Убийца ищет деньги своей жертвы с помощью магических средств. Написано в: 2008 г. Обновлено: 05/05/2009.

Игорь Валентинович Волознев

ЗАГРОБНАЯ МЕСТЬ

Шихан и Гаврик возненавидели друг друга ещё в колонии для малолеток, где их впервые свела судьба, и в дальнейшем, когда оба стали матёрыми уголовниками и возглавили банды, эта ненависть только возрастала, втягивая в свою орбиту их многочисленных друзей и сообщников. Криминальные авторитеты много раз пытались их мирить, но всё было тщетно. Шихан и Гаврик охотились друг за другом, их банды постоянно сходились в кровавых разборках. Однажды Шихан оказался в руках у Гаврика и тот затянул было на его шее свою знаменитую петлю, завязанную особым, "тайваньским" узлом, — петлю, которой он отправил на тот свет не одну человеческую душу, — когда случайное появление милицейского наряда спасло Шихану жизнь. Но и Гаврику доставалось от Шихана. В разборках тот перебил добрую половину его людей и по меньшей мере трижды мог подстрелить его самого. В четвёртый раз Гаврику спастись не удалось. Шихан переманил на свою сторону одного из его бойцов и тот выдал своего главаря, сообщив адрес уединённого дома в Подмосковье и время, когда Гаврик будет там один. Шихан с братками нагрянул внезапно, среди ночи, и устроил Гаврику допрос, желая выведать, где тот хранит пять миллионов долларов, которые взял в недавнем налёте на инкассаторов. Шихан точно знал, что деньги у Гаврика, он их где-то припрятал, но где — не знал никто. На допросе Гаврик держался стойко. Шихан жёг его паяльником, выдёргивал ногти, проткнул ножом глаз, и в конце концов, взбешённый его упорством, вспорол живот и принялся вытягивать, как связку сарделек, кишки.

— Где бабки? Где? — шипел Шихан, наклоняясь к самому его лицу. — Скажи, и будешь жить. Заштопаем мигом… У меня и врач тут есть… Ну же, колись, козляра!

Но Гаврик знал, что обречён в любом случае, и лишь стонал, а иногда презрительно усмехался окровавленными губами. Он умер, не выдержав пыток и ничего не сказав. Тщательный обыск в доме, к ярости и досаде Шихана, закончился безрезультатно.

На другой день Шихан вернулся к изувеченному телу. Оно ещё лежало в том доме, на чердаке, в луже засохшей крови.

Шихан знал от осведомителя, что люди Гаврика пока не ищут своего главаря, решив, что тот ударился в очередной загул. Такое с Гавриком иногда случалось. На несколько дней он скрывался от всех, даже от своей гражданской жены. Шихан беспрепятственно поднялся на чердак и самолично отделил тесаком голову Гаврика от туловища.

В тот же день он вручил её одному из своих подручных по кличке Рябой, велев сделать из неё чашу на манер древнескандинавских. Шихан объявил, что хочет выпить вина из черепа врага, как делали древние скандинавы и первые русские князья. Бандиты отнеслись к столь необычному желанию главаря с пониманием. Всем было известно, как сильно он ненавидел Гаврика, который даже своей смертью изрядно ему насолил, унеся с собой тайну припрятанных денег.

Рябой ещё во время своей отсидки на зоне прославился умением мастерски изготовлять разные вещицы, причём достиг в этом деле такого совершенства, что его изделия в качестве сувениров охотно приобретали надзиратели и лагерное начальство. Чашу из черепа он соорудил быстро и в лучшем виде, скопировав её с иллюстрации в историческом романе. Бандиты, разглядывая её, громко выражали своё восхищение. Каждый желал её рассмотреть, подержать в руках. Рябой распилил череп, оставив от него только лобные, височные и затылочные части и получив таким образом овальную ёмкость, которую затем тщательно отполировал снаружи и изнутри. К основанию ёмкости он приделал посеребрённую ножку, а саму ёмкость оплёл креплениями в виде змеек, как изображено на иллюстрации. Впечатление от получившейся чаши не портили даже трещины на поверхности черепа, заработанные Гавриком ещё при жизни в перестрелках и драках. Довольный Шихан назначил дату вечеринки, на которой братва отпразднует победу над Гавриком, и уехал, забрав чашу с собой.

На самом деле он и не помышлял о какой-то там посмертной мести. Всё было гораздо проще, и вместе с тем сложнее. Главное, что сейчас волновало Шихана — это пропавшие деньги. Гаврик умер, унеся с собой тайну пяти миллионов долларов, и Шихан места себе не находил от гнева и досады. Ему ничего не оставалось, как прибегнуть к помощи экстрасенса. Уже в тот день, как был убит Гаврик, Шихан помчался к своему персональному магу и предсказателю Фиме Галкину, державшему астрологический салон на Пресне.

С Фимой, больше известном как "академик ноосферных наук и белый маг в четвёртом поколении Авалон", Шихан водил знакомство давно. После первых удачных предсказаний бандит проникся к нему доверием, начал советоваться, осторожно посвящая в свои дела, и в конце концов стал приезжать к нему почти по любому поводу. Приезжал он, конечно, тайком от братвы. По понятиям воровского мира, Авалон он был "мутным фраером", "лепилой" и "мастырщиком", доверять которому "западло".

В сумеречном, освещённом свечами и живописно уставленном разными магическими предметами кабинете Авалон выслушал просьбу Шихана, а затем минут тридцать молча делал пассы над хрустальным шаром, раскладывал карты таро и впадал в транс, кривя своё узкое длинноносое лицо и тряся чёрной бородкой. В конце концов он объявил, что дух Гаврика сопротивляется и не желает выдать тайну спрятанных денег.

— Это очень непокорный и злобный дух, он и на том свете ненавидит тебя, — сказал маг. — А потому, прежде чем задавать ему вопросы, надо заставить его покориться нам.

Рослый бритоголовый Шихан нервно заёрзал в кресле.

— Ну так, давай, покоряй.

— Об этом говорят карты таро и голоса, которые звучат в моём мозгу, — продолжал Авалон, от зорких глаз которого не укрылось замешательство клиента. — Дух Гаврика не даст тебе покоя ни днём, ни ночью, он будет строить тебе козни и в конце концов сведёт тебя в могилу раньше срока.

Шихан таращил на мага глаза.

— А нет ли средства… — начал он.

— Есть, — перебил его Авалон. — Есть средство, и мне оно было сейчас поведано!

Худощавый и бледный до синевы, в своём длиннополом тёмно-лиловом балахоне, расшитом золотистыми узорами, он стоял посреди комнаты и, глядя как будто сквозь Шихана, воздевал руки к потолку.

— Чтобы завладеть душой Гаврика, нужна часть его трупа…

Шихан вздрогнул от неожиданности.

— Какая?

— Голова, — ответил маг. — Точнее — череп. Из него надо сделать чашу. В ночь полнолуния ты выпьешь из неё вина и душа Гаврика попадёт к тебе в рабство. Вот тогда ты можешь спрашивать её о чём хочешь, она скажет всю правду.

Шихан похолодел от столь жуткого предложения. У него даже пот выступил на лбу. Это походило на сделку с дьяволом.

— Ты проведёшь мистический обряд вызова духа своего врага, — продолжал ясновидящий, принимаясь, по своему обыкновению, расхаживать по комнате. — Причём не просто врага, а злейшего, кровного врага! Вино, выпитое из его черепа в ночь полнолуния, превратит тебя на три часа в его повелителя…

В другой раз Шихан трижды подумал бы, прежде чем согласиться, но сейчас на кону лежали пять миллионов долларов. Пять миллионов. За такие деньги он готов был на всё.

