только ты забыл, за что тебя лишили сана. Я напомню, вот за такие дела, что ты мне сейчас предлагаешь совершить. Я лицо духовное, нахожусь на церковной службе и не имею права проводить колдовские обряды. Я могу читать только святое Писание и разрешенные церковные молитвы. А уж совершать освящение в полночь, так это вообще ересь. Ты, что хочешь, чтобы меня анафеме предали? Давайте договоримся так, я прочту "Отче Наш" три раза, окроплю землю святой водой, потом произнесу молитву "Славься Господь Вседержитель" или какую-нибудь другую, но только из церковных источников. В крайнем случае, могу согласиться еще на освящение в полночь. Церковь святит яйца и куличи ночью на Великую Пасху.

   Панна Кульбас вопросительно взглянула на Цимбалюка. Знахарь поморщился и спросил:

   - А кто же заклинание произнесет?

   - Ну, если так необходимо читать это заклинание, то сам его и читай. А я потом все остальное сделаю. И это при условии, что все здесь присутствующие пообещают ни­кому не рассказывать, что я принимал участие в этом обряде,- поставил условие священник.

   - Я согласен,- сказал знахарь.- Только пусть отец Евсей возьмет написанное мною заклинание себе.

   - А зачем оно мне?- удивился дьяк.

   - Батюшка, возьмите записку, что Вам тяжело, что ли?- вмешалась в разговор панна Кульбас.

   - Ладно, возьму,- согласился священник и положил бумагу в карман.

   - Постарайтесь её не потерять,- добавила Инга настоятельным тоном.

   - Хорошо, хорошо, не потеряю,- ответил священник и спросил.- А когда мы пойдем освящать землю?

   - Завтра ночью,- проговорила Инга.

   - Мне можно уходить?- поинтересовался дьяк.

   - Да, я Вас больше не задерживаю,- разрешила панна Кульбас.

   Священник попрощался со всеми и ушел.

   - Ну, и что это будет?- попыталась выяснить Инга, обращаясь к знахарю.- Вы же говорите, что нельзя нарушать ритуал.

   - Дело в том, что если дьяк начнет читать там молитвы или окропит землю в том месте святой водой, там такое начнется, что он и заклинание согласится произносить и все, что я ему скажу,- утвердительно сказал Цимбалюк.

   - В этом пан знахарь прав,- вмешался в разговор до того молчавший Прищепа.- Когда отец Евсей окропил святой водой то место, куда мы перезахоронили панну Мары­лю, началось светопреставление. Это уж точно.

   - Ну, что же, я надеюсь на Вас, пан Цимбалюк. Отправляйтесь завтра с дьяком в Ведьмин Яр и сделайте все, что будет в ваших силах. Да поможет вам Бог,- проговорила панна Кульбас.

   Знахарь и староста собрались уходить.

   - Я попрошу Вас задержаться, пан староста. У меня есть к Вам дело,- обратилась к Федору Инга.

   Цимбалюк удалился. Прищепа присел на стул, стоявший у стены. Он молчал и постоянно оглядывался назад. Над ним висела здоровенная булава на стене. Федору, поче­му-то казалось, что она обязательно на него свалится.

   Первой заговорила панна Кульбас.

   - У меня к Вам есть просьба, пан староста.

   - Ясновельможная панна, прошу Вас, не посылайте меня с ними в Ведьмин Яр. Я все равно там ничем помочь не смогу. А эта нечисть мне за последнее время порядком надоела,- взмолился Прищепа.

   - Да, нет. Я не об этом хотела Вас просить,- объясняла ему панна.- Я собралась ехать на Запорожскую Сичь. Хочу, чтобы вы меня сопровождали.

   Федор сделал удивленное лицо.

   - Я, конечно, понимаю, что панна из довольно знатного рода и, поэтому может позволить себе разные странные желания. Но это-то Вам зачем? Да и не пустят Вас туда. Разве Вы не слышали, что женщин на Сичь не допускают?- с недоумением говорил староста.- И дорога туда дальняя и небезопасная.

   - Я обо всем этом знаю,- начала объяснять Инга,- но очень важная причина вынуждает меня пойти на этот риск.

   - Извините меня, что я так много спрашиваю, но, не зная всего, я не смогу дать Вам свое согласие,- проговорил Федор.- Мне ведь еще нужно придумать, что я жене скажу. Должен же я ей как-то объяснить, почему снова решил на Запорожье податься.

   - Полковник Головань находится в опасности. Я хочу его предупредить,- сказала панна Кульбас.

   - И это все? Но зачем Вас самой ехать? Пошлите какого-нибудь казака.

   - Ты спросил у меня причину, я тебе ответила. Большего сказать не могу. Поможешь мне, я щедро награжу. Тем более, что я должна тебе деньги за картину.

   - За какую картину?- удивился Прищепа.

   - А дьяк тебе ничего не говорил?- поинтересовалась панна.

   - Нет, а что случилось?

   - Я забрала у него мой портрет, который ты нарисовал. Вот деньги.

   Инга протянула старосте мешочек с деньгами. Федор не стал брать деньги.

   - Что такое?- спросила Инга.- Может быть это мало? Скажи, сколько ты хочешь?

   Прищепа заговорил, сильно понизив голос:

   - Денег не надо, берите его даром. И очень Вас прошу, пусть отец Евсей скажет моей жене, если она будет интересоваться, что Ваша Милость сами забрали этот рисунок, что я здесь не причем.

   - Хорошо, пусть будет по-твоему. А как ты смог нарисовать такой хороший портрет, я ведь тебе не позировала?

   - Так я же Вас почти каждый день вижу. А вы уже скоро как полгода в Вишневом живете. Что же здесь трудного?- удивился Прищепа.

   - Ну, хорошо, хватит об этом. Ну, так ты поедешь со мной или нет?- настойчиво спросила панна Кульбас.

   - Поеду, куда деваться. Вы ведь все равно не передумаете. А саму Вас отпускать нельзя. Мало ли что в дороге случиться может,- заботливо говорил староста.

   - Скажи, а есть какой-то способ, чтобы поскорее до Запорожья добраться?- расспрашивала обрадованная Инга.

   - Есть такая возможность. Только для этого надо запасную пару коней брать. Ну, чтобы кроме тех лошадей, на которых будем ехать мы с Вами, пара была запасных. Чаще меняя усталых лошадей, можно ехать быстрее.

   - Понятно, выбери четверых самых лучших на конюшне. Скажешь, что я приказала. И приготовь все, что нужно для поездки. Завтра на рассвете выезжаем,- сделала рас­поряжение панна Кульбас.

   Прищепа кивнул в знак согласия и встал, чтобы идти собираться в дорогу. В это время со стены упала булава и угодила на то место, где только что сидел староста. Инга и Прищепа переглянулись, а панна подумала:

   "Да он вдобавок еще и везучий. Если бы эта железяка ударила его по голове, ехать на Запорожье пришлось бы самой.

   А Прищепа перекрестился и вышел.

28. В поход.

   Легкая дымка над Днепром напоминала разлитое на воде молоко. Постепенно испаряясь, она поднималась вверх, обнажая могучее тело старого Исполина. Первые лучи солнца, пробиваясь из-за скал, окрашивали небо в ярко-оранжевый цвет. Парившие в воздухе чайки, раздраженно покрикивали скрипучими голосами, недовольные тем, что их побеспокоили в такую рань, не позволив им, как следует выспаться.

   Запорожское войско выступало в поход. Основные силы переправились на правый берег еще вчера вечером. И как только месяц перевалил за половину своего ночного пути, казаки начали выстраиваться в походную колонну. Полк Голованя двигался в авангарде. Они выступили раньше всей армии. Впереди, рядом с боевым знаменем, ехал полковник Головань. За ним - сотник Яворной и остальные старшины полка. Кавалеристы двигались по трое в шеренге. Отряд держал направление к западной грани­це Украины, на Чигирин. Как только последние всадники скрылись за краем поля, Гетьман скомандовал общее построение основных сил:

   - Впереди пойдет ополчение. По четыре человека в шеренгу становись! Да поскорее, хлопцы. Привыкай к военному порядку.

   Это были в основном селяне, убежавшие из панской неволи. Вооружение их состояло из кос, топоров и цепов. Кое у кого были сабли и копья, очевидно добытые в пре­дыдущих схватках.

   - Следующей пойдет пехота. Полковник Череда, командуй здесь. А я к обозу поеду,- проговорил Гетьман и, хлестнув коня, помчался в конец всего войска. Увидев хорун­жего Колоду, Шульга подозвал его к себе:

   - Ну, что казну вывезли?

   - Почто всю, Батько Гетьман. Оставили только на расходы в крепости,- бодро ответил Степан.

   - А охраны достаточно?- поинтересовался Шульга.

   - Полсотни казаков, хватит, Батько, не беспокойтесь.

   Гетьман стегнул коня и продолжил свой путь.

   - Вперед руш!- приказал Череда, и ополчение с пехотой тронулись с места, занимая дорогу там, где недавно двигался полк Голованя.

   Кавалерия стала строиться на территории, где только что стояли пешие воины. Это была основная ударная сила Запорожцев. Командовал ею в походе

   атаман Незайманьковского куреня Микола Кулиш.

   Впереди развернули хоругви. Как только первые курени были готовы, Кулиш крикнул: "Вперед, браты"! И казаки, слегка тронув поводья, пустили коней шагом. По мере того, как место освобождалось, его занимали другие курени и догоняли ушедших вперед.

   Шульга подъехал к обозу. Командовал арьергардом Максим Погребняк. Этот полковник слыл лучшим пушкарем на Сичи.

   - Максим, сколько пушек погрузили на телеги?- спросил Иван.

   - Тридцать штук, пан Гетьман, все, что переправили из крепости. Там им пять оставили для обороны.

   - Хорошо, смотри полковник. У меня на тебя большая надежда есть.

   - Так разве я тебя, когда подводил, Иван?- удивился Погребняк.

   - Поэтому на тебя и надеюсь, что не подводил,- улыбаясь, проговорил Шульга.

   На подводы погрузили провиант, боезапас, накрыв его сверху сложенными шатрами на случай дождя. Телеги отъезжали одна за другой, вытягиваясь в обозную линию.

   Шульга подъехал к сотнику Черняку, который уже не раз выполнял обязанности коменданта крепости, когда казаки уходили в поход. Гетьман доверял ему и одобрял уме­ние сотника хорошо исполнять порученное ему дело.

   - Ей Богу, Батько, последний раз соглашаюсь остаться на Сичи, когда все уходят на войну. Та, что я за казак такой, что в поход не хожу,- жаловался Черняк.

   - Да я только тебе и могу доверить крепость, когда меня нет на Запорожье. Ну, не на кого мне другого оставить,- объяснял сотнику Гетьман.- Ты здесь такое же важное де­ло решаешь, как и мы в бою. Цель-то у нас одна. Неужели не понимаешь?

   Сотник только кашлянул и ничего не ответил.

   - Ничего, не переживай, придет и твое время в бою

   саблей махать,- успокаивал Черняка Шульга,- в этот раз тебе будет полегче. Казначей, писарь и другие водомуты с нами ушли.

   - Ты там, Батьку, поосторожней. От этих всякого можно ожидать,- посоветовал сотник.

   - Ничего, у меня не забалуют. Окоротим голубчиков, если понадобится. Ну, все, бывай, старый друже.

   Гетьман с Черняком обнялись на прощанье. Шульга пустил коня наметом, догоняя атамана Кулиша.

   Войско растянулось на всю степь, какую только можно было охватить взглядом.

   - А чего это, хлопцы, вы молчите? А ну, песню давай, а то сейчас позасыпаете, ей Богу,- проговорил полковник Череда. И, шедшее впереди ополчение, затянуло песню:

Розлилися ріки від людсько§ крові.
Лихо крізь панує, аж душа кипить.
Хлопи вже не хочуть, щоб §х мордували,
Бо вони бажають по вільному жить.
А князі вельможні іншу думку мають:
Прості люди - бидло, повинні робить.
Та ще і радіти, що шляхетне панство
Буде §х карати й безжально гнобить.
Та простому люду жити так набридло,
Взяв до рук він коси й сокири трима.
Почастуєм, браття, шляхетноє панство,
Хай знають, що в світі є правда одна.

   Песня разлилась над степью, заглушая голос природы. Птицы и звери притихли. Даже ковыль перестал шуметь под ветром, слушая о наболевшем горе в людських душах.

29. Ночные переговоры.

   В замке князя Потоцкого было неспокойно. Накануне вечером неожиданно прибыл Острожский. Уже перевалило за полночь, а ясновельможные вели переговоры в каби­нете хозяина замка. Князь Острожский был взволнован. По его виду можно было понять, что случилось что-то нехорошее.

   - Мой человек из Запорожской Сичи сообщил, что казаки выступили всем войском. Они движутся к западным границам Украины. Не трудно догадаться, какие у них це­ли,- начал разговор князь Острожский, сразу, как только вошел в кабинет.- И самое плохое это то, что Гетьманом Войска Запорожского выбрали Ивана Шульгу. Они вооб­ще считают его Гетьманом всей Украины. Как Вам это нравится?

   - Я прошу ясновельможного князя присесть и успокоиться,- проговорил Потоцкий.- У нас мир с запорожцами, я надеюсь, Вы не забыли? Двигаются они на запад. А это, значит, что к землям князя Вишневецкого. Не надо было ему свирепствовать с украинскими крестьянами. Я его предупреждал. Нам беспокоиться нечего.

   - Знаете ли, Ваша Милость, что такое болезнь чума?- задал неожиданный вопрос Острожский.

   - Конечно, знаю,- с удивлением ответил Потоцкий,- не хотите ли вы сказать, что запорожцы чумные?

   - Вот именно. Только это не болезнь в её общеизвестном смысле. Это чумные идеи. А распространяются они так же быстро и заражают всех, как и само заболевание,- объяснял Острожский, успокоившись и приняв свое обычное невозмутимое состояние.- Думаете, когда Запорожцы выгонят Вишневецкого из украинских земель и сдела­ют всех холопов вольными людьми, ваши селяне не захотят того же? Да они сами поднимут бунт против своего угнетателя, то есть против Вас. Прошу прощения за грубость. А Шульга не упустит случая прийти им на помощь. Он спит и видит, как бы нас всех выгнать, забрать у нас наши земли, и сделать Украину независимым государ­ством вольных людей. Вишневецкий без нашей помощи будет разбит. А потом и за нас казаки примутся. Надо помочь нашему прославленному воину.

   - Помочь, помочь,- раздраженно заговорил Потоцкий.- Вы, что не понимаете, что это будет война?

