Бронте Макалистер изо всех сил пытается противодействовать усилиям молодого предпринимателя Стивена Рэндолфа превратить земли ее бабушки Гилли в современный туристический центр. Стивен твердит, что влюблен в Бронте, а она полагает, что все это — для отвода глаз. Такова сюжетная линия первой части этого романа. Во второй книге «Страсти в старинном поместье», которая выходит под № 1203 одновременно с первой (№ 1202), страсти разгораются до поистине детективного уровня. У Бронте появляется соперница, ее брата преследует отец-маньяк, дело доходит до оружия... А как же любовь? Читайте наш первый сдвоенный выпуск «Любовного романа»!

Маргарет Уэй

Страсти в старинном поместье. Книга первая.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Красная вулканическая пыль клубилась при каждом шаге Бронте, забивалась в ее дорогие босоножки, раздражая кожу на подошвах. Нет сомнений, кожа ее ступней стала куда нежнее с тех пор, как она покинула страну джунглей. Корка засохшей крови уже успела покрыть ремешки из тонкой кожи. Ну какая женщина в здравом уме наденет босоножки на высоких каблуках, когда ей предстоит пробираться сквозь кусты?

— Черт возьми!

Бронте доковыляла до полянки, массируя на ходу лодыжку. Вскоре ругательства уступили место стонам. Раздражение Бронте достигло предела. Конечно, ей нужно было надеть ботинки на шнурках или хотя бы кроссовки. Она опустила на землю висевшую на плече сумку, отягощавшую как руку, так и поврежденную ногу. За сумкой последовал миниатюрный чемоданчик. Тонну он весит, что ли? Теперь можно счистить пыль и кровавую корку сначала с одной стопы, потом с другой.

Вот теперь легче. Бронте судорожно вдохнула горячий, напоенный пряным ароматом воздух.

Одна из лямок ее лифчика сползла с плеча; пришлось поправить. Теперь нужно поправить сползающие с мокрого от пота носа темные очки. На голове Бронте была большая широкополая шляпа, и тем не менее тропическое солнце буквально прожигало ее макушку. Бронте, усталая, разгоряченная, одернула на себе изысканную рубашку, прилипшую к спине. Под мышками выступили влажные пятна. Бронте сознавала, что ее лицо цветом напоминает спелую сливу.

— Нечего удивляться, что тебе так плохо. Дура ты, Бронте.

У нее давно вошло в привычку разговаривать с собой вслух, ведь в детстве она была слишком одинока. У нее даже имелись воображаемые друзья. Замечательные друзья, между прочим. Была среди них девочка по имени Эм. А еще мальчик Джонти, очень внимательный и ласковый, он жил в джунглях. Как-то Гилли сказала, что видела, как Эм и Джонти играют в салки под огромным фиговым деревом. Гилли всегда разговаривала с ней как с равной, даже когда ей было семь лет! Ну конечно, Гилли ей только подыгрывала. Бронте прекрасно знала, что ее друзья существуют только в ее исключительно ярком воображении.

Пыльный вихрь накрыл ее и заставил сойти с тропинки. Что ж, она сама виновата, что пошла пешком. Лучше смерть, чем бесчестье, — таков уж ее принцип, и она от него не отступит. Что-что, а это она твердо усвоила. Этот принцип с ней со дня рождения. Много хлопот он приносит, только и всего.

Не стоило таксисту называть ее двоюродную бабку Гиллиан «старой летучей мышью» да еще и ржать, ожидая, что Бронте разделит с ним его веселье. Это только вывело ее из себя. И не в том дело, что густые белоснежные волосы Гилли, некогда иссиня-черные, как у самой Бронте, черные глаза и ироническая усмешка постоянно напоминали об их почивших предках. Бронте, ребенок с развитым воображением, чувствовала, что давно умершие члены семьи Макалистер находятся где-то рядом. Они бродят по старой плантации сахарного тростника и по обширной полосе джунглей, окружающей земельные владения Макалистеров. Их даже видели на дороге, где они наводили страх на туристов. А местные жители никогда ничего не замечали.

Гилли, несмотря на ее уединенный, затворнический образ жизни, была очень даже на своем месте в районе, славном своими «характерами». Гилли была Лесной Врачевательницей. Две сотни акров[1], остававшиеся от площади, когда-то отведенной под плантацию, привлекли бы множество фермеров, если бы были выставлены на продажу, но Гилли вела умеренную жизнь. Большая часть унаследованных ею средств была уже истрачена. «Я слишком долго живу!» Она прибавляла кое-что к остаткам своего состояния, продавая лекарственные травы, отвары, возбуждающие средства (говорили, что эти средства действуют!), кремы для лица и тела, которые гарантированно устраняли женские проблемы, в том числе и внутренний зуд. Гилли, стоявшая у алтаря пятьдесят с лишним лет назад, думать не желала о проблемах мужчин. Они могут сами о себе позаботиться.

Бронте тоже не жалует мужчин. Как это они могут кому-то нравиться? Очень многие из них приносят одни разочарования. Нет, она не приносила у алтаря клятву вечного одиночества. Она из тех, кто не признает твердых обязательств. Доказательством этому может служить хотя бы то, что она отказалась от публично объявленной свадьбы за неделю до Великого Дня, и на ее голову обрушилась ярость ее матери и ее безумного отчима. Она выставила их на посмешище, но уже понимала, что осталась в дураках сама. Ее поведение, судя по всему, сделало ее своего рода преступницей. Может быть, мошенницей широкого размаха. Унижение было невыносимым. Позор! Хуже того, скандал скверно отразился на делах.

Нат, ее жених, разозлился настолько, что осыпал ее ругательствами, скрипя зубами. У него было буквально опустошенное лицо. Какая девушка в здравом уме отвергнет его? Да девушки до самой смерти могут стоять в очередь за благосклонностью Натана Сондерса!

А уж кто по-настоящему побагровел от злости, так это мать Ната. Ее грубость поразила бы кого угодно. Бронте и не подозревала, что мать Ната знает определенные слова, не говоря уже о том, чтобы их употреблять. «Никаких манер!» — фыркнула тогда Гилли. И ни слова упрека сыну за то, что он нанес матери страшнейшее оскорбление. Никто в мире недостоин чудо-мальчика Tea Сондерс, одной из звезд высшего общества. Она потребовала, чтобы ей вернули солитер[2] в три карата[3]; впрочем, у Бронте не было намерения оставлять камень у себя. Ее пальцам сразу же стало легче без него. Бронте утешила себя тем, что она не первая девушка, которая лишний раз подумала, прежде чем связать себя. Главная проблема состояла в том, чтобы найти в себе достаточно мужества и высказать в последнюю минуту свои соображения. О, это была патетическая минута! Бронте презирала себя за это, но знала, какую бурю вызовет ее заявление.

Буря. Хаос. Словоизвержение со стороны ненавистного отчима. Нат выбрал ее из всех. Бронте со стыдом признавалась, что хочет сделать приятное матери, но, по правде говоря, и этого не было. Ее разрыв с Натом Сондерсом вызвал колоссальный скандал. Мало кто из ее так называемых подруг встал на ее сторону. Ее бранили и изумлялись ее выходке на каждом углу. Она отказалась от своего же блага! Редкостная идиотка! Это слово вытеснило даже слово «дура». Мать Бронте заканчивала почти каждую фразу или одним словом, или другим.

Красавец, всеобщий любимец Нат был сыном Ричарда Сондерса, медиамагната, близкого друга и партнера по разным предприятиям (возможно, сомнительного свойства) отчима Бронте Карда Брандта. Понятно, что она отказалась от многообещающей карьеры. Это сознание не способствовало улучшению ее настроения. В последние годы она была на виду как исполнительница популярной роли в полицейском телесериале «Тени», завоевавшем почетный приз. Две недели назад она встретила свой трагический конец. Выстрел. Офицер полиции гибнет. Рейтинги программы рухнули, поклонники героини забросали ее создателей письмами протеста (она и не подозревала, что у нее такое количество поклонников). Но никто не позволил бы ей навлекать позор на два богатейших семейства.

Ее мать вела себя так, словно главная цель ее жизни состояла в том, чтобы сделать существование Бронте невыносимым.

— Как нам теперь смотреть людям в глаза? - кричала Миранда. — Неблагодарная ты дура, и это после всего, что Карл для тебя сделал!

А что, собственно, Карл сделал для нее? Он ее не удочерял. Ее родной отец оставил достаточную сумму, чтобы она смогла закончить университет, нормально жить и одеваться. Ее мать, в свои сорок пять все еще красивая и сексуально привлекательная женщина (умолчим о том, что сорокапятилетие она отпраздновала уже дважды), не была наследницей своего первого мужа. Наследство перешло к Бронте, а опекуном был назначен адвокат ее покойного отца. Судя по всему, Росс Макалистер не доверил эти обязанности жене. Спустя годы Бронте узнала, что ее отец изменил завещание буквально в последний день жизни. Ее матери достался дом, вся мебель и шкатулка с драгоценностями, настоящая пещера Аладдина; в ином случае она осталась бы совершенно без средств. Там была целая история, которая могла бы привести к плачевным последствиям, но умершего отца уже нельзя вернуть. А она его так любила! Она все еще чувствовала, как его ладонь лежала на ее голове.

После второго брака ее мать разделила с новым мужем все имущество. А может быть, у нее просто не было выбора? Бронте полагала, что матери так было проще. Карл Брандт — широкоплечий, импозантный мужчина, с блестящими черными глазами, густыми ресницами и на редкость звучным голосом. Никому не пришло бы в голову переспрашивать ее отчима о чем бы то ни было. И по каким-то совершенно непонятным для Бронте причинам он был неким магнитом для женщин, которым нравилось прикосновение животного. И даже возраст не был помехой. Такие мужчины притягивают девяносто процентов женщин, которые считают, что их жизнь пошла под уклон, когда им исполнилось тридцать.

А ее мать всегда привлекали деньги и сила. Неважно, что Карл Брандт — тиран, и язык его острый как циркулярная пила. Родной отец Бронте, джентльмен до мозга костей, любил ее до безумия, но он покинул ее, когда ей было семь лет. Погиб, когда его мощный спортивный автомобиль врезался в дерево. Ее мать впоследствии настаивала на том, что Росс Макалистер был бесшабашным водителем, помешанным на скорости. Его многочисленные друзья не соглашались с этим мнением.

Жизнь Бронте после этого события кардинально переменилась. Ее мать пару дней вела себя как помешанная, словно находилась на грани срыва. Бронте она отправила к своим родителям, но ее пребывание у них продолжалось всего несколько месяцев. Ее бабушка, не самая добрая бабушка на свете, решила, что она больше не в силах выносить создаваемый Бронте «тарарам». Дети должны находиться в поле зрения, но их не должно быть слышно, а Бронте вечно создает неудобства. Тогда на помощь пришла Гилли Макалистер. Гилли сама предложила взять на себя заботы о девочке. Старая добрая «сумасшедшая» Гилли. Да благословит ее Бог! Гилли, которая тайком называла Миранду «пустоголовой эгоисткой». Предполагалось, что Бронте останется с двоюродной бабкой до тех пор, пока Миранда не справится со своей трагической утратой.

Бронте оставалась с Гилли пять лет. Она редко виделась с матерью. Что же до собственности ее мужа — Брандт владел людьми, — Миранда должна была быть в его распоряжении. Свою бабку она вообще не видела. «Не могу поверить в наше счастье!» — со смехом восклицала Гилли. Ни она, ни Бронте не получили приглашение на торжества по случаю бракосочетания Миранды и Брандта, которое последовало буквально через месяц после трагической гибели Росса Макалистера. Вот так недолго длилось отчаяние королевы из классической трагедии и нервное потрясение, которого никогда не было. Опять-таки это служило иллюстрацией устойчивости психики Миранды.

Подозрительно скоро сводный брат Бронте, несчастный, затюканный Макс, осуществил свой выход в свет, о котором ходило столько толков, а Бронте и Гилли жили отшельницами на Дальнем Севере, и только примерно через год Гилли узнала из газет о существовании Макса.

В день двадцатилетия Бронте ее мать решила отправить дочь в роскошный пансион в Сиднее; заранее об этом решении ничего известно не было. «Нужно вытащить тебя из этого убожества! — кричала Миранда, когда мчалась прочь от плантации с такой скоростью, что колеса ее машины поднимали за собой пыльную бурю. — Ты же настоящая дикарка. Я совершила глупость, когда позволила Гилли воспитывать тебя. Она не способна присмотреть даже за собой». Миранда, по-видимому, была шокирована жалким видом старой плантации, которую поглощали джунгли, и самой Бронте, в которой, как она сейчас сама себе признавалась, было что-то диковатое. Находясь под надзором Гилли, Бронте привыкла носить что-то вроде охотничьего костюма — мальчишеские рубашки, брюки с широким поясом и прочные ботинки. В таком наряде она приехала в школу, где проявляла отличные успехи в учебе, но директриса, мисс Прентис, не подпустила бы ее к парадному входу.

В день отъезда Бронте ее любимая Гилли разрыдалась; ее высокая, крепко сбитая фигура содрогалась так, как будто ее била тропическая лихорадка.

Гилли была смелой и решительной, ее положение в семье было подобно генеральскому. Генерал Александер, Сэнди Макалистер, приобрел известность в Индии, сражаясь за честь Британии в Афганистане. Сэнди был одним из кумиров Гилли. После долгих трудов в Индии его дух утонул во влажной жаре тропического леса, и его более не потрясали бушевавшие время от времени бури.

Отдохнув немного, Бронте повесила на плечо сумку и нагнулась к дорогому чемодану. Одна из подачек матери. Ее матери невероятно импонирует положение жены очень богатого человека. Богатые правят миром! Богатство характеризует человека! Брандт балует мать Бронте не без причины. Миранда была его визитной карточкой. О ее красоте и изяществе ходили легенды, ее отличало отменное умение одеваться. А с чего бы еще Брандту на ней жениться? Что ж, все это свидетельствует о его хорошем вкусе.

Иначе он отнюдь не был бы столь щедр. Он никогда не проявлял щедрости в отношении Бронте. Она ходила бы в лохмотьях и не получила бы образования, если бы не наследство, которое оставил ей любимый отец. Матери тоже не улыбалось держать ее в черном теле. Еще хуже Брандт относился к собственному сыну. Бедняга Макс не унаследовал его отвратительных наклонностей и бычьей натуры. Ему приходилось выносить бесконечные упреки, убийственный сарказм обоих. Трудно было покидать пятнадцатилетнего Макса, но в пансионе он по крайней мере получит передышку. Он даже уперся и остался в школе на каникулы. Это оскорбило его мать, которая находилась во власти чудовищной иллюзии, что она хорошая мать.

Грустная, нелепая у меня семья, думала Бронте. Каждый божий день в ней случаются неприятности. Ее удивляло, что она так похожа на мать и так отличается от нее характером и манерой поведения. Гилли привила ей свои ценности, подарила ей понимание и любовь. Гилли была вылеплена из другого теста, чем мать Бронте, которую она все-таки любила, хотя и отчаялась встретить ответную любовь. Красавица Миранда могла превратиться в визжащую мегеру, если что-нибудь выведет ее из себя, как это произошло, например, в случае с расторгнутой помолвкой. Так как Брандт отличался мощью легких, он, бывало, мог равняться с ее матерью.

Бронте мужественно двинулась вперед, вспомнив, как Гилли всегда называла ее «важной». В детстве это слово смешило ее, напоминало о курах Гилли. Важная. Несмотря на многочисленные неудобства, Бронте упивалась видом окрестностей. Она всегда любила эти места. Райский сад, где водятся змеи. Чудесный сельский пейзаж. Прибрежная полоса к северу от Тропика Козерога настолько же богата и плодородна, насколько пустынны внутренние области континента, расположенные в районе Большого Водораздельного хребта[4]. Бронте восхищалась буйной тропической растительностью. Ярким оперением птиц. Пиршество красок!

Бугенвиллеи разрослись по обе стороны проселочной дороги. Собственно, ее и дорогой-то не назовешь. Почти непроходимая тропа среди джунглей. Лианы покрывали заборы, обвивались вокруг деревьев, покрывали старые резервуары для воды. Оранжевый. Вишневый. Багровый. Розовый. Голубые вьюнки «цвета твоих глаз, Бронте», как выразилась когда-то в ее детстве Гилли, свисают со стенок одного из резервуаров, стоящего в заброшенном поле.

Когда-то на этих полях рос сахарный тростник, который вырастал выше человеческого роста, но сельскохозяйственные работы были прекращены в «Гнезде иволги» еще до рождения Бронте, и Гилли унаследовала плантацию, которая в свое время была источником неплохих доходов. Земля Макалистеров располагалась по соседству с полосой джунглей, где желтые иволги вили свои глубокие гнезда, и их крики далеко разносились по лесу. В честь этих экзотических птиц плантация и получила свое название в конце 1880-х годов.

Когда-то я знала эту землю как собственную ладонь, подумала Бронте. Гилли повсюду водила ее за собой. В глубине леса она находила свои магические лекарственные травы. В эстуарии[5] реки, где текла солоноватая вода, обитали большие крокодилы-людоеды. Бронте любовалась прекрасными берегами, белым песком и бирюзовой водой, островами — истинным чудом природы — Большого Барьерного рифа[6]. Гилли научила ее ездить на лошади («Держись крепче, Бронте! Покажи ей, кто хозяин»), стрелять из винтовки 22-го калибра («На всякий случай!»). Бронте надеялась, что Гилли больше не держит в доме оружия. Не хотелось бы, чтобы она прятала ствол под половицей.

— К тому времени, как доберусь до дома, я развалюсь на части, — пробормотала Бронте. — Раздеться бы и прыгнуть вниз головой в лагуну с кувшинками.

И ни единой живой души вокруг. Дом Гилли находится у конца дороги. Вдали показалась высокая, увитая плющом стена, которой было обнесено владение. Массивные железные ворота украшало тщательно выполненное изображение иволги. Гилли вернется домой только поздно вечером; у нее назначен прием в городской клинике у приезжего окулиста. Бронте это беспокоило. Неужели острое зрение Гилли изменяет ей, несмотря на все ее уверения в обратном? Такое с возрастом случается. Кому хочется стареть? Бронте не позволила Гилли отменить визит — другой возможности получить консультацию не представится еще по меньшей мере шесть недель.

— Неудачный день, чтобы уезжать.

Бронте успокоила двоюродную бабку, сказав, что у вокзала возьмет такси. Она прилетела из Сиднея в Брисбен[7], но решила не продолжать путешествие самолетом и взошла на борт экспресса «Квинслендер», на котором отправилась на север. Ей нужно было время, чтобы подумать. Поезд для этого — самый подходящий транспорт. Во время путешествия ей представилась возможность полюбоваться все более великолепными видами, открывавшимися после пересечения Тропика Козерога. Поезд оказался комфортабельным. Кормили в вагонах вкусно, спать было удобно. А еще хорошо смотреть в окно. Конечно, Бронте рассчитывала, что водитель такси высадит ее у самых дверей, да помешали шуточки насчет «старой летучей мыши». Нет, она никому не даст спуску, если он посмеет подобным образом отзываться о Гилли.

Едкий пот заливал глаза Бронте.

— Черт!

Бронте пришлось поставить чемодан на землю, чтобы поплотнее натянуть на лоб соломенную шляпу.

И тут до нее донесся шум мотора. Она повернула голову и увидела, что с заасфальтированного шоссе машина сворачивает в сторону «Гнезда иволги».

Гилли! Ее спасительница! Как она сейчас обнимет свою Бронте! Но почему же так рано?

Бронте замерла, глядя на автомобиль, приближающийся к ней в облаке красной пыли. Но машины такой марки у Гилли нет. Насколько Бронте известно, Гилли все еще ездит на старушке, которая ни разу не сломалась за двадцать лет. А эта машина приближается очень уверенно. Можно ли сомневаться? Бронте из рода Макалистеров, и она со своего пути не сойдет. Это ее дом, коль скоро ее любимая Гилли отсутствует. Она будет жить здесь и станет бесстрашной, ни в ком не нуждающейся врачевательницей, как и ее двоюродная бабка. История человечества знала таких женщин во все времена.

Водитель автомобиля заметил, что Бронте решительно встала посреди дороги, и сделал попытку свернуть на зеленый газон. Хорошо еще, что облако красной пыли улеглось и не накрыло Бронте. Было это сделано намеренно? Водитель проявил предупредительность? В городе в дождливые дни, когда она стояла у пешеходного перехода, невнимательные водители, которые жали на газ, вместо того чтобы притормозить у лужи, частенько обдавали ее фонтаном брызг.

За рулем машины сидел мужчина. Молодой человек, чему Бронте немало удивилась. Что ему понадобилось во владениях Макалистеров? Тем более когда Гилли нет дома. И тут Бронте вспомнила о винтовке 22-го калибра. Насколько она себе представляла, этот человек может быть опасен; не исключено, что он скрывается от полиции. Несомненно, он нарушил границу частного владения, а плантация расположена в отдалении от всякого жилья. Бронте твердо поставила ноги, обутые в босоножки на нелепо высоких каблуках, на дорогу. Она решила не двигаться с места, и все ее самоуважение затрепетало в ней как струна.

Прямее спину, Бронте. Смотри прямо на него. Мужчины чувствуют, когда перед ними прирожденная жертва. Этому тебя научила жизнь с твоим чудовищем отчимом.

Водитель вышел из машины; Бронте смотрела на него, как на изготовившегося к прыжку тигра.

Лет двадцать восемь, может быть, тридцать. Высокий, не меньше шести футов двух дюймов. Плечи широкие. Стройный. Вне всяких сомнений, превосходная фигура. Мог бы быть тренером по фитнесу. На нем костюм, который могла бы надеть сама Бронте. Защитного цвета френч. Охотник на крокодилов? Даже издалека она увидела, какие у него зеленые, зеленые глаза, смуглая золотистая кожа. Похоже, этот парень способен постоять за себя всегда, при любых обстоятельствах. Решительный, агрессивно мужественный. Принадлежит к тому типу, который считает мужское господство естественным порядком вещей. Наверное, он способен сломать ее руку при пожатии.

А еще он дьявольски красив. Пот, заливший глаза, не ослепил Бронте, и она могла в упор смотреть на этого человека. Прямой нос, высокие скулы, красивый изгиб губ, челюсть, говорящая о решимости. Будь она более впечатлительной, то лишилась бы чувств. Каждый нерв словно посылал ей предупреждение. Бронте стояла прямо, как железный шомпол, хотя ее спина уже была готова переломиться от напряжения. Она исполнилась решимости до конца отстаивать свое неприятие мужского господства. В этом заключалась одна из причин ее разрыва с Натом, который в глубине души был мягок как воск.

— Приветствую вас!

Улыбка Человека Действия была такой теплой и приветливой, что Бронте была вынуждена отступить. Эта улыбка осветила его лицо.

Бронте смотрела на него, не веря своим глазам. И ничего не отвечала. Хмурясь, она ждала, что он подойдет к ней и выскажет, что у него на уме.

— Стивен Рэндолф. Я друг вашей двоюродной бабки.

Представляясь, он фотографировал взглядом каждую черточку ее разгоряченного лица. Ее кожу обожгли искорки, заплясавшие в его глазах.

Но вот Бронте вновь обрела почву под ногами. Рост — один из даров матери-природы. Что ж, голос этого человека как будто свидетельствует в его пользу. Он негромкий. Точнее, мягкий и глубокий. Многих женщин такой голос зажег бы. А еще ее поразило, что в этом голосе слышалась некая особая уверенность. В нем не было нахальства, а скорее аристократическая лень. Нет никаких сомнений, что он вполне доволен собой и своим положением.

— Я знаю имена друзей своей тетки, — произнесла Бронте настолько холодно, насколько позволял тропический зной. — Но я никогда не слышала о Стивене Рэндолфе.

