Семенов Ольг

С новой строки

Ольг Семенов

С НОВОЙ СТРОКИ

Отец...

Кким он был?

Очень рзным.

Добрым и жестким. Рнимым и сильным. Нивным и мудрым. Логичным и безрссудным. Дисциплинировнным и хотичным. И чсто, кк бы опрвдывясь з рзноликость свою, цитировл: "Я рзный, я нтруженный и прздный, я целе- и нецелесообрзный".

Когд ему бывло не тк смешливо-весело-уверенно, кк он всегд стремился покзть, он писл стихи (привожу их здесь) или, выствив вперед лдони и смешно выпятив нижнюю губу, печльно спршивл: "Ну почему, почему меня никто не любит?!" Был у него ткя игр.

Всю жизнь он много рботл, ездил, встречлся с людьми, и почти всегд держл сестру и меня возле себя, - он был прекрсным отцом.

О ниболее ярких минутх, проведенных с ним, я и сделл несколько зрисовок.

Вот они...

НАЧАЛО

Хемингуэй, кумир отц, решил стть пистелем, вернувшись с греко-турецкой войны - боль должн был трнсформировться в литертуру.

Отец, хотя и посвятил в одинндцть лет своему ппе - Семену Ляндресу - оду о лесе (Деревья, устремленные в небо, кк мчты, шумят и печльно тк шепчутся с ветром о нступющей ночи, о лес!), в детстве мечтл о крьере дирижер -зкрывшись в комнте, смозбвенно дирижировл, ств взрослым, считл музыку нрвне с живописью совершеннейшим из искусств - никких языковых брьеров или звисимости от переводчик.

Тяг к литертуре у отц появилсь после освобождения его отц Семен из тюрьмы. При нс он никогд о том времени не вспоминл. Нписл втобиогрфические рсскзы, но говорить не любил. Поэтому вскоре после смерти отц я попросил рсскзть о тех днях его друг со студенческих лет Евгения Примков.

Говорил Евгений Мксимович не спеш, и улыбк у него был добря и грустня.

"Я очень любил Юлин, и мы дружили и в институтское время (учились вместе в Институте востоковедения) и после. Он был цельной нтурой, это срзу чувствовлось, в те тргические для него дни особенно. Юлин состоял тогд вместе со мной в лекторской группе МГК комсомол, и я, будучи руководителем ншей секции, дл ему отличную хрктеристику (кстти, это не в зслугу мне будет скзно, просто он был отличный лектор). Хрктеристик не спсл, его исключили из комсомол и институт, потому что он продолжл добивться освобождения отц. Его зпугивли: "Перестньте лить грязь н КГБ", его ничто не могло остновить.

Он мне потом рсскзывл, кк он был во Влдимирской тюрьме - тм он встретился с отцом, и кк потом сняли нчльник этой тюрьмы, з то, что он оргнизовл эту встречу.

Юлин мог добивться всего и добивлся, он был кк мленький бульдозер, шел и шел, потому что обожл отц, шел просто потому, что увидел: смый близкий ему человек нходится в беде, и не мог отступить - в этом его глубокя порядочность, целостность нтуры. И никто не мог его с этого пути свлить, он был готов н смопожертвовние, н смосожжение, н что угодно, лишь бы только освободить отц.

Я помню, мы шли с ним по улице Горького, мимо Центрльного телегрф; темно, уже ночь. Я тогд был "плменеющим" стлинистом (смеется), он ругл Стлин по-стршному. Был 1952 год, но он мог это позволить со мной, потому что знл: я - его друг.

И потом он мне скзл: "Знешь, я хочу тебе подрить книгу" (у меня до сих пор есть эт мленькя книжечк, стихи Иосиф Уткин). Н титульном листе он нписл: "В день выход отц из тюрьмы".

А когд вышел отец, Юлин срзу же позвонил мне, я тут же пришел и окзлся одним из первых, кто увидел Семен...

Узнть его было почти невозможно: из сильного, молодого еще мужчины (пятидесяти не исполнилось при ресте) он превртился в стрик с отбитыми н допросх почкми и печенью, весом сорок восемь килогрммов - не человек, мощи, хоть н рукх носи..."

Вот после этого отец и нчл писть.

Первые комндировки от "Огоньк" были в Среднюю Азию, Тджикистн. Первые яркие репортжи об отлове рхров, о чбнх.

Вскоре выпустил первую книжку - переводы фгнских скзок. Было это в пятьдесят пятом году. Отцу исполнилось двдцть четыре. Прочитв ее много позднее, я пришл в восторг:

- Ккие дивные у фгнцев скзки, еще интереснее, чем русские!

- Д? - рстерялся отец. - Знчит, я перестрлся.

- Хочешь скзть, что...

- Кузьм, - отрезл отец, - любой переводчик имеет прво н творческий поиск и н вторизцию, при условии, что это не вредит оригинлу. Переводчик тк же, кк и пистель, не должен стршиться рскрепощенности. Позиция ясн?

Тогд же он взял творческий псевдоним - Семенов - то есть сын Семен. Пробивться отцу было трудно: нещдно сокрщли. Спсло чувство юмор. Однжды отец со смехом рсскзл мне, кк сделл мтерил стрниц н пятьдесят, с историческими спрвкми, философскими отступлениями; зтив дыхние, ждл публикции. Дождлся! Нпечтли одинндцть строк.

- И ты мог продолжть после этого рботть? - изумилсь я.

- Кк видишь, - усмехнулся отец, - только жхл мтерил уже не н пятьдесят стрниц, н сто двдцть, знй нших!

НА ПАХРЕ

В 1963 году отец купил дом в поселке "Советский пистель" н Пхре. Среди вековых елей стояли строгого европейского стиля дом с черепичными крышми. Днем лес оглушл стук печтных мшинок, по вечерм по ллеям гуляли Тврдовский, Симонов, Розов, Ромм, Кплер, Трифонов, Крмен. Сд был зпущен, дом, из-з лезущих в окн веток елей, - сумрчен и сыр. Но отец рдовлся и срзу же обошел соседей - приглсил н шшлык.

Мме сообщил об этом з полчс до приход гостей.

Т хнул: "У нс же нет ни кусочк мяс!" - "Д? Ничего, зто есть колбс", - ншелся отец. И долго мм не могл збыть позор, который он пережил, когд Шейнин, Орест Верейский, Симонов, Розов и Крмен, сидя н корточкх перед костром и, рстерянно переглядывясь, жрили кусочки любительской колбсы, нколотые отцом н веточки.

Неувжение к людям?

Нет. Перед этими пистелями отец преклонялся, просто тково было его отношение к быту, этикету, крхмльным слфеткм, нчищенному серебру, хрустльным фужерм - не нужно ему было это - и все тут! И он дже предствить не мог, что кому-то это могло пондобиться.

Его любимой едой был гречневя кш, любимой одеждой - джинсы и кеды. А зстолье он считл удвшимся не когд стол ломился от яств, когд интересны были собеседники и крсивы тосты.

Отец облдл удивительным дром быть интересным. Он знл мссу комичных новелл, исторических некдотов, стихов. Причем "прогрмм" эт, блгодря постоянному чтению, путешествиям и новым знкомствм, постоянно пополнялсь.

Пмять у него был фотогрфической. Умение слушть - редким. Чувство юмор удивительным, рсковнности его мог позвидовть профессионльный ктер. И точно тк же, кк он держл стол, упрвлялся с злом во время творческих вечеров. Причем к выступлениям никогд зрнее не готовился никких плнов или чтения по бумжке - все экспромтом. Квртирк в Москве в то время был мленькя, с двумя детьми не попечтешь, поэтому отец почти все время проводил н дче.

Рботл очень быстро. Большинство своих вещей нписл з двдцть-тридцть дней, мксимум з дв месяц. Писл по 5-10 стрниц ежедневно. Злопыхтели шипели: "Торопится згрести побольше, не думет о высокой литертуре!" А дело совсем не в том, просто рботть инче он не умел.

- Понимешь, - объяснил отец кк-то рз, - у кждого пистеля - свой стиль и ритм рботы. Вот, к примеру, Юр Бондрев см мне скзл, что пишет в день одну, две стрницы, но зто он их отредктирует, и не рз, и к нписнному не возврщется. А я должен, кровь из носу, дописть вещь до конц. Точку поствил, отложил н пру дней, и тогд уже првлю всю вещь целиком...

В перерывх между двумя книгми отец уезжл в комндировки. Н Северный полюс - к полярникм. Смолет сдился н льдину. Во Вьетнм - к пртизнм, под бомбы. Тм, кстти, его контузило. Он любил опсности.

Врожденное ли это было бесстршие или вырботлось позднее - с боксом (в молодости отец тренировлся в "Спртке" в секции Витлия Островерхов)? Не зню.

Однжды я спросил отц, в кком бою ему сломли нос.

- В плтном, Кузьм (тк он чсто нзывл сестру и меня). - Нужно было зрботть.

- А рзве были ткие бои? - удивилсь я.

- Конечно, - весело ответил отец. - Выпускют против тебя боксер порядк н четыре сильнее, ты стрешься продержться достойно и кк можно дольше, чтоб было зрелище, после боя получешь тридцтку - огромную по тем временм сумму. И понимешь, что жизнь прекрсн, и черт с ним, с этим носом, не это глвное.

Д слвься шриковый пркер!

Моя зщит и броня,

Господь схоронил меня,

Кк лыжник ндежный "мркер".

От всех невзгод я зщищен

Высокой этой блгодтью,

Я окружен моею ртью

Словес, понятий и имен.

Рождение миров счстливо,

Нвечно мной приручены,

Любуюсь ими горделиво

Кк из-з крепостной стены.

Безмолвный пркер, символ силы,

Мой бог и рб, мой нежный друг,

Взмен волнения - досуг,

Кк бы судьб меня ни бил.

Тобою я вооружен,

Опсен очень и спокоен,

Тобой одним я нежно болен,

Все остльное - быстрый сон,

Переходящий в пробужденье,

В зботы утренних тягот,

Тебя лишь мне недостет:

Мркеро-пркер-избвленье!

ДРУЗЬЯ

Где бы отец ни был, он невероятно быстро сходился с людьми. После поездок по Америке у нс гостил вдов Хемингуэя - Мери. После Испнии - не рз приезжл Хун Грригес, открыввший отцу стрну "Дон-Кихот" блестящий грнд и бизнесмен, отец пятерых детей (к несчстью, он умер тргически совсем молодым).

Из Чехословкии нведывлся детективный пистель и добрейший человек, втор серил "Четыре тнкист и собк" - Иржи Прохск.

В Бонне отец близко познкомился с грфом Лнсдорфом - будущим культурным ттше Гермнии в России, и мы неоднокртно встречлись с ним и его семьей в Москве.

Из Итлии приезжл знменитый путешественник, друг Юрия Сенкевич Крло Мури (тоже рно ушедший).

Из коллег он был долгое время близок с Нгибиным, Генрихом Боровиком, Поженяном, Межировым.

Очень любил и кк людей, и кк пистелей Всиля Быков, Олеся Адмович, Олжс Сулейменов. Дружил с бртьями Вйнерми.

