Роковая красотка Дарси Галлахер разбила немало мужских сердец, а свое бережно хранит для достойного спутника жизни, способного не только разжечь ее кровь, но и обеспечить. Найти такого — трудная задача для девушки, живущей в ирландском захолустье. Но вот крупная межконтинентальная корпорация начинает в ее городке строительство театра, а проконтролировать работу приезжает владелец — молодой бизнесмен Тревор Маги.                                                                               

Нора Робертс

Сердце океана

Посвящаю Пэт Гаффни.

Все ирландские песни в моем романе — для тебя…

Глаза ее сияют, как бриллианты,
И это вовсе не пустяк.
«Она же королева в этом пабе», —
Наморщив нос, сказал себе я так.

Ирландская застольная песня

1

Ардмор, место столь любимое туристами и отдыхающими, расположенное на скалистом берегу Кельтского моря в графстве Уотерфорд на юге Ирландии, где, повторяя очертания песчаного берега, вьется вдоль побережья каменный парапет. На живописном утесе, поросшем травами и мхом, возвышается гостиница, а одна из горных тропинок ведет к древней часовне и источнику Святого Деклана.

С утеса открывается вид на море, сливающееся на горизонте с небом, вид настолько прекрасный, что вполне оправдывает силы, затраченные на долгий и коварный подъем.

Земля у святого источника считается священной. В старину здесь хоронили усопших, правда, теперь лишь на одном из надгробий можно прочитать эпитафию.

Само же местечко с его опрятными крутыми улочками и разноцветными домиками, кое-где сохранившими традиционные соломенные крыши, кажется игрушечным.

И повсюду цветы, Ардмор утопает в цветах. Они словно выплескиваются из ящиков, корзин и горшков на окнах, озерами разливаются в палисадниках перед домами и на задних дворах. Очаровательное зрелище, откуда ни смотри, снизу ли, сверху ли, и местные жители по праву гордятся тем, что уже дважды их Ардмор был признан официально самым чистым городком.

На Тауэр-хилл возвышаются руины собора Святого Деклана, построенного еще в двенадцатом веке, и круглая башня с чудом сохранившейся конической крышей. Внутри древних стен на камнях еще различаются пострадавшие от ветров и дождей надписи на языке предков. А фриз из ложных арок на фасаде с такими же надписями достоин самого пристального внимания.

Если вы проявите интерес, местные жители охотно расскажут вам, что Деклан пришел в эти места за тридцать лет до святого Патрика. Нет, они вовсе не хвастаются, просто должны же вы знать, как все было на самом деле.

Современный Ардмор вовсе не претендует на славу. Это просто приятное местечко с магазинчиками и коттеджами, разбросанными вдоль восхитительных песчаных пляжей, а на дорожном указателе Ардмора вас приветствует гэльское Failte, что означает «Добро пожаловать».

Именно сочетание древней истории и искреннего простодушного гостеприимства и привлекло Тревора Маги. Правда, не только это: в Ардморе и Олд Пэриш его корни — дед и отец родились в маленьком домишке на берегу Ардморской бухты, дышали этим морским воздухом и, вполне возможно, цепляясь за материнскую руку, заходили в эти лавки и гуляли по берегу вдоль прибоя.

Дед Тревора покинул свою деревню и свою страну и увез в Америку жену и маленького сына. Насколько знал Тревор, дед никогда не приезжал на родину и старательно ограждал себя даже от воспоминаний. Похоже, не только расстояние, но и горькая обида разделяли старика и его родину. Об Ирландии, Ардморе и родне старшего Денниса Маги в семье говорили редко. Может, именно поэтому Ардмор, окутанный ностальгической дымкой, с детства будил в Треворе любопытство.

Выбирая место для нового проекта, Тревор руководствовался прежде всего личными мотивами. Он мог себе это позволить — дела его шли успешно, поскольку, как дед и отец, строил он качественно.

Дед его поначалу зарабатывал на жизнь, возводя кирпичные стены собственными руками, а состояние сколотил, перепродавая недвижимость во время и после Второй мировой войны. Постепенно покупка и продажа стали его основным бизнесом, а строили теперь те, кого он нанимал.

Старый Маги не вспоминал со слезами на глазах свои первые трудовые годы, да и ностальгии по далекой родине Тревор в нем не замечал. Старик вообще был скуп на проявления каких бы то ни было чувств.

Вместе с холодной расчетливостью деда и деловой хваткой отца Тревор унаследовал от них сердце и руки строителя. Все это, как и чуточку сентиментальности, он собирался вложить в новое детище — традиционное здание для традиционной музыки — и мысленным взором уже видел свой театр, в который хотел объединить в один комплекс со знаменитым в этих краях «Пабом Галлахеров».

Сделка с Галлахерами была оформлена и земля распланирована под строительство еще до того, как Тревор сумел перекроить свое загруженное расписание и вырваться в Ардмор. И вот теперь он здесь и собирается не только наблюдать и подписывать чеки, но и приложить к этой стройке руки.

Утром Тревор покинул коттедж, арендованный на время пребывания в Ардморе, в джинсовой куртке и с дымящейся кружкой кофе в руках. И вот, лишь несколько часов спустя, куртка отброшена в сторону, а по позвоночнику под влажной рубашкой струится пот. Если перетаскиваешь все утро тяжеленные мешки, неудивительно, что потеешь даже в мае, даже в столь умеренном климате.

Тревор отдал бы сейчас сотню фунтов за кружку холодного пива.

Паб всего в нескольких шагах, там уже идет бойкий обмен живительной влаги на звонкую монету. Однако вряд ли он имеет право утолять жажду прохладным «Харпом», если сам строго-настрого запрещает своим работникам выпивать во время рабочего дня.

Тревор расправил плечи, покрутил шеей. Монотонно грохотала бетономешалка, выкрикивались распоряжения, а в ответ раздавались не менее громкие отклики. Тревора никогда не раздражали эти звуки — музыка труда, как он их называл.

Умением находить радость в тяжелом труде наградил его отец. «Учись с самого низу», — не уставал повторять он, и Тревор — третье поколение строителей Маги — свято следовал отцовскому завету. Более десяти лет — пятнадцать, если считать летние каникулы, проведенные на стройках, — он учился всему, что включал в себя строительный бизнес. Через головную боль и кровавые ссадины, через ноющие мышцы.

Правда, теперь, в свои тридцать два года, в кабинетах и залах заседаний он проводил больше времени, чем на строительных лесах, но не отказывал себе в удовольствии помахать иногда молотком, чем здесь, в Ардморе, на строительстве своего театра собирался натешиться вволю.

Тревор остановил взгляд на маленькой женщине в линялой кепке и высоких заляпанных сапогах. Малышка обошла бетономешалку, взмахнула рукой и, когда жидкий бетон заскользил вниз по желобу, перелезла через гору песка и щебня. Вскоре по ее приказу бетономешалка замерла, женщина и еще несколько рабочих с лопатами стали разравнивать густую бетонную жижу.

Бренна О'Тул. Тревор радовался, что поверил интуиции и нанял прорабами Бренну и ее отца, то есть компанию «О'Тул и О'Тул». Три дня, проведенные в Ардморе, наглядно продемонстрировали: он сделал верный выбор не только потому, что О'Тулы и впрямь оказались классными строителями, но и потому, что благодаря их знанию местных обычаев и жителей работа спорится, все счастливы и стараются изо всех сил.

Связь с общественностью, вернее, дружба с общественностью в подобном проекте важна не меньше, чем крепкий фундамент.

Когда Бренна закончила разравнивать бетон, Тревор подошел, ухватил ее за руку и выдернул из тягучей жижи.

— Спасибо. — Бренна воткнула лопату в землю, оперлась на нее и, несмотря на грязные сапоги и линялую кепку, стала похожа на изящную фею. Наверное, благодаря молочно-белому ирландскому личику и огненно-рыжим прядям, выбившимся из-под кепки. — Тим Райли говорит, что дождя не будет еще дня два, а он редко ошибается в прогнозах. Думаю, мы успеем закончить фундамент раньше, чем начнутся проблемы с погодой.

— Вы значительно продвинулись до моего приезда.

— А то! Как только вы дали отмашку, мы не стали ждать. У вас будет хороший, прочный фундамент, мистер Маги, и точно в срок.

— Зовите меня Трев.

— Так точно, Трев. — Бренна сдвинула кепку на макушку, вскинула голову и посмотрела ему прямо в глаза. Парень был на добрый фут выше ее, хоть она была в сапогах на толстой подошве. — Отличную бригаду вы прислали из Америки.

— Поскольку я сам тщательно отбирал их, возражать не стану.

Его тон показался Бренне не очень любезным, но и враждебным его нельзя было назвать.

— Значит, женщины ваш отбор не выдерживают?

Губы Тревора растянулись, улыбка словно расплылась по его лицу, добралась до глаз цвета торфяного дыма.

— Я выбираю женщин так часто, как только возможно. Для работы и вне ее. Я привлек к этому проекту одного из моих лучших плотников. Она прилетит на следующей неделе.

— Значит, мой кузен Брайан не ошибся. Он говорил, что вам важна лишь квалификация, а мужчина или женщина, не имеет значения. Много успели за утро, — добавила Бренна, кивнув на бетономешалку. — Этой тарахтелке еще громыхать и громыхать, а завтра из отпуска возвращается Дарси. Должна предупредить, нам всем не поздоровится.

— По-моему, вполне приятный шум. Строительный.

— Я тоже так думаю.

Они помолчали в совершенном согласии, глядя на чудовище, изрыгающее очередную порцию бетона.

— Позвольте угостить вас ланчем, — предложил Тревор.

— Позволяю. — Бренна свистом привлекла внимание отца, покрутила рукой, словно зачерпывала еду, призывая его присоединиться. Мик с улыбкой отмахнулся и вернулся к работе.

— Он на седьмом небе от счастья, — заметила Бренна, отходя в сторону, чтобы почистить сапоги. — Самое великое счастье для Мика О'Тула — оказаться посреди стройки, и чем грязнее, тем лучше. — Она потопала, стряхивая последние ошметки грязи, и направилась к кухонной двери. — Надеюсь, пока вы здесь, осмотрите окрестности, необязательно отдавать все время работе.

— Да, я собираюсь осмотреться.

Разумеется, он получил подробнейшие отчеты о туристических маршрутах, состоянии местных дорог и шоссе, соединяющих живописное местечко Ардмор с крупными городами, но намеревался вникнуть во все на месте. И дело не только в практической необходимости, уже более года его необъяснимо влекло в Ирландию, в Ардмор. Эти места даже стали ему сниться.

— А вот и красивый мужчина за своей любимой работой! — воскликнула Бренна, распахивая дверь кухни. — Чем угостишь нас сегодня, Шон?

Долговязый парень с взлохмаченными черными волосами и туманно-голубыми глазами отвернулся от огромной древней плиты.

— Блюдо дня — суп из местной свеклы и сэндвич с мясом. Добрый день, Тревор. Эта девушка вас еще не загоняла?

— Пока нет, но старается изо всех сил.

— А что мне остается, если мужчина моей жизни никогда не торопится? Шон, ты случайно не забыл, что хотел показать Тревору еще парочку мелодий?

— Так занят, угождая молодой жене, что минутки свободной не остается. Она требовательное создание. — Шон обхватил обеими ладонями личико Бренны и поцеловал. — Выметайся из моей кухни. Без Дарси я еле справляюсь.

— Она вернется завтра, и к этому часу ты успеешь проклясть ее дюжину раз.

— Поэтому я по ней и скучаю. Передайте свой заказ Шинед. Она славная девушка, просто ей пока не хватает практики.

— Шинед — подруга моей сестры Мэри Кейт, — пояснила Бренна Тревору, открывая дверь в зал. — Безобидная особа, правда, немного рассеянная. Хочет выйти замуж за Билли О'Хару, предел ее мечтаний на сегодняшний день.

— А как относится к этому Билли О'Хара?

— Билли пока держит рот на замке. Привет, Эйдан.

— И тебе привет. — Самый старший из Галлахеров обернулся, не снимая руки с пивных кранов. — Будете обедать?

— Будем. Вижу, тебе не до нас.

— Благослови, боже, автобусные экскурсии. — Подмигнув, Эйдан запустил по стойке две пинтовые кружки в страждущие руки посетителей.

— Хочешь отправить нас на кухню?

— Вовсе нет, разве что вы спешите. — Взгляд его синих глаз, более ярких, чем у младшего брата, скользнул по залу. — Обслуживание будет помедленнее, чем обычно, но пара столиков осталась.

— Спросим босса. — Бренна повернулась к Тревору: — Где хотите пообедать, Тревор?

Тревор решил совместить приятное с полезным: пообедать и заодно понаблюдать, как идут дела.

— Давайте сядем за столик.

Он последовал за Бренной и уселся рядом с ней за одним из массивных столов. Вокруг жужжали разговоры, колебалась пелена дыма, пропитанная пивным духом.

— Выпьете кружечку? — спросила Бренна.

— Только после работы.

Улыбнувшись, Бренна оттолкнулась и покачалась на стуле.

— Как я и слышала от некоторых рабочих. Говорят, в том, что касается выпивки, вы тиран.

Тревор не возражал против слова «тиран». Оно всего лишь означало, что он держит все под контролем.

— Верно говорят.

— Я вот что вам скажу, в наших краях у вас могут возникнуть с этим трудности. Многие из тех, кто будет работать на вас, выросли на «Гиннессе», он для них все равно что материнское молоко.

— Я сам люблю «Гиннесс», но если мужчина или женщина работает на меня, придется смириться с молоком.

— Похоже, вы крепкий орешек, Тревор Маги, — рассмеялась Бренна. — Ладно, расскажите-ка, нравится ли вам жить в коттедже на Эльфийском холме.

— Очень нравится. Там удобно, уютно, тихо, а от видов просто дух захватывает. Именно то, что я искал, поэтому я вам очень благодарен.

— Ради бога, живите на здоровье. Коттедж теперь в семье. Думаю, Шон скучает по той кухоньке, ведь дом, который мы строим, еще далек от завершения. — Бренна посерьезнела, задев больную тему. — Едва пригоден для жилья, но я решила по выходным приналечь на кухню, так что Шон скоро станет гораздо счастливее.

— Я бы с удовольствием взглянул на ваш дом.

— Правда? — Бренна вскинула голову. — Добро пожаловать в любое время. Я объясню, как нас найти. Надеюсь, вы не обидитесь на мои слова, но я не ждала, что с вами будет так легко и просто.

— А что вы ждали?

— Ну, что-то вроде акулы большого бизнеса. Я вас не задела?

— Нисколько. И мое поведение зависит от вод, в которых я плаваю. — Тревор оглянулся, увидел жену Эйдана, и его глаза потеплели. Он привстал, однако Джуд остановила его взмахом руки.

— Нет, я к вам не присоединюсь, но спасибо. — Она положила ладонь на выпирающий живот. — Здравствуйте, я Джуд Фрэнсис, и сегодня я вас обслуживаю.

— Вы не должны проводить весь день на ногах и носить подносы.

Джуд со вздохом достала блокнот из кармана фартука.

— Вы говорите точно как Эйдан. Я отдыхаю по мере необходимости и не ношу ничего тяжелого. Шинед одной не управиться, хоть я с ней и повозилась.

— Не тревожьтесь, Тревор. Моя мамочка в день, когда я родилась, копала картошку, а после родов встала к плите ее жарить. — Тревор недоверчиво прищурился, и Бренна довольно заулыбалась. — Ну, может, и нет, но держу пари, что запросто смогла бы. Джуд, если не возражаешь, мне суп дня и стакан молока, — добавила она.

— То же самое и сэндвич, пожалуйста.

— Отлично. Сейчас принесу.

— Она крепче, чем кажется, — сообщила Бренна, когда Джуд отошла к другому столику. — И упрямее. Теперь, найдя, так сказать, свое место в жизни, она с еще большим пылом пытается доказать, что может делать все то, что делают местные женщины. Не волнуйтесь, Эйдан не позволит ей перетрудиться, он ее обожает.

— Да, я заметил. Похоже, мужчины Галлахеры очень преданы своим женщинам.

— Попробовали бы они быть другими, им бы не поздоровилось. — Расслабившись, Бренна откинулась на спинку стула, стянула кепку, и рыжие кудри рассыпались по плечам. — Вы не находите Ардмор слишком захолустным после Нью-Йорка?

Тревор вспомнил стройплощадки, на которых проводил уйму времени: грязевые оползни, наводнения, палящую жару.

— Вовсе нет. По отчетам Финкла я точно так все себе и представлял.

— Ах да, Финкл. — Бренна прекрасно помнила разведчика Тревора. — Вот человек, без сомнения предпочитающий городские удобства. А вы, значит, не такой привередливый?

— Я очень привередливый кое в чем. Вот почему я включил многое из вашего эскиза в проект театра.

— Спасибо за комплимент. — Тревор и в самом деле не мог бы сказать ей ничего более приятного. — Да, я не просто так спросила вас о коттедже. Я его очень люблю, но сомневалась, что вам он подойдет. Ну, я думала, что человек с вашими привычками предпочел бы поселиться в гостинице на утесе. Там круглосуточное обслуживание, ресторан и все такое.

— В гостиничном номере со временем начинаешь чувствовать себя как в клетке. И мне очень интересно гостить в доме, где родилась и жила женщина, помолвленная с одним из моих предков.

— Старая Мод была чудесной женщиной. — Бренна посмотрела Тревору прямо в глаза, следя за его реакцией. — Провидицей. Она похоронена на утесе у источника Святого Деклана, и там можно даже почувствовать ее присутствие. А в коттедже теперь не она.

— А кто же?

Бренна вскинула брови:

— Так вы не слышали легенду? Ваш дедушка родился здесь и ваш отец тоже, хоть он был совсем маленьким, когда они уплыли в Америку. Но он приезжал сюда много лет назад. Неужели ни один из них не рассказывал вам историю Красавицы Гвен и принца Кэррика?

— Нет. Значит, в коттедже обитает Красавица Гвен?

— Вы ее видели?

— Нет. — Тревору почти не рассказывали в детстве легенд или мифов, однако в нем текла и ирландская кровь, так что он искренне заинтересовался. — В коттедже чувствуется женское присутствие, еле уловимое, но определенно женское.

— Вы правы.

— Кто она была? Думаю, если я разделяю кров с привидением, то должен хоть что-то о ней знать.

Бренна не ощутила ни пренебрежения, ни насмешки над ирландскими суевериями в его вопросе, только интерес.

— Опять вы меня удивляете. Минуточку, я сейчас вернусь.

«С ума сойти, — подумал Тревор, зачарованно глядя ей вслед, — у меня есть личное привидение».

Иногда он действительно чувствовал нечто едва уловимое в старых зданиях, на пустых участках, на заброшенных полях. Только ни о чем подобном не говорят на заседаниях советов директоров или с рабочими за стаканчиком холодного пива, разумеется, после тяжелого трудового дня. Обычно не говорят. Но здесь все иначе.

Тревора теперь интересовало все, что связано с Ардмором и его окрестностями. Хорошая легенда с привидением привлечет сюда людей так же, как и настоящий ирландский паб. Атмосфера очень важна, а «Паб Галлахеров» создает именно ту атмосферу, которую он искал, когда задумал строить свой театр. Старое дерево, потемневшее от времени и копоти, в сочетании с кремовыми стенами, каменным очагом, низкими столами и лавками.

А барная стойка просто произведение искусства — и это украшение паба Галлахеры протирают и полируют, не щадя сил. Возраст посетителей — отдельная песня — от младенцев на материнских руках до словно приросшего к табурету в дальнем конце стойки самого древнего старика, какого Тревор видел в своей жизни.

Здесь были и местные — судя по тому, как они сидели, курили, потягивали пиво, — и втрое больше туристов с сумками для фото и видеокамер под столами и картами, и путеводителями, разложенными на столешницах.

Разноязыкая, разноголосая речь, но преобладает чудесная напевность и приятный мягкий акцент, которые его дедушка с бабушкой сохранили до последних дней.

Скучали ли они по ирландской речи? Почему так никогда и не побывали в Ирландии? Какие горькие воспоминания удерживали их вдали от родины? Ну, как бы там ни было, любопытство перескочило через поколение и привело сюда их внука.

А самое интересное было то, что он узнал Ардмор и вид из коттеджа. Даже сейчас он знает, что увидит, поднявшись на скалы. Словно сделанные кем-то фотографии всю жизнь хранились в самых укромных уголках его памяти.

Но на тех немногих фотографиях, что сохранились у дедушки с бабушкой, не было никаких пейзажей, а отец приезжал сюда один раз, когда был еще моложе, чем Тревор сейчас, и его воспоминания были весьма отрывочными.

Правда, в отчетах Финкла были фотографии и подробные описания, однако Тревор точно знал, что увидит, еще до того, как раскрыл первую папку.

Генетическая память? Тревор не очень-то верил в такие вещи. Одно дело унаследовать отцовские глаза, их цвет, форму или дедовы руки и его деловую хватку. Но как можно через кровь передать память?

Тревор разглядывал посетителей, и ему даже в голову не приходило, что, сидя здесь в рабочей одежде, он практически не отличается от местных, и уж точно никто не принял бы его за туриста. У него были светлые волосы, узкое худое лицо, характерное скорее для интеллектуала, а не бизнесмена. Женщина, на которой он чуть не женился, как-то сказала, что такое лицо мог бы вылепить гениальный, но безумный скульптор. Тревор мог показаться резким, неуступчивым, а шрам на подбородке — память о торнадо в Хьюстоне, осыпавшем его стеклянными осколками, — лишь усиливал впечатление непреклонности. А еще лицо Тревора Маги редко выдавало истинные чувства, и только в том случае, если это было выгодно Тревору Маги.

Пока он сидел в одиночестве, его лицо сохраняло отчужденное выражение, но * тот момент, когда к столу вернулись Бренна и Джуд, его озарила улыбка. Поднос, как он заметил, несла Бренна.

— Я попросила Джуд немного передохнуть и рассказать вам о Красавице Гвен, — объяснила Бренна, разгружая поднос. — Наша Джуд — шанахи.

Увидев вопросительно выгнувшиеся брови Тревора, Джуд покачала головой.

— Рассказчица, это по-гэльски. Но я вовсе не шанахи, я просто…

— А кто ждет выхода своей книги и пишет новую? Знаете, Тревор, первая книга Джуд поступит в продажу в конце лета. Если будете искать кому-то подарок, лучше не найдете. Не забудьте, когда отправитесь по магазинам.

— Бренна, перестань! — воскликнула Джуд.

— Не забуду, — пообещал Тревор. — Некоторые из баллад Шона основаны на легендах. Это старая и уважаемая традиция.

— Ой, ему бы понравились ваши слова. — Улыбаясь во весь рот, Бренна подхватила поднос. — Джуд, посиди, я помогу Шинед и подстегну ее за тебя. Начинай, я уже сто раз слышала.

— Ее энергии хватит на двадцать человек. — Джуд и в самом деле немного устала и с удовольствием взяла в руку чашку с чаем.

— Я рад, что нашел ее для этого проекта. Или она меня нашла.

— Поскольку вы оба хитрецы, думаю, вы нашли друг друга. — Джуд поняла, что сказала, и поморщилась. — Я в хорошем смысле.

— Я так и понял. Что, ваш малыш уже толкается? Я это понял по вашему лицу, — пояснил Тревор. — Моя сестра только что родила третьего.

— Третьего? — с благоговением выдохнула Джуд. — Иногда я с ужасом думаю, как справлюсь с одним. Он такой активный, но ему придется подождать еще пару месяцев. — Она погладила свой живот. — Если вы не знаете, чуть больше года назад я постоянно жила в Чикаго.

Тревор неопределенно хмыкнул. Разумеется, он знал. Полученные им отчеты были весьма подробными.

— Я планировала прожить здесь шесть месяцев. В коттедже, где когда-то жила моя бабушка после смерти своих родителей. Она унаследовала этот коттедж от своей кузины Мод после ее смерти. Она умерла незадолго до моего приезда.

— Женщина, с которой был помолвлен мой двоюродный дед.

— Да. В день моего приезда шел дождь. Я решила, что заблудилась. Я в самом деле заблудилась, и не только в пространстве. Меня все нервировало, я всего боялась.

— Вы приехали одна в чужую страну, — произнес Тревор. — Не очень-то похоже на пугливую женщину.

— Эйдан тоже так говорит. — Джуд почувствовала себя свободнее. — Наверное, я просто не подозревала тогда, на что способна. В общем, я свернула на улицу, вернее, в проулок, увидела домик под соломенной крышей и женщину в окне на втором этаже. Она была, очень красивой и печальной, а по плечам струились светлые-светлые волосы. Наши взгляды встретились, а потом подкатила Бренна. Оказалось, что я случайно наткнулась на собственный коттедж, а в окне я видела Красавицу Гвен.

— Привидение?

— Да, привидение. Кажется невероятным, правда? И уж точно необъяснимым. Но я могу точно сказать, как она выглядела. Я даже нарисовала ее. А ведь, когда я приехала сюда, я знала о той легенде не больше, чем вы сейчас.

— Я с удовольствием послушаю.

— Тогда я вам расскажу.

Джуд подождала, пока вернувшаяся Бренна усядется и примется за еду, и начала рассказывать. Ее рассказ лился плавно и неспешно, словно подстраиваясь под слушателя. Тревор узнал о юной девушке, мать которой умерла при родах. Эта девушка, скромная и добродетельная, жила в домике на холме, заботилась о своем отце, ухаживала за домом и садом.

Под зеленым холмом, на котором стоял домик, раскинулся серебряный дворец эльфов, дворец, в котором жил и правил принц Кэррик, гордый и красивый. У него были длинные, черные как вороново крыло волосы и пронзительно-синие глаза. И однажды Кэррик увидел Гвен, а Гвен увидела Кэррика.

Они полюбили друг друга, эльф и смертная девушка, и по ночам, когда все спали, он прилетал за ней на огромном крылатом коне. Они никогда не говорили о любви, ибо гордость смыкала их уста. Но однажды ночью отец девушки проснулся и увидел дочь, эльфа и крылатого коня. В страхе за нее он сосватал ее за другого и приказал ей выйти замуж незамедлительно.

Кэррик полетел на крылатом коне к солнцу, собрал огненные искры в серебряный кошель. Когда Гвен вышла к нему перед свадьбой, он открыл кошель, высыпал бриллианты, сокровища солнца, к ее ногам и сказал ей: «Я принес тебе сокровища солнца. Это моя страсть к тебе. Прими их и меня». Он обещал ей бессмертие и жизнь в роскоши, но ни слова не произнес о любви. Гвен отказала ему, отвернулась от него, и бриллианты, лежавшие на земле, превратились в цветы.

Еще дважды приходил к ней Кэррик. Во второй раз — когда она носила под сердцем своего первого ребенка. Из серебряного мешочка он высыпал жемчужины, слезы луны, собранные для нее. «Это слезы луны, — сказал он ей. — Они — мое томление по тебе». Но томление не любовь, а она принадлежала другому. Когда Гвен отвернулась от Кэррика, жемчужины превратились в луноцветы.

Время шло. Гвен растила своих детей, потом внуков, ухаживала за больным мужем, похоронила его и совсем состарилась. А Кэррик все тосковал в своем дворце и по ночам летал по небу на белом крылатом коне.

Однажды бросился он в морские глубины и дальше в океан, вырвал сердце океана и пришел к Гвен в третий раз. Он высыпал к ногам Гвен свой последний дар — сверкающие сапфиры — его верность ей. Гвен в отчаянии разрыдалась, ибо было слишком поздно. Так она и сказала ему. Она никогда не стремилась ни к бессмертию, ни к роскоши, ей была нужна только его любовь. Если бы он сказал, что любит ее, может, она и отбросила бы страхи и покинула свой мир ради него. Когда и на этот раз она отвернулась от него, сапфиры превратились в цветы. Ослепленный гневом и болью, Кэррик наложил страшное заклятье. Не найти ей покоя без него, и не увидят они друг друга, пока трижды не встретятся влюбленные, не примут друг друга, не рискнут своими сердцами, поняв, что любовь превыше всего.

Триста лет, думал Тревор, входя в домик, где жила и умерла Гвен. Долгое ожидание. Он выслушал неторопливый напевный рассказ Джуд, ни разу не прервав ее. Он даже не намекнул ей, что эта история каким-то странным образом была ему знакома. Она снилась ему.

Как не сказал он Джуд и того, что мог бы описать Гвен вплоть до глаз цвета морской волны и нежного овала лица. И ее он видел во сне. И, как понял, чуть не женился на милой Сильвии потому, что она напоминала ему тот образ из сна. Поднимаясь по лестнице, Тревор вспомнил, как искренне надеялся, что у них все получится. Не получилось. Даже сейчас это воспоминание было болезненным. В конце концов оказалось, что они не подходят друг другу.

Сильвия поняла это первой и тактично отпустила его прежде, чем он сам признал, что уже смотрит на дверь. Может, именно это и беспокоило его больше всего. Ему не хватило мужества положить конец их отношениям. И, хотя Сильвия простила его, он себя еще не простил.

Тревор уловил легкий аромат сразу, как вошел в спальню. Тонкий, женственный аромат, словно от розовых лепестков, упавших на влажную от росы траву.

— Привидение пользуется духами, — с веселым изумлением констатировал он. — Ну а сейчас, если вы скромница, пожалуйста, отвернитесь. — Тревор быстро разделся догола и направился в ванную комнату.

Остаток вечера он провел в делах. Разбирал накопившиеся документы, просматривал факсы — все необходимое офисное оборудование он привез с собой, — отсылал ответы. Закончив, он вознаградил себя за труды бутылкой пива и вышел на крыльцо. В последних отсветах уходящего дня в пронзительной тишине одна за другой вспыхивали на небе первые звезды.

Тим Райли, кем бы он ни был, похоже, прав. Дождь пока не намечается. Фундамент нового здания успеет затвердеть.

Возвращаясь в дом, Тревор краем глаза заметил в вышине какое-то движение, словно серебристо-белое размытое пятно пронеслось по темнеющему небу. Однако когда он оглянулся и прищурился, то не увидел ничего, кроме мигающих звезд и лунного серпа.

Падающая звезда, решил Тревор. Ну, ладно привидение, с привидением он уже смирился. Однако принц эльфов на крылатом коне — это совсем другая история… правда, когда Тревор запирал на ночь дверь коттеджа, ему послышалось, будто где-то вдалеке звучат флейты и трубят трубы.

2

Дарси Галлахер снился Париж и над ним безоблачное голубое небо. Теплым весенним днем она прогуливалась по Левому берегу, вдыхая аромат цветов, а самым приятным ощущением, пожалуй, была тяжесть фирменных пакетов в руках.

В своих снах Дарси владела Парижем не только в короткую неделю отпуска, а бесконечно. Она с удовольствием просидела бы час, а то и два за столиком уличного кафе, цедя изумительное вино и наблюдая, как мир — ибо окружающее казалось ей целым миром — неспешно проплывает мимо.

Длинноногие женщины в модных платьях, мужчины, не сводящие с них восхищенных глаз. Старушка на красном велосипеде с торчащими из пакета свежими багетами, опрятные ребятишки в школьной форме, парочками вышагивающие за чопорной учительницей.

Все они принадлежали Дарси, как и проносящиеся мимо машины, и цветочный лоток на углу. Ей вовсе не надо было взбираться на Эйфелеву башню, чтобы весь Париж лежал у ее ног.

Дарси сидела в уличном кафе, смаковала вино и идеальной зрелости сыр, слушала музыку принадлежащего ей города: воркование вездесущих голубей, резкий свист рассекающих воздух крыльев, когда несметная стая дружно взлетала, испуганная раздраженным ревом автомобильных сигналов, перестук тонких высоких каблучков по асфальту, смех влюбленных.

Дарси счастливо вздохнула… и вздрогнула от неожиданно ворвавшегося в ее блаженство раската грома. Она взглянула на небо. С запада подкрадывались темные грозные тучи. Дрожащий солнечный свет пронзал обманчивые сумерки, предшествующие буре. Громыхание стало ритмичным и таким невыносимым, что Дарси вскочила, хотя окружающие спокойно сидели, шли, переговаривались, словно ничего странного не видели и не слышали. Подхватив свои пакеты, Дарси метнулась в поисках безопасного укрытия, но тут ярко-голубая молния пронзила потемневшее небо и вонзилась в землю у ее ног.

Судорожно дыша, с бешено бьющимся сердцем, Дарси раскрыла глаза и уставилась… в потолок собственной комнаты над пабом, а не в бурное парижское небо. Родные стены и спокойный утренний свет принесли некоторое утешение. Еще больше успокоили разбросанные по всей комнате парижские безделушки и шмотки.

Ну что ж, она вернулась в реальную жизнь с вполне реальными трофеями.

Прошедшая неделя обернулась идеальным подарком на день рождения, и неважно, что она сделала его себе сама. Правда, в сбережениях теперь зияет огромная брешь, но зачем нужны сбережения, если не потворствовать хотя бы изредка своим капризам? А шикарно отметить первое двадцатипятилетие — святое дело!

Ничего, она все возместит и, испробовав вкус роскошной жизни, отныне станет путешествовать регулярно. На следующий год Рим или Флоренция, а может, Нью-Йорк — что угодно, но непременно что-нибудь потрясающее. Она сегодня же создаст отпускной фонд Дарси Галлахер.

Как же ей не терпелось убраться отсюда, увидеть что-то, даже неважно что, лишь бы не то, что она видит каждый божий день. К беспокойству она привыкла, даже считала его неотъемлемой частью своей жизни, но в последнее время оно металось в ней, рыча и огрызаясь, будто пантера в клетке, и рвалось наружу, готовое наброситься на людей, которых она любит больше всех на свете.

Лучшее, что она могла сделать для себя и своих близких, — хоть ненадолго убраться подальше. И помогло. Беспокойство еще тлело в ней, но то звериное бешенство угасло.

Она даже радовалась возвращению домой и с нетерпением предвкушала встречу с родными и друзьями. Ей не терпелось поделиться незабываемыми впечатлениями от тех ослепительных семи дней.

А сейчас, пожалуй, пора вставать. Она вернулась посреди ночи и, несмотря на усталость, порылась в чемоданах, любуясь покупками, — на большее сил не хватило. Необходимо разобрать свои вещи, отложить купленные подарки — она не из тех женщин, кто в состоянии долго терпеть беспорядок.

Как же она соскучилась по родным! Даже наслаждаясь прогулками по Парижу, его поразительными видами, самим изумлением от того, что она в Париже(!), она не раз ловила себя на том, что скучает. Она не ожидала от себя ничего подобного!

Но по работе она точно не скучала. О чем ей скучать? О тяжелых подносах и пивных кружках? Какое же неземное удовольствие, когда — для разнообразия — обслуживают тебя! Однако ей хотелось поскорее спуститься вниз и посмотреть, как паб обходился без нее. Даже если это означало провести остаток дня на ногах.

Дарси потянулась, высоко подняла руки, помотала головой, с удовольствием ощущая, как мышца за мышцей просыпается тело. Все чудесно! И ни капельки не жаль потраченных денег. Она никогда ничего не растрачивает впустую — ни деньги, ни чувства. Только выбравшись из постели, Дарси осознала, что непрерывный грохот за окном вовсе не раскаты грома.

Она и не притворялась никогда, будто что-то понимает в строительстве, однако увиденное из собственного окна показалось ей кошмарным разгромом, оставленным бандой полоумных хулиганов. Окруженная горами строительного мусора и глубокими канавами, на площадке распласталась огромная бетонная плита, по углам которой торчали приземистые башни из каких-то блоков, ощерившихся металлическими прутьями. Венчала этот кошмар безобразная махина, перемалывающая что-то с отвратительным лязгом и чавканьем, а кучка работяг в грязных комбинезонах и сапогах с воодушевлением наваливала новые груды мусора и каких-то конструкций.

При виде Бренны в сдвинутой на затылок кепке и в измазанных почти до колен сапогах, своей лучшей подруги, а теперь и сестры, Дарси умилилась чуть ли не до слез.

И признала, страдая от угрызений совести, что прочь из дома ее гнала не только жажда путешествий, но и свадьба Бренны и Шона и восторженное ожидание первенца Эйданом и Джуд. Разумеется, она радовалась их счастью, не могла не радоваться, но чем счастливее они были, тем сильнее разрасталось в ней непонятное беспокойство и смутная тревога.

Ей хотелось погрозить небу кулаками и потребовать ответа на рвущие душу вопросы: а где мое? когда я получу то, что причитается мне?

Эгоистично и грешно, но ничего с этим поделать она не могла.

Ладно, она вернулась, и — будем надеяться — к лучшему.

Дарси смотрела, как подруга обходит котлован, помогает одному из строителей перетащить блоки. Бренна в своей стихии. Довольна, как щенок, растолкавший собратьев и присосавшийся к мамке. Дарси уже решила было распахнуть окно и окликнуть подругу, но замерла, представив, какой сбой произойдет в слаженной работе строительной бригады при виде высунувшейся из окна растрепанной женщины в ночной рубашке.

А с другой стороны, почему бы и нет? Дарси приоткрыла окно и только сейчас заметила мужчину, наблюдавшего за ней. И, похоже, давно.

Высокий. Ей всегда нравились высокие мужчины. С непокрытой головой. Ветер без помех ерошил его волосы цвета жженого сахара. Грубая рабочая одежда сидела на нем гораздо лучше, чем на большинстве строителей, каких Дарси доводилось видеть. Может, это как-то связано с его безупречной фигурой и ростом, а может, с уверенностью, которой парень просто лучился, как солнце — теплом и светом. Или с высокомерием.

Дарси не дрогнула под его пристальным взглядом. Ее никогда не выводило из себя чужое высокомерие, поскольку свое било через край.

Ну что же, парень, с тобой можно неплохо развлечься, подумала она. Красивое лицо, дерзкий взгляд. А если ты можешь связать пару слов в приличном разговоре, пожалуй, не жалко потратить на тебя немного времени. Разумеется, если ты не женат.

Хотя, даже если женат, легкий флирт никому не навредит, поскольку между Дарси Галлахер и парнем, который живет от зарплаты до зарплаты, ничего серьезного быть не может.

В общем, она ему улыбнулась. Медленно, тепло, многозначительно. Затем коснулась пальчиком своих губ и послала ему воздушный поцелуй. Увидела, как сверкнули в одобрительной ухмылке его зубы, и исчезла из виду.

Дарси никогда не сомневалась в том, что мужчину необходимо покинуть не только с разгоревшимися желаниями, но и в восхищенном изумлении.

Ну и женщина, думал Тревор, сногсшибательная женщина! Он никак не мог прийти в себя. Если это Дарси Галлахер, а скорее всего, это именно она, понятно, почему даже у беспристрастного Финкла заплетался язык и разгорались глаза при одном упоминании ее имени.

Потрясающая красотка, и ему не терпелось получше рассмотреть ее. Пока он составил лишь общее впечатление: темные вьющиеся волосы, белая кожа, красивое лицо. И никакой притворной скромности. Девушка открыто смотрела ему в глаза и оценивала его, как он оценивал ее, а небрежным воздушным поцелуем определенно заработала победные очки. Но ему почему-то показалось, что ее красота не проснулась еще, что ли.

Пожалуй, Дарси Галлахер будет отличным развлечением, пока он в Ардморе.

Тревор легко подхватил несколько блоков и понес их Бренне.

— Качество смеси вас устраивает? — спросил он, кивнув на желоб со свежим раствором.

— Вполне. Хорошая консистенция. Цемент уходит быстро, но я думаю, нам хватит.

— Если увидите, что заканчивается, закажите, сколько сочтете нужным. Кажется, ваша подруга вернулась из отпуска.

— Угу. — Бренна стряхнула лишнюю смесь со скребка, не сразу сообразив, что он сказал, затем вскинула голову и радостно повернулась к окну. — Дарси?

— Копна черных волос, озорная улыбка. Красотка.

— Точно Дарси.

— Я заметил ее вон в том окне. Если хотите повидаться, можете сделать перерыв.

— Спасибо. — Но Бренна не стала бросать работу. — Она только взглянет на меня и захлопнет дверь перед моим носом. Дарси не позволит мне втащить грязь в свою чистенькую квартирку. Я повидаюсь с ней днем.

Бренна ловко разгладила смесь, подхватила следующий блок.

— Тревор, должна вас предупредить, она разобьет сердца всем вашим парням. Редкий мужчина безразлично пройдет мимо нашей Дарси.

— Если мы не выбиваемся из графика, сердечные дела моих служащих меня не касаются.

— О, я не позволю им нарушить график, а Дарси подарит им счастливые мечты. И раз мы вспомнили о графиках, думаю, к концу недели мы закончили бы прокладку труб в том углу, но заказанную на сегодняшнее утро трубу не доставили. Хотите, чтобы я или отец выяснили, в чем дело?

— Нет, я займусь этим сам.

— Тогда, надеюсь, вы хорошенько надерете им задницы. Можете позвонить из кухни паба. Я утром, когда пришла, отперла заднюю дверь. Номера в моем блокноте.

— Спасибо, у меня тоже есть. Сегодня же вы получите трубу.

— Даже не сомневаюсь, — прошептала Бренна, когда Тревор направился к кухонной двери.

Тревор еще в первый день обратил внимание на безупречную чистоту этой кухни, поскольку во всех начинаниях одним из его важнейших требований была аккуратность. Он понимал, что Галлахеры не рассматривают его в качестве партнера в собственном бизнесе, но, с его точки зрения, паб теперь имел к нему непосредственное отношение.

Тревор выудил из кармана записную книжку. Его нью-йоркская секретарша пробьется к тому, кто непосредственно отвечает за доставку, и, если потребуется личное участие босса, перезвонит ему.

Он признавал, что заведенный им же порядок экономит время и энергию, но с превеликим удовольствием сам, как сказала Бренна, надирал бы задницы нерадивым партнерам.

Тревор ждал ответного звонка минут пять и успел углядеть большую жестяную коробку с печеньем. За те несколько дней, что он наведывался в паб, он сделал одно важное открытие: здесь печенье непременно домашнее и самое вкусное, какое он когда-либо пробовал. Успев насладиться медово-овсяным печеньем размером с собственный кулак, Тревор изничтожил несчастного диспетчера, даже не повысив голос, записал его фамилию на случай возможных рекламаций и получил клятвенные заверения в том, что труба будет доставлена к полудню.

С чувством выполненного долга Тревор завершил разговор и уже протягивал руку за очередным печеньем, когда на лестнице послышались шаги. Выбрав на этот раз печенье с ореховой начинкой, он прислонился к рабочему столу и приготовился хорошенько рассмотреть Дарси Галлахер.

Как и печенья Шона, девушка оказалась неотразимой.

Остановившись на нижней ступеньке лестницы, она удивленно приподняла брови. На фарфорово-белом лице сверкнули синие, как у братьев, глаза. Дарси оставила волосы распущенными, и черные как смоль и блестящие как атлас локоны рассыпались по плечам. А ее элегантный наряд был бы уместнее на Мэдисон-авеню, чем в Ардморе.

— Доброе утро. Зашли выпить чаю?

— Позвонить. — Не сводя с нее глаз, Тревор надкусил печенье. Ее голос, безошибочно ирландский и словно дымящийся, как горящий торф, был таким же сексуальным, как и вся она.

— Я приготовлю чай. У меня наверху закончилась заварка, а если я не выпью утром чаю, то весь день буду злиться. — Проходя к плите, Дарси мельком взглянула на Тревора. — Не хотите запить печенье? Или вам пора на работу?

— Могу задержаться на минутку.

— Вам повезло, что ваша начальница не слишком сурова. Маги, как я слышала, никому спуску не дает.

— Так оно и есть.

Пока закипала вода, Дарси достала и засыпала чай в заварочный чайник. При ближайшем рассмотрении парень оказался еще интереснее. Ей понравились резкие черты его лица, маленький шрам на подбородке, придающий ему отчаянный вид. Господи, как же она устала от покладистых мужчин! И обручального кольца не видно, хотя это еще ни о чем не говорит.

— Вы приехали на нашу стройку из самой Америки?

— Верно.

— Далековато от дома. Надеюсь, вы смогли привезти свою семью.

— Если вы имеете в виду жену, то я не женат. — Тревор разломил печенье и протянул ей одну половинку.

Он сделал это так непринужденно, что Дарси взяла с удовольствием.

— Значит, вы можете свободно переезжать с места на место вслед за работой. И чем же вы занимаетесь?

— Всем, что потребуется.

«О да, — подумала Дарси, откусывая кусочек печенья. — Опасный парень».

— Тогда я скажу, что очень полезно иметь рядом мастера на все руки.

— В ближайшее время уезжать отсюда я не собираюсь. — Тревор помолчал, пока она наливала себе чай. — Не хотите поужинать?

Дарси искоса взглянула на него, слегка улыбнулась:

— Разумеется, я не прочь иногда поужинать в интересной компании, но я только что вернулась из отпуска и не располагаю свободным временем.

Мой брат Эйдан очень строго соблюдает рабочий график.

— Как насчет завтрака?

Дарси отставила чайник.

— Возможно, мне это понравилось бы. Возможно, вы повторите приглашение через день-другой, когда я войду в привычный ритм.

— Возможно, повторю.

Дарси немного удивилась и даже разочаровалась, когда он не стал настаивать на приглашении, поскольку привыкла к мужским уговорам. Однако, подавив разочарование, она достала кружку и для него.

— Так где вы живете в Америке?

— В Нью-Йорке.

— В Нью-Йорке? — Ее глаза восторженно засияли. — О, чудесно, не правда ли?

— По большей части.

— По-моему, это самый потрясающий город в мире. — Дарси обхватила свою кружку обеими руками. Ее взгляд мечтательно затуманился, как всегда, когда она представляла себе Нью-Йорк. — Может, не самый красивый. Красив Париж — такой соблазнительный, и лукавый, и сексуальный, похож на красивую женщину. А Нью-Йорк мне представляется мужчиной — требовательным, и азартным, и таким энергичным, что только бегом за ним и угнаться. — Дарси мысленно посмеялась над собой. — Вероятно, вам так не кажется, ведь вы живете там всю жизнь и привыкли.

— А вы вряд ли считаете Ардмор и его окрестности волшебными. — Ее брови снова изумленно выгнулись. — А ведь это укромный и почти идеальный уголок мира, куда вы можете возвращаться в любое время. И здесь тоже много энергии, но она сочетается с терпением, и не нужно ни за кем гнаться.

— Интересно, как со стороны смотрится то, что для других является повседневной жизнью. — Дарси налила ему чай. — Мне кажется, что мужчина, который так легко философствует за утренним чаем с печеньем, растрачивает свои таланты, таская кирпичи.

— Я запомню. Спасибо за чай. — Тревор направился к выходу, намеренно пройдя как можно ближе к ней, и заметил, что она пахнет так же соблазнительно, как выглядит. — Кружку я верну.

— Не забудьте. Шон знает все кухонные принадлежности вплоть до последней ложки.

— Как-нибудь еще подойдите к окну, — добавил Тревор, открывая дверь. — Мне понравилось смотреть на вас.

Когда он вышел, Дарси улыбнулась:

— Взаимно, Нью-Йорк.

Придумывая достойный ответ на следующее приглашение, Дарси прихватила чайничек и только сделала шаг к лестнице, как дверь распахнулась и в кухню в облаке сухой цементной пыли ворвалась Бренна:

— Ты вернулась!

— Не подходи. — За неимением щита Дарси выставила перед собой заварной чайник. — Боже, Бренна, на тебе раствора не меньше, чем на твоих кирпичах.

— На блоках, и ничего подобного. Не бойся, я не стану тебя обнимать.

— Только попробуй.

— Но я скучала по тебе.

Дарси хмыкнула, хоть признание и тронуло ее.

— Ты слишком увлечена ролью новобрачной, чтобы скучать по мне.

— Я все успеваю. Не поделишься тем, что у тебя в чайнике? У меня есть десять минут.

— Ладно, только, прежде чем плюхаться на стул, подстели газетку… Я тоже по тебе скучала, — призналась Дарси, доставая еще одну кружку.

— А я и не сомневалась. И все же это была чистой воды авантюра — лететь в Париж совсем одной. Тебе понравилось? — Бренна покорно расстелила на стуле газету. — Все получилось, как ты хотела?

— О да. Все, все, все: звуки и запахи, дома, магазины, кафе. Я могла бы целый месяц только глазеть по сторонам. Хорошо бы еще французы научились заваривать приличный чай. — Дарси отпила из своей кружки. — Но я прекрасно обходилась вином. И все такие стильные, даже когда совсем не стараются. Я накупила чудесной одежды. А какие надменные продавцы в бутиках! Забирают твои денежки, будто делают тебе огромное одолжение. Тоже интересный новый опыт.

— Я рада за тебя. Ты выглядишь отдохнувшей.

— Отдохнувшей? Да я за всю неделю почти глаз не сомкнула. Я… я подзарядилась. Конечно, я хотела отоспаться до начала смены, но этот грохот за окном и мертвого поднимет.

— Привыкай. Это надолго, но мы быстро продвигаемся.

— Из моего окна так не кажется. Просто перекопанная свалка.

— К концу недели мы закончим фундамент и начерно проложим трубы. У нас отличная команда. Рабочие из Нью-Йорка очень профессиональны, а местных мы с отцом сами отбирали. Маги терпеть не может халтурщиков. И он отлично знает каждый этап строительства, так что только успевай вертеться.

— То есть ты на седьмом небе от счастья.

— Конечно. И мне пора на работу.

— Подожди. Я привезла тебе подарок.

— Я так и знала.

— Сейчас принесу. Не хочу, чтобы ты наследила у меня.

— И это я знала, — вздохнула Бренна вслед взбежавшей по лестнице подруге.

— Без коробки! — крикнула Дарси сверху. — Меньше места занимает, хоть Джуд и подсказала взять лишний чемодан. Правда, твой подарок совсем маленький.

Дарси вернулась с фирменным пакетиком и с ужасом уставилась на руки Бренны.

— Нет, не трогай. Я сама. — Она освободила крохотный сверточек от папиросной бумаги и осторожно расправила переливающуюся зеленую ночную сорочку на тонких бретельках, коротенькую и почти прозрачную. — Шон обалдеет.

— Будет последним идиотом, если не обалдеет, — согласилась Бренна, закрыв рот и вновь обретя голос. — Я стараюсь представить себя в ней. — Ее глаза разгорелись озорным огнем. — Думаю, мне тоже понравится. Дарси, она прекрасна.

— Я поберегу ее, пока ты не отмоешься после смены.

— Спасибо. — Стараясь не прикасаться к Дарси грязным комбинезоном, Бренна осторожно чмокнула ее в щеку. — Только не обещаю думать о тебе, когда ее надену, и надеюсь, ты сама этого не хочешь.

— Ни в коем случае.

— И не показывай Шону, — предупредила Бренна. — Хочу его удивить.

Дарси с легкостью включилась в привычный рабочий ритм. Правда, Шон, получивший в подарок французскую кулинарную книгу, не желал ругаться, но в остальном все было так, будто она никуда не уезжала. И Дарси, хоть убей, не понимала, радоваться этому или злиться.

В дневную смену ей ни разу не удалось присесть. Кроме постоянных посетителей, с началом сезона нахлынули туристы да еще эти строители.

Всего лишь половина первого, думала Дарси, а в зале ни одного пустого стола. Слава богу, Эйдан нанял Шинед. Какая-никакая, а все же лишняя пара рук. Но, Матерь Божья, девчонка медлительнее больной улитки.

— Мисс! Кто-нибудь примет, наконец, заказ?

Англичане, частная школа, крайняя степень раздражения, оценила Дарси и растянула губы в обаятельной улыбке. Вообще-то обслуживала тот стол Шинед, но ее нигде не было видно.

— Простите. Что закажете?

— Два блюда дня и по бокалу «Смитвика».

— Пиво принесу, не успеете оглянуться. — Дарси пробилась к бару, приняв по пути еще три заказа, выкрикнула названия напитков Эйдану и прошмыгнула в кухню.

Изящество и любезность даже в экстремальных обстоятельствах, подумал Тревор, сидевший со своими парнями за дальним столиком, откуда было очень удобно наблюдать за безумно привлекательной мисс Галлахер.

Когда Дарси вернулась в зал, Тревор заметил воинственный огонь в ее глазах, тлеющий, даже когда она приветливо обслуживала туристов или дружески болтала с постоянными посетителями, и еще он заметил, что она постоянно обводит взглядом зал, словно выискивая кого-то. Когда ее взгляд наткнулся на появившуюся со стороны туалетов Шинед, то огонь вспыхнул с новой силой.

О, детка, тебе конец, посочувствовал Тревор, Дарси сжует тебя, не поморщившись, и выплюнет косточки. Именно так он сам поступил бы с ленивым подчиненным.

Тревор поставил Дарси наивысший балл за то, что она сдержала гнев, ограничившись испепеляющим взглядом и приказом заняться посетителями. Обеденный час пик не время для нагоняя, даже заслуженного. Интересно посмотреть на бедную Шинед после смены, хотя день и без того удачный, решил Тревор, увидев пробирающуюся к их столу Дарси.

— И что же принести на обед таким красивым мужчинам? — Дарси выдернула блокнот из кармашка фартука, остановив взгляд своих восхитительных глаз на Треворе. — Похоже, вы голодны.

— Думаю, невозможно ошибиться, выбрав блюдо дня, — произнес Тревор.

— Разумеется. И пинту пива?

— Чай. Со льдом.

Дарси закатила глаза:

— Фирменный способ янки испортить самый лучший чай. Но мы вас уважим. А что подать вам, джентльмены?

— Мне очень нравится ваша жареная рыба с картошкой.

Дарси улыбнулась тощему парню с приятным лицом:

— Мой брат будет польщен. У вас такой милый акцент. Из каких вы краев, позвольте спросить?

— Из Джорджии, мэм. Донни Брайм, Мейкон, Джорджия. А я вот никогда не слышал такой красивой речи, как у вас. И я тоже выпил бы чай со льдом.

— А я только подумала, что в вас течет ирландская кровь. Что закажете вы, сэр?

— Мясной пирог, жареную картошку и… — Здоровенный мужчина с всклокоченной черной бородой горестно покосился на Тревора. — Похоже, всем чай со льдом.

— Постараюсь побыстрее принести ваш чай.

— Ух ты! — Донни вздохнул, провожая Дарси восхищенным взглядом. — Самая красивая девушка, какую я видел в своей жизни. Смотришь на нее и радуешься, что ты мужчина, верно, Лу?

Лу задумчиво погладил бороду.

— Моей дочке пятнадцать, и если бы я заметил, что кто-то смотрит на нее, как, кажется, я только что смотрел на эту милую девушку, пришлось бы его убить.

— Твои жена и дочь все еще планируют приехать сюда? — спросил Тревор.

— Как только у Джози закончатся занятия в школе. Где-то через пару недель.

Тревор слушал, как двое его строителей вспоминают жен и детей, и думал о своем. Его дома никто не ждал, не было у него женщины, которая считала бы дни до того момента, как прилетит к нему через океан. В общем-то, его это не тревожило. Лучше жить одному, чем пожинать плоды ошибки, которую он чуть не совершил.

Когда ни с кем не связан, можешь свободно заниматься делами в любой точке мира и не чувствовать ни угрызений совести, ни неизбежного напряжения, которое частые разлуки привносят в отношения. И сколько бы мама ни уговаривала его остепениться и подарить ей внуков, факт остается фактом: свою жизнь он гораздо эффективнее строит в одиночку.

Внимание Тревора привлекла молодая семья за соседним столиком. Жена изо всех сил старалась утихомирить раскапризничавшегося младенца, а муж отчаянно вытирал газировку, пролитую хныкающим малышом лет двух и на себя, и на все, до чего он сумел дотянуться.

Здесь никакой эффективностью и не пахнет, подумал Тревор.

Дарси принесла чай, мило улыбаясь, будто и не слышала трубного рева малыша, сменившего капризное хныканье.

— Ваша еда будет готова через пару минут, джентльмены, а если захотите еще чаю, дайте мне знать. — С той же улыбкой она повернулась к соседнему столику, вручила юному отцу пачку салфеток и совершенно искренне отмахнулась от его извинений.

— О, ничего страшного, правда, маленький мужчина? — Она пригнулась так, что ее глаза оказались на одном уровне с зареванными глазками мальчика. — Сейчас все вытрем, и следа не останется, но твой плач испугал эльфов. Они бы вернулись, если бы не боялись, что ты зальешь их слезами.

— Где эльфы? — спросил малыш плаксиво.

— Они пока прячутся, но вернутся, как только поймут, что никто их не обидит. Может, они потанцуют над твоей кроваткой, когда ты заснешь. Держу пари, твоя сестренка их уже видит. — Дарси кивнула на задремавшего младенца. — Поэтому она и улыбается.

Мальчик перестал реветь и, тихо всхлипывая, с подозрением и интересом уставился на сестру, а Дарси поспешила к следующему столику.

«Эффективно», — мысленно похвалил ее Тревор.

3

В перерыве между дневной и вечерней сменами, когда зал был убран, а братья отправлены по домам, Дарси усадила перед собой новую официантку. Эйдан управлял пабом, Шон господствовал на кухне, но, по молчаливому согласию, обслуживанием руководила Дарси.

— А теперь, Шинед, давай вспомним все, о чем мы говорили, когда я брала тебя на работу.

Шинед заерзала на стуле тощей задницей и попыталась сосредоточиться.

— Ну, ты сказала, как я должна принимать заказы. Вежливо, с вниманием…

— Да, верно. — Дарси глотнула газировки в ожидании продолжения, но не дождалась его. — Что еще ты помнишь?

— Ох… — Выводя кончиками пальцев узоры на столешнице, Шинед задумчиво пожевала губу. Господи, ну говори уже, мысленно подстегнула ее Дарси. — Не ошибаться, чтобы каждый получил то, что заказал. И опять же вежливо.

— Шинед, а ты помнишь о том, что подавать еду и напитки необходимо ловко и быстро?

— Ага, помню. — Взгляд Шинед приклеился к ее стакану, похоже, навечно. — Дарси, у меня в голове все путается. Всем чего-то надо, просто рвут на части.

— Возможно, но, видишь ли, Шинед, паб — это такое место, куда люди приходят потому, что чего-то хотят, а наша работа состоит в том, чтобы они это получили. Ты не можешь выполнять свои обязанности, если полсмены прячешься в туалете.

— Джуд сказала, что у меня уже лучше получается. — Шинед наконец оторвала взгляд от стакана и уставилась на Дарси глазами, полными слез.

— Со мной этот фокус не пройдет. — Дарси перегнулась через стол. — Дрожащие в глазках слезы действуют исключительно на мужчин и добрые сердца, а сейчас совсем другой случай. Так что проглоти слезы и слушай.

Шинед шмыгнула носом и засопела.

— Когда ты пришла ко мне устраиваться на работу, ты обещала трудиться усердно. С того дня и трех недель не прошло, а ты уже отлыниваешь. Я спрашиваю тебя прямо и требую честного ответа: тебе нужна эта работа?

Шинед потерла глаза, размазав тушь для ресниц, купленную с зарплаты за первую неделю. Кого-то это трогательное зрелище, может, и смягчило бы, но Дарси лишь подумала, что девчонке следует научиться лить слезы поизящнее.

— Да-а, мне нужна работа.

— Нуждаться в работе и хорошо работать — далеко не одно и то же. — «Это тебе придется понять очень скоро», — мысленно добавила Дарси. — Я хочу, чтобы ровно через два часа ты вернулась на вечернюю смену.

От шока слезы Шинед высохли мгновенно.

— Но у меня свободный вечер.

— Уже нет. Ты вернешься, настроенная на работу, за которую тебе платят, если хочешь эту работу сохранить. Твой маршрут — от столика к столику, от столика на кухню и обратно. Если ты что-то забудешь или не поймешь, можешь подойти ко мне, и я тебе помогу. Но… — Дарси умолкла, дождалась, пока Шинед снова посмотрит ей в глаза. — Ты не смеешь покидать свой пост. Я этого больше не потерплю. Хочешь пописать, ради бога, но каждый раз, как я замечу, что ты просидела в туалете больше пяти минут, я вычту из твоей зарплаты фунт.

— Я… у меня проблемы с мочевым пузырем.

Дарси расхохоталась бы, если бы это не прозвучало так жалостливо.

— Чушь собачья, как нам обеим прекрасно известно. Если бы это было правдой, я бы знала, потому что твоя мама рассказала бы маме Бренны, и до моих ушей это точно дошло бы.

Пойманная на лжи Шинед перестала выкручиваться и надулась.

— Но, Дарси, целый фунт!

— Да, целый фунт, поэтому прежде, чем удрать, подумай, сколько это тебе будет стоить.

«И раз уж мне придется за тебя работать, то эти денежки пойдут прямиком в мой «кувшин желаний». Разумеется, это Дарси вслух не произнесла.

— Репутацию пабу создавали поколения Галлахеров. Если ты на нас работаешь, должна соответствовать нашим требованиям. Если не можешь или не хочешь, скатертью дорожка. Я даю тебе второй шанс, Шинед. Третьего не будет.

— Эйдан не такой строгий, как ты, — дрожащими губами пролепетала Шинед.

— Ну, сейчас ты имеешь дело не с Эйданом, а со мной. У тебя есть два часа. Не опаздывай, или я решу, что эта работа не для тебя.

— Я приду. — Шинед раздраженно вскочила. — Подумаешь, таскать подносы! Тут мозги не нужны.

Дарси обворожительно улыбнулась:

— Значит, ты справишься.

— Когда я накоплю денег, чтобы выйти замуж за Билли, я и не вспомню об этой работе.

— Отличная цель. Но это будущее, а мы в настоящем. Прогуляйся и успокойся, пока не сказала того, о чем потом пожалеешь.

Задрав голову, Шинед зашагала к выходу. Дарси не тронулась с места, дожидаясь, когда хлопнет дверь, а потому не вздрогнула и только закатила глаза при звуке, похожем на револьверный выстрел.

— Если она хоть половину этой энергии приложит к работе, нам больше не придется так мило разговаривать.

Дарси шевельнула плечами, чтобы немного ослабить напряжение, пошевелила занемевшими в туфлях пальцами ног и встала из-за стола. Взяв стаканы, она повернулась, чтобы отнести их к раковине, и чуть не наткнулась на Тревора, видимо вошедшего через заднюю дверь.

Прекрасное воплощение замысла божьего, мелькнула мысль. Может, парень и грязноват после возни на стройке, но это ни капельки его не портит.

— Мы закрыты.

— Кухонная дверь была не заперта.

— У нас гостеприимное заведение. — Дарси поставила стаканы на стойку. — Но боюсь, в данный момент я не смогу продать вам пинту пива.

— Я пришел не за пивом.

— Неужели? — Дарси прекрасно знала, что нужно мужчине, который вот так пожирает ее глазами, но у всякой игры есть свои правила. — Что же вы тогда ищете?

— Еще утром, когда проснулся, я ничего не искал. — Тревор оперся о барную стойку. Они оба все понимают, что значительно упрощает ситуацию. — А потом увидел вас.

— Сладкоречивый мистер Нью-Йорк.

— Трев. У вас есть пара свободных часов, так почему бы не провести их со мной?

— И как же вы узнали, что я свободна?

— Я вошел в конце вашего выговора нерадивой служащей. А знаете, она ошибается.

— В чем же?

— Для этой работы нужны и мозги, и умение ими пользоваться. У вас есть и то и другое.

Дарси удивилась. Редкий мужчина замечал в ней ум, а еще реже говорил об этом.

— Так вас привлекли мои мозги?

— Нет. — От веселых искр в его глазах и вспыхнувшей улыбки у нее мурашки побежали по позвоночнику. — Но интересно и то, что творится в вашей голове.

— Мне нравится в мужчинах честность. Почти всегда. — Дарси оценивающе взглянула на него, подумала, что он вполне сгодится для недолгого, но приятного флирта. Не более того. И вдруг, к ее искреннему изумлению, она почувствовала острое сожаление. Хотя в одном парень прав. Время у нее есть.

— Я с удовольствием прогулялась бы по пляжу, но разве вы не должны работать?

— У меня гибкое расписание.

— Вам повезло. — Дарси подняла откидную доску. — Может, и мне тоже.

Тревор подошел и остановился, почти касаясь ее.

— Один вопрос.

— Постараюсь дать вам один ответ.

— Почему я не должен никого убить, прежде чем сделать это? — Тревор наклонился и легко провел губами по ее губам.

Дарси шлепнула доску на место.

— Я разборчива. — Она прошла к двери, оглянулась и посмотрела ему в глаза. — И я дам знать, если решу позволить вам повторить это, Трев из Нью-Йорка. И более энергично.

— Справедливо.

Тревор вышел вслед за нею. Подождал, пока она запрет парадную дверь.

В воздухе смешивались ароматы цветов и соленый запах моря. Дарси любила Ардмор, его запахи, и звуки, и раскинувшуюся до горизонта бухту, таившую в себе уйму возможностей. Рано или поздно волны столкнутся с сушей в другом месте, где живут другие люди со своей, совсем другой жизнью. Разве не чудо!

И не чудо ли, что ей так уютно именно здесь, думала Дарси, поднимая руку в ответ на приветствие Кейти Даффи, возившейся на своем заднем дворе.

— Вы впервые в Ирландии? — спросила Дарси, когда они подошли к берегу.

— Нет, я несколько раз бывал в Дублине.

— Один из моих любимых городов. — Дарси обвела взглядом пляж, заметила группки туристов и свернула к скалам. — Там чудесные магазины и рестораны. В Ардморе этого нет.

— Так почему же вы не в Дублине?

— Моя семья здесь… ну, часть семьи. Наши родители некоторое время назад обосновались в Бостоне. А я не горю желанием жить в Дублине, когда на свете столько чудесных мест, которые я еще не видела.

— А что вы видели?

Дарси подняла на него глаза. И впрямь редкий парень. Большинство ее знакомых мужчин распирало желание поговорить о себе любимом. Ладно, поиграем пока по его правилам.

— Париж только что. Дублин, разумеется, и почти всю мою страну. Однако паб серьезно мешает путешествиям. — Дарси повернулась, отступила на несколько шагов назад и прикрыла рукой глаза, защищаясь от солнца.

— Интересно, как это в конце концов будет выглядеть?

Тревор остановился, оглянулся.

— Театр?

— Да. Я видела эскизы, но не могу представить, как это будет выглядеть в реальности. — Дарси опустила руку и подставила лицо соленому ветру. — Мои братья одобряют этот проект, а они очень разборчивы.

— Как и «Маги Энтерпрайз».

— Не сомневаюсь, хотя трудно понять, почему Маги выбрал для своего проекта именно нашу деревушку. Джуд говорит, что отчасти из сентиментальности.

Тревор изумился и даже испытал неудовольствие от высказанной столь небрежно правды.

— Неужели только по этой причине?

— Вы знаете историю Джонни Маги и Мод Фицджералд?

— Слышал кое-что. Они были помолвлены, он ушел на войну и погиб во Франции.

— А она так и не вышла замуж и всю жизнь прожила в одиночестве в домике на Эльфийском холме. Долгую жизнь. Старая Мод покинула этот мир в сто один год. Мать Джонни Маги умерла от горя через несколько лет после его гибели. Говорили, что Джонни был ее любимцем и она так и не нашла утешения ни в муже, ни в других детях, ни в религии.

