Что произойдет, если автор внезапно встретится со своим персонажем? Слава Арсения Платонова давно осталась в прошлом. Но однажды к нему в баре подсаживается красивая женщина и заявляет, что она – героиня книги, принесшей успех Платонову двадцать лет назад. Она требует написать последнюю, заключительную историю о приключениях провинциалки, покорившей столицу, и выбирает ОЧЕНЬ весомые аргументы. Сначала погибает жена литератора, потом из окна гостиничного номера выпадает юная поклонница его таланта. Одна смерть следует за другой, и все они как-то связаны с прошлым Арсения Платонова. Похоже, ему даже не придется придумывать для нового романа сюжет…
женская проза,женский детектив ru Roland OOoFBTools-2.5 (ExportToFB21), FictionBook Editor Release 2.6.6 21.10.2012 http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=4243685Текст предоставлен правообладателем ae10f196-1ced-11e2-86b3-b737ee03444a 1.0 Рапсодия в стиле mort: [роман] / Карина Тихонова Астрель Москва 2010 978-5-17-068289-8, 978-5-271-29021-3

Карина Тихонова

Рапсодия в стиле mort

Трудно провести границу между триллером и детективом. Разница, пожалуй, в том, что в детективе время движется назад – к разгадке, а в триллере несется вперед, к катастрофе.

Росс Макдональд

Глава 1

Из болезненной полудремы Арсения вырвало прикосновение руки, потрясшей его за плечо. Он быстро поднял голову. Лицо девушки-официантки плавало перед ним в сигаретном дыму.

– Все в порядке? – спросила она скорее тревожно, чем участливо. Звуки резанули по барабанным перепонкам и вызвали запоздалую головную боль.

– Все отлично, – услышал Арсений далекий чужой голос, смутно похожий на его собственный.

Девушка оглянулась на толстяка за барной стойкой, полирующего бокалы до хрустального блеска. «Что с ним делать?» – спрашивал ее взгляд. Толстяк перекинул через плечо хрустящую открахмаленную салфетку, поднял руку и многозначительно пошелестел тремя пальцами. Девушка повернулась к странному клиенту:

– Принести что-нибудь еще… или вы рассчитаетесь?

Арсений взглянул на стол, где сиротливо стояли чашка недопитого кофе и вонючая переполненная пепельница. Мысль о еде вызвала неприятную желудочную судорогу. Однако ему не отвертеться: либо заказывай, либо уходи.

– Который час? – спросил он, пытаясь сообразить, есть ли у него деньги.

Официантка молча кивнула на стену с часами. Арсений прищурился: половина шестого. Значит, он проспал здесь уже полтора часа?

– Я жду знакомого, – соврал Арсений. – Есть не хочу, лучше принесите мне еще кофе. Только очень крепкого, а не такую бурду.

Официантка отошла к барной стойке, заговорила вполголоса, не оглядываясь. Судя по взглядам толстяка, кофе ему вряд ли принесут.

Арсений осмотрелся. Он этой ночью глаз не сомкнул, поэтому сегодняшний день словно таял в тумане. Он помнил, что сбежал из отеля рано утром, уж очень не хотелось принимать Решения и совершать Действия. До вечера слонялся по городу (где?), а потом усталые ноги привели его туда, где можно спокойно посидеть (и поспать).

Бар, в который его занесло случайно, казался небольшой уютной пещеркой. Матовые багровые шары, висящие низко над столиками, давали так мало света, что большой плазменный экран на стене казался драконом, изрыгающим нестрашные фейерверки. Посетителей немного. Компания курящих подростков за соседним столом тянет пиво, время от времени оглашая полутьму истерическим хохотом. Щупальца плотного сигаретного облака над их головами медленно расползаются во все стороны. В темном углу сладкая парочка запивает поцелуи растворимым кофе. «Не слишком проходное место, – подумал Арсений. – Поэтому меня терпели так долго».

Но всякому терпению приходит конец. Толстяк надвигался на него как цунами – сплошной стеной. Вблизи он оказался еще массивнее и выше, чем за стойкой, – метр девяносто, не меньше. И килограммов сто пятьдесят чистого веса!

Арсений незаметно ощупал карманы. Так он и думал: бумажника нет. Вот интересно, что теперь делать?

Толстяк засучил рукава белой рубашки, наклонился к Арсению и уперся ладонями в стол. Но не успел он открыть рот, как рядом стукнули ножки отодвинутого стула. Толстяк и Арсений обернулись одновременно.

– Не помешаю? – Женщина непринужденно расположилась за столом.

«Снова она!» – тоскливо подумал Арсений. Однако толстяк, оглядев посетительницу, остался доволен – платежеспособного клиента сразу видно! Выпрямился и вежливо спросил:

– Что закажете?

– Коньяк, – не раздумывая, ответила женщина и повернулась к Арсению: – Я предпочитаю «Мартель», а вы?

– Я тоже, – кивнул Арсений.

Интересно, что он будет делать, когда придет время расплачиваться? Займет у дамы? Господи, он даже не знает, как ее зовут!

Спасительница что-то вполголоса обсудила с толстяком, и через минуту стол преобразился. Вместо переполненной мерзкой пепельницы появилась искрящаяся хрустальная раковина, блюдечко с кружочками лимона, нарезка перламутрово-розовой, истекающей соком семги и свежий хлеб в деревянной плетенке. Коньяк подали как полагается – в больших пузатых бокалах, которые так уютно согревать ладонью. Женщина сделала вежливый жест в сторону Арсения и отпила большой глоток без всяких тостов, как и полагается на поминках.

Арсений последовал ее примеру, ожидал худшего – ну откуда в этой забегаловке настоящий «Мартель»? Однако коньяк оказался не «паленым» и произвел на разболтавшийся организм поистине волшебное действие. Мягко скользнул по пищеводу, снимая судорогу, снял головную боль, разогрел холодную вялую кровь. Даже дышать стало гораздо легче. Вот только разговаривать Арсению по-прежнему не хотелось.

– Вам лучше?

Он кивнул, рассматривая капли жидкого янтаря в бокале. Пауза становилась невежливой, но собеседница, по-видимому, не нуждалась в том, чтобы ее развлекали. Они молча допили коньяк, глядя в пространство, а потом женщина сняла со стула сумочку на длинном ремешке.

«Приглашал он меня в ресторан, – запела Пугачева на плазменном экране, – коньяком, правда, за мой счет, угощал…»

Черт, прямо в масть! Арсений заерзал на стуле. Неловко, конечно, пить за чужой счет, зато не придется объясняться с обслуживающим персоналом. «А, ладно! – решил он. – Верну ей деньги в гостинице».

Едва слышно взвизгнула «молния», женщина отодвинула блюдечко с лимоном и тарелку с семгой, положила что-то на стол.

Сначала Арсений машинально отметил, что четырехугольный предмет слишком велик для кошелька даже столь состоятельной особы. А потом подумал, что руки дамы, несмотря на ухоженность, выдают ее возраст. Оказывается, незнакомка значительно старше, чем он думал.

– Узнаете?

Тускло сверкнул темно-синий сапфир в старинной оправе – кольцо, о котором Нина говорила с завистливым вздохом, – худые морщинистые пальцы сняли с предмета невидимую пылинку. В этом движении проявилась нежность, которая никак не вязалась с холодными серыми глазами и безукоризненно вылощенным образом мадам. Арсений понял, что перед ним лежит книга. Он прочитал название и фамилию автора. Ничего не шевельнулось в душе: ни волнения, ни досады, ни радости, ни удивления.

– Первое издание? – спросил он с вежливым интересом. Женщина наклонила голову. – Круто. Даже у меня его нет, все разбазарил.

Незнакомка достала из сумочки ручку и протянула ее через стол. Хм, настоящий «паркер» с золотым пером. Интересная деталь, сейчас мало кто носит с собой дорогие чернильные раритеты.

– Я хотела попросить вас подписать. – Она замялась. – Простите, я понимаю, что вам сейчас не до этого, но кто знает, когда мы снова встретимся?

Арсений взял ручку, раскрыл книгу и написал на титульном листе: «Никогда не сдавайтесь. Ваш Арсений Платонов».

Он взглянул на дату внизу страницы. Тысяча девятьсот восемьдесят девятый год от Рождества Христова, город Москва. Другое время, другой мир, другая жизнь, другой Арсений Платонов. И Нины еще нет, она появится в его жизни только через два года. А Пашка только через четыре – милый смешной спиногрыз. Все дети милые, пока не вырастут.

– Вам нравится эта книга? – привычно спросил Арсений.

Странно, но она покраснела. Неужели у него сохранились поклонницы? Вот анекдот! Он, как корабль, давно сел на мель рядом с райским островом, где много чистой воды и фруктов. Добраться до него ничего не стоит – бирюзовый прибой донесет лодку к белой песчаной полосе за несколько минут. Да вот беда: экипаж давно мертв.

– И остальные ваши книги тоже, – пылко ответила незнакомка. – Но эту я знаю наизусть.

Арсений усмехнулся.

– Скажу вам по секрету, мне было двадцать восемь, когда я ее писал. Сюжет прямолинеен, стиль скачет от главы к главе, герои списаны с западных спецагентов, а героиня – с девушек Джеймса Бонда. Вот так я и творил.

– О нет! – возразила женщина, явно шокированная его признанием. – Это очень индивидуальная работа! В ней много чувства, интуиции, страдания…

– Страдания? – переспросил Арсений. – О да! Опять-таки между нами: в то время я питался исключительно собачьими галетами, украденными у соседского пса. Нужно было посвятить эту книгу ему.

Он расписался, поставил жирную чернильную точку, похожую на кляксу, и протянул книгу через стол.

Женщина покачала головой.

– Это лучшее, что вы написали. О, простите, – внезапно спохватилась она, – я такая бестактная!

Арсений махнул рукой.

– Не извиняйтесь, я уже привык, что все лучшее в прошлом. Вообще-то эта книга сплошное подражание. Не представляю, что вы в ней нашли.

– Себя, – ответила женщина. Худая морщинистая ладонь накрыла обложку. – Здесь все – правда, от первого до последнего слова. Понимание женщины. Сочувствие и уважение к ней. Очень редкое качество для мужчины-Писателя. – Она протянула руку и представилась:

– Полина.

Почему-то Арсений совсем не удивился. Отважная Полина, с которой началась эпопея о прекрасной провинциалке, покорившей Москву, вызвала моду на это имя. Многие Полины, родившиеся в начале девяностых, даже не подозревали о литературных пристрастиях своих мамочек. Но дама, сидевшая напротив, значительно старше героини Арсения.

Арсений привстал и пожал горячую твердую ладонь.

– Забавное совпадение, – улыбнулся он.

– Это не совпадение. Я поменяла имя сразу после того, как прочитала вашу книгу.

Арсений опустился на стул, достал сигарету и закурил, бросая на собеседницу тревожные взгляды исподлобья. Да, никто не скажет, что с этой женщиной «что-то не так». Прекрасно одета, подтянута, ухожена – сразу виден социальный статус. Лицо с правильными, даже чересчур правильными чертами наводит на мысль о первоклассном пластическом хирурге… Ах, черт! Арсений вдруг сообразил, кого напомнило ему лицо дамы, когда он увидел ее в первый раз. Это была ожившая Полина, только Полина изрядно постаревшая, прошедшая огонь, воду и медные трубы, на которые не поскупилось его некогда богатое воображение. И хотя он написал шесть книг о жизни и похождениях удачливой авантюристки, период ее заката остался за кадром. Вот, значит, в кого превратилась его юношеская мечта, его русская Анжелика: в восковой манекен из музея мадам Рыночной Демократии.

– Я не собираюсь вас преследовать, – дама словно читала его мысли. – В сущности, мне не нужно ничего, кроме автографа… и небольшого одолжения. Хотя вы можете рассматривать это как деловое предложение.

Арсений вспомнил о приглашении, благодаря которому они с Ниной оказались в этом городе, вспомнил черный лимузин, встречавший их в аэропорту, оплаченный «люкс» с видом на старинный Кремль, вспомнил множество других мелких деталей, казавшихся непонятными, и все они сложились, наконец, в ясную картинку.

– Это вы пригласили меня сюда?

Дама с улыбкой кивнула.

– Конечно! Я давно слежу за вами, и – простите, если мои слова покажутся вам обидными (тут ее улыбка стала застенчивой), – не могу понять… Чем вы, собственно, занимаетесь?

Не в бровь, а в глаз. Этот вопрос Арсений часто задавал себе десять лет назад, а потом перестал, потому что стало страшно. Он раздавил недокуренную сигарету в сверкающей хрустальной раковине и сухо сказал:

– Я пишу сценарии для сериалов. И вас… то есть вам это прекрасно известно.

Они встретились на съемочной площадке, где ваялась сага про милицейского суперпса Михея, не к столу будь сказано. Исключительная тупость всех собак, игравших Михея, которые даже команду «голос» понимали с третьего раза, перепортила продюсерам кучу пленки, а Арсению – кучу нервов. Он даже начал подозревать, что существует специальный приз для особо глупых псов – главная роль в милицейском телесериале. Арсений уже несколько лет сидел на «успокоительном», а на съемочной площадке, где год идет за три, вообще глотал таблетки пачками. В момент очередного ступора он и заметил стройную особу в длинном черном пальто и беретке, вроде головного убора десантников. Она стояла в сторонке от обычной телевизионной суеты, беготни и ругани, просто наблюдала за ходом съемки. Ему почему-то запомнились красная лаковая сумка, перекинутая через плечо, и такие же ярко-красные перчатки. Арсений даже таблетку забыл проглотить, так приковали его внимание эти кровавые руки. А когда поднял взгляд, то увидел странно знакомое женское лицо. На всякий пожарный помахал ей рукой (вдруг жена продюсера?) и получил ответный взмах. Мог ли он думать, что в десяти шагах стоит его собственный персонаж, волшебным образом материализовавшийся из печатных строчек!

– Вы хотели сказать «вас это не касается», – поправила его Полина. Арсений слабо запротестовал, хотя она, разумеется, была права. – Нет-нет, прошу вас, не надо ничего объяснять! Я и так знаю все, что вы сейчас думаете. – Она облокотилась о столешницу и уложила подбородок на ладонь. Серые глаза буравили Арсения с неприятной проницательностью. – Вы думаете, перед вами свихнувшаяся богатая баба, которая нацелилась на освободившееся место. Ничего такого я не планирую. Лет пять назад – может быть, а сейчас уже нет времени. И я пока не сумасшедшая. Кстати, раз уж мы об этом заговорили, примите мои соболезнования. Это ужасное несчастье.

Арсений трясущимися руками достал из пачки последнюю сигарету. Чиркнула зажигалка, чужая рука поднесла колеблющийся язычок пламени, выхвативший из памяти зрелище, которое он старался забыть: разбитое лицо, кровь на слипшейся платиновой челке, странная поза, в которой Нина лежала на асфальте, – поза сломанной куклы. Странно, что крови было немного, ведь она упала с такой высоты…

Арсений сломал сигарету, так и не прикурив, скомкал пачку и бросил в пепельницу.

– Пора возвращаться! – Он отодвинул стул и встал. – Простите, не могли бы вы расплатиться? Я верну вам деньги в отеле…

– А разве вас не интересует, что я хочу предложить? – перебила Полина, рассматривая его снизу. В плавающем сигаретном дыму ее лицо казалось неясным и меняло очертания, как и положено призраку.

– Нет, – сказал он искренне. – Меня давно ничего не интересует.

– Поэтому вы не можете больше писать?

Арсений уже снял со спинки стула ветровку, но вопрос его зацепил, так ранит импотента упоминание о половом бессилии.

– А вот это действительно не ваше дело.

– Ошибаетесь. Я предлагаю вам написать заключительную книгу о Полине.

Арсений невольно нагнулся и всмотрелся в серые глаза за границей светового круга. Шизофреничка или просто скучающая богатая стерва, не знающая, как убить время?

– Вы пригласили меня в этот город, чтобы подсказать сюжет? – уточнил он, не веря, что все это происходит с ним и наяву.

– И даже гораздо больше, – кивнул призрак. – Возможность пережить нечто незабываемое. Кроме того, я заплачу хороший гонорар и обеспечу книге отличную рекламу. Успех гарантирован.

Неловкая пауза, когда человек понимает, что его визави сошел с ума, но стесняется об этом сказать.

– Предложите это какому-нибудь начинающему автору, – посоветовал Арсений. – Он будет вам ноги целовать.

– Мне не нужно целование ног, – ответила она, терпеливо улыбаясь. – Мне нужна Полина. Конец истории, понимаете?

Арсений вздохнул и уселся на прежнее место. Даже если баба и сумасшедшая, нужно ответить «нет» со всевозможной вежливостью.

– Зачем вам это? Полину давно уже никто не помнит.

– Значит, вспомнят.

Несокрушимая убежденность собеседницы Арсению немного польстила. В него уже давно мало кто верил так сильно. Если честно, вообще никто не верил.

Восемь лет назад он попал туда, куда рано или поздно находит дорогу любой автор: в Страну Писательского Затыка. Это произошло сразу после выхода его последней книги. Книгу критики раздолбали, но дело было конечно же не в этом. Просто сломался какой-то важный винтик внутри, и слова перестали складываться в предложения, а предложения – в связный рассказ. Он просиживал перед компьютером по восемь часов в день, выдавливая страницы, как остатки зубной пасты из тюбика. Затем читал свою писанину, морщился от отвращения и подвергал немедленной компьютерной смерти. Нина поддерживала и успокаивала его больше года. Потом начала намекать, что Арсению пора найти работу, а еще через пару месяцев привела к продюсерам милицейского суперпса. Сначала он честно пытался отрабатывать гонорар – например, предложил сделать Михея собакой-поводырем и придумать истории людей, которым пес служит. Люди будут разные, и истории разные; смешные, грустные, трогательные, а главное – правдивые! Конечно, правды в них будет столько, сколько сможет переварить современное развлекательное ТВ, но все же это лучше тупого копирования!

Продюсеры выслушали, произнесли несколько воздушных любезностей и идею отвергли. Народу это не нужно. Народ привык, что пес служит в милиции, и не надо народ разочаровывать. Тем более, что есть пример старших братьев из Австрии. Если они не изобрели собаку-поводыря, значит, и мы не будем. Мы братья младшие, а по народной традиции младшенькие всегда дураки. В общем, сочиняйте сказки, ориентируясь на классику.

Первое время Арсений еще барахтался, писал сценарные разработки, в которых жили люди, похожие на реальных. Дальше в сражение вступали бойкие молодые люди, которые хлопали Арсения по плечу, называли «братом» и «чудаком». Их работа заключалась в том, чтобы превратить живых персонажей в витринные манекены с табличкой «распродажа» на гипсовой шее. Типажи раздавались такие: преуспевающая дама, пожилой банкир, победительница конкурса красоты, стриптизер, настырная журналистка, жена олигарха, восходящая эстрадная звездочка, беспринципный бизнесмен… эт сетера, эт сетера… Если смешать ингредиенты, получается что-то вроде магазинной колбасы: запах и цвет есть, вкуса нет. Зато – ароматизаторы, наполнители и заменители, «идентичные натуральным».

Были у Арсения и другие клиенты, живущие в приторно-сиропной среде любовных сериалов. Арсений быстро привык к почетному караулу телеуродцев. Во-первых, за это прилично платили, во-вторых, ничего больше он делать не мог. Перестал не только писать, но и читать: смотрел на витрины книжных магазинов, где обложки бестселлеров менялись с калейдоскопической скоростью, и поражался – как это у людей получается? Но признаваться в творческой импотенции собственному персонажу было как-то неудобно, поэтому Арсений облек отказ в возвышенную форму:

– Невозможно написать приличную вещь по заказу со стороны. Нужно, чтобы заказ шел оттуда, – Арсений постучал по груди.

– Верди написал «Аиду» на заказ ко дню открытия Суэцкого канала, – напомнила Полина. – А «Реквием» Моцарта…

– Да, да! – прервал он нетерпеливо. – Я знаю, многие гении так работали. Но это значит, что заказ их чем-то зацепил, иначе они вряд ли бы взялись. И потом, они были гениями, а я… – Он усмехнулся и развел руками.

Собеседница закинула ногу на ногу и сплела пальцы вокруг колена. Серый джемпер, надетый поверх белой рубашки, удивительно гармонировал с золотисто-каштановыми волосами и обманчиво спокойными серыми глазами. На первый взгляд ей можно было дать лет тридцать. На второй – все сорок пять. А про третий Арсению знать не хотелось.

– Гениями они стали после смерти, а при жизни были обыкновенными трудягами. И за работу брались не потому, что испытывали высокий душевный подъем, а потому, что кушать хотелось. Человек – животное ленивое. Дайте ему побольше жратвы, – (Арсений слегка поморщился, так не вязалось это слово с респектабельным обликом собеседницы.) – и он целыми днями будет валяться на диване. Именно поэтому премудрый Создатель сделал жизнь гениев невыносимой. А Бальзак? Господи, да он из долгов не вылезал! Поэтому работал по пятнадцать часов в сутки, как каторжный, продавал еще не написанные романы, врал, изворачивался, прятался от кредиторов, набивался к знакомым на обед… И всю жизнь мечтал о богатой женушке, чтобы, наконец, улечься на диван и предаться обычному человеческому свинству! – Женщина говорила, не повышая голоса, но Арсений чувствовал, как нарастает ее внутреннее раздражение. Он начинал бояться эту красивую ухоженную даму без возраста. И еще начинал понимать, что избавиться от этого персонажа с помощью любимой клавиши Delete не удастся.

– Все это верно, – признал он, – но это только слова. Они ничего не меняют.

– Любая книга – это только слова, – возразила она. – Но вам удалось найти слова, которые изменили мою жизнь. Разве это ничего не значит? – Полина подалась вперед и положила твердую сухую ладонь на руку Арсения. – Начинайте работать, Арсен.

Арсения окатило теплой ностальгической волной. Арсеном его называли в далекой молодости, когда еще не прошла мода на все кавказское, это потом он начал откликаться на простецкого Сеню. Да и все вокруг как-то опростилось и обесцветилось: и жизнь, и желания, и чувства…

– Я не смогу, – сказал он с тихим отчаянием. – Я… уже давно не могу писать.

– Эту книгу вы напишете, – пообещала Полина и убрала руку с его ладони.

Арсений криво усмехнулся.

– Почему вы так уверены?

– Потому что у вас нет другого выхода, – ответила она серьезно и немного печально.

Глава 2

Арсений подошел к ступенькам, ведущим на выход, испытывая давно забытое чувство нереальности происходящего. Бар, в который его занесло под вечер, находился в темном цокольном помещении. Арсений стоял внизу и смотрел на улицу, где уже зажглись первые фонари, слышал короткие автомобильные клаксоны, чувствовал прохладу вечернего осеннего воздуха и запах сухих багряных листьев, но все это казалось ему декорацией странного сюрреалистического спектакля. «Наверное, это из-за ног, – решил он. – Лиц прохожих не видно, только множество торопливых ног – мужских, женских, детских, в кроссовках и туфельках-лодочках, в кокетливых чулках-сеточках и колготках-гармошках. Символичный образ современного общества». Минуту назад он беседовал с персонажем собственной книги, имеющим лицо и имя, но живущим на ничейной земле, «авторский вымысел». Иногда границы двух миров – реального и выдуманного – сходились так тесно, что Арсений не мог отличить один от другого.

Арсений поднялся, перешагивая через ступеньки, и сразу торопливо пошел куда глаза глядят. Ему не хотелось, чтобы собственный персонаж догнал его, взял под ручку и поинтересовался, не по дороге ли им. Что-то в этом есть ненормальное.

Арсений сунул руку в карман и вытащил бумажку, которую Полина дала ему на прощание. Он даже не взглянул на нее там, в баре, просто удивился, до чего покладистое животное человек. Когда нам что-то протягивают, первое побуждение – взять. Это может быть чек на десять тысяч долларов, а может динамитная шашка с подожженным запалом, все равно ты обнаруживаешь готовность принять дар.

Он развернул сложенное вчетверо послание. Лаконичнее не бывает: «пятьдесят тысяч долларов». Так и сказано прописью, очевидно, во избежание недоразумений. Почерк какой-то неженский, с наклоном влево.

Арсений скомкал блокнотный листок и швырнул в ближайшую урну. Столько ему не платили, даже когда первая книга разошлась пятисоттысячным тиражом и кинопродюсер бандитской наружности предложил Арсению договор на экранизацию. Нет, это не он сумасшедший, это баба сумасшедшая. Одни сдвинутые воображают себя Наполеонами, другие Жозефинами, а она выбрала манию поскромнее. Удачного лечения, дамочка, подробности расскажете вашему психиатру.

Ему мучительно захотелось курить. Вообще-то он «завязал» пять лет назад. Не потому, что боялся рака легких, и не потому, что врач констатировал аритмию, стенокардию и что-то еще, связанное с сердечным клапаном. Просто обнаружил, что в мире сузившихся желаний и возможностей он может прекрасно обходиться без сигарет. До вчерашнего вечера…

Стоп, стоп! Не думать об этом! Во всяком случае, не сейчас.

Не обнаружив в карманах ни сигарет, ни денег, Арсений попросил закурить у проходящего мимо мужчины. Тот удивился, но вытащил пачку «Парламента». На вкус сигарета показалась великолепной. Он брел, затягиваясь, пуская дым и испытывая приятное прояснение в голове. Как там писал Хемингуэй? «Время идет по кругу. Всегда. И рано или поздно ты снова засовываешь что-нибудь в свою постаревшую немую пасть. Бутылку, сигарету или ствол винтовки. Но сейчас – не в августе, не в сентябре, не в этом году, – сейчас ты можешь делать, что хочешь».

Больше всего сейчас Арсений хотел вернуться в отель и обнаружить Нину живой, хотя их отношения давно и безнадежно зашли в тупик. Может, это случилось потому, что Нина уверенно двигалась вверх и делала карьеру, а Арсений так же уверенно исполнял обратное сальто? Нет, даже не поэтому. Потому, что Арсений с этим смирился. Как может женщина уважать мужика, признавшего себя побежденным? Они спали в одной кровати – общей коммунальной территории, разделенной посредине знаком «Проезд закрыт». Они даже ругаться перестали – какой смысл? С точки зрения окружающих, их брак был не лучше и не хуже множества других, а что происходит за закрытыми дверями, никого не касается.

Неделю назад он получил приглашение выступить на собрании никому не известного литературного клуба. Нина только плечами пожала: «А тебя там ни с кем не перепутали?» Арсений отшутился: «Намекаешь на Акунина?» – хотя пренебрежение жены его задело. Он твердо решил ехать один, однако в последний момент Нина вспомнила роль супруги писателя. А когда лимузин доставил их от трапа самолета в трехкомнатный «люкс», где на столе лежал толстый конверт с наличными – гонорар за выступление, то взглянула на Арсения с некоторым удивлением. Словно пыталась понять, стоит ли он таких трат.

На литературные посиделки она, впрочем, не пошла. Арсений был этому рад. Он боялся, что провинциальный литературный клуб состоит из трех немолодых калек, страдающих от нехватки общения. Однако его ждал еще один приятный сюрприз: зал библиотеки был почти полон людьми разного возраста, в том числе и молодыми. Одна девица, сидевшая в первом ряду, без передышки сыпала вопросами насчет прототипов отважной Полины; видно, что книжный источник изучила основательно. Арсений чуть не поинтересовался, где она откопала это старье, но вовремя спохватился. К чему подвергать сомнению свою авторскую востребованность, для этого существуют критики. И конечно, в последнем ряду он заметил ее, женщину-загадку. Вопросов она не задавала, просто сидела и слушала. Иногда улыбалась. Иногда хлопала. Иногда рассматривала публику. За последнее время Арсений привык к ней как к собственной тени. Даже гадать перестал, что ей нужно, просто принимал как данность, что она скользит где-то рядом.

Вечер ему понравился. Арсений отвык быть в центре внимания и ощущал легкое головокружение, словно выпил на один бокал больше, чем следовало. Он проявил поразительную изобретательность, уходя от ответов на вопросы типа: «Над чем вы сейчас работаете?» Даже чувство юмора, казалось давно растворившееся в кислотной сериальной среде, напомнило о себе неожиданным всплеском. Можно сказать, что в тот вечер он собой гордился. Поэтому когда незнакомый мужчина отозвал его в сторону и сказал, что с женой случилось несчастье, Арсений не сразу понял, что ему пытаются втолковать.

– Что с ней? – он представил Нину прыгающей на костылях. Бабаёжка, гипсовая ножка. Ничего более ужасного он тогда представить не мог.

– Вам лучше вернуться в гостиницу, – человек взял его под руку. От него несло перегаром, с которым бессильно боролась мятная жвачка во рту. – Я вас отвезу.

Так рухнула его жизнь. Хорошая, плохая – неважно. Та, к которой он привык. А попытка спрятать голову в песок и не признавать очевидное – она от обычной мужской трусости. Поэтому он до сих пор никому ничего не сообщил, просто-напросто сбежал от проблем с утра пораньше. Но мучительнее всего было чувство вины от того, что он не «убивается». Когда живешь с другим человеком почти двадцать лет, он становится физической частью тебя самого. Иногда занозой в сердце, иногда дополнительной извилиной мозга, иногда болью в печенке… в общем, чем-то ощутимым. А он не чувствует ничего, кроме страха перед реальностью, с которой ему теперь придется столкнуться лоб в лоб.

Арсений подошел к краю дороги и вытянул руку. Вспомнил, что у него нет денег, но напрягаться не стал: расплатится в гостинице. Шофер окинул взглядом мятую одежду клиента и неожиданно согласился подождать с деньгами. Очевидно, отель считается в городе респектабельным местом.

Доехав до пункта назначения, Арсений первым делом стрельнул взглядом в ту сторону, где вчера вечером железные столбики, соединенные желтыми лентами, образовывали круг. А внутри круга неумелый художник изобразил человеческое тело, лежащее в неестественной позе. Толпа глазела на рисунок с любопытством и восторгом. Все это напоминало какой-то жуткий шаманский ритуал.

Слава богу, сейчас отель живет обычной жизнью: оцепление снято, люди входят и выходят через вращающиеся стеклянные двери, где-то внутри негромко играет музыка, а сбоку от входа под большими полосатыми тентами-маркизами выстроились столы с местной сувенирной продукцией – финифтью.

Арсений повернулся к таксисту.

– Я быстро. Если хотите, можете пойти со мной.

– Да нет, я подожду, – проявил доверие водитель.

Шестиэтажное здание было выстроено в духе новомодного бетонного конструктивизма с фасадом из огромных тонированных окон и большой смотровой площадкой на крыше. Странное место для смотровой площадки, невысоко ведь. Хотя все относительно. Для человека, стоящего на площадке, не смертельно, а для человека, летящего вниз, – наоборот.

«Какого черта ее понесло на эту площадку?» – вот запоздалый вопрос, который пришел на ум Арсению в прозрачной кабинке лифта. Насколько он знал Нину – а он знал ее хорошо, – осмотр городских достопримечательностей с высоты был не в ее вкусе. Сначала она обревизовала местные магазины, потом сходила на экскурсию в Кремль, а потом, по идее, должна была заявить, что больше тут делать нечего.

«Однако она этого не заявила, – снова посетило его озарение. – Почему?»

Пол кабинки дрогнул, и двери разошлись с мелодичным хрустальным переливом. Арсений вышел, на ходу доставая магнитную карту, и двинулся по пустому коридору, с двух сторон освещенному настенными бра. «А ведь мы были единственными людьми, жившими на этом этаже», – подумал он, открывая дверь. В общем, ничего странного в этом нет: этаж дорогой, «люксовый», конец туристического сезона… и все же эта мысль была тревожной, как подозрение.

Темноту номера насквозь пропитал запах знакомых духов. Арсений торопливо щелкнул выключателем и начал поиски бумажника, стараясь не замечать вещей Нины, разбросанных по комнате. Бумажник нашелся в кармане замшевого пиджака, который Арсений надевал вчера на встречу с литературными поклонниками. Содержимое было в порядке, и он так же торопливо выскочил в коридор, не выключая свет. Еще одно маленькое усилие – и он спрячется в номере от любопытных взглядов. Забаррикадируется в кабинете, благо там лишь его вещи, и как-нибудь переночует. А утром уже не так страшно. Утром он решит, как жить дальше…

Во вращающихся дверях Арсений чуть не столкнулся с высоким мужчиной в джинсовом костюме.

– Извините, – сказал он машинально, но ответа не получил. Оглянулся на незнакомца, исчезающего за стеклом, где я его видел?

Арсений отсчитал деньги, прибавил к условленной сумме еще одну сотенную купюру и нагнулся к распахнутой дверце машины.

– Простите, что задержался.

– Да нет, вы быстро, – радостно ответил таксист, засовывая деньги во внутренний карман куртки. – Спасибо! – Арсений кивнул и хотел выпрямиться, когда вопрос ударил его прямо в лоб: – А правда, что у вас тут вчера кого-то убили?

Арсения передернуло.

– Это был несчастный случай, – сказал он сквозь зубы и захлопнул дверцу, чтобы не слышать вопросов, на которые так охочи жадные до крови обыватели.

Арсений перебежал через дорогу к табачному киоску и купил пачку «Парламента». Закуривая двадцать вторую по счету сигарету, он отметил, как легко и быстро возвращаются дурные привычки. Вечерняя улица выглядела приятно оживленной, и Арсению захотелось оттянуть момент возвращения в номер, насквозь пропитанный духами Нины. Он потолкался возле столиков с украшениями и безделушками, кое-что повертел в руках, якобы прицениваясь. Ничего покупать он, конечно, не собирался, просто хотел побыть среди людей.

– Если понравится, сделаю скидку, – пообещал бойкий юноша в кожаной кепке, лихо сдвинутой набок.

Арсений кивнул и, затягиваясь ароматным сухим дымом, подумал: «Где же я его видел?»

Того мужчину, на которого он налетел при выходе из гостиницы. Лицо он увидел мельком, секунду, но такие не забываются. Красивый, мерзавец. Стоп, почему «мерзавец»? Внешность вполне респектабельная, Арсений даже употребил бы слово «представительская». Так выглядят пресс-секретари в солидных компаниях. Ну и одеваются соответственно… Ага! Вот почему он не узнал его сразу! В самолете этот парень был в дорогом костюме с белой рубашкой и стильным серо-синим галстуком. Помнится, на галстуке поблескивала маленькая золотая прищепка – аксессуар в Нинином вкусе. Да и сам парень был во вкусе жены: она в последнее время все чаще засматривалась на ухоженных тридцатипятилетних мужчин с нерастраченной потенцией. Арсений решил, что если так будет продолжаться дальше, то Нина хлебнет горя, но пускай ее предупреждает об этом кто-нибудь другой.

То, что у них разные посадочные кресла, обнаружилось еще на регистрации. Одно под номером 7б, другое – 4 в. «Компьютерный сбой, – объяснила девушка за стойкой. – Ничего, поменяетесь в самолете, там есть свободные места».

Свободных мест и вправду хватало, но Нина меняться раздумала при первом же взгляде на соседа. Арсений покорно пошел к своему 4 в. Он не ревновал, но и симпатии к хорошо одетому, молодому, красивому мужчине, всю дорогу развлекавшему его жену, испытывать не мог.

– И как он тебе? – поинтересовался Арсений в машине. Обнаружив, что их встречает автомобиль представительского класса, Нина предложила соседу поехать с ними. Тот, слава богу, тактично отказался. Поцеловал Нине руку на прощание, кивнул Арсению и направился к стоянке такси.

– Он милый парень, – ответила Нина неуверенно. – Неглупый и с чувством юмора.

Арсений понял, что она говорит правду. Когда Нина врала, это звучало так, словно она сообщала, что земля круглая.

– Так будем брать или как… – начал парень в кожаной кепке, но договорить не успел. Сверху раздался громкий стук – словно с размаху закрылась створка окна, – и на тент обрушилось что-то очень тяжелое, вроде мешка с песком.

– Ох! – Парень в кожаной кепке пригнулся, рефлекторно закрывая руками голову. Полосатая ткань, как гамак, провисла прямо над столом с сувенирами. – Ну ни фига себе! – Он опустил руки и задрал голову, обозревая громадный полосатый пузырь. Острый кадык под подбородком натянул кожу с такой силой, словно вот-вот ее проткнет.

Ткань угрожающе затрещала.

– Быстро отсюда! – Кепка выскочила из-под навеса.

Он успел вовремя. Полосатый тент с противным рвущимся треском разошелся, и на стол перед Арсением вывалилось человеческое тело. Истерически взвизгнула женщина, подросток выхватил мобильный телефон и, возбужденно дыша, поднял его над головой: «Улыбочку, снимаю!»

Арсений сильным ударом выбил мобильник у него из рук.

– Придурок, – выругался подросток, поднимая телефон. Но продолжать съемку рядом с психом не рискнул: протиснулся сквозь плотную толпу любопытных и снова поднял мобильник повыше.

Тело лежало на столе словно праздничное блюдо в новогоднюю ночь. Оно разместилось… удобно, как бы жутко это ни звучало. Колени согнуты прямо по краю стола, руки разбросаны, голова запрокинута и свисает с другого края. Длинные волосы касаются асфальта, майка задралась, обнажив пупок и выступающие нижние ребра, но хлопчатобумажные «пионерские» трусики на месте. Все очень прилично, прямо хоть устраивай семейный просмотр. Арсений упал на колени, трясущимися руками поднял свесившуюся женскую голову и… снова увидел разбитое лицо жены со слипшейся от крови челкой и закрытыми глазами. А потом веки дрогнули, и глаза широко распахнулись. Арсений всхлипнул от ужаса и неловко повалился на правый бок.

– Вызывайте «скорую», – приказал мужской голос у него за спиной. – Девчонка-то живая. Видать в рубашке родилась.

– В майке, – поправил другой мужской голос, и оба хмыкнули, не решаясь рассмеяться.

– А мужик? – спросил ломающийся от возбуждения юношеский тенорок.

Шею Арсения тронули чьи-то пальцы.

– Живой, – проинформировал первый голос. – В обморок грохнулся.

Тут звуки поплыли, отодвинулись куда-то очень далеко, и Арсений действительно потерял сознание.

Глава 3

«Кто-ты – кто-ты – кто-ты – кто-ты…»

О, эти невыносимые звуки! Они были как маяк в мире тумана и боли. Боль была везде: к югу и северу от шеи, боль простиралась на запад от правого плеча и на восток от левого. Тело превратилось в материк, затопленный болью сверху донизу, вглубь и вширь.

Иногда предплечье кусала игла, и боль отступала, как вода во время отлива. В момент выхода из полной темноты у нее появилась мысль, не связанная с нынешним состоянием. Это была мысль о сваях на анапском пляже, куда родители возили ее в детстве. Она всегда стелила полотенце возле воды и с интересом наблюдала, как волна то накрывает одиноко торчавшие деревянные клыки доисторических монстров, то снова обнажает скользкую от слизи почерневшую поверхность. Боль приходила вместе с приливом и уходила с отливом. Но лучше ей не становилось, потому что свая, проглядывая сквозь воду, напоминала о возвращении боли. И эти звуки:

«Кто-ты – кто-ты – кто-ты – кто-ты…»

«Я – Даша, – вдруг поняла она. – Я живая».

Сначала мысль принесла облегчение, потом сердце тревожно екнуло. Где она? Что с ней?

Два этих вопроса приходили постоянно, через равные промежутки времени – если время вообще существовало в том мире, где она очутилась. Реальность возвращалась постепенно, объективный мир восстановился в памяти в щадящем сокращенном режиме.

Ее зовут Даша Алимова, она студентка третьего курса филологического факультета педагогического университета. Сейчас она, скорее всего, в больнице, ведь на том свете вряд ли так болят кости. Пока этого достаточно.

Даша открыла глаза. В мягком сумеречном свете, едва проникавшем сквозь закрытые жалюзи, она разглядела на противоположной стене светлый круг в темном ободке. Оттуда и неслись раздражающие ухо звуки:

«Кто-ты – кто-ты – кто-ты – кто-ты…»

«Часы, – поняла она. – Это всего лишь часы».

Открытие ее успокоило. Даша закрыла глаза и наконец уснула крепко, без сновидений. А когда проснулась, возле ее постели стояла медсестра и, подняв шприц к свету, проверяла уровень жидкости внутри.

– Здравствуйте, – прошелестела Даша. Глупо, конечно, но что еще она могла сказать?

Медсестра вздрогнула и чуть не выронила шприц.

– О господи! – Она наклонилась к подушке и всмотрелась в Дашины глаза. – С возвращением, детка.

– Спасибо.

Даша попыталась привстать, но медсестра придержала ее за плечо твердой рукой:

– Никаких подвигов! Лежи смирно!

Из иглы прыснул тонкий фонтанчик, и медсестра снова склонилась над кроватью. Протерла предплечье влажным ватным диском и ловко ввела иглу под кожу.

– Что со мной? – спросила Даша.

– А разве ты ничего не помнишь?

Даша покачала головой.

– Неудивительно, – пробормотала медсестра, как показалось Даше, с осуждением. Выдернула иглу и велела: – Не шевелись, а то больнее будет.

Дашу охватила паника.

– Подождите! Меня сильно покалечило? Ходить смогу? А лицо… лицо в порядке?..

Она подняла дрожащую от слабости руку и провела по лицу ладонью. Нос на месте, бинтов нет. Медсестра схватила ее руку и насильно сунула под одеяло.

– С тобой все будет нормально, успокойся! Если, конечно, завяжешь с дурными привычками. Поняла?

– Нет, – честно ответила Даша. – С какими привычками?

– Ну, это тебе врач объяснит. На месте твоей мамы я бы тебя хорошенько выпорола. – Медсестра погрозила Даше пальцем и вышла из палаты, плотно прикрыв за собой дверь.

Следующий день принес много нового. Врач, совершавший обход, объявил, что Даша практически не пострадала, переломов и вывихов нет, зато спина и бедра – один сплошной синяк. В паре ребер есть трещины, но это пустяки, заживет за неделю, если она не отколет еще один цирковой номер. Ей повезло, что она не ударилась головой, но еще больше повезло с этим солнечным тентом. Вот уж действительно, Божья рука на лету поймала…

– Подождите, – вмешалась Даша, когда врач переводил дыхание. – Какая рука? Какой тент? Почему спина в синяках? Что со мной случилось?

– Значит, вы вправду ничего не помните?

– Ничего! – крикнула Даша изо всех сил, но крик получился так себе, не впечатляющий, только боль долбанула треснувшие ребра. – Мне кто-нибудь ответит хоть на один вопрос?

Врач успокаивающим жестом поправил на ней одеяло. Он был молодой, полный, лоснящийся от крема после бритья.

– Только не впадайте в истерику, ладно? Вы, барышня, то ли выпали, то ли сиганули из окна собственного гостиничного номера. Но по счастливой случайности упали не на асфальт, а на солнцезащитный тент. Ткань прочная, она задержала падение и смягчила силу удара. – Врач цокнул языком и фамильярно осведомился: – Что, дорогуша, полетать захотелось?

Даша проглотила комок в горле. Мелькнуло обрывочное воспоминание, связанное с чем-то полосатым, но ухватить видение за скользкий хвост не получилось.

– Давно я здесь? – спросила она, почти не соображая, что говорит.

– Три дня. Между прочим, следователь дежурит в коридоре. Позвать?

Даша молча закрыла глаза и откинула голову на подушку. Новости ее буквально оглушили. Самое печальное, что она ничего не помнит. Можно, конечно, списать потерю памяти на шок, но почему-то ей все время дают понять, что в произошедшем виновата она сама. Вернее, ее дурные привычки. И при чем тут следователь?

Щеки обвеяло легким сквозняком, заговорили приглушенные мужские голоса, а когда она снова открыла глаза, то обнаружила рядом с кроватью немолодого краснолицего мужчину. Маленькие глазки, утонувшие между толстыми щеками и высоким лбом с треугольными залысинами на висках, цепко «обыскали» сначала Дашино лицо, потом пошарили по ее телу под тонким больничным одеялом. Гость неодобрительно поджал губы, взял стул, стоявший у стены, перенес его к кровати. Она услышала тяжелое дыхание с присвистом и почувствовала запах одеколона. Чересчур сильный запах, словно дяденька старался перебить какой-то другой недозволенный аромат.

– Ну, как самочувствие?

Вопрос Даша проигнорировала, он явно не входил в протокол. Мужчина повторять не стал, достал из старого кожаного портфеля чистый лист бумаги и пристроил его на тумбочке.

– Давно таблетками балуешься? – спросил он рассеянно, щелкая ручкой.

– Какими таблетками?

– Тебе виднее. Теми, от которых на полеты тянет.

– Наркотики, что ли? – наконец врубилась Даша и даже засмеялась от облегчения. Так вот о каких дурных привычках шла речь! – Невиновна, офицер, клянусь законом!

– Ну, слава богу, а то я боялся, что ты не знаешь такого слова, – продолжал следователь.

Ручка упорно не желала писать, и он с нажимом выводил на чистом листе невидимые круги, время от времени выдыхая на кончик стержня.

– Слово даю, наркотики в глаза не видела. – Даша вытерла слезы. Смеяться оказалось не так-то просто, тело завибрировало от боли.

– Зажмуриваешься, что ли, когда глотаешь?

– Если вы не прекратите разговаривать в таком тоне, я больше не скажу ни слова.

Следователь тяжело вздохнул. Ручка, наконец, расписалась, и он сменил испорченный лист бумаги на чистый.

– Ладно, давай по порядку. Что произошло? Хоть что-нибудь помнишь? Только не темни, не то застрянешь в нашем славном городке. А тебе, наверное, на занятия пора возвращаться. Кстати, каким ветром вас сюда занесло в начале учебного года? До каникул вроде еще далеко!

«Вас?» – не поняла Даша. И тут же вскрикнула:

– Сашка! Господи, с ним-то все в порядке?

– Что с ним сделается, – махнул рукой следователь и наклонился над кроватью. Даша увидела плохо выбритые щеки с полопавшимися кровеносными сосудами. Пьет, наверное. А может, у него давление высокое. – Слушай, детка, это не он тебя к таблеткам приучает? Для большего кайфа, а?

– Так. – Даша совершила героическое усилие, подтянулась и села на кровати. – Говорю раз и навсегда: мы не курим, не пьем и не балуемся наркотиками. Даже легкими. Даже травкой.

– И хорошо учитесь, – в тон ей завершил следователь.

– Между прочим, да. Именно поэтому нас сюда и «занесло», выражаясь вашим языком.

Даша начала подробный рассказ о выигранном конкурсе и призовой поездке. Следователь быстро строчил, но она видела, что все это нисколько его не интересует. Наверняка Сашка уже все изложил. Поразительно, что эту часть своей жизни Даша помнила очень хорошо, вплоть до мельчайших подробностей. Помнила даже название кафе, в котором они завтракали в тот проклятый день. Помнила, как бродили по городу, чтобы не видеть милицейского оцепления вокруг нарисованной мелом фигуры… Тут Даша остановилась и тихо ахнула.

– Господи! – Она поднесла руку к губам и уставилась на следователя испуганными глазами. – У нас же там женщина с крыши упала!

Следователь кивнул.

– А еще говорят, что снаряд дважды в одну и ту же воронку не попадает. – Он фыркнул, но тут же спохватился и вернулся к прежнему официальному тону: – Знаешь ее?

Даша медленно покачала головой. Она слышала, кто эта женщина, видела ее, но знакомы они не были. Нет. И вообще все остальное, что стряслось в тот вечер, потерялось в темных шахтах мозга. Следователь задал ей еще несколько вопросов, но все они были проформой. В том числе и то, привезли они таблетки из Москвы или купили здесь. Даша твердо стояла на своем – в глаза не видела никаких таблеток, и следователю пришлось с этим примириться.

– Ладно, – сказал он, складывая письменные принадлежности в портфель с потертой кожей. – Поговорим позже, когда ты отсюда выйдешь.

– А когда я выйду? – встревожилась Даша. – Скоро?

Следователь пожал плечами, защелкнул пряжку и встал со стула.

– Да в принципе я бы хоть сейчас тебя отправил дворы убирать. Подумаешь, трещина в ребре… Я с переломанными ребрами на работу ходил – и ничего, жив-здоров. Полотенцем обвяжешься потуже, и нет проблем, если сама себе новые не нароешь. – Он вернул стул на место к стене. – Ну, до скорой встречи, летунья. – Следователь взялся за ручку двери, но вдруг обернулся и осмотрел Дашу с запоздалым интересом, словно собирался составить ее словесный портрет: – Странные вы существа, поколение «Пепси». Живете, не приходя в сознание, и платить ни за что не желаете. А ведь придется.

Он покачал головой, открыл дверь и вышел из палаты. А Даша осталась один на один с темным пятном в том месте, где у нормальных людей находится память.

Глава 4

Список ночных кошмаров Арсения возглавлял хит с повторной сдачей экзаменов. Вот он стоит перед дверью, за которой заседают экзаменаторы, и понимает, что ничего не знает. А еще он понимает, что уже сдавал этот экзамен когда-то очень давно, и зачем вызвался на экзекуцию второй раз – совершенно непонятно. Отвратительное чувство. Говорят, такое случается у людей, не реализовавших себя в жизни. Поразительно. Разные передряги, разные судьбы, а кошмар общий, один на всех.

Второе место занимал кошмар, связанный с потерей денег и документов. Он снился Арсению не так часто, как первый, но тоже посещал ночами с пугающей регулярностью. Иногда он сам терял сумку, где находились Важные Вещи, иногда сумку у него крали…

В общем, оба варианта казались малоприятными. И какое же облегчение наваливалось на него, когда, просыпаясь, он соображал: ничего не произошло! Экзамены давно сданы, сумка стоит в коридоре под вешалкой, документы во внутреннем кармане пиджака, деньги в надежном месте… Унизительное ощущение беспомощности и паники медленно отступало. Это были редкие моменты, когда он радовался возвращению в реальность.

«Слава богу, мне все приснилось!»

Это была первая мысль, посетившая Арсения. Неважно, сколько времени душа бродила в потемках неизвестности, неважно, где в этот момент находилось его тело, важно только одно: Нина жива и все идет по-прежнему. Ему не придется думать, что делать. Сейчас откроется дверь, в комнату войдет жена и все ему объяснит. Спасибо, Господи, за великие милости. Он глубоко вздохнул от свалившейся с небес благодати и снова погрузился в небытие.

Пробуждение состоялось на следующее утро. Арсений открыл глаза, но тут же прикрыл их согнутой рукой. Состояние было отвратительным, как похмелье. Болела голова и сильно покалывало сердце. А когда он поднял вторую руку, то ниточка боли из груди потянулась следом за ней.

– Арсюша! – позвал знакомый голос.

Арсений повернул голову, прищурился и разглядел почерневшее от горя лицо в облаке пушистых рыжих волос.

– Настя? – Губы казались сделанными из резины и плохо слушались.

Сестра всхлипнула, и в этот момент он вспомнил все. Сны отодвинулись на положенное им расстояние, а реальность предстала в отвратительной безжалостной наготе. Арсений застонал, и ниточка боли, тянущаяся от сердца к левому запястью, завибрировала, как натянутая струна.

– Господи, несчастье-то какое! – запричитала сестра. Ее серо-голубые глаза мгновенно наполнились слезами.

– Помолчи, пожалуйста, – попросил Арсений. Он ненавидел эту актерскую способность плакать буквально по желанию. – Давно я здесь?

– Пять дней.

– Что?!

Арсений попытался приподняться, но Настя удержала его.

– Лежи, Арсюша, тебе пока нельзя вставать.

– Ты с ума сошла! А Нина? – Арсений задохнулся, потому что разбитое лицо и склеенная кровью челка были реальными, как солнечный свет. – Нужно заниматься похоронами!

Настя погладила его по голове. Она была старше Арсения на одиннадцать лет, и ему часто казалось, что сестра считает его ребенком. Собственным ребенком, нужно добавить. Бог его знает, почему. Может, потому, что в детстве мама часто доверяла серьезной и ответственной Насте присматривать за хулиганистым выдумщиком Арсюшей, может, потому, что у нее нет своих детей… Факт в том, что для Насти Арсений никогда не вырастал из детских штанишек.

– Арсюша, ты только не нервничай. Ниночку уже похоронили.

Арсений взглянул на сестру диким непонимающим взглядом. Похоронили? Без него?

– Не ругай меня, – попросила Настя. – Нельзя было тянуть. Она уже… понимаешь?

Арсений стиснул зубы. Понимает, что ж тут непонятного. Нина слегка поплыла, как и полагается покойникам. Он нахмурился, хотя в глубине души испытал облегчение, ведь все неприятные процедуры остались позади.

– Как Пашка? – спросил он через минуту.

Настя взглянула на него с осуждением, будто он сморозил бестактность:

– А как ты думаешь? Переживает, конечно!

– И в чем это выражается?

Арсений сам не заметил, как у него вырвался вопрос «глупее не придумаешь». Но он действительно не мог совместить шестнадцатилетнего Пашку с душевными горестями. Сын вырос здоровенным лоботрясом со шкурой гиппопотама и любимым словом «нормально».

– Как дела в школе?

– Нормально.

– Как кино?

– Нормально.

– Как погода?

– Нормально.

– Как прогулялся?

– Нормально…

И так до полного посинения. Хотя, кто знает, может, с Ниной сын демонстрировал обогащенный словарный запас? Арсений не был у Пашки «в авторитете». В прения с отцом парень не вступал по одной только причине: решающее слово принадлежало матери. Пашка понял это очень рано – лет в восемь. Наверное, он и вправду сообразительный мальчик, раз быстро догадался, с какой стороны у бутерброда масло. А что касается впечатлений, то в горе Арсений видел Пашку только один раз, в восьмом классе. Пашка заказал ему на день рождения дорогущую модель мобильника, Арсений счел, что для школы это «чересчур». Пашка сначала разозлился, а потом чуть не расплакался.

– Ты не видел, какие мобильники у наших пацанов!

– И не хочу видеть! – заявил Арсений. – Вы в школу учиться ходите, а не мобильниками щеголять!

– Жлоб! – крикнул Пашка.

Арсений замахнулся на сына, но ударить не смог. Он никогда его не бил.

Нина тоже не поняла, в чем проблема.

– Тебе что, денег жалко?

Арсений объяснил, что дело не в деньгах. Рановато четырнадцатилетнему пацану носить в кармане такую игрушку.

– Если ему так хочется дорогой мобильник, пускай сам на него заработает!

– Где? В «Макдоналдсе»? – уточнила Нина. – Мытьем посуды?

– А почему нет? – с вызовом спросил Арсений. – Любая работа достойна уважения! Пускай привыкает сам себя обеспечивать!

Нина посмотрела на него точно так же, как Пашка. Как на безнадежного чайника, который не в состоянии уразуметь простейшие, всем понятные вещи.

– Сеня, ты застрял мозгами в прошлом веке, – уронила Нина после долгой паузы.

Она купила Пашке приглянувшийся мобильник. Вообще-то ей был заказан новый ноутбук, но она с легкостью осилила оба подарка: слава богу, зарплата главного редактора в журнале позволяла. С тех пор Арсений окончательно смирился с домашней ролью «кушать подано». А в день рождения выдавал сыну деньги. Иногда три тысячи, иногда четыре. Он считал, что это тоже запредельная сумма для парня, который в жизни не помыл тарелки, но Пашка совал купюры в карман с таким равнодушным видом, что у Арсения прихватывало сердце.

– С кем он сейчас? – спросил Арсений.

– Норочка забрала к себе, – ответила Настя. – У нее двое пацанов, Паше будет не так тяжело одному.

Нора, давняя подруга Нины и ее первый заместитель. Наверное, именно она теперь возглавит популярный женский журнал «У очага». Их тандем считался у совета директоров практически идеальным. Напористость и деловая агрессия Нины прекрасно уравновешивалась женственным обаянием Норы. Хотя Арсений подозревал, что все это не более чем игра в плохого и хорошего полицейского. После сокрушительной энергетики Нины мягкая уступчивость Норы казалась глотком воды в пустыне. Однако попадались и другие клиенты, которых, как акул, привлекал запах свежей горячей крови. Вот тут Нине не было равных.

– Похороны прошли хорошо, – продолжала Настя. Арсений чуть не засмеялся, так дико прозвучала эта фраза. – Народу было много, по телевизору тоже говорили. Да! Артур Григорьевич просил передать тебе соболезнование и деньги.

Настя потянулась за сумочкой, но Арсений ее остановил:

– Оставь у себя, вам с Пашкой пригодятся. Скажи лучше, что со мной приключилось.

– Ничего страшного, – быстро сказала Настя. Слишком быстро, чтобы это была правда. – Твоя обычная аритмия. Ну и шок, конечно. Еще бы, два раза через такое пройти…

Два раза? Арсений удивился, а потом вспомнил раздирающий душу треск ткани и тело, распростертое на столе с безделушками.

– Кто это был? – спросил он почему-то шепотом.

Настя брезгливо поджала губы.

– Какая-то девица из гостиницы. Говорят, наркотиков наглоталась. Спрашивается, где справедливость? Свалилась черт знает откуда, и ни одной серьезной травмы! Синяки и царапины! Даже сотрясения мозга не заработала, хотя было бы чему сотрясаться…

– Подожди, подожди! – перебил Арсений. – Она что, живая?

– Живее всех живых! – подтвердила Настя.

Арсений вспомнил огромные, широко распахнутые глаза. Тогда ему почему-то примерещилась Нина. Лица девушки он то ли не разглядел, то ли не запомнил, однако испытал облегчение при мысли, что с ней все в порядке.

– Слава богу, – пробормотал он тихо.

– Что, Арсюша? – Настя наклонилась к нему. Арсений вяло помахал рукой. – Как ты себя чувствуешь? Есть хочешь? Вообще-то тебе сейчас ничего нельзя, кроме бульончика, ты уже давно на физрастворе. Выпьешь бульончик?

– Давай, – устало согласился Арсений. Есть не хотелось, хотелось поскорее набраться сил и сбежать из города кошмаров.

Настя просияла улыбкой, вскочила с кресла и закопошилась в большой хозяйственной сумке на тумбочке. О, Арсений хорошо знал эту сумку! С ней Настя ходила по магазинам, когда Нина поручала ей купить продукты. Клава, их домработница, всегда отоваривалась в элитном супермаркете рядом с домом, а Настя не ленилась ездить в «Ашан», где те же продукты покупала в полтора-два раза дешевле. Обычно Нина отправляла Настю в культпоход по магазинам накануне домашней вечеринки или дня рождения. Арсению это не нравилось.

– Нина, это некрасиво. Моя сестра не прислуга.