— Лады, сделаем чашу, — выдавил он, вцепившись в подлокотники. — Ты только подробней растолкуй, как и что.

— Его душа явится тебе и ты можешь требовать от неё ответа на любой вопрос, — сказал маг.

— Даже о заныканных бабках?

— Даже о них. Прикажешь ей указать место, где находятся деньги, и она укажет, не отвертится. В древности этим методом пользовались часто и практически всегда очень удачно. Например, князь Олег, которого за его пророчества прозвали Вещим. Он пил вино из черепов своих врагов, и их души представали перед ним, послушные его воле, открывали ему тайны и предсказывали будущее. Об этом написано в рукописях, которым можно доверять…

И Авалон пустился в пространные рассказы о древних скандинавских таинствах, с которыми познакомился при изучении старинных манускриптов.

— Постой, а как я узнаю, что душа Гаврика явилась? — перебил его Шихан, которого интересовали не таинства, а более практические вопросы.

— Ну, определённо сказать нельзя, — маг развёл руками. — В каждом конкретном случае это происходит по-разному, ведь мир духов — такой мир, в котором ни в чём нельзя быть уверенным до конца… — Авалон остановился посреди комнаты и задумался. — Я так думаю, душа Гаврика вряд ли явится тебе в зримом образе. Между вами, скорее всего, произойдёт телепатический контакт…

— Это что же, она мне прямо на мозги будет капать?

— Можно и так выразиться. Ты должен быть готов услышать некий внутренний голос.

— А если не услышу?

— Конечно, нельзя исключить неудачу… — Маг снова заходил по комнате. — Дело это, повторяю, тонкое, тут невозможно предвидеть всего… Тем более человек ты неподготовленный к таким вещам… Но если мы всё сделаем как следует, то дело пройдёт гладко. Где деньги — ты узнаешь… Главное, надо изготовить чашу из черепа. Когда будет готова чаша, я прочитаю над ней какие надо заклинания, начерчу нужные руны…

— Слушай, Фима, — Шихан поманил астролога к себе и взял его за ворот балахона. — Чашу из черепа мои пацаны соорудят, но только я должен узнать, где Гавриково бабло! Мне эти бабки нужны позарез!

— Узнаешь, — заверил его Авалон. — Искать клады и потерянные вещи — это моя специализация. Случай у тебя сложный, но я с ним справлюсь.

Через неделю Шихан явился в салон с готовой чашей. Секретарша сразу провела его к астрологу, который ради такого важного гостя прервал приём очередного клиента.

— На, получай, — Шихан сунул чашу ему в руки. — Делай с этой хреновиной что хочешь. Может, правда, поможет.

Маг несколько минут разглядывал изделие.

— Отличная вещь, — сказал наконец он с довольной улыбкой. — Должна подействовать. Полнолуние будет через два дня, за это время я как раз успею произвести с ней необходимые обряды и подготовить её к вызову духа. Но придётся мне на ночь оставить её у себя.

— Замётано, — согласился бандит. — Завтра заеду за ней.

Маг поднял чашу над собой.

— Ты выпьешь из неё вина, — торжественно проговорил он, — и душа Гаврика явится, покорная твоей воле. Тебе надо будет только уловить знак, который она подаст.

— А что, разве я могу не уловить? — обеспокоился Шихан.

— После того, как выпьешь всё до дна, смотри и слушай внимательно, — ответил маг. — Замечай всё, что происходит вокруг.

— Ты, давай, толком говори. Какой знак она подаст?

— Могут быть разные варианты, — Авалон, разглядывая чашу, заходил по комнате. — Например, если в это время будет работать радио, то ты можешь услышать описание места, где спрятаны деньги, по радио. Или тебе об этом скажет кто-то из твоих друзей, сам о том не подозревая. Или на глаза тебе попадётся газета, в которой будет как раз напечатано об этом… Поэтому я и говорю: тебе придётся очень внимательно смотреть и слушать. Дух Гаврика может передать тебе послание в каком угодно виде и каким угодно способом, даже самым невероятным. Например, написать записку в воздухе прямо перед тобой, и не исключено, что кровью!

— Фима, если дело выгорит, получишь "лимон" баксов, — пообещал осипший от волнения бандит. — За базар я всегда отвечаю, сам знаешь.

Вечеринку Шихан устроил в своём недавно отстроенном трёхэтажном особняке под Москвой. Собралась вся банда, купили водки, вина, закуски, от знакомых сутенёров привезли девиц, и пошло веселье. Дом наполнился громкими голосами, гогочущим хохотом, визгом женщин, рёвом магнитофона. К полуночи все уже ходили голые и пьяные, надоевших девиц пинали ногами и ради смеха совали им в задницы бутылки. Шихан, тоже голый, сидел, раздвинув ноги, в кресле, держал за волосы полную грудастую красотку и прижимал её лицом к своему паху. Его мощные волосатые ляжки обхватывали её голову. Он тёрся ею как мочалкой и шипел: "Лижи, сучка, старайся…". И та старалась. Лизала изо всех сил, захватывала пенис в рот, работала губами и языком, дышала и стонала, но Шиханов жеребец оставался вялым. И немудрено, ведь мысли бандита были заняты совсем другим. Стрелки больших настенных часов приближались к двенадцати. И чем ближе они подходили к этой цифре, тем больше волновался Шихан. Наконец он оттолкнул от себя проститутку и, тяжело сопя, весь красный от волнения, выбрался из кресла. А когда он взял в руки чашу, все смолкли и уставились на него с любопытством. Наступила тишина. Даже магнитофон, хотя его никто не трогал, отчего-то захрипел и сбавил звук.

Верный телохранитель Шихана — низкорослый темнолицый Карим, откупорил бутылку вина. Братки смотрели, как кроваво-красная жидкость наполняет Гавриков череп.

— Ты должен выпить всё до дна, Шихан, — прохрипел пятидесятилетний бандит по кличке Гундос. — Пусть эта падла и на том свете знает, как мы его уважаем.

Шихан почему-то вдруг озаботился вопросом, может ли он проводить такой важный обряд в голом виде. Надо бы, наверно, хоть трусы надеть. Но потом решил, что покойникам уже всё "по барабану". Тем более все вокруг него тоже стояли в чём мать родила.

Бутылки не хватило, и Карим откупорил ещё одну. По мере того как чаша наполнялась, Шихан чувствовал, как у него холодеет грудь и сводит руки. Только сейчас он заметил, что за окнами как-то уж очень быстро сгустилась темнота. Небо словно закрыли тучи, а между тем ещё четверть часа назад на нём не было ни облачка и светила полная луна…

Часы начали бить двенадцать. Он поднёс чашу ко рту и стал пить. Братва смотрела на него уважительно. Все знали, что Шихан мстит таким способом за себя и за тех, кто пал от рук Гаврика и его бойцов в многолетнем кровавом противостоянии. Магнитофон окончательно умолк. Хохотавшие в соседней комнате девицы притихли, зато где-то вдалеке завыла собака. Шихану стало казаться, что чем дольше он пьёт, тем вкус у вина меняется: вино как будто становится солонее, обретая вкус крови. Шихану он был хорошо знаком. На зоне в драках ему несколько раз выбивали зубы и кроили челюсть. Ему хотелось оторваться от чаши, выплюнуть тошнотворную влагу, от которой у него по телу растекался страх, но все смотрели на него, смотрели, как он мстит мёртвому Гаврику, и он продолжал пить, пока не осушил чашу до дна.