— Возможно, Гилли задумала преподнести вам сюрприз.

Мужчина улыбнулся так, как будто его развлекала ее враждебность. Ослепительно белые зубы. Статный, сильный. Ради чего он заставляет ее так злиться? Он старается говорить любезно, в то время как она щетинится, будто дикобраз.

— Вы — Бронте, насколько я понимаю.

Это было утверждение, а не вопрос.

— Поздравляю вас.

Что же за мерзкая манера, которая досталась ей от отчима! Досадно-то как!

Очередная улыбка. Изгиб губ.

— У Гилли по всему дому ваши фотографии. И я как-то увидел вас по телевизору. И вы были замечательны. Эти кадры разбили мне сердце.

Бронте моргнула.

— Можно оставить в стороне мое прошлое?

— Конечно. Можно только вам сказать, что с вами обошлись непозволительно? Надо полагать, вашу несостоявшуюся помолвку вы тоже не захотите обсуждать?

Бронте прикрыла ладонью глаза. У нее заныла шея из-за того, что ей приходилось смотреть на этого человека снизу вверх, помехой чему был ее небольшой рост.

— Вы намеренно стараетесь быть грубым или это у вас получается само собой?

Похоже, он удивился.

— Мне казалось, решать следует вам. Я сказал что-нибудь неподходящее? Если так, то прошу прощения.

— Вам вовсе не за что извиняться, — выпалила Бронте.

— Ну что вы. Я не испытываю сочувствия к Сондерсу, хотя вы были бы ему прекрасной женой.

Бронте едва не поперхнулась.

— Ах, вот как? Откуда вы можете знать?

— Я знаю эту семью. Вы не захотели бы войти в нее.

Бронте метнула на него яростный взгляд.

— Спасибо за указание, но вы несколько опоздали. Как бы то ни было, я бы не советовала вам терять время. Гилли нет дома.

— Я знаю, она уехала к окулисту. Я привез ей ее вещи. Они у меня в машине. Похоже, вам жарко. Тогда не стоит оставаться на солнце. И почему вы идете пешком? Да еще на высоких каблуках!

Тут он прикусил язык.

— Люблю физические нагрузки, — бросила Бронте.

Молодой человек вдруг помрачнел.

— Может быть, водитель такси высадил вас посреди дороги? Кто он? Опишите его.

— И вы сделаете из него отбивную? — поинтересовалась Бронте, почти не шутя.

— С чего вы так ставите вопрос? Я в состоянии выразить свои мысли, не прибегая к насилию. Пожалуйста, садитесь в машину. Я подвезу вас к дому. Позвольте взять ваши вещи.

Ей хотелось бы отвернуться от него, но, увы, она была не в силах этого сделать. Все равно он не обратил бы внимания на ее реакцию. Он уже подхватил ее чемодан и бросил на заднее сиденье с такой легкостью, как если бы это был бумажный пакет.

— Садитесь же, — проговорил он. — Если вы еще постоите на солнцепеке, то сгорите.

— Не сгорю, — возразила Бронте, садясь в автомобиль. Водитель свернул на подъездную дорогу. — У меня оливковая кожа. Я прожила в этой местности много лет.

— Знаю. — Он улыбнулся. — Бронте в седле. Бронте кормит щенка, лишившегося матери. Бронте с винтовкой — на всякий случай. Вам, наверное, было лет десять? — Он взглянул на нее не то весело, не то недоверчиво. — Бронте в джунглях, посреди папоротников. Бронте здесь в тот вечер, когда ей полагается произносить речь по случаю получения премии.

— С чего вам вздумалось рассматривать мои старые фотографии?

Кондиционер в машине принес ей блаженство. Она прикрыла глаза и опустила голову.

— Послушайте, да они же чудесные!

Он позволил себе окинуть ее долгим взглядом. Во плоти она еще красивее, еще чувственнее, чем на телеэкране. А эти глаза! Какого же они цвета? Сиреневые, как священный лотос? Как те вьюнки у подхода к «Гнезду иволги»?

— Гилли обожает вас, — добавил он.

— Я обожаю Гилли, — раздраженно бросила она, как будто он усомнился в ее чувствах. — Если бы не она, я не пережила бы всего этого.

И тут же Бронте пожалела о своей откровенности.

— Должно быть, печально это признавать.

Голос мужчины не выражал ничего, кроме сочувствия и заботы. А в этом она не нуждалась.

— Сожалею, что упомянула об этом.

— А что вам во мне не нравится? — осведомился он таким тоном, как будто желал проникнуть в самые глубинные причины ее неприязни.

Этот нахал еще смеет дразнить ее!

— У меня не составилось о вас никакого мнения, — солгала она.

На самом же деле она анализировала полученную информацию с первого мгновения, когда увидела его.

— Какая жалость! Что скажет Гилли, когда вы ей скажете, что не можете выносить моего вида? Или я вам кого-нибудь напоминаю?

Бронте почувствовала, что ее щеки горят от негодования.

— Простите меня, если я была с вами невежлива. — Она с огромным усилием совладала с собой. — Все эта жара...

Ее безупречная кожа блестела от пота. И выглядела невероятно эротично. От его внимания не укрылось, что ее соски затвердели под тканью облегающей блузки с глубоким овальным вырезом. Между грудями стекала тонкая струйка пота. Ее прямые желтые джинсы, украшенные цветами, подчеркивали длину ее ног.

— Мне показалось, вам жара нравится? — лениво проговорил он.

— Только не тогда, когда у меня в руках чемодан.

— Водитель такси оскорбил вас?

— Все желаете выяснить?

Бронте бросила на своего спутника быстрый взгляд. Ямки на подбородках никогда не волновали ее, и теперь она взмолилась, чтобы сердце не предало ее.

— Да, как ни странно.

Его ответный взгляд показался ей несколько удивленным. Она-то выглядит кошмарно. Его ясные зеленые глаза исследовали ее лицо и плечи. Взгляд не задержался ни на секунду. Взгляд не то чтобы откровенно сексуальный, но вызывающий у нее щекотку, чем-то напоминающую сексуальное возбуждение. И было бы величайшей неосторожностью позволить ему заметить это. Такой парень не замедлит воспользоваться ситуацией.

— Я... наверное... чересчур резко отреагировала... Он назвал Гилли тронутой старой летучей мышью. Как вспоминаю, так все яснее сознаю, что надо быть терпимее. Здешний характер, знаете ли.

— А вы уверены?

— Я уверена, что не хочу, чтобы вы его преследовали. А что вы здесь делаете, мистер Рэндолф?

— Стивен, прошу вас, — перебил он слегка насмешливо. — Стив, если угодно. Гилли всегда зовет меня Стивеном. Я застройщик, мастер на все руки.

Бронте чуть не подпрыгнула на сиденье.

— Надеюсь, не застройщик этих земель?

Он ухмыльнулся.

— Я не собираюсь портить природу, Бронте. Я не только застройщик, но еще и охранитель.

Бронте посмотрела на него крайне скептически.

— Мне казалось, люди такого сорта редко встречаются. Не могу себе представить, как бы вы могли оставаться в дружеских отношениях с Гилли, ведь она всю свою жизнь была консерватором. Или вам что-то от нее нужно?

— Что бы это могло быть?

Он смерил ее быстрым взглядом.

Его голос не должен бы звучать так сексуально, с раздражением подумала Бронте. Из-за такого вот голоса жены оставляют мужей.

— Может быть, «Иволга»? Она в упадке, конечно, но при нынешнем туристическом буме эта земля может иметь немалую ценность, ведь она так близко от Рифа. Может быть, вы хотите переустроить эти места и открыть здесь лагерь для туристов? Так вот, скажу вам откровенно: Гилли оставляет владение мне.

— Я знаю! — протянул Стивен. — Должно быть, вы ее за это любите.

Бронте решила не обращать внимания на явный сарказм.

— Это Гилли вам так сказала?

Тот факт, что Гилли симпатизирует этому типу, сбивал ее с толку. Ну да, шарм в нем есть. Но разве этого достаточно, чтобы Гилли настолько ему доверилась?

А он тем временем снял кепку и бросил ее на заднее сиденье, где она почти накрыла соломенную шляпу Бронте. Оказывается, у него волосы цвета красного дерева с медными, наверное, выгоревшими на солнце прядками. Густые, прямые, ухоженные волосы.

— Вы не поверите, как много мы с Гилли разговариваем.

Оправдываются худшие опасения Бронте.

— Не обманывайте меня! Она никогда при мне не упоминала о вас.

— Что ж, вам-то пришлось тяжело. Будь я девушкой, я бы тоже отказался бы от брака с Натом Сондерсом, если только это может послужить вам утешением. Да ни в миллион лет!

— Похоже, вы знаете его лично. Это так?

Да, ничего невозможного в этом нет.

— Ну, вроде того.

Стивен усмехнулся.

— Вы темните.

Он не стал отрицать этого утверждения; машина въехала в ворота «Гнезда иволги».

— Кто-то отремонтировал ворота, — невольно отметила Бронте. — Хорошо.

В последний раз она приезжала к Гилли шесть или семь месяцев назад, и тогда левую створку ворот подпирал кирпич.

— Я умею быть рукастым, — отозвался Стивен.

Бронте едва расслышала его слова; она осматривалась, не веря своим глазам.

— Боже мой, да со времени моего последнего приезда тут произвели генеральную уборку! — Джунгли, которые грозили поглотить плантацию и пожрать деревянный дом, были решительно отброшены. И даже газон был по большей части выкошен! — Потрясающе!

Она пожирала глазами землю, которая и под напором джунглей заставляла задыхаться от восхищения. Гравийная подъездная дорога, широкая, украшенная по обочинам роскошными тропическими деревьями, свернула к дому. Ветви высоких деревьев разрослись так, что сомкнулись и образовали прохладный туннель. Через месяц или около того они взорвутся пышным цветением. Вот это будет незабываемое зрелище!

А слева — вековые фиговые деревья. Великаны! Украшенные оленьими и лосиными рогами, эпифитами[8], ползучими белыми и желтыми чрезвычайно пахучими орхидеями. Этот вид фиговых деревьев она как-то в детстве назвала «людвигами» — в честь знаменитого естествоиспытателя Людвига Лайхардта, и они уже достигли четырнадцати футов в высоту. Когда Бронте переехала к Гилли, старуха выполола их, и Бронте соорудила себе уютный шалаш из «людвигов». А главное чудо состояло в том, что ее ни разу не укусила змея, хотя змей она видела часто и потому ходила в этой местности особенно осторожно.

С правой стороны разрослись многочисленные магнолии и пальмы. Пальмы с листьями-опахалами в четыре фута. Здесь всегда цветут кустарники — олеандры, красный жасмин, гибискус, гардении, разноцветные пятилистники, произрастающие en masse[9]. Невероятно пахучий, но ядовитый дурман, называемый «ангельской трубой»[10], в самом цвету, и огромные трубы свободно свисают с ветвей.

Сквозь переплетение ветвей Бронте видела изумрудные воды пруда, поросшего кувшинками. Настоящая природная лагуна. Десятки похожих на чаши священных лотосов расцветили зеркальную поверхность. Небольшой, но прочный мост был здесь построен много лет назад. Его решетчатые перила обвивает синяя живокость[11], и длинные стебли с цветами свисают до самой воды.

А берега лагуны покрыты зарослями лантаны[12]. Ее розовые цветы так и влекут к себе роскошных бабочек всевозможных видов — кружевных, ширококрылы, пятнистых, радужных. Они порхают над мелкими цветами, усеявшими землю, создавая многоцветный калейдоскоп. В саду позади усадьбы можно встретить любое тропическое фруктовое дерево, известное человеку. Манго, папайи[13], бананы, локвы, гуавы, страстоцветы[14], разнообразные цитрусовые — лимоны, лаймы[15], мандарины, грейпфруты. Есть там даже рощица макадамий[16] — деревьев, завезенных в эти края предприимчивым гавайским бизнесменом и прижившихся в Квинсленде.

— Люблю эти места, — призналась Бронте. — Они для меня что-то вроде святилища.

Стивен взглянул на нее, читая нечто знакомое в ее задумчивых глазах.

— Всем нам бывает необходимо святилище. Иногда приходится бежать туда от этого мира.

Настроение Бронте тотчас же упало.

— Вы намекаете на то, что Гилли убежала от мира?

— Я больше думал о вас.

— Не улавливаю вашу мысль.

— Не надо разговаривать со мной так сердито, — отозвался Стивен. — Просто меня поразило, что у вас появились мысли об убежище.

— Я смотрю на это скорее как на обитель чистоты и простоты — в духе дзэн-буддизма[17].

Бронте резко отвернулась.

— Для этого вы еще слишком молоды, — сказал ей Стивен. — Одиночество — это иногда замечательно, но уединенная жизнь связана с известными трудностями.

— Я буду иметь в виду.

Машина выехала по подъездной дороге к трехструйному фонтану, стоящему на опорах, выполненных в виде четырех лебедей. Фонтан не работал уже много лет, но сейчас он забил вновь.

— Это вас мы должны благодарить за генеральную уборку?

В голосе Бронте не чувствовалось благодарности; скорее ей было совестно. Но она намеревалась держаться на высоте положения.

— Я лучше себя чувствую, когда время от времени имею возможность сделать что-нибудь хорошее, — отозвался Стивен. — Я вам уже сказал, я в дружбе с Гилли. Она очень энергична, но ведь ей семьдесят шесть лет.

Он расставляет ей ловушку?

— Нет нужды мне об этом напоминать. Она вам заплатила?

Он буквально пронзил ее взглядом.

— Я же сказал вам: это было доброй услугой.

— То есть частью большого проекта.

Ремонт должен был занять не одну неделю, а то и не один месяц.

— Думаете? Что ж, я с этим справлюсь. Ну что, выбираться будем? Вы идете вперед, я за вами.

Он уже командует. Открывая дверцу, Бронте резко обернулась.

— Вы войдете в дом?

— Да не бойтесь вы, — поддразнил ее Стивен. — Я ненадолго. У меня в багажнике кое-какие продукты для Гилли. Замороженные продукты нужно убрать в холодильник. Разве я вам об этом не говорил?

— Боюсь, я как-то не обратила внимания, — высокомерно бросила Бронте.

Она уже стояла возле машины, стараясь справиться с очередным приступом боли, вызванным новым соприкосновением с гравием. Она подняла глаза, осматривая дом. Окрашенный в белые и зеленые цвета деревянный дом. Оно и понятно: он строился для большой и влиятельной семьи, в которой не чурались развлечений. В последние годы содержание владения стало чудовищным бременем для Гилли, хотя она скорее согласилась бы умереть, чем признать этот факт. Дом был размещен на глубоко врытых в землю стойках высотой в несколько футов, что спасало его от нашествия муравьев. Со времени своего детства Бронте помнила, что нелегко было разобраться, где заканчиваются джунгли и начинается собственно территория плантации. А сейчас старый колониальный дом предстал перед ней во всем своем романтическом очаровании.

По обе стороны главного входа фасад украшали низко посаженые окна, расположенные симметрично относительно коньков рифленой железной крыши. Веранды были окружены тонкими белыми резными железными решетками, которые в течение многих лет до самого верха были покрыты буйно разросшимися вьюнами. Было очевидно, что дом недавно перекрасили и восстановили его первоначальный ярко-белый цвет. Зеленая окраска железной крыши гармонировала с окраской жалюзи, прикрывающих стеклянные двери на веранды.

— Это, конечно, ваша работа?

Бронте посмотрела через плечо на Человека Действия, который уже разгружал машину.

— Вам нравится?

— Это потрясающе, — прошептала она. — Вы или величайший филантроп, или вами движут какие-то тайные соображения.

— Думайте, Бронте, что хотите.

Стивен пожал плечами так, как если бы ее мнение его совершенно не интересовало.

Владение само по себе было живописным, но его местоположение делало его воистину уникальным. На дальнем краю земли Макалистеров открывался роскошный вид на изумрудную вершину вулкана; на ее конической поверхности выделялся причудливой формы бугор. Вулкан стоял над домом, словно страж. Пик был невысок, не выше четырехсот футов, но на фоне ослепительно голубого неба смотрелся изумительно.

— Если вы закончили любоваться вашим наследством, то сделайте милость, возьмите пару коробок, — предложил Стивен. — Там есть нетяжелые.

— Дайте я сначала сниму босоножки, — огрызнулась Бронте. — Когда я выходила, они казались шикарными. Теперь они меня убивают.

Стивен внес в дом несколько коробок со снедью и вышел, даже не запыхавшись. Иногда неплохо быть мужчиной. Картонных коробок он привез множество. Очевидно, Гилли делала запасы по случаю приезда молодой родственницы. Она всегда забывает, что Бронте сейчас ест далеко не столько, сколько в детстве, когда она отличалась волчьим аппетитом, но никогда не набирала ни унции лишнего веса. Конечно, в детстве она немало бегала. Современные дети ездят в автомобилях и часами просиживают перед телевизором. А они с Гилли рыскали по лесам. Каждое утро, если только не было дождя, Бронте проделывала долгий путь, торопясь к школьному автобусу. И каждый день водитель высаживал ее на том же месте.

О, она была идеально приспособлена к спартанскому образу жизни.

— Может быть, вам стоит освежиться, пока я буду перетаскивать все это? — предложил ей Стивен.

Вот это самоуверенность! Бронте отбросила густые вьющиеся волосы со лба.

— Идите вы к черту!

Стивен насмешливо поднял брови.

— Выпускаете коготки, маленькая девочка? Так вы не похожи на нашу Гилли?

Бронте вспыхнула.

— Вовсе я не маленькая! А Гилли вовсе не ваша! Просто рядом с вами я кажусь маленькой. Какой у вас рост? Шесть футов шесть дюймов?

— И притом я не на высоких каблуках. Это хорошо, Бронте, что вы не ищете другого мужа.

Очередная наглость.

— А вы считаете, что мне никого не найти?

Странно видеть мужчину в кухне дома Гилли. А этот человек здесь как дома.

— Легко найдете, ведь смотреть на вас — удовольствие. Но...

Бронте разозлилась на него за слова, которых он не произнес.

— Как бы то ни было, вам не нужно беспокоиться. Или вы женаты?

— Женат? Нет. Но шафером на свадьбе был. — Его глаза изучали ее. Аристократическое лицо, так трогательно гордое, грива длинных, вьющихся на жаре шелковистых волос. — На сегодняшний день я — убежденный холостяк. Мне нужно кое-чего достичь, прежде чем я буду готов сделать предложение женщине.

— Правда? — Бронте подняла брови. — Я удивляюсь, что у вас за плечами еще нет определенных достижений.

Как ни странно, она в самом деле была удивлена.

— Должен вас разочаровать. У меня есть диплом юриста.

— Почему же вы не практикуете?

— Как предприниматель я могу зарабатывать намного больше, — невозмутимо отозвался Стивен.

Бронте почувствовала, что не может удержаться от гримасы.

— Ненавижу мужчин, у которых в жизни главная цель — делать деньги. Если уж вы так предприимчивы, может быть, организуете мне чашку кофе? Как я ни люблю Гилли, пить ее обжаренный дома кофе не могу. У него вкус, как у ила со дна пруда. Кстати, не стоит доставать яйца из коробки. Они так лучше сохранятся, если уж нет специальной решетки. А куда делись куры Гилли?

Он пожал широкими плечами — с неожиданным изяществом.

— По-моему, все должно быть ясно. — Он послушно стал убирать яйца в коробку. — Несладко приходится курам там, где водятся змеи. Тем более когда курятник завалился. Вот вам одна из причин, по которым мы с бригадой надежных рабочих взялись за кое-какие переделки.

— Так вы святой! — Бронте помахала ему, выходя в прихожую. — Святой Стефан. Не помню, что там с ним случилось[18].

ГЛАВА ВТОРАЯ

— Ну, и что ты думаешь о Стивене? осведомилась Гилли, с интересом всматриваясь в лицо Бронте.

— А что я должна о нем думать? — невозмутимо парировала Бронте.

— Выкладывай, хулиганка! — Гилли стиснула ее руку. Сейчас они пили кофе на кухне. Гилли приехала домой минут десять назад, и до сих пор разговор шел о консультации окулиста. Болезнь не поддается излечению, но с некоторыми ее симптомами, слава богу, можно справиться. — А этот не так хорош, как мой!

Гилли поднесла чашку с крепким напитком к слегка крючковатому носу, понюхала и неодобрительно посмотрела на чашку.

Бронте не могла не рассмеяться.

— Это только доказывает, что у тебя луженый желудок. Хороший итальянский кофе. Я его как следует помолола.

— Я полагаю, Стивен-то о тебе думает, — произнесла Гилли тоном, не характерным для женщины, у которой обычно не находится доброго слова для мужчины. — Наверное, я ему сказала, что ты не любишь мой домашний кофе. Он, во всяком случае, внимателен ко мне.

Бронте, несколько удивленная, отставила почти пустую чашку. Вот она, Гилли, перед ней, такая любимая. Морщинистое, загорелое лицо с широкими скулами. Брови Гилли все еще черны как смоль, они составляют резкий контраст ее белоснежным волосам, которые она обычно собирает в густой пучок. Весьма, о, весьма незаурядное лицо, подумала Бронте.

— Ты в него влюбилась? — поддразнила она старушку.

Неожиданно для Бронте старая женщина ответила со вздохом:

— Бронте, девочка моя, как же поздно я осознала, что зря растратила свою жизнь. Когда-то я обожглась на молоке, и не нужно было дуть на воду, гнать от себя мужчин.

— То-то я вижу, что тебе нравится жить отшельницей. — Сейчас Бронте смотрела на свою старую тетку, словно та пожаловалась ей на неудачную попытку восхождения на Эверест. — Как-никак тебя почитают в этих краях.

— И есть за что! Спорить тут не о чем, — усмехнулась Гилли. — Или не я вылечила те страшные язвы на ногах у Хетти Бэннистер, когда ее доктор отступился? Да я вылечила не один десяток людей от псориаза, экземы... Да что там перечислять! У меня есть домашние средства от любых болезней. — Гилли наклонилась, чтобы прихлопнуть комара, который опрометчиво опустился на ее щиколотку. — Надеюсь, ты-то уединения не ищешь?

Бронте поморщилась.

— Надо было бы, наверное, раз уж я отказалась от любви всей жизни за месяц до алтаря.

— Но ты же не жалеешь об этом, любовь моя?

Темные глаза Гилли прищурились, изучая лицо Бронте. Она вставила в старую оправу очков новые линзы.

— Прежде всего я жалею, что связалась с ним, — призналась Бронте.

Гилли с сочувствием и любовью смотрела на свою внучатую племянницу.

— Тебя на каждом шагу подталкивала твоя мать. Чудо, что ты не сломалась. Ты всегда стремилась ей угодить.

— Она мне мать, вот и все. — Бронте поставила локти на стол и опустила подбородок на ладони. — А ты мне — настоящая бабушка. Гилли, не знаю, что бы я без тебя делала. Ты — мой ангел-хранитель.

— И буду, жизнью клянусь! — яростно воскликнула Гилли. — И не в том дело, что ты должна выйти замуж за прекрасного принца. Ты же не слишком расстроилась?

— Гилли, это был ад, — просто сказала Бронте. - Клянусь тебе, второго такого испытания я не выдержу. Мне приходилось считаться со вспышками ярости Миранды (употребление слова «мама» уже давно было запрещено Мирандой) и Карла; иногда они набрасывались вдвоем. Третья мировая война, честное слово. Миранда говорила: только дуры выходят замуж по любви. Женщина выходит замуж, чтобы обеспечить себя.

— Не она ли должна была позаботиться о тебе? — Гилли попыталась взять себя в руки и быть объективной. — Замужество. Обеспеченность. Для них оба эти слова означали одно и то же. Что ж, тебе понадобилось мужество, чтобы благополучно выпутаться из этой ловушки. У нас высокий процент самоубийств!