Как-то странно было гулять по пляжу и слушать историю собственной семьи, о некоторых страницах которой он и понятия не имел, из уст женщины, которую едва знал. Еще более странным казалось Тревору то, что сейчас он узнавал от Дарси больше, чем от кого бы то ни было прежде.

— По-моему, потеря ребенка самое страшное горе.

— Не спорю, но как же те, кто остались живы и нуждались в ней? Если из-за потери пренебрегаешь тем, что имеешь, горе — потворство своей слабости.

— Вы правы. И что же с ними случилось?

— Как говорят, ее муж в конце концов пристрастился к алкоголю. Лично я думаю, что упиваться виски ничуть не лучше, чем упиваться горем. Ее дочери, кажется, их было три, выскочили замуж при первой возможности и покинули дом. Другой ее сын, он был лет на десять моложе Джонни, когда стал взрослым и женился, спустя какое-то время с женой и маленьким сыном уехал в Америку и сколотил там состояние. Никогда он не возвращался в Ирландию и, ходят слухи, не общался ни с родными, ни с друзьями.

Дарси обернулась и снова устремила взгляд на паб.

— Суровое сердце нужно иметь, чтобы ни разу не оглянуться назад.

— Да, — пробормотал Тревор, — суровое.

— Однако семена «Маги Энтерпрайз» впервые попали в почву здесь, в Ардморе. Похоже, нынешний Маги не прочь вложить время и деньги, чтобы увидеть, как они прорастут.

— Возражаете?

— Да бога ради! Нам польза, и ему тоже, судя по всему. Бизнес есть бизнес, но всегда можно найти местечко для сентиментальности, если она не мешает главному.

— И что же, по-вашему, главное?

— Выгода.

— Просто выгода?

Дарси кивнула и устремила взгляд на бухту.

— Вот возвращается Тим Райли. Он со своим экипажем вышел в море задолго до рассвета. У рыбаков тяжелая жизнь. Тим и такие, как он, день за днем выходят в море, забрасывают сети, воюют с непогодой, выбиваются из сил. Как вы думаете, почему они это делают?

— Может, вы мне и скажете?

— Им это нравится. — Дарси откинула волосы с лица, глядя на судно, показавшееся на гребне высокой волны. — Сколько бы они ни ругались и ни жаловались, они любят эту жизнь. И Тим ухаживает за своим суденышком, как любящая мамочка за своим первенцем. Он честно продает улов, чтобы никто не сказал, будто Райли нельзя доверять. Да, здесь и любовь к своему труду, верность традициям, забота о репутации, но в основе-то все-таки выгода. Если не зарабатываешь своим трудом на жизнь, то это всего лишь хобби, не так ли?

Тревор поймал взметнувшийся на ветру черный локон Дарси.

— Похоже, меня привлекли все-таки ваши мозги.

Дарси рассмеялась и побрела по песку вдоль кромки прибоя.

— А вам нравится то, чем вы занимаетесь?

— Да, нравится.

— А что нравится больше всего?

— Что вы увидели, выглянув из окна сегодня утром?

— Ну, я увидела вас, не так ли? — Она была вознаграждена улыбкой, смягчившей его лицо. — А еще я увидела свалку.

— Вот именно. Мне больше всего нравится пустая площадка или старое полуразрушенное здание. Мне нравятся возможности, которые в них таятся.

— Возможности, — прошептала Дарси, снова поворачиваясь к морю. — Это я понимаю. Итак, вам нравится строить что-то из ничего или из того, чем долгое время пренебрегали.

— Да. Изменения без нанесения ущерба. Если вы срубаете дерево, необходимо задать вопрос: а стоит ли то, что возникнет на его месте, принесенной жертвы? Имеет ли это смысл в конечном итоге или это всего лишь удовлетворение минутного каприза?

— Снова философствуете? — Как ни странно, у него и лицо было философа, хотя развевающиеся на ветру волосы и маленький шрам на подбородке наводили на мысли о другой, более бурной и отнюдь не созерцательной жизни. — Вы случайно не совесть Маги?

— Мне нравится так думать.

Странное утверждение для простого работяги, подумала Дарси, но очень привлекательное. Если честно, она до сих пор не нашла в парне ни одной черточки, которую бы не одобрила.

— На наших утесах и в старину строили с размахом. Правда, остались лишь руины, но дух прошлого сохранился, и многие его там чувствуют. Ирландцы знают цену жертвенности, понимают ее причины и необходимость. Постарайтесь найти время, чтобы осмотреть окрестности.

— Обязательно. И, думаю, эти места понравились бы мне еще больше, если бы вы нашли время показать мне дорогу.

— Поживем — увидим.

Взглянув на часы, Дарси повернула назад. Тревор остановил ее, взяв за руку, и отметил легкое раздражение, мелькнувшее в ее глазах.

— Давайте начнем вот с чего: я хотел бы еще увидеться с вами.

— Я знаю. — Дарси наклонила голову, шаловливо улыбнулась — простой и беспроигрышный жест, никогда ее не подводивший. — Я пока не пришла к какому-то определенному мнению насчет вас. Женщина должна соблюдать осторожность с незнакомыми и красивыми мужчинами.

— Милочка, женщина, обладающая вашим арсеналом, использует мужчин в качестве мишеней для учебной стрельбы.

Разозлившись, Дарси выдернула руку.

— Только если они сами на это напрашиваются. Мое красивое лицо не делает меня бессердечной.

— Ни в коем случае. Но красивое лицо и острый ум — могущественное сочетание, и было бы расточительством не уметь ими пользоваться.

Дарси хотела было отмахнуться и, что ей великолепно удавалось, гордо удалиться, но, черт побери, он ее заинтриговал.

— Очень странный разговор. Даже не знаю, нравится он мне или нет, но, скажем, я заинтересована настолько, чтобы потратить немного времени и разобраться. Только сейчас мне пора на работу. Не стоит опаздывать после столь строгого выговора Шинед.

— Она вас недооценивает.

— Простите, не поняла.

— Она вас недооценивает, — повторил Тревор, подстраиваясь к шагам Дарси. — Она видит лишь то, что на поверхности: красивая женщина, модная, стильная, работает в семейном бизнесе, которым управляют ее братья, а сама стоит на нижней ступеньке, выполняя чужие приказы.

Дарси прищурилась, но не от солнца.

— И вы видите то же самое?

— Нет, так видит Шинед. Но она молода и неопытна. Поэтому она не понимает, что вы вносите в «Паб Галлахеров» не меньший вклад, чем ваши братья. Ваша внешность никоим образом не мешает этому, но я наблюдал за вами сегодня. — Тревор посмотрел на Дарси с высоты своего роста. — Вы ни разу не сорвались, ни разу не вышли из образа, даже когда злились.

— Если вы пытаетесь запудрить мне мозги комплиментами, то, должна признаться, это, кажется, срабатывает. Хотя, честно говоря, не могу припомнить, когда мужчина говорил мне нечто подобное.

— Могу себе представить. Вероятно, все они говорят, что вы самая красивая женщина из всех, кого они когда-либо видели. Пустая трата сил и времени утверждать очевидное, и наверняка вам это надоело до смерти.

Они уже шли по улице. Дарси остановилась, в упор смотрела на него пару секунд и рассмеялась.

— А вы редкий парень, Трев из Нью-Йорка. Пожалуй, вы мне нравитесь, и я подумываю провести некоторое время в вашей компании, пока вы здесь. А если бы вы были богаты, я вышла бы за вас замуж, не сходя с места, и позволила бы развлекать меня и потакать моим капризам до конца моих дней.

— Вы этого ищете, Дарси? Чтобы кто-то потакал вашим капризам?

— А почему бы и нет? У меня немалые запросы, и я намерена их удовлетворить. Но, пока я не встретила мужчину, желающего и способного обеспечить меня, я вполне справляюсь сама. — Она подняла руку, коснулась его щеки. — Это вовсе не значит, что я не могу по дороге развлечься с кем-то другим.

— И честность в придачу.

— Когда мне это выгодно. А поскольку мне кажется, что вы вполне способны очень быстро раскусить даже самую искусную ложь, зачем терять время попусту?

— Опять это.

Направляясь к пабу, Дарси озадаченно покосилась на Тревора:

— Что?

— Эффективность. Эффективность в женщинах меня возбуждает.

— Господи, вы самый странный парень из всех, кого я знаю. И поскольку я нахожу забавным то, что вас так легко возбудить, я принимаю ваше приглашение на завтрак.

— Завтра?

Дарси позвенела ключами в кармане, удивляясь, почему ей так льстит его приглашение.

— В восемь утра. Встретимся в ресторане гостиницы.

— Я остановился не там.

— Ну, если вы живете в пансионе, мы могли бы…

— А, вот и ты, Дарси. — Эйдан подошел к ним со своими ключами в руке. — Джуд тебя ждала.

— Меня отвлекли.

— Я вижу, вы познакомились с моей сестрой. Может, зайдете, выпьете пинту пива за счет заведения?

— Вообще-то у меня кое-какие дела. Меня тоже отвлекли, — ответил Тревор, взглянув на Дарси. — Я с удовольствием приму ваше приглашение, но чуть позже, идет?

— Всегда рады вас видеть. Ваши люди не дают нам скучать, а с возвращением Дарси, полагаю, мы вообще с ног собьемся. — Подмигнув Дарси, Эйдан вставил ключ в замочную скважину. — Вечером у нас намечается небольшое сборище, будет и наша традиционная музыка. Приходите, если сможете, получите кое-какое представление о том, что мы предложим тем, кто пройдет через наш паб, направляясь в ваш театр.

— Обязательно загляну.

— Дарси, ты поговорила с Шинед?

Дарси ответила, не сводя глаз с Тревора:

— Поговорила. И все тебе расскажу. Через минутку.

— Отлично. До вечера, Тревор.

— До вечера.

— Ваши люди? — медленно произнесла Дарси, когда дверь за Эйданом закрылась. — Ваш театр?

— Совершенно верно.

— То есть вы Маги. — Дарси осторожно вдохнула, выдохнула, прекрасно понимая, что это сдержит ее гнев очень ненадолго. — Почему вы мне не сказали?

— Вы не спросили. А какая разница?

— По-моему, большая. Вы намеренно обманули меня, а я не терплю, когда меня обманывают или играют со мной.

Тревор уперся ладонью в дверь, не давая Дарси распахнуть ее.

— Я не вижу никакого обмана в наших разговорах.

— Значит, у нас с вами разные представления об обмане.

— Может, вас просто злит, что я оказался богатым и теперь вам придется выйти за меня замуж?

Тревор ослепительно улыбнулся, надеясь очаровать ее, но получил в ответ испепеляющий взгляд.

— Ваш юмор не кажется мне уместным. А теперь отойдите от моей двери. Мы еще не открыты для посетителей.

— Это наша первая ссора?

— Нет. — Дарси рывком распахнула дверь, чуть не ударив Тревора по лицу. — Последняя.

Дверью она не хлопнула, но массивное дерево не помешало Тревору отчетливо услышать щелчок запирающегося замка.

— Я так не думаю, — произнес он гораздо веселее, чем любой другой мужчина на его месте. — Ничего подобного. — Тревор направился к своей машине, решив, что сейчас вполне подходящий момент подняться на скалы и взглянуть на руины, о которых ему все уши прожужжали.

* * *

Это была та Ирландия, которую он мечтал увидеть. Древняя и священная, неукротимая и мистическая. Он удивился, что оказался здесь совсем один. Если уж попал в эти места, неужели возможно противиться притяжению древних святынь?

Тревор обошел чудом устоявшие на крутом утесе развалины часовни, когда-то построенной в честь святого, увидел три каменных креста, источник и колодец с прозрачной водой. Здесь было так тихо и спокойно, словно этот укромный клочок земли охраняли не только кресты, но и души тех, кто обрел здесь вечный покой.

Ему говорили, что прогулка вокруг мыса очень живописна, но он предпочел остаться здесь.

Дарси была права, решил он, часовня хоть и разрушилась, но душа ее жива.

Замшелые камни, похоже, обозначали могилы. Тревор осторожно отступил, из уважения или суеверия и, взглянув вниз, увидел высеченную на камне надпись:

Мод Фицджералд

Провидица

— Так вот вы где, — прошептал он. — После смерти деда мама сберегла старые альбомы. Он очень мало фотографий привез отсюда, но на одной из них есть вы с моим двоюродным дедом. Разве это не странно?

Тревор присел на корточки, растроганный обилием цветов, покрывавших могилу мягким пестрым ковром.

— Должно быть, вы любили цветы. Ваш сад у коттеджа очень милый.

— Все расцветало под руками Мод.

Тревор оглянулся и поднялся на ноги. Мужчина, стоявший у колодца, был одет весьма эксцентрично. Весь в серебре, сверкающем на солнце. Театральный костюм для какого-то представления в гостинице, предположил Тревор, да и сам парень весьма театрален — длинные черные волосы, плутовская улыбка и глаза пронзительной синевы.

— А тебя, похоже, нелегко испугать. Впрочем, это говорит в твою пользу.

— Пугливому человеку здесь делать нечего. Прекрасный уголок, — добавил Тревор, оглядываясь по сторонам.

— Мне тоже здесь нравится. Так ты Маги, приехавший из Америки, воплощать мечты и находить ответы.

— Более-менее. А вы?

— Кэррик, принц эльфов. Рад знакомству.

— Угу, так я и подумал.

Снисходительный тон Тревора задел Кэррика.

— Ты должен был слышать обо мне даже в своей Америке.

— Само собой. — Либо парень ненормальный, либо не хочет выходить из образа, а может, и то и другое. — Видите ли, я сейчас живу в коттедже на холме.

— Я знаю, где ты живешь, черт побери, и плевать я хотел на твой снисходительный тон. Я привел тебя сюда не для того, чтобы терпеть твои насмешки.

— Вы привели меня сюда?

— Ох уж эти смертные, — проворчал Кэррик. — Обожают думать, что все делают сами. Твоя судьба здесь, и она связана с моей судьбой. Если я бросил пару приманок, чтобы завлечь тебя сюда, так у кого на это больше прав, чем у меня?

— Приятель, если напиваетесь с утра пораньше, держитесь подальше от солнца. Хотите, я помогу вам дойти до гостиницы?

— Напиваюсь? Ты думаешь, что я пьян? — Кэррик вскинул голову и рассмеялся, и смеялся, пока не схватился за бока, видимо, закололо от смеха. — Чертов болван! Я покажу тебе, кто тут пьян, вот только отдышусь. — Кэррик сделал несколько длинных вдохов и выдохов. — Так-так. Полагаю, что-нибудь необычное, ибо я уже вижу, что ты циник. Ага, придумал!

Его глаза стали темными, как кобальт, и Тревор готов был поклясться, что кончики его пальцев засияли золотым светом, а затем в ладонях появилась сфера, прозрачная, как вода. И в ней Тревор увидел себя и Дарси. Они стояли рядом на пляже, а у их ног волновалось Кельтское море.

— Взгляни на нее. Красивое лицо, и сильный характер, и жаждущее сердце. Хватит ли тебе ума завоевать то, что предлагает судьба?

Парень пошевелил пальцами, и сфера перелетела к Тревору. Инстинктивно он протянул руку, почувствовал, как пальцы погружаются в мягкую прохладу, а затем сфера взорвалась, как мыльный пузырь.

— Отличный фокус, — выдавил Тревор и оглянулся. Он снова был один, только трава пригибалась к земле на ветру. — Отличный фокус, — повторил он, потрясенный гораздо сильнее, чем сам хотел бы признать, и уставился на свои пустые руки.

4

Всю ночь Тревору снились сны. Обычно он видел быстро сменяющиеся яркие пятна, но с тех пор, как поселился в коттедже на Эльфийском холме, его сны приобрели почти кристальную четкость. Словно кто-то сфокусировал объектив фотоаппарата.

Странный парень с древнего кладбища летел на белом крылатом коне над бескрайним синим морем, но почему-то Тревор ощущал мощные, напряженные мышцы мифического коня так, будто сам сидел на его широкой спине. А вдали небо и вода разделялись так отчетливо, будто кто-то провел по линейке черту остро заточенным карандашом.

Вода была сапфировой, а небо — серым, как дым.

Конь бросился вниз, его мощные передние ноги взрезали морскую гладь, и Тревор увидел, почувствовал каждую капельку, ощутил вкус соли на своих губах.

В следующее мгновение они уже погружались в бурлящий подводный мир, холодный и темный, чуть подсвеченный жутковатым сиянием и радужными искрами, мерцающими в такт дыханию воды и пению труб, словно трепещущие крылья эльфов. Самое странное, что он летел в воде так же легко, как и в воздухе, и восторг, словно кровь, струился по его венам.

Вот они на мягком дне перед пульсирующим, как истомившееся сердце, темно-синим холмиком, и мужчина, назвавшийся принцем эльфов, вонзает в него руку по плечо, однако Тревор ощущает своей кожей дрожь холодной массы, сжимает пальцы и вырывает сердце океана.

«Для нее, — думает он. — Это моя верность ей, только ей».

Когда он просыпается, его пальцы все еще сжаты в кулак, но единственное грохочущее сердце — его собственное.

Потрясенный, растерянный, Тревор раскрывает ладонь. Она, конечно, пуста, но он чувствует постепенно ослабевающее давление.

Сердце океана.

Смешно! Не нужно быть специалистом, чтобы знать: нет в глубинах Кельтского моря никакой мерцающей массы, не бьется на дне океана никакая органическая жизнь. Это всего лишь игра подсознания, занимательный сюжет, полный символов, которые, при желании, можно анализировать до посинения.

Лично у него подобного желания нет и никогда не возникнет.

Тревор встал с кровати, побрел в ванную комнату, рассеянно провел рукой по волосам… и обнаружил, что они влажные.

Он замер, медленно опустил руку, тупо уставился на ладонь, затем поднес ее к лицу и понюхал. Морская вода?

Как был, нагишом, он вернулся в спальню и присел на край кровати. Он никогда не думал, что наделен слишком живым воображением, наоборот, считал себя более приземленным, чем многие. Однако отрицать невозможно: ему приснилось, что он летит сквозь толщу океана на крылатом коне, а проснулся он с влажными от морской воды волосами.

И как здравомыслящий человек может это объяснить?

Для объяснений необходима информация. Пора приниматься за ее сбор.

Звонить в Нью-Йорк еще было рано, но никогда не рано послать факс. Одевшись, Тревор устроился в маленьком кабинете напротив спальни и сочинил первое письмо родителям.

Мама и папа!

Надеюсь, вы оба в добром здравии. Строительство не выбивается из графика и бюджета. Хотя после пары дней наблюдений я пришел к выводу, что О 'Тулы вполне справились бы без меня, я решил остаться, по меньшей мере, на ближайшее время. Дело не столько в личном присмотре, сколько в общественных связях. Большинство местных жителей, похоже, благоволит театру, однако стройка нарушает их привычное спокойствие. Думаю, разумно оставаться на виду и в гуще событий.

Рекламную кампанию я, пожалуй, тоже начну отсюда.

А пока я с удовольствием знакомлюсь с окрестностями. Здесь красиво, как ты мне и рассказывал, папа, и тебя вспоминают с любовью. Вам обоим следует как-нибудь приехать сюда погостить.

«Паб Галлахеров» ровно такой, каким ты его помнишь и как докладывал Финкл. Гостеприимное и популярное заведение. Его привязка к театру — отличная идея. Я хочу еще пожить здесь, поглубже прочувствовать обстановку, продумать, какие изменения или улучшения могут принести пользу моему проекту.

Мама, а тебе больше всего понравится коттедж, в котором я остановился. Он прелестный, как на открытке, и говорят, что в нем водится привидение. Ты и тетя Мэгги получили бы море удовольствия, но мне, к сожалению, нечего рассказать о потусторонних гостях. Поскольку я честно пытаюсь проникнуться местным колоритом, не могли бы вы обе поделиться со мной всем, что знаете о местной легенде.

Разумеется, в ней говорится о несчастных влюбленных: земной девушке и принце эльфов. Я позвоню вам, как только смогу.

С любовью, Трев

Тревор перечитал написанное, убедился, что его просьба не кажется слишком настойчивой, и отправил письмо по частной линии родителей.

Следующий факс предназначался его помощнице и был намного конкретнее.

Анджела, мне необходимо все, что возможно найти о популярной в Ардморе легенде. Ссылки: Кэррик, принц эльфов, Гвен Фицджералд, коттедж на Эльфийском холме, Олд Пэриш, Уотерфорд, шестнадцатый век.

Тревор Маги

Отправив факс, Тревор взглянул на часы. Всего несколько минут девятого, слишком рано тревожить еще один источник информации. Придется подождать час и тогда уж нанести визит Джуд Галлахер.

Тревор вдруг почувствовал, что умрет, если немедленно не выпьет кофе. Единственным, что он упустил, собираясь сюда, была автоматическая кофеварка с таймером. Необходимо как можно скорее восполнить этот пробел. Возможность проснуться утром и сразу вдохнуть аромат свежесваренного кофе — одно из главных достижений цивилизации. Во всяком случае, по его мнению.

Спустившись с лестницы, мыслями уже на кухне, настроенный на первый бодрящий глоток, Тревор услышал стук в дверь и открыл ее.

И решил, что в мире есть кое-что более бодрящее, чем кофейный аромат. Умный и практичный мужчина отказался бы от целой жизни с утренним кофе ради синеглазой, соблазнительно улыбающейся красотки в обтягивающем пуловере с глубоким вырезом. Именно такая женщина стояла сейчас на его крохотном крылечке, а он считал себя очень умным и очень практичным.

— Доброе утро! Вы всегда просыпаетесь такой сияющей?

— Одного завтрака мало для возможности выяснить это лично.

— Завтрака?

— По-моему, вы приглашали меня на завтрак.

— Верно! — Его мозги без утренней дозы кофеина работали довольно медленно. — Дарси, вы меня удивляете.

Чего она и добивалась.

— Так вы меня кормите или нет?

— Заходите. — Тревор пошире открыл дверь. — Посмотрим, что можно сделать.

Дарси протиснулась в маленькую прихожую, окутав его греховным ароматом, и заглянула в гостиную.

Там все осталось почти так же, как было при Мод: повсюду прелестные феи, на полке все те же книги, на выцветший диван наброшен старый плед.

— А вы аккуратны. Люблю аккуратных мужчин. Или, может, вы считаете аккуратность эффективной?

— Эффективность невозможна без аккуратности. — Глядя Дарси в глаза, Тревор положил ладонь на ее плечо, с удовлетворением отметил ее недрогнувший веселый взгляд. — Интересно, почему вы не пытаетесь отшить меня.

— Потому что это слишком предсказуемо, а предсказуемость скучна.

— Держу пари, с вами не соскучишься.

— Разве что иногда. Я злюсь на вас, но все равно жду свой завтрак. Вы готовите или мы куда-то идем?

— Готовлю.

— Вы ориентируетесь на кухне? Сюрприз, сюрприз.

— Мой омлет с грибами и чеддером — лучший в мире.

— Об этом мне судить… а я очень привередлива. — Дарси прошла на кухню. Тревор — прежде чем последовать за ней — оценил вид сзади и одобрительно вздохнул.

Дарси села за маленький столик посреди крохотной кухоньки, обвила рукой спинку стула и теперь выглядела как женщина, привыкшая к тому, чтобы ее обслуживали. Хотя организм больше не нуждался в подзарядке, Тревор сначала сварил кофе.

— Пока вы возитесь у плиты, не расскажете ли, почему не мешали мне вчера болтать о вашей семье и притворялись заинтересованным тем, что должно быть вам давно знакомо?

— Потому что не знакомо.

Успокоившись вчера, Дарси именно это и заподозрила. Тревор не похож на парня, который стал бы тратить время, задавая вопросы, на которые знает ответы.

— Что так, если позволите спросить?

Он бы не позволил. В обычных обстоятельствах. Но он чувствовал, что задолжал ей объяснения.

— Мой дед почти не вспоминал свою семью и Ардмор. И Ирландию, если уж на то пошло. — С нетерпением ожидая, когда закипит кофе — господи, пожалуйста, поскорее! — Тревор достал необходимые для омлета ингредиенты. — Он был не простой человек, суровый. Как мне казалось, ему больно было вспоминать все, что он оставил на родине. Поэтому прошлое не обсуждалось.

— Понимаю. — «Но не совсем», — мысленно добавила Дарси. Трудно понять семью, в которой не обсуждается все, и зачастую с криками и руганью. — Ваша бабушка ведь тоже из этих краев?

— Да. И она подчинялась желаниям деда. — Тревор строго взглянул на Дарси. — Во всем!

— Полагаю, он был властным мужчиной, а властные мужчины часто неуживчивы и внушают страх.

— Моего отца можно назвать властным, но я не считаю его неуживчивым или устрашающим.

— Значит, вы вернулись сюда, чтобы помимо прочего своими глазами увидеть землю ваших предков.

— Помимо прочего.

Он ясно дал понять, что не хочет продолжать этот разговор. Похоже, она задела незажившую рану и, хотя с удовольствием поковырялась бы еще, решила сменить тему.

— Ну, ладно, раз уж мы здесь, может, поделитесь вашими впечатлениями о коттедже?

Тревор взбил яйца для омлета, налил себе первую кружку кофе. Напряжение, так раздражавшее его, немного отпустило.

— В факсе, который я послал маме, я назвал его прелестным, как на почтовой открытке.

— Факс? Странный способ общения сына с матерью.

— Сын и мать не пренебрегают современными технологиями. — Вспомнив о приличиях, Тревор налил еще одну кружку кофе и поставил ее перед Дарси. — Что может быть лучше в этом мире, чем домик под соломенной крышей в ирландской провинции, оснащенный всеми современными удобствами?

— Вы забыли о вашем личном привидении.

Его трудно было застать врасплох, но он чуть не опрокинул сковородку.

— Я бы не назвал ее своим личным привидением.

— Но это так, раз вы здесь живете. Красавица Гвен — фигура трагическая, и, хотя я глубоко ей сочувствую и высоко ценю романтичность ее истории, с трудом представляю, как можно тосковать — пусть даже по любви — веками и после смерти. Нужно жить полной жизнью, чего бы это ни стоило.

— Что еще вы знаете о ней?

— Пожалуй, то же, что и все местные. — Дарси с удовольствием смотрела, как ловко он готовит омлет. — Джуд знает больше, ведь она изучала эту легенду для своей книги, а кое-кто видел Красавицу Гвен.

Тревор обернулся и взглянул на Дарси… нет, не с удивлением, настороженно.

— И вы?

— Думаю, я не из тех, на кого привидение стало бы тратить время. Может, вы увидите ее, она же здесь бродит.

— Мне вполне довольно вас. А как насчет второй половины легенды? Этот Кэррик.

— О, умный парень и ловкий. Гордость и вспыльчивость сыграли с ним злую шутку, а теперь, когда пришло время исправить ошибку, он готов пустить в ход все свои уловки. Вы случайно не обратили внимания на кольца Бренны — обручальное и свадебное? Во время работы она носит их на шее на цепочке.

— Я однажды видел, как парень чуть не потерял палец, когда электрическая пила зацепилась за его обручальное кольцо. — Тревор достал тарелки, ловко выложил на них омлет. — Какое отношение кольца Бренны имеют к легенде?

— Жемчуг — второй из даров, предложенных Кэрриком Гвен, слезы луны, которые он собрал в свой волшебный кошель. Жемчужину, что в кольце Бренны, Кэррик подарил Шону.

Тревор отвернулся за столовыми приборами.

— Щедрый парень.

— Насчет щедрости не знаю, но эту жемчужину Кэррик дал Шону на могиле Старой Мод. Первыми его дарами Гвен были бриллианты — сокровища солнца. Если вам интересно, поговорите с Джуд. Третьими и последними были сапфиры. Из сердца океана.

— Сердце океана. — Тревор с ослепительной ясностью вспомнил странный сон и снова уставился на свою ладонь.

— Красивая сказочка, думаете вы. Я бы согласилась, если бы она не коснулась моей семьи. Остался третий шаг, еще одна пара должна встретиться и поклясться друг другу в любви. — Дарси глотнула кофе, не отводя взгляда от Тревора. — Те, кто жил в этом коттедже после Старой Мод, стали шагом первым и шагом вторым.

Тревор вынул из тостера выпрыгнувший ломтик хлеба.

— Это предупреждение? Вы намекаете, что я избран третьим?

— Ну, это же очевидно. При всей вашей рассудительности в ваших жилах течет не просто ирландская, а та самая кровь, что текла в жилах мужчины, когда-то любившего женщину, которая жила здесь. Если бы разрушителя заклятья выбирала я, то, не сомневаясь, выбрала бы вас.

Обдумывая ее слова, Тревор достал из холодильника масло и джем, сел напротив нее.

— И такая рассудительная женщина, как вы, верит в заклятья?

— Верю ли я? — Дарси перегнулась к нему через стол. — Милый, да я их накладываю.

Ее глаза загорелись таким колдовским огнем, а губы изогнулись в такой странной улыбке, что Тревор без малейших колебаний поверил бы, что перед ним ведьма.

— В ваших чарах я не сомневаюсь, но неужели вы в самом деле верите в эту историю?

— О да. — Дарси спокойно взялась за вилку. — И если бы я жила под этой крышей, то хорошенько берегла бы свое сердце. — Она подцепила большой кусок омлета. — А некоторые еще верят, что если потеряешь сердце здесь, то навсегда.

— Как Мод. — Тревор встревожился больше, чем хотел бы признать. — Зачем вы мне все это рассказываете?

— Ха, я все ждала, когда вы спросите. Вы привлекательный мужчина, вы мне нравитесь. Еще один плюс, большой плюс для меня, и я не стыжусь говорить об этом — вы богаты. Очень возможно, я с удовольствием пообщалась бы с вами.

— Это предложение?

Дарси улыбнулась широко, обворожительно.

— Пока еще нет. Я говорю это потому, что, как уже упоминала, вы легко распознаете любое притворство. — Дарси отрезала от брикета кусочек масла. — С такой же легкостью, с какой этот нож разрезает масло. Я могу влюбиться, но не полюбить. Я пыталась. — На мгновение ее глаза затуманились, но она небрежно повела плечами и принялась размазывать масло по поджаренному ломтику хлеба. — Просто я на это не способна. Вряд ли мы предназначены друг другу судьбой, но если так, думаю, мы могли бы прийти к соглашению, которое устроило бы нас обоих.

Чуть не поперхнувшись, Тревор вскочил и подлил кофе в обе кружки.

— Мой бизнес предполагает знакомства с самыми разными людьми, но должен признать, что никогда не вел за завтраком столь странных разговоров.

— Тревор, я верю в судьбу, взаимопонимание, уважение и честность. А вы?

— Я верю во взаимопонимание, уважение и честность. Что касается судьбы, в ней я не столь уверен.

— В вас течет слишком много ирландской крови, вы просто не можете не быть фаталистом.

— То есть вера в судьбу заложена природой?

— Разумеется. И несмотря на это мы, ирландцы, сохраняем оптимизм и сентиментальность и полны мрачных и волнующих суеверий. Что касается честности, — глаза Дарси весело сверкнули, — она субъективна, зависит от точки зрения, от обстоятельств, от представления о выгоде, но в итоге что может быть лучше хорошо рассказанной истории? Однако я думаю, вы высоко цените честность, поэтому не вижу ничего плохого в том, чтобы сказать: если вы влюбитесь в меня, я, пожалуй, вам позволю.

Тревор с наслаждением допил свой кофе, полюбовался Дарси.

— Я пытался влюбиться. У меня не вышло.

Впервые в ее лице промелькнуло сочувствие, она накрыла ладонью его руку.

— Мне кажется, что не уметь спотыкаться так же болезненно, как падать.

Тревор взглянул на их соединенные руки.

— О, Дарси, какая мы печальная пара.

— Разве не полезно знать себя и свои недостатки? Придет время, и хорошенькая девушка привлечет ваш взгляд, ваше сердце выпрыгнет из груди и упадет к ее ногам. — Дарси пожала плечами. — А пока я не стану возражать, если вы потратите часть вашего времени и ваших немалых богатств на меня.

— Так вы корыстны?

— Да. — Дарси дружески похлопала его по руке и занялась омлетом. — Вам же никогда не приходилось пересчитывать последние центы?

— Виновен.

— Но вы готовите прекрасный омлет, так что если придется туго, не пропадете. — Дарси поднялась, отнесла обе опустошенные тарелки в раковину. — Я высоко ценю приличных поваров, поскольку сама готовить не умею и учиться не собираюсь.

Тревор подошел к ней, погладил ее плечи, руки, вернулся к плечам.

— Хотите помыть посуду?

— Нет. — На самом деле она хотела потянуться, как сытая кошка, но понимала, что разумнее сдержаться. — Однако если вы помоете посуду, может, и убедите меня ее вытереть.

Дарси не сопротивлялась, когда Тревор развернул ее к себе и, глядя в ее глаза, опустил голову, но не без сожаления прижала палец к его губам, прежде чем они коснулись ее губ.

— Любой из нас мог бы соблазнить другого красиво и без особых усилий.

— Ладно, позвольте начать.

Дарси тихо рассмеялась.

— Представляю, сколько удовольствия мы бы получили, но пока еще рано. Отложим приключение до другого раза.

Тревор притянул ее к себе.

— Зачем ждать? Вы же фаталистка.

— Умный ход. Однако мы подождем, поскольку я так хочу.

Дарси похлопала пальчиком по его губам и отстранилась.

— Пожалуй, я тоже. — Тревор медленно поднес ее руку к своим губам, поглаживая ее ладонь, пальцы.

— Мне нравится. Может, я и вернусь за продолжением. А сейчас, боюсь, я не успею помочь вам с посудой. Не хотите проводить меня, как истинный джентльмен?

Тревор последовал за ней в прихожую.

— Скажите мне, скольких мужчин вы уже обвели вокруг своего милого пальчика?

— Ой, я давно сбилась со счета. Но ни один из них, по-моему, не возражал. — Она оглянулась, услышав трель телефона. — Вы должны ответить?

— Автоответчик справится.

— Автоответчики, факсы. Интересно, как отнеслась бы к этому Старая Мод. — Дарси вышла на крыльцо, спустилась в сад, где на легком ветру покачивались цветы, пристально посмотрела на Тревора. — А вы не кажетесь здесь чужим. И, думаю, вы так же естественно смотритесь и в шикарных кабинетах.

Тревор сорвал веточку вербены и протянул ей.

— Возвращайтесь.

— О, как-нибудь загляну. — Дарси воткнула веточку в волосы, подошла к калитке, и тут он понял, почему не слышал, как она подъехала.

— Дарси, если вы подождете минутку, я подвезу вас вместе с вашим велосипедом.

— Не беспокойтесь. Доброго вам дня, Тревор Маги.

Через пару секунд велосипед уже прыгал по кочкам и рытвинам, которые местные гордо именовали дорогой, но, несмотря на это, как отметил Тревор, прекрасная велосипедистка умудрялась выглядеть все такой же соблазнительной.

* * *

Тревор сначала заглянул на стройплощадку, а потому подошел к дому Галлахеров уже после полудня. На его стук в дверь залаяла собака. Залаяла так громко и сердито, что он предусмотрительно отступил. Городская жизнь воспитала в нем полезное для здоровья уважение ко всем чадам божьим, способным издавать подобные звуки.

Лай резко прекратился, а когда через пару секунд дверь открылась, Тревор увидел, что его источник сидел на заднице рядом с Джуд, бешено колотя по полу длинным хвостом. Тревор видел пару раз этого пса, но издали и не представлял, что он такой огромный.

— Здравствуйте, Тревор. Заходите.

— А… — Он многозначительно взглянул на собаку, чем здорово рассмешил Джуд.

— Финн совершенно безобиден, клянусь вам. Он просто любит пошуметь, чтобы я думала, будто он меня защищает. Поздоровайся с мистером Маги, — приказала Джуд, и Финн покорно поднял широченную лапу.

— Не хочу показаться невоспитанным. — Надеясь, что пес не переломает ему пальцы, Тревор осторожно пожал лапу.

— Если он вас беспокоит, я могу выпустить его во двор.

— Нет, нет, все прекрасно. Простите, если помешал. Я надеялся, вы найдете свободную минутку.

— И не одну. Заходите, присаживайтесь. Хотите чаю? Может, ланч? Шон прислал вкуснейшую запеканку.

— Нет, нет, спасибо. Не хочу доставлять вам хлопот.

— Никаких хлопот… — Пропуская его в гостиную, Джуд прижала одну ладонь к пояснице, другую к животу.

— Вам лучше сесть. — Тревор взял ее за руку и повел в гостиную. — Должен признаться, большие собаки и беременные женщины вызывают во мне беспокойство.

Она поверила, хоть он был честен лишь наполовину. Большие собаки его нервировали, а беременные женщины умиляли.

— Обещаю, что ни он, ни я не станем кусаться. — Джуд осторожно опустилась в кресло. — Я поклялась себе, что весь срок буду спокойной и грациозной. Спокойствие я пока сохраняю, но после шести месяцев распрощалась с грациозностью.

— А мне кажется, вы прекрасно справляетесь. У вас девочка или мальчик?

— Мы не знаем, хотим, чтобы это был сюрприз. — Джуд положила руку на голову усевшегося рядом с ней Финна. Ей не пришлось далеко тянуться. — Вчера вечером я прогулялась до вашей стройплощадки. Вы быстро продвигаетесь.

— По графику. На следующий год в это время вы сможете увидеть первое шоу.

— Я жду с нетерпением и представляю, какое удовлетворение приносит вам мечта, воплощенная в реальность.

— Разве вы не делаете то же самое? С вашими книгами, с вашим ребенком?

— А вы мне нравитесь. Не хотите рассказать, что у вас на уме?

— Я забыл, что вы психолог, — помолчав немного, произнес Тревор.

— Я преподавала психологию. — Джуд взмахнула руками, виновато улыбнулась. — За последний год я постаралась излечиться от боязни говорить то, что думаю. Теперь могу оценить плюсы и минусы. Не сочтите меня напористой.

— Я пришел задать вам кое-какие вопросы. Вы меня раскусили. Это не напористость, это… эффективность. Одно из моих любимейших слов в последнее время. Кэррик и Гвен.

— Правда? — Джуд сложила руки на животе, превратившись в воплощение безмятежности и комфорта. — И что вы хотите о них узнать?

— Вы верите в то, что они существуют? Существовали?

— Я знаю, что они существуют. — Джуд увидела сомнение в его глазах и помолчала, собираясь с мыслями. — Мы с вами родились и жили в другом мире. Нью-Йорк или Чикаго — в данном случае неважно. Мы образованные жители больших современных городов, мы строили свои жизни на осязаемых, реальных вещах.

Тревор понял, куда она клонит, и кивнул.

— Но мы уже не там.

— Да, мы уже не там. А это место… слово «процветает» вряд ли здесь подходит, потому что это место не нуждается в процветании. Оно просто есть. Оно стало моим домом и притянуло вас воплотить одну из ваших грез, и оно не только географически и исторически далеко от тех мест, откуда мы пришли, оно пропитано всем, о чем мы забыли.

— Реальность остается реальностью в любой точке мира.

— Когда-то я тоже так думала. Если вы и сейчас так думаете, почему вас тревожат Кэррик и Гвен?

— Не тревожат, интересуют.

— Вы видели ее?

— Нет.

— Значит, вы видели его.

Тревор засомневался, вспомнив мужчину у источника Святого Деклана.

— Я не верю в эльфов.

— Думаю, Кэррик верит в вас, — едва слышно проговорила Джуд. — Я хочу кое-что показать вам. — Она начала приподниматься, выругалась, отстранилась от вскочившего на ноги Тревора. — Нет, черт побери, я еще не готова к тому, чтобы меня каждый раз вытягивали подъемным краном. Подождите минутку. — Она поерзала, ухватилась за подлокотники и вытолкнула себя из кресла животом вперед. — Отдыхайте, придется немного подождать. Я не такая резвая, как прежде.

Когда Джуд вышла, Тревор сел, и они с Финном с подозрением уставились друг на друга.

— Я не собираюсь красть столовое серебро, так что предлагаю каждому остаться на своем месте.

Финн воспринял эти слова как приглашение, неторопливо подошел и опустил мощные передние лапы на колени Тревора.

— Господи! — Тревор с опаской сдвинул собачьи лапы. — Осторожнее, приятель! Метко ты, однако, целишь. Теперь я понимаю, почему отец не разрешил мне взять того щенка. Сидеть!

Финн плюхнулся на пол и лизнул руку Тревора.

— О, вы, я вижу, подружились.

Тревор, скорчившийся, чтобы облегчить пульсирующую боль в паху, распрямился и поднял глаза на Джуд.

— Еще как!

— Лежать, Финн. — Джуд рассеянно погладила голову пса, присела на пуфик рядом с Тревором и раскрыла ладонь. Огромный прозрачный камень взорвался радужными искрами. — Вы знаете, что это?

— С первого взгляда похоже на бриллиант, но, учитывая размер, я бы сказал, что это талантливо ограненное стекло.

— Бриллиант чистейшей воды восемнадцати-двадцати карат. Я разобралась с помощью справочника и лупы. Не хотела нести его к ювелиру. Не стесняйтесь, посмотрите поближе.

Тревор взял бриллиант, поднес его к свету, струящемуся из большого окна.

— А почему вы не пошли к ювелиру?

— Показалось бестактным, ведь это подарок. В прошлом году, когда я пришла на могилу Старой Мод, Кэррик на моих глазах высыпал несметные бриллианты из серебряного кошелька, который он носит на поясе. Я видела, как они превращаются в цветы. Все, кроме этого.

Тревор задумчиво повертел камень в руке.

— Сокровища солнца.

— Моя жизнь изменилась, когда я приехала сюда. А это символ, и неважно, красивая стекляшка или бесценный бриллиант. Все зависит от того, как на это посмотреть. Я вижу магию, открывшую мой мир.

— Мой мир мне нравится.

— Вам выбирать, менять его или нет, но в Ардмор вы приехали не случайно.

— Я приехал строить театр.

— Строить, — тихо сказала Джуд. — А что вы построите, зависит от вас.

5

Тревор решил провести вечер в пабе, что казалось вполне логичным. Эффективным. Во всяком случае, ему нравилось думать именно так, ибо признаться даже самому себе в том, что он просто хочет смотреть на Дарси, было бы слишком обременительно для его самолюбия. Он же не похотливый подросток, он деловой человек, а «Паб Галлахеров» теперь входит в сферу его интересов.

И, похоже, этот паб процветает.

Большинство столиков, заставленных пивными кружками и высокими бокалами, заняты оживленно беседующими семействами, парочками, компаниями туристов. Парнишка лет пятнадцати наигрывает в уголке на концертино жалостливую мелодию. Поскольку к вечеру стало прохладно и сыро, разожгли большой камин. Трое мужчин с обветренными лицами, расположившиеся у мерцающего огня, задумчиво курят, постукивая ногами в такт музыке. Неподалеку прыгает, хихикая, на материнском колене малыш, которому, похоже, еще и года нет.

Маме бы здесь понравилось, подумал Тревор. Кэролин Райан Маги принадлежит к четвертому поколению ирландцев со стороны обоих родителей, которые никогда не ступали на ирландскую землю, но чрезвычайно чувствительна ко всему, что считает своими корнями.

И только благодаря ей он хоть что-то знает о семейной истории по линии отца. Семья, даже если целые поколения давно лежат в земле, много значит для мамы. А когда его маме что-то важно, можете быть уверены, она сделает все, чтобы это стало важным и ее мужчинам. И ни один из них не в силах ей сопротивляться.

Именно мама пела ирландские песни в их доме, а отец терпел, закатывая глаза. Именно мама рассказывала сыну на ночь истории об эльфах и оборотнях.

И мама, Тревор это точно знал, со свойственной ей решительностью улаживала разногласия и смягчала обиды отца на его родителей. Правда, даже она не смогла привнести в их отношения тепло, но, по меньшей мере, добилась спокойного и уважительного общения.

Тревор часто задавался вопросом: заметил бы он разлад между отцом и его родителями, если бы не любовь и искренность, царившие в собственном доме?

Из всех знакомых ему супружеских пар он не знал ни одной так безоглядно преданной друг другу, как та, что создала его, и он высоко ценил это редкое чудо.

Представляя, как мама сидит здесь, подпевает, разговаривает с незнакомыми людьми, он вглядывался в легкую пелену дыма и думал о вентиляционной системе. Затем словно очнулся, тряхнул головой и направился к стойке. Что бы ни говорили о риске для здоровья, похоже, именно такую атмосферу ищут те, кто приходит сюда.

За дальним концом стойки Бренна разливала пиво и вела серьезную беседу со старичком, по виду лет ста или даже больше.

Единственный свободный табурет остался в ближайшем конце, и, усевшись на него, Тревор стал ждать, когда Эйдан передаст кружки и отсчитает сдачу.

— Как дела? — спросил Эйдан, добавляя «Гиннесс» в две подставленные под краны кружки.

— Прекрасно. У вас сегодня оживленно.

— И так будет почти каждый вечер вплоть до зимы. Могу ли я утолить вашу жажду?

— Можете. Я бы не отказался от пинты «Гиннесса».

— Отличный выбор. Джуд сказала, вы заходили к ней сегодня. У вас какие-то проблемы с нашим местным фольклором?

— Не проблемы. Любопытство.

— Ну да, любопытство. — Доливая те две кружки, Эйдан начал медленный, интригующий процесс сооружения пинты «Гиннесса» для Тревора. — Если сталкиваешься с чем-то странным, любопытство естественно. Издатель Джуд полагает, что ее книжка, когда выйдет, расшевелит интерес к нашему уголку света. Подстегнет бизнес, и ваш, и наш.

— Тогда стоит заранее приготовиться. — Тревор огляделся, заметил, что Шинед шевелится гораздо энергичнее, однако Дарси нигде не было видно. — Вам понадобится больше помощников.

— Я об этом уже думал. — Эйдан наполнил корзинку чипсами и поставил ее на стойку. — Дарси поговорит кое с кем, когда придет время.

И будто по мановению дирижерской палочки, в нестройный хор голосов вплелся донесшийся из кухни звонкий голос Дарси — таких искренних и изобретательных ругательств Тревор давно не слышал.

— Жалкая пародия на задницу слепого осла! И зачем тебе крепкая голова, если внутри нет ничего, что стоило бы защищать? Ты безмозглый, как репа, и вдвое противнее.

Тревор вопросительно вскинул брови, но Эйдан безмятежно продолжал вертеть краны.

— Непростой характер у нашей сестры, а Шон провоцирует ее одним своим существованием.

— Мегера, говоришь? Ну, я покажу тебе мегеру!

Раздался отчетливый удар, вопль, новые ругательства. Дверь распахнулась, и, прижимая к бедру полный поднос, в зале появилась Дарси, раскрасневшаяся, с блестящими глазами.

— Бренна, я треснула твоего муженька сотейником и, между прочим, до сих пор не пойму, как такая разумная женщина, как ты, выбрала в мужья этого бабуина.

— Надеюсь, сотейник был пустой? Шон так замечательно тушит мясо, жалко было бы его лишиться.

— Пустой. Так звонче. — Дарси откинула с лица волосы, глубоко вдохнула и удовлетворенно выдохнула, затем, поудобнее перехватив поднос, повернулась и увидела Тревора.

Ее ярость утихла словно по волшебству. Огонь в глазах мигом приобрел призывный отблеск.

— Вы только посмотрите, кто заглянул к нам в дождливый вечер, — нежно проворковала Дарси, подходя к откидной доске. — Дорогой, вы мне не поможете? У меня обе руки заняты.

Больше половины своей жизни она прекрасно удерживала подносы одной рукой, но ей нравилось смотреть, как этот парень двигается. И она одобрительно хмыкнула, когда он соскользнул с табурета и подошел выполнить ее просьбу.

— Обожаю, когда меня спасает сильный красивый мужчина.

— Берегитесь, Трев, за этим хорошеньким личиком прячется змея, — ехидно сообщил Шон, подходя к стойке с двумя тарелками в руках.

Дарси через плечо сурово взглянула на брата:

— Не обращайте внимания на лепет этой ручной обезьянки. Наши добросердечные родители выкупили его у странствующих цыган. Если спросите меня, зря потратили два фунта десять пенсов.

Дарси качнула бедрами и заскользила между столиками, раздавая заказы.

— Меткий выстрел, — пробормотал Шон. — Должно быть, она долго целилась. Добрый вечер, Трев. Хотите поужинать?

— Я бы попробовал тушеное мясо. Слышал, оно сегодня вкусное.

— Ну да. — Печально улыбнувшись, Шон потер шишку на голове и покосился на паренька, заигравшего более веселую мелодию. — Вы выбрали хороший вечер. Коннор может играть как ангел или демон, зависит от настроения.

— Я еще не слышал, как играете вы. — Тревор снова устроился на табурете. — Мне говорили, что, как и тушеное мясо, это стоит попробовать.

— Ну, я неплохо играю, мы все играем. Музыка — одна из семейных традиций Галлахеров.

— Если позволите, один совет относительно вашей музыки. Найдите агента.

— Да, конечно. — Шон посмотрел Тревору прямо в глаза. — Вы хорошо заплатили мне за то, что уже купили. Я вам доверяю, у вас честное лицо.

— Хороший агент выжал бы больше.

— Мне не нужно больше. — Шон взглянул на Бренну. — У меня уже все есть.

Озадаченно покачав головой, Тревор взял кружку, которую поставил перед ним Эйдан.

— Финкл сообщил, что у вас нет деловой хватки, но вы далеко не так бестолковы, как он мне внушал. Не хотел вас обидеть.

— Я и не обиделся.

Тревор пристально посмотрел на Шона.

— Финкл еще сказал, что вы все время путали его с другим инвестором, ресторатором из Лондона.

— Неужели? Представляю! — весело воскликнул Шон. — Эйдан, ты что-нибудь знаешь о рестораторе из Лондона, который интересовался нашим пабом?

Эйдан поцокал языком.

— Что-то припоминаю. Мистер Финкл неоднократно упоминал его, а я уверял, что ни о чем подобном не слышал. Но видите ли, — Эйдан многозначительно помолчал, — все мы старались его в этом убедить.

— Я так и думал. — Тревор запил шок большим глотком «Гиннесса». — Очень ловко.

Услышав веселый заливистый смех, Тревор обернулся. Дарси погладила по голове Коннора и, не снимая ладони с его макушки, запела.

Быстрая мелодия, словно налетающие друг на друга слова. Тревор слышал эту песню в нью-йоркских пабах, и у мамы был этот диск, но никогда ее не пели голосом, словно пропитанным тягучим золотистым вином.

В докладе Финкла упоминался певческий голос Дарси. И не просто упоминался. Финкл неумеренно восхищался им, однако Тревор не особо верил. Основав для души фирму звукозаписи, он часто сталкивался с тем, что превозносимые до небес голоса заслуживают не более чем вежливых аплодисментов.

Теперь же, слушая и наблюдая, Тревор признавал, что должен был больше доверять своему разведчику.

Шон облокотился о барную стойку и сплел свой голос с голосом сестры. Дарси подошла, небрежно положила руку на плечо Тревора и продолжила песню, обращаясь к брату.

Расскажу я мамуле, как вернуся домой,

Что ребята проходу нам, девчонкам, не дают.

Да уж, подумал Тревор, этой девчонке парни никогда проходу не давали. Ему захотелось дернуть ее за шелковистые волосы, но не так игриво, как намекала песня. Нет, ему хотелось погрузить руки в ее волосы, откинуть ее голову и впиться губами в ее соблазнительные губы.

Не ему одному. Тысячи мужчин отреагировали бы точно так же. Эта мысль показалась ему очень привлекательной на деловом уровне, но безумно досадной на личном. Из-за неожиданно вспыхнувшей ревности он почувствовал себя наивным мальчишкой и сосредоточился на бизнесе.

Когда песня закончилась, Дарси перегнулась через стойку, ухватила Шона за воротник, притянула к себе и смачно поцеловала. А потом любовно обозвала болваном.

— Мегера, — улыбнулся Шон.

— Три рыбы с жареной картошкой, два тушеных мяса и две порции твоего кекса на портере. — Поворачиваясь к Эйдану, Дарси рассеянно провела ладонью по плечу Тревора. — Три пинты «Гиннесса» и три «Харпа», бокал «Смитвика» и две колы. Одна кола для Коннора, так что бесплатно. Не возражаете? — Она схватила кружку Тревора и сделала маленький глоток.

— Так вы принимаете заказы?

— А для чего же я здесь?

— Тогда спойте еще.

— О, до конца вечера обязательно.

Разговаривая с Тревором, она переставляла наполненные кружки и стаканы на поднос.

— Нет, сейчас. — Тревор двумя пальцами вытянул из кармана банкноту в двадцать фунтов. — Балладу.

Ее взгляд скользнул от его лица к банкноте и обратно.

— Не много ли за одну песню?

— Я богат, помните?

— Уж это я точно не забыла. — Дарси потянулась за двадцаткой и прищурилась, когда Тревор отдернул руку.

— Сначала спойте.

Она бы проигнорировала его просьбу из принципа и, может, отчасти в пику ему, но двадцатка есть двадцатка, а пение никогда не было для нее тяжелым испытанием. Дарси улыбнулась, подхватила поднос и громко запела:

Милые девушки, чаровницы юные,
Все вы в расцвете своей красоты.
Не будьте, красавицы, легковерными,
Оберегайте свои сады,
Чтоб никто, ни один мужчина,
Не смог похитить из них плоды.

Коннор подхватил мелодию, раскраснелся, когда Дарси подмигнула ему и передала стакан с колой. Затем она подала напитки другим посетителям, ни на секунду не прерывая печальную песню о потере невинности. Разговоры утихли, и многие сердца дрогнули. Поскольку платил Тревор, Дарси, возвращаясь к стойке, смотрела на него и ему подарила последние строки.

Раздались аплодисменты, глаза Дарси вспыхнули от удовольствия, и не меньшее удовольствие сверкало в них, когда она выхватила из его пальцев двадцатку.

— Двадцать фунтов за песню, и я буду петь, сколько пожелаете.

Забрав у Эйдана готовые «Гиннессы», она снова упорхнула в зал.

— Проклятье, я спою за половину! — выкрикнул кто-то и под громкий смех завел незнакомую Тревору песню.

— В выходные у нас играют профессиональные оркестры, — сообщил Эйдан. — Мы им платим.

— Обязательно послушаю. — Тревор посмотрел вслед Дарси, скрывшейся за дверью. — А втроем вы когда-нибудь поете?

— Шон, Дарси и я? Иногда на наших вечеринках или здесь, в пабе, по настроению. Иногда во время своих странствий я пел за ужин. Жизнь музыканта нелегка.

— Зависит от контракта.

Тревор посидел еще часок, прихлебывая пиво, наслаждаясь вкусным ужином и слушая, как неутомимый Коннор наигрывает одну мелодию за другой.

Один раз он встал, чтобы открыть дверь семейной паре — и у матери, и у отца на руках было по спящему ребенку. Первыми отправились домой, как он заметил, семейные пары с детьми и бородатые мужчины с обветренными лицами — рыбаки, которые еще до рассвета выходят в море.

После девяти вечера еды заказывали меньше, но, когда Тревор собрался уходить, краны вертелись все так же бодро.

— Уходите, босс? — окликнула его Бренна.

— Да. Я еще не выяснил, какие витамины вы принимаете, чтобы работать по пятнадцать часов в сутки.

— Не витамины. — Бренна погладила шишковатые пальцы старика, который часами сидел, словно приклеившись к табурету. — Меня поддерживает мистер Райли, моя истинная любовь.

Старикан хихикнул.

— Дай-ка нам по последней пинте, дорогуша, и поцелуй на прощание.

— За пинту придется заплатить, а поцелуй бесплатно. — Поцеловав старика, Бренна оглянулась. — До завтра, Тревор.

— Эйдан, я должен на минутку умыкнуть вашу сестру. — Тревор ухватил за руку чуть было не проскочившую мимо Дарси. — Теперь ваша очередь проводить меня.

— Минутку, пожалуй, я могу вам уделить. — Дарси опустила поднос на стойку и, не обращая внимания на нахмурившегося Эйдана, прошествовала к двери.

Дождь превратился в тонкую влажную пелену. С моря подползал и стелился по земле туман, приглушая ровный рокот прибоя и далекие гудки скользящих в темноте суденышек.

— Прохладно. — Закрыв глаза, Дарси подставила лицо освежающей влаге. — К вечеру в пабе становится душно.

— Вы, наверное, валитесь с ног.

— Да, хороший массаж не повредил бы.

— Идемте со мной, и я уделю вам должное внимание.

Дарси открыла глаза.

— Соблазнительное предложение, но у меня еще полно работы, а потом я должна выспаться.

Тревор поднес ее руку к губам, как уже делал прежде.

— Подойдите утром к окну.

Сердце дрогнуло, в животе словно бабочки запорхали, но Дарси ничего не имела против. Она верила в то, что женщина должна не избегать наслаждения, а упиваться каждым приятным ощущением. Однако нельзя забывать о правилах игры, нельзя их нарушать.

— Возможно, подойду. — Она медленно провела кончиком пальца по его подбородку. — Если вспомню о вас.

— Давайте постараемся, чтобы вспомнили. — Тревор обнял ее, но не смог прижать к себе — Дарси поспешила выставить вперед руку.

От сладкого предвкушения ее пульс забился быстрее. Ей нравились запахи дождя и влажной кожи, сила обвивших ее рук. Давненько она не позволяла мужчине обнимать ее.

Для Дарси всегда было важно самой делать выбор, следовать за своими желаниями, своим настроением и всегда оставаться хозяйкой положения. Стоит один раз выпустить из рук вожжи, и можно забыть, что все ощущения, какими бы упоительными они ни были, мимолетны.

Пока безопаснее только попробовать, решила Дарси, и проверить, захочется ли большего. Поэтому она обняла Тревора за шею и, не закрывая глаз, прильнула губами к его губам.

Он не спешил, надо отдать ему должное, не стал протыкать ей миндалины языком. Он классно целовался, уверенно, стильно, лишь слегка покусывая ее губы. «Не так опасен, как казался», — с некоторым сожалением подумала она.

Вдруг Тревор напрягся, пробежал сильными пальцами по ее спине, крепче прижался губами к ее губам, и ее разум затуманился, она лишь успела подумать: «О боже!» А потом все мысли вылетели из головы.

Он хотел съесть ее живьем, быстро и жадно. Ему казалось, что именно этого — алчности и отчаянного нетерпения — она ждет от мужчины. Все это бурлило в нем, но, обняв ее, он увидел в ее глазах насмешливую проницательность и легкое презрение.

Поэтому он не стал спешить, пристально следя за ней. Он заметил, как надменность сменилась одобрением, даже удивлением. Но она продолжала его оценивать, и его раздражение слилось с хлынувшим в него ее вкусом, и он не стал себя удерживать.

Он почувствовал, как что-то изменилось. Ее оценивающая отстраненность сменилась уступчивостью, такой же тихой и нежной, как мелкий дождь, окутавший их. Тревор закрыл глаза, как и она, и вся их расчетливость бесследно исчезла, словно растворилась в этом невидимом дожде.

Ее пальцы вцепились в его волосы. Она натянулась как струна и словно слилась с ним воедино, а он все наступал, пока не прижал ее спиной к каменной стене паба. И вдруг отпрянул. Вдохнуть воздух, прочистить мозги, опомниться.

Дарси удивленно открыла глаза и издала долгий кошачий вздох.

— Мне понравилось. — «Чуть больше, чем хотелось бы для собственного блага», — подумала она, облизнув нижнюю губу, словно собирая остатки его вкуса, и его кровь снова вскипела. — Почему бы не повторить?

— И в самом деле, почему? — Тревор обхватил ладонями ее лицо, погрузил пальцы в ее волосы, сжал кулаки. И замер, не касаясь ее губ, сомневаясь, выжидая, страдая, пока они оба не задышали часто-часто. — Мы сведем друг друга с ума.

Звук, вырвавшийся из ее горла, был больше похож на судорожный стон, чем на смешок.

— Я тоже так думаю. Скорее. — Дарси прикусила его нижнюю губу, потянула и провела по его губам влажным языком.

— Хорошее начало, — еле выдавил он, сокрушая ее губы поцелуем.

У нее закружилась голова, она едва могла дышать, настигнутая ликующим восторгом. Каждое ощущение, вызванное языком и руками Тревора, словно взрывало ее изнутри.

Как же ей хотелось довести его до такого же головокружения, превратить его силу в слабость, услышать его мольбу прежде, чем она взмолится сама и отдаст ему гораздо больше, чем намеревалась.

И снова отстранился он, а не она. У него не было выбора. Или отстраниться, или втащить ее в машину, бросить на заднее сиденье и закончить начатое с неловкостью подростка в ночь после выпускного бала. А ведь до полной потери самообладания она довела его всего лишь поцелуем на мокром тротуаре перед переполненным пабом. И что из этого следует? Решение пришло моментально.

— Нам необходимо уединение.

— В свое время. — Дарси не сразу сумела сдержать дрожь. — А пока хватит того, что мы сотворили друг с другом. Не думаю, что будем хорошо спать сегодня, но возражений у меня нет. — Намного спокойнее она взъерошила его волосы, разметав дождевые капли. — Видите ли, в последний раз, когда я целовалась с янки, всю ночь проспала, как дитя.

— Приму это за комплимент.

— Это и был комплимент. С удовольствием предвкушаю следующий поцелуй при первой же возможности, а сейчас мне пора возвращаться в паб, а вам — домой.

Дарси отвернулась, но Тревор остановил ее. Она еще не обрела равновесие, душевное и физическое, чтобы сопротивляться, если он осознает свое преимущество и воспользуется им. Поэтому она лишь дерзко улыбнулась через плечо:

— Ведите себя прилично, Тревор. Если я задержусь дольше, Эйдан устроит мне нагоняй и испортит отличное настроение.

— Ваш следующий свободный вечер — мой.

— Я и сама собиралась подарить его вам. — Дарси дружески похлопала его по руке и вернулась в паб.

Тревор был потрясен до глубины души. Ничего подобного он не ждал и никак не мог оправиться от изумления и досады. Ему пришлось долго сидеть в машине под мерную дробь дождя в ожидании, когда остынет кровь и перестанут дрожать руки. Он не мог пожаловаться на недостаток опыта. Он прекрасно знал, что значит желать женщину, желать страстно и, обладая ею, сжимая ее в объятиях, ощущая ее податливое тело в полной своей власти, оставаться ненасытным. Точно так же он знал — и смирился с неизбежностью — что страстное желание сопровождается определенными рисками и уязвимостью.

Однако то, чего он желал всем сердцем от Дарси Галлахер, в корне отличалось от всего, что случалось с ним прежде.

«Она другая», — мрачно признал он, заводя двигатель. Чувственная, обольстительная, эгоистичная. Разумеется, он и раньше встречал чувственных, обольстительных, эгоистичных женщин, но редко они столь честно, не пытаясь оправдаться, сознавались в своем эгоизме и меркантильности.

Дарси играла с ним, не таясь. Видит бог, его это восхищало, как восхищало и то, что она прекрасно понимала: он играет в ту же игру.

Любопытно посмотреть, кто победит и сколько раундов потребуется для победы.

Тревор решил, что вполне справится с Дарси, и, расслабившись, направил подпрыгивающую на ухабах машину к дому и вдруг понял, что улыбается. Господи, она же ему нравится. Он не смог вспомнить ни одну женщину, которая, как Дарси, воспламеняла бы его кровь, занимала его мысли и держала в напряженном ожидании, не позволяя заскучать.

Даже если бы между ними не проскочила искра, он все равно наслаждался бы общением с ней, ее взглядом на жизнь, ее искренностью, ее прямотой. Однако случилось то, что случилось, их физически влечет друг к другу, и он предвкушал радость познания мира по имени Дарси Галлахер, как сказал бы романтик. И насколько же естественнее добиваться близости, когда оба заинтересованных лица не ищут ничего, кроме взаимного удовольствия и приятельских отношений.

Деловая сторона их отношений проста. Разумеется, паб принадлежит ей так же, как ее братьям, но сделка заключена с Эйданом, и все переговоры будут вестись с ним.

А ее певческий дар — еще один интригующий аспект, хотя придется кое-что хорошенько обдумать, прежде чем обсуждать это с ней. Тревор не сомневался, что она доверится его опыту и соблазнится тем, что он может и хочет предложить ей.

Дарси хочет иметь много денег, хочет жить в роскоши. Ну, у него есть предчувствие, что он сумеет помочь ей осуществить эту мечту.

На пляже она говорила, что в любом деле главное — выгода, и теперь он точно знает, как извлечь выгоду для них обоих. Легко!

Тревор вылез из машины, по привычке запер ее и пошел на колеблющийся в тумане свет фонаря над крыльцом.

Какая-то неведомая сила притянула его взгляд к верхнему окну, и будто молния пронзила его, оставив жгучий след во всем теле. Сначала он подумал о Дарси, вспомнил, как увидел ее в окне ее спальни в первый раз. Он испытал тогда похожий шок не узнавания, нет, но желания.

Эта женщина стояла, так же обрамленная оконным переплетом и такая же прекрасная. Но ее волосы были светлыми, как туман, клубившийся вокруг него. И хотя из-за темноты он не мог разглядеть цвет ее глаз, он был уверен, что они зеленые, как морские волны.

Эта женщина умерла триста лет назад.

Открывая калитку, Тревор не сводил глаз с ее лица. Он сумел разглядеть слезу, скользнувшую по ее щеке, и бросился к домику, не обращая внимания ни на бешеный стук собственного сердца, ни на тихий перезвон колокольчиков над крыльцом, ни на склонившиеся к тропинке намокшие цветы.

Он отпер и распахнул дверь.

Ни звука, ни шороха. Фонарь над крыльцом отбрасывал длинные тени на старые стены. С ключами в руке Тревор ринулся наверх и только в дверях спальни, отдышавшись, включил свет.

Вообще-то он и не надеялся увидеть ее. При свете иллюзии рассеиваются. Но, когда свет залил комнату, он судорожно выдохнул.

Она стояла лицом к нему, скрестив на груди руки. Волосы цвета благородного золота волнами ниспадали на ее плечи и на скромное серое, в пол платье. Слеза, яркая, как серебряная капелька, подсыхала на ее щеке.

— Почему мы не верим своему сердцу? Почему теряем драгоценное время?

Голос, переливающийся, как ирландский напев, ошеломил его больше, чем само видение.

— Кто… — Разумеется, он знал, кто она, и попусту тратил время. — Что вы делаете здесь?

— Всегда легче ждать дома, а я очень долго жду. Он считает вас последним. Но оправдаются ли его надежды? Ведь вы не хотите этого, очень сильно не хотите.

Невероятно! Люди не разговаривают с призраками. Кто-то по какой-то неведомой причине морочит ему голову, и пора положить этому конец. Тревор приблизился к женщине, попытался взять ее за руку, но его рука прошла сквозь нее, как сквозь дым.

Ключи выпали из онемевших пальцев и со звоном упали на пол у ее ног.

