Рзгон Лев

Кузнецкий мост, 24

Лев Эммнуилович Рзгон

КУЗНЕЦКИЙ МОСТ, 24

Стрел крн резко поворчивется, и тяжелый чугунный шр удряется о стену дом. С грохотом руштся оконные переплеты, в зияющие проемы видны внутренние стены комнт со следми портретов н выцветших обоях. Очень обычное для Москвы зрелище.

Я стою н противоположной стороне улицы, смотрю н это, и внутри меня что-то рушится, рушится с треском и отчянием, кк стены этого дом. И мне кжется, что не пыль зкрывет рзрушенный дом, слезы зстят мне глз. Нверное, я испытывл бы нечто подобное, видя, кк вот ткя мшин уничтожет мое родовое гнездо н Ордынке; дом, с которым были связны все рдости и горести моего отрочеств, моей юности, почти всей жизни моей. Но ведь не этот родной дом рушт. Рзрушют проклятый, ненвистный и стршный дом, где если и веселились когд, то только в незпмятные времен, когд его хозяином был князь Голицын; или когд жили в нем художники и скульпторы, и Пушкин ходил в гости к Крлу Брюллову, вернувшемуся из Итлии... Тк когд это было, д и кто об этом думет!

Многие десятилетия в этом доме только плкли. Здесь было пролито столько слез, что если бы они все сохрнялись, потокми сбегя вниз к Неглинке, то дом этот стоял бы н берегу соленого озер. Д, конечно, в округе были дом и постршнее. Н моей пмяти это учреждение - обычно про него говорили "это" или "оно" - рзрстлось, пускя свои метстзы по соседним улицм и переулкм. Оно зхвтило всю Большую Лубянку от площди до Сретенских ворот и Лубянку Млую, оно зглотило многоэтжный универмг и девятиэтжный жилой дом; и постепенно н всех окнх домов этого рйон появились одинковые шелковые знвески, и подолгу вечерми эти окн светились уютным дским светом. Были среди этих домов ткие, мимо которых и ходить-то было стршно. В этих домх пытли и убивли. Но тм не было слез. Тм могли только кричть и кричли от боли, от ужс, от стрх...

Но тм не плкли. Во всяком случе, я не помню и мне об этом не рсскзывли. Болевя точк этой гигнтской рковой опухоли был тут. Плкли здесь, в этом доме. Н Кузнецком мосту, 24. Здесь помещлсь "Приемня". Приемня ОГПУ, НКВД, НКГБ, КГБ... Нзвния менялись, существо оствлось прежним. И до смого последнего дня, до того, кк удрили по дому чугунной ббой, висели н нем вывеск "Приемня КГБ" и ккуртное, золотом по черному, н десятилетия, н век сделнное объявление: "Прием грждн круглосуточно"...

* * *

А ведь было время, когд я ходил в этот дом, совершенно не здумывясь о том, кким он ко мне обернется. Это было, вероятно, году в 25-м. Н Кузнецком, 24, помещлись "Курсы Берлиц". Это были курсы, где по ккой-то системе, придумнной неизвестным нм, еще довоенным Берлицем, быстро нучли инострнным языкм.

Меня понесло н эти курсы потому, что мой двоюродный брт в это время был в Ките нчльником Политупрвления у Чн Кй-ши. Меня с безумной силой тянуло делть революцию в Ките, кузен мой обещл меня збрть с этой целью к себе, при условии, если я выучу фрнцузский язык. Почему фрнцузский, бог знет. Конечно, я ему поверил и устремился сюд, н Кузнецкий мост, 24.

Стрый трехэтжный дом. "Приемной" н первом этже еще нет. Он появится после, вероятно, году в 35-м или 36-м.

Я быстро взбегл по лестнице н третий этж. Лестниц никогд не бывл пустой. Потом уже, много-много лет спустя, я вспоминл, что кроме меня и мне подобных - веселых, беспечных, чсто элегнтных, почти всегд молодых - по этой лестнице подымлись и другие люди: пожилые или молодые, одетые хорошо или плохо, но все с печтью горя н лице, все - неулыбющиеся, озбоченные.