— Ты мне правду сказала насчет своих глаз?

Бронте поспешила переменить тему на более актуальную для нее. Она до смерти устала от мыслей о собственных травмах.

— Разумеется, — ответила Гилли и выпрямилась, как подъемный кран. — Обычная проверка давления. Никаких симптомов глаукомы. Вообще-то глаукома — болезнь наследственная, а у нас в семье ее не было, насколько я знаю. У меня бывают какие-то вспышки в правом глазу, но беспокоиться не о чем. Я уже сказала тебе, с такими симптомами можно справиться. Я буду ездить к этому врачу раз в шесть месяцев. Как-никак, я старушка крепкая. Такие как я доживают до ста лет. Ну, я-то столько скрипеть не намерена, все равно жизнь идет под гору. Давай-ка прогуляемся, пока солнце не село. Стивен здесь творил чудеса. Я чертовски рада, что у меня есть этот парень.

— Я уже вижу. — Бронте прокляла себя за вспышку ревности. — Только не мог же он делать все это ни за что? Работа тут немаленькая. Кажется, он мне говорил, что у него была бригада рабочих?

— Они с крокодилового питомника, — небрежно бросила Гилли через плечо, уже направляясь на веранду.

— С крокодилового питомника? Крокодиловый питомник? — Бронте передернула плечами. — У него что, собственный питомник?

— Могу тебе сказать, что у него есть кое-какой бизнес, — ответила Гилли, спускаясь по ступенькам. — Туристов привлекают крокодилы и вообще рептилии. Особенно они нравятся японцам. Наш знаменитый крокодильщик ведет свои дела поблизости от Брисбена. У Чики Морана дело было хорошо поставлено, но сейчас он, как ты знаешь, лишился партнера.

— Крокодил, наверно, сожрал?

— Думаю, он своего старого крокодила колол слишком часто, — сказала Гилли. — Как бы то ни было, Стивен здесь ни при чем.

— И слава богу!

Бронте приложила руку к груди. Она на своем веку повидала много крокодилов, и все-таки при виде их у нее темнело в глазах от страха.

— Стивен ведет деловую сторону предприятия, — продолжала Гилли и поднесла к носу пряно пахнущую гардению. — Он знаком с вопросами охраны природы и умеет общаться с людьми.

— Он что, ненормальный? — ядовито осведомилась Бронте.

— Что ты имеешь в виду? — бросила Гилли так резко, что Бронте показалось, будто она получила пощечину. — Стивен не состязается с крокодилами, если ты это хотела сказать. Я сказала тебе: он этой стороны дела вообще не касается. Они с Чикой планируют расширить ферму и сделать там что-то вроде зоопарка. Им придется вложить большие деньги.

— Купить парочку львов, тигров, одного-двух жирафов? — продолжала Бронте все так же насмешливо. — Слоны — это обязательно. Слонов все любят. Хорошо бы еще носорога. По-моему, в Африке носороги отлично уживаются с крокодилами. А ведь это мысль! Ты знала, что белыми носорогов называют неправильно? Их сначала назвали широкими из-за того, что пасть у них шире, чем у черных носорогов, хотя хотела бы я посмотреть на того, кто захотел бы измерить их пасть. Для тебя-то это пара пустяков.

— Интересно. — Гилли широко улыбнулась, как делала всегда, когда Бронте, в детстве жадно глотавшая книги, прибегала к ней с каким-нибудь неожиданным сообщением. — В общем, у Чики есть земля, так что затея с зоопарком вполне осуществима. Он из семьи первопоселенцев в тех краях.

Бронте прикрыла ладонью лоб.

— А он легок на подъем, ничего не скажешь!

Гилли смутилась.

— Он вообще-то славный парень, но мне всегда казалось, что он тугодум.

— Я говорю про Стивена Рэндолфа. А если человек потерял чуть не все пальцы, проворным он уже не будет.

— Чика признает, что совершил глупость, — заметила Гилли. — К тому же это было много лет назад. Сейчас сыновья его — большие, здоровые парни.

— Еще бы. И умом не блещут. Кому придет в голову зарабатывать на жизнь, держа крокодилов-людоедов?

— В этом тоже есть искусство, родная, — весело заявила Гилли. — Кстати, эта ферма — только одно из предприятий Стивена. У них с партнером есть очень симпатичный мотель с хорошим рестораном. Они там устраивают выставки молодых художников. Многие из них переехали сюда. Север — чудесное для художников место. Этот мотель и ресторан имеют успех. Стивен нанял управляющего, так как хочет заняться осуществлением новых проектов.

— Если я правильно понимаю, «Иволга» ему нравится?

— Ну да.

Бронте вдруг стало горько. Она отвернулась и посмотрела на покрытый изумрудным одеялом вулкан, и он показался ей живым динозавром, одним из тех, что обитали когда-то в этих местах. Неудивительно, что «Иволга» нравится Стивену. Волшебная земля! Чудесный аромат цветов и фруктов, экзотическая природа. Север неповторим в его пышности и разнообразии растительности. Теперь Бронте ожидала заката. Закаты в тропиках поразительно красивы. Солнце опускается за горизонт гигантским огненным шаром, который вдруг приобретает сиреневый оттенок, а потом наступает ночь; небо усыпают звезды, и восходит медная луна.

Бронте повернулась к Гилли.

— Чем он теперь намерен заняться? — поинтересовалась она.

— Мне не терпится рассказать тебе об этом, - глубоко доверительным тоном произнесла Гилли.

«Нет! — подумала Бронте. Вот оно, начинается!»

— Это имеет отношение к «Иволге»?

Она наклонилась, чтобы поближе рассмотреть выросшую на мертвой ветке чудесную орхидею.

При этом вопросе Гилли слегка насторожилась.

— Сейчас, сейчас, любимая. Это была моя идея.

— Что за идея?

Бронте выпрямилась.

— Дело в том, родная, что плантации такие большие. А деньги у меня на исходе. Мне захотелось вернуть к жизни эту землю. Стивен считает, что это реально.

— Не сомневаюсь! — мрачно отозвалась Бронте, следя взглядом за пролетающим попугаем.

— Родная моя, она всегда будет твоей. Во всяком случае, моя доля.

— Доля? — От неожиданного волнения Бронте отбросила волосы на плечи. — «Иволга» в твоем полном владении, разве не так?

— Да, конечно. Я толкую о совместном со Стивеном владении.

— Ты собралась разводить крокодилов в пруду с кувшинками?

— Бронте, тебе стоит меня выслушать. — Темные глаза Гилли серьезно глядели на нее. — Я не дурочка.

— Нет, конечно, я так никогда не думала, - произнесла Бронте извиняющимся тоном.

Гилли вправе распоряжаться своей собственностью, как ей угодно.

— А Стивен — не мошенник.

— А как мы с тобой можем быть в этом уверены? — возразила Бронте. — Внешность и обаяние не мешают всяким уловкам. — Тревога Бронте ясно читалась на ее лице. — Ты проверяла его? Обаятельнейшие мошенники часто попадают под суд.

— Бронте, милая моя, я много лет держу мошенников на расстоянии, — усмехнулась Гилли. — Владеть недвижимостью в этих местах становится опасно! Раньше это меня не беспокоило, но я решила, главным образом ради тебя, что нам следует продать то, что у нас есть.

Бронте застонала; она испугалась, что Гилли могут грозить финансовые неприятности, в которые Гилли вовлечет и ее!

— Пожалуйста, Гилли, не волнуйся за меня, — взмолилась она.

— Не будь смешной! Я уже столько лет волнуюсь за тебя, так что теперь мне поздно бросать это дело. Что с того, что твоя мать замужем за богатым человеком? Я не думаю, что в его завещании найдется строчка для тебя. Я не сомневаюсь, что Миранде пришлось подписать брачный контракт.

Бронте кивнула.

— Она его подписала. Но мне она не говорила, какие там условия.

— Могу поклясться, она считает их унизительными, — заметила Гилли. — Думаю, ты будешь довольна.

— Гилли, ты вправе делать все, что хочешь.

Чтобы успокоиться, Бронте отошла к гигантскому папоротнику, из тех, что можно встретить только в джунглях. Такие папоротники иногда врастают в стволы деревьев и бывают выше самой Бронте футов на двадцать, а то и больше.

Гилли приблизилась к ней.

— Я не хочу делать ничего, что огорчило бы тебя.

— Гилли, ты же не знаешь по-настоящему этого человека, — заметила Бронте как можно более мягко, тогда как на самом деле ей хотелось выкрикнуть: да кто он такой? — Он сказал, что у него диплом юриста. Я не знаю, какое учебное заведение он заканчивал, но это нетрудно выяснить. И вот еще что любопытно: он говорит, что знает семью Ната. Я, мол, не захотел бы иметь с ней дело. Он говорит так, как будто действительно их знает.

Лицо Гилли приняло задумчивое выражение. Она поправила белоснежную прядь у виска.

— Интересно, мне он никогда ничего не говорил.

— Но ты рассказывала ему обо мне?

Бронте старалась не выдать досаду. Она знала, как Гилли гордится ею.

— Любовь моя, в этот дом нельзя войти без того, чтобы не увидеть твою фотографию. Ты работала на телевидении, пока тебе не помешали эти проклятые Сондерсы. Черт меня побери, если я известна так же, как ты. Стивену стало интересно. Он считает тебя красивой и к тому же прекрасной актрисой.

Бронте зло расхохоталась.

— Я не актриса. Великими актрисами рождаются, как моя мать. У меня есть кой-какой талант, и я фотогенична. Но чтобы я что-нибудь умела!

Гилли притянула ее к себе и обняла.

— Ты чересчур скромная, и в этом твоя беда. Дай себе шанс. Тебе в конце декабря исполняется двадцать три. Я предполагала, что родители назовут тебя Ноэлью, но Миранда была помешана на «Грозовом перевале» Эмили Бронте[19].

— Я знаю. Она часто говорила, что это ее любимая книга. Правда, я никогда не видела, чтобы она читала что-нибудь еще. «Вог», «Харперс энд Куинс», «Ярмарка тщеславия», «Архитектурный дайджест»[20] — вот все ее чтение.

— У нее нет времени читать, — сухо сказала Гилли. — Этот маньяк, за которым она замужем, поглощает все ее внимание. Но вернемся к Стивену.

— Гилли, ты давно его знаешь? — с беспокойством спросила Бронте.

— Да. — Гилли отломила сухую ветку. — Мне кажется, вечность. Он живет здесь довольно давно, но я с ним встретилась примерно в июне. Я ездила в город за покупками, и Стивен выходил из магазина вместе со мной. Он предложил покатить мою тележку.

— Ну, правильно! — иронически воскликнула Бронте. — Надежный способ завязать разговор. Думаю, он знал, кто ты.

Гилли откинула голову и расхохоталась, спугнув при этом нескольких попугаев.

— Девочка моя, а кто я? Ясное дело, Стивен не искал развлечений. Я могу выглядеть как угодно, но я — старая дама. Я себе время от времени об этом напоминаю. Стивен — джентльмен. Он разгрузил мою тележку и сложил все покупки в багажник. Я сказала, что мне, при моих-то силах, придется просить кого-то выгрузить их у дома, но его я об этом не просила.

Что-то стеснило грудь Бронте.

— Как же он попал к тебе?

Гилли окинула ее взглядом.

— Я не упустила возможности, когда в следующий раз увидела его в городе. Я сказала ему, что если ему случится оказаться где-нибудь в окрестностях плантации, то он может заглянуть ко мне.

Глаза Бронте округлились как блюдца.

— Гилли, да разве ты не понимала, насколько это опасно?

— Не говори глупостей, девочка моя. Ты лучше, чем кто бы то ни было, знаешь, что я могу себя защитить. И кроме того, глаза — зеркало души. У этого молодого человека кристально чистые глаза. Будь я лет на сорок моложе, мне бы захотелось выйти за него замуж.

Гилли засмеялась и отошла к заболоченной лагуне, поросшей кувшинками и высоким тростником.

— Я полагаю, можно попасться на крючок, даже когда тебе за семьдесят, — заметила Бронте.

— Ты говоришь со знанием дела, — парировала Гилли. — Семидесятилетних секс интересует не меньше, чем семнадцатилетних. Подходящий человек способен растопить женщину любого возраста как смолу.

— Вот еще!

Бронте почувствовала, что ей почему-то становится жарко. Чтобы справиться с волнением, она подняла плоский камешек и пустила его по гладкой поверхности воды.

— Да шучу я, родная! — Гилли громко засмеялась. — Я верю Стивену Рэндолфу как тебе.

Бронте было больно это слышать.

— Ты мне так и не сказала, чего он от тебя хочет.

Гилли наклонилась, тоже подобрала камешек, с наслаждением бросила его, и он полетел дальше, чем у Бронте.

— Потерпи до завтра, и Стивен сам тебе скажет; я пригласила его к ужину. Он сумеет все объяснить гораздо лучше, чем я. Он разбирается в юридических процедурах и все такое. Он сотрудничает с городским советом и свое дело знает, это тебе в городе кто хочешь подтвердит. Так что подожди до завтрашнего вечера.

Утро. Первые лучи солнца пробиваются сквозь волнистые лимонные складки покрывала, которое защищает массивную кровать от комаров. Теплый золотой луч лег на сонное тело Бронте, но разбудил ее не он, а заливистое пение птиц. Бронте повернула голову на подушке. Наволочка и простыни пропитались запахом из ароматических пакетиков Гилли. Запах цветов и молодой древесины — лучшего определения Бронте не могла подобрать. Гилли ни за что не откроет своих секретов; правда, она обещала, что оставит Бронте по завещанию свои гроссбухи с рецептами.

Спать было уже невозможно, так как оркестр набрал полную силу. В нем слились все мыслимые голоса — скрипки, альты, виолончели, флейты, гобои, трубы; время от времени слышался рог и даже фагот. Кто не мог петь в полном смысле слова, свистел. Доносились щелчки. Мяукали дрозды. Мелодично заливались малиновки.

Красота! Бронте повернулась на спину и принялась рассматривать потолок, находившийся над ней на высоте шестнадцати футов, — аккуратную штукатурку и лепные украшения, которые отчаянно нуждались в реставрации. Она заложила руки за голову, наслаждаясь утренним теплом и богатым музыкальным сопровождением. Это первое утро, когда она просыпается, не думая о тяжелейшем ударе, связанном с ее неудавшимся замужеством. Теперь она отчетливо сознавала, что ее отношениями с Натаном дирижировала ее мать при поддержке ее влиятельного супруга. Оба они видели преимущества этого союза, как социальные, так и финансовые. Для них! Сама она никогда по-настоящему не интересовала Ната. Тем более его не интересовали ее мысли. Скорее его занимало ее тело, ее способность при желании выглядеть так же ослепительно, как и Миранда.

Многие годы Бронте старалась найти у матери признаки любви к ней, желания прийти на помощь, но материнские чувства оставались для Миранды закрытой книгой. Все жизненные силы Миранды были направлены на то, чтобы ублажать это чудовище, за которое она вышла замуж, да сохранять блистательную внешность, которая остается предметом зависти для ее подруг из высшего общества. Оглядываясь на прошлое, Бронте видела, что Миранда старалась избавиться от нее, выдав замуж, еще когда девушке было лет восемнадцать. Подружка сказала ей, что ее мать не желает видеть рядом с собой соперницу. Гилли воспитывала Бронте в презрении к пустому тщеславию, поэтому она никогда не видела себя в этой роли.

Ее родная мать ревнива? Следует ли воспринимать критические замечания Миранды и ее неодобрительные взгляды, которые она бросала на Бронте, когда та надевала что-нибудь парадное, как проявления ревности?

Впрочем, теперь это уже не важно. Она не может вернуться домой. Она даже не может снять квартиру в Сиднее. Вероятно, Миранда считает, что обладает дочерью, подобно тому, как Карл Брандт обладает ею самой. Кроме того, есть еще ее сводный брат, бедняга Макс. Возможно ли будет увезти Макса в «Иволгу» на рождественские каникулы? Он был бы счастлив! У него нет любящих родителей, которые нуждались бы в его присутствии. Бедный, тишайший Макс из кожи вон лез, чтобы добиться от кого-нибудь из них хотя бы капли нежности.

Как жаль, думала Бронте, что родителей не выбирают. Сама-то она крепко держится за свою любовь к покойному отцу. Эта любовь течет в ней, как река. Поговаривали, что ее отец намеревался покончить с жизнью; это не могло быть правдой. Поступив так, он бы оставил ее, маленькое, беззащитное семилетнее создание. Разве мог он о таком подумать? Росс Макалистер, ее отец. Она твердо знает, что Бог позволит ей увидеть его вновь. Ее сердце ныло, когда она думала об отношениях матери с Карлом Брандтом до того, как совершился этот ужасный брак. Кому в здравом уме придет в голову захотеть сделаться любовницей Карла Брандта, не то что женой?

Бронте отбросила простыню и ощутила новую волну аромата. Гилли умница, ей бы стать знаменитым парфюмером и создавать чудесные букеты запахов. Или хотя бы химиком, ботаником, естествоиспытателем.

Бронте сдула с матраса комаров и опустила ступни на прохладный полированный пол. Она снова почувствовала себя той девчонкой, которая бегала босиком по этой плантации. Гилли пришлось продать Джипси, ее веселую и задорную кобылу, и Диабло, высокого, совсем еще юного мерина, в котором не было вовсе ничего от дьявола, он обладал мягким и ровным характером. Бронте и Джипси отлично спелись, словно лошадь и всадница наслаждались друг другом. Благодаря Гилли Бронте стала первоклассной наездницей. Это импонировало Натану. Ему нравилось, что она так хорошо разбирается в лошадях, особенно в игре в поло, которую он плохо понимал. Но сейчас ей не хочется думать о Натане Сондерсе. Он ушел из ее жизни. Удивительно, что он когда-то каким-то образом вошел в нее. Она не встретилась бы на его пути, живи она нормальной жизнью вместо того, чтобы быть падчерицей Карла Брандта.

Бронте достала из резного шкафа, стоявшего в ногах кровати, шелковое кимоно и прошлепала по коридору в старомодную ванную комнату, где встала под мощные струи душа. В ее детстве здесь время от времени находили убежище большие зеленые лягушки. Гилли обращала на лягушек не больше внимания, чем на змей, но Бронте не могла похвастать такой силой характера. Ей хотелось, чтобы ванная принадлежала ей одной. В это утро прохладный душ освежил ее. Наступающий день снова обещал быть жарким, но она скоро акклиматизируется.

Вернувшись в комнату, она натянула белье, облачилась в белые льняные шорты и блузку в синюю и белую полоску, похожую на матросскую тельняшку, затем застегнула кожаный пояс и убрала волосы в густой конский хвост. Прикосновение помады к губам и легкие спортивные туфли на ноги. И все, она готова. Все предметы ее одежды дорогие, но она была бы не меньше счастлива и в той одежде, которую привыкла носить. Она помнила, как ненавидела свои платья школьной поры. В особенности ненавидела униформу, которую приходилось носить в пансионе. Некоторые девочки — а там все воспитанницы были из богатых семей — любили ее дразнить. «Какой примитив!» — говорили они в первое время, но потом обнаружили, что у Бронте тоже подвешен язык. Гилли настаивала на том, чтобы она училась четко говорить и умела постоять за себя в этом жестком мире. Впоследствии, поскольку у нее так и не пропало желание учиться, товарищи обнаружили, что она умна. В пансионе она слыла самой смышленой в классе. А вот в области человеческих отношений она потерпела драматический провал.

Утро было посвящено домашней уборке. Несмотря на все усилия Гилли заботиться о поддержании порядка, она так и не приспособилась к домашним делам, и в доме царил вечный хаос. Гилли не любила что-либо выбрасывать. Затем они пронеслись по плантации на головокружительной скорости, породившей произносимые шепотом молитвы и крики Бронте: «Не гони!»; Гилли не обращала на них ни малейшего внимания. Она считала себя классным водителем. Если нужны доказательства — пожалуйста: ни одной аварии за пятьдесят лет. Бронте полагала, что этим обстоятельствам Гилли обязана тому, что сельские дороги, как правило, находились в ее полном распоряжении, а не своему мастерству вождения. В городе Гилли не продержалась бы и двух минут без того, чтобы ее не остановил недоверчивый полицейский.

Большая часть двух сотен акров превратилась в буйные зеленые джунгли.

— Думается мне, гориллам бы здесь понравилось, — заметила Бронте.

У нее ныли ноги, потому что она на своем пассажирском сиденье беспрерывно имитировала торможение.

— Ты серьезно, крошка? — уклончиво отозвалась Гилли.

— Нет, конечно! — Бронте рассмеялась. — Послушай, ты не пустишь меня за руль?

— Ни в коем случае, котенок. Я здесь наизусть знаю все ямы и колдобины. А ты — нет.

— Это точно, знаешь. Ни одной не пропустила.

Гилли не обратила внимания на насмешку.

— Когда-то шестьдесят или семьдесят гектаров были засажены тростником. Замечательное зрелище. А выжженные места! Поразительно! Оранжевые языки пламени на фоне ночного неба, запах мелассы[21]. А сейчас сахаропроизводители перешли на зеленый тростник. А это значит, что отходы могут оставаться на земле и превращаться в перегной. Уменьшается эрозия почвы, но в дождливых районах, таких, как наш, такой метод способствует заболачиванию полей. Мне не хватает тех зрелищ, что бывали здесь в старые времена.

— Да, для кенгуру и страусов эму здесь хорошо, — согласилась Бронте, окидывая взглядом саванну, где некоторые звери уже проявляли любопытство к шумным гостям, но многие продолжали жить своей невозмутимой жизнью.

— Бронте, ты действительно нервничаешь? — любезно поинтересовалась Гилли. — Я вижу, ты то и дело сжимаешь ладони в кулаки.

— Чисто машинально.

Бронте отбросила назад волосы.

— У меня тебя никто не обидит, — довольным тоном сказала Гилли, одновременно демонстрируя свое умение налаживать работу мотора. - Это наш мир, Бронте.

— Наш потерянный мир, — улыбнулась Бронте. - Хотелось бы мне увидеть «Иволгу» в ее лучшие времена.

— Лучшие времена вернутся. — На лице Гилли появилась загадочная улыбка. — Мировые цены на сахар достигли пика в середине семидесятых, незадолго до того, как ты родилась. Я помню, как герцог Эдинбургский[22] — ох, какой красавец! - приехал в восемьдесят втором году в Маккай[23] на празднование двадцатипятилетия начала массового земледелия. В семидесятых «Иволга» была на вершине процветания, как в те незапамятные годы, когда я была девочкой. Мы жили как короли у себя в королевстве. Потом война. А остальное ты знаешь. Макалистеры записались добровольцами одними из первых. Четверо, мой отец и трое его братьев. Домой вернулся только дядя Шолто. И эти потери серьезно сказались на нашей семье.

— Иначе и быть не могло, — серьезно отозвалась Бронте, думая о том, сколько же утрат понесли семьи во всем мире.

— Дядя Шолто делал для нас все возможное, но он был тяжело ранен и мучился от болей весь остаток жизни. Мой брат, твой дедушка, унаследовал владения совсем молодым. Когда в семьдесят девятом году его не стало, «Иволге» пришел конец. Твой отец всегда стремился к другой жизни. Он был человеком умным, честолюбивым, сделал хорошую карьеру как архитектор. Я всегда считала, что он и сегодня был бы жив, останься он дома.

У Бронте защемило сердце.

— Гилли, ну почему ты так говоришь?

— Прости, моя радость, наверное, я не должна была говорить. Я не хочу тебя огорчать, но я не прощу Миранде того, что она сделала моему племяннику.