Он оторвал её от губ, взглянул перед собой, и тело его свела судорога ужаса. У стены, в пяти шагах от него, стоял Гаврик, собственной персоной, и скалился в злобной ухмылке. Тёмное, покрытое шрамами лицо выглядело осунувшимся, маленькие глаза были широко раскрыты и с ненавистью буравили Шихана. Но особенно Шихана поразила кровавая полоса на шее пришельца — она пролегала там, где Шихан отделил голову от туловища…

Шихан сдавленно вскрикнул, выронил чашу и начал заваливаться.

— Перебрал никак, Шиханчик? — участливо наклонился к нему Гундос.

Шихан встряхнул головой. Гаврика у стены не было. Он огляделся, ища его, но Гаврик, или его призрак, пропал.

Главаря била дрожь, он задыхался, ослабевшие ноги не держали его. Братки усадили его на диван. Шихан отдувался и мысленно твердил себе, что ему почудилось.

— Ничего, всё зашибись, — он выдавил улыбку. — Всё зашибись.

Он попытался встать и не смог. В мыслях у него всё смешалось.

— Ты лучше посиди, отдохни, — сказал кто-то над ухом.

Усилием воли Шихан взял себя в руки. "Неужто подействовало? — замирая скорее от ужаса, чем от восторга, думал он. — Неужто Гаврик и впрямь явился?…"

Веселье снова пошло своим ходом. Захихикали девицы, взревел магнитофон, захмелевшие братки разбрелись по комнатам. Чаша осталась валяться на полу. Странно, но почему-то никому не приходило в голову поднять её. Шихан начал наблюдать за ней. Похоже было, что чашу, кроме него, вообще никто не замечал. Голый Карим, который танцевал с голой девицей, задел чашу ногой и она с лязгом откатилась в сторону. Никто даже не оглянулся на неё.

Шихан чувствовал, как в нём нарастает страх. Возникло отчётливое ощущение, что невидимый Гаврик находится рядом.

Его затошнило.

— Перебрал, так и есть — перебрал, — сказал Гундос.

Главаря подхватили, отвели в туалет и оставили там одного. Трясущийся, покрытый липким потом, он какое-то время стоял на четвереньках перед унитазом, судорожно пытаясь избавиться от лишнего содержимого желудка, а потом поднял голову и внимательно оглядел стены.

Дух Гаврика витал где-то здесь. Шихан был уверен в этом.

Внезапно он вспомнил, что имеет над ним власть. Он упёрся руками в края унитаза и привстал. "Гаврик, сука, слышишь меня? — сказал он мысленно. — Отвечай на вопрос, когда с тобой говорю я, Шихан! Ты здесь?" Ему показалось, что где-то в глубине его сознания эхом откликнулось: "Здесь…" "А коли здесь, — Шихан озирался с колотящимся сердцем, как будто Гаврик в любой момент мог возникнуть из воздуха, — а коли здесь, говори, куда бабки заныкал! Колись, я тебе приказываю, пидормот сраный!" Он умолк, вслушиваясь в свои мысли, но мыслей почти никаких не было, голова словно была набита комьями ваты. Этой же ватой заложило и уши. Шихан слышал только свой собственный голос: "Ну ты, гнида, колись по-быстрому! Где деньги? Ты обязан мне подчиняться! Я требую, чтоб ты сказал, где деньги! Колись, а то расколошмачу твой поганый череп вдребезги! Колись, падла!"

Он сам не заметил, как заговорил вслух. В туалете появились обеспокоенные братки, подхватили его и повели в спальню.

— Я так и знал, это слишком большая доза для него, — пробился сквозь вату голос Карима.

— Нет, просто вино крепкое, в башку ударило, — отозвался другой голос.

— Он говорит, чтоб кто-то кололся, слышали?

— Проспаться ему надо…

Туман в голове Шихана ещё больше сгустился. Скоро он вообще перестал понимать, что происходит. Его отвели в комнату на третьем этаже, уложили на диван, накрыли одеялом и ушли, погасив свет.

Он проснулся среди ночи оттого, что на первом этаже пробили стенные часы. Он раскрыл глаза и увидел стоявшую за окном большую бледно-зелёную луну. Поначалу голова раскалывалась от боли, но потом стало отпускать. Шихан снова закрыл глаза и забылся тревожным сном, полным странных видений. Он видел улицы города, в котором никогда не был, видел людей, которых не знал, участвовал в драке, в которой никогда не участвовал. Сменялись картины и лица. Внезапно до Шихана дошло, что память разворачивает перед ним фрагменты чьей-то жизни. Чужой жизни. И ему не надо было напрягать воображение, чтобы понять — чей именно. Это была жизнь Гаврика…

Едва он подумал об этом, как вереницу видений словно сдуло. Нахлынула темнота, а потом сознание прояснилось.

Он скинул с себя одеяло и резко сел на диване, спустив ноги на пол. Часы пробили два часа ночи. Комнату заливала луна. У противоположной стены на полу завозился Толяныч — старый опытный "медвежатник", лысый мужик лет пятидесяти пяти, ветеран банды. Он тоже проснулся и в удивлении привстал на своём матраце. Его поразило, что Шихан сидит и разглядывает своё голое тело, словно видит его впервые в жизни. Главарь ощупывал руками свой живот, мошонку, ноги, особенно внимательно всматривался в рубцы от застарелых ран. А когда Шихан встал с дивана и сделал несколько неуверенных шагов, Толяныч поразился ещё больше. Шихан словно учился ходить!

— Шихан, ты чего? — пробормотал Толяныч. — Лежи, спи.

Лицо у главаря было застывшее, серо-зелёное в свете луны, как у покойника. Но особенно пугали его странная изменившаяся походка и смех. Смех, скорее — смешок, был тонкий, заливистый, какой-то очень тихий. Прежде Шихан никогда так не смеялся.

— Шихан, чего ты, чего, — в страхе повторял "медвежатник", отползая от главаря и пытаясь подняться.

Шихан наклонился к нему и толчком опрокинул на спину.

Толяныч захрипел, когда пальцы главаря сомкнулись на его горле, а колено упёрлось ему в грудь. Из раскрывшегося рта Толяныча вывалился прокушенный окровавленный язык, глаза закатились, тело конвульсивно задёргалось. Шихан давил коленом и сжимал пальцы до тех пор, пока браток не затих, распластавшись с выпученными глазами. Лунный свет дотягивался до убитого, и кровь, вытекавшая у него изо рта, казалась не красной, а чёрной, а лицо — пепельно-серым, с зеленоватым отливом, как у самого Шихана.

Шихан снова начал разглядывать себя, причём на этот раз особенно пристальное внимание уделил гениталиям. Он мял их пальцами, теребил пенис и беспрерывно хихикал.

Наконец он вышел в коридор. Большинство братков уже спало, лишь немногие бодрствовали, допивая остатки горячительных напитков. На втором этаже, в комнате, пропахшей мочой и пивом, он заметил валявшееся на стуле платье одной из девиц. Внимание его привлекло не столько само платье, сколько жёлтый шёлковый пояс-шнурок. Голая обладательница платья лежала здесь же, на полу, в обнимку с каким-то братком. Она спала, а пьяный браток то и дело приподнимался и отпивал из бутылки.

Шихан выдернул шнурок и сделал на его конце петлю. На том же стуле лежала одежда братка — джинсы, трусы и майка. Из кармана джинсов выглядывала рукоятка ножа. Шихан, ухмыльнувшись, взял нож. Браток осоловелыми глазами смотрел, как главарь подходит к нему, держа нож и шнурок. Подойдя, Шихан остановился и несколько секунд переводил взгляд со шнурка на нож.

Всё-таки выбрал шнурок.

Он накинул петлю братку на шею.

— Тихо… — прошипел он почти ласково. — Не ори. Всё нормально.

Он упёрся коленом в позвоночник братка и с силой потянул конец шнура. Браток задёргался.