Мы вместе входили или взбегли по лестнице и рсходились: одни нпрво н курсы Берлиц, другие нлево.

Дверь нлево почти всегд открыт, поэтому не видн мленькя вывеск н ней: "Политический Крсный Крест". В открытую дверь был виден длинный коридор, всегд збитый людьми. Кк стршно! - ни рзу тогд не здумывлся ни об этой стрнной вывеске, ни об этих людях. Я бежл н свои идиотские курсы, где крсивя, молодя женщин с укзкой в рукх покзывл нм н рзвешнные по стенм изящные рисунки и по-фрнцузски объяснял: это крсивый деревенский дом; вот это девочк игрет в волн. И еще подобную чепуху. Н этих курсх зпрещлось употреблять ккие бы то ни было русские слов. Несколько месяцев я учился узнвть, кк по-фрнцузски нзывются рзные, мне не нужные предметы, и однжды н концерте в Колонном зле услышл, в ложе рзговор двух дм. Они говорили по-фрнцузски, и я вдруг с потрясением обнружил, что понимю, о чем они говорят! Это было невероятное ощущение! Впрочем, оно меня не подвигнуло н то, чтобы продолжть ходить изучть фрнцузский язык после того, кк мой кузен, вместе с другими советскими советникми, бежл из Китя из-з переворот, устроенного Чн Кй-ши. Я утртил всякий интерес к курсм Берлиц и перестл ходить н Кузнецкий, 24, и быстро збыл о двери нлево, нпротив курсов.

И узнл об этом помещении и людях в нем позже, из рсскзов Рики. Вот он уж тм побывл! Много, много лет он ходил в это стрнное, ни н что не похожее, ни в кких спрвочникх не упоминемое учреждение. Стрнное и чужеродное всей ншей системе до ткой степени, что после войны в Стврополе, в Сибири, д и в смой Москве почтенные мйоры и подполковники откзывлись верить рсскзм Рики о том, что совершенно легльно, почти дв десятк лет существовл этот стрнный, кжущийся нм теперь совершенно немыслимым "Политический Крсный Крест".

Не только я, но и эти профессионльные охрнители ничего не знли про него. И для них это было нечто нерельное, мифическое! Для них, но не для Рики, не для многих сотен людей, подобных ей. Он приходил сюд дв десятилетия: еще девочкой, девушкой, молодой женщиной. Приходил кждый рз, чтобы узнть, из ккой тюрьмы в ккую перевели ее отц; сколько ему в очередной рз дли и что: тюрьму или ссылку и куд; когд бывют свиднья, передчи; он получл здесь продукты для передчи и деньги для того, чтобы поехть н свидние в Суздль или другой тюремный город, повезти туд передчу...

Когд-нибудь историки обязтельно зймутся изучением этого удивительного учреждения, кк и личностью удивительного человек, его создвшего и отдввшего ему все свои немлые силы и немлые, неизвестно откуд взявшиеся, возможности. Одним именем Горького нельзя объяснить, кким обрзом Ектерине Пвловне Пешковой удлось получить необыкновенное прво легльно помогть политическим зключенным и их родственникм; прво узнвть, кто где нходится, кого куд этпировли... Все то, что теперь соствляет глубокую госудрственную тйну, тогд зпросто можно было узнть в стрнном учреждении нпротив курсов Берлиц.

Коридор в нем рзделял четыре небольшие комнты. В смой мленькой из них - дв стол. З одним - Ектерин Пвловн Пешков, з другим ее бессменный помощник - Винвер. В другой комнте что-то вроде бухглтерии. Смя большя комнт, почти всегд збит людьми - ожидющими. И еще одн большя комнт, зствлення ящикми и продуктми, бельем, одеждой. И совершенно непонятно: кто были эти люди, которые сидели з столми в этих комнтх, погруженные целыми днями в чужие беды? А может быть, и свои?