   - Конечно, понимаю,- спокойствию Острожского можно было только позавидовать.- У нас сейчас нет другого выхода. Необходимо, если и не разгромить запорожское войско, то хотя бы остановить его продвижение. А там ситуация может измениться. Возможно, удастся уговорить короля дать нам войско на помощь. А может быть и еще, что-нибудь придумаем. Важно выиграть время.

   - Да нам не воевать с Украиной надо, а поддерживать добрососедские отношения,- пытался противоречить Потоцкий,- у нас с ними много общего. У них государствен­ный устрой - республика, у нас - республиканская монархия, что есть почти то же самое. Нас окружают страны с монархической формой правления. Поэтому, эти государ­ства все время будут стараться нас поработить. Речь Посполитая вместе с Украиной могли бы поддерживать друг друга в противостоянии с внешним врагом. А война меж­ду нами только ослабляет нас. И рано или поздно и мы, и Украина окажемся под властью другого государства. Турки с татарами или монархи Европы с нами не справятся. Духу у них не хватит на нас. А вот Московия! Это серьезно. Как только московский царь отберет всю власть у своих бояр, он сразу станет одним из самых сильных монархов. И первое, что он сделает - это займется нами. Монархия и республика вещи несовместимые. Зачем ему рассадник вольнодумных идей возле его границы.

   - Все, что Вы говорите, правильно,- согласился Острожский,- только сейчас все эти разговоры ни к чему. Об этом раньше надо было думать. А впрочем, есть один вы­ход, который может воплотить ваши идеи в жизнь, даже без войны. Необходимо оставить все наши земли на Украине, дать холопам вольную и покинуть пределы Украины. Вы готовы к таким действиям?

   Князь Потоцкий молчал.

   - Вот и так думаю,- понимающе ответил Острожский.- Предлагаю прекратить нашу дискуссию о том, как все могло бы быть хорошо, и перейти к разрешению конкретных задач.

   - Согласен с Вашей Милостью,- примиренчески сказал Потоцкий.- Вы, как всегда, правы.

   - Вот и хорошо. Я смогу послать на помощь князю Вишневецкому полк драгун, ополчение из шляхты и местных мещан, и две хоругви гайдуков,- предложил Острожский.

   - У меня есть два полка драгун и гусарский полк, ну, и конечно, шляхта,- проговорил хозяин замка.

   - Я лично поведу свои силы на соединение с отрядами Вишневецкого. Войско уже готово к выступлению,- продолжал Острожский.- Завтра же пошлю гонцов к Вишне­вецкому с просьбой, чтобы он возглавил объединенные силы и указал место сбора всей армии. А потом сообщу Вашей Милости его ответ, если Вы, конечно, не возражае­те?

   - Я согласен с Вами, князь,- ответил Потоцкий,- война, так война. Никуда не денешься.

   - Прибудет ли Ваша милость вместе со своим войском лично?- поинтересовался Острожский.

   Хозяин замка сделал удивленное лицо и проговорил:

   - Конечно, что за вопрос? Или я не шляхтич?

   - Прошу прошения у ясновельможного князя,- извинился Острожский, пожалев, что спросил,- это я от усталости задаю глупые вопросы.

   - Ерунда, ерунда,- не обидевшись, сказал Потоцкий,- сейчас уже поздно. Для Вас приготовлены комнаты, можете отдыхать, слуги в Вашем распоряжении. Может быть, Вашей Милости, еще что-нибудь нужно, только скажите. Вы у меня саамы желанный гость.

   - Нет, нет. Хочу выспаться. Завтра будет очень насыщенный день,- ответил Острожский и, кивнув головой, вышел из кабинета.

30. Встреча с Людасом.

   Ожидавший за дверью слуга, повел князя в отведенные для него апартаменты. Паж нес в руке горящий факел, освещая дорогу. Гулкие шаги, отдавались эхом в ночной тишине. На стенах коридора плясали тени от мерцающего пламени. От каменных стен тянуло прохладой. В нишах стояли манекены рыцарей в железных латах и с полным вооружением. Они казались стражами, охраняющие ночной покой замка. Мертвая тишина, нарушаемая эхом шагов, могла вызвать страх даже у самых смелых людей.

   "Интересно, а привидения у Потоцкого в замке есть"?- подумал Острожский. Войдя в свою комнату, князь отпустил слугу. Сам разделся и лег в постель. Свежесть хрустя­щих простыней обожгла его своей прохладой. Однако пуховое одеяло быстро восстановило теплоту его тела. Лунный свет дорожкой стелился по каменному полу, прони­кая через окно. Князь закрыл глаза. Его сознание, обессиленное борьбой с усталостью, тут же сдало свои позиции. Острожский уснул.

   Вдруг он услышал, что его кто-то зовет. Князь встал. Перед ним стоял человек одетый в черный костюм. На глаза была надвинута шляпа. В руках у него была серебряная трость с набалдашником в виде черепа. На лицо падала тень. Незнакомец сделал знак тростью, и Острожский последовал за ним. Князь крайне удивился, увидев, что он и незнакомец идут по лунной дорожке в воздухе. Беспрепятственно выйдя через окно, они двигались по направлению к месяцу. Вокруг ярко светили звезды. Казалось, что можно дотянуться до них рукой. Ступив ногой на серебристую поверхность луны, князь почувствовал ледяной холод. Пройдя по равнине, они поднялись на возвышенность. Вокруг открылась невероятная картина Вселенной, подавляющая своей бесконечностью. В груди у Острожского защемило, и ноющая тоска заполнила душу. Он оглянулся назад и вниз. Там князь увидел землю, укрывающие её леса, разрезанные рукавами рек и замок Потоцкого, к которому тянулась лунная дорожка. Позади него раздался знакомый голос:

   - Присаживайтесь, князь. Я люблю здесь гулять. Не правда ли, впечатляет грандиозность Вселенной? Особенно покоряет всеобщее безмолвие.

   "Где я мог слышать этот голос"?- думал Острожский. Он увидел неизвестно откуда появившиеся два кресла, стоявшие друг против друга. В одном сидел незнакомец. Князь по-прежнему не мог разглядеть его лицо. Острожский сел и спросил:

   - Кто Вы? Откуда мне может быть знаком Ваш голос?

   - Ну, Вы меня удивляете, князь. Впрочем, собственный голос со стороны узнать всегда трудно.

   Незнакомец снял шляпу, и Острожский опешил от увиденного. Перед ним сидел он сам.

   - Я Людас. Мы лично не знакомы, но я давно за Вами присматриваю. Вы, даже сами того не подозревая, выполняли мои поручения. Например, приказав панне Марыле отравить полковника Кульбаса, Вы выполняли мою волю. Помните эту историю?

   - Но кто, же Вы?- не отвечая на вопрос, проговорил князь.- И почему Вы так похожи на меня?

   - Какой Вы, право, недогадливый. Мне Вы казались более сообразительным. Попросту говоря, я князь тьмы. Дальше представляться не надо? У меня еще много имен и титулов. А похож я не на Вас, а на Ваше представление обо мне. А так, как Вы сами не знаете, как может выглядеть сатана, я решил не мудрствовать лукаво, и принял Ваш облик. По крайней мере, это приятней, чем, если бы я предстал перед вами с рогами, хвостом и свиным рылом, как рисует меня подавляющая часть людей. Что же поде­лать, если у Вас такая слабая фантазия.

   - Представляться не надо, я все понял. Я, что уже умер и нахожусь в аду?

   - Нет, еще не умерли. Назовем это дружеской беседой. А мне нравится, что вы уже сами определили свое место после смерти.

   - Что же Вам надо от меня?- продолжал задавать вопросы Острожский.

   - Ну, что же, вижу, что любоваться окружающими пейзажами Вам уже надоело. Светская беседа Вас больше не развлекает, и Вы хотите перейти к делу, согласен. Пусть бу­дет по-вашему. Я хочу, чтобы Вы организовали убийство Гетьмана Шульги.

   - Здесь наши желания совпадают. Только, как я это сделаю? Все предыдущие попытки провалились. Моим людям, находящимся среди казаков, он не доверяет. Мало того не сегодня - завтра их самих могут убить. Тем более что у нас с Запорожцами сейчас война,- оживился князь.

   - Я помогу Вам. Есть среди казаков один человек, который не вызывает у них подозрений. И Гетьман Шульга считает его честным украинцем и славным воином. Так оно и было до последнего времени. Но благодаря моим стараниям, все изменилось. Теперь он служит дьяволу, то есть мне. Этот человек выполнит все Ваши поручения,- объ­яснил Людас.

   - Все равно очень трудно подобраться к Шульге во время военных действий. Он все время окружен людьми. Разве только, что Ваш человек - самоубийца и набросится на Шульгу, пожертвовав собой,- засомневался Острожский.

   - На счет самоубийцы мысль хорошая. Свои слова по поводу Вашей слабой фантазии беру назад. Но у меня есть другой план,- проговорил Людас.- Ваша война с Запорож­цами нам только поможет. В первом же сражении Вы потерпите поражение. Держитесь подальше от места битвы, чтобы Вас не убили. Хотя, по моим сведениям, Вам ни­чего не угрожает. Но, как говорят христиане: "Береженного Бог бережет". От Господа всего можно ожидать, он такой капризный. А планов его я точно знать не могу. Он пе­редо мной не отчитывается. Так, услышал кое-что краем уха, вот об этом и знаю. Казаки, обрадованные успехом, потеряют бдительность. А вы предложите им перегово­ры, соглашаясь на все их условия. Единственное на чем будете настаивать так это на том, чтобы сами переговоры проходили на нейтральной территории. Объясните, что Вы боитесь расправы обозленных на вас селян, которых много в рядах казаков. Запорожцы, будучи благородными, по своей природе, уступят просьбе побежденной и уни­жающейся перед ними шляхты. Подписывать мир поедет сам Гетьман Шульга. Вот по дороге и устройте ему засаду. А чтобы охрана у него была небольшая, позаботится мой человек. Вы выйдете с ним на контакт и передадите ему привет от панны Марыли. Он сделает все, что Вы прикажете.

   - А если он откажется? Да и достаточно ли высокое у него звание, чтобы охранять самого Гетьмана?- сомневался Острожский.

   - Если он будет упираться, напомните, что жена его была ведьма и об этом могут узнать все. А если и после этого он будет кочевряжиться, то тогда я сам вразумлю его. Но это, в крайнем случае. Необходимо, чтобы это сделали без моего прямого участия. А звание здесь не важно. Важен - авторитет. А этого у него хоть отбавляй. Звать его сотник Яворной. Но можете быть спокойны, сотник не откажется помочь Вам. Это уже совершенно другой человек, не тот, что был раньше. По моему приказу панна Мары­ля сделала его ведьмаком.

   - А откуда Вы знаете, что шляхта потерпит поражение в первой же битве?- задал вопрос Острожский и тут же сам поправился.- Ах, да, что я спрашиваю. Уж Вам ли не знать будущее. Разрешите задать еще один вопрос?

   - Спрашивайте, только поскорее. А то я не успею вернуть Вашу душу в тело. Тогда точно придется Вас у себя оставить,- сказал Людас.

   - Вы такой всемогущий. Почему вы сами не убьете Шульгу. Да и зачем Вам эта возня. Подумаешь, какой-то Гетьман. Что он судьбы мира решает?

   - А мир, между прочим, и состоит из маленьких мошек, козявок там всяких, и людей. Даже самый маленький человечек является его частичкой. Это сейчас говорит Ваша гордыня, ясновельможный князь, а значит одна из тех черт характера людей, которую я люблю и проповедую. У Бога свои заповеди, а у меня свои. И если люди, которые придерживаются моих заповедей, убьют человека, который живет по Божьим законам, вот и получится, что моя правда сильнее. А там смотришь, и вопрос кто главнее, Я или Бог, можно будет пересмотреть. Кто знает? Это наш давний спор с Господом. Надоело мне ему подчиняться.

   - Теперь все понятно. У Вас все, как у людей,- сделал вывод Острожский.

   - Вот, как вас гордыня распирает. Это, конечно, хорошо,- возразил Людас.- Только, это у людей все, как у нас, а не наоборот. Это Бог создал человека, а не человек Бога. Ладно, Вам пора возвращаться. Вот уже утренний ветер, Божий подлиза, подает мне знак, что мое время заканчивается.

   Людас поднялся, махнул тростью, и все исчезло.

   Острожский открыл глаза. Он лежал в постели в комнате замка Потоцкого. Что это было со мной? Может, это все приснилось? И вдруг перед ним в воздухе появилась ог­ненная надпись:

   "Запомни, имя человека - сотник Яворной"!

   Буквы исчезли так же внезапно, как и появились. Ясновельможный князь теперь знал точно, что это был не сон.

30. Справедливый суд.

   Полк Голованя въехал в небольшой городок Пряжин. По улицам метушились люди. Подъехав к центральной площади, казаки увидели три виселицы, установленные посередине. На майдане толпился народ. Полковник с казаками протиснулись к центру. В кругу стояли связанными несколько человек. Все вокруг кричали и порывались ударить беззащитных людей. Троих поставили на лавку и набросили им на шеи петли. Головань выстрелил из пистолета в воздух. Все затихли.

   - А ну, подожди казнить,- проговорил полковник, обращаясь к шустрому мещанину, затягивающему веревку на шее у одного из стоявших под виселицей.

   - Та это же жиды, они из нас всю кровь выпили. Слава Богу, теперь наша власть настала. Это благодаря вам, панове казаки. А мы вот решили сами в городе порядок на­вести, пока вас не было еще. Шляхту повыгоняли, а жидов вот казним, туда им и дорога.

   - А ты кто такой?- спросил Головань.

   - Я Пантелеймон Гилка - православный христианин.

   - А за что ты их казнишь?- продолжал выяснять полковник.

   - Так я же говорю - это кровопийцы.

   - По твоей морде не скажешь, что из тебя кровь выпили,- проговорил Головань, показывая нагайкой на красную физиономию Пантелеймона.

   Площадь дружно засмеялась.

   - Ты дурака не валяй, говори толком, что они натворили? А то я могу по-другому спросить,- серьезным тоном заговорил полковник.

   - Я у этого деньги одолжил, а возвращать нечем,- ответил Гилка, указывая на еврея, у которого он только что затянул петлю.

   - Так, и за это ты его решил казнить. Ну, правильно, убил человека, и никому и ничего не должен. Хорошо придумал. А этих, что тут стоят, за что вешать собрались?- про­должал спрашивать Головань.

   - Да за то же самое. А еще за то, что молятся они не так, как мы. Одно слово - нехристи,- ответили из толпы.

   - Так, понятно. Значит. Если человек другому Богу молится, то его нужно повесит?- обратился полковник к отвечавшему на его вопрос.

