Элоиз Лоутон случайно узнает из письма умершей шесть лет назад матери, кто ее отец. Она пытается встретиться с ним, однако прежде судьба сталкивает девушку с Джемом Норландом, всячески старающимся оградить своего отчима от притязаний «авантюристки»…

Наташа Окли

Женщина не из высшего общества

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Самое большое одиночество испытываешь в толпе, тоскливо думала Элоиз Лоутон на многолюдном приеме. Да еще элегантные босоножки немилосердно жмут. Хотелось поскорее оказаться дома, принять ванну и смыть все тревоги. Вместо этого нужно мило улыбаться и непринужденно болтать.

Но работа есть работа, за нее платят деньги, а Элоиз не получила наследства и не имеет состояния в отличие от каждого второго гостя.

Она украдкой взглянула на часы, прикидывая, сколько ей еще здесь мучиться, прежде чем можно будет уйти. Совсем недавно такое сборище могло бы ее порадовать, но сейчас…

Спонтанное решение разобрать мамины вещи изменило все.

Через шесть лет после смерти мамы она наконец занялась этим, не подозревая, что открывает ящик Пандоры.

Зачем она это сделала? Сразу нахлынули воспоминания, заныли старые душевные раны.

Элоиз перечитала письмо, в котором мама твердо выразила свою волю. Шесть лет назад она восприняла это письмо совсем по-другому…

Элоиз разглядывала зал. Сегодня ее не интересуют наряды присутствующих дам. Вот сядет завтра за компьютер, чтобы подготовить статью, тогда и подумает об этом, а сейчас…

Сейчас она раздражена, негодует, возмущается.

— Овца, нарядившаяся ягненком. — Касси оторвала ее от размышлений. — Вот там, справа.

Элоиз оторвалась от своих размышлений, чтобы поглядеть на женщину, о которой говорила ее шефиня.

— Нет, дорогая, не туда смотришь. Бернадет Риланд. За алебастровой колонной, под портретом тучного генерала. О чем думает ее стилист? Оделась в желтое и стала похожа непонятно на кого. — Касси глотнула шампанского. — Тебе не кажется, что леди Амелии Монрой следует изменить стрижку? Ее лицо выглядит слишком полным. О, — прервалась она, — о мой бог! Здесь Джереми Норланд. Он с Софи Вестбрук. Так… первое событие за сегодняшний вечер. Интересно…

— Джереми Норланд? — воскликнула Элоиз, пристально глядя на высокого темноволосого мужчину.

Она видела несколько его фотографий. На одной он играл в поло, на другой присутствовал на чьем-то венчании. Он оказался моложе, чем она представляла. Потрясающе красив!

— Ты его знаешь?

— Нет. — Элоиз судорожно сжала бокал. — Но слышала о нем. — Она старалась сохранять спокойствие.

— Кто о нем не слышал?

Элоиз замерла. Она думала только о том, что Джереми Норланд здесь. Пасынок виконта Пулборо — в Лондоне!

Он, улыбаясь, стоял возле массивной дубовой двери. Ему ни до кого нет дела. Он живет, наслаждаясь жизнью.

Касси проследила за ее взглядом.

— Великолепен, не правда ли? И костюмчик умопомрачительно дорогой. Ты только посмотри, какая задница. Весьма… весьма сексуален…

— И отлично об этом знает. — Элоиз с горечью наблюдала, как он улыбается Софи Вестбрук.

— Пользуется успехом у женщин, но разве можно его за это порицать, дорогая? Внешность. Деньги. Связи. Смертоносная комбинация!

— Мне казалось, он не любит Лондон.

— Так и есть. Предпочитает поместье отчима в Суссексе. Развлекается тем, что изготовляет мебель.

— Я об этом где-то читала. — Элоиз глотнула шампанского.

— Тебе не хватит денег, чтобы заплатить за ножку сделанного им стула, — язвительно заметила Касси. — Воображаю, сколько стоит платье Софи. Интересно, кто его шил?

— Юсеф Атта. Восходящая звезда. Специализируется на вышивке по шифону, — не задумываясь выпалила Элоиз. — Романтические силуэты.

— Большое будущее?

— Возможно, — согласилась Элоиз.

Софи с обожанием смотрела на спутника. Ей не больше девятнадцати. А Джереми уже тридцать четыре или тридцать пять. Касси словно прочла ее мысли.

— Ей девятнадцать, она только что вернулась из Швейцарии и уже подцепила Джема Норланда. Счастливая телочка.

— Тут нет особого счастья. Это — происхождение. Ты и сама знаешь.

Касси довольно хихикнула.

— Бедное дитя. А теперь к делу, дорогая. Передай мне последние сплетни, и больше никаких влюбленных. Они вечно обманываются.

Какое верное замечание! Жаль, что никто не сказал об этом ее матери двадцать восемь лет назад, когда она начала работать в Колдволтхэме. Она была немногим старше Софи. Но Элоиз готова биться об заклад, что судьбы у них окажутся разными.

Раньше Элоиз была уверенной и амбициозной. Но за последние четыре месяца все изменилось. Кто бы мог подумать? Она опять отыскала в толпе Джереми Норланда, которого все называли просто Джем.

Типичный представитель высшего класса. Костюм стоит баснословных денег. Без сомнения, сшит на заказ.

Деньги и возможности были у него с самого рождения. Он закончил лучшую школу. Друзья, приобретенные там, обеспечат его поддержкой до конца жизни.

Он вызывал у нее яростное негодование.

Вот он поцеловал в щеку возбужденную Софи, и та поощрительно захихикала. Он неотразим. Аккуратная стрижка, чувствуется рука дорогого парикмахера. Кожаные итальянские туфли ручной работы. Весь так и сияет. Понимает, какое впечатление производит на юную девушку.

Софи кокетливо улыбнулась и положила руку ему на плечо. Разве можно ее порицать? Она же не знает, что глупо влюбляться в человека, подобного Джему Норланду

С тех пор как Элоиз перечитала письмо мамы, она испытывала ненависть к богачам, которые думают только о себе. Они исковеркали жизнь матери.

И ее собственную жизнь.

Эти люди, владеющие огромными домами, лошадьми, учившиеся в привилегированных школах, все одинаковы. Еще недавно она восхищалась ими, но теперь…

Теперь она может только презирать их.

Презирать Джема Норланда. Пасынка человека, которого Элоиз ненавидела, — Лоренса Александра Милтона, виконта Пулборо. Ее отца.

Отец!

Какой он ей отец?

Шесть лет назад, когда Элоиз впервые прочла мамино письмо, она не приняла его всерьез. Внезапная смерть мамы так подействовала на нее, что ей не хватило сил отреагировать на известие об отце.

Виконт Пулборо ничего для нее не значил. Она думала только о маме и испытывала невыносимую боль.

Элоиз убрала подальше мамины вещи и благополучно не вспоминала об этом… целых шесть лет.

Время несется так быстро! Столько всего произошло в ее жизни — она делала карьеру, откладывала деньги, старалась не замечать своего ужасного одиночества в большом пугающем мире.

Всегда находились причины, по которым Элоиз откладывала разборку вещей. Но теперь, когда она купила квартиру, пришло время заняться мамиными бумагами.

Письмо.

Оно было словно бомба замедленного действия, только Элоиз этого не понимала.

Перечитав шесть лет спустя то, что написала мама, она испытала совсем другие чувства. У нее появился иной взгляд, и антипатия перешла в ненависть.

Легко представить, как все случилось в то лето. Ее мама — молодая, наивная и отчаянно влюбленная — считала, что попала в прекрасную волшебную сказку, но оказалось, ее принц женат. Он обернулся чудовищем. Даже замок был… или что-то в этом роде. Краткий миг счастья и… что потом?

Одинокая жизнь. Она боролась за существование, поднимала на ноги дочь. Плакала над счетами и тянула две плохо оплачиваемые работы, чтобы свести концы с концами. Несколько часов удовольствия и жизнь, наполненная болью и страданием.

А что же уважаемый виконт? Думал ли он когда-нибудь об этом в своем поместье в Суссексе?

Элоиз долго мучилась, прежде чем набралась смелости и написала человеку, предавшему маму. И ее.

И что же?

Ничего. Элоиз отошла к окну. Заныл правый висок. Ей хотелось плакать от несправедливости жизни.

Джем Норланд наблюдал за ней.

— Джем, ты меня слышишь? — Софи нетерпеливо теребила его за рукав. — Мы с Эндрю собираемся найти местечко, где можно было бы посидеть.

— Кто эта блондинка? — Джема заинтересовала девушка у окна.

— В пурпурном? Длинноногая? — лорд Эндрю поглядел в ту сторону.

— Она самая.

— Не имею представления, — пожал тот плечами, обнимая Софи за талию. — А ты, дорогая, не знаешь ее?

— Это Элоиз… С телевидения. Элоиз… Лейтон. Нет, Лоутон. Правильно. Элоиз Лоутон. Ведет передачу о моде.

— Что? — Джем застыл.

— Она рассказывает о стилях одежды, цвете и прочем. У нее здорово получается. Также пишет статьи в «Имидже».

— Об этом я слышал, — сухо отозвался Джем, еще пристальнее глядя на женщину, нарушившую покой его семьи.

Он не ожидал, что она окажется блондинкой. Элоиз Лоутон — остроумная журналистка, ведущая колонку моды. Ему говорили об этом мать и сводная сестра.

— Шампанского, сэр?

— Благодарю. — Он взял бокал. Мать просила его соблюдать осторожность, но представилась очень соблазнительная возможность.

Он хотел знать только одно. Почему? Почему теперь? Почему Лоренс? Его отчим был добрейшим, кротким человеком. Глубоко религиозным, благородным, честным и добродетельным.

— Правда хорошенькая? — Софи взяла его за локоть. — Хотя и не твоего типа.

— Что?

— Элоиз Лоутон — красивая.

— Да, — подтвердил он.

Несомненно, Элоиз Лоутон была красивой.

Красивой и опасной. Невозможно поверить, что за такой внешностью кроются хладнокровная жестокость и коварство.

Разве такое возможно? И именно в самое трудное для них время. Ей так сильно нужна известность, что она не думает о том, какую боль причиняет?

Джем извинился перед изумленным собеседником и направился к ней, еще не зная, что скажет.

Она явно узнала его. Следовало этого ожидать.

Мисс Лоутон выбрала момент, когда престарелый виконт оказался наиболее уязвим, но семья сделает все, чтобы защитить его.

И Джем сделает все для человека, который так много для него значит.

— Джем Норланд, — представился он, протягивая руку.

Она нервно теребила сумочку, пытаясь улыбнуться.

Элоиз Лоутон оказалась вовсе не такой, как он ожидал. Внезапно ему показалось, что она очень устала, а в глазах затаились боль и безнадежность.

Она медленно поставила на столик бокал.

— Элоиз Лоутон, — ответила она и вложила свою ладонь в его руку. Ладошка была холодной. И маленькой.

Джему захотелось успокоить ее, но он подавил это желание. Как бы ни выглядела Элоиз Лоутон, она жестка и опасна. Она намеревается причинить боль людям, которых он любит.

Он видел ее свидетельство о рождении. В графе «отец» стоял прочерк. Кто бы ни был ее отцом, им никак не мог оказаться виконт Пулборо.

Значит, она решила рискнуть. Ищет публичной известности. Джем хорошо знал подобных женщин. Ради славы готова на все.

Боже, помоги ему! Он изучил дамочек этого типа. Еще в детстве. Его отец был к ним неравнодушен.

Но внешне она не похожа на них… она другая. Благородное достоинство…

Элоиз опять попыталась улыбнуться. Но улыбка тут же погасла.

— Я печатаюсь в «Имидже».

— Я так и полагал. — Он освободил руку. — Моя подруга Софи говорит, что вы специализируетесь на советах, как правильно одеваться.

— Н-нет, не совсем так. Я пишу о моде, но у каждого может быть свое мнение.

Дипломатичный ответ. Она умна. Надо отдать ей должное. И красива. Холодная красота сирены.

А что под ней… что там? Страсть? Пламя?

Жадность? Ясно, что здесь замешаны деньги. И карьера. Готова пойти по трупам, чтобы добиться цели.

Она выбрала уязвимого, больного, пожилого человека, объявив себя его дочерью. А какие доказательства?

Никаких.

Она ни с чем не считается.

Джем старался сохранять спокойствие.

— Софи говорила, что вы работаете на телевидении?

— Меня попросили вести утреннюю программу.

Она постоянно теребит сумочку. Явно нервничает. И на то есть причина.

Лоренс сделал для Джема очень много. Он помог пасынку найти верный путь, поддержал его в трудный момент, вернул веру в добро и людей. Джем ничего не забыл и готов защитить отчима в трудную минуту.

Лоренс не из тех мужчин, которые манкируют своими обязанностями. Он будет исполнять свой долг, чего бы это ни стоило. Ему от рождения дано чувство справедливости, присуще понимание правильных и неправильных поступков. Он не мог отказаться от дочери так же, как не смог отказаться от Колдволтхэма.

— Вам нравится на телевидении?

— Не совсем. Интересно, но работать там постоянно я не хочу. Программа должна помочь журналу.

— «Имиджу»?

— Да. Кроме того, передача повышает мой рейтинг.

— Это важно?

— Очень. Если люди знают твое имя, это открывает все двери.

— Действительно?

— Для бизнеса — да.

А Лоренс должен стать трамплином в ее стремительном взлете к вершине. Но почему именно он человек, чья жизнь была безупречной человек, с которого другие берут пример? Зачем быть такой жестокой? К нему, к его жене, к его семье?

Ответ может оказаться очень простым. Она, верно, написала роман, который хочет опубликовать. Ей лишь нужен небольшой скандал, который привлечет внимание крупных издательств.

Она была ему отвратительна.

— Я хочу писать о другом. Мне нравится мода, но… — Элоиз замолчала и поглядела в окно.

— Вы хотите большего? — закончил за нее Джем. Конечно, она хочет большего. Высокомерная блондинка, носящая эксклюзивную одежду.

— А разве это плохо? — резко спросила Элоиз, переводя на него взгляд.

— Все зависит от того, как вы собираетесь этого достичь.

— Ну, разумеется. — Элоиз нахмурилась. Пальцы Джема нервно постукивали по бокалу.

Его лицо было непроницаемым, но она чувствовала, что не нравится ему. Возможно, он не любит журналистов — их многие не любят. Но, возможно…

Ей не следовало сюда приходить. Если бы она знала, что Джем Норланд или кто-то еще из семьи виконта Пулборо есть в списке гостей, то не пришла бы. Лучше встретиться с ними, будучи во всеоружии.

А сейчас она не готова. Джем Норланд пристально глядел на нее. Знает он или нет? Сказал ли ему отчим? Эти вопросы стучали у нее в голове.

— Я слышал от матери, что вы знакомы с моим отчимом.

Элоиз замерла. Руки мгновенно вспотели. Знает!

У нее появилось ощущение, словно она прыгает в море со скалы и ветер свистит в ушах.

— Виконт Пулборо, — подсказал Джем, прерывая молчание, — второй муж моей матери.

— Мы… мы никогда не встречались.

Он окинул ее критическим и уничтожающим взглядом, полным презрения.

Элоиз почувствовала себя маленькой и ничтожной. Зря. Это ему нужно стыдиться, а не ей. Это его отчим бросил девушку, почти подростка, носящую его ребенка.

— Разве? Видимо, я неправильно понял маму.

— Моя мама знала его. Много лет назад. Я писала виконту Пулборо, чтобы сообщить ему о ее смерти. Он мне не ответил.

Три недели прошло, а ответа все не было. Она не надеялась, что отец примет ее с распростертыми объятьями… но не ожидала и такого. Совсем никакого ответа. С каждым днем Элоиз чувствовала себя все более обиженной и возмущенной.

Разве можно так поступать? Дать жизнь человеку и даже не вспомнить о нем?

С тех пор как она подросла и стала задавать вопросы об отце, мама всегда говорила, что он хороший человек, что он хочет быть с ними, но не может. И Элоиз верила. Детская чепуха!..

— Он был нездоров.

— Нездоров? — Элоиз недоверчиво взглянула на Джема. Она могла поклясться, что голос его дрогнул.

— Разве вы не знали? Он лежал в больнице.

— Нет. Нет… я не знала.

Элоиз почувствовала, что Джем осуждает ее. За что?

— Ему делали операцию на сердце.

— О-о. — Элоиз растерялась. Если исходить из того, что она не знакома с виконтом Пулборо и никогда его не видела, было странно испытывать такое ошеломление при известии об операции.

— В семьдесят три это случается часто.

Она испугалась. Виконт не должен умереть. Если он умрет, она так никогда и не поговорит с ним. Никогда не узнает, почему он ее бросил.

— Как он себя чувствует? — спросила она, непроизвольно подавшись вперед.

— Четыре года назад он перенес инфаркт, операция была рискованная. Но теперь он поправляется.

— Эт-то хорошо.

— Да. Вся семья поддерживает его.

— Конечно, я не сомневаюсь… я… — Она на мгновение прикрыла глаза.

— Мы стараемся уберечь его от стрессов, не тревожить и не огорчать.

Элоиз молчала, с трудом сохраняя спокойствие.

— Понятно. Вы защищаете его от меня. Он не видел моего письма.

— Да.

И никаких извинений. Она ждала ответа, которого быть не могло. Все переживания напрасны. Виконт Пулборо даже не знает, что Элоиз писала ему.

Его драгоценная семья сделала все, чтобы он не волновался. Им нет дела до ее переживаний.

Конечно, нет. Подумаешь, незаконнорожденная, которая не хочет оставаться таковой.

Тут она похолодела. Кто-то прочел ее письмо. Обсуждал его.

Письмо было очень личным. Слова давались так тяжело. Она даже не могла представить, что его прочтет кто-то помимо отца.

— Вы читали его? — тяжело вздохнув, спросила Элоиз.

— Нет.

— А кто?

— Это важно?

— Они не имели права этого делать. Личное письмо не касается никого, кроме… — Она заколебалась, не зная, как назвать виконта. Слово «отец» застряло в горле. — Кроме виконта Пулборо и меня.

— Даже жены виконта?

— Да.

— Но почему сейчас? — тихо спросил он.

— Извините?

Джем вежливо улыбнулся.

— Я не могу понять, почему вы написали именно сейчас.

Элоиз перевела дыхание. Его слова смутили ее. Она никак не могла взять в толк, что он хочет сказать, но чувствовала его неодобрение.

Это задело ее. Он не верит ей. Джем Норланд не верит, что она действительно родная дочь виконта. Это не его дело, но он посмел… он посмел…

Сложно было облечь в словесную форму свои чувства, свой гнев. Как он посмел устроить ей допрос? Подозревать маму? Разве мама не знала, кто отец ее ребенка?

Он хочет выяснить, почему Элоиз решилась именно сейчас пойти на контакт? Хорошо, она ответит ему.

— Потому что я только недавно осознала, как это важно. — (Его лоб прорезала глубокая морщина.) — Когда моя мама умерла, осталось письмо. Вместе с ее завещанием. — Элоиз с трудом подбирала слова. Гнев душил ее, сердце сжималось от горя. Она не могла продолжать.

Вспомнился тот день… Женщина-полицейский, которая сообщила ей… Долгий путь домой. Шок и пустота. Она не могла поверить, читая слова, написанные четким почерком матери. Письмо из могилы.

Эти слова мама надеялась однажды произнести. Она написала их, заботясь о дочери, которую любила.

Сначала Элоиз была слишком занята, чтобы как следует все обдумать. Нужно было организовать похороны, все оплатить. Освободить дом. Ее жизнь круто изменилась в одно мгновение, прежнее вернуть было нельзя.

Злость появилась гораздо позже, шесть лет спустя, когда она достала с антресолей мамины вещи и стала их разбирать. Целая жизнь вместилась в две картонные коробки. Она поискала в Интернете и нашла фото Колдволтхэмского аббатства — таково было официальное название имения виконта.

Потом она перечитала мамино письмо, удивляясь, что в нем не было горечи. Мама любила отца. Верила, что он правильно поступил.

С этого момента Элоиз стала испытывать любопытство. Вот почему именно теперь. Но как человек, вроде Джема Норланда, сумеет понять ее чувства? Она и сама до конца себя не понимает.

Элоиз тяжело вздохнула.

— Мама попала в автокатастрофу. Шесть лет назад. Грузовик… — Горло перехватило, на глаза навернулись слезы. — Шофер заснул за рулем. Она умерла. Мгновенно.

— Мне очень жаль.

Джем потянулся к ней. Она отступила назад и подняла руку, словно защищаясь.

— Это произошло очень-очень давно. Вы хотите знать, почему я так долго ждала? Мама никогда не говорила мне, кто мой отец. Держала это в тайне. Она не призналась никому. Осталось ее письмо…

— Никому?

Ее глаза рассерженно сверкнули.

— Мама сильно любила вашего отчима. Она просто тихо исчезла. Родила ребенка для себя. Никогда ни о чем не просила. Никогда не пыталась встретиться. Никогда… — Она всхлипнула. — Мама была в сотни раз лучше, чем он.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Она резко повернулась и двинулась сквозь толпу. Сердце громко стучало от гнева. И жалости.

Ее письмо не дошло до человека, которого любила мама. Оно попало в чужие руки. Тайна матери стала известна людям, от которых она хотела ее скрыть.

Ее желание узнать, что же произошло много лет назад, надежда получить ответ, понять, как все было, потерпели крах. Она испытывала разочарование и боль. Боль за себя и за маму.

Элоиз автоматически дошла до дамской комнаты. Слезы душили ее, застилали глаза.

К счастью, там никого не оказалось. Она включила холодную воду и принялась умываться.

Джем не поверил ей. Другого Элоиз и не ждала.

Открылась дверь. Вошли две женщины средних лет. Она взяла себя в руки и выключила воду.

Нужно уйти домой и подумать, что теперь делать. И еще нужно выплакаться.

Касси будет недовольна, но Элоиз не вынесет продолжения разговора с Джемом Норландом. Как он смеет считать, что ее мама лжет?

Она смахнула слезу, поправила макияж и вышла из дамской комнаты.

На нее опять обрушились гомон толпы, жаркий воздух и тяжелый запах парфюма. Элоиз устало прижала руку ко лбу и направилась через зал к своей шефине.

— Ты выглядишь ужасно, — заметила Касси. Элоиз напряглась. Они дружили, но между ними не было доверительных отношений. Когда мама умерла, вдруг обнаружилось, что Элоиз некому открыть душу. У нее нет близких людей.

— Хороший сон все вылечит, — солгала она. — Пойду-ка я домой.

Касси недовольно поджала губы. Она жила только работой и от остальных требовала того же.

— Сейчас?

— У меня уже достаточно материала. — Элоиз глянула на часы.

— А я бы хотела еще кое с кем поговорить, если удастся. — Касси всегда добивалась своего. Потому и дела у нее шли успешно. — Подожди меня полчасика, и уедем вместе.

Полчаса могут вылиться в час, а то и в два. Она должна уйти прямо сейчас. Иначе разрыдается тут же.

— Не хочу тебя торопить. Я возьму такси.

— Одна? Тебе так нужно уйти?

— Да. Сейчас еще не поздно. Я могла бы уехать на автобусе, но вечернее платье…

Касси рассмеялась. Ее лицо смягчилось, и она потрепала Элоиз по руке.

— Пусть тебе вызовут такси. Так будет спокойнее.

Элоиз с улыбкой попрощалась. Слава богу, свободна! Прежде она не уходила с приемов так рано.

Но она никогда прежде не встречалась с Джемом Норландом.

Нервно теребя вечернюю сумочку, она достала номерок, чтобы взять в гардеробе шаль.

— Мисс Лоутон?

Элоиз узнала голос Норланда, нерешительно взялась за перила и остановилась.

— Уйдите, — сумела выдавить она. — Я не хочу с вами разговаривать.

Придерживая рукой длинную юбку, Элоиз заторопилась вниз.