Сюд обрщлись родственники эсеров, меньшевиков, нрхистов; родственники людей из "пртий", "союзов", "групп", созднных, придумнных в доме неподлеку, з углом нпрво. Здесь выслушивли женщин, стриков и детей, чтобы невероятно скоро сообщить, где нходится их отец, муж, жен, мть, брт, сын... Когд можно получить свидние, когд принимют передчи, когд - если нет для этого средств - можно прийти н Кузнецкий, 24, и получить продукты, белье.

Откуд брлись эти продукты, эт одежд, эти, совсем немлые, деньги? Они приходили, глвным обрзом, из-з грницы, от ARA, от социл-демокртических пртий и учреждений, от рзных блготворительных обществ, от богтых людей. А может, и совсем небогтых, может, и от почти бедных. Кто знет, кк собирлись эти деньги и кк они шли сюд? Знл об этом, вероятно, только см Ектерин Пвловн. Кждый день, отсидев чсы прием н Кузнецком, он сдилсь в мотоциклет с коляской и отпрвлялсь в тюрьмы, н' тможню, н склды. А еще чще шл пешком - тут же совсем близко, совсем рядом - и договривлсь с людьми из этого дом о переводе ткого-то в тюремную больницу, о том, чтобы ткого-то зключенного перевести в тюрьму, более близкую к Москве: у него мть-струх, и ей трудно ездить н свидние н Север, н Урл. Договривлсь о пополнении тюремных библиотек, устройстве для рестнтов концертов, прздничных вечеров...

Кк скзку, кк невероятные волшебные скзки я слушл рсскзы Рики о том, что, когд тяжело зболел ее мть - по просьбе Ектерины Пвловны - отц выпустили из Бутырки н свободу "под честное слово" и он нходился н воле до выздоровления своей жены... Я слушл о новогоднем вечере, устроенном в Бутыркх для политических зключенных, о концерте в Бутыркх, н котором пел Шляпин перед своим отъездом з грницу.

И тк длилось до смого тридцть седьмого год, до того дня, когд Ектерин Пвловн бессильно скзл Рике: "Все. Больше ничего не могу. Теперь остется только низ, только первый этж". Но для Рики и ей подобных и "низ" не остлся. И он, и почти все ткие, кк он, ушли в те тюрьмы, куд они ходили н свидния. "Политический Крсный Крест" и все проблемы, которыми он знимлся, были ликвидировны стрым, верным, испытнным способом. Которым Энвер-пш рзрешл "рмянскую проблему", Гитлер "еврейскую проблему". Во всех ссылкх были рестовны все те, которых опекл Ектерин Пвловн Пешков, собрны в тюрьмы, зтем рсстреляны. И были рестовны, и очевидно, рсстреляны и Винвер, и те безвестные мужчины и женщины, которые рботли в "Политическом Крсном Кресте". И оствили н воле жить, мучиться и умирть только Ектерину Пвловну. Он унесл с собой в могилу рзгдку этой тйны: кто, когд, кким обрзом и почему рзрешил ей легльно поддерживть тот сттус "политического зключенного", смо понятие которого сейчс стло чем-то противозконным, отрицемым, почти преступным.

И вот пришли годы, когд то, что Ектерин Пвловн нзывл "низом", стло рсти вверх. "Низ" проглотил курсы Берлиц и "Политический Крсный гфест", и соседние небольшие дом, в которых ютились ккие-то, никому неведомые, конторы. И дрес "Кузнецкий мост, 24" стл столь же известен, кк и "улиц Дзержинского, 2".