– Так она сама предложила! – отмахивалась Нина.

– А ты воспользовалась! Пойми, она член нашей семьи!

– Тем более! Пускай принимает участие в семейных хлопотах! Ей скучно одной дома сидеть!

– Нина, Настя уже пенсионерка..

– Причем здоровая, как лошадь, – договаривала Нина. – Мне бы такое здоровье в ее возрасте.

Вот так обычно заканчивались все их споры. Арсений незаметно оглядел Настю. У Нины была теория, что Господь, создавая человека, обозначал предназначение его внешностью. Настя походила на терпеливую рабочую лошадь – высокая, худая, сильная. И руки у нее были большие, не женские, способные таскать тяжести, будь то пятилетний мальчишка или битком набитая хозяйственная сумка. Здоровье – это да, тут сестре можно позавидовать, она даже гриппом ни разу не болела. Настя вообще почти не менялась. Есть люди, которые рождаются уже взрослыми или уже старыми. В молодости это неприятно, зато с ходом времени все как-то выравнивается, сглаживается, и вот – вуаля! Наступает день, когда блистательные прежде ровесники напоминают развалины графских замков, а «поздние люди» расцветают, как поздние ягоды красной калины. У Насти даже седины нет – так, несколько волосков, потерявшихся в густом рыжем великолепии. Сестру огорчала только очень белая кожа, на которой пигментные пятна проступили особенно ярко. Нина водила ее к своему косметологу (очень дорогому) и привозила из-за границы всяческие средства для борьбы со следами старения (очень дорогие). Арсений был благодарен жене за внимание, ему не нравилось лишь то, что Нина всегда сообщала Насте цену подарка. Она делала это не для того, чтобы подчеркнуть разницу в социальном статусе. Просто дорогие подарки как бы давали ей право в очередной раз позвонить сестре и небрежно бросить между делом:

– Кстати, Настюша, у нас послезавтра сабантуй, ты, разумеется, приглашена. Не съездишь в магазин, у меня руки не доходят? А наша Клава меня просто разорит на одних консервах. Да, список составила. Пиши, дорогая…

Даже ежу было бы понятно, что именно ради этого Нина и позвонила. Приглашение на «сабантуй» было простой формальностью, все равно Настя весь вечер носилась между кухней и гостиной, подавая и убирая тарелки с едой. Наверное, Нина находила это весьма удобным. Не нужно нанимать официанта.

«Настя должна была ее ненавидеть», – вдруг подумал Арсений. Вообще-то эта мысль пришла ему в голову впервые. Женщины никогда не ссорились, во всяком случае, он об этом ничего не знал.

– Арсюша, приподними голову.

Он прижал подбородок к груди и послушно позволил сестре подложить под голову еще одну подушку. Настя села на край кровати и зачерпнула бульон ложечкой. Сначала попробовала сама, не горячо ли, и только потом поднесла к губам Арсения. Он подумал, что вряд ли осилит больше капли, но организм вдруг проснулся и потребовал еще, и еще, и еще…

– Пока хватит, – сказала Настя, когда он с жадностью проглотил двенадцатую ложку некрепкого, но ароматного куриного бульона. – Врач сказал, не больше половины тарелки. – Она вытерла его рот чистой салфеткой и поставила пустую тарелку на тумбочку: – Так-то, мой дорогой. Остались мы с тобой одни.

Арсений даже вздрогнул, столько скрытого ликования прозвучало в голосе сестры. Их взгляды встретились, и Настя торопливо отвела глаза.

– Ладно, Арсюша, я за врачом схожу. Он велел позвать, когда ты проснешься.

Она забренчала тарелкой с ложкой, возвращая их в сумку. Арсению все время казалось, что сестра специально отворачивается, чтобы он не увидел ее лица. Конечно, он тоже хорош – нормальный человек просто обязан оплакивать жену. Но радость в голосе сестры была отвратительной, как прорвавшийся гнойный нарыв.

Чтобы отогнать неприятное ощущение, Арсений огляделся. Заметил, что больничная палата буквально заставлена свежими цветами, и удивленно спросил:

– Это от кого?

– Что? – Настя словно размышляла о чем-то другом. – А-а-а, ты про цветы… Самой интересно. Каждый день свежие приносят, а от кого – не говорят. – Она погрозила Арсению пальцем: – Признавайся, обзавелся поклонницами? Не слишком ли рано? – Настя закрыла сумку на «молнию», поставила на пол и наклонилась к Арсению: – Подумай, братик, зачем нам вторая Нина? – шепнула она. – Зачем нам вторая язва?

И не успел Арсений сообразить, что ответить, как сестра выпрямилась и быстро вышла из палаты. «Господи!» – подумал Арсений.

Глава 5

Три дня, прошедшие со дня визита следователя, Даша провела в постели, складывая обрывки воспоминаний.

Итак, сначала было странное объявление на «Доске студента», конкурс на лучший анализ книги Арсения Платонова «Рапсодия в стиле блюз». Слово «конкурс» подействовало на Дашу как катализатор на лакмусовую бумажку. Она любила конкурсы, вернее, любила на них побеждать. Странно только, что Даша ничего не слышала ни об этой книге, ни об этом авторе, равно как и вся студенческая братия. Ладно остальные: попроси их назвать последнего лауреата «Русского Букера» – забуксуют ведь. Однако Даша была читающей девочкой, поэтому удивилась пробелу в своем библиотечном формуляре. Может, Арсений Платонов какая-нибудь сверхновая звезда, а его книга – торпедный прорыв в стоячих водах книжного рынка? Заинтригованная Даша отправилась в книжный магазин, но книги с нужным названием не обнаружила.

– Арсений Платонов? – переспросила продавщица и с сомнением покачала головой. – Даже не слышала о таком писателе. Наверное, кто-то из старых авторов. Попробуйте поискать в библиотеке, может, что-нибудь раскопаете.

Библиотекарь – полная дама в старомодных очках – долго перебирала потертые книжные переплеты, поднимая едкую бумажную пыль.

– Вот, – положила на стойку книгу, оформленную строго, как монашеское одеяние. Никаких рисунков, никаких финтифлюшек-завитушек, только название и фамилия автора. Даже фотографии – и той нет. Даша открыла первую страницу и посмотрела на дату издания. Восемьдесят девятый год! Ничего себе, «преданья старины глубокой»! Она родилась в этом году!

– Знаете, а я ведь помню эту книгу, – сказала вдруг библиотекарша. На ее щеках выступил легкий румянец. – Первый раз я читала ее в «самиздате»… – Она остановилась и вопросительно взглянула на Дашу: – Знаете, что это такое? Наверняка нет.

Даша знала. Рукописи книг, запрещенных цензурой, перепечатывались добровольцами на машинке и ходили по рукам, размножаясь в геометрической прогрессии. Библиотекарша одобрительно кивнула.

– Вот именно, в «геометрической». Очень был популярный автор. Насколько я помню, это первое официальное издание. Тогда начали выпускать многие запрещенные книги. Булгакова, Солженицына…

– Это что, политический памфлет? – прервала Даша и положила книгу, которую вертела в руках, обратно на стойку. Если так, то участие в конкурсе отменяется. Публицистика ее совершенно не интересовала, равно как и политика.

Библиотекарша рассмеялась.

– Нет-нет, что вы! Я бы сказала, что это полная ее противоположность. Книга о провинциалке, приехавшей в Москву работать по лимиту… – Она снова вопросительно взглянула на Дашу. Та утвердительно кивнула, мол, знаю, знаю. В университете так до сих пор называют особо резвых приезжих. – В общем, книга о девушке, осуществившей провинциальную мечту: прописаться и осесть в столице.

– Боже! – Даша поспешно достала носовой платочек и вытерла руки. Подобных шедевров на книжных полках – завались, спрашивается, какого черта поднимать архивную пыль?

– А почему она ходила в «самиздате»? Тема вроде безобидная.

Библиотекарша сняла очки и протерла стекла. Без них она выглядела очень трогательно и беззащитно, словно лишилась бронированной оболочки.

– Знаете, книга очень… – она поискала слово, – раскованная. – Снова надела очки и кивнула. – Да, раскованная. Там есть такие описания… – она покраснела еще сильнее. – В общем, вы меня понимаете.

Даша скользнула быстрым взглядом по рукам собеседницы без признака маникюра. Аккуратно постриженные ногти и ни одного кольца. В том числе обручального. Понимаю, что же тут непонятного.

– Тогда такие вещи не поощрялись, – продолжала библиотекарша. – Все в этой книге очень по-западному: напор, энергия, никаких принципов. Сейчас-то этим никого не удивишь, а тогда… – Она развела руками: – Шок! Повальный всесоюзный шок! Книга была очень, очень популярной. По-моему, даже фильм по ней сняли. – Библиотекарша нахмурилась, вспоминая. – Или собирались снять? – Она виновато улыбнулась. – Не помню.

Даша посмотрела на книжную стойку. «Рапсодия в стиле блюз» – сообщали оранжевые буквы на непроницаемо-серой обложке. Брать, не брать?

– Я бы, пожалуй, перечитала ее, – вдруг сказала библиотекарша. – Есть продолжения, но первая книга самая лучшая. Остальные – так, сиквелы на гребне успеха, близнецы «Анжелики». А в ней, – палец с аккуратным ногтем постучал по обложке, – что-то есть. – Библиотекарша вздохнула и совершенно не к месту, как показалось Даше, добавила: – И музыка хорошая.

Это решило Дашины сомнения. Она заполнила карточку читателя и получила темно-серую потрепанную книжку с музыкальным названием, по поводу которого Интернет выдал кучу информации.

«Рапсодия в стиле блюз» – произведение для рояля с оркестром американского джазового композитора Джорджа Гершвина. Ставится в один ряд с такими выдающимися творениями этого автора, как «Порги и Бесс»… и так далее и тому подобное. Кстати, Джордж Гершвин оказался выходцем из Одессы, что добавило теме привлекательности. Даже стала наклевываться какая-то параллель: девушка, осуществившая российскую мечту, и одесский еврей, осуществивший американскую. Может получиться интересное эссе.

Для начала Даша купила диск Гершвина и прослушала «Рапсодию» три раза подряд. Джаз она не любила – сложная музыка со скачущей синкопированной мелодией, под такую не потанцуешь. Американский классик с одесской лихостью насовал синкоп и в свою «Рапсодию», но что-то отличало его творение от любой другой джазовой фантазии. Что?

Даша в четвертый раз надела наушники и сосредоточилась. Зазвучало бравурное фанфарное вступление с «раскачивающимися» октавными ходами. Странная ритмика. То бросает музыку вперед, то тормозит в самых неожиданных местах. Дискомфортное ощущение, словно наблюдаешь гонку на автомобилях с одной спущенной шиной. Есть в этой музыке какое-то зловещее величие, как в «Болеро» Равеля. При всем уважении к мистеру Гершвину она назвала бы его «Рапсодию» танцем с прихрамывающей смертью.

Даша отложила плеер и взялась за книгу. Пошелестела страницами, проверила, есть ли иллюстрации (их не было), и начала читать.

Книга ее захватила с первых страниц. Арсений Платонов писал без вымученной современной легкости, просто и увлекательно. Приключения провинциалки в столице проходили на фоне исторических декораций, известных Даше лишь понаслышке. В школе и в вузе она от всей души сочувствовала преподавателям российской истории, которых вечно ставили в неловкое положение разные идеологические повороты. Попробуй разберись, как теперь относиться к нашему славному позорному прошлому? Кто-то из преподавателей то время хвалил, кто-то ругал, а Арсений Платонов взял и сделал его частью событий. Изучать историю по детективной книге гораздо интереснее, чем по учебнику. Таким уж странным свойством обладает литературный вымысел: либо ты в него веришь, либо нет.

Главная героиня оказалась вовсе не наглой беспринципной дурой, каких можно увидеть на любом канале в любом реалити-шоу. Поначалу Даша опасалась, что все сведется к безотказной формуле «ноги врозь», однако Арсений Платонов был слишком влюблен в свою Полину, чтобы подкладывать ее под каждого желающего. Девушка-танк держала мужчин на расстоянии вытянутой руки, пока здравый смысл не подсказывал ей сделать нужный шаг. И она вовсе не была холодной стервой. Просто изо всех сил рвалась из удушливой провинциальной бытовухи, тащила себя за волосы, как барон Мюнхгаузен, жадно училась, стучала кулачками в пуленепробиваемые окна другой, «настоящей» жизни. Даша ее понимала: она сама приехала в Москву не для того, чтобы вернуться в грязный заштатный городишко, где даже фонари по вечерам не горят. И училась она так же честно, как Полина, зарабатывала баллы мозгами, а не ногами. Конечно, Полине несколько раз пришлось поступиться самолюбием – здесь Арсений Платонов ничем не мог ей помочь. Как поется в одной грустной песенке: «Этот мир придуман не нами, этот мир придуман не мной». Однако описания, из-за которых библиотекарша заливалась румянцем, не были такими уж… раскованными. По сравнению с тем, что печатают и показывают сейчас. И когда книга закончилась, Даша могла точно сказать, что влюблена в Полину не меньше, чем Арсений Платонов. Вот только подумала, а можно ли сохранить душу после таких передряг? В радость ли Полине все то, что она оторвала зубами у этой несправедливой жизни? Она вообще может радоваться?

Ответ Джорджа Гершвина казался самым убедительным. Даша поняла, почему Арсений Платонов выбрал для книги такое название… и такой эпиграф, если можно назвать эпиграфом джазовую фантазию. В «Рапсодии» был яркий гламурный шик – эдакий парадный выход мисс Золушки в переливах дорогого шелка и блеске бриллиантов. Запах кожаного сиденья длинного белого лимузина, смешанный с ароматом дорогого мужского парфюма. Шум прибоя на пустом вечернем пляже. Золотая корона и перевязь через плечо с надписью «мисс Вселенная». Одним словом, было все, о чем мечтают девочки в нетопленых комнатах общаги, кроме одного – радости. Стоит ли завоевывать мир ценой собственной души? Арсений Платонов ответа не давал.

Даша потратила целую неделю на поиск информации о загадочном авторе, канувшем в небытие. Пустые хлопоты. В Союзе писателей России (как и в Союзе писателей СССР) такой автор никогда не значился. Знать хотя бы, жив ли он? Почему пропал с издательского горизонта? Может, эмигрировал в лихие девяностые? Может, спился и сейчас бомжует на каком-нибудь вокзале? Может, погиб в аварии или свернул себе шею на дорогом горнолыжном курорте? А может, женился на такой вот Полине и сейчас занимает ответственную должность «ничегонеделателя» в холдинге жены? В общем, масса вариантов.

Остальные книги о приключениях Отважной Полины, как справедливо заметила библиотечная дама, оказались всего лишь сиквелами, отражением настоящего успеха. Чем дальше заходил Арсений Платонов в придумывании испытаний для своей героини, тем меньше сам себе верил. Сначала она из Отважной Полины превратилась в Полину Отстойную. Автор без зазрения совести совал ее в постели олигархов, банкиров и мужичков попроще, отправлял в разные закрытые кабаки, где практиковали садомазо. Ну а в последней части Арсений Платонов не постеснялся заслать героиню в чеченское пекло, где та, наподобие библейской Юдифи, очаровывает бесчисленных главарей террористов и так же лихо режет им головы. Впрочем, демонстрируя сомнительный патриотизм, Отмороженная Полина спит еще и с российскими офицерами. Все это пахло уже откровенным цинизмом, и Даша пожалела, что Арсений Платонов не удержался от продолжения саги.

Несмотря на это, работу Даша написала с удовольствием и нисколько не удивилась, когда куратор объявила ее победителем конкурса. Мало кто из студентов соблазнился предложенной темой, а зря. Первый приз выглядел очень достойно: недельная турпоездка в старый русский город, «все включено». Мало того: к билетам прилагались нехилые «суточные», и Сашка чуть локоть себе не откусил, когда понял, чего лишился. Неделя свободы, сплошная халява и вполне приличные деньги на сувениры!

– Дашка, возьми с собой, – заканючил он, наблюдая за ее сборами. – Я же свихнусь от ревности!

Даша уложила в сумку симпатичное платьице-коктейль, которое ей одолжила Маша Суворова, и показала язык.

– Нечего было от работы отлынивать!

– Так кто ж его знал, где счастливый билетик, – уныло протянул Сашка. Подошел к ней сзади, обхватил двумя руками и потерся носом о ее волосы. – Дашка, я без тебя неделю не проживу.

Горячее дыхание защекотало уши и шею. Даша освободилась из объятий и села на кровать. Сашка, конечно, ее парень, но она уже настроилась побыть одна. К тому же Сашка был частью суматошной жизни общаги, а Даше хотелось на время о ней забыть. В общем, было множество резонов ехать одной, но Сашка есть Сашка. Переубедил.

С расходами все решилось просто: «суточных» вполне хватило на два дополнительных билета туда и обратно. Даша нервничала из-за гостиницы. Поселят их двоих просто так или потребуют доплаты? А может, вообще предложат снять двухместный номер? Где взять деньги?

– Что-нибудь придумаем, – беспечно отмахнулся Сашка.

Ну конечно, «придумаем»! Придумывать будет она, Даша, а Сашка просто изумленно раскроет большие голубые глаза, когда все останется позади, и скажет: «Ну, ты, мать, сильна!»

К большому облегчению, в гостинице все обошлось. Правда, когда Даша заполняла карту гостя на двоих, вышло небольшое недоразумение:

– Девушка, там только одна кровать, – предупредила администратор, весьма представительная дама в строгом костюме с белой рубашкой.

– Нам хватит, – заявил Сашка, возникая за Дашиным плечом.

Дама слегка приподняла брови и по очереди оглядела их обоих: сначала Сашку, потом Дашу. А потом склонилась над гостевой картой и усмехнулась. Едва заметно, чуть-чуть, но этого хватило, чтобы Даша чуть не умерла в номере от стыда, а Сашка – от смеха.

– Ты видела, какие шары выкатила эта мочалка? Прикол!

– Мог бы и придержать язык, – сквозь зубы заметила Даша. У нее все еще мучительно полыхали уши. Мужчинам гораздо проще в таких ситуациях, чем женщинам.

– Вот еще! Зачем? – Сашка подошел к ней вплотную, прижался лбом к ее лбу и заговорил низким «волнующим» голосом: – Мадам, как вы относитесь к сексу втроем?..

Даша решительно отпихнула его в сторону, но Сашка только расхохотался:

– Представляешь ее физиономию после такого вопроса?

Даша представила, не удержалась и тоже фыркнула. Сердиться на Сашку было невозможно. К тому же номер оказался очень симпатичным, кровать удобной и достаточно широкой даже для двоих, а вид из окна изумительным. Но главный сюрприз ждал Дашу впереди.

– Девушка, вам приглашение! – окликнула Дашу мымра-администраторша. Первый конфуз уже прошел, и Даша с непроницаемым видом приняла длинный серый конверт.

– Куда нас приглашают? – влез с вопросом Сашка, когда прозрачная кабинка лифта плавно поплыла на четвертый этаж.

– Не нас, а меня, – поправила Даша и вынула из конверта пригласительный билет с большими оранжевыми буквами: «Рапсодия в стиле блюз». Вот это да! Даша раскрыла билет и быстро пробежала глазами текст.

– Ты смотри, он, оказывается, живой, – заметил Сашка, дочитав приглашение на встречу с Арсением Платоновым. – Пойдешь?

– А как же! – удивилась Даша. – Интересно же! Пойдешь со мной?

– Разбежался! – Сашка оторвался от ее плеча, сунул руки в карманы и прислонился к стене кабинки. – И тебе не советую. Что там делать? Скукота смертная, пиво не продают, в зале три старых маразматика, а четвертый отвечает на вопросы, если не забудет, о чем его спросили. Тебе это надо?

Арсений Платонов оказался вовсе не старым маразматиком, а очень даже симпатичным мужчиной лет сорока семи. Даше понравилась его густая шевелюра цвета «соль с перцем», понравилось отсутствие пивного животика, понравилась манера общения: ироничная и немного грустная. Когда Арсению Платонову задавали вопрос, он непроизвольно наклонялся к собеседнику, и это Даше тоже понравилось. Понравилось чувство юмора, которое она уже знала по первой книге. Понравился даже замшевый пиджак, хотя это был явный китч, содранный с образа Сименона, только трубки не хватало. На высоком худом Арсении Платонове пиджак смотрелся хорошо. «Пускай носит», – решила Даша.

Писатель охотно отвечал на все вопросы, кроме двух: «Куда вы исчезли?» и «Над чем вы сейчас работаете?» На первый вопрос Арсений Платонов отшутился, типа: «Куда ж я от вас денусь, вот он я». На второй ответил уклончиво: «Кое-что пишу, но заранее говорить не хочу». Дашу это не удивило. Она уже вспомнила, что видела Платонова в холле гостиницы с платиновой блондинкой, похожей на элегантную изящную борзую. Тогда она еще не знала, что это и есть Арсений Платонов, но блондинку знала прекрасно. Главный редактор популярного семейного журнала, Нина Шебеко, вот кто. Выходит, Арсений Платонов сменил непостоянную писательскую планиду на более или менее надежные хлеба гламурной журналистики. Даша даже размышляла, не подкатить ли к влиятельной даме с просьбой о работе – внештатником, конечно! – но так и не успела этого сделать. Дама совершила прыжок без парашюта с крыши отеля в тот самый вечер, когда ее муж общался с литературными поклонниками. А за день до этого Даша видела ее в кафе, целующейся с каким-то симпатичным парнем лет тридцати пяти.

«Интересно, Арсений знает, что жена приехала сюда с любовником?» – первое, что подумала Даша, когда вернулась в гостиницу и узнала сногсшибательные новости. Ей было жалко симпатичного мужика с грустными глазами побитой собаки и несовременной интеллигентной манерой поведения. Впечатление от поездки оказалось основательно подпорчено, и Даша даже подумала, а не вернуться ли им обратно, в Москву? Сашка назвал ее малохольной дурочкой, небрежно чмокнул в макушку и прекратил обсуждение вопроса.

«Он не слушает меня», – думала Даша ночью, глядя в темный потолок. На Сашку события этого вечера подействовали как упаковка виагры. Даша не стала его отталкивать, просто ей все это было неприятно. Шум и столпотворение на улице, машины с синими мигалками, силуэт человека, нарисованный мелом на асфальте, и пыхтящий от возбуждения Сашка. Она даже целоваться с ним не могла, все время отворачивалась, пока он пытался ее расшевелить. В общем, той ночью она окончательно поняла: пора заканчивать эти отношения. «Вот вернемся в Москву, тогда все ему и скажу», – решила Даша в ванной, ожесточенно сдирая мочалкой неприятное липкое ощущение с кожи.

А потом настал следующий день.

Даша села на кровати, обхватила руками согнутые колени и уткнулась в них подбородком. Длинные волосы веером разошлись по спине и плечам. Давай, Дашка, вспоминай! Откуда-то же взялось в крови это проклятое наркотическое вещество!

Начнем по порядку. В тот день они с Сашкой завтракали в кафе рядом с гостиницей. Потом совершили пешую прогулку по городу, сходили на экскурсию в Кремль, потолкались на рынке, поглазели на сувениры. Потом вернулись в отель. Тело уже увезли, оцепление сняли. Сашка предложил сходить в ресторан на первом этаже. Даша удивилась: откуда деньги? Три дня они жили в режиме строгой экономии, но Сашка сказал «сюпрайз!» и достал из кармана две стодолларовые купюры. Даша снова удивилась: когда они уезжали, у Сашки в кармане было ровно пятьсот рублей. Так откуда зеленые?

– Много будешь знать, скоро состаришься, – ответил Сашка и потащил ее в ресторан. Нет, не потащил. Она сама пошла, причем охотно. Платьице Маши Суворовой, наконец, дождалось своего звездного часа.

В ресторане они заказали что-то выпендрежное, типа медальонов из телятины, выпили бутылку вина и вернулись в номер. Даша боялась, что Сашка снова затащит ее в постель, но ничего подобного не произошло. Он сказал…

Даша нахмурилась, потому что тут мысли уже путались. Итак, он сказал… что же он сказал… нет, она уже не помнит. Помнит, что Сашка ушел и закрыл за собой дверь. А она все время хотела пить. Да-да, она отчетливо помнила дикую, сумасшедшую жажду! Делаем выводы: ей что-то подмешали в еду или в вино, когда они были в ресторане. Бутылку официант принес уже открытую, значит, теоретически это возможно. Непонятно другое – зачем кому-то давать ей наркотик? Может, Сашкины приколы? Даша с сомнением покачала головой. На фига козе баян, она и так веселая. Сашка никогда не увлекался искусственными возбудителями и стимуляторами, да ему это и не нужно.

Дальше видения приняли короткий вид полароидного снимка. Вот она стоит в ванной под душем и ловит ртом струйки воды. Телефонный звонок. Она стоит с телефоном, прижатым к уху. Кто звонил? Даша потрясла головой – уже не вспомнить. О чем говорили? Опять-таки черная дыра. А потом – щелчок. С таким звуком открывается замок их двери. Кто-то вошел в номер. Сашка? Нет, Сашка не пользуется таким дорогим парфюмом. Очень приятный запах, прямо до головокружения. Потом головокружение перешло в неприятное тошнотворное чувство, словно она падает куда-то в темноту. Откуда-то возник натянутый парус, полосатый, как шкура тигра. Треск ткани, удар, страшная боль в ребрах… Все.

Даша выпрямила спину и застыла, тяжело дыша. Вот оно, самое страшное: она вовсе не прыгала из окна, ее оттуда выбросили! Господи, кто-то пытался ее убить!

Даша спрыгнула с постели и заметалась по палате, разыскивая свою одежду. Запоздало включившийся инстинкт самосохранения гнал ее подальше от этой палаты, этой больницы, этого кошмарного города, где людей выбрасывают из окна просто так, развлечения ради… А Нина Шебеко? Может, это вовсе не несчастный случай? Даша обхватила руками виски и отчаянно затрясла головой. Нет-нет, она ничего не хочет знать! Это не ее проблема! Ее проблема – выжить. А для этого нужно убраться отсюда как можно скорее!

Одежды в палате не нашлось. Что делать? Взгляд упал на вешалку с белым докторским халатом. Даша схватила халат и быстро влезла в рукава. Грудная клетка отчаянно вибрировала от боли, но ей было на это наплевать.

Даша выглянула в коридор и никого там не увидела. Часы показывали половину девятого вечера, в это время больница почти пуста. Она застегнула все пуговицы, сунула ноги в казенные больничные тапки. Где-то в холле работает телевизор, значит, кто-то из пациентов сидит между палатой и выходом. Даша вышла из палаты и пошла на звук, почему-то прижимаясь к стене и оглядываясь.

Вот и небольшой уютный холл с мягкими диванами и креслами. Пожилая пара мирно клевала носами перед огромным плазменным экраном, женщина в байковом халате разговаривала по мобильнику, поглядывая краем глаза на сериальные страсти. На Дашу она покосилась без особого интереса, наверное, приняла за медсестру.

Даша прошла через холл, стараясь не ускорять шаги. Спустилась по лестнице, чинно кивнула пожилому охраннику в вестибюле, читающему газету, и вышла на вечернюю улицу. Все оказалось настолько просто, что она ущипнула себя за локоть. Все в порядке. Она стоит неподалеку от дороги, горят фонари, мимо идут люди, и их очень много. Она в безопасности.

Даша подошла к краю тротуара и вытянула руку. Такси подъехало почти сразу. Даша села в машину и только тут вспомнила, что ей нечем расплачиваться.

– Простите, у меня нет денег.

Слезы накатили неудержимо, и Даша вдруг расплакалась от обиды на этот жестокий мир. Спрашивается, за что ей все это, за что? Почему и от кого она должна спасаться? Что она сделала плохого?

Таксист рассматривал странную клиентку. На первый взгляд, обыкновенная барышня лет восемнадцати – двадцати, похожа на медсестру. Вот только нормальные медсестры переодеваются в нормальную одежду, когда домой едут. И в тапочках по городу не разгуливают. Да, странная девица. Из-под халата торчит край какой-то ткани, похоже, она вдобавок ко всему еще и в ночной рубашке. Может, ненормальная? Вряд ли, психушка находится за городом.

Таксист достал носовой платок, протянул его девице и дождался, когда она высморкается. Скорее всего, девчонка вляпалась в какую-то неприятную историю, вон как ревет. И глаза абсолютно круглые от страха:

– Куда отвезти-то?

Клиентка всхлипнула, но уже с заметным облегчением. Сунула платок в карман халата и назвала респектабельный городской отель.

– Если вы подождете, я принесу деньги, – пообещала она. Тут же смутилась и пробормотала: – Извините, я не уверена. Может, нас уже выселили.

Таксист махнул рукой. День заканчивается неплохо, выручка сегодня есть, осталось сделать доброе дело и спать спокойно.

– Ладно, так отвезу. На небесах зачтется. – Он прошелся взглядом по ногам, которые девица безуспешно пыталась спрятать под сиденьем. Увидел на левой икре здоровенный, уже пожелтевший синяк и сочувственно хмыкнул: – Сама-то как? Нормально себя чувствуешь?

– Нормально, – ответила девица ломающимся от слез голосом: – Спасибо вам.

– Да ладно! – отмахнулся таксист и тронул ботинком педаль газа.

Глава 6

Арсений медленно шел по улице. Вокруг царила лихорадочная суета – последний вечерний рывок где-то между восемью и девятью часами. Машины огрызались друг на друга короткими сердитыми сигналами, люди спешили забежать в магазины перед тем, как добраться до дома и в изнеможении упасть на диван у телевизора. Все торопились к женам и мужьям, детям, родителям, друзьям и любовницам, любимым и опостылевшим… все, кроме него. Арсений Платонов стоял на оживленном городском перекрестке под роскошными темно-фиолетовыми небесами в самом центре осени, и не было на земле человека более одинокого, чем он.

Настя вернулась в Москву. Арсений настоял, мол, надо присмотреть за Пашкой. На самом же деле он просто не мог отделаться от пугающего чувства неловкости, которое осталось после их последнего разговора.

«Зачем тебе вторая Нина?»

Или еще лучше: «Зачем нам вторая язва?»

Такие вот дела. Значит, не зря Арсению казалось, что Настя и Нина два взаимоисключающих полюса. Можно мирно сосуществовать и при этом ненавидеть друг друга.

– Когда ты вернешься? – спросила Настя перед отъездом.

– Скоро, – пообещал Арсений.

Ответ обтекаемый, как воздушный шарик. Он и сам не знал, что будет делать дальше. Из этого города с его кошмарными тягостными воспоминаниями он, конечно, уедет, но только не в Москву. Встречаться со знакомыми и принимать соболезнования сейчас выше его сил. Опять же Пашка… Арсений совершенно не представлял, как они будут жить с сыном теперь без Нины в качестве буфера. Арсений очень рассчитывал на Настю. Пашка, конечно, понимал, какое незавидное положение занимает тетка в семейной иерархии, но по старой памяти относился к ней снисходительно. Когда сын был маленьким, а Нина с Арсением еще не могли позволить себе няню, все заботы о племяннике взяла на себя Настя. Будем надеяться, что теперь она станет буфером между ним и сыном. Хотя бы на первое время.

Арсений вернулся в отель около девяти вечера. Администратор с пышными светлыми волосами, уложенными в узел, приветливо улыбнулась ему как старому знакомому.

– Добрый вечер, рада снова вас видеть. Как вы себя чувствуете?

– Спасибо, все в порядке, – ответил Арсений с некоторым сомнением. Сердце по-прежнему покалывала тоненькая иголочка, но не станет же он всерьез жаловаться на здоровье незнакомому человеку.

– Жаль, что вы не сообщили о выписке, – мягко попеняла администратор. – Мы бы прислали за вами машину.

– Благодарю, я с удовольствием прогулялся.

Женщина кивнула. Что ж, все формальности соблюдены, можно переходить к делу. На стойку перед Арсением легла магнитная карточка.

– Вот, пожалуйста. Ваш номер убирали ежедневно. Если будут замечания, дайте мне знать. А может, вы хотите перебраться в другой номер? У нас как раз освободился…

– Я хочу как можно скорее отсюда уехать, – перебил Арсений. – Будьте добры, подготовьте счет. – Женщина удивленно приподняла брови, выщипанные старомодной «ниточкой». – Ну, сколько я вам должен, – перевел Арсений, раздражаясь от ее непонятливости. – По-моему, срок моего пребывания окончился еще вчера днем.

– Да, но…

Женщина не договорила. Ее палец с крепким длинным темно-бордовым ногтем застучал по компьютерной клавиатуре. Женщина замерла, глядя в экран.

– Все в порядке, – сказала она через минуту. – Оплата прошла два дня назад. Вы нам ничего не должны.

Она снова улыбнулась.

– Как это? – опешил Арсений. – Какая оплата?

– За номер, – объяснила блондинка. – Вы же продлили пребывание на месяц?

– Я продлил? – изумился Арсений.

– А кто же? – подняла брови администратор.

Минуту они молча разглядывали друг друга, разделенные высокой стойкой непонимания. Потом Арсений подумал, что номер могла оплатить Настя; он же предупредил сестру, что задержится в городе.

– Может, номер оплатила моя сестра? – спросил он.

Администратор снова взглянула на экран.

– Оплата прошла по безналичному расчету, через банк. – Она пожала плечами. – Да, конечно, это вполне могла быть ваша сестра.

Арсений развернулся и пошел к лифту. Администратор окликнула его, и Арсению пришлось вернуться за забытой магнитной карточкой.

«Настя тут ни при чем», – подумал он, входя в лифт.

Это была первая здравая мысль за весь вечер. Сестра ни за что не рискнула бы решать за Арсения, где и сколько ему оставаться. И откуда у нее такая большая сумма? Да, конечно, Артур Вартанян, глава издательского холдинга, в котором работала Нина, передал Арсению какие-то деньги, а он, в свою очередь, оставил их Насте «на жизнь». Жизнь с Пашкой удовольствие недешевое, и Насте это известно. Нет, такая инициатива совсем не в духе сестры.

Спрашивается, кто оплатил дорогущий «люкс» на целый месяц вперед? И почему именно на месяц, а не на неделю, не на десять дней, не на год? Вокруг происходит что-то непонятное, а все непонятное рождает страх и желание бежать как можно быстрее.

Просторная прихожая встретила Арсения приветливым сиянием подвесных светильников и отсутствием запахов. Гостиная за большим арочным проемом казалась опасной пещерой, в глубине которой, возможно, притаился хищник. Арсений немного постоял, глядя в темноту за аркой, затем вытянул руку и пошарил по стене. Вспыхнул яркий верхний свет.

Точно так же комната выглядела десять дней назад, когда они с Ниной первый раз вошли в широкий арочный проем и осмотрелись, – чинно, чисто, без признаков жизни.

Он прошелся по комнатам, испытывая странное чувство, будто здесь чего-то не хватает. А, вот в чем дело: исчезли разбросанные вещи жены. Он отодвинул зеркальную дверцу шкафа в спальне и увидел покачивающиеся деревянные вешалки. Раньше на них висели отглаженные костюмы и платья Нины, а теперь не осталось ничего, даже аромата ее духов. Внутри шкафа витал отчетливый деловитый запах полироли. Отъехавшая дверца отражала туалетный столик, на котором раньше едва умещались духи, баночки с кремом, набор с ножницами-пилочками и разные другие предметы первой женской необходимости. Сейчас он сверкал пустой глянцевой поверхностью. Не было в номере и дорожной сумки Нины: ярко-красной, броской, на колесиках, с прочной прямоугольной ручкой.

«Наверное, Настя забрала все вещи, – подумал Арсений. И еще подумал: – Слава богу, что мне не пришлось заниматься всем этим самому».

Он погасил в спальне свет и вернулся в зал. На большом столе, красовавшемся в центре комнаты, его ждал сюрприз: большая хрустальная ваза с розами. Арсений наклонился к раскрывшемуся бутону, тронул губами нежный бархатный лепесток и оперся на стол. Но вместо гладкой полированной поверхности правая рука легла на твердый бумажный предмет.

Арсений инстинктивно отдернул ладонь. Прямоугольная упаковка, похожая на небольшую ценную бандероль, лежала рядом с вазой и дожидалась его возвращения.

«Не открывай», – шепнул внутренний голос. Обычно Арсений доверял интуиции, но сейчас не сумел сдержать любопытства и пошел за ножницами, которые видел в ящике письменного стола.

Прежде чем вскрыть пакет, он еще раз внимательно осмотрел плотную коричневую упаковку. Ни почтовых штемпелей, ни имени отправителя, ни тем более адреса. Черным фломастером написано только имя получателя. Хотя догадаться, от кого посылка, несложно по твердому неженскому почерку с характерным наклоном влево.

Арсений уселся за стол, распотрошил оберточную бумагу и отложил ножницы. В свертке обнаружились несколько предметов: два конверта, набитые стодолларовыми купюрами (на каждом тем же твердым почерком было написано «двадцать пять тысяч»), и темно-серая книга с потертыми оранжевыми буквами: «Рапсодия в стиле блюз». Арсений раскрыл обложку и увидел надпись на титульном листе: «Никогда не сдавайтесь. Ваш Арсений Платонов». Он закрыл книгу и откинулся на спинку стула.

Итак, все это не сон и не шутка. В больнице, когда его сознание плавало где-то на пограничной территории между двумя мирами, реальным и вымышленным, та встреча в баре представлялась Арсению миражем. Так случалось раньше, когда он еще мог писать. Открывалась зеленая дверь в стене (ему очень нравился этот образ, придуманный Уэллсом), он входил в веселый летний сад и наблюдал за людьми, которые были гораздо реальнее любого уличного прохожего. («И откуда это у него? – удивлялась мать. – Ни у кого в семье не было такого воображения!») Переходы из одного мира в другой совершались так просто и незаметно, что он не всегда сознавал, где находится.

«Ради бога, перестань выдумывать», – раздражалась в таких случаях Нина, и Арсений виновато отряхивался, как нашкодивший пес. Обычный поединок между мужским и женским восприятием мира. «Хочу летать!» – кричит мужчина. «Сперва доешь яичницу», – требует женщина. Однако на этот раз все по-другому. Женщина заставляет его взлететь, а он забыл, как это делается.

Арсений осторожно положил ладонь на обложку. Почему-то он боялся, что его ударит током, но прикосновение оказалось мучительно-сладким, как сдерживаемое желание. Первая книга родилась легко и просто, сама собой, почти без усилий. Вторая шла трудно, но он все еще считал, будто делает серьезную работу. Когда писал третью – робко надеялся на это, а в четвертой уже перестал обманывать себя. Ну а последние две части – литературная проституция в чистом виде. Он возненавидел героиню затянувшейся саги, даже хотел ее убить, но не смог этого сделать. Потому что интуитивно боялся ее воскрешения.

«Хватит с меня продолжений», – решил он и убрал руку с шероховатой картонной обложки. Рука сразу замерзла, словно оторвалась от обогревателя.

Нелюбимые дети очень живучие. С этим странным феноменом столкнулся Артур Конан Дойл, когда решил отправить своего ненавистного героя на дно Рейхенбахского водопада, но чуть сам не утонул в океане негодующих читательских посланий. Его мать прислала письмо, в котором сообщила, что не будет разговаривать с сыном до тех пор, пока он не воскресит сыщика. «Да как ты посмел убить такого замечательного мистера Холмса!» – написала она в конце неровными прыгающими буквами. Строчки, с силой вдавленные в бумагу, и разбрызганные чернила выдавали, что рукой почтенной викторианской леди водила самая настоящая ярость. Арсений прочитал ее письмо в застекленной витрине на Бейкер-стрит 221-бис и изумился той власти, которую вымысел имеет не только над читателями, но и над писателем. Когда Холмс повис над пропастью, под ногами у него оказался вовсе не случайный выступ горной породы (как это выяснится позднее), а вся негодующая Англия с криком: «Верните нашего мистера Холмса!» У Конан Дойла не было иного выбора, как с проклятием усесться за письменный стол и сочинить рассказ под названием «Пустой дом». Читатели ликовали, издатели ликовали, а сэр Артур с горя напился до бесчувствия. Казус в том, что публика оказалась гораздо проницательнее автора. «Литературная поденщина», которой Конан Дойл занимался исключительно ради заработка, стала классикой жанра.

В дверь негромко постучали. Арсений не ответил, и через некоторое время стук повторился. Вернувшийся в реальность писатель взял конверты и пошел в прихожую. Он не сомневался, что в коридоре его ждет женщина с холодными серыми глазами – терпеливая, настойчивая, неотвратимая, как Смерть. Арсений твердо решил, что в номер ее не пустит. Просто отдаст деньги и скажет: «Прощай, Полина». В прямом и переносном смысле. Однако, открыв дверь, Арсений не смог скрыть сильнейшего удивления.

– Нора?! – Спохватился, что выглядит глупо, и быстро закрыл рот.

– Можно войти? – спросила подруга жены.

– Конечно. – Арсений отступил назад и широко открыл дверь. – Как ты здесь оказалась?

Она вошла в прихожую и сразу обхватила его за шею. Арсений вежливо обнял ее плечи, стараясь незаметно отодвинуться.

– Господи, Сенечка! Как ты?

– Я в порядке, – ответил Арсений.

Он ощущал неловкость от прикосновения стройного женского тела. Нора была в скромном черном платье, больше похожем на вечерний наряд, чем на траурное одеяние, нитка крупного перламутрового жемчуга на шее усиливала впечатление.

Он выждал еще минуту и мягко отстранил гостью. Нора достала из сумочки носовой платок и промокнула глаза. Очень осторожно, чтобы не размазалась тушь.

– Прости, что я без предупреждения. Наверное, нужно было позвонить. Ты один?

Вопрос прозвучал неожиданно игриво. Арсений с удивлением посмотрел на нее.

– Разумеется, один.

– Ты замешкался, вот я и подумала… – Нора заглянула в комнату через его плечо. – О, какие цветы! Ждешь гостей?

– Я никого не жду. – Арсений посторонился и сделал пригласительный жест. – Прошу.

Нора с изящным кивком приняла приглашение, словно они были на светском рауте. Вошла в гостиную, осмотрелась и повернулась к Арсению.

– Настя сказала, что ты в больнице, и я забеспокоилась. Снова сердце? Что говорит врач?

– Ерунда. Просто выкурил слишком много сигарет.

Нора приподняла красиво очерченные брови, но воздержалась от нотаций. Арсений смотрел на подругу жены и гадал, какое дело ее привело в это время в это место. В том, что это было именно дело, он не сомневался.

Нора понюхала розы, взяла книгу, лежавшую возле хрустальной вазы, и прочитала название. Ее глаза радостно вспыхнули.

– Ты снова начал писать?

Арсений положил конверты на столик под зеркалом в прихожей и вернулся в гостиную.

– У меня попросили автограф. Это подарок.

Он отобрал у Норы книгу и положил ее на стол. Разговоры о работе вызывали у него раздражение. Нет, раздражение вызывали любые разговоры. Он просто хотел, чтобы люди оставили его в покое. Неужели это так сложно?

– Настя сказала, что ты задержишься тут на некоторое время, – начала Нора после короткой неловкой паузы. – Я обещала узнать, когда ты вернешься на работу.

– Передай, что к Михею я больше не вернусь, – ответил Арсений. – Хватит с меня этого дерьма.

Решение пришло спонтанно, но Арсений ощутил такое дикое облегчение, что даже испугался. Он вдруг понял, что сейчас, когда Нины больше нет, он может работать киоскером «Роспечати», и никто не скажет ему ни единого слова. Оказывается, положение вдовца имеет массу преимуществ, вот в чем ужас.

– Я так и думала, – пробормотала Нора. Нина сказала бы то же самое, но с другой интонацией. Убитой. Тут до него дошел черный юмор, скрытый в этом слове. О боже! – Я знаю, ты ненавидел эту работу. Ниночка, конечно, тоже знала, но… – Нора развела красивыми руками, ярко сверкнули кольца на пальцах. Тоже далеко не траурный штрих. – Ты же помнишь ее девиз: «Положение обязывает»

– Я думал, этот девиз у вас общий.

– Ты ошибся.

Нора подошла очень близко, и Арсений почувствовал запах ее духов. Это было единственное, что ему в Норе не нравилось. Слишком резкий аромат для женщины, но недостаточно брутальный для мужчины. Так могло пахнуть и от гея, и от лесбиянки. Нора, конечно, лесбиянкой не была, это Арсений знал точно, но не мог же он давать ей парфюмерные советы!

Нора подняла голову и заглянула ему в лицо. Арсений увидел полураскрытые губы, чуть тронутые неяркой губной помадой, нежную гладкую кожу под глазами без единой морщинки, пышные волосы, рассыпанные по плечам. Нора не пользовалась краской, лишь оттеняла седину пепельным тоником, и это создавало удивительный контраст с молодой кожей. Так выглядит девушка, пытающаяся придать себе вид взрослой женщины.

– Хочешь знать мой девиз? – спросила она, но так и не дождалась ответа. – «Лучше сказать и пожалеть, чем не сказать и пожалеть».

– Нора, не надо, – попросил он.

Она обеими руками взяла его за щеки, пытаясь поймать взгляд. У нее были необычные глаза карамельного цвета с золотыми блестками внутри зрачка. Она была очень красивой женщиной, но Арсения это давно не волновало.

– Почему? – тихо спросила Нора, притягивая его голову к своему лицу.

Арсений сильно напряг шею, чтобы сохранить дистанцию.

– Потому что я не переходящее красное знамя.

Нора замерла. Арсений взялся за обманчиво хрупкие запястья с выступающими косточками, отнял прохладные ладони от своих щек. Нора едва слышно вздохнула, разглядывая носки блестящих черных туфелек.

– Хорошо, – сказала она после недолгого молчания. – Давай поговорим откровенно, как взрослые люди. Ты остался один, я давно одна. Мы знаем друг друга очень хорошо… – Она быстро взглянула на Арсения. Он понял, о чем идет речь, но промолчал, потому что не хотел ей помогать. Нора покачала головой, словно говорила: «Вот упрямый ребенок»! – Почему нет, Сенечка? Я не собираюсь тащить тебя в ЗАГС. По крайней мере, сейчас не собираюсь, – поправилась она. – Просто хочу, чтобы мы были вместе. И дети не будут против. По-моему, все складывается замечательно…

Она продолжала щебетать, но Арсений уже не слушал. Он подошел к окну, отодвинул занавеску и сунул руки в карманы. Отмытое до блеска стекло отражало свет монументальной бронзовой люстры с хрустальным водопадом подвесок и стройную женскую фигуру у дальней стены. Сам Арсений выглядел черным контуром без лица. Похоже на афишу детективного фильма.

– Я прекрасно понимаю, что тебе нужно время, чтобы все пережить, – продолжала Нора. – Что ж, я подожду. Просто хочу, чтобы между нами все было ясно и понятно…

Арсений беззвучно усмехнулся. Между ними давно все ясно и понятно, и Нора это знает. Именно Нора познакомила тридцатилетнего Арсения со своей подругой Ниной Шебеко. Зачем она это сделала? Потому что он ей надоел? Вряд ли. Арсений таскался за Норой не больше, чем другие парни, и вообще навязчивость была не в его стиле. Скорее всего, это был высокомерный жест избалованной московской барышни, уверенной, что никуда кавалер не денется. А он взял и делся.

«У меня два билета на «Таганку». Пойдешь?»

«Извини, Нора, у меня сегодня свидание».

И ее лицо с двумя крошечными красными пятнышками на щеках:

«Ах так… Прости, придется пригласить кого-нибудь другого».

Арсений вздохнул. Парень, на секунду воскресший из прошлого, вызвал у него ностальгию. В чем-то он ему завидовал. Это сумасшедшее опьянение жизнью… Вернуть бы это ощущение хотя бы на день.

– … после всего, что между нами было, – не унималась Нора.

– Между нами ничего не было, – перебил Арсений, не поворачиваясь. Он увидел, как женская фигура, отраженная в стекле, пожала плечами.

– Я не о постели.

– Я тоже.

Нора озадаченно умолкла. Сейчас она быстренько сориентируется, перестроит свои трезвые логические доводы и зайдет с другого фланга. И будет атаковать до тех пор, пока Арсений не капитулирует. Его ужаснула эта мысль.

Они действительно ни разу не переспали. Ни в институте, когда все знали, что Арсений – законная добыча Норы, ни потом, когда он поменял одну подругу на другую. Нора отнеслась к этому с добродушным удивлением, хотя Арсений подозревал, что она оскорблена в лучших чувствах. Забавно. Нора держала Арсения рядом потому, что он был самым симпатичным, веселым и способным парнем в институте. Ей льстила зависть других девчонок, но близко она Арсения не подпускала. А когда ему это надоело и он, что называется, «сделал ручкой», внезапно воспылала к нему любовью. Хотя какая там любовь… Помесь уязвленного женского самолюбия и нереализованных желаний. Арсений сильно подозревал, что ее дружба с Ниной скреплялась, как цементом, чувством соперничества. В том числе и из-за него, как бы смешно это ни звучало. Наверное, поэтому Нина не захотела его отпустить три года назад, когда Арсений сам предложил развод.

– С какой стати? – изумилась Нина. – У тебя кто-то есть?

– «Кто-то» есть у тебя, – ответил Арсений без особой злости. Он давно не ревновал жену, просто ему надоело было вечным запасным вариантом.

– Глупости. – Нина ничуть не смутилась. – Ничего серьезного я себе на стороне не позволяю. И вообще…

Она не договорила, но Арсению это было не нужно. Они жили вместе много лет и знали друг друга как облупленные. Нина держалась за Арсения потому, что не желала быть разведенной женой – это так унизительно! И еще потому, что с ним не стыдно показаться на любой тусовке: симпатичный, неглупый, умеет поддержать разговор… И профессия вполне приличная, хотя звезд с неба не хватает. И еще потому, что не хотела, чтобы Арсения на лету подхватила Нора, пока у Нины нет альтернативы. «Хотя, альтернатива, кажется, нашлась», – подумал Арсений, вспомнив красивого парня из самолета. Интересно, они действительно познакомились там или это была запланированная случайность? Скорее всего, второе. Поэтому Нина не сбежала в Москву через два дня после приезда.

– Ну хорошо, – вдруг сказала Нора, и Арсения поразило, до чего похож этот решительный голос на голос покойной жены. Хотя чему тут поражаться, они с Норой сделаны из одного материала. Хочешь, щупай с изнанки, хочешь с лицевой стороны, ткань все та же. – Я не хотела этого говорить, но, видно, придется.

Арсений повернулся к ней.

– Не надо, – снова попросил он, но это было все равно, что пытаться остановить руками асфальтовый каток.

Нора покачала головой медленно и непреклонно.

– Нет. Этот разговор состоялся бы, даже если бы Нина была жива. – Она дотронулась до перламутровых бусин на шее. – Видишь ли, Сенечка, Нина собиралась от тебя уйти. У нее появился молодой человек…

Ну вот, главные слова произнесены. Нора остановилась, ожидая негодующего восклицания, но Арсений и не думал возражать. Он не испытывал ничего, кроме огромной душевной усталости.

– Знаю, что ты думаешь сейчас. – Нора театрально воздела руки и произнесла: – «О боже, вот она, женская дружба!» – Опустила руки и покачала головой. – Нет, Сенечка. Мы с Ниной перед вашим отъездом обо всем договорились. Она собиралась сказать тебе сама, а меня просила… – Нора замялась, – смягчить, что ли. – Она перебирала жемчужины, словно четки, глядя ему глаза. – Поверь мне, это чистая правда. Клянусь детьми.

Но Арсению вовсе не нужны были такие страшные клятвы, чтобы ей поверить. Он закрыл глаза и увидел двух женщин, сидящих на диване. Он вдруг понял, что они похожи, как близнецы, – профили ну просто одинаковые! Подруги держались за руки и негромко переговаривались:

– Позаботься о нем, дорогая, я так к нему привязана.

– Не волнуйся, дорогая, Сенечка будет в надежных руках. Желаю тебе счастья. – Чмок-чмок.

– И я тебе. – Чмок-чмок.

(«Ни у кого в семье не было такого воображения!»)

Наблюдать, как две преуспевающие дамы устраивают его судьбу, было невыносимо. Арсений открыл глаза.

– Я вам не пудель, – сказал он.

Нора сделала один шаг к нему. Вкрадчивый, подбирающийся, кошачий шаг.

– Сенечка…

– Я вам не пудель! – рявкнул он, тяжело дыша. Сердце кольнула тоненькая иголка. Арсений сморщился, помассировал левую грудь и велел, не глядя на гостью: – Уходи.

– Хорошо, – кротко ответила Нора. – Поговорим, когда ты успокоишься. Я остановилась в соседнем номере. Зайди попозже, ладно?

Она повернулась и пошла к двери. Арсений проводил ее мрачным взглядом исподлобья, а когда дверь за гостьей закрылась, схватил стул и яростно швырнул его в сторону. Быстро оделся и выскочил из номера.

Глава 7

Даша вошла в большой гостиничный холл и тут же ощутила себя в центре общего внимания. Еще бы. Время вечернее, в ресторан стекается нарядная публика. Женщины в нарядных платьях с дорогими побрякушками на шее и в ушах, мужчины в темных костюмах с ослепительно-белыми рубашками… Черт!

Наперерез Даше метнулся секьюрити в скромном сером пиджаке, белой рубашке и джинсах.

– Вы к кому?

– Я тут живу, – ответила Даша вполголоса.

– Да ну! – Секьюрити взял ее под локоть. – Давай, детка, топай отсюда, пока я охрану не вызвал.

Даша обвела холл беспомощным взглядом. На нее глазели с каким-то похабным любопытством, особенно мужчины. Ишь, какая хорошенькая сестричка! И кому так повезло?

Она разозлилась и вырвала руку.

– Если ты еще раз до меня дотронешься – устрою скандал, – пообещала Даша сквозь зубы. Она сразу заметила, что секьюрити говорит с ней почти шепотом и подталкивает к дверям незаметно, стараясь не привлекать внимания.

Услышав угрозу, охранник остановился и обвел взглядом нарядную публику. Свидетелей масса.

– Что тебе надо, ненормальная? – Его глаза непрерывно сканировали холл, на губах застыла неживая приклеенная улыбка.

– Мне нужно забрать свои вещи, – ответила Даша. – Дай поговорить с администратором, а то и правда придется милицию вызывать. – Она уточнила: – В смысле мне придется.

Секьюрити взял ее под локоть и повел к стойке. На этот раз Даша не сопротивлялась. Только молила бога, чтобы дама с пышной «улиткой» на затылке вспомнила отвязную парочку, которой достаточно одной кровати.

Дама разговаривала по телефону. Одна рука прижимает к уху трубку, другая летает по клавиатуре компьютера.

– Да, конечно, – говорила она, не глядя на Дашу. – Как обычно, третий этаж, тридцать второй номер. Будем очень рады вас видеть. Всего доброго.

Она положила трубку и быстро застучала по клавишам. Даша с охранником ждали.

– Да? – сказала администратор, не отрываясь от монитора. – Мы не вызывали врача. В гостинице свой медицинский кабинет.

– Вот и я о том же… – начал секьюрити, но Даша не дала ему высказаться.

– Я живу в сорок четвертом номере, – сказала она твердо. Спохватилась, что срок пребывания окончился два дня назад, и поправилась: – То есть жила.

Администратор оторвалась от компьютера и уставилась на Дашу. Секьюрити издал медленный протяжный свист. Даша покраснела.

– Перестаньте, – поморщилась администратор. – Идите, я сама разберусь.

Секьюрити удалился, оглядываясь через плечо. Узнал, значит. Даша проводила его хмурым взглядом и снова обернулась к администратору.

– Вас уже выписали? – осведомилась дама с некоторым усилием. Было видно, что говорить на скользкую тему полетов во сне и наяву ей не хочется. – Как вы себя чувствуете?

– Выписали, – подтвердила Даша, не вдаваясь в подробности. – Чувствую себя отлично. Где мои вещи?

– Там же, где и были, – ответила администратор. – В вашем номере.

– В номере? – удивилась Даша.

– В номере, – повторила администратор. Ее глаза снова ощупали Дашу с брезгливым любопытством. Девушка постаралась этого не замечать.

– Но ведь номер был оплачен только до позавчерашнего дня!

– Все верно. Поэтому позавчера утром ваш друг оплатил его еще на месяц вперед.

Даша хотела вскрикнуть «как?», но сдержалась.

Во-первых, тетка смотрела на нее с таким омерзением, что хотелось поскорее убежать и спрятаться. Наверняка уже докатились слухи о наркотиках, которые безответственная девица приняла перед полетом.

Во-вторых, обсуждать с посторонним человеком неожиданно привалившее Сашке богатство как-то глупо.

В-третьих, в холле полно хорошо одетых людей, и все они пялятся на Дашу.

И, в-четвертых, от нее ужасно пахнет.

Даша повернулась и пошла к лифту. Несколько человек, стоявших в ожидании, расступились, и она вошла в кабинку одна. Какой-то подвыпивший мужчина попробовал зайти следом, но женщина в сиреневом атласном платье удержала его за рукав. Даша нажала кнопку с цифрой «четыре» и показала ей язык.

Прозрачная кабинка плавно поплыла вверх. Даша вспомнила изящную платиновую блондинку, которая стояла рядом с ней всего неделю назад, запрокинув голову к потолку, чтобы не видеть провала под ногами. Ее пальцы с побелевшими костяшками крепко сжимали поручни. Нина Шебеко боялась высоты. Каким образом она оказалась на краю крыши?

Пол под ногами дрогнул, двери разошлись с тихим хрустальным перезвоном. Даша вышла на красную ковровую дорожку и пошла вдоль темно-коричневых дверей. Вопросов в голове крутилось множество, ответа не было ни одного.

Она выпала… нет, будем называть вещи своими именами. Ее выбросили из окна гостиничного номера, в ее крови нашли приличную (лучше сказать, «неприличную») дозу амфетамина, она целую неделю провалялась на койке с треснувшими ребрами и похожей на отбивную спиной, а ее парень ни разу не пришел, чтобы задать самый простой и естественный вопрос: что происходит?

Ее охватили тревожные предчувствия. Десять минут назад она бежала к Сашке за помощью и защитой, а сейчас вдруг поняла: что-то не так. Почему он решил остаться здесь на целый месяц? И откуда взял деньги, чтобы оплатить номер? Цены в этом отеле ого-го!