В гардеробе была небольшая очередь, пришлось ждать. Он подошел и остановился рядом с ней. Высокий и пугающий.

— Извините.

— За что? — не глядя на него, спросила Элоиз.

— Я огорчил вас.

Странно, но слова Джема показались ей искренними. Зачем он подошел и заговорил? Ведь ясно дал понять, что не верит ее рассказу.

— Я рассержена. Ясно? — Она повернулась и взглянула на него. — Не огорчена, а рассержена. Очень, очень сердита.

— Извините. — Он продолжал говорить так же тихо и спокойно.

Элоиз почувствовала, что слезы опять выступили на глазах.

— Нет, уходите, пожалуйста. Оставьте меня.

Элоиз протянула номерок, получила шаль и накинула на плечи. Джем Норланд стоял у стола администратора.

Надо было дождаться Касси. Когда же он наконец оставит ее в покое?

Она решительно направилась к выходу.

— Нам надо поговорить, — остановил ее Джем.

— О чем? — Элоиз плотнее закуталась в шаль. — Мне больше нечего вам сказать. И меня не интересует то, что скажете вы. Моя мама была права, когда решила не иметь ничего общего с моим отцом.

С высоко поднятой головой она стала спускаться по ступеням.

Нужно было все-таки вызвать такси. Глупо идти ночью по Лондону в босоножках на трехдюймовых каблуках и безумно дорогом вечернем платье.

Но вернуться она не может. Элоиз всегда боялась ходить поздно одна. Однако делать нечего. Не о чем беспокоиться, твердила она себе. Это хорошо освещенная улица в спокойном районе, а у Гайд-парка легко поймать такси.

Холодно. В такой вечер нужно носить пальто. И удобную обувь.

Обернувшись, она немного успокоилась. На улице никого. Все спокойно.

Неожиданно по коже пробежали мурашки, возникло ощущение опасности. А всему виной слишком живое воображение. Элоиз ускорила шаги.

Район, который днем казался абсолютно безопасным, сейчас был наполнен шорохами, движущимися тенями, фантастическими фигурами. Все это чепуха, совсем рядом оживленная трасса. Там полно людей, полно такси. Никаких проблем, твердила она себе, задыхаясь от страха.

Ветер усилился, упали первые капли дождя. Подходящее завершение ужасного вечера. Элоиз плотнее запахнула шаль.

И тут сзади послышались шаги. Сердце испуганно застучало. Она заторопилась, прислушиваясь к звукам за спиной.

Кажется, шаги приближаются. Элоиз старалась успокоить себя, но ничего не выходило. Ей было страшно. Она шарахалась от любой тени. Еще несколько метров — и она выйдет на главную улицу.

Повернув голову, она увидела, что сзади идет мужчина. А что, если побежать? Может быть, снять босоножки? Или нет?

Почему она не взяла такси? Она прислушалась.

Шаги звучали ровно. На мгновение Элоиз расслабилась. Как глупо. Но тут ей показалось, что мужчина пошел быстрее.

Она напряглась. Так хотелось обернуться и посмотреть!

Шаги зазвучали ближе. Если он догонит ее, она снимет босоножки и побежит. Нужно выиграть время.

Или повернуться и начать отбиваться? Элоиз пыталась вспомнить, чему ее учили. Кулаком в подбородок, коленом в пах…

— Мисс Лоутон.

Она остановилась и, резко обернувшись, оказалась лицом к лицу с Джемом Норландом, испытывая одновременно облегчение и ярость.

— Черт бы вас побрал! Идиот! Как вы смеете так поступать? — У нее перехватило дыхание. — Разве вы не знаете, что нельзя поздним вечером преследовать на пустынной улице одинокую женщину?

— Я не собирался вас пугать. — Джем замедлил шаг. — Думал, вы меня видели.

— Оставьте, наконец, меня в покое. — Элоиз начала хватать ртом воздух, чувствуя, что задыхается, и испугалась еще больше.

Он подхватил ее и принялся уговаривать.

— Только дышите. Вдох и выдох. Дышите спокойно. — Его голубые глаза не отрываясь глядели ей в лицо, его воля заставляла успокоиться. — Все нормально. С вами все хорошо.

— Извините… я… я…

— Даже не пытайтесь говорить, — прервал он, — вы испуганы. Постарайтесь дышать спокойно. Вдох и выдох.

Элоиз нервно засмеялась и всхлипнула.

— Извините.

— За что? Я виноват. Мне надо было окликнуть вас раньше. Я просто не подумал.

Ее дыхание стало ровнее, и он опустил руки. Мгновение они молча глядели друг на друга. Элоиз почувствовала озноб, ее стало трясти. Джем тут же снял пиджак и накинул ей на плечи.

— Нет, я не могу…

— Холодно, — прервал он ее. — И дождь не прекращается.

Поддерживая, он повел ее дальше. Сделав несколько шагов, Элоиз остановилась.

— Чего вы хотите?

— Поговорить с вами, — просто ответил он, словно общаясь с ребенком.

Элоиз отрицательно помотала головой.

— Зачем? Вы же мне не верите.

— Но вы-то уверены в своей правоте, — спокойно ответил он.

Его пиджак давил ей на плечи. Она повернулась и пошла прочь. Джем не сказал, что верит ей.

И он хочет поговорить. Зачем? Самое главное — она сейчас не одна. Она в безопасности.

Восемь лет назад на нее попытались напасть, с тех пор она боится темноты, боится ходить одна, боится, что ее испугают.

Дождь стал сильнее.

— Вы промокнете. — Элоиз взглянула на Джема.

— Не страшно, — улыбнулся он. — Куда мы направляемся?

— Мне нужно такси.

— Вы могли бы дождаться его, не выходя на улицу.

— Я знаю. — Она шла не останавливаясь.

— Но не сделали этого, потому что там был я, — догадался он.

— Примерно так. — Элоиз искоса взглянула на Джема. Его рубашка намокла и обтягивала стройное мускулистое тело.

Отличное тело. Накачанные мускулы, как справедливо отметила Касси. Она сказала, что он весьма сексуален.

Так и есть. Сексуальный. Сильный. Безопасный.

Безопасный… Почему она подумала об этом?

Возможно, потому, что его глаза так успокаивающе смотрели на нее, когда она была в панике и никак не могла справиться с дыханием.

Элиоз поглядела на мокрые босоножки.

— Теперь со мной все в порядке.

— Я найду вам такси. — Он пресек любые возражения, а она была не в силах протестовать.

— Благодарю.

— Не за что. Я виноват, и это самое малое, что я могу для вас сделать.

Она подняла на него глаза. Очень сексуален. Но все равно, он — враг.

Он продолжает считать, что она объявила себя дочерью виконта, таковой не являясь.

— Почему вы мне не верите? — внезапно спросила Элоиз.

Он тяжело вздохнул, прежде чем ответить.

— Лоренс глубоко религиозный человек. Он почти тридцать лет был женат на своей первой жене, страдавшей тяжелым неврологическим заболеванием. У него непоколебимые взгляды на святость брака.

— Вы считаете, что моя мама солгала?

— Но в вашем свидетельстве о рождении нет имени Лоренса…

— А как оно могло там появиться? Его тогда уже не было рядом.

Джем повернулся к ней. У него был печальный взгляд, полный сострадания, словно он не хочет ее обидеть, но знает, что у него нет выбора.

— Я не могу поверить, что Лоренс способен отказаться от своего ребенка. Это не в его характере. Он бы так не поступил.

— Но вы же его не спрашивали. Разве не так? Вы не показывали ему мое письмо.

— Нет, еще нет. — Джем остановился у дверей кафе. — Не хотите кофе?

— Я хочу домой. Со мной все в порядке, вы можете уйти.

— Не подумаю. — Он откинул назад волосы. — Я замерз, промок и собираюсь доставить вас домой.

— А как же Софи Вестбрук? Разве она вас не ищет?

— Софи вернется домой с Эндрю.

— Ей это не понравится.

— С чего бы? Они знают, что я ненавижу подобные мероприятия. Я вообще не люблю Лондон. Слишком шумно. Слишком много народу.

Они стояли под фонарем, в лучах которого серебрились капли дождя.

— Я читала об этом.

— Что еще вы читали? — Он взглянул прямо ей в глаза.

Элоиз отвела взгляд и вздохнула.

— Ваш отец, Руперт Норланд, погиб, участвуя в парусных гонках, когда вам было четырнадцать лет. Ваша мать вышла замуж за виконта Пулборо полтора года спустя. Вас выгнали из школы. Вы занимаетесь дизайном и изготовлением мебели. Не женаты.

— И это все?

Она взглянула на него. Он стоял, держа руки в карманах. На лице был написан интерес.

— У вас есть сводный брат Александр, который учится в Хэрроу и наследует Колдволтхэмское аббатство. По слухам, вы были помолвлены с Бриджит Коултхард, наследницей империи Коултхарда. А с тех пор ничего особенно интересного. — Она подняла бровь. — Вы хотите, чтобы я продолжила? Я умею отыскивать информацию.

— Вижу. У меня не осталось никаких секретов, — сухо сказал он.

— А у меня?

— Тоже. Я, как и вы, умею искать.

Они замолчали. Джем взмахнул рукой, останавливая такси.

— Куда ехать?

— Хаммерсмит.

Пиджак, который он накинул ей на плечи, стал влажным. Подол вечернего платья напоминал мокрую тряпку, босоножки потеряли вид.

Но ей было все равно. Она испытывала странное чувство обреченности. Джем настроен решительно, а у нее нет сил сопротивляться.

Элоиз не возражала, когда он сел вместе с ней в такси.

А что, если он прав? Вдруг виконт Пулборо не ее отец? Поверив в это, она тем самым предает свою мать. Но Джем так непоколебимо уверен.

Элоиз повернулась к окну, наблюдая, как капли дождя скользят по стеклу, за которым была черная непроглядная ночь.

Могла ли мама солгать? В это нельзя поверить. Такое невозможно.

— Куда дальше? — спросил таксист. Элоиз вздрогнула.

— Вторая улица налево. Номер пятнадцать.

Она искоса поглядела на Джема. Его лицо было трудно разглядеть в темноте салона, но она чувствовала, что он наблюдает за ней. Она сняла пиджак.

— Благодарю вас, возьмите.

Джем, когда такси остановилось у ее дома, открыл дверцу и помог ей выйти.

Элоиз растерянно смотрела, как он расплачивается с водителем. Дождь стих, но в воздухе чувствовалась сырость.

Такси уехало, блеснув в темноте огоньками задних фонарей.

— Здесь вам никогда не поймать машину.

— Тогда я пойду пешком, — пожал он плечами.

— Глупо, — Элоиз дрожала от холода.

— Возможно, но мне спокойнее знать, что вы в безопасности.

Она открыла дверь.

— Не хотите кофе? Вы можете вызвать такси по телефону, — предложила Элоиз, плохо соображая, что делает.

— Отличная мысль.

В руководстве для «одиноких женщин, живущих в Лондоне» ее поступок называется глупостью. Нельзя приглашать мужчину, с которым вы только что познакомились, к себе в квартиру.

Она ненавидит Джема Норланда, но он не вызывает у нее страха. Хотя ненависть тоже исчезла. Ее смущала ситуация, в которую она угодила.

Они оказались в крошечном вестибюле.

— Моя квартира наверху.

— А вы здесь давно живете?

— Полгода.

Они поднялись по лестнице и вошли в квартиру.

— Мне нужно переодеться. Присядьте здесь.

Она направилась в комнату и, закрыв дверь, прислонилась к ней спиной.

Что она делает? Не нужно было предлагать ему кофе.

А зачем он пошел? Чтобы посмотреть, как она живет? Если он так уверен, что ее мама солгала, то о чем говорить?

Элоиз сбросила на пол платье. Кожа покрылась мурашками, с волос стекала вода. Так хотелось лечь, закрыть глаза и заснуть, забыв обо всех переживаниях этого дня. Забыть о Джеме Норланде, который ждет ее в другой комнате.

Ждет. Элоиз натянула джинсы и мягкий бледно-розовый джемпер из ангоры. Он, должно быть, тоже замерз, но ему не во что переодеться. Она взяла полотенце.

Зачем он здесь?

Она не хочет говорить с ним о маме, раз он подвергает сомнению ее честность.

Нужно было сжечь письмо и забыть об этом.

Элоиз вышла к Джему.

— Извините. Вы, наверно, замерзли?

Джем стоял у окна, глядя на улицу. Он повернулся к ней.

— Как здесь тихо.

— Да.

Нужно собраться с мыслями. Что с ней происходит? Элоиз растерялась. Голова не работает. Сил не осталось.

— Потому я ее и купила, — объяснила она, помолчав. — Кроме того, близко метро. — Какую чушь она городит.

Он улыбнулся, голубые глаза сверкнули. Его взгляд покорил Элоиз, она почти забыла, что он ее враг. У него редкий дар — рядом с ним возникает ощущение покоя и безопасности.

Она протянула ему полотенце.

— Благодарю вас. Может, лучше положить его на диван? Тогда я смогу присесть, не намочив обивку.

— Не имеет значения, садитесь, пожалуйста. — Она устало прикрыла глаза рукой. — Я могу принести другое полотенце, если хотите. — Элоиз направилась к двери.

— Нет, не стоит, — остановил он ее.

— Что-нибудь выпьете, пока я сделаю кофе?

— Лучше просто кофе.

У него такой приятный и теплый голос. Вежливые интонации. Безопасные.

От его присутствия маленькая гостиная стала совсем тесной. Элоиз показалась себе очень маленькой. Она обхватила себя за плечи, ее бил озноб. Джем Норланд ее враг, он — на стороне человека, который предал доверие мамы.

Она должна помнить об этом.

Виконту Пулборо повезло, что у него такой защитник. А у нее нет никого. Никто не обнимет ее. Она должна быть сильной. А как иногда хочется…

Так хочется, чтобы кто-нибудь успокоил, сказал, что все будет хорошо. Когда она потеряла маму, это вызвало почти физическую боль. Они так долго были вместе, только вдвоем. Мама всегда поддерживала, защищала ее. А теперь…

Теперь Элоиз осталась одна. Шесть долгих лет она в одиночку сражалась с жизнью и втихомолку плакала. Ей не с кем было поделиться горем и радостью.

А сейчас… этот человек завораживал ее, притягивал.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Джем Норланд может говорить что угодно, но мама не могла солгать.

Элоиз сварила кофе и налила в чашки.

— Вы насквозь промокли? — посочувствовала она.

— Потихоньку высыхаю. — Он улыбнулся.

— Сахар? — спросила она.

— Нет. Без сахара и без молока.

Джем исподтишка разглядывал Элоиз. Она кажется такой юной. Теперь в ней нет той изощренной эффектности, которая была прежде. Без каблуков она едва достигает его плеча. Она опасна для дорогих ему людей. Так почему же у него возникло странное желание защитить ее?

А что, если она говорит правду?

Вдруг Элоиз на самом деле дочь Лоренса? Значит, отчим — не тот высокоморальный человек, каким он его всегда считал.

Она зажгла лампу. Вспыхнувшие огоньки осветили ее лицо. Мгновение Элоиз неподвижно глядела на них, потом уселась в кресло.

Джем осторожно поставил поднос на старый сундук, использовавшийся как столик. Он чуть не спросил, не материнское ли это наследство, но вспомнил, что ее мать умерла.

Не стоит об этом говорить. Не надо напоминать о письме, которое та оставила.

Возможно, у нее когда-то и был роман с виконтом. Некоторое время назад Джем был готов поклясться, что это невозможно, но теперь…

Мысль, что виконт мог бросить свое дитя, была непереносима. Любой, знающий Лоренса, этому не поверит.

Для него семья имела огромное значение. Долг и забота. Это привлекло мать Джема, и она вторично вышла замуж.

Брак оказался удачным, мать была счастлива.

Джем наблюдал, как Элоиз нервно теребит салфетку.

— Кофе?

Она вздрогнула.

— Извините. Я задумалась.

Джем был растерян. Странно. Почему он здесь? У него были совсем другие намерения. Он только хотел предостеречь ее, показать, что Лоренс не одинок. У него есть семья, которая его защитит.

Элоиз налила в одну чашку молока и жестом предложила ему взять другую.

— Благодарю. — Он сел на диван. Она выглядела усталой. Под глазами залегли тени, ему стало ее жаль. Неудивительно. Жизнь у нее нелегкая. — Отличный кофе, — сказал Джем, чтобы прервать молчание.

— Да. — Она поглядела на него усталыми карими глазами.

И опять воцарилось молчание.

Джем давно не испытывал такой неловкости. Он стремился к этой встрече, даже преследовал Элоиз, испугал. Решил, что нужно прояснить ситуацию… но теперь не мог начать разговор.

Девушка оказалась такой хрупкой. Он представлял ее совсем другой. Зная репутацию Элоиз в «Имидже», он ожидал встретить сильную женщину, а не бабочку с поникшими крылышками.

Джем улыбнулся и отхлебнул кофе. Бабочка — подходящий для нее образ. Особенно когда он увидел Элоиз впервые. Невероятно красивая. Неземная и хрупкая.

Джем опять взглянул на нее. Следует продолжить с того, на чем они остановились.

— Когда умерла ваша мама?

— Шесть лет назад, — послышался тихий ответ. — Двадцать восьмого ноября. Я была в университете. Мне позвонили.

Он подумал о том горе, которое она испытала.

Наступила глубокая тишина, нарушаемая лишь равномерным тиканьем часов. Джем наблюдал, как на красивом лице Элоиз отражаются переживания.

Она действительно была прекрасна, являя собой тот тип женщин, ради которых в прошлые века мужчины с радостью жертвовали собой. Была ли ее мать так же красива? Был ли Лоренс в нее безумно влюблен?

— Как ее звали? — Джем знал ответ, но ему хотелось, чтобы Элоиз заговорила. Он стремился понять, что же все-таки происходит.

— В-ванесса. Ванесса Лоутон. — Она вытерла глаза.

Джему неудержимо захотелось обнять ее, защитить.

Он твердо знал, что верить ей нельзя, но почему-то верил. Она искренне считает виконта Пулборо своим отцом. И уверена, что тот бросил их с матерью.

— Сколько лет было вашей матери? — неловко поерзав, задал Джем следующий вопрос.

— Сорок.

Сорок. Совсем молодая. Лоренсу семьдесят три. Джем лихорадочно подсчитывал в уме разницу в возрасте… Двадцать семь лет. Черт! Он нахмурился.

— А у вас сохранилось письмо вашей матери?

— Конечно, — изумленно ответила Элоиз. Она достала из книжного шкафа картонную папку и, вынув верхний листок, протянула ему. — Это ее почерк.

Джем не сомневался. Что бы здесь ни происходило, не Элоиз это придумала.

— Можно я прочту? — спросил он и вдруг засомневался — стоит ли.

Она жестом разрешила. Джем взял листок и стал читать о том лете в Колдволтхэмском аббатстве.

Каждое предложение, каждый абзац оставляли рубцы на его сердце. Он взглянул на Элоиз. Она сидела в кресле, вертя в руках чашку.

— То есть вам сейчас двадцать восемь?

— Двадцать семь.

— Двадцать семь. — Он опять вернулся к письму. Все описания Колдволтхэма были краткими, но точными. Но среди служащих Ванессы Лоутон никогда не было.

Джем хотел сказать об этом, но, взглянув на лицо Элоиз, промолчал и осторожно сложил письмо.

— Как по-вашему, почему мама раньше отказывалась рассказать вам обо всем?

— Потому что он был женат. Думаю, маме было так больно, что она не могла говорить об этом.

— А когда его жена умерла?

— Не знаю. — Она судорожно сжимала чашку, опустив глаза. Наконец отважилась задать мучивший ее вопрос: — Какой он?

— Лоренс?

Всего несколькими часами раньше Джем, не задумываясь, ответил бы ей… Он — человек глубокого ума, живой, разговорчивый. Отличный муж, отец, отчим…

Теперь Джем заколебался. Хорошо ли он знает своего отчима?

Он положил письмо на сундук.

— По-моему, такой, как в письме.

Она измученно откинулась в кресле.

— Элоиз… — Он впервые назвал ее по имени. — Он хороший человек.

Ее глаза вспыхнули. Она почувствовала облегчение, услышав его слова.

— Вы не могли бы доверить это письмо мне?

— Нет. — Она решительно помотала головой. Он и не ожидал другого. Письмо могло бы помочь, но…

— Ладно. Я поговорю с ним. Но тут не сказано, почему она ушла от него.

Элоиз осторожно положила письмо на место и убрала папку.

— Нет.

— А она не говорила, знал ли Лоренс, что она ждет ребенка?

— Она никогда ничего не рассказывала. Я все узнала из этого письма.

— И только?

Она кивнула.

— А она упоминала когда-нибудь аббатство? Может быть, случайно упоминала Лоренса?

Элоиз опять помотала головой.

— Странно.

— Почему? — Ее карие глаза были абсолютно правдивыми.

— Никогда не говорить о месте, столь важном для нее…

— Виконт Пулборо много значил для мамы. Она родила ему ребенка. Но вместе с тем она никогда не говорила о нем. О некоторых вещах слишком сложно рассказывать, они вызывают такую боль!

Она замолчала.

Джем пытался осмыслить услышанное.

Что-то не стыкуется. Тот Лоренс, которого он знает, никогда бы не отказался от своего ребенка. Итак, предположим, Ванесса Лоутон и Лоренс были любовниками…

— Возможно, ваша мама уехала, не сказав Лоренсу, что ждет от него ребенка?

— Нет.

Он недоуменно взглянул на нее.

— А почему «нет»?

— Она не могла так поступить. Любой отец имеет право знать. Она не стала бы… Я знаю, что не стала бы…

По ее щеке потекла слеза. Элоиз тут же опустила голову, и мягкие светлые пряди скрыли ее лицо.

От нее веяло болью и одиночеством. Джему стало ее жаль.

И захотелось поцеловать. Господи помоги! У нее такое нежное личико. Такое красивое, четко очерченное… Такая длинная шея…

Как она восхитительна!

И так ранима.

— У вас есть фото вашей мамы в молодости?

— Наверно.

— Можно мне взглянуть?

Она подошла к шкафу.

— В коробке были фотографии. Я не смотрела их. Не смогла… — (Джем молчал.) — Я еще не рассортировала ее бумаги. Мама хранила каждую рождественскую открытку, каждое письмо… — Элоиз открыла шкаф и вытащила оттуда большую коробку. — По-моему, фотографии здесь.

Джем взял альбом, открыл его и увидел маленькую Элоиз. На фото ей было лет пять. Он быстро захлопнул альбом.

— Нужны более ранние.

Элоиз открыла тот, что лежал снизу.

— Вряд ли они в альбомах. Там есть отдельные фотографии.

Джем покопался и нашел пачку фотографий, лежащих отдельно. Они были перетянуты резинкой, помечены датой и местом.

Он взял одну из них. На ней была юная девушка, похожая на Элоиз. Распущенные светлые волосы развевались на ветру. Она сидела под большим дубом.

Джем замер. Он отлично знал этот дуб на Южной лужайке, много раз забирался на него. А это означает, что… Элоиз говорит правду.

Письмо ее матери не лжет. Лоренс… отец Элоиз?

— Это ваша мама? — Глупый вопрос, но он хотел знать наверняка.

Элоиз взглянула на фото.

— Да. Снимок сделан до моего рождения. Потом она уже никогда не была такой худенькой.

— Это опять в имении.

— Правда?

Он коротко кивнул, не глядя на нее, чтобы не видеть загоревшуюся в ее глазах надежду. Фото доказывало только, что Ванесса Лоутон бывала в Колдволтхэме.

Но этого достаточно, чтобы он поговорил с Лоренсом. И чем скорее, тем лучше.

— Я могу взять?

— Фото?

Джем кивнул.

— Я завтра возвращаюсь в Суссекс и покажу ему ваше письмо. И фотографию.

— Благодарю вас. — Элоиз уложила альбомы в коробку. Потом взглянула на него. — Вы мне верите?

— Ложитесь спать. У вас измученный вид.