— А что она сделала? — тихо спросила Бронте.

— Она погубила его.

У Бронте перехватило дыхание.

— Ты в самом деле так думаешь?

— Любовь моя, от фактов никуда не уйти. - Гилли печально покачала головой. — Миранда пыталась списать со счетов Макса как несовершеннолетнего, но мы с тобой решили по-другому. И ни на минуту я не верила, что Росс добровольно ушел из жизни, для этого он слишком любил тебя. Это был несчастный случай. Человек, которому плохо, становится беззаботным. Твой отец никогда не хотел тебя покидать.

— Мать говорила, он обожал скорость.

Бронте взглянула налево, туда, где густые джунгли смыкались с землей Макалистеров. Трава в саванне приобрела золотистый оттенок, но лес сохранял глубокий изумрудный цвет.

Голос Гилли задрожал от долго сдерживаемого гнева:

— Должна же она была что-то говорить! Может быть, скорость тоже сыграла роль, но я никогда не поверю в какое бы то ни было объяснение кроме того, что мысли Росса были далеко.

— Какое счастье для меня, что у меня была ты, Гилли.

Голос Бронте слегка дрогнул.

— Любимая моя девочка, это ты снова сделала меня человеком. В этих краях меня уже начинали считать ведьмой Севера. А когда в доме появился ребенок, я волей-неволей встряхнулась. Я полюбила тебя настолько, что была буквально опустошена, когда тебе пришлось меня покинуть.

— Я так не хотела уезжать, — призналась Бронте. — Я так надеялась, что мать совершенно забыла обо мне. Как ты считаешь, почему она вдруг вспомнила, что у нее есть дочь?

— Не знаю. — Гилли дернула на себя рулевое колесо. — Может быть, она подумала, что ты — ее имущество. Каждый раз, как она видела тебя, ты делалась все красивее и красивее.

— Да, приблизительно раз в год. — Бронте скривила губы. — Мне вот что хотелось у тебя спросить. Ты не будешь против, если сюда приедет Макс, когда начнутся каникулы?

Гилли взглянула на нее с легким укором.

— Конечно же, не буду. Но я не представляю, чтобы твоя мать его к нам отпустила. Просто назло. Ей будет невыносимо думать, что ему здесь хорошо.

— Может быть, и так.

Бронте поспешно крепко вжалась в кресло, так как машину Гилли тряхнуло на очередном ухабе.

— Решено! — торжествующе воскликнула Гилли, когда машина взлетела вверх и тут же ухнула в яму. — Напиши же мальчику! Думаю, позвонить ему в школу ты не сможешь. Места у нас достаточно. Думаю, пора нам возвращаться в дом. Чем мы будем угощать Стивена?

— А чем ты обычно его угощаешь? — подозрительно спросила Бронте.

— Разве ты забыла? Кухарка я ужасная. Я рассчитывала, что ты сделаешь нам честь.

— Отлично! Ты залучила меня сюда, чтобы я готовила для Стивена Рэндолфа! В таком случае могу предложить вяленого кенгуру, — с невозмутимым видом предложила Бронте, — или фрикассе из крокодильих хвостов с сухой лапшой.

— Шутишь, да? — обеспокоенно спросила Гилли.

Любимым блюдом самой Гилли были вареные яйца.

— Не беспокойся, — заявила Бронте. — Я приготовлю роскошный ужин. Когда ожидается Человек Действия?

— Я же знаю, ты будешь с ним любезной? - слегка нервничая, спросила Гилли. — От шести тридцати до семи. Сначала напитки на веранде, а ужинать пойдем в дом. Стивен — отличный собеседник, ты не соскучишься, родная. Это я тебе обещаю!

Бронте скептически взглянула на нее.

— Я твердо знаю только одно: я неизменно буду внимательно приглядывать за Стивеном Рэндолфом.

Бронте колебалась, что ей надеть. Ей не хотелось наряжаться для этого человека, будь он сердцеедом или нет. Так что незачем внушать ему ложные представления о себе. С другой стороны, нельзя обидеть Гилли, которая сочтет грубостью, если она не прихорошится ради дорогого гостя. В любом случае, у нее с собой всего пара платьев, ведь в этой местности куда популярнее брюки. Она посмотрела на два разложенных на кровати симпатичных летних платья. Одно — легкое, белое, из шифона, украшенное цветочками и гирляндами листьев. Другое представляло собой платье простого покроя, с облегающим верхом и широкой нижней частью из пурпурной ткани. Ясное дело, она приобрела это платье из-за его цвета. В ее глазах оно было чудом искусства.

Но Стивен Рэндолф не получит удовольствия, созерцая ее в каком-нибудь из этих одеяний. Она решила остановиться на том, что называла «своей пижамой»: блуза с высоким воротником и длинные облегающие брюки. Изначальный цвет ткани стальной, но при определенном освещении он кажется серебристым.

— Это еще что на тебе? — воскликнула Гилли, когда Бронте вошла в просторную старомодную кухню. — Ты выглядишь шикарно! — Гилли широко раскрыла свои выразительные черные глаза. — Эти брюки как раз для твоей фигуры. Тебе следует знать, что когда-то у меня была хорошая фигура. И волосы, и кожа. Черт возьми, не знаю, почему я лишилась жениха, ведь я была недурной женщиной.

— Гилли, я это о тебе и сейчас скажу. — Бронте улыбнулась. — Мне нравится твой халат. Как в Марракеше[24]. Надо полагать, твой жених не отличался умом.

— Это точно, — фыркнула Гилли. — Думаю, он хотел получить все, что у меня было, до последнего пенни, а потом обнаружил, что почти все мое достояние составляет недвижимость, которую я не стану продавать. Но я в то время была влюблена в него. Ты знаешь, он любил мне петь под гитару.

— Вот это да! Впервые об этом слышу! — воскликнула Бронте, стараясь представить себе Гилли, внимающую серенадам своего хама-жениха.

— Мне приходится держать кое-какие карты в рукаве. Кстати, так что у нас на ужин?

— Чудо, что у нас вообще что-то есть, — проворчала Бронте. — Кухня у нас как футбольное поле, но хорошей хозяйке в ней будет неуютно. Знаешь, Гилли, основные механизмы серьезно огорчат серьезную хозяйку.

— Ничего страшного, родная, — примирительным тоном ответила Гилли. — Домашнее хозяйство — не моя страсть.

— А вот мне пришлось пройти качественный курс кулинарного искусства, чтобы я была Нату хорошей женой. — Бронте подошла к плите. — Регулировать температуру здесь просто невозможно. Такой вещи, как летняя, умеренная температура, не существует, только кипящий котел. Но я тебя не подвела. Ужин у нас получится милый, хотя и простой. Все уже в духовке. Нам понадобится сорок пять минут. Я засунула туда мясо креветок, яйца, сливки, вишню, грибы и нарезала кубиками овощи. Должно получиться вкусно. Дары моря — это так удобно. Видно, твой Стивен знал, что ему предстоит прийти на ужин. Остается еще заправить укроповым соусом. Я не могла состряпать изысканный десерт, но сейчас, благо духовка разогрелась, можно испечь пирог на кокосовом молоке. Еще у нас будет манговое мороженое. Я уже поджарила орехи, в основном это наша австралийская макадамия; их можно подать к напиткам. В качестве аперитива — помидоры, маццарелла с анчоусом. Думаю, домой он поедет довольный.

— Пусть только пожалуется, мы его быстро за дверь выставим, — пошутила Гилли, чье настроение заметно поднялось. Она поставила на крышку шкафчика изящную миску с авокадо и вышла, звеня примерно десятком серебряных браслетов. - Когда ты, Бронте, решишься на что-нибудь серьезное, из тебя выйдет прекрасная жена.

— Гилли, это не моя идея! — крикнула ей вслед Бронте.

Совсем, совсем не моя идея!

Стивен Рэндолф приехал с подарками. Вино, бельгийские шоколадные конфеты и еще картонная коробка, перевязанная золотисто-коричневой лентой.

— Я подумал, может быть, это будет кстати, - сказал он, расцеловав Гилли в обе щеки и послав улыбку Бронте. Хитроватая улыбка, изгиб в уголках красивых губ. — Я отнесу это на кухню, хорошо?

— Вы же знаете, вам не обязательно было это делать, — упрекнула его Гилли, сияя.

— Гилли, мне это только в радость. Вы отлично выглядите!

Сейчас он скажет, что мы похожи на двух сестричек, ехидно подумала Бронте, провожая гостя в кухню. Да, этот человек, несомненно, поймал Гилли на крючок. Может быть, это второй мужчина в жизни Гилли, который стремится обобрать ее до последнего пенни? Только через мой труп, раздраженно подумала Бронте.

— Не хотите посмотреть, что здесь? — предложил ей Стивен.

Бронте поставила картонную коробку на длинную и узкую боковую доску соснового буфета. Стивен тем временем убирал вино в холодильник. Гилли, возбужденная, радостная, выплыла на освещенную свечами веранду, вне всяких сомнений, с целью оставить молодых людей вдвоем.

Бронте усмехнулась.

— Пожалуйста, дайте мне минуточку.

— Простите, пожалуйста. Как вам здесь живется?

Он позволил себе оглядеть ее с головы до ног. Ее огромные черные глаза, чуть-чуть тронутые фиолетовым, невероятно красивы, но в то же время она колюча, словно кактус. Кактус, одетый в жидкое серебро. Похоже чуть ли не на белье. Стивену стоило немалых усилий не протянуть руку и не погладить ткань... Ее. Но ему никогда не приходилось видеть, чтобы девушка посылала ему такой красноречивый сигнал: «Держи дистанцию!»

— У меня все в порядке, спасибо. — Бронте развязала ленточку. — О-о, какая красота!

Эти слова вырвались у нее сами собой.

— Гилли любит шоколад.

— Я знаю.

Бронте бросила на Стивена сердитый взгляд, на который он ответил лукавым прищуром. Несомненно, он красив, приходится признать. На нем отличного покроя черная рубашка с кремовыми полосками — в тон бежевым брюкам. У него потрясающая фигура. Это смущало Бронте.

Осторожность, Бронте, и еще раз осторожность, приказала она себе. В этом человеке скрыты запасы динамита.

— Почему вы так стараетесь поставить меня на место? — самым рассудительным тоном спросил Стивен.

— Поставить вас на место? — Бронте надменно вскинула брови. — Мне казалось, я просто разговариваю с вами. Откуда у вас это чудо?

— На самом деле это фруктово-шоколадный торт.

Он отвернулся, чтобы взять тарелку.

— Спасибо вам, — подчеркнуто отчетливо произнесла Бронте.

Он знает, что где найти у Гилли в доме.

— Осторожно пересыпьте их.

Бронте чувствовала, что он провоцирует ее на вспышку. На мгновение ей захотелось принять вызов. Вместо этого она спокойно и ловко извлекла из коробки большой торт, покрытый блестящей глазурью и украшенный серебряными шариками.

— Честно признаться, я сам его сделал, — сказал Стивен, вынул из коробки оставшийся там маленький шарик глазури и медленно положил его в рот.

Бронте отвернулась от него, твердо решившись сохранять ледяной тон.

— Не может быть!

Стивен рассмеялся.

— Нужно же мне было сказать что-нибудь, чтобы спустить вас на землю с заоблачных вершин. Нет, Бронте, я знаком с одной очень славной дамой, к которой могу обратиться, когда мне нужно что-нибудь экстраординарное.

Тут Бронте задала вопрос, который никак нельзя было задавать:

— Вы с ней спите?

— Что? — Ясные зеленые глаза Стивена округлились. — Бронте, вы меня шокируете. Эта дама печет сладости для очень многих.

— Тогда все в порядке. Дело в том, что мы не так уж много знаем о вас. Вы согласны, Стивен Рэндолф?

Его зеленые глаза смеялись.

— Почему вы не спрашиваете меня о моем настоящем имени?

— А есть и такое?

Он улыбнулся. Чувственные губы и челюсть решительного мужчины.

— Бронте, вы чувствительны как бронированный танк, — заявил он.

Она пожала плечами, как бы соглашаясь.

— Ничего. Это между нами. Вы не скажете мне, были ли вы когда-нибудь женаты или помолвлены, раз уж вы не женаты сейчас?

Стивен взял с блюдечка дольку лимона и принялся покачивать ею у себя под носом.

— А вы, оказывается, бесцеремонная крошка, Бронте.

— Нет, — равнодушно ответила она. — Просто я стараюсь побольше узнать о вас. Ради предосторожности.

В его глазах сверкнул озорной огонек.

— Я никогда не испытывал особых трудностей, если искал подружку. Это вас удовлетворяет?

— Меня удовлетворяет честность, и я надеюсь, что вы сейчас ее проявляете. В данном вопросе не пытайтесь обвести вокруг пальца меня.

Стивен громко рассмеялся.

— Согласен, нет проблем. Говоря по правде, Бронте, я попросту не осмелюсь. Как бы то ни было, вам придется осветить кое-какие аспекты, чтобы заставить меня проявить внимание.

— Я удостоилась вашего внимания, как только вы вошли, — резко парировала Бронте.

Кое с чем он не мог не согласиться.

— Что ж, глаз у вас острый, — признал он и небрежно отвернулся. — Что там запекается? Запах чудесный.

— Комплименты на меня не действуют. Все, что там печется, привезли вы, на случай, если вы забыли. Вы знали, что заказывала Гилли, поджидая вас к ужину, и вы заботливо все приобрели. Мне она пока что сообщить не потрудилась.

— Должно быть, это приятный сюрприз.

И опять Бронте увидела насмешливый блеск в его глазах.

— Я еще не решила, — ответила она.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Если Бронте приготовила превосходный ужин, то Стивен Рэндолф придал ему шарм; впрочем, никто не удивился тому, что он проявил себя прекрасным собеседником. Бронте накрыла стол в главной столовой, которая редко использовалась, хотя именно в ней хранилась коллекция морских пейзажей. Стены ее были обиты высококачественными, полированными старинными панелями красного дерева, которые придавали двухзальной столовой величественный вид. Как и Гилли, чьи запасы тем для разговора были неисчерпаемы, их гость тоже рассказывал одну любопытную историю за другой. Наконец и Бронте расслабилась под благотворным воздействием пары бокалов отменно приготовленного рислинга с букетом ароматов яблока, цветов и цитрусовых и стала смеяться вволю. И, к ее стыду, молодой человек даже начал ей нравиться. До некоторой степени, во всяком случае. До сих пор разговор еще не касался главного предмета - широкомасштабных планов, которые Гилли и он вынашивали относительно плантации «Иволга».

Во всем остальном у них нашлось много общего. Любимые писатели, фильмы, произведения искусства, любовь к путешествиям. По словам Стивена Рэндолфа, он любил архитектуру — как и покойный отец Бронте. Вполне естественно, что он полюбил «Иволгу»: он когда-то хотел стать архитектором, но, по его собственному признанию, отец убедил его, что архитектор немного будет зарабатывать, пока не станет мастером высшей категории.

— Зачем же вы послушались, если хотели быть архитектором?

Гилли сделала очередной глоток изысканного вина.

Стивен пожал плечами.

— Мне тогда было семнадцать лет. Наверное, мне просто нужно было с чего-то начинать. Отец хотел, чтобы я занялся юриспруденцией.

— Ваш отец — юрист? — поинтересовалась Бронте, чувствуя себя вправе задавать вопросы.

Стивен осторожно взболтал вино в стакане и ответил, не отводя глаз от золотисто-зеленой жидкости:

— Да.

В первый раз его ответ прозвучал отрывисто.

— Расскажите о нем, — попросила Бронте, стараясь разгадать выражение, появившееся в его ясных зеленых глазах, которые казались непостижимыми.

— Он из тех людей, кому вы станете задавать вопросы и кого захотите поддержать, — сухо ответил Стивен.

Такой ответ был понятен Бронте.

— Следует ли понимать так, что вы его не поддерживаете?

— Бронте, я надеюсь, вы не хотите вторгаться в мою частную жизнь?

— Почему бы и нет? Гилли мне ничего не говорила.

— По серьезной причине, о которой мне ничего не известно, — Гилли подмигнула Бронте, — Стивен вообще не говорит о своей семье.

Бронте перевела взгляд с двоюродной бабки на гостя.

— Значит, вы не слишком близки с отцом?

Он откинулся на изящную резную спинку кресла красного дерева.

— Бронте, я могу вам сказать, что отец порвал со мной отношения.

— Правда? — в один голос воскликнули Бронте и Гилли, одинаково изумленные.

Ни внешность, ни манера говорить, ни поступки не выдавали в нем человека, от которого отказался родной отец.

— И вам пришлось оставить дом? — спросила Бронте, движимая импульсом сочувствия.

— Я жил не дома. Но я уехал, вы правы. Душой и телом. У меня есть старший брат, у него есть все, что требовалось от меня, так что ничего страшного не случилось. По мне скучать не будут.

Это было произнесено скорее равнодушно, чем с досадой.

— А сестры?..

Бронте смотрела на него. С женщинами он чувствует себя абсолютно свободно.

— Нет. Только двое сыновей. Есть люди, которые позволяют смягчать себя. Другие сопротивляются. Я дал себя отговорить от архитектуры, но я не собирался давать себя втянуть в возню с налогами на корпорации.

— Что за фирма?

Бронте выпрямилась в ожидании ответа.

Стивен казался польщенным.

— Послушайте, Бронте, поскольку я там больше не работаю, название не имеет значения. Она не играет роли в моей жизни. Странно, что мне приходится вам об этом говорить.

— Да, я всегда могу выбрать трудный путь, - заметила Бронте. — Но, по-моему, совершенно естественно говорить с человеком о его работе и семье.

— Вы так думаете? — отозвался Стивен, и в его голосе послышался легкий оттенок насмешки. — Тогда давайте начнем с вашего отчима, Карла Брандта.

— Тихо! — Гилли негромко постучала серебряной десертной ложкой о край бокала. — Не будем трогать Брандта. Грубая скотина!

Бронте посмотрела прямо в красивое лицо Стивена Рэндолфа.

— Карл Брандт не является членом моей семьи. Он мне не отец. Муж моей матери, и только.

— Верное уточнение.

Бронте смотрела на него через блестящий стол. Гилли занимала место во главе стола. Бронте и гостя разделяла серебряная ваза с орхидеями.

— Отчего мне кажется, что вам обо мне известно намного больше, чем вы говорите?

Она тщетно старалась постичь смысл его последнего замечания.

Стивен ответил не сразу; некоторое время он изучал выразительное лицо Бронте. Ему нравилась ее прическа: волосы зачесаны со лба далеко назад, и иссиня-черные каскады спадают на спину.

— Бронте, все, что я знаю о вас, я знаю от Гилли. Она любит вас. Вы — ее излюбленная тема разговоров.

— Это правда, — с нежностью подтвердила Гилли. — Бронте — это все, что у меня есть в этом мире. Она мне очень дорога.

— Вообще-то они должны были дать мне имя в твою честь.

Бронте погладила свою старую родственницу по руке.

— Эх, любимая моя, это было бы для тебя тяжким крестом. — Гилли засмеялась. — Ты, вне всяких сомнений, не Гилли. Так продолжайте, Стивен. Вы остановились на том, что ушли из дома.

Стивен кивнул.

— Мама оставила мне определенную сумму. Это произошло вскоре после того, как я уехал.

Бронте почувствовала, что у нее сжалось сердце.

— Значит, вы потеряли маму? — спросила она.

Такого мягкого тона Стивену еще не доводилось от нее слышать.

— Да. Она умерла за неделю до того, как мне исполнилось двадцать.

Бронте помолчала несколько мгновений, глядя на опущенную голову Стивена. Его правая рука, только что покоившаяся на столе, сжалась в кулак.

— Простите меня, — проговорила она.

— Да, дорогой мой, — эхом отозвалась Гилли и накрыла ладонь Стивена своей.

— Кажется, в глубине души вы сердитесь, - неожиданно для самой себя сказала Бронте.

Он поднял голову, и на его красивом лице появилась кривая улыбка.

— Прежде всего за то, что что-то держал в секрете от вас, Бронте.

— Как вы посмотрите на кофе? — вмешалась Гилли, отводя разговор от болезненных предметов. — С кусочком этого замечательного шоколадного торта, что нам привез Стивен, а? Ужин был изумительный, но у меня в желудке еще осталось немножко места.

— Изумительный, в самом деле. Мои поздравления, — любезно добавил Стивен.

Бронте улыбнулась слегка ядовитой улыбкой.

— Мне очень хотелось, чтобы вы остались довольны.

— Вы блестяще справились с этой задачей, — протянул Стивен.

— Так как же насчет кофе? — напомнила им Гилли, переводя взгляд с одного на другого. — Ну, живо! Поднимайтесь.

— Я принесу.

Бронте хотела было встать, и Стивен тут же оказался за спинкой ее кресла.

— Я вам помогу.

— Стивен у нас всегда джентльмен, — сказала Гилли, довольно улыбаясь. — Поставьте все на тележку, — предложила она, радуясь тому, как прошел этот вечер, пусть он еще и не закончился. — А потом, Стивен, мы поговорим про «Иволгу» и про планы на будущее. Бронте не терпится о них узнать. Рано или поздно все, что я имею, достанется ей.

* * *

Кофе оказался превосходным, а вкус торта не уступал его внешнему виду. Бронте съела кусочек из вежливости, тогда как Гилли и его гость буквально вгрызлись — другого слова не подобрать — в сладкое. Пустые чашки, блюдца и тарелки были составлены на тележку, которую Стивен отвез в кухню. Бронте напомнила себе: мошенники получают удовольствие от своих занятий. Как бы то ни было, теперь им об этом человеке известно несколько больше. От него отказался родной отец! Это уже признание, тогда как он, судя по всему, был настроен сохранять таинственность. И Бронте это отнюдь не нравится. Если решаешься доверить человеку важнейшую часть своего имущества, такую, например, как семейную усадьбу, важно собрать всю информацию, какую только можно собрать. А всегда осторожная Гилли на этот раз не проявила должной внимательности. И теперь долг Бронте — защитить ее. Гилли теперь может только купаться в волнах его обаяния.

Шторы в гостиной выглядят все хуже из года в год. Красивая когда-то ткань выгорела на ярком солнце, шелковая отделка распустилась. Да что там говорить, здесь все — и мягкая мебель, и деревянная — требует реставрации. Просторную комнату с высоким потолком когда-то отделали изящными золотыми панелями, а теперь во внимании нуждаются и они, и паркет, покрытый все еще блестящими восточными ковриками. В доме есть кое-какая очень хорошая мебель, в основном восточная: серванты, алтарные столики, а также китайский фарфор, каменные фигурки, покрытые глазурью, и сувениры из Индии и Юго-Восточной Азии, такие как бирманские будды — склоненные, сидящие, стоящие. Было здесь даже китайское ложе курильщиков опиума и образчики европейского и австралийского искусства, и не просто милые картиночки, действительно серьезные картины, но все это так долго находилось в пренебрежении, что дом успел потерять почти все свое былое великолепие.

Печально. Когда-то это был замечательный дом. Блестящий дом, в котором царила атмосфера гостеприимства. И у него был только один недостаток: требуется целое состояние, чтобы привести его в порядок, а у Гилли такого состояния нет. Равно как и у Бронте. Последняя отвергла состояние, когда отвергла Ната Сондерса.

Вернулся Рэндолф. Он был настолько красив, настолько вызывающе мужествен, что Бронте подумала: стоило бы смотреть на него сквозь дымчатые очки.

— Что ж, я жду, — сказала она с нажимом.

— В этом кресле вы смотритесь великолепно.

Взгляд зеленых глаз задержался на ней. Он отдает себе отчет в том, что она настороженно относится к нему с первого мгновения, когда взгляды их встретились; сладкая конфета с начинкой из кислого лимона, а не изысканного шоколада. Свет, льющийся от большого хрустального канделябра, заставляет всю ее блестеть: ее кожу, ее волосы, шелковистый наряд, который так идеально оттеняет ее красоту.