— Неужели так трудно поверить, что существует не только то, до чего можно дотронуться? — ласково спросила она, ибо понимала, как трудно бороться с предубеждениями. Она могла бы позволить ему коснуться той, какой была при жизни, но тогда он легкомысленнее отнесся бы к ее словам. — Вы уже чувствуете то, что в вашем сердце, в вашей душе. Осталось лишь осознать это.

— Я должен сесть. — Тревор опустился на край кровати. — Вы мне снитесь.

Впервые она улыбнулась. Трогательно и сочувственно.

— Я вас понимаю. Но ваше присутствие в этом месте и в это время было предопределено.

— Судьбой?

— Вам не нравится это слово. Оно звучит для вас как вызов. — Женщина покачала головой. — Судьба лишь ведет нас, остальное зависит от нас. Выбор каждого лежит в конце пути. Я сделала свой.

— И каков же он был?

— Я сделала то, что считала правильным. — В ее напевном голосе прозвучало раздражение. — Я ошиблась, я только думала, что поступаю правильно и делаю то, что, как мне казалось, необходимо. Мой муж был хорошим человеком, добрым. У нас были дети, радость моей жизни.

— Вы любили его?

— Да, о да, со временем я его полюбила. Тихая, спокойная любовь была между нами, и он никогда не просил больше того, что я могла ему дать. Та любовь не пылала ярким пламенем, как моя любовь к другому. Я думала, что мое чувство к Кэррику, ярко вспыхнув, сгорит, оставив один лишь пепел. Я ошибалась.

Она отвернулась к окну, всматриваясь в темноту, словно видела что-то за стеклом, за пеленой дождя, и повторила:

— Я ошибалась. Я жду давно в тоске и одиночестве, но огонь той любви с ее болью и радостями до сих пор пылает во мне. Любовь с такой легкостью прячется за страстью, что ее трудно распознать.

— Большинство бы сказало, что легко принять страсть за любовь.

— И то и другое верно. Но не для меня. Я испугалась огня, хотя всем сердцем стремилась к нему. Страх и любовь никогда не имели отношения к предлагаемой мне роскоши.

— Я знаком со страстью, но незнаком с любовью. И все же я искал вас в других женщинах.

Их взгляды снова встретились.

— Вы не понимаете, что ищете, но надеюсь, поймете. Скоро все закончится. Так или иначе. Присмотритесь получше к тому, что хотите построить, и делайте свой выбор.

— Я знаю, что… — Тревор вскочил. — Подождите, черт побери! — Но она растворилась без следа, и, оставшись один, он заметался по комнате, пытаясь унять охватившую его панику.

Как, черт побери, относиться к снам, магии, призракам? Все это так зыбко, неосязаемо. И невероятно, коли на то пошло.

Однако же он поверил, и именно это больше всего растревожило его.

6

— Вы сегодня ужасно выглядите.

Тревор глотнул кофе, прихваченного на стройплощадку, и мрачно взглянул на Бренну.

— Заткнитесь!

Ничуть не обидевшись, Бренна весело фыркнула. Она уже привыкла к нему и не обращала внимания на его резкость. Такие, как Тревор, если собираются укусить, заранее не предупреждают.

— И сердитый. Ну, полно! Я могу попросить кого-нибудь вынести вам кресло-качалку. Посидите под зонтиком, вздремните.

Тревор сделал еще один глоток.

— Вы когда-нибудь видели бетономешалку изнутри?

— Мне кажется, что сейчас я справилась бы с вами одной левой. Нет, правда, идите на кухню, спокойно выпейте кофе.

— Не хочу покоя. Стройки меня бодрят.

— И меня. — Бренна обвела взглядом горы арматуры, неуклюжие агрегаты, рабочих, подхвативших тяжелую трубу. — Странные мы люди, не правда ли? Отец взял выходной, чтобы кое-что кое-где подремонтировать, поэтому я даже рада, что вы здесь, пусть и в дурном настроении.

— Нормальное у меня настроение. У меня не бывает дурного настроения.

— Ну, значит, это грусть. Я сама обожаю погрустить, но чаще предпочитаю поколотить кого-нибудь, и дело с концом.

— Похоже, у Шона интересная жизнь.

— Он милый и любовь моей жизни, поэтому я изо всех сил стараюсь, чтобы он не заскучал.

— Скука убивает, — пробормотал Тревор.

Бренна кивнула. Маги не выглядел невозмутимым и уверенным, и в голосе уже не слышалось отчуждения. Видимо, Тревор отгораживается от окружающих, пока те не докажут, что достойны его доверия, и Бренна радовалась, что прошла проверку.

— Если инспектор примет водопровод и канализацию, к концу дня закопаем трубы. — Бренна повела Тревора показать, как продвигаются работы. Ни хлюпающая под ногами грязь, ни продолжавшийся с ночи дождь, ни тяжелые запахи не омрачали ее радость. — Как видите, трубы хорошие, точно по вашим спецификациям, и сварены надежно. Зимой нам с папой пришлось повозиться с лопнувшей канализацией, и, поверьте, я не жажду повторения.

— Эта выдержит. — Тревор присел на корточки, обвел взглядом площадку. Мысленно он уже видел невысокое здание театра, облицованное камнем и отделанное темным состаренным деревом, чтобы сочеталось с пабом. Традиции и простота, опирающиеся на самые современные технологии.

Воплощая мечту, уважая традиции, почему бы не воспользоваться тем, что за годы изобрело человечество? Он приехал сюда оставить память о Маги на их исторической родине, и это не имеет никакого отношения к старым легендам и симпатичным призракам.

Тревор оглянулся, увидел, что Бренна терпеливо смотрит на него.

— Простите, задумался.

Он явно уже не сердился и выглядел озадаченным, и, хотя они были знакомы всего несколько дней, Бренна решилась.

— Если вас тревожит что-то по работе, надеюсь, вы поделитесь со мной, и я постараюсь все уладить. Это входит в мои обязанности. А если вам просто необходимо о чем-то поговорить, я с радостью вас выслушаю.

— Полагаю, и то и другое. Спасибо за предложение, но я еще должен подумать.

— Мне лучше думается, когда руки заняты.

— Отличный способ. — Тревор распрямился. — Давайте работать.

* * *

Работа была тяжелой и грязной — другой здесь взяться было неоткуда, — и немногие назвали бы ее приятной, но Тревору она нравилась. По настилам он вместе с рабочими таскал бревна и доски и толкал груженые тачки, следил за сантехниками и слушал мерную дробь дождя по натянутому над ними брезенту. Он выпил галлон кофе и немного взбодрился.

Пожалуй, Бренна права. Работа занимает разум, распихивая тревоги по углам, где они бурлят потихоньку. В конце концов все прояснится, и такой подход гораздо продуктивнее мрачных размышлений.

Грязный, промокший, но несколько взбодрившийся, Тревор подхватил еще одну доску и вдруг занервничал, по позвоночнику, как накануне, побежали мурашки. Он поднял глаза.

Дарси стояла у окна и смотрела на него сквозь пелену дождя.

Она не улыбнулась, не улыбнулся и он. Они смотрели друг на друга, осознавая, что непринужденный флирт остался в прошлом. Сейчас в их глазах горело откровенное сексуальное желание.

Яркое пламя. Стоя под холодным дождем и глядя на женщину, которую почти не знал, он начинал понимать смысл слов привидения.

Ладно, он непременно узнает, какова она на самом деле, и плевать, как скоро угаснет пожар.

Раздраженный столь легкой капитуляцией перед собственными желаниями, Тревор поправил на плече доску и понес ее плотникам, а когда через пару секунд оглянулся, девушки в окне уже не было.

Будто ничего не случилось, будто и не промелькнула между ними искра осознания, подумал промокший Тревор, завернув в паб на ланч. Дарси скользнула по нему безразличным взглядом и отвернулась, продолжая принимать заказ у одного из столиков.

Отлично, но бесит до смерти. Никогда прежде ни одна женщина без видимых усилий не вызывала в нем столь бурных эмоций.

Сегодня на ланч пришло не так много народу. Видимо, непогода удержала туристов в гостинице. Прекрасно осознавая свое упрямство, не приносящее ничего, кроме лишних мучений, Тревор намеренно выбрал столик, который обслуживала Шинед. Интересно, чем ответит Дарси на его ход в затеянной ими игре.

«Умно. Парень хоть и потерял в скорости обслуживания, но ясно выразил свои намерения. Теперь моя очередь сделать шаг вперед или отступить», — размышляла Дарси, собирая чаевые и грязную посуду со стола, только что покинутого посетителями. Правда, всегда остаются обходные пути.

— Сыровато сегодня, Тревор, не правда ли? — крикнула она почти через весь зал.

— Более чем.

— Ну, это наша жизнь, а вы наверняка тоскуете по комфорту вашего шикарного нью-йоркского офиса.

Наслаждаясь собой, Тревор закинул одну ногу в грязном сапоге на другую.

— Мне и тут нравится. А как насчет вас?

— О, когда я здесь, то мечтаю о дальних краях, и наоборот. Я непостоянное существо. — Вытащив из кармана фартука блокнот, Дарси подошла к другому столику и ослепительно улыбнулась: — Что принести вам сегодня?

Она приняла заказы и у этого столика, и у соседнего, передала их Шону и принесла всем напитки прежде, чем Шинед добралась до Тревора. Краем глаза он заметил самодовольную улыбку Дарси.

Заказав лишь суп, Тревор дождался, пока Дарси принесет еду своим клиентам.

— Я хотел осмотреть окрестности, и, по-моему, день вполне подходящий. Не хотите помочь?

— Как мило, что вы подумали обо мне, но, к сожалению, у меня нет времени.

— У меня самого всего пара часов. Эйдан, не могли бы вы одолжить вашу сестру между сменами?

— До пяти она вольна распоряжаться своим временем.

— Одолжить? Вот как? — Дарси хмыкнула. — Это вряд ли. Но если вам нужен экскурсовод, мы могли бы сойтись на разумной цене.

— Пять фунтов в час.

Дарси прищурилась.

— Я сказала «разумной». Десять, и мое время — ваше.

— Скряга!

— Жлоб!

В зале раздались смешки.

— Ладно, десять, и попробуйте их не отработать.

— Дорогой, — Дарси захлопала ресницами, — никто никогда на меня не жаловался.

Она ушла на кухню, а Тревор занялся супом, который наконец принесла Шинед. Достигнутое соглашение вполне устраивало и его, и Дарси.

Конечно же, она повертелась перед зеркалом. Дарси была бы не Дарси, если бы не подкрасила губы, не побрызгалась духами, не поколдовала над прической, не продумала наряд. Она остановилась на светло-зеленой блузке с черным жилетом и брюках, вполне подходящих для дневной экскурсии.

Чертовы янки обожают гонять на машинах по ирландским дорогам в любую погоду, будто никогда в жизни не видели зеленой травы.

Помня о дожде, Дарси в конце концов черной лентой завязала волосы в «конский хвост», набросила на плечи куртку и не спеша спустилась вниз.

Она привыкла, что мужчины ждут ее. Шон, насвистывая, домывал посуду после ланча, но Тревор не переминался в нетерпении с ноги на ногу и не пил нервно кофе, без которого, казалось, ни минуты не мог обойтись.

— Тревор в зале?

— Не знаю. Я слышал, как он сказал Бренне, что ему нужно сделать несколько звонков. Еще до того, как ты поднялась к себе освежить боевую раскраску.

Не снизойдя до ответа, Дарси выплыла в паб, но обнаружила там только Эйдана, собравшегося запереть парадный вход.

— Ты вышиб парня за дверь и велел дожидаться в машине?

— Что? А, Тревора? Нет. Кажется, он сказал, что должен позвонить.

Дарси была потрясена от кончиков длинных ресниц до накрашенных ноготков на пальчиках ног.

— Он уехал?

— Думаю, сейчас вернется. А раз уж ты ждешь, запри сама. И постарайся вернуться вовремя.

— Но… — Дарси не успела возразить, что, в общем-то, уже не имело значения, поскольку Эйдан выскочил за дверь.

Что-то пошло не так. Она никогда никого не ждет. Если она изволила согласиться, мужчина обязан метаться в нетерпении и поглядывать на часы, а подобное начало задает совершенно неправильный тон.

Скорее озадаченная, чем раздраженная, Дарси решила подняться к себе и забыть об уговоре. Но в эту минуту дверь распахнулась, впустив сырость и Тревора.

— Вы готовы, отлично. Простите, я задержался. — Непринужденно улыбаясь, он придержал дверь. Раздражение и растерянность, которые он увидел на ее лице, были той реакцией, на которую он и рассчитывал. Он не сомневался, что каждый из ее мужчин ждал ее выхода с бьющимся сердцем.

Твой ход, красотка.

— В отличие от вас я ценю свое время. — Она прошествовала на улицу, едва удостоив его сердитым взглядом.

— Время не единственная проблема. — Пока Дарси запирала дверь, Тревор пытался защитить ее от дождя. — Я просто нарасхват, а мечтаю всего лишь о паре часов подальше от телефонов. Надоело отвечать на вопросы.

— Тогда я не буду ни о чем вас спрашивать.

Тревор повел ее к автомобилю, открыл пассажирскую дверцу, подождал, пока Дарси усядется, обошел капот, размышляя, долго ли еще она будет злиться.

— Я хотел проехать немного на север. Может, по прибрежной дороге, а потом… посмотрим.

— Вы за рулем, вы платите, вам и решать.

Тревор отъехал от тротуара.

— Говорят, чтобы прочувствовать все очарование Ирландии, необходимо заблудиться.

— Вряд ли человек, который куда-то спешит, заблудившись, стал бы очаровываться.

— К счастью, я никуда сейчас не спешу.

Дарси устроилась поудобнее. Салон просторный, пахнет дорогой кожей. Классная машина, пусть и арендованная. Не такое уж тяжкое испытание прокатиться в шикарной машине с красивым парнем, который к тому же щедро платит за оказанную ему честь.

— Полагаю, прежде чем сделать первый шаг, вы четко определяете место назначения.

— Цель, — поправил Тревор. — Это совсем другое.

— И ваша сегодняшняя цель — увидеть окрестности, представить, что за люди будут приходить в ваш театр и как они до него доберутся.

— Это одна цель. Другая — провести время с вами.

— Вы удачно совместили обе. Если поедете этой дорогой, попадете в Дангарван, а если вдоль берега, то в Уотерфорд-сити. Горы на севере.

— Куда хотите вы?

— О, я же просто гид, не так ли? Туристам нравится Ан-Ринн. Это в нескольких километрах отсюда, не доезжая Дангарвана. Рыбацкая деревушка, где все жители до сих пор говорят по-гэльски. Там нет ничего особенного, кроме прекрасных видов, но туристы часто туда приезжают. Забавно слушать, как запросто говорят на древнем языке.

— А вы знаете гэльский?

— Немного, но для полноценного общения не хватит.

— Обидная потеря.

— В вас заговорила сентиментальность. Английский гораздо практичнее. В Париже, например, всегда находился кто-то, кто меня понимал. Но я точно не нашла бы никого, кто понимал бы гэльский.

— Вы равнодушны ко всему ирландскому?

— А вас до глубины души трогает все американское?

— Нет, — подумав, ответил Тревор. — Я принимаю это как данность.

— Вот именно. — Дарси помолчала, глядя на капли дождя, похожие на жемчужины. — Проясняется. Может, увидите радугу, если вы любите такие вещи.

— Люблю. Скажите-ка, а что вы больше всего любите в Ардморе?

— В Ардморе? — Ей никогда не задавали такой вопрос, тем более удивительным показалось то, что ответ лежал на поверхности. — Море. Его изменчивые настроения, его запах, его присутствие даже в воздухе. Нежность тихим утром и ярость во время бури.

— И рокот, — прошептал Тревор. — Как будто бьется сердце.

— Поэтично. И больше подошло бы Шону, чем вам.

— Третья часть легенды. Драгоценности из сердца океана.

— Ах да! — Ей было приятно, что он вспомнил легенду. В последнее время она сама часто о ней думала. — Гвен не помешала драгоценностям обратиться в цветы, которые не могли обеспечить ее семью ужином. Я ценю гордость, но эта непомерно дорого ей стоила.

— Вы бы променяли вашу гордость на драгоценные камни?

— Вот уж нет! — Дарси внимательно посмотрела на него, словно решала, стоит ли продолжить. — Но я бы нашла способ сохранить и то и другое, — закончила она.

«Если бы кто и нашел такой способ, — подумал он, — то, несомненно, это была бы Дарси». Эта мысль почему-то его разозлила.

Солнечный свет пробился сквозь тучи, рассыпался искрами в каплях дождя, и воздух засиял, как перламутр морской раковины. Три радуги перекрыли небо, напомнив Тревору изящный цветок, раскрывающий лепесток за лепестком.

Не сводя зачарованного взгляда с трех арок, мерцающих в голубом небе, Тревор остановил машину прямо посреди дороги.

Дарси гораздо интереснее было наблюдать за ним. Будто спала маска и исчез крутой парень, искушенный, деловой человек. Тревор смотрел на игру света и воды с такой детской восторженностью и таким неподдельным изумлением, что Дарси была потрясена до глубины души. Ни в чем подобном она никогда бы его не заподозрила.

Когда Тревор повернул голову и улыбнулся во весь рот, Дарси, поддавшись порыву, перегнулась к нему, обхватила его лицо ладонями и наградила дружеским поцелуем.

— На удачу, — объяснила она, отстраняясь. — Радуги, поцелуи и удача как-то связаны.

— А если нет, то должны. Посмотрим, куда заведут нас радуги? — предложил Тревор и пояснил, заметив ее вопросительно поднятые брови: — Куда ведут поцелуи, надеюсь, я знаю и на удачу в последнее время не жалуюсь.

Тревор свернул на узкую, едва приметную дорогу, которая не вела ни на побережье, ни к горам, а змеилась по залитым дождем холмам. Зеленые поля, пересеченные серыми каменными стенами и темными полосами низкорослых деревьев, были так красивы, что любой легко забыл бы о цели путешествия.

Промелькнул домик с бежевыми стенами и соломенной крышей, очень похожий на тот, что стоял на Эльфийском холме, проплыло бледными пятнами стадо овец, и над всем этим в бледном небе висели три чуть размытые радуги.

Тревор открыл люк в крыше автомобиля, окатив и себя, и Дарси холодной водой, рассмеялся, услышав проклятья. Свежий, ароматный, невообразимо чистый воздух ворвался в салон, придав коже Дарси какой-то первобытный пьянящий аромат.

Дорога вскарабкалась на вершину холма, и Тревор испытал шок. Три стены на фоне перламутрового неба, четвертая, похоже обрушившаяся давно, лежала невдалеке грудой камней. Однако то, что осталось, не нуждалось в сожалении, а дерзко возвышалось над тихими полями, как монумент пролитой крови, власти, прошлому.

Тревор свернул с дороги, остановил машину.

— Подойдем поближе, посмотрим.

— На что посмотрим? Тревор, это всего лишь руины. В Ирландии их можно увидеть чуть ли не за каждым поворотом. Если вас интересуют древние памятники, только поблизости найдутся гораздо более интересные. Например, собор в Ардморе или часовня на старом кладбище.

— Но этот здесь, как и мы. — Тревор перегнулся через ее колени и открыл дверцу. — И, уверяю вас, как раз такие руины и притягивают сюда людей.

— Кому не хватает мозгов провести отпуск там, где есть хороший бассейн и пятизвездочные рестораны. — Ворча себе под нос, Дарси вылезла из машины и, вздыхая, поплелась за Тревором. — Подумаешь, один из множества развалившихся замков или крепостей. И англичане руку приложили. Похоже, войска Кромвеля только тем и занимались, что осаждали крепости и сжигали замки.

Ступая по мокрой траве, Дарси радовалась, что надела сапоги, но, помня о свободно пасущихся коровах и овцах, внимательно смотрела под ноги, чтобы не вляпаться.

— Ни таблички, ни указателя — ничего. Просто стоит здесь.

Дарси вскинула голову, решив, что, раз деваться некуда, лучше развлекаться, чем дуться.

— А что еще ему здесь делать?

Тревор уперся ладонью в каменную стену, поднял глаза.

— Интересно, сколько согнали народу, чтобы построить такую громадину? Сколько времени понадобилось? Кто приказал выстроить здесь этот оплот и убежище?

Он вошел внутрь, и, к его тайному удовольствию, Дарси последовала за ним.

Между камнями росла высокая трава. Стены, открытые стихии, сочились влагой недавних бурь. Как строитель, Тревор видел следы перекрытий и изумлялся одному лишь размеру обрушившихся деревянных балок.

— Со сквозняками и вонью, — съязвила Дарси.

Свет снова изменился, стал ярче, но радуги над головой не померкли.

— Где же ваша романтичность?

— Ха! Сомневаюсь, что женщины, которым приходилось готовить здесь еду, убирать грязь и рожать детей, думали о романтике. Скорее исключительно о выживании.

— Значит, они достигли своей цели. Эти стены выжили, народ выжил, страна выжила. И это волшебство притягивает сюда людей, волшебство, которое вы не замечаете, потому что оно повсюду вокруг вас.

— История, не волшебство.

— И то и другое. Это то, что я строю здесь и почему сюда приехал.

— Вы честолюбивы.

— А зачем мелочиться?

— Вот с этим я могу согласиться. И с тем, что ваши амбиции включают Галлахеров. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вам осуществить ваш честолюбивый замысел.

— И об этом я хочу поговорить с вами. В другой раз.

— Чем плох нынешний?

— Сейчас мне понадобится чуть больше удачи. — Тревор взял ее за руки, сплел их пальцы, но не притянул к себе, а шагнул к ней. — В древнем замке под тремя радугами, я думаю, это стоит горшка с сокровищами.

— Вы все перепутали. Горшок с сокровищами зарыт под концом радуги.

— Я испытаю удачу здесь. — Тревор коснулся губами ее губ, легко, по-дружески, как она недавно. Ему понравился веселый блеск в ее глазах, и он поцеловал ее снова, на этот раз смелее. — Я также слышал, что третий раз — талисман. — Прошептав эти слова, он впился в ее губы, столь резкой переменой настроения испытывая и ее, и себя. Он услышал — или ему показалось, — как громко забилось ее сердце, и его сердце отозвалось мгновенно.

Она ответила ему с той же пылкостью и жадностью, словно только этого и ждала. Ее губы раскрылись, не капитулируя — требуя. На равных. Сплетенные пальцы сжались в кулаки, словно сдерживая, словно каждый из них знал, что стоит ослабить хватку, и ничто уже их не остановит.

Ей казалось, она знала, чего ждать, а потому разразившаяся в ней буря ошеломила ее. Впервые в жизни ей захотелось уступить головокружительной страсти, рискнуть, и плевать, если, утихнув, эта буря оставит ее жалким обломком кораблекрушения.

Какая разница, кто они, где они и почему все происходящее кажется поразительно естественным?

Его губы скользнули к ее виску, прижались к ее волосам, и нежность этого жеста после отчаянной страсти оставила Дарси потрясенной и обессиленной… и вернула осторожность.

— Если поцелуи под радугами приносят удачу, — как можно спокойнее произнесла она, — нам обоим удача не изменит до конца жизни.

Тревор не рассмеялся, не отделался ответной шуткой. Что-то бурлило в нем, что-то сложное, коварно прикрывшееся простым желанием.

— Сколько раз ты чувствовала подобное? — Не дожидаясь ответа, он отпустил ее руки, положил ладони на плечи, чуть отстранил и заглянул в глаза. — Скажи честно. Сколько раз ты чувствовала то, что почувствовала сейчас?

Она могла бы солгать. Она умела лгать ловко и небрежно. Правда, только когда это не было важно, а сейчас Тревор смотрел на нее в упор, напряженно и даже сердито, и за последнее она не могла его винить.

— Пожалуй, никогда, кроме вчерашнего вечера.

— И я. И я тоже. — Он отпустил ее, зашагал взад-вперед. — Есть о чем подумать.

— Тревор, я думаю, мы оба понимаем, что чем ярче пламя, тем быстрее оно погаснет.

— Может быть. — Он вспомнил Гвен, ее слова. — Мы оба знали, к чему все идет.

Так же, как знали, что не способны любить. «Он был прав, — подумала Дарси, — мы печальная пара».

— Да, мы знали, — согласилась она. — Точно так же, как знаем, что переспим до того, как пламя погаснет, но все не так просто. Бизнес.

— Бизнес не имеет к этому никакого отношения.

— Не должен иметь. Но поскольку у нас деловые отношения, общие интересы, затрагивающие моих родных, мы кое-что должны обсудить до того, как прыгнем в постель. Я хочу тебя, и я тебя получу, но на моих условиях.

— И чего же ты хочешь? Подписать гребаный контракт?

— Нет, ничего официального, и не смей так со мной разговаривать. Ты просто злишься, потому что думаешь сейчас не мозгами, а другой частью тела, да и вначале всего не предусмотрел.

Тревор открыл рот, закрыл и отвернулся. Она права, черт подери.

— Значит, мы проясняем, чего хотим и ждем от наших личных отношений, и договариваемся не смешивать их — совершенно не смешивать — с деловыми.

— Верно, Тревор. Как ты и сказал, тут есть о чем подумать. Вероятно, ты полагаешь, что я сплю с каждым привлекательным парнем, оказавшимся под рукой. — Ее голос не дрогнул, когда Тревор обернулся. — Однако это не так. Я осторожна и разборчива и пускаю в свою постель лишь того мужчину, к которому неравнодушна, которого понимаю.

— Дарси, я понял это через час после нашего знакомства. Я тоже разборчив. — Он вернулся к ней. — Ты мне нравишься, и я начинаю тебя понимать. И когда придет время, мы отправимся в постель.

Дарси улыбнулась:

— Кажется, мы только что очень серьезно поговорили. Впредь надо быть осторожнее, не то мы напугаем друг друга до смерти. А теперь, как ни жаль, ты должен отвезти меня в паб.

Она протянула ему руку, и они пошли к машине по мокрой траве.

— В следующий раз мы поедем вдоль берега.

— В следующий раз ты пригласишь меня на ужин при свечах, угостишь шампанским и поцелуешь мне руку так, как ты умеешь. — Она посмотрела на тающие в небе радуги. — Но мы можем поехать в ресторан по прибрежной дороге.

— Похоже на сделку. Освободи себе вечер.

— Немедленно начну над этим работать.

7

Теплая сухая погода, вернувшись, раскрасила небо и море ярко-голубыми красками наступающего лета. Белые пушистые облака, парившие над Ардмором, не предвещали дождя, а цветы впитывали солнечный свет так же жадно, как недавно — воду. Длинная тень круглой башни скользила по старым могилам. Высоко на утесе ветер ерошил траву и поднимал легкую рябь на воде в низком колодце источника Святого Деклана, а внизу, в деревне, мужчины работали в рубашках и футболках с короткими рукавами, и их руки, возводившие из балок и блоков остов здания, уже покраснели на солнце.

Тревор с удовлетворением смотрел, как его мечта обретает форму, и чем выше поднималось здание, тем большее внимание окружающих оно привлекало. Каждый день ровно в десять часов утра, хоть часы проверяй, появлялся старый мистер Райли. Он приносил складной стул, термос с чаем и усаживался, натянув кепку до самых бровей. Так он сидел и смотрел, сидел и дремал ровно до часу дня. Затем он вставал, складывал стул и ковылял к правнучке на дневную трапезу.

Частенько к мистеру Райли присоединялся кто-нибудь из его приятелей, и, степенно обсуждая стройку, они играли в шашки.

Тревор стал воспринимать мистера Райли как личный талисман.

Иногда прибегала ребятня. Дети рассаживались полукругом рядом со стариком и распахнутыми глазищами смотрели, как, покачиваясь, становятся на свои места огромные металлические балки, и каждый успех сопровождали шумными возгласами и аплодисментами.

— Праправнуки мистера Райли и их друзья, — сообщила Бренна Тревору, когда он выразил озабоченность тем, что дети сидят слишком близко к стройке. — Они не подойдут ближе его стула.

— Праправнуки? Значит, он так же стар, как выглядит.

— Зимой ему стукнуло сто два года. Все Райли долгожители, хотя их отец, упокой господь его душу, умер в нежном возрасте девяносто шести лет.

— Поразительно. И сколько же у него этих пра-пра?

— Дайте подумать… пятнадцать. Нет, шестнадцать. Если память мне не изменяет, зимой родился шестнадцатый. Но не все они живут в окрестностях.

— Шестнадцать? Боже милостивый!

— У него восемь детей, шестеро из них живы. Всего они подарили ему около трех десятков внуков, а уж сколько те нарожали, мне не сосчитать. Между прочим, два его внука работают на вашей стройке. И муж одной из его внучек.

— Вряд ли я мог этого избежать.

— Каждое воскресенье после мессы он ходит на могилу своей жены Лиззи Райли. Они были женаты пятьдесят лет. Он берет с собой этот ветхий стул и сидит около могилы два часа, успевая рассказать ей все деревенские сплетни и семейные новости.

— Как давно она умерла?

— О, думаю, лет двадцать тому назад.

Около семидесяти лет преданности одной женщине. Кое-кому это удается. Поразительно и трогательно, подумал Тревор.

— Мистер Райли очень милый, — добавила Бренна и заорала: — Эй, Деклан Фицджералд, поосторожней-ка с доской, не то разобьешь кому-нибудь физиономию.

Качая головой, Бренна бросилась к парню и подхватила второй конец доски.

Тревор собирался провести весь день, поднимая, перетаскивая, заколачивая, но его привлекла юная публика, словно загипнотизированная грохотом отбойных молотков, шипением компрессоров и непрерывным громыханием бетономешалки. Рядом с детворой, восседая на своем старом стуле и наблюдая за Бренной, пил маленькими глоточками чай древний мистер Райли. Тревор честно хотел последовать за Бренной, но, поддавшись порыву, подошел к старику.

— Что думаете?

— Я думаю, вы строите надежно и хорошо выбираете работников. Мик О'Тул и его чудесная Бренна, они разбираются в своем деле. — Райли перевел выцветшие глаза на Тревора. — Как, думаю, и вы, юный Маги…

— Если хорошая погода продержится, мы подведем здание под крышу раньше графика.

Улыбка добавила морщин изъеденному годами лицу старика.

— Придет время, и все встанет на свои места. Таков ход вещей. А вы похожи на вашего двоюродного деда.

Как-то раз то же самое, правда не слишком уверенно, сказала ему бабушка.

Тревор, ты очень похож на брата твоего дедушки, который погиб молодым. Поэтому деду так тяжело смотреть на тебя… Очень тяжело.

Тревор присел на корточки, чтобы старику не приходилось вытягивать тощую шею.

— Вы его помните?

— О да! Джонни Маги. Я знал его и вашего деда тоже. Красивый парень был Джонни. Серые глаза, медленная улыбка. Стройный, как и вы.

— Каким он был?

— Спокойным он был и основательным. Много думал и чувствовал, больше всего о Мод Фицджералд. Кроме нее, он мало чего хотел.

— А получил войну.

— Да, так случилось. Многие юноши погибли в шестнадцатом году на полях Франции. И здесь тоже, в нашей маленькой войне за независимость Ирландии. Да и в других местах в другие времена. Мужчины уходят на войну, женщины ждут и оплакивают.

Старик положил костлявую руку, обтянутую пергаментной кожей, на голову сидевшего рядом ребенка.

— Ирландцы знают, что жизнь идет по кругу. И старики. Я и старик, и ирландец.

— Вы сказали, что знали моего деда.

— Знал. — Райли откинулся на спинку стула, скрестил в лодыжках худые ноги. — Деннис, он был посильнее своего брата и дальновиднее. Беспокойный, недовольный всем парень был Деннис Маги, не в обиду вам будет сказано. Тесновато ему было в Ардморе, и он стряхнул его песок со своих ног, как только смог. Хотел бы я знать, нашел ли он за океаном то, что искал, и обрел ли спокойствие.

— Я не знаю, — честно ответил Тревор. — Не сказал бы, что он был счастливым человеком.

— Жаль. Тяжело стать счастливым, если жил с несчастными. Его невеста была тихой, скромной девушкой. Мэри Клуни из Олд Пэриш, одна из десяти детей фермера, если память мне не изменяет.

— По-моему, у вас прекрасная память.

Райли хихикнул.

— О, мозги-то я сохранил. А вот чтобы встать, времени уходит все больше, да и бегать не очень-то получается. — «Парень хочет узнать прошлое, хочет понять, кто он и откуда, — решил старик. — А почему бы и нет?» — Вот что я вам скажу: мальчик, который стал вашим отцом, был красивым ребенком. Много раз я видел, как он топает по дорогам, держась за мамину руку.

— А отцовскую?

— Ну, пожалуй, не так часто, но бывало. Деннис зарабатывал на жизнь и откладывал на дорогу в Америку. Надеюсь, они построили там хорошую жизнь.

— Да. Мой дед хотел строить и строил.

— Тогда ему этого хватало. Я помню, как ваш отец, Деннис-младший, приезжал сюда юношей, только усы пробились. — Райли умолк, подлил себе чая из термоса. — У многих местных девушек дрогнуло сердечко, ведь он стал красивым и обаятельным. — Старичок подмигнул. — Как и вы, молодой человек. Он тогда никого не выбрал, оставил о себе лишь добрую память. Вы решили иначе. — Райли показал чашкой на стройплощадку. — Строите здесь что-то основательное, верно?

— Похоже на то.

— Ну а Джонни ничего не хотел, кроме домика и своей девушки, только война забрала его. Не прошло и пяти лет, как от разбитого сердца умерла его мать. Тяжело парню жить в тени умершего брата, вы согласитесь со мной?

Тревор заглянул в выцветшие проницательные глаза. Умный старик. Наверное, когда перешагнешь вековую отметку, приходится быть умным.

— Соглашусь. Тяжело, даже если убежал за три тысячи миль.

— Истинная правда. Гораздо лучше не прятаться и делать что-то свое. — Старик кивнул, на этот раз одобрительно. — Ну, как я и сказал, вы похожи на него, давно умершего Джона Маги. Лицом, глазами. Как только его глаза остановились на Мод Фицджералд, он полюбил ее. Вы верите в вечную любовь, юный Маги?

Тревор перевел взгляд на окно Дарси, снова посмотрел на старика.

— Для некоторых.

— Чтобы найти такую любовь, вам придется в нее поверить. — Подмигнув, Райли протянул чашку Тревору. — Можно построить что-то долговечное не только из дерева и камня. — Он снова погладил шишковатыми пальцами ближайшую детскую головку. — Вечное.

— Некоторые из нас лучше управляются с деревом и камнем, — заметил Тревор, рассеянно отпивая чай. Дыхание перехватило, зрение затуманилось. Горло обожгло смесью крепкого чая и виски. — Господи, — еле выдавил он.

Райли так расхохотался, что захрипел, а его сморщенное лицо порозовело.

— Да брось, парень, хотел бы я знать, кому нужен чай без доброго ирландского виски? Только не говори, что там, в Америке, так разжижили твою кровь, что ты не можешь справиться с каплей спиртного.

— Обычно я не пью в одиннадцать часов утра.

— Мы говорим о виски. При чем тут время?

Райли кажется древним, как Моисей, а уже час цедит сдобренный алкоголем чай. Чтобы сохранить лицо, Тревор опрокинул в себя остатки обжигающей жидкости и был вознагражден старческой дрожащей улыбкой.

— А вы молодец, юный Маги. Молодец. И раз уж вы молодец, я кое-что вам скажу. Та прелестная девушка из Галлахеров не согласится на меньшее в мужчине, чем горячая кровь, сильный характер и хорошие мозги. Я думаю, у вас все это есть.

Тревор вернул старику чашку.

— Я приехал строить театр или, если угодно, здание для концертов и выступлений. Вот зачем я здесь.

— Если так, я вот что скажу: говорят, молодость молодым не впрок, но я думаю иначе. Молодые зря тратят свою молодость. — Райли снова наполнил чашку. В его глазах замелькали веселые искры. — Придется мне самому жениться на ней. Берегитесь, мой мальчик, ибо у меня за плечами многолетний опыт обращения с красивыми женщинами.

— Я запомню. — Тревор поднялся. — А чем занимался Джон Маги до того, как ушел на войну?

— Чем на жизнь зарабатывал? — Если старик и счел странным, что Тревор не знает, вида не показал. — Он был рыбаком. Его сердце принадлежало морю и Мод, и больше никому и ничему.

— Спасибо за чай. — Тревор кивнул и пошел к своей команде.

На ланч Тревор не пошел. Слишком много предстояло сделать телефонных звонков, получить и отправить факсов, чтобы потратить час в пабе, пусть даже любуясь Дарси. Он понадеялся, что она его высматривала и хоть немного удивилась, почему он не пришел. Если он понимает ее так хорошо, как думает, она ждет его, уверена, что он не может не прийти. И, разумеется, она разозлится, если он не придет.

Отлично, размышлял Тревор, входя в коттедж. Полезно немного вывести ее из равновесия, хоть чуть-чуть поколебать ее небрежную уверенность и высокомерие. Смертельное оружие, надо признать, и чрезвычайно привлекательное.

Посмеиваясь над собой, Тревор расположился в крохотном кабинете и на полчаса забыл обо всем, кроме текущих дел. Он прекрасно умел отключаться от посторонних мыслей, а учитывая воспоминания Райли и не желающий отступать образ Дарси, это умение требовалось ему сейчас больше, чем когда-либо.

Разобравшись с самыми неотложными делами, отправив факсы, ответив на электронные письма, он задумался над будущим проектом и решил, что пора начинать.

На его звонок в паб ответил Эйдан. Отлично. Всегда эффективнее иметь дело с главой фирмы или, как в данном случае, главой семьи.

— Это Трев.

— В это время я уже привык видеть вас в пабе.

Эйдан повысил голос, стараясь перекричать неумолчный гомон, и Тревор живо представил, как, разговаривая, Эйдан одной рукой разливает по кружкам пиво. Где-то на заднем плане послышался смех Дарси.

— Накопились кое-какие дела. Я хотел бы поговорить с вами и вашими родными, когда вам будет удобно.

— Совещание? По поводу вашего проекта?

— Отчасти. У вас найдется час между сменами?

— Думаю, найдется. Сегодня?

— Чем скорее, тем лучше.

— Отлично. Тогда приходите ко мне домой. Мы любим проводить семейные собрания за кухонным столом.

— Спасибо. Вы не могли бы пригласить Бренну?

— Конечно. — То есть снять ее с работы, подумал Эйдан, но не стал уточнять. — До скорой встречи.

За кухонным столом… Тревор вспомнил, как собиралась за кухонным столом его семья. Перед первым школьным днем, перед поездкой в бейсбольный лагерь, перед экзаменом на водительские права и так далее. Все важные вопросы, приводящие к новому этапу в его жизни или в жизни его сестры, серьезные наказания и похвалы обсуждались за кухонным столом.

Как ни странно, о своей разорванной помолвке он сообщил родителям на кухне и там же рассказал им об ардморском проекте и о своем намерении поехать в Ирландию.

Прикинув, который час в Нью-Йорке, Тревор понял, что застанет родителей за завтраком, и позвонил домой.

— Доброе утро. Резиденция Маги.

— Привет, Ронда, это Трев.

— Мистер Тревор. — Домоправительница семейства Маги всегда обращалась к нему только так, даже когда в детстве грозилась отшлепать. — Вам нравится Ирландия?

— Очень. Вы получили мою открытку?

— Получила. Вы же знаете, как я люблю получать открытки. Только вчера я говорила поварихе, что мистер Тревор никогда не забывает, как я обожаю открытки для своего альбома. Неужели Ирландия такая зеленая?

— Еще зеленее. Ронда, вы должны прилететь сюда.

— Ох, вы же знаете, что я поднимусь в самолет только под дулом пистолета. Ваши родители завтракают, они будут счастливы поговорить с вами. Подождите минутку. Берегите себя, мистер Тревор, и возвращайтесь поскорее.

— Не волнуйтесь, Ронда. Спасибо.

Тревор ждал, с удовольствием представляя, как худющая чернокожая женщина в накрахмаленном до хруста фартуке спешит по белым мраморным полам мимо антикварной мебели, произведений искусства и бесчисленных ваз с цветами в недра элегантного городского особняка. Ни за что на свете Ронда не стала бы сообщать о звонке Тревора по внутреннему телефону — все, что касалось семейных дел, она всегда передавала лично.

В кухне наверняка пахнет кофе, свежеиспеченным хлебом и любимыми мамиными фиалками. Отцовская газета, как обычно, раскрыта на финансовом разделе, а мама читает передовицы и возмущается состоянием окружающей среды и падением нравов.

И ничего общего с гнетущей вежливостью, царившей в доме деда и бабушки. Каким-то образом Деннису-младшему удалось сбежать из дома, но не географически, как старший Деннис из Ардмора, сохранить жизнерадостность и построить в этой жизни что-то совершенно свое.

— Трев! Малыш, как ты?

— Хорошо. Почти так же хорошо, как и ты, судя по голосу. Я рассчитывал поймать тебя с папой за завтраком.

— Мы порождения привычек, но с разговора с тобой приятнее начинать день. Расскажи мне, что ты видишь.

Старая просьба, старая привычка. Тревор машинально подошел к окну.

— Перед домиком есть сад. Удивительный для такого крохотного участка. Цветов море, все самых разных оттенков, форм, ароматов. Тот, кто его создавал, точно знал, чего хочет. Он похож на… сад колдуньи. Нет, скорее волшебницы, которая освобождает девушек от злых чар. За забором дорога, узкая, как канава, с торчащими из земли корнями. На скорости больше тридцати миль в час хочешь не хочешь стучишь зубами. Вдоль дороги тянутся живые изгороди выше моего роста — ярко-красная фуксия в густой листве. Невероятно зеленые холмы волнами спускаются к деревне с разноцветными домиками и опрятными улочками. Над крышами торчит церковный шпиль и чуть дальше древняя круглая башня, где я еще не был. И все это окаймлено морем. Сегодня солнечно, так что оно голубое. Здесь очень и очень красиво.

— У тебя счастливый голос.

— А почему бы нет?

— Ты так давно не был счастлив или, скажем, был не очень счастлив. А теперь я передам трубку твоему папе, который слушает меня и закатывает глаза. Полагаю, вам нужно обсудить дела.

— Мама! — Он так много хотел сказать ей. Утренняя беседа со стариком Райли и его многочисленное потомство что-то всколыхнули в нем, и он сказал то, что остро чувствовал в эту минуту. — Я скучаю по тебе.

— Ой, ну посмотри, что ты наделал, — всхлипнула мама. — Поговори с папой, а я пока поплачу немного.

— Ты отвлек ее от редакторской статьи о свободной продаже огнестрельного оружия, — прогрохотал в трубке голос отца. — Как продвигается строительство?

— По графику, в рамках бюджета.

— Рад это слышать. Хочешь остаться там?

— Во всяком случае, поблизости. Я бы хотел, чтобы ты, мама и Доро с семейством выкроили недельку следующим летом. Все Маги должны быть здесь на первом представлении.

— Назад в Ардмор? Должен признаться, никогда не предвидел ничего подобного. Судя по отчетам, там мало что изменилось.

— И не должно было меняться. Я пришлю тебе новейшую информацию, но позвонил я не из-за театра. Пап, ты когда-нибудь бывал в коттедже на Эльфийском холме?

Короткое молчание, вздох.

— Да, полюбопытствовал, что за женщина была помолвлена с моим дядей. Думал, вдруг из-за нее отец так редко говорил о брате.

— И что ты выяснил?

— Что Джон Маги умер героем, не успев пожить на этой земле.

— И дед чувствовал себя оскорбленным?

— Жесткая формулировка, Трев.

— Он был жестким человеком.

— Он ни с кем не делился своими чувствами к брату, к остальным родным, а я и не пытался узнать. Какой смысл? Я знал, что никогда не достучусь до него, не узнаю, что он чувствует, что думает, не говоря уж о том, что он оставил в Ирландии. Тревор услышал в отцовском голосе эхо давнего разочарования.

— Прости, я не должен был заговаривать об этом.

— Не извиняйся. Ты же там, и у тебя неизбежно возникли вопросы. Теперь, оглядываясь назад, я думаю, что отцу суждено было стать американцем, воспитать американцем меня. Он хотел оставить свой след в Нью-Йорке. Здесь он мог стать самим собой, он и стал.

Суровый замкнутый человек, уделявший бухгалтерским книгам больше внимания, чем своей семье, но зачем бередить старые раны? Кто, если не его отец, знает это лучше всех?

— Папа, что ты нашел в Ирландии, когда был здесь?

— Очарование, сентиментальность. Почувствовал связь, более тесную, чем ожидал.

— И у меня так же. Точно так же.

— Я хотел еще слетать в Ирландию, но каждый раз возникали какие-то неотложные дела. И, честно говоря, я городской парень. Неделя в деревне, и хочется сбежать. Тебя и твою маму никогда не волновало отсутствие комфорта, но для меня Хэмптонс — единственная провинция, где я не сойду с ума. Не смейся, Кэролин, — кротко попросил Деннис. — Это невежливо.

Тревор снова посмотрел в окно.

— Ардмору далеко до Хэмптонса.

— Вот именно. Пара недель в том домике, что ты снимаешь, и я созрел бы для психушки. Я не любитель такой экзотики.

— Но ты навестил Мод Фицджералд.

— Боже милостивый, прошло уже лет тридцать пять. Ей было хорошо за шестьдесят, ближе к семидесяти. Тогда все, кому за шестьдесят, казались мне дряхлыми стариками, а она была легкой, изящной, чего я никак не ожидал. Мод угостила меня чаем с кексами, показала старую фотографию моего дяди. Она держала ее в коричневой кожаной рамке. Я помню, потому что это напомнило мне балладу, как она называется… Кажется, «Вилли Макбрайд». А потом Мод повела меня на могилу Джона. Он похоронен на холме у круглой башни и руин.

— Я там еще не был. Обязательно схожу.

— Не помню в точности, о чем мы разговаривали. Это было так давно. Но кое-что я отчетливо помню, потому что тогда мне это показалось странным. Мы стояли над его могилой, Мод взяла меня за руку и сказала: «То, что придет от тебя, вернется и все изменит. Ты должен гордиться». Думаю, она говорила о тебе. Люди считали ее ясновидящей, если, конечно, верить в такие вещи.

— Здесь начинаешь верить во что угодно.

— Не стану спорить. Помню, как однажды ночью я пошел прогуляться по берегу. Могу поклясться, я слышал флейты и видел всадника, летящего по небу на белом коне. Правда, перед этим я выпил несколько пинт в «Пабе Галлахеров».

Отец рассмеялся, но у Тревора мурашки бежали по позвоночнику.

— Как он выглядел?

— Паб?

— Нет, мужчина на коне.

— Пьяная галлюцинация. — Тревор услышал восхищенный смех матери. — Ну вот, твоя мамочка теперь не уймется, — пробормотал Деннис.

— Ладно, пап, завтракай, не буду больше тебя задерживать.

— Развлекайся, а когда сможешь, пришли отчет. А мы, так и быть, освободим недельку следующим летом. Не забывай нас, Трев.

— Как я могу!

Закончив разговор, Тревор продолжал задумчиво смотреть в окно. Галлюцинации, иллюзии, реальность. Похоже, в Ардморе они тесно переплелись.

Он сделал все, что смог, пока не открылся нью-йоркский офис, и отправился на могилу Джона Маги.

Вершина холма продувалась всеми ветрами, а захоронения были очень старыми. Многие надгробия покосились, склонившись к клочковатой траве, колышущейся над усопшими, но надгробие Джона Маги стояло прямо, как стойкий солдат, каким он и был. Годы и бури не пощадили простой могильный камень, однако еще можно было различить буквы и цифры.

Джон Доналд Маги

1898–1916 гг.

Слишком молод, чтобы умереть солдатом.

— Его мать заказала эту надпись, — произнес Кэррик. — По мне, так любой слишком молод, чтобы умереть солдатом.

Тревор повернулся к стоявшему рядом эльфу.

— Откуда вы знаете?

— О, я мало что не знаю, и еще меньше на свете того, что я не могу узнать. Вы, смертные, ставите памятники мертвым. Любопытная традиция. Человеческая. Камни и цветы — символы того, что было и прошло, не так ли? Но почему здесь ты, Тревор Маги? Почему навещаешь тех, с кем не был знаком при их жизни?

— Кровные узы, вероятно. Не знаю. — Тревор раздраженно повернулся к Кэррику. — Да что это, черт побери?

— Под этим ты подразумеваешь меня? В тебе больше от твоей матери, чем от деда, поэтому ты знаешь ответ. Твоя разбавленная американская кровь отрицает то, что просто лезет в глаза, а ведь ты много путешествовал. Ты видел больше, чем многие люди твоего возраста. Неужели до сих пор ты никогда не сталкивался с магией?

Тревору нравилось думать, что материнского в нем гораздо больше, чем от деда, а Кэролин Маги никогда не была легкой добычей.

— До сих пор я никогда не разговаривал с эльфами и призраками.

— Ты разговаривал с Гвен? — Веселье Кэррика улетучилось, синие глаза потемнели. Он крепко ухватил Тревора за руку. — Что она тебе сказала?

— Не вы ли говорили, что все знаете или можете все узнать?

Кэррик выпустил его руку и отвернулся. И заметался по маленькому кладбищу, чуть ли не натыкаясь на надгробия. Воздух вокруг него зашипел, заискрился.

— Только она важна для меня, и только ее я не могу видеть ясно. Представляешь ли ты, Маги, как всем сердцем стремиться к своей единственной и знать, что она недосягаема?

— Нет.

— Ослепленный гордостью, я совершил страшную ошибку. Но не только я виноват. И Гвен тоже. Хотя в таких делах вряд ли имеет значение, кто виноват больше. — Кэррик резко остановился, обернулся. Воздух вокруг него успокоился. — Не молчи. Что она сказала тебе?

— Она говорила о вас, о своих сожалениях, о страстях, которые вспыхивают и угасают, и о любви, которая длится. Она тоскует по вас.

Глаза Кэррика вспыхнули от волнения.

— Если… если она снова заговорит с тобой, не передашь ли, что я жду и что никого, кроме нее, не любил с тех пор, как мы встретились?

Почему-то просьба передать послание призраку не показалась Тревору странной.

— Я скажу ей.

— Она красива, правда?

— Да, очень.

— Иногда мужчина, ослепленный внешней красотой, забывает заглянуть в душу. Я забыл и дорого заплатил за это. Ты не повторишь мою ошибку. Вот почему ты здесь.

— Я здесь, чтобы построить театр и понять, кто я и откуда.

Снова повеселев, Кэррик подошел к Тревору.

— Ты сделаешь все это и еще кое-что. Твой предок был прекрасным юношей, немного мечтателем и с сердцем, слишком чувствительным для солдата и того, что война заставляет мужчин делать друг с другом. Но долг позвал его, и он оставил свою любовь.

— Вы его знали?

— Разумеется. Я знал их обоих, но только Мод знала меня. На прощание она подарила ему амулет. — Кэррик щелкнул пальцами, и Тревор увидел свисающую с них цепочку с маленьким серебряным диском. — Думаю, она хотела бы, чтобы теперь амулет был у тебя.

Забыв от любопытства об осторожности, Тревор протянул руку и взял амулет. Серебряный диск был теплым, словно только что соприкасался с живой плотью, и на нем едва различались какие-то буквы.

— Что здесь написано?

— Это древнеирландский язык, а надпись очень простая: «Вечная любовь». Мод подарила талисман любимому. Джонни носил его не снимая. Война оказалась сильнее защитных чар, но не сильнее любви. Джон Маги мечтал о простой жизни, в отличие от брата, уехавшего в Америку. Отец твоего отца хотел большего, много работал и добился своей цели. Достойно восхищения. А чего хочешь ты, Тревор Маги?

— Строить.

— И это достойно восхищения. Как ты назовешь свой театр?

— Я еще не думал об этом. Почему вы спрашиваете?

— Мне кажется, ты выберешь правильное название. Ты из тех, кто выбирает с осторожностью. Вот почему ты до сих пор живешь один.

Тревор сжал в кулаке амулет.

— Мне нравится жить одному.

— Возможно. Однако больше всего тебе не нравится совершать ошибки.

— Верно. Ну, мне пора. У меня встреча.

— Я провожу тебя немного. Прекрасное будет лето. Если прислушаешься, услышишь кукушку. Хороший знак. Желаю тебе удачи с твоей встречей и с Дарси.

— Спасибо, но я и сам справлюсь и с тем, и с другим.

— О, не ершись. Я верю в тебя, иначе не был бы так весел. И она с тобой справится. Не в обиду тебе будь сказано, вы оба меня развлекаете и скрашиваете конец моего ожидания.

— Я не часть вашего плана.

— Суть не в планах. Суть в том, что есть и что будет. От тебя зависит больше, чем от меня.

Кэррик остановился, печально глядя на домик с кремовыми стенами и соломенной крышей, на переливающийся всеми красками садик.

— Когда она выходила ко мне, ее сердце билось часто-часто, глаза сияли. Но страх и любовь так сплелись, что ни она, ни я не смогли их разделить, а я, в уверенности, что сумею ослепить ее дарами и обещаниями, не предложил ей единственного имевшего значение.

— А как же второй шанс?

Саркастическая улыбка тронула губы Кэррика.

— Может, он и был бы, если бы я не ждал слишком долго. Дальше я не пойду. Мне нельзя, пока не закончится ожидание. Разберись с Дарси, Тревор, прежде чем она разберется с тобой.

— Моя жизнь — мое дело, — отрезал Тревор, быстро спускаясь по склону к домику и машине, а когда оглянулся, почти не удивился исчезновению Кэррика.

Зеленый холм был пуст, а неподалеку заливалась какая-то птичка. Кукушка, предположил Тревор. Больше ничего в голову не пришло.

И не надо. Хватит тратить время и душевные силы на давно умерших родственников, эльфийских принцев и послания прекрасным призракам. И без того дел по горло.

Однако Тревор надел на шею цепь, спрятал под рубашкой серебряный диск и опять почувствовал его тепло.

8

Команда хозяев поля, как прекрасно понимал Тревор, всегда имеет преимущество, однако выбора у него не было. Не только дом, но и деревня, и графство, да и вся страна — территория Галлахеров. Если уж он не может перенести совещание в Нью-Йорк, придется играть по их правилам. И с их численным превосходством ничего не поделаешь.

Правда, Тревор не боялся неравной борьбы: чем больше трудностей, тем слаще победа. Он уже продумал, как подойти к делу, а сомнения и тревоги, вызванные паранормальными явлениями последних дней, подождут до окончания рабочего дня.

В дверь дома Галлахеров постучал не просто Тревор Маги со всеми своими проблемами, а полномочный представитель «Маги Энтерпрайз» с ответственностью и привилегиями, к которым он относится очень серьезно.

Дверь распахнула Дарси. Дерзкая улыбка. Голова склонена под идеальным углом, демонстрирующим одновременно высокомерие и радушие.

Тревор с удовольствием проглотил бы ее целиком и утолил бы свою жажду, но пришлось весело улыбаться.

— Добрый день, мисс Галлахер.

— Добрый день и вам, мистер Маги. — Она не отступила, чтобы пропустить его, а вызывающе шагнула навстречу. — Не хотите меня поцеловать?

«Еще как!»

— Позже.

Она вскинула голову, взметнув облако черных волос.

— А если позже у меня не будет настроения?

— Будет, если я вас поцелую.

Несмотря на легкое раздражение, Дарси небрежно пожала плечами и посторонилась.

— Мне обычно нравятся уверенные мужчины. Все наши на кухне, ждут вас. Вы пришли поговорить о театре?

— Отчасти.

Раздражение усилилось, но Дарси высоко вскинула голову и повела гостя в заднюю часть дома.

— А вы еще и загадочный. Теперь я точно влюблена.

— И в который раз?

— О, я перестала считать много лет назад. У меня такое переменчивое сердце. Сколько раз влюблялись вы?

— Ни разу.

— Какая жалость! А вот и наш гость! — громко объявила Дарси, привлекая внимание родных, что-то жарко обсуждающих.

— Простите, если я помешал…

— Вовсе нет. — Эйдан поднялся из-за стола, показал рукой на хмуро взирающих друг на друга Бренну и Шона. — Если эта парочка перестанет кидаться друг на друга каждый божий день, мы побежим за врачом.

— Шон, ты обещал оставить все мелочи на мое усмотрение.

— Но ты взялась выбирать цвета для кухни. Забыла, кому там стряпать?

— Голубенькая пластмасса очень мило смотрится и практична.

— У гранита спокойный цвет и безупречная твердость. Он прослужит две жизни.

— Нас-то волнует только одна. Тревор…

Он вскинул руку ладонью вперед.

— Нет, нет и нет. Даже не думайте спрашивать мое мнение. Когда спорят муж с женой, у меня нет никакого мнения.

— Мы не спорим. — Бренна надулась, сложила на груди руки и откинулась на спинку стула. — Мы обсуждаем. Пластмассу я мигом поставила бы, а знаете, сколько возни с чертовым гранитом?

— Лучшего и подождать можно. — Шон нежно поцеловал жену. — А потом хранить, как сокровище.

— Надеешься перехитрить меня?

— Угу.

Бренна раздраженно вдохнула, шумно выдохнула и с любовью произнесла:

— Тупица.

— Ну, теперь, когда мы уладили столь жизненно важный и щекотливый вопрос… — Эйдан жестом пригласил Тревора сесть. — Пиво? Чай?

Их территория, напомнил себе Тревор, усаживаясь.

— Лучше пиво. Спасибо. — Он взглянул на Джуд. — Как вы себя чувствуете?

— Хорошо. — Вряд ли ему хочется услышать, что она чувствует себя так, будто на ее мочевом пузыре припарковался нагруженный прицеп. — Эйдан сказал, что вы днем не заглядывали в паб. Я могу приготовить вам сэндвич.

— Спасибо, я не голоден. — Тревор накрыл ладонью ее руку. — Сидите. И я всем вам очень благодарен за то, что вы нашли возможность безотлагательно встретиться со мной. Я ведь заранее не предупредил.

— Никаких проблем. — Эйдан поставил перед Тревором бутылку пива и вернулся на свое место во главе стола. Преимущество Галлахеров, и все они это понимали. — Абсолютно никаких. Бренна сказала, что работы опережают график, и, должен признать, это редкость в наших краях.

— У меня хороший прораб. — Тревор отсалютовал Бренне бутылкой и сделал глоток. — Думаю, к следующему маю мы закончим.

— Так долго? — Дарси с ужасом взглянула на обоих. — И мне еще целый год терпеть этот грохот?

— Какой грохот? — спокойно переспросил Тревор и повысил голос, перекрывая возмущенное бормотание Дарси. — Я надеюсь организовать пару концертов, в основном для местных, уже следующей весной, а на третью неделю июня намечаю торжественное открытие.

— Середина лета, — заметила Дарси.

— Середина лета — июль.

— Вы не знаете языческий календарь? Середина лета, летнее солнцестояние — двадцать второе июня. Отличный выбор. Свою первую вечеринку Джуд закатила в этот вечер в прошлом году, и все получилось замечательно, правда, милая?

— В конечном итоге. А зачем целый месяц отсрочки?

— Необходимо подстраховаться, попросту говоря, прикрыть наши задницы, подогреть интерес к проекту, подключить прессу, распродать билеты. Майское открытие для своих только по приглашениям: родные, жители деревни и избранные особо важные персоны.

— Умный ход, — тихо сказала Дарси.

— Это часть моей работы. К официальному июньскому открытию пресса раздует интерес к нам, создаст рекламу. И у нас будет время внести, если понадобится, необходимые изменения.

— Как генеральная репетиция, — подсказала Дарси.

Тревор кивнул ей.

— Совершенно верно. И без вас мне список гостей не составить.

— Обязательно поможем. Это несложно, — пообещал Эйдан.

— И мне бы хотелось, чтобы вы выступили. Все трое.

Эйдан взялся за свою бутылку.

— В пабе.

— На сцене, — поправил его Тревор. — На главной сцене.

— В театре? — Не донеся бутылку до рта, Эйдан поставил ее на стол. — Зачем?

— Я слышал вас. Вы идеальны.

— Ну, Трев, это, конечно, лестно. — Шон задумчиво взял с блюда печенье. — Только все, что вы слышали, для нас развлечение. Мы не профессионалы, ничего такого, что вы хотели бы видеть в вашем театре.

— Вы именно то, что я ищу. — Его взгляд задержался на Дарси и скользнул дальше. Она молчала, но он не сомневался, что она скажет свое веское слово. — Выступления местных талантов — одна из идей моего проекта, и на премьере я не вижу ничего более уместного, чем выступление Галлахеров и знакомство публики с музыкой Шона Галлахера.

— Моей? — Шон побледнел. — На премьере? Трев, не хочу учить вас вести дела, но это точно ошибка.

— Вовсе нет. — Бренна ткнула кулаком в бок мужа. — Гениальная мысль. Идеальная. Но, Трев, вы пока купили только три его песни.

— Пока он показал мне только три.

— Вот. — Бренна снова ткнула мужа кулаком, и на этот раз посильнее. — Придурок. У него их немерено. Зайдите к нам, посмотрите, послушайте. Он уже втиснул пианино в то, что пока служит нам гостиной. И скрипку, и…

— Заткнись, — пробормотал Шон.

— Не смей затыкать меня, когда…

— Заткнись! — Приказ прозвучал так сурово, что Бренна зашипела, но подчинилась. — Я должен подумать. — Шон нервно провел пятерней по волосам. — Я о многом должен подумать. — Бренна снова зашипела. — Бренна!

Она притихла. Его взгляд молил о терпении и понимании. Как она могла отказать?

— Я все-таки скажу, а решай сам. Ты можешь так много дать людям, Шон. Тебе вовсе не о чем тревожиться, хотя, может, именно поэтому у тебя так гениально получается. Давай заключим сделку.

Шон нетерпеливо передернул плечами.

— Какую сделку?

— Позволь мне выбрать следующую песню, только одну, и показать ее Тревору. Мне же повезло с первой, верно?

— Да. Ты удачлива. Ладно. Бренна завтра принесет вам одну песню, и вы честно выскажете свое мнение.

— Жду с нетерпением. — Тревор колебался. Беда в том, понял он, что ему нравятся эти люди. — И все же я рекомендую вам найти агента.

— Разве она плохой агент? — возразил Шон, кивнув на Бренну. — Капает мне на мозги день и ночь, дважды прочитала контракт, который вы прислали, даже мелкий шрифт. У меня бы глаза воспалились. Давайте продолжать в том же духе.

— Вы облегчили мою задачу. — Тревор счел вопрос закрытым и повернулся к Эйдану. Бизнесмен против бизнесмена. — Вы трое — Галлахеры, а Галлахеры — Ардмор. Театр станет частью Ардмора и принесет всем нам прибыль. Ваш бизнес давно устоялся, паб уже считается музыкальным центром. Если вы втроем выступите на премьере, пресса взорвется, а хорошая пресса — это билеты, билеты — прибыль. Для Галлахеров, для театра.

— Это я понимаю. Однако то, что мы Галлахеры, имеет и другую сторону. Мы же еще и держим паб.

— А теперь представьте, как далеко разнесется слава о Галлахерах, если вы втроем будете выступать на сцене и записывать на студии музыку Шона.

— Записывать?

— На студии «Кельтская музыка». Диски будем продавать в театре, — без запинки продолжал Тревор. — У студии уже есть репутация, свои певцы и музыканты, налаженная система рекламы и продаж. А от вас ничего особенного не требуется. Вы трое просто созданы для сцены.

— Но мы не артисты, мы владельцы паба.

— Ошибаетесь. Вы прирожденные артисты. Я понимаю, что паб для вас на первом месте, и учитываю это. И предлагаю интересную и выгодную параллельную работу.

— А вам-то это зачем? — спросила Дарси, и Тревор повернулся к ней.

— Потому что мне важен театр, и я не соглашусь на меньшее, чем самое лучшее. И прибыли. Разве не это лежит в основе?

Эйдан помолчал немного, кивнул.

— Тревор, вы застали нас врасплох. Мы должны подумать, обсудить. И что бы мы ни ответили, это будет решением всех пятерых. Мы должны прийти к общему согласию прежде, чем даже подумаем о деталях, а их, как я представляю, очень много.

— Разумеется. — Понимая, что пора отступить, дать им возможность проникнуться подкинутой идеей, Тревор поднялся. — Если у вас появятся вопросы, вы знаете, где меня найти. Бренна, не спешите. Я иду на площадку.

— Спасибо. Я скоро приду.

Дарси похлопала по руке Эйдана, удерживая его на месте.

— Тревор, я вас провожу.

Столько мыслей кружилось в ее голове! Дарси понимала, как важно поймать и удержать самую главную, а пока она во всем не разобралась, лучше помалкивать. Она и помалкивала, пока они не вышли в сад.

— Ну и сюрприз вы преподнесли нам, Тревор.

— Возможно, но я не совсем понимаю, почему вы так сильно удивлены. У вас же есть уши и мозги. Вы слышали, как прекрасно поете втроем.

— Может, как раз потому, что слышала. — Дарси оглянулась, понимая, что ее родные сейчас обсуждают то же самое, но она хотела разобраться в своих мыслях и чувствах прежде, чем вернется к ним. — Вы не импульсивны. Во всяком случае, не в бизнесе.

— Совершенно верно.

— Значит, это не сейчас пришло вам в голову.

— Я думал над этим с тех пор, как впервые услышал вас, Дарси. Ваш голос берет за душу, разбив сначала сердце. Вы очень талантливы.

— Ну… — Дарси прошла вперед по узкой дорожке сада. — И сегодня вы выложили нам свое мнение, чтобы подогреть наш взаимный интерес.

— Дарси, я точно знаю, что вас ждет успех. Моя работа — знать.

Она обернулась, окинула его внимательным взглядом.

— Да, наверное. И сколько бы вы заплатили?

Тревор улыбнулся. Кто бы сомневался в том, что Дарси сразу перейдет к сути.

— Это обсуждается.

— И с чего же мы начнем обсуждение?

— Пять тысяч за выступление. Права на записи — отдельный разговор.

Дарси вскинула брови. Интересно. Попеть один вечер в свое удовольствие и заработать больше, чем за долгие недели беготни с тяжелыми подносами.

— В фунтах или долларах?

Тревор зацепил большими пальцами карманы джинсов.

— В фунтах.

— Ха! Если мы решим, что заинтересованы, Эйдан выбьет из вас гораздо больше этой жалкой подачки, уж будьте уверены.

— Жду с нетерпением. Эйдан бизнесмен. — Тревор приблизился к Дарси, прямо глядя ей в глаза. — Шон — творец.

— И что же остается мне?

— Честолюбие. А вместе вы отличная команда.

— Как я и сказала, вы умный человек. — Дарси отвернулась от него, перевела взгляд на неспешно накатывающие на берег волны. — Вы правы. Я честолюбива, но, если честно, я никогда не думала, что могла бы петь не только ради собственного удовольствия.

К ее изумлению, Тревор коснулся пальцем ее горла.

— То, что скрыто здесь, сделает вас богатой и знаменитой. Я могу помочь вам в этом.

— Заманчивое предложение, и вы точно знали, на чем сыграть. Честолюбие, самомнение, самые примитивные желания. — Дарси отошла чуть дальше, остановилась у деревенской улицы, на которой прожила всю свою жизнь. — Насколько богатой?