Он тут же пожалел о своих словах. Ему представилось, как она лежит на диване с разметавшимися светлыми волосами. А губы у нее такие полные и чувственные!

— Я свяжусь с вами, — повторил он.

— Да.

Она встала. Ему захотелось прижать Элоиз к себе, чтобы ее голова лежала у него на груди, и качать ее.

Кого он обманывает? Ему хотелось большего. Хотелось медленно раздеть ее. Почувствовать под руками нежную кожу. Ему хотелось… Но это невозможно. Женщина представляет угрозу для счастья его матери.

Элоиз проводила его до лестницы.

— Благодарю за кофе.

— Благодарю за такси. — Элоиз улыбнулась.

— Обращайтесь, всегда рад помочь.

Если Ванесса улыбалась так же, то Лоренса можно понять. Джем поднял воротник и вспомнил, что хотел вызвать такси по телефону из квартиры Элоиз. Но не возвращаться же? Он пошел, надеясь поймать проезжающую машину. Если не удастся, то идти придется далеко.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Сомнений не осталось. Элоиз Лоутон — родная дочь виконта Пулборо. Достаточно было взглянуть на лицо старика.

И в это мгновение в Джеме что-то умерло. Он привык считать, что Лоренс лишен обычных человеческих слабостей, не похож на его родного отца. Джем нуждался в этой вере. Она была ему необходима.

Надо позвонить Элоиз Лоутон. Что ей сказать?

Что ее отцу наконец показали письмо? Что виконт Пулборо будет рад встретиться с дочерью, которую скрывал от своей семьи?

Пошатнулись основы его жизни, все внезапно стало нестабильным.

Тайны и ложь. Как он ненавидит все это. Ненавидит разочарования.

Джем посмотрел на часы и заторопился. Нужно что-то делать. Что угодно, но делать.

Лоренс оказался лжецом и обманщиком. Знала ли об этом его первая жена, мать Белинды? Может, она глядела из окна спальни и видела своего мужа с Ванессой Лоутон? Знала ли Белинда? Он сопоставил даты.

Белинде тогда было тринадцать. Достаточно взрослая, чтобы заметить, что происходит. Возможно, этим объясняются ее сложные отношения с отцом.

Он обязан позвонить Элоиз. Он обещал. Кроме него никто этого не сделает.

Надо сказать ей правду. Пусть лучше это сделает он. Ему хочется услышать ее голос.

Приезд Элоиз в Колдволтхэмское аббатство может принести горе людям, которых он любит. Но что это даст ей самой? Она была права, сохранив веру в свою мать, тогда как он…

Элоиз чувствовала себя отвратительно. Слишком поздно. Прошло двадцать семь лет. У нее было много вопросов, но все сводилось к одному-единственному — почему?

Сегодня она получит ответ. Она встретится с человеком, который бросил их с мамой. Что она почувствует, глядя на него? Гнев? Боль? Сожаление?

Любовь?

Элоиз не знала.

Но нельзя не использовать возможность встретиться лицом к лицу с человеком, который участвовал в том, чтобы дать ей жизнь. Пусть будет больно, но она должна его увидеть.

А еще она снова увидит Джема Норланда. Он выполнил свое обещание, сделав возможной эту встречу.

Элоиз даже не надеялась. Наутро после того приема она готова была поклясться, что Джем не станет этим заниматься. Но он позвонил.

Он сдержал слово, невзирая на свою уверенность в том, что виконт Пулборо не может быть ее отцом. Джем ошибся. Ее мама была права.

Она шла по дорожке, с трудом передвигая ноги. Сначала надо зайти к Джему.

Вот и дом, о котором он говорил. Большое здание из красного кирпича с красивым белым фронтоном. Дом, о котором можно мечтать. Она вспомнила жалкий муниципальный дом в Бирмингеме, где жили они с мамой.

Виконт Пулборо даже не представлял, на что он обрек юную Ванессу.

Чувство протеста против несправедливости, жившее в ней последние недели, вспыхнуло с новой силой. Она хочет, чтобы виконт Пулборо знал, какой была жизнь ее мамы. Болен или нет, он должен знать, как много горя принес.

И когда она убедится, что он это понял, то уйдет, вернется в Лондон, и он сможет без помех продолжить свою прежнюю жизнь. В донце концов, он сам ее выбрал.

Поправив жакет, она позвонила в темно-синюю дверь, которую тут же отворил человек лет пятидесяти, державший в руках чашку кофе.

Элоиз уже хотела извиниться, что не туда попала, но он спросил:

— Вы ищите Джема?

— Д-Джема. Да. Его.

— Он в мастерской.

Увидев ее смущение, он подмигнул.

— Я провожу вас. Он будет рад вас видеть.

Мужчина вывел Элоиз из дома и, закрыв за собой дверь, кивнул на узкую тропинку.

— Мастерская там.

Элоиз последовала за ним, жалея, что на ней легкие кожаные туфли — кругом была грязь.

— Между прочим, меня зовут Мэтт. — Он с улыбкой повернулся к ней. — Я работаю в поместье.

— Элоиз Лоутон. Много здесь рабочих?

— Нет. Но работы хватает.

Элоиз вежливо кивнула.

— Я — плотник. Уже несколько лет здесь. — Они свернули за угол, и Мэтт закричал: — Джем, дружище! К тебе пришли!

— А вы ранехонько, — сказал Джем, выходя из кирпичной мастерской и щурясь от яркого солнца.

Он был совсем не таким, каким она его запомнила. Вместо дорогого костюма на нем были джинсы и майка. — Я не ожидал вас раньше десяти.

— Уже половина одиннадцатого, — смутилась Элоиз.

— Черт, неужели? — Джем взглянул на часы.

— Я пойду? — спросил Мэтт, протягивая ему связку ключей.

— Спасибо, — кивнул Джем и взглянул на Элоиз. — Я только возьму куртку и закрою мастерскую. Да и руки не мешает помыть.

— Мы пойдем пешком? — спросила она, идя за ним и старательно отводя взгляд от обтянутых джинсами мускулистых ног.

Что с ней происходит? Джем Норланд олицетворяет собой тот круг, который ей не нравится. Он принадлежит к высшему обществу. Она принципиально отвергает его образ жизни.

— Слишком далеко. Поедем на машине. — Джем прошел с ней в мастерскую, где стоял густой запах дерева и пыли.

Элоиз с любопытством огляделась.

— Вы здесь работаете?

Он кивнул.

— Здесь. Всю мебель я оставляю себе. — Он показал на огромный круглый стол в центре мастерской.

Элоиз наблюдала за его длинными пальцами. Как он осторожно и ласково дотронулся до гладкой поверхности дерева. Так он, верно, прикасается к любимой женщине. Она с трудом отвела взгляд и почувствовала, что у нее пылают щеки.

Почему она об этом подумала? Возможно, потому, что напряжены нервы?

Почему же ее так тянет к Джему? В нем есть нечто такое, что вызывает доверие, желание положиться на него.

— Как вы себя чувствуете? — Он повернулся к ней.

Что ответить? Она нервничает. Ей плохо. Горько.

— Не знаю. — Элоиз попыталась улыбнуться. — Немного боюсь.

Джем кивнул, словно ожидал именно такого ответа.

— Сп-пасибо, что вы все организовали.

— Ну, что вы. Я просто выполнил свое обещание. — Он вытер руки полотенцем.

— Я не думала, что вы это сделаете.

— Нет? Меня это удивляет. — Он осторожно повесил полотенце. Потом надел вязаную куртку, и в его глазах зажглись синие огоньки.

Элоиз замерла. Великолепен!

— Я должен перед вами извиниться.

— За что?

Он повернулся к ней спиной. Элоиз ждала, чувствуя, как у нее перехватило дыхание.

— Я не верил вам.

— Я знаю, — с трудом выдавила она, ощущая, как пересохли губы.

Он задумчиво потер шею.

— Лоренс…

Глядя на его смущенную улыбку и грустные глаза, Элоиз поняла все без слов.

Она вторглась в их семью. Ее там не ждут и не хотят видеть. Но она знала это. С самого начала. Просто не думала о будущем.

Какая наивность! Ведь в эту историю втянуты и другие люди.

Виконт Пулборо… Лоренс, которого любят. Возможно, это жестоко, что она предала гласности его глубочайшую, самую постыдную тайну. Возможно, он всегда боялся этого дня. Возможно, ее мама слишком любила его, а потому и молчала всю жизнь…

У нее нет времени, чтобы обдумать это.

— Лоренс, — опять начал Джем, — был вне себя, когда узнал, что мы сразу не показали ему ваше письмо. Он сказал, что у нас не было права скрывать от него. Он сразу узнал на фото вашу маму.

У Элоиз перехватило горло, в глазах потемнело.

— П-правда?

— Он называет ее Нессой.

— Бабушка тоже так ее называла. — У нее застучало сердце, когда она услышала мамино детское прозвище.

Он продолжал, словно понял ее чувства:

— Мы не смогли найти Ванессу Лоутон в списках работников аббатства. Я говорил вам об этом?

— Она была секретарем, — сурово сказала Элоиз.

— Лоренс сообщил мне. Она печатала его книгу.

Элоиз тяжело вздохнула. Только бы не заплакать. Она не должна плакать.

Джем подошел к ней. Его лицо смягчилось.

— Поэтому ее не было в списках.

— О. — Элоиз закусила губу.

Джем протянул руку и откинул назад ее волосы, слегка коснувшись щеки. Элоиз не шелохнулась.

Какое легкое, нежное прикосновение. Ей стало так уютно. Все вокруг поплыло.

Она всегда была уверена в себе, а теперь…

Теперь ничего не понимает.

— Извините, мне действительно очень жаль.

Джем опустил руку. Ей показалось, что он сейчас уйдет.

— Он говорил обо мне? — опомнившись, спросила она.

— Мне кажется, он говорил сам с собой.

У нее в горле встал комок, который она никак не могла проглотить. Элоиз была готова к тому, что отец откажется от нее, даже в этом случае она смогла бы взять себя в руки. Но безнадежно надеялась на…

На что?

Она и сама не знала, чего хочет.

Чтобы ее благосклонно приняли? Чтобы дали понять, что она не является ошибкой судьбы и не вызывает горького сожаления?

Но при чем тут Джем? Этого она не знает.

— Он сказал, — медленно продолжал Джем, — что Александр Поуп написал поэму, которая называется «Послание Элоизы Абеляру».

Элоиз нахмурилась, пытаясь понять, какая здесь связь.

— Я знаю, кажется, в 1717 году. Это одно из немногих его произведений о любви. У мамы была эта поэма, когда она… — Элоиз догадалась, — выбирала мне имя.

— Лоренс писал книгу об английской поэзии восемнадцатого века. Это его страсть… Лучше нам отправиться в аббатство. Он хочет поговорить с вами.

Проделав такой длинный путь, Элоиз вдруг захотела уехать. Ее бы обрадовало, если бы Джем сказал, что виконт Пулборо изменил свое намерение и не желает с ней встречаться. Она бы справилась, вынесла все, но не в его доме.

Хватит ли ей сил?

— Вы будете присутствовать?

— Если я вам нужен.

У нее оборвалось сердце. Если он ей нужен… Понимает ли Джем, что она при этих словах испытывает?

— Там будет кто-то еще?

— Никого.

Она предполагала услышать именно этот ответ, но теперь заинтересовалась, почему. Может быть, виконт хочет, чтобы о ней никто не знал? Может, он стесняется ее?

Или себя?

— Мама твердо решила в это не вмешиваться. А больше там никого нет. Алекс в школе, а Белинда живет с мужем в Чичестере.

Белинда. Ее сводная сестра. Она видела ее фото в Интернете.

К своему стыду, Элоиз никогда не задумывалась о том, что будет испытывать Белинда, встретившись со своей сводной сестрой. Сестрой, чье существование для матери Белинды означало, что ее обманули.

Элоиз знала, что Белинде сорок, что она замужем за Пьером Атертоном и у нее нет детей. Она знала только факты. И забывала об эмоциях.

— Пожалуй, это к лучшему, — согласилась она.

— Лоренс тоже так думает.

— Белинда меня, наверно, не полюбит.

— Да, пожалуй.

Конечно, нет. Элоиз думала о Белинде только в связи с тем, как несправедливо обошлась судьба с ней самой, дав ее сводной сестре все самое лучшее.

Но у нее была мама, которая ее любила. А мать Белинды долго болела и умерла.

Вдруг Элоиз ясно поняла, в чем ей повезло больше, чем Белинде. Да, она не получила образование в одной из лучших школ, у нее не было возможности путешествовать и заниматься музыкой. Она не ездила верхом, у нее не было своего пони. Но она никогда не чувствовала себя нелюбимой.

Никогда.

Мама всегда любила ее, всегда стремилась дать то, что могла, и прикладывала все силы и энергию, чтобы поддержать ее.

— А Белинда обо мне знает?

— Лоренс сообщил ей.

Он сообщил… Можно представить, какой тяжелый разговор произошел между ними. Тяжелый для обоих.

— А почему вы называете его Лоренс? — внезапно спросила Элоиз.

Джем открыл дверцу зеленого «лендровера» и на мгновение задумался.

— А как еще его называть? Он же не мой отец. Мама вышла за него замуж, когда…

— Вам было пятнадцать, — закончила она за него. — Я знаю, читала об этом.

Джем криво улыбнулся.

— Я забыл, что вы аналитик.

— Просто я любопытна.

— Не сомневаюсь.

— Вы были против, когда мама собралась замуж?

Джем повернулся и удивленно взглянул на нее.

— Пятнадцать — трудный возраст, — пояснила Элоиз.

— Честно? Я чертовски ревновал. Вначале.

— Могу себе представить.

— Несколько месяцев я отравлял всем жизнь. Меня даже исключили из школы.

— А теперь вы его любите?

Он помедлил, прежде чем ответить.

— Он значит для меня больше, чем мой собственный отец. Я благодарен ему за это.

Элоиз неудержимо хотелось спросить, что Джем имел в виду, но она сдержалась.

— Я тоже не желала, чтобы мама выходила замуж. Я хотела, чтобы мы были с ней вдвоем.

— А у нее никого не было?

Элоиз пожала плечами.

— Пару раз появлялась такая возможность… но, наверно, из-за меня мама отказывала. — Она немного помолчала. — Сейчас я бы все изменила.

— Смогли бы?

— Думаю, она не такой представляла себе свою будущую жизнь.

Но теперь слишком поздно. Мама давно умерла. Элиоз отвернулась. Она посмотрела на свои побелевшие пальцы, судорожно вцепившись в колени.

Слеза упала на руку. Элоиз вытерла глаза.

— Зачем я обратилась к отцу, когда прошло столько лет? Я только всем сделала больно.

Он молчал, не отрывая глаз от дороги. Она поняла без слов, что произошло в семье при внезапном появлении неизвестной дочери.

— Хотя это не моя вина. — Ей показалось, что нужно объясниться. — Винить следует вашего отчима.

— И вашу маму. — Джем искоса взглянул на нее. — В такой ситуации всегда замешаны двое.

— Она не была замужем.

— Но знала, что он женат, — ответил Джем. — Не надо огульно обвинять. Вы же не знаете, что между ними произошло.

— Она была на двадцать семь лет моложе его. Ей было девятнадцать. Только девятнадцать!

Столько же, сколько вашей Софи Вестбрук, добавила она про себя. И вызывающе взглянула на него.

— Как по-вашему, кого надо больше винить?

— Встретитесь с Лоренсом — выясните.

Мудрый совет. Очень много зависит от того, что скажет виконт Пулборо.

Элоиз отвернулась и стала смотреть в окно. По обеим сторонам расстилалось Колдволтхэмское поместье. Зеленые деревья на зеленых лугах, где пасутся олени.

И все принадлежит ее отцу. Такое богатство! Может, это стало причиной?..

Впереди показалось аббатство. Фасад из белого камня выглядел одновременно волшебным и пугающим. Стали видны сады и тщательно подстриженные газоны.

И ее отец владеет всем этим, разозлилась Элоиз.

Ей всегда хотелось иметь сад, свой собственный. Она завидовала школьным друзьям, у которых было хоть какое-то подобие сада.

— Вы играли здесь? — спросила она, чтобы как-то отвлечься.

— Не здесь. Аббатство летом почти всегда открыто для посетителей. Остается лишь небольшой отгороженный участок для семьи.

Элоиз заерзала на сиденье. Как странно, что можно владеть всем этим и не пользоваться. Какой-то совершенно другой мир. И она стоит на его пороге. Собираясь вторгнуться в него. Нежданная и нежеланная.

— Тут есть теннисные корты. Конюшни находятся за ними. У нас семь лошадей, четыре из них — мои.

— Ну да, вы же играете в поло, — спокойно сказала Элоиз. Спорт для богатых, напомнила она себе.

Джем бросил на нее короткий взгляд.

— Каждый выходной.

Когда они подъехали к небольшому дворику, Джем остановил машину.

— Комнаты Лоренса на первом этаже. Ему сейчас трудно ходить по лестнице.

Элоиз была благодарна ему за спокойный тон. Другого она бы не вынесла.

Колдволтхэмское аббатство выглядело холодным и настороженным. Все вокруг напоминало ей музей.

Джем открыл дверцу.

— Вы готовы?

— Да, — солгала Элоиз, выходя из автомобиля. На самом деле она была совершенно не готова.

— Я провожу вас к Лоренсу.

Элоиз кивнула. У нее подгибались колени, сердце останавливалось, ее подташнивало. Только привычка к дисциплине заставила идти за Джемом, делая вид, что она сохраняет спокойствие. Все вокруг казалось неуютным, говорило о безнадежности затеи: высокие потолки, резные двери, стертые ступени.

Она слепо шла за Джемом, думая только о том, чтобы не поддаться охватывающей ее панике. Каблуки цокали по полу.

Джем остановился в конце длинного коридора, стены которого были увешаны картинами.

— Он здесь. Я представлю вас и исчезну.

— Разве вы не останетесь? — Ей было необходимо его присутствие. Он же говорил, что будет присутствовать, если она этого хочет.

Джем засунул руки в карманы.

— Мне лучше уйти.

— Хорошо. Я нормально выгляжу?

Криво усмехнувшись, он осторожно ответил:

— Отлично. Не беспокойтесь, он вам понравится. — И, немного помолчав, добавил: — И вы ему.

Джем взялся за массивную ручку и открыл дверь. Едва дыша, Элоиз с трудом сделала несколько шагов по комнате.

Здесь стояла массивная дубовая мебель. В вазе на овальном столике красовались свежие цветы ласкового желтого цвета.

Джем указал на дальнюю дверь.

— Лоренс все еще прикован к кровати. Операция была тяжелой, и он не очень хорошо себя чувствует.

Он пошел к двери, и ей ничего не оставалось, как последовать за ним. Элоиз стало страшно.

Джем оглянулся и ободряюще улыбнулся. Элоиз встретилась с ним взглядом и выдавила из себя ответную улыбку.

— Готовы?

Она кивнула. На мгновение замерла, и ей показалось, что время стало медленным и тягучим.

Его рука неспешно поднялась, и он погладил ее по щеке.

— Удачи, — мягко пожелал Джем.

Элоиз с трудом понимала, что происходит. Чувства сплелись в противоречивый клубок.

Она почувствовала, что ему хочется поцеловать ее. Джем отдернул руку, словно внезапно осознав, что делает.

Он повернулся и оставил ее в растерянности. Она хотела поцелуя. И тут же ей стало стыдно. Как она могла это желать?

Вспомнилась улыбающаяся Софи Вестбрук. Такая юная. Такая красивая.

Джем открыл дверь.

— Лоренс, я привел к тебе Элоиз Лоутон.

Элоиз вошла во вторую комнату и увидела кровать, которую прежде заслонял Джем. Она посмотрела на старика, сидящего на кровати. Выражение его лица тут же прогнало все страхи.

Это был человек, которого любила ее мать.

Ее отец.

Она подошла к нему на подгибающихся ногах. Он был седой, морщинистый, но морщины на его лице были такими добрыми. Хороший человек, добрый человек, говорила ее мама.

Элоиз всегда обвиняла виконта, но теперь, оказавшись лицом к реальности, была не в состоянии противостоять его доброте. По его глазам было видно, что он ожидает ее гнева.

Виконт Пулборо молча пристально глядел на нее, а потом мягко сказал:

— Элоиз.

Его голос задрожал и сорвался. И хотя она еще испытывала горечь, все тут же исчезло, словно смытое волнами чувств.

Ее отец!

Она услышала звук закрывающейся двери и поняла, что Джем оставил их наедине.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Черт! Он едва не поцеловал ее.

Джем упал в кресло.

Это вовсе не входило в его планы. Надо забыть, что она так красива. Забыть нежный овал лица и элегантный изгиб шеи. Забыть уязвимость и печаль в ее глазах.

Джем потер лицо руками. Надо справиться с этим наваждением. Он не может влюбиться в женщину, которая пытается разрушить его семью. Он достаточно повидал и многое знает о любви и семье.

Интересно, она уже ушла?

И тут появилась Белинда.

— Та блондинка, которую я заметила, это она?

— Элоиз сейчас с ним. А ты что здесь делаешь? Мы договорились…

— Это ты так считаешь, а у меня другое мнение.

Болезненно худая Белинда поплотнее запахнула жакет.

— Я хочу на нее посмотреть. Может, она еще хуже, чем я представляла.

— Напрасно ты приехала, Белинда. Сейчас не время.

Она вспыхнула, и он почувствовал, что от нее разит алкоголем. Пьяна уже с утра!

— Он — не твой отец. Хотя ему нравится считать тебя сыном. Он — мой отец. И изменил моей матери. Мне.

Джем взял ее за руку, напоминавшую птичью лапку.

— Не надо говорить в таком тоне. Твои аргументы касаются Лоренса, но не Элоиз. Скажи ему о своих чувствах…

— Все это я уже слышала. — Она вырвала руку. — Она может его видеть, когда захочет, и спрашивать о своей матери-шлюхе.

И тут отворилась дверь. Джем увидел Элоиз, вопросительно глядевшую на него карими глазами. Белинда резко повернулась.

— Так ты дочь Нессы? — с горечью и презрением спросила она. Видно, что эти чувства копились в ней много лет. — Ты похожа на нее. И такая же шлюха?

Гадкие слова, в которых было столько ненависти, эхом отдались в большой комнате.

У Элоиз дернулись губы, но она не успела ничего произнести. Белинда взмахнула рукой.

— Белинда! — Джем бросился вперед, но опоздал, Белинда звонко ударила Элоиз по левой щеке. Та отпрянула, схватилась одной рукой за пылающую щеку и, защищаясь, подняла вторую.

— Остановись! Хватит!

Белинда повернулась и бросила на него ненавидящий взгляд.

— Нет, не хватит. Я не позволю ей завладеть моим отцом. Твоя мать всегда была послушной овцой, и всем известно, что ты не лучше.

Джем встал между двумя женщинами. Он бросил взгляд на Элоиз. Она молча застыла. Он опять повернулся к Белинде.

— Хватит. Отправляйся домой.

Белинда усмехнулась, ее хорошенькое личико исказила насмешливая гримаса.

— Она и тебя успела охмурить? Присмотрись получше. Ей нужны только деньги. А у тебя их много. Возможно, ей захочется поцеловать тебя и рассказать об этом в своем дрянном журналишке.

Джем услышал, как охнула Элоиз, но не отрываясь глядел на Белинду.

— Отправляйся домой, — строго приказал он.

— Уже иду. Я сказала все, что хотела. — Она повернулась и, постукивая каблучками, вышла.

Джем дождался, пока она скроется, и только тогда повернулся к Элоиз.

— Извините, я… — Он растерялся, не зная, что сказать. Элоиз плакала. Джем ощутил свою беспомощность.

Что сказать, как утешить ее, смягчить боль?

— Она ненавидит меня, — ошеломленно произнесла Элоиз. Она походила сейчас на растерянную маленькую девочку.