— Ну разве не прелесть! — радостно воскликнула Гилли, повернувшись к упомянутому креслу с тонкой резной спинкой. — Это одно из пары. Одному Богу известно, где второе. Должно вообще-то быть здесь. Естественно, оно из Индии. Вы только взгляните на эту резьбу! Один из наших предков, Сэнди Макалистер, то есть генерал Александер Макалистер, привез их вместе с целым возом всякого хлама. Может быть, он его забрал.

Гилли говорили так, словно «генерал Сэнди» заглядывает в этот дом на огонек ежедневно.

Стивен устроился в обитом материей кресле лицом к обеим женщинам.

— Мы все согласны в том, — заговорил он убедительным тоном, — что «Иволга» — прекрасный дом, который нужно возвратить к жизни. И это можно сделать, если посмотреть на него как на деловое предприятие. Очевидно, что «Иволга» - слишком большое имение, чтобы с ним мог справиться один человек. Гилли рассказывала мне о своих трудностях. Я вижу в этом доме убежище, уголок для избранного числа гостей, кто ценит уединение и красоту природы.

Близость джунглей, океанского побережья и Большого Барьерного рифа обладает неотразимой притягательностью для туристов с других континентов. Нам известно, что это факт. Плантация не нуждается в больших территориях, поэтому здесь можно было бы проложить несколько маршрутов для любителей верховых прогулок. Разумеется, приобретение конюшен окупится. Продукты и обслуживание должны соответствовать самым высоким стандартам; скажем, беседки для завтраков и обедов на свежем воздухе. Климат в этих местах большую часть года великолепный. Может быть, нам придется закрыть лавку и построить на этом месте бассейн. Со временем там могли бы появиться коттеджи для гостей, но сначала нужно будет заняться обустройством персонала. Не слишком много людей, только чтобы были обеспечены работы под крышей и вне помещений. Вопрос номер один — шеф-повар. Сады нужно привести в идеальный порядок. Непременное условие — наличие совершенно уединенных, тайных мест. Атмосфера частного дома.

Бронте помолчала полминуты, после чего заговорила:

— Вы не усматриваете во всем этом каких-либо факторов риска?

Она не забывала, что ее холодный тон должен говорить ему: «Может быть, вы мне скажете, каким образом мы могли бы профинансировать этот проект? Как вам известно, у Гилли нет миллионов в кубышке».

— Здесь все в порядке, — услышала она ровный, сексуальный голос Стивена. — Банки к нам прислушаются.

— Вы в этом так уверены? А я вам скажу, они вас проигнорируют.

— Бронте, позвольте мне обеспечить эту сторону дела, — мягко возразил Стивен. — Мы придем к ним с реальным предложением.

— Разве крокодиловый питомник — недостаточно шикарное дело? — ядовито осведомилась Бронте.

Гилли хихикнула. Рассмеялся и Стивен.

— Послушайте, я — мозг этого предприятия, а не мускульная сила.

— Какая жалость! А с виду кажется, вы бы вполне подошли. К тому же, говорят, крокодилы иногда становятся ласковыми.

— Бронте, ты это только что выдумала, — упрекнула ее Гилли; волосы старой дамы разлетелись в стороны, как шерсть белой собаки.

— Я решила, что все равно это скажу. — Бронте бросила взгляд на Стивена Рэндолфа и увидела, что он разглядывает ее с таким интересом, словно она одета в тюль. Она вспыхнула. — Да будь у тебя хоть сто миллионов долларов, ты же все равно не захочешь всех этих перетрясок, правда, Гилли? — умоляющим голосом спросила она. — При твоей-то жизни! Ты только представь, каково тебе будет здесь жить, пока будут идти все эти перестройки да переделки! Шум! Хаос! Рабочие слоняются туда-сюда!

— Я переживу, — ответила Гилли. Ее щеки горели огнем воодушевления. — В конце концов, я всю жизнь только и делала, что пряталась от людей. Тосковала по человеку, который никогда меня не любил. Теперь мне хочется живых ощущений.

— Может статься, это будет ненадолго, — возразила Бронте. — Я готова спорить хоть на свою жизнь, что они принесут тебе больше травм, чем радости. Ты привыкла к уединению. Мне казалось, ты любишь одиночество.

— Наверное, я сыта им по горло, — ответила Гилли. — Я устала от того, что все знают меня как ненормальную старую Гилли.

— Это неправда, — заверил ее Стивен Рэндолф. - У вас превосходная репутация, ведь вы лечите людей.

— Плохое вознаграждение за потерянные пятьдесят лет, — вздохнула Гилли и повернула на пальце внушительное кольцо с изумрудом. Не обручальное кольцо; оно принадлежало ее матери. — Бронте, разве ты не обрадовалась бы, увидев «Иволгу» такой, какой она была раньше? Я мечтала об этом, когда была моложе, но у меня же не было денег. Ты же сама видишь, родная моя, скоро этот прекрасный старый дом рухнет; от него останутся одни руины.

— Неправда. — Бронте смотрела мимо нее и от души молилась, чтобы потолок не обрушился в эту самую минуту. — Здесь только и нужно, что провести генеральную уборку и небольшую косметическую реставрацию. И вообще...

Она вновь повернулась к гостю.

— Стивен, — весело глядя на нее, пообещал тот.

Бронте крепко сжала губы.

— Так вот, Стивен, вы, кажется, уверены, что сладите с финансовой стороной предприятия, но я в этом не уверена. Разве у вас все яйца лежат в одной корзине? Для чего вам очередная?

— Я — уникальное явление, — объяснил Стивен, дразня Бронте взглядом.

— Вы коллекционируете корзины для яиц?

Глаза Стивена вспыхнули.

— Вовсе нет, до этого мои амбиции пока не простираются. В конце концов, это не такой уж масштабный проект. Поначалу мы не будем разворачиваться на широкую ногу. Будем идти вперед шаг за шагом.

— Но это же нелепость! — закричала Бронте; она разозлилась настолько, что все ее усилия сохранять спокойствие пошли прахом. — Гилли не представляет, какие последствия может повлечь за собой такая затея.

— Мне кажется, представляю, дорогая моя. - Голос Гилли прозвучал так, как будто она не видела никакого риска. — Короче говоря, я готова сыграть в эту игру.

В прекрасных фиолетовых глазах Бронте мелькнула тревога.

— Гилли, ты подумала о том, что можешь потерять все?

— Мы со Стивеном ничего не собираемся терять, — ответила Гилли. — Мы будем партнерами. Я предоставляю «Иволгу», а Стивен находит средства для реализации проекта. Стивен, если у вас на этой неделе найдется время, покажите, пожалуйста, Бронте ваш мотель, — вдруг попросила она. — И у меня есть одно предложение, еще лучше: пригласите ее в ресторан. Бедняжка должна успокоиться.

— Успокоиться, как же! — воскликнула Бронте. - Гилли, я же тревожусь за тебя. Я люблю тебя. И ты знаешь, что я не позволю тебе впутаться в какую-нибудь финансовую аферу или пройти через эмоциональные потрясения. «Иволга» принадлежала нашей семье больше ста лет. Для нашей страны это долгий срок. Подумай, что сказал бы генерал Сэнди, если ты потеряешь имение.

— Он уже высказался, — сообщила ей Гилли.

— Он — видение. Видения не высказываются.

— Я получаю послания. Это факт, — заявила Гилли. — Бронте, мне было сказано, что этот план сработает. Кроме того, все это затевается для тебя. Ты ведь не вернешься к прежней жизни, так? Ты не была счастлива. Ты ненавидишь отчима. Твоя мать только и сделала, что отправила тебя подальше. Вспомни свою помолвку! Это же была отнюдь не твоя инициатива.

— Неужели обязательно говорить об этом? - взмолилась Бронте. — Мне казалось, что я любила Ната.

— Чушь! Ты это утверждаешь только для того, чтобы успокоить себя.

Бронте перевела взгляд с Гилли на Стивена Рэндолфа, который снова сел, уверенный и расслабившийся.

— Неужели вы оба серьезно обо всем этом говорите?

— Все это будет далеко не так мучительно, как вы полагаете, — ответил Стивен спокойно, но очень твердо. — Гилли права. Завтра я буду занят, но мотель вы сможете увидеть. Возможно, он развеет некоторые из ваших опасений. Мы могли бы даже вести оба проекта в содружестве. Мотель в городе, вблизи побережья. «Иволга», здешние джунгли и ваш персональный мини-вулкан. Отреставрированная усадьба и тропические сады могли бы стать превосходным местом для проведения свадьбы, когда до этого дойдет дело.

— Никаких свадеб, — отрезала Бронте и метнула на Стивена испепеляющий взгляд.

— Ладно, — мягко согласился Стивен, — но пройдет время, и вы даже не вспомните о вашем сегодняшнем отнекивании. Если вы не против, мы сможем поужинать в нашем ресторане. Он популярен настолько, что даже мне приходится заказывать столик. Вы сами великолепная повариха, так что выскажете мне ваше мнение. Заказать ужин на троих?

Он одарил Гилли ослепительной улыбкой. Ничего нет удивительного в том, что он — мастер устанавливать дружеские отношения, с раздражением подумал Бронте. Он преодолевает любые препятствия!

— Нет! — Гилли засмеялась, каким-то чудом помолодев при этом лет на десять. — Поужинайте с Бронте. Я хочу, чтобы вы, молодые, познакомились поближе.

В мозгу Бронте немедленно загорелся большой вопросительный знак: с чего это Гилли решила попробовать себя в сводничестве? Она-то знает Гилли.

— Так что скажете?

Стивен Рэндолф смотрел прямо на Бронте, приподняв красиво очерченные брови. Должно быть, женщины падают как подрубленные сосны, когда он вот так смотрит на них.

Только не она! Ей крепко досталось от мужчин. На мгновение Бронте задумалась.

— Что ж, хорошо, — нехотя уступила она. - Тогда у меня будет возможность подробнее обсудить это дело.

Тут вмешалась Гилли:

— Стивен, мы рассчитываем, что вы сегодня в город не уедете.

— Да не нужно вам беспокоиться!

— Вы считаете, что перебрали вашу норму? - с учтивой иронией осведомилась Бронте.

Стивен покачал головой.

— Вовсе нет. Если вы считали, то должны знать, что я, как и вы, выпил два бокала. Возможно, вашу норму это превосходит. Женщины, как известно, могут пить меньше. Я нашел, что проблем не бывает, если я придерживаюсь двух.

— Тогда у меня будет легче на душе, — отозвалась Бронте.

— У меня на душе не легче, — вмешалась Гилли. — У нас куча комнат. Просто я не вижу необходимости в том, чтобы вы, Стивен, проделывали дальний путь. Сделайте одолжение старухе. Останьтесь на ночь. Утром вы сможете выехать когда захотите. Договорились?

— Ваша взяла, Гилли.

Стивен улыбнулся.

— В таком случае давайте откроем еще одну бутылку вина. Превосходный букет. Я его просто смаковала. Я в последнее время плохо сплю. Может быть, оно поможет мне заснуть.

Бронте проснулась после глубокого сна без сновидений. Во всяком случае, никаких сновидений она не запомнила. Было рано. Очень рано, но Бронте, как ни удивительно, чувствовала себя отдохнувшей. Стивен Рэндолф остался в доме. Как она подозревала, он остался, чтобы сделать приятное Гилли. Надо отдать ему должное. Все признаки говорят за то, что Гилли по-настоящему ему нравится и ему доставляет удовольствие ее общество. Бронте однажды привезла в «Иволгу» Ната, чтобы познакомить его с Гилли. Это была катастрофа. Нат счел Гилли типичной помешанной. Гилли сочла Ната «напыщенным идиотом. Конечно, в случае Стивена Рэндолфа все замешено на актерстве. Бронте была свидетельницей того, как ее звероподобный отчим умеет очаровывать людей, светских людей, которые, казалось бы, должны видеть глубже. Но это означает только, что в сердцах людей царит великая неискренность.

Проснувшись, Бронте уже не могла оставаться в кровати. Она решила приготовить себе легкий завтрак и прогуляться, пока не стало чересчур жарко. Тогда ей, вероятно, не придется присутствовать при отъезде Стивена Рэндолфа, и Гилли сама проводит его.

Бронте надела поношенные шорты, которые на самом деле стоили сотню долларов, и ажурное бикини, очень тихо приоткрыла дверь своей спальни и внимательно прислушалась. Ни звука. Ни движения. Гилли, непривычная к большим порциям алкоголя, должно быть, спит. Стивен Рэндолф, наверное, ожидает готового завтрака часам к восьми. Редко можно встретить мужчину, который не хочет, чтобы его обслуживали. Ее мать, чей эгоизм стал притчей во языцех, с головой погрузилась в роль преданной жены. Она могла даже подавать мужу одежду для повседневных занятий и для светских мероприятий. Что еще более поразительно, Брандт безропотно принимал ее суждения насчет шелковых галстуков. Впрочем, Миранда отличается великолепным вкусом и вниманием к деталям.

Бронте прошла по старинному дому, наполненному изысканными вещами, ступая босиком по восточным коврам и полированным полам. Вокруг было так тихо, что, казалось, можно было услышать биение собственного сердца. Бронте все еще вслушивалась, и слух говорил ей, что она в безопасности. Вокруг — никого. Никого, кого бы звали Стивеном Рэндолфом.

Она чуть не упала в его объятия.

— Приветствую вас! — произнес он. — Что-то вы рано.

Он прикоснулся к ней, его руки лежат на ее обнаженных плечах. Тяжелейший шок. Она сознавала, что может отпрыгнуть, пробормотать что-то насчет чашки кофе и отправиться на прогулку. Но его прикосновение было настолько наэлектризовано, что она прикипела к месту.

— Вы испугали меня, — сказала она, беря себя в руки. — Я не подозревала, что кто-то есть рядом.

Стивен опустил руки.

— Иными словами, вы надеялись, что меня нет рядом.

На его губах снова горела его обжигающая улыбка. Одет он был так же, как и накануне, но больше половины пуговиц на рубашке были расстегнуты. Бронте не могла отвести от него взгляда. У него мускулистая грудь, темная бронзовая кожа. Этот человек волнует ее, и ей это не нравится. Это невольное ощущение, и с ним необходимо справиться.

— Прекрасное утро, — говорил тем временем Стивен. — Прохладнее, чем вчера. Я собрался прогуляться. Не хотели бы присоединиться ко мне?

Она ответила самым грубым тоном, подражая чудовищному снобизму матери:

— Разве вам не нужно возвращаться в город?

— Ну, не сию минуту.

Казалось, ее ответы скорее веселят его, чем оскорбляют.

— Вы уже перекусили? — спросила Бронте, сердито глядя мимо, в сторону кухни, откуда он, по всей видимости, появился.

— По правде говоря, я думал сварить кофе. Я потом услышал, что кто-то идет, и вышел, чтобы посмотреть. Так что же, идете со мной?

И Бронте сдалась.

— Да, конечно.

Стивен остановил на ней взгляд. Что-то в ней заставляло его испытывать сильное желание, а чего именно, он не смог бы ответить. Это что-то ни с чем не сравнишь. Все, что было на ней надето, казалось элегантным, даже бикини, подчеркивающее ее маленькие, безупречной формы груди; даже не слишком изысканно скроенные шорты. У нее красивые ноги и руки, у этой прекрасной, хрупкой девушки.

Стивен усадил ее за кухонный стол и смолол кофейные зерна; по кухне разлился их аромат. Тогда он включил тостер и нарезал хлеб.

— Хотите манго или папайи, пока будете ждать?

— Похоже, вы хорошо здесь ориентируетесь.

Бронте подняла голову и хмуро взглянула на Стивена.

— Бронте, ну почему вы мне не доверяете? — сказал он вместо ответа. — Что во мне такого, что заставляет вас щетиниться?

Ее сердце пропустило два удара.

— Я не желаю видеть, как Гилли используют, — с вызовом ответила она.

Конечно, это было правдой, но у нее были и другие основания для беспокойства. До сих пор она видела от него только доброе отношение, и тем не менее в ней нарастало ощущение, что она попала в ловушку.

— Вы не можете поверить, что я действительно все это сделаю?

Он взял в холодильнике два больших сочных плода манго, ловкими движениями нарезал их, положил кусочки в миску и слегка полил их лимонным соком.

— Честно говоря, я не доверяю никому, — призналась Бронте с неподдельной грустью. — За исключением Гилли.

— Почему же?

Стивен достал тарелки и вилки.

Бронте ненадолго задумалась.

— Я рано узнала, что за доверие к людям тебе не воздается добром, — проговорила она. — И еще хуже получается, когда ты отдаешь кому-то свое сердце.

— Но ведь вы, кажется, никому не вверили свое сердце? — Зеленые глаза заглянули в фиолетовые. — Вы же не могли любить Ната Сондерса?

Бронте пожала плечами.

— В эту минуту жизни я люблю только Гилли. Люблю чистой и нежной любовью. Я пытаюсь любить мать, и я очень привязана к своему сводному брату. Его зовут Макс, он добрый и ласковый. Слишком ласковый, и страдает от этого. Еще он очень умный, и все равно он не слышит ни слова одобрения от родителей. При всем его уме ему недостанет силы, чтобы войти в мир его отца.

— А с чего бы он этого захотел? — спросил Стивен так, словно ответ Бронте удовлетворил его. — Пока он зависит от отца, но если он поверит в себя, то сумеет в будущем разорвать веревки.

— Если он уже их не разорвал. — Бронте покачала головой. — Я хочу, чтобы он пожил здесь, пока в школе каникулы. Ему только пятнадцать лет.

— Да.

Ну вот, опять!

— Что это значит — «да»? — воскликнула Бронте в крайней степени раздражения.

— Ну, это значит, что он на несколько лет моложе вас, — справедливо заметил Стивен.

— Черт возьми, вы знаете моего отчима? — решительно спросила Бронте.

Стивен преувеличенно тяжело вздохнул.

— Бронте, да о вашем отчиме, Карле Брандте, слышал почти каждый. Хищник из породы законников.

Бронте разделяла этот взгляд, но ей не хотелось слышать такие характеристики от Стивена.

— Тогда объясните мне, отчего он не в тюрьме, как и все бонзы в белых воротничках[25]?

— Спросите что-нибудь полегче, — лаконично ответил Стивен. — Ешьте манго.

— Час от часу не легче. Вам доставляет удовольствие постоянно меня вышучивать?

Бронте вонзила вилку в кусок плода.

— Должно быть, у вас сейчас черная полоса. — Стивен доел свою долю манго и отставил тарелку в сторону. — Парочку тостиков? Или вы стремитесь сохранить вашу фигуру топ-модели?

— Два тостика, пожалуйста. Благодарю вас, — язвительно сказала Бронте. — Я не испытываю проблем с фигурой.

— Это естественно в двадцать два года. Не исключено, что в сорок вам придется сократить рацион.

— Вы мне не нравитесь, Стивен Рэндолф, — сказала Бронте, ощущая при этом жжение в нижней части живота.

— А я не уверен, что мне нравитесь вы. — Томный, теплый голос, выражающий удовольствие. — Но тогда нам не обязательно быть друзьями. Воспринимайте меня как делового партнера.

— Речь не о моих деньгах, — возразила Бронте.

— Это не играет роли. У вас поднимется настроение, когда вы увидите мотель, — пообещал Стивен, разливая ароматный горячий кофе. — Я заеду за вами около семи. Только будьте дома.

Нет, он в самом деле издевается над ней!

— Что это должно означать?

Щеки Бронте пылали от гнева.

— Ничего особенного. Вы сложная личность, мисс Бронте. Вам может прийти в голову запереться в комнате и отказаться выходить.

Бронте тряхнула своим конским хвостиком.

— Мне никогда не расплатиться за отказ от брака с Натом Сондерсом.

— Не грустите, — сказал ей Стивен, доставая из холодильника масло и джем. — Возможно, это был лучший поступок в вашей жизни.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Мотель, который назывался «Бамбуковый двор», оказался совсем не таким, каким его ожидала увидеть Бронте. Это был не стандартный бетонный ящик с автостоянкой перед фасадом. «Бамбуковый двор» представлял собой ряд деревянных коттеджей для гостей, живописно разбросанных в тропическом лесу. Коттеджи окружали ресторан — двухэтажное здание, которое слегка напоминало тайский павильон.

Территория была залита светом, и перед глазами Бронте предстал изысканный ландшафт: разнообразные тропические пальмы, папоротники, цветущие кустарники и растения, которыми славились эти места. Завлекательный вход в ресторан был украшен впечатляющими фигурами цикад, разбросанными по фасаду. На изумрудно-зеленом газоне стояли два изваяния брольгий, местных птиц, в натуральную величину. Похоже, здесь использовались исключительно природные материалы — дерево, камень — и обширные стеклянные поверхности. Хотя весь комплекс казался просторным, Бронте видела, что его нельзя назвать большим. Зато это место было привлекательным для туристов, которые ценят высокое качество и красивую природную среду.

— Что вы думаете?

Прежде чем задать вопрос, Стивен дал Бронте время осмотреться.

— Производит впечатление. — Бронте внимательно рассматривала окружающую обстановку. — Совсем не то, чего я ждала. Совершенно не похоже на обыкновенный, скромный мотель.

— А мы такого и не хотели, — сказал Стивен, все еще поддерживая Бронте за локоть и ведя ее по каменным ступенькам. — Мне по душе идея коттеджей вокруг ресторана. Моему партнеру мысль тоже понравилась, так и был рожден весь проект. Чувствуется здесь дух Азии? — (Ощущая его руку на своем обнаженном локте, Бронте с трудом могла сосредоточиться.) — Я несколько раз побывал с матерью в Бангкоке. Потом в Пукете[26], Гонконге и Сингапуре. Мы фактически живем в этой части света. Лично я люблю искусство, архитектуру, кухню Азии. У вас в «Иволге» много азиатской мебели, безделушек; несомненно, кто-то из ваших предков тоже все это любил. Эти большие вазы на балюстраде, куда Гилли складывает банановые листья, очень ценные. Вероятно, начало восемнадцатого века. Может быть, вы захотите перенести их в более безопасное место?

Бронте не удержалась от вопроса:

— Вы их переворачивали, чтобы взглянуть на маркировку?

— В этом нет необходимости, — ответил Стивен. — У меня довольно острый глаз. — Взойдя на крыльцо, он помедлил и глянул на Бронте сверху вниз. — Вы сегодня познакомитесь с моим партнером.

— Разве он будет с нами ужинать?

К счастью, Бронте сумела скрыть свое глупое, невольное разочарование.

— Нет. Нет, конечно. Мне следовало вам раньше сказать. Мой партнер — женщина. Кристина Шинь И. Она управляет рестораном.

— О-о.

Бронте почувствовала, что Кристина Шинь И — личность неординарная.

— Она вам понравится, — сказал Стивен. — Она культурна, владеет несколькими языками, у нее отличная деловая хватка, и она великолепно знает тайскую и китайскую кухню. Сама она не готовит, она контролирует все процессы: составление меню, подбор цветов, перемены в декоре. От нее ничто не ускользает.

— Значит, мне нужно все это высоко оценить? - поинтересовалась Бронте.

— Так и будет, я не сомневаюсь, — заверил ее Стивен. — Кристина родилась в Сингапуре, но большая часть ее детства прошла в Таиланде. Она была замужем за журналистом, поставлявшим новости из региона. Он трагически погиб, и с тех пор она одна.

Бронте расслышала в голосе Стивена нотки настоящего чувства к его партнеру.

— В жизни много трагедий.

— При этом никто не любит говорить о своих собственных. Идемте.