Даша подошла к знакомой двери с двумя металлическими четверками и огляделась. Ни одной живой души. Она подняла руку, но постучать не успела, потому что услышала Сашкин голос:

– Бутылку коньяка, коробку шоколадных конфет и фрукты. Девушка, я не знаю. А какие у вас есть? Тащите все, дверь будет открыта. Скажите, во сколько мне обойдется ваше гостеприимство? Как-как? Это в рублях? Вы не возражаете, если я заплачу долларами? Прекрасно. Деньги будут лежать в коридоре, на столике под телефоном. Там все и оставьте, я сам заберу. Под расчет, без сдачи. И поживее, пожалуйста, у меня гости. Хорошо, спасибо.

Послышались приближающиеся шаги, щелкнул замок, и от этого негромкого звука у Даши зашевелились волосы на голове. Увидев, как поворачивается круглая хрустальная ручка, она поспешно прижалась к стене. Если Сашка откроет дверь, она окажется прямо за ней, под надежным прикрытием.

Дверь приоткрылась, но Сашка в коридор не выглянул, сразу вернулся в комнату.

Вот вам и объяснение, почему он ни разу не навестил ее в больнице. Некогда было. Судя по телефонному заказу, набор дамский, только цветов не хватает. Видно, Сашка времени даром не терял. Но откуда у него деньги на красивую жизнь?

Даша оторвалась от стены и осторожно заглянула в узкую щель. Небольшую прихожую и комнату разделяла закрытая дверь, за которой скрылся Сашка. Даша тенью скользнула в коридорчик.

Из-под телефонного аппарата на маленьком столике у стены торчали краешки зеленых купюр. Даша присела на корточки и пересчитала: триста долларов. Ничего себе, плата за гостеприимство!

Она встала и огляделась. Куда податься? Рядом санузел, но там не спрячешься: унитаз и душевая кабинка. Если у Сашки дама, ванная комната им понадобится. Остается шкаф для верхней одежды рядом с телефонным столиком. Даша услышала хрустальный перезвон, который сообщал о прибытии лифта, распахнула дверцу шкафа и бесшумно шагнула в темноту, стараясь не задеть головой вешалки на поперечной деревянной перекладине. Присела и затаила дыхание.

Здесь было очень пыльно и очень тихо. Сашкин голос, доносившийся из комнаты, почти потерялся, не говоря уж о втором голосе, который интересовал Дашу гораздо больше. Мужчина или женщина? Вопрос риторический, но она все еще надеялась на лучшее.

Заскрипели колеса сервировочного столика, дверь широко распахнулась, и официант вкатил его в маленькую прихожую.

Угадывать происходящее было просто: вот на телефонный столик поставили бутылку коньяка, прозвенели стеклянные бокалы, тяжело стукнула о деревянную поверхность ваза с фруктами, затрещал целлофан, содранный с коробки конфет.

Невидимый официант пошуршал бумагой, пересчитывая денежные купюры. Снова скрипнули колеса, что-то зацепилось за дверной косяк, и дверь закрылась с тихим щелчком, который теперь, очевидно, Даша будет слышать в ночных кошмарах.

Сашка распахнул комнатную дверь, продолжая разговор.

– Вообще-то я имел в виду постоянную работу.

От облегчения Даша громко выдохнула и тут же прикусила кулак. Господи, а она-то себе нафантазировала! Оказывается, пока она валялась на больничной койке, Сашка нашел способ подработать, вот почему он ни разу ее не навестил! Вот откуда у него деньги! А она-то вошла в роль, выслеживает, подслушивает, Мата Хари недоделанная! Тут опять вернулось сомнение: где это так щедро платят в долларах? Школа киллеров?

Человек в комнате что-то сказал, но так тихо, что Даша не разобрала ни слова.

Сашка взял в одну руку бокалы (это Даша поняла по звону), в другую – коробку конфет.

– Я могу работать внештатником, если вы меня понимаете, – сообщил он, возвращаясь в комнату. Голос плавал, то приближаясь, то удаляясь. – Свободного времени, конечно, немного, но если распорядиться с толком… В крайнем случае, переведусь на заочный.

Он вернулся в последний раз, забрал с телефонного столика все, что там оставалось, и закрыл дверь в комнату. Его голос снова потерялся где-то в пространстве.

Даша перевела дыхание, потерла левой ладонью правый кулак, где на костяшках пальцев остались отчетливые отпечатки зубов. Осторожно выпрямилась, помня о болтающихся сверху вешалках, и открыла дверцу шкафа.

– Я вижу себя сотрудником приличного информационного агентства, – продолжал Сашка из глубины комнаты. – В крайнем случае, согласен поработать годик в каком-нибудь журнале, чтобы набраться опыта.

Ступая на цыпочках, Даша подобралась к закрытой комнатной двери и прижалась к ней ухом. Обидно, что здесь нет большой замочной скважины, как в детективах Хичкока. Ее больше не мучила ревность, просто интересно было взглянуть на человека, с которым Сашку связывают деловые отношения.

Собеседник что-то спросил, на что Сашка обиженно возразил:

– Можете не сомневаться, я прекрасно обучаем. (Кто б сомневался, подумала Даша.) – Год это я загнул. Хватит и нескольких месяцев. Ваше здоровье.

В третий раз звякнули бокалы, и на минуту в комнате воцарилась тишина. Даша вдруг почувствовала зверский голод. Неудивительно. Последний раз она ела часов восемь назад. Ничего, сейчас деловые переговоры закончатся, человек-невидимка уберется восвояси, и она, наконец, выскажет Сашке все, что о нем думает. Не исключено легкое рукоприкладство. А потом отмоется от больничных ароматов и закажет ужин в номер. За мужской счет, разумеется. И завтра же – вон из этого города, с Сашкой или без него!

Снова заговорил человек-невидимка. Даша напряглась. Нет, ну что за манера вещать почти шепотом! Даже Сашка явно расслышал не все, потому что переспросил:

– Что делать, если она не согласится?

Человек-невидимка снова что-то зашептал. Сашка фыркнул:

– Вы ее плохо знаете. Она вообще без тормозов, когда в голову что-то вобьет. Упертая, как танк.

«Это он про меня, – поняла Даша. – Сашка часто говорит: «Ну ты, мать, упертая!» Но почему они разговаривают обо мне?»

Снова неторопливый шепот. Даша втянула носом воздух, пытаясь поймать неуловимый аромат, рассеянный по прихожей. Мужчина или женщина? Парфюм незнакомый, какой-то бесполый. В одном Даша была уверена точно: с человеком, который им пользовался, она раньше никогда не встречалась.

– Грязная работа, – заметил Сашка недовольно. – И как я после этого буду с ней общаться? – Человек что-то коротко сказал, и Сашка тяжело вздохнул. – Ладно, это мои проблемы. Я постараюсь ее уговорить.

Заскрипело кресло, Даша метнулась обратно в спасительную утробу шкафа. Едва она закрыла дверь, как повеяло сквозняком, и Сашка спросил с невинным нахальством:

– Вы ничего не забыли?

Даша от волнения снова прикусила кулак. Невидимый гость мог что-нибудь положить на верхнюю полку шкафа, например, дамскую сумочку. Почему она не проверила это заранее?

Ей показалось, что дверца начала открываться. Даша еще сильнее впилась зубами в скрюченные пальцы и закрыла глаза. «Сюпрайз!» – пронеслось в голове дурацкое слово, которое так нравится Сашке.

Однако шкаф не открылся. Наоборот. Дверца крякнула, словно Сашка привалился к ней плечом, а узенькая полоска света между створками пропала. Даша видела его так ясно, будто стояла рядом: руки в карманах, на губах порхает легкая обаятельная ухмылка, носок кроссовки постукивает по сияющему шашечному паркету. Сашка, Сашка, во что же ты вляпался?

На этот раз человек-невидимка ничего не ответил, но, видимо, что-то передал Сашке, потому что тот церемонно сказал:

– Благодарю. Я позвоню, когда все определится.

Снова щелчок! Даша тихонько застонала, такой ужас нагонял на нее этот звук. Запах чужого парфюма проник в шкаф вместе с легким сквозняком, затем Сашка прикрыл дверь. Не закрыл, а именно прикрыл, потому что второго щелчка Даша не услышала. Это важно. Она может войти без стука и объяснить свое появление тем, что дверь была открыта.

Вскоре скрипнуло кресло, заработал включенный телевизор. Даша выбралась наружу, одернула помятый халат и встала на пороге комнаты, скрестив руки.

Сашка ее не заметил. Ваза с фруктами и коробка конфет переместились на пол, бокалы и бутылка коньяка были отодвинуты на край журнального столика. Сашка сидел в кресле и теребил толстую пачку долларов. Даша видела, как шевелятся его губы.

Отсчитав десять купюр, он клал их на столик и возвращался к пачке на коленях. Даша сосчитала до шестидесяти, а пачка все еще выглядела внушительно. Она кашлянула.

Сашка поднял голову и уставился на нее. В неярком свете напольного оранжевого светильника его голубые глаза показались черными.

– Господи, Дашка! – Он приподнялся, и пачка долларов беззвучно соскользнула с его колен. Бумажные купюры веером разошлись по ковру. – Откуда ты взялась?

Глава 8

Сашка аккуратно переступил через зеленые бумажки с портретом американского президента и пошел навстречу Даше, раскинув руки. Она не сделала ответного жеста, но и не уклонилась от объятий. Ей было интересно, как он выкрутится.

Сашка крепко прижал ее к себе, и даже сквозь преграду в виде сложенных на груди рук Даша уловила, как колотится у него сердце.

– Ну, слава богу, – сказал он. – Вот ты и дома.

Даша поразилась. Сказано было так, словно она отлучилась на пару часов вместо обещанных пятнадцати минут.

Она разняла руки и взяла его за плечи. Сашка попытался прижаться к ней теснее, но Даша не позволила. Нечего симулировать дикое желание ради необходимости обдумать, что делать дальше.

– Почему ты ни разу меня не навестил? – спросила она, удерживая его так, чтобы видеть глаза.

Сашка удивился:

– Потому что к тебе не пускали!

– Как это, «не пускали»? – изумилась Даша и отпустила его плечи. – Кто не пускал?

– Все! – ответил Сашка, не задумываясь. – И врач, и следователь. – Он прищурился: – Кстати, подруга, я не понял, где ты «дурь» раздобыла? На фиг она тебе понадобилась?

Даша задохнулась от гнева.

– Какую «дурь»? Ты что, первый день меня знаешь?

Сашка хотел что-то сказать, но внезапно передумал. Вздохнул, взял ее за руку и повел в комнату. По дороге бросил вороватый взгляд на деньги, разбросанные по ковру, но Даше было не до них.

– Я этому старому козлу так и ответил, «это не ее стиль»! – Сашка усадил Дашу на аккуратно заправленную кровать и пристроился на корточках перед ней. – А он, придурок, бах мне бумажку под нос! – Сашка с размаху ткнулся носом в Дашину ладонь. – Ну, а там черным по белому все написано… Мне даже интересно стало, как люди меняются. Ночь не спал, все думал, думал и сообразил.

Даша отобрала у него руку.

– И что же ты сообразил?

– Перепутали анализы, – легко ответил Сашка. – Ты же знаешь наших долбаных медиков. Спасибо, если скальпель после операции в брюхе не забудут, а то ведь зашьют впопыхах. Ходи потом всю жизнь по магазинам с табличкой «жертва врачебного произвола!»… Магниты-то звенят, – объяснил он.

Даша невольно фыркнула. Сашка есть Сашка. Ругаться и сердиться на него просто невозможно. Собиралась устроить допрос с пристрастием, и вот, пожалуйста. Сидит и изо всех сил сдерживается, чтобы не заржать. Тут она наткнулась взглядом на денежную стопку за Сашкиным плечом и снова нахмурилась.

– Мои там десять процентов, – быстро сказал Сашка. Сориентировался, гад. – Три тысячи. Мы богатые, как внуки Ротшильда. Требую продолжения банкета.

– На целый месяц? – усомнилась Даша. – Не посоветовавшись со мной?

Сашка захлопал глазами:

– Так это сюпрайз, мать! Подумай сама: целый месяц без забот! Когда еще такая халява перепадет? – Он вдруг сменил тон и вкрадчиво спросил: – Кстати, как ты сюда вошла?

– Надо двери запирать, – буркнула Даша. И тут же атаковала его встречным вопросом: – Откуда ты взял такие деньги? Наркотиками приторговываешь?

– Ага, а ты лично качество фильтруешь, – не остался в долгу Сашка. Он обворожительно белозубо рассмеялся: – Да ладно тебе! Помог одному пацану машину продать, вот и все дела! Помнишь Юрку Самойлова? Такой лопоухий. – Сашка помахал ладонями возле ушей. – Ну еще пялился на тебя, как на слона в зоопарке! – Даша кивнула, хотя никакого Юрку она в глаза не видела. Персонаж явно вымышленный. – Его пахан продавал свой джипешник. Авто слегка поношенное, но не слишком. А тут нашелся придурок, который купился на тюнинг. Короче, сегодня он мне деньги принес. Как раз перед твоим приходом.

Он стукнулся коленками об пол и обхватил Дашу обеими руками. Она ахнула от боли, и Сашка быстро отпрянул:

– Ой, прости! Я совсем забыл! – Он сочувственно погладил Дашу по коленке. – Больно, да?

Даша, не отвечая, встала с кровати.

– Мне нужно помыться, – объявила она. На самом деле она просто хотела все хорошенько обдумать. – Закажи ужин в номер, я голодная, как собака.

Сашка поднялся с колен и чмокнул ее в щеку.

– Ты мое привидение с моторчиком! – Он вдруг отстранился и оглядел Дашу с головы до ног. Левая бровь коротко дернулась, уголки губ поползли вверх.

– Только попробуй сострить! – пригрозила она.

Сашка хмыкнул и пошел в коридор. Даша услышала, как он снял телефонную трубку, и быстро огляделась. Книжечка с номерами сервисных служб отеля лежит рядом с кроватью. Выходит, Сашка успел выучить телефон ресторана наизусть. Не в первый раз замужем, как говорится.

– Девушка, примите заказ, – заговорил Сашка. – Ужин в номер. – Он заглянул в комнату, прикрывая ладонью трубку: – Рыбу или мясо?

– На твое усмотрение, – ответила Даша.

Сашка кивнул и снова скрылся в коридоре.

– Значит, так, девушка, вы записываете?

Даша подошла к вазе с фруктами, стоявшей на полу возле журнального столика, выбрала спелый банан и очистила кожуру, не отрывая взгляда от двух бокалов с остатками коньяка. Следов от помады нет, но это ничего не значит. Может, дама сегодня без макияжа. Судя по странному парфюму, губная помада там не в тему.

– Пожалуйста, побыстрее, – договорил Сашка. – Мы голодные, как волки. Спасибо.

Он положил трубку и вернулся в комнату. Даша повернулась к нему с улыбкой. За последние пятнадцать минут она научилась притворяться так хорошо, будто занималась этим всю жизнь.

– Я быстренько вымоюсь и вернусь, – пообещала она, кусая банан.

– Потереть тебе спинку?

– Лучше найди мой банный халат, – ответила Даша. – Свою спинку я сейчас не покажу никому, даже родной маме.

Сашка послушно направился к гардеробу. Даша дождалась, когда он повернется к ней спиной, юркнула в ванную и заперла дверь. Открыла краны с горячей и холодной водой, села на закрытую крышку унитаза и задумалась.

Все, что она услышала, чистой воды вранье. И про Юрку Самойлова, которого в природе не существует, и про пахана, и про джипешник. А деньги, между прочим, реальные. Тридцать тысяч баксов. За какие подвиги, спрашивается, Сашке отстегнули такую сумму?

– Дашка, принимай свое барахло!

Ручка на двери задергалась. Даша быстро сбросила медицинский халат, приоткрыла дверь и, не давая Сашке войти, выхватила у него из рук махровый халатик с чистым полотенцем.

– Давай быстрее, – сказал Сашка из-за двери. – Ужин уже везут.

– Ладно.

Стараясь не делать резких движений, Даша стянула через голову ночную рубашку. Задирать руки было мучительно, но она так привыкла к боли, что почти перестала ее замечать. Скрутила распустившиеся волосы в жгут, повернулась спиной к зеркалу над раковиной. Так она и думала. Спина выглядит как топографическая карта пустыни: сплошная желтизна, изредка разбавляемая красновато-коричневым оттенком. «Он даже не спросил, что со мной произошло, – подумала Даша. – Будто боится об этом говорить».

Она встала под горячий душ, намылила волосы шампунем и хорошенько помассировала кожу головы. Что нужно человеку, который заплатил Сашке тридцать тысяч долларов? И это как-то связано с ней, Дашей Алимовой, самой обыкновенной студенткой третьего курса филологического факультета. Кто-то хочет, чтобы Даша осталась в этом городе еще на месяц. Зачем?!

В комнате заиграла музыка. Ничего особенного, обычная субботняя развлекаловка, но что-то ее насторожило. Что? Песня? Исполнитель? Даша закрыла воду и прислушивалась до тех пор, пока не поняла: ее тревожат звуки музыки. Что-то с ними не так. Не с этой песней, а вообще с музыкой.

– Ты скоро? – взвыл Сашка за дверью.

– Иду, – ответила Даша громко. Накрутила полотенце на мокрую голову, влезла в чистый пушистый халатик и вышла из ванной.

Сервировка была на уровне. Сашка перетащил журнальный столик поближе к телевизору, чтобы удобно было есть и смотреть концерт. Два бокала с остатками коньяка испарились, но бутылка «Мартеля», нетронутая коробка конфет и ваза с фруктами остались. А еще на столе красуются две большие тарелки, прикрытые термоколпаками. Сверкающие приборы разложены на белоснежных открахмаленных салфетках.

– Кушать подано! – возвестил Сашка и подал ей руку крендельком, чтобы проводить к креслу.

Хотя чувство голода не ушло, мысли, роем крутившиеся в голове, не дали ей понять, что же она ест. Даша автоматически подчистила тарелку, промокнула губы салфеткой и откинулась на спинку кресла. Она продолжала думать о своем, а Сашка продолжал трещать, словно не замечая образовавшейся паузы.

– Кстати, мать, – сказал он, убрав звук телевизора во время рекламной паузы, – пока ты отмывалась, звонил следователь. Тебя вызывают в местное отделение милиции. Велено прибыть в понедельник к десяти утра.

Даша размотала полотенце и тряхнула влажными волосами.

– В понедельник? – переспросила она. – Черт! А я хотела завтра уехать.

– Куда это? – изумился Сашка до того натурально, что Даша чуть не зааплодировала. Верю!

– В Москву. Ты не забыл, что учебный год уже начался?

Сашка встал с кресла, взял с подоконника бутылку коньяка, два чистых бокала и щедро плеснул в них ароматную жидкость.

– А я думал, мы все решили, – заметил он, подавая Даше бокал.

– Ты ошибся, – улыбнулась она. Посмотрим, какую реакцию вызовет ее ответ. – Я не могу пропускать занятия целый месяц и тебе не советую, внук Ротшильда. Поберег бы деньги, они тебе еще в Москве пригодятся. – Она сделала паузу. – Но если так сильно хочешь – оставайся. Я уеду в понедельник вечером.

Сказала – и отпила глоток коньяка, краем глаза наблюдая за Сашкой. Тот уселся в кресло и поболтал бокалом, расплескивая жидкость по краям. Лицо непроницаемое, но Даша слишком хорошо знала острый напряженный блеск в глазах: Сашка быстро что-то обдумывал.

– Напрасно, – сказал он, наконец. Сделал маленький глоток, снова поболтал бокалом. – По-моему, тебе полный резон отдохнуть от того, что случилось.

– В этом номере? – невинно напомнила Даша. – Отдохнуть?

Вообще-то, никаких дурных ощущений у нее этот номер не вызывал. То, что произошло, не имело адреса и плавало в тумане. Вот только запах мужского парфюма был реальным до дрожи в коленях. И еще щелчок дверного замка.

Как ни странно, ее ответ Сашку обрадовал. Даше показалось, что он даже вздохнул с облегчением:

– Господи, и как я сам не догадался! – Он привстал и чмокнул Дашу в щеку. Поставил бокал с недопитым коньяком и принялся заботливо очищать для Даши мандарин. Остро запахло оранжевой цитрусовой ноткой. – Прости, детка, совсем из ума выжил. Хочешь, переберемся прямо сейчас?

– Куда? – сделала удивленные глаза Даша, принимая половинку мандарина.

– Да в другой номер! Сейчас позвоню администратору и все решу. – Сашка изобразил готовность привстать с кресла: – Кстати, можно доплатить и перебраться в комнату с двумя кроватями. Тебе, наверное, сейчас не до глупостей.

– Не суетись. – Даша доела сладкие дольки и вытерла липкие пальцы белоснежной хрустящей салфеткой. – Какой смысл тратиться, если я все равно послезавтра уеду? – Она пожала плечами. – Впрочем, если вторая кровать тебе пригодится – ради бога!

Легкое облачко пробежало по Сашкиному лицу.

– Ты твердо решила?

– Тверже не бывает.

– А если я очень попрошу? – Сашка опустился на колени и взялся за подлокотники Дашиного кресла, отрезая ей путь к отступлению. – Дашка, я тебя просто умоляю, останься! – Он попытался взять ее за руку, но Даша не позволила.

– Можно подумать для тебя это вопрос жизни и смерти.

Что-то юркнуло в Сашкиных глазах, и он отвел взгляд. Но тут же спохватился и снова сверкнул открытой улыбкой:

– Естественно! Что я тут один делать буду?

– Возвращайся со мной.

Сашка опустил голову. Минуту в комнате висела тягостная тишина, потом он взял пульт и повернулся к телевизору. Музыка вырвалась из динамика суматошными аккордами, снова вызвав у Даши смутное болезненное ощущение.

– Где мой мобильник? – спросила она. Странно, но эта музыка у нее ассоциировалась с телефонной трубкой.

– В ментовке, – ответил Сашка. Он медленно поднялся с колен, уселся в кресло и уставился в телевизор. – Его забрали в тот же вечер.

Даша хотела спросить, не звонил ли ей тогда Сашка, но передумала. Вместе с ними в комнате теперь прочно поселилось Подозрение. Даша больше не верила ни одному слову своего милого, обаятельного, лживого парня.

Глава 9

Они с Ниной шли по цветущему лугу и держались за руки. Место выглядело идиллическим, как цветочная полянка в мультике Диснея. Зеленая трава, над которой покачивали слабыми головками алые маки с черной угольной чашечкой вокруг пестика, желтые одуванчики, еще не покрытые нежным цыплячьим пухом. И золотое солнце, застывшее в небесах. Картинка была красивой, но какой-то неживой. Арсений изо всех сил скрывал тревогу. Не так часто в последние годы он видел жену оживленной и довольной.

Откуда-то появился пес Михей и закружил вокруг них, истерически повизгивая и виляя хвостом.

«Боже мой, я же не написал сценарий!» – Арсений похолодел от страха.

В ту же минуту солнце, сиявшее мультяшной улыбкой, закрылось тучей. Посреди пестрого цветочного луга образовалась глубокая темная расселина, словно раскрылся рот старого людоеда. Явственно повеяло холодом.

Арсений выпустил руку жены, но Нина не остановилась.

– Нужно только начать, – сказала она. – Это просто, Арсен. Дальше все пойдет само собой.

«Нина, стой!» – хотел закричать он, но не почувствовал губ. Поднял руку и провел ладонью от носа до подбородка. Рта не было, только гладкая глянцевая поверхность, отдаленно напоминающая живую плоть.

Нина оглянулась и засмеялась. Арсений отчаянно замахал руками, замычал и застучал пяткой о землю, умоляя: «Посмотри, посмотри!» Жена продолжала идти вперед, к пропасти, повернув голову к Арсению и хохоча. Михей весело прыгал вокруг нее.

Арсений бросился вперед. Ноги повиновались так медленно, что он боялся не успеть. В последнюю секунду совершил резкий рывок вперед и, уже падая, схватил Нину за руку. Рука заколыхалась и развеялась, словно была соткана из сигаретного дыма, затем дым собрался и снова принял вид человеческой фигуры.

– Ты же не думал, что я живая? – спросила Нина.

Одна ее нога уже повисла над пропастью. Она схватила Михея за ошейник и наклонилась над упавшим Арсением. Он с ужасом увидел под платиновыми волосами жены лицо Норы.

– Не волнуйся, Сенечка, я как-нибудь смягчу потерю. Зайди попозже, ладно?

Лицо, сотканное из сигаретного дыма, начало колыхаться и менять очертания. Михей расплывался прямо на глазах, превращался в грязно-бурое облако, пачкающее пейзаж.

– Немедленно начинай работать! – потребовал другой женский голос. Арсений увидел твердые серые глаза. – У тебя нет выхода.

Привидение потянулось к нему, чтобы поцеловать. Лица и тела уже не было видно, только сгусток дыма и пепла, плавающий над расселиной среди цветов. Арсений вскрикнул и проснулся.

Он лежал на диване в гостиной, укрытый клетчатым шерстяным пледом. Минуту тяжело дышал, глядя в темный потолок, пересекаемый светом фар редких ночных машин, потом сел и провел рукой по рубашке. Ткань была влажной. Знакомый врач как-то сказал, что во время сна все люди потеют. Фраза вызвала у Арсения чувство брезгливости, и он стал проверять по утрам, так ли это на самом деле. Иногда ему казалось, что врач прав, а иногда, что это полный бред. Но так сильно он не потел никогда, даже во время привычных ночных кошмаров.

Он поднялся с дивана и включил высокий напольный торшер, имитирующий масляную греческую лампу. Яркий световой луч разбился о потолок и водопадом обрушился на темно-коричневый паркет. Комната из таинственной и пугающей сразу стала обыкновенным гостиничным номером. Едва слышно тикали часы на секретере в углу, розы в хрустальной вазе уже начали терять пурпурные лепестки. Конверты с деньгами лежали там же, где он оставил их вчера, – на столе, рядом с большими сверкающими ножницами.

«Интересно, как деньги попали в номер?» – подумал Арсений минутой позже, стоя под душем. Горячая вода сняла сон и усталость, вернула способность трезво мыслить. Он вдруг с удивлением понял, что не видел женщину-загадку десять дней, хотя все время ощущал ее присутствие. Ярко-красные розы в палате. Розы на столе. Книга и конверты с деньгами. Она знала, что он вернется в гостиницу, поэтому приготовила своеобразное приветствие своему создателю. Она всегда рядом и не намерена отступать от своего каприза. Арсений обязан написать заключительную книгу, потому что «у него нет выхода». В каком это смысле, интересно?

«Я должен ее найти, – подумал он, растирая покрасневшую кожу жестким махровым полотенцем. – Найти и вернуть деньги как можно скорее, сумма-то нешуточная».

– И как ты собираешься это сделать? – поинтересовался внутренний голос. – Где ты намерен ее искать?

Резонно. Арсений практически ничего не знает о своем персонаже. Ни фамилии, ни адреса, ни места работы… Хотя женщина, легко расставшаяся с такой суммой, вряд ли нуждается в постоянном заработке.

«Нужно поговорить с администратором», – решил Арсений и тут же представил себе этот разговор.

– Кто входил в мой номер, пока меня не было?

– Только ваша сестра и горничная. – Тревожная пауза. – А в чем дело? Что-то пропало?

– Как раз наоборот, не пропало, появилось. Мне кое-что подбросили.

– Что именно?

– Да так, пустяки. Пятьдесят тысяч долларов.

Вой сирены «скорой помощи», парочка крепких санитаров, и Арсений в смирительной рубашке. Как сказано у классика, подбросить могут ребенка или динамитную шашку, но идиота, способного подбросить пятьдесят тысяч долларов, в природе не существует. Занавес.

Арсений надел халат и повозил полотенцем по запотевшему зеркалу. В мутном стекле отразился высокий мужчина с мокрыми взлохмаченными волосами. Арсений наклонился и вгляделся в глаза с уголками, опущенными вниз, как у бассета. «А ведь этот человек обречен!» – подумал он и испуганно тряхнул головой.

Наваждение ушло. В зеркале отражался Арсений Платонов, мужчина в самом расцвете сил, с полным отсутствием каких-либо жизненных интересов. Хотя нет. За последние десять дней появился ряд вопросов, которые не давали ему покоя. И что-то подсказывало, что таких вопросов будет возникать все больше.

Арсений вернулся в гостиную, взял книгу, полистал странички. Он сам не знал, что искал: записку, подчеркнутые строчки, какие-то знаки и символы… Книга хорошо сохранилась, хотя ее много раз перечитывали. Никаких загнутых уголков, никаких примечаний на полях. Только нетронутый авторский текст. Персонаж затеял сложную игру, понять правила и конечную цель которой не так-то просто.

«Но ты в нее вступишь, потому что тебе интересно», – шепнул внутренний голос.

Арсений с треском захлопнул книгу:

– Я просто хочу вернуть чужие деньги! – сказал он громко.

«Рассказывай!» – откликнулся циник внутри. И в тот же момент часы на низком секретере пробили два раза.

Остаток ночи Арсений провел на диване с собственной книгой в руках. Он не возвращался к ней столько лет, что испытывал странное чувство раздвоенности. Одна его часть (меньшая) знала, что книгу написал он, Арсений Платонов. Другая – и она была гораздо сильнее первой – кричала, что это чужие обороты речи, чужие метафоры, чужой стиль и чужой роман. Арсений склонялся ко второй точке зрения – таким непривычным казался ему язык. Сначала он боялся разочарования, но, переворачивая страницу за страницей, с удивлением отмечал: хорошо! Просто отлично! А иногда поражался: «Неужели это написал я?»

Последняя страница была перевернута, когда за окном окончательно рассвело и яркий свет напольной лампы начал раздражать глаза. Арсений щелкнул выключателем, положил книгу на пол возле дивана и прикрыл лицо сгибом локтя.

«Это действительно хорошая книга», – высказался неподкупный внутренний критик. «Действительно, хорошая», – эхом откликнулся Арсений. Он испытывал странное ликование человека, внезапно обнаружившего в кармане старого костюма солидную позабытую заначку.

Когда его спрашивали, где он берет идеи для романов (такие вопросы задает девяносто шесть читателей из ста), Арсений пожимал плечами, потому что точно знал: нет Центрального Хранилища Идей или готовой Базы Данных для начинающих авторов. Он верил, что каждая хорошая книга, хорошая музыка, хорошая картина уже существуют сами по себе, а человеку дано лишь угадать слова, форму и цвет. По сути, все люди – это приемники разной мощности. Кто-то принимает передачу почти без искажений, и тогда на свет являются «Реквием» Моцарта, «Мертвые души» Гоголя, «Подсолнухи» Ван Гога и просто хорошие произведения искусства рангом пониже. Однако за повышенную восприимчивость всегда приходится расплачиваться по ставке: либо короткой жизнью, либо самоубийством сознания и медленным угасанием в психиатрической лечебнице. Нагрузка или перегрузка – человеку выбирать не дано.

Чтобы поймать передачу, нужно войти в энергетическое поле своего произведения. Как это сделать, не знает никто, даже гении. Когда Арсений писал первую книгу, ему казалось, что строчки вытекают из пальцев сами, а он только наблюдает за этим забавным анатомическим казусом. Страниц было триста шестьдесят пять, как дней в году, и ни на одной из них он, как демократичный отец, не навязывал героям свою волю. Все складывалось само собой, без его участия. Колесико сцеплялось с другим колесиком, действие стремительно неслось вперед, пока он не вывел столь желанное и столь нелюбимое для каждого автора слово «Конец». Он помнил ужасное чувство опустошения (даже «выпотрошенности»), которое пришло после. Передача закончилась, где-то на небесах погасла лампочка, и Арсений Платонов поставил последнюю точку.

Все последующие книги он писал ради того, чтобы вернуть это наркотическое самоубийственное ощущение, но ничего не вышло. Арсений оказался слабым приемником, его мощности хватило только на одну книгу.

Арсений пошел в кабинет, уселся за письменный стол и обеими руками взялся за края – словно обнял. Ощущение было комфортным: стол не слишком большой и не слишком маленький. Он по очереди выдвинул все ящики. В верхнем лежала стопка чистой белой бумаги, несколько отточенных карандашей и дешевых шариковых ручек, остальные пустовали.

Он открыл крышку ноутбука и нажал кнопку включения. Батарея давно должна была разрядиться, но Арсений не пошел за сетевым шнуром. Если его ощущения верны, то старенький «Мак» будет работать не только на электрическом токе.

Экран ожил. Вместо привычного приветствия откуда-то сбоку выплыли большие буквы, сложившиеся в два слова:

НУЖЕН ШЕДЕВР!

– Да, – пробормотал Арсений, плохо понимая, что он говорит. – Я попробую. Господи, я попробую.

Буквы заколыхались, как флаг на ветру, поплыли вверх и исчезли. Арсений положил пальцы на клавиатуру и начал читать строчки, появившиеся в верхней части чистой белой странички:

«Из болезненной полудремы Арсена вырвало прикосновение чужой руки, потрясшей его за плечо. Он быстро поднял голову. Лицо официантки плавало перед ним в сигаретном дыму…»

Он проработал до самого вечера с забытым ощущением жадного любопытства: что будет дальше? Несколько раз в дверь стучали, но Арсений даже не приподнялся со стула. Мобильник звонил с назойливым постоянством, пока Арсений, выругавшись, не отыскал его в кармане ветровки и не вырубил на фиг. Он даже не поинтересовался, кто названивает, – так торопился вернуться за письменный стол. В комнате стемнело, клавиатуру освещал только плазменный экран, однако Арсений не отрывался от нее до тех пор, пока не погасла лампочка на небесах. Он остановился, ощущая холод и страх. А если завтра лампочка не включится? Что тогда?

В дверь постучали снова. Арсений поставил батарею на подзарядку и отправился в прихожую, на ходу обдумывая, почему завязло действие. Книге явно не хватает нового персонажа. Он распахнул дверь с тайной надеждой на чудо.

– Добрый вечер, – сказала девушка, одетая в джинсы, майку и пушистую вязаную кофту с капюшоном.

Арсений посторонился, испытывая тревогу и захватывающее любопытство. Незваная гостья выглядела как множество обычных симпатичных девушек лет двадцати, но Арсений смотрел на нее с восторгом и изумлением. Интуиция проснулась и зашептала: вот оно, продолжение сюжета! Реальность и вымысел смешались в податливую теплую глину, готовую принять самую неожиданную форму.

– А почему у вас так темно?

Такой приземленный вопрос мог задать только реальный человек, а никак не персонаж, посетивший своего создателя в промежутках между двумя главами – законченной и еще не начатой. Арсений очнулся от наваждения. Сразу стало холодно, словно реальность окатила его мелкими ледяными брызгами.

Он протянул руку к выключателю.

– Извините, я работал.

Вспыхнул свет в прихожей и гостиной. Девушка, не дожидаясь приглашения, направилась в зал. Села за стол лицом к входу и показала Арсению на противоположный стул.

– Спасибо, – сказал он так, словно был здесь гостем. Послушно уселся на указанное место и стал ждать продолжения беседы.

– Значит, вы работаете? – переспросила гостья. – А как же…

Она обвела взглядом комнату, где не было ни одной женской вещи, смутилась и замолчала. Арсений понял, что она хотела спросить. Как человек, жена которого погибла неделю назад, способен смотреть в экран монитора?

– Я только что вернулся из больницы и узнал, что номер оплачен еще на месяц вперед…

Арсений вдруг осознал абсурдность ситуации. Почему он постоянно объясняется и оправдывается перед совершенно посторонними людьми? К примеру, эту девицу он видит впервые в жизни! Или… Арсений прищурился. Откуда он знает это лицо?

– Мы с вами встречались? – спросил он.

– Встречались, – подтвердила Даша. – Я была на вашем творческом вечере. Потом вы со мной сфотографировались, помните?

Точно! Девица в первом ряду, без конца сыпавшая вопросами. Как же он от нее тогда устал! И что настырная барышня забыла в его номере? Неужели явилась за автографом?

– Чем могу помочь? – спросил он сухо.

Если бы она знала! Весь день Даша слонялась по городу, чтобы не оставаться в номере один на один с человеком, которому не доверяет. И все это время ее грызла тоскливая мысль: что делать дальше?

У нее совсем нет денег. Остатки «суточных» лежали в ее кошельке до того, как неизвестный тип выбросил ее из окна, как ненужный хлам. Их бы хватило на пару симпатичных безделушек, но никак не на билет в Москву. Утром Даша нашла кошелек, но он был пуст. Билеты просрочены, толку от них никакого, на телефоне осталось рублей тридцать. Что делать? Попросить денег у Сашки? Она бы это сделала, если бы не тот подслушанный разговор. Сашка денег не даст. И уехать ей не позволит.

– Слушаю вас, – напомнил Арсений. – Что случилось? Кто вы?

Даша начала рассказ с объявления о конкурсе. Завязка – проще не придумаешь. Белый лист бумаги на доске студента, четыре канцелярские кнопки и небольшой текст, отпечатанный на принтере. Платонов слушал внимательно, но временами в его глазах появлялось странное отсутствующее выражение, словно он выключался из реальности. Вот он здесь, а вот – бах! – и его нет. Даше это не нравилось, однако идти со своими бедами больше не к кому. Так получилось, что Арсений Платонов – ее единственный знакомый в этом городе, соломинка, за которую она может ухватиться.

Когда Даша добралась до того дня, конец которого остался в памяти короткими фотографическими вспышками, она внутренне сжалась. «Никаких истерик, никаких обмороков и бабьих взвизгиваний!» – жестко приказала она. Пока все идет хорошо, ее слушают внимательно, валерьянку не предлагают, охрану не вызывают. Во время рассказа лицо Платонова оставалось неподвижным, но темные глаза жили жадной внутренней жизнью. А когда она подбирала слова, чтобы описать чувство стремительного падения в пустоту, от которого подбирается все внутри, Платонов лег грудью на стол и шепотом спросил:

– Так это была ты?

– Я, – выдохнула Даша. Руки, лежавшие на столе, предательски задрожали, и она быстро убрала их на колени.

Платонов издал короткий истерический смешок и сразу прикрыл ладонью лицо.

– Извините, – сказал он через несколько секунд и опустил руку. Его лицо было бледнее Дашиного, а глаза сверкали неприятным острым блеском. – Вы упали на стол прямо передо мной. Такое не забывается, я даже в больницу угодил с сердечным приступом. – Внезапно в темных зрачках появилось недоверие: – Мне сказали, вы были «под кайфом». Это правда?

Даша изо всех сил стиснула руки, лежавшие на коленях. Спокойно, только спокойно! Не надо бить себя в грудь! Говори разумно!

– Я знаю, что была под наркотиком, только ничего такого я не принимала. Специально не принимала, – поправилась она. – Мне что-то подсыпали в еду или подлили в вино за ужином.

– Зачем?

Вопрос резонный. Только задал его писатель шепотом и с тем странным отсутствующим выражением в глазах, словно обращался не к Даше, а к себе.

– Я не знаю. – Она специально сказала это громко.

Платонов вздрогнул и посмотрел на нее. Слава богу, включился.

– Сама об этом думаю день и ночь. Кому может помешать обыкновенная студентка? Я не торгую наркотиками, не шантажирую влиятельного человека, не жду наследства. – Даша развела руками. – Моя мама работает портнихой в ателье, отец ушел от нее к другой женщине десять лет назад. Сейчас он почти стопроцентный алкоголик.

– А ваш парень? Каким боком он во всем этом завязан?

– Понятия не имею.

– А он не мог… – Платонов замялся.

– Выбросить меня в окно? – договорила Даша. Говорить о предательстве близкого человека трудно, но она велела себе думать, что речь не о ней. Скажем, о ее полной тезке. – Нет, это был не он. Во-первых, у Сашки никогда не было такой дорогой туалетной воды. А во-вторых, не понимаю, зачем ему это нужно. Я не беременна и не заставляю его на себе жениться. Зачем ему меня убивать?

Даша хотела добавить, что даже решила прекратить их роман, но что-то ее остановило. «Излишняя откровенность – синоним дурновкусия», – говорит одна их преподавательница.

– Действительно, зачем? – пробормотал Платонов, поглаживая подбородок длинными пальцами с красивыми миндалевидными ногтями. Наверное, регулярно делает маникюр.

Даше не нравилось, что он все время выключается из происходящего и смотрит сквозь нее, словно она всего лишь проходной персонаж в новой книге. Она не стала больше церемониться и рывком вернула писателя на землю.

– Простите за прямой вопрос. Ваша жена принимала наркотики?

Взгляд Платонова сфокусировался, широкие брови неприязненно сдвинулись.

– Категорически нет! – Даша мысленно отметила: писатель не спросил, почему она задала такой хамский вопрос. Значит, сам об этом думал. – Нина была помешана на здоровом образе жизни, не пила и не курила. Наркотики исключаются.

– Я не имела в виду вообще, я имела в виду тот вечер, – поправилась Даша.

– Вы хотите сказать, что мою жену накачали наркотическим препаратом и выбросили с крыши?

– А почему нет? Если кто-то пытался убить меня, почему он не мог убить вашу жену?

Лицо Платонова стало замкнутым и упрямым.

– Это был несчастный случай.

«Он просто не хочет видеть очевидное, – подумала Даша. – Убийство – это так грязно, мерзко, хлопотно. Расследование, допросы, пересуды знакомых, куча грязного белья, вываленного наружу… То ли дело несчастный случай. Слезливые речи на похоронах, всеобщее сочувствие, и дело закрыто».

– Слушайте, раскройте глаза, – сказала она почти грубо. – Я понимаю, что об этом тяжело говорить, но речь идет о таком пустячке, как моя жизнь! За день до смерти вашей жены я видела ее в кафе с… другим мужчиной.

Платонов коротким движением закинул ногу на ногу. Его лицо стало каменным.

– Они целовались, – продолжала Даша безжалостно. – Мне нет дела до ваших семейных проблем, и я не любопытная кумушка, просто хочу понять, не связано ли все это в одну цепочку. Вы знаете этого мужчину? Он может быть замешан во всех событиях?

– Нет, – глухо и безучастно ответил Платонов. – Я не знаю, кто этот мужчина, но Нина собиралась от меня уходить, поэтому скрывать отношения им не было никакого смысла. – Он посмотрел на Дашу. – И устранять вас, как свидетельницу, тоже.

Даша вздохнула.

– Я ничего не понимаю. – Она взялась руками за голову и помассировала виски. – Давайте рассуждать вместе. Мы с вами оказались в этом городе не случайно. Кому понадобилось устраивать конкурс на анализ книги, вышедшей двадцать лет назад? Почему именно сейчас? Почему именно этот город? Есть соображения?

Она с надеждой взглянула на Арсения. Он вспомнил твердые серые глаза, лицо, плавающее в полумраке, и после короткого колебания покачал головой. Он не очень понимал, что удерживает его от откровенного разговора, но испытывал неловкость при самой мысли о нем.

Даша помрачнела. Арсений видел, что она ему не верит.

– Ладно, нет, так нет, пошли дальше. – Она снова положила руки на стол. В отличие от голоса руки дрожали. – Ваша жена упала с крыши. Вы считаете это случайностью, я уверена, что это убийство. Меня пытались убить тем же способом, но я выжила. Моему парню заплатили кучу денег и велели проследить, чтобы я осталась в городе еще на месяц. Вы вернулись из больницы, как и я, и тоже обнаружили, что номер оплачен на месяц вперед. Снова совпадение? – Даша покачала головой. – Не верю. Не может быть столько совпадений на полтора летальных исхода. – Она спохватилась: – Извините.

«Не за что ей извиняться, – подумал Арсений, – она права. Девочка рассуждает здраво и вообще чертовски хорошо держится для человека, попавшего в такой водоворот».

– Им что-то от нас нужно, – продолжала Даша. – Вы не согласны?

– Мой номер наверняка оплатила сестра, – заверил Арсений. – Она жила здесь, пока я был в больнице.

Девица пристально взглянула на него.

– Вы уверены, что это сделала именно ваша сестра? – спросила она с ударением на двух последних словах.

Черт возьми, в самую точку! Он был уверен, что Настя тут совершенно ни при чем, но взрослому человеку всегда требуется какое-то приземленное объяснение тайны. И Арсений постарался закрепиться на своих ненадежных позициях.

– Теперь моя очередь. Вы позволите?

Девица кивнула, не сводя с него глаз. Наверняка заметила, что проигнорировал последний вопрос.

– Если бы в крови Нины обнаружили наркотик, мне бы об этом сказали, так? – Девица молчала, не сводя с него неприятного взгляда. – Мне ничего такого не сказали. Значит, наркотика не было.

Девица разомкнула стиснутые губы.

– Синдром фермера Джайлза.

– Что? – не понял Арсений.

– Был такой американский фермер, – объяснила Даша. – Он говорил, что если бы метеориты существовали, то один из них обязательно упал бы на его поле. А если не упал, значит, все это враки и трепотня. – Она презрительно фыркнула. – Похоже, да?

Арсений разозлился главным образом потому, что она была права.

– Ладно, оставим наркотики. А как же быть с записью?

Девица удивилась.

– Не поняла?..

– Есть запись того, как Нина падает с крыши, – отчеканил Арсений. – Какая-то парочка снимала на мобильник здание отеля и окрестности. Ну и получила незабываемые кадры.

Он вспомнил подростка, у которого выбил из рук телефон. Блин, что происходит с людьми? Мы больше не бросаемся на помощь человеку, выпавшему из окна, мы хватаемся за мобильник, чтобы не упустить удачный кадр: тело, беспомощно распростертое на столе. Естественно, ведь на дворе век великих возможностей, мать его так! Каждый из нас может стать Специальным Корреспондентом супер-пупертелепрограммы! Об этом ежедневно напоминают ярмарочные зазывалы всех каналов с лучезарными улыбками на устах. Снимайте людей, горящих заживо в своих автомобилях, падающих с крыш, задыхающихся от астмы! Снимайте, чтобы человеческое стадо, хрюкая от любопытства, затормозило у наших голубых экранов! Всего один удачный снимок мертвого человеческого лица – и вы в зените славы! Приз в студию!

– Я не знала про съемку… – В голосе Даши слышались виноватые нотки. – А вы ее просмотрели?

Платонов резко встал из-за стола, ножки стула, взвизгнув, прочертили на паркете царапину.

– Я не любитель подобного видео.

Кто бы сомневался! Такие кадры могут смаковать только извращенцы, коих в век мобильников со встроенной камерой развелось как тараканов. Но дело же не в этом.

– Дело не в этом, – пояснила Даша. – Может, вы заметите то, что не заметили другие. Ну, я не знаю… – Она хлопнула ладонью по столу: – Людей, которые были рядом с ней. Или людей, которых там не было…

– Хватит!

Платонов резко повернулся к ней. Лопнувшие кровеносные сосуды в глазах делали писателя персонажем из фильма ужасов. Он наклонился над Дашей:

– Что вы хотите?

– Жить, – ответила она, не задумываясь. – Я хочу уехать из этого города как можно скорее. Хочу вернуться в Москву и забыть все, как кошмарный сон.

– И что вам мешает?

Ах, до чего же неприятная у него ухмылка! Платонов, конечно, догадался, что она явилась с просьбой. И догадался, с какой.

Даша снова разозлилась.

– Думаете, я пришла клянчить?! – крикнула она. – Думаете, я все это рассказала, чтобы развести богатенького лоха на деньги? А с этим как быть? – Она оттолкнула писателя, вскочила и задрала майку вместе с кофтой.

Арсений увидел багровые разводы с желтизной по краям, покрывавшие всю спину. Даша одернула майку и поправила кофту, стараясь не столкнуться с ним взглядом.

– Ну да, я хотела просить вас купить мне билет до Москвы. Думаете, так легко унижаться? – Она вдруг почувствовала, что больше не может сдерживаться. Комната расплылась, как мутное стекло, на щеках пролегли мокрые дорожки. Вот и она попала в ненавистную категорию людей, выдумывающих слезливые истории, чтобы под это дело стрельнуть сотню-другую. – Да пошел ты к черту! – Даша рванулась в прихожую. Щеки пылали от обиды и гнева.

Платонов перехватил ее за руку в тот момент, когда она открывала дверь. Даша дернулась, но писатель держал крепко.

– Простите меня.

Даша громко всхлипнула, и Платонов протянул носовой платок. Она высморкалась с трубным мстительным звуком.

– Извините, – повторил писатель. Даша, не глядя, кивнула. – Конечно, я куплю вам билет. – Платонов помедлил и добавил: – Мне правда очень жаль, что все так получилось.

Он с мягкой настойчивостью втянул ее обратно в прихожую и захлопнул дверь. Даша вздрогнула, услышав щелчок замка. Звук совсем как тот, что занозой сидел в памяти.

– Можно у вас переночевать? – спросила она с усталой прямотой, глядя себе под ноги. – Я боюсь возвращаться к Сашке.

Платонов молчал так долго, что она не выдержала и подняла голову. Писатель смотрел в стену отстраненным «выключенным» взглядом, который ее пугал. А потом вдруг спросил:

– Даша, вы верите в судьбу?

Она нехотя пожала плечами.

– Не знаю. Иногда верю ей, иногда верю в нее, а иногда с ней борюсь. По-разному бывает.

Платонов оторвался от лицезрения стены.

– Как замечательно вы сказали, – мягко произнес он. – Я запомню. – Он взял Дашу под руку: – Ну, пошли в комнату. Там удобнее разговаривать.

Глава 10

День выдался таким солнечным и теплым, что все вчерашние разговоры казались Даше диалогами из голливудского триллера. Она шла по улице, усаженной громадными старыми каштанами, вдыхала золотой осенний воздух и думала: «Сейчас я проснусь. И все будет, как раньше».

– Ты действительно хочешь, чтобы я пошел с тобой?

Даша повернула голову, и Платонов сразу же отвел взгляд. Она снова ощутила превосходство, несмотря на жалкую роль нищей просительницы. Она могла смотреть ему прямо в лицо, а писатель почему-то этого себе не позволял. Наверное, поэтому сказать Арсению Платонову «ты» оказалось значительно легче, чем любому другому постороннему мужчине.

– А ты уверен, что хочешь со мной пойти?

Утром, когда Даша обувалась в коридоре, Арсений спросил: «Можно с тобой?» Желание возникло само собой, импульсивно и необдуманно. А она ответила, не поднимая головы: «Если хочешь».

Всю ночь он не спал. Лежал, смотрел в потолок и перебирал повороты сюжета. Вернее, пытался понять, почему они совершаются. Все уже было решено за него, и даже Нина стала всего лишь проходным персонажем, погибающим на первой странице новой книги. Арсений немного смутился, когда это понял, но тему не бросил. И нечего себе врать, он сопровождает девочку вовсе не из рыцарских побуждений, а потому, что интуитивно чувствует: что-то будет. Он должен пойти, потому что это как-то связано с новым романом. Спрашивается, чем он лучше того молокососа с мобильником, нацелившегося на упавшее тело?

«Сволочь ты, Платонов», – сказала совесть.

«А мне плевать», – ответил он.

Вчера он впервые за много лет принял передачу оттуда, где томилась новая книга. Спутать это чувство с другим невозможно, как невозможно перепутать любовь с желанием сделать выгодную партию. Книга посылала такие мощные импульсы, что он испугался. Это был благодарный испуг человека, которому дали сухарь после невыносимо долгой голодовки. Арсений готов был душу заложить, чтобы тот, кто работает «на ключе», продолжал отстукивать космические позывные.

Они шли по широкой улице, разделенные больше чем молчанием, думая каждый о своем и вдыхая острый, как нож, октябрьский воздух с привкусом горького дыма. «Сегодня вечером я отсюда уеду», – думала Даша. А Арсений думал: «Удастся ли ей отсюда уехать?» Мысль была жуткой, до дрожи в коленях. Жутко увлекательной. В конце концов, почему он должен чувствовать себя виноватым? Не Арсений Платонов написал великую Книгу Судеб!

Он искоса взглянул на Дашу. Она опустила голову, глядя на мелькающие носки кроссовок. Один шнурок вот-вот развяжется. Она остановилась, присела и завязала его снова. Заплетенная коса свесилась с плеча, и Даша откинула ее коротким сердитым жестом. Арсений завороженно наблюдал за ней. Каждое движение казалось ему исполненным глубокого смысла, словно он открыл глаза после десятилетней комы.

– Мы пришли! – Он указал на черную табличку возле монументальной деревянной двери с массивной бронзовой ручкой.

В полутемном вестибюле Даша назвала дежурному милиционеру свою фамилию. Тот сверился с журналом, лежавшим под старомодной конторкой, и протянул ей заранее выписанный пропуск.

– Второй этаж, кабинет номер семнадцать. А это кто? – кивнул он на Арсения.

– Мой адвокат, – отозвалась Даша, прежде чем тот успел сориентироваться.

Дежурный окинул Арсения равнодушным взглядом и жестом показал: идите. Они миновали металлоискатель и поднялись по каменной лестнице со стершимися ступенями. Перед нужной дверью Даша остановилась и повернулась к Арсению.

– Ты уверен? – спросила она.

– Абсолютно.

Она постучала и, не дожидаясь ответа, распахнула дверь. Арсений заглянул через ее плечо.

Большую часть небольшого кабинета занимали два стола, приставленные друг к другу буквой «Т». Пахло пылью и старой бумагой. В углу напротив входа тускло бликует экран телевизора, на нем громоздится старый кассетный видеомагнитофон. В другом углу каким-то чудом удалось приткнуть массивный железный сейф. Занавесок на окнах нет, и яркое утреннее солнце уже подбирается к краю подоконника.

Мужчина лет сорока пяти неторопливо сложил газету, которую читал до их появления, и отложил ее на край стола. Арсений узнал его сразу – этот человек сообщил ему о смерти Нины. Арсений запомнил нездоровую красноту его щек и запах жевательной резинки, старательно отбивающий аромат Большого Бодуна.

– Здравствуйте, – сказала Даша.

Следователь не ответил. Он смотрел на Арсения с каким-то оцепенелым удивлением.

– Арсений Петрович? – спросил он, наконец. Арсений молча поклонился. Следователь выбрался из-за стола и пошел навстречу, протягивая руку. – Все еще здесь? А я думал, что вы уже в Москве.

– У моей знакомой неприятности, пришлось немного задержаться, – ответил Арсений. Чужая ладонь была влажной, и он с трудом удержался от желания вытереть пальцы о джинсы.

Следователь повернулся к Даше и осмотрел с головы до пят, словно увидел впервые.

– Это и есть ваша знакомая?

Прозвучало неодобрительно. «На себя посмотри», – ответила Даша хмурым взглядом.

– Все литературные поклонницы мои знакомые, – неловко отшутился Арсений. Даша искоса взглянула на него и перевела взгляд за окно, где взволнованно топтались голуби. – Надеюсь, вы не возражаете, если я буду присутствовать при разговоре?

Следователь скривил губы. Сегодня он выглядел гораздо лучше, чем в прошлый раз. Не таким помятым. Арсений отметил дорогой костюм, фирменную льняную рубашку и совершенно не разношенные туфли – ни единой поперечной морщинки на гладкой коричневой коже.

– У вас хорошая туалетная вода, – вдруг сказала Даша.

Следователь снова обернулся к ней.

– Жена подарила на день рождения. – Он вздохнул. – Вообще-то посторонние на допрос не допускаются…

– Ну она же не совершила никакого преступления, – мягко сказал Арсений.

– Как сказать, – проворчал следователь и после краткого раздумья махнул рукой. – А-а-а, ладно, садитесь. – И отправился к своему месту.

Даша с Арсением уселись на стулья, притулившиеся по обеим сторонам поперечного стола, и приготовились слушать.

– Значит, так, – начал следователь, обращаясь почему-то к Арсению.

Тот сидел по правую руку от следователя, как почетный гость в былинах.

– У нас проблема. В крови у вашей… – он сделал едва заметную насмешливую паузу, – поклонницы найден препарат из группы амфетаминов. Гидрохлорид кетамина, если быть точным. Иначе говоря, барышня сидит на колесах, а это уголовная статья.

– Она говорит, что наркотик ей подмешали, – так же мягко заметил Арсений.

– Мало ли что она говорит!

– Презумпцию невиновности пока никто не отменял. Она невиновна, пока не доказано обратное. Так ведь… Игорь Валентинович?

Имя-отчество вдруг вспомнилось само собой, без всякого напряжения. Словно кто-то включил передатчик и послал Арсению нужную информацию.

– Так, – признал следователь и повернулся к Даше: – А вы что скажете, барышня?

– Я хочу отсюда уехать, – ответила Даша, не раздумывая.

Следователь насмешливо скривил губы:

– Рад бы в рай, грехи не пускают! У нас, барышня, существует четкая система делопроизводства! Одно из двух: либо вы сами проглотили какую-то гадость и сиганули в окошко, либо вам ее подмешали, чтобы зверски убить. В первом случае мне нужно ваше признание. – Он взял ручку и несколько раз нажал большим пальцем на кнопку с обратной стороны головки. Послышались короткие щелчки. – Так, мол, и так, действительно приняла таблетку сильнодействующего транквилизатора. Зачем? Ради интереса. Где взяла? – Следователь, не поднимая глаз, пожал плечами. – Скажем, купила в подземном переходе на Таганке у неизвестного человека. В содеянном раскаиваюсь, обязуюсь не повторять… – Ручка выскочила у него из пальцев и упала на пол. Следователь нагнулся. – Примерно так, – продолжил он из-под стола. Выпрямился, швырнул ручку на стол: – Я закрываю дело, и вы спокойно едете в Москву.

– А второй вариант? – спросила Даша.

– Второй вариант. Вы стоите на своем: наркотик вам подсыпали, из окна вас выкинули. В этом случае я завожу уголовное дело, в котором вы потерпевшая и одновременно главный свидетель. Беру с вас подписку о невыезде и начинаю долго, очень долго разбираться, какой злодей покушался на студентку филфака, первый раз посетившую наш гостеприимный городок. – Он достал из кармана носовой платок и промокнул вспотевший лоб. – Выбирайте!

Даша посмотрела на Платонова. Ей хотелось, чтобы писатель стукнул кулаком по столу и велел: «Никаких компромиссов! Правда и ничего, кроме правды!» Однако Платонов смотрел на нее с нетерпеливым тревожным ожиданием ребенка, которому не терпится узнать конец сказки. Даже рот приоткрыл.

– В институт сообщите? – Было мучительно стыдно за собственное малодушие, но мысль, что все это скоро кончится, грела душу.

– Нет, – заверил краснолицый, ничего не уточняя. – Все останется тайной следствия.

– Блеск. – Даша вздохнула.

Солнечный луч, наконец, достиг окна, расплавил давно не мытое стекло и упал на деревянный крашеный пол. Даша увидела пылинки, танцующие в световом столбе, похожем на меч джедая.

– Ладно, ваша взяла. Признаюсь во всем, в том числе и насчет московского подземного перехода. Вам ведь тут не нужны такие сложности?