— Вы мне нравитесь, — рассмеялся Тревор.

— И вы с каждой минутой нравитесь мне все больше. Я безумно хочу быть богатой и не стыжусь признавать это.

Тревор кивнул на дом.

— Уговорите их.

— Нет, этого я делать не стану. Я скажу им, что думаю. Если нужно кричать, чтобы до них дошло, я буду кричать и, если придется, не побрезгую оскорблениями, но я не стану заставлять их делать то, что их не устраивает. Согласие будет общим и добровольным, или ничего не выйдет. Так принято у Галлахеров.

— А вас мое предложение устраивает?

— Я еще не решила, но попытка не пытка, и я обожаю пробовать что-то новое. А теперь мне пора к своим. Думаю, там накалились страсти. Только…

— Что?

— Я хотела спросить, вы ведь эксперт в таких делах. — Дарси положила руку на его плечо, заглянула в глаза. Ей хотелось увидеть ответ до того, как она его услышит. — Шон. Он правда талантлив?

— Да.

Простой ответ, почти небрежный. И идеальный.

— Я знала. — В ее синих глазах блеснули слезы. — Я не могу вернуться в таком виде, а надо спешить, не то у Шона голова распухнет от мыслей, и я не доберусь до мозгов, когда в следующий раз его тресну. Я так горжусь им! — Она всхлипнула. Одна слезинка не удержалась и покатилась по ее щеке. — Черт побери!

Застигнутый врасплох, Тревор вытаращил глаза, затем спохватился и выдернул из заднего кармана платок:

— Держите.

— Чистый?

— Господи, Дарси, с вами не соскучишься. — Тревор сам вытер ее щеки и сунул в руку платок. — Вы бы сделали это ради него?

Дарси высморкалась.

— Что?

— Выступления, записи. Вы бы сделали все это ради Шона, даже если сама мысль была бы вам ненавистной?

— Но ведь и мне вреда никакого.

— Прекратите. — Тревор взял ее за плечи, прищурился. — Чего бы вам это ни стоило, ради него вы согласились бы.

— Он мой брат. Ради него я сделаю что угодно. — Дарси глубоко вздохнула, выпрямилась и протянула Тревору платок. — Но черт меня побери, если я сделаю это бесплатно.

Пока Дарси шла к дому, Тревор вел свою маленькую войну. Гордость схлестнулась с желанием, и желание легко одержало победу.

— Возьмите выходной вечер! — крикнул он ей вслед. — Черт побери, Дарси, возьмите выходной.

Ее бросило в жар, но она нашла в себе силы обернуться с насмешливой улыбкой.

— Посмотрим.

Войдя в дом, Дарси прижалась спиной к парадной двери, закрыла глаза. Колени дрожали, ноги рвались в пляс. Что-то в Треворе было такое, с чем она пока не могла справиться, и очень странной казалась нахлынувшая слабость в сочетании с тем взрывом энергии, который вызывали в ней его предложения, его обещания.

Дарси открыла глаза, легкая улыбка тронула ее губы. Судя по громким голосам, доносившимся из кухни, ее семья тоже не может разобраться в своих желаниях.

Проходя мимо гостиной, Дарси остановилась в дверях, посмотрела на старое пианино. Музыка — неотъемлемая часть ее жизни, как и паб, но — в отличие от паба — музыка всегда была для удовольствия, не для денег. Одно из первых воспоминаний ее детства: мама сидит на этом самом табурете за пианино, маленькая Дарси у нее на коленях, а вокруг звучат музыка и смех.

Дарси не была наивной дурочкой и знала, что у нее красивый, сильный голос, но, наверное, глупо возлагать на него надежды, рассчитывать, что Тревор Маги добьется для нее успеха. Пожалуй, разумнее попробовать без особых ожиданий, тогда и разочарование легко можно будет пережить.

Она вошла в кухню как раз, когда раздраженная Бренна орала на Шона:

— У картошки больше ума, чем у тебя, Шон. Ты отказываешься из-за дурацких сомнений, когда парень предоставляет тебе шанс, может, единственный за всю жизнь.

— Мою жизнь, не так ли?

Бренна приподняла цепочку с двумя своими кольцами.

— Я думаю, это дает мне право высказать свое мнение.

— Но музыка моя, и даже ты не сможешь выколотить ее из меня.

Эйдан решил выступить в роли миротворца:

— Ты согласился показать ему еще одну мелодию. Подождем, что он скажет. Что касается другого предложения, его надо как следует обмозговать. — Эйдан взглянул на сестру. — И мы еще не слышали, что думает Дарси.

— Если она окажется в центре всеобщего внимания, да еще с кучей денег в придачу, мы уже знаем, что она думает.

Дарси криво улыбнулась Шону.

— Поскольку я не такая идиотка, как некоторые, сидящие за этим столом, я не возражаю ни против денег, ни против внимания. Однако… — Она умолкла, и Шон настороженно прищурился. — Маги не производит впечатления человека, падкого на сиюминутную выгоду, но я не уверена, что кто-то из нас, любой из нас, готов к тому, что он задумал.

— Ему нужны песни Шона и ваше совместное выступление. — Бренна вскинула руки. — По мне, это здорово и разумно.

— Нас трое, — спокойно заговорил Эйдан, всматриваясь в лица родных. — У каждого из нас свои приоритеты. Для меня прежде всего Джуд, ребенок, паб, родительский дом, и я этому не изменю. У тебя, Шон, новый дом, и новая жизнь с Бренной, и паб, разумеется, и музыка. Однако музыкой ты занимаешься в личное время. Имею ли я право на все это?

— Ну, в общем, да.

— Теперь ты, Дарси. Мы все понимаем, что сегодняшнее предложение и его последствия именно то, что тебе нужно.

— Я еще не решила. Музыка для всех нас всегда была чем-то личным, только для семьи и друзей. Но я понимаю Бренну и согласна с тем, что наше совместное выступление укрепит связь между пабом и театром. Идея вполне разумная, и мы не воем, как собаки на луну, так что фамилию не опозорим. Однако Тревор Маги хитер, значит, будем хитрее и проследим, чтобы все, что мы сделаем или не сделаем, не противоречило нашим интересам.

Эйдан кивнул, повернулся к жене:

— Ты молчишь, Джуд Фрэнсис. У тебя нет никаких мыслей на этот счет?

— Есть. Несколько. — Поскольку все вдоволь накричались, Джуд решила, что они готовы выслушать ее, и сложила руки на животе. — Я ничего не понимаю ни в рекламе, ни в индустрии развлечений, но мне кажется, что предложенный Тревором план логичен, эффективен и выгоден всем нам.

— Верно, — согласился Эйдан. — Но если мы перенесем нашу музыку в его театр, что останется в пабе?

— Простота, неформальное общение, еще более привлекательное потому, что вы выступали на сцене, записывались на профессиональной студии. Любой заглянувший в паб за кружкой пива может надеяться, что, стоя за барной стойкой или разнося заказы, вы захотите спеть. И больше всего это понравится туристам, а их количество, как вы заметили, все увеличивается.

— Умница, — прошептала Дарси.

— Не в уме дело. Просто я сидела в пабе, наблюдала и видела, как это все чудесно. И Тревор видел то же самое. Он прекрасно понимает, как одно повлияет на другое. И еще… — Джуд сделала глубокий вдох. — Что касается нас с тобой, Эйдан, ничто не изменит твоих приоритетов. Тебе не придется выбирать. Что бы ты ни решил, будет правильно, так как ты знаешь, что для тебя важнее всего.

Эйдан поднес к губам ее руку, поцеловал.

— Разве она не изумительна? Вы встречали когда-нибудь такую женщину?

Джуд положила их сплетенные руки на живот.

— Шон, у тебя потрясающий талант. Чем больше Бренна любит тебя, чем больше она тобой восхищается, тем больше раздражают ее твои сомнения.

— Тогда она чертовски сильно меня любит.

— Ты мой тяжкий крест. — Бренна откусила большой кусок печенья и сердито посмотрела на мужа.

— Я думаю, Шон, — продолжила Джуд, — что выступление семьи и запись твоей музыки — идеальное решение. Ты доверяешь им, и они тебя понимают. Разве не легче сделать первый шаг с такой поддержкой?

— Они не должны соглашаться ради меня.

— Ой, хватит, просто ответь на вопрос, болван, — приказала Дарси.

— Конечно, легче, но…

Дарси удовлетворенно кивнула.

— А теперь заткнись и дай Джуд закончить. Почему-то мне кажется, что сейчас речь пойдет обо мне, а я обожаю внимание.

— Да, внимания ты не боишься. — Джуд отпила чаю. У нее затекла спина. В последнее время ей тяжело было долго сидеть на одном месте, но важный разговор не закончился. — Актерство у тебя в крови. Тебе понравится сцена, огни рампы, аплодисменты.

Шон фыркнул.

— Она будет кататься в них как сыр в масле. Тщеславие — второе имя нашей Дарси.

— Что поделаешь, если вся красота в семье досталась мне?

— Ну, не знаю, с твоих тринадцати лет ни разу не видел твоего лица без толстого слоя штукатурки. Тоже мало радости.

— А мне с утра до вечера приходится смотреть на твою физиономию.

— Поскольку смотреть друг на друга — все равно что смотреться в зеркало, лучше бы поспорили о чем-нибудь еще. — Эйдан предупреждающе поднял палец, прекращая перепалку. — Пусть Джуд договорит.

— Я почти закончила. — «Удивительно, — подумала она, — как быстро я приноровилась к отношениям в этой семье». — Дарси, я уверена, что ты с удовольствием будешь выступать на сцене перед публикой, но, даже если бы сама мысль об этом страшила тебя или была бы тебе ненавистна, ты все равно бы это сделала. Ради этих двоих ты бы сделала, что угодно.

Хотя это заявление было очень близко к тому, чем закончился разговор с Тревором, Дарси рассмеялась.

— Я сделаю что угодно ради собственного удовольствия.

— Многое, — согласилась Джуд. — Во-первых, ты сделаешь это для Эйдана, а Эйдан — это паб. Во-вторых, ты сделаешь это для Шона, а Шон — это музыка. И только в-третьих, ты сделаешь это для себя, для своего удовольствия.

— Но ведь главное — удовольствие, не так ли? — Дарси вскочила. Эйдан перехватил ее, притянул к себе. Дарси посопротивлялась, но в конце концов со вздохом села к нему на колени.

— Дарси, лапочка, скажи мне, чего ты хочешь?

— Наверное, воспользоваться этим шансом.

Эйдан кивнул, встретился взглядом с Шоном.

— Давайте спокойно подумаем денек-другой. А потом я поговорю с Маги, выясню, что он еще задумал.

9

Каждое утро громыхание, рокот и металлический лязг за окном будили Дарси очень рано, а когда она вспоминала, что это мучение будет продолжаться еще почти целый год, ей хотелось повеситься.

Однако самоубийство все же не входило в ее ближайшие планы, и она включала музыку на полную громкость или просто лежала, представляя, что живет в пентхаусе в большом, шумном городе — в Нью-Йорке или Чикаго — и весь этот шум создают мчащиеся далеко внизу машины и толпы людей, спешащих по своим делам.

По большей части, это помогало, а если нет, она, чертыхаясь, бежала в душ и подолгу не вылезала оттуда.

Иногда, по настроению, она подходила к окну и некоторое время следила за стройкой. И выискивала глазами Тревора. Разумеется, не каждый день, это было бы слишком предсказуемо, но чаще она следила за ним незаметно.

Чем бы он с утра ни занимался, ей нравилось смотреть на него. Иногда с растрепанными ветром волосами, сунув большие пальцы рук в карманы джинсов, он стоял на краю площадки и серьезно обсуждал что-то с Бренной или Миком О'Тулом.

Частенько, скинув куртку и оставшись в одной футболке — и это было так сексуально! — он, как простой работяга, что-то заколачивал, сверлил, таскал. Иногда ей даже удавалось разглядеть, как перекатываются мышцы под его блестящей от пота, загорелой кожей.

Странно! Не то чтобы она не любила поглазеть на красивых мужчин, но не могла припомнить, чтобы ей так нравилось разглядывать кого-то одного… или зачарованно следить, как он занимается тяжелым физическим трудом: С чего бы это?

Тревор прекрасно сложен, размышляла Дарси, стоя у окна. Ну а если женщину не привлекает высокий стройный парень, у нее явно проблемы. И двигается он легко, уверенно, непринужденно и словно излучает энергию.

Дарси представила — а почему бы и нет? — что он так же уверенно ведет себя в постели. Уверенный мужчина — не путать с самоуверенным — обстоятелен, а обстоятельность в сексе — не последнее дело для женщины.

Интересно, смогла бы она вывести Тревора из себя и выпустить на свободу эту кипящую в нем энергию?

Дарси встревожилась. Что-то слишком часто она о нем думает, слишком часто за ним наблюдает. И по утрам, и днем, и вечерами. Иногда Тревор заглядывал в паб, иногда не заглядывал — можно не сомневаться, нарочно. Что ж, это предсказуемо. Они оба прекрасно знают правила затеянной игры.

И, черт побери, ей все это нравится! Наконец-то нашелся достойный противник.

Дарси пока еще не выпрашивала у Эйдана свободный вечер. Разумеется, ей хотелось помучить Тревора, но не меньше ей нравилось сладкое напряжение, вызванное ожиданием, на которое она обрекла и себя. Она прекрасно понимала, что первый же вечер, проведенный наедине с Тревором, ужином не ограничится.

Не ужин был на уме у них обоих.

Как же давно не испытывала она подобного влечения к мужчине. К какому-то одному мужчине. Она безумно скучала по крепким мужским объятиям, по постепенно разгорающемуся огню внутри ее перед самым освобождением.

Она любила секс и легко находила себе партнера. Проблема заключалась в том, что уже больше года никто не привлекал ее настолько, чтобы захотелось с ним переспать. Сейчас у нее не было никаких сомнений. Тревор привлек ее мгновенно, как только в первое утро после ее возвращения домой поднял голову и их взгляды встретились. С тех пор она наслаждалась волнением, которое охватывало ее каждый раз в его присутствии. А самое интересное, что Тревор привлекал ее не только физически. Получается… да, пора организовать свободный вечер.

Дарси медленно, словно нехотя, улыбнулась Тревору, давно заметившему ее, и отступила от окна. Пусть теперь он поразмышляет и помучается.

Правда, и ее охватило беспокойство. Дарси совершенно не хотелось готовиться к бесконечному рабочему дню, даже одеваться не хотелось. Она побродила по комнате, затем, скорее по привычке, поставила на плиту чайник. Переехав в эти комнатки над пабом, она впервые в жизни стала жить самостоятельно и вскоре с изумлением поняла, что скучает по братьям, даже по тому беспорядку, который они неизменно ухитрялись устроить в доме.

Сама же она всегда любила красоту, уют и порядок и эту любовь реализовывала в своем новом жилье. Например, в розовых стенах, но не конфетно-розовых, а приглушенного, спокойного оттенка. Конечно, пришлось всеми правдами и неправдами заставить Шона сделать почти всю работу, но результат оправдал затраченные усилия. Из своей спальни в родительском доме она забрала любимые постеры в рамках — «Лилии» и «Лес Фонтенбло» Моне.

Шторы и чехлы для подушек, как бы небрежно брошенных на старый диван, Дарси сшила сама — она прекрасно управлялась с иголкой, когда это было необходимо. Практичная женщина понимает, что гораздо разумнее, купив кусок атласа или бархата и вложив немного труда, времени и фантазии, создать красивую вещь своими руками. А сэкономленным деньгам применение всегда найдется, сколько на свете красивых туфель и сережек!

На столике в ее спальне стоял кувшин с монетами, так называемый кувшин желаний. Наступит день, прекрасный день, когда чаевых наберется столько, что хватит на следующее путешествие — роскошное путешествие, куда только ее душа пожелает.

На тропический остров, например, где можно носить крохотное бикини и пить из скорлупы кокоса какой-нибудь экзотический коктейль. Или в Италию. Как чудесно сидеть на залитой солнцем веранде и смотреть на красные черепичные крыши и величественные соборы.

Или в Нью-Йорк. Она бы гуляла по Пятой авеню, разглядывала сокровища в бесчисленных витринах и непременно нашла бы то, что ждет только ее.

И дай бог, когда наступит долгожданный день, она не увидит все это одна.

А впрочем, неважно. Она прекрасно провела неделю в Париже, в свое время в одиночестве насладится и другими путешествиями, а сейчас она здесь, дома, и ее ждет работа. Дарси заварила чай и, поскольку времени до смены еще было полно, решила поваляться на диване, полистать глянцевый журнальчик и помечтать. Но ее взгляд задержался на скрипке, стоявшей на подставке. Дарси взяла скрипку из семейного дома скорее для того, чтобы таким образом небанально украсить свое новое жилище. Играть на ней она не собиралась. Дарси нахмурилась, отставила кружку, взяла в руки скрипку. Инструмент был старым, но звучал чисто. Неужели музыка, всегда присутствующая в ее жизни, откроет двери в прекрасный мир ее мечты, бросит под ноги красную ковровую дорожку, по которой она так часто шествует в своих снах?

— Удивительное дело, — прошептала она. — Я никогда об этом не задумывалась, не видела того, что всегда было рядом.

Дарси натерла канифолью смычок, подбородком прижала скрипку к плечу и заиграла первое, что пришло в голову.

Увидев Дарси в окне, Тревор подумал, что она вот-вот спустится вниз, и, сославшись на важный телефонный звонок, направился в кухню. Девушки там не оказалось, но он услышал волшебные, будто нереальные, звуки. Играли на скрипке. Тревор, как зачарованный, поднялся на верхнюю площадку лестницы, остановился перед дверью.

Музыке словно было тесно в закрытом пространстве, она рвалась на свободу, взлетала, как надежда, скользила вниз, как разочарование.

Он даже не подумал, что нужно постучаться, и приоткрыл дверь.

Дарси, босая, в длинном голубом халате, стояла вполоборота к нему, отбивая ногой ритм. Глаза закрыты. Волосы растрепаны со сна. И настолько увлечена музыкой, что не расслышала, как он вошел.

У Тревора перехватило дыхание. Дарси играла для себя, и тихая радость освещала ее удивительное лицо.

Все, чего он хотел, что планировал в жизни, о чем мечтал, будто слилось воедино в этой женщине, в этом мгновении и потрясло его до глубины души.

Музыка словно воспарила к небесам, растворившись в воздухе, и умолкла.

Дарси тихонько вздохнула, открыла глаза и увидела его. Ее сердце пропустило удар, кольнуло, и прежде, чем она пришла в себя, прежде, чем на ее губах появилась смущенная улыбка, Тревор бросился к ней и впился в ее губы пылким поцелуем.

Ей стало тяжело дышать, будто чья-то рука сжала горло. И сердце. Дарси беспомощно опустила внезапно отяжелевшие смычок и скрипку, а Тревор гладил ее лицо, ее волосы, и его желание словно переливалось в нее. Она не сопротивлялась. Как могла она сопротивляться такому жаркому желанию!

Он почувствовал, как она уступает, и возгордился, как любой мужчина, но быстро смягчился, нежность пронзила его. И вот уже его губы не сокрушают, а ласкают, руки не торопят ее, а нежно поглаживают.

Когда Тревор отстранился, Дарси, стараясь унять дрожь, выдавила улыбку:

— И тебе доброго утра.

— Помолчи. — Он снова притянул ее к себе, но не стал целовать, а прижался щекой к ее волосам.

Эти объятия были еще более интимными, чем поцелуй, и такими же возбуждающими. И им невозможно было сопротивляться.

— Тревор!

— Тсс…

Почему-то ей стало смешно.

— Не командуй!

Его напряжение, грозившее взрывом, растаяло.

— Зачем зря силы тратить? Ты все равно не слушаешься.

— Почему это я должна слушаться?

Тревор удержал ее, ощутив, какой тонкий на ней халатик.

— Ты когда-нибудь запираешь эту дверь?

— Зачем? — Дарси отступила на шаг. — Никто не войдет и не останется здесь, если я сама не захочу.

— Я это запомню. — Тревор поднял руку, взъерошил ее волосы. — Я не знал, что ты играешь на скрипке.

— О, Галлахеры все на чем-нибудь играют. — Она взмахнула скрипкой, вернула ее на подставку. — Мне просто захотелось музыки.

— Что ты играла?

— Одну из мелодий Шона. У нее нет слов.

— Слова ей и не нужны. — Тревор заметил, как ее глаза потеплели от гордости за брата. — Сыграй еще что-нибудь.

Дарси повела плечами, отложила смычок.

— Нет, настроение ушло. — Она взяла кружку с остывшим чаем, посмотрела на Тревора уже весело и дерзко. — Пожалуй, я припасу свои песни для тех, кто платит.

— Ты бы подписала контракт на звукозапись? Соло?

Дарси чуть не вздрогнула.

— Ну, это зависит от условий.

— И что же ты хочешь?

— О, много чего. И все остальное. — Она подошла к дивану, села, скрестив ноги. — Ты, наверное, уже понял, Маги, что я существо жадное и эгоистичное. Я жажду роскоши и удовлетворения всех моих капризов, рабского восхищения и обожания. Я готова все это заработать, но от цели своей не откажусь.

Не сводя с нее глаз, Тревор присел на подлокотник дивана, легонько сжал ее плечо.

— Я все это могу тебе обеспечить.

Дарси отбросила его руку. Ее взгляд мог бы заморозить его кровь.

— Не сомневаюсь. Но не этим я собиралась зарабатывать.

— Хорошо. Значит, будем отделять одно от другого.

Лед в ее глазах в одно мгновение превратился в пламя.

— Провел маленький эксперимент? А что бы ты сделал, если бы я согласилась?

— Понятия не имею. — Тревор забрал у нее кружку, отпил остывший чай. — Ты удивительное создание, Дарси, но ты бы меня разочаровала. — Она хотела вскочить, но он положил руку на ее плечо, почувствовал ее напряжение. — Прошу прощения.

— Я не торгую собой.

— Я и не думал ничего подобного. — Правда, он сталкивался с женщинами, предлагавшими себя, и это всегда вызывало в нем острую к ним неприязнь. — Ты нужна мне, идет ли речь о моих деловых интересах или о моих чувствах и желаниях. Надеюсь, ты понимаешь, что первое не связано со вторым.

Дарси откинулась на спинку дивана. Глаза ее метали молнии, но она пыталась не выдать своей ярости.

— И ты хочешь услышать то же самое от меня.

— Только что услышал.

— Мог бы проявить больше такта.

— Согласен. — Тревор с сожалением подумал, что так расчетливо и хладнокровно мог бы поступить его дед. — Мне жаль, — совершенно искренне добавил он.

— И кто из вас двоих извиняется? Бизнесмен или мужчина?

«Квиты», — подумал он.

— Оба, так как оба перешли границы.

Дарси взяла у него из рук кружку.

— Принимаю оба извинения.

— Давай пока отложим дела. Мне необходимо слетать в Лондон на пару дней. — Он собирался отложить эту поездку, но Дарси хотела так много, почему не сейчас? — Полетишь со мной?

Она уже не кипела от ярости, а тихонько лелеяла ее, но неожиданный поворот отвлек ее от столь восхитительного занятия. Она растерялась. Насторожилась.

— Ты приглашаешь меня в Лондон? Зачем?

— Во-первых, хочу заманить тебя в постель. — Тревор снова отобрал у нее кружку, подумав, что они оба хватаются за нее, как за спасительную соломинку.

— Это мы уже выяснили. Постели найдутся и в Ардморе.

— В Ардморе нам трудно согласовать графики. И, во-вторых, мне нравится твоя компания. Ты бывала в Лондоне?

— Нет.

— Тебе понравится.

— Не сомневаюсь. — Дарси забрала у него кружку и сделала глоток, давая себе время подумать. Тревор предложил ей то, о чем она всегда мечтала. Путешествовать с шиком, увидеть Лондон, и не в гордом одиночестве.

Разумеется, он ждет секса. Но ведь и она тоже. К чему притворяться, если они оба знают, что это все равно произойдет?

— Когда ты летишь?

— Когда захочешь.

Дарси хмыкнула.

— Дело не в этом. Мне нужно договориться с Эйданом и найти себе замену. Если можешь подождать, я попробую. Он не обрадуется, но я смогу его уломать.

— Не сомневаюсь. Дай мне знать, какие дни тебе подойдут, а я позабочусь об остальном.

— Отлично. — Дарси лукаво улыбнулась. — Обожаю, когда мужчина может позаботиться об остальном. А сейчас уходи. — Дарси поднялась и демонстративно похлопала его по щеке. — До встречи.

Тревор ухватил ее за запястье. Довольно крепко, и она поняла, что он настроен серьезно.

— Не играй со мной, Дарси. Я не такой, как другие.

Он отпустил ее, вышел из комнаты, закрыл за собой дверь. Дарси даже не шевельнулась. Да уж, ни на одного из ее прежних знакомых он точно не был похож. И разве не интересно выяснить, каков он на самом деле?

Дарси решила, что у себя дома Эйдан будет уступчивее, чем в пабе. Ей пришлось поторопиться, но она была вознаграждена: Эйдан как раз заканчивал завтрак. И его первая реакция была именно такой, какую она предвидела.

— У тебя уже был отпуск.

— Я знаю. Изумительный отпуск. — Совершенно не обескураженная, Дарси подлила чаю брату и незаметно сунула Финну под стол кусочек печенья. — Я прекрасно понимаю, что прошу у тебя слишком многого и слишком не вовремя, но жаль упускать такой шанс. Ты-то попутешествовал. — Дарси говорила мягко, вкрадчиво. Верная тактика и гораздо эффективнее требований, уговоров, истерик. — Ты видел столько разных мест и понимаешь, что такое жажда странствий. Это у нас в крови.

— Как и паб. Уже почти разгар сезона. — Эйдан намазал джемом кусок хлеба, и Финн, предчувствуя очередную подачку, переместился так, чтобы и Эйдан тайком смог сунуть ему кусочек. — Джуд тебя подменить не может. У нее всего несколько недель до родов.

— Я об этом и не думала. Если я увижу ее с подносом, выверну его тебе на голову.

Эйдан вздохнул, прекрасно зная, что и забота, и угроза совершенно искренние.

— Дарси, безупречное обслуживание полностью зависит от тебя.

— Я знаю и никогда не подведу. Я выдрессировала Шинед. Последние две недели она работает гораздо лучше, хотя иногда еще хочется треснуть ее по голове.

— Да уж… — мрачно согласился Эйдан.

— Я спрошу Бетси Клуни, сможет ли она подменить меня на два дня. Она работала раньше в пабе и знает порядок.

— Господи, Дарси, у Бетси целый выводок ребятишек, и она не работала в пабе десять лет.

— Но разве что-то так уж сильно изменилось? Держу пари, Бетси будет счастлива. Эйдан, на нее можно положиться, и ты это прекрасно знаешь.

— Она надежная, но…

— И могу предложить еще кое-что. Эллис Мей не помешала бы работа на лето.

— Эллис Мей? — Эйдан перестал хмуриться и вытаращил глаза. — Ей же всего пятнадцать.

— Мы все трое начали работать в пабе, когда нам было еще меньше. Бренна говорила, что ее сестренка хотела бы летом заработать себе на карманные расходы. Можно дать ей шанс. Она толковая девочка и, как все О'Тулы, не боится работы. Я бы взяла ее на дневную смену. Сегодня. Чтобы поднатаскать ее до отъезда в Лондон.

— Господи, она только что вылезла из пеленок.

— А ты стареешь, братик. — Дарси привстала и чмокнула его в щеку. — Мне пора. И не волнуйся, я прослежу, чтобы клиенты не пострадали.

— Когда-то в пабе работали только Галлахеры. Разве что Бренна иногда, но это практически то же самое.

— Мы не можем цепляться за старое. — Однако она понимала Эйдана и тоже испытывала легкое сожаление, а потому обняла его. — И мы уже кое-что изменили. Наверное, все началось тогда, когда мама с папой уехали в Бостон. Мы расширим дело, но все равно останемся Галлахерами.

— Да, я понимаю и хочу большего, но, когда вспоминаю старые времена, задаюсь вопросом: не ошибаюсь ли?

— Вечно ты беспокоишься, и благослови тебя бог за это. Разумеется, ты все делаешь правильно. Очень правильно. Я горжусь тобой.

Одной рукой Эйдан похлопал сестру по плечу, другой сунул Финну кусочек бекона.

— Теперь ты пытаешься обвести меня вокруг пальца.

— Попыталась бы, если бы мне пришло это в голову. — Дарси сжала его плечо. — Эйдан, я должна уехать, я должна увидеть.

Эйдан понимал ее. Он сам в свое время испытывал это неудержимое желание уехать и увидеть. Ему понадобилось пять лет на то, чтобы утолить свою жажду. Дарси просила всего два дня.

Однако…

— Прости, но я скажу начистоту. Мне не нравится, что ты летишь с Маги.

Дарси округлила глаза, поджала губы, а увидев вошедшую в кухню Джуд, решила, что лучшего момента не придумаешь.

— Джуд, ты слышала?

— Нет, прости. А что случилось?

— Эйдан вдруг заинтересовался моей сексуальной жизнью.

— Ничего подобного, черт побери. — Его нелегко было сбить с толку, но сестрице это удалось. — Я даже не упомянул о сексе. — Не дождавшись комментариев Дарси, он шумно выдохнул и несколько напыщенно произнес: — Но подразумевал.

— Ах, подразумевал?

— Пожалуй, я пойду наверх, — предложила Джуд.

— Ни в коем случае. Присядь. — Дарси показала на стул, и Финн тут же перекатился на живот в надежде на новую порцию тайного угощения. — Обещаю, будет интересно. Твой муж и мой дражайший братец подразумевает, что не одобряет мой секс с Маги.

— Боже милостивый! — Эйдан обхватил голову руками. — Я иду наверх.

— Ну уж нет. Джуд, дорогая, налить тебе чаю? — Не дожидаясь ответа, Дарси взяла чашку и налила в нее чай. — Сначала мы уточним, возражает ли твой муж и мой брат против моих занятий сексом вообще или с этим мужчиной в частности. — Дарси снова села за стол и сладко улыбнулась. — Так против чего ты возражаешь, мой дорогой Эйдан?

— Ты меня бесишь!

— Ах, какие мы нежные.

— Я ничего не говорил о сексе. Я сказал, что мне не нравится эта идея — Тревор предложил Дарси лететь с ним в Лондон.

— Ты летишь в Лондон? — удивилась Джуд.

— Тревор пригласил меня смотаться с ним в короткую деловую поездку. Но, похоже, Эйдан предпочитает, чтобы я трахалась с Тревором не там, а здесь. Я правильно поняла?

— Я вообще не хочу, чтобы ты с ним спала, потому что это осложнит наши деловые отношения. — Оттого, что обе женщины молча таращились на него, он раскипятился еще больше. — Я вообще ничего не хочу об этом знать.

— Хорошо, я избавлю тебя от подробностей, — сказала Дарси так холодно, что он разозлился еще больше.

— Следи за своим языком.

— Сам следи, — огрызнулась Дарси. — Моя личная жизнь, особенно в ее самой интимной части, касается только меня. Мы с Тревором, как люди разумные, прекрасно сознаем те осложнения, о которых ты упомянул, и постараемся их избежать.

Бросив на брата испепеляющий взгляд, Дарси встала.

— Я позвоню маме Бренны и спрошу насчет Эллис Мей, поговорю с Бетси Клуни и до отъезда улажу все мелочи. Доброго дня тебе, Джуд. — Дарси поцеловала Джуд в щеку и покинула родственников.

Воздух в кухне словно был наполнен электрическими разрядами, но Джуд спокойно жевала тост.

— А ты что скажешь? — не выдержал Эйдан.

— Ничего.

— Ха. — Он нахмурился, забарабанил пальцами по столешнице. — Но тебе есть что сказать.

Джуд стала намазывать тост джемом.

— Ничего особенного. Думаю, Дарси все сказала.

— Понятно! — Эйдан обвиняюще ткнул в ее сторону пальцем. — Ты на ее стороне.

— Разумеется, — улыбнулась Джуд. — Как и ты.

Эйдан оттолкнулся от стола и зашагал по кухне. Из солидарности с хозяином Финн тоже выскочил из-под стола и заметался рядышком.

— Она думает, что справится с ним. Девчонка считает себя искушенной в житейских делах. Господи, Джуд, да ее всю жизнь от всего оберегали. У нее не было ни времени, ни возможностей повзрослеть.

— Эйдан, некоторые люди уже рождаются взрослыми.

— Как бы то ни было, она никогда не сталкивалась с такими мужчинами, как Маги. Он ловкий делец. Я думаю, он хороший человек, честный, но при этом изворотливый. Я не хочу, чтобы он использовал мою сестру.

— Ты так это видишь?

— Ничего я не вижу, в том-то и беда. Но я знаю, что он красив и богат, и сколько бы Дарси ни шутила, что хочет именно этого, он может ослепить ее. И как она поймет, что происходит?

— Эйдан, — мягко сказала Джуд, — сейчас ничего не предскажешь.

— Я не хочу, чтобы ее обидели.

— Я хочу.

Эйдан лишился дара речи и несколько секунд в недоумении таращился на жену. Потом, вцепившись обеими руками в спинку стула, медленно выговорил:

— Как ты могла сказать такое? Как ты можешь желать Дарси зла?

— Если он может обидеть ее, значит, он ей не безразличен. Эйдан, до сих пор все мужчины, по большому счету, оставляли ее равнодушной. Она видела в них лишь развлечение, лекарство от скуки. Неужели ты не хочешь, чтобы она нашла кого-то, кто был бы ей важен?

— Разумеется, хочу. Но не вижу на этом месте Маги. — Эйдан снова раздраженно затопал взад-вперед. — И тем более когда они оба думают отнюдь не головой. — Он возмущенно вскинул руки. — Лондон! Едва знают друг друга — и, извольте, летят в Лондон.

— Как-то дождливым вечером я вошла в паб и увидела тебя. Моя жизнь изменилась, а ведь я тебя вообще не знала.

Эйдан замер на месте. Любовь, безграничная любовь заполнила его сердце.

— Один шанс на миллион. — Он сел, потянулся к жене, взял ее за руки. — И судьба сыграла свою роль.

— Может, судьба и сейчас не дремлет.

Эйдан прищурился.

— Ты думаешь, это как-то связано с легендой? С последней ее частью?

— Я думаю, что остался один — одна — Галлахер. Одно сердце еще не предложило и не приняло любовь. И я думаю, что появление в Ардморе Тревора Маги интересно, нет, завораживающе. Как писателю… — Джуд умолкла, потому что ей до сих пор было странно называть себя писателем. — Не думаю, что это простое совпадение: Старинные семейные связи Дарси — Фицджералд по линии вашей матери и родственница Мод. Двоюродный дед Тревора был единственной и вечной любовью Мод. Мод и Джонни потеряли друг друга, как Гвен и Кэррик.

— Джуд Фрэнсис, это говорит твое воображение и романтическая натура.

— Ты так думаешь? — Джуд пожала плечами. — Ну что же, поживем — увидим.

Дарси вернулась в паб и сразу же позвонила О'Тулам и Клуни. Бетси с радостью приняла предложение поработать в пабе пару дней, а Эллис Мей засобиралась на дневную смену. Довольная собой, Дарси промчалась через кухню и вылетела не на задний двор, а на территорию будущего крытого перехода между пабом и театром, уже узнаваемого в бетонных стенах и деревянных балках под стать старинным балкам паба. «Наш паб — душа этого проекта, — с гордостью подумала Дарси, — а театр — ветвь выросшего из него дерева».

Повсюду на лесах стояли мужчины и колотили, сверлили, пилили. Перекричать этот грохот было совершенно невозможно. Кто-то — видимо, великий оптимист — включил радио, но Дарси слышала лишь шум стройки.

Тревора она увидела в дальнем конце лесов, там, где переход расширялся, и направилась к нему, осторожно переступая через змеящиеся по земле кабели и тросы. На Треворе был пояс с инструментами, в руках вибрировал какой-то затейливый электрический инструмент. Темные очки защищали глаза не только от деревянных стружек и бетонной пыли, но и от солнечного света. Выглядел он внушительно.

Дарси остановилась, выжидая и прекрасно понимая, что мужчины таращатся на нее, забыв о технике безопасности. Мимо, балансируя взваленными на плечо арматурными прутьями, прошел Мик О'Тул.

— Ты отвлекаешь моих ребят, красотка Дарси.

— Я на минуточку. Как дела, мистер О'Тул?

— Босс знает, чего хочет. Поскольку я с ним согласен, лучше и быть не может.

— Красиво получится?

— Украшение Ардмора. Смотри под ноги, дорогая. Здесь недолго и оступиться.

— А то я не знаю, — пробормотала Дарси. Там, где присутствует Тревор Маги, оступиться проще простого.

Проводив взглядом Мика, Дарси оглянулась и заметила, что теперь выжидает Тревор. Отлично.

— Можно вас на пару слов, мистер Маги? — крикнула она.

— Чем могу быть вам полезен, мисс Галлахер?

Понятно, спускаться он не собирается. Она задрала голову.

— Мне нужно два дня, чтобы натаскать временную официантку, но с четверга я в вашем распоряжении, если вас это устроит.

Сладкое предвкушение охватило его, но он спокойно кивнул:

— Хорошо. Отправляемся в четверг утром. Я заеду за вами в шесть.

— Так рано?

— Зачем терять время?

Пару секунд Дарси молчала, словно раздумывала, как ответить.

— И в самом деле, зачем? — наконец произнесла она, усмехнувшись.

Дарси развернулась, степенно дошла до дверей кухни и, только захлопнув за собой дверь, закружилась в победном танце.

10

После долгих размышлений, взвесив все «за» и «против», Дарси решила не опаздывать. Мотивы столь несвойственного ей поведения были абсолютно эгоистичными, и она честно в этом призналась… самой себе. Она хотела насладиться каждой минутой этих двух дней, подаренных ей судьбой.

Вещей она взяла с собой мало, что было для нее почти подвигом, а потому отбор занял много времени. Она выбирала, обдумывала, отвергала и опустошила кувшин желаний, что случалось лишь по очень важным поводам. Но разве эта неожиданная поездка не важный повод?

Поскольку ее отсутствие не должно было сказаться на посетителях паба, в оставшиеся два дня Дарси работала как проклятая, а по ночам вместо сна делала маникюр, педикюр, маски для лица, чтобы выглядеть изысканной и ухоженной. Белье — отдельная песня. Дарси выбирала его с предусмотрительностью военачальника, готовящего генеральное сражение. Когда она позволит Тревору Маги соблазнить ее, парень даже не успеет понять, что сразило его наповал.

Дарси очень хотела — просто должна была — оставаться спокойной, хладнокровной, искушенной, но мысли о предстоящем путешествии нервировали ее до дрожи. Не дай бог выглядеть деревенской простушкой в Лондоне или в постели. Нельзя забывать, с кем она связалась.

Пусть Тревор носит рабочую одежду и потеет наравне со своей командой, пусть месит грязь и таскает стройматериалы, он с детства привык к привилегиям, дарованным богатством и хорошим образованием.

Дарси знала парней, родившихся с серебряной ложкой во рту, и легко различала бездельников, бездумно тративших родительские деньги. Тревор на них нисколько не похож. При всем своем положении он работает, что достойно уважения. И, между прочим, власть, и богатство, и труд, если можно так выразиться, ему к лицу.

Она еще никогда в своей жизни не встречала такого мужчину. Это интриговало и настораживало. И никогда прежде она не испытывала такого сильного, всепоглощающего физического желания, никогда прежде ее не бросало в дрожь от одной мысли о мужских ласках и поцелуях.

В те несколько часов, что удалось поспать накануне отъезда, Тревор ей снился. В странном сумбурном сне Тревор спустился к ней на белом крылатом коне, и, окутанные жемчужным светом, они полетели над морем и дальше — к бескрайним водам океана, синим, как сапфиры, над сверкающими росой зелеными полями к серебряному дворцу, окруженному деревьями с золотыми яблоками и серебряными грушами, а во дворце звучали мелодии, разрывающие сердце.

В этом недолгом сне она любила. Она никогда и представить не могла, что способна любить безгранично и безрассудно, упиваться своей любовью так, словно ничто не имело значения в жизни, кроме этих мгновений. Впрочем, она и не хотела никогда так любить.

Пока они летели сквозь солнечный, и лунный, и эльфийский свет, Тревор произнес всего несколько слов.

Все. И больше.

Она повернулась к нему, прижалась щекой к его щеке и ответила:

Ты. Ты все и больше.

Она не просто произнесла эти слова, она всем сердцем, всей душой верила, что так было, есть и будет всегда. Очнувшись, она безумно захотела снова почувствовать все это, но затерялась в коротких снах и лишь улыбнулась своим мечтам.

Ни ей, ни Тревору мечты не нужны.

Ровно в шесть утра с небольшим чемоданом в руке и дорожной сумкой на плече Дарси спустилась вниз. Сердце бешено билось. Что она увидит, что почувствует в следующие сорок восемь часов?

«Все, — с восторгом подумала она. — И больше».

Дарси в последний раз обвела взглядом пустой зал, как всегда по утрам сиявший чистотой, мысленно перебрала все пункты оставленной инструкции и пообещала себе не вспоминать о пабе до самого возвращения. Шинед, Бетси и Эллис Мей справятся с тем, что она частенько делала одна без всякой помощи.

Дарси вышла на улицу, и в то же мгновение к тротуару подкатила машина. Отлично! Похоже, они оба решили явиться вовремя. Такое единодушие обнадеживает.

Первый сюрприз ее ждал, когда Тревор вышел из машины, чтобы положить в багажник ее вещи. Он был одет в темно-серый, под цвет глаз, костюм, наверняка дорогущий, но не кричащий о своей заоблачной цене. С рубашкой и галстуком в тон получился стильный европейский образ.

И властный, снова подумала Дарси. Да, Тревор умеет достойно себя представить.

— Ничего себе! — Дарси с преувеличенным восхищением погладила его рукав. — Какой красавчик.

— У меня совещание. — Тревор захлопнул багажник, подошел к пассажирской дверце, открыл ее. — Время поджимает.

Дарси устроилась на сиденье.

— Я думала, что человек твоего положения может назначать удобное для себя время, — сказала она, когда Тревор занял свое место.

— Заставляя других подстраиваться под себя, только излишне осложняешь ситуацию. Не стоит ущемлять чужое самолюбие.

— Но и у тебя есть самолюбие.

Тревор отъехал от тротуара.

— Разумеется, я о нем не забываю. В Хитроу нас встретит автомобиль с водителем. Он отвезет тебя домой и будет в твоем распоряжении весь день, если захочешь посмотреть город или пройтись по магазинам.

— Неужели? Ты так внимателен.

— Завтра у меня будет больше свободного времени, но сегодня освобожусь лишь к шести вечера. Ужин заказан на восемь. Подходит?

— Идеально.

— Хорошо. Мой помощник отметил несколько достопримечательностей. Папка у меня в портфеле.

Пока будем лететь, можешь взглянуть и выбрать, что тебе хочется посмотреть в первую очередь.

— С удовольствием, но не волнуйся, я прекрасно сумею себя развлечь.

Тревор покосился на спутницу. Элегантный темно-синий жакет и серые брюки, светлая блузка. Наряд, подобранный со вкусом и женственный.

— Даже не сомневаюсь.

Конечно, он не надеялся, что она станет скучать по нему и бесцельно бродить по дому в нетерпеливом ожидании, но почему-то разозлился. Больше похоже на деловое соглашение, чем на… на что, черт побери? На любовное свидание? А чего он ждал? Романтики? Они оба не мечтатели, в облаках не витают. Они прекрасно знают, него хотят. Честность и откровенность куда лучше. И практичность.

Однако досада никуда не делась.

В аэропорту Уотерфорда Дарси быстро поняла, чем люди богатые и влиятельные отличаются от простых смертных. Багаж мгновенно куда-то исчез, а ее и Тревора провели через все кордоны под вежливые: «Прошу вас, мистер Маги» и «Счастливого полета, мистер Маги».

Вспомнив все шероховатости своего недавнего путешествия в Париж, Дарси утвердилась в решимости путешествовать только первым классом или никак. Однако все ее представления о самом лучшем рассыпались в пыль, когда Тревор подвел ее к маленькому, сверкающему на солнце самолету.

— Твой?

— Компании. — Тревор взял ее за руку и помог подняться по трапу. — Я много путешествую, так что удобнее иметь личное средство передвижения.

Дарси вошла в салон и изумленно огляделась.

— Кто бы сомневался!

Кресла намного шире, чем даже в салонах первого класса, — обтянуты натуральной темно-синей кожей. Между иллюминаторами на кремовой обшивке стен красуются хрустальные вазочки в серебряных держателях, и в каждой вазочке свежие желтые розы, на полу мягкий ковер.

Ухоженная стюардесса вежливо улыбнулась, приветствовала гостью по имени и спросила, не подать ли перед взлетом шампанское.

Шампанское? Сюрпризы продолжаются.

— С удовольствием. Благодарю вас.

— Моника, мне кофе… Дарси, хочешь посмотреть самолет?

— Да, конечно. — Надеясь, что не пялится уж слишком откровенно, Дарси отложила в сторону сумочку.

— Здесь бортовая кухня.

Дарси заглянула и увидела, что расторопная Моника уже заваривает кофе и открывает бутылку шампанского. В крохотный кухонный отсек было ловко втиснуто все необходимое оборудование, выполненное из сияющей нержавейки.

— Кабина пилота. — Тревор показал на открытую дверь. Мужчина, сидевший за сложной приборной панелью, развернулся на вращающемся кресле:

— Можем взлетать, как только дадите команду, мистер Маги. С добрым утром, мисс Галлахер. Вас ждет короткий, но приятный полет. Не успеете оглянуться, как будем в Хитроу.

— Благодарю вас. Вы один управляете самолетом? У вас нет второго пилота?

— Этот самолет рассчитан на одного пилота, но мне в любом случае не нужен второй пилот, когда на борту мистер Маги.

— Неужели? Тревор, так ты водишь самолеты?

— Иногда. Доналд, через десять минут можешь связаться с диспетчером.

— Есть, сэр.

— У нас много деловых интересов в Европе, — объяснил Тревор, ведя Дарси через главный салон. — Этот самолет мы используем в основном для коротких местных перелетов.

— А для более длинных?

— Есть самолеты побольше. — За дверью в конце салона оказался маленький кабинет с консолью для ноутбука, антикварным письменным столиком, большим телевизионным экраном на стене и кроватью. Через приоткрытую боковую дверь виднелась ванная комнатка. И здесь все сияло чистотой.

— Все условия для отдыха и работы, — заметила Дарси.

— Успешная работа невозможна без хорошего отдыха. «Кельтская музыка» относительно молодой проект — всего шесть лет, — но развивается и приносит приличные прибыли.

— Значит, лондонские дела связаны с «Кельтской музыкой»?

— По большей части. Если тебе что-то будет нужно, просто спроси.

Дарси повернулась к нему:

— Не представляю, что еще мне может быть нужно.

Тревор поднял руку, поиграл ее волосами.

— Хорошо. Тогда начнем.

— Разве мы еще не начали? — прошептала Дарси, возвращаясь в главный салон. Она опустилась в кресло, взяла бокал и приготовилась отлично провести время.

Дарси могла бы часами наслаждаться роскошным перелетом, но пилот сдержал слово: время пролетело незаметно. Она непринужденно болтала, пока не заметила, что Тревор думает о чем-то своем. Наверное, о предстоящих совещаниях, решила она и, умолкнув, занялась списком составленных для нее достопримечательностей.

О боже, да! Она хотела это увидеть. Гайд-парк и «Хэрродс», Букингемский дворец и Чел си. Она хотела с шиком прокатиться по забитым машинами улицам и погулять в великолепной тени знаменитых парков.

В Хитроу, как и в родном аэропорту, не возникло никаких сложностей. Путь, вымощенный деньгами, думала Дарси, беспрепятственно проходя через таможню. Но даже личный самолет не подготовил ее к тому, что машина с водителем окажется лимузином с шофером в форме. Слова застряли в горле, и, безжалостно проглотив их, Дарси постаралась улыбнуться Тревору как можно беспечнее.

— Значит, мы высадим тебя по дороге?

— Нет, нам в разные стороны. До вечера.

— Желаю удачи. — Дарси хотела опереться на протянутую шофером руку, чтобы скользнуть в лимузин, как она мысленно практиковалась, то есть плавно и грациозно, будто всю жизнь ничем другим и не занималась, но не успела.

Тревор окликнул ее. Она оглянулась, увидела порхающую на его губах улыбку и вцепилась в его плечи, потому что он подхватил ее — она бы не удержалась на цыпочках, — и накрыл ее губы своими. Превращение хладнокровного бизнесмена в страстного любовника оказалось стремительным и безумно эротичным.

И опять она не успела. Не успела осознать, что произошло, не успела насладиться поцелуем. Тревор быстро отпустил ее и, опалив взглядом, кивнул, как ей показалось, удовлетворенно.

— Желаю хорошо провести время, — сказал он и удалился, оставив ее рядом с бесстрастным шофером и распахнутой дверцей лимузина.

Дарси еле держалась на ногах. Все ее косточки будто растаяли, и ей показалось, что она переливается патокой в разреженный воздух шикарного кожаного салона, напоенный ароматом роз. Пришлось сделать над собой немалое усилие, чтобы осмотреться и насладиться первой в ее жизни поездкой в длинном, бесшумно скользящем автомобиле. Ничто не нарушало ее уединения. Шофер был далеко-далеко, словно в целом квартале от нее, за перегородкой из тонированного стекла.

Дарси провела пальцами по сиденью, гладкому и нежному, как шелк, цвета штормовых облаков, как глаза, в которые она смотрела пару минут назад.

Желая запомнить каждую мелочь, Дарси обвела взглядом салон. Телевизор, хрустальные бокалы, люк в крыше, мерцающие лампочки. Из стереодинамиков тихо льется классическая музыка. Вытянув ноги, Дарси довольно вздохнула и заметила на сиденье узкий футляр, завернутый в золотистую бумагу и перевязанный серебристой ленточкой.

Дарси нетерпеливо схватила футляр, вздрогнула, покосилась на шофера. Светская дама не набрасывается на подарки. Светская дама так привычна к подаркам, что они навевают на нее скуку.

Тихо хихикнув, Дарси открыла маленький конвертик с карточкой.

Добро пожаловать в Лондон. Трев.

— Как же мне повезло, этот парень ничего не упускает. — Убедившись, что шофер не обращает на нее внимания, Дарси, не желая рвать обертку, подцепила ногтем скотч и, хоть изнывала от любопытства, аккуратно сложила и убрала в сумку подарочную бумагу и ленточку, затаила дыхание и открыла длинный бархатный футляр.

— Матерь Божья! — Ослепленная невероятным блеском, Дарси забыла и о шофере, и о светских манерах — обо всем на свете. Изумленно приоткрыв рот, она достала подарок из футляра, и сверкающие камни заиграли разноцветными переливами. Браслет можно было бы назвать изысканным, если бы не дерзкие цвета изумрудов, рубинов и сапфиров, обрамленных бриллиантами.

Никогда за всю свою жизнь она не держала в руках ничего столь прекрасного и баснословно дорогого. Нет, она не может принять такой подарок! Она только примерит браслет, полюбуется на него, посмотрит, как он выглядит на руке.

Браслет смотрелся потрясающе, а ее чувства невозможно было выразить словами.

Вертя запястьем, Дарси полюбовалась сиянием камней, насладилась скольжением золота по коже и твердо решила, что скорее позволит отрезать себе руку, чем откажется от браслета. А с совестью она как-нибудь договорится.

Дарси так долго восхищалась браслетом, что чуть безнадежно не упустила наслаждение комфортной поездкой по Лондону, а когда опомнилась, с трудом поборола желание опустить боковое стекло и высунуться, чтобы увидеть как можно больше.

Но с чего-то надо начинать. Столько всего придется втиснуть в два коротких дня. Ничего, она быстренько распакует вещи и помчится в город.

Глядя на проплывающий мимо Лондон, Дарси мысленно намечала маршрут, а когда лимузин остановился перед шикарным особняком, нахмурилась и огляделась в поисках отеля.

Господи, вспомнила она, Тревор же сказал «домой», а не «в отель». Он живет в Нью-Йорке, в трех тысячах миль отсюда, и говорит о лондонском особняке как о доме?!

Похоже, чудеса не кончатся никогда.

Приказав себе успокоиться, Дарси оперлась на руку шофера, открывшего дверцу, и вышла из лимузина.

— Я принесу ваш багаж, мисс Галлахер.

— Благодарю вас. — Дарси миновала аккуратно подстриженные живые изгороди и поднялась по ступеням, надеясь, что со стороны кажется, будто она знает, что делает, и, пока решала, постучать или просто войти, дверь распахнулась. Высокий худой седовласый мужчина поклонился ей:

— С добрым утром, мисс Галлахер. Надеюсь, вы хорошо долетели. Я Стайлз, дворецкий мистера Маги. Добро пожаловать!

— Спасибо. — Дарси хотела было протянуть ему руку, но вовремя остановилась. Наверное, не полагается пожимать руки дворецким, особенно британским.

— Вы хотели бы посмотреть вашу комнату или сначала я могу предложить вам что-нибудь выпить и перекусить?

— О, я бы посмотрела комнату, если это удобно.

— Разумеется. Я прослежу за вашим багажом. Уинтрэп проводит вас наверх.

Из-за спины Стайлза выпорхнула крохотная женщина со стильно подстриженными пепельными волосами, вся в черном, как и дворецкий. Ее бесцветные глаза казались неправдоподобно большими за толстыми линзами очков.

— Доброе утро, мисс Галлахер. Я вас провожу и помогу устроиться.

По натертому до блеска золотистому паркету просторного холла, освещенного огромной хрустальной люстрой, Дарси прошла к широкой лестнице, отчаянно стараясь придать своему лицу невозмутимое выражение. Она была в шоке. Дом был похож даже не на дворец, а на музей, подавляющий своим величием. Здесь хотелось ходить на цыпочках и разговаривать шепотом.

Дарси не осмеливалась останавливаться, чтобы рассмотреть картины, а стены казались такими шелковистыми, словно были обиты бесценными тканями. Она даже сжала пальцы в кулаки, борясь с искушением их потрогать.

Домоправительница, а Дарси решила, что эта Уинтрэп — домоправительница, проследовала в коридор второго этажа, обшитый темными панелями явно из ценных пород дерева. Дарси старалась не отставать, размышляя, сколько же здесь комнат, как они обставлены, какие открываются виды из окон. И тут Уинтрэп распахнула резную дверь в… мир роскоши.

Широкая, как озеро, кровать с четырьмя столбиками, вознесшимися к высокому потолку, обрамленному резными карнизами. Комод, секретер, столики, отполированные так, что в них можно было смотреться, как в зеркала. Белые розы в огромной хрустальной вазе. И ковры. Дарси не рискнула бы определить их происхождение, но то, что они старинные и ценные, сомнений не возникало.

Сверкающие окна, массивные темно-зеленые шторы, подвязанные шнурами с золотыми кистями. На каминной полке из белого мрамора с розовыми прожилками тонкие высокие свечи в подсвечниках и между ними ваза с белоснежными лилиями. Бархатные кресла перед камином так и манили забраться в них и свернуться калачиком.

— Малая гостиная справа, главная ванная комната слева. — Уинтрэп сложила на груди тоненькие ручки. — Распаковать ваши вещи или вы хотите немного отдохнуть?

— Я… — Дарси перевела дух, испугавшись, что начнет заикаться. — Вообще говоря, я… нет, я не устала, но спасибо.

— Я с радостью покажу вам дом.

— Вы не возражаете, если я сначала осмотрюсь здесь?

— Разумеется. Мистер Маги надеется, что вы останетесь довольны. Если вам понадоблюсь я, нажмите цифру «девять» на домашнем телефоне, а если Стайлз — восьмерку. Может, вы хотите освежиться?

— Да, большое спасибо. — Дарси направилась к ванной комнате, еле передвигая ноги под бесстрастным взглядом домоправительницы, но решила отбросить чопорность и обернулась. — Мисс Уинтрэп, очаровательная комната.

Улыбка, такая же хрупкая, как сама Уинтрэп, смягчила ее лицо.

— Да, вы правы.

Дарси вошла в ванную комнату, закрыла глаза, прижалась спиной к двери. Если бы не колотящееся от восторга сердце, она не поверила бы, что все это происходит с ней наяву. Как будто она играет роль в театральной пьесе или попала в свою самую невероятную мечту.

Дарси вздохнула, медленно открыла глаза и расплылась в улыбке.

Чтобы сделать эту ванную такой просторной, к ней наверняка присоединили еще одну комнату. Полы, потолок, стены — все было цвета зеленовато-белесой морской пены, превращающего пространство в волшебный подводный мир.

На длинной столешнице между двумя овальными раковинами ваза с цветами. В ванне, уставленной по широкому бортику пышными растениями, похожими на папоротники, вполне уместились бы три не самых маленьких человека. Душевая кабина была в отдельном отсеке. За волнистым стеклом Дарси насчитала полудюжину самых разных форсунок и чуть не сбросила с себя одежду, чтобы проверить, и правда ли там можно стоять под многочисленными струями, как под водопадом.

Все это великолепие дополнял ослепительный блеск хрусталя. Никаких пластмассовых бутылок, керамических мыльниц или стеклянных баночек с кремами. Вместо них бесчисленные хрустальные вазочки и чаши с ароматным мылом и розовыми лепестками, прелестные бутылочки с маслами, пенами и солями для ванн.

Дарси, как зачарованная, опустилась на мягкую банкетку у изящного туалетного столика, увидела в зеркале свое раскрасневшееся восторженное лицо и прошептала:

— Кажется, ты нашла свой рай, детка.

В течение бесконечного первого совещания и большей части второго Тревору удавалось не думать о Дарси. Ну, почти не думать, поскольку она с удивительной настойчивостью в самый неожиданный момент выпрыгивала из того укромного уголка сознания, куда, как он думал, ему удалось ее задвинуть. Даже, скорее, не выпрыгивала, а выскальзывала и теребила его мозги, тщетно пытавшиеся сосредоточиться на обсуждаемых вопросах.

В очередной раз взглянув на часы, Тревор понял, что еще очень не скоро сможет сосредоточиться на Дарси, но уж когда он до нее доберется, видит бог, он рассчитается за свое мучительное ожидание.

— Трев?

— Да? — Тревор с трудом изобразил извиняющуюся улыбку. — Прости, Найджел. Отвлекся.

— Это что-то новенькое.

Найджел Келси, глава лондонского филиала «Кельтской музыки», обладатель острого ума и делового чутья, подружился с Тревором еще в Оксфорде, а когда любимое детище друга перешагнуло через океан, с радостью принял его в свои надежные руки.

— Прокручиваю кое-какие варианты. Давай-ка переставим Шона Галлахера на верхнюю строчку списка.

— С удовольствием. — Найджел поудобнее устроился в рабочем кресле. Письменным столом он пользовался редко, и чаще не по назначению — когда опирался или присаживался на край стола.

Вслед за отцом и дедом Найджелу предстояло стать юристом — судьба, которая и сейчас его не прельщала. Не то чтобы он категорически отказывался продолжать семейную традицию, но, применяя свои знания в индустрии развлечений, чем, собственно, и занимался лондонский филиал «Кельтской музыки», он был гораздо счастливее. Да, он был счастлив, несмотря на то что решающее слово оставалось за его старым другом.

«Кельтская музыка» стала прочным и доходным бизнесом, который можно было сравнить с величественным кораблем, заходившим в потрясающие гавани. В обязанности Найджела — а он воспринимал свои обязанности чрезвычайно серьезно — входило сопровождение подопечных фирме талантов на приемы, вечеринки и прочие развлекательные мероприятия.

— Я собираюсь вести переговоры с Галлахером один на один, — продолжил Тревор. — Один на два, если брать в расчет его жену, а мы не должны о ней забывать. Я советовал ему нанять агента… — Тревор пожал плечами в ответ на удивленный взгляд друга. — Найджел, он мне нравится, и я не собираюсь извлекать выгоду из отсутствия у него агента.

— Трев, ты в любом случае не стал бы его обманывать. Это я не брезгую вытащить иногда из колоды лишний туз. Просто чтобы не заплесневеть.

— Не в этом случае. Интуиция мне подсказывает, что мы напали на золотую жилу, которую, если не торопить события, можно разрабатывать годами.

— Согласен. Парень пишет потрясающую и отлично продаваемую музыку.

— Не только это.

Тревор вскочил и зашагал взад-вперед по кабинету.

— Не только? — Найджел редко видел Тревора таким беспокойным, во всяком случае, если друга что-то тревожило, он умело это скрывал. Даже когда они были вдвоем. — Вообще-то я так и подумал, когда ты устроил это совещание сейчас, когда у тебя в работе другой проект.

— У Шона есть брат и сестра. Я хочу, чтобы они втроем исполнили его произведения для первой записи.

Найджел нахмурился, забарабанил по столешнице пальцами, щедро украшенными перстнями.

— Должно быть, незаурядные брат и сестра.

— Поверь мне.

— Трев, ты же знаешь, что легче продавать продукт с известным исполнителем.

— Я в тебя верю, Найджел. Ты сумеешь. — Тревор улыбнулся. — Я их слышал и уверен в успехе. Приезжай в Ардмор на пару дней. Послушаешь их, и, если решишь, что я ошибаюсь, мы снова поговорим.

— Ардмор. — Найджел поморщился, повертел крохотное золотое колечко в ухе. — Господи, Трев, ну что такому убежденному горожанину, как я, делать в отмеченном даже не на всех картах ирландском захолустье?

— Слушать. В этих Галлахерах что-то есть. Но прежде, чем я начну давить на них и на тебя, я хочу, чтобы ты сам увидел их и услышал. Мне нужно твое беспристрастное мнение.

— И с каких это пор твое мнение стало пристрастным?

— Я же сказал, в Галлахерах есть нечто особенное. И в Ардморе, и в его окрестностях. — Тревор машинально потрогал серебряный диск под рубашкой. — Может, виноват проклятый воздух. Не знаю. В общем, поезжай в Ардмор.

Найджел обреченно взмахнул руками:

— А куда мне деваться? Ты босс. Надеюсь, я хоть пойму, что заставило тебя утопить столько денег, времени и сил в этом театральном помрачении.

— Никакое не помрачение, а основательный деловой проект. И не фыркай, — предупредил Тревор, предвосхищая реакцию Найджела.

— Я никогда не фыркаю. Иногда я грубо смеюсь, но на этот раз постараюсь сдержаться.

— Хорошо. Я привез новую балладу Шона Галлахера. — Тревор достал из портфеля нотные листы. — Взгляни.

Найджел с улыбкой кивнул на рояль, стоявший в другом конце кабинета.

— Лучше послушаю.

— Ладно, только оркестровка для гитары, скрипки и флейты.

— Ничего, я разберусь. — Найджел закрыл глаза и приготовился слушать. Сам он не смог бы сыграть и простенькой детской пьески, но обладал сверхъестественным музыкальным чутьем и насторожился с первыми же сыгранными Тревором тактами.

Ритмично, энергично, эротично и весело. Да, Тревор прав, как всегда. Шон Галлахер в самом деле золотая жила. И неплохо бы взглянуть на парня, даже если для этого придется тащиться в Ирландию, да поможет ему бог.

Найджел слушал, кивал и ухмыльнулся, когда Тревор запел. Сильный голос друга лился свободно, но слова, без сомнения, были написаны для женщины.

Твое я сердце покорю,
Добьюсь руки твоей. Я
одного тебя люблю, Ты
— жизни свет мой.

Мне будешь ты принадлежать,
Со мной не будешь горя знать.
А если только скажешь «нет»,
Не избежишь ты многих бед.

Да, песня для женщины. Уверенной в себе, сильной и сексуальной.

Найджел открыл глаза и усмехнулся. Он не считал себя легкой добычей, но уже притоптывал в такт музыке.

— Этот парень — гений, — объявил Найджел, когда Тревор умолк и снял руки с клавиш. — Слова простые, а музыка затейливая. Не всякий сможет это спеть.

— Да, но у меня есть кое-кто на примете. Поскорее прилетай в Ардмор, Найджел.

Найджел глотнул из бутылки минералки, которая всегда была у него под рукой.

— Ну, если должен, значит, прилечу. Это все, что ты хотел обсудить?

— Почти. А что?

— А то, что мне, как старому другу, хотелось бы знать, что с тобой творится. Я же вижу, ты нервничаешь, Трев, а это совсем на тебя не похоже.

Черт, а он-то надеялся, что его нервозность незаметна. Необходимо справиться с нервами, прежде чем встречаться с Дарси.

— Дело в женщине.

— Сынок, женщина всегда найдется.

— Не такая, как эта. Я привез ее с собой.

— Да что ты говоришь? Это тоже что-то новенькое, — многозначительно процедил Найджел, намеренно растягивая слова. — И когда же я смогу взглянуть на нее?

Тревор снова уселся напротив Найджела, постарался расслабиться.

— Приезжай в Ардмор, — твердо сказал он и вернулся к делам.

11

Дарси казалось, что она стоит на сцене, не зная, как играть свою роль. Должна ли она встретить Тревора в гостиной за чаем или коктейлем? Или лучше устроиться с книжкой в кресле у камина?

Или пойти прогуляться, чтобы он не застал ее дома?

В конце концов, не совсем уверенная в правильности избранной линии поведении своего персонажа, Дарси решила подготовиться к вечернему выходу, наслаждаясь предоставленной роскошью. У нее полно времени, чтобы понежиться в душистой ванне, воспользоваться ароматными кремами и лосьонами из антикварных склянок.

Секс, насколько она понимает, станет заключительным актом сегодняшней пьесы, и — чего уж греха таить — она ждет его с нетерпением, хоть и нервничает. В общем, лучше избежать неловкости совместных сборов в ресторан. Да, гораздо разумнее встретить Тревора во всем блеске искушенности, то есть в маленьком черном платье. Итак, решено, она будет ждать его в устрашающе величественной парадной гостиной внизу и пить коктейль, как светская дама.

Уинтрэп, наверное, подаст маленькие канапе… или это должен сделать дворецкий? Неважно. Главное, будет что предложить с беспечной улыбкой Тревору, словно она каждый день только этим и занимается.

Вот так и нужно сыграть эту роль.

Разнеженная и благоухающая, Дарси выплыла из ванной комнаты в спальню в то самое мгновение, когда Тревор появился из коридора. Она вздрогнула, разумеется, внутренне, и, быстренько перестроившись, растянула губы в своей самой сногсшибательной улыбке.

— О, привет! Я думала, тебя не будет еще час или больше.

— Закруглился пораньше. — Закрывая за собой дверь, Тревор не сводил с Дарси глаз. — А как прошел твой день?

— Чудесно, спасибо. — Дарси понимала, что нужно подойти к нему, но ноги не слушались ее. — Надеюсь, и твой день был удачным.

— Я не зря прилетел в Лондон.

Дарси наконец отлипнула от двери и подошла к столику, на котором оставила браслет.