Тайская атмосфера окружила их, едва они вошли в ресторан. Он назывался «Ванда» — в честь прекрасной орхидеи, произрастающей в Таиланде. Ее побеги составляли часть ласкающего глаз букета, стоявшего в фойе в высокой синей глазурованной вазе. Бронте подошла поближе, чтобы полюбоваться цветами. Букет был составлен безукоризненно. Бронте нашла там несколько незнакомых ей видов орхидей, но решила, что они относятся к семейству ананасовых.

Она обернулась и увидела приближающуюся — нет, подплывающую к ним невысокую стройную даму. Ее руки были согнуты в локтях, изящные ладони вытянуты вперед. Был бы на ее месте кто-нибудь другой, такая поза могла бы показаться театральной.

Несомненно, это Кристина. Бронте не смогла бы сказать, какой она представляла себе Кристину, даже какого возраста, но Кристина Шинь И была ослепительна. Ее прекрасная кожа светилась как золотистый жемчуг.

— Сти-и-вен!

В ее голосе слышался тончайший, чарующий шелест.

Стивен, возвышающийся над ней как башня, наклонился и расцеловал ее в щеки. Ее блестящие, черные как смоль волосы с пробором посредине были зачесаны за уши. На ней была шелковая, длиной до щиколотки юбка желтого цвета, напоминавшего об императорах Китая[27], соответствующая блуза, очень шикарная; на ногах — желтые босоножки на высоких каблуках.

Выглядела она потрясающе. Бронте абсолютно не ожидала встретить такую женщину. Воистину вечер сюрпризов!

Стивен Рэндолф представил их друг другу. Они обменялись рукопожатием, и Кристина сказала с улыбкой и легким поклоном:

— Добро пожаловать, Бронте. Я очень рада с вами познакомиться. В следующий раз вы просто обязаны привести сюда вашу тетушку, мисс Макалистер. Стивен много мне о ней рассказывал, поэтому мне буквально не терпится познакомиться с ней. Я слышала, она занимается природной медициной и является знатоком тропических трав.

— Это интерес всей ее жизни, — подтвердила Бронте. — Позвольте заметить, от этого цветочного убранства захватывает дух. Это ваше?

Кристина кивнула, принимая комплимент как нечто само собой разумеющееся.

— Я очень люблю составлять букеты. Это занятие меня успокаивает и расслабляет. А сейчас я вас провожу к вашему столику. У нас в меню есть парочка особых блюд. Мне очень хочется, чтобы вы приятно провели вечер.

— Я не сомневаюсь, так и будет, — пробормотала Бронте.

Впервые в жизни она почувствовала себя долговязой и неуклюжей — в сравнении с этим миниатюрным и грациозным созданием. Невозможно определить, сколько ей лет. Скорее всего, от двадцати пяти до тридцати пяти. А может, и сорок, просто она хорошо сохранилась. В ее глазах читается большой жизненный опыт.

Когда они присели за столик у окна, выходящего в сад, а Кристина покинула их, чтобы встретить других гостей, Бронте сказала совершенно искренне:

— Ваша партнерша очень красива.

— Тайские женщины — это нечто исключительное, — ответил Стивен, и в его взгляде отразилась чисто мужская оценка.

Последовал неизбежный вопрос:

— Как вы познакомились?

Стивен прямо взглянул на Бронте.

— В Таиланде. Мы с Кристиной оба оказались на приеме у тайской принцессы. Разговорились. Она довольно много рассказала о себе. Как она потеряла мужа... Я с детства много раз бывал в Таиланде, так что без труда поддерживал разговор. Естественно, речь зашла о тайской кухне, которой чрезвычайно интересовались в семье матери Кристины. Кристина сказала, что хотела бы когда-нибудь открыть ресторан. Мы стали поддерживать связь. Когда этот земельный участок был выставлен на продажу, мне пришла в голову идея мотеля с первоклассным рестораном. Я связался с Кристиной. К моей величайшей удаче, она заинтересовалась.

— Должно быть, у нее есть деньги, — произнесла Бронте, задумчиво глядя на Стивена. — Для деловых партнеров деньги играют не последнюю роль.

— Да, деньги у нее есть, — спокойно ответил Стивен. — Но и у меня было мое наследство.

— Что ж, поздравляю, — сказала Бронте с улыбкой, не желая быть неучтивой. — Мне все это очень нравится.

Ресторанный зал был полон, но шума не было; стоял лишь приглушенный гул. Бронте могла различить самые разные языки: японский, китайский, американский, немецкий, британский, австралийский. Молодые официанты и официантки были одеты в униформу: черные брюки и аккуратные короткие белые пиджаки с золотыми пуговицами, стянутые на талии. Столики были накрыты желтыми скатертями, на них стояли такие же желтые салфетки, почти того же цвета, что и костюм Кристины. Бронте задалась вопросом: меняется ли цвет от вечера к вечеру?

Стулья из тика и бамбука оказались элегантными и удобными. В центре их столика — Бронте заметила, что другие столики оформлены иначе, — помещалась ваза с четырьмя листьями разного размера и формы с единственным цветком посредине. Прекрасный пурпурный ирис, обманчиво незатейливый и удивительно привлекательный. Справа от нее длинная стена была увешана многочисленными восточными панно, представлявшими образчики изумительной каллиграфии на золотой фольге. На противоположной стене, точнее, обрамленном слоновой костью стеклянном экране, была представлена коллекция изысканных вееров из шелка и слоновой кости с лакированными ручками, некоторые из которых были также инкрустированы слоновой костью. Все это было выполнено в необычных роскошных цветах.

Стивен проследил за направлением ее завороженного взгляда.

— Любуетесь веерами?

— Как все это прекрасно! — Находясь во власти красоты, Бронте спокойно и мило улыбнулась Стивену. — Я бы хотела потом взглянуть на них поближе. Сколько их там? Пятнадцать? Шестнадцать?

— Шестнадцать, — ответил Стивен. — Я считал. Это коллекция бабушки Кристины, китаянки. Кристина унаследовала их, как и панно на стене. У нее есть коллекция нефритовых изделий и разноцветных табакерок. Я уверен, она их вам с радостью покажет.

— У меня возникает чувство, что я ничего не значу, — вполголоса, но небрежно проговорила Бронте. — Здесь столько истории. Столько прошлого. Поразительно, что Кристина позволяет посетителям ресторана любоваться своими сокровищами. Она не боится, что кто-то покусится на какой-нибудь предмет? Ведь ясно, что все это очень ценные вещи.

— Охранная система работает без сбоев. Кристина всегда рада доставлять удовольствие другим. — Стивен снова обвел взглядом коллекцию. - Веер — исключительно китайское изобретение.

— Правда? — Бронте была удивлена. — Я не знала. Если бы я задала себе такой вопрос, то сказала бы, что веера появились в Европе. Где-нибудь во Франции или Испании.

— Не только вы так думаете. Ошибаются даже ученые. Самый древний экземпляр был найден в провинции Хунань[28]. Он относится ко второму веку до нашей эры. И даже тогда рисунок был столь изысканным, что можно предположить, что само изделие имеет значительно более долгую историю.

А он весьма образован, подумала Бронте. И умен. Разве само это заведение — не доказательство? И все-таки Она никоим образом не станет склоняться на его сторону.

— Несложно понять, почему веера стали делать у нас, — протянула она. — В нашей жаре обойтись без них невозможно. У многих старых дам до сих пор есть собственный веер. У Гилли в доме их куча. Ничего похожего на веера Кристины. Веера Гилли только функциональны. Хотя я сейчас припоминаю, есть у нее и экземпляры из слоновой кости.

— Ваша усадьба — сокровищница, — заметил Стивен и опустил красивую голову, так что Бронте смогла увидеть, что у него идеально прямой нос.

Сокровищница, в которую ему не терпится проникнуть?

— Коллекция Кристины могла составлять часть утонченного придворного этикета, — продолжал Стивен. — Веер был не столько полезной вещью, сколько произведением искусства. Китай начал экспортировать веера в Европу в семнадцатом веке. Кристина вам сможет рассказать об этом больше, чем я. Она эксперт. Я так и вижу вас с таким веером, специально предназначенным для того, чтобы расставлять силки для мужчин.

Что-то в его глазах заставило Бронте содрогнуться.

— С этой задачей лучше управилась бы ваша подруга Кристина.

В этом Бронте не сомневалась.

— Не знаю. Против ваших чар немногие мужчины устояли бы. Какой бы вы выбрали? Что-нибудь в тон этому платью?

Стивен окинул ее медленным взглядом. На ней было узкое платье фиолетового оттенка. Она выглядела необыкновенно сексуально и в то же время на удивление невинно. Странное сочетание; раньше Стивену с таким не приходилось сталкиваться. В ней было что-то, что заставило его сердце сжаться, как будто он знал ее еще ребенком. Маленькая грустная девочка, которую забросила мама.

— Вон тот, с голубым узором на фольге.

Бронте сознавала, что краснеет. Вечер проходил совсем не так, как она предполагала. Чувствуя на себе неприкрыто чувственный взгляд Стивена, она как будто плыла в мощном потоке, влекущем ее к нему. И нет возможности плыть против течения.

— Я бы тоже его для вас выбрал, — согласился Стивен. — Вам отсюда не видно, но на виньетках изображены сценки из придворной жизни. Кристина будет рада, что вам понравилась ее коллекция. Ее коллекции — ее дети.

Бронте дотронулась пальцем с окрашенным в розовый цвет ногтем до лепестка ириса.

— Красивая женщина. Не приходится сомневаться, что в один прекрасный день она снова выйдет замуж и у нее будут собственные дети. Можно спросить, где она живет?

— Не со мной, Бронте Макалистер.

Казалось, вопрос развеселил Стивена.

Бронте покраснела еще сильнее.

— Я спрашивала не о том.

— Ну что вы, именно о том. Давайте играть в открытую. Кристина — мой деловой партнер и мой друг. Я к ней очень тепло отношусь. Она мужественная, жесткая и умная женщина.

— Господи, кто бы так отозвался обо мне, — вздохнула Бронте.

— Оставить Ната Сондерса — это мужественный поступок.

— Совершенно точно! Это было зверски трудно.

— Что ж, значит, вы мужественны, — подытожил Стивен глубоким, бархатным голосом. — Не могу себе представить вас жесткой.

— Я не особенно люблю жестких людей, — сказала Бронте, вздернув подбородок. — Жесткий — вы.

— Значит, этот пункт мы оставим в стороне, — лениво и изящно поддразнил Стивен.

— Вы ничего не сказали про ум. Возможно, для вас будет откровением, если я скажу, что мой коэффициент интеллекта выше среднего.

— Конечно, выше. — Стивен улыбнулся так, что она ощутила нервную дрожь и одновременно остро почувствовала себя женщиной. — Что вы будете пить? Шампанское?

Его улыбки будоражили ее. Может быть, он просто флиртует? Или это сложная уловка? Она не поверила в разговоры о чисто дружеских отношениях с Кристиной.

— Ну... — Бронте попыталась расслабиться. Не терять хладнокровия. — Пожалуй, один бокал.

— Отлично.

Стивен жестом подозвал официанта.

После ужина в «Ванде» Бронте уже никак не могла назвать себя хорошей кухаркой. Еды лучшего качества она не пробовала даже в «Бангкок ориенталь», одном из самых знаменитых отелей мира.

— Это чудесно! — воскликнула она в искреннем порыве, смакуя закуску — крабовый салат по-тайски с зеленым манго. — Кто же у вас шеф-повар, раз Кристина не готовит сама? Мне думается, я обязана лично поблагодарить его за эту божественную снедь. К тому же у меня появилось множество идей. Вы же знаете, мне необходимо найти работу.

— Значит, телевидение вы оставили. А ведь вы были замечательны!

— Вы надо мной смеетесь? — резко спросила Бронте.

— Нет, нет, вовсе нет. — Стивен взмахнул палочками, которыми очень ловко орудовал, извлекая маленькие хрустящие кусочки рыбы с тонко нарезанной корочкой лайма. — Я ни за что не пропускал ни одной серии с вашим участием.

— И все-таки вы надо мной смеетесь, — сказала Бронте. — Ничего страшного. С самой ранней юности я привыкла преодолевать сопротивление и прокладывать свой путь самостоятельно. Я была очень тронута всеми письмами, которые получила после того, как отец Ната вышвырнул меня. Дай матери Ната волю, она бы меня линчевала.

— У этого брака не было шанса на успех, — заметил Стивен, проделывая магические фокусы своими палочками.

— Вы это уже говорили. — Бронте мрачно нахмурилась. — Посмотрите на меня.

Конечно, она совершила ошибку. Он отдал ей все свое внимание. Его зеленые глаза гладили ее щеки, губы, глаза, плечи, впадинку между грудями. Это было выше ее сил. Пусть она не теряла бдительности, все-таки ей не приходилось испытывать волнения такой силы. Она ощутила ноющую боль в животе.

— Так что же? — спросил Стивен. — Вы изумительная женщина, вы бесконечно привлекательны, невзирая на все ваши колючки.

— Вы забавляетесь. — Ее фиолетовые глаза выражали красноречивый упрек. — И не без причины.

— Конечно, — отозвался Стивен. — Доедайте закуску. Лично я готов приступить к основному блюду: соте с говядиной под соусом из черного перца. Стоит посмотреть, как они здесь оформляют это блюдо. Разные овощи, нарезанные кусочками самой причудливой формы.

Бронте занялась салатом из омаров. Замечательным был не только вкус самого блюда; немалый вклад в производимое впечатление вносило его оформление. Один раз Кристина задержалась возле их столика, чтобы спросить, все ли им нравится. Ее агатово-черные глаза быстро окинули лицо и платье Бронте; возможно, она прикидывала стоимость платья.

— Я по-настоящему поражена, — сказала Бронте.

— Мне очень приятно это слышать. — Кристина дотронулась до плеча Стивена Рэндолфа. — Можно с тобой переговорить, пока вы не уехали? Это займет меньше минуты. Бронте, вы не возражаете?

— Конечно, нет.

Бронте подумала, что, если бы она даже стала возражать, Кристина не обратила бы на это внимания. А еще она подумала о том, что Кристина Шинь И абсолютно роскошна. Фарфоровая куколка. Мужественная и жесткая. И все же Бронте не прониклась немедленной симпатией к Кристине, равно как и та, как ощутила Бронте, ею отнюдь не очарована. Бронте пришло в голову, что причиной тому — Стивен Рэндолф. Вот он, сидит перед ней, сексуальный как сам дьявол, в льняном костюме элегантного покроя, к которому очень подходила надетая под пиджак футболка горчичного цвета.

Ну и дела! Бронте сделалось не по себе из-за того, как воздействует на нее этот человек. И с какой легкостью! Она смутно осознавала собственную слабость.

Бронте дожидалась в фойе, пока Стивен заканчивал разговор со своей партнершей Кристиной. Она вдруг поняла, что ей неприятно наблюдать за тем, как он уделяет внимание другой женщине. Она начинала заметно нервничать, но не могла даже задуматься о причине. Они стояли рядом, один — потрясающе мужественный, другая — воплощение утонченной женственности. Бронте вновь сосредоточилась на изучении головокружительного цветочного орнамента. Ей захотелось сорвать одну из этих голубых ванд и унести с собой, но здесь предполагалось, что посетители заслуживают доверия и не станут портить интерьер зала. Она повернула голову в ту секунду, когда Стивен и Кристина прощались. Она снова почувствовала себя не в своей тарелке, когда Стивен расцеловал свою партнершу в обе щеки, хотя это походило на установившийся ритуал. Как бы то ни было, какое ей до этого дело? Она должна отставить в сторону свое сексуальное влечение к Стивену. Она ныне не подвержена влияниям подобного рода. Связи ведут только к осложнениям.

После ужина они прогулялись по территории по извилистым дорожкам, чтобы Бронте смогла получить более полное представление о туристическом комплексе. На высоком бархатном куполе неба ярко горели звезды. Прохладный ночной ветерок доносил до них неповторимый имбирный запах окружающих их гардений, олеандров, ароматных растений. Невольное возбуждение охватило тело Бронте, которая не смогла бы даже в малой мере описать его словами. Она решила, что должна соблюдать дистанцию. Ей хотелось бы закрыть глаза на то, что с ней происходит, но это было практически невозможно. Этот высокий, стройный человек шел совсем близко, то и дело касаясь ее, когда на дороге оказывался лист золотого камыша.

Бронте пережила несколько трудных минут, когда ей хотелось дать стрекача, как испуганной школьнице. После разрыва с Натом она решила, что приобрела иммунитет против романтических приключений. Ей нужно совсем другое. Тишина и покой. А теперь этот почти не знакомый ей человек заставляет ее терять всякое самообладание. Похоже, он имеет особый талант.

Когда Стивен негромко сказал, что пора ехать домой, Бронте закивала.

— Мне не нравится, что Гилли предоставлена сама себе, — строго произнесла она.

— Она всегда сама по себе.

Он рассмеялся, и Бронте немедленно разозлилась.

Какая-то ночная тварь прыгнула у ее ног. Бронте отскочила, натолкнулась на плечо Стивена и охнула.

— Тут что-то скачет по ночам!

— Ничего страшного. — Голос Стивена звучал успокаивающе, почти нежно. — Это всего лишь лягушка. Я надеюсь, вы не боитесь лягушек?

— Как я могу бояться лягушек, если я ела их лапки? — возмутилась Бронте, вспомнив, как однажды взяла одну на пробу в парижском ресторане. Ей страшно не понравилось. — К вашему сведению, Стивен Рэндолф, если только это ваше настоящее имя, лягушек я не боюсь. Я кинулась на вас, потому что считаю вас невероятно сексуальным; так вас больше устраивает?

Стивен рассмеялся.

— Если вы осмелитесь меня поцеловать...

Бронте нашла в себе силы выговорить эти слова, поскольку была уверена, что именно таковы его намерения. Теперь его улыбка исчезла, глаза сверкнули. Напряжение возросло.

— Послушайте, Бронте, — очень мягко сказал Стивен, — а вот я, помимо всяких слов, получаю другой сигнал. Очень громкий и ясный, он звучит для меня весь вечер.

Он притянул Бронте к себе ловким движением, которое, должно быть, отточил долгой практикой.

— Простите. Это всего лишь ваша фантазия.

Говорила Бронте довольно хладнокровно, но все ее тело иссушал жар.

— Давайте проверим.

И с этими дерзкими словами он увлек ее на островок бархатной тьмы. Волшебное дерево. Гроздья пальмовых листьев свисали над их головами, гардении светились среди роскошной зелени. Очень, очень давно, если вообще это когда-нибудь было, Бронте считала для себя возможным возбуждение такой силы, а теперь этот человек сделал его самым естественным состоянием на свете.

— Кто вас обидел, малышка?

О, этот магнетизм! Присутствие сексуальности. Она не могла в это поверить, как и в то, что его руки так ласково и эротично гладят ее щеки. Она не знала, как ответить, настолько ее сбивает с толку все, что связано с этим человеком. Теперь понятно, что такое растерянность.

— Со мной все в порядке. Все прошло, — сумела выговорить Бронте хриплым голосом. — Стивен, я не знаю, что мы здесь делаем. Что означает вся эта интерлюдия? Я не понимаю вас.

— Черт возьми, Бронте, я сам себя не понимаю. — Стивен слегка застонал. — Если бы сегодня было полнолуние, я бы сказал, что это проделки луны.

— А кто-нибудь мог бы назвать это расчетливым обольщением.

Как бы то ни было, Бронте уже поняла, что этот человек будет действовать по-своему. А она не станет бороться. Слишком велик соблазн.

Эта секунда была настолько наэлектризована, что сердце Бронте сделало сальто в груди, когда Стивен наклонил голову. Она успела вдохнуть его мужской запах, а потом их губы соприкоснулись. Она ощутила странное упоение, охватившее все ее чувства. Наверное, она закричала бы, но он заставил ее замолчать. Его губы коснулись ее губ так осторожно и в то же время так сладострастно, что она в одно мгновение покинула этот мир. Он крепко сжал ее, стиснул так, словно она была для него всем на свете, единственной его привязанностью, воплощением его мечтаний.

Такова была его сила. Она могла бы произвести достаточно электричества, чтобы осветить целый город, сквозь туман подумала Бронте.

Кто когда-либо целовал ее вот так? Так прекрасно, так естественно, излучая столько тепла и желания? Чей язык проникал между ее губ, исследовал ее рот так, как будто чувствовал в нем нечто неизъяснимо прекрасное? Более того: как может этот процесс остаться без завершения?

Его стон вернул ее на землю.

— Бронте... Бронте... Что нам с этим делать?

Делать? С тревогой Бронте мысленно увидела себя его рабыней. Ей потребовались долгие секунды, чтобы освободиться от него в отчаянном желании вновь обрести трезвый рассудок.

— Не питайте надежд, — предупредила она. - Между нами нет никаких отношений, кроме деловых. Да даже и их нет. Ваш партнер — Гилли. И то если дело пойдет.

— Значит, вы не желаете романа?

Бронте помотала головой.

— Нет.

— Жаль. Может быть, вы, Бронте, и не жесткая, но целуетесь вы замечательно.

Он слегка погладил ее по щеке.

— Прошу вас учесть, что это единственный раз, когда вы меня поцеловали.

— В самом деле? — насмешливо отозвался Стивен. — Что ж, все равно жалеть не о чем. Но не отчаивайтесь.

— Я не отчаиваюсь, — отрезала Бронте. — Лично я вернусь на дорожку, пока на нас здесь никто не наткнулся.

— Кем мог бы оказаться этот кто-то? Как же вы, оказывается, ранимы! — Стивен нагнал ее и непринужденно взял под руку, словно они были лучшими друзьями. — Просто чудо, что я так быстро разогрел вас.

В машине царило молчание. Атмосфера была настолько наэлектризована, что казалась раскаленной добела. Бронте ощущала такое напряжение, что не могла не заговорить:

— Я не знаю, насколько «Бамбуковый двор» загружен, но, судя по всему, дела у вас идут успешно.

— О, как правило, мотель полон, — беззаботно сказал Стивен.

— Ясно. И все-таки я стараюсь понять, не слишком ли большим количеством дел вы занимаетесь.

— Бронте, успех не может стоять на месте. - Он бросил на нее взгляд. — Кроме того, нужно принять во внимание еще один аспект. «Иволга» приходит в упадок на глазах у Гилли. Она — изумительная женщина, но она запустила хозяйство. С первого взгляда видно, что им пренебрегали много-много лет. Земли плантации почти покрылись джунглями. Я ничуть не удивлюсь, если увижу, как на территории имения обезьяны качаются на ветках.

Ответ Бронте прозвучал очень резко:

— Вам прекрасно известно, что обезьян у нас нет.

— Нет. Зато у вас там миллионы опоссумов, которые отлично знают, что такое джунгли. Недостатка в змеях нет. Наступите на змею и убедитесь, что это такое. И это при том, что «Иволга» — превосходное имение, которое можно превратить в очень красивое место и источник доходов. Это не очень большое предприятие. Оно не потребует колоссального размаха работ, но будет в состоянии удовлетворить требования взыскательного гостя. Как я уже говорил, их будет немного, и они будут приезжать в течение сезона засухи. Мало кто предпочитает отдыхать в сезон дождей, хотя природа здесь накануне сезона дождей предстает во всем блеске, как и сейчас. Мне кажется, степь зацветает с приходом дождей.

— Я знаю здешние места гораздо лучше вас.

Бронте понимала, что ее поведение — чистое ребячество, но ничего не могла с собой поделать.

— Безусловно, знаете. — Стивен пожал плечами. — Я в курсе того, что вы прожили здесь с Гилли много лет.

— Значит, вы знаете и то, что я не была нужна матери, — почти выкрикнула Бронте, хотя на ее лице появилось самое печальное и отчаянное выражение.