Следователь усмехнулся и достал чистый бумажный лист.

– Может, я сразу внизу подмахну? – предложила Даша. – Потом напишете все, что надо, а то мне еще сумку собирать.

Следователь покачал головой. На его губах мерцала легкая улыбка, которую Арсений определил как «победная». Дело закрыто, никакой головной боли.

– Так не полагается. – Следователь быстро застрочил ручкой. – Потерпите пять минут.

Даша посмотрела на Платонова. Глупо, но ей очень хотелось, чтобы писатель ее остановил. Однако тот привычно стрельнул глазами в сторону – моя хата с краю. Ею овладело недостойное мстительное чувство.

– Кстати, Игорь Валентинович, господин Платонов хочет посмотреть ту запись с мобильника.

Следователь поднял голову и уставился на Дашу.

– Ну, ту самую, где его жена падает с крыши, – пояснила она, понизив голос. – Арсений Петрович желает лично убедиться, что это действительно был несчастный случай.

Следователь недоверчиво взглянул на Арсения. Он помнил, какую истерику закатил писатель, услышав это предложение в первый раз, и втайне опасался ее повторения. Но Арсений Платонов смотрел на Дашу, как древний грек на пифию, с ужасом и верой. Странная парочка, чтоб не сказать сильнее.

– Действительно хотите, Арсений Петрович?

Арсений медленно повернул голову и уставился на следователя темными глазами, скрывающими душу, как тонированное стекло. «Уж не глотают ли они на пару?» – цинично подумал тот.

– Да, – сказал Платонов каким-то рассеянным беззвучным голосом. – Я бы посмотрел…

Следователь пожал плечами, буркнул что-то вроде «ваше право» и удалился. Даша виновато покосилась на Арсения. Она уже раскаивалась в своей недостойной мести за то, что мужчина отказался вовремя подставить плечо.

– Извини, – начала она, но Платонов сделал отрицающий жест.

– Молчи, все правильно! Я должен это увидеть!

Вернулся следователь, принес допотопную кассету формата VHS.

– Мы перекинули запись с мобильника на кассету, – объяснил он, хотя все было ясно и так, взял с подоконника пульт.

Изображение на экране заскакало и задергалось, прежде чем зрители разобрались: оператор находится возле отеля. Через минуту камера, наконец, выровнялась и плавно поехала по столам с безделушками. Паренек в кожаной кепке, торговавший сувенирами, соединил большой и указательный палец в кружок и выставил перед объективом.

– Клево, живу я клево, – фальшиво пропел мужской голос.

На экране возникло огромное хохочущее женское лицо, разрисованное яркой косметикой. Женщина приложила к ушам сережки с финифтью, кокетливо покрутила головой:

– Нормально?

– Подожди, подальше отойду, – ответил мужской голос.

– Света достаточно?

– Пока вроде да.

На улице уже темнело, но пятачок возле гостиницы был буквально усажен фонарями. На экране заметались чьи-то ноги, видимо, обладатель мобильника перебежал через дорогу к табачному киоску. Остановка. Камера снова нацелилась на женщину с сережками. Издали она смотрелась симпатичной молоденькой блондинкой.

– Так хорошо? – крикнула она.

– Да, стой на месте, – ответил мужчина.

Камера еще немного задержалась на ней, а потом поехала вверх по сверкающим тонированным стеклам.

– Вот сейчас, – сказал следователь. Он стоял возле телевизора с пультом, хотя свободно мог дотянуться до нужных кнопок рукой.

Медленно проплыли шесть гостиничных этажей, и Арсений увидел фигуру на бетонном ограждении крыши. Женщина шла по ней, как канатоходка, балансируя разведенными руками. «Господи, этого не может быть!» – подумал Арсений, не отрываясь от завораживающего зрелища: тонкий силуэт на фоне темнеющих фиолетово-синих небес.

Женщина дошла до угла, пересекающегося с боковой стеной, и остановилась. Сейчас она повернется. Арсений хотел закрыть глаза, но не смог этого сделать.

Самоубийца посмотрела под ноги, словно измеряя узкую полоску бетона. «Нет, Нина, нет»! – отчаянно вскрикнула какая-то нормальная человеческая часть внутри Арсения. А другая – людоедская – с жадным нетерпением ожидала, что же будет дальше.

Женщина начала поворачиваться на бетонном парапете. Раскинутые в стороны руки плавно покачивались, как птичьи крылья. Мелкий шажок на месте… еще один мелкий шажок – и вот она стоит лицом к оператору. Тот приклеился к глазку камеры намертво, не отвечая на окрики рассерженной блондинки. Смертница на краю крыши подняла руки, чтобы поправить волосы… и вдруг выгнулась, словно хотела сделать «мостик». Чтобы не упасть, замахала руками, рефлекторно дернулась вперед, левая нога соскользнула с узкой опоры…

Следователь торопливо нажал на кнопку. Экран погас. В комнате завибрировала напряженная тишина.

– Все, – сказал следователь. Бесшумно положил пульт на телевизор и добавил казенным голосом: – Мне очень жаль.

Экран телевизора отразил лицо. На мертвенном фоне глаза казались темными провалами, пещерами в никогда не тающих горных ледниках.

– Она часто бывала так неосторожна? – спросил следователь.

Арсений негромко прочистил горло, чтобы почувствовать связки.

– Да, – сказал он. – Нина любила острые ощущения. Она рассказывала, как в детстве поднималась на крышу двенадцатиэтажного дома, садилась на край и болтала ногами. На спор. А один раз у нее с ноги слетел сандалик, и она нагнулась…

Арсений не договорил, потому что вдруг увидел маленький детский башмачок с кожаными перепонками, беззвучно падающий в бездну. («Ни у кого в семье не было такого воображения!») Картинка его заворожила. Арсений замер, глядя перед собой.

– Хватит! – резко сказала Даша.

Мужчины вздрогнули от неожиданности и одновременно посмотрели на нее.

– Дайте мне подписать все, что нужно, я хочу отсюда уйти.

Ее голос перенес всех с высокой крыши обратно, в реальность. Запахло пылью и лежалой бумагой, в коридоре за дверью послышались голоса и женский смех, за стеной кто-то уронил тяжелую книгу. Следователь уселся за стол и снова застрочил ручкой по бумаге.

Арсений уставился на полированную столешницу. Поверила или нет? Кажется, он придумал вполне убедительную историю. А этот штрих с детским башмачком – вообще супер. Сам не знал, откуда что взялось. Сработал передатчик.

– Прочитайте и подпишите. – Следователь протянул Даше заполненный лист и ручку. Она подмахнула, не читая, и без стука положила ручку на стол.

– Где мой мобильник?

– Получите на выходе у дежурного, – ответил следователь. Он расписался на пропуске, встал из-за стола и официально произнес: – Вот и все. Желаю благополучного возвращения домой.

Даша забрала пропуск и, не прощаясь, вышла из кабинета. Арсений обменялся со следователем торопливым воровским рукопожатием.

«Ох уж эта молодежь!» – говорили скорбно поджатые губы следователя.

«Что поделаешь!» – ответил Арсений взглядом.

Он догнал Дашу внизу, возле стола дежурного милиционера. Она внимательно рассматривала недорогой мобильный аппарат класса «студенческая радость».

– Ваш? – спросил милиционер.

– Мой, – хмуро ответила Даша. – Хотя точно не знаю, батарея наверняка села.

– Ничего не села, он был выключен. Проверяйте, – велел дежурный. – А то нам одна дамочка уже вчинила иск за испорченную технику!

Даша нажала кнопку с красной трубкой. Арсений подался вперед. Он не сомневался, что телефон включится. Ниточка не должна обрываться. Передатчик работает.

– Смотри-ка, включился! – радостно удивился дежурный.

Маленький экран заполонили скачущие разноцветные шарики, прозвучало короткое стереофоническое приветствие.

– А вы говорите «батарея»… Распишитесь, что вещи получили в полном порядке и претензий не имеете. Вот тут. – Палец с неровно подстриженным ногтем уперся в конец страницы.

Даша послушно чиркнула в указанном месте и уставилась на светящуюся надпись: «Входящие». Подвела курсор к последнему номеру и прижала аппарат к уху. Арсений и дежурный милиционер вытянули шеи.

– Работает? – спросил дежурный.

Даша молчала, переводя взгляд с одного мужчины на другого. Арсений не мог определить выражение ее глаз. Дослушав, она опустила руку и быстрым шагом вышла на улицу.

– И вам до свидания, – сказал милиционер ей в спину.

Арсений выскочил следом.

– Ты не передумала уезжать? – Он робко, почти заискивающе заглянул ей в лицо. Так смотрит на хозяина нашкодивший пес, виляя хвостом. Он сам не знал, почему его одолевает гнетущее чувство вины.

Даша явно ожидала от него какого-то героического жеста там, в кабинете. И как ей объяснить, что от Арсения ничего не зависит? Книга давно ожила, а его задача – всего лишь рассказать, какая роль отведена в новом романе этой девочке.

Они шагали в полном молчании минут пять. Потом Арсений рассердился, схватил ее за локоть и остановил. Вытащил из бумажника десять тысяч рублей и протянул Даше.

– Счастливого пути.

Рука с деньгами повисла в неприятной гнетущей тишине.

– Ты все это придумал, да?

Арсений медленно опустил руку с деньгами. Даша тяжело дышала, глядя ему в глаза.

– И про острые ощущения, и про сандалик… – Нехороший это был смех, смех сквозь зубы. – Я тоже хороша. Взяла и подписалась под чистым враньем. Два сапога пара, да?

Арсений заставил себя не отводить глаза.

– Я не понимаю, что ты имеешь в виду.

Даша резко вскинула руку, и перед Арсением вспыхнул экран мобильника.

– Вот что я имею в виду!

Она с силой шлепнула телефоном ему по уху. Арсений скривился от боли, но сразу про нее забыл, потому что услышал музыку. Очень знакомую. Просто невозможно знакомую…

– Узнаешь? – Дашины глаза превратились в узкие доты, за которыми сверкали смертоносные ружейные дула. – Вот что я слышала перед тем, как меня выкинули из окна! «Рапсодию в стиле блюз»! – Она дала Арсению дослушать музыкальную фразу до конца, сунула аппарат в карман и припечатала вполголоса: – Твою мать, сочинитель хренов!

Глава 11

Они сидели на скамейке. С двух сторон – впереди и позади них – тесным строем двигались машины, а узкий скверик казался островком неспешной жизни посреди гудящего и дымящего автомобильного моря.

В Дашину ногу ткнулось что-то холодное и влажное. Она вздрогнула и наклонилась. Рядом со скамейкой сидела длинная рыжая такса и, склонив голову набок, рассматривала Дашу внимательными черными глазами.

– Тебе чего? – спросила Даша.

Собака привстала и замахала тонким хвостом, выражая радостную готовность поиграть.

Арсений почмокал губами. Такса покосилась на него и вдруг оскалила мелкие острые зубы.

– Лада, ко мне, – лениво позвала девушка, листавшая журнал на соседней скамейке.

Собака дернула повисшим ухом с черным пушком на остром кончике и унеслась к хозяйке. Та отложила журнал, пристегнула к ошейнику поводок и намотала на руку. Собака сделала пару попыток вернуться назад, но поводок надежно удерживал ее. Такса заскулила и легла на землю. Девушка снова взяла журнал и перевернула страницу.

– У тебя была собака? – спросил Арсений. Звучало – глупее не придумаешь, но нужно же было начать разговор.

– Ага, – ответила Даша. – Я ее любила. А потом она съела кусок мяса, и я ее убила. В землю закопала и надпись написала… – Она схватила Арсения за воротник и притянула к себе: – «Не совершай лжесвидетельства против ближнего твоего». Понял?

Ее беспощадный прямой взгляд копьем проткнул испуганные глаза напротив. Даша оттолкнула Платонова и откинулась на деревянную спинку. Он невольно расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, ослабляя полоску, врезавшуюся в шею. Ничего себе экспрессия, как говорит его знакомый врач!

– Даша, я тут ни при чем, – взмолился Платонов. Даша мрачно усмехнулась. – Я не отправлял тебе это дурацкое послание. Я вообще не понимаю, кому и зачем это нужно. А когда тебя… то есть когда ты… – Он запутался и закончил, наплевав на деликатность: – В общем, ты свалилась на стол прямо передо мной. Так что я никак не мог этого сделать.

– Врешь! – ответила Даша с беспощадной прямотой. – То есть из окна ты меня, конечно, не выкидывал и это музыкальное послание, может, и не отправлял. Зато я точно знаю, что твоя жена никогда не стала бы ходить по краю крыши. Она боялась высоты.

Арсений уставился на нее, глупо приоткрыв рот.

– Что смотришь? – спросила она со злостью. – Мы вместе в лифте ехали! Она стояла, задрав голову к потолку! Специально задрала, чтобы не видеть провала под ногами! Я эту привычку хорошо знаю, у меня мама высоты боится!

Даша сунула руки в карманы и вытянула ноги. Арсений молчал: это была чистая правда.

– Не могу понять, зачем тебе это нужно? – спросила она после паузы, рассматривая свои кроссовки. – Почему ты не хочешь признать очевидные вещи? Боишься, что ли? – Даша с сомнением поджала губы. – Чего бояться? Когда она упала, ты был в библиотеке с тридцатью свидетелями. И на пленке видно, что рядом никого нет. Если не знать, что она боялась высоты, все можно списать на несчастный случай. – Она взглянула на Платонова. – Но ты ведь это знаешь. Не хочешь объяснить, почему молчишь?

Платонов откинул голову на твердую деревянную спинку и уставился в небо, словно совета спрашивал. Его глаза застыли и медленно провалились в параллельное измерение. «Сейчас соврет», – подумала Даша. Она уже заметила взаимосвязь между этими двумя явлениями.

– Ты подумаешь, что я сошел с ума. – Он склонил голову к левому плечу и взглянул на Дашу усталыми темными глазами. – Это выглядит как полный бред.

– А ты попробуй, – сказала она. – Может, и поверю.

Платонов снова уставился в нарисованное темно-синее небо без единого облачка.

– В общем, меня преследует одна женщина. – Даша криво усмехнулась. – Нет, не в этом смысле. Понимаешь, она уверена, что она – Полина, прости за тавтологию. Оживший персонаж моей книги. И она хочет, чтобы я написал заключительную часть. Такую же сильную, как первую. Это она привела меня в этот город, и я почти уверен, что конкурс в вашем университете тоже затеяла она. Только не спрашивай, не она ли хотела тебя убить и зачем ей все это нужно. Я понятия об этом не имею.

Даша обдумала услышанное. Звучит, конечно, дико, но, в конце концов, она вчера вечером рассказала не менее дикую историю. Неизвестно, поверил ей Платонов или нет, но, по крайней мере, выслушал. Значит, он вправе рассчитывать на ответную любезность.

– Расскажи подробно, – попросила Даша.

Арсений начал неохотно, но постепенно увлекся. Он давно знал, что рассказывать истории вслух очень полезно: всплывают детали, которые до этого момента лежали в голове мертвым грузом. Он вспомнил машину, в которую садилась Полина, уезжая со съемочной площадки. Темно-синяя БМВ, кажется, девятка. Даже вспомнил последние две цифры номера: тринадцать. Тогда они его удивили. Мало кто согласится ездить в машине с несчастливым номером. Вспомнил, что она всегда садилась на заднее сиденье, а за руль – никогда. Дверцу машины открывал темноволосый мужчина лет тридцати пяти в дорогом, отнюдь не форменном костюме с галстуком. А на галстуке маленькая золотая прищепка, он ее тоже где-то видел.

Вот парень распахнул темно-синюю дверцу, женщина бросила на сиденье красную сумку, подобрала длинные полы черного пальто и легко скользнула внутрь. Парень захлопнул дверцу, обошел машину и, словно дразня Арсения, начал поправлять золотой зажим на галстуке. Арсений зажмурился, чтобы ничего не упустить, и взмолился: «Подними голову! Пожалуйста!»

Парень открыл дверцу водителя, его правая нога исчезла в салоне. («Подними голову! Скорее!»)

Темноволосая голова поднялась плавно, как в замедленной съемке, красивые глаза выстрелили в Арсения дерзким пренебрежительным взглядом. Стоп-кадр.

Арсений увидел над собой встревоженное Дашино лицо.

– С тобой все хорошо?

– Я вспомнил, – хрипло сказал он и сжал виски. – Черт возьми, я все вспомнил!

Следующие несколько минут он, торопясь и давясь словами, рассказывал Даше о незнакомце из самолета. О мужчине, с которым столкнулся тем вечером, выходя из отеля (как раз перед тем, как она упала!). О водителе темно-синей машины, на которой раскатывала женщина-призрак.

– Он темноволосый, высокий, хорошо сложен…

– А еще у него шрам на шее, – договорила Даша. – Вот здесь, да?

Она чиркнула большим пальцем под подбородком, ближе к левому уху.

– Тонкий, белый, почти стершийся, – договорил Арсений, как во сне. (Передатчик работает!) – И виден только тогда, когда он поднимает голову.

Даша уронила руки на колени. Минуту они молчали, испуганные общностью воспоминаний, потом Даша спросила:

– Какой у него парфюм? Ты помнишь, он пользуется туалетной водой?

– Пользуется, – прошептал Арсений, гордясь тем, что подумал об этом раньше, чем она. – У него хороший парфюм. «Джорналс мэн». Дорогая марка.

Еще он подумал, что эту туалетную воду ему наверняка подарила Нина. Арсению она тоже подарила такой флакон три года назад, на сорокапятилетие.

Даша рывком поднялась со скамейки и протянула ему руку.

– Пошли в магазин. Я хочу убедиться, что это тот самый запах.

Они прошли мимо девушки с развернутым журналом. Такса вскочила, чтобы последовать за Дашей, но хозяйка строго приказала:

– Лежать!

Такса тявкнула и улеглась у ее ног, провожая Дашу взглядом.

Парфюмерный магазин нашелся через пятнадцать минут блужданий по окрестностям. Даша вошла первой и сразу направилась к девушке-консультанту. Арсений остался ждать у входа. Он знал, что услышит, когда Даша вернется.

– Да, – кивнула она. – Это тот запах.

– Ты уверена? – спросил Арсений, понимая, что это чистейшая формальность.

Даша посмотрела на него больными тревожными глазами.

– Если бы тебя выкинули из окна четвертого этажа, ты бы запомнил, как пахло от убийцы. На всю оставшуюся жизнь.

Она вышла на улицу.

– Что будем делать? – спросил Арсений, когда сумел ее догнать. Схватил Дашу за локоть. – Умоляю, не ходи так быстро. Я задыхаюсь.

– Извини. – Она огляделась и потянула Арсения к стене дома. – Не знаю, как ты, а я собираюсь уехать. Если получится, сегодня же.

– Не выяснив, кто тебе отправил эту музыку? – поразился Арсений. – Ведь номер определился!

– Плевать мне на это, – прошипела Даша. – Я нутром чую: меньше буду знать – дольше проживу. – Она снова беспокойно огляделась. – Пошли, поищем авиакассу.

Следующий час ушел на оформление билета экономкласса. День вылета – сегодняшний, время вылета – 21 час 45 минут. Регистрация начинается за два часа. Арсений взглянул на запястье.

– Половина второго, – сообщил он.

– Отлично. Успею собраться.

Они вернулись в гостиницу на такси. Арсений достал из кармана все оставшиеся денежные купюры и протянул их Даше.

– Зачем? – не поняла она.

– А как ты до аэропорта доберешься?

Даша неловко вытянула из стопки пятисотрублевую купюру. Меньше не было.

– Спасибо, этого достаточно.

Арсений сердито сунул оставшиеся деньги в карман теплой вязаной кофточки.

– Бери, тебе говорят! До стипендии дожить надо?

– Надо, – ответила Даша, чувствуя, как у нее зачесались глаза. – Спасибо. Прости, если что не так.

Они обнялись прямо возле лифта, не обращая внимания на людей вокруг.

– Хочешь, пойду с тобой? – спросил Арсений.

Даша покачала головой:

– Не стоит. Я скажу Сашке, что ты в курсе событий. Он не посмеет дернуться.

Стеклянная кабина распахнулась перед ними – обманчиво приветливая, отмытая до блеска. Даша вспомнила платиновую блондинку, напряженно смотревшую в потолок, крепко сжимающую поручни.

– А что будет с тобой? – спросила она.

Арсений пожал плечами:

– Ничего. Буду работать, пока сил хватит.

– И оставишь все так…

Даша не договорила. Арсений не ответил, только выразительно глянул на нее и скривил губы. «А сама-то?» Даша смутилась. Если кто-то имеет право упрекать Платонова в трусости, то явно не она.

Кабинка остановилась, стеклянные двери распахнулись с вымотавшим душу перезвоном.

– Я позвоню, – пообещал Арсений.

Даша кивнула и, не оглядываясь, пошла по красной ковровой дорожке. Позади прозвенели хрустальные колокольчики, и лифт поехал наверх.

Перед дверью Даша остановилась и прислушалась. Тишина. Сашка в номере, так сказала дежурная. Вот только не сказала, один ли он там. Входить было страшно, оставлять вещи – глупо. Тем более, что одно платьице принадлежит не ей, а Маше Суворовой. Это соображение ее вдохновило. Даша сжала пальцы и несколько раз резко стукнула. Зашлепали задники любимых Сашкиных тапочек.

Даша ожидала чего угодно: допроса (и где ты, подруга, шлялась всю ночь?!), скандала (и как это понимать?!), претензий (не могла позвонить, что ли?!), фальшивого облегчения (слава богу, с тобой все в порядке!), но ничего такого не произошло. Сашка открыл дверь и сразу же ушел в комнату. Что ж, тем лучше.

Даша вошла в ванную и собрала со стеклянной полочки всю свою косметику. Бросила ее на покрывало, достала из-под кровати спортивную сумку и принялась укладываться. Сашка сидел в кресле и делал вид, что читает книгу. Даша на всякий случай старалась не поворачиваться к нему спиной.

Через пятнадцать минут Сашка захлопнул книгу.

– В котором часу рейс?

– Неважно, – ответила Даша. – Я уезжаю, а ты остаешься.

Она заглянула в гардероб, проверила, не забыла ли чего. Вроде нет. Сашка следил за ней прищуренными внимательными глазами.

– Так и расстанемся? – спросил он, наконец.

Даша застегнула сумку и села на кровать.

– Как «так»?

– Без объяснений.

– Если хочешь, объясняйся, – предложила Даша. Она говорила настолько спокойно, что сама поразилась. – Например, каким образом мне в еду попал этот проклятый амфетамин? Почему ты ушел сразу после того, как я поплыла? Ты же видел, что-то не так, почему не остался со мной, не вызвал врача, а? – Она подалась вперед, ловя его взгляд.

Сашка не отвел глаза, но и не ответил.

– Или, например, какую услугу ты оказал тому человеку, который был здесь позавчера? Наверное, не маленькую, иначе тебе не отвалили бы столько денег! И почему ты любым путем должен задержать меня в этом проклятом городе еще на месяц?

Сашка дернулся, но Даша остановила его брезгливым движением бровей:

– Умоляю, не теряй даром времени! Я слышала ваш разговор. Не весь, к сожалению, кое-что осталось за кадром, но мне хватило, чтобы не верить ни единому твоему слову! – Она откинулась назад, уперлась руками в кровать и фыркнула: – «Юрка Самойлов»!.. «Джипешник»!.. – посмотрела на Сашку и добавила: – Сволочь!

Она так хотела, чтобы Сашка сказал хоть одно слово! Пускай даже соврет, если нельзя иначе, но хоть что-то! Однако Сашка молчал, не сводя с нее глаз, и Даша видела их острый прицельный блеск. Он что-то обдумывает.

– Я рассказала все, что случилось, одному человеку, – предупредила она на всякий случай. – Он должен позвонить. Если я не отвечу…

Даша не договорила. Встала с кровати и отправилась в ванную.

Уже встав под душ, она услышала, как щелкнул замок на двери.

– Нет! – крикнула Даша изо всех сил и, как была, раздетая, метнулась в комнату. Остановилась, тяжело дыша, и огляделась.

Никого. Пусто и тихо. Только едва слышно тикают часы на туалетном столике перед зеркалом.

Она прошлепала мокрыми ногами назад, в прихожую, и достала из сумочки вторую магнитную карточку. Сашка не знает, что она на всякий пожарный попросила ее у администратора. Интересно, что Сашка придумал на этот раз? Решил запереть ее в номере? Сомнительно. Во-первых, здесь есть телефон, а значит, связь с внешним миром. А во-вторых, Платонов обязательно позвонит и проверит, все ли в порядке.

Даша сняла трубку и услышала длинный гудок. Вздохнула от облегчения и вернула на рычаг. Все нормально. Сашка ушел потому, что находиться в одном помещении с человеком, которого предал, невыносимо. До ее отъезда они вряд ли увидятся, однако следует принять меры предосторожности.

Даша схватила банный халат и выдернула пояс. Обмотала плотную махровую полоску вокруг круглой дверной ручки, второй конец так же прочно закрепила на ручке ванной комнаты. Дверь в коридор распахивается наружу, дверь санузла – внутрь. Если кто-то попытается войти в номер, пояс не даст этого сделать. Конечно, его можно порвать, но это уже возня, шум и время. Даше осталось продержаться совсем немного. Еще пара часов – и можно распрощаться с этой комнатой, этим отелем, этим городом и кошмарными воспоминаниями. Дай бог, чтобы удалось…

Она ничего не услышала, просто почувствовала движение воздуха. Быстро обернулась и уткнулась носом прямо в поношенный коричневый свитер, пахнущий аптекой. Еще Даша успела заметить распахнутую дверь шкафа в прихожей и осознала, что прятаться умеет не только она. Потом ее плечо, и так исколотое в больнице, укусила железная игла. Даша хотела вскрикнуть, но потная мужская рука зажала ей рот.

«Пожалуйста, не надо», – хотела взмолиться она, но губы онемели. Ноги сложились, как ватные, и Даша упала бы, если бы мужчина в коричневом свитере не перехватил ее поперек талии. Отнес и уложил Дашу на тонкий ковер в комнате, оглянулся на часы. Даша невольно посмотрела вслед за ним. Половина четвертого.

– Вот так, – сказал мужчина и пристроился рядом на корточках.

Она увидела правую руку в резиновой медицинской перчатке, небрежно свисавшую с колена.

– Слушай меня внимательно. Лекарство будет действовать еще шесть часов. Потом основной состав начнет разлагаться, и в крови останется составляющая из группы амфетаминов. Гидрохлорид кетамина. Знакомое название? – Он наклонился над Дашей. – Моргни один раз, если поняла!

Она быстро моргнула. Мужчина выпрямился.

– Хорошо. Учти, если у тебя еще раз возьмут кровь, то примут за наркоманку со стажем. Усекла?

Даша снова моргнула. Глаза застилали слезы. Мужчина усмехнулся.

– Не реви, не собираюсь я тебя насиловать. – Он провел рукой по обнаженной Дашиной груди. Влажная кожа быстро остывала, покрываясь крупными гусиными мурашками. – Ты, конечно, хорошенькая, только я на холодных голых баб уже насмотрелся. В окно я тебя выбрасывать тоже пока не собираюсь, но если попытаешься уехать из города, мне придется это сделать. Поняла?

Даша моргнула. Слезы стекали из уголков глаз на виски и бежали дальше за уши.

– Ариведерчи, – подвел итог мужчина и встал.

Даша смотрела на него снизу вверх, мучительно ощущая себя голой и беспомощной. Мужчина больше не обращал на нее внимания. Он достал из кармана магнитную карточку («Сашкина», – подумала Даша), вышел в прихожую и фыркнул, обозревая пояс, натянутый между двумя дверями.

– Сообразительная девочка, – сказал он одобрительно.

Даша скосила глаза, но ничего не увидела. Минута едва уловимой возни, потом мужская рука швырнула в комнату махровый пояс. Он упал возле Даши.

Открылась дверь, потянуло сквозняком, затем послышался знакомый щелчок. Даша осталась одна.

Глава 11

«Это было завораживающее зрелище: хрупкая женская фигурка на темно-синем фоне. Женщина шла по узкому краю бетонного парапета, раскинув руки в стороны, как крылья, и подняв голову к небесам. Казалось, что она исполняет забытый магический ритуал, перед тем как взлететь.

«Это не может быть Нина», – подумал Арсен.

Страх высоты – одна из фобий, данных человеку. Каждый из нас испытывает ужас перед бездной под ногами, и мало кто удержится от искушения заглянуть вниз. Игра с опасностью уравновешивает страх – это скажет любой психолог. Вопрос в том, как удержаться на краю. Ребенок, несущий в авоське бутылку, опускает руку так низко, что стекло звенит, сталкиваясь с асфальтом. Бутылка может разбиться, но ребенок опускает руку снова и снова. Когда он повзрослеет, ему опять захочется испытать этот острый недозволенный восторг, и тогда бездна позовет его к себе.

Нина никогда не ходила по краю ни в прямом, ни в переносном смысле. Поэтому она сделала блистательную карьеру там, где другие потерпели поражение. Она никогда не садилась в самолете возле иллюминатора, а перед взлетом принимала снотворное. Инстинкт самосохранения перевешивал притяжение бездны. Чтобы пройтись по узкому периметру бетонного заграждения крыши, Нина должна была напиться в стельку (невозможно), уколоться (невозможно в квадрате) либо сойти с ума (вариант даже не рассматривается).

Экспертиза не выявила следов алкоголя и наркотиков, однако Арсен своими глазами видел, как Нина, боявшаяся лифтов, сновала по краю шестиэтажной пропасти. Вывод: экспертиза фальшивая. Если верить своим глазам (а Арсен им доверял), женщина, шедшая по краю крыши, испытывала нечто вроде кессонной болезни.

«Никогда не всплывайте быстро с большой глубины!» – долбил инструктор, когда Арсен учился работать с аквалангом. Пузырьки кислорода в крови выделяются с такой быстротой, что мозг не успевает его поглощать и «пьянеет». Человеком овладевает дикая неконтролируемая радость, он срывает маску и погибает. Знаете, как действуют наркотики группы экстази? Их основные приметы: беспричинная эйфория и потеря чувства самосохранения. Убийца – молодой красивый мужчина лет тридцати пяти – хорошо это знал. Ему даже не потребовалось подталкивать жертву. Он стоял в отдалении и наблюдал за Ниной. Иногда подбадривал возгласами: «Здорово!» Иногда показывал большой палец. А когда она дошла до угла и остановилась, он крикнул: «А обратно пройтись – слабо?»

– Зачем ему это нужно? – вслух произнес Арсен.

Действительно, зачем убивать женщину, с которой спишь? Печально, но существует множество причин, чтобы убить человека, и очень мало – спасти. Красивая замужняя любовница – повод для гордости, красивая разведенная любовница – повод для беспокойства. Возможно, Нина устраивала парня в качестве любовницы, но была совершенно не нужна в качестве жены. А может, красивый обаятельный мерзавец выполнял поручение женщины с темно-серыми глазами, никогда не меняющими выражения?

Арсен вдруг понял, что в баре первый раз увидел ее на расстоянии вытянутой руки. Женщина-тень скользила возле него уже давно, но ни разу он не заглядывал ей в лицо так близко. Ее кожа была молода, как у девушки, но глаза казались усталыми и настороженными, как у человека, перенесшего слишком много. Много хорошего, много плохого… пожалуй, даже страшного. Из-за этого возникало странное ощущение, будто молодая кожа – маска с прорезями для глаз, туго натянутая поверх настоящего лица. Арсен не хотел бы ее снимать. Беда в том, что его согласия не требовалось. В этот город его привел оживший персонаж, сошедший с ума от долгого незаслуженного забвения».

Арсений остановился. Ему не нравилось, что на странице второй раз упоминается слово «сумасшествие». Не стоит бросаться сильнодействующими средствами. Хотя, с другой стороны, как еще можно объяснить действия женщины, вообразившей себя Полиной и готовой на любое преступление, чтобы заставить его написать эту книгу?

«Я пока не сумасшедшая», – вот что сказала она тогда в баре. Почему «пока?» Потому что начала ощущать признаки подступающего безумия? А записка на столе, которую Арсений обнаружил, вернувшись в номер, разве она не свидетельствует против человека, написавшего ее?

Опять это мистическое чувство существования на стыке двух миров! Может, записка ему примерещилась? Он бросился в гостиную. Но записка лежала там, где ее уронили, – на ковре, возле стола, Арсений присел на корточки возле бумажного листа с четырьмя предложениями, написанными знакомым почерком с наклоном влево. Пошуршал бумагой, вслушался в знакомый до одури звук, поднес к носу, вдохнул до одури знакомый запах. Сомнений нет – это реальность.

«Ты на верном пути. Ничего не бойся и не теряй времени. У тебя в запасе четыре недели. Я жду».

На первый взгляд, коротко и ясно. На самом деле, каждое предложение заключает в себе целый недописанный абзац. В записке скрытая угроза, и беспокойство Арсения возрастало с каждым перечитанным словом.

«Ты на верном пути. Смерть твоей жены вовсе не случайность, и у тебя, наконец, хватило мужества взглянуть правде в глаза. А еще у тебя хватило цинизма включиться в игру со смертью – ведь это часть твоей работы, не так ли? И ты знаешь не хуже меня, что игра тебе по душе».

«Ничего не бойся и не теряй времени». Ты ведь хочешь узнать, зачем я это сделала? Так узнай, бояться нечего! В отличие от остальных персонажей, ты ходишь по краю крыши с надежной страховкой вокруг пояса. Ты не сможешь умереть, даже если захочешь прыгнуть вниз. Ты – неприкосновенен. Я об этом позаботилась».

«У тебя в запасе четыре недели».

Эта фраза не нравилась Арсению очень сильно. Во-первых, ему ясно указали сроки сдачи работы. Почему она это сделала? Не терпится почитать новую книжку? Каприз богатой вздорной бабы? Или есть другая причина, которая для нее чертовски убедительна? Так убедительна, что ради нее можно убить человека?

Как бы то ни было, сказано ясно: четыре недели. Понятно все, кроме того, что будет с Арсением, если он не уложится в график. Его лишат страховки вокруг пояса?

И наконец, последняя фраза, от которой у него по коже пробегали быстрые жутковатые мурашки:

«Я жду».

Здесь речь шла уже не о книге, а о нем самом. Арсений не знал, почему так в этом уверен, но доверял интуиции. В каких ледяных широтах ожидает его встреча с женщиной-призраком? И что случится с ним, когда она снимет маску и покажет ему свое лицо, спрятанное под гладкой молодой кожей?

Арсений выронил записку и встал. Казус в том, что он желает эту книгу ничуть не меньше своего свихнувшегося персонажа и вовсе не нуждается в стимулах для ее написания – будь то кнут или пряник. Но как объяснить это человеку, в мозг которого попала блуждающая пуля?

Зазвонил телефон в прихожей. Мобильник Арсений выключил сразу, как только сел за письменный стол и поднял крышку ноутбука. Перед этим он просмотрел список звонков и выяснил, что вчера Нора звонила ему восемь раз, а сегодня – десять. Настойчивая дама, чего не отнимешь, того не отнимешь. Можно, конечно, и дальше игнорировать телефонные аппараты, но тогда она явится собственной персоной в сопровождении милиции, пожарных, МЧС и «скорой помощи». «Я так волнуюсь, доктор, он совсем недавно выписался из больницы и уже два дня не отвечает на звонки»…

Арсений смирился с неизбежным и пошел к аппарату. Отделаться от Норы без потерь не удастся, нужно свести их к минимуму.

– Нора, я работаю, – сказал он, сняв трубку. – Не могла бы ты оставить меня в покое?

На другом конце провода возникло секундное замешательство, затем незнакомый женский голос произнес:

– Простите, Арсений Петрович, я не хотела вас беспокоить. Это дежурный администратор.

Арсений смутился.

– Это вы меня простите… – Он замолчал, потому что на него навалилось нехорошее предчувствие. Даша! Он не позвонил Даше! – Который час?! – выкрикнул он в трубку.

– Половина восьмого, – изумленно ответила женщина.

– Говорите быстро: что-нибудь случилось? – потребовал Арсений. Он так сжимал трубку, что ее края врезались в ладонь. Боль означала, что он по-прежнему пребывает в реальном мире.

– Ничего не случилось, – ответила женщина.

Арсений выдохнул весь воздух из легких.

– Простите, что отрываю от работы, но ваша сестра не может до вас дозвониться и очень беспокоится. Она просила передать, что должна срочно с вами поговорить. Свяжитесь с ней, пожалуйста.

Напряжение отпустило, но не до конца.

– Скажите, Даша Алимова уже уехала? – Администратор ответила не сразу, и Арсений счел нужным пояснить: – Девушка из сорок четвертого номера.

– Да-да, я поняла. – Арсений услышал быстрое постукивание пальцев по клавиатуре компьютера. Едва слышный характерный звук, который он мог определить с закрытыми глазами. – Она не оформила выезд. Вообще-то мое дежурство началось полчаса назад, но если она уехала раньше, то сведения должны быть занесены в компьютер. – Послышался звук выдвинутого ящика. Шелест бумаги: – И она обязательно должна была сдать магнитную карточку, а ее нет. Значит, она еще в номере.

– Спасибо.

Арсений дал отбой и набрал Дашин номер. Долгие гудки в трубке. Никакого ответа.

Он повторил попытку трижды. Безрезультатно.

Арсений выскочил из номера и понесся вниз по лестнице, не дожидаясь лифта. Когда он добрался до четвертого этажа, сердце колотилось как сумасшедшее, пришлось придержать его рукой. Он пошел по коридору широким шагом, стараясь выровнять дыхание и разглядывая двери. Нашел нужный номер и остановился, прислушиваясь.

Сначала ему показалось, будто в комнате работает телевизор, но потом он понял, что звуки раздаются за соседней стенкой. В Дашином номере было тихо.

Арсений постучал в деревянную дверь сначала негромко, потом изо всей силы. Тишина. Он приложил губы к узкой полоске между дверным косяком и дверью и громко позвал:

– Даша! Ты меня слышишь?

Из комнаты донесся едва уловимый приглушенный стон. Такой звук может издать человек с закрытым ртом (или с кляпом во рту). Арсений ударил ногой в дверь.

– Немедленно открывай!

Распахнулась дверь соседнего номера, и в коридор выплеснулись звуки телевикторины. На Арсения уставились испуганные круглые глаза.

– Что происходит? – спросила девушка в банном халатике с мокрыми волосами. Арсений шагнул к ней, и она быстро отступила в прихожую, на всякий случай прикрыв дверь.

– Звоните дежурному администратору, – велел Арсений. – Скажите, что в сорок четвертом номере пахнет дымом, а дверь никто не открывает.

Девушка захлопала глазами, не трогаясь с места, и Арсений прикрикнул:

– Чего ждете? Хотите сгореть заживо?

Девушка захлопнула дверь. Решила, что имеет дело с психом? Арсений отметил, что в последнее время слишком часто употребляет слова, связанные с умопомешательством, и пообещал себе быть осторожнее. Прижался ухом к двери соседнего номера и услышал взволнованный женский голос:

– …Да-да, из сорок четвертого. Не сильно, но пахнет, пожалуйста, скорее!

Надо отдать должное администрации отеля: через пять минут на этаже появились два молодых человека в комбинезонах, с огнетушителем и кислородными масками. За ними торопливо шел гостиничный врач в расстегнутом белом халате и дежурный администратор – дама с пышными светлыми волосами, уложенными в старомодную улитку.

– Давайте скорее, – поторопил Арсений, указывая на дверь.

Один из рабочих втянул носом воздух и с сомнением переглянулся с напарником.

Из соседнего номера вышла девушка в банном халате и остановилась в коридоре, придерживая дверь. Ее глаза были по-прежнему круглыми от страха, но теперь в них светилось еще и любопытство.

– Вроде не пахнет, – сказал врач – симпатичный моложавый мужчина в модных очках с тонкой золотой оправой.

– И противопожарная защита не сработала, – добавила администратор. – У нас новейшая компьютерная диагностика, которая улавливает разницу между сигаретным дымом и…

– Господи! – не выдержал Арсений. – Да открывайте вы, ради бога! Или мне самому дверь сломать?

Администратор пристально взглянула на него, но ничего не сказала. Достала магнитку «универсал», открывающую все замки отеля, и провела в прорези. Раздался щелчок. Арсений оттолкнул рабочего, шагнувшего к двери, и ворвался в номер первым.

В ванной едва слышно шумела вода. Даша лежала на ковре совершенно голая, как русалка, длинные волосы веером разошлись вокруг ее головы. Рядом с ней на ковре валялся небрежно брошенный пояс от махрового халата. Увидев Арсения, она замычала сквозь сомкнутые губы. Ее широко раскрытые глаза с умоляющим выражением впились в него.

– Ни фига себе, – раздался мужской голос за спиной Арсения. Кто-то присвистнул.

Арсений сообразил, о чем умоляли ее глаза. Схватил с кровати покрывало и набросил на беспомощно распростертое нагое тело. Закутал Дашу покрепче, шепотом спросил:

– Нужен врач?

– У-у, – ответила она, по-прежнему не открывая рта.

Арсений не понял, что это означает.

Врач растолкал возбужденных рабочих и пробился в комнату. Присел на корточки рядом с Арсением, приподнял Даше веки.

– Все понятно, – констатировал он со вздохом.

Сзади кто-то громко фыркнул.

Арсений обернулся и обвел неприязненным взглядом людей, собравшихся в прихожей. Впереди, естественно, рабочие. Млеют от возбуждения и восторга, идиоты. Позади девица из соседнего номера с влажным полотенцем в руках – на случай задымления. Эта еще не разобралась, как реагировать, и переводит неуверенный взгляд с Арсения на врача и обратно. На симпатичной мордочке застыло обиженное выражение человека, который ожидал оказаться в эпицентре сенсации, а вместо этого увидел дохлую рыбину. В отличие от нее дама-администратор сориентировалась мгновенно.

– Концерт окончен, – объявила она властно.

Арсений от души поблагодарил ее за решительные действия.

– Прошу всех на выход. Кроме вас, Андрей, – добавила она вполголоса, обращаясь к врачу.

Рабочие нехотя повернули к двери. Девушка с полотенцем задержалась на пороге:

– Может, надо помочь?

– Спасибо, мы справимся, – вежливо, но непреклонно ответила администратор. – Как видите, пожара нет, все в порядке. Вашей соседке стало плохо, врач ей поможет. Всего доброго.

Она выпроводила девицу в коридор и закрыла дверь. Врач вытащил из-под покрывала Дашину руку с посиневшим от уколов предплечьем и без труда отыскал воспаленную красную точку.

– А вот и укольчик. – Он пожал плечами. – Все понятно. Барышня сидит на наркоте. – Врач наклонился к Даше и сказал очень громко, словно обращаясь к глухой: – Говорить-то можете?

Из уголков ее глаз поползли мокрые дорожки.

– А вот это лишнее, – сказал врач. – Зрачки реагируют, сокращаются, значит, ничего страшного с тобой не произошло. Пока не произошло, – поправился он. – Сейчас вызовем «скорую»…

Даша застонала так отчаянно, что Арсений, наконец, понял, что нужно делать.

– Не надо «скорую», – сказал он. – Мы сами справимся. Если, конечно, нет опасности для жизни.

– Опасности нет.

– Тогда я забираю ее к себе, – решил Арсений.

Врач переглянулся с администратором.

– Вы уверены? – спросила женщина многозначительно. – По-моему, девушке лучше отправиться в больницу.

Даша снова громко застонала. Арсений погладил холодную обнаженную руку.

– Не волнуйся, – прошептал он, вытирая залитое слезами лицо. – Я все устрою.

Он встал, ощущая неизвестно откуда взявшийся прилив вдохновения.

– Значит, так. Нам не нужны неприятности, и вам, полагаю, тоже. – Арсений повернулся к врачу: – Поэтому сейчас вы напишете в отчете, что девушка, проживающая в сорок четвертом номере, страдает эпилепсией. Или еще чем-нибудь в этом роде. Объясните своим людям, чтобы они держали язык за зубами. Девушку я забираю. Она будет жить в моем номере.

– А если у нее снова случится припадок с полетом из окна? – поинтересовалась администратор.

– Я гарантирую, что этого не будет, – твердо ответил Арсений.

Администратор пожала плечами.

– Конечно, это ваше дело, но, по-моему…

– Я знаю, – перебил Арсений. – Не нужно ничего говорить.

Администратор бросила на Дашу короткий брезгливый взгляд, повернулась и пошла к двери. Врач уже сидел в кресле за журнальным столиком и быстро строчил что-то на отрывном блокнотном листике.

– Вот! – Он передал Арсению лист и сунул ручку во внутренний карман пиджака под белым халатом. – Это на случай «отходняка». Ходить и говорить она начнет часа через полтора, судя по реакции зрачков. Сначала ее будет тошнить, а потом она сильно захочет пить. Не давайте сладких газированных напитков: минералка без газа, слабый чай, томатный сок. Дерзайте, коллега. – Врач встал с кресла, окинул оценивающим взглядом очертания женского тела под покрывалом. Глаза за стеклами очков насмешливо прищурились: – Я вас понимаю. Очень даже понимаю.

– До свидания, – отрубил Арсений каменным голосом.

Врач усмехнулся и вышел за администратором. Арсений дождался хрустального перезвона колокольчика в коридоре, сообщавшего о прибытии лифтовой кабины, и наклонился к Даше.

– Вот так, детка, – сказал он, неизвестно что имея в виду. – Перенести тебя ко мне?

Даша выразительно закрыла глаза, из которых, не переставая, текли слезы.

Глава 12

«Даша спала на большой кровати, которую Арсен ни разу не разбирал со дня смерти Нины. Сумка, собранная ею несколько часов назад, стояла в шкафу. Арсен позаимствовал оттуда ночную рубашку и одел Дашу, стараясь не прикасаться к теплой гладкой коже. Ему казалось, что это будет нечестным – ведь Даша не может протестовать, если ей это не нравится. Она тихонько шмыгала носом во сне, и это выглядело ужасно трогательно. На ночном столике горела лампа под плотным зеленым абажуром: Даша просила не выключать свет. Арсен сидел на круглом пуфе возле туалетного столика и смотрел на девушку, которую знал всего три дня. Она не могла исчезнуть из его жизни, не выполнив своего предназначения – провести его через лабиринт к логову зверя, открывшего сезон охоты на одного забытого писателя.

Они проговорили до полуночи. «Может, отдохнешь»? – иногда спрашивал Арсен и больше всего боялся, что она ответит «да». Он не дожил бы до утра, не узнав всего, что произошло с ней за эти несколько часов. Но Даша отрицательно качала головой и продолжала рассказывать.

Прошел первый приступ мучительной рвоты, во время которого Арсен придерживал ее болтающуюся голову, прошел второй приступ лихорадочной жажды. Даша полулежала на груде подушек в спальне, а он держал ее за руку.

– Ты уверена, что на тебя напал не тот же самый мужчина? – переспросил Арсен.

– Это был другой человек, – ответила Даша тихо, но твердо. – Этот запах… – она сморщила нос. – Можно сменить туалетную воду, а этот запах – нет. Он пробьется сквозь любой парфюм, потому что въелся ему в кожу, понимаешь? Похож на больничный, только еще хуже. И я его откуда-то знаю, – добавила она задумчиво через несколько секунд. – В смысле, запах, не мужчину.

Арсен сжал ее руку.

– Ты здорово держишься. Я бы на твоем месте дико перетрусил.

Даша подняла ресницы и слабо улыбнулась.

– Храбрость тут ни при чем. Понимаешь, он мне ясно сказал: «Выбрасывать тебя в окно я не собираюсь». – Она пожала плечами. – Вчера меня хотели убить, а сегодня нет. Может, и странно, но здорово успокаивает. Если честно, я ничего не понимаю. А ты?

– Я тоже, – признался Арсен. – Что будем делать? Сообщим в милицию?

– Спасибо, я только что оттуда, – с иронией отказалась Даша. – Наш милейший следователь костьми ляжет, чтобы не заводить дела. Оно ему надо? Потерпевшая сидит на наркоте, доказательств тому масса, включая собственноручно подписанное признание. Кому какое дело, что ей там мерещится? – Она взяла стакан с минералкой и сделала большой глоток. – А ты заметил, какая у него дорогая туалетная вода?

– И костюм новый, – с энтузиазмом подхватил Арсен. – И рубашка, и галстук, между прочим, не на распродаже куплен. Такой галстук Нина привезла мне из Италии. Ручная работа. – Он вдруг поймал себя на том, что думает о покойной жене как о живом человеке. Арсен хотел рассказать о записке, найденной в номере, но Даша распугала его мысли громким восклицанием:

– Вспомнила! Я поняла, что это за запах! Формальдегид, вот что это такое! – Она захлебнулась водой и закашлялась. Арсен отобрал стакан и похлопал ее по спине. – Все нормально, – с трудом выговорила Даша и вцепилась в его руку холодными скрюченными пальцами. – Не перебивай, а то я нить потеряю. В нашем школьном кабинете биологии стояли банки с лягушками и прочей мертвечиной. – Она виновато взглянула на Арсена, словно извиняясь за некстати вырвавшееся слово. – Один раз мы с девчонками решили достать лягушонка. Не помню, зачем, обычное школьное хулиганство. – Она передернула плечами. – Бр-р-р… В общем, из банки пахло этим самым препаратом. Училка сказала, что это формальдегид, раствор, в котором хранятся трупы. – Даша съежилась: – Вот чем от него несло. Запахом смерти.

Арсен осторожно освободил руку. Подумать только, а он чуть было не решил, что Даша – проходной книжный персонаж! Да она – Ариадна, разматывающая спасительный клубок, который выведет их на свет из логова чудовища!

– Понимаешь, что это значит? – продолжала Даша. Она даже не заметила, как он отнял руку, так быстро работали молодые неизношенные мозги. – Умеет обращаться со шприцем, раз. – Она загнула палец. – Знает лекарственные препараты, два. От него несет формальдегидом так, будто он в нем купается. И еще. – Даша прикусила губу. Арсен видел, что она изо всех сил старается говорить спокойно. – Он мне сказал: «Не собираюсь я тебя насиловать. Ты, конечно, хорошенькая, но я на холодных голых баб насмотрелся». Холодных! – повторила она настойчиво. Арсен почувствовал, как по спине поползли мурашки, потому что вновь увидел разбитое мертвое лицо жены. – Ты понимаешь?

– Понимаю, – ответил он. – Патологоанатом.

– И фальшивая экспертиза, – договорила Даша. – Одно с другим очень хорошо стыкуется. Сначала ему заплатили за липовое заключение, а потом за один очень нужный укол.

– Но зачем понадобился второй исполнитель? – нахмурился Арсен. – Почему нельзя было поручить это тому же человеку?

– От которого хорошо пахло? – уточнила Даша и задумалась. Арсен ждал, не сводя с нее напряженного взгляда. – Может, потому, что он не врач, – предположила она через минуту. – Это опасно. Можно ошибиться с дозой. Они не хотят меня убивать, они хотят, чтобы я оставалась здесь, возле тебя. Зачем?

Она размышляла вслух, а Арсен молчал. Он мог ответить на последний вопрос, но Даша вряд ли примерит на себя роль Вергилия. Либо засмеется, либо покрутит пальцем у виска… Но что бы она ни думала, он должен держаться за нее очень крепко, пока не закончит книгу.

«А что потом?» – шепнул внутренний голос.

Этого Арсен не знал».

Арсений поставил точку и взглянул в правый нижний угол ноутбука. Половина третьего. Нужно хоть немного поспать. Кто знает, что принесет завтрашний день?

Прежде чем лечь, он отправился в спальню. Постоял на пороге, всматриваясь в спокойное лицо на подушке, и бесшумно прикрыл дверь. Облюбованный диван в гостиной принял его в распростертые мягкие объятия. Арсений встряхнул плед, сложенный на подушке… и вспомнил, что так и не позвонил сестре.

Арсений заколебался, глядя на часы. Три часа ночи… нет, скорее, три часа утра, Настя наверняка устала воевать с дурными Пашкиными привычками и спит как убитая… Последнее слово вызвало разрушительную цепную реакцию в мозгу: вдруг что-то случилось с Пашкой? Арсений схватил мобильник, отключенный с самого утра, и быстро нашел в памяти номер сестры. «Только не это! – молился он. – Пускай у них все будет в порядке!»

Ждать ответа пришлось так долго, что Арсений почти поседел. Наконец Настя сонно спросила:

– Арсюша, что случилось?

Уже второй раз за день Арсения чуть не задавило под тяжестью свалившегося облегчения. Вот бы вышел славный каламбур!

– Это я хотел тебя спросить, – ответил он, пряча под сварливым тоном чувство вины. – Сижу, работаю, вдруг звонит администратор с тревожными вестями: сестра просит срочно связаться… – Он преподнес это так, словно звонок администратора не раздался шестью часами раньше. – Вот я и решил, что у вас что-то стряслось.

Настя тут же всполошилась:

– Ой, прости, Арсюша! Я звонила в восемь вечера, а она, значит, только что передала, мерзавка! Ну, ничего, сейчас я с ней разберусь…

– Я сам разберусь, – перебил Арсений. – Она не виновата, что я работал и не подходил к телефону. Значит, у вас все в порядке?

Настя помолчала, а потом тихо спросила:

– Арсюша, помнишь, какое сегодня число?

– Нет, – ответил он честно. – Зачем мне?

– Сегодня мамина годовщина.

Арсений медленно сел на диван, глядя в темное окно.

– Разве сегодня? – спросил он. Настя громко вздохнула. – Да, я вспомнил. – Арсений потер свободной рукой лоб. – Черт, как я мог забыть…

– Нужно сходить на кладбище, – начала Настя. – Я была перед отъездом, но…

– Я не смогу, – быстро перебил Арсений. – Я работаю.

– Прекрати! – вспылила Настя. – Ты прячешься от жизни, как мальчишка за шкафом! Это твоя мать, Арсений!

«Плохо дело», – подумал он. Полным именем сестра называла его, только когда очень сердилась. Такое случалось редко.

– Давай я схожу в церковь, – предложил Арсений. – Закажу молебен, этот… как его… сорокоуст.

– Ты с ума сошел! – испугалась Настя. – Нельзя же!

– Сейчас все можно, – ответил Арсений. – Если хорошо заплатить.

– Не надо, Арсюша, – прошептала Настя. Он слышал, как она всхлипнула. – Не положено по церковным правилам.

– А кто об этом узнает? – возразил Арсений. – Господь? Я тебя умоляю, не делай вид, будто веришь в него! Хотя бы при мне!

Ему в ухо понеслись короткие гудки. Арсений бросил мобильник на коврик возле дивана, испытывая недостойную мстительную радость. Его бесконечно раздражали все эти новомодные веяния с культпоходами в церковь, куличами на пасху и неумелыми попытками перекреститься слева направо. Почему люди всегда стремятся подменить суть видимостью? Раньше в качестве атрибутов хорошего поведения выдавали красные галстуки и партбилеты, сейчас их сменили церковные свечки и крашеные яйца. Настя пила освященную воду каждое утро и тайком поливала ею свои веснушки и пигментные пятна. Помогало как мертвому припарка, однако ее это не останавливало. Вера?.. Чушь! Великое русское слово «авось»!

Арсений улегся на диван и погасил свет. Свет уличного фонаря лежал на подоконнике печальным блеклым пятном, совсем как в ту ночь. Арсений отвернулся лицом к диванной спинке и закрыл глаза. Не помогло.

Он вытащил подушку из-под головы и впился в нее зубами. Проснулся ребенок, который, оказывается, вовсе не умер, а только уснул. Проснулся и заплакал. Десятилетний Арсений лежал не на мягком диване номера «люкс», а на скрипучей железной кровати с пружинами, смотрел на пятно тусклого уличного света. Соседка, тетя Вера, гладила его по голове и читала:

– Сиротка ты мой бедный…

За эти слова и этот жалостливый тон хотелось ее убить. Он очень надеялся проснуться в своей кровати от маминого поцелуя, но утром его разбудила Настя. Арсений ее не узнал. Сестра, приехавшая из Москвы, была в черном платье, буйные рыжие волосы спрятаны под черный платок, повязанный как у монашки. Они с тетей Верой долго плакали и обнимались, потом тетя Вера принесла из соседней комнаты мамино кольцо и надела его на Настин палец.

– Бери, Настюша. Это теперь твое.

Сестра посмотрела на кольцо и зарыдала еще громче. Потом она невыносимо долго обливала слезами Арсения, а он сидел на скрипучей кровати как каменный и не мог выдавить из себя ни слезинки.

«Я не хочу об этом вспоминать!» – выкрикнул десятилетний мальчик, спавший почти сорок лет. Арсений попытался его успокоить, объяснить, что со временем все образуется, но не нашел нужных слов. К тому же он хорошо знал, что надежды не имеют ничего общего с реальностью. Поэтому прибегнул к способу, который считал отвратительным: побрел в ванную, достал из шкафчика дорожную аптечку и проглотил сразу три таблетки вместо положенной одной. Арсений запил их водой из-под крана и долго сидел на краю джакузи, рассматривая свои руки. И лишь когда почувствовал блаженную пустоту в голове и сердце, вернулся в неосвещенную гостиную. Темнота пробралась внутрь мягко, как кошка, и утопила его в спасительных объятиях.

Глава 13

Последние октябрьские деньки удались на славу. Затянувшееся бабье лето щеголяло роскошной теплой плотью, как женщины с картин Рубенса. Легкий ветер с озера колыхал золотые и багряные кроны на фоне высоких синих небес, облака казались сбитыми из нежнейших молочных сливок. Небольшой парк всегда был излюбленным местом отдыха горожан, но с каждым днем гуляющих становилось все меньше, качели и аттракционы работали все реже, а палатки с сувенирами сворачивались все раньше. Возле причала, где летом теснились пестро раскрашенные катера, сиротливо покачивалась одна лодка. Скамейки по обе стороны дорожек пустовали, вокруг царила непривычная тишина.

Появление двух мужчин в маленьком уютном кафе стало для официантки приятной неожиданностью. Клиенты заглядывали к ним не раньше обеда, и то не каждый день. А тут такой подарок с утра пораньше!

Она с готовностью отложила надоевший детектив и улыбнулась нежданным посетителям. Тот, что постарше, темноволосый и темноглазый, походил на обаятельного киношного пирата. Второй – светловолосый парень с ярко-голубыми глазами – выглядел не так импозантно, но тоже очень симпатично.

– Добрый день. Что будете заказывать?

Темноволосый ответил ей белозубой улыбкой.