— Я хочу поблагодарить тебя. Подарок прекрасный и, я думаю, потрясающе дорогой, что почти так же важно. Мы оба понимаем, что я не могу его принять.

Тревор приблизился, взял со столика браслет, обхватил им ее запястье.

— И мы оба понимаем, что ты его примешь. — Щелчок замка эхом отозвался в ее затуманенном мозгу.

— Возможно. Мне трудно сопротивляться прекрасному и потрясающе дорогому.

— Зачем сопротивляться? — Тревор властно взял ее за плечи, провел ладонями по прикрытым халатом рукам. — Лично я не собираюсь.

Совсем не так он это себе представлял. Ему виделся очень цивилизованный вечер. Коктейли, изысканный ужин, спокойное возвращение домой в лимузине, чтобы получила удовольствие она, и неторопливое, отработанное соблазнение в удовольствие им обоим.

Однако Дарси стояла перед ним в длинном халате, теплая и ароматная после ванны, и смотрела на него настороженно и вопросительно.

Так зачем сопротивляться?

Развязывая пояс ее халата, он будто тонул в ее глазах. Заметил разгорающиеся в них синие искры, услышал тихий судорожный вздох. Опустив голову, Тревор поймал этот вздох, распахнул халат и провел ладонями по ее телу.

— Сейчас, — прошептал он, удивляясь, что чуть не вздрогнул, как от электрического разряда, прикоснувшись к ней.

— Ну, хорошо. — Дарси подалась к нему, вскинула руки, обняла его за шею.

Тревор не хотел спешить, хотел наслаждаться каждым мгновением, каждым прикосновением, но, как только ее губы раскрылись ему навстречу, алчность вспыхнула в нем и поглотила все благие намерения. Словно всю свою жизнь он ждал только эту женщину, мечтал только о ней.

Сбросив халат с ее плеч, он приник к ее атласной коже, пробуя ее на вкус, наслаждаясь запахом.

Дарси приглушенно вскрикнула и вмиг забыла о ролях, линии поведения, последствиях. Она отчаянно вцепилась обеими руками в его пиджак, стянула и отбросила ненавистную помеху, попыталась развязать галстук. Не отрывая друг от друга жадных губ, натыкаясь на столики, они добрались до кровати и упали на нее.

В высокие окна лился медленно тускнеющий вечерний свет, где-то внизу шуршали автомобильные шины, тихо рокотали моторы. Старинные часы в холле пробили пять раз. И вдруг все эти звуки словно растворились, оставив в комнате лишь вздохи и шепот.

Как обезумевшие, они катались по покрывалу. Ее пальцы боролись с пуговками его сорочки, его руки нетерпеливо блуждали по ее телу. Ей казалось, что она то плывет по шелковым облакам, то погружается в них под тяжестью его тела, но тут он накрыл губами ее сосок, и все мысли вылетели из ее головы.

Осталось одно обжигающее желание, неукротимое пламя чистой похоти, бурно вспыхнувшее и вырвавшееся из горла восторженным криком.

— Скорее. Скорее, скорее, скорее! — Она подумала, что умрет, если немедленно не почувствует его в себе, и нетерпеливо затеребила его брючный ремень, расстегнула молнию.

Он задрожал. Голова чуть не лопнула от грохота, будто тысяча волн ударилась о тысячу утесов. Он успел подумать, что еще одна секунда ожидания уничтожит его.

Дарси выгнулась ему навстречу, и он вонзился в нее. Их стоны всколыхнули раскалившийся воздух, их взгляды встретились. Одно бесконечное мгновение, второе. Замерев, они смотрели друг другу в глаза и видели в них одно и то же: шок, оторопь, потрясение. И бросились в бурный омут, подгоняемые вскипевшей кровью.

Плоть, схлестнувшаяся с плотью, напряженное судорожное дыхание и, наконец, тихий вскрик женщины, потрясенной оргазмом. И продолжение первобытной схватки мужчины и женщины.

Новый оргазм настиг ее, и она испугалась, что не выдержит, что тело разобьется на тысячи осколков, и, когда ее руки бессильно упали на скомканное покрывало, Тревор обмяк вместе с ней, прижался лицом к ее волосам, и ей послышалось, что он произнес ее имя.

Она лежала неподвижная, упоительно обессиленная, чувствуя всем телом тяжесть его совершенного тела, и только одна мысль шевелилась в ее мозгу: вот что бывает, когда теряешь самоконтроль. Оказывается, это изумительно.

С бешено бьющимся сердцем, все еще паря на волнах немыслимого наслаждения, Дарси чуть повернула голову, скользнула губами по его плечу.

Тревор очнулся от этого прикосновения, открыл глаза, пытаясь прояснить сознание. Ее тело словно переливалось под ним, как вода или подтаявший воск, и ничем не напоминало обезумевшую женщину, только что так нетерпеливо подгонявшую его. Но он помнил, что, если бы она и не торопила его, он все равно не смог бы сдерживаться. Ни в ком и никогда он не нуждался так сильно, так отчаянно, как нуждался в Дарси в тот момент. Как будто сама его жизнь зависела от нее.

«Опасная женщина», — подумал он. И понял, что ему наплевать на риск. Он хочет ее снова. И снова.

— Не засыпай, — прошептал он.

— Хорошо. — Ее голос прозвучал так хрипло и соблазнительно, что его кровь снова вскипела. — Я просто разомлела. — Она открыла глаза и задумчиво уставилась на гипсовые завитушки и звезды на потолке. — Прекрасный вид.

— Конец восемнадцатого века.

— Интересно, не правда ли? — Дарси потянулась под ним, как довольная кошка, провела рукой по его спине, больше для собственного, чем для его удовольствия. — Это георгианский стиль или рококо? Я вечно путаю исторические периоды.

Тревор ухмыльнулся, приподнял голову.

— Если хочешь, я устрою тебе обзорную экскурсию с лекцией. Позже… — Он снова начал двигаться.

— Ну, ладно, — прошептала она. — Похоже, на здоровье ты не жалуешься.

— Если нет здоровья, — Тревор опустил голову, коснулся ее губ… — нет ничего.

Тревор сдержал данное слово. Вечером они отправились во французский ресторан с изысканной едой, коллекционным вином и первоклассным обслуживанием.

Интерьер в пастельных тонах, море зеркал в позолоченных рамах, сверкание хрусталя — все это безумно идет Дарси, думал Тревор. Глядя на ослепительную женщину в элегантном черном платье, никто бы не поверил, что она обслуживает столики, в ирландском пабе.

Еще один ее талант. Она, как хамелеон, меняется под любое окружение. Бойкая официантка, потрясающая певица, непревзойденная любовница, светская дама.

А какая же настоящая Дарси Галлахер?

Тревор перешел к делу, только когда Дарси увлеклась десертом и французским шампанским.

— Одно из моих сегодняшних совещаний касалось тебя.

Дарси, размышлявшая, прилично ли уничтожить восхитительное сооружение на своей тарелке до последней крошки, рассеянно взглянула на него:

— Меня? А, ты имеешь в виду свой театр.

— Нет, хотя и театр мы обсуждали.

Дарси решила, что можно съесть половину десерта без риска выглядеть провинциалкой, и зачерпнула крохотной ложечкой изумительный шоколадный крем.

— Не представляю, в чем еще могу быть замешана.

— «Кельтская музыка». — Тревор не стал торопить ее с ответом. Кроме всего прочего, Дарси была деловой женщиной, и не стоило недооценивать эту ее сторону.

Дарси слегка нахмурилась, поднесла к губам бокал.

— Студийная запись музыки Шона и выступление на открытии театра. Это семейный бизнес и семейное решение. Думаю, мы придем к соглашению, которое всех нас устроит.

— Надеюсь. — Тревор непринужденно попробовал ее десерт. — Но я не это имел в виду. Я говорю о тебе, Дарси, исключительно о тебе.

Дарси насторожилась и, чтобы потянуть время, сделала пару глотков.

— И в чем же заключается моя исключительность?

— Мне нужен твой голос.

Дарси подавила разочарование, напомнив себе о его неуместности в этой ситуации.

— Ты поэтому привез меня в Лондон?

— Отчасти. Но это не имеет никакого отношения к тому, что сегодня произошло между нами.

Тревор накрыл ладонью ее пальцы. Дарси посмотрела на их соединенные руки, решила, что для ее душевного спокойствия это слишком романтично, и перевела взгляд на его лицо.

— Разумеется, иначе получится такая путаница, что вовек не распутать. Ты не похож на человека, который пользуется подобными методами для убеждения своих… как ты их называешь? Клиенток?

Тревор отстранился, его глаза стали холодными как лед.

— Я не использую секс для убеждения кого бы то ни было, если ты об этом. Наша связь не имеет никакого отношения к нашим делам.

— Ну конечно. А если бы мы могли получить только одно, что бы это было?

— Это зависело бы от тебя, — сухо ответил он.

— Понимаю. — Дарси через силу улыбнулась. Ей было просто необходимо успокоиться. — Приятно слышать. Извини, я покину тебя на минутку.

Дарси грациозно поднялась и удалилась, провожаемая хмурым взглядом Тревора. Войдя в дамскую комнату, она оперлась обеими руками о мраморную столешницу, сделала медленный глубокий вдох.

В чем дело, черт побери? Парень предлагает шанс, который выпадает раз в жизни и далеко не всем. Почему же ей так больно? Почему она не взволнована, что легко можно было бы объяснить, а чувствует себя несчастной?

Как-то незаметно она оплела Тревора Маги романтической паутиной. Почему-то ей стало казаться, что он не просто хочет переспать с ней, а она интересна ему как личность, со всеми ее недостатками, что он неравнодушен к ней.

Дарси закрыла глаза, опустилась на мягкий табурет перед зеркалом.

Конечно, она сама виновата. Тревор затронул какие-то струны в ее душе, чего до сих пор не удавалось никому. И он подошел очень близко, опасно близко к чему-то так глубоко запрятанному в ее сердце, что она сама не понимала, что там хранит.

Пожалуй, она могла бы влюбиться в него почти без усилий. И что тогда?

Она строго посмотрела в глаза своему отражению. Дарси, очнись. Вспомни, кто он и кто ты. Такой человек, как Тревор, не свяжется надолго с женщиной ниже себя по общественному положению. Разумеется, ты можешь притвориться кем угодно и знаешь правила игры, но как бы ты ни старалась, ты навсегда останешься Дарси Галлахер из Ардмора, официанткой из семейного паба.

Будь Тревор другим, она легко обвела бы его вокруг пальца и заставила забыть о глупых условностях. Как всегда и планировала. Не она ли надеялась найти красивого богатого парня, очаровать его и получить в дар роскошную жизнь? Она постаралась бы в него влюбиться или, по меньшей мере, испытывала благодарность к человеку, отвечающему всем ее требованиям. Она бы уважала его, восхищалась им, платила бы ему искренней привязанностью и преданностью.

В этом нет ничего постыдного.

Но Тревор видит в ней не только красивое личико, и он только что это доказал. Делового человека из него не вытравишь. Он ждет обоюдовыгодного соглашения.

Вспыхнувшая в них страсть погорит и угаснет. Страсть без любви быстротечна. Значит, нельзя терять голову и нужно попытаться как можно лучше использовать оба его предложения.

Дарси встала с табурета, расправила плечи и вернулась к Тревору.

Пока ее не было, он заказал кофе и устремил хмурый взгляд на чашку. Он не понимал, как относиться к печали, которую заметил в ее глазах, когда она снова села напротив него. Что он должен чувствовать: облегчение или разочарование?

— Наверное, я неясно выразился, — начал он, но Дарси покачала головой и улыбнулась.

— Нет, нет, я все поняла. Но мне нужно было подумать. — Она взяла ложечку, зачерпнула крем. — Расскажи мне о «Кельтской музыке». В самолете ты упомянул, что компании шесть лет.

— Верно. Я интересовался музыкой, особенно народной. Моя мама ее обожает.

— Правда?

— Мама — ирландка до мозга костей. Можно подумать, что она родилась на маленькой ферме в графстве Мейо, хотя до нее три поколения ее семьи не ступали на ирландскую землю.

— Итак, ты создал компанию ради матери.

— Нет. — Тревор вдруг понял, что хмурится и с трудом подбирает слова. А ведь Дарси, похоже, права. Почему он не сознавал это раньше? Господи, он даже назвал компанию так, чтобы маме понравилось. — Может, отчасти.

— По-моему, очень мило. — Ей даже захотелось погладить его по голове. — Почему ты смутился?

— Это бизнес.

— Как наш паб. Но и семья тоже. Теперь мне нравится твоя «Кельтская музыка». Она для тебя не только бизнес, и поэтому ты ее больше любишь и больше о ней заботишься. Я предпочитаю иметь дело с компанией, о которой хорошо заботятся.

— Об этой заботятся. Как и об артистах, с которыми мы заключаем контракты. Компания основана в Нью-Йорке, но мы вышли на международный рынок, поэтому открыли офис и здесь. И в течение года откроем офис в Дублине.

«Мы», — подумала Дарси. Говоря о делах, он почти никогда не говорит «я». Вряд ли из скромности, скорее потому, что высоко ценит командную работу.

— Какое соглашение ты хочешь заключить? Я имею в виду бизнес, — добавила Дарси, с удовольствием заметив его насторожившийся взгляд.

— Стандартный контракт.

— Ну, поскольку у меня в этой области нет никакого опыта, я понятия не имею, что это значит. — Дарси внимательно посмотрела на него поверх бокала, который держала в руке, и положилась на интуицию. — И потому для обсуждения контракта мне кажется разумным нанять агента. Если я решу, что заинтересована. Откровенно говоря, я еще не знаю, хочу ли петь на сцене или записываться, но я выслушаю твое предложение.

Он должен был поставить на этом точку. Все его деловые инстинкты просто вопили: кивни и смени тему. Но он наклонился к ней.

— Я сделаю тебя богатой.

— Это моя конечная цель. — Дарси зачерпнула ложечкой крем и протянула ему. — И, может быть, в конце концов я позволю тебе помочь мне достичь ее.

Тревор взял ее за запястье.

— У тебя будет все, о чем ты мечтала. Гораздо больше, чем ты когда-либо хотела. — Он почувствовал, что ее пульс забился чаще.

— Боже, ты умеешь возбудить женщину. Но я не опрометчивая.

Тревор отпустил ее руку, кивнул:

— Я вижу. И мне это нравится. Черт побери, мне в тебе нравится почти все.

— Ты сейчас разговариваешь с потенциальным клиентом или своей любовницей?

Тревор одной рукой обхватил ее шею, наклонил голову и поцеловал ее в губы. И целовал так долго, что на них стали обращать внимание.

— Ответ достаточно ясный?

— Не оставляет никаких сомнений. Почему бы тебе не отвезти меня домой и не уложить в кроватку? Все равно мы ни о чем другом сейчас думать не способны.

— В самом деле, почему бы и нет? — согласился Тревор и подал знак принести счет.

Утром Тревор поднялся, когда она еще спала. Он хотел как можно быстрее покончить с оставшимися делами и провести остаток дня с ней.

Можно пройтись по магазинам, думал он, одеваясь. Ей понравится. Он заманит ее в какой-нибудь бутик и купит ей все, что она захочет. Чай они выпьют в «Рице», а потом вдвоем пообедают дома.

И пусть ему не по себе, даже немного стыдно сознавать, что он рисуется перед ней, пытается ослепить ее своими возможностями, придется с этим жить.

Черт, черт, черт! Он хочет провести с ней еще один день. Или два. Неделю. Где-нибудь, где они останутся одни, где никто не будет отвлекать их, где можно будет забыть о делах.

Правда, они могут спалить друг друга, но как же повеселятся, прежде чем выгорят дотла.

Неожиданно для самого себя Тревор выдернул из вазы одну белую розу, быстро набросал записку и положил на свою подушку, но не ушел, а опустился на край кровати, не в силах отвести от Дарси глаз. Идеальное лицо, безмятежное во сне. Роскошные волосы, спутанные ночью его руками. И он точно знает, что на ней ничего нет, кроме подаренного им браслета, подмигивающего сейчас с ее запястья.

Но он не ощутил прилива похоти. Кровь не взыграла, а словно согрелась. Симпатия, сказал он себе. Она возбуждает в нем не только физическое желание, но и симпатию. Он не врал, когда говорил, что ему нравится в ней почти все. Она привлекает его, забавляет, бросает вызов, раздражает, умиляет. Он понимает ее расчетливость и не винит за это.

На одно мгновение, одно глупое мгновение он пожелал, чтобы Дарси ответила на его страсть, бросилась к нему, забыв о его возможностях и банковском счете. Однако Дарси с самого начала предупредила: ей нужны деньги, ей нужна роскошь, а потому она готова на честную сделку, на союз с подходящим мужчиной, пока тот хочет и может все это ей обеспечить.

Тревор никогда бы не допустил, чтобы его любили за деньги. Ни сейчас, ни впредь. Но почему бы не воспользоваться деньгами, чтобы хорошо провести время? Недолгое время.

Отбросив неприятные мысли, Тревор наклонился, провел губами по ее щеке и вышел из спальни.

Дарси не шевелилась еще добрый час после его ухода, затем лениво перекатилась на спину и первое, что увидела, приоткрыв глаза, — розу на подушке.

Она улыбнулась, сразу затосковав по Тревору, погладила лепестки, затем села в постели и развернула записку.

Я вернусь к двум и заберу тебя. Надеюсь, ты отдашь себя в мои руки на весь остаток дня. Трев.

Ну, ночью я точно была в его руках, подумала Дарси, блаженно откидываясь на подушки и поглаживая розой щеку. Какое чудесное, чудесное утро, какое чудесное пробуждение. Чего же сейчас хочется больше: спуститься вниз в столовую, или где там они едят, или попросить, чтобы завтрак принесли сюда и позавтракать в постели по-королевски?

Второй вариант показался столь заманчивым, что Дарси потянулась к телефону, но тот зазвонил сам, и она испуганно отдернула руку, а потом рассмеялась.

Наверное, она не должна отвечать. Все еще посмеиваясь над собой, Дарси соскочила с кровати за халатом. Стук в дверь раздался, когда она завязывала пояс.

— Да, войдите.

— Прошу прощения, мисс Галлахер, мистер Маги на линии. Он хочет с вами поговорить.

— Конечно. Спасибо. — Дарси подхватила розу и, чувствуя себя необыкновенно счастливой и блаженно ленивой, подняла трубку. — Тревор, привет. Я только что прочитала твою записку и с удовольствием отдамся в твои руки.

— Я возвращаюсь.

— Прямо сейчас? Два часа дня еще не скоро.

— Дарси, я должен немедленно вернуться в Ардмор. Мик О'Тул пострадал на стройке.

— Пострадал? Боже. Как? Не очень сильно? Что случилось?

— Упал. Он в больнице. Мне только что сообщили. Подробностей я не знаю.

— К твоему приезду я буду готова.

Дарси положила трубку, вытащила чемодан и начала бросать туда вещи.

Обратный перелет показался невыносимо долгим. Дарси молилась и одновременно прислушивалась к отрывистым фразам Тревора, выяснявшего по телефону подробности несчастного случая.

— Мик был наверху, на лесах, — сказал Тревор, закончив разговор. — Что в точности случилось, мне так и не объяснили. То ли кто-то из рабочих споткнулся и сшиб Мика, то ли он сам поскользнулся. Когда за ним приехала «Скорая», он был без сознания.

— Но живой? — Дарси с такой силой сжала руки, что костяшки побелели.

— Да. — Тревор взял ее за руки, ласково расцепил их. — Дарси, врачи подозревают сотрясение мозга и перелом руки. Его обязательно обследуют на наличие внутренних повреждений.

— Внутренние повреждения. — Ей показалось, что ее собственные внутренности скрутились тугими узлами. — Очень страшные слова. И могут означать что угодно. — Ее голос прервался, она затрясла головой. — Нет, я не расклеюсь. Не бойся.

— Я не подозревал, что вы так близки.

— Он мне как второй отец. — Слезы подступили к глазам, но она сдержалась. — Боже, Бренна… все они. Они же с ума сходят. Я должна быть с ними.

— Обязательно.

— Я должна сразу поехать в больницу. Ты найдешь мне машину?

— Мы вместе поедем прямо в больницу.

— О, я думала, тебе нужно на стройку. Хорошо. — Дарси закрыла глаза, прижала пальцами веки. — Мне страшно. Мне ужасно страшно.

Тревор обнял ее одной рукой и прижимал к себе, пока они не приземлились.

По дороге из аэропорта он отчетливо видел, как Дарси постепенно собирается с духом. Ее глаза были сухими, руки неподвижно лежали на коленях. И когда они шли по больничному коридору, она казалась совершенно спокойной.

— Миссис О'Тул.

Молли, окруженная всеми пятью дочерьми, оглянулась, вскочила.

— О, Дарси, ты здесь, ты прервала свое чудесное путешествие.

— Как он? — Дарси обхватила руки Молли, стараясь не думать, почему плачут Морин и Мэри Кейт.

— Ну, что сказать, он расшибся. Сейчас врачи проверяют его голову и все остальное. Ты же знаешь, у него очень крепкая голова, так что о ней мы не тревожимся.

— Ну конечно. — Дарси крепче сжала холодные руки Молли. — А не выпить ли нам всем чаю? Присядьте, дорогая, а я что-нибудь придумаю. Бренна, не хочешь помочь мне? Мы принесем всем горячего чая.

— Благослови тебя бог, Дарси, это было бы чудесно. Мистер Маги! — Молли выдавила дрожащую улыбку. — Спасибо, что приехали.

Тревор встретился взглядом с Бренной, кивнул ей, взял Молли за руку, подвел к креслу.

— Бренна, выкладывай, что случилось, — потребовала Дарси, как только они отошли подальше. — И насколько все плохо.

— Почему он упал, я не видела. — Голос ее звучал глухо, и Бренна откашлялась. — Похоже, Бобби Фицджералд оступился, когда втаскивал блок на леса. Папа, как я думаю, повернулся, чтобы удержать его, но они оба потеряли равновесие, потому что настил был скользким после дождя. Папа перевалился через ограждение и упал. Наверное, его еще подтолкнул блок, который тащил Бобби. Господи!

Бренна остановилась, прижала ладони к лицу.

— Я видела, как он летел вниз. Я услышала крик, обернулась и увидела. Папа ударился о землю и остался лежать. Неподвижно. Господи, Дарси, он не шевелился, а из головы лилась кровь.

Бренна всхлипнула, потерла глаза.

— Может, там и не слишком высоко, но ударился он очень сильно. Мне не позволили его перевернуть. Я ничего не соображала, просто хотела его перевернуть, но, слава богу, нашлись холодные головы. Ведь он мог повредить позвоночник или шею. Бедный Бобби… Бобби с ума сходит. Я попросила Шона побыть с ним.

— Все будет хорошо. — Дарси схватила Бренну за плечи, встряхнула. — Поверь мне, все будет хорошо.

— Я рада, что ты здесь. Я просто не могу сказать им, как мне страшно. Мэри Кейт вообще истеричка, Морин беременна, а Эллис Мей еще маленькая. Пэтти держится, и мама тоже, хотя не понимаю, как у нее получается, но и им я не могу сказать, как страшно было видеть его падение и как страшно думать, что он может не очнуться.

Дарси прижала Бренну к себе.

— Обязательно очнется, и вам скоро разрешат на него взглянуть, и тебе станет легче.

Поверх головы подруги Дарси увидела Тревора. Он подошел, положил ладонь на плечо Бренны.

— Я помогу с чаем. Идите к родным.

— Спасибо, Тревор. А ты, Бренна, умойся. Мы принесем чай и дождемся врача.

— Я в порядке. — Бренна потерла лицо. — Быстренько умоюсь и пойду посижу с мамой.

Вернувшись в комнату ожидания, Дарси присела на подлокотник кресла Молли.

— Чай скоро будет готов.

— Ну и отлично. — Молли похлопала Дарси по коленке и не сняла руку, будто успокаивая и девушку, и себя. — Тревор хороший человек. Бросил свои дела и вернулся из-за Мика.

— Конечно, вернулся, а как же иначе?

Молли покачала головой.

— Не всякий так поступил бы на его месте. И это многое о нем говорит. Тревор просил меня ни о чем не беспокоиться и думать только о Мике. Он сказал, что оплатит все больничные счета, а Мик получит полную зарплату, хоть и не сможет работать какое-то время. И он надеется, что Мик быстро поправится. — Голос ее задрожал, и Молли помолчала немного. — Он ждет Мика на работе, потому что для успеха ему необходимы оба О'Тула.

— Он совершенно прав. — Глаза Дарси затуманились слезами, на этот раз слезами благодарности и умиления. Как он умудряется успокаивать людей, которых едва знает?

Увидев в дверях Тревора, Дарси вскочила и бросилась к нему, обхватила его лицо ладонями и нежно поцеловала в губы.

— Посиди с ними, — сказала она и подвела его к О'Тулам.

Только Дарси подготовилась к долгому ожиданию, как вошел врач.

— Миссис О'Тул!

— Да. Как мой муж? — С надеждой глядя на врача, Молли поднялась и взяла за руку Эллис Мей, оказавшуюся ближе других.

— Он крепкий. — Ободряюще улыбаясь, врач подошел к Молли одновременно с подбежавшей Бренной. — Скажу уверенно, он скоро поправится.

— Слава богу! — Молли сжала руку дочери.

— У него сотрясение мозга, как мы и предполагали, и перелом руки. — Врач показал место перелома на собственном предплечье. — К счастью, кость не раздроблена и смещения нет. Несколько глубоких рваных ран. Ребра ушиблены, но не сломаны. Мы провели все необходимые обследования и не обнаружили никаких внутренних повреждений. Разумеется, мы понаблюдаем за ним несколько дней здесь.

— Он в сознании?

— О да, в полном сознании. Требовал вас и пинту пива. Правда, вы появились первой.

— Я гораздо полезнее! — воскликнула Молли, проглотив то ли смешок, то ли рыдания. — Я гораздо полезнее, черт побери. Значит, мы можем его увидеть?

— Я провожу вас в послеоперационную, а остальные смогут заглянуть к нему на минутку, когда мы переведем его в палату. Только не пугайтесь. Со всеми этими ушибами и ссадинами он выглядит жутковато.

— Невозможно вырастить пятерых детей без ушибов и ссадин, уж я их навидалась.

— Да, вы правы.

— Девочки, ждите здесь, пока я поговорю с вашим отцом, — приказала Молли. — А когда придет ваша очередь, не смейте рыдать и заламывать руки. Отревитесь сейчас. Если захочется еще поплакать, мы хорошенько поплачем все вместе дома.

Когда Молли удалилась с врачом, Дарси повернулась к Бренне:

— Отлично. А теперь подумаем, как бы пронести ему пинту «Гиннесса».

12

— Дарси, девочка моя, скажи, что ты пришла вытащить меня отсюда.

Через двадцать четыре часа после серьезного столкновения собственной головы с твердой почвой Мик О'Тул лежал на больничной кровати вполне бодрый, правда, побитый и помятый, и слегка расстроенный. Дарси перегнулась через поручни и нежно поцеловала его в лоб.

— Не скажу. Вас выпустят через сутки, если с той скалой, которую вы называете мозгом, все будет в порядке. Но я принесла вам цветы.

Вокруг одного глаза Мика растекся огромный синяк, на щеке зияла рваная рана, стянутая тремя фигурно вырезанными — чтобы клей не соприкасался с самой раной — пластырями, а лоб, который Дарси поцеловала, потерял несколько лоскутов кожи и переливался всеми цветами радуги.

В общем, Мик был похож на задиру, пострадавшего в хорошей драке.

Широкая, полная надежды улыбка мгновенно погасла, Мик испустил долгий вздох, полный такой неизбывной скорби, что Дарси захотелось обнять и утешить беднягу.

— С моей головой и со всем остальным нет ничего такого, что нельзя было бы подлечить дома. Подумаешь, перелом руки. Вряд ли из-за этого надо приковывать человека к больничной койке.

— Врачи считают иначе. Но я принесла кое-что, чтобы подбодрить вас.

— Очень милые цветы, — пробормотал Мик, надувшись, как двенадцатилетний мальчишка, которого не отпустили гулять.

— Конечно, милые, ведь они из сада Джуд. А вот остальное не оттуда. — Дарси отложила цветы и вытащила из сумки пластмассовый стакан с завинчивающейся крышкой. — «Гиннесс», только полпинты. Это все, что я смогла пронести, но вам пока хватит.

— Моя принцесса!

— Принцесса, и надеюсь на соответствующее обращение. — Открутив крышку, Дарси передала страдальцу контрабанду и опустила поручни, чтобы присесть на край кровати. — Вы чувствуете себя так же хорошо, как выглядите?

— Еще лучше. Я совершенно здоров, поверь мне. Рука болит, но это ерунда, даже говорить не о чем. — Мик глотнул пива и зажмурился от удовольствия. — Как жаль, что вам с Тревом пришлось второпях возвращаться из Лондона. Я просто оступился и кувыркнулся.

— Вы перепугали всех нас до смерти. — Дарси осторожно поправила взъерошенные волосы Мика. — Зато теперь все ваши дамы сдувают с вас пылинки.

В глазах Мика замелькали веселые искры.

— Трудно противиться, ведь у меня такие хорошенькие дамы. Так и снуют туда-сюда с тех пор, как я очухался. Я бы вернулся на работу, но Трев и слышать не хочет. «Можете просто показаться на площадке, но не раньше, чем через неделю, — говорит он, — и то если доктор разрешит». — В голосе Мика проскользнули вкрадчивые нотки. — Дарси, деточка, может, ты замолвишь за меня словечко? Скажи Треву, что работа вылечит меня быстрее, чем безделье на больничной койке. Мужчина не откажет такой красивой женщине, как ты.

— Мистер О'Тул, даже не думайте, что сможете провести меня. По мне, так и через неделю рано. Отдыхайте и не тревожьтесь о работе. Театр не построится до вашего возвращения.

— Не по душе мне получать зарплату за безделье.

— Тревор должен платить вам, ведь вы пострадали на его стройке, и он может себе это позволить. А то, что он платит по своей воле, говорит о его порядочности, так же как и ваше недовольство о вашей.

— Может, ты и права, и, должен признать, Молли теперь меньше тревожится, хоть и не подает виду. — Мик затеребил край простыни. — Тревор хороший человек и справедливый босс, но я не могу брать его деньги просто так. Я должен их зарабатывать.

— Вы ли с лихвой не отрабатывали каждый фунт в своей жизни? Чем скорее вы выздоровеете, тем скорее выйдете на работу. И, между прочим, неплохо бы взглянуть на трубы в моей квартирке.

Ее водопровод был в полном порядке, но ей удалось приободрить Мика.

— Обязательно посмотрю, как только мне разрешат вставать. Конечно, если дело срочное, ты можешь попросить Бренну.

— Мы с моим водопроводом подождем вас.

— Ну и хорошо. — Мик приподнялся на подушках и заметил блестящий браслет на ее запястье. — Это еще что такое? — Он взял Дарси за руку, покрутил. — А неплохая побрякушка.

— Подарок Тревора.

Мик хитро улыбнулся:

— Да что ты говоришь?

— Я не должна была брать, но решила не обижать его.

— Почему не должна? Он положил на тебя глаз, как только увидел. У парня хороший вкус, если хочешь знать мое мнение, а ты, моя девочка, вряд ли сможешь найти человека получше Тревора Маги.

— Пустые разговоры, мистер О'Тул. Это лишь увлечение для нас обоих. Мы не ищем ничего серьезного.

— Неужели? — Дарси гордо вскинула голову, и Мик решил с ней не спорить. — Ну, как скажешь. Поживем — увидим.

К радости Мика, не прошло и часа после ухода Дарси, как у его больничной койки появился Тревор. С целой пинтой «Гиннесса». И даже не потрудился ее прятать. Мик восхитился его наглостью, как совсем недавно восхищался ловкостью, с которой Дарси пронесла свою контрабанду.

— О, вы мне нравитесь.

— А, вы тоже хотите выпить? — Улыбаясь, Тревор отдал пиво Мику и сел на стул рядом с кроватью. — Я подумал, что вы тут заскучали.

— Что правда, то правда. Если бы вы раздобыли мне штаны, я бы вышел отсюда вместе с вами.

— Завтра. Я только что разговаривал с вашим врачом, и он сказал, что завтра утром вас выпустят.

— Ладно, до завтра потерплю. Я вот подумал, что мог бы сразу выйти на работу, ну, для общего контроля. Никаких тяжестей. — Наткнувшись на непреклонный взгляд Тревора, Мик заторопился: — Никакой физической работы. Я бы просто присматривал за ребятами.

— Через неделю.

— Черт побери. За неделю я точно чокнусь. Вы хоть представляете, каково мне лежать пластом в окружении кудахчущих женщин?

— Только в самых смелых фантазиях.

Мик фыркнул и отпил пиво.

— Дарси ушла меньше часа назад.

— Она вас любит.

— Я ее тоже люблю. Заметил безделушку, которую вы ей подарили. Браслетик.

— Ей идет.

— Ну да. Яркий, дорогой, блестящий. Может, некоторые, глядя на эту девочку, думают, что она ветреная и ищет только развлечений. Они ошибаются.

— Я не стал бы с вами спорить.

— Поскольку ее отец и мой добрый друг Патрик Галлахер далеко за морем, я считаю своим долгом сказать вам начистоту. Не играйте с этой девочкой, Тревор. Она не пустышка, как тот красивый браслетик, что вы ей подарили. У нее большое и щедрое сердце, хоть она и не любит выставлять его напоказ. И что бы она ни говорила вам и себе, если уж на то пошло, это все слова. От грубого обращения она сломается, как любая другая женщина.

— Я не собираюсь грубо с ней обращаться, — холодно, почти высокомерно ответил Тревор.

«И не собираешься выслушивать чужие советы, — подумал Мик, — и предупреждения».

— Может, я должен был сказать «беспечно», — тем не менее продолжил он. — А мужчина бывает беспечным с женщиной даже непреднамеренно, особенно если женщина не ждет ничего другого.

— Я постараюсь проявить осторожность, чего бы она ни ждала.

Мик кивнул и перестал давить на парня. Но не перестал размышлять о том, чего ждет сам Тревор.

В одном Мик точно не ошибся. Тревор не нуждался в чужих советах вообще и относительно женщин в частности. Он прекрасно понимал, что происходит между ним и Дарси. Они разумные взрослые люди, их физически влечет друг к другу. Плюс взаимная симпатия и уважение. Чего еще желать от отношений, тем более временных?

Однако слова Мика встревожили его и преследовали всю дорогу из больницы. Он не поехал на стройку, как намеревался, а свернул к Тауэр-хилл. Почему бы не навестить могилу предка, а заодно осмотреть руины и круглую башню, чего он не сделал в первый раз? Полчаса у него найдется.

Тревор свернул на обочину узкой дороги и вышел из машины, пригнувшись под неожиданно сильным порывом ветра.

Пройдя сквозь узкую калитку, он увидел группу туристов, поднимающихся между старыми надгробиями и крестами к каменному собору с обвалившейся крышей, построенному давным-давно в честь древнего святого. Смутное негодование, охватившее Тревора при виде людей с фотоаппаратами, рюкзаками и путеводителями, удивило его. Как ни странно, он не ожидал никого здесь встретить.

Странно и глупо. Ведь это те самые люди, которых он рассчитывал привлечь к своему театру. И этих, и многих других, которые приедут с летним теплом на ардморское побережье.

Смирившись с незваными спутниками, он поднялся вслед за ними к руинам, мельком взглянул на фриз из ложных арок со сглаженными ветром и временем древними надписями и вошел внутрь. И здесь на камнях виднелись похожие надписи. Интересно, кто сейчас смог бы сложить в слова эти линии — что-то вроде древней азбуки Морзе, оставленной для разгадки путешественнику.

Одна из туристок позвала своих детей. Судя по акценту, соотечественница. С северо-восточного побережья. Как режет слух ее голос. Неужели и его голос звучит здесь так же чуждо? В этих местах голоса должны литься плавно, как старинная музыка.

Тревор вышел из разрушенного собора и посмотрел на башню. Древнее оборонительное сооружение сохранило свою коническую крышу и выглядело так, будто и сейчас смогло бы выдержать любое нападение.

Что влекло на этот небольшой остров завоевателей? Римлян, викингов, саксов, норманнов, бриттов? Чем он так зачаровал их, что они сражались и умирали за господство над ним?

Пожалуй, часть ответа лежит перед глазами.

Деревня внизу, опрятная и живописная в дрожащем солнечном свете, словно нарисована художником. Широкий, вьющийся вдоль моря песчаный пляж поблескивает золотыми искрами. Море, окаймленное по кромке белой пеной, сливается вдали с по-летнему ярким небом. По другую сторону перекатываются зеленые волны холмов, испещренные темно-коричневыми лоскутами полей, а за ними возвышаются размытые контуры далеких гор.

Пока Тревор осматривался, ветер усилился, по холмам и воде заскользили тени облаков. В воздухе сильнее запахло травой, цветами и морем.

Вряд ли красота притягивала захватчиков, но, без сомнений, и по этой причине они сражались за то, чтобы здесь остаться.

— Наша земля поглощает завоевателей и делает их одними из нас.

Тревор оглянулся, решив, что с ним заговорил ирландский турист или кто-то из местных, но увидел Кэррика.

— А вам никак на месте не сидится. — Тревор с удивлением обнаружил, что они остались одни, хотя лишь пару секунд назад вокруг суетилось с десяток туристов. Кэррик будто прочитал его мысли и подмигнул.

— Я предпочитаю уединение. А ты?

— Какое уж тут уединение, если вы выскакиваете, когда вам вздумается.

— Я хотел поговорить с тобой. Как продвигается стройка?

— По графику.

— М-да, вы, янки, свихнулись на графиках. Не могу сосчитать, сколько вас перебывало здесь, то и дело сверяясь с часами и картами и прикидывая, как сделать то, и другое, и третье и не выбиться из графика. Могли бы и угомониться на отдыхе, но привычка — вторая натура.

Тревор сунул руки в карманы.

— Так вы хотели поговорить со мной о привычке американцев смотреть на часы?

— Ну, надо же с чего-то начать разговор. Если ты хотел навестить двоюродного деда, пошли. — Кэррик отвернулся и легко заскользил по кочковатой земле. — Джон Маги, — произнес эльф, когда Тревор нагнал его. — Любимый сын и брат. Умер солдатом далеко от дома.

Тревор почувствовал досаду.

— Любимый сын, несомненно. Любимый брат — готов поспорить.

— А, ты думаешь о своем деде! Он редко приходил сюда, но приходил.

— Неужели?

— Стоял на том самом месте, где ты сейчас, мрачный и растерянный. Тяжело было у него на сердце, а потому он запер его на замок, обдуманно запер и выбросил ключ.

— Да, — прошептал Тревор. — В это я могу поверить. На моей памяти он ничего не делал необдуманно.

— Ты кое в чем похож на него. Тоже ничего не делаешь, не обдумав хорошенько. — Кэррик умолк, подождал, пока Тревор поднял голову, и в упор посмотрел в его глаза. — Но разве тебе не интересно узнать, что мужчина, чье семя породило твоего отца, стоя на этом холме, смотрел на свой дом и не видел того, что видишь ты? Он видел не красоту, магию и радушие, а капкан и готов был перегрызть собственную лодыжку, чтобы вырваться из него.

Кэррик отвернулся и обвел взглядом Ардмор.

— Может, в каком-то смысле он сделал именно это и, потеряв часть себя, прихрамывал всю жизнь. Однако, если бы он не вырвался в Америку, ты не стоял бы здесь сегодня, не смотрел бы вокруг и не видел бы то, что он не сумел увидеть.

— Не захотел, — поправил эльфа Тревор. — Но вы правы. Без него меня бы здесь не было. Вы не знаете, кто через столько лет кладет цветы на могилу Джона Маги?

— Я. — Кэррик показал на горшочек с дикой фуксией. — Мод теперь не может сама это делать. Это единственное, о чем она меня просила. Она никогда его не забывала. Ни разу за все годы между его и ее смертью не дрогнула ее любовь. Я считаю верность одним из лучших человеческих качеств.

— Не все могут ею похвастаться.

— Да, но тот, кто может, находит в ней радость. А у тебя верное сердце, Тревор Маги?

Тревор покосился на эльфа.

— Я об этом не задумывался.

— Я бы сказал, что твои слова близки ко лжи, но давай перефразируем вопрос. Ты уже почувствовал вкус прекрасной Дарси. Ты думаешь, что сможешь отказаться от пиршества и уйти прочь?

— Наша интимная жизнь вас не касается.

— Ха! Еще как касается. Три сотни лет я ждал тебя — вас — и никого другого. Теперь я совершенно в этом уверен. Вы заключительный аккорд. Ты боишься показаться дураком, что лишь разновидность гордости в духе твоего деда, а ведь всего-то надо взять то, что тебе уже дано. Она разжигает твою кровь, туманит твой разум, но ты боишься заглянуть в свое сердце и понять свои чувства.

— Горячая кровь и затуманенный разум не связаны с сердцем.

— Глупости. Страсть — первый шаг к любви, а томление — второй. Станешь спорить? Ты сделал первый шаг, делаешь второй, но слишком упрям, чтобы признать это. Ничего, я подожду. — Однако глаза эльфа загорелись нетерпением. — Но и у меня есть проклятый график, так что, янки, пошевеливайся.

Кэррик щелкнул пальцами и исчез.

После наставлений Мика О'Тула, решившего вмешаться в его личную жизнь, Тревор пребывал в паршивом настроении, а болтовня Кэррика растравила его еще больше. Почему он должен выслушивать советы того, кого и в природе-то быть не должно?

И человек, и фольклорный персонаж буквально принуждали к определенным действиям в отношении Дарси, но будь он проклят, если позволит загнать себя в угол. Его жизнь принадлежит только ему, как и ее жизнь принадлежит только ей.

Тревор пересек стройплощадку, не обращая внимания на оклики рабочих, и вошел в кухню паба, полный решимости отстоять свою точку зрения.

Шон, отскребавший кастрюли, оглянулся:

— Привет, Трев. Ты опоздал на ланч, но, если голоден, я тебе что-нибудь соберу.

— Нет, спасибо. Дарси в зале?

— Только что поднялась в свой маленький дворец. Жаркое из рыбы еще не… — Шон осекся, поскольку Тревор уже взбегал по лестнице. — Ну, похоже, не в моих силах утолить его голод.

Тревор не постучал. Он прекрасно знал, что хамит, и получал от этого какое-то извращенное удовлетворение. И то же самое удовлетворение он почувствовал, заметив удивление Дарси, вышедшей из спальни с маленьким фирменным пакетом в руке.

— Считаешь, что уже можно не церемониться? — Несмотря на спокойный тон, Тревор почувствовал ее раздражение. — Извини, но мне некогда развлекать тебя. Я иду к Джуд передать плюшевую овечку для малыша.

Тревор в два шага оказался рядом с Дарси, схватил в кулак ее волосы и впился губами в ее рот, когда ее голова откинулась назад. Шок, страсть, похоть опалили ее. Дарси попыталась оттолкнуть его совершенно искренне, но почти в то же мгновение вцепилась в него. Тревор не обращал ни малейшего внимания ни на ее первую реакцию, ни на вторую, пока не насытился. А насытившись, отстранил ее, пронзил стальным взглядом.

— Довольна?

Дарси с трудом собралась с мыслями.

— Если ты о поцелуе, это было…

— Нет, черт побери. — Его голос прозвучал очень резко, и Дарси прищурилась. — Я о том, что происходит с тобой, о том, что ты творишь со мной. Довольна?

— Я на что-то жаловалась?

— Нет. — Тревор ухватил ее за подбородок. — А хотела бы?

Каким бы взбудораженным Тревор ни казался, Дарси готова была поклясться, что он хладнокровно изучает ее. М-да, мужчина с таким самоконтролем не подарок, а большая проблема.

— Будь уверен, ты первый узнаешь, если меня что-то не устроит.

— Хорошо.

— И запомни: мне не нравится, когда ты врываешься в мой дом без приглашения и ведешь себя черт знает как только потому, что у тебя зуд в одном месте.

Тревор усмехнулся, покачал головой и отступил.

— Предупреждение принято. Прошу прощения. — Он наклонился, подобрал с пола выпавший из ее рук пакет и вручил ей. — Я был на Тауэр-хилл, на могиле двоюродного деда.

— Тревор, ты скорбишь по человеку, умершему задолго до твоего рождения?

Он хотел отпереться, но правда сама собой соскользнула с его языка:

— Да.

Дарси смягчилась, ласково коснулась его руки.

— Присядь, я угощу тебя чаем.

— Нет, спасибо. — Тревор перехватил ее руку, рассеянно поднес к своим губам. Дарси совсем растаяла и уже хотела обнять его, но он отпустил ее, отвернулся, отошел к окну и устремил взгляд на стройку.

Кто он здесь? Захватчик, жаждущий застолбить свои права? Или странник, вернувшийся в поисках своих корней?

— Мой дед не желал говорить об этих местах, и бабушка молчала. Она во всем ему подчинялась. Поэтому…

— Ты умирал от любопытства.

— Да. И подумывал вернуться сюда надолго. Иногда. Пару раз даже что-то планировал, но как-то не складывалось. А потом вдруг возникла и уже не отпускала идея этого театра. Она обрастала подробностями, утверждалась.

— Так бывает с некоторыми идеями. — Дарси подошла к нему, тоже стала наблюдать за стройкой. — Они потихоньку созревают и превращаются в реальность.

— Да, наверное. — Тревор машинально взял ее за руку. — И раз уж сделка заключена, не вижу вреда в том, чтобы признаться. Я бы и больше заплатил вам за аренду, дал бы вам больший процент. Я не мог отказаться от этого.

— Ну, тогда не будет вреда и в моем признании. Мы бы согласились на меньшее, но торговались с удовольствием и с удовольствием надули твоего Финкла.

Тревор рассмеялся совершенно искренне.

— Мой двоюродный дед и мой дед приходили сюда. В «Паб Галлахеров».

— Разумеется. Тебя тревожит, что бы они подумали о твоем возвращении?

— Ну, мнение деда меня точно не волнует. Больше не волнует.

«Я опять наступила на больную мозоль», — подумала Дарси и все же решила поковыряться еще немножко. Осторожно.

— Он был таким суровым?

Тревор колебался, но вдруг понял, что не прочь поговорить об этом.

— Что ты подумала о лондонском доме?

Дарси постеснялась сказать правду.

— Ну, он очень красивый.

— Проклятый музей.

Тревор произнес это с такой злостью, что Дарси удивленно заморгала.

— Мысли о музее мне тоже приходили в голову, но все равно дом красивый.

— После смерти деда родители разрешили мне кое-что поменять, а там тридцать лет ничего не менялось. Я что-то убрал, смягчил острые углы, но, по сути, это все равно его дом. Строгий и официальный, каким был сам дед. И отца моего он воспитывал строго, без любви.

— Мне жаль. — Дарси погладила его по руке. — Наверное, это очень грустно и обидно, когда отец не выказывает своей любви.

— Мне с этим столкнуться не пришлось. Каким-то чудом мой отец был… есть открытый и веселый человек. Полная противоположность своему отцу. Папа до сих пор почти не говорит о своем детстве. Разве что с мамой.

— А она с тобой, — прошептала Дарси, — потому что знает, что тебе необходимо понять.

— Он хотел создать семью, построить жизнь, которая в корне бы отличалась от всего, что окружало его. И ему это удалось. Родители не баловали нас — меня и сестру, — но мы всегда знали, что они нас любят.

— И ценность их дара в том, что ты не принимаешь их любовь как само собой разумеющееся.

— Да. — Тревор повернулся к ней. Странно. Он не ждал, что она поймет. Не ждал, какое облегчение принесет ему ее понимание. — Меня не волнует, что подумал бы дед, но мне очень важно, что почувствуют родители, когда я закончу этот проект.

— Если хочешь знать мое мнение, они будут гордиться тобой. Душа Ирландии в ее искусстве. Ты понимаешь это и работаешь ради этого. Ты делаешь хорошее дело, отдаешь дань уважения родителям и предкам.

Еще частичка тяжелой ноши соскользнула с его плеч.

— Спасибо. Для меня твои слова значат даже больше, чем я думал. Я так и чувствовал там, на холме. То, что я делаю здесь, то, что я оставлю здесь, важно. И пока до меня это доходило, я разговаривал с Кэрриком.

Он почувствовал, как вздрогнула Дарси, посмотрел на нее и отчетливо увидел ее изумление. Но она ничего не сказала, лишь сжала губы, подавив удивленный возглас.

— Думаешь, я страдаю галлюцинациями?

— Нет. — Дарси помолчала, покачала головой. — Не думаю. Нет. Я слышала об этом и от других, в чьем душевном здоровье не сомневаюсь. Мы здесь больше открыты для необычного. — Только она знала легенду, а потому занервничала, отошла и присела на подлокотник кресла. — И о чем же вы разговаривали?

— О многом. О моем деде, о Мод и Джонни Маги. О графиках, добродетелях, театре. О тебе.

— Обо мне? — Дарси вытерла повлажневшие ладони о брюки. — И что же вы обо мне говорили?

— Ты знаешь легенду, и, думаю, гораздо лучше, чем я. Там говорится о трех парах, которые должны полюбить друг друга и обменяться клятвами.

— Да.

— И за прошедший год или около того два твоих брата полюбили и женились.

— Кому это знать, как не мне, ведь я была на их свадьбах.

— Тогда, учитывая твою сообразительность, ты наверняка размышляла о том, что Галлахеров трое. — Тревор шагнул к ней. — Ты побледнела.

— Я была бы тебе благодарна, если бы ты перестал ходить вокруг да около и сказал напрямик.

— Ладно. Он наметил нас как третий и последний этап.

Ей стало жарко и душно, но она не прижала руки к груди и не отвела взгляд.

— И тебе это не нравится.

— А тебе?

Дарси так разволновалась, что позволила ему уклониться от ответа.

— Не я болтаю с эльфийскими принцами, не так ли? И нет, я не желаю, чтобы кто-то распоряжался моей судьбой ради исполнения своих желаний.

— И я тоже. Не хочу подчиняться и не буду.

Дарси решила, что поняла, почему он рассказал ей о своем деде. Чтобы она знала, какая холодная кровь в нем течет.

— Теперь понятно, почему у тебя такое настроение. — Дарси соскользнула с подлокотника. — Одна только мысль, а вдруг я твоя судьба, повергла тебя в ужас. Подумать только! Человек с твоим образованием и общественным положением и простая барменша!

Тревор растерялся и не сразу обрел дар речи.

— Что за глупости? Как тебе такое в голову пришло?

— Кто бы стал винить тебя за гнев и досаду в ответ на такое предположение? К счастью для нас обоих, наши отношения не имеют ничего общего с любовью.

Тревору случалось видеть разгневанных женщин, но он никогда не сталкивался с такой, которая, судя по ее виду, была способна нанести физический ущерб. Надеясь спасти свою шкуру, он выставил руки ладонями вперед.

— Во-первых, то, чем ты зарабатываешь на жизнь, не имеет никакого отношения к… ни к чему. Во-вторых, едва ли ты барменша, хотя не важно, даже если бы и была ею.

— Я подаю напитки в баре, так кто я, если не барменша?

— Эйдан управляет баром, Шон — кухней, а ты — обслуживанием, — терпеливо перечислил Тревор. — И я уверен, что если бы ты захотела, то смогла бы управлять всем бизнесом или любым другим баром в твоей стране или в моей. Но не в этом дело.

— Для меня в этом. — Дарси подавила вскипевший в ней гнев.

— Дарси, я рассказал тебе потому, что это касается нас обоих, потому, что мы любовники и мы оба заслуживаем ясного понимания ситуации. Теперь мы все прояснили и сошлись на том, что не позволим никому втягивать нас в эти сказки.

Тревор взял ее за руку, растер застывшие пальцы.

— Легенда сама по себе, мы сами по себе. И ты мне нравишься такая, какая ты есть. Мне нравится быть с тобой, и я хочу тебя так… я никого никогда не хотел так, как хочу тебя.

Дарси приказала себе расслабиться и смириться, даже постаралась принять довольный вид. Но где-то внутри звенела тревожная, болезненная пустота.

— Хорошо. Мы сами по себе. Я разделяю твои чувства, так что никаких проблем. — Ослепительно улыбнувшись, Дарси приподнялась на цыпочки, нежно поцеловала его и махнула рукой в сторону двери: — А теперь ступай. Мне пора.

— Ты придешь ко мне вечером?

Она озорно взглянула на него из-под опущенных ресниц.

— С удовольствием. Жди меня к полуночи, и я не стану возражать ни против ожидания, ни против бокала вина.

— Тогда до вечера. — Тревор хотел поцеловать ее, но она захлопнула дверь перед его носом.

И за закрытой дверью трижды досчитала до десяти. Затем выдохнула. Итак, они должны быть благоразумными и вести себя так, как желает его величество Маги. Он слишком рассудителен, чтобы впутываться в легенды или в любовь?

Ну, видит бог, она заставит парня поползать перед ней на коленях, прежде чем разделается с ним. Он предложит ей целый мир со всем содержимым. И, может, она примет его предложение. А парень получит урок: нечего шарахаться в сторону при мысли о любви к Дарси Галлахер.

13

В целом Тревора все устраивало. Работа шла строго по графику. Местные проявляли интерес и благожелательность. Ни дня не проходило, чтобы кто-нибудь не заглянул на площадку, не поделился своими соображениями или предложениями, не рассказал бы историю о том или другом из его родственников.

Он даже познакомился с некоторыми местными. Два человека, как выяснилось, работали на его стройке.

Пока Мик выздоравливал, приходилось больше времени проводить на площадке, но он не имел ничего против. Сосредоточившись на работе, он меньше думал о Дарси.

И похваливал себя за то, что все прояснил и уладил. Они современные, разумные люди. Им нет никакого дела до легенд и безумных эльфов. И до сновидений о синем сердце, ритмично бьющемся в океанских глубинах.

Поднимаясь с кружкой кофе в крохотный кабинет напротив спальни, Тревор напомнил себе, что бизнес на первом месте. Телефонные переговоры, обсуждение контрактов, заказ стройматериалов. У него нет времени на дурацкие размышления о том, видел ли он то, что видел, и верит ли в то, во что поверить невозможно. Кто будет выполнять его обязанности, пока он станет разбираться, сколько в ирландских мифах реального, а сколько вымысла?

Тревор коснулся диска под рубашкой. Это реально. Реальнее не бывает. Ничего, и с этим он справится.

А если позвонить в Нью-Йорк прямо сейчас, то можно застать отца дома. Он вошел в комнату и вздрогнул от неожиданности. Горячий кофе выплеснулся на руку.

— Черт побери!

— О, не надо ругаться. — Тихо прищелкнув языком, Гвен, сидевшая на стуле перед камином, невозмутимо вернулась к своему вышиванию. — Нужно смазать обожженное место.

— Ничего, обойдется. — Что такое ожог по сравнению с нежданной встречей с призраком! С призраком, предусмотрительно убравшим волосы в узел, чтобы не мешали вышивать! — Я почти убедил себя, что не верю в вас.

— Можете поступать, как вам удобнее. Хотите, чтобы я оставила вас в покое?

— Я не знаю, чего я хочу. — Тревор поставил кружку на стол, развернул рабочее кресло и, садясь лицом к Гвен, рассеянно лизнул обожженную руку. — Я говорил вам, что вы мне снились. Но я не сказал другого. Я почти верил, что найду вас здесь. Не совсем вас… кого-то… — Слово «живого» показалось грубым. — Реального. Женщину.

Гвен подняла голову и взглянула на него ласково, понимающе.

— Вы надеялись найти здесь женщину, которая вам снилась и которая ждет вас?

— Возможно. Не то чтобы я ее намеренно искал, — добавил он. — Но возможно.

— Мужчина, если даст себе волю, может влюбиться в сон или мечту. Это так просто. Никаких усилий, никаких хлопот. Но и никакой истинной радости, если мечта осуществится. А вы предпочитаете работать, чтобы достичь чего-то, не так ли? Иначе вы не были бы самим собой.

— Да, наверное.

— Женщина, которую вы нашли, требует много усилий и хлопот. Скажите мне, Тревор, а радость она вам приносит?

— Вы о Дарси?

— А с кем еще вы встречаетесь? Разумеется, я говорю о Дарси Галлахер. Красивая и сложная женщина, а ее голос… — Гвен умолкла, покачала головой, тихо рассмеялась. — Я хотела сказать «как у ангела», но в ней так мало ангельского. Нет, ее голос чисто женский, сильный и соблазнительный. Она соблазнила вас.

— Она может соблазнить и мертвого. Не в обиду вам будь сказано.

— Я не обиделась. Интересно, Тревор, вам не кажется, что именно ее вы искали?

— Я ничего не ищу. И никого.

— Все мы ищем. Счастливчики находят. — Руки Гвен замерли на ткани, расшитой ярким узором. — Мудрые принимают. Мне выпала удача, но не хватило мудрости. Неужели вы ничему не научились на моей ошибке?

— Я ее не люблю.

— Может, нет, может, да. — Гвен снова взялась за иглу. — Но вы побоялись раскрыть свое сердце. Вы так неистово охраняете эту часть себя, Тревор.

— Может, нечего охранять. — Может, она отмерла здесь, в Ардморе, еще до моего рождения, мысленно добавил он. — Может, я просто не способен на такую любовь, о которой вы говорите.

— Глупости.

— Я обидел другую женщину, потому что не смог полюбить ее.

— И, думаю, сами испытали боль, а потому я сомневаюсь в ваших словах. Поверьте, вы оба не просто справитесь с трудностями, но и прекрасно используете полученный опыт. Тревор, как только вы перестанете думать о своем сердце как об оружии, а не о даре божьем, вы найдете то, что ищете.

— Мое сердце не главное. Главное — театр.

Гвен издала звук, который — с некоторой натяжкой — можно было принять за согласие.

— Умение строить, тем более на века, достойно восхищения. Что может быть проще этого домика? Однако он пережил несколько поколений. Разумеется, кое-что изменилось, что-то достроено, но суть сохранилась. Как и эльфийский дворец под ним с его серебряными башнями и синей рекой.

— Вы остались жить в доме над дворцом, — напомнил Тревор.

— Да. Да, это так. Я сделала неверный выбор. Но, несмотря ни на что, я не жалею о детях и о мужчине, который подарил их мне. Возможно, Кэррик никогда не поймет этого. А я поняла, что не стоит даже просить его об этом. Влюбленным необязательно меняться для того, чтобы слились их души и сердца. Любовь это выдержит. Любовь выдержит все.

Тревор наконец разглядел, что она вышивает. Серебряный дворец со сверкающими башнями и синей сапфировой рекой, деревья, усыпанные золотыми фруктами. А на мостике, переброшенном через реку, две еще не законченные фигурки.

Это она, понял Тревор, протягивает руки к Кэррику.

— Вам одиноко без него.

— Я… — Гвен осторожно провела пальцем по нитям, сплетенным в серебряный дублет. — Мне пусто без него. Этот дом ждет. Как жду я.

— Что случится, если заклятье не спадет?

Гвен снова посмотрела на него. Ее глаза потемнели, но остались спокойными.

— Я останусь здесь и смогу видеть его только сердцем.

— Как долго?

— Кто знает. У вас есть выбор, Тревор Маги, как когда-то был у меня. Вам остается только сделать его.

— Это не одно и то же, — начал он, но она растаяла, как туман. — Это далеко не одно и то же, — повторил он пустой комнате и, хотя, развернулся на кресле к столу, не сразу взялся за телефон и не сразу переключился на дела.

Сначала он позвонил отцу и, поговорив с ним, немного успокоил расшалившиеся нервы. Затем позвонил в Лондон Найджелу и главе лос-анджелесского филиала. И снова взглянул на часы. Скоро полночь. В Нью-Йорке семь вечера, прикинул он и позвонил безотказному Финклу домой.

Его стол был завален бумагами, компьютер деловито жужжал, в телефоне, прижатом к плечу, монотонно шелестел голос Финкла, когда послышался шум подъехавшей машины. Тревор привстал, выглянул в окно и увидел, как Дарси приближается к садовой калитке.

Черт! Он забыл про вино.

Дарси хотела постучать, но увидела свет в окне кабинета на втором этаже. Так ты работаешь, приятель? Сейчас мы это прекратим. Лукаво улыбнувшись, она распахнула парадную дверь, взбежала по лестнице… и замерла у распахнутой двери его кабинета, почувствовав легкое раздражение, когда Тревор не прервал разговор, а поманил ее согнутым пальцем.

Он явно не изнывал от нетерпения. «Ну, ничего, ты у меня еще попрыгаешь, как соскучившийся щенок», — твердо решила Дарси.

— Отчет представьте до конца завтрашнего рабочего дня. — Тревор что-то отметил в блокноте, кивнул. — Да, хорошо. Или они за это время принимают предложение, или мы его отзываем. Да, именно так и поставьте вопрос. Следующий пункт. Мне не нравятся расценки по проекту Дресслера. Доведите до сведения поставщика, что, если он не снизит цену на пиломатериалы, мы забудем о давнем сотрудничестве и найдем альтернативные источники.

Тревор глотнул кофе, рассеянно оглянулся и поперхнулся.

Расстегнутый плащ упал на пол, и на Дарси не осталось ничего, кроме подаренного им браслета, лодочек на высоких шпильках и хитрющей улыбки.

— Совершенство, — выдавил он. — Ты само совершенство. — Голос Финкла все жужжал в его ухе, но он нажал кнопку «отбой» и вскочил.

— Полагаю, твой рабочий день закончен.

— Да, безусловно.

Дарси обвела взглядом комнату.

— А где же мое вино?

Тревор обнаружил, что мужчина может говорить, даже если его сердце бьется прямо в глотке.

— Я забыл о нем. — Судорожно дыша, он подошел к ней. — Я налью позже.

Дарси вскинула голову, заглянула в его глаза и увидела все, что хотела увидеть. Жгучее желание.

— Я умираю от жажды.

— Позже, — успел сказать он прежде, чем поцеловал ее.

Он пировал. Властно и жадно он впитывал все, что она предлагала, давал ей все, что она ждала. А она ждала отчаянного, безумного, первобытного желания. Она пришла к нему голая и бесстыдная, чтобы разбудить в нем ненасытного зверя.

Ему было не до нежностей, и его безрассудство лишь усиливало ее возбуждение. Ни самоконтроля, ни желания его сохранить. И чары, наложенные из озорства ее же руками, запутали ее в своих сетях.

Тревор прижал ее к стене, впился губами в ее шею, опьяненный сбивающим с ног вкусом ароматной женской кожи. Его руки метались по ее телу, жадные до каждого изгиба, до каждой округлости, до каждого секрета женщины. Разгоряченной, возбужденной, дрожащей женщины.

Она содрогнулась в оргазме, и Тревору показалось, что в глубине ее затуманившихся глаз он увидел победный блеск.

Наверное, он должен был отступить, чтобы прийти в себя, чтобы немного остыть, но она изогнулась, потянулась лениво, обвила руками его шею, как бархатными цепями. И промурлыкала:

— Еще. Мне все мало. Я хочу больше. Сейчас. — Она прикусила его губу. — Немедленно.

Даже если бы она была ведьмой, нашептывавшей самые жуткие заклинания, вряд ли ей удалось бы околдовать его сильнее. Он готов был поклясться, что, когда ее губы раскрылись, он почувствовал жар адского пламени. Все мысли вылетели из его головы. Осталось безумие, лихорадочное и восхитительное.

Дарси уловила этот момент и утонула в диком восторге, упиваясь своей победой. Ей удалось задуманное, она превратила мужчину в зверя.

С той же бешеной скоростью понеслась по жилам ее кровь, с той же жадностью заметались ее руки. И, когда он снова довел ее до кульминации, она вонзила зубы в его плечо. Ее ногти впились в его спину. Кровь застучала в его голове, в сердце, в паху, и, ослепленный густым красным туманом, заклубившимся перед глазами, он вонзился в нее, проглотив ее дрожащий вскрик.

Каждый толчок казался еще одним шагом по тонкой проволоке, натянутой над раем и адом.

И, куда бы они ни упали, остановиться было невозможно. Он намотал на кулак ее волосы, откинул назад ее голову, впился взглядом в ее лицо.

— Я хочу видеть тебя, — выдохнул он. — Я хочу видеть, что ты чувствуешь.

— Только тебя.

Она сорвалась с той натянутой проволоки и потянула его за собой. Они свалились в пропасть или взлетели в небо. И ему было неважно, где они приземлятся.

Он замер, судорожно глотая воздух, борясь с остатками безумия, вжимаясь телом в ее тело, упираясь одной рукой в стену, чтобы не потерять равновесие.

Дарси безвольно повисла на нем, обмякла, как всегда после бешеной гонки. Он сказал себе, что сейчас, нет, через минуту соберется с силами и дотащит их обоих до кровати.

— Я падаю, — прошептала она ему в плечо.

— Знаю. Потерпи секундочку.

— Может, просто соскользнем на пол и полежим немного? Я не чувствую ног, у меня кружится голова.

Тревор не сдержал смешок, повернул голову, зарылся лицом в ее волосы.

— Я бы сказал, что донесу тебя до кровати, но не сдержу слово и разрушу все представления о своей мужской доблести. Ты делаешь меня слабым, Дарси.

— После этих слов немного надо, чтобы разрушить твой мужественный образ.

— Ах, так? — Взъерошенный, удовлетворенный, он подхватил ее на руки.

Дарси перевела взгляд на его грудь, заметила серебряный диск на цепочке, сжала его пальцами и уже хотела улыбнуться в ответ на улыбку Тревора, но лишь округлила глаза, почувствовав, как ее сердце выскользнуло из груди и упало к его ногам.

— Что это? — потрясенно спросила она, внезапно побледнев.

Ее бледность, ее волнение не ускользнули от Тревора. В несколько шагов он добрался до кровати, уложил Дарси.

— Я сделал тебе больно?

— Нет. — О боже. Боже, боже. — Просто голова закружилась. Уже лучше, но я все еще умираю от жажды и была бы очень тебе признательна, если бы ты принес вина.

— Хорошо. — Не до конца поверив ей, он коснулся ее щеки. — Я сейчас вернусь.

Как только Тревор вышел, Дарси схватила подушку и принялась яростно дубасить ее кулаками. Черт, черт, черт! Она попалась в собственную паутину. Это он должен был потерять голову, заколдованный, обалдевший, ненасытный и готовый стать ее рабом.

Что же она наделала? Сама себя обманула и влюбилась в него. Это не должно было случиться.

Дарси еще раз ткнула кулаком подушку, обхватила ее и прижала к животу. Как же теперь обвести парня вокруг пальца, если он уже умудрился обвести ее вокруг своего?

Какой хороший был план! Она собиралась использовать все свои хитрости, все свои уловки, все свое обаяние — все-все, что было в ее арсенале, — и, поймав его на крючок, чего он никак не смог бы избежать, сама решала бы, удержать его или отбросить, полюбить или нет. У нее было бы полно времени, чтобы понять, что ее устраивает больше.

Наверное, это божья кара, ехидная усмешка судьбы. Излишняя уверенность в том, что она сумеет удержать в узде свое сердце, не оставила ей выбора.