Когд ночью уводили с собой, то оствляли только единственные координты: "Кузнецкий мост, 24". И если исчезл человек среди бел дня или темной ночью, и обезумевшие родственники звонили по всем стршным телефонм, то смя последняя инстнция "дежурный по городу" спршивл: "В милиции были?", "В "скорую" обрщлись?" А выслушв утвердительные ответы удовлетворенно говорил: "Тогд обрщйтесь н Кузецкий мост, 24". И этот ответ был смым стршным, смым безысходным. Возврщлись из больниц, могли возвртиться дже из милиции. Оттуд, куд посылл "дежурный по городу", никто еще не возврщлся. Большинство и не вернулось.

Вот тогд мне и было сполн зплчено з отсутствие интерес к помещению нпротив курсов Берлиц.

З кремовые знвески смой "Приемной" мне тогд ни рзу не пришлось попсть. Туд пускли не всех. Только вызывемых, только с ккими-то особыми зявлениями, ну и, конечно, тех, для которых приемня был открыт круглосуточно. А я ходил во двор, з железные ворот. Сколько же рз я туд ходил! Один ходил, с ммой, с Оксной.

"Н миру и смерть крсн..." Конечно, есть в этом ккя-то доля првды. Но не думю, чтобы тем, кого гнли н Ббий Яр, было легче от того, что их были тысячи... Двор н Кузнецком был всегд, с смого утр, полон людьми. Мужчины, женщины, дети. Больше всего женщин. Совсем стрых и совсем молодых. И все молчт. Или рзговривют почему-то шепотом. Хотя единственный вертухй стоит только у клитки и с нслждением нчльственной суровости смотрит н тех, кто еще позвчер, вчер приндлежл к ксте "нчльников". Теперь они другие, х ккие же они другие!

Очередь вьется по двору, огибет ккое-то строение, снов вытягивется и выходит к "финишной прямой" - к одному-единственному окошку в стене. Тм, в этом окошке, дют спрвки. Спрвки эти необыкновенно кртки. В ответ н зикющийся, зплкнный вопрос:

"Вот у меня сегодня ночью почему-то пришли и рестовли..." (это новички, знчит...)-следует окрик: "Фмилия, имя, отчество". Потом окошко зхлопывется и через минуту-две снов открывется. Ответов было всего четыре: "Арестовн, под следствием"; "Следствие продолжется"; "Следствие зкончено, ждите сообщения"; "Обрщйтесь в спрвочную Военной коллегии".

Никких других ответов не было. Однжды впереди меня стоял женщин, н вопрос из окошечк ответившя: "Ясенский Бруно Яковлевич". Он пытлсь спросить еще что-то, но ей крикнули: "Узнете, все узнете потом!" И, действительно, это было тк. Мы все узнвли. Только когд и кк? Эт женщин, кк и я, кк и множество других н этом дворе, потом попдли в другие здния этого проклятого квртл и могли узнть о судьбе своих близких более приближенно к действительности. Очередь н Кузнецком был лишь нчлом хождения по другим дворм, к другим окошкм. Здесь никогд не сообщли, где, в ккой тюрьме сидит рестовнный. Чтобы узнть это, ндо было ездить по тюрьмм: в Бутырки, Тгнку, Лефортово, Мтросскую Тишину, н Новинский бульвр... И тм стоять в длинных очередях, чтобы передть десять рублей единствення рзрешення форм передчи. Десять рублей, которые обезличенно, без сообщения от кого, зчислялись н "текущий счет" рестовнного. В этих окошкх, куд ндо было подвть зполненный блнк и деньги, или брли - это ознчло, что он здесь,- или же отвечли: "У нс нету!" И тогд ндо было ехть н другой конец город, в следующую тюрьму и тм пробовть передть деньги. И кк счстливы были те, у кого эти деньги брли! Знчит, он тут, вот совсем недлеко, з этими стенми...