– Мы не завтракали. Что посоветуете?

– У нас горячие сырники, – с готовностью доложила официантка. Она рассчитывала максимум на чашку кофе, а тут такая удача! – Есть блинчики с мясом, остался вчерашний винегрет. Чай, кофе, соки только пакетные. – Она смущенно развела руками. – Пока все. Мясо будет ближе к обеду.

– Блеск! – отозвался темноволосый. – Тащите всего и побольше. Я умираю от голода.

А светловолосый хмуро спросил:

– Пиво в банках есть?

– Да, конечно, – спохватилась официантка. Про пиво она не упомянула сознательно. Посетители выглядели такими респектабельными, что предлагать спиртное с утра пораньше просто язык не повернулся. – Вам наше или импортное?

– Все равно, – буркнул светловолосый. Похоже, парень не в духе. – Принесите пару банок. Только не открывайте заранее! – крикнул он вслед официантке. – Я сам открою!

Она обернулась, чтобы кивнуть, и услышала, как темноволосый негромко произнес:

– А ты подозрителен, дружок.

Ответа светловолосого официантка не расслышала. Передала повару заказ и начала собирать поднос.

Через десять минут стол был накрыт. Темноволосый сразу набросился на горячие сырники – и вправду был голоден, как волк. Ел быстро, но не противно. Когда всю жизнь работаешь в общепите, начинаешь разбираться в людях. Темноволосый мужчина явно рос в интеллигентной семье. Есть масса мелочей, которые выдают породу. Например, жует торопливо, но с закрытым ртом. Разделывает сырник одной вилкой, но очень изящно, не роняя кусочки на пол и брюки. Не пачкает губы сметаной, не крошит хлеб по столу, не вытирает рот той же салфеткой, что и руки. В общем, чувствуется, что хорошим манерам его обучили давно и прочно.

Мнение о его светловолосом спутнике официантка составила в момент, когда тот заказал пиво. Косит под интеллигента, но на самом деле типичный пролетарий. Пьет из банки, которую даже не вытер, хотя перед ним стоит отмытый до блеска пивной бокал. Не заказал ничего из закуски – даже соленых орешков. И не попросил жевательную резинку, чтобы отбить пивной запах. Впрочем, бывали у них посетители и похуже.

Доев, темноволосый попросил чашку кофе и счет. Оставил щедрые чаевые и спросил, улыбаясь:

– Когда народ нагрянет?

Официантка махнула рукой.

– Да бог с вами, какой сейчас народ, сезон-то кончается… Забежит пара человек пообедать, вот и весь народ. – Она пожала плечами. – Может, ближе к вечеру оживятся, если погода не испортится.

Уходя, светловолосый купил еще две банки пива. Официантка проводила его долгим взглядом: выглядит прилично, не скажешь, что человек привык с утра глаза заливать. Хотя не ее это дело.

Она пересчитала деньги и снова углубилась в творение Чейза.

Мужчины шли по дорожке, утрамбованной мелким гравием.

– Знаешь, почему ты не в духе? – весело спросил темноволосый, пережевывая пластинку «Орбита». Спутник молча покосился на него. – Потому что голодный. Не жрешь с утра по студенческой привычке? Это вредно для желудка.

– Не заговаривай мне зубы! – Светловолосый отбросил носком небольшой камешек. – Говори по существу. Мне дадут работу или нет?

Темноволосый мужчина ответил не сразу. Вытащил изо рта жевательную резинку и выбросил липкий комочек в урну, стоявшую у скамейки. При этом незаметно обвел взглядом парк. Никого, кроме неряшливого бомжеватого мужика, собирающего жестяные банки. Как раз сейчас он, словно фокусник, выудил из-за кустов пустую пивную банку и бросил в грязную холщовую сумку. Послышался короткий металлический стук, такой издают легкие пустые предметы, сталкиваясь друг с другом.

– Давай сядем, – предложил темноволосый.

Блондин, в свою очередь, прошелся тревожным взглядом по окрестностям. Отметил, что, кроме бомжа, в парке нет ни одной живой души.

– Я же просил назначать встречи в людных местах! – В его голосе послышались испуганные нотки.

Темноволосый обнажил отличные белые зубы в карикатурном подобии улыбки.

– Что, братец-кролик, штанишки уже мокрые? – Он стремительно сменил тон на сердитый: – Ты думаешь, я такой идиот, чтобы убивать тебя на глазах той милой тетки из кафе? Она же рассмотрела нас лучше некуда! Уйми свой зуд, никому ты не нужен.

Светловолосый шмякнулся на ближайшую скамейку, отправил в урну пустую банку и хрустнул кольцом неоткрытой. Его пальцы дрожали.

– Что с работой? – спросил он требовательно.

– Будет тебе работа, – ответил темноволосый. – Полторы тысячи в месяц устроят? График свободный.

По лицу голубоглазого парня было видно, что тот не рассчитывал на такую быструю и легкую победу. Но ответ прозвучал небрежно, даже дерзко:

– Для начала сойдет, потом посмотрим. – Он сделал большой глоток и вытер мокрые губы ладонью. – Можно мне отсюда уехать? Все равно Дашка теперь в другом месте.

Темноволосый наблюдал за бомжом. Дождался, когда тот начнет обыскивать урну возле соседней скамейки, и ответил, немного понизив голос:

– Да уж. Поработал ты хреново, приятель. Даже не знаю, с чего тебе такие деньги заплатили. Обычным предателям столько не платят.

– Не знаешь?! – Светловолосый резко повернулся к нему. Его глаза покраснели от выпитого пива. – А ты напряги память, мать твою! И кончай разговаривать со мной как с Иудой! Сам-то за сколько свою бабу продал, а?

Темноволосый не обиделся.

– Так я же псих, а ты вроде как нормальный. – Светловолосый дернулся, чтобы ответить, но собеседник перехватил его руку и указал глазами на неопрятного мужика с тяжелой холщовой сумкой. Тот подобрался к ним вплотную и заискивающе спросил:

– Пивком не угостите?

– Бери, – светловолосый, не глядя, протянул бомжу недопитую банку. – Опохмелись. И чеши отсюда, прет от тебя…

Тут светловолосый осекся, потому что ему в руку впилась металлическая игла. Темноволосый скривился, словно боль причинили ему, и быстро отвернулся. Бомж ловко ввел раствор под кожу и выдернул шприц.

– Порядок.

– Вот и славно. – Темноволосый повернулся.

Голова его спутника упала на изголовье скамьи, широко раскрытые голубые глаза с осмысленным ужасом зашарили по сторонам. Темноволосый похлопал его по щеке:

– Никого нет, дружок, не дергайся понапрасну.

Он с удовольствием потянулся, закинув руки за голову. Бомж сел на скамейку рядом с парализованной жертвой.

– Куда его теперь? – спросил он, кивая на светловолосого.

– В лодку, куда же еще, – ответил темноволосый. – Прокатимся по озеру, погода-то какая! – Он широко зевнул. – Ты принес, что я велел?

Бомж молча кивнул на холщовую сумку с прочными ручками. Темноволосый двумя пальцами потянул на себя замызганный край и заглянул внутрь.

– Нормально. – Он достал из кармана белоснежный носовой платок. – Давно хотел тебя спросить, – продолжил, тщательно вытирая пальцы. – Скажи мне, как художник художнику, почему от тебя всегда так омерзительно пахнет?

Бомж не обиделся.

– Работа такая. Ты имеешь дело с живыми бабами, я с мертвыми. Им плевать, как я пахну.

– А тебе? – полюбопытствовал темноволосый. – Тоже плевать?

Бомж пожал плечами.

– Привык, – ответил он одним словом.

Темноволосый засмеялся.

– Слышал бы тебя папочка… Ладно, – поднялся он. – Нужно дело делать. Пакеты с одеждой на месте?

Бомж кивнул в сторону густых кустов.

– Там все оставил.

– Бери с другой стороны, – велел темноволосый, подхватывая парализованного юношу под левый локоть. Тот замычал, не открывая рта. – Не трудись, все равно никого нет.

Вдвоем они быстро дотащили безвольное тело до причала и небрежно, как мешок, бросили в лодку. Бомж привычным жестом натянул резиновые медицинские перчатки и уселся за весла. Темноволосый мужчина, прежде чем шагнуть в лодку, обвел окрестности долгим внимательным взглядом.

– Да не бывает тут людей в такое время! – нетерпеливо сказал бомж. – Давай быстрее, а то до обеда не управимся.

Темноволосый осторожно, чтобы не забрызгаться, забрался в лодку. Смахнул ладонью пыль со скамейки и сел. Лодка закачалась. Голова светловолосого парня стукнулась об отлично начищенные туфли. Широко раскрытые глаза, полные слез, могли растрогать кого угодно, только не людей, привыкших видеть смерть.

Бомж веслом оттолкнул лодку от причала. Несколькими точными ударами развернул ее и повел к центру озера.

– Воздух-то какой, – темноволосый сделал шумный вдох. – Сто лет дома не был.

Бомж не ответил. Он с силой работал веслами.

– Все, – объявил он через некоторое время и бросил уключины. – Здесь самое глубокое место.

Темноволосый привстал и передал ему тяжелую холщовую сумку. Лодка едва заметно покачивалась на мелких волнах. Озеро было небольшим, но глубоким, стоячая вода пахла тиной.

Бомж извлек несколько пустых пивных банок и бросил на дно. Темноволосый поднял банки и методично прижал к каждой из них безвольные пальцы рыдающей жертвы. Бомж тем временем вытащил из сумки две тяжелые гантели и моток медицинских ниток. Приложил гантель к правому предплечью светловолосого парня и принялся тщательно обматывать рукав тонкой нитью.

– Думаешь, это надежно? – забеспокоился темноволосый, наблюдая за его ловкими движениями. – Нитки достаточно прочные?

– До ста пятидесяти килограмм, – лаконично ответил бомж. – Растворяются в воде через шесть часов. Когда всплывет, в крови останется сплошной наркотик.

– Потерял сознание, упал, очнулся – гипс! – пошутил темноволосый.

Бомж шутку не поддержал.

– Все… – сказал он через несколько минут. Подергал гантели, привязанные к рукам, избегая смотреть в глаза парализованной жертве.

Темноволосый, наоборот, с жадным любопытством впитывал ужас человека, понимающего, что его ждет.

– … Дальше сам.

Темноволосый наклонился над голубоглазым парнем.

– Ты никогда не думал, что чувствовала твоя девушка в такие минуты? – спросил он.

Парень замычал. На шее вздулась широкая жила.

– Поражаюсь я вам, молодежи, – чопорно заметил темноволосый. – Готовы продать самое святое за тридцать сребреников. – Лодка качнулась, и светловолосая голова вновь стукнулась о его туфли. – Ну, тридцать тысяч сребреников, – поправился он. – Инфляция, сэр.

– Давай быстрее, – поторопил бомж. – Речи оставь на потом.

Темноволосый вздохнул.

– Суд скорый, но правый. Ну что ж… – он помедлил, наслаждаясь паникой в голубых глазах, – прощай, дружок. О покойниках плохо не говорят, но все же замечу: ты довольно омерзительная личность, и убить тебя одно удовольствие. – Он подхватил жертву за плечи и велел напарнику: – Бери за ноги.

Тот послушно нагнулся, и тут случилось чудо. Безвольное тело выгнулось дугой, ноги в тяжелых шипованных кроссовках изо всех сил ударили бомжа в челюсть. Тот вскрикнул и схватился за подбородок.

– Ах, сволочь!

Жажда жизни, объединившись со страхом смерти, сделала невероятное: парень оживал на глазах. Рука с привязанной гантелью совершила короткое точное движение вверх. Если бы не отменная реакция, темноволосый бы уже лежал на дне с рассеченным виском. Он успел отпрянуть, и гантель, упав вместе с рукой, с тяжелым стуком проломила деревянное дно. Лодка закачалась, черпая бортами воду.

– Тупица! – крикнул темноволосый, изо всех сил удерживая брыкающуюся жертву. – Ты что, лекарства пожалел?

– Этого не может быть! – так же отчаянно завопил напарник. Он обхватил щиколотки светловолосого парня, чтобы избежать повторного удара. – Он не должен шевелиться!

– Скажи это ему, придурок!

Лодка оседала, быстро наполняясь водой. Холод окончательно оживил светловолосого парня. Он плевался и колотил руками во все стороны, пытаясь стряхнуть тяжелые гантели. Отсыревшая нить медленно сползала по скользкому мокрому рукаву.

– Он сейчас освободится! – выкрикнул бомж. – Больше не могу держать!

Он выпустил ноги жертвы и с тяжелым плеском бросился в воду.

Темноволосый почувствовал, как дно уходит у него из-под ног. Лодка тонула, удерживать жертву становилось все сложнее. Одна гантель соскользнула с предплечья к ладони. Еще пара движений – и она уйдет под воду. Левая пока держится, но если освободится правая рука…

– А-а-ах!..

Темноволосый, не раздумывая, сорвал гантель с правой руки голубоглазого парня и изо всех сил обрушил ему на голову. Тот замер. По виску потекла струйка крови.

– Ты с ума сошел! – крикнул бомж. Он плавал вокруг них по-собачьи, из воды торчала мокрая взлохмаченная голова. – Весь план к черту! Сказано было: ни единой царапины!

Но напарник уже ничего не слышал. Им овладела первобытная звериная ярость. Гантель взлетала как молот до тех пор, пока вода не покрылась кровавой рябью. Тело дернулось в последний раз и затихло. Светлая голова с ярко-кровавым нимбом ушла под воду.

Темноволосый мужчина нырнул следом, схватил жертву за плечи и заглянул в лицо. Удивленные голубые глаза медленно стекленели, в остановившемся зрачке убийца видел себя отчетливо, как в зеркале.

Он выждал еще минуту и только после этого отпустил чужие плечи. Тело медленно уходило в глубину за тенью утонувшей лодки, над колышущимися волосами парило прозрачное багряное облачко. Убийца покружил над тонущим трупом как стервятник, делая руками широкие птичьи взмахи. Когда тело потеряло четкие очертания и слилось с темнотой, он поднял голову и устремился сквозь толщу воды туда, где просвечивало яркое приветливое солнце.

Он вынырнул в нескольких метрах от напарника и поплыл к берегу сильными размашистыми бросками. Взобрался на деревянный лодочный причал и, не оглядываясь, побрел к кустам, где был спрятан пакет с сухой одеждой.

– Что делать будем? – спросил его бомж, когда оба уже сидели на траве за кустами. Сейчас в нормальной чистой одежде бомж выглядел вполне приемлемым членом общества, но неприятный медицинский запах, въевшийся в кожу, заставлял темноволосого мужчину морщить нос. – План-то полетел.

– Вот ты и отдувайся, – ответил темноволосый, не глядя на него. Достал из пакета пачку сигарет, чиркнул зажигалкой. Его аккуратно причесанные темные волосы выглядели так, словно форму им придали гелем в дорогом салоне.

– Это просто невозможно, – пробормотал бомж. Его зубы явственно стучали то ли от холода, то ли от ужаса.

– Статью напиши, – посоветовал темноволосый и стряхнул пепел. – Представляешь, какой шум поднимется в медицинском мире! – Он захлопал в ладоши, имитируя бурные овации: – «Нобелевку ему! Две нобелевки!»

– Заткнись, – велел бомж непривычно резко. – Что с официанткой делать будем?

– А что с ней теперь делать? – пожал плечами темноволосый. – Ты же утопил свое хозяйство! Что делать прикажешь? Ножиком ее резать? – Он передернул плечами. – Фу, гадость…

Темноволосый мужчина нервно затянулся дымом. Бомж искоса взглянул на него. Рассказать кому – не поверят. Убийца боится колющих и режущих предметов. Фобия такая, ничего с ней не поделаешь. Поэтому и укол девчонке пришлось делать самому, брат при виде шприца впадает в ступор.

– Пусть живет пока, – решил он. – Все равно придется придумывать новый сценарий.

Темноволосый встал, затоптал окурок в землю и отряхнул джинсы. Он был маниакально чистоплотен. Наверное, аккуратность как-то компенсирует душевный хаос.

– Ну, это не нам решать, – сказал он равнодушно. – Позвони, объясни, что произошло, у меня еще работа есть. Подвезти не предлагаю, незачем нам вместе светиться.

Темноволосый сунул руки в карманы джинсовой куртки и зашагал по газону туда, где виднелась серо-коричневая гравиевая дорожка.

Бомж достал из кармана мобильник и набрал нужный номер. Перед этим он взглянул на часы. Половина одиннадцатого. Припозднился он сегодня. Пора на работу.

Глава 14

– Да, я все понимаю, – сказала Нора в телефонную трубку. – Неужели все настолько серьезно? – Она замолчала, внимательно слушая невидимого собеседника. – Но я надеюсь, это поправимо? Да, я согласна, это не телефонный разговор. Хорошо, обсудим позже. До встречи.

Нора взглянула на часы и положила мобильный телефон на туалетный столик. Без двадцати одиннадцать, пора браться за дело. Светло-карие глаза с золотым песком в зрачке рассматривали отражение в зеркале, но мысли блуждали далеко.

То, что она услышала сейчас, было неприятно. Еще неприятнее было то, чего она не услышала. Это открывало простор для воображения. Неужели она сделала неверную ставку? Неужели столько усилий потрачено зря? Неужели она так и не поставит завершающую точку в их с Ниной затянувшемся споре? Ай да Нина! Сыграла краплеными картами, а Нора ничего не заметила!

– Ну и сука ты, подружка, – сказала она негромко. Верхняя губка приподнялась, обнажив ровные острые зубки. – Наверняка ведь все знала!

Звук голоса в пустой комнате подействовал отрезвляюще. Нора быстро оглянулась, словно боялась чужих ушей. Увидела знакомую спальню «люкса» с аккуратно заправленной кроватью и роскошным букетом ярко-красных роз на ночном столике возле изголовья. Она была одна.

Нора успокоилась. Взглянула в зеркало, придала лицу обычное выражение мягкого внимания. Женственность – большая редкость в век равноправия полов и высоких технологий. Большинство мужчин охотно идут на сладкую приманку. Есть и другие способы управлять мужскими рефлексами, но Нора предпочитала старую добрую классику. Она наклонилась к зеркалу и придирчиво проверила состояние кожи. Отлично. Она не ошиблась, когда пять лет назад посадила лицо на «золотой каркас».

– Не торопитесь с пластикой, – посоветовал хирург. – У вас прекрасная упругая кожа и, насколько я могу судить, отличная наследственность. – Он скупо улыбнулся. – Благодарите предков.

Нора задумчиво подперла рукой подбородок, не отводя глаз от своего отражения. За гладкую фарфоровую кожу большое спасибо бабушке-немке, в честь которой ее назвали. За удивительные карамельные глаза, слегка приподнятые к вискам, большое спасибо отцу-азербайджанцу. Термоядерное сочетание немецких здравомыслия и практичности с восточной страстностью породило на свет красивую умную женщину – Элеонору Агаеву. Так что с наследственностью у нее и вправду полный порядок.

Бабушка очень рано приучила Нору к немыслимой аккуратности. Носочки и гольфы – белее снега, под ногтями никакой грязи, русо-пепельные волосы заплетены в косу с пышным белым бантом, открахмаленная юбочка колоколом обвивает худенькие стройные ножки.

«Кукла!» – восторгались доброжелатели. А недоброжелатели шипели: «Немецкая кукла».

Нора отвечала доброжелателям благодарной улыбкой, шипения недоброжелателей не замечала вовсе. Это тоже был подарок немецких предков – трезвое уравновешенное отношение к жизни. Невозможно нравиться всем, а если обращать внимание на каждое тявканье из подворотни, то лучше уж на улицу не выходить.

Ее детство было спокойным, благополучным и очень коротким. Нора прекрасно помнила день, когда оно кончилось: первое сентября семидесятого года. В тот день она пришла в школу и обнаружила, что в классе у нее есть враг.

Нина Шебеко была совсем не похожа на Нору – светловолосая, голубоглазая, дерзкая мальчишница. Вплоть до девятого класса Нина ходила с разбитыми коленками и ссадинами на локтях. Руки у нее совершенно не отвечали немецкому идеалу аккуратности, а уж про ногти лучше вообще не говорить. Когда Нора впервые привела одноклассницу домой, бабушка слегка приподняла брови, разглядывая манжеты школьной формы, которые Нина беспечно называла белыми.

– Надеюсь, ты никогда не будешь так выглядеть, – сказала она внучке.

– Она тебе не понравилась? – жадно спросила Нора.

Бабушка пожала плечами.

– Это просто какой-то бесполый маленький монстр. Как она учится?

– Отлично учится, – ответила Нора. – Она очень умная.

Немецкое здравомыслие никогда не позволяло ей недооценивать врага, а Нину она считала личным врагом с первого класса.

– Ну надо же, – уронила бабушка. Осмотрела носочки внучки, отыскала почти невидимое серое пятнышко и нахмурилась: – Снимай, я постираю.

Вот и весь разговор. Нора была немного удивлена и очень разочарована. Бабушка не почувствовала опасности, которая дремала в этой неряшливой, покрытой синяками и ссадинами девчонке. Наверное, немцы настолько практичны, что не верят в предчувствия. Спасибо папочке-азербайджанцу с горячей восточной кровью. Интуиция – его подарок дочери.

Родителей Нора почти не видела. Отец-военный и мама-врач постоянно разъезжали по гарнизонам. Бабушка наотрез отказалась отпустить внучку вместе с ними.

– Девочка должна окончить хорошую московскую школу и поступить в хороший московский вуз, – твердо заявила она на семейном совете. – Нечего ей скакать с места на место.

Родители спорить не стали. В руках бабушки были сосредоточены мощные рычаги управления в виде прекрасной четырехкомнатной квартиры и сберегательной книжки с внушительной суммой. Они уехали в очередной гарнизон, а Нора осталась в Москве.

Нора росла беспроблемной девочкой. Великолепно училась, превосходно себя вела и благополучно миновала все проблемы переходного возраста. Из хорошенькой немецкой куклы она превратилась в красивую девушку, а потом – в благополучную ухоженную леди без признаков настоящего возраста. «Как вам удалось так сохраниться»? – спрашивали женщины, сразу определяя наметанным глазом, что никакой пластикой там и не пахнет. Нора с мягкой улыбкой рекомендовала кремы и диеты, которые рекламировал их журнал, но ни разу не ответила честно. Жить надо по уму, а не по желаниям. Вот она формула успеха и поздней молодости.

До пятнадцати лет она, безусловно, была самой красивой девочкой в классе. Учителя Нору просто обожали – такая умница, такая скромница, такая куколка! Вторую отличницу – Нину Шебеко – они не любили.

– Девочка, конечно, личность, – признала однажды классная дама на родительском собрании. – Но характер!.. – Она не договорила и закатила глаза под лоб.

У Нины были сплошные пятерки по всем предметам, кроме труда, и вечный «неуд» по поведению. В конце года тройка превращалась в пятерку, чтобы не портить отличный аттестат, а «неуд» по поведению сокращался до «уд». Нина с Норой фотографировались на школьную доску почета и разъезжались на каникулы. Нора с бабушкой – на Рижское взморье, Нина с матерью – в деревню к родственникам.

Возвращаясь после каникул, Нора с замиранием сердца ждала: когда же оно произойдет, страшное неотвратимое событие? Когда Нина почует силу, которой наделена ее женская сущность? Она знала, что это обязательно произойдет, только не знала, когда.

Перелом настал первого сентября семьдесят девятого года. Девочки сбились в кучку на школьном дворе, обмениваясь впечатлениями о каникулах и разглядывая друг друга. Нора, как обычно, пришла в открахмаленной блузке и идеально отглаженной юбке. На ногах – страшный дефицит! – китайские туфли, подарок отца на день рождения. Загорелая кожа, красиво оттененная светло-русыми волосами, безмятежные карамельные глаза, доброжелательная улыбка… и нехорошее предчувствие, с которым она проснулась. Интуиция, унаследованная от восточных предков, предупредила: «Это произойдет сегодня». Трезвая немецкая уравновешенность скупо заметила: «Ничего не поделаешь».

Нина вернулась с каникул преображенная. Никаких синяков, никаких царапин. Плавная «несущая себя» походка взамен нетерпеливо приплясывающей. Безупречно выстиранная и выглаженная форма. А самое главное – ощущение безграничной уверенности в своих силах. За эту уверенность Нора ненавидела Нину сильнее, чем за ум и красоту. Впрочем, она была слишком умной девочкой, чтобы признаться сопернице в ненависти. Она признавалась ей в бесконечной преданности и любви. Даже когда Арсений бросил ее ради красивой стервозной Нины, Нора и бровью не повела. На свадьбе веселилась больше всех, а ночью грызла подушку, мокрую от слез. Первый раз она пожалела, что послушалась бабушкиного совета.

– Норочка, это пустоцвет.

Так бабушка определила Арсения. Нора, в общем, с ней соглашалась. Красивый, веселый, обаятельный, но какой-то бесхребетный. Четкой цели в жизни не имеет, летит, как пух одуванчика, куда ветер дунет. То ли дело Гриша Тальман! Не мальчик, а свадебный подарок! Семья хорошая, ничего не скажешь, интеллигентная и денежная. Папа – известнейший московский стоматолог, у него лечит зубки весь столичный бомонд. Мама – заведующая меховым ателье на Кузнецком мосту – одевает бомонд в соболя и чернобурку. Но разве это компенсирует маленький рост, рыхлую комплекцию и привычку маменькиного сыночка вечно сопеть носом? Ах, у него еще и хронический гайморит? Благодарим покорно!

Примерно так мыслили девушки, не умевшие жить по уму. Нора замечала совсем другое: не молчаливость, а умение скрывать мысли. Не рыхлое полноватое тело, а твердую жесткую волю. Не маленький рост, а отличные мозги. Не вечное стремление вжаться в угол, а умение, не привлекая внимания, двигаться к цели. И наконец Гриша был так давно, так преданно влюблен в Нору! Сама она любить не умела, но это и к лучшему. Чувства мешают трезво оценивать человека.

Они поженились через три месяца после Арсения и Нины. Гриша предлагал отложить свадьбу на год, но Нора настояла. Отдельная квартира – это, конечно, очень хорошо, но ей хотелось вытолкнуть из сердца отравленную занозу.

Гриша оказался дивным мужем. Права, ах, как права оказалась бабушка! Нора была избавлена от скучных бытовых забот раз и навсегда – для этого есть домработница. Ей не пришлось возиться с грязными пеленками и бодрствовать по ночам – для этого есть няня. Норочка, как и полагается жене интеллигентного еврейского мальчика, забыла слова «работа», «метро», «дефицит», «очереди», а в девяностые с трудом разобралась, что же такое «дефолт». Гриша к тому времени успел заработать столько, что детей можно было считать полностью обеспеченными. Нора никогда точно не знала, какие дела прокручивает муж. Если честно, ее это не интересовало. Она верила в Гришино здравомыслие, Гришину удачливость, Гришину преданность семье и ни разу не ошиблась.

Когда Гриша умер – а это случилось пять лет назад, – Нора искренне и горько его оплакивала. Она привязалась к мужу и умела быть благодарной. К тому же она чувствовала себя очень одинокой. И вдруг вспомнила об Арсении.

Прошедшие годы разбросали их. Когда они расставались, Арсений был на гребне успеха. Нора даже подумала, уж не ошиблась ли бабушка в оценке парня. Однако время безжалостно расставляло все по местам. Каждая последующая книга Арсения ухудшала его позиции. Сначала блестящий дебют. Затем не очень удачное продолжение. Затем откровенная халтура. Затем литературная проституция. Нора звонила Нине и восторгалась каждым вышедшим опусом. Арсения к телефону не попросила ни разу, Грише бы это не понравилось.

После смерти мужа отпали все табу, и Нора отправилась к Артуру Вартаняну – председателю совета директоров издательского холдинга «У очага». Предложила вложить в дело крупную сумму с условием, что получит в холдинге должность, которую пожелает. Артур – давний приятель Гриши – удивился.

– Норочка, зачем тебе работа? Живи в свое удовольствие, Гриша обо всем позаботился!

– Знаю, Артур, – вздохнула Нора. – Тяжело потерять такого мужа. Я хочу найти себе дело, чтобы занять мозги.

– Ну что ж… – Артур, красивый полный армянин с темно-карими глазами навыкате, прошелся по ней неспешным оценивающим взглядом. Нора испугалась, что в нем взыграла сластолюбивая восточная кровь, но Артур прикидывал, как можно использовать ее достоинства. – Выглядишь прекрасно. – Он достал из пачки с надписью «Капитан Блэк» длинную коричневую сигарету. – Должность, конечно, представительская? Чего ты хочешь?

– Место главного редактора «Очага», – сказала Нора.

Она знала, как долго и трудно шла Нина к этому креслу. Наверняка Артур выдвинул требования не только профессионального, но и личного характера. Приятно выбить соперницу из кресла, оплаченного потом, кровью и унижением, простым щелчком двух пальцев.

Но Артур вдруг заупрямился:

– Нину не уволю.

– И не надо! – согласилась Нора. – Пускай остается моим заместителем! Мы отлично сработаемся! – Артур задумчиво покачал головой, и Нора не выдержала: – Только не говори, что ты начал думать не головой, а нижним местом!

Артур не обиделся.

– Именно потому, что думаю головой, говорю тебе – «нет»! – Нора замерла в кресле, выпрямив спину. Снова поражение? – Объясняю, почему, – продолжал Артур. – Ты, Нора, умница, но у тебя один существенный недостаток: не нужно на жизнь зарабатывать. – Он выпустил облако дыма, пахнущего ванилью. – Понимаешь, да? Нина зубами за работу держится, потому что назад дороги нет! А у тебя психология другая, психология обеспеченной дамы. – Артур стряхнул пепел – Вот так, дорогая. Как мудрая женщина ты все понимаешь. Пойдешь к Нине заместителем или хочешь другое кресло?

Нора не колебалась ни секунды. На следующий день они с Ниной уже целовались на глазах всего коллектива – под хорошее шампанское с хорошей закуской. Нора обыскала взглядом соперницу и с удовлетворением отметила следы возрастных разрушений. Конечно, Нина выглядит как подобает преуспевающей деловой женщине, но под отличным макияжем к вечеру проступают заметные морщины. Ниночке пришлось изрядно потрудиться, чтобы добиться успеха, для девочек такое даром не проходит. Но уверенности в себе хоть отбавляй, даже больше стало. А уж разлитой желчи – и вовсе через край.

– Как я рада, что Норочка рядом! – восклицала Нина. – Правда, у нее совершенно нет профессиональных навыков, но это дело наживное. Будем надеяться, что в обозримом будущем она освоится.

Обычно такие монологи произносились в присутствии клиентов и рекламодателей. Нора реагировала умно – обаятельной улыбкой. Разводила руками и с подкупающей простотой признавала Ниночкину правоту: вот так вышло. Ей, Элеоноре Агаевой, достался лучший в мире муж, оградивший семью от всякой житейской грязи.

– Наверное, я ужасно наивная, – завершала Нора свои речи, глядя на мужчин чистыми ласковыми глазами. С такой же нежной наивной полуулыбкой она уговаривала рекламодателя продлить контракт, приводила новых клиентов, добивалась интервью с самыми капризными и истеричными звездами. Мужчинам было как-то неудобно отказывать женщине, совершенно незнакомой с изнанкой жизни. Артур Вартанян не сразу раскусил ее тактику, зато почти сразу почувствовал новую денежную волну. Когда разобрался, что к чему, позвонил Норе и сказал только одно предложение:

– Ну и стерва же ты, Нора!

Нора даже засмеялась от удовольствия, с таким искренним восхищением это прозвучало. Она не сомневалась: еще чуть-чуть, и они с Ниной поменяются рабочими кабинетами.

С Арсением дело шло труднее.

Когда Нора увидела его после многолетней разлуки, то приятно удивилась. Вместо задиристого неконтролируемого парня перед ней стоял красивый породистый мужчина с печальными темными глазами.

– Ты замечательно выглядишь, – сказала Нора, целуя его в щеку.

– А ты просто блистательно. – Арсений наклонился к ее руке. – Королева, я в восхищении.

Нора впилась в его лицо напряженным взглядом. Сказано вежливо. И только. За весь вечер он ни разу не попытался остаться с ней наедине, хотя Нора создавала массу возможностей. Даже на танец пришлось пригласить его самой. Руки Арсения лежали на ее талии совершенно безжизненно, а глаза с опущенными вниз уголками ни разу не выразили волнения. И вообще весь он был какой-то… неживой.

«Неудивительно с такой женой», – подвела итог Нора. Она уже поняла, что в семье правит лозунг «Каждый сам по себе». Нина заглядывается на молодых мужчин ярко выраженного авантюрного типа, а Арсений медленно, но верно уходит в себя, как улитка.

Она хотела его так сильно, что сама испугалась. Немецкое здравомыслие предостерегало от глупостей, но раз в жизни Нора решила наплевать на доводы рассудка. Даже детектива наняла, чтобы выяснить, кто у Арсения в любовницах. Отчет ее обескуражил: подружек нет никаких, даже одноразовых, как презерватив. Жизнь «объекта» чиста, как первый снег: дом-работа, дом-могила. Ненормальность какая-то. Нора сделала несколько осторожных попыток затащить Арсения в постель, но он уклонился. Может, у него какие-то возрастные проблемы с потенцией? Иначе Нора просто не могла объяснить этот вежливый завуалированный отказ.

Когда она честно анализировала свои желания, то понимала, что хочет вовсе не секса. Она хочет услышать от Арсения только одну фразу:

– Нора, какую глупость я тогда совершил!

Каприз?.. Ну, это как посмотреть. Бывает, что один завершающий штрих делает картину гениальной. Картина ее жизни выглядела почти безупречно, не хватало последнего решающего мазка.

И вот сейчас, когда она почти у цели, такой пассаж! Нора тихо выругалась сквозь ровные острые зубки. Никто из клиентов и рекламодателей даже не подозревал, что леди, не знакомая с изнанкой жизни, знает такие слова. А вот знает! Гриша был отличным мужем во всем, кроме постели. Нора свято блюла супружескую верность, поэтому приходилось восполнять пробел другими средствами. Например, почитывать книжки, которые обычно держат под подушкой неудовлетворенные женщины. Или заходить на некоторые недозволенные сайты в интернете… Нора не любила об этом думать. Это была всего лишь грязная рабочая спецодежда, которую меняют перед выходом на улицу и не показывают посторонним.

Но Нина!.. Нет, какова мерзавка!

Нора решительно поднялась с пуфика и направилась к гардеробу. Она – человек дела и не собирается бросать воз на середине дороги только потому, что за поворотом может быть яма. Нужно убедиться в этом самой.

Глава 15

«Арсен ненавидел этот день. Даже если он забывал число, день начинался всегда одинаково – головной болью. Вот и сегодня Арсен поднялся очень рано не потому, что хорошо выспался, а потому, что висок сверлила тонкая занудливая игра.

Встав с дивана, он отодвинул штору и выглянул на улицу. Солнце светит ярко, прохладный октябрьский воздух чист и неподвижен, мир пребывает в обычном равнодушном спокойствии.

Точно такой же теплый осенний день выдался тогда, почти сорок лет назад. Десятилетний мальчик проснулся в своей кровати, голова у него оставалась легкой и ясной, а настроение безмятежным. Мамы дома не было, но Арсен знал, что она работает в ночную смену, и не волновался. Он был вполне самостоятельным мальчиком.

Воскресный день можно закончить чем угодно, но начинать нужно с завтрака. На кухне Арсена ждала тарелка с пирожками, накрытая полотенцем, его любимая чашка с большой клубничной ягодой, нарисованной на дне, конфета «Гулливер» и записка от мамы. Он помнил ее до сих пор.

«Доброе утро, солнышко! Молоко и сыр на подоконнике, нарезанный хлеб в пакете. Если захочешь чаю, попроси тетю Веру, сам спички не трогай. Сделай уроки и иди гулять. Вернусь к обеду.

Мама».

Арсен забрался коленками на табурет, открыл окно и выглянул на улицу. Двор с высоты пятого этажа просматривался отлично, и было ясно, что еще слишком рано для прогулок. Возле подъезда болтали две соседки: одна – со свежим батоном в сетке-авоське, вторая – с треугольным пакетом молока в руках. Негромкие голоса разносились по воздуху и тонули в отдаленном шуме дороги. Яркое солнце отражалось в оконных стеклах соседнего дома, тополь под окном, похожий на огромную свечку, едва слышно шелестел пышной сухой кроной. Арсен закашлялся: утренний воздух был острым, как нож, и отдавал едва уловимым дымом паленой листвы.

В большой металлической корзине, закрепленной на подоконнике, ждали бутыль с молоком и завернутые в промасленную бумагу колбаса и сыр. Арсен наполнил чашку с клубничиной до половины. Он не пролил ни капли и очень обрадовался. Мама говорила, что большие мальчики никогда не разливают молоко, а Арсену не терпелось вырасти.

Он накрыл горлышко бумажкой и дважды обернул черной резинкой, чтобы в бутылку не попала уличная пыль. Поставил обратно в корзину, закрыл окно и начал завтракать. Арсен был необыкновенно аккуратным мальчиком: не крошил хлеб, не проливал молоко, не бросал конфетные фантики мимо мусорного ведра под раковиной. Зато в его голове происходили яркие удивительные события – иногда смешные, иногда страшные. Он не всегда различал придуманный и реальный мир, а это было опасно. Неделю назад, например, Арсен увидел, как десятилетний мальчик, чем-то похожий на него, чиркнул спичкой и поднес ее к круглой железной бляхе на плите с дырочками по краям. Но вместо красивого голубого кружочка пламени оттуда вырвался столб огня высотой до потолка! Рукав пижамы вспыхнул мгновенно, как факел, и мальчик бросился к раковине. Кран с холодной водой был отвернут до упора, но вместо воды исторг лишь громкое урчание, как из голодного желудка. Пламя обожгло кожу так сильно, что мальчик закричал от боли. Второй кран с красной ручкой выплюнул струйку воды, пахнущую серой, и немного теплого воздуха. Мальчик схватил посудное полотенце, висевшее рядом с раковиной, и попытался сбить пламя. Действовать левой рукой было неудобно, и полотенце вдруг вспыхнуло с едва слышным хлопком…

Арсен очнулся от собственного крика. Он лежал на полу кухни, а плачущая мама трясла его за плечи. Пижама оказалась совершенно целой, а газовая плита, когда он до нее дотронулся, – холодной. Но правая рука горела огнем, и когда мама задрала рукав, кожа выглядела так, словно Арсена отстегали пучком злой молодой крапивы. Мама сразу повезла его к врачу. Пожилой дяденька в очках и белом колпаке долго расспрашивал Арсена о случившемся, а потом так же долго разговаривал с мамой. Пылающую кожу смазали мазью, жжение утихло. Арсен уже успокоился и не понимал, почему мама так расстроена.

– Откуда это у него? – спросила она врача. – Ни у кого в семье не было такого воображения!

После этого случая в ванной всегда стоял металлический таз, наполненный водой. Он уравновешивал страх перед огнем, который Арсен испытывал еще долго.

Всю прошедшую неделю мама встречала его после уроков и отводила к врачу. Врачам Арсен не доверял. Он боялся, что придется, как обычно, глотать какие-нибудь горькие лекарства и терпеть уколы. Но этот врач Арсену понравился: молодой, веселый, совсем не похожий на доктора. Он подробно расспросил его о разных фантазиях, время от времени возникавших в голове. Взрослые редко слушали Арсена так внимательно, с таким искренним интересом. Потом они играли в игру под названием «Скорая помощь». (В разговоре с мамой врач назвал ее «психотерапия», но Арсену было по душе первое название.) Правила были простые. К примеру, врач представлял, что он падает с балкона, а Арсен придумывал, как его спасти. Иногда роль парашюта играл огромный дедушкин зонтик с допотопной железной ручкой, иногда плотная штора, развевающаяся в открытом окне. Иногда с балкона падал Арсен, и тогда планы спасения придумывал врач. Вместе они успешно справлялись с пожарами, наводнениями, укусами ядовитых змей и разными другими опасностями, которые порождало богатое детское воображение. Арсена радовала игра, и он с нетерпением ждал окончания школьных занятий. Чем дольше они играли, тем труднее было придумывать не планы спасения, а опасности, раньше караулившие Арсена на каждом шагу.

– Ну, представь, к примеру, что на тебя… м-м-м… несется стадо буйволов, – предложил врач вчера после долгого раздумья. Арсен захохотал, потому что знал: буйволы целый день стоят в воде по самую шею. В Индии слишком жарко, чтобы бегать, и еще там много всяких кусачих насекомых.

– Нет! – закричал он. – Стадо диких бизонов!

– А, мы в Америке? – догадался врач. – В прерии? Отлично, напарник! Впереди стадо диких бизонов! Что делать будем?

Арсену даже не нужно было закрывать глаза, чтобы увидеть коричневую выжженную степь с чахлыми кустами и почувствовать сухой запах травы, давно не знавшей дождя. Земля дрожала под ногами, отдаленный гул нарастал, превращаясь в дробящийся стук множества тяжелых копыт. Темное облако на горизонте, окруженное пыльной завесой, принимало очертание громадного животного с массивными рогами. Выставив их перед собой, оно неслось прямо на Арсена.

– Нам нужен вертолет! – понял Арсен.

Врач потянул в воздухе воображаемый штурвал.

– Я тут, напарник!

– Бросайте веревочную лестницу!

– Лестница прямо над тобой!

Арсен схватился за прочную скрученную перекладину правой рукой:

– Держим курс к ближайшему каньону! – скомандовал он. – Высота пять метров!

Он стремительно пролетел прямо над головой огромного черного быка с изогнутыми рогами и длинной лохматой шерстью, слипшейся от засохшей грязи. Из влажного черного носа неслось пламя, глаза животного светились ярким красным светом. Стадо неслось за вожаком, вытаптывая все на своем пути, но Арсен уже был в безопасности. Врач привел вертолет к долине, окруженной скалами, и Арсен спрыгнул на самом безопасном месте. Он немного расшиб правую коленку, но в остальном все прошло отлично.

– Победа, напарник! – Врач подставил ладонь, и Арсен с размаху шлепнул по ней. Они одновременно рассмеялись. С каждым днем страхов становилось меньше, а способов спасения – больше. Сейчас он ломал голову над тем, что они придумают завтра, а настоящий страх уже подбирался к его порогу. Страх, равного которому он не мог представить никогда… никогда… никогда… никогда… никогда… никогда… никогда… никогда… никогда… никогда…»

Арсений убрал руки с клавиатуры. Слово «никогда», написанное десять раз подряд, неприятно резануло взгляд. Не отрывая глаз от монитора, он пошарил по столу. Нашел чашку и сделал большой глоток. Кофе оказался холодным, и горький вкус вернул Арсения в реальный мир.

Сходить в церковь? Мысль не вызвала энтузиазма. Может, Настя права, не стоит нарушать традиции? С другой стороны, их нарушают все, кому не лень, и ничего, живут… Арсений не верил в Бога, зато верил в то, что жизнь несправедлива. Иногда у человека хватает сил это выносить, а иногда нет. У мамы не хватило.

В дверь постучали – осторожно, вкрадчиво, настойчиво. «Нора», – подумал он обреченно. Никуда не скроешься от этой женщины. Арсений и пытаться перестал, даже телефон не отключил, но она предпочла личный визит.

Для повторного визита к Арсению Нора выбрала легкую шифоновую блузку на облегающем чехле и строгую прямую юбку с широким поясом. О белье позаботилась особо – чулки с ажурной резинкой, лифчик, слегка увеличивающий грудь, и тоненькие кружевные трусики. Прежде чем надеть юбку с блузкой, она обулась в черные лодочки «на шпильке» и покружилась перед зеркалом. Фигура в полном порядке. Талия очерчена без всяких корсетов, никакой дряблой шеи или возрастных пигментных пятен. Ноги – стройные, но не худые, руки тонкие, но не костлявые. Больше тридцати не дашь даже при ярком солнечном свете.

У Норы не было иллюзий насчет сегодняшнего триумфа. Переломить Арсения оказалось труднее, чем она думала вначале. Ну и что? Быстро только кошки родятся, а это дело интимное, затяжное. Но все равно, собираясь на каждую встречу с намеченной жертвой, Нора выглядела так, словно собиралась раздеться догола. Привычка к самодисциплине, ничего не поделаешь.

Она заранее придала лицу выражение мягкой грусти – день-то печальный! Но когда Арсений распахнул дверь, все домашние заготовки разом вылетели из головы.

– Боже мой! – произнесла Нора обычным голосом, обозревая странного субъекта перед собой. – Арсений, это ты?

Вопрос не был риторическим.

Субъект по другую сторону двери не имел ничего общего с хорошо одетым, хорошо пахнущим, хорошо выбритым Арсением Платоновым. Волосы на голове субъекта торчали дыбом, словно тот изображал ирокеза на тропе войны. Щетина двухдневной давности не скрывала болезненную синеву щек. Красные воспаленные глаза смотрели на Нору с откровенной неприязнью.

Еще больше поразил ее наряд субъекта, Нора даже не подозревала, что в гардеробе цивилизованного мужчины имеют право на существование отвратительные старые «треники» с пузырями на коленях. Поношенная майка выглядела несвежей, на груди темнела большая коричневая клякса – пятно от кофе.

Субъект переступил с ноги на ногу. Нора опустила глаза и с ужасом увидела, что одна нога у него босая, а на второй – шерстяной зеленый носок.

– Это я, – сказал субъект голосом Арсения. – А почему ты так удивилась?

Нора шагнула в прихожую. Субъекту пришлось отступить.

– Я не удивилась, я испугалась, – поправила Нора. – Ты выглядишь так, словно… – она поискала слова, – словно у тебя снова нервный срыв.

– У меня не было нервного срыва, – оборвал ее Арсений. – Я просто переутомился.

– Да, конечно. – Нора начала приходить в себя. – Прости, я неправильно выразилась. Можно войти?

Арсений покорно указал в сторону арки. Этот жест немного примирил ее с обстоятельствами: только настоящий Арсений Платонов мог отреагировать на утренний визит красивой женщины с усталой иронией.

Нора вошла в гостиную и быстро обшарила ее взглядом. Ничего интересного, обычный мужской бардак. На диване небрежно брошен скомканный шерстяной плед, спинку стула оседлали помятые джинсы с такой же мятой рубашкой. Букет ярко-красных роз в большой хрустальной вазе посыпает лепестками потрепанную серую книгу и два толстых конверта с какой-то надписью. По столу в полном беспорядке разбросаны упаковки с таблетками. Лекарства заставили Нору вспомнить об утреннем телефонном разговоре.

– Ты плохо себя чувствуешь?

– Голова болит.

Нора подошла к столу и проверила упаковки. Субъект внимательно следил за ней внимательными прищуренными глазами.

– Арсений, ты сидишь на «колесах»? – Она стремительно повернулась к нему. – Только ничего не придумывай! У Мишки были проблемы в десятом классе! Это, – Нора потрясла упаковкой, – на «отходняк», как они выражаются! Чтобы не тошнило и голова не болела!

Глаза небритого субъекта сузились еще сильнее. Нора уловила в них злую насмешку.

– Разве ты не видишь, что все таблетки на месте?

Она растерянно взглянула на упаковку в руке. Действительно, на месте. Нора перебрала лекарства на столе, но не обнаружила ничего интересного. Средство от головной боли, успокоительное, нитроглицерин… Обычный набор мужчины среднего возраста.

– Тогда зачем тебе… – договорить она не успела. Открылась дверь спальни, и на пороге возникла девица с длинными распущенными волосами. Девица куталась в простыню, из-под которой торчал край длинной ночной рубашки.

– Здрасте, – сказала она так обыденно, что Нора даже растерялась. – А который час?

Нора быстро взглянула на Арсения. Насмешка покинула его глаза. Он пялился на девицу как большая собака, с преданностью и обожанием. Это Норе категорически не понравилось. Молодая соперница в ее сценарии не предусмотрена.

– Уже одиннадцать, – подал голос Арсений. – Как ты?

Девица сморщила нос:

– Погано. Где мои таблетки?

Арсений повернулся к Норе.

– Будь добра, отдай девушке ее лекарство, – попросил он вежливо.

Потрясенная Нора молча протянула упаковку. Девица поблагодарила, цапнула таблетки и скрылась в спальне.

Нора посмотрела на Арсения.

– Как это понимать? – прошептала она, потому что голосовые связки внезапно сели.

Арсений пожал плечами.

– Да как хочешь!

– Арсений!

Нора вложила в это слово столько мягкой укоризны, сколько ей было отпущено природой.

– А что особенного? – спросил субъект, усмехаясь. – Дело молодое!

Нора хотела в очередной раз призвать Бога, но вовремя спохватилась. Дверь спальни приоткрылась, из-за нее снова высунулась растрепанная девица. Простыня окутывала тело наподобие римской тоги, ночной рубашки на ней уже не было:

– Где моя одежда? – Девица поймала неприязненный взгляд Норы и сконфузилась: – Простите, я в таком виде…

– Открой гардероб, – посоветовал Арсений. – За вид можешь не извиняться, чего я там не видел.

У девицы хватило совести покраснеть. Дверь снова захлопнулась.

– И это в такой день! – сказала Нора, обращаясь к самой себе.

Глаза Арсения вспыхнули.

– Не твое дело!

– Нину только-только похоронили!

– И это тебя не касается!

Нора покачала головой. Она уже знала, куда нанести удар.

– Зря ты так, Сенечка. Я по делу. Утром мне позвонил Олег Владимирович и просил зайти к тебе. – Она с удовлетворением увидела, как небритые щеки субъекта окатила красная волна.

– Что он тебе сказал?

Вопрос прозвучал враждебно, однако в глазах с лопнувшими кровеносными сосудами мелькнул страх. Норе это понравилось. Похоже, она и вправду нашла уязвимое место Арсения Платонова.

– Он за тебя беспокоится. Ты обещал повидаться с ним перед отъездом, но не зашел. Потом этот сердечный приступ… – Нора снова сделала паузу, вглядываясь в небритое лицо напротив. – Он очень просил тебя с ним связаться.

Арсений опустил глаза и кивнул. Его лицо стало непроницаемым.

– Спасибо. – Голос ровный. – Если это все…

Он не договорил. Нора широко улыбнулась.

– В смысле «выметайся, дорогая»? – Она подошла к Арсению и попыталась обнять его за шею. От майки несло залежавшимся бельем, однако Нора пересилила себя и прижалась головой к его плечу. – Может, выпроводишь эту дурочку? – шепнула она, поглаживая мужской затылок длинными красивыми пальцами. – Сегодня такой день, когда рядом должен быть близкий друг.

Нора отодвинулась и заглянула Арсению в глаза. Она чувствовала нарастающее раздражение. Он стоял как каменный, излучая флюиды несокрушимой неприязни. Неужели ей так и не удастся его приручить? Нора считала своей главной проблемой Нину, а выходит, что она ошиблась.

– Она останется, а ты уйдешь.

– Почему?

Арсений соблаговолил взглянуть на гостью.

– Потому что ее я пригласил в отличие от тебя.

Он выдержал ее молчаливый яростный натиск, не отводя глаз. Нора грубо оттолкнула Арсения с дороги и вышла из номера. Дверь захлопнулась, замок щелкнул с отчетливой неприкрытой угрозой, словно взведенный пистолетный курок.

Глава 16

«Хотя мама всегда удивлялась силе его воображения, Арсен считал, что унаследовал свой дар от нее. Он рос под аккомпанемент ярких увлекательных рассказов об отце-полярнике, погибшем на Крайнем Севере много лет назад. Рассказы звучали убедительно, потому что их иллюстрировали фотографии, расставленные по всей квартире. На снимках фигурировал высокий широкоплечий мужчина с мягкой короткой бородкой, одетый в пушистую меховую куртку и свитер с высоким воротом. «Отец», – поясняла мама маленькому Арсену. Мужчина смотрел на сына с веселым недоумением, словно не верил своим глазам. Между бородой и усами, казавшимися хрустальными от инея, сверкали ровные крупные зубы; густые волосы, не покрытые шапкой, развевал порыв ледяного ветра.

Арсен любил мужчину на фотографиях. Наверное, поэтому долго не замечал, что снимки, расставленные на столе, тумбочке и развешанные по стенам, отличаются только размерами; это был один кадр, размноженный со страстной многократностью. А потом нашел фотографию отца в пожелтевшем старом журнале, который мама хранила на самом дне гардероба под стопкой аккуратно сложенных скатертей. Арсен уже умел читать, поэтому довольно легко выяснил, что зовут того не Петр Платонов, а Василий Загребнюк, и он вовсе не полярник на арктической станции, а строитель мостов. В 1961 году Василий Загребнюк был жив-здоров и вместе с китайскими друзьями строил мост через реку Амур. Это Арсен узнал совершенно точно, посмотрев дату в углу журнальной страницы.

Он ничего не сказал маме. Догадался, что его открытие радости не принесет. Он снова сунул журнал под стопку скатертей и постарался аккуратно ее разгладить. Змейка сомнения, которая робко копошилась в его душе под влиянием маленьких противоречий в чудесных рассказах, выбралась из треснувшего яйца. Арсен понял: мама его обманывает.

Открытие не вызвало враждебности. Он любил маму точно так же, как раньше, и верил ей ничуть не меньше. Просто Арсен, наконец, догадался, почему ее улыбка всегда кажется виноватой. И еще понял, почему соседки по дому разговаривают с мамой немного свысока, словно одолжение делают. Потому, что у нее нет мужа, а у них – есть. Правда, дядя Коля пьет, как лошадь, у дяди Лени плоховато с чувством юмора, а дядя Вася с утра до ночи бубнит, что евреи правят миром, но – вот они. А что может предъявить миру гражданка Платонова? Незаконного отпрыска? Только-то?

Повзрослев, Арсен нашел в старых маминых бумагах свое свидетельство о рождении с многозначительным прочерком в графе «отец». Его это уже не удивило: он знал, что Петр Платонов, отец Насти и мамин муж, умер задолго до его появления на свет. Арсен не страдал комплексом неполноценности, ему просто было интересно: что за человек сначала клялся маме в любви, а потом бросил на растерзание дворовой своре вместе с их общим ребенком? «Плодом греха», – как выразилась бы правильная тетя Вера. Впрочем, Арсен скорее бы умер, чем задал маме такой вопрос. Он по-прежнему внимательно слушал рассказы об отце-полярнике, потому что понимал: мама нуждается в них не меньше, а может, и больше, чем сын.

Перед приездом Насти фотографии незаметно исчезали со стен и тумбочек. Мать и сын, как молчаливые заговорщики, избегали разговоров об отце.

Арсен вдруг задал себе вопрос: догадывалась ли мать, что восьмилетний ребенок знает ее тайну? «Это возможно», – признался он печально. Но она все равно раскрывала перед сыном мир своей души, населенный чудесными несбыточными фантазиями, в сто раз прекраснее мира реальных предателей и лгунов.

«Вернись на землю», – требовала Нина.

«Вернись в реальность», – эхом вторила Настя.

Они не любили странный дар, доставшийся Арсению от матери. И он, под влиянием поджатых женских губ, множество раз предавал свое воображение, стыдился его и соглашался со словом «вранье». Что ж, Арсен получил по заслугам. Его таланта хватило только на одну настоящую книгу. Книгу, которой гордилась сестра, Нина хвастала перед подружками и которую обе никогда не называли «враньем». Хотя все в ней – от первого до последнего слова – не имело ничего общего с реальностью.

«Голова в облаках», – говорила мама Арсению. Она произносила это без тени осуждения, с веселым пониманием, словно знала, как это здорово – бродить по небу. Громадное розовое облако потрясло Арсена, когда он увидел его в иллюминаторе самолета. Это был его первый полет, но из множества ярких моментов Арсену запомнилось только облако, подсвеченное лучами садящегося солнца. Оно было похоже на пустынный розовый замок, тихо плывущий по небу.

– Нравится? – спросила мама.

Арсен кивнул, не в силах выразить словами свои чувства. Если бы ему разрешили прыгнуть с самолета на облако, он бы сделал это не раздумывая. Жизнь в фантастическом розовом дворце выглядела такой сказочно прекрасной по сравнению со скучным серым миром!

«Реальность, вернись в реальность, смотри на вещи реально, рассуждай реально»…

– Зачем? – не понимал он.

– Потому что так правильно, – отвечали ему. Нина с Настей не очень понимали, что же тут правильного, просто верили в раз и навсегда застывшие истины. Они никогда не страдали болезнью под названием «богатое воображение».

Кило стрихнина в зубы этой реальности и той лошади, на которой она приехала! Арсен не желал иметь ничего общего с реальностью, убившей его мать! Сказочные сладкоголосые птицы не заживаются в реальном мире.

В тот страшный день мама вернулась с работы не к обеду, как обычно, а значительно позже – часа в четыре. Арсен услышал, как звякнули ключи в прихожей, и выскочил из комнаты навстречу маме. Его улыбка тут же погасла. Мама сидела на корточках в углу, обхватив колени руками и уткнувшись в них подбородком. Ее серо-голубые глаза застыли, разглядывая что-то внутри себя. Что-то очень большое и страшное.

– Мама, – позвал Арсен.

Она не откликнулась. Сидела, оцепенев, и смотрела на невидимого злого зверя внутри. Арсен видел его так же четко, как она.

Он присел рядом с мамой и потряс ее колено.

– Мам, я уроки сделал.

– Молодец, – отозвалась она пустым голосом.

Арсен встал и огляделся, не зная, что предпринять. Обычная история: дети чувствуют беду не хуже взрослых, только не умеют с ней бороться.

– Хочешь есть? – спросил он беспомощно. Мама покачала головой. – А что ты хочешь?

– Ничего, – ответила мама. Она разжала руки, обнимавшие колени, и медленно выпрямилась. Не глядя, положила ладонь на голову Арсена и постояла так минуту, словно надеялась, что боль пройдет. Но боль не прошла, потому что мама тихо застонала и убрала руку с его волос.

– Мне страшно! – сказал Арсен в полный голос.

Мама уходила в комнату, не оборачиваясь.

– Пойди, погуляй… – И она закрыла дверь.

Больше он маму не видел, ни живой, ни мертвой. Иногда Арсен гадал: поступила бы она так же, если бы послушный сын не отправился во двор играть с мальчишками? Думать было мучительно, но он с каким-то мазохистским сладострастием вновь и вновь возвращался к этой мысли. Если бы он не ушел. Если бы остался дома. Если бы смог оторвать мамин взгляд от монстра в глубине ее души. Если бы, если бы, если бы…

«Нереально», – сказала бы Настя.