Дождавшись, когда он затихнет, Шихан снял с него петлю и с минуту смотрел на спавшую женщину. Он смотрел на неё и держался за свой пенис, потом наклонился к ней, и вдруг услышал за спиной шорох. Он обернулся. Из тёмного угла на него смотрел проснувшийся на своём матраце мертвецки пьяный Гундос.

Шихан захихикал.

— Придётся и тебе туда же, корешок, — сказал он, направляясь к нему и на ходу расправляя петлю.

С Гундоса мигом слетел весь хмель.

— Шихан… — пробормотал он, задыхаясь от ужаса. — Ты… Ты говоришь, как Гаврик… Это его голос…

— Тебе кажется, — ответил Шихан, скаля зубы.

— Ну да… Ты и смеёшься как Гаврик… Точно, как Гаврик!..

— Ладно, заткни пасть, — Шихан несильным толчком свалил его обратно на матрац. — Слишком много вякаешь не по делу, тебе давно пора паковаться в крематорий.

Гундос был настолько поражён и напуган, что не сопротивлялся, когда Шихан накидывал на него петлю. Убийца потянул конец шнура, и Гундос побагровел, тело его свела судорога.

— Вот таким ты мне больше нравишься, — сказал главарь, освобождая мёртвого братка от петли.

В дверях комнаты показался Утюг — двухметровый верзила с квадратной челюстью. Он, как и все в доме, был нагишом, едва держался на ногах и тупо смотрел на главаря, явно не понимая, что происходит.

Он неуверенно шагнул вперёд. Видно было, что необычное хихиканье Шихана его изумило не меньше, чем Гундоса и Толяныча.

Шихан спрятал нож и шнурок за спиной.

— Иди сюда, — сказал он Утюгу, улыбаясь. — Давай выпьем.

Как только Утюг приблизился, он пырнул его ножом в живот, а когда тот согнулся, свалил его с ног, зашёл к нему сзади и накинул на шею петлю.

Утюг заревел, вцепился в шнур руками.

— Жить хочешь, сука? — оскалился Шихан и в следующий миг, почти без замаха, вонзил лезвие Утюгу под левую лопатку.

Утюг, мыча сквозь сжатые зубы, начал заваливаться. Однако он ещё пытался сопротивляться, норовил скинуть с себя убийцу, и тому пришлось ещё раз ударить ножом — на этот раз точно под сердце.

Покончив с ним, Шихан огляделся. В полутёмной комнате лежало уже три трупа. Девица по-прежнему спала. Шихан насторожился, услышав за стеной звуки невнятной возни. Он помедлил, снова бросил взгляд на девицу, сжал в кулаке нож и вышел из комнаты.

В соседнем помещении два пьяных братка вяло тискали двух таких же пьяных женщин. Электричество было выключено, комнату заливал мертвенный свет огромной луны. Зрелище голых тел Шихана рассмешило. Братки едва различали его в полумраке и вглядывались в него мутными глазами, не понимая, кто это так заливисто хихикает. Узнав главаря, они тоже гоготнули.

— Давай, приобщайся, Шихан!

— А что, и приобщусь, — Шихан, пряча нож, двинулся к ним.

Через минуту в комнате зазвучали стоны: лезвие вонзалось то в одно тело, то в другое, то в третье, то в четвёртое. Оно порхало по животам, спинам и шеям, впиваясь во все места, ещё не залитые кровью. Шихан радостно всхлипывал, когда оно погружалось особенно глубоко.

Только когда вся четвёрка лежала перед ним без движения, он отдышался. Вытер окровавленный нож об ляжку одной из девиц, поднялся на ноги, ещё раз хохотнул и вышел в коридор.

На ступенях лестницы он впотьмах поскользнулся на чьей-то блевотине и едва не загремел вниз. А под лестницей на первом этаже он обнаружил спящего Рябого. Шихан поднял было нож, но, подумав, отложил его в сторону и расправил шнурок. К шее пьяно ворочавшегося Рябого он прилаживал петлю неторопливо, со вкусом, и затягивал её медленно, с довольной ухмылкой. Был момент, когда он даже ослабил нажим, чтобы дать жертве подёргаться и похрипеть подольше. Но всё же затянул петлю до упора.

Тихо смеясь, он прошел коридором и заглянул в ярко освещённую ванную. Пьяный Карим плескался с длинноволосой блондинкой. Заметив в дверях главаря, Карим тоже засмеялся. Девица захихикала. Шихан, продолжая скалиться, упругой, несвойственной его массивному телу походкой скользнул к изголовью ванны.

— Ну-ка, дорогуша, отвернись, — сказал он девице. — Я должен кое-что сказать корешу на ушко.

Услышав его изменившийся голос, Карим изумленно уставился на него. Девица отвернулась. Шихан быстрым движением намотал на руку прядь её длинных волос и резко дёрнул, погружая её голову в воду. Карим не успел сказать ни слова: Шихан почти одновременно с головой девицы погрузил в воду и его голову, а потом налёг на обоих.

Карим и его подруга забились в воде, пытаясь высвободиться, но оба были слишком пьяны, а Шихан слишком силён и грузен. Лишь однажды девице удалось вынырнуть из-под него и вскрикнуть. Шихан тут же дёрнул её за волосы, снова погружая в воду.

Всего две минуты потратил он на то, чтобы парочка окончательно перестала трепыхаться. Вытираясь большим махровым полотенцем, он с ухмылкой поглядывал на их безжизненные тела. А выходя из ванны, не смог отказать себе в удовольствии похлопать обмякшую женщину по ягодицам.

Вскоре его хихиканье слышалось в просторном холле первого этажа. Свет здесь был притушен, всюду валялись пустые бутылки и объедки. Кто-то спал на диване, двое храпели на полу, растянувшись на замызганном ковре, ещё двое о чём-то тихо толковали пьяными голосами. Услышав смех, они умолкли и обернулись к дверям. Братки, хоть и были выпивши, удивились: так в банде никто не хихикал. Обнаружив, что это хихикает не кто иной, как сам главарь, они удивились ещё больше.

Один повернулся к другому:

— Допился Шихан… Даже голос изменился…

Шихан в комнату заходить не стал, высунулся из двери и поманил их к себе:

— Идите сюда, сейчас поможете мне.

Они с трудом поднялись и, шатаясь, вышли в тёмный коридор, где каждый тут же получил по удару ножом.

Добив их, убийца вернулся в холл и без труда расправился со спящими. Двоих он прикончил ножом, а третьего — своим излюбленным способом, затянув на его шее петлю. Затем он вышел на крыльцо и свистнул молодому братку, поставленному у забора охранять дом.

— Слышь, малый, поди сюда!

Тот доверчиво приблизился и через минуту корчился на земле, зажимая руками вспоротый живот.

Шихан вернулся в комнату, где оставалась спящая женщина. Когда он вошёл, она не спала и в страхе разглядывала трупы. Увидев Шихана, она вскрикнула и попятилась. Голый, испачканный кровью, с ножом в одной руке и петлёй в другой, он шёл к ней и самодовольно смеялся. Ослабев от ужаса, она опустилась на пол.

Он присел над ней, обхватил её ногами и приблизил пенис к её лицу.

— Давай, соси по-быстрому, и старайся, сучка, чтоб я был доволен. А то удавлю. Поняла, да?

В качестве доказательства серьёзности своей угрозы он надел ей на шею петлю, намотал на руку конец шнура и затянул петлю туже.