   Все замолчали. Похоже, было, что способность мыслить начала возвращаться к людям.

   - Вы все хорошо придумали,- заговорил Головань, пытаясь не раздражать возбужденную толпу, чтобы не пришлось применять оружие.- Но сделаем мы так. Все ваши дол­ги до сегодняшнего дня вам прощаются, а панов евреев мы отпускаем. Что скажете, израилево племя, возражать никто не будет? А для всех остальных скажу, если еще ко­го-нибудь казнят без суда, то тех, кто это сделает, я сам лично почастую саблей. Всем всё понятно?

   - Понятно, Батько атаман,- ответили люди, стоявшие на площади.

   Освобожденные евреи подбежали к полковнику Голованю. Так, как Игнат сидел на коне, они не могли до него дотянуться. Поэтому целовали ему ноги и гладили его ко­ня, приговаривая:

   - Спаси Вас Бог, пан атаман. Всю жизнь Вас благодарить будем. Скажите, как Ваше имя, чтобы знать, кого благодарить в молитвах.

   - Не надо мне ноги целовать, я вам не князь ясновельможный,- сказал смущенный Головань и, тронув поводья, поехал к выходу из площади. Люди расступились, пропус­кая Игната.

   - Это полковник Головань - правая рука Гетьмана Шульги,- сообщил евреям казак, ехавший следом за Игнатом. -

   Полк выехал из села. Головань обратился к хлопцу, назвавшего его имя на площади:

   - Ты прекращай рассказывать про меня, что я какая-то правая рука. И где ты только таким ухваткам научился?

   Подобные события происходили во многих населенных пунктах Украины. Угнетаемые люди пытались покарать своих обидчиков, которые попадались им в руки. Ино­гда доставалось и невинным. Известное дело, что огонь во время пожара никого не щадит.

31. Отъезд полковника Ружанского.

   Имение полковника Ружанского располагалось в лесу. Поэтому даже в знойные летние дни в доме было прохладно. После событий в Порубежном, Гресь отпросился у князя Вишневецкого на несколько дней съездить домой. Девушка, спасенная им, оказалась дочерью старосты села Натальей Корень. Приехав в Ружевку, так называлось имение полковника, девушка первые дни молчала и почти не выходила из своей комнаты. Гресь приказал заботиться о ней и выполнять все её пожелания.

   В тени деревьев, росших у самого дома, была беседка со столом и лавками внутри. Ружанский любил посидеть там, когда было о чем подумать. Сейчас он размышлял о событиях в Порубежном:

   "Больше такие задания я выполнять не буду. Я воин, а не палач. У князя и без меня найдется, кому такие поручения исполнять".

   Полковник поднял голову и увидел, что рядом с ним стоит Наталья и смотрит на него. Ружанский встал и предложил девушке присесть. Она пристально посмотрела ему в лицо. Взгляд темно-синих глаз девушки вызывал у него беспокойство. Гресь почувствовал себя неуютно. Вместе с тем, он любовался её красотой. Темно-русые волосы рассыпались по плечам. Белое платье, плотно облегающее упругую девичью грудь, и перехваченное на узкой талии чёрным поясом, плавно ниспадало до земли, подчёрки­вая привлекательные формы бедер.

   Наталья перевела взгляд вниз, и черные бархатные ресницы коснулись нежной кожи ее лица. Она присела на лавку. Ружанский продолжал стоять.

   - И долго Вы намерены держать меня у себя в плену,- спросила девушка.

   Гресь впервые услышал ее голос. До этого она только плакала. Ему показалось, что ангел заговорил с ним.

   - Бог с Вами, пани, какой плен?- волнуясь, заговорил полковник.- Вы вольны уйти, когда захотите. Только прошу Вас оставаться, как можно дольше у меня. Да и куда Вы пойдете?

   Наталья резко, повернув голову, метнула на полковника гневный взгляд. Ружанский понял, что сказал лишнее.

   - Прошу простить грубого солдата, пани. Если бы я мог что-то изменить, я бы отказался выполнять тот приказ. Пускай бы меня лучше казнили,- оправдывался полковник.

   - А другой приказ не отказались бы, выполнять?- поинтересовалась Наталья.

   - Какой другой приказ?- непонимающе переспросил Гресь.

   - Жечь мирные села,- уточнила девушка.

   Ружанский молчал. Он понимал, что никакие слова и извинения не помогут.

   - Ваша Милость,- раздался голос слуги, бежавшего к беседке,- гонец от князя Вишневецкого со срочным приказом.

   - Извините, пани, служба,- сухо сказал Гресь, обращаясь к Наталье, и ушел.

   В княжеском послании говорилось, что полковнику необходимо срочно прибыть в замок ясновельможного. Сообщалось так же, что завтра они выступают на войну с казаками.

   Ружанский приказал, чтобы слуги готовили его военную амуницию и седлали лучшего коня, а сам вернулся к Наталье.

   - Я сейчас уезжаю. Не знаю, увидимся еще или нет?- говорил Ружанский, опустив голову.- Только прошу Вас, если Вы посчитаете возможным для себя, дождитесь моего возвращения. Будьте здесь, как хозяйка.

   Девушка ничего не ответила. Гресь щелкнул каблуками, сделал поклон головой и быстро ушел. Наталья еще долго сидела в беседке. Размышляя о случившемся, ей не уда­валось свои же мысли помирить друг с другом.

   "С одной стороны, он мой враг,- думала девушка,- он сжег наше село, его солдаты убивали моих односельчан. А с другой - пан полковник такой благородный, такой кра­сивый, сильный, смелый, меня спас.

   - Что пани хочет на ужин?- услышала Наталья голос позади себя. Она обернулась и увидела слугу полковника.

   - Мне все равно,- безразлично ответила девушка.- А где пан Ружанский?

   - Пан полковник еще в полдень уехали,- сообщил пожилой поляк.- А все равно, не годится, пани, надо есть, надо пить, а то ясновельможная пани заболеет. А пан полков­ник очень расстроится.

   - Ладно, буду, есть, буду пить,- сказала Наталья, оживающим голосом.

   Ружанский прибыл в замок Вишневецкого вечером. Там все кипело. Прибывающие войска располагались лагерем у крепостных стен. Стояли шатры, вокруг горело мно­жество костров. Проезжая через лагерь, Гресь встречал много знакомых. Его радостно приветствовали. В армии он был хорошо известен.

   В кабинете у князя было оживленно. Постоянно входили и выходили люди. Князь отдавал приказания. Ружанский давно заметил, что в любой войне присутствует мно­жество суеты. Люди, как будто специально выполняют большое количество сложных ритуалов. И все для того, чтобы сойтись на поле, и убивать друг друга. Князь заметил полковника и подозвал его к себе, сделав жест рукой.

   - Я назначаю тебя командовать гусарским полком. Мы выступаем со всей армией завтра утром. Выдвигаемся в район Пряжина. Туда же прибудут войска Острожского и Потоцкого. Ты с полком выедешь сегодня ночью. Пойдешь в авангарде. В большие сражения не втягивайся. Твоя задача обеспечить наше продвижение к общему месту сбора. Твой полк уже готов и расположился южнее за рекой. Ну, да будет с тобой Иисус Христос и Пресвятая Дева Мария.

   Князь перекрестил полковника. Ружанский браво щелкнул каблуками и вышел из кабинета.

   Как только ночные светила заняли на небе положение соответствующие трем часам ночи, и это подтвердили петухи своим криком, гусарский полк стал выстраиваться в походную колонну.

   - Строиться по три всадника в шеренгу, хоругви вперед колонны,- командовал Ружанский.- Хорунжий Быстряк проследите, чтобы в обозе грузили только боеприпасы и провиант. Ничего лишнего. Двигаться будем быстро, отставших быть не должно.

   Всадники имели грозный вид. Высокие крылья за спинами и длинные копья в руках делали их похожими на Георгия Победоносца. А все войско походило на рать воору­жённых архангелов. Ружанский стал во главе полка, сзади него развивались боевые хоругви в руках гусар. Он произнес:

   - Полк вперед!

   И грозное воинство тронулось с места. Все всадники были в железных латах. От тяжелых шагов их коней, загудела земля. Бравый вахмистр запел походную песню:

Ой, мы славно погуляем на степных просторах.
А враги, как нас увидят, прячутся по норах.
Нет на свете такой силы, чтоб нас одолела.
Мы всю нечисть в узел скрутим, чтобы околела.
Наш полковник молодец, равных ему нету,
Как орел летает он по белому свету.

   Полк растянулся по степи, и только вспышки серебристого лунного света, отраженного в начищенных до зеркального блеска латах, прорезали ночную темноту.

32. Кабацкая драка.

   Инга подошла к зеркалу и, посмотрев на свое отражение, подумала:

   - А все-таки я очень красивая. Не может быть, чтобы Игнат меня разлюбил. Я ради него не такие жертвы иду. А ну, как я ему больше не нравлюсь? Что тогда. Ладно, есть только один способ это проверить. Надо с ним встретиться и поговорить. Да и должен же кто-то его предупредить об опасности.

   Девушка взяла ножницы, лежавшие на столике, и начала срезать свои роскошные волосы, оставляя короткую стрижку. Закончив эту карательную процедуру, она стала переодеваться. Широкие казацкие шаровары, просторная сорочка - вышиванка частично скрыли её прелестные женские формы. Инга надела на голову каракулевую шапку. Получился молодой хлопец с ангельским личиком. Вошедший Прищепа хотел доложить, что все к отъезду готово, но, не увидев хозяйки, обратился к казачку, вертевшемуся у зеркала:

   - Эй, хлопче, а где панна Кульбас?

   Девушка повернулась и сняла шапку. Федор открыл рот от удивления.

   - Что не узнал?- спросила Инга,- это хорошо, богатой буду.

   - Ей Богу, вылитый хлопец,- заговорил опомнившейся староста.- Только лицо у Вашей Милости слишком женское. Вы его, как-то нахмурьте, что ли.

   Девушка попыталась, двигая бровями, придать своему лицу суровое выражение. Но вместо этого, у неё получались лишь смешные рожицы. Прищепа рассмеялся и ска­зал:

   - Нет, лучше не надо, оставьте все, как есть. Только шапку на глаза надвиньте.

   Они вышли во двор. Четыре лошади уже стояли оседланные с притороченной походной амуницией, оружием и провиантом. Панна Кульбас вскочила в седло, как бра­вый казак. Федор последовал за ней. Путешественники сразу же перевели коней на рысь. Пыль, поднимающаяся за ними, растворялась в прозрачном утреннем воздухе.

   Часто пересаживаясь на отдохнувших коней, Инге и Федору удалось преодолеть довольно приличное расстояние к вечеру.

   - Если так будем продвигаться, то завтра к ночи будем на Запорожье,- проговорил Прищепа, когда они остановились, чтобы сменить лошадей.- Но на ночь надо сделать привал. Кони должны отдохнуть, да и нам не помешает хорошенько выспаться. Вон там, справа, я вижу, как будто дымок в небо поднимается. Поедем туда, может, пустят на ночлег.

   Как только солнце спряталось за край степи, оставив после себя, залитое красной краской небо, панна Кульбас и староста стояли у подорожной хаты. Строение имело не­опрятный вид. Побелка со стен кое-где осыпалась, солома на крыше была вся черного цвета, явно давно не ремонтированная. Висевшее у двери деревянное кольцо, напо­минающее круг колбасы, говорило о том, что это шинок.

   - Ну, вот заодно и поужинаем,- предложил Федор, слезая с коня.

   - Что-то не нравится мне это место,- проговорила Инга, спешившись. Она засунула за пояс пистолет и поправила саблю на боку.

   - Так другого же нет,- растерянно сказал Прищепа и вооружился по примеру панны.

   Они вошли в шинок. В длинной комнате стояло несколько столов с лавками т приятно пахло жареной колбасой с чесноком. В дальнем углу сидела компания из четырех человек. По всему было видно, что они изрядно загрузились горилкой, так как весь стол был заполнен пустыми глечиками. К вошедшим подошел хозяин, пожилой еврей с пейсиками на висках и угодливо спросил:

   - Что угодно ясновельможным панам?

   - Пару колец колбасы, жареных карасей в сметане, каравай хлеба и два глечика молока,- заказал староста.- Я думаю, пока хватит. Да, поторапливайся, мы голодные.

   Когда хозяин побежал выполнять заказ, Инга поинтересовалась:

   - А ты не лопнешь? Неужели один человек может столько съесть?

   - Почему один?- удивился староста.- А Вы разве не будете?

   В это время к ним подошли два пьяных человека. Один из них бесцеремонно положил руки панне на плечи и задал вопрос:

   - А что ты за хлопец такой странный? Налицо, вылитая девка.

   - Эй, приятель, иди отсюда по добру по здорову,- жестко проговорил Прищепа.

   - Как это иди?- продолжал нахал.- А ну, я сейчас проверю, баба ты или казак?

   Он сунул свою руку Инге за пазуху и тут же закричал:

   - Хлопцы, да это баба!

   Панна Кульбас резко развернулась к обидчику лицом. И так, как наглец еще не вынул руку из-под рубашки Инги, сорочка разорвалась, обнажая девичью грудь. Из-за даль­него стола уже бежали приятели подошедших бандитов. Панна выхватила из-за пояса пистолет, и выстрелил в упор в обидчика. Тот рухнул замертво. Прищепа из своего оружия уложил рядом второго. Подоспевшие приятели убитых, с саблями наголо, набросились на Ингу и Федора. Завязалась драка. Панна Кульбас хорошо владела холод­ным оружием, но ей все время мешала раскачивающаяся из стороны в сторону обнаженная пышная грудь. Да и противник был выше её и сильнее. Она никак не могла его достать из-за длинных рук разбойника. Девушка начала слабеть. Было понятно, что ещё минута или две, и Инга выдохнется. Надо было срочно что-то предпринять. Девуш­ка собралась с силами, и сделал резкий длинный выпад вперед, и нанесла смертельный укол в сердце противнику. В это время у нее сзади что-то треснуло. Детина стоял на месте с воткнутой в грудь саблей Инги. Панна Кульбас толкнула его в живот ногой. Разбойник упал навзничь, широко раскинув руки в стороны. Его ноги дернулись, и он затих. Девушка вытерла об него свою саблю от крови.

   Противник Прищепы изловчился и хитрым ударом выбил оружие из рук Федора. Староста тут же схватил лавку за один конец и, размахнувшись, ударил разбойника по голове. От этого череп противника треснул, забрызгивая стену вылетевшими мозгами. Федор осмотрелся вокруг, плюнул и сказал:

   - Ничего себе, поужинали!