Нет, передчи - дже вот ткие, десятирублевые - это огромно! Я это понимю, я нсобчился н передчх в тюрьмх Москвы, Стврополя, Георгиевск. Передч протягивет ккую-то нить между пропвшим родным человеком, он ознчет, что он жив, что есть ндежд его увидеть. И кк бывет стршно, когд тебе протягивют нзд блнк и десятку и говорят: "Выбыл". Все. Куд, когд, н сколько? Они тебе это не скжут. И н Кузнецком, 24, нет уже Ектерины Пвловны, которя все узнет, все рсскжет, поможет... Теперь ндо ждть. Ходить в прокуртуру и тм ждть, или же сидеть дом и ждть месяцми, то и годми, когд вдруг придет к тебе письмо с обртным дресом: "Почтовый ящик No..." А еще чще ждть, ждть и не дождться. Никому не сообщли о судьбе тех, кто умер от пыток в следственном кбинете, в тюремной кмере или тюремной больнице, в теплушкх или н пересылкх длинного и стршного этп. Они все кнули в неизвестность, чтобы через двдцть лет эт неизвестность обернулсь лживой бумжкой, где все - и дт, и причин - все было лживо. Кроме одного: умер.

Но ккими же мы тогд были негрмотными, кк легко нс было обмнуть, кк легко мы поддвлись н эту ложь! Из всех ответов, получемых в окошке во дворе дом н Кузнецком мосту, смый стршный был, конечно, ответ: "Спрвочня Военной коллегии". Эт спрвочня был совсем неподлеку. Пройти Лубянскую площдь, и срзу в нчле Никольской - небольшой кирпичный дом Военной коллегии Верховного суд. Кжется, это учреждение и сейчс тм. Вот тм, в окошке "Спрвочной", двли ясный, прямой и всегд одинковый ответ:

"Десять лет отдленных лгерей без прв переписки". Других "мер нкзния" этот суд не знл. Ткой ответ мы получли, спрвляясь и о Глебе Ивновиче, и об Ивне Михйловиче; ткие точно ответы получло в этом кирпичном доме множество нших знкомых и друзей. И - удивительно! - мы рдовлись этому! Ну, хорошо - де^ сять лет - много, конечно, но это же все условно, сколько будет перемен, все еще может обойтись, во всем еще рзберутся... А что без прв переписки - ну, это понятно:

собрли в одном месте всех стрых большевиков, всех бывших нркомов, чекистов - пок, до поры до времени им не рзрешют писть. Потом рзрешт! И в длинные вечер в ншем последнем доме в Грнтном переулке мы бесконечно обсуждли, где могут нходиться эти лгеря, ккие тм условия жизни - черт знет, что мы только не говорили! И успокивли себя этими предположениями и дже знимлись стрым интеллигентским гднием:

нугд рскрывли том Блок и згдывли порядок строки - в этой строке двлось темное толковние ншим ндеждм. И только рз вздрогнули от холод, когд Оксн рскрыл Блок и прочитл: "И только высоко, у Црских Врт, причстный Тйнм,- плкл ребенок о том, что никто не придет нзд".

Только много лет спустя я понял, что Оксн был убежден в этом - никто не придет нзд. Кк не пришл он см.

А ведь о том, что случилось, о том, что не придут они нзд, можно было догдться и по рзным другим приметм, признкм. В ккой-то своей очередной речуге о вргх нрод Стлин требовл, ужесточить рспрву нд ними и вырзил недоумение, почему не применяется ткя мер, кк конфискция. Вышинский все сделл.

Все приговоры о рсстреле дополнялись строчкой:

"С конфискцией всего имуществ". Тогд, осенью и зимой тридцть седьмого год, по всей Москве открылось множество стрнных мгзинов. Стрнных потому, что дже вывески н них: "Рспродж случйных вещей"-были нписны н полотне, нспех. Эти мгзины появлялись н местх книжных, кнцелярских, промтоврных мгзинов.

Они были зполнены строй мебелью, потертыми коврми, подержнной или дже новой одеждой, рзрозненными сервизми, предметми нтикврит, кртинми...