Насмерть перепуганная путана вобрала пенис в рот и принялась торопливо чавкать. Шихан заулыбался, задвигал задом. Наконец он тяжело задышал и сделал несколько особенно сильных движений, вгоняя неимоверно разбухшее удилище в рот по самую мошонку. Женщина закашлялась, подавившись брызнувшей спермой. Вязкая белесая жидкость выплеснулась у неё изо рта и залила губы и подбородок. Шихан извлёк пенис, с конца которого до губ путаны тянулась нитка тягучей спермы, и с силой потянул шнур. Женщина всхрипнула, грудь её изогнулась дугой. Шихан навалился на неё и, сопя, лежал так, пока она не затихла.

Потом он пошёл бродить по дому, всюду гася свет. Но в бледном сиянии луны всё казалось одинаково серым, мертвеца невозможно было отличить от спящего, и Шихан обеспокоился. Из-за обманчивой игры лунного света и теней он может кого-то оставить в живых, а этого допустить было нельзя. Сегодня ночью, повинуясь импульсам ненависти, исходившим откуда-то из самой глубины его существа, он должен расправиться со всеми.

Он ходил ещё целый час, вглядывался в лежащих, пытаясь понять, умерли они или спят, и всаживал в них нож. Где-то далеко в посёлке, не умолкая, выла собака. Лунные блики дрожали в тусклых зрачках мертвецов и в лужах крови на полу. Поскрипывали двери, словно от сквозняка, хотя никакого сквозняка не было. Шихан, весь в крови, оставляя кровавые отпечатки босых ног, шёл, тихо хихикал или напевал себе под нос: "Всё будет хорошо, всё будет хорошо…", а за его рослой фигурой скользила тень, ломаясь на углах и сливаясь с темнотой дверных проёмов.

Он допивал остатки водки из бутылок, заходил в туалет, ел чипсы, пачку которых обнаружил на полу среди объедков. Его движения становились всё более замедленными, он уже с трудом передвигал отяжелевшие ноги и отдувался, пот стекал ручьями по его спине и побагровевшему лицу. А когда в посёлке заголосил петух, приветствуя рассвет, он выронил нож, зашатался и опустился на диван, на котором лежал труп какого-то братка. У Шихана даже не было сил сбросить его на пол. Он откинулся на диване, склонился головой мертвецу на грудь и уставился на луну в окне. Собака выла. В соседней комнате трезвонил мобильник. Глаза Шихана закрылись и он провалился в темноту.

Просыпался он медленно, с невыносимой болью во всём теле. Голова раскалывалась как брошенный на асфальт арбуз, ломило кости, в глазах плавали огненные круги, сквозь которые мутно виделась залитая солнцем комната. Шихан силился вспомнить события прошедшей ночи, понять, что произошло, но вместо мыслей в голове плавал туман.

Он сел. Спустил ноги с дивана. Труп, который лежал рядом, начал сползать, пока не свалился с глухим стуком на пол и не остался лежать под ногами главаря.

Шихан окончательно стряхнул с себя оцепенение, протёр глаза, привыкая к яркому свету, и вдруг сердце прыгнуло у него в груди. У его ног лежал мёртвый Васёк! Лицо у братка было вспухшее, лиловое, рот был полон запёкшейся крови, кровавая полоса алела на шее, грудь и живот были распороты и исполосованы самым зверским образом. Главаря стошнило, вывернув наизнанку. Рвота выплеснулась прямо на труп.

Шихан какое-то время сидел, не в силах опомниться, а потом сквозь туман начали проступать воспоминания. От них его снова затошнило. Он вспоминал, как ходил по полутёмным комнатам и душил петлёй или резал ножом своих мертвецки пьяных товарищей, и содрогался от ужаса. Но ужасала его не смерть братков, и даже не то, что убил их он сам, своей рукой, а сознание того, что этой ночью с ним произошло что-то непостижимо страшное, что-то такое, чего не бывало с ним никогда.

На глаза ему попалась чаша из черепа, валявшаяся у стены, и он вспомнил, как пил из неё, как потом блевал в туалете и звал дух покойного Гаврика…

Кряхтя, он подошёл к чаше, взял её в руки и тут же в страхе отшвырнул.

— Нет, это был не я! — заревел он. — Не я!

Его прошиб ледяной пот, когда он вспомнил слова Гундоса, сказанные перед смертью: "Ты смеёшься, как Гаврик…"

Он заглянул за валик дивана, куда, как он смутно помнил, бросил ночью шёлковый шнурок. Шнурок действительно был там. Шихан его поднял и несколько минут рассматривал петлю. Его догадка подтверждалась самым жутким образом: такие узлы умел делать только Гаврик. Это был особый, "тайваньский" узел. Шихан не мог связать такого. Его телом и руками управлял проклятый Гаврик!

Весь в ледяном поту, задыхаясь, на негнущихся ногах, он побрёл по комнатам. Всюду царил разгром, везде лежали трупы, пол был заляпан кровавыми отпечатками босых ног. Это были следы его ног…

Шихан лихорадочно соображал, чего ему бояться больше: грозившего ему пожизненного срока или той непонятной силы, которая овладела им ночью и которая могла снова нагрянуть, завладев им и заставив делать хрен знает что. Он достал мобильник, чтобы немедленно позвонить Авалону, но передумал. Лучше заявиться к астрологу самому. Во всём происшедшем виноват маг с его проклятой чашей. Это из-за его сатанинского колдовства он, сам того не желая, поубивал своих людей!

А из дома надо бежать, и как можно скорее. Но прежде надо смыть с себя кровь и одеться. Шихан направился в ванную. Трупы блондинки и Карима уже всплыли на поверхность; блондинка лежала на воде лицом вниз, Карим — лицом вверх. Его рот был приоткрыт, буйная растительность на груди и ногах стояла густой водорослью, в которой запуталось дохлое щупальце члена. Шихану пришлось мыться водой из умывальника. Вытираясь на ходу полотенцем, он поднялся к себе в верхнюю комнату. Из шкафа извлёк чистые брюки и рубашку.

"Ну, Фима, держись, — мысленно повторял он, одеваясь. — Ответишь за всё!"

Он уже не сомневался, что виной всему были магические манипуляции, совершённые над чашей Авалоном. Чаша из черепа подействовала, но совсем не так, как предполагал Шихан.

В нём закипала ярость. Вспоминая свой кровавый поход по ночному дому, когда он действовал как лунатик, Шихан строил догадки, касавшиеся главным образом Авалона, и в конце концов пришел к выводу, что дело не в чаше, а в том, что маг незаметно для Шихана загипнотизировал его, внушив приказ расправиться со всеми людьми на вечеринке. Смысл в этом у Авалона был прямой: он решил покончить с бандой, поскольку через её главаря был слишком тесно связан с ней, а эта связь могла кончиться для него плохо. Маг тяготился своим участием в криминале. И вот он нашёл случай одним махом избавиться от этой обузы. Руками Шихана он уничтожил всех бойцов. Всех до единого. Понятно, что следующим должен был стать сам Шихан.

Разъярённый и испуганный главарь уселся за руль своего джипа и выехал из гаража. Подруливая к воротам, он объехал труп братка, лежавшего с распоротым животом.

"И за это ответишь, Фима, — почти вслух процедил он. — Не думай, что ты самый умный. Для такого дохляка, как ты, даже нож не понадобится. Уделаю одной левой".

На шоссе он нетерпеливо прибавлял скорость, обгоняя машину за машиной, и не сразу среагировал на голос из громкоговорителя, требовавший остановиться.

Первым побуждением Шихана было надавить на газ и попробовать на скорости оторваться от милиции, но он тут же одумался: среди такого скопища машин далеко уехать невозможно. Холодея, он свернул к обочине, затормозил и собрался вылезти, как вдруг взгляд его упал на ботинки. Выходя из дома, он, сам не заметив как, вляпался в кровавую лужу. Кровь на ботинках была слишком заметна. И он остался сидеть, убрав ноги под сиденье.