Как хорошо он чувствовал ее боль! Ему захотелось остановить машину, обнять Бронте крепко-крепко, расцеловать ее милое лицо, осушить ее слезы. Она держится блестяще, если учесть, что ей пришлось перенести в жизни.

— Вы считаете себя заброшенным ребенком? - тихо спросил он.

— Конечно же, нет. — Она все еще держала оборону. — Я была одиноким ребенком, который отчаянно хочет быть любимым.

— А что в этом особенного? — сумрачно откликнулся Стивен. — Каждый ребенок имеет право быть любимым, хотя все мы хорошо знаем, как часто попираются наши права.

— Ребенок должен принимать любое обращение.

В ее тоне горечь прозвучала явственнее, чем ей хотелось бы. Многие годы она училась абстрагироваться от своих горестей.

— Похоже, мы с вами говорим о лишенности, Бронте, — сказал Стивен. — За несчастными детьми стоят несчастные родители. Пагубное влияние родителей приводит к тому, что дети следуют усвоенной линии поведения. Не все, но многие из них. Рождение ребенка — это священнодействие. С этим не всякий способен справиться.

— Моя мать уж точно не справилась. — Бронте вздохнула. — Гилли была мне настоящей матерью. И я никому не позволю ее обидеть.

— Какой же родной племянницей вы были бы, если бы дали ее в обиду? Мне не хотелось бы так говорить, но вы не станете помогать Гилли идти по пути прогресса.

— А прогресс в том, что вы становитесь ее партнером? Какой же вы гуманист!

— Послушайте, не стоит расстраиваться.

— Видит Бог, я очень расстроена. — Против ее воли голос выдал ее недовольство. — В последнее время мне стоит труда оставаться собой. Но я это знаю. Я здесь для того, чтобы поддерживать Гилли, а не вас. Я вас даже не знаю. И уж конечно, я не знаю о вас всего.

— Я не мошенник, Бронте. Я — респектабельный бизнесмен. И я хочу помочь Гилли. Она думает — так мне кажется, — что она готова к борьбе. Она сама сказала как-то, что в жизни заняла место в арьергарде. «Иволга» стала ее норой. Убежищем. А жаль! Гилли совсем не следует запираться от мира.

— Она была очень несчастна.

— Она бы это преодолела, если бы ей помогли.

— Ей некому было помочь. У нее не было никого. Мне кажется, бедная Гилли перенесла нервный срыв. С ее умом она могла бы стать кем-то. Величиной. Ученым.

— Я согласен. Но она повернулась спиной к будущему и предпочла жить в прошлом.

Горло Бронте сжалось. Стивен говорил правду. Гилли могла бы выйти замуж, иметь семью. У нее есть «Иволга», идеальное место для воспитания детей. Гилли была достойна лучшей судьбы.

— Сейчас поздно об этом говорить.

— Никогда не поздно говорить о том, как принести в ее жизнь ощущение счастья и успеха. Я знаю, сколько лет Гилли, но она — женщина необыкновенная. Я убежден, она примет этот вызов. Она хочет, чтобы «Иволга» возвратилась к жизни. Она наотрез отказывается продавать имение. «Иволга» — ваше наследство. Они могут стать центром вашей жизни. Или, по меньшей мере, — отличным вложением капитала.

— И вы так же уверены, что сможете достать средства? Вы знаете, что других партнеров мы не хотим.

— Не хотим, конечно. Я привык действовать по-своему.

— Вот как? И при этом предполагается, что мы доверимся вам настолько, что согласимся на то, чтобы вы один вели все дела?

Она взглянула на его мужественный профиль, то и дело освещаемый фонарями.

— Кристина мне доверилась. А она не дура.

— Разве я произнесла слово «дура»? Кристина - красивая, умная, образованная женщина. Но я говорю о вас. Вы же не можете всерьез думать, что мы с Гилли будем сидеть и плевать в потолок, в то время как вы будете править балом!

— Да нет, конечно! — Стивен заметно рассердился. — В первую очередь там, где речь пойдет об обновлении усадьбы, я ожидаю от вас активного участия.

Бронте энергично кивнула.

— Вот теперь вы говорите дело.

— Знаете, Бронте, а ведь вы имеете на меня зуб с той самой минуты, когда меня в первый раз увидели.

— Безусловно.

— Но в чем причина? Ответ не может быть простым. Я уверен, если вы соберете на меня подробное досье и я пройду все испытания, вы и тогда будете на меня бросаться.

— Обычно я такой не бываю.

Высказанное Стивеном обвинение поставило Бронте лицом к лицу с ее давним внутренним конфликтом. В первую очередь, здесь присутствовал половой аспект: будто бы она не сумеет остаться верна себе, если доверится Стивену. Мало кто знает так же хорошо, как она, что такое жизнь с властным мужчиной. Она чувствовала, что не готова попасть под чужое влияние. И не в том дело, чтобы хоть какая-то черточка Стивена Рэндолфа напоминала ей о ее отчиме. Между этими людьми нет ровным счетом ничего общего. Так откуда же эта жгучая враждебность? И откуда страсть?

— Значит, речь не идет о чем-либо рациональном, — подытожил Стивен.

— Возможно, вы напоминаете мне о чем-то, чего я не люблю, — предположила Бронте. — Это все, до чего я могла додуматься.

— О чем-то или о ком-то? В вас содержатся глубокие запасы боли и злости.

— Угу. — Бронте повернула голову. — Вам когда-нибудь говорили, что у вас талант психоаналитика?

— Я только высказываю вам то, что думаю. Многие наши поступки вызваны детскими горестями. Люди, у которых было тяжелое детство, имеют мало шансов на дальнейший расцвет.

— Вы как будто немало об этом знаете?

— Возможно, и знаю. В детстве я прошел через многие трудности. Я прошел через ситуации, которые было непросто контролировать. Я должен был жить своей собственной жизнью. Не потерпеть поражение, а победить. Оставить свой след. Я не мог позволить себе роскоши изобретать оправдания.

Бронте внимательно посмотрела на него.

— Вас что-то преследовало.

— Это так. Я знаю, это так. Бронте, если нам предстоит работать вместе, я бы хотел, чтобы мы стали друзьями.

— Друзьями? — Бронте не сумела скрыть своей отрицательной реакции. — Как это возможно? Я не впущу нового друга в свою жизнь.

— Друга вы можете использовать, — ядовито отозвался Стивен, и Бронте пришлось замолчать.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Бронте сидела в столовой и составляла опись всего имущества в усадьбе. В доме нашлось огромное количество всякой всячины; многие предметы хранились в кладовых, но и они подлежали инвентаризации. Здесь можно было найти все что душе угодно: картины, статуи, мраморные бюсты (почему бюсты? это же обрубки под самую шею!), предметы искусства всех стран и культур — мебель в античном вкусе, ценные восточные и персидские ковры, огромное количество фарфора и хрусталя, по меньшей мере семь очень красивых обеденных сервизов, причем все целые, а некоторые выглядели так, как будто ими вообще никогда не пользовались, серебряные столовые приборы, коллекция майсенского фарфора[29], изысканные маленькие крылатые купидончики с луком и стрелами, направленными на чье-то сердце; они никогда прежде не попадались Бронте на глаза. Она обнаружила их в коробках в ореховом шкафу, который редко открывали по той простой причине, что одна его дверца застряла много лет назад, вместе с коллекцией маленьких лиможских шкатулок[30] и сотней стаффордширских[31] животных, по преимуществу собак.

Бронте исполнилась решимости переписать все, что найдется в доме ценного. Безделушки не в счет. Среди многочисленных талантов Гилли умение вести домашнее хозяйство не значилось. Она предпочитала бродить по лесам, открытым всем стихиям. Гилли чувствовала бы себя дома в дебрях Африки, где бы она фотографировала носорога, принимающего пылевую ванну, стадо львов, наслаждающихся вечерней трапезой, или надменного жирафа, благосклонно взирающего на объектив. Простор — вот где для Гилли ключ к счастью.

И вот она обнаружила Бронте в столовой в ту минуту, когда Бронте осматривала глубокое блюдо с ровной каймой и рельефным орнаментом — по всей видимости, изображением рыбы, — в центре и присваивала ему инвентарный номер.

— Осторожнее, моя милая. Это эпоха Сун[32], — небрежно предупредила Гилли и опустилась в кресло.

— Похоже, ты к этому спокойно относишься. — Бронте осторожно отставила блюдо в сторону. — Получается, что ему больше тысячи лет?

— Как и мне, — беззаботно отозвалась Гилли. — Эта штука из собрания генерала. Селадон[33]. А какая глазурь! Таких вещиц здесь повсюду полным-полно.

— Знаю. Из-за них повернуться негде.

— Так вот почему ты, моя умница, затеяла всю эту возню.

— Я получаю удовольствие, — сказала Бронте, и сказала правду. — Знаешь, Гилли, твой друг Стивен назвал эту усадьбу сокровищницей.

— Он мне тоже говорил. — Гилли тепло улыбнулась, демонстрируя свое доверие к этому человеку. — Ясное дело, я ничего у него не выпытывала, но похоже, что его семья занимает какое-то привилегированное положение. Очевидно, что он хорошо образован и отменно воспитан. Он много знает о Юго-Восточной Азии, разбирается в искусстве и архитектуре. Даже проект «Бамбукового двора» — его произведение.

— Почему же тогда он мне ничего об этом не сказал? — воскликнула Бронте, почувствовав себя уязвленной. — Я должна была сама догадаться. Удивительно, как это ты до сих пор не познакомилась с Кристиной!

— Девочка моя, я редко выезжаю в город. Так, время от времени. Ты же меня знаешь. Мне нравится быть здесь, на ферме.

— Кристина очень красивая и экзотическая. У нее большие деловые таланты.

Гилли широко улыбнулась.

— Ты мне это говорила уже раз десять, если не больше. Она произвела на тебя такое сильное впечатление?

— Она на кого хочешь произведет впечатление. Она очень светская, искушенная; ты понимаешь, что я имею в виду? Он не говорил тебе, сколько ей лет?

— Господи, да нет же. Да разве ты не определила? По-моему, ты мне говорила, что она молодая.

— Я до сих пор гадаю, — призналась Бронте. - Ей может быть и двадцать один, и сто один.

Гилли рассмеялась почти ликующе.

— Так объясни мне, как она этого добивается. И не говори глупостей, детка. Ты как будто чуточку ревнуешь.

Бронте снова обратилась к спискам вещей.

— Теперь ты говоришь глупости. Что у тебя в кармане? Ты все время что-то поглаживаешь.

— Мой старый приятель Джимми Уэнг привез нам почту. И я ее припрятала. — Гилли извлекла из кармана мешковатых брюк цвета хаки два конверта. — Одно письмо от твоей мамочки; наверное, она спрашивает, можно ли ей пожить у нас. Я этот летящий почерк где угодно узнаю.

Она протянула письмо Бронте.

— Хотелось бы знать, что ей понадобилось. - Бронте взяла письмо с таким видом, словно ей совершенно не хотелось его распечатывать. - Может, Макс поговорил с ней о поездке к нам на Рождество?

Гилли фыркнула так, как не позволила бы себе ни одна благовоспитанная леди.

— Если поговорил, можешь поставить свою жизнь на то, что она отказала. Конечно, я далека от мысли, что она будет смертельно тосковать без мальчика.

— Не то чтобы им с Брандтом не хотелось бы уехать куда-нибудь прочь от жары. Но они оба без ума от Парижа.

— Где твоя мать сможет накупить куда больше одежды, чем ей нужно. Я где-то прочитала, что ее никогда не видели два раза в одном и том же платье. Такое возможно?

— Возможно, если речь идет о матери, — откликнулась Бронте, чувствуя, как у нее сердце уходит в пятки при виде элегантного почерка Миранды.

Тон письма был ледяным. Миранда писала не для того, чтобы послать привет дочери или сообщить, что скучает без нее. Она не осведомлялась о Гилли, не спрашивала, лучше ли Бронте в «Иволге», не говоря уже о том, наслаждается ли Бронте жизнью. Речь в письме шла о менее приятных вещах.

«Как ты смела за моей спиной приглашать Макса в этот кошмарный дом, который кишит змеями!»

Все тот же черный ужас перед джунглями, который владел ею на протяжении пяти лет, ставших решающими для формирования личности Бронте.

Макс не поедет с ними ни в Лондон, ни в Париж — Макс никогда не путешествовал с родителями. Макс поживет у своего доброго школьного приятеля, сына Магнуса Поттера. Что бы это значило? Без сомнения, этот Поттер — миллионер, то есть принадлежит к той единственной категории людей, которые Миранда считает заслуживающими ее внимания. Далее Миранда снова повторяла слова о том, как глубоко Бронте разочаровала ее, а также Карла, который сделал все, что было в его силах, чтобы Бронте могла составить блестящую партию. Говорят, Натан чудовищно страдает. Ходили слухи, что он угрожал самоубийством, но он все-таки мужественно перенес удар.

«Ты, Бронте, разбила его сердце. С таким же успехом ты могла заколоть его кинжалом».

Ни о каких кинжалах Бронте никогда не помышляла. Концовка письма была выдержана в том же духе. Читая, Бронте сглотнула несколько раз. И — развязка: ей нет прощения. Не будет прощения. Максу путь в этот разваливающийся, наводящий ужас дом заказан.

— Судя по твоему лицу, Макс не приедет?

Сочувствие в голосе Гилли было призвано замаскировать ее гнев. Миранда остается такой же, какой была всегда.

Бронте кивнула, не в силах скрыть обиду и разочарование.

— Я бы прочитала вслух, но тебе это не нужно. Она никогда не колебалась усадить в самолет меня, чтобы я тебя навестила.

— Вот за это ей спасибо! Это же потому, что ей удобнее, когда ты ей не мешаешь.

— Она понимает, что за то, чтобы быть женой Карла Брандта, нужно платить. Дети не должны их отвлекать.

— Вот уж, надо думать, он был доволен, когда узнал, что Миранда беременна Максом.

— Наверное, Миранда видела в этом способ удержать его. Короче говоря, Макс страдает и моя мать тоже. Могу поклясться, она очень о многом умалчивает.

Гилли погладила Бронте по руке.

— Ты у меня с детства всем сочувствуешь.

— У меня есть только одна мать — она. И, что самое смешное, она всерьез верит, что в этом доме водятся привидения. И это заставляет ее вытворять черт знает что.

— Погоди, — вырвалось у Гилли. — Здесь не привидения. Это благословенный дом. Дух человеческий нельзя уничтожить. Наши предки крепче многих других связаны с этим домом. А что до твоей матери, то однажды я слышала, как она орала как резаная под лестницей.

— Просто змея заползла в дом, — объяснила Бронте. — Безобидная садовая змейка. Мать мне как-то сказала, что ей страшно здесь спать. Всякий раз, как она просыпается, кто-то склоняется над ней.

— Это, наверное, генерал скитается по дому, — успокаивающе сказала Гилли, взяла один из составленных Бронте списков и попыталась читать. — Он всегда выискивает, чем бы ему заняться. Что у тебя в этих перечнях?

— Я же тебе говорила, Гилли. Я составляю каталог всех ценных вещей, распределяю их по разделам — живопись, мебель, ширмы, ковры и так далее. Я даю каждой вещи инвентарный номер. Это означает, что, если что-нибудь пропадет, я сразу замечу.

— Замечательно! Замечательно!

Гилли захохотала.

Бронте рассматривала старческое лицо, такое знакомое и такое дорогое. Любовь Гилли всегда была для нее поддержкой.

— Знаешь, Гилли, ты думаешь, что ты разорилась. Вовсе нет. Ты богата, только у тебя мало наличности. Ты всегда можешь ее добыть, если выставишь на аукцион что-нибудь из этих предметов. Одни морские пейзажи, что в этой комнате, могли бы принести тебе кучу денег.

Гилли довольно равнодушно поинтересовалась:

— А что такое куча денег?

Бронте откинулась на спинку стула, разглядывая холсты на стенах. I

— Бог весть! Не знаю, что хуже: иметь слишком много денег или не иметь необходимого? Насколько я вижу, семьи, в которых денег чересчур много, распадаются. Если наступает нужда, семья борется и делается крепче. Миром движет только любовь. Но почему тогда любовь так трудно найти? А когда ты ее находишь, как ее удержать? Есть люди, которые обожают портить жизнь другим. Взять хотя бы меня и беднягу Макса. Наша мать превратила создание ада для нас в искусство.

— Она же замужем за дьяволом, — заметила Гилли. — Может быть, он-то и ввел ее в свое царство? Знал, наверное, что она там придется ко двору. А что случилось с его другими женами, номер один и номер два?

Сине-фиолетовые глаза Бронте расширились.

— Откуда мне знать? Об этом не болтают. Не такой уж он славный парень. Люди до смерти боятся распространяться о его делах. Насколько я понимаю, в его силах убрать с дороги кого угодно. Но вернемся к картинам. На мой взгляд, самая захудалая из них потянет не меньше чем на тридцать тысяч долларов. И не исключено, что куда больше. Я не эксперт, но бывала на выставках много раз. Ах, если бы ты взглянула на цены! Австралийские пейзажи ценятся чрезвычайно высоко. Да и морские тоже.

— Да с чего бы я захотела их продавать, девочка моя? — ласково возразила Гилли. — Это старые друзья. Я выросла в этом доме бок о бок с ними. Они здесь были всегда. Ну что я буду делать, если в этой комнате не будут плыть корабли? Меня не волнует, сколько они стоят. Они бесценны, потому что родные. И ты моя родная. Они отойдут к тебе.

— Гилли, да я тоже буду их ценить. Но если ты продашь несколько предметов, то проживешь в мире и комфорте всю оставшуюся жизнь.

Гилли топнула ногой.

— Проблема в том, любовь моя, что я хочу поразвлечься. Пока не умерла. Только на прошлой неделе Стивен обещал организовать для меня прогулку на вертолете. Он сказал, что мы могли бы слетать на какой-нибудь из островов. С воздуха острова Кораллового моря[34] и Барьерного рифа смотрятся изумительно. А морская вода там то аквамариновая, то бирюзовая, то кобальтовая. Сколько уж лет я не была на этих желто-зеленых островах! Бронте, я знаю, ты беспокоишься, ты считаешь, что такое путешествие будет чересчур тяжело для меня. Ты хорошая девочка, у тебя доброе сердце, но ведь я этого по-настоящему хочу. Наследство, которое мне досталось, слишком долго прозябало в упадке. Имение, подобно мне самой, приходит в негодность. Нам нужно возвратить ему жизнь.

Бронте понимала, что спорить невозможно.

— Значит, нам нужен хороший юрист, который защищал бы твои интересы, — сказала она.

— У нас есть Стивен.

Черные глаза Гилли засветились.

— Гилли, ты чересчур доверчива. Да, он показал мне нечто похожее на процветающий мотель с шикарным рестораном. Но что мы по-настоящему знаем о нем?

— Детка, я прислушиваюсь к своему естеству. Он приехал сюда недавно и завоевал превосходную репутацию. Я уже не говорю о том, что он лучше всех молодых людей, кого я знала в своей жизни. Когда он появился здесь и увидел, что джунгли пожирают поместье, то немедленно занялся расчисткой.

— Не сомневаюсь, это был только первый акт, - саркастически вставила Бронте.

— Не надо, Бронте, не надо, вовсе он не такой. Ты стала излишне подозрительной, пожив под крышей своего отчима. Я полностью это понимаю, но, любовь моя, все-таки не все мужчины негодяи. Запомни мои слова: Стивен обойдется с нами достойно.

— Да поможет ему Господь, — мрачно пробормотала Бронте.

Через несколько дней позвонил Стивен Рэндолф и спросил, будет ли хозяйкам удобно, если он приедет на плантацию во второй половине дня. Это любезное предупреждение Бронте встретила так же, как Гилли: фыркнула отнюдь не на манер истинной леди. С ним будет человек, с которым ему хотелось бы познакомить дам; это опытный ландшафтный архитектор, который согласился посетить «Иволгу» и дать некоторые советы по ее обустройству.

— Что это еще за советы? — спросила Бронте, прокручивая в голове худший из возможных сценариев: массовая очистка земель. — И сколько он запросил?

— Не стоит петушиться. — Насмешка Стивена не потерялась в телефонных проводах. — Хотите верьте, хотите нет, Бронте, но он оказывает нам услугу.

— Просто удивительно, сколько у вас друзей.

— Я-то, во всяком случае, заеду. — В голосе Стивена послышались манящие нотки. — Хочу удостовериться, что вы так же красивы, как и тогда, когда я в последний раз вас видел.

— В таком случае я немедленно иду готовиться к вашему визиту, — проворковала Бронте и повесила трубку.

Реакцию Гилли нетрудно было предугадать.

— Это же замечательно! Я скучаю по Стивену, когда его нет рядом. У нас ест что-нибудь к чаю? Я-то люблю твои шоколадные пирожные.

— Ты хочешь, чтобы я пекла пирожные для Стивена Рэндолфа? — спросила Бронте.

Она не переставала удивляться привязанности, которую Гилли питала к совершенно чужому человеку.

— Нет, моя милая, если ты сама не хочешь, но ты же помнишь старинную мудрость: путь к сердцу мужчины лежит через желудок.

Какую-то секунду Бронте молчала, не в силах найти ответа.

— Гилли, ты пробуешь свои силы в сводничестве?

Гилли поднялась со стула и запустила пальцы в свой шиньон с таким видом, словно рассчитывала обнаружить там ящерицу.

— Ты знаешь, что я в жизни не думала о таких вещах. Никого не удивит, что в прошлом я была противницей брака. Теперь я вижу, что в моей позиции было немного здравого смысла. Я хочу увидеть тебя хорошо устроенной, прежде чем уйду.

Бронте бросилась вслед за Гилли с крыльца.

— Куда уйдешь?

— К ангелам, любовь моя, — повернув голову, ответила Гилли. — Если хочешь знать мое мнение, Стивену ты по-настоящему понравилась.

И она довольно засмеялась.

— Зато я к Стивену ничего не испытываю.

Бронте вспыхнула, как рождественская хлопушка. Она хорошо сознавала, что ступила на зыбкую грань между правдой и ложью.

— Дело в том, что у тебя после этого парня, Ната, кисло во рту. Надутый...

— Гилли!

Бронте погрозила Гилли пальцем и подкрепила предупреждающий жест взглядом. Когда речь заходила о бывшем женихе Бронте, Гилли не скупилась на бранные эпитеты.

— Стивен — хороший человек. И я горжусь тем, что могу назвать его своим другом, — заявила Гилли и отвернулась, натягивая свою огромную, как у китайского кули[35], шляпу. — И вот еще что я люблю. Стивену, кстати, тоже должно понравиться. Лимонные бисквиты. Сласти меня подзаряжают.

— Ты бы только ими и питалась, если бы я тебе позволила, — мрачно заметила Бронте.

Она подумала, что ей следовало бы поблагодарить небеса за изобилие фруктовых и ореховых деревьев, иначе Гилли попросту недоедала бы. У нее есть все, но готовить она не желает, хотя и получает удовольствие, когда ей предлагают вкусное блюдо.

— Вот что значит стареть, — обронила Гилли и зашагала по направлению к новому курятнику.

День выдался обжигающе жарким и туманным от влаги. Начало сезона дождей чувствовалось в растворенных в воздухе густых ароматах, и казалось, что вулканическая почва под ногами вот-вот закипит. С дальних окраин сада доносился насыщенный запах манго, а ветви деревьев гнулись до земли под тяжестью спелых плодов. Целой армии понадобилось бы немало времени, чтобы съесть все эти богатства. Здесь были и маслянистые бананы, гуавы, локвы и даже грядки клубники, которой Гилли весьма гордилась, но Бронте считала ягоды чересчур крупными и мясистыми, хотя и не говорила об этом вслух. Глядя на это цветущее изобилие, Бронте не раз задумывалась о том, как хорошо бы было упаковать все эти плоды в ящики и отослать нуждающимся людям. И всему этому райскому саду суждено пропасть втуне! Блаженны те, кому довелось жить в тропиках. Цитрусовые рощи, цветы, облепленные пчелами, обещали сногсшибательный урожай. Бронте побывала во многих уголках планеты, но «Иволга» была для нее не только святилищем. Эту землю она любила больше всего на свете.