Это были осттки того, что было збрно, просто нгрблено энквэдэшникми. Некоторые из них получли готовые квртиры со всем, что в них было: мебелью, книгми, бельем, одеждой, всем, включя зубные щетки и зсохшие куски мыл в умывльнике. А другие, н кких-то бзх, куд возили все это добро, выбирли себе все по вкусу. И, конечно, по чинм. Которые повыше, снимли сливки - кртины, дорогие ковры, нтикврит, книги в крсивых переплетх... Которые чином поменьше, удовлетворялись не бккр, простым хрустлем; не сксонским фрфором, морозовским; они больше нпирли н отрезы, н богтую шубу... А уж то, что никто не хотел себе збирть, свозилось в эти мгзины "Рспроджи случйных вещей".

Осенью тридцть седьмого год я проходил по Сретенке мимо одного ткого мгзин, и что-то меня толкнуло зйти туд. И войдя, срзу же в глубине мгзин увидел нш дивн... Длинный, неуклюжий кожный дивн, обитый потертой тисненой кожей, со львми, вырезнными из черного дерев, по крям... Он стоял в столовой, множество рз я спл н нем, когд еще был н Спиридоновке гостем и оствлся ночевть после долгого зстолья, долгого ночного рзговор... А рядом с дивном в мгзине стоял мебель из кбинет Ивн Михйлович: огромный письменный стол, высокие неудобные стулья, мстодонтовские кресл... Осттки ккой-то крупночиновной петербургской квртиры, доствшейся секретрю Севзпбюро ЦК РКП(б) Москвину и зтем Софьей Алексндровной перевезенной в Москву. Теперь эт обстновк звершил свой зкономерный круг во временном мгзине нгрбленных вещей н узкой московской улице.

И хотя я тогд еще ничего не знл, но понял - это и есть конец. В бумжкх о смерти и о ребилитции Ивн Михйлович укзывются рзные и все до одной лживые дты его смерти, но теперь-то я зню, что в этих мгзинх продвлись вещи уже убитых. Их убивли в тот же смый день или дже чс, когд им прочитывли: "...с конфискцией всего имуществ". И после этого нчинлсь дележк этого имуществ. Они ведь были не только убийцми, но и мродерми. И - кк всякие убийцы, грбители и мродеры - они все свои дел обделывли в глубокой тйне, скрывя убийство з "без прв переписки", грбеж з "рспроджей случйных вещей". Прошло почти полвек, но нследники грбителей, может, еще и сми грбители и убийцы живут среди нгрбленных кртин и ковров, едят из нгрбленной посуды...

Ну, фиг с ними! Ндо же рсплчивться з весь этот долгий путь познния, нчвшийся со двор дом 24 по Кузнецкому мосту...

* * *

А я побывл еще рз в этом доме. И не во дворе, тм, внутри, з кремовыми знвескми...

Это было ровно через двдцть лет, летом пятьдесят седьмого год. В кбинете Дом детской книги, где я рботл, позвонил телефон, и очень лсковый и интеллигентный голос предствился: стрший следовтель Комитет госудрственной безопсности, мйор ткой-то... И-"Не могли бы вы. Лев Эммнуилович, в ближйшее время выбрть чсик, чтобы зйти к нм..."

Я предпочел не отклдывть подобное свидние и через дв чс входил в "Приемную". Он был тих, спокойн, дже чем-то уютн. Несколько человек ожидли кого-то, сидя н удобных мягких стульях. Ожидть мне долго не пришлось. Из кких-то внутренних дверей вошел в приемную молодой еще и очень интеллигентного вид человек в форме мйор, подошел ко мне, предствился и скзл, что мой пропуск у него и мы можем идти.

И мы пошли. Туд. В тот смый дом. Мйор см предъявил мой пропуск чсовому, усдил меня в лифт, поднял н ккой-то этж, открыл ключом свой кбинет, пропустил меня вперед и усдил в мягкое кресло у смого письменного стол. Я оглянулся: д, тбуретк был. Приковння около двери к полу, свежепокршення и вполне готовя для рестнтских здов. Но я теперь, или пок, сижу не н ней, сижу в креслх.