   В это время появился насмерть перепуганный хозяин. Руки у него дрожали, и голос запинался:

   - Я-я, не виноват. Они здесь уже второй день пьянствовали и ничего не хотели платить.

   - Теперь ты можешь получить с них сполна, они возражать не станут,- говорил Прищепа, показывая на убитых рукой.

   Инга повернулась к Федору спиной и наклонилась, чтобы поднять шапку. В это время её шаровары разошлись, обнажая округлые ягодицы девушки. Прищепа обомлел от увиденного. Очевидно, штаны лопнули, когда панна сделала глубокий выпад в бою.

   Инга ничего, не замечая, взяла свой головной убор и, прикрывая грудь разорванной рубашкой, обратилась к шинкарю:

   - Принеси мне сорочку, а то моя совсем разорвалась.

   - И шаровары тоже,- добавил Прищепа.

   Инга с удивлением посмотрела на Федора, а тот, смущаясь, объяснил:

   - Вам сейчас, Ваша Милость, лучше не наклоняться и ноги широко не расставлять.

   Девушка потрогала себя ниже спины руками и, нащупав голое тело, покраснела. Шинкарь принес одежду.

   - Еду нам заверни в рушник. Мы заберем её с собой. Лучше в поле переночуем, чем в этом чертовом месте,- выругался староста,- принеси нам два кожуха.

   Хозяин выполнил все их распоряжения. Инга, спрятавшись за перевернутыми столами, переоделась. Они вышли на улицу и сели на коней.

   - Оно, конечно, жалко, что погиб полковник Кульбас,- заговорил Прищепа.- Только хорошо, что Вы сейчас не замужем. Если бы Ваш муж узнал, что я видел, он бы мне точно, голову оторвал.

   - А ты помалкивай об этом, и голова будет цела,- ответила Инга и пришпорила коня.

   Староста последовал за ней. Звезды, вволю наболтавшись с месяцем о своих небесных делах, скучая, ожидали приближение рассвета.

33. Битва с Людасом.

   Прокоп Цимбалюк вместе с Петром Коцюбой подъехали на телеге к церкви. Тогда, когда вечер сменил свои одежды на ночной наряд, а в небе одна за другой, соблюдая очередь, загорались звезды. Прокоп подошел к дому священника и постучал в дверь. На порог вышел дьяк и спросил:

   - А это ты? Что уже пора ехать? Хорошо, я сейчас приду.

   Знахарь вернулся к подводе. Дед Петро поинтересовался:

   - Ну, что? Он идет или нет?

   - Куда он денется? Сейчас будет,- спокойно ответил Цимбалюк.

   Пришел священник и, не поздоровавшись с Коцюбой, уселся на подводу.

   - А что, батюшка, Вы часом не захворали?- задал вопрос дед Петро,- а то пан знахарь может полечить, если надо. Вид у Вас какой-то болезненный.

   - Ладно, хватит разговаривать, поехали уже,- раздраженно ответил дьяк.

   В селе было тихо. Дьяку казалось, что люди не просто вошли, а попрятались в свои дома. Как будто хотели уберечься от предстоящих событий. Проехав поле, приблизи­лись к лесу.

   Месяц на небе имел круглую форму и в три раза больший размер, чем обычно. Можно было подумать, что он специально раздулся, чтобы лучше освещать дорогу этой ночью. Красно-желтый цвет его больше походил для солнца, чем для луны.

   Телега остановилась. Коцюба, управлявший лошадьми, повернулся и сказал:

   - Я буду ждать вас здесь. Дальше пойдете пешком. Отец Евсей дорогу знает.

   Знахарь слез с телеги и обратился к священнику:

   - Пан дьяк, Вы не забыли святую воду и записку, которую я Вам написал?

   - Не забыл,- буркнул в ответ отец Евсей и вынул из карманов флакон со святой водой и бумажку.

   "Какие удивительные карманы у этих священников,- подумал дед Петро,- такая здоровенная посудина вместилась, а я совсем этого не заметил".

   В этот момент филин прокричал:

   - Угу-угу.

   И тут же его поддержал сычь:

   - Ха-ха-ха-ха.

   Люди переглянулись между собой, а дьяк перекрестился. Первым шел Прокоп, за ним - отец Евсей. Тропинку было видно, как днем. Вдруг дьяк позвал:

   - Пан Цимбалюк, идите сюда.

   Прокоп остановился и подошел к священнику:

   - Ну, что случилось?

   - Меня кто-то держит за рясу и не отпускает,- прошептал дьяк.

   Знахарь зашел за спину священника и увидел, что подол одежды зацепился за колючий куст. Он освободил запутавшуюся материю и с иронией проговорил:

   - Это шиповник. Вы за него зацепились, а я вашу рясу распутал. Вы можете идти дальше.

   - Подумаешь?- обиженно сказал батюшка.- Я и сам бы мог отцепиться, уже и попросить ни о чем нельзя.

   Они двинулись дальше. Деревья стали реже. Знахарь и священник вышли на поляну. Это был Ведьмин Яр. Дьяк дотронулся до плеча Прокопа и, указывая рукой вперед, еле слышно проговорил:

   - Там кто-то стоит.

   Цимбалюк посмотрел туда, куда показывал отец Евсей и сказал:

   - Это дерево.

   - Какое дерево?

   - По-моему клен, а может липа, я плохо вижу в темноте. Господи, Батюшка, что же Вы будете делать, если здесь начнется что-нибудь посерьезнее?

   - Попрошу не делать мне замечаний,- хорохорился дьяк.- Я не намерен выслушивать дурацкие вопросы от какого-то знахаря - самоучки.

   И тут же, изменив громкий тон на шепот, спросил:

   - А что здесь может начаться по серьезнее?

   - Ничего, я просто так сказал,- попытался успокоить священника Прокоп.- Давайте договоримся, в полночь Вы прочтете три раза "Отче Наш", я произнесу заклинание, Вы окропите могилу святой водой и прочтете еще раз "Отче Наш"

   - Да, помню я, помню, хватит повторять одно и то же. Что я, по-твоему, совсем дурак?

   - И еще одно,- не отвечая на раздражение дьяка, проговорил знахарь,- не прячьте далеко бумажку с заклинанием, она Вам может пригодиться. Слава Богу, ночь светлая, если что прочитать сможете.

   - Не поминай имя Господне всуе, богоотступник,- назидательно произнес отец Евсей, явно не обращая внимания на слова Цимбалюка.

   Когда третья звезда стала в центр небесного покрывала, а месяц перешел с восточной стороны на западную часть, Прокоп перекрестился три раза и сказал:

   - Ну, пора, если Господь сегодня с нами, то все получится.

   - Они подошли к могиле. Камень был отодвинут в сторону, и надпись на нем была не та, которую прочитал отец Евсей в последний свой визит в проклятое место. Она гласила: "Вы забрали её у меня, я Вам отомщу. Пощады не ждите".

   - А в пошлый раз камень лежал на яме,- начал говорить дьяк,- кто же его передвинул?

   - Кто-кто, дети, когда грибы собирали,- раздраженно ответил знахарь.- Перестаньте задавать глупые вопросы. Сейчас увидите кто. Начинайте читать молитву.

   - Я говорил тебе, чтобы ты мне не приказывал,- возмутился священник.

   - Прошу Вас, читайте молитву, время уходит.

   Дьяк перекрестился три раза и произнес слова:

Отче Наш, иже еси на небесах.
Да, святится Имя твое.
Да, придет Царствие твое,
Как на небесах, так и на земле.

   В этот момент что-то так сильно бабахнуло, что можно было подумать, кто-то уронил стопудовую каменную глыбу с неба на землю. Появился зловонный запах сероводорода. Могила заполнилась красным светом, и из неё поднялся в воздух красный огненный шар. Зависнув над могилой, метрах в пяти, он начал приобретать чело­веческие черты лица: высокий лоб, нос с горбинкой, маленькая клиновидная бородка, глубоко посаженные колючие глаза, прямой формы рот, с торчащими наружу из-под узких губ клыками. Единственное, что отличало оформившееся лицо от людского образа, это загнутые козлиные рога на голове. От шеи началось вытягиваться вниз тулови­ще, покрытое рыжей шерстью. Сзади появился длинный хвост. Вместо ступней были раздвоенные копыта.

   - Кто посмел на моей земле читать противные для меня стишки?- спросило чудище, леденящим душу голосом.

   - Продолжайте читать,- сказал знахарь, толкнув дьяка в спину кулаком. Священник очнулся от испуга и снова заговорил:

   - Отче Наш, иже еси на небесах....

   - Да замолчи, ты,- перебило дьяка сатанинское создание,- а то меня сейчас вырвет. Ты что не можешь прочесть какое-нибудь другое стихотворение?

   - Не останавливайтесь, я Вам говорю,- настаивал Цимбалюк.

   Отец Евсей начал снова произносить молитву. Чудище вложило в рот пальцы и засвистело с такой силой, что священник и знахарь свалились на землю. С деревьев по­сыпались листья. А Прокопу показалось, что с неба сорвалась одна звезда. Отец Евсей продолжал читать. Проговорив три раза молитву, он повернулся к знахарю и сказал:

   - Теперь твоя очередь.

   А сам отошел подальше от ямы. Цимбалюк подошел к могиле поближе и заговорил:

   - Бог создал землю, воду, небо....

   Вдруг свист прекратился и раздался оглушительный хохот. Потом все стихло. Чудище, перестав смеяться, заговорило:

   - Не старайся, это у тебя не получится. Читать заклинание должен священник, а ты - расстрига. Я тебя узнал. Ты мне давно нервы портишь. Самозванец. Посмотри на се­бя, на кого ты похож? Что ты о себе возомнил? Собрался со мной тягаться?

   - Ты сам на себя посмотри, думаешь, ты красавец?- говорил знахарь, понимая, что его действия бессмысленны.- Кто ты такой, что с тобой нельзя тягаться?

   - Я - Людас!- ответило чудовище.- А вид у меня такой, какой вы с дьяком себе вообразили. Я же не виноват, что у вас такая примитивная фантазия? Это же вы считаете, что раз дьявол, то обязательно с рогами, хвостом и на копытах. Да еще, весь отвратительной шерстью покрыт. Как до такого вообще можно было додуматься? Не понимаю.

   - Так ты и есть сатана!- проговорил Цимбалюк.

   - Ну, наконец-то дошло,- облегченно сказал Людас.- Послушай, это моя земля, уходите отсюда, пока я добрый. И все закончится миром.

   - Вся земля Божья,- возразил знахарь,- ты не имеешь права на её владение. Я тебе не позволю это сделать.

   - Ты мне не позволишь?- засмеялся Людас.- Ты есть козявка! Я плевать на тебя хотел. Да я тебя в камень превращу.

   Сатана плюнул в сторону знахаря и тот окаменел. Наблюдавший за происходящим отец Евсей, подбежал к Прокопу и увидел, как Цимбалюк превращается в гранит. По­следние слова, которые произнес знахарь, были:

   - Прошу тебя, прочти заклинание.

   Священник разозлился: "Что же это делается? Так сатана вообще распоясается. Если его не остановить, то он скоро и до моей церкви доберется.

   Дьяк достал из кармана бумажку, развернул её и начал читать:

   - Бог создал землю, воду, небо. Все в мире принадлежит Господу.

   Поднялся ветер такой силы, что деревья вырывались с корнями. Небо затянулось тучами, и пошел проливной дождь. Возле отца Евсея три раза ударила

   молния, но он продолжал, произносить заклинание:

   - Нет другого хозяина земли, кроме Бога. Именем Бога Отца, Бога Сына и Духа Святого приказываю князю тьмы вернуть Божью землю и закрыть выход из пекла в мир Божий.

   Людас летал над священником то и дело, щелкая своим хвостом над головой дьяка, как кнутом.

   - Сын Божий, Иисус Христос, прикажи Царю ада подчиниться. Архибендакринус! Клинтомагинарус! Бардуграт!

   Как только дьяк произнес последнее слово в заклинании, Людас исчез. Но тут, же послышалось выворачивающее душу шипение из могилы. Отец Евсей посмотрел на яму и застыл от ужаса. Холод страха сковал его мышцы и сердце. Ему показалось, что он перестал дышать. Из могилы начали выползать черные змеи толщиной, как нога. Они ползли к священнику и пытались его укусить. Из распахнутых пастей высовывались красные слизкие жала. С длинных верхних зубов стекали капли зеленого яда. Вслед за ними показались твари еще более омерзительнейшего вида. Кожа у них была грязно-серого цвета, покрытая слизью, распространяющая невыносимую вонь вокруг. Из открытых красных ртов вытекала желтого цвета слюна. Черные зубы торчали наружу. Они шли по направлению к дьяку и протяжными голосами твердили:

   - Нам нужна его печень. Мы хотим его печень.

   К священнику тянулись ланы с загнутыми железными когтями и открытыми змеиными пастями с ядовитыми зубами. Когда нечисти оставались считанные шаги до отца Евсея, он как будто очнулся. Выхватил из кармана флягу со святой водой, отпил из сосуда, и со всего духа брызнул изо рта. Чудовища завопили от попавшей на них священ­ной жидкости. Они визжали так громко, что у Батюшки заложило в ушах. Очевидно, святая вода причиняла им невыносимую боль и ожоги так, как из их тел пошел пар, и раздавалось шипение. Увидев эффект от совершенного им действия, отец Евсей еще раз повторил процедуру. От этого нечисть поспешила назад в могилу. Они толпились и толкались, мешая тем самым друг другу залезать в яму.

   "Я еще таким способом никогда и никого не освящал"- подумал Батюшка.

   Он подошел к опустевшей могиле и три раза полил её святой водой, произнося:

   - Во имя Отца, Сына и Святого Духа.

   Потом прочитал молитву "Отче Наш". Когда он сказал слово "Аминь", лежавший рядом камень поднялся в воздух и, опустившись, закрыл яму. Надписи на нем никакой не было.

   Позади отца Евсея что-то упало. Он обернулся и увидел, что на земле лежит Прокоп Цимбалюк и шевелит руками и ногами. Дьяк подбежал к нему и приподнял знахарю голову. Первое, что Прокоп спросил:

   - Ну, как? У тебя получилось?

   - Получилось,- улыбаясь, сказал священник и добавил,- послушай, ну и почерк у тебя. Я еле прочитал, что ты там накарлякал. А последние слова вообще еле выговорил. Ты их сам придумал?

   Небо очистилось. Звезды и месяц давно уже разбежались, чтобы не видеть происходящие. Первые солнечные лучи, радостно перепрыгнув через деревья, осветили поляну. Наступал рассвет.

   Из леса выбежал Петро Коцюба, остановился и спросил:

   - Хлопцы, что у вас здесь делается? Помощь нужна?

34. Сражение с поляками.