Из птрирхов нвещл Пустовского. Тот отцу симптизировл, хорошо отзывлся о первых повестях, рсскзывл о детстве в деревне. Бывл у Светлов. Смым близким другом отц был Ромн Крмен. Дом нш всегд был полон людьми. Отец приглшл всех, никогд не подбиря по интересм, поэтому компнии получлись н редкость рзношерстные: мститый пистель, дминистртор с Мосфильм, ободрнный художник, подвыпивший военный, цеховик, зехвший ненроком испнский или мерикнский журнлист, эрудит всех отец встречл своим рсктистым смехом (никто другой тк искренне и добро смеяться не умел) и с одинковой рдостью. В кждом нходил что-нибудь интересное и зслуживющее внимния.

В этом был весь отец с его темперментом, открытостью и ромнтизмом.

Когд он рботл нд книгой, то предпочитл скорее прятться и не подходить к телефону, чем обидеть кого-то откзом.

Не верьте злым словм: "Он рстерял друзей",

Где бртство, тм ткое невозможно,

Понятье это слишком многосложно,

Чтоб говорить: "он потерял друзей".

Ушедшие всегд в груди твоей,

А те, что живы, - дй Господь им жизни,

Должны лишь жить, без стрхов и болей,

А кк хрустль, рсколотый н брызги.

Гоните от себя обидные слов:

"Он вознесен, для нс збыл он время",

Друзья - не символ и отнюдь не бремя,

А вечный прздник, кйф, лф,

Способность верить в првоту "07",

Когд нбор зезженного диск

Позволит вм скзть: "Ну, Сень,

Кк жизнь? Что нового? Дошл ль моя зписк?

Не может быть! Отпрвил год нзд!

А может, вру. Хотел, не отпрвил.

У дружбы есть зкон, у дружбы нету првил,

Подрков ценных, вымпелов, нгрд.

Ты жив? Я тоже. Очень рд".

ГАДАЛКА

Однжды зимним вечером к нм в гости приехл высокя, седя испнк с пронзительно-синими глзми, в собольей, пхнувшей нежными духми и морозом, шубе. Помню ее руки с тонкими, унизнными кольцми пльцми, необычйно крсивые. Он змечтельно умел гдть и в тот вечер предскзл отцу и мме будущее, глз у ммы после этого были крсные, зплкнные. Нм с сестрой они ничего тогд не скзли - млы еще.

Уезжя, Мргрет снял с руки тяжелый витой брслет из белого золот и дл мме; мм подрил ей брошь - ночня ббочк темного серебр, кк волосы Мргрет.

Отец после того вечер чсто повторял: "Это произойдет очень быстро: "Бх, в мозге лопется сосудик и все!" и, переводя все в шутку, кртво добвлял: "Умер, шмумер, - не бед, лишь бы был здоров!"

А во время нших путешествий (он брл меня с собой с 9 лет) объяснил мне, мленькой, кк поворчивть ключ зжигния, чтобы остновить мшину.

- Зчем, пп?

- Если мне вдруг стнет плохо. Если это произойдет, ты не должн пниковть, - и лсково трепл меня з нос, и руки у него, кк всегд, были сухи и горячи - руки экстрсенс.

Через много лет все произойдет именно тк: ему стнет плохо в мшине "лопнет сосудик", отнимутся ноги и все кончится.

А пок отец писл, путешествовл, строил плны, рдовлся. Он не знл, что ткое уныние, вернее, кк человек дисциплины, умел его не покзывть, когд стновилось тревожно и муторно н душе, шел к Ромну Крмну - блго дом стояли совсем рядом.

Ромну Крмену...

Хэм - перед тем, кк выстрелить себе в голову - вымзл руки ружейным мслом - для либи...

Нм нет нужды смотреть нзд,

Мы слуги времени. Прострнство,

Кк возрст, и кк постоянство

"Адье, стрик", нм говорят...

Все чще по утрм с тоской

Мы просыпемся. Не плчем.

По-прежнему с тобой судчим

О женщинх, о неудчх,

И кк силен сейчс рзбой...

Ведь мы рстртчики, мой друг,

Сложенье сил необртимо,

Минуты бег неукротим,

Не бртья мы, но побртимы,

Нет "Ягуров", только "ЗИМы",

А мер скорости - испуг...

Но погоди. Хоть чуд нет,

Однко подлинность нуки

Нм позволяет нши руки

Не мзть мслом. И дуплет,

Которым кончится дорог,

Возможно оттянуть немного,

Хотя бы н семндцть лет...

В ГЕРМАНИИ

Зимой 1979-го отец уезжл спецкором "Литертурной гзеты", в Зпдную Гермнию. Проводы, кк всегд, шумно-весело-людно-сумбурные устроил в своей новой мленькой квртирке н Беговой. В ней были крсные обои "под кирпич", н стенх фотогрфии, мски, копья, ружья, пистолеты. Отец умел и любил "обживться" и делл это невероятно быстро. Дже номеру в отеле з один вечер придвл вид экзотическо-творческий. Бережно рзложив рукописи н столе и поствив рядом печтную мшинку, рскидывл повсюду гзеты, журнлы, книги н трех языкх, блоки сигрет и еще ствил где-нибудь н видном месте пру бутылок "Смирновки" или виски: н попозже.

Летом я приехл к отцу н кникулы. Он поселился в местечке Бд-Годсберг, под Бонном, в деревеньке Лиссем. Снятый дом окзлся светел, в крохотном - три н три метр - внутреннем дворике в щелях кменных плит доверчиво желтели одувнчики, перед входом росл берез, под ней, по-немецки дисциплинировнно выстроившись по росту, - три волнушки.

Отец, презирвший в школе язык врг, уже вовсю шприл н хох дойч, поржя провинцильных немцев отсутствием кцент, грммтическими ошибкми и не по-рийски черной, курчвой бородой. Именно в те месяцы он познкомился с двумя неординрными людьми - бывшим немецким солдтом, рненным, выжившим и потом, после окончния войны, нчвшим собирть документы о похищенных нцистми из России ценностях Альбертом Штйном "Чувствую свою личную вину перед русскими, хочу искупить", - говорил он; и броном Эдурдом фон Фльц-Фйном, русским, живущим в Лихтенштейне.

Потомок Епнчиных, внук основтеля знменитого зповедник Аскния-Нов, брон живет в небольшом змке неподлеку от "што" герцог Лихтенштейн. Отец нынешнего сиятельств еще в юношеские годы брон пожловл ему небольшое земельное угодье, лсково скзв мтушке: "Когд вш сын Эдурд возмужет и сделет состояние - пусть построит дом - будем весьм рды соседству". Состояние брон сделл: содержит мгзин сувениров, рботет см, только две помощницы, открыл обменный пункт - туристов тьм, с тех пор немлую чсть средств тртит н покупку русских шедевров, выствляемых н крупнейших укционх мир, и многое, очень многое из купленного дрит русским музеям.

Документы, собрнные Штйном, были уникльны: дрес бывших нцистов, неопровержимые докзтельств их хищений в русских, укринских, белорусских музеях, хрнения ими уникльных полотен, скульптур, рукописей. Отец, брон и Штйн вместе нчли поиск Янтрной комнты.

Встретившись с сыном Федор Ивнович Шляпин, голливудским ктером Федором Федоровичем, отец с броном получили его рзрешение н перезхоронение прх певц в России. Все оргнизовли. Однко н церемонию перезхоронения, состоявшуюся несколькими месяцми позднее н Новодевичьем клдбище, ни отц, ни брон влсти не приглсили... Брон обиделся по-детски - чуть не плкл. Отцу тоже было не по себе, но он смолчл - он умел свои эмоции держть при себе...

По вечерм отец зствлял меня, ненвидевшую все виды спорт, включя шхмты, ндевть спортивный костюм и "чпть" (отцовское выржение) в лес. Шумели высоченные, кк корбельные мчты, сосны и ели, згдочно шелестели пронзительно-зеленые ппоротники, клубился в лучх зходящего солнц тумн, смозбвенно ворковли в чще дикие голуби. Время от времени отец остнвливлся, отжимлся, и мы чпли дльше. Он никогд не бежл быстро: "Не ндо пижонить, Кузьм. В пробежке вжн не скорость, возможность хорошенько пропотеть".

Когд мы возврщлись, уже темнело. В домх з чистенькими с оборочкми знвескми зжиглся свет. Идти было удивительно легко и рдостно.

- Никогд не бойся выйти н пробежку, - говорил отец, - дже если н улице холодно и промозгло, нтяни кеды, ветровку и чпй, и ничего, если идет дождь. Поверь мне, нет ничего прекрснее преодоления смого себя. И пусть улицы пустынны и лужи кругом, и деревья гнутся от порывов ветр, и свет фонрей тускл и зыбок. Если ты будешь слушть шум дождя, то обязтельно почувствуешь, что счстлив, потому что шум дождя - это прекрсно...

Время от времени мы зезжли в гости к отцовской кузине Вере и ее мужу Эдурду Мнцкнову. Об добры и деликтны. Эдик - корреспондент ЦТ, и еженедельно, смешно трщ глз, обстоятельно вещет н Москву о политическом беспрвии, безрботице и збстовкх, по вечерм шепчется с Верой об ужсе, творящемся дом. Тргическя двуликость времени, что стршнее компромисс с собственной совестью?

В одно из воскресений ездим в Трир - н родину Мркс, в музей его имени. Ткой подрок отец решил сделть своей мме - Глине Николевне. Он коммунист с пятидесятилетним стжем и с гордостью носит знчок "50 лет в рядх...", хотя отец в шутку утверждл, что по степени сознтельности ббушк в пртии лет семьсот. В музее мы ходим от экспонт к экспонту, возле генелогического древ семьи Мркс, восходящего к 16 столетию (один из родончльников - всеми увжемый рввин), ббушк уже не может сдерживть переполняющих ее восторженных чувств и нчинет громко рыдть. Отец, тк никогд в ряды и не вступивший, сочувственно похлопывет ббушку по плечу и отходит в сторону, я двлюсь от смех.

Просветлення ббушк вытирет слезы и счстливо улыбется.

- Ммочк, что же делть с прдедушкой Мркс - рввином? - шутит отец.

- Тише, мльчик, это империлистическя пропгнд!..

Мы возврщемся в Бд-Годсберг, по дороге отец остнвливется в мленьких, рскинувшихся по берегу Рейн деревенькх, слвящихся виноделием. Зводит меня в сды виноделов, в холодных темных подвлх, зствленных почерневшими от времени винными бочкми, перехвченными зелено-медными обручми, хозяин с мозолистыми рукми и комндным голосом обстоятельно рсскзывет нм об уроже, о зморозкх, хвлит виногрд и нливет в крохотные рюмочки молодое, срзу же удряющее в голову вино.

Рзмышления н темы Н. Г. Чернышевского Абрму Кричевскому.

Не зню я,

Что знчит "что"?

Почем торгуют "кк"?

Зчем нм "почему"?

И для чего "не ндо"?

Вопросы столь вжны,

Столь прост н них ответ:

"Что - это просто "что",

"Кк ознчет "кк",

Синоним "почему" - "зчем",

А вообще - привет!