К нему неспешно подошёл плотный низкорослый гаишник, явно недовольный тем, что водитель не вышел к нему.

— Нарушаете, гражданин, — проговорил он официальным тоном. — Здесь нет левого поворота.

— Разве нет? — Шихан с усилием растянул губы в улыбке. — Ну так никого ж не зашиб, а дело это можно уладить.

Дрожащей рукой он полез в карман за бумажником, и внезапно вспомнил, что оставил бумажник в другой куртке. Он оцепенел от ужаса и снова, почти помимо воли, покосился на ботинки. Бурые разводы выдавали его с головой.

— Документики ваши, — сказал гаишник тем же тоном.

Шихану показалось, что блюститель порядка усмехается.

Медленно, как в трансе, он потянулся к бардачку. Вместе с водительскими документами там должен лежать заряженный пистолет. Вогнать в наглого мента пару пуль, выскочить из машины и бежать!

Пистолет, и правда, был в бардачке. Там же, вместе с водительскими правами, к большому облегчению Шихана, лежали и деньги. На глазах у милиционера он отсчитал пять стодолларовых купюр и вложил их в права. Страж порядка оживился.

— Нарушение серьёзное, надо протокол составлять!

— А может, без протокола, начальник?

Только когда Шихан вложил в бумажник ещё пятьсот долларов, гаишник вернул права. Шихан сразу схватился за руль и бросил джип в самую гущу машин, проклиная ментов и московские пробки.

Был второй час дня, когда он добрался до старинного дома, в полуподвале которого располагался офис "академика ноосферных наук". Бандит решительно прошёл через приёмную, даже не взглянув на засуетившуюся секретаршу. Охранник в чёрном смокинге сам поспешил отойти в сторону, давая ему дорогу.

Едва не сорвав бархатную дверную портьеру, Шихан ввалился в комнату, в которой происходили его встречи с магом. Авалона здесь не было, но вбежавшая следом запыхавшаяся секретарша сообщила, что целитель освободится через десять минут.

— Уйди отсюда! — прорычал бандит. — У меня к Фиме серьёзный разговор!

Она тут же исчезла.

С минуту он мерил комнату большими шагами, задевая свисавшие с потолка прозрачные шары, а потом подошёл к дверце, откуда обычно входил Авалон. Дверца была заперта. Глухо заревев от нараставшего гнева, сжимая кулаки, бандит высадил её плечом, прошёл сумеречным коридором и, увидев дверь, из которой пробивалась полоса света, рывком раскрыл её.

В небольшой полутёмной комнате горел ночник над широкой двуспальной кроватью, на которой голый Авалон, обхватив ногами сразу двух голых девиц четырнадцати лет, слушал то, что ему говорили по мобильнику. Ясно, что магу звонила секретарша, предупреждая о визите Шихана.

Раздражённый Шихан двинулся к Авалону, намереваясь врезать ему ногой по тощей заднице. Маг с трубкой у уха повернулся, увидел перекошенное злобой лицо бандита и проворно спрыгнул с кровати. Испуганные девицы закрылись от Шихана подушками.

Авалон торопливо облачился в балахон, сунул ноги в шлёпанцы. На лице его появилась дежурная улыбка.

— Случилось что-то не то? — спросил он. — Не подействовать не могло, я ведь начертил на чаше очень сильные руны.

— Ты мне, гад, туфту подсунул, — бандит, сопя, начал обходить кровать. — Липу мне замастырил. Использовал меня, как шестёрку!

Авалон обернулся к девочкам.

— Ступайте отсюда, ступайте!

Он вытолкал их за дверь прежде, чем Шихан схватил его за горло.

— Какие такие руны ты начертил, а? — проревел бандит. — Давай, рассказывай, как ты задурил мне голову, чтобы я всех пацанов перекнокал!

— П-пацанов? — заикаясь от страха, переспросил маг.

— Я выпил из твоей чёртовой чаши, а потом, как дурак, ждал прихода Гаврика…

— И он не пришёл?

— Не видел я никакого Гаврика! — Разъярённый Шихан начал трясти его, держа за шею. — Я стал ходить по дому и мочить пацанов! Одного за другим! Я был не в себе! Я не понимал, что делаю! Это всё твоё колдовство!

— Нет… — прохрипел посиневший маг. — Это Гаврик… Его дух…

— Ты задумал сжить меня со света, пидор гнойный!

— Отпусти… Послушай…

Шихан ослабил хватку, и Авалон, потирая шею, опустился на кровать.

— Я всё сделал точно по древним рукописям, — отдуваясь, заговорил он. — Я держал чашу в центре пентаграммы всю ночь, чертил на ней руны кровью девственницы, целый час читал заклинания… И всё для того, чтобы душа Гаврика явилась к тебе и открыла тайну спрятанных денег…

— Ты говорил, что она будет мне покорна!

— Ну да, говорил, но ещё я говорил, что при общении с духами ни в чём нельзя быть уверенным до конца, — Авалон смотрел на бандита слезящимися от страха глазами. — К тому же, я этот метод применил впервые. Я не мог знать в точности действия тех рун… Они, безусловно, подействовали, но, похоже, не совсем так, как мы предполагали…

— Гнида, ты зомбировал меня!

— Нет, нет! — Авалон увернулся от протянутой руки Шихана. — Спорить готов, что душа Гаврика всё-таки являлась тебе! Она не могла не явиться! Вспомни, как было! Вспомни!

Шихан, тяжело дыша, чувствуя, как удары сердца отдаются в висках и пот стекает по спине, тоже опустился на кровать. В памяти снова всплыли слова Гундоса о том, что он смеётся как Гаврик, и его лицо исказила гримаса ужаса.

Это не укрылось от Авалона.

— Дух Гаврика являлся тебе! — проговорил маг торжествующе. — Он являлся тебе, и между вами был телепатический контакт! — Он взобрался с ногами на кровать и подполз к позеленевшему бандиту. — Был! Тебе надо только вспомнить! Так что — рассказывай. Рассказывай во всех подробностях, что произошло после того, как ты выпил из чаши.

Но трясущемуся, впавшему в прострацию Шихану было не до рассказов. Он молчал, шумно дыша и уставившись перед собой.

— Ну, звал я этого суку Гаврика, — заговорил он наконец, с трудом выдавливая слова. — Просил его, чтоб он показал, где бабки лежат… А потом заснул… Проснулся ночью, когда все спали… Я был в шоке… Я сам не понимал, что делаю… Меня как будто кто-то заставлял…

— Гаврик! Гаврик! — взвизгнул Авалон с загоревшимися глазами. — Он что-нибудь говорил при этом?

— Ничего не говорил. Я говорил.

— Естественно, ты, но это был он! Ты был им, понимаешь?

— Он… то есть, я… нет, он… только смеялся гнусным смехом… — Шихан повернул к магу своё большое бледное с бисеринами пота лицо. — И ещё он пел… Знаешь песню — "Всё будет хорошо"? Вот он пел её и душил пацанов петлёй… На ней был узел. Его умеет делать только Гаврик… — Бандит вдруг словно очнулся. — Ты обещал, что он будет мне покорен! — заорал он и схватил мага за грудки. — Так-то он был мне покорен! Так-то он сказал, где бабки!

— Погоди, — забормотал испуганный Авалон, — погоди, я помогу тебе, только дай сосредоточиться… Я произнёс над чашей такие заклятия, что он не мог не выполнить твою волю…

— Я и вижу, как не мог! Замочил всех моих людей! Моими же собственными руками!