— Она злится. — Джем подошел и обнял ее. Он понимал, что этого делать нельзя, но другого выхода не было. Мягкие волосы Элоиз касались его подбородка. Он прижал ее еще крепче.

Он гладил ее по голове, пытаясь успокоить, его пальцы утопали в золотистых волосах.

Рыдания сотрясали тело Элоиз. Джем понимал, что она плачет не только из-за грубых и несправедливых слов женщины, жестоко обидевшей ее.

К своему удивлению, он рассердился на Лоренса. На человека, которого всегда обожал. Храня такую тайну, как мог отчим рассуждать о морали?

Постепенно Элоиз стала успокаиваться.

— Вы в порядке? — спросил Джем, глядя на ее красные глаза и отпечаток ладони Белинды на щеке. Глупый вопрос. И так все ясно.

Он и сам оказался в глупом положении. Ему вспомнилось, как плакала его мать, а он ничем не мог ей помочь. Никто не поможет, пока она сама не примет решение. Элоиз икнула и отшатнулась.

— Носовой платок куда-то делся. — Она стала искать его в карманах. — Извините.

— За что?

Она вытерла глаза.

— Все время плачу у вас на плече. Может, вам следует догнать Белинду? У нее тяжелая рука.

— Заметно. Извините.

Она пожала плечами, старательно пряча горящую щеку.

— Это не ваша вина.

Джем дотронулся до красного пятна у нее на щеке. На коже виднелись три ясно различимых отпечатка пальцев.

— Скоро пройдет.

— Сегодняшний день преподносит сплошные неожиданности.

— Да?

— Не совсем, — тихо уточнила она. — Я предполагала, что он будет трудным.

Они молча шли по длинному коридору, Джем немного впереди. Элоиз размышляла над тем, что ей рассказал Лоренс, а Джему хотелось узнать подробности их разговора.

Она нервно теребила сумочку.

— Когда вы должны вернуться в Лондон? — Стараясь не выдать заинтересованности, он первым нарушил молчание.

Она посмотрела на него, движением головы отбросив за спину светлые волосы.

— Вечером. Я выеду после полудня.

Элоиз отвернулась и поглядела в большое окно. Вокруг было пустынно.

И опять воцарилось тяжелое молчание. Кажется, Элоиз никак не могла сформулировать одолевавшие ее мысли. Не могла выразить их словами. Все смешалось в голове.

Ей хотелось ненавидеть виконта Пулборо, но он оказался таким добрым и сострадательным. Ненавидеть было невозможно.

— Вы еще навестите Лоренса? — решился спросить Джем, прерывая ее размышления.

Вчера она с уверенностью ответила бы на этот вопрос, но сейчас не знала, чего она хочет.

— Я не знаю.

Они вышли во двор и направились к «лендроверу». Джем открыл ей дверцу.

— Не позволяйте Белинде повлиять на ваше решение.

Он сел за руль.

Элоиз согласно кивнула, но перед ней встало разъяренное лицо Белинды. Она не могла ее порицать, но никогда не сможет забыть презрение в ее глазах.

— У них… сложные отношения.

— Л-лоуренс рассказал мне. — Элоиз немного запнулась на непривычном имени. — Он винит во всем себя. Думает, что Белинда знала о его отношениях с моей матерью.

— Возможно.

Элоиз не поднимала глаз, в которых продолжали стоять слезы. Впервые она обвинила маму. Знала ли та, как несчастлива Белинда? Как испугана и одинока?

Возможно, она была слишком молода, слишком поглощена своей любовью, чтобы сознавать, как много боли причиняет. Встретив отца, Элоиз не могла теперь осуждать только его.

Правильнее всего было бы сейчас прервать всякие отношения. Пусть ее первый визит в Колдволтхэм станет последним.

— Не хотите ли пообедать где-нибудь?

Элоиз вытерла глаза.

— Извините?

— Вы не голодны? — спросил Джем. — Уже час. Мы можем остановиться у паба и пообедать.

Ей хотелось принять приглашение. Так тяжело возвращаться в одинокую лондонскую квартиру. У нее нет никого, с кем можно было бы обсудить все, что произошло в ее жизни.

— Вы заняты. Я не могу…

— Мне тоже нужно поесть. А там отлично готовят.

— Вы думаете? — Элоиз все еще колебалась.

— Уверен. — Он свернул на узкую дорогу. — Тут недалеко.

Элоиз глядела в окно. Наверно, здесь очень красиво летом, пришло ей в голову.

— Он вам понравился?

— Да, очень.

— И вы теперь называете его Лоренсом?

— Он попросил меня.

Они подъехали к симпатичному старому английскому пабу. Крыша из черепицы, стены из грубого камня, в архитектурном стиле — смесь разных эпох.

Элоиз вышла из машины и с удовольствием вдохнула свежий зимний воздух. Не напрасно она согласилась. Здесь столько простора и так красиво!

И с нею Джем. Она повернулась и взглянула на него. Лоренс так тепло отзывался о нем, они очень привязаны друг к другу.

— Пойдемте. При входе нужно наклонить голову — слишком низкая притолока.

Элоиз понадобилось некоторое время, чтобы привыкнуть к царившему в пабе полумраку. Свет с трудом пробивался через маленькие окошки. В дальнем конце зала горел очаг.

— Здесь симпатично, — заметила она, проходя к камину. На стенах были прибиты начищенные лошадиные подковы.

Чтобы занять себя, Элоиз принялась греть руки у огня.

Джем встал рядом.

— Что будете брать? — Он протянул ей меню. Она рассеянно заглянула туда, даже не пытаясь сосредоточиться.

— Только суп.

— А выпить?

— Кофе, пожалуйста.

Она благодарна Джему, что он не задает никаких вопросов. Она не готова сейчас говорить, поскольку сама не знает ответов.

У очага было жарко, Элоиз сняла жакет.

Мысли мешались в голове, клонило ко сну. Это следствие нервного напряжения. Скорее бы добраться до постели.

— Один кофе, — Джем поставил перед ней белую чашку и рядом положил сахар. — Заказ сейчас принесут.

— Отлично.

Он держал в руках высокий бокал с пивом и молчал. Его голубые глаза вспыхивали, когда он глядел на нее, словно читая ее мысли.

— Вы часто здесь бываете? — торопливо спросила Элоиз.

— Иногда. Здесь милый садик. Летом там хорошо посидеть после трудового дня.

— Да, наверно. Тут бывает много народу?

— Весьма. Местечко достаточно известное. О нем даже сложены легенды.

— А вы им верите?

— Я? Нет. — Джем улыбнулся. — Попросите Лоренса, пусть он вам расскажет одну из тех историй, что рассказывал мне. Не думаю, что это правда, но слушать забавно.

На ее лицо упала тень.

— Возможно. — Она положила в кофе сахар. Джем красивый мужчина. С какой стороны ни посмотри, всем хорош. Наверно, ему нелегко, но ведет он себя безупречно. Ведь она заставила переживать людей, которых он любит.

Какая ярость была написана на лице Белинды! Элоиз не ждала, что сводная сестра станет испытывать к ней родственные чувства, но все предположения померкли перед реальностью. Она ее просто ненавидит.

Чего ожидать от жены Лоренса, матери Джема? Какие эмоции может вызывать у нее незаконная дочь мужа, это неожиданно объявившееся дитя любви?

Для всех будет лучше, если она уедет…

Но ей так хочется остаться, побольше узнать об отце.

— Особенно я любил слушать о давних временах, — продолжал Джем, не представляя, о чем она думает. — Не сомневаюсь, что Лоренс сам придумывал многие истории, видя мой интерес.

Официантка принесла еду, и он замолчал. Элоиз принялась за картофельный суп. Он был горячий и очень вкусный.

— Нравится?

— Просто великолепно.

— Владелец — Ричард Кэмфорд — молодец. Он пару лет назад приобрел паб, отказавшись от жизни в городе.

— Вы ведь тоже не любите Лондон, не так ли?

— Не особенно. Хорошо съездить туда на несколько дней, но жить там не хочу. Мне больше по душе сельские пабы, чем модные рестораны. Я также не люблю шумные сборища.

— Почему?

— Предпочитаю хорошую беседу и умных собеседников. На лондонских вечеринках столько людей, которых мне вовсе не хочется видеть.

Элоиз припомнила приемы, которые посещала, — это была ее работа. Там всегда одни и те же люди.

— Но в поло играют те же самые люди.

Джем отпил пива.

— Вы правы, но лошади — интереснее.

Элоиз улыбнулась в ответ. Она уже начала приходить в себя и немного расслабилась.

Они разговаривали о разных вещах, обо всем. Ее боль и страх понемногу рассеивались. Даже пощечина стала забываться.

— Вы не спросили меня, что сказал Лоренс, — заметила она.

— Если вы захотите, то расскажете сами, а не захотите, я послушаю Лоренса.

— А вдруг нет?

— Это его привычка, — улыбнулся Джем.

— Как хорошо, что у вас такие отношения, — с горечью сказала Элоиз.

У нее не было никого, абсолютно никого, с кем она могла бы обсудить свои дела и проблемы. Раньше ее это особенно не беспокоило, но теперь, когда в жизни столько изменилось, захотелось с кем-нибудь поделиться.

— Как вы начали заниматься модой? — поинтересовался Джем.

— Во время учебы я устроилась, чтобы подработать, в редакцию: варила кофе, отвечала на телефонные звонки и наблюдала за работой стилиста.

— А потом Кембридж и первое место по английской литературе.

— Потом Кембридж. Вы неплохо осведомлены.

Джем улыбнулся, и Элоиз отвела глаза. Что с ней происходит? Почему?

С трудом она сумела вернуться к теме разговора и продолжала:

— После университета я опять пошла в журнал. Чтобы оплачивать квартиру, четыре вечера в неделю работала в тамошнем баре.

— Вы обладаете завидным упорством.

— Я не хотела жить так, как жила моя мама. — Она замолчала.

Джем сделал паузу и потом спросил:

— Это было так трудно?

— Она была несчастна. — Слезы опять подступили к глазам. — Вы себе даже представить не можете.

— Я знаю, что такое несчастье, — кратко сказал он. — И оно не всегда связано с отсутствием денег.

Элоиз озадаченно взглянула на него. Гнев в его голосе был таким же неожиданным, как и слова.

— Я думала… я думала, что вам нравится жить в поместье.

— Колдволтхэм стал моим убежищем. Но до того пришлось многое пережить.

— Да, наверно, — нахмурилась Элоиз. К пятнадцати годам она уже знала, что лишена в жизни многих вещей. Она никогда не летала на самолете, не могла поехать во Францию на учебу, не могла заниматься музыкой, потому что мама была не в состоянии оплачивать уроки.

Но Джем? Что произошло с ним?

Она вспомнила, что его отчислили из школы. Возможно, он был неуправляемым ребенком, травмированным смертью отца?

А Белинда? Она тоже была несчастна.

Элоиз стало стыдно. Она забыла, что у других людей есть собственные проблемы.

— Моя мама начала работать в аббатстве, когда ей исполнилось девятнадцать. — (Джем не поднимал глаз от тарелки, напрасно Элоиз ждала от него хоть какой-то реакции.) — Лоуренс сказал, что это напоминало удар молнии. Словно сошлись две половинки. — Она вертела в руках чашку — Его жена… — С трудом удерживая слезы, она подыскивала верные слова. — Извините… черт, обычно такого со мной не происходит.

Элоиз поставила чашку и трясущимися руками закрыла лицо.

Джем дотронулся до ее руки, она судорожно сжала пальцы. Оба замолчали. Что он мог сказать, чтобы облегчить ее муки?

— Извините, — смущенно произнесла Элоиз и вытерла слезы.

Она больше не была ледяной блондинкой, какой показалась ему при первой встрече. Она всегда будет для него женщиной, которую переполняют эмоции…

— Не могу понять, почему я плачу.

С сочувственной улыбкой Джем глядел, как Элоиз мужественно старается взять себя в руки.

Она еще раз вытерла глаза.

— Он рассказал мне о своей жене, Сильвии. О ее болезни.

— Они были женаты двадцать девять лет.

Элоиз подняла на него глаза, полные страдания. В душе Джема все перевернулось.

— У Сильвии было тяжелое неврологическое заболевание, от которого она и умерла. Жестокая участь, особенно для очаровательной образованной женщины. Лоренсу было невыносимо смотреть на это.

— Это была тяжелая затяжная болезнь, — сказал Джем, допивая пиво.

— Лоренс мне все объяснил. Он сильно любил ее, страдал от безысходности. Он обеспечил ей самое лучшее лечение и уход. А сам пытался отрешиться от происходящего, проводя долгие вечера в библиотеке.

Джем знал об этом от самого Лоренса. Тот очень сожалел, что так вел себя в последние месяцы жизни Сильвии. Но как объяснить его связь с Ванессой? И отказ от ребенка. Невозможно представить.

— Тем летом мама приехала в поместье. Она была такая юная… и такая красивая. И… он сказал, что она была очень добра и сердечна.

Она задумалась, словно вспоминая что-то.

— И у них начался роман? — предположил Джем.

— Случайно. Лоренс говорит, что вовсе не стремился к этому, он не мог предположить, что Несса, как он ее называет, испытывает к нему что-то.

Она задумчиво сплела пальцы.

— Но она полюбила его?

— Да, — Элоиз судорожно вздохнула. — Он сказал, что все началось с безобидной чашки чая на террасе и стало для него таким же необходимым, как дыхание.

Джем ясно представил себе отчима, произносящего эти слова. Он часто повторял, что большие решения являются следствием множества малых. Важно следить за малыми решениями, чтобы большие были правильными… и достойными.

Впервые Джем подумал, не отсюда ли пошла жизненная философия Лоренса?

— И как долго они были любовниками? — спросил он.

— Не долго. По крайне мере не физическими любовниками. Лоренс полюбил маму сразу же, как она тут появилась. Он думал, что ему ничего не грозит, вряд ли ее привлечет такой пожилой человек.

— Ему было только сорок пять.

— А ей — девятнадцать. Она казалась ему похожей на свежее и прекрасное майское утро.

Следы опять навернулись ей на глаза. Одна слезинка покатилась по щеке, оставляя серебристый след. Джем не задумываясь протянул руку и вытер ее.

Элоиз сама была как майское утро. В свои двадцать семь она выглядела более зрелой, чем Ванесса на фото, но сходство явное.

Джем услышал ее вздох. Ясно, что легко влюбиться в такую женщину. Он ждал, откинувшись на стуле.

— Они вместе читали стихи. Разговаривали. Пили чай на террасе. — Элоиз улыбнулась. — И он совершенно позабыл, что женат. Что его жена смертельно больна. Что все в его жизни сломано…

Она взглянула на Джема, молча моля о понимании, и он с удивлением поймал себя на том, что понимает. Хоть это и невозможно. Любовные связи, по его мнению, непростительны. Они подразумевают ложь и обман. Это все результат предельного эгоизма.

Возможно, так и было. Но в душе тем не менее росло чувство симпатии и сострадания.

— Все изменилось, когда он ее поцеловал. Однажды они даже решили уехать, но не сделали этого. От мысли, что им не быть вместе, они страдали. — Элоиз улыбнулась, нервно и нерешительно. — Я поступаю плохо, радуясь тому, что он любил ее?

Джем не знал, что ответить. Если Элоиз от этого легче, то ничего плохого нет, но…

Ему тут же представлялись другие образы: одинокая и брошенная Сильвия, тело которой отказывалось двигаться. Собственная мать, рыдающая и страдающая от грубости отца. Кругом ложь. Так много горьких разочарований.

— Он не знал, что она беременна, — почти торжествующе произнесла Элоиз. — Он ничего не знал обо мне.

— А почему она ему не сказала?

— Не знаю. Он жалеет об этом. — Элоиз горько улыбнулась, легкая боль мелькнула в её глазах. — Что бы он сделал, если бы знал? Его жена умирала.

— А что случилось с Ванессой? — тихо спросил Джем.

— Мама вернулась домой. Родила меня. — Она взглянула на официантку, подошедшую убрать посуду.

— Не хотите ли чего-нибудь еще? — спросил Джем. — Десерт, кофе?

Элоиз отрицательно помотала головой и взглянула на часы.

— Мне нужно возвращаться в Лондон. Не люблю ездить в темноте. — Она поднялась и взяла жакет.

— Я расплачусь и отвезу вас к вашему автомобилю.

— Я сама… — Она смутилась, а он смотрел на нее, словно она говорила по-португальски.

Джем достал дорогой бумажник из мягкой кожи. Он владел дорогими вещами, не придавая им значения. Это просто часть его жизни.

Он никогда не сможет понять, как стыдно прятать протертые на локтях рукава школьного джемпера и носить вещи из «секонд-хэнда».

Но он был так добр…

— Вы готовы? — повернулся к ней Джем.

— Да. — Она направилась к низкой двери, натягивая на ходу жакет.

— Вы жили с родителями мамы?

Элиоз повернулась и рассмеялась.

— Бабушка считала позором иметь незамужнюю дочь с ребенком. Она говорила всем, что Ванесса получила отличную работу далеко от дома, а сама отослала маму к кузине в Бирмингем.

— Вы рассказали Лоренсу об этом?

— Пришлось. Лоренса очень интересовала судьба Нессы.

— Вы правы. И как он все воспринял?

— Он плакал, — ответила Элоиз. И тогда у нее исчезло чувство ненависти и желание мстить. Он и так страдал. — Все было не так плохо в моей жизни. — Она грустно улыбнулась. — У меня была замечательная мама, которая меня очень любила. А это уже много.

— И вы жили в Бирмингеме?

— Мама могла бы вернуться домой, если бы согласилась отказаться от меня. Но она не хотела. — Элоиз старалась говорить спокойно. — Бабушка навещала нас, но мы никогда к ней не ездили.

— Никогда?

— Она стеснялась. Это могло разрушить ее имидж, считалось, что у нее благополучная семья.

— Это ужасно. — Джем нахмурился.

— Возможно. Многие боятся осуждения.

— Она жива? — после короткого молчания спросил он.

Элоиз отрицательно помотала головой и отвернулась. Бабушка тихо скончалась два года назад. Никто особенно не сожалел. И никто ее не любил.

Но его слова напомнили ей, как одинока она сама. У нее нет никого на свете. Никого, кому было бы важно ее присутствие. Вообще никого.

Они въехали в маленький дворик, где стояла ее «астра».

Элоиз вышла, дрожа от холода.

— Спасибо, что проводили.

— Приезжайте еще.

— Я не знаю. — Элоиз разглядывала свои туфли. — Я сказала ему, что подумаю об этом.

— Возвращайтесь, — взяв ее за руку, тихо попросил Джем. И, нагнувшись, поцеловал. Нежно поцеловал в макушку, словно благословляя. Слезы навернулись на глаза. Элоиз сделала шаг назад, нерешительно улыбнувшись.

— Я… я лучше поеду.

— Да. — Он засунул руки в карманы. Она махнула рукой и забралась в машину.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Элоиз критически оглядела свое платье. Классически элегантное и очень красивое, соответствующее обстановке Колдволтхэма, оно стоило целое состояние.

Кого она собирается поразить? И зачем? Хотелось бы верить, что отца.

Зачем себя обманывать? Там будут и другие люди: ее сводный брат, ее сводная сестра… Вторая жена отца. Джем.

Джем. Странно, что Джем Норланд так заполнил ее душу. Он поддержал ее в прошлый раз, когда она приезжала на встречу с виконтом, но…

Почему она нервничает, как подросток, всякий раз, когда он звонит? Интересно, а он рад, что она приняла предложение опять посетить аббатство? По его голосу догадаться трудно. Может, он со всеми такой, как с ней, просто потому, что не может быть другим?

Сжимая в руке подарок, Элоиз направилась к центральному входу, стараясь немного успокоиться. На этот раз она шла одна.

Она всегда была такой самодостаточной, такой уверенной в себе, но сейчас ей тяжело. Куда девались силы?

Спокойная внешне, внутри она испытывала неловкость и смущение. Кажется, она совершила ошибку, приехав сюда. Вряд ли ее встретят с распростертыми объятиями. Кто она для них? Много раз Элоиз хотела позвонить отцу и отказаться, но что-то удерживало ее. И вот теперь она здесь. Гостья на семьдесят четвертом дне рождения своего отца, на котором присутствуют только члены семьи.

Широкая дверь отворилась, прежде чем она ступила на первую ступеньку.

— Здравствуйте, я… я Элоиз Лоутон.

На лице дворецкого светилась профессиональная безупречная улыбка, сочетавшая в себе в равных долях уверенность, сердечность и раболепство.

— Вас ждут, мисс Лоутон, в зимней гостиной. Не угодно ли следовать за мной?

Сняв мягкое шерстяное пальто, она пошла за дворецким. Окружающее богатство и строгость обстановки давили на нее.

Элоиз вступила в зимнюю гостиную, судорожно сжимая в руке подарок, и улыбнулась.

В зале было четыре высоких окна, закрытых тяжелыми узорчатыми занавесями. Большие диваны темно-красного цвета симметрично стояли вокруг камина.

Потом она перевела взгляд на присутствующих. Все четверо повернулись к ней. Джем дружески подмигнул, и ей стало легче.

Виконт — ее отец — тут же пошел ей навстречу. Он выглядел значительно лучше, чем в прошлый раз. Его красиво очерченное лицо лучилось удовольствием и радостью от встречи с дочерью.

— Элоиз, моя дорогая, я так рад, что ты приехала, — сказал он, выводя ее на середину зала. — Смешно в моем возрасте праздновать день рождения, но на сей раз я просто не мог этого не сделать.

— Поздравляю, — смущенно пробормотала она. — Я купила тебе… подарок. Не знаю, придется ли он по вкусу. Я… — Элоиз смутилась окончательно и протянула ему сверток, перевязанный темно-красной ленточкой.

Виконт взял ее за руку.

— Я очень рад, что ты приехала. Теперь позволь познакомить тебя с моей женой.

Он подвел ее к изящной улыбающейся женщине, в которой Элоиз сразу же узнала мать Джема. Между ними было явное сходство. Особенно голубые глаза. Элоиз пожала протянутую руку.

— Называйте меня Марией, — произнесла жена Лоренса с легким акцентом. Элоиз вспомнила, что та — француженка.

— Мария, — повторила она послушно.

— Вам, наверно, нелегко, но вы должны знать, что мы все рады видеть вас в день рождения Лоренса.

— Благодарю.

— Это мой сын Джереми, с которым вы уже знакомы.

Элоиз повернулась и с улыбкой кивнула ему.

— Он был очень добр ко мне.

— А это — Александр. Наш с Лоренсом сын. — Мария указала на красивого мальчика лет четырнадцати.

Элоиз с любопытством взглянула на сводного брата, пытаясь найти сходство с собой. Александр — с таким же интересом рассматривал ее.

— Как поживаете? — спросил он. Произношение выдавало в нем учащегося привилегированной школы.

— Рада вас видеть, — промурлыкала она в ответ.

— Садитесь со мной, Элоиз, — предложила ей виконтесса. — Какое у вас красивое имя.

— В честь героини поэмы.

— Да, я знаю, — Мария улыбнулась. — В основу положена трагическая французская любовная история. — Она экспрессивно взмахнула руками. — Ваша мама разделяла пристрастие Лоренса к английской поэзии восемнадцатого века?

— Я— я не думаю. Вряд ли.

Тут вмешался виконт.

— Ты родилась в день рождения Поупа. Несса знала об этом.

— Двадцать пятого мая?

— Да. Такое замечательное совпадение.

Его жена с улыбкой повернулась к Элоиз.

— Извините, что я сразу не показала Лоренсу ваше письмо. Если б я знала об отношениях моего мужа с вашей матерью, то несомненно сделала бы это. — Она взяла Элоиз за руку. — Надеюсь, вы сумеете меня простить.

— Конечно. — Элоиз смущенно закашлялась.

— Я считала, что у него нет от меня тайн, но вышло, что он еще более… удивительный, чем я думала.

Виконт подошел к жене и нежно пожал ей руку.

— Открой же подарок, Лоренс.