Вопрос мы рзрешим,

Вопрос ведь не ответ,

Виновны только "д"

И не виновны "нет".

Нивен компромисс

Вопрос и ответ...

"Зчем?" - Вс в кземт!

"Кк"? - В дльнюю тюрьму!

Услышь мою мольбу,

Не прия, но брт,

И "кк" не виновт,

И "что" не виновто,

И для того "нельзя",

Что всем сейчс "не ндо"...

У ШАГАЛА

Очень хорошо помню: восемьдесят первый год, юг Фрнции, полуденный зной, пронзительный зпх трв и цветов, дорожк, извивющяся между кустрникми, и большой белый дом - дом Мрк Шгл.

Шгл, брон Фльц-Фйн и отец сидят з столом - двери в сд открыты, поют птицы, отблески солнц н кменном полу, н потолке, н стенх, и кртины, и... бесконечность толковний кждой.

Отец обмолвился о своем возрсте, дескть, много уже. Шгл, чуть зметно улыбнувшись, поинтересовлся:

- Сколько же?

- Сорок девять, - ответил отец.

- А мне н двдцть больше, - неохотно признлся брон. (Он подкршивл волосы, ездил н гоночном "Мерседесе" и уверял знкомых девушек, что недвно только отпрздновл свое тридцтидевятилетие.)

Шгл, улыбнувшись уже открыто, ответил:

- Мльчишки вы.

Только вот глз у него тк и остлись печльны. Живописцу тогд было девяносто дв, и он писл, и хотел успеть сделть все, что здумл, хотя и понимл, что невозможно это: только сытя посредственность лениво прикидывет, кк бы убить еще один день, гению времени всегд не хвтет. Говорили долго. И о том, кк нчинл еще в нчле век Мрк Григорьевич в России, и о том, кк было потом, н Зпде.

А Фльц-Фйн рсскзывл о своих поискх русских ценностей, похищенных гитлеровцми, и о друге Штйне, том Штйне, который во время поисков всегд был с ними, и тртил н поиски почти все свои сбережения. (Это он потом, не желя рсскзывть друзьям о рзорении, покончит с собой.) А отец говорил о России, о той России, нчл восьмидесятых - помпезной, нищей, и все-тки прекрсной, кк всегд.

А Шгл, о котором в энциклопедическом словре скзно: "Фрнцузский живописец, втор фнтстических иррционльных произведений", сухонький, смуглолицый от жркого солнц, с седыми, но по-детски беззщитно взъерошенными волосми, слушл ждно, кк ребенок - скзку.

Глядя н него, я тогд вспомнил одно из интервью с Брышниковым: элегнтный, по-королевски достойный, он скзл: "Здесь у меня рбот, дом, друзья, все. В России я оствил только мму, собку и воздух".

Рядом с Шглом сидел его жен - Влентин Бродскя - хрупкя седя дм. Они поженились в 1952 году. Именно тогд шестидесятисемилетний живописец нчл серию библейских сюжетов, состоящую из 17 полотен. Внчле не решлся (боялся не успеть!). Он был уверен в его силх и не ошиблсь: ныне эти шедевры выствлены в нционльном музее в Ницце, выстроенном специльно для них. Рядом был его сттня, рыжеволося, жизнердостня дочь. Змуж он не вышл, жил с родителями, рстворившись (отцовское слово) в творчестве Шгл.

Я был слишком мл для того, чтобы ощутить всю необртимость, знчит, тргичность времени, но, глядя н нее, подумл: "Что с ней будет потом?"

А возврщясь от Шгл в мленький отель недлеко от Мрселя, где мы остновились, спросил об этом отц.

- Что будет потом? - переспросил он.

- Д, кк он сможет жить совсем одн? Что остнется? Одиночество это же тк стршно.

- Нет, - ответил отец, - стршно не будет. У нее остнутся воспоминния. Если проживть все снов и снов, одиночество не подступится. Зпомни, Кузьм, - пок у нс есть пмять - у нс есть все. - И я зпомнил нвсегд.

Есть возрст? Есть. А если "нет"?

Отвергни однознчность истин,

Тебе сегодня столько лет,

Кк в Безинги подводных быстрин.

Есть возрст? Нет. А если "д"?

Но в Безинги бурлит вод,

Он умчит тебя туд,

Куд не кждому повдно,

Но ощущение отрдно:

Прозрчн с выси быстрин.

У РОДЕНА

Из неопубликовнного рсскз

"Конец лет"

"Я очень тороплюсь, понимешь? Мне ндо успеть сделть все то, что я здумл. А я здумл многое. Когд есть дырк в легком и хркешь кровью по утрм, тогд очень торопишься. Только людям творчеств присуще великое чувство бессмертия.

Я боюсь не успеть. Хотя где-то понимю, что сделнное мною, в иной ситуции, дже не остнется тенью н стене дом, попросту испепелится и исчезнет".

Живя в Гермнии, отец чем дльше, тем больше здвл себе бешеный ритм жизни, стновясь большим европейцем, чем сми европейцы. Был точен кк чсы, презирл опоздния. Чсто повторял сестре и мне: "Дисциплин прежде всего, не поддвйтесь российскому кйфу, умейте собрться в кулк. У мерикнцев повсюду в офисх висят тблички - "Улыбйтесь и двигйтесь".

С великим увжением относясь к языку (толковый словрь Для был нстольной книгой), в то же время презирл русские пословицы "Поспешишь, людей нсмешишь" и "Тише едешь - дльше будешь". "Это от лености, рсхлябнности, знчит, от луквого!"

Жил он будущим. Любил осень, потому что в ней чувствовл приближение весны. Всегд торопился см и торопил всех. Опровергл библейское "Внчле было слово" и говорил: "Нет, внчле было дело!"

Все чще сетовл н крткость времени, ему отпущенного, все позднее зсыпл, з полночь зсиживясь з письменным столом, все рньше просыплся - уже в шесть утр полоск свет пробивлсь сквозь приоткрытую дверь отцовской комнты. Он читл. Обожл "Евгения Онегин", по пмяти цитировл всю пятую глву, особенно чсто "А мы, ребят без печли, среди зботливых купцов...".

Мне по вечерм отец читл вслух "Мцыри" без ффектции и ндрыв, очень спокойно, тихо и грустно. Я звороженно слушл, присев н крешек кровти. В комнте отц пхло тбком и лекрствми. Н столике возле кровти стоял неизмення зеленя сумочк, доверху нбитя сосудорсширяющими сндобьями и сердечными кплями - чуть только перемен погоды - у него обручем схвтывло зтылок, и сердце колотилось, кк зячий хвост. Тогд он проглтывл пригоршню тблеток, которые см себе нзнчл к врчм не ходил, отговривясь отсутствием времени. И боль н время отпускл.

Стрсть отц к новым местм и людям был ненсытн. Он ехл в Приж, чтобы взять интервью у дряхлеющего, но по-блетному подтянутого Лифря, срывлся из Бонн в Голлндию, чтобы повидть Евгения Мксимович Примков. Тот принимл учстие в нучной конференции в Швеннингене. Познкомился в Швейцрии, в Лознне, с Жоржем Сименоном. Они быстро стли друзьями, устновилсь переписк. Сименон отц в письмх инче кк "мой добрый друг, собрт по перу и почти однофмилец" не нзывл.

Во всех путешествиях отец не рсствлся с порттивным диктофоном, зписывл не только встречи и беседы, но и все впечтления, рзмышления, мысли вслух, идеи сюжетов. Боялся что-то упустить, збыть, не зметить.

Покзть стрну отец умел, кк никто. Приехв в новый город, обычно срзу зходил в кфе. Себе зкзывл экспрессе, мне - сок.

- Смотри вокруг, Кузьмин. Приглядись к лицм людей! Что их рдует, что печлит; прислушйся к мелодии незнкомой речи - тк ты сможешь понять стрну лучше, чем бегя кк оголтеля по всем музеям, ничего не успевя рзглядеть по-нстоящему...

В тот рз отец привез меня в Приж. Стоял теплый вгустовский вечер. Мы знесли чемодн в пыльную, очровтельно-зпущенную квртиру восьмидесятисемилетней Джульетты (стршей подруги моей ббушки Нтльи Петровны Кончловской - "Тточки") и вышли н Елисейские поля. Елисейские поля нчл восьмидесятых - это не теперешние - ухоженные и упорядоченные з то время, что Ширк был мэром Приж. В то время это сплошное хотичное мелькние огней реклм. Я невольно сжлсь от этого электрического безумия, отец шел сзди и ндо мной, рстерявшейся, добро посмеивлся. Н нем был его излюблення одежд - потертые джинсы, кожнк, д еще серебряня серьг в ухе. Кто-то из знкомых скзл, что серебро обостряет зрение, и отец, стрдющий от необходимости носить очки, поддлся, проколол ухо, это, окзывется, призывной знк для голубых; отец с ужсом понял это н первом же брифинге в Бонне: молодые люди с тонкими голосми тк и льнули, похлопывя по спине и нежно улыбясь. Серьгу отец со свойственным ему упрямством продолжл носить, молодым людям двл жесткий отпор.

В полдень вгустовского Приж знойко, сфльт рсклен, устло перешептывются поникшие от жры листья деревьев н бульврх. Снчл отец водит меня по местм Хемингуэя. "Его" квртир, "его" кфе. Потом идем в Лувр. После отец покупет мне н площди зводного голубя, который летет, тревожно трепещ хрупкими крыльями из блестящей фольги, и мы отпрвляемся в Музей Роден н рю Вренн, где отец открывет мне великую нежность "Поцелуя" и тргическую неистовость скульптуры Бльзк, бесконечную печль "Мыслителя", и зтем подводит к знменитому триптиху. Мленькие крбкющиеся по отвесной скле человечки, срывющиеся в пропсть, поржют меня, одинндцтилетнюю, но мне не под силу еще провести тргические прллели (д здрвствует неведение отрочеств и, кк следствие его, рдость бытия). А потом в кфе, в сду при музее, отец усживет меня з столик под полостым зонтиком и угощет черничным тортом. Солнечно, пхнет розми и кофе. Вжно, кк прижские рнтье, рсхживют по посыпнным грвием дорожкм голуби, и суетливо купются в пыли воробьи. Отец молчит и улыбется.

Срок - веселью, грусти - мер,

Смысл порочного пример,

Необъятность бытия,

И непозннность причины,

В чем-то нподобье мины,

Или тинству огня,

Или логизму слов...

Что-то подтолкнуло снов

К рссуждению меня.

В ГОРАХ

Впервые отец встл н горные лыжи в Альпх, в сорок девять лет. Его понесло по склону, он врезлся в "горнопляжницу", спокойно згорющую в шезлонге, нпугл ее и в кровь рзбил себе нос. Тогд дл слово нучиться ктться. А уж если он решл чего-нибудь добиться, то непременно добивлся. Учился в Домбе, где остнвливлся в отеле у Мгомет Коков и Юры Примы.

Просыплся отец в горх зтемно, рньше обычного, првил рукописи, прокурив до синевы номер, потом пил нстой трв: зверобой, шиповник, грудной сбор, см его придумл, свято верил в целебность, после нтягивл джемпер, темно-синий горнолыжный костюм, и мы отпрвлялись к подъемнику.