— Он не мог не выполнить… — выл маг. — Он обязан был… Он наверняка сказал, где спрятал деньги, ты вспомни… Напрягись, вспомни…

Шихан отпустил его и наморщил лоб, вспоминая.

— Ничего такого он не сказал, только смеялся и пел свою грёбаную песню. Ну, ещё по мобильнику звякнул…

— Позвонил по мобильнику? — оживился Авалон. — Кому? Что он сказал? Что конкретно?

— Погоди, дай вспомнить… Вроде, он какой-то бабе звонил…

Всклокоченный Авалон привстал на кровати.

— Что он ей сказал?

На Шихана снова накатила оторопь. До сих пор этот звонок как-то выскальзывал из его памяти, но сейчас ему показалось, что он мог заключать в себе что-то очень важное. Он — а точнее, вселившийся в него Гаврик, — звонил женщине. Шихан даже вспомнил её имя: Карина.

Авалон делал над его головой пассы, которые должны были прояснить его память. И память Шихана, как ни удивительно, прояснялась. Вместе с отвратительными подробностями убийств ему вспомнились и все действия вселившегося в него Гаврика. Он даже вспомнил, как скручивал петлю. Этот телефонный звонок, единственный звонок, сделанный духом, был адресован женщине, которую Гаврик, видимо, знал близко, и о которой Шихан не имел ни малейшего понятия.

Карина спрашивала у Гаврика, куда он запропастился, о нём уже третью неделю нет ни слуху ни духу. Его друзья повсюду его ищут. Шихан голосом Гаврика — а точнее, сам Гаврик — объяснил ей, как проехать к уединенной фазенде в Подмосковье, но не сказал определённо, что с ним случилось. А ещё Гаврик сказал, что она должна поискать на чердаке, под грудой старой одежды. "Найдёшь в полу", — прибавил он.

— В полу чердака, под грудой старой одежды, — повторил Шихан.

— Это он так сказал?

— Да… — Шихан изумлённо уставился на мага. — Там, говорит, хватит, чтобы обеспечить тебя и нашего ребёнка…

— Он имел в виду деньги! — закричал маг и осёкся, обернувшись на дверь. — Значит, они на чердаке, — прошептал он. — Под грудой одежды.

— Рядом с этой грудой лежит его труп, — тоже шёпотом проговорил уже не зелёный, а какой-то серый бандит. — Выходит, он хочет, чтобы Карина нашла его?

— Причём тут Карина и какой-то труп? Это же подсказка тебе насчёт денег! Он должен был тебе сказать! Должен был, понимаешь?

Шихан раздумывал целую минуту.

— Ну да, пол на чердаке мы в том месте не вскрывали…

— Они там, сто процентов! — убеждённо сказал Авалон.

Бандит встал с кровати.

— Едем сейчас. И моли бога, чтобы бабки нашлись, только этим ты спасёшь свою поганую шкуру!

Маг отпрянул.

— Но я сейчас не могу ехать. У меня масса дел… Езжай один. И вообще, ты не беспокойся, деньги там…

Он не договорил, увидев наставленный на него пистолет.

— Быстро собирайся!

Дожидаясь, пока маг оденется, Шихан лихорадочно размышлял. Он почти не сомневался, что дух Гаврика сказал правду и деньги спрятаны на чердаке. Значит, деньги найдутся. Но делиться ими с Авалоном он не собирался. Деньги нужны ему самому. А Авалона надо убрать. Это опасный свидетель, который расколется при малейшей опасности. После всего, что случилось, свидетелей надо убирать. Убирать свидетелей, заметать следы и ложиться на дно — вот что он должен делать. Тем более с такими деньжищами он может прекрасно залечь на дно хоть в России, хоть за границей. И вообще, если поразмыслить, пять миллионов долларов — очень неплохая компенсация за уничтоженную группировку. Как ни жалко Шихану было своих людей, деньги дороже.

Если же денег не будет, то Авалон всё равно получит пулю, причём на этот раз вполне заслуженную, поскольку он и есть главный виновник. Ошибочные заклинания над чашей прочёл, гад, пусть теперь отправляется вслед за пацанами!

— Когда пойдём мимо секретарши, скажешь ей, что мы уезжаем до вечера, понял? — сказал Шихан, засовывая руку с пистолетом в карман куртки. — И не вздумай что-нибудь вякнуть не то, буду стрелять без предупреждения.

Они вышли из офиса и уселись в джип.

— Да ты не мандражи, — с ухмылкой сказал бандит, искоса поглядывая на своего дрожащего спутника. — Ты же говоришь, что бабки там, значит, мандражить нечего. Сейчас приедем, возьмём их и я тебе отстегну твой "лимон". За базар отвечаю.

— Деньги там, — пролепетал маг. — Там они, сто процентов.

Шихан сунул ему какую-то старую газету, которая нашлась в джипе, и велел читать вслух её всю, от первой страницы до последней. А то кто его знает, этого Авалона. Может, по дороге начнёт "колдовать", воздействовать своей телепатией, так что пусть лучше будет отвлечён чтением.

Бандит едва не заснул под его монотонную бубнёжку. В дороге у него начали слипаться глаза, и он, считая, что в этом виновен Авалон, то приказывал ему читать громче и разборчивее, а то вдруг заставлял петь, и сам подпевал ему.

Они приехали на Гаврикову "фазенду", когда солнце уже заходило, заливая ярким закатным золотом стволы елового леса и саму "фазенду" — ветхое деревянное строение с оторванными ставнями и заросшим крыльцом. Вглядываясь в тёмные окна, Шихан невольно подумал о том, что Гаврик подыскал себе неплохое убежище. В этой уединённой берлоге, о которой не знали даже Гавриковы хорошие знакомые, можно было прекрасно отсидеться в случае опасности.

Они миновали покосившуюся калитку, пересекли двор в лопухах и поднялись по заскрипевшим ступеням крыльца.

В доме Шихану было знакомо всё, до последнего куска штукатурки, ведь в ночь убийства Гаврика дом был обыскан им и его бойцами от подвала до чердака. Искали так рьяно, что во многих местах раздолбили стены и выломали полы, кое-где даже разобрали крышу. И сейчас, когда они с Авалоном поднимались на чердак по ходившей ходуном лестнице, в бандите росло убеждение, что и в этот раз он ничего не найдёт.

— Значит, бабки, говоришь, здесь? — ворчал он, озираясь.

— Так сказал дух Гаврика, — ответил Авалон, стараясь придать своему голосу твёрдость. — Деньги под полом на чердаке, под грудой старой одежды.

— Ну-ну, — в сомнении качал головой Шихан.

Полумрак чердака был пронизан пыльными солнечными лучами, проникавшими сквозь многочисленные прорехи в крыше. Пол в нескольких местах был разломан, кое-где сквозь проломы виднелась убогая внутренность первого этажа. Прогнивший пол заскрипел под тяжёлыми шагами главаря. В свой последний приезд сюда он оставил обезглавленный труп валяться под старым тряпьём. Шихан сдвинул барахло ногой и показалось высохшее, потемневшее, всё в пятнах запёкшейся крови тело. Там, где когда-то была голова, торчали сломанные ключицы.

Шихан с минуту смотрел на труп своего заклятого врага, но вместо чувства злобной радости в нём нарастал страх. Возникло ощущение, которое он уже однажды испытал: Гаврик, живой, полный ненависти, жаждущий отмщения, находится где-то рядом и только и ждёт случая, чтобы напасть на него.

Чувствуя, что бледнеет, Шихан постарался сохранить безразличное выражение лица.