— Что вы будете пить? — поинтересовался Джем, подходя к столику с напитками.

— Ничего. Благодарю.

— Совсем ничего?

Элоиз кивнула. Она слишком нервничала.

Джем налил маленькую рюмку шерри и протянул матери. Он выглядел таким спокойным и уютным в домашней обстановке. Это был его мир.

Интересно, что чувствует человек выросший в таком доме, как этот? Элоиз испытывала легкую зависть к обитателям поместья. Впервые в жизни она поняла, что дают привилегии и богатство.

Виконт развязал ленточку и достал биографию Сэмюэла Джонсона.

— Она написана одним из моих друзей, — пояснила Элоиз извиняющимся тоном. — Мы вместе учились в университете.

— В Кембридже, — пояснил Джем. — Элоиз изучала английскую литературу.

Виконт взглянул на нее увлажнившимися глазами.

— Я тоже там учился. Вижу, ты разделяешь мою страсть к книгам. Доктор Джонсон был замечательным человеком.

— Не он ли создал словарь английского языка? — полюбопытствовал Джем.

— Да, — ответил отчим, блестя глазами. — Был невероятно умен и остроумен.

— Вы видели книгу Лоренса? — поинтересовалась Мария у Элоиз.

— Нет.

— О, Лоренс, — сказала виконтесса, поворачиваясь к мужу. — Ты просто обязан показать ей, — и, повернувшись к Элоиз, добавила: — Ваш отец посвятил ее Нессе, вашей матери.

Лоуренс отложил подарок.

— Я принесу ее из библиотеки после ужина.

— Джереми, — Мария повернулась к старшему сыну, — почему бы тебе не показать ее Элоиз прямо сейчас? Уверена, ей будет приятно… а мы все равно дожидаемся Белинду и Пьера.

— Нет, не стоит, неважно, я… — начала Элоиз, но Мария остановила ее.

— До недавнего времени я даже не представляла, кто такая Несса. — Она улыбнулась мужу и мягко продолжила: — И как много она значила. Не стану делать вид, что мы ничего не знаем. Нелепо это отрицать, тем более что Элоиз стала очаровательным дополнением нашей семьи. Скажите, детка, ведь вам было бы приятно увидеть книгу? Это начало вашей истории.

— Пойдемте взглянем на нее. — Джем встал и протянул Элоиз руку. Она в ответ подала свою.

— Да, я хочу посмотреть ее.

— Библиотека недалеко.

Элоиз с трепетом пошла за ним. За спиной слышалось журчание беседы, но слова были неразличимы.

— У Лоренса здесь кабинет, — сказал Джем, открывая тяжелую дверь. — Я уверен, он мог бы стать академиком.

— Его работы всегда тщательно обдуманы и выверены, — произнесла Элоиз, ругая себя за это замечание. — Я просматривала их. Они представляют собой подробные исследования.

— В семье к его трудам относятся без особого почтения, — улыбнулся Джем.

— А почему он не напишет что-нибудь еще?

— Думаю, из-за недостатка времени. Содержать имение — трудоемкое занятие и весьма неблагодарное. Я ему не завидую. Или Алексу.

— Поместье наследует ваш брат?

— Если закон не поменяется и титул не перейдет к Белинде. — Джем протянул ей объемистый том. — Вот она. Лоренс гордится ею и поместил среди прижизненных изданий Диккенса и Китса.

Элоиз взяла книгу и открыла первую страницу.

«Нессе. С любовью», — прочитала она.

Это, конечно, не обручальное кольцо, но тем не менее публичное признание. Доказательство того, что ее мать была любима. А она — плод их любви.

— А его жена — первая жена — как отнеслась к этому посвящению? — поинтересовалась Элоиз.

— Не уверен, что она знала. К тому времени, когда книга была издана, Сильвия вообще ни на что не реагировала.

— Но его дочь должна была знать. Бедная Белинда, — заметила Элоиз, закрывая книгу и возвращая ему.

— У меня дома есть экземпляр. Я могу отдать его вам.

— Нет необходимости. Я постараюсь найти в Интернете.

Джем поставил том на место. Элоиз радовалась в душе, что слова посвящения всегда будут доказательством того, что ее мама была любима.

Это так много значило для нее. Ей всегда претила мысль, что она случайно появилась на свет. Что ее не хотели. Она помнила, как бабушка стеснялась своей незамужней дочери, родившей внебрачного ребенка. И даже любовь матери не смогла до конца сгладить эти ощущения.

Она подумала о боли, которую испытывает Белинда. Ведь книга посвящена не ее матери, не ей, а женщине, которую любил Лоренс.

— А Белинда по-прежнему меня ненавидит?

— Мы с ней об этом не говорили.

— Но…

— Думаю, ей тяжело. — Джем взял ее за руки. — Она не вас персонально ненавидит. Вы ведь представляете, что ей пришлось испытать? — Он погладил ее ладонь.

— Я… я еще не до конца осознала это.

— Но я рад, что вы пытаетесь.

— Действительно? — Элоиз взглянула на него.

— Конечно. — Он отпустил ее руки. — Нельзя бояться правды.

— Но иногда она причиняет боль.

— Иногда да, — согласился он.

— Я чуть не отказалась от поездки, — мгновение помолчав, призналась Элоиз.

— Почему?

— Я боялась, что ваша мама тоже ненавидит меня. Что… — Она замолчала, не сумев подобрать слова.

— Она не такая.

Мария очень добрая и любящая, она спокойно восприняла то, что Элоиз ворвалась в жизнь ее мужа, и все-таки Джем чувствовал необходимость защищать мать. Она в этом не сомневалась.

— Но, — смущенно начала Элоиз, — вы тоже вначале приняли меня в штыки.

Джем подался вперед и нежно обнял ее. Голова Элоиз касалась его груди.

— Это не имело ничего общего с вами.

— Нет?

Он наклонился к ней, заглядывая в глаза.

— Это больше связано со мной самим, — наконец произнес он.

— Не понимаю.

Джему не хотелось объяснять. Разве можно выразить словами те чувства, которые он испытывал к родному отцу?

Когда Джем прочел ее письмо, у него возникло чувство, что история повторяется. Это было острое болезненное напоминание об измене и лжи, среди которых прошло его детство.

Он не мог примириться с тем, что Лоренс предал больную жену и дочь. Мать уронила несколько слезинок, но была не слишком шокирована. Гораздо больше история задела его.

В том не было вины Элоиз. Но сам факт ее существования подорвал слепую веру в отчима.

Элоиз тоже жертва. Она выросла, не зная своего отца.

Джем крепче обнял ее. Чувствуя под руками мягкие волосы, тепло тела, он захотел поцеловать ее, разгладить морщинки на лбу и поцелуями прогнать боль.

Джем отошел назад. Все произошло слишком быстро. А она так ранима.

Он и сам не знает, что ему нужно. А как Элоиз на это прореагирует? Он задумчиво потер затылок.

Внешне она была спокойной, казалось, она держит себя в руках. Почему же у него возникло такое неудержимое желание защитить ее, закрыть от горьких ветров жизни и сделать все, чтобы ей было хорошо?

Элоиз обхватила себя руками, чтобы успокоиться. Он чувствовал, как ей трудно. Сколько отваги ей потребовалось, чтобы еще раз приехать в аббатство!

Лоренс явно радовался своей неожиданно обретенной дочери. Но Белинде тоже приходится несладко. Нельзя простить ей пощечину, но Джему понятны ее мотивация и ее гнев.

Вероятно, это понимает и Элоиз, потому что она не рассказала об этом инциденте Лоренсу.

Джем взглянул на часы.

— Нам пора возвращаться. Белинда и Пьер, должно быть, уже приехали.

— Да. — Она нервно оглянулась на полки, словно надеясь увидеть там нечто успокаивающее.

— У Белинды было время привыкнуть к мысли о вашем существовании.

Элоиз повернулась и взглянула на него сверкающими карими глазами.

— Вы хотите сказать, что на этот раз она не станет драться со мной?

— Думаю, не станет, — улыбнувшись, согласился Джем.

Он протянул руку, и она взяла ее. Джем поглядел ей в глаза.

— Если только она попробует, я обещаю вмешаться и спасти вас.

— Вы точно это сделаете? — насмешливо хихикнула Элоиз.

— Не сомневайтесь.

Перед дверью он пропустил Элоиз вперед. Она мгновение поколебалась и вошла. Оглядев комнату, остановила взгляд на Белинде. Та сидела в кресле с высокой спинкой — красная и сердитая.

Элоиз гордо подняла голову и выпрямилась. За ней шел Джем, и она ощущала его поддержку.

— Элоиз. — Виконт пошел ей навстречу. — Рад познакомить тебя с моей дочерью Белиндой.

Во взгляде Белинды смешались презрение и страх.

Элоиз почувствовала прилив сил.

Белинде было лет сорок, но в душе она оставалась испуганным подростком, пережившим драму. Ей казалось тогда, что мир вокруг нее рушится.

Мать умирает, отец влюбился в какую-то девицу. Белинда осталась одна. Она была одинока, очень, очень одинока.

Хорошо, что Элоиз не проговорилась отцу, что уже видела Белинду. Во втором телефонном разговоре он выразил надежду, что дочери со временем подружатся, а Элоиз промолчала. Это стало ее тайной.

— Рада видеть вас. — Элоиз с холодной улыбкой протянула руку.

— Здравствуйте. — Белинда ответила рукопожатием, глаза ее странно вспыхнули. Потом выражение лица изменилось. Возникло ощущение, что между ними опустили стальную решетку. — Я помню вашу мать. Вы так похожи на нее.

— Благодарю вас, — ответила Элоиз, понимая, что это вовсе не комплимент.

Лоренс вмешался, привлекая ее внимание к красивому мужчине, стоявшему у камина.

— А это муж Белинды — Пьер Атертон.

— Как поживаете? — вежливо поздоровалась Элоиз, инстинктивно проникаясь недоверием к этому человеку. Она не могла объяснить, почему, но ей было неуютно рядом с ним.

— Какое удовольствие познакомиться с вами, — произнес Пьер, пожимая ее руку обеими руками.

Взгляд его сказал гораздо больше. Он был откровенно похотливым. У нее возникло чувство, что лучше было бы надеть закрытое платье.

Элоиз поспешно отдернула руку. Она оглянулась на Белинду, удивляясь, зачем та вышла замуж за такого мужчину. Если роман отца так больно отразился на ней, то тем более странно соединить жизнь с человеком, который явно готов на измену.

— Садимся обедать? — с легким французским акцентом предложила Мария. — Теперь все в сборе.

Белинда резко встала. Элоиз отошла, чувствуя на себе взгляд Пьера.

— Я провожу вас в столовую, — предложил ей Джем.

Она с благодарностью последовала за ним по длинному коридору. По его лицу она поняла, что он вмешался не случайно. Он явно недолюбливает Пьера.

Когда рядом никого не было, Элоиз шепнула:

— Спасибо.

В ответ он прошептал:

— Всегда рад помочь.

Столовая оказалась менее пугающей, чем ей представлялось. Вместо длинного официального стола там стоял более интимный, круглый. Хотя и за ним могли усесться шестнадцать человек.

— Элоиз, садитесь рядом с Лоренсом, а Джереми рядом с вами, тогда рядом будут два знакомых вам человека.

Элоиз улыбнулась с искренней благодарностью и села, как было предложено. Остальные устроились сами.

Она не могла представить себе маму в этой обстановке. Испытывала ли та благоговейный страх, или ей нравилась эта роскошь? Не потому ли начался ее роман с пожилым женатым человеком? Ведь она же понимала, что такое недопустимо.

Элоиз не хотелось думать об этом. Было бы легче… гораздо спокойнее… считать, что мама просто влюбилась.

Вдруг Элоиз поняла, что к ней обращаются.

— Извините. Я задумалась.

Мария улыбнулась.

— Не смущайтесь. Я спросила, любите ли вы эскалопы? Лоренс их обожает, и они стали у нас традиционным блюдом на день рождения.

— Да, да, люблю.

Обед тянулся бесконечно. За эскалопами под мандариновым соусом последовала утка с луком. На десерт подали шоколад.

Элоиз ждала, когда же все закончится. Лоренс выглядел довольным, непрерывно улыбался, стараясь не замечать молчания старшей дочери, неподходящие замечания зятя и скованность сына.

Алекс производил приятное впечатление. Он был очень юным, смущался и помалкивал. Мария оказалась великолепной хозяйкой — элегантна, умна и очень обаятельна. Она частенько поглядывала на Джема в ожидании поддержки, и он незамедлительно приходил ей на помощь.

— Я думаю, кофе будем пить в гостиной? — спросила она, когда обед наконец закончился.

Они опять вернулись в зимнюю гостиную. Наступила тишина, прерываемая тиканьем больших часов.

Белинда взяла с собой бокал с вином. Она села на диван слева от камина и недоброжелательно уставилась на Элоиз.

— Вы не слишком разговорчивы, — обратилась она к ней.

— Белинда, — одернул ее отец.

— Она слишком много выпила, — заметил Пьер.

— А что вы хотите узнать? — спокойно спросила Элоиз. Белинда постоянно пила за обедом. Вид у нее был несчастный. Элоиз напоминала себе, что не виновата в ее несчастьях, но испытывала необъяснимое чувство вины.

— Ну, не знаю. — Белинда пожала плечами. — Расскажите что-нибудь о себе. Вы живете в Лондоне, не так ли?

— В Хаммерсмите.

— А до этого жили в Бирмингеме? Так мне сказал папа.

Элоиз кивнула.

— Ваша мать работала? — Белинда крутила бокал с вином.

— Она была секретарем.

— Правда? А я слышала, что она была уборщицей.

Элоиз даже не вздрогнула.

— И ею тоже. Денег не хватало. Иногда я помогала ей, чтобы заработать немного карманных денег.

— А вот и кофе, — с облегчением сказала Мария, когда передней поставили поднос. — С чем вы будете пить кофе, Элоиз?

— С молоком, один кусочек сахара. — Поблагодарив, она взяла чашку и размешала сахар серебряной ложечкой. Теперь беседа потекла в другом направлении.

Белинда заговорила о людях и местах, о которых Элоиз ничего не знала. Это делалось специально, чтобы продемонстрировать, насколько она чужая здесь. При этом Белинда даже не глядела на Элоиз, словно ее здесь не было.

Элоиз поняла, что больше не может оставаться. Все в аббатстве тяготило ее: дом, мебель, картины, люди.

— Я лучше поеду, — сказала она.

Мария взглянула на сына, а потом на Элоиз.

— Вы собираетесь вечером возвращаться в Лондон?

Элоиз промолчала. Она заказала номер в гостинице неподалеку отсюда, но боялась, что ей предложат переночевать в аббатстве. Она была к этому не готова — и сама и из-за Белинды.

Несмотря на ее явную неприязнь, Элоиз испытывала к ней жалость — все-таки они сестры.

Элоиз заметила, как Мария что-то тихонько говорит своему старшему сыну, а тот согласно кивает. Потом хозяйка повернулась к ней опять и спросила:

— Может быть, прежде чем вы уедете из Суссекса, Джереми покажет вам окрестности?

— Я сделаю это с удовольствием, — подхватил Джем. — Не хотите ли прогуляться?

— Я… я не… — заколебалась Элоиз. — Да, пожалуй, — согласилась она. Не было причин отказываться. — Прогулка — это замечательно.

Она тут же поднялась и простилась с присутствующими.

Они стояли перед особняком, и она зябко куталась в шерстяное пальто.

— Кажется, холодает. — Джем поглядел на небо.

— Да.

— Мама беспокоится, что Белинда могла расстроить вас. Ей не хочется, чтобы вы покинули Колдволтхэм в плохом настроении.

— Ну, что вы, — Элоиз выдавила улыбку.

— Вы действительно хотите пройтись?

Элоиз хотела, очень хотела погулять с Джемом. Она вовсе не стремилась в отель, где ее никто не ждет.

— Вас это не очень затруднит?

— Вовсе нет. — Джем улыбнулся

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Они пошли по дорожке. Джем засунул руки в карманы куртки и поднял лицо к серому зимнему небу.

— Белинда вела себя очень грубо.

— Я ожидала этого. Наверно, мне не стоило приезжать. Но я не удержалась. У меня никогда не было отца.

— Лоренс очень рад, что вы приехали.

— Правда?

Джем повернулся к ней.

— Вы стали для него лучом солнца. Операция, которую он перенес, уже забылась и не кажется теперь такой страшной. Его потряс ваш рассказ.

— О-о.

Они прошли двор, и Джем свернул направо.

— Ваша обувь не подходит для прогулок. Лучше мы пойдем по обычной туристической тропе.

Действительно, Элоиз было тяжело идти на трехдюймовых каблуках.

— А когда аббатство открыли для широкой публики?

— В 1948 году. Как и многие другие большие усадьбы, его стало трудно содержать после Второй мировой войны.

— А что, Белинда пьет? — без перехода спросила Элоиз.

— Да, к сожалению. А еще у нее заниженная самооценка. — Джем искоса поглядел на нее, ожидая реакции. — И проблемы с мужем.

— Пьер, кажется, тот еще бабник.

— Это вы правильно заметили, — усмехнулся Джем.

— Трудно не заметить. Наш главный редактор сказала бы про него «ходок». Почему она с ним живет?

— Кто знает, — пожал он плечами. — Ее воспитывал Лоренс. Возможно, она считает, что брак — вещь нерасторжимая. — (Они надолго замолчали.) — Извините, это было бестактно с моей стороны.

— Лоренс явно уверен, что брак — навсегда, — перебила Элоиз. — Мама говорила мне об этом. Не помню, в связи с чем.

Элоиз порылась в кармане, достала носовой платок и вытерла глаза. Джем отвел взгляд.

— Ванесса умерла так внезапно. Она, должно быть, собиралась вам все рассказать… позднее.

— Не думаю. Мне был двадцать один год, когда ее не стало. И в этой тайне нет ничего постыдного, разве не так? — Она сердито смяла носовой платок. — А может, есть? Но то, что произошло с Белиндой, гораздо хуже.

— Вы необычная женщина, — улыбнулся Джем.

— Почему? Я просто говорю правду.

— Вот это и необычно. — Он улыбнулся шире. — Не многие способны на такое.

Они свернули за угол.

— Мне очень хочется порасспросить Лоренса, но я его еще мало знаю.

— О чем именно?

— Ну, например, что они сказали друг другу при расставании? Почему мама не сообщила Лоренсу, что ждет ребенка? Почему она позже не встретилась с ним, когда его жена умерла? Вам это не кажется странным?

— Трудно понять, что на самом деле происходит в жизни других людей, — осторожно ответил Джем.

— Это очень личный ответ.

— Да. — Они почти дошли до Южной лужайки. Это касалось его лично. Отношения его родителей были построены на лжи. Он наблюдал обман и измену до смерти своего отца. Он видел, как один человек мучает другого.

Теперь он ничему не удивлялся. Пьер отвратительно относится к Белинде, и все равно она не уходит от него. Ее личность разрушается, как случилось в свое время с его матерью. Два человека, которые поклялись в вечной любви, делали все, чтобы причинить друг другу боль.

Но Лоренс…

Ему становилось плохо от этой мысли. Глядя на Лоренса, Джем считал, что возможна и другая жизнь — с высокими отношениями.

— Вот это дерево, — показал он на старый дуб в центре лужайки.

Элоиз вопросительно поглядела на него.

— Дерево с той фотографии, что вы мне дали. Там снята ваша мама.

Не обращая внимания на то, что каблуки утопают в грязи, Элоиз прямиком пошла к дереву. Она потрогала растрескавшуюся кору.

— Это точно оно?

— Разве вы не узнаете?

Элоиз оглянулась на дом. Его большие симметричные окна глядели прямо сюда.

— Они, конечно, не прятались по углам. Как вы думаете, об их любви знали?

— Кругом столько прислуги… Белинда… Это явно не осталось в секрете.

— А ее мать?

— Вероятно. Но может быть, Сильвия была слишком больна, чтобы заметить.

Элоиз прислонилась спиной к дубу и закрыла глаза, представив себе умирающую женщину, глядящую в окно. Как это больно!

Она не может плохо думать о маме. Мама была такой живой, такой отзывчивой…

Элоиз отчаянно хотелось удержать этот образ. Вспомнить все хорошее. Но была в жизни мамы и другая сторона, о которой она не знает.

И это все меняет. С такой информацией все видится немного иначе.

Мама уже не выглядит пассивной жертвой развлечений богатого человека. Она сделала неверный выбор. Ванесса не была святой. Элоиз хотелось понять, почему это произошло.

Она открыла глаза и взглянула на Джема. Он не шевелясь пристально смотрел на нее. Потом медленно дотронулся до ствола дерева.

Ей пришло в голову, что он вовсе не такой, каким она его себе представляла. В нем была какая-то внутренняя сила.

— Если вы хотите еще пройтись по саду, мы можем это сделать. Фонари там горят.

Они вернулись на дорожку, которая шла мимо яблонь.

Элоиз достала мобильный телефон.

— Пожалуй, вызову такси. Я остановилась на ночь в Арунделе.

— С друзьями?

Она перестала набирать номер и с любопытством взглянула на Джема.

— Конечно, нет. — Она поколебалась. — Не люблю ездить ночью. Я понимаю, что это глупо. Но после того, что случилось с мамой… — Она передернула плечами. Он взял ее за руку.

— Это вовсе не глупо.

Ее пальцы замерли. Она взглянула прямо в его голубые глаза. Красивые глаза. Красивый мужчина. Замечательный человек.

Джем убрал руку.

— Если вы не торопитесь в Лондон… я могу вам кое-что показать.

— Что?

— Подождите и увидите.

Элоиз убрала телефон в сумочку, и они пошли обратно.

Колдволтхэмское аббатство возвышалось даже над громадными тисами. Прекрасное и древнее, оно выглядело незыблемым, вечным.

Элоиз обернулась, чтобы взглянуть на него, и увидела выражение лица Джема. В нем была смесь гордости и удовлетворения. Он очень любил это место.

Раньше она считала, что люди, живущие в подобных поместьях, любят их только потому, что владеют ими. Но Джем душою привязан к аббатству. Это можно прочесть в его глазах.

А какие чувства испытывала бы она, если бы выросла здесь? Какое счастье, когда у тебя есть уголок, к которому ты привязан душою, где находятся твои корни, семья, друзья.

Вряд ли у нее когда-нибудь будет такое место. Сегодня Элоиз это поняла. Она навсегда останется посторонней. Она не принадлежит к их кругу. Ее присутствие постоянно будет вызывать у Белинды горечь и боль.

Элоиз отвернулась от особняка и посмотрела на Джема. Какое у него спокойное и умное лицо!

— Что вы собираетесь мне показать? — быстро спросила она.

— Свой небольшой проект. Думаю, вам понравится.

Она нахмурилась, но он больше ничего не сказал и повел ее во двор, где оставил свой автомобиль.

— Куда мы едем?

— Недалеко, но вам трудно идти на каблуках, — улыбнулся Джем, и в его глазах заиграли огоньки. У Элоиз захватило дух, все вокруг замерцало, ей припомнились слова Касси. Сексуальный. Такой сексуальный!

Он ласково глядел на нее. Она совершает ошибку. Нужно сослаться на головную боль и немедленно уйти.

— Так мы едем? — Джем открыл для нее дверцу. Элоиз вернулась к реальности. Еще никогда ее так не смущало присутствие мужчины. Она неуверенно чувствует себя рядом с Джемом. А вдруг он захочет поцеловать ее? Обнять? Заняться с ней любовью?

Может быть, и мама испытывала подобное рядом с Лоренсом? Может быть, так действует очарование аббатства?

Джем сел за руль. И она разглядела вспышку желания в его глазах.

Меж ними возникло взаимное притяжение. Это показалось Элоиз неожиданным. Что может быть между ними общего? Они далеки друг от друга, они из разных миров.

Они не могут свободно любить или не любить друг друга. Она незаконная дочь мужа его матери. Их разделяет невидимый барьер, его нельзя преодолеть.