Сестра забрала его к себе сразу после похорон и оформила опекунство. Жизнь в общежитии медицинского института Арсену не понравилась: слишком много людей, слишком много шума, слишком много сочувственных взглядов. Впрочем, продолжалась она недолго. Настя перевелась на заочный и устроилась медсестрой в больницу. Они с Арсеном перебрались в коммуналку на две семьи: в одной комнате они с Настей, во второй – пожилая супружеская пара, тихая и интеллигентная. «Служебное жилье», как называлась их комната, располагалось в старом каменном особняке с огромной львиной мордой над входом – гербом бывшего домовладельца. Арсен читал, сидя возле теплой чугунной батареи, и время от времени поглядывал в окно со старой облупившейся краской на раме. Двор с деревянной беседкой, заросшей сиренью, всегда оставался пустым и тихим. Жильцов расселили по новым бетонным пятиэтажкам, в особняке остались они с Настей и несколько приятных стариков, вроде их соседей.

Арсену соседи нравились. Десятилетнего мальчика величали «молодым человеком» и говорили ему «вы». Иногда приглашали на чаепитие в большую светлую комнату, где вдоль стен тянулись шкафы с книгами. Арсену навсегда запомнился запах высушенных цветочных лепестков, шедший от скатерти, и негромкий перезвон больших напольных часов в углу. Движение маятника завораживало взгляд: равномерное, неторопливое, неизменное. И тихий стук времени, хранившегося в недрах полированной деревянной башни: «ты-кто, ты-кто, ты-кто, ты-кто…»

– Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?

Этот вопрос взрослые задавали часто. Сначала Арсений отвечал честно: сказочником, и не понимал, почему взрослые смеются, а мама смущается. Потом он сообразил, что некоторые мысли лучше держать при себе, и начал говорить то, что от него хотели услышать:

– Космонавтом.

– Пожарником.

– Милиционером.

– Продавцом мороженого.

Годился любой вариант, кроме правдивого. Арсен так и не понял, чем продавец мороженого на углу лучше Ганса Христиана Андерсена, а взрослые не потрудились ему это объяснить. Наверное, потому, что продавец выглядел таким реальным. Он ставил деревянный ящик ребром на землю и садился на маленькую подушечку, которую приносил из дома. У него было грустное обвисшее лицо «в складочку» и дыхание с сильным свистом. Арсену казалось, что в горле у продавца застряла тоненькая игрушечная пищалка, но оказалось, что там застряла болезнь под названием «астма». От нее продавец умер, просидев за пестро раскрашенным холодильником с надписью «Пломбир» два долгих года и не получив от мороженого никакой радости. Это была печальная сказка, совсем не похожая на истории Андерсена. Сказка под названием «реальная жизнь».

Арсений снял руки с клавиатуры ноутбука плавным движением – как с рояля. Он не учился музыке, просто вспомнил, что так поступала Ольга Андреевна, их соседка по коммуналке, когда играла для Арсения ноктюрн Шопена. Тринадцатый, до-минор, посмертный. Похоже, он сохранил свое воображение благодаря этим милым старикам. В их комнате Арсений проводил почти все время после школы, пока Настя не возвращалась с работы. Делал уроки, читал книги, слушал музыку, рассматривал фотографии на стене. Там он сдался в добровольный плен тихой московской интеллигентности, проникающей в душу незаметно, раз и навсегда…

Он выключил компьютер, закрыл крышку и прижался к ней лбом, словно к фигурке божества. Передатчик работал с сумасшедшей, нечеловеческой энергией. Книга жила и дышала, росла, как ребенок. Ни капли вранья. Чистейшая правда, не замутненная газовыми выхлопами реальности. Оказывается, так бывает.

Он проработал почти целый день, забыв про еду. Реальность напомнила о себе тоненькой иголкой в желудке. Арсений вышел из кабинета и прошелся по «люксу». Громко позвал: «Даша, ты где?», но ответа не получил.

Он задержался возле стола с хрустальной вазой. Опавшие пунцовые розы сменил букет свежих цветов. Яркие темно-красные бутоны выглядели совершенными, как крепкая женская грудь. Арсений по привычке коснулся губами бархатного лепестка и прошептал: «Скоро».

Он сам не знал, что это означает, слово пришло на ум спонтанно. Арсений доверял интуиции гораздо больше, чем так называемому «реальному взгляду на вещи». Он попытался разобраться в ощущениях. Слово вызвало грусть и сожаление, возникающие в конце удавшейся работы. Он потряс головой: нет-нет, еще рано. Самое интересное впереди.

Чтобы заглушить тишину пустой комнаты, Арсений включил телевизор. Уменьшил звук до отчетливого бормотания и принес из коридора массивный телефонный аппарат с круглым диском – жуткая безвкусица на фоне чинной респектабельности «люкса». Набрал номер ресторана и заказал в номер ужин на двоих. Блюда выбирал тщательно, по принципу «сгодится и холодное». Неизвестно, куда умотала Дашка и когда она вернется. А есть наверняка захочет.

В ожидании официанта Арсений решил, наконец, привести себя в порядок и отправился в ванную. Увидел в зеркале дикого пещерного человека с лохматыми волосами и кофейным пятном на майке, вспомнил глаза Норы, круглые от изумления, и расхохотался. Смех отразился от кафельных стен, как теннисный мячик, и эхом вернулся обратно. Продолжая смеяться, Арсений встал под душ и включил воду погорячее. Как объяснить любителям реальности вроде Норы, что иногда совершенно неважно, что на тебя надето и что по тебе разлито? Книга позвала его в половине пятого утра, и Арсений второпях схватил то, что лежало ближе всего. Потом был вынужденный перерыв, связанный с визитом Норы. Потом они с Дашей позавтракали, и каждый занялся своим делом. Арсений вернулся в кабинет, а Даша собрала грязные вещи и отдала их в прачечную отеля. Арсений не возражал: он был слишком занят, чтобы заниматься бытовыми вопросами. Хорошо, что Даша взяла их на себя.

Он хорошенько отмылся от недосыпания и дневной усталости, закрыл воду и докрасна растерся полотенцем. Постоял, раздумывая, не побриться ли, решил, что обойдется. Пускай кожа передохнет до завтра.

Услышав стук, он завернулся в халат и пошел к двери. Наконец-то вернулась Даша и принесла новости, которыми пора кормить проголодавшуюся книгу! Но вместо Даши прибыл ужин.

– Везите в зал, – велел Арсений девушке-официантке, не сумев скрыть разочарования.

Девушка улыбнулась и покатила сервировочный столик в комнату, где слышалось бодрое бормотание телевизора.

– Можно это убрать? – спросила она, указывая на стол.

– Я сам, – коротко ответил Арсений.

Он перенес тяжелую вазу с цветами на маленький журнальный столик у окна, туда же отправилась книга с вложенной в нее запиской и большие ножницы с заостренными краями. Арсений взвесил в руках два коричневых конверта и спросил у девушки:

– Тут есть сейф?

Ответа не получил. Девушка превратилась в немую статую. Арсений оглянулся. На телеэкране – лицо молодого мужчины с закрытыми глазами. По восковой заостренности носа сразу видно – труп. Очередная удача «сам-себе-корреспондента» с мобильником вместо сердца.

– В чем дело? – спросил он с усталым раздражением.

Девушка, не оборачиваясь, сделала нетерпеливый жест ладонью: тихо! Схватила пульт и увеличила громкость:

– …Кто может помочь в установлении личности погибшего, просим обращаться по телефону…

– Вот это да! – Девица обернулась к Арсению, приглашая разделить ликование. Его передернуло от этой эйфории. – Узнали?

– Я с этим трупом незнаком, – сухо ответил он. И велел: – Накрывайте на стол, я очень голоден.

Девушка спохватилась. Уменьшила звук до прежнего бормотания и вытащила из-под столика сложенную скатерть. Встряхнула плотной тканью. В воздухе пронесся нежный аромат кондиционера для белья.

Застучали тарелки, зазвенели столовые приборы, звякнули хрустальные фужеры. Девушка ловко расставляла приборы и блюда по столу, исподлобья поглядывая на Арсения. Его этот взгляд разозлил.

– Спасибо, достаточно, – сказал он.

Девушка поправила складку на скатерти и положила сверху счет. Арсений взглянул на столбик цифр и отправился за бумажником.

– Спасибо, – повторил он, присоединив пятьдесят рублей на чай.

Девушка взяла деньги, не считая. Новенькая, наверное. Схватила столик за прочную железную ручку и покатила его обратно. Арсений пошел следом, раздражаясь от едва слышного скрипа колес, который так мастерски описала Даша.

Выкатив столик на ковровую дорожку, ведущую к лифту, девушка обернулась к Арсению:

– Вы ей сами скажете… или как?

– Что скажу? – не понял Арсений. – Кому?

Девушка переступила с ноги на ногу. На ее лице застыло выражение радостного нетерпения, с которым человек бежит распространять сенсационную новость.

– Этой девушке из сорок четвертого номера. Она же с вами живет?

– Она живет не со мной, а у меня, – поправил Арсений, раздражаясь уже открыто. Девица оторопела. Как говорится, «почувствуйте разницу». Она не почувствовала.

– Это же ее парень! – Девица ликовала. – Ну, тот, убитый! Которого в озере отловили!

Арсений оторопел. Ему потребовалось несколько минут, чтобы осознать услышанное, и еще несколько минут, чтобы его переварить.

– Ее парень? В озере?

Девица хотела приступить к обстоятельному рассказу, но в ее кармане требовательно завибрировал мобильник.

– Ох, я задержалась, – спохватилась девица и потащила столик за собой, как санки. Подбежав к лифту, она крикнула: – Смотрите «Городские новости»!

Лихо втолкнула столик в кабинку для обслуживающего персонала и скрылась за непрозрачными дверями.

Глава 17

«Никогда не теряй времени даром».

Этот бабушкин лозунг Нора усвоила с детства. Он был актуален в любом возрасте, в любое время суток и не зависел от настроения. После сокрушительного утреннего поражения Нора вернулась в номер разъяренная. Села за туалетный столик в спальне, обложилась старыми газетами, которые прихватила со столика в прихожей, и занялась психотерапией.

«С-с-с-с…»

Узкая полоска бумаги спикировала на ковер возле круглого мягкого пуфика. Длинные пальцы с безукоризненным неярким маникюром снова взялись за край бумаги: «С-с-с…»

Взбалмошная восточная кровь требовала немедленной мести, холодное немецкое здравомыслие советовало: «подожди». Нора давно научилась уравновешивать качели внутри души с помощью старой ненужной бумаги. По горке из бумажных ленточек у ее ног можно было судить о градусе кипения чувств. Сегодня она запросто могла утонуть в бумажном море, так мощно распирало котел внутри.

«С-с-с-с…»

Еще одна узкая бумажная полоска, скользнув по воздуху, улеглась на сверкающую «лодочку». Нора проследила за полетом пустыми остановившимися глазами.

С Арсением ничего не выйдет, такова реальность. Все напрасно: куча потерянного времени, вложенные деньги и усилия, психологические штучки-дрючки, всегда работавшие с другими мужчинами. Что бы она ни делала, Арсений отодвигался незаметно и неумолимо, дрейфовал прочь, как континент по океану. Нора почти готова была отказаться от навязчивой идеи, но не могла допустить, чтобы Арсений отказался от нее. Второй раз. Так оскорбительно. Безнаказанно.

– Этот номер не пройдет, – сказала Нора вслух.

«С-с-с-с», – шипением подтвердила бумажная змейка, свернувшаяся у ног.

Она просидела за туалетным столиком еще полтора часа. Глаза смотрят в пустоту, пальцы медленно рвут бумагу. Гриша никогда не видел ее такой, Нора позаботилась. Если бы увидел – немедленно собрал бы консилиум лучших мозгоправов. Ей это не нужно. Она как-нибудь сама.

Бумажная горка поднялась до середины икр, пальцы безрезультатно зашарили по поверхности столика. Пусто.

Нора пришла в себя. Оглядела рваную бумагу у ног, отряхнула юбку и встала с пуфика. Настало время действовать.

Ключ от многих загадок хранился в ее записной книжке. Нора перелистала странички, размышляя, кого выбрать в качестве отмычки наглухо запертой двери. Конечно, врача. Гриша последние два года почти не выходил из клиник, поэтому нужных фамилий в книжке масса. Однако ей необходим не просто врач. Врач нужной специализации – раз. Врач, умеющий держать язык за зубами, – два. Способный раздобыть нужную информацию – три. И не слишком жадный – четыре. Три фамилии из списка Нора забраковала сразу, остался один кандидат.

Нора критически подняла брови, рассматривая его со всех сторон. Молодой, но весьма перспективный ординатор. Коллеги его пока всерьез не принимают и свободно общаются при нем на разные закрытые темы. Жены и детей нет. И еще Нора подозревала, что парень в нее влюблен. «Можно сэкономить на гонораре», – шепнуло трезвое немецкое здравомыслие.

Нора взяла мобильник и набрала номер. Дождалась ответа и произнесла ласковым грудным голосом, словно по шерстке погладила:

– Здравствуйте, Димочка. Вам удобно сейчас говорить?

Больше всего Нора опасалась, что воскресный день мальчик проводит с какой-нибудь смазливой вертушкой. На вертушку ей было наплевать, просто тогда разговор пришлось бы отложить на завтра. Еще один потерянный день ляжет в братскую могилу нескольких убитых лет. Нет уж, лучше не надо.

Слава богу, парень только что проснулся. Судя по радостному тону – проснулся один. Нора нежно расспросила его о новостях на работе, попеняла, что он ее совсем забыл, терпеливо выслушала блеяние на тему «неудобно было звонить» и приступила к делу.

– Давайте как-нибудь встретимся, – предложила она. – Посидим в уютном месте, поговорим… – Нора сделала паузу и добавила: – Потанцуем.

Последнее слово прозвучало с невинной многозначительностью. Мальчик потерял дар речи. Славный мальчик, только мордочкой не вышел. Челюсть лошадиная, глаза навыкате… Ну, ничего, главное, чтобы сделал то, что требуется.

– Не возражаете? – переспросила Нора чуть-чуть кокетливо. – Я рада. Буду в Москве через две недели и сразу вам позвоню. Долго? – Она говорила и одновременно слушала себя со стороны, контролируя и выверяя каждую интонацию. – Да, я тоже думаю, что долго, но что делать? Хотя… знаете, что? – Прозвучало естественно, словно ее вправду только что осенило. – Если вы сможете кое-что узнать, я сразу вернусь. Пустяки, нужно взглянуть на медицинское досье одного человека. Он лечился у Бахметьева. Да-да, тот самый, знаменитый. – Парень промямлил в трубку что-то насчет врачебной этики. Тюфяк. Не сделать ему карьеры, чересчур нерешителен. – Димочка! – голос Норы зазвучал укоризненно. – Вы меня обижаете. Это нужно одной моей хорошей знакомой, информация исключительно для внутреннего пользования! Конечно! Конечно нет, дорогой мой, какие могут быть публикации?! И потом, я не собираюсь на вас ссылаться! А впрочем, – Нора выдержала паузу и заговорила равнодушно, – я не настаиваю. Наверное, вы правы. Извините, что побеспокоила.

Это подействовало. Парень завелся. Пообещал разузнать все, что нужно, и как можно скорее. Нора представила его сидящим в кровати: лохматого, без очков, глаза почти выпрыгивают из орбит от возбуждения, слюна летит в разные стороны… Бр-р-р… Она передернула плечами. Интересно, у него вообще когда-нибудь была девушка?

«А ты что, с ним спать собираешься?» – поинтересовался неизвестный немецкий предок с чувством юмора. Нора снова передернула плечами. Вот еще!

– Платонов, – ответила она собеседнику, разглядывая себя в зеркало. Голос спокойный и ласковый, глаза – кусочки янтаря с блестящими злыми осами, навечно вплавленными в смолу. – Да, конечно, Димочка, запишите. Арсений Петрович Платонов, шестьдесят первого года. Последний раз проходил курс… – Нора немного поразмыслила: – В конце апреля. Да-да, полгода назад. Неделю назад он попал в больницу с сердечным приступом. Да, вот так все невесело. Спасибо, Димочка, я на тебя рассчитываю. – От внезапно сказанного «ты» парень впал в ступор и замолчал. – Целую, – нежно прошептала Нора и дала отбой.

Положила мобильник на туалетный столик, пожала плечами и подумала: почему мужики такие дураки?

Она сбросила узкие «лодочки», опустилась на колени и начала собирать рваную бумагу с ковра. Конечно, в гостинице есть горничная, но следы своих слабостей Нора всегда заметала лично.

Уложив рваные газеты в большой пакет, Нора вышла на лестничную площадку. Подошла к соседней двери и прислушалась. Тихо. Ни живых голосов, ни экранных. Она аккуратно поставила пакет возле двери Арсения и бесшумно отряхнула руки. Вроде маленькая гадость, а приятно. Пускай прислуга почешет языками по поводу писательских странностей.

Эта мысль подсказала еще одну идею. Нора спустилась в холл, подошла к стойке дежурного администратора и, улучив момент, незаметно положила перед ней банкноту в сто долларов.

– Маленькая справочка, – сказала Нора, мило улыбаясь. – Что за девушка ночевала вчера в номере Арсения Платонова? Понимаете, он мой давний друг, я за него беспокоюсь. – Нора вздохнула. – Он такой доверчивый, а молодежь сейчас такая беспринципная!

Она взглянула в глаза напротив и поняла, что дальше можно не притворяться. Это вам не Димочка. Администратор рассматривала Нору со спокойной профессиональной иронией. На банкноту она обратила внимания не больше, чем на конфетный фантик.

Нора быстро сменила тактику.

– Помогите мне, – попросила она, понизив голос. – Как женщина женщине.

Больше она не добавила ни слова. Стодолларовая купюра исчезла под книжкой, администратор взглянула на Нору с пониманием и поманила ее к себе. Нора оперлась грудью о стойку.

Следующие десять минут дали ей столько информации, что потребовалось время на ее осмысление. Нора поблагодарила администратора выразительным взглядом и направилась обратно в номер.

«Арсений пошел вразнос», – отметила она, расправляя одеяло в спальне. Нора всегда спала днем, если удавалось выкроить время. Она засыпала легко, как человек с чистой совестью. Да и с чего ей быть нечистой? Вот Нину, суку подзаборную, кошмары должны с дерьмом сожрать… а может, они ее и сожрали.

Нора пошла в ванную и открыла краны с горячей и холодной водой. Плеснула под струю расслабляющий ромашковый гель, разделась и скользнула в воду. Закрыла глаза и начала неторопливо обдумывать, как справиться с этим делом.

«Не считай других глупее себя». Эту бабушкину заповедь Нора позабыла, и вот вам результат. Она считала, что использует Нину в своих целях, а на самом деле та использовала Нору на все сто процентов. Ключик от квартиры? Пожалуйста! Хочешь отдохнуть в выходные на природе? Вот ключи от загородного дома! Прикрыть перед Арсением? Нет проблем! Не успела прочитать гранки? Оставь, прочту сама! Езжай, Ниночка, развлекайся с очередным молодым, темноволосым! Увязай в трясине, которую сама выбрала!

Нина отлично знала, что подруга никогда не сообщит Арсению об изменах жены. Слишком хорошо помнит пословицу «доносчику первый кнут». И писем писать не станет, и по телефону сплетничать через платок. Будет ждать, как паучок, когда мошка сама попадет в липкую сетку. Вот и дождалась. Последнее увлечение затянуло Нину в такой водоворот!.. Нора поежилась в горячей воде. Слава богу, что ей такие страсти не снились. В кабинете Нины вечно царил разгром: стол в беспорядке, диван помят, пушистый ковер выглядит так, словно на нем произошла битва при Ватерлоо в масштабе один к десяти. А один раз Нина явилась на вечернюю планерку с большим пятном чуть пониже попы. Тоже мне, Моника Левински! Нора быстро заслонила подругу, шепнула ей: «Иди в туалет», – и провела собрание сама, игнорируя ухмылки сотрудников. Поздний водоворот страстей раздражал ее трезвую практичную натуру – как можно так рисковать своим креслом?! С другой стороны, Нора страстно желала, чтобы слухи поскорее добрались до Артура Вартаняна. Но только не с ее подачи. Нет.

Вода коснулась шеи, пена защекотала подбородок. Нора завернула вентили и снова откинулась на удобное изголовье джакузи.

Как женщина, она Нину понимала. Ее последний хахаль – мерзавец хоть куда. Потенция, что называется, из глаз прыскает. И руки ходуном ходят: то секретаршу по попке погладит, то невзначай положит руку на плечо смазливой журналисточки. И мягко так, мягко поглаживает, глядя в глаза. Девицы млели. Нина очевидных вещей видеть не желала. В этом Нора усматривала скрытое наказание: если Господь хочет наказать человека, то прежде всего отнимает у него разум. Пускай получает, что заслужила. А Нора получит свое…

Она крепко прикусила нижнюю губу ровными острыми зубками. Конечно, ей случалось проигрывать – в жизни без этого не бывает. Но этот случай совершенно особый. Нина сыграла краплеными картами. Она знала, чего Нора жаждет больше всего на свете, И, отдавая ей это в руки (символически, конечно), потешалась над глупой доверчивой подругой.

– Позаботься о нем, дорогая, я так к нему привязана!..

Нора стиснула кулачки и шлепнула по воде. Пена хлопьями разлетелась по сторонам. Они оба смеялись над ней! Нет пощады!

«Ну, ничего, – пообещала себе Нора. – Реванш за мной. Только не нужно торопиться. Вот получу нужную информацию, тогда»…

Мечтательность была совершенно не свойственна ее трезвой немецкой натуре, однако следующие пять минут Нора позволила себе помечтать. Раскладывала варианты справа налево и слева направо, тасовала комбинации и раскладывала их, как пасьянс. Скорее бы Димочка узнал все, что нужно. Он такой тюфяк!

В дверь осторожно постучали. Так стучал последний Ниночкин альфонс, когда входил в рабочий кабинет Норы. С ней он руки не распускал: чувствовал, что номер не пройдет. У Норы парень вызывал смесь брезгливости и любопытства. Да, редкий мерзавец, но какая потенция! Забавно с ним должно быть в постели… и опасно. «Мое дело – сторона», – решила она после нескольких осторожных попыток альфонса склонить ее к греху.

Снова стук в дверь: мягкий, вкрадчивый, ужасно знакомый. Нору обуял бес любопытства. Вдруг теперь, когда Нина мертва, альфонс подыскивает очередную симпатичную тетку с капиталом? А может, стоит попробовать? Разочек, ради интереса?

Нора поднялась из ванны и накинула на влажное тело легкий шелковый халатик. Стук повторился. Визитер знает, что она в номере.

– Иду! – отозвалась Нора спокойным ласковым голосом. Неторопливо оглядела отражение в зеркале. Лицо, слава богу, в порядке, можно смело идти навстречу первой авантюре за сорок четыре года.

Она запахнула халатик и завязала пояс бантиком. Так сказать, легкий намек – потяни за веревочку, дверь и откроется. Шелковая ткань облепила мокрое тело, соски на груди съежились от холода и возбуждения.

Нора вышла в прихожую и заглянула в «глазок». Огромный букет ярко-красных роз. Так-так… Нора отодвинулась от двери. А она-то считала, что розы – это подарок платежеспособным постояльцам отеля! И потом, она уже где-то видела такие цветы…

Нора нахмурилась. Ее кольнуло нехорошее предчувствие.

– Кто там? – спросила она неприятным металлическим голосом. Это был ее природный тембр, о чем никто не догадывался. Даже Гриша.

– Это я.

Нора снова прильнула к «глазку». Цветы отъехали в сторону, открыв улыбающееся знакомое лицо. Ну надо же, удивилась Нора. Этого человека она увидеть никак не ожидала!

Нора взяла магнитку, сунула в прорезь замка и распахнула дверь. Глупо, что замок открывается изнутри так же, как снаружи, а захлопывается простым щелчком.

– Какими судьбами? – спросила она с улыбкой.

Незваный гость улыбнулся в ответ и протянул ей букет. В лицо Норе ударил свежий пряный запах роз. Она взяла цветы обеими руками, погрузила лицо во влажные лепестки, глубоко вдохнула…

Ее колени плавно подогнулись, и Нора опустилась на пол. Гость шагнул в прихожую и быстро захлопнул дверь. Угасающим сознанием Нора отметила, что лежит некрасиво: халат задрался, нога неуклюже вывернута, рука вообще неизвестно где, она ее попросту не чувствует. Страха Нора не испытывала – только удивление. Хотела спросить, что это за дикая игра, но не успела. Гость достал из кармана носовой платок, и по воздуху поплыл вкрадчивый сладковатый запах хлороформа. Последнее, что она увидела, была рука в кожаной перчатке, прижатая к ее лицу, и рассыпавшийся букет ярко-красных роз. Потом Нора поднялась в воздух и полетела назад, в ванную. Она хотела сказать, что только что искупалась, но вода хлынула ей прямо в нос, уши и приоткрытый рот. Нора захлебнулась беззвучным криком. Прямо над ней сквозь пенные разводы, как сквозь облака, проглядывало величественное лицо безумца. Руки в кожаных перчатках удерживали ее плечи до тех пор, пока они не перестали вздрагивать.

– Вот и все, – тихонько сказал убийца.

Он собрал рассыпанные цветы и сунул их в пакет с обрывками газет, который принес из коридора. Тщательно протер пол в прихожей и аккуратно отправил тряпку в тот же пакет. Бумага впитала влагу, на пол не пролилось ни капли.

Убийца, насвистывая, открыл окно в спальне, чтобы выветрился сильный запах хлороформа. Прежде чем покинуть комнату, он взял с туалетного столика небольшой мобильник, украшенный стразами, достал из аппарата сим-карту, вставил в свой телефон и скопировал все входящие и исходящие звонки. После чего вернул «симку» на место и пошел в прихожую. Прихватил со столика табличку с надписью «Не беспокоить!», аккуратно, до щелчка захлопнул дверь и повесил табличку на круглую хрустальную ручку.

Глава 17

Звонок раздался точно в половине пятого. Молодая женщина в черном платке и черном платье пошла к двери, по дороге погрозив пальцем пятилетнему мальчику:

– Не ломай машинку!

Тот послушно замер. Дождался, когда мать скроется из виду, и продолжил откручивать колесо у игрушечного ярко-красного джипа.

На лестничной клетке стояла девушка лет двадцати. В ее длинных волосах запуталось заходящее солнце, и от этого русая макушка отсвечивала легким красноватым оттенком, словно запачканная кровью. А в остальном – вполне приличная девушка, симпатичная, в джинсах и вязаной теплой кофточке. Не похожа на сумасшедшую или аферистку, чего втайне опасалась хозяйка квартиры после того странного телефонного звонка.

– Добрый день, – поздоровалась девушка. – Это я вам звонила.

– Вы Даша? – уточнила молодая женщина. Девушка кивнула. Женщина в трауре посторонилась: – Входите.

Даша вошла в просторную прихожую и быстро осмотрелась. Дом был частью нового микрорайона, выросшего на окраине города несколько лет назад. Два года назад женщина, которую она искала, получила здесь квартиру. Но, несмотря на солидный срок, в жилище все еще витал дух переезда. В углу друг на друге громоздились картонные коробки, из-за приоткрытой двери комнаты виднелись стопки книг, сложенные на полу, пахло краской и свежей побелкой.

– Мы еще не закончили ремонт, – словно извиняясь, сказала женщина в трауре. Она спохватилась и представилась: – Марина.

– У вас прекрасная квартира, – сказала Даша, не покривив душой.

Марина обвела глазами потолок.

– Да, – сказала она равнодушно. – Мама очень радовалась. – Ее глаза наполнились слезами. – Извините…

Она прижала к губам кончик платка и дождалась, пока слезы отступят.

В прихожую выскочил мальчик с машинкой в руках и замер, разглядывая гостью. Даша вытащила из сумки коробку конфет:

– Привет! А это тебе! – Она вопросительно взглянула на женщину в трауре. – Можно, Марина?

– Ну что вы, не нужно было беспокоиться. – Женщина посмотрела на сына. – Что нужно сказать?

– Спасибо, – пробормотал мальчик. Машинка упала на пол, две маленькие цепкие ручки ухватили коробку за края. Парнишка трусцой направился в комнату с приоткрытой дверью, поглядывая на Дашу через плечо хитрыми смеющимися глазками.

– И не вздумай открывать без меня! – крикнула мать ему вслед.

– Ла-а-адно! – донеслось до них. Дверь в комнату захлопнулась.

– «Ла-а-дно! – передразнила женщина в трауре и печально усмехнулась. – Врунишка. Сейчас же половину коробки уничтожит. – Она спохватилась. – Что ж мы в коридоре разговариваем? Проходите в зал!

В большой комнате было уютно, несмотря на минимум мебели. Новенький ламинат на полу светился приглушенным лаковым блеском, подвесной потолок с вмонтированными светильниками расставлял световые акценты в каждом углу просторного пространства. Возле окна, задернутого тюлем, темнел экран большого плазменного телевизора, посреди комнаты гостеприимно раскрывал объятия мягкий угловой диван, заваленный подушками. Шкаф с посудой в углу, маленький журнальный столик возле дивана и большая фотография пожилой женщины на стене с широкой траурной полосой – вот и вся обстановка.

Даша подошла к фотографии и внимательно осмотрела веселое круглое лицо с щелочками хитроватых смеющихся глаз – прямо как у мальчишки. Сомнений нет: именно эта женщина была организатором литературного вечера с Арсением Платоновым. Даша хорошо ее запомнила, вылитую Шурочку из «Служебного романа»: она рассаживала всех на заранее приготовленные места так, как считала нужным, и на дух не переносила чужую инициативу.

– Ну как? – спросила Марина за спиной. – Вы ее знали?

Даша кивнула.

– В лицо, не по имени. Поэтому и удивилась, когда получила от нее это послание.

Она достала из сумки мобильник и нашла сообщение, полученное в день, который теперь считала вторым рождением. Показала Марине номер отправителя.

– Ошибки нет?

Марина пожала плечами.

– Да, это мамин номер. Я же вам сразу сказала, когда вы позвонили. Только не представляю, зачем ей понадобилось скидывать вам музыку. Мама вряд ли умела это делать. Она пользовалась аппаратом по минимуму: звонки и эсэмэски. Можно?

Марина протянула руку, и Даша отдала ей телефон. Марина приложила аппарат к уху, прослушала музыкальную фразу до самого конца. Потом еще раз, затем вернула телефон Даше.

– Ничего не понимаю. Мне эта музыка ничего не говорит. Да и мама, насколько я знаю, джазом не увлекалась. – Она с любопытством взглянула на Дашу: – Вы так и не сказали, где познакомились.

Даша сунула мобильник в задний карман джинсов.

– Может, мы сядем? – предложила она. – В двух словах не объяснишь.

Они уселись на диван, и Даша начала рассказ о том, что привело ее в город. Рассказала о конкурсе, о призовой поездке, о литературной встрече, которую организовала погибшая женщина. Марина слушала внимательно, без испуга, но с недоумением.

– Все же не понимаю, почему вы считаете этот звонок таким важным, – сказала она, когда Даша замолчала. – Ну, предположим, мама таким образом напомнила вам о литературном вечере. Организаторы могли включить это в оплату. Вы же знаете, мама была только исполнителем. Ей заплатили, чтобы она собрала интеллигентную читающую аудиторию. Мама дала объявление в газеты и на радио, откликнулось довольно много людей. Оказывается, в свое время эта книга была очень популярной. – Марина пожала плечами. – Не вижу ничего особенного.

Даша помедлила, собираясь с духом. Сейчас ей предстоит рассказать такое, что надолго нарушит покой этой милой женщины. Может, не стоит? Она покачала головой. Стоит. Такие совпадения невозможны.

– Простите, что напоминаю, – начала она. – Марина, как это случилось? Вы можете об этом говорить?

Женщина снова прижала к губам кончик черного платка. Даша понимала, что копается в незажившей ране, но у нее было серьезное оправдание. Если бы не тот тент под окном, ее фотография в траурной рамке висела бы сейчас на стене их квартиры, а ее мама тоже носила бы черный платок.

– Не понимаю, зачем это нужно, – вздохнула Марина. – Извините, мне трудно… Только позавчера было девять дней… – Она прикусила кончик платка.

Даша глубоко вздохнула.

– Хорошо, начну я. Только не думайте, что я ненормальная, – предупредила она. – Могу доказать каждое слово. В общем, сразу после того, как я получила это сообщение, меня выбросили из окна гостиничного номера. – Марина широко раскрыла глаза. Даша хмуро усмехнулась: – Я не сумасшедшая, – повторила она. – И не наркоманка, хотя вряд ли в это кто-то верит. – Даша вспомнила брезгливый взгляд дамы-администратора, которым та проводила ее сегодня в гостинице. – Ладно, не об этом речь. Суть в том, что мне дали какой-то наркотик вместе с едой, а потом попытались убить. Зачем? – Она пожала плечами. – Ломаю голову все эти дни. Не за что меня убивать, я слишком незначительная фигура, чтобы так напрягаться. Тем не менее факты налицо. Вы мне не верите? – Марина, не отвечая, нагнулась и подняла с ковра игрушечное автомобильное колесо. – Понятно, – резюмировала Даша. – Что ж, небольшой стриптиз.

Она повернулась спиной к хозяйке дома и задрала кофту с майкой точным отработанным жестом. «А у меня это входит в привычку!»

Ей показалось, что она просидела с голой спиной очень долго. Синяки на коже расплылись и почти поблекли, однако все еще видны. Зрелище не очень страшное, но неприятное.

Теплые чужие пальцы мягко дотронулись до выступающего ребра с длинной царапиной.

– Больно?

Даша одернула кофту и повернулась к хозяйке.

– Уже нет. Мне повезло: я упала на тент. Знаете солнцезащитные навесные щиты? – Марина кивнула. – Вот такой тент был натянут над окном первого этажа гостиницы. А под ним стоял столик с сувенирами… – Даша коротко рассказала все, что помнила сама, и все, что узнала от других. – В майке родилась, – закончила она. – В гостинице все так говорят. Теперь вы понимаете, зачем я позвонила человеку, пославшему мне эту музыку. И что почувствовала, когда услышала, что номер принадлежит женщине, выпавшей из окна в тот же день, что и я.

– Вы хотите сказать…

Марина не договорила. В ее глазах, где до сих пор последовательно сменялись удивление и недоверие, мелькнул испуг.

– Вот именно, – подтвердила Даша. – Знаю, гораздо проще думать так, как сказал следователь: ваша мама мыла окно, поскользнулась на мокром подоконнике и выпала на улицу. – Она помолчала. – Звучит вполне правдоподобно, если не знать, что почти в то же самое время на другом конце города в окно выбросили другого человека. И это музыкальное послание… Вы уверены, что его отправила ваша мама, а не… не кто-то другой, – смягчилась она в последний момент.

– Убийца? – беззвучно шепнула Марина.

– Не знаю. – Даша опустила голову, разглядывая свои руки. – Вы же сами сказали, что ваша мама не дружила с техникой.

В комнате незаметно стемнело. Ранние осенние сумерки мягко поглощали город. Во дворе голосили дети, издалека доносились едва слышные автомобильные сигналы. Звуки жизни большого города долетали до тринадцатого этажа лишь слабым отраженным эхом.

Марина резко встала. Даша испугалась, что хозяйка решила ее попросту выгнать, но Марина подошла к стене и щелкнула выключателем. Радостно вспыхнули маленькие круглые лампочки, рассеянные по потолку, а страх медленно уполз прочь.

– Вы мне не верите? – огорчилась Даша.

– Это кошмар. – Марина отвечала не ей, а своим мыслям. – Этого не может быть. Нет. – Она покачала головой и повернулась к гостье. – Вы просто не знали маму. Она была таким человеком… – Марина несколько раз взмахнула руками, не находя слов. – Она всем помогала, понимаете? У нее не было врагов! Она даже против переезда не возражала! Раньше-то мы жили в центре, а недавно дом отдали под офисы, вот и оказались на отшибе. – Марина поправила платок. – Но мама этому радовалась! Говорила, что здесь воздух хороший и квартира намного просторнее… В общем, она везде находила светлые стороны. И ни одной минуты не могла спокойно посидеть на диване, все время куда-то бежала, что-то организовывала, с кем-то встречалась… Еще подруги все время смеялись: «Веруня, одолжи моторчик!»

– Ее звали Вера?

– Вероника, – поправила Марина. – Но все называли Верой. Это тоже о чем-то говорит, правда?

– Конечно! – Даша подошла к хозяйке дома и с сочувствием пожала ее руку. – Я уверена, что ваша мама была прекрасным человеком и ее не за что было убивать. Но ведь и меня вроде бы не за что. Понимаете?

– А может, на вас напал маньяк? Вы яркая, привлекательная девушка, а ненормальных сейчас пруд пруди. Такое возможно?

Марина с надеждой посмотрела на гостью. «Ей не хочется верить в то, что близкого человека убили», – поняла Даша. Арсению тоже не хотелось, а ведь пришлось.

Даша с сожалением покачала головой.

– Исключено. Предположим, маньяк охотился за мной, и ваша мама тут ни при чем. Но она, между прочим, погибла так же, как жена Арсения Платонова! И эта книга!.. И музыка!.. – Даша снова медленно покачала головой. – Нет, Марина, не верю я в такие совпадения. И потом, что это за мания такая, прости господи, выбрасывать людей из окна…

Тут Даша запнулась, потому что Марина вдруг приложила руку ко лбу и наморщила лоб.

– Что?.. Что вы вспомнили? Умоляю, скажите, это может быть важно!

Марина взглянула на гостью.

– Только сейчас в голову пришло. Но это было сто лет назад… – Она быстро затрясла головой и замахала руками. – Нет, не может быть!

Даша схватила ее за плечи и хорошенько встряхнула:

– Да говорите же!

– Мамина соседка… – Марина сняла Дашины руки с плеч. – Когда-то мамина соседка выбросилась из окна. Самоубийство. Это было очень давно, почти сорок лет назад. Я еще и не родилась.

– А это точно было…

– Это точно было самоубийство, – оборвала Марина. – Она оставила записку. Мама с подругами часто вспоминали эту историю, ну и я краем уха что-то слышала. Вроде ее бросил любимый мужчина, вот она сгоряча и отомстила. – Марина невольно взглянула на стену соседней комнаты. – Даже о ребенке не подумала. А мальчишке было лет восемь… не помню. Они с мамой жили на одной лестничной клетке. Где-то должны быть фотографии. – Марина вопросительно взглянула на Дашу. – Принести альбом?

– Принесите, – согласилась Даша без особого энтузиазма, уж слишком отдаленным было это событие. Наверняка трагическое совпадение.

Марина ушла в соседнюю комнату. Даша подошла к стене и заглянула в непроницаемые смеющиеся глаза на снимке. Зачем она позвонила неизвестному абоненту, пославшему ей отрывок «Рапсодии»? Зачем пришла в этот дом? Почему так упорно ищет правду?

«Потому, что обидно умереть, не зная, за что тебя убили», – ответила Даша сама себе. Так погибают телята на бойне – глупые и доверчивые. Женщина на снимке глупой и доверчивой не выглядит; активистка советской формации, подозрительная по природе. Она ни за что не занялась бы организацией литературного вечера, если бы не считала мероприятие законным и респектабельным. И, конечно, за это хорошо заплатили. «Организаторы», – сказала Марина. Кто они? Как найти их теперь, когда единственная связующая ниточка оборвана? Может, именно поэтому ее и оборвали?

Вернулась Марина с большим коричневым фотоальбомом в руках.

– Вот. – Она положила альбом на журнальный столик и потрясла кистями обеих рук. – Тяжеленный – жуть. Еще от бабушки остался.

Даша вернулась к дивану, села и развернула к себе хранилище семейных воспоминаний. Потертый кожаный переплет издавал особый едва уловимый запах, который трудно определить словами: аромат ушедшего времени. У старых вещей, в отличие от новодела, есть душа и энергетика. Иногда добрая, иногда нет.

– Давайте я поищу, а то вы запутаетесь.

Марина начала быстро перебирать страницы. Мелькнули коричневатые старые фотографии с красивыми выразительными лицами, словно написанные художником, появились черно-белые глянцевые свидетельства советской эпохи. Марина переворачивала твердые картонные страницы все медленнее, разглядывая каждый снимок.

– Вот! – Ее палец уперся в нижний угол страницы. Она подвинула альбом к Даше. – Это наша бывшая соседка, та, которая погибла. Я родилась через восемь лет после ее самоубийства.

Даша склонилась над снимком. Потрескавшаяся черно-белая фотография изображала женщину, обернувшуюся на чей-то оклик. Ладонь, козырьком приставленная к бровям, застенчивая белозубая улыбка. Снимок удался не только из-за естественности момента. Женщина была удивительно хороша собой. Особенно впечатляли вьющиеся густые волосы, в беспорядке разбросанные по плечам.

– Красивая! – Марина словно прочитала ее мысли. Даша молча кивнула. – Мама часто про нее рассказывала. Полина была хорошая, правильная женщина, одна воспитывала двоих детей. Никто и подумать не мог, что она на такое способна…

– Как вы сказали? – перебила Даша.

Марина удивленно замолчала.

– Как ее звали? Полина? Вы не ошиблись?

– Нет, – заверила Марина. – Я точно помню: Полина. – Она вынула фотографию из прорезей картонной страницы и проверила надпись на обороте. – Ну вот! – Снимок лег Даше на колени. – Читайте сами!

С обратной стороны снимка кто-то написал аккуратным каллиграфическим почерком:

«Полина Платонова. Май 1970 года».

Даша опустила снимок на колени. Ее словно оглушило. Марина продолжала говорить, голос доносился до Даши словно сквозь плотные пробки в ушах.

– Подождите! – Она оборвала хозяйку на полуслове и потрясла головой, пытаясь собрать в одно целое рой разлетевшихся мыслей-осколков. – Давайте по порядку: я буду спрашивать, а вы отвечать. Значит, эту женщину звали Полина Платонова? – Марина кивнула. – Ваша мама жила с ней на одной лестничной клетке? – Кивок. – У нее было двое детей? – Кивок. Следующий вопрос очень важен. Даша задала его после короткой паузы: – Как звали мальчика, ее сына? Помните?

Медленный отрицательный жест. У Даши упало сердце. Но тут Марина схватила альбом, перевернула несколько страниц и выдернула еще один снимок, чуть не оторвав уголок. Они с Дашей стукнулись головами над его оборотом:

«Полина и Арсений Платоновы. Май 1970 года».

Тот же старательный каллиграфический почерк. Та же красавица с первого снимка. Только теперь она видна во весь рост – высокая, стройная, с длинными ногами, которые облепила юбка-солнце. Видимо, день выдался ветреный, женщина придерживала развевающийся подол обеими руками. Рядом с ней мальчик лет семи-восьми. Худенький, неулыбчивый. Смотрит в объектив исподлобья, насупившись. Но глаза с опущенными вниз уголками не узнать невозможно.

– Это он, – произнесла Даша вслух.

– Кто он? – не поняла Марина.

– Арсений Платонов. Автор книги, встречу с которым поручили организовать вашей маме. Сын ее соседки, Полины, выбросившейся из окна. Между прочим, главную героиню книги зовут Полиной. – Даша посмотрела на Марину с вымученной кривой улыбкой. – Вы все еще верите в совпадения?

Она боялась слез и истерики, но ничего подобного не произошло. Марина немного посидела в раздумье, а потом нахмурилась и пробормотала:

– Одно к одному. И муж, как назло, в командировке… – Она вздохнула. – Знаете, что? Давайте я позвоню маминой подруге. Она тоже жила в том доме. Может, мама ей рассказала больше, чем мне? Вы не торопитесь?

Даша быстро затрясла головой. Она бы сейчас никуда не ушла, даже начни Марина ее гнать раскаленными вилами. Клубок разматывается, и кто знает, сколько времени отпущено ей, Даше Алимовой, на этом свете? Успеет ли она отыскать другой конец нити, спрятанный в мягкой непроницаемой глубине?

Глава 18

Арсений вышел из высоких деревянных дверей и машинально похлопал по карману пиджака. Сигарет не нашел, потому что в последнее время сердце пошаливало все чаще. Он не имеет права рисковать, пока не закончит книгу. Ради этого он живет… а кто-то ради этого умирает.

Арсений перешел через дорогу и вышел на длинную аллею скверика, где они с Дашей сидели несколько дней назад. Мысль о Даше вызвала смутное беспокойство. Где она, что с ней? Он достал из кармана мобильник и нашел в записной книжке нужный номер.

Даша ответила не сразу. Ее голос звучал странно, и Арсений подумал, что она уже все знает.

– Ты где? – спросил он.

– Я скоро вернусь, – ответила Даша уклончиво.

– Ты уже смотрела новости?

Даша насторожилась.

– Нет. А что? – Она задышала громче. – Что-то случилось?

– Ничего страшного, – соврал он. – Передали, что надвигается сильный дождь, а ты без зонтика. Возвращайся быстрее.

– Хорошо, – пообещала она.

Арсений сложил телефон и вернул в карман. Аллея в обрамлении одиноких скамеек разрезала широкую автомобильную трассу пополам. Свет, падающий с высоких фонарных столбов, казался плохо отмытым пятном на аккуратно покрашенных деревянных сиденьях, а машины, несущиеся по сторонам, – темными призраками во вспышках фар. Витрины отдаленных магазинов переливались яркими неоновыми лампами, людская толпа неслась по улице сплошным оживленным потоком, но здесь, в центре сквера, царила угрюмая сумрачная неподвижность. Ветер легкой рябью шевелил опавшую листву, вечерний воздух был густо насыщен запахом бензина, выхлопных газов и еще чего-то острого, тревожного… Запахом неизвестности? Запахом смерти?

Арсений заложил руки за спину и неторопливо пошел по пустой дорожке, засыпанной свернувшимися сухими листьями.

Смерть столбовыми верстами отмечает все повороты сюжета. Книга требовала жертвоприношений, как кровожадный туземный божок, хорошела и расцветала в воображении, удобренном кровью. Вот еще один человек принял смерть ради того, чтобы шоу могло продолжаться. Каждая жертва принесена со смыслом и что-то означает. Гибель Нины – вовсе не начало пути. Это напоминание о кончине другой женщины, случившейся почти сорок лет назад в этом городе. Он сильно изменился, но запах, запах!.. Арсений втянул носом воздух. Запах взбудоражил его память сильнее любого наркотика и вывел из душевного коллапса впервые за десять лет.

Разряд. Электрошокер. Дергающаяся лягушечья лапка.

Слова и образ возникли в голове одновременно. Вот оно, начало пути. Сеанс связи с неведомым космическим передатчиком. Вход в энергетическое книжное поле. Персонаж его единственной настоящей книги избрал самый жестокий и самый верный способ оживить своего создателя. И как на месте Арсения должен себя вести законопослушный гражданин, так сказать, «положительный герой»? Написать заявление в милицию? Или поступить еще круче: прекратить связь и отключить передатчик, заработавший впервые за двадцать бесплодных горьких лет?

– Да ни за что! – возмутился чей-то голос. Арсений остановился, осознавая, что это произнес он.

Он покачал головой и снова медленно побрел, глядя себе под ноги. Это уже вторая смерть за две недели. Если бы не полосатый тент, натянутый над окном первого этажа, было бы три трупа. Смерть задает вопросы, ответы двигают действие. Арсений знает, почему погибла Нина. Гибель Дашиного парня тоже можно объяснить. Скорее всего, он шантажировал убийцу, и тот обезопасился самым простым и надежным способом. Но Даша!.. Какая роль отведена ей во всей этой запутанной истории! Почему именно она стала главной героиней книги? В чем ее тайна?

– Не понимаю, – пробормотал Арсений.

– Или делаешь вид, что не понимаешь, – раздалось над ухом.

Арсений увидел стройные женские ноги в черных замшевых туфельках, шагающие рядом. Металлические пряжки поблескивали, попадая в пятна тусклого фонарного света. Арсений по инерции сделал еще несколько шагов, остановился и повернулся. На него смотрели твердые серые глаза.

– Добрый вечер, – поздоровалась женщина-призрак.

Арсений не ответил. Как автор, он множество раз вкладывал острые ответные реплики в уста персонажей, но сейчас не знал, что должен сказать. Закричать «караул»? «Держи убийцу»? А дальше что? Глупо и неловко.

– Я скучала, – сообщила женщина, и это прозвучало с пугающей правдивостью.

Арсений машинально отметил, что она значительно выше, чем ему казалось раньше, – с него ростом. Очень прямая спина, неспособная гнуться. Красивая шея с гладкой упругой кожей.

Сегодня на ней была темная расклешенная юбка, под которой угадывались длинные ноги, и белая шелковая блузка с бантом на груди. На плечи наброшен серый шерстяной кардиган – в тон глазам. Пышные золотисто-каштановые волосы, как обычно, распущены по плечам. В неярком свете уличных фонарей она выглядела удивительно молодо – никто не дал бы ей больше двадцати пяти.

– Откуда ты взялась? – спросил Арсений почти грубо.

– Я ждала тебя, – просто ответила она. – Ты же не хотел, чтобы Даша прошла через опознание трупа.

Сказано было так, словно она к этому трупу не имеет никакого отношения. Арсений постоял еще минуту, подыскивая нужные слова: негодующие, язвительные, грубые, убийственные. Не нашел ни одного и двинулся дальше по длинной аллее. Он по-прежнему не представлял, как себя вести со своим свихнувшимся персонажем.

Позади послышался перестук каблучков. Женщина-призрак догоняла его быстрыми шагами.

– Это глупо, – укорила она, поравнявшись с ним. – Давай поговорим. Ведь ты этого хочешь.

Арсений понял, что она права. Он свернул к пустой скамейке, обрамленной ровно постриженным кустарником, и сел. Женщина плавно опустилась рядом. Ее спина осталась прямой, как линейка, руки чинно улеглись на колени.

– Как все эти события связаны с книгой? – спросил Арсений без предисловий.

Женщина улыбнулась, ее глаза на мгновение ожили и потеплели.

– Ты оценил, какой подарок я тебе сделала? Настоящая история. Увлекательная, правдивая, захватывающая читателя и не отпускающая его до последней страницы. – Она снова улыбнулась. – Рассказчик – ты.

– Это похоже на историю монстра, – заметил Арсений, стараясь, чтобы голос звучал твердо.

Женщина пожала плечами.

– Сделай ее такой! Никто тебя не ограничивает! Я вовсе не стремлюсь, чтобы меня любили. Достаточно, чтобы меня понимали!

– Значит, ты вернула меня сюда, чтобы я написал историю твоей жизни? – поинтересовался Арсений. – А что будет, если я откажусь?

– Но ты ведь не откажешься, – мягко произнесла женщина. – Ты начал принимать сигналы, ты включился в игру, она тебе понравилась… – Она подняла ладонь, запрещая себя перебивать. – Не надо, не лги самому себе, не изображай того, чего не чувствуешь. Нина давно стала твоим балластом. Она мешала тебе при жизни, зато здорово помогла после смерти, разве нет?

И снова Арсению пришлось промолчать: это была чистая правда. Он беседует с убийцей своей жены и не ощущает ничего, кроме любопытства: что же дальше? Если это не сумасшествие, то что-то близкое к нему. Арсений достал из кармана пиджака пузырек с таблетками и бросил под язык сразу две.

– Это бесчеловечно, – произнес он, причмокнув. Прозвучало невнятно и неубедительно. – Я имею в виду не только убийство.

– Способ? – догадалась женщина. Она закинула ногу на ногу и разгладила на коленях юбку. – Но ведь именно ты его описал.

– Это был всего лишь рассказ!

Женщина усмехнулась.

– Всего лишь рассказ? – переспросила она со скрытой иронией и покачала головой. – Твое воображение не так уж невинно, Арсен. Как только ты что-то представляешь, это начинает существовать. Ты представил меня. – Женщина развела руки в стороны: – Вуаля! Я существую! А нравится это кому-то или нет, уже неважно. Признайся, что страх смерти вывел тебя из столбняка, а воспоминания причинили боль. Ты должен был пройти через это, чтобы родилась настоящая книга. Мне жаль, но таковы условия.

– Я могу остановиться в любой момент, – возразил Арсений, глядя перед собой. – Тогда весь этот психоз обессмыслится и закончится.

Женщина покачала головой.

– Уже нет, – ответила она с сожалением. – Ты не остановишься.

– И как ты мне помешаешь? Выбросишь из окна?

На этот раз она усмехнулась не ему, а своим мыслям.

– Эта девушка… Даша. Она тебе нравится, правда?

Арсений медленно повернул голову и увидел глаза настолько светлые, словно они были залиты расплавленным серебром. Глаза безумца или оборотня.

– Если ты попытаешься ее убить, я… я… – Он мучительно поискал слова. – Я тебя в окно выброшу!

Женщина засмеялась.

– Отпусти ее, – взмолился Арсений. – Я сделаю тебя святой. Я расскажу об ангеле, которому пришлось пройти через ад, чтобы достичь рая. Это будет настоящая книга: сильная и убедительная. И пускай читатель сам решает, кто преступник, а кто жертва.

Серебряные глаза, окаймленные гладкой молодой кожей, рассматривали его со спокойным интересом.

– Ты сам-то веришь в то, что несешь? – уронила она наконец.

– Какая разница, верю или нет! – взорвался Арсений. – Я знаю, как это сделать! Я знаю, как написать!

Она пожала плечами и поправила кардиган, соскользнувший к правому локтю.

– В том-то и проблема, Арсен. Тебе давно безразлично то, что ты сочиняешь. Мне пришлось прибегнуть к сильнодействующим средствам, чтобы ты проснулся и ожил. Книга должна быть не только захватывающей, но и правдивой, только тогда ее будут читать.

– Нет, – возразил Арсений. – Если ты хочешь, чтобы книга была успешной, – дай читателю то, чего он ждет! Тебе придется выслать десант на последней странице и спасти героев, иначе действие теряет смысл! Ты не можешь уничтожить Дашу! Она – главная героиня!

– Тепло, очень тепло! – Женщина одобрительно кивнула. – Ты подобрался к правильному ответу: я пока не могу ее уничтожить. И ты прав: читателю нужен хэппи-энд. Герой проходит лабиринт и убивает монстра. – Она улыбнулась и склонила голову. – Разве это не прекрасный конец? Разве не этого ждет читатель?

– Убивает монстра? – пробормотал Арсений.

– Вот именно, – подтвердила собеседница. – Тебе придется убить меня, Арсен. Не сейчас, потом, в конце пути.

Она подняла руку и аккуратно заправила за ухо прядь волос. Темно-синий сапфир на указательном пальце сверкнул приглушенным тусклым блеском. Границы двух миров – настоящего и виртуального – сошлись в узкую острую полоску. Арсений дождался, когда ее ладонь снова опустится на колено, протянул руку и дотронулся до камня. Он оказался холодным и реальным, в отличие от происходящего.

– Я не сделаю этого, – сказал Арсений.

– Сделаешь, – заверила его визави. – Тебе придется выбирать: или я, или она. – На плечо Арсения легла твердая рука. Он ощутил ее больной горячечный жар даже сквозь плотную замшу. – Не сейчас, милый, – сказала женщина нежно. – Позже. Сделай это быстро, хорошо? До встречи.

Арсений схватил узкую твердую ладонь.

– Подожди! – Он лихорадочно обдумывал вопросы, которые нужно задать прямо сейчас, пока еще не поздно: – Почему именно она?.. Почему Даша?

Сероглазая мягко, но непреклонно высвободила руку.

– А ты еще не понял? – Она наклонилась, и Арсен почувствовал запах странных бесполых духов, которые могли принадлежать и мужчине, и женщине. Теплые губы коснулись его уха: – Даша приведет тебя ко мне. Скоро, – прошептала она. Выпрямилась и ласково провела ладонью по небритой щеке Арсения. – Еще вопросы?

– Следующий ход, – попросил он, проклиная себя за умоляющие нотки в голосе. – Какой будет следующий ход?

Женщина пожала плечами.

– Он уже сделан! – вежливая улыбка. – Ответ рядом с тобой!

Она развернулась и пошла по аллее между двумя рядами фонарей. Подошла к переходу и остановилась, глядя на светофор. Арсений следил за ней как завороженный. Сзади раздался собачий лай. Он вздрогнул. С противоположной стороны сквера неторопливо приближалась почтенная супружеская пара. Вокруг них носился брат-близнец пса Михея с палкой в зубах. Ничего особенного, просто вечерняя прогулка с собакой. Арсений отмахнулся, отыскивая взглядом женщину-призрака, но она уже растворилась в плотной толпе прохожих. Ему показалось, что белая блузка еще несколько раз мелькнула в свете ярких магазинных витрин. А может, это была всего лишь игра теней.

Брат-близнец Михея бодро потрусил к скамейке, на которой сидел Арсений. Остановился в шаге от него и поднял голову, рассматривая незнакомца.

Арсений почмокал губами. Овчарка дернула усами, обнажив верхние клыки. Послышалось низкое утробное рычание.

– Джерри! – испуганно окликнула собаку пожилая владелица с поводком в руке. Мужчина, шедший рядом с ней, выхватил поводок и ускорил шаг. Овчарка продолжала тихо рычать, не сводя с Арсения темных блестящих глаз.

– Ко мне, – прикрикнул мужчина.

Пес неохотно оторвал взгляд от человека, сидящего на скамейке. Запах страха, шедший от него, пробуждал древние охотничьи инстинкты. Но рука хозяина, схватившая ошейник, перебила смутные воспоминания, блуждавшие в крови.

– Ах ты, негодник! – Щелкнул замок поводка, и собака виновато прижала уши. Мужчина выпрямился и взглянул на незнакомца. Тот был очень бледен, видно, не на шутку испугался. – Простите, ради бога. Обычно Джерри себе такого не позволяет. Он не кусается.

– Плохо, – сказал человек на скамейке. Пес зарычал, и хозяин шлепнул его между ушами. – Хорошая собака должна кусаться. Вы придержите его, пока я не перейду дорогу, ладно?

– Ладно, – пообещал мужчина. Жена догнала его и встала рядом.

Незнакомец поднялся со скамейки. Пес дернулся, но рука хозяина толчком приказала: сидеть! Он уселся, провожая высокую удаляющуюся фигуру тоскливым взглядом.

– Что это с ним? – женщина нагнулась. – Ты что устроил? – строго спросила она. – Где тебя воспитывали, а?

Пес задрал морду и старательно облизал ее щеки. Незнакомец тем временем перебежал через дорогу. Мужчина отстегнул поводок.

– Беги, – разрешил он. Пес сорвался с места, взметнув сухие листья. – Очень странно, – пробормотал хозяин себе под нос. – Джерри никогда не рычал на людей.