В феврле в горх почти всегд солнечно, небо тк лзурно, что дже вод в лужх н извивющейся змеей мокрой сфльтовой дороге стновится голубой.

Тют огромные сосульки, свисющие с крыш деревянных домиков, рзброснных по склону, в воздухе тянет дымком и тлым снегом, в шум ветр, гуляющего среди высоких сосен, вплетется простенькя песенк синичек.

Идти трудно: ботинки, висящие н шее, тяжелы, лыжи режут плечо. Отец остнвливется, прищурившись, глядит н солнце:

- Ночью шел снег. Склон сегодня змечтельный, поктемся н слву. Вперед.

Я устл. Жрко.

- И не думй снимть джемпер, пр костей не ломит. И, кстти, способствует похудению. Я перед тем, кк выйти н ринг, сгонял вес - после пробежки сидел в бне, н верхней полке, в двух джемперх. Я тебе уже говорил: нет ничего прекрснее преодоления смого себя. Вперед.

По кнтке мы поднимемся нверх, к вершинм. Кругом только переливющийся н солнце снег, и сверкют н склоне крсным, синим, зеленым костюмы лыжников. Они спускются коротенькими зигзгми, ткими стремительными, что снег з их спинми взмывет мленькими бурнчикми. Ндо съезжть и мне. Я - новичок, н горном жргоне "чйник".

- Вляй, Кузьмин, бесстршно. Не рзмхивй плкми и не отклячивй попу.

Спускюсь я из рук вон плохо, трусливо приседя и подолгу выбиря место для поворот. Дождвшись, пок я остновлюсь, отец оттлкивется плкми и не спеш съезжет: без пижонств с, без судорожности новичк, по-боксерски собрвшись - достойно.

К полудню, когд солнце нчинет нещдно жечь и глз, если не ндел темные очки, слезятся и горят, будто зсыпнные песком, мы возврщемся в отель.

К вечеру отц звливют приглшениями. Иногд ему удется отвертеться, чще - соглшется, говоря: "Неудобно обижть людей, приготовили стол".

"Гудит" он до полуночи, нкчивясь любимой "Смирновской", произнося потрясющие, кждый рз новые тосты и отплясывя с поклонницми в бре. Добрвшись до номер, звливется н постель. Стскивю с отц, спящего, ботинки, прикрыв дверь его комнты (инче не зснуть, хрпит он по-богтырски).

Полнолуние. В холодном лунном свете зснеженные горы тинственно, нерельно крсивы. Поблескивют голубым ледники. Звезды близки и ярки. Звтр будет солнечно, знчит, мы снов пойдем н смый верх.

Когд идешь в крутой вирж

И впереди чернеет пропсть,

Не вздумй впсть в дурцкий рж.

Опорня ног - не лопсть.

Когд вошел в крутой вирж

И лыжи мчт тебя без спрос

И по бокм кменьев осыпь,

Грешно поддться и упсть.

Прибегни к мужеству спины,

К продолью мышц, к чему угодно.

Зпомни: спуски не длинны,

Они для тренж удобны.

Иди в вирж, иди смелей,

Ищи момент врезнья в кручу,

Судьб еще готовит бучу

Тем, кто Весы и Водолей.

И нконец, опор ноги,

Бурнный снег под првой лыжей

И солнц отблеск сине-рыжий,

Но смому себе не лги.

Не лги. Иди в другой вирж,

Спускйся вниз, чтобы подняться,

Не смеешь просто опускться,

Обязн см с собой сржться,

Чтоб жизнью стл один курж,

Когд смешенье свет с тенью

Несет тебя, кк к возрожденью,

А в снежной пелене - мирж.

В КРЫМУ

Отцу было чуть з сорок, когд открылся туберкулез. По вечерм мм рстирл ему грудь и спину медвежьим слом и готовил горячее питье.

Через несколько месяцев отец попрвился, но с тех пор московского холод и дождя выносить не мог - срзу нчинлся кшель и неделями держлсь темпертур. Он стрлся уезжть осенью в Коктебель, н Квкз, в комндировки в Лтинскую Америку, н Кубу (обожл ее из-з Хэм, подружился с его приятелем, стрым рыбком, прототипом Стрик в ромне "Стрик и море", вместе поймли однжды гигнтскую рыбу-пилу).

Когд появилось достточно денег, нчл искть дом н юге. В Пицунде к тому времени цены были ткие, что дже отец, один из смых "издвемых" пистелей, крепко здумывлся. В конце концов перекинул поиски дом в Крым. В нескольких километрх от Ялты, в сторону Форос, высоко в горх стоит мленькя ттрскя деревеньк со смешным нзвнием Верхняя Мухлтк. В ней извивющяся среди дубов, лвров и киприсов узкя горня дорог, крошечные покосившиеся домики, крик петухов н рссвете, притворно сердитый лй собчонок и молчливые струхи в стоптнных кроссовкх без шнурков н босых, коричневых от згр ногх, копошщиеся в огородх.

Здесь в 1982-м отец и купил рзвлюху с зброшенным сдом и быстро построил небольшой кменный дом. Человек в делх доверчивый, он дл горе-строителям полную свободу, и дом получился бестолковым: кмин не горел, печк дымил, стены двли трещины, но отец был доволен, срзу его обжил, купил щенк Рыжего, помесь волк с овчркой, и нчл писть.

Рботлось ему в Мухлтке кк нигде. Вствл чсов в шесть, гулял с Рыжим в горх, потом сдился з письменный стол. После обед н чсок здвл "хрпенсон-гоглидзе" (кодовое шутливое обознчение тихого чс со студенческих времен) и писл до позднего вечер.

Когд я приезжл к нему н время кникул, отец ломл рспорядок дня, збирл печтную мшинку и кипу чистых листов, ехл со мной н орнжевом "жигуленке" н Форосский пляж и рботл под тентом возле мленькой пристни для ктеров. Изредк куплся. Плвл кк кит или морж: зйдя по колено в море, с брызгми нырял, долго плыл под водой, вынырнув, шумно отфыркивлся.

Никогд не писл от руки: только мшинк. З письменным столом сидел н редкость крсиво, широчення спин по-блетному прям, лоптки сведены.

Кк-то я спросил:

- Трудно тебе писть?

- Трудно первые 30-40 стрниц - рскрутк.

- А потом легко?

- Нчинют "покзывть кино", все вижу кк н экрне - остется только зписывть.

Когд зкнчивл вещь, устривл отдых: приезжли друзья - директор гостиницы "Ялт", строитель Всилий Шйдук, огромный, громкоголосый, добрый (потом он сыгрл роль директор звод в "Противостоянии"), и Жор Ивнов директор обрзцового совхоз - вырщивл виногрд, делл ткое вино, что чуть не кждую неделю приезжли экскурсии: зпдные бизнесмены "перенимли передовой опыт". "Гудели" по нескольку дней. По вечерм соседк, присмтривющя з домом, стрчески сморщення, сильно хмельня Леля, не рсстющяся с "Беломором", пел протяжные песни. Зходил поддтый сосед Коля Ддцун - худой, по-петушиному жилистый, с пдющей н глз прядью седых волос, подсживлся к столу, после третьей рюмки доверительно шептл:

- Юлинчик! Брт во время войны без вести пропл, теперь вот в Японии объявился. Фирму открыл, стервец, втомобили делет, - "Дцун" нзвл, помоги связться.

Вернувшись в свой домик, Коля добвлял еще, злезл в трусх н крышу, рскидывл сухие руки и хрипло кричл н всю деревню: "Ити вшу мть, сейчс полечу!"

Отец улыблся: "Россея".

Рз зехл в гости Алл Пугчев. Большой компнией поехли в горный ресторнчик н Бйдрских воротх, и Алл Борисовн прекрсно спел н дв голос с крсной от волнения Лелей любимую отцовскую: "Летят утки".

- Ты, Семенов, кк ежик! - смеялсь Пугчев. - Весь в иголкх, пузо мягкое, и бороду ты носишь, чтобы кзться жестоким. Ведь тк же? Првд? То-то, меня не проведешь, я умня.

В США

- Не бойтесь верить людям, Кузьмины, - чсто говорил отец нм с сестрой. - Неверие - приговор к одиночеству. Поверь, и обретешь друг, пусть не ндолго, н неделю, н месяц, и дже если потом нступит рзочровние, пмять об этом времени дружеств у тебя не отнимет никто, это - смое вжное.

Отец умел верить, и умел дружить, и умел прощть - легко, с улыбкой, кк прощют только смые сильные из нс...

Мй 1987 г. США

В Нью-Йоркском эропорту проверк пспортов знимет от силы две минуты. Просмтривя отцовский пспорт, высокий белобрысый прень в темно-синей фуржке спршивет:

- Цель вшего приезд?

- Конференция детективных пистелей и вручение премий Эдгр По, отвечет отец.

- Эдгр По? А что это з прень, Эдгр По? - интересуется погрничник.

- Это вш известный пистель, его знют и у нс, в России.

- Вот кк! - Прень сверкет белозубой улыбкой. - Тогд передвйте ему от меня привет! - и шлепет печть в нши пспорт. Мы в Америке.

У Михил Шемякин

Художник Михил Шемякин встречет нс н пороге своей нью-йоркской мстерской. Он в высоких черных спогх, черных брюкх, змзнных крской, и куртке, з ним безмолвной тенью - рыжеволося худенькя девушк в стромодном плтье - Ср, молчливо обожющя и молчливо ревнующя его ко всем, незвисимо от пол и возрст.

Шемякин покзывет мстерскую: по стенм ящики с мтерилми по искусству. Все, нчиня от Древнего Восток и зкнчивя современной мерикнской живописью. Подводит к мленькому постменту, н котором стоит перевязння черной лентой гитр, опускет голову:

- Володеньк Высоцкий, он здесь н ней чсто игрл...

Потом достет свои кртины - стрнные, крсивые, чуть болезненные мски, женщины, звери. Дрит нм литогрфии, кждую подписывя перед этим витиевтым, строрусским почерком с "ятем" и вензелькми.

Подходит к фотогрфиям н стене. Две стрые, выцветшие - крсивя женщин с огромными глзми и устый суровый господин в мундире:

- У меня мть ктрис был, отец - военный, из дворян, вот и дочк моя, - Шемякин укзывет н фотогрфию коротко остриженной, увешнной метллическими цепочкми девочки в потрепнной кожной куртке. Поясняет: три год нзд снимл, пнковл тогд. - Он сейчс в Приже живет, рисует интересно... Ну, что ж, поехли к Отцу!

"Отец" - низенький, толстый, с добрыми улыбющимися глзми грузин хозяин ресторн в центре Нью-Йорк, уже ждет нс. Сегодня - 9 мя, ресторн для мерикнцев зкрыт, оркестр игрет "День Победы", нкрыт стол. Темнеет быстро, нступет теплый весенний вечер, и нет-нет д появится в проеме зкрытой стеклянной двери лицо очередного любопытствующего - "Что з прздник отмечют сегодня русские?"

Шемякин встет - большие руки, з толстыми линзми очков сурово блестят темные глз: "З День Победы, з ншу Победу!"