   В двадцати верстах от Пряжина есть поле, таких тысячи на Украине. Казалось бы все одинаковые. Что же может быть особенного в степи? Ан нет! Это, как и у людей. Посмотришь на человеческие лица, у всех есть рот, нос, уши, глаза. Да только у каждого - своя особенность, отличающая его то других. Вот так и поле. В одном имеется приметный холм посредине, в другом - ковыль шумит по своему, в третьем - воздух такой, что надышаться невозможно. Вот и получается, что природа страны - это, как лицо у человека. По ней сразу можно определить, что это за Держава.

   Солнце уже который раз нетерпеливо измерило своими лучами расстояние до западного края земли и обрадовалось. Уже оставалось совсем немного до того момента, ко­гда ему можно будет отдохнуть после трудового дня.

   Толстенный хомяк вылез на холм, поднял мордочку вверх и втянул через ноздри свежий степной воздух. Перед тем, как залечь на ночь в своей уютной норке, он решил проверить, все ли в порядке в его владениях. Убедившись, что все спокойно, он повернулся к солнцу, что-то пискнул ему вместо "спокойной ночи" и направился домой. По дороге прихватил несколько колосков, выпотрошил из них зерна и положил себе за щеки, чтобы пожевать перед сном.

   Все в природе затихало, готовясь к отдыху, чего не скажешь о людях. В противоположных краях степи разбили свои военные лагеря поляки и украинцы. Они прибыли сюда совсем не для того, чтобы любоваться красотами природы. Люди собрались здесь, чтобы показать Господу, что возможно надо еще что-то исправить в природе человеческой. Сколько же может продолжаться то, что одни Божьи создания убивают других, себе подобных? Де еще при этом и хвастаются друг перед другом, кто больше всех уничтожил таких же людей, как и он.

   В шатре у Гетьмана Шульги собрались казацкие военачальники. Полковник Головань доложил:

   - У поляков три гусарских полка, четыре полка драгун и около четырех тысяч пехоты. В основном это шляхта из ополчения. Прямо перед нами стоят гусарские полки. Драгуны на флангах, пехота сзади гусар. Артиллерия расположена перед лагерем позади пехоты.

   Игнат замолчал, давая понять, что доклад окончен.

   - Ну, что же, кто хочет высказаться, панове атаманы?- спросил Шульга.

   - Судя по тому, что они не выставили пушки вперед,- начал Микола Кулиш,- поляки хотят первые нанести удар тяжелой кавалерией. Для этого и расположили гусар в центре. Драгуны ударят по нашим флангам и окружат нас. Ну, а пехота будет подчищать за гусарами. Сил у них для такого плана вполне достаточно. Узнаю манеру Вишне­вецкого, решительность и напор. Он никогда не любил оборонительных сражений.

   - Все согласны с атаманом Незайманьковского куреня?- спросил Гетьман,- дополнения будут?

   - Что же тут модно добавить? Все правильно говорит Кулиш,- заговорил полковник Череда,- вопрос в том, как нам удержать такой удар и не дать отойти себе с флангов.

   - А мы не будем ждать,- сказал Шульга,- мы первые их атакуем.

   - Как же мы их атакуем?- засомневался атаман Зиньковского куреня,- у нас сил вдвое меньше, чем у ляхов.

   - Слушайте все внимательно и запоминайте кто, что будет делать,- стал объяснять Гетьман.- Три тысячи нашей конницы ударят на гусар. Завяжут с ними бой, а потом, развернутся и будут отступать прямо на наш лагерь. Ляхи подумают, что мы побежали и по всем законам военной науки станут нас преследовать, чтобы добить. Ты, Мак­сим Погребняк, выставишь всю нашу артиллерию перед лагерем так, чтобы через каждые две пушки оставались проходы размером для двух лошадей в шеренге. За артилле­рией расположим пехоту, но смотрите, не перекрывайте проходы для нашей кавалерии. Когда до нашей конницы останется шагов сто, открывайте огонь из пушек. Да так, чтобы ядра летели над головой нашей кавалерии и попадали в гусар. Это немного сдержит преследование. Как только наша конница пройдет через нашу артиллерию, в проходах сразу же расположим пехоту, которая будет вести непрерывный огонь из ружей. Ты, Максим, станешь бить из пушек картечью. Отступившая кавалерия перегруп­пируется и приготовится к лобовому удару. Слева и справа от нашего лагеря расположены рощи. В них разместим засады. По правую руку - полк Голованя, по левую - три куреня: Незайманьковский, Глымовский, Нечипаловский. Перегруппированная кавалерия ударит в лоб гусарам. Перед этим, пехота должна снова освободить проходы. В это же время засадные полки ударят во фланги ляхам. Удоветский и Зиньковские курени будут в запасе, на случай, если ляхи прорвутся.

   Все молчали. В наступившей тишине можно было услышать, как пищит комар, кружащий вокруг пламени свечи, стоявшей посреди стола.

   - А если гусары не станут преследовать нашу конницу?- спросил Тихон Гулий,- вдруг они поймут, что это ловушка.

   - Даже, если и поймут, все равно станут преследовать,- уверенно ответил Шульга.- Вишневецкий и Острожский не упустят случая захватить запорожского Гетьмана. Главные силы в атаку я поведу сам.

   - Это опасная затея, Иван,- заговорил полковник Череда, забыв субординацию и, назвав Гетьмана по имени.- А ну, как тебя убьют в бою? Кто будет командовать вой­ском?

   - На случай моей гибели назначаю атамана Кулиша командовать армией. А если мы завтра проиграем сражение, то командовать будет не кем. А чтобы ляхи не пронюха­ли о наших планах, засады располагать в лесу за час до моей атаки. И выставьте двойные посты,- спокойно проговорил Шульга.- Не забывайте, что ляхов вдвое против нашего. Это атаман Гулий верно заметил. А у меня другого плана нет. Так, что если никто больше ничего не хочет сказать, идите и готовьтесь к бою. Как только первые лу­чи солнца прорежут небо, я атакую. К этому времени все должны занять свои места и быть готовыми.

   В шатре у Вишневецкого находились князья Острожский и Потоцкий, а также множество

   военачальников.

   . Вошедший полковник Ружанский доложил:

   - Вернувшаяся разведка донесло, что все силы Запорожцев стоят прямо перед нами. Никаких засад они не обнаружили.

   - Ну, что же, это хорошо,- заговорил князь Вишневецкий,- это совпадает с моим планом. Завтра мы обрушим всю мощь наших гусар на казаков, атакуя их прямо в лоб. Драгуны обойдут Запорожцев с флангов и окружат, таким образом, мы сомнем их и уничтожим. Все будет зависеть от нашего напора и быстроты действий. Я все сказал. Все могут идти и готовиться к завтрашнему сражению.

   - А нет ли у Вас запасного плана, на случай, если что-то пойдет не так, как Вы задумали, ясновельможный князь Вишневецкий?- поинтересовался Острожский.

   - Конечно, есть,- ответил главнокомандующий,- если казаки прорвутся, я встречу их огнем всей нашей артиллерии и пехоты, которую я расположил перед нашим лагерем. Основные войска перегруппируются и ударят запорожцам в спину. Сил у нас хватит, не беспокойтесь.

   - С Вашего позволения, мы с князем Потоцким, тоже пойдем готовиться к завтрашнему сражению,- прощаясь, проговорил Острожский и потянул Потоцкого за рукав, да­вая ему понять, что он хочет переговорить с ним.

   Когда ясновельможные отошли от шатра Вишневецкого, Острожский шепотом сказал:

   - Завтра держитесь подальше от поля боя.

   - Вы даете мне советы не достойные рыцаря,- возмутился Потоцкий.

   - Да причем здесь рыцарство?- объяснял Острожский.- У меня есть сведения, что завтра будет не все так просто, как кажется нашему главнокомандующему.

   - Так почему же вы не скажете об этом ему самому?- удивился Потоцкий.

   Острожский с сожалением посмотрел на своего

   собеседника и с досадой в голосе сказал:

   - Да потому, что это не конкретные факты, это общие предположения. Князь Вишневецкий человек прямой и не станет слушать всякие там умозаключения. Я Вас преду­предил ясновельможный князь, а Вы решайте сами, как Вам быть и что делать.

   Острожский и Потоцкий разошлись по своим шатрам.

   Полковник Головань стоял и смотрел на звездное небо. Ему нравились картина беспредельности мироздания. Глядя на звезды, он чувствовал себя мельчайшей частич­кой огромного мира. Все дела и заботы начинали казаться ему бесполезной суетой. Он подумал, что вот так же и тысячу лет назад кто-то смотрел на звездное небо. А прой­дет еще много веков и все останется по-прежнему в природе. Никакие человеческие дела не могут изменить Вселенную. Но один вопрос прочно засел у него в голове и не давал покоя:

   "Сможем ли мы завтра одержать победу"?

   Случилось так, что в это время на другом конце поля польский полковник Ружанский тоже рассматривал звезды. Но больше всего на ночном небе Греся привлекал краса­вец месяц. Полковнику казалось, что он предлагает ему совершить прогулку по звездному парку. В душе у Ружанского что-то тоскливо заныло. Вдруг, на фоне месяца Гресь разглядел очертание женского лица. Ему показалось, что это облик Натальи. Полковник задавал себе один вопрос:

   "Интересно, думает ли она обо мне"?

   Почувствовав приближающийся рассвет, наглый комар сделал еще один облет вокруг головы атамана Кулиша и сел ему на щеку, чтобы напиться крови перед тем, как за­лечь на дневной сон. Кулиш хлопнул по нему ладонью и превратил "грозного вампира" в кровавое пятно на своей щеке.

   - Ну, вот и первая кровь сегодня,- улыбаясь, сказал рядом стоявший Гетьман Шульга.- Ну что, Микола, выходи строиться. Пора.

   В стане запорожцев все зашевелилось. Войска размещались по своим местам, согласно плану Гетьмана. Шульга во главе основной кавалерии выдвинулся в поле по на­правлению поляков. Рядом с ним ехал полковник Череда. Сзади них развевались войсковые знамена.

   - Иван, что ты делаешь?- беспокоился Череда.- Ты сейчас, как волосок на лысине, тебя отовсюду видно. Ты хоть бы куда-то в сторону отъехал.

   - Э нет,- ответил Гетьман,- пусть видят. Пусть хорошо видят, что я здесь. Чтобы даже не сомневались в этом. Да не беспокойся ты так, Микола. Что я дите малое, что ли?

   - Да я не за тебя беспокоюсь,- обиделся Череда.- Я за дело беспокоюсь.

   Гетьман поднял вверх булаву, привстал в стременах и сказал:

   - Браты - казаки, вперед!

   И вся лавина кавалерии рванула с места галопом, поднимая за собой тучи пыли. Гусары только закончили построение, как раздался крик:

   - Смотрите, запорожская конница.

   Поляки увидели, что через рассеивающийся утренний туман на них несется казацкая кавалерия. Стоявший на возвышенности князь Вишневецкий задал вопрос, не обра­щаясь ни к кому конкретно:

   - Это что такое? Откуда они взялись? А это кто впереди скачет, как ненормальный? Да это никак сам Шульга! Отлично, накроем всех разом. Гусары, вперед!

   Всадники опустили пики и, пришпорив коней, двинулись на Запорожцев. Две лавины столкнулись, поглощая одна другую. Затрещали сломанные копья, зазвенело желе­зо от ударов. Конское ржание и человеческие крики слились в один сплошной вой.

   Гетьман прижался к конской спине, и гусарское копье проскользнуло у него над головой. В это время лях, пытавшийся убить Шульгу, оказался рядом с ним. Иван со всей силы ударил его булавой в грудь. Железные латы вогнулись, и со рта гусара брызнула кровь. Всадник упал с коня. Битва кипела, втягивая в себя все новые и новые люд­ские силы с обеих сторон. В лужах крови, пролитой на земле, уже поскальзывались лошади. Огромного роста гусар бросил свое копье с такой силой, что оно пробило грудь двум казакам, ехавшим друг за другом. Вылезший из-под убитого коня, полковник Череда подбежал к ляху и толкнул его лошадь в бок. Всадник упал вместе с животным. Полковник выстрелил в гусара, а сам сел на коня.

   Шульга закричал:

   - Отступаем, все назад!

   Запорожская кавалерия развернулась и помчалась к своему лагерю. Остались только казаки, участвовавшие непосредственно в бою, прикрывая отход отступающим. Но их быстро перебили и гусарская лавина начала преследование убегающих Запорожцев.

   - Нельзя так преследовать казаков,- проговорил полковник Ружанский, обращаясь к ехавшему рядом с ним князю Вишневецкому,- можем попасть в засаду.

   - Там их Гетьман,- возразил ему князь.- Надо его достать, во что бы то ни стало. Возьми полк драгун и обойди слева.

   Полковник поехал исполнять приказание.

   Тем временем казацкая кавалерия приближалась к своему лагерю. Раздался залп запорожской артиллерии. Над головами у отступающих просвистели ядра, и попали в ря­ды, преследовавших их поляков.

   - Молодец, Погребняк,- подумал Гетьман,- точно бьет из пушек.

   Гусары замешкались от неожиданного артобстрела, а казацкая конница по проходам вернулась в свой лагерь. Запорожская пехота, тут же заполнив проходы между артил­лерией, открыла беглый огонь по гусарам. Первые ряды ляхов смешались, и атака захлебнулась. Казацкая кавалерия перегруппировалась и по тем же проходам вернулась на поле боя, пропущенная своей пехотой. Из леса, который располагался по левую и правую сторону поля боя, выехали засадные казацкие полки и ударили по флангам поляков. Началась безжалостная рубка. Тяжелая кавалерия поляков - гусары, несла огромные потери так, как в смешанном порядке они были малоэффективны. Упавшие с коней всадники с трудом могли подняться на ноги потому, что железные латы тянули их к земле. Практически весь цвет польской армии был уничтожен.

   - Смотри, пан полковник,- обратился Олег Дубовой к Игнату,- драгуны обходят справа.

   Головань развернул часть своего полка и направился наперерез польской кавалерии, пытавшейся зайти с фланга. Отряд Игната столкнулся с драгунами лоб в лоб, успев сделать выстрел из пистолетов. От этого много польских всадников попадало на землю. Завязалась битва на саблях и рукопашная. Отчаянно дрались и те, и другие. Пол­ковник Ружанский уже зарубил трех казаков, когда перед ним появился Игнат. Начался поединок. Силы казались равными. Никто не мог нанести смертельного удара. Из­ловчившись, Головань уклонился от прямого удара Ружанского, и сам рубанул его саблей по шлему изо всей силы. Клинок Игната разлетелся на мелкие части. Из-под лоп­нувшего шлема Грея потекла кровь, заливая ему глаза. Но Ружанский удержался в седле и нанес ответный удар наотмашь слева направо. Головань увернулся, и кончик саб­ли Греся разрубил ему щеку, не причинив большого вреда.