Глава 19

Арсений не верил, что люди – даже те, которые стараются быть честными сами с собой, – знают, когда что-то в их жизни подходит к концу. Неважно, хорошее или плохое. Они продлевают привычное существование всеми правдами и неправдами, убеждая себя, что временные сложности рано или поздно пройдут, все вернется на круги своя. Арсений подумал: человечество, и так довольно безумное, окончательно сошло бы с ума, лишившись этой способности к самообману.

Так произошло с ним, когда погибла Нина. Его мозг просто отказался принять реальность и изобрел множество ходов, откладывающих или интерпретирующих событие нужным образом. Сначала Арсений отодвинул возникшую проблему с помощью нехитрого способа Скарлетт О’Хара: «Я подумаю об этом завтра». А потом убедил себя, что гибель Нины – еще один хит в коротком списке его ночных кошмаров.

Нечто подобное происходит сейчас с Дашей. Сначала она заявила, что Арсений ошибся и перепутал Сашку с другим человеком. Бросилась в пустой номер на четвертом этаже, обыскала там все шкафы, а потом целый час висела на телефоне, пытаясь дозвониться до несуществующего абонента.

– Брось, – уговаривал ее Арсений. – Мобильника при нем не было. Наверняка он остался там, в озере.

Даша не слышала. Она сидела за столом, накрытым скатертью и уставленным тарелками, и смотрела на светящийся экран мобильника, где в сотый раз появилась надпись: «звонок завершен».

– Почему ты не рассказал мне всю правду? – спросила она вдруг.

Арсений с недоумением уставился на ее осунувшееся лицо. Он вдруг со страхом вспомнил о другом лице с восковым заострившимся носом, но тут же отогнал неприятное видение. Дашу нельзя уничтожить. Она главная героиня книги.

– Какую правду?

Даша начала заплетать косу. Он уже знал эту ее привычку: занимать руки, когда она волнуется или нервничает.

– Не забыл женщину, которая организовала твой литературный вечер? – Арсений напрягся и вспомнил полную круглолицую тетку с хитрыми прищуренными глазками и невероятной, пробивающей насквозь энергетикой. Она встретила его у входа в библиотеку, проводила в зал и всю дорогу сыпала вопросами по поводу московских цен и зарплат. – Ты ее узнал?

– Узнал? – переспросил он. Тут же спохватился, что второй раз отвечает вопросом на вопрос, и покачал головой. – Нет. А должен был?

Даша доплела косу и закинула ее за спину.

– Должен, – она по-прежнему не глядела на Арсения. – Это была твоя бывшая соседка по этажу, Вероника Андреевна Сорокина. – Ее глаза уставились на Арсения с недоверчивым колючим выражением. – Вспомнил?

– Не знаю я ника… – начал Арсений и вдруг вскрикнул: – Господи! Тетя Вера!

Даша глубоко вздохнула.

– Как она? – спросил Арсений с искренним интересом. Ну надо же, тетя Вера! То-то она поглядывала на него с затаенным лукавством! Тут он сообразил кое-что еще и нахмурился: – Каким ветром тебя к ней занесло? И как ты узнала, где она живет?

Даша ткнула пальцем в мобильник. Сначала Арсений подумал, что она сто первый раз вызывает дух убитого абонента, а потом сообразил: телефон просто образ.

– Это она передала мне музыкальный привет, – сказала она. – «Рапсодию в стиле блюз».

Арсений облокотился о спинку стула, не спуская с Даши широко открытых глаз.

– Тетя Вера? – переспросил он озадаченно. Даша не ответила. – И зачем она это сделала?

– Об этом теперь можно только догадываться.

– А спросить нельзя?

– Нельзя, – ответила Даша деревянным голосом. – Видишь ли, тетя Вера выпала из окна тринадцатого этажа в тот же самый день, что и я. Так что она уже ничего не объяснит.

После катастрофического откровения в комнате повисла тишина. Тихо отстукивали секунды часы на секретере, телевизор едва слышно шелестел разными голосами. В полночь должен выйти последний выпуск «Городских новостей», которого они ждали. Вернее, ждала Даша.

Арсений обернулся и взглянул на часы. Без десяти двенадцать.

– Кто тебе все это рассказал? – спросил он.

– Верина дочь, Марина. Ты ее не знаешь. Она родилась через восемь лет после… – Даша замялась, но все же договорила: – После самоубийства твоей матери. – Арсений бросил ножик, который крутил в пальцах, он упал на скатерть с глухим стуком. – Я, конечно, понимаю, что тебе больно, – продолжала Даша, изо всех сил стараясь казаться спокойной. – Но… – Она не удержалась и стукнула кулаком по столу: – Но ты же не мог не понимать связи, черт побери! – По ее лицу потекли крупные детские слезы. – Почему ты не рассказал мне все, от начала до конца?!

– А ты думаешь, мне легко об этом говорить?!

Арсений не сдержался и тоже сорвался на крик. Отшвырнул ногой стул и пошел к окну. Даша тихо плакала, положив голову на стол, он видел в сверкающем оконном стекле, как вздрагивают ее плечи.

– Уедем отсюда, – попросил он, не оборачиваясь. Дашино отражение подняло голову и вытерло лицо обеими ладонями.

– Куда?

Вопрос прозвучал так безнадежно, что Арсений не нашел ответа. Куда могут убежать две белые лабораторные мышки, участвующие в интереснейшем эксперименте? Кто позволит им убежать?

Он вздохнул и вернулся на место. Даша, прикусив губу, смотрела в невидимую точку на белоснежной скатерти. Она изредка коротко всхлипывала. Арсений перегнулся через стол и взял ее за руку. Ладонь была мокрой от слез.

– Прости меня, – сказал он. – Видишь, какой я никчемный… Даже на откровенный разговор меня не хватает, не то что на поступок. – Даша отобрала руку и спрятала ее под столом. – Прости, – повторил Арсений безнадежно. – Не я затеял эту безумную игру. И не я тебя в нее втянул.

Даша, не отвечая, схватила пульт и направила на телевизор. Раздались бодрые позывные «Городских новостей». Арсений поднялся и ушел в кабинет. Смотреть это второй раз было выше его сил.

Он поднял крышку ноутбука, выдернул из розетки сетевой шнур и включил компьютер. «Нужен шедевр», – сообщили буквы, выплывшие сбоку.

Арсений вдруг опустил руки на колени. Закончился день, который он всегда считал худшим в своей жизни. И венчало его известие о гибели их бывшей соседки, «почти родственницы», – как говорила сама тетя Вера. То же время, то же место, та же смерть. Жутковатая драматургия.

Тетя Вера была моложе мамы лет на десять и вечно куда-то спешила. Люди вокруг нее менялись с калейдоскопической скоростью, но сплетен не было. Все знали: Верочка – общественница. Она дня не могла прожить, не устроив чью-то судьбу. Дверь ее квартиры никогда не запиралась на замок, туда постоянно приходили знакомые и незнакомые люди. Оставляли сумки и свертки, передавали посылки для родственников и приятелей, просили покараулить чемодан до отъезда… В общем, небольшая «однушка» на пятом этаже была центром жизни.

С особым азартом она принимала участие в чужих семейных драмах: мирила поссорившихся супругов, присматривала за детьми одиноких мам, вызывала милицию, когда напившийся дядя Коля начинал с помощью крепких кулаков учить жену уму-разуму, бегала в аптеку за мазью от синяков и всегда готова была подставить ухо под чужую исповедь. Вряд ли Полина Платонова была прихожанкой этой церкви. Арсений помнил, что тете Вере ни разу не удалось вызвать ее на откровенность. «Ох, и непростая ты, Полина», – обронила она как-то, уходя домой. Арсений удивился, услышав эту фразу. Он-то считал, у мамы душа нараспашку, и его сильно беспокоила такая незащищенность.

Звук телевизора за стеной стал громче. Арсений не хотел ничего слышать, но любопытство погнало его обратно. Он вернулся в зал. Даша сидела перед экраном, стиснув пульт, и на его появление не отреагировала.

– Установлена личность молодого человека, тело которого найдено сегодня днем в городском парке…

Девушке, ведущей репортаж, было лет двадцать, не больше. Наверное, она тоже студентка, а работа на телевидении – это шанс сделать карьеру и выйти на тропу большой журналистики. Декорации выбраны со смыслом: девушка стоит на лодочном причале, в темноте за ее спиной тихо дышит холодная озерная вода. На симпатичной веснушчатой мордочке застыло деловитое выражение, но в глазах так и пляшут чертики, совсем как у барышни из ресторана, накрывавшей на стол. Почему чужая смерть вызывает у вполне нормальных людей возбуждение, граничащее с восторгом? Потому, что присутствие смерти дает им возможность ощутить себя живыми? Потому, что чужая гибель – это повод подумать: «Смотри, кому-то не повезло больше, чем тебе»? Возможно. И еще потому, что смерть – это вечная тайна. Занавес, разделяющий настоящий мир и мир воображения. А мир воображения, в отличие от реальности, не знает границ.

– …Следственные органы пока воздерживаются от комментариев, – продолжала девушка. Свет камеры бликами играл в тяжелой темной воде, придавая телевизионной картинке – случайно или намеренно – жутковатый призрачный шарм. – Нам удалось узнать, что погибший приехал в город недавно. Похоже, что несчастья ходили за ним по пятам. Его подруга неделю назад выпала из окна гостиницы «Арго», но чудом осталась жива, упав на плотный тент. – Даша с упреком взглянула на Арсения. Тот молча покачал головой: ничего подобного он никому не сообщал. – Молодому человеку повезло меньше, – рассказывала девушка. – Как сообщил наш источник в МВД, он вовсе не утонул, а был убит. Примерно за час до убийства молодого человека видели в парке в компании этого мужчины. – На экране возник портрет красивого темноволосого человека лет тридцати пяти. Лицо выглядело неживым, как все изображения людей, составленные из отдельных деталей с помощью компьютера. Арсений узнал его сразу. Даша быстро взглянула на Арсения и тут же отвела глаза. Она узнала тоже.

– Мы просим всех телезрителей, знающих о месте пребывания этого человека, позвонить по контактному телефону…

Даша вытянула руку с пультом. Экран погас.

Минуту они сидели молча, слушая, как утекают секунды. Раз щелчок, два щелчок, три щелчок… В этом негромком постукивании была пугающая неотвратимость, приближение катастрофы. Арсений не выдержал: подошел к секретеру, открыл крышку с обратной стороны небольших прямоугольных часов и вытащил батарейку.

Постукивание смолкло, но напряжение не ушло. То, что подбиралось к ним в полной тишине, не замедлило ход. Просто стало ступать еще мягче огромными лапами с твердыми кривыми когтями.

Первой это ощущение выразила Даша.

– Я чувствую, как уходит моя жизнь, – сказала она спокойным ровным голосом.

Арсений развернул второе кресло и сел лицом к ней.

– Тебе ничего не грозит. – Даша медленно подняла на него больной остановившийся взгляд. – Поверь, я точно знаю.

Она не усмехнулась, не скривила губы, не выразила недоверия каким-то иным способом, но Арсений почувствовал: Даша ему не верит.

– Давай поговорим, – предложил он. – Честно. До конца. Я обещаю… – Он сбился и кашлянул в кулак. – То есть я постараюсь быть откровенным.

Он умолк, ожидая ответа. Даша смотрела в сторону.

– Это ужасно, – произнесла она невпопад. Арсений вопросительно приподнял бровь. – Я хочу есть, – пояснила Даша таким тоном, словно сама себе не верила. – Нет, ты представляешь, я хочу есть!

Она оглянулась. На тарелках, накрытых термоколпаками, медленно остывал ужин.

«Ничего удивительного», – подумал Арсений. Когда ему было двадцать лет, он тоже хотел есть и в горе, и в радости, прости господи за непочтительный каламбур. Мертвым – свое, живым – свое.

Он взял ее за руку, помог подняться и повел к столу. Усадил на стул, поставил перед Дашей чистую тарелку и снял колпаки с блюд.

– Что тебе положить, рыбу или мясо?

Даша издала короткий захлебывающийся смешок и тут же закрыла рот ладонью.

– Прости, – сказала она через минуту. – Я сама, ладно?

Арсений кивнул. Даша глубоко вздохнула, как перед прыжком в воду, решительно подцепила вилкой большой кусок рыбы, запеченной в фольге.

– А ты? – спросила она.

Арсений покачал головой.

Через десять минут Даша отодвинула тарелку с остатками позднего (Арсений незаметно взглянул на запястье), очень позднего ужина. Час ночи, а сна ни в одном глазу. Он подумал о включенном компьютере, ждущем его в соседней комнате, и с трудом усидел на месте. Нельзя уходить от… реальности. Во всяком случае, сейчас нельзя. Он пообещал Даше быть откровенным.

– Хочешь, закажу тебе горячего чаю? – спросил он.

– А можно заказать что-нибудь покрепче? – ответила она вопросом на вопрос.

Заказывать спиртное не было необходимости. Небольшой бар в кабинете вмещал маленькую плоскую флягу виски «Белая лошадь», такую же небольшую бутылочку армянского коньяка, мятный ликер в матовой темной упаковке и несколько бутылок чешского пива. Арсений проигнорировал коньяк, потому что он был напоминанием о женщине-тени, забрал бутылку виски и вернулся в зал.

– Пойдет? – спросил он, показывая свою добычу.

– Вполне, – отозвалась Даша.

Через минуту они сидели лицом к лицу и, согреваясь обжигающей жидкостью, вполголоса обсуждали случившееся.

– Деньги, – вздохнула Даша. – Я сразу поняла, случится что-то ужасное, когда увидела столько денег. – Она посмотрела на Арсения. – Как ты думаешь, за что ему заплатили?

– За Нину, – ответил Арсений. Голос звучал так спокойно, словно принадлежал не ему, а совершенно постороннему человеку. – Я думаю, он что-то видел или что-то слышал в тот вечер. В общем, он знал, что Нину убили, и знал, кто ее убил. Он получил деньги, а потом захотел что-то еще. Ну, и перегнул палку.

– Да, – согласилась Даша. – Сашка всегда мечтал о больших деньгах. И о карьере. Говорил, «кто смел, тот и съел».

Арсений вспомнил женское лицо с гладкой молодой кожей и свинцово-серым пристальным взглядом. Глупый мальчишка. Неужели непонятно, что нельзя становиться на пути человека с такими глазами?

– Но ты не договариваешь, – продолжала Даша. Она тоже рассуждала очень спокойно, словно о гипотетическом повороте сюжета. – Ему заплатили еще и за меня. Чтобы он подсунул мне этот проклятый наркотик, а потом ушел из номера. – Она поднесла бокал к губам и сделала большой глоток. – Но зачем, Арсений? – Потрясение, наконец, прорвалось в ее голосе. – Кому я нужна? Кто я такая во всей этой истории?

– Дай мне руку, – попросил он.

Даша поставила бокал и протянула руку через стол. Арсений взял ее в обе ладони и сосредоточился. Прикосновение к другому человеку было реальным. Оно помогало ему оставаться в этом мире и играть по его правилам.

– Давай не прятаться от фактов. Тебя хотели убить, это несомненно. – Дашины пальцы дернулись. – Вряд ли в их планы входил тот тент. Рассчитать силу падения, силу торможения, вычислить амортизацию – все это как-то изощренно. Тебя выбросили из окна, чтобы убить, но совершенно случайно ты уцелела. Это пункт первый. Пункт второй: почему они отказались от первоначального плана и решили оставить тебя в живых? – Арсений пожал плечами. – У меня есть кое-какие соображения, я их выскажу чуть позже. Факт в том, что тебе ясно дали понять: ты должна оставаться в этом городе столько же, сколько и я. Мы как-то связаны.

– Почему я? – шепотом спросила Даша, словно боялась перебить ход его мыслей. – Почему они выбрали меня?

Арсений удивился.

– А разве ты до сих пор не поняла? Это же очевидно! – Даша попыталась отнять руку, но Арсений не позволил. – Нет-нет, пожалуйста, не надо, – попросил он. – Я так лучше рассуждаю и не сбиваюсь… на фантазии. – Он сделал паузу: – Твоя конкурсная работа!

Даша замерла. Сидеть с вытянутой рукой было ужасно неудобно, затекло и заныло исколотое плечо, но в этот момент она забыла обо всем.

– Конкурсная работа? – переспросила она. – При чем тут моя конкурсная работа?

– А почему ты оказалась в этом городе, в этой гостинице в одно время со мной? – Арсений почуял азарт. – Ты выиграла конкурс! Кто сделал тебя победителем? Жюри? – Даша пожала плечами. Результаты объявила их куратор, а уж кто принимал решение, Даша понятия не имела. Но человек, выдающий призы, по крайней мере, должен быть в курсе дела, здесь Арсений прав. – Я думаю, тебя выбрала она… – Арсений болезненно сморщился, но заставил себя договорить: – Полина. Твоя работа ее чем-то зацепила и…

Он запнулся, подбирая слова.

– Обидела? – подсказала Даша. – Глупости! Не было там ничего обидного. Мне твоя книга очень понравилась. Правда.

Арсений благодарно стиснул ее пальцы.

– Я не думаю, что все так примитивно, – прищурился он. – В смысле ты ее обидела, и она решила тебя убить. Все гораздо изощреннее. Полина привела меня в этот город. Я не был здесь ни разу после… смерти матери. Сестра приезжала на ее годовщины, а я – нет. Не спрашивай, почему. Не мог, и все. – Арсений вдруг вспомнил, что на этот раз тоже не сходил на кладбище, хотя собирался. Чувство вины цапнуло сердце, отхватив небольшой, но ощутимый кусочек. – Она знала, что мне будет непросто сюда приехать, но устроила это прямо накануне маминой годовщины. Случайно? – Он хмуро усмехнулся. – Ничего подобного. Продумано все, кроме одной случайности. – Арсений взглянул на Дашу, и она поняла, что он имеет в виду. – Полина знала, что две смерти подряд заставят меня вспомнить о… той истории. Она хотела связать обе смерти с моей первой книгой. Она сделала все, чтобы я мучился и страдал.

– Зачем ей это нужно? – Плечо онемело, но Даша не осмелилась отнять руку, словно это движение могло порвать невидимую ниточку, которая их вела из лабиринта.

– А зачем врачам дефибриллятор? – спросил Арсений. – Чтобы заставить работать остановившееся сердце. Чтобы запустить мотор. Я умер, а она меня оживила, понимаешь?

– Убивая других людей?

– Для нее это только проходные персонажи, – безжалостно произнес он и посмотрел Даше в глаза. – Все, кроме тебя. Потому что ты выжила.

Даша больше не могла терпеть. Она вырвала холодную руку из чужих ладоней. Тысячи мелких иголок впились в предплечье. Девушка прикусила губу и начала массировать онемевшую мышцу.

– Она сумасшедшая? – предположила Даша.

– Думаю, да, – кивнул Арсений. – Ты же видела ее записку и конверты с деньгами. Только сумасшедшие могут с таким упорством добиваться своей цели.

– Тогда почему она решила оставить меня в живых? Почему не довела дело до конца?

Глаза Арсения остекленели и медленно провалились в параллельное измерение.

– Суеверие? – спросил он самого себя. Критически опустил уголки губ, поразмыслил и кивнул: – Возможно.

Даша дотронулась до его руки. Ее пугал этот взгляд, устремленный глубоко внутрь. Арсений посмотрел на нее с тем же выражением внутренней сосредоточенности.

– Сумасшедшие суеверны, – объяснил он. – Я читал, что в средневековье был обычай: если человека вешали, а веревка обрывалась, то казнь отменяли. Это считалось знаком свыше.

Плечо, наконец, обрело чувствительность. По руке побежали обжигающие огненные мурашки, как после возвращения в теплую комнату с мороза.

– Ты думаешь, она верит в знаки свыше?

– Она знает, что в них верю я, – ответил Арсений. – Этого достаточно.

– Достаточно для чего? – не поняла Даша. Арсений вдруг сорвался с места и быстро направился к приоткрытой двери, ведущей в соседнюю комнату. – Куда ты? – крикнула вдогонку Даша.

– Мне нужно работать, – бросил он на ходу.

– Ты сможешь сейчас работать?!

Он взялся за ручку и медленно обернулся. Даша снова увидела пугающий отсутствующий взгляд.

– Я просто умру, если этого не сделаю, – сказал Арсений, глядя на то место, где находилась Даша, и не замечая ее.

Он вошел в кабинет и плотно закрыл за собой дверь.

Глава 20

Конец октября выдался дождливым. Плотная серая перина облаков обложила Москву два дня назад, и все это время небо непрерывно выплакивалось мелкими колючими дождевыми каплями. Улица ощетинилась зонтами унылых осенних расцветок. Люди шли торопливо, не глядя друг на друга, задрав воротники и накинув капюшоны. Мокрые бока машин переливались в свете зажигающихся вечерних фонарей.

Выходить из теплого уютного холла на улицу было ужасно неприятно. Молодой человек лет тридцати попрощался с охранником и остановился перед стеклянной дверью, ожидая, когда щелкнет открытый замок. Это была частная клиника, куда допускались только врачи и родные пациентов. Никаких посторонних, никакой утечки информации. Комфорт, покой и полная гарантия врачебной тайны. Таков был девиз клиники, за это здесь платили немалые деньги.

Раздался короткий сухой щелчок. Стеклянная дверь приоткрылась. Молодой человек еще раз кивнул охраннику и шагнул на каменную площадку под козырьком. Выдохнул облачко пара, достал из сумки зонт и начал спускаться по стершимся каменным ступенькам, потемневшим от влаги.

Здание клиники было построено в тридцатых годах прошлого века и напоминало старинную дворянскую усадьбу. Время здесь шло неторопливо, с достоинством, не замечая суеты и смены декораций за ажурной чугунной оградой. Большой парк по-прежнему окружал двухэтажный особняк с четырьмя белыми колоннами у входа и полукруглой лестницей с балюстрадой. Дождевые капли отсчитывали в подоконники уходящие секунды, тишина пахла мокрой прелой листвой, как много десятилетий назад.

Молодой человек шел по дорожке к воротам. Он старался идти неторопливо, но чем дальше отходил от лестницы, тем быстрее становился его шаг, а паника в глазах за стеклами очков – отчетливее.

– Дмитрий Сергеевич!

Молодой человек затравленно оглянулся. Его догонял высокий темноволосый мужчина в коричневой куртке, накинутой поверх пиджака. «Все!» – пронеслось в голове. Страх от предстоящего разоблачения и облегчение от того, что все, наконец, кончится, были одинаково сильными.

Мужчина поравнялся с молодым человеком и небрежно продемонстрировал свою фотографию под ламинированным покрытием служебного бейджика.

– Волохов, новый начальник охраны. – Молодой человек втянул голову в плечи. Он так и знал, что дело плохо кончится. Господи, как он мог в такое ввязаться?! – Будьте добры, покажите, что у вас в сумке.

Молодой человек проглотил слюну.

– А в чем дело?

Неубедительно, ах, как неубедительно звучит его голос! Темноволосый мужчина не удостоил его ответом. Стоял и терпеливо ждал, когда мелкий воришка вытряхнет свою добычу.

Жертва оглянулась. Площадка перед входом в клинику пуста, спасительная улица за чугунной оградой далеко. Да и смешно было бы сбежать, что он, школьник? Зачем, зачем он это сделал?

– Давайте я подержу зонт, – предложил темноволосый.

Молодому человеку показалось, что на его красивом лице мелькнула тень улыбки. Он молча потянул за головку «молнии». Достал из сумки пластиковую папку с упакованной историей болезни и протянул собеседнику. Тот укоризненно качнул головой.

– Ах, Дмитрий Сергеевич, Дмитрий Сергеевич… И как это вас угораздило?

– Я не хотел, честное слово! – Врач машинально прижал папку к груди. – Клянусь вам! Меня попросила одна… одна… – Он замялся.

– Одна женщина, – так же укоризненно договорил темноволосый красавец.

Молодой человек шмыгнул носом. Его крупная нижняя челюсть безвольно задрожала.

– Я не хотел, – повторил он, как заклинание. И едва слышно добавил: – Простите меня.

Начальник охраны вздохнул.

– Ладно, сделанного не вернешь. – Молодой человек поднял голову. Круглые выпуклые глаза с надеждой уставились на собеседника, рот приоткрылся. – Вернемся. Нужно написать рапорт.

Молодой человек быстро схватил руку преследователя.

– Умоляю вас, не надо рапорта! Мне… мне скоро диссертацию защищать! Если Олег Владимирович узнает!.. Пожалуйста, не говорите никому! – Темноволосый молча освободил руку, отобрал у испуганного Димочки папку и сунул под куртку.

– Не знаю, что мне с вами делать, – протянул он, словно размышляя вслух.

Молодой человек выхватил из-за пазухи бумажник.

– Вот! – его руки тряслись. – С собой у меня немного, тысячи четыре… Скажите, сколько, и я все вам отдам. Завтра же! Клянусь!

Он попытался сунуть бумажник в карман красавца, но тот брезгливо уклонился.

– Перестаньте!

– Честное слово, у меня есть деньги! – По крупному лошадиному лицу стекали крупные капли – то ли дождь, то ли слезы. – Хотите, на колени стану?

– Еще чего! – по-настоящему испугался темноволосый и оглянулся на стеклянную дверь перед входом. – Чтобы завтра все обсуждали интересное событие: врач клиники валяется в ногах у начальника охраны? С чего бы это? Стоять прямо! – грубо приказал он, заметив, что у молодого человека в буквальном смысле подкашиваются ноги.

– Не буду, не буду, – забормотал тот. – Только помогите мне, умоляю!

Уголки красивых губ опустились в брезгливой ухмылке. Брюнет сделал шаг вперед и вплотную приблизился к собеседнику.

– Значит, так, – начал он вполголоса. – О случившемся никому ни слова, понял? – Испуганный парень затряс мокрой головой. – Та женщина тебе не звонила и ни о чем не просила. Никаких документов ты не выносил и вообще не в курсе дела. Понял?

Молодой человек, автоматически кивавший после каждого слова, вдруг остановился. Его глаза стали осмысленными.

– Как это? – спросил он озадаченно. Снял запотевшие мокрые очки и вгляделся в собеседника выпуклыми близорукими глазами. – Кто вы? – спросил он почему-то шепотом.

– Тот, кто решает, сколько тебе жить, – негромко ответил темноволосый красавец. – Сейчас я поднимаю палец кверху, но в любой момент могу проголосовать обратным движением. Понимаешь?

Молодой человек надел очки, забыв вытереть стекла.

– Палец? – переспросил он. – Какой палец?

– А ты, братец-кролик, плохо образован, – заметил собеседник. – Про гладиаторов что-нибудь слышал? – Дождавшись кивка, усмехнулся: – Ладно, потом сообразишь. Давай, топай отсюда.

Димочка повернулся к спасительным чугунным воротам. До них оставалось шагов двадцать, не меньше. Что, если страшный человек передумает? Он зажмурился и сделал пробный мелкий шаг, готовясь либо к удару в спину, либо к окрику. Не дождался ни того ни другого и сделал второй. Начальник охраны… «Он такой же начальник охраны, как я Рудольф Нуриев», – мелькнула запоздалая мысль.

– Дмитрий Сергеевич!

Молодой человек медленно повернулся, не открывая глаз. Он не хотел видеть, какой будет его смерть.

Дождевые капли мягко шуршали по гравию, отсчитывая время. Когда ожидание стало невыносимым, врач с громким всхлипом распахнул глаза.

Темноволосый красавец стоял на прежнем месте.

– Вы забыли свой зонт, – мягко напомнил он.

Врач словно во сне приблизился к нему. Ему в ладонь легла удобная пластиковая ручка, согретая чужим теплом.

– Можете идти, – разрешил темноволосый.

Молодой человек повернулся и зашагал по дорожке на негнущихся от страха ногах. Дошел до чугунной калитки, нажал красную кнопку и вышел на улицу. Его тут же подхватил плотный поток прохожих и понес к спасительному подземному укрытию с ярко-красной буквой «М».

Он пришел в себя уже в вагоне. Хотя мозг парализовало от страха, тело совершало привычные движения: руки сложили мокрый зонт, ноги повернули в нужную сторону. Вагон, мягко покачиваясь, набирал скорость. Стоял приглушенный гул мотора, пахло резиной и горячими шпалами.

«Ничего не было, – подумал молодой человек. – Ничего не видел, ничего не слышал, ничего не выносил. Интересно, что это был за тип? Нет-нет, – торопливо поправился он. – Мне не интересно. Это не мое дело. Господи, больше никогда, никогда!..»

Он не додумал и незаметно перекрестился.

Темноволосый красавец проводил испуганного собеседника долгим насмешливым взглядом. Когда тот скрылся из виду, достал из-за пазухи пластиковую папку с историей болезни и прочитал фамилию пациента. Снова сунул папку под куртку, чтобы ее не замочил дождь, нашел в кармане куртки мобильник и набрал нужный номер.

– Бумаги у меня, – объявил он, не здороваясь. – Что дальше? – Минуту он молча слушал, затем густые темные брови сошлись у переносицы. – Вернуться? – переспросил он. – Интересно, каким образом? Моя физиономия мелькает на экране каждые четыре часа! Может, я и псих, но не до такой степени. Рассчитывайся, как хочешь, но обратно я не поеду. Что? – Темноволосый изменился в лице. Верхняя губа приподнялась, обнажив ровные крепкие зубы с выступающими клыками. Красивое лицо мгновенно превратилось в морду оборотня. – Кинуть меня хочешь? – прошипел он. – Это будет самая большая ошибка в твоей жизни. Какой, на хрен, грим? – Голос сорвался на крик и эхом отозвался в пустом парке. Темноволосый оглянулся и зашагал к чугунным воротам. Его лицо стало угрюмым. – Это тебе даром не пройдет, – бормотал он. – Я говорю, это будет дорого стоить! – повторил он, повысив голос. Нажал красную кнопку на калитке и вышел на улицу. – Ладно, жди. Скоро буду.

Сунул мокрый мобильник в карман и смешался с прохожими.

Глава 21

Даша проснулась поздно. Накануне она совершила большую глупость: чтобы уснуть наверняка, приняла сразу две таблетки из упаковки, которую Арсений назвал «мое успокоительное». Через пять минут она отключилась, как перегоревшая лампочка. Назвать это состояние «сном» не поворачивался язык: Даша просто перестала существовать на долгих десять часов. А когда очнулась, ощущала себя разбитой и заново склеенной из крошечных мозаичных осколков.

Она села на кровати, стараясь не шевелить головой. Нет, это не мигрень! Это значительно хуже. Голова превратилась в сосуд, до краев наполненный кипятком. Нести ее следовало очень осторожно, чтобы, не дай бог, не ошпариться.

Даша тихонько спустила ноги с кровати, нашла халат и отправилась на разведку. Стол с неубранной посудой в гостиной придавал комнате неряшливый неопрятный вид. Зато клетчатый шерстяной плед на диване был аккуратно сложен и лежал на том же месте, что и вчера вечером. Похоже, Арсений не ложился.

Даша постучала в закрытую дверь кабинета. Не получив ответа, она вошла.

Арсений сидел за столом перед включенным ноутбуком. Заметив Дашино появление, он оторвался от экрана и с трудом сосредоточился на ней.

– Привет. Как выспалась?

Дашу поразили воспаленные кровавые белки его глаз.

– Ты что, просидел тут всю ночь?

Арсений посмотрел в нижний угол монитора, где отмечалось количество написанных страниц, и улыбнулся. Это была усталая удовлетворенная улыбка человека, только что поставившего личный маленький рекорд.

– Пятьдесят страниц, – похвастался он. – Неплохо, да? Знаешь, я читал об одном американском писателе, который написал пятьсот детективов под десятью разными псевдонимами. Так вот: один роман парень накатал за два дня. Ты представляешь?

Он с хрустом потянулся.

– И что? – поинтересовалась Даша. – Ты решил за одну ночь догнать и перегнать Америку?

Арсений пожал плечами.

– Просто хорошо шла работа. Нельзя упускать такие моменты. И потом, – его глаза потускнели и стали мрачными, – не забывай, у меня в запасе осталось чуть больше двух недель. Ты можешь представить, что она сделает, если я не закончу книгу в срок?

Даша покачала головой.

– Вот и я не могу. Поэтому…

Даша поспешно перевела разговор на другую тему:

– Ну и вид! Ты на себя в зеркало давно смотрел?

Арсений с сожалением погладил щеки. Четырехдневная щетина уже смягчилась и начала преображаться в подобие бородки.

– Может, мне сменить имидж? – предложил он. Даша укоризненно вздохнула: лентяй, лентяй! – Ты права, – согласился он. – На сегодня хватит. Пойду в ванную, приведу себя в порядок. А ты пока закажи завтрак! – Арсений взглянул на запястье. – Хотя это уже скорее обед. Перекусим, а потом решим, что делать дальше. Хорошо?

Он вышел из-за стола.

Даша дождалась, когда из ванной донесется шум воды, подошла к окну и приоткрыла створку стеклопакета. Свежий ветер, согретый солнцем, взметнул тюль и вихрем прошелся по комнате, разогнал застоявшийся спертый воздух. Даша закрепила раму и вдруг поймала себя на том, что старается не смотреть вниз, совсем как Нина в лифте. Может, страх высоты стал теперь и ее личной фобией? Даша закрыла глаза, прижалась лбом к холодной поверхности и подняла ресницы.

Оказалось – совсем не страшно. Под натянутыми полосатыми тентами уже суетились продавцы сувениров, расставляя столы и раскладывая заманчивые безделушки. Кабинет выходил на торцевую часть здания, как и бывший Дашин номер. «Повезло мне, – мелькнуло в голове. – Если бы нам с Сашкой дали другой номер, я упала бы прямо на асфальт перед входом».

Мысль была жуткой и одновременно притягательной, как большинство кошмаров. Даша перешла из кабинета в зал и осторожно, как кошка, заглянула в отмытое до блеска стекло. Так и есть. Гостиная расположена над фасадом здания, а там ничто не задержало бы падение тела. Даже козырька над вращающейся стеклянной дверью и то нет.

Она снова ощутила, как внизу живота все поджалось. Неприятное ощущение, которое возникает в машине на большой скорости и… при полете с четвертого этажа. Даша быстро отвернулась и на всякий случай наполовину задернула плотную штору.

Из ванной по-прежнему доносился ровный шум воды. Даша заказала завтрак, переоделась в джинсы со свитером и вернулась в кабинет. Обратно ее привело все то же кошачье любопытство: Арсений забыл выключить компьютер.

«Это некрасиво», – подумала Даша и села за письменный стол. Экран, работающий в энергосберегающем режиме, смотрел на нее загадочным темным глазом. Она давно заметила, что Арсений всегда отключает сетевой шнур и работает только с заряженной батареей. Наверное, так ему лучше пишется.

Она протянула руку, чтобы оживить монитор, и тут же ее опустила. Нет, это больше, чем некрасиво. Это все равно, что без спроса вломиться в неприбранную чужую душу. «Я ни за что этого не сделаю», – велела себе Даша.

«Только одну страничку, – подтолкнул ее провокатор внутри. – Просто, чтобы почувствовать язык. Изменился он за столько лет или нет. Чисто профессиональный интерес. Ну, давай, не трусь. В конце концов, книги пишутся для того, чтобы их читали».

Она быстро, чтобы не передумать, дотронулась до клавиши пробела. Экран отреагировал мгновенно: засветилась белая страничка, заполненная плотными черными строчками. Последняя страничка, как указывала нумерация в нижнем углу монитора.

«… вот он опять остался в стороне. Настя считала, что Арсен прячется от настоящей жизни, от «реальности», как она ее называла, не понимая одного: мысли о случившемся сорок лет назад не оставляли его в покое никогда. Арсену вовсе не нужно было ходить на кладбище, чтобы ощутить присутствие матери. Она была рядом именно потому, что Арсен не видел ее мертвой.

Пять лет назад Нина заказала ему короткий рассказ для новогоднего выпуска журнала. Условие одно: в центре внимания должна быть женщина. Арсен никогда не считал себя мастером в области малой литературной формы, однако не удержался от эксперимента.

Сюжет получился совсем не новогодний: дама, не в силах перенести предательство любовника, выбрасывается из окна своей квартиры. Это были размышления Арсена на личные темы, но он постарался, чтобы публика об этом не догадалась. Героиня рассказа была успешной состоятельной бизнес-леди, одинокой и – прошу заметить – бездетной! Главная претензия Арсена к матери заключалась в том, что та предала своего ребенка. Его персонаж в этом преступлении был неповинен.

Да, мрачный сюжет, но Арсену казалось, что он проделал неплохую работу и честно изобразил нервный срыв. Нина, прочитав рассказ, передернула плечами: «Наверное, это хорошо, но все эти взаимоотношения и самокопания… Боже, Сеня, что за банка с червями!»

Арсен и сам прекрасно понимал, что невозможно положить читательницам под новогоднюю елочку подсокращенную версию «Анны Карениной». Однако слова жены привели его в ярость. «Банка с червями, Нина? Это же твоя любимая реальность, в которой ты призываешь меня жить изо дня в день, от слова до слова, черт побери! Никаких фантазий, никаких иллюзий, правда и ничего, кроме правды! Неужели ты этого не заметила, ты, профессиональный филолог, мать твою!»

Позже Арсен понял, что рассказ был всего лишь попыткой выбросить из сердца глубоко сидящую обиду. Если бы мать погибла, пытаясь перепрыгнуть с самолета на розовое облако, он бы ее понял. Но она принесла себя в жертву реальности – той самой реальности, которую всегда искренне ненавидела. Знакомый врач сказал страшную вещь. Почти каждый самоубийца в глубине души хочет, чтобы его спасли. Можно откачать человека, наглотавшегося таблеток. Можно спасти человека, перерезавшего себе вены. И лишь тот, кто окончательно избрал смерть, решается на прыжок с верхнего этажа. Мать не хотела, чтобы ее спасли, она решила свою проблему кардинально, раз и навсегда. Когда Арсен об этом думал (а думал он об этом почти постоянно), границы двух миров – реального и виртуального – сходились в узкую полосу, острую, как лезвие бритвы.

«Да как ты посмел убить такого замечательного мистера Холмса!» Слова, написанные почтенной викторианской леди, смешивались с буквами, вырезанными в глубине больной души Арсения: «Да как ты посмела себя убить!» Ведь, в отличие от виртуального мира, в реальности операция воскрешения невозможна…

Чья-то рука резко захлопнула крышку ноутбука. Даша подскочила в вертящемся кресле.

Арсений выглядел намного лучше, чем полчаса назад. Причесанный, чисто выбритый, пахнущий хорошим мужским парфюмом. Но воспаленные красные глаза смотрели на Дашу с такой ненавистью, что она содрогнулась.

– Я… я только взглянула, – забормотала она сбивчиво.

– Убирайся, – приказал Арсений сквозь зубы, не обращая внимания на ее жалкий лепет.

Даша выбралась из-за стола, виноватая и глубоко несчастная. В зале слышалось позвякивание столовых приборов. Выходит, горничная привезла обед, а она даже не услышала стук в дверь, так увлеклась… подглядыванием. Муки совести усилились, но одновременно Даша испытала облегчение. Она не подозревала, что тихий интеллигентный Арсений может смотреть таким взглядом. Присутствие постороннего человека сейчас было очень кстати. Кто знает, не способен ли Арсений на рукоприкладство? Пусть даже она это заслужила.

– Прости меня, – сказала она тихо.

Арсений не ответил. Сел за стол, выключил ноутбук, отвернулся к окну. Даша заметила глубокие темные провалы под его глазами.

– Я виновата, – признала она. – Не сдержала любопытства. Арсений, я сама ненавижу, когда кто-то читает мою корреспонденцию из-за плеча. – Даша вспомнила Сашку и его дурные привычки. – Больше это не повторится, честное слово. – Арсений по-прежнему молчал, и она не выдержала: – Скажи хоть что-нибудь! Обругай меня, только не молчи! Нам еще две недели вместе жить!

Еще минуту Арсений, сжав губы, смотрел в окно. А потом вздохнул и взглянул на Дашу. Выражение ярости ушло из его глаз, они снова стали печальными.

– Ладно, проехали. Просто это очень личное, – Арсений положил ладонь на черную крышку ноутбука, – и я пока не знаю, что останется в конечном варианте. – Даша кивнула. – Терпеть не могу, когда лезут в душу. – Даша кивнула. – Больше так не делай.

– Никогда! – пообещала она искренне. Уши полыхали, словно обожженные морозным ветром.

– Ладно, – повторил Арсений и встал из-за стола. – Пойдем пообедаем.

Горничная закончила сервировать стол. Убрала грязные тарелки, постелила свежую скатерть, расставила блюда под термоколпаками. На Дашу она бросила короткий любопытный взгляд и тут же потупилась. Это смущение напомнило о вчерашнем репортаже в «Городских новостях».

– Я хочу сходить на опознание, – заявила Даша после обеда.

– Зачем? – Арсений бросил под язык таблетку нитроглицерина. Вторую таблетку за последние полчаса. – Ты не уверена, что это… твой приятель?

– Я должна увидеть его вот так, – Даша вытянула руку перед собой. И тихо добавила: – Иначе я так и не поверю, что это произошло на самом деле.

Последняя фраза сорвалась с языка помимо воли, под влиянием прочитанного. Арсений коротко глянул исподлобья, но ничего не сказал.

«Нужно ставить точки», – твердила себе Даша всю дорогу.

«Нужно ставить точки», – говорила она себе, когда человек в белом халате, заляпанном подозрительными пятнами, вел ее по коридору, выложенному старым потрескавшимся кафелем.

«Нужно ставить точки», – повторила она мысленно, прежде чем взглянуть в лицо неподвижному твердому манекену. Санитар откинул край простыни. Даша окаменела.

– Ну? – спросил санитар, устав ждать.

Губы Даши беззвучно шевельнулись несколько раз.

– Да, – выдавила она, наконец. – Это он, Саша. Как его убили? – спросила она, не отрывая взгляда от спокойного белого лица. Никогда Сашка не выглядел таким спокойным. Если бы не кровавые пятна в светлых волосах, могло показаться, что он спит.

– Чем-то тяжелым по голове дали, – равнодушно сообщил санитар. – Ладно, девушка, распишитесь.

Ей в руки сунули лист с текстом опознания. Даша, не глядя, нацарапала подпись в чистом нижнем углу.

– Шли бы вы отсюда, – посоветовал санитар. – Не самое веселое место.

Даша рассмотрела столы, накрытые простынями, большой железный шкаф у стены, похожий на автоматические вокзальные камеры хранения.

– Можно я побуду с ним? – попросила она. – Пять минут, не больше! Пожалуйста!

Санитар потупился и переступил с ноги на ногу. Даша достала из кармана пятьсот рублей и сунула в карман несвежего халата.

– Только не трогай тут ничего, – предупредил санитар. Ткнул пальцем в дверь и добавил: – Я там подожду. Пять минут.

Даша осталась одна. Тусклая лампа накаливания над головой издавала неприятный вибрирующий звук. Девушка кашлянула, пытаясь отогнать страх, и взглянула в спокойное бледное лицо с кровавым нимбом на макушке.

Только сейчас до нее дошло: они с Сашкой были близки больше года, а она почти ничего о нем не знает. Даже его домашнего адреса. Следователю пришлось запросить адрес в институте. Такая вот современная любовь.

– Прости меня, – пробормотала Даша.

Она больше не злилась на Сашку за предательство. Осуждать просто. Разве она знает, откуда взялась его маниакальная жажда успеха и денег? А если у него больная мать? А если отец – алкоголик? А если есть младшая сестра, мечтающая покорить столицу? Большинство таких смешных провинциальных мечтательниц заканчивают карьеру на большой дороге в глубине Ленинского проспекта. А иногда в безымянной могиле, вырытой наспех в ближайшем лесу. Может, Сашка хотел избавить близких от такой участи?

«Буду думать так», – решила Даша. Дотронулась до холодной твердой щеки, но сразу отдернула руку. Прикосновение было неприятным.

Она отвернулась и нетвердой походкой зашагала прочь из холодной комнаты.

Арсений ждал ее у выхода из морга. Молча, ни о чем не спрашивая, взял под руку и повел по улице, подальше от этого места.

– Я не могу плакать, – пожаловалась Даша. – Хочу и не могу. Скажи, что я бесчувственная сволочь.

Арсений промолчал, но в печальных глазах мелькнуло понимание.

Они блуждали по улицам почти два часа. Ни о чем не говорили, ни о чем друг друга не спрашивали, думали каждый о своем. Иногда Даша замирала перед стеклянной витриной магазина и делала вид, будто рассматривает хорошо одетые манекены. Арсений стоял рядом и смотрел в сторону – еще один манекен с черным пятном вместо лица, как на афише детективного фильма. Возвращаться в гостиницу не хотелось. Арсения ждала любимая работа, а Дашу – долгий остаток дня, заполненный невеселыми размышлениями.

– Зайдем? – предложила она, увидев неоновую вывеску «Бар» над ступеньками, ведущими в цокольный этаж дома. Арсений остановился и почему-то огляделся. – Что-то не так? – встревожилась Даша.

– Все нормально, – уклончиво ответил Арсений.

Судя по настороженным глазам, это была неправда. Даша ненавидела его привычку скрывать свои мысли, но ничего не могла поделать.

Они спустились, причем Арсений беззвучно отсчитывал ступеньки: раз, два, три…

– Десять! – громко завершила Даша.

Спутник отвернулся.

Бар ей понравился. Он был небольшой, уютный, похожий на пещеру, с шестью столиками и ярко освещенными хрустальными полками прямо напротив входа. Даша хотела сесть в укромном уголке возле стены, но Арсений выбрал другое место, в самом центре.

Официантка подошла сразу. Неудивительно, кроме них, в баре не было ни одного клиента.

– Что вы желаете?

Даша заказала чашку горячего кофе и свежий круассан. Официантка кивнула и повернулась к Арсению.

– Слушаю вас, – сверкнула она профессиональной улыбкой.

– По-моему, я тут уже был, – сказал Арсений неуверенно. Он оглянулся на толстяка за стойкой и кивнул. – Точно, был. Вы меня помните? – обратился он к официантке. – Две недели назад. Еще заснул за столом, помните?

– А-а-а, – протянула официантка. – Да-да, я вас вспомнила. Вы тогда выкурили целую пачку…

– И попал после этого в больницу, – подхватил Арсений. – А женщина, которая подсела за мой столик? Она к вам еще заходила?

Даше показалось, что лицо девушки напряглось, но удивление в ее голосе прозвучало искренне.

– Какая женщина?

– Высокая, хорошо одетая, моложавая, – начал перечислять Арсений. – У нее очень красивые волосы, волнистые, густые. И глаза ярко-серые. Помните?

Девушка покачала головой.

– Извините, нет.

– Ну как! – Арсений начал сердиться. – Она заказала коньяк, рыбу, лимон… – Он замолчал, выжидательно глядя на официантку. Та снова покачала головой. – Она сама расплатилась, – напомнил Арсений, повысив голос. – Я бумажник в гостинице забыл. Вспомнили?

Девушка пожала плечами и посмотрела на Дашу.

– Да мы разговаривали почти полчаса!

Арсений сорвался на крик. Девушка попятилась. Толстяк присмотрелся к шумному клиенту, и Даша положила руку на его ладонь.

– Успокойся.

– Нет, вы не можете ее не помнить! – не унимался Арсений. – Она сидела вот на этом стуле! – Он взялся за сиденье своего стула и стукнул по полу ножками. – А я вот там, напротив! – Он ткнул в Дашу. – Вспомнили?!

– Да не помню я никакой женщины! – Официантка, в свою очередь, повысила голос. – Что вы ко мне пристали?!

Она быстро оглянулась. Бармен вышел из-за стойки и направился к ним.

– В чем проблема? – осведомился он, переводя взгляд с Даши на Арсения. Глаза у толстяка были маленькие и колючие, как стекляшки.

– Пустяки, – вмешалась Даша. – Пытаемся найти одного человека, который бывает в вашем баре, а девушка запамятовала.

Толстяк нагнулся. Толстые руки уперлись в стол.

– У нас тут много кто бывает, – сказал он негромко, но внушительно. – Всех не запомнишь. А кричать не надо. Официантка не милиционер, ей фотороботы составлять без надобности.

– Простите нас. – Даша сжала ладонь Арсения.

Толстяк по очереди осмотрел их с головы до ног, выпрямился и, не торопясь, вернулся на свое место.

– Он тоже ее видел! – вскинулся Арсений.

– Прошу тебя! – взмолилась Даша. – Только не теория заговора! У всех полно своих забот! Почему они должны помнить женщину, которую видели всего один раз?

– Потому, что ее невозможно забыть, – упрямо ответил Арсений. Повернулся к уходящей официантке и крикнул вслед: – Двести граммов коньяка!

Даша вздохнула:

– Разве тебе можно пить коньяк?

– Мне теперь все можно, – ответил Арсений и кинул под язык четвертую таблетку нитроглицерина.

Глава 22

Старый сталинский дом в центре города был выведен из жилого фонда и отдан арендаторам три года назад. Несмотря на «хлебное место», желающих освоить помещение пока нашлось немного. Во-первых, дорого. Во-вторых, перепланировка бывших квартир еще не закончилась, пятый и шестой этажи, где квадратные метры стоят чуть дешевле, пребывают в стадии перманентного ремонта. Нашелся, правда, один странный предприниматель, пожелавший взять помещение на пятом этаже в первозданном виде. С ободранными стенами, бетонной коробкой и рассыпавшимся паркетом. Прямо как в монологе Карцева: дешево, зато трубы гнилые. Батареи отопления текут, зато дешево.

Первый этаж был целиком отдан салону красоты «Славянка». Над входом парило ослепительно прекрасное женское лицо в обрамлении неоновых огней, высокую прическу прелестницы неожиданно венчали серп и молот – барельеф, оставшийся с прежних времен.

Второй этаж занимали различные агентства: по продаже и аренде недвижимости, туристические, по трудоустройству.

Третий этаж арендовала крупная маркетинговая компания. Четвертый – страховая группа «Риск», пятый и шестой практически пустовали.

Помещение, в котором размещалось представительство компании «Блюз», было самой маленькой арендной площадью на этаже. Да и фирма, судя по голым бетонным стенам и отсутствию мебели, не процветала. Охранники на первом этаже с трудом могли вспомнить ее хозяев и клиентов. Но, как говорится, иногда пусто, а иногда – густо. Сегодня, к примеру, явились сразу двое: небритый мужчина в потрепанном коричневом свитере, от которого за версту несло мерзким аптечным запахом, и высокий темноволосый красавец с бородкой-эспаньолкой и небольшими черными усиками. Бородка и усики выглядели как-то несовременно, словно театральный грим. Впрочем, обладателю они шли, делали его похожим на испанского гранда.

Мужчины явились почти одновременно. Сначала к охраннику подошел темноволосый гранд и предъявил паспорт на имя Волохова Сергея Владимировича. Охранник сверился со списком. Есть такая буква в этом слове. Не успел он выдать пропуск, как в нос ударил противный аптечный запах. Охранник сморщился и поднял голову. Рядом с грандом стоял невысокий коренастый мужчина в коричневом свитере с паспортом наизготовку.

– Волохов Дмитрий Владимирович. – Охранник сравнил мужчин взглядом. – Братья, что ли?

– Если вы не против, – отозвался испанский гранд с белозубой улыбкой. Коренастый мужчина просто наклонил голову.

– Тоже в «Блюз»? – Охранник поискал нужную фамилию. – Точно, есть такая буква в этом слове. – Он выписал второй пропуск. – Слушайте, что это за фирма такая? Третий месяц работаю, а там тишина…

– И мертвые вдоль дороги с косами стоят, – в тон договорил испанский гранд.

Брат молча толкнул его в бок. Гранд расхохотался вместе с охранником.

– Нет, правда, – сказал охранник, отсмеявшись. – Торгуют, что ли? Чем? Музыкальными инструментами?

– Почти угадал, – не стал спорить темноволосый. – Торгуют. Только не инструментами, а идеями.

Охранник откинулся на спинку старого потрепанного кресла, оставшегося от прежних жильцов.

– Идеями? – переспросил он. Опустил уголки губ и уважительно качнул головой. – Круто! И что, прибыльное дело?

– О-о-о! – начал темноволосый красавец, но брат снова толкнул его в бок.

– Извини, друг, – развел руками мужчина, от которого за версту несло аптекой. – Торопимся.

– Удачи, – не стал задерживать их охранник. – Пусть представитель компании распишется внизу и время поставит, когда будете уходить.

– Яволь, майн фюрер, – покладисто отозвался гранд и пошел к лифту.

Брат поспешил следом.

– Ты что, идиот? – спросил он яростным шепотом, когда двери кабинки, обшитые новым пластиком, отсекли их от остального мира.

– Не понял, – удивился темноволосый.

– Рот на замке держи! В разговоры не вступай! Ты что, забыл, что твою физиономию четыре раза в день по телеку показывают! – Мужчина в коричневом свитере несильно стукнул кулаком в стенку лифта. – И какого черта тебя сюда принесло? Говорил же: отсидись!

– А деньги ты за меня получишь? – насмешливо уточнил темноволосый. – Спасибо, братец, ты уже один раз за меня расписался, когда я в психушке отдыхал.

– Не забывай, что я тебя оттуда вытащил…

Коренастый мужчина не успел договорить. Кабинка остановилась на пятом этаже, двери с лязгом разъехались. Коричневый свитер многозначительно приложил палец к губам и первым шагнул наружу. Брат вышел следом.

Узкая длинная кишка коридора делила этаж на две части. Площадка перед лифтом была завалена мешками с сухим цементом, пустыми банками из-под краски, ржавыми ведрами и аккуратно сложенными деревянными шашками – остатками паркета. Пахло свежей побелкой и лаком.

Мужчины двинулись вперед, рассматривая закрытые двери.

– Ты что, ни разу тут не был? – спросил темноволосый шепотом. Тишина и полумрак, царившие в коридоре, действовали ему на нервы.

– Только однажды, – так же шепотом ответил брат. – Когда заключал договор аренды.

Он остановился возле старой деревянной двери с табличкой «ООО «Блюз». Зачем-то оглядел себя, отряхнул свитер и постучал.

– Открыто, – отозвался негромкий голос, и коренастый распахнул дверь. Братья одновременно закрылись ладонями. Им в глаза ударил яркий поток солнечного света.

Оттого, что на окнах не было занавесок и жалюзи, комната с облупленными бетонными стенами казалась большой. Всю обстановку офиса, где торговали идеями, составляли: большое старое кресло с рваной обивкой, такой же древний письменный стол и три деревянных венских стула: один возле стола, два у стены.

– Вот это да! – выдохнул темноволосый красавец, оглядываясь и моргая. – Коротко и просто. Здесь можно фильмы снимать про довоенную жизнь.

– Садитесь.

Рука с кольцом на указательном пальце приподнялась с подлокотника и ткнула в направлении стульев.

– А они выдержат? – усомнился темноволосый.

Брат в третий раз толкнул его в бок и сел первым, выбрав стул у стены. Темноволосый провел пальцем по деревянному сиденью, вздохнул, но все же последовал приказу. Сбросил с плеча ремень спортивной сумки, критически осмотрел пол и опустил сумку на колени.

Худая рука с морщинистой кожей снова улеглась на подлокотник. Темно-синий сапфир в окружении бриллиантов ярко заиграл в солнечных лучах.

– Как добрался?

Темноволосый пожал плечами.

– Обыкновенно, на машине. С тебя дополнительная штука баксов.

– А что ж так дорого?

– Так овес нынче дорог! – развел руками темноволосый.

А брат прошипел сквозь зубы:

– Да заткнись ты, идиот!

Но серые глаза не выразили гнева.

– Тысяча так тысяча. Договорились. Какие новости в гостинице? Тело еще не нашли?

– Если на двери табличка, раньше завтрашнего дня не сунутся, – заверил темноволосый. – В приличных отелях такое правило: проверять на третий день. Так что до завтра спи спокойно. Только налоги заплати.

– С нами рассчитаются прямо сегодня? – осторожно поинтересовался мужчина в коричневом свитере. – Мы свою работу вроде сделали.

– Без проблем. – Братья радостно переглянулись. – Осталась сущая мелочь.

Радостные улыбки как ветром сдуло.

– Какая мелочь? – насторожился темноволосый гранд. – Мы ни о каких мелочах не договаривались!..

– Документы, – перебил его спокойный голос.

– Какие доку… А-а-а! – с облегчением протянул темноволосый. – Вот идиот! Чуть главное не забыл!

Он расстегнул «молнию» на сумке и достал пластиковую папку с историей болезни. Передал сумку брату, подошел к креслу, стоявшему в простенке между окнами, и расшаркался в ироническом поклоне.

– Прошу! Потрясающее чтиво на ночь!

Худая рука приняла папку. Через минуту она уже валялась на полу, а палец, украшенный кольцом с сапфиром, скользил по длинным рядам написанных строчек. Темноволосый вернулся на свое место и сел, закинув ногу на ногу. Его глаза с интересом следили за лицом человека в кресле.

– Хорошо, – раздался голос с теми же спокойными ровными интонациями через несколько минут. Зрачки не выражали ничего, кроме обычного равнодушия. – У меня нет претензий к вашей работе. Давайте рассчитаемся.

Человек поднялся с кресла и подошел к столу. Подергал плохо выдвигающийся верхний ящик и нахмурился:

– Черт, опять заело.

Темноволосый красавец с театральной бородкой поднялся со стула.

– Ты что, держишь такие деньги в колченогом столе?

– Именно потому и держу, что стол неказистый. Кому придет в голову искать здесь хотя бы десятку? – Рука с кольцом снова подергала ручку. Осторожно и не очень сильно. – Обидно, заело основательно.

Темноволосый нахмурился и подошел к столу.

– Давай я, – предложил он. Взялся за старую позеленевшую от времени латунь, дернул на себя и тут же вскрикнул. Поднес к лицу ладонь и ужаснулся капельке крови, выступившей на ладони.

– Укололся? – В голосе угадывалось сочувствие. – Ну ничего, до свадьбы заживет. Давай еще разок.

Темноволосый слизнул кровь. На красивом лице появилась гримаса отвращения.

– Нет уж. Так недолго и заражение крови получить. Дергай сам.

– Лучше я, – вмешался мужчина в свитере. Он аккуратно поставил сумку на свой стул, подошел к столу и отодвинул брата. – Уйди, не мешай. – Взялся за ручку и потряс ее – сначала осторожно, потом все сильнее.

– Серьезно застряла! – заметил он, сжал пальцы покрепче и тут же с руганью отдернул ладонь.