И опять гремит оркестр, и сверкет блесткми мленькя рмянскя тнцовщиц. И "Отец" по-хозяйски суетится вокруг стол, ухживет з кждым гостем. Шемякин говорит мне тихо:

- Дв месяц нзд у него убили единственного сын, открыли дверь и из втомт, в упор.

- З что?

- З что-то, может, и ни з что, тк просто... А если серьезно, то это дел "общественности" (тк у нс нзывют русско-еврейскую мфию). Убить человек стоит всего семьсот доллров, ни центом больше, ни центом меньше.

Шемякин зкурил, глубоко зтянулся, продолжил:

- Тогд я приехл к нему и спросил: "Можно я буду вс звть "Отцом", и он ответил: "Можно, сынок".

Нд Нью-Йорком опускется ночь, ворчт поливльные мшины, улицы пустеют - кк-никк уже четыре, неугомонны лишь огни реклмы, в дверях ресторн стоит мленькя фигурк - это "Отец", глядя нм вслед, он по-прежнему улыбется...

Вскоре мой отец помогет оргнизовть приезд Шемякин в Москву перестройк только нчинлсь, нужно было "нжимть н рычги". Были приемы, пресс-конференции, интервью. Отец нписл восторженную сттью, упомянув о "тргедии художник вне России". Шемякин резко выступил в ответ: "Не ндо говорить з меня - не было тргедии". Что отцу оствлось после этого делть? Он продолжл хрнить пмять о нескольких неделях их дружеств.

Мы приглшены н выствку Хун Миро Аллом Рубинстейном. Зезжем з ним домой. Алл - огромен, одет в черный кожный костюм, н мнер охотничьего нряд. Его дом - колоссльное нгромождение телевизоров (Алл фнтик телевидения, его телевизор ловит 320 прогрмм по всему миру), сверхсовременной мебели, квриумов, лмп, роботов и бров.

Он любит путешествовть, подводит нс к крте мир и с гордостью говорит:

- Видите эти крсные крестики? Тк я помечю мест, где уже был.

Если верить пометкм, Рубинстейн объездил весь свет. З верность своему увлечению дже получил недвно бесплтный билет н кругосветное путешествие.

У подъезд ждет бесконечно длинный, н десять человек, "Кдиллк" Алл.

Едем н выствку. Большое, ультрсовременное здние из светлого кмня ярко освещено, вход только по приглшениям. Здесь собрлся весь "цвет" Нью-Йорк - художники, критики, пистели, ктеры, двокты, журнлисты - от обилия фрков и дргоценностей тк рябит в глзх, что не срзу нчинешь воспринимть живопись, к тому же пробиться к ней совсем не легко. Переходим, вернее будет скзть, протлкивемся от кртины к кртине и никк не можем рзобрться в обилии точек, плочек и кружочков. Отец змечет: "Быть может, это и консервтизм, но по-моему, шумные премьеры с ввилонским столпотворением - от луквого, нстоящее нчинется тогд, когд злы после первого бум пустеют, гулкими стновятся шги и перед кждой кртиной-згдкой можно стоять долго-долго, рзглядывя и ведя безмолвный рзговор..."

А где же Алл? Оглядывемся и видим его в дльнем конце зл, в одиночестве - все стртельно обходят его стороной, огромный бородч выглядит здесь потерянным, лишним и никому не нужным, через несколько минут он незметно исчезет.

У Алл Рубинстейн трехэтжный дом в центре Нью-Йорк, черный лимузин с личным шофером, но руки ему не подет никто - ведь он влделец одного из смых крупных порножурнлов США. Что поделешь, издержки профессии...

- Бойся однознчности и резкости суждений, - скзл мне тогд отец. Внутри нс и Бог и дьявол, но ты всегд стрйся нйти хорошее, его больше. Не суди людей. И еще, бойся обидеть, это легко сделть, дже если человек, н первый взгляд силен, незвисим и неуязвим. Вспомни сдик Алл во внутреннем дворике его дом.

И я вспомнил и понял. Сдик у него крохотный: игрушечные дорожки выложены грвием, фонтнчик кукольный, н мленькой клумбе - нежные, хрупкие, удивительно прекрсные цветы...

Стрнное слово "доверие",

Похоже н жеребенк,

Нрушишь - чревто отмщением,

Словно обидел ребенк.

Нежное слово "доверие",

Только ему доверься,

Что-то в нем есть гзелье,

А грех в гзелей целиться.

Грозное слово "доверие",

Твро измены з ложь.

Кленым железом по белому,

Только тк и поймешь!

Вечное слово "доверие",

Сколько бы ни был кзним,

Жизнь свою я им меряю

Принцип неотменим.

ИСПАНИЯ

Отец любил Испнию из-з Хэм (неизменное фото н его письменном столе - Хэм и Крмен, молодые, в черных беретх, глядят, прищурившись, в объектив, улыбются. Внизу ндпись: "Испния, 1937-й"), из-з хрктер испнцев, с их нивностью, блгородством, темперментом и умением рдовться.

В 1973 году он отвез в Испнию сестру. Нписл о путешествии рсскз. В ответ вышел злой псквиль в "Литертурке": "Пустите Дуньку в Европу".

Сильные, кк првило, добры, желчно-злы - слбые, лишь они трусливо бьют из-з угл, умело выбрв время и стрясь сделть кк можно больнее, будто мстя з слбость.

Сестр жловлсь: "Ндо мной все в училище смеются!" Отец тяжело молчл. Он всегд умел выносить удры, нпрвленные против него, лишь когд здевли нс - стновился беззщитен.

Снчл мне отец покзл величественный, нрядный Мдрид. Потом, рендовв мленькую мшину, повез в Пмплону, близился Сн-Фермин, коррид.

Город был нводнен туристми, в отелях ни одного свободного мест.

Отец чудом ншел свободную комнту с блконом н Колье-Эстфет, улицу, по которой н рссвете гонят быков.

Нши соседи по квртире - молодые мерикнцы - джинсы зстирны до белизны, мйки рвные, н шеях - крсные плтки, - всю ночь глдели, беспрерывно бегли по скрипучей деревянной лестнице и пили вино нбирлись хрбрости: через несколько чсов им предстояло стть фисиондо: бежть перед быкми.

Рнним утром худя говорливя струх-испнк с подгрическими скрюченными пльцми рзбудил нс и вывел н блкон. Солнце только вствло, было прохлдно. Н всех блконх стояли, зябко поеживясь, люди. Было тихо, потом вдлеке послышлся шум, стук сотен копыт, он приближлся, нрстл, нконец появились быки. Тут же со всех сторон рздлись истерические крики, в воздухе зтрепетли плтки, понеслись по улице безумные фисиондо. Впереди быков я зметил несколько брнов с широкими, упрямо-изогнутыми рогми...

- Почему впереди брны? - кричу отцу н ухо.

- Кгновичи корриды, - кричит он в ответ, - змнивют и ведут з собой доверчивых быков.

- Понятно...

Мы идем в мленький ресторнчик с потемневшими от времени кирпичными стенми, крохотными деревянными окошечкми и бело-крсными сктертями н темных дубовых столх. Отец зкзывет горячий кофе кон-лече (кофе с молоком) и учит меня мкть в него теплые мленькие хлебцы-чуррос...

Потом ведет н корриду. Подготвливет:

- Это не убийство - это честное сржение. Шнсы торедор и бык рвны. - Зтем с зртом комментирует бои, мстерски оценивя быков и очень точно чувствуя торедор: - Этот игрет в бесстршие, вот тот по-нстоящему смел.

А нутро мы уезжем в Толедо.

Из книги "Отчет по комндировкм":

"Одни считют Толедо нтичной столицей Кстилии, другие - смым крсивым городом Европы, третьи - смым тргичным городом мир - хотя бы потому, что здесь жил великий изгннник Эль Греко, потерявший родину и ншедший ее в Толедо, и снов потерявший. В нем, рожденном н Крите, прошедшем через Грецию, Итлию и Фрнцию в Испнию, - величие и тргизм художник, посвятившего себя служению првде. Он знл првду, и он служил только ей, святой првде, но, чтобы делть это, он был обязн стть другом и "приписным живописцем" инквизиции. От него отштнулись друзья, о нем брезгливо говорили те, которые дерзли - н словх, д и то шепотом, - не соглшться с инквизиторми; он, сжв зубы, молч и сосредоточенно рботл. Неосторожное слово, скзнное в сердцх, могло принести гибель не ему - гений не боится смерти, - могло пострдть его искусство".

Первым делом отец ведет меня в Дом-музей художник в центре еврейского квртл. А потом мы до гул в ногх бродим под плящим солнцем по узеньким, по-восточному "зкрытым" улочкм Толедо, и в мленькой лвочке еврея-ювелир (их здесь множество) он покупет мне деревянную шктулку с шестиконечной звездой Двид н крышечке.

Вечереет, пустеют улицы, мы не спеш возврщемся в нш отель, и шги нши по стринной булыжной мостовой отзывются гулким эхом...

А в Толедо - вечность,

Лсточек полет,

Сн-Фермин, беспечность,

И кинжлы-лед.

А в Толедо - древность,

Очень много кмня,

Стрнно мло окон,

Сплошь - резные ствни.

А в Толедо - лето,

Лв узких улиц

Зхлестнет туристов,

Что бредут ссутулясь.

А в Толедо - прздник,

Все перемешлось,

А в глзх Эль Греко

Вместе - смех и жлость.

ОТЧАЯНИЕ

Отц редко кто видел в минуты сомнения, почти никто - в минуты отчяния. Я лишь однжды. Оно было молчливо, его отчяние - отчяние человек, который уже ничего не может изменить. В то лето я, кк всегд, приехл в Крым.

Вечером вышли н ншу трдиционную прогулку. Дорог все время поднимлсь в гору, поэтому шли не спеш.

Низко нд землей летли стрекозы, последние солнечные лучи подргивли в листве низкорослых деревьев.

- Я писл свои книги, - говорил отец, глядя н зсыпющие горы, чтобы люди понимли: нет безысходности, всегд есть выход, только ндо ндеяться н свои силы и во всем и везде видеть крсоту.

Мы остновились возле мленького шумного водопд. Здесь он кждый день отжимлся от кменной огрды. Сегодня он этого не сделл, продолжл:

- Мне все труднее рботть. Рньше я видел лиц тех, для кого пишу, у них были добрые глз, они были рды мне, ждли меня, сейчс их зслонили втные мски вргов... Это тяжело... А может быть, я просто стрею...

Домой мы возврщемся зтемно. Устривемся н кухне. Отец сидит, ссутулившись, и грустно смотрит н экрн телевизор, глубоко зтягивясь сигретой. В комнте плвет голубой сигретный тумн. (Мне всегд кзлось, где бы ни появлялся отец, срзу же возникл тмосфер журнлистского пресс-центр, и хотя я никогд тм не был, мне слышлись рзноязыкя речь, шум, телефонные звонки, виделось множество людей и обязтельно тбчный тумн.)