Впервые в жизни ее сердце ей не принадлежало. От этого неожиданного открытия Дарси чуть не взвизгнула и прикрыла рот рукой. Что теперь делать? Она никак не могла собраться с мыслями.

Как же все было хорошо, пока казалось игрой. Ее лишь чуть-чуть раздражало, что Тревор не склонен серьезно относиться к такой женщине, как она. Теперь эта проблема разрослась до невероятных масштабов и приобрела немыслимую важность, вызывая уже не легкое раздражение, а дикую ярость.

Потому что, поняла Дарси, когда закипающий гнев выжег панику, если парень думает, что может отшвырнуть ее только потому, что учился в престижном университете, богат и влиятелен, он жестоко ошибается.

Она его полюбила, значит, она его получит. Как только найдет самый верный способ его заполучить.

Дарси вскинула голову и оскалилась, как волчица, когда услышала на лестнице шаги. И ей потребовались весь ее опыт и сила воли, чтобы подавить звериный инстинкт и гнев и встретить его елейной улыбкой.

— Тебе лучше? — Тревор подошел с двумя бокалами белого вина, один протянул ей.

Дарси взяла бокал, сделала глоток.

— Лучше не бывает. — Она похлопала ладонью по матрацу. — Посиди со мной, расскажи, как провел день.

Ее вкрадчивый тон насторожил его, но он сел, легко коснулся бокалом ее бокала.

— Лучшим оказался конец дня.

Дарси рассмеялась, провела пальцами по его бедру.

— А кто сказал, что день уже закончился?

* * *

Бренне совершенно не понравилось, что ее выдернули со стройплощадки в девять часов утра. Она спорила, ругалась и дулась, пока Дарси тащила ее к дому Галлахеров под моросящим дождем сквозь клочья тумана.

— Тревор вышвырнет меня, и будет совершенно прав.

— Не вышвырнет. — Дарси покрепче перехватила руку Бренны. — Тебе полагается утренний перерыв, верно? Ты пашешь с половины седьмого, а мне нужно всего двадцать минут твоего бесценного времени.

— Ты могла бы поговорить, не отрывая меня от работы.

— Это личное дело, и вряд ли честно заставлять Джуд ковылять на стройку в такую сырость.

— Ну, хотя бы скажи, в чем дело.

— Я не собираюсь повторять, потерпи еще пять чертовых минут. — Тяжело дыша — Бренна хоть и маленькая, но нелегко тащить упирающуюся женщину любых размеров вверх по крутому склону, — Дарси проволокла подругу по дорожке между поникшими цветами.

Она не постучалась и, поскольку дверь никогда не запиралась, втянула Бренну внутрь и протащила полпути к кухне, оставляя на натертом полу грязные следы.

На кухне девушек ожидало очень трогательное зрелище. Эйдан и Джуд завтракали. Под старым кухонным столом в ожидании подачки растянулся огромный пес. Воздух был пропитан ароматами цветов, поджаренного хлеба и свежезаваренного чая. Дарси на секунду застыла. Интересно, почему никогда раньше ей не приходило в голову, какими чудесными, какими интимными могут быть такие простые тихие мгновения.

Джуд удивленно взглянула на нежданных гостей, но не стала упрекать за грязь.

— Доброе утро. Позавтракаете с нами?

— Нет. — Дарси испепелила взглядом Бренну, уже подскочившую было к столу. — Мы пришли не есть. Джуд, мы должны поговорить. Наедине. Эйдан, уйди.

— Я еще не позавтракал.

— Закончишь в пабе. — Дарси ловко вывалила на хлеб остатки бекона, накрыла недоеденной яичницей и протянула получившееся сооружение брату. — Держи и проваливай. У нас женский разговор.

— Ну и ну. Выгоняют мужчину из-за собственного стола в собственном доме, — проворчал Эйдан, однако поднялся, надел куртку. — Женщины не заслуживают наших хлопот. За исключением одной. — Он наклонился и поцеловал Джуд.

— Намилуетесь позже. У Бренны всего несколько минут.

— Уходи скорее. — Смирившись, Бренна налила себе чаю и уселась за стол. — Она сейчас взорвется.

— Ухожу, ухожу. И надеюсь, Дарси, что ты не опоздаешь.

Эйдан еще раз поцеловал Джуд. Не спеша, чтобы и удовольствие получить, и подразнить сестру, затем щелкнул пальцами Финну. Пес радостно вскочил и выбрался из-под стола.

— Пошли, парень. Мужчины им тут не нужны. — Эйдан, сопровождаемый псом, вышел и успел крикнуть, пока дверь закрывалась: — Джуд, обязательно полежи!

Бренна покосилась на Джуд, поджала губы.

— Какая-то ты вялая. Ты хорошо спишь?

— Малыш предпочитает резвиться по ночам, особенно сегодня. — Джуд погладила живот, с восторгом почувствовала ответный трепет под ладонями. — Не дает спать. Хотя я не возражаю. Это так чудесно.

— А ты спи вместе с ним. — Бренна решительно взяла ломтик хлеба и щедро намазала его джемом. — Так все советуют, и, когда он выскочит, придерживайся его расписания. Сон для тебя теперь редкое счастье. Как проходят занятия на курсах по подготовке к родам?

— Ой, потрясающе. Изумительно. И страшно. На последнем…

— Если не возражаете, — прервала ее Дарси, — мне необходимо кое-что обсудить. Я надеюсь, что две мои самые близкие подруги проявят хоть капельку интереса.

Бренна закатила глаза, но Джуд поцокала языком и сложила на столе руки.

— Даже не сомневайся. И в чем же дело?

— Ну… это… — Слова застряли в горле. Дарси схватила чашку Бренны и сделала большой глоток, не обращая внимания на раздраженное ворчание подруги. — Я люблю Тревора.

— Боже милостивый! — Бренна поставила чашку. — И ради этого ты меня сюда притащила?

— Бренна, — тихо сказала Джуд, не сводя глаз с Дарси. — Она не шутит.

— Эта девчонка вечно устраивает представления из… — Бренна осеклась и внимательнее вгляделась в лицо Дарси. — Ой, ой! Тогда ладно. — Она рассмеялась, вскочила из-за стола и чмокнула Дарси в губы. — Поздравляю.

— Я не выиграла в этой лотерее. — Кипя от возмущения, Дарси плюхнулась на стул. — Почему это случилось именно так? — Она повернулась к Джуд, понимая, что к Бренне взывать бесполезно. — Я даже подготовиться не успела, ничего не продумала. От такого потрясения и на задницу можно шлепнуться, а я должна держать удар, чтобы ни один мужчина не сбил меня с ног.

— Ты сама сбила столько, сколько другим и не снилось, — напомнила Бренна. — Похоже на бумеранг. Мне Тревор нравится. — Бренна набила рот хлебом с вареньем. — Думаю, он тебе подходит.

— Почему?

— Хороший вопрос. Погоди. Дарси, ты с ним счастлива?

— Откуда я знаю? — Дарси вскинула руки, опустила, оттолкнулась от стола и вскочила. — Я сейчас слишком много чувствую. Как разобраться, есть ли там счастье? Ой, не смотрите на меня с этими самодовольными улыбочками замужних дам. Мне нравится проводить с ним время. Никогда ни с одним мужчиной мне не было так хорошо, как с Тревором. Мне нравится просто быть с ним. Я бы с радостью встречалась с ним даже без секса, а это о многом говорит, потому что секс с ним фантастика.

Дарси помолчала.

— Как раз после секса сегодня ночью все и случилось. Просто случилось. Как удар молнии. Невозможно вздохнуть, невозможно пошевелиться. Я никогда так не злилась. Как он посмел заставить меня влюбиться в него раньше, чем я сама решила, хочу ли влюбляться?

— Какой прохвост, — радостно подхватила Бренна. — Ну, просто негодяй.

— Заткнись. Так и знала, что ты встанешь на его сторону.

— Дарси! — Бренна обхватила ее руку обеими руками, и, хотя веселье еще искрилось в ее глазах, засветившееся в них понимание смягчило Дарси. — Он — то, что ты всегда хотела. Он красив, умен и богат.

— В этом-то и проблема, верно? — Джуд обняла обеих подруг. — Тревор — то, что ты всегда хотела или убеждала себя, что хочешь. Теперь, когда ты нашла его, ты сомневаешься в искренности своего чувства. И если это настоящая любовь, то поверит ли он?

— Я не знала, что все так сложится. — Дарси не стала сдерживать слезы, она же среди самых близких. — Я думала, что просто развлекусь. Ничего сложного, ничего серьезного. Я всегда видела мужчину насквозь, но, что творится в Треворе, я не знаю. Он хитрый. Тревор хитрый и скользкий. Господи, я и это в нем люблю.

Дарси разревелась еще сильнее, потянулась за салфеткой, чтобы вытереть лицо.

— Ох, как же он посмеется, если узнает, что сотворил со мной.

— Может, ты и права, но причина в другом, — заметила Джуд. — Он неравнодушен к тебе. И не может скрыть свои чувства.

— Ну да, чувства. — Дарси ощутила горечь на языке, как будто приняла лекарство от навалившегося безумия. — Он разговаривал с Кэрриком.

— Так я и знала! — Бренна победно хлопнула ладонью по столу. — Я знала, что ты будешь третьей. И ты, Джуд, знала, правда?

— Этот вывод напрашивался. — Джуд пристально посмотрела на Дарси. — Но ты не видела ни Кэррика, ни Гвен?

— Похоже, ни у одного из них не нашлось времени поболтать со мной. — И она не понимала, испытывает от этого облегчение или досаду. — Однако для Маги сколько угодно. Тревор передал, что Кэррик нацелился на нас двоих, и заявил мне — прямо так и сказал, — что не собирается влюбляться ради какой-то легенды. Ему не нужна любовь и вечные узы со мной. Но он меня хочет, — пробормотала Дарси, прищурившись. — В постели и для своей студии. Я ублажила его в первом, к нашему общему удовольствию, и, может, соглашусь на второе. Но Дарси Галлахер дорого ему обойдется.

— Что ты задумала? — подозрительно спросила Джуд, увидев опасный блеск в глазах Дарси.

— Он еще поползает передо мной на брюхе, а потом я с ним покончу.

— А ты не подумывала схватиться с ним на равных?

— Ха! — Дарси снова плюхнулась на стул. — Если уж мне быть несчастной, растерянной, перепуганной до смерти, то, видит бог, я и его доведу до того же. И когда он ослепнет от любви ко мне, я получу колечко на палец прежде, чем зрение к нему вернется.

— А что дальше? — прошептала Джуд.

Дальнейшее виделось Дарси очень туманно, и она отделалась пожатием плеч.

— Поживем — увидим. Пока мне надо справиться с настоящим.

14

И поскольку настоящее уже наступило, Дарси медлить не собиралась. Вернувшись в паб, она сразу же прошла на кухню и разозлилась, не застав там Шона. Кофе он заваривал лучше ее, но, видимо, и с этим придется справляться самой. Отмерив кофе и поставив турку на плиту, Дарси привычно посмотрелась в зеркало, висевшее на двери.

Дождь и ветер сделали свое дело. Она немного промокла и растрепалась. То, что нужно.

Дарси налила полную кружку, похлопала себя по щекам, чтобы разрумяниться, и вышла под моросящий дождь.

Ей пришлось пробираться между горами щебенки и мусора, огибать толстые стены. К счастью, на строительных лесах Тревора не было. Чтобы предложить ему кофе, карабкаться наверх не придется. И все же она остановилась на минуту посмотреть на сновавших по лесам мужчин. Теперь не с блоками, а с балками и досками, вероятно для крыши. Если постараться, уже можно было представить новое здание, словно вырастающее из паба.

Гениально! И Тревор увидел это в эскизах Бренны. Его талант — один из его талантов — в том, чтобы разглядеть скрытые возможности и претворить идею в жизнь. Какое достойное восхищения… и любви качество.

А как Тревор относится к своей семье, как любит родителей, и, сколько ни старается скрывать свои чувства, его любовь очевидна. И не столь очевидна боль, которую до сих пор причиняет ему суровость деда. Как трогательны его преданность и уязвимость. Они вовсе не умаляют его мужественность, а, наоборот, делают его более человечным.

Довольно! Если продолжать в том же духе, этот самонадеянный тип превратит ее в беспричинно улыбающуюся идиотку.

Дарси сосредоточилась на здании театра. В проемах тускло-серых блочных стен уже угадывались будущие окна и двери. Стены будут облицованы камнем, а время, дожди и ветры постараются, чтобы невозможно было различить, что тут новое, а что выдержало испытание временем.

Традиции и перемены, Галлахеры и Маги. Ну, может, парень и обладает даром предвидения, однако пока еще рано демонстрировать ему, насколько решительно она намеревается соединить одно с другим и одних с другими.

Дарси прошла чуть дальше, шагнула в один из проемов. И внутри кипела работа. Фундамент, который заливали в день ее возвращения из Парижа, был закрыт дощатым настилом. Тут и там торчали трубы, и провода, и неотесанные бревна. И, казалось, даже воздух дрожал и разрывался от дикого грохота, лязга и визга электроинструментов.

Тревор и один из рабочих, присев на корточки, разглядывали торчащую из стены трубу. Оба были присыпаны тонкой серой пылью. При виде Тревора, запыленного, опоясанного инструментами, у Дарси восхищенно заблестели глаза, и она поняла, что список ее проблем далек от завершения.

Оставалось восхищаться и ждать благоприятного момента. Наконец Тревор распрямился, что-то ответил рабочему и обернулся. И увидел ее.

Выражение его глаз изменилось. Идеальное мгновение узнавания и влечения, v вспыхнувшего так ярко, что Дарси не удивилась бы, если бы огненный шар приземлился у ее ног и прожег дырищу в досках. В восхищении она шагнула к Тревору, улыбнулась, протянула ему кружку.

— Хотела до работы взглянуть, что тут у вас происходит. И подумала, что кофе согреет тебя.

Забавно. Похоже, ей удалось не столько удивить его, сколько возбудить подозрения.

— Спасибо.

— Всегда пожалуйста. Наверное, я здесь всем мешаю. — Но она прошлась вдоль стен. — Интересно, как быстро все меняется.

— Команда хорошая. — С первым же глотком Тревор понял, что Дарси сама заварила кофе. Напиток получился вкусным и крепким, но явно не хватало божественной искры Шона. Его подозрения усилились. Интересно, что Дарси задумала?

— Когда ты будешь не так занят, может, покажешь мне, как все здесь будет?

— Хоть сейчас.

— Правда? Это было бы чудесно.

— Вот там будет переход. — Тревор указал на заднюю стену паба, сейчас зажатую между новыми стенами. — Мы не спешим прорубать стену. Как видишь, уровни разные. Наклонный переход даст нам больше высоты без подъема линии крыши. И он будет расширяться.

— Как раскрытый веер. Я помню.

— Верно. Плавно раскрывающееся перед зрителями пространство.

— А зачем эти трубы?

— Туалеты по обе стороны от вестибюля. Бренна считает, что «мужской» и «женский» надо написать по-гэльски, как и в пабе. Двери из темного дерева. — Тревор прищурился. Даже сейчас вместо грубых блоков, и досок, и торчащих труб он отчетливо представлял свой театр. — А под стариной самая современная начинка. Полы деревянные, темные, как в пабе. Интерьер светлый, приглушенный, ничего яркого, вызывающего. Конечно, что-то для отдыха в вестибюле поставим, но небольшое, уютное. Скамьи, я думаю. И картины на стенах, но немного и все кельтские.

Тревор оглянулся на Дарси, увидел, что она в недоумении смотрит на него, и удивленно выгнул брови.

— Что?

— Я думала, ты захочешь что-то современное, изысканное.

— Правда?

Дарси хотела согласиться, но замотала головой.

— Нет, нет. Я поняла. Не здесь. Не для этого театра. Здесь ты хочешь duachais.

— Ладно, если я этого хочу, пожалуйста, объясни мне, что это значит?

— Это по-гэльски… — Дарси взмахнула рукой, пытаясь найти правильный перевод. — Традиции. Нет, не совсем так. Это связь с самим местом, его историей, фольклором. Ну, в общем, с его сутью.

— Повтори-ка.

— Duachais.

— Да, вот оно. То, что нужно.

— Ты совершенно прав, и я очень этому рада.

— И удивлена.

— Немного. А ведь не должна бы удивляться. — Принимая и одобряя его представление о будущем театре, она почему-то разволновалась. — А что будет здесь?

— Ах да, двери. Две двери в переходе. — Тревор рассеянно взял ее за руку, и почему-то ни один из них этого не заметил. Заметили окружающие. — Зал на двести сорок зрителей. Маленький, уютный. Три сектора, два прохода. И главное — сцена. Я вижу тебя на ней.

Дарси молча смотрела на пустое пространство перед собой.

— Боишься? — через пару секунд спросил Тревор.

— Я всю свою жизнь играю так или иначе. Нет, я не сцены боюсь, если ты об этом. Наверное, я должна почувствовать, что ты ждешь от своего театра, и не подкачать. Ты гордишься тем, что делал, что делаешь. Я хочу того же.

А ведь не поэтому она пришла сюда. Она хотела удивить Тревора, пофлиртовать с ним, заставить его думать о ней весь день. Хотеть ее весь день.

— Тревор, мне нравится твой театр, и я с радостью буду петь в нем с братьями, как мы обсуждали. Что касается остального… — Дарси повела плечами, забрала у Тревора пустую кружку. — Тебе придется меня убедить. Сегодня в пабе намечается вечеринка. — Уж она об этом позаботится. — Поужинай у нас. Послушай, посмотри. А после можешь подняться ко мне. Теперь моя очередь угостить тебя вином.

Не дожидаясь ответа, Дарси запустила свободную руку в его шевелюру, подняла голову, едва коснувшись губами его губ и обещая взглядом большее, если он захочет, и не спеша удалилась.

Когда она распахнула дверь кухни, ее окутал аромат свежей выпечки. Яблоки, корица, коричневый сахар. Наверное, Шон объявился, как только она вышла на площадку, и с тех пор не покладал рук. В кастрюле на плите что-то булькало, а братец ловко строгал на толстой доске овощи для своего варева.

Шон мельком взглянул на сестру.

— Блюда дня яблочный пирог и мексиканское чили. И жареная свежая камбала.

Вопреки его ожиданиям Дарси не поспешила в зал, а прошлась к холодильнику, достала бутылку и, отпивая маленькими глотками имбирную газировку, уставилась на брата.

— Что ты думаешь о моем голосе? — спросила она, прекрасно зная, что Шон ответит честно и что его мнению можно доверять.

— Хотелось бы пореже его слышать.

— Я говорю о певческом голосе, дубина.

— Ну, насколько я знаю, он пока еще не растрескал ни одного стакана.

Дарси захотелось стукнуть брата бутылкой по голове, но она еще не все прояснила.

— Я задаю тебе серьезный вопрос, и ты мог бы оказать мне любезность и ответить серьезно.

Шон не услышал в ее тоне ни злости, ни раздражения, а потому опустил нож и повернулся к ней. К ее задиристости он привык, но сейчас в ее глазах светилась несвойственная ей тревога.

— У тебя прекрасный голос, сильный и выразительный, и ты знаешь это не хуже меня.

— Никто не слышит себя так, как другие.

— Я люблю слушать, как ты поешь мои песни. Какой простой и идеальный ответ. Ее взгляд смягчился, и она, отставив бутылку, пылко обняла брата. Не привыкший к ее нежностям, Шон погладил ее по спине. Дарси вздохнула, опустила голову на его плечо.

— Что с тобой, детка?

— Шон, что ты чувствуешь, когда продаешь свою музыку? Когда понимаешь, что ее услышат совершенно незнакомые тебе люди? Это здорово или страшно?

— Ну, немного того и другого. И как-то странно.

— Но ведь в глубине души ты всегда этого хотел.

— Пожалуй. Только это не отменяет ни страха, ни растерянности.

— Я люблю петь, но никогда не мечтала о сцене. Мы поем, когда хочется петь. Как все Галлахеры. — Дарси подняла голову. — Скажи мне еще кое-что. Теперь, когда ты продаешь свою музыку, она не стала казаться тебе работой? Не потерялась ли радость?

— Я боялся этого, но нет. Когда рождается мелодия, это просто мелодия, как и раньше. Ну-ка, посмотри на меня. Что случилось? Что тебя тревожит?

— Тревор хочет, чтобы я записывалась на его студии. Хочет заключить контракт. Он думает, что мой голос будет хорошо продаваться.

Шон мог бы привычно отшутиться — ласково или насмешливо, — но он почувствовал, как ей важно услышать правду.

— Ты будешь лучше всех, и мы лопнем от гордости за тебя.

Дарси шумно вздохнула, хихикнула.

— Но это же не пение в баре или на наших вечеринках. Все серьезно.

— Путешествия, богатство, ты ведь всегда этого хотела. Но все это ты заработаешь сама и только так сможешь стать счастливой.

Дарси потянулась за своей бутылкой.

— С чего это вдруг ты стал таким умным?

— Я всегда был умным. Но ты признаешь это, только когда я говорю то, что ты хочешь слышать.

— Верно. — Дарси сделала глоток, пытаясь за короткое мгновение разобраться в своих мыслях. — Ты и Бренна. Вы в некотором смысле работаете вместе. То есть ты пишешь музыку, а Бренна тебя подталкивает. Ведь это она отослала первую песню Тревору, и получается, что она вроде как твой агент или партнер. Называй как хочешь, от этого ничего не меняется.

Шон проворчал что-то и, взявшись за нож, снова начал строгать овощи.

— Позволь заметить, что она слишком много на себя взяла.

Дарси закусила губу.

— И у вас начались трения?

— Ничего, что нельзя уладить, если она угомонится. — Шон поднял взгляд на Дарси, увидел выражение ее лица и рассмеялся. — Да брось ты переживать, бога ради. Я шучу. Она и в самом деле давит, но когда она давит слишком сильно, я всегда могу настоять на своем. И я никогда не забываю, что она верит в меня. А это важно, важно почти так же, как ее любовь.

Дарси стало не по себе. Она почувствовала щемящую боль в сердце.

— Хорошо, когда в тебя верят. И для начала этого достаточно. Для начала, — тихо повторила она. — А если не начнешь, то и не узнаешь, чем все закончится.

Приняв решение, Дарси сняла фартук с крючка и вышла в зал, а Шон еще несколько секунд озадаченно смотрел ей вслед.

Организовать в пабе вечеринку всегда было несложно: замолвить словечко тут, шепнуть словечко там. И разве найдется лучший способ скоротать дождливый вечер, чем выпить под музыку кружку-другую с друзьями и незнакомцами?

К восьми часам вечера паб был набит битком, только успевай подставлять кружки под краны. Бренна давно переместилась со стройплощадки за барную стойку, Дарси казалось, что она перетаскала горы тушеного мяса ненасытным посетителям, а Тревор Маги — черт бы его побрал — не соизволил почтить паб своим присутствием.

Дарси так сердито хмыкнула, что туристы, которым она подавала напитки, вздрогнули и стали нервно оглядываться.

Из чего же сделан этот ублюдок, если посмел пренебречь ее приглашением на ужин с музыкой и последующий секс? Из камня? Льда? Стали? Дарси хлопнула поднос с пустыми кружками на барную стойку. И добилась полного внимания другого мужчины — Эйдана.

— Дарси, поосторожнее. С такой толпой, как сегодня, вряд ли мы можем себе позволить разбить хоть одну кружку.

— К черту твои кружки, — прошипела Дарси. — Два «Гиннесса», один «Смитти», полпинты «Харпа», два виски и два имбирных эля.

— Пока я наливаю «Гиннессы», отнеси, пожалуйста, воды Джуд и попробуй уговорить ее поесть хоть немного. У нее в последние дни совсем пропал аппетит.

Дарси хотела огрызнуться, ну, хотя бы из принципа, однако невозможно злиться на парня, так трясущегося над своей женой. Поэтому она сбегала на кухню, зачерпнула половником тушеного мяса, прихватила корзинку с хлебом и маслом и бутылку воды, бросила в стакан несколько кубиков льда и отнесла все это на столик Джуд.

— Вот. Ешь. Иначе Эйдан разволнуется, Шон обидится, а я просто сойду с ума.

— Но я…

— Джуд Фрэнсис, я не шучу. Ты должна заботиться о моем племяннике или племяннице. Не хватало еще уморить ее или его голодом.

Джуд опасливо взглянула на Эйдана, поманила Дарси и зашептала, когда та наклонилась:

— В последние дни, дней пять уже, я просто пошла в разнос. Мороженое. Шоколадное мороженое. Ты не поверишь, но я купила и слопала целых два галлона.

Дарси не удержалась от смеха.

— Ну и что? Имеешь право.

— Это же так предсказуемо. Правда, я не ем мороженое с солеными огурцами, ничего такого смешного, но все равно я чувствую себя идиоткой и не могу сказать об этом Эйдану.

— Совершаешь преступление — расплачивайся. — Дарси придвинула миску с мясом. — Одним мороженым ребенка не накормишь. Будь умничкой, поешь мяса и придержи местечко для несносного Маги, а я куплю тебе мороженого. Завтра.

Джуд взялась за ложку.

— Шоколадного. А Маги только что вошел.

— Правда? — Гордость и остатки гнева не позволили Дарси обернуться. Она открыла бутылочку, перелила воду в стакан со льдом. — Давно пора. Что он делает?

— Оглядывается по сторонам, ну, как все мужчины. Тебя ищет. Нашел! О боже, как он на тебя смотрит! Страстно, и по-хозяйски, и чуточку отстранение. С ним парень. Городской пижон. Утонченный, привлекательный. Черный джемпер, слаксы, дизайнерская куртка. Похоже, чувствует себя не в своей тарелке, но осматривается с любопытством.

Джуд машинально сунула в рот ложку.

— Думаю, они друзья. Тот, новенький, по-приятельски положил руку на плечо Тревора, подтолкнул к бару. Трев отрицательно покачал головой, кивнул в нашу сторону. Его друг тебя только сейчас заметил, и у него брови взлетели до шевелюры. Странно, что язык не вывалился.

— Потрясающий репортаж, Джуд.

— Психологи и писатели наблюдательны. А я, слава богу, описываю людей гораздо лучше, чем анализирую. — Джуд повысила голос, чтобы и приближающиеся мужчины ее услышали. — С нетерпением жду сегодняшних выступлений. Я так рада, что успела занять столик.

— Мы бы просто посадили тебя в кресло за стойкой. Ешь скорее мясо, пока не остыло.

— Право, я не… О, привет, Тревор!

Дарси обернулась уже в полной боевой готовности и расплылась в дружеской улыбке.

— Какая удача, что Джуд заняла столик. Я уверена, что она с радостью приютит вас. Сегодня у нас яблоку негде упасть. — Дарси перевела взгляд на мужчину рядом с Тревором и с удовольствием отметила восхищение в его глазах. — Добрый вечер!

— Дарси Галлахер, Джуд Галлахер. Найджел Келси. Мой друг.

— Приятно познакомиться.

— Тревор не предупредил, что я попаду в плен к красавицам. — Сначала Найджел склонился над рукой Джуд, затем поцеловал пальчики Дарси.

— Ты привез нам соблазнителя, Тревор. Присаживайтесь, Найджел, и скажите, что хотели бы выпить. Но придется немного подождать, бармены совсем с ног сбились.

— Джин с тоником, — решил Найджел.

— Тебе, Джуд, чай с лимоном?

— Да, спасибо.

— Пинту «Харпа», — попросил Тревор.

— Отлично. Сегодня изумительное тушеное мясо, если вы голодны.

— И даже если нет, — пробормотала Джуд, но только когда Дарси отошла.

— Итак, вы американская писательница, которая вышла замуж за местного владельца паба, — уточнил Найджел, подвигая к себе табурет.

«А ты похож на парня, который вместо богемной тусовки попал на деревенские танцы», — подумала Джуд, но вслух, разумеется, сказала совсем другое:

— Я приехала из Америки, уже здесь обнаружила в себе писателя, вот в такой последовательности. А вы из Англии? — Последнее ей подсказал его акцент.

— Родился и вырос в Лондоне. Тревор не ошибся. — Найджел обвел взглядом зал. — Похоже на кинодекорации, но чувствуется подлинность. Почти идеально.

— Нам тоже нравится так думать.

— Найджел не высокомерный. — Тревор примостился рядом с Джуд на узком диванчике. — Он просто дурак.

— Я хотел сказать комплимент. В английских пабах, особенно городских, более сдержанная атмосфера. И там точно не найти официанток, похожих на голливудских звезд. — Найджел развернулся на табурете, снова посмотрел на Дарси. — Кажется, я влюбился.

— Круглый дурак! Вы совсем не едите, Джуд. Дарси перехвалила мясо?

— Нет. — Джуд с виноватым видом зачерпнула еще одну ложку. — Рагу замечательное. Просто я не голодна. У меня… ммм.

— Неудержимая тяга к чему-то? — Джуд покраснела, и Тревор рассмеялся. — Моя сестра все три беременности завтракала рулетами с инжирным джемом. Она ела их дюжинами.

— В моем случае это шоколадное мороженое вместо вечернего чая. Ем галлонами. — Джуд с опаской оглянулась на Эйдана. — Я еще не призналась в преступлении. Эйдан боится, что я отощаю. — Она положила ладонь на живот. — Если бы!

— Ваши джин с тоником и «Харп». — Дарси поставила заказ на столик. — Так вы поужинаете с нами?

— Тушеное мясо, — опередил Тревор Найджела. — Ты споешь?

— Возможно. — Дерзко подмигнув, Дарси упорхнула прочь.

— Я хотел заглянуть в меню, — пожаловался Найджел.

— Ты должен спасти даму в беде. Если мы будем есть то же самое, то сможем незаметно поделить ее порцию.

— Да благословит вас бог, — с чувством произнесла Джуд и подвинула Тревору корзинку с хлебом.

Музыка зазвучала, как только им принесли мясо. Сначала заиграли двое — на скрипке и свистульке — из компании, собравшейся за центральным столом, заставленным кружками, стаканами и пепельницами.

Разговоры в зале не прекратились, но стало потише. Тот стол обслуживала Дарси. Тревор видел, как она убирала пустую посуду, заменяла переполненные пепельницы чистыми. Старик с маленькой гармоникой шлепнул ее по попке — так взрослый мог бы шлепнуть ребенка — и, притоптывая одной ногой, подхватил мелодию, расцветив ее новыми красками.

— На скрипке играет Брайан Фицджералд, — сообщила Джуд. — Мы в некотором смысле родня. На свистульке — юный Коннор, а на гармонике — Мэтт Маги, похоже, Тревор, ваш родственник. Девушка с гитарой — Пэтти Райли, вторая скрипачка мне незнакома. Наверное, не местная, иначе я бы ее знала.

Найджел кивнул, попробовал мясо.

— Вы часто приглашаете чужаков на такие неформальные вечеринки?

— Почти всегда. Галлахеры славятся своими музыкальными вечерами, формальными и неформальными. — Джуд с благодарностью посмотрела на Тревора, запросто переложившего несколько ложек мяса из ее миски в свою и Найджела. — Я бы назвала ребенка в вашу честь, но, боюсь, Эйдан неправильно поймет.

— Это не подвиг. Шон — кулинарный гений.

— Я думал, что Трев преувеличивает кулинарные таланты нашего последнего приобретения, — подхватил Найджел, налегая на мясо. — Пора бы научиться ему доверять. Он никогда не ошибается.

Сначала Найджела отвлек смех — непринужденный, женский, чувствительный. Он оглянулся, увидел, как Дарси положила ладонь на плечо старикана с гармоникой, отсчитала такты, притоптывая ногой, и запела:

Бродил я как-то по горам
И встретил Фаррела там.
Он денежки свои считал
Вдали от глаз людских.

Найджел отложил ложку и отключился от гула негромких голосов в зале, вслушиваясь в слова и мелодию.

Я пистолет тогда достал.
— Гони-ка деньги ты, наглец, —
Я так ему сказал.

Песня была веселая, ритмичная, с дерзкими словами и требовала не столько хорошего голоса, сколько умения управлять им, но Найджелу хватило и первого куплета.

Он посмотрел на Тревора, кивнул:

— Да, ты никогда не ошибаешься.

За первой дерзкой песенкой последовали рилы и джиги, вальсы и баллады с солистами и без. Когда в зале наконец появился Шон, Найджел впервые увидел всех троих Галлахеров вместе.

— Потрясающие гены, — прошептал он, и Джуд просияла.

— Правда, они все красавцы? А как поют! — добавила она, когда трио запело старинную воинственную песню ирландцев.

Джуд увлеченно слушала родственников, однако от нее не ускользнул взгляд, которым обменялись Найджел и Тревор. Она поняла, что мужчинам необходимо поговорить, но при ней они говорить не будут. Ну что же, она перед ними в долгу. Когда песня закончилась, Джуд легко похлопала по руке Тревора.

— Пойду выпью чай в тишине на кухне. — «А потом ускользну домой через заднюю дверь», — мысленно добавила она. — Спасибо за компанию и спасение. Рада была познакомиться с вами, Найджел. Желаю хорошо провести у нас время.

Джуд попыталась встать — не получилось, — и она снова испытала благодарность к Тревору, который помог ей подняться на ноги. Не удержалась и поцеловала его в щеку.

— До свидания.

Поскольку общий шум перекрыла дуэль скрипок, Найджел не стал долго ждать. Его прорвало, как только Джуд отошла на пару шагов и, в общем-то, еще могла его услышать.

— Они золотая жила.

— Возможно. Но Эйдан не бросит паб, да и Шон тоже. — Тревор все цедил первую кружку пива. — Они выступят здесь и на студии запишутся. Ради семьи, ради репутации Галлахеров, но на постоянной основе? Нет.

— Ты ничего не сказал о Дарси.

— Я пытаюсь ее убедить. Она тоже предана пабу и братьям, но она грезит о красивой жизни и богатстве. Мне нужно внушить ей, что одно не помешает другому. — Тревор побарабанил пальцами по столу, удивился, когда один из скрипачей передал Дарси скрипку, но решил, что сам потом сходит к барной стойке за очередным бокалом пива.

— С такой внешностью, с таким голосом, и, боже милостивый, только послушай, как она играет. Она может получить все, что захочет, — зачарованно прошептал Найджел.

— Я знаю. — Тревор задумчиво кивнул и признался себе, что слова друга его не обрадовали. — И поверь мне, она получит.

— Значит, не наивная ирландская девушка? И все же на моей памяти ты всегда своего добивался. Ты подпишешь с ней контракт, Трев. — Найджел достал сигарету из почти пустой пачки, закурил, посмотрел на друга сквозь облачко дыма. — Что еще ты хочешь от нее?

Тревор внутренне съежился.

— Сам пока не решил.

— Если решишь сохранить только деловые отношения, я не возражал бы… — Найджел осекся. Если бы взгляды могли убивать, его труп уже валялся бы на полу паба. — Молчу, молчу. Схожу-ка я к стойке, закажу еще джина с тоником.

— Хорошая мысль.

— Согласен. Кажется, мы с первого семестра в Оксфорде не дрались за девушку, и она все равно досталась тебе. — Найджел поднялся, кивнул на пустой бокал Тревора. — Еще пинту?

— Нет, спасибо. Хотелось бы сохранить ясную голову. И, Найджел, пусть твой джин будет на сегодня последним, хорошо? В коттедж ты вернешься на моей машине один.

— Понимаю. Удача всегда была на твоей стороне.

«Одной удачи, чтобы справиться с Дарси Галлахер, мне явно не хватит», — с тоской подумал Тревор.

Он ждал в уютной комнатке, которую Дарси любовно называла маленькой гостиной. Красивые вещицы, запахи, ненавязчиво напоминавшие о ней, лишь усугубляли его нетерпение и смутную тревогу.

Ему не нужны были напоминания, ему была нужна Дарси.

Ее квартирка была очень женской, но никаких рюшечек-оборочек-воланчиков, все со вкусом, все элегантно. На диване в художественном беспорядке разбросаны шелковые подушки. Тревору и в голову бы не пришло, что Дарси сделала их своими руками. В высокой изящной вазе цветы на длинных стеблях.

Картина на стене: русалка с мокрыми черными волосами, струящимися по обнаженному телу, триумфально взметнувшемуся над морем, — ослепительно красивая, чувственная и в то же время каким-то образом создающая впечатление невинности. Картина была написана без претензий и довольно талантливо, а если присмотреться — Тревор и присмотрелся, — обнаруживалось несомненное сходство с Дарси. В очертаниях лица, в изгибе чувственных губ.

Тревор решил, что Дарси позировала для этой картины, и почувствовал нестерпимое желание придушить художника.

А вот это уже серьезная проблема, не менее серьезная, чем неослабевающее влечение к модели, особенно если питаешь стойкое отвращение к ревности и собственническим чувствам.

Необходимо отступить, стряхнуть сексуальное наваждение, не отпускавшее его с того самого мгновения, как он увидел ее в чертовом окне.

Дарси открыла дверь, и наваждение захлестнуло его с новой силой.

— Ты отправил Найджела домой одного? — Дарси прикрыла за собой дверь и прислонилась с ней спиной.

— Он большой мальчик.

Дарси защелкнула замок.

— Надеюсь, ты предупредил, чтобы он не ждал тебя.

Тревор подошел к ней.

— Ты ни разу не присела. Провела на ногах весь вечер.

— И они не дают мне забыть об этом. Тревор подхватил ее на руки. Дарси уткнулась лицом в его шею.

— Уже лучше.

— Детка, то ли еще будет.

15

— Кофе.

Разве кто-нибудь может бодро смотреть на мир после всего лишь трех часов сна? Секс приносит удовлетворение, еда поддерживает силы, любовь воодушевляет, но без кофе — это ничто.

Особенно в половине шестого утра.

Тревор принял душ, натянул джинсы и понял, что не сможет больше сделать и шага без живительной влаги.

— Кофе, — повторил он прямо в ухо Дарси, уткнувшейся лицом в подушку. — Пожалуйста, намекни мне, где кофе.

— Мм. — Дарси лениво повернулась, одной рукой обвила его шею. — Слишком рано.

— Для кофе никогда не бывает слишком рано или слишком поздно. Дарси, умоляю, просто скажи, где у тебя кофе.

Дарси приоткрыла глаза, еще зачарованная воспоминаниями прошлой ночи. Это и спасло Тревора, нависшего над ней в предрассветном тумане, от ее ярости.

— Тебе нужно побриться. — Она приподняла свободную руку, провела ладонью по его щеке. — Ты сейчас такой грубый, мужественный и опасный. Возвращайся в постель.

Секс с красивой женщиной или кофе? Безумно трудный выбор. Может, один из самых трудных. Мужчина, который может получить и то и другое, — король. Однако необходимо правильно расставлять приоритеты: в первую очередь — жизненно важное.

— Ясно. Не хочешь говорить — покажешь.

Его руки скользнули под одеяло, под теплое расслабленное тело и выдернули его из кровати.

Дарси не сразу поняла, что он несет ее на кухню.

— Тревор! Я голая!

— Да что ты говоришь? — Он с усмешкой посмотрел на нее. — Ну надо же! Кофе, Дарси, и весь мир у твоих ног.

Дарси возмущенно фыркнула.

— Так я и поверила! Хотя чудеса случаются. — Она показала на буфет и тут же взвизгнула: Тревор посадил ее, теплую и голую, на холодный рабочий стол. — Идиот!

— Не вижу.

— Мужчины никогда не видят то, что у них перед глазами. — Продолжая бормотать проклятия, Дарси повернулась, отодвинула в сторону пару банок. — Вот. Если бы я была змеей, укусила бы тебя. Может, ты еще и думаешь, что я сварю тебе кофе?

Отличная мысль. Обнадеженный, Тревор наклонился и легонько сжал зубами ее прелестно надутые губы.

— А сваришь?

Если бы он не был сейчас таким красивым — с влажными после душа, блестящими волосами, с потемневшим от щетины лицом, с затуманенными после короткого сна изумительными серыми глазами, она точно треснула бы его банкой.

— Ну, черт с тобой! Только схожу за халатом.

— Зачем?

Дарси прищурилась.

— Мне холодно.

— А, веская причина. — Тревор кивнул. — Я принесу. — Он снял ее со стола, поставил на ноги, чмокнул в лоб и отправился на поиски халата.

Зевая во весь рот, Дарси наполнила водой чайник, достала кувшин и фильтр. Когда Тревор наконец вернулся, она отмеряла кофе, подрагивая от холода.

Дарси закуталась в халат, а Тревор с подозрением наблюдал за ее манипуляциями.

— Придется купить тебе кофеварку.

— Я нечасто варю кофе, так что покупка не оправдается. Обычно я начинаю свой день с чая.

— Но это же… извращение.

— Моя маленькая слабость. Так приятно найти в себе хоть одну. Не дуйся. Осталось только подождать, пока закипит чайник. — Дарси приподнялась на цыпочки, потянулась за кружкой, встряхнула головой, отбрасывая назад спутанные волосы, и выглядела при этом так, что у него закружилась голова от…

Просто закружилась голова, твердо сказал он себе. Только от красоты и закружилась.

— Даже не мечтай, что я приготовлю тебе завтрак.

Он должен был коснуться ее, чтобы не умереть. Только коснуться. Поэтому он обхватил ее, прижал к себе, коснулся губами шеи и прошептал:

— Вредина.

Ее сердце остановилось и снова забилось словно через силу. Его неожиданные нежные объятия оказались слаще и интимнее самого безумного секса. Дарси крепко сжала веки и попыталась придать голосу необходимую беспечность:

— Ты по утрам всегда такой ласковый?

Обычно нет. Он бы задумался над этим, если бы не чувствовал такого тихого счастья, просто обнимая ее.

— Я ласков с любой женщиной, которая заваривает мне кофе. А если она еще приготовит мне завтрак, я ее раб.

— Должно быть, нью-йоркские официантки дерутся за право обслуживать твой столик. — Дарси положила ладони на обнимающие ее талию руки. Ей захотелось сполна насладиться краткими мгновениями иллюзии спокойной, почти семейной любви. — А мне раб ни к чему. Что найдешь из съедобного, все твое.

Тревору пришлось довольствоваться ломтиком хлеба, поскольку ничего другого у нее не нашлось, и, прислонившись к рабочему столу, он терпеливо ждал, пока тостер выплюнет его завтрак.

— Господи, — благоговейно прошептал он. — Как можно жить, не вдохнув с утра этот аромат? — Он с жалостью посмотрел на Дарси. — И как можно сравнивать кофе с чаем?

— Вы, янки, пьете столько кофе, что уже не разбираете, так ли хорош его вкус, как запах.

— Какое кощунство! В Нью-Йорке в двух кварталах от моего дома есть маленькое кафе. От их кофе на мужские глаза наворачиваются слезы благодарности.

— Ты скучаешь. — Ему удалось ее соблазнить, и Дарси налила кофе и себе. — По вашим закусочным, по городской суете. — Открыв холодильник, Дарси достала пакет со сливками. — Что еще осталось в Нью-Йорке, чего тебе не хватает?

Тостер наконец выплюнул ломтик хлеба.

— Рогалики.

— Рогалики? — Дарси застыла с маслом и джемом в руках. — Мужчина с твоими возможностями из всего, что есть в Нью-Йорке, скучает только по кофе и рогаликам?

— Сейчас я заплатил бы сотню долларов за свежий рогалик. И не в обиду вашему ирландскому пресному хлебу будь сказано, с рогаликами ему не сравниться.

— Ты меня удивил.

Тревор хотел было пошутить, но изумительный аромат, наполнивший кухню, подал ему идею, которой не следовало пренебрегать.

— Нью-Йорк, разумеется, может предложить гораздо больше, чем кофе и рогалики, хотя я все равно не стал бы от них отказываться. — Тревор положил свой тост на тарелку, протянутую Дарси. — Рестораны, театры, выставки, а из материального… там можно купить все, что вообще продается. Тебе бы понравилось.

— Потому что я меркантильна?

— Потому что, если ты знаешь, чего хочешь, там просто невозможно не найти это. Спасибо. — С глубочайшей благодарностью он взял из ее рук кружку. — Этот город будет у твоих ног, если ты подпишешь контракт с «Кельтской музыкой».

Итак, прощай, близость, здравствуй, бизнес. И прочь сожаления.

— А зачем мне Нью-Йорк?

— За тем же, что и Дублин, Лондон, Чикаго, и Лос-Анджелес, и Сидней. Любой другой город. Концерты, реклама, общение.

Дарси добавила сахар и сливки в свой кофе.

— Как ты можешь столько обещать, если не знаешь, как пройдет звукозапись, как я выступлю, смогу ли соответствовать той жизни, которую придется вести?

— Я знаю. Это моя работа.

— Тревор, у тебя много деловых интересов, и не сомневаюсь, ты прекрасно справляешься с любым делом, но у меня есть только это. И ты хочешь, чтобы я изменила свою жизнь, полагаясь лишь на твое слово. Я слишком многим рискую только потому, что тебе нравится мой голос.

Она подняла руку, предотвращая его возражения.

— Ты тоже рискуешь, я понимаю. Ты вкладываешь в меня деньги, но это твой бизнес, верно? Если одна инвестиция не оправдалась, прибыль принесет другая, так что в целом потери будут невелики. Раздражение, разочарование, но не жизнь.

— Я понял, — помолчав, произнес Тревор. — Одевайся.

— Прости, не поняла.

— Одевайся. Кажется, я знаю, как тебя успокоить. — Он взглянул на часы, висевшие на стене. — Только быстро.

— Ну ты и наглец. Раскомандовался! Да еще в шесть утра.

Тревор хотел было полюбопытствовать, при чем тут, черт побери, время, но мудро рассудил, что споры приведут лишь к тому, что она вообще не сдвинется с места.

— Прости. Будь добра, поедем со мной. Это не займет много времени, но поможет тебе принять верное решение.

— А ты шустрый парень. Хорошо, я поеду, раз уж все равно встала в такую рань. Но запомни: я на тебя не работаю и не собираюсь прыгать на задних лапках по первому твоему щелчку.

Дарси развернулась и гордо прошествовала в спальню, а Тревор, совершенно довольный, остался приканчивать скудный завтрак.

Второй раз за утро ему пришлось кого-то будить, правда, в этом случае удовольствия он не получил.

— Черт, черт, черт! — орал Найджел. — Если твоя дамочка вышибла тебя из постели посреди ночи, ложись на диване. Я не встану и местом не поделюсь.

— Я не собираюсь ложиться. Я хочу, чтобы ты выкатился из кровати. Дарси внизу.

Один из крепко закрытых глаз Найджела приоткрылся.

— То есть ты со мной делишься?

— Потом напомни, что я должен тебя поколотить, а сейчас встань, оденься и постарайся выглядеть прилично.

— Никто не выглядит прилично в… Господи, в половине седьмого утра!

— Найджел, у меня действительно нет времени. — Тревор развернулся и вышел из спальни. — Пять минут.

— Хотя бы свари чертов кофе! — крикнул Найджел.

— Я больше варить кофе не буду, — твердо заявила Дарси, когда Тревор спустился в прихожую. Всю дорогу она возражала, не умолкая, а сейчас сложила руки на груди и смерила Тревора непреклонным взглядом.

— Ради бога! — Он схватил ее за руку и поволок к кухне. — Хочешь чаю?

— Ты не заткнешь мне рот чашкой паршивого чая. Ты даже не дал мне времени подкрасить губы.

— Тебе это ни к чему.

— Боже мой, только мужчина может сморозить такую глупость и считать ее комплиментом, — прошипела Дарси.

Тревор поставил на плиту чайник, повернулся к Дарси и размеренно, словно пытаясь вбить свою мысль в ее упрямую голову, произнес:

— Ты самая красивая женщина, какую я когда-либо видел. А я видел много красивых женщин.

Дарси фыркнула и плюхнулась за стол.

— Лесть тебе не поможет.

Удивив и себя, и ее, Тревор подошел к ней, обхватил ладонями ее голову и повернул к себе.

— Когда я смотрю на тебя, у меня перехватывает дыхание. Дарси, это не лесть, а жестокая реальность.

Ее бедное сердце затрепетало, и она ничего не смогла с собой поделать.

— Тревор, — прошептала она, притягивая его к себе, прижимаясь губами к его губам.

Словно молния пронзила ее. Любовь, и страсть, и еще не высказанные желания. На одно краткое мгновение она почувствовала ответную дрожь, и мир вокруг взорвался.

Дарси могла бы поклясться, что услышала музыку. Романтичные переливы арфы, победную песню труб, грохот барабанов. И ее полустон-полувздох, всего одна нота, прозвучавшая неземной мелодией.

— Простите, что прерываю, — сухо произнес Найджел от дверей. — Но ты приказал мне поспешить.

Свет заколебался, померк. Все еще обнимая ладонями ее лицо и глядя ей в глаза, Тревор отстранился и отошел. И музыка смолкла.

— Да. — Что-то неуловимое, ускользающее металось в его голове, в его сердце. Он потер грудь и даже через рубашку почувствовал странное тепло диска.

За его спиной засвистел вскипевший чайник, засвистел так отчаянно, словно оплакивал рухнувшие надежды. Тревор быстро выключил газ, еле сдерживая необъяснимый бессмысленный гнев.

— Доброе утро, Дарси. — Найджелу показалось, что воздух трещит от напряжения, но он сохранил вежливое выражение лица. — Позвольте угостить вас кофе, когда он будет готов.

— Спасибо, я уже пила кофе. После того, как меня грубо вытащили из постели.

— Ах! — Пытаясь с честью выйти из затруднительного положения, Найджел сел за стол напротив Дарси. — Если уж на нашего Тревора найдет, никому не поздоровится. Он неумолим, как прилив.

— Да неужели?

— Истинная правда. — Найджел закурил первую за утро сигарету. — Вы просто ловите волну или тонете. Разумеется, это всего лишь один из его способов делать то, что он хочет и когда он хочет.

Дарси повеселела.

— Расскажите побольше.

— Ну, он обычно идет напролом. Обходные пути ищет редко, только если ему выгодно. Кое-кто назвал бы его грубым и, скажу вам по секрету, не сильно ошибся бы. — Найджел умолк, выдохнул сигаретный дым. — Но он любит мамочку.

— Заткнись, Найджел, — приказал Тревор, услышав смех Дарси.

— И не подумаю, пока не получу кофе.

— О! Вы смеете ему перечить?

— Меня он тоже любит. — Найджел бросил на возившегося у плиты Тревора пламенный взгляд. — Как меня не любить?

— Мне самой вы нравитесь все больше и больше. Что еще я должна знать об этом безжалостном парне, который любит свою мамочку?

— У него острый ум, преданное, но непокорное сердце. Он щедрый, но никому не позволяет этим злоупотреблять. Он восхищается профессионализмом, честностью, творческими способностями. И знаменит своим трепетным отношением к дамам.

— Достаточно. — Стараясь не демонстрировать свое раздражение, Тревор поставил перед Найджелом кружку с кофе.

— Ой, но ведь он только что начал, — возразила Дарси. — И тема такая увлекательная.

— У меня есть другая, более интересная для тебя. Найджел возглавляет лондонский филиал «Кельтской музыки». Как бы он ни раздражал меня на личном уровне, его профессионализм безупречен.

— Истинная правда, — подтвердил Найджел, осторожно пробуя кофе.

— Вчера в пабе ты слышал, как поет Дарси. Без микрофонов, фильтров, аранжировки, репетиций. В самой естественной обстановке. Твое впечатление?

— Она очень хороша.

— Найджел, мы сейчас не ведем переговоры, не выторговываем выгодные условия. Скажи честно, что ты подумал, когда ее услышал.

— Ладно. Видите ли, Дарси, в моей профессии один раз в жизни натыкаешься на бриллиант, нет, в вашем случае на сапфир, поскольку он больше подходит к вашим глазам. Редкая драгоценность. Вот что я услышал вчера в «Пабе Галлахеров». И я хотел бы вставить этот драгоценный камень в достойную оправу.

— Объясни ей подробнее, что такое твоя оправа, а мне пора на стройку. Я и так уже опоздал. — Тревор схватил ключи от машины с рабочего стола, куда накануне бросил их Найджел. — Дарси, машину я оставляю тебе.

Она тупо уставилась на ключи.

— Спасибо, но я пройдусь пешком. Прочищу мозги.

— Как хочешь. — Тревор наклонился, положил руки ей на плечи. — Мне пора.

— Иди, не беспокойся. Загляни на ланч в паб, раз уж ты так плохо позавтракал.

— Если будет время. — Он поцеловал ее в макушку, повернулся к Найджелу: — И ты потом приходи на стройку. Прогулка только пользу принесет твоим городским изнеженным ножкам.

— Спасибо за приглашение. — Когда Тревор вышел, Найджел поднялся, чтобы подлить себе кофе. — Дарси, вы точно не хотите кофе?

— Нет. Спасибо.

Найджел вернулся за стол, улыбнулся:

— Итак…

Дарси протянула руку, останавливая его.

— Извините. У меня вопрос. Вы сказали бы то, что сказали пару минут назад, если бы я не спала с Тревором? Только честно. Поверьте, я ему ничего не скажу, но правда для мне очень важна.

— Хорошо. Правда так правда. Мне было бы гораздо легче и спокойнее сказать вам то, что я сказал пару минут назад, если бы вы не спали с Тревором.

— Я бы тоже это предпочла, но мы имеем то, что имеем. Надеюсь, и вы мне поверите, если я скажу, что сплю с Тревором не ради выгодного контракта.

— Ясно. — Найджел помолчал, обдумывая ее слова. — Значит ли это, что от профессиональных отношений вас удерживают отношения личные?

— Я не знаю. Надеюсь, он не заводит личные отношения со всеми исполнительницами? По-моему, это не его стиль.

— Вы правы. — «Интересно, — подумал Найджел. — Нет, захватывающе». Если его догадки верны, эта женщина влюблена. — Никогда не слышал, чтобы он связался с кем-нибудь ради подписания выгодного контракта. Ничего подобного за ним не водится.

Хорошо, но для нее ставка все равно велика. Самая большая ставка в ее жизни.

— Если я подпишу контракт с «Кельтской музыкой», что я должна буду делать?

Найджел расцвел своей самой обаятельной улыбкой.

— О, Тревор ожидает всего. И он это получает.

Дарси немного расслабилась и рассмеялась.

— Тогда просветите меня насчет самого лучшего и самого худшего.

— Вам придется иметь дело с продюсерами, дирижерами, музыкантами, рекламщиками, самыми разными консультантами и их помощниками. Нам ведь нужен не только ваш голос, но весь комплект, так сказать, а у каждого свои представления о вашем образе и свои к нему требования. Однако мне кажется, что вы умны и прекрасно сознаете свои сильные и слабые стороны, а потому знаете, что ваш образ почти идеален.

— Вы хотите сказать, что, если бы я была безобразной жабой и не могла бы связать пары слов, вы сумели бы все исправить?

— Или использовать недостатки. Вы бы изумились, увидев, что продуманная рекламная кампания может сотворить с недостатками. Однако несмотря на все ваши достоинства, работа будет тяжелой, ненормированной, и не всегда все будет так, как захотите вы. Усталость, раздражение, отчаяние, растерянность и стрессы станут вашими постоянными спутниками… Вы вспыльчивы?

— Я? — Дарси энергично похлопала ресницами. — Конечно, вспыльчивая.

— Тогда прибавим взрывы, истерики, дурное настроение… и это только пока мы будем записывать первый диск.

Дарси облокотилась о стол, подперла подбородок рукой.

— Найджел, вы мне нравитесь.

— Взаимно, поэтому я скажу вам то, о чем умолчал бы, если бы вы мне не нравились. Если ваши отношения с Тревором продолжатся, пойдут разговоры. И не все они будут для вас приятны. Найдутся завистники и злопыхатели. Начнут говорить, что вы получили контракт только потому, что трахаетесь с боссом. И говорить будут не только за вашей спиной. Вам будут намекать на это мелко и мстительно. Придется нелегко.

— И ему тоже.

— С ним связываться не посмеют, разве только полные идиоты, а мелочные завистники редко бывают идиотами. Разумеется, вы всегда сможете поплакать на его плече.

Дарси вскинула голову, ее глаза вспыхнули.

— Я никогда не плачу на мужских плечах.

— Не сомневаюсь, — тихо сказал Найджел. — Но если захочется, надеюсь, вы воспользуетесь моим.

Дарси была рада, что решила вернуться в деревню пешком. Самые разные мысли теснились в ее голове. Сколько времени уйдет на то, чтобы привести их в порядок, отделить одну от другой, все обдумать, она не знала. Знала только, что сделать это ей придется.

Она спросила себя, как поступила бы, если бы между ней и Тревором не было ничего, кроме его делового предложения. Ответ пришел быстрее, чем она ожидала. Она бы приняла его предложение. Она сломя голову бросилась бы в потрясающее приключение, которое было бы только началом других приключений. Если бы ее постигла неудача, ничего страшного, ничего постыдного, но если бы она добилась успеха, то получила бы в награду роскошную жизнь, о которой всегда мечтала.

И только потому, что умеет петь. Даже сейчас в это верилось с трудом.

Тяжелая работа, о которой говорил Найджел, ее не слишком беспокоила. Дарси никогда не боялась тяжелой работы, но понимала, что ее тревожит: она начисто лишена творческих амбиций, она мечтала путешествовать, но не мечтала петь на сцене. А может, и к лучшему? Может, без груза честолюбия она получит подлинное удовлетворение и все, к чему стремилась?

У нее будет полно денег. Она сможет, не скупясь, тратить их на себя, на свою семью и друзей.

О, тратить деньги она любила, с этим у нее никогда не возникало проблем.

Все было бы прекрасно, если бы между ней и Тревором не было ничего личного, ничего столь жизненно важного для нее.

Надо заставить его влюбиться!

Самое досадное, она понятия не имела, достигла ли в этом деле каких-нибудь успехов. Этот парень слишком сдержан, его не так-то легко расколоть. Нахмурившись, Дарси выдернула из живой изгороди цветок фуксии, разодрала его в клочья и с удивлением обнаружила, что свернула в сторону, но возвращаться не стала.

Почему, когда она наконец по-настоящему влюбилась, то отдала свое сердце мужчине, ею не ослепленному, который не прыгал вокруг нее, как ласковый щенок, всегда готовый ей угодить? Мужчине, который не обещал ей весь мир на серебряном блюде, хотя, если вспомнить, у тех, кто обещал, не было ни серебряного блюда, ни всего мира.

Может, если бы он вел себя как остальные ее воздыхатели, она бы в него и не влюбилась, но сейчас речь не об этом. Она влюблена, так почему бы и ему не полюбить ее? И все будут счастливы.

Черт бы побрал этого упрямца!

Неужели, поцеловав ее на кухне коттеджа на Эльфийском холме, он не почувствовал ее любовь? Неужели не почувствовал, как ее сердце выскочило из ее груди и упало в его ладони? О, если бы она смогла это остановить, то избавилась бы от презрения к самой себе.

А как не презирать себя за то, что в первый и единственный раз, когда она решила открыть душу мужчине, он просто не захотел туда заглядывать?

Дарси отшвырнула разодранный цветок. Ветер подхватил истерзанные листки, как разноцветные конфетти, и, кружа, унес к вершине холма.

Ничего, она и с этим справится. Рано или поздно Тревор попадется в ее сети. Неужели она не сумеет влюбить его в себя? Он и оглянуться не успеет, как она станет богатой и знаменитой. И замужней.

За поворотом узкой дороги яркий свет брызнул ей в лицо. Дарси замигала, прикрыла глаза ладонью, как козырьком, и увидела сияющую серебром фигуру.

— С добрым утром, красавица Дарси.

Сердце будто споткнулось. Она медленно опустила руку. Не солнце ослепило ее. Солнечный свет, спрятанный за плотными облаками, придавал небу стальной, как глаза Тревора, оттенок, а источником магического сияния был мужчина, стоявший на холме в тени высокой древней башни.

— Я слышала, вы обычно прогуливаетесь у источника Святого Деклана.

— О, у меня нет особых предпочтений, все зависит от обстоятельств. А вы редко здесь появляетесь.

— У меня тоже нет особых предпочтений. Все зависит от обстоятельств.

В глазах эльфа засверкали веселые искры. Яркие, как его серебряное одеяние.

— Ну, раз уж мы оба здесь, не хотите ли прогуляться со мной?

Чугунная калитка распахнулась, хотя он даже не коснулся ее.

— Все мужчины одинаковы. Что эльфы, что люди. Любите же вы покрасоваться. — Ее стрела попала в цель. Эльф нахмурился, и довольная Дарси проскользнула мимо него в калитку. — А я все думала, когда же вы соизволите поговорить со мной.

— Вы не оправдали моих ожиданий. — Кэррик остался доволен ее разгневанным взглядом. Теперь они квиты. — Я был уверен, что женщина с вашими талантами, если захочет, очарует любого мужчину, но вы до сих пор не поймали на крючок Маги.

— Тревор не рыба. И с чего вы взяли, что он должен влюбиться в меня чуть ли не с первого взгляда?

— Слишком много в нем американской практичности и слишком мало ирландской романтики, вот в чем его проблема. — Раздосадованный и собственным просчетом, и упреком Дарси, Кэррик подошел к ней, вернее, вдруг оказался рядом с ней. — Я его не понимаю. Если его кровь не вскипела, как только он увидел вас, то я ушастый заяц. К этому времени он уже должен был сделать вам предложение. — Взгляд Кэррика чуть не прожег Дарси насквозь. — Вы же хотите его, не так ли?

— Если бы не хотела, никогда не позволила бы ему дотронуться до меня.

— До вашего тела? Неужели он не затронул ваше сердце?

Дарси отвернулась, посмотрела вниз на деревню.

— Ваша магия не помогает вам заглянуть в мое сердце?

— Мне нужны ваши слова. На личном горьком опыте я познал власть слов.

— Мои слова для него, не для вас. Я произнесу их по собственному решению, а не по вашему желанию.

— О, великий Финн, я знал, что с вами придется помучиться.

Кэррик задумчиво потер подбородок, загадочно улыбнулся и вскинул руки. Воздух задрожал, подернулся рябью, как поверхность воды, в которую бросили камень. Где-то вдали появились контуры, сначала размытые, затем все более четкие. Их становилось все больше, они обретали цвет, приходили в движение. Нежный шепот моря превратился в рокот, словно вдруг родились и столкнулись тысячи звуков.

— Смотрите, — приказал Кэррик, но Дарси уже, как зачарованная, смотрела на высокие здания и оживленные улицы, появившиеся там, где только что была деревня. — Нью-Йорк.

— Дева Мария. — Дарси отступила, испугавшись, что ненароком упадет в тот необъятный, чудесный мир. — Какой огромный город.

— Вы могли бы владеть им, владеть лучшим, что в нем есть. Его магазины полны сокровищ.

Перед широко распахнутыми глазами Дарси возникли витрины со сверкающими драгоценностями и элегантной одеждой.

— Изысканные рестораны, — продолжал соблазнять Кэррик.

Дарси словно вплыла в зал дорогого ресторана. Белоснежные скатерти, экзотические цветы, мерцание вина в хрустальных бокалах.

— Роскошная квартира.

Сияние натертого до блеска паркета, плавные изгибы лестницы, окно во всю стену, пламенеющие далеко внизу кроны деревьев.

— Пентхаус Тревора. Он мог бы стать вашим. — Кэррик пристально наблюдал за сменой выражений на лице Дарси. Благоговение, восхищение, желание. — И это не все, что у него есть. Летний дом в шикарном местечке под названием Хэмптонс, вилла на итальянском побережье, миленькая квартирка в Париже, городской особняк в Лондоне.

Деревянный дом у голубой воды, сверкающий широкими окнами и свежей краской. Еще один, бледно-желтый под красной черепичной крышей, словно парящий на вершине утеса над другим бирюзовым морем. Очарование старого камня и изящных кованых балконов на парижской улице. И уже знакомый ей величественный лондонский особняк. Все они промелькнули перед ее глазами, вызвав головокружение.

— Все это принадлежало бы вам. Все, о чем другие женщины могут только мечтать.

— Я не могу сосредоточиться. — Ноги больше не держали ее, и она опустилась на землю. — У меня голова кругом идет от всего этого.

— Чего вы хотите? — Не сводя с Дарси глаз, Кэррик раскрыл серебряный кошель, перевернул, и на землю хлынул поток сверкающих синих камней. — Я предложил это Гвен, но она отвернулась от них и от меня. Вы бы отвернулись? — Дарси растерянно качала головой. — Он подарил вам драгоценный браслет, и вы его носите.

— Я… — Дарси погладила браслет на запястье. — Да, но…

— Он смотрел на вас, он восхищался вашей красотой.

— Я знаю. — Глаза ее наполнились слезами. Это от сияния камней, не от разбитого сердца, попыталась убедить себя она. — Но красота недолговечна. Если только это удерживает его рядом со мной, что будет, когда красота увянет? Неужели его привлекает во мне лишь внешность?

Этот вопрос не мучил бы ее, если бы она не полюбила, если бы речь шла о любом другом мужчине, не о Треворе.

— Он слышал, как вы поете. Он обещал вам славу, богатство и что-то вроде бессмертия. Неужели этого мало? Чего еще можно желать?

— Я не знаю. — Как же ей хочется разрыдаться. Почему при виде стольких чудес ей хочется плакать?

— Власть в ваших руках, и вы свободны в своем выборе, а это мой дар вам.

Эльф поднял один из сапфиров, взял Дарси за руку, вложил камень в ее ладонь.

— Можете загадать желание. Нет, не три желания, как в сказках, а только одно. Желание вашего сердца в вашей руке. Загадаете богатство, будете жить в роскоши. Тщеславие — и ваша красота никогда не увянет. Славу — и весь мир склонится перед вами. Любовь? Мужчина, которого вы хотите больше всего на свете, останется с вами навсегда.

Кэррик отступил, и если бы слезы не застилали ее глаза, в глазах эльфа она увидела бы сочувствие.

— Не ошибитесь с выбором, красавица Дарси, ибо что вы выберете, с тем и будете жить.

Эльф исчез, а сапфиры — кроме того, что лежал на ладони Дарси, — превратились в цветы. Только сейчас Дарси заметила, что распустились они на старой могиле, а на надгробном камне было высечено: «Джон Маги».

Дарси обняла надгробье и залилась слезами, скорбя и по безвременно погибшему солдату, и по неприкаянному эльфу.

16

Вдоволь наревевшись, Дарси отправилась в обратный путь. Она надеялась незаметно проскользнуть в свои комнаты и привести себя в порядок, однако надеждам ее не суждено было сбыться. Эйдан уже был в пабе, проводил инвентаризацию припасов. Одного взгляда на сестру ему хватило, чтобы отложить планшет с зажимом.

— Что случилось?

— Ничего. Все в порядке. Подумаешь, немного поплакала. Имею право.

Дарси хотела прошмыгнуть мимо брата, но он загородил ей дорогу, обнял, поцеловал ее в макушку.

— Ну, полно, милая, поделись со мной. — Больше всего Эйдан сейчас боялся, что Тревор обидел ее и придется убить парня, с которым успел подружиться.

— Ох, Эйдан, не приставай. — Но он не отпустил ее. — Просто дурное настроение.

— Это для тебя не редкость, но ты не плакса. Из-за чего ты плакала?