— В этом месте мои пацаны, и правда, пол не долбили, — пробормотал он, пиная ногой какие-то старые штаны и курки, и принялся откидывать тряпьё, груда которого занимала добрую треть чердака. — Значит, подолбим мы. Вот и инструмент остался — зубило и молоток. Я буду поддевать доски зубилом, а ты их выдёргивай руками. Доски старые, выходят легко, так что до темноты поднимем тут весь пол.

"И смотри, если бабок не будет, — прибавил он мысленно. — Тогда тебе не жить. А впрочем, тебе в любом случае не жить".

Они с Авалоном отволокли тряпьё в сторону и принялись за работу.

Прогнившие доски трещали и ломались, в воздух поднималась пыль. Шихан матерился всякий раз, когда под очередной выломанной доской не оказывалось денег. Авалон испуганно косился на него и молчал. Работая, Шихан озирался, как будто кто-то третий, находившийся на чердаке, пристально наблюдает за ним из углов, где сгущалась темнота. Однажды ему показалось, что Авалон занёс оторванную доску так, чтобы ударить его по голове, и напрягся. Он отставил зубило и сунул руку в карман, где лежал пистолет. Но Авалон, помешкав, отбросил доску к стене.

Груда выломанных досок росла. Шихан яростно бил молотком по зубилу, и старый дом жалобными стонами и скрипом отзывался на каждый удар. Переборка между чердаком и первым этажом истончилась до такой степени, что однажды треснула и в пролом провалилась нога Авалона. Пока маг, чертыхаясь, вытаскивал её, Шихан приподнял зубилом еще одну доску и присвистнул:

— Вот они…

Авалон кинулся к нему.

— Я же говорил! Дух Гаврика не мог не отрыть тебе свою тайну!

Пачки стодолларовых купюр, перевязанные резинками и завёрнутые в прозрачные пакетики, тянулись в углублении под вынутой доской метра на полтора. Шихан легко оторвал соседнюю доску, и под ней тоже обнаружились пачки.

Маг потянулся к ним.

— Назад! — Пистолет словно сам прыгнул в руку Шихана. — Назад, тебе сказано!

Авалон в испуге отпрянул.

— Я не претендую на эти деньги, — заговорил он дрожащим голосом, — можешь забрать себе хоть всё, но для тебя же лучше будет, если ты выдашь мне обещанную долю. Эти деньги нечистые, на них клеймо потусторонних сил… На них заклятие… Они принесут неслыханные беды тому, кто их возьмёт…

— Откуда ты знаешь? — Шихан взломал ещё одну доску, и под ней лежали пачки.

— Знаю, — маг, как бы священнодействуя, протянул руки вперёд. — Я чувствую исходящую от них чёрную энергию.

— А коли чёрная энергия, то тебе-то они зачем?

— Я знаю, как её нейтрализовать! Снятие порчи, сглаза, очищение ауры и нейтрализация чёрной энергии — это моя специализация. Сниму все чары за час. Но нам надо вернуться в салон. Там есть всё необходимое для свершения…

— Здесь свершишь! — рявкнул Шихан.

— Это невозможно. Там у меня пентаграммы, свечи, кристаллы…

Шихан снова наставил на него пистолет.

— Давай очищай бабки, и по-быстрому!

Он прикончил бы мага ещё минуту назад, но слова о том, что найденные деньги принесут зло, заставили его отложить это намерение. После всего, что случилось, Шихан готов был поверить Авалону.

— Очищай их здесь, — повторил он, — и без туфты. Чтобы никакой там чёрной энергии, понял? А "лимон" тебе будет, здесь же и выдам.

— Не могу я их очистить без магических средств!

— Можешь. Я знаю, ты можешь.

Магу пришлось покориться. Он простёр над деньгами руки и, покуда Шихан сгребал пачки в груду, забормотал себе под нос.

Они были так увлечены, что не заметили, как к дому подъехали два вместительных джипа и остановились метрах в ста от машины Шихана. Из внедорожников высыпали весьма решительного вида бритоголовые молодчики и сразу двинулись к дому. Последней вылезла молодая темноволосая очень смуглая женщина в цветастой шали на плечах.

— Мне всё это очень не нравится, — качая головой, говорила она здоровяку с перебитым носом, который возглавлял группу. — Прямо дрожь прошибает. Гаврик две недели не звонил, и вдруг этот ночной звонок…

— Но это точно был он?

— Он, я бы его голос из тысячи узнала. Я сама удивилась. Что с ним было всё это время, почему он молчал — ничего толком не сказал, а только объяснил, как сюда доехать…

— Мне это тоже не нравится, — мрачно проговорил здоровяк, озираясь. — Особенно вон тот джип. На таких ездят люди Шихана… Короче, в доме мы можем нарваться на засаду, поэтому тебе, Карина, лучше подождать здесь.

Банда Гаврика короткими перебежками, прячась за кустами, приблизилась к дому. Внутрь входили бесшумно, подсвечивая себе фонариками, в любой момент ожидая нападения. Услышав наверху голоса, все замерли и некоторое время стояли, прислушиваясь.

— … Нужны церковные свечи! — визжал фальцет. — Без них нормальный обряд невозможен!

— Ты, гнида, опять хочешь меня наколоть? — ревел бас, в котором все узнали голос Шихана. — А может, что бабки нечистые — туфта? Лапшу мне вешаешь?

— Нет! Если их не очистить как надо, они принесут страшное несчастье, это совершенно точно! Без очистки ты умрёшь! Погибнешь страшной смертью! Поэтому немедленно едем ко мне в салон!

— Ну да, чтобы ты слинял, или навёл на меня ментов!

— Никуда я не слиняю!

— Теперь я всё понял, Фима!

— Ну что ты понял, что?

— Ты нарочно зомбировал меня, чтобы я грохнул пацанов, а теперь хочешь от меня слинять!

— Дикая мысль…

Люди Гаврика начали осторожно подниматься по лестнице. Под ногой здоровяка с перебитым носом, поднимавшегося первым, скрипнула ступень, и в ту же минуту на чердаке раздались выстрелы. Здоровяк, сжав пистолет, кинулся наверх. За ним последовали остальные.

— Нет, Шихан, нет! — выл раненый Авалон, корчась на груде тряпья.

— Подохни, падла! — Бандит в ярости выпускал в него пулю за пулей.

— Стоять, Шихан, ни с места! — рявкнул здоровяк.

Ввалившаяся на чердак толпа сгрудилась за спиной своего предводителя, и тут случилось то, чего не ожидал никто. Пол чердака, обветшавший и проломленный, не выдержал этой внезапной тяжести и с грохотом, треском и клубами пыли провалился, увлекая за собой людей, балки, доски, лестницу и перекрытия, поддерживавшие крышу. Почти сразу, надсадно заскрежетав, начала проседать и сама крыша. Не прошло и минуты, как от дома остались только одна стена и большая груда обломков, над которой столбом поднималась пыль.

Шихана полностью погребло под этой грудой, но он ещё какое-то время боролся за жизнь, пытаясь высвободить грудь. Его рот и ноздри забились пылью, и воздух в лёгких иссякал раньше, чем силы в мышцах. К тому же при малейшей попытке пошевелиться в рёбра злобно впивалось что-то острое, отчего вся его грудь превратилась в сгусток мучительной, пульсирующей боли. Охваченный ужасом, он сначала не понимал, что это такое. Надо было пройти ещё целой минуте, прежде чем он, задыхаясь, теряя сознание, не понял, что на него навалился труп Гаврика, которого обвал каким-то непостижимым образом швырнул прямо на него. Разлепив запылённые глаза, Шихан скорее догадался, чем увидел, что ему в грудь врезается позвонок из сломанной шеи трупа. Он оцепенел, потом судорожно дёрнулся, испустил долгий шелестящий стон и затих навсегда.