Мйор срзу же нчл рзговор:

- Хочу срзу скзть, почему мы просили вс приехть. Я оформляю дело о ребилитции товрищ Селянин. Он был рестовн и погиб в лгере, будучи совершенно ни в чем не виновным, только потому, что был незконно рестовн и рсстрелян его отец - стрый большевик.

...Игорь Селянин. Мой стрый товрищ по рботе в Центрльном Бюро юных пионеров. Высокий, некрсивый и обятельный в своей некрсивости прень. Веселый выдумщик, верный товрищ...

- И хотя мне незчем изучть его дело, которого-то и не было, но формльно для ребилитции требуются покзния двух коммунистов, которые его знли. У меня тут был по этому вопросу Анн Андреевн Северьянов, и он мне нзвл вс кк знвшего товрищ Селянин...

Знчит, Нюр Северьянов вспомнил меня. А кто ей скзл, что я вернулся? Я Нюру не видел с тех смых времен...

А интересно сидеть вот тк, в этом кбинете! Я встл и подошел к окну. Окно выходило во двор, и тм я увидел знкомое пятиэтжное здние с зрешеченными окнми, с нмордникми... "Внутрянк".

- Что это вы осмтривете. Лев Эммнуилович?

- Очень мне знкомый дом.

- Почему знкомый?

- Я в нем сидел.

- Кк, и вы? Боже, ккой ужс! Что вм только не пришлось пережить!

И полилсь его длиння, взволновння речь. Д, он нслышн о всех ужсх и беззкониях, которые тут творились в те стршные годы. Из стрых сотрудников тут никого не остлось, ни одного человек, но он и его товрищи нслышны об этих стршных фктх нвсегд исчезнувшего беззкония.

Я стоял у окн и, глядя н "внутрянку", рсскзывл о том, кким хорошим, идейным, идеологически выдержнным, морльно устойчивым и беззветно преднным был Игорь Селянин. Мйор быстро (неужели тк нсобчился) исписывл листы допрос. Потом скзл:

- Ну, вот и все. Пожлуйст, подпишите. И тут я глупо спросил:

- Где подписывть?

Мйор посмотрел н меня и вдруг нчл хохотть. Он хохотл совершенно искренне, он срзу утртил свой гэбэшный вид и приобрел черты человечности...

- Почему вы смеетесь?

- Боже мой, боже мой,- кк устроен человек, кк быстро он, окзывется, способен збыть! Вы столько рз подписывли покзния и уже збыли, что их ндо подписывть в конце кждого лист...

Ох, дьявол! Кк же я мог ткое збыть! Мне стло стыдно, и этот стыд не проходил, пок мйор подписывл мне пропуск, любезно прощлся со мной, провожл меня до лифт.

Стыд терзет меня и сейчс кждый рз, когд я вспоминю хохот этого мйор. Неужели он тк и остлся в уверенности, что все проходит, все збывется. Кк говорится в поговорке, "тело зплывчиво, пмять збывчив"... И я помог ему увериться в этой непрвде!

Збывет только тот, кто хочет збыть. Я ничего не збыл. И не хочу збывть. И поэтому, нверно, испытл ккое-то отчянье, когд видел, кк рушт этот дом, вместивший столько горя, столько слез. Я не хочу, чтобы он исчезл. В нем нши жизни, нш пмять.

Снесут его и построят н его месте ккое-нибудь модерновое "дминистртивное здние". Или же рзобьют сквер и дети будут бегть по усыпнным песком дорожкм, проложенным н том дворе, где мы стояли в жркие дни лет, в осеннюю непогоду, в холод зимы... А вывеску "Прием грждн круглосуточно" повесят н другом месте, не тком людном, не тком известном.

Но все рвно "Кузнецкий мост, 24" остнется жить. В ншей пмяти, пмяти нших детей и детей их детей. И пмять эту нельзя рзрушить никкой чугунной ббой. Он остнется!