   Олег Дубовой, увидев, что Головань остался без оружия прокричал:

   - Игнат, держи!

   И бросил ему свою саблю. Головань подхватил на лету клинок, и тут же вонзил его в грудь Ружанскому, пробив железные латы гусара. Гресь покачнулся и упал на землю. Подъехавший к обезоруженному Дубовому драгун, со всей силы рубанул Олега по голове. Дубовой пытался закрыться рукой, но клинок отрубил ему кисть. Казак упал рядом с польским полковником.

   Тем временем основные силы Запорожцев, закончили разгром гусар и атаковали лагерь противника. Беспорядочный огонь польской артиллерии не смог остановить ла­вину казаков. Въехав в расположение ляхов. Запорожцы обнаружили там только пустые шатры, наспех разбросанные вещи и множественные польские знамена.

   Гетьман Шульга выехал на холм и проговорил:

   - Браты - казаки, наша, правда, крепче ляшской!

   Окружавшие его Запорожцы радостно приветствовали Гетьмана. Шульга продолжал говорить:

   - Правда, ясновельможные так быстро уехали, что даже не успели с нами поздороваться. Но ничего, мы им уже свой привет передали.

   Казаки дружно засмеялись

35. Кровавая тризна.

   . Поле боя было заполнено убитыми и ранеными. Казаки ходили и пытались отыскать своих товарищей в надежде, что те окажутся еще живыми. Пленным полякам разре­шили похоронить своих земляков, павших в сражении. Игнат отыскал Олега Дубового. Его дядя лежал с раскинутыми руками, как будто хотел обнять весь мир. Открытые глаза неподвижно смотрели в голубое небо. На голове запеклась кровь. Головань склонился над ним и поцеловал его в холодный лоб.

   "Вот сокол ты и завершил свой полет над степью. Больше в небо тебе не подняться",- размышлял Игнат. В это время рядом раздался стон. Головань оглянулся и увидел, что польский полковник, с которым он сражался, пошевелился.

   "Ну и сильно же жизнь засела в этом ляхе,- подумал Игнат.- Я же его в грудь саблей ударил, а он живой. Наверное. Господь решил, что ему рано еще умирать".

   Дубового положили в братскую могилу вместе с погибшими казаками. Головань вернулся к польскому полковнику. Тот еще дышал и тихонько постанывал. На груди у не­го было кровавое пятно. Игнат спросил:

   - Как тебя зовут?

   Полковник открыл глаза и еле слышно ответил:

   - Гресь Ружанский.

   - Эй, хлопцы, кладите этого ляха на подводу и пусть его везут к нему домой. Скажите, что я приказал. Если доедет живым, то его счастье.

   Когда стемнело, с поля боя убрали всех убитых и раненых. Похоронив погибших товарищей, казацкое войско вернулось в Пряжин. Всю ночь по степи бегали волки. Они чувствовали запах свежей крови в воздухе, но не могли понять, где, же добыча. Серые разбойники лизали землю в тех местах, где были лужи крови. Но от этого их аппе­тит становился еще большим, злость возрастала и она набрасывались друг на друга. При этом сиромахи угрожающе рычали, оскаливали пасти и безжалостно кусали своих же собратьев.

   Игнат, проезжавший вместе со своим полком вдоль поля, подумал: "Смотри, все, как у людей. Друг друга грызут".

   Как только месяц вышел на середину неба, волки, как по команде уселись, задрали морды вверх и завыли, заглушая один другого. Очевидно, они хотели пожаловаться ме­сяцу на свои не увенчавшиеся успехом поиски.

36. Предательская встреча.

   Князь Острожский поздно вечером ожидал тайного гостя в одном из своих имений. В полночь ему доложили, что прибыл незнакомец и, не называя своего имени, про­сит его принять. И показали князю перстень, который передал неизвестный. Ясновельможный внимательно посмотрел на кольцо и сказал:

   - Впустите, я его давно жду.

   Вошел человек средних лет. Под черным плащом виднелась казацкая одежда. Острожский сразу узнал лицо гостя, хотя тот и был в капюшоне; нос с горбинкой, черные усы и злобно сверкающие карие глаза.

   - Здравствуйте, пан войсковой казначей,- поприветствовал вошедшего гостя князь.

   - Я попрошу Вашу Милость, погасить свечи. Достаточно света и от огня в камине,- не отвечая на приветствие, произнес Андрей Копейка.- И, пожалуйста, без званий и имен.

   - Похоже, что пан уже собственной тени боится?- иронично заметил ясновельможный князь.

   - Вам хорошо говорить, Вы у себя дома. А если Запорожцы узнают, что я встречался с Вами, они со мной такое сделают, что даже сказать противно,- обиженно прогово­рил Копейка.

   - Хорошо, перейдем сразу к делу,- продолжил разговор Острожский.- Необходимо устранить Вашего Гетьмана, пока он не устранил нас всех. Надеюсь, Вы понимаете, о чем я говорю?

   - Еще бы не понять. Легко сказать устранить. А как? Для этого, по меньшей мере, нужны деньги. А войсковую казну сейчас охраняют люди Шульги так, что я и копейки взять не могу без прямого приказа Гетьмана. Не говоря, что нужен толковый план.

   - О деньгах не беспокойтесь. Деньги будут, и не только для осуществления операции. Лично для Вас будет внушительная награда, если дело получится.

   У казначея засверкали глаза. Князь это заметил и продолжал излагать:

   - А план будет такой. Я и князь Потоцкий пошлем приглашение Вашему Гетьману на переговоры о мире. Попросим провести их в нейтральном месте, якобы опасаясь за свои жизни. Скажем в Глушевке, недалеко от границы, рядом с бывшим имением князя Вишневецкого. Вы сделаете так, чтобы Гетьман согласился. Мы готовы принять лю­бые его условия. И постарайтесь, чтобы охрана была небольшая. Наймете людей таких, для которых деньги являются основной моралью в жизни. И устроите засаду.

   - План хороший,- задумчиво заговорил Копейка,- только Шульга не дурак. На такую встречу, он поедет с охраной, которую обеспечивать будет человек, пользующийся у него доверием. А у меня такого нет.

   - Зато у меня есть,- твердо ответил Острожский.

   Андрей недоверчиво посмотрел на князя и сказал:

   - Я, конечно, ничуть не сомневаюсь в возможностях Вашей Милости, но этого не может быть, прошу прощения.

   - Есть у вас в войске сотник Яворной,- ухмыляясь, проговорил Острожский,- если я не ошибаюсь, он был большим другом покойного полковника Кульбаса?

   - Да, это так,- не понимая, куда клонит князь, подтвердил казначей.- Что Вы этим хотите сказать?

   - Поручите ему, чтобы именно он возглавил охрану Гетьмана. И передайте от меня привет, и скажите, что я знаю, кем была его жена, и кто он есть на самом деле. А если он будет упрямиться, то скажите о том, что известно мне, может стать известно всем, и, прежде всего - Шульге. Ну и на крайний случай, передадите ему привет от Людаса, он знает кто это.

   - Ну, если даже сотник Яворной у Вас в подчинении, тогда я ни в чем больше не сомневаюсь,- согласился Копейка.- Как только все будет готово, я пришлю Вам весточку вот с этим перстнем. Андрей показал князю свой перстень, который Острожский видел перед этой встречей.

   - А когда я получу деньги на устройство всего дела?- суетливо спросил казначей.- Наемников понадобится человек пятьдесят, не меньше. Шульгу голыми руками не возь­мешь, он в драке не новичок.

   - Деньги получите сейчас. Я уже распорядился. Только учтите, благополучный исход дела закроет все вопросы. Если - нет, отвечать будете Вы, лично,- с улыбкой сказал Острожский, от которой у казначея холодок пробежал по спине.

37. Предательство сотника.

   После сражения штаб запорожского войска расположился в Пряжине. Но через день основные силы под командованием атамана Кулиша выступили на Киев. В городе остался полк Голованя и обоз. Гетьман собирался присоединиться к головной казацкой армии спустя несколько дней. Во время боя его зацепила ляшская сабля. Ранение было неопасным, но его уговорили повременить с отъездом.

   - Батько Гетьман, отдохните пару дней. Пусть рана хоть немного затянется,- уговаривал Шульгу полковник Головань,- а там вместе с моим полком догоним войско. Ляхи сейчас долго силы не соберут. Похоже, в ближайшее время больших сражений не предвидится.

   - Точно, Иван, послушай Голованя,- поддержал Игната Череда,- он дело говорит.

   - Хорошо, пусть будет по-вашему,- согласился Гетьман Шульга.

   Головань подозвал сотника Яворного и сказал ему:

   - Наш полк будет стоять за городом. Мы в степи разобьем лагерь, останешься с двумя десятками казаков охранять Гетьмана. Что-то душа у меня не на месте, может боль­ше людей дать в охрану?

   - Да зачем, пан полковник? Ляхи сейчас драпанули аж за Чигирин. Что здесь может случиться?- успокаивал Голованя сотник.- Не волнуйтесь, все будет в порядке.

   - Ладно, но если что случится, сразу шли к нам вестового,- согласился Игнат,- мы в трех верстах от Пряжина будем.

   Как только Головань уехал, к сотнику подошел войсковой казначей.

   - Надо с тобой поговорить, сотник,- тихо проговорил Копейка. Сотник с удивлением посмотрел на него.

   - Тебе привет от князя Острожского,- продолжил казначей.

   Лицо у Яворного побелело, глаза забегали, и он прошипел:

   - Идите за мной, только на расстоянии.

   Сотник пошел первым, следом, в шагах пятидесяти, казначей. Пройдя всю улицу, Яворной повернул за угол и остановился. Рядом находился шинок. К нему подошёл Копейка. Сотник указал на корчму рукой и сказал:

   - Там поговорим.

   Они вошли в дом. Утром в заведении было, как правило, пусто. Это обстоятельство устраивало заговорщиков. Они сели за стол и заказали меду. Первым заговорил казна­чей:

   - Завтра утром прибудут послы к Гетьману. Ляхи хотят, чтобы он приехал к ним на переговоры. Ты возглавляешь охрану Шульги и должен сделать так, чтобы Гетьман по­ехал по дороге на Глушевку.

   - А почему Вы решили, что я буду Вам помогать? Вот возьму тебя за шиворот и отведу к Шульге. Расскажу, что ты здесь затеваешь.

   - Если бы ты хотел это сделать, то сделал бы сразу, еще там, у штаба, когда я тебе привет от Острожского передал. А ты потащился сюда со мной. И когда будешь расска­зывать про меня, не забудь рассказать про покойную свою жену. Да заодно объясни Гетьману, кто ты сейчас есть на самом деле. А если тебе и этого мало, то может, ты хо­чешь еще с Людасом повидаться?

   После последних слов сотник вскочил, но тут, же успокоился и сел за стол.

   - Ладно, хватит меня запугивать. Вот сейчас застрелю тебя, а всем скажу, что ты Гетьмана ругал, а я не сдержался. Думаешь, не поверят?

   - Может, и поверят, только не раскатывай губы. Решил, что это я сам придумал? Да от тебя мокрого места не останется, когда узнают, кто сорвал дело. Хватит препираться. Сделай, как я говорю, и получишь деньги, много денег.

   В шинок вошли двое подвыпивших гуляк. Хозяин отказался их обслуживать и вытолкал в спину на улицу.

   - Может ясновельможным панам еще что-то надо?- поинтересовался шинкарь.

   - Да, принеси нам еще меду,- сурово сказал Яворной,- а то я сильно трезвый для такого разговора.

   Хозяин принес глечик с медом и поставил на стол.

   - Я бы и рад помочь князю,- начал говорить сотник после того, как выпил целую кружку залпом,- только то, что вы задумали, не получится.

   - Как это не получится?- удивился казначей,- сделаешь, так получится.

   - За кого вы Гетьмана принимаете? За дурака?- улыбаясь, спросил Яворной.- Какого черта ему переться к каким-то князьям, если он их уже разбил в бою. Если им нужны переговоры, пусть сами приезжают. Вот, что он ответит вашим послам. Я его хорошо знаю. И плевать он хотел на всяких там, ясновельможных.

   После этих слов сотник громко засмеялся.

   - Вижу пану сотнику очень весело,- зловеще проговорил Копейка,- хорошо. Я так и доложу Острожскому, только, думаю, не разделит он твоей радости.

   - Да, что ты меня все время запугиваешь?- внезапно сменив веселье на гнев, сказал Яворной.- Не боюсь я тебя и твоего князя. Другое дело - Людас. С этим шутить нельзя. Плохо кончится. Если он вмешается в дело, то смерть для меня будет не самым страшным, что он со мной сделает.

   Копейка сделал удивленное лицо.

   - Да я вижу, ты не знаешь, кто такой Людас?- высказал предположение сотник. Но раз ты передаешь от него привет, значит, он в курсе этого дела. Так вот, слушай, что я тебе скажу, никуда Гетьман с вами не поедет. Забудь об этом. Если хотите убить его, то сегодня ночью, а лучше перед рассветом, нападешь со своими разбойниками на штаб. Я укажу, где будут стоять посты, охраны всего двадцать человек. Десять в карауле, десять отдыхают. Только действовать надо быстро и никого не оставлять в живых. Меня тоже раните, иначе, мне не отвертеться. Сегодня - единственный случай. А завтра Шульга с Голованем уедут в Киев, а там вы до него не доберетесь. Да и деньги мне отдашь сейчас. По другому я вам помогать не стану, понял?

   - Понял,- согласился казначей и выложил на стол два мешочка с золотыми монетами.- Как только взойдете третья звезда, я со своими людьми нападу на штаб.

   Яворной взял деньги, подбросил мешочки на ладони и сказал:

   - Правду говорят люди, что все золото от дьявола. Две тысячи! Шульга бы обиделся, узнав, что его голову так дешево оценили. Небось, прикарманил себе большую часть, а казначей?

   Копейка ничего не ответил. Встал и первым вышел из шинка. В кармане у него позвякивали остальные шесть мешочков золотых монет, которые он должен был отдать Яворному.

38. Вещий сон.

   Как только взошла третья звезда справа от месяца, казначей и пятьдесят человек, нанятых им, осторожно крадучись между домами, приблизились к штабу Гетьмана Запо­рожского Шульги.

   Луна зашла за тучи, как будто не желая смотреть на творимое людьми преступление. Копейка подал сигнал, прокричав филином три раза. В это время стоявший у дверей часовой дернулся и упал. Из дома вышел человек и подал знак рукой, подзывая ночных разбойников. Это был сотник Яворной.