— Думаю, сама виновата. — Ей было так уютно в объятиях брата, который никогда в жизни ее не подводил и не подведет. — У меня в голове столько всего накопилось, что показалось разумным избавиться кое от чего вместе со слезами.

Эйдан приготовился к худшему.

— Маги ничего не…

— Нет, нет. — В этом-то отчасти и заключалась ее проблема. Тревор ничего плохого не сделал, просто обманул ее ожидания. — Эйдан, скажи мне, когда ты путешествовал и столько всего видел, что ты чувствовал?

— Бывало и здорово, и отвратительно, но в целом — чудесно. — Вспоминая, он рассеянно гладил ее волосы. — Ты бы, наверное, сказала, что тогда и моя голова переполнилась, а странствия были моим способом избавиться от ненужного.

— Но ты вернулся. — Дарси отстранилась, вгляделась в его лицо. — Ты столько повидал, но ты вернулся сюда.

— Здесь дом. Если честно… — Большим пальцем Эйдан стер слезу с ее щеки. — Я не думал, что вернусь, во всяком случае, когда уезжал отсюда. Тогда я думал: вот Эйдан Галлахер отправляется повидать мир и найти в нем свое место. Но оказалось, что мое место всегда было здесь. Просто нужно было уехать, чтобы это понять и вернуться.

— Мама с папой не хотят возвращаться. — Глаза Дарси снова набухли слезами, хотя она была уверена, что уже выплакала все. — Иногда я безумно по ним скучаю. Конечно, не каждый день, но иногда, как подумаю, что они в Бостоне, в тысячах миль отсюда, просто дышать не могу.

Злясь на себя, что так расклеилась, Дарси стала отчаянно тереть лицо руками.

— Они приезжали на свадьбы и опять приедут, когда родится твой ребенок, но все равно это не то, что раньше.

— Да. Я тоже по ним скучаю.

Дарси кивнула. От его слов ей стало немного легче.

— Я знаю, что они там счастливы, и это помогает. Когда они звонят или пишут, у них столько новостей, они так гордятся «Пабом Галлахеров», который построили в Бостоне.

— Мы теперь международная франшиза, — гордо сказал Эйдан и с радостью увидел улыбку Дарси.

— Следующий паб построим в Турции или еще где-нибудь. — Дарси вздохнула. — Они там счастливы, и я знаю, что когда-нибудь навещу их, но я боюсь, что если уеду, то могу и не вернуться. Эйдан, я очень хочу путешествовать, увидеть другие страны, но я не хочу терять то, что у меня есть здесь.

— Суть не в потерях, а в переменах. И ты не узнаешь, что изменится, пока не уедешь. Тебе не терпелось уехать, как только ты стала самостоятельной. Я был таким же. Вот Шон никогда не хотел уехать, ему это даже в голову не приходило.

— Иногда мне хочется быть такой, как он. — Дарси пристально посмотрела на Эйдана. — Но если ты когда-нибудь передашь ему эти мои слова, я поклянусь, что ты солгал.

Рассмеявшись, Эйдан дернул ее за волосы.

— Вот так-то лучше.

— Подожди, это еще не все. — Дарси сунула руку в карман, сжала пальцами драгоценный камень. — Я должна решить, прав ли Тревор и следует ли мне подписать его контракт и позволить ему сделать из меня певицу.

— Ты и так певица.

— Там другое, и ты это знаешь.

— М-да. Ты интересуешься моим мнением?

— Хотелось бы и его положить на чашу весов.

— Ты будешь прекрасной певицей. И я говорю это не потому, что я твой брат. Когда я скитался, мне довелось слышать множество голосов. Дарси, твой лучший и всегда был лучшим.

— Да, я могла бы петь, — тихо согласилась Дарси. — Я верю, что никого не подведу, наоборот, оправдаю все самые смелые ожидания. И мне это понравится. — Ее глаза заблестели. — Я, кажется, могла бы прожить на одном только внимании и интересе людей, без еды и питья.

— Тогда пиршество тебе обеспечено.

— Наверное. Тревор сегодня устроил разговор с директором лондонского филиала, Найджелом. Тот не обещал мне дорогу, устланную розами, и я благодарна ему за это. Это будет тяжелая работа.

— Ты умеешь работать. И умеешь ловко увиливать от работы, что не менее важно.

Еще один камень скатился с ее плеч.

— Не пришлось бы увиливать, если бы ты не был безжалостным эксплуататором. У меня такое чувство, что Тревор вылеплен из того же теста. Он подгоняет меня, а мне это не очень-то нравится.

— Похоже, ты все уже решила.

— Похоже. — Дарси помолчала, прислушиваясь к себе, и обнаружила, что испытывает облегчение, но никак не волнение. Волнение придет позже. — Я еще не все разложила по полочкам и не готова дать ответ Тревору. Пусть помучается еще немного и, может, поднимет ставки.

— Умница.

— Сделка на условиях Галлахеров. Но и это еще не все. — Затаив дыхание, Дарси вытащила из кармана сапфир и протянула его Эйдану. И не удивилась, заметив в его глазах мгновенное узнавание и что-то вроде смирения.

— Я знал, что ты будешь третьей, только старался об этом не думать.

— Почему?

Эйдан посмотрел в ее глаза и тихо повторил:

— Умница.

Она чуть не разревелась от всплеска любви к нему.

— Эйдан, я сейчас опять заплачу.

— Не позволю. — Чтобы дать ей время собраться с духом и успокоиться самому, он нагнулся, достал из-под стойки пару бутылок воды. — Итак, ты ходила на могилу Старой Мод?

— Нет, на Тауэр-хилл. Это вышло случайно. — Только сейчас Дарси почувствовала, как пересохло горло, взяла бутылку и сделала большой глоток. — Теперь на могиле Джона Маги растут цветы. Я почти не удивилась, когда заметила его, Кэррика. И все равно у меня сердце до сих пор колотится как бешеное.

Дарси прижала к груди кулак с зажатым сапфиром.

— Это чудо, правда? Он проницательный, Кэррик, и самоуверенный. Но в его глазах такая грусть! Любовь такая запутанная штука.

— Ты любишь Тревора?

Сапфир словно обжигал ее сердце, и она опустила руку.

— Да. Но я не так представляла себе любовь. Любить нелегко и непросто, и уж точно я не чувствую себя королевой. Что-то изменилось в тот момент, когда я выглянула из окна и увидела его. Как будто никого больше не осталось, только он. Мне бы сразу понять и попробовать все прекратить, пока не поздно.

Эйдан прекрасно знал это чувство и его спутников — тревогу и сомнения.

— И ты бы прекратила, если бы смогла?

— Может быть. Прекратила бы или сбавила обороты, пока не восстановится дыхание или пока он меня не догонит. Но он намеренно и хладнокровно отстает на шаг. Я понимаю его, потому что часто поступала точно так же. Но он меня хочет, — задумчиво сказала Дарси и заметила, как поморщился Эйдан. — Ой, вот только не смотри на меня свысока, как мужчина и старший брат. У тебя сейчас все прекрасно, но не так-то легко тебе это досталось.

— Я мужчина и твой брат. — Эйдан переступил с ноги на ногу, залпом выпил почти полбутылки. — Но продолжай.

— Он полон страсти, а без страсти любовь была бы пресной. Он нежен со мной, значит, его интересует не только секс. Но сдержанность, даже отстраненность останавливают его в одном шаге от… доверия, — решила она. — И признания того, что происходит между нами.

— Одному из вас придется сделать тот шаг. Вперед, не назад.

— Я хочу, чтобы это сделал он.

Нотки прежнего высокомерия, прозвеневшие в ее голосе, и встревожили Эйдана, и позабавили. Дарси разжала кулак, и сапфир, словно живое сердце, запульсировал синим светом.

— Кэррик показал мне множество чудес и сказал, что я могу получить то, что захочу, стоит только пожелать. Роскошь, слава, любовь, красота. Но я должна выбрать что-то одно.

— И что же ты хочешь?

— Все. — Ее смех резанул его слух и сердце. — Я эгоистичная и алчная. Я хочу все. Если я что-то ухвачу, то обязательно вернусь, чтобы взять больше. Эйдан, почему мне мало чего-то простого и обычного? Зачем мне все эти дерзкие мечты?

— Ты слишком строго судишь себя, строже самого строгого судьи. Есть люди, которые желают простоты и спокойствия, но это не делает алчными и эгоистичными тех, кто хочет чего-то сложного и необычайного. Желания сами по себе, мечты сами по себе, и в смелых мечтах нет ничего зазорного.

Дарси изумленно уставилась на брата.

— Какая глубокая мысль. Я никогда не смотрела на это под таким углом.

— Подумай. — Эйдан провел пальцем по поверхности сапфира и сжал его в кулачке Дарси. — И не торопись со своим желанием.

— Я так и решила. — Дарси сунула камень в карман, подальше от искушения. — Кэррик, похоже, очень спешит, а мне спешить некуда.

Дарси расцеловала Эйдана в обе щеки.

— Ты мне очень помог, как вовремя я тебя встретила!

Летели дни, пробежала неделя, а Дарси даже нравилось, что ни она, ни Тревор не вспоминают о деловом аспекте своих отношений. Тревор — хитрый переговорщик, как и она, но кто-то непременно сломается первым. Лично она первой быть не собиралась.

Разговор с Эйданом успокоил ее, тревожное нетерпение словно испарилось. Она много работала и с интересом наблюдала, как постепенно поднимается здание театра. Раньше она бы и не поверила, что сможет так увлечься. Изменения происходили прямо перед ее окном. На ее глазах из мечты рождалось нечто материальное, значившее гораздо больше, чем здание из камня и дерева.

Она искренне хотела, чтобы мечта Тревора превратилась в реальность. Наверное, если любишь по-настоящему, то отчаянно желаешь осуществления мечты возлюбленного.

Крыша была почти закончена, и Дарси жалела, что больше не может увидеть Тревора из своего окна. Не меньше половины рабочего времени он проводил внутри здания, а поскольку грохот стоял такой же, как и в начале строительства, она редко открывала окна, так что и шанс услышать его голос был ничтожно мал.

С наступлением лета пляжи, как и паб, привлекали все больше приезжих. Дарси некогда было передохнуть, и впервые она начала сознавать, как театр, уже ставший главной темой разговоров не только для местных, но и для отдыхающих, изменит ее жизнь, жизнь ее семьи и всего Ардмора.

Если сейчас в разгар дневной смены в гудящем голосами зале нет ни одного свободного стола, ни одного табурета у барной стойки, что же будет здесь следующим летом? И интересно, где через год будет она сама?

Поскольку ни ей, ни Тревору не улыбалось каждый день просыпаться под грохот стройки, почти все ночи Дарси проводила у него в коттедже. Если Тревор оставлял ей машину, она не отказывалась, но ей нравилось, когда не было дождя или сильного ветра, идти пешком. Ей нравилась полночная тишина, в которую так естественно вплетался тихий плеск морских волн, соленый вечерний бриз и мерцание усыпанного звездами неба. А больше всего ей нравилось полнолуние, когда прибрежные утесы отбрасывали длинные таинственные тени.

Интересно, цеплялась бы она так отчаянно за всю эту красоту, если бы не понимала, что не останется здесь навсегда?

Проходя мимо Тауэр-хилл, Дарси всегда останавливалась. Если сильный ветер гнал облака, казалось, что башня покачивается над неподвижными могильными камнями и словно тянется к древнему собору.

Цветы на могиле Джонни Маги не увядали, однако Кэррик, если и бывал там, ей на глаза больше не показывался.

Постояв немного, Дарси шла дальше. Дорога впереди сужалась, позади постепенно исчезали редкие огни Ардмора. Здесь острее чувствовались запахи трав и кустарников, а вскоре B зыбкой темноте появлялись освещенные окна домика на волшебном холме.

Тревор ждал ее, и в этот момент она испытывала ни с чем не сравнимый восторг и еле сдерживалась, чтобы не броситься бегом к калитке.

В этот раз, как только она вошла, он крикнул ей:

— Я на кухне!

Какая милая семейная сценка, подумала Дарси. Жена возвращается с работы, муж ждет ее на кухне. Пожалуй, лучше не думать сейчас о том, что это игра для них обоих и недолго им осталось в нее играть.

Тревор стоял у плиты — еще одна причина для умиления. Надо же, парень умеет готовить, что и продемонстрировал еще в первый их совместный завтрак. Правда, это не вошло у него в привычку.

— Хочешь супу? — Он что-то помешал в кастрюльке, понюхал. — Консервированная, но все же еда. Я весь вечер провисел на телефоне и не ужинал.

— Спасибо, я не голодна. Мне удалось перехватить немного лазаньи Шона, что наверняка гораздо вкуснее твоего варева. Если бы ты позвонил, я бы и тебе принесла.

— Жаль, не подумал. — Тревор повернулся, достал из буфета миску, старательно подавляя желание броситься к Дарси и обнять ее. — Ты сегодня задержалась, — постарался произнести он как можно беспечнее. — Я уж думал, ты не придешь.

— Посетителей было очень много. Больше, чем обычно. Нет, «обычно» не подходит. — Дарси повела плечами. — На этой неделе каждый день сумасшедший. Эйдан предложил Шону взять помощника на кухню, а Шон так раскипятился, будто под сомнение поставили его мужское достоинство. Когда я уходила, они еще спорили, как бы глотки друг другу не перегрызли.

— Эйдану тоже нужен помощник за стойкой.

— Ну, я это предлагать не стану, потому что он взорвется точно так же, как Шон. Я не хочу, чтобы мне оторвали голову.

Тревор налил в миску суп и начал есть, прислонясь к рабочему столу. Дарси подхватила чайник, подошла к раковине.

— Чаю я с тобой выпью. Не хочешь заглянуть в мою сумку? Там есть кое-что к твоему супу.

— И что же?

Дарси молча улыбнулась, отвернула кран.

Тревор отставил миску, заглянул в сумку и нетерпеливо сунул в нее руку, как мальчишка, бросившийся в пруд за лягушкой. Дарси расхохоталась.

— Рогалики?

— Ну, мы же не хотим, чтобы ты скучал по ним, верно? — Обрадованная его удивлением, Дарси поставила чайник на плиту. — Тебе повезло, что рогалики испек Шон, а не я. Первая его попытка была неудачной, иначе ты получил бы их еще пару дней назад. Эти его устроили, так что наслаждайся.

Она наклонилась, чтобы зажечь конфорку. Тре-вор не шевелился, пристально глядя на нее и не в силах отмахнуться от чего-то теплого и нежного, разраставшегося в груди и затруднявшего дыхание. Защищаясь, он постарался перевести непонятное чувство в шутку:

— Целая дюжина рогаликов. Наверное, я должен тебе двенадцать сотен баксов.

Дарси оглянулась, и пару мгновений он пытался понять странное выражение ее лица. Не успел, она улыбнулась.

— Сотня за штуку. А я и забыла. Черт! Наверное, придется поделиться с Шоном. — Она похлопала Тревора по щеке, потянулась к шкафчику за чаем. — Сегодня бесплатно. Просто, хотела напомнить тебе вкус дома.

— Спасибо.

Удивленная серьезностью его тона, Дарси снова обернулась и увидела его сжатые губы, устремленные на нее мрачные глаза. Она занервничала и как можно беспечнее пожала плечами.

— Всегда пожалуйста, в конце концов, это всего лишь хлеб.

Нет, не всего лишь. Она подумала о нем. Позаботилась, даже не сознавая, как много значит для него этот вроде бы незначительный жест.

Тревор отложил пакет, подошел к ней, повернул к себе. Обнял и целовал нежно, долго, наслаждаясь и соблазняя. И то, что вроде бы притихло, снова начало разрастаться, заполняя все утолки его души, сердца, тела.

Он отстранился, надеясь найти объяснение в ее глазах, но они были затуманены и ничем ему не помогли. Он не знал, что она сама нуждается в помощи и чуть не утонула в затопившей ее нежности.

— Хотелось бы посмотреть на тебя, когда ты попробуешь…

Тревор закрыл ей рот еще одним поцелуем, таким же нежным и одновременно пылким. Почувствовал, что она дрожит. Она и раньше дрожала в его объятиях, но сейчас каким-то образом все изменилось. Изменилось для них обоих. Раньше они будто пытались доказать друг другу, кто главнее, и казалось, что вокруг трещат электрические разряды, а сейчас тихо горел согревающий их ровный огонь. Кровь, прежде стремительно несущаяся по жилам, лениво текла густой патокой.

— Тревор, — прошептала Дарси. — Тревор.

Тревор протянул руку за ее спину, выключил газ, подхватил ее на руки.

— Я хочу любить тебя. — И понял, что сказал это впервые.

Она прижалась губами к его щеке и словно провалилась в блаженство, словно вдруг осознала сокровенное желание, таившееся в ее сердце и так долго ускользавшее от нее.

Она почувствовала себя бесценным сокровищем.

Тревор вышел из кухни и стал подниматься по лестнице. Он и раньше носил ее на руках, но сейчас это казалось таким романтичным, что защемило сердце. Ей даже послышалась музыка, тихие и нежные звуки арф и флейт. Тревор вдруг остановился, посмотрел ей в глаза, будто тоже услышал эту музыку, и волшебство окутало их.

Ветер врывался в открытые окна спальни, теребил занавески, манил влажными и таинственными ночными ароматами. Из-за серебристого облака выглядывала луна.

Тревор опустил Дарси на кровать, обошел комнату, зажигая свечи, которыми запасся на случай отключения электричества, но так ни разу и не воспользовался. Робкие язычки пламени заколебались на ветру, наполняя полумрак танцующими тенями. Тревор вынул из высокой бутылки на прикроватном столике один из цветков, которые Дарси накануне сорвала в саду, и вложил в ее руку.

Затем, опустившись на кровать рядом с ней, он усадил ее к себе на колени и обнял. Она прижалась к нему, будто только этого и ждала. Господи, почему же они до сих пор раз за разом, ночь за ночью неслись, как сумасшедшие, к кульминации, не упиваясь чудесным началом?

Тревор пообещал себе не спешить. На этот раз никакой спешки.

Когда он коснулся ладонью ее щеки, Дарси подняла голову, потянулась губами к его губам. Время вздрогнуло и остановилось. И потерялось в слиянии губ, потрясшем обоих новизной ощущений.

Любовь, надежно запрятанная в ее сердце, хлынула без стыда и страха, словно из неиссякаемого источника. Все было новым, неизведанным. Сопереживание, в котором они прежде не видели необходимости, нежность, от которой беспечно отмахивались, и, казалось бы, никому не нужное терпение.

Тревор оторвался от ее рта, прижался губами к ее ладони. Какие изящные у нее руки, подумал он, какая шелковистая кожа. Такие руки могли бы быть у принцессы из сказочного замка. Нет, для принцессы они слишком сильные. Королевские руки, решил он, целуя ее пальцы один за другим, руки хозяйки, правительницы.

Тревор опустил Дарси на кровать, поцеловал ее запястья, почувствовал, как участился ее пульс. Дарси вскинула руки, погрузила пальцы в его волосы. Туман в ее глазах рассеялся, они стали совершенно ясными.

— Волшебная ночь, — прошептала она, притягивая его к себе.

В дрожащем свете луны и свечей они ласкали друг друга, как в первый раз, как будто не было в ее жизни других мужчин, как будто не было в его жизни других женщин. И никогда не будет.

Отдаваясь Тревору, Дарси верила, что никогда не принадлежала и не будет принадлежать никому, кроме него. И он испытывал те же чувства.

Шепча ласковые слова, они неторопливо раздели друг друга, наслаждаясь магией этой необыкновенной ночи.

Замечал ли он раньше, как оживает в его руках ее тело? Замечал ли, какое оно светлое и шелковистое, как восхитительно розовеет, разгораясь от его ласк, и словно тает под его руками и губами?

А какой изумительный вкус! Что может сравниться со сладостью ее тела, особенно в том укромном местечке под грудью? Он бы мог до конца своих дней жить только этими ощущениями. Мог бы? Ее восхитительная дрожь лишила его последних сомнений.

Даже когда огонь разгорелся, когда тихие вздохи превратились в судорожные стоны, ни он, ни она не спешили, скользя на волнах волшебных ощущений, сливающихся и распадающихся мириадами искр.

Любовь лишала эгоизма, звала делиться восторгом и наслаждением. Дарси парила над Тревором, сливалась с ним. Ее губы и ладони скользили по его телу, его крепкие мышцы подрагивали под ее ленивыми ласками, и она стремилась дать ему как можно больше, пока не вернулась ее гордыня и не украла у них эти минуты. Наслаждаясь последними мгновениями тихого блаженства перед безумием, Дарси крепко обняла его и приняла в себя.

Колдовские блики света танцевали на ее коже и волосах, в ее глазах. Он вспомнил русалку с ее лицом, великолепный изгиб тела, роскошный водопад волос. В это мгновение между затишьем и бурей ему принадлежали и фантазия художника, и реальная женщина. Если бы она позвала, он без раздумий последовал бы за ней куда угодно. И в морские глубины.

Ее глаза закрылись, голова откинулась назад. Тревор готов был поклясться, что никогда в жизни не видел ничего прекраснее этой выгнувшейся в экстазе женщины, никого до нее не чувствовал каждой клеточкой своего тела.

Он встретился с ней на вершине наслаждения, крепко обнял, склонил голову на грудь, и, держась за руки, чтобы не потеряться, они нырнули в бирюзовую глубину, к сердцу океана, чей образ преследовал его все последние дни.

Расслабленная, обессиленная, Дарси коснулась кончиками пальцев серебряного диска на его груди и с умилением подумала, что Тревор не снимает талисман, потому что это подарок его влюбленной в Ирландию матери.

— Что здесь написано? — прошептала она. Даже на свету она вряд ли смогла бы различить полустертую надпись.

Когда Тревор собрался с силами, она уже засыпала, и его ответ словно выплыл из волшебного сна: «Вечная любовь».

Позже, когда они оба заснули, ему приснилось море, сверкающее на солнце бесчисленными сапфирами, волны, роняющие белую пену, как слезы, а из глубин, где должна властвовать тишина, доносилась победная музыка, от которой учащается пульс и укрепляется дух.

Он пошел на звуки, пытаясь среди теней и света найти их источник. Золотистый песок под его ногами был усеян драгоценными камнями, будто чья-то щедрая рука небрежно рассыпала их, как хлебные крошки.

Окутанные голубым сиянием, возвышались башни серебряного дворца, а у его подножия распустились цветы. Музыка, все более громкая, соблазняла и манила. В волшебные звуки неотразимым зовом сирены вплелся женский голос.

Тревор увидел ее рядом с серебряным дворцом. Она сидела на синем холмике, пульсирующем, словно живое сердце, пела и приветливо улыбалась ему.

Ее волосы, черные, как ночь, окутывали ее, приоткрывая молочно-белые груди. Ее глаза, синие, как волшебный холм, искрились смехом.

Он понял, что хочет ее больше жизни, почувствовал, как это желание высасывает из него все силы, и нахлынувшая слабость привела его в бешенство. Он бы остановился, но его словно магнитом тянуло к ней.

— Дарси!

— Ты пришел за мной, Тревор? — Ее голос оплетал его магическими нитями, опутывал чарами, даже когда она не пела, а говорила. — Что ты подаришь мне?

— А что ты хочешь?

Она рассмеялась, покачала головой.

— Ты должен понять сам. — Она поманила его к себе. Драгоценные камни на ее запястье заискрились разноцветным огнем. — Так что ты мне подаришь?

Разочарование пронзило его.

— Больше, чем это, — прошептал он, касаясь браслета на ее запястье. — Столько, сколько захочешь, если это то, что тебе нужно.

Она протянула руку, повернула так, что камни снова заиграли на свету.

— Не могу сказать, что возражаю против таких подарков, но этого мало. Что еще у тебя есть?

— Я покажу тебе все города и страны, какие захочешь.

Она поморщилась, провела сверкающим гребнем по волосам.

— И это все?

— Я сделаю тебя богатой и знаменитой, — сердясь, проговорил он. — Я брошу весь чертов мир к твоим ногам. — Она зевнула. — Одежда, слуги, дома. Зависть и восхищение всех, кто тебя увидит. Ты получишь все, что попросишь.

— Этого мало. — И только сейчас он увидел слезы в ее глазах. — Неужели ты не понимаешь, что этого мало?

— Что же тогда? — Он потянулся к ней, хотел схватить за плечи, встряхнуть, заставить ответить, но поскользнулся и упал, и, падая, услышал голос, но не Дарси, а Гвен:

— Пока ты не поймешь сам, ничего не произойдет, ничего не начнется.

Судорожно дыша, с неистово бьющимся сердцем, он резко вынырнул из своего сна, но, даже прекрасно сознавая, что не спит, он слышал слабый шепот:

— Посмотри на то, что уже имеешь. Дай то, что можешь дать только ты.

— Господи! — Потрясенный до глубины души, Тревор сполз с кровати. Дарси не проснулась, только передвинулась на согретое им место.

Может, сунуть голову под кран? Тревор сделал пару шагов, но передумал, натянул джинсы и спустился вниз.

Часы на кухне показывали три часа ночи. Идеально. Он вытащил бутылку, плеснул в стакан виски.

Что с ним происходит, черт побери? Но он знал, знал. Опрокинув в себя обжигающую жидкость, Тревор отодвинул стакан. Его угораздило влюбиться! Подавив смешок, он закрыл глаза, сжал пальцами веки. Влюбиться над свежим рогаликом.

А как все было хорошо. Он держал под контролем все: влечение, привязанность, интерес, секс. Никакой опасности, никаких проблем.

Вдруг она принесла рогалики, и он влип. Брось притворяться, Маги. Ты влип с самой первой минуты. Просто последняя капля застала тебя врасплох.

Черт бы побрал эту последнюю каплю.

Он не верил, что может любить. Он искренне хотел, он старался полюбить Сильвию, и что же? Все закончилось полным крахом, и он в очередной раз убедился, что не способен на глубокие чувства к женщине.

Сначала это его беспокоило, тревожило, злило, а потом он смирился и решил, что так даже лучше. Если мужчина на что-то не способен, логично и даже продуктивно заменить это чем-то другим. У него есть работа, родители, сестра. Театр.

Ему этого было вполне достаточно. Во всяком случае, он себя в этом убедил. Да, он испытывал физическое влечение к Дарси, он хотел, чтобы она была рядом, хотел заботиться о ней и неожиданно для себя обнаружил, что она стала для него всем.

Значит, он все-таки способен любить! Его охватило сильное волнение, даже восторг, но тут же подленький страх заполз в душу, призывая к рассудительности и осторожности.

Тревор распахнул дверь, вдохнул влажную прохладу. Чтобы во всем разобраться, ему нужна ясная голова.

Магия, говорила Дарси. И в самом деле волшебная магическая ночь. Он готов был поверить, кажется, он даже смирился с тем, что магия вмешалась с самого начала. Она была в Дарси, в этом домике, в Ардморе и его окрестностях. Или это была судьба, или просто случай. Только нужно еще понять, счастливый или несчастный. Любить Дарси нелегко, а, собственно, когда он искал легких путей? Что же его ждет?

Он не хотел, чтобы у него было так, как у деда с бабкой: холодная официальность брака без страсти, без радости, без любви. Ну, уж с такой женщиной, как Дарси, холодной официальности ему опасаться не стоит.

Главное, она ему нужна, и он ее удержит. Разумеется, удержит, просто необходимо рассчитать, что, как и когда предложить, чтобы она не стала сопротивляться.

Ему вдруг снова послышались тихие слова Гвен из сновидения: Дай то, что можешь дать только ты.

Тревор мысленно отмахнулся от ее слов, захлопнул кухонную дверь. Хватит с него. Слишком много магии для одной ночи.

17

Когда Дарси проснулась, за окном клубился серый туман, а кровать рядом с ней была пуста. Ничего удивительного, ничего нового. Туман скоро рассеется, а Тревор обычно вскакивает до рассвета, будто робот.

Дарси пожалела, что его нет рядом и нельзя к нему прижаться. Она знала, что больше не заснет, и пыталась представить, где он сейчас и чем занят. Став любовниками, они оба недосыпали по ночам, но как-то держались, подпитываясь сексуальной энергией.

Сама Дарси чувствовала себя прекрасно.

Она встала, сняла с вешалки халат. Дарси принесла в коттедж кое-что из своей одежды и все то, что могло ей пригодиться. Они с Тревором вроде как жили вместе, хотя избегали говорить на эту тему, как не говорят о политике или религии воспитанные люди.

Он тоже держал какие-то вещи в ее квартирке над пабом на тот случай, если оставался на ночь. И хотя для нее внове было хранить свои вещи в мужском шкафу, а мужские вещи в своем, она уже привыкла к беспорядочному круговороту вещей и ночных пристанищ. «Беспорядочному», — мысленно повторила она, вставая под душ. Так они и относятся к тому, что происходит между ними.

Однако ничего подобного не было в том, что случилось ночью. Это было… Дарси закрыла глаза, закинула голову, подставив лицо под горячие струи. Ничего подобного и она не испытывала прежде, даже представить не могла, что два человека могут так чудесно слиться в единое целое.

А что же Тревор? Вряд ли он мог так касаться ее, так отзываться на ее прикосновения, если бы его чувства не были глубокими и искренними.

Не сексом они занимались этой ночью, а любовью. Странно, никогда прежде она не задумывалась над тем, какая пропасть лежит между ними.

Незащищенность. Ей и в голову никогда не приходило, что можно быть незащищенной и при этом чувствовать себя в безопасности, размышляла она, словно в полусне, водя губкой по влажной коже. Как прекрасно это чувство и как прекрасно сознавать, что в те мгновения, в том теплом и добром мире Тревор чувствовал себя таким же незащищенным и счастливым.

Наконец она встретила мужчину, которому может открыть душу, с которым может остаться навсегда, которому с чистым сердцем может поклясться в любви и верности. Они бы прожили вместе всю жизнь, что бы ни уготовила им судьба, с благодарностью принимали бы ее дары и преодолевали трудности. Они шли бы рука об руку сквозь бурные дни и тихие ночи. Они рожали бы детей, строили дома.

Рядом с ним она добилась бы успеха, открыла бы все двери, которые мечтала открыть. В конце концов, можно получить все. Однако первое и главное — любовь.

Войдя в спальню, Тревор услышал, как Дарси поет о любви и страсти. Она пела так прекрасно, что у него заныло сердце. Ее голос струился из-за приоткрытой двери ванной и обволакивал его. Тревор не шевелился, пока песня не закончилась и Дарси не вышла из душа.

Он тихонько постучался и распахнул дверь ванной комнаты, не дожидаясь ответа. Дарси, обмотавшись полотенцем, втирала в ноги крем с абрикосовым ароматом, неизменно возбуждавшим в нем аппетит. Ее мокрые волосы растрепались и завились, как на картине с русалкой. Тревор вспомнил свой ночной сон, и ему стало не по себе. Весь остаток ночи он провел в мыслях о ней, пытаясь понять, что же ему теперь делать.

— Я принес тебе чай.

— Отлично, спасибо. — Дарси взяла кружку и улыбнулась ему. Мечтательное выражение, навеянное песней, еще не покинуло ее. — А я думала, ты уже ушел на работу. Рада, что ошиблась.

Она подошла к нему, легко коснулась губами его губ в надежде, что он отнесет ее в постель и займется с ней любовью, как ночью.

— Я пришел разбудить тебя. — Влечение затуманило его мозг, как клубы пара маленькую ванную комнату, и он поспешно вышел, оставив дверь открытой. — Ты меня опередила.

Отпивая из кружки горячий чай, Дарси вышла за Тревором в спальню.

— И зачем же ты хотел разбудить меня?

Даже мужчина с нулевым коэффициентом умственного развития и начисто лишенный полового влечения распознал бы приглашение и не преминул им воспользоваться, но Тревор решил держаться до конца.

— Прогулка.

— Прогулка?

— Да. — Он присел на край кровати. Нет, нет, он вовсе не собирался прикасаться к ней и отклоняться от намеченного плана, но это же не означало, что нельзя посмотреть, как она одевается, и подвергнуть себя новым пыткам.

Интересно. Она после душа розовая, и распаренная, и голая, если не считать полотенце, а парень собрался слоняться по окрестностям в холодном тумане. Менее уверенная в себе женщина решила бы, что ночью растеряла всю свою сексуальную привлекательность. Дарси ничего подобного и не подумала, что, однако, не помешало ей оскорбиться.

— Разве тебе не пора на стройку?

— Могу не спешить. Мик сегодня выходит, он приглядит за процессом. Они с Бренной обойдутся пару часов без меня.

На самом деле он мог отлучиться и на пару дней, даже недель. Гораздо разумнее было бы вернуться в Нью-Йорк и лично заняться бизнесом, вместо того чтобы руководить отсюда. Но он смотрел, как скользят по ее телу трусики, и понимал, что никуда не сбежит в ближайшем будущем. Во всяком случае, в одиночестве.

— Мистер О'Тул еще должен полежать. Восстановить силы.

— «Полный дом женщин, суетящихся вокруг день и ночь. Вы хотите моей смерти?» — Тревор так похоже передразнил Мика, что губы Дарси невольно дрогнули в улыбке.

— И тем не менее.

— Хочешь попробовать удержать его дома? Ради бога! Лично у меня духа не хватит.

— Ну, ладно. Только если он не переутомится. — Дарси задумчиво осмотрела блузку. — Он, конечно, не старик, но уже и не молод. И, как любой мужчина, постарается сделать больше, чем должен.

— Хочешь сказать, что мужчины любят пускать пыль в глаза?

— Не хочу, а сказала. — Дарси бросила на него через плечо чисто женский взгляд: лукавый и снисходительный. — А ты разве не такой?

— Возможно. Бренна не позволит ему перетрудиться. Без всякой суеты проследит за ним, как волчица за своим волчонком. Я думаю, ему понравится. Мужчины любят, когда женщины их балуют, и только притворяются, что их это раздражает.

— Кому ты рассказываешь? У меня же два брата. Я заманю Мика на кухню, накормлю горячим, похлопочу над ним и скажу, какой он сильный и красивый. — Дарси натянула колготки, застегнула пуговки на блузке, подцепила пальцем брюки. — Ему лесть понравится. И, поскольку ты тоже мужчина, хочешь немного того же лекарства? Думаю, ты сможешь уговорить меня приготовить ужин в твоей уютной кухне и рассказать, какой ты сильный и красивый.

Еве, соблазнившей Адама яблоком, было далеко до Дарси с ее улыбкой, однако приоритетов никто не отменял.

— Я съел рогалик, — усмехнулся Тревор. — Потрясающий.

— Тогда я довольна. — «Сбита с толку, но довольна», — мысленно добавила Дарси, надевая брюки и туфли. — Я только приведу в порядок волосы, подкрашусь, и можно идти.

— Что не так с твоими волосами?

— Ну, во-первых, они мокрые.

— На улице тоже сыро, так что это не имеет значения. — Тревор нетерпеливо вскочил, схватил ее за руку. — Если я отпущу тебя в ванную, ты и через час не выйдешь.

— Тревор! — Дарси тщетно пыталась высвободиться. Тревор уже тащил ее вниз по лестнице. — Я же совсем не готова.

— Ты прекрасно выглядишь. — Не замедляя шага, он сдернул с крючка ее куртку. — Ты всегда прекрасно выглядишь.

Не обращая внимания на бурные протесты, Тревор на ходу надел на нее куртку и застегнул.

— С чего это вдруг такая спешка?

Растаяв от комплимента и решив, что компромиссы полезны для отношений, Дарси прекратила сопротивление. Можно уступить мужчине, если, по большому счету, дело не очень важное.

Снаружи было вовсе не так сыро, как утверждал Тревор, во всяком случае, на ее взгляд. Не туман, а легкая, почти прозрачная дымка размывала контуры и придавала таинственность зеленым холмам, приглушала яркость распустившихся в саду цветов. В разрывах облаков уже виднелись клочки светлеющего неба, вселяя надежду на ясный день. Было так тихо, словно они остались одни в этом волшебном мире.

Когда Тревор снова взял ее за руку, Дарси, потрясенная романтичностью происходящего, спросила:

— Куда мы идем?

— К источнику Святого Деклана.

Дарси и сама не поняла, почему вдруг по ее телу пробежал озноб. Нет причин нервничать, суеверной она никогда не была, и плохого ждать вроде неоткуда.

— Если бы ты сказал, что мы идем на могилу Старой Мод, я захватила бы цветы.

— На ее могиле всегда цветут цветы.

«Волшебные цветы, — подумала Дарси, — подаренные высшими, недоступными простым смертным силами». Вдали сквозь тающий туман проступили древние руины, словно застывшие в ожидании. Дарси вздрогнула.

— Замерзла?

— Нет, я… — Она не возразила, когда Тревор отпустил ее руку и обнял за плечи. — Странная прогулка в туманное утро.

— Зато туристы еще не проснулись. Там очень красиво. Потрясающий вид, если поднимется туман.

— Да, слишком рано для туристов, но не для эльфов. — Кто знает, что таится в такое время и в таком месте под пучком травы или камнем? — Ты ищешь Кэррика?

— Нет. — «Хотя встреча вполне возможна», — подумал он. — Я хотел прийти сюда с тобой. — Мимо колодца и крестов, мимо руин часовни он провел ее к старому кладбищу, где сквозь туман и траву можно было разглядеть поросшие мхом надгробия. В отличие от них на могиле Мод были чудесные цветы.

— Они не рвут ее цветы.

— Что?

— Люди, которые приходят сюда, — пояснил Тревор. — Туристы, студенты, местные. Никто не трогает ее цветы.

— Это было бы неуважительно.

— Люди не всегда проявляют уважение.

— Здесь святая земля.

— Да. — Все еще обнимая ее одной рукой, Тревор наклонился, рассеянно поцеловал ее во влажную макушку.

Дарси затрепетала. Одни в мире на святой земле. Утром после любви и после того, как они — в некотором смысле — нашли друг друга. Он привел ее сюда, на утес, нависший над морем, окутанный волшебным туманом, чтобы сказать, что любит ее.

Она закрыла глаза, чуть дрожа от счастливого предвкушения. Он выбрал идеальное место и идеальное время, чтобы признаться в любви и попросить ее стать его женой. Как это чудесно, романтично и правильно.

— Туман поднимается, — тихо произнес Тревор.

Они стояли на продуваемом ветрами утесе и смотрели, как робкое рассветное солнце дарит воздуху свой перламутровый свет и словно огромные волшебные руки приподнимают пелену тумана, открывая лежащую далеко внизу деревню и стерегущее ее море.

Дарси чуть не расплакалась от захватывающей дух красоты, которую она видела и глазами, и сердцем. Дом, подумал она, родной дом. Да, Эйдан был прав. Куда бы она ни уехала с мужчиной, который стоит сейчас рядом с ней, ее дом всегда будет здесь. Любовь ко всему, что расстилалось перед ней, медленно заполняла ее сердце, как солнечный свет — этот переливающийся воздух.

— Потрясающий вид, — прошептала она. — Сказочный. В своих делах я забываю об этой красоте.

Не в силах сдержать нахлынувшие чувства, Дарси опустила голову на плечо Тревора.

— Я всегда удивлялась, почему Мод просила похоронить ее здесь, вдали от родственников и друзей, а самое главное — вдали от Джонни. Теперь я понимаю. Это самое правильное место для нее, и она вовсе не вдали от Джонни. Она всегда с ним.

— Такая любовь — чудо. — Тревор сам мечтал о такой любви и решил добиться ее во что бы то ни стало.

— Любовь всегда чудо. — Ну, скажи же, скажи быстрее, чтобы я могла ответить тебе. — А это место словно создано для любви и чуда.

«Ну же, говори! — молила его Дарси. — Бывает ли, что от счастья умирают?»

— Здесь прекрасно, но в мире есть и другие места, Дарси.

Она озадаченно нахмурилась, однако тут же расплылась в улыбке. Понятно. Он думает, что должен ее подготовить, объяснить, что по роду работы ему приходится много путешествовать, а потом он позовет ее с собой. Ну, она с удовольствием облегчит его задачу. Еще один компромисс в отношениях. Она еле сдержала смешок.

— Я всегда хотела увидеть другие места. Хотела уехать, увидеть, что-то сделать. Я только недавно поняла, что это желание вовсе не означает, будто я не ценю все, что у меня есть здесь. Желание уехать всегда означает возвращение.

— Ты можешь увидеть весь мир. — Тревор взял ее за плечи, отстранил, напряженно вглядываясь в ее лицо.

Вот здесь, сейчас, наконец исполнится ее сокровенное желание, подумала Дарси. Единственный человек, которого она полюбила, сделает ей предложение. А она стоит перед ним с мокрыми волосами и с лицом без косметики. Черт!

Она рассмеялась от своих глупых мыслей и потянулась к нему. Он ее любит, как она любит его, это же просто чудо!

— О, Тревор!

— Это будет работа, но работа потрясающая, приносящая удовлетворение и большие деньги.

— Конечно, но я… — Романтический туман начал рассеиваться, как и туман над морем. Она медленно повторила последние слова: — «Большие деньги»? Ты сказал «большие деньги»?

— Очень большие. Чем скорее ты подпишешь контракт, тем скорее мы начнем подготовительную работу. Но ты должна сделать этот шаг, Дарси, ты должна принять решение.

— Шаг. — Дарси коснулась пальцами виска, словно пытаясь остановить головокружение. Как можно сделать шаг, если потеряно равновесие? У нее больше нет никакого равновесия. А у кого было бы после такого удара?

Он говорит о контракте, о бизнесе, а не о любви и браке. Боже милостивый, какая же она дура, какие романтические фантазии нагородила и как опрометчиво разрушила свою оборону.

А самое ужасное, он даже и не подозревает обо всем этом.

— Мы пришли сюда говорить о контрактах?

Это первый шаг, напомнил он себе. Пусть подпишет, пусть надежно привяжет себя к нему. Он покажет ей мир, он даст ей все, о чем она мечтала. А когда она все это распробует, он предложит ей пиршество.

— Я хочу, чтобы у тебя было все, чего ты хочешь. Я хочу помочь тебе все это получить. «Кельтская музыка» позаботится о тебе, построит твою карьеру. Я лично прослежу за твоей карьерой. За тобой.

— Весь комплект. — Не в силах сглотнуть горький комок, застрявший в горле, она посмотрела на Тревора. Воплощение всех ее желаний стоит перед ней с развевающимися на ветру волосами и слишком холодными глазами, убивающими всякую надежду пробиться к его сердцу. — Это слова Найджела. Значит, ты проследишь лично? За всем комплектом?

— И сделаю тебя счастливой. Обещаю.

Ей стало холодно.

— И какая сумма, по-твоему, сделает меня счастливой?

— Для начала? При подписании? — Он назвал цифру, от которой у нее при других обстоятельствах перехватило бы дыхание, но она лишь вопросительно подняла брови.

— Могу ли я спросить, сколько из этого за мой талант и сколько за то, что я сплю с тобой?

Его глаза вспыхнули и заледенели.

— Я не плачу женщинам за секс. Это оскорбительно для обеих сторон.

— Ты прав. — Боль все же пробилась сквозь корку льда и лишила ее сил. — Прости, я не должна была это говорить, но другие скажут. Найджел меня предупредил.

А он-то об этом не подумал! Лишнее доказательство того, как глубоко он увяз в своих чувствах к ней.

— Ты знаешь правду. И только это важно.

Дарси отошла к могиле Мод, но ни цветы, ни магия ее не успокоили.

— Тревор, тебе легче. Тебя защищает твое положение, твоя власть, твое имя. Я войду в новый мир без всякой брони.

— Только это тебя останавливает? — Он приблизился к ней, повернул лицом к себе. — Ты боишься слов, произнесенных завистливыми дураками? Дарси, ты сильнее и выше этого.

— Я не боюсь, нет, но знаю.

— Бизнес не имеет никакого отношения к нашей личной жизни. — Но он смешивал их и сознавал это. — У тебя талант, и я могу помочь тебе его раскрыть. Наши личные отношения касаются только нас.

— А если наши отношения исчерпают себя, если один из нас решит, что пора двигаться дальше, что тогда?

Он просто сдохнет. От одной мысли о такой возможности разрывалось сердце.

— На бизнесе это не скажется.

— Может, составим отдельный контракт? — Она вовсе не шутила, надеялась отравить его ядом сарказма, но он кивнул:

— Как скажешь.

— Хорошо. Хорошо! — Дарси судорожно вздохнула и отошла к самому краю утеса, устремила взгляд вниз, на Ардмор. Так вот как делают дела в его мире. Контракты, и соглашения, и переговоры. Отлично. Она сможет справиться. Она справится.

Но пусть мерзавец только попробует бросить ее на полпути. Пусть только попробует. Он узнает силу ее ярости, если останется цел.

— Хорошо, Маги. Готовь свои документы, звони своим адвокатам, собирай оркестр, или что там требуется. — Она не повернулась, она вихрем раз вернулась к нему и ослепила жесткой улыбкой. — Я подпишу твой контракт. Ты получишь мой голос и все, что к нему прилагается. И да поможет тебе бог.

И мысленно добавила: «Да поможет бог нам обоим».

Облегчение накрыло его мощной волной. Он получил Дарси и не отпустит.

— Ты не пожалеешь.

— Надеюсь. — Когда Тревор взял ее за руки и наклонился к ней, ее взгляд стал таким, что легко разрезал бы стекло. — Только попробуй. Я не скрепляю контракты поцелуями.

— Понял. — Тревор торжественно пожал ей руку. — С делами покончено?

— На данный момент. — Итак, теперь ему нужна женщина, любовница. Ну и черт с ним! Она и здесь не позволит ему пожалеть о его деньгах.

Дарси демонстративно провела ладонями по своему телу от груди до бедер, медленно, словно нехотя, прижалась к нему всем телом. Затем, дразня, прикусила его губу и отпрянула, снова прикусила, пока не насладилась вкусом неутоленного желания, пока не увидела, как потемнели его глаза.

И только тогда она откинула голову, подставляя ему губы.

Они вцепились друг в друга. Исчезли без следа нежность и терпение прошлой ночи. Остались страсть, жажда, требовательность. Душа Дарси рыдала над потерей, а ее тело ликовало.

Он хочет ее, и она заставит его хотеть снова и снова, она не позволит ему утолить этот голод. И пока власть в ее руках, он будет с ней, и она успеет околдовать его, привязать его к себе.

Дарси оторвалась от его губ.

— Держи меня. Ласкай меня.

Он и не собирался ее отпускать, хотя понимал, что время и место неподходящие, но охвативший ее огонь воспламенял и его, выжигал самообладание. Его руки грубо и властно впивались в ее тело… И когда, ничего не соображая, он был готов опрокинуть ее на весеннюю траву, она отпрянула. Ветер подхватил и закружил ее волосы, солнце высекло ослепительные искры в ее глазах. И на мгновение ее красота показалась ему безжалостной.

— Не сейчас, — сказала она, нежно похлопывая его по щеке. — Ты получишь меня, но позже. И я получу тебя.

Ярость чуть не задушила его, хотя он не понял, кого смог бы сейчас убить, Дарси или себя.

— Ты затеяла опасную игру.

— А без риска какое веселье? Ты получишь от меня все, что хочешь, и в бизнесе, и на личном фронте.

Его чувства были обострены до предела, и он рискнул спросить:

— А чего ты хочешь от меня?

Дарси опустила глаза, скрыв затаившуюся в глазах печаль.

— Разве ты привел меня сюда не потому, что уже понял сам?

— Может быть, — прошептал он.

— Ну и хорошо. — Дарси попыталась улыбнуться как можно беспечнее. — Нам лучше вернуться. Утро, считай, пролетело, а я даже не допила свой чай. — Она ободряюще сжала его руку. Еще посмотрим, угонишься ли ты за моими желаниями, слепой, глухой, бесчувственный тупица. — Поделишься своими рогаликами?

Тревор оценил ее желание обратить все в шутку.

— Если убедишь меня поделиться.

Ни один из них не оглянулся, иначе они бы заметили, как взметнулся за их спинами воздушный столб.

* * *

— Глупцы, — с досадой пробормотал Кэррик. — Упрямые глупцы! И угораздило же меня связаться с ними. Счастье само шло к ним в руки, а они отскочили от него как ошпаренные.

Кэррик стремительно поднялся с каменной приступки у колодца, завис в дюйме от земли, а в следующее мгновение уже сидел, скрестив ноги, у могилы Мод.

— Вот что я скажу тебе, старый друг. Не понимаю я этих смертных. Может, я в них ошибся, может, ими движет лишь похоть? — Эльф задумался, подперев кулаком подбородок, и вскоре лицо его просветлело. — Ну нет, черт побери, они любят друг друга, просто поглупели от любви, вот в чем беда. Ни он, ни она не знают, как справиться со своей глупостью. Они боятся самих себя, боятся дать волю чувствам и подчиниться любви.

Кэррик со вздохом взмахнул рукой, и у него на ладони появилось золотое яблоко.

— Ты могла бы возразить, что я был таким же, и, пожалуй, не ошиблась бы. Маги пошел по моей дорожке. Обещает ей то, обещает ей се, клянется подарить весь мир. Легко обещать, когда есть чем делиться, однако по-настоящему ты владеешь только своим сердцем, а его отдать гораздо труднее. Я не заглянул в душу моей Гвен, а Маги не хочет заглянуть в душу Дарси. Думает, что так разумнее, но им движет страх.

Кэррик обращался к могильному камню, как будто сама Мод сидела рядом и слушала его. А может, и вправду слушала.

— И девчонка ничуть не лучше. Отличается от моей тихой скромной Гвен, как солнце от луны, но в любви точно такая же. Она хочет, чтобы он предложил ей свое сердце, так почему, помоги мне великий Финн, прямо ему не сказать? Почему она молчит? Женщины, кто может их понять?

Надкусив золотое яблоко, Кэррик снова погрузился в свои мрачные мысли. Эти два идиота истощили его терпение. Еще немного, и он бросился бы на них и приказал бы выложить все, что у них на душе. Они любят друг друга, так пусть признаются, и дело с концом.

Однако продолжительность и движения этого затейливого танца он не мог предугадать. Это было не в его власти. Смертные должны все делать сами. Его… вклад — Кэррик отмел неприятное слово «вмешательство» — может быть самым ничтожным.

Он сделал все, что мог. Теперь остается ждать, как он ждет уже три столетия. Его судьба, его счастье, его жизнь, как он думал, зависят от чувств этих двух смертных.

Он общался с двумя другими парами и, казалось, должен бы понять, как подхлестнуть третью, но он лишь понял, что любовь — драгоценный камень с неизвестным числом граней. Сила и слабость в любви неотделимы, и любовь невозможно измерить, нельзя утаить про запас какую-то ее частичку. Либо ты отдаешь и берешь все, либо ничего.

Кэррик растянулся на траве и, глядя на облака, мысленно представил любимое лицо Гвен.

— Я желаю тебя сердцем, телом и душой. Я отдал бы все, что мне подвластно, лишь бы снова коснуться тебя, вдохнуть твой аромат, услышать твой голос. Клянусь, когда ты наконец вернешься ко мне, я брошу к твоим ногам любовь. Все ее величие и смирение. И цветы, которые расцветут из моей любви, никогда не завянут.

Измученный ожиданием, он закрыл глаза и растворился во сне.

Дарси тоже была измучена. Только ее до изнеможения довели старания быть — или казаться — веселой, соблазнительной и остроумной. Когда Тревор остановил машину, она уже боялась, что не сможет сделать ни шага, однако, преисполнившись решимости довести игру до конца, она обошла с ним здание паба и принялась восхищаться достигнутым на стройплощадке прогрессом.

Заметив подозрительный прищур Тревора, она поняла, что переигрывает, и поспешно ретировалась, послав ему воздушный поцелуй.

Не успела Дарси подняться на заднее крыльцо, как Бренна протиснулась вслед за ней на кухню.

— Дарси, что случилось?

Они знали друг друга с рождения и без слов понимали друг друга.

— У тебя есть время? — Их дружба подразумевала помощь без лишних вопросов, и Дарси, не оглядываясь, бросилась вверх по лестнице, сбрасывая свою веселость, как ненужную одежду. — Господи, как болит голова!

Она вошла в ванную комнату, сунула в рот пару таблеток аспирина, запила их целым стаканом воды.

Глаза подруг встретились, и Бренна сразу узнала горящий взгляд, скрывающий огорчение.

— Что он сделал?

Какое счастье, если есть друг, который еще до всяких объяснений уверен, что виновата не ты, а кто-то другой.

— Он предложил мне состояние. Наверное, маленькое по его меркам, но огромное по моим. Вполне хватит, чтобы с шиком жить где угодно.

— И?

— Я согласилась. — Дарси вскинула голову с вызовом, встревожившим Бренну. — Я подписываю его контракт на звукозапись.

— Так это же потрясающе, правда? Если это то, чего ты хочешь.

— Я всегда хотела больше, чем имела, и теперь, похоже, вот-вот получу. Я бы не стала ничего подписывать, если бы меня не устраивали условия. Поверь, я прежде всего делаю это для себя. Не настолько я потеряла голову, чтобы вредить себе.

— Тогда я рада за тебя и уже горжусь. — Бренна обняла подругу. — Он тебя обидел, милая?

— Я думала, он сделает мне предложение. Мне казалось, он скажет, что любит меня и хочет, чтобы мы были вместе. Можешь себе представить?

— Могу. — И у Бренны защемило сердце. — Еще как могу!

— А вот Тревор, как видно, не может. Он так и не понял, чего я ждала. — Дарси вцепилась в края раковины. — Не думай, я не собираюсь плакать. Он не выжмет из меня ни слезинки.

— Сядь и расскажи все по порядку.

Пока Дарси рассказывала, Бренна — олицетворение сочувствия — держала ее за руку.

— Вот подонок! — припечатала она, выслушав печальную историю.

— Спасибо тебе. А хуже всего, что я и сама виновата. Размечталась, нафантазировала бог знает что, как наивная дурочка.

— А почему бы и нет? Ты же его любишь.

— Люблю. И заставлю за это заплатить.

— Что ты задумала?

— Заманить его в ловушку, что же еще! Вскружить ему голову, смутить сменами настроений, наиграться с ним. Использовать весь мой накопленный опыт.

— Да, опыт у тебя богатый, — осторожно признала Бренна. — Но ты не будешь счастлива, если победишь таким способом.

— Не переживай! Многие строят отношения на сексе. Страсть и любовь не так уж далеки друг от друга.

— Теоретически возможно. Но, Дарси, если один испытывает страсть, а второй любит, они далеки друг от друга, как звезды, а возможностей причинить боль друг другу полно.

— Меня невозможно обидеть больше, чем это удалось ему сегодня утром у источника Святого Деклана. И я, как видишь, выжила.

Дарси подошла к окну. Она не видела Тревора, но он был где-то там, увлеченно строил свою мечту. Для воплощения мечты ему нужно кое-что от нее, а она может осуществить свою мечту, взяв кое-что, принадлежащее ему.

— Я рискну, я заставлю его нуждаться во мне. Это где-то посередине между страстью и любовью. Мне этого хватит. — Бренна хотела возразить, но Дарси покачала головой. — Уж попытаться-то я должна.

— Конечно. — «Разве я сама не пыталась, — подумала Бренна. — Разве не пытался любой, кто любил и жаждал ответной любви?»

— Но сейчас мне нужно избавиться от плохого настроения. Скоро придет Шон. Я просто спущусь на кухню и буду мучить его, пока мне не станет легче.

— Тогда я побегу на работу, чтобы случайно не попасть под горячую руку.

18

Буря наступала на деревню с северо-востока, будто неумолимая вражеская армия, настроенная на долгую осаду. Ее передовые отряды — сильные порывы ветра и короткие злые дожди — плевались холодом и гнали отдыхающих с пляжей. Низкое темное небо даже в местных жителях будило дурные предчувствия.

А вам когда-нибудь приходилось видеть грязно-зеленые зловещие тени по краям клубящихся туч? Вы когда-нибудь дышали воздухом с ощутимым привкусом опасности?

Безжалостного удара стихии недолго ждать, пророчили знающие люди.

Те, кто уже переживал подобное, проверяли наличие свечей, лампового масла и электрических батареек, пополняли запасы продуктов, строго наказывали детям держаться поближе к дому, а обладатели судов и лодок надежно швартовали свою плавучую собственность. В общем, Ардмор не дремал перед грядущей осадой.

Хотя Джуд пробивалась к пабу сквозь непогоду, когда она ворвалась в зал, ее лицо, порозовевшее то ли от холода, то ли от волнения, сияло, как солнце в погожий летний день. Она замерла у двери, поблескивая капельками дождя на гладко зачесанных влажных волосах и прижимая к груди, как любимое дитя, большую яркую книгу.

— Я ее получила.

От волнения голос Джуд прозвучал едва ли громче шепота и не долетел до Эйдана, отвернувшегося к пивным кранам, но Дарси увидела подругу и бесцеремонно опустила тяжелый поднос на первый попавшийся столик. Четыре приезжих студента ошалело уставились на сэндвичи, горы капустного салата и жареной картошки, которые вовсе не заказывали, и, недоумевая, ждали объяснений.

— Та самая книга? Твоя? — Сгорая от нетерпения, Дарси попыталась взять книгу из рук Джуд.

— Нет. Сначала Эйдан. Он должен увидеть первым.

— Увидит, куда денется. Ладно, давай побыстрее. Джек, пропусти, медведь неуклюжий. Шарон, прочь с дороги, у нас тут вопрос жизни и смерти. — Где локтями, где угрозами, Дарси пробивалась вперед и пропихнула Джуд за барную стойку. — Ну же, скорее. Я сейчас лопну от любопытства.

— Хорошо, хорошо. — Джуд прижимала книгу к груди с такой силой, что, казалось, ее сердце бьется прямо об обложку. — Эйдан!

Эйдан поставил перед посетителем пинтовую кружку, взял деньги.

— Джуд! Привет, милая. Ты не смогла найти местечко?

— Нет, я…

— Можешь отдохнуть в задней комнатке, но лучше иди домой, пока буря не разыгралась. — Он повернулся к очередному посетителю. — Две пинты «Смитвика». Три фунта двадцать пенсов.

— Эйдан! Я хочу тебе кое-что показать.

— Минуточку, дорогая. Ваша сдача восемьдесят пенсов.

Терпение Дарси лопнуло, и она схватила Эйдана за руку.

— Минуточка, черт побери. Посмотри на нее, идиот несчастный.

— Отстань! Ты не видишь, у меня клиенты, которым…. — Эйдан осекся и расплылся в улыбке, наконец заметив, что жена сжимает в руках. — Твоя книга!

— Только что прислали. Прямо из типографии. Она настоящая. Это какое-то чудо!

— Еще бы! Ты не хочешь показать ее мне?

— Да. Я… я не могу пошевелиться.

— Джуд Фрэнсис. — В голосе Эйдана прозвучала такая вселенская нежность, что у Дарси перехватило дыхание. — Я так люблю тебя. Ну, показывай.

Эйдан осторожно вытянул книгу из ее сжатых пальцев и сначала внимательно осмотрел заднюю обложку с фотографией.

— Ну, разве она не красавица, моя Джуд, такая серьезная и очаровательная.

— Эйдан, переверни. — Джуд затанцевала бы от нетерпения, если бы не мешал тяжелый живот. — Фотография не самое важное.

— Для меня самое. Жена — красавица! Теперь все увидят, какой у меня хороший вкус. — Он перевернул книгу и восхищенно ахнул.

СОКРОВИЩА СОЛНЦА

И ДРУГИЕ ИРЛАНДСКИЕ ЛЕГЕНДЫ

ДЖУД ФРЭНСИС ГАЛЛАХЕР

Заголовок занимал верхнюю часть обложки, имя автора — нижнюю, а между ними на белом крылатом коне летели по ярко-голубому небу мужчина в серебристой одежде и белокурая женщина.

— Прекрасно, — прошептал Эйдан. — Джуд Фрэнсис, как же это красиво!

— Правда? Тебе нравится? — Брызнувшие из глаз слезы не смутили Джуд. Они казались вполне уместными, а успех — заслуженным. — Я не могу оторвать от нее глаз, не могу выпустить из рук. Я думала, что понимаю, как много она для меня значит, но ничего подобного даже не представляла.

— Я ужасно горжусь тобой. — Эйдан наклонился и прижался губами к ее лбу. — Эту, первую, ты должна отдать мне. Я прочитаю ее от корки до корки.

— Начни прямо сейчас. С посвящения.

Когда Эйдан открыл книгу и начал осматривать форзац, Джуд торопливо перевернула страницу.

— Нет, не здесь. Посмотри сюда.

Эйдан начал читать, чтобы доставить Джуд удовольствие. Вдруг выражение его глаз изменилось, он вскинул голову и благодарно посмотрел на жену, поцеловал ее в губы.

— A ghra, — только и смог выговорить он, прижимая ее голову губами к своей груди. — Моя любовь.

— Отведи Джуд в заднюю комнату, — прошептала Дарси. — Ей нельзя столько времени стоять столбом. Посиди с ней. Я здесь справлюсь.

— Спасибо. Я только усажу ее и налью ей чай. — Взволнованный Эйдан вручил Дарси книгу. — Береги.

Забыв о посетителях, Дарси открыла книгу и прочитала то, что так потрясло брата.

Эйдану, который открыл мое сердце и подарил свое.

Он показал мне, что нет на свете магии сильнее, чем любовь.

— Можно взглянуть?

Тревор? Дарси подняла на него мокрые от слез глаза. Не в силах произнести ни слова, она протянула ему книгу и, отвернувшись, поставила под краны две кружки.

— Отличная книга.

— Конечно. Ведь это книга Джуд.

Тревор молча поднял откидную доску, прошел за стойку, положил книгу на полку от греха подальше и протянул Дарси носовой платок.

— Спасибо. — Дарси всхлипнула, вытерла глаза.

— Сентиментальность тебе к лицу.

— Но она не поможет работе. Пусть Эйдан поплачет, я наверстаю позже. — Дарси сунула платок в карман, так, на всякий случай. — Правда, чудесно? — Пританцовывая, она схватила с полки книгу и повернулась к следующему клиенту. — Моя сестра знаменитая писательница, и это ее книга. Появится в магазинах через пару недель. Обязательно купите. Так чем я могу вас порадовать?

Из кухни с тяжелым подносом появился разобиженный Шон.

— Дарси, ты когда-нибудь заберешь заказы или я должен не только готовить, но и обслуживать столики?

Дарси развернулась, сунула ему под нос книгу:

— Смотри, недоумок.

— Книга Джуд! — Опустив на стойку поднос, Шон потянулся к книге.

— Одна капля жира на обложке, и ты труп.

— Я аккуратненько. — Шон взял книгу с такой осторожностью, словно она была из хрупкого фарфора. — Надо немедленно показать Бренне, — заявил он, и только его и видели.

— Вот увидишь, они ее изгваздают. — Дарси повернулась за кружками и с изумлением обнаружила, что Тревор уже меняет «Гиннесс» на деньги. — Ха, у нас новый бармен!

— Я поработаю до возвращения Эйдана, а ты отнеси заказы, пока еда не остыла.

— Ты умеешь наливать «Гиннесс»?

— Я видел, как вы это делаете, так что не волнуйся.

— Если ты видел операцию на головном мозге, это не значит, что сможешь ее повторить. — Но она взяла поднос. — Спасибо.

— Не за что. — Он понаблюдает за ней. И подумает.

В последние дни Дарси держала его в постоянном, но таком восхитительном напряжении. В постели сводила с ума, в остальное время поддразнивала. Она была неутомимой, энергичной, капризной, соблазнительной и… бессердечной. Ему казалось, что он ходит по лезвию бритвы.

Что-то разладилось между ними с той пронизанной нежностью ночи. Он не понимал, что изменилось, просто чувствовал, особенно когда временами видел холодный блеск в ее глазах. Она смотрела на него так, словно оценивала и рассчитывала что-то.

Но ведь она никогда не делала секрета из своей расчетливости. Тревора по-своему даже восхищала ее прямота. Однако не расчетливость, не капризность, не эгоизм он только что увидел в ней. Успех Джуд и гордость брата за жену восхитили и растрогали ее до слез. За время их знакомства она впервые на его глазах проливала слезы от радости и гордости за кого-то другого, за того, кого любит. Это была какая-то другая, неизвестная ему Дарси.

В любви она щедра и ранима. Он жаждал этой щедрости, умилялся ее ранимостью, жаждал ее любви. Он хотел, чтобы она всплакнула и из-за него, хотя понимал, что это глупо. Ничего, у него есть время.

Он дождался конца дневной смены, когда Эйдан увел Джуд домой.

— Она так переволновалась и устала. — Дарси замерла у открытой двери, глядя вслед машине, на которой Эйдан увез Джуд домой. — Эйдан уложит ее в постель. Ой, ветер усилился. — Закрыв глаза, она подставила лицо влажному ветру. — Буря разразится еще до ночи. Тогда и носа на улицу не высунешь. Маги, ты задраил люки?

— Мне в любом случае надо возвращаться в коттедж. Остались кое-какие дела. Закрой дверь, промокнешь.

— Приятно проветриться после сегодняшнего столпотворения. — Но она послушалась, закрыла и заперла дверь. — Ставлю десять фунтов против твоих пяти, что работать сегодня тебе придется при свечах.

— Пари для простаков. Я не куплюсь.

— Жаль. Лишняя пятерка никогда не помешает. — Дарси начала собирать со столов грязную посуду. — Вечером нагрянет куча народа. Когда погода сходит с ума, люди тянутся друг к другу. Приходи, если получится. Будет музыка, а с музыкой легче переживать безумие.

— Я приду. Можешь передохнуть минутку? Я хочу с тобой поговорить.

— О, с удовольствием. Просто руки отваливаются. — Дарси уселась на стол, закинула ноги на стул. — В такие дни жалеешь, что нет еще одной пары рук и ног.

— Ждешь не дождешься, когда подашь последнюю кружку?

Вообще-то нет, но она кивнула.

— А кто не ждал бы? Каждый раз, как я подниму телефонную трубку и закажу еду в номер, это будет мой личный праздник.

— Можешь рассчитывать на множество праздников. — Тревор сел напротив нее. Пора поднять ставки и разыграть следующую карту. — Мне сегодня должны прислать по факсу черновик твоего контракта. Думаю, он меня уже ждет.

Дарси внутренне вздрогнула. От волнения, предвкушения, легкого страха.

— Быстрая работа.

— Контракт вообще-то стандартный. Ты, конечно, захочешь просмотреть его, показать своему адвокату. Поверенному, — поправился он. — Мы обсудим любые вопросы, изменения.

— Справедливо.

— Я должен слетать в Нью-Йорк на пару дней.

Хорошо, что она сидит, иначе не удержалась бы на ногах.

— Правда? Ты ничего не говорил об этом.

— Сейчас говорю. — Это решение он принял только что. — Летим вместе?

Да, просто счастье, что она сидит. Несчастные ноги превратились в желе, а тело напряглось.

— Лететь с тобой в Нью-Йорк?

— Ты сможешь подписать окончательный вариант там. — «На моей территории», — мысленно добавил он. — И мы это отпразднуем. — Он хотел познакомить ее с семьей, показать ей свой дом, свою жизнь. — Дела не займут много времени. Я покажу тебе город. — «И все, что могу тебе предложить». Это он тоже не произнес вслух.