– Что, тоже повезло? – позлорадствовал темноволосый.

– Платок дай! – потребовал мужчина в коричневом свитере.

– Свой носи! – огрызнулся брат.

Коренастый мужчина облизал крошечный укол, оттянул длинный рукав свитера и обмотал вокруг ручки. Взялся за шерстяной узел, пошире расставил ноги и рванул изо всей силы.

– А-а-ах!

Ящик вылетел из гнезда, а коренастый мужчина, не удержавшись на ногах, свалился на пол. Темноволосый красавец расхохотался, запрокинув голову.

– Козел! – выругался брат.

Он поднялся с пола и отряхнул пыльные брюки. Прихрамывая, подошел к валяющемуся деревянному ящику и перевернул его. Редкие мохнатые брови удивленно поползли вверх:

– Ни фига себе! Он же был заперт! – Коренастый мужчина провел пальцем по железной пластине, торчащей из выломанного дерева. Брови медленно опустились и сошлись у переносицы. – Где деньги? – спросил он задумчиво.

Темноволосый красавец бросился к нему. Заглянул в пустую деревянную пасть и изменился в лице.

– Что за шутки? – начал он, обернувшись, и тут же умолк.

В комнате, кроме них двоих, не было ни одной живой души. Темноволосый испуганно взглянул на брата.

– Димка!

Мужчина в свитере, не отвечая, смотрел на ладонь. Место вокруг крошечной раны быстро наливалось темно-синим цветом. Темноволосый взглянул на свою руку. Его ладонь стала полностью синей. Место укола опухло и выделялось на коже пульсирующим холмиком.

– Дима! – повторил темноволосый, чувствуя, как немеют губы.

Брат оторвался от своей ладони и поднял голову. В его глазах темноволосый красавец прочел ответ на невысказанный вопрос.

– Нет, – сказал он. – Этого не может быть. Нет!

Он сделал безуспешную попытку вдохнуть воздух полной грудью, но ничего не получилось.

– Не-е-ет! – крикнул он снова с надрывом, пытаясь отогнать удушье. Коренастый медленно оседал на пол. – Не-е-ет… – повторил темноволосый шепотом.

Глаза начали вылезать из орбит, язык вывалился наружу. Его брат бился на полу как пойманная рыба, беззвучно хватая ртом ускользающий воздух.

– Помогите, – прохрипел темноволосый из последних сил, падая на колени.

Ослепительный солнечный луч ударил ему в лицо и выжег глаза. Все провалилось в темноту.

Глава 23

– Арсений!

– У-у-у, – отозвался он, не отрываясь от клавиатуры. Допечатал предложение и поднял голову. Даша стояла в дверях кабинета полностью одетая, в куртке и кроссовках. – Как прогулялась? – спросил Арсений.

Она вошла в комнату и сразу опустилась на подлокотник кресла у стены. Арсений испугался:

– Что случилось? Куда ты ходила?

Она громко икнула. Арсений выбрался из-за стола, присел перед ней на корточки и попытался поймать блуждающий расфокусированный взгляд.

– Я хотела посмотреть на дом, в котором ты жил, – тихо сказала Даша. Ее глаза, не переставая, метались по комнате, словно искали, за что зацепиться. – Подошла, а там полно милиции. И «скорая помощь». – Она закрыла лицо свободной рукой. – Это когда-нибудь кончится?

– Кто? – спросил Арсений, ничего не уточняя.

Даша прикусила губу и проглотила комок в горле.

– Двое, – сказала она. – Мужчины. Одного ты знаешь. Ну, тот, красивый… – Дождалась кивка Арсения. – Второго знаю только я. Тот, который сделал мне укол. Мужчина из банки с формальдегидом. – Она помолчала. – Говорят, они братья.

– Кто говорит?

– Охранник в вестибюле видел их паспорта. – Даша не сдержалась и громко всхлипнула. – Знаешь, как называется фирма, в офисе которой их нашли? «Блюз»! Интересное совпадение, да?

Арсений поднялся и пошел к бару. Достал початую бутылку виски, щедро плеснул на дно стакана. Одним движением опрокинул жидкость в рот, сморщился и проскрипел:

– Фу, гадость какая!

Даша закрыла лицо обеими руками и громко зарыдала. Арсений оглянулся и плеснул в стакан дополнительную порцию. Вернулся, присел на корточки и поднес стакан к ее губам.

– Выпей.

– Я больше не могу! – закричала Даша и оттолкнула его руку. Виски плеснуло через край, и Арсений едва удержал стакан мокрыми пальцами. – Кто это делает? Почему? Я хочу уехать отсюда, слышишь? – Она ударила кресло ногой. Вторая нога болталась в воздухе. – Мне плевать, что эта сумасшедшая стерва со мной сделает! Я уезжаю! Сегодня же! Слышишь?!

Арсений поставил стакан на ковер, встал на колени и прижал ее голову к своей груди.

– Тише, – попросил он. Толстый свитер глушил рыдания, как шерстяной кляп. – Не так громко, Даш. Тут и у стен есть уши.

Зрачки ее глаз расширились.

– У стен?.. – Она посмотрела на соседнюю стенку с каким-то диким безумным выражением. – Это она, да? Твой банный лист на заднице? Нора? – Даша вскочила с подлокотника и вытерла мокрые глаза. – Я иду к ней, – сообщила она деловито. – Пускай посмотрит мне в глаза и скажет, что она тут совершенно ни при чем. Гадина проклятая. «Не беспокоить»! – передразнила она табличку, второй день висевшую на двери соседнего «люкса». – Я ей покажу, «не беспокоить»…

Даша метнулась к выходу. Стакан опрокинулся на ковер, виски растеклось и тут же впиталось в ворсистое покрытие.

Арсений вздохнул. Это истерика. Рано или поздно все должно было кончиться именно так. Странно, что Даша держалась так долго.

Он взял мокрый стакан, поднялся с колен и вернул его в бар. Поставил на салфетку, посмотрел, как расползается влага на мягком бумажном квадратике.

Снаружи донесся звук удара.

– Открой! – орала Даша. – Я все равно не уйду! Открывай немедленно! Ну?!

Она снова заколотила в дверь. Арсений покачал головой и пошел на звуки боя.

Даша, повернувшись спиной к двери соседнего «люкса», била по ней ногой, размеренно и яростно. Табличка с категоричной надписью «не беспокоить» вздрагивала на ручке в такт ударам.

– Открой! – закричала Даша в третий раз. – Открой мне, слышишь, ты, гадина?! Я сейчас охрану вызову!

Арсений взял ее за руку. Даша дернулась:

– Отпусти!

– Не делай глупостей, – урезонивал он.

– Да пошел ты! – завизжала она вне себя. – Кто ты такой, чтобы мне указывать?! Чтоб ты провалился вместе со своей книгой! Это моя жизнь! Моя жизнь, понимаешь ты, мечтатель хренов?! Я не хочу умирать! Даже ради твоего великого искусства!

Она снова двинула ногой в дверь. «Ничего не поделаешь, – решил Арсений, – придется принимать кардинальные меры». Зажал ей рот ладонью и втащил обратно в номер. Даша билась как сумасшедшая, выворачивалась, даже попыталась лягнуть его под колено. Но Арсений был начеку, и фокус не получился.

Даша упала на пол. Длинные волосы рассыпались по плечам и спине, глаза блуждали по сторонам. Она дышала с громким хрипом, как продавец мороженого из детства Арсения.

– А ты не сильно удивился, – сказала вдруг Даша, глядя на Арсения снизу вверх.

Ему не понравились ее интонация и выражение глаз.

– Не удивился, – подтвердил он и присел рядом. – Я предполагал что-то подобное.

Арсений достал из заднего кармана брюк сложенный блокнотный лист и протянул Даше. Минуту она смотрела на него, тяжело дыша, потом вытерла руки о джинсы. Арсения поразил этот размеренный степенный жест. Так вытирают руки взрослые женщины у плиты, прежде чем взять чистую посуду.

– Что это? – спросила она почти нормальным голосом. Серо-голубые глаза с воспаленными прожилками уставились на него.

Арсений жестом приказал: прочти.

Даша развернула лист. Пробежала взглядом три коротких слова, написанных знакомым почерком с наклоном влево, легла на спину и уставилась в потолок.

– Как пишется слово «глупость»? – вдруг спросила она.

– То есть? – не понял Арсений.

– Два «п» или одно?

– С ума сошла? – удивился Арсений. – Разумеется, одно!

Даша села и протянула ему записку.

– В таком случае с ума сошла не я, а эта гадина, – уронила она спокойно, поднялась и скрылась в ванной. Через несколько секунд оттуда донесся шум воды.

Арсений расправил прямоугольный лист и перечитал короткое предложение.

«Не делайте глуппостей».

Так и написано, «глуппостей». С двумя «п».

Арсений поднялся с пола и пошел в кабинет, сосредоточенно хмурясь.

Странная вещь – подсознание. Арсений знал одного потрясающе образованного литератора, который писал слово «галерея» с двумя «л», сколько бы корректор ни ругался. Для другого его приятеля слово «ужасный» всегда выглядело как «ужастный», и ничего нельзя было с этим поделать. Если бы ребят попросили произнести слова по буквам, они бы ответили правильно. Подсознательные ошибки человека – это его литературные отпечатки пальцев. Спросите любого редактора, который правит рукописи одного автора.

– Я где-то видел такую ошибку. – Арсений сел за письменный стол, не сводя глаз с записки.

– Где? – Даша стояла в дверях, бледная, умытая и собранная.

– Где ты видел такую ошибку?

Арсений беспомощно покачал головой.

– Прямо на языке вертится. – Арсений положил записку на стол и стиснул голову обеими руками. – Вот прямо рядом… – Он взлохматил волосы и изо всей силы стукнул кулаком по столу. – Черт! Не помню!

«Мы оба скоро свихнемся», – подумала Даша. А вслух спросила:

– Как ты ее нашел?

– С цветами принесли, – ответил Арсений.

Даша уже обнаружила на столе в гостиной свежий букет роз.

– И как нам это понимать? – осведомилась она.

Арсений мельком взглянул на нее.

– Так и понимать. Сидеть на месте и не дергаться, – буркнул Арсений.

– Так и будем сидеть?

Арсений пожал плечами и начал рассматривать свои руки. Его лицо стало непроницаемым.

– С ума сошел? – спросила Даша изменившимся голосом. – До каких пор ты собираешься тут сидеть?

Арсений не ответил. Только скользнул быстрым взглядом по монитору.

– Книга? – догадалась Даша. – Ты собираешься сидеть в уютной комнате и описывать, как эта ненормальная убивает людей? Выискивать психологические мотивы ее поступков? Угадывать, кто следующий? И как ты назовешь этот шедевр? «По трупу в день»?

Арсений сидел, опустив голову, и изучал свои ладони. В его молчании угадывалось скрытое упорное сопротивление.

– Ты знаешь, – Даша почувствовала, как по рукам ползут холодные мурашки, – а у нее получилось. Ты включился.

Арсений поднял голову. Его глаза тускло сверкнули.

– Что ты предлагаешь? – спросил он. – Идти в милицию? Что ты им скажешь?

– Правду, – твердо ответила Даша.

– Ты как-то раз попыталась это сделать, – напомнил Арсений. – Понравилось?

От негодования она растерялась.

– Ну, знаешь!.. Такого цинизма!..

Даша не договорила, резко повернулась и вышла из кабинета. Проходя мимо стола, она толкнула вазу с ярко-красными розами. Ваза с грохотом покатилась по сверкающей деревянной поверхности, торопливо забулькала вода, вытекающая на стол.

– С ума сошла?! – прибежал на шум Арсений.

– Прости, цветы от любимой, – съязвила Даша. – Ах! Не замочились ли ваши доллары?

Она обернулась и увидела, что книга и конверты куда-то исчезли. Ярость как рукой сняло.

– Деньги! – испугалась Даша. – Куда делись деньги? Тебя обокрали, да?

Арсений подошел к столу. Сунул длинные стебли обратно в вазу, поставил ее на стол и достал носовой платок.

– Успокойся, – процедил он сквозь зубы. – Нашла о чем волноваться. Я сегодня сходил на почту и отправил деньги в Москву.

– Значит, возвращать ей гонорар ты не собираешься? – уточнила Даша.

Арсений швырнул мокрый платок на стол. Отяжелевшая от влаги ткань упала на ножницы, сталь тихо звякнула. Заостренные концы нацелились прямо в Дашу. Она быстро крутанула их в обратную сторону.

– Ты меня достала! – выкрикнул Арсений. Он положил руку на грудь. Достал из-за пазухи упаковку нитроглицерина и бросил таблетку под язык. – Хорошо, уговорила, я иду в милицию. Расскажу им подробности во всем блеске, только имей в виду: если задержусь, ищи меня в психушке. Понятно?

– Все расскажешь? – обрадовалась Даша.

– Естественно!

– И про нее?

– Главным образом про нее!

– Хочешь, пойду с тобой?

– Ни за что на свете!

Даша громко шмыгнула носом от облегчения. Арсений развернулся и вышел из номера. Хлопнула дверь, щелкнул замок. Все.

Даша присела на стул, потому что ноги вдруг ослабели. Взяла мокрый платок и начала собирать воду с полированной поверхности стола. Не дай бог, увидит горничная. Стол дорогой, красивый, придется расплачиваться за причиненный ущерб.

Она досуха вытерла лужу, дохнула на гладкую поверхность и проверила, не осталось ли следов ее истерики. Слава богу, нет. Кажется, этот кошмар подходит к концу. Поверят Арсению или нет – не в этом дело. Просто эта жуткая история, наконец, перестанет быть их личным виртуальным кошмаром и превратится в обычную криминальную реальность.

Даша пошла в кабинет, на ходу снимая куртку. Помнится, она опрокинула бокал с виски прямо на ковер. Нужно хорошенько замыть пятно, чтобы не осталось запаха.

Она замерла. Арсений снова забыл выключить ноутбук. Это была первая мысль. А вторая была такая: «Ни за что. Я дала слово».

Даша бросила куртку на кресло и наклонилась. Стакана нет. Она выпрямилась. Открытая крышка ноутбука затягивала ее, как водоворот.

«Ни за что», – повторила она мысленно и начала озираться. Куда делся стакан? Может, он уже в баре? Тогда нужно его вымыть.

Даша обошла большое кожаное кресло возле письменного стола. Темный экран компьютера смотрел на нее с загадочной усмешкой. «Ни за что», – повторила она. Нужно просто проверить, на месте ли стакан.

Даша открыла дверцу встроенного шкафчика, не отрывая глаз от заманчивого темного монитора. Арсений ушел надолго. Если она поторопится… Нет, нельзя.

Даша заметила, что стоит возле стола, сжимая в руке грязный стакан. Она не помнила, как вытащила его из бара.

– Я иду в ванную, – объявила она громко.

Тишина насмешливо ухмыльнулась. Ну, если ты такая принципиальная…

Даша сдалась. Поставила стакан на стол и села в кресло. Перед тем, как дотронуться до клавиатуры, она прислушалась. Тишина!

Она решительно тронула клавиатуру, дождалась, когда высветится белая страничка с черными строчками, и начала читать.

«Арсен опровергал расхожую теорию, что все творческие люди в той или иной степени алкоголики. Знакомые реагировали на отказ от выпивки по-разному: кто-то смеялся, кто-то сочувственно похлопывал по плечу. Но абсолютно все без исключения восхищались его выдержкой.

Выдержка была здесь ни при чем. Иногда Арсена просто подмывало напиться, но природа подбросила ему смешной сюрприз: он никогда не пьянел. Как-то на спор еще в институте Арсен выпил две бутылки коньяка. Его отвезли в больницу с сильнейшей алкогольной токсикацией, и все время, пока промывали желудок, Арсен был трезв, как стеклышко, что вызывало дикий хохот у медперсонала.

– Будешь знать, как напиваться, – укорил дежурный врач, когда все отвратительные процедуры остались позади.

– Бедняга, – посочувствовал ординатор. – Столько проблем и никакого кайфа.

А медсестра с огромными кукольными голубыми глазами задумчиво протянула:

– Повезет же кому-то…

Арсен не знал, что думала по этому поводу Нина. Скорее всего, ничего. Жена относилась к той категории людей, которые считают подарки судьбы само собой разумеющимися. Хотя ради справедливости нужно заметить: подарков от судьбы Нина получала мало. Жена начала сама устраивать свою судьбу, когда поняла, что от Арсена ей помощи не дождаться.

Последние полгода их жизни были удивительно солнечными. Правда, солнце это было странным, каким-то предзакатным. Арсен часто ловил на себе задумчивый взгляд жены и знал, о чем она думает. О предстоящем расставании. Наверное, поэтому Нина стала к нему очень добра. Вечерами расспрашивала Арсена о работе, а когда Михей номер два укусил его за ногу, порвав брюки, лично отправилась к продюсерам сериала для большой разборки. Годом раньше Нина устроила бы разборку с мужем («Господи, ну почему эта проклятая собака выбрала именно тебя? Даже псу ясно, какой ты тюфяк!»), а теперь смотрела виновато, как ребенок. Она знала, что ей осталось недолго его опекать. Но не знала, насколько мало ей осталось жить».

Едва слышно щелкнул дверной замок. Даша выскочила из-за стола и метнулась в коридор. Никого. Она заглянула в шкаф для верхней одежды. Пусто. Проверила ванную комнату. Ни души. На всякий случай выглянула в коридор. Тут ее ждал сюрприз: на сверкающей хрустальной ручке соседнего номера больше не болталась табличка «Не беспокоить».

– Явилась, – пробормотала Даша.

Постояла, раздумывая, не отправиться ли в гости, но боевой запал испарился. К тому же искушение в виде включенного компьютера было гораздо сильнее.

Она тщательно захлопнула входную дверь и проверила замок. Заперто. Войти сюда сможет только тот, у кого есть карточка. А карточка есть только у Арсения.

Затрезвонил телефон на столике в прихожей. Даша взяла трубку не сразу: она раздумывала, стоит ли это делать. Но телефон звонил с раздражающим упорством, и она не выдержала.

– Слушаю.

– Кто вы?

Женский голос был ей незнаком. Может быть, потому, что звучал испуганно.

– Кто вам нужен? – сухо спросила Даша.

– Вы Даша?

Даша присела на столик. Странно, но страха она не испытывала.

– Я Даша, – подтвердила она. – А вы кто? Нора?

– Это неважно, – нетерпеливо ответила женщина. – Уходите оттуда, слышите? Бегите, быстро!

Даша усмехнулась.

– Что за глупые игры! – сказала она. – Никуда я из номера не выйду, даже не надейтесь. Не знаю, кто вы такая и зачем меня пугаете, но имейте в виду: Арсений уже в милиции. Так что бегите сами, куда хотите, и побыстрее!

Даша с треском впечатала трубку в рычаг и вернулась за стол.

«Пик трудностей пришелся на 2004 год. Арсен плохо помнил то время. Его сильно мучили головные боли, он почти перестал спать. Сидел до утра на кухне перед включенным телевизором и глотал таблетки. Потом таблетки перестали помогать, пришлось перейти на уколы. Потом отказали и уколы, но признаться в этом жене Арсен побоялся. Ночами лежал рядом с Ниной и изображал спящего. Когда жена засыпала, Арсен открывал глаза, смотрел в темный потолок, по которому пробегали лучи от фар, и думал: почему он больше не может писать?

Чем больше он думал, тем яснее понимал: дело в электричестве. Люди не желают поступаться своими удобствами, вот в чем беда. Все знают, что цветной телевизор источник радиации, и что? Покажите самую убогую хибару, в которой не стоит на почетном месте хотя бы полупроводниковый «Рубин»! В журнале Нины опубликовали статью ученого с безупречной репутацией, где говорилось, что радиация, исходящая от телевизора, вторгается в биотоки мозга и искажает их незначительно, но постоянно.

Постоянно! Вот ключевое слово! Ученый утверждал, что с этим связан упадок успеваемости в начальных классах. Что ж, именно маленькие дети сидят ближе всего к телевизору. Статья была опубликована в рубрике «Детская комната», но Арсен обязал бы классных руководителей читать ее вслух на родительских собраниях.

Для начала он отключил телевизор на кухне, и это действительно прояснило его мысли. Теперь по ночам Арсену удавалось написать страничку-другую сносного текста. Конечно, не на компьютере – боже упаси! Он писал старым добрым способом, на бесшумной печатной машинке. Пашка застукал его за этим занятием, когда шел в туалет, и долго смеялся.

«Плевать», – решил Арсен. Он чувствовал, что на правильном пути.

Когда домашние разбегались на работу и в школу, Арсен ходил по квартире и методично вынимал вилки из розеток: тостер, микроволновка, стиральная машина, компьютер, холодильник, телевизор в гостиной. Ему стало настолько лучше, что удалось написать вполне сносный рассказ о человеке, сходящем с ума. Это был действительно хороший рассказ, довольно смешной. Арсен читал его и смеялся. Правда, немного нервно. Знаете, как это бывает: вы смеетесь, а потом оглядываетесь через плечо, чтобы посмотреть, не слышит ли вас кто. Чем больше он смеялся, тем сильнее нервничал, а чем больше нервничал, тем сильнее смеялся. Вплоть до того момента, когда герой рассказа, вернувшись домой с работы, выбросил свою жену из окна.

Концовка Арсена напугала. Его рациональное «Я» потребовало решительных действий, и Арсен их предпринял. Знакомый врач отнесся к рассказу гораздо серьезнее, чем он того стоил, и предложил Арсену пройти курс лечения от нервного срыва.

Нину напугал не сам рассказ, а его последствия. Как отнесутся к ситуации знакомые? Словосочетание «нервный срыв» дома не упоминалось: для всех Арсен лежал в кардиологическом центре с сердечным приступом. Вот почему он удивился и испугался, когда Нора мимоходом упомянула об этом позорном пятне в их с Ниной семейном альбоме. Нора была прелюбопытной особой, и никакое полузнание ее не устраивало.

Вернувшись из клиники, Арсен стал вести себя осторожнее. Он избавился от печатной машинки и вернулся к компьютеру. Арсен обнаружил, что если не подключать компьютер к розетке, а работать с помощью заряженной батареи, то излучение становится почти незаметным. Он дожидался, когда останется дома один, обесточивал все приборы и писал, но новые рассказы никому не показывал.

Нина ликовала. Арсен снова ходил с женой на светские тусовки и встречался с общими знакомыми. Он контролировал себя так хорошо, что все неприятные слухи улетучились сами собой. Однако их счета за электричество стали выглядеть настолько смехотворно, что Нина решила разобраться, что же происходит дома в ее отсутствие. Все прояснилось в тот день, когда Арсен забыл включить громадный «Бош» в розетку и пропала масса продуктов, приготовленных для вечеринки. Последовала Большая Семейная Разборка с участием Пашки (Арсен тогда подумал, что имена бывают довольно символичными). Пашка сдал отца с потрохами, целиком. Рассказал о печатной машинке, которую Арсен прятал на кухонном балконе, и об электровилках, валяющихся ночью на кухонном полу. Нина потребовала объяснений. Арсен их дал – с тем самым журналом в руках, где говорилось об электрической радиации. Что ж, пришлось констатировать давно известный факт: взгляды редакторов могут не совпадать с точкой зрения их авторов.

– Это просто смешно, Сеня! – кричала Нина, но глаза ее были испуганными. – Неужели ты купился на такой бред? Мама дорогая, да этот академик был пьян в дупель, когда строчил свою белиберду! Ты что, ожидал публикации серьезного научного исследования в семейном журнале? Это развлекаловка, сумасшедший!

Арсен молчал, потому что в клинике уяснил один факт: сумасшедший – это не тот, кто считает, будто его мозг медленно умирает из-за электричества. Сумасшедший – это человек, выдирающий вилки из розеток. Он по-прежнему был уверен в своей правоте, но лечение помогло ему стать достаточно хитрым, чтобы держать рот на замке.

Арсен стал проводить больше времени на съемочной площадке. Он чувствовал себя ужасно в этом месте, окутанном проводами и заполненном рычащими собаками. Оно представлялось Арсену раковой опухолью, от которой в разные стороны разбегаются щупальца-метастазы. Однако именно здесь он все больше убеждался в своей правоте: электричество губит мозг. Все люди, работающие на телевидении, – сумасшедшие. Вот вам пример: актер, которого сначала утвердили на главную роль, а потом сняли с нее, попытался убить удачливого соперника. А когда не вышло, полоснул себя ножом по горлу. Его спасли, вовремя наложив швы, но скажите, разве может быть нормальным парень, у которого не хватило ума для элементарного самоубийства? Разве это не самый убедительный показатель человеческой глуппости?»

Даша остановилась. Последнее слово резануло взгляд.

– Я где-то видела эту ошибку, – произнесла она вслух и взяла со стола прямоугольный лист, вырванный из блокнота.

«Не делайте глуппостей», – прочитала она.

Возможно, электрический ток сильно повлиял на ее мозги, потому что они отказались признавать правду.

– Нет, – Даша потрясла головой. – Это неправда. Этого не может быть.

Худая морщинистая рука с пальцем, украшенным темно-синим сапфиром, опустилась на записку и отобрала ее у Даши. Она медленно подняла голову и повторила, словно во сне:

– Нет. Этого не может быть.

Серые глаза над ней сверкнули нестерпимым ярким блеском.

– Вот именно, – ответил спокойный знакомый голос. – Не может быть, чтобы тебя не учили: нельзя читать чужие записи. Разве ты этого не знала, а, большая девочка?

Глава 24

Перед Дашей стояло странное существо. Бесполое, несмотря на красивый парик с волнистыми золотисто-каштановыми волосами. Серые линзы великолепно сочетались с темно-серым свитером, надетым поверх белоснежной рубашки и таких же серых брюк. На ногах существа были черные замшевые туфли с металлическими пряжками. Даша даже не подозревала, что где-то выпускают женскую обувь такого размера.

– Арсений? – произнесла она слабым неуверенным голосом.

Существо погрозило ей пальцем, украшенным кольцом с темно-синим камнем.

– Не путай меня. Арсения здесь нет, он ушел в милицию. Разве ты не знаешь? Он тут метался, как ошалелый, но в конце концов не смог больше врать ни себе, ни тебе. Я дала ему четыре недели, он не мог, но он решил все закончить раньше. – Существо подумало и добавило: – Трус.

– Почему ты так говоришь? – прошептала Даша. – Откуда у тебя этот странный акцент?

– Обычно говорю. – Существо слегка удивилось. – В нашем городе все так говорят.

– Арсений, прекрати!

– Ты не поняла, что я тебе сказала? – возмутилось существо. – Может, ты глухая? Арсений сбежал! Он догадывался, что оставляет тебя мне, и все равно сбежал! Он трус!

Существо схватило ноутбук, швырнуло его на пол и изо всей силы ударило ногой. Раздался короткий треск, и экран с печатными строчками погас.

– Я вижу, тебе мало сказать словами, – произнесло существо, оборачиваясь к Даше.

Она медленно встала с кресла, не сводя круглых от ужаса глаз со странного карикатурного лица напротив.

– Я вижу, нужно принимать меры. А я-то надеялась на твое понимание…

Существо покачало головой и сделало маленький шаг вперед. Даша увидела, как в его левой руке что-то блеснуло.

– Арсений, перестань. – Она безуспешно пыталась выбраться из узкого промежутка между столом и креслом. – Ты пугаешь меня, слышишь?

– Ничего, – ответило существо с кошмарным добродушием. – Ничего, детка. Тебе недолго пугаться.

Оно переложило сверкающий предмет из левой руки в правую, и Даша разглядела, что это большие острые ножницы, недавно лежавшие на столе в гостиной.

Какое-то мгновение она продолжала стоять на месте. Арсений ее не убьет. Если бы он мог ее убить, то сделал бы это давно – ведь они уже несколько дней живут в одном номере. Затем ее взгляд встретился с глазами существа, и Даша поняла: это не Арсений.

Она слабо вскрикнула, выскочила из-за стола и заслонилась спинкой кресла. Существо оскалило зубы в усмешке.

– Стой, где стоишь, – приказало оно, подбираясь к Даше мелкими неторопливыми шагами. – Стой, где стоишь, – повторило оно нараспев.

Худая морщинистая ладонь легла на спинку кресла. Даша вжалась в стену, глядя в чужие плотоядные глаза напротив. Ее парализовало от страха.

– Вот и умница, – просипело существо, медленно опуская одно колено на сиденье кресла. – Вот хорошая девоч…

Даша изо всех сил толкнула кресло. Взвизгнули колесики, кресло рванулось вперед как таран и ударило существо под левую коленную чашечку. Правая нога соскользнула с сиденья, и существо потеряло равновесие.

– Ах, дрянь! – захрипело оно, падая.

Даша прыгнула на стол. Перескочила через него и метнулась вон из комнаты, в зал. Существо успело схватить ее за ногу. Сильный рывок, и Даша упала на ковер. Существо подтянулось и навалилось грудью на ее ноги. Даша оглянулась и увидела кошмарное улыбающееся лицо с кровавой струйкой под носом, надвигающееся на нее.

– Попалась, – просипело существо, ликуя. – Попалась…

Оно подтянулось выше. Рука с зажатыми в пальцах ножницами ухватила Дашины джинсы за пояс. Тяжелое тело извивалось на ней, как удав, вдавливая в пол. Страх удесятерил Дашины силы. Она размахнулась и изо всей силы стукнула кулаком окровавленное ухмыляющееся лицо.

– А-а-а! – протяжно закричало существо и схватилось за губы. – Дрянь! – зарычало оно через секунду. Теперь кровь капала не только из носа, но и из разбитой нижней губы.

Существо с размаху всадило ножницы в Дашино бедро. Сверкающая сталь ушла в живую плоть наполовину. Даша закричала. Боль была такая, что у нее потемнело в глазах.

– Лежи и не двигайся, – приказало существо, наползая на нее, как гигантская змея. – Если ты будешь дергаться, станет больно. А я не хочу, чтобы тебе было больно, поняла?

Оно вырвало ножницы из бедра. Красные капли закапали с острия на ковер.

Даша напряглась и страшным усилием сбросила тяжелое тело. Падая, существо напоролось плечом на острие ножниц и хрипло застонало. Их кровь на сверкающей стали смешалась в единое влажное пятно.

Даша поднялась с пола и, волоча раненую ногу, рванулась к двери кабинета. Всего несколько спасительных шагов – и она в зале. Что будет потом, она не думала. Только бы убежать из этой страшной комнаты с кровавым пятном на ковре и мертвым темным глазом монитора, следящим за ее убийством!

Бежать было трудно, как в ночном кошмаре. Она почти дохромала до двери, чувствуя, как хлюпает кровь в кроссовке, когда неумолимая твердая рука всадила ножницы в икру левой ноги.

На этот раз боль была поистине нечеловеческой. Острие порвало сухожилие, и Даша мешком свалилась на паркет. Руки вывалились в зал, тело осталось в кабинете. Она услышала, как воет собака, и вдруг сообразила, что собаки в комнате нет. Это воет она сама.

Существо снова навалилось на нее. Ухмыляющаяся маска с кровавыми зубами приблизилась к ее лицу вплотную. Кончик чужого носа коснулся ее щеки. Даша почувствовала странный бесполый запах, исходивший от существа, и зажмурилась от отвращения. Вой смолк.

Она открыла глаза. Над ней висело грозное величественное лицо безумца.

«Конец», – пронеслась в голове тоскливая обреченная мысль. Даша тихо заплакала от жалости к себе и тому человеку, которого больше никогда не увидит.

– Это тебе не поможет, детка, – произнесло существо. – Таковы правила. Их устанавливаю не я.

Все так же плача, она обеими руками вытерла красные пятна на лице существа, пытаясь разглядеть знакомые черты. Существо замерло. Одна серая линза потерялась в ходе борьбы, и на Дашу смотрели два человека. Один – безумный со сверкающим серым глазом и второй – озадаченный, с печальным карим зрачком, словно пытающийся проснуться. Даша видела через его плечо испачканные ножницы, валяющиеся в кровавой лужице.

– Прощай, – сказала она тихо. Из последних сил потянулась наверх и поцеловала разбитые опухшие губы. Ее шея тряслась от напряжения. – Пожалуйста, сделай это быстро.

Дашин затылок ударился об пол, и сквозь пелену слез она вдруг увидела, как кошмарное существо начало растворяться в воздухе. Тело по-прежнему лежало на ней, тяжелое и реальное, но в глаза существа вернулось осмысленное человеческое выражение. Жуткая кровавая маска начала меняться, как морда чудовища в мультике Диснея, превращаясь в удивленное знакомое лицо.

Арсений приподнялся на локтях и сел рядом с Дашей. Он стащил с головы съехавший набок парик и рассеянно погладил спутанные золотисто-каштановые пряди. У него был вид человека, который только что проснулся и пытается сообразить, где он находится.

– Даша? – спросил он задумчивым добрым голосом.

Она глубоко вздохнула и заплакала от облегчения. Арсений огляделся. Поднял с пола кровавые ножницы, попробовал пальцем заостренный металлический конец. Его взгляд метнулся с подсыхающей лужицы на паркете на потемневшие Дашины джинсы.

– Детка? – Он с изумлением посмотрел на свои руки. Как во сне тронул темно-синий камень на указательном пальце и поднял на Дашу глаза.

Она увидела, как изменилось их выражение. Он все понял.

– Нет! – Она схватила Арсения за руку. – Нет, не надо, подожди!

Не обращая внимания на ее бессвязные возгласы, Арсений вскочил с пола. Рванулся к окну кабинета, но тут же, не доходя до него, бросился в зал. Движения были целеустремленными и осмысленными, как у человека, вспомнившего, где он забыл важные документы.

– Нет! – крикнула Даша и приподнялась на локте. Стукнула открытая створка окна, по комнате прошелся порыв холодного ветра. – Нет, Арсений, подожди! Дай мне сказать!

Она ухватилась за дверной косяк и попыталась встать, но было уже поздно.

Снизу послышался негромкий отчетливый звук – словно разбилось об пол сырое яйцо. Заголосила какая-то женщина, к ней присоединилась вторая. Гул человеческих голосов набирал силу, разрастался, долетая до раскрытого окна пустой комнаты с колышущейся тюлевой занавеской. Даша съехала вниз, прижалась щекой к холодной стене и закрыла глаза. Ей не надо было подходить к окну, чтобы увидеть тело, лежащее внизу на тротуаре в неестественной позе – как сломанная кукла. Она хорошо знала, что с той стороны нет натянутых тентов, способных задержать падение. Нет даже бетонного козырька над вращающимися стеклянными дверями. Нет ни малейшего шанса на спасение.

Арсений знал это так же хорошо, как и она.

Эпилог

Москва, декабрь 2009 года

Звонок раздался точно в назначенное время: в половине пятого. Высокая рыжеволосая женщина в черном свитере и черном платке распахнула дверь.

– Не думала, что ты придешь, – сказала она вместо приветствия. И добавила: – Спасибо.

Она посторонилась. В маленькую прихожую, прихрамывая, вошла девушка в теплой куртке с меховым воротником и джинсах. Осмотрелась и ответила:

– Почему же нет? Я помню, какой сегодня день.

Хозяйка взглянула ей в лицо и отвела глаза.

– Это пройдет? – кивнула она на ноги.

Девушка пожала плечами.

– Врачи говорят «скорее всего». А что это значит, бог его знает. – Она расстегнула «молнию» и повесила куртку на вешалку. – Можно, я не буду разуваться? Мне неудобно наклоняться. – Девушка подумала и поправилась: – Пока неудобно.

Вместо ответа женщина взяла ее под локоть и повела в комнату. Всю середину длинного узкого пространства занимал накрытый стол с двумя приборами. Девушка вопросительно взглянула на хозяйку. Та покачала головой.

– Нет, кроме тебя, никто не придет.

– А сын?

Женщина махнула рукой с горьким безнадежным выражением. Девушка нахмурилась.

– Не осуждай Пашу, – попросила женщина. – Ему только шестнадцать. Легко ли в таком возрасте смириться с тем, что мать погибла, а отец – сумасшедший?

Девушка не ответила. Она повернула к себе большую фотографию в траурной рамке. Молодой человек лет тридцати улыбался со снимка весело и беспечно.

Рыжая села рядом с девушкой.

– Да, такой он был, – сказала она с тихой гордостью. – Красавец и умница. Разве я могла подумать…

Она не договорила. Налила полную стопку водки и одним движением опрокинула ее в рот. Прикрыла губы ладонью и посидела минуту, уставясь в пространство.

Девушка обвела комнату долгим взглядом. Со всех стен на нее смотрели фотографии двух человек: красивой женщины с густыми вьющимися волосами, распущенными по плечам, и мальчика, постепенно превращавшегося в юношу, а затем – в мужчину.

– Ты была сегодня на кладбище? – спросила женщина, накладывая на тарелку закуску. – Знаю, что была, – вздохнула она, не дожидаясь ответа. – Спасибо за цветы. Откуда ты знаешь, что он любил темно-красные розы? Сам сказал?

Девушка кивнула. Налила себе немного водки, понюхала, сморщилась, но выпила так же лихо, как хозяйка. Та сунула ей кусок черного хлеба.

– Закуси, а то поплывешь с непривычки.

Девушка отодвинула стопку и вытерла выступившие слезы. Схватила горбушку и быстро оторвала зубами большой кусок.

– Вот так, – прошептала хозяйка. – Ешь.

Несколько минут в комнате стояла тишина. Женщины старательно подчищали тарелки. Не потому, что хотелось есть, просто не знали, как начать разговор.

Первой не выдержала девушка.

– Это вы мне звонили в тот день? – спросила она напрямик.

Женщина вздохнула.

– Я, – призналась она.

– А как вы узнали…

Даша замялась, не зная, как закончить фразу. «Что ваш брат сумасшедший»? «Что ваш брат убийца»? Как правильно выразиться?

– Ко мне милиция в тот день приходила, – пояснила Настя. – Спрашивали, где Арсений. Они обыскали квартиру того негодяя, который выбросил тебя из окна, убил Нину и твоего парня. Ну и нашли что-то вроде дневника. – Настя сжала пальцы в кулак. – Видно, на всякий случай оставил. Для страховки.

– Кто он был? – спросила Даша.

– Актер, – равнодушно ответила Настя. – Получил главную роль в сериале, а потом ее отобрали. Так он прямо на съемочной площадке бросился с ножом на конкурента, а потом полоснул себя по горлу.

– Давно это было?

– Давно, лет шесть-семь назад. Они с Арсением вместе в клинику попали. – Настя снова налила себе водки и выпила. – Представь, бывают же такие совпадения: парень оказался из нашего города. И семья вполне приличная: мать, отец, брат… Все медики. Говорят, пока он лечился, братец квартиру на себя приватизировал.

– Как это? – удивилась Даша.

– Просто! Мать с отцом умерли, наследник в клинике с диагнозом «шизофрения», значит, недееспособен! Вот и все дела! – Настя помрачнела. – Ничего, не пропал. Красивый, мерзавец, был, с подходом, с манерами. Женщины таяли. У него такая съемная квартирка на Профсоюзной была!.. – Настя приложила пальцы к губам и чмокнула. – С ремонтом, с обстановкой! Подозреваю, Нина тоже вложилась…

Она осеклась.

– Не могу поверить, – заговорила Настя через минуту. – Арсений – убийца! – Она затрясла головой, черный платок соскользнул с пышных рыжих кудрей. – Нет-нет, это просто невозможно! Нора!.. И те двое!.. – Она взглянула на Дашу и замолчала.

– Никого он не убивал, – отрезала гостья. – Ни Нору, ни тех двоих, ни меня.

Настя поправила платок.

– Знаю, Олег Владимирович мне все объяснил. Раздвоение личности и все такое… – Она помолчала и нерешительно спросила: – А как ты думаешь, он это с самого начала планировал? То есть ехал в город, уже зная, что Нина назад не вернется? И ты тоже?

Даша посмотрела в умоляющие серо-голубые глаза.

– Конечно нет, – ответила она мягко. Говорить правду, когда на тебя смотрят с таким выражением, просто невозможно. – Он вообще не собирался никого убивать. Сознательно, понимаешь? Это был не он, а совсем другой человек. Арсений встретился с ней… – Даша запнулась, но договорила: – То есть с собой. Он встретился со своим вторым «я» за несколько минут до смерти. И все понял. А дальше ты знаешь.

– Хочешь посмотреть фотографии? – неожиданно спросила Настя.

– Хочу, – соврала Даша. Не могла же она отказать одинокой рыжеволосой женщине в маленькой радости?

Настя достала из шкафа заранее приготовленный толстый альбом.

– Вот, – она положила его перед Дашей. – Смотри, это мама…

Даша ушла в свои мысли и только кивала, переворачивая страницы. На одной из них она вдруг задержала взгляд и резко спросила:

– Кто это?!

Настя прищурилась. На снимке рядом с Полиной был красивый темноволосый парень лет тридцати. Дерзкие темные глаза смотрели на зрителей с затаенной насмешкой, рука небрежно обнимала тонкие женские плечи.

– А-а-а-а… – Настя помрачнела. – Уж и не знаю, как эта дрянь в альбоме сохранилась. Это тот самый мерзавец, из-за которого погибла мама. А почему ты спросила?

Она с подозрением уставилась на Дашу и увидела, как зрачки гостьи медленно расширились.

– Переселение душ? – спросила та саму себя.

Настя испугалась. Точно такой же взгляд бывал иногда у Арсения.

– Дай-ка я ее сейчас…

Она вырвала фотографию из альбома и попыталась смять, но Даша перехватила руку.

– Отдай мне, – попросила она.

– Зачем? – не поняла Настя.

– Нужно.

– Ну бери.

Настя сунула ей снимок и залпом выпила еще одну стопку. Ее глаза покраснели.

– Арсений был благородный, – твердо заявила она и с вызовом покосилась на Дашу.

– И талантливый, – договорила Даша, пряча фотографию в задний карман джинсов. – Ты даже не представляешь, как мне жалко, что книгу не восстановить. Сказали, поврежден процессор, а это конец.

– А мне не жалко! – отозвалась Настя с ожесточением. – Чтобы она сгорела, эта проклятая книга! Если бы не она…

Она не нашла слов. Даша покачала головой.

– Все наоборот, – возразила она. – Книга была последним мостиком, связывавшим его с реальным миром.

– Не хочу больше об этом! – крикнула Настя. – Не хочу ничего слышать и знать! Мой брат – это мой брат. Я его люблю. Понятно?

– Понятно, – спокойно отозвалась Даша. Похоже, Настя слегка опьянела. – На твоем месте я бы сказала то же самое.

Настя сжала ее пальцы.

– Ты на него не сердишься? Нет, правда?

Даша медленно и твердо покачала головой.

– Перекрестись! – потребовала Настя.

Даша перекрестилась, глядя ей в глаза. Настя просияла, поцеловала гостью в щеку и убежала в соседнюю комнату.

– Вот. – Вернувшись, она положила перед Дашей сверток. – Я загадала. Если ты его не простила – не отдам. А если простила… – Она снова схватила сверток и сунула Даше в руки с каким-то лихорадочным восторгом: – Забирай!

Даша внимательно осмотрела плотную коричневую упаковку. Адресовано Анастасии Платоновой, под именем адресата буквами поменьше написано «для Даши». Знакомый почерк с наклоном влево.

– Это его почерк? – спросила Даша.

– Да, он начал так писать лет пять назад, – ответила Настя. – Наклон странный, будто у левши. А до этого почерк был нормальный. Арсений говорил, это потому, что он разучился писать ручкой. Да ты не на это смотри! – Она ткнула пальцем в Дашино имя. – Видишь? Он не собирался тебя убивать, иначе какой смысл отправлять тебе посылку? Да еще в тот самый день!

Даша ощупала сверток. Что-то твердое и прямоугольное, похожее на книгу. И еще что-то, похожее на два туго набитых конверта.

– Знаешь, что там? – спросила Настя шепотом.

Даша посмотрела на нее.

– Кажется, знаю.

Настя села рядом и поторопила:

– Ну!.. Открывай!..

Даша положила сверток на стол. Руки вдруг разом ослабели.

– Не могу. Открывай сама.

– Ты что?! – испугалась Настя. – Он же тебе отправил! Может, я и видеть этого не должна!

Они одновременно обернулись к молодому человеку, смеявшемуся с фотографии. Едва слышно тикали часики на Настиной руке.

– Я не могу это взять, – отказалась Даша. – Там внутри крупная сумма денег. Бери.

Она подтолкнула сверток к Насте. Та положила на него руку, украшенную одним кольцом с темно-синим сапфиром. Подумала, покачала головой и вернула Даше.

– Что бы там ни было, это для тебя. Он так хотел, значит, так тому и быть. Можешь выбросить в мусоропровод, если не хочешь брать. – Настя с укором взглянула на Дашу. – Пойми, это же его последняя воля.

Даша взяла подарок и положила на колени.

– Откуда у него такие деньги? – спросила она.

– Он за месяц до отъезда участок в Подмосковье продал, – пояснила Настя. – Большой участок, хороший. Двести тысяч получил. – Подумала и уточнила: – Долларов.

Даша кивнула на кольцо.

– А это что? Фамильная реликвия?

– Мамино кольцо, – ответила Настя. – Мне его передала соседка, тетя Вера, после маминой смерти. Арсений перед отъездом его выпросил. Я не хотела отдавать, боялась, Нинка зацапает. Она спала и видела, как бы перстенек приватизировать… – В голосе Насти зазвучало ожесточение. – Дрянь она была, вот что я тебе скажу. Путалась с кем попало. Может, поэтому Арсюша и…

Даша положила руку ей на колено. Настя спохватилась и умолкла.

– Виновата, – признала она через минуту. – Не любила я ее, но такой смерти не желала. – Она подняла голову. – Так ты посмотришь, что он тебе послал, или нет?

– Посмотрю, – пообещала Даша. – Только не сейчас. Позже.

– Расскажешь, что там?

– Обязательно.

– Может, письмо? – произнесла Настя мечтательно.

А Даша подумала совсем о другом предмете. Но побоялась надеяться.

– Мне пора! – Она встала. Настя поднялась следом за ней.

– Мне из какого-то издательства звонили, – вспомнила она. – Предлагают переиздать книги Арсюши. Как думаешь, согласиться?

– Решай сама, – ответила Даша. – Но первую книгу я бы обязательно переиздала. Она того стоит.

Она взяла сверток и вышла в коридор. Настя помогла ей надеть куртку. Женщины обнялись.

– Спасибо, что не держишь зла, – шепнула Настя.

– Он меня спас, забыла? – Даша поцеловала ее мокрую щеку. – Держись.

Она сунула сверток в сумку и спустилась по ступенькам пешком, хотя поврежденная мышца дергалась и болела.

Вечерняя улица встретила ее крепким морозным воздухом. Даша накинула на голову капюшон и побрела по скрипучему свежему снегу, стараясь не хромать. Ничего не получалось. День сегодня выдался длинный и трудный: сороковины Арсения. С утра нужно было сходить на кладбище, потом ее закрутил университетский водоворот, а затем позвонила Настя и попросила прийти на поминки.

Даша дошла до автобусной остановки, отряхнула перчаткой снег с деревянной скамейки и села: тяжело долго оставаться на ногах. Утром еще ничего, но уже к обеду левая нога перестает слушаться. Врачи несут что-то бодрое и успокоительное, но при этом не смотрят ей в глаза.

Что ж, умная девочка Даша постаралась найти позитив. Она и раньше была усидчивой, а сейчас и вовсе приросла к стулу. К примеру, полюбила копаться в университетском архиве после того, как откопала фотографии восьмидесятого года: стройотряд во главе с Арсением Платоновым. Оказывается, он учился в том же вузе! Даша искала в старых документах все, связанное с его именем. Зачем? Трудно ответить. Или потому, что Арсений выбрал ее работу из двадцати других? Может, потому, что она хотела понять: почему он ее выбрал? Или потому, что она просто хотела его понять?

– Безумие – это дорога, – сказал ей врач Арсения, Олег Владимирович Бахметьев. – Она где-то начинается и куда-то приводит, но обратно не повернуть. Не ищи в произошедшем свою вину. Ты появилась на середине пути. Обратной дороги уже не было.

Даша не могла в это поверить. Она помнила Арсения таким добрым, таким печальным… И эта книга… Он пытался описать начало и конец безумия. Ту самую дорогу, по которой шел в полном одиночестве, если не считать теней из прошлого.

Даша достала из кармана снимок, подаренный Настей. Вгляделась в дерзкое лицо красавца, покачала головой.

Реальность и иллюзия. Арсений говорил, что не всегда знает, в каком мире находится. Тогда Даша его не поняла. А сейчас еще как понимала! Что он испытал, когда увидел того актера? Господи, да у парня одно лицо с человеком, из-за которого погибла его мать! Посмотришь и поверишь в переселение душ!

Даша вспомнила, что у нее нет ни одной фотографии Арсения. Жалко, она не сообразила взять у Насти какой-нибудь снимок. И вообще, нужно разобраться во всей истории с самого начала. Но не так, как это сделала милиция.

«Обвиняемый устроил литературный конкурс в университете и спланировал поездку в свой родной город, используя в качестве посредника профессионального актера Сергея Волохова, живущего за счет состоятельных женщин. Он познакомил Волохова со своей женой с целью ее последующего устранения. Брат Сергея Волохова, Дмитрий, пользуясь служебным положением, составил фальшивый отчет вскрытия жертвы. Затем Сергей Волохов предпринял попытку убийства студентки третьего курса Педагогического университета Дарьи Алимовой при соучастии ее однокурсника, Александра Лопахина. Ранее Александр Лопахин явился случайным свидетелем разговора Сергея Волохова и Арсения Платонова, в котором исполнитель отчитался перед заказчиком в убийстве Нины Шебеко. Александр Лопахин попытался извлечь выгоду из произошедшего и получил тридцать тысяч долларов за молчание. Впоследствии он попытался надавить на Арсения Платонова, требуя постоянного ежемесячного дохода, и был убит братьями Волоховыми по заказу Арсения Платонова. Также Сергеем Волоховым была убита Вероника Сорокина, занимавшаяся организацией творческого вечера Арсения Платонова. Причина убийства – желание оборвать концы, ведущие к Волохову. Убийство Элеоноры Агаевой было совершено самим Арсением Платоновым. Потерпевшая Агаева неосторожно дала понять Платонову, что ей известен тот факт, что Платонов лечился в клинике неврозов. Пребывая в состоянии сезонного обострения, Платонов устранил ее как опасную свидетельницу. Затем Платонов совершил убийство братьев Волоховых с помощью яда, намазанного на ручку стола, стремясь избавиться от сообщников. Его последней жертвой едва не стала Дарья Алимова, чудом выжившая после первого покушения, но в последний момент Арсений Платонов по неизвестной причине отказался от своих намерений и совершил самоубийство, выбросившись из окна гостиничного номера»…

Так выглядело обвинительное заключение, хотя обвинять уже было некого.

Даша знала: существуют причинно-следственные связи, которые никогда не уловит «нормальный» человек. До последнего времени она относила себя к этим людям. А сейчас границы двух миров сошлись в узкую полоску, острую, как лезвие бритвы, и определить, где кончается иллюзия и начинается реальность, стало не так-то просто.

Даша добралась до общежития около восьми часов. Машки Суворовой нет, наверняка умчалась на дискотеку. Тихо, пусто, спокойно. С некоторых пор Даша полюбила одиночество. Оно стало ее лучшим другом, в компании которого можно размышлять спокойно, не торопясь.

Она сняла куртку, села на кровать и стащила сапоги. Помассировала ноющее бедро и начала разбирать сумку.

На покрывало лег сверток в плотной коричневой бумаге. «Для Даши», прочитала она еще раз. Собралась с силами, достала из косметички маленькие маникюрные ножницы и распотрошила плотную упаковку.

На пол тяжело шлепнулся конверт, набитый стодолларовыми купюрами. Даша нагнулась и собрала рассыпавшиеся деньги. А это что? Она достала из конверта глянцевую цветную фотографию. Опустила руку на колено и почувствовала, как глаза наполняются слезами.

Снимок с творческого вечера. После окончания официальной части многие фотографировались вместе с Арсением, ну и она напросилась. Веселая девчонка, совершенно непохожая на сегодняшнюю Дашу, взяв писателя под локоть, улыбалась в объектив. Улыбался и Арсений, только несколько виновато и натянуто. Она помнила, какой напряженной была его согнутая рука. За спиной Арсения толпились люди. Кое-кого Даша узнала: вот Вероника Сорокина разговаривает с мужчиной в очках, вот приятная женщина средних лет, которая сидела рядом с Дашей… А это что такое?!

Даша встала, подошла к столу и включила настольную лампу. Положила фотографию в круг света и прищурилась.

За спиной Арсения виднелось смутное очертание высокой женской фигуры в длинном темном пальто. Волнистые вьющиеся волосы, распущенные по плечам, высокий берет, похожий на головной убор десантников. Если приглядеться, можно различить твердые черты лица и глаза серого цвета…

Даша быстро перевернула фотографию и села на стул, пытаясь перевести дыхание. «Это просто дефект пленки, – внушала она себе разумно и спокойно. – Так бывает, ты знаешь».

Даша знала, но взглянуть на снимок еще раз почему-то не решилась. Может, завтра, при солнечном свете…

Во втором конверте, кроме толстой пачки долларов, лежала ее конкурсная работа. Бумага выглядела помятой, будто кто-то скомкал ее от злости, а потом снова тщательно разгладил. На полях, исписанных двумя разными почерками, Даша прочитала:

«Это здорово!»

Написано было шариковой ручкой быстрым скользящим почерком с наклоном вправо.

А ниже твердым почерком с наклоном влево было добавлено: «Убить ее, такую умную!» Чернильные брызги выдавали, что рукой человека, державшего перьевую ручку, водила самая настоящая ярость.

Даша вытерла мокрые щеки и не стала читать другие примечания. Она сделает это завтра, когда соберется с силами. Бедный Арсений, медленно сходивший с ума от невозможности творить! Человек, боявшийся электричества, но вынужденный проводить бо2льшую часть дня на съемочной площадке! Человек, панически боящийся собак, которые чуяли его болезнь, но сочиняющий сценарии о милицейском псе! Одна его часть – честная и объективная – откликнулась на хорошую работу словом «здорово». Другая, деформированная, разъярилась от того, что двадцатилетней девчонке доступно то, чего лишился он. Жизнь несправедлива, но разве это ее вина? Просто кому-то удается это вынести, а кому-то нет. Арсению не удалось.

Даша вынула из плотной упаковки потрепанную книгу с потускневшими оранжевыми буквами на сером фоне. Первый титульный лист был исписан легким скользящим почерком с наклоном вправо: «Никогда не сдавайтесь. Ваш Арсений Платонов». Рядом с подписью красовалась жирная точка, похожая на кляксу. Девушка-официантка из бара вспомнила, что Арсений подписал эту книгу у нее на глазах и подтолкнул к противоположному пустому стулу. «Он был странный, – рассказывала она. – Сидел и полчаса что-то бормотал себе под нос. Сначала сказал, что у него нет денег, а потом пересел на другой стул и вытащил бумажник. Сразу видно, псих».

Даша оперлась локтями на стол и закрыла лицо ладонями. Застыла минут на пять, ни о чем не думая, просто привыкала к новым ощущениям, свалившимся ей на плечи. Потом сунула конверты с деньгами под подушку и пошарила в оберточной бумаге. Пусто… Пусто?!

Даша встряхнула разорванную упаковку, не веря своим глазам, и еще раз обшарила конверты, набитые стодолларовыми купюрами. Пусто!

– Нет, – запротестовала она вслух. – Этого не может быть. Ты не мог бросить работу на половине пути и не отослать мне самого главного. Арсений, ты не мог так поступить!

Она обеими руками схватила книгу за твердый картонный переплет, раскрыла и затрясла над кроватью. Странички захлопали, как птичьи крылья, таинственно и вкусно запахло старой бумагой. И когда ожидание стало невыносимым, на покрывало скользнул тонкий серебристый диск. Даша схватила его дрожащими руками. Ах, Арсений, Арсений, разве можно так шутить?

Она включила компьютер, вставила находку в дисковод и щелкнула мышкой на опции «Открыть».

Экран засветился молочно-белой страничкой. Посредине большими буквами было написано: «ПРИГЛАШЕНИЕ К ТАНЦУ».

А чуть повыше – фамилии авторов: Арсений Платонов, Дарья Алимова.

Даша сидела неподвижно и смотрела на светящуюся страницу.

Вот кто она такая. Вот почему Арсений сказал, что ее нельзя уничтожить. Она не персонаж книги, она соавтор. Причем соавтор, который должен завершить работу.

«Я не стремлюсь, чтобы меня любили, – сказал как-то Арсений. – Достаточно, чтобы меня понимали». А разве сама она не стремится к тому же, часами копаясь в архивной пыли и вытаскивая из себя воспоминания, которые причиняют боль?

– Я не смогу, – сказала Даша слабым голосом.

Страничка потемнела и погасла. Сбоку выплыли большие буквы, сложившиеся в два слова: «НУЖЕН ШЕДЕВР!»

Буквы заполоскались, как флаг, и медленно поплыли вверх. Даша беспомощно следила, как они скрываются из виду.

«В чем дело? – спросил Арсений. – Я приглашаю, Даша!»

Она открыла первую страницу и начала читать:

«Из болезненной полудремы Арсена вырвало прикосновение руки, потрясшей его за плечо. Он быстро поднял голову. Лицо девушки-официантки плавало перед ним в сигаретном дыму…»

– Дашка! – Даша вздрогнула и оглянулась.

Она так увлеклась, что не услышала стука в дверь. На пороге стояла ее однокурсница Оля Миронова.

– Мы с ребятами в киношку намылились! – сообщила Оля. – Идешь с нами?

Ее поразили Дашины глаза: светлые, как расплавленное серебро. И зачем верхний свет, если на столе горит любимая Дашкина лампа под зеленым абажуром?

Оля щелкнула выключателем, но наваждение не исчезло. Глаза Даши превратились в темные провалы на бледном лице – словно пещеры в нетающих горных ледниках.

– Так ты идешь или нет? – повторила она и на всякий случай отступила в коридор. Слава богу, ребята ждут на лестничной площадке.

– Прости, Оля, не могу, – мягко ответила Даша. – У меня есть работа.

Она сделала прощальный жест ладонью и повернулась к монитору, на котором светилась молочно-белая страничка с плотными строчками печатного текста.

– Как знаешь, – пробормотала Оля.

А про себя подумала: «Странная Дашка стала. Впрочем, после того, что произошло, – неудивительно».

И она бесшумно закрыла дверь.