   Гетьман Шульга в этот вечер лег рано спать. Только почему-то долго сон не шел к нему. Он ворочался с боку на бок, и не мог понять, что его беспокоит.

   "Ну, ничего,- подумал Иван Шульга,- завтра выступаем с Голованем на Киев. В степи весь смуток, как рукой снимет. Полевой ветер - лучший лекарь от тоски".

   С этими мыслями Гетьман закрыл глаза и стал уже засыпать, вдруг, его кто-то позвал. Женский голос сказал:

   - Иван, пошли со мной. Я покажу, что на свете делается, пока ты спишь.

   Шульга открыл глаза и увидел свою жену. Она стояла посредине комнаты, такая же молодая и красивая, какой он её запомнил. Белое платье плотно облегало её строй­ную фигуру, а на голове был венок из полевых цветов. Девушка поманила Гетьмана рукой, и он пошел за ней. Они шли рядом по широкому бескрайнему полю. Запах луго­вых трав пьянил голову.

   "Ничего не может быть лучше нашей украинской степи,- подумал Шульга,- нет у природы красивей уголка. Вот бы хорошо было, если бы и Рай так же выглядел, как наше поле".

   Жена дотронулась до плеча Шульги и, показывая рукой вверх, сказала:

   - Смотри и все запоминай.

   В голубом небе кружил сокол, то поднимался вверх, то камнем падал к земле. Вдруг появилась стая ворон. Они набросились на сокола, и завязалась отчаянная битва. Со­кол рвал ворон когтями, и наносил удары мощным клювом. Но нападавших на него было очень много. Из-за этого смелая птица тоже пропускала удары черных разбойников. Через некоторое время остатки вороньей стаи разлетелись, так и не убив сокола. Израненный храбрец опустился на землю. Он был весь в крови, но живой. Сокол раскинул крылья и закрыл глаза. В это время из норы вылезла огромная серая крыса. Увидев сокола, она подкралась к нему сзади и набросилась на раненую птицу. Вцепившись в шею соколу, крыса стала его душить. Из последних сил храбрец вонзил когти в глаза серому разбойнику, но крыса не разжала желтые зубы. Они вместе упа­ли замертво.

   Шульга взглянул на жену. Она сказала:

   - Будь осторожнее, это сон о тебе. Больше я сказать не могу.

39. Тревожная весть.

   Полковника Голованя разбудили среди ночи.

   - Пан полковник, Вас там два казака спрашивают,- виноватым голосом говорил караульный, толкая Игната в плечо.- Я говорил им, чтобы до утра подождали, но один из них сказал, что это срочно, что Вам угрожает опасность.

   Головань постепенно приходил в себя, но сон все еще держал его в своих объятьях.

   - Что за срочность такая?- спросил полковник, протирая глаза ладонью,- кто они такие?

   - Они не из наших, это точно,- докладывал часовой.- Я их никогда не видел.

   Головань встал, потянулся и сказал:

   - Хорошо, пусть войдут. И принеси воды умыться.

   Казак вышел. Через мгновение полог шатра отодвинулся в сторону и в палатку вошли два человека. Полковник пристально посмотрел на них. Молодой казак был ему че­м-то знакомый. Только Игнат никак не мог вспомнить, где он его видел. Вдруг, Голованя, как громом ударило, необычайно зеленые глаза были только у одного человека на свете. Он подошел к молодому хлопцу и снял с него шапку. Даже при слабом освещении Игнат сразу узнал Ингу. Он даже онемел от удивления.

   - Ну, я вижу, что пан полковник меня узнал,- язвительно сказала девушка.- Наконец-то. А что с твоим лицом?

   Игнат коснулся шрама на правой щеке, который только начал заживать и спокойно ответил:

   - Это один бравый польский полковник постарался, ерунда, уже почти не болит.

   - Ничего себе ерунда, ты же мог без глаза остаться,- взволнованно проговорила Инга.

   - Что там без глаза? Если бы мой дядя не бросил мне свою саблю, я бы без головы остался. За мою жизнь, он свою отдал. Вот так.

   Панна Кульбас молча, смотрела на Игната. Явно объяснение Игната не успокоило девушку.

   В это время караульный занес в шатер ведро с водой. Полковник тут же вылил его себе на голову. Потом произнес:

   - Брр,- и заговорил.- Ну, чудеса. Ты как здесь оказалась? Это же очень опасно. И почему ты в мужской одежде? А где твои роскошные волосы?

   Инга присела на кровать, посмотрела на Голованя и произнесла:

   - Мог бы, и поздороваться перед тем, как задавать столько вопросов. Слава Богу, что мы успели с паном Прищепой. Познакомься, это церковный староста из Вишневого - Федор Прищепа. Мой ангел - хранитель.

   - Добрый вечер, то есть доброй ночи, тьфу ты, я совсем запутался,- говорил Головань.- Здравствуйте, пан староста. А куда вы должны были успеть? Что-то я не понял.

   - Значит, на первые вопросы можно уже не отвечать, коль скоро ты начал задавать новые,- уточнила Инга.- Так вот, мы спешили предупредить тебя об одном человеке. Он очень опасный. Я это вместе со знахарем Цимбалюком в реке видели.

   - И ты из-за этого ехала через всю Украину, чтобы предупредить меня, подвергая себя смертельной опасности?- польщенный спросил Головань.

   Прищепа, молча, наблюдал и слушал. Он никак не мог понять, что происходит. Почему они разговаривают в таком панибратском тоне? И почему говорят друг другу - ты? Но задавать вопросы не стал, рассудив, что и так уже достаточно их задано за столь короткий отрезок времени.

   - Я хотела помочь тебе,- смущенно ответила панна Кульбас.- Мы сначала поехали на Запорожье, а нам по дороге сказали, что все войско направляется к западной границе. Мы поспешили сюда. А в Пряжине нам объяснили, что в трех верстах от города стоит полк. А атаман у них молодой полковник. Еврей, которого мы расспрашива­ли, даже имя твое назвал, только не совсем верно - Игнат Голова.

   - А, что же это за опасный человек? Я его знаю? И чем же он опасен?- поинтересовался полковник.

   - Любишь ты задавать сразу по нескольку вопросов,- недовольно проговорила Инга.- А человек этот - сотник Яворной.

   - Сотник Яворной?- переспросил Головань.- И чем же он может быть опасен?

   - Дело в том, что сотник - ведьмак,- сказала панна Кульбас,- и он хочет тебя убить.

   Полковник задумался. Казалось, что он решает сложную задачу. Головань смотрел на свечу широко раскрытыми глазами и шевелил губами, как будто что-то говорил. Но звука при этом не было.

   - Игнат, что с тобой? Спросила панна Кульбас, начиная беспокоиться.

   - Не меня он хочет убить,- наконец-то произнес Головань.- Ну, конечно, когда хотели отравить полковника Кульбаса, послали для этого жену сотника - панну Марылю. А она была ведьмой. А теперь и Яворного сделали ведьмаком. Для чего все это? Они хотят убить Гетьмана, я для них - фигура небольшая, малоинтересная, по крайней ме­ре, пока. Здесь нечисть затеяла игру по-крупнее.

   Инга с Прищепой переглянулись. Игнат выскочил из шатра, прихватив с собой саблю. На ходу он вынул клинок из ножен и встал у входа в палатку с обнажённым оружи­ем в руке. Глаза у него горели.

   - Всех, кто есть, подымай!- отдавал полковник приказы.- Коня мне быстро. Все за мной в Пряжин, мигом!

   - Игнат, да скажи, что случилось?- уцепившись за его рукав, спрашивала Инга.

   - Сотник Яворной - начальник охраны у Гетьмана. А там всего двадцать казаков. Эх, чует моя душа недоброе. Только бы успеть,- скороговоркой выпалил Головань, вско­чил на коня и пулей полетел в город.

   За ним помчались около сотни казаков, полуодетые, толком еще не проснувшиеся, они летели за своим полковником, услышав его призыв. Сабли блестели у них в руках при лунном свете.

40. Покушение на Гетьмана.

   Гетьман открыл глаза и увидел в комнате людей с оружием в руках.

   - Кто здесь?- спросил он.

   В ответ кто-то выстрелил. Шульга скатился с кровати на пол. Пуля зацепила ему плечо и прошла на вылет. Левую руку пронзила острая боль. Не обращая внимания на ра­ну, Иван схватил саблю, висевшую на быльце кровати, и нанес колющий удар первому, кто к нему приблизился. Тот застонал и упал к ногам Гетьмана. Шульга подхватил саблю упавшего бандита и бросился на незнакомцев. В комнате было еще шесть человек. В темноте Иван не видел лиц нападающих. Бой шел без разговоров. Слышны бы­ли только стоны и лязг железа при ударах мечей. Шульга наносил удары двумя клинками и справа и слева. Через несколько минут в комнате лежали семь человек убитых. Не успел Гетьман перевести дух, как в проеме двери появились фигуры разбойников, рвущихся к нему. Кто-то из коридора крикнул:

   - Навалитесь на него все сразу и прижмите его к стене.

   Голос показался Шульге знакомым.

   - Где я мог его слышать?- промелькнуло в голове у Гетьмана, но размышлять было некогда.

   В комнату вбежало еще восемь человек. Первого же атаман зарубил, нанеся ему удар по голове. Бандит упал, заливая кровью и без того уже мокрый пол. Второй спо­ткнулся о труп, лежащий у двери и, чтобы удержать равновесие и не упасть, наклонился вперед. Шульга резко махнул саблей, и голова разбойника покатилась под кровать, грохоча по полу. Гетьман занял место с таким расчетом, что его одновременно могли атаковать не больше двух противников. Остальным приходилось ждать своей очереди. Прямым выпадом вперед Шульга заколол еще двоих, используя одновременно две сабли. Когда он отскочил к стене, подоспевшие на помощь два разбойника, вме­сте атаковали Ивана. Один выбил из правой руки Гетьмана меч, за что тут же поплатился. Шульга саблей, что была в левой руке, отрубил ему кисть. Раненый пополз к две­ри, истекая кровью. Другой нападавший нанес Гетьману удар по левому плечу. У Шульги потекла кровь, в глазах стало темнеть. Он почувствовал, что теряет силы. Собрав­шись, Иван ударил рукоятью в висок бандита с такой мощью, что от удара у того выскочил глаз, и он рухнул на мертвые тела своих товарищей. В этот момент в проеме две­ри, освещенная лунным светом, падавшим через окно, человеческая фигура направила пистолет на Гетьмана. Раздался выстрел. Во время вспышки, Шульга узнал стреляв­шего в него, это был войсковой казначей Андрей Копейка.

   - А подлец, так это ты все затеял!- грозно проговорил Гетьман и метнул в стрелявшего предателя саблю.

   Клинок пробил тело казначея насквозь в районе груди. Копейка схватился руками за саблю, завыл от боли и упал замертво.

   - Что, не нравится?- саркастически улыбаясь, спросил истекающий кровью Шульга.- Это тебе не деньги из казны таскать. Здесь тебе другой метал, от него больно.

   В доме слышался шум битвы. Очевидно, охрана Гетьмана вела бой в другом конце здания, но не могла прорваться на помощь своему атаману. В дверях снова показались разбойники. Они осторожно один за другим входили в комнату, опасаясь поскользнуться в липкой крови, залившей весь пол. Пуля от выстрела казначея попала в левый бок живота атамана. Иван прижал рану левой ладонью, пытаясь остановить кровь. В правой руке он держал саблю, поднятую с пола. В помещение вошли шесть человек. Они не решались первыми нападать, стояли и выжидали. Гетьман чувствовал, что силы его покидают и, что он сейчас может потерять сознание. Надо было быстро соображать.

   - Ну, что стоите?- спросил Иван,- подходите. У меня еще есть гостинцы. Вашим друзьям я уже их раздал. Только, похоже, они им не понравились. Видишь, как некрасиво они здесь разлеглись? Может, кому из вас понравятся?

   "Надо выпрыгнуть в окно,- осенило Шульгу,- там возможно кто-нибудь из охраны мне поможет? Не хочется, чтобы меня здесь добили, как собаку".

   Разбойники стали приближаться к атаману, делая короткие шаги и выставив вперед сабли. Гетьман глубоко вздохнул и бросил клинок в ближайшего от себя бандита. Меч вошел точно между глазами разбойника. Он рухнул навзничь, раскинув руки в стороны. Шульга схватил деревянную лавку, стоявшую возле окна и, размахивая ею из стороны в сторону, отогнал нападающих к двери. Потом бросил лавку в окно, которое от удара вылетело наружу. Пока разбойники соображали, Гетьман выхватил из-под подушки на своей кровати два пистолета и выпрыгнул в окно. Бандиты хотели преследовать его, но передумали. Один из них сказал:

   - Не лезьте в окно, а то враз на пулю нарветесь. У него два пистолета.

   Шульга отполз к стене дома и облокотился на неё спиной. Перед глазами плыли круги. Сознание вспышками появлялось и исчезало в голове. Гетьман посмотрел вверх и увидел освещенного лунным светом человека, стоявшего перед ним. В голове на мгновение прояснилось, и он узнал его. Облизав языком пересохшие губы, Шульга сказал:

   - А это ты? Хорошо, что ты жив. Помоги мне, надо перевязать раны, а то кровь хлещет.

   В этот момент, стоявший занес саблю над головой Гетьмана. Иван поднял пистолет, но человек, взмахнув клинком, отрубил атаману правую кисть. Атаман сразу же вы­стрелил из второго пистолета, который был в левой руке. Пуля угодила в лоб убийцы, и он свалился к ногам Шульги, как подкошенный. Иван снял свой пояс и, вцепив­шись в один конец зубами, а другой, схватив левой кистью, перетянул свою правую руку, чтобы остановить кровь.

   Пропели первые петухи, начинающийся рассвет запустил часы нового дня. Гетьман склонил голову на грудь и потерял сознание.

41. Смерть Гетьмана.

   Одна мысль сидела в голове полковника Голованя, пока он мчался в Пряжин: "Только бы успеть". Он даже не оглянулся посмотреть едут ли за ним хлопцы. Игнат молни­ей пронесся по улицам города и подъехал к штабу. Он соскочил с коня и побежал к дому. У входа лежал мертвый часовой. Головань переступил через него и вошел внутрь. Ужасная картина открылась перед ним. Стены и пол в помещении были залиты кровью. Везде лежали мертвые тела казаков и каких-то людей. В одной из комнат его пора­зила груда убитых незнакомцев, заполнивших проход. Они лежали один на одном, заполнив все пространство. А пол был залит слоем густой крови. У входа в это помеще­ние сидел, опершись на стену с клинком в груди, войсковой казначей Андрей Копейка.