Она только посмотрит, что хочет показать ей Джем, и тут же уедет. Им нельзя сближаться. Это может плохо кончиться для нее.

Джем остановился у перестроенного амбара с большими стеклянными окнами.

— Отлично, не правда ли? — пробормотал он. — С этого холма видно не только аббатство, но и окрестности.

— Дух захватывает.

— Я давно хотел привести здание в порядок, но никак не мог договориться с властями.

— Это ваше? — спросила Элоиз, отводя взгляд от завораживающего зрелища.

— Мое. Лоренс подарил его, когда мне исполнился двадцать один год, но разрешение превратить амбар в жилой дом я получил только в прошлом году и еще не обжился как следует.

Он ввел ее через массивную дверь и длинный коридор в огромную комнату с высоким потолком. В центре стоял большой круглый стол.

Элоиз подошла и с удовольствием погладила дерево.

— Вы сами его изготовили? В своей мастерской?

— Да, это мой Стол короля Артура. Мне хотелось создать нечто, соответствующее грандиозности пространства.

Элоиз глядела на неправдоподобной красоты изделие, любуясь утонченным мастерством. Широкая поверхность круглого стола была поделена на сегменты, исписанные словами «достоинство», «честь», «смелость». Она провела пальцем по слову «честь».

— Как называется эта техника? Инкрустация?

— Да. В массовом производстве не используется — слишком дорого. Приятно создавать подобные вещи.

— Как это пришло вам в голову?

— В детстве читал много романов. Полюбил истории про короля Артура и рыцарей Круглого стола. Это — моя версия.

Несколько месяцев назад она сочла бы его бездельником с деньгами и связями.

Но Джем Норланд несомненно талантлив. Он мастер!

Мама говорила, что человек должен полностью реализовать свои таланты и возможности. Джем это и делает. Несправедливо, когда говорят только о его богатстве.

— О чем вы задумались? — поинтересовался он.

— Вы просто гений.

— А вы удивлены?

И да, и нет, подумала Элоиз, но промолчала. Он улыбнулся, видя ее колебания.

— Да, я достиг многого в этом деле. Но без денег своего отца я бы никогда не смог начать его.

— Как вы догадались, что я об этом думаю?

— Не вы первая. Мне часто приходится доказывать, что я кое-что значу сам по себе.

— Извините.

— Пойдемте, я покажу вам кухню. Правда, она еще не закончена. Мне нужно доделать несколько шкафов, но вы уже сможете оценить замысел.

Кухня была из светлого клена, столешница покрыта темной мраморной доской.

— Ну, как вам?

— Хороша. Весь дом нравится.

Джем достал чайник.

— Чай? Кофе?

— Чай, пожалуйста. — Элоиз разглядывала кухню.

— Пол мне удалось вывезти из старого госпиталя в Абердине.

— Но вам пришлось его восстанавливать.

— Новый пол не подошел бы по стилю. С ним, конечно, пришлось повозиться, но я занимался этим с удовольствием.

— Ваша любимая затея, — отозвалась Элоиз, улыбаясь и чувствуя, как попадает под его обаяние.

— Здесь бы ничего не было, если бы не моя любовь к этому месту.

Джем налил чай, протянул ей кружку и предложил устроиться на диване бледно-кремового цвета.

Она села. Через большое панорамное окно виднелся гаснущий закат и постепенно наступающая темнота. Элоиз испытывала необыкновенное умиротворение.

Даже их молчание было дружеским. Элоиз глядела на Джема, который откинулся на спинку дивана и отдыхал. Он выглядел утомленным, словно день был для него таким же тяжелым, как и для нее.

Она заметила лучики морщинок в уголках его глаз, легкие серебряные нити в волосах.

— Мне… мне нужно идти, — сказала Элоиз, торопливо отводя взгляд и ставя кружку на кофейный столик из клена.

— Почему?

Сослаться было не на что. Никто ее не ждал.

— Поздно, — наконец произнесла она.

— Не слишком. Я могу приготовить омлет.

— Но…

— Я отвезу вас в Арундел позднее, по дороге домой.

— А вы разве здесь не живете? — Элоиз нахмурилась.

— Еще нет. — Джем встал и взял ее кружку. — Пока обитаю в коттедже. Здесь еще нет кроватей и ванные комнаты до конца не оборудованы.

Он оглядел содержимое холодильника.

— Кроме омлета, могу предложить только сыр плюс это. — И он достал бутылку белого вина. — У меня отличное «шардоне».

Элоиз глянула на часы. Все равно еще рано. Какая разница?

— Пожалуй, из-за «шардоне» я останусь.

— Молодец.

Она наблюдала, как он разбивает яйца и размешивает их вилкой.

— Вы давно живете в Лондоне? — спросил Джем.

— С тех пор как окончила университет. Уже больше шести лет.

— И не возвращались домой?

— У меня нет дома, в который можно было бы вернуться.

Джем с любопытством взглянул на нее.

— Я понимаю. А забавно, что вы с Лоренсом оба заканчивали Кембридж.

Джем вылил яйца на разогретую сковороду и, не отрывая глаз от омлета, выжидал подходящий момент, чтобы перевернуть его.

— А вы готовите?

— Никогда.

— Почему?

— Мне не приходило в голову попробовать, — призналась она.

Он выложил омлет на тарелки, затем разлил вино.

— Есть придется, стоя на коленях, я еще не сделал стулья.

Элоиз никогда прежде не испытывала такого счастья. Ей было уютно, она чувствовала себя как дома. Она взяла тарелку и бокал вина и сняла туфли.

Джем присоединился к ней.

— А вы не выпьете?

— Я за рулем.

— Не стоило из-за меня открывать бутылку.

— А почему бы нет? — Он устроился поудобнее рядом с ней. — Никак не могу решить, что делать со стульями. Какими они должны быть?

— Конечно, солидными. К такой кухне, как эта, другие не подойдут. — Элоиз отпила вина.

Джем засмеялся и поставил тарелку на пол.

— Лучше поглядите вот сюда. — Он открыл один из кухонных шкафчиков. Там в черной папке лежали эскизы различных предметов мебели.

— Мне нравится вот этот, — выбрала Элоиз. — Эти слишком готические, а вот в этом стуле подходящая высота и асимметричная спинка, которая мне так нравится.

Он взял у нее лист.

— Сложно сделать такой изгиб, но можно попробовать…

— А как вы начали этим заниматься? — с любопытством спросила Элоиз, не отводя взгляда от его лица, пока он изучал рисунок.

Джем осторожно положил его в папку.

— Когда поселился в Колдволтхэме. Мне разрешили использовать спиленные деревья, которых хватает в аббатстве.

— Но вы же не самоучка?

— А разве этого нет в моем досье?

Элоиз уже забыла, что искала о нем сведения в Интернете. Но там были только основные факты. Она нахмурилась, припоминая.

— Кажется, вы учились на дизайнера.

— Отлично. — Его голубые глаза сверкнули.

— Только я не помню, где. Не вы же были основной целью моего поиска.

Джем засмеялся.

— Конечно, нет. Затем я стал учиться по-настоящему работать с деревом. — Он опять улыбнулся. — Есть определенные преимущества в том, что не надо зарабатывать на жизнь. Мне оставалось только следовать своим наклонностям.

— Это здорово.

— Я был рад, что нашел любимое занятие. Переехав сюда, я маялся без дела, вел себя очень плохо.

— И что же все изменило? — Элоиз отпила еще вина.

— Лоренс.

Возникло продолжительное молчание. Элоиз доела омлет и осторожно положила нож и вилку.

— Хотите, расскажу, почему я так негодовал, когда мы впервые встретились? — внезапно спросил он.

Элоиз кивнула.

— Ваше появление означало, что Лоренс ничуть не лучше любого другого мужчины.

Джем и сам не понимал, почему ему вдруг захотелось поделиться с ней. Он только знал, что должен это сделать. Она действовала так умиротворяюще.

— Мой отец был пьяницей и дебоширом. — Он увидел, как глаза Элоиз расширились. Кажется, он шокировал ее.

Произнеся эти слова, Джем испытал облегчение. Он много лет прятал свои чувства. Ему казалось, что нельзя чернить покойного, который не может себя защитить. Он предпочитал не думать о прошлом, отстраниться от него, считать, что все было в другой жизни.

Но наследство отца продолжало существовать — и не только финансовое, но и эмоциональное.

— Мошенник, лжец и драчун, — сказал он.

— Руперт Норланд? — Она не скрывала удивления.

Он считался успешным, очаровательным антрепренером. Женщины обожали его, мужчины восхищались. Они даже не представляли, как меняется этот человек, возвращаясь домой.

Куда только девался любезный мужчина, как только за ним захлопывалась входная дверь? Он превращался в грубое животное и доказывал свою правоту кулаками.

Джем вырос, наблюдая, как мать прячется по углам, тщательно скрывая синяки на руках и ногах. Отец соблюдал осторожность и не оставлял следы там, где их могли увидеть посторонние.

Мальчик видел, как страдает мать, которая от страха не знала, что ей делать. И Джем вырос, понимая, что значит чувствовать себя абсолютно беспомощным.

— Часто жизнь оказывается не такой, какой она нам представляется, — спокойно произнес он. — Когда Лоренс полюбил мою мать, он обращался с ней очень бережно и терпеливо. Я восхищался им.

— А с вами? — выпалила она на одном дыхании. Он улыбнулся уголком рта, темные тени прошлого исчезли.

— У него терпение святого. Я был ужасен. Я, как и отец, действовал кулаками.

— Я никогда этого не пойму.

Джем взглянул на Элоиз. На лбу у нее пролегли морщинки.

— Почему дети драчунов становятся драчунами? — неуверенно спросила она.

— Потому, — медленно произнес Джем, — что это единственный способ отношений, который они видели в своей жизни. Невозможно объяснить, но внезапно теряешь контроль над собой.

— Вас из-за этого исключили?

Джем кивнул.

— За это и за то, что принес в школу сигареты.

— Это произошло, когда вы уже жили здесь?

— Да. К тому времени всем надоело со мной возиться. Смерть моего отца была внезапной, потому мне многое прощалось, но потом я выбил одному парню передний зуб, и мое поведение больше нельзя было игнорировать.

Элоиз пошевелилась, и ее волосы блеснули золотом в свете лампы. Она казалась совсем иной, чем другие. Может, потому ему захотелось открыть ей свою душу. А может, потому, что она знала, что такое потеря.

— И как поступил Лоренс?

Как поступил? Джем никогда прежде не говорил об этом.

— Он просто выслушал, — наконец произнес Джем. — Он любил меня и поверил в меня.

— Так поступала моя мама. — Элоиз улыбнулась. — Я могла с ней говорить обо всем… — Она запнулась, и на лицо набежала тень.

— Потому вам больно, что она ничего не рассказывала о Лоренсе? — предположил он.

Элоиз кивнула, волосы упали на лицо.

— Они не безупречны, — мягко сказал Джем. — И Лоренс, и ваша мама.

— Да. — Она подняла взгляд. — Я знаю это. Просто мне хотелось бы…

Возникло напряжение. Джем словно почувствовал невидимую угрозу.

Он оказался рядом с ней. Это произошло просто, очень просто. Убрал с ее лица густые золотистые волосы. Они были такие мягкие и прекрасные.

Он нагнулся к ней. Элоиз не сопротивлялась. Она слабела в его руках — так, как мечтал Джем.

Она оказалась в его объятиях так легко и естественно, словно не было в мире другого места, где ей хотелось бы быть. Ее тело изогнулось, губы раскрылись. У него в ушах застучала кровь, он забыл обо всем. О том, как глупо поступает. Забыл все свои решения.

Ее губы ответили на его поцелуй. Они оказались невообразимо сладкими. Ее руки обвили его шею, а пальцы ерошили волосы. Он слышал ее ласковое бормотание.

Возникло ощущение неизбежности происходящего. Слабый внутренний голос, предостерегавший Джема, замолчал. Остались только Элоиз и его нестерпимое желание.

Любовь?

Джем всю жизнь избегал этого чувства. Старался контролировать свои эмоции. Он никогда, никогда не сможет довериться другому человеку, не надеясь познать с ним счастье. Он слишком много видел. Слишком много страдал.

Но с Элоиз все было по-другому.

Парализующий страх исчез, и его место заняло чувство удивления. Чувство, что мир уже не хаотичен, а пришел в норму.

— Элоиз, — пробормотал он беспомощно. Джем почувствовал, как замерли ее руки. Это был момент полного отчаяния. Она уходила от него, отстранялась — не физически, а эмоционально.

— Это не… неподходящая идея. Я не могу этого сделать. Извини. — Она в отчаянии отвернулась.

Ее волосы растрепались, губы вспухли от поцелуев. Джему показалось, что его жизнь закончилась.

— Почему?

Элоиз взглянула на него, в глазах сверкнули слезы.

— Я не должна… мы не должны… — Она принялась искать свои туфли. — Я вызову такси.

— Я отвезу тебя.

— Я не могу…

Джем протянул руку и дотронулся до ее плеча, заставив поднять на него глаза.

— Я не пытаюсь понять, почему, но уважаю твое решение, — произнес он так, словно эти слова убивали его. — Я отвезу тебя в Арундел.

— Спасибо, — ответила она, отворачиваясь. — Мы неправильно поступили. С Лоренсом, с Белиндой.

Глядя, как она надевает туфли, берет пальто, он медленно взял свою куртку и принялся искать в карманах ключи от машины.

Ее губы дрожали, она пыталась выдавить из себя улыбку.

— Мы можем идти?

Джем кивнул. Ему казалось, что у него в груди поворачивается нож.

Он запер входную дверь, чувствуя, как за спиной дрожит Элоиз. Какой удобный повод обнять ее и поцеловать. Вместо этого он выдавил из себя улыбку.

— Поехали.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Элоиз закрыла журнал «Имидж» и чихнула. Она заболевала. Голова трещала, в горле першило.

Джем получил престижную премию, и его фото появилось в журнале. Его лицо, глядящее с глянцевой страницы, напоминало о том, что произошло. А ей не хотелось вспоминать.

Это было ужасной ошибкой.

Она поцеловала его. Или он поцеловал ее. Неважно, кто первым перешел невидимую грань. Факт остается фактом — они целовались.

И теперь ничего нельзя исправить. Она всегда будет помнить, каково ей было в его объятиях, вспоминать, как он нежно произносит ее имя.

Элоиз свернулась калачиком на софе. Лоренс был прав. Он говорил о себе и маме, но это относилось и к ней. Малое решение привело к большим изменениям в жизни.

Она могла бы отказаться и не поехать на день рождения к отцу. Могла сразу же уехать и не гулять по саду. Могла не входить в дом Джема, не позволять ему готовить омлет и не пить вино.

Такие простые и незначительные вещи. Каждая из них влечет за собой последующую.

Лоренс сказал, что все изменилось с той минуты, когда он поцеловал маму. Это стало отправной точкой… Они могли бы тогда расстаться, но не сделали этого.

А Элоиз сделала. Она ушла.

Единственно правильное решение. Элоиз знала, как поступают в мире Джема, а мама не знала.

Это закрытый мир. Там важно, кто был твой отец, твой дед. Люди связаны между собой. Там царят династии.

Они не женятся на девушках, живущих в муниципальных домах. Они могут спать с ними, использовать, но никогда не пойдут дальше.

Она этого не хочет. Джем Норланд — красивый мужчина. Сексуальный. Очень, очень сексуальный. Но ей не нужно то, что он может ей предложить. Она не позволит себе любить его. Значит, единственный выход — это уйти.

Она не хочет такой жизни, как у мамы. Она знает, что это такое, и отвергает. Тяжкая дорога не для нее. Джем Норланд ей не подходит. Элоиз не принадлежит к его кругу и никогда не будет принадлежать. И не нужно об этом думать.

Элоиз села, сжимая в руке платок. Голова гудит, нос заложен. Она чувствует себя ужасно. Так жалко себя.

Сегодня ей исполнилось двадцать восемь, и она одинока. Она только делает вид, что все идет как надо.

Тут зазвонил домофон.

Джем! Она без сил прислонилась к двери и закрыла глаза.

Нет, нет, пожалуйста! Только не это! Чего он хочет? Зачем он здесь?

Она собралась с силами и ответила:

— Уходи. Я больна.

— Меня прислал Лоренс.

Его прислал Лоренс. Он здесь потому, что у нее день рождения и его прислал Лоренс. Только и всего. А она надеялась… Как глупо!

— Я больна, — повторила Элоиз.

— Он передал подарок для тебя. — И после паузы: — Элоиз, открой дверь. На улице дождь.

Она нажала на кнопку. Потом с ужасом огляделась. Везде были разложены папки с мамиными бумагами, которые она пыталась разобрать. Пустые кофейные чашки стояли повсюду, на диване валялось старенькое одеяло.

Она сгребла в кучу использованные носовые платки и бросила взгляд в зеркало. Некогда приводить себя в порядок. Джем уже подходит к двери.

Элоиз поправила халат и чуть-чуть приоткрыла дверь.

— Я больна. Уходи.

— Это заразно?

— Да.

— Тогда не дыши на меня, — сказал он, распахивая дверь. — Отодвинься. Я не собираюсь проталкивать подарок Лоренса в щель.

Элоиз пришлось смириться. Она позволила ему войти.

— Ты выглядишь ужасно.

— А чувствую себя еще хуже. — Она села на диван и прижала к носу платок.

— Кто за тобой ухаживает? — Джем нахмурился.

— Я сама. Так поступают все большие девочки.

Как здорово снова увидеть его! Он выглядит намного лучше, чем на фото в журнале. Она уже успела позабыть, какой он высокий и какие голубые у него глаза…

Когда они виделись в последний раз, она его поцеловала. Ее пальцы ласкали его густые черные волосы, а тело прижималось к его телу.

Элоиз наблюдала, как Джем расстегивает куртку и вешает на стул. Он уселся напротив нее и приложил холодную руку ей ко лбу.

— У тебя нет температуры?

— Мне холодно. Ничего страшного. — Элоиз поплотнее запахнула халат и скрестила ноги. — Если хочешь выпить, налей себе сам.

— Ясно. — Он отправился в кухню.

— Впрочем, я могу и сама. Чего ты хочешь? — Она поднялась с дивана, направляясь вслед за ним.

— Лучше кофе, если не сложно.

Она поставила чайник.

— Я хочу сделать себе горячего чаю с лимоном. Кофе только растворимый.

Джем стоял в дверях, наблюдая, как она насыпает кофе в чашку.

— Иди в комнату, я принесу тебе, — сказал он.

— Я слишком слаба, чтобы спорить.

Она как-то не подумала, что Джем появится на этой неделе в Лондоне, чтобы получить награду.

Элоиз свернулась поудобнее в уголке дивана и закрыла глаза. У нее не было сил.

Джем поставил поднос на деревянный сундук.

— Будь осторожна, напиток очень горячий.

— Поздравляю тебя с наградой.

— Спасибо.

Он словно ощупывал глазами ее тело. Она почувствовала жар тревоги, ее нервировало его присутствие.

— Почему ты не отвечаешь на мои звонки?

Все, связанное с ним, пугало ее. Все, связанное с любовью и потерей, тоже пугало. Это хуже боли.

— Я была занята.

— Но с Лоренсом ты разговаривала.

— Да.

Джем сел напротив нее и принялся пить кофе.

— И с Белиндой.

— Она сама позвонила мне. Она приезжала в Лондон, и мы вместе пообедали.

— Как все прошло?

— А что говорит она?

— Что пришла в себя.

— Правда? — Глаза Элоиз блеснули. — Это хорошо. Просто здорово. Я так рада.

Она полюбила Белинду. Уже привыкла к мысли, что у нее есть сестра.

— Лоренс доволен.

Элоиз улыбнулась, забыв обо всем, кроме услышанной радостной новости.

— Будем надеяться, что она сумеет справиться.

— А как ты? — мягко спросил Джем. Она улыбнулась шире.

— Отлично. Если не считать холода.

Джем глядел, как двигаются ее пальцы. Она так привлекательна, несмотря на болезненный вид и растрепанные волосы. Она источает сексуальность, и это смущает его.

И пугает тоже, если быть честным. Всю свою взрослую жизнь он избегал близких сердечных отношений. Лоренс многое сделал, чтобы залечить психологическую травму, полученную им в детстве, но страх предательства до сих пор живет в душе.

Элоиз немного подвинулась на диване, мелькнули ее длинные красивые ноги. Джем отвернулся.

Его больше не удивляло, почему Лоренс влюбился в Нессу. Этому невозможно противостоять, как зову сирены. Всякий раз, оказываясь рядом с Элоиз, он слышит этот зов. Пронзительно прекрасный.

Нужно отдать ей подарок Лоренса и свой собственный — и сразу уйти.

Так будет лучше. Джем достал пакет.

— С днем рождения, — сказал он. — Лоренс просил передать тебе это.

— Мне? Подарок для меня?

Джем наблюдал, как недоверие Элоиз сменяется удовольствием. Неужели она так одинока?

— Что это?

— Открой.

Элоиз сняла блестящую серебряную бумагу.

— Ты говоришь по-французски? — спросил он, глядя на ошеломленное выражение ее лица, когда она увидела название книги, которую ей прислал отец.

— Не слишком. — Она пригладила волосы. — Недостаточно, чтобы с этим справиться.

Джем сел напротив.

— Это история Элоизы и Абеляра.

Элоиз сидела, держа в руках книгу словно драгоценность. Ее лицо смягчилось и приняло такое выражение, которого Джем прежде не видел. Он впервые понял, как много для нее значит Лоренс, семья. Какое это счастье — внезапно найти человека, который даст тебе тепло, поддержку.

Элоиз это необходимо. Так же, как и ему.

— Кто они?

Джем медленно отпил кофе.

— Элоиза — восемнадцатилетняя племянница и приемная дочь священника Фулберта, жившего в Париже в одиннадцатом веке.

— А кто такой Абеляр?

— Пьер Абеляр — ее учитель и философ. Он был намного старше, лет сорока.

— Мама назвала меня так из мести, разве нет?

— По-моему, Лоренс придерживается другого мнения. Он считает тебя, скорее, посмертным даром.

Дар? Может, потому мама и оставила письмо со своей последней волей? Хотела ли она, чтобы дочь встретилась с отцом?

Романтично, но верится с трудом. Мама не собиралась умирать, а Лоренс был… был значительно старше ее. Вряд ли ей приходило в голову, что он ее переживет.

Элоиз знала поэму, она часто перечитывала ее после визита в Суссекс. Элоиза из поэмы Поупа всю жизнь стремилась увидеться с мужчиной, с которым ее насильственно разлучили. Хотела ли этого Ванесса?

Элоиз никогда не думала, что мама уйдет так рано. Хотелось задать ей множество вопросов, на которые она не знает ответа.

Она беспомощно взглянула на Джема и заплакала.

Элоиз даже не заметила, как он оказался рядом. Она только почувствовала, что он обнял ее и крепко прижал к себе. Она прильнула к нему, словно к спасителю.

Джем осторожно гладил ее по голове, а она лежала неподвижно, свернувшись клубочком в его объятиях. Ей представлялось, что так лежит человек, выброшенный штормом на берег моря, внезапно оказавшись в безопасности и покое.

Она перестала плакать, и Джем почувствовал это, так как его рука, гладившая волосы, замерла. Потом он пошевелился, но только для того, чтобы поудобнее устроиться, а она положила голову ему на плечо. Элоиз расслабилась, ощущая себя рядом с ним защищенной.

— Как ты себя чувствуешь?

Элоиз уже забыла про озноб, забыла обо всем, только слышала ритмичное биение его сердца.

— Извини… — начала она.

— Не надо.

Она замолчала, понимая, что Джем имеет в виду. Они оба зашли слишком далеко, извиняться теперь поздно.

Какой он глубоко чувствующий, сострадательный. С самого начала он подарил ей ощущение опоры в жизни. И сейчас тоже. Она чувствует себя в безопасности. Защищенной. Любимой.