Тревор и Нью-Йорк. Тревор и город ее грез. О чем еще мечтать?

— Если честно, я и мечтать о таком не могла.

— Так я сделаю распоряжения.

— Тревор, я не могу. Я не могу полететь с тобой сейчас.

— Почему?

— Разгар сезона. Ты же видел, что творится в пабе. Мы и так зашиваемся. Я не могу бросить Эйдана и Шона. Это неправильно.

Черт побери, ему сейчас не нужна ее ответственность, ее рассудительность.

— Ты можешь найти замену. Это ведь всего на несколько дней.

— Могла бы, но это самая легкая часть проблемы. Я не могу уехать, как бы ни хотела. Джуд родит со дня на день. Ей нужна поддержка семьи. И Эйдану тоже. Какая же я сестра, если улизну в такой важный момент?

— По-моему, ей ходить еще не меньше недели.

— Ох уж эти мужчины. — Дарси выдавила усмешку. — Младенцы, особенно первые, не спрашивают, когда им родиться. Во всяком случае, мне так говорили. Я бы с удовольствием полетела с тобой, но не вынесу угрызений совести.

— Полетим на «Конкорде». Ты всегда успеешь вернуться.

Дарси встала, на подкашивающихся ногах дошла до барной стойки, чтобы налить себе имбирного эля.

На «Конкорде». Как звезда. Не успеешь оглянуться, и ты уже в новом месте. Боже милостивый, ей бы точно понравилось.

— Прости, я не могу.

Конечно, Дарси права, но он еле сдержался, чтобы не надавить на нее еще. Нетерпение сжигало его, а он мечтал о привычном покое. «Не обманывай себя», — с отвращением подумал он. Не покой был ему нужен, а собственное преимущество.

— Ты права. Я выбрал неудачное время.

— Честное слово, мне ужасно жаль. Путешествие на «Конкорде», блистательный Нью-Йорк. В другое время я бы уже собирала вещи. — Чего бы ей это ни стоило, она притворится неунывающей, беспечной, сильной. — Итак, когда ты летишь?

Лечу? Куда лечу? Какое-то мгновение он просто тупо смотрел на нее. Никуда он не собирался лететь без нее. Эх, Маги, ты сам загнал себя в тупик.

Когда Дарси вернулась, Тревор глотнул из ее бутылки.

— Я покажу тебе черновик контракта, и если он тебя устроит, мои юристы составят окончательный вариант. Это займет пару дней. Тогда я смогу вернуться с документами.

— Какая оперативность.

— Да. — Во рту разлилась горечь, и Тревор отставил бутылку.

— Дай знать, когда определишься с отъездом. — Дарси накрыла его руку своей. — Я пожелаю тебе счастливого пути и пообещаю с нетерпением ждать твоего возвращения.

У него было полно работы, но он сидел за столом в крохотном кабинетике и хмуро таращился в окно на грозовое небо. Эта женщина не идет ему навстречу, эта женщина играет не по правилам.

Почему она не попросила отложить поездку на несколько дней? Или на пару недель? Он получил бы прекрасную возможность уступить ей, показать, что готов на любые компромиссы, лишь бы она была счастлива.

Какого черта он не продумал все заранее? Любой идиот сообразил бы, что она не сможет сейчас бросить дом и родных. Еще одно доказательство того, что любовь превращает мужчину в глупца. Жалкое зрелище.

Ослепительная молния, расколовшая небо, лишь ухудшила его и без того скверное настроение.

Почему он не поговорил с ней начистоту? Никто не просил его выворачивать душу наизнанку, но немного честности не повредило бы. Было бы проще и разумнее просто сказать, что он хочет показать ей Нью-Йорк, а делами займется между прочим. Его предложение прозвучало бы совсем иначе. А он поддался порыву и загнал себя в угол, с ходу объявив, что улетает.

Теперь придется лететь без нее или придумывать какое-то оправдание.

Он ненавидел придумывать оправдания.

Раскат грома, похожий на издевательский хохот, утонул в завываниях ветра. По оконному стеклу отчаянно забарабанил дождь.

Невероятно и глупо, но он не знал, как себя вести, а ведь раньше такого с ним не случалось, он всегда без особых усилий находил самый эффективный способ решения любой задачи. Кто знал, что в любви столько преград и непредвиденных поворотов. Но он не отступит. Он никогда не сталкивался с препятствием, которое не смог бы обойти или разрушить, и это как-нибудь преодолеет.

Самый лучший выход — заняться чем-то другим. Нужно просто отвлечься, и решение придет само собой.

Тревор стал разбирать факсы, поступившие за день, отложил уже прочитанный контракт Дарси в отдельную папку. Самое главное — найти правильный подход. Пока ясно одно: Дарси — находка для «Кельтской музыки», и об этой стороне их отношений можно не тревожиться.

Он хотел, чтобы родители услышали, как она поет. А ведь можно и в записи. Почему он не подумал об этом раньше? До отъезда в Нью-Йорк он обязательно запишет ее голос и хоть так познакомит с родными женщину, которую любит.

Ладно. Сейчас он очистит стол, отнесет контракт в паб, просмотрит его вместе с Дарси, ответит на ее вопросы, а они наверняка у нее возникнут. А потом скажет, что ему нужна запись ее голоса.

Успокоившись, Тревор отложил папку и занялся другими документами.

Вскоре он подумал, что не помешало бы выпить кофе, съесть что-нибудь, но есть в одиночестве не хотелось, и он разозлился. Никогда раньше одиночество его не тяготило, а сейчас он мечтал отбросить даже мысли о работе и оказаться в пабе среди людей. Рядом с Дарси.

Буря могла разразиться в любую минуту, и, по-хорошему, следовало бы выключить компьютер, но Тревор открыл электронную почту, чтобы занять себя чем-нибудь, чем угодно, лишь бы не броситься сломя голову в паб.

С каким-то извращенным наслаждением он представлял, как Дарси поглядывает на дверь, гадает, придет ли он, а если придет, то когда.

И плевать, что он сам себе кажется идиотом. Переживет! Дело в чертовом принципе.

Сначала Тревор по привычке просмотрел деловую почту, ответил на вопросы, что-то распечатал, что-то сохранил в памяти компьютера, затем перешел к личным письмам.

Одно письмо было от мамы, и он улыбнулся впервые за много часов.

Ты не звонишь и не пишешь. Во всяком случае, нечасто. Кажется, я убедила твоего отца в том, что нам необходимо отправиться наконец в чудесное путешествие в Ирландию. Если честно, не так уж долго пришлось его убеждать. Он скучает по тебе не меньше меня, и я думаю, хочет принять хоть малое участие в твоем театральном проекте. Надеюсь, нет, я уверена, что у тебя все идет так, как ты мечтал.

Папа уже начал расчищать дела и высвобождать время, хотя не подозревает, что мне это известно. Если все пойдет по плану, мы приедем в следующем месяце. Как только все прояснится, я сразу же тебе сообщу.

Раз ты не жалуешься, я думаю, что у тебя все в порядке и тебе некогда скучать, как всегда. Надеюсь, ты выкраиваешь время для отдыха. До отъезда ты слишком много работал, наказывал себя за Сильвию.

Ладно, ладно, я больше не буду об этом. Я как наяву вижу твой раздраженный взгляд: Нет, я солгала. Я скажу только еще одно. Тревор, дай себе передышку. Никто, даже ты сам, не может соответствовать твоим высоким требованиям.

На этом я заканчиваю. Я люблю тебя. Готовься к нашему вторжению.

Мама

Интересно, у него и в самом деле раздраженный взгляд? Тревор всмотрелся в тусклое отражение своей физиономии в оконном стекле и решил, что мама, похоже, права. Это и успокаивало, и тревожило, но не удивляло.

Он подвел курсор к окошку «Ответ» и щелкнул мышкой.

Ты все пилишь меня и пилишь.

Это ее точно рассмешит.

Собирайтесь побыстрее, и ты сможешь попилить меня лично, мне этого уже не хватает.

Да, театр строится по графику, хотя сегодня пришлось свернуться пораньше. Надвигается жуткая буря. Сейчас допишу письмо и задраю все окна и двери.

Думаю, ты обрадуешься, узнав, что я выбрал театру название. Я назову его «Duachais». По-гэльски это означает связь с местом, с его историей, фольклором, традициями. Одна очень умная женщина сформулировала, чего я хочу от этого театра, и оказалась права.

Разумеется, мое название станет кошмаром для рекламного отдела, но не страшно. Я никуда не спешу. Спешить здесь просто невозможно. Стоит только оглядеться по сторонам, и хочется смотреть и смотреть без конца.

Я собираюсь подписать контракт «Кельтской музыки» с Дарси Галлахер. Она невообразимо талантлива. Ты сама убедишься, когда услышишь, как она поет. Дай мне год, и ее голос, ее имя, ее лицо будут повсюду. Потрясающее лицо.

Она честолюбива, талантлива, энергична, импульсивна, умна и обаятельна. Не какая-нибудь застенчивая провинциалка. Она тебе понравится.

Я люблю ее. Обязательно при этом чувствовать себя идиотом?

Тревор замер, уставившись на последнюю строчку. Он не собирался это печатать и, качая головой, начал стирать. Очередная вспышка молнии осветила комнату ярким голубоватым светом. Прокатился оглушительный раскат грома. По оконному стеклу зазмеилась тонкая трещинка. И погас свет.

— Черт, — выругался Тревор, как только удары сердца перестали отдаваться в ушах. Электронное нутро наверняка сгорело. Сам виноват, знал же, что нужно отключить компьютер.

Экран почернел, как и мир вокруг, давая понять, что и батарея разрядилась. Тревор снова выругался, нащупал фонарик, предусмотрительно положенный рядом с ноутбуком, и включил, вернее нажал кнопку. Безрезультатно. Какого черта? Он же проверял батарейки перед тем, как сел работать, и сноп света был устойчивым и ярким. Тревор раздраженно встряхнул фонарик, вскочил, осторожно пробрался к кровати, нащупал на прикроватном столике свечи и спички.

К разрядам молний уже можно было привыкнуть, но при новой вспышке он вздрогнул, рассыпал спички и выругался.

— Возьми себя в руки, — пробормотал он и испугался собственного голоса, прозвучавшего в темноте весьма зловеще. — Не первая буря, не первое отключение электричества.

Однако здесь и сейчас чувствовалось что-то странное. Слишком театрально-трагическими были завывания ветра и потоки ливня, слишком свирепыми. Они как будто бросали ему личный вызов. Господи, какая чушь лезет ему в голову!

Хмыкнув, Тревор чиркнул спичкой, поднес крохотный огонек к фитилю свечи и, вздохнув с облегчением, решил зажечь остальные… Новая вспышка молнии выхватила из мрака Гвен.

— Кэррик гневается.

Тревор дернулся, пламя заметалось. К счастью, он удержал свечу и не поджег коттедж. Гвен улыбнулась:

— Вам нечего стыдиться. Кэррик прекрасно знает, что люди боятся бурь, и не привык сдерживать гнев.

Чуть успокоившись, Тревор поставил свечу на столик.

— По-моему, он слишком разбушевался.

— Он любит производить впечатление, мой Кэррик. И он страдает. Ожидание терзает душу, и чем ближе конец ожидания, тем труднее ему ждать. Вы позволите задать вам один вопрос?

Тревор покачал головой. Разговор с призраком в маленьком коттедже посреди разыгравшейся бури кажется нереальным и в то же время не удивляет его.

— Почему бы и нет?

— Надеюсь, мой вопрос не рассердит вас, но что вас останавливает? Почему вы не открываете свои чувства женщине, которую любите?

— Это нелегко сделать.

— Я знаю, что вы так думаете. — В ее голосе прозвучало нетерпение, хотя сцепленные руки не дрогнули. — Я хочу знать, почему это нелегко.

— Если не заложить фундамент, можно все испортить. Важно, очень важно не наделать ошибок.

— Заложить фундамент? — в замешательстве переспросила Гвен. — И что это значит?

— Я должен показать Дарси, что она получит, какую жизнь сможет вести.

— Вы говорите о богатстве? О роскоши?

— Да, верно. Как только она увидит… — Пол качнулся, и Тревор впервые всерьез встревожился. Гвен подняла руку, не дав ему продолжить.

— Простите. Я тоже не всегда могу сдержать гнев. — Она закрыла глаза, а когда открыла, они были потемневшими и печальными. — Как вы в этом похожи на Кэррика! Он тоже предлагал мне драгоценности, богатства, жизнь во дворце. И неподвластное вам бессмертие. Неужели вы не видите его ошибку, ошибку, которая стоила и мне, и ему трех сотен лет печального одиночества?

— Дарси не такая, как вы.

— Ох, Тревор, посмотрите внимательнее. Как можно быть таким слепым? — Гвен покачала головой. — Ну, вам еще многое предстоит сегодня ночью. Идите в деревню, вы нужны там.

— Дарси? — в панике воскликнул он. — Она в опасности?

— О нет! С ней все хорошо. Но кто-то другой нуждается в вас. Эта ночь — ночь чудес, Тревор Маги. Идите, чудеса ждут вас.

Тревор не колебался ни секунды. Едва Гвен растворилась в воздухе, он схватил свечу, чуть ли не скатился с лестницы и выбежал из дома.

19

Молнии раздирали небо, ревел диким зверем гром. Сильные порывы ветра хлестали по лицу. Дождь впивался в кожу бесчисленными тонкими иголками. Здоровенные градины колотили по голове и спине, прибивали к земле траву, раздирали цветы. Узкая дорожка превратилась в опасное, скользкое месиво.

Тревор промок насквозь, прежде чем добрался до машины.

Разум твердил, что только безумец может покинуть дом в такую ночь, что нужно переждать бурю, а не бросаться в ее оскаленную пасть, но Тревор уже поворачивал ключ в замке зажигания.

Завывания бури казались воплями привидений-плакальщиц, предвещающих смерть. В клубящемся воздухе, как обезумевшая мошкара, кружились вырванные из живых изгородей ветки, цветы и листья. Тревор готов был поклясться, что у ветра есть кулаки, когти и зубы. Свет фар еле пробивался двумя тонкими лучами сквозь стену дождя, лишь подчеркивая ярость стихии. Он с трудом вел машину по размытой канаве, которая еще недавно была проезжей дорогой. Сразу за поворотом его ослепила яркая молния, оглушил мощный раскат грома.

Тревору показалось, что за всем этим адским шумом слышны полные отчаяния женские рыдания.

Он нажал на газ, и машина, скользнув вбок задними колесами, проскочила следующий поворот. Впереди замелькали огни Ардмора, похоже, это были зажженные свечи и масляные лампы.

У кого-то наверняка есть генераторы, в пабе уж точно есть. Дарси в безопасности, в сухом и теплом доме, незачем мчаться сломя голову, ведь с ней, несомненно, все в порядке.

Но что-то подгоняло его. Не покидало ощущение, что надо спешить. Вцепившись в руль, Тревор обогнул Тауэр-хилл, и вдруг машина встала как вкопанная.

— Какого черта? — Тревор в ярости крутил ключ в замке зажигания, нетерпеливо давил на газ, но в ответ слышал лишь слабые щелчки.

Не переставая чертыхаться, он вынул из бардачка фонарик, который всегда держал там, и испытал минутное удовлетворение, когда вспыхнул снопик света.

Тревор выбрался из машины. Сильнейший порыв ветра чуть не сбил его с ног и, явно расстроенный неудачей, призвал на помощь ливень и град. Пригибаясь, Тревор с трудом стал карабкаться вверх по холму, чтобы сократить путь.

Он чувствовал, что должен бежать, но ноги увязали в раскисшей земле. Стлавшийся только здесь туман достигал колен, и древние надгробья торчали из него, как зубы огромного монстра.

«Это все Кэррик, — со злостью подумал Тревор. — Чертов любитель театральных эффектов!» И тут вспышка молнии осветила могилу давно умершего Джона Маги.

— Цветы? — Тревор остановился и, переведя дыхание, изумленно уставился на разноцветный ковер, похожий на радугу. Ветер, безжалостно хлеставший человека, лишь нежно покачивал хрупкие лепестки, а холодные клубы тумана осторожно огибали цветущие растения.

С вершины холма Тревор оглянулся на разбушевавшееся море, на высокие, с белыми гребнями волны. Магия не всегда бывает доброй, сегодня она кипела от ярости.

Тревор очнулся и двинулся дальше. Побежал? Он спотыкался, скользил и в конце концов врезался в мощное дерево, возникшее перед ним словно из ниоткуда. Боль в плече запульсировала в такт с ударами сердца. Несколько раз он чуть не скатился с каменистого склона, но в последний момент восстанавливал равновесие. Позже он осознал, что это было чудом.

Преодолев спуск, Тревор побежал по размокшей тропинке и наконец увидел манящие теплым светом окна паба.

Задыхаясь, он бросился вперед, но то ли шепот, то ли плач, еле различимый за воем ветра, заставил его оглянуться. В верхнем окне дома Галлахеров он увидел белокурую женщину, пристально смотревшую на него.

Не успел Тревор подумать, что у него галлюцинации, как женщина исчезла. Осталось лишь слабо освещенное окно, за которым не было никакого движения.

Что-то случилось, что-то неправильное было в этом слабом, словно застывшем свете. Тревор повернул назад и стал пробиваться к дому сквозь обезумевшую стихию. Добравшись наконец до порога, он распахнул дверь и ворвался в дом вместе с дождем и ветром. И даже не успел крикнуть, есть ли здесь кто-нибудь, как увидел на верхней площадке лестницы Джуд. Ее лицо побелело, как мел, волосы спутались, ночная сорочка была влажной от пота.

— Слава богу! Я не могу спуститься. — Джуд судорожно вздохнула и схватилась за живот. — Ребенок. Я рожаю.

Тревор постарался справиться с приступом паники и, перескакивая через две ступеньки, бросился к Джуд и протянул ей руку. Джуд сжала его пальцы с такой силой, что Тревор сморщился от боли.

— Дыши! Вдох, выдох. Смотри на меня и дыши.

— Да, хорошо, да. — Дикая боль скрутила ее. — Боже, боже, как больно!

— Я знаю, Джуд, знаю. Успокойся и дыши, сейчас станет легче.

— Да, уже проходит, но я и не представляла… Все случилось так внезапно. — Схватка закончилась, боль отпустила. Джуд вздохнула с облегчением, даже поправила дрожащей рукой волосы. — Я пила чай, потом позвонила Эйдану, сказала, что ложусь спать. А потом погас свет, и сразу же начались схватки.

— Не волнуйся. Мы отвезем тебя в больницу.

— Поздно, Тревор, слишком поздно. Я не доеду.

Он увидел страх в ее глазах и поспешил успокоить:

— Это не бывает так быстро. Какой интервал между схватками?

— Последние я не считала. И телефон отключился, я не успела позвонить ни в паб, ни врачу. Я подумала, что, если смогу спуститься… но не смогла. Сначала было две минуты, а сейчас все чаще и сильнее.

Господи!

— Воды отошли?

— Да. Почему так быстро? Не должно быть так быстро. На занятиях говорили, и во всех книжках написано, что это занимает часы. Приведи Эйдана, умоляю, приведи… Ой, ой! Боже, опять начинается! Тревор помог ей перенести боль, успокаивая, поддерживая, произнося какие-то слова, но в голове крутилось: схватки повторяются слишком часто. Он трижды присутствовал при родах сестры и понимал, что Джуд права: до больницы она не доберется.

— Надо уложить тебя в постель. Обними меня за шею. Вот так.

— Эйдан, мне нужен Эйдан, — продолжала твердить Джуд.

— Я знаю, я схожу за ним. Ты только не волнуйся. Держись. — Тревор довел ее до спальни, уложил в постель, быстро огляделся. Джуд успела зажечь несколько свечей. Ладно, пока хватит. — Когда снова накатит, глубоко и ровно дыши. Я скоро вернусь.

— Я справлюсь. — Джуд откинула голову на взбитые им подушки, уговаривая себя не паниковать. Она даже сумела выдавить робкую улыбку. — Женщины сплошь и рядом рожают без врачей и больниц, но я не думала, что и мне придется. Умоляю, Тревор, скорее!

Он боялся даже подумать, сколько схваток ей придется перенести в одиночестве, какой маленькой, испуганной и беспомощной выглядит она в этой широкой кровати, освещенная трепетным пламенем.

Тревор выскочил из дома. Теперь ветер дул ему в спину и подталкивал, подгонял, будто пытался помочь, и все равно казалось, что пришлось пробежать мили, прежде чем он схватился за дверную ручку «Паба Галлахеров» и ворвался в тепло, музыку и смех.

Дарси обернулась и ослепительно улыбнулась ему.

— Вы только взгляните, кто к нам пожаловал. — В следующее мгновение она заметила его встревоженный взгляд. — Что случилось? Ты ранен?

Тревор затряс головой, сжал ее плечо, повернулся к Эйдану.

— Джуд.

— Джуд? — Тревор никогда раньше не видел, чтобы кровь так мгновенно отхлынула от лица. — Что с ней? — Эйдан стремительно откинул доску, выскочил из-за стойки.

— Она рожает. Сейчас.

— Дарси, звони врачу! — крикнул Эйдан и буквально вылетел из бара.

— Она рожает сейчас, — повторил Тревор остолбеневшей Дарси. — Прямо сейчас. Врач не успеет, и связь все равно не работает.

— Матерь Божья! — Дарси среагировала немедленно: — Тогда бежим! Джек, Джек Бреннан, иди за стойку. Кто-нибудь, скажите Шону и Бренне. Тим Райли, пожалуйста, сходи за Молли О'Тул, да побыстрее. Она знает, что делать.

Схватив с крючка куртку, Дарси поспешила на улицу.

— Как ты нашел ее? — Она кричала, но сквозь завывания ветра и грохот волн Тревор еле слышал ее голос.

— Я шел сюда, дом был темным. Я подумал, что-то случилось.

— Нет, нет. Я имела в виду, как она? Как она держится?

— Она была одна. — Тревор подумал, что никогда не забудет, как она выглядела, не забудет, что пришлось ее оставить. — Ей было страшно. И больно.

— Она крепкая, наша Джуд Фрэнсис. Она справится. Как и мы. Только надо сообразить, что делать. — Усилием воли отогнав подкрадывающийся страх, Дарси вбежала в дом, отбросила облепившие лицо волосы. — Тебе не обязательно быть рядом. Мужчинам тяжело на это смотреть.

— Я с тобой.

Джуд сидела в постели, вцепившись в руку мужа, и тяжело дышала. Взгляд Эйдана был испуганным, но голос звучал успокаивающе:

— Вот так, дорогая. Все хорошо. Все уже почти закончилось. Почти закончилось.

Джуд рухнула на подушки. По ее лицу струился пот.

— Схватки все сильнее.

Эйдан вскочил на ноги, но руку Джуд не выпустил.

— Она рожает. Она говорит, что родит здесь. Здесь нельзя. Я говорил ей. Но она не слушает.

— Дурачок, она прекрасно родит здесь! — бодро воскликнула Дарси. Она знала, что, если и Эйдан запаникует, отчаянное положение станет безнадежным. — Чем здесь плохо? Очень даже уютно. Ну и ночку ты выбрала, Джуд Фрэнсис, чтобы привести в мир нового Галлахера.

Дарси подошла к кровати, уголком простыни вытерла лицо Джуд. Что же делать? Господи, что она должна делать? Мысли разбегались. Нет, она должна думать.

— Ты же посещала занятия. Расскажи-ка нам, милая, с чего мы должны начать?

— Я не знаю. Это не предусматривалось. Господи, как же я хочу пить.

— Я принесу тебе воды.

— Лед. — Тревор шагнул вперед. — Она может сосать кусочки льда. Эйдан, ей будет удобнее, если ты сядешь на кровати позади нее и будешь поддерживать ее спину. Джуд, сядь повыше. Я был с сестрой во время всех ее трех родов.

Правда, тогда это все было иначе. Все происходило в идеально чистой родильной палате, главным помощником был муж сестры, а руководили процессом врач и акушерка.

Дарси улыбнулась:

— Ну вот. У нас тут опытный акушер. Как раз то, что нам сейчас нужно. Милая, я принесу влажное полотенце и лед.

Джуд судорожно вздохнула, замахала рукой и вцепилась в локоть Дарси.

— Вот. Он выходит!

— Нет, еще нет. — «Спокойствие, мужество», — приказал себе Тревор и, собравшись с духом, откинул простыню. — Показалась головка. — Он целиком включился в процесс. — Джуд, пока не тужься, передохни, дыши! Эйдан!

— Давай, дорогая, дыши. — Эйдан обнял жену одной рукой, другой стал гладить круговыми движениями ее напрягшийся живот. — Не торопись! Дыши глубоко и проскользнешь над болью.

— Ха! Как же! — Схватки достигли пика. Джуд вскинула руку, схватила Эйдана за волосы, тот едва не вскрикнул от боли. — Что ты в этом понимаешь, черт побери? Откуда тебе знать, придурок!

— Давай, давай, детка, не упускай момент, — подбодрила ее Дарси, осторожно пытаясь высвободить руку из пальцев Джуд.

— Идиот, болван, кретин! — выкрикнула Джуд на пике боли.

— Точно, и даже больше, дорогая, — прошептал Эйдан, поглаживая ее живот. — Ну, ну, уже легче, правда? А теперь ты не могла бы отпустить мои волосы и оставить мне те, что еще не выдернула с корнем?

— Хватит трепаться! — «Пора, — подумал Тревор, — время истекает». Он услышал хлопок парадной двери, топот на лестнице и с благодарностью подумал о лишних руках.

— Шон, — приказал Тревор, как только Бренна и Шон влетели в спальню. — Разожги камин. Нам нужно тепло. Бренна, иди вниз и принеси лед и покроши его. А еще найди острые ножницы и веревку. Дарси, чистые простыни и полотенца.

Когда помощники отправились выполнять его поручения, Тревор взглянул на Джуд.

— Я должен вымыть руки. Моей сестре нравилось рожать под музыку, говорила, что это ее успокаивает.

— Мы тоже так собирались.

Тревор кивнул и, выходя из комнаты, приказал Эйдану:

— Пой.

Бригада у них оказалась ловкая и дружная. Через десять минут в камине пылал огонь, наполняя комнату теплом и светом. Снаружи бесновалась буря, но здесь звучала песня.

Джуд прижалась спиной к Эйдану, пытаясь надышаться перед схватками. Всю свою волю, все свои силы она сосредоточила на ребенке, стремившемся на свет божий. Сейчас ей было не до скромности или стыдливости. Она чувствовала лишь благодарность к Тревору, стоявшему на коленях у ее ног.

— Я должна толкать, да?

— Подожди минутку. — Ему необходима была эта минутка, чтобы собраться с духом. — Остановишься, когда я скажу, чтобы я смог повернуть ребенка. — «Я же видел это, — напомнил он себе. — Я справлюсь». — Хорошо. При следующей схватке толкай, а когда я скажу «стоп», дыши. — Тревор смахнул пот со лба.

— Начинается. Я должна…

— Толкай! — услышала Джуд как раз в тот момент, когда от боли искры посыпались из глаз, и, к изумлению Тревора, младенец оказался в его руках и сразу же закричал.

— Вот это да! Торопыга. — Тревор глупо уставился на младенца в своих руках. — Девочка, — выдавил он, подняв голову, и встретился взглядом с Дарси. И в третий раз увидел, как она плачет от счастья.

— Джуд. — Покачиваясь, Эйдан прижался щекой к волосам жены. — Ты только посмотри на нее. Посмотри. Она красавица.

— Я хочу… — Слова застряли в горле, Джуд протянула руки и рассмеялась, когда Тревор положил ребенка на ее живот, когда она впервые дотронулась до своей девочки. — Она — чудо! У нее уже есть волосики. Посмотрите. Какие чудесные темные волосики.

— И голос не подкачал. — Шон обошел кровать, наклонился и поцеловал Джуд в щеку. — У нее твой нос, Джуд Фрэнсис.

— Правда? Да, кажется, ты прав. — Джуд обернулась и поцеловала Эйдана в губы. — Спасибо тебе!

Счастливый, он опустил голову на ее плечо.

— Как мы ее назовем? — спросила Дарси, промокая влажной салфеткой лицо Джуд и еле сдерживаясь, чтобы не дать волю своим чувствам. Ей хотелось и смеяться, и плакать одновременно. Нет, пока еще рано, предостерегла она себя, еще не время. — Какое имя вы, в конце концов, выбрали для нее?

— Эйлиш. — Джуд перестала считать пальчики дочки, такие крошечные, такие чудесные, и перевела взгляд на Тревора: — Тревор, как зовут твою маму?

— Что? — Он так и не пошевелился с того момента, как заглянул в глаза Дарси. — Мою маму? Кэролин.

— Ее имя Эйлиш Кэролин Галлахер. И вы все будете ее крестными папами и мамами.

Они и не заметили, что буря за окном стихла.

Еле переставляя дрожащие ноги, Тревор вышел из спальни. Очень странное ощущение, ведь он чувствовал себя таким бодрым и легким, что, казалось, смог бы пробежать, не запыхавшись, десять миль, если бы не подгибались ноги.

Бренна и Шон, уже хлопотавшие на кухне, налили ему виски. Тревор молча взял стакан и залпом выпил до дна.

— Молодец, — похвалила Бренна, — но придется выпить еще один. — Щедрой рукой она плеснула в его стакан еще виски. — За Эйлиш Кэролин Галлахер.

Зазвенели стаканы, и Тревор выпил снова, расчувствовавшись и забыв об обычной осмотрительности.

— Ну и ночка выдалась!

— Не говори. — Шон хлопнул его по спине. — Благослови тебя бог, Тревор. Ты настоящий герой.

— Не обижайся, Трев, но я первый приз вручила бы Джуд. Надеюсь, я хоть наполовину буду такой же отважной, когда придет мой черед.

Тревор поднял стакан и перехватил взгляд, которым обменялись Шон и Бренна.

— Ты беременна?

— Мы только что объявили об этом в пабе. Вот почему у меня в стакане чай, а не виски. Не волнуйся, мне рожать в феврале, а к тому времени в театре только останется завершить отделку.

— Мы тоже будем рожать дома, — заявил Шон. — Мне понравилось.

— Хорошо. Если ты научишься принимать роды.

— В любом случае поздравляю. — Тревор чокнулся с ними. — Только сделай мне одолжение, постарайся не спешить, как Джуд. Она уложилась в два часа, я чуть не умер от страха.

— Но отлично справился.

— Да, хорошая работа, — согласился Шон. — Я думаю, мы должны вернуться в паб и объявить всем. Если у тебя еще остались силы, идем с нами, отпразднуем. И обещаю, тебе никогда не придется платить Галлахерам за выпивку. — Шон схватил Тревора за плечи и с энтузиазмом поцеловал. — Да хранит тебя бог! Идем, Бренна.

Оправившись от шока, Тревор расхохотался.

— Счастливая ночь, — заметила Дарси, входя в кухню.

— Шон меня поцеловал. Прямо в губы.

— Ах так? Я не позволю даже родному брату перещеголять меня. — Дарси прыгнула на Тревора — он еле удержался на ногах — и целовала долго и пылко. — Ну вот, думаю, теперь хватит. — Посерьезнев, она отстранилась, нежно погладила его по щеке. — Ты герой. Нет, не качай головой. Мы бы без тебя не справились, но я даже не хочу об этом думать.

— Ты тоже не подкачала.

— Мне от страха хотелось завизжать и удрать.

— Мне тоже.

Дарси заморгала, спрыгнула с него.

— Правда? Ты казался таким опытным, таким спокойным. Командовал, будто прием родов по субботам твое хобби.

— Я, признаться, был в ужасе.

— Тогда ты еще больше чем герой.

— Это был не героизм, а дикий ужас. — Теперь уже он мог в этом признаться. — С моей сестрой и не сравнить. Там я просто держал ее за руку, слушал, как она проклинает мужа, ну, может, дышал вместе с ней. И там были врачи, мониторы и… прочее. — Ему стало полегче. — А это… Боже, это было так первобытно.

Тревор допил виски.

— Буря, разгул стихии, рожающая Джуд. Все наперекосяк и тем не менее совершенно правильно, как будто так и должно быть.

— И все мы вместе в этом доме. — Дарси коснулась его руки. — Да, все это очень правильно. Это какое-то чудо, и оно касается и меня. Ребенок, наша Эйлиш, по-моему, она здоровенькая, да?

— На вид абсолютно. Не волнуйся.

— Ты прав, конечно. Закричала, еще не вырвавшись на волю, и уже сосет грудь. Джуд просто сияет. Давай выпьем за наше идеальное маленькое чудо.

Тревор покосился на бутылку.

— Я уже выпил дважды с Бренной и Шоном.

— И что ты хочешь этим сказать? — Дарси достала стаканы, налила виски Тревору и себе.

— Ничего. Я не знаю. Ну, за наше маленькое чудо. За новорожденную Галлахер.

— За ее здоровье! — Дарси поднесла свой стакан к губам, закинула голову и выпила виски залпом. Тревор почувствовал себя обязанным сделать то же самое. — Я отнесу мамочке чай и приберусь. Ты будешь в пабе?

— Я подожду тебя здесь.

— Отлично. — Дарси повернулась, чтобы поставить чайник на плиту, заметила под стеганым чехольчиком заварочный чайник. — Шон не только с поцелуями меня опередил. Посиди, успокойся, — предложила она, расставляя на подносе чашки. — Чудеса чудесами, а рожать детей дело, оказывается, непростое.

— Ты мне рассказываешь!

Когда Дарси вышла, он хотел присесть, но почувствовал себя виноватым. Надо подняться и посмотреть, все ли у них в порядке. Да и не мог он сидеть, его переполняла какая-то волшебная энергия.

Тревор услышал, как открылась дверь, как Дарси радостно встретила Молли О'Тул.

Слава тебе, господи! Впервые в жизни Тревор был счастлив передать бразды правления в чужие руки. Он обошел кухню, вгляделся в темноту за окном и уже собирался сварить себе кофе, если найдет его, когда в кухню влетел Эйдан.

— А вот и герой дня!

На этот раз Тревор подготовился и все равно не смог уклониться от пылкого поцелуя.

— Три — ноль в пользу Галлахеров, — пробормотал он. — Я уже начинаю привыкать. Как Джуд?

— Вся светится. Сидит в кровати, хорошенькая, как картинка, и пьет чай, а Дарси баюкает ребенка.

— Дарси?

— Вышибла меня из комнаты. — Эйдан достал себе стакан. — Сказала, что свежеиспеченный отец, должен спуститься сюда и выпить виски, а она воспользуется привилегией тетушки и начнет баловать ребенка.

— Тетушка? — Как ни пытался, Тревор так и не смог представить Дарси тетушкой.

— Молли О'Тул с ними. Говорит, что останется на ночь. Они уже нарядили Эйлиш в рубашонку с кружавчиками. Она такая…

Эйдан осекся, наклонившись, уперся руками в рабочий стол.

— Господи. Как это все меняет! Клянусь тебе, у меня душа дрожит. Никогда не думал, что можно чувствовать что-то так сильно, что я могу полюбить в одно мгновение. Ей нет еще и часа, а я мог бы убить за нее, умереть за нее. Когда я думаю, что мог потерять их, если бы судьба не подарила мне шанс…

Тревор молчал. Ему нечего было сказать.

— Я на всю жизнь перед тобой в долгу.

— Ничего подобного.

— Не возражай. Когда бог вознаградит тебя ребенком, ты поймешь, как велик мой долг. — Эйдан опомнился, обернулся. Еще немного, и он смутит парня до смерти. — Мы, ирландцы, сентиментальный народ. Давай выпьем, а то меня ноги не держат.

Тревор подумал, что если тосты будут продолжаться в том же темпе, то — какие там ноги! — он просто рухнет на пол и разобьет физиономию. Но он поднял стакан и выпил с Эйданом за молодую мать, а потом за новорожденную.

К тому времени, как Эйдан удалился наверх, а Дарси вернулась на кухню, Тревор наблюдал за вращающейся дверью сквозь янтарную пелену «Джеймисона» и прекрасно себя при этом чувствовал.

Чтобы понять это, Дарси хватило одного взгляда на его лицо, на глупую, но довольную мальчишескую улыбку, на взъерошенные волосы и отяжелевшее тело.

Она подошла к нему, похлопала по щеке. Так хотелось прижать его к груди и убаюкать, как только что убаюкивала она новорожденную племянницу.

— Милый, да ты совсем пьяный!

— Я никогда не пью больше двух стаканов. Не концентрирую внимание.

— Еще бы! Но в такую ночь просто невозможно соблюдать твои прекрасные, достойные уважения правила.

— Нельзя не выпить за ребенка.

— Непростительно.

— Мы опять пьем за ребенка? — Его вопрос прозвучал так трогательно, что Дарси хихикнула.

— Я думаю, пора вернуться в паб, а там посмотрим. Давай встанем на ножки. Можешь на меня опереться.

Смутно почувствовав себя оскорбленным, Тревор оттолкнулся от стола.

— Я вполне могу стоять сам. — Но, как только он выпрямился, комната плавно повернулась вокруг него. Ему даже понравилось. — Ого! — Он выставил руку. — Я в порядке. Вот только найду равновесие.

— Ну, дай мне знать, когда найдешь. — Дарси поморщилась, увидев почти пустую бутылку и только сейчас поняв, сколько виски они влили в парня. — Ты вел себя как герой, а мы так жестоко с тобой обошлись. Сейчас доберемся до паба и покормим тебя. Держу пари, тебе понравится что-нибудь горячее в животе.

— Ты. Ты уже у меня в животе, и в голове, и везде, черт побери. Эйдан меня поцеловал, теперь твоя очередь.

— И до этого доберемся в свое время. — Дарси положила руку ему на талию, он дружески обнял ее за плечи, и, спотыкаясь, они добрели до прихожей.

— Давай взглянем на ребенка. Я с, ума схожу по детям. — Тревор попытался двинуться в сторону спальни, но Дарси решительно повела его к двери.

— Ты что, шутишь? Малышка сейчас спит, как ангелочек, и Джуд нуждается в отдыхе, а утром мы их обязательно навестим.

Дарси открыла дверь, и волна свежего воздуха чуть не сбила Тревора с ног.

— Ах, какая ночь!

— Предупреждаю, если ты вырубишься, я тебя поднимать не стану. — Несмотря на угрозу, она ухватила его покрепче.

— Не собираюсь я вырубаться. Я прекрасно себя чувствую.

Небо очистилось и мерцало тысячами звезд, как будто и не было никакой бури.

— Послушай, музыка. Из паба. — Тревор остановился, прижал Дарси к себе. — Что это за песня? О, я ее знаю. — Он сосредоточился, его взгляд прояснился, и вдруг, к изумлению Дарси, он запел, и она начала подпевать ему. Их голоса зазвучали в удивительной гармонии и друг с другом, и с этим звездным небом, и с долетавшим с моря прохладным ветром.

Глаза ее сияют, как бриллианты,
И бархатная лента в волосах,
Что ласковой волной легли на плечи.
«Она же королева», — сказал себе я так.

Тревор ухмыльнулся и, повернувшись, крепко сжал Дарси в объятиях.

— Я всегда думаю о тебе, когда ее слышу.

— Пожалуй, я приму это за комплимент. А я не знала, что ты умеешь петь, Тревор Маги. У тебя красивый и сильный голос. Что еще ты утаиваешь от меня?

— И до этого доберемся в свое время. Дарси рассмеялась, высвободившись из его объятий, и повела дальше.

— Я на это рассчитываю.

20

В окутавшей его туманной пелене расплывалось все: лица, голоса, жесты. Он потерял счет полным пивным кружкам, которые попадали в его руки, и дружеским хлопкам по спине. Но он помнил, что его целовали. Неоднократно.

Многие плакали. Он смертельно боялся, что был одним из них.

А еще там пели, и он спел соло, вот это он понял точно. И танцевали, кажется, и он кружился в танце со своим главным электриком, дородным мужчиной с татуировками. И, кажется, он толкнул речь.

В какой-то момент Дарси выдернула его из хаоса и втащила в кухню, налила ему супа. А может, он уронил голову в миску? Вот это помнилось смутно.

Зато он точно помнил, что пытался повалить Дарси на пол, что было отличной задумкой, если бы на кухне не крутился Шон и если бы в итоге бой не выиграла женщина, весившая на добрых пятьдесят фунтов меньше его.

Боже милостивый! Он напился до бесчувствия.

Разумеется, ему и раньше случалось напиваться. Он же учился в колледже в конце концов. Под настроение он мог хорошенько выпить и не испортить вечеринку. Только на этот раз все было иначе, правда, он не помнил всех подробностей. К сожалению.

Однако кое-что он помнил ясно. Кристально ясно.

Дарси вела его к кровати, а он спотыкался и, да, все еще пел — даже вспоминать неловко — приторно-сентиментальную песню «Роза нашего городка» и где-то между куплетами долго объяснял Дарси, что дочь кузины его мамы в восьмидесятых годах была Розой города Чикаго.

А когда он упал ничком на кровать, то сделал Дарси такое непристойное — совсем не в его стиле — предложение, что любая другая женщина на ее месте избила бы его до смерти. А Дарси расхохоталась и заметила, что мужчины в его состоянии вовсе не так хороши, как думают, и лучше бы ему побыстрее заснуть.

Он поверил ей и, мгновенно отключившись, спас себя от неминуемого унижения.

Однако сейчас он лежал в темноте абсолютно трезвый, с половиной песчаных пляжей Ардмора во рту и с полным составом танцевального ансамбля «Риверданс», отбивающим чечетку, в его бедной многострадальной голове. И не в силах пошевелиться, он всей душой мечтал о забвении.

Мечта все никак не осуществлялась, и он представил, как было бы здорово отпилить голову, и пусть она подлечивается где-нибудь в другом месте, пока его тело еще побудет в блаженном сне. Однако, чтобы исполнить это желание, неплохо бы для начала найти чертову пилу. Или нет?

Пожалуй, проще и разумнее проглотить пачку аспирина. Он попытался подняться. Каждое движение было сущим наказанием, но в конце концов ему удалось, подавляя стоны, принять сидячее положение на краю кровати.

Пытаясь сфокусировать зрение, Тревор уставился на светящийся циферблат часов, вызывающе глядящих на него с прикроватной тумбочки. Три сорок пять. М-да, могло быть и хуже. С величайшей осторожностью он повернул голову и только сейчас увидел спящую рядом Дарси.

Тревора пронзила горькая обида. Как эта женщина может так безмятежно спать, когда он умирает рядом с ней? Неужели в ней нет ни капельки сочувствия? И почему она не мучается проклятым похмельем?

Тревор с трудом подавил порыв растолкать ее, чтобы не страдать в одиночестве, поднялся и заскрежетал зубами, когда тьма дрогнула и закружилась. Желудок всколыхнулся, к горлу подступила тошнота.

Никогда, мысленно поклялся Тревор, никогда больше я не позволю себе напиться. Даже если придется принимать тройню в эпицентре торнадо. Он улыбнулся бы, если смог, вспомнив чудесное ощущение маленькой, громко заявляющей о себе жизни в своих руках. Но сил на улыбку не было, он лишь скривился и заковылял в ванную комнату.

Не подумав, он включил свет и услышал тонкое поскуливание, как оказалось, свое собственное. Ослепший, истерзанный, он хлопнул ладонью по выключателю и, провалившись в блаженную темноту, чуть снова не заскулил, теперь от облегчения. И привалился к стене, пытаясь восстановить дыхание.

— Тревор? — Он услышал тихий голос Дарси, почувствовал легкое прикосновение к своей руке. — Тебе плохо?

— Нет, мне хорошо. Спасибо за заботу. А ты как? — Слова раздирали глотку, как крупнозернистый наждак.

— Бедняжечка. Ну, если бы у тебя не болела голова, я решила бы, что ты робот. Идем, я уложу тебя и подлечу.

Дарси проснулась и готова его утешать, а к бушующей в нем мерзости добавилось раздражение.

— Уже. Подлечили. Ты и твоя банда садистов.

— Это и вправду было ужасно. Мне так стыдно.

Он хотел язвительно прищуриться, но побоялся, что глаза его не справятся с этой непростой задачей.

— Издеваешься?

— А ты как думаешь? — Дарси потянула его обратно в спальню. — Но сейчас у нас другие заботы. Вот мы и дошли, садись осторожненько.

Как у нее ловко получается. Интересно, сколько пьяных мужиков она укладывала в постель утром после попойки? Тревор прекрасно понимал, что мыслишка подлая, но она уже пустила корни.

— Богатый опыт?

Дарси поняла, что он хочет ее обидеть, но решила не обращать внимания, ведь она видела, как он страдает.

— Невозможно работать в пабе и не сталкиваться с пьяными. Тебе нужно лекарство, вот и все.

— Если надеешься влить в меня хоть каплю виски, ты сошла с ума.

— Нет, нет, я не собираюсь клин клином вышибать. Отдохни. — Как опытная сиделка, Дарси взбила подушки и подоткнула их под его спину. — Я сейчас вернусь. Надо было приготовить вчера, но я закрутилась и не подумала.

— Просто дай хоть одну таблетку чертова аспирина. — «Желательно размером с луну», — мысленно добавил он.

— Хорошо, хорошо… — Дарси легко коснулась губами его пульсирующего виска. — Потерпи минуточку.

Опять играет? С чего это вдруг она стала такой милой, такой заботливой? Он разбудил ее в четыре часа утра и не сказал ни одного доброго слова. Почему она не огрызается? Почему она не страдает похмельем?

Охваченный подозрениями, он заставил себя встать и, сжав зубы, натянул джинсы. И, еле передвигая ноги, добрался до крохотной кухоньки. Как только его глаза приспособились к свету, он увидел, что Дарси бросает в стеклянный кувшин какую-то гадость.

— Ты трезвая.

Дарси прекратила помешивать мерзкую жидкость и оглянулась. О, парень похож на жертву кораблекрушения и все равно умопомрачительно красив.

— Да.

— Почему?

— Еще до того, как мы добрались до паба, стало ясно, что ты напился за нас обоих. Имел право. Милый, присядь, не казни себя так, тебе и без того несладко.

— Я обычно не напиваюсь. — Ему удалось сказать это с неким подобием достоинства, но он побоялся, что его стошнит, удалился в гостиную и присел на подлокотник кресла.

— Даже не сомневаюсь. — И, наверное, поэтому он страдает и телом, и душой. — Но ночь была исключительной, и ты прекрасно повеселился. Наша лучшая вечеринка, с тех пор как поженились Шон и Бренна, а мы праздновали их свадьбу целый день и полночи.

Дарси подошла к нему со стаканом, в котором плескалась подозрительная жидкость.

— У нас было столько поводов для праздника. Джуд, и малышка, и театр.

— При чем тут театр?

— Его название. Ой, пиво смыло твою память? Ты объявил, что назовешь его «Duachais». Мне было так приятно. И все, кто был в пабе — а к закрытию подтянулся чуть ли не весь Ардмор, — пришли в восторг. Чудесное название, правильное. И так много значит для всех нас.

Досадно, что он ничего не помнит. Досадно, что объявил это, когда ничего не соображал. И где тут достоинство?

— Это ты придумала.

— Я произнесла слово, а ты правильно им распорядился. Запей аспирин вот этим, и сразу оживешь.

— Что это?

— Эликсир Галлахеров. Рецепт передается из поколения в поколение. Ну, не бойся, будь паинькой.

Тревор схватил таблетку, затем стакан, хмуро уставился на Дарси. Она выглядела потрясающе. Прекрасной, отдохнувшей, идеальной. Распущенные волосы блестят, глаза ясные и веселые, и улыбается вроде сочувственно. Ему отчаянно захотелось положить раскалывающуюся голову на ее роскошную грудь и тихо умереть.

— Гадость!

— Не капризничай. Вкус совсем не противный.

— Не это. — За неимением лучшего он запил таблетку и помрачнел еще больше. — Все гадость.

Дарси терпеливо ждала, пока он выпьет до дна, а его раздирало огромное, острое желание. Даже сейчас, чувствуя себя полной развалиной, он нестерпимо нуждался в ней. Унизительное ощущение.

— Спасибо, — проворчал он, вернув ей пустой стакан.

— Не за что. — Дарси не дала обиде дорогу, напомнив себе, что сегодня Тревор заслужил ее заботу.

Он привел в мир ее племянницу. За одно это она была перед ним в неоплатном долгу. Он назвал свой театр словом, которое подарила ему она, это честь для нее. И невозможно ругаться с ним, тем более когда ему так плохо.

В общем, Дарси проглотила гнев и обиду и решила побаловать его еще немного.

— Я знаю, что тебе сейчас нужно. Горячий завтрак и твой любимый кофе вернут тебя к жизни. Я позабочусь о тебе, как любящая мамочка… Ой, я вспомнила. Господи, где же были мои мозги?! Твоя мама звонила ночью в паб.

— Что? Моя мама?

— Ты был на улице, серенадами провожал семейство Даффи. С ней разговаривал Шон. Она кое-что просила тебе передать.

Тревор вскочил.

— Ничего не случилось?

— Нет, нет, не волнуйся. Шон сказал, что у нее был очень довольный, даже счастливый голос. И она поздравила нас с рождением Эйлиш. В общем, она велела передать тебе: «Да, конечно, так и должно быть, я в полном восторге». И она просила тебя перезвонить и подробно об этом рассказать.

— О чем подробно рассказать?

— Понятия не имею! — крикнула Дарси уже из кухоньки.

— Я не знаю, о чем она… — Тревор пошатнулся, схватился за спинку кресла.

«Я люблю ее. Обязательно при этом чувствовать себя идиотом?»

Но ведь он не посылал то письмо! Он хотел стереть последнюю строчку, когда электричество вырубилось, прикончив ноутбук. Он не нажимал на клавишу «Отправить». Мама не могла получить письмо, которое он не посылал.

Тревор потер лицо ладонями. Но разве он не узнал, что невероятное здесь — обычное дело?

И что теперь? Мама счастлива оттого, что он чувствует себя идиотом?! Это хорошо, решил он, заковыляв туда-сюда по тесной гостиной, потому что с каждой минутой он чувствует себя все большим идиотом.

И во всем виновата женщина, которая сейчас возится здесь, рядом. Это из-за нее он чувствует себя слабым и глупым. Какая-то часть его души трепетала от того, что он наконец может быть слабым и глупым в любви, но он понимал, что попал в беду.

Тревор остановился, уставился на картину с русалкой, и гнев снова вскипел в нем. И в кого же он влюбился? Кто она на самом деле, черт побери? Сколько в ней от изображенной здесь красивой соблазнительницы и сколько от преданной женщины, которая сейчас готовит ему завтрак? Может, это все волшебные чары, своекорыстная магия, лишившая его собственной воли, собственных чувств ради удовлетворения чужих желаний.

Может, Дарси это знала?

Duachais. Знала, мрачно подумал он. Не могла не знать. Гвен отвергла предложенные ей сокровища солнца, луны и океана. А что сказала Дарси, когда он спросил, обменяла бы она свою гордость на драгоценности?

Она ответила, что нашла бы способ сохранить и то и другое.

Кто бы сомневался!

И картину она сохранила. Картина висит в ее комнате бог знает сколько времени после того, как модель выставила художника за дверь.

— У меня нет никакого мяса на завтрак, — сообщила Дарси, выглянув из кухни. — Я спущусь вниз, украду что-нибудь у Шона. Ты хочешь бекон, или колбасу, или и то и другое?

— Ты с ним спала? — слова вырвались прежде, чем он успел прикусить язык.

— Что?

— С художником. Который нарисовал это. — Тревор повернулся к ней, прекрасно сознавая, как нелепа его ярость. — Ты с ним спала?

Дарси замерла. Кровь так сильно пульсировала в висках, что она не могла думать.

— Тревор, ты испытываешь мое терпение, а все знают, что терпение не входит в число моих достоинств. Поэтому я просто скажу, что это не твое дело.

Конечно, не его.

— Черта с два! Он любил тебя? Ты с удовольствием позировала ему, а потом прогнала к черту?

Нельзя поддаваться на провокацию. Нельзя показывать свою боль. Ни в коем случае.

Дарси сосредоточилась на ярости, сверкающей в глазах Тревора, и не стала сдерживать свою.

— Понятно, что ты обо мне думаешь, и ты недалек от истины. У меня были мужчины, и я не собираюсь за это извиняться. Я брала то, что меня устраивало, ну и что?

Тревор сунул руки в карманы.

— И что же тебя устраивает, Дарси?

— Ты устраивал какое-то время. Но, кажется, это время прошло. Уходи, пока мы не наговорили друг другу то, что может расстроить нашу сделку.

— Сделку? — Ну и штучка! Невозмутимая, хладнокровная. А он вот-вот лопнет от ярости. — Всегда сделка, не так ли? Контракты, деньги, прибыль. Ты нацелилась на большой куш.

Она побледнела. На ее белом как мел лице еще ярче вспыхнули синие глаза.

— Убирайся! Вон из моего дома! Я не пущу в свою постель мужчину, который смотрит на меня и видит шлюху.

Ее слова отрезвили его, привели в чувство. Он чуть не сгорел на месте от стыда.

— Я не это имел в виду. Я никогда не думал ничего подобного.

— Неужели? Выметайся, ублюдок. — Ее затрясло. — А пока ты здесь, вот что я тебе скажу: это нарисовала Джуд и подарила мне на день рождения.

Дарси развернулась и, гордо выпрямившись, скрылась в своей спальне.

— Дарси, постой! — Он умудрился придержать дверь. — Прости! Послушай… — Это все, что он успел сказать до того, как что-то разбилось о дверное полотно в дюйме от его лица. — Господи!

— Я сказала, вон из моего дома.

Она уже не была бледной. Раскрасневшись от ярости, она схватила хорошенькую фарфоровую шкатулочку. Доли секунды не хватило Тревору, чтобы решить: броситься вперед или отступить. Шкатулка больно ударила его в плечо.

— Прости, — повторил он, хватая Дарси за руки и мешая выбрать следующий снаряд. — Я перешел все границы. Я не думал, что говорил. Мне нет оправданий. Пожалуйста, выслушай меня.

— Тревор, отпусти меня.

— Бросай все, что хочешь, но потом выслушай меня. Пожалуйста.

Она дрожала, как тетива лука, из которого только что выпустили стрелу.

— Зачем?

— У тебя нет причин. Но все равно выслушай.

— Ладно. Только отпусти меня и отойди. Не трогай меня сейчас.

Он вздрогнул, кивнул и отпустил ее. Он понимал, что заслужил ее гнев. Он испугался, что она вышвырнет его из своей жизни, и приготовился умолять.

— Я никогда раньше не ревновал. Поверь, мне это нравится не больше, чем тебе. Это низко, недостойно.

— У тебя были женщины до меня. Я упрекала тебя? Я унижала тебя?

— Нет. — Он понял, как больно обидел ее. Они оба сейчас истекали невидимой миру кровью. — Я не имел права, у меня не было причин. И не о картине я думал. Я не могу справиться со своими чувствами к тебе. И с собой. — Он погладил ее волосы, глядя в ее ошеломленные глаза. — И все это превращает меня в идиота.

Ее сердце заколотилось как бешеное.

— С тех пор как мы встретились, я не думала ни об одном мужчине, кроме тебя. Этого тебе хватит?

Тревор опустил руку.

— Должно бы хватить. Но не хватает. — Он отошел, вернулся к ней, снова отошел. К черту планы, к черту графики, пора действовать. — Мне нужно от тебя гораздо больше, и я хочу дать тебе все, что ты хочешь.

В сердце кольнуло.

— О чем ты говоришь?

— Я хочу, скажем так, эксклюзивные права. На тебя, на все. — Он вернулся к ней. — Можешь назвать условия. У меня есть квартира в Нью-Йорке. Если она тебе не понравится, найдем другую. Сами или через компанию. У меня есть несколько домов в разных странах. Если хочешь, я куплю землю здесь, построю дом по твоему вкусу. Куда бы нам ни пришлось уехать, я думаю, ты захочешь возвращаться сюда.

— Понимаю, — тихо произнесла она, опуская глаза. — Ты все продумал. А у меня будет доступ к банковским счетам, кредитным картам и всему остальному?

Тревор сунул сжатые кулаки в карманы.

— Разумеется.

— И за все это… — Дарси провела пальцем по браслету, который не снимала с тех пор, как он сам застегнул его на ее запястье. Которым она дорожила, восхитившись его красотой, а потом потому, что это был его подарок. — И за все это я буду принадлежать только тебе.

— Можно и так сказать, но я…

Он считал, что буря пролетела, и расслабился. Маленькая вазочка из почти прозрачного ирландского фарфора ударила его в лоб. Сквозь посыпавшиеся из глаз искры он увидел лицо Дарси. Снова бледное и застывшее от ярости.

— Ах ты, подлая мерзкая дрянь! Какая разница между шлюхой и любовницей, кроме таксы и формы оплаты?

— Любовница? — Дрожащей рукой он дотронулся до лба, уставился на окровавленные пальцы.

И еле успел уклониться от керамического горшочка. — Кто сказал… Прекрати!

— Жалкий червяк. Подонок! — Все красивые вещицы, которые она собирала годами, летели в него и осколками рассыпались по полу. — Ты не нужен мне даже на серебряном блюде, на котором родился. Подавись всеми своими домами, счетами и кредитками или засунь их в свою задницу.

Слезы застилали ей глаза и мешали прицельной стрельбе, но дождь сыпавшихся на него осколков внушал благоговейный страх. Тревор загородился от бра, которое она сорвала со стены, наступил босой ногой на стекло, выругался.

— Мне не нужна любовница.

— Пошел к черту. — Одна ценность у нее осталась. Дарси схватила крохотную резную шкатулку и выбежала из спальни.

— Господи. — Тревор опустился на кровать, чтобы вытащить стекло из ступни. Он не удивился бы, если бы Дарси вернулась с ножом или еще с чем-то острым, и резко вскинул голову, услышав, как хлопнула дверь ее квартирки.

— Дарси! Черт побери. — Оставляя кровавые следы, он бросился вслед за ней.

Наверное, даже косноязычный кретин смог бы все ей объяснить гораздо лучше.

Тревор скатился с лестницы, снова выругался, услышав грохот двери паба. Господи, куда ее понесло? Они же не одеты. Она в тонком халате, он в одних джинсах. Разумный мужчина побежал бы со всех ног в противоположную сторону, но Тревор стрелой вылетел вслед за Дарси на улицу.

Дарси на бегу швырнула в него шкатулкой, сжимая в другом кулаке драгоценный камень, который хранила в ней. К черту желания, в ярости думала она. К черту любовь! К черту Тревора! Она выбросит волшебный сапфир в море.

Надежды, мечты, обещания больше не имеют к ней никакого отношения. Если любить — значит бросить все к ногам мужчины, который ее презирает, она обойдется без любви.

В предрассветном сумраке она мчалась вдоль каменного парапета, не слыша ни рыданий, вплетающихся в мерный рокот моря, ни криков Тревора, полных отчаянной мольбы.

Выбегая на пляж, Дарси споткнулась и упала бы, если бы Тревор не подхватил ее.

— Дарси, подожди. Не надо! — Он думал, что она хочет броситься в воду и утопиться, и, когда обнимал ее, его руки тряслись.

Она набросилась на него, как дикая кошка, лягалась, царапалась, кусалась. От шока он плохо соображал и, чтобы защититься, сбил ее с ног, навалился сверху и прижал к песку. И обнаружил, что похмелье не идет ни в какое сравнение с болью, которую может причинить разъяренная Дарси Галлахер.

— Полегче, — задыхаясь, пробормотал он. — Успокойся!

— Я тебя убью… при первой же возможности.

— Верю. — Ее глаза метали молнии, по щекам ручьями лились слезы. Впервые он видел, как она оплакивает себя. Из-за него.

— Я виноват. Я все испортил. Дарси, я не звал тебя в любовницы. Ты все не так поняла. Я пытался сказать, что прошу тебя выйти за меня замуж.

Она задохнулась и словно окаменела.

— Что?

— Я просил тебя выйти за меня замуж.

— Замуж. Муж и жена. Кольца. Пока смерть не разлучит нас?

— Ну да. — Он опасливо улыбнулся. — Дарси, я…

— Не мог бы ты с меня слезть? Мне больно.

— Прости. — Он откатился, помог ей сесть. — Если бы я мог начать сначала.

— О нет. Давай продолжим с того, на чем прервались. Ты предлагал мне дома и банковские счета. Так делают предложение таким, как я?

Ее голос звучал сладко, но резал, как острая бритва.

— А…

— Ты думаешь, что я выйду за тебя замуж ради того, что у тебя есть, ради того, что ты можешь мне дать?

— Но ты же говорила…

— Плевать на то, что я говорила. Любой идиот, если бы потрудился послушать, посмотреть, понял бы, что это пустая болтовня. Вот что, Маги, можешь сжечь свои прекрасные дома и огромные счета, можешь сжечь их дотла. Мне плевать. Я даже могу купить гребаный факел и поджечь их сама.

— Ты ясно дала понять…

— Не давала я ничего понять, потому что ничего не было ясно мне. Но теперь я все прояснила. Я приняла бы тебя голого и босого. Теперь ты мне не нужен никакой.

Дарси замахнулась, и чисто инстинктивно он перехватил ее руку, разжал ее пальцы.

— Что это?

— Мое. Подарок Кэррика. Сапфир. — Как же трудно ей было говорить, голос не слушался. — Сердце океана. Он сказал, что я могу загадать желание. Только одно, но любое. А я не воспользовалась и никогда не воспользуюсь. И знаешь почему?

— Нет. Только не плачь больше. У меня сердце разрывается.

— Знаешь почему? — Она охрипла от слез.

— Нет, не знаю. Почему?

— Я хотела, чтобы ты полюбил меня без всякой магии. Это было мое единственное желание, так как же я могла его загадать и получить то, что хочу?

Магия, подумал он. Он боялся магии, а Дарси держала ее в своей руке. Он предлагал ей богатство, а ей был нужен только он сам. Дарси хотела выбросить в море все, о чем, как он думал, она мечтала.

— Я любил тебя без магии. Я люблю. — Он снова взял ее за руку, с силой сжал ее пальцы, обхватившие драгоценный камень. — Не выбрасывай его, не разлучай нас из-за того, что я вел себя как последний дурак. Клянусь тебе, никогда я не проваливался с таким треском, позволь мне все исправить.

Дарси отвернулась к морю, закрыла глаза.

— Я устала. Я страшно устала.

— Давным-давно — кажется, что давным-давно— я сказал тебе, что не могу полюбить. Я в самом деле так думал, я верил в это. Не было никого… Ни с кем и никогда не возникало никакой магии.

Дарси разжала пальцы, уставилась на сапфир на своей ладони.

— Я им не пользовалась.

— Тебе и не надо было. Тебе надо было просто быть. Я изменился, встретив тебя. Я пытался как-то компенсировать изменения, держать все под контролем, не отвлекаться. Я не искал тебя, не стремился к тому, что случилось. Вот что я говорил себе. Я ошибался и знал это. В каком-то смысле я всегда искал тебя, всегда искал то, что случилось.

— Ты думаешь, что я такая бессердечная и корыстная, что не могу любить без выгоды?

— Я думаю, что ты разная, и каждый раз, как я вижу новую грань, я люблю тебя еще сильнее. Я хотел тебя, и мне казалось, что надежнее всего я удержу тебя богатством.

— Когда-то я действительно больше всего хотела богатства. До тебя, — честно призналась Дарси.

— Чего бы каждый из нас ни хотел раньше, теперь не имеет значения. Да, все то в прошлом, и важно лишь настоящее.

— Больше всего на свете сейчас я хочу, чтобы ты посмотрела на меня и сказала, что любишь.

Дрожа на холодном ветру, Дарси обхватила себя руками. Она не сводила глаз с моря, понимая, что сейчас, в это самое мгновение, меняется ее жизнь, исполняются мечты, накладываются чары и спадают заклятья.

— Черт побери, Дарси! — Его нетерпеливый голос вернул ее с небес на землю. — Ты хочешь, чтобы я ползал перед тобой на коленях?

Дарси посмотрела на его несчастное лицо, и в ее мокрых от слез глазах появились веселые искорки.

— Да.

Он и вправду чуть не упал на колени, но в последний момент понял, что тем самым вынесет смертный приговор всему, за что страдал.

— Нет, будь я проклят.

Дарси физически почувствовала, как тяжелый груз скатился с ее плеч, и бросилась в его объятия.

— Ну вот. Высокомерный ублюдок, которого я люблю. — Она приникла губами к его губам, теплым, истосковавшимся. — Вот мое настоящее сердечное желание.

— Повтори, — прошептал он. — Только без ругательств.

— Я люблю тебя таким, какой ты есть. — Дарси отстранилась, сочувственно произнесла: — О нет, ты весь в крови.

— Любопытно, с чего вдруг.

— Я тебя перевяжу, обязательно, но сейчас я хочу, чтобы ты снова сделал мне предложение. Как полагается. Здесь, перед солнцем, морем и зарей, посреди всей этой магии. Тревор, я хочу немного магии и для нас.

Как и Дарси, он чувствовал дрожащую в воздухе магию, но у него не было кольца, не было ничего, достойного этого мгновения. И тут он вспомнил о серебряном диске и, сняв его, надел на шею Дарси.

А она вспомнила слова, донесшиеся до нее в полусне.

Вечная любовь.

— Амулет, — сказал он. — Обещание. Дарси, выходи за меня замуж. Живи со мной до конца моих дней. Роди мне детей.

— Хорошо. С радостью. — Она вжала сапфир в его ладонь. — Амулет. И обещание.

— Ты посрамила меня.

— Нет. Никогда. — Она погладила его по щеке. — Я беру тебя, Тревор, принцем или нищим. Но ты любишь меня и понимаешь, что принцем ты мне нравишься больше.

— Ты просто создана для меня.

— Я знаю. — Она вздохнула. Опустила голову на его плечо, когда он теснее прижал ее к себе. — Ты слышишь? Кроме шума волн.

— Да, я слышу.

Музыка, триумфальная музыка, переливы флейт, ликующий зов труб.

— Дарси, смотри. Там, над водой.

Не высвобождаясь из его объятий, она повернула голову. Солнце, разорвавшее полумрак на востоке, залило перламутровым светом море и небо. И по этому мерцающему небу летел крылатый белый конь.

Всадник в сияющей серебром одежде, с развевающимися черными волосами обнимал возлюбленную, прижавшуюся щекой к его груди. Ее зеленые глаза затуманились от любви. Кэррик и Гвен.

Они летели все выше, над сверкающими росой зелеными холмами, а за ними распускалась переливающаяся, как драгоценные камни, радуга.

— Наконец они вместе, — прошептала Дарси. — И счастливы. И теперь будут счастливы вечно. Заклятье разрушено.

— То разрушено. А наша магия только начинается. — Он повернул ее лицом к себе. — Дарси, ты сможешь жить со мной долго и счастливо?

— Смогу, Тревор Маги. — Она поцеловала его, скрепляя клятву. — И хочу.

Солнце все выше поднималось над морем и светило все ярче. Музыка вплеталась в тишину рассвета и скользила под радугой, триумфальной аркой соединившей все начала и счастливые завершения.