   "А этот, откуда взялся?"- подумал Головань. Он обошел все комнаты, Гетьмана нигде не было. Игнат вышел на улицу. Там уже собрались подоспевшие казаки. Они стоя­ли, не решаясь войти в дом.

   - Что же здесь делается?- пытался выяснить один из них.- А где Гетьман? Пан полковник.

   - Что делается?- переспросил Игнат.- Похоже, не все этой ночью спали.

   С левой стороны дома донесся слабый стон. Головань с казаками побежали туда. Под зданием, опершись спиной на стену, сидел Гетьман. Вокруг него на земле была кровь. Правая кисть была отрублена и лежала рядом с ним. Вся одежда у атамана была в крови. Шульга открыл глаза, посмотрел на стоявших вокруг казаков и еле слышно спросил:

   - Игнат, это ты? Наклонись, мне трудно говорить.

   У самых ног Гетьмана лежал сотник Яворной с дыркой во лбу. Головань склонился над атаманом.

   - Это я, Батько, я. Сейчас мы Вам поможем,- с трудом сдерживая слезы, говорил Игнат.

   - Не надо. Это уже бесполезно. Я чувствую, как жизнь уходит из меня. Дай мне попить,- попросил Шульга.

   - Принесите воды, скорее,- закричал Головань казакам. Кто-то побежал исполнять приказ.

   - Игнат, сынку. Я прошу тебя, похорони меня у Днепра. Так, чтобы все вокруг было видно, а главное - степь. А хорошо, что я в бою погиб, а то я все боялся, что....

   Гетьман замолчал, не договорив фразу. Дыхание у него остановилось. Головань закрыл ему глаза. Принесли воду, только она уже была не нужна атаману. Туда, куда он ушел, уже ничего не было нужно.

   - Гетьмана обмыть и переодеть,- приказал полковник Головань,- повезем Батьку на Сичь. Исполним последнюю его волю.

   Высоко в небе упала звезда, оставляя на черном бархате ночи блестящий свет своего пути.

   - Да пусть найдут цирюльника, чтобы он приготовил тело Гетьмана к дальней дороге,- продолжал распоряжаться Игнат.

   Утром привели старого еврея.

   - Ты можешь сделать так, чтобы можно было довести погибшего атамана до Запорожья?- спросил Головань.

   - Вы же, Ваша Милость, смогли спасти моего сына, когда его хотели повесить на площади,- проговорил цирюльник.- Почему же я не смогу помочь Вам? Я сделаю все, как надо. Можете не беспокоиться.

   На следующее утро отряд был готов к выступлению на Сичь. Гетьмана уложили на повозку и накрыли войсковым знаменем. Весь полк построился, чтобы попрощаться со славным полководцем. Вся площадь была заполнена людьми.

   - Сегодня же полк должен выступить на Киев,- приказал Головань своему заместителю Ефиму Зоре.- Я похороню Батьку и присоединюсь к вам.

   Игнат взял с собой сотню казаков для сопровождения. Инга и Прищепа тоже поехали с ними.

42. Выздоровление Ружанского.

   Полковника Ружанского привезли в его имение поздно вечером. Гресь был без сознания. Все время бредил: "Рысью вперед. Держите строй, держите строй, я сказал. Мат­ка Боска. Левый фланг, казаки слева. Залпом пли". Потом он замолчал. Пот градом заливал ему лицо, и он снова кричал:

   - Не надо, не уходи, не уходи Наталья, Наталья. Я же хотел тебе помочь. Не уходи,- и снова замолкал.

   Ружанского поместили в спальне, осмотревший его лекарь сказал:

   - Организм у пана полковника, конечно, богатырский. Но горячка и большая потеря крови - вещи нехорошие. Вряд ли он протянет больше двух недель.

   Наталья Корень все время наблюдала за происходящим, но никуда не вмешивалась. А как только услышала приговор медика, сразу сказала:

   - Все, понятно. По-вашему, пан лекарь, уже нужно готовиться к похоронам? Ну, нет. Я сама его буду лечить. Моего отца еще и не с такими ранами привозили с войны. А мама всегда его на ноги ставила. Я видела, как она лечила, и знаю, что нужно делать. Принесите мне кипяченую воду и чистое белое полотно.

   Слуги побежали исполнять приказ. А лекарь, покачав головой, произнес:

   - Все это бесполезно, пани. Ему уже ничего не поможет.

   - Я это уже слышала,- ответила Наталья. Большое спасибо за Ваши труды. Я Вас больше не задерживаю.

   Медик ушел обиженный. Девушка пошла на улицу. Возле дороги нарвала подорожника, у края леса насобирала еще каких-то трав и вернулась в дом. По просьбе Натальи полковника раздели. Девушку поразило богатырски сложенное тело Ружанского. Она сама помыла Греся. Потом тщательно очистила рану, стараясь не повредить уже за­пекшуюся кровь на груди. Смочила кожу вокруг раны горилкой и приложила вымытые листья подорожника на место ранения. Затем сделала перевязку. На кухне заварила настой из собранных трав. Двое суток девушка не отходила от Греся. Делала перевязки, поила отварами из трав и молилась Пресвятой деве Марии, чтобы та послала исце­ление Ружанскому.

   В имении все поражались стойкости и терпению Натальи. Особенно людей удивляла то, что украинская девушка спасает польского полковника, который сжег её родное село.

   "Ну, да пути Господни неисповедимы"- рассудили люди. На третий день жар спал. Ружанский открыл глаза и спросил:

   - Где я?- увидев сидящую рядом Наталью, продолжил.- Это ты меня лечила?

   - Я,- ответила девушка.- Ваш лекарь сказал, что Вас нужно хоронить, а не лечить. Мне это не понравилось, вот я сама и взялась за дело. Только Вам еще нельзя много говорить. Вы еще слабый.

   Наталья приказала поить полковника бульоном из курицы и понемногу давать мягкую пищу - пюре из овощей и молоко с медом. Через два дня Гресь уже начал вставать и ходить по комнате с помощью слуги. Рана уже не кровоточила. Лекарь, услышав о выздоровлении Ружанского, сам лично приехал посмотреть на чудо. Узнав, как лечили полковника, сказал:

   - Это противоречит всем медицинским законам.

   Сел в коляску и уехал.

   Ружанский сидел в беседке и, после многих дней пребывания в закрытом помещении, наслаждался свежим воздухом. Наталья подошла и села напротив его.

   Листья на деревьях меняли свой зеленый цвет на золотистый и красный. Два воробья прилетели и уселись на ветку клена, и принялись громко чирикать, перебивая друг друга. Очевидно, каждый из них первым хотел сообщить сидящим в беседке людям, что уже пришла осень.

   Полковник взглянул на девушку и проговорил:

   - Пани Наталья, я понимаю, что действую не по обычаю. Да к тому же я очень виноват перед Вами и Вашими родственниками. Но хочу сказать, что нет в мире человека, который любил бы Вас больше, чем я. Прошу Вас, будьте моей женой.

   Девушка села рядом с Ружанским, прижалась к его плечу и сказала:

   - Гресь, я так молилась, чтобы ты выздоровел, так переживала за тебя.

   - Я не понял, так Вы согласны или нет?- недоумевая, переспросил полковник.

   - Ишь, Вы какой быстрый,- кокетливо ответила Наталья,- мне еще подумать надо.

   Ружанский засмеялся и обнял девушку.

   Воробьи еще по разу чирикнули и улетели, обиженные тем, что люди не обращают на них внимание.

43. На Запорожской Сичи.

   Дорога на Запорожье заняла три дня. На Сичь прибыли поздно вечером. К этому времени туда прибыли полковник Череда и полковник Погребняк. По пути в Киев, они узнали о случившейся беде и поспешили в Пряжин, чтобы попрощаться с погибшим другом. Там им сообщили, что тело Гетьмана отправили на Запорожскую Сичь, испол­няя его предсмертную волю. Полковники ехали день и ночь, загнали несколько коней насмерть, но успели вовремя.

   Головань разговаривал с сотником Черняком и Алексеем Коробкой в головном курени, когда в комнату вошли прибывшие атаманы: Череда, Кулиш и Погребняк. Присут­ствующие поздоровались с полковником и сели за стол.

   - Ну, паны старшины, где же будем хоронить Гетьмана?- поинтересовался атаман Кулиш.

   - Я уже рассказывал,- заговорил полковник Головань.- Батько просил похоронить его возле Днепра, но так, чтобы и степь было хорошо видно.

   - Есть только одно такое место рядом с Сичью,- сказал Алексей Коробка,- это утес Влюбленных. Там, как раз степь подходит к Днепру, а сам утес нависает над водой. Да и высотой он саженей двадцать будет, не меньше.

   - И я знаю этот утес,- подтвердил полковник Череда,- все так получается, как просил Гетьман.

   - Какое-то название странное у этого утеса,- сомневающимся голосом сказал Максим Погребняк.

   - Это из-за легенды его так прозвали,- проговорил Коробка,- но в той сказке ничего плохого нет. Я думаю, Иван Шульга не будет в обиде, если его там похороним.

   - А что за сказка? Расскажите, дед Алексей,- попросил полковник Головань.

   - Можно и рассказать, если общество не против,- ответил Коробка и окинул всех присутствующих взглядом.

   Полковники в знак согласия закивали головами.

   - В старину, начал дед Алексей,- уже и не знаю, сколько тому минуло лет, может сто, а может и триста, неизвестно. Жил молодой хлопец, славный был казак, в бою один из первых всегда. Да и товарищи его уважали. Только он бедный был. За походами, да сражениями не успел нажить он богатство. А в его родном селе жила дивчина. Ох, красивая была! Вся округа по ней сохла. И так случилось, что прибыл тот хлопец домой на побывку, отца с матерью проведать, да и раны подлечить. Всем известно, что до­ма все раны быстрее заживают.

   Атаманы снова в знак согласия закивали головами.

   - Так вот, как увидел он ту дивчину, так сразу же влюбился в нее. Места себе не находит. А признаться ей боится. В бою никогда не трусил, а здесь испугался.

   Полковники, понимающе, переглянулись друг с другом.

   - Дело в том. Что дивчина была из богатой семьи. Вот казак и подумал, вдруг откажет? Что тогда делать? Но собрался с духом и все ей рассказал. И надо же такому слу­читься, дивчина обрадовалась и говорит, что хлопец ей самой давно уже понравился. Только она не знала, как ему об этом сказать, девичья гордость не позволяла.

   Атаманы одобрительно покачали головами.

   - Полюбили они друг друга крепко. Родители девушки узнали об их любви и решили быстро её выдать замуж за богатея из соседнего села. Дивчина просит не выдавать её за нелюбимого. А отец сказал, что он, скорее её убьет, чем отдаст за бедного.

   - Вот гад!- не выдержав, проговорил атаман Кулиш.

   - Одним вечером этот казак, договорившись с девушкой, похитил ее, и решили они убежать. Да только батько дивчины снарядил погоню и за ними помчался. Видят бег­лецы, что их уже догоняют, свернули они к Днепру. А там обрыв, деваться им некуда, стоят они на краю утеса. А отец девушки и говорит: "Иди ко мне, дочь, а этого холопа мы все равно убьем". А девушка отвечает ему: "Тогда и я с ним умру". И прыгнули молодые в Днепр и утонули. Не принял Господь их души в рай, самоубийство ведь смерт­ный грех, да только и в ад не отдал. Пожалел их за любовь настоящую. Вот и маются их души на этом свете неприкаянные. А один раз в году, Бог им разрешает встречаться на этом утесе, как раз в день их гибели. Вот с тех пор и называют этот утес - утесом Влюбленных.

   - Да, хорошая сказка,- сказал полковник Череда,- похороним там нашего Ивана. Он был чистая душа. Глядишь, может и вымолит у Бога для них прощение?

   На следующее утро похоронная процессия потянулась вдоль Днепра по направлению к утесу Влюбленных. Положили два копья, сверху на них пять сабель, накрыли их войсковым знаменем. Гетьмана в парадной одежде уложили на хоругвь. Четыре полковника подняли копья с телом Шульги и понесли к месту захоронения. Сзади шли все казаки, которые в то время были на Запорожской Сичи. Положили Гетьмана возле вырытой могилы на утесе. Каждый, кто хотел, подходил и прощался. Кто что-то гово­рил, кто просто поцеловал Шульгу в лоб. Игнат снял ладанку Святого Ильи и положил в ладонь Гетьману. Потом переложили тело в дубовый гроб, закрыли крышкой. Вой­сковой священник прочитал отходную молитву, и атамана опустили в могилу, забросав сверху землей. По три раза выстрелили в небо. Затем на могилу положили огром­ный валун и написали:

   Тут лежить той, хто більше всього любив Укра§ну, Дніпро Сивий,

   Степ широкий, за них і загинув.

   Потом полковник Головань запел и казаки подхватили песню:

Небо на Вкра§ні хмарами закрило.
І яскраве сонце за обрій зайшло.
То не сумна осінь у права вступила,
То велике лихо на землю прийшло.
Славний син народу, сокіл сизокрилий,
Мов блискавка в небі ворогів долав.
Гетьман Укра§ни, що здобув §й волю,
У бою тяжкому, голову поклав.
Супостати раді, що героя вбили.
Захисник народу вже мертвий лежить.
Тільки дуже рано вороги зраділи,
Гетьман з того світу булавой грозить.
Пам'ятайте, кляті,він хоч і загинув,
Все одно Вас буде, як живий крушить.
Сонце над ланами разом з щастям встане.
   Будем на Вкра§ні знову вільно жить.

   Песня затихла. Люди стали расходиться. С этого момента Иван Шульга остался один в своем безжизненном доме. И только степной ветер продолжал петь поминальную песню славному Гетьману, летая над его могилой.

   Подъехав к развилке дороги, полковник Головань обратился к атаману Кулишу.

   - Пан Микола, моя сотня поедет с Вами на Киев, а я только провожу панну Кульбас и сразу же прибуду в свой полк.

   Они попрощались. Сотня Голованя двинулась на север вместе со старшинами, которые приезжали на похороны Гетьмана Кулиша. Игнат, Инга и Прищепа поехали на юг в село Вишневое.

   Парящий сокол в небе думал, глядя на копошившихся внизу людей: "Что они все время здесь ездят туда и сюда, только добычу мне пугают".

   Полевой ковыль под ветром терся стеблями друг о друга и пел тысячелетнюю степную песню.

   Вдалеке у края земли появилось темное облако, это не дождевая туча заходила над степью. Это беда расправляла свои черные крылья над Украиной, принося ей неволю и страдания на много столетий