Любимой. Элоиз вдруг поняла, что это так.

Как это произошло? Неужели действительно слишком поздно?

Каждый маленький шажок делался незаметно, бессознательно. Она думала в основном об отце, не обращала внимания на мужчину, находящегося рядом с ней.

Джем.

Она любит его.

Элоиз лежала на его груди, не осмеливаясь пошевелиться. Она молчала, его руки обнимали ее. Она должна запомнить эти мгновения.

Потом он уйдет, и она опять останется в одиночестве. Так и будет, потому что она не может пересечь линию, разделяющую их, вторгнуться в его мир. Она не рискнет быть отвергнутой.

— Я еще не отдал тебе свой подарок, — мягко сказал Джем.

— Разве?

Он потянулся к куртке.

— Я не знал, что подарить… но, увидев это, сразу подумал о тебе. — Он протянул ей квадратную коробочку.

Элоиз села. Она почувствовала себя уязвимой и боялась, что он заметит ее смятение.

— Это сделал мой друг.

Элоиз подняла крышку и увидела узкий платиновый браслет в виде виноградной лозы.

— Я не могу. Я… — Она почувствовала, как почва уходит из-под ног.

Изящная дорогая вещица. Такие драгоценности выставляются в витринах на Бонд-стрит.

— Надень. Это такой пустяк.

Пустяк, стоящий сотни фунтов. Элоиз позволила надеть браслет. Возможно, мама испытывала такое же возбуждение?

— С днем рождения.

— Спасибо, — тихо ответила она. Никогда прежде ей не дарили таких красивых вещей.

Она повернула браслет на руке. Вот и еще одно различие между ними. У Джема есть собственное миллионное состояние, а его отчимом является виконт.

А мама испытывала чувство безнадежности? Значит ли, что ее тоже ждет сердечная боль на всю жизнь?

Джем опять прижал ее к себе. Элоиз не сопротивлялась. Она этого хотела.

День угасал, они молча сидели в наступающих сумерках. Любое ощущение казалось значительным. Она чувствовала каждое его движение, прислушивалась к его дыханию, вдыхала его запах. Боялась пошевелиться, чтобы не разрушить волшебство.

Разве все это — ошибка? Может, и у мамы были те же ощущения? Не потому ли она забыла о больной и умирающей жене Лоренса и о Белинде, испуганной и одинокой?

А что чувствует Джем? Он ничего не говорит, просто обнимает ее. Возможно, он не испытывает к ней ничего, кроме простой симпатии.

Его низкий голос нарушил затянувшееся молчание.

— А теперь как ты себя чувствуешь?

— Лучше, значительно лучше. — Она всегда чувствует себя лучше, когда он рядом.

— Тебе надо поспать.

— Да.

Джем легонько поцеловал ее в макушку.

— Я лучше пойду.

Но в голосе слышалось другое. Он явно хочет, чтобы она попросила его остаться. И что тогда? Что станет с нею? Элоиз поплотнее запахнула халат.

— Голова еще тяжелая. Я, пожалуй, опять лягу.

— Не слишком веселое занятие для дня рождения. — Джем встал. — С тобой все в порядке?

— Все будет нормально. — Элоиз тоже поднялась. — Спасибо за подарок. Он такой красивый.

Джем поколебался, словно собираясь сказать нечто иное.

— Всегда рад. Обращайся, если понадобится.

— Поблагодари от меня Лоренса, когда будешь говорить с ним. Я позвоню ему, но… — Она немного растерялась под его настойчивым взглядом.

— Может, как-нибудь пообедаем вместе?

— Возможно, когда-нибудь, — подчеркнув «когда-нибудь», ответила Элоиз.

— Завтра я улетаю в Милан, но потом… мы должны встретиться.

— Это будет… замечательно. — Вряд ли это когда-нибудь произойдет. В реальной жизни Золушка будет несчастна во дворце с прекрасным принцем.

А если он действительно ее любит?

Нет, нет, предупредил ее разум. Она навсегда останется незаконной дочерью его отчима — никогда не будет достаточно хороша для него.

Джем отвел с ее лица волосы и улыбнулся.

— Ты выглядишь совершенно измученной. Тебе надо поспать.

— Я постараюсь, — кивнула она.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Элоиз проснулась, когда солнце вовсю светило сквозь занавески на узеньком окне. Может, ей все это приснилось? Но нет. Книга, которую прислал отец, лежала на сундуке, браслет Джема красовался на запястье.

Девушка взглянула на часы. Она проспала двенадцать часов. Горло перестало болеть, голова была ясной. Можно жить.

Элоиз пошла в кухню, приготовила себе мюсли, горячий тост и чашку чая.

Джем уже в Милане или на пути туда. Она согласилась пообедать с ним. То есть сделала еще один шаг в том направлении, куда двигаться не стоило.

Хотя нет, она хочет быть с Джемом. Он целиком завладел ее душой. Но существует реальность, от которой никуда не денешься. У них нет будущего.

У нее возникло ощущение рыбки, болтающейся на крючке. Медленно, но верно ее тянут из воды, и она ничего не может с этим поделать. Все попытки вырваться заканчиваются неудачей. Придется страдать.

Джем нежно смотрит на нее, но это не значит, что он ее любит.

А она его любит. Элоиз не хотела влюбляться. Так получилось. Теперь она понимает маму. Такова ее судьба, так сошлись звезды. Что ей остается? Только броситься в море страстей, вызванных Джемом.

Элоиз свернулась клубочком на краешке дивана и взяла папку с мамиными бумагами. Она задумчиво перебирала странички. Как их много. Мама всегда составляла список дел, которые ей предстоит сделать.

Она сохранила свои школьные дневники, всяческие абонементы, сертификат об окончании курсов машинописи. Зачем? Неудивительно, что дочь шесть лет не смогла со всем этим разобраться.

В коробке лежала папка с письмами. Корреспонденция аккуратно разложена в пачки по годам и перетянута резинками.

Элоиз сразу узнала почерк бабушки. По штемпелям было ясно, что письма посылались, когда мама была беременна. Элоиз отложила эти письма в сторону. Ей не хотелось их читать.

Письма в следующей пачке были написаны незнакомым ей почерком. Элоиз сняла резинку и открыла первое письмо. Его написала маме в аббатство подруга по имени Дженис.

Элоиз не знала никакой Дженис. Возможно, их дружба прекратилась сама по себе, когда мама решила поселиться с ребенком в Бирмингеме.

Это были легкомысленные письма, полные подробностей, интересных девятнадцатилетней девице. Описание вечеринок и новых платьев.

Элоиз глотнула чаю и взяла следующее письмо. Никакого упоминания о Лоренсе.

Письма притягивали Элоиз, вызывали любопытство, как чтение чужого дневника. Знаешь, что нельзя, но…

Она немного поколебалась, достав письмо, отправленное в Бирмингем. Значит, мама уже была беременна. Элоиз вынула тонкий листок. Тон Дженис изменился. Казалось, она не знает, о чем писать.

И тут Элоиз наткнулась на строчку, которая выбила у нее из-под ног почву. Единственная строчка, но она обладала разрушительной силой бомбы.

«Ты должна знать, кто отец твоего ребенка».

Слова показались бессмысленными. Элоиз торопливо открыла следующее письмо. Знать бы, что ответила мама. Она бегло просматривала послание, в котором перечислялись даты, указывалось, кто, где и с кем был. И вдруг наткнулась на имя какого-то Патрика Макмагона, матроса.

О господи, нет! Кровь отхлынула от лица, тело заледенело, когда она все поняла.

Мама уехала из аббатства девятнадцатого, а Патрика встретила двадцать второго. Возможно ли это? Значит, у мамы было два любовника? И она на самом деле не знала, кто отец ее ребенка.

Из слов Дженис следует, что ей известно, кого бы мама хотела считать отцом. Может, поэтому она никогда ни о чем не рассказывала дочери? И не встречалась с Лоренсом после смерти его жены?

Теперь ясно, почему она оставила письмо. Если бы не несчастный случай, Лоренс должен был бы умереть раньше Несси. Возможно, она думала, что гораздо лучше рассказать дочери об отце, которым та могла бы гордиться.

Мысли, вопросы, воспоминания пронеслись в голове.

Элоиз поняла, как много потеряла. Теперь она снова лишена отчего дома, не знает, кто же на самом деле был ее отцом — Лоренс или другой мужчина.

Когда прошел первый шок, Элоиз испытала острую боль и заплакала.

Лоренс. Она полюбила его, как отца. Ей хотелось, чтобы именно он и был им. У нее вновь возникло чувство, что ее бросили.

До этого момента она не понимала, как нужна ей семья: отец, сводная сестра, сводный брат. Невозможно передать словами, как тяжело, когда рядом нет близких.

Элоиз окаменела, лицо заливали слезы. Ей казалось, что она уже все испытала, но это…

Она обязана сообщить Лоренсу. Он не должен считать ее своей дочерью, ведь возможно, что это не так. Нужно позвонить ему, поблагодарить за подарок и сказать…

Господи! Она не сможет этого сделать. Но выбора нет. Она не имеет права скрыть от него эту новость.

А знает ли Лоренс что-нибудь о Патрике Макмагоне? Вряд ли. Патрик появился, когда Несса уехала из аббатства.

Неужели мама настолько потеряла рассудок, чтобы сразу лечь в постель с другим мужчиной? Элоиз не отважилась строить предположения. Что она может знать?

Дрожащая Элоиз поднялась и убрала письмо в сумочку. Сейчас нужно не размышлять, а действовать. Надо немедленно отправиться в Суссекс. Она сама сообщит это Лоренсу, глядя ему в глаза.

— Диадему для венчания Лили Бамберс с этой рок-звездой поставлял, кажется, «Гулливере». Как, кстати, зовут певца? — спросила Касси.

— Гарт Раймон.

— Вот-вот. Терпеть не могу его музыку. Ты идешь?

Элоиз кивнула. Ничего не поделаешь, работа есть работа. Она кое-как справилась с переживаниями последних двух недель.

— Каждый бриллиант в диадеме безупречен. Стоит безумных денег… Здесь должны появиться многие известные личности… что прекрасно для журнала.

Следуя за начальницей, Элоиз напоминала себе об этом. Журнал. Ее карьера. Ее будущее.

Касси права. Каждый, кто что-нибудь значит, сегодня будет здесь. Папарацци тут как тут.

Калеб, фотограф «Имиджа», присланный на открытие магазина «Гулливере», сиял от счастья, снимая светскую публику.

Элоиз шла по красной ковровой дорожке мимо девушек в коротеньких юбочках.

Она увидит его, Джема.

Он вернулся из Милана. Она скучала без него, сильно скучала. И вот он. Его голубые глаза вспыхнули, когда он увидел ее в толпе приглашенных.

Внезапно мир вокруг стал ярче — только потому, что Джем здесь. Элоиз ожидала, что вечер будет скучным, но теперь ей показалось, что это не так.

Джем выглядел среди светского общества своим человеком. Он рожден для этого.

Элоиз тоже находится в этом обществе, хотя ее белый брючный костюм взят напрокат до утра. А бриллиантовые серьги нужно вернуть до ухода из «Гулливере».

— Привет!

— Привет, — радостно откликнулась Элоиз, но сердце отозвалось болью. Она заметила порез на его щеке, седину в густых черных волосах. Ей нужно столько рассказать ему. О том, что она нашла письма. О Лоренсе. О своей неудачной попытке узнать что-либо о Патрике Макмагоне. Но нужные слова не находились. Достаточно того, что он здесь. Еще будет время объясниться. Поделиться переживаниями во время длинного разговора с Лоренсом. Хотя, возможно, Джем уже все знает.

Джем наклонился и поцеловал ее в щеку. Такими же поцелуями обменивались гости по всему залу, но Элоиз показалось, что ее ударила молния.

Она любит его.

И внезапно она поняла, что не сможет этого изменить, даже если захочет.

Возможно, так думала и мама, и дорого заплатила за свою любовь. Но значит ли это, что и Элоиз ждет та же судьба?

Мама сделала неверный выбор. Поступи она по-другому, смогла бы встретиться с Лоренсом, когда через несколько месяцев умерла его жена. Возможно, очень возможно, жизнь дочери будет совершенно иной.

— Мне нужно поговорить с тобой, — сказал Джем.

— Мне тоже. — Тяжелое объяснение, но сделать это необходимо.

Краем глаза она увидела, что к ним подходит Белинда, и повернулась к ней. Лоренс прав. Пусть они не сестры, но это уже не имеет значения. Между ними все равно всегда будет существовать духовная связь.

Та выглядела просто невероятно: новая стильная стрижка, потрясающий наряд. Трудно узнать в ней прежнюю Белинду. Джем даже присвистнул от удивления.

— Ты смотришься потрясающе!

— Мне помогли. — Она протянула Элоиз руку. — Элоиз — гений.

— Ничего особенного, у Белинды отличная фигура, ей может позавидовать любая модель.

— Как проходит лечение? — поинтересовался Джем.

— Нормально.

— А Пьер?

Ее лицо на мгновение омрачилось.

— Он — с Корин Рисборо… Я всегда знала. Просто настало время, когда я перестала притворяться, что мне это неизвестно.

Джем изумленно посмотрел на Белинду.

— Думаю, все это знали. Он не слишком таился. — Она помахала женщине в другом конце зала. — Увидимся позднее. Мне нужно поговорить со знакомыми.

— Я не поверил, когда Лоренс рассказал мне. — Джем глядел вслед сводной сестре.

— Ну, пока с ней еще не все в порядке.

Джем умолк, и Элоиз затаила дыхание, ожидая, что он скажет еще. От этого многое зависело. Не упрекнет ли он ее за то, что она не разобрала мамины бумаги, прежде чем писать Лоренсу? Она и сама себя в этом винила, но не жалеет, что так вышло.

Однако ей пришлось многое пережить.

Касси предупреждала, чтобы она не наделала глупостей, когда Элоиз наконец поделилась с ней. Теперь необходимо выяснить мнение Джема.

Лоренс и мама были любовниками. Это факт. И есть вероятность, что она все-таки его дочь…

— Вы Элоиз Лоутон? — услышала она женский голос.

Элоиз отвела взгляд от Джема и увидела… Софи Вестбрук. Она сразу узнала маленькую блондинку, хотя видела ее лишь однажды и издалека.

Ее наряд был таким же дорогим, как и прежде. Кажется, очередное произведение Юсефа Атта. Стилизованный кафтан с вышитым на нем павлином являл собой вершину мастерства. Отлично сидящие джинсы стоили не меньше тысячи фунтов.

— Да, это я.

— Я так и думала. Мне нравится ваша колонка. — Софи взяла Джема под руку, не спуская с него глаз. — А я все думала, куда ты делся, дорогой, — произнесла она воркующим голосом.

Фамильярность девушки подействовала на Элоиз, словно раскаленный утюг.

Софи Вестбрук — знатного происхождения. Она из тех женщин, которые годятся в жены Джему Норланду. Она молода, красива и явно обожает его. Чего же более?

Элоиз — неподходящая партия. Только в сказках пасынок виконта может влюбиться в простую девчонку. Она лишь на мгновение позволила себе забыть об этом.

— Я постоянно покупаю «Имидж». А это от Юсефа Атта, — похвасталась Софи своим нарядом.

Элоиз напомнила себе, что следует быть амбициозной, делающей карьеру молодой женщиной, и заставила себя вернуться к профессиональным обязанностям.

Отец Софи владеет основным пакетом акций «Вестбрук и Дайер». Касси говорила, что он миллионер и его все знают. Нужно обращаться с Софи тактично и осторожно, подумала Элоиз и улыбнулась.

— Я лучше пройдусь. Желаю вам хорошо провести время. — И ушла, оставив их вдвоем.

Через некоторое время в дверях ее перехватил Джем.

— Куда ты собралась?

— На выход.

— Почему?

Элоиз безмолвно поглядела на него. Он явно ничего не понимает.

— Возвращайся к Софи.

— Софи — подружка Эндрю. — Он взял ее за руку. — Лорда Эндрю Харлингтона, моего приятеля.

— Он твой приятель?

— Ты решила, что мы с Софи… — Джем улыбнулся.

— Возможно.

— Исключено. Я целовал тебя. Что ты об этом думаешь?

— Мужчины всегда так делают. Особенно представители твоего класса.

— Класс, мой… — Он запнулся на мгновение. — Никогда не встречал такого извращенного снобизма.

Элоиз почувствовала странное смущение.

— Хотя это забавно.

— Неужели?

— Времена, когда господа забавлялись со служанками, давно миновали.

Он откровенно потешался, и она залилась краской.

— Но мы обсудим это позднее. — Джем погладил ее по щеке.

Элоиз радостно взглянула на него.

— Я лучше пройдусь.

Он отступил на шаг.

— Не пытайся ускользнуть без меня, я скоро вернусь.

Элоиз и не собиралась этого делать. Она глядела, как он пробирается сквозь толпу, испытывая нервное возбуждение и… радость. Она уже почти поверила в мечту. Это, скорее всего, возможно.

Следующие полчаса прошли в полном оптимизма ожидании. Она чувствовала себя розой, распускающейся подсолнечными лучами.

Она заслужила одобрение Касси, сумев потолковать минут десять с нужными людьми. Все складывалось отлично.

И тут она увидела Пьера Атертона под руку с интересной стройной женщиной.

Элоиз поискала взглядом Белинду и заметила, как на лице той промелькнуло горестное выражение. Как он посмел привести Корин, зная, что встретит здесь свою жену! Подавляя желание высказать Пьеру все, что она о нем думает, Элоиз быстро направилось к Белинде.

Белинда мгновение стояла неподвижно, а затем судорожно сглотнула и бросилась к выходу. Элоиз растерянно глядела ей вслед.

Она хотела последовать за ней, но вспомнила, что в ушах у нее дорогие бриллианты, принадлежащие «Гулливерс». Элоиз понадобилось некоторое время, чтобы найти служащего и сдать их. Затем она отдала Касси сумочку. И только тогда вышла в ночь вслед за Белиндой.

У входа стояли группки курящих и потягивающих шампанское людей. Белинды среди них не было. Элоиз огляделась и кратчайшим путем двинулась к метро. Вряд ли Белинда поедет на автобусе.

Белинды нигде не было, и Элоиз решила вернуться к «Гулливерс».

Она случайно заглянула в боковую аллею и разглядела сначала платье Белинды, а потом поняла, что происходит. Трое юнцов окружили женщину.

— Белинда, — позвала Элоиз, увидев, что один из нападавших прижал жертву к стене, и побежала. — Белинда! — громче закричала она. — Помогите кто-нибудь!

Это был мгновенный импульс. Элоиз не думала об опасности или возможных последствиях для себя. Она думала только о Белинде.

— Помогите! — опять закричала Элоиз. Двое нападавших бросили жертву и побежали. Третий двинулся к ней.

Проходя, он схватил ее за плечи и швырнул к стене. Его рука потянулась к платиновому браслету на запястье.

Элоиз мгновенно вспомнила все, чему ее учили на курсах самозащиты. Недаром она провела там столько времени. В голове зазвучали слова преподавателя: «Нужно действовать, нельзя стоять».

— Нет! — закричала она, собрав все силы. И в ту же минуту с силой ударила его каблуком.

Юнец закричал от боли, послышались ругательства, многие из которых ей были раньше неизвестны.

И она освободилась. Он побежал в сторону проспекта. Элоиз глянула ему вслед и бросилась к Белинде, лежавшей на земле.

— Белинда? — Элоиз опустилась на колени рядом с ней, забыв о своем белом костюме.

По лицу Белинды текли слезы. Она страдальчески глядела на Элоиз.

— Ты оказалась такой храброй.

— Ерунда. Они ничего тебе не сломали?

Белинда покачала головой.

— Не думаю. Им было нужно мое обручальное кольцо.

Элоиз услышала голоса и топот ног. Она в тревоге повернула голову и с облегчением увидела Джема.

Джем быстро оглядел Элоиз и склонился над сестрой.

— Ты можешь встать?

— Не думаю. — Она плакала не переставая. Шок, поняла Элоиз. Она хотела отойти, но Белинда позвала ее.

— Что случилось? — Джем вопросительно глядел на Элоиз.

— На нее напали грабители. Когда я подбежала, двое уже скрылись.

— А третий?

— Элоиз ударила его.

Он перевел взгляд на Элоиз.

— Вы обе сумасшедшие.

— А что мне оставалось делать?

— Воспользоваться мобильником, — коротко бросил он.

Элоиз насмешливо показала пустые руки.

Джем достал телефон и дал краткие исчерпывающие указания, как их найти. «Скорая» должна была прибыть с минуты на минуту.

Теперь, когда все закончилось, Элоиз почувствовала, что силы покидают ее, наступила реакция.

Хорошо, что «скорая» уже едет. Белинда сильно побледнела. У нее явно сотрясение мозга.

Как здорово, что Джем с ними. Его спокойный голос помогает Белинде. Элоиз вспомнила, как он держал ее, когда ей было трудно дышать.

Кажется, это было давно, а на самом деле прошло всего несколько месяцев.

Приехала «скорая», потом полиция. Белинда была почти без чувств и ничего не могла им рассказать.

Все внимание сосредоточилось на Элоиз, и она подробно поведала, что произошло, и согласилась сделать заявление в полицию завтра утром.

— Тебе тоже нужно в больницу. Пусть посмотрят. — Джем взял ее под руку.

— Со мной все в порядке.

— Элоиз…

— Со мной все в порядке. Я очень хочу домой. Поезжай с Белиндой.

Джем ничего не ответил. Сначала он сделал краткий звонок по мобильному.

— Вам лучше проехать с нами, мисс, — предложил подошедший врач.

Элоиз отказалась, ей хотелось, чтобы ее оставили в покое. Джем стоял рядом с ней.

Врач не уходил.

— Меня только прижали к стене. Это всего лишь царапина. — Она показала на лицо.

— Ее нельзя оставлять одну, — настаивал врач.

— Я останусь с ней, — сказал Джем.

— А как же Белинда?

Джем снял пиджак и накинул ей на плечи. Тут Элоиз почувствовала, что дрожит. И опять вспомнилась их первая встреча. Тогда и в голову не приходило, что она может его полюбить.

— Мама сейчас в Лондоне. Я позвонил ей, она встретит Белинду в больнице.

— А-а, — выдавила Элоиз. Теперь ей не о чем беспокоиться.

— Тебе еще что-нибудь нужно у «Гулливерс»?

Элоиз попыталась сосредоточиться.

— У меня была сумочка. Такая маленькая, белая, — припомнила она. — Я отдала ее Касси.

Джем положил руку ей на талию, обнял и повел. Она с трудом передвигала ноги.

Касси стояла у входа в «Гулливерс», держа в руке сигарету. Увидев Элоиз, она воскликнула:

— Что с тобой?

— Ты бы посмотрела на того парня, — попыталась пошутить Элоиз.

— Она бросилась на выручку женщине, которую пытались ограбить, — пояснил Джем. — Я отвезу ее домой.

— Может, нужно осмотреть твою рану? — спросила Касси, бросая сигарету. — Она мне не нравится.

— Это просто царапина.

— Не похоже, — возразила Касси. — Может, у тебя сотрясение мозга?

— Нет, я…

— Я уже сказал, что побуду с ней, — вмешался Джем. — Мы вернулись только за ее сумочкой.

Касси протянула сумочку. Элоиз заметила любопытный взгляд ее серых глаз, но была слишком слаба, чтобы отреагировать на него.

Значит, Джем вызвал Марию в госпиталь, а сам остался с Элоиз. Она опять почувствовала прилив оптимизма.

Она уже забыла о своих сомнениях и страхах. Вместо них появились спокойствие и радость. Уверенность, что случится что-то хорошее.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Джема мучили противоречивые чувства: смесь благодарности к Элоиз, спасшей Белинду, гордость за нее и страх при мысли о том, что с ней могло произойти.

Ледяная статуя превратилась в разъяренную тигрицу. Слава богу, все закончилось благополучно. Она опять стала прекрасной сиреной. Лишь расцарапанное лицо и перепачканные брюки хранили следы происшедшего.