Стивен Рэндолф и ландшафтный архитектор приехали в три часа, как раз к чаю. Бронте наблюдала за тем, как они выбрались из автомобиля и зашагали к дому. Оба были одеты на охотничий манер; на ногах у них были высокие кубинские ботинки. Голова Стивена Рэндолфа была непокрыта, а у его товарища была белая шляпа, надвинутая на глаза. Оба они были высокими, но старший был более плотно сложен, широк в груди и, несомненно, в хорошей форме. Почему-то он показался Бронте смутно знакомым.

Бронте поджидала их на относительно прохладной веранде. Приветливый дневной ветерок колыхал кусты и разбрасывал лепестки цветов по изумрудной траве. Гилли осталась в доме; она разыскивала старинные фотографии усадьбы.

— Где-то они должны быть среди моих вещей! - жалобно воскликнула она.

— Здравствуйте, Бронте, — сказал Стивен, вскидывая руку в приветственном жесте.

— Здравствуйте. Вы как раз вовремя.

Бронте пристально вглядывалась в лицо старшего из мужчин. Когда гости приблизились, она поняла, что знает спутника Стивена. Безусловно, это не кто иной как Лео Марсдон, который обустраивал «Голубую гору», имение ее отчима, когда сама она еще училась в школе. Вот это поворот! Почему она с таким подозрением относится к Стивену Рэндолфу? Ему, оказывается, ничего не стоит привезти в «Иволгу» Лео Марсдона. Марсдон составил себе репутацию во многих странах. Он работал над оформлением крупных земельных владений по всему миру — в Великобритании, у себя на родине, в Австралии, во Франции, в Италии, в Австрии, в Греции, в Шри-Ланке. Мать Бронте собрала все его богато иллюстрированные книги по садовой архитектуре. Они украшают кофейные столики в трех домах Брандта, они всегда под рукой, дабы хозяева могли произвести впечатление на гостей, демонстрируя им фотоснимки их горного убежища.

— Да я же знаю вас! — воскликнул Лео Марсдон, поднимаясь на крыльцо и приподнимая шляпу. — Вы повзрослели, но я все равно вас узнал. Эти прекрасные глаза! Вы ведь Бронте? Дочь Карла Брандта?

— Падчерица, мистер Марсдон, — поправила его Бронте, сделала шаг вперед и с улыбкой протянула руку. — Я тоже вас узнала. Я удивилась, увидев вас здесь. Стивен говорил, что пригласит дизайнера, но я и не мечтала о том, что этим дизайнером окажетесь вы. Это честь для нас. Не сомневаюсь, что вы очень загружены.

Марсдон, симпатичный мужчина, приближающийся к шестидесяти годам, улыбнулся.

— Рад отметить, что дела идут успешно, как всегда. Стивен обратился ко мне с просьбой, и я с радостью окажу вам услугу. Я дома всего недель шесть. Я заканчивал оформление спортивного комплекса в Аргентине, а теперь выступаю в качестве консультанта на водном курорте вниз по побережью. Стивен так описал плантацию и прилегающие территории, что у меня разгорелось воображение.

— Прекрасно! — заявила Бронте. — Сейчас подойдет моя двоюродная бабка. Она разыскивает старые фотографии, которые хочет вам показать. Надеюсь, у вас найдется время на чашку чая?

— Лео никогда не отказывается от чашки чая, - сообщил ей Стивен, приветливо улыбаясь. — А потом мы совершим прогулку по местности. Лео нужно познакомиться с природой и с дикой растительностью.

— Судя по разнообразию флоры, у вас здесь настоящий райский сад! — заметил Лео Марсдон с большим интересом. — В тропиках у меня дыхание перехватывает. Поразительный старый дом. — Он огляделся. — И совершенно особенная атмосфера. Дом как будто разговаривает с нами.

— Перед этим соблазном Лео не может устоять, — заметил Стивен Рэндолф, явно довольный. — Если поверить Гилли, все предки Макалистеров не покидают эти места.

— Как это замечательно! Я чрезвычайно рад, что меня пригласили. — Марсдон засмеялся. — Я чувствую, здесь многое можно сделать.

— На это мы и рассчитываем, — отозвался Стивен.

По их манере общения понятно, что они очень хорошо знакомы, подумала Бронте и решила, что следовало бы навести более подробные справки о Стивене Рэндолфе. Может быть, все дело только в ее воображении, но у нее сложилось впечатление, что Стивен мгновенно догадался, что она уже встречалась с Марсдоном, но он скрыл свою догадку под своим привычным хладнокровием.

— Пожалуйста, заходите, посмотрите дом, - пригласила Бронте Марсдона. — Я часами просиживаю за столом, стараюсь составить опись имущества.

— Грандиозная работа, — сухо заметил Стивен, оглядывая Бронте с головы до ног.

Бронте заколола в свои длинные иссиня-черные волосы свежий цветок. Вид его был так заманчив, что Стивен едва подавил в себе желание наклониться и вдохнуть его аромат. Перед его глазами неожиданно встал мысленный образ другой женщины, которая тоже носила цветы в волосах. Его мама. Он ощутил внутреннюю боль, как случалось всякий раз, когда он думал о покойной матери. А на этой девочке, Бронте, сегодня бирюзовая блузка с узкими лямками и белый саронг[36], умело обернутый вокруг бедер и напоминающий юбку. В этом наряде она настолько привлекательна, настолько изысканна и экзотична, что похожа на дикую орхидею. Ему захотелось обнять ее, привлечь к себе. Прижать... Непременно расцеловать... И продолжать... Ему уже известно, что она готова всячески отвечать за свой острый язычок. Нет, это ему придется защищаться.

— А, вот и Гилли!

Стивен оторвал взгляд от Бронте и посмотрел в сторону коридора, пол которого скрипом отзывался на тяжелые, но проворные шаги.

Гилли в своем охотничьем костюме и коричневых кожаных сандалиях, буквально выбежала на веранду.

— Боже, это же Лео Марсдон! — закричала Гилли вне себя от счастья. — От такого сюрприза я готова упасть в обморок!

— Лео, ваша слава бежит впереди вас, — с удивлением сказал Стивен Рэндолф и представил хозяйке своего друга в своей обычной непринужденной и обаятельной манере.

— Год назад или около того я видела телепередачу о вас, мистер Марсдон, — сказала Гилли. — А лица я не забываю. Плюс к тому я вспомнила, что отчим Бронте приглашал вас, когда затевал переустройство своей «Голубой горы». Какое счастье, что Стивен знаком с вами! — Гилли ослепительно улыбнулась. — Я обшарила все эти развалины и нашла кучи фотографий, на которых вы увидите «Иволгу» в старые времена. Тут и усадьба, и плантация. Может быть, вам и Стивену стоило бы взглянуть на них. Мы с Бронте пересмотрели снимки, когда она была еще ребенком, но я знаю, она не откажется еще раз их увидеть. Она Макалистер, как-никак.

— А я-то думал, что Бронте — дочь Карла Брандта, — сказал Лео Марсдон. — Во всяком случае, он позволил мне так считать.

Гилли громко засмеялась.

— Наверное, так ему было легче. А наша Бронте достаточно хороша, чтобы блистать на экране. Но она — дочь моего покойного племянника. Росс погиб в автомобильной катастрофе. Тяжелое горе.

— Да, сомнений быть не может.

Марсдон по-доброму посмотрел на лица обеих женщин, словно впервые увидев их родственную близость.

— Заходите же в дом, — пригласила гостей Гилли. — Чашечка чая очень освежает в жару. И вы должны попробовать лимонное пирожное Бронте. Она у нас не только красавица, она еще и талантлива.

— Вы никогда не задумывались о карьере шеф-повара? — шепнул Бронте на ухо Стивен Рэндолф.

Если бы Бронте была птицей, дыхание Стивена взъерошило бы все ее перья. А сейчас у нее по спине побежали мурашки. Может быть, он намеренно пускает в ход свою сексуальность и шарм? Почему же она спокойно с этим мирится? Почему она борется с искушением, сила которого далеко превосходит все, что она когда-либо испытывала? Она все-таки из рода Макалистеров, и ей придется признать, что в ней есть толика безумия.

После очень приятно проведенного получаса гости поднялись, чтобы отправиться на экскурсию по плантации.

— Сегодня очень яркое солнце, — заметила Гилли, когда мужчины направились к машине. — Думаю, мне лучше остаться дома.

Бронте, уже готовая скользнуть на заднее сиденье, резко повернулась и озабоченно посмотрела на Гилли.

— Что такое, Гилли? У тебя опять искры перед глазами?

— Не о чем волноваться, родная моя, — ответила Гилли. — Они появляются и пропадают. Мне следовало бы поосторожнее быть на солнце в последние дни.

— Гилли, вы уверены, что с вами все в порядке? — спросил Стивен. — Мы вполне могли бы отложить поездку.

— И слышать не желаю! — твердо заявила Гилли. — Я не сомневаюсь, что время Лео ограничено. Все дело только в возрасте. Я дождусь вашего возвращения.

— Я останусь, — сказала Бронте.

Вместо ответа Гилли взмахнула рукой.

— Поезжай, дурочка! — приказала она. — Я в полном порядке, лучше быть не может.

— Ну что ж, мэм. — Стивен приветственно поднял руку. — Мы едем. Задерживаться не будем.

Несколько раз в ходе поездки они останавливались в тени дерева, и Лео обследовал пышный ландшафт. Он двигался оживленно, напряженно вглядывался в пейзаж; было видно, что у него в голове уже зреет план будущей работы. Лео был очарован видом джунглей, и казалось, что он хочет пообщаться с лесом наедине.

— Где вы познакомились? — спросила у Стивена Бронте.

— Я знаю Лео целую вечность, — отозвался Стивен, провожая взглядом ландшафтного архитектора, который уже скрылся среди деревьев.

— Я подумала, что вы пережили пару неприятных моментов, когда Лео меня узнал.

Стивен посмотрел на Бронте с высоты своего роста. Мириады разноцветных бабочек роились над их головами и порхали среди медоносных цветов, буйно расцветших на краю леса. К восторгу Стивена, одна бабочка села на обнаженное шелковое плечо Бронте и сложила сапфировые с черными полосками крылья.

— Почему вы так решили? — очень тихо спросил Стивен.

Бронте стояла не шевелясь, не желая спугнуть бабочку, устроившуюся на ее плече, хотя поблизости кружили ее бесчисленные родственницы, среди которых выделялись ярко-зеленые с черными пятнами.

— Я внимательно наблюдала за вами, — прошептала она. — Рэндолф — это не настоящая ваша фамилия?

Дерзкая выходка, но Бронте решила сыграть ва-банк.

— Самая настоящая. Это моя законная фамилия. — Он потянулся к бабочке, но та тут же вспорхнула. — Черт!

— Вы ее спугнули. В любом случае, мне скажет Лео.

Зеленые глаза Стивена сверкнули, как у кошки.

— Как вы могли подумать о том, чтобы говорить с Лео за моей спиной? Как он может вам сказать, глупое вы создание! — Он откинул с ее щеки длинную темную прядь. — По-вашему, я веду двойную жизнь?

— А разве это не так? — Бронте не осмеливалась поднять голову и посмотреть ему в глаза. Прикосновение его пальцев к ее затылку вызвало в ней сладкую ноющую боль, с которой необходимо было справиться. — Почему вы разошлись с семьей? — спросила она довольно настойчиво, потому что действительно хотела знать.

— А вы, Бронте, разве не разошлись с вашей семьей? — парировал Стивен. — Мне кажется, мы оба имеем право жить собственной жизнью.

Бронте очень хорошо поняла его, но все-таки сказала:

— Нет, если вы живете не под своим именем.

Стивен несколько неестественно засмеялся.

— Что у нас дальше на повестке дня? Интерпол? Да какое отношение все это имеет к тому, чем мы здесь занимаемся? Я вам сказал, что мы с отцом не ладим. Подумаешь! Мой долг — любить его, и я честно старался, но моему отцу несвойственно любить людей. Ему лучше удается их ненавидеть. Такое случается между отцами и сыновьями. Моя мать умерла, с братом у меня отношения не складываются. Мой отец имеет на него колоссальное влияние. Но не на меня! Поверьте, что у меня имеется сильное желание держаться от них как можно дальше.

— Лео знает вашего отца? — осторожно спросила Бронте, вглядываясь в красивое лицо Стивена.

— Не берите на себя труд спрашивать его об этом. Я сам вам отвечу: да, знает.

— Лео симпатизирует вашему отцу?

Бабочки по-прежнему кружили над их головами, солнце все так же ярко освещало пейзаж, играющий всеми цветами радуги. Стивен долго молча наблюдал за бабочками.

— Садовая архитектура — альфа и омега существования Лео. Бронте, не стоило бы вам расспрашивать его о моей семье. Ему в голову не придет что-нибудь вам рассказывать.

— Отсюда следует, что порассказать есть что, - сказала Бронте. — Похоже, что вашему отцу нравится править балом.

— Как и Брандту. Разве не так? — парировал Стивен. — Эти ребята так выросли, что ставят себя выше закона.

Бронте вдруг почувствовала необъяснимое желание встать на защиту своего отчима.

— Вы хотите сказать, что мой отчим — преступник?

Тонкие губы Стивена сжались.

— Я думаю, что нарушение всяческих правил и предписаний играет в его жизни немалую роль. На этом пути честность отступает в сторону.

С этим утверждением Бронте не стала спорить, а только наклонила голову.

— Послушайте, я не собираюсь вторгаться в вашу драгоценную частную жизнь. Вопрос только в доверии к вам...

Стивен оборвал ее:

— В отношении вашего наследства?

— В отношении жизни Гилли! — взорвалась, словно вулкан, Бронте. — Я не так доверчива, как она. Она полагает, что вы намерены творить чудеса.

Злость вспыхнула в глазах Стивена.

— Да, намерен! Я это гарантирую. Я ставлю перед собой далеко идущие цели.

— Боже, как же вы самоуверенны!

Бронте поправила полу шелкового саронга, облегавшего ее тонкую, стройную фигуру. Стивен проследил за ее изящным движением.

— А почему бы и нет? — не удержался он. - Сам факт, что Лео согласился приехать и, возможно, начертить планы переустройства, говорит о том, что человек его калибра склонен мне доверять.

— Это так, — признала Бронте.

— Вы не откажетесь это повторить? — саркастически осведомился Стивен.

— Не буду. Вы меня хорошо расслышали.

— Нет шансов на то, что вы уберете свои шипы? — Стивен смотрел на нее сверху вниз. — С вами приходится нелегко. Прошу меня простить, если я отказываюсь вступать в дискуссии о моей семье. Мои родные не имеют к нашим делам никакого отношения.

— Возможно, но мне кажется, что это отговорка.

Его сузившиеся глаза дерзко смотрели на Бронте.

— Вы не хотите поговорить о том, как вы сорвали свадьбу, которую все так ждали?

— Все, кроме меня! — закричала Бронте и отступила в тень дерева.

— Тогда почему вы так долго выжидали?

От него не укрылась ни краска на ее щеках, ни утрата самообладания.

— Это не ваше дело.

— Ага! — Он шумно вздохнул. — Тогда почему вы воротите от меня ваш хорошенький носик? Я понимаю ваше желание проверить меня как делового партнера Гилли. У меня есть предложение. Давайте как-нибудь съездим в Уайлдвуд к Чике Морану. Он тоже мой партнер, и вы сами убедитесь, доволен ли он мной и положением дел.

Бронте убрала свои длинные волосы, открыв нежную, хрупкую шею.

— Я предпочитаю держаться как можно дальше от крокодилов.

— Весьма разумно. Гиппопотамы еще опаснее, но их у нас в парке нет. Я не предлагаю вам лезть в пасть к ребятам Чики. Вы когда-нибудь бывали в Уайлдвуде?

Бронте кивнула и невольно поежилась. Даже крокодилы обладают страшной притягательностью в природных условиях.

— Гилли возила меня туда. Тогда это был действительно дикий лес. Но мы не привыкли бродить по лесным тропам, когда эти твари разгуливают на свободе.

Стивен рассмеялся.

— Все будет в порядке, если вы не станете вставать у них на пути. И никогда, никогда не вторгайтесь на их территорию. А если этого не будет, вы убедитесь, что для доисторических созданий они весьма хорошо воспитаны. Они не набрасываются на людей, если их не провоцировать.

— Это полезно знать. Они такие страшные, что могут напугать человека до смерти. Со стороны кажется, что они неуклюже переваливаются на своих коротких лапах, но они чрезвычайно быстры. Я видела, как они неслись к воде.

— Уверяю вас, сейчас они все за оградой.

— А кто в их загонах косит траву? — язвительно поинтересовалась Бронте и отступила глубже в тень толстой смоковницы, чей массивный ствол пережил самые яростные бури.

Тут из леса к ним вышел Лео Марсдон.

— А вы не слышали, что я вам сейчас говорил? Этим занимаются Чика или один из его сыновей. Или вы боитесь?

Боится? Это уже стало последней каплей.

— Нет! — рявкнула она. Сейчас она была настроена враждебно и потеряла контроль над собой. — Я не боялась тогда, и сейчас не боюсь. Я смелая.

— Отлично! — В глазах Стивена вспыхнули маленькие огоньки. — Как насчет начала следующей недели? Мы могли бы пообедать в «Бамбуковом дворе», а потом отправиться в Уайлдвуд. Вы хорошо знаете квинслендских аметистовых питонов. Они достигают в длину добрых двадцати футов и даже больше. Если вы вправду такая смелая, как утверждаете, я могу устроить вам поездку в Залив до начала дождей. Мы могли бы прокатиться на лодке, поснимать на пленку дикую природу. Вы увидите, как древние ящеры занимаются своими делами и играют.

— Вы серьезно?

Бронте почувствовала внезапное желание вглядеться в лицо Стивена. Его яркие глаза сверкали на загорелом лице. Бронте задержала дыхание, стараясь справиться с бурлящими в ней чувствами.

— Конечно!

Его губы тронул чувственный изгиб.

— Вы хотите сказать, что мы с вами отправимся туда вдвоем?

— А вы не будете чувствовать себя в безопасности? — спросил Стивен.

Его взгляд как будто притягивал к себе Бронте. Ей пришлось тряхнуть головой, чтобы прогнать наваждение.

— Нет, не буду. Вам может взбрести в голову мысль швырнуть меня в реку.

Стивен расхохотался.

— Думается мне, даже крокодил дважды подумает, прежде чем ссориться с вами. Мы можем попросить Гилли сопровождать вас в качестве дуэньи. Мы слишком затянули с началом основных работ. Все строители прекращают деятельность в начале декабря и не приступают к работе, пока не пройдет худшая пора сезона дождей. Я предлагаю привести в порядок подъездную дорогу как можно скорее. Сильных циклонов у нас не было уже несколько лет, но есть вероятность, что они возобновятся. И тогда вместо дороги у нас будет непролазная грязь.

— А то я не знаю! Я надеюсь, вы не ожидаете, что Гилли заложит «Иволгу», если вы окажетесь не в состоянии профинансировать осуществление вашего проекта? Я сразу могу вам сказать, что я сумею убедить Гилли отказаться от проекта напрочь.

Красивые черты лица Стивена сделались жестче.

— Знаете, Бронте, вы правы, что беспокоитесь, будто у меня особые планы в отношении вас. Гилли прекрасно знает, что отдача усадьбы в залог не предусматривалась нашими договоренностями. «Иволга» остается за ней. Моя задача - превратить эти земли в настоящий заповедник.

— Смешно, что это говорите вы! — Бронте не сумела скрыть иронию. — Простите меня, если я вас обидела.

— Ничего страшного. Правда. Ваша стервозность стекает меня как с гуся вода. Смотрите, Лео возвращается. Не сомневаюсь, у него полно идей.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

Акр — 0,405 га. —
Солитер — крупный бриллиант в оправе.
Карат — применяемая в ювелирном деле мера массы, равная 200 мг.
Большой Водораздельный хребет — горная цепь, круто поднимающаяся от восточного побережья Австралии и полого спускающаяся на запад.
Эстуарий — однорукавное воронкообразное устье реки, расширяющееся в сторону моря.
Большой Барьерный риф — гряда коралловых рифов и островов вблизи северо-восточного побережья Австралии, национальный морской парк.
Брисбен — город и порт на востоке Австралии, административный центр штата Квинсленд.
Эпифиты — растения-паразиты, селящиеся на стволах и ветвях других растений.
En masse — одновременно, как целое (
Название восходит к новозаветному образу трубящих ангелов (см. Отк. 8 — 11).
Живокость — род многолетних декоративных трав семейства лютиковых.
Лантана — тропическое растение, выращиваемое ради многоцветных ароматных цветов.
Папайя (дынное дерево) — фруктовое дерево, чьи плоды, по форме напоминающие дыню, употребляются в пищу.
Локва — вечнозеленое дерево, культивируемое в качестве декоративного; его плоды, напоминающие сливы, используются для консервирования. Гуава - фруктовое дерево, плоды которого используются для консервирования и изготовления желе. Страстоцвет - декоративное, плодовое и лекарственное тропическое растение.
Лайм — разновидность лимона.
Макадамия (орех австралийский) — род ореховых деревьев.
Дзэн — одна из школ буддизма, в основе учения которой лежит идея созерцания и размышления. Зародившись в Китае, дзэн получил распространение в Японии, а в XX в. — среди интеллигенции Запада.
Стефан, приверженец учения двенадцати апостолов, был обвинен священниками из синагоги в богохульстве и забит камнями. Расправу над ним одобрил Савл, будущий апостол Павел. Гибель Стефана стала сигналом для широких гонений на христиан (Деян. 6 -7). Стефан почитается церковью как мученик.
Бронте, Эмили (1818 — 1848) — английская писательница романтического направления. Писала под псевдонимом Эллис Белл.
Глянцевые иллюстрированные журналы.
Меласса — черная патока.
Филипп, герцог Эдинбургский (р. 1921) — супруг королевы Великобритании Елизаветы II.
Маккай — город на восточном побережье Австралии.
Марракеш — город на юго-западе Марокко, крупный туристический центр.
«Белыми воротничками» в англоязычных странах принято называть служащих и чиновников, в отличие от промышленных рабочих — «синих воротничков».
Пукет — город на юго-западной оконечности Таиланда.
Китайские императоры — «сыны неба» — в знак уподобления солнцу одевались во все желтое и имели желтые личные штандарты с изображением дракона.
Хунань — провинция в Центральном Китае.
Речь идет об изделиях первого в Европе фарфорового завода, основанного в 1710 г. в г. Майсен (Германия). Широкую известность получили изделия 1730 — 1760 гг., выполненные в духе рококо.
Имеются в виду изделия из меди, покрытые непрозрачной эмалью, изготовленные во французском городе Лимож. Расцвет их производства относится к сер. XV — сер. XVII вв.
Стаффордшир — графство в Англии.
Сун — императорская династия в Китае в 960 -1279 гг.
Селадон — разновидность китайской керамики с бледной серовато-зеленоватой глазурью.
Коралловое море — полузамкнутое море Тихого океана у берегов Австралии, Новой Гвинеи и Новой Каледонии.
Кули — неквалифицированный рабочий в Китае, Индии и других странах Индокитая.
Саронг — национальная одежда народов Юго-Восточной Азии; полоса ткани, обертываемая вокруг груди или бедер и доходящая до щиколоток.