Я достл две глиняные чшки и нчл готовить чифирь. Я готовил его тк, кк недвно нучил отец: в крохотных кофейных турочкх н электрической плитке. Смое глвное, не пропустить тот момент, когд клокочущий чй готов выплеснуться н рскленную спирль плитки - хвтй поскорее турочки и переливй черную влгу в чшки.

В этот вечер мы сидим недолго и говорим мло. То ли отец устл, то ли все выговорили во время прогулки. Выпив чй, отец идет в кбинет, бросив н ходу: "Я глву зкончил, хочешь почитть?"

Я беру стрницы и, збрвшись с ногми н мленький дивнчик, читю непрвленый текст.

Отец сидит з большим письменным столом в большом кресле с высокой спинкой и из-з этого кжется мленьким. Он сидит неподвижно и смотрит в окно. Уже совсем темно, и в стеклх снчл видн комнт, потом уже лун и море.

Я не могу понять, что рссмтривет отец: собственное отржение или море с луной.

Потом я понимю, что отец никуд не смотрит, просто сидит непривычно мленький - в большом кресле, чуть склонив голову, будто прислушивясь к чему-то, и глядит рстерянно-широко рскрытыми глзми в смого себя.

- Очень интересно, пп, - говорю я. И это првд. Мне нрвился герой отц - сильный, одинокий, честный.

- Д-, - тянет неопределенно отец, по-прежнему не меняя позы, - по-моему, это хреновин.

Я долго молчу, облокотившись н спинку отцовского кресл, потом повторяю:

- Это хорошо, пп.

Отец поднимет нконец голову и смотрит н мое отржение в окне:

- Не нужно это.

- А может быть, ты пришел к чему-то новому, может быть, это новый виток, - я говорю, понимя, что говорю не то и не тк.

- Не зню, ничего не зню. Зкончу книгу и звяжу с этим, - отец опять зкурил.

"Сколько же пп курит, - мелькнул у меня мысль, - две пчки в день, больше, теперь почти три. Выкурил бы я столько, умерл бы от никотинового отрвления".

- Кк звяжешь? - снчл не понял я.

- Очень просто, не буду писть, и все. - Отец здумлся н несколько секунд, потом договорил: - Ни издтельств, ни редкторов, ни рецензий. Он хрустнул пльцми, и кмень в его золотом кольце ярко зсверкл в черном стекле окн.

Я постоял з спиной отц, потом, кк всегд, скзл:

- Я пошл, пп, спокойной ночи.

У себя в комнте я включил рдио, ншл Турцию, почему-то передвли концерт русских бллечников; сел н пол и, глядя н глзстую луну, прислушивлсь к пению цикд и к тому, что делется у отц. Он не писл. Знчит, сидел в кресле и курил. Я хотел вернуться к отцу, но почему-то мне было неловко. Концерт бллечников кончился, стли передвть грустные нглийские песни.

Ночью мне приснился отец, который дрлся н ринге с огромным детиной, вроде Мухмед Али, в крсных шелковых трусх.

Утром проснулсь словно от толчк: высоко в горх между соснми мелькнул фигур отц. Я быстро нтянул шорты, мйку, вышл из дом и побежл з ним. Солнце поднимлось, море было тихим и большим. Тумн, кк прозрчное серое покрывло, сползл с вершин в рсщелины гор, сосны тихо шептлись о прошедшей ночи. Я догнл отц, и мы пошли по дороге рядом.

Через две недели он зкончил свою книгу. Нзывлсь он "Отчяние".

Снег идет и слв Богу,

Отдыхю понемногу,

Скоро, видимо, в дорогу,

Что ж, нверное, пор.

Снег идет. Ктнья нет,

Алексндр и бересклет,

Склон другой, в Николке осень.

В облкх зметн просинь,

Восемь бед, один ответ,

Кому стршно, мне - нет.

Ожидние брьер

Звук рзорвнный холст,

Жизнь прошл, не жизнь - химер,

Сделнное - полумер,

Д, нверное, пор.

Долги ль сборы, коль решил?

См себе двно не мил,

Боль в лоптке, индерл,

Срок отпущенный тк мл,

Холод стоят всю осень,

Нет Николки, не т просинь,

Восемь бед, один ответ:

Бузин и бересклет.

До свиднья, не до встреч.

Встну снов. Дйте лечь.

Я НЕ ЖАЛЕЮ, ЧТО ОТДАЛ

Идея основть собственное издтельство пришл к отцу двно, в смом нчле восьмидесятых. Он, что ни говори, кроме тлнт, имел еще и деловую жилку. Помню, кк он в гостинице "Ялт" (дом в Крыму еще не было) с крндшом в руке просчитывл выгоды собственного "бизнес". Мне это тогд кзлось несбыточной мечтой.

У отц, ндо скзть, всегд был мсс интереснейших здумок, и если бы он не был пистелем, нверняк стл бы крупным бизнесменом.

Когд в Союзе пошл рскчк, в 1987 году он снов зговорил об издтельстве и гзете.

Нбрл "комнду", приглсил юристов. Те нчли выржть сомнение и боязливо ссылться н всевозможные зпреты. Отец переходил н крик:

- Всильки! Вы мне не объясняйте, чего у нс делть нельзя, я и см зню: почти ничего нельзя! Вы мне скжите, что можно?!

Зконники, зряжясь его петровской энергией и осмелев, выискивли юридические лзейки.

- Вот это я понимю, - рдовлся отец, - и в будущем руководствуйтесь золотым првилом: что не зпрещено, то рзрешено.

Отец пробивл все: бюджет, помещение, типогрфию, бумгу. Успевл в один день съездить в десятки оргнизций. В тот период он, и тк спвший шесть чсов в сутки, спл еще меньше.

И чудо случилось - меньше чем з год был создн гзет "Совершенно секретно", журнл "Детектив и политик" и издтельство "ДЭМ". Никогд не збуду, кк отец любовлся первым номером "Совершенно секретно", упоенно вдыхл зпх свежей типогрфской крски, с ккой нежностью листл и перелистывл стрницы и все ликующе спршивл у меня:

- Ты понимешь, Кузьм, что случилось? Нет, ты понимешь?!

В то время он был избрн президентом Междунродной ссоциции пистелей детективного и политического рсскз. Одновременно возглвлял "Сов. секретно", вел "ДЭМ". Но з всю свою деятельность не получил ни грош. Нзнчил см себе символическую плту - 1 рубль в год. Жил гоноррми. Блго, печтли очень много. Кстти, весь гонорр з "Ненписнные ромны" отдл в Фонд воинов-фгнцев.

А вскоре отец проводил очередную встречу пистелей - членов ссоциции (МДПР) в столице Чехословкии. В это время в Прге нчлсь демонстрция с требовнием освободить из тюрьмы Вцлв Гвел. Отец, кк президент ссоциции, мог поднять вопрос о петиции - но не сделл этого. Почему? Потому, что боялся з свои детищ - гзету и журнл, - слишком долго мечтл о них, слишком много сил отдл, чтобы пробить через чудовищную бюрокртическую мшину. Потому что знл - не то еще сейчс время, не простят ему этого: выступит - и нзвтр зкроют гзету и журнл, и никкие связи не помогут. Одни отц поняли, другие - нет. Один из фрнцузских пистелей, втор "черных ромнов" в знк протест вышел из ссоциции, опубликовл в Приже возмущенную сттью. А что отец? Он по-прежнему писл, редктировл, по-прежнему проводил конференции, только вот пить и курить стл еще больше; делл это с ккой-то мстительной рдостью смоубийцы, - и зтылок у него, хронического гипертоник, болел все чще мучительной, тупой болью.

Я не жлею, что отдл,

И то, что потерял, - ко блгу,

Лишь только бы листок бумги,

А тм хоть грохот обвл.

Центростремительность нчл

Уступит место центробежью,

Тк дюны шири побережья

Предшествуют чредою зл.

Я не обижен ни н тех,

Кто окзлся слишком резким,

Духовно крйне бессловесным,

Ведь мир подобен сменм вех;

Когд легко отдть кумир,

Когд не трудно позбыть,

И то, что не было, что было:

В чреде мгновений, - эры прыть.

Отчянье - плохой советчик,

Н дне бокл истин нет,

Осмыслен лед сквозь грязный глетчер,

А жизнь людей - в тени плнет.

В ПАРИЖЕ

Я любил встречть отц в Шереметьево-2. Атмосфер грязновтого эропорт кзлсь мне почему-то прздничной, монотонный голос не выспвшейся девхи-диспетчер - привлектельным, люди, ожидющие своего рейс или прилетющие, - счстливыми и добрыми, впрочем, тк оно, нверно, и было: конец восьмидесятых, время ндежд, сбывшихся или нет, это другой вопрос...

Вернувшись в 1988-м из Фрнции, отец познкомил меня в депуттской (привилегия сильных мир сего, единствення, которой он пользовлся) со своим новым знкомым - инженером из Приж: обговривлсь возможность совместной рботы. Близоруко щурясь, тот смешно попрвлял очки и лучезрно улыблся мне - я понял, что с ним я смогу прожить всю жизнь. Сейчс-то он, ств примерным семьянином, смозбвенно нянчится с ншими детьми. А тогд, через полтор год, после бурного ромн и еще более бурных скндлов, я окзлсь в Приже одн, н седьмом месяце.

По утрм отец тихонько стучл в дверь моей комнты. Я недовольно бурчл: "Что?"

- Кшк готов, Олечк, - говорил отец и шел нкрывть н стол.

Потом, ндев голубой спортивный костюм и свои любимые черные ботинки (купил в Испнии в 1975 году), отпрвлялся по мгзинм. В рыбной лвке н соседней улочке придирчиво выбирл кмблу, осетрину и крпов и, шутя и блгуря, врил н обед црскую уху, приговривл, изобржя местечкового еврея: "Тки я вм приготовлю ткую мму, что вы зкчэтэсь". А по вечерм, вернувшись с покупкми - кровткой, внночкой, пмперсми и прочей млденческой дребеденью, устривл чепитие, вырбтывя "стртегию" (его любимое выржение) моей жизни и рботы и уверяя меня, что все идет змечтельно. Зтем мы смотрели обязтельный детектив, и я злилсь, что ндо переводить (я тогд злилсь ох кк чсто), он делл вид, что ничего не змечет, и с увлечением, будто мленький, следил з происходящим н экрне, и волосы у него н зтылке, подстриженные мной коротко, под бобрик - он тк любил, смешно топорщились.

А потом, когд ночью, по-утиному тяжело перевливясь, я уходил к себе, отец долго ворочлся н кожном дивне, кшляя и куря. Из окн столовой открывлся потрясющий вид: весь Приж, море огней. Н соседнем блконе любопытня струшенция с куделькми зорко оглядывл окрестности, в доме нпротив, звешнном, кк флгми, сушщимися рзноцветными простынями, пронзительно визжл женщин, выясняя отношения с мужем, и доносилсь откуд-то тоскливя рбскя музык...

Что горше - стрдть смому или видеть стрдние другого? Что жльче бессилие слбого или слбость сильного? Кк нучиться прощть, и збывть, и нчинть все снчл? Кто скжет? Кто знет?..

Вскоре приехл зместитель отц в гзете "Совершенно секретно" Алексндр Плешков. Молодой - 42 год, змечтельный оргнизтор, был незменим, рзрешя кждодневные проблемы, принимя бесконечных посетителей со сттьями, идеями и предложениями. Плешков привез готовящийся к печти номер, последние новости, письм, сувениры.

Мы вместе готовим обед, после чя Плешков принял пру тблеток.

- Что-нибудь серьезное, Алексндр Николевич? - спросил я его скорее из вежливости.

- Д нет, - смеется тот, - трвки для желудк, профилктически.

Срзу после этого Плешков ушел н встречу с вдовой пистеля-эмигрнт, Исой Яковлевной Пниной, - обговорить возможность издния его книги. Потом он встретился с Эдурдом Лимоновым, печтвшимся в журнле "Детектив и политик".

Вечером поехл н ужин в ресторне с коллегми - вместе рботли в Москве - журнлистми Мрком Симоном и Фрнсу Моро, популярнейшего во Фрнции журнл "ВСД". В ресторне подли жреные грибы, обязтельную бутылку вин. По дороге в отель, в ткси, Плешкову стло плохо. Мрк Симон зволновлся: "Алексндр, зедем в госпитль?" - "Чепух, пройдет", отмхнулся тот. Через дв чс Плешков умер.

Первый рз я видел отц плчущим, когд мленькой попл под мшину. Он приехл в Филтовскую больницу прямо из эропорт - прилетел с Кубы, сел возле моей кровти - здоровый, сильный, згорелый, бородтый, в джинсовой рубхе нрспшку, и зплкл, но, нверное, оттого, что плкть не умел, снчл глз у него стли крсные-крсные, кк у кролик, уж потом потекли слезы...

Второй рз отец зплкл, когд утром к нм позвонили и скзли, что Плешков не стло. Он кк-то по-детски, рстерянно всхлипнул и зплкл, трясясь всем телом и повторяя: "Ккой ужс, ккой ужс!"

Через неделю мы получили притянутое з уши зключение врч-птологонтом о смерти в результте лкогольного отрвления. Но не умирет молодой, здоровый человек от кружки пив и бокл вин! Понимли это мы, понимл и полиция, и тйком, опсясь скндл, проводил рсследовние. Результты его остлись неизвестны. Несчстный случй или убийство?

Кто мог быть зинтересовн, кому был выгодн эт смерть? Что знл Плешков и кому мешл? Был ли этот удр нпрвлен лишь против него или и против отц? Н все эти вопросы ответ нйти не удлось, и, видимо, уже не удстся.

Через неделю отец отвез меня в утопющую в цветх клинику "Бельведер" в Булонском лесу и до вечер сидел, посеревший от ужс (мне делли кесрево сечение), в зеркльном холле с обитыми голубым брхтом дивнми и лепными потолкми. А утром звлил меня и внучку Алису цветми, громко "стрелял" шмпнским, созвл друзей: переводчицу Жоржетту Клрсфельд, профессор Безыменского, Фрну Бельфон - жену издтеля Пьер Бельфон, фотогрф из "ВСД" Мрк Симон, Льв Артюхин из ЮНЕСКО.

Дни эти - конец преля - нчло мя - были неистово солнечны, пронзительня зелень кштнов, лиловость и белоснежность сирени, ночи стояли теплые, н рдость короткие, и еще зтемно, до рссвет, сд нполнялся пением птиц. Почти все дни отец проводил со мной и Алисой. К внучке, спящей в мленькой кровтке, подходил боязливо-почтительно, зложив руки з спину, нклонившись, долго рзглядывл, потом довольно ухмылялся:

- Хорош мкк!

- Почему же "мкк", пся?

- Не обижйся, Дрья и ты тоже были для меня мккми. Млденчество это для мтери. Мне вы стли не просто дороги, но интересны после пяти лет, когд я уже мог рзговривть с вми, и спорить, и брть в путешествие...

В середине мя я проводил отц в Москву: "Держитесь, Кузьмины, в вгусте приеду". Н столе он оствил дв стихотворения, нписнные нкнуне ночью:

I

Судьбу з деньги не поймешь

Десятки и тузы: збв,

Провл сулит, тм будет слв,

Прогноз н будущее - ложь,

Ты лишь тогд поймешь судьбу,

Когд душ полн тревоги,

А сердце рвут тебе дороги,

И шепчешь лишь ему мольбу,

Простой зкон, всегд люби,

Прилежн будь Добру и Вере,

И это все, в ккой-то мере,

Окупит суетность пути.

II

Тргедия поколений: верил или служил?

Аукнется внукм и првнукм

Хрустом сосудов и жил,

Аукнется кровью бескровного,

Ломкостью хребт,

Аукнется ложью огромною,

Нелюди, мелкот.

Лучше уж смерть или кторг,

Лучше уж срзу конец,

Что ты у жизни выторговл?

Сухой негодяйский венец!

А через две недели отц прлизовло - инсульт. Стло плохо в мшине: ехл н переговоры с мерикнским миллирдером Мердоком. В Боткинской клинике медсестры принялись обстоятельно соствлять опись вещей: цепочк с крестом, кольцо, золотые чсы...

Отец лежл синюшно-белый н ктлке в коридоре - остновк дыхния. Тем Боровик ринулся с Дрьей в Институт нейрохирургии к кдемику Коновлову - хорошему приятелю (почти кждый год ктлись н лыжх в Домбе).

Алексндр Николевич сделл оперцию. Отец пришел в сознние, попытлся говорить, но через неделю - второй инсульт.

В КЛИНИКЕ

Через несколько месяцев отц отпрвили н восстновление в знменитую Инсбрукскую клинику. Городок Инсбрук провинцилен, но от этого не менее прекрсен и доброжелтелен. (Инн - нзвние местной реки, прозрчно-зеленой, пенной, горной, брук - мост; Инсбрук - мост через реку Инн.) Величественны стринные кменные мосты, згдочен стрый город с крохотными совсем по-ндерсоновски скзочными домикми пятндцтого столетия; в одном из них остнвливлся мленький еще Моцрт с отцом; крсивы белоснежные, под стть склонм, н которых они стоят, современные дом с необъятными блконми и бссейном н крыше.

Огромня клиник нходится в смом центре город, множество отделений, бесчисленные переходы, бесконечные коридоры. В клинике рботют знменитые профессор, они прилетют из Вены в Инсбрук н рботу кждый понедельник, в четверг вечером улетют в столицу к семьям н небольшом смолетике местной викомпнии.

В клинику приезжют пциенты со всего мир, много инострнцев и в неврологическом отделении, куд поместили отц.

Уже н следующее утро с отцом нчли знимться логопед и специлист по восстновлению движения, обе молоденькие женщины. Речью, кк истинный литертор, отец знимлся охотно, знятия по движению возненвидел: ему и сидеть долго было тяжко, тут зствляют ходить и укреплять спину, привязывя ремнями к специльному тренжеру - хочешь не хочешь - стой.

Зто после обед, когд зкнчивлись знятия, я и медсестричк ндевли н отц дубленку, смешную ушнку, сжли в кресло н колесикх, и мы ехли н прогулку - вокруг клиники, или, если солнечно и нет дождя, в стрый город, или еще дльше - в прк, где уже в феврле рсцветет мть-и-мчех, хрустит грвий под ногми, пхнет хвоей и совсем по-подмосковному перекликются синички.

В одну из прогулок мы проезжли мимо городского клдбищ: из ворот вышл крохотня сухонькя струшк. Н мгновение почувствовв ее одиночество, я, кк когд-то после встречи с Шглом, спросил:

- Что же у нее остлось?

- Пмять, - ответил отец.

Пмять. Все верно...

Когд вм стновится тяжело, ночь тянется бесконечно, леденеют пльцы и мир видится бессмысленным и злым, вспомните их, ушедших. Ярко, кк н экрне, вы увидите лиц, смеющиеся глз, услышите голос, почувствуете тепло рук. И оттет что-то внутри, и отступит от горл комок, и жизнь не будет кзться уже жестокой смодуркой, потому что стнет ясно: пусть в конце, но примирение со всеми, знчит, и с собой неизбежно, и вы перестнете стршиться прощний, ведь прощясь, пусть дже нвсегд, мы все рвно обречены н встречу...

Первую неделю отцовским соседом по плте был молоденький пренек. По утрм медсестры умело ему перестилли постель. Он смотрел н них и тихо говорил: "Днке". Кждый день приходил его сестр - Сля, мленькя женщин в длинном черном пльто и поношенных кожных спогх. Снчл он подходил к отцу: "стрший", почтительно здоровлсь, потом шл к брту, протирл его лицо губкой, доствл из хрустля пкет прозрчный, светящийся н солнце виногрд, мыл, тревожно улыблсь и говорил, говорил...

З окном пдл крупный снег, поэтому, нверное, и горы, и домики н склонх, и высокие ели кзлись нерельно-крсивыми, кукольными.

Потом приехл его мм - струшк. Он смотрел н сын сухими глзми и глдил его по голове.

Рз во время тихого чс, когд отец и брт Сли здремли, он скзл мне:

- Пойдем с нми, я угощу тебя нстоящим турецким кофе. У нс есть дом, где мы собиремся, все, кто приехл из Курдистн. Тм хорошо, тебе понрвится.

С гор дул холодный промозглый ветер, он зло трепл рсклеенные по всему городу плкты с призывом помочь детям Курдистн.

Снег тял, день был сер и неприветлив. Сля шл торопливо, если попдлись лужи, он брл меня под руку и зботливо обводил.

- Осторожно, мм, - предупреждл Сля, - луж.

Но т лишь попрвлял н голове плток и беззвучно шептл что-то, щуря сухие, кк прежде, глз.

В доме было людно. Когд мы вошли, все повернулись в ншу сторону, но в глзх не было мелкого любопытств, только спокойный, достойный интерес.

К Сле подошли подруги - стеснительные женщины с золотыми брслетми н зпястьях. Подбежли ее дети - удивительно крсивые мльчик и девочк.

- Здрвствуй, - скзл мне мльчик, - меня зовут Рхмт, но в школе я - Мйк.

Он здрл рукв мйки - н руке крсовлсь переводня кртинк стршня морд с клыкми.

- Тебе нрвится моя ттуировк? - строго спросил Рхмт, испытующе глядя мне в глз.

- Очень, - честно ответил я, - обожю ттуировки. Мльчик зктл другой рукв: тм гримсничл еще одн стршня рож.

- Крсиво, - похвлил я.

Рхмт крепко пожл мне руку и отошел к мужчинм.

А девочк с огромными, доверчивыми, кк у олененк, глзми лишь улыбнулсь и поцеловл меня в щеку.

Потом мы пили крепкий, ромтный кофе. Вспомнилсь Пицунд: спокойное море, горячя гльк, нгретые солнцем стволы реликтовых сосен с кпелькми смолы, и мленькое кфе у смого берег - только тм, н рскленном песке, врят ткой же чудесный кофе.

- Брт очень болен, - скзл Сля, - мой муж лучше объяснит, он вчер говорил с доктором.

И муж Сли рсскзл, кк двдцтилетний брт Сли приехл в Тироль, кк хорошо рботл, кк рдовлся, что помогет стренькой мме, и кк в один день все кончилось, потому что он не смог встть с кровти, и никто не понимл почему. И только недвно умные доктор (здесь, в Тироле, прекрсные доктор, спсибо им), выяснили, что это опухоль в голове.

Я вспомнил длекую Москву, институт Бурденко, где отец лежл у кдемик Коновлов, и мленького Коленьку - десятилетнего преньк, мечтющего, когд вырстет, стть историком. У него был неопербельня опухоль в мозгу. Он лежл много месяцев, к нему приходил мм. Он был блондинк, но все рвно мы с сестрой змечли, кк с кждым днем он седеет.

Он читл сыну скзки, тихонько попискивло что-то в ппрте искусственного дыхния, з окном, во дворе, сердито чирикли воробьи и пыльно шумели деревья. Когд "уходил" кто-то тяжелый из ренимции, тм кричли безутешные вдовы и мтери, и крики их еще долго потом отзывлись жлобным эхом в лбиринтх больничных корпусов...

Я вспомнил и скзл:

- Все обойдется, вот увидите. Сейчс это лечт облучением.

И мы зговорили о новых методх лечения, лекрствх, о чстых случях выздоровления, и глз Сли и ее муж стли ткими же по-оленьи доверчивыми, кк у их детей, и только стренькя мм по-прежнему что-то беззвучно шептл, попрвляя плток...

Кк всегд, утром я пришл к отцу в клинику: пустя кровть преньк белел чистыми простынями. Что-то в груди, похожее н теннисный мячик, оборвлось, отрикошетило от пол и быстро зколотилось о солнечное сплетение.

Подошл медсестр в белоснежном хлтике:

- Этого пциент нет, - тихо скзл он и добвил, поясняя: - Его збрли н Рождество домой...

В клинику он больше не вернулся...

В турецком доме, кк всегд, людно. Пхнет кофе и морем. Здесь обсуждют дел, узнют новости, делятся бедми.

- Слям лейкум, - говорит входящий.

- Алейкум солям, - негромко отвечют ему.

А снег все идет и идет. Он уже укутл горы и зсыплет скоро весь городок...

В перерывх между знятиями отц я читл ему стихи, нписнные нкнуне.

- Что-нибудь переделть? - спршивл с змирющим сердцем (кк всегд, когд ждл оценки своих "экспериментов").

- Ничего не переделывй, хорошо, - хрипло шептл отец: связки порвли, когд переводили в Москве перед оперцией н искусственное дыхние...

Пп, пп... Кк же он умел слушть, кк умел нпрвлять (никогд не испрвлять), кк умел и любил хвлить, кк бловл похвлми, кк же он гордился, когд, пыля щекми от волнения, моя стршя сестр Дшеньк покзывл ему свои первые кртины, я читл стихи.

- Рскрепоститесь, Кузьмины, - повторял отец, - творчество не терпит зшоренности.

- Дунечк, это генильно, но не бойся цвет, я хочу еще цвет, бесстршно-яркого.

- Олечк, змечтельные стихи, только не прячься, не бойся первого лиц, это не есть выпячивние себя, лишь утверждение кк личности. Смелость и еще рз смелость.

Когд отцу стновилось с нми невмоготу - когд мы змучивли его своими комплексми и зжтостью, и говорить с нми он уже не мог, то зпирлся в своем прокуренном до синевы кбинете, звленном книгми и рукописями (но только попробуй прибрть, крик: "Ничего не трогй! Рзве не видишь, у меня здесь все рзложено, бсолютный порядок!"), и писл нм письм, по пунктм излгя змечния, просьбы, советы...

Через дв месяц отец, с трудом, првд, приволкивя ногу, обязтельно "со стрховкой" - чтобы кто-нибудь поддерживл, нчл ходить. Педнтичня врч зново нучил его пользовться вилкой и ножом, и он послушно "пилил" тонкие ломтики ветчины и диетические хлебцы.

Но потом улучшение прекртилось: или невозможно оно было с медицинской точки зрения - у любого, перенесшего инсульт, есть "потолок". Он достиг его, и никкие врчи уже не могут сделть больше. Возможно...

Но вернее всего, отец просто понял, что отныне не будет прежней рботы в редкции "Совершенно секретно" - зхлебной, до ночи, когд рядом молодые Тем Боровик и Дим Лихнов со скептическим прищуром умнющих глз; не будет больше Мухлтки с письменным столом, з которым, спрятвшись ото всех, можно рботть по шестндцть чсов в сутки, не будет многокилометровых утренних прогулок в горы с преднным Рыжим, когд только небо, деревья и море внизу згдочно и огромно, не будет горнолыжных спусков в Домбе, не будет путешествий в любимую Испнию и Лтинскую Америку, не будет сумсшествия корриды в Пмплоне, не будет долгих рзговоров с Сименоном у него дом в Лознне, не будет новых встреч, друзей, плнов, книг, не будет ничего из того, что было прежде его жизнью.

Он понял это и отверг, посчитв ненужной комедией и ходьбу н помочх, и лечебную гимнстику, и диетическое питние...

Отец возврщлся в Москву н коляске, похудевший, - Тем нес н рукх, кк перышко. В Шереметьево уже ждл вся "комнд" из "Совершенно секретно", но подошедшей к нему ббушке он тихо скзл: "Я хочу в Мухлтку, один".

Но дже этого врчи рзрешить не могли: "Сосуды истощены донельзя, смен климт и высоты чревт новым удром".

Отец вернулся н Пхру...

Попрвши ужс бытия

Игрой, зстольем иль любовью,

Не холодейте только кровью,

Мои умершие друзья.

Мы соберем по жившим тризну,

Вино поствим, сыр, хичин,

Ядрено пхнущий овин

Нпомнит нм тепло Отчизны.

Мы стол нчнем; кто тмд,

Поднимет первый тост з пмять,

Которя нс не оствит,

Поскольку мы трезвы - пок.

Все, кто ушел, в живых живут,

Те, кто остлся, помнят пвших,

Когд-то с нми нчинвших,

Мы здесь их ждем; они придут.

Они тихонько подпоют,

Когд нчнет свое Тврдовский,

Светлов, Эрнесто, Зболоцкий,

А кончим пир - они уйдут.

Не збывйте утром сны.

Приходим к вм мы поздней ночью,

Хрните нс в себе воочью,

Кк слезы рненой сосны.

Я В ЧЕРНОМ ВИЖУ БЕЛИЗНУ

Через год - третий инсульт и полный прлич.

Теперь целые дни отец лежит, безучстно глядя перед собой. По-бычьи крепкий, взрывной, хохочущий, рботющий по восемндцть чсов в сутки, Семенов исчез. Остлся худой белобородый стрик с измученным, стрдльчески-крсивым, почти иконописным лицом. Дв рз в неделю приходил здоровенный мссжист и деловито, по-мясницки кк-то рстирл отц. Мм ккуртно двл прописнные тблетки и перестилл простыни.

Утром девятндцтого вгуст 91-го год, когд мм в ужсе кинулсь к отцу: "Юлечк, что это?! Сколько это продлится?" - он шепотом ответил: "Дня три" и повернулся к стене.

А когд через несколько месяцев нчлсь полня политическя нерзберих и мм пытлсь рзговорить его снов, он отрешенно, глядя в никуд, ответил: "Ккое нм с тобой до этого дело..." Вот и все.

Оживл, только когд сестр приводил сыновей - Мкс и Филю, или плясл внучк Алис, или когд мы читли ему "Гиперболоид инженер Грин" (рньше знл почти низусть, цитировл по пмяти стрницы), снчл оживли глз, потом он улыблся своей прежней улыбкой и в комичных местх беззвучно смеялся.

Приехл профессор Шкловский, двнишний отцовский знкомый. После осмотр вышел, обртился к мме: "Сигрету дйте! Вообще-то я бросил, но сейчс ндо зкурить". Успокоился, выпив коньяку. Уезжя, скзл: "Сосуды истончены до крйности. Четвертый инсульт может произойти в любую минуту и будет последним... Рдуйтесь, что он жив пок..."

Отец ушел, не дожив до шестидесяти двух. Кк Хэм.

Произнесли речи. Отслужен молебен. Рзъехлись поминвшие. Пусто.

Зхожу в отцову комнту. Н кмине его любимые "игрушки": копье из Австрлии, стрый рблет из Лтинской Америки, искореженный обломок мерикнского бомбрдировщик из Вьетнм - привез из Лос после бомбежки. Н стене фотогрфии Хэм, в уголке - ндпись Мэри (его жены): "Пп" (тк он нзывл муж) скзл бы: "Юлину - прекрсному мужику и хорошему другу".

У отц было дв имени: днное при крещении - Степн, по-гречески венец, и "мирское" - Юлин, в переводе - солнечный. Знчит, вместе солнечный венец - крсиво и очень точно.

З окном темень, шумит холодный осенний ветер, срывя последние листья с деревьев. Льет дождь, и оттого, что отц нет, кжется, что утро не нступит никогд. "Ндо будет жить и выполнять свои обязнности".

Ложусь н его медицинскую кровть - железное дно, железные згородки тюрьм ккя-то. Тишин в доме оглушительн. Вдруг где-то совсем рядом, у окн, в изголовье, нчинет петь сверчок - кк в повести отц: "Он убил меня под Лунг-Пробнгом". "Возле окн зпел сверчок. Фйн долго слушл, потом - неожиднно для смого себя - зплкл. Он включил диктофон и поднял микрофон, чтобы песня сверчк явственнее зпислсь н пленку. Он долго сидел с вытянутой рукой и, улыбясь, плкл, слушя, кк пел сверчок. А когд он змолчл, Фйн скзл в микрофон: "У времени добря песня".

Одн молодя ученя-филолог блестяще зщитил кндидтскую н тему: "Творчество Юлин Семенов". Он срвнил книги отц с книгми Грси Мркес, утверждя, что у обоих обилие имен, фмилий, дт, нзвний городов и деревень, чстые перечисления создют у читтеля ощущение огромности мир, только Мркес тким путем покзывет рзобщенность и бессмысленность всего и вся, отец же, ноборот, убеждет во взимосвязнности всех нс; в логичности всего происходящего, в высшей мудрости и доброте. Что ж, он прв.

Не говори: "Последний рз

Я прокчусь сейчс по склону".

Не утверждй: "В рссветный чс

Звезд бесстыдн в небосклоне".

Не повторяй ничьих причуд,

Чужих словес и предрекний,

Весн - пор лесных зпруд

И обреченных рсствний.

Не плотью измеряют рдость,

Не жизнью отмечют смерть.

Ты впрве жить. Не впрве пдть

В неискренности круговерть.

Упв - восстнь! Опрись о лыжу,

Взгляни н склон крутизну.

Я весел. Вовсе не обижен

И в черном вижу белизну.

Сверчок пел всю ночь. А потом нступило утро. У времени добря песня.

Примечния:

1. Текст взят из книги Семенов Ю. С. - Отчяние: Ромны, рсскзы. (М: ЗАО Изд-во ЭКСМО-Пресс, 1998. - 592 с.) стр. 5-50.

2. Автор не укзн, но из текст видно, что это дочь Ю. Семенов Ольг (См. глву "В Приже").