Он вызвал такси, торопясь доставить ее домой.

— Тебе не нужно оставаться. У меня нет сотрясения мозга.

— Я обещал. Откуда ты узнала, что Белинда попала в беду?

— Случайно. Я заметила, как Пьер пришел с Корин, и увидела Белинду, выбежавшую из зала. Ей нельзя было оставаться одной.

— А как ты ее нашла?

— Мне просто повезло.

— Тебя могли ранить, — тихо заметил Джем. Такси остановилось у дома, где жила Элоиз.

Джем решил, что войдет, не спрашивая разрешения. У Элоиз могло оказаться сотрясение мозга, он должен остаться с ней, несмотря на возражения.

В ее маленькой квартирке на этот раз царил порядок. На столике стояли цветы.

Элоиз скинула туфли и осмотрела левый каблук.

— Кажется, я его сломала, — с улыбкой заметила она. — Надеюсь, парню я сломала ногу.

— Ты ударила его по ноге?

— Да. Удар каблуком очень болезненный. Хорошо бы вставить в каблук стилет. Было бы эффективнее, — с сердитой решимостью добавила она. — Зато он от меня отстал.

— Еще бы!

— Вообще-то я неплохо справилась, — улыбнулась Элоиз. — Не забыла, чему меня учили. Никогда заранее не знаешь, как поступишь в стрессовой ситуации.

Да, не знаешь. Джем был с ней полностью согласен. Он внезапно почувствовал себя застенчивым подростком. Ему так много нужно было сказать ей, объяснить, но он неожиданно испытал болезненную неуверенность и скованность, не зная, с чего начать, как выразить чувства, переполнявшие его.

Он сам себя до конца не понимал. Должно быть, это любовь. Кто знает наверняка, как она выглядит?

У его отца — грубость и сила, у отчима — дружелюбие и одобрение.

А у него? Но надо идти до конца.

Элоиз помогла ему.

— Я приму душ. Чувствуй себя как дома, если уж ты намерен остаться.

Элоиз оставила его одного. Он задернул шторы и включил бра.

Слушая шум льющейся воды, Джем представлял, как она стоит под душем, и ждал ее возвращения.

Коробки с мамиными бумагами отсутствовали. Значит, она закончила их разбирать. Он повернулся на звук ее голоса.

— В холодильнике есть немного вина. Бокалы в шкафу.

Джем достал белое сухое вино и с трудом отыскал бокалы.

— Хочешь, чтобы я открыл?

— Штопор в нижнем ящике слева.

Порывшись в шкафу, он обнаружил штопор. Элоиз была одета в короткое кимоно. Мокрые волосы потемнели, на лице без макияжа царапина стала заметнее.

Джем внутренне заволновался. Уверенность, что он себя контролирует, оказалась иллюзией. Он хотел ее с первобытной страстью.

Она прочитала это в его глазах и быстро отвернулась со словами:

— Лучше пойду оденусь.

— Я разолью вино, — смущенно пробормотал он.

Элоиз снова появилась — в мягком джерсовом платье, соблазнительно обтягивавшем тело. Мысль, что его можно снять одним движением, ударила Джема, словно молот… Джем протянул ей бокал.

— Благодарю. — Ее глаза блестели. Волосы начали подсыхать и приобретать золотистый оттенок. — После душа мне стало намного лучше.

— Надо полагать. — Он прошел вслед за ней в комнату. — Где ты научилась так защищаться?

— Я прошла курсы. — Элоиз уселась на диване. — Еще в университете.

— Очень разумно. — Он сел с другого края.

— Однажды на меня попытались напасть. — (Он молчал, ожидая продолжения.) — Я возвращалась после вечеринки. Было темно и пустынно. Я сочла, что ничего страшного. Забеспокоилась, только услышав сзади шаги. Но продолжала идти. Потом шаги стали быстрее. Я встревожилась, перебежала через дорогу. — Она криво усмехнулась, словно хотела смягчить свое повествование, представив его в шутливой форме. — Вообразила себе, что я — невидимка.

Джем слушал ее, представляя, как все происходило. Его удивили собственные ощущения. Он испытывал гнев, думая, что кто-то посмел напасть на Элоиз. Его Элоиз.

Чувство собственника удивило его, многое напомнило. Опять появился глубоко спрятанный страх, что он может оказаться похожим на своего отца.

И тут он взглянул на ее лицо, на котором было написано, что он небезразличен ей. Элоиз с нежностью глядела на него, словно говоря, что с ним она в безопасности.

Он хотел для нее лучшего. Он хотел для нее самой полнокровной жизни, которая только возможна. Он хотел, чтобы она была счастлива.

Ведь это не власть. Не собственничество.

— И что случилось? — подсказал Джем.

— Мне повезло. Я побежала по мостовой, он стал меня настигать, но вдруг из-за угла выехал автобус.

— Автобус?

Она утвердительно кивнула.

— Ночной автобус. Водитель меня заметил и замедлил ход, а один из пассажиров помог войти. Очень повезло.

Джем взял Элоиз за руку и сжал ее пальцы. Они были гораздо бледнее его загорелой кожи.

— Очень повезло. — Он пристально взглянул в ее карие глаза. Так пристально, что сумел разглядеть янтарный ободок зрачков. — Тебе следовало взять такси.

— Не было денег, — грустно ответила она. Джем отдал бы последний пенс, чтобы спасти ее. Может, это и вправду любовь?

Он всегда считал, что женщин к нему привлекают деньги, а потом уже он сам.

Джем взглянул на ее пухлые, слегка подрагивающие губы и вдруг все понял.

Элоиз хочет его. Несмотря на все страхи, мешающие ей.

И помоги ему, господи, он тоже хочет ее.

Ничто не имеет значения. Ни Лоренс. Ни Несса. Ни Белинда. Важно лишь то, что он нашел женщину, которую волнуют не его деньги, а он сам.

А его волнует она.

Наконец Джем понял, почему решил показать Элоиз перестроенный амбар. Он хотел разделить с ней свое ощущение дома, посмотреть на один и тот же пейзаж.

Ему нужно, чтобы она жила там, и тогда это был бы настоящий дом.

Он медленно притянул ее к себе. Тут не было ничего случайного. И это его пугало. Если он сейчас займется с ней любовью, он не сможет ее бросить. Это вопрос доверия.

Его к ней и ее к нему.

Пристально глядя в ее глаза, он прочитал в них свой собственный страх.

— Доверься мне, — тихо попросил Джем.

Он понимал, что говорит это скорее для себя, чем для нее.

Доверься мне.

Элоиз взглянула на него, словно ища поддержки, потом улыбнулась.

— Я верю тебе.

Она притянула к себе его голову. Он прикоснулся к ее губам, и ему показалось, что мир взорвался.

Он помнил, как коснулся пальцами маленького бантика на ее платье, потянул за кончик, и бант развязался.

Он почувствовал легкое сопротивление Элоиз, небольшое напряжение, а потом она сдалась.

Это было мгновение совершенной эйфории. Он выиграл приз.

А потом и вовсе перестал думать. Голодными от страсти губами Джем искал ее губы, гладил ее тело, жаждал прикоснуться к ней.

Он расстегнул лифчик и увидел мягкие розовые соски, которые оказались прекраснее, чем можно себе представить.

И наконец Джем узнал, что такое любовь. Любовь без риска потерять доверие — ведь это была Элоиз. У нее нет никаких скрытых намерений. Никаких секретов. Никакой лжи.

Просто они были вместе.

Элоиз открыла глаза и взглянула на спящего рядом с ней мужчину. На его красивом лице отпечатался след от подушки, волосы взлохмачены.

Никогда он не казался таким сексуальным, подумала она, отводя густую прядь с его лица.

И он принадлежит ей.

Возможно ли такое?

Джем просил довериться ему, и она это сделала. Впервые с тех пор, как умерла мама, Элоиз поняла, что есть на свете человек, которому она может доверять.

Это чувство было ново и необычно, но она проснулась с ощущением абсолютного покоя и правильности того, что произошло. Душа была переполнена эмоциями.

Если они будут вместе, то в жизни придется многое изменить. Он ненавидит Лондон, она здесь работает. Но все это не имеет значения.

Она доверилась ему, чтобы им обоим стало лучше.

Джем открыл один глаз, и его лицо озарила улыбка.

— Ты здесь, — с восторгом и облегчением отметил он.

— Я здесь живу, — в ответ улыбнулась Элоиз.

— А что ты делаешь с мужчиной в своей постели?

Элоиз сделала вид, что размышляет.

— Кажется, он не хотел оставаться один прошлой ночью, и я подумала, что нужно проявить доброту и предоставить ему постель.

— Я не хочу проводить в одиночестве ни одну ночь.

— Да?

Он прижал к себе ее обнаженное тело.

— Хмм, да.

Элоиз с радостным удовольствием охнула, когда Джем поцеловал ее в шею и принялся ласкать.

— Вообще-то у меня обычно не бывает свободного места, — насмешливо шепнула она.

Джем игриво шлепнул ее.

Она перегнулась через него и взглянула на часы.

— Ты знаешь, сколько сейчас времени?

— Нет.

— Уже десять.

— Да-а, — протянул он и собрался опять лечь.

— Нам нужно навестить Белинду.

— Тогда я должен принять душ, — разочарованно простонал Джем.

— Полотенца в шкафу. Я пока приготовлю чай. — Элоиз поднялась.

Джем залюбовался ею. Он не отрываясь наблюдал, как она грациозно переступает своими потрясающими длинными ногами, как берет кимоно со стула и накидывает на свое стройное тело.

— Вставай, — бросила она ему.

Тело не слушалось, душа испытывала умиротворение. Ему очень не хотелось прерывать эти мгновения.

Однако эти мгновения останутся с ним навсегда. И будут другие такие же. Вся жизнь будет состоять из таких мгновений.

— Ты позвонишь в больницу? — спросила Элоиз, когда он вернулся в комнату.

— Возможно, Белинды там уже нет. Сомневаюсь, что ее задержат там надолго. — (Элоиз кивнула.) — А мы можем пойти в одно отличное кафе.

— Я думала, ты не знаешь Лондона. — Она протянула ему чашку с чаем.

— Ты удивишься, как много я знаю. — Джем подмигнул.

Она, смеясь, вышла, а Джем уселся на диван. Казалось, с его души сняли камень. Жизнь стала осмысленной. Он не представлял, что такое возможно.

Зазвонил телефон, стоявший на столике, и Джем засомневался, брать ли трубку. Раздалось три звонка, и включился автоответчик.

— Элоиз, ответь. Ты дома? — Молчание. — Это Касси. — Опять молчание. — Позвони мне сразу же, как придешь. Я хочу знать все об этом сексуальном боге. — (Джем глотнул чаю.) — У тебя есть двадцать четыре часа, чтобы позвонить мне, пока я никому не рассказала. Да, а что с письмами?

Джем представил себе, как она затягивается сигаретой.

— Элоиз? Ты сказала ему, что твоего отца зовут Патрик Макмагон? Позвони мне.

Касси отключилась. Джем озадаченно молчал. Он никак не мог уразуметь то, что услышал. Полная бессмыслица.

Полная бессмыслица. Элоиз вошла в комнату. Она оставалась все той же. Ангелом. Волосы отливали золотом в лучах солнца, платье с глубоким вырезом выгодно обтягивало стройную фигуру.

— Мне звонили? Мне показалось, я слышала голоса.

Джем поставил чашку и перемотал пленку. Пока повторялись слова Касси, он не отрываясь смотрел ей в лицо.

Она побледнела, глаза стали огромными.

— Джем, я… — начала Элоиз.

— Кажется, ты что-то должна мне рассказать. — Он не узнавал свой голос, в котором появились металлические ноты.

Она, не шевелясь, стояла у двери.

— Я… я собиралась все объяснить. Но не было подходящего момента. Это случилось, пока ты был в Милане.

Джем больше не мог этого выносить. Он поднял руку, требуя, чтобы она замолчала.

Его одурачили. Оказывается, Элоиз Лоутон — великая актриса. Другого слова не подобрать.

Она полностью преуспела. Джем был совершенно очарован ею. Как и Лоренс. Он поглядел на нее и почувствовал, что его прежнее чувство исчезло, уступив место своей противоположности.

Любовь и ненависть всегда рядом. Теперь любви не было, осталась только ненависть.

Горечь разочарования была велика. Он медленно избавлялся от иллюзий, и душу охватывала боль от ее предательства.

Джем ничего не сказал. Он встал, подошел к двери… и вышел, закрыв ее за собой. Он слышал, что Элоиз позвала его, но не остановился и даже не оглянулся.

Элоиз никогда не было так плохо, сердце ныло. Даже боль, которую вызвала мамина смерть, была несравнима с нынешней.

Она пребывала в состоянии безоблачного счастья, а теперь ее охватило безмерное отчаяние.

Если правда, что акт физической любви соединяет два сердца вместе, то теперь она испытала обратное. Ее сердце разрывалось пополам.

Она глядела из окна, как уходил Джем. Он ни разу не оглянулся. Не колебался. Ясно, что он решил ее бросить.

Джем повернул за угол, и в ней угасла последняя, слабая надежда на его возвращение.

Он даже не выслушал объяснений.

Джем предложил ей довериться ему, а сам не выдержал первого же испытании.

Элоиз включила автоответчик с сообщением Касси. Потом прокрутила его снова и снова.

Оно звучало отвратительно.

Но он должен был подождать, выслушать, что она ему скажет.

Слез не было. Она ничего не чувствовала. Просто неподвижно сидела, не веря тому, что произошло.

Он ушел. Бросил ее. Все кончено.

На столе, словно в насмешку, стояли две чашки. Единственный знак того, что Джем был здесь.

Она должна это пережить, она переживет, вынесет очередное испытание. Люди не умирают от разбитого сердца.

Элоиз оделась и вышла из квартиры. Воздух благоухал весной и… оптимизмом.

Она отправилась в полицию и оставила подробное заявление. Царапину на щеке сфотографировали, потом ей сообщили, что двое нападавших задержаны. В полиции не сомневались, что скоро будет арестован и третий.

Элоиз сказала, что всегда готова помочь. Потом на метро поехала в больницу к Белинде.

Сестра в приемной указала ей отдельную палату в конце коридора.

Улыбаясь, Элоиз вошла в палату, но улыбка сразу погасла, когда она увидела там Джема, сидящего у постели сестры.

Он поднял голову и, помрачнев, встал.

— Я уже ухожу.

— Ты не должен…

— Мне пора. — Джем торопливо поцеловал Белинду в щеку и тут же ушел.

Когда за ним закрылась дверь, Белинда обратилась к Элоиз:

— Твоя рана выглядит получше, чем моя.

— Да. — С этой раной все в порядке. Самая болезненная — та, которую нанес душе сводный брат Белинды. — Я была в полиции. Оставила заявление, — продолжала Элоиз, пытаясь улыбаться. — Они сфотографировали мое лицо.

— Они уже были здесь и меня тоже фотографировали, — кивнула Белинда. — Ты сказала ему? — (Элоиз вопросительно взглянула на нее.) — О письмах.

Пытаясь выиграть время, Элоиз занялась своей сумочкой.

— Я собиралась. Но на нас напали… потом одно событие цеплялось за другое.

— Джем отмалчивается — Белинда, попытавшись улыбнуться, тут же скривилась от боли.

— Он не стал меня слушать. Не сомневаюсь, он считает, что я действовала по заранее разработанному хитроумному сценарию. Не понимаю, почему он в этом так уверен. Какую цель я могу преследовать?

— Деньги, — скупо ответила Белинда. Элоиз ошеломленно взглянула на ее.

— Мне не нужны деньги.

— Я знаю. Он тоже знает, как мне кажется. — Белинда теребила простыню. — Дай ему шанс, Элоиз. Он исправится.

Она замотала головой прежде, чем Белинда договорила.

— Слишком поздно.

— Это ты так считаешь. Если бы ты знала Джема, когда он только приехал в аббатство. Это был такой противный мальчишка!

Неожиданно для себя Элоиз с интересом слушала ее рассказ.

— Он говорил тебе о своем отце?

— Немного. Сказал, что тот был драчун и обманщик.

Белинда сдавленно засмеялась.

— Вот то-то и оно. Руперт Норланд был тот еще тип. Мой Пьер по сравнению с ним — просто мать Тереза. Джем совершенно изменился. В нем уже не узнаешь того мальчика, каким он был в детстве. Но… — Белинда замолчала, подыскивая верные слова. — Дело в том, что… Джем очень недоверчив. Ему часто приходилось сталкиваться с ложью. Отец и Мария были изумлены, когда он встал на твою сторону. Джем глубоко любит лишь нескольких человек. Ты напугала всю семью, но он влюбился в тебя.

Элоиз отрицательно помотала головой. Если бы он по-настоящему любил ее, то не повел бы себя так сегодня утром, когда ушел без объяснений в момент безоблачного счастья.

— Он сильно тебя любит, — упрямо повторила Белинда. — Если бы меня кто-нибудь так полюбил… Только из-за своей любви он тебя обидел.

Элоиз нахмурилась. Против воли в ней зажегся слабый огонек надежды.

— Но я, кажется, не дочь Лоренса.

— Какое что имеет значение? — Белинда прикоснулась к ее руке. — Папа прав. Он сказал, что если ты не его биологическая дочь, то могла бы ею быть.

У Элоиз потекли по щекам слезы.

— Если ты не моя кровная сестра, то все равно могла бы быть ею. Папа сказал мне… — Она взяла Элоиз за руку. — Он сказал, что в жизни любил только трех женщин. Мою маму… Любил ее, пока она не умерла. Марию. — Ее голос смягчился. — И Ванессу. И он сожалеет, что покинул твою маму в беде.

Элоиз вытирала слезы, а они все продолжали литься.

— Теперь уже все равно. Если хочешь, можешь сделать ДНК-тест. Но зачем? Это ничего не изменит. Он любит тебя как дочь. Значит, ты и есть его дочь.

— С-спасибо.

Белинда пожала ей руку.

— Дай Джему шанс.

— Кажется, он сам этого не хочет. Я лучше пойду. Время посещений, наверно, уже закончилось. — Элоиз взяла сумочку и направилась к двери. Она чувствовала, что сил у нее не осталось.

Сердце болело, она не могла разобраться в своих чувствах.

Элоиз шла по коридору, не замечая, что творится вокруг.

— Элоиз, — услышала она голос Джема. Девушка остановилась, не решаясь обернуться.

— Я должен был выслушать тебя.

Она почувствовала, как слезы заливают лицо. Не надо оборачиваться. Не надо, чтобы он их видел.

Ей вспомнились слова Белинды: «Дай Джему шанс».

Элоиз тоже хотела этого. Хотела больше всего на свете.

Но он унизил ее, не поверил. Может быть, это неизбежно? Если любишь, всегда готовься испытать боль.

— Я считал, ты обманула Лоренса. Хотела, чтобы он не сомневался, что… это правда, когда на самом деле… все не так.

У Элоиз потемнело в глазах.

— Я… я не делала этого.

— Я знаю, и мне очень жаль.

Элоиз почувствовала, что он подошел ближе. Она ощущала его дыхание на своих волосах.

Слезы продолжали течь по щекам.

Извинения недостаточно. Она не сможет теперь ему доверять.

— Я не знаю, кто мой отец, — выдавила она. — Надеюсь, что все же это не Патрик Макмагон.

На мгновение она подумала, что Джем собирается дотронуться до нее, но он этого не сделал. Хотя стоял очень близко.

Она шагнула, чтобы между ними появилось некоторое расстояние, и наконец повернулась к нему лицом.

— Я не знаю, кем мне считать свою маму. Я всех потеряла… и в этом нет моей вины. Я — Голос сорвался, она опять залилась слезами, уже не обращая на это внимания.

— Я люблю тебя, — тихо, но очень отчетливо произнес Джем.

Элоиз обхватила себя руками, словно стараясь защититься от удара.

— Я люблю тебя, — повторил он, подвигаясь ближе.

Она еще раз всхлипнула, а он обнял ее.

— Прости меня, я виноват, очень виноват, — прошептал Джем, целуя ее в волосы и гладя по голове. — Я всегда буду любить тебя.

Элоиз дернулась, и он тут же отпустил ее. Но она просто отошла, чтобы посмотреть ему в глаза.

В них отражалась великая любовь. К ней.

Она неуверенно улыбнулась.

— Я тоже люблю тебя. Я должна была сказать тебе об этом…

— Это главное, что мне нужно было услышать. — Он обнял ее и примирительно поцеловал, потом пристально поглядел ей в глаза. — Выходи за меня замуж. — (Она улыбнулась в ответ.) — Выходи за меня замуж. Проведем вместе всю жизнь.

Элоиз кивнула. Она не могла говорить. Слов не было. Но это не имело значения, потому что Джем прижал ее к себе и не отпускал.

Сколько они так простояли, Элоиз не помнила, даже не обращала внимания на проходивших мимо. Ей казалось, что она побывала в огне и осталась цела.

Это было началом новой любовной истории. Истории их любви.

ЭПИЛОГ

Каждой девушке в день венчания нужно, чтобы мама была рядом. Элоиз очень не хватало матери.

Венчание проходило в солнечный августовский день. Элоиз выбрала букет, трогательно символизирующий все ее надежды на будущее. Яблоневый цвет, веточка мирта.

— Готова? — спросила Белинда, такая элегантная в отлично сшитом платье цвета летнего неба.

Элоиз кивнула.

— Волнуешься?

— Нет. — Никогда в жизни Элоиз не чувствовала себя так уверенно. Она спускалась по ступеням Колдволтхэмского аббатства.

Нечего бояться сейчас, нечего бояться и в будущем.

Они оба слишком много страдали, чтобы рисковать тем, что они имеют. Они знают, как это дорого.

Лоренс ждал у подножия лестницы, на его добром лице сияла отцовская гордость.

— Я помню, что в этом платье была Мария, — сказал он, протягивая ей руку.

Мать Джема подарила Элоиз свое платье и вуаль. Классический покрой всегда оставался в моде и понравился ей.

— Ты такая красавица.

— Спасибо.

— Мария уже в церкви.

Элоиз почувствовала прилив восторга.

У дверей церкви она остановилась, чтобы поцеловать Белинду и опустить на лицо вуаль. Потом взяла отца под руку.

Какова бы ни была правда, но Лоренс навсегда останется ей отцом — он так много для нее значил.

В, боковом нефе расположились коллеги из «Имиджа». Касси все еще дулась, поскольку они отказались от широкого освещения венчания в светской хронике.

Джем стоял у алтаря. Сердце Элоиз вздрогнуло от любви к нему. Когда она подошла ближе, он взял ее за руку.

Его низкий голос произносил клятвы, и она не сомневалась — он их выполнит. Джем надел ей на палец узкое платиновое кольцо, символ их любви, которое они вместе выбирали.

И наконец викарий провозгласил их мужем и женой. Навсегда.

Под звуки свадебного марша Джем вывел новобрачную из сумрака церкви на яркое августовское солнце. Элоиз глядела на него снизу вверх и счастливо улыбалась. На ее красивом лице было написано абсолютное доверие.

Улучив мгновение, пока они оставались одни, Джем вытащил из букета цветок и вложил ей в руку, крепко сжав ее пальцы, ломая лепестки.

— Я прочитал, — сказал он, отпуская Элоиз, чтобы она могла видеть смятые лепестки, — что существует такой обычай. — Он понизил голос. — Любовь — это драгоценный цветок. Нельзя только любоваться им. Нужно лелеять и защищать ее. — Он смел лепестки с ее ладони. — Быть готовым посвятить ей всю жизнь.

Элоиз поняла все, что он хотел сказать. Поняла, что пообещал ей. И ее сердце откликнулось на это обещание.

Его лицо просветлело. Он прижал ее к себе и поцеловал.

— Я люблю вас, миссис Норланд.

— Я тоже люблю тебя, — тихо прошептала Элоиз. Рядом собирались